Михаил АХМАНОВ
        ОТВЕТНЫЙ УДАР
        (ПРИШЕДШИЕ ИЗ МРАКА - 2)
        
        
        «Ответный удар», вторая книга цикла Михаила Ахманова «Пришедшие из мрака», повествует о рейде земной эскадры в колониальные миры фаата - чужаков, атаковавших Солнечную систему за несколько лет до описанных в романе событий.
        Могучие крейсера землян способны преодолеть дорогу в десятки парсек и отомстить агрессорам, но их оружие - не только метатели плазмы, боевые роботы, ракеты и отряды десантников. Офицер Звездного флота Пол Коркоран, наполовину человек, наполовину существо и ной природы, способен прозревать грядущее и улавливать мысли в ментальных космических полях. Его сила, его уникальный дар, соединенный с мощью земных кораблей, позволят изгнать фаата в ту бездну, откуда они пришли, - за Провал, в другой виток галактической спирали.
        
        Экипаж фрегата «Коммодор Литвин»,
        Третий флот ОКС
        
        Пол Ричард Коркоран, капитан
        Селина Праа, помощник капитана
        Николай Туманов, первый навигатор
        Оки Ямагуто, второй навигатор
        Егор Серый, первый пилот
        Бонифаций Сантини. пилот
        Ба Линь, пилот
        Кирилл Пелевич, старший офицер-оружейник
        Роберт Вентворт, стрелок
        Владимир Пашин, стрелок
        Сэмюэль Бигелоу, стрелок
        Кро Светлая Вода, стрелок
        Санчо Эрнандес, старший инженер
        Сигурд Линдер, инженер-кибернетик
        Камилл Дюпресси, связист
        Клаус Зибель, офицер Секретной службы ОКС
        
        ПРОЛОГ
        
        «ЭНЦИКЛОПЕДИЯ КОСМИЧЕСКИХ ВОЙН XXI СТОЛЕТИЯ»,
        Нью-Йорк - Лондон - Париж - Москва.
        Всемирный Ультранет, 2104 г., 16 лет после Вторжения.
        Статья «Исторический экскурс»
        
        Двадцать первый век вошел в военную историю как эпоха, когда вооруженное противостояние между государствами, политическими союзами и разного рода деструктивными элементами расширилось в такой степени, что охватило вначале околоземное космическое пространство, а затем и всю Солнечную систему вплоть до Пояса Астероидов и орбиты Юпитера. Этому способствовали несколько факторов, как технологических, так и связанных с экологией и ростом социальной напряженности на Земле. Обычно выделяют четыре из них:
        1) Создание новых конструкционных материалов и компактного термоядерного привода, что сделало возможным свободное перемещение ракетных кораблей в пределах Солнечной системы.
        2) Острый интерес к необходимым для развития цивилизации ресурсам - залежам руд, минералов, чистых металлов и иного сырья, включая энергоносители, источниками которых могли стать другие планеты и Пояс Астероидов.
        3) Демографическая проблема. Хотя было ясно, что ни одна из планет, в том числе Марс и Венера, не годится для массовой колонизации и что космический флот Земли не может перебросить в иной мир сотни миллионов, даже миллиарды переселенцев, тем не менее развитие космической техники давало определенную перспективу. В ту эпоху надежды потенциальных эмигрантов еще выглядели иллюзорными, однако многие на перенаселенной Земле все же полагали, что человечество доберется до звезд и пригодных для жизни планет, после чего станет возможной экспансия в девственные миры с нетронутыми ресурсами.
        4) Последний и самый важный фактор заключался в политической нестабильности, в постоянном давлении, которое испытывали Россия и державы Запада со стороны Китая, Индии, арабского мира и других территорий с колоссальным народонаселением, но низким уровнем жизни. Это давление ощутимо подкреплялось непрерывными атаками террористов, а также действиями диссидентов-антиглобалистов, игравших роль пятой колонны в самих высокоразвитых странах. Эти державы нуждались в новом инструменте власти над миром, в новом способе подавления актов террора, мятежей и локальных войн, который отличался бы мобильностью и эффективностью. Им стал боевой космический флот.
        Создание в 2054 г. Объединенных Космических Сил (системы ОКС) явилось важной вехой на пути совершенствования этого инструмента. ОКС были подотчетны только Совету безопасности ООН [Напомним, что в 2102 г. ООН преобразована во Всемирный Парламент во главе с Первым Спикером, а Совет безопасности - в Комитет безопасности Солнечной системы, в котором председательствует Второй Спикер Парламента. Что касается структуры ОКС, то она в общих чертах осталась неизменной.] и возглавлялись, как и сейчас, коллегией из трех адмиралов, по одному от СШК, ЕАС и ЕС [СШК - Соединенные Штаты и Канада; ЕАС - Евро-Азиатский Союз, включающий Россию, Белоруссию, ряд стран Кавказа, Средней Азии и Монгольское губернаторство; ЕС - Европейский Союз.]. Первыми руководителями Космических Сил были адмиралы Янг (1991-2072), Робен (1996-2068) и Ильин (2000-2076), выстроившие ту мощную организацию, которая без особых изменений существует до настоящего времени, то есть более шестидесяти лет. Они разделили полномочия, создав три флота, включавших каждый до двадцати мощных крейсеров и около сотни кораблей более низкого класса -
фрегатов и корветов. Первый флот сосредоточили на Луне и в околоземном пространстве, базой Второго был выбран Марс, базами Третьего - Меркурий и Пояс Астероидов. Вскоре в рамках ОКС возникли дополнительные, но важные структуры: Десантный корпус с группами быстрого реагирования и малыми кораблями-истребителями, Исследовательский корпус и несколько служб - Секретная, Информационная, Астероидная и Служба Солнца. Сейчас к ним добавилась Служба контроля внесистемного пространства, наблюдающая за окрестностями нашей звезды, с базой на Плутоне, самой отдаленной из планет.
        Однако в 2088 г., шестнадцать лет назад, когда ОКС возглавляли адмиралы Чавес (род. 2040), Хейли (род. 2034) и Тимохин (2037-2088), никто всерьез не рассчитывал, что военный флот понадобится для отражения внешней агрессии. Гипотетические «чужаки», «пришельцы», «инопланетяне» все еще оставались вещью в себе; бытовала гипотеза, что разумная жизнь в Галактике - явление уникальное и вероятность контакта ничтожно мала, а если такой контакт состоится, то в отдаленном будущем, когда космический транспорт позволит достигнуть звезд и основать десятка три-четыре колоний. Пока же флот поддерживал порядок на Земле, в Поясе Астероидов и околосолнечном пространстве, а также служил гарантией защиты от естественных угроз, способных уничтожить земную цивилизацию, - падения астероидов, соударений с кометными ядрами и атак жесткого излучения при повышенной солнечной активности.
        Появление бино фаата на огромном межзвездном корабле, несущем около полутора тысяч автономных боевых единиц, оказалось полной неожиданностью. Первый контакт, произошедший 14 мая 2088 г., был случаен: крейсер «Жаворонок» (см. соотв. статью), расставлявший навигационные маяки за орбитой Юпитера, обнаружил вспышку гамма-излучения, сбросил четыре одноместных УИ [УИ - универсальный истребитель, малый многоцелевой космический аппарат боевого назначения.] класса «гриф» (см. соотв. статью) и направился вслед за ними к эпицентру взрыва. Его причины до сих пор неясны; предполагается, что боевыми модулями фаата был атакован и уничтожен разведывательный звездолет расы сильмарри, о которой не имеется надежных сведений. Фаата поймали земной крейсер направленным гравитационным лучом и попытались подтянуть его к своему кораблю; капитан «Жаворонка» ударил из свомов [Свом (от англ. swarm - рой, стая) - орудие, выбрасывающее большое количество мелких частиц, обычно стальных игл или шариков, которые летят с огромной скоростью. Чтобы не засорять пространство металлом, в космических орудиях используют мельчайшие
кристаллики льда.], однако поток частиц был отброшен защитным экраном чужого звездолета и изрешетил крейсер и один из истребителей, задев три других по касательной.
        Затем «Жаворонок» и истребители были загружены в трюм звездолета фаата как образцы земного оружия. В живых остались только три пилота УИ: командир звена лейтенант-коммандер [Офицерские звания в космофлоте приняты в соответствии с англо-американской военно-морской традицией: энсин - первое офицерское звание (мичман), лейтенант-юннор - младший лейтенант, затем лейтенант и лейтенант-коммандер (соответствует капитану), коммандер (соответствует майору или подполковнику), капитан (соответствует полковнику), коммодор - контр-адмирал. Далее идут звания адмирала и адмирала флота.] Пол Литвин, лейтенант Абигайль Макнил и лейтенант Рихард Коркоран. Последний вскоре погиб - по официальной версии, скончался от полученных ранений.
        Звездолет пришельцев обнаружили лишь тогда, когда он уже приближался к марсианской орбите. Сообщения, поступившие от инопланетян, носили дружественный характер, однако им навстречу была выслана мощная флотилия под командой адмирала Тимохииа: адмиральский фрегат «Суздаль», тяжелые крейсеры «Сахалин», «Памир» и «Ланкастер», средние крейсеры «Сидней», «Нева», «Фудзи», «Парана», «Тибурон», «Рейн», «Викинг» и «Волга» (см. соотв. статьи - годы введения в строй и тактико-технические данные). Задача, поставленная перед Тимохиным Советом безопасности, была такова: вести с пришельцами переговоры, но не допускать к Земле их огромный звездолет. (Примечание: в тот момент подробности гибели «Жаворонка» не были известны; считалось, что крейсер по неясной причине не выходит на связь.)
        Выполнить директиву Совбеза мирными средствами не удалось: фаата желали приземлиться на нашей планете, обещая передать ряд научных достижений в обмен на союзнический договор. Однако имелись сомнения в их искренности, и Совбез, а также лидеры великих держав подтвердили приказы, в рамках которых действовал Тимохин. 3 июня 2088 г. звездолет сделал попытку направиться к Земле, флотилия Тимохина, преградившая ему путь, вступила в схватку с боевыми модулями, сброшенными базовым кораблем, и была полностью уничтожена; погибли 2026 человек, все экипажи двенадцати кораблей. Запись этого события, около шести минут трансляции, была отправлена пришельцами на Землю как свидетельство их превосходства и мощи (знаменитое и общеизвестное Послание Президентам - см. Ультранет).
        Однако эта победная реляция была преждевременной. В ходе столкновения, названного впоследствии Сражением у Марсианской Орбиты, флотилия Тимохина нанесла ракетный удар мощностью около ста сорока тысяч мегатонн по кораблю пришельцев. Согласно официальной версии, силовой щит фаата не смог полностью поглотить энергию взрыва, и их звездолет был поврежден. Вероятно, пришельцы (опять же по официальной версии) недооценили тяжесть повреждений или не смогли их ликвидировать по пути к Земле. Когда их гигантский корабль опустился в Антарктиде, в точке Южного полюса, на борту возникли дополнительные неполадки в системах внутренней коммуникации и жизнеобеспечения, что, возможно, привело к замешательству или даже панике среди экипажа.
        Здесь необходимо отметить, что звездолет фаата ввиду его огромных размеров (6 км в длину, 3 км в диаметре) являлся, по сути дела, гравитационной машиной. Отдельные части его конструкции, включая посадочные механизмы, были почти обезвешены, имелись транспортные шахты, трюмы и другие зоны, находившиеся в состоянии невесомости, циркуляция воздуха также осуществлялась под действием гравитационных сил. Таким образом, искусственная гравитация была основой системы жизнеобеспечения, и выход из строя гравигенераторов или любого, связанного с ними устройства, грозил фатальными последствиями. (Примечание: эта информация, полученная от лейтенанта-коммандера Литвина, подтвердилась при изучении останков звездолета.)
        До момента катастрофы пришельцы успели выслать несколько десятков боевых модулей с метателями антиматерии, которые зависли над столицами и крупными городами нашей планеты. Однако хаос, воцарившийся на борту, не позволил им продолжить операцию - тем более что Литвину и Макнил удалось вырваться из плена, завладеть малым модулем и с помощью его излучателя нанести существенный ущерб некоторым системам корабля. Возможно, это явилось решающим фактором, подтолкнувшим катастрофу; часть экипажа была раздавлена обрушившимися внутренними конструкциями, часть разбилась в гравитационных шахтах, остальные фаата задохнулись, когда была прекращена подача воздуха. Одновременно с этим самоуничтожились автономные модули, взрыв которых оказался не таким мощным, как можно было ожидать; так, подверглись разрушению городские районы Лондона, Брюсселя, Пекина, Москвы, Буэнос-Айреса и других столиц в радиусе полукилометра от точки взрыва. (Примечание: количество жертв в городах - около 43 миллионов человек.) Литвин и Макнил не пострадали - им удалось покинуть гибнущий корабль.
        Так трагически завершилась первая встреча землян с иной, однако вполне гуманоидной и технологически развитой формой жизни. Сейчас, по прошествии шестнадцати лет, когда залечены раны, ликвидированы разрушения, а останки звездолета детально изучены, можно сделать обоснованный вывод, что фаата явились в Солнечную систему отнюдь не с дружеским визитом. Рамки настоящего издания ограничены военно-исторической тематикой, и потому мы не будем касаться различных аспектов цивилизации и культуры инопланетян. Отметим лишь, что в биологическом смысле они подобны людям Земли (вплоть до возможности взаимного оплодотворения), но не следует обманываться этой близостью или почти тождественностью - психология бино фаата иная, а организация их общества резко отлична от земных институтов. Достаточно указать, что их общественная иерархия включает два класса: полностью разумных (собственно, определение «бино фаата» ириложимо именно к ним), ограниченно разумных (так называемых «тхо»), которые делятся на ряд сословий, или каст, - рабочих, служителей, солдат, охранников («олки»), и самок, занятых только воспроизводством
потомства («кса»). Цивилизация фаата, пережившая два глобальных катаклизма («затмения» в их терминологии), находится в данный момент на стадии подъема, и основным элементом их военной доктрины является неограниченная экспансия. Это делает бино фаата опасными соседями - тем более что где-то на границе нашего рукава Галактики лежат колонизированные ими миры.
        Изучение инопланетного корабля существенно продвинуло вперед земную науку, технологию и военную технику. Но главное, по-видимому, не это; главное - представление о множественности обитаемых миров, которое мы получили. Ибо Галактика отнюдь не безжизненна, и среди населяющих ее рас мы можем найти как врагов, так и друзей.
        
        
        ЕЖЕГОДНИК «АННАЛЫ ВТОРЖЕНИЯ»
        за 2118 год, 30 лет после Вторжения.
        Клод Маре, философ, психолог и социолог, Сорбонна.
        Статья «Ложь и правда о Вторжении»,
        получившая впоследствии известность как «гипотеза Маре»
        
        Тридцатилетие Вторжения... Мрачный юбилей, который отмечается по всей Земле громом победных фанфар, хотя уместнее было бы петь погребальные гимны и читать псалмы по погибшим. Сорок три миллиона человек! Сорок три миллиона и еще две тысячи бойцов Космического флота, отдавших жизнь за свободу нашей планеты и нашей звездной системы! Их кровь вопиет об отмщении...
        Однако события тех лет уже отдалились от нас, а герои хоть не позабыты, но воспринимаются в исторической перспективе, почти так же, как мертвые ветераны Первой и Второй мировых войн, отгремевших в двадцатом столетии. Что до событий, связанных с Вторжением, то кажется, что все уже ясно, все описано в деталях, проанализировано сотню раз, и вся возможная выгода - межзвездный привод, гравигенераторы и тому подобное - уже извлечена.
        Большая ошибка!
        Я имею в виду не заимствование технических достижений, открывших нам дорогу к звездам, а непосредственно события и факты, связанные со Сражением у Марсианской Орбиты и чудовищной катастрофой, постигшей бино фаата на Земле. Я утверждаю, что в случившемся много неясного и сомнительного, а некоторые обстоятельства попахивают дезинформацией со стороны Объединенных Космических Сил. Напомню, что только специалисты Исследовательского корпуса ОКС изучали корабль фаата, что место его катастрофы у Южного полюса до сих пор является закрытой зоной, что ни один независимый ученый - тем более журналист! - не видел этих останков в реальности, собственными глазами, а не в голографической проекции. На сегодняшний день в истории пришествия бино фаата есть только один неоспоримый факт: вся информация о них сосредоточена в секретном архиве ОКС и трактуется его высшими чинами в выгодном для них ключе. Ходят слухи, что основой этих вольных трактовок и интерпретаций является некий меморандум, составленный адмиралами Джозефом Хейли и Орландо Чавесом в 2088 году, по завершении интересующих нас событий, но этого документа
опять-таки никто не видел, и в Ультранете он отсутствует. Однако, несмотря на недостаток данных и, я бы сказал, однобокость точки зрения, мы можем поставить кое-какие вопросы и выдвинуть объясняющие их гипотезы, чем и займемся в этой статье.
        Официальная версия произошедшего распадается на два потока - внешний и внутренний. Внешний таков: флотилия Тимохина встречает пришельцев у марсианской орбиты и, после недолгих переговоров, вступает с ними в бой. Фаата уничтожают флотилию, отправляют Послание Президентам, идут к Земле и садятся во льды около Южного полюса. В результате битвы с кораблями Тимохина их звездолет поврежден, и это все, что мы можем извлечь из внешнего потока. Что касается внутреннего, то он гораздо интереснее и интригующе загадочен: за двадцать дней до битвы с Третьим флотом пришельцы случайно наткнулись в районе Юпитера на крейсер «Жаворонок», уничтожили его и взяли в плен трех офицеров-десантников, чьи имена общеизвестны: лейтенант-коммандер Павел Литвин, русский, командир звена истребителей; лейтенант Абигайль Макнил, американка, пилот «грифа»; лейтенант Рихард Кор коран, австриец, также пилотировавший «гриф». Коркоран затем погиб при неясных обстоятельствах, а Литвин и Макнил, то ли вместе, то ли порознь, бежали из своей камеры и несколько дней скрывались от экипажа бино фаата, блуждая в чреве их огромного корабля.
После его приземления оба потока информации, внешний и внутренний, сливаются: Литвин и Макнил захватывают в одном из ангаров малый боевой модуль, стреляют из его орудия, и нанесенный ими ущерб накладывается на уже полученные звездолетом повреждения. Происходит авария гравигенераторов, затем отказ системы подачи воздуха, и в результате экипаж гибнет. Но Литвин и Макнил спасаются на похищенном модуле! Они пребывают до сих пор в добром здравии, однако не дают никаких интервью - точнее, подтверждают все изложенное в официальной версии. А между тем... Между тем есть твердо установленные факты, при учете которых «внутренний поток» (то есть события внутри корабля, с точки зрения двух пленных офицеров) становится весьма расплывчатым.
        Первое. Известно, что Абигайль Макнил не вернулась на родину (штат Огайо), а перебралась в русский город Смоленск, по месту жительства Павла Литвина и его родителей. С ней был ребенок, ее сын, и хотя возраст грудного младенца установить нелегко, примерные подсчеты показывают, что в период плена она была на шестом-седьмом месяце беременности. Странно, очень странно - ведь женщины-офицеры десанта дают соответствующую подписку! Ее состояние должны были заметить еще на «Жаворонке», но почему этого не случилось? Совершенно необъяснимо! Отцом ребенка назван погибший Рихард Коркоран, мальчик (теперь уже взрослый мужчина) носит его фамилию, и в одном, по крайней мере, можно не сомневаться: он сын Абигайль Макнил, так как чрезвычайно на нее похож. Нам удалось установить, что Пол Ричард Коркоран служит на Третьем флоте, женат, имеет двух детей и его семья по-прежнему находится в Смоленске.
        Второе. Можно было бы подозревать, что отцом юного Пола Ричарда является на самом деле Литвин, но это не так (Коркоран был возлюбленным Макнил, и к тому же любая версия отцовства не объясняет ее стремительной беременности). После своей космической эскапады Литвин приехал в Смоленск с Абигайль Макнил, ее сыном-младенцем и еще одной девушкой, которая стала его законной супругой и скончалась через шесть лет после замужества. Она была женщиной поразительной и необычной красоты (Литвин выдавал ее за чилийку или перуанку) и не оставила потомства, но была очень привязана к ребенку Макнил. Она похоронена в Смоленске. По свидетельствам очевидцев, Литвин после ее смерти был безутешен. Однако он нашел силы продолжить военную карьеру, участвовал в межзвездных экспедициях к Ваалу и Астарте и сейчас является коммодором, начальником штаба Первого флота.
        Третье. Любой космический корабль - аппарат с десятикратным запасом надежности и прочности, что в первую очередь относится к системе жизнеобеспечения. Конечно, это справедливо и для звездолета бино фаата, преодолевшего путь не в считанные световые годы, а в десятки парсек. Каким же образом Литвин вывел его из строя? Откуда узнал, какой важнейший узел надо поразить? Как скрылся из места заключения и почему его немедленно не разыскали? Как захватил боевой модуль? И наконец, какую помощь во всех этих деяниях могла оказать ему Макнил, пребывавшая, как говорится, в тягости?..
        Нонсенс! Я недаром заметил, что «внутренний поток» весьма расплывчат и недостоверен. Однако в этой статье я выскажу гипотезу, которая развеет недоумения, ответив на поставленные выше вопросы.
        Прежде всего о Макнил и ее ребенке. Совершенно очевидно, что способы продления человеческого рода интересовали чужаков, и Макнил с Коркораном стали объектами соответствующих опытов. Вероятно, Макнил подвергли процедуре, ускоряющей развитие плода; вероятно, это возмутило Коркорана; вероятно, он так выразил свой протест, что его уничтожили. В дальнейшем же беременная Макнил была для Литвина не помощницей, а соратником, которого он спасал, подчиняясь долгу и чувству дружбы.
        Настоящим помощником стала другая женщина, предавшаяся ему, как говорится, душой и телом, и это основное звено моей гипотезы: девушка, которую он привез в Смоленск и на которой женился, - бино фаата! Вероятно, особа крупного ранга, знавшая многое о корабле, его вооружении и уязвимых точках. Это все объясняет - и удачный побег Литвина, и захват боевого модуля, и успех его диверсии. Он знал, что захватывать и куда бить! Ему подсказали, а возможно, и помогли.
        Естественно, что этот факт остался тайной. Причин множество: тут и честь мундира ОКС, и гордость нашей расы, и настроение общества, поляризованного Вторжением на слои, группы и группки; одни ненавидят бино фаата, другие молятся на них и полагают, что мы лишились рая, а третьи, так называемые «бинюки», хулиганствующая шпана, верят в свое происхождение от пришельцев - якобы те распылили над Землей свою сперму и тысячи женщин понесли от них. Чушь, ерунда! Однако в нашем сумасшедшем мире супруга коммодора Литвина заслужила покой и право на тихую мирную жизнь в провинциальном Смоленске. Если бы узнали, кто она!.. Если бы узнали!.. Но она умерла почти четверть века назад, муж ее странствует в космосе, и я решил, что пришло время опубликовать мою гипотезу.
        Гипотезу, предположение, не больше того! Может быть, когда-нибудь мы узнаем всю правду, если коммодор Литвин, который уже немолод, оставит нам свои записки и если его мемуары не засекретят на весь ближайший век. Но я все-таки поделюсь с вами кое-какими крамольными мыслями, которые мне, французу, особенно приятны. Вдруг мы обязаны своим спасением не мощи наших крейсеров, не героям космического флота, не мужеству адмирала Тимохина и даже не Павлу Литвину, а единственно женщине, которая пожертвовала всем ради любви? Повторяю, мне это было бы приятно. Я получил бы доказательство того, что любовь в Галактике является большей силой, чем боевые корабли и метатели плазмы.
        
        
        НАДПИСЬ НА ЗАБОРЕ ВБЛИЗИ ОСТАНКИНСКОЙ ТЕЛЕБАШНИ,
        Москва, 2101 г., 13 лет после Вторжения
        
        Мы еще вернемся и пустим вам кровь. Бинюки.
        
        
        АРХИВ ОБЪЕДИНЕННЫХ КОСМИЧЕСКИХ СИЛ,
        Лунная база.
        «Подведение итогов»,
        меморандум Хейли-Чавеса, представленный в Совет безопасности ООН
        в сентябре 2088 г., через три месяца после Вторжения
        
        Материалы ограниченного доступа. Как выяснилось в процессе вооруженного конфликта с бино фаата в текущем году, и в первую очередь - во время схватки, поименованной в дальнейшем Сражением у Марсианской Орбиты, ОКС оказались не способны отразить целенаправленную и упорную космическую агрессию. При этом мы не усматриваем ошибок как в своих общих действиях, так и, в частности, в тактике боя, который адмирал Тимохин дал пришельцам. Его результат, полное уничтожение двенадцати боевых кораблей, то есть половины Третьего флота, было бы невозможно изменить концентрацией большей огневой мощи, более успешным маневрированием или ударом лазеров вместо предпринятой Тимохиным ракетной атаки. Мы полагаем, что в любом случае исход был бы тем же самым, поскольку базовый звездолет фаата нес около трех сотен крупных и более тысячи малых боевых модулей с излучателями антиматерии, что на порядок превосходит силы всех подразделений ОКС. Даже без учета фактора неожиданности, также сыгравшего не в нашу пользу, мы не смогли бы одолеть подобную армаду.
        Безусловно, в ближайшие годы ситуация переменится. Изучение корабля фаата уже сейчас дало мощный импульс всем отраслям науки и технологии и вскоре выведет нас на галактический уровень знаний, а это означает, что через пять-десять лет мы уже не будем беззащитны перед любой агрессией, кто бы ни явился ее источником, бино фаата или другие обитатели Галактики. Мы уже заложили серию новых кораблей, способных исследовать ближайшие звезды, мы начали строительство баз на орбите Плутона и запустили более пятидесяти автоматических зондов-разведчиков к границам Солнечной системы; нет сомнений, что в ближайшие годы мы сможем контролировать околосолнечное пространство вплоть до облака Оорта [Облако Оорта (или, по именам исследовавших его астрономов, Облако Эпика-Оорта) - область па периферии Солнечной системы, где находятся осколки лопланетного вещества, которые, приближаясь к Солнцу, порождают кометы. Расположено на удалении в 150 тысяч астрономических единиц. Астрономическая единица (а.е.) равна 149,6 млн км, то есть среднему расстоянию от Земли до Солнца.].
        Однако военно-технический прогресс требует адекватных, если не больших усилий в психологической сфере. Уточним ситуацию, перечислив основные моменты разыгравшейся недавно трагедии:
        - крейсер «Жаворонок» был уничтожен в районе Юпитера при первом столкновении с бино фаата. Случайно в живых остались лейтенант-коммандер Павел Литвин и двое его подчиненных - лейтенанты Абигайль Макнил и Рихард Коркоран, плененные на корабле пришельцев. Коркоран затем погиб в процессе биологических экспериментов, Макнил же усыпили и подвергли искусственному оплодотворению. Цель этой операции вполне ясна: скрестить фаата и человека Земли и вывести гибридную расу слуг (возможно, воинов). Литвину удалось выбраться из заключения. С помощью найденного им прибора, происхождение которого ему неизвестно, он вступил в контакт с квазиразумным интеллектом (компьютером?.. живым существом?..), выполнявшим на корабле функции управления. Большая часть информации о бино фаата получена Литвиным от этого устройства (существа);
        - при втором столкновении, когда адмирал Тимохин попытался преградить пришельцам путь к Земле, его флотилия была уничтожена полностью. Подчеркиваем: полностью. Три современных рейдера, восемь средних крейсеров, фрегат, две тысячи человек в экипажах. Выживших не осталось. Потери бино фаата (предположительно) - пять или шесть боевых модулей;
        - базовый звездолет фаата направился к Земле и беспрепятственно приземлился в Антарктиде, в районе Южного полюса. (Предположительно пришельцы нуждались в большом количестве воды.) Параллельно со сбором льда звездолет отстрелил несколько десятков боевых модулей, занявших позиции над крупными земными городами;
        - Литвин, скрывавшийся вместе с Макнил и женщиной фаата Йо в одном из тоннелей, где была проложена линия коммуникации квазиразумного интеллекта, утверждает, что перед ним материализовалось существо в облике человека, называвшее себя Гюнтером Фоссом и другими именами (Лю Чен, Умконто Тлуме, Рой Банч - с демонстрацией соответствующих обличий). Фосс представился как эмиссар неведомой землянам звездной расы и предложил свои услуги. Им было телепортировано некое устройство, уничтожившее квазиразум, после чего звездолет прекратил функционирование в качестве целостной системы, его экипаж погиб, а отстыкованные модули взорвались, причинив разрушения ряду населенных пунктов. Фосс перенес Литвина и двух его спутниц в безопасное место и скрылся.
        Информация, полученная от Литвина, Макнил и частично от Йо, единственной бино фаата, оставшейся в живых, тщательно проверена психологами, а также специалистами, изучавшими и продолжающими изучение останков инопланетного корабля. Сомнений в ее достоверности нет. Кроме того, нам неизвестна какая-либо другая причина, способная привести к столь масштабной катастрофе межзвездный корабль, преодолевший путь от границы галактической спирали.
        Изложенное выше может трактоваться политиками, средствами массовой информации и частью населения как провал оборонительных усилий ОКС и наша беспомощность перед лицом космической агрессии. По сути так оно и есть, но с подобными настроениями нужно активно бороться, ибо их отрицательные последствия кажутся очевидными. С этой целью должны быть полностью засекречены личность женщины фаата Йо, личность эмиссара Фосса и та решающая роль, которую он сыграл в событиях, а перечисленным нами фактам дана другая интерпретация. Возможный вариант таков.
        Хотя адмирал Тимохин и его экипажи не смогли защитить Землю от вторжения, они честно выполнили свой долг и пали смертью храбрых. Во время Сражения у Марсианской Орбиты они нанесли звездолету пришельцев тяжелые повреждения, в результате чего фаата приземлились в безлюдной Антарктиде, не рискнув выбрать более удобное место посадки - предположим, в районе Москвы, Нью-Йорка, Парижа или другого крупного города. Лейтенант-коммандер Литвин, находившийся на корабле, смог воспользоваться ситуацией, захватил и привел в действие один из малых боевых модулей, что позволило ему уничтожить системы жизнеобеспечения чужого звездолета. На этом модуле он сумел спастись (разумеется, вместе с Макнил), когда разразилась катастрофа.
        Предложенная нами версия объясняет основные факты и после некоторой детализации должна внедряться в общественное сознание всеми пропагандистскими средствами. Так ли, иначе, но Космический флот свою задачу выполнил! Эта мысль должна явиться панацеей от чувства обреченности, панических настроений, разгула хаоса и анархии, которые могут охватить планету в ближайшие годы. Мы также полагаем, что следует увековечить память погибших героев (в первую очередь адмирала Тимохина) всеми традиционными средствами, как художественными (книги, фильмы, изваяния и т.д.), так и общественно-информационными (размещение сайтов в Ультранете, союзы и фонды памяти, учреждение особых премий и наград), для чего ОКС выделяет необходимые средства. Что касается лейтенанта-коммандера Литвина, то он представлен к Венку Славы первой степени и, после отдыха, будет произведен в очередное звание и продолжит службу на одном из кораблей Третьего флота.
        Особое примечание. Лейтенант Макнил (девятый месяц беременности) в настоящее время размещена в госпитале Лунной базы ОКС. Интроскопия показала, что ожидается мальчик, по официальной версии - сын погибшего Рихарда Коркорана, с которым Макнил состояла в связи. Согласно желанию матери он будет назван Полом Ричардом (в честь Павла Литвина и своего предполагаемого отца). В дальнейшем, если ребенок окажется жизнеспособным, он будет находиться под наблюдением Секретной службы ОКС. То же самое относится к Абигайль Макнил и Йо, женщине фаата.
        Подписи:
        Командующий Первым флотом адмирал Орландо Чавес.
        Командующий Вторым флотом адмирал Джозеф Хейли.
        
        
        КОМИТЕТ БЕЗОПАСНОСТИ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ.
        СЕКРЕТНАЯ СЛУЖБА ОКС.
        Досье № 112/56-AD, объект Гюнтер Фосс.
        2121 г., 33 года после Вторжения
        
        Строго секретно.
        ИМЯ (ИСПОЛЬЗУЕМЫЙ ОБЪЕКТОМ ПСЕВДОНИМ): Гюнтер Фосс. Другие псевдонимы: Лю Чен, Умконто Тлуме, Рой Банч.
        ДАТА РОЖДЕНИЯ: Не установлена. Предположительный возраст - несколько сотен лет.
        МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Не установлено. Предположительно одна из планет Галактики, населенная негуманоидной расой.
        РОДИТЕЛИ: Прочерк.
        БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ: Прочерк.
        МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ: Не установлено. В 2088 г., перед Вторжением, проживал в нескольких местах (Брюссель, Сингапур и др.) в соответствии со своими псевдонимами и внешними обличьями.
        ФИКТИВНЫЙ СТАТУС: Занимал различные позиции в земном обществе. Известны и подробно изучены четыре его ипостаси:
        Гюнтер Фосс, репортер-«диггер» (специалист по розыску сенсаций) еженедельника «КосмоШпигель». Человек европейской расы; фоторобот и другие сведения см. в Приложении А;
        Лю Чен, астроном, стажировался на внеземной обсерватории «Кеплер» и первым зафиксировал вспышку вблизи Юпитера (результат схватки фаата с кораблем сильмарри). Китаец; фоторобот и другие сведения см. в Приложении В;
        Умконто Тлуме, дипломат, временный представитель Свободной Территории Зулу в Совете безопасности. Человек негроидной расы; фоторобот и другие сведения см. в Приложении С;
        Рой Банч, лейтенант, офицер связи при штабе Сингапурской наземной базы ОКС. Человек европейской расы; фоторобот и другие сведения см. в Приложении D.
        РЕАЛЬНЫЙ СТАТУС: Эмиссар неизвестной высокоразвитой расы (условное наименование - метаморфы, или протеиды [Протеиды - от имени древнегреческого божества Протея, сына Посейдона, способного изменять свое обличье.]), обладающей способностью к радикальному изменению внешнего обличья и, вероятно, метаболизма и физиологии. Причины враждебности протеидов к бино фаата пока не установлены, но нет оснований сомневаться в самом этом факте. В период Вторжения их эмиссар развил активную деятельность: Лю Ченом была высказана гипотеза о появлении в Солнечной системе враждебного инопланетного корабля; Гюнтер Фосс озвучил ряд сенсационных материалов на данную тему; Ум-конто Тлуме настойчиво информировал о Вторжении Совет безопасности; Рой Банч вел соответствующую пропаганду среди чинов ОКС. Цель всех этих действий (и, возможно, других, пока не установленных) - побудить вооруженные силы Земли к активному сопротивлению и, в конечном счете, уничтожению бино фаата. Но эта акция фактически была выполнена самим эмиссаром метаморфов. Когда пришельцы приземлились, он доставил на борт и передал лейтенанту-коммандеру
Литвину контейнер с микророботами, биомеханическим аналогом насекомых, которые осуществили утилизацию тканей квазиразумного устройства, управлявшего кораблем. Его уничтожение привело к гибели всего экипажа фаата.
        ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ: Неизвестны. Способен к изменению черт лица, роста, веса, цвета кожи в рамках человеческого обличья. Способен телепортировать объекты весом до ста килограммов в пределах Земли и до нескольких граммов - на космические расстояния (по свидетельству лейтенанта-коммандера Литвина).
        ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ: Все лица, контактировавшие с Фоссом, Лю Ченом, Тлуме и Банчем, отмечают, что эмиссар абсолютно достоверно имитировал человеческое поведение и эмоции; никто из опрошенных не сомневался, что перед ним человек. Однако подобная толерантность, как и помощь в противоборстве с фаата, не означают, что эмиссар протеидов и весь их народ испытывают дружеские чувства по отношению к земному человечеству. Можно сделать осторожный прогноз, что они по крайней мере нам не враждебны. Об остальных психологичеких показателях и движущих мотивах ничего не известно.
        ОСОБОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: После уничтожения фаата Фосс исчез. Следует полагать, что он, приняв другое обличье, все еще находится на Земле. Его прежние контакты тщательно отслеживаются.
        
        
        КОМИТЕТ БЕЗОПАСНОСТИ СОЛНЕЧНОЙ
        СИСТЕМЫ. СЕКРЕТНАЯ СЛУЖБА ОКС.
        Досье № 112/56-AF,
        объект Пол Ричард Коркоран.
        2123 г., 35 лет после Вторжения
        
        Строго секретно.
        ИМЯ: Пол Ричард Коркоран.
        ДАТА РОЖДЕНИЯ: 22 сентября 2088 г.
        МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Госпиталь Лунной базы ОКС.
        РОДИТЕЛИ: Абигайль Макнил (см. досье № 122/56-АВ), Рихард Коркоран (покойный; см. досье № 122/56-АС).
        Примечание. Как установлено генетическими экспертизами в 2088 г., сразу после рождения, и дополнительно в 2099 г., Пол Ричард Коркоран не является сыном Рихарда Коркорана. Некоторые особенности хромосомного набора неопровержимо свидетельствуют, что он потомок бино фаата по мужской линии (см. досье № 122/56-АВ, пункт «Эксперименты, проведенные над лейтенантом Макнил на инопланетном корабле»).
        БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ: Мать -Абигайль Макнил; жена - Вера Коркоран (в девичестве - Вера Ковалева, брак зарегистрирован в 2114 г.); дочери - Надежда (2116 г. рожд.) и Любовь (2117 г. рожд.).
        МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ: ЕАС, Россия, Смоленск, микрорайон Холмы, дом 94 (особняк).
        СТАТУС: Офицер ОКС в чине коммандера, первый помощник командира крейсера «Европа», Третий флот.
        
        Сведения о прохождении службы.
        2105-2111 гг. - курсант Байконурской Космической Академии. Закончил с отличием. По окончании присвоено звание лейтенанта-юниора.
        2111-2113 гг. - пилот УИ класса «коршун», крейсер «Тайга», Третий флот. Присвоено звание лейтенанта в 2112 г.
        2113-2114 гг. - Высшая Школа Навигаторов ОКС, Малага. По окончании присвоено звание лейтенанта-коммандера.
        2114-2117 гг. - второй навигатор, крейсер «Чингисхан», Третий флот.
        2117 г. - Спецкурсы ОКС, Лунная база. Специализации: «Работа с персоналом», «Стратегия и тактика космических войн», «Применение боевых роботов».
        2118-2120 гг. - третий помощник капитана, крейсер «Европа», Третий флот.
        2120-2122 гг. - второй помощник капитана, крейсер «Европа», Третий флот. Присвоено звание коммандера в 2122 г.
        С 2122 г. по настоящее время - первый помощник капитана, крейсер «Европа», Третий флот.
        Участие в боевых операциях - см. Приложение А.
        Список наград и отличий - см. Приложение В.
        МЕДИЦИНСКИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ: Абсолютно здоров, психика устойчивая. Решителен, смел, инициативен. Несколько замкнут. Рекомендуется в резерв командного состава ОКС. Подробные характеристики и результаты тестов см. в Приложении С.
        ОСОБОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Знает тайну своего происхождения. Обладает паранормальным даром (способность к мысленному контакту), который, очевидно, унаследовал от предка фаата. У детей Коркорана подобный талант пока не обнаружен.
        
        
        ГАЗЕТА «ВАШИНГТОН ПОСТ»
        от 24 сентября 2120 г.,
        32 года после Вторжения.
        Рецензия на блокбастер «Вторжение»
        
        Производство «Стар Лайт» (Голливуд), Роскино (Москва).
        Продюссер К.Вандербильт, режиссер А. Михалков.
        В главных ролях: Чак Норрис-мл., Алекс Глухов, Жаклин Мао, Ванесса Страуб, Питер Ван Дамм, Олаф Линдгрен.
        
        За тридцать два года, прошедших с момента Вторжения, трагедия первого межзвездного конфликта послужила материалом для многих сотен документальных и художественных голофильмов, не говоря уже о тысячах книг, статьях в прессе и Ультранетс и многочисленных расследованиях, проведенных учеными, политиками и журналистами. Однако великие события могут быть адекватно отражены лишь великими людьми, талант и духовная сила которых соизмеримы с масштабом катаклизма. Что и произошло в данном случая, так как Корнелий Вандербильт и Арман Михалков, бесспорно, являются крупнейшими деятелями киноискусства с эпохи Чарли Чаплина.
        Рецензировать гениальное произведение всегда непросто, ибо, с одной стороны, запас похвал ограничен, с другой - все подходящие слова заезжены, как древний компьютерный диск, а с третьей - нужно отыскать и указать какие-то недостатки, чего требует долг рецензента, твердо уверенного, что не бывает бочки меда без ложки дегтя. Но, как гласит пословица, разбитая дорога - самая верная, и мы, следуя по ней, отложим разговор о недостатках и поговорим сначала о достоинствах.
        Главным из них, бесспорно, является историческая достоверность, что подтверждают сотрудники ОКС, причастные к тем событиям, и историки-профессионалы. Вместе с тем режиссер дал волю творческой фантазии, совместив официальную версию с так называемой «гипотезой Маре», которую французский ученый опубликовал в «Анналах Вторжения» за 2118 год. Если даже эта история любви землянина и инопланетянки является вымыслом, то, несомненно, таким, который украшает творение великого мастера, связывая воедино космическую трагедию миров с трагедией человеческого чувства.
        Все прочее вполне достоверно. Интерьеры инопланетного Корабля, в котором блуждает Литвин (Чак Норрис-мл.), восстановлены до мельчайших подробностей, как и все моменты Сражения у Марсианской Орбиты, гибели крейсера «Жаворонок» и катастрофы, что поджидала звездолет пришельцев среди антарктических льдов. Но, возможно, самыми впечатляющими и эмоционально напряженными являются не эпизоды битв, не лирические сцены между Литвиным и Йо (Жаклин Мао), а картины приземления Корабля, когда гигантский цилиндр шести километров в высоту и трех в диаметре рухнул на южный материк. Это также соответствует исторической правде: как известно, в бою с флотилией адмирала Тимохина (Олаф Линдгрен) Корабль получил серьезные повреждения, усугубленные ударом о поверхность ледника. Именно это позволило коммандеру Литвину овладеть во время начавшейся паники боевым модулем и уничтожить распределительный щит воздуховодов и другие жизненно важные устройства.
        О, эта картина, когда рукотворный астероид, разбрызгивая стаи облаков и порождая вихри, стремительно падает на ледяной материк! Когда он уходит вниз, к скальному щиту под вечным ледником, когда чудовищные фонтаны пара взмывают в воздух, проливаясь обратно дождями, когда ветер взламывает ледовые поля, рушит в море ледяные горы, гонит волны на все стороны света, к Огненной Земле и мысу Доброй Надежды, к Тасмании и Новой Зеландии! Поистине апокалипсическое зрелище! Но, как и другие компьютерные реконструкции, основанные на исторических материалах, предоставленных ОКС, Арман Михалков использовал также знаменитое Послание Президентам - запись, которую бино фаата отправили в знак своей победы президентам России, СШК и других держав после уничтожения флотилии Тимохина. Теперь мы знаем, что то была пиррова победа - звездолет пришельцев был поврежден массированным ракетным ударом наших кораблей.
        Об актерском ансамбле можно сказать лишь одно: подобран он блестяще. Кроме уже упомянутых Чака Норриса-мл., Олафа Линдгрена и Жаклин Мао, в нем присутствуют такие звезды первой величины, как Алекс Глухов, проникновенно исполнивший небольшую, но трагическую роль лейтенанта Коркорана, Ванесса Страуб (его возлюбленная Эби Макнил) и Питер Ван Дамм, которому выпала особенно сложная задача изображения пришельца. Ван Дамм вполне убедителен в качестве лидера бино фаата, безжалостного Столпа Порядка Йаты. Как утверждают информированные источники, ему даже не пришлось гримироваться - он строен, изящен, темноволос и очертаниями лица напоминает фаата: высокий лоб, широковатые скулы и узкий, но крепкий подбородок. В роли главы чужаков Ван Дамм, быть может, стал бы сенсацией сезона, если бы его не затмила восхитительная Жаклин Мао, играющая Йо, очаровательную девушку-инопланетянку, которая спаслась после катастрофы и, согласно «гипотезе Маре», стала женой коммандера Литвина. Этот актерский дуэт - мы имеем в виду Жаклин и Чака - изображает внезапную страсть так искренне, так откровенно, так...
        (Далее следуют еще двенадцать хвалебных абзацев. Что касается недостатков, то рецензент усматривает их в излишнем натурализме некоторых особенно жестоких сцен - в частности, эпизода гибели адмирала Тимохина, сожженного в командной рубке фрегата «Суздаль», и картины, рисующей смерть пришельцев, замурованных в своем корабле с отказавшей системой жизнеобеспечения. Под конец рецензент вступает в яростную полемику с рядом журналистов, одни из которых считают, что «гипотеза Маре» - чушь, недостойная упоминания, а другие - что блокбастер «Вторжение» был снят на деньги ОКС и в основном пропагандирует официальную версию событий, которая весьма спорна.)
        
        
        НАДПИСЬ НА ЗАБОРЕ ВБЛИЗИ АЭРОПОРТА КЕННЕДИ, НЬЮ-ЙОРК,
        2120 г., 32 года после Вторжения
        
        Мы вернулись. Трепещите, проклятые тхо! Бинюки.
        
        
        ОБЪЕДИНЕННЫЕ КОСМИЧЕСКИЕ СИЛЫ,
        база «Меркурий-1».
        Приказ по Третьему космическому флоту от 7 марта 2125 г., 37 лет после Вторжения
        
        Настоящим приказом коммандер Пол Ричард Коркоран освобождается от занимаемой должности первого помощника командира крейсера «Европа» и назначается командиром фрегата «Коммодор Литвин» с присвоением ему капитанского звания.
        Фрегат «Коммодор Литвин» приказываю включить в спецгруппу «37».
        Подпись: Командующий Третьим флотом адмирал Константин Юмашев.
        
        
        Глава 1 СНЫ Год 2125, пространство за орбитой Плутона и система Ваала
        
        Сны Пол Коркоран видел часто. Не обычные сновидения, что посещают каждого человека, не те сны, в которых напоминает о себе земное бытие, преломленное зеркалом дремлющего разума, а нечто иное, никак не связанное с жизнью или близкими Коркорана или, к примеру, с его полетами среди планет и звезд. Конечно, обыкновенные сны ему тоже снились, и приходили в них Вера в подвенечном платье, или малышки Любаша и Наденька, или мать, склонившаяся над его постелью, или дядя Павел и тетушка Йо, или иные пейзажи и лица; приходили и уходили, не оставляя чувства нереальности, ибо те события и люди были ему знакомы и большей частью близки и дороги. Что же касается Снов, которые обозначались им с заглавной буквы, то они приплывали как бы из пустоты, из неведомых астральных бездн - во всяком случае, ни прошлое, ни память Коркорана для них опорой не служили. Иногда он видел себя со стороны, нагим, висящим в огромном зале среди других обнаженных людей или погруженным в какую-то вязкую полупрозрачную субстанцию; иногда открывались ему коридоры, ярко освещенные, широкие и бесконечные, как путь к неведомой галактике;
иногда вставали руины гигантского города, однако не земного: здания были не сложены из камня, не собраны из металлических конструкций, а словно отлиты целиком из пластика, растрескавшегося от времени и покрытого слоем коричневых и рыжих мхов. Случалось, что он с кем-то говорил или спорил, но не на русском, английском или испанском, а на особом языке, на мыслеречи, где слова и мысли были равноправны и как бы подгоняли друг друга: звук сливался с ментальным образом, образ продлевал невысказанное словами. Впрочем, в Снах язык был самой знакомой деталью - язык, которому научила Йо, помнился ему так же ясно, как три десятилетия назад, в день ее смерти. Но вот о чем он говорил, о чем спорил?.. Чаще всего память об этих беседах растворялась вместе с отлетевшим Сном.
        Но сейчас он пребывал в безмолвии и тишине. Безмолвие и тишина царили в его дремлющем сознании и в командирской рубке, и за бортом фрегата «Коммодор Литвин»; они простирались от орбиты Плутона до самых дальних звезд, сиявших на обзорном экране. Звезд Коркоран не видел - шла вахта Селины Праа, относившейся к своим обязанностям столь ревностно, что капитану не возбранялось вздремнуть. Сон, спустившийся к нему из сферы миражей и фантомов, был необычным, приходившим пять или шесть раз за всю его жизнь, и, значит, полагалось просмотреть такую редкость от начала до конца.
        Он стоял в странной рощице под огромным деревом, чья крона раскинулась подобно зонтику из переплетавшихся ветвей и широких листьев; дерево окружали кольцом другие деревья той же породы, но не такие большие, почва заросла сине-зеленой травой или, возможно, мхом, а в безоблачном фиолетовом небе висело солнце, не золотистое, как на Земле, а скорее оранжевое, раза в два покрупней земного. Такого неба, травы и деревьев не было ни на Ваале, ни на Астарте, ни в других мирах, где он бывал, хотя, прослужив в космофлоте четырнадцать лет, высаживался на многие планеты, а еще больше представлял по головизионным записям. Количество миров, изученных с того момента, как контурный привод открыл дорогу к звездам, все возрастало и возрастало, не перевалив, однако, границ, посильных для человеческой памяти, и капитаны, пилоты и навигаторы должны были их помнить наизусть. Он точно знал, что планета с такой атмосферной рефракцией не посещалась никогда.
        Деревья, окружавшие центрального гиганта, затрудняли обзор. Коркоран сделал несколько прыжков - легких, стремительных, как бывает в снах, - проскользнул между двумя бугристыми стволами и завертел головой, осматривая местность. Странная роща венчала вершину пологого холма, а вокруг него тянулась равнина все с той же сине-зеленой травой, с другими холмами таких же плавных, мягких очертаний, с деревьями, высаженными по кругу или выросшими так в силу естественных причин. Равнину пересекала река, медленная и довольно широкая, и на ее берегу виднелись то ли здания, то ли бараки - длинные, невысокие, белые, похожие формой на перевернутую пирогу. К одному из них неспешным караваном плыли груженые платформы, исчезая в темном провале ворот. Похоже, с травой - в этом Коркоран почти не сомневался, хотя разглядеть в деталях груз было трудновато.
        Генетическая память... То, что видел и знал один из предков, далекий или близкий, питало его Сны... Тетушка Йо, учившая его языку, об этом не говорила - во всяком случае, такого Коркоран не помнил, а все рассказанное ею в голове держалось крепко. Но она была тхо, всего лишь тхо, а Коркоран, очевидно, происходил от бино фаата правящей касты, от существа с высокоразвитым мозгом. Клаус Зибель придерживался того же мнения, а кому судить лучше пего? «И меня», - подумал Коркоран, все еще оставаясь в сонном забытьи. В тридцать семь лет человек знает о себе достаточно, чтобы постичь тайны собственного разума, души и сердца. Тем более если он не совсем человек...
        Платформы плыли и плыли нескончаемой чередой, проваливались в разверстый зев ворот, и он догадался, что видит пищевую фабрику. Было ли это его заключением или подсказанным памятью предка? Скорее, второе: в редких Снах, в которых случалось попасть в мир фиолетовых небес, он не мог приблизиться к зданиям на речном берегу. Это означало, что фаата, его биологический отец, там не бывал, и никаких воспоминаний, кроме общей картины, не сохранилось - если, конечно, воспоминания не угасали при передаче от предка к потомку. Коркоран такой тенденции не исключал, но подтверждавших ее данных не имелось ни у него самого, ни у Зибеля.
        Он все же попытался сделать шаг к фабрике у реки, но кончилось это как всегда: Сон прервался. Возникшее чувство беспокойства и ментальный импульс, пришедший от Селины Праа, разбудили его окончательно.
        - Капитан!
        Веки Коркорана приподнялись, взгляд метнулся к обзорному экрану, затем к панели пилота, у которой сидел Сантини. Над ней неярко вспыхивало серебристое голографическое марево с плывущими в глубине темными символами глифов [Глифы - система знаков, используемых при передаче сообщений па космические расстояния. Тренированный специалист может читать их непосредственно, компьютеры же используют глифы для корректировки и восстановления звука (звуковой речи).]. Переход от Сна к реальности был внезапным, но такие скачки давно уже не ошеломляли Коркорана: он обладал на редкость устойчивой психикой.
        - Капитан, сигнал от флагмана. Двадцатиминутная готовность. - Голос Селины был ровным, и волнения в нем не ощущалось - она проходила сквозь Лимб [Лимб (от лат. limbus - кромка, кайма) - измерение квантового хаоса, неупорядоченная часть Вселенной, оборотная сторона структурированной в Метагалактику материи. При погружении в Лимб становится возможным совместить две точки (два контура вещественного тела) в разных местах метагалактического пространства и совершить мгновенный переход между ними. Этот эффект используется всеми высокоразвитыми расами для межзвездных путешествий.] не в первый раз.
        - Вижу. Всем занять места по боевому расписанию.
        Селина Праа передала его команду. Она была хорошим помощником, надежным, компетентным и, вероятно, способным к большему, чем служба на малом фрегате-разведчике. «Первый помощник капитана крейсера» звучало бы много солиднее, а тут она даже звания «первый» не носила - «Коммодор Литвин» был невелик, так что второго, третьего и других помощников тут не полагалось. Но на любом из трех космических флотов честь оказаться в отборном экипаже ценили выше должностей.
        Коркоран повернулся к экрану локатора. В его глубине, выстраиваясь редкой цепочкой, ползли силуэты огромных боевых кораблей: самый ближний - флагман «Европа», на котором он служил еще недавно, а за ним - пять сестриц, и все на «А», пять тяжелых крейсеров из той же серии - «Азия», «Америка», «Африка», «Австралия» и «Антарктида». Группа «37», как она числилась в секретном списке Третьего космического флота, или эскадра ответного удара, как называли ее неофициально. «37» не было номером подразделения и не означало чего-то подобного тридцать седьмой модели корабля или модификации оружия; символика была иной, напоминавшей, что с момента Вторжения фаата миновало тридцать семь лет. Больше трети столетия; вполне достаточный период, чтобы разобраться с тайнами чужого звездолета, создать свои, не столь гигантские, но мощные, обшарить окрестности Солнца в пределах тридцати парсек и призадуматься о возмездии. Каким оно станет, было известно лишь Карелу Врбе, коммодору и командиру группы «37»; лишь он имел доступ к директивам Комбеза и документам, врученным лично Вторым спикером. Вообще-то вести эскадру должен
был Павел Литвин, но люди предполагают, а Бог располагает и отмеряет каждому человеку свой жизненный срок... После смерти Литвина командира подбирали с особым тщанием, и Врба был, очевидно, наилучшим кандидатом - опытный, хладнокровный, еще не старый и готовый выполнить любой приказ. В Сражении у Марсианской Орбиты погибли его отец и старший брат, и Врба пришельцев ненавидел лютой ненавистью. Но личные чувства не влияли на его решения.
        В рубку вошел Николай Туманов, первый навигатор, молча отдал капитану честь и уселся в кресло у терминала АНК [АНК - астронавигационный комплекс.]. За ним тенью проскользнул Клаус Зибель, переводчик, эксперт и офицер Секретной службы ОКС. Они с Коркораном обменялись улыбками - их знакомству было тридцать с лишним лет, что позволяло обходиться без формальностей. Больше пяти человек в рубке фрегата не помещалось - три сиденья-кокона [Кокон - биомеханическое кресло-скафандр, обеспечивающее безопасность во время резких маневров и подсоединенное к системам управления двигателем, оружием и другими агрегатами корабля.] перед панелями управления, капитанский пульт и кресло - сзади, на небольшом возвышении, и еще один кокон, запасной, - у люка. Другие одиннадцать членов команды находились на своих постах в отсеке дублирующего управления, в боевых башнях, пункте дальней связи и крошечной каморке, которую по традиции называли реакторной, хотя никакого реактора на корабле не было вовсе. Были гравитационный привод для внутрисистемного маневрирования и труба длиной в сто двадцать метров, разгонная шахта
контурного двигателя.
        Над консолью пилота вновь промелькнула темная вязь значков кодированного сообщения.
        - Десять минут до прыжка, сэр, - вымолвила Селина. Ее смуглое лицо с тонкими восточными чертами казалось Коркорану отлитым из бронзы; только глаза цвета ореха были живыми, беспокойными, выдававшими владевшее женщиной напряжение.
        - Доклад по секциям, - приказал он, наклонившись к интеркому и всматриваясь в алую полоску, неторопливо ползущую вдоль капитанского пульта. Справа от нее располагался пентальон - стилизованный отпечаток пятипалой ладони, «лапа» на пилотском жаргоне, он же - механизм пуска контурного двигателя. Точнее, управлявшей им программы АНК.
        - Навигационная секция готова, - произнес Туманов, всматриваясь в обсидиановую глубину обзорного экрана.
        Там, повинуясь компьютерной команде, уже ярко вспыхнули две звезды, Солнце и Ваал, точка старта и точка финиша. Двадцать три парсека, семьдесят шесть светолет...
        - Инженерная секция готова, - прогудел в вокодере голос Санчо Эрнандеса. - Полная мощность на контуре - через пять с половиной минут.
        Коркоран кивнул. Алая полоска на его пульте продолжала свое неспешное движение. Когда она доползет до границы у большого пальца пентальона, пространство разгонной шахты озарится светом, невыносимым для человеческих глаз. Потом одно движение руки, неощутимый всплеск электронов в молекулярных компьютерных чипах - и контурный двигатель швырнет фрегат сквозь квантовую пену [Квантовая пена - хаотические флуктуации силовых полей в измерении Лимба, «изнанка» упорядоченного Мироздания.] Лимба. Фрегат и шесть огромных крейсеров, способных расколоть планету и превратить ее обломки в пыль... Три тысячи двести человек, шесть сотен боевых «сапсанов», аннигиляторы, роботы, метатели плазмы, контейнеры с вирулентной органикой...
        Третьим, как положено, рапортовал Пелевич, оружейник:
        - Боевая секция готова.
        Кирилл Пелевич, завернутый в кокон и подключенный к аннигилятору, висел сейчас в отсеке за командной рубкой, а четверо его стрелков сидели в тесных орудийных башнях, торчавших над корпусом «Литвина» обтекаемыми полусферическими наростами. Повода, чтоб изготовиться к бою, в общем-то не было - в системе Ваала, колонизированной и обитаемой не один десяток лет, имелись сторожевые суда, форты и служба дальнего оповещения. Но по инструкции всякий выход из прыжка сопровождался «красной тревогой» [«Красная тревога» - полная готовность к бою.], поскольку оставалось неизвестным, что их поджидает в колониальном мире - то ли свои с хлебом-солью, то ли чужие с бомбами да пушками. Не считая фаата, земляне познакомились с тремя космическими расами, и эти первые контакты большого доверия не внушали. Лоона эо, похожие на хрупких эльфов, казались вроде бы миролюбивыми и даже предлагали торговать, но хапторы и дроми не признавали в людях собратьев по разуму и дружеских чувств к ним не питали. К счастью, их зоны влияния [Зона влияния - сектор Галактики, в котором доминирует та или иная звёздная раса.] располагались
далеко от Солнцу и первых колоний землян.
        Селина Праа повернула голову, осмотрела Зибеля, сидевшего в кресле у люка, и доложила:
        - Командная секция готова, капитан.
        К Клаусу Зибелю она относилась с особым вниманием, причину которого Коркоран пока не разгадал. Возможно, дело заключалось в том, что Зибель был немолод и не являлся профессиональным астронавтом, а значит, о нем полагалось заботиться; возможно, Селине Праа по женской склонности хотелось кого-то опекать, и Зибель, невысокий, щуплый, похожий на состарившегося подростка, больше подходил для этого, чем остальные члены экипажа. «Не ошибись, моя милая», - подумал Коркоран и улыбнулся про себя. Он принял корабль четыре месяца назад, и ровно столько Праа была знакома с Зибелем, а сам он знал его тридцать лет - тридцать один, если быть совсем уж точным. Внешность Зибеля обманывала, внушая мысль о его беззащитности, врожденной доброте и даже некоторой инфантильности, но это было только маской. Железный человек этот Зибель! И загадочный! Возможно, загадки и влекли Селину?..
        - Три минуты до старта, - сказала она, покосившись темным глазом на глифы, вновь мелькнувшие в воздухе.
        Половину экрана локатора ближнего обзора занимала массивная туша «Европы», за ней смутными тенями виднелись другие корабли, уже не вытянутые в шеренгу, а собравшиеся около флагмана плотным строем. Сейчас всеми этими маневрами управлял компьютер «Европы», что обеспечивало синхронность прыжка и выход в определенной точке финиша, на самой границе системы Ваала, вдали от тяготеющих масс. В принципе, сильные гравитационные поля не были помехой для погружения в Лимб, однако влияли на точность прыжка, размывая финишную зону до нескольких световых дней, а то и месяцев. Искусство флотоводца состояло в том, чтобы, совершив прыжок, собрать корабли в течение часа, а лучше - нескольких минут.
        Над пультом Сантини троекратно вспыхнул алый столб огня.
        - Приготовиться! - сказал Коркоран. - Включаю двигатель.
        Алая полоска на его пульте уже упиралась в большой палец пентальона. Он поднял руку и на мгновение замер, прикрыв глаза и ощущая всех членов экипажа, словно те прятались где-то в глубинах его сознания, незримые и безмолвные, но связанные с ним цепочками ментальных импульсов. Он чувствовал волнение Эрнандеса, Праа и Пелевича, напряженную готовность стрелков, Вентворта, Бигелоу, Пашина и Светлой Воды, страх, охвативший Дюпресси, молодого связиста, и кибернетика Линдера, он слышал молитву, что повторяли по традиции пилоты и навигаторы, Туманов, Ямагуто, Серый, Ба Линь, Сантини - каждый на родном языке, но смысл был один: «Пусть не поглотит нас Вечная Тьма, пусть разойдется, растает, даст увидеть звездный свет, пусть сохранит нас Повелитель Пустоты, Владыка Сущего. Пусть...» Молитва, страх, волнение были естественной реакцией перед прыжком, и только один человек оставался спокойным и твердым, точно скала. Зибель... Старина Клаус Зибель, знакомый с детских лет, заменивший Йо, а потом и дядю Павла, почти родной, но так и не разгаданный...
        Коркоран опустил руку, плотно прижав ладонь к пентальону. То была его капитанская привилегия - отправить корабль в путь через бесконечность Лимба. Отправить в дальнюю дорогу на край галактического рукава, к Провалу и Новым Мирам бино фаата.
        Резкий аккорд прозвучал под сводами рубки, что-то дрогнуло внутри и напряглось туго натянутой струной, мигнул свет, па краткую, неощутимую долю секунды погасли экраны и тут же вспыхнули вновь. Чужое небо глядело на Коркорана сотнями ярких звезд, и не было в нем ни Пояса Ориона, ни Малой и Большой Медведиц, ни Кассиопеи, ни зодиакальных созвездий. Чужое ли?.. Дважды он побывал на Ваале, когда обкатывали «Европу», и помнил, что дюжина этих небесных огней зовется Мальтийским Крестом, а пара вон тех, синих и ласковых, - Глазами Девы Марии. Младенцы, родившиеся под их взглядом, уже повзрослели и зовут себя не землянами, а детьми Ваала... Нет, не чужие тут небеса!
        Туманов громко, с заметным облегчением выдохнул воздух.
        - Мы в заданном районе, командир. Координаты... - Он потянулся к панели АНК, и над капитанским пультом зажглась причудливая паутина глифов.
        В системе Ваала насчитывалось семь планет, но не было ни газовых гигантов, подобных Юпитеру, ни Пояса Астероидов; ближний к светилу мир напоминал Меркурий, вторым являлся обитаемый Ваал с тремя небольшими сателлитами, остальные планетоиды представляли собой гигантские мертвые каменные глыбы, кружившиеся вдали от звезды, в вечном холоде и мраке. Самая внешняя из планет служила оборонительным форпостом; там, вкопанная в грунт на сотню метров, располагалась база ОКС со станцией дальнего обнаружения. Судя по координатам точки финиша, эскадра вынырнула в половине астрономической единицы от базы, как полагалось согласно расчету.
        - Доклад, - распорядился Коркоран.
        Он выслушал рапорты всех четырех секций, но ещё до того, как прозвучали голоса Туманова, Эрнандеса, Пелевича и Праа, знал, что все в порядке - в ментальных импульсах членов команды страх и тревога сменились облегчением. Первый межзвездный зонд был запущен к Альфе Центавра года через три после Вторжения, когда разобрались с двигателем фаата, и с той поры ни один корабль в Лимбе не пропал - все появлялись в месте назначения и без потерь. Разумом это воспринималось, разумом, но не чувствами: преодоление гигантских расстояний со скоростью мысли все еще казалось магией и вызывало опасение. Инерция человеческой психики, не более того... Люди Земли летали к звездам треть столетия и познакомились с крохотной частью галактической спирали - ничтожное достижение, если судить по стандартам более древних рас.
        - Навигатор, положение эскадры, - произнес Коркоран. - Дюпресси, связь! Что тут слышно?
        - Разброс не выше расчетного, сэр, - доложил Туманов. - До флагмана три и двадцать семь сотых мегаметра, дальше всех «Австралия», примерно восемь мегаметров. Кучно прошли!
        Над пультом пилота промелькнул одинокий глиф, затем, после паузы, еще два.
        - Красная тревога не объявлена, сказала Праа. - Флагман велел приблизиться. Дистанция - две десятых мегаметра.
        - Пилот, выполняйте, - приказал Коркоран, и корабль чуть вздрогнул - включились гравитационные движки. - Команда может покинуть коконы. Связист! Спишь, Камилл? Не слышу доклада!
        - Простите, сэр, отстраивал диапазоны, есть небольшие помехи. - Лейтенант-юниор Дюпресси был молод, но дело знал и отличался служебным рвением. - Основной диапазон: коммодор Врба ведет переговоры с базой; второй и третий: пересылаются приказы, инструкции и личные письма для гарнизона и поселенцев. Судя по информации с базы, тут все спокойно. Желаете послушать?
        - Нет. На Шипке все спокойно, и слава богу, - пробормотал Коркоран на русском. Затем взглянул на таймер внизу командирской консоли и добавил: - Лейтенант-коммандер Праа, я принимаю вахту. Ба Линь, сменишь Сантини, Дюпресси, останешься на связи. Всем остальным отдыхать. По полетному реестру мы проведем здесь сорок два часа.
        - Без высадки, сэр? - раздался хрипловатый голос кибернетика Линдера.
        - Без, Сигурд. Гулять будешь на Гондване.
        Из коммуникатора донесся тяжелый вздох.
        - Жаль! Я не бывал на Ваале.
        - Не жалей, дружок, - сказал Туманов, поднимаясь. - Здесь не твоя Швеция с соснами и дубами, здесь три хворостины в песке растут, и те забором огорожены, чтобы не помять случайно.
        Это было правдой. Не одно столетие пройдет, пока пустыни Ваала оденутся зеленью.
        
* * *
        
        Лежа на койке в маленькой капитанской каюте, Пол Коркоран спал и видел сны. Начинались они хорошо: будто бы едут они с Верой и девочками в Слободу, в смоленскую Швейцарию, где среди скал и соснового бора синеют озера с хрустальной водой, где на песчаных пляжах резвится народ и где на каждой тропинке по три автомата с пивом, пирожными и прохладительным. Была у них такая поездка, была, лет пять назад, когда ему присвоили чин коммандера и отпуск дали тридцать суток после полета на Астарту... Девчонки, Наденька и Любаша, обе на заднем сиденье глайдера в длину помещались: Наде четыре стукнуло, а Любочке - три... Едут они по дороге меж елок и сосен, но на дорогу Коркоран не смотрит, а глядит то в Верины васильковые глаза, то оборачивается на малышек, любуется на их проказливые рожицы, и на душе у него так ясно и спокойно, так хорошо, и никакие мрачные мысли его не тревожат. Ни о дяде Павле, который хоть бодрится, но здоровьем плох, ни о машине сопровождения, что тащится за ними следом, ни даже о собственной проклятой крови и проклятых своих талантах, ибо у Веры что на уме, то на лице: улыбка и радость.
Ничего другого не прочтешь... И сам он радуется. Пусть не совсем человек, не совсем землянин, а радоваться ведь не запретишь! Тем более что самое важное и дорогое с ним - Вера, Надежда и Любовь!
        Внезапно сон с маленькой буквы прервался и начался другой, с заглавной. Он был в огромном городе, среди охваченных паникой толп; люди, похожие на землян, но в непривычных одеждах, будто собранных из серебристых лент и ярких лоскутков, метались на площади или в каком-то пространстве, напоминавшем площадь. Она была велика, почти необозрима, но все же не могла вместить народ, все прибывавший и прибывавший, словно морские волны, гонимые приливом. Где-то вдали, по периметру площади, он видел высокие башни зданий - тех самых, не сложенных из камня, металла и стекла, а словно отлитых целиком из пластика. Люди бежали, мчались, неслись от этих громадин, давили и отталкивали друг друга, стараясь выбраться на середину площади, где громоздился холм из человеческих тел; попавшие вниз стонали, задыхались, исходили кровью, но, сокрушая ребра, ломая конечности, новые толпы лезли вверх, кто с ужасом, кто с бешеным злобным упорством или отчаянием на искаженных лицах.
        «Что это?.. Зачем?..» - подумал Коркоран, не понимая ни причины страха, ни повода к побегу в это место, такое открытое и беззащитное под низким серым небом, где негде спрятаться и нечем заслониться, разве что лечь под груду затоптанных и задушенных людей. Пока он размышлял об этом, земля под ногами сотряслась - раз, другой, все сильнее и сильнее, а в небе вдруг вспыхнуло зарево, тусклое, подобное размазанным по небосводу тучам. Его грязно-фиолетовые полотнища колыхались, охватывая город, и здания-башни на периферии площади начали трескаться и крениться. Очевидно, они были очень высоки, в два или три километра, и, падая, порождали массу обломков, летевших отовсюду как шрапнель. Давка, стоны, крики сделались невыносимыми, люди отхлынули от домов, но это не спасало: исполинские башни стали рушиться, земля дрожала иод их ударами, и каждое падение сопровождалось жутким нечеловеческим воем тысяч умирающих и изувеченных. Коркоран, беспомощный, сдавленный людскими телами, влекомый то в одну, то в другую сторону, почти физически ощущал витавший над площадью ужас. Неизбежность смерти устрашала десятикратно,
ибо здесь погибал не один человек, не сотня и не тысяча, а целый народ; целый мир уходил в небытие, закатывалась великая цивилизация, и на смену ей приходили темные века хаоса.
        Чудовищный удар в висок, боль под сердцем, кровь, хлынувшая из горла... Холод, мрак, забвение...
        Он застонал и очнулся.
        Рядом с койкой, согнув спину, чуть не упираясь подбородком в острые колени, сидел Клаус Зибель. Взгляд Коркорана скользнул мимо него к хронометру. Четыре двадцать, вахта Оки Ямагуто, второго навигатора... На фрегате все спокойно... Сны, над которыми у Коркорана не было власти, переносили его на Землю или в иные места и времена, делали отцом и мужем, зрителем или участником событий, странных и давно минувших, но, открывая глаза, он ощущал себя капитаном. Лицом, ответственным за экипаж и свой корабль, за жизни пятнадцати человек. Это было главным - по крайней мере тогда, когда он находился в космосе.
        Он сел, спустив ноги с койки, откашлялся и произнес:
        - Ямагуто, доклад. - Голос его был ровным.
        - Ничего нового, капитан, - донеслось из вокодера. - В три сорок семь получено подтверждение от флагмана идти прежним курсом. Мы продолжаем удаляться от границ системы.
        Коркоран кивнул. До следующего прыжка, который перенесет их к Гондване, оставалось чуть меньше суток. Он потер ладонями виски, зевнул и уставился на стену. Там, над дублирующим пультом и бюро с кристаллами записей и всякими мелочами, висели портрет и две большие фотографии. На одном голографическом снимке - мама и тетушка Йо, на другом - Вера с дочками, и между этими изображениями - вся жизнь, лет, должно быть, тридцать пять. Что до портрета, то он был писан красками, и с него на Коркорана глядел дядя Павел - такой, каким он помнился года за два до смерти. В кают-компании фрегата был еще один его портрет, официальный, в мундире со всеми наградами, но Коркорану он не очень нравился. Дядя Павел был гораздо ближе, чем коммодор Литвин, астронавт, десантник и герой.
        Зибель пошевелился на узком сидении, поднял голову, спросил:
        - Тяжко, Пол?
        - Тяжко, - признался Коркоран.
        - Что-то из тех Снов?
        - Да. Кажется, я попал в Затмение.
        - Первое или Второе?
        Коркоран пожал плечами:
        - Откуда мне знать, Клаус! Был город с очень высокими домами, которые падали и разлетались фонтаном осколков. Люди искали спасения на площади, в открытом пространстве, но безуспешно - здания давили их, а эти осколки... Залп из свомов видел когда-нибудь? Очень похоже, только масштабы посолидней.
        - Много было людей?
        Прикинув размеры площади и высоту торчавших на горизонте зданий, Коркоран мрачно нахмурился.
        - Миллионы! Примерно от пяти до десяти.
        - Значит, это Первое Затмение, - с уверенным видом произнес Зибель. - В последующей за ним фазе начался демографический спад. Города с миллионным населением уже не существовали.
        История расы фаата была известна по сведениям, полученным Литвиным во время пленения на корабле пришельцев. Очень фрагментарные данные и пришедшие к тому же не от живых существ, не от Йо, почти незнакомой с понятием истории, а от квазиразумного биокомпьютера, который управлял огромным звездолетом. Но общее представление у экспертов ОКС все же имелось. Было известно, что прогресс цивилизации на материнской планете фаата дважды прерывался глобальными катаклизмами, Затмениями в их терминологии, которые разделял промежуток от пяти до восьми веков. Последняя катастрофа, Второе Затмение, случилась два тысячелетия назад, и среди долгожителей-фаата, возможно, были еще очевидцы той планетарной трагедии.
        Зибель пожевал сухими бескровными губами.
        - Первое Затмение... две с половиной или три тысячи лет... Любопытно! Ты полагал, что воспоминания гаснут, а тут сохранилась информация от очень далекого предка.
        - Необязательно, - возразил Коркоран, щелкая застежками комбинезона. - Может, предок не далекий, а долгоживущий. Йо, к примеру, говорила, что Посреднику Айве около двух тысяч лет.
        Промолвив это, он поморщился - меньше всего ему хотелось числить Айве среди своих предков. Зибель, как обычно, понял его без слов и скривил в улыбке тонкие губы.
        - В период между Затмениями долгожителей не было, и за пять-восемь веков сменилось как минимум пятнадцать поколений. Нет, Пол, это давние воспоминания, очень давние. Твой мозг...
        Коркоран поднялся, задвинул койку и с досадой махнул рукой:
        - Черт с ним, с мозгом! А вот скажи, почему они сгрудились на той проклятой площади? Я понимаю, хотели держаться подальше от зданий, но можно было ведь удрать в поля, в луга, леса - словом, в сельскую местность. Что их на площадь понесло?
        Зибель, регистратор и штатный толкователь его Снов, покачал головой:
        - Леса, луга, поля... Перед Затмением не осталось таких деталей пейзажа! Город был, город на двух континентах в умеренной зоне, а экваториальный материк засадили травой, чтобы не сдохнуть с голода. Высокая такая трава, с большим содержанием протеинов, сырье для искусственной пищи.
        - Откуда ты это знаешь, Клаус? - спросил Коркоран, потом махнул рукой и стал надевать башмаки. - Ну, тебе виднее...
        Зибель только загадочно усмехнулся. Ему и правда было виднее. Как офицер Секретной службы ОКС и к тому же доктор психологии и лингвистики Исследовательского корпуса, он занимался проблемой фаата ровно столько лет, сколько Коркоран прожил на свете. Он знал о них все, что удалось извлечь из сообщений Литвина и изучения останков звездолета, из допросов Йо и анатомирования трупов, тех немногих тел, что не были размазаны по переборкам во время катастрофы в Антарктиде. Он даже знал язык фаата и говорил на нем не хуже Коркорана - конечно, если не считать ментальной составляющей. Телепатией Зибель как будто не владел. Хотя, если быть совсем уж честным, Коркоран уверен в этом не был.
        - Что тебе снилось, кроме города и гибнущих людей?
        - Вера, - ответил он с улыбкой и посмотрел на фотографию. - Вера и мои девчушки. Солнечный день, лесная дорога и глайдер, в котором мы едем. Вера в чем-то сиреневом, под цвет глаз, Любочка и Надюша - в желтых платьицах, словно пара одуванчиков... Но это к делу не относится, Клаус. Это мое.
        - Все здесь твое, и все относится к делу, - проворчал Зибель, тоже глядя на снимок. - Сны, что приходят от предков-фаата, - ценная информация, а личное... ну, то, что ты считаешь личным... это признак твоей стабильности. Психической стабильности, я хочу сказать. Любовь к жене и детям, к матери, чувство благодарности и дружбы... - Он поднял лицо к портрету Литвина. - У тебя нормальные сны и нормальные реакции, Пол. Гмм... человеческие, не такие, как у фаата.
        Улыбка Коркорана слегка поблекла.
        - Спасибо, Клаус, ты меня успокоил - выходит, я все-таки не монстр. Кстати, к тебе я тоже испытываю чувства благодарности и дружбы.
        - Айт т'теси, - произнес Зибель на языке фаата. - Я рад.
        
        
        Глава 2 ПОЛ РИЧАРД КОРКОРАН Два месяца после Вторжения плюс вся жизнь
        Госпиталь Лунной базы, август 2088 г.
        
        - Аа-а! Ааа-а!
        - Тужься, милая, тужься... вот так... уже головка показалась...
        - Ааа-аа!
        - Кажется, обойдемся без кесарева, доктор Штрауб.
        - Да, доктор Громов. Она худощава, но сложение крепкое. Все же офицер-десантник Космофлота... Сестра, еще салфеток! Сюда и сюда! Сюда, я сказал!
        - Аааа!
        - Сестра, что у вас руки трясутся? Не видели, как женщины рожают?
        - Так - не видела, доктор Штрауб! Чтобы не в воду, не в комплексе КР, без инъекций сталумина, без обезболивания, без...
        - Сестра, заткнитесь!
        - Ну-ну, Штрауб... Моника права, так уже лет семьдесят не рожают. Если только в Китае или Индии...
        - Громов, вы тоже заткнитесь. Вы что же, знаете, как повлияет на младенца сталумин или обезболивающее? На этого младенца? Вы что, подписку не давали? Забыли, чей это мальчик?
        - Нормальный парень, по всем показателям внутриутробного исследования.
        - Лет через двадцать увидим, нормальный он или нет, коллега. Тужься, милая... немного уже осталось...
        - Аа-ааа! Аааа!
        - Так, так... еще чуть-чуть... Великолепно! Выскочил, как пробка из бутылки шампанского!
        - А-ахх...
        - Сестра... Моника, вам говорю!.. Обработайте пуповину, послед на анализ! Громов, вколите ей успокоительного, пусть поспит. Жанна, обмойте ребенка и на весы!
        - Н-не надо, доктор... н-не хочу спать... сыночка... дайте м-моего сыночка... а-ахх...
        - Ты с ним еще наиграешься, красавица. Спи! Вот так... Жанна, вес!
        - Четыре двести, доктор Штрауб. Чудный малыш! Смотрите, улыбается!
        - Ну-ну, без сантиментов! Дайте-ка я на него взгляну... Вроде бы самый обычный ребенок... Как вы считаете, доктор Громов?
        - Две руки, две ноги, пять пальцев, одна голова и... хмм... все остальное, что мальчику положено... Явно не урод. Я бы даже сказал, симпатичный. Глаза серые, мамины. По-моему, тут от фаата ничего.
        - А вы их видели, этих фаата?
        - Видел, доктор Штрауб. Трупы - на снимках, а живых - в трансляции с кораблей Тимохина. Глаза у них совсем другие, радужка серебристая и заполняет глазное яблоко, волосы темные и...
        - Ну, о волосах тут рано говорить. Внешне все в порядке, но я бы взглянул на внутренние органы.
        - Проведем интроспекцию?
        - Да, не помешает. Жанна, несите его к установке. Еще один момент, коллеги... сестры и вы, доктор Громов... Напоминаю о подписке, которую дали мы четверо, и о том, что мы не просто медики, а служащие ОКС. Сегодня мы приняли роды у лейтенанта Абигайль Макнил. Отец ребенка - лейтенант Рихард Коркоран, ныне покойный. Это все, что нам надо знать.
        
        Госпиталь Лунной базы, август 2088 г., через несколько дней
        
        - Солнышко мое, родной мой, маленький... - Чмок, чмок, чмок. - Проголодался...
        - Поддерживай ему головку, Эби. У тебя хорошее молоко, высокой жирности. Он быстро наедается.
        - Да, сестра Жанна. Он прелесть, верно?
        - Конечно, девочка, конечно. Чудный малыш! Я знаю, что говорю. У меня трое... трое сыновей и две внучки от старшего.
        - И где они?
        - Средний служит на «Барракуде», младший - на «Орионе», а старший не пошел в Космофлот. Он художник. Был художником...
        - Почему был, сестра Жанна?
        - Он погиб, Эби. Недавно... Сам погиб, и его жена, и мои маленькие внучки... прими, Господь, их невинные души... Все погибли, Эби, когда над Льежем взорвался аппарат фаата..
        - Не плачьте, сестра Жанна, ну пожайлуста, не плачьте... Смотрите, он вам улыбается... Мой сыночек...
        
        Смоленск, 2089 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - Павел, он идет к тебе... смотри, как хорошо идет... а теперь к Йо... Ты ведь узнал дядю Павла и тетю Йо, малыш? Узнал, да?
        - Та. Тата Паша, тета Е. На вучки! Тета Е!
        - Он хочет, чтобы я взяла его на руки?
        - Да, Йо. Ты ему нравишься. Ты такая красивая!
        - Он теплый... кожа такая нежная... и запах... он пахнет тем, что пьют... не подсказывай, Павел, я вспомню... да, молоко... Он пахнет молоком. Удивительно!
        - Ты удивляешься, Йо? Почему? Ты ведь уже видела детей, верно?
        - Видела, но не держала на руках. И потом, это были... как сказать?.. да, чужие дети. Я не могла их потрогать. Я знаю, что трогать можно только своих детей или хорошо знакомых. Так положено на Земле.
        - А у вас?
        - У нас, в Новых Мирах, я не встречала детей.
        - Даже когда сама была маленькой?
        Молчание. Потом:
        - Эби, пусть Йо и мальчик поиграют. Вот здесь, в песочнице... А я хотел бы прогуляться. Покажи мне свой сад. Вишни... это, кажется, вишни? Как они цветут!
        - Это не вишни, Павел, это сливы. Вишни за домом.
        - Пойдем туда.
        - Почему ты меня уводишь?
        - Хочу тебе кое-что сказать. Не расспрашивай Йо о детях. У бино фаата нет детей, только потомки. Следующее поколение тхо, рабочие, воины или пилоты.
        - Но разве потомки не дети?
        - Не совсем. Я тебе говорил: не обманывайся внешним сходством между ними и нами. Физиологическое сходство велико, вплоть до клеточного уровня, но их мир иначе организован, и детям в нем места нет. Считается, что детский возраст непродуктивен, что дети ничего не дают, а только потребляют, отнимая у общества массу ресурсов. Кроме того, дети уязвимы. Самое уязвимое звено в биологии любой расы, вымирающее первым в случае войн, болезней, природных катастроф, и его уязвимость пропорциональна времени детства. В Затмениях первыми гибли дети, а с ними погибал генофонд... При этом чем больший срок необходим для достижения зрелости, тем большие нужны затраты, чтобы сберечь новое поколение. Нерационально, понимаешь?
        - Но может ли быть иначе? У нас, у людей? А фаата ведь люди!
        - Может. Они практикуют искусственное осеменение, и женщины-кса, особая каста, вынашивают плод в течение пяти-шести недель. Очень быстро, под волновым облучением, так же, как было с тобой на их корабле. Потом младенца помещают в инкубатор... не совсем в инкубатор, это скорее установка для ускоренного физиологического развития. Йо не смогла описать эту машинерию. Она знает только, что вышла из нее взрослым человеком примерно через год. Взрослым, владеющим языком и даже кое-какими профессиональными навыками... Вот и все ее детство. Для нее ребенок - чудо из чудес.
        - А она сама... то есть вы оба... ты и она...
        - Нет, Эби, нет, у нас детей не будет. Ее каста тхо бесплодна.
        - Но бесплодие лечится!
        - Это не болезнь, не бесплодие земной женщины, Абигайль, ее организм просто не вырабатывает нужных гамет [Гаметы - половые клетки. При оплодотворении гаметы противоположных полов слипаются, образуя зиготу, из которой развивается новая особь.]. С этим ничего нельзя поделать, милая. На Лунной базе и здесь, на Земле, ее смотрели лучшие специалисты... смотрели тщательно, ты уж мне поверь! Да и не в этом дело.
        - Не в этом? Ты меня пугаешь, Павел! В чем же?
        - В том, что мир фаата рационален до конца. Старость так же непродуктивна, как юность, и поэтому тхо долго не живут. - Долгая, долгая пауза. Затем: - Я не знаю, сколько ей осталось.
        
        Смоленск, 2093 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - Скажи, Пол: т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта.
        - Тетайя оррр нукума сирентахи пата... Похоже, тетя Йо?
        - Нет, малыш, нет. Не тетайя, а т'тайа, не нукума, н'ук'ума... У тебя такой хороший, такой гибкий язычок, щелкай им в нужном месте. Послушай еще раз: т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта... Теперь повтори.
        - Т'тайа оррр н'ук'ума сирент'аги патта!
        - Уже гораздо лучше. Орр, орр, орр... Не надо сильно раскатывать звук. А в слове «сиренд» окончание звонкое - сиренд, сиренд, сиренд'аги. Лучше, если ты будешь не говорить, а петь. Споем вместе?
        - Да, тетя Йо. Т'тайа орр н'ук'ума сиренд'ага патта!
        - Замечательно, мой хороший! Ты понимаешь, что это значит?
        - Сиренд вылез на солнце и греется на теплых камнях. Сиренд - такая ящерица с блестящей синей шкуркой... водится в Новых Мирах, про которые ты мне рассказывала...
        - В одном из Новых Миров, малыш. На Т'харе... Это мир, в котором я жила.
        - Он дальше Марса?
        - Дальше, Пол.
        - Дальше Юпитера?
        - Гораздо дальше. Он лежит у Провала, на границе галактического рукава, и свет до него идет целых два столетия.
        - Ты скучаешь по нему?
        - Нет. Пожалуй, нет... Там у меня не было близких, а здесь ты, и твоя мама, и Павел... И на Земле гораздо красивее, чем на Т'харе.
        - Но я все равно хочу увидеть Т'хар. Когда я вырасту и стану астронавтом, мы полетим туда все вместе - ты, я, дядя Павел и мама.
        - Боюсь, Пол, нам не будут рады.
        - Почему?
        - Я объясню тебе это, но не сейчас, как-нибудь попозже. Сейчас мы должны говорить на фаата'лиу, чтобы ты все понял правильно. Ты не забыл, что такое фаата'лиу?
        - Конечно, не забыл. Это язык бино фаата.
        
        Смоленск, сентябрь 2094 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - Мама, почему дядя Павел плачет?
        - Разве он плачет, сынок? На его лице нет слез.
        - Он плачет. Я чувствую. Здесь. - Детская ладошка касается лба. - И ты тоже плачешь. Мама, почему?
        Долгое молчание.
        - Наверное, ты прав, мой мальчик. Мы оба плачем, дядя Павел и я. Люди горюют, когда уходят близкие, уходят навсегда. Я не хотела тебе говорить... Йо умерла. Ты ведь понимаешь, что это значит?
        - Касс'иро тан... То есть я хотел сказать - я понимаю и не понимаю. Умирают старые, а тетя Йо была молодой и такой красивой... Как она могла умереть?
        - Ты же знаешь, Пол, что она не человек... не человек Земли. Мы живем семьдесят, и восемьдесят, и даже сто лет, а Йо не могла прожить столько. Она была фаата.
        - Но она говорила мне, что фаата живут очень долго и никогда не стареют. Разве это не так?
        - Есть разные фаата, милый, как разные народы на Земле. У таких фаата, как Йо, жизнь недолгая.
        Молчание.
        - И она больше к нам не придет? Никогда-никогда? Не будет меня учить, говорить со мной на фаата'лиу, рассказывать о Т'харе, о Новых Мирах и большом корабле, на котором прилетела на Землю? Я не хочу так! Я хочу, чтобы она жила! Разве это трудно - просто жить?
        - Есть вещи, Пол, которые нам неподвластны. С ними надо смириться и перенести горе с терпением и мужеством. Посмотри на дядю Павла... посмотри, он сидит на скамейке в нашем саду, глаза его печальны, но слез в них не увидишь. Он сильный человек, наш дядя Павел...
        - Но внутри у него темнота. Я чувствую, знаю... Слез нет, но он плачет... - Пауза. - Я пойду к нему, мама?
        - Иди, сынок.
        
        Смоленск, октябрь 2094 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - Пол, это господин Клаус Зибель из ОКС. Он будет...
        - Простите, мэм, просто Клаус. А ты - Пол... Пол Ричард Коркоран... Знаешь, ты очень похож на свою маму. Какая у тебя интересная комната... столько снимков, и все голограммы... Я вижу, на них капитан Литвин... здесь - на Меркурии, а здесь - в Поясе Астероидов... А это где?
        - На Аяксе. Там два солнца, господин Клаус, зеленое и красное.
        - Называй меня Клаусом, Пол. Я, конечно, старше тебя, но ненамного, всего лет на двадцать. Сущий пустяк, не так ли? Хорошая у тебя комната... и окна прямо в сад... а в саду еще астры цветут... Скажи, почему погашены эти два снимка - тот и вот тот?
        - Мама говорит, такой обычай - не включать голограммы сорок дней. На них тетя Иоланда. Она умерла, Клаус.
        - Ты хотел сказать - Йо?
        - Я хотел сказать Иоланда, потому что так ее все звали, кроме нас с мамой и дяди Павла. Но ты из ОКС, и ты знаешь, что она была Йо.
        - Знаю. Включи, пожалуйста, эти снимки. Включи для меня, на пять минут.
        Молчание.
        - Красивая... Жаль, недолго у вас прожила...
        - Она здесь не жила. У нее и дяди Павла есть свой дом.
        - Я оговорился, Пол. Я хотел сказать - у нас на Земле. Она была твоим другом?
        - Да, Клаус.
        - А другие друзья у тебя есть? Кто они?
        - Коля. Он в том доме живет, где башенка. Видишь, Клаус? Во-он, над деревьями... Еще Серега и Петька. Они братья, но Петька маленький, а с Серегой мы вместе в гимназию пойдем, так мама сказала. Еще не скоро... еще целый год... почти...
        - Но ты не забудешь того, чему научился у Йо? Фаата'лиу, например?
        - Я постараюсь не забыть, но кроме тети Йо никто не знает фаата'лиу, даже дядя Павел. Серега... я хотел научить Серегу, но он все говорит неправильно и не умеет щелкать языком. И теперь, когда нет тёти Йо...
        - ...Теперь есть я. Я немного знаком с фаата'лиу и умею щелкать. Тц, тц, тц... Слышишь? Знаешь, зачем я пришел?
        - Зачем, Клаус?
        - Я пришел, чтобы говорить с тобой на языке бино фаата. Нам нужно говорить, тебе и мне, иначе мы его забудем, а это не годится. Язык врагов надо знать... врагов или союзников, смотря по тому, как повернется судьба. Понимаешь?.. Вижу, что еще не понимаешь, но поймешь со временем. Мы будем говорить с тобой, Пол. Конечно, я не заменю тебе Йо, я совсем некрасивый, и я не похож на фаата, но знаю о них многое. Все, что знаю, расскажу тебе. И мы... может быть, мы станем друзьями.
        Молчание. Почти бессознательно ментальный щуп коснулся чужого разума, приник на мгновение и отпрянул.
        Странный этот Клаус Зибель... Странный, но, кажется, плохого не желает... Хочет говорить... в самом деле, хочет говорить...
        - Айт т'теси, - произнес мальчик на языке фаата. - Я рад.
        
        Мальорка, лето 2099 г., детский спортивный лагерь
«Грин Скаутс» близ бухты Алькудия
        
        - Пол? Тебя зовут Пол Коркоран? Значит, Пао-ло. А я Хосе Гутьерес из Барселоны.
        - Испанец?
        - Ха, испанец! Я каталонец, Паоло! Мой дед говорит, мы настоящие иберы, не то что эти... - Презрительный жест. - А ты откуда? Из Швеции?
        - Почему ты так решил?
        - Все шведы рыжие, и ты рыжий.
        - Я из России, Хосе.
        - Ха, врешь! У русских таких имен не бывает! Ты точно швед! Разве плохо быть шведом?
        - Наверное, хорошо, но я не швед. Моя мать - ирландка, отец был австрийцем, а живу я в России, в Смоленске.
        - Почему? И почему твой отец - был?
        - Потому что он умер, и мама решила, что в Смоленске нам будет лучше. Там дядя Павел.
        - Твой новый отец?
        - Нет, друг моего отца, капитан Пол Литвин. Сейчас он командует «Дрезденом».
        - Ух ты! Капитан космического флота, да? Я читал про Вторжение... Он тот самый Литвин? Венок Славы, Пурпурное Сердце, Орден Кометы и... и...
        - Он тот самый Литвин, Хосе. Он был десантником... и мама, и мой отец... Они летали на «Жаворонке».
        - Десантники, ух ты! Я видел утром, как ты прыгаешь в этом... как его... да, в блоке невесомости! Здорово! Это у тебя от родителей, верно? От десантников? А мои... мои всегда торговали вином. Дед торговал, и прадед, сейчас отец торгует... А я не хочу. Я, как вырасту, - делает большие глаза, - отправлюсь на Плутон. Туда прилетели эти... как их... лоона эо, вот! Им наемники нужны, бойцы! И я...
        - Хосе, зачем тебе идти в наемники? Разве плохо на Земле?
        - Хорошо. Хорошо, но скучно! А дед говорит: мы, каталонцы, такие непоседы...
        
        Смоленск, зима 2102 г., кабинет капитана Литвина в его доме
        
        - Почему мы встретились здесь, Клаус?
        - Потому, что мне надо сказать тебе нечто важное, Пол, и это самое подходящее место. Твоя мать и дядя Павел тоже так считают. Мисс Эби, твоя мама, очень боится, не знает, как ты отреагируешь... Возможно, решишь, что нужно побыть одному. Есть вещи, с которыми мужчина должен справляться в одиночестве, а ты уже мужчина, Пол, тебе четырнадцать лет. Если захочешь здесь остаться, вот пароль и ключ. Коммодор Литвин оставил их для тебя.
        - Клаус... не обижайся, Клаус... если я должен узнать что-то важное, то почему ты?.. Ты, а не мама?.. Ты, а не дядя Павел?..
        - А как тебе кажется?
        Тишина, только потрескивают поленья в камине.
        - Я думаю, ты специалист, Клаус. Психолог. Ты служишь в ОКС и занимаешься фаата. Наверное, ты знаешь о них больше всех на свете... - Пауза. - Наш разговор касается бино фаата?
        - Правильный вывод, мой мальчик. Бино фаата, Эби Макнил, твоей матери, Павла Литвина, Рихарда Коркорана и тех дней, которые они провели пленниками в чужом корабле. Ну и других любопытных моментов и забавных личностей вроде Гюнтера Фосса, спасителя Земли... Здесь, на этом диске, полный отчет о случившемся, и ты его просмотришь, когда я уйду. Но сначала мы поговорим... Скажи, ты замечал за собой что-нибудь странное?
        - Странное? Нет, Клаус... пожалуй, нет.
        - Нет? Я подскажу тебе, Пол. Тебя не удивляет, что ты говоришь на фаата'лиу?
        - Ты тоже на нем говоришь.
        - Мне сделали операцию, сложную операцию на гортани. Видишь ли, Пол, голосовые связки, нёбо и язык у бино фаата устроены чуть иначе, и люди Земли просто не в силах овладеть необходимым произношением. Только мы с тобой, если не считать особых трансляторов-вокодеров... Но это не самое главное... не самое главное для тебя. Важнее другое. Я замечаю, что ты улавливаешь смысл незаконченной фразы, а иногда - невысказанную мысль. В последние годы, когда ты вступил в пубертатный период, все чаще и чаще... Ты не думал, как это получается? Не вздрагивай, в этом ничего плохого нет. Такой уж у тебя дар, мой мальчик.
        - Клаус, теперь я понимаю, о чем ты говоришь. - Пауза. - Клаус... мне страшно, Клаус...
        - Ты не должен бояться. Это не уродство, Пол, это, так сказать, наследственный дар. Ну-ка напрягись, загляни в мое сознание, прямо в мозг... Сколько там извилин у старины Клауса? Пяток наберется?.. Ну вот, ты уже улыбаешься...
        - Оттого, Клаус, что мне стало еще страшнее. Наследственный дар? Почему наследственный?
        - Потому что Рихард Коркоран не был твоим отцом. Я объясню тебе... сейчас объясню... ты только внимательно слушай...
        
        Смоленск, зима 2102 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - Мама, Клаус сказал мне...
        - Я знаю, о чем сказал Клаус, и не хочу об этом говорить. Ты мой сын, Пол, плоть от плоти, кровь от крови... Этого достаточно.
        - Конечно, мама. Но я все-таки спрошу... нет, не о том, что с тобой сделали на корабле, я про другое. Клаус дал мне отчет, и там было про метаморфа, про этого Гюнтера Фосса... Это не выдумки? Ты сама его видела?
        Вздох облегчения.
        - Видела. Своими собственными глазами.
        - Расскажи!
        - Дядя Павел знает больше. Когда он вернется...
        - Когда он вернется, я его спрошу, но ты тоже должна рассказать! Откуда он взялся, этот Фосс, и как он выглядел? И что он делал? И почему он...
        
        Смоленск, март 2105 г., урок в 12 классе
1-й Смоленской гимназии
        
        - ...Если обратиться к русской - точнее, к российской литературе того периода, мы легко заметим тенденции разочарования и нигилизма, что объясняется общей ситуацией в стране в конце двадцатого - начале двадцать первого веков. Развал великой державы, резкий спад экономики и обнищание населения с одной стороны, а с другой - безграмотные нувориши, ленивые чиновники и жадные олигархи, устроившие пир во время чумы - такой видится нам Россия тех лет, что, разумеется, нашло отражение в литературном процессе. Если мы обратимся к творчеству таких писателей, как...
        - Паш, а Паш...
        - Что, Серега?
        - Ты новую девчонку видел? Ту, что в девятый пришла?
        - Какую девчонку?
        - Верку Ковалеву. Я ее сканером... пару раз... незаметно... Держи, щас переброшу снимки на твой покетпьют... [Покетпьют - карманный компьютер, выполняющий также функции телефона и медицинского диагноста.]
        - Щас нас засекут и выкинут из блока. Забыл про кошер [Контер (он же «ухо», или «слоновье ухо») - прибор, отслеживающий посторонние шумы на фоне основных звуковых сигналов. Название происходит от фр. ecouter (слушать); прибор используется в учебных заведениях, а его всевозможные модификации - в разведке, шоу-бизнесе, на транспорте и в промышленности.]?
        - ...Период упадка, который мы сегодня рассмотрим, продлился до двадцатых-тридцатых годов двадцать первого столетия и породил, в частности, особый жанр литературы ужасов. Если мы обратимся., например, к роману «Нет»...
        - Забудь про контер, я его немного подкрутил. Ты погляди, Пашка, какая девочка! На второй снимок погляди! Этот я сделал снизу, когда она по лестнице шла... Ка-акие ножки!
        - Да ведь она совсем малявка! Пятнадцать лет в обед!
        - Ну, и мы еще не старики. Я, во всяком случае. А потому...
        - Ты что там с контером сделал, Серега? Вышли уже на нас, вышли! Ты что в нем крутил, охламон?
        Перерыв в трансляции лекции,
        - Седьмой блок! Семенов и Коркоран! Вон из аудитории!
        - Ольга Васильевна, да мы...
        - Семенов, я сказала вон - значит, вон! Я вижу, что на ваших экранах! И если вы еще раз посмеете...
        
        Смоленск, май 2105 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - Мама, это Верочка.
        - Здравствуй, милая. Я Эби. Ты учишься с Полом?
        - Нет, тетя Эби, я только в девятом. Биологический курс.
        - Да, конечно. Ты совсем... - заминка, - совсем юная.
        - Мама, ты хотела сказать: совсем ребенок.
        - Пол, важно не что я хотела сказать, а что сказала. Вера не ребенок. Юная девушка - так будет точнее. И очень симпатичная. Даже удивительно, что она обратила внимание на такого рыжего недоумка.
        - Спасибо, тетя Эби. Мне пятнадцать, но я постараюсь быстрее вырасти.
        - Не торопись, детка. Мы все растем, а потом стареем, и с этим ничего не поделаешь... Тебе нравится у нас?
        - Очень! Такой чудесный сад! И сирень... Я люблю запах сирени.
        - Пол, ты мог бы нарезать букет для Веры. Ты ведь слышал, что девушкам нужно дарить цветы?.. Заходи в дом, милая. Выпьешь чаю?
        
        Смоленск, июль 2105 г., вечер, березовая роща в микрорайоне Холмы
        
        - Когда ты улетаешь, Павлик?
        - Послезавтра, моя ласточка.
        - В Байконур?
        - В Байконур.
        Тяжелый вздох.
        - Это так далеко... Ты меня забудешь...
        - Скорее я позабуду, что по утрам восходит солнце…
        Звук поцелуя.
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, август 2105 г.
        
        - Куррсанты, рравняйсь! Смиррно! Ты, рыжий, захлопни пасть и не скалься! Повторите, кто я такой!
        - Сержант Кокс, сэр!
        - Не слышу, шавки вонючие!
        - Серржант Кокс, сэрр!!!
        - Так, уже лучше... Да, я сержант Брайан Кокс, я сущий дьявол, и шесть лет я буду занозой в ваших задницах. Я сделаю из вас мужчин! Бойцов-десантников и настоящих мужиков! Я... Рыжий, было сказано захлопнуть пасть и не скалиться!
        - Разрешите обратиться, сэр! Вопрос, сэр!
        - Что еще?
        - Тут у нас в команде три девушки, сэр. Из них вы тоже сделаете настоящих мужиков?
        Грозная напряженная тишина. Потом:
        - Та-ак... Я вижу, тут умники завелись... С одной стороны, неплохо - вас не в пехтуру готовят, а в космический десант. С другой - умничать положено на пятом курсе. На пятом, и ни днем раньше! Ты, рыжий ублюдок! Как тебя?..
        - Пол Ричард Коркоран, сэр!
        - Ага, значит, Пол Ричард... Что там лежит, Пол Ричард, - вон, на земле?
        - Окурок, сэр!
        - Точно, окурок. Надо его похоронить. Сегодня ночью, в три ноль-ноль, возьмешь лопату и к шести утра выкопаешь яму - метр на метр и три метра в глубину. В центре положи окурок, сядь на него в позе лотоса и жди меня. И сохрани тебя Господь, если яма окажется слишком мелкой! Ясно?
        - Так точно, сэр!
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, сентябрь 2105 г.
        
        - Это, парни и барышни, боевой скафандр-симбионт. Надевать положено за минуту. А это МП-43М, метатель плазмы модифицированный, модель сорок третья, самое мощное ручное оружие, которым мы располагаем. Тяжеловат, Павлова? Ничего, привыкнешь! Сейчас вы...
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, февраль 2106 г.
        
        - Ты, ты и ты! И еще ты, Байрамов! Блевали, олухи? Тест в невесомости вам не зачтен. Собирайте манатки!
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, март 2106 г.
        
        - Я капитан Джандария, ваш прэподаватэл астронавигации. Навигаторы из вас, конэчно, как шашлык из дэрма, но основы надо знат. Надо, генацвале! Итак, начнем с систэмы координат...
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, май 2106 г.
        
        - Та-ак, господа курсанты... Все здесь, кого еще пинком под зад не вышибли? Вижу, все... Ну, тогда приступим к распределению нарядов. Дикинсон, Астахова, Барре, Туанг - на камбуз. Клейменов, Дембски, Павлова, Рид - вы займетесь газоном у казармы, и чтоб травинка к травинке лежала! Майская травка такая нежная... Бро и Ларсен, в распоряжение лейтенанта Романецкого, ему грузчики нужны. Ты, Сажин, в медчасть, драить полы... Та-ак, что у нас остается? А, два гальюна, мужской и женский! Ну, это, как обычно, для самых умных. Пол Ричард Коркоран!
        - Я, сержант Кокс, сэр!
        - Чтобы кафель блестел, как броня на крейсере!
        - Слушаюсь, сэр!
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, июль 2106 г.
        
        «Дорогие мои мама и Верочка!
        Вы, конечно, помните, что в первый год нам запрещается любая связь с родными, но сегодня приехал Клаус, чтобы проведать меня, и я упросил его передать вам этот диск. Не беспокойтесь, со мною все в порядке, я бодр, здоров и не отчислен в наземники. Живем мы хорошо, и заботятся о нас лучше некуда. Тут вообще очень милые люди, особенно сержант Кокс - ему за пятьдесят, и ты, мама, его, должно быть, помнишь и расскажешь Верочке, какой он добрый и внимательный наставник. Очень хотел бы вас увидеть, но отпуск летом нам не полагается. Передайте дяде Павлу мой привет, когда он вернется с Астарты, и скажите ему, что я...»
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС,
2107 г.
        
        - Курсант Коркоран! Вы слишком быстро разделались с тестом по восприятию глифов. Обошли защиту в компьютере и добрались до ответа?
        - Нет, сэр! Как можно!
        - Ну-ну... Иногда мне кажется, что вы берете результат прямо из моей головы.
        - Это ближе к истине, сэр.
        - Острить будете потом, курсант. Приступайте к следующей задаче.
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС,
2108 г.
        
        - Познакомимся, курсанты: я ваш пилот-инструктор. Летать мы будем для начала на «коршуне». Машина старая, но надежная, хоть на Марс садись, хоть на Венеру. С теорией пилотирования вы, полагаю, знакомы...
        
        Венера, воздушное пространство над Плато Покойников, 2109 г.
        
        - Реверс, курсант! Уходи на три часа! И не лезь к той туче! Так, правильно... плавно сейчас иди, не торопись... Руками не дергай и не сучи ногами, здесь пипок-кнопок нет, здесь у тебя кокон и контактный шлем. Теперь быстрее! Еще быстрее! Не боишься? Вижу, что не боишься, а только опасаешься. Это хорошо. На Земле летал, на Марсе летал и на Меркурии... Помню, отлично летал... А это Венера, мать ее! Тут у кого хочешь мозги растекутся и ручонки задрожат... Сейчас вверх давай! Круче! Не надо, чтобы нас молнией долбануло! Уходи от этого гадского плато! Вверх, вверх, вверх! Давай! Я не вмешиваюсь, я не инструктор, а твой пассажир или стрелок с дыркой в брюхе. Кровью истекаю, понимаешь? Спасешь меня, довезешь до орбитальной базы, будешь не курсант, а пилот. Давай, Пол, давай! Я, парень, не вмешиваюсь...
        
        Байконурская Космическая Академия ОКС, приемный зал начальника Академии, 2110 г.
        
        - Группа, равняйсь! Смирно! Коммодор, группа «би» пятого года обучения готова для инструктажа! В строю двенадцать бойцов и сержант Кокс!
        - Вижу, лейтенант. Курсанты, вольно! Информирую, что сегодня, в пять двадцать пять утра, сепаратистами Радж Али атакованы миссия Красного Креста и лагерь беженцев в Лакхнау [Лакхнау - город на северо-востоке Индии, в штате Уттар-Прадеш.]. Десантная команда с крейсера «Жанна д'Арк» отбила нападение, рассеяла бандитов и ведет их преследование. Они уходят в джунгли, к непальской границе, общая численность отряда - до двухсот штыков. Вы будете сброшены здесь и здесь, двумя группами под командой лейтенанта Романецкого и сержанта Кокса. Ваша задача: обойти банду с фланга, отсечь от предгорий и уничтожить, действуя совместно с десантом «Жанны». Лейтенант!
        - Слушаю, сэр!
        - Вот, возьмите пьют, тут карты и необходимые вам данные. Связь со мной и крейсером - по прибытии на место, затем каждые полчаса. Да, еще одно... Курсанты! Погибли восемь сотрудников миссии, и есть жертвы среди беженцев, минимум два десятка человек. Напоминаю: это не учебная тревога, это боевая операция.
        
        Джунгли в штате Уттар-Прадеш, верхнее течение реки Рапти, 2110 г., через 42 часа после начала операции
        
        - Где я? Хрр... Где я? Где я, черт побери?
        - На моей спине, сержант. Рад, что вы очнулись.
        - Ты, Коркоран? Где остальные?
        - Четверо идут за мной. Сажин убит, Туанг ранен, но может двигаться. Вам... вам, сэр, отрезало лазером ступню. Еще, наверное, контузия... Они вас ракетой накрыли вместе с Ваней Сажиным. Ваню насмерть... Тело несут Барре и Ларсен, Астахова прикрывает.
        - Хрр... Ты почему без скафандра?
        - Сдох скафандр. У них метатели есть. Расплавили коленный шарнир, чинить некогда.
        - Брось меня, Коркоран!
        - Не могу, сержант. Тут болото. Шаг влево, шаг вправо - и буль-буль. Нога болит? Не должна болеть: мы ее витаспреем обработали и анальгетик вкололи.
        - Брось, я приказываю! Меня бросьте и труп! Уходите! Хрр... Уходите! Я прика...
        - Коркоран!
        - Да, Туанг.
        - Он потерял сознание. - Пауза. - Что будем делать, Коркоран?
        - Перейдем болото, заляжем в зелень на той стороне и отстреляем гадов. Они за нами идут, но в болоте им не укрыться. Место плоское.
        - У них метатели, Пол.
        - У нас тоже. Здесь они не пролезут! - Пауза. - Ну и тяжелый наш сержант... Хорошо, хоть живой... Кто нас еще полгода гонять будет?
        
        Смоленск, лето 2111 г., березовая роща в микрорайоне Холмы
        
        - Павлик, Павлик, милый! Ооо! Павлик, родной мой!
        
        Смоленск, лето 2111 г., усадьба в микрорайоне Холмы
        
        - У тебя с ней серьезно, Пол?
        - Куда уж серьезнее, Клаус!
        - Мать одобряет?
        - И мать, и дядя Павел.
        - Одобряют, значит... М-да...
        - Полагаешь, монстр вроде меня не должен заводить семью?
        - Ты не монстр, Пол, ты человек с особым даром, и это усложняет ситуацию. Что можно скрыть от женщины, с которой делишь постель? Ничего, почти ничего, уверяю тебя. Хранитель твоих тайн - ее любовь и преданность. Ты уверен, что они никогда не иссякнут?.. Нет, не торопись с ответом, только время дает верные ответы. Тебя направляют на «Тайгу»? Послужи там пару лет, потом решишь. Решите вместе. Пусть она поймет, что у подруги астронавта жизнь нелегкая - ты будешь с нею месяц из шести.
        - Ты прав, Клаус, прав, как всегда. Но давай поговорим о другом, ладно? - Пауза. - Я слышал, лоона эо хотят построить город на Плутоне или космическую станцию... Может, они и есть мета-морфы-протеиды? Гюнтер Фосс... ты ведь помнишь про эмиссара Фосса?.. не из их ли он племени?
        Сухой смешок.
        - Не из их. Точно не из их!
        
        Лунная база ОКС, крейсер «Тайга», приемная капитана, 2111 г.
        
        - Сэр, лейтенант-юниор Пол Ричард Коркоран. Представляюсь в связи с назначением в группу пилотов-десантников крейсера.
        - Вольно, лейтенант. У вас, я вижу, Крест Мужества... За что получен?
        - Вынес из боя раненого командира, сэр.
        - Что ж, это впечатляет. Минуту, я просмотрю ваши документы... Так, все в порядке. Идите на палубу «F» и представьтесь коммандеру Гулыге. Он у нас ведущий пилот десанта. Удачной службы, лейтенант-юниор!
        - Благодарю вас, сэр!
        
        Околоземное пространство, борт крейсера
«Тайга», сеанс связи с Землей, 2113 г.
        
        - Мама, ты слышишь меня, мама?
        - Слышу и вижу, Пол. Родной мой, кажется, ты похудел?
        - Ничего, ты меня подкормишь. Я возвращаюсь, мама, возвращаюсь! Меня направили в Школу Навигаторов, в Малагу... Я буду на Земле почти два года!
        - Я уже знаю, сынок. Клаус прислал сообщение... мне и Верочке.
        - А она тебе ничего не говорила?
        - Она такая скрытная девочка, Пол. Много не говорит, только улыбается да краснеет.
        - Мы решили пожениться, мама. Мы...
        - Отбой, лейтенант, конец связи! Твое время вышло, а в коридоре у меня целая очередь. Но главное, надеюсь, ты успел сказать?
        - Нет, Тиссен. Я не сказал, что люблю их обеих.
        
        Система Телемак, 22 парсека от Солнца. Борт крейсера «Чингисхан», офицерская кают-компания, 2117 г.
        
        - Капитан в отсеке! Смиррно!
        - Можете сесть, господа и дамы. Второй навигатор Коркоран! Сообщение для тебя, так что поздравляю с Любовью, Пол! Дочь у вас с супругой родилась. Кажется, вторая?
        - Да, Кирилл Петрович. Спасибо! Спасибо, парни! Ох, Нина, не обнимай так крепко, я все-таки женатый человек... Спасибо, Питер, спасибо, Марат... Кирилл Петрович, разрешите по такому случаю?..
        - Разрешаю. Пауэлл, шампанского! Пол, на два слова... Для тебя еще одна новость: идешь на повышение. Курсы на Лунной базе, затем третьим помощником на «Европу». У капитана фамилия забавная... Верба... нет, Врба, Карел Врба. Слышал о таком?
        Пауза.
        - Нет, Кирилл Петрович. И с «Чингисхана» жаль мне уходить.
        - Не жалей. Во-первых, служба есть служба, а во-вторых, знаешь поговорку: больше кораблей, больше друзей-приятелей? К тому же Врба - человек серьезный, а «Европа» -- головной корабль новой серии. Целая планета, а не крейсер! Будут и другие такие корабли, так что получится у нас целая эскадра спецназначеиия. Возможно, ее готовят для защиты сектора лоона эо, но я слышал... хм... Ну, об этом пусть тебе Врба расскажет.
        
        Околоземное пространство, верфь DX-51, борт крейсера «Европа», каюта капитана,
2118 г.
        
        - Вам тридцать, Коркоран, и вы уже третий помощник на моем корабле. Вы слишком молоды для такого ответственного назначения. Вы это понимаете?
        - Да, сэр.
        - Есть какие-нибудь мысли по данному поводу?
        - Никаких, сэр.
        - Может быть, вы считаете, что вас протежирует коммодор Литвин? Я знаю, что он расположен к вашей семье, а к вам относится как к сыну...
        - Второе верно, а первое - нет. Коммодор Литвин не смешивает службу и личные дела. Не такой человек, сэр.
        - Не такой, согласен. - Шелест бумаг. - Я ознакомился с описанием одной операции... Восемь лет назад, во время беспорядков в районе Лакхнау, туда перебросили группу курсантов в поддержку десантников. Часть группы, семь бойцов, столкнулась с превосходящими силами противника, один человек был убит, командир ранен. Вы его вынесли. Не просто вынесли - устроили засаду и перебили атаковавших бандитов. Похоже, вам было известно, сколько их и куда они пойдут. Это не единичный случай. Я просмотрел отчеты о прочих ваших подвигах... Особый тактический дар? Как вы считаете, Коркоран?
        - Думаю, случайность, сэр. Иногда мне чертовски везет.
        - Большой везунчик, так? Ну, предположим... - Снова шелест бумаг, затем на пленочном экране появляется какой-то текст. - Я не имею точной информации, Коркоран, но вы, кажется, знакомы с языком фаата?
        - Сэр, это слишком трудный язык, с практически недоступной нам фонетикой. Боюсь, что не могу считать себя специалистом в данной области. Я изучал навигацию, пилотирование, системный анализ, медицину, работу с персоналом и...
        - Хватит, хватит, лейтенант-коммандер! Ну что ж, ваша попытка втереть мне очки, как говорили в прошлом веке, была вполне достойной. Я ознакомился с вашим досье, с его официальной версией. Вот его копия. - Опять шелестят бумаги. - А здесь, - кивок в сторону экрана, - здесь другой документ, который получен от Секретной службы ОКС, и в нем вся ваша тайная генеалогия. Именно ей и куратору Зибелю вы обязаны столь быстрым продвижением по службе. - Пауза. - На вас возлагают большие надежды, Коркоран. Когда мы отправимся к звездным системам, где основали колонии фаата...
        Пауза. Затем:
        - Ответный удар, капитан? Вы говорите об этом?
        - Да.
        - И что я должен буду делать?
        - Все, что потребует ситуация, Коркоран. Вы и Зибель - наши эксперты, знатоки языка, мировоззрения, обычаев фаата. Вы будете нашими переводчиками, консультантами, посредниками, а если придется - разведчиками во вражеском стане. Вероятно, вам дадут корабль, небольшое судно с контурным приводом, фрегат или корвет. Когда мы приблизимся к Новым Мирам фаата, вы проведете первую рекогносцировку. В определенном смысле вы должны вести и направлять те силы, которые мы туда пошлем.
        - Кроме меня и Зибеля есть еще один эксперт, сэр. Моя мать знает немногое, но коммодор Литвин... Он не владеет языком, но был на Корабле, сражался с фаата, даже контактировал с квазиразумом и с тем странным созданием-метаморфом, с Гюнтером Фоссом. Он...
        - Он будет нашим командиром, Коркоран. Если доживет и сохранит силы для этой экспедиции.
        - Если доживет?
        - Вы же не думаете, что мы отправимся завтра, на одной «Европе»? Заложены еще пять кораблей, и на строительство, если считать с обкаткой, уйдет семь-восемь лет. А коммодор Литвин уже немолод, и его здоровье... Впрочем, это вы знаете лучше меня.
        - Я надеюсь, что он все-таки будет с нами. С ним спокойнее, капитан.
        - Тут я с вами согласен. С ним спокойнее.
        
        
        Глава 3 Сильмарри, система Гондваны
        
        Час перед началом капитанской вахты Коркоран посвящал обходу корабля. Обойти «Европу», на которой он прослужил семь предыдущих лет, обойти вот так, на собственных ногах, было невозможно: каждая из двенадцати палуб огромного крейсера тянулась как минимум на километр и все они были забиты людьми, припасами, оружием и боевыми машинами. Если не считать полугодовых ревизий, «Европу» не обходили, а осматривали из ходовой рубки, где большой многофасетчатый экран показывал все коридоры, отсеки и трюмы корабля. Но «Коммодор Литвин» был малотоннажным судном, вполне доступным для пешей прогулки, и, совершая ее, прислушиваясь к тихому рокоту двигателей, впитывая эмоции и мысли экипажа, Коркоран ощущал чувство единства со своим фрегатом. Временами ему даже казалось, что дядя Павел шагает где-то за его спиной, молчаливый, бесплотный, но довольный: все же коммодор Литвин участвовал в этой экспедиции, хоть и не в облике живого существа. Зато он стал босвой единицей эскадры, кораблем, способным перепрыгнуть сотню светолет и нанести сокрушительный удар.
        Обход начинался с отсеков, примыкавших к ходовой рубке. Сразу за ней, у левого борта, находились пункт дальней связи и вторая рубка с дублирующим управлением, а у правого - главный орудийный пост, связанный с аннигилятором и всеми средствами уничтожения, какими располагал фрегат. Дальше была кают-компания, самое большое помещение на корабле, не считая трюмов, сблокированное с камбузом и санитарным и медицинским модулями. Врач по штатному расписанию корабля не полагался, но Сигурд Линдер, кибернетик, знал медицинскую автоматику, да и сам Коркоран при случае смог бы управиться с реаниматором, кибердиагностом и с автохирургом. После камбуза шел недлинный коридор, обшитый пластиком под светлую сосну, с каютами экипажа по обе стороны. Он упирался в шлюзовую с диафрагмами люков, ведущих к орудийным башням, выходным камерам и на нижнюю палубу - проще говоря, в трюмы. За шлюзовой коридор выглядел поуже и победнее, без скрывающей металл обшивки, так как в этой части корабля располагались кибернетические агрегаты, лаборатория экспресс-анализа, блоки системы жизнеобеспечения с рециклером и установка
искусственной гравитации, не требующие особых забот экипажа. В самом конце верхней палубы была еще одна каморка, реакторная, или инженерный пост, рабочее место Санчо Эрнандеса и Сигурда Линдера. За ее выпуклой переборкой, усиленной металлокерамическими плитами, начиналась труба разгонной шахты, к которой с двух сторон примыкали планетарные движки, а снизу - похожий на огромную спиральную пружину аннигилятор. Попасть туда можно было через технический лаз, но он, как и реакторная, являлся скорее данью традиции, нежели чем-то необходимым. Контурный привод, черпавший энергию из любых источников, от излучения звезд до единого поля Вселенной, практически не требовал обслуживания.
        В реакторной Коркоран задержался на минуту-другую, разглядывая массивные стойки контроля двигателей, расцвеченные спокойными зелеными огнями. Коммодор Литвин, витавший где-то над его плечом, одобрительно улыбнулся. «Здесь порядок, дядя Павел», - шепнул Коркоран и не торопясь зашагал обратно в шлюзовую, где спустился на нижнюю палубу. Она делилась на два трюма, носовой и кормовой; последний из них предназначался для грузов и припасов, а в носовом, в пусковых обоймах, хранились дюжина боевых роботов, информзонды, пара истребителей класса «сапсан» и краулер высокой проходимости. Здесь же, у специального шлюза, стоял малый боевой модуль, похожий на большую прямоугольную коробку со срезанным углом, одна из машин, уцелевших при катастрофе корабля фаата. Коркоран мог управлять ею, хотя это было непросто.
        Осмотрев свой арсенал и даже пощупав мощные штоки толкателей, он вернулся наверх, прошел по тихому коридору, взглянул на табло хронометра в кают-компании и ровно в шесть ноль-ноль утра перешагнул порог ходовой рубки, где нес дежурство второй навигатор Оки Ямагуто.
        - Капитан в рубке! - скомандовал Оки самому себе и живо выбрался из навигаторского кокона. - Докладываю, сэр: за время моей вахты происшествий не случилось. - Он подумал и добавил: - Не считая того, что вахтенного мучили тяжкие воспоминания. Вахту сдал!
        - Вахту принял, - произнес Коркоран, усаживаясь в кресло Селины Праа. Оно хранило едва уловимый женский аромат, напоминавший ему о Вере и девочках. - И что же тебя терзало, Оки? Вид Саппоро в снегу? Память о цветущих вишнях?
        Оки Ямагуто, маленький плотный японец, словно свитый из жил стальной проволоки, грустно понурился. Ирония, смешанная с печалью, - ощутил Коркоран.
        - Когда я был молод, глуп и склонен к авантюрам, я совершил ошибку, капитан. Не послушался своего почтенного родителя.
        Оки было двадцать семь - слишком юный возраст, чтобы сожалеть об ошибках молодости. «Что он натворил?.. - мелькнуло у Коркорана в голове. - Поджег петардой папе кимоно? Или сорвал не ту хризантему в отцовском садике?» Его телепатический дар не являлся настолько сильным, чтобы воспринимать смутные мысли - а именно такие и бродили в сознании большинства людей.
        - Мой родитель, коммандер Оки Сабуро, направил меня в Токийскую школу пилотов. Такова семейная традиция - еще мой прадед закончил эту школу, и все мои достойные предки потом служили на Первом флоте ОКС, оберегая с неба Японию и всю планету. А я, - он почесал за ухом, - я, должно быть, выродок. Отучился два года и в восемнадцать лет удрал на Плутон, к лоона эо. В наемники, значит.
        «Отправлюсь на Плутон... Туда прилетели эти... как их... лоона эо, вот! Им наемники нужны, бойцы!» - другой голос, совсем еще детский, прозвучал в ушах Коркорана. Как давно это было! Когда?.. И где?.. Память услужливо подсказала: Мальорка, четверть века назад, смуглый мальчишка Хосе Гутьерес из Барселоны... Вряд ли он стал наемником; скорее всего, торгует вином, как дед и отец. А вот Оки Ямагуто, потомок пилотов и навигаторов, все-таки добрался до Плутона.
        - Сколько ты на них горбатился? - спросил Коркоран, припоминая, что в личных файлах Оки записей об этом эпизоде нет. - Стандартный контракт? Пятилетний?
        - Мне хватило трех месяцев, командир. Хватило бы и одного, но я колебался... понимаете, гири и гиму [Гири - чувство долга, гиму - обязательства, которые необходимо исполнять (японские термины).], долг самурая и все такое... Потом решил: что за долг перед чужими?.. Они не сыновья Аматэрасу [Аматэрасу - богиня солнца, глава синтоистского пантеона, прародительница императоров, покровительница Японии.], не люди и даже не подобны людям, как фаата... Послал письмо отцу с мольбой о прощении. Он едва не разорился, но выкупил мой контракт. Упросил, склонив колени, чтобы восстановили в школе и не записывали в мое досье ни слова об этой позорной истории.
        - Ну почему же позорной, - сказал Коркоран. - Сотни тысяч идут на службу к лоона эо, миллионы переселяются в их миры. Китайцы, индийцы, арабы, выходцы из Черной Африки, из Бразилии, из Индонезии...
        Оки поморщился:
        - По нужде, сэр, по нужде, а я пошел добровольно, как последний глупец, презрев обычай предков. Что для других необходимость, то для меня позор!
        В какой-то мере это было справедливо. Лоона эо являлись второй после фаата высокоразвитой расой, с которой земляне столкнулись в дальнем космосе, расой древней, лишенной захватнических амбиций, но обладавшей огромными богатствами. Они испытывали нужду в союзниках и защитниках, и Земля, с ее избытком населения, с множеством воинственных племен, вполне подходила на эту роль. Вербовочный пункт был открыт на Плутоне, где сила тяжести в четверть земной не доставляла особых неудобств пришельцам. За службу они платили с королевской щедростью, платили тем, чего хотелось их наемникам, - ценностями, привычными для землян, или благоустроенными мирами, где каждый, отслужив положенное, мог обрести новую родину. В этом была несомненная польза для перенаселенных бедных стран, Китая или Индии, но японцы к ним не относились. Гордый народ, подумал Коркоран, привычно анализируя ментальные импульсы Оки, гордый, независимый, с высоким понятием о чести.
        - В моем досье нет сведений о службе на лоона эо, сэр, - сказал второй навигатор. - Но я хочу, чтобы вы об этом знали.
        - Будем считать, что ты облегчил свою совесть, - ответил Коркоран и прикоснулся к его плечу. - Иди, Ямагуто, отдыхай. Через пять часов прыжок к Гондване... Успеешь немного поспать.
        Отдав салют, навигатор вышел. Коркоран, не надевая контактного шлема, пощелкал клавишами на пульте, вызвал нужный блок из памяти АНК и приказал визуализировать картину. Экран переднего обзора словно раздался вширь и вглубь; голографическое изображение было ярким, объемным, заслонившим полупрозрачной пеленой стены и потолок рубки, круглый серый глаз локатора, пилотскую консоль с шеренгами приборов, подсвеченных желтыми и зелеными огнями. Коркоран восхищенно вздохнул. Сияющий сад Галактической Ойкумены раскинулся перед ним; сто миллиардов звезд, цефеиды и облака разреженного газа, туманности и жаркие светила, голубые, белые, желтоватые - Спика, Сириус, Процион, желтые и оранжевые - Солнце и Тау Кита, красные и белые карлики, красные и желтые гиганты - Капелла, Арктур, Альдебаран, чудовища-сверхгиганты - Ригель, Бетельгейзе, чья светимость превосходила солнечную в сотни тысяч раз. Звездные ассоциации, Магеллановы Облака, Гиады, Плеяды, древние шаровые скопления, висевшие выше и ниже Млечного Пути, и сама галактическая спираль - Рукав Стрельца, ближайший к центру Галактики, Рукав Ориона, в котором
блестела искорка Солнца, и за Провалом, за темной мрачной пропастью в четыре тысячи парсек, внешний Рукав Персея. Оттуда, из этой невообразимой дали, пришли фаата, и где-то там, еще недосягаемый для кораблей Земли, таился их материнский мир возможно, центр обширной империи. Но ее граница, три планеты в двух звездных системах, была гораздо ближе, на краю Рукава Ориона: двадцать три парсека до Ваала, сорок - до Гондваны, и еще шестнадцать - до Новых Миров, как называли эти колонии бино фаата. Меньше восьмидесяти парсек, ничтожная величина сравнительно с пропастью меж Рукавами... Несомненно, Земля имела больше прав на этот регион. Как объясняли лоона эо, каждая звездная раса стремилась расширить свой сектор влияния до естественных границ, до туманности с протозвездным веществом, до водородного облака или провала в галактическом пространстве, лишенного звезд, планет и прочих объектов, способных стать опорными базами для экспансии соседей. Протяженность таких пограничных зон обычно равнялась тремстам-пятистам парсекам, что было вполне приемлемой гарантией от внезапной атаки чужого флота или удара
кибернетических средств. С этой точки зрения Новые Миры входили в сферу земных стратегических интересов, но это являлось лишь внешней причиной для их аннексии. Внутренняя причина, никак не связанная с галактической политикой, касавшаяся только фаата и землян, была гораздо более веской: разгром флотилии Тимохина, руины земных городов и сорок три миллиона погибших.
        Пальцы Коркорана вновь коснулись клавиш, и шаровые скопления, Магеллановы Облака, а за ними и сияющий светом центр Галактики начали уплывать вверх и в стороны. Он словно мчался сейчас на невидимом корабле, не в квантовой пене Лимба, а в реальном пространстве, минуя за доли секунды слабо светящиеся туманности, сингулярные точки с безднами черных дыр и гроздья звезд, расступавшихся перед ним и исчезавших за обрезом экрана. Эта галактическая карта, переданная людям посланцами лоона эо, была очень древней, составленной во времена даскинов [Даскины - одна из древнейших рас Галактики, рассеявшая по всему ее пространству всевозможные артефакты, которые в современную эпоху активно изучаются некоторыми звездными народами. Даскины исчезли более миллиона лет назад. Существует гипотеза, что Красное Пятно Юпитера - один из их артефактов.] и, значит, насчитывающая миллионы лет. Но обе звезды с Новыми Мирами на ней имелись, торчали на границе Провала, будто пара гвоздей с оранжевой и беловатой шляпками, вбитых в черный мрамор вековечной тьмы. Вместе с Альфой Молота они составляли крохотный звездный кластер, где
расстояния между светилами были примерно одинаковыми, не более половины парсека. С Земли этот объект был неразличим; Молот являлся одним из созвездий, видимых с Гондваны.
        У Беты Молота, белого карлика, кружился Эзат, у Гаммы, оранжевой звезды, бино фаата освоили еще два мира, Роон и Т'хар. Разумеется, их не было на карте даскинов, фиксировавшей только крупные объекты, звезды, черные дыры, туманности; пересчитать мириады планет, комет и астероидов было не под силу даже этой мудрой древней расе. Но землянам - не всем, конечно, а тем, кому положено, - стало известно о Новых Мирах еще до контактов с лоона эо и изучения карты Галактики. Об этих трех планетах на самом краю Провала рассказывала Йо, и хотя поведать она могла немногое, важен был сам факт наличия этих миров, их близость к Земле, их воздух, пригодный для дыхания, их экология, гравитация, энергетический баланс, вполне подходящие человеку.
        Про Эзат Йо знала только то, что он существует и обитаем, но населен с гораздо меньшей плотностью, чем две планеты Гаммы Молота. Собственно, и про Роон она знала не больше, так как родилась на Т'харе и, после периода инкубации, провела там несколько лет. Т'хар, безусловно, не был миром, являвшимся Коркорану в Снах, ибо не мог похвастать ни огромным щедрым солнцем, ни фиолетовыми небесами, ни равнинами, полными трав и деревьев. Т'хар большей частью покрывали скалы, камни и мхи, но экваториальный пояс с прохладным, однако не слишком суровым климатом освоила Связка Айн, пара тысяч полностью разумных и три с половиной миллиона работников-тхо. Коркоран считал, что его видения относятся скорее к Роону, более теплой и благодатной планете, которая располагалась ближе к центральной звезде, чем Т'хар. Возможно, его биологический отец был уроженцем Роона или, прилетев на звездном корабле, прожил там долгое время, гораздо дольше, чем было отпущено Йо. Сколько? Век или два? Или даже три? Это не исключалось - ведь предок-фаата принадлежал к высшей касте, что подтверждали унаследованные от него ментальные
способности.
        Вздохнув, Коркоран убрал изображение Галактики и, подобно неощутимой тени, коснулся разумов экипажа. Они спали, кто-то спокойно, кто-то метался в тревожном забытьи; Селина Праа, кажется, улыбалась, Оки терзался чувством вины, Светлой Воде, стрелку, индейцу навахо, снилось что-то приятное. Их сны были недоступны Коркорану, он мог уловить лишь отблеск рожденных ими эмоций, нечто вроде ментального эха, которое, постепенно затухая, реверберировало в сознании спящих. Мысль или образ, понятные ему, нуждались в четком оформлении, и к тому же он «слышал» людей по-разному - кого-то более ясно, на уровне едва ли не акустического и визуального восприятия, а чьи-то мысли казались размазанными и смутными, точно пейзаж, скрытый редеющим туманом. По мнению Зибеля, это определялось ментальным потенциалом того или иного мозга, причем вариации были весьма значительны - кроме массы средних интеллектов, на Земле исправно рождались и гении, и дебилы.
        Его команда спала. Спали все, за исключением Клауса, который то ли притворялся спящим, то ли дремал вполглаза, то ли прятался в непроницаемой для телепатической связи скорлупе. Такая неопределенность давно уже не удивляла Коркорана, поскольку Клаус Зибель, его ближайший друг, почти что брат, был личностью загадочной и странной. Он, несомненно, мыслил с редкой логикой и четкостью, и мозг его, казалось, был открыт, но в то же время недоступен для глубокого проникновения. Проистекало ли это из его деятельности как офицера Секретной службы ОКС, было ли результатом долгой тренировки или являлось уникальным свойством разума, способного отгородиться от чужих ментальных импульсов?.. Так ли, иначе, но Коркоран никогда не пытался пробить его барьеры и нащупать скрытую за ними сущность. Не из страха найти что-то ужасное, неожиданное, неприятное; просто он, носитель собственных тайн, уважал секреты друга. А другом Зибель был верным.
        За час до окончания вахты экипаж пробудился, и вскоре рубка наполнилась людьми. Коркоран пересел в капитанское кресло, Праа, Туманов и Ба Линь, дежурный пилот, заняли свои места, Клаус устроился в коконе у люка. Все шло по распорядку, знакомому и привычному для военного судна: доклады секций, пляска глифов над пилотским пультом, негромкий голос Селины Праа, отсчитывающей время до скачка, силуэты крейсеров на экране локатора, ожившая алая полоска, неторопливо ползущая к пентальону... Еще - спокойные непроницаемые лица и безмолвный хор молитв. Они, эти мольбы, напоминали, что человек совсем не то, чем кажется, что внешнее обличье только маска, скрывающая страх, тревогу, неуверенность и страстное желание преодолеть их, как подобает людям, бойцам и странникам Вселенной.
        Потом раздался резкий звук сирены, мышцы пронизала дрожь, далекое солнце Ваала исчезло, и в левом верхнем углу обзорного экрана вспыхнул маленький, но яркий диск. Мгновение в Лимбе - и сорок парсек за кормой... Быстрее света, быстрее солнечного ветра, быстрее реликтового излучения Вселенной... Быстрее всего, что может излучать и двигаться, передавать возмущение, распространяться в реальном пространстве...
        Они находились в системе Гондваны.
        
* * *
        
        Здесь было пять планет и три астероидных пояса - руины миров, погибших в столь далеком прошлом, что время этих катастроф даже не поддавалось исчислению. Астероиды кружились между четвертой планетой и пятой, двумя газовыми гигантами, превосходившими массой Юпитер; видимо, их тяготение и разорвало небесные тела, имевшие несчастье очутиться между ними. Каждая из этих протозвезд владела набором сателлитов всевозможных форм и величин - больше сотни у пятого мира и восемнадцать у четвертого. Третья планета, маленькая, сухая и бесплодная, напоминала Марс, первую, самую близкую к звезде, сжигали и плавили солнечные бури, тогда как вторая, Гондвана, была пригодна для обитания и двигалась тем же путем эволюции, что и Земля. Сейчас на ней царил благодатный миоцен [Миоцен па Земле наступил 25 мли лет назад. В эту эпоху существовали растения и животные, практически аналогичные современным, и даже появились человекообразные обезьяны.]: двадцать четыре процента кислорода в атмосфере, сутки - двадцать два часа, тропический климат, широколиственные леса и мириады животных, которых с некоторой натяжкой можно было
считать млекопитающими. Суша Гондваны уже разделилась на два огромных континента, но их не заселяли, ибо вопрос о сохранении местной фауны и флоры или глобальном терраформировании [Терраформиронание - преобразование планеты по земным стандартам; прежде всего уничтожение или подавление местных видов, полная или частичная биологическая санация и затем распространение земном микрофлоры, растений и животных] все еще висел в воздухе. Земные колонисты и база ОКС располагались на архипелаге вблизи восточного материка, и места здесь хватало с избытком - три острова величиной с Сицилию и один с Мадагаскар окружали внутреннее Бирюзовое море. Над этой точкой поверхности висел орбитальный док, имелись также три больших заатмосферных спутника и пара крейсеров, объединенных в оборонительную систему. Кроме этой военной функции у Гондваны были большие туристические перспективы: со временем она могла превратиться в курорт и охотничий заповедник.
        Трое из экипажа Коркорана здесь уже бывали и, когда готовность к «красной тревоге» была отменена, собрались в кают-компании, просвещая новичков о предстоящих удовольствиях, купаниях в море, танцах и флирте с местными нимфами, верховых прогулках и потрясающем вине из мутировавшей до размера груш смородины. Коркоран не мешал им, оставив у пульта Праа и Ба Линя; общение, чашка кофе, смех и легкая болтовня снимали недавнюю напряженность. Эскадра, возникшая из небытия за орбитой пятой планеты, двигалась к Гондване, где предстояло провести неделю или больше, сбросить предназначенный для базы груз и переправить на спутники сотню «сапсанов». Гондвана являлась конечной точкой на пути к чужим и враждебным мирам, и Врба, как предписывалось инструкциями, должен был укрепить оборонительный рубеж людьми и техникой. Никто не знал, вернется ли спецгруппа «37» или будет уничтожена и что в последнем случае сделают фаата - снова атакуют Землю или ударят по ее колониям. Но выяснение этих обстоятельств было делом будущего, а сейчас на всех кораблях царили мир, покой и предвкушение краткого отдыха на теплой
гостеприимной Гондване.
        Отправив Селину развлекаться в кают-компании, Коркоран ослабил объятия кокона, вытянулся в кресле и прикрыл глаза. Срок капитанской вахты истекал через семнадцать минут, распоряжений от начальства не поступало, и можно было слегка расслабиться. Тихо пели гравитационные движки, Ба Линь, играя голосом, что-то мурлыкал по-китайски, в кают-компании переговаривались, звенели чашками, и оттуда тянуло ароматом свежесваренного кофе. Коркоран знал, что их с нилотом тоже не забудут, принесут, и сделает это или Селина, или Клаус Зибель. Но не сейчас. В данный момент они были заняты друг другом: Праа рассказывала Зибелю о чем-то смешном, и Коркоран ощущал, как ниточка, соединяющая их, становится заметней и прочнее.
        Он был рад за Клауса. Тот, казалось, не проявлял интереса к женщинам, или эта часть его жизни была надежно спрятана от посторонних глаз, но в одном Коркоран не сомневался - в том, что Клаус Зибель одинок. Время, однако, идет, и мнения у человека меняются, даже если сердце у него из стали, а душа суха, как марсианские пески. Когда человеку под шестьдесят, он понимает, что всякий шанс и всякий дар судьбы теперь последний; не используешь, будешь влачить одинокую старость, не жить - существовать без ласки и тепла.
        Может, что-то у них получится?.. - подумал Коркоран, не открывая глаз. Клаус, конечно, старше лет на двадцать пять и вовсе не красавец, но эти мелочи не остановят женщину, особенно такую, как Селина. Это понимаешь, заглянув в ее досье. Упорная особа! Нищее детство в Сингапуре, семь попыток пробраться на местную базу ОКС, необоримая тяга к звездам и...
        - Сообщение с флагмана, капитан, - прозвучал голос связиста Дюпресси. - Кажется, вы нужны коммодору. Переключить на рубку?
        - Переключай, Камилл.
        Ба Линь тотчас прекратил вокальные экзерсисы, сел прямо и подтянулся, шум в кают-компании стих. В обзорном экране, точно под созвездием Молота, раскрылось окно, и холодные глаза Карела Врбы уставились на Коркорана.
        - Сэр, - сказал он, приподнимаясь и салютуя.
        - Капитан, - в знак приветствия Врба чуть склонил голову. Затем поинтересовался: - Мечтаешь искупаться в Бирюзовом море? На этот раз придется отложить. Есть поручение. Совсем небольшое.
        В кают-компании стало совсем тихо. Разочарованы, подумал Коркоран. Сам он дважды садился на грунт Гондваны, и в третий раз в этот Эдем его не тянуло - он привык отдыхать с Верой и девочками. Сейчас уж лучше заняться чем-нибудь полезным... Правда, прослужив на «Европе» семь лет под началом Врбы, он знал, что его «небольшие поручения» весьма трудоемки и большей частью опасны.
        - Слушаю, сэр.
        - У коммодора Диксона проблемы. - Диксон был начальником гондванской базы ОКС, фактически - главой местной администрации. - Они обнаружили чужой корабль. Недавно.
        Ба Линь вздрогнул. В кают-компании воцарилась мертвая тишина.
        - Фаата, сэр?
        - Нет. Вероятно, нет... Очень странное судно. Похоже, оно в состоянии консервации. Дрейфует во втором астероидном поясе и на попытки контакта не отвечает. - Сделав паузу, коммодор продолжил: - Только что у меня была беседа с Диксоном. Он мог бы уничтожить этот корабль... то есть он думает, что мог бы, но поступил умнее - дождался нас. В нашей группе компетентные эксперты. Я посылаю к тебе Асенова и Хельгу Сван. Два опытных ксенолога плюс Зибель... Надеюсь, они разберутся.
        - Время выполнения и инструкции? - спросил Коркоран.
        - Не больше двух недель. Пока мы будем висеть у Гондваны. - Врба повернул голову, слушая кого-то из офицеров, и на экране локатора от «Европы» отделилась яркая точка. - Эксперты уже вылетели, их челнок оставь себе, пригодится. Проверь, в чем там дело, только аккуратно. Побоища нам не нужны. Что до инструкций... Ну, про НБЗ ты знаешь.
        - Могу я применить оружие?
        - В самом крайнем случае, с учетом мнения экспертов. Но эксперты экспертами, а я хочу, чтобы ты послушал сам. Ты ведь умеешь отлично слушать... Не так ли, Пол?
        Коркоран молча кивнул. Карел Врба являлся одним из немногих людей, знавших о тайне его происхождения и даре, унаследованном от фаата. Возможно, таких посвященных на всей эскадре было только двое - коммодор и Клаус Зибель.
        - Координаты переданы в твой АНК. Будь осторожен. Успеха, - промолвил Врба и исчез с экрана. В рубку устремились старшие офицеры, Селина Праа и Туманов, за ними появился Зибель, а в кают-компании опять зашумели. Но недавнего разочарования Коркоран уже не ощущал, что было совершенно объяснимо: Гондвана со всеми ее прелестями никуда не пропадет, а вот чужие корабли встречаются не каждый день.
        - Корабль! - Тонкие брови Селины взлетели вверх. - В стадии консервации! Что бы это значило?
        - Думаю, мы встретим судно, чей экипаж погиб, или автоматический зонд, чьи ресурсы исчерпаны, - предположил Туманов.
        - Вероятность такой случайной встречи ничтожно мала, - сообщил кибернетик Линдер, просачиваясь в рубку. - Скорее всего, это уже активированное следящее устройство. Притворяется дохлым, но наблюдает за системой, в которой мы появились.
        - Что нам известно о вероятностях! - сказал Зибель. - На карте даскинов отмечены десятки рас, и если каждая имеет флот с тысячами кораблей плюс беспилотные зонды, то...
        - Командир! - В люке появилась массивная фигура Кирилла Пелевича. - Моей секции что делать? Ра:югреть аннигилятор? - Он перешагнул порог, и в рубке сразу стало тесно.
        - Так, - произнес Коркоран, поднимаясь. - Всех лишних прошу удалиться. Твоя вахта, Николай. Рассчитаешь курс, доложишь о времени прибытия. Действовать будем по инструкции и сообразуясь с мнением экспертов. Инструкцию НБЗ еще не забыли?
        У этого документа, определявшего порядок контактов с чужим и неизвестным кораблем, имелся номер и официальное название, но на всех флотах он был известен под аббревиатурой НБЗ. Не Бей в Зубы... во всяком случае, не сразу. Контакт был тонкой процедурой, требовавшей обоюдного терпения, толерантности и хотя бы грана доверия. Доверие было в Галактике столь же редким товаром, как благожелательная мудрость братьев по разуму. Сказки, и только! Особенно если речь шла о хапторах и дроми. с которыми уже встречались бойцы, нанятые лоона эо. Поэтому главным в инструкции НБЗ являлось определение момента, когда нужно стрелять или бежать.
        Палуба под ногами чуть заметно дрогнула.
        - Челнок с экспертами пристыковался, - доложил Ба Линь.
        - Пойду встречу их. - Коркоран, бросив взгляд на корабельный хронометр, направился к люку. - Вахту сдал!
        - Вахту принял, - откликнулся Туманов, опускаясь в кресло у панели АНК. - Пара минут, капитан. Сейчас я рассчитаю курс.
        
* * *
        
        - Никогда такого не видел. Никогда и ничего подобного, - пробурчал Иван Асенов, ксенолог, специалист по инопланетным технологиям. - На боевые модули фаата не похож, и ничего общего с кораблями лоона эо, дроми и хапторов.
        - Просто куча серой грязи, - заметила Хельга Сван.
        Оба ксенолога в недавнем прошлом были сослуживцами Коркорана, и он отлично помнил, что специальностью Хельги является трансинформатика. Точнее, расшифровка сигналов и символов чужого языка.
        - Никогда не видел... Просто куча грязи... - медленно повторил Коркоран. - Ну, эксперты, что еще скажете толкового? Чем порадуете?
        С Клаусом Зибелем и пилотом Серым их было пятеро. Облаченные в скафандры, они находились в челноке, под прозрачным панцирем кабины, загроможденной приборами Сван, дешифраторами, оптическими и акустическими датчиками и всевозможными сигнальными устройствами. В километре от них, нацелив на чужака орудия, висел «Коммодор Литвин», а прямо по курсу застыла та самая груда пыли или грязи, которая, вероятно, являлась кораблем чужих или прятала его под серой шкурой с множеством наростов и морщин. Если это была маскировка, то совсем нелепая - объект заметно отличался от астероидов, каменных и металлических глыб, поблескивающих острыми гранями в свете далекого солнца.
        - Егор, - сказал Коркоран пилоту, - давай-ка облетим вокруг и снимем все в подробностях. Только сбрось прожектора... Думаю, четырех достаточно.
        - Слушаюсь, командир.
        Четыре капсулы вылетели из обоймы над кабиной, разошлись в стороны и вспыхнули, заливая яркими лучами странную конструкцию. Катер начал неторопливо огибать ее, держась на расстоянии пары сотен метров. Тихо застрекотали голокамеры.
        - Двигатель, - в явном замешательстве молвил Асенов. - Владыка Пустоты, где у этой хреновины двигатель? Должна ведь она как-то перемещаться...
        - На сигналы не реагирует, - сказала Хельга Сван, склонившись над своими приборами. - Тишина на всех частотах, кроме диапазона ИК [ПК - инфракрасное, или тепловое, излучение.].
        - Профиль?
        - Нормальное распределение [Нормальное, или Гауссово, распределение - кривая, формой напоминания колокол. Так, например, распределены скорости и кинетические энергии молекул воздуха, причем максимум кривой (т.е. наивероятнейшие скорость и энергия) соответствует температуре.]. Температура примерно сто двадцать градусов Кельвина. Пол, может быть, подойдем поближе, поищем шлюз? Я прозондирую поверхность интраскопом, и тогда...
        - Не нужно, - вдруг произнес молчавший до этой минуты Зибель. - Не нужен интраскоп, коллега. Перед нами корабль сильмарри, и вон тот холмик, что смотрит в сторону от звезды, - стыковочный узел. Если немного поднять температуру, мы сможем пробраться внутрь.
        - Скажи «сезам», и дверка отворится... - Асенов хотел почесать в затылке, но рука наткнулась на шлем. - Откуда вы это знаете, Клаус?
        - Из отчета коммодора Литвина и протоколов, в которых зафиксированы собеседования с Йо. Вы что же, Иван, с ними не знакомились? У вас ведь высшая форма допуска!
        - Конечно, я их просматривал. - Вид у Асенова был слегка ошеломленный. - Просматривал, однако не помню...
        - Читать надо было, внимательно читать, а не просматривать. Фаата враждуют с сильмарри и накопили о них порядочно информации, - сухо заметил Зибель. - С твоего разрешения, Пол... Если мы подойдем к тому бугорку, похожему на японскую шляпу, и посветим на него прожектором, лучше двумя, то шлюз раскроется и мы попадем в корабль. Думаю, это вполне безопасно.
        Секунду Коркоран колебался, затем кивнул пилоту:
        - Выполняй, Егор. Подтяни туда все прожектора.
        Катер двинулся к коническому выступу. Два светящихся шара плыли за ним, два - впереди, освещая серую неровную поверхность, будто слепленную из глиняных комьев.
        - Как у этих сильмарри с защитными системами? - спросила с нервной улыбкой Хсльга Сван. - Есть какая-то оборонительная автоматика? Сторожевые компьютеры, роботы или что-то ещё?
        - Корабль имеет мощное вооружение, но, если я не ошибаюсь, там нет привычных для нас средств защиты.
        - Почему?
        - Потому, моя дорогая, что сильмарри не люди, мыслят иначе и не нуждаются в компьютерах и роботах. Защита корабля - его экипаж... если быть совсем уж точным, коллективный разум его обитателей.
        Пара светильников придвинулась к вершине шлюза. Эта часть корабля находилась в тени; его массивный корпус, половина километра в поперечнике, загораживал солнечный свет, и оттого казалось, что звезды сияют особенно ярко.
        Коркоран наклонился над пультом, щелкнул клавишей интеркома.
        - Праа? Это капитан. Пытаемся проникнуть на их корабль.
        - Поняла, сэр. Мы в боевой готовности.
        Форма конуса внезапно изменилась, он начал вытягиваться вверх и загибаться, став похожим на клюв хищной птицы. По корабельной обшивке покатились волны, конус, будто впитывая их, вырастал на глазах, делался шире и длиннее, затем его поверхность по обе стороны от вершины прорезали черные линии. «Клюв» неторопливо раскрывался; нижняя половина отъехала, словно подвешенная на шарнирах челюсть, и лучи прожекторов осветили просторную камеру. Челнок мог бы поместиться в этом шлюзе, но Коркоран, поймав вопросительный взгляд пилота, покачал головой.
        - Нет. Оставайся здесь, Егор. В случае чего подстрахуешь нас.
        Прозрачный колпак над кабиной сдвинулся. Теперь их отделяли от пустоты лишь шлемы и гибкая прочная ткань рабочих скафандров. В отличие от боевых они были не такими громоздкими, лишенными экзоскелета, не требующими специальных навыков. Пожалуй, только Коркоран сумел бы нормально перемещаться в боевом скафандре да еще, быть может, Зибель. Но он о своих умениях распространялся редко.
        Закрепив на плече голокамеру, Коркоран оттолкнулся и перелетел в раскрытую пасть шлюза. Его движения были уверенными, изящными и четкими, как у любого астронавта, привыкшего к невесомости, где не шагают, не бегают, а прыгают и летят. Один из прожекторов, висевших за кормой катера, подчиняясь команде, притушил свой яркий блеск и последовал за ним.
        Прыгнул Зибель, потом Асенов. Хельга Сван, вцепившись в спинку пилотского кресла, глядела, как они исчезают в шлюзе инопланетного корабля. Страх сковал ее; Коркоран ощущал это так же отчетливо, как нерушимое спокойствие Зибеля и любопытство Асенова. Ему припомнились рассказы дяди Павла, отрывочная информация о сильмарри, которую передал Литвину квазиживой механизм или, возможно, существо, что управляло прибывшим с Новых Миров звездолетом. Согласно этим сведениям, сильмарри были странной расой - гигантские черви, не обладавшие индивидуальностью и не имевшие ни глаз, ни конечностей, ни легких, ни желудка. Но, несмотря на это, они странствовали в космосе и были далеко не безобидны, о чем могли поведать многие, включая пилотов фаата - тех, что пережили встречу с ними.
        - Хельга, если не хочешь, ты можешь с нами не идти, - мягко промолвил Коркоран. - Останься на катере с Егором.
        - Я пойду.
        Словно бросаясь в омут, она стремительно скользнула сквозь разделяющее их пространство. Теперь они, все четверо, стояли в шлюзе - обширном помещении цилиндрической формы, тянувшемся в глубь корабля на сорок-пятьдесят шагов. Вдоль его стен извивались спиралью шесть широких желобов, сходившихся в дальнем конце у округлого клапана, похожего на плотно стиснутые мясистые губы.
        - Запирающий сфинктер, - сказал Зибель. - Думаю, надо на него посветить.
        Световой шар, разгораясь, двинулся к клапану.
        - Не стоит слишком поднимать температуру. Вот так, достаточно... Здесь очень чувствительные механизмы.
        - Желоба, - произнес Асенов, озираясь. - Если они перемещаются в этих желобах, то масса тела будет побольше, чем у человека. Я бы сказал, значительно больше, на порядок.
        - Не исключено. - Зибель глядел, как медленно раскрывается мясистый зев, растягиваясь в кольцо. - Коммодор Литвин, видевший записи на корабле фаата, оценивает их размеры как метров шесть в длину и метра полтора в диаметре. Но тело их может сильно вытягиваться, достигая…
        - Огромные змеи! - вздрогнув, прервала его Хельга Сван. - Любого из нас проглотят как кролика!
        - Чушь, - буркнул Зибель - Как глотать, если нет ни глотки, ни пищевода? У них кожное питание.
        Коркоран в этой дискуссии не участвовал, а, напрягая свой внутренний слух, пытался уловить хотя бы отзвук ментальной волны. Но тщетно! Ни визуальной, ни звуковой информации, ни даже ощущения тепла, которое несет прикосновение к чужому разуму... Он мог поклясться, что корабль пуст или дрейфует среди астероидов с мертвым экипажем.
        Через кольцевой клапан они проникли в следующее помещение. Оно оказалось огромным - вероятно, занимало практически весь объем корабля, простираясь на сотни метров вверх, вниз и в стороны. Тонкие, прозрачные, хрустальной чистоты пластины разнообразных форм, сияющие в свете прожектора, были соединены в хаотическую, невероятную для человеческой логики конструкцию; они пересекались и сочленялись друг с другом под острыми или тупыми углами, образуя трехмерный лабиринт из сотен или, быть может, тысяч камер. Эти ячейки не имели ни пола, ни стен, ни потолка, а лишь обрамляющие поверхности, испещренные множеством дыр - круглых, ровных, диаметром около метра. Тут и там от наружной обшивки вдоль сочленения пластин тянулись гибкие шланга или кабели из более темного вещества, раскрываясь на концах широкими глубокими чашами, похожими то на огромные тюльпаны, то на лилии с округлыми лепестками и несколькими усиками. Сквозь эту заполнявшую объем структуру, казавшуюся бесконечной, хрупкой и призрачной, точно астральное видение, просвечивал центральный стержень, массивный, длинный и как бы отлитый из черного
граненого стекла, поглощающего свет. Вероятно, он пронзал корабль от носа до кормы, если здесь были такие понятия.
        - Тебе хотелось взглянуть на двигатель? - Зибель притронулся к локтю Асенова. - Кажется, это он и есть. Та черная труба.
        Ксенолог кивнул:
        - Согласен. Раз труба, значит, контурный привод, и значит, они перемещаются в Лимбе. Вот только как рассчитывают направление и длину прыжка? Я не вижу...
        - Экранов, молекулярных чипов, датчиков, сенсоров и так далее? - с усмешкой прервал его Зибель. - Накрытого столика тоже нет, и нет фанфар в честь нашего прибытия. Это не люди, Иван, не забывай! Не люди, а существа совсем иной природы.
        - Ты это мне говоришь? Ксенологу? - Усмехнувшись в свой черед, Асенов задрал голову и уставился на хрустальные пластины. - Вытягивая свои тела, они, очевидно, могут перемещаться через эти отверстия... но, разумеется, в невесомости... а полусферические конструкции на темных жгутах или жилах похожи на органы управления... Ты как считаешь, капитал?
        - Никак. Я только фиксирую обстановку и выводы специалистов.
        Коркоран коснулся камеры на своем плече. Но, против воли, в его сознании возникла ясная, четкая картина: огромные черви быстро и плавно скользят в хрустальном лабиринте, то сжимаясь в белесый комок, то вытягиваясь в длину на десять-пятнадцать метров, склоняются над чашами-тюльпанами, суют в них безглазые головы, а может, хвосты, и замирают, став единым, способным к действию, одаренным разумом существом. Он почти не сомневался, что это не игра фантазии, а отзвук реальности; его уверенность подкреплялась тем, что видение походило на Сон, только промелькнувший наяву. Правда, оснований для него в генетической памяти не было и быть не могло - трудно поверить, что какой-то его предок наблюдал живых сильмарри, да еще в их корабле. Вероятно, его наследственный дар не ограничен Снами и ментальным восприятием, а способен к чему-то большему...
        В руках Хельги Сван защелкал анализатор.
        - Тут есть атмосфера, но разреженная, - сказала она. - Азот, окись углерода, метан, инертные газы и органика... странная органика, прибор не может ее определить... Их пища?
        Она взглянула на Зибеля, но тот лишь пожал плечами:
        - Возможно. Не знаю. У нас мало информации, только из тех источников, о которых я сказал. О сильмарри вообще мало известно. К примеру, лоона эо, наши друзья-приятели, ничего о них не ведают и не стремятся что-то узнать. Просто пропускают их через свой сектор и никогда не конфликтуют с червяками,
        - Выходит, нам повезло, - сказал Асенов. - У нас большой материал для изучения - целый корабль, наверняка покинутый.
        Клаус Зибель хмыкнул, бросил взгляд на Коркорана, но тот едва заметно покачал головой - мол, ничего не чувствую, не ощущаю.
        - Ошибочное заключение, Иван. Сильмарри не покидают своих кораблей, ибо нет у них другого мира, иного пристанища. Они галактические странники... В каждом корабле - семейная ячейка, и если мы как следует поищем, то найдем ее.
        - Мне что-то не хочется их искать, - побледнев, выдавила Хельга Сван. - Пожалуй, я принесу из катера свои приборы и займусь анализами.
        - Разумно. Ну а мы все-таки поищем.
        Зибель оттолкнулся носком башмака и проскользнул в отверстие в косо нависавшей переборке. Коркоран и Асенов поплыли следом, то придерживаясь о закраины дыр, то подпрыгивая на прозрачных пластинах, оказавшихся не твердыми, а гибкими и упругими, как полотнище батута. Они поднимались и опускались, минуя камеру за камерой, прослеживая направление темных жил, заглядывая в полусферические ниши, усеянные присосками, - возможно, то были контактные устройства. Казалось, Зибель знает, куда их вести, и, следуя за ним, Коркоран вдруг начал понимать, что эти камеры-отсеки странных форм и различных размеров, небольшие, точно кают-компания на «Литвине», или величиною с трюм, вовсе не являются, как у людей, местом локального обитания, комнатой или каютой, где кто-то работает или живет. Таким пространством был сам корабль, а эти прозрачные упругие поверхности играли ту же роль, что нити паутины, давая опору телам обитавших в пей существ и линиям связи, что соединяли их друг с другом и, вероятно, с поверхностью корабля, двигателем, шлюзами и прочей машинерией. Озарение пришло к нему внезапно, как и мысль о том, что
все это судно, и наполняющая его паутина, и шахта гиперсветового привода, и чаши, подобные цветам, являются скорее биологическими объектами, а не устройствами из металла, керамики, пластика.
        Откуда он это узнал? Вопрос не праздный, однако оставшийся без ответа. Знание не могло объяснить само себя.
        Они продвинулись метров на двести от шлюза, когда Зибель остановился и, призывая к вниманию, поднял руку. Гибкая пластина под их ногами сочленялась еще с пятью или шестью - они шли наклонно, образуя некое подобие пирамиды в три человеческих роста; в соседних камерах такой же величины на концах темных стеблей распускались чаши-лилии, а наверху маячила граненая поверхность разгонной шахты - как показалось Коркорану, самый интересный объект в ближайшем окружении. Но Зибель глядел вниз, туда, где простиралась обширная полость, днище которой было затянуто белесоватым туманом. Присмотревшись, Коркоран заметил, что эта облачная масса словно бы распадается на отдельные фрагменты, то вытянутые в длину, то свернутые кольцами, как если бы мгла была зернистой, составленной из отдельных, довольно больших частиц. Они, все трое, плавали в невесомости над этим образованием, словно пассажиры взмывшего над облаками стратолета.
        В шлеме, донесенный рацией, раздался шумный вздох Асенова.
        - Вот они какие... целая стая или стадо... не меньше нескольких сотен...
        - Не стая и не стадо, а семейная ячейка, - возразил Клаус Зибель. - Разумное существо, коллеги. Достаточно разумное, чтобы переселиться в космос, когда на Земле кроманьонцы выслеживали мамонтов у подножия вюрмских ледников [Имеется в виду вюрмский ледниковый период. 30-40 тысячелетий назад.]. Создания, отринувшие твердь планет и сотворившие свой мир таким, как им хотелось. - Зибель оглянулся и плавно повел рукой. - Не стремящиеся к контакту с другими расами, не агрессивные, не воинственные, если их не задевать. Но если кто-то их ущемляет, уничтожает корабли или препятствует их движению... Словом, лучше этого не делать.
        - Отринувшие твердь планет... - задумчиво повторил Асенов. - Ну, в этом они не оригинальны, лоона эо тоже обитают большей частью в космосе. Хотя, конечно, поселения лоона и это лежбище гусениц... - Он уставился вниз, потом метнул тревожный взгляд на Коркорана. - Пол! Ты снимаешь, Пол?
        - Каждую мелочь, - успокоил его Коркоран, разглядывая сбившихся в огромную кучу хозяев корабля. - Хотел бы я знать, что это с ними. Полная неподвижность, инертность, отсутствие связи с внешним миром, ни чувств, ни мыслей, ни реакции на вторжение... Спят? Залегли на зимовку? Или умерли?
        - Заняты важным безотлагательным делом: ожидают потомство, - объяснил Зибель. - Они очень уязвимы в такой момент. Но, как было сказано, лучше их не трогать. Закончится этап воспроизводства, и они исчезнут, уйдут тихо-мирно, никого не беспокоя. Так и доложи Врбе и Диксону.
        - И это все?
        - Ну почему же... Теперь мы знаем о них немного больше - твои записи, анализы, которые делает Хельга, и наши общие наблюдения. Люди в Галактике новички, можно сказать чечако, и главная для нас проблема - выяснить, кто представляет угрозу, а кто нет. В чем бы ни заключалась цель существования сильмарри, людьми они не интересуются. В этом я полностью уверен.
        - Они воюют с фаата, - заметил Коркоран.
        - Воюют. И как ты думаешь, кто первый начал? - Краешек рта у Зибеля приподнялся - то была не усмешка, а лишь намек на нее. - Вот что, коллеги, давайте-ка выбираться отсюда. Нехорошо подглядывать в чужой спальне.
        Сквозь бесконечную череду отверстий они поплыли к Хельге Сван и сиявшему у шлюза прожектору.
        
* * *
        
        «Коммодор Литвин» поджидал эскадру за орбитой пятой планеты. Идти к Гондване было лишней тратой времени; крейсера, освободившись от грузов, двигались к периферии системы, чтобы совершить последний в этом походе прыжок. Любое место подходило для погружения в Лимб, но точку старта обычно выбирали подальше от звезды - при сильных полях тяготения область финиша размывалась. Искусство навигатора состояло в том, чтобы попасть на окраину звездной системы и чтобы группа кораблей, стартующих совместно, не оказалась разбросана на световые месяцы. Контурный привод сделал возможным полеты на очень большие расстояния, но наведение на цель требовало сложных вычислений с поправками на все мешающие факторы. Задача упрощалась, если точка старта находилась подальше от центрального светила и планет, где-нибудь в районе облака Оорта.
        Итак, «Литвин» ждал, зависнув в темной холодной пустоте, экипаж отстаивал вахты, специалисты - Зибель, Асенов и Хельга Сван - просматривали записи, сделанные на корабле сильмарри, а капитан предавался раздумьям. Что-то происходило с ним, рушились некие стены в сознании, падали барьеры, раскрывались двери; незримый ментальный поток сносил обломки препятствий и увлекал его с собой, все дальше и дальше, быстрей и быстрей - но куда?.. Этого он не знал, но относился к свершавшимся переменам без страха. Такое уже было - в детстве, когда он начал ловить обрывки мыслей, воспринимать эмоции, сопереживать, попадая против желания и воли в метапсихический резонанс с чужими разумами. Тогда он испугался и, если бы не Клаус Зибель, жил бы в ужасе долгие месяцы, возможно - годы... Тогда, в детстве! Но теперь он был зрелым человеком, и перемены вызывали не испуг, не ужас, а любопытство.
        В чем состояла их причина? Возможно, он достиг подходящего возраста, в котором новая мутация стала неизбежной; возможно, этот полет к Новым Мирам явился чем-то вроде пускового механизма - сам полет или то необычное, странное, что он увидел на корабле сильмарри. Его способность к восприятию ментальных образов как будто не усилилась, и Сны посещали его с прежним постоянством, однако начал проявляться новый дар: предметы, веши, окружающая обстановка вдруг заговорили с ним. Их голос был тих, видения то смутны, то отчетливы, но кратковременны, как вспышка молнии в ночи. Первый раз - хрустальный лабиринт и гибкие тела сильмарри, скользящих в сумеречном пространстве, затем другие миражи, являвшие то маму, то Йо, то дядю Павла, но приходили они не такими, как на портретах и фотографиях, а в эпизодах и ситуациях, которых в памяти Коркорана не было и быть не могло. Скажем, в тесной и темной каморке: мама опирается о стену, Йо склонилась над ней, а дядя Павел, словно защищая их обеих, стоит, закованный в боевой скафандр. И все они молоды, как будто время обратилось вспять, вернув их снова пленниками на
звездолет фаата...
        Эскадра миновала третий пояс астероидов и ожидалась через сутки. Утреннюю вахту несла Селина Праа; на корабле и в его окрестностях царило нерушимое спокойствие. Сменившийся с дежурства Коркоран, прищурив глаза и вытянув ноги, сидел в каюте Зибеля. Она была такой же крохотной, как его собственная, капитанская, но вместо дублирующих пультов здесь находился узкий длинный стол с парой голографических проекторов, стопкой книг, покетпьютом и растянутым над ним пленочным экраном. Стол украшала какая-то безделушка, похожая на крохотного осьминога из разноцветной пластмассы или стекла. Видимо, этот сувенир был дорог Клаусу - его защищал полупрозрачный колпак, гасивший цвета и размывавший контуры.
        - Это все? - спросил Зибель.
        Коркоран кивнул. Взгляд его то и дело возвращался к безделушке под колпаком, порождавшей вспыхивающую на мгновение картину: что-то завернутое в ткань на узкой, с четырьмя пальцами ладони. Рука лоона эо, автоматически отметил он.
        - Интересные вещи ты рассказал... - На переносье Зибеля прорезалась глубокая морщина. - В прошлые века это называли ясновидением. Прикосновение к предмету раскрывало судьбу его хозяина - ну, например, взяв в руки ботинок, снятый с трупа, ясновидец мог изобличить убийцу. Конечно, чушь, ерунда! Но занимательно.
        - Изобличать мне некого, - промолвил Коркоран. - С трупами у нас напряженка, и эта новая моя способность мне не подчиняется.
        - В том смысле, что ты не можешь ею управлять?
        - Да. Мелькают всякие странные эпизоды, но исключительно по своему желанию... - Он протянул руку к штуковине под колпачком. - На каракатицу или осьминога похоже. Позволь взглянуть?
        - Нет. - Клаус отодвинул колпак подальше, за голопроектор. - Вещица не из тех, которые разглядывают. Как-нибудь я тебе объясню, в чем ее секрет, а сейчас, будь добр, повтори, что ты видел в корабле сильмарри. Под запись, со всеми подробностями.
        Коркоран повторил. Затем поискал глазами «осьминога», убедился, что его не видно за корпусом проектора, и, насупившись, буркнул:
        - Все у тебя тайны, Клаус, даже стекляшка на столе, и та секретная. Не говоря уж о тебе самом.
        Тонкие губы Зибеля дрогнули в усмешке.
        - Такая служба, Пол. Мы оба, ты и я, личности таинственные. Ты человек наполовину, а я... - он снова улыбнулся, - я, быть может, вообще не человек.
        С минуту Коркоран молчал, обдумывая это заявление. Шутка, розыгрыш? Но, несмотря на усмешки Зибеля, ни шуткой, ни розыгрышем тут не пахло. Определенно не пахло! Наоборот, он ощущал некую твердую решимость, словно его другу надоело притворяться. Казалось, маски, скрывавшие лицо, душу и разум Клауса Зибеля, были готовы спасть.
        Какая-то мысль билась в сознании Коркорана, словно он прозревал уже сущность, спрятанную под всеми масками.
        - Сильмарри, - медленно вымолвил он, - сильмарри... ты слишком много знаешь о сильмарри. Откуда, Клаус? Йо о них точно не говорила. Вся информация - в отчетах Литвина, и я ее неплохо помню, в отличие от Асенова. Есть там про коллективный разум, про вражду с фаата и про корабль, уничтоженный в зоне Юпитера. Еще описание внешнего вида, без указания размеров... Больше ничего.
        - В самом деле? - Зибель с иронией приподнял брови. - Ну, и чего там нет?
        - Ни слова о том, как попасть в их корабль, о механизмах, чувствительных к теплу, о кожном питании сильмарри, об их воспроизводстве и странствиях в Галактике, - перечислил Коркоран. - Ты мне, Клаус, очки не втирай, я тебе не простодушный Асенов! Этого нет в отчетах и быть не могло - думаю, по той причине, что ни один фаата не видел живого сильмарри.
        - Фаата не видел, но мы - я про Секретную службу говорю - куда любопытней. Это ты учитываешь, Пол? Может быть, сильмарри мы встретили не в первый раз, только не все об этом знают. Не каждый офицер космофлота, скажем так.
        - Ксенологи были бы в курсе... и Врба... - Коркоран смолк на секунду, потом, улыбнувшись, коснулся пальцами виска. - Кого ты хочешь обмануть, Клаус? Телепата? Ты закрыт, я не воспринимаю твои мысли, но вот эмоции - другое дело, их за барьер не упрячешь... И если уж начистоту, не попадались мне люди, умеющие ставить ментальный блок. Никто и никогда, кроме одного сотрудника Секретной службы!
        Зибель рассмеялся, но взгляд его был серьезен, даже печален.
        - Ну, будем считать, что ты меня разоблачил. Может быть, не сегодня, а давным-давно, и если так, я ценю твою деликатность. Но мир движется вперед, вращаются колеса судеб и, независимо от нашего желания, подталкивают к этому или к тому... Когда-нибудь такой разговор должен был случиться, так почему не сейчас? Время вполне подходящее, особенно если представить, что нужно коммодору.
        - Врбе?
        - Да. Что ему нужно от тебя, зачем на твой корабль погрузили модуль, и для чего ты в этой экспедиции... Ты думал об этом?
        - Вообще-то я парень догадливый, - сказал Коркоран.
        - Не сомневаюсь. Ну, смотри!
        Зибель потер лицо ладонями, и его черты вдруг стали расплываться, лоб и щеки потемнели, нос сделался шире, с глубоким вырезом ноздрей, губы оттопырились, а волосы, темные, как ночь, завились тугими кольцами. Хотя Коркоран был готов к чему-то подобному, он невольно вздрогнул и в изумлении приоткрыл рот. Магия, чертовщина! Над щуплыми плечами Зибеля торчала голова гиганта-негра - крупный череп, кожа цвета шоколада, мощные надбровья, выступающие скулы... Этот человек был еще молод и удивительно красив, красив той благородной красотой, какую дарила своим сыновьям Черная Африка.
        - Кто? - прохрипел Коркоран. - Кто?
        - Умконто Тлуме, дипломат, бывший представитель Свободной Территории Зулу в Совете безопасности. Именно так записано в досье Гюнтера Фосса, в секретном документе номер 112/56-AD... На Фосса хочешь посмотреть? Или на Роя Банча, Лю Чена, Николая Кривина? Есть и другие фигуранты... Показать?
        Коркоран с шумом выдохнул воздух.
        - Хватит, пожалуй. Я, конечно, не совсем человек, но для любой из моих половин зрелище жутковатое. Могу я попросить... да, так хорошо. Негр из тебя красивый, но к Клаусу я все-таки привык.
        - Насчет половинки человека я пошутил, - с серьезным видом произнес Зибель. - Прости, если это тебя обидело. Что земляне, что фаата - люди, и сам ты - лучшее тому свидетельство. А я... даже я... вроде бы стал человеком. Почти.
        Они сидели в тесной каюте небольшого корабля, заброшенного на окраину звездной системы Гондваны, смотрели друг на друга и улыбались. Потом Коркоран спросил:
        - Расскажешь, Клаус?
        - Расскажу. Это, Пол, долгая, очень долгая история...
        
        
        Глава 4 Клаус Зибель. Века одиночества
        
        Имя, которое он получил при рождении, не передавалось с помощью звуков, но, как большинство имен в любом обитаемом мире Галактики, имело определенный смысл. Не очень приятный для Клауса Зибеля, однако не оскорбительный; с точки зрения его расы, в имени заключалась главная его особенность, отличие от других метаморфов-протеидов, определявшее судьбу и род занятий носителя. Перевести это имя на языки Земли можно было сотней способов, если использовать слова, какими описывают людей с физическими недостатками. Хромой, слепой, глухой, безрукий... Все это в принципе подходило Зибелю, с тем лишь отличием, что у его соплеменников не имелось рук и ног, ушей и глаз. При желании они могли их вырастить, но в исходном виде являли собой упругую, гибкую и пластичную субстанцию без определенной формы. По этой причине лучше подошел бы термин, не связанный с отсутствием того или иного органа, а отражающий проблему в целом: увечный, ущербный, инвалид... Но это опять-таки было бы не истиной, а приближением к ней: способность метаморфов преобразовывать свой организм такие понятия исключала, как и любые болезни,
старость и преждевременную смерть.
        Не увечный, не инвалид, а Изгой - так примерно переводилось имя Клауса Зибеля на языки Земли. В определении его занятия и статуса тоже существовала неясность, проистекавшая из человеческого эгоизма в самой высшей степени - желания считать себя избранниками и средоточием силы и разума Вселенной. Потворствуя этой нелепой идее, Зибель, он же Изгой, в последнее столетие все чаще представлялся эмиссаром, что льстило самолюбию землян, с которыми он вступал в прямой контакт. Эмиссар означает посланец, личность с дипломатическими полномочиями или важной миссией, - и, следовательно, Землю отметили среди других примитивных миров, признали ее исключительность или хотя бы проявили интерес к землянам. Выходит, не так уж они примитивны! Уже не кровожадные дикари на галактических задворках, а что-то большее, почти цивилизованные существа!
        Если учесть ту роль, которую Зибель, он же Гюнтер Фосс, сыграл в борьбе с фаата, его могли признать не просто эмиссаром, а хранителем Земли. Даже ее спасителем! Как все метаморфы, он обладал способностью к телепортации, хотя и несколько ограниченной: он мог свободно перемещаться в пределах планеты и перебросить мелкий объект за орбиту Марса или в Пояс Астероидов. Бесценный дар! И разве он его не использовал, чтобы помочь Литвину, захваченному в плен на корабле фаата? Разве, едва лишь они приземлились, не перечеркнул их планы, а заодно и жизни? Пусть не своими руками, но смертоносный акт задуман им, а направляющая мысль важнее, чем мышцы исполнителя! Конечно, жертв избежать не удалось и были они колоссальны, но так уж устроен мир: даром не получишь ничего - ни песка в пустыне, ни воды на речном берегу. Разум у земных аборигенов невелик, но эту истину они усвоили.
        Если бы он мог, то уничтожил бы фаата сам, сыграв роль спасителя без ассистентов. Но что невозможно, то невозможно... Хотя он прожил на Земле немало лет и приобрел массу привычек, диктуемых людской физиологией, убийство было ему недоступно. Полезный инстинкт, однако утерянный его народом еще в незапамятные времена... Праметаморфы, имея лишь зачатки разума и ментальной силы, уже доминировали на планете и за десять-двадцать тысяч лет истребили все угрожавшие им виды, всех конкурентов на суше, в воздухе и море, заняв экологические ниши хищников. Существование стало безопасным, но заплатили за него исчезновением многих животных, разрывом пищевых цепочек и скудостью общепланетного биоценоза. И не только этим: в отсутствии внешних врагов инстинкт убийства атрофировался.
        Впрочем, альтернатива убийству была элементарной - не убивать самим, манипулировать теми, кто сохранил такую ценную способность. И потому Изгой, он же Клаус Зибель, переменивший за восемь столетий тысячу имен, не был ни эмиссаром и посланником, ни, тем более, хранителем и спасителем. В мире метаморфов, который он покинул так давно, что память о родине начала блекнуть, он считался Оберегающим. Но оберегал он не Землю, а все-таки этот покинутый им мир.
        
* * *
        
        Пола метаморфы не имели. Новая жизнь зарождалась при слиянии нескольких особей: одна из них, приняв сформированную почку, затем растила ее в своей плоти и через длительное время, равное трем - пяти Оборотам планеты вокруг солнца, производила отпрыска. Связь между потомком и родителем была исключительно крепкой и устанавливалась еще до разрешения от бремени. Пока потомок взрослел (что тоже было долгим делом), связь носила ментальный и эмоциональный характер, но постепенно центр тяжести все более смещался в интеллектуальную область. Потомок воспринимал от предка некий объем информации, позволявшей ему определиться в мире взрослых метаморфов и осознать, что срок его жизни так велик, что всякая склонность, каждый дар природы успеют развиться и достигнуть высшего предела. Эти таланты разнообразили существование и были лекарством от скуки, так как иных забот раса Изгоя не знала: в своем естественном виде метаморфы питались любой органикой и не испытывали нужды в одежде, жилищах и всевозможных мелочах, необходимых для других, не столь совершенных созданий.
        В их несовершенстве таилась, однако, искушающая прелесть. Иные формы тел, иные органы и чувства, иные радости и страхи, иные обычаи и удовольствия - все это было так соблазнительно! Создав еще в незапамятные времена межзвездный привод, метаморфы встретились с сотнями рас и получили возможность поиграть в чужую жизнь. Смена облика стала привычкой, затем - традицией; считалось, что предаваться раздумьям уместно в теле спольдера, а, скажем, для работ, требующих физических усилий, подходит оболочка дроми или хаптора. Если же шел разговор о серьезных вещах, то выбирали облик айха - создания немногословного, но чувствующего искренне и глубоко.
        Печальный, родитель Изгоя, выглядел сейчас как айх. Его прежнее имя было Скользящий С Ветром, а новое он принял в тот несчастный день, когда не осталось сомнений в ущербности его потомка. Может быть, думал Изгой, печаль родителя пройдет, если он дарует жизнь другому существу, более удачному, без генетических отклонений? Но когда это случится? Через много тысяч Оборотов, в отдаленном будущем? Возможно, никогда? Акт зачатия был редким.
        Он приобщился к тоске родителя, казавшейся ему сильнее, чем осознание собственной беды. Мучительное чувство, но что тут сделаешь? Родители всегда переживают из-за несчастий потомков.
        - Я связался с Облачной Прохладой, - произнес Печальный, задумчиво пошевеливая верхней парой щупальцев. - С Облачной Прохладой, с Радугой, с Темными Водами, со всеми, кто обследовал тебя... Они утверждают, что надежды нет.
        - Мне это известно, - сказал Изгой. Он, в отличие от родителя, был не в облике айха, а в естественном виде - лента переливающегося в солнечных лучах вещества на одном из посадочных столбов беседки. Эта конструкция походила на ажурную корзину из цветущего кустарника, усеянную пятнами серебристых и розовых мягких мхов. Метаморфы были народом эстетов, с необоримой тягой к прекрасному, к изящным сооружениям, широким, открытым пространствам и пейзажам, для восприятия которых стоило потрудиться и вырастить глаза.
        Родитель ласково погладил Изгоя щупальцем.
        - Радуга говорит, что у тебя атрофия омм-клеток, тех, что продуцируют гормоны, необходимые для трансформации. Это значит...
        - Я знаю. - Изгой плотнее обвился вокруг столба, всем телом ощущая его гладкую, нагретую солнцем поверхность. - Это значит, что переход из естественной формы в любую другую окажется для меня первым и последним. Омм-клетки после такого усилия отомрут - не все, но большей частью. Те, что останутся, будут вырабатывать гормоны, но в слишком ничтожных количествах, чтобы их хватило для радикальных перемен. Форма, физиология, генетический аппарат - все останется неизменным... Возможны только вариации внешнего облика.
        - Редчайшая генетическая мутация, - с грустью заметил Печальный. - Радуга утверждает, что таких, как ты, сейчас не более десятка. И все они в Страже.
        - Темные Воды сообщил мне, что такие мутации наблюдались сорок восемь раз за двадцать тысяч Оборотов. Где же остальные... - Изгой помедлил и произнес неприятное: - остальные отщепенцы?
        - Темные Воды боялся тебя огорчить. Остальные... остальные, мое несчастное дитя, не выдержали. Не пошли в Стражу, пожелав остаться в нашем мире, среди своих, но... - Щупальца Печального судорожно дернулись. - Не получилось.
        Изгой обдумал эту информацию. Умирать ему не хотелось - во всяком случае теперь, когда он стал взрослым и достаточно разумным существом. Зря его не уничтожили, когда он был бесчувственным зародышем... Возможно, это был бы акт высшего милосердия.
        - Что с ними произошло? - спросил он. - С теми, у кого не получилось?
        - Они погибли. Кто-то пытался трансформироваться при недостатке гормонов, но в этом случае нельзя создать жизнеспособный организм. Другие выбросились в космос, в пустоту... Сухая Кора направил корабль на солнце, Последний Закат вошел в дезинтегрирующее поле... Еще один, не помню его имени, запрограммировал сиггу на уничтожение... Способы разные - судьба одна.
        Изгой продолжал размышлять. Исходная форма сто расы, единственная, которую он знал, к которой был привязан всю свою сознательную жизнь, не позволяла слишком многого, ибо метаморфы, не считая мозга, системы пищеварения и желез внутренней секреции, не обладали специализированными органами. Питание и дыхание, ментальный обмен, телепортация, тактильное чувство, возможность передвигаться, но не очень быстро - пожалуй, все... Любые биологические аппараты и рецепторы - для восприятия электромагнитных волн, для деликатной и тонкой работы, для полета или стремительного бега, для акустической локации - словом, все, что угодно, создавалось и изменялось в зависимости от необходимой цели. Если пользоваться земными аналогиями, Изгой был слеп и глух, лишен языка и конечностей, не мог ощутить вкуса и запаха и проползти хотя бы метр без риска расшибиться о препятствие. Правда, земные аналогии тут подходили не совсем - мир телепатов щедро делился с Изгоем информацией. Сейчас он смотрел на равнину, что протянулась к горам, на пятна мха и кустарник с лиловыми цветами, на небо с теплым кругом солнца, смотрел глазами
родителя и говорил с ним беззвучно, не нуждаясь ни в колебаниях воздуха, ни в примитивных органах речи.
        Но все же, все же... Так хотелось видеть самому! Видеть, слышать, чувствовать!
        Выход, разумеется, имелся: свершить единственную в жизни трансформацию, взяв за образец лоона эо или хаптора, кни'лина, айха или дроми. Разумное создание с высокой степенью универсальности, чтобы не жалеть потом об упущенных возможностях и не корить себя за опрометчивость. Преобразиться раз и навсегда, жить в неизменной форме и сделаться со временем чужим для соплеменников, существование которых не угнетает постоянство плоти. В конце концов, ожесточиться и уйти...
        Мысли его были открыты родителю.
        - Я не хочу тебя терять и не желаю подталкивать к Страже, - сказал Печальный. - Ты мог бы остаться здесь, со мной... мог бы, если преобразишься в спольдера.
        - Кто-нибудь так делал?
        - Не знаю, но могу спросить у Ручья Среди Камней. Он знает нескольких спольдеров.
        - Если уж спрашивать, так у них самих. Я спросил бы сам... спросил бы, если они позволят и захотят меня видеть.
        Когда-то раса Изгоя переселила спольдеров с их умирающей планеты в свой мир, отдав им благодатный остров вблизи экватора. Спольдеров было немного, и отличались они нелюдимостью, склонностью к покою и тишине, не признавали технологии и не стремились к контактам с метаморфами. Хотя, конечно, бывали исключения.
        - Я постараюсь с кем-нибудь договориться, - сказал Печальный. - С кем-нибудь из тех, кто сохраняет с нами связи. Жди меня здесь, дитя.
        Форма его стала меняться, гибкие щупальцы исчезли, плотное неуклюжее тело айха сделалось тоньше и стройней, грубая кожа сменилась блестящими чешуйками, распахнулись огромные серые крылья. Миг - и он воспарил над равниной, поднялся в голубое небо и направился к югу вместе с теплым ветром, гнавшим облака. Он мог попасть на остров спольдеров быстрее, но не использовал телепортацию - значит, хотел поразмыслить в дороге.
        Изгой, спиралью обвившись вокруг столба, тоже размышлял. Теряя связь с родителем и погружаясь в темноту, он думал о Страже и своих собратьях по несчастью, заброшенных в далекие миры где-то в галактических глубинах. Скорее всего на планеты самых диких, кровожадных рас, создавших, однако, межзвездные корабли и мощное оружие, а потому мечтавших покорять и властвовать. Очутиться среди подобных дикарей Изгою очень не хотелось. Даже мысль об этом пугала.
        У метаморфов не имелось боевых флотов, военных баз, колоний на других планетах, а также стремления к господству над иными расами и тяги к неограниченной экспансии. Такие идеи, вполне понятные для них, существ разумных и логично мыслящих, в то же время были им чужды, не соответствовали их психике и биологической природе. Однако Галактика не являлась царством справедливости и мира и, после исчезновения даскинов, стала ареной стычек и войн, то затухавших, то разгоравшихся с новой силой, когда очередные претенденты на роль владык Вселенной желали продемонстрировать свои амбиции и мощь. Любой конфликт вблизи системы метаморфов мог завершиться полным их уничтожением или, что не исключалось, порабощением их вида, имевшего ценное свойство мимикрии, будто Богом предназначенного для шпионажа, диверсий и разведки.
        Противодействие такому исходу событий лежало не в сфере силы и вооруженных столкновений, а в области тайной дипломатии, в контроле над агрессивными цивилизациями. Их надлежало сталкивать друг с другом, чтобы ослабить пассионарный порыв и удержать в границах подвластных им звездных секторов, а иногда использовать для собственной защиты, уничтожая с помощью одних воинственных созданий других, еще более опасных. Эти тонкие манипуляции осуществлялись корпусом Стражи с немногочисленным штатом Оберегающих; приняв облик тех или иных существ, они внедрялись в их властные структуры или изыскивали способы влияния на власть. Эта политика была проверена тысячелетиями, и благодаря ей не одна звездная империя, взмыв на вершины могущества, вдруг начинала клониться к упадку под ударами соседей или растрачивала агрессивный пыл в губительных смутах, бунтах и гражданских войнах. Оберегающие, большей частью такие же калеки, как Изгой, все же оставались существами долговечными, способными влиять на подконтрольный мир в течение многих веков, сдерживая и направляя, а временами подбрасывая полезную идею или техническое
новшество. В каком-то смысле они оберегали не только соплеменников, но и своих подопечных, вполне способных завести цивилизацию в тупик экологических катастроф, общепланетных войн и эпидемий. Это было бы провалом для Оберегающего, так как сдерживать и направлять не означало подталкивать к глобальному уничтожению.
        Метаморфы не знали общественных институтов и нуждались в них не больше, чем в централизованной власти, армии, полиции, законах и прочих измышлениях примитивных рас. В их обществе Стража была явлением уникальным, организацией, что охраняла планету, но в основании этой структуры лежал не долг, а, вероятно, жертвенность, хотя подобная идея была метаморфам так же чужда, как и понятие о долге. Тем не менее десяток неизлечимо больных принесли себя в жертву ради безопасности родного мира, и жертва казалась огромной - ведь жизнь метаморфов, даже в преобразованном виде, тянулась тысячелетиями. Нелегко для человеческого разума осознать масштабы их трагедии; пожалуй, заточение в теле змеи, собаки или крысы, вечное, безнадежное и бессрочное, было бы подходящим примером. Если же снова обратиться к земным аналогиям, то можно сказать, что Оберегающие считались у метаморфов великими героями.
        Изгой, однако, не был склонен к героизму. Дождавшись сигнала от родителя, он перенесся к спольдерам на южный остров и очутился на поросшей мхом поляне, где под деревьями гиму стояла хижина, сложенная из неошкуренных стволов.
        
* * *
        
        Он видел окружающий пейзаж глазами Печального, преобразившегося в спольдера. Общаться тоже приходилось с его помощью, ибо мысленная связь была недоступна местным обитателям: они говорили, сотрясая воздух, как большинство существ в Галактике. Поляна, на которую опустился Изгой, была тщательно ухожена, так как являлась таким же жилым пространством, как бревенчатый домик и плантация съедобных корнеплодов, что лежала рядом с ним. Белый, розовый и сиреневый мох, покрывавший большую часть поляны, казался ковром с изысканным узором, деревья гиму с многочисленными воздушными корнями стояли вокруг него голубоватой живой стеной, и в двух местах интервалы между стволами были пошире - там начинались уходившие в лес тропинки. В обрамлении мхов сверкал прозрачными водами крохотный круглый прудик и склонялись к воде серебристые олонги; под их ветвями, дарившими прохладу, виднелось несколько кочек. Они, вероятно, служили креслами; на самой большой и мягкой расположился родитель Изгоя, а около него сидел хозяин, спольдер преклонных лет, похожий на меховой шарик с короткими руками и ногами. Если не считать бороды,
его физиономия была лишена волос; лоб выглядел неожиданно высоким, ноздри чуть заметно подрагивали, и иод выпуклыми надбровными дугами сверкали темные глаза.
        - Это Вестник Тайного Меридиана Совершенства, - произнес Печальный, и Изгой припомнил, что имена у спольдеров весьма причудливы. - Вестник мудрец, глава местной общины и друг Ручья Среди Камней. Он согласился поговорить с нами.
        - Изгой, твой потомок? - осведомился спольдер, запуская в бороду шестипалую ладонь и посматривая то на одного гостя, то на другого. - Тот, кто хочет присоединиться к нам? Помнится, ты говорил, что у него не все в порядке с генами, но, насколько я могу судить, выглядит он вполне здоровым.
        - Многие генетические нарушения глазами не заметишь, - пояснил Печальный. - Обычными глазами, я имею в виду. Для выявления их наши специалисты... как это сказать?.. выращивают?.. да, выращивают особые органы, чтобы проникнуть в суть явления. Только с их помощью...
        - Я знаю, знаю! - ворчливо перебил его Вестник. - Не такой уж я неуч, как можно подумать. Генетические нарушения могут отразиться на внешнем виде или быть скрытыми - вот все, о чем я говорю.
        - Да, конечно, - согласился Печальный. - Прости, если мой тон и слова показались тебе слишком нравоучительными. Недуг моего потомка заключается в том, что он способен лишь к единственному изменению. Тут надо хорошо подумать. Если он выберет форму дроми или шада, то останется таким навечно, а если спольдера...
        - ...то будет спольдером, - продолжил Вестник. - Я понимаю вашу проблему. Твоему потомку хотелось бы стать существом совершенным, сильным и приятным с виду, одаренным всевозможными чувствами и талантами. Но чем я могу помочь? Я спольдер, и очень этим доволен. Я не могу преобразиться в дроми, шада или кого-то еще, чтобы узнать, чем они лучше или хуже нас. Это, скорее, в ваших возможностях. - Он на мгновение задумался, потом, поглаживая бороду, произнес: - Однако нужен ли Изгою эталон для его метаморфозы? Почему спольдер, почему дроми или шада, айх или хаптор? Можно измыслить идеал или что-то к нему близкое, создание, полное многих достоинств, какого не было и нет в Галактике. Отчего бы и нет? Вот это интересная задача! Особенно в философском плане.
        - Я не рискну на такие эксперименты со своим телом и психикой, - вступил в беседу Изгой. - Хотя бы потому, что твое идеальное создание будет единственным в Галактике и, значит, безумно одиноким. Мне бы этого не хотелось.
        - Думаешь, что в облике спольдера ты избежишь одиночества? - с сомнением сказал Вестник Тайного Меридиана. - Сомневаюсь! Не могу обещать тебе компанию, ибо телесное обличье еще не делает спольдера спольдером, и ты все равно будешь отличаться от нас. Скорее всего, ты вызовешь зависть, а потом - неприязнь.
        - Неприязнь? Но по какой причине? - Изгой был полон недоумения.
        - Я стар, я прожил сто двенадцать Оборотов и скоро уйду из нашего мира в Великую Тьму. Это большая жизнь для спольдера, но ты проживешь стократно дольше, чем обнаружишь свою природу... я бы сказал, поддельную сущность... Думаешь, этого не заметят? Думаешь, это не вызовет зависти и неприязни? Нас, Изгой, не слишком много, и все мы на виду... Среди нас не затеряешься.
        Изгой был потрясен, ибо такого поворота событий даже не мог представить. Но в том, что Вестник говорит искренне, он не сомневался: речи спольдера шли к нему через Печального, но эмоции и общий смысл его слов он улавливал своим ментальным чувством. Ощущая смущение и нерешительность, он произнес:
        - Возможно, я не буду так выделяться, если займусь тем же, чем занимаются спольдеры. Возможно, это нас примирит... Ты мог бы рассказать мне об этом? Что делает спольдера спольдером?
        - Конечно, расскажу! - Вестник оживился. - Спольдеры размышляют. На разные, но неизбежно самые важные темы.
        - Например?
        - Например, о роли разумных существ во Вселенной. Эта философская проблема имеет две основные концепции: согласно первой, разум есть приобретение естественное, возникшее эволюционным путем, вторая же считает, что разум, интеллект, индивидуальность даровал Творец, который, возможно, до сих пор наблюдает за нами. Та или иная исходная посылка ведет к разным понятиям о нашем предназначении, и к тому же сам первоначальный постулат может толковаться несколькими способами, в узком или широком смысле, в плане морали, логики, позитивного или иррационального знания. Предположим, что верна вторая концепция, которую я разделяю. Тогда... - Вестник оживился еще больше и стал приподниматься с кочки. - Тогда мы вправе задаться такими вопросами: создал ли Творец лишь нас, разумных, или же все Мироздание вместе с нами?.. какую Он преследовал цель?.. осталась ли цель Его прежней или изменилась?.. кто мы для Него сейчас - шанс поразвлечься, мусор забытого эксперимента или возлюбленные чада, чье благонравие Он пожелал проверить?.. соединимся ли мы с Ним после смерти или Он одних приблизит, а других отринет?.. И,
наконец, вопрос вопросов: познаваем ли Он для нашего разума?.. Если ответ отрицательный, то...
        - Творец, - перебил Изгой, ошеломленный этим словесным потоком. - Ты говоришь о Творце или Творцах... Может быть, о даскинах, о древних владыках Галактики?
        - Нет. Безусловно нет!
        - Почему?
        - Потому, что если нас сотворили даскины, то кто сотворил их?
        Игра словами, решил Изгой, и предел ее очевиден: если нас создал Творец, то кто создал Его? Он пошевелился, чувствуя, как мягкие стебли мха щекочут кожу, и спросил:
        - Чем еще занимаются спольдеры? Чем, кроме подобных размышлений?
        Вестник увял. Кажется, другие занятия не вызывали у него энтузиазма.
        - Еще танцуют на полянах, - пробормотал он, - выращивают овощи и фрукты и режут фигурки из дерева. Молодые... гмм... у них тоже есть чем поразвлечься... Но я не думаю, что это вызовет твой интерес.
        - Благодарю тебя, Вестник, - дипломатично произнес родитель Изгоя. - Благодарю, ибо этот разговор был нам полезен... да, очень полезен. Мы узнали много нового, даже неожиданного. Теперь нам есть над чем подумать.
        Когда, распрощавшись со спольдером, они перенеслись в свою беседку, Печальный принял облик эйха и сказал:
        - Бедное мое дитя! Я чувствую, ты отказался от мысли сделаться спольдером... И это значит, что скоро мы с тобой расстанемся...
        - Расстанемся, - с горечью подтвердил Изгой. - Из меня плохой философ, и танцевать я тоже не люблю.
        Так Стража обрела еще одного героя.
        
* * *
        
        Несмотря на совершенство своих тел метаморфы не отвергали технологию. У них имелись корабли для странствий среди звезд, крохотные механизмы, способные воздвигнуть город или, обратив его в пыль, вырастить сады на том же самом месте, агрегаты, снабжавшие их пищей, что подходила для всякой телесной субстанции и типа метаболизма, средства наблюдения за космосом и состоянием светила, которое в их звездной системе отличалось нестабильностью, порождая магнитные бури и потоки плазмы. Среди этих многочисленных приборов и устройств были аналоги земных компьютеров, не совсем машины и не совсем живые существа, чьи функции заключались в том, чтобы запоминать ментальные картины и воспроизводить их, когда возникала необходимость. У метаморфов их называли деинтро, и одни использовались для обучения, другие развлекали или помогали воскресить забытое, а третьи хранили информацию о Вселенной, Галактике и обитающих в ней расах. Изгой соединился с таким устройством, чтобы изучить возможности грядущей и для него последней трансформации. Это был деинтро Стражи, и он мог подсказать, какие миры нуждаются в данный момент в
Оберегающих.
        Если говорить о внешнем облике, функциональной гибкости и умственном потенциале, то предпочтения Изгоя склонялись к гуманоидам. Они были не такими субтильными, как лоона эо, и не такими громоздкими, как дроми или хапторы; их организм был сложней и совершенней, чем у айхов или шада, что сулило большую универсальность; привлекательным являлся и высокий темп развития, характерный для человеческих цивилизаций. Правда, гуманоиды обладали удивительным свойством загонять себя в тупик всемирной катастрофы, но несколько культур развивались сейчас по восходящей, и присмотреть за ними безусловно стоило. За кни'лина уже присматривали - в их метрополии вторую сотню лет сидел Оберегающий, достигший статуса Тени Ареопага, то есть главы секретной службы при императорском дворе, Бино фаата тоже нуждались в контроле: преодолев упадок Второго Затмения, они расширяли свой сектор, что, по прогнозу деинтро, могло привести к серии межзвездных войн. К тому же на одной из планет они обнаружили артефакты Древней Расы, квазиразумные создания, игравшие в цивилизации даскинов роль трансляторов и усилителей эмоций. Находка
оказалась удачной, так как привела к развитию новой технологии на базе симбиоза квазиразумных с избранной кастой фаата, способной к ментальному обмену. Это могло подстегнуть их дальнейшую экспансию, и оставлять без внимания такой прогноз было легкомыслием.
        Однако, посовещавшись с экспертами Стражи, Изгой решил, что внедрение в эту культуру неэффективно. Цивилизация фаата была слишком жестко запрограммирована и вряд ли поддавалась влиянию изнутри, даже если бы он вошел в руководящую Связку, сделавшись Столпом Порядка или Стратегом, Хранителем Небес. Скорее всего он был бы уничтожен при первой попытке ограничить экспансии, так как фаата, пережившие ужас Затмения, считали такую политику единственным средством от глобальных кризисов. Но оставалась возможность повлиять на них извне, используя другую расу, потенциально столь же агрессивную, но гибкую и более подходящую для контакта с Оберегающим. Анализ, проведенный деинтро, выявил несколько цивилизаций, способных стать противовесом, но лишь одна из них являлась человеческой. Мир, который его обитатели-дикари еще называли по-разному, планета, которую в будущем назовут Землей... Сейчас она пребывала в невежестве, но прогноз деинтро предсказывал взлет через семь или восемь столетий, ибо земляне были плодовиты, энергичны, самонадеянны и чрезвычайно изобретательны. Они уже чертили карты своих материков, знали
геометрию и медицину, плавили сталь, писали книги, строили гигантские сооружения, торговали, воевали, разводили скот и занимались множеством ремесел. Очень многообещающая раса эти земляне! - думал Изгой. Когда они изобретут науку и достигнут технологической стадии, кое-кому придется потесниться... Пара тысяч лет - и вся Галактика признает их вполне разумными!
        Выбор был сделан, и в один из дней, навсегда распрощавшись с родителем и приняв форму человека, Изгой телепортировался на корабль, поджидавший его у заатмосферной станции. Судно оказалось небольшим, ибо прыжок к Земле не требовал долгого времени; кроме самого пилота, в нем помещался только контейнер с оборудованием. Приборы и устройства, взятые с собой Изгоем, были миниатюрными и большей частью хранились в виде спор или механозародышей: инициировав то или иное семя мысленным импульсом, он мог вырастить необходимый агрегат - деинтро, сиггу, пищевой синтезатор или ментопередатчик, рассчитанный на мозг землян. Природный телепатический дар у них, к сожалению, отсутствовал.
        Повинуясь команде Изгоя, корабль совершил прыжок, погрузившись в то измерение Вселенной, где не существовало ни пространства, ни времени, ни звезд и обитаемых миров, ни света и тьмы, ни тепла и холода. Дистанция между планетой метаморфов и Солнцем была огромна, но странник преодолел ее с той скоростью, с какой путешествует мысль. Он вынырнул на периферии системы и, когда корабль нашел нужный мир, третий от местного светила, переместился к нему еще одним, совсем коротким прыжком. Затем покружил около планеты, изучая ее океаны и материки с помощью оптических устройств, пригодных для глаз человека. Находясь в новом и окончательном своем обличье, он испытывал что-то наподобие эмоциональной эйфории: Вселенная, даже тесный мирок его корабля, раскрывалась перед Изгоем во всей щедрости красок и звуков, запахов и тактильных ощущений. Впервые со дня появления на свет он видел, смотрел своими собственными глазами, мог говорить с кораблем и слышать его ответы не только ментально, но и при посредстве воздушной среды, что заполняла кабину. Это казалось таким восхитительным, таким непривычным и чарующим!
Возможно, органы его собратьев-метаморфов отличались большим совершенством, но он уже не думал о своей ущербности: чтобы вписаться в яркую, манящую и неизведанную реальность, в поджидавшее его бытие, хватало человеческих чувств.
        В одном из полушарий планеты лежали два материка: на севере - огромный, протянувшийся от полярных льдов до тропической зоны, и южный экваториальный, вдвое меньшей площади, отделенный от северного синими пространствами морей. В другом полушарии тоже имелись два массива суши более скромной величины, а кроме того, был гигантский ледник на полюсе, и были многочисленные острова, один из которых почти дотягивал размерами до континента. Изгой сосредоточил внимание на самом большом материке. Его западная и юго-восточная области были плотно населены, и там, пользуясь оптикой корабля, он разглядел города и дороги, каналы и поля среди лесных массивов, каменные громады крепостей, а также гребные лодки и парусники, скользившие по рекам и вдоль морского побережья. Оба эти района, бесспорно, являлись центрами цивилизации, но западный, с более прихотливым рельефом и сложными очертаниями берегов, казался предпочтительней - к нему тяготел южный материк, а за сравнительно узким океаном лежали еще два континента, вполне достижимые для аборигенов через пару-другую сотен лет. Помимо этих примечательных моментов Изгой
обнаружил, что из восточных степей катятся на запад плотные массы конных и пеших, огромные стада животных и тысячи повозок, целый город, кочующий среди песков и трав Переселенцы, подумал он, направляя корабль в глубины огромного озера, которое через много веков назовут Байкалом.
        По земному счету времени начался 1219 год. Войско Чингисхана шло на завоевание Хорезма.
        
* * *
        
        Из корабля, надежно скрытого под толщей вод, Изгой телепортировался в армию, что двигалась на запад, и затерялся в несметных толпах, принимая обличье то воина, то погонщика, то пастуха или раба. Вариации внешности базового организма, тела мужчины, которое он избрал, были ему доступны, в отличие от радикальных перемен - так, он не сумел бы превратиться в женщину или в любое из животных, населявших этот мир с удивительно щедрой флорой и фауной. Подобная перестройка, требующая изменений на генетическом уровне, создания новых органов, значительной модификации скелета и мышечной массы, оказалась ему не по силам, однако способность к мгновенному перемещению и множество новых личин делали его практически неуловимым. Он находился в безопасности - по крайней мере, сейчас, когда на Земле не имелось приборов сложнее компаса и астролябии и оружия страшнее арбалета.
        В Чингисхановом воинстве он пробыл несколько месяцев, изучил, пользуясь своим ментальным даром, монгольский, китайский и уйгурский языки, пообщался с китайцами-инженерами при катапультах и стрелометных машинах и узнал о Поднебесной державе, простертой ныне под пятой кочевников. Ценная информация о земных делах! Усвоив ее, Изгой решил, что будет и дальше двигаться с войском, но так не получилось: монголы разметали армию шаха Мухаммеда, обрушились на хорезмийские долины, и начался кошмар. Теоретически Изгой был подготовлен к актам насилия, но практика оказалась слишком кровавой, слишком мучительной для существа, не ведавшего прежде той страшной многоликости, в которой смерть приходит к человеку. Свирепость победителей ужаснула его, он перепрыгнул на запад, в славянские земли, и угодил в конфликт между киевским князем и Великим Новгородом. Правда, не такой жестокий: тут, в лесах, было где спрятаться, и резали не так усердно, как в Хорезме.
        В ближайшие годы он пережил пару нашествий Батыя на Русь, штурм и разгром Киева, Ледовое побоище и несколько мелких войн и стычек, кончавшихся сотней убитых, спаленным дотла селением и пленными, угнанными в рабство. С течением лет пообвык, притерпелся к трупам и крови, пожарам и перманентному разорению, посетил Святую Землю, где крестоносцы бились с сарацинами, наведался в страны Европы и основал несколько баз в ганзейских городах, как наиболее миролюбивых и спокойных. Теперь он был Твердиславом из Новгорода, торговцем воском и пенькой, гамбургским купцом Куртом Зее, Петером Альбахом, владельцем канатной мастерской в Антверпене, а еще держал ссудную контору в Гданьске под именем Фалька Медный Грош. Плоть земного человека сделалась ему привычной, как и земные пейзажи и виды городов - Венеции и Дамаска, Гранады, Каира и Парижа, Шанхая, Самарканда, Рязани и Константинополя. В каждом он прожил какое-то время и обзавелся связями, но ни друзей, ни возлюбленных не обрел. Он был одинок - пылинка из чужого мира, заброшенная в пески земного человечества.
        Отлетали в прошлое десятилетия, и наконец пришел к исходу немирный тринадцатый век; начался четырнадцатый, и с ним - Столетняя война. Так назовут ее в будущем и скажут, что бились в ней французы с англичанами, ужаснутся временам Жакерии, прославят подвиги Жанны д'Арк и великих рыцарей, Чандоса и Эдуарда Черного принца, Бертрана Дюгесклена и Родриго де Вильяндрандо, Грессара и Бедфорда. Но Изгой, наблюдавший те события воочию и не в одном регионе земли, полагал, что война продлилась дольше века и захватила все державы на Евразийском материке. Поляки и русские сражались с Тевтонским орденом, Дмитрий Донской - с Мамаем и Тохтамышем, Тамерлан захватил Персию, Кавказ, Месопотамию и Сирию, турки-османы Баязеда дошли до Дуная и венгерских границ, в Поднебесной владыки новой династии Мин резались с монголами, в Японии и Индии бушевали гражданские войны, звенело оружие в Испании и Шотландии, в Германии и Италии, Швейцарии, Богемии и Скандинавии. Войнам с жуткой регулярностью сопутствовали землетрясения и наводнения, ураганы, ливни, нашествия саранчи, глад и мор; чума и холера уносили миллионы жизней, и на
обезлюдевшей земле оставались только крысы, воронье и волки. Покой и мир был лишь на кладбищах, да и то не всегда.
        Страшное время! Но цивилизация все же двигалась вперед, земное бытие не иссякало, а местные автохтоны, проявляя высокую адаптабельность, выживали и даже плодились и размножались несмотря на постигшие их беды. То была упрямая, хищная, жадная, но многообещающая раса! При всем своем несовершенстве люди нравились Изгою. Он понимал, что из их недостатков проистекают достоинства: так, например, жадность и тяга к богатству подстегивали прогресс, гордость и упрямство были источником храбрости, а та порождала самопожертвование. Долгие годы он изучал людей, анализируя их прошлое и настоящее, пытаясь представить будущее с помощью деинтро, спрятанного в его корабле; он рассматривал и оценивал их мотивы, желания, мечты и то, что они считали разумом и своей духовной жизнью, учился понимать их и правильно предсказывать реакцию общественных структур и отдельных личностей. Это было тонкое искусство; совершенствуя его, он постепенно становился человеком. Правда, по-прежнему одиноким: даже те великие умы, которым он открывал свою сущность, не могли ее постигнуть, полагая, что встретили ангела или посланца
дьявольских сил.
        Началась эпоха Возрождения, и время двинулось вперед быстрее. Поторапливая его, Изгой занялся рядом проектов: открыл мастерскую в Нюрнберге, где делали механические часы, дал несколько сотен талеров на первую типографию в Майнце, подкинул идею летательного аппарата одному флорентийскому художнику, а молодого моряка из Генуи снабдил собственноручно начерченной картой, изображавшей заокеанские земли. С этим мореходом он отправился на запад в трюме утлой каравеллы в обличье простого матроса Хуана Альвареса. Ему казалось, что первый поход за океан - слишком серьезное мероприятие, чтобы оставить его на произвол судьбы, а генуэзец, хоть и был редкостным упрямцем, все же нуждался в ментальной поддержке в минуты отчаяния. Так ли, иначе, они достигли островов у побережья Америки - точнее, пока безымянного континента, который, как надеялся Изгой, будет колонизирован в ближайшие столетия. Колонизация пошла такими темпами, что в шестнадцатом и семнадцатом веках пришельцы выбили исконных обитателей чуть ли не под корень, а тех, кто еще остался жив, оттеснили в дремучие леса и прерии. Место, однако, не
пустовало - индейские охотничьи угодья сменились плантациями табака, какао и сахароносных растений, а из Африки стали завозить рабов.
        В восемнадцатом веке прогресс пошел еще быстрее: был открыт закон сохранения материи и седьмая планета Солнечной системы, названная Ураном; кроме того, освободились заокеанские колонии, а список изобретений пополнили громоотвод, железная дорога, карандаши с графитовым стержнем и демократические идеи. Последние отозвались в Европе очередной большой резней: там, под лозунгами liberte, egalite, fraternite [Libcrtc, egalite, fraternite - свобода, равенство, братство (лозунги Великой французской революции)], поборники свободы рубили головы аристократам, а заодно друг другу. Эта кровавая вакханалия продолжилась и в следующем веке, когда Изгой под видом мелкого чиновника отправился в поход с Наполеоном - сначала в Египет, потом в Испанию, Италию и Австрию и, наконец, в Россию. В этой огромной северной империи он задержался до конца столетия, обосновавшись на Урале в качестве владельца рудника и совершая вылазки то в западные страны, то на восток континента, то в Африку или Америку. Всюду, а особенно в Европе, он видел признаки цивилизации, вздымавшейся как на дрожжах и порождавшей телеграф и телефон,
двигатель внутреннего сгорания, динамит и пулемет, спиритизм и теорию прибавочной стоимости. С одной стороны, прогресс был бесспорен, с другой - добром это кончиться не могло: новые идеи мирового господства и социального равенства, вкупе с динамитом и пулеметом, были дьявольской взрывчатой смесью.
        На время Первой мировой войны и русской революции Изгой перебрался в тихую Австралию. Находиться в гуще событий, виденных уже не раз, не было смысла, а рисковать он не хотел, так как не только идеи были новыми, но и оружие, которым они внедрялись. Ни ментальный дар, ни перемена личин, ни телекинез не защищали от случайной и мгновенной смерти, от пули снайпера, от взрыва мины, от пулеметной очереди. Он не боялся ран, если сохранял контроль над телом и если не было необратимых повреждений мозга, но кто мог это гарантировать? С развороченным черепом он будет мертв, как самый обычный землянин; лишившись сознания от болевого шока, истечет кровью, а попав на минное поле, погибнет, разорванный в клочья. И потому Изгой сидел в Австралии, принимая облик то старого фермера Пита Джонса, то юного Клайва Тиррела, изучавшего журналистику в университете Канберры. Эта профессия была многообещающей: согласно прогнозам деинтро, до появления теле- и радиосетей оставались считанные годы, после чего влияние средств информации на власть неизмеримо возрастет.
        Так оно и получилось. Кроме еще одной большой войны и множества мелких двадцатый век принес полезное и страшное в равновеликих долях: с одной стороны, квантовую теорию, авиалайнеры, компьютеры, химический синтез, телевидение, нейлон и инсулин, с другой - ядерные бомбы и ракеты, боевые ОВ, штаммы смертоносных вирусов и небывалый рост напряженности, ибо мир уже был поделен, но богатства и власть достались не всем. На Земле, с ее ограниченными запасами сырья, становилось голодно и тесно, и Изгой уже подумывал о том, чтобы подбросить пару-другую полезных мыслей насчет освоения Солнечной системы и производства синтетических продуктов. Но этого он сделать не успел: земляне сами додумались до генной инженерии, клонирования, термоядерного привода и всепланетной компьютерной сети. Не прошло и столетия с первой высадки на Луну, как экспедиции землян достигли Урана, Нептуна и Плутона, как на Меркурии, Марсе и Венере были основаны поселения, а в Поясе Астероидов начались промышленные разработки. Проблем не стало меньше, но, с учетом быстрого прогресса технологии, обширности Солнечной системы и огромности ее
ресурсов, эти проблемы уже не угрожали существованию человечества. В принципе не угрожали - ни внутренние смуты и локальные войны, ни истощение рудоносных залежей, ни астероиды и кометы, которые, приблизившись к Земле, могли уничтожить цивилизацию и жизнь. Еще немного, думал Изгой, еще каких-то два или три столетия - и мы доберемся до звезд, заселим подходящие планеты, построим космические города и позабудем о склоках и войнах. Галактика огромна, места хватит всем, в том числе и новой звездной расе! Еще немного... совсем немного...
        И тут появились фаата.
        
* * *
        
        Изгой - вернее, Гюнтер Фосс и прочие его земные ипостаси, - не имел сведений о них более восьми столетий. Большой период времени для гуманоидных цивилизаций! За этот срок земляне продвинулись от берегов Европы до Плутона, от деревянных парусников до межпланетных кораблей, от жалких суеверий до истинной картины Мироздания. Фаата, однако, тоже не сидели на месте и не пребывали в стагнации. Это казалось очевидным с первых же минут, когда Изгой, под видом Лю Чена, поймал далекую вспышку аннигиляции и, пользуясь телескопом обсерватории «Кеплер», зафиксировал ее на снимках. Технология фаата превосходила земную, и, вероятно, их развитие тоже шло по нарастающей - как-никак, они пересекли Провал между галактическими рукавами! Само по себе это не слишком впечатляло - погрузившись в Лимб, корабль мог преодолеть огромные расстояния, но потребность в данном шаге была свидетельством того, что сектор фаата расширяется и сфера их интересов достигла Солнечной системы. В такой ситуации шансы земляк создать свою империю падали до нуля, и, значит, они не станут в будущем противовесом фаата.
        Самым страшным, по мнению Гюнтера Фосса, являлась их генетическая близость к земному человечеству. Если земляне и бино фаата могут давать потомство (в чем он почти не сомневался), поглощение расы людей высокоразвитыми пришельцами неизбежно. То, что землян миллиарды, а фаата немногочисленны, роли не играло: наверняка их корабль был оснащен банком спермы и инкубаторами для ускорения цикла воспроизводства. В евгеническом плане политика их лидеров была чрезвычайно жесткой, и Фосс полагал, что за восемь столетий она не изменилась: фаата репродуцировали правящую касту и несколько каст солдат и работников, напоминая тем пчелиный улей или других общественных насекомых. При этом физиологически они оставались людьми и сохраняли человеческий облик, в чем тоже таилась опасность: люди скорее поверят людям, чем странному существу-метаморфу.
        Он бы их уничтожил, если бы мог. Но, кроме психологической неспособности к убийству, Фосс не обладал оружием, которое могло бы поразить фаата на космических расстояниях. Он действовал так, как положено Оберегающему: используя мощь и силу расы, с которой сроднился за долгие века, попробовал остановить пришельцев подальше от Земли, в Поясе Астероидов или за марсианской орбитой. Не исключалось, что на Земле он смог бы с ними справиться (имелись на этот случай запасные варианты), но тут не обошлось бы без разрушений и жертв. Земля с ее гигантским населением и городами-мегаполисами не очень подходила для космических схваток: удары плазмы и антиматерии убьют миллионы, не разбирая, кто прав, кто виноват.
        Была, однако, надежда обойтись без этих чудовищных средств, перехватив управление кораблем фаата. Оно осуществлялось квазиразумной тварью, подобием биокомпьютера; это наследие даскинов, брошенное за ненадобностью, тем охотней подчинялось новым своим симбионтам, чем выше был их ментальный потенциал. Собственно, это обстоятельство выделило часть фаата в правящую касту, способную контролировать квазиразумных; все остальные служили их придатками, подключаясь к ментальной связи с помощью особого прибора - каффа. Землянам он не слишком подходил, но в арсенале Фосса-Изгоя имелось более мощное устройство, крохотная сфера-ментопередатчик, которую он телепортировал на корабль.
        Случайность!.. - думал Фосс, отправив свой данайский дар. Вселенная полна случайностей, и тот, кто пользуется ими, - конечно, с разумной осторожностью! - будет в выигрыше. Крейсер землян, который случайно встретили фаата, был уничтожен, но на корабль взяли пленных - двух мужчин и женщину. Один погиб, сопротивляясь ментальному вторжению в свой разум, другую, после искусственного оплодотворения, поместили в инкубатор; остался третий, на удивление упрямый, озлобленный, однако совсем не глупый. Тоже случайность! Если использует ментопередатчик, то...
        Но на этом счастливые случайности закончились: подчинить квазиразум Павел Литвин, протеже Изгоя, не сумел. Потом была схватка с земной флотилией, ее разгром и приземление в Антарктиде. Дела пошли по наихудшему сценарию, и Фосс-Изгой смирился с тем, что жертв не избежать. Он перебросил на корабль сиггу, контейнер с минироботами-пожирателями, Литвин активировал их и уничтожил квазиразумную тварь. Случившийся при этом катаклизм был ужасен... Сорок три миллиона погибших, сотни разрушенных городов, невосполнимые потери - древние храмы и дворцы, картины и статуи, фильмы и книги, памятники искусства... Но главное - сорок три миллиона! Однако Литвина он смог спасти, Литвина и женщин, Йо и Макнил, бывшую пленницу, носившую плод фаата.
        На этом Гюнтер Фосс, репортер «КосмоШпигеля», поставил точку и растворился в небытии, а вместе с ним исчезли Лю Чен, астроном, Умконто Тлуме, дипломат, и Рой Банч, офицер наземной базы ОКС. Зато появились другие личности, семь или восемь, и среди них - Клаус Зибель, стажер Секретной службы, и чудо-хирург Хаим Дайян, специалист по носоглотке и гортани. В урочный срок Дайян сделал операцию Клаусу Зибелю; когда и где, в каком израильском подполье, осталось тайной, но результат был налицо: Зибель смог заговорить на фаата'лиу, языке пришельцев. Теперь его карьера была обеспечена: продвижение по службе, доступ к любым материалам, контакты с Литвиным и Йо, кураторство над отпрыском Эби Макнил и все остальное, имевшее хоть отдаленную связь с фаата и Гюнтером Фоссом, метаморфом... В качестве сотрудника Секретной службы он упорно искал себя самого, не забывая вовремя стареть и совершенствоваться в языке фаата, беседуя с юным Полом Коркораном. Что ты сказал, малыш? Т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта? Да, понимаю... Сиренд вылез на солнце и греется на теплых камнях... У меня хорошее произношение? Ну что ж,
спасибо за похвалу. Айт т'теси... я рад...
        Время уже не плелось, не тащилось, как в прежние века, а бежало вперед стремительным темпом: миг - и юный Пол не так уж молод, еще мгновение - и он офицер космофлота, женатый человек, потом - отец семейства. Две девчушки лезут на колени к дядюшке Клаусу, щекочут волосиками шею, рассказывают, перебивая друг друга, как встретили в саду то ли лягушку, то ли ящерку... Две женщины, мать Коркорана и его жена, смотрят на них с веранды, улыбаются, звенят посудой, собирают завтрак: у Эби в руках кофейник, у Веры - тарелка с пирожками... А где же Пол? Витает сейчас в космических безднах на пути к Ваалу или Сириусу, Телемаку или звезде Барнарда... И не Пол он вовсе, давно уже не Пол, а коммандер Коркоран, первый помощник капитана на крейсере «Европа»...
        Что-то зрело в душе Клауса Зибеля, Оберегающего Земли, что-то отчасти человеческое, отчасти унаследованное от далеких предков, от печального родителя, которого он, должно быть, не увидит никогда. Такое сильное и непривычное чувство! Но, обращаясь к прошлому, к той своей половине, что оставалась изгоем-метаморфом, он понимал: то пробуждается древний инстинкт продолжения рода. Он, увечный, не мог его продолжить сам, даже если бы вернулся к истинной своей природе, но была иная связь, духовная, а не телесная, и он ощущал, как год от года эти связи крепнут.
        Должно быть, он превратился в человека. Возможно, остался тем, кем был, но время одиночества закончилось.
        
* * *
        
        - Спасибо, - сказал Коркоран. - Спасибо, что ты мне это рассказал. Я тронут твоим доверием.
        Зибель, будто бы в знак благодарности, кивнул. Две или три минуты они сидели в молчании и тишине, потом Коркоран, бросив взгляд на таймер, протянул руку и включил интерком.
        - Скоро смена вахты, Клаус. Скажи... все эти века... все эти безумно долгие столетия... у тебя никого не было? Ни друга, ни воспитанника, ни женщины?
        - Нет, - произнес Зибель, - нет.
        - Что-то теперь изменилось?
        - Возможно. Я...
        В вокодере устройства связи раздался шорох и сразу за ним - голос помощника Праа:
        - За время моей вахты происшествий не случилось. Вахту сдала!
        - Вахту принял, - отозвался Николай Туманов. - Там кофе приготовили, Селина. Еще горячий.
        - Спасибо. Выпью с удовольствием.
        Щелкнув клавишей интеркома, Коркоран посмотрел на Зибеля, Может быть, на Изгоя? Не все ли равно, подумалось ему. Не в имени суть и даже не в телесном облике. Доверие и понимание - вот что гораздо важнее.
        На лице его друга блуждала улыбка. Склонив голову, он к чему-то прислушивался, словно голос Селины Праа еще звучал в маленькой тесной каюте.
        - Я хотел сказать, что этот облик, - Зибель коснулся щеки, - не постоянная величина. - Если я стану моложе лет на десять... даже на двадцать... если я все ей расскажу... Как ты думаешь, она не испугается?
        Теперь улыбнулся Коркоран.
        - Не испугается. - Подумав, он добавил: - Айт т'теси... Я рад, что тебе приходят такие мысли.
        
        
        Глава 5 Гамма Молота
        
        Обсервационный зал «Европы» был огромен. Он находился на палубе «А», сразу за ходовой рубкой и централью управления, - пространство размером с футбольное поле, накрытое пленочным экраном, повторявшим контуры внешней обшивки. Сейчас зал казался окном, распахнутым в космос; в глубине экрана пылали чужие созвездия, и не верилось, что там, над головой, не прозрачный купол, а несокрушимая корабельная броня с десятками видеодатчиков. Коркоран, долго прослуживший на «Европе», помнил этот зал пустым, если не считать общих построений экипажа, адмиральских смотров и других торжественных случаев. Но в этот раз свободного места оставалось немного. В дальнем конце, у переборки, отделяющей рубку, мигал огнями пульт контроля МАРов [МАР - малый автономный разведчик, небольшая ракета с приборами для сканирования в оптическом и радиодиапазоне.] - «филинов» на флотском жаргоне; посередине громоздились приподнятые на кронштейнах полусферы для визуальных наблюдений, связанные с телескопами, и другое оборудование научной группы; вдоль стен выстроились двумя шеренгами рабочие столы, четыре раздаточных автомата, санблок
с переносным душем и несколько диванов. На одном кто-то спал - специалисты Исследовательского корпуса работали здесь не первые сутки и, похоже, не спускались на жилую палубу для отдыха.
        Часть зала, отгороженная большими квадратными экранами, была оборудована для совещаний. Здесь стояли кресла из жесткого пластика, колонки голопроекторов, выносной терминал корабельного Ультранета и Болтун Бен - транслятор-переводчик, который, по мысли его создателей, был призван облегчить общение с фаата. Всю эту зону накрывало звукопоглощающее поле; Коркоран мог наблюдать, как у приборов суетятся астрофизики, ксенологи, лингвисты, но за незримый звуковой барьер не проникало ни слова, ни шороха. Они были тут на виду и в то же время в полной изоляции. Коммодор сидел, вытянув длинные ноги, Коркоран и Хоакии Ибаньес, глава научного сектора «Европы», стояли, посматривая на экраны, Асенов, эксперт-ксенолог, колдовал у терминала.
        - Продолжайте, доктор Ибаньес, - сказал Врба, чуть наклоняя голову со светлым ежиком волос. Они отливали золотом, будто начальник экспедиции подобрал их специально в цвет шевронов и застежек своего мундира.
        - Да, мой командир. Пожайлуста, седьмую схему... так, отлично... благодарю, сеньор Иван. - Ибаньес, смуглый темноглазый галисиец, отличался безукоризненной вежливостью на староиспанский лад: подчиненных называл сеньорами и коллегами, а старших и равных по рангу - донами и кабальеро. - Итак, перед нами система Гаммы Молота, результат трехдневных наблюдений. Час назад мы получили последние данные с «Африки» и «Азии» и с запущенных ими МАРов. Полагаю, кабальерос, что все интересные объекты обнаружены и их траектории уточнены. Вплоть до астероидов, которые можно найти с такого далекого расстояния.
        «Три дня!.. только три дня! - подумал Коркоран. - Молодцы!» Научный сектор экспедиции был, безусловно, на высоте. Вслушиваясь в скороговорку Ибаньеса, он разглядывал мелькавшие на экранах схемы, графики и таблицы с параметрами планетных орбит. Вынырнув из безвременья Лимба, эскадра выполняла рекогносцировку окрестностей Гаммы Молота. Корабли дрейфовали в сгущениях кометной зоны, подальше от внешних планет; здесь, как в Солнечной системе, дистанция между центральной звездой и облаком Оорта составляла около светового месяца, но крупных роев было не два, а восемь - масса возможностей, чтобы спрятаться быстро и надежно. Кометы, немного пыли и камней, сцементированных застывшими газами, распределялись в облаке неравномерно, и пустые промежутки, зиявшие между роями, достигали сотен миллиардов километров. Однако лучшей возможности для скрытных наблюдений не представишь - на дальних расстояниях, в веществе роя, ни один локатор не найдет чужие корабли. Чтобы ускорить работу, «Азия» и «Африка» прыгнули к двум сгущениям по другую сторону местного светила, а МАРы выпускали выше и ниже плоскости эклиптики -
это повышало точность результатов.
        - Восемь планет, - сказал Ибаньес, демонстрируя очередную схему. - Восемь, если считать планетами три небесных тела в непосредственной близости от звезды. Очень небольшие - массы вдвое-втрое меньше, чем у Меркурия, а расстояния до солнца - четверть астрономической единицы. Это радиус орбиты третьего планетоида.
        - Два первых, очевидно, не видны? - спросил Коркоран.
        - Ненаблюдаемы - скажем так, дон капитан. Первый чуть ли не в солнечной короне, второй вблизи нее и очень мал. Элементы их орбит рассчитаны по возмущениям в движении третьего спутника. Учитывая наши задачи, эти тела не представляют интереса. Ни воды, ни атмосферы, сила тяжести около одной десятой «же», температура просто чудовищная... на поверхности третьего планетоида пятьсот по Цельсию... как минимум пятьсот.
        Не представляют, молча согласился Коркоран: любая деятельность, строительство баз или добыча руд, затруднена и потому невыгодна. Врба, очевидно, придерживался того же мнения - повел рукой и произнес:
        - Дальше, доктор.
        - Дальше у нас, кабальерос, два вполне землеподобных мира с кислородными атмосферами. Полагаю, что четвертая, более теплая планета, это Роон, а пятая - Т'хар, но даже на нем климатические условия вполне приемлемы: средняя температура выше ноля. На Рооне - плюс восемнадцать... потеплее, чем па Земле... [Средняя температура поверхности Земли +15° по Цельсию.] Расстояние до звезды - ноль семьдесят семь астрономической единицы, гравитация ноль девять «же», период вращения - двадцать восемь и три десятых часа, в году триста двадцать суток.
        - Искусственные сооружения? - отрывисто спросил коммодор, переводя взгляд на Асенова.
        Ксенолог пожал плечами:
        - Ничего такого, сэр, что можно было бы заметить отсюда, из облака. Ни городов, ни крупных орбитальных сооружений вблизи планеты. И в радио-диапазоне они почти не светят.
        - Согласно имеющимся данным, - негромко произнес Коркоран, - у бино фаата Третьей Фазы нет городов. Привычных для нас развлечений тоже нет. Нельзя ожидать, что мы поймаем какие-то теле- или радиопередачи с полезной информацией.
        - Вам виднее, капитан. Вы у нас эксперт.
        Врба повернулся к нему, его суровое лицо было по-прежнему невозмутимо, но краешки губ дрогнули - коммодор изобразил улыбку. По опыту общения с ним Коркоран давно уже знал, что Карел Врба зря улыбок не раздаривает. Собственно, он ничего не делал зря или просто так, и даже ментальный дар не всегда позволял уловить его намерения, намеки либо действия, которые последуют в ближайшую минуту. Как и положено хорошему военачальнику, Карел Врба был человеком неожиданным.
        Но на этот раз его мысль казалась понятной: он вспоминал верфь DX-51, борт «Европы» и молодого лейтенанта-коммандера, явившегося в его каюту. «На вас возлагают большие надежды, Коркоран... Когда мы отправимся к звездным системам, где основали колонии фаата...»
        Вот и отправились! Даже долетели! И что теперь?
        - Мы вас слушаем, Ибаньес, - раздался спокойный голос коммодора.
        - Шестой сателлит, а также седьмой - планеты марсианского типа. Атмосфера отсутствует, масса две десятых земной, камни, песок, безводная пустыня, низкие температуры... Но для устройства баз подходят.
        - Астероидный пояс?
        - Здесь его нет. Отдельные астероиды, но ни один не приближается по величине к Хигее или Психее, тем более к Церере и Палладе [Малые планеты, они же самые крупные астероиды Солнечной системы, имеют следующие размеры: Церера - 955 км в поперечнике, Паллаlа - 560 км, Хлгtя - 380 км, Психея - 240 км.]1. Самые крупные... сеньор Асенов, снимки, пожалуйста... Вот! У этого поперечник девяносто восемь километров, и есть еще четыре, размером от пятидесяти до семидесяти. Остальные меньше. Четкой локализации в пространстве не наблюдается, количество... ну, с этого расстояния мы обнаружили около сотни. Более массивные тела вращаются вокруг восьмой планеты, но и тут масштабы скромнее, чем у нас, - ничего подобного Ганимеду, Титану, Тритону или хотя бы Тефии. Несколько десятков спутников неопределенной формы, размеры от двадцати до ста восьмидесяти километров. Сеньор Асенов... да-да, вот этот снимок... крупнейший сателлит на фоне планеты... масса шесть на десять в минус пятой, если сравнивать с Луной... а вот еще один, сто пятьдесят километров в поперечнике...
        - Похоже, самые большие астероиды, захваченные из пространства? - спросил Врба.
        - Несомненно, мой командир. Масса внешней планеты на тридцать процентов превосходит массу Юпитера, ее тяготение огромно... Газовые гиганты, если они есть, чистят от мусора любую звездную систему. А это типичный газовый гигант: водород, гелий, метан, аммиак и радиоизлучение на длине волны три сантиметра [Радиоизлучение Юпитера па длине волны 3 ем открыто в 1956 г.; его вызывает движение заряженных частиц в атмосфере планеты.]. Но, вероятно, атмосфера более спокойная, чем у Юпитера, - аналога Ио тут нет, и наиболее крупный спутник обращается на расстоянии миллиона километров [Ряд бурных эффектов юиитерианской атмосферы вызван близостью к Юпитеру массивного спутника Ио, превосходящего величиной и массой земную Луну (масса 1,2 лунной, диаметр 3640 км, расстояние до Юпитера 422 тыс. км).].
        - Четвертый, - буркнул Асенов, склоняясь над пультом терминала. - Четвертый сателлит, Хоакин.
        - Да-да, разумеется, коллега. Снимки на эти экраны, пожалуйста. Общий вид, потом область феномена и результат компьютерной обработки. - Пригладив темные волосы, Ибаньес пояснил: - Четвертый спутник газовой планеты, названный нами Обскурусом [Обскурус - Темный (лат, obscurus).], предположительно обитаем, или вблизи него ведется какая-то осмысленная деятельность - к сожалению, непонятная, кабальерос. Слишком большая дистанция не позволяет различить мелкие объекты. Нам удалось повысить разрешение за счет интерполирующих программ, но не слишком существенно. Вот, взгляните!
        На первом экране медленно поворачивалась темная глыба с морщинистой, изрезанной трещинами поверхностью. Формой Обскурус был похож на грубо высеченный тетраэдр, четыре вершины которого казались сглаженными или сколотыми, вдоль ребер тянулись извилистые горные хребты, а основания представляли собой подобие треугольных равнин без заметных деталей рельефа. Однако серия снимков при максимальном увеличении, которую Асенов вывел на второй экран, показывала, что впечатление ровности и гладкости иллюзорно. В слабом свете, струившемся от гигантского диска газовой планеты, были заметны черные тени; одни, вероятно, отбрасывали возвышенности, скалы и даже горы, другие могли быть провалами, большими каньонами или кратерами, возникшими при падении метеоритов. Одно из этих пятен имело форму размытого эллипса. Судя по масштабной сетке, наложенной на снимок, он достигал двадцати километров в длину и восьми с половиной в ширину. Это образование обладало какой-то внутренней структурой: в прятавшей его темноте просматривались едва заметные светлые точки и мнилось, что мрак - огромная шахта или тоннель, пронизывающий
насквозь планетоид, а искры света - повисшие в неизмеримых далях звезды. Интерполирующий программный блок, обладавший интуицией и почти человеческой фантазией, сделал картину яснее: па третьем экране было заметно, что некоторые точки группируются вдоль криволинейных траекторий, другие рассыпаны в полном беспорядке.
        - Какой-то астроинженерный комплекс? - спросил коммодор.
        - Не исключено, - ответил Асенов - видимо, он занимался изучением этого феномена. - К сожалению, сэр, ни «Африка», ни «Азия» не видят спутники внешней планеты - для них она по другую сторону солнца. Здесь, - ксенолог кивнул на экраны, - обобщены результаты только наших наблюдений, и могу сказать, что из приборов и программ я выжал все.
        - Есть какие-то гипотезы?
        Ксенолог усмехнулся:
        - Целый десяток. Космический рудник, поселение или целый город, колония преступников, завод по переработке сырья, станция, с которой следят за внешней планетой, военная база или все это вместе взятое.
        - Возможно, объект не имеет отношения к фаата, - добавил Ибаньес. - Странное природное явление или артефакт даскинов... Подойдем поближе, выясним.
        - Сейчас не подойдем. - Врба поднялся. Он был сухопар и очень высок, на голову выше своих подчиненных. - Доктор Ибаньес, доктор Асенов... - Легкий наклон головы. - Благодарю вас. Хоакин, перешлите все результаты на корабли эскадры. Вы свободны.
        - Да, командир.
        Ибаньес и Асенов покинули зону совещаний. Коркоран поглядел вверх: там, на потолочном экране, во всю ширь раскинулось звездное небо. Вид был не таким впечатляющим, как на Земле или Гондване, - пропасть, что разделяла пару галактических рукавов, казалась мрачной рекой, разметавшей напором мрака слабые искорки звезд. Оранжевое солнце Роона и Т'хара, пока еще безымянное, выглядело самым ярким огоньком среди тлеющих углей этого небесного костра. На фоне тьмы просматривались силуэты трех крейсеров - ближе всех «Австралия», за ней «Америка» и «Антарктида». «Литвин», пристыкованный к борту «Европы», оставался невидимым.
        - Мы останемся здесь и будем ждать, - произнес коммодор. - Ты пойдешь к Роону. Наверняка это более населенный мир, центр местной цивилизации... Впрочем, это не приказ, только предложение. Посоветуйся с Зибелем, Пол. У Т'хара есть свои преимущества - о нем мы имеем хоть какие-то данные. Примерно ясно, что тебя там ждет.
        Посоветуйся с Зибелем... Оторвавшись от созерцания звездного неба, Коркоран посмотрел на лицо коммодора. Оно было невозмутимым. Знает или не знает?.. - мелькнула мысль. Судя по ментальным импульсам Врбы, не содержавшим особых эмоций, в тайну Зибеля он не был посвящен. Что-то - быть может, чувство предвидения, пробудившееся так внезапно на корабле сильмарри, - подсказывало Коркорану, что этот секрет известен лишь ему. О причине такого доверия он не желал задумываться. Конечно, Зибель его друг, однако...
        - Мы обсудим с Зибелем маршрут, но думаю, сэр, что ваша рекомендация верна, - сказал он. - На Т'харе одна правящая Связка, на Рооне, если Йо не ошиблась, их три. Три континента и три Столпа Порядка. Больше возможностей, больше информации.
        - Информация, да... - Взгляд Врбы, скользивший по массивному корпусу Болтуна, стал задумчивым. - Прежде всего мы нуждаемся в информации, ибо знаем слишком мало. Врага необходимо изучать. Вдруг при ближайшем рассмотрении он из врага станет союзником или хотя бы нейтральной стороной, как лоона эо... Поэтому не будем торопиться с метателями плазмы и аннигиляторами. Это слишком сильные средства, Пол. Я бы сказал, необратимые.
        Он смолк, уставившись на экраны, где все еще маячил темный расплывчатый силуэт Обскуруса. Мысли, кружившиеся в его голове, были понятны Коркорану: Врба вспоминал о брате и отце, погибших в Сражении у Марсианской Орбиты, о разрушенной Праге, о миллионах жертв, об умерших и искалеченных - он вспоминал об этом и боролся с ненавистью. Для него, пожалуй, самым простым решением был бы аннигилятор, но правом мести он пользоваться не желал. Во всяком случае, пока.
        - Вы хотите, чтобы я высадился? - спросил Коркоран после долгого молчания.
        - Да, если сочтешь необходимым. В твоем распоряжении неделя и модуль фаата. Кроме того, ты знаешь их язык и в некотором смысле сам... - Врба не договорил. - Можешь не вступать в контакт, нам скорее нужны разведка и геополитический обзор. У них нет городов, но должны быть промышленные центры, пункты управления, узлы обороны, астродромы, места скопления тхо и представителей высшей касты... Если на Рооне три Столпа Порядка, то нет ли между ними разногласий? Возможно, один из них более миролюбив, чем другие? Более толерантен? Более склонен к сотрудничеству? Как-никак, мы - люди, и они - люди.
        - Я понимаю, сэр. - Коркоран кивнул, и память услужливо подсказала еще одну деталь их первой встречи - там, на верфи DX-51. «Что я должен буду делать?» - «Все, что потребует ситуация...» Возможно, приземление на Рооне являлось делом бесполезным и самоубийственным, но попытаться все же стоило. Врба был прав: аннигилятор - аргумент необратимый.
        Коммодор повернулся к экранам, где маячила глыба Обскуруса, и сказал:
        - Еще одно: взгляни, что они там мастерят. Только аккуратно, не обнаруживая своего присутствия. Загрузишь на борт десяток «филинов», выпустишь, если нужно понаблюдать.
        - Связь с эскадрой через информзонды? - спросил Коркоран. - На тот случай, если нам не удастся вернуться?
        - Да. Но я надеюсь, что вернуться вы сможете. - Врба расстегнул клапан нагрудного кармана и вытащил пакетик с крохотным чипом, похожим на золотую чешуйку. - Вот, возьми. Здесь программа для киберхирурга.
        Коркоран поморщился.
        - Будет ставить импланты? Боюсь, это не понравится моей жене!
        - Никаких имплантов. Ты похож на фаата, только волосы рыжие, а глаза серые. Это подкорректируем. Будешь красавцем-брюнетом вроде Ибаньеса. Супруга не обидится.
        - Зато дети могут не узнать, - пробурчал Коркоран и, отдав честь, отправился на свой корабль.
        
* * *
        
        Внешняя планета висела на обзорном экране, словно туманный шар молочного стекла, тронутый кистью живописца: где-то добавлен розовый мазок, где-то - голубой или коричневый. «Коммодор Литвин», крохотный кузнечик, прыгнувший из тьмы кометного облака к белой опалесцирующей сфере, с каждым часом нагонял ее, словно падая в устье гигантской шахты, наполненной тусклым светом и беспорядочным движением цветных полос и пятен. Казалось, что шахта прорезана в черном обсидиане космической тьмы и ведет на такие окраины Вселенной, куда не добирались даже древние даскины.
        Шла вахта Оки Ямагуто, второго навигатора; с ним дежурил Ба Линь. Двое других пилотов, Бо Сантини и Егор Серый, находились в кают-компании вместе со старшими офицерами, наблюдая, как вырастает белесое пятно и постепенно превращается из плоского диска в нечто объемное, выпуклое, окутанное плотным слоем атмосферы, метановыми тучами и аммиачными облаками. Этот мир, родич Юпитера по массе, объему и химическому составу, внешне на него не походил - планета вращалась медленнее, была не так сильно сплюснута у полюсов и не имела ничего похожего на Красное Пятно и систему полос, параллельных экватору [Период вращения Юпитера около десяти часов (самый короткий из всех планет Солнечной системы), и, благодаря быстрому вращению мощной газовой атмосферы, планета сжата у полюсов. Другими её характерными особенностями являются Красное Пятно и полосы, параллельные экватору.]. За свою жизнь Коркоран повидал десятка два таких газовых гигантов, несостоявшихся звезд, и все они мнились ему какими-то ущербными - ни тепла и света, как от солнца, ни жизни и разума, как на Земле. Зато богатый склад сырья - можно сказать,
неиссякаемый.
        Клаус Зибель, сидевший под портретом коммодора Литвина, поднялся и стал заваривать кофе. Делал он это мастерски - очевидно, набил руку за несколько веков. Ароматные запахи поплыли в воздухе, тонко зазвенел фарфор. Зибель, наполнив чашки, первую с поклоном передал Селине. Затем наступила очередь Коркорана и пилотов. Туманов, отказавшись от кофе, отоварился соком в распределительном автомате, выпил его залпом и буркнул в иитерком:
        - Оки! Спутники уже видны?
        - Только крупные. Уточняю их траектории.
        - Помочь?
        - Сам справлюсь. Кстати, есть данные спектрального анализа.
        - Хотелось бы взглянуть, - сказал Коркоран, прихлебывая кофе.
        - Есть, сэр. Вывожу на ваш дисплей.
        Слева от планеты, повисшей в центре развернутого в кают-компании пленочного экрана, возник столбец символов и цифр. Водород - 72%, гелий - 25%, метан 1,2%, аммиак - 0,7%... Дальше шли этан, ацетилен, фосфен, сульфиды аммония и водяной пар, все в следовых количествах.
        - Метана и аммиака много больше, чем на Юпитере, - сказал Зибель.
        - Больше в шесть-семь раз, - подтвердил Серый, старший пилот. - Летал я у папаши Юна, будь он неладен! Состав атмосферы помню до сих пор с точностью до тысячных. - Подумав, он добавил: - Меня там чуть в «сапсане» не раздавило. Экспедиция Маринича, семнадцатый год, когда до Красного Пятна добирались.
        - Ты с Мариничем летал? - Праа приподняла тонкие брови. - Надо же! А я и не знала!
        - Досье на членов экипажа нужно изучать, - сказал Коркоран. - Это функция помощника - знать все обо всех.
        - Даже о вас, сэр? - не без ехидства спросила Селина.
        - Разумеется. Но в рамках досье.
        Зибель с улыбкой глядел на него. Их личные файлы существовали не в единственном числе: одни хранились в архиве флота, в компьютерах «Европы» и «Коммодора Литвина», другие, более похожие на истину, - в базе данных Секретной службы ОКС. Но и там, если говорить о Зибеле, правды было на копейку.
        - Информация по семи крупным спутникам обработана, - послышался из интеркома голос Оки. - Передаю параметры орбит.
        Экран покрылся рябью цифр, надписей и условных значков. По уточненным данным, Обскурус, четвертый и самый загадочный сателлит, вращался па расстоянии полумиллиона километров от планеты, но не был самым ближним спутником: имелись ещё два, почти такой же величины и с меньшими радиусами орбит. Кроме семи планетоидов покрупнее, около протозвезды кружили другие тела, несколько десятков каменных, ледяных и металлических глыб, которые сейчас отслеживали видеодатчики фрегата, пересылая информацию в АНК. Хотя «Литвин» обладал превосходной маневренностью, соваться в рой спутников гиганта, не вычислив их траектории, было занятием опасным.
        Огромная планета уже занимала половину экрана, когда дежурный навигатор сообщил:
        - Пожалуй, все, капитан. Если что и осталось, то не крупнее булыжника, клянусь честью самурая! - Потом произнес: - До конца вахты тринадцать минут сорок секунд.
        Устал, понял Коркоран, уловив текущие от Ямагуто ментальные флюиды. На мгновение он прикоснулся к разумам своей команды. Все были на местах и в полной боевой готовности: Пелевич у аннигилятора, стрелки в орудийных башнях, Эрнандес на инженерном посту, Линдер в медотсеке, связист Дюпресси в своей каморке рядом с кают-компанией. Впрочем, слушать ему было нечего: никаких радиосигналов, кроме излучения в трехсантиметровом диапазоне.
        - Сейчас будет смена, Оки, - промолвил Коркоран и повернулся к Туманову. Первый навигатор был постарше его лет на восемь и, кроме бесценного опыта, отличался осторожностью и редким хладнокровием. - Сделаем так: ляжем на орбиту в пятистах - шестистах мегаметрах, но по другую сторону планеты, вне зоны наблюдения с Обскуруса. Выпустим МАРы - думаю, двух достаточно. Один подвесим как ретранслятор, другой пошлем к объекту. Что скажешь, Николай?
        - Вполне логично. - Туманов потер ладонью лысоватый череп. - Ну, пойду посчитаю, капитан?
        - Минуту. Праа, есть какие-нибудь соображения? Пилоты, у вас?
        Селина покачала головой, Бо пожал плечами. Серый предложил:
        - Может, без «филинов» обойдемся? Мы с Бонифацием возьмем «сапсаны» и слетаем, поглядим.
        - Риска больше, - возразил Туманов. - «Сапсан» на порядок крупнее МАРа. Опять же система поддержки жизни фонит, обнаружить легче... А выигрыш где?
        - Выигрыш в личных впечатлениях. Их ничем не заменишь. Вот когда я спускался к Юпу... или садился на Миневру у Арктура... или... - Пилот махнул рукой. - Словом, впечатлений были полные штаны.
        - Вот этого нам не надо. - Коркоран поднялся, отодвинул пустую чашку. Дядя Павел строго взирал на него со стены, словно напоминая: пришел твой час, сынок. Давно уже пришел, мелькнула мысль, и он, нахмурившись, промолвил: - Значит, так, бойцы: Туманов при АНК, Серый на управлении, Праа на вахте и держит в готовности информзонд, мы с Зибелем наблюдаем. Бо, ты поведешь «филинов» из дубль-рубки. Справишься сразу с двумя?
        - Хоть с четырьмя, капитан. Они послушные скотинки.
        Отдав салют, Сантини ринулся в неширокий коридор. За ним вышли Праа, Туманов и старший пилот. Зибель задержался.
        - Экипаж, внимание! - произнес Коркоран, склонившись к вокодеру устройства связи. - Смена вахты. «Зеленая тревога» [Зеленая тревога - подготовительная стадия перед красной тревогой.], готовность по секциям через десять минут.
        - Ты ничего не чувствуешь? - спросил Зибель. Он все еще стоял на пороге. Покрутил пальцем у виска и снова поинтересовался: - Вот здесь? Совсем ничего?
        - Нет.
        - Ладно. Позже поговорим.
        Протиснувшись друг за другом в ходовую рубку, они опустились в кресла, попав в тугие объятия коконов. Секции отрапортовали в должном порядке: Туманов, Эрнандес, Пелевич, Праа. Дюпресси сообщил, что никакой разумной активности в пространстве не наблюдается, ни широкополосных радиосигналов, ни кодированных импульсов - только космический фон и трехсантиметровое излучение. Затем отозвался Бо Саитини: два «филина» уже находились в стартовых обоймах. Консоль АНК подмигнула Коркорану алыми огоньками, потом их сменили зеленые, и пульт пилота озарился неяркой вспышкой.
        - Расчет курса завершен, - произнес Туманов.
        - Курс принят.
        Руки Серого затанцевали над пультом, гигантский шар планеты пополз в сторону, к краю обзорного экрана, потом тихо щелкнул АНК, и в световом столбе рядом с его панелью замелькали цифры. Дистанция до объекта, компоненты скорости, линейное и угловое ускорение, позиция в пространстве... Тяжесть на борту сохранялась нормальной - ее колебания компенсировала установка искусственной гравитации. Круглый глаз локатора успокоительно мерцал, впереди не было ни камней, ни пыли, ни другого космического мусора, как и искусственных объектов.
        Раздался резкий короткий аккорд, и руки пилота опустились. Теперь корабль шел на автоматике; его траектория стала постепенно искривляться, закручиваться около планетарной сферы, чуткие видеокамеры фиксировали этот туманный мир, пересылая информацию в память корабельного компьютера. До плотных слоев атмосферы было полторы тысячи мегаметров. На боковых экранах, дававших максимальное: приближение, неслись чудовищные стаи туч, сиявших в свете далекого солнца серебристым блеском.
        - Турбулентность тут не такая заметная, - сказал Туманов. - Есть вихревые токи и смерчи, однако... - Сощурившись, он присмотрелся к бегущим внизу экрана данным анализаторов. - Однако ничего сравнимого с Юпитером. Спокойная атмосфера.
        - По прогнозам специалистов с «Европы», так и должно быть, - заметил Коркоран. - Массы спутников ничтожны, и приливной волны или иных возмущений практически не наблюдается.
        Зибель пошевелился в тесном объятии кокона.
        - И что отсюда следует?
        - Там можно летать, - буркнул Серый. - Не опускаться слишком глубоко, но наверху - без всяких проблем и риска. Запросто!
        - Можно летать, - повторил Зибель. - Водород, метан, гелий, ацетилен, даже вода, огромные ресурсы, плюс минералы на сателлитах, все источники для химического синтеза... И - можно летать! Это наводит на некую мысль.
        - Думаешь, здесь фабрика с транспортной сетью? - предположил Коркоран. - Черпают сырье из атмосферы, металл берут на спутниках, тащат на Обскурус и выпускают какую-то продукцию?
        - Например, вакуумные унитазы, - подсказал пилот.
        - Посмотрим. - Зибель неопределенно усмехнулся. - Углеводороды - отличная штука, Егор, что угодно можно из них сотворить - конечно, при известном умении. Пищу, ткани, пластик... А если добавить минеральное сырье, спектр значительно расширится. В принципе до всех излишеств и благ, какие нам известны на Земле.
        - Транспортная сеть нуждается в связи. Диспетчеризация перевозок, команды пилотам, опознавательные сигналы и все такое. А мы, - Туманов покосился на молчавший интерком, - мы не слышим ровным счетом ничего - ни переговоров, ни других осмысленных сигналов. Хотя на таком небольшом расстоянии и при нашей аппаратуре...
        В рубке воцарилась тишина. Коркоран, поглядывая то на дисплеи, то на свой капитанский пульт с темной выемкой пентальона, припоминал, какие средства связи имелись у пришельцев. Дядя Павел говорил о каффе, телепатическом усилителе, а радиоприборы вроде бы ему не попадались. Что касается экспертов, изучавших звездолет фаата, то они нашли обычные системы, ориентированные на радиоконтакт с Землей и прослушивание теле- и радиостанций. В боевых модулях не было ничего подобного, и вопрос, как корабль поддерживал связь с их пилотами, оставался открытым. Ясно, что не с помощью тех средств, какие приняты в Солнечной системе. Ни радио, ни лазерных пучков и никакого иного излучения в известном диапазоне... Ментальная техника? Возможно. Клаус должен был бы это знать...
        Он попытался прикоснуться к разуму Зибеля, наткнувшись, как всегда, на прочный барьер. Впрочем, пара мыслей сквозь эту преграду просочилась: жди, мой друг, не торопись.
        В напряженной тишине, изредка прерываемой репликами Зибеля и Селины Праа, прошло около часа. Пилот и навигатор молча трудились, маневрируя над планетарной атмосферой и стараясь подогнать фрегат к какому-нибудь небольшому сателлиту, что помогло бы скрыться понадежнее. Наконец Серый с облегчением вздохнул, потянулся, насколько позволяли покровы кокона, и доложил:
        - Мы на орбите, капитан. Пятьсот двадцать мегаметров от центра этой ублюдочной звезды. Период обращения - восемнадцать и три десятых часа.
        - Объект по другую сторону планеты и постепенно догоняет нас, но скорость сближения невелика, - добавил Туманов. - Трое суток можем ни о чем не беспокоиться.
        - Более чем достаточно, - произнес Коркоран. - Селина, зонд готов?
        - Да, сэр.
        - Сантини, что у тебя?
        - Я в полной боевой. Даже палец на клавише чешется, - послышалось из интеркома.
        - Пускай разведчиков.
        «Коммодор Литвин» чуть заметно вздрогнул. Два небольших цилиндра вырвались из стартовых обойм, развернули парные антенны, в самом деле став похожими на филинов с большими круглыми глазами, и стремительно скрылись в темноте. Праа тут же переключила изображение: теперь огромный диск планеты заполнил левый боковой экран, а на обзорном и правом, куда выводились сигналы МАРов, сияли звезды и траурной лентой тянулся Провал меж галактическими рукавами. Гравитационные движки, разгонявшие «филинов», одновременно снабжали энергией следящую аппаратуру и крохотный импульсный передатчик. Считалось, что засечь его невозможно - поток сигналов был остронаправленным, импульсы шли с низкой частотой, а промежуточную картину дорисовывал интерполирующий программный блок корабельного компьютера.
        Скорость этих миниатюрных разведчиков была чудовищной: двигаясь по орбите «Литвина» и шестикилометровой каменной глыбы, прятавшей фрегат, они отыгрывали у Обскуруса десять мегаметров за каждую минуту. Расстояние, однако, было не маленькое; прошло с полчаса, прежде чем Сантини доложил:
        - «Филин»-А тормозится. Еще немного, и я его подвешу.
        Этому МАРу предназначалась роль ретранслятора. Его компаньон «филин»-Б резво умчался дальше, скрывшись за диском планеты, но кадр на обзорном экране был по-прежнему устойчивым. С интервалом в несколько минут промелькнули два малых спутника и один побольше, бесформенные обломки, изъязвленные ударами микрометеоритов; потом возникла череда каких-то удлиненных, блестящих на солнце пузырей, всплывавших из глубин планетной атмосферы, и, наконец, темная точка, маячившая впереди, стала разрастаться, превращаясь в грубое подобие треугольной пирамиды с отбитыми вершинами. «Филин» резко затормозил, изображение на экране начало скакать, но это длилось не дольше секунды; затем картина застыла и сделалась резче.
        - Обскурус, капитан, - раздался голос Бо Сантини. - Сорок семь километров до поверхности.
        Туманов довольно засопел.
        - С такого расстояния мы муху разглядим!
        - Но сначала - общий план, - сказала Праа. - Идет запись в память зонда. Сними, Бо, общий план с трех-четырех позиций, сформируем голограмму.
        - Слушаюсь, мэм. Рад стараться, мэм. Ради ваших жгучих глаз и алых губ. - Бо, он же Бонифаций Антонио Серджи Гектор Сантини. был весельчак и балагур, но пилот от Бога. Все, что плавало, ездило, ныряло или летало, покорялось ему с особой охотой - быть может, потому, что шесть имплантов, вживленных в тело Бо, делали его отчасти родичем всякой штуковины с дюзами, винтом или колесами.
        MAP начал двигаться, выбирая лучшую точку обзора, и казалось, что глыба Обскуруса поворачивается, словно желая продемонстрировать все свои тайны и секреты. Горная цепь, бывшая ребром тетраэдра, плавно сползла за обрез экрана, за ней распахнулась темная, мрачная поверхность, иссеченная тенями, изрезанная трещинами, змеившимися, точно черное кружево на фоне умбры и пепла. Но черно-серо-бурое оказалось не единственным оттенком этой равнины - в самом ее центре слабо светился синеватый овальный купол, и в глубине, под его эфемерной защитой, сияли яркие огни. Три одинаковых круга, оконтуренных ими, были видны отчетливо и ясно.
        - Посадочные площадки? - задумчиво произнес Туманов. - Как думаешь, Егор?
        - Нет, скорее...
        В рубке вдруг повисло молчание. Коркоран заметил, что его помощник замерла, приоткрыв в изумлении рот.
        - Командуй, Селина. Что там с общим планом? Отсняли?
        Праа вздрогнула.
        - Да, капитан. Бо, покажи нам теперь это поближе. Не вертикально, а под углом градусов сорок - пятьдесят. Мне кажется, там пустота... там, за этими огнями...
        Картина сместилась и приблизилась. Синеватое марево затопило обзорный экран, но наблюдать эта дымка не мешала, даже наоборот: в ее мягком ровном сиянии и свете огней угадывалась огромная пропасть, шахта или природная каверна эллиптического сечения и три погруженных в нее цилиндрических корпуса. Огни горели на их торцах, а вниз тянулись гладкие блестящие поверхности, охваченные где-то в глубине провала системой гигантских колец, соединенных друг с другом и со стенами шахты балками, кабелями и переходами. Там, среди этих решетчатых и трубчатых конструкций, что-то двигалось, ползало туда-сюда, то появлялось, то исчезало в круглых отверстиях, усеивающих стены; там ритмичными вспышками посверкивали пламенные языки, рассыпались фонтаны жарких оранжевых искр, тянулись полупрозрачные отростки, то длинные и тонкие, то вдруг вспухавшие пенистой белесой массой. В этой суете, на первый взгляд хаотичной, беспорядочной, все же ощущались некие смысл и цель, будто в странной дисгармоничной симфонии, которая, несмотря на вопли труб и грохот литавр, продвигается согласно замыслу ее творца.
        - Этот купол... - вымолвила Праа. - Силовое поле? Экран, который удерживает воздух?
        - Безусловно, так, - согласился Туманов. - Удерживает атмосферу и защищает от метеоритов. С этой технологией фаата мы знакомы, ее уже используют в марсианских городах. Чтобы прикрыть поселение таким экраном, нужно...
        - Не поселение, - раздался сзади негромкий голос Зибеля. - Не поселение, Николай, а верфь. Или, если угодно, док. Огромный док, где собирают три межзвездных корабля. Таких же, как прилетевший к нам.
        - Клянусь Владыкой Пустоты!.. - пробормотал Серый и заворочался в кресле, оглядываясь на Коркорана. - Три такие штуки разнесут нас в пыль и прах! Все разнесут, от Плутона до Меркурия! Подойти бы ближе, капитан, пока там дело не закончено, и врезать на полную мощность из всех стволов!
        - Это решит коммодор. Мы только наблюдатели.
        Коркоран подался к дисплею, всматриваясь в глубь чудовищной пропасти под силовым колпаком. Ему доводилось бывать на заатмосфсрных верфях - и тех, что вблизи Земли, и тех, что воздвигли в последние десятилетия на Церере и Палладе, - но нынешнее зрелище потрясало. Он понимал, что видит лишь вершину айсберга: наверняка Обскурус был источен ходами и пещерами вдоль и поперек и в его недрах таились гигантские промышленные комплексы. Они, очевидно, перерабатывали сырье, взятое из атмосферы планеты и с ее спутников, в миллионы тонн металла, керамики, пластмасс, всего, что нужно для наружной обшивки, для переборок и палуб, для разгонных шахт и гравитационных двигателей, для тысяч боевых модулей, для тонких и сложных приборов, механизмов, оружия, генераторов поля... И, разумеется, этим хозяйством надо было управлять, координировать усилия работников всех производственных звеньев.
        - Дюпресси, - позвал Коркоран, - что у нас слышно, Дюпресси?
        - Тишина, сэр. Ничего такого, что похоже на закодированные сигналы. Корабль в зоне радиомолчания, но антенны «филина» ориентированы прямо на объект. Если бы там говорили, я поймал бы передачу.
        - Что-нибудь похожее на луч локатора не видишь?
        - Нет, сэр. Никаких средств обнаружения. Кажется, они не контролируют пространство.
        - Ясно. Поиски не прекращать.
        Между тем Селина давала инструкции Бо, и в результате изображение на экране стало укрупняться - Сантини выжимал максимум из чувствительной оптики МАРа. Теперь Коркоран разглядел, что среди сплетения кабелей и балок ползают механизмы, похожие на многолучевую морскую звезду с множеством гибких отростков. Они были очень велики - над центральной частью каждого, полупрозрачной и зыбкой, торчала крохотная человеческая голова, не больше гречишного зернышка на блюдце. Тела операторов слабо просвечивали сквозь субстанцию машин и казались неподвижными, но сами машины трудились не покладая рук - или, точнее, щупальцев. Их гибкие манипуляторы были в непрестанном движении, вытягивались и сокращались, подтаскивая какие-то детали или узлы, пристраивали их на место, потом заливали пеной или вязкой белесой жидкостью, обдавая ее фейерверками огня. Монтажные агрегаты, подумал Коркоран. Их было тут как термитов в термитнике - тысячи, десятки тысяч, но он сосредоточился на фигурках работников. Первые живые фаата, которых он наблюдал, не считая, конечно, Йо... Но Йо была красавицей, а эти, похоже, приятной внешностью
не отличались. Их лиц он не мог разглядеть даже при максимальном увеличении, но казалось, что черепа их безволосы и странно деформированы - не купол, вмещающий мозг и разум, а нечто приплюснутое, плоское.
        - Глядите, глядите! - вдруг возбужденно выкрикнул Туманов. - Транспорты! Может, контейнеры с сырьем... Но как они ими управляют? Камилл, ты что-нибудь слышишь?
        - Нет, сэр, - виноватым тоном ответил Дюпресси.
        Над горной грядой, что ограничивала равнину, возникли удлиненные пузыри, виденные ими раньше. Теперь уже не было сомнений ни в их искусственном происхождении, ни в том, что они напоминают боевые модули фаата, только побольше размером и не такие угловатые. Каждый аппарат описывал изящную кривую над темными пиками гор и исчезал у края защитного поля, словно погружаясь в почву. Там, вероятно, был приемный шлюз, но мнилось, что сама поверхность Обскуруса стремительно и жадно заглатывает транспортные корабли вместе с их грузом. Они тянулись бесконечной чередой - минуту, пять минут, десять, пятнадцать, словно пространство выстреливало их из какого-то неиссякаемого хранилища.
        Поток прекратился на семнадцатой минуте.
        - Сколько же их? - в растерянности прошептал Туманов. - Тысяча? Больше?
        - Праа, точное число, - потребовал Коркоран.
        - Восемьсот тридцать два, сэр. - Ее голос дрогнул. - Флот всех земных компаний включает больше транспортных судов, но эти такие огромные! До полукилометра по предварительной оценке.
        Коркоран кивнул, соображая, что здесь возможны любые сюрпризы, и значит, неплохо бы еще понаблюдать за верфью. Ценность этих наблюдений увеличивалась с ростом длительности и детальности, и, если фаата не контролируют ближний космос, он мог провисеть у прикрывавшей их скалы хоть целую неделю. Затем ему подумалось, что сюрпризы бывают всякие, в том числе фатальные, и лучше бы на этот счет подстраховаться - тем более что на борту полдюжины информзондов и жалеть их нечего.
        - Отбой «зеленой тревоги», - произнес он, расстегивая кокон. - Все, кроме вахтенных, могут отдыхать. Бо, «филинов» переведи на автоматику. Селина, что у нас с информзондом? Загружен?
        - Да, капитан.
        - Сделай комментарий к видеозаписям и сообщи, что мы пробудем здесь двое суток. Отправь первый зонд, а через сорок восемь часов пошлем второй, с результатами последующих наблюдений.
        - Можно было бы выслать все одним пакетом, - сказала Селина. - Я имею в виду через двое суток.
        - Нет. Информация не должна потеряться, а что будет с нами через два дня, о том известно лишь Владыке Пустоты, - сказал Коркоран и покинул рубку.
        
* * *
        
        В каюте Зибеля ничего не изменилось, только колпак с похожей на осьминога безделушкой был накрыт пакетом из непрозрачного пластика. Тем не менее он притягивал Коркорана словно магнитом; ему приходилось делать усилие, чтобы отвести глаза и не потянуться к странной штуковине руками. Ее смутный образ - гроздь цветных пятен, едва различимых под матовой поверхностью колпака, - прочно засел в подсознании.
        - Верфь, - сказал Клаус, - верфь и эти строящиеся корабли... В своих Снах ты видел что-нибудь подобное?
        Коркоран помотал головой:
        - Определенно нет. Ты ведь знаком со всеми моими Снами, я их тебе рассказываю... Такие сюжеты в них пока не попадались. - Он сдвинул брови и уставился в пол, чтобы не глядеть на черный пакет из пластика. - Должно быть, среди моих предков по линии фаата астронавтов не было.
        - Наверняка были. Наша служба полагает, что ты происходишь не от работника-тхо, а от бино фаата, человека высшей касты. Все они потомки звездных странников, вернувшихся домой в период Второго Затмения... Впрочем, одно дело - летать на корабле и совсем другое - его строить. Я думаю, что на этой верфи очень мало полностью разумных - двое-трое, не больше, и все они Держатели Связи.
        - Держатели Связи? - Коркоран нахмурился. - То есть специалисты по ментальному контакту с квазиразумом? Те, кто поддерживает его психическую стабильность? Не инженеры, не конструкторы, не технологи? Это маловероятно, Клаус. Тут десятки, если не сотни тысяч работников, сложные механизмы, транспортная сеть и мощное, а потому опасное оружие... Кто же тогда руководит строительством? И, кстати, как это происходит? Мы ведь не обнаружили радиосигналов, а такой гигантский комплекс нуждается в управлении.
        Пол под его ногами дрогнул - Селина выслала информзонд. Эта машина была побольше МАРа - двухметровый цилиндр с контурным приводом, способным зашвырнуть ее на край Вселенной, но лишь единожды: переходы в Лимб и обратно при малом объеме разгонной шахты разрушали двигатель. Фаата, похоже, с этой проблемой вообще не справились -- их боевые модули с гравитягой не были рассчитаны на полеты к звездам.
        - Капитан, зонд ушел, - раздался в интеркоме голос Праа.
        - Благодарю. - Коркоран прикинул, что через несколько миллисекунд их донесение будет в компьютере «Европы», и снова поднял взгляд на Зибеля.
        Тот улыбался, и эта улыбка делала его моложе. Или он в самом деле решил помолодеть ради Селины?.. - подумалось Коркорану.
        - Хочешь знать, кто у нас в главных строителях? Даскинская тварь, кто же еще! Она на одном из кораблей, и инженеры ей не требуются, только эффекторы-тхо рабочей касты. С ними она управляется телепатически, ну а Держатели... Держатели так, на всякий случай, для контроля.
        По спине Коркорана пробежал холодок. Внезапно вспомнились ему рассказы матери и дяди Павла, и он почти увидел пятиугольную тесную камеру в недрах чужого корабля, посреди которой бугрилась буро-коричневая, медленно пульсирующая масса. Потом - беззвучный взрыв, всколыхнувший воздух, и возникшая из ниоткуда фигура человека, высокого и тощего, со светлыми растрепанными волосами. Гюнтер Фосс, как он запомнился Павлу Литвину... Фосс, а у его колен - тяжелый, негромко гудящий контейнер сигги... Фосс, Изгой, Оберегающий - существо, которое тут, рядом с ним, метаморф, надевший личину Клауса Зибеля!
        Сознание этой невероятной ситуации на миг пронзило Коркорана. Он наклонился к Зибелю и медленно произнес:
        - Значит, здесь, на одном из кораблей, квазиразумный... Такая же тварь, какую прикончили вы с Литвиным... И ты мог бы меня к ней телепортировать?
        - Нет. Надо было внимательнее слушать мою историю - тебя я могу перебросить на двадцать-тридцать тысяч километров, а до Обскуруса больше миллиона.
        - Ну хорошо... я понимаю, дистанция слишком велика... А если мы приблизимся к верфи на расстояние земного диаметра? Как тогда?
        - Тогда без проблем. - Зибель ухмыльнулся. - Только для чего? Хочешь уничтожить эту тварь или подчинить ее? Но у меня нет ни сигги, ни ментального усилителя! А тебе, мой друг, незачем геройствовать. Сейчас не год Вторжения, и ваши крейсера - не беззащитные скорлупки. Больше трети века миновало, у вас другие корабли, другое оружие, колонии у всех ближайших звезд... Вы - галактическая раса!
        - Это ты к чему? - спросил Коркоран, глядя на своего друга с большим подозрением.
        - По-прежнему к тому, что геройствовать не надо, - коммодор Врба разделается с верфью без пашей помощи. Ты уж мне поверь! Верфь не планета, а объект локальный и очень уязвимый. Внезапный удар по сателлиту - и вся эта глыба станет паром вместе с недостроенными кораблями, тысячами тхо и даскинской тварью. Ты ведь это понимаешь, не так ли?
        - Разумеется. - Коркоран начал остывать. «Прав Клаус, - подумалось ему, - вчерашний подвиг не нуждается в повторении». Он сделал несколько глубоких вздохов и произнес: - Вернемся к нашей ситуации. Ты утверждаешь, что на одном из кораблей есть квазиразумный. Это предположение или точное знание?
        - Можешь проверить сам.
        - Как?
        - Ментальным зондированием. Тебе это доступно.
        - Вовсе нет, - сердито сказал Коркоран. - Я воспринимаю эмоции и мысли только вблизи, а не в космических масштабах. К тому же мы по другую сторону планеты, и она экранирует ментальные поля.
        Зибель глядел на него с легкой насмешкой - так, как мудрый наставник, проживший тысячелетия, смотрит на юного ученика.
        - Что ты знаешь о ментальных полях? Конечно, их интенсивность падает с расстоянием, но тяготеющие массы не создают им препятствия. И что ты знаешь о самом себе? Ты изменяешься, Пол, силы твои возрастают, и к этому надо привыкнуть. Сегодня ты можешь немного больше, чем вчера, завтра - больше, чем сегодня... Попробуй! Сделай шаг в ту сторону, куда ты еще не ходил. Ты можешь! Можешь!
        Прислонившись к переборке, Коркоран закрыл глаза и коснулся разумов команды. Это было знакомое ощущение, сродни тому, когда глядишь на яркие огни, горящие поблизости, почти что рядом, так, что чувствуется их тепло и слышен треск пылающего хвороста. За этим кольцом привычной и прочной связи лежала тьма, которую он привык считать ментальным барьером или чем-то таким, что ограничивало его возможности; он иногда пытался проникнуть в этот мрак, но безуспешно - мысль вязла в нем, как мошка в застывающем янтаре. Он понимал, что темнота - иллюзия, что где-то в ней горят другие разумы-огни, но дотянуться к ним казалось задачей непосильной. Однако... Сделай шаг в ту сторону, куда ты еще не ходил! Ты можешь! Можешь!
        Ему почудилось, что там, в космической дали, таится нечто гигантское, похожее на паутину из тонких пересекающихся нитей, темное и в то же время отличное от окружающей темноты. Коркоран потянулся к этому разуму изо всех сил, и узлы паутины внезапно вспыхнули, но не ярким, чистым пламенем, а как багровеющие, присыпанные пеплом угли. Тысячи образов закружились в его голове: он словно бы вел космический транспорт сквозь атмосферу огромной планеты, наполняя резервуары газами, врубался в неподатливые скалы астероида, перетирая горную породу в пыль, командовал полуразумными машинами, странным симбиозом человеческих созданий и псевдоплоти из кремнийорганики, следил неисчислимым множеством глаз за мириадами других устройств и агрегатов, таких же странных, соединявших людей с искусственными мышцами, лучами лазеров, сенсорами, регенераторами, производившими пищу и воздух, зародышами, которые росли, усложняли структуру и превращались в некие подобия знакомых приборов. Каким-то непонятным образом он догадался, что существо, обитавшее по ту сторону темноты, его не замечает - оттого ли, что занято собственным
делом, или по другой причине. Кажется, несмотря на всю свою огромность и мощь, оно не могло проникнуть сквозь барьеры мрака, отгородившие земной фрегат и его экипаж.
        Резко выдохнув воздух, Коркоран прервал контакт и открыл глаза. Лицо Зибеля маячило белесым пятном, зрение восстановилось не сразу, и несколько секунд стены каюты, койка и стол с голопроекторами и книгами раскачивались, словно на попавшем в бурю древнем паруснике. Вскоре эта пляска прекратилась и мир корабля, привычный и устойчивый, сомкнулся вокруг Коркорана.
        Зибель протянул руку и стиснул его запястье, то ли успокаивая, то ли считая пульс.
        - Вначале это тяжело, но с каждым разом будет легче... все легче и легче, и ты научишься гасить ментальный резонанс... а сейчас думай о приятном... думай о Вере и девочках, представь ваш сад в Холмах, цветущие вишни и сливы, розовый куст у крыльца... это реальность, Пол, твоя реальность... вернись, войди в нее...
        - Там тоже реальность. - Коркоран кивнул в сторону люка, будто за ним плыла в темноте и холоде мрачная глыба Обскуруса. - Я в порядке, Клаус. Это... это было поучительно. Не знал, что способен на такое!
        - Способен, - сказал Зибель. Произнес твердо, словно гвоздь в доску заколотил. Затем поинтересовался: - Ну, услышал ты его? Какие впечатления?
        - Дьявольская штука! Ты уверен, что там одно... только одно существо?
        - Да. Одного пока достаточно, но когда корабли будут готовы, в каждом поселится такая тварь. Мы... я хочу сказать, мой народ... мы редко сталкивались с ними, но знаем, что фаата их выращивают. Тут, в Новых Мирах, тоже есть питомник, на Рооне или Т'харе. Скорее, на Рооне - эти создания любят тепло и им нужна вода. Много воды.
        - Питомник... - задумчиво протянул Коркоран. - Йо с Т'хара, и она мне об этом не рассказывала... Ты, очевидно, прав: питомник на Рооне. Полагаю, что мне его нужно найти в первую очередь.
        - Нам нужно, - откликнулся Зибель, подчеркивая первое слово. - Нам! Неужели ты думаешь, что я останусь здесь, а не пойду с тобой? Что я отпущу тебя одного? Что я скажу твоей матери, если ты не вернешься? Что скажу жене и дочкам? - Его лицо вдруг начало меняться, волосы и глаза потемнели, подбородок и скулы сузились, череп вытянулся, кожа стала отливать молочной белизной. - Фаата м'реги? - произнес он с вопросительной интонацией и попытался изобразить улыбку крохотным ртом. - Разве я не фаата? И разве мы не прекрасная пара? Повелитель и его верный джинн, готовый унести хозяина на край света, если возникнет опасность...
        Коркоран, следивший за этой метаморфозой с удивлением и восторгом, развеселился.
        - Предлагаешь себя в качестве транспорта? В самом деле, я не подумал... Живой телепортатор! Что может быть надежнее! Еще боевого робота с собой возьмем. Ты нас возишь, мы тебя защищаем.
        - Это лишнее. Я не беззащитен.
        - Но у тебя нет сигги! И ментоусилителя тоже нет! Или что-то сохранилось за прошедшие века?
        - Что сохранилось, то сохранилось, - с достоинством сказал Зибель, принимая свой обычный вид. - Могло, впрочем, и новое появиться. Прогресс все-таки движется, Пол, на Земле и в других мирах, и его результаты бывают так удивительны...
        Он посмотрел на маленький предмет, накрытый темным пластиком, и усмехнулся.
        
        
        Глава 6 Дайт, Держатель Связи
        
        После забвения в т'хами он всегда испытывал прилив энергии. Неудивительно - он находился уже в возрасте зрелости, так как увидел свет не в Новых Мирах, а по ту сторону Провала, на Айндоо, одной из колоний, заселенных еще в начале Третьей Фазы. Он был не так стар, как Уайра или Фойн, но все же его плоть уже ощущала давящую тяжесть времени и омолаживающие процедуры, заодно снимавшие напряжение туахха, были отнюдь не лишними.
        Покинув камеру т'хами, он долго стоял посреди своего подземного жилища, изучая свой голографический облик, сотканный нитями света. Признаки старости еще не замечались: в темных блестящих волосах не проглядывала зелень, кожа была гладкой, без следа морщин, губы - упругими, фигура - тонкой и изящной, как у всех фаата высшей касты. По земному счету времени он прожил триста двадцать лет и мог протянуть еще столько же или больше, особенно на благодатном, теплом Рооне. Роон был лучшим из Новых Миров, истинной драгоценностью, найденной среди звезд Кораблем Уайры, первым и пока единственным, который пересек Провал. Корабль отправился дальше с Йатой, другим Столпом Порядка, ибо Корабли должны летать, расширяя владения расы, а Уайра, по праву старейшего, занял лучший континент Роона. Теперь Связка Уайры правила этим материком, и никто из нее не ушел, кроме Посредника Айве - ни Йан, Хранитель Небес, ни Следящие Туйма и Уйгги. Он, Дайт, Держатель Связи, тоже остался, отправив с Йатой и Айве свое семя и своего потомка. Пусть летят! И пусть никогда не увидят Затмения!
        Сам Дайт не испытывал тяги к перемене мест, а тем более к далеким странствиям. Айндоо, его родина, являлась холодной и скудной землей, небогатой жизнью и природными ресурсами; главной заботой ее обитателей было обогащение атмосферы кислородом и бурение скважин, необходимых, чтобы добраться до подземных вод. Там выращивали только малые мозги, туповатые, способные регулировать водный баланс либо управляться с парой тысяч тхо, занятых на атмосферной фабрике. В ближайшее тысячелетие Айндоо не мог снарядить свой Корабль, так как для этого требовался квазиразум более высокого порядка, нуждавшийся в процессе созревания в тепле и обилии воды, насыщенной минералами. Для Дайта, чей ментальный дар проявился рано и с необычайной силой, родная планета была тупиком. Дайт, возможно, являлся лучшим Держателем Третьей Фазы и наверняка одним из лучших в текущую эпоху; что такому делать в засушливом и бедном мире, будь он хоть трижды родиной? И потому он согласился с предложением Уайры, когда Корабль по пути к Провалу достиг Айндоо и Столп Порядка начал добирать экипаж. Делалось это согласно давней традиции:
уходящий в странствие Корабль должен был взять тхо и полностью разумных со многих планет, чтобы новым поселенцам не грозило генетическое оскудение. Кроме того, пополнялся банк спермы, служившей для осеменения производительниц-кса.
        После Айндоо Роон казался счастливой обителью: три больших материка, равнины, покрытые травой и мхами, неиссякаемым источником клетчатки, отсутствие опасной фауны, экологический цикл, привычный для растений, что культивировались с древности, щедрое солнце, соленый океан и масса пресных вод. В системе Роона была еще одна планета, Т'хар, пригодная для заселения, а у соседней звезды - Эзат, тоже не худший из миров, в каких доводилось селиться фаата. Еще тут имелся газовый гигант со свитой спутников, источником сырья для Кораблей, что строились повсюду, где позволяли обстоятельства. Пожалуй, единственным ценным ресурсом, которого здесь не нашлось, были разумные создания, пригодные для службы и работы, и поэтому Айве, Посредник, Говорящий С Бино Тегари, то есть с чужаками, на Рооне не остался, а отправился с Йатой в новый полет. Здесь говорить ему было не с кем.
        Корабль ушел, когда выросло первое поколение тхо, заменившее умерших пилотов, олков, кса и рабочие касты. В принципе каждый новый колонизированный мир должен был отправить в странствие свой материнский Корабль и снарядить еще один, чтобы экспансия не прерывалась и чтобы другие расы, дроми и п'ата, хапторы и лльяно, кни'лина и шада, испытывали ужас перед мощью Третьей Фазы. Корабль строился долго и с напряжением сил, но Уайра, Фойн и Йасс, Столпы Порядка с трех материков, заложили сразу целую флотилию, ибо плацдарм в этой ветви Галактики нуждался в быстром расширении. Что за опасности таились здесь? Какие расы обитали? Этого не знал никто. Даскины отметили ближний сектор как лишенный разума, но доверять их древней карте было бы нелепостью - ее составляли в те времена, когда обросшие шерстью предки фаата еще не лишились хвостов. За миллионы лет сюда могли проникнуть воинственные расы, те же дроми или хапторы.
        «Флот из трех Кораблей, большая работа, долгие, долгие усилия...» - размышлял Дайт, всматриваясь в свое изображение посреди сумрачного зала. Целых три Корабля! Мысленным усилием он выключил проектор и стал натягивать одежду. Для одного квазиразум уже выращен и отправлен к внешней планете с парой его собственных потомков, не таких даровитых, как ушедший с Йатой Тийч, перворожденный от его семени, но уже умевших поддерживать стабильность гигантского мозга. Два других зреют в теплых водах М'ар'нехади, и даже здесь, на расстоянии трети планетарного диаметра, он ощущал их сонное довольство. Еще не совсем разумные, но уже не безмозглая масса нейронных клеток и кремнийорганических тканей... Скоро их индивидуальность пробудится. Наверняка раньше, чем волосы его позеленеют, а кожу избороздят морщины.
        Дайт шагнул к гравитационной шахте, ведущей на поверхность, и разблокировал входную мембрану. Осталось лишь переступить порог и подняться к свету и солнцу в струе теплого воздуха, взмыть к зелени трав и деревьев, вернуться к миру, который за многие циклы, проведенные им в забытьи, сделал крохотный шажок вперед. Он прикоснулся к мембране, всмотрелся в ее радужные переливы и вдруг застыл, пытаясь воскресить в сознании нечто важное. Какую-то мысль или дело, забытые в т'хами? Это вряд ли: транс, прерванный в нужный момент аппаратурой пробуждения, не тормозил работу мозга. Непорядок в жилище? Тоже сомнительно: его защита была совершенной и никаких тревожных сигналов не отмечалось. Что-то с его внешностью? Какой-то штрих, деталь, которую он не заметил?..
        Включив проектор, Дайт снова осмотрел своего голографического двойника - на этот раз в обтягивающем светло-зеленом одеянии. Ничего! Растянув губы, что было знаком раздражения, он вызвал летательный модуль и с решительным видом направился к гравилифту. Ускользнувшее сейчас не исчезнет, вспомнится в момент контакта с квазиразумом, в миг кристальной, пронзительной ясности, дарующей власть над прошлым и будущим. Большую власть, чем та, которой обладали все Столпы Порядка на Рооне, владыки настоящего.
        Наверху, в прозрачном фиолетовом небе, висел у горизонта огромный солнечный диск, расплескавший оранжевое зарево над сине-зеленой равниной. Она проглядывала между бугристых древесных стволов и плавно катилась от холмистой гряды к реке, сверкавшей в утренних лучах изумрудными блестками. Деревья хтаа стояли широким неровным кольцом па вершине холма, обступив своего гиганта-прародителя, из чьих семян, рассеянных ветром в сезоны плодоношения, поднялась и эта роща, и все другие в округе, венчавшие холмы плоскими зелеными шапками. На речном берегу белели острые кровли зданий, в которых трудились и жили местные тхо. За них отвечал Надсмотрщик Хайза, несостоявшийся Держатель Связи, способный, впрочем, общаться с малым региональным мозгом. Мозг контролировал тхо и механизмы, что извлекали из мхов, листвы и трав питательные вещества, но для фаата высшей касты, живших в холмах, это являлось побочной и не самой главной его функцией. Важнее было ментальное поле, которое квазиразумный поддерживал в округе; оно позволяло общаться и отдавать команды мысленно, не прибегая к каффу и контактной пленке.
        Под деревьями хтаа, там, где холм начинал понижаться к равнине, развалились в траве четверо плотных мускулистых стражей-олков. Их гладкая кожа и безволосые черепа поблескивали на солнце, браслеты-усилители охватывали мощные предплечья, широкоскулые лица казались спокойными. Дайт, однако, знал, как обманчива их безмятежность, - олки были постоянно готовы к действию, и ничто, кроме смерти или нового приказа, остановить их не могло.
        Олки берегли его покой (случалось, что работники с речного берега, не подключенные к квазимозгу, забредали в холмы), но он не испытывал симпатий к стражам, как и к прочим тхо. Ни симпатий, ни неприязни, ни сочувствия, только равнодушие и легкую брезгливость. Тхо, разумеется, были необходимой частью цивилизации, ее расходным материалом, который быстро изнашивался и быстро возобновлялся, но к истинно разумным существам они уже не относились. Тысячелетняя селекция превратила их в придатки механизмов или в бездумных исполнителей, зато обеспечила стабильность: Третья Фаза не знала противоборства мнений, массового недовольства, мятежей и войн, что привели к упадку прежние культуры.
        Когда-то было иначе, но те времена миновали, подумал Дайт, окинув стражей безразличным взглядом. Он все еще чувствовал раздражение - мысль о чем-то случившемся, но позабытом, мучила его.
        Летательный модуль ждал на склоне холма, обращенном к реке. Мягкий пол кабины вспучился бугром, образуя сиденье, стены подернулись дымкой, потом стали прозрачными, и сквозь одну из них Дайт разглядел длинную цепочку заваленных травой платформ, неторопливо скользивших к зданиям на речном берегу. Он никогда там не был и не общался с Хайзой, местным Надсмотрщиком. Их ранги были несопоставимы: Хайза командовал сотней-другой работников-тхо, Дайт, входивший в Связку, являлся одним из повелителей планеты.
        Модуль бесшумно поднялся и повернул на юг, к узкому морю М'ар'нехади, что разделяло два материка. Тощий нагой пилот, обернутый контактной пленкой, висел в носу кабины, и, на мгновение соединившись с ним, Дайт приказал: выше!.. выше и быстрее! Сине-зеленая равнина стремительно понеслась назад, лотом бег трав, деревьев и холмов словно бы замедлился - аппарат взмыл в фиолетовое небо, горизонт раздвинулся, деревья и травы слились в однотонный ковер с серебристыми нитями рек и морщинками возвышенностей. Дайт снова коснулся сознания пилота. Тхо был счастлив: быстрый полет и слияние с машиной наполняли его радостным чувством свободы. Только полет, один лишь полет... Он относился к мирной транспортной касте и не умел обращаться с оружием и убивать. Пилоты-бойцы были другими - их радость питало уничтожение. Смерть ненавистных чужаков, гибель кораблей, пламя, пожирающее города... Жизнь как огненная вспышка, сменявшая транс т'хами, в котором они обычно пребывали.
        Внизу, огибая равнину, поднялся окутанный облаками горный хребет. Горы были невысокими и живописными: по склонам, сбегая в ущелья, неслись водопады, в погасших кратерах синели озера, лиловые, желтые, белые скалы сменялись лугами и плоскогорьями, кое-где темнели пятна лесов, эндемичной флоры Роона, еще не вытесненной растениями-пришельцами. Эта местность нравилась фаата, хранившим память о прародине - не той обугленной, голой планете, какой она стала после Второго Затмения, а цветущей, изобильной, еще не тронутой цивилизацией. Так было когда-то, но те времена ушли и уже не вернутся, снова подумал Дайт, всматриваясь в мелькание красок и переливы оттенков. Они спустились ниже облаков и миновали водопады, скрывавшие отвесно срезанный горный склон; здесь, под защитой каменных сводов и силовых полей, располагался центр Связки, а за ним, в глубине скалистого массива, - координирующий мозг и шахты с боевыми модулями. Климат в этих местах был жаркий и влажный, часто шли дожди, и воды, стекавшие из переполненных озер на прибрежную равнину, порождали реки. Равнина, узкая и вытянутая в широтном направлении,
граничила с морем, и за его спокойной гладью поднимался южный материк, принадлежавший Связке Йасса, самой немногочисленной на Рооне. Йасс был молод и честолюбив; он, вероятно, уйдет на первом же Корабле в поисках мира, где можно стать полновластным владыкой.
        Летательный модуль снижался. Промелькнул огороженный силовым барьером заповедник, где разводили пхотов, потом поплыла навстречу высокая каменная терраса со сдвоенными голубыми куполами; их дальний край уходил в море, и там, у приемных шлюзов, бурлила вода.
        Ментальный щуп коснулся сознания. Нойах, Держатель Связки Фойна... Прикосновение было осторожным, даже покорным - Нойах сознавал его силу. На Корабле, одолевшем мрак Провала, он ходил у Дайта в помощниках и особыми талантами не отличался. Тийч, улетевший с Йатой, обещал гораздо больше.
        «Режим стабилен», - почтительно передал Нойах, сопроводив эту мысль визуальным образом: два больших бассейна с морской водой, и на дне - бугристые коричневые туши. По их мерной неторопливой пульсации Дайт понял, что за время его транса никаких происшествий не случилось. Скорее всего, Нойах не входил в контакт с квазиразумными, страшась рисковать: на стадии взросления они были очень чувствительны.
        «Улетай. Ты больше мне не нужен».
        Они разорвали контакт. В спектре эмоций Нойаха улавливались тщательно скрываемые неуверенность и боязнь - он никогда не выращивал крупный квазиразум. Действительно крупный мозг, такой, который способен управлять гигантским Кораблем и тысячами тхо. Дар Держателя Связи был редок, и на Рооне, Т'харе и Эзате пока не проявились ни новые таланты, ни перспективные генетические линии. Никого, кроме Тийча и двух других потомков Дайта. Это было немного, но и не так уж мало, если вспомнить о низкой плодовитости кса и законах наследственности, ограничивающих передачу ментальных способностей.
        Модуль приземлился, и Дайт вышел, погрузив пилота в транс ожидания. Стоя на террасе, он окинул взглядом тянувшийся у ее подножия лес, прислушался к далекому рычанию пхотов и несколько раз глубоко вздохнул. Веки его сомкнулись; солнечный свет сменила полутьма, вой зверей, шум волн, шелест листвы стали удаляться, уплывать из сознания, пока в нем не воцарилась глубокая гулкая тишина. Сняв ментальный барьер, защищавший разум, Дайт потянулся к мозгу, дремавшему на дне бассейна, перебросил мысленную нить к другому, пробуждая их к активности. Они отозвались, подпитывая его энергией, сливаясь в телепатическом единстве; тьма исчезла, мир начал стремительно расширяться, включая сначала весь Роон, потом холодный Т'хар, два небольших бесплодных мира, вращавшихся за Т'харом, и, наконец, Мейтани, внешнюю планету, на спутнике которой собирали Корабли. Это являлось начальной стадией контакта - установление связи с третьим мозгом, зрелым и способным к разумному общению. Этот далекий квазиразум мог обучать своих младших собратьев много быстрее и успешнее, чем человек, даже с опытом Держателя. Если ментальная связь
сохранялась, то...
        Дайт вздрогнул, открыл глаза, и протянувшаяся в космос нить оборвалась. Некоторое время он стоял неподвижно, перебирая вернувшиеся воспоминания, оценивая и взвешивая их; будь он человеком Земли, чувства, владевшие им, были бы смесью удивления и недоверия. Но, в отличие от землян, Дайт и его соплеменники не относились к странным фактам как к чему-то иррациональному, необъяснимому или, возможно, кажущемуся; они полагали, что ощущения не обманывают их и что даже необъясненный факт все-таки можно использовать. Поэтому Дайт не сомневался в реальности случившегося, а размышлял о смысле и последствиях событий.
        Уяснив их, насколько позволяла скудная информация, он прикоснулся к разуму Уайры, Столпа Порядка, и попросил о встрече.
        
* * *
        
        Уайра был стар. Его длинные волосы отливали зеленью, вокруг глаз залегли глубокие морщины, губы отвисли, сделавшись похожими на птичий клюв, тело ссохлось, и облегающая одежда только подчеркивала хрупкость и эфемерность его плоти. Он находился в том возрасте, когда лучевая терапия в период туахха поддерживает жизнь, но не внешний облик, ибо у каждого средства есть предел; впрочем, жить он мог еще долго и столько же властвовать, ибо фаата не знали ни старческого слабоумия, ни других недугов. Говорили, что Уайра из тех космических странников, что возвратились в материнский мир в эпоху Второго Затмения, и если это было не так, то уж начало Третьей Фазы он видел несомненно. Лишь Айве казался столь же древним, но он давно покинул Роон, и теперь в Новых Мирах ровесников Уайры не осталось.
        Он парил в зоне невесомости, у сферы, изображавшей планету. Огромный зал, чьи своды терялись в вышине, открывался на юг, к прибрежной равнине, широкими арками; за ними поблескивала силовая завеса и беспрерывно падал с гор поток воды. Сфера, висевшая в центре, символизировала власть, власть над Кораблем или планетой, и по древней традиции помощников Столпа Порядка называли Стоящими У Сферы.
        Но сейчас Уайра был один. Он опустился на ребристый диск под сферой, прятавшей генератор тяготения, и шевельнул тонкими хрупкими пальцами, разрешая Дайту приблизиться.
        - Ты хотел говорить со мной. Я слушаю. - Его неожиданно сильный, звучный голос раскатился эхом под сводами зала.
        - У меня был период туахха, - произнес Дайт, посылая ментальную картину, его нагая скорченная фигура, повисшая в полутемной камере, опутанная шлангами и лентами контактной пленки. - Я провел семь циклов в т'хами.
        - У тебя была туахха, и ты провел в т'хами семь циклов, - с расстановкой повторил Уайра. - Думаешь, это кому-то интересно? Мне - нет.
        С возрастом фаата становятся раздражительными, отметил Дайт, не выпустив эту мысль наружу. Его ментальная блокировка была безупречной.
        - Транс т'хами глубок и отключает сознание, - промолвил он. - Но все же я получил информацию. Некий сигнал. Вероятно, на подсознательном уровне.
        Человек Земли в аналогичной ситуации сказал бы, что видел сон. Но фаата Третьей Фазы, тхо и полностью разумные, не нуждались в сне. Их физиологический цикл был иным: долгое бодрствование сменялось более кратким периодом туахха, временем повышенной эмоциональной активности, связанной с избытком половых гормонов. В древности туахха стимулировала размножение тем же способом, что у землян, кни'лина и других гуманоидных рас, но в нынешнюю эпоху это считалось нелепым и диким. Уже не меньше тысячи лет фаата практиковали искусственное осеменение, воспроизводство потомства шло через касту кса, а все остальные женщины были стерильны. Однако периодический выброс гормонов, заложенный слишком глубоко, в генетике расы и аппарате наследственности, им исключить не удалось, и древний инстинкт гасили полным забвением в т'хами. В этом состоянии беспамятства жизненные процессы замедлялись гораздо сильнее, чем во сне, почти исчезала потребность в воздухе и пище, а вместе с этим и сексуальная напряженность. И, разумеется, никто и никогда не видел в т'хами сновидений. Собственно, даже такого понятия не имелось.
        Уайра растянул отвисшие губы. Это означало не улыбку, а гримасу недоверия; мимика фаата была другой, чем у землян.
        - Транс т'хами действительно глубок, - согласился он. - Если ты получил какую-то информацию, она останется там, где была, за барьером сознания. Разумом ее не осмыслить.
        - Ты забываешь, что я Держатель и что мой дар сильнее, чем у Нойаха или любого из живущих в Новых Мирах. Сильнее, чем у тебя, Столп Порядка, хотя ты самый опытный и мудрый среди нас. - Дайт согнул руки в жесте покорности. - Выйдя из т'хами, я вступил в контакт с квазиразумными, и это помогло мне вспомнить и осознать. Если связь прочна, барьеры падают... Ты понимаешь, о чем я говорю.
        Он передал ощущение ментального полета в пустоте и ясности, такой же холодной, безграничной, как межзвездное пространство, лежавшее за теплым крохотным мирком Роона. Глаза Уайры сверкнули. Столп Порядка знал это чувство - как все фаата, способные к ментальному обмену. Тысячная часть их расы, интеллект цивилизации, ибо сотни миллионов тхо были всего лишь камнями ее пьедестала.
        - Значит, ты получил сообщение, Держатель... Откуда пришли сигналы? С Эзата или через Провал?
        - Через Провал? Не думаю. Даже Эзат слишком далек и недоступен для ментальной связи, пока там нет пяти-шести больших квазиразумных.
        - Может быть, на Эзате построили Корабль, который сейчас приближается к нам, - возразил Уайра. - Или Корабль идёт прыжками со стороны Провала, и потому... - Он задумчиво сжал губы. - Нет, это маловероятно. Прошло не очень много времени с тех пор, как мы пересекли Провал. Рано посылать второй Корабль. В Старых Мирах подождут известий от нас, подождут Корабли, которые мы строим... Значит, все-таки Эзат?
        - Сомневаюсь, Столп Порядка. Эзат слишком беден, и, хотя там снаряжают один Корабль, а не три, как в нашей системе, мы закончим раньше. В этом я уверен,
        - Тогда откуда же пришли к тебе сигналы? И почему ты воспринял их в т'хами? Ты пробовал связаться еще раз?
        - Да, но без успеха. Мы мало знаем о подсознательной ментальной связи, однако мне кажется... - Дайт был в нерешительности, - мне кажется, что это Корабль Йаты. Точнее, один из малых боевых модулей, который, очевидно, послан им к Роону или Т'хару с периферии системы. Я думаю, Йата возвращается.
        Кожа под глазами Уайры обвисла, и Дайт не впервые поразился, насколько он стар. Может быть, старше Айве и всех, кто видел начало Третьей Фазы.
        - Йата возвращается? - промолвил Столп Порядка. - Почему? Это не просто рано, это невозможно! Найти и заселить новую планету, вырастить новое поколение тхо, построить новый Корабль... Это требует времени!
        Они обсуждали не суть уловленных Дайтом сигналов, а их вероятный источник, что было важнее. Ментальная волна рассеивалась на больших расстояниях, сигналы воспринимались смутно, их смысл искажался до неузнаваемости, и, кроме тою, посылка могла оказаться мысленным спонтанным излучением, не осознанным отправителем, не содержащим ничего такого, что он хотел бы сообщить. Отправитель был, разумеется, фаата - ментальный импульс чужака Дайт распознать не смог бы. Мозги у обитателей Галактики были устроены по-разному, и Третьей Фазе еще не встречались существа, с которыми удалось бы наладить прямой телепатический контакт.
        Уайра ждал. Молчание затягивалось. За пологом силового экрана бесшумно струился водопад, солнечный диск просвечивал оранжевым пятном сквозь водную завесу, и громоздились над горами облака. Теплые дожди орошали плоскогорья, воздух там был жарким и влажным, но в огромной подземной полости дышалось легко. Царившие здесь тишина и прохлада успокаивали Дайта.
        - У Йаты могли быть трудности, - наконец произнес он. - Мы не знаем, что встретилось ему. Боевой флот дроми или хапторов, наемники лоона эо, караван сильмарри, орбитальные базы п'ата или шада... Но в одном я уверен: сигнал пришел от моего потомка. От сильного Держателя Связи, чьи импульсы преодолели большое расстояние и были восприняты родственным мозгом. - Он коснулся ладонью лба, сделал паузу и продолжил: - Мои потомки с Мейтани не вступали в контакт, это проверено. Остается Тийч. А Тийч ушел с Йатой и не может появиться здесь без Корабля. Значит, Йата возвращается.
        Снова наступила тишина. Потом Уайра спросил:
        - Ты уверен насчет Тийча?
        - Он мой потомок, - упрямо повторил Дайт. - Кого еще я мог услышать? На огромном расстоянии, подсознательно, в трансе т'хами?.. Тийча, только Тийча! В этом я не ошибаюсь, Столп Порядка, спектр излучения мне знаком и распознается безошибочно. У Тийча проявились те же генетические особенности, что у меня. Сильный Держатель! А со временем станет еще сильнее.
        - Что же ты слышал? Или видел?
        Дайт закрыл глаза и сосредоточился, восстанавливая ментальную картину.
        - Модуль... малый боевой модуль, - тихо произнес он, посылая видение тесного замкнутого пространства. Полумрак, заключенный в стенах кабины, контактная пленка, растянутая от пола до потолка, и ощущение окружающей пустоты, темной, холодной и безбрежной... Он не мог сказать, куда направляется летательный аппарат, но это представлялось очевидным - к Роону или Т'хару. Эти модули создавались для боя, внутрисистемных перелетов и патрулирования, радиус их действия и ресурсы были ограничены. Значит, Роон или Т'хар... скорее, Роон, если вспомнить, что здесь обитала ведущая Связка, Связка Уайры.
        - Малый модуль, - эхом отозвался Уайра. - Что-то еще?
        - В нем были двое.
        - Разумеется, двое! Не сам же Тийч им управляет! - В голосе Столпа Порядка опять скользнуло раздражение, сразу сменившись озабоченностью. - Корабль возвращается, и Йата отправил модуль, словно желая о чем-то сообщить... Если он встретился с дроми или хапторами... особенно с дроми... и если они идут за нашим Кораблем... - Теперь в ментальных импульсах Уайры была не озабоченность, а настоящая тревога. - Я посоветуюсь с Фойном и Йассом, а ты отправь предупреждение на Т'хар. Мы вышлем несколько модулей с координирующим мозгом, этим займутся Йан и два других Стратега... Ты можешь определить направление, Держатель?
        - Сектор между орбитами Роона и Т'хара, ориентированный на Мейтани, - сказал Дайт. - С Мейтани тоже надо отправить разведчиков. Там большой квазиразумный и два моих потомка. Возможно, они найдут Корабль и тех, кто его преследует.
        Мысль о неведомой опасности внезапно пронзила его. До сих пор жизнь на Рооне была такой приятной и спокойной... Впрочем, повод для тревоги казался слишком неопределенным - чтобы там ни говорил Уайра, а Йата мог вернуться по тысяче причин. Например, потому, что выбранное направление полета бесперспективно, а биоресурсы экипажа исчерпаны - случалось, что самки-кса вдруг прекращали плодоношение или приносили ублюдков-мутантов. В этом случае генофонд и банк спермы нуждались в обновлении.
        - Верная мысль насчет Мейтани, - согласился Уайра. - Свяжись со своими потомками, пусть возьмут под контроль периферийное пространство. Но их главная задача - сохранить Корабли... Скажи им об этом, Дайт!
        - Я не забуду, Столп Порядка.
        - Иди. Да не увидим мы мрака Затмения!
        Сделав знак почтения, Дайт направился к гравитационной шахте и спустился на нижний ярус. Тут, в лабиринте центра Связки, в сплетении коридоров, лестниц и пандусов, тесных камер и просторных залов, царило оживление; пожалуй, не было на планете другого места, где трудились бы пять сотен полностью разумных и восемь-десять тысяч тхо. Большей частью тут занимались эмбриональной хирургией, селекцией самок и повышением их плодовитости, адаптацией воинов и работников к условиям Роона, а также проблемой ментальной генетики. Последнее было важнейшим моментом для всей цивилизации фаата, и тем более для Новых Миров, малого ее осколка, заброшенного в другую галактическую ветвь. Кса осеменялись только спермой полностью разумных, но дар к мысленному контакту наследовался в одном-двух случаях на десять тысяч и показывал тенденцию к снижению. Попытки вывести расу телепатов, столь многочисленную, продуктивную и жизнестойкую, чтобы избавиться от тхо, были пока безрезультатны, и прогресс Третьей Фазы по-прежнему определялся миллионом особей, способных общаться напрямую с квазиразумными симбионтами. При этом одни
специалисты полагали, что активизация ментальных генов является всего лишь вопросом времени, другие - что надо добиться передачи нужных признаков как по мужской, так и по женской линии, но были еще третьи, считавшие, что дело движется к новому Затмению. Их не любили. Никто не любит мрачных пророчеств, что, однако, не мешает им сбываться.
        Дайт вышел на искусственную эспланаду, повисшую над пропастью. Справа шумели водопады, лежавшее внизу ущелье заволакивал туман, вдали, за прибрежной равниной, сверкала яркими бликами поверхность М'ар'нехади, и склонялся к западу, к континенту Фойна, огромный и теплый солнечный диск. На эспланаде в четыре ряда стояли летательные модули, сотни и сотни аппаратов с застывшими в трансе пилотами; они тянулись подобно стенам из черных угловатых камней, сложенных на ровной площадке рукой гиганта. Дайт послал мысленный импульс, пробудивший тхо в его машине, разблокировал мембрану, но дальше не двинулся - застыл, глядя на поднимавшийся из пропасти туман и вспоминая пришедшее к нему видение.
        Был модуль, крохотный кораблик, летящий в пространстве, и темная бездна, полная звезд, и два существа, чьи ментальные спектры он, хоть и смутно, ощущал сквозь пустоту, что отделяла их от Роона. Один - потомок его семени, и значит, Тийч; второй, по-видимому, был пилотом. Но пленка, контактная пленка, растянутая от пола до потолка кабины!.. Дайт попытался воскресить воспоминания, и вдруг ему почудилось, что пленка пуста, как кожура плода, лишенного мякоти и сока. Он был почти уверен в этом, и его уверенность столкнулась с точным знанием: корабли без пилотов не летают.
        Во всяком случае, корабли Третьей Фазы.
        
        
        Глава 7 Пространство вблизи Роона и Роон
        
        Прикосновение пленки обжигало, и мнилось, что кожа сейчас задымится, охваченная пламенем, и прогорит вместе с плотью до костей. Разумом Коркоран понимал иллюзорность этого, но чувства обманывали, утверждая, что в нервные узлы втыкают раскаленные иголки, а шею и позвоночный столб поглаживают паяльной лампой или горячим утюгом. Боль вышибала слезы из глаз, заставляла расплываться лицо Клауса и приборы, загромождавшие кабину, мешала следить за курсоуказателем, но все же красная точка, обозначавшая модуль, подбиралась все ближе к зеленому маркеру расчетной траектории. Стоит им соединиться, предвкушал с надеждой Коркоран, и мучениям конец! Дальше - полет по законам небесной механики, по эллиптической орбите, которая в должный момент скользнет в атмосферу Роона, и тогда... Тогда снова боль, подумалось ему.
        Несмотря на сходство, почти тождественность между фаата и людьми Земли, имелись, конечно, и отличия, не очень значительные, если говорить о полностью разумных и некоторых тхо из высших каст. Но пилоты - те, что вели межзвездный корабль, и те, что летали в больших и малых модулях, - были категорией особой, сильно отличавшейся от человеческих стандартов. Изучение тел, найденных после катастрофы в Антарктиде, привело к яростным дискуссиям среди земных ученых: одни считали пилотов биороботами, другие - естественными организмами, претерпевшими, однако, радикальную генетическую перестройку. Так ли, иначе, но обычный человек, землянин или фаата, не смог бы управлять летательным модулем, сделавшись то ли придатком его механизмов, то ли живым АНК, а заодно - стрелком и блоком ментальной связи. Коркорану, прошедшему спецподготовку, удавалось выдержать полчаса, в лучшем случае - сорок-пятьдесят минут, и это был предел. Времени едва хватало, чтобы вывести модуль на нужный курс или приземлить в каком-то подходящем месте.
        Себе самому он казался ракетой, пронзающей плотные воздушные слои. Кожа-обшивка раскалилась, но спрятанные под ее броней оружие, двигатель, регенератор и остальная машинерия работали безотказно: он ощущал, как поступает в кабину дыхательная смесь, как, разгоняя его кораблик, ровно и мощно вибрируют гравитаторы, как трепещет плазма в тугих объятиях силового поля, готовая по его желанию выплеснуться в пустоту тонким обжигающим шнуром. Кроме собственных глаз, затуманенных болью, он глядел на мир десятками зрачков, и все увиденное соединялось в целостную картину: стремительно удалявшийся фрегат, солнце, метавшее в космический мрак призрачные протуберанцы, звезды, горевшие в бархатной сфере небес, черная полоса Провала. Прекрасное зрелище! И полет под солнцем и далекими светилами был бы так чудесен, если бы не боль...
        Они покинули фрегат на орбите Роона, оставив его в двух миллионах километров от планеты. С одной стороны, это обеспечивало скрытность, с другой - оперативность действий: если Коркоран не сможет поднять с поверхности свой аппарат, «Коммодор Литвин» придет за ними в течение шести часов или отправит на выручку «сапсаны». Радиосвязь не предусматривалась, если только не возникнет экстренный случай, а для пересылки сведений на модуле закрепили консоль с двумя информзондами. Зонды, позиционные датчики, приемник и курсовой компьютер - вот и вся модернизация кораблика фаата; остальное в нем было чужим, сделанным в Новых Мирах или у неведомой звезды, сиявшей по другую сторону Провала.
        Все тут чужое, думал Коркоран, борясь с приступами боли. Все чужое, не земное, даже экипаж: один наполовину человек, другой - так вовсе чудо-юдо, увечный эмиссар протеидов... Он через силу усмехнулся, ощущая ровную пульсацию двигателя и корректируя курс; только миллиметр отделял красную точку от зеленого маркера. Миллиметр на экране, восемь тысяч километров в пустоте, восемьдесят секунд полетного времени, миллион раскаленных иголок, пронзающих кожу...
        Красная точка растворилась в зелени, курсоуказатель тихо звякнул, и Коркоран, ухватившись за края контактной пленки, начал отдирать ее от тела. Вывалившись из тугого кокона, он лег на пол ничком, вытянул ноги и глубоко, с облегчением вздохнул. Сухие теплые ладони Зибеля прикоснулись к нему, стали массировать шею, плечи и голую спину, растирать затылок.
        - Ну, как ты? Живой?
        - Живой, живой, - прохрипел Коркоран. - Мы на курсе. Теперь еще бы посадить этого ублюдка... все кишки вымотал...
        Жжение исчезло. От рук Зибеля струилась бодрящая теплота. В передней части кабины, перед обвисшим веретеном контактной пленки, поблескивал вогнутый полусферический экран с искрами звезд. Курсоуказатель выводил тихую нежную мелодию. Они неслись к Роону, приближаясь к нему на сто километров за каждую секунду.
        - Сейчас все пройдет, - сказал Зибель. - Ну, вот, уже прошло... Ты в порядке.
        Коркоран попробовал сесть, но это ему не удалось.
        - Какой там порядок, - буркнул он. - Вид, наверно, как у покойника...
        - Нормальный вид. Хочешь, покажу?
        Черты Клауса поплыли, лицо начало стремительно меняться: подбородок сузился, радужка глаз посветлела, почти растворившись па фоне белков, губы сделались ярче, волосы стали черными, короткими и очень густыми. Теперь Коркоран глядел на себя самого - такого, каким вчера явился перед потрясенным экипажем. Врба не обманул - никаких имплантов ему не всадили; киберхирург, сообразуясь с программой, потрудился над пигментацией волос и глаз, а кожу сделал побледнее. В остальном - почти никаких перемен. Коркоран не подозревал, что так похож на фаата. Открытие было не слишком приятным.
        - Что такой кислый? - спросил Зибель. - Физиономия не нравится? Ничего, Пол, ничего! Вера тебя и таким полюбит, и дочки от папы не откажутся. Опять же не навсегда ты у нас в брюнетах. Вернемся на борт - и твои рыжие патлы тоже вернутся.
        Если вернемся, подумал Коркоран, но, заглушая крамольную мысль, пока она не добралась до Зибеля, промолвил:
        - Я такой. А ты каким будешь?
        Его друг почесал в затылке. Совершенно человеческий жест, мелькнуло в голове.
        - Учитывая мой возраст, надо соорудить что-то посолиднее... лет этак на шестьсот-восемьсот. Ну, например...
        Волосы Клауса стали длиннее, в них появилась прозелень, губы немного отвисли, от глаз к вискам побежали крохотные морщинки. Признаки возраста у долгожителей-фаата были не так заметны, как у землян, но все же они существовали, проявляясь через несколько веков, обычно на исходе тысячелетия. Коркоран знал об этом, но никогда не пытался вообразить, сколько проживет сам, - мысль остаться без Веры и, очевидно, увидеть смерть дочерей, внуков и правнуков, его страшила.
        Постепенно силы вернулись к нему. Он встал и с помощью Зибеля натянул лиловый комбинезон, имитирующий одеяния фаата. В тесной кабине приходилось поворачиваться с осторожностью - малый боевой модуль не предназначался для перевозки пассажиров и грузов. В задней, более широкой части, около входной мембраны, лежали контейнеры с пищей, водой и кое-каким оборудованием, а впереди, по обе стороны экрана, разместились курсовой компьютер и всеволновой приемник. Места оставалось только лечь и вытянуться двоим. Ни кресел, ни коек, ни столов... Пол, правда, был мягкий.
        - Ты поспи, - посоветовал Зибель. - Еще пять часов добираться. У вас, землян, большое преимущество перед фаата и перед нами... то есть перед моими соплеменниками... - Он вздохнул. - Вы умеете спать.
        - И даже видеть сны, - добавил Коркоран. - Считаешь это преимуществом?
        - Конечно. Способность спать - такое чудо, особенно если жизнь длинна! Время проходит быстрее...
        Он переместился к приемнику, сел перед ним, скрестив ноги, и запустил программу автоматического поиска. Вспыхнул мерцающий столбик света, поплыли, неторопливо вращаясь, темные глифы диапазонов, едва слышное потрескивание и негромкий шум, подобный рокоту далекого моря, наполнили кабину. Голоса Вселенной что-то шептали, убаюкивая Коркорана; разливалось тихим шелестом реликтовое излучение [Реликтовое излучение является наследием той эпохи, когда все вещество Вселенной находилось в состоянии расширяющейся, сильно нагретой плазмы. Реликтовое излучение пронизывает всю наблюдаемую часть Метагалактики и в настоящее время изучено в диапазоне от долей миллиметра до 50 сантиметров.], гудела Гамма Молота, щебетали и попискивали звезды, и газовые облака вносили в эту мелодию скрипы и скрежеты. Оркестр Мироздания играл на мириадах инструментов, на всем, что было ему подвластно, от ничтожных атомов до гигантских звезд и целых галактик, и только одно не слышалось в этом хоре: живой человеческий голос.
        - Молчат, - бормотал Клаус Зибель, - молчат... В миллиметровом диапазоне молчат, в сантиметровом и на длинных волнах тоже... И правда, к чему им радиосвязь? Только демаскирует их миры... На межзвездных расстояниях бесполезна, сотня лет пройдет, пока поговоришь с соседями в пятнадцати парсеках, а в своей системе лучше мысленных контактов не придумать... Вырастить дюжину даскинских тварей, распихать по планетам - и общайся в свое удовольствие... эффективно, быстро и без всяких чипов, голограмм и сотрясения эфира...
        - На их большом корабле были радиоустройства, - напомнил Коркоран.
        - На Корабле - да! Чтобы послушать, о чем вы верещите на всю Вселенную, и умное слово вставить. О том, чем вас облагодетельствуют... новыми технологиями, лекарствами, синтетической пищей... Соблазнительно, а? Помнишь, какие бунты были в Индии и Китае, когда Совбез запретил им приблизиться к Земле? Какие митинги, марши голодных, самосожжения увечных? Нет, не помнишь... тебя еще на свете не было... А вот про банюков ты должен знать. Что они там пишут на заборах?.. Трепещите, проклятые тхо! Мы вернемся и пустим вам кровь! Так-то, мой дорогой... семена зла посеяны, и, чтобы они не взошли, придется сильно попотеть...
        Клаус ворчал и ворчал, скорчившись у приемника, и это удивляло Коркорана - он привык к тому, что Зибель выражает мысли кратко и четко. Но мысли сейчас тоже были какими-то неясными, расплывчатыми, словно его друг размышлял об одном, а говорил другое. Хочет меня успокоить?.. - подумал Коркоран. Или сам взволнован и нуждается в поддержке?..
        Он повернулся на бок и спросил:
        - Скажи, Клаус, кто еще знает о тебе? Я имею в виду о твоей истинной сущности... Врба? Какие-то люди в вашей службе? Или...
        - Никаких «или». Ты и только ты.
        - Скажешь еще кому-нибудь?
        - Например?
        Это снова был Зибель - четкий, суховатый, огородивший сознание семью ментальными барьерами.
        - Например, близкому человеку. Селине, если у вас получится.
        - Если получится... - В голосе Клауса вдруг зазвенела тоска. - Боюсь, Пол, что рано или поздно я причиню ей горе, много горя. По вашему счету мне под шестьдесят, еще немного - и я буду стариком, а старики должны уходить... так у вас положено... Значит, что-то со мной случится, что-то такое, после чего исчезнет Клаус Зибель и появится некто другой. Я еще не придумал, как это произойдет, когда и где, но случится обязательно. Даже кремировать будет нечего, поскольку трупа не найдут... В общем, Клаус исчезнет, и она останется одна... уже немолодая и не такая привлекательная, как сейчас. Ты понимаешь, Пол?
        Кажется, он стал человеком, совсем человеком, решил Коркоран. Ворчит, печалится, жалеет и даже думает о будущем с тревогой, причем не о собственном будущем, но о чужом. А это, быть может, прекраснейшее из человеческих качеств...
        - Если бы я сейчас исчез, - сказал Зибель, - а потом явился бы к ней в более... гм... подходящем обличье... Сейчас легко исчезнуть, случай уж больно удачный, так как задание у нас опасное... Как ты считаешь, Пол?
        Коркоран приподнялся на локте.
        - Ты это брось! Это что за шутки? Ты что задумал, Клаус?
        - Собственно, ничего.
        Зибель отвернулся и как бы пропал, расторгнув зыбкую ментальную связь, соединившую их на несколько мгновений. Мысли Коркорана будто сами собой двинулись в другую сторону. Теперь, слушая, как шелестят и рокочут голоса Вселенной, он размышлял о предстоящих действиях, обдумывал их стратегические цели и план, которым нужно руководствоваться. Планов было три. Первый, составленный Врбой и штабом флота, предполагал, что Коркоран облетит планету и попытается нащупать точки первого удара. Не города, которых у противника не имелось, а пункты контроля, связи и управления, жизненно важные производства, оборонительные рубежи, астродромы и орбитальные базы. Выполнив это, он должен был отправить информзонд, а дальше, если трофейный модуль не вызовет подозрений, сесть на грунт и действовать по собственному усмотрению. Из этой расплывчатой формулировки вытекал второй, более конкретный план, составленный им лично: взять пленника и добраться с ним до «Коммодора Литвина». Тхо, даже высшей касты, в пленные не годились: помнилось Коркорану, что милая тетушка Йо знала очень немногое о своей планете. Он полагал, что,
опустившись на астродроме, сможет найти офицера космической службы, помощника Стратега или другое осведомленное лицо, которое последует за ним. Доводы были убедительны: парализующий газ и разрядник. В крайнем случае - боевая акция с участием роботов.
        Конечно, в этих планах существовали недостатки, как обычно бывает при малой осведомленности о противнике. Данные о системе защиты и общей ситуации полагалось собрать с помощью радиоперехвата, по эфир молчал, и значит, все сведется к визуальным наблюдениям. Уточнить их, передвигаясь в модуле, нереально - модуль служил неплохой маскировкой, но летать в нем долгое время Коркоран бы не смог, а в стычке проиграл бы пилотам фаата. Не исключалась неудача и при поиске осведомленных лиц, которые мундиров не носили и не отличались от соплеменников гражданской ориентации. Тут Коркоран полагался на ментальное зондирование, что тоже было палкой о двух концах - с тем же успехом могли прозондировать и его, особенно если наткнешься на Держателя.
        Но он теперь не в одиночестве, теперь с ним Зибель... друг Зибель, телепат и метаморф... Это меняло ситуацию, открывая почти неограниченные перспективы. Зибель мог перебросить его в любую точку мира, преодолеть любые стены и защитные поля, прикрыть от ментального вторжения и отыскать объект, способный поделиться информацией. Мог снять их с орбиты прямо на грунт, мог телепортировать обратно в модуль или в «сапсаны», если возникнет такая нужда, мог разобраться с пленным и, возможно, с квазиразумными симбионтами, мог... Чего он только не мог! Убивать? Но в этом Коркоран полагался на себя.
        Он размышлял над третьим планом, который, с учетом талантов Зибеля, был реальней первых двух. Лечь на орбиту у Роона? Не стоит, риск велик, а визуальная рекогносцировка ненадежна. Прыгнуть вниз - быстро, стремительно! - вот лучший вариант! Не искать астродромы, а прыгнуть на грунт в каком-нибудь безлюдном месте... Роон огромный мир, не меньше, чем Земля, а население редкое... Йо говорила, что на Т'харе три миллиона, а здесь, должно быть, двадцать или пятьдесят - ничтожно мало для такой планеты... Тут можно спрятаться... спрятаться, а затем...
        Явь смешалась с сонными видениями, и сны побеждали, скрывая зыбким флером забитую грузом кабину, фигуру Зибеля у приемника, столб света с кружившимися темными значками и прозрачную, полную звезд линзу экрана. Коркоран уже не лежал на мягком полу, а плавал в невесомости: руки обнимают колени, голова опущена на грудь, темные волосы рассыпались по плечам, глаза закрыты. Странное чувство охватило его: он был человеком, висевшим в крохотной каморке, обвитым шлангами и проводами, и в то же время наблюдал его со стороны, как бы раздвоившись на участника и зрителя некой загадочной сцены. Она была статичной: ничего не двигалось, не шевелилось, и нагой темноволосый человек казался мертвым или погруженным в глубокую медитацию, неотличимую от смерти. Но Коркоран не сомневался, что он жив, - об этом говорили слабые, но все же заметные пульсации ментального поля.
        За стенами камеры ощущалось пустое пространство, и еще большее, полное солнца и света, - вверху, словно камера с прилегающим помещением пряталась в недрах земли. Для Коркорана, бесплотного духа, стены сейчас не являлись препятствием; скользнув через ту, где мерцала входная мембрана, он очутился в комнате с мягким полом и многочисленными нишами, узкими, как щели, или широкими, но одинаково темными - возможно, то были коридоры, ведущие куда-то в глубину подземного жилища. Он не задержался здесь: мрак, тишина, неподвижность угнетали, и мощное предчувствие свободы, какую дарует птице небесный простор, томило его.
        Пронизав почву с переплетением корней, он всплыл над плоской вершиной холма. Вид оказался знакомым: кольцевые рощи, раскиданные по возвышенностям, деревья с кронами, похожими на зонт, заросшая сине-зеленой травой равнина, плавно сбегавшая к реке, яркое оранжевое солнце. Словно шарик, надутый гелием, Коркоран устремился вверх, озирая реки и долины, леса и холмы раскрывшегося под ним континента. На юге его ограничивала горная цепь, за ней синело море и поднимался скалистый берег еще одного материка; на западе и востоке, за океанами, лежали другие земли, которых он не видел, но твердо знал, что они есть и что они не пустынны и не заброшены. На севере не было ни снегов, ни льдов, ни тундры, а простирались каменистые, изрезанные ущельями плоскогорья; их серые, желтые, охристые склоны обрамляли буйную зелень субтропических лесов. Этот северный край, тянувшийся на тысячи километров в широтном направлении, был почти бесплоден и потому необитаем.
        Чувство, что он движется, не оставляло Коркорана, но порождалось ли оно тем сказочным полетом, какие случаются в снах, или чем-то более реальным? Ему казалось, что он несется с потоком мысли, стремившейся в космическую тьму, к другим мирам и крохотным творениям человеческих рук, что затерялись в безбрежной пустоте. В какое-то мгновение он разглядел свой корабль на орбите Роона, потом угловатые, похожие на коробки аппараты, транспортный караван, что направлялся к Т'хару или, возможно, к внешней планете; потом саму эту планету с хороводом спутников и темной мрачной глыбой Обскуруса. Он проскользнул мимо сателлита; ментальные волны влекли его дальше и дальше, к самым границам системы, где, собравшись в боевой порядок, двигались земные крейсера. Похоже, коммодор направился к протозвезде, чтобы блокировать верфь; его решение было понятно Коркорану, будто изложенное в рапорте символами глифов. Не успел он удивиться этому, как что-то изменилось, прервав его полет, - то ли сон иссяк на этом месте, то ли имелась другая причина, чтобы вернуться к реальности. Он прислушался, еще пребывая в полудреме.
Кажется, мелодия курсоуказателя стала пронзительней и выше... Это заставило его очнуться.
        Теплый сумрак кабины окутал Коркорана; фигура Зибеля по-прежнему маячила смутной тенью у приемника, все так же плыли глифы в световом столбе, но экран показывал другую картину: там, заслоняя звезды, висела белая, зеленая и голубая сфера Роона.
        Он привстал и хриплым со сна голосом поинтересовался:
        - Что-нибудь слышно, Клаус?
        - Ничего. Бесполезно! - Зибель хлопнул по панели приемника, затем поднес палец ко лбу. - Этим надо слушать! Ляжем на орбиту и...
        - Не ляжем, - сказал Коркоран, стягивая одежду. - Сядем на грунт и затаимся. Думаю, в горах.
        - Почему?
        - Я видел Сон. Видел человека в т'хами и знакомое место - холм с деревьями у реки. Потом - весь континент... На севере есть подходящая местность - скалы, ущелья, плоскогорья. Словом, необитаемая территория. И еще...
        - Еще?.. - повторил Зибель, насторожившись. - Было что-то еще?
        - Да. Коммодор... Кажется, он собирается атаковать Обекурус. Нет, не кажется - я уверен!
        Его друг кивнул.
        - Превосходно! Выходит, ты дотянулся до кометного облака... Твоя сила растет, Пол!
        - Может быть. - Нагой и мрачный, Коркоран шагнул к контактной пленке. - Сейчас проверим, насколько я силен.
        Гибкая оболочка сомкнулась вокруг него, и сразу нервные узлы пронзили тысячи иголок. Если бы не эта пытка, он ощущал бы удовольствие - связь с кораблем была прочнее и теснее, чем в самых совершенных земных УИ, «сапсанах» и «гарпиях». Как фаата достигали этого, оставалось чайной; возможно, не за счет технологических ухищрений, а приспосабливая живой организм к летательному аппарату. Что до Коркорана, то он был приспособлен плохо, хоть происходил от чужаков; впрочем, и сами они, кроме пилотов, не совладали бы с этой дьявольской машиной.
        Превозмогая боль, он сбросил скорость в верхних слоях атмосферы. Вид планеты менялся в знакомом ритме: сначала огромный выпуклый сфероид с клочьями облаков, потом зеленовато-голубая чаша, края которой задирались вверх, и наконец плоская поверхность, усеянная разноцветными пятнами равнин, озер и гор. Он мчался по меридиану, от южного полюса к северному, едва успевая отметить особенности рельефа. Промелькнул узкий и длинный южный материк, похожий на Кубу, только раз в двадцать покрупнее; за ним - морс или, скорее, пролив, отделявший его от самого большого континента. Он был таким, как привиделось в недавнем Сне: неширокая прибрежная равнина в тропической зелени, горная цепь и лежавшая за ней земля с лесами и степями, озерами и реками. Некоторые водоемы были велики, и, проносясь над ними подобно метеору, Коркоран наблюдал, как в чистых хрустальных водах отражается солнце. Заметить что-либо еще ему не удавалось: полет был стремительным, а от терзавшей его боли туманились мысли. Правда, он успел подумать, что этот мир не хуже Гондваны и даже, быть может, лучше - ведь на Рооне уже обитали разумные,
благоустроившие планету. И он, Коркоран, был мессией, явившимся, чтобы их изгнать! Или уничтожить, если они не подчинятся.
        В этом была справедливое!», диктуемая не только соображениями мести, но, как чудилось ему, вселенскими законами, независимыми от воли человека, определявшими суть Мироздания с момента Большого Взрыва. Один из них гласил, что действие равно противодействию, и, значит, всякая раса в Галактике, всякая тварь, разумная или не очень, вправе отвечать ударом на удар. Концепция ответного удара во все времена и эпохи являлась на Земле аксиомой и не подвергалась сомнению; вопрос был не в том, отвечать или нет, а в том, хватит ли сил на ответное действие. И хотя коммодор Врба говорил, что не надо спешить с метателями плазмы и аннигиляторами, то и другое имелось в наличии, как самый веский аргумент в любых переговорах и контактах. Впрочем, если даже оружие не выстрелит, аксиома не изменится - само появление земной флотилии было ответным ударом.
        Повинуясь мысли Коркорана, модуль резко пошел вниз. Скорость упала до нескольких метров в секунду, зеленый ковер растительности под днищем аппарата сменили скалы, бесплодные осыпи, пологие склоны гор, расцвеченные кое-где яркими пятнами мхов или лишайников. Тут, вероятно, дули ветры, сражаясь с камнем миллионы лет, - остроконечных пиков Коркоран не видел, зато попадались причудливые утесы, напоминавшие то индийский храм, то резную китайскую пагоду. Бугристую поверхность плоскогорья рассекало множество трещин, казавшихся с высоты паутиной тонких темных нитей, наброшенной на холст, который загрунтовали коричневым, желтым и серым. Спуск продолжался, приближая к аппарату каменный холст, и трещины стали превращаться в глубокие каньоны; солнце освещало их верхнюю часть, заставляя поблескивать частицы кварца и слюды, но дна не было видно. Решив, что эти трещины могут служить идеальным укрытием, Коркоран направил модуль в одно из ущелий, заставил его повиснуть меж обрывистых стен и огляделся. Кажется, он увидел дно - в ста - ста пятидесяти метрах... Оценить расстояние удалось с трудом: кожа его горела,
голова кружилась, и силы были на исходе.
        Он посадил аппарат, вылез из кокона и замер, упираясь ладонями в стену. Ноги его дрожали, на лбу выступил пот, и где-то внутри происходили странные пертурбации: сердце опять становилось сердцем, легкие - легкими, а не агрегатами дьявольской машины. Коркоран услышал щелчок контейнера, потом к его лопатке прижался холодный металл, и кожу будто на мгновенье оттянули - сработала вакуумная присоска ампулы.
        - Ну как? Получше? - спросил Зибель, убирая медицинский блок в карман рюкзака.
        - Будь она проклята, эта жестянка... - пробормотал Коркоран и стал одеваться. Натянул комбинезон и башмаки, отдышался, чувствуя, как транквилизатор возвращает мышцам упругость, и спросил: - Тебе удалось что-нибудь заметить? Строения, посадочные площадки, экипажи, любой интересный объект... Что ты видел, Клаус?
        - Строения... да, строения, экипажи, машины, сельскохозяйственные угодья, - протянул Зибель. - Кое-что попадается, но масштабы скромные, скажем так. На поверхности земли жилища тхо и небольшие рассредоточенные производства. Никаких астродромов, никаких предприятий, сравнимых с тем, которое мы видели на Обскурусе. Мы... - Помедлив секунду, он уточнил: - Мой народ мало знает о цивилизации фаата Третьей Фазы - я имею в виду не технологию и не амбиции правителей, а обычную жизнь. Теперь мне известно немного больше. Пока мы летели, я прозондировал ментальные поля на южном и северном континентах. Есть полости и пещеры, особенно в горах у моря, и все они обитаемы... есть сотни три мозгов, мелких и средних даскинских тварей, тоже укрытых под землей... есть арсеналы с техникой, есть шахты, где добывают сырье, есть центры воспроизводства - то, что вы называете инкубаторами... есть некое подобие лабораторий... Что еще тебя интересует?
        - Планетарный пункт контроля, если такой имеется. Ну и место, где выращивают мозги. Самых крупных квазиразумных.
        - Такие есть на побережье. Я отметил пару... крупные, крупнее прочих, но пока что в стадии развития - их, вероятно, выращивают для верфи на Обскурусе. Что до пунктов контроля, то на каждом материке свой. Три континента, три Связки, три управляющих органа... Местный, думаю, прячется в недрах прибрежного хребта. Можешь сам проверить. Если уж ты дотянулся до нашей флотилии, то прощупать планетарный фон для тебя пустяк.
        Но Коркоран ничего проверять не пожелал, так как посадка его изрядно вымотала. Они активировали робота-стража, покинули модуль, полюбовались, как серебристый паучок ловко карабкается по стене каньона, а когда тот добрался до плоскогорья и произвел замеры, выяснили, что темнота наступит через три часа двадцать семь минут. Затем открыли ящик с консервами, перекусили в сумраке и прохладе, среди живописных гранитных глыб, разбросанных тут и там, после чего Коркоран занялся боевыми роботами, а Зибель стал программировать информзонд, закладывая в его память карту, отснятую курсовым компьютером, и диктуя свои примечания.
        Две боевые машины были самым объемным грузом в их снаряжении. Включив программу развертки, Коркоран наблюдал, как металлические сундуки преобразуются в массивных гигантов с шестью конечностями, пальцами-клешнями и орудийными полусферами, выступавшими там, где верхняя пара рук сочленялась с корпусом. После завершения метаморфозы он послал одного робота наверх, к пауку-стражу, другого оставил в ущелье. Их главная задача состояла в охране модуля, но при необходимости они могли послужить транспортным средством, носильщиками, землекопами и передвижными установками для физико-химических анализов. Правда, только в пункте приземления - вряд ли Зибель мог телепортировать куда-то эти машины, весившие больше тонны.
        Стемнело, и в узкой полоске небес, видимой из ущелья, вспыхнули звезды. Зибель закончил работу - тонкий цилиндр информзонда бесшумно приподнялся над модулем, замер па мгновение и блестящей стрелкой умчался в зенит. Силы Коркорана восстановились; вскрыв контейнер с оружием, он закрепил на правом запястье миниатюрный лазерный разрядник, на левом - устройство фиксации и связи в виде браслета, подвесил к поясу метатель плазмы, сунул в рюкзак батареи, пищевой концентрат, флягу и аптечку. Потом закрыл глаза и прислушался.
        Беззвучный рокот голосов, невнятное быстрое бормотание, смутные картины, всплеск чужих эмоций наполнили его разум. Ментальные волны струились над планетой, кружились водоворотами, смешивались, накладывались, и на какой-то период Коркоран почувствовал себя оглушенным, словно очутился в огромной толпе, где каждый говорил свое, и слуха его достигали лишь обрывки фраз, отдельные слова и выкрики. На Земле было совсем по-иному, там мысленные излучения не атаковали его с громом и рокотом, а тихо шелестели, и он всегда мог настроиться на нужную волну. Непросто быть телепатом в мире телепатов, подумал Коркоран, пытаясь сосредоточиться и нащупать порядок в какофонии, звучавшей в его голове. Термин «звучать» тут подходил не совсем, как и другие из того же ряда - «видеть», «слышать», «чувствовать», но более соответствующих в земных языках еще не имелось; возможно, появятся через век или два, когда ментальное общение не будет редкостью.
        Итак, он слушал, и постепенно в хаосе сигналов возникли мощные четкие импульсы, плывущие с юго-запада, с дальней оконечности материка. Эти волны словно поддерживали множество других, менее сильных и не таких отчетливых, зато понятных, ибо они несли информацию на фаата'лиу. Большей частью краткие приказы тхо, но он разобрал и нечто более интересное: пять или шесть человек обсуждали какую-то проблему, связанную с генетикой, и, кажется, не могли согласиться друг с другом. «Мо р'ари», - заметил один из них, и эти слова достигли сознания Коркорана вместе с сопровождавшим их чувством бессилия. Мо р'ари... все бесполезно...
        Из модуля появился Зибель, и, заслышав шорох шагов, Коркоран открыл глаза. Его друг был готов к путешествию: темно-фиолетовое одеяние обтягивало от шеи до щиколоток, на спине, сливаясь с комбинезоном, висел плоский контейнер-рюкзак, поблескивал браслет-коммутатор на левой руке, к поясу приторочена маленькая сумка. Было непривычно видеть его таким - с лицом пожилого фаата, с длинными черными волосами и ртом, напоминающим птичий клюв. Оружия Клаус не взял, но в сумке у него что-то топорщилось - овальный, величиной с ладонь предмет.
        «Капсула с газом? - подумал Коркоран. - Нет, у капсулы другая форма.»
        - Зондируешь поле? - спросил Зибель. - Ну, и как впечатления?
        - Ты прав, в горах на юге что-то есть. Ментальный обмен на фоне сильных ритмичных пульсаций... Это квазиразумные? Те, что еще не созрели?
        - Да. Хочешь отправиться к ним?
        - Не сейчас, Клаус. Прежде посетим другое место.
        Уловив его мысль, Зибель кивнул.
        - То, которое ты видел в Снах? Холм, река, деревья... Что тебя там привлекает?
        - Тот тип в т'хами. Кажется, очень информированный субъект. И если он еще не очнулся...
        - Возьмем тепленьким - так у вас говорят? - Зубы Клауса сверкнули в усмешке. - Ну, на холм так на холм. Представь эту местность и передай картину мне... так, достаточно...
        Темное небо, ущелье, модуль и застывший рядом робот вдруг исчезли, и в глаза Коркорану брызнул свет. Они стояли на склоне холма, за кругом деревьев, кроны которых из переплетавшихся ветвей и широких листьев были подобны огромным зонтам. Перед ними расстилалась равнина, и на западе, километрах в пяти-шести, поблескивали речная гладь и белые купола вытянутых невысоких строений. Река была точно такой, как помнил Коркоран, - спокойной, широкой, окрашенной заревом розовых отблесков в лучах заходящего солнца. На плоскогорье уже наступила ночь, а тут еще длился вечер, и, вероятно, до темноты оставалось с полчаса. Огромный солнечный диск низко висел над водами и степью, и травы - или, возможно, мхи - казались уже не сине-зелеными, а фиолетовыми, почти черными. На равнине и у реки не замечалось никакого движения - ни людей, ни плывущих к строениям платформ, ни других механизмов.
        Коркоран, словно сомнамбула, сделал пару шагов но склону. Его глаза не отрывались от реки и зданий, видневшихся у берега.
        - Куда ты, Пол? - Голос Зибеля заставил его очнуться.
        - Я... Понимаешь, Клаус, этот пейзаж приходил в моих Снах, но к реке я не мог сделать ни шага. Генетическая память молчала. А сейчас я здесь и...
        - Это мы обсуждали, - прервал его Зибель. - Твой предок не спускался к речному берегу, поэтому не сохранилось воспоминаний. Думаю, и тебе нечего делать у реки. Там несколько сотен тхо, фаата-надсмотрщик и малый мозг. Готовят из травы питательные концентраты.
        Но Коркоран едва его расслышал. Новая мысль завладела им, ударив с внезапностью молнии - да так, что перехватило дыхание. Он обернулся, осмотрел плоскую вершину холма, видневшуюся меж древесных стволов, и пробормотал:
        - Человек в т'хами... тот, от которого я унаследовал ментальный дар и воспоминания... тот, кто прожил здесь много лет... Владыка Пустоты! Он мой предок! Мой отец!
        - Биологический, - спокойно напомнил Зибель. - Не меряй фаата на ваш земной лад, у них отсутствуют родственные связи. Этот твой так называемый отец приходится предком тысяче тхо и, возможно, десятку полностью разумных. То, что его спермой оплодотворили яйцеклетку, из которой ты произошел, не повод для каких-либо эмоций. А если вспомнить, как это было сделано... что сотворили с твоей матерью... там, на их проклятом Корабле...
        Волна холодного озноба прошла по спине Коркорана. Зибель, как всегда, был прав - на том проклятом корабле Эби Макнил подвергли мерзкому и подлому насилию, поступив с ней так, словно она была животным, лабораторной крысой или кроликом. А человеку, чье имя он носил, Рихарду Коркорану, выпала судьба еще похуже - его истерзали и убили. Прав Зибель, прав! Если кого и считать отцом, так Коркорана, Литвина или того же Клауса, изгоя-метаморфа...
        Он резко, с ожесточением кивнул и полез вверх по склону, к похожим на зонтики деревьям. За ними лежала поляна, которую он видел в Снах: невысокая мягкая трава, окруженная кольцом стволов, и посередине - древесный исполин, чьи ветви расходились горизонтально на двадцать-тридцать метров. Зибель шел рядом с ним, склонив голову к плечу, будто к чему-то прислушивался, и гримаса на его лице была совсем не характерной для фаата. Удивление? Отвращение? Нет, скорее брезгливость, решил Коркоран.
        Они ступили на поляну, но не успели пройти и десятка шагов, как раздался повелительный окрик. К ним стремительными прыжками направлялись четверо - мускулистые полуголые крепыши, бледнокожие и безволосые, в ремнях или какой-то сбруе, похожей на доспехи гладиатора. Их физиономии показались Коркорану уродливыми, хотя все как будто было на месте - крепкие скулы и подбородки, широковатые носы, губы европейских очертаний, серые, почти прозрачные глаза. Одинаковые лица, подумал он; одинаковые, точно у даунов, и такие же стертые, словно бы их вылепили из глины и пригладили мокрой тряпкой. Прямо скажем, не красавцы... никакого сравнения с тетушкой Йо.
        - Олки, - спокойно произнес Зибель. - В самом деле тут высокий чин живет, раз его берлога под охраной.
        - У них парализаторы, - шепнул Коркоран, заметив висевшее на ремнях оружие. - Ну, я их сейчас успокою. - Он поднял руку с разрядником, но Зибель покачал головой:
        - Не надо, Пол. Мы фаата, и никакого вреда нам тхо не причинят. Потолкуй с ними минуту-другую. Они под контролем малого мозга, а с этой тварью я быстро разберусь. Туповат, зато послушен... это не квазиразумный с корабля.
        Коркоран шагнул вперед и каркнул: «Хр'доа! Стоять!» - излучив одновременно властный импульс. Стражи замерли, сгибая руки в жесте покорности, - видно, разглядели, кто к ним пожаловал. Потом, переминаясь с ноги на ногу, забормотали:
        - Полностью разумный...
        - Здесь нельзя, полностью разумный...
        - Нельзя быть...
        - Жилище Дайта...
        - Дайт, Держатель Связи...
        - Нельзя, полностью разумный...
        - Должен уйти...
        - Приказать, чтобы прислали модуль...
        - Улететь...
        - Дайт, Держатель... Нельзя...
        Внезапно глаза их закатились, и все четверо рухнули в траву. Живые, отметил Коркоран: дыхание стражей было ритмичным, и казалось, что они погружены в глубокий сон.
        - Ну, вот и все, - сказал Зибель. - Мозг их вырубил. Очнутся, про нас не вспомнят.
        Он направился к дереву в центре поляны, но Коркоран окликнул друга:
        - Подожди. Давай-ка спрячем их куда-нибудь.
        Оттащив бесчувственных олков на склон, где росли густые травы, они осмотрели вершину холма. В пяти-шести шагах от центрального дерева обнаружилась круглая линза силового поля, слегка выступающая над землей. Такие устройства заменяли фаата двери, замки и запоры и раскрывались только под воздействием ментальных импульсов нужной частоты. Вероятно, за мембраной была лестница или лифт, ведущий вниз, в жилище Держателя Дайта. Высокий титул! - подумал Коркоран, пытаясь заглушить мысль о том, что Дайт его предок. Иерархия Связки, правящей группы в мире Третьей Фазы, была известна еще из хроник времен адмирала Тимохина. Первым считался Столп Порядка, властелин с неограниченными полномочиями, вторым - Стратег, Хранитель Небес, третьим - Посредник, Говорящий С Бино Тегари, как у фаата назывались чужаки. Держатель Связи шел четвертым; его задача состояла в контроле над квазиразумными, их размножением и программированием. Очевидно, Держателей выбирали за природный дар, особые способности к ментальному общению, но путь остальных владык к вершинам власти был совершенно неясен. Считалось, что тут имеют значение
личные качества, опыт и возраст, причем срок жизни был определяющим: перешагнувшие рубеж трех-четырех столетий обладали, естественно, огромным опытом.
        - Сейчас я свяжусь с даскинским ублюдком и открою мембрану, - сообщил Зибель. - Можно было бы телепортироваться, но я не представляю обстановку в этом подземелье... твой Сон такой неотчетливый...
        Его взгляд на мгновение остекленел, и по мембране заструились голубоватые сполохи. Силовая линза затуманилась, потом исчезла; под ней раскрылся колодец, озаренный неярким светом.
        - Похоже на гравитационную шахту, - сказал Коркоран. - Поехали вниз, Клаус.
        Он первым шагнул в пустоту и, подхваченный воздушным потоком, стал неторопливо опускаться. Зибель последовал за ним. Его пальцы что-то нащупывали в сумке, висевшей у пояса, и Коркоран подумал, что там оружие. Баллон с усыпляющим газом, сыворотка забвения - в общем, средство, не приводящее к летальному исходу. За все столетия, проведенные на Земле, Зибель так и не научился убивать.
        Спуск закончился. Через нижнюю мембрану они проникли в обширное помещение со световыми полосками, пересекавшими свод. Коркоран не мог сказать чего-то определенного об очертаниях этой комнаты: ее стены плавно изгибались, образуя множество ниш, впадин и выступов, как в гроте, где все поверхности были не обработаны до привычных ровных плоскостей, а оставлены в естественном виде и только отшлифованы. Одни ниши тонули в темноте, другие заливал свет, и в них поблескивала прозрачная масса, что-то наподобие больших кристаллов хрусталя, собранных в причудливые друзы. Несколько впадин, располагавшихся в стене па разных уровнях, оказались пустыми, и в них мерцали и ритмично вспыхивали световые блики. Потолок странной формы с ручейками световых полосок усиливал ощущение чужеродности, такое же острое, как испытанное Коркораном на звездолете сильмарри. Это удивляло - сильмарри не относились к гуманоидам, а фаата, как-никак, были людьми.
        Зибель, кажется, остался равнодушен к виду подземного жилища. Он замер у одной из ниш, переходившей в маленькую камеру, скрытую полумраком; там стоял какой-то сложный агрегат, опутанный кольцами шлангов и трубок с овальными присосками, а в полу виднелся диск, металлический или из похожей на металл пластмассы. Мгновенное воспоминание пронзило Коркорана: нагой и скорченный, он висит в воздухе над этим диском, и к его телу тянутся шланги и провода.
        - Камера т'хами, - произнес Зибель, осматривая нишу и прибор. - И, насколько я понимаю, она пуста. Держатель Дайт где-то трудится - скорее всего, программирует мозги у южного моря. - Он повернулся к Коркорану. - Ну, наш следующий шаг? Ждем здесь или отправимся к квазиразумным?
        - Мне хотелось бы осмотреться и снять все это. - Включив браслет, Коркоран обвел помещение пристальным взглядом. - Тут много любопытного, такого, чего мы не видели на их разбитом корабле. Ты не находишь, Клаус? Вот, к примеру, эта штука...
        Он показал на нишу с хрустальными кристаллами, но Зибель не откликнулся. Его лицо вдруг сделалось сосредоточенным; он снова ловил ментальные волны, и Коркоран почувствовал, как их безмолвный отзвук касается его сознания. Стоя в сумраке чужого жилища, среди причудливо изогнутых стен, они слушали голоса, метавшиеся над планетой, словно крики птичьей стаи. Потом переглянулись, и Зибель сказал:
        - Он знает, что кто-то проник в его дом. Мозг сообщил. Я мог бы заблокировать эти сигналы, но...
        - Это лишнее, Клаус. Пусть идет сюда. Только бы олков с собой не притащил.
        Зибель покачал головой:
        - Он возвращается один. Уверен в своих силах. Олки ему не нужны. Он в летательном аппарате и будет через несколько минут.
        - Что ж, - промолвил Коркоран, - подождем.
        
        
        Глава 8 Роон, центральный материк
        
        Зибель отступил в темную пустую нишу.
        - Пол, послушай меня. - Его голос тихо прошелестел под сводами комнаты. - Этот Держатель, твой гипотетический предок... Скажи, чего ты хочешь от него добиться?
        - Взаимопонимания, - ответил Коркоран. - Мы намерены изгнать их отсюда, и мы это сделаем. Но желательно обойтись без метателей плазмы и аннигиляторов.
        - А если мирный исход окажется невозможным?
        - Тогда хотя бы получим информацию. Кто обитает здесь, на Рооне, а также на Т'харе и Эзате, кто правит Связками, и чего они желают. Вдруг один из этих правителей окажется посговорчивей... Коммодор Врба не хочет кровопролития.
        - Ты в этом уверен? Я слышал, что его отец и брат погибли в Сражении у Марсианской Орбиты...
        - Это ничего не значит, Клаус. Я имею в виду соображения мести... У коммодора есть инструкции от Парламента и штаба ОКС, и он выполнит их от первой буквы до последней точки.
        - Кроме его родичей на Земле погибли миллионы, - напомнил Зибель.
        - Да, - согласился Коркоран. - Но стоит ли из-за этого уничтожать миллионы тхо? Здесь, на Рооне, на Т'харе и Эзате?
        - Ты говоришь так потому, что сам наполовину фаата?
        - Нет! Потому, что я человек.
        Помолчав с минуту, Зибель буркнул:
        - Мир меняется, и вы тоже... Кажется, к лучшему. Я помогу тебе, Пол Я буду здесь, рядом с тобой, но этот Держатель меня не увидит и не ощутит. Такой, знаешь ли, маленький ментальный фокус... Если что-то пойдет не так, я вмешаюсь. Будь к этому готов.
        - У тебя есть оружие? - поинтересовался Коркоран. - Капсула с газом в твоей сумке?
        - Нет. Там гипноглиф [Гипноглнф - объект, способный ввести человека в легкий гипнотический транс или полностью лишить его воли. Примеры простейших гинпоглифов: навязчивая мелодия, которая снова и снова крутится в голове; небольшой, определенным образом обработанный кусочек дерева или пластика - его вертят в пальцах, сжимают и поглаживают; ритмичные вспышки света, от которых трудно отвести взгляд Гипноглифы, изготовляемые лоона эо, резонируют с мозговыми ритмами гуманоидов и действуют гораздо эффективнее; фактически они являются психотропным оружием.]. Один из гипноглифов лоона эо, которые поставляются на Землю в ограниченном количестве и только для нужд определенных структур. Слышал о такой штуке?
        - Не припоминаю. Как она действует?
        - Парализует сознание. Ты на нее уже полюбовался. Чуть-чуть.
        Та безделушка в каюте Зибеля, вспомнил Коркоран. Тот предмет, накрытый колпаком, похожий на маленького осьминога с гроздьями цветных пятен, скользивших по его поверхности... Вещица, которую хочется взять в руки, поднести к лицу и смотреть, смотреть, смотреть...
        - Она самая, - подтвердил Зибель, уловивший его мысль. - Погружает в транс и подавляет способность к сопротивлению. Действует с гарантией на всех гуманоидов, особенно па телепатов.
        - А на тебя?
        - Я не гуманоид, - с сухим смешком сказал Зибель. - Мой дар иной природы.
        Они замолчали. Коркоран стоял посередине подземелья, напротив гравитационной шахты, Зибель прятался в полутьме одной из ниш. Лица его не было видно, только смутный силуэт, почти сливавшийся со стенами. Струйка ментальных импульсов, которая текла от него к Коркорану, вдруг прервалась, словно сомкнувшиеся створы шлюза отсекли поток воды. Теперь и в ментальном пространстве Зибель был неразличимым призраком, тенью среди шепчущих теней.
        - Он прилетел, - донеслось до Коркорана спустя несколько минут. - Направляется к лифту. Он думает, что ты из экипажа корабля, который вторгся к нам. Думает, что корабль вернулся и тебя послал Йата.
        - Его ожидает сюрприз, - пробормотал Коркоран, глядя на мембрану шахты.
        Неяркие сполохи заиграли на силовой завесе, оконтуривая темную фигуру. Мгновение, и из лифта выскользнул человек. Он был невысоким, гибким и двигался с грацией балетного танцора. Серебристые глаза, узкий подбородок, маленький пухлый рот, длинные темные волосы... Чертами он походил на Йо, и это воспоминание жалило душу Коркорана. Словно вернулось детство, и тихий голос произнес: «Т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта...»
        Но не милая тетушка Йо была перед ним, а Держатель Связи Дайт, четвертый в Связке, привыкший подчинять и властвовать. Фаата'лиу, язык фаата, звучал в его устах отрывисто и жестко.
        - Ты - мой потомок. - Ментальный щуп коснулся сознания Коркорана. - Ты мой потомок, но не от кса... Значит, странствие Йаты было успешным? Он обнаружил расу, похожую на нас? Похожую больше, чем кни'лина? Похожую настолько, что...
        Ментальный импульс принес картину: нагая женщина с раздутым чревом и поджатыми к груди ногами. Темноволосая, узколицая, хрупкая, совсем другая, чем мать Коркорана, но при виде нее он почувствовал внезапный приступ ярости. Все же это была она, Эби Макнил, пленница на корабле фаата, изнасилованная, обесчещенная... Пусть не этим человеком, но его соплеменниками, бесцеремонными, жестокими, считавшими только себя разумной расой.
        Он подавил свой гнев и сказал:
        - Йата добрался до моего родного мира, где люди в самом деле подобны вам, и устроил бойню. Многие миллионы погибли, многие были изувечены, и память об этом еще хранят руины наших городов. Но то, что случилось, - случилось... Мы готовы забыть.
        - Мы? - В мыслях Держателя мелькнуло недоумение. - Мы... Разве ты не фаата? Не мой потомок?
        - Вероятно, твой, - со вздохом признался Коркоран. - Но это не важно. Я потомок победителей.
        - Разумеется. Йаты.
        Его уверенность была железной, и Коркоран с мстительным чувством промолвил:
        - Ты ошибаешься, Держатель. Мы уничтожили Йату. Весь экипаж его корабля и квазиразумную тварь, которая им управляла. Ничего не осталось, кроме обломков на полюсе нашей планеты.
        Он передал визуальный образ: гигантская башня звездолета среди антарктических льдов, зияющие в бортах прорехи и трещины, сумрачные коридоры с покореженным полом, погасшая Сфера Наблюдений в центральной рубке и трупы, трупы, трупы... Это был отрывок из фильма, отснятого экспертами Исследовательского корпуса, одной из первых групп, проникших на корабль. Запись, можно сказать, историческая! Лет десять-двенадцать назад корабль фаата принялись утилизировать, и сейчас он был разобран наполовину.
        - Но ты, ты сам... - начал Держатель.
        - Я - жертва эксперимента, насильственного и, к счастью, единичного, - с мрачной усмешкой произнес Коркоран. - Ни к Йате, ни к Айве, ни к другим покойникам я не питаю светлых чувств, да и к тебе, Держатель, тоже. Ты слышал, что было сказано? Йата истребил огромное число разумных на моей родной планете, не меньше, чем обитает в Новых Мирах, а возможно, и больше. У нас нет тхо, и жизнь каждого человека считается...
        Он хотел сказать «священной», что было бы сильным отступлением от истины, но не это его остановило, а другое: язык фаата был лишен религиозных терминов. Быть может, и они когда-то изобрели Всемогущую Силу, бога и дьявола, рай и ад, но все это осталось в прошлом: два Затмения, две катастрофы их цивилизации, доказывали, что богу до людей пет дела и что в сотворении бед и несчастий они отлично обходятся без дьявола.
        Держатель Дайт внезапно подался к Коркорану, всматриваясь в его лицо.
        - Корабль Йаты погиб... Но ты здесь, в Новых Мирах! С какой целью? И как ты сюда попал? - Зрачки Держателя блеснули. - Ты родился не от кса, но у тебя разум фаата, а не бино тегари... Ты, отродье тьмы! Понимаешь, что это значит? Я могу проникнуть в твое сознание и найти ответы на любой вопрос!
        Коркоран пошатнулся. Раскаленные клещи стиснули его мозг. Возможно, то были не клещи, а сверло - вращаясь с бешеной скоростью, оно впивалось в мозговую ткань все глубже и глубже, вовлекая ее в непрерывное кружение стального острия. Барьеры, которые пытался воздвигнуть Коркоран, были смяты, разбиты и лежали в руинах; его оборона рухнула, не выдержав напора властной чужеродной силы, которая шарила в сознании, вытаскивая память о том и этом, бесцеремонно разглядывая находку и с равнодушием отбрасывая прочь. Повинуясь вращению сверла, воспоминания разматывались якорной цепью, что падала в морскую бездну; против воли Коркорана она скользила звено за звеном, и каждое отзывалось вспышкой прошлого.
        Он вновь погружался в детские годы, видел дом в Холмах, родные лица матери, Йо и Литвина, внимал их голосам; скользили в памяти здание гимназии в Смоленске, лазурные воды бухты Алькудия, древняя крепость над Днепром, тянули за собой полузабытых приятелей тех лет, друга Серегу, Хосе Гутьереса, одноклассников, девчонок и мальчишек; потом вставали корпуса Байконурской академии, свирепая рожа Брайана Кокса, бетонные плиты астродрома и «коршуны», взмывающие ввысь па ярких огненных столбах. Он снова мчался над Плато Покойников в сумрачном венерианском небе и слушал воркотню инструктора, снова, шатаясь и оступаясь, брел в индийских джунглях, и сержант Кокс висел на его спине неподъемным грузом, снова глядел в мертвое лицо Вани Сажииа, которого тащили Барре и Ларсен, снова, как четырнадцать лет назад, целовал Веру в березовой роще и чувствовал сладость ее губ. Затем раскрылась ему уютная кают-компания «Чингисхана», зазвенели бокалы в руках сослуживцев, расцвели их улыбки - его поздравляли с рождением Любаши... Промелькнула верфь, возник выпуклый борт «Европы», освещенный прожекторами, и сразу - суровая
физиономия Карела Врбы. «Что я должен буду делать?» - «Все, что потребует ситуация...»
        Крейсера... Шесть огромных крейсеров, будто шесть серебристых стрел, плыли во тьме и холоде его сознания. Спецгруппа «37», операция «Ответный удар»... Покинув облако Оорта, корабли шли в боевом строю. В жерлах их аннигиляторов таились разрушение и смерть, их целью был Обскурус, и через несколько часов огненный дождь обрушится на астероид, сминая защитные поля... Коркоран хотел удержать это тайное знание, но терзавшее его сверло было беспощадным. Может быть, не сверло, а клещи - они выдавливали из него воспоминания вместе с жизнью.
        Он застонал в бессилии, пытаясь превозмочь чужую волю, сковавшую его, и вдруг почувствовал свободу. Цветные сполохи метнулись перед ним, тут же пропав вместе с мучительной болью; цепь лязгнула, остановилась и исчезла. Дрожащими руками Коркоран нашарил медицинский блок, коснулся нужных кнопок и приложил аптечку к тыльной стороне ладони. Мир видений, звуков и шепотов, что струились к нему из прошлой жизни, внезапно растаял, сменившись реальностью: сумрачное помещение с нишами в стенах, ленты света на потолке, блеск кристаллов хрусталя и фигура Держателя, застывшего перед одной из ниш.
        Зибель вынырнул оттуда, как чертик из табакерки. - Ну, Пол, теперь ты знаешь, что такое глубокое ментальное зондирование. Ощущение не из приятных, а? Он бы из тебя все высосал, а потом устроил инфаркт с инсультом... или дыхательный центр отключил, или придумал что-то еще... такой вот у тебя папаша... Ну, ничего, ничего! Ты молод, силен и должен учиться... а как учиться, если не в ментальных схватках? - Обогнув неподвижного фаата, Клаус опустился на пол за его спиной и с довольным видом заметил: - Крепкий орешек наш Держатель! Такого не возьмешь под контроль без усилителя... Однако мы с ним совладали. Так ли, иначе, а совладали!
        - Хрр... - выдавил Коркоран. - Что с ним, Клаус? Что ты сделал? Я ничего не вижу.
        - И не увидишь - я заблокировал твое восприятие. Такая, знаешь ли, селективная блокировка зрительных центров... А он вот видит! И я, кстати, тоже. Игра красок просто великолепная... изумительные переливы... это я про гипноглиф лоона эо - он там, в нише, на полу... Он видит и будет глядеть на эту штучку до скончания веков, если я ее не дезактивирую. И пока смотрит, он твой, дружище. Спрашивай что хочешь!
        Коркоран уставился на Держателя. У того бледная кожа стала еще бледнее и отливала синевой, на лбу выступил пот, губы отвисли, а глаза казались осколками серебряного зеркала. Его биологический отец, чью сперму принес корабль фаата... человек, едва не убивший его... Странно, но он не испытывал к Дайту ненависти. Родственных чувств, впрочем, тоже.
        Препарат из аптечки подействовал. Руки перестали дрожать, в голове просветлело.
        - Ты меня слышишь, Держатель? - произнес Коркоран. - Ты можешь отвечать?
        - Да. - Только одно слово, без ментальных образов. Видимо, способность к мыслеречи была парализована гипноглифом.
        - Скажи, чего вы хотите? В чем ваша цель? Почему послали к нам корабль? Что вам нужно на Земле?
        Губы Дайта шевельнулись. Речь его была отрывистой, но внятной; резкий щелкающий язык фаата звучал как удары хлыста.
        - Корабли должны летать... летать все дальше и дальше... от звезды к звезде... летать, расширяя границы... новые миры... много новых миров... заселить их, вырастить поколение тхо и квазиразумных, построить Корабль... его возьмет один из Стоящих У Сферы... самый сильный, самый мудрый, самый старший... тот, кто будет Столпом Порядка... тот, кто полетит на поиски собственного мира... все дальше и дальше... чтобы никогда не случилось Затмение...
        Фаата смолк.
        - Все дальше и дальше, - задумчиво повторил Зибель. - Знаешь, Пол, в сущности, они хотят того же, что и вы. Мне кажется, стремление к экспансии заложено в самой природе гуманоидов. Взять хотя бы тех же кни'лина...
        О кни'лина Коркоран ничего не знал, ибо с этой расой земляне еще не встречались, но с Зибелем был готов согласиться. История любого народа Земли - древнего, вроде египтян, эллинов, римлян, или современного, англичан и русских, испанцев, скандинавов и других, - сводилась, по сути дела, к расширению подвластной территории, порабощению слабейших, захвату их богатств, аннексии земель, а если побежденные сопротивлялись - к массовому геноциду. Стремление к экспансии было присуще как странам Запада, так и державам Востока, без различий в культуре, образе жизни и верованиях; Александр Македонский стремился в Индию, римляне - в Парфию, крестоносцы покоряли Палестину, русские - Сибирь, а из азиатских гор и степей катились в Европу полчища персов, гуннов, арабов и монголов. Экспансия стала инстинктом расы, и более цивилизованные времена ничего не изменили: Земля была поделена, теперь предстоял дележ Галактики.
        Корабли должны летать все дальше и дальше, подумал Коркоран. Должны летать, и Звездная Империя человечества должна расширяться... Это неизбежно, иначе стагнация и конец. Население двенадцать миллиардов, и всем необходимы воздух, пища и вода, пространство для жизни, сырье для фабрик и прочие условия для размножения... Так что Третьей Фазе придется потесниться. Месть за погибших только повод, а истинная причина в том, что Т'хар, Роон и Эзат подходят для землян не меньше, чем для фаата.
        - Назови ваших правителей, - приказал Коркоран. - Тех, что властвуют здесь, на Рооне. Сколько их?
        - Три Столпа Порядка, - раздалось в ответ. - Уайра па этом материке... Йасс за южным морем М'ар'нехади... и еще Фойн.
        Держатель смолк.
        - Дальше!
        - В этом состоянии он может отвечать лишь па конкретные вопросы, - пояснил Зибель. - Сформулируй их более четко.
        - Да, - кивнул Коркоран. - разумеется. Послушай меня, Держатель... Ты уже знаешь о боевых кораблях на границе вашей системы. Если их недостаточно, придут другие, такие же мощные и в большем количестве. Но мы не желаем вас убивать, хотя тот Столп Порядка, что прилетел на Землю, с нами не церемонился. Мы только хотим, чтобы вы ушли отсюда. Убирайтесь в свои миры, б вашу галактическую ветвь! Уходите за Провал! - Сделав паузу, чтобы мысль дошла до сознания Дайта, он спросил: - Это возможно технически?
        - Возможно, - подтвердил Дайт, уставившись взглядом в темную нишу.
        - Вы готовы подчиниться?
        - Нет. Никогда!
        - Что вы намерены предпринять в случае атаки?
        - Мы вас уничтожим.
        Зибель, по-прежнему сидевший на полу, глубоко вздохнул.
        - Он убежден, что это удастся. Очень, очень агрессивная раса... и такая самоуверенная...
        - Мы готовы договориться не со всеми Столпами Порядка, а только с одним из них, - произнес Коркоран. - Кто самый осторожный и разумный? Может быть, Уайра? Или Йасс? Или Фойы?
        Хриплый клекот вырвался из горла пленника. Как расценить эти звуки, Коркоран не знал; похоже на смех, но фаата не умели ни смеяться, ни улыбаться.
        - Столпы Порядка не будут говорить с бино тегари! Ни один из них! Только уничтожать!
        - Боюсь, что это у них инстинктивная реакция, - прокомментировал Зибель.
        - Но Йата и Айве вели переговоры с Тимохиным. Помнится, запись протокола - больше тридцати часов. Они пытались согласовать условия...
        - Я не забыл, Пол. Ты, однако, не обольщайся. Что за переговоры? Обман, и больше ничего! А Держатель нас обмануть не пытается. Мы не в Солнечной системе, мы в Новых Мирах, и это совсем другая ситуация.
        - Ладно, - сказал Коркоран, помрачнев. - Тогда побеседуем на иные темы. Самое уязвимое место вашей оборонительной сети... Слышишь меня, Держатель? Отвечай!
        Снова долгий хриплый клекот... Потом, на выдохе, словно превозмогая самого себя:
        - Корабли... недостроенные корабли...
        - Еще! Здесь, на планете!
        - Связка Уайры... центр... там, где Сфера... и другие центры... Фойна и Йасса...
        - Где они? Дай точные ориентиры!
        - Связка Уайры... у моря М'ар'нсхади... за падающей с гор водой... Связка Йасса... на южном морском берегу... в ущелье под силовыми куполами... Связка Фойна... другой материк... за океаном... на плоскогорье, где растут деревья хтаа...
        Он словно выдавливал слова, перемежая их клокочущими хрипами; казалось, чьи-то невидимые руки стискивают шею Держателя, давят на горло, не дают вздохнуть. Зибель беспокойно шевельнулся и стал приподниматься, бормоча:
        - Что за дьявольщина... Что с ним происходит?.. Ты, Пол, полегче... не дави... он, кажется, сопротивляется... В самом деле крепкий орешек...
        Что бы ни происходило, надо торопиться, решил Коркоран. Эта мысль прочно внедрилась в его сознание, хотя ее источник был неясен; возможно, тонкая струйка ментальных флюидов текла к нему от Держателя, вызывая беспокойство. Всматриваясь в лицо пленника, отливавшее мертвенной синью, он сказал:
        - Где квазиразумиые, которых ты программируешь? Та пара, что предназначена для кораблей? Где они?
        Клекот и хрип были ему ответом. Дайт покачнулся, вскинул руки к горлу, будто пытаясь порвать душившую его веревку, и рухнул на пол. Его тело выгнулось в конвульсии, ноги задергались, из раскрытого рта вывалился язык; чудилось, что он старается вздохнуть, но что-то ему мешало, не пропуская ни глотка воздуха. Коркоран и Зибель склонились над ним; на лице Клауса, обычно сосредоточенном и спокойном, была растерянность.
        - Черт! Он все же дотянулся до дыхательного центра... Невероятно! Полная блокировка, и тут ничем не поможешь!
        - Не надо помогать, - промолвил Коркоран. - Для него это лучший выход. Я бы его живым не отпустил.
        Брови Зибеля взлетели вверх.
        - Из-за матери? Из-за насилия, что учинили над ней?
        - Не только. По многим причинам.
        Дайт дернулся в последний раз и затих. Синева сползла с его щек, и теперь лицо Держателя казалось вырубленным из белоснежной мраморной глыбы, на которую бросили багровую тряпку языка. «Плохой конец, - подумал Коркоран, - но ты его сам выбрал. Меня бы ты не пощадил. Ни меня, ни Клауса».
        Он выпрямился, чувствуя, как навалилась усталость. Странно, но ощущение было приятным, подтверждавшим, что он человек Земли, а не фаата и потому нуждается в отдыхе. Что бы он ни унаследовал от Дайта, это не касалось физиологии - потребность в сне была нормальной, и он никогда не испытывал цикличных возбуждений, связанных с туаххой. Другое дело, мозг... Мозг, конечно, устроен по-особому, а будь он, как у всех, Дайт не смог бы завладеть его сознанием - ментальные контакты между землянами и фаата не получались. Но Коркоран, как выяснилось, слышал тех и других, что давало право считать себя удачной мутацией.
        И правда, особенный мозг... Передаст ли он свои таланты Наденьке и Любаше?.. При мысли о дочерях сердце у пего защемило и мертвое лицо Держателя расплылось перед глазами. «А ты ведь им дед! - подумалось ему и тут же: - Храпи Создатель от такого деда...»
        Он кивнул Зибелю:
        - Берем его, Клаус. Ты за ноги, я за плечи.
        Они затащили Дайта в камеру т'хами и положили на антигравитационный диск. Потом Зибель наведался в нишу, спрятал свой гипноглиф и стал приглядываться к хрустальным кристаллам, переливавшимся на фоне темных стен. Выбрал один, сунул руку прямо в бледное сияние, замер на секунду, прищурился и сказал:
        - Похоже, контактная субстанция, биоприбор вроде стационарного каффа... Для более плотного взаимодействия с местным мозгом, а через него - с любым ментальным абонентом... Ну, сейчас нам это не требуется. - Вытащил руку, брезгливо отряхнул пальцы, поглядел на Коркорана. - Что-то ты плохо выглядишь, Пол. Утомился?
        - Да. Мне нужно поспать, - с хмурым видом промолвил тот. - Посадка у нас была тяжелая, да еще мозги мне выкрутили... плюс две дозы формерита... [Формерит - транквилизатор и антидепрессант; применяется для быстрого снятия болевых синдромов и восстановления работоспособности.] реакция после него, сам знаешь... Вымотался. Все же я не фаата и не метаморф.
        - Нам тоже не чуждо кое-что человеческое, - заметил Зибель и вытянулся на полу. - Ложись, спи, а я с местным квазиразумным потолкую. Мы, можно сказать, уже приятели... Мелкая тварь, тупая, но забавная. Ложись, отдыхай!
        Коркоран последовал его совету и уснул почти мгновенно. На этот раз пришли к нему те же видения, что в предыдущем Сне, - темная глыба Обскуруса с пузырем силового поля, крейсера в боевом строю, его фрегат и полтора десятка теплых живых огоньков под керамической броней. Еще он увидел тот караван, что направлялся с Роона к Т'хару или, возможно, к внешней планете, сотню угловатых модулей, похожих на старинные канистры. Они разбились на несколько групп и изменили маршрут - видно, вовсе не к Т'хару летели, а прочесывали космос вблизи Роона. Не транспортные аппараты, а боевые - размером поменьше, и внизу, под кабиной пилота, торчат стволы аннигиляторов.
        Плохой знак! - подумал Коркоран, и тут же в памяти всплыли слова Держателя: «Столпы Порядка не будут говорить с бино тегари! Ни один из них! Только уничтожать!»
        
* * *
        
        Проснулся он через пять с половиной часов, в тревоге, но отдохнувшим. Клаус Зибель, скрестив ноги, сидел рядом, и по его лицу пожилого фаата скользили тени. В глубокой нише перед ним то вспыхивала, то угасала прозрачная субстанция, и от нее к вискам Зибеля тянулись два длинных тонких щупальца. В такт мерцанию света он чуть заметно покачивался.
        - Удалось что-нибудь выяснить? - спросил Коркоран, массируя затекшую шею.
        - Да. Много любопытного, но ничего существенного. Никакой стратегической информации, все больше о тхо, их воспитании и жизни. Понимаешь, это региональный мозг - управляет фабрикой, местным инкубатором и автоматикой в жилищах фаата. Разума в нем на грош.
        Коркоран несколько раз присел.
        - Надо бы поесть, Клаус, и в дорогу.
        - Если желаешь, попробуем местных блюд. Я прикажу квазиразумному.
        - Не нужно экспериментов. Пищевые капсулы меня вполне устроят.
        Отростки, соединявшие Зибеля с прибором в нише, шевельнулись и исчезли в прозрачном веществе, свет перестал мигать. Коркоран вытащил из рюкзака цилиндрический контейнер, щелкнул рычажком - на ладонь упали четыре капсулы, по две на брата. Их полагалось запить глотком воды. На трапезу ушло не более пяти секунд.
        - Плохие новости, - промолвил Коркоран. - Если Сны меня не обманули, фаата прочесывают ближний космос. Я видел боевые модули... как бы на фрегат не напоролись... Отсюда Праа быстро не уйти - прыгать в Лимб рискованно, планета рядом.
        - Без нас они не уйдут, - с озабоченным видом отозвался Зибель.
        - Тем больше поводов, чтобы быстрее закончить наши дела. Самое важное мы уже знаем. - Коркоран бросил взгляд на камеру т'хами, где лежало тело Держателя. - Ну, коммодор и без нас сообразил, что главный объект здесь - верфи. Он атакует Обскурус в ближайшие часы.
        - Информация тоже из Сна?
        - Разумеется. В бодрствующем состоянии я не могу дотянуться так далеко. Странно, да?
        - Ничего странного. Сон - покой разума, когда ничто тебя не отвлекает. Покой и в то же время миг максимального сосредоточения... Ты еще научишься этому. У Обскуруса ведь получилось!
        - Научусь, - повторил Коркоран. - Когда?
        - Со временем, мой друг, со временем. - Положив руку ему на плечо, Зибель спросил: - Теперь отправимся на побережье? Я видел большие купола на морском берегу, сооружение из камня и непролазные джунгли, но рассмотреть в деталях не успел - слишком быстро мы летели. Однако думаю, что квазиразумные там, у пролива. У моря М'ар'нехади, как назвал его Держатель.
        М'ар'нехади... Узкая Вода на фаата'лиу... Могли бы придумать более поэтичное название, мелькнуло у Коркорана в голове. Но поэзия, равным образом как музыка, живопись и прочие искусства, была неведома цивилизации Третьей Фазы, слишком рациональной и отвергающей милые сердцу пустяки. Ну, ничего, подумал он, земные поселенцы все назовут по-своему, именами древних богов и демонов, героев и пророков. Особенно если здесь окажутся индусы и бразильцы... Роон - жаркая планета, им вполне подходит...
        Сумрачное жилище Держателя Дайта исчезло, свет брызнул в глаза, грудь наполнилась теплым влажным воздухом. Они стояли в джунглях, словно подтверждавших мысль о мире, подходящем индусам и бразильцам. Тут тянулись ввысь неохватные деревья с серой, коричневой и беловатой корой, лежала под ногами перина из гниющих листьев, топорщились гигантские, в рост человека, мхи с метелками мелких цветов, грозили шипами какие-то шарообразные растения, кактусы-переростки, но не зеленые, а ядовито-синие. Птиц не замечалось, но каждый древесный исполин гудел и звенел - тучи крылатых насекомых кружили у мясистых листьев и плодов, свисавших крупными гроздьями или валявшихся на земле. Деревья росли не густо, и в разрывах крон маячило фиолетовое небо с плывущими на север облаками и гаснущими звездами. Солнце разглядеть не удавалось - было раннее утро, и огромный диск светила только поднялся над южным морем.
        - До берега три-четыре километра, - сказал Зибель, озираясь. - Выходит, немного я не дотянул. Ну, сейчас исправлю. Прыгнем поближе к тем куполам.
        - Подожди. Что-то там переливается... Видишь? - Коркоран вытянул руку. - Надо бы поглядеть. Блеск явно искусственный.
        Втаптывая в почву листья и перезревшие плоды, они направились к мерцавшему меж деревьев сиянию. Лес, казалось, был диким - тропинок не видно, лесных даров никто не собирает, и на стволах ни зарубок, ни иных следов. Кое-где заросли мха или похожей на мох растительности стояли стеной, прочные стебли гнулись под ногами и тут же выпрямлялись, норовя хлестнуть по лицу, и Коркоран пустил в ход лазерный разрядник. Огненный луч потревожил тварей, гнездившихся во мхах; скользнули в панике узкие змеевидные тела, покрытые шерстью или перьями, раздался неприятный скрежет, и животные исчезли.
        За деревьями и мхами лежала голая полоса земли, тянувшаяся в обе стороны, насколько видел глаз. Дальше опять начинались джунгли, и попасть в них можно было, сделав тридцать-тридцать пять шагов, если бы в середине полоски не мерцало нечто прозрачное, но различимое в солнечном свете - занавес, будто бы сотканный из струй воды и блеска молний.
        Они замерли между двумя белокорыми деревьями и уставились на эту преграду.
        - Силовой барьер, - сказал наконец Зибель.
        - Он самый, - подтвердил Коркоран.
        - Метров десять высотой, и там, на юге, что-то синеет. Похоже, море.
        - Вероятно. Чувствуешь, ветерок солоноватый? Может быть, огородили территорию с квазиразумными?
        - Вряд ли, Пол. Тогда бы барьер шел вдоль берега или заворачивал, а мы поворота не видим.
        - Не видим, - согласился Коркоран. - Но что-то ведь огородили! Большой участок джунглей, если судить по этому забору. Для чего?
        - Для чего, для чего, - проворчал Зибель. - Традиция гуманоидов! Вы любите все окружать стенами - свой дом, свой сад, свой город, даже место, где спите и едите. Такой у вас социальный инстинкт: что огорожено, то мое.
        - Вернусь домой, сделаю тебе приятное - снесу забор вокруг нашего сада, - пообещал Коркоран.
        Они переглянулись с усмешками, помолчали, потом Зибель сказал:
        - Знаешь, о чем я думаю, когда вижу такую ограду? С нужной ли я стороны? Ведь функция забора - отделить одно от другого, свое от чужого, опасное от безопасного. Как ты думаешь, Пол, не вторглись ли мы...
        Зашуршали, защелкали стебли за спиной, Коркоран стремительно обернулся, вскинул руку с разрядником и срезал на лету огромное черное чудище. Монстр, рассеченный пополам, истекавший кровью, свалился у ног Зибеля, и тот на мгновение оторопел. Это могло стоить им жизни: еще одна тварь выпрыгнула из зарослей прямо на Коркорана, за нею - две другие, три рванулись к Зибелю из-за стволов, и пять или шесть вдруг возникли на голой пустой полосе, словно материализовались из воздуха. То была стая свирепых охотников, передвигавшихся быстро и почти бесшумно и, похоже, не лишенных толики ума. Во всяком случае, они умели окружать добычу и нападать внезапно, со всех сторон.
        Огненный луч раскромсал ближайшего зверя, но не было сомнений, что перебить всю стаю не удастся. Они не походили на земных хищников, не скалили с угрозой зубы, не рычали и, вероятно, не боялись ни оружия, ни человека, и трупы сородичей их тоже не смущали. Они не медлили, прыгнули все разом, и Коркорану стало ясно, что лишь метатель плазмы сможет их остановить. Но до метателя он дотянуться не успел.
        На миг, неощутимый, как полет через Лимб, в его сознании возникла картина: два человека у лесной опушки и дюжина черных тварей, застывших в прыжке. Гибкие мощные тела, длинные драконьи шеи, когтистые лапы и челюсти как у аллигаторов... Удар сердца, толчок крови в висках, холод в груди, и вид изменился: они стояли по другую сторону барьера и глядели на хищников сквозь силовую завесу. Стая распалась; одни ринулись к мертвым сородичам и принялись их терзать, другие бродили у барьера, не приближаясь, однако, к нему, и с плотоядным ожиданием посматривали на людей. Крупные звери, побольше львов и тигров, решил Коркоран и вытер со лба холодный пот.
        - А я ведь не смог их услышать! - с покаянным видом молвил Зибель. - С животными всегда непросто... другие ментальные частоты, другая психика, все другое... К тому же с неразвитым мозгом работать тяжелей. Вряд ли я сумел бы их остановить.
        - Это пхоты, - пояснил Коркоран. - Литвин убил такую тварь на корабле фаата. Он мне рассказывал.
        - Пхоты... - Голова Зибеля качнулась - раз, другой, третий; он словно о чем-то размышлял. - Пхоты... Хищные злобные твари, а за оградой их питомник... Значит, теперь мы с нужной стороны.
        - Кажется, ты переменил мнение насчет заборов и оград?
        - Это вряд ли, Пол. Все же я не человек - хотя бы в том, что касается личной транспортировки. Мне, вольному сыну эфира, заборы и ограды кажутся нелепостью.
        Коркоран улыбнулся, снимая напряжение. Потом сказал:
        - Сыном эфира тоже могли закусить.
        - Ну, если только чуть-чуть, клок плоти отсюда, клок оттуда... Хотя, возможно, я упускаю удобный случай расстаться с Клаусом Зибелем. Представь, что ты напишешь в рапорте: Зибель, офицер Секретной службы ОКС, растерзан и съеден дикими пхотами. Фрагментов тела не обнаружено, прилагаются окровавленные башмаки и застежка от комбинезона.
        - Такой рапорт я и сейчас могу написать, - заметил Коркоран. - А дальше что?
        - Дальше я как-нибудь извернусь, чтоб возвратиться на Землю. Сменю обличье и приду к Селине красивым и молодым. И проживем мы с ней до глубокой старости...
        - Наивный ты, Клаус, хоть и долгожитель. Если она тебя любит, то такого, какой ты есть, и другого не примет.
        - Вот тут, друг мой, ты глубоко не прав. Существо, подобное мне, знает, сколь эфемерна внешность и в то же время как она важна для вас, для гуманоидов. Особенно для женщины. Особенно в любимом человеке. Особенно если его сущность не изменилась, а внешность стала ей соответствовать. Это ведь так прекрасно, Пол, - гармония между сущностью и внешностью!
        Один из пхотов, разъяренный видом добычи, все-таки прыгнул на силовой экран и тут же покатился по земле, царапая ее когтями. Когти были страшные, в палец длиной.
        - А как насчет меня? - поинтересовался Коркоран. - Моя внешность гармонирует с сущностью?
        - Безусловно, раз тебя любит такая прекрасная женщина, как Вера. Ты счастливчик, Пол, ибо с детства окружен любовью. Ее было столько, что, кажется, хватило и на меня...
        Бедный ты, бедный, подумал Коркоран. Несчастный изгой, явившийся на Землю в темные века и переживший их в тоске и одиночестве... Но теперь другое время. Теперь можно рассказать, кто ты и откуда, и тебя не примут ни за пособника дьявола, ни за черного мага, ни за сумасшедшего. Возможно, захотят использовать с корыстной целью, но не удивятся твоим талантам, ибо уже известно, что Галактика полна чудес и главным из них является жизнь. Не такая, как на Земле, но - жизнь!
        Он бросил взгляд на пхотов, ярившихся за призрачной стеной, и сказал:
        - Поговорим о любви в другой раз. В дорогу, Клаус!
        Мир дрогнул и вновь обрел устойчивость. Они очутились на длинной высокой террасе из обработанных и пригнанных друг к другу гранитных глыб. Терраса шла вдоль берега, и с одной ее стороны зеленели деревья, а с другой синело и блистало море. Лес тянулся до прибрежного хребта, походившего на старинные китайские рисунки: сглаженные очертания гор, мягкость пастельных красок, некая загадочность пейзажа, дававшая простор фантазии зрителя. Море, пышные громады облаков и восходившее солнце казались такими же таинственными, но впечатление нарушала индустриальная деталь: два голубоватых купола, торчавших над террасой, как две половинки огромного яйца. Они соединялись основаниями, и там, будто бледная круглая луна, мерцала входная мембрана.
        - Они здесь, - промолвил Зибель. - Только пара квазиразумных и больше никого. Кажется, Дайт, наш покойный приятель, не нуждался в помощниках. Ты слышишь их?
        Ощущение было совсем иным, чем в краткое мгновенье, когда Коркоран соприкоснулся с мозгом на Обскурусе. То существо - или даскиыская тварь, как называл его Зибель, - представлялось не только огромным, но зрелым, мощным, наделенным множеством индивидуальностей, связанных, очевидно, с тхо и фаата, которые работали на верфи. Квазиразумные под куполами походили скорей на гигантских дремлющих животных, на сытых питонов, что переваривают пищу в покое и тишине; они как будто не обладали интеллектом, и память их была прозрачна и почти чиста. Похоже, они находились на стадии, более близкой к их назначению у даскинов - живых устройств для усиления эмоций и их телепатической трансляции. Зачем это было нужно Древним, не знал в Галактике никто; не исключалось, что они потеряли способность чувствовать и хотели как-то ее возместить.
        Коркоран покинул ментальное пространство, вернувшись в мир рокочущих волн и фиолетовых небес.
        - Их надо уничтожить, Клаус. Другие мозги, более мелкие, мы не тронем, пока не закончится эвакуация, но эти надо уничтожить. Слишком они велики и непредсказуемы... как чудовищные змеи, еще не осознавшие собственную мощь.
        - Как змей Мидгарда...[ Змей Мидгарда, или Ермунганд, - чудовищный змей, который, согласно скандинавской мифологии, стискивает в кольце своего тела весь обитаемый мир, Мидгард.] - пробормотал Зибель. - Что ж, я согласен с тобой, надо уничтожить. Слишком опасны эти даскинские игрушки. Пока фаата их не нашли, имелся другой вариант развития, другие способы предотвратить катастрофу. Возможно, тхо были бы людьми, а не придатком к мыслящим машинам.
        Молча кивнув, Коркоран поглядел на море, бурлившее у подножия куполов, затем на джунгли, что подступали к террасе чередой застывших темно-зеленых волн. Если не смотреть на купола, вид был совершенно первобытный.
        - Ни автострад, ни даже тропок... никаких дорог для наземного транспорта... Странно, Клаус.
        - Не думаю. У них нет колесных и гусеничных экипажей. Что до аппаратов с гравитационными двигателями, то для них дороги не нужны. Они взлетят и приземлятся где угодно, хотя бы на этой террасе.
        - Видимо, для этого она и предназначена, - согласился Коркоран. - Ты сможешь перенести нас внутрь, Клаус? Или придется дезактивировать мембрану?
        - Попробую перенести. Это получается надежней, когда я могу представить место финиша. В данном случае - купольный свод, гладкий пол, каналы с потоками воды и пара бурых тварей... Информации хватает.
        - Зачем им вода? - спросил Коркоран.
        - Носитель питающих веществ. Разная мелкая органика, соли, металлы, кремний, кислород, водород... Все, что нужно для роста.
        Мир мигнул в очередной раз, отворив невидимые двери в огромное пространство, казавшееся на первый взгляд пустым. Все здесь было так, как ожидалось: голубоватый потолок на стометровой высоте, пол, мощенный каменной плиткой, два широких проема в стенах, в которые с шумом и гулом вливались морские воды. С места, где они стояли, Коркоран видел края округлых бассейнов, каждый под отдельным куполом, и возвышение между ними - прозрачную плиту площадки на трубе гравилифта. Вытащив оружие и кивнув Зибелю, он двинулся к ней.
        Площадка, вероятно, была рабочим местом Держателя - с высоты просматривались оба бассейна, на дне которых лежали огромные бурые туши. Два неподвижных дисковидных тела метров сорок в поперечнике, еще не отрастившие щупальцев; вода, бурля и клокоча, омывала их, и сквозь ее прозрачную линзу твари казались еще больше. Воздух под куполами был душным, насыщенным влагой.
        Коркоран поднял метатель плазмы.
        - Они не знают о нашем присутствии, - произнес Зибель.
        - Поставил барьер?
        - Да. Но мне его не удержать, когда ты прикончишь первого. Второй почувствует... Реакция будет сильной. Пол.
        - Насколько сильной? - поинтересовался Коркоран, сдвигая регулятор мощности на максимум. Излучатель МП-44, который он держал в руках, был смертоносным оружием, способным снести скалу или вскипятить небольшое озеро.
        - Не знаю. Очень сильной... может быть, чудовищной... Я постараюсь ее ослабить, но приготовься к самому худшему варианту.
        - Я готов.
        Он поднял метатель и выстрелил. Клубы пара взметнулись над правым бассейном, бортик его оплавился и жидкой массой стек на дно, канал, подводивший воду, обмелел, и огненный шар прокатился по его ложу, испаряя новые водные потоки. В лицо пахнуло зноем, влажная мгла затянула купол, не позволяя разглядеть, что творится в бассейне. Впрочем, в том не было нужды - в точке удара светилось плазменное облако с температурой солнечной короны. Небольшое, но жаркое, как разведенный в аду костер.
        Вытерев слезившиеся глаза и прикрывая лицо ладонью, Коркоран повернулся к левому бассейну. Одна из тварей испарилась вместе с водой и пластиком обшивки, но оставалась другая, знавшая, что ее ждет. Он был готов к ментальной атаке, к попытке проникнуть в его сознание, остановить сердце, разрушить сосуды, к чему-то такому, что собирался сделать с ним Держатель, но с удивлением подумал, что не ощущает ничего. Пока - ничего.
        - Скорее... - пробормотал Зибель за его спиной, - скорее... Нет больше сил держать...
        Что-то беззвучно треснуло, или, возможно, лопнула невидимая нить, соединявшая Клауса с Коркораном. Он не успел коснуться спусковой скобы - страх затопил его разум, вселенский ужас перед тьмой небытия, исчезновением навеки. Эмоция была нечеловеческой, принадлежавшей существу, которое осознавало свое «я» не больше, чем дикий зверь, но даже зверь, не понимая, что такое смерть, ее страшится. Тяга к жизни, бессознательный инстинкт, усиленный тысячекратно, заставил Коркорана согнуться и оцепенеть; он едва не выпустил из рук метатель. Страх обрушился на него, но было в этом смутном чувстве что-то еще, что-то выходившее за рамки животного ужаса - мольба?.. просьба о пощаде?.. соблазн?.. обещание благ, которые он получил бы, став симбионтом этого странного создания?..
        - Стреляй! - хрипло каркнул Зибель. - Уничтожь его, иначе нам конец! Сведет с ума, проклятая тварь!
        Превозмогая смертельную тоску и ужас, струившиеся из бассейна, Коркоран поднял излучатель. Ему казалось, что целится он в мать или в Веру, а может, в них обеих, и стоит нажать на спуск, как самое дорогое, самое драгоценное погибнет, превратившись в сгусток плазмы. Не только мать и Вера, но Наденька с Любашей, и их смоленский дом, и город, и вся планета с Солнечной системой...
        «Бред, - сказал он себе, - морок, мираж! Перебрал ты, приятель!»
        Палящая молния вырвалась из ствола, новые клубы пара затмили купол, и страх оставил его. Это случилось так резко, так неожиданно, что Коркоран не удержался на ногах; колени его подогнулись, и он опустился на площадку. Зибель испустил вздох облегчения.
        - Жаль, что у меня нет сигги... Но ты, Пол, справился не хуже.
        - Он что-то хотел предложить, - пробормотал Коркоран, сжимая метатель обеими руками. - То ли производство в адмиралы, то ли счет в швейцарском банке, то ли власть над миром... И грозил! Грозил, ублюдок! Грозил, что уничтожит Землю или как минимум мою семью! Нет, не так... Что я сам их уничтожу...
        - Говорил я, опасная игрушка, не для гуманоидов. - Глаза Зибеля затуманились, словно он опять прислушивался к чему-то. - Вас так легко обмануть, или подкупить, или столкнуть в противоборстве... Я полагаю, причина в том, что вы ощущаете свою индивидуальность с особой остротой. В этом ваша сила и ваша слабость. Да, вы способны на великие деяния... Но каждый из вас - замкнутый мир, куда почти нет хода другому человеку, и оттого...
        - Даже родному и близкому? - прервал его Коркоран, поднимаясь.
        - Было сказано - почти. Но сколько их, родных и близких? Трое-четверо, если повезет, как тебе. А остальные... остальные, как и я, обречены на одиночество.
        - Недавно ты о другом толковал. - Коркоран утвердился на ногах, сунул излучатель за пояс и с удовлетворением оглядел оба бассейна - вернее, то, что от них осталось. Вода уже заполнила черные ямины с обугленными краями и текла по полу - видимо, стоки были забиты. - Ты говорил, что я счастливчик, ибо с детства окружен любовью. А кто ее дарит, Клаус? Кто дарит эту любовь, если не родные и близкие?
        - Это так, однако... - начал Зибель, и вдруг его лицо переменилось, черты пожилого фаата поплыли, будто растопленный жаром воск, голова запрокинулась к куполу, одетому туманом. Он стиснул кулаки, прижал их к груди и смолк.
        - Что? - спросил Коркоран. - Что случилось, Клаус?
        - Боевые модули... те, что ты видел во Сне... они обнаружили фрегат... наши люди защищаются, но атакующих много, слишком много... Селина... Селина!
        
        
        Глава 9 Пространство вблизи внешней планеты и другие места
        
        Адмиральский отсек на «Европе» был обширен и, кроме жилых апартаментов, включал салон-кабинет для совещаний, отдыха и товарищеских встреч. На других крейсерах такой роскоши не предусматривалось, поскольку они являлись обычными боевыми единицами, а «Европу», первый корабль серии, строили как флагман. По идее, сидеть бы в салон-кабинете коммодору Павлу Литвину и руководить флотилией ответного удара... Но Павел Литвин не дожил до операции возмездия, и председательское место за круглым столом принадлежало теперь другому человеку, высокому, сухопарому, с коммодорскими нашивками в петлицах. Ни внешностью, ни нравом Карел Врба не походил на Литвина, но было между ними нечто общее: каждый из них имел к фаата личный счет.
        Перед коммодором Врбой лежали распечатанный пакет и тоненькая стопка документов. Сам по себе факт удивительный, ибо в текущую эпоху ни бумагой, ни пластиком, ни другим материалом, подходившим для письма, практически не пользовались. Чипы, покетпьюты и пленочные экраны сменили старинные книги, и даже художники рисовали не на бумаге и холсте, а с помощью компьютеров и голопроекторов. Но из пакета Врба извлек листы с крупным печатным текстом, и каждая страница была подписана трижды: Первым и Вторым Спикерами Всемирного Парламента и адмиралом Юмашевым, командующим Третьим флотом. Плотная желтоватая бумага, темные строчки букв, подписи и контрольная лента-прошивка, удостоверяющая их подлинность, - все это придавало документу архаичный вид, словно перед коммодором лежал древнеегипетский папирус.
        Пять других кресел у стола занимали капитаны. Разумеется, не во плоти: группа «37», покинув облако Оорта, двигалась в походном строю к внешней планете, и капитаны находились в рубках, на боевых постах. Строй был тесным, запаздывание сигналов не превышало нескольких микросекунд, и голограммы людей ничем не отличались от реальности. Справа от Врбы сидел коммодор Рустем Адишеров, его первый заместитель и капитан «Азии», слева - второй заместитель Джеймс Дуглас Клейтон, капитан «Америки». «Африку», «Антарктиду» и «Австралию» представляли Брюс Калинге, Юрий Шаврин и Пауль Бург.
        - Вы ознакомились с тремя сообщениями, полученными с «Литвина», - сказал коммодор Врба. - Два первых касаются верфи, последнее - обзор ситуации на Рооне, где сейчас пребывают наши разведчики. Все согласны с тем, что верфь и Обскурус - наша первоочередная цель?
        Головы сидящих за столом дружно склонились. Все они были ветеранами ОКС, дожившими до капитанских нашивок, что удавалось не каждому, и все владели тонким искусством отыскивать в обороне врага уязвимое место. Цвет Звездного флота Земли, с гордостью подумал Карел Врба.
        - Если иных мнений нет, приступим к разработке плана операции. Бург, прошу вас.
        Пауль Бург, урожденный марсианин из Купола Малый Квинсленд, считался в капитанском совете младшим. Обычно это рассматривали как пустую формальность, связанную с номерами, присвоенными кораблям, за исключением двух обстоятельств: во-первых, в совете высказывались по старшинству, и, во-вторых, в случае гибели группы «37» «Австралии» полагалось добраться до Земли. В ее компьютерах хранилась та же информация, что на флагманском корабле, копии всех приказов, рапортов и донесений, меморандумы и доклады научной секции и видеоматериал, отснятый МАРами и наблюдателями.
        - Нельзя ввязываться в долгое сражение с неясным результатом, - сказал Бург. - По данным Коркорана, один из звездолетов на верфи уже оснащен, и там квазиразумный... Вспомним, что корабль, атаковавший Землю, нес до полутора тысяч боевых единиц. Здесь может оказаться столько же или больше - против шести наших крейсеров и шестисот «сапсанов». Исход прогнозировать трудно.
        - Да, при таком соотношении сил прогноз гадательный, - согласился Врба. - Ваше мнение, Шаврин.
        - Внезапная атака, коммодор. После Вторжения параметры их защитного поля нам известны. Оно не выдержит удара трех крейсерских аннигиляторов. Мы вскроем его, сожжем корабли и средства их защиты. Если действовать быстро, они не успеют развернуть флотилии модулей.
        - Калинге?
        - Шаврин прав: внезапность - лучшая стратегия. Возможно, мы не сумеем уничтожить все модули массированным ударом, но даже против тысячи у нас есть хорошие шансы. «Сапсанов» только шесть сотен, но не забудем про крейсерскую поддержку. Кроме того, мы можем сбросить на верфь боевых роботов, а за ними - десантников.
        - Клейтон, вам слово.
        Капитан «Америки» был относительно молод, но успел прославиться как блестящий тактик и стратег. Он обладал особым даром, который делает солдата полководцем, - не забывать о своих преимуществах над врагом, самых незначительных и мелких, и использовать их с ловкостью опытного фокусника. Ему прочили блестящую карьеру - если, конечно, он возвратится живым из Новых Миров.
        - Возможно, мы справимся с их обороной, - молвил он, поглядывая на монитор, где медленно поворачивалась скала Обскуруса. - Теперь у нас есть защитные поля, аннигиляторы и гравипривод, так что в маневренности и огневой мощи мы не уступим противнику. Возможно, справимся, но это будет стоить жертв. Атака обескровит нас, а есть еще планеты... два мира в этой системе и Эзат у Беты Молота.
        - Что вы предлагаете?
        - Сделать ставку на наше преимущество. Не на внезапность, хотя это тоже момент существенный, а на контурный двигатель. Боевые модули фаата перемещаются только в реальном пространстве, как и наши истребители, а крейсера способны погрузиться в Лимб. Это обеспечит быстроту маневра.
        - Но не у внешней планеты, - возразил Шаврин. - Такая огромная тяготеющая масса не позволяет...
        - Да, разумеется! Но какой отсюда вывод? - Лицо Клейтона, физиономия хитрого фермера из Оклахомы, сморщилось в улыбке. - Только один, Юрий, только один! Мы должны выманить их на такую дистанцию, где сможем прыгнуть в Лимб и снова появиться в неожиданном месте. По расчетам моих навигаторов, примерно в сотне тысяч мегаметров от планеты. Риск есть, но это возможно.
        - Большой риск... - пробормотал Калинге. - Сто тысяч мегаметров... всего сутки крейсерского хода... После такого прыжка можно попасть в центр Галактики.
        - Вряд ли. Неопределенность не столь велика, и дальше облака Оорта мы не улетим. Конечно, точка финиша будет размыта, но мы останемся в пределах системы. Главное, не приблизиться к солнцу. Если потечет броня...
        - ...тогда мы покойники, - заметил Пауль Бург. - Ты просчитал вероятность такого исхода, Джеймс?
        - Около одной сотой. По-моему, это хорошие шансы.
        Врба постучал по столу костяшками пальцев.
        - Мы слишком рано перешли к дискуссии, не выслушав Адишерова. Прошу вас, Рустем.
        - Прыжок вблизи протозвезды разбросает нас по всей системе. Пусть риск приблизиться к светилу минимален, но связи мы точно лишимся. Указать позиции кораблей заранее невозможно, и если кого-то отбросит к облаку, потребуются сутки, а то и двое, чтобы вернуться в зону надежной радиосвязи. И гораздо больше времени, чтобы собрать флотилию для второй атаки на Обскурус.
        - Значит, надо разделиться, - отозвался коммодор. Его взгляд скользнул к тонкой стопке листов у локтя, и, прикрыв их ладонью, он вымолвил: - Здесь инструкции Парламента, и, действуя в согласии с ними, я должен отказаться от внезапной лобовой атаки. Собственно, не от атаки, а от ее последствий, от разрушения кораблей. Это неприемлемо.
        - Почему, сэр? - нахмурясь, спросил Шаврин.
        - Мы знаем плотность населения на Т'харе - две тысячи полностью разумных и три с половиной миллиона тхо... это из данных, полученных от женщины-фаата, той... гмм... той, что осталась с коммодором Литвиным. На Эзате, возможно, столько же жителей, сколько на Т'харе, или меньше, на Рооне значительно больше - скажем, на порядок. Итого сорок миллионов обитателей. - Лицо Врбы казалось непроницаемым. - И что мы с ними будем делать?
        - Сорок миллионов... - буркнул Шаврин. - Примерно столько, сколько они уничтожили на Земле...
        - Да. Однако, - коммодор уставился на него тяжелым взглядом, - однако есть нюансы, капитан. Мы не можем и не желаем уподобляться фаата. Если бы я приказал вам отправиться к Роону и санировать его... скажем, выпустить облако вирулентных микроорганизмов, сжечь поселения из плазменных орудий, вскрыть кору планеты аннигилятором... вы подчинились бы такому приказу?
        Щеки Шаврина пошли бурыми пятнами. Справившись с собой, он после секундной паузы сказал:
        - Я выполню любой ваш приказ, коммодор, и мои люди тоже. У половины из них погибли близкие... родители, старшее поколение... как...
        - ...как у меня, - невозмутимо закончил Врба. - Есть хорошая пословица: прежде чем начать мстить, вырой две могилы. - Он мрачно усмехнулся. - Можно, конечно, уничтожить десять миллионов разумных созданий, и двадцать, и сорок... технические средства позволяют... Но как жить после этого? Как жить?.. - Желтоватые листы зашелестели под его рукой. - К счастью, полученные мной инструкции не требуют геноцида. Мы, человечество, вступаем в семью галактических рас, и многие в этом недружном семействе будут смотреть на нас косо и судить неправедно, как судят явившихся из захолустья бастардов, претендующих на часть наследства. Убийство миллионов инопланетян наш облик не украсит. Мы должны изгнать их отсюда, а не уничтожать. Учитывая факт Вторжения, это справедливая мера, и к тому же Бета и Гамма Молота в сфере наших галактических интересов. Эти системы много ближе к Земле, чем к империи фаата.
        - Изгнать... - повторил Шаврин, покачивая головой. - Теперь я понимаю... Чтобы они убрались отсюда, нужны корабли. Но даже сотня их огромных кораблей не вместит сорок миллионов! А есть, в сущности, один - тот, с квазиразумным... Это не решает проблемы. Не так ли, коммодор?
        Врба переглянулся с Адишеровым. Вероятно, первый заместитель был знаком с директивами Парламента, так как ответил сразу и без колебаний:
        - На корабле Вторжения было, по разным оценкам, от ста до ста двадцати тысяч фаата и тхо. Значит, высшая каста с Эзата, Т'хара и Роона может улететь, забрав с собой тысячи служителей. Что касается остальных, они могут прислать за ними невооруженные корабли, чему мы препятствовать не будем. Пусть вывозят их, все сорок миллионов, если успеют.
        - Если успеют? - переспросил Калинге. - А почему бы им не успеть?
        - Потому, что срок жизни тхо ограничен, - пояснил Адишеров. - Мы ликвидируем инкубаторы и чем-нибудь займем работников, стражей и прочие касты, но без фаата они быстро вымрут. Как полагают эксперты, за пять - восемь лет. Даровать им более долгую жизнь мы не в силах. Или их заберут, или... - Он пожал плечами.
        Наступила тишина. Пять голограмм в салоне-кабинете и сам его живой хозяин не двигались, обдумывая услышанное. Их корабли, прикрытые завесой силовых полей, мчались к внешней планете, и экипажи, готовые к бою, стояли на постах в главной и дублирующей рубках, у систем связи, жизнеобеспечения, наведения на цель, у хищных стрел «сапсанов», у пультов МАРов и громоздких туш боевых роботов. Стрелки, десантники, пилоты, навигаторы... Люди большей частью молодые, не помнившие ужаса Вторжения, родившиеся позже, но потерявшие родных и близких... Или не потерявшие ничего - ни дома, ни двора, ни родича, но сути это не меняло - отсюда, из чужого мира, безмерно далекого от Земли, любая потеря воспринималась как своя.
        Коммодор прервал затянувшееся молчание:
        - К делу, камерады! Итак, наша задача: захватить верфь, уничтожить боевую технику, но сохранить корабли - по крайней мере, один. Затем попробуем вступить в переговоры.
        - Реально ли это? - усомнился Калинге, а Шаврин молча приподнял бровь. - Захотят ли с нами говорить?
        - Захотят. Если в системе нет других кораблей, мы - хозяева положения. Отдадим им разоруженный звездолет, и пусть уходят. Можно не любить фаата, можно ненавидеть, но в логике и трезвости мысли им не откажешь. - Коммодор собрал листы инструкции, сунул их в пакет и добавил: - Хорошо бы обойтись без жертв, не считая, конечно, первого столкновения. Его диспозицию разработаем на базе идеи Клейтона. Внезапность, контурный привод и немного хитрости... Тут есть над чем подумать!
        Они совещались около двух часов, затем голограммы одна за другой начали таять в воздухе. Исчез темнокожий Брюс Калинге, родившийся в полуразрушенном Лондоне; погасли лицо и фигура Адишерова - этот воочию видел, как превратился в руины его родной Ташкент; растворился Шаврин - его деревня на Псковщине осталась целой, но белокаменные храмы, гордость Пскова, были уничтожены; пропало изображение Клейтона из городка Мускоги в Оклахоме, настолько далекого от мировых событий, что там, услышав про Вторжение, не поверили ни единому слову. Последним растаял Пауль Бург, сказавший за время совета максимум десяток фраз, - как все рожденные на Марсе, он инстинктивно экономил воздух и потому был молчалив.
        Оставшись один, коммодор Врба устало потер виски, затем набрал на браслете шифр климатизатора, откинулся в кресле и смежил веки. В салоне повеяло свежим запахом воды и цветущей сирени, чуть слышно зашелестела листва, и его черты смягчились. Мнилось ему, что сидит он в весенних садах Пражского Града, над широкой тихой Влтавой, и позади него вздымаются готические шпили собора Святого Витта, а внизу раскинулась река с пристанями, набережными, мостами, и самый древний из них, Карлов, грозит небесам парой сторожевых башен.
        Как прекрасно! - подумал он. Как прекрасно все это было, когда стояли собор и мост и цвели над Влтавой те сады, каких уже никогда не увидишь...
        
* * *
        
        «Красную тревогу» объявили в шестнадцать двадцать пять. Вслед за этим «Азия», «Африка» и «Антарктида», вынырнув из-за гигантской сферы протозвезды и не снижая крейсерского хода, пронеслись над Обскурусом, заливая треугольную равнину с пятном силового поля раскаленной плазмой. Предполагалось, что на поверхность сателлита выходят пусковые шахты, и если расплавленный камень забьет их, часть модулей окажется в ловушке. Огненный шквал еще ярился среди утесов и каменных глыб, превращая их в жидкую лаву, когда в бортах кораблей раскрылись шлюзы, выпустив в пространство истребители. Крейсера, гасившие скорость, ушли к северному полюсу, промчавшись над туманным шаром планеты огромными серебристыми снарядами. «Сапсаны» развернулись в двух десятых мегаметра от Обскуруса, не пытаясь атаковать: для взлома силового купола их оружие было слишком маломощным. Они барражировали в пустоте, резко меняя курс, словно мошки, пляшущие во мраке тропической ночи. Они выжидали.
        Коммодор Врба следил за этими маневрами через ретрансляторы. Три его корабля занимали позиции у диска планеты, прятались в верхних слоях атмосферы, неторопливо дрейфуя в водородной короне протозвезды, выше метановых облаков. Удержаться на низкой орбите, вблизи тяготеющей массы, было нелегкой задачей для пилотов, зато недостатка в энергии не наблюдалось: водород - отличное топливо для гравитационных двигателей. «Европа», «Америка» и «Австралия» плавали, точно киты, среди питательного планктона, захватывая газ распахнутыми жерлами конверторов.
        Внезапно поверхность Обскуруса задымилась. Лава, остывая, шла трещинами, пыль, щебень и крупные обломки скал летели вверх, уносились в космическую пустоту, и вместе с ними всплывала армада боевых модулей. Быть может, часть их погибла при первой атаке, но избежавшие уничтожения казались неисчислимым войском, что поднималось волна за волной в тучах пыли и светящегося газа. На миг в рубке «Европы», еще недавно полной людских голосов, наступило молчание; пилоты, навигаторы, помощники Врбы и он сам не спускали глаз с центрального экрана. Компьютер, получавший информацию с датчиков МАРов, подсчитывал силы врага, выбрасывая цифры на монитор; они менялись с бешеной скоростью, потом их бег замедлился и наконец остановился.
        - Тысяча двести сорок аппаратов, - доложил вахтенный офицер.
        Врба, стиснутый коконом, только кивнул. Не так мало, как хотелось надеяться, но и не так много... Четыре к одному, и, значит, в прямом столкновении у нас будут потери... Потери были неизбежны в любом случае, и он постарался об этом не думать.
        - Двигаются беспорядочно, - раздался голос Леонидеса, первого помощника.
        Коммодор по-прежнему молчал, но на этот раз его губы дрогнули в усмешке. Беспорядочно! Ну, не совсем так, но все же не видно, чтобы чья-то воля, единая и твердая, направляла корабли. Судя по донесению Коркорана, на верфи отсутствовал Стратег, Хранитель Небес, как называли фаата своих полководцев. Это означало, что обороной руководит триумвират: два Держателя и квазиразумный, соединенные ментальной связью. Стратег реагировал бы иначе, быстрее и более решительно, подумал коммодор и тут же отбросил эту мысль. Домыслы, всего лишь домыслы! Он не встречался в бою с фаата, ни с их Стратегами, ни с Держателями, ни с тварями даскинов, которых они одушевляли.
        Истребители, кружившие над верфью, разошлись в широкое кольцо, пропуская первый вражеский эшелон. Очевидно, этот маневр служил для управляющего мозга признаком растерянности - теперь, казалось бы, была возможность атаковать «сапсаны» с фронта и тыла. Но корабли Адишерова, Калинге и Шаврина уже развернулись над полюсом планеты и, наращивая скорость, шли к Обскурусу. Они промчались над модулями фаата, ударив из всего, что может стрелять и убивать, - из плазменных пушек и свомов, из лазеров и ракет; потом темноту прорезали три синеватых луча, три световые колонны, и несколько модулей, попавших в поток антиматерии, вспыхнули и исчезли, распавшись в облаке взрыва.
        Лучи соединились на силовом экране, защищавшем верфь. Мгновенно вспухший радужный пузырь раскрылся ярким огненным фонтаном; в его кроваво-красных струях что-то металось и извивалось, что-то горело, разбрасывая искры, какие-то раскаленные конструкции, подобные гибнущим звездам, улетали, остывая, в пустоту или рушились вниз, в метановые тучи, пылавшие зловещим заревом. Через секунду-две фонтан лопнул, и из темной дыры повалили белесые хлопья замерзшего воздуха. Слабый свет прожекторов пробивался сквозь метель, бушевавшую на поверхности Обскуруса.
        - Надеюсь, они не повредили корабли, - сказал коммодор. - Вахтенный! Что-нибудь там видно?
        - Только пыль и снег, сэр. Боюсь, пока они не осядут, «филины» слепы.
        - Что ж, подождем.
        Врба оглядел рубку, семерых пилотов, что удерживали крейсер в бурной атмосфере протозвезды, десяток навигаторов, дюжину наблюдателей и трех своих помощников, сидевших у пультов связи и управления огнем. Кресло коммодора, соединенное с полом и переборкой, прикрытое сверху прозрачным защитным кожухом, стояло на возвышении, и отсюда он видел широкий полукруг панелей, встававшие тут и там цилиндры голограмм с темными значками глифов, головы и плечи людей, упакованных в коконы, и шеренгу экранов. На одних сияли звезды, или струились над планетой серые реки облаков, или виднелся интерьер какого-то знакомого отсека; в других, связанных с ретрансляторами, растекался по камням Обскуруса снежный туман, сверкали молнии аннигиляторов и вспыхивали клубками огня гибнущие корабли. Там шло сражение: три крейсера, триста «сапсанов» против армады фаата. Координация вражеского флота как будто не нарушилась - видимо, квазиразумный и оба Держателя уцелели при аннигиляционном взрыве.
        - Внимание! - произнес коммодор. - Леонидес, передайте на «Азию»: пусть выходят из боя. Клейтону и Бургу - ждать!
        Над передатчиком водоворотом закружили глифы. Три сражавшихся крейсера сдвинулись в глубину экранов, за ними тянулись тусклые искры истребителей, пытавшихся сдержать врага. Смогут ли оторваться?.. и какой ценой?.. - мелькнуло в голове у коммодора. «Сапсаны» внезапно разошлись по трем направлениям, освобождая пространство; ракетный залп крейсеров смел пару десятков модулей, и синими клинками блеснули последние вспышки аннигиляторов. «Азия», подбирая свои «сапсаны», устремилась вверх, всплыв над плоскостью эклиптики, «Африка» повернула к галактическому полюсу, «Антарктида» двигалась прежним курсом, к облаку Оорта. Шлюзы крейсеров были распахнуты, и коммодор невольно пересчитывал вернувшихся в свое гнездо УИ. Получалось плохо - операция шла с похвальной скоростью.
        Корабли расходились все дальше и дальше, и он подумал, что с человеческой точки зрения это напоминает паническое бегство. А фаата? Что подумают фаата? И, главное, их управляющий мозг? Понятий о психике квазиразумных Врба не имел никаких, и не первый раз с тоской подумал, что занимает место не по праву. Литвин здесь должен был сидеть, Пол Литвин! Единственный, кто контактировал с отродьем даскинов, кто мог предсказать его реакцию! Но коммодор Литвин, как принято на звездном флоте, плыл сейчас к Альфе Центавра, Проциону или Сириусу, запакованный в погребальный контейнер, и на груди его стыла урна с прахом Йо...
        Тревога Карела Врбы была напрасной: модули, взлетевшие с Обскуруса, разбились на три группы и, похоже, не собирались упускать добычу. Они шли за крейсерами в холод и вечную ночь, с каждой минутой удаляясь от верфи, шли, как волчья стая за убегающей добычей, чтобы догнать ее и уничтожить. Тщетная попытка! Но это станет понятным не сразу... нет, не сразу!
        - Кирьянов, свяжитесь с Адишеровым, Калинге и Шавриным, - велел коммодор второму помощнику. - Жду доклад о потерях.
        Самый печальный акт в любом сражении, даже выигранном, подумалось ему. Побед без потерь не бывает... Собственно, победа и поражение различаются только числом потерь, своих и вражеских.
        - Данные получены, - доложил Кирьянов. - Вывести на экран?
        - Голосом, Сергей, голосом. Включите общую трансляцию и передайте на все корабли.
        - На «Азии» сбит наружный радар и трещина в обшивке около пятого трюма. Не вернулись восемнадцать десантников... На «Африке» повреждений нет, потеряно двадцать три «сапсана»... На «Антарктиде» разгерметизирована башня 4В и прилегающая часть палубы, восемь погибших... и девять десантников не вернулись... Конец рапорта, коммодор. Обычная процедура?
        - Да.
        Он с силой надавил рычаг, освобождающий от кокона, и встал. С ним поднялись все находившиеся в рубке, в отсеках и на палубах «Европы» и остальных кораблей.
        - Наши потери - пятьдесят восемь человек, - сказал Врба и вскинул руку в салюте. - Пусть их прах странствует в Великой Пустоте до скончания времен, а мы, живые, будем их помнить и чтить... Гимн! Кирьянов, назовите погибших!
        «Малая кровь, - думал он, вслушиваясь в знакомые имена. - Но разве кровь бывает малой?.. Только на бумаге или микрочипе, в победной реляции: в экипажах - три тысячи двести человек, потери составили меньше двух процентов... или чуть больше, если не вернутся Коркоран и его люди... Тимохин в Сражении у Марсианской Орбиты потерял всех». Точной цифры Карел Врба не помнил, но о своей потере, об отце и брате, не забывал. И когда отзвучала музыка и список кончился, захотелось ему нагрянуть к беззащитной верфи, сбросить в проклятую дыру заряд покрупнее, а после пройтись огнем и мечом по Т'хару, Роону и Эзату.
        Скрипнув зубами, он опустился в кресло и ровным голосом произнес:
        - Отбой тревоги. Остаемся на орбите двадцать часов, пока не уйдет в Лимб первая группа, затем блокируем Обскурус. Ибаньес, ваши специалисты и Болтун Бен должны быть в полной готовности. Кирьянов, смените вахту. Всем, кто не занят по службе, отдыхать. Леонидес, передайте эти приказы на «Австралию» и «Америку».
        
* * *
        
        После прыжка через Лимб «Азия» очутилась у орбиты Т'хара. «Африке» и «Антарктиде» повезло больше: оба корабля вышли в реальное пространство неподалеку друг от друга, па половине пути к кометному облаку. Следующий скачок перебросил их в окрестности Обскуруса, и, после установления связи, коммодор Врба велел им присоединиться к основной группировке. «Азия» была отправлена на Т'хар, куда должна была прибыть в течение суток. Врба полагал, что к этому времени станет хозяином в Новых Мирах: Т'хар и Роон вряд ли способны к серьезному сопротивлению, оборона верфи сломлена, а защищавший ее флот болтается в пространстве, во многих часах хода от Обскуруса. Этот флот, хоть и понесший потери в схватке с крейсерами и «сапсанами», все еще являлся грозной силой - в нем оставалось около тысячи модулей, и новая битва с фаата могла завершиться по-всякому. Если и победой с окончательным разгромом, то цена ее будет слишком высока - компьютерный прогноз предсказывал гибель половины или семидесяти процентов земных кораблей. Но боевые модули фаата, гнавшиеся за призраками, появятся у верфи еще не скоро, а управлявший ими
разум был у коммодора в кулаке. Ну, не в кулаке, так на ладони - оставалось только стиснуть пальцы.
        По его команде три корабля всплыли над водородной атмосферой и, обогнув протозвезду - «Европа» с полюса, «Америка» и «Австралия» с двух сторон экватора, - встретились над сателлитом, похожим на грубо высеченный тетраэдр. Одна его грань была засыпана снегом, но через этот тонкий белесый покров проступалрт оплавленный камень, осевшие утесы и паутина трещин. Над шахтой снова маячил пузырь силового поля, но его мерцание казалось слабым, а форма - неустойчивой: он то раздувался в полусферу, то оседал почти до поверхности планетоида. Не защита от оружия, скорее на верфи пытались сохранить остатки воздуха.
        «Америка» и «Австралия», окруженные роем готовых к атаке «сапсанов», парили в высоте, километрах в пятистах над спутником. «Европа» опустилась ниже, сбросив для разведки несколько МАРов. Силовой экран, тонкий и почти прозрачный, не мешал оценить состояние верфи после аннигиляционного удара. В отличие от лазеров, свомов и плазменных орудий, пронзавших, резавших или сжигавших, в отличие от вакуумных и фризерных бомб, уничтожавших воздух, в отличие от ядовитых газов, биологического оружия и ракет, аннигилятор был устройством иного калибра, более мощным и разрушительным. Пучок антипротонов рассеивался слабо и мог проделать путь в десятки тысяч мегаметров, пока не наткнется на препятствие; затем, согласно закону «Е равно МС квадрат», высвобождалась чудовищная энергия. Результат - световая вспышка, масса жестких квантов и перегретая плазма, в которую превращалось вещество на периферии пучка. Силовой экран предохранил фаата от такой печальной участи, но один из кораблей казался хаосом перекрученных балок, рваных поверхностей и капель застывшего металла, а в обшивке другого зияли огромные дыры. Третий,
видимо, поврежден не был или подлежал ремонту - на его торце копошились многорукие машины.
        Звено «сапсанов», сброшенных с «Европы», пронеслось над силовым пузырем, развернулось у самых скал, и четыре синих клинка, дважды пробив раздувшийся купол, оплавили почву за его границей. Затем истребители поднялись и стали кружить над шахтой, постреливая из лазеров; лучи шли по касательной, лишь задевая поверхность пузыря, где тут же расцветали алые бесформенные кляксы. Возможно, для сильмарри или других негуманоидов этот намек остался бы неясным, но фаата были людьми, имевшими дело с механизмами, которые, если не считать квазиразумных, не слишком отличались от земных аналогов. Ваша крыша протекает, шелестели лазерные вспышки, и ваши защитники далеко... Мы могли бы сжечь вас - вас и ваши бесценные корабли. Но подождем, подождем! Если хотите, поговорим об условиях, поторгуемся... Но не слишком долго!
        Над торцом гигантского цилиндра всплыл модуль, транспортный безоружный аппарат. Он плавно поднялся к вершине купола, скользнул сквозь силовую завесу, подождал, пока «сапсаны» пристроятся к нему, и двинулся к распахнутому шлюзу крейсера. Принимали его на нижней десантной палубе, но с почетом: третий помощник Райво Паулинен, два боевых робота и отделение бойцов с излучателями наперевес.
        - Один человек, сэр, - доложил Паулинен, заглядывая в кабину модуля. - И что-то еще, голое и костлявое... Обернуто в пленку и подвешено у носового экрана.
        Коммодор Врба находился в рубке и следил за появлением гостя по монитору внутренней связи.
        - Это пилот, Райво, - сказал он, поднимаясь из кресла. - Не трогай его, пусть висит где висит. Фаата ведите на палубу «А», прямо к Болтуну Бену. Вахтенный!
        - Да, сэр!
        - Доктора Ибаньеса срочно ко мне, я буду в обсервационном зале. Убрать оттуда астрофизиков, у люков и шлюзов выставить десант. Трансляция на корабли флотилии, но только по капитанскому каналу. Полная запись. Пусть этим займется Борсетти, контроль - за Кирьяновым.
        - Слушаюсь, сэр!
        Вахтенный офицер ринулся к интеркому, но Врба его остановил:
        - Передайте начальнику научной группы: нужен эксперт по трансинформатике. Лучше из тех, что программировали Болтуна. Доктор Сван и доктор Куба. Выполняйте!
        Он вышел из централи управления и неторопливо зашагал по широкому коридору палубы «А». Тут, как положено в случае «красной тревоги», стояли десантники в боевых скафандрах под командой лейтенанта Белоручко, и еще один взвод распределялся у люков, ведущих в обсервационный зал. Его уже очистили - у пультов никого, телескопические колпаки пусты, на диванах и столах разбросаны покетпьюты, чипы с записями, голограммы с изображением звездного неба, пересеченного Провалом. В дальней части помещения, огороженной экранами, суетились у массивной туши Болтуна две женщины, Изабель Куба и Хельга Сван. Рядом, нервно потирая руки, топтался Хоакин Ибаньес.
        - Мы в полной готовности, мой командир... Его приведут сюда? Он один? Как он выглядит? Это фаата или тхо привилегированной касты?
        Врба не ответил на эти вопросы, повернулся к серому шкафу транслятора и молвил:
        - Эта штука будет работать? Вы уверены?
        Хельга Сван насупилась. Ее коллега, маленькая энергичная женщина, окинула Карела Врбу негодующим взглядом.
        - У вас есть повод сомневаться, коммодор? Мы разрабатывали это устройство больше восьми лет, тестировали на аудиозаписях Тимохина, тех, что с неудачных переговоров, и его проверил Коркоран... Коркоран и тот офицер из Секретной службы, с оперированным горлом. Перевод отличный в обе стороны, со всеми нюансами языка!
        - Я предпочел бы видеть здесь Коркорана с тем самым офицером, - хмуро отозвался Врба. - Вы говорите, перевод отличный, со всеми нюансами? Это эмоции, доктор. Я тут Байрона и Мицкевича читать не собираюсь. Мне нужен адекватный перевод!
        Возможно, доктор Куба хотела что-то возразить, да так и застыла с раскрытым ртом. Загудел лифт, раскрылись стены кабинки, и в зале, под конвоем Паулинена и трех десантников в броне, появился фаата. Он был молод и красив: узкое бледное лицо с крохотным алым ртом и серебристыми глазами, длинные смоляные локоны, изящная тонкая фигура и грациозные, как у сказочного эльфа, движения. Его облегающая одежда отсвечивала то синим, то голубым, то фиолетовым, ноги ступали бесшумно, руки были согнуты в локтях, кисти подняты к лицу, словно он пытался прочитать что-то, написанное на своих ладонях. Жест покорности, вспомнил коммодор. Жест проигравшего сражение, готового расстаться с жизнью.
        Женщины за его спиной тихо ахнули, Ибаньес с шумом втянул воздух, и Карел Врба, повернув голову, призвал их к порядку одним движением бровей. Потом кивнул на пятачок перед транслятором:
        - Встать сюда! И включите вашу чертову машину!
        Фаата, догадавшись о смысле приказа, шагнул к Болтуну, осмотрел его и, не опуская рук, перевел глаза на коммодора. Если бы тут был Литвин!.. - мелькнуло у Врбы в голове. Он помнил его историю - может, не так отчетливо и полно, как Коркоран, ибо источником ему служили документы и записи, а не живые рассказы. Но помнил достаточно, чтобы на миг усмехнуться. Странные шутки у реальности, в странные игры она играет, когда, переворачивая былое, вливает в старый мех новое вино. Было, все это было! Был беспомощный пленник в инопланетном корабле, стоял перед властными фаата, и окружали его стражи, переводчики, посредники, пришельцы из неведомого мира, чужого и недоброго... Все повторяется, как отражение в зеркале, думал Карел Врба, только пленник теперь фаата, а корабль, переводчики и стражи - мои!
        - Можно опустить руки, - произнес он, и Болтун Бен издал серию резких хрипов и щелчков.
        Пленник выполнил приказ и отозвался; его речь была гораздо мелодичнее, чем у транслятора.
        - Есть вы какой? - перевел Болтун. - Есть кто? Кни'лина? Встречать Третья Фаза? Встречать прежде?
        Коммодор выпрямился. Он был на голову выше фаата, шире в плечах и выглядел рядом с ним великаном.
        - Я не кни'лина, я Столп Порядка другой расы. Ваш корабль вторгся в нашу звездную систему. Йата... Ты знаешь это имя?
        С именами были проблемы - транслятор передавал их земное звучание. Несколько минут он препирался с пленником, которому, похоже, имя осталось непонятным. «Позвольте мне», - шепнула Хельга Сван за спиной коммодора. «Молчать! - буркнул он и повторил, растягивая первый слог: - Ййаата, Ййаата».
        - Есть так, - наконец сообщил Болтун Бен. - Знать Йата. Слышать. Корабль уйти домой родиться.
        Совсем молод, даже по земным меркам, подумал Врба. Молод и ни в чем не виноват. В другой ситуации мы бы...
        Он прищурился. Ситуация была такой, какой была. Их разделяла смерть миллионов.
        - Корабль Йата, - проскрипел Болтун. - Что корабль Йата? Что произойти, случиться, сделаться?
        - Я сказал, что Йата вторгся в нашу систему, - произнес коммодор. - Мы уничтожили его корабль и весь экипаж. Теперь мы здесь.
        Давление на мозг - слабое, едва заметное. Врба растянул губы; это являлось не улыбкой, а понятным пленнику знаком раздражения. Кое-какие элементы мимики фаата были знакомы земным психологам.
        - Я знаю, что ты Держатель, и понимаю, что ты хочешь сделать. Не получится. Мой разум невосприимчив к ментальному излучению.
        - Тхо? - спросил пленник, коснувшись тонкими пальцами лба.
        - Столп Порядка. - Коммодор приложил ладонь к груди. - Полностью разумный Столп Порядка, отныне и навсегда - владыка Новых Миров. Владыка над твоими владыками. Ты будешь делать то, что я прикажу.
        Болтун снова заскрипел, но, кажется, справился с переводом. Ожидая ответа, Врба покосился на своих помощников. Все дисциплинированно молчали. Три члена научной группы не спускали с фаата глаз, десантники в боевых скафандрах казались стальными монументами, а третий помощник Райво Паулинен бдительно озирался, стараясь не выпускать из поля зрения стражу у люков, пленного и охранявших его бойцов. На голокамерах горели зеленые огни - шла запись, и можно было не сомневаться, что Кирьянов и Борсетти, старший связист «Европы», не упустят ни шороха, ни вздоха.
        Транслятор опять закаркал:
        - Что пожелать Столп Порядка бино тегари? Что надо исполнить?
        - Так-то лучше. Чувствую, мы достигли взаимопонимания, - сказал Врба. - Ты можешь связаться с Рооном?
        - Так есть, Столп Порядка. Далеко, очень далеко. Но квазиразумный, который здесь, помочь.
        - Свяжись. Сейчас же.
        Глаза пленника потускнели. Теперь Врба не различал его зрачков; они словно погрузились на дно серебряных озер, делавших лицо фаата похожим на бесстрастные лики андроидов. Прошла минута, другая, и впавший в транс Держатель что-то прошептал.
        - Громче, - велел коммодор. - Говори громко и отчетливо, иначе машина для перевода тебя не поймет.
        - Нет контакт Держатель Дайт, - послышалось в ответ. - Разум нет контакт... потерян... рррдд... взз... отсутствие... взз... рррдд... - Рычание и взвизги прекратились, и Болтун Бен произнес: - Отсутствие термина. Отсутствие термина, отсутствие термина, отсутствие термина...
        - Информация принята. Выйти из цикла, - велел коммодор. - Перевести: Держатель Дайт не нужен. Нужен контакт со Столпами Порядка на Рооне и Т'харе. С первыми в Связке.
        Транслятор пробормотал несколько коротких отрывистых фраз. Черты фаата застыли. Чудилось, что он покинул этот мир и блуждает теперь в тех пространствах, что недоступны ни кораблям, ни приборам, ни человеческой мысли. Его гладкие щеки стали отливать голубизной, и на висках вздулись и запульсировали жилки. Сейчас он не был похож на разумное существо - скорее, на механизм, которому искусный мастер придал обличье человека.
        - Он в сильном напряжении, дон коммодор, - произнес Ибаньес. - Полагаю, с Держателем было бы легче связаться, чем со Столпами Порядка. Держатели тренированы для...
        - Уайра, - вдруг четким сильным голосом произнес пленник. - Синга п'аата н'ори. Книтан'ди. Алвен р'илат.
        - Зов достигнуть... достичь... добраться... - забормотал транслятор, потом поперхнулся и сообщил: - Непереводимая идиома, отсутствие термина. Добраться Уайра, Столп Порядка, Роон. Вопрос: что говорить Уайра?
        - Скажи, что здесь боевой флот из звездной системы, в которой погиб корабль Йаты. Еще скажи, что после этого посещения у нас нет причин вас любить. Мы захватили верфь, и мы ее уничтожим, если Столп Порядка не выполнит наших условий.
        Болтун захрипел, заклекотал, повторяя сказанное на фаата'лиу, потом перевел ответ пленника:
        - Уайра понимать. Уайра ясно... отсутствие термина. Уайра знать... знает про бино тегари. Двое на планете... причинить вред... Еще малый корабль... орбита Роона... атакован. Близок к уничтожению.
        - «Литвин»... наш фрегат... - прошептал Ибаньес. - И те двое... Мой Бог! Он говорит про Коркорана и Зибеля!..
        Лицо коммодора окаменело.
        - Пусть отзовет свои модули и оставит в покое моих людей. Немедленно!
        - Исполнил... Уайра так исполнил... исполняет... Что еще? Прошение... просьба... пожелание... не трогать большой корабль на верфь... не трогать квазиразумный... Что за это? Что хочет Столп Порядка бино тегари?
        - Вы должны уйти с Роона, Т'хара и Эзата. Сейчас улетят все полностью разумные и выбранные ими тхо. За остальными пришлете транспортный флот. Мы отдаем большой корабль вместе с квазиразумным, но модули, что охраняли верфь, останутся здесь под нашим контролем. Это все!
        На лбу Держателя выступила испарина - видимо, поддерживать связь на космическом расстоянии оказалось нелегко. Врба не ведал, даже не мог вообразить, какие силы приведены в движение, чтобы мысль мгновенно преодолела бездну между Обскурусом и Рооном. За исключением полукровки Коркорана, на Земле не было ни телепатов, ни телекинетиков и не имелось надежд на их появление. Были только шарлатаны, морочившие публику. Каждый второй из них принадлежал к бинюкам и считал себя потомком бино фаата.
        - Уайра согласиться... согласен... Только не уничтожать корабль, - прохрипел Болтун Бен. - Уайра спрашивать: есть другой вариант? Не покидать Новых Миров... Что в этот случай? Есть аль... альтернатива?
        Стиснув кулаки, коммодор медленно произнес:
        - Альтернатива есть всегда. Если не уберетесь за Провал, я вам устрою Затмение. Полное! В самом ближайшем будущем!
        Его глаза грозно сверкнули из-под нависших бровей.
        
        
        Глава 10 Орбита Роона и Роон
        
        Вода продолжала прибывать. Черные ямы на месте выжженных бассейнов переполнились, и море, ворвавшись под купола, покачивало на волнах легкие обгоревшие обломки пластика, билось о стены, кружило длинные плети водорослей. Но Коркоран не замечал царившего вокруг разгрома и хаоса. Мысль его, поддержанная чьей-то мощной внешней волей, мчалась сейчас в пустоту, летела легко, как во Сне, пронизывая атмосферу Роона и теплые фиолетовые небеса, сменявшиеся холодом и мраком. Эта иллюзия, пришедшая наяву, была такой отчетливой, такой реальной! Он помнил, что стоит на вышке под сдвоенными куполами, чувствовал ладонью ребристую рукоять излучателя, слышал шепот Клауса: «За мной... следуй за мной, Пол...» - и даже догадывался, чья ментальная мощь подталкивает его, помогает взлететь над планетой и направляет к кораблю. Туда, где сверкали молнии аннигиляторов, клубился раскаленный газ и алые брызги металла взмывали жаркими фонтанами, затмевая звезды. Туда, где гибли его люди.
        
* * *
        
        - «Красная тревога», - сказала Селина Праа. склонившись к шарику интеркома. - Все по местам. Серый и Сантини - в истребители, Ямагуто и Дюпресси - в дубль-рубку. Эрнандес, ставь силовую защиту. Пелевич, что твои бойцы?..
        - Уже в башнях, - отозвался оружейник. - Я на контроле аннигилятора.
        - Огонь по моей команде. - Голос Селины был ровным, словно не два десятка кораблей фаата шли в атаку на фрегат, а пролетала мимо пара безобидных каменных глыб.
        По боевому расписанию в рубке их было трое: Туманов, первый навигатор, Ба Линь, пилот, и Праа, сидевшая на своем обычном месте у экрана локатора. Его круглое око запорошила россыпь темных точек; они надвигались подобно пчелиному рою, и каждая из этих угловатых пчел грозила ядовитым жалом.
        - Их слишком много, - буркнул Туманов и поглядел на Ба Линя, словно нуждаясь в его поддержке. - Надо уходить, помощник. Лучше всего... - пальцы навигатора затанцевали по клавишам АНК, - да, лучше всего подняться над плоскостью эклиптики и лечь на этот курс - семнадцать градусов относительно галактического полюса. За сутки удалимся от планеты и нырнем в Лимб. Если они нас раньше не достанут.
        - На Рооне капитан и Зибель, - тем же ровным голосом напомнила Селина Праа. - Без них мы не уйдем.
        - Значит, придется рискнуть. - Туманов взмахнул рукой над консолью, пересылая в память АНК рассчитанный маршрут. Он снова поглядел на Ба Линя, но лицо пилота казалось бесстрастным. Ба Линю было немного за тридцать, и самого Вторжения он не помнил, но о руинах Гонконга не забывал.
        - Первый пилот - лейтенанту-коммандеру Праа, - раздалось в интеркоме. - Мы в машинах. Сообщаю о готовности.
        - Ямагуто, отстрел «сапсанов» по счету «ноль».
        - Слушаюсь, мэм.
        - Три, два, один... ноль!
        Фрегат тряхнуло.
        - Вышли в пространство, - доложил Егор Серый. - Сейчас мы им открутим яйца. Прошу прощения, лейтенант-коммандер.
        - Атакуйте их с флангов, - скомандовала Праа. - Пелевич, орудия к бою. Они еще не рассредоточились. Бей по центральной группе. Все башни... огонь!
        Полыхнуло пламя, рванувшись навстречу пчелиному рою. Пелевич разрядил аннигилятор, но тонкий синий луч затерялся в темноте, почти незаметный среди оранжевых потоков плазмы. Вспыхнул бесшумный взрыв, феникс с четырьмя крылами родился из мрака и рассыпался пригоршней искр. Полное уничтожение, отметила Праа; значит, дотянулись аннигилятором. Плазменные струи из четырех башен «Коммодора Литвина» тоже задели несколько модулей, но оценить повреждений она не могла: Ба Линь, выводя корабль из зоны обстрела, резко поднял его вверх, и на экране поплыли звезды.
        В следующий миг среагировали видеодатчики, и картина опять изменилась. Под днищем фрегата дрожало фиолетовое зарево, плотный рой распался, превращаясь в морскую звезду со множеством щупальцев, и два из них судорожно дергались и плясали, то ли пытаясь схватить сгустки темноты, то ли уворачиваясь от багровых вспышек. Там сражались «сапсаны», не позволяя окружить фрегат, и каждый бился с двумя-тремя модулями.
        - Защита держит, - произнес в интеркоме голос Эрнандеса.
        - Одного пришиб, - доложил Серый.
        - «Сапсаны» в порядке. - Это был Ямагуто, державший контакт с истребителями.
        Праа махнула рукой над пультом, и, повинуясь молчаливому приказу, Ба Линь развернул корабль. Башенные орудия «Литвина» могли накрыть любой объект в пределах полусферы, но аннигилятор, средство главного удара, не обладал такой подвижностью. Его ориентировали толкателями и отчасти маневром корабля.
        - Готов, - сообщил Пелевич.
        - Огонь!
        Новая жар-птица, выпорхнув из мрака, сгорела в багровом костре. Калибр аннигилятора на фрегате был поменьше крейсерского, но с защитой модулей справлялся. Если бы их не было так много...
        - Вперед, Ба Линь, - сказала Праа. - Не дай им нас окружить!
        Корабль резво проскочил между двух щупальцев морской звезды. Его орудия плевали плазмой, и на силовых экранах, защищавших модули врага, вспыхивали и таяли россыпи ослепительных пятен. Стрелки, стиснутые тканью коконов, соединявшей их с компьютером фрегата, казались неподвижными; глаза скользят по сетке целеуказателя, легкие, почти незаметные движения ног вращают стволы и башни, пальцы касаются сенсорных клавиш. Все четыре стрелка были молоды, но уже считались мастерами; Боб Вентворт и Сэм Бигелоу пришли с «Европы», Владимир Пашин - с Первого флота, Кро Светлая Вода - со Второго. На миг Селина представила, как они, скорчившись, висят в своих тесных башнях, высматривают цель и бьют, бьют... Бьют, не зная, останутся ли живы после залпа, - защитное поле в этот момент отключалось, а башни, как и контурный привод с его разгонной шахтой, считались самыми уязвимыми точками корабля.
        Фрегат разворачивался для атаки, звезды и яркие вспышки огня сплошной рекой текли по экранам. В висках Селины Праа толчками билась кровь.
        - Дюпресси, их потери. Шевелись, Камилл!
        В одиночном бою, где не было нужды в оперативном контакте с другими кораблями, лейтенант-юниор наблюдал за противником и эффективностью действий стрелков.
        - Да, мэм! Докладываю, мэм: три аппарата уничтожены, три, кажется, небоеспособны.
        - Кажется?
        - Не могу утверждать определенно, мэм. Три прекратили огонь, и бой ведут шестнадцать малых модулей.
        - Малых, - проворчал Туманов, всматриваясь в хоровод глифов над панелью АНК. - Конечно, малых! Будь тут большие, нас бы уже размазали от Роона до Т'хара!
        Фрегат развернулся. Модули фаата, столь,же маневренные и быстрые, мчались ему навстречу, и в темных жерлах их аннигиляторов таилась смерть. Сердце Селины Праа оледенело. Был ли шанс выиграть это сражение?.. Была ли надежда спасти капитана и Зибеля?.. Сейчас она не думала об этом. Она лишь понимала, что не оставит их.
        Клаус, Клаус...
        - Огонь! Все башни - огонь!
        Фрегат содрогнулся. В воздухе поплыл едкий запах горящей пластмассы.
        
* * *
        
        Раздался треск, и Коркоран очнулся. Часть купола исчезла, в прорехе виднелось небо, плыли в фиолетовом просторе облака, и описывали плавную дугу темные угловатые модули - один, другой, третий... Вода, бушевавшая под платформой, поднялась на метр, и лифтовая шахта была затоплена.
        - Они нас нашли, - сказал Зибель. - Они уже знают, что обе твари уничтожены. Нужно выбираться отсюда, Пол.
        Коркоран будто не слышал его - глядел, прищурившись, как корабли фаата несутся к ним, мелькая среди облаков, точно тени.
        - Ей надо было послушать Туманова, - промолвил он. - Не ввязываться в бой, уйти и скрыться в Лимбе. Она и сейчас успеет это сделать, если...
        - Если?
        - Если пожертвует «сапсанами». Бо и Егор могут задержать противника.
        - Ты отдал бы такой приказ?
        - Разумеется. Если бы мы сумели послать им ментопередачу.
        - Это невозможно, Пол. Человеческий мозг невосприимчив к мысленной связи.
        Зибель выглядел растерянным и удрученным. Таким Коркоран его не видел никогда; кажется, мета-морф Изгой в самом деле превратился в человека и собирал теперь камни печали в долинах бессилия и тоски. Его лицо трепетало, как отражение в воде, покрытой рябыо; черты расплывались, кожа и волосы меняли цвет, и только губы старого фаата, похожие на клюв, были неизменными. «Селина, - прошептал он, - Селина...» Казалось, он отвечает на ее призыв о помощи.
        - Вернемся к нашему модулю, - произнес Коркоран. - Там есть радио. Попробуем связаться.
        В небесах сверкнула молния. Ослепительный блеск заставил его зажмуриться, но, открыв глаза, он увидел бурые стены ущелья с пятнами мхов, силуэт модуля среди камней и стоявшие рядом контейнеры. Над ними возвышался робот, и полусферы с датчиками над его массивными плечами медленно поворачивались, сканируя местность. Раскрылась лазерная щель, мелькнул и погас тусклый огонек - робот опознал своих хозяев.
        - Пошли его наверх, Клаус. Один там уже есть, пусть оба следят за небом. Я к передатчику.
        Нырнув в кабину, он включил голосовую связь. Закружился световой цилиндр, поплыли глифы-позывные, и Коркоран, будто увлеченный их движением, снова взмыл над Рооном, над каменистым плато, изрезанным ущельями, над темной полоской каньона, который охраняла пара роботов. Ощущая присутствие и поддержку Зибеля, он летел в пустоте - туда, где сражался его корабль.
        
* * *
        
        Фрегат содрогнулся. В воздухе поплыл едкий запах горящей пластмассы, потолок рубки покрыла сетка мелких трещин, сверху что-то посыпалось, палуба затряслась, и кокон, прикрывая голову Селины Праа, выдвинул пластину назатыльника. Оранжевые стрелы пламени, которые метали третья и четвертая башни, погасли. Туманов закашлялся, с хрипом втянул воздух и придвинул кресло ближе к навигационной консоли, прикрывая ее от падающих обломков. Синий луч, выброшенный аннигилятором «Литвина», пронзил темноту, распустился адским цветком, и Ба Линь тут же направил корабль вниз. Вниз, вверх, в сторону... Фрегат метался, подобно раненому киту среди летящих смертоносных гарпунов.
        - Защита! Что с защитой? - выкрикнула Праа.
        - Восстановлена на восемьдесят три процента, - доложил Эрнандес и спокойно добавил: - Что-то у нас горит. Задействован ремонтный комплекс.
        Холодным компьютерным голосом заговорил диагностический блок:
        - Повреждения по левому борту. Нарушена регенерация воздуха. Пробоины в разгонной шахте, сектора семнадцать и восемнадцать. Башня-три уничтожена, лейтенант Вентворт погиб. Башня-четыре выведена из строя. Трещины в обшивке, заклинило поворотный механизм. Объем повреждений и состояние лейтенанта Кро уточняются.
        - Вентворт... - пробормотал Туманов. - Мир его праху... Вентворт и Кро Светлая Вода...
        Роберт Вентворт, стрелок из третьей башни, превратился в пар, но Кро, стрелок четвертой, был, возможно, еще жив. Его лицо, бронзовый лик индейца-навахо, мелькнуло перед Селиной, когда она склонилась к интеркому.
        - Линдер, возьми роботов и вытащи Кро. Доставишь в медицинский блок.
        - Я послал Линдера к регенератору, - отозвался Эрнандес. - Без воздуха мы все задохнемся.
        - Поняла. Пусть идет Дюпресси. Ты слышишь, Камилл?
        - Да, мэм. Выполняю.
        - Помощник капитана - навигатору, инженеру, первому пилоту, оружейнику. Мы можем сражаться?
        - АНК не поврежден, - доложил Туманов. По его виску стекала кровь - видимо, задело обломком.
        - Защитное поле - сто процентов, - раздался голос Эрнаидеса. - Линдер с ремонтными роботами чинит систему жизнеобеспечения. Еще две бригады в разгонкой шахте и у башни-три, заваривают трещины. Двигатели гравитяги не задеты.
        - Мы в порядке. - Вокодер донес хриплое, с присвистом, дыхание Серого. - В порядке, лейтенант-коммандер! - Он выругался на русском, который Селина едва понимала, и добавил: - Броня крепка и танки наши быстры!
        Воздух в рубке очистился от запаха гари - видимо, Линдер восстановил нормальную циркуляцию.
        - Аннигилятор, башня-один и башна-два готовы к бою, - произнес Пелевич. - Выпустим ракеты, мэм? Ракетами их экраны не пробить, но выиграем время для маневра... вдруг кто-то подставится под излучатель...
        - Пускай, Кирилл. Дюпресси, что с четвертой башней?
        - Люк заклинило. Роботы вырезают...
        Ракетный залп заставил палубу фрегата дрогнуть, сверху посыпались остатки обшивки. Ракеты, как и свомы, были оружием очень древним, но эффективным, если объект не защищен силовыми экранами. Поле отбрасывало их, заряды детонировали, и на минуту «Коммодор Литвин» окутался пламенем, словно попав в недра звезды. Кажется, это ошеломило или напугало вражеских пилотов; пользуясь их замешательством, Пелевич сжег еще одну машину, и Ба Линь вывел корабль из-под обстрела. В глубине обзорного экрана скользнула стремительная тень - «сапсан», преследующий угловатый аппарат. Бо или Егор... Яркая алая вспышка на мгновение ослепила Селину, потом экран пересек темный шрам Провала, закачались звезды, и призраком из иной вселенной всплыл силуэт боевого модуля. Подкрался к левому борту, к разбитым башням и мертвым стрелкам... Его орудийное жерло развернулось, заглядывая в лицо Селины Праа. «Последнее, что я увижу, - подумалось ей. - Черный Провал, черная пасть и синий луч аннигилятора...»
        Излучатель в башне Кро выплюнул струю огня. Стиснув кулаки, Праа глядела, как поток плазмы, пробив силовую защиту, ударил в борт чужого корабля. «Коммодор Литвин» ринулся вниз и в сторону, но чудовищный взрыв догнал его, подбросил, словно щепку на волне цунами - так, что заныли зубы и кости и потемнело в глазах. «Он жив, и он нас спас», - услышала Селина и поняла, что Туманов говорит о Кро. «Слишком близко, - ответил Ба Линь. - Почти у самого корпуса. Защита...»
        Мысль отозвалась в сознании Праа цепной реакцией: взрыв слишком близко... мощный взрыв... прямо на границе силового поля... защита могла не выдержать... Где-то за спиной зашелестели, опускаясь, переборки, и диагностический блок отрапортовал:
        - Пробит силовой экран и корпус. Разгерметизация дубль-рубки. Второй навигатор Ямагуто погиб. Множественные повреждения в подсистеме оборота и регенерации воздуха.
        Праа закусила губы, не замечая, как струйки крови стекают на подбородок. Оки Ямагуто... дух Оки ушел к Владыке Пустоты... Она заставила себя забыть об этом и выкрикнула другие имена:
        - Эрнандес! Линдер! Сколько еще мы сможем дышать?
        В ответ раздался смешок инженера.
        - Три часа гарантирую. Если мы их проживем.
        На крутом вираже корабль врезался в стаю модулей фаата. «Сапсаны» прикрывали его левый борт.
        - Жить будем столько, сколько сможем стрелять, - сказал оружейник Пелевич. - Я готов, лейтенант-коммандер.
        - Огонь!
        Стрелы синих молний избороздили экран, уцелевшие башни отозвались алыми всплесками. Обе, отметила Праа; значит, Пашин и Бигелоу живы. Орудие четвертой башни молчало.
        - Дюпресси! Люк вырезали?
        - Да, мэм. Кро... - Связист замолчал.
        - Доложить о его состоянии, лейтенант-юниор!
        - Пока жив. Кажется, жив... Транспортирую его в медблок. Грудная клетка... раздавлена... потеря крови и сильные ожоги... еще рука, мэм... правая рука... ее нет.
        - Ты знаешь, как пользоваться реаниматором?
        - Саркофагом? Да, мэм. Но тут нужна срочная операция... Боюсь, я не сумею без Линдера...
        - Линдер занят. Если ты не сумеешь, Светлая Вода умрет, - сухо сказала Праа.
        Один из «сапсанов», прикрывавших фрегат, вдруг вспыхнул оранжевым заревом. Через секунду оно погасло, истребитель маневрировал и продолжал стрелять, но, кажется, шел уже на автоматике. Бо или Егор?.. Чье сердце перестало биться?.. Кто отлетел в Великую Пустоту?.. Преодолев приступ страха, она склонилась над интеркомом, чтобы отправить запрос, и услышала:
        - Вызываю «Коммодора Литвина». Здесь капитан. Праа, Туманов, Эрнандес, Пелевич, отзовитесь! Капитан на связи. Капитан вызывает старшего офицера.
        Хвала Владыке Пустоты, подумала Селина Праа, все они живы. Еще живы. Пока живы...
        - Капитан, - позвала она, - капитан, Клаус...
        Но вместо ответа грохнул отдаленный взрыв, потом еще одни, и сердце Селины сжалось. Откуда долетели эти звуки? С ее погибающего корабля? С палубы, из трюма, из орудийной башни? Или радиоволна принесла их с планеты, где находились ее командир и Клаус? Милый верный Клаус, который так ничего ей и не сказал...
        
* * *
        
        Грохот был такой, что в ушах у Коркорана зазвенело. Он замер, потом, оторвавшись от рации, бросился наружу. В небе над ущельем вспух огненный гриб, отливавший зловещим багрянцем, темные клочья обшивки и разбитых механизмов кружили около него, похожие на опаленных птиц. Чуть выше, в сотне метров от каменистого плоскогорья, три угловатые машины карабкались в зенит, а следом били почти невидимые в ярком сиянии солнца лучи лазеров. Миг - и, настигнув модули, они превратили их в груды пылающих обломков. Грохот новых взрывов отозвался в ущелье гулким протяжным эхом.
        Роботы, понял Коркоран, роботы с лазерными установками и машины фаата - скорее всего, не боевые. Они не имели силовых экранов и двигались медленно и низко - может быть, пытались обнаружить чужаков, или то был патрульный облет северных территорий. Идеальная цель для роботов! Как стая домашних уток для меткого стрелка! Но вслед за утками могли явиться коршуны.
        - Клаус! - Он огляделся, высматривая среди камней знакомую фигуру. - Клаус, я связался с кораблем. Где ты, Клаус?
        Только эхо, метавшееся среди стен каньона, ответило ему. Он почувствовал, как его душа, его разум, его сердце - то или иное или все вместе, бывшее Полом Коркораном, - внезапно раздвоилось; одна половинка тянула назад, к приемнику, другая понимала, что он не вернется в модуль, пока не отыщет Зибеля.
        Куда он мог подеваться? Коркоран раздумывал об этом, глядя на обломки четырех машин, что падали с небес. Отправился наверх вместе с роботом? Решил прогуляться по ущелью? Перепорхнул в другой каньон или в другую часть материка? В другое полушарие? Зачем?
        Был единственный способ это узнать. Оглянувшись на модуль, откуда слышался голос Селины, Коркоран вошел в ментальный транс, посылая короткие мощные импульсы. Не слова, ибо слово определяет язык, а он не пользовался ни одним языком, какие были в ходу на Земле, он просто звал.
        «Где ты, Клаус? Что с тобой? Отзовись! Клаус! Клаус!»
        Ответ пришел мгновенно - сверху, где стояли на страже боевые роботы и дежурил многоногий паук-наблюдатель.
        «Молчи, Пол! И прости меня - я был неосторожен, я был обязан догадаться! Молчи, только молчи! Они уже близко! Они пеленгуют нас по мысленному излучению. Есть еще Держатели, кроме Дайта... есть, но думают, что я один... Ты сможешь улететь, когда меня...»
        Наверху снова громыхнуло, и контакт прервался. Коркоран запрокинул голову - боевой модуль в зыбком мареве силовых полей парил в небесах, обстреливая верхние края обрыва. Роботы отвечали, но на этот раз противник был иной, не утка, а клювастый и когтистый коршун: лазеры не могли пробить его защиты, и несколько малых ракет, взорвавшихся на силовом экране, не нанесли ему ущерба. Вихри пламени и дыма закружились над ущельем, снова и снова блеснул синеватый луч аннигилятора, градом полетели камни, и по склону стали сползать багровые ручейки лавы. Коркоран понял, что исход поединка предрешен.
        Две колонны огня метнулись к небу, прорезав дымное облако. Он попытался вызвать роботов через связной браслет, но безуспешно - кажется, оба приказали долго жить. Это не слишком огорчило Коркорана, его занимало другое, неизмеримо более важное: где Зибель и что с ним? О том, что за его плечами смерть, он как-то не думал, хотя понимал, что, если луч аннигилятора пройдется вдоль ущелья, от Пола Коркорана даже праха не останется.
        Пыль и дым, клубившиеся над каньоном, заволакивали небо, но ему удалось разглядеть угловатый корпус модуля. Машина висела неподвижно, готовая спуститься вниз или залить ущелье потоком лавы, но это не пугало Коркорана. Клаус! Где ты, Клаус? Рискнуть, попробовать ментальный поиск? Но он просил молчать...
        Модуль дрогнул и начал подниматься, уменьшаясь с каждой секундой. Прямоугольный силуэт превратился в черточку, затем в точку и исчез, поглощенный дымным облаком. Улетел? Это было непонятно - пилот, придаток механизма, не принимал таких решений. Значит, его отозвали? Почему?
        Он не успел додумать эту мысль - всколыхнулся воздух, мягко подтолкнул Коркорана, и па земле, между двух контейнеров, появилось тело Зибеля. Он лежал в неудобной позе, подвернув под себя правую руку; глаза его были открыты, голова окровавлена, плечо и грудь обожжены - так, что сквозь обугленную плоть просвечивали ребра. Ужаснувшись, Коркоран шагнул к нему, встал на колени, наклонился, всматриваясь в его искаженные болью черты, в знакомое лицо Клауса. Он уже не был похож на фаата; вернулись морщины и седые волосы, только теперь он казался лет на десять старше. Или на двадцать, подумал Коркоран. Впрочем, что говорить о возрасте попавшего в адский огонь?..
        - Клаус! Ты слышишь меня, Клаус?
        - Да. - Он поймал взгляд Коркорана и вдруг усмехнулся. - Плохо выгляжу, Пол? Ну, не переживай... Все-таки я не человек, а существо иной природы. Человек давно бы умер... от болевого шока, от травмы черепа, от перелома шейных позвонков, от того, что осколок ребра проткнул сердечную сумку... И, разумеется, от ожогов.
        - Это что, диагноз? - спросил Коркоран. Он опомнился, изгнав ощущение ужаса и неизбежной потери. Зибель, конечно, был прав: для метаморфа все эти раны еще не означают гибель.
        - Диагноз будет не таким, - промолвил его друг. - Но сначала скажи - они улетели? Там, наверху, я постарался разыграть спектакль... все натурально, достоверно - битва, сожженный труп врага, обломки роботов, предсмертная агония... Они убрались?
        - Убрались, но, полагаю, по иной причине.
        - Это уже неважно. Ты можешь улететь, а я отправлюсь в тихую пристань, на вечный покой...
        - Отправишься, чтобы вернуться?
        - Еще не знаю. Как получится, Пол, как получится.
        - В этом нет нужды, - произнес Коркоран, надеясь, что заставит его переменить решение. - Селина жива, и жив наш корабль. Они сражаются, Клаус. Я слышал ее голос... она звала тебя.
        - Я тоже слышал, слышал каждый ее зов. Не могу передать ей свои мысли... Но ты, Пол, скажешь: Клаус, умирая, шептал ее имя. Скажи ей об этом, не забудь. Ваши женщины такие нежные, такие чувствительные...
        - Старый хитрец! - воскликнул Коркоран, глядя, как исчезают страшные ожоги на плече Зибеля. - Старый ловкий мошенник!
        - Пусть так. А теперь иди. Иди, Пол, и дай мне умереть в тишине и покое. Смерть - сугубо частное дело. Мне не нужны свидетели.
        Коркоран, словно прощаясь, погладил его руку и встал. Бросил взгляд на небо, все еще затянутое дымом, и твердыми шагами направился к модулю. Над приемником в бесконечном хороводе плыли глифы, и голос Селины Праа снова и снова повторял:
        - Капитан, Клаус! Капитан, я приняла ваш вызов. Есть важная информация. Ответьте, капитан!
        
* * *
        
        Связь оборвалась внезапно. Ба Линь маневрировал, стараясь избежать ударов синих молний, орудия фрегата били по врагу, скользили у поврежденных башен «сапсаны», где-то в недрах корабля инженеры возились с регенератором, а Селина Праа будто выпала на миг из этого круговорота - сидела, уставившись на рацию, и слушала невнятный хор бормочущих звезд. Никаких сообщений после взрывов, только шелест и шуршание помех. Взрывы случились там, на Рооне, - компьютер не докладывал о новых повреждениях, и их искалеченный фрегат все еще держался на плаву. Он мог сражаться и мог услышать зов своего капитана... Но капитан молчал.
        Туманов повернулся к Селине. На его широком лице от виска до уха тянулась кровавая дорожка.
        - Командуй, помощник! Мы в бою!
        Она дернула головой, стукнувшись о пластину назатыльника.
        - Ты слышал, Николай? Капитан! Это был капитан!
        - Я слышал. Я, Санчо, Кирилл, Ба Линь... Мы все слышали! И мы ему ответим, когда он позовет.
        - Там что-то взорвалось.
        - Этим нас не удивишь, - раздался в интеркоме голос Пелевича.
        «Литвин» и два его верных «сапсана» шли в атаку, и Праа забыла о смолкнувшей рации. Теперь отметок на локаторе стало поменьше, но все-таки много - тринадцать. Они расползались по экрану, чтобы охватить фрегат со всех сторон; тактика простая, но самая верная при численном превосходстве. Защитное поле держалось на максимуме, аннигилятор и двигатель были в порядке, и все же, без половины стрелков и орудий, корабль проигрывал бой. С одним из «сапсанов» тоже творилось что-то неладное. УИ отслеживал Ямагуто, и, удивившись его молчанию, Селина вспомнила, что Оки Ямагуто мертв.
        - Серый, Сантини! Что у вас?
        - Бо убит, и обе посудины на мне, - сообщил первый пилот. - Маневрировать трудно, но стрелять могу. Боезапаса еще до чертиков! До хрена! На всех бинюков хватит!
        Он добавил на русском что-то непонятное, крепкое, прошедшее мимо сознания Селины. Она уже погружалась в иное пространство, в мир скоростей, расстояний, координат и убойной мощи своих и чужих орудий. Где, когда, кого - но так, чтоб не влепили по собственной заднице... Эта проблема теории игр, с учетом допусков, ошибок и непредсказуемого поведения врага, была некорректной, то есть имела целый спектр решений с разной небулярностью [Небулярность - величина, измеряющая неопределенность явления, события (термин информатики).]. Человек и компьютер должны были выбрать одно, и этот выбор подтверждался словом.
        - Огонь!
        Залп ушел в пустоту. Отметки на локаторе ползли к краям экрана, боевые модули фаата продолжали разбегаться, как муравьи из горящего муравейника. Смысл их эволюций был непонятен - они удалились от «Коммодора Литвина» на двадцать-тридцать километров и, кажется, не собирались обороняться или нападать. Больше того, они не стреляли! Они шли к Роону широким конусом, словно пытались избежать преследования, - «Литвин» мог бы догнать один аппарат, но не всю рассредоточенную группу.
        - Что творится? - пробормотал Туманов. - Хитрость какая-то?
        - По-моему, они уходят, - сказала Селина Праа, недоуменно морща лоб. - Возвращаются на планету.
        Навигатор вытер кровь с виска.
        - Не будем спешить. Вдруг какой-то тактический ход... Пелевич, ты как думаешь?
        - Думаю, что они уносят ноги, - отозвался оружейник. - Но лучше бы нам обождать. У нас есть чем заняться.
        - Есть, - согласилась Селина. - Эрнандес, смени Линдера - пусть отправляется в медблок, Кро нужна помощь. Серый, вернись на борт. Камилл, Кро в реаниматоре?
        - Да, мэм. Он...
        - Линдер тебя сменит. Иди в трюм. Примешь Бо Сантини. Может быть, он еще жив... Подготовь второй саркофаг. - Она подумала и добавила: - Пелевич, я не отменяю «красную тревогу». Стрелкам оставаться на местах.
        Приемные шлюзы раскрылись, «сапсаны» один за другим исчезли в их темных глотках. Корпус истребителя Сантини был оплавлен, и Праа подумала, что пилота - или его труп - придется вырезать лазером. Сердце ее полнилось печалью. Сантини, Вентворт, Ямагуто, Светлая Вода... Они потеряли четверть экипажа или больше - от капитана и Зибеля по-прежнему не было вестей.
        Едва она подумала об этом, как над приемным устройством вспыхнул свет и закружились глифы. Передача шла голосом и символами; голос Борсетти, офицера-связиста, был едва слышен, но глифы дублировали информацию. Праа, Туманов и Ба Линь глядели как зачарованные на пляску темных знаков, воспринимая их с привычной легкостью и почти не слушая Борсетти. Когда передача закончилась и компьютер восстановил звуковой ряд, Праа сказала:
        - Всему экипажу: отмена «красной тревоги». Сообщение с «Европы». Включаю трансляцию.
        Они прослушали передачу еще раз. Теперь голос офицера связи был ясным и отчетливым. Туманов расстегнул кокон и отодвинулся от панели АНК, Ба Линь сидел сгорбившись и опустив голову - напряжение боя еще не покинуло его. Снова дождавшись конца передачи, Селина наклонилась к интеркому:
        - Доклады. Линдер, Дюпресси, Пелевич, Эрнандес. Я слушаю.
        - Состояние Кро - клиническая смерть, - произнес Линдер. - Он в регенераторе, кровотечение остановлено. Я работаю, но шансы один к девяти. Боюсь, мы его потеряем.
        - Разрезал верхний колпак «сапсана». - В голосе Дюпресси слышалось отчаяние. - Сантини мертв, мэм. Первый пилот говорит, что от воздействия высокой температуры. Тело... то, что осталось... мы перенесем в погребальный контейнер.
        - Два моих стрелка и уцелевшее оружие в порядке. Я тоже, - сообщил Пелевич.
        - Воздуха у нас часа на три-четыре, потом придется отключить систему жизнеобеспечения. Ремонт в рабочем режиме невозможен, - сказал Эрнандес. - Тут возиться не меньше суток. Или в скафандры переберемся, или...
        - Идем к Роону и сядем на грунт, - распорядилась Селина Праа. - Что с дубль-рубкой, Санчо?
        - Я послал роботов. Отсек герметизирован.
        - Пелевич, ты и твои люди - в похоронной команде. Достаньте тело Ямагуто, уложите в контейнер. Приготовьте еще один, для Вентворта... как положено по традиции...
        - Понял, лейтенант-коммандер, - отозвался оружейник. - Выполняю.
        - Николай, курс на Роон. Я попытаюсь снова связаться с капитаном. Теперь его не посмеют тронуть, если он жив.
        - Если жив... - эхом откликнулся Туманов, но Селина, склонившись к передатчику, уже не слышала его.
        - Капитан, Клаус! Капитан, я приняла ваш вызов. Есть важная информация. Ответьте, капитан!
        
* * *
        
        Кружились в световом столбе глифы, звучал голос Селины Праа и другие голоса - навигатора, пилота, инженера, оружейника. Коркоран внимал им, привалившись к мягкой стене кабины, посматривая сквозь раскрытый люк на ущелье и небо, где еще не рассеялась дымная пелена. Голоса звучали музыкой. То была симфония корабля, звуки, оживлявшие его, столь же привычные и дорогие, как шелест листвы в саду и плывущий над Днепром звон колоколов. Праа, Ба Линь, Туманов, Пелевич, Эрнандес... Они уцелели. Кто еще?
        - Здесь капитан, негромко произнес он. - Праа, я на связи.
        Долгий-долгий облегченный вздох. Потом:
        - Капитан! Я слышала взрывы...
        - Не придавай им значения. Есть сведения с флотилии?
        - Да, сэр, от коммодора. Верфь на Обскурусе захвачена, сопротивление прекращено. Коммодор связался со Столпами Порядка, атаковавшие нас модули отозваны. Мы сражались с ними и...
        - Я знаю. Доклад о потерях, лейтенант-коммандер.
        - Капитан! Эти взрывы...
        - Повторяю, Праа: доклад о потерях.
        - Боб Вентворт, - сказала она после краткой паузы. - Прямое попадание в башню-три, даже праха не осталось... Оки Ямагуто. Погиб в дубль-рубке. Бо Сантини. Сгорел в истребителе. Светлая Вода. Еще жив, находится в реанимационном блоке. Остальные... Остальных вы скоро увидите, капитан. Мы идем к вам.
        Вентворт, Ямагуто, Кро, Сантини... В горле Коркорана пересохло. Судорожно сглотнув, он спросил:
        - Состояние корабля?
        - Разбиты башни по левому борту. Трешины в корпусе и разгонной шахте заварены. Система регенерации повреждена, есть проблемы с оборотным воздухом. Но ход мы не потеряли. Планетарные двигатели и силовая защита в порядке. Мы можем спуститься на грунт. Мы пеленгуем ваш передатчик. Что там за местность, сэр?
        - Плоскогорье на севере большого материка. Есть разломы, ущелья, и я в одном из них. Наверху оплавленный камень и останки наших роботов. Вы легко найдете это место.
        - Те взрывы? - в третий раз спросила Селина Праа.
        - Да. Нас тоже атаковали. И у нас тоже есть потери. - Коркоран стиснул кулаки. Лучше сказать ей сейчас, решил он и произнес: - Зибель убит.
        Молчание. Затем послышался голос Туманова:
        - Плачь, Селина, если хочешь. Мы на тебя не смотрим.
        - Он умер не сразу, - промолвил Коркоран. - Он просил передать, что ничего не потеряно и все к тебе вернется. Все! Понимаешь, Селина? Вера, надежда, любовь... Он был очень мудрым человеком, из тех, что умеют предвидеть грядущее.
        Нелегко утешать, мелькнуло у Коркорана в голове. Вдвойне нелегко, если твоя Вера, твои Надежда и Любовь благополучны, живы и всегда с тобой... Нелегко, но придется. Таков его долг капитана: говорить с теми, чьи близкие не возвращаются.
        Вентворт, Ямагуто, Сантини... Возможно, Светлая Вода...
        - Лейтенант-коммандер! Вы слышите меня?
        - Да, сэр. Я... я помню о своих обязанностях.
        Стойкий оловянный солдатик, подумал Коркоран, а вслух произнес:
        - Уточните информацию, поступившую с «Европы».
        - «Азия» идет на Т'хар, «Африка» и «Америка» готовятся к прыжку в систему Эзата, - мертвым тихим голосом сказала Праа. - «Антарктида» осталась у верфи, «Европа» и «Австралия» двигаются к Роону. Сопровождают большой корабль с квазиразумным. По достигнутому соглашению, он заберет фаата с Новых Миров и часть тхо, затем отправится через Провал. За остальными тхо пришлют корабли. Их двадцать два миллиона на трех планетах.
        - Распоряжения для нас?
        - Подготовить фрегат к перелету в Солнечную систему. Маршрут прежний, через Гондвану и Ваал. Повезем доклад коммодора штабу флота и Парламенту. Еще прислан список погибших. Все из экипажей «Азии», «Африки» и «Антарктиды». Они штурмовали верфь.
        - Пусть будет к ним милостив Владыка Пустоты, - произнес Коркоран. - Я жду вас. Конец связи.
        Покинув модуль, он вышел в ущелье, засыпанное камнями и обломками разбитых аппаратов. Оранжевое солнце прошло зенит и теперь висело над юго-западным краем обрыва, ветер разогнал пыль и дым, и фиолетовое небо казалось ясным и чистым, не замутненным взрывами, не опаленным огнем. В вышине медленно текли облака, подсвеченные солнцем и оттого розоватые, как стая гигантских фламинго. Мох на склонах ущелья был сожжен начисто, и теперь их серый и бурый фон разнообразили лишь потоки застывшей лавы, блестевшей полированными зеркалами. Если не считать облаков, все было неподвижным; Коркоран не видел ни летательных машин, ни птиц, ни каких-нибудь животных, змеек или ящериц.
        - Т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта... - промолвил он словно заклинание, памятное с детских лет. - Сиренд вылез на солнце и греется на теплых камнях... Хорошо бы взглянуть на него, тетушка Йо, раз уж я добрался до твоей родины. Почти добрался. Ты ведь жила на Т'харе... - Коркоран подумал и сказал: - Нет, жила ты на Земле, там, где научилась улыбаться. На Т'харе только существовала.
        Сделав несколько шагов, он опустился па камень рядом с Зибелем. Тот выглядел как натуральный труп, окоченевший, окровавленный, но ожоги на груди и плече смотрелись уже не такими страшными - видимо, друг-метаморф подправил кое-что из эстетических соображений. Вздохнув, Коркоран уткнулся лицом в колени, сосредоточился и погрузился в ментальный транс. Но провести зондирование не удалось - потому ли, что подсознательно он не хотел приобщаться к мыслям фаата, или по другой, более веской причине. Возможно, он приближался к возрасту зрелости, и дар его, окрепший в Новых Мирах, мог позволить нечто такое, о чем он прежде не догадывался, не знал и даже не мечтал. Нечто подобное видению на корабле сильмарри.
        Перед ним маячила тьма, мрак, скрывавший грядущее, и Коркоран раздвинул его усилием воли, словно театральный занавес. Смутные картины неторопливо поплыли перед ним: он видел Веру в короне седых, отливавших платиной волос и своих повзрослевших дочерей, видел Наденьку на каком-то низком круглом острове, что колыхался на океанской зыби, видел спутник - несомненно, военную базу, кружившую у Роона, видел себя самого на мостике крейсера, огромного, как орбитальный комплекс, и окруженного целой эскадрой фрегатов и транспортов. Видел еще чужие корабли, звездолеты фаата, идущие через Провал волна за волной, и было тех нашествий четыре [Коркоран предвидит масштабное столкновение между землянами и фаата - четыре так называемые Войны Провала, длившиеся дольше столетия.], ибо ни одна из империй не желала уступать, смирить упрямство, ненависть и гордость - ни люди, ни их противники, тоже бывшие людьми. Видел, как утверждается земная раса - в битвах и покорении планет, в победах и поражениях, в поисках союзников, в борьбе с врагами, в контактах с теми, кто не был ни другом, ни врагом, чьи цели и разум казались
непостижимыми.
        Видения проплыли и исчезли, тьма задернула свой полог, и Коркоран открыл глаза. Зибель лежал рядом, бесчувственный, как мраморная статуя. Кому теперь рассказывать Сны?.. - мелькнула мысль. Он поднялся и пробормотал:
        - Помни, ты обещал вернуться. Не только к Селине, но и ко мне.
        Потом запрокинул голову и осмотрел небеса. Они уже не были пусты - в зените мерцала яркая серебристая искра. Его фрегат шел на посадку.
        
        
        ЭПИЛОГ
        
        Огромный Корабль был переполнен - пришлось забрать не только полностью разумных с Роона, Т'хара и Эзана, но также многие десятки тысяч тхо. Всех помощников из высших каст, всех олков и пилотов и, разумеется, всех самок, дабы проклятые бино тегари не могли скрестить свои гены с генами фаата. Самок было слишком много, и Уайра приказал умертвить менее ценные экземпляры. Они превратились в биомассу, а затем в белковый концентрат, как бывает всегда в долгих космических странствиях, когда не хватает источников пищи. Об этих самках Уайра сожалел не больше, чем о миллионах работников-тхо и мелких квазиразумных, оставшихся в Новых Мирах.
        Чужаки предложили вернуться за ними, и он, Уайра, так и сделает. Он вернется. Он сам и другие Столпы Порядка, Фойн и Йасс с Роона, Айн с Т'хара и Нейхо с Эзата. Все они вернутся, а с ними - Корабли, пилоты и боевые модули. Вернутся не ради ничтожных тхо, но чтобы сжечь пришельцев, а прах развеять в пустоте. Третья Фаза долгов не прощает, а эти бино тегари большие должники - за уничтоженный Корабль Йаты, попытку захвата Новых Миров и разгром верфей, за Дайта и его квазиразумных. Что же касается работников тхо, тех недоумков, что брошены на Т'харе, Рооне и Эзате, то их цена невелика. Через пару циклов малые мозги пошлют сигнал, жизнь тхо прервется, и три планеты будут завалены трупами. Миллионами трупов! Горами мертвых тел! Бино тегари это понравится. Их предводитель сообщил, что Йата повинен в гибели людей на их планете. Что ж, миллионы погибли там, миллионы - тут... Бино тегари придется долго жечь их тела. Или клонировать побольше пхотов, чтобы те сожрали падаль...
        Если бы Уайра знал, что такое смех, то расхохотался бы. Но такая эмоция у фаата давно атрофировалась, как и многие другие чувства - любовь и приязнь, благодарность, вера и милосердие. Но ненавидеть они умели. Ненависть к бино тегари была, пожалуй, самым сильным ощущением в спектре их эмоций.
        Стоя у Сферы Наблюдений Корабля, огородив сознание от квазиразумного и мыслей пилотов, Уайра лелеял свою ненависть. Это чувство он передаст другим Столпам Порядка как импульс к действию, как знак опасности, и они отзовутся, ибо возраст Уайры и мощь ментального призыва делали его лидером. Он знал, что проживет еще век или два, и этого хватит, чтобы вернуться в Новые Миры и даже продвинуться дальше, к родной планете чужаков. Он их найдет, где бы они ни таились! Поиски не будут долгими: никто не слышал об этой расе - ни хапторы, ни дроми, ни кни'лина, и, значит, она не имеет далеких колоний и подчиненных миров. Их материнская планета близка к Роону, и отыскать ее нетрудно - всего лишь пройти маршрутом Йаты. И он, Уайра, это сделает!
        Мозг, управлявший Кораблем, напоминая о себе и неотложных делах, мягко коснулся его разума. Мозг, пилоты и Стоящие У Сферы ждали его приказа, и это наполнило Уайру ощущением могущества и собственной значимости. Взглянув на Сферу, на едва заметные точечки солнц Роона и Эзата, тускло горевшие в глубине, он распрощался с ними и отправил нужный ментальный сигнал.
        В разгонной шахте вспыхнуло призрачное сияние, энергия выплеснулась в пространство, и Корабль совершил прыжок - первый из тех, что приведут его к звездам по другую сторону Провала.
        
* * *
        
        Другой корабль, совсем крохотный в сравнении со звездолетом фаата, тоже был готов к прыжку. Он совершится через четыре часа, в конце капитанской вахты, когда пробудившийся экипаж займет места по боевому расписанию. Сейчас все люди, кроме вахтенных, спали и видели сны; кому-то снились дом и лица близких, кому-то - те, кто ушел в Пустоту, кто будет возвращаться лишь в воспоминаниях. Печальные сны, радостные сны...
        Коркоран и Ба Линь сидели в рубке, один - в кресле у пентальона, запускавшего межзвездный двигатель, другой - у консоли пилота. Кроме них бодрствовал Сигурд Линдер, находившийся в медицинском отсеке, рядом с киберхирургом и саркофагом реаниматора. Под его прозрачной крышкой лежало тело Кро, и жизнь в нем еще теплилась - писк биодатчиков и редкие импульсы на мониторах подтверждали, что сердце бьется и мозговая активность не упала до нуля.
        В стене медицинского отсека - той, что прилегала к внешней обшивке корабля, - зияла ниша с узкой шахтой, ведущей к шлюзу. В нише стояли четыре цилиндрических контейнера, как раз такой величины, чтобы поместиться в шахте и проскользнуть в наружный люк. Два хранили тела Ямагуто и Зибеля, третий - обгоревшие кости и остатки имплантов Сантини, а в четвертом была парадная форма Роберта Вентворта. По традиции форму помещали в гроб, если от носившего ее не осталось даже горсти праха. И по той же традиции четыре контейнера будут выброшены в Пустоту, чтобы плыть среди галактик и туманностей, пока не отгорят последние звезды, не погаснет свет и не придет конец Вселенной.
        Линдер дремал вполглаза на кушетке, прислушиваясь к писку биодатчиков. Звуки становились все реже и слабее, и значит, Кро Светлая Вода готовился отбыть в вечное плавание. Собственно, он уже находился в Великой Пустоте, и только управлявший реаниматором компьютер поддерживал иллюзию жизни, заставляя биться сердце и работать легкие. Но, как все иллюзии, эта тоже не могла тянуться долго, и Линдер с горечью сознавал свое бессилие. Воскресить Кро Светлую Воду не мог никто - ни врачи с «Европы», ни медики Земли, пи препараты и хитроумные приборы, ибо он уже переступил предел, у которого жизнь сменялась вечным молчанием смерти.
        Датчики пискнули в последний раз и смолкли, но тут же раздался тревожный звон реаниматора. Линдер хотел было встать, понимая, что Кро уже не поможешь, и повинуясь лишь долгу, что призывал его к умиравшему. Хотел встать и даже приподнялся, но странная сонливость вдруг навалилась на него, заставив опуститься на кушетку. Возможно, ничего странного в том не было: он трое суток не спал и держался только на лекарствах.
        Сигнал тревоги смолк, и в отсеке воцарилась тишина, нарушаемая лишь похрапыванием Линдера. Прошло пять минут, десять, и рядом с одним из контейнеров возникла нагая фигура - тощий, невысокий и седовласый человек. Контейнеры были задраены наглухо, и криогенные установки включены, однако седой с легкостью сдвинул крышку. Гроб был пуст.
        Оставив его открытым, седой бесшумно скользнул к реаниматору и постоял там, глядя то на мертвое лицо Светлой Воды, то на мониторы с тянувшимися ровными линиями. Казалось, он ждет внезапного импульса или звука, который намекнул бы, что Кро еще жив, но биодатчики молчали, и на экранах не было ни волн, ни пиков. Пожав плечами, он буркнул: «Прости меня, дружище. Больно уж случай подходящий», - и с этими словами принялся освобождать мертвое тело от присосок реаниматора. Потом перенес его в гроб, поднял, прощаясь, руку в салюте и задраил крышку.
        Чтобы попасть в реаниматор, он не сделал ни единого движения, просто вдруг очутился в прозрачном саркофаге, и присоски с трубками и жгутиками проводов тут же встали на нужные места. Пискнул вокодер одного из датчиков, за ним другой и третий, ожили линии на мониторах, откликнулись редкими всплесками, затем импульсы побежали уверенным частоколом. Одновременно с этим человек в реаниматоре менялся: кожа его приобрела бронзовый оттенок, седые волосы сделались черными и блестящими, увеличились мышцы, удлинились конечности, а кисть правой руки исчезла, став залитой витаспреем культей. Теперь он выглядел точь-в-точь как Кро Светлая Вода, и точно такими же были все незажившие раны, переломы и ожоги. Но сердце его билось уверенней и сильней, грудь поднималась и опускалась в нечастых, но равномерных вздохах, и целебные растворы, вспрыснутые реаниматором, электростимуляция и облучение как будто делали свое дело: он, несомненно, жил. Может быть, даже шел на поправку.
        Очнувшись от краткого сна, Сигурд Линдер в радостном изумлении уставился на приборы. В этот момент сидевший в рубке Пол Коркоран ощутил желание наведаться в медотсек, такое мощное, необоримое и внезапное, что по спине пробежали мурашки. Он поднялся, кивнул Ба Линю, вышел в коридор, проследовал через кают-компанию с висевшим на стене портретом коммодора Литвина и переступил порог медицинского блока. Линдер, изучавший показания биодатчиков и пляску кривых на экранах, обернулся:
        - Хорошая новость, капитан! Кро оживает... Ну, во всяком случае, его состояние стабилизировалось.
        - Эти индейцы крепкие парни, - пробормотал Коркоран и шагнул к саркофагу. - Сыновья Маниту, волки лесов, бизоны прерий... Фаата с ними не совладать. Верно, Кро?
        Кро не возразил ни словом - лежал, как прежде, неподвижно, в паутине проводов и трубок.
        - Знаете, сэр, - с покаянным видом признался Линдер, - я чуть не задремал. Так, на секунду... И привиделось мне, будто Кро... ну, вы понимаете... будто датчики обнулились, на мониторах чистый фон, и саркофаг звенит... А я пошевелиться не могу. Ни рукой, ни ногой!
        - Должно быть, глюки от усталости. Выспаться тебе надо, Сигурд, - сказал Коркоран, вглядываясь в лицо человека в реаниматоре. Потом наклонился и тихо прошептал: - С возвращением, друг мой. Айт т'теси. Я рад.
        Губы Светлой Воды дрогнули, и Коркорану почудилось, что он улыбается.