Девятая жизнь нечисти Алексей Григорьевич Атеев
        Алексей Григорьевич Атеев
        Девятая жизнь нечисти
        В одной компании зашел разговор о сверхъестественном. Дело было поздней осенью, между прочим, на даче. Присутствующие сходили в баньку, потом, как водится,
«приняли на грудь» и теперь в расслабленных позах сидели за накрытым столом поод аль от горящего камина.
        С хмурых небес повалил крупный мокрый снег. За окнами вмиг стало белым-бело. Промозглый мрак рассеялся, но тусклое сияние внезапно наступившей зимы никого почему-то не обрадовало. Некая смутная тревога коснулась души каждого из присутствующих. И хотя в комнате было достаточно натоплено, хозяин встал и, разворошив кочергой горящие дрова, подбросил в огонь еще несколько поленьев.
        Саван…- кивнув в сторону окна, произнес один из гостей.- Я говорю: снег, как саван…
        Ему никто не ответил. Все неотрывно смотрели на игру языков пламени в камине. Вот огонь добрался до большого сучка. Тот щелкнул, ослепительная голубая струйка пламени, словно ящерка, на миг зазмеилась по поверхности полена и пропала.
        Раньше верили, что в огне живут саламандры,- сообщил начитанный хозяин дачи. - В своих записках Бенвенуто Челлини [ Бенвенуто Челлини (1500-1571)- итальянск ий скульптор, ювелир и писатель эпохи Возрождения. Оставил знаменитые мемуары «Жизнь Бенвенуто Челлини, написанная им самим». ]
        рассказывает, как в детстве увидел в пламени очага саламандру и сказал об этом своему папаше Д жузеппе, за что немедленно получил здоровую оплеуху. Таким образом мудрый Джузеппе накрепко зафиксировал в памяти сына редкостное явл ение.
        - А я думаю: все дело в коллективном бессознательном,- заметил тот человек, который вспоминал про саван. Он был большим поклонником Фрейда. - Завораживающее действие огня заложено во всех на генетическом уровне. Представьте, наши предки, сбившись в кучу, сидели у костра. Огонь - единственный защитник от населяющих мрак врагов, как истинных, так и мнимых.
        - Это каких же мнимых? - поинтересовалась облаченная в махровый халат представительная дама средних лет .
        - Ну, разных там… Одним словом, демонов. Древние люди ведь верили во всякую сверхъестественную нечисть. Плод, так сказать, угнетенного сознания.
        - Чем, интересно, угнетенного? - не отставала любознательная дама в махровом халате.
        - Тяжелыми бытовыми условиями, - с некоторым раздражением отозвался почитатель Фрейда.
        - Некоторые и сейчас верят,- ввернул хозяин дачи.
        - Атавизм,- заметил фрейдист. - Или результат воздействия детских фобий и страхов, перешедших в подсознание.
        - Так ты считаешь, что потустороннего мира не существует? - продолжала допытываться дотошная владелица махрового халата.
        Почитатель Фрейда в ответ лишь хмыкнул.
        - А мне кажется,- заметил молодой человек, сын хозяина дачи, - этот мир действительно некогда существовал. Русалки, лешие, разные там фавны… А потом… с течением времени… просто вымер. Не стало нормальных лесов, перевелись и лешие. Все очень просто.
        - Интересная гипотеза,- насмешливо произнес фрейдист.
        - А домовые?- воскликнула девица в джинсах и топике, она прибыла на дачу вместе с сыном хозяина.- Ведь они, кажется, жили в домах?
        - В избах… Курных избах,- подсказал молодой человек. - А теперь таких изб тоже, считай, не осталось.
        - Помню в детстве,- продолжила девица,- как-то среди ночи проснулась оттого, что провели по лицу чем-то мохнатым. Вроде мехом. Потом бабушке рассказала, та говорит - домовой.
        - Вы что же, в деревне проживали? - елейно спросила обладательница махрового халата.
        - Почему в деревне?.. В обычной московской девятиэтажке…
        - В большом городе не может водиться ничего сверхъ-естественного, - авторитетно сообщил молодой человек.- Потому как город - не место для чудес. Да любой леший от бензинового чада немедленно задохнется.
        На некоторое время над столом повисла тишина. Присутствующие, как видно, обдумывали этот веский довод.
        - А как же тогда ведьмы?..- с некоторой робостью произнесла девица, некогда общавшаяся с домовым.- Ведь они и в городах живут.
        - Какие еще ведьмы?!- с некоторой горячностью воскликнул сын хозяина. - Выдумки все это… Всякие аферистки выдают себя за патентованных колдуний и ясновидящих. Знаем, знаем… «Потомственная ведьма Элла снимет порчу и сглаз, исправит карму…
        Читали подобные объявления в газетке «Из рук в руки». Чушь и еще раз чушь!
        - Вы в самом деле считаете, что ведьм не бывает? - неожиданно вступила в беседу доселе молчавшая женщина лет тридцати, про которую было известно, что она не то художница, не то поэтесса, а может, и вовсе драматург.
        - Вы что же, думаете наоборот?!- воскликнул запальчивый молодой человек.
        - Имею для этого основания,- хладнокровно сообщила литературная дама.
        - Чепуха!- запальчивого юношу прямо-таки переполняло негодование.
        - А не выпить ли нам коньячка?- предложил хозяин дачи, пытаясь предотвратить намечающуюся перепалку.
        Предложение гостеприимного дачевладельца было охотно принято всеми присутствующ ими. Однако приличные дозы горячительного напитка отнюдь не рассеяли отчасти сонную а тмосферу. Все молчали. Не слышно было обычного на таких мероприятиях расслабленного лепета и игривых шу точек. Возможно, мрачная погода, полумрак, мягкие удобные кресла и потрескивающие в камине дрова создавали ту довольно редк ую ситуацию, когда присутствующим, против обыкновения, говорить совершенно не хотелось, а вот послушать какую-нибудь занимательную историю не отказался бы никто.
        - А вот скажите,- подала наконец голос девица в топике, обращаясь к литературной даме,- вы что-то такое говорили… - девица покосилась на запальчивого юношу,- про ведьм… Мол, как бы поточнее…
        - …имеет для этого основания,- насмешливо закончил вопрос сын хозяина дачи.
        - Вадим! Веди себя пристойно,- одернул юношу дачевладелец.
        - Но я ничего такого…
        - Прекрати!
        - Я действительно имею все основания утверждать, что ведьмы существуют на самом деле, а не являются персонажами фольклора, - хладнокровно сообщила литературная дама.
        Запальчивый юнец хотел выразительно хмыкнуть, но, поймав взгляд отца, примолк.
        - Может быть, поделитесь с нами своими сведениями, - искательно произнесла владелица махрового халата,- а то все заскучали… Как-то даже не по себе становится.
        - Это довольно длинная история, да и захотят ли меня слушать.
        Однако присутствующие, за исключением юнца, горячо поддержали даму в халате и потребовали рассказ.
        - Хорошо,- сказала литературная дама.- Уступаю настоятельным просьбам, но прошу меня не перебивать. Итак, начинаю.
        История первая
        ПРОДЕЛКИ ВЕДЬМ - Зачем же мне сочинять правду?- удивился Незнайка.- Правду и сочинять нечего, она и так есть.
        Николай НОСОВ
«Приключения Незнайки и его друзей»
        В одном большом провинциальном городе жила-поживала девушка Лена. Была она достаточно привлекательной: стройная, невысокого роста, русоволосая, с большими серыми глазами. Вот только массивная нижняя челюсть несколько портила ее лицо. Годков Лене было уже немало - целых двадцать пять!
        Работала Лена в детско-юношеской библиотеке, где среди сотрудников мужских особей не наблюдалось. Может быть, поэтому, а возможно, и по причине характера личная жизнь, несмотря на приятную внешность и наличие отдельного жилья, никак не складывалась.
        По характеру Лена была не то чтобы странной, а словно не от мира сего. Вернет, бывало, какой-нибудь вертлявый второклашка книжку замечательного писателя Носова
«Незнайка на Луне», Лена откроет ее, вроде как проверить сохранность, посмотрит на иллюстрации и задумается. Головка на плечо, ротик полуоткрыт, глазки в потолок - мечтает, значит… О чем - один господь ведает. И что она такого в этом Незнайке находила - непонятно. Ну ладно бы разглядывала глянцевые страницы
«Космополитена» или «Плейбоя». А то замусоленную детскую книжонку… Коллеги по работе знали за ней эту слабость, но люди они были интеллигентные, воспитанные. Перемигнутся, ласково усмехнутся - и только.
        А воротится Лена со службы домой, в уютненькую однокомнатную квартирку, доставшуюся ей от покойницы бабушки, поклюет какой-нибудь снеди, зажжет розовый в цветочек абажур и сидит в продавленном кресле перед телевизором, смотрит… Ротик все так же чуть приотворен, глазки затуманены. Но как только древние настенные часы дребезжаще пробьют десять, девушка выключает дурацкий ящик, раздевается, впархивает в узенькую кроватку и, помечтав еще чуток, безмятежно засыпает.
        Казалось бы, идиллия, пусть и несколько однообразная. Редко встретишь нечто подобное в наше ужасное время. Однако эта монотонность с некоторых пор стала угнетать девушку. Нет-нет да и вздыхала украдкой. Дни - серые, как листки отрывного календаря… Одиночество… Скука, одним словом… Скука и тоска!
        И вот раз случилось!.. Дело было на пятницу вечером. Сидела Лена, как всегда, у телевизора, смотрела «Поле чудес». Вдруг звонок. Редко, ой как редко звонили в ее квартиру. Она даже вздрогнула. Почему-то на цыпочках подошла к входной двери, глянула в «глазок»… Галка!
        Не то чтобы близкая подруга, таких у Лены не имелось вовсе, но в школе пять лет сидели за одной партой, вернее, столом. Галка - бойкая бабенка, уже пару раз побывала замужем, и в обоих случаях неудачно, однако не особенно на сей счет горевала. По характеру и жизненной позиции она была полной противоположностью Лене. Цепкостью и хваткой отличалась неимоверной, но к школьной дружбе относилась трепетно. Она и раньше, в классе, постоянно старалась опекать Лену, и теперь, во время своих редких посещений, пыталась наставлять ее на путь истинный. Лена, в общем-то, любила Галку, но испытывала перед ней некий трепет, справедливо остерегаясь проявлений буйного темперамента.
        - Привет, подруга!- с порога заорала Галка.- Все киснешь?!
        Лена потупилась. Слова эти были неприятны, хотя и справедливы.
        - Ну, ничего, сейчас я тебя развлекать буду.- Галка тряхнула пластиковым пакетом.- Тут и конфетки, и печеньки, и бутылочка винца.
        - Но я не пью,- попыталась отстоять независимость Лена.
        - Я тоже, глупая. Но это «Саперави». Напиток богов. Тащи стаканчики.
        Ничего иного не оставалось моей героине, как покориться.
        - Вот скажи мне,- завела Галка после того, как они чокнулись за встречу и пригубили из своих бокалов,- как ты можешь так жить? Для чего?! Ведь лучшие годы пропадают! Да что там пропадают… Уже пропали! Только старушня коптит небо, да и то не всякая. Как у тебя по линии интима?
        Лена грустно опустила очи долу.
        - Понятно, никак! И что ты себе думаешь? Для кого девство бережешь? В своем ли уме, милая? Посмотри, какое время на дворе. А ты, голуба, сидишь, как моллюск в ракушке. Пресвятая Богородица, и откуда такие ангелицы берутся?! Как в десятом классе с Митькой Соболевым целовалась, так с тех пор ничего и не было…
        - Ну, еще в институте, на картошке…- возразила Лена.
        - Жуть! Что там произошло, на картошке этой?.. Ну, зажал тебя какой-то урод в темном уголке и малость пощупал. А дальше?!
        - Так противно было…
        - Ах, тебе было противно! Неужели? И больше ничего? Может, ты нетрадиционной ориентации?- хохотнула Галка.- Что-то я не замечала. Ладно бы хоть так, но ведь и в этом направлении ничего.
        Слова обличительницы падали на душу Лены, как капли расплавленного свинца. Ей стало до того горько, что она одним махом выпила почти полный стакан. В голове сразу зашумело, но «Саперави», как по-волшебству, разверзло робкие уста.
        - Где ж его отыскать, этого единственного?!- возопила Лена.- Ну где, скажи?!
        - Уж, конечно, не у телевизора. Или, думаешь, Якубович к тебе на белом
«Линкольне» прибудет?- Галка кивнула на экран телевизора, где знаменитый шоумен как раз переодевался в костюм ассенизатора.- Нет, подруга. И не жди! А потом, почему именно единственного? Как известно, истина постигается методом проб и ошибок. Ищи, выбирай… Вот я, например, никогда не мечтала о принце. Два раза под венец ходила, да так…- Галка, задумчиво насупившись, начала загибать пальцы. Их явно не хватало.
        Оставив бесполезное занятие, она насмешливо взглянула на Лену и продолжила:
        - Можно подумать, мужиков на свете мало. Ты посмотри вокруг!.. Нет, чувствую, это дело мне нужно взять в свои мозолистые, натруженные руки.
        - Это как же понимать?- вскинулась Лена.
        - А так! Помочь тебе нужно, а то так целкой и помрешь. Знаешь что, я вспомнила… У меня есть одна знакомая… Она… как бы это… ну, вроде гадалка, ворожея… Словом, обладает паранормальными способностями. Придется тебя к ней сводить.
        - Но зачем?
        - А затем, что укажет она… Надоумит. Эта тетка на два метра вглубь видит. Очень популярна, между прочим, в народе. Вот я тебе такой пример приведу. У одного моего знакомого, предпринимателя, угнали «тачку». Обратился он к ворожее, и, представь себе, та точнехонько указала, где машина находится в настоящий момент, и описала приметы угонщика. Все сошлось! Машину вернули, урод-похититель за решеткой. Каково?!
        - Верится с трудом,- неуверенно защищалась Лена.- К тому же у меня нет машины.
        - Пустое болтаешь! При чем тут машина? Другой фактик приведу. Одна гранд-дама, актриска из нашего театра оперетты, переживала утрату. Любовничек покинул… Случается и такое. Он помоложе ее и боек весьма. Ну что ж… Постенала, постенала… А жить-то надо, а жить-то не с кем. Прямо сюжет для водевиля. Надоумили ее обратиться к вышеупомянутой персоне. Тоже сначала все руками махала: «Не может быть, не верю, мракобесие!» Однако свербит в одном месте. Пошла на поклон… И можешь себе представить, вернулся любовничек-то. Не знаю уж, какие привороты использовали. Только приполз на коленях! Теперь живут душа в душу.
        - Чушь!- нашла в себе силы возразить Лена.
        - Может, и чушь,- охотно согласилась Галка,- но ты-то, подруга, чего теряешь? Не получится, и черт с ним! А если получится?
        - Но что именно должно получиться?!- всплеснула руками невинная дева.
        - А то, голубка. Прежде всего надоумят. Потом укажут путь и наконец помогут с решением.
        Тогда Лена решила использовать последний и самый веский довод в защиту собственной неприкосновенности:
        - Допустим, я соглашусь. Но ведь нужно платить! Услуги этой твоей гадалки стоят денег, и, надо думать, немалых.
        - Вопрос поставлен правильно,- как показалось Лене, несколько смутившись, отозвалась Галка.- Но, во-первых, расплата только по факту. То есть по достижении результата. Причем ты сама должна подтвердить, что обещанное выполнено. А во-вторых, она, ворожея то есть, дама не меркантильная, рассчитаться с ней можно и не деньгами, а, например, услугой.
        - Какой именно? Книги, что ли, детские ей из библиотеки таскать?
        Галка засмеялась:
        - Не волнуйся, сочтетесь. Короче, завтра и идем.
        - Как завтра?! Ты что, с ума сошла?!
        - А чего откладывать. Сию минуту и договорюсь.
        Она достала мобильник. Тот мелодично сыграл какую-то знакомую мелодию, и вот уже искусительница, подсюсюкивая, зачастила:
        - Софья Павловна? Здравствуйте, голубушка! Хотелось бы повидаться. Подругу свою приведу… Да, определенные проблемы… Понимаю, но уж очень необходимо. Пропадает человек…
        При этих словах Лена залилась краской с головы до ног. Какой кошмар!
        - Через неделю?- продолжала трещать Галка.- Можно, конечно, но нельзя ли побыстрее? Давайте завтра. Суббота, и все такое…
        Собеседница, видимо, задумалась.

«Хоть бы отказала!» - мысленно молила Лена, зная, если Галке что-либо втемяшится в голову, она не отступит, пока не добьется своего.
        - В двенадцать? Хорошо. Будем обязательно. Решено и подписано,- обратилась она уже к Лене.- Нас ждут.
        - Как тебе не стыдно?!- возмутилась Лена.
        - А в чем дело?
        - Наговорила всякой чепухи. Что значит: «пропадает человек»? С какой стати?.. Не много ли ты на себя берешь?
        - Ровно столько, сколько могу поднять,- невозмутимо отозвалась нахалка.
        Долго в ту ночь не могла уснуть Лена. Все ворочалась в своей девичьей кроватке, а то вскакивала и начинала бродить по однокомнатным хоромам, пила зачем-то воду, смотрела на проносящиеся мимо окон ночные авто. Там, на темных улицах, кипела жизнь. Одновременно манящая и страшная. Конечно, жизнь, которую она ведет, практична и безопасна, но уж больно тосклива. Решиться, что ли, и сходить к гадалке?
        Но в глубине души Лена осознавала: поход к ворожее неизбежен. Почему, она и самой себе не могла объяснить.
        Вместо положенных десяти часов сон пришел далеко за полночь. Но и он не дал долгожданного покоя. Лене снились опереточные дивы, облаченные в каскады разноцветных перьев, угоняющие подержанные иномарки. А потом почему-то стали сниться кошки… Самые разные: черные, рыжие, полосатые, во множестве наполнили ее жилище. Они метались как угорелые, истошно выли, а потом сбились в огромную кучу и, обратив к ней свои худые, шелудивые морды, страшно зашипели…
        Дева проснулась с легкой головной болью. Однако крепчайший кофе привел ее в чувство, а тут и Галка явилась. Одеваясь и красясь, Лена продолжала канючить, что, может быть, не нужно никуда ездить, что все это глупости и ерунда. Обвиняла подругу во вмешательстве в ее личную жизнь. Так, переругиваясь на ходу, они вышли на улицу. Шустрая Галка тут же поймала частника и сказала, куда ехать.

«Далековато,- прикинула Лена,- на другом конце города. Во сколько же эта поездка обойдется?»
        - Не волнуйся, подруга,- прочитала ее мысли Галка.- Я инициатор, я и финансирую. Все схвачено, за все заплачено…- хохотнула она.
        Легкомысленное отношение к происходящему передалось и Лене. «Почему я постоянно комплексую?- подумала она.- Проще нужно быть, раскованнее. Вон как Галка. Той все нипочем. Знай себе резвится».
        Оказалось, гадалка имеет собственный дом в одном из окружавших город поселков. Некогда подобное захолустье именовали частным сектором, но теперь, когда все секторы российского круга перешли в чьи-нибудь загребущие лапищи, здешние места стали величать элитными районами. Действительно, рядом с робкими домишками в одночасье возникли замки и дворцы. Лена в этой части города никогда не бывала и теперь, по обыкновению приоткрыв розовый ротик, с изумлением озиралась на чудеса архитектуры.
        - Впечатляет?- спросил везший их «водила», кивнув в сторону очередного палаццо, и завистливо вздохнул.
        Как оказалось, вещая женщина проживала пусть и не в замке, но в весьма приличном коттедже за высоченным кирпичным забором. Словно по волшебству, железная калитка в стене отворилась, и Галка уверенно, словно бывала здесь не раз, шагнула внутрь. Лена робко последовала за ней. Вымощенный мраморными плитами и увитый диким виноградом дворик располагал к отдохновению. Журчал крохотный фонтан, в котором плавали золотые рыбки. Альгамбра, да и только.
        Лена и вовсе оробела. Неужели владелица подобных изысков примет их, простых смертных, просто так, даже без записи? Оказалось, очень даже примет.
        Как и большинство неуверенных в себе людей. Лена считала себя опытной физиономисткой. Глянет, бывало, на человека и тут же составит о нем мнение. Такая вот прозорливица.
        Гадалка ей понравилась сразу же. Да что там понравилась! Лене вдруг показалось: она знает эту женщину сто лет. Знает и обожает. Безмерно!!!
        В воображении Лены данное занятие предполагало соответствующую внешность. Ей виделась скрюченная, горбатая старушонка с загнутым носом и паучьими лапками. Однако дела обстояли вовсе не так.
        На первый взгляд ничего особенного в прорицательнице не было. Лет тридцати, темноволосая, большеглазая… Лицо узкое, аккуратный носик чуть вздернут. Она сидела за большим, типа письменного, столом, на котором, кроме телефона, стоял также компьютер, и с интересом взирала на посетителей. На лице играла еле заметная улыбка, в пальцах холеной руки дымилась тонкая сигаретка. - Вот! Привела,- с суетливой поспешностью произнесла Галка, даже не поздоровавшись.- Знакомьтесь, Софья Павловна, Лена.
        В тот момент Лена не обратила внимания на заискивающий, даже льстивый тон подруги, обычно ей несвойственный. Она во все глаза смотрела на гадалку. Та поднялась из-за стола и взмахом руки указала на большой кожаный диван.
        - Итак,- начала она, когда гостьи уселись,- что вас ко мне привело?- Обращалась Софья Павловна исключительно к Лене.
        - Даже не знаю,- замялась девушка,- как и сказать…
        - У нее проблемы личного плана,- вмешалась в разговор Галка.
        - Пожалуйста, не вмешивайся!- одернула ее гадалка.- Я сама разберусь. Вы не стесняйтесь,- вновь обратилась она к Лене.
        Зеленоватые глаза Софьи Павловны будто видели ее насквозь. Так, во всяком случае, казалось девушке. Запинаясь и перескакивая с одного на другое, поведала Лена о своих житейских проблемах. По ее словам выходило, что жизнь тускла и неинтересна, одиночество угнетает, а лучшие годы жизни уходят в небытие.
        - Короче говоря, вы желаете отыскать спутника жизни?- подытожила ее речи хозяйка.
        - Кого попало ей не нужно,- снова вмешалась Галка.- Хотелось бы принца или, во всяком случае, человека благородного, умного, культурного, веселого и… э-э… состоятельного! И конечно же, без недостатков и вредных привычек. Словом, нужен идеал.
        Лену покоробила циничная развязность подруги, столь неуместная в подобной ситуации, но она смолчала. Однако гадалка строго посмотрела на Галку:
        - Вот ты, голубушка, как будто иронизируешь, а ведь напрасно. Похоже, думаешь, что всем по душе твой образ жизни. Сиди, дорогая, и помалкивай. А вы, Елена, не обращайте внимания. Давайте-ка я вам погадаю.- Прорицательница придвинула к креслу, в котором сидела, журнальный столик, извлекла карточную колоду и протянула ее Лене.- Сначала задайте вопрос, на который хотели бы получить ответ.
        - Вслух?
        - Лучше бы, конечно, его озвучить,- в голосе гадалки послышалась легкая ирония. - Но если стесняетесь, можете сформулировать вопрос мысленно.
        - Да нет… Я не стесняюсь… Хотелось бы узнать, когда в моей жизни наступят изменения.
        Гадалка едва заметно усмехнулась.
        - Что дальше?- спросила Лена.
        - Тщательно перемешайте карты и выберите левой рукой десять штук.
        Лена стала разглядывать карты. По размеру они были больше стандартных и в придачу украшены причудливыми рисунками.
        Неожиданно эйфория улетучилась, и, роясь в колоде, она чувствовала себя последней дурой. «Что я делаю?!- мысленно ужаснулась любознательная библиотекарша.- Превращаюсь в посмешище…»
        Однако гадалка, забирая выбранные карты, успокаивающе коснулась ее руки, и вновь сомнения отлетели прочь. И вот карты были разложены на журнальном столике, и Софья Павловна принялась задумчиво их разглядывать.
        - Ну что вам сказать, дорогая моя,- гадалка подняла глаза на Лену, и от этого взгляда ту словно обдало волной лучистого тепла.- Все довольно тривиально. Для начала вы нечетко сформулировали вопрос. Вернее, вслух произнесли вовсе не то, о чем думали. Вы желаете узнать, встретите ли того единственного, которого полюбите на всю жизнь.
        Лена потупилась.
        - Так вот. Смотрите. Эта карта - шут. Она олицетворяет основу ситуации и говорит о том, что вы идете, вернее, бредете по жизни, что называется, не разбирая дороги, не оглядываясь по сторонам. Причина подобного отношения к себе не столько ваш врожденный характер, сколько те страхи и фобии, которые вы приобрели за последние несколько лет. Вы боитесь жизни! Причем значительно больше, чем для этого есть основания. Врагов у вас нет, следовательно, причина ваших проблем - вы сами.

«И без нее знаю»,- недовольно подумала Лена. Ей вдруг стало неприятно слушать эту странную женщину. И, главное, в присутствии Галки. Словно ее публично раздевали.
        - Вот пример того, что вы даже не замечаете интереса к собственной персоне.- Гадалка ткнула пальцем в карту, изображающую молодого человека, держащего в руках длинную дубину.- Эта персона проявляет к вам недвусмысленные чувства, более того, время от времени оказывает знаки внимания. Но он робок и стесняется совершить большее, резонно опасаясь,- тут гадалка подняла указательный палец вверх,- не встретить понимания.

«Да это же она про Сашку!» - изумилась Лена. У нее имелся одноклассник на фамилии Миров, который Восьмого марта явился к ней домой и вручил роскошный букет роз. Этого Мирова в школе она даже не замечала. Его визит привел Лену в недоумение. С чего вдруг?.. К тому же от парня попахивало спиртным, и Лена быстренько его выпроводила.
        - Миров!- догадалась и Галка.- Нормальный парень. До сих пор не женат, работает в какой-то фирме, ездит на «БМВ»…
        - Прошу не мешать,- строго произнесла Софья Павловна.- Так вот, чтобы добиться результатов, нужны определенные действия. Допустим, этот некто, которого олицетворяет паж жезлов, вас не устраивает. Тогда вы должны определиться с выбором и предпринять шаги. Чтобы привлечь желаемый объект.
        - Какие шаги?- с любопытством спросила Лена.
        - Есть два пути,- невозмутимо пояснила гадалка.- Воздействие без магических средств… и использование оных. Карты показывают, что в скором времени вы отыщете искомую личность, причем с помощью магии.
        - А если обойтись без колдовства?- стараясь придать своему голосу шутливый тон, спросила Лена.
        - Результат весьма сомнителен. Конечно, если вас устраивает этот Миров…
        - А волшебным способом, что же, можно любого привлечь?
        - Любого! Нужно только вступить в личный контакт.
        - Это как?! Переспать, что ли?
        - Пересып потом,- досадливо произнесла Софья Павловна.- Вначале нужно произвести воздействие любовного приворота.
        - Неужели любого?- вновь влезла Галка.- А если, к примеру, певца Киркорова?
        - Да хоть Кобзона. Стопроцентное попадание гарантируется. Но, конечно, лишь в том случае, если все условия будут непременно выполнены.
        - Какие именно?- с любопытством спросила Лена.
        - Выйди-ка на минутку,- обратилась Софья Павловна к Галке. Та безропотно поднялась и скрылась за дверью.
        - Значит, так. Для приворота мне нужно получить от вас следующее…
        Тут она бесстрастным тоном стала перечислять такие ингредиенты, от названий которых Лена невольно покраснела.
        - Можете записать, если боитесь забыть,- предложила гадалка.
        - Но я… но мне…- Лена в замешательстве не могла найти подходящих слов.- Глупости все это…
        - Вот что, милочка, я тебя сюда насильно не тащила,- перейдя на «ты», с металлом в голосе изрекла Софья Павловна.- Если хочешь изменить свою жизнь, придется сделать все, что я скажу. А коли боишься или,- тут гадалка хмыкнула,- стыдишься… Так я, знаешь ли, не удерживаю. Забейся, мышка, в свою норку и не высовывайся! Выбор за тобой. И хочу предупредить сразу: возможно, тебе предстоит выполнить еще более неприятные условия. Решай…
        - А какова плата за ваши услуги?- робко произнесла Лена.
        - Плата?!- Софья Павловна усмехнулась.- Плата вполне доступна и не выражается в материальном эквиваленте. О ней я сообщу, если ты решишься. Так что ступай домой и думай. А как надумаешь, позвони мне.- И гадалка протянула ей визитную карточку.
        На обратном пути Лену одолел скептицизм.
        - Чушь все это!- безапелляционно заявила она.- Если не сказать больше…
        - Что именно она от тебя хотела?- с жадным любопытством спросила Галка.
        Они стояли на автобусной остановке. Лена настороженно заозиралась по сторонам, словно чувствовала за собой слежку. Но, кроме убогого вида старушки, отрешенно сидевшей на скамейке, никого вокруг не наблюдалось. У ног старушки терлась бродячая кошка.
        - Говорит, приворот нужно изготовить,- шепотом произнесла Лена.- Разную дрянь для его приготовления принести нужно.
        - Какую дрянь?
        - Да и не спрашивай! Ерунда все это.
        И сколько Галка ни пыталась выведать подробности разговора с Софьей Павловной, Лена молчала, как партизанка.
        - Сама у нее спроси,- наконец досадливо произнесла она. Услышав о подобном варианте, Галка неожиданно замолчала, а тут и автобус подошел…
        Первые несколько дней Лена непрестанно думала о гадалке и ее предсказании, но постепенно впечатления размылись, съежились и втянулись в какую-то щелку между разумом и подсознанием. Время от времени, обычно по вечерам, они всплывали, досаждали, мешая сосредоточиться на очередном сериале.
        Абсолютно ничего не происходило. Работа, дом… Все шло как обычно. Гадалка не давала о себе знать, и Лена решила, что про нее забыли. И, нужно отметить, почувствовала даже некоторое облегчение. Впрочем, совершенно напрасно. В один из вечеров раздался звонок, по голосу она тотчас узнала Софью Павловну. Гадалка как бы даже в приказном тоне сообщила, что Лене нужно явиться к ней в нынешнюю субботу, в то же время и непременно одной.
        - Но я даже адреса не помню,- пролепетала наша малютка-дева.
        - Найдете,- бесстрастно заметила мистическая женщина.- Приходите непременно и обязательно принесите то, о чем я вам говорила.
        В горле внезапно пересохло, душа екнула и ушла в пятки. Опять, опять… Не пойду! Но внутренний голос утвердительно заметил: «Пойдешь… Даже побежишь. Во все лопатки помчишься».
        Так и случилось. В назначенный час Лена прибыла в апартаменты гадалки. И вновь, как только она взглянула в зеленые очи Софьи Павловны, все существо пронизало ощущение счастья, благодарности к этой чудесной женщине, снизошедшей до общения с ней, серой мышью. Глупые опасения и ложная стыдливость куда-то улетучились, уступив место беззаветному обожанию.
        - Принесла?- вместо приветствия холодно поинтересовалась гадалка.
        Лена утвердительно кивнула головой и потупилась.
        - Что ты все краснеешь, как дитя малое?- насмешливо спросила Софья Павловна.- К чему эти ужимки. Хочешь устроить свою жизнь?
        Лена вновь кивнула.
        - Тогда попрошу не кривляться. Смысл действия вот в чем. Я уже говорила: нужно составить приворот. Для этого и необходимо то, что ты принесла. Это, так сказать, частицы твоего естества,- гадалка хмыкнула.- Остальное - моя забота. Но предупреждаю,- Софья Павловна пронзительно взглянула на нее, и Лена даже поежилась,- ты должна выполнить все, что я скажу. Иначе вреда себе наделаешь. Пойдем со мной.
        Лена послушно двинулась следом.
        Двигались какими-то полутемными коридорами, поднимались по крутым ступенькам, наконец, очутились в просторном помещении со скошенными стенами. Чердак, поняла Лена. Здесь оказалось жарко, крепко пахло неведомыми травами, что было неудивительно, поскольку все стены оказались увешаны пучками всевозможных растений, сухих и срезанных совсем недавно. Кроме того, у одной стены располагался стеллаж, на котором стояли многочисленные стеклянные, фаянсовые и фарфоровые банки с крышками. На некоторых посудинах имелись непонятные надписи, видимо, на латыни. В углу комнаты высился огромный стол, поверхность которого была уставлена керамическими и медными ступами, спиртовками, колбами, ретортами и прочей химической чертовщиной. Напротив стола - узкая кушетка вроде тех, какие бывают в медицинских кабинетах.
        - Раздевайся,- приказала Софья Павловна.
        - Зачем?- смущение вновь посетило голубиную душу.
        - Медосмотр делать будем.
        Лене показалось: Софья Павловна шутит. Она подняла на нее потупленные доселе очи, но лицо гадалки оставалось бесстрастным.

«Какой медосмотр, зачем это?..» - вяло зашевелилось в перепутанной головке. Однако тут же в памяти всплыли слова о беспрекословном послушании, и Лена стянула с себя футболку, а затем и джинсы.
        - Все снимай!
        Лена осталась совсем голой. Гадалка критически оглядела ее, едва заметно усмехнулась, потом бесцеремонно потрепала маленькие груди:
        - Худышка. Ну ничего… Многим мужикам именно такие и нравятся. Ложись попой кверху,- она кивнула на кушетку.
        Лена уткнулась лицом в нагретую кожу. Она вся напряглась, как обычно происходило с ней при посещении медицинского учреждения.
        - Да расслабься,- гадалка довольно сильно шлепнула ладонью по ягодицам.- Не съем я тебя… во всяком случае, пока.- Она хохотнула.
        Внезапно запахло чем-то крепким и острым, вроде спиртом, но обладающим необычным, сладковатым запахом. И тут Лена даже вскрикнула от неожиданности. Гадалка провела по ее коже ваткой, смоченной этой непонятной жидкостью.
        - Спокойно, спокойно… Я же просила не напрягаться.
        - Что это вы делаете?- не удержалась Лена.
        - Собираю твой запах. Весьма важная составляющая приворота. Перевернись-ка на спинку.
        Холодящий кожу тампон нежно коснулся ложбинки между грудей, поехал вниз, проник в ямку пупка…
        - Все,- наконец сказала гадалка,- можешь одеваться.
        Лена, донельзя сконфуженная происходящим, стала поспешно натягивать свои тряпки, а Софья Павловна подошла к столу и принялась готовить снадобье.
        - Немножко того…- бормотала она себе под нос,- немножко этого…- Время от времени она задумывалась, морщила нос, быстро взглядывала на Лену и тут же опускала глаза на стоящие перед ней склянки.
        - А что входит в состав…- Лена замялась, подбирая подходящее определение. Слово
«приворот» она произносить не решалась.- …лекарства?
        - Лекарства?- гадалка насмешливо посмотрела на девушку.- Ну да… конечно! Лекарства от бледной немочи и застарелой меланхолии. Всего понемножку, милочка. Например, слюна черной жабы, которую сия тварь выпускает, когда ее поджаривают на медленном огне…
        Лену передернуло от омерзения.
        - Или вот нехорошая травка аконит, которую еще называют «царь-зелье». Употребление внутрь не рекомендуется. Теперь лавандовое масло, мускус… Одним словом, тщательно перемешиваем составляющие части, соединяем с принесенными тобой ингредиентами, и получается волшебный эликсир, с помощью которого можно приворожить любого мужика.
        - Неужели любого?!- изумилась Лена.
        - А то!.. Какого пожелаешь. Делается это так. Скажем, приглянулся тебе добрый молодец. Глаз, то есть, на него положила. Все! Нужно действовать. Не подумай, что эту штуку нужно подмешивать в пищу или в питье, она, так сказать, предназначена для наружного употребления. Используют смесь точно так же, как обычную парфюмерию, то есть наносят на кожу, причем на свою собственную. Вроде как духи. Делается это три раза. Первый - когда ты хочешь, чтобы он обратил на тебя внимание, второй - во время первого свидания, и третий - когда надумаешь лечь с ним. Запомни, три раза! Ни больше, ни меньше! После этого он - твой.
        Молодица недоверчиво поморщилась.
        - И не сомневайся, милая,- старушечьим, надтреснутым тенорком вдруг зачастила гадалка.- Многожды проверено. Только одна закавыка имеется. Выбрать трудновато. Глаза разбегаются. Но выбор сделать нужно, и как можно быстрее, иначе приворот потеряет силу. Так что не теряй времени.
        - А в течение какого времени он действует?- робко спросила Лена.
        - Три месяца, в аккурат самый раз, а дальше под вопросом. Через полгода можно выбрасывать. И еще, лапочка… Может получиться так, что вначале тебе один мужик понравится, а немного спустя - другой, а то, упаси тебя нездешняя сила, и третий приглянется. И если ты приворот к каждому применишь, то все трое будут за тобой носиться, как кобели за сучкой. А это грозит весьма печальными последствиями и для них, и для тебя. Поэтому выбирай осмотрительно. Теперь о плате…- гадалка сделала многозначительную паузу, и внутри у Лены все похолодело. Софья Павловна, видимо, поняла ее реакцию, потому что громко и, как показалось Лене, злобно засмеялась: - Не волнуйся, лапочка, денег я с тебя не возьму. Мне нужно другое. А именно: простыня, на которой ты потеряешь девство.
        Лена в изумлении от столь странного требования разинула рот.
        - Ты меня поняла?! Все, что мне нужно: простыня с твоей кровью. Дошло?
        - Но я… но мне… Стыдно как-то…
        - Ну, смотри,- тон гадалки сделался ледяным.- Решать тебе.
        - Зачем вам это?!
        - Не задавай глупых вопросов. Раз прошу, значит, нужно. Тебе что же, постельного белья жалко? Так я прошу всего одну простыню. Можешь использовать самую плохонькую, мне все равно.- Гадалка явно издевалась над ней.
        - Нет, не жалко. Но как-то это… дико.
        - В таком случае и приворот - дичь. Ты можешь вот прямо сейчас повернуться и уйти. И больше обо мне не вспоминать. И будь спокойна, никаких последствий от этого шага для тебя не будет. Но если все же решишься, должна непременно исполнить мое условие.
        Лена некоторое время переминалась с ноги на ногу, думала… Наконец авантюрная жилка возобладала над благоразумием, а может, просто захотелось чуть-чуть подкрасить свое бесцветное существование, и она махнула рукой.
        - Ну и отлично,- удовлетворенно сказала Софья Павловна и протянула Лене пузырек.- Пользуйся, но помни о моих указаниях и о нашем уговоре.
        И тут началась… охота прямо-таки на мужиков. Где ни увидит Лена видного парня, тотчас на него засматривается. Просто глазами ест. Оценивает: подходит или не подходит он ей. И противоположный пол замечает внимание и тоже на Лену взирает с интересом, а многие так прямо в знакомые набиваются. Сроду с ней ничего подобного не происходило. Без всякого приворота отношения готовы дальше развиваться. Однако и Лена вдруг себя ценить начала. Не с каждым и заговаривает. Вот что значит внимание.
        Но чем больше она на мужчин смотрела, тем сумрачней становилось у нее на душе. Где он, тот единственный? Как распознать его в толпе? Ведь хочется какого?.. И богатого, и умного… Желательно веселого… Ясное дело, не урода. А кроме того… Этих «кроме того» набегало столько, что в конце концов все смешалось в головке у маленькой библиотекарши.
        А время шло. В бессмысленных поисках прошел месяц.
        Все чаще и чаще Лена доставала пузырек с приворотным снадобьем, разглядывала его на свет, нюхала… Против ожидания, запах его не казался противным. Аромат был действительно чересчур резким и пряным, но не лишенным определенной интриги. И мысли тут же появлялись очень даже игривые, прямо-таки неприличные мыслишки. Лена и одергивала себя, и корила, и, пытаясь отвлечься, доставала с книжной полки любимого «Незнайку»… Все было тщетно! Неизвестно откуда накатывали туманные образы, распаленное сознание выдавало одну разнузданную сцену за другой. Просто-таки порнофильм… Лена однажды лицезрела образчик подобной продукции и была настолько шокирована, что какое-то время без отвращения не могла смотреть на салат из огурцов.
        Нужно положить подобной ситуации конец. Но где, где найти того единственного, в чьи объятия можно броситься, как в омут головой?!
        И вдруг в памяти всплыл одноклассник Сашка Миров. Тот самый, что однажды приперся к ней с букетом роз. В школе Лена не обращала на него внимания. Парнишка как парнишка. Ничего особенного. Учился средне, особыми талантами не блистал, разве что по спортивной части… Непримечательный, в общем. Правда, говорили, что Сашка - наполовину испанец. Мол, его отец из тех испанских детей, которых некогда, в конце тридцатых годов, привезли в Советский Союз. А фамилию Сашка носит материнскую, поскольку отцовская уж больно вычурна и вызывает массу вопросов.
        Гадалка, помнится, насмешливо бросила: «Ну, если вас этот Миров устраивает…» А почему бы и нет?! Конечно, можно было бы попробовать силу приворота на каком-нибудь более заманчивом субъекте. Однако Софья Павловна предупреждала о нежелательности экспериментов с приворотом. Да и Миров вроде к ней неравнодушен. А если неравнодушен, то зачем использовать приворот? Однако, с другой стороны, для чего она тогда ходила к гадалке? Как всегда, масса неразрешимых вопросов… Впрочем, почему неразрешимых? Вечно она сама себе преграды создает. Решила посмотреть на этого Мирова, вот и отправляйся…
        Лена довольно быстро выяснила, как отыскать Сашку. Бывшие одноклассники помогли. От них же Лена узнала, что Миров до сих пор не женат, при этом весьма состоятелен, руководит крупной фирмой, занимающейся экспортом всяких-разных пищевых продуктов, преимущественно из Испании.
        - А почему не женат?- поинтересовалась любознательная библиотекарша.
        - Никак не может отыскать свой идеал,- захихикала в трубку бывшая школьная суперзвезда Ирка, потом многозначительно заметила: - Или идеал до сих пор не понимает, что ему давным-давно пора отыскаться.

«И эта туда же,- с легкой досадой подумала библиотекарша, догадавшаяся: под идеалом подразумевается именно она - Лена.- Неужели всему свету известно, что Сашка ко мне неравнодушен?»
        Оставалось только навестить Мирова и прояснить ситуацию на месте. Но как это осуществить? Допустим, явится она пред светлые очи (кажется, карие), а дальше? Что говорить? Мол, замуж за тебя хочу? Бред! Вот если столкнуться с ним как бы случайно…
        Лена решила остановиться на данном варианте.
        Все произошло именно так, как она и задумала. Не успел Саша выйти из дверей своего офиса, как столкнулся с очаровательной малюткой, в которой тотчас узнал свою школьную любовь…
        Можно, конечно, долго и красочно повествовать, как развивались их отношения, однако это бы увело в сторону от основной линии повествования. Скажем лишь пару слов о бурном и красивом романе. В нем присутствовали все полагающиеся такому случаю атрибуты: белые розы, небольшие, но изысканные подарки, прогулки при луне, ледяное шампанское и, наконец, упоительный миг первого соития. Была в романтическом ухаживании даже некоторая кинематографическая заданность, словно Лена стала героиней знойного тропического сериала. Видимо, давала себя знать испанская страстность и обходительность кавалера.
        - Ты - просто неуправляемый самец,- с осуждением, в котором, однако, сквозила тихая радость, заметила Лена на утро после ночи, проведенной в неистовых объятиях. (События, между прочим, развивались в ее уютной квартирке.)- И, наверное, после этого будешь меня презирать…
        Однако возлюбленный сообщил, что презирать ее вовсе не собирается, а даже готов предложить руку и сердце. Такой вот замечательный финал.
        Нужно заметить, что наша малютка не забывала наставлений таинственной Софьи Павловны. Волшебное снадобье было употреблено ровно три раза, причем именно в самые, так сказать, сокровенные моменты. Однако в душу Лены постепенно закрались не то чтобы подозрения, а скорее сомнения. Действительно, приворот вроде бы помог. Но в нем ли тут дело? Ведь Саша много раз говорил, что любит Лену еще с седьмого класса… Следовательно?.. Неприятные мыслишки копошились в русоволосой головке. Похоже, ее обвели вокруг пальца. Вовсе не в каком-то гадком привороте дело, а в искреннем чувстве, пронесенном сквозь годы и испытания. Подумать только: с седьмого класса! Сколько лет ждал! С другой стороны: зачем этой Софье Павловне морочить ей голову? Денег же с нее она не взяла. Да, не взяла… Однако на деньгах ли тут все построено? Возможно, в будущем гадалка собирается ее каким-то образом шантажировать? Тогда непонятно, зачем ей пресловутая простыня? Или с помощью этой «реликвии» гадалка приобретет над Леной некую власть?
        И чем больше Лена размышляла над странными обстоятельствами, тем отчетливей ощущала себя последней дурой. Ничего себе, современная девушка! Принимает на веру разную средневековую галиматью. И ведь посоветоваться не с кем. Расскажи она Саше про подобные манипуляции - поднимет на смех. Может, посоветоваться с Галкой? Но бойкая подруга почему-то перестала заходить, что, по правде говоря, Лену не особенно огорчало. Увидит Галка Сашу и на смех ее поднимет. Стоило ли затевать кутерьму с гаданиями и приворотами, если суженый-ряженый не просто был под боком, а обожал Лену с тринадцати лет…
        А между тем дело шло к свадьбе. Все чаще и чаще затевал Саша разговор о предстоящем бракосочетании, о банкете в лучшем ресторане, о медовом месяце где-нибудь на земле его испанских предков, а еще лучше на необитаемом тропическом острове, где будут только они одни.
        - Представляешь,- восторженно говорил он,- синий океан, белейший песок, и мы под пальмами: ты и я!..
        - Как в рекламе шоколада «Баунти»,- заливисто смеялась счастливица.
        - Вроде того. Адам и Ева в Эдемском саду…Ты и я…- он мечтательно закатывал карие, навыкате, глаза.
        И любовники принимались рассуждать, нужен ли на необитаемом острове купальный костюм или проще ходить голышом.
        И вдруг однажды вечером позвонила гадалка. Лена давно ожидала чего-нибудь подобного, и все равно от неожиданности у нее душа ушла в пятки.
        - У тебя, я слышала, все в порядке?- поздоровавшись, поинтересовалась Софья Павловна. В голосе ее не было ни любопытства, ни торжества, а лишь ленивая ирония.
        - Как вам сказать…- Лена пыталась подобрать подходящие слова.
        - А ничего и говорить не нужно… Рада за тебя. В таком случае, поскольку цель достигнута, пришло время рассчитаться.
        У Лены ни с того ни с сего мучительно засосало под ложечкой.
        - Чего молчишь?- голос гадалки посуровел.- Или позабыла про уговор?!
        - Нет… Я… э… помню…
        - Вот и хорошо. Тогда в субботу принесешь… У тебя есть то, что мне нужно?
        - А?.. Ну да, конечно.
        - Славно. Приходи, как обычно, часиков в двенадцать. Буду ждать.- И гадалка повесила трубку.
        Лена, словно в беспамятстве, подошла к платяному шкафу, засунула руку в самый дальний конец полки, на которой лежало постельное белье, достала полиэтиленовый пакет, из которого извлекла скомканную простыню. Развернула… На несвежей, мятой ее поверхности виднелись два-три буроватых пятнышка. Сердце, непонятно по какой причине, бешено колотилось, на лбу выступила испарина.
        Что же делать? Что делать?! Придется отнести, иначе эта ведьма (тут Лена впервые использовала данное определение для личности Софьи Павловны) наделает каких-нибудь гадостей. И зачем с ней связалась… Куда как проще было найти возможность встретиться с Сашей без использования противного снадобья. Ну а теперь ничего не попишешь. Как говорится, уговор дороже денег.
        И всю ночь доверчивая библиотекарша ворочалась с боку на бок. Снились ей всякие кошмары вперемешку со сладострастными сценами самого мерзкого свойства.
        Когда вечером следующего дня она вернулась с работы, перед входной дверью ее квартиры сидел котенок.
        Нужно заметить: Лена недолюбливала домашних животных, в том числе и кошек. Еще в раннем детстве ее почтенная мамаша втолковывала малютке, что от разного рода зверья в квартире только грязь и зараза. «А вдруг эта кошка лишайная,- обоснованно предполагала здравомыслящая женщина в ответ на просьбы ребенка взять домой, обогреть и накормить несчастную помойницу.- Или у нее глисты? Ты что же хочешь, чтобы в твоем животике завелись гадкие червяки?! А лишаи… Ведь это ужасно! Тебя подстригут наголо и намажут голову ртутной мазью. Что скажут в школе? Да с тобой рядом никто сидеть не будет!»
        Страшные картины, нарисованные благоразумной родительницей, потрясли воображение малютки, и с тех пор она смотрела на мелкую подзаборную скотинку с плохо скрытым опасением. На руки взять или хотя бы погладить - ни в коем разе.
        Однако, с другой стороны, Лена любила читать книжки про животных. Джеральда Даррелла, скажем, или Виталия Бианки. Именно в этот момент умиление часто касалось ее нежного, невинного сердечка.
        Но вернемся к происходящему.
        Котенок выглядел весьма забавным. Он был черен, как уголь, и только кончики его лап словно обуты в белые носочки.
        Котенок посмотрел на Лену и жалобно мяукнул.
        - Жрать небось хочешь?- равнодушно поинтересовалась библиотекарша.
        Животина издала утвердительный мяв.
        - Прошу прощения, котик, но на меня не рассчитывай. Народу в подъезде проживает много, авось кто-нибудь и накормит. Так что будь здоров!- И она, легонько отпихнув котенка носком туфли, отворила дверь. Однако шустрый отпрыск семейства кошачьих, несмотря на столь нечуткое отношение, проскользнул меж ее ног и проник в квартиру.
        - Брысь, паразит!- закричала Лена довольно грозно. (Кто бы мог ожидать подобного тона от столь субтильного существа.) Однако «паразит» вовсе не ретировался, а двинул прямиком на кухню.
        - Ну и черт с тобой,- однозначно прореагировала библиотекарша,- все равно ничего не получишь.
        Однако «черныш» выглядел настолько забавным и так умильно взирал на нее, что сердобольная Лена взяла пластиковую плошку и налила в нее немного молока. Некоторое время котенок жадно лакал, пока не выпил все, потом вновь заискивающе, как показалось Лене, посмотрел на нее.
        - А ты наглец,- констатировала библиотекарша.- Ну что ж…- И она плеснула в плошку еще…
        На этот раз котенок вел себя несколько иначе. Он посмотрел на плошку и обмакнул в молоко переднюю лапку.
        - Ты плохо воспитан!- строго произнесла Лена. Однако котенок не внял упреку, а залез в плошку всеми четырьмя лапами и в конце концов перевернул емкость.
        - Я так и знала!- возопила чистюля и, схватив со стола первый попавшийся под руку предмет, швырнула его в усатую нечисть.
        На беду котенка, метательный снаряд, угодивший ему в мордочку, оказался металлическим молотком, которым отбивают мясо. Еще вчера Лена готовила бифштекс для своего возлюбленного. Котенок издал нечто вроде всхлипа и рухнул в молочную лужу. Некоторое время он судорожно сучил лапками, но вскоре затих. Библиотекарша остолбенело взирала на содеянное. Такого развития событий она никак не ожидала. Потом наклонилась над пострадавшим. Котенок не подавал признаков жизни. На крошечной мордочке выступило несколько капелек крови. Летальный исход случайной встречи был налицо.
        И тут Лену неожиданно осенило. Она схватила бедолагу за хвостик и подняла на уровень глаз. Со шкурки убиенного стекало молоко. Лена наскоро обтерла котенка и потащила в комнату. Не выпуская свою жертву из рук, она рывком сорвала со своей кроватки покрывало вместе с одеялом и принялась тыкать окровавленную мордочку в простыню. На ткани осталось несколько маловыразительных пятнышек. Лена с сомнением посмотрела на дело рук своих и осталась недовольна. Крови как результата якобы свершившейся дефлорации, по ее мнению, было явно недостаточно. Тогда она пошла на кухню, взяла хлебный нож и неумело перерезала худенькое горлышко. Вновь выступило несколько капель крови.
        - Желудок у котенка меньше наперстка,- ни к селу ни к городу произнесла злодейка, доведя свои манипуляции до конца.
        Потом она достала из шифоньера коробку с французскими модельными туфлями, подаренными ей возлюбленным, извлекла обувь, засунула туда свою жертву и вынесла коробку на лестничную площадку, решив отнести ее в мусорный бак, когда стемнеет.
        - Ну вот и все,- констатировала она вслух, разглядывая дело рук своих.- Эту простынку ты и получишь. Авось не разберешься, какая тут кровь - человечья или кошачья.
        Далее хитроумная Лена решила уничтожить все улики. Настоящую простыню она бросила в ванну, открыла горячую воду и щедро насыпала стирального порошка
«Ариэль», а подделку, предварительно как следует измяв, положила в пакет. Дело было сделано. Оставалось только избавиться от трупика котенка. Девушка вышла за дверь. Коробка из-под обуви стояла там, куда ее и поставили. Лена подняла ее. Коробка показалась почему-то очень легкой. Она сняла крышку. Котенка не было…

«Что за бред?- изумилась Лена.- Как это понимать? Возможно, котенок был просто оглушен ударом, а потом пришел в себя и выбрался на волю. Но ведь в таком случае крышка валялась бы рядом с коробкой? К тому же у котенка перерезано горло… Весьма странно».
        Лена покрутила головой по сторонам. В подъезде было пусто, лишь с улицы слышались детские голоса. Она опустилась на пролет ниже, потом поднялась на следующий этаж. Котенка нигде не наблюдалось.
        Весьма странно! Может, все произошедшее ей привиделось? Но как такое может быть?
        Она вернулась в свою квартиру и вновь достала только что изготовленную подделку. Кошачья кровь была на месте. Покумекав малость, Лена решила, что либо котенок все же оказался жив и выбрался из коробки самостоятельно, либо какая-нибудь любительница кошек (а таковые в подъезде имелись), обнаружив трупик, самостоятельно захоронила его. Последнее предположение выглядело и вовсе невероятным, однако вполне устроило малютку-библиотекаршу, поскольку та привыкла давать тому или иному событию пусть на первый взгляд и глуповатое, но понятное самой себе объяснение.
        Третий визит к гадалке оказался самым коротким. Вначале Лена хотела поехать к ней вместе с Сашей на его роскошном авто, но потом передумала. По здравом разумении, это было лишнее. Саша мог начать задавать вовсе ненужные вопросы. Мол, кто живет в этом нехилом домишке? Какие у Лены здесь дела? Да и Софье Павловне необязательно видеть, на какой машине разъезжает Ленин избранник. Мало ли… Вдруг потребует в придачу к измызганной простыне еще и приплату, выраженную в изрядной сумме рублей, а то и «зеленых»…
        Гадалка встретила ее не то чтобы холодно, а, проще сказать, равнодушно. Она молча взяла пакет, небрежно бросила его куда-то в угол, потом внимательно взглянула на Лену:
        - Может, погадать?
        Но библиотекарша благоразумно отказалась и постаралась как можно быстрее откланяться. Ее не задерживали.
        И едва за Леной затворилась калитка, в памяти вдруг всплыл ее первый визит в этот дом. Тогда она в первый раз увидела Софью Павловну и, помнится, мгновенно прониклась к ней доверием. С чего бы вдруг? Обычная шарлатанка. Таких на свете предостаточно. Ищут простодушных глупышек, которых обвести вокруг пальца - раз плюнуть. Но она, Лена, не такая… Впрочем, осталось непонятно, какие цели преследует гадалка. Ведь, справедливости ради сказать, денег она не потребовала. И вот что интересно.- Лена даже остановилась от внезапно пришедшей мысли.- Сколько этой Софье Павловне годков на самом деле? В первую их встречу Лена решила - лет тридцать. Второй раз, в ходе колдовских манипуляций, перед Леной находилась вполне зрелая женщина в возрасте где-то под сорок, что называется, «в самом соку». А сейчас? Как будто стала еще старше. Тогда худенькая, стройная мадамка, а нынче дородная матрона. Как такое может быть?! Что это одна и та же женщина - сомнений нет. Черты лица… глаза… Зеленоватые, как недоспелый крыжовник, обволакивающие и, чудится, проникающие в самую глубь… э-э… естества. Ведьмацкие, одно слово!
        Размышляя таким образом, Лена шла к автобусной остановке. Стоял август. Июльский зной сменился мягкими, пронизанными сонной негой деньками. Здесь, в пригородном поселке, приближение осени было особенно очевидно. Через высоченные заборы на улицу свешивались ветви, усыпанные дозревающими плодами. Серебрились, пролетая мимо, нити невесомой паутины. Пахло яблоками, полынью и еще чем-то неясным, но знакомым с детства.

«В такое время,- ликовала библиотекарша,- на Руси издавна играли свадьбы. Вот и мы скоро…»
        От таких мыслей на душе становилось сладостно и немножко тревожно.
        Уже перед самой автобусной остановкой Лену обогнала кошка, остановившись поодаль, повернула к ней лобастую голову. Это был крупный, совершенно черный зверь, и только на самых кончиках лап у него имелись белые «носочки».
        Вначале Лена, занятая своими терпкими думами, не обратила никакого внимания на животное, однако оно издало низкий грозный рокот, вовсе не похожий на банальное мяуканье. Библиотекарша посмотрела в сторону кошки. Мерцающие глаза заметно сверкали даже в свете солнечного дня, шерсть стояла дыбом. Казалось, мерзкое существо сию минуту бросится на нее.
        - Тьфу на тебя, нечистая!- совершенно непроизвольно произнесла Лена.- Сгинь!
        Откуда вдруг всплыло древнее заклинание, она и сама не знала, но оно как будто возымело действие. Нечисть зашипела, как проткнутое колесо, и точно так же, на глазах, словно съежилась. Потом бочком, бочком она отступила в какую-то дыру под забором и зыркала оттуда на Лену злыми глазами. Инцидент продолжался от силы минуту, а тут и автобус подошел.
        Прошло несколько дней. Жизнь текла своим чередом, ничего особенного не происходило.
        Нужно заметить: Лена встречалась с возлюбленным в основном у себя дома. Дело было в том, что у Саши, как ни странно, не имелось собственного отдельного жилья. Обитал он вместе с матерью, кстати, дамой весьма строгих правил, в той же довольно скромной квартире, где прошли его детство и юность. Испанский папа давным-давно оставил их, укатив на родину, в страну апельсинов и тореадоров. Кроме того, у Саши была и младшая сестра, студентка-медичка.
        В доме у возлюбленного Лена так ни разу и не побывала. Знавшая о строгости и требовательности Сашиной мамаши, она, по правде, туда и не стремилась. И хотя Саша в преддверии решительного шага неоднократно призывал ее пообщаться с будущей свекровью, Лена под благовидными предлогами уклонялась от решающей встречи. Однако в последнее время он стал особенно настойчив.
        - Мама непременно желает с тобой познакомиться поближе,- твердил он.- Она, оказывается, помнит тебя еще по школе, ведь, если ты не забыла, она долгое время являлась председателем родительского комитета нашего класса.
        Лена прекрасно помнила эту высокую, сухопарую женщину, помешанную на гигиене. Подобной чистюли, казалось, свет не видывал. Появляясь в классе, а делала она это весьма часто, Сашина мать непременно проверяла чистоту рук у ребят и, обнаружив у кого-нибудь «траур» под ногтями, долго и нудно рассказывала несчастному о зловещих микробах, только и ждущих, как бы проникнуть в нежный детский организм. (Возможно, в этой связи в школе Сашу прозвали Микробом.) В старших классах она перестала осматривать руки и головы, зато повадилась читать девочкам лекции о личной гигиене. По роду занятий дотошная гражданка была, конечно же, врачом, причем проктологом.
        И все же… И все же пришлось идти.
        Душным вечером, когда в напряженном воздухе витало предчувствие неминуемой грозы, Лена нажала кнопку звонка в квартиру Саши. Тотчас же отворили. На пороге стоял возлюбленный, за его широкими плечами колебались две, казалось, совершенно одинаковые женские физиономии. Мамочка и сестричка…
        Ее строго и весьма придирчиво оглядели. Под кисло-сладкими взглядами Лене стало как-то не по себе. «Сейчас начнут проверять чистоту рук»,- подумала она и невольно улыбнулась. Видимо, улыбку приняли за презрительную гримасу, потому как выразительно переглянулись и тоже криво заусмехались, захмыкали, зачмокали губами. Однако пока все шло в пределах этикета. Ее вежливо пригласили за стол. Дальнейшие события превратились в мучительный калейдоскоп.
        Разговор за столом не заладился с самого начала. То ли его темы (засолка грибов, достоинства и недостатки севрского фарфора, древняя китайская медицина, особенности тайского массажа) были далеки от библиотекарши, то ли над ней просто издевались. Ей и пары слов ввернуть не удавалось.
        Нужно отметить: от духоты и чая с «Киевским» тортом Лена начала обильно потеть и то и дело утирала подбородок, щечки и лобик батистовым платочком. И хотя остальные присутствующие чувствовали себя точно так же, девушке казалось: подобное происходит только с ней.
        - Душно у нас,- заметив состояние возлюбленной, извиняющимся тоном произнес Саша.- Может, откроем окно?- обратился он к матери.
        - Ни в коем случае. Налетит всякая дрянь… Уж лучше так. Кстати, давно пора установить кондиционер.
        - Просто нужно почаще мыться,- изрекла сестрица Саши.- Я, например, час назад приняла душ и чувствую себя прекрасно. Конечно, в жару запахи усиливаются естественным образом, но бытовые условия позволяют производить водные процедуры в любом количестве.
        - Гигиена - залог чистоты,- озвучила прописную истину ее мамаша и выразительно посмотрела в сторону гостьи,- особенно для молодой женщины… Любовь к животным - это похвально, но…- она сделала выразительную паузу и приторно усмехнулась.

«При чем тут любовь к животным?» - недоуменно подумала Лена и, не выдержав, спросила:
        - Что вы имеете в виду?
        - То есть?
        - Вы только что сказали про любовь к животным… Я не совсем поняла смысл вашей фразы.
        Улыбка хозяйки стала еще приторней. Сахарным голоском она произнесла:
        - Э-э… Запашок…
        - Какой запашок?
        - Кошачий.
        - Ничего не пойму?!
        - Мама хочет сказать,- встряла в диалог чистоплотная дочка,- кошкой от вас, милочка, пахнет. Ведь так, мама?
        Последовал утвердительный кивок.
        - Наверное, перед визитом к нам вы возились с домашним животным, гладили там, или уж не знаю что… а руки помыть забыли.
        - Но у меня нет никакой кошки!- в изумлении воскликнула Лена, потрясенная столь хамским обращением.
        - Нам неизвестно, Леночка, что у вас есть, чего, извините, нет. Мы руководствуемся собственным обонянием. А уж запах кошки ни с каким иным не спутаешь.
        - У нее действительно нет кошки, мама,- бросился на защиту возлюбленной Саша.- И, насколько мне известно, она их терпеть не может.
        - Ну, уж не знаю…- произнесла хозяйка и поджала губы, а ее дочурка насмешливо захихикала.
        - Ах так!- вскричала библиотекарша, оскорбленная до глубины души, и вскочила из-за стола.- Извини, но мне не рады в этом доме!- исполненным патетики голосом обратилась она к Саше.- А раз так, то не могу больше здесь задерживаться. Прощайте, чистюли!- И она устремилась к двери.
        - Лена, куда же ты?- бросился следом возлюбленный, показавший себя обыкновенным маменькиным сынком и бесхребетным типом. Но библиотекарша, потрясенная подобным коварством, оттолкнув его, выскочила вон.
        Она бежала не разбирая дороги, непрестанно повторяя: «Да как они смеют, как смеют насмехаться?!"

…Смеют насмехаться, смеют насмехаться, смеют… смеют…- навязчиво жужжало в сознании.
        На разгоряченное лицо упало несколько крупных капель. Сверкнула молния, раскатисто заворчал гром. Начиналась гроза…
        Когда, промокнув до нитки, Лена явилась домой, было уже совсем темно. Она разделась донага, встала под обжигающий душ, а закончив омовение, насухо, до красноты растерла тело махровым полотенцем, потом выпила рюмку стоявшего в холодильнике ликера.

«Но каковы мерзавцы! Кошкой, видите ли, от меня пахнет! Какая может быть кошка?! А этот тоже… Любимый человек называется. Будущий муж! Нечего сказать, хорош! Ну да ладно. Она ему еще припомнит! Но откуда все-таки у этих идиоток возникла мысль о подобном запахе?»
        Лена взяла в руки платье, тщательно обнюхала его. Ничего подобного не наблюдалось. Пахло лишь мокрой тканью, да еще сохранился слабый аромат итальянского парфюма «Fendi», подаренного Сашей.
        - Колхоз!- произнесла вслух Лена.- А еще интеллигенцией себя величают.
        И, покумекав маленько о судьбах русской интеллигенции и странных заскоках у отдельных ее представителей, она трансформировала новенький диван «Антигона-2» (кстати, тоже подарок Саши, который называл «Антигону» сексодромом) в широченное ложе, застелила его и улеглась на бочок, положив ладошку под щечку. И душа Лены отлетела в царство Морфея.
        Удивительные сны явились нашей героине. Конечно же, в них фигурировали кошки. Самые разные: черные, рыжие, даже почему-то голубые… Животные вели себя неоднозначно: прыгали, кувыркались через голову, метались, словно угорелые, а некоторые бросались на Лену. Один громадный, полосатый видом сибирский котяра пристроился к ней с весьма недвусмысленными намерениями. Его розовый язык невероятных размеров принялся вылизывать различные части Лениного тела, добираясь до самых сокровенных уголков. Вначале она противилась домогательствам чрезмерно настойчивого «сибиряка», отталкивала пушистого мерзавца, вертелась, уклоняясь от змеевидного, шершавого языка, но вредоносное животное не отступало, проявляло настойчивость, и Лена сдалась. Она обхватила кота обеими руками, прижала к себе его горячий живот и позволила ему делать все, что он пожелает.
        Проснулась она как от толчка и некоторое время лежала, не понимая, что происходит. Но тут в сознании всплыли перипетии сна… Кошки… Снова кошки! Но почему? Никогда Лена не питала любви к этим животным. А тут вдруг… И этот несчастный котенок, который пропал неизвестно куда.
        Лена вдруг вспомнила ласки пушистого казановы. Чувственная дрожь пробежала по телу. Было очень даже неплохо, хоть и во сне!.. Однако все это, так сказать, грезы. Ночные фантазии. А дальше-то как все сло-жится?
        Бедняжка и не предполагала, что основные испытания еще впереди.
        Уже в троллейбусе, по дороге на работу, Лена вдруг ощутила непонятное к себе отношение. Народу в нем было не так уж и мало, но вокруг нее образовалась некая пустота. Обычно в общественном транспорте толкучка, пихание локтями и прочие неудобства, ощущаемые на собственных боках. Иной раз - и того хуже. Пристроится к тебе какой-нибудь малолетний, а то и пожилой извращенец и давай шарить по телесам потными ладонями… В подобных случаях Лена не пыталась словесно вразумлять наглеца, а просто щипала его или поддавала коленкой.
        А сегодня никто не терся о Лену плечом, как бы случайно не проводил дланью по пухлой попке. Вдруг показалось: пассажиры шарахаются в сторону от нее. Последние две остановки Лена стояла возле кресла, в котором покоилась какая-то древняя бабуся. Та сначала сидела смирно, потом стала поводить картофелеобразным носом, шмыгать, чмокать и в довершение мерзко гримасничать. При этом она уперла свои мутные глаза, один из которых к тому же был украшен бельмом, в Лену…
        - И что нынче за молодежь пошла…- ни с того ни с сего зашамкала бабка на весь автобус, и брызги слюны полетели в разные стороны.- И шампунь им всякая, и мыльце, хучь розовое, хучь голубое… А мыться не хотять! Холодну воду им дали, горячу воду им дали… Плескайся хучь кажный божий день, а тут… Молодая, красивая, а воняет от нее, как от помойки. Тьфу!
        Пассажиры захихикали.
        Вначале Лена даже не поняла: кому адресована реплика старой карги, но внезапно до нее дошло: с помойкой сравнена именно она. Бедняжка покраснела, что называется, «до корней волос» и на следующей остановке опрометью выскочила из троллейбуса. Опять!.. Опять!.. Неужели и вправду от нее пахнет?! Но как же это может быть? Утром она вновь приняла душ, потом использовала дезодорант и, наконец, надушилась Сашиным парфюмом. И никакого неприятного запаха она не ощущает. Весьма странно.
        В полном смятении, не зная, что и подумать, доковыляла Лена до родной библиотеки. Как обычно, в утренний час посетители отсутствовали. Она села и глубоко задумалась. Что все-таки происходит? Возможно, эта мерзкая бабка в троллейбусе каким-то образом действует по указке Сашиной родни? Подговорили, заплатили… Нет, маловероятно. Да не просто маловероятно - нелепо. Зачем им это нужно? Но тогда как объяснить происходящее?
        В читальный зал вошли две девочки лет десяти, взяли сказки, потом явился долговязый прыщеватый подросток, от которого разило табаком, потребовал журнал
«Men’s Health», а поскольку такого не оказалось, попросил какое-нибудь пособие по бодибилдингу. Читальный зал постепенно наполнялся, и чем больше становилось в нем ребят, тем сильнее ощущала Лена любопытные, насмешливые взгляды, направленные на нее. Прыщавый юнец вначале корчил брезгливые гримасы, а потом и вовсе отсел в самый дальний угол зала.
        Наконец Лена не выдержала. Она вскочила со стула и почти бегом направилась в кабинет заведующей библиотекой.
        - Тамара Ивановна!- закричала она с порога.- Мне кажется, я схожу с ума!
        - А в чем дело, Леночка?- подняла на нее глаза, укрытые за толстыми окулярами очков, заведующая. - Вы представляете… э-э…- Лена запнулась, не зная, как сформулировать возникшую проблему.- Словом, мне в последнее время делают… э-э… замечания… Как будто… э-э… от меня исходит дурной запах.
        - Вот даже как,- неодобрительно произнесла заведующая.- Интриги, наверное… Хотя…- Она с шумом втянула ноздрями воздух.- Хотя действительно… Есть некое амбрэ… Вроде кошкой пахнет. Ты что, живность в доме завела? Похвально. Любовь к животным - это… Я сама люблю кошек. Но вот…
        - Да нет у меня никаких кошек!- вскричала библиотекарша.- Я их терпеть не могу!
        - Огорчительно,- вздохнула заведующая.- Кошка, между нами, древнейшее домашнее животное. Хранительница очага. Киплинга помнишь? Кошка, которая ходила… или гуляла?.. сама по себе. Но тем не менее…- Заведующая сняла очки и в задумчивости потерла переносицу.- Ты бы в обед сходила домой, приняла душ.
        - Да мылась я утром.
        - Ну, тогда не знаю…
        - Мне непонятно следующее. Как это может быть, что посторонние ощущают идущий от меня запах, а я сама его не чувствую.
        - Я, Леночка, тоже не знаю. Может, у тебя насморк?
        - Какой там насморк!- библиотекарша досадливо махнула рукой.- Нет у меня никакого насморка! - Возможно, следует обратиться к врачу,- посоветовала добрая заведующая,- скорее всего - к дерматологу, а сейчас ступай-ка домой. На сегодня ты свободна.
        Отметить, что наша героиня была удручена, это значит ничего не сказать. Она была просто раздавлена.
        Лена брела к дому в полной прострации. В троллейбус она сесть не решилась. Единственный вопрос сверлил мозг, долбил его острым клювом: как объяснить происходящее?! Лене вдруг показалось - она сходит с ума. Кровь прилила к голове, стало трудно дышать, окружающий мир заколебался, поплыл, ноги подкосились… Чувствуя, что вот-вот рухнет на пыльный асфальт, она присела на приступок перед витриной какого-то магазина. Все плыло перед глазами. «Наверное, я умираю»,- безразлично подумала Лена и лишилась чувств.
        Очнулась она от толчков. Открыла глаза. Кто-то тряс ее за плечо.
        - Ай, сестра, зачем разлеглась? Перебрала маленько? Вставай, не то беда… Заметут!
        Сознание медленно возвращалось к Лене. Она сонно открыла глаза. Рядом с ней на приступке сидел неопределенных лет гражданин довольно запущенного обличья, явный бомж. От гражданина исходил резкий, сложный запах, многокомпонентная смесь, которая включала в себя терпкий дух весьма несвежей одежды, аромат переработанного алкоголя, крепкие флюиды чеснока и селедки…

«Неужели и от меня так же пахнет?!- ужаснулась Лена.- Но почему, почему я ничего не ощущаю?! Вот его вонь чувствую очень даже прекрасно. И чего он здесь уселся?»

«Понятно чего,- прозвучал в сознании ехидный голосок,- на запах прилетел».
        Заметив некоторый интерес к своей персоне, бомжик встрепенулся, ощерил рот, полный гнилых зубов:
        - Оклемалась, сестра?- Он поднялся и оценивающе оглядел Лену, продолжавшую сидеть на приступке.- А ты откуда? Из дома, что ли, сбежала или, может, откинулась недавно? Жить, что ли, негде? На улице кемарить - последнее дело. Одета вроде чисто, и мордочка приятная. Тем хуже. Затащит малолетняя шпана в подворотню и начнет измываться. А скажи, сестра, может, у тебя какая-никакая купюрка завалялась?- В тоне бомжика появились заискивающие ноты.
        Вначале Лена даже не поняла, о чем речь. Однако тут же сообразила: бомжик интересуется, есть ли у нее деньги?
        - Зачем вам?- машинально спросила она.
        - А бутылочку красненькой возьмем,- дружелюбно пояснил бомжик.

«Напиться, что ли?- мелькнула совершенно нелепая в другое время мысль. Лена даже оторопела от собственной смелости.- А что, это выход. Сначала напиться, а потом утопиться. Если уж клеятся такие вонючки, как этот урод, дальше, как говорится, идти некуда. И не в переносном, а в прямом смысле!»
        Лена достала из сумочки, которую бомж, видимо, раньше не заметил, портмоне, извлекла купюру и протянула своему новому знакомому. Тот был явно изумлен.
        - Так ты… э-э… вы?.. А может, две возьмем?- неожиданно сменил он тему.
        Лена молча кивнула.
        - Я мигом,- проникновенно произнес бомжик и исчез, словно унесенный волшебной силой.
        И не успела наша героиня озаботиться судьбой опрометчиво отданной купюры (впрочем, подобные мелочи в столь роковой момент ее не занимали), как бомжик так же внезапно возник вновь, явившись, словно чертик из табакерки.
        - Вот,- радостно сообщил он, потрясая в воздухе двумя объемистыми сосудами, украшенными блеклыми этикетками с неразборчивой надписью то ли «Агдам», то ли
«Арарат», а может, и вовсе «Алазанская долина».- Пойдемте ко мне, сест… э-э… девушка.- И, засунув бутыли в холщовый мешок, бомжик уверенно зашагал вперед и быстро свернул в узкий проход между домами.
        Лена покорно двинулась следом. В настоящий момент она находилась в таком состоянии, что, явись перед ней сатана и пригласи в преисподнюю, она, ни минуты не колеблясь, направилась бы за ним. Куда влечет ее новый знакомый и каковы будут последствия этого мероприятия, ей теперь было все равно.
        Бомжик довольно быстро продвигался какими-то закоулками. Минут через десять они вышли к подъезду обычной пятиэтажной «хрущевки», возле которого на скамейке сидело несколько старушек. Бабки неодобрительно посмотрели на странную парочку и осуждающе закачали головами. Лена услышала вслед: «Такая молодая, а туда же!..» Однако в настоящий момент ей было наплевать на общественное мнение.
        Новый знакомый почти бегом одолел несколько лестничных пролетов. Лене даже показалось: бомжик хочет скрыться от нее. Но вот он остановился перед обшарпанной дверью и осторожно постучал, даже скорее поскребся в нее. Дверь тотчас распахнулась, и бомжик обернулся к Лене:
        - Заходи,- он вновь перешел на «ты».
        Лена шагнула через порог жилища нового знакомого и чуть не сбила с ног крошечную старушонку.
        - Кого это ты привел, Витюшка?- спросила карлица, впрочем, без особого интереса.
        - Только познакомился, мамаша,- отозвался сопровождающий,- хорошая девушка, на кир денег дала, ну и вообще… Видно, что с бодуна. Подлечим, сей момент.
        - В залу не веди, на кухню давайте.
        Лена прошла вперед и остановилась перед дверным проемом, как она поняла, в
«залу», вход куда был воспрещен. Пол совершенно пустой комнаты покрывал сплошной слой крупных краснобоких яблок. Только теперь Лена ощутила густой яблочный дух, стоящий в квартире. Кроме яблок, в комнате имелась только чудовищных размеров труба - геликон, висевшая на одной из стен. Сей музыкальный инструмент выглядел в данном месте совершенно нелепо, словно пресловутый рояль в кустах.
        - Духовик я,- пояснил Витюшка, перехватив взгляд Лены.- В оркестре играл…
        - Играл, играл… и доигрался,- заметила карлица с некоторым ехидством. Она семенила следом, подталкивая Лену в спину костлявым кулачком.
        - Почему, мамаша, вы как бы насмешку строи-те?- обиженно спросил Витюшка.- Да еще при постороннем человеке…
        - А потому, сыночка, что пропил ты свои способности. Никто тебя в приличный оркестр теперь уж не пригласит. Раньше хоть у гробов дудел, как архангел, а теперь православных хоронят без музыки, как, прости господи, жидов каких… Вот вся музыка твоя и вышла. Один «аршин»[ Аршин - стакан.] в жизни и остался… О-хо-хо, горе мое!
        - Опять вы, мамаша, завели…- плаксивым голосом произнес бывший музыкант.
        - На моей шее сидишь,- резонно ответствовала карлица.- Кормлю, пою тебя, оглоеда…- В доказательство она довольно сильно хлопнула себя по цыплячьей шейке.- А ты водишь в дом кого попало.
        В другое время Лена сгорела бы со стыда, а теперь ей было все равно. Равнодушно воспринимала она разгорающийся скандал. После уличного обморока все дальнейшие события происходили словно и не с ней.
        Пришли на кухню. Витюшка извлек из ветхого шкафчика три граненых стакана весьма сомнительной чистоты, а карлица нарезала дольками пару яблок. Угощение было разложено на донельзя замызганной клеенке. С цирковой ловкостью Витюшка откупорил бутылку и разлил содержимое по стаканам, глянул искоса на Лену, лихо произнес: «За знакомство!» - и мгновенно опорожнил свой. Лена поступила так же, а карлица отпила лишь на треть. Отставив стакан в сторону, она с любопытством взглянула на Лену:
        - Ты, девка, вроде из приличных. Работаешь или так… по миру ходишь.
        - В библиотеке работаю.
        - Культурная, значит. А чего не на службе?
        - Зачем вы, мамаша, к ней пристаете?- вступился Витюшка.- Может, у нее горе какое или что.
        Выпитый стакан дешевого вина произвел на Лену благоприятное действие. Ей вдруг стало легко и свободно. Голова наполнилась сладким туманом, напряжение спало, тяжелые мысли отлетели прочь. Лена впервые за весь день улыбнулась.
        - С работы меня отпустили,- радостно сообщила она.
        - Заболела, что ли?- не отставала карлица.
        - Может быть, может быть…- Лена во весь голос рассмеялась.
        - Ага, забрало!- развеселился и Витюшка.- Я же говорил: вмиг здоровье поправим.
        - Что-то ты для культурной больно вонька,- скептически заметила карлица.- Кошками от тебя прет, будто в подвале ночуешь. Хотя одета чистенько.
        При новом упоминании о проклятом запахе настроение у Лены вмиг изменилось. Слезы навернулись на глаза. С минуту она изо всех сил сдерживалась, но в конце концов разрыдалась.
        - Вот вечно вы, мамаша, со своими репликами!..- осуждающе произнес Витюшка.- До истерики, понимаешь, довели. На-ко вот, выпей,- и он протянул Лене вновь наполненный стакан.- Тебя, кстати, как звать-величать.
        Библиотекарша, сглатывая рыдания, кое-как представилась.
        - Так что же, дорогая Елена, случилось в твоей жизни, что ты так страдаешь?- поинтересовался участливый собутыльник, дождавшись, пока Лена, стуча зубами о стекло и всхлипывая, справилась с напитком.
        И тут наша героиня, то ли под влиянием алкоголя, то ли от безысходности, выложила все, что происходило с ней за последнее время. И про поход к гадалке поведала, и про приворот, и про простыню… Невольные слушатели воспринимали ее рассказ с видимым интересом. Лена воспроизводила цепочку событий не особенно внятно, перескакивала с одного на другое, часто путалась и возвращалась назад, однако ее рассказ, как видно, произвел немалое впечатление.
        - Ситуация!- изрек Витюшка и сделал солидный глоток из своего стакана.- Что скажете, мамаша?
        - Чего уж тут говорить,- отозвалась карлица.- Околдовали девицу… Все признаки налицо. Связалась с ведьмой… Ладно. Это еще полбеды. Так и условие не выполнила, а уж тут - пиши пропало.
        Неясные догадки, невнятные подозрения, смутные предчувствия вдруг оформились в единое целое, затвердели и приняли конкретную форму. Все сразу стало ясно.
        - А дальше как же?- не отставал от карлицы любознательный сынок, казалось, совсем забывший про Лену.
        - Да никак,- резюмировала карлица.- Так и будет кошкой вонять до самой смерти.
        Библиотекарша от этих слов в прямом смысле свалилась со стула, вернее, с табурета. Явилось ли это следствием потрясения или просто сказалось некоторое опьянение, сейчас ответить трудно, но ушиблась она довольно сильно.
        Витюшка тотчас бросился поднимать пострадавшую. После некоторых усилий он вновь водворил Лену на табурет, и несчастная кое-как притулилась на нем, потирая ушибленную голову. Все молчали.
        - И все же,- после затянувшейся паузы робко произнесла Лена,- неужели все настолько безнадежно?
        - Мамаша,- тотчас встрял Витюшка,- растолкуйте вы ей… помогите, ведь хорошая девушка пропадет. А вы по этой части…- Он запнулся, поймав колючий взгляд карлицы.
        И вновь напряженная тишина повисла на кухне.
        - Что ж тут растолковывать,- пожевав синими губами, почему-то шепотом начала карлица,- говорю: ничего сделать нельзя… Почти…
        - Но если почти, значит, что-то все таки можно?- приободрилась Лена.
        - Тяжело. Весьма!
        - А если, например, мне пойти к этой… э-э… гадалке? Упросить ее?.. На колени броситься?.. В конце концов, деньги предложить?!
        - А у тебя они есть?- с интересом спросила карлица.
        - Нет, конечно. Но можно занять… Мой жених - достаточно состоятельный человек.
        - Про жениха можешь забыть,- веско заметила карлица.- Зачем ему такая вонючка.
        Лена едва удержалась на своем табурете.
        - Мамаша, зачем вы так?- вступился за Лену добросердечный Витюшка.- Девушка страдает, а вы вместо того, чтобы помочь, окончательно ее добиваете.
        - Ты меня не учи, гаденыш!- неожиданно разъ-ярилась карлица.- Выискался тоже, заступник! Вырастила урода на свою шею! Болдырь несчастный! Почему я должна ей помогать? Я ее первый раз вижу, и, надеюсь, последний. Давай, вонючка, убирайся! Погужевала - и будет.
        Страдалица покорно поднялась со своего табурета, однако ее качнуло, и она вновь рухнула на него.
        - И набралась к тому же,- злобно констатировала карлица.- Витюшка, тащи ее прочь.
        - Я сейчас пойду и утоплюсь,- обреченно сказала Лена.
        - Давай, давай… Вода еще теплая.
        - …или повешусь.
        - Тоже неплохо. А с другой стороны, чего ты так страдаешь. Ну, попахивает от тебя, так от многих так-то… Вон, далеко ходит не нужно, чудо мое,- она кивнула на Витюшку,- тоже порядочно смердит. Подходящая, кстати, пара для тебя. И культурные оба. Ты ему будешь сказки читать, а он тебе на трубе наигрывать.
        - Перестаньте издеваться!- нашла в себе силы воскликнуть Лена.
        - Ого, какие мы грозные,- дребезжаще засмеялась карлица.- Проваливай давай…
        - Если вы мне поможете, я готова исполнить любую вашу просьбу.
        - Ой ли?- усмехнулась карлица, и изо рта у нее выглянул желтоватый клык.- Ты уже одной обещала.
        - Верьте мне! На все согласна, только бы не пахнуть. Поклясться могу…
        Карлица хмыкнула, потом задумчиво сказала:
        - Можно, конечно, попробовать. Только уж не знаю…
        - Пойдите ей навстречу, мамаша,- осоловело забормотал Витюшка.- Вы можете, я знаю…
        - Мне и самой надоела эта тварь, которая тебе напакостила,- заметила карлица,- но ты ведь сама виновата.
        - Так вы с ней знакомы?- изумилась Лена.
        - Будто бы,- непонятно отозвалась карлица. Это «будто бы» следовало понимать как угодно.- Ты вот что…- вновь заговорила карлица.- Сейчас ложись, проспись, а я пока подумаю, что можно сделать.
        Лена, несмотря на довольно сильное опьянение, ощутила, что тон, которым разговаривала с ней карлица, стал более благожелательным. Она поднялась и последовала за старушонкой. Та подвела ее к какой-то допотопной кровати, на которую Лена просто рухнула и тут же забылась.
        Очнулась она не скоро и в первый момент не поняла, где находится. Немного болела голова, во рту пересохло… В комнате, где она спала, было почти темно, похоже, давным-давно наступил вечер, а может, и ночь. Потом Лена вспомнила все, что с ней случилось, и тихонько застонала. Было мучительно стыдно: напилась, как последняя… И разговор с крошечной старушкой… Да было ли это на самом деле? А может, приснилось? Карлица как будто обещала помочь? Можно ли ей верить? Какие-то странные намеки… Да и вообще многое странно.
        Послышались мягкие, осторожные шаги.
        - Ну как, пришла в себя?- услышала она шепот карлицы.- Тогда вставай, пойдем на кухню, потолкуем.
        - А Виктор где?- усевшись на знакомый табурет, спросила Лена, чтобы как-то начать разговор.
        - Витюшка-то? Да где ж ему быть? Дрыхнет. О нем после, сначала о тебе. Дела твои, надо сказать, неважнецкие. Такой вонючке и вправду жизни не будет. Вот ты давеча собиралась топиться. В запале, конечно, произнесла. Вино в башку ударило. Пока что решимости не хватит. Но придет время, и придется выбирать: либо в петлю, либо по помойкам рыскать. Отовсюду тебя гнать начнут, словно прокаженную. А жениху своему, которого приворожила по колдовкиному научению, ты и сейчас уже не нужна. Так что плохи твои дела, девонька.
        - Но это же конец всему!- ужаснулась Лена.
        - Погоди, не перебивай. Колдовка тебя ни за что не простит просто так. Может, только за большие деньги.
        - Я все отдам!- воскликнула страдалица.
        - Это правильно. Но что у тебя есть? Допустим, квартира. А сама где жить будешь?
        - Что же делать, что делать?- в отчаянии бормотала Лена.
        - Есть один способ,- веско произнесла карлица.- Если все сделать правильно, он может помочь.
        - Говорите, говорите!..
        - Если ты будешь бегать повсюду и, извини за выражение, вонять, ведьме от этого только радость. Ведь она как рассчитала. Сначала ты не сможешь ничего понять, начнешь суетиться, метаться… Мыться по десять раз на день… И чем больше ты скачешь, тем больше люди испытывают к тебе отвращение… и не скрывают этого. Жизнь становится невыносимой. Рано или поздно до тебя доходит: вот где причина моих несчастий, вот откуда все идет! И вновь бежишь к ней. Умоляешь, валяешься в ногах, а она, зараза, наслаждается твоей беспомощностью. Тебя кто к ней привел?
        - Подружка моя, Галка,- еле слышно произнесла Лена.
        - Вот-вот! Эта твоя Галка сама у нее на крючке. Небось вначале постоянно к тебе бегала, а теперь пропала?
        Лена удрученно кивнула.
        - Оно и понятно. Выполнила приказание, и в кусты. Так эта зараза заманивает в свои сети дур вроде тебя. Ну, ничего… Еще посмотрим, чья возьмет. Главное условие: сделай в точности, как я тебя научу. Теперь слушай и накрепко запоминай. Сейчас главное - поставить ее в тупик. Для этого ты должна нигде не появляться, а безвылазно сидеть дома. Возьми на работе отпуск, скажи: заболела, в общем, придумай, что хочешь. Дальше отправляйся в магазин и закупи продуктов… ну, скажем, на неделю. Чтобы потом не бегать. Но сначала отправляйся в церковь и возьми святой воды. Ты, кстати, крещеная?
        - Нет,- удрученно отозвалась Лена.
        - Может, оно и к лучшему,- непонятно прокомментировала ее слова карлица.- Значит, наберешь в банку водицы и держи ее наготове. Эта зараза, колдовка, очень любопытна. Ее сразу же заинтересует, почему тебя нигде не видать.
        - Она что же, за мной следит?- удивленно спросила Лена.
        - Следит не следит, а присматривает. Ей же интересно, что с тобой происходит. Она пошлет к тебе эту твою Галку. И женишок может пожаловать. Но никому не открывай. Даже голос не подавай. Жди. И вот однажды ночью пожалует она сама.
        - Неужели сама?!- изумилась Лена.
        - А так! В обличье кошки. Вот тут ты должна действовать. Как только увидишь кошку, плесни в нее святой водицы. Она зашипит, заверещит - тут ты ее и хватай.
        - Как хватать?- не поняла Лена.
        - Да очень просто! Только не голыми руками, а найди какие-нибудь рукавицы, толстые перчатки и окропи их вначале, а еще лучше: заранее попроси батюшку в церкви освятить их. Спросит: зачем? Скажи, мол, на руках экзема, надеюсь, что поможет божья благодать. Так вот. Как только кошка появится, хватай ее, но смотри, чтобы она тебя не оцарапала до крови, иначе все будет напрасно. Для этого и рукавицы нужны. Хватай и тащи в духовку…
        - В какую духовку?- не поняла Лена.
        - На кухне, в газовой плите которая… Экая ты бестолковая. Газ зажжешь, кошку туда, дверцу закроешь и водицей покропишь, чтобы, значит, эта тварь не вылезла. Затем сиди и жди. Пускай жарится. Она начнет мяукать, потом орать благим матом, но ты ее не выпускай. Потом она заговорит с тобой по-человечьи. Молить начнет, чтобы выпустила. А ты ей: «Сними заклятье!» Она примется обещать, что снимет, только, мол, освободи. А ты ей: «Поклянись девятой жизнью, тварь!» Коли поклянется, можешь выпускать. Тут вонь и исчезнет.
        - И все?!- повеселела Лена.
        - Какое там «и все»!- рассвирепела карлица. Она так ужасно ощерила свои желтые клыки, что Лена в испуге отшатнулась.- Ты точно дура! Если бы все так просто… Нет, дорогая моя, дело тут не шуточное. Или ты будешь смердеть и дальше, или сделаешь все точь-в-точь, как я сказала. Запомнила, чем должна поклясться колдовка?
        - Девятой жизнью.
        - Ладно. А про перчатки… Есть они у тебя?
        - Найду что-нибудь…
        - Что-нибудь не пойдет. Я тебе сейчас подыщу подходящие, есть у меня…- Карлица сорвалась с места и вскоре принесла громадные «мушкетерские» кожаные краги с раструбами.- Витюшкины,- сообщила она,- когда-то на мотоцикле катался. Бери, дарю. В самый раз, чтобы ухватить эту тварь. Ладно. Сейчас отправляйся домой, время позднее, а завтра спозаранку начинай готовиться.
        - Хочу уточнить,- поднимаясь с табурета, сказала Лена.- В какое время ждать эту…
        - Ведьму-то? Явится, скорее всего, сразу после полуночи, а крайний срок - до первых петухов, то есть до часа.
        - И вот что мне еще непонятно,- продолжала расспросы библиотекарша,- допустим, мне нужно затолкать эту… кошку в плиту? Ведь мне придется выпустить ее, чтобы поджечь духовку?
        - Ну, ты уж совсем…- карлица даже покрутила пальцем у виска.- Духовку зажги заранее,- стала она растолковывать Лене, словно обучала ее выпечке пирогов.- Поставь на самый слабый огонь. Чтоб только была наготове. И мой тебе совет: днем выспись, а то тебя ночью сон сморит…
        Было уже совсем поздно, когда Лена покинула гостеприимный кров своих новых знакомых. Последнее, что она услышала, покидая квартиру, был тяжелый храп Витюшки. И эти, возможно, не очень благозвучные рулады внушили страдалице чувство покоя и стабильности.

«Правильно в мире. Усни, сынок…» - всплыли в памяти строки полузабытого поэта. Именно так. Сколь ни фантастично выглядела трактовка событий в устах старушонки (к своему стыду, Лена даже имени ее не узнала), однако это было хоть какое-то объяснение всему случившемуся. И не только объяснение. Она получила конкретный совет, правда, столь же фантастичный, но тем не менее совет. К ней как будто прониклись сочувствием…
        Кумекая таким образом, Лена неспешно подвигалась по совершенно пустым ночным улицам, размахивая пакетом, в котором находились замечательные мотоциклетные краги, предназначенные для борьбы с ведьмой. Как вдруг на ее пути выросли две фигуры. В этот момент Лена как раз попала в конус света, падавшего от уличного фонаря, а таинственные незнакомцы находились за теневой чертой, и их физиономии были плохо различимы.
        - Ой!- воскликнул один из них звонким юношеским голосом.- Какая фигурка! Девушка, куда вы спешите? Может, отправимся вместе?
        - Ну что, красивая, поехали кататься?!- поддержал приятеля второй юнец. И оба мерзавца схватили оторопевшую библиотекаршу и потащили неведомо куда. Впрочем, очень даже ведомо. Они мгновенно затолкали ее в стоявшую поодаль «девятку».
        - Вот подловили,- радостно сказал один из похитителей, обращаясь к сидевшему за рулем.- Мартышка очень даже ничего.
        - Да вы что, охренели?!- неожиданно басом взревел водитель.- Где вы откопали это говно?! В выгребной яме, что ли? Или у вас носы заложены? От нее же тухлятиной несет. Выкиньте ее прочь!
        - Действительно,- смущенно произнес другой насильник,- ты прав, шеф. А может, она со страху обо…сь? Давай проваливай, вонючка.- И они вытолкали несчастную на панель.
        Машина резко тронулась с места, обдав Лену облаком выхлопных газов. Мерзавцы уехали искать новую жертву, а наша героиня продолжала сидеть на асфальте. От неожиданности, стремительности происходящего и страха она потеряла всякое соображение. И только через пару минут дошло: ее даже не стали насиловать, потрясенные исходящей от нее вонью. Это было ужасно.
        Наконец Лена поднялась и почти без сил побрела домой. Мимо нее проносились ночные машины, некоторые даже притормаживали, но ни одна больше не остановилась.
        И тут вдруг Лена с отчетливой ясностью осознала, что дело и вправду - швах! Если даже грязные насильники ею побрезговали, то дальше, как говорится, идти некуда. Либо петля, либо омут.
        Мысли ее метались и разбегались, словно испуганные мыши в подполье. В полностью расстроенных чувствах приковыляла она домой, кое-как разделась и тут же заснула тревожным, наполненным кошмарами сном.
        Однако утром Лена проснулась в довольно бодром настроении. Она лежала на измятой, скомканной простыне, смотрела в окно на хмурое небо и спокойно размышляла:

«Попробуем рассуждать логически. Допустим, меня действительно околдовали. Фантастично? Да, конечно. Но тем не менее примем на веру. Что говорит в пользу данной гипотезы? Общение с гадалкой. Странное появление, а затем столь же странное исчезновение котенка. И, наконец, запах! А более правдоподобные объяснения? Болезнь, скажем?.. Еще? Да, в общем-то, и предположить больше нечего. Болезнь, конечно, не исключается… Но, почему столь внезапно? И как может быть, что сама я никакого запаха не ощущаю? Обратиться к врачу? Начнутся мытарства: осмотры, сдача анализов… Не лучше ли все же испробовать методику зубастой карлицы? Как говорится, клин клином…» На том Лена и порешила.
        Церковь находилась неподалеку от ее дома. Святой воды удалось раздобыть без труда, но вот с освящением мотоциклетных краг было сложнее. Молоденький красивый попик вначале непонимающе смотрел на нее, потом начал чуть заметно улыбаться, видимо, приняв за умалишенную.
        - Скажите мне, пожалуйста, для чего вам это нужно?- мягко спросил он.- Вы что же, мотоспортом увлекаетесь?
        - Ну да,- нашлась Лена. Я - как это… рокерша! Гоняю на «Харлее». И в целях безопасности…- она запнулась.
        - Тогда все понятно,- успокоился священнослужитель - Желаете при помощи божественной благодати обезопасить себя. Разумно!- Он усмехнулся.- Очень даже! И коллег ваших, других рокеров, приводите. Стальных коней святить будем.- Поп уже откровенно издевался.- Ладно, девушка. Будь по-вашему.
        Теперь Лена, как говорится, «пребывала во всеоружии». Оставалось только взять отпуск за свой счет, запастись провизией и ждать.
        Лену не пугало одиночество. Собственно, это было ее обычное состояние. Поэтому в первый день она чувствовала себя прекрасно. Немного почитала, потом поспала, затем включила телевизор…
        Пару раз тренькал телефон, но она не сняла трубку. Наконец вечером пожаловал ее возлюбленный. Вначале он долго звонил в дверь, потом начал стучать кулаком, наконец громко, с просительными интонациями умолял пустить его, чтобы все объяснить.
        Лена сидела тихо, как мышка, но, услышав голос Саши, а главное, молящий тон, вскочила и уже хотела открыть дверь, однако, вспомнив презрительные взгляды жениховой родни и колкости в свой адрес, передумала. Звонок в последний раз звякнул коротко и зло. Саша на прощание крикнул в замочную скважину: «Дура!» и, громко топая, сбежал по лестнице. Потом, прячась за шторой, Лена наблюдала в окно, как он садился в свой «БМВ».
        - Ну и черт с тобой!- процедила она сквозь зубы.- Целуйся с мамочкой и сестричкой. Чистюли!
        Часов в десять Лена включила газовую плиту на самый малый огонь, приготовила заговоренные рукавицы и стала ждать. Ничего не происходило. Она сидела в полумраке, потом расстелила кровать и легла. В комнате стояла тишина. Даже уличные шумы почти не долетали сюда. Лена старалась не ворочаться да и вообще не двигаться. Она, затаив дыхание, вслушивалась в каждый шорох, каждый скрип в ожидании: вот-вот случится, вот-вот появится… Но что должно появиться? Кошка? Как же она проникнет сквозь запертую дверь? Пока что было вовсе не страшно, а только очень любопытно.
        Чем внимательней Лена прислушивалась, тем очевиднее становилось: так называемая тишина весьма обманчива. На самом деле она состояла из множества звуков, подчас еле различимых, но, безусловно, присутствующих. Большинство из них без труда поддавалось идентификации.
        Вот закашлял, заперхал за стенкой старик-инвалид, вот хлопнула подъездная дверь… Из крана на кухне мерно капала вода. Лена даже различала шипение газа в духовке. На некоторые звуки невозможно было объяснить. Вот, например, чуть слышный скрип, который время от времени раздавался из угла комнаты. Там стоял перешедший по наследству вместе с квартирой от бабушки древний комод. Возможно, на пересохшие его доски воздействовала некая вибрация, оттого они и поскрипывали? Или вот этот с трудом различимый писк, похоже, идущий откуда-то из-под пола. Мыши? А может, крысы?! Лена от омерзения содрогнулась.
        И вдруг из кухни раздался негромкий, протяжный вздох. Лена похолодела. В горле тут же пересохло, и стало трудно дышать. Холодок пополз по коже. Становилось жутко.

«Началось,- решила она и стала размышлять, что делать дальше. Но от испуга Лена никак не могла сосредоточиться.- Что делать? Хватать мотоциклетные краги и мчаться на кухню? А кто там? Кошки так не вздыхают. Вдруг никакая и не кошка? Тогда что?! А если мерзкая нечисть?! Мертвец, например?..»
        Ледяной ужас сковал нашу героиню. Она не могла ни пошевелиться, ни перевести дыхание. Только одна мысль металась: «Скорей бы уж, скорей…»
        Через какое-то время непонятный звук повторился.
        Лена, несмотря на охвативший ее ужас, не потеряла способности соображать. Конечно, размышляла она, похоже, там действительно кто-то вздыхает, но живое ли это существо?
        И вдруг она вспомнила. Ну, конечно! Днем вместе с прочими продуктами она купила тесто, собираясь впрок настряпать пирожков. Тесто находилось в полиэтиленовом пакете и было заморожено. Она не убрала его в холодильник. На кухне от работающей плиты очень тепло, даже жарко. Тесто, конечно же, оттаяло, подошло, и бродильные газы через небольшое отверстие выходят наружу, создавая видимость вздоха.
        Она вскочила и бросилась на кухню. Так и есть! Пухлая масса расперла пластиковый пакет, и он стал похож на воздушный шар. Лена невольно засмеялась. Правильно говорят: «У страха глаза велики». Убрав тесто в холодильник, она выключила газ и вернулась в постель. Очевидно, ничего страшного сегодня больше не произойдет. Время - три часа. Надо думать, первые петухи уже пропели.
        Происшествие на кухне настроило на иронический лад. Может быть, вся эта чертовщина объясняется весьма просто и вполне естественно: никаких ведьм не существует. И никто ее не околдовывал, просто прицепилась какая-то противная болезнь, и нужно не слушать полусумасшедших старушонок, а просто сходить к врачу…
        Перебирая в уме доводы «за» и «против», Лена незаметно заснула.
        Разбудил ее шум дождя. Струи воды барабанили по стеклам и подоконнику. За окном было сыро и слякотно. Зато как хорошо в постели! А главное, душу грело ощущение свободы, пусть недолгой, но все же… Сегодня не нужно отправляться на службу, ехать в грязном троллейбусе, потом весь день дышать затхлым воздухом библиотеки. На что уходят лучшие годы!
        Тут Лена вспомнила о своей проблеме.
        Запах! Да есть ли он на самом деле? Податься, что ли, в больницу?
        Она глянула на улицу. Ветер рвал пожелтевшую листву. Прямо по лужам шлепал запоздалый школьник с громадным ранцем за спиной.
        Нет, успеется. Сейчас нужно позавтракать и снова залечь в постель. Почитать что-нибудь или включить телевизор…
        Лена встала, накинула халат и пошла на кухню. И пока она готовила себе завтрак, а потом, не торопясь, его поглощала, мысли о бессмысленности собственного бытия не покидали ее. Двадцать пять лет, в общем-то, немало. А дальше что? Ну, выйдет она замуж, родит ребенка… А потом?.. Муж, семья, уже сейчас опротивевшая библиотека. Вся дальнейшая жизнь просматривается, как на ладони. Взять хотя бы этого Сашу. Ведь скучен он! Тосклив, как кислое молоко. Такой же, как и его родня, помешанная на личной и общественной гигиене.

«А кого ты ждешь?- прозвучал в голове некий ехидный голосок.- Прынца голландского? Может, Леонардо Ди Каприо? Так все прынцы и Леонарды давным-давно разобраны. Чем тебе Саша не нравится? Не глуп, перспективен и собой недурен».
        - Не то это все, не то!..- в тоске вскричала Лена.- Не нужен мне насквозь положительный!
        Ехидный голосок иронически хмыкнул и пропал.
        Второй день вынужденного безделья ничем не отличался от первого. Книжка, телевизор, сон и вновь: книжка, телевизор, сон… К вечеру подобное времяпрепровождение несколько поднадоело. Пару раз Лена вспомнила про библиотеку и при этом даже украдкой вздохнула. Скучно без работы. Конечно, в дневное время можно куда-нибудь пойти, хотя бы по магазинам прогуляться, но, во-первых, на улице было мерзко, а во-вторых, она все же решила полностью выполнить рекомендации карлицы, хотя и сильно в них сомневалась.
        Вечером в дверь вновь позвонили.

«Опять Саша»,- решила затворница и притаилась. Пока что общаться с женихом она не собиралась. Он еще должен вымолить ее прощение.
        Звонок прозвучал вновь. Был он осторожным, коротеньким, словно кто-то проверял, присутствует ли она в квартире. Нет, это явно не Саша.
        - Лена?- послышалось за дверью.- Ты дома?
        Лена тут же узнала голос. Ага, Галка пожаловала.
        - Лена?- Дверную ручку несколько раз дернули. Потом зацокали каблучки осенних сапожек. Галка отправилась восвояси.
        Сердце учащенно билось. Зачем она приходила? Ведь они не виделись после визита к гадалке. И в этом тоже была своя странность. Принимавшая поначалу столь живое участие в ее судьбе, Галка потом ни разу не зашла в гости, да что там не зашла - даже не позвонила. А ведь она весьма любопытная особа. И вот теперь… Неужели предсказания карлицы начинают сбываться - тогда, если верить ее словам, ведьма должна вот-вот пожаловать сама. А что, если догнать Галку? Далеко уйти она не могла. Догнать и расспросить… Ведь зачем-то она приходила?
        Тут в памяти всплыли предостережения карлицы: никому не открывать и ни с кем не общаться. И Лена оставила свои намерения.
        Эту ночь она также провела без сна, напряженно вслушиваясь в тишину и время от времени нервно поглаживая мотоциклетные краги, которые наготове лежали у изголовья. Однако вновь ничего не случилось. Даже необъяснимых звуков больше не наблюдалось. Правда, ближе к полуночи Лене показалось: возле входной двери происходит некое шевеление. Вроде крадущиеся шаги или сквозняк шелестит брошенной бумажонкой. А может, просто воображение разыгралось. Как бы там ни было, и эта ночь прошла спокойно.
        А наутро Лену одолели тяжелые думы. Происходящее вновь стало казаться неким идиотским спектаклем, срежиссированным непонятно кем и для чего. Сколько ей еще сидеть взаперти? Да и припасы кончаются. Сегодня она как-нибудь перебьется, а завтра так или иначе придется шагать в магазин. К тому же безделье начало угнетать ее. Нет, если в ближайшее время ничего не произойдет, она прекращает свое вынужденное заточение. Хватит! Поверила каким-то нелепым бредням!
        Однако уговаривай не уговаривай сама себя, тверди, что все это ерунда и дремучее суеверие, а страх крепко укоренился в сознании, и никуда от него не деться. К тому же все идет так, как предсказывала карлица. Сначала явился Саша, потом Галка… А может, случайность?
        И, размышляя таким образом, а, по сути, еще больше накручивая себя, Лена стала дожидаться вечера. Телевизор она даже не включала. Пыталась читать, но книга валилась из рук. Становилось все тоскливее. Чувство обреченности охватило нашу героиню. Она немного поспала, потом решила перекусить, но есть абсолютно не хотелось. Кое-как допила чашку чая, заставляя себя, пожевала хлеб с маслом, потом снова завалилась спать.
        Проснувшись, Лена глянула на часы: почти одиннадцать, скоро полночь. Нужно приготовиться.
        Вновь включена газовая плита, идиотские краги, глаза бы их не видели, лежат в изголовье. Все эти манипуляции немного расшевелили Лену. Она взглянула на себя в зеркало: всклокоченная, растрепанная мымра в ночной рубашке. Видок, что называется, дикий. А ну-ка, примерим перчаточки. Теперь и вовсе дурдом!
        Лена криво улыбнулась и вновь улеглась на свое уютное ложе. Мысли невольно обратились к Саше. А хорошо было с ним. Дело даже не в сексе. Надежный, уверенный в себе человек. И вовсе не маменькин сынок, каким она пыталась представить его. Есть, конечно, отдельные черты, которые ей не нравятся. А у кого их нет? Идеал, как известно, в жизни не существует. Саша к ней привязан, может быть, даже любит… Зря она ему не открыла. Ох, зря!
        Внезапно сильно захотелось спать. Лена несколько раз широко зевнула. Даже странно: весь день дрыхла, а глаза слипаются. Нет, так нельзя. Нужно пересилить себя. Как сбить сон? Воды попить? Она попыталась подняться с постели, но, к своему ужасу, почувствовала: это вряд ли удастся. Члены почти не слушались ее. Руки еще более-менее шевелились, а ноги словно парализовало. Голова свинцом налита, не поднять от подушки. Что происходит?!
        Тут она вспомнила: у изголовья, на прикроватном столике, стоит бутылка со святой водой. Правая рука с трудом, будто в ней два пуда, нащупала пластиковй баллон. Лена из последних сил поднесла горлышко к пересохшим губам, сделала пару глотков… Сразу стало легче дышать, тяжесть ушла, в голове прояснилось.

«Как?- с ужасом подумала она.- Сердечный приступ или?.. Или что?! Неужели началось?»
        Лена, замерев, ждала продолжения. Голова ее лежала на подушке таким образом, что можно было обозревать все пространство прихожей и комнаты. Внезапно возле входной двери появилось еле различимое светящееся пятно. Вначале Лена решила: это просто отражение света проезжающего по улице автомобиля, но тут же поняла, что ошибается. Пятно перемещалось слишком медленно, словно крадучись, к тому же излучение, шедшее от него, по яркости и оттенку было вовсе не похоже на блик фар. Оно как бы мерцало слабым зеленовато-голубым призрачным сиянием, какое идет, к примеру, от гнилых пней на болоте или от светляков, водящихся в тех же местах. Наконец нечто вышло на середину комнаты и застыло прямо напротив окна. Тут Лена наконец различила: таинственное пятно на самом деле - обычная кошка. Хотя обычная ли? Как она оказалась в доме? И почему светится в темноте?

«Эге,- смекнула Лена,- да это, наверное, и есть ведьма!»
        А если нет? А если просто соседская живность случайно к ней забралась? Пряталась в углу, а сейчас выбралась… Лена все еще пыталась найти происходящему рациональное объяснение. Однако времени на раздумья не оставалось. Нужно было действовать.
        Возможно, если бы перед Леной возникла не кошка, а какой-либо иной зверь, к примеру, тигр или, допустим, крокодил, она и поддалась панике. Но кошка!.. Кошек Лена не боялась. Поэтому ее дальнейшие действия были продиктованы полученной от карлицы инструкцией.
        Она схватила сосуд с чудодейственной жидкостью и плеснула в сторону невесть откуда появившейся твари. Вода разлетелась веером, но часть ее все же попала на кошку. Та взревела. Это был не заурядный мяв, даже не истошный вой сексуально озабоченного животного. Рык ярости - было имя этому ужасному звуку. Где-нибудь в тропических джунглях отважный охотник побежал бы без оглядки, услышав его хотя бы в отдалении. Однако Лена даже не обратила внимание на этот вопль, разбудивший, видимо, весь дом. Она сунула руки в краги и бросилась к кошке.
        Нужно заметить: первая атака оказалась достаточно результативной. Кошка (если, конечно, эта нечисть действительно была представительницей кошачьего племени) крутилась на одном месте, шипела, фыркала, словно ее облили скипидаром. И тут цепкие ручонки схватили ее и повлекли в газовую камеру, то бишь в духовку. Отбросив всякие сомнения и действуя четко, как автомат, она затолкала животное (или нечто иное?) в пышущую жаром камеру и с грохотом захлопнула дверцу. Потом бегом ринулась в комнату, схватила бутыль со святой водой и, мигом вернувшись, обрызгала плиту, щедро плеснув и на дверцу.
        Плита в буквальном смысле заходила ходуном. То, что находилось внутри, билось с невероятной силой и яростью, пытаясь вырваться на свободу. Какие-то звуки, похожие на невнятные мольбы, неслись изнутри. Лене слышалось: «Выпусти, выпусти! .», но она только повернула вентиль до отказа.
        Минут, наверное, пять плита продолжала трястись, потом все стихло. Сильно запахло паленой шерстью. К замызганному изнутри окошку духовки прижалась кошачья морда. И тут Лена в первый раз отчетливо услышала: «Выпустишь меня отсюда, сниму заклятье».
        Что-то еще нужно выполнить? Ах да!
        - Поклянись девятой жизнью!- потребовала она от ведьмы и услышала, хотя и едва различимо:
        - Клянусь.
        - Ну что ж,- задумчиво произнесла Лена.- Проявим милосердие и мы,- и отворила дверцу.
        Раздался несильный хлопок, словно открыли бутылку шампанского. Кошка с тлеющей шерстью, в клубах дыма, выскочила вон, а Лена неожиданно для себя упала без чувств.
        Она очнулась довольно быстро. В квартире нестерпимо воняло гарью. Плита все еще горела. Лена привела поле боя в порядок, потом выкупалась и со спокойной душой вновь легла. Она чувствовала невыразимое облегчение, словно сбросила с плеч тяжкий груз, или, скажем, неожиданно для себя избавилась от тяжелого недуга. А на следующее утро как ни в чем не бывало отправилась на работу.
        И вот что интересно. И в троллейбусе, а потом в библиотеке никто на нее не обращал внимания. Она больше не ловила на себе насмешливых взглядов. И гримасы отвращения куда-то пропали. В конце рабочего дня Лена зашла в кабинет заведующей и прямо спросила, не исходит ли от нее дурной запах? Добрая заведующая как будто слегка смутилась, потом стала с несвойственной ей горячностью заверять Лену, что, напротив, она очень приятно благоухает, по-видимому, дорогими духами.
        Саша больше не показывался. Да Лена, в общем-то, и не жалела о потере жениха. Мало ли мужиков на свете. Из всей этой странной истории она вынесла одно: главное - уверенность в собственных возможностях. И эту уверенность она наконец обрела.
        Прошло несколько недель. Уже заканчивался сентябрь. На дворе стояли слякоть и холод, но дома… Дома было тепло и уютно. Как-то вечером, когда Лена коротала время за чтением «Опасных связей» Шодерло де Лакно («Незнайку» она давным-давно забросила под кровать), в дверь позвонили.
        - Кого это черт принес?- вслух произнесла Лена и пошла открывать.
        На пороге стояла карлица, за ее спиной жался тщедушный Витюшка.
        - Гостей принимаете?- поинтересовалась карлица и уверенно шагнула через порог. - Витюшка, не тушуйся.
        Лена изумленно смотрела на непрошеных визитеров.
        - Я просьбу выполнила,- сообщила карлица, по-хозяйски оглядывая Ленино жилище. - От вони тебя избавила. Ведь так?
        Лена в изумлении только и смогла что кивнуть.
        - А теперь пришло время рассчитаться. Ты, помнится, обещала выполнить любую мою просьбу?- Старуха попыталась ласково улыбнуться, однако улыбка вышла больше похожей на зловещую гримасу.
        Лена вновь кивнула.
        - Отлично. Тогда я привела для вашей милости женишка. Сынок, как она тебе?
        После этих слов в помещении повисла тишина. Видимо, все ждали продолжения.
        - И что же дальше?- не выдержал наконец сын хозяина дачи.
        - Да?- поддержала его подружка.
        - Это все,- хладнокровно отозвалась литературная дама.
        - Как - все?!- изумилась женщина в махровом халате.- Мне кажется, начинается самая интересная часть вашего повествования. А как развивались события дальше? Неужели интеллигентная девушка вышла замуж за бомжа? А если и вышла, то каким образом складывались их отношения? Или свекровь, эта самая карлица?.. Как она себя повела?
        - Что происходило дальше, мне неведомо, - с легким раздражением произнесла литературная дама.- Да это, собственно, и неважно.
        - Как это неважно?- не отставала владелица махрового халата. - Вы нас действительно заинтриговали своим рассказом. Но у него же нет конца! Привела старуха какого-то урода… Вот, мол, тебе жених. Да я бы взашей вытолкала эту нечисть!
        Хозяин дачи иронически хмыкнул:
        - Все понравилось,- объявил он.- И концовка оригинальная… Мне лично даже не интересно, чем там у них все кончилось. А потом, как я понимаю, мы ведь беседуем о сверхъестественном. Для чего же переходить на какие-то бытовые темы? Если интересуешься, как протекает семейная жизнь у разных экзотических племен и народов, включи телевизор и смотри сериалы.
        По-видимому, слово хозяина дачи имело достаточный вес, поскольку дама в махровом халате хотя и недовольно насупилась, но промолчала.
        - Давайте, господа-товарищи, слегка перекусим, выпьем по рюмочке, а потом, возможно, кто-нибудь из присутствующих поведает еще одну занимательную историю, - предложил хозяин.- Есть желающие?
        - В детстве мне довелось услышать одну… э-э… легенду не легенду, быль не быль… - неуверенно начал почитатель Фрейда.
        - Сказ?! Как у Бажова?- встрял сын хозяина дачи. - Типа «Малахитовой» шкатулки. Или, как там… хозяйки какой-то горы. Медной, кажется… А может, железной…
        - Возможно. Только дело происходило не на Урале, а совсем в другом регионе, а именно на Украине, в еврейском местечке. Эту историю не раз рассказывал мне дедушка.
        - Так вы - еврей?- с интересом спросила дама в махровом халате. - Никогда бы не подумала.
        - Я-то нет,- ответствовал почитатель Фрейда. - Это мой дедушка по материнской линии принадлежал к еврейскому племени. А я, как говорится, седьмая вода на киселе. Но не в этом дело. Когда я был ребенком, мы с мамой часто ездили летом на Украину, а именно в замечательный город Запорожье, навещали ее родителей. И вот однажды дедушка, ему тогда было лет около семидесяти, рассказал мне одну историю, которую в каждый наш приезд обязательно повторял по моей просьбе - так она мне н равилась. С тех пор я помню ее наизусть и могу передать слово в слово. Если вы, конечно, желаете слушать.
        Присутствующие, естественно, не возражали, и почитатель Фрейда приступил к изложению.
        История вторая
        ПЛЕВОК НА МОГИЛУ
        Один оставаться боится мертвец.
        Рыдай, невеста, и плачь, отец.
        В мертвом краю, под сырою землей
        Ждет невесту жених молодой.
        Око за око и зуб за зуб,
        Ищет жену себе каждый труп!
        В яму глубокую их положат,
        Гроб станет свадебным ложем.
        Исаак БАШЕВИС-ЗИНГЕР
«Мертвый скрипач»
        Жил некогда на благословенной Украине, в местечке под названием Бар, один еврей. Звали его Хаим Беркович.
        Это сейчас Бар - захолустная дыра, где и евреев-то не осталось, всех немцы постреляли, а в оно время не было на Подолии городка краше. Жизнь в нем кипела. Одних винокурен имелось штук тридцать, а то и боле. Базар - что твой улей, а раз в месяц - ярмарка.
        Хаима Берковича знали все. Это был здоровенный косоглазый детина с черной кудрявой бородой, на вид и по ухваткам - чистый цыган. В те поры, о коих идет речь, стукнуло ему годков шестьдесят, но выглядел он куда как моложе. Числился он балагулой, или, другими словами, извозчиком. Однако при такой скромной профессии богачом Хаим считался неимоверным. Понятное дело - одним извозом состояния не заработаешь. Но все кругом прекрасно знали, откуда у балагулы гроши. Дело в том, что он был шмуклером, то есть занимался контрабандой. По молодости сам шнырял через кордоны тудема-судема, потом сколотил шайку… Еще задолго до революции плыли к нему через австрийскую и румынскую границы тюки с мануфактурой, необандероленный листовой табак, а также различные изделия из оного, спирт-сырец, лекарства, французский коньяк и кокаин. Бухарест, Яссы, Львов - во всех этих городах имелись у Хаима надежные людишки, поставлявшие ему товар, а на границе, по обе ее стороны,- купленные стражники, помогавшие этот товар переправлять, минуя таможенные посты. Хабар, взятка то есть, как известно, любые границы открывает. А уж потом
все это заграничное барахло растекалось во все уголки. Говорят, даже до Киева и Одессы доходило…
        Однако, когда в четырнадцатом году началась война, дела у Хаима пошатнулись. Какая тут контрабанда, если везде фронты. Пулю запросто могут влепить, и никакой хабар не поможет. А то еще примут за шпиона и без разговоров повесят на первой березе. Поговаривали: Хаим и по шпионажу был мастак, как видно, его ловкость и тут действовала безотказно.
        Но потом настали времена еще более грозные. Разразилась революция, а следом гражданская война… Красные, белые, а то еще какие-то зеленые налетят… Евреям стало и вовсе тяжко. Все требуют, грозят и не только грозят, а от угроз переходят к действиям. Деникины устроили погром, Петлюры устроили погром… И не просто грабят… Убивают сынов авраамовых, а дочерей поганят… Словом, кары египетские.
        Однако Хаим, умный человек, не стал вопить «гевалт!» вместе со всеми. Как началась смута, он исчез. И не один, а с семьей. Тут нужно заметить, что у Хаима, кроме жены Хавы, имелось двое сынов-близнецов, таких же бугаев, как папаша, и дочка Ента, в ту пору еще совсем ребенок.
        Кончилось лихолетье, пришла советская власть, и глядь, Хаим опять появился в Баре.
        Правда, вернулось семейство Беркович не в полном составе. Сыновья куда-то задевались. Куда? Болтали разное. Толковали: в восемнадцатом подался Хаим в Москву. Мол, то ли какой-то его родственник вышел в крупные чины, то ли, используя некие связи, Хаим сам захотел стать комиссаром. Однако ничего у него не вышло. Дали будто бы пинка под зад: не путайся у больших людей под ногами, старый черт. Плюнул Хаим на большевиков и двинул в обратном направлении. По дороге отбились от него сыновья. Один, Левчик, подался к Махно, другой, Наумчик, к красным, а сам Хаим добрался до Одессы, благополучно пережил здесь двадцать восемь армий и правительств по очереди, а то и совместно владевших этим славным городом, а когда гражданская война кончилась, подался на родину.
        Видать, у нашего балагулы какие-то средства были припрятаны, потому что, кроме традиционного извоза, он открыл маслобойню. В ту пору коммерция распустилась пышным цветом, большевики объявили нэп, и торговцы из тех, кто выжил и не сбежал, повылазили из своих щелей. Понятно, что главным занятием Хаима и в новое время стал вовсе не извоз и не переработка молока, а все та же контрабанда. Правда, хоть и границ вокруг стало много больше, перебираться через них оказалось значительно труднее, чем при царе Николаше. В погранотряды пришли люди идейные и партийные. Взяток они не брали, а если кто и хабарничал, то с большой опаской. Правда, и доход от контрабанды значительно возрос… Словом, дело по-прежнему было прибыльное, хоть и опасное. А гешефты Хаим страсть как любил.
        Но оставим пока коммерцию и вернемся к частной жизни Хаимового семейства.
        В двадцать пятом году, а именно в ту пору происходит действие этой истории, дочке Хаима Енте исполнилось восемнадцать. Несмотря на то что отец и старшие братья отличались страхолюдной наружностью, она выглядела совсем иначе. Длинноногая, узкобедрая, с двумя толстыми темно-русыми с рыжиной косами, зеленоватые глаза сияют, будто два фонаря. А уж нрав!.. Кротка, как голубица, слова никому поперек не скажет. Да и к ней у отца отношение было вовсе иное, чем к окружающим, родным и близким, даже к жене Хаве. Хаим называл Енту не иначе как
«коханночка», «счастье мое» и разными другими ласковыми именами. Пылинки, как говорится, сдувал.
        Характер Ента имела мечтательный, любила читать, и больше всего сказки. Короче говоря, жила-поживала Ентеле, словно принцесса Суламифь в сахарном замке.
        Однако время на дворе было вовсе не старозаветное. Может быть, до молоденькой мечтательницы это и не доходило, но ее изворотливый папаша прекрасно сие обстоятельство понимал.
        Сидит Ента у окошка, уставленного горшками с геранью и бальзамином, таращится на улицу. Вон шагает куда-то сапожник, она его немножко знает, недавно стачал ей новые козловые башмаки со стальными подковками. Подковки звонко цокают по брусчатке мостовой. Правда, Ента редко их надевает - ходить-то особо некуда. А вот спешит неизвестная барышня. Стриженая, юбочка короткая, губки намазаны. Сразу видать - шикса[ Шикса - девушка - не еврейка (идиш) .] . Ента даже сморщилась от возмущения. В Одессе она навидалась подобных особ. О них говорили разные нехорошие вещи.
        Ента представила себя в такой же коротенькой юбочке. Нет, это ужас. Со стыда умереть можно. Хотя, говорят, в Америке в таких нарядах ходят даже еврейские девушки.
        Неизвестная девица давно исчезла из виду, а Ента продолжала размышлять о нарядах, об Америке, о возможном женихе… Кого судьба ей готовит в суженые?
        На улице показалась странная процессия. Целая толпа молодых людей, человек, наверное, тридцать, шла куда-то… В руках лопаты… Разговаривают, смеются… Уж не работать ли отправились?!
        Да, наверное. С лопатами в синагогу не ходят. В толпе много знакомых лиц. Вон Лия, подруга не подруга, а девушка из хорошей семьи, ее прадед был раввином, или вон тот высокий юноша, которого, кажется, зовут Соломон. Про него говорят: готовится поступать в иешиву. Но ведь сегодня суббота! Как же можно работать в субботу?! Ента от изумления приоткрыла ротик. Ну ладно, гои. Их тоже много в толпе, но ведь там же и евреи. Тот же Соломон. Кому, как не ему, будущему ешиботнику, не знать: что-либо делать в субботу - великий грех.
        - Папа!- закричала Ента.- Посмотри, они с лопатами…
        Подошел Хаим, глянул в окно, усмехнулся:
        - Называется - субботник. Новый советский обычай. Ленин, говорят, придумал. Чтобы, значит, потрудиться на пользу обществу. Эти пошли поле для физкультуры устраивать. Ты, Ентеле, зря газет не читаешь. Много нового узнать можно.
        - Но как же так, папа?! Сегодня же суббота! Даже при царе уважали наши обычаи. В субботу работать нельзя. Или советская власть отменила… Да быть того не может. Сам же говорил: советская власть евреев любит…
        - Советская власть всех любит одинаково,- сурово заметил Хаим.- А если кого не любит, то различий не делает. К стенке ставит, не спрашивая нации. Или налогом облагает…- Он тяжело вздохнул.- И хабар нынче не в моде. За взятки в Сибирь отправляют… Так что, дочка, как говорят русские: «с волками жить, по- волчьи выть». Этих ребят называют - комсомольцы. Молодежь - надежда и опора всякой власти…
        - Про комсомол я знаю,- не сдавалась Ента.- Они в бога не верят. Ни в какого, ни в русского, ни в еврейского. Но Соломон Нехамкис шел с ними… Он ведь в иешиву собирался… Как же это?..
        - Ну, иешива!- вскричал старый контрабандист.- Что она сейчас дает? Кому это нужно, знаешь ли ты наизусть Тору или не знаешь! Мне старый Нехамкис говорил: Соломон не в иешиву хочет, а в институт. По ночам Маркса читает… Станет инженером, выйдет в люди… Может, и тебе, Ентеле, в комсомол податься?
        От таких папашиных слов девица даже слезу пустила. Уж больно обидно показалось - сам отец толкает в ряды стриженых.
        - Не любишь ты меня,- сквозь рыдания произнесла она.- Или в жертву хочешь принести, как Авраам Исаака…
        - То-то, что люблю,- усмехнулся Хаим и погладил Енту по русой головке,- счастья для тебя хочу, поэтому и советую, как лучше…
        Как уже сообщалось: у Енты имелись два старших брата, которые сгинули в гражданскую. Ни слуху о них, ни духу… И вдруг заявляется один из них… И как еще заявляется!
        Раз поутру стучится кто-то. Ента глянула в окно - военный. Она к папаше: так, мол, и так. Неизвестная личность, вся в ремнях и при «нагане», к нам пожаловала. Хаим, конечно, струхнул: мало ли… Тоже зыркает в окошко, а военный уже сапогами в дверь тарабанит.
        - Да это же Наумчик!- наконец признал Хаим одного из своих блудных сыновей.
        Двери отворились: начались объятия, вопли, причитания. Старая мамеле Хава воет, сестричка тихонько всхлипывает, и даже Хаим натужно кряхтит. А Наумчик их всех успокаивает.
        А вечером, за столом, уставленным различными яствами, еврейскими вкусностями, между рюмками водки-пейсаховки Наумчик рассказал о своей жизни. В восемнадцатом попал он в Красную армию, в артиллерию. Вначале рядовым бойцом служил, потом помкомвзвода. А дальше учеба на курсах, и вот он уже командир. Бросало его от Украины до Средней Азии. И в Польше воевал, и на Дальнем Востоке… А теперь в Москве служит. Про брата своего единокровного Левчика ничего толком не знает. Служил Левчик у батьки Махно, а куда потом делся - неведомо. Одни говорят - в Румынию подался, другие - в Париж.
        - А ты, сынок, в каких званиях ходишь?- спрашивает Хаим у Наумчика.
        - Помощник командира артиллерийского дивизиона,- отвечает тот.
        - Это по-новому. А если, к примеру, в царские звания перевести?
        Наумчик задумался.
        - Наверное, поручик,- неуверенно произнес он,- а может, капитан.
        - Посмотрите, люди!- всплеснула руками старая Хава.- Мой Наум - офицер!
        - А скажи, сынок,- не отставал любознательный отец,- живешь ты… хе-хе… один? Или, может, женился?
        - Не без этого, папаша,- отвечал Наумчик.- Уже года два как…
        - И кто же она… э… твоя супруга?
        Красный командир потупился, потом его пальцы поиграли пустой рюмкой темно-зеленого стекла. Родственники напряженно ждали ответа.
        - Русская девушка,- наконец сообщил Наумчик.
        - Шикса!- изумленно воскликнула Ента.
        - По-твоему, шикса, а по-моему, советская женщина!- строго поправил ее брат.
        - Горе на мою голову!- запричитала Хава.
        - Ша!- строго сказал Хаим.- Помолчите пока! И дети у тебя есть?- вновь обратился он к сыну.
        - Сын,- гордо сообщил Наумчик.- Назвали Владимиром. В честь вождя мирового пролетариата. Родился два месяца назад, аккурат в апреле.
        - Христианское имя…- вновь заныла Хава.- Ой, не видать мне внука!
        - Почему не видать, мамеле?- удивился Наумчик.- Приезжай в Москву, посмотришь…
        - Так не еврей он, а мамзер. Матка-гойка…
        - Замолчите, женщины!- Хаим стукнул по столу так, что подскочили тарелки, а одна рюмка даже упала.- Идите спать, время позднее!- Он глянул в окно. На улице едва-едва занимался вечер.
        - Давай-ка, сынок, выпьем за твоего сына,- предложил Хаим, когда женская часть семьи покинула застолье.- Сам понимаешь, как говорится: бабы - дуры.
        - Так вы, папаша, одобряете мою линию?- осторожно спросил Наум.
        Хаим, не отвечая, вновь наполнил рюмки, произнес «лехайм», выпил свою. Подцепил вилкой кусок жареной печенки.
        - Не знаю, что и сказать, сынок,- прожевав, начал он.- Времена больно непонятные. Вроде и жить стало полегче, и дышать посвободнее, ан нет! Почти все изменилось… Даже, кажется, люди стали другими, хотя как такое может быть?
        - А вы, папаша, все тем же промышляете?- осторожно спросил Наумчик.
        - Не без этого, сынок, не без этого…
        - Попадетесь рано или поздно. Сейчас, как вы правильно подметили, не те времена.
        - Так и я о том же! Как жить дальше, не знаю. Пока еще торговать разрешают, но чую: рано или поздно всех одним махом прихлопнут.
        - И ради чего рискуете?..
        - Да как сказать… Привык. Да вон и Енте на приданое еще подсобирать нужно.
        - Или у вас грошей мало,- усмехнулся Наумчик.- А если посадят, что тогда?
        - Типун тебе на язык!- замахал руками Хаим.
        - Ента наша какой красавицей стала,- неожиданно сменил тему разговора красный командир.- Прямо роза ханаанская. Женихи-то имеются?
        - Мала она еще,- недовольно произнес Хаим.
        - Что значит - мала? Девица, как говорится, самый цимес. Или вы, папаша, всю жизнь ее при себе держать собираетесь?
        - Есть у нее один вздыхатель,- поморщившись, сказал Хаим.
        - Кто таков?
        - И роду хорошего, и умен, и с лица ничего себе, вот только…- Хаим замолк.
        - Что - «только»?- с интересом спросил Наумчик.
        - Как бы не от мира сего молодой человек. Годков уж хлопчику немало, целых двадцать пять, а все какой-то чепухой занимается.
        - Говорите яснее, папаша.
        - Премудростями древними увлечен. Каббалу изучает.
        - Мудрец, значит?
        - Вроде того,- Хаим вздохнул.- А так парень справный.
        - Ну а Ентеле?
        - Беда в том, что и ей он нравится.
        - В таком случае, папаша, пожените их. Пускай идут под балдахин… Если отец красивый и умный, значит, и дети такими же народятся. Вам с мамеле на старости лет отрада.
        - Оно, конечно, так,- согласился с сыном Хаим,- но зачем нам в доме умник?
        - Как зачем? Для престижа. Ведь ученость у нас всегда ценилась выше всех мирских благ. Раввин, цадик… Породниться с этой публикой считалось пределом мечтаний.
        - А ты в синагогу-то ходишь?- неожиданно спросил Хаим у сына.
        - Что вы, папаша,- хмыкнул Наумчик,- я член большевистской партии.
        - Жена русская, богу нашему не молишься… Значит, еврейство побоку?
        - Странно вы ставите вопрос, папаша. Евреям нынче, так сказать, карт-бланш вышел. Это раньше в черте сидели, а теперь наши всюду. Даже на самом верху. Вы подумайте, папаша: товарищи Каменев, Зиновьев, да и сам Лев Давыдович Троцкий, с которым, между прочим, я вот этой самой рукой здоровкался,- Наумчик потряс перед носом отца здоровенной ладонью.- Кто они, по-вашему? Это в раньшее время тебя назовут жидом, в морду плюнут, и ничего… А теперь в суд пожалуйте, за оскорбление личности… Конечно, чем-то приходится жертвовать.
        - И раньше можно было жертвовать,- спокойно возразил Хаим.- Крестись - и живи где хочешь, делай что хочешь.
        - Я от своей нации не отказывался!- запальчиво произнес Наумчик.
        - На гойке женился - это как понимать?
        - По-вашему, папаша, я выкрест?!
        Разговор начинал принимать неприятный оборот.
        - Погоди, Наумчик, не горячись,- примирительно сказал Хаим,- давай лучше выпьем.
        Но сын не успокаивался.
        - Постойте, папаша,- раздраженно продолжал он,- давайте разберемся. Если вы такой правоверный, так чего же Ентеле замуж за этого мудреца выдавать не желаете?
        - А потому,- ответствовал Хаим,- что желаю разобраться, какую по сегодняшней обстановке линию выбрать. И у тебя совета спросить хочу. Ты же нынче в начальники вышел.
        Наумчик взглянул на отца, подозревая издевку, но лицо Хаима было серьезно.
        - То есть, папаша, вы желаете, чтобы я вас поучил жизни?- засмеявшись, спросил Наумчик.
        - Вроде того…
        - В таком случае вот мой совет. Думаю, вам нужно отсюда уезжать.
        - Куда, интересно?
        - В какой-нибудь крупный город, лучше всего в Москву.
        - Но я уже жил в Одессе. Мне не понравилось. Шума много, а толку мало.
        - Москва - не Одесса!- веско заметил Наумчик.- И равнять нечего.
        - И в Москве я бывал… Помню в восемнадцатом годе…
        - Те времена лучше не вспоминать,- перебил отца Наумчик.- Было, не было… Конечно, вы, папаша, можете и дальше бултыхаться в здешнем болоте, но учтите одно: рано или поздно за вами придут.
        - А ты мне поможешь…- полувопросительно, полуутвердительно заявил Хаим.
        - Это, папаша, маком,- хмыкнул Наумчик.- Кто я такой?! Начнешь вам помогать, следом загребут… за компанию, так сказать. Тут нужно действовать иначе. Между прочим, я приехал не один, а со своим другом Соловьем.
        - Что за Соловей такой? Может, Соловейчик? Он что, аид[ Аид - еврей (идиш) .] ?
        - Русский парень. Товарищ мой задушевный, воевали вместе в гражданскую. Он теперь большой человек. Если на царские звания переводить - полковник, а по должности - зам. командира дивизии. И…- тут Наумчик многозначительно поднял палец к носу,- … человек неженатый.
        - Как понимать твои намеки?- изумился Хаим.
        - Думайте, папаша… Ведь вы всегда неплохо соображали.
        - Ты хочешь сказать, что Енту нужно выдать замуж за твоего Соловья?!
        - А почему бы и нет? Колька без пяти минут генерал…
        - Да в уме ли ты?! Он же не наш!
        - Ничего… неважно. Примеров много. Вон хоть Тору возьми. Эсфирь вышла замуж за этого… как его? Забыл! Что царь - помню, а как звать - не помню.
        - Артаксеркс.
        - Вот-вот. И народ Израиля потом спасла от козней амановых. Ведь так?
        - Дурацкий пример. При чем тут Эсфирь?! Еврейская девушка выходит замуж за русского. Где ж это видано?!
        - Нынче времена другие. В Москве сплошь и рядом подобные вещи наблюдаются. Если хочешь знать: у красного героя товарища Ворошилова жена - еврейка…
        - Не может быть!
        - Партбилетом отвечаю.
        Хаим потрясенно молчал, обдумывая услышанное.
        - Ну, хорошо,- наконец заметил он.- Допустим. Но захочет ли твой Соловей жениться на нашей Ентеле? Ведь он ее даже не видел?
        - Как увидит - сразу захочет,- авторитетно заметил Наумчик.- Ведь не девушка, а…- он не договорил, а лишь причмокнул губами в знак восхищения.- Красивая, умная, скромная… Надеюсь, никакие сплетни про нее по дворам не гуляют?
        - Что ты, что ты!- замахал руками Хаим.- Наша Ентеле чиста, как голубица. Вот ты все про этого Соловья твердишь, сынок. Да где же он сам?
        - Заехал по служебной надобности в одно место,- уклончиво пояснил Наумчик.- Через день-другой будет здесь. Мы с ним заранее договорились. Понимаете, папаша, при его чинах пора бы ему уже жениться. А то начальство в недоумение приходит.
        - Отчего же он раньше этого не сделал?
        - Война, понимаешь ли, фронты… Была у него вроде жена, да, говорят, померла в двадцатом… Если наша малютка выйдет за него, то следом и вам с мамеле можно отсюда сваливать.
        - А где проживает твой Соловей? В самой Москве?
        - Как сказать…- замялся Наумчик.- Пока неясно.
        - То есть?..
        - Его переводят на Украину. Может, в Киеве будет служить, а может, и в самом Харькове. Но обустроиться в Москве, я считаю, он вам поможет.
        - Вот скажи мне, сынок, ты это все только что придумал или давно?
        - Вы это, папаша, о чем?
        - Да о твоих планах.
        - По правде, насчет Енты прямо сейчас возникло, а за вас давно мыслил. Навел, понимаешь, справки: живы ли, здоровы… Не ехать же на пепелище. А тута бачу: яка гарна дивчина и пропадае… Ну и враз про Кольку мысля. Подходящий жених для нашей малютки.
        - А собой-то он как?
        - Орел парень! В плечах косая сажень, рост высоченный, а лицо - кровь с молоком. Видный, одним словом, мужчина. Даром, что ли, Соловьем кличут.
        - Но Ентеле… Она-то как воспримет?.. А тут еще Мошка этот…
        - Какой Мошка?
        - Да Моисей! Вздыхатель ейный. Я же тебе рассказывал… Мудрец который…
        - Со вздыхателями вы сами разбирайтесь. Хотите жить в этой дыре, выдавайте ее за каббалистов, талмудистов, ешиботников, не знаю, за кого еще. Но времена нынче другие, папаша. Сегодня вы торгуете, а завтра, глядишь, на Соловках киркой махаете. Так что думайте.
        И долго в ту ночь ворочался Хаим на своей скрипучей кровати рядом с храпящей Хавой. Размышлял над словами сына. Нарисованная Наумчиком картина выглядела, конечно, весьма заманчиво, но уж больно нереально. Хотя чего в жизни не бывает! И в Москву перебраться очень даже хотелось… Да и выдать дочку за солидного, надежного человека, пусть даже и русского… Неужели Наумчик не соврал про Ворошилова?! Но такими вещами не шутят. Значит, правда… А Мошка?.. Ну что он может дать Ентеле? Свою сомнительную ученость?.. Кому это сейчас нужно…
        Наконец сон пришел к косоглазому балагуле, и он захрапел еще громче, чем жена.
        Прошло два дня. В течение этого времени Хаим к теме замужества дочери больше не возвращался. Он ждал появления таинственного Соловья. Лишь время от времени Хаим многозначительно подмигивал сыну, намекая на некую тайну между ними.
        Посмотреть на Наумчика, который щеголял в воинском обмундировании и выглядел, несмотря на кривые ноги, а может, благодаря им, весьма браво и молодцевато, сбегались со всей округи. Молодежь да и люди постарше, благоговейно разинув рты, таращились на хромовые сапоги со шпорами, которые Наумчик нацепил для пущего эффекта, на защитного цвета коверкотовую гимнастерочку с синими клиньями-«разговорами» на груди. А портупея, кобура с «наганом» и вовсе приводили население местечка в трепет!
        Однажды Хаим заметил в толпе возле дома Моисея. В это время Наумчик наводил глянец на свои «хромачи». Выполнял он эту процедуру на крыльце, причем весьма пунктуально: утром - в десять часов, днем - в двенадцать и вечером - в шесть. Сам же Хаим наблюдал в окно за происходящим. Душа его ликовала. Несмотря на свои изрядные годы, он еще ни разу в жизни не испытывал подобного триумфа.
        И вдруг Хаим ощутил на себе чей-то взгляд. Он присмотрелся. На него из толпы пристально взирал Мошка. Парень смотрел не то чтобы тяжело, а скорее пронизывающе. И во взгляде его читались обида и тоска.

«С чего вдруг?- недоуменно спросил себя Хаим.- Похоже, этот Мошка разгневан? Почему злится?.. Мы с ним даже ни разу по-настоящему не общались. Или Енту за него не выдаю?.. Так он не просил ее руки. И разговоров подобных не велось. Непонятно».
        Хаим вновь перевел глаза на Моисея, но тот отвернулся.
        Внезапно старого жулика, неплохо разбирающегося в людях, осенило: «Да ведь этот Мошка все знает!.. Знает о его планах насчет Ентеле! Знает о разговоре с Наумчиком! Но как же это может быть?!»
        Он перебирал в уме различные варианты возможной утечки информации. Единственная допустимая возможность: Ента подслушала их речи и все рассказала своему вздыхателю. Опять же полнейшая чушь. В доме у Хаима испокон веку заведено: нельзя выносить ни единого слова, услышанного в его стенах. А потом Ента, можно сказать, и на улицу не выходит, а с Мошкой как будто даже ни разу не разговаривала.
        Хаим разглядывал странного парня. По виду - шмакодявка. Как говорится: соплей перешибить можно. А одет!.. Какой-то допотопный лапсердак, в каких и старики уже не ходят, на ногах рваные опорки, конечно же, ермолка… И пейсики! Как же без них. Словно два штопора болтаются вдоль висков. Не такого зятя он бы хотел видеть в своем доме даже в старое время. Ветхозаветный тип, знаток Торы, Талмуда, разных там каббалистических загадок и тайн. Подобные мудрецы целыми днями читают мудреные книги и молятся. Какой от них практический толк? Ни торговать, ни воровать не умеют. Конечно, ученость всегда ценилась, к умникам -знатокам Писания отношение благоговейное. Но время-то нынче какое?! Вон даже ешиботник желает стать инженером.
        Наумчик наконец закончил свои манипуляции с сапогами и вернулся в дом. Хаим продолжал смотреть в окно. Толпа стала расходиться, и вскоре на улице никого не осталось, за исключением Моисея. Тот продолжал топтаться чуть поодаль от крыльца, словно желая, но не решаясь постучаться во входную дверь.
        - Кто этот странный парень?- спросил подошедший к отцу Наумчик, указывая на Моисея.
        - Ты тоже обратил внимание?
        - Еще бы! Прямо сверлил глазами. Смотрел, как солдат на вошь.
        - Ентеле нашу желает посватать,- хмыкнул Хаим.
        - Это про него ты говорил?
        - Именно.
        - Думаешь, прямо сейчас к нам и заявится? Если так, то почему сердито смотрит? Зашел бы, сел за стол, достал бутылочку наливки… Ентеле?!- позвал сестру Наумчик и, когда та подошла, кивнул на окно: - Этот, что ли, шлимазл[ Шлимазл - простофиля, неудачник (идиш ).] мечтает повести тебя под свадебный балдахин?
        Девушка глянула в окно и, увидев Моисея, побледнела так, что обычно почти незаметные веснушки ярко вспыхнули на ее лице.
        - Смотрите, папаша, наша Ентеле - как сорочье яйцо,- засмеялся Наумчик, вспомнив, как в детстве дразнил сестру.
        - Почему ты назвал его шлимазлом?- тихо спросила Ента.- Он вовсе не глупец.
        - А ты откуда знаешь, дочка?- подозрительно спросил Хаим.- Встречаешься с ним?
        - Что вы, как можно?
        - А чего тогда заступаешься?
        - Он тебе нравится?- как бы невзначай поинтересовался Наумчик.- Пошла бы за него?
        Девушка, потупившись, кивнула.
        - Вон даже как!- усмехнулся Хаим, а Наумчик весело спросил:
        - Да на кой он тебе? Ну был бы хоть комсомолец… А то посмотри: одет-то как старый дед, да к тому же в рванину.
        - Он хороший… любит меня… А одет плохо, потому что сирота. Нет у него никого, кроме матери…
        - Отца петлюровцы зарубили во время погрома,- пояснил сыну Хаим и строго спросил дочь: - Значит, любит? Откуда ты знаешь, если с ним не встречаешься?
        - Ладно, папаша, будет вам,- вступился за сестру Наумчик.- Пускай себе любит, дело молодое… Только вот одна закавыка есть. Допустим, вы поженитесь, а кушать чего будете? Он, кстати, где-то работает?
        - На мельнице счетоводом был…- сказала девушка.
        - Был?!
        - Выгнали,- пояснил Хаим.- Не вписался со своими пейсами в трудовой коллектив. Чуждым элементом обозвали и дали пинка под тощий зад.
        - Чуждый элемент - в наше время очень плохо,- огорченно произнес Наумчик.- Это как клеймо. Раз поставили, больше не избавишься… Так вот, сестричка, связав жизнь с подобной личностью, ты заранее обрекаешь себя на прозябание. И в этом захудалом городишке вы будете самой захудалой парой.
        В этот момент Моисей, за которым все трое продолжали наблюдать, видно, решившись на что-то, рванулся к крыльцу.
        - О!- воскликнул Наумчик.- К нам как будто гость сейчас пожалует.
        Ента закрыла лицо руками, а косоглазый Хаим набычился, словно собирался вступить в драку.
        Однако юноша возле самой входной двери резко остановился, махнул рукой и, развернувшись, побежал прочь.
        - Ну вот, испугался,- захохотал Наумчик.- Слабоват твой молодец, Ентеле. Даже в дом зайти не решается, не то что руки твоей попросить.
        - Тоже мне зятек выискался,- презрительно произнес Хаим.- Ты и вправду хочешь за него? Смотри, прокляну.
        - Я выйду замуж за того, на кого вы мне, папа, укажете,- еле слышно произнесла Ента.
        - Ну вот и хорошо, дочка,- удовлетворенно произнес Хаим.
        А вскоре в дом пожаловал Соловей. Как-то к вечеру перед Хаимовым крыльцом остановился запыленный «Форд». За рулем сидел красноармеец. С подножки соскочил черноголовый оголец, показывавший дорогу, и, шепелявя, произнес: «Вот ихина хата». Из машины вылез высокий человек в военной форме и с интересом огляделся вокруг. Входная дверь распахнулась, на пороге появился сияющий Наумчик, на ходу застегивавший гимнастерку. Они обнялись, и Наумчик повел военного в дом.
        - Вот, папаша, познакомьтесь: мой боевой товарищ - Николай Иванович Соловей,- представил гостя Наумчик.
        Хаим во все глаза разглядывал гостя. Он представлял его несколько иначе. По цветистому описанию сына выходило, что появится этакий громадный, грозный рубака навроде махновских орлов - в красных галифе с кожаными леями, с громадной саблюкой и в лихо заломленной косматой папахе. Однако перед ним стоял довольно молодой, лет тридцати, человек с твердо очерченным лицом и строгими глазами. Он почтительно поздоровался с Хаимом, а затем познакомился и с остальными.
        Пока в доме шли лихорадочные приготовления к торжественному ужину, Соловей и Наумчик сидели на громадном кожаном диване, курили (Соловей трубку, а Наумчик папиросы) и что-то вполголоса обсуждали.
        Наконец ужин начался. Хава давно готовилась к приезду знатного гостя, поэтому в грязь лицом не ударила. Стол, что называется, ломился от угощений. Радовали глаз и вызывали слюноотделение всевозможные закуски, как еврейские, так и русские. Имелись здесь: форшмак, фаршированные гусиные шейки, паштет из куриной печенки, телячья колбаса, соленые огурцы, маринованная капуста с брусникой и яблоками, да мало ли что еще. Даже копченый свиной окорок как знак уважения к гостям присутствовал. Да и напитков на столе хватало. Помимо традиционной пейсаховки, налитой в старинный штоф с царским орлом, тут имелась только что появившаяся слабенькая, тридцатиградусная, казенная водка, которую в народе окрестили
«рыковкой» по фамилии наркома, а также бутылка с пестрой наклейкой - контрабандный румынский коньяк, и склянка с изюмным вином.
        Кроме высокого гостя, за столом присутствовал и его водитель - Петр. Когда Хаим, отозвав сына в сторонку, робко заметил: мол, вроде негоже солдату и офицерам кушать за одним столом, Наумчик строго посмотрел на отца и вполголоса сообщил, что в Красной армии все равны.
        Енту нарочно посадили напротив Соловья, и гость время от времени посматривал на нее. Сама же девушка не поднимала глаз от своей тарелки, ковыряла вилкой кусок фаршированной щуки…
        Разговор за столом велся самый непринужденный. Впрочем, беседовали только Соловей и Наумчик. Ента и ее мамаша помалкивали. Молчал и красноармеец Петр, поскольку, используя представившуюся возможность отведать разные вкусности, непрерывно жевал. Хаим же по причине некоторой робости, а вернее подобострастия, лишь неопределенно кивал головой или поддакивал. В бедовой голове старого жулика было смутно. Соловей ему определенно нравился. Более того: Хаим о лучшем зяте и не мечтал. Эх, был бы он евреем!

«Тпру-у…- мысленно одернул он себя извозчичьим возгласом.- Куда гонишь, старый дуралей?! Видишь человека в первый раз и уже хочешь с ним породниться. Мечтать, конечно, никому не запрещено, однако не пори горячку».
        После сытного ужина высокий гость выразил желание прогуляться по городку.
        - Возможно, твоя сестрица пожелает меня сопровождать?- обратился он к Наумчику, смотря при этом на Енту.
        Душа Хаима возликовала. Уже кое-что! Пускай соседи видят, с кем идет его дочь. Он требовательно взглянул на дочь. Наумчик уловил реакцию отца, усмехнулся и спросил у сестры:
        - Ну что, Ентеле, проведи товарища красного командира по нашим палестинам.
        - Уже темнеет,- тихо произнесла девушка, обернувшись к окну.
        - Ничего, во мраке наш город выглядит еще презентабельнее, чем при свете дня,- хохотнул Наумчик.
        Ента безропотно поднялась, словно ожидая дальнейших приказаний.
        - Тогда пойдемте,- предложил Соловей, обращаясь к девушке,- покажите мне здешние достопримечательности.
        Нужно сказать, что Ента, в отличие от подавляющего большинства местной молодежи, по-русски говорила чисто и правильно. Большая часть ее отрочества прошла в Одессе, училась она в обычной школе и довольно много читала.
        Вначале разговор не клеился. Девушка явно робела, семеня рядом с высоким, представительным военным. Она знала: из окон смотрят соседи и тут же на все лады обсуждают увиденное, строя самые невероятные предположения.
        - Ну, расскажите о вашем городе,- попросил Соловей.
        - В нем ничего примечательного,- отозвалась Ента.- Таких, наверное, тысячи. Маленький, скучный… Никогда ничего в нем не происходило. Старики рассказывают: давным-давно, когда поляки воевали с русскими, здесь был не то польский штаб, не то их центр. Хотя в это плохо верится. Что им тут было делать? Ни крепости тут нет, ни замка… И домишки словно скособоченные. Того и гляди попадают. Из больших зданий - костел да главная синагога. Смотреть нечего. Вот в Одессе…
        - Вы бывали в Одессе?- с интересом спросил Соловей.
        - Прожили там с восемнадцатого по двадцать третий. Всю войну и после… С папой и с мамой… Там у нас родни много.
        - У меня жена родом из Одессы.
        - А где она сейчас?
        - Умерла от тифа в Джанкое в двадцатом году. Вскоре после взятия Крыма. Декабрь, холода лютые… Простыла и в одночасье сгорела, как свечка, от «испанки».
        Соловей рассказывал спокойно, даже безучастно, но в его голосе Енте послышалась затаенная грусть. Девушка немного помолчала, потом осторожно спросила:
        - А как ее звали?
        - Рахиль.
        - Не христианское имя.
        - Она была еврейкой.
        - Неужто правда?
        - А что тут такого?
        - Да как же?! Веры-то разные!
        - Она, знаешь ли, в бога не верила. Да и я, понимаешь, тоже. В церкви нас не венчали. Времена были лихие. Революция, гражданская война… Я в артдивизионе, она в лазарете, сестра милосердия… Тут не до религии. Да и мы - молодые, горячие… Любовь наша ярким костром горела, жаль, недолго…
        Соловей продолжал повествовать о войне, о службе в армии, о своей жизни… Некоторая натянутость в его речах, присутствовавшая поначалу, исчезла. Речь полилась плавно, и Енту захватили эти рассказы. Библейской простотой и величием веяло от них. Соловей вдруг представился ей юношей Давидом, сокрушившим белогвардейского Голиафа. Вот это мужчина! Не то что окружающие. Взять хоть отца. Всю жизнь суетится, ловчит… Как говорится, из куска ткани на жилетку хочет еще и рукава к ней скроить. А ради чего? И богатства особого у него никогда не водилось, а теперь и подавно не будет. Не то время, как он сам же и говорит. Или взять Моисея. Ента знала - этот юноша ее любит и готов взять в жены хоть сейчас. Он хороший, чистый и праведный, но не от мира сего. И правильно они говорят: счастья с ним не найти. И защитить ее в случае чего не сможет вместе со всей своей каббалой и тайными знаниями.
        Ента, занятая своими мыслями, уже вполуха слушала спутника, а тот настолько увлекся собственными воспоминаниями, что говорил громко и отрывисто, словно командовал на плацу. И ни тот, ни другой в полумраке наступающей ночи не замечали, что несколько поодаль за ними следует третий, явно интересующийся их поведением и беседой. Тень скользила вдоль заборов, затаивалась в подворотнях, то приближалась к парочке, то отдалялась от нее. Наконец гуляющие повернули к дому. Преследователь постоял еще немного, глядя им вслед, потом пошел восвояси.
        Соловей заночевал у Берковичей, а утром запыленный «Форд», управляемый красноармейцем Петром, умчал его в военно-полевые дали.
        Наумчик продолжал гостить в отцовском доме. После отъезда боевого соратника он сообщил Хаиму, что Ента очень понравилась Соловью своей внешностью, воспитанием и общей культурой. Старый контрабандист возликовал, однако с присущей большинству жуликов осторожностью выражать свой восторг во всеуслышание не торопился. Он, словно невзначай, поинтересовался у дочери, какое впечатление произвел на нее красный герой. Девушка не скрыла своей симпатии к гостю, к тому же поведала родным о драматических фактах биографии Соловья. Рассказала и про умершую жену… В голосе Енты сквозило неприкрытое участие и сострадание.

«Эге,- смекнул догадливый Хаим,- рыбка-то наша клюнула… Заинтересовал ее новый знакомый. А коли первая супруга у этого Соловья была еврейкой, и вовсе замечательно! Что называется, прецедент налицо». (Въедливый читатель может вознегодовать: откуда, мол, косоглазый местечковый еврей знает выражение
«прецедент»? А вот знает! Мужик он тертый, много видел и слышал. Даже в Турции бывал. Но это так, к слову…)
        Дней через десять американское авто вновь остановилось у Хаимового крыльца, а потом еще и еще… Соседи судачили напропалую. Хаим сиял. А Ента… Девушка пребывала в глубоких раздумьях. Соловей пока что не делал никаких предложений, не позволял он себе и ничего лишнего. Ну, возьмет иной раз нежную Ентину ручку в свою огромную ладонь - и только!
        Была весна и, как поется в песенке, «цвели дрова». Местечковый воздух благоухал сиренью и ароматами пасхальных блюд. И вот в один из напоенных любовью вечеров в дом к Берковичам пожаловал в полном смысле «незваный гость». Кто бы, вы думали?! Правильно! Один из соискателей Ентиной руки, а именно, знаток Торы и Зогара Моисей.
        Хаим поморщился, но пригласил молодого человека к столу.
        - С чем пожаловал?- осведомился он.
        - Хочу попросить руки вашей дочери, господин Беркович,- безо всяких вступлений сообщил Моисей.
        Хаим был изумлен. Понятно, что Моисей пожаловал свататься, однако так дела не делаются. Обычно вначале являются родственники предполагаемого жениха, а еще чаще профессиональный сват - шадхан. Все должно быть в рамках обычаев и приличий. А тут, что называется, с места в карьер, едва поздоровавшись…
        - Но…- начал Хаим после длительной паузы,- это как-то… неожиданно! Почему не пришла твоя мамаша Сарра?
        - Я ее просил, не захотела.

«Мудрая женщина»,- подумал про себя Хаим.
        - Почему же не захотела?- поинтересовался он.
        - Говорит: к чему на старости лет я буду смешить людей.

«Парень, похоже, полный дурак, коли такое рассказывает,- недоумевал Хаим,- а еще в зятья набивается. А может, он того, головой тронулся… Вон как глаза сверкают. Возможно, заучился. Надо с ним поосторожнее, а то поднимет шум-гам на радость соседям».
        - Ты же, Моисей, законы и правила нашего народа, Галаху то есть, наверное, наизусть знаешь?
        Молодой человек кивнул.
        - Тогда скажи: что в первую очередь спрашивает отец невесты у предполагаемого зятя?
        - Может ли тот содержать жену свою и будущих детей своих?
        - Правильно. И что ты на это ответишь?
        - Сейчас, наверное, нет.
        - Тогда и разговора нет. Тебе сколько лет?
        - Двадцать пять.
        - И чем же ты все это время занимался?
        - Копил… Но не деньги, а знания.
        - Весьма похвально. Ученость, безусловно, лучшее богатство. Вот только на хлеб ее не намажешь. Умный не должен быть бедным. Как я могу отдать свою любимую дочь человеку, у которого ничего нет. Ведь ты, насколько я знаю, даже не работаешь…
        - Но я люблю вашу дочь!
        - Ничего не имею против. Люби себе на здоровье. Только издали. А впрочем… Хорошо! Давай у нее спросим, желает ли она идти за тебя замуж.
        Хаим позвал дочь.
        - Вот, Ентеле,- обратился он к ней,- этот юноша пришел тебя сватать.
        Та смертельно побледнела и закрыла лицо ладонями.
        - Послушай, Ента,- строгим тоном продолжал Хаим,- вопрос серьезный. Без твоего согласия замуж тебя я выдать не могу. Пойдешь за него? Только учти, он только что сообщил - содержать тебя он не в состоянии. Значит, вас должен кормить я. И при этом Моисей толкует про какую-то любовь… Но чувства, как я понимаю, должны быть обоюдными. Если ты тоже любишь Моисея, я готов вас благословить. Ты у меня - единственная дочь, и ради тебя пойду на все. Решать тебе.
        Возникла напряженная пауза. Ента убрала ладони от лица и уставилась на пол. Она по-прежнему была очень бледна. Моисей же, напротив, покраснел от напряжения. Глаза его лихорадочно блестели. Юноша шевелил губами, возможно, читая молитву или заклинание. Но скорее они просто тряслись от волнения.
        Хаим только сейчас обратил внимание на его вид. Одет Моисей в свой обычный наряд, но чувствовалось, одежда тщательно вычищена и в особенно ветхих местах очень аккуратно заштопана. И в первый раз в душе Хаима шевельнулось нечто вроде жалости к этому странному парню.

«Если она сейчас скажет, что согласна,- размышлял Хаим,- черт с ними, пускай идут под хупу»[ Хупа - балдахин, под которым проходит бракосочетание.] . Взглянув на дочь, он понял: Ента вот-вот решится. Однако Моисей сам все испортил. Он с такой поспешной неловкостью выскочил из-за стола, что стянул с него плюшевую скатерть с кистями. Заодно на пол свалилась сухарница с маковым печеньем. Хаим невольно засмеялся.
        - Я,- закричал Моисей, бросившись к Енте,- я достану проклятые деньги! Я достану!!!- Печенье хрустело у него под ногами.- Дай мне год… нет, полгода, и я осыплю тебя золотом! Будешь ходить по алмазам!
        - А пока ты ходишь по моему печенью,- насмешливо сказал Хаим.- Где ты золото, интересно, возьмешь? Из дерьма, что ли, сделаешь? Бриллиантовые розы из навоза. Ха-ха! Мишугенер! Умалишенный!
        Лицо у Енты пошло пятнами. Она в ужасе всплеснула руками и выбежала прочь.
        - Убирайся!- прошипел Хаим.
        - Я вас предупреждаю,- совершенно другим, спокойным и даже тихим голоском объявил Моисей,- если вы отдадите руку Енты другому, то очень скоро сильно об этом пожалеете.- И, раскачиваясь из стороны в сторону, словно хасид на молитве, он удалился.
        Явление Моисея произвело в доме Берковичей эффект разорвавшейся бомбы. Ента проливала тихие, светлые девичьи слезы, мамаша Хава голосила, но отнюдь не рыдала, а крыла злосчастного жениха различными нехорошими словами, а папа Хаим метался по дому вне себя от злости.
        - Сопляк еще, и угрожает!- вопил он не своим голосом.- Шлимазл, идиот, свиной потрох…
        На голову несчастного Моисея посыпались самые замысловатые еврейские и русские оскорбления и проклятия. Однако ярость старого жулика была, по большей части, показной. В душе он ликовал. Предполагаемый жених повел дело столь несуразно, что настроил против себя даже кроткую Енту.
        - Не плачь, Ентеле,- успокаивал Хаим дочку.- Не стоит этот Мошка даже самой крохотной твоей слезинки. Думаю, скоро настоящий мужчина посватается к тебе. Мужчина! А не этот цуцик недоделанный.
        Так и случилось. Перед самым Первым мая вновь у дома Берковичей появился знакомый «Форд». Но на этот раз за рулем сидел сам Соловей, а рядом Наумчик.
        - Встречайте гостей, папаша!- закричал он с порога.- Решили мы с Николаем Ивановичем отметить пролетарский праздник здесь, в гуще народа. А заодно…- Наумчик таинственно приложил палец к губам и многозначительно подмигнул отцу.

«Все ясно,- понял Хаим,- еще один женишок пожаловал. Что ж. Как раз ко времени».
        Все произошло по-военному быстро и четко. Вечером, за праздничным столом, товарищ Соловей встал и сделал Енте официальное предложение стать его женой. Девушка под сладкими взглядами родственников еле слышно сообщила, что согласна. Второго мая, прямо с утра (этот день в ту пору был самым обычным, рабочим) молодые пошли в загс и зарегистрировали свой брак. Естественно, обошлись без участия раввина, как, впрочем, и служителей других вероисповеданий. Это обстоятельство стало единственным темным пятном на общем радужном фоне. Однако пускай в духе времени союз двух сердец и не был освящен именем всевышнего, однако свадьба обязательно должна состояться. И не в каком-нибудь трактире, или, по-новому, в заведении общественного питания, а именно в отцовском доме. Так решил Хаим. И хотя Наумчик твердил, что подобные мероприятия сейчас не в моде, что пойдут разговоры, пересуды, сплетни, но Хаим упрямо стоял на своем.
        - В Киеве полно хороших ресторанов,- убеждал Наумчик,- захотят отметить событие, сходят туда. А что здесь? Набегут все эти Шлемы и Срули. Начнут галдеть… Жених, мол, не еврей… И все такое прочее…
        - Это мой дом! Кого хочу, того и приглашаю,- отрезал Хаим.- А касаемо глупых разговоров… Так их не будет! Не волнуйся! Услышу - вышвырну того гада собственными руками!
        Наумчик хорошо знал своего отца, а потому больше перечить не стал, тем более что приготовления к свадебному пиршеству уже шли полным ходом. Но тут случилось нечто и вовсе из ряда вон.
        Свадьбу решили отпраздновать на следующий день после регистрации. И вот утром в дверь дома Берковичей постучали. Открыл Хаим. На пороге стоял сосед Мотл Миркин - сапожник.
        - Нужно потолковать,- сообщил он таинственным голосом.
        - Так проходи в дом,- пригласил Хаим.
        - Нет, лучше тут. Плохая весть…
        - Что такое?
        - Мойше Горовиц повесился,- прошептал на ухо сапожник.
        - Мошка?! Не может быть?! Как это повесился?!
        - Да очень просто. Намылил веревку и вздернулся в сарае под застрехой.
        - Ладно, а я тут при чем?
        - А при том! Первое: слух ползет, что учинил он это из-за твоей Енты. Мол, отказали при сватовстве.
        - Вот сволочь какая!- сказал Хаим.- А второе?
        - Ты член хевры кадиша - погребального братства, тебе и хоронить.
        - Фе!- презрительно заметил Хаим.- Ты тоже член.
        - Поэтому и пришел. Ты же знаешь, с самоубийцами никто связываться не желает. Удачи не будет. Но закопать все же надо. И чем быстрей, тем лучше. Так что нам с тобой придется этим заняться.
        - Не пойду я,- угрюмо сказал Хаим.- У дочки моей вечером свадьба… И ты, кстати, приглашен…
        - Как знаешь. Только неладно поступаешь. Уж тут тебя и вовсе не поймут.
        - А кто кадиш[ Кадиш - у иудеев поминальная молитва.] прочитает? Раввин придет?
        - По самоубийцам кадиш не читают, да и раввин при их погребении не присутствует. Не хуже меня знаешь. Закапывают где-нибудь за оградой, как собаку.
        - Мошку за оградой?
        - Нет, сейчас за это власти могут того… Пейсы повыдергивать! Поэтому я договорился, чтоб вырыли могилу в самом дальнем краю. Помнишь, где Мотеле-кантонист схоронен?
        Мотеле - кантонист, умерший лет пятьдесят назад, до сих пор оставался одной из легенд городка. Еще ребенком, в годы правления царя Николая Первого, он был украден у родителей вместе с сотнями, а может, и тысячами отпрысков еврейской голытьбы и определен на жительство в военную школу - поселение - кантон. Став взрослым, Мотеле отслужил в русской армии двадцать лет и вернулся в Бар. Родители его давно померли, тем не менее кагал предоставил бобылю Мотеле для жительства неказистую хату. Вере предков кантонист не изменил, однако за время, проведенное на службе, стал страшным пьяницей и матерщинником. Ругался он исключительно по-русски, причем настолько виртуозно, что изумлял даже казенных ямщиков. Перепить же его не мог почти никто. В среде по преимуществу трезвенников Мотеле считался паршивой овцой. И когда он ненастной зимней ночью, возвращаясь из шинка, заплутал «по пьяной лавочке», упал и замерз почти возле порога своей хаты, никто, в общем-то, не горевал. Евреи похоронили Мотеле в дальнем углу кладбища и тут же о нем забыли. Однако вскоре начались чудеса. Среди христианского населения городка
прошел слух, что если сильно пьющий человек совокупится с женой (а можно и не с женой) на могиле Мотеле, то враз станет трезвенником и излечится от всех болезней. И вот под покровом ночной темноты на кладбище крадучись потянулись парочки…
        Евреи возмутились. На освященной земле творятся непотребства! Депутация именитых жителей во главе с раввином отправилась к городничему. Однако и вмешательство властей ничего не дало. Поставили у входа на кладбище будку для часового… Так стражник в первую же ночь от ужаса перед покойниками сбежал. Дошло до того, что на могиле образовалось углубление, точно повторяющее контуры лежащей фигуры. Благочестивые люди приводили захоронение в порядок, но вскоре оно вновь приобретало неприглядный вид.
        Прошло много лет, но и сейчас нет-нет да и мелькнут во мраке чьи-то смутные силуэты.
        Возле могилы Мотеле закапывали всякого рода сомнительных личностей. Нашли, скажем, на дороге зарезанного. По всему видать, еврей, а кто таков, не ведомо… А о самоубийцах среди сынов Авраамовых до сих пор и не слыхивали.
        Вот тут и решили схоронить Моисея.
        Нет на свете места печальнее старинного еврейского кладбища. Все вокруг наводит уныние и грусть. Невысокие, почерневшие от времени и непогод надгробия, в большинстве своем покосившиеся, торчат в разные стороны, словно гнилые зубы. Не встретить здесь ни кустика, ни деревца. Кажется, и трава-то настоящая не растет среди могил, а лишь горький чернобыльник, колючий чертополох-татарник с бордовыми, словно сгустки запекшейся крови, цветами да перекати-поле. Седой, длинный, как казачьий чуб-оселедец, хохлатый ковыль трепещет меж надгробиями, стелется под ветром, жмется к могильным плитам, словно просит прощения… Сколько лежит здесь загубленных во злые годины хмельничины и гайдамаков: растерзанных, порубленных, забитых плетьми, тех, кого жгли в синагогах, сдирали кожу заживо, варили в огромных котлах… Посвистывает ветер в бурьяне, словно шепчет: не было пощады жидовскому племени. Не было и нет! Что триста лет назад, что сейчас.
        Телега с фанерным гробом, в котором лежало закутанное в саван тело Моисея, подкатила к кладбищу. За гробом шли трое: матушка покойного Сарра, сапожник Миркин и Хаим. Время от времени Сарра останавливалась, взвизгивала высоким птичьим криком, в котором звучала неизбывная тоска, и рвала на себе одежды.
        У Хаима на душе было так гадко, что и не передать. Он чувствовал: главные неприятности еще только предстоят.
        Телега остановилась перед кладбищенской оградой. Сапожник и Хаим подхватили гроб, оказавшийся совсем легким, а хозяин телеги лопату и веревки, и погребальная процессия двинулась вперед.
        Могила, к удивлению Хаима, оказалась совсем неглубокой - от силы метра полтора.

«Вылезет, чего доброго,- мелькнула нелепая мысль.- Вылезет… Самоубийцы, говорят, превращаются в упырей».
        - Поворачивайся, чего задумался,- грубовато сказал сапожник. Хаим поспешно схватил свои концы веревок, и гроб со стуком опустился на дно могилы. Теперь все четверо стояли на краю, не зная, что делать дальше. Наконец коновозчик взял лопату…
        - А кадиш?- спросила Сарра.
        - Миньяна[ Миньян - у иудеев кворум из десяти взрослых людей (старше 13 лет), необходимый для общественного богослужения и ряда религиозных церемоний.] нету, - равнодушно отозвался коновозчик, который некогда был в синагоге служкой и порядки знал.- К тому же не полагается по самоубийцам. Тяжкий грех на нем. Господь его сотворил, и только господь - хозяин его жизни. Кто пролил собственную кровь, ответит на суде перед создателем. Ибо сказано в Писании: «И кровь вашу с душ ваших взыщу». А вместо кадиша скажу устами пророка: «И пробудятся многие из спящих во прахе земном: одни - для вечной жизни, а другие - на поругание и вечный позор».
        - Тогда я сама… если вы… «Эль молей рахамим шойхейн ба - мроймим гамцэй мнухо нэхойно аль канфэй га шхино…»[«Властелин Многомилостивый, обитающий высоко! Дай обрести покой, уготованный на крыльях Шехины…» - начальные строки заупокойной молитвы.]
        Коновозчик, не обращая внимания на Сарру, взял лопату и стал закапывать могилу. Следом за ним, по очереди, эту процедуру проделал каждый. Наконец над тем, что совсем недавно было Моисеем Горовицем, вырос небольшой холмик.
        - Кончено,- сказал коновозчик, разбиравшийся в Священном Писании.
        - И все?..- удивленно спросила Сарра.
        - А что бы вы еще хотели, мадам?- хмуро спросил коновозчик.
        - И все?..- повторила мать с теми же странными интонациями.- Неужели я больше никогда не увижу моего мальчика, не услышу его голоса? Неужели его больше не будет рядом со мной?
        Все молчали.
        - Будьте вы все прокляты!- вскричала Сарра все тем же высоким, визгливым голосом, в котором звучала такая ненависть и тоска, от которой у много повидавшего Хаима мурашки пошли по коже.- А самое главное, будь ты проклят, Хаим Беркович - вор, плут и мерзавец. Ты погубил моего дорогого сыночка. Ты, и больше никто. Так пусть сгниет твоя печенка, пусть раскрошатся кости, пусть твои глупые мозги станут мягкими, как масло, и вытекут наружу, пусть в глазницах твоих заведутся черви и высосут твои косые бельмы. Чтоб ты захлебнулся собственной блевотиной, чтоб проказа разъела твое вонючее мясо и оно отваливалось от тебя гниющими кусками. Чтоб жена твоя, глупая ослица Хава, лопнула от жира. Но главное… главное, чтоб дочь твоя, конопатая рыжуха Ента, которую так сильно любил мой сыночек и из-за которой лишил себя жизни, каждый год рожала мертвых выблядков - мамзеров, и чтобы сосали они в утробе ее гнилую кровь и вылезали бы из того места, откуда у других выходят испражнения…
        - Замолчи, женщина!- прикрикнул на нее коновозчик, разбиравшийся в Священном Писании.
        - Проклинаю тебя и весь твой род до десятого колена!- в исступлении выкрикнула и плюнула в лицо Хаима.
        Не помня себя от гнева и ярости, тот хотел броситься на несчастную и уж было занес кулаки над головой, но спутники схватили его за руки.
        - Прекратите вы оба!- закричал сапожник Миркин.- Как вам не стыдно на месте упокоения наших праотцев вести себя столь непотребно!
        Хаим, мужчина хоть и не молодой, но весьма сильный, вырвался и бросился прочь. Он бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь о сухие будяки и поваленные надгробия, и наконец остановился. Большего оскорбления в жизни ему еще никто не наносил. Его прокляли… И когда! В день свадьбы дочери! Проклятие - вещь опасная. Он это хорошо знал. Конечно, в первую очередь кара грозит тому, кто проклинает. Особенно если проклятие незаслуженно. А что так оно и есть, Хаим не сомневался. Разве он виноват в смерти Мошки?! Или Ентеле виновата? Никоим образом! Если у парня нервишки оказались слабыми, они-то тут при чем? А может, этот Моисей был и вовсе умалишенным? А с психопата какой спрос?
        Успокаивая себя подобным образом, Хаим решил вернуться и высказать вслух свои соображения. Еще издали он увидел - около могилы никого нет. Видать, после неприятной сцены все ее участники поспешили разойтись восвояси.

«Что ж,- подумал Хаим,- пойду и я… Здесь мне больше делать нечего». Он достал из жилетного кармана большие серебряные часы «Мозер», щелкнул крышкой. Ровно двенадцать. Полдень. Дел еще невпроворот. О том, что произошло на кладбище, он, конечно, никому не расскажет. Надо думать, и остальные участники похорон будут молчать. К чему, как говорят русские, выносить сор из избы. Хотя до Енты все равно дойдет, если уже не дошло, что ее скудоумный вздыхатель повесился.
        Хаим покосился на свеженасыпанный холмик земли.
        - Так будь же и ты проклят, Моисей Горовиц!- в сердцах произнес он.- Чтоб не было тебе на том свете успокоения! Пусть душа твоя скитается во мраке до скончания веков!- И плюнул на могилу.
        А вечером в доме Берковичей играли свадьбу. И хотя большинство присутствующих знало об ужасной смерти Моисея, веселья это обстоятельство не омрачало. Покрытые белыми скатертями столы по случаю прекрасной майской погоды были поставлены во дворе, тут же жизнерадостно пиликал на скрипицах небольшой оркестрик. Гости пили, закусывали и плясали.
        Только Ента не догадывалась о случившемся. Она сидела во главе стола рядом со своим представительным женихом, но на ее лице почему-то не читалось особой радости. Скорее оно выглядело грустным. Девушка и сама толком не понимала причины подобного состояния. Казалось бы, чего печалиться? У нее есть муж. И какой! Солидный военный человек. Да выйти замуж за такого - несбыточная мечта любой девушки. Пусть он не еврей, но нынче это не имеет уж такого огромного значения. И в прежние времена еврейские девушки выходили замуж за гоев и не стыдились этого. Все равно дети, родившиеся от подобных союзов, считаются евреями.
        Ента таким образом успокаивала саму себя, но мыслями нет-нет да и возвращалась к Моисею. Где он теперь, бедолага? На свадьбу, конечно же, не пришел… А вдруг заявится и устроит скандал? Видно, все-таки любит ее… Возможно, по-другому, нежели Соловей, но что душу готов отдать - это точно.
        Однако папаша правильно говорит: разве с таким можно делать счастье?
        Ента повернула голову и робко взглянула на своего избранника. Того, похоже, несколько угнетала вся эта кутерьма, распаренные лица, преувеличенное внимание к собственной персоне. Каждый считал своим долгом подойти и представиться жениху, поздороваться с ним за руку, сказать «мазл-тов»[ «Мазл-тов » букв. «доброе созвездие» - пожелание добра, счастья.] , а некоторые особенно бестактные так и чмокнуть в щеку норовили.
        Вот Наумчик явно чувствовал себя в своей тарелке. Пил, ел, плясал, тискал потных партнерш по танцам и вообще веселился, как в последний день перед cтрашным cудом.
        Наконец наступил кульминационный момент - молодые отправлялись на брачное ложе.
        На протяжении всего мероприятия косоглазый жулик был напряжен, как натянутая струна. Он ждал: вот-вот случится какая-нибудь пакость. Внешне Хаим выглядел достаточно спокойно, он шутил, смеялся, чокался с гостями, выкрикивал «мазл-тов» и «лехайм», однако постоянно оставался начеку. Больше всего Хаим боялся появления Сарры. Он даже не знал, что следует предпринять, если подобное произойдет. Треснуть ее по башке? Но на виду у всех подобное невозможно. Если приказать кому-нибудь из подручных мордоворотов в случае появления схватить Сарру в охапку и уволочь прочь? Опять же возникнет скандал. Остается только надеяться, что эта полоумная не явится сюда со своими проклятиями.
        Однако, против ожиданий, свадьба проходила вполне благопристойно. И когда молодые удалились в опочивальню, у Хаима отлегло от сердца. Слава создателю, все прошло наилучшим образом. Однако, как оказалось, радоваться было рано.
        Уже совсем стемнело, часть гостей отправилась по домам, остальные, самые стойкие, продолжали гулять, хотя и несколько подустали. Скрипачи закончили пиликать, уселись за столы и ускоренными темпами постарались наверстать упущенное. Звенели стаканы, ножи и вилки звякали о посуду, музыканты негромко переговаривались гортанными голосами, и этот легкий, невнятный гул казался частью наступившей наконец тишины. Над засыпающим городком всплыла полная луна. Ее огромный мутный диск осветил дощатые крыши убогих домов, плохо вымощенные узенькие улочки, бредущие по ним редкие, плохо одетые парочки… Бушевала майская ночь, воздух был пронизан дивными ароматами наступающего лета, чувственностью и запахами помойки. Каждый из этих флюидов существовал как бы отдельно, не перемешиваясь, но и не доминируя над остальными. Высокое шло бок о бок с низменным. Ведь в каждом счастье изначально заложена горькая капля саморазрушения.
        И вдруг ночную идиллию разорвал ужасающий вопль. Хаим, доселе пребывавший в глубокой задумчивости, вскочил, словно подброшенный незримой пружиной. Он мгновенно узнал этот голос. Так страшно вопила его кровиночка, его обожаемая Ентеле. Этот дикий крик мог означать только одно - дочурку подвергают дикому насилию, а возможно, и убивают. В чем дело? Неужели потеря девственности вызвала столь бурную реакцию. Нет! Не может быть! Неужели мать не объяснила дочери, как нужно вести себя в подобную минуту? Да быть такого не может?!- все эти мысли метались в голове Хаима.
        На остававшихся за столами гостей вопль также произвел сильное впечатление. У кого-то изо рта выпал недожеванный кусок, кто-то поперхнулся рюмкой пейсаховки. На некоторое время воцарилось напряженное молчание, но вскоре раздались понимающие смешки, зазвучали игривые реплики… Самый молодой из музыкантов, в восторге от происходящего, схватил свою скрипку и заиграл «Свадебный марш» Мендельсона.
        Однако через несколько минут вопль повторился. На этот раз он звучал еще страшнее. Хаим вскочил, вырвал инструмент у придурковатого скрипача, швырнул его наземь, затем бросился в свадебный чертог.
        Вначале, при едва различимом мерцании керосиновой лампы, он ничего не смог разобрать. Хаим подкрутил фитиль… На просторной постели (собственно, это была Хаимова с Хавой супружеская кровать, предоставленная на время молодым) в самом углу у стены, сжавшись, сидело растрепанное существо в сползшей с плеч кружевной рубашке. Хаим в первый момент не узнал собственное дитя. Глаза у существа были настолько огромны, что, казалось, занимали пол-лица. На другой половине постели неподвижно лежал абсолютно голый человек с закрытыми глазами и как будто спал.
        Следом за Хаимом в комнату вбежала его дородная супруга с лампой в руке. Из-за ее спины на происходящее глазели любопытствующие гости.
        - Закрой дверь, дура!- скомандовал Хаим жене. Вот и долгожданный скандал, со злостью подумал он. Теперь сплетня со скоростью телеграфа пойдет гулять по городу.- Что случилось, Ентеле?- спросил Хаим у дочери совсем иным тоном.- Почему ты так страшно кричишь? Соловей сделал тебе больно? Нужно немного потерпеть… Ты уже большая девочка.
        - Папеле, мамеле,- закричала невеста,- это не он!
        - Что значит не он? Как тебя понимать?
        - Не он это! Не муж мой, Николай Иванович Соловей!
        Услышав подобные речи, Хаим решил, что дочь сошла с ума. Когда-то он слышал нечто подобное. Некая девица была настолько невинна и наивна, что в первую брачную ночь решила, будто муж, которого она в день свадьбы увидела первый раз в жизни, хочет убить ее, и свихнулась. Но Ента, Ента… Ведь она жила не в сахарном дворце. Неужели она настолько глупа?
        В этот момент в комнату ворвался Наумчик. Он был полуодет и всклокочен. Похоже, только что отлепился от какой-нибудь сдобной партнерши по танцам.
        - Что тут происходит?!- завопил он с порога.- Что за крики, что за шум?! Из-за пары капель крови столько воплей.
        - Тише, Наум!- одернул его отец.- Выбирай выражения, ты не в казарме! Объясни нам, Ента, что случилось?- ласково попросил он дочь. И та сквозь слезы, запинаясь, стала рассказывать. А случилось вот что.
        Ента, конечно же, никакая не дура, об интимных отношениях между мужчинами и женщинами была наслышана. К тому же перед свадьбой родная мамаша прочитала ей краткую лекцию на эту тему. Лекция сопровождалась ужимками, хихиканьем и недомолвками и сводилась к главному: что бы муж ни потребовал, нужно смириться и терпеливо выполнять его желания. «По первости тебе может быть даже как бы противно или, того хуже, смешно,- заключила краткое введение в сексологию опытная Хава,- но очень скоро понравится». Ента и страшилась, и с нетерпением ждала дальнейшего. И вот свершилось! Муж вел себя очень деликатно, не торопил, не срывал в нетерпении одежд, тем более не рвал их якобы в порыве страсти. Вначале действительно как бы неприятно и даже больно, но Ента, помня советы мамеле, не проронила ни звука. Страшное наступило, когда все кончилось, когда муж открыл рот…
        - И что же он такого сказал? Чего ты вопила, как недорезанная?- допытывался Хаим.
        - Он заговорил словами из Песни Песней,- сообщила Ента.- Будто он - Соломон, а я - Суламифь. Ну, там «…мед каплет из губ твоих, невеста, мед и молоко под языком твоим…»
        - Очень мило,- заметил Хаим,- зятек-то, оказывается, культурный человек. Знает наши обычаи, хотя и русский.
        - Да нет, папа,- досадливо произнесла Ента,- это вовсе не мой муж. И в постели со мной был вовсе не мой муж, то есть муж, конечно, но не совсем…
        - Ничего не понимаю!- заорал Хаим.- Муж, не муж… А кто же? Объясни толком.
        - Это Моисей Горовиц,- после некоторой паузы сообщила Ента.
        - Что?!- в один голос воскликнули члены семейства Беркович.
        - Да,- сказала Ента.- Точно он. Моисей. И говорит по-нашему. И голос его.
        - Как это может быть?!- возопил Хаим.- Моисей Горовиц сегодня умер. Сам похоронил. Вот этими руками.- Он поднес лампу к лицу лежащего. Никаких сомнений - перед ним был Соловей.- Она точно сошла с ума,- решил Хаим. И тут зять открыл глаза.
        - Она правду говорит,- изрек он. И голос точно не принадлежал Соловью. Это был высокий, писклявый дискант Мошки. Хаим от неожиданности опустился на стул.
        - Диббук[ Диббук - в еврейском фольклоре душа умершего, обычно грешника или проклятого, не нашедшая успокоения на том свете и «прилепившаяся» к живому человеку.] ,- произнес Хаим еле слышно. Но его расслышали все присутствующие. Хава заголосила дурным голосом, Ента завизжала. Только Наумчик не мог понять, в чем дело.
        - Растолкуйте, папаша, что происходит?!- взревел он.
        - В твоего друга вселился диббук,- сообщил Хаим.
        - Диббук? Что еще за сказки! Какие в наше время могут быть диббуки? Николай Иванович, что они такое толкуют?
        - Они правду говорят,- заявил тот, кто был еще недавно Соловьем.
        - Что за глупости. Коля, очнись!.. Встань, надень кальсоны. Приведи себя в подобающий командиру Красной армии вид. Ну пошутили - и хватит. К чему этот дурацкий розыгрыш?
        - Я не Коля, красный командир,- отвечало существо все тем же высоким голосом, вовсе непохожим на мужественный баритон Соловья.- Я несчастный Моисей, ушедший из мира сего, но не нашедший приюта в мирах иных и обреченный блуждать среди живых за содеянное мною. Но я добился своего. Больше всего на свете я желал обладать Ентеле. И вот она моя. Неважно, в каком теле я овладел ею…
        Тут Ента вскрикнула и упала без чувств.
        - Однако, папаша. Дела у нас тут нешуточные происходят,- насмешливо заметил Наумчик. Хава в это время приводила в сознание дочь, прыская на нее водой изо рта.- Объясните, пожалуйста, как все понимать? Почему этот Моисей может находиться в моем друге Соловье? Это что, гипноз, магнетизм, чревовещание?..
        - А понимать нужно следующим образом,- задумчиво заговорил Хаим.- Мошка сегодня повесился. (Услышав эти слова, только что приведенная в чувство Ента снова хлопнулась в обморок.) Мы его уже похоронили. Однако на могиле произошел некий инцидент…
        - Какой?
        - Долго рассказывать,- уклончиво сказал Хаим.
        Однако Соловей, или тот, кто в нем находился, внес ясность:
        - Моя матушка, обвинив в моей смерти ваше семейство, прокляла весь ваш род до десятого колена.
        - Ой-вей! Горе мне, несчастной!- заголосила Хава.
        - А косой, в ответ, проклял меня,- продолжил излагать факты диббук.- И теперь нет мне пристанища ни в аду, ни на небесах.
        - Он правду говорит?- спросил Наумчик.
        Хаим молча кивнул.
        - Я в подобную хиромантию не верю!- раздраженно произнес Наумчик.- Это какой-то фокус. Возможно, вражеская провокация. Через три дня нам нужно возвращаться в округ, а кого я, позвольте спросить, привезу? Что мне на это скажут?! Вы подумали, папаша, прежде чем проклинать какого-то придурка! А может, Николай просто хлебнул лишнего?
        - Да он и не пил,- сообщил Хаим.
        - Очень мило. Тогда свихнулся… Хотя… Не мог он столь скоропостижно сойти с ума.
        - Ничего он не свихнулся,- язвительно заметил диббук.- Мозги у него крепкие. Но голова тут ни при чем…
        - Да оденьтесь, Коля, или кто вы там есть на самом деле, черт бы вас побрал. Стыдно смотреть!- завопил Наумчик.- Что же делать?- спросил он у отца.
        К Хаиму уже вернулось самообладание.
        - Вот что,- заметил он.- Нужно все как следует обдумать и взвесить. Да кончай ты стенать!- прикрикнул на жену.- Иди выпроваживай гостей и Енту уведи отсюда… А ты, Мошка, отвечай, заклинаю тебя именем господним, почему вселился в красного командира Соловья и как долго намерен в нем находиться?
        - Попрошу не называть меня Мошкой,- высоким, писклявым голосом отвечал диббук. - Мое имя - Моисей.
        - Хорошо, пускай Моисей. Отвечай!
        И не орите, пожалуйста. Я все очень хорошо слышу. Почему я вселился в этого гоя? Да потому, что он стал мужем моей любимой! Моей Суламифи… То есть Енты. Вы не отдали ее мне, и тогда я, используя секреты каббалы и тайные знания, исчислил, как нужно поступить, чтобы все же добиться своего. И вот я в теле этого грубого солдата, к тому же иноверца.
        Но как ты смог вселиться в него? Ведь он же христианин, а насколько я знаю, неприкаянная душа может укорениться только в иудейском теле.
        Я могу поместиться, где захочу,- с гордостью отвечал диббук.- Хоть в дереве, хоть в камне, хоть в живой твари. А касаемо этого… Так он вообще неверующий и креста не носит. Поэтому вселение в него не составило ни малейшего труда.
        И сколь долго ты намерен находиться в этом теле?
        Пока оно пребывает на грешной земле.
        То есть до самой его смерти?
        Вот именно.
        После некоторого раздумья Хаим осторожно осведомился:
        Даже раввин не сможет тебя изгнать?
        Пусть попробует,- заносчиво ответил диббук.- Никто и ничто не сможет разлучить меня с моей любимой.
        Скверная история,- заметил Наумчик.- Очень скверная. И нам с вами, папаша, не поздоровится, не сумей мы избавиться от этой напасти. Могу представить, как будут развиваться события. Дело в том, что советская власть не допускает существования нечистой силы. Нашего друга, скорее всего, отправят лечиться в сумасшедший дом. А там, ясное дело, никакой Енты не будет. Ты слышал, придурок?
        Диббук молчал.
        Но это, так сказать, полдела. Начнется следствие. Как да почему?.. И вот тогда для нас с вами, папаша, и наступят основные неприятности. Будь это какой-нибудь Янкель или Абраша, никто и слова не скажет, а тут красный командир, и не в малых чинах. Поэтому нужно что-то делать, и немедленно.
        Ясно,- сказал Хаим.- Завтра начнем действовать. Как говорится, утро вечера мудренее. А может, ты уйдешь по-хорошему?- обратился он к диббуку.- Слышал же, что тебя ждет?
        Мне все равно,- ответствовала нежить.- Вы живете в призрачном мире, и ваше время исчисляется мгновением, а я обитаю в вечности, и терять мне нечего. Ибо сказано: «сильна как смерть любовь»[Священное Писание, Песнь Песней (8:6).] Вы, ничтожные людишки, гоняющиеся за сиюминутной выгодой, и раньше-то были смешны мне, а теперь и подавно.
        Н-да,- тоскливо заметил Хаим.- С таким справиться будет непросто.
        А наутро весь городок облетела весть: в новоиспеченного Ентиного мужа вселилась душа мертвого Моисея Горовица. Большинство, особенно молодежь, конечно, не верило подобной чепухе, люди постарше допускали возможность переселения душ, что, кстати, не противоречило хасидскому учению. А отдельные ортодоксы твердили: мол, это кара Хаиму Берковичу за то, что выдал дочку за гоя.
        Перед домом Берковичей собралась внушительная толпа. Народ все прибывал. Никто толком ничего не знал, поэтому те, кто вчера присутствовал на свадьбе, рассказывали про страшные вопли, которые издавала Ента, про суету, поднявшуюся затем в доме, про то, как гостей поспешно выпроваживали вон. Все жадно смотрели на дверь, словно надеялись: вот-вот появится доктор и сообщит: «Больной приказал долго жить». Но доктора никто не приглашал.
        А в самом доме происходило вот что. Конечно же, всю ночь никто не спал. Только ближе к утру Хаим немного прикорнул, а проснувшись через часок, ощутил страшную головную боль, чего с ним сроду не бывало. Привыкший лечиться домашними средствами, он выпил большую чашку крепчайшего и сладчайшего кофе, и голова вроде прошла, зато защемило сердце. Однако Хаим, не обращая на это внимания, пошел в опочивальню молодоженов, где в одиночестве пребывал его зять, кем бы он там ни был.
        Вы… э-э… ты… э-э… спите?- начал он.
        Я никогда не сплю,- охотно отвечал диббук.
        Моисей, это взаправду ты?
        А вы сомневаетесь?- отвечал диббук с явной насмешкой.
        Теперь уже нет. Просто я думал, возможно, ты удалился… э-э… в иные сферы.
        Удаляться мне некуда, да и незачем. Мне и здесь хорошо.
        Что же мне сделать, чтобы ты… э-э… очистил это тело от своего присутствия?
        Да ничего. Все, что нужно, вы уже сделали.
        А если я призову раввина? И он заклянет тебя именем всевышнего, протрубит в шофар[ Шофар - духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога барана или козла. Издревле использовался в синагогах при особо торжественных ритуальных церемониях.] … Я не знаю, что еще сделает.
        Так попробуйте.
        Обязательно попробую, но я хочу решить все миром.
        - Да мне какое дело.
        - Но почему, почему ты так себя ведешь?!
        - Я уже объяснял… Ента была для меня дороже жизни. Ради нее я совершил страшный грех…
        - И как же ты представляешь свое дальнейшее бытие?
        - Пребывать в этом теле, покуда Ента будет рядом со мной.
        - Но тебя… или его увезут в психиатрическую лечебницу.
        - В таком случае я переселюсь в кого-нибудь еще… В вас, например.
        - Храни создатель!- всполошился Хаим.- Для чего это?!
        - Чтобы постоянно быть рядом с возлюбленной.
        - Послушай, Моисей, а тот, в чье тело ты залез, Николай Иванович Соловей, почему он не может выгнать тебя?
        - Как это - выгнать? У него и сил таких нет. Я же говорил, будь он истинно верующий христианин, тогда бы еще мог попробовать, хотя вряд ли бы получилось. А так его голова полна всякой чепухи… Что от нее толку. Ни веры, ни убеждений…
        - А вот скажи, могу ли я поговорить с ним самим?
        - Зачем?
        - Хочу убедиться, что его разум не разрушен, а только подавлен тобой.
        После некоторого молчания диббук неохотно согласился:
        - Ладно, попробуй, и то разрешаю только потому, что ты, к сожалению, отец моей возлюбленной.
        С телом, в котором угнездилось нечто, начало происходить странное. Глаза его стали бешено вращаться, физиономию перекашивали ужасные гримасы, руки и ноги дергались невпопад, как у тряпичной куклы. Казалось, внутри происходит невероятная борьба.
        Хаим с огромным любопытством следил за происходящим. И вот перед ним прежний Соловей. Лицо приняло обычное жесткое выражение, хотя и выглядело несколько растерянным. Он с удивлением огляделся вокруг, потом обнаружил, что одет лишь в бязевые кальсоны, и сконфузился. Поспешно вскочил, стал натягивать гимнастерку и брюки.
        - Ничего не понимаю,- обратился он скорее к самому себе, чем к тестю.

«Голос вовсе другой,- тут же обратил внимание Хаим.- Не визгливый дискант диббука, а приятный, слегка начальственный баритон командира Красной армии. И Хаим возликовал.- Значит, не все потеряно. Этого шлимазла таки можно угомонить и даже выгнать прочь. Вот только как?»
        - Что, собственно, происходит?- с некоторым недовольством спросил Соловей.- Где Ента? Наверное, вчера на свадьбе несколько перебрал? Голова тяжелая… Вовсе не соображаю… Но как такое могло случиться? Я же совсем не пью? Ощущение, словно меня сильно ударили… Затылок ломит…
        - Тут такое дело…- замялся Хаим.
        - Ну же, говорите!
        - В вас… как бы сказать попонятнее… вселилось некое существо.
        - Какое еще существо, что вы городите.
        - Я тут,- пропищал диббук.- Сижу в тебе, друг Николаша, и пребуду тут еще долго-долго…
        - Кто это?- изумился Соловей.- Я что, с ума сошел?!
        - Колдовство,- пояснил Хаим.
        - Никакого колдовства не бывает! Я, наверное, заболел? Сожрал какой-нибудь вашей жидовской дряни и траванулся. Мне через три дня нужно быть на службе… Не сидите, как истукан, и не таращите на меня свои косые зенки, вызовите врача, делайте что-нибудь.- После этих слов по физиономии Соловья пробежала мгновенная судорога, и он заговорил прежним писклявым голоском:
        - Вот видите, Хаим, какого вы прекрасного отыскали зятька. Того и гляди обзовет жидом пархатым. А уж Енте каково придется… Как говорят «товарищи»: «поматросит» и бросит.
        - Это уж не твое дело, Мошка!- в сердцах бросил задетый за живое Хаим.
        - Именно, что мое,- отозвался диббук.- Вот уж я свою голубку никогда не обижу. Что тело… Лишь жалкая временная оболочка. Моим прежним, нужно прямо сказать, не самым лучшим обиталищем сейчас лакомятся могильные черви. И пускай. Не жалко. Тел, слава создателю, в вашем мире достаточно. Лишь душа вечна. Ладно, надоело мне с тобой, глупцом, болтать. Где Ентеле? О, моя возлюбленная!
        - А если я не допущу мою дочь до тебя?
        - Горько пожалеешь. Я не буду бушевать, не буду размахивать руками, топать ногами, как какой-нибудь мужлан. К чему? Есть и другие способы заставить осла повиноваться. Вот смотри…
        В комнате, наполненной майским солнцем, потемнело. Слабый, едва ощутимый сквознячок загулял по ней. Запахло сырой землей, тленом… Внезапно Хаим почувствовал, что все вокруг едва заметно дрожит. Вибрировала мебель: кровать, комод, стулья… Едва слышно позванивал стоявший на столе графин с клюквенным морсом. Задребезжало оконное стекло. Наконец сначала чуть-чуть, а потом все явственнее затряслись потолок и стены комнаты. Раздался треск, и по стоявшему на комоде старинному овальному зеркалу разбежалась сетка трещин.
        - Хватит, хватит!- закричал Хаим, у которого от ужаса подкосились колени.- Довольно! Сейчас я пришлю Енту.
        Как только он произнес эти слова, все тотчас пришло в свое обычное состояние, лишь зеркало так и осталось испорченным.
        - Ента, отправляйся к…- Хаим не мог четко сформулировать, к кому же должна отправиться его дочь. К мужу ли? К диббуку?- Наконец он нашел нужное определение: -…отправляйся к черту!
        И вот что интересно. Ента стояла за дверью свадебной опочивальни, словно только того и дожидалась - когда же ее призовут. Это показалось Хаиму странным.
        - Ты разве не боишься его, дочка?- недоуменно поинтересовался он.
        - А чего бояться? Он ведь не дерется… И любит меня!- неожиданно добавила она.
        Хаим только плечами пожал от изумления. Вот и пойми этих женщин!
        - Ну как там?- нетерпеливо спросил Наумчик.
        - И не говори. Жуть просто берет. Говорил сейчас с обеими…
        - То есть как?
        - А так! И с Мошкой, и с этим твоим Соловьем. Тот еще типус.
        - Как тебя понимать?
        - А то не знаешь. У русских кто во всем виноват? Евреи!
        - Ты толком говори.
        - Мошка, диббук то есть, полностью взял над ним власть. Если захочет, может разрешить стать самим собой… И уходить из тела Соловья он не собирается. А может, это и не Мошка вовсе, а демон? Я слышал, что и такое бывает. Он мне сейчас свои возможности продемонстрировал. Это, знаешь ли…- Хаим не договорил. - В общем, скверная история,- заключил он.- Теперь дело даже не в Соловье. Всем нам грозит большая беда. Нужно изгнать диббука любыми способами. Возможно, стоит позвать мать этого Мошки? Скверная, между нами, баба. Скандальная… А что делать?
        Но Сарру не пришлось звать. Прослышав о событиях в доме Берковичей, она незамедлительно явилась.
        - Здравствуй, Хаим Беркович!- Голос женщины звучал по-прежнему, агрессивно.
        - Здравствуй, Сарра Горовиц.- Хаим старался не выражать своих чувств, однако это плохо ему удавалось.- С чем пожаловала? Опять проклинать будешь?
        - Дважды не проклинают. Достаточно и одного раза. Но я пришла не извиняться…
        - А зачем? Тебя ведь никто не звал.
        - Убедиться, что люди не врут. Говорят, в твоего зятька вселилась душа Моисея… Правда ли это?
        - Желаешь посмотреть, как действует твое проклятие? Что ж, полюбуйся.
        Сарра, озираясь, словно боясь попасть в ловушку, вошла в дом. Толпа, стоявшая поблизости, загомонила, зашушукалась.
        - Ну и где он?
        - Сейчас увидишь. За этой вот дверью…- Хаим постучал и, не дождавшись приглашения, вошел в комнату.
        Ента и Соловей, обнявшись, сидели на постели. Оба были одеты, хотя их туалеты находились в некотором беспорядке.
        - Ну, прямо голубки,- саркастически заметила Сарра.- Мазл-тов вам, новобрачные!
        - И тебе того же, мама,- отозвался диббук.
        Сарра была крепкой женщиной, в обморок не упала, только покачнулась и смертельно побледнела.
        - Ты ли это, сын мой?- после некоторого молчания спросила она.
        - А то кто же,- без особого почтения сказал диббук.
        - Зачем ты влез в гойское тело? Почему не находишься рядом со своим благочестивым мучеником-отцом?
        - Не пускают меня туда, мамеле,- отвечал диббук.- Но мне, нужно сказать, и здесь неплохо. Тело надежное, крепкое… Не то что мое старое. Теперь-то я понимаю, как здорово быть сильным. А то тело, что дала мне ты, это так… недоразумение! Тут болит, там скрипит… А ведь я был молод. И все потому, что не занимался физкультурой, мало двигался, корпел над Торой, Талмудом и прочими премудростями. А зачем? Потому что издревле заведено. Кем заведено? Оказывается, праотцами. Подобную чушь внушала мне ты. Лучше бы я вступил в комсомол, стал инженером… А вместо этого изучал тайны каббалы… Вот и доизучался. Сам стал невесть чем. Но имеются и плюсы, мамеле. Любимая рядом.- Тут Ента звонко чмокнула Соловья в щеку.- Вот!- довольно констатировал диббук.- Тело сильное, крепкое…
        - Мадам Горовиц, попросите вашего сына оставить в покое моего зятя!- шепотом сказал Хаим.
        - Сколь же долго ты собираешься тут пробыть?- осторожно спросила Сарра.
        - До его физической кончины.
        - О горе мне, несчастной,- завопила женщина.- О горе мне! Сын мой, вместо того чтобы пребывать в райских кущах, обитает в гойском обличье. Да лучше бы ты попал в геенну огненную и жарился там вместе с закоренелыми грешниками или стал бы каменным изваянием в мире мрака! Вылазь оттуда сейчас же!
        - Э нет, мамеле,- отвечал диббук.- Не вылезу. Ты же сама помогла мне сюда попасть, прокляв семейство Беркович. А потом еще этот косоглазый урод плюнул на мою могилу. Вот вам и пожалуйста! Результат!
        Тут Хаим понял, что ничего путного из этой затеи не выйдет и нужно идти за помощью к профессиональному специалисту, то есть к раввину.
        Раввин реб Зундл жил на соседней улице и был хорошим знакомым Хаима. В свое время тот не раз оказывал Зундлу услуги определенного рода. Дело в том, что раввин очень любил хороший французский коньяк, а также гаванские сигары. Святой человек никоим образом не походил на пьяницу. Скорее его можно назвать гурманом. Долгими зимними вечерами, изучая Гемару, он наливал в серебряный стаканчик солнечный напиток, зажигал сигару и пускал клубы ароматного дыма, время от времени макая кончик сигары в коньяк. Обычно к концу вечера стаканчик оказывался пуст. И французский напиток, и кубинский табак поставлял Зундлу (кстати, по весьма умеренным ценам) не кто иной, как Хаим.
        Реб Зундл, конечно же, знал о событиях, разворачивающихся в доме Берковичей, но появляться там не спешил, полагая, что Хаим скоро придет к нему сам. Так и случилось.
        Видом реб Зундл напоминал сказочного гнома, какими рисуют их на баварских рождественских открытках. Он был крайне мал ростом, имел окладистую серебряную бороду и носил круглые очки в стальной оправе. Если бы вместо ермолки его большую, несоразмерную тщедушному телу голову украшал остроконечный колпак, перед нами был бы истинный подземный житель.
        - Проходи, Хаим Беркович,- пригласил раввин старого знакомого, после того как они обменялись приветствиями.- Наслышан, наслышан о твоих несчастьях.
        - И не говорите, раби,- понурился Хаим.- Вот пришел за советом и помощью.
        - Ну так расскажи все по порядку. Как дело было?.. Говори все без утайки.
        И Хаим, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, поведал о происходящем.
        - Н-да. Редкая напасть тебя постигла. И не только редкая, редчайшая. Я думал, диббуки только в сказках остались.
        - Если бы…- удрученно произнес Хаим.
        - Подобный случай, правда, очень давно, имел место в Шаргороде. Там диббук вселился в одну девицу, но вскорости был изгнан шаргородским цадиком, раби Меером из Ружинской династии. Большой святости был человек.
        - Значит, выгнать нечистую силу можно,- обрадовался Хаим.
        - Можно-то можно…- тут раби Зундл замялся.
        - А в чем загвоздка?
        - Не каждому по силам,- признался раввин.- Не уверен, что у меня получится. Процедуру обряда изгнания я знаю, хотя ни разу ею не пользовался. Попробовать, конечно, можно, но не гарантирую.
        - Заклинаю создателем,- взмолился Хаим,- избавьте от этой нечисти! Все, что угодно, для вас сделаю, сколько хотите заплачу.
        - Ну, ладно, ладно… Об этом потом. Приведи его сюда.
        - А если он не пойдет?
        - Можешь не сомневаться, пойдет. Гордыня его приведет. Он со мной побороться захочет.
        Предложение отправиться к раввину вначале вызвало у диббука громкий, язвительный хохот. Хаим ни разу не слышал, как смеялся при жизни Моисей, но такой истошный, почти истерический визг мог принадлежать только сумасшедшему.
        - Значит, раби желает со мной пообщаться,- заливался диббук,- наверное, изгнать меня хочет? Убедиться в своих истинных возможностях. Так вот что я тебе скажу, косоглазый олух: ничего не получится!
        Хаим заметил: мертвый Моисей вел себя все более нагло, перейдя к прямому хамству. И это при Енте, которая никак не реагировала на то, что в ее присутствии оскорбляют отца!
        - Можно, конечно, и сходить,- сообщил диббук без особого энтузиазма.- Заодно и косточки размять. А то засиделся я в твоем клоповнике. Пойду взгляну на этого глупого старикашку Зундла.- Диббук мерзко захихикал.- Ты тоже пойдешь со мной? - спросил он у Хаима.- Давай, давай… Убедишься, что этот ваш раввин - вонючий бурдюк с прокисшим вином.
        Когда они вышли на улицу, толпа, стоявшая возле дома, ахнула и подалась назад. Люди в ужасе таращили глаза на высокого человека в военной форме, по лицу которого непрестанно пробегали гримасы, словно у него был нервный тик.
        - Мошка, ты ли это?- дрожащим голосом спросил какой-то смельчак.
        - Я, Беня, я,- важно ответствовал диббук.
        - Узнал, узнал!..- зашушукались в толпе.
        - А почему ты, ничтожный дрочила, называешь меня каким-то Мошкой?! Меня - прибывшего в ваш ничтожный городишко прямиком из царства мертвых! Да кто вы такие?! Жалкие, убогие людишки… пакостники, бессмысленно грешащие… Все про вас знаю. Могу рассказать. Вот ты, Гершель Смушкис, третьего дня ходил в кабак, где лакал водку, а закусывал ее свиной колбасой, а еще нахваливал трефное лакомство. Или ты, Двойра Шапиро… Неделю назад твой муженек укатил по делам в Жмеринку, а ты что же… Тут же открыла дверь Иоське Магазинику. Вон он стоит, Иоська… Могу рассказать дальше, чем вы с ним занимались. Знаете, люди, как высоко умеет задирать ножки наша Двойра…
        Толпа в ужасе и восторге взвыла. Однако Двойра вовсе даже не смутилась от обличений нечистой силы.
        - Как ты был Мошкой, так им и остался!- презрительно изрекла она.- При жизни вдоль заборов крался да в окна заглядывал и сейчас, видать, тем же занимаешься. И из царства мертвых тебя выпихнули, потому как твоя тухлая душонка никому не нужна. Шваль, одно слово, дерьмо собачье. А сам ты как был шлемилем, так шлемилем и остался. Не боюсь тебя ни в каком обличье!- И она плюнула в сторону диббука.
        Хаиму показалось, что нечисть, сидевшая в красном командире Соловье, смутилась.
        - Да я бы мог разорвать тебя на части,- грозно сказал диббук.
        - А попробуй,- издевательски произнесла Двойра.
        - Некогда связываться с глупой, похотливой сучонкой.
        - А иди… куда идешь,- отпарировала Двойра.
        И странное дело: диббук перестал препираться и молча зашагал вперед. Двойра вслед ему презрительно захохотала.

«Эге,- подумал про себя Хаим,- Мошка-то, похоже, посрамлен. Правду говорят: бабьего языка и черт боится. Может, диббук не так уж и страшен, как хочет казаться?»
        У раввина их уже ждали. Кроме самого реба Зундла, присутствовал служка при синагоге Енох, тот самый коновозчик, на чьих дрогах увезли на кладбище тело Моисея.
        - Ну что ж, входите…- пригласил гостей реб Зундл. Он с любопытством оглядел статную фигуру Соловья, взглянул в его глаза.
        - Так это и есть диббук?- спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.- Хорошее тело он для себя выбрал, добротное…
        - А ты как думал, раввин,- хмыкнул диббук.- Неужто мне должно было вселяться в косоглазого.
        - Но почему ты выбрал для себя тело этого военного? Ведь он даже не еврей.
        - Косоглазый плюнул на мою могилу,- пояснил диббук.- А до этого моя матушка прокляла весь их род. Военный, его зовут Соловей, муж моей любимой Енты. Пускай не по нашему закону, а по советскому, но все ж таки муж. Потом он не христианин…
        - А кто же?
        - Безбожник, или, говоря современным языком, атеист. Значит, его душа не находится под божественным покровительством. Понятно, раввин?
        - Более-менее… И сколь долго ты намерен пребывать в этом теле?
        - До его скончания.
        - Вот как! Тора говорит: нельзя мертвым пребывать среди живых.
        - Я не мертвый!
        - Ты перешел в иной мир и должен пребывать там, пока не придет время воскрешения. Так что ты должен покинуть тело этого солдата.
        - Командира,- поправил его диббук.- Стал бы я вселяться в солдата! Обижаешь, раби.
        - Солдата - в смысле воина. Уходи прочь из его тела!
        - И не собираюсь. Попробуй, изгони меня.
        - Выйдешь ли ты из тела добровольно?
        - И не надейся. Ни добровольно, ни принудительно я его не покину. Попытайся собственной силой выгнать меня. Сделай все, что полагается. Соблюди обряд. И посмотрим, достаточно ли в тебе святости. Пускай принесут шофар, пускай зажгут свечи…
        - Хорошо,- сказал реб Зундл.- Будь по-твоему. Енох,- обратился он к служке,- приведи сюда десять евреев - миньян.
        Через полчаса миньян собрался. Это были наиболее уважаемые представители общины. Все, конечно, знали, для чего их призвали. Собравшиеся смотрели на Соловья со смешанными чувствами. Во взглядах читались страх, растерянность, недоверие. Но над всем остальным доминировало невероятное любопытство. В русского вселился диббук! Да не может этого быть! Так считало большинство, видя в происходящем мистификацию. По правде сказать, в общине Хаим Беркович слыл личностью темной, способной на любую пакость.
        - Итак,- сказал реб Зундл,- я собрал вас, уважаемых людей, чтобы…
        - Уважаемых людей…- насмешливо перебил раввина диббук.- Тоже мне, уважаемые люди! Я могу порассказать о каждом такое, что последние волосики на твоей плешивой голове, реб Зундл, встанут дыбом.
        Присутствующие оторопели. Голос, который исходил из русского, оказался им хорошо знаком. Он, несомненно, принадлежал Моисею Горовицу. И самым странным было то, что русский даже рта не открывал.
        - Чревовещание,- шепотом произнес один из присутствующих.
        - Ты, Берл Гринберг, думаешь, тебя позвали сюда, чтобы фокусы показывать?- издевательски спросил диббук, обращаясь к знатоку.- Ошибаешься. Здесь тебе не балаган. А если желаешь, чтобы я развеселил миньян, то могу рассказать, как ты подглядываешь за невесткой, когда она моется на кухне.
        - Что тут происходит?- возмущенно спросил самый старший из присутствующих, портной Лазарев.- Почему мы должны выслушивать оскорбления в свой адрес?
        - Послушай, Моисей Горовиц,- обратился раввин к диббуку,- ты ли это на самом деле или злой дух говорит от твоего имени? Все мы знали тебя как скромного, воспитанного юношу, который почтительно относился к старшим, тем более пожилым людям. А перед нами хам и хулиган. Об этом свидетельствуют твои наглые речи. Вряд ли ты мог измениться так быстро. Значит, это не ты?! К чему обличать нас. Кто без греха… Или ты послан в испытание нам?
        - Ты прав, реб Зундл. Я несколько увлекся,- в голосе диббука, похоже, звучало смущение.- Но, с другой стороны, ведь вы желаете изгнать меня из этого тела… К тому же я нахожусь в таком положении, что ваша земная мораль мне ни к чему.
        - В каком же положении ты находишься?
        - Я - душа неприкаянная. Или не знаешь?
        - Но ты сам обрек себя… Твоя гордыня…
        - Вот-вот, реб Зундл. Наконец-то ты заговорил о гордыне. Выходит, мне всего-навсего следовало быть как все. Но я не хотел…
        - И добился своего!
        - Добился! Пускай даже таким путем. Прежде чем попасть в это тело, я прошел через ледяной океан, через горы мрака, я стоял на краю геенны огненной, видел, хотя и издали, сияющий чертог… Меня туда не пустили. Ну и пусть!.. Так почему же я не могу остаться там, где я сейчас нахожусь? Ведь это место - тоже промысел божий.
        Собравшиеся в глубочайшем изумлении вздохнули. Всеобщее молчание нарушил старик Лазарев:
        - Ты говоришь, что успел побывать во всех этих странных местах, но как это может быть, если ты умер всего лишь только вчера?
        - Время тут течет совсем не так, как в мире живых,- охотно пояснил диббук.- Вернее, оно вообще не течет, а стоит на месте… Поэтому я и успел посетить все эти места, и не только их, а тысячи других, не менее странных и страшных…
        - Расскажи нам о них,- попросил Лазарев.
        - Погодите,- прервал диалог раввин.- Вы не лекцию сюда слушать пришли. Нам нужно отправить эту заблудшую душу туда, откуда она явилась. Мертвым не место среди живых. Уважаемый миньян, даете ли вы мне право изгнать именем вашим диббука?
        - Изгони… даем…
        - Именем владыки миров, именем святых праведников и именем святого миньяна заклинаю тебя, диббук, и повелеваю: «Выйди вон из этого тела!»
        - Куда идти? Нигде нет покоя моей неприкаянной, тоскующей душе. Только в этом теле, рядом с моей любимой Ентой обрел я некоторое успокоение. Не изгоняйте меня, не проклинайте меня, не выйду!
        - Тогда именем господина вселенной я прибегну к отлучению,- сурово заявил реб Зундл.
        - Ты в своей власти, раби,- отвечал диббук.- Но послушай меня. Попробовать, конечно, можешь… А если не получится, что тогда подумает о тебе миньян? Ведь скажут: наш реб Зундл не в силах справиться с самым захудалым диббуком. А если так, какой же он раввин?! Ибо нет в нем достаточной святости…
        - Твои слова весьма лукавы…- в сомнении заметил реб Зундл.
        - Я еще не закончил,- перебил его диббук.- Пускай принесут свитки Торы, пускай зажгут черные свечи, пускай протрубят в шофар… Ну а дальше? Что будет дальше? И вдобавок скажу: тело, в котором я нахожусь, не принадлежит правоверному иудею, оно даже не христианское и вообще ни в чью юрисдикцию не входит. Оно - как необитаемый остров. Кто первый ступит на его берег, тот и хозяин. В данном случае это я. Поэтому твои заклинания не подействуют. Ты просто опозоришься, реб Зундл. И к тому же ты совершаешь святотатство, собираясь обрушить имя божье на голову гоя, призывая его к суду Торы…- Диббук замолчал, словно ожидая ответных доводов.
        - Что скажете, уважаемые?- спросил раввин у собравшихся. Чувствовалось, что он сильно обескуражен словами диббука.
        Похоже, и миньян был в растерянности.
        - Он прав…- послышались неуверенные голоса.
        - А если у тебя и вправду ничего не получится, как мы будем после этого ходить в синагогу?- спросил портной Лазарев.- Нет, лучше не рисковать. Пусть себе сидит в гойском теле, если ему так нравится.

«Эге,- подумал Хаим.- Дело-то плохо. Распропагандировал их проклятый Мошка».
        - Однако есть один, скажем так, вариант,- неожиданно заявил диббук.
        - Какой, интересно?!- воскликнул реб Зундл.
        - Ты поженишь меня и Енту Беркович.
        - Но как это возможно?- изумился раввин.- Живая не может выходить замуж за мертвеца.
        - Почему за мертвеца? Перед тобой вполне нормальное, прекрасно функционирующее тело. К тому же состоящее в гражданском браке с вышеуказанной Ентой Беркович.
        - Но я не могу поженить еврейку и гоя!
        - А ты совершишь гиюр, примешь его в веру иудей- скую.
        Собравшиеся удивленно загомонили.
        - Послушай, раввин,- продолжил диббук,- если совершишь обряд, я оставлю тело этого гоя, потому что он будет уже не гой.
        - Ты хитроумен, Моисей,- произнес реб Зундл.- Но то, что ты задумал, невозможно.
        - Почему?
        - Да хотя бы потому, что он не обрезан.
        - Обрезание можно сделать… потом, а можно и не делать вовсе, ведь внутри его я, правоверный иудей. А он - всего лишь тело. Фактически ты поженишь меня и ее. Посоветуйся с миньяном.
        - Что скажете, уважаемые?- обратился к собравшимся раввин.
        - Все это в высшей степени необычно и странно,- заговорил от лица миньяна старик Лазарев.- Получается, что этот нечестивый диктует нам свои условия. Но не совершаем ли мы грех, слушая его? Хотя, с другой стороны, он, похоже, прав. Вот только я не понимаю, чего добивается диббук, поженив русского и еврейку.
        - Солдат не будет уже человеком без веры,- отозвался диббук.- Его осенит благодать господа.
        - Сомнительно все это,- скептически заметил Лазарев.- Не иначе как хитроумная уловка.
        - Послушайте, уважаемые,- вступил в дискуссию Хаим,- давайте согласимся на его предложение. Ведь Соловей и моя дочь - все равно муж и жена. Теперь они станут семьей и перед богом. А мы избавимся от проклятого Мошки.
        - Значит, дочь твоя согласна пойти с этим военным, как то бишь его фамилия?- спросил раввин.
        - Соловей.
        - … с Соловьем под свадебный балдахин?
        - Ну если они расписались в загсе, какие могут быть разговоры?
        - Ладно, есть еще одна закавыка. Тот Соловей, он сам хочет принять иудаизм?
        - А спросите его?- пропищал диббук.
        И тут же красный командир принял свой изначальный облик. Он перестал гримасничать, лицо его затвердело, на нем появились мужественные складки, взгляд стал осмысленным, губы раскрылись.
        - Кончайте поскорее всю эту бодягу!- сурово заявил он.
        - Что вы имеете в виду, любезнейший?- спросил реб Зундл.
        - Я готов стать кем угодно, лишь бы эта нечисть убралась из меня подальше.
        - Так вы слышали, о чем мы тут говорили?
        - Слышал, еще как слышал! Только сказать ничего не мог. Задавил меня этот сопляк. Сила у него большая.
        - Его собственная?- быстро спросил раввин.
        - Вот уж не знаю… Это ваши разумения. Я в мистике ничего не понимаю. Только чую, за ним нечто огромное, темное и неизмеримо могущественное.
        - Не иначе, царь нижнего мира Азриэль помогает ему!- загомонили евреи.- Ведь не зря этот Мошка изучал практическую каббалу.
        - Хватит галдеть!- оборвал их Соловей.- Делайте что-нибудь… Изгоните этого диббука из меня.
        - Хорошо,- сказал раввин.- Он хочет, чтобы ты принял иудаизм. Согласен ли?..
        - Да хоть эфиопскую веру, лишь бы снова стать нормальным!
        Реб Зундл в сомнении покачал головой.
        - Нам нужно посоветоваться,- сказал он Хаиму.- Отправляйтесь пока домой, а через час приходите сюда и приведите с собой Енту.
        И вновь начались споры, пересуды и сомнения. Больше всех кричал старик Лазарев.
        - Это будет не настоящий гиюр,- говорил он.- Русский военный хочет стать иудеем только в силу обстоятельств, а вовсе не из благочестия. Он же сказал: ему все равно, какую веру принимать, лишь бы избавиться от напасти.
        - Ну и что,- отвечали другие.- Прогоняя диббука, мы совершаем благо. Значит, и обращение этого русского в данном случае благо!
        Точку в спорах поставил реб Зундл:
        - Законоучители утверждают: принятие прозелита[ Прозелит - новообращенный.] в общину - лишь формальный долг. Мы не должны препятствовать человеку, независимо от того, какими побуждениями он руководствуется. Пускай произнесет формулу, и дело с концом. Разве лучше для всех нас, если диббук останется в теле русского? Его увезут в сумасшедший дом, и что будет дальше - никому не ведомо. А так мы убъем двух зайцев: отправим диббука туда, где ему и положено находиться, то есть в мир мертвых, и снимем проклятие с семейства Беркович.
        Большинство поддержало здравую мысль раби, и только Лазарев продолжал возмущаться, вспомнив изречение: «Тяжелы прозелиты для Израиля - как короста». Однако и он, в конце концов, нехотя согласился.
        Через час все снова собрались в доме раввина.
        - Итак,- торжественно сказал реб Зундл,- мы приступаем к гиюру. Этот русский господин… э-э… товарищ… Николай Иванович Соловей захотел стать… э-э… иудеем. Ведь так, товарищ Соловей?
        - Именно,- отозвался красный командир.
        - Возникает вопрос: для чего?
        - Чтобы жениться по всем правилам на Енте Беркович,- твердо произнес Соловей.
        - Хороший ответ,- прокомментировал раввин.- Только нужно пояснить слова «по всем правилам». Иначе говоря, чтобы этот брак был освящен по закону Моисея и Израиля. Правильно, уважаемый?
        - Ну, конечно,- не стал возражать Соловей.
        - Итак, с целью разобрались. Теперь я вас спрашиваю, согласно обычаю: «…Разве ты не знаешь, что ныне народ Израиля пребывает в жалком состоянии, притесняем, изгнан и претерпевает постоянные страдания?», а вы должны на это ответить: «Мне это известно, и я недостоин этого». Повторите.
        Соловей проговорил вторую часть формулы.
        - Все!- с явным облегчением произнес раввин.- Теперь вы - наш.
        По лицу красного командира пробежала судорога, которую можно было принять за гримасу отвращения. Однако причина оказалась в другом. Красного Соловья снова оттерли на задворки сознания, и на сцене вновь возник Моисей.
        - Замечательно,- писклявым голосом с явной издевкой произнес диббук, про которого, казалось, все забыли.- Теперь он - иудей, или, как выразился уважаемый раввин,- «наш». То есть ничто не мешает провести обряд бракосочетания по всем правилам. Так, реб Зундл?
        - Нужно спросить у Енты,- справедливо заметил раввин.
        - Давайте спросим. Пускай косоглазый позовет свою дочь.
        - Веди себя пристойно, мишугенер!- не остался в долгу Хаим.
        - Тише, тише…- призвал к порядку раввин.- Прекратите оскорбления и пререкания. У себя дома можете говорите все, что угодно, а здесь попрошу не выражаться.
        - Ента,- спросил он вошедшую девушку,- желаешь ли вступить в брак с этим… э… человеком?- и он указал на Соловья, стоявшего как истукан.
        - О, как прекрасна ты, милая. Щеки твои - половинки граната под кудрями твоими… Губы твои алы - наслаждение созерцать их. Кудри твои - овечье стадо, спускающееся с гор галаадских… Шея твоя пряма и стройна, как башня Давидова!..- нежно запел диббук, увидев Енту.
        - Да,- ответила девушка, потупив очи.- Я готова стать его суженой перед господом и Израилем.
        - Замечательно!- воскликнул реб Зундл.- Значит, сегодня же, часика через два-три, вы оба встанете под хупу - свадебный балдахин. Пора заканчивать этот балаган,- тихо произнес раввин себе под нос.- Не забудь про кольцо,- обратился он к Хаиму.
        - А в брачный контракт прошу, кроме всего прочего, записать следующее,- неожиданно прокричал диббук, словно петух прокукарекал: - «…обязуюсь оставаться с женой моей во веки вечные». Аминь!
        Возле дома Берковичей собрался, казалось, весь городок. Большинство местечковых евреев присутствовало здесь, да и христиан явилось предостаточно. Слух о том, что Ента выходит замуж непонятно за кого, за человека ли, за мертвеца, будоражил людей. Народ на разные лады обсуждал происходящее. Все сходились на мысли: мол, дело добром не кончится. Но что конкретно должно случиться, никто толком предположить не мог.
        Почти каждый из стоявших на улице стремился попасть внутрь дома, но пускали далеко не всех. Даже те, кто присутствовал на предыдущей свадьбе, не оказались в числе приглашенных. Теперь они толпились под самой дверью и напряженно прислушивались к тому, что происходило внутри.
        Вот сквозь толпу пробралась Сарра Горовиц и бочком-бочком приблизилась к запертой двери. Народ перед ней поспешно расступался и с любопытством и страхом глядел вслед. Гуськом прошествовали почтенные горожане, ранее присутствовавшие в доме раввина. Потом прошло несколько ближайших родственников и три-четыре девицы, приглашенные в качестве подружек невесты. Все они очень сильно конфузились. Последним в дом вошел седобородый гном - раввин, реб Зундл.
        Толпа насторожилась. События вот-вот должны начаться. И они не замедлили себя ждать.
        На трапезе все сидели как замороженные. До еды никто не дотронулся. Быстрей бы все кончилось - похоже, это было общим желанием. И хотя ни жених, ни невеста не присутствовали за столом, собравшиеся физически ощущали их близость. Казалось, воздух в доме настолько наэлектризован, что из волос гостей непременно начнут сыпаться искры.
        Наконец раввин кашлянул и первый поднялся из-за стола.
        - Пожалуй, пора начинать,- ни к кому конкретно не обращаясь, произнес он.- Брачный контракт составлен… Я и реб Шмерл Лазарев соизволили подписать его. Введите жениха и невесту.
        В комнату вошли сначала Соловей, а затем и Ента.
        - Желает ли жених произнести «двар Тора»[ «Двар Тора» - краткая речь жениха перед обручением.] в честь свадьбы?
        - Да, я…- начал Соловей своим собственным голосом, но его перебил диббук:
        - «О любимая моя…» - вновь затянул он Песнь Песней.
        - Может, хватит!- грубо перебил его Наумчик.- Что ты все талдычишь эту допотопную хреновину. Скажи прямо, как относишься к моей сестре.
        - Я восстал из мира мертвых, преодолел все преграды и пришел сюда, чтобы соединиться с той, ради которой не пожалел собственной жизни…
        От этих слов мороз прошел по коже присутствующих.
        - …И пребуду с ней вовеки…
        - И я пребуду с тобой,- тихо произнесла Ента.
        Хаим чувствовал: происходит что-то странное, если не сказать, страшное. Но он гнал от себя дурные мысли, то же ощущали и остальные. Даже раввин пребывал в растерянности. Он был настолько удручен происходящим, что, не обращая внимания на реакцию окружающих, подошел к столу и налил себе вина.
        Все поднялись. Реб Зундл только сейчас заметил: возле жениха стоит Сарра Горовиц и держит в руках зажженную поминальную свечу. «Этого только не хватало,- ужаснулся раввин.- Быстрее кончить…» Он взошел под хупу, а потом взмахом руки пригласил к себе молодых. Оба встали напротив него, и реб Зундл взглянул на них. В лице невесты - ни кровинки. Веснушки сияли на нем, как маленькие звездочки. Жених же, напротив, был пунцово-красен. Гримасы непрерывно искажали его потное лицо.
        Раввину протянули старинный серебряный бокал с вином. Он прочитал два благословения обручения, затем жених и невеста по очереди отпили из бокала. Реб Зундл отчетливо слышал, как стучат у невесты зубы о его края.
        - Итак,- сказал реб Зундл,- наступил момент обручения. Жених, возьмите кольцо… Наденьте его на указательный палец правой руки невесты… Повторяйте за мной:
«Будь обручена мне этим кольцом по закону Моисееву и Израиля».
        Диббук звонким голосом, отчеканивая каждое слово, прочитал следом за раввином древнее благословение. И едва он произнес последний звук, как Соловей пошатнулся, раздался легкий хлопок, словно откупорили бутылку шампанского, запахло могильным тлением…
        Присутствующие обомлели. Девушки закрыли лица руками. Кто-то в испуге заохал.
        - Ухожу,- послышался писклявый голос как будто издалека.- Прощай, матушка… Идешь ли ты со мной, суженая моя?
        Тело Соловья со стуком упало на пол.
        - Иду за тобой, любимый мой!- воскликнула Ента и рухнула рядом с мужем.- Я принадлежу возлюбленному моему…- таковы были последние слова, слетевшие с холодеющих губ.
        - Горе мне! Горе!..- в смертельном ужасе воскликнул Хаим, сразу все понявший.- Вот оно… Свершилось проклятие! Нету больше нашей Енты.- И он стал рвать на себе праздничный сюртук…
        Как водится в таких случаях, побежали за врачом. Пришел старый доктор, испокон веков лечивший все местечко, и констатировал, что военный находится в глубоком обмороке, а Ента скончалась.
        - Видимо, сердце,- предположил он.- Непонятно, такая молодая… Возможно, радость от замужества оказалась непосильной для нее.
        Соловей вскоре пришел в себя и тут же уехал. На погребение своей молодой жены он не остался.
        Поклонник Фрейда закончил свое повествование, налил в бокал добрую порцию коньяка и медленно, смакуя каждый глоток, выпил его.
        Все молчали, а возможно, просто задремали, утомленные долгим рассказом. Поклонник Фрейда вопросительно кашлянул.
        - Это все?- спросила женщина в махровом халате.
        - Как будто,- отозвался поклонник Фрейда.
        - Весьма трогательно, только не поняла, по какой причине скончалась эта евреечка?
        - А по-моему, все совершенно прозрачно, - вступила в дискуссию литературная дама.- Девушка умерла от любви.
        - От любви к кому?- иронически поинтересовалась женщина в махровом халате. - К бесплотному духу или к конкретной личности?
        Сын хозяина дачи хмыкнул.
        - Это уж вы сами решайте,- отозвался поклонник Фрейда, решив, что вопрос адресован ему.- Не могу ничего ни прибавить, ни убавить. Изложил почти слово в слово, как мне рассказывал дедушка.
        - А что случилось потом?- спросила подружка сына.
        - То есть?
        - Ну, потом!.. Что стало дальше, например, с этим военным?
        - Соловьем?
        - Вот-вот… Или с косоглазым Хаимом?
        - Я тоже часто спрашивал дедушку об этом. Но, увы… Он не говорил. Вернее, отвечал: история на этом заканчивается, и добавить ему нечего.
        - Как же так?.. Ведь самого интересного мы так и не узнали.
        - Ты так считаешь?- с деланым удивлением заметил сын хозяина дачи.
        - Не нужно делать из меня дуру! Считаю!
        - Можно лишь догадываться о дальнейшей судьбе героев рассказа, - сообщил поклонник Фрейда.- Соловей, наверное, был репрессирован в тридцать седьмом…
        - …а косоглазый контрабандист стал городским сумасшедшим, - закончил сын хозяина дачи.
        - Именно!
        - Это всего лишь домыслы,- капризно произнесла подружка.
        - Успокойся, дорогая,- похлопал ее по коленке сын хозяина дачи. - Вообще мне эта история… или… э-э… сказ, понравилась. Конечно, несколько мелодраматично и излишне сентиментально, но занимательно. Вот только не хватает ужасающих подробностей. Больше похоже на анекдот. А мне хочется, чтобы мороз бежал по коже от страха, чтобы коленки тряслись… Больше мрака! Вон как на улице!
        Там действительно творилось невообразимое. Ветер зловеще завывал и швырял снежные заряды в окна, завывал в каминной трубе, сотрясал входную дверь, словно стремился проникнуть внутрь.
        Хозяин дачи поднялся, подбросил в камин несколько поленьев.
        - А может, пора в постель?- поинтересовался он.- Действительно, погодка что-то разгулялась…
        - Но здесь так уютно, и огонь в печи…- заметила подружка.
        - …а на столе столько вкусных вещей и благородных напитков,- добавил фрейдист.
        - Так давайте же выпьем и перекусим!- воскликнул хозяин.- А потом, если вы не желаете спать, я расскажу действительно реальную историю, а уж страшная она или нет - решать вам.
        История третья
        ЧУМА
        Ужасный демон
        Приснился мне: весь черный, белоглазый…
        Он звал меня в свою тележку. В ней
        Лежали мертвые - и лепетали
        Ужасную, неведомую речь…
        Скажите мне: во сне ли это было?
        Проехала ль телега?
        А. С. ПУШКИН Пир во время чумы»
        Произошли эти события в одном южнорусском городе, не буду говорить, в каком, в самом начале семидесятых годов двадцатого века. Я тогда учился на историческом факультете тамошнего университета, заканчивал второй курс. Стоял конец мая, сессия была практически сдана, и вскоре предстояло отправиться на летнюю практику вожатым в пионерский лагерь. Перспектива эта меня отнюдь не радовала. Конечно, в лагере не так уж плохо: свежий воздух, девчонки, ночные прогулки под луной… Но романтика романтикой, а больших денег там не заработаешь. А деньги студенту всегда нужны!
        И вот, как-то болтаясь по универу, я увидел на доске объявлений, где обычно вывешивали расписания занятий и приказы об отчислении, один документик следующего содержания:
«Физически крепких молодых людей
        приглашаем на интересную и
        высокооплачиваемую работу.
        Засчитывается летняя практика.
        За подробностями обращаться
        в деканат».
        Эге, думаю, вот оно! Фарт так и валит! Наверное, стройотряд комплектуют. Как раз по мне.
        Под категорию физически крепких я вполне подходил: рост - метр восемьдесят шесть, крещусь двухпудовой гирей, тяжелой работы не боюсь.
        Тут же рванул в деканат к милейшему нашему декану Плоткину.
        - Здравствуйте, Матвей Кузьмич. Я насчет работы. Готов за длинным рублем ехать хоть на Крайний Север. Любые стройки народного хозяйства мне по плечу.
        - Ну, что ж,- отвечает.- Ты, Костя, парень могутный. В плечах - косая сажень. Сессию досрочно сдал. В общем, молоток! Поэтому направление я тебе дам. Заметь, Костя, не каждому оказывается столь высокая честь. Желающих много, мест мало.
        - А что за работа?
        - Ехать далеко не придется. Трудиться будете в городе.
        У меня лицо вытянулось. Разве здесь приличные бабки заработаешь?
        Кузьмич правильно понял мою реакцию.
        - Не волнуйся,- говорит,- деньги обещают платить хорошие. Какой конкретно профиль, я не знаю. Вроде раскопки какие-то…
        - Археологические?!- обрадовался я, поскольку давно хотел принять участие в чем-нибудь подобном.
        - Не уверен. Вот тебе рекомендация деканата и направление на медицинскую комиссию. Пройдешь врачей, ступай в девятнадцатое отделение милиции, там все расскажут. Паспорт при себе иметь обязательно.
        - Почему именно в милицию?- изумился я.- И комиссия… Зачем это?..
        - Не знаю. Видно, так надо. И поменьше задавай вопросов.
        Насчет вопросов он был совершенно прав. Я получил справку, что абсолютно здоров, и потопал в отделение. Однако, как оказалось, опоздал. Дежурный сказал, чтобы приходил завтра, прием с десяти до двенадцати. На следующий день я вновь пожаловал в отделение. В небольшой, донельзя прокуренной комнатушке за письменным столом сидел человек, внешне ничем не примечательный. Было ему на вид лет сорок, одутловатое, потное лицо, изрядная плешь на макушке. Словом -
«чайник». Человек что-то писал в обычной школьной тетрадке. Он поднял глаза на меня.
        - На работу пришел устраиваться?- без особого интереса поинтересовался плешивец.
        - Ага.
        - Давай направление, медсправку… и паспорт. Студент-историк, значит. А скажи, историк, когда родился Наполеон?
        Изумленный нелепым вопросом, я пожал плечами:
        - Наверное, во второй половине восемнадцатого века…
        - А точнее.
        - Затрудняюсь с ответом. А это так важно?
        - Проверяю твои знания.

«Странная проверка,- подумал я,- при чем тут Наполеон?»
        - Ну да ладно, не в Наполеоне дело,- усмехнулся плешивец с некоторым превосходством.- Значится, так, как тебя звать-то?- Он раскрыл паспорт.- Гражданин Костя Самсонов. Работа предстоит физическая. Ты, я вижу, лоб здоровый, должен справиться.
        Определение - «здоровый лоб» мне не особенно понравилось. Слишком для первого знакомства фамильярно. Но я решил не выступать.
        - А что предстоит делать?- спросил я.
        - Предстоит землю копать,- передразнил плешивец.- Меня, кстати, зовут Иван Иванович. Я у вас за старшего буду.
        - Строить что-нибудь?- не сдавался я.
        - Много вопросов задаешь,- опять вполне справедливо одернули меня.
        - Такой уж любопытный.
        - Любопытство, конечно, не порок, но… Кстати, когда скончался товарищ Сталин?
        - Пятого марта 1953 года,- отчеканил я.
        - Молодец!- В голосе Ивана Ивановича звучала вполне искренняя похвала.- Ты принят. Значится, так, Костя Самсонов. В понедельник к девяти подходи на вокзал. На площади увидишь автобус, на котором будет табличка: «Экспедиция»… Сядешь в него. Усек?
        - А платить-то сколько будете?- не удержавшись, спросил я о самом главном.
        - Четвертак в день. Двадцать пять рублей то есть. Устроит?
        Деньги действительно неплохие. За такие в деревне нужно пахать от рассвета до заката.
        Я кивнул головой.
        - Ну, тогда свободен. До понедельника…
        Выходя из кабинета, я столкнулся с парнем с нашего факультета, Жоркой Гераклидисом, по прозвищу, естественно, Геракл. Несмотря на греческую фамилию, Жорка был светловолос, светлоглаз и курнос. Роста он среднего, но плотен, однако не толст, а словно отлит из бронзы. Штангист! Перворазрядник или даже кандидат в мастера… Геракл учился выше меня на курс и пользовался в универе авторитетом из-за гигантской физической силы. Раз он показал такой фокус. Взял и поднял двух девчонок (правда, довольно хлипких) над головой, посадив каждую на лопатообразную ладонь. Девчонки визжали от восторга и смущения.
        Я решил дождаться Жорку и потолковать с ним. Поскольку после разговора с плешивым Иваном Ивановичем многое оставалось неясным, а Жорка, кроме физической силы, славился рассудительностью.
        Геракл вышел минут через пятнадцать.
        - Ну как?- спросил я.
        - Что - как?
        - Взяли?
        - Понятное дело.- Его лицо не выражало особой радости.- Этот черт обеими руками за меня уцепился.
        - Слушай, Геракл, а что, собственно, мы должны делать?
        - А ты не в курсе?
        - Абсолютно.
        - Знаешь Чумную горку?
        - Ну?
        - Так вот, мы будем ее раскапывать.
        Чумной горкой назывался холм, расположенный неподалеку от окраины города. О нем среди населения ходили многочисленные легенды. Якобы много лет назад, может, сто, а может, и все двести, в этих краях свирепствовало моровое поветрие, или, другими словами, эпидемия. Не то чума гуляла, не то - холера… А может, еще какая зараза. Умерших вытаскивали крючьями из домов, складывали на дроги и свозили туда, где сейчас находится Чумная горка, сбрасывали в одну громадную яму и засыпали известью. Когда эпидемия кончилась, яму закидали землей и возвели над ней курган.
        Согласно легендам, Чумная горка хранила невероятные сокровища. Ведь мертвых, опасаясь заразы, не обирали. Все драгоценности, а также спрятанное в одежде золото так и осталось при них. Рассказывали, что еще при царизме некие дельцы предлагали раскопать горку и сулили за это большие деньги, однако городские власти, опасаясь повторения эпидемии, наотрез отказали авантюристам. Место это пользовалось дурной славой, и его обходили стороной. В легендах утверждалось: если посетить Чумную горку в безлунную ночь, то можно увидеть, как разноцветные огоньки перебегают по ее вершине и откосам. Говорили, будто это души умерших, закопанных на скорую руку, без отпевания. Встречали здесь и призраков в белых саванах, разгуливающих по окрестностям. Жуткое, одним словом, место. Когда-то Чумная горка находилась довольно далеко от жилья, но, поскольку на окраинах постоянно велось строительство, нынче она оказалась почти в городской черте.
        - А зачем ее раскапывать?- спросил я у Жорки.
        - Вроде мешает… Стоит на пути водовода или еще каких коммуникаций. И решили ее стереть с лица земли.
        - И заразы не боятся?
        - А черт их знает. Утверждают: никакой опасности давным-давно нет.
        - По-твоему, нам ничего не грозит?
        - Бздишь, что ли?
        - Да как-то не по себе…
        - Еще не поздно слинять…
        - Так вот деньжата неплохие сулят.
        - Вот то-то и оно. Двадцать смен - пятьсот тугриков! Маг можно купить, прибарахлиться… А работы там, я думаю, не на месяц, а больше, Так что думай, братан, кумекай… до понедельника.
        Однако размышлять, собственно, было не над чем. Доводы Жорки вкупе с моими собственными соображениями заставляли сделать единственный вывод: нужны деньги - двигай на работу. Так я и поступил и в понедельник спозаранку отправился на вокзал.
        Можно было бы доехать и на троллейбусе, но я предпочел прогуляться.
        Путь мой пролегал через слободку - район, сформировавшийся, наверное, лет сто назад. Двухэтажные, сложенные из песчаника, основного в те времена строительного камня, дома, крытые красной марсельской черепицей, с внутренними галереями, лесенками, переходами, вдобавок увитые диким виноградом и плющом, выглядели необычайно живописно. Между домами на натянутых веревках трепыхалось на ветру разноцветное белье.

«Как флажки флотского семафора,- подумал я.- Каждая тряпка имеет свой смысл. Вон те черные «семейные» необъятных размеров… Что, например, означают они? Черный флаг на мачте мог означать не только пиратский бриг, но и говорил: «на судне чума…»
        В ту пору неожиданно выплыл из забвения и вошел в моду Александр Грин с его
«Золотой цепью» и «Алыми парусами», писатель, чьи строки полны наивной романтики. Так бутылочный осколок, обкатанный морем, мерцает, словно подлинный изумруд. По правде говоря, тогда мне Грин очень нравился. И покуда я шел по слободке, мне казалось: именно такими были Лисс и Зурбаган. Казалось, вот-вот из-за угла появится моряк на деревянной ноге с попугаем на плече. Хотя это из другой «оперы». Не знаю, встречались ли здесь пираты, но бандиты и особенно хулиганы попадались довольно часто. Вечером в этих живописных трущобах ходить было небезопасно.
        Заканчивался май. Доцветала последняя сирень. И ее тяжелый, сумрачный запах вмиг поменял настроение. Вдруг стало тревожно на душе. Казалось, некое предчувствие подсказывало мне повернуть назад. Однако я пересилил себя и продолжил путь.
        Вот и вокзал. Я без труда нашел потрепанный автобус с табличкой на переднем стекле: «Экспедиция». Здесь уже находилось человек восемь. Впереди сидел Иван Иванович. Увидев меня, он сказал безо всякого выражения, просто констатируя факт присутствия:
        - Так, Самсонов.- И поставил галочку в школьной тетрадке против моей фамилии.
        Я поздоровался и огляделся. Лица присутствующих в основном знакомы. Почти все из университета. Некоторых я знал чисто визуально, кое с кем здоровался. Из второкурсников истфака, кроме меня, имелся лишь один человек - комсомольский вожак Звягин, парень на вид довольно хлипкий, к тому же страдавший сильной близорукостью и носивший очки с мощными линзами, отчего неестественно увеличенные глаза его казались оловянными. Почему взяли такого дохляка, я не понимал. Возможно, по протекции. Звягина я недолюбливал. Был он уж очень правильный и обожал наставлять и давать советы.
        Ребята продолжали подходить. Последним в автобус залез Геракл, от чего тот явственно качнулся.
        - Кажется, явились все,- все так же равнодушно заключил Иван Иванович.- Перед отправкой я хочу сказать вам несколько слов. Мы едем раскапывать Чумную горку, если кто еще не знает.
        Среди присутствующих пробежал шепоток.
        - Мероприятие это серьезное. Возможно, хотя захоронения там проводились очень давно, сохраняется… э… некоторая опасность…
        - Какая именно?- поинтересовался любознательный Звягин.
        - Что эта зараза вылезет наружу,- досказал Жорка Геракл.
        - Ну, не совсем так… Вероятность подобной ситуации ничтожна, даже почти равна нулю. Но мой долг вас предупредить… Если кто опасается, тот должен уйти сейчас.
        - Но ведь имеются, наверное, указания ученых?.- продолжал любопытствовать Звягин.
        - Я сказал все!- оборвал вопросы Иван Иванович.- Теперь еще одно… Согласно непроверенным слухам, в кургане находятся разные драгоценные цацки. Так вот, о каждой подобной находке нужно немедленно сообщать, а саму вещь тут же сдавать… мне. Если кто-то попытается утаить какую-либо цацку и его поймают, последствия будут печальны. Усекли?
        Все заинтригованно молчали.
        - А что будет тому, кто не сдаст?- вновь встрял Звягин.
        - Его немедленно выгонят с работы, а возможно, заведут уголовное дело. По прибытии на место вы подпишете договора, где все эти моменты будут обговорены. Итак, кто-нибудь желает удалиться?- насмешливо спросил Иван Иванович.
        Однако ни один из присутствовавших в автобусе не поднялся со своего места.
        - Ну и ладненько,- заключил Иван Иванович.- Тогда двинули.
        Ехать, впрочем, пришлось недолго, от силы минут двадцать. Еще издали мы увидели Чумную горку, а когда очутились возле нее, обнаружили: дела тут развернулись нешуточные. Довольно значительная территория вокруг кургана была обнесена изгородью из колючей проволоки на столбах. Проволоку как раз заканчивали навешивать солдаты. Автобус проехал КПП, который охранял часовой с автоматом.
        - Итак, мы прибыли на режимный объект,- голосом экскурсовода стал вещать Иван Иванович.- Вход и выход без пропусков запрещен. Пропуска вы, естественно, получите… после работы. Кормить будут здесь же, на территории. Работа с девяти до пяти. Потом этот же автобус отвозит вас до вокзала. Болтать дома о происходящем на объекте не следует. Теперь так. Вон видите палатку, а перед ней лейтенанта. Идите к нему, отдайте паспорта и получите инструкции…
        Я огляделся. У подножия кургана стоял бульдозер и еще несколько землеуборочных агрегатов, а кроме того, пара крытых грузовиков с военными номерами. Кроме них, на загороженной территории имелись два больших армейских шатра, возле которых притулились два «газика» и начальственная черная «Волга». Перед одним из шатров сидел за походным столиком молодой лейтенант. Мы двинулись к нему.
        - Ага, студенты пожаловали!- почему-то обрадовался он.- Паспорта ваши давайте.
        - Зачем?- спросил рыжий парень под два метра ростом, игравший в университетской баскетбольной команде. Все его звали - Вова Центровой.
        - Ведомость на получение зарплаты заполнять буду. Или вам денежки не нужны?
        - А как с зарплатой?- продолжил расспросы Вова.
        - После смены каждому четвертной в зубы,- вновь хихикнул лейтенант.
        Мы отдали паспорта и столпились возле палатки в ожидании дальнейших указаний.
        - Почему они не привлекли к раскопкам вояк?- вслух стал размышлять Геракл.- Вон их тут сколько. И денег им платить не нужно. Непонятно.
        - Наверное, рассчитывают на наш интеллект,- отозвался Звягин.
        - При чем тут интеллект?- удивился Геракл.- Лопатой орудовать много ума не нужно.
        - А находки?- не сдавался Звягин.- Кто как не мы, историки, сможем определить их подлинную ценность.
        Вова Центровой громко заржал:
        - Какие здесь находки?! Это же помойка! Скотомогильник бывший. А ты веришь в эту болтовню про сокровища.
        - Если скотомогильник, то для чего вся эта кутерьма? Изгородь с колючей проволокой, контрольно-пропускной пункт, солдаты с автоматами…- развивал свои догадки Звягин.- А главное, многодневная возня с раскопками вручную. Сровняли бы бульдозером, и дело с концом.
        Рыжий Вова пожал плечами, но возражать не стал. Доводы Звягина звучали достаточно весомо. Остальные молча слушали, однако в дискуссию не вступали. Но чувствовалось: у каждого на этот счет есть свои соображения.
        Покуда мы обменивались впечатлениями возле палатки, бульдозер взревел и двинулся на вершину холма. Нож заскреб по его поверхности, и первая земля посыпалась вниз по отлогому склону. Все с интересом наблюдали за происходящим.
        Бульдозер поработал всего минут пятнадцать, затем Иван Иванович махнул красным флажком, и машина остановилась. Он и еще два человека поднялись на холм, видимо, оценивая результаты. Потом наш начальник спустился и подошел к сидевшему за столиком лейтенанту, тот призывно махнул нам рукой, подзывая к себе.
        - Ну что, хлопцы, теперь ваша очередь,- весело сказал Иван Иванович.- Как говорится, два солдата из стройбата заменяют экскаватор…
        - Мы не стройбатовцы, а студенты,- напомнил Геракл.
        - Вот я про это и толкую. Еще шибче должны вкалывать. Поскольку вам за это деньги платят. Сколько вас? Ага, тринадцать. Чертова дюжина. Идите в палатку, переодевайтесь, лопаты в зубы и на горку. Обо всех, без исключения, находках сообщать. Итак, раскопки начинаются.
        Лейтенант зашел с нами в палатку.
        - Вот что, ребята,- начал он,- нужно надеть защитные костюмы и респираторы.- Лейтенант указал на сваленную в угол амуницию.
        Я вытащил из кучи огромные прорезиненные штаны вроде тех, какие используют рыбаки, и такую же рубаху.
        - Костюм для химзащиты,- прокомментировал лейтенант.
        - Да мы же в нем сопреем на такой жаре?!- воскликнул рыжий баскетболист.- Да еще лопатой махать. Нет, я не согласен. Давайте обычную спецовку. И противогазов мне ваших не нужно. Идиотизм какой-то.
        Остальные высказались примерно в том же духе.
        - Иван Иванович?- позвал руководителя лейтенант и, когда тот вошел, доложил: - Ребята защитные костюмы одевать не желают. Говорят, жарко и неудобно.
        Тот повертел протянутые ему в доказательство штаны.
        - Действительно… В таких много не наработаешь. Ладно, начинайте пока так, а потом видно будет. Но «лепестки» наденьте.- И оба начальника вышли.
        - И то слава богу,- прокомментировал Вова Центровой,- а стройбатовца небось заставили бы напялить этот водолазный скафандр. Уроды!
        - Ты бы, Вова, полегче в выражениях,- одернул рыжего парень, которого я не знал.- Нарвешься на неприятности.
        - Да иди ты… Чихал я на них. Тут не казарма. Я в своем праве. Надоест, брошу лопату - и шабаш. И бабки ихние до фени. Всех денег не заработаешь, а свобода дороже. Какой-то занюханный лейтеха будет мне указывать.
        - Он тебе верно говорит,- спокойно заметил Геракл.- Чего выступаешь не по делу? И сам заводишься, и других заводишь… Еще пахать не начинали, а ты базар затеваешь.
        Рыжий смерил Геракла пренебрежительным взглядом, но промолчал. Репутация Жорки всем была хорошо известна.
        - Ты на меня так не зыркай!- немедленно среагировал Геракл.- А то плюху заработаешь!
        - Ребята, кончайте!- твердо произнес человек лет тридцати пяти, тоже неизвестный мне. На студента он был не похож.
        - Сколько начальников вокруг,- ехидно заметил Вова, однако перебранку прекратил.
        Мы разобрали лежавшие здесь же кирки и лопаты и вышли наружу. Происходящее принимало все более масштабный размах. По всему периметру зоны располагались солдаты с оружием. Видно, эта мера имела все основания, поскольку к Чумной горке во множестве сбежались окраинные жители, в основном, конечно, ребятня, однако и взрослых хватало. Привлеченные происходящим, они стояли почти у изгороди и оживленно обсуждали увиденное. До меня донеслись обрывки разговоров:
        - Золото, видать, искать собрались… заразы не боятся… нашли дурачков-молокососов…
        Детвора пыталась попасть внутрь огороженной территории, солдаты их отгоняли. Стоял шум, гам, и ощущалась некая неразбериха.
        - Граждане, отойдите от охраняемой территории на двадцать метров и уведите детей!- раздался усиленный мегафоном голос Ивана Ивановича.- Повторяю, граждане…
        Мы поднялись на холм. Следом взошел наш начальник.
        - Итак, приступайте,- скомандовал он.- Начинайте копать…
        Бульдозер своротил самую верхушку холма, и на белый свет вылезла всякая дрянь. Похоже, действительно много лет здесь находилась свалка. Под ногами то и дело хрустели осколки оконного стекла, торчали острые края битых бутылок, валялись останки проржавевших ведер и чайников, фарфоровые и фаянсовые черепки, пузырьки от лекарств и во множестве кости животных…
        - Сбрасывайте грунт вниз, к подножию,- распорядился Иван Иванович.- Повторяю, о необычных находках и человеческих костях немедленно докладывать.
        - Я нашел!.. Я нашел!..- дурашливо заорал рыжий Вова. Он поднял над головой покореженный самовар.
        - Молодец,- насмешливо похвалил его начальник.- С почином тебя. Старайся, братец.
        - А его куда?- продолжал в том же тоне рыжий.
        - Можешь оставить себе. В качестве премии. И кончай тут выкомаривать,- голос Ивана Ивановича построжал.- Начинает надоедать! Работайте…
        И мы начали. По правде говоря, шуровать лопатой было крайне неудобно из-за мусора, находившегося в грунте. То и дело приходилось брать кайло и выковыривать из земли какую-нибудь дрянь вроде проржавевшего куска железа или обломка каменной плиты. Никаких особенных находок пока не попадалось.
        Рядом со мной махал лопатой тот самый мужик, который прекратил ссору в палатке, а поодаль орудовал киркой Геракл.
        - Эй, начальник?!- неожиданно крикнул он.- Это вам нужно?- В его руке болталась пулеметная лента, набитая позеленевшими патронами.
        Подошел Иван Иванович, повертел ленту, заметил:
        - Эхо войны. Можешь выкинуть. Хотя патроны, возможно, еще в рабочем состоянии.
        - Думаете, пригодятся для будущих битв?
        - Скорее опасаюсь: мальцы в костер побросают.
        Трудились мы до двенадцати. В полдень позвали обедать. Вымыли руки перед баком с водой. У полевой кухни раздали алюминиевые миски. Налили горячего, довольно вкусного борща, потом в освободившуюся миску солдат в белом поварском колпаке наложил доверху пшенной каши, бросил туда кусок вареного мяса. А на третье был компот.
        - Кормежка устраивает?- поинтересовался Иван Иванович, обедавший вместе с нами.
        - Ничего… Порядок…
        - Ну и отлично. Теперь можете полчасика отдохнуть, и за работу…
        Расположились на огромном брезентовом полотнище, расстеленном тут же, возле шатра. Некоторые закурили. Начальство куда-то исчезло, и мы остались одни. Солнце припекало, поэтому все разделись до трусов.
        - Неплохая работенка,- заметил Вова Центровой,- и кормят подходяще…
        - Н-да,- подтвердил Жорка Геракл,- таким, как ты, раздолье. Жри сколько влезет.
        - Не жри, а кушай,- спокойно поправил его Вова.- Это, может, ты жрать привык, а я вкушаю пищу. А если и чуть больше, чем нужно, то не страшно. Расту я вверх, а не вширь, как некоторые.
        Ребята засмеялись.
        - А вообще место неплохое,- продолжал разглагольствовать Центровой.- Свежий воздух, жаворонки поют… Еще бы найти бриллиант приличных размеров…
        - Ага,- заметил Жорка,- под ноги внимательно гляди. Их тут полно валяется.
        - Думаешь, это болтовня про здешние сокровища?- быстро спросил Вова.
        - Откуда я знаю? Ты же сам говорил: скотомогильник… Вообще с трудом верится. Если бы тут что-то лежало, давно, наверное, вырыли бы.
        - Допустим, Вова, ты нашел драгоценный камень,- вмешался в разговор Звягин,- то что бы с ним делал?
        - Да уж, наверное, сообразил что,- хмыкнул Центровой.
        - И не сдал бы государству?
        - Еще чего! А вот ты, несомненно, сдал бы… Про тебя бы напечатали заметку в городской газете под заголовком типа: «Зоркий глаз активиста» - или же: «Пришел, увидел и… поднял». А причитающиеся находчику клада двадцать пять процентов ты бы пожертвовал в фонд строительства дворца молодежи в Адис-Абебе. Точно, активист?
        - Но ведь обещали репрессии в случае утайки,- не отступал Звягин.- И обыскивать, возможно, будут…
        - Пускай ищут. Я так спрячу, что не найдут.
        - Интересно, куда?
        - Какой ты любопытный. Зачем я тебе буду рассказывать. Ведь, как Павлик Морозов, тут же донесешь. Так, Звягин? Заложишь, а? Тебе за это благодарственную грамотку дадут. Мол, выполнил гражданский долг, стоял на страже интересов родины. А меня… - Вова скрестил указательные пальцы обеих рук, так, что получилось подобие решетки.- Поэтому, Звягин, в данном случае молчание - золото.
        - Драгоценный камень несложно спрятать из-за его малого размера,- заметил человек, работавший на горке рядом со мной.- Был в истории такой случай. Слуга вез имущество своего господина, графа Санси, в том числе и огромный алмаз. По дороге на карету напали разбойники. Слуга, недолго думая, проглотил алмаз. Разбойники не заметили этого, однако слугу все равно прикончили. А позже беднягу, по приказанию графа, разрезали и в желудке нашли камень.
        - У слуги с графом, видать, договоренность была,- иронически заметил Жорка.- Мол, в случае чего - глотай алмаз, а потом разберемся…
        - Слышал, Звягин?- в тон Гераклу добавил рыжий Вова.- Вот тебе и тайна вклада. Потом распотрошишь меня… с комсомольским задором. Сможешь?
        Звягин вежливо улыбнулся:
        - Думаю, обойдется и без вскрытия. Хорошая порция касторки, и нет проблем.
        - А вы, собственно, кто?- обратился Жорка к человеку, разбиравшемуся в способах хранения драгоценных камней.- На студента не похожи…
        - Зовут меня Петр Макарович Суббоч. По должности я - доцент, по интересам - краевед-историк. Поэтому и здесь. Любопытство, так сказать, привело…
        - В университете преподаете?
        - Нет, в педагогическом…
        - Ага-ага!- заинтересовался рыжий Вова.- Краевед, значит… А скажите, краевед, возможно, вы что-то знаете о Чумной горке? Что-то конкретное… А то болтают всякую чепуху. Например, правда ли, что в ней зарыты сокровища? И когда она появилась…
        - Документов на этот счет в архивах сохранилось крайне мало,- стал рассказывать Суббоч.- А вообще Чумная горка издревле служила местом захоронения разного рода нечистых покойников. В средние века на месте нашего города находилась генуэзская колония, и уже в те времена сюда свозили жертв различных эпидемий. И в более позднее время, при татарах и турках, тут не прекращали хоронить. Образовалась своего рода огромная братская могила. Когда здешний край отошел к России, Чумная горка продолжала выполнять свое функциональное назначение…
        - Вы, доцент, словно лекцию читаете - «Функциональное назначение»,- передразнил Суббоча рыжий Вова.- Давайте проще и короче. Есть тут золото или нет?
        - Говорю, как умею!- обрезал его Суббоч.- Не желаете слушать, не надо!
        - Давайте дальше, Петр Макарович, не обращайте внимания,- попросил Звягин. Остальные поддержали его.
        - В этих местах документально зафиксированы три эпидемии, в ходе которых здесь делались захоронения. Одно поветрие случилось во времена матушки Екатерины, по-моему, это была черная оспа, или бубонная чума. Потом холера. Может быть, помните, Александр Сергеевич Пушкин не мог выехать из Кишинева из-за эпидемии. Вот это как раз тот случай. И последняя пандемия, опять холера, насколько я помню, имела место в середине девятнадцатого века, вскоре после Крымской войны… - Доцент сделал паузу и закурил.
        - Ну а золото?- нетерпеливо спросил все тот же Вова.
        - Ты, парень, со своим золотом задолбал!- неожиданно грубо отозвался Суббоч.- Золотарь какой выискался! Или, думаешь, об этом где-то написано? Мол, захоронен в яме купец первой гильдии Храпушин, и при нем тысяча червонцев.
        Все захихикали.
        - В архиве есть списки жертв последней эпидемии, конечно, далеко не полные, там фигурируют фамилии состоятельных граждан. Хоронили ли их здесь или в каком другом месте, я не знаю. Возможно, что-нибудь мы и найдем, но, по правде говоря, я сомневаюсь в этом.
        - А зачем же все это?- с недоверием спросил Вова, казалось, не обидевшийся на резкий тон Суббоча.- Раскопки… Разве не из-за золота все затеяно?!
        - Лично я в подобную трактовку не верю,- ответил доцент.
        - В какую еще трактовку?
        - Что мы клады ищем.
        - Тогда какого хрена мы тут делаем?
        - Не знаю… Меня настораживает большое количество военных, закрытый режим, вооруженная охрана… Да и начальство наше… Скажем, Иван Иванович… Он, похоже, из КГБ.
        - Даже если и так, какой следует вывод?- выпалил вдруг Звягин.- Не понимаю я этих намеков. КГБ… армия… Ну и что?! Вывод-то какой?
        - Выводы пока делать рано,- спокойно сказал доцент.
        - Или уже поздно,- насмешливо добавил Жорка.
        - Что ты хочешь этим сказать, Гераклидис?- уставился на него Звягин.
        - Да ничего особенного,- равнодушно отозвался Жорка.- Похоже, как в кино про Штирлица - мы тут все под колпаком.
        - А по-моему, все, о чем вы тут толкуете,- чухня,- встрял в разговор доселе молчавший Сема Рубин с биофака. Здоровенный, ростом почти с Центрового, только шире в плечах, с несоразмерно длинными руками и низким скошенным лбом, он напоминал человекообразную обезьяну. Сема был чемпионом города по толканию ядра. - Поставили нас сюда работать - и только.
        - Эх, Сема, Сема! У вас в башке солома,- добродушно заметил Жорка.
        - Ребята, кончай перекур!- крикнули с горки.- Дуйте сюда!
        И вновь мы взялись за лопаты и кирки.
        Солнце палило немилосердно. Мы стали покрывать головы носовыми платками, однако, увидев это, тут же подбежал лейтенант и раздал брезентовые армейские панамы.
        - Предусмотрительные какие,- удивленно произнес Суббоч. Он по-прежнему работал слева от меня.- И панамы припасли…
        - Армия!- отозвался я.
        - То-то, что армия…- Продолжать свои размышления он дальше не стал, однако чувствовалось: подозрения не покидали доцента.
        По-прежнему из земли пер всякий мусор. Похоже, мы добрались до слоя сороковых годов. То и дело попадались многочисленные гильзы, начиная от винтовочных и кончая орудийными. Звягин нашел ржавую погнутую «трехлинейку», еще один парень - сломанный немецкий штык. Все так же было много проржавевших в труху консервных банок, битых бутылок, полуистлевших тряпок.
        - Эгей, идите сюда!- закричал вдруг Сема Рубин.
        Мы подбежали к нему. Сема откопал человеческий скелет. Из земли торчала немецкая каска и кости. Сема нагнулся и вытащил каску. Под ней оказался череп.
        - Фриц,- заметил подошедший Иван Иванович.
        - Куда его девать?- спросил Сема.
        - Что значит, куда? Туда же, куда и все остальное,- под откос.
        - Может, похоронить?.. Человек все-таки…
        - Человек?! Они столько ваших… то есть наших постреляли, а ты его хоронить хочешь. Ну, если есть желание, можешь собрать косточки и закопать в степи. Хотя, я думаю, здесь этого добра еще столько отыщется, что всех просто физически не захоронишь. Ладно, продолжайте работать.
        Сема неуверенно покосился на кости и взялся за лопату.
        - Погоди!- закричал Вова.- Скелет нужно обследовать. Вдруг что ценное найдем.
        - Вот сам и ищи, если не противно,- сказал Сема.
        - Чего тут противного, я же не руками беру…- Он покрутил перед носом Семы рукавицей.- Можно, Иван Иванович?
        Тот разрешил, и Вова принялся копаться в костях.
        - Ничего нет,- через пять минут сообщил он.- Видать, обшарили давным-давно. Ременная пряжка только… На кой она нужна?..
        - В музей отнеси,- предложил Жорка и сплюнул.
        - Вот что, парни,- сказал Иван Иванович.- Видите тот бугорок?- Он указал на участок с края горки, который не захватил нож бульдозера.- Нужно убрать эту горбушку и выровнять площадку. Вот вы двое,- он ткнул пальцем в меня и Суббоча, - и ты, кладоискатель,- он указал на Вову,- дуйте туда, и за дело.
        Мы подобрали лопаты и поплелись туда. «Горбушка», как выразился Иван Иванович, или клин земли, оказался так узок, что на нем работать можно было только двоим.
        - Вы полезайте наверх,- заявил Вова,- а я стану рыть снизу.
        - И мы обрушимся вместе с землей тебе на голову,- предположил Суббоч.- Нет, так дело не пойдет. Давайте лучше подкопаем ее вместе.- Он взбежал на вершинку. - Э, да тут сусличья нора!- закричал он сверху.
        - Ну и черт с ней,- недовольно пробурчал Вова,- слезайте, доцент. Давайте побыстрее сковырнем эту хреновину.
        Мы резво стали подкапывать клин. Вскоре он качнулся, посыпалась земля, и тут из недр выскочила зверушка и рванулась прочь.
        - Сусляй!- заорал Вова.- Бей его!- и взмахнул лопатой.
        Суслик почему-то не кинулся ему между ног, а попытался взбежать вверх по рыхлой земле, видно, надеясь найти убежище в уже не существующей норе. Однако тщетно. Баскетболист оказался проворней. Лопата опустилась на пушистое тельце и перерубила его почти пополам.
        - Ага, зараза!- радостно заржал Вова.- Так тебе, гаду, и надо!- Он скинул рукавицу и двумя пальцами поднял умирающее животное на вытянутой руке. Суслик судорожно сучил лапками, кровь из разрубленного тельца капала на землю, и мне показалось: крохотные слезинки выкатились из его глаз. Ведь еще минуту назад жизнь казалась такой прекрасной. Жарко светило солнышко, степной ветерок ласково раздувал мех, приносил множество заманчивых запахов… Но по воле безжалостного рока все стремительно переменилось. Нить сусличьей жизни почему-то перерублена. Зачем? Почему? Кому это нужно? Разве он мешал этому громадному детине?
        - Суслики - сельскохозяйственные вредители!- веско произнес Вова, размахивая тушкой несчастного зверька.- Они уничтожают посевы зерновых…- продолжил он, словно оправдываясь. В этот миг «сельскохозяйственный вредитель» каким-то образом извернулся под пальцами убийцы и в агонии вцепился ему в ладонь.
        - Ах ты, урод!- вскричал Вова и отшвырнул издыхающего суслика.

«Так тебе и надо!» - подумал я.
        - Укусил, гад,- удрученно произнес Центровой.
        - Надо бы йодом смазать,- заметил Суббоч.
        - Надо, конечно… А где он, тот йод?- Вова посмотрел на ладонь. На ней выступило несколько капель крови.- Пойду к начальству,- подумав, изрек он.- Как-никак - производственная травма. А вы тут доравняйте пока…
        - Идиот!- довольно громко произнес Суббоч ему вслед.
        С того места, где стоял Иван Иванович, послышалась громкая, нецензурная ругань.
        - Нарвался,- заметил доцент.
        Появился Вова. Он со злобой швырнул лопату на землю.
        - Эта сволочь говорит: филонишь. Выгоню, говорит. И про маму мою нехорошие слова сказал…
        - Запросто выгонит,- заметил я.
        - И заработанные деньги пропадут,- добавил Суббоч.- Целых двадцать пять рублей.
        - Не имеет права! Я жаловаться буду!
        - Дурак ты,- сказал Суббоч,- не понимаешь, куда попал.
        - А куда?! Ну скажи: куда?!
        - Ладно, проехали.- Доцент оглядел проделанную работу.- Пожалуй, достаточно.
        Подхватив лопаты, мы вернулись к остальным. В тот день до конца работы больше ничего интересного не произошло. Высота холма, возможно, и уменьшилась, но ненамного, а если смотреть издали, то его размеры вообще не изменились. И только по находкам можно было определить, что мы постепенно углублялись все дальше и дальше. Предметы, связанные с Отечественной войной, больше не появлялись. Теперь мы проходили слои тридцатых и двадцатых годов. Здесь были в изобилии представлены предметы крестьянского труда: остатки деревянной бороны, зубья от плугов, лемех отвала и тележные колеса разных размеров. Имелись тут обода от бочек, сломанные лопаты и вилы, ухваты, чугунные конфорки от печных плит, самоварные трубы, а также черепки глиняной посуды: макитр, глечиков, кринок и кувшинов. Попадались и предметы обихода горожан, например, примуса, осколки зеркал, причудливые флаконы от парфюмерии. И по-прежнему было много костей домашних животных. Человеческих останков больше не встречалось. Убирать всю эту дрянь лопатами было чрезвычайно трудно. В основном мы работали руками, вытаскивали из грунта какой-нибудь предмет
и сбрасывали его к подножию холма.
        К пяти часам все настолько выдохлись, что еле брели к палаткам. Тут мы без сил рухнули на расстеленный на земле брезент и замерли в изнеможении.
        - Н-да,- произнес спустя несколько минут Жорка,- эдак мы тут долго пурхаться будем.
        - Чем дольше, тем лучше,- отозвался Вова,- больше бабок настрижем.
        Заканчивалась первая неделя раскопок. За это время ничего примечательного не случилось. Мы так же медленно ковырялись в земле, вернее, в том хламе, которым оказались полны недра Чумной горки, но ничего ценного или хотя бы интересного пока не нашли. Попадался все тот же мусор, выброшенный сюда много лет назад. В конце рабочего дня нам исправно выплачивали заработанные деньги. И, надо признаться, все, в том числе и я, были весьма довольны. Территорию, на которой мы работали, по-прежнему охраняли солдаты, но это обстоятельство никого уже не удивляло. Вокруг зоны постоянно толпились посторонние. Фантастические слухи о раскопках на Чумной горке циркулировали по городу, привлекая сюда народ. Люди приезжали даже на легковых машинах. Колючая проволока и вооруженная охрана только подогревали нездоровый интерес публики. Издали с нами пытались переговариваться, выкрикивали разные вопросы, вернее, только один: «Много ли нашли золота?»
        В пятницу, перед отправкой в город, к нам обратился Иван Иванович:
        - Ребята,- сказал он,- предлагаю вам поработать в выходные. Аккордно, так сказать… А за это получите в двойном размере. То есть не двадцать пять рублей, а полтинник. Ну как, устраивает?
        Естественно, возражений не последовало.
        - Но эти два дня поживете прямо здесь, в палатке. Домой вас возить не будут.
        - А жрачка?- тут же спросил Вова.
        - Трехразовое питание, вода для умывания и все прочее… На этот счет можете не волноваться.
        - Работать будем так же - с девяти до пяти?- не отставал Вова.
        - Само собой. Но если потребуется сверхурочно, будет проведена дополнительная оплата.
        - Отлично!- воскликнул Вова.- Я согласен.
        - Поэтому предупредите домашних, чтобы не волновались.
        Субботним утром мы вновь прибыли на объект. Здесь, к нашему удивлению, уже велись работы. Бульдозер осторожно срезал слой грунта.
        - Решили, так сказать, несколько форсировать…- сообщил нам Иван Иванович,- а то вручную рыться еще долго придется. Снимем землю до самых захоронений.
        Все с интересом следили за происходящим. Бульдозерист (до сих пор на площадке мы его не видели) оказался настоящим виртуозом. Словно нож проходил сквозь брусок сливочного масла. Чумная горка на глазах уменьшалась.
        - Уплывают наши денежки,- удрученно заметил Вова,- сыплются под откос. Лопатами мы бы тут не меньше недели проковырялись, а то и двух.
        Неожиданно бульдозер выворотил кусок полусгнившего бревна.
        - Хорош!- тут же закричал Иван Иванович и замахал красным флажком.- Похоже, дошли до бревенчатого настила над захоронением,- сообщил он нам.- Дальше вручную…
        Действительно, то, что находилось ниже, перекрывали ряды трухлявых бревен.
        - Начинайте растаскивать,- скомандовал наш начальник.- Берите багры - и вперед!
        Моим напарником оказался Суббоч. Мы цепляли крючьями за края бревен и сбрасывали их вниз. Это было еще канительней, чем расчищать площадку от мусора. Бревна настолько прогнили, что багры пронзали их, как бумагу. Гнилое дерево крошилось, бревна переламывались, приходилось вытаскивать их руками. К тому же они настолько плотно слежались, что давным-давно стали однородной массой, которую не так просто разделить на составные части. Вообще, как потом оказалось, захоронение было сделано на совесть. Сначала шел слой бревен, потом слой земли, и вновь слой бревен. Представьте себе вафлю. Да-да, самую обыкновенную кондитерскую вафлю. Именно по этому принципу в свое время и соорудили перекрытие. Стало ясно, что работы еще непочатый край. Бульдозер в данной ситуации явно бесполезен, разборку можно было производить только руками. И тут кому-то, кажется, доценту, пришла в голову совершенно очевидная вещь.
        - А не проще ли,- сказал он мне,- раскапывать захоронение в каком-нибудь одном месте? Так сказать, заложить сначала пробный шурф. Бросить все силы на это дело, а потом посмотреть, каков будет результат.
        - Мысль здравая. Доложите начальству,- посоветовал я.
        Суббоч подозвал Ивана Ивановича и изложил ему свои соображения.
        - А что… Толково!- одобрил тот.
        И работа закипела. Наметили участок, примерно десять на десять метров, с самого края, и все дружно навалились на расчистку. Вот тогда и обнаружилась многослойность кургана. До обеда мы продолжали растаскивать перекрытия и швырять лопатами землю. А результата все не было и не было. Казалось, работе этой нет конца. Однако все понимали, что движемся в правильном направлении.
        Пообедав, мы даже не стали отдыхать, а вновь отправились на горку. Солнце палило неимоверно, но надежда на предстоящее открытие придала сил. Еще через полчаса раздался крик: «Есть!» Вопил, помнится, Звягин. Мы бросились к нему. В дыре, образовавшейся на месте отброшенного бревна, виднелись человеческие кости.
        - Пустите меня!- начал проталкиваться к отверстию Вова.- Дайте взглянуть.- Он встал на колени и стал вытаскивать кости из ямы.
        - Ты чего, одурел?- спросил Жорка.- Перегрелся? Так иди, облейся водой.
        Но Вова не слушал. Он без стеснения рылся в костях, видимо, действительно надеясь найти крупный бриллиант, или, по меньшей мере, слиток золота. Мы, словно завороженные, смотрели на него. На лицах читались самые разные чувства. На них присутствовали гадливость и азарт, насмешка и нетерпеливое ожидание… Даже Иван Иванович не пытался остановить Вовину выходку, а с любопытством следил за происходящим.
        - Вот!- воскликнул вдруг Вова и продемонстрировал всем зажатый между пальцами кругляш. Все подались к нему.
        - Ну-ка, дай!- попросил, даже скорее потребовал Суббоч.
        Вова с видимой неохотой протянул ему свою находку.
        - Пятак времен матушки Екатерины,- сообщил доцент, разглядывая большую черно-зеленую монету.
        - Сколько стоит?- тут же спросил Вова.
        - Может, рубль, может, трояк…- пожал плечами Суббоч.
        - А вдруг он золотой?
        - Можешь проверить,- засмеялся Суббоч.
        Вова, недолго думая, надкусил край монеты.
        - Ты чего делаешь?!- заорал Иван Иванович.- Отравиться хочешь?
        - Зараза к заразе не пристанет,- ответствовал Вова, но тем не менее сплюнул.
        - Ну, ты артист!- покачал головой Иван Иванович.- Давайте, ребята,- обратился он к нам.- Подналяжем!
        Часа за два квадрат был расчищен, и поистине ужасное зрелище предстало перед нашими глазами. Под трухлявыми бревнами в беспорядке лежало множество человеческих костей. Скелеты оказались самые разные. Многие костяки были совсем маленькие, должно быть, детские. Лежали они в хаотическом беспорядке, видимо, в свое время тела сбрасывали сюда как придется. К тому же под тяжестью верхних слоев кургана они были спрессованы в единую массу. Черепа таращили на нас пустые глазницы, словно в удивлении хотели спросить: зачем потревожили наш прах, кому мы помешали? Несомненно, перед нами лежала лишь малая часть погребенных в глубинах Чумной горки. К открытому могильнику сбежались все, кто в этот час находился в зоне: повара полевой кухни, бригада «Скорой помощи», дежурившей на объекте, шоферы и бульдозерист. Даже солдаты оставили свои посты и подошли поближе. Находившиеся за территорией зоны зеваки, уловив, что внутри ее происходит нечто необычное, бросились к изгороди. Некоторые наиболее предприимчивые, в первую очередь дети, стали подлезать под колючую проволоку. Один паренек застрял и завопил благим матом.
Его вопли привлекли внимание нашего начальника. Он тут же оценил ситуацию.
        - Охрана!- рявкнул Иван Иванович.- Залп в воздух и немедленно по своим местам! Всем лишним покинуть площадку!
        Нестройно прогремели автоматные очереди. Толпа отпрянула от изгороди, только запутавшийся в колючей проволоке малец от ужаса и боли верещал, как зарезанный. Иван Иванович собственноручно освободил исцарапанного ребенка и сдал его врачам
«Скорой помощи», потом вернулся к нам.
        - Дальше что делать?!- закричали мы.
        Казалось, начальник тоже пребывает в недоумении. Он задумчиво и несколько растерянно оглядел нас.
        - Нужно позвонить… Вы пока отдыхайте…- И он убежал. Естественно, ни о каком отдыхе никто не помышлял. Все столпились у края раскопа. Человека три, и в первую очередь, конечно, Вова, принялись за самостоятельные исследования. Они без всякого стеснения копались в костях. Остальные просто наблюдали - кто с брезгливостью, кто с неподдельным интересом. Почти сразу же последовали первые находки. Первооткрывателем стал все тот же Вова.
        - Эй, ребя, глядите!- заорал он. В руке его тускло поблескивал золотой крестик на цепочке.
        - Ну вот,- заметил стоявший рядом со мной Суббоч,- золотая лихорадка началась… Каковы, интересно, будут ее последствия?
        Узрев первую находку, к доморощенным «археологам» присоединились еще человек пять. Даже комсомольский деятель Звягин не побрезговал копаться в костях. Кроме меня, не поддались общим настроениям только доцент, Жорка да Сема Рубин. Нужно прямо сказать, меня так и подмывало присоединиться к остальным. Особенно когда я увидел, что извлекают из костей. Тут были монеты, в основном медные и серебряные, нательные кресты, обручальные кольца… Но меня остановил возглас Геракла.
        - Мародерство!- презрительно произнес Жорка и сплюнул.
        - Ага-ага!- закричал подошедший сзади начальник.- Гробокопатели за работой! Ну и как? Удачно? Есть находки? Предъявите результат!
        - Ничего интересного,- авторитетно сообщил вскочивший с земли Звягин.- Так, мелочовка всякая…
        - А у тебя, рыженький?- обратился Иван Иванович к Вове.- Уж ты наверняка что-нибудь ценное раскопал?
        Вова лишь досадливо отмахнулся: мол, не мешай.
        - А ну-ка встать!- загремел Иван Иванович.- Ты где находишься?.. Ты кому это ручкой машешь?.. С тобой разговаривает майор!
        Жорка незаметно толкнул меня в бок.
        Вова нехотя поднялся.
        - Я к тебе давно приглядываюсь!- продолжал орать на Вову Иван Иванович.- И ты мне изрядно поднадоел. А ведь я могу тебе основательно испортить жизнь. Из университета ты вылетишь и загремишь в армию. И зашлют твою рыжую башку, куда Макар телят не гонял. Это в лучшем случае. А в худшем можно возбудить уголовное дело.
        - За что это?- пренебрежительно спросил Вова.
        - За сокрытие изделий из драгоценных металлов, извлеченных из земли и приравниваемых к кладу. Годика три впаяют. Усек? Давай показывай, что нашел. И остальные тоже выворачивайете карманы. Так. Неплохо,- заметил он, увидев крестик и золотую монету.- Вот что, товарищи студенты! Золотые вещи сдавать обязательно, серебро можете оставлять себе. И перед тем как…- он сделал паузу, - …тревожить усопших, советую надеть защитные костюмы или хотя бы респираторы.
        - Что дальше делать?- спросил у Ивана Ивановича Суббоч.
        - Сейчас приедет начальство. Ученые, представители городских властей, медицина… Пусть решают. Но, я думаю, будем продолжать работы. А пока идите к палаткам. Не хватало еще, чтобы увидели, как роются в костях.
        И действительно, примерно через час, а может, и два появились черные «Волги», из которых вылезли солидные люди, один даже в генеральском чине, и чинно проследовали на раскоп. Мы издали наблюдали за происходящим. Иван Иванович что-то объяснял, указывая рукой то на кучу костей, то на нас. Прибывшие взволнованно жестикулировали и общались на повышенных тонах. Особое оживление вызвала демонстрация находок. Послышались возмущенные вопли. Потом, как видно, началось бурное обсуждение ситуации, однако вскоре решение было принято, и начальство покинуло раскопки. Нам показалось, что сделали они это весьма поспешно. Подошел Иван Иванович. Он был красен, потен и раздражен.
        - Вот что, орлы!- с ходу заявил начальник.- На сегодня довольно. А завтра с утра продолжаются работы. Вначале полностью уберем насыпь, перекрывающую захоронение, а потом займемся костями.
        - И что с ними будем делать?- спросил Суббоч.
        - Вывозить,- неопределенно отозвался Иван Иванович.
        Наступил вечер. Мы поужинали и расположились у костра. Большинство прихватило с собой из дома горячительные напитки, в основном вино. Выпили понемногу, но общего веселья не наблюдалось. Какая-то непонятная тревога витала над площадкой. Не слышно было даже разговоров. Так. Отдельные реплики… Но постепенно беседа все-таки завязалась.
        - Сколько же людей здесь лежит?- не то спросил, не то просто изумился кто-то из нас.
        - Надо думать, тысячи,- отозвался Суббоч.- Если здесь действительно хоронили с незапамятных времен, то, возможно, десятки тысяч.
        - Ужас!- вздохнул Звягин.
        - А чего тут ужасного,- сказал Вова.- На обычных кладбищах разве меньше народу? Много больше! Как говорится, все там будем.
        - Так-то оно так,- отозвался Звягин,- но те, кто покоится в могилах, схоронены по-человечески, а не как скотина неразумная…
        - Не все ли равно,- равнодушно произнес Вова.- Покойнику без разницы.
        - Ты думаешь?- с интересом спросил Суббоч.
        - А разве нет? Вы что же, считаете: физическая смерть - еще не конец?
        - Вопрос весьма интересный, особенно на здешнем фоне…
        - Может, и в бога верите?..
        - К чему эти диспуты?- встрял Звягин.- Давайте отдыхать.
        - А мне кажется,- вступил в разговор Сема Рубин,- что это место словно проклято. После того как мы вскрыли братскую могилу, у меня возникло странное чувство, словно все те, что лежат здесь вперемешку, присутствуют рядом с нами.
        - Еще один мистик выискался,- насмешливо сказал Вова.- Ты же, Семка, биолог. А биологи лучше других знают, что вся эта ахинея про бессмертную душу и загробную жизнь - выдумки попов. Есть только смерть и распад. Все! Остальное - сказки. Нужно жить сегодняшним днем, пользоваться случаем, ловить момент… Я лично знаю только одно: здесь, среди этих костей, лежат большие ценности. Мертвым они не нужны, а мне пригодятся.
        - А не боишься?- спросил доселе молчавший Жорка.
        - Чего? Угроз этого урода, как там его… Ивана Ивановича… Я, говорит, майор!- Вова захохотал.- Клал я на его звезду.
        - Тише, услышит!- испуганно прошептал Звягин.
        - Не услышит! Он в город укатил. Я видел… И лейтеха этот вместе с ним. Так что здесь осталась только солдатня. Но им до нас дела нет. Ты же видел: солдатики - в основном чучмеки, они и по-русски-то толком говорить не могут. Я вот что кумекаю…- Вова замолчал, видимо, обдумывая дальнейшее.- Как стемнеет, двину туда…- он махнул рукой в сторону могильника.- Пока есть возможность, пошурую среди косточек… авось еще что сыщу. Если есть желающие, можете присоединяться.
        - Да как же в темноте?- изумился Звягин.
        - Эх ты, лопух. В темноте!.. Я фонарь из дома захватил.
        - Шустряк,- заметил Жорка.
        - И у меня есть фонарик,- сообщил паренек с физмата, имени которого я не знал.
        - И у меня…- сказал еще один студент.
        - Вот видите,- захихикал Вова,- не один я предусмотрительный. Значит, у большинства мысль движется в том же направлении. Нас уже трое. Есть еще желающие?
        - Я бы пошел, но у меня нет фонаря,- удрученно заметил Звягин.
        - Твои проблемы,- равнодушно бросил Вова.- Можешь костер там разжечь… Хотя есть вариант. В палатке у солдатни я видел керосиновую лампу. Пойди попроси. Они дадут.
        Звягин стремительно сорвался с места. Скоро со стороны, где стоял шатер военных, послышался шум, ругань, а потом отчетливый звук затрещины.
        - Схлопотал плюху,- хохотал Вова.- Придурок!
        Появился сконфуженный Звягин.
        - Самим, говорят, нужна,- грустно сообщил он.
        - Потому как дураков нет,- прокомментировал Вова.
        - Как же быть?- чуть не плакал Звягин.
        - У тебя кир имеется? Разве мама в дорогу в рюкзак не сунула?- спросил Вова.
        - Чего?
        - Ну, водка, идиот!
        - Есть маленькая бутылочка.
        - Чекушка, значит. По-русски, что ли, выражаться до сих пор не научился.
«Маленькая бутылочка»! Ну, артист!.. Вот бери свою маленькую бутылочку, иди к солдатам и попроси в обмен маленький фонарик. Понял?! Беда с этими салагами,- сказал Вова, когда Звягин вновь отправился добывать осветительный прибор.
        - А ты, значит, крутой чувак?- насмешливо спросил Жорка.
        - …Или нет?!- надменно отозвался Вова.- А ты, Геракл, из себя больно правильного строишь. Давно ли таким стал?
        - Не выступай, а то схлопочешь… Наставник молодежи!
        - Дали, фонарь дали!..- закричал прибежавший Звягин и этим прекратил перепалку.
        - Орелик!- одобрил Вова.- Так держать, братан. Главное, не тушуйся. За мной, хлопцы!- обратился он к остальным.- Наше время настало.
        Нужно сказать, желающих копаться ночью в костях оказалось меньше, чем в дневное время. Кроме Вовы, на раскоп отправились два обладателя фонариков, Звягин и еще один парень, смущенно заметивший: «Посмотреть, что ли…»
        - Я бы пошел,- сказал другой,- но мне, по-честному, страшно. Ночь, луна и громадная могила. Даже здесь, у костра, не по себе становится. Мурашки по телу бегают. Прямо жуть.
        Мне тоже совершенно не хотелось никуда идти. Особого страха перед останками давно сгинувших людей я не испытывал, но и ковыряться в прахе ради двух-трех золотых цацек не имел ни малейшего желания. Да и ради более солидного куша я вряд ли поперся бы туда. И не в угрозах Ивана Ивановича было тут дело. Скорее, мешало переступить через себя некое табу, непонятно откуда возникшее. Ведь я будущий историк, а историки-археологи раскапывают древние захоронения, не испытывая ни малейшего дискомфорта, тем более угрызений совести. Это нужно для науки - и весь разговор. Тогда почему же здесь я не ощущаю этого самого «для науки», дающего карт-бланш на вседозволенность? Или причина в отношении к происходящему ну хотя бы того же Жорки?
        Я лежал на брезенте, уставившись в ночное небо. Ярко светила луна. Рядом кто-то курил. Запах табачного дыма соприкасался со степными ароматами. Ветерок примешивал к ним густой дух стоявшей неподалеку уборной…
        Нагретая за день земля отдавала тепло, а прохладный ночной воздух освежал. Я неожиданно для себя задремал. Разбудили меня крики. Я вскочил, не понимая, что происходит. На месте раскопа, похоже, бушевали страсти. Кто-то истошно вопил, кто-то, похоже, стонал, но все перекрывал трехэтажный мат. Причем материлось сразу несколько человек.
        - Что происходит?- спросил я стоявшего рядом Жорку.
        - Не знаю. Должно быть, делят сокровища.
        - Охрана!- раздался вдруг пронзительный крик.- Охрана, убивают!!!
        Я узнал голос Звягина.
        - Идем туда,- сказал я Жорке.- Посмотрим, в чем дело.
        Когда мы вместе с остальными добежали до раскопа, то обнаружили, что тут произошли нешуточные события. Кроме наших товарищей, здесь присутствовали еще три неизвестные личности. В руках у них тоже были фонарики, а кроме того, один выставил перед собой обрез охотничьего ружья.
        - Что тут происходит?!- воскликнул Суббоч.
        - Вот!- закричал Звягин.- Эти… Они тоже пришли сюда копать… Ну, мы…
        - Стычка,- перебил Звягина Вова.- Немного поцапались…
        - Ага, немного!- выкрикнул Звягин.- Серого порезали!..- Он посветил фонарем на одного из наших, на щеке которого имелась большая кровоточащая царапина.
        - Вы кто?- спросил Жорка.
        - А тебе какое дело?!- отозвался тот, у которого в руках был обрез.- Чего вы попусту базар развели. Тут на всех добра хватит. Мы же вам не мешаем. Так что давайте разойдемся по-тихому.
        - Как это, по-тихому?!- снова заверещал Звягин.- Они Серого порезали!
        - Да заткнись ты, придурок!- с досадой произнес Вова.- Чего базлаешь?! Пусть себе валят.
        - Что случилось?- раздался из-за наших спин строгий голос прапорщика, командовавшего солдатами.
        - Бандиты на нас напали…- плаксивым голосом пояснил Звягин.
        - Эти?!- прапорщик посветил фонарем в сторону неизвестных.
        - Ну…
        - Брось обрез,- приказал прапорщик,- а не то отдам команду стрелять. Вы проникли на режимный объект.
        - Клали мы на ваш объект!- пренебрежительно отозвался владелец обреза.
        - Матвеев, огонь!- скомандовал прапорщик.
        Последовала короткая очередь в воздух. Шутки кончились - запахло порохом. Человек нехотя бросил свое оружие.
        - Вы арестованы,- сообщил прапорщик неизвестным.- Следуйте за мной. Матвеев, в случае бегства стреляй на поражение. Теперь с вами, ребята,- все тем же строгим тоном продолжил прапорщик.- Как объяснить ваше нахождение тут среди ночи? Проводили незаконные раскопки? Которые копали, отойдите в сторону. Так, понял. Поцарапанный малец… Конечно, рыжий хлопец! И вот этот очкастый. Хорошенькая компания.
        - Мы не копали!..- закричал Звягин.
        - А что делали?
        - Просто хотели рассмотреть все получше.
        - Любопытствовали, значит?.. Понятно. То-то ты фонарь вечером искал. Хорошо, о вашем поведении будет доложено начальству, а пока марш на койки!
        Инцидент как будто исчерпан. Мы поплелись к палаткам. Впереди шли задержанные. Теперь их тон совершенно изменился:
        - Дяденька…- канючили они, обращаясь к прапорщику,- дяденька, отпусти!
        Тот не реагировал.
        - Ну как успехи?- поинтересовался Жорка у Вовы.- Много золотишка насобирали?
        - Есть маленько,- охотно ответил тот.- Если бы не эти уроды… Знобит меня что-то,- невпопад добавил он.
        - Спать ложись,- посоветовал Суббоч.- А что, собственно, получилось?
        - Да ничего особенного. Мы, значит, роемся в костях, вдруг являются эти… Через колючку перелезли. Я говорю: уматывайте! Здесь нельзя посторонним. А вам, значит, можно, слышу в ответ. И вижу, ребята борзые. Так просто не свалят. Я одному по морде, а Серый второму. Ну, они тоже не дураки… Один обрез достал, другой бритву… Серому по щеке полоснул. Потом начался базар. Ты кто, в натуре, а ты кто?.. Ну, и так далее. Могли бы миром разойтись. А этот комсомольский придурок Звягин завопил…
        - Покажи, что нашел?
        Вова остановился и достал из кармана не то портсигар, не то табакерку, изготовленную, видимо, из серебра, с эмалевым рисунком на крышке. Он потряс ею. Внутри что-то звякнуло.
        - Глядите!- Он откинул крышку и поднес фонарик вплотную. В табакерке лежало несколько золотых и серебряных монет, пара крестиков, обручальные кольца и перстень с красным камнем.
        - Неплохо,- заметил Суббоч.- А у остальных?
        - Примерно то же самое. Здесь прямо клондайк. За три часа работы… Вот только трясет всего. Просквозило, что ли? Н-да, ребята, зря вы кочевряжитесь. Можно обогатиться в несколько дней. Добра тут - немерено. Выходит, все эти предания про Чумную горку - правда. А я сомневался. Конечно, для того и затеяно, чтобы золотишка нагрести. Этот майор, как он себя обозначил, отобрал у меня мелочовку… Понятно, в свой карман положил. Ну, ничего. Мы открыли только самый край и копнули с самого верха… А что там еще, один дьявол ведает. Но одно ясно: на всех хватит. Так что, хлопцы, ловите момент. И не делайте постные рожи.
        Вова еще что-то говорил горячо и сбивчиво, пока не улегся на раскладушку и не захрапел. Звягин, напротив, пребывал в расстроенных чувствах. Он явно опасался последствий. Наши раскладушки стояли рядом, и я наклонился к нему:
        - Слушай, Звягин, а ведь тебя могут посадить,- стал подначивать я.
        Комсомолец заворочался. Казалось, раскладушка вот-вот рассыпется.
        - С чего ты взял?- наконец неуверенно произнес он.
        - Да как же! Ведь предупреждали: золото нужно сдавать.
        - А я и сдам.
        - Много ли?
        - Чего - много?
        - Да золота насобирал?
        - Сколько есть, все мое.
        - Не твое, а государственное.
        - Пускай так…- без особого энтузиазма произнес Звягин.
        - Ну, похвастайся?
        - Чем?
        - Не нужно дурочку из себя строить. Вон Вова Центровой на что уж кроила, а продемонстрировал свои находки.
        - Он, может, и нашел, а у меня ничего нет. - Ты это завтра Ивану Ивановичу расскажешь. А скорее всего, заставят тебя объяснительную писать. Нужно отрабатывать свое присутствие здесь.
        - Не понимаю тебя.
        - Да как же… Ведь зачем-то тебя, дохляка, сюда взяли. Как я разумею, приглядывать за остальными. Стучать, другими словами. Или не так?
        Звягин судорожно вздохнул.
        - Показывай!- требовательно произнес я.
        - Ну, хорошо, хорошо… Только ты никому. Ладно, Костя? Никому, договорились?!
        Он укрылся солдатским одеялом с головой, зашебуршал под ним, потом отогнул край и, не вытаскивая руку из-под одеяла, посветил фонариком:
        - Вот смотри.
        На ладони лежала золотая нательная иконка на цепочке.
        - И это все?
        - Не-а…- Голос Звягина дрожал от возбуждения.- Еще кое-что…- Вновь шебуршание…- Еще вот это.
        Мне в глаза ударил снопик разноцветных искр.
        - Похоже, бриллиант,- сообщил Звягин.- В колечке… Небольшой, правда… Никому не говори! Обещал! Я потом с тобой поделюсь.
        - Точно поделишься?
        - О чем разговор. Если, конечно, будешь молчать. Хотя, если проболтаешься, все равно отберут.
        - Уж ты бы точно стукнул, покажи я тебе нечто подобное. А, Звягин?
        - Поделился бы - не стукнул,- задумчиво ответил комсомольский активист.- Зачем… ты уж меня вообще за человека не считаешь.
        Рядом громко и натужно закашлял Вова, а потом что-то неразборчиво забормотал…
        Утро следующего дня началось как обычно. Задымила полевая кухня. Нас накормили. Потом появилось начальство. Иван Иванович хмуро выслушал доклад прапорщика, потом мельком глянул на задержанных. При свете дня ночные громилы оказались самыми обычными ребятами, по виду даже моложе нас. Конечно, они пытались сохранить гонор, присущий окраинной шпане: эти прищуренные взгляды, кривые улыбочки, но, похоже, были сильно напуганы. Вскоре троицу посадили в «газик» и увезли. Все вышли из палаток и смотрели им вслед.
        - Теперь разберемся с… некоторыми,- повернулся в нашу сторону Иван Иванович.- Итак, кое-кто не внял моим предупреждениям,- он выразительно посмотрел в сторону Вовы.- Весьма прискорбно. Придется расставаться. А что делать? Не принимать же к вам более серьезных санкций. Жизни молодые калечить не хочется. Но для начала выкладывайте все найденное.
        - Дело в том,- вдруг заговорил Звягин,- что мы, так сказать, не только ничего не искали, а, напротив, охраняли раскопки от мародеров. Услышали шум и туда. А там эти, с обрезами.
        - Ну, конечно!- иронически заметил Иван Иванович.- Спасли от разграбления. Так я и думал. Вам теперь нужно благодарность вынести или даже правительственные награды дать. Повторяю: вытаскивайте ценности!
        - Нет у нас ничего,- твердо произнес Звягин.- Можете обыскать.
        - И обыщем,- хладнокровно заметил Иван Иванович,- сразу же по выходе из зоны. В этом можете не сомневаться.- Он взглянул на Вову.- А ты, рыжий, что скажешь?
        - Не понял.
        - Чего уж тут непонятного. Тоже пустой?
        Вова попрыгал на месте:
        - Слышите, ничего не звенит.
        - Разве?- иронически сказал Иван Иванович.- По-моему, звона очень даже достаточно. А почему у тебя вид такой бледный? Бессонная ночь сказывается?
        - Прихворнул малость. Трясет чего-то. Ладно, товарищ начальник. Зря вы на нас бочку катите. Мы действительно старались. Жизнями, можно сказать, рисковали. Вон у Никитина рана на лице. Не побоялся. Ринулся наперерез преступникам. А они, между прочим, не только холодное, а и огнестрельное оружие при себе имели. А вы нас выгонять собрались. Ну, выгоните! А кто работать будет?
        Этот вопрос, по-видимому, беспокоил и начальника.
        - В последний раз,- подумав, сказал он.- Идите по местам.
        Мы отправились на раскоп. На этот раз работа протекала вяло, без былого энтузиазма. Каждый в основном смотрел себе под ноги. Если в минувшие дни ребята то и дело шутили или подначивали друг друга, то теперь все притихли, поскучнели, а то и просто выглядели угрюмыми. Видимо, дело тут было не только в ночных событиях и реакции на них начальства, но в первую очередь в тягостном зрелище бесчисленных человеческих останков, грудой наваленных у наших ног. Мы продолжали стаскивать части настила, и чем дальше, тем все большая часть захоронений открывалась нашему взору. Становилось ясно: в свое время трупы бросали, как придется, лишь бы поскорее избавиться от них, а потом засыпали гашеной известью. Ее следы виднелись то тут, то там. Время от времени кто-нибудь нагибался и поднимал очередную находку. Что-то отшвыривалось, а что-то опускалось в карман.
        Иван Иванович зорко следил за происходящим, но подбиранию вещей не препятствовал. Наоборот!
        - Собирайте, собирайте,- поощрял он нас.- Потом, при сдаче, получите процент от стоимости вещи.
        Суббоч иронически засмеялся.
        - Знаем мы ваши проценты. Все себе заграбастают,- сказал он мне,- а выплатят символическую сумму, гроши какие-нибудь, да и то - в лучшем случае.
        На небе по-прежнему ни облачка. Если и налетал небольшой ветерок, то легче не становилось. Он только поднимал столбы белесой пыли. Лица и тела тут же становились цвета мела. Мы то и дело бегали к бочке, обливались водой, и все равно это почти не помогало. Вода тут же испарялась, уступая место поту.
        На площадке почти осязаемо чувствовалось некое напряжение. Казалось, вот-вот что-то должно случиться. И случилось!
        Неожиданно для всех зашатался и рухнул на землю Вова.
        - Это как понимать?!- закричал Иван Иванович.- Придуриваешься или как?
        Вова закатил глаза и не отвечал. Изо рта его потекла слюна.
        - Новое дело, припадочные у нас тут объявились!- всполошился Иван Иванович.- Эпилепсия? Не похоже. Солнечный удар? Давайте-ка отведите его к палаткам. Там
«Скорая» стоит… Пусть помощь окажут.
        Я и Жорка подхватили Центрового и поволокли его в лагерь. Он как будто немного пришел в себя, глядел на нас мутными белесыми глазами и что-то нечленораздельно мычал.
        - Что с ним?- спросил врач «Скорой помощи», подбежавший к нам.
        - В обморок упал.
        - Посадите его в тенек. Перегрелся, наверное…- Врач, совсем молодой парень, потрогал лоб Вовы.- Э, да у него высокая температура. Сейчас смерим.
        Мы отправились обратно на раскоп.
        - Ну что там?- спросил Иван Иванович.
        - Говорят, вроде перегрелся.
        - Симулирует, наверное. Почему солнечный удар именно у него? Подозрительно.
        Через пятнадцать минут прибежал врач и отозвал начальника в сторону. До нас доносились отдельные обрывки разговора:
        - …температура - тридцать девять… лимфатические узлы увеличены… И что это значит?
        Доктор, косясь на нас, наклонился к самому уху Ивана Ивановича. Тот отшатнулся, замахал руками:
        - Чепуха! Не может быть?! Врач снова что-то зашептал.
        - Нет!- сердито произнес Иван Иванович.- Пока этого делать не стоит!
        - Вы как знаете,- громко сказал врач,- а я обязан доложить, тем более имею на сей счет предписание.- И он бегом пустился вниз.
        Начальник обескураженно смотрел то на его спину, то на нас, потом двинул следом.
        - Ну вот, дождались!- ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Суббоч.
        - Чего дождались?- не понял я.
        - А того! Ваш рыжий дружок, похоже, серьезно болен. И знаешь чем?
        - Ну?
        Суббоч не ответил, сплюнул и, достав из кармана шорт пачку сигарет, закурил.
        - Продолжайте, доцент. Развивайте вашу мысль дальше,- потребовал Жорка.
        Тот сосредоточенно курил.
        - Вы, кажется, хотите сказать, что Вова подцепил заразу?
        - Я этого не говорил,- сразу же произнес Суббоч.
        - Но весьма прозрачно намекаете.
        Все побросали лопаты и столпились возле нас, жадно слушая…
        - О какой заразе вы толкуете?- недоверчиво поинтересовался Звягин.
        - Да о чуме он толкует… О чуме! Неужели не понял?!- Жорка с сожалением взглянул на Звягина. Чего уж тут непонятного.
        - Какая еще чума? Вы в своем уме?!- Звягин с недоверием и испугом смотрел на Суббоча.
        - А такая!- взвизгнул Суббоч.- Такая!.. От которой все вот эти…- он обвел широким жестом панораму раскопа,- …подохли! Бежать отсюда нужно, сломя голову бежать!..
        - А по-моему, все это чепуха!- вступил в дискуссию Сема Рубин.- Этим захоронениям лет сто пятьдесят - не меньше. Все давным-давно обеззаражено естественным путем. Тем более трупы известью засыпали.
        - Капсулы сибирской язвы могут сохраняться в скотомогильниках и более ста пятидесяти лет,- возразил Семе другой студент - биолог.
        - Довольно научных дискуссий,- оборвал прения Жорка.- Дело даже не в том, заболел Центровой или просто перегрелся. Дело в последствиях. Вот вам пример. Товарищ доцент,- Жорка указал на Суббоча,- тут же заподозрил самое худшее. Точно так же могут рассуждать и другие…
        - Какие другие?- спросил Звягин.
        - Да городские власти, например. Закроют тут нас на карантин, и привет! Въехал, очкарик?!
        - Какой еще карантин?
        - Самый обычный. Мы тут будем сидеть в этих вонючих палатках, а вокруг будет стоять вооруженная охрана. Кстати, она и так присутствует. И никого отсюда не выпустят.
        - Геракл верно говорит,- поддержал Жорку Сема.- Подобное развитие событий не исключено.
        - Одно могу сказать в утешение,- добавил Жорка.- Желающие могут самостоятельно проводить изыскания, не опасаясь зоркого глаза начальника Ивана Ивановича. А, ребята? Под ногами золото и бриллианты…
        - Мне кажется, вы все тут несколько сгустили краски,- заметил я.- Да и точные сведения, что все-таки случилось с Вовой, отсутствуют. Стало человеку плохо… Что ж, бывает. На такой жаре немудрено… И никакого карантина пока нет.
        - Будет!- изрек Геракл.- Попомни мои слова!
        И он оказался прав. Вскоре на раскоп прибежал солдатик и сказал, что начальство приказывает работу пока приостановить и всем вернуться к палаткам. Преисполненные дурных предчувствий, мы поплелись вниз. У палаток царила непривычная суета. По-видимому, одну из них, ту, в которой жили солдаты, срочно освобождали. Оттуда выносили раскладушки, стол и прочие нехитрые «мебеля». Вова сидел в тени большого полотняного зонта и, казалось, дремал. Я подошел к нему:
        - Как самочувствие, Центровой?
        Вова ничего не ответил, даже головы не поднял, зато закричал Иван Иванович:
        - Отойди от него! Никаких контактов!
        - Как это: никаких контактов? Я же его сюда привел полчаса назад.
        - Отставить разговоры. Пока не выяснят причины его недомогания, общаться с ним запрещаю.
        - А нам что делать?
        - Отдыхайте…
        - Может, нам продолжить работу? Времени еще полно.
        - Я же сказал: отдыхайте! Считайте, что сегодняшнюю норму вы выполнили.
        - Тогда, может, по домам? Помыться по-человечески…
        - Ты вот где у меня со своими вопросами!- Иван Иванович провел ребром ладони по горлу.- Умнее всех хочешь быть?!
        Поняв, что дальнейшая беседа вряд ли возможна, я отошел к столпившимся ребятам.
«Ну, о чем вы говорили?» - послышались вопросы. Я только пожал плечами.
        - А знаете, что я сейчас сделаю?- негромко сказал Жорка.- Попробую выйти из зоны. Один.
        - Да куда же тут смоешься незаметно?- недоверчиво спросил Звягин.- Даже если пройдешь КПП, дальше-то что? Степь ровная, как стол. Далеко не убежишь. Заметят…
        - Попытка - не пытка.
        - А мне кажется, рано паниковать начинаешь,- небрежно заметил Суббоч.- Ничего еще не ясно. Может, через час-другой все определится. А так привлечешь к себе внимание.
        - Ну и что?! Вас, доцент, не поймешь. То бежать призываете, то останавливаете… Выражайтесь, пожалуйста, яснее.
        - Даже не знаю…- Суббоч вроде смутился.- На раскопе поддался минутной панике. А теперь думаю: не стоит пороть горячку.
        - И все же я попробую,- сказал Жорка.- Если меня остановят…
        - То нам труба!- изрек Сема и первый засмеялся.- Мне кажется, ребята, вы сгущаете краски. Пока ничего страшного не происходит. Хочешь выйти отсюда? Так попробуй. Что в этом страшного. А спросят: куда, мол, пошел, скажи: в магазин послали, за бутылкой.
        - Тут до ближайшего магазина час пиликать,- скептически заметил Звягин.
        - А ему спешить некуда,- отозвался Сема.- Приходят же из города ротозеи на нас поглазеть.
        - Верно!- весело проговорил Жорка.- В случае чего так и отвечу…
        И он направился по направлению к КПП. Мы внимательно наблюдали за его маневрами. Перед выходом Геракл чуть замедлил ход, потом поравнялся с часовым, что-то ему сказал, указывая на нас. Тот засмеялся и кивнул головой. Жорка вышел за территорию и, не торопясь, лениво побрел по дороге, ведущей в город.
        - Получилось,- заметил Сема,- а вы боялись…
        - Погоди радоваться,- отозвался Звягин.- Он еще ста метров не прошел.
        Между тем поодаль от сидевшего под зонтом Вовы остановились Иван Иванович и врач
«Скорой помощи».
        - Эй ты, симулянт!- крикнул начальник Вове.- Как самочувствие?!- Голос Ивана Ивановича звучал наигранно бодро.
        Вова никак не прореагировал на слова руководства. Он продолжал неподвижно сидеть на раскладном стуле, уронив голову на грудь.
        - Кончай придуриваться! Вставай!- вновь развязно произнес начальник. Врач поморщился: похоже, и его покоробил тон.
        Центровой не двигался.
        - Эй вы, помогите своему товарищу подняться и отведите его в палатку, пусть отдохнет,- обратился Иван Иванович к нам.
        Врач что-то шепотом пробормотал.
        - Что значит - рискованно?! Ничего не рискованно. Они час назад привели его сюда… Это как понимать?!- Тут начальник обратил внимание на фигуру удаляющегося Геракла.- Вроде наш. Который с греческой фамилией… Почему вышел за территорию?! Кто разрешил?!
        - Мы его за пузырем послали,- пояснил Сема.
        - Какой еще пузырь?! В рабочее время?!
        - Но мы же не работаем. И вообще объясните, что происходит?
        - Не ваше дело! Часовой!- закричал Иван Иванович.- Верни вон того парня! Немедленно!!! А вы, голуби,- вновь обратился он к нам,- прекратите бе-зобразничать. Водки, видишь ты, им захотелось На такой жаре… Один вон без водки в себя прийти не может. Тащите его в палатку!
        Но тут Вова поднялся сам и поплелся.
        - Да не в общую!- закричал Иван Иванович.- Тебе отдельное жилье выделили. Иди туда и ложись…
        - А мы?- спросил Звягин.- Нам-то что делать?
        Видно, начальник не знал, как ответить на этот вопрос, потому как растерянно развел руками…
        - Отдыхайте…- неопределенно сказал он.- Пока…
        - А потом что?- не отставал Звягин.- Домой, может быть, отпустите?
        - Какое там: домой!- в сердцах бросил Иван Иванович.- Как бы тут куковать несколько дней не пришлось.
        - Почему?!
        - Все ваш дружок… Этот самый рыжий Вова…
        - И что же?- это уже спросил подошедший Жорка.
        - Непонятно разве? Заболел… Причем внезапно. А мы где находимся? На месте массовых захоронений жертв эпидемии. А вдруг он… как это по-научному, идентифи… инфекцио…
        - Инфицировался,- подсказал Сема.
        - Вот-вот… Вы же грамотные ребята. Понимаете, что к чему. А если у него не обычный перегрев или, там, простуда? Все может быть… Сейчас из города приедут специалисты и разберутся. В худшем случае объявят карантин.
        Так слово «карантин» было произнесено уже на более высоком уровне.
        - А как же мы будем?..
        - Что - как? Сидеть тут придется! Разве не ясно!- Иван Иванович сплюнул, коротко выматерился и пошел прочь.
        - Ты все понял?- иронически спросил у Звягина Жорка.
        - Ничего я не понял,- угрюмо ответил комсомолец.
        Наступил вечер. Жара несколько спала. Небо затянуло низкими, свинцовыми тучами, предвещавшими скорый ливень. О приближающейся грозе говорила и тяжелая духота, давившая на всех нас. Но хуже всего было безделье. Мы просто не знали, чем заняться. Кто-то шлепал принесенными из дому засаленными картами, кто-то валялся на брезенте, переваривая обильный ужин. Звягин бессмысленно слонялся по лагерю, глаза у него были, как у испуганного зверька.
        В самом же лагере произошли некоторые изменения. Из города так никто и не приехал, зато укатила машина «Скорой помощи». Солдаты, собрав вещи и полевую кухню, быстро вышли за территорию, и тут же рядом с лагерем, только по другую сторону колючей проволоки, разбили новую палатку. Куда-то делся Иван Иванович. Возможно, покинул становище вместе со «Скорой помощью». На территории раскопок остались только мы. Это еще больше повергло нас в уныние.
        Совсем стемнело. Мы зажгли оставленные солдатами керосиновые лампы. Кто-то отправился спать, кто-то продолжал валяться на улице. Прилег на брезент и Звягин. Все молчали. Картежники прекратили игру. Все словно оцепенели, подавленные произошедшими событиями и гнетущей атмосферой. Где-то вдали сверкали сполохи зарниц, но над нашим биваком не проносился даже слабый ветерок, словно место раскопок было накрыто огромным колпаком.
        - Очень нехорошее место,- неожиданно произнес Суббоч.
        - То есть?- отозвался Сема.
        - Я хочу сказать: места, подобные нашему, обладают огромной отрицательной биоэнергией.
        - Что за чушь вы несете, доцент?- недовольно произнес Жорка.- Выражайтесь яснее.
        - Иными словами,- нисколько не обидевшись на Жоркин тон, продолжал Суббоч,- здесь могут происходить различные аномальные явления, не поддающиеся рациональному объяснению.
        - Весьма туманно. Что уж это за явления такие?
        - Наверное, привидения здесь обитают,- серьезным тоном подсказал Сема.
        - В том числе и привидения,- согласился Суббоч.
        - Неужели преподаватель вуза допускает существование нечистой силы?- насмешливо спросил Жорка.
        - А почему бы и нет?
        - Странные у вас взгляды для советского ученого. А как же научный атеизм, являющийся основой материализма? Вы и студентам своим рассказываете о подобных вещах?
        - Студентам я читаю лекции и провожу с ними семинары согласно учебному плану.
        - Так перед нами явный двурушник,- издевательски заметил Геракл.- В институте он говорит одно, а вне его стен - другое. И таковы они все.
        - Я бы не стал обобщать,- миролюбиво отозвался Суббоч.
        - Ты, Гераклидис, если не хочешь слушать - не мешай,- сказал Звягин - Рассказывайте, товарищ доцент.
        - Я уже упоминал, что интересуюсь краеведением,- продолжил Суббоч,- и поэтому просто-напросто излагаю народные поверья. И никого верить в их правдоподобие, естественно, не призываю. Так вот. По существующим у многих народов легендам, дьявол предается своим ужасным играм среди лежащих в громадных кучах непогребенных тел. Не раз и не два было замечено, что трупы вдруг начинали хрюкать, как свиньи, или пожирали свои саваны.
        - А вдоль дороги мертвые с косами стоять… и тишина!!!- голосом Крамарова ехидно вставил Жорка.
        - Да замолчи ты!- одернул Геракла парень с порезанной щекой, которого все звали Серый.- Надоел со своей иронией!
        - Но подобных захоронений не один десяток…- заметил Сема.
        - Правильно. И вокруг каждого сложились свои легенды.
        - И здешнего?
        - Разумеется.
        - Расскажите,- попросил Звягин.
        - А в штаны не наделаешь?- хмыкнул Жорка.
        - Почему бы и нет?- не обращая внимания на Геракла, сказал Суббоч.- Так вот. О здешнем захоронении имеется среди прочих одно весьма интересное предание, бытующее в народе до сих пор. Где-то в конце прошлого века решили раскопать Чумную горку в поисках сокровищ. Слышали, наверное? Идея пришла в голову двум сомнительным дельцам мелкого пошиба, и, естественно, разрешения на раскопки они не получили. Власти боялись повторения эпидемии. Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, нужно было дать крупную взятку, а денег у этих аферистов не имелось. И поэтому они решили вести раскопки на свой страх и риск. Наняли работников и стали копать по ночам. Причем действовали следующим образом. Одну ночь за землекопами надзирал один, следующую - другой. Какое время они рылись, точно неизвестно, но раскопки внезапно прекратились в связи с исчезновением и землекопов, и одного из организаторов…
        - Куда же они делись?- с любопытством спросил Звягин.
        - Так и не выяснили,- отозвался Суббоч.- Пропали, и все.
        - Это что, правда?
        - Об исчезновении доморощенных археологов была заметка в местной газете в разделе уголовной хроники. Я видел ее своими глазами, когда проводил изыскания в городском архиве. Это случилось, не помню точно, году в 1892-м или в 1893-м…
        - Объясняется все очень просто,- авторитетно заметил Жорка,- если, конечно, это не выдумки.
        - Ну-ну?
        - Они нашли что-то действительно ценное, а ценности тут имеются, мы в этом убедились, и один из компаньонов просто не захотел делиться со вторым, поэтому и смылся.
        - Поначалу и я рассуждал примерно таким же образом, но потом продолжил поиски информации, и выяснилось вот что. Землекопов было трое. Ни один из них домой не вернулся…
        - Их мог убить наниматель…- предположил Жор-ка.- Чтобы, так сказать, избавиться от свидетелей.
        - Но ведь и он пропал!
        - Сбежал в Америку.
        - Дело в том, что он был родным братом своего компаньона и имел семью…
        - Ну и что? Деньги, сами знаете, приводят к непредсказуемым поступкам. Впрочем, возможен и иной вариант. Землекопы укокошили своего нанимателя и сбежали в Америку.
        Слушатели захихикали.
        - И тут не сходится,- продолжал вслух размышлять доцент.- Землекопы - люди немолодые и тоже обремененные большими семьями. К тому же неграмотные. Жили они недалеко отсюда, в деревне. Даже если бы, как ты говоришь, решили сбежать, так или иначе дали бы весточку своим. Но ничего подобного не произошло. Исчезли с концами. Можно допустить следующее: кто-нибудь один убил остальных и сбежал.
        - Конечно,- обрадовался Жорка.- Самое разумное объяснение…
        - Возможно… Но что уж такого они могли найти? Не бочонок же с золотом.
        - Бриллиантовое колье,- восторженно воскликнул Звягин.- Точно, колье! Я так и вижу: темная ночь, вот как сейчас. Чадят факелы… И вдруг в их призрачном свете они видят на шее скелета сверкающее колье. Конечно, моментально разыгрались страсти, и вот они уже крошат друг друга лопатами.
        - У тебя богатое воображение,- одобрительно заметил Суббоч.- Только вот вряд ли они докопались до подобной находки. Не думаю, чтобы даже во времена чумы похоронили человека, оставив на нем подобную ценность. Ну, колечко там еще куда ни шло. Да и зачем, умирая, надевать на себя драгоценности? Но дело даже не в этом… Тогдашние гробокопатели так и не добрались до собственно захоронений. Они исчезли раньше.
        - И куда же, по вашему мнению, они делись?- спросил Жорка.- Вы нас заинтриговали, доцент. Откройте же тайну их исчезновения!
        - Сначала несколько слов о поверьях, бытовавших в окрестностях Чумной горки. У нее была очень дурная слава. Рассказывали: в лунные ночи, особенно зимой, одинокий путник мог видеть духов, водящих здесь хороводы. Если человек неосторожно приближался к танцующим, они окружали его, продолжая кружиться. Как правило, это были маленькие дети, совершенно голые. При свете месяца можно было различить гнойные язвы на их телах, обезображенные лица… Если путник проявлял выдержку, не метался, не кричал, твердо стоял на одном месте, осеняя себя крестным знамением, через некоторое время призрачный хоровод исчезал и человек мог продолжать путь. Если же бедняга начинал в страхе бессмысленно суетиться, пытаясь вырваться из заколдованного круга, то адские ребятишки вцеплялись в него и утаскивали в глубь холма. Очень часто находящиеся поблизости от Чумной горки слышали то ли хохот, то ли стоны, идущие оттуда, и замечали слабое зеленоватое свечение на ее вершине. Рассказывали также, что время от времени из глубин Чумной горки встают мертвецы и бродят по окрестностям, разнося мор.
        - И что же из этого следует?- с явной насмешкой в голосе спросил Жорка.- Выводы, доцент, выводы?! Или вы хотите сказать: кладоискателей утащили призраки?
        В этот момент прямо над нашими головами сверкнула молния, и почти сразу же изрядно громыхнуло. Вспышка осветила стоявшую неподалеку бесформенную фигуру в белом.
        - Что это?- испуганно воскликнул Звягин.
        - Привидение, неужели непонятно,- спокойно отозвался Жорка.
        - Кончай пугать, Гераклидис!- сердито сказал Звягин.- И без тебя жутко. Эй, кто там, иди сюда, чего прячешься?!
        Мы таращились в темноту, но видели лишь неясное белое пятно, которое словно колебалось в воздухе, не касаясь земли.
        - А вот я сейчас надаю этому призраку по сопатке!- грозно произнес Жорка и поднялся с брезента.
        Видимо, вняв угрозе, фантом двинулся в нашу сторону.
        - Ага, испугался,- повеселел Звягин.
        - Никого я не испугался,- отозвался призрак самым обычным голосом, который к тому же мы хорошо знали. Несомненно, он принадлежал Вове.- Это вы забздехали, уроды!
        Когда он подошел вплотную, стало понятно - рыжий баскетболист накинул на себя простыню, как видно, с провокационной целью.
        - Ты что же, уже выздоровел?- спросил Суббоч.
        - А я и не болел,- спокойно отозвался Вова.- Немножко навыка, и можно симулировать любую болезнь. Во всяком случае, профанов легко обмануть…
        - Придуривался, значит?- спросил Жорка.- За это можно и по шее схлопотать!
        - Полегче на поворотах!- невозмутимо заметил Вова.- Видали мы таких…
        - Но зачем, зачем?!- недоуменно воскликнул Звягин.- Мы тут по твоей вине застряли.
        - Ой, горе какое! Одну ночь вдали от мамочки переночуешь. Ты посмотри, сынок, какое вокруг великолепие. Лето, степь, таинственные курганы… Завтра приедут опытные врачи и определят, что я всего лишь перегрелся. И карантин тотчас снимут.
        - Дождь сейчас начнется,- невпопад произнес Звягин.
        - Не сахарный, не размокнешь… Нужно будет, укроешься в палатке.
        - Но зачем тебе это нужно?- с интересом спросил Суббоч.- Симуляция…
        - Все очень просто,- охотно объяснил Вова.- Сейчас пойду на раскоп и как следует пошурую в нем. На предмет обнаружения… Днем за нами усиленно приглядывали, а сейчас никто не помешает. Желающие могут двигать со мной. Там на всех хватит. Вот ты, например, сынок, не желаешь?- обратился он к Звягину.
        - Я даже не знаю… Сходить, что ли?
        - А почему бы и нет, сынок? Ты, как я давеча заметил, не сидел сложа руки, как некоторые. И вообще, в тебе пропадает великий археолог. Может, ты - второй Шлиман[ Шлиман Генрих - немецкий археолог, открывший местонахождение Трои и раскопавший ее.] . Нужно же когда-нибудь начинать. Фонарь свой не потерял? Ну и отлично. Тогда сейчас же выступаем. Промедление смерти подобно.
        Вновь молния прочертила небосвод, и треснуло так, что я на секунду оглох. Однако дождь все не начинался.
        - Пора, мой друг, пора…- Вова хлопнул Звягина по плечу.- Бери большой зонт, и вперед.
        - Я даже не знаю…- Звягину явно не хотелось отправляться вместе с Вовой, однако жадность, видимо, оказалась сильнее.
        - Кто еще со мной?- спросил Вова.
        - Мертвых не боишься?- иронически поинтересовался Жорка.
        - Мертвые, как говаривал Билли Бонс, не кусаются,- так же насмешливо отозвался Вова.
        - А вдруг?- совершенно серьезно заметил Суббоч.
        - Вот мы и проверим.
        - Я тоже пойду с вами,- сказал парень с поцарапанной щекой.
        - Правильно, Серый,- одобрил Вова.- Глядишь, разбогатеем. Давайте, ребята, смелее… Больше такой возможности не будет. Завтра появятся эти начальники… Вы разве не понимаете: они все найденное норовят заграбастать себе. Плевать им на бедных студентов. Для этого все и затеяно. Нас почему привлекли? Рассчитывали: студенты болтать особо не будут. А чуть что - припугнем… Мол, в универе будут неприятности и все такое прочее. С нами не церемонятся. Любое ракло с окраины послало бы этого Ивана Ивановича куда подальше, а ты не моги. Так что, братки, ловите момент. Кто желает разбогатеть - вставайте под мои знамена.
        Еще двое присоединились к Вове.
        - И достаточно,- изрек предводитель.- А то возникнет ненужная суета. За мной, товарищи!
        И они ушли. При свете то и дело вспыхивавших молний мы видели их удаляющиеся фигуры. Мне, по правде говоря, очень хотелось к ним присоединиться. И дело тут было вовсе не в перспективе отыскать что-нибудь стоящее. Возможность испытать настоящее приключение - вот что привлекало меня. Однако я удержался. Почему? Трудно сказать. Возможно, остановило некое предчувствие. А скорее всего, перспектива копаться в человеческом прахе по-прежнему вызывала гадливость.
        - В иные времена ваш друг Вова несомненно стал бы пиратом,- заметил Суббоч.
        - Все еще впереди,- отозвался Жорка.
        Несмотря на позднее время, никто не отправился спать. Все словно чего-то ждали. Молнии продолжали сверкать, рокотал гром, но дождя все не было.
        - Интересно, который теперь час?- спросил кто-то.
        - Ровно двенадцать,- отозвался Суббоч.- Полночь… Наступил час призраков.
        - Все никак не можете успокоиться,- насмешливо заметил Жорка.- Продолжаете нагнетать жути. Я вот не понимаю, коли вы интересуетесь чертовщиной, почему не отправились вместе следом за ними и, так сказать, на практике не проверили свои теории?
        - Вот поэтому и не отправился!- визгливо произнес Суббоч.
        - Боитесь, значит…
        - Именно так. Или, точнее, опасаюсь. Предпочитаю наблюдать за происходящим со стороны. Тем более что события, которые я предрекал, кажется, начинаются.
        - А что такое?
        - Да вы посмотрите!.. Молнии-то, молнии!..
        Действительно, происходило что-то странное. Огненные стрелы били точно в холм. Казалось, некая сила на небесах ведет прицельный огонь по ведомым ей одной объектам.
        - Их же там всех поубивает!- воскликнул Сема.
        - Становится интересно,- произнес Жорка.- Пойти разве посмотреть, что происходит?
        - Схожу с тобой,- неожиданно для себя сказал я.
        - Дураки вы… Идиоты…- с той же истеричностью в голосе произнес Суббоч.
        - Чего вы ругаетесь, доцент?- иронически спросил Жорка.- Давайте с нами. Если ваши рассуждения верны, посрамите нас, а если нет - ничего страшного не произойдет.
        - Я тоже пойду,- сказал Сема.- Просто из любопытства…
        И мы двинулись в сторону холма.
        - Вернитесь, ребята!- крикнул нам вслед Суббоч. Но мы не послушались.
        Мы поднялись на край горки и сверху увидели, что там действительно творится нечто непонятное. До раскопа было метров пятьдесят. Вся его площадь была охвачена зеленоватым сиянием, не очень сильным, но позволявшим отчетливо видеть происходящее в его пределах. Казалось, мы стоим перед огромным аквариумом. Вторая странность заключалась в звуках, окружавших нас. Вначале я решил, что мне просто чудится, но тут же последовал вопрос Жорки:
        - Ребята, слышите?
        Какой-то непрерывный, ровный гул шел со стороны раскопа. Больше всего он походил на слабый шум ветра, но если прислушаться, возникало ощущение тысяч едва различимых голосов, слившихся в единый, невнятный шепот.
        - Как-будто гудит огромный рой комаров. Знаете, летом, в знойный вечер на берегу реки…- привел собственное сравнение Жорка.
        - Или работают несколько мощных силовых трансформаторов, как на электростанции, - сообщил свои ассоциации Сема.
        Звук непонятного происхождения то и дело заглушался раскатами грома, однако стоило им утихнуть, как он снова отчетливо проступал на фоне ночной тишины.
        - Как эти звуки понимать?- спросил Жорка.- И что за свечение такое? Луна закрыта тучами. Неужели доцент прав и тут происходит нечто сверхъестественное? А наши кладоискатели, что же, ничего не ощущают?
        Похоже, так оно и было. Наши товарищи вели себя словно сумасшедшие. Они лихорадочно рылись в костях, расшвыривая их в разные стороны, пинали ногами черепа, время от времени, видно, что-то отыскав, мельком бросали взгляд на свою находку, опускали ее в карман и снова бросались разгребать прах.
        - Эй вы, уроды?!- крикнул Жорка.- Что тут происходит?!- Но гробокопатели то ли не слышали нас, то ли просто не обращали внимания.
        - Пойдем к ним?- неуверенно спросил Жорка. Видно было: он пребывает в большом сомнении.
        - Погоди,- сказал Сема.- Куда спешить. Давай понаблюдаем, подождем развития событий.
        - Думаешь, дальше что-нибудь случится?
        - Кто знает,- отозвался Сема.- Во всяком случае, я бы туда не спешил. Они словно с цепи сорвались…
        - Приступ золотой лихорадки,- заметил я.
        - Возможно, да, а возможно, и нет. Может, это другое заболевание. Знаешь, зачумленные ведут себя примерно так же, особенно в самом начале. Тоже мечутся, суетятся… Результат действия высокой температуры.
        - Думаешь, они заразились?- спросил Жорка.
        - Не могу сказать, не доктор. Меня сейчас занимает другое… Этот звук и свет. Как их объяснить? И вот что еще непонятно. Мы наблюдали со стороны лагеря, как молнии бьют в холм, а тут их не видать, хотя гремит почти непрерывно.
        - Смотрите, смотрите!..- закричал я.
        Казалось, площадка испытала подземный толчок. Мгновенная дрожь пронеслась по ней. И люди, и почва у них под ногами колебались, как будто снизу шел поток горячего воздуха.
        - Словно мираж,- прокомментировал Жора.
        Но это оказалось только началом. Мы вдруг увидели такое, от чего мороз прошел по коже.
        - Вы видите?!- воскликнул я. Мне вдруг показалось: на площадке раскопа присутствуют не только наши товарищи, но еще и некие бесплотные тени, которых с каждой минутой становилось все больше.- Видите?!- вновь крикнул я.
        - Да, как будто…- отозвался Жорка.- Мелькание какое-то…
        - Вроде силуэты людей…- недоуменно произнес Сема.- Как же это понимать? Призраки, что ли?
        - Чепуха!- отрезал Жорка.- Не может быть!
        - Но мы же все трое видим одно и то же. Значит, не галлюцинация,- разумно предположил Сема.
        - Тогда что это, по-твоему?
        - Если отбросить всякую мистику…- Сема замолчал.
        - Ну, дальше, дальше!..
        - Допустим, проектор. Гигантский такой проектор… Диапозитивы нам показывают… Слайды.
        - Но где экран? И что это за проектор такой? В каком месте он установлен? Почему мы не видим луча?
        - Из космоса,- предположил я.- Со спутника…
        - Чушь! Это какие же мощности нужны!- Жорка громко хмыкнул.
        - А если все-таки прав этот Суббоч, и перед нами проявление сверхъестественных сил?- предположил Сема.- Как там?.. Есть многое на свете, друг Горацио…
        Жорка снова хмыкнул.
        - Давайте сначала понаблюдаем, а потом будем делать выводы,- предложил я.
        - Вполне разумно,- одобрил Сема.- Что это мы сразу: «не может быть, потому что не может быть никогда». Нужно поглядеть. Жутковато, конечно, но наш скептицизм - довольно сильное противоядие.
        - А эти,- Жорка указал в сторону гробокопателей,- что же, ничего не видят?
        - Вполне возможно. Это как стоять рядом с кино-экраном. Издали видно, а вблизи все расплывается,- отозвался Сема.
        - Ты не оставляешь мысли о проекции?
        - Глядите!- закричал я.
        Призрачные фигуры на площадке как будто постепенно густели, приобретая все более четкие очертания. Теперь можно было разобрать даже отдельные детали. Почти все призраки оказались без одежды, лишь некоторые облачены в белые саваны. Здесь присутствовали мужчины, женщины и во множестве дети. Правда, лица выглядели расплывчатыми, только неестественно огромные глаза светились на них, остальных же черт было не разобрать. А вот физиономии наших товарищей мы видели очень даже прекрасно. Теперь и они заметили, что происходит рядом с ними. Первым завопил Звягин. Он замахал руками и, видно, хотел броситься бежать, но то ли от ужаса ноги не слушались его, то ли еще по какой причине убраться с площадки ему не удавалось. Точно так же вели себя и остальные кладоискатели. Они бессмысленно суетились, пытаясь вырваться из заколдованного круга, бросались то туда, то сюда, но тщетно. Неведомая сила не выпускала их. Только Вова, казалось, сохранял спокойствие. Он не метался, как остальные, а стоял на одном месте, и, похоже, как и мы, просто наблюдал за происходящим. Но очень скоро это ему надоело, и, не обращая больше
внимания на происходящее, он вновь уткнул взгляд в землю.
        - Словно мультик смотрим,- заметил Жорка.
        - Именно. Только они на экране,- Сема махнул рукой в сторону раскопа,- а мы в зрительном зале.
        - Помочь бы им нужно,- вслух подумал я.
        - Как же ты хочешь им помочь?- спросил Жорка.- За ручку, что ли, вывести оттуда?
        - А почему бы и нет?
        - А зачем? Думаешь, им грозит реальная опасность? Если это всего-навсего кино, то нашим друзьям ничего не угрожает, а если адские силы пришли по их души, то ты тем более не поможешь. Ведь на тебе даже креста нету.
        - Свихнуться могут,- заметил Сема.- Паника, знаешь ли, страшная вещь. Вон Звягин что вытворяет.
        Комсомольский вожак действительно обезумел. Он упал на колени, и, непрерывно крестясь, выкрикивал невразумительное. Нечто вроде: «Святой истинный» спаси и помилуй меня». Призрачные фигуры между тем собрались в несколько хороводов, образовав кольца одно в другом, и начали кружиться вокруг несчастных. Это было так жутко, что я непроизвольно сел на землю.
        Свечение заметно усилилось, и гул, напоминавший гудение трансформатора, тоже. Звук и свет словно пульсировали в непонятном ритме, давили на сознание. Хотелось броситься бежать сломя голову.
        - Что-то мне не по себе,- сообщил Сема.- Может, уйдем отсюда к чертовой матери?
        - Ты же хотел идти выручать их?- спросил Жорка.
        - Раздумал. Жутко очень.
        - А я, пожалуй, схожу. Страшновато, не спорю… Но желательно разобраться. А то так и останешься в неведении. Еще, чего доброго, уверуешь в чертовщину. А я, знаете ли, перестану себя уважать, если не пойму, в чем тут дело.
        И Жорка стал спускаться к раскопу.
        Мы смотрели ему вслед. Лично я не смог бы поступить подобным образом. Больше всего я желал убраться отсюда. Однако Гераклу не удалось осуществить задуманное. Он прошел метров десять и словно наткнулся на невидимую преграду. Потоптавшись на месте, он вернулся к нам.
        - Что такое?- с интересом спросил Сема.
        - Не пускают,- нехотя отозвался Жорка.- Думаешь, испугался… или вру? Можешь сходить, проверить…
        - Нет уж… А как это: «не пускают»?
        - Вроде стена… И электричеством бьет. Не сильно, но ощутимо.
        - Фантастика.
        - Не веришь?!- напрягся Геракл.
        - Да брось ты: веришь, не веришь!.. Лучше скажи: какие у тебя соображения.
        - Невозможно даже предположить… Может, какой эксперимент проводят…
        - Кто, кто проводит?!
        - Откуда мне знать.
        - А вдруг это инопланетяне?- заявил я, удивляясь собственной глупости.
        - Ясное дело, маленькие зеленые человечки, прилетевшие с Марса и задумавшие оживлять наших мертвецов,- тут же высмеял меня Жорка.- Хватит чепуху болтать, давайте лучше подойдем поближе.
        - А мне кажется: пора убираться отсюда,- сказал я.
        - Дело хозяйское,- на ходу бросил Жорка, вновь устремившись вперед. Я нехотя последовал за ним. То же сделал и Сема. Мы подошли поближе и теперь наблюдали происходящее во всех подробностях.
        - Нет, вы только поглядите!- воскликнул Сема.
        Действительно, пока мы препирались, на площадке раскопа калейдоскоп событий все убыстрялся. Призрачные фигуры продолжали кружиться в жутком танце. Поскольку большинство было обнажено, мы отчетливо видели изменения, происходившие с их телами. Вначале кожа покрылась большими красными нарывами, сочащимися гноем, потом нарывы начали чернеть, превращаясь в струпья. Струпья стали отваливаться вместе с огромными кусками плоти, при этом обнажались кости и внутренние органы, которые вываливались из брюшной полости. Ничего более омерзительного я до сих пор не видел. Люди, или что там было, разлагались на глазах. Видимо, все это некогда происходило в реальности, только значительно медленнее. Здесь же процесс распада занимал считаные минуты. Ужасный хоровод мертвецов продолжался. Теперь перед нами скакали щелкающие челюстями скелеты…
        Жорка вдруг засмеялся.
        - Ты чего?- испуганно спросил я.
        - А того…- сквозь смех отозвался он.- Как говорится: перебор! Не знаю, кто режиссер этого спектакля, но он явно перестарался. Не хватило чувства меры.
        - Да уж…- подтвердил Сема.- Поэтому вовсе не страшно, а смешно.
        - Мне так не кажется, да и им тоже,- я указал на гробокопателей, вокруг которых носились скелеты.
        Звягин, например, упал на землю и накрыл голову руками. Серый, сжавшись, сидел на корточках, уткнувшись в колени, и мелко трясся. Остальные вели себя примерно так же. Лишь Вова сохранял полнейшее самообладание. Не обращая внимания на происходящее, он продолжал рыться в костях.
        - Молодец Центровой,- заметил Жорка.- Хоть бы хны ему. Знай гнет свою линию.
        - А может, он с ними заодно,- неожиданно изрек Сема.
        - С кем - с ними? С мертвяками этими?..
        - При чем тут мертвяки? С теми, кто организовал это представление. Ведь именно Вова больше всех суетился и вопил. И он всех сюда затащил…
        - Думаешь, подсадной?- с сомнением спросил Жорка.
        - А почему бы и нет? Смотри, как он спокоен. Вроде не боится совсем.
        - И я не боюсь, да и ты…
        - Мы всего лишь наблюдатели, а они - участники этого эксперимента. А Вова - как тот козел, что идет впереди стада, которое введут на бойню. Чтобы, значит, не шарахались в разные стороны. Массовик-затейник, одним словом. А лопухи вроде Звягина поддались на провокацию. Жадность - страшная вещь. А тут возможность разбогатеть на халяву.
        Звягин неожиданно вскочил и заметался по площадке. Он издавал странные звуки: не то завывал, не то истерически хохотал.
        - С катушек съехал,- прокомментировал Жорка.
        - И не удивительно,- отозвался Сема.
        В этот момент раздался оглушительный треск, затем ярчайшая вспышка - и свечение на площадке погасло. Сразу стало темно, хоть глаз выколи, только откуда-то из-за холма в грозовое небо, словно фейерверк, ударил сноп искр. Сильно запахло горящей изоляцией.
        - Ну вот и все,- констатировал Жорка.- Эксперимент провалился. Никакой тут мистики нет. Ты, Сема, похоже, прав. Это штучки каких-нибудь сумасшедших ученых. Скорее всего, опробуется новое секретное оружие. А мы попали в самый центр. Пойдемте к палаткам. Эй, гробокопатели?- крикнул Жорка в темноту.- Вы как, в порядке?
        - Не все,- отозвался голос Вовы.- Кое-кто не выдержал пытки страхом.
        - Может, поделишься, что тут все-таки происходило?
        - Ничего я не знаю. Чудеса какие-то творились. Мертвые восстали из праха,- он принужденно кашлянул.
        - Ну, конечно, конечно… С добычей возвращаешься? Мародерство было успешным?
        - Ничего… Малость нарыли…
        - А Звягин, с ним что же будет? Да и остальные…
        - Мое какое дело. Я никого насильно сюда не тащил… Каждый сам шел… Бриллианты мечтали отыскать. Ведро бриллиантов, не меньше. Чудаки!
        - Иди-ка сюда,- позвал Вову Жорка.
        - Чего тебе?
        - Покажи, чего нашел?
        - Зачем это?.. Вали…
        Послышался звук крепкого удара, потом еще одного и вопль Вовы:
        - Ты чего, сука, дерешься?! Что я тебе сделал?!
        - Хватит, ребята,- вмешался Сема.- Завтра разберемся.
        И тут в ночи раздался истошный вопль Звягина:
        - Они летят!.. Они тут!..
        А утром из города приехали серьезные люди с большими звездами на погонах и другие люди - в белых халатах. Некоторое время они молча разглядывали нас, особенно Звягина, который был явно не в себе и нес всякую околесицу. За ночь комсомолец заметно поседел. Остальные участники событий, хотя, по-видимому, испытали сильнейший шок, но кое-как держались. Кстати говоря, исчез Вова, и не только он. Не видно было и Суббоча. Доцент тоже как в воду канул. Похоже, и он каким-то боком был причастен к ночным событиям.
        Никто нас ни о чем не спрашивал. Просто выплатили положенную сумму и отпустили по домам, сообщив, что больше в наших услугах не нуждаются. Звягина увезла
«Скорая».
        Пару недель я ходил под впечатлением от случившегося. Ночью преследовали кошмары, и я вскакивал в липком поту и бежал на кухню пить холодную воду. Однако вскоре пережитое начало постепенно тускнеть, отходя в сторону, потеряв первоначальную силу и яркость. Психика у меня была крепкая, организм молодой и здоровый. К концу лета все случившееся стало казаться просто дурным сном.
        А по городу ползли всевозможные слухи, один фантастичнее другого. Рассказывали, будто в Чумной горке нашли несметные сокровища, но восставшие мертвецы своим появлением свели всех искателей с ума, а драгоценности провалились неведомо куда. По другим рассказам, на Чумной горке испытывали ядерное устройство самой малой мощности, чтобы одним разом убить двух зайцев: ликвидировать очаг заразы и проверить, как такой заряд воздействует на окружающую среду.
        Те, кто знал о моем участии в раскопках, пытались расспрашивать, желая узнать подробности, но я упорно молчал. И не потому, что давал некую расписку в сохранении тайны, как думали многие. Просто не желал выглядеть в чужих глазах фантазером. Все равно никто бы не поверил, начни я разглашать подробности. По первости у меня ни разу не возникло желания вновь побывать на Чумной горке. И за деньги бы туда не поехал.
        И лишь в сентябре те события вновь напомнили о себе. Во-первых, я увидел Звягина. Теперь это был совершенно иной человек. Не знаю, как уж его лечили и вылечили ли до конца, но выглядел он ужасно. Бойкий общественник уступил место забитому, постоянно вздрагивающему, страдающему нервным тиком угрюмому индивиду. К тому же Звягин, чтобы скрыть седину, покрасил волосы в игривый лимонный цвет. Я спросил его о здоровье. Он сообщил, что все в порядке. Жалоб не имеет. От этого «жалоб не имеет» пахнуло чем-то настолько казенным и одновременно безнадежным, что меня передернуло. Встретил я и Вову. Тому, видать, все произошедшее пошло впрок. Одет он был исключительно в «фирму», рыжие волосы спускались до плеч, и в сочетании с изрядным ростом это производило на публику сильное впечатление. Центровой кивнул мне, но в разговор вступать не стал, всем своим видом демонстрируя, что не желает снисходить до простого смертного.
        С Семой мы тоже виделись довольно часто, но про события на Чумной горке почему-то не говорили. Как будто их и не было. И только Геракл при встрече завел разговор о тех событиях.
        - Ты знаешь,- сказал он,- а я ведь искал этого доцента. В педагогический ходил. Нет такого человека среди преподавателей. И фамилии Суббоч никто не слышал.
        - И что ты в этой связи думаешь?- полюбопытствовал я, хотя, по правде говоря, тема эта была мне неприятна.
        - Да, в общем-то, ничего нового. Я считаю, что на нас действительно испытывали некое психотропное оружие. Слышал про такое?
        - Что-то припоминается…- неуверенно произнес я.
        - Ничего, короче, не знаешь,- сделал вывод Жорка.- В двух словах. Представь, что человеческий мозг - своего рода радиоприемник. С помощью особого излучателя-передатчика можно внушить человеку определенные ощущения или даже целые картины. Вот нам и внушили!
        - Но зачем?
        - Я же говорю, шли испытания. Место выбрано, конечно, не случайно. В случае чего можно объяснить происходящее массовым психозом. Мол, психика у ребят неокрепшая, вот и не выдержала… Для этого доцент, или кто он там на самом деле, твердил нам всякий вздор… Внушал, короче… Он - один из экспериментаторов, может быть, даже самый главный. Мы тогда, на горке, правильно предположили про существование проектора. Ты же помнишь, вокруг горки стояла разная военная техника. Эти крытые машины непонятного назначения… Вроде для связи. Вот в одной из них и находился излучатель. А по всему периметру зоны была протянута проволока. Усекаешь?!.
        - Не то, чтобы очень…
        - Антенна! А потом молния долбанула в излучатель, и привет! Авария!
        Я пожал плечами.
        - Нет, ребята! Дело тут совсем в другом,- встрял неожиданно возникший Звягин. Видимо, он незаметно подкрался к нам сзади и слышал весь разговор.
        - Ну, давай растолкуй нам, дуракам.
        - Никаких там излучателей и антенн не было… Все дело в том, что мы растревожили прах покойников. Глумились… Топтали косточки ногами, рылись в них… Как нехристи, - неожиданно добавил он.- А усопшие и так при жизни претерпели страдания. И погребены не по-христиански. Вот они на нас и…- Он не договорил и тяжело вздохнул.
        - Обиделись?- спросил я.
        - Вроде того… Только не обиделись, а скорее рассердились.
        - Версия интересная, но идущая вразрез с атеистическим воспитанием молодежи,- иронически заметил Жорка.- Комсомолец не должен верить в разную чертовщину. Или не так?
        - Я, ребята, сходил в церковь, окрестился…- Звягин достал из-под рубашки простенький алюминиевый крестик на шнурке.- Молитвы выучил… Думаю: будь на мне святой крест, ну и на других тоже, ничего бы не случилось. Да, скорее всего, и не пошел туда. Господь бы уберег.
        Мы с Жоркой переглянулись. Похоже, парень и в самом деле сбрендил.
        - А этот доцент, которого вы сейчас упоминали, он вовсе не доцент,- продолжал Звягин, не обращая внимания на наши перемигивания.
        - А кто же?- с интересом спросили мы в один голос.
        - Он - черт!- убежденно произнес Звягин.- В таких местах, как Чумная горка, обязательно черти водятся. Вот нечистый между нами затесался и своими разговорами смущал… Подбивал, значит, копаться в прахе…
        - И это утверждает советский студент,- насмешливо произнес Жорка.- Про чертей вполне серьезно говорит…
        - Он и ко мне приходил,- никак не реагируя на явную насмешку, сообщил Звягин.- Когда я в больнице лежал… Явится, станет у изголовья кровати и рожи мне корчит. Точно, он! Доцент этот…
        - И что же?- спросил я.
        - Как - что?! Радовался. Погубил, мол, еще одну душу.
        - Но ведь ты через Чумную горку к вере пришел,- резонно возразил Жорка.- Значит, действовал он не во вред тебе, а, наоборот, во благо. Через испытания к богу привел…
        - Это точно!- горячо воскликнул Звягин.- Теперь он мне не страшен.
        На этом разговор с бывшим комсомольским лидером закончился.
        Конечно, весь этот бред нельзя было воспринимать серьезно, однако и Жоркины теории насчет испытания секретного оружия меня не убедили.
        Однажды, уже осенью, я решил съездить к Чумной горке, посмотреть, что там происходит. Сел на велосипед и покатил. Чем ближе я приближался к месту, тем больше сомневался: правильно ли делаю? Пару раз даже хотел повернуть назад, но все же доехал. К моему удивлению, на месте кургана оказалось ровное поле. Без сомнения, не так давно здесь работали бульдозеры, поскольку остались следы от гусеничных траков, но, кроме них, не было никаких признаков, что совсем недавно здесь велись работы. Исчезли и столбы, на которых крепилась колючая проволока, и всякие признаки недавнего лагеря. Площадка успела порасти бурьяном, в котором посвистывал степной ветерок. Расхаживая по ней, я нашел несколько косточек, по всей видимости, человеческих, но и только.
        С чувством непонятного облегчения я вновь оседлал велосипед и покатил домой. Делать здесь больше было нечего. На этом рассказ можно было бы закончить, однако в заключение хочу добавить вот что. Примерно через год я натолкнулся в местной газете на заметку под рубрикой «Из зала суда». В ней сообщалось, что на днях состоялся суд над группой грабителей и валютчиков. Они занимались незаконной торговлей антиквариатом и старинными изделиями из драгоценных металлов. Возглавлял шайку человек, выдававший себя за историка, краеведа и коллекционера. Возможно, этим человеком был Суббоч…
        Хозяин дачи замолчал, потом налил себе в бокал коньяка. Молчали и остальные, не то обдумывая услышанное, не то просто задремав.
        - Спите, что ли?- грубовато спросил хозяин.
        - Почему же?- отозвался почитатель Фрейда.- Напротив, внимательно слушаем.
        - Я вообще-то закончил.
        - Можно понимать, что все это с вами происходило? - полюбопытствовала подружка сына.
        - Я бы не стал утверждать со всей определенностью, но кое-какие моменты вышеописанных событий действительно происходили со мной. Хорошее время - юность!
        - Да, лучше не бывает! - неожиданно вступил в разговор весьма немолодой человек, доселе молчавший. Он сидел в глубоком кресле недалеко от камина и, казалось, дремал.- Думали, наверное, что я сплю?- спросил он у присутствующих.- Ошибаетесь, милейшие. Я с интересом слушал ваши замечательные рассказы, поистине весьма поучительные. И теперь желаю внести свою лепту в истории о сверхъестественном. Вы как, слушать желаете?
        - Давай, дедушка,- поощрил его сын хозяина дачи.- Мы все - внимание. Тем более на улице вон как крутит. Сейчас выпьем по рюмочке, закусим ее, и приступай. Только чтоб было интересно.
        Когда задуманное было исполнено, старец начал:
        - История эта приключилась с одним моим хорошим знакомым, весьма примечательным человеком, много лет назад…
        История четвертая
        ЗРИМАЯ ТЬМА
        Негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся над болотами.
        Воздух наполнился им, но откуда он шел, определить было невозможно.
        Начавшись с невнятного стона, этот звук постепенно перешел в глухой рев и опять сник до щемящего сердце стенания.
        Степлтон как-то странно посмотрел на меня.
        - Таинственные места эти болота,- сказал он.
        Артур КОНАН ДОЙЛ
«Собака Баскервиллей»
        Году этак в пятидесятом, после окончания педвуза, приехал Сережа Мятлев по распределению в небольшой городишко, районный центр на стыке Рязанской и Московской областей. Сережа преподавал словесность и для краткости так всем и представлялся, опуская обычно первую часть записанной в дипломе профессии:
«Учитель русского языка и литературы». Так звучало солидней.
        Свежеиспеченный словесник был сиротой и до окончания института жил в Москве, на Стромынке. Отец погиб на фронте, матушка преставилась в военное лихолетье, и Сережу воспитывала тетка по отцовской линии, старая дева, весьма строгая особа, работавшая в одном из столичных издательств корректором. В армию Сережу не взяли по причине сильной близорукости. И вот «юноша бледный, со взором горящим», типичный интеллигентный москвич, любитель и знаток русской литературы, между прочим, и сам пописывавший, очутился в старозаветной глуши, где жизнь текла размеренно и неторопливо, и патриархальную тишину нарушал лишь рев укрепленного на столбе репродуктора, который строгим голосом диктора Левитана сообщал о снижении цен, разоблачении очередной группы врагов народа, наймитов американского и британского империализма, и происках палача югославских коммунистов, «кровавой собаки» Тито. Все остальное время неутомимый громкоговоритель изрыгал из своего алюминиевого нутра оперные арии, частушки и популярные мелодии типа: «Легко на сердце от песни веселой…»
        Сережа был довольно высок, сутул, худощав, волос имел светлый и волнистый и лицом отдаленно напоминал полузапретного поэта Есенина. Вот только яркие, чуть вывернутые сочные губы и очки мешали подлинному сходству. Стоит добавить о наличии некоторой застенчивости нашего героя, которая со стороны воспринималась как заносчивость и гордость. Именно такого мнения придерживались в отношении Сережи молоденькие учительницы и библиотекарши, с которыми он общался. Они считали Сережу столичной штучкой, не желавшей снисходить до провинциалок. Спросит, бывало, стреляя глазками, какая-нибудь Верочка или Машенька о московских театрах или о новых литературных веяниях, а он в ответ лишь улыбнется вроде снисходительно, посмотрит на любопытную бледно-голубыми глазками да и буркнет пару-другую ничего не значащих слов. Поэтому вопросы скоро задавать перестали. Кому охота выглядеть дурой.
        Но вот на уроках Сергей Александрович Мятлев преображался. Речь его лилась плавно. Излагал тему увлекательно и демонстрировал отличное знание предмета. Ученикам он нравился, да и начальство в лице директора школы, однорукого фронтовика Урыванцева, и завуча, добрейшей Марьи Петровны Звонцовой, смотрело на него весьма благосклонно, считая находкой, ниспосланной свыше.
        Сережа снимал комнату у одинокой старушки Прасковьи, жившей в двух шагах от школы, отчаянной богомолки и чистюли. Дом был старинный, с небольшим светлым мезонином, в котором и помещался юноша. Первое время он, кроме своих непосредственных занятий, только и делал, что читал книжки да смотрел через трехстворчатое окно мезонина на город. «Неужели все три года моим уделом будет беспросветная скука?» - размышлял он, глядя на ржавую крышу соседнего дома.
        И действительно, заняться было совершенно нечем. В единственном городском кинотеатре крутили одни и те же фильмы, которые Сережа видел еще два года назад, на танцы в клубе текстильщиков он не ходил по причине робости. Водку пить пока что не научился… Долгими осенними, а потом и зимними вечерами он допоздна жег свет, к неудовольствию хозяйки, и читал, читал, благо библиотека в городке оказалась весьма большой и старинной. Однако и чтение со временем поднадоело. Оставалось умирать со скуки.
        Спас положение директор Урыванцев, подтолкнувший Сережу к совершенно неожиданному увлечению.
        Как-то в учительской Сережа проверял тетрадки. Дело шло к вечеру, но домой идти совершенно не хотелось. За окном догорал короткий зимний закат, тени от сугробов удлинялись и густели. Поземка швырнула в окно горсть снежной крупы. Похоже, начинался буран. В такие минуты учительская казалась особенно уютной. Со стен строго смотрели классики и основоположники, негромко гудела изразцовая печь-голландка, в которой жарко пылали дрова. Сережа выводил красными чернилами очередную оценку. Скрипело перышко, мысли путались и рассыпались… Зевок чуть не свернул челюсть набок. Скучно, ох скучно!
        - Чего на фатеру не идешь, Сергей Александрович?- спросил вошедший директор. Он звал Сережу то по имени-отчеству, то попросту Серега.
        - А чего там делать?- отозвался юный педагог.
        - Н-да, действительно… Ну, хоть бы девку какую завел. На свиданки бы бегал…
        - Не нашел пока подходящей, Григорий Степанович,- вежливо ответствовал Сережа. Разговоры на эту тему он не поощрял.
        - Эх, мне бы твои годы!- воскликнул пылкий инвалид и даже тряхнул культей правой руки.- …Годы… и все остальное. Ну да ладно… А вот скажи, Сергей Александрович, есть ли у тебя какие увлечения, помимо книжек этих?
        Сережа пожал плечами:
        - Затрудняюсь с ответом. Какие здесь могут быть увлечения? Алкоголь если только…
        - Это точно,- охотно согласился трезвенник-директор.- Пьют у нас крепко. Но заметь, обязательно закусывают, причем обильно. Толк в еде и питье знают. Испокон веков так-то…- Он хохотнул, потом посерьезнел.- Что поделаешь, театров у нас нет, филармоний тоже… Однако имеются и в нашей глуши свои восторги.
        Какие же?- из вежливости спросил Сережа. Он предполагал, что сейчас разговор вновь вернется к женским прелестям и былым подвигам директора на любовном фронте.
        - Да вот хотя бы охота,- неожиданно заявил Урыванцев.- Я когда с обеими руками был, очень этим делом увлекался. А ты хоть раз на охоте бывал?
        - Увы, не случалось.
        - А стрелять приходилось?
        - Разве что в тире.
        - А я, понимаешь, души в этом деле не чаял. Как выпадает свободная минутка, берешь, бывало, ружьишко - и в поле… Хотя какие у нас поля… В лес, конечно, в лес! Скажу тебе по секрету: дичины в здешних палестинках невероятное количество. И глухари, и тетерки, рябчики опять же… Жирные, что твои каплуны. А на болотах уток невпроворот. По осени опять же гуси.- Директор невероятно увлекся, глаза у него заблестели.- Ну и, конечно, зверь имеется. Зайчишки там… Поглубже, в чащобе, лоси ходят, кабаны…
        - А медведи?- спросил Сережа, чтобы поддержать разговор.
        Сам не видел, но люди встречали. Все здесь есть. Волки, рыси… Лисиц много. Зверье, можно сказать, непуганое. Словом, богатая охота. Вот только не для меня. Иной раз вешаю на плечо ружье и иду в лес. Поброжу малость, сам себя распалю, а толку-то? Без руки как выстрелишь?! Так вот, друг мой Сергей Александрович. Сходи на охоту! Советую! Ружье я тебе дам, патронов также… Оснастку разную… Для начала хоть в ближайший лесок, на зайцев. Могу на первый раз с тобой прогуляться. В качестве, так сказать, наставника. И не возражай. Сейчас же идем ко мне, забирай все эти причиндалы. С глаз долой - из сердца вон. А то иной раз гляну на ствол, веришь, слеза пробирает. Эх, война проклятая! Покалечило меня под городом Данцигом…- И директор стал рассказывать уже не раз слышанную Сережей историю о том, как он потерял руку.
        Нужно сказать, что наш герой до сей поры с охотой был знаком только по произведениям русской классики. В его представлении это занятие было уделом людей праздных, не обремененных житейскими проблемами, а также склонных к созерцательности. Какой еще чудак, если он не записной бездельник, станет блукать день и ночь по полям и лесам. Взять хотя бы Тургенева. Понятно, богатый барин. О хлебе насущном беспокоиться не приходилось. Вот с утра до вечера и предавался любимому занятию. И в результате написал прославившую его книжку. Вдохновленный примером великого Ивана Сергеевича, Сережа не стал противиться горячим уговорам директора и незамедлительно отправился за оружием и амуницией.
        С того зимнего вечера стал Сережа охотником. «Благородная страсть», как несколько высокопарно обозначил он свое новое увлечение, почерпнув сие определение в какой-то старой книге, невероятно занимала молодого человека. Даже принадлежности вызывали в нем неописуемый восторг. Взять хоть ружье. Сережа с восхищением разглядывал незатейливую гравировку на замке (с одной стороны летящие утки - как живые и собака, с другой - заяц и сидящие в траве куропатки), взводил тугие курки, клацал затвором.

«Штучная работа»,- обозначил любимое оружие директор, хотя это была самая рядовая «тулка».
        Нравились Сереже и пустые латунные гильзы. Новые, с золотисто-масляным блеском, и стреляные, почерневшие, кисловато попахивающие пороховой гарью, они мелодично позванивали, когда он встряхивал коробку. Так же экзотично выглядели и капсюли, похожие своим обличьем на крошечные монетки, с одной стороны золотые, с другой - серебряные. Или дробь… Хоть картечь, хоть «нулевка» - угрюмо-основательные в своей зловещей тяжести. Крошечный кусочек мягкого металла может внезапно оборвать чью-то жизнь, прервать череду наполненных счастьем и любовью дней.
        Эти по сути своей литературные реминисценции будили воображение, заставляли учащенно биться сердце…
        И вот дошло дело до настоящей охоты. Сережа встал на тяжеленные, крепко пахнущие скипидаром лыжи и, направляемый повелительным голосом следовавшего рядом директора Урыванцева, побрел по припорошенной снегом лыжне. День был хмур, но не холоден. Едва слышно посвистывала слабая поземка… Заяц появился столь неожиданно, что Сережа совершенно растерялся, хотя напряженно ждал этого момента.
        Стреляй, чего ждешь!- крикнул директор.
        Сережа, бросив лыжные палки, стал неуклюже рвать с плеча двустволку. Пока он, путаясь в ремне, взводил курки, пока прицеливался, заяц, естественно, исчез.
        Растяпа!- весело констатировал Урыванцев.- Ну, ничего, с каждым по первости такое-то случается. Вот что, давай палки мне и потихоньку, не торопясь, иди вперед вдоль кустов. Ружьишко держи наготове. Увидишь косого, долго не целься, молоти в его сторону.
        Следующий заяц выскочил прямо на него. На этот раз Сережа был расторопнее. Он вскинул ружье. Заяц резко отпрыгнул в сторону, потом, петляя, побежал в сторону обнесенных редким тыном огородов. На его беду, снег был глубок и рыхл, и разогнаться никак не удавалось. Сережа наугад выстрелил в сторону мечущегося кома пуха и почти сразу же нажал на второй спуск. Грохот оглушил его, к тому же отдача сильно ударила в плечо, он чуть не выпустил «тулку» из рук и тут понял, что попал. Заяц истошно заверещал. Сережа бросился к нему… На снегу краснели пятна крови. Животное в агонии судорожно сучило задними лапками, но скоро затихло.
        Ну, ты, Сергей Александрович, прямо-таки снайпер,- с довольной улыбкой заметил подошедший директор.- Ловко у тебя получилось… А я уж думал, домой пустые вернемся.- Он поднял зайца за уши.- Экий здоровенный русачина!
        Кровь капала на снег, и тошнота подступила к Сережиному горлу.
        Да не страдай ты!- поняв Сережино состояние, произнес директор.- Охота - занятие не для слабонервных. Заполевал зверя, так радуйся. Давай-ка лучше по маленькой, за удачу.- Он достал из рюкзака алюминиевую фляжку и такие же стаканчики.- Держи.
        Потом была извлечена закуска: соленое сало, хлеб, пара крутых яиц. Фляжка булькнула, водка полилась в подставленные стаканчики.
        Давай, брат Серега, за почин выпьем. Как говорится, «школа вымучит, охота выучит». А то закис совсем в этих тетрадках. Ну, будь здоров!
        Сережа выпил водку, закусил яйцом и вновь покосился на припорошенного снегом зайца.
        - Куда его?
        - Хозяйке своей отнеси. Очень рада будет. В печи запечет со сметаной - пальчики оближешь.
        С того дня, с легкой руки Урыванцева, Сережа полностью отдался новому увлечению. Он уже не засиживался в учительской и не столь часто валялся дома на кровати. Улучив момент, новоявленный охотник выбирался на природу, обычно в ближайший лесок, до которого было рукой подать. Нужно сказать, что с добычей он возвращался не столь часто, как бы хотелось. Однако время от времени он приносил очередного зайца, а то и двух, и вручал даровые харчи весьма довольной хозяйке.
        Весной наступила пора охоты на перелетную дичь - на рябчиков, косачей и куропаток. И здесь уже нужно было идти в настоящий лес, а не довольствоваться близлежащими пустошами.
        Городок, в котором нынче обитал Сережа, со всех сторон окружали чащобы. Водилось в них, как и рассказывал директор, самое разное зверье. Места эти были глухие, малопосещаемые. Даже в недавнее военное время лесозаготовки велись совсем недалеко от города, да и то довольно вяло. Причина в том, что, кроме лесов, местность эта изобиловала болотами, о которых в народе ходила весьма дурная слава. Поэтому далеко в глубь лесных трущоб отваживались забираться немногие смельчаки. Когда-то, еще в девятнадцатом веке, болота пытались осушать, для чего прокладывали ирригационные каналы, уходящие далеко в глубь лесных чащ. Однако из этой затеи ничего не вышло. Те небольшие площади, которые все же удалось осушить, для полноценного земледелия оказались непригодны по причине песчаной почвы. На них росла только картошка. Обширные торфяники начали разрабатывать во время войны, но и они располагались неподалеку. Километрах в пятнадцати-двадцати от города, по словам знающих людей, находились места, где почти не ступала нога человека.
        - Идти туда не стоит,- говорил Урыванцев в ответ на расспросы Сережи,- тем более одному. Сгинешь. Там кругом топи. Даже если дорогу хорошо знаешь, и то опасно. Гиблые места. Зверь там, конечно, есть, но кому он нужен, тот зверь. Даже настоящие егеря, которые живут охотой, в те трясины не суются. А если заплутаешь, то, считай, конец.
        Хозяйка Сережи, Прасковья, выразилась примерно в том же плане, только более непонятно.
        - Народу там сгинуло - не приведи господь!- почему-то шепотом стала рассказывать она.- Потому как обходят… И в топь самую заманивают… В бучило, значит…
        - Кто обходит? Кто заманивает?- не понял Сережа.
        - А тамошние… Которые тама обитают.
        - Местные жители, что ли?
        - Можно и так сказать. Жители! Нечисть болотная.
        Дальше расспрашивать суеверную старуху Сережа не счел нужным. Однако мысли об экспедиции на болота он не оставлял.
        Наступило лето, а вместе с ним и долгожданный отпуск. Сначала Сережа отправился в Москву, к тетке. С месяц погостил у нее. Но столичная жизнь, против ожиданий, неожиданно быстро надоела. Ну, сходил пару раз в театр. В десятый, наверное, раз побывал в Третьяковке. Ярких впечатлений эти мероприятия не оставили.
        Навестил Сережа и кое-кого из старых товарищей. Общение с ними тоже получилось каким-то скомканным и невеселым. Возможно, Сережа просто отстал от столичной жизни, но все эти многозначительные разговоры, слухи, сплетни были ему неинтересны, а подчас просто тяготили. Чувствовалась в московском обществе некая напряженность и ожидание новых напастей. В маленьком городке жить было намного проще. И он решил вернуться. Единственное обстоятельство, которое задерживало в Москве,- желание купить хорошее ружье. Урыванцевская двухстволка перестала удовлетворять, да и принадлежала не ему. Сереже было нужно собственное оружие.
        На Неглинной существовал охотничий магазин, который для Сережи нынче стал интереснее любого музея. Каких только ружей здесь не было. От простеньких, дешевых «тулок» и «ижевок» до роскошных, с золотой и серебряной насечкой, украшенных драгоценными инкрустациями, действительно штучных «франкоттов»,
«лепажей» и «голланд-голландов». Ружья эти, подлинные произведения искусства, стоили неимоверно дорого, и он мог на них только любоваться.
        Сереже почему-то втемяшилось в голову, что купить обязательно нужно
«бюксфлинт»[ «Бюксфлинт» - двуствольное ружье, у которого один ствол гладкий, для стрельбы дробью, а другой нарезной, для стрельбы пулей.] . Для чего ему столь серьезное оружие, молодой следопыт и сам не знал. Еще в первое посещение магазина он положил глаз именно на такое ружье австрийского производства. В сравнении со знаменитыми марками стоило оно сравнительно недорого, однако тоже весьма немало. Однако Сережа коли уж решил, то отступать был не намерен. Две трети нужной суммы у него имелось. Остальное он занял у тетки и вскоре стал счастливым обладателем вожделенного «бюксфлинта». Вот это действительно вещь! Несколько тяжелей привычной «тулки», ружье тем не менее отличалось своеобразной элегантностью, хотя и не имело художественной отделки. А при вскидке казалось продолжением руки - настолько сбалансирован был его вес.
        С подобным оружием можно охотиться хоть на слона, рассуждал Сережа. Винтовочная пуля пробьет любую преграду.
        Тетка слушала его речи с удивлением, смешанным с испугом, совершенно не понимая истоков страсти, охватившей племянника. Возможно, рассуждала она, какие-нибудь его отдаленные предки были так же помешаны на охоте. Как-никак в родне имелись и дворяне. Вот от них-то и передалось Сереже это несерьезное увлечение.
        С покупкой нового оружия у нашего героя родились и новые мечты. Он захотел осуществить настоящую охотничью экспедицию, уйти в лес на несколько дней, забрести в такие места, где, возможно, давным-давно не ступала нога человека.
        В Москве больше делать было нечего. Сережа вернулся в городок и стал готовиться к походу. Нужно сказать, что его покупка произвела на Урыванцева большое впечатление, а вот желание отправиться в лес надолго, напротив, особого восторга не встретило.
        Категорически не советую,- неодобрительно сказал директор.- Запретить, конечно, не могу, а хотелось бы. Я понимаю, купил такую замечательную игрушку, хочется ее опробовать. Ну так и охоться там, где обычно. Зачем же идти в дебри? Дорог ты не знаешь, а места там глухие и опасные. Я же говорю: болота зыбучие! Пропадешь! Заплутаешь, и пиши пропало! Никто тебя и искать не будет…
        Я компас с собой возьму,- твердо сказал Сережа.
        Что толку в том компасе… Там, на болотах, говорят, и компас неправильно показывает.
        Как это?
        Про болотную руду слыхал? Из которой раньше железо выплавляли. Вот она-то и отклоняет стрелку компаса.
        Ерунда это,- отмахивался Сережа.- У болотных руд слишком незначительный объем, чтобы они могли создавать собственное магнитное поле.
        Не буду спорить, однако все ж крепко подумай, прежде чем совершать подобную глупость. Уверяю тебя, пожалеешь.
        Но Сережа не слушал увещеваний мудрого наставника. Он упорно готовился к путешествию.
        С оружием более-менее было ясно. Ружье опробовано, патронов в достатке, имелся и хороший охотничий нож из каленой стали, с наборной плексигласовой рукояткой. Что касается экипировки, то в этом Сережа последовал советам бывалого Урыванцева. Когда директор понял, что не в силах противостоять могучему порыву своего подопечного, он принял горячее участие в подготовке к походу.
        Главное - одежда,- учил Урыванцев.- Она должна быть удобна и тепла. Хоть и лето, но всякое может случиться… Непогода в здешних местах не редкость. Бахилы резиновые не надевай: ноги собьешь и запаришься. Самое надежное - кирза. Проверенная обувь. Вместо брюк - плисовые шаровары. Мягкие, между ног не натрут и движений не стесняют. Фуфайку надеть лучше фланелевую, с длинным рукавом, а поверх свитер, на голову кепку обязательно. Я бы взял телогрейку, но ты, наверное, не захочешь, тогда вместо нее брезентовую куртку. И еще я тебе дам свою плащ-палатку. В дождь нет вещи надежнее. А на ночевку на землю постелишь. Теперь рюкзак. Ложка, кружка алюминиевая - это само собой. Соль, сахар, заварка… Котелок, потому как идешь не на один день. Ну и продукты. Круп возьми: пшенку, перловку… Хлеба, само собой, а лучше сухарей. Места меньше занимают. Картошечки. Тушенки я тебе американской выдам. Еще из ленд-лизовских запасов. Две банки… Нет, лучше три. Что еще?.. Лук, лаврушка, вермишель… Водочки прихвати.
        Это еще зачем?
        Да мало ли… Для сугреву. А то угостить кого придется. Табак?.. Ты не куришь. Это хорошо. Да, главное! Спички. Положи пару коробков. Часть спичек обмакни в расплавленный парафин, чтоб не отсырели. И зажигалку я тебе дам, трофейную. Спички - вещь ненадежная. Неплохо бы захватить с собой электрический фонарик… Банку жестяную вместо чайника. И топорик обязательно нужен. Не поленись, возьми. Необходимая в лесу вещь.
        Да вы меня как на Северный полюс собираете, Григорий Степанович.
        Молод ты еще, Серега. Идешь черт-те куда, дороги не знаешь… Эх, двинул бы с тобой, да куда с одной рукой. Себя измучишь и тебе нормально поохотиться не дашь.
        Так в каком направлении мне двигаться?- спросил Сережа.- Куда путь держать?
        Да в любую сторону, везде здесь одно и то же - болота. Чуть отойдешь от города, и начинаются они… Ты, когда дойдешь до болота, обязательно слегу выруби, жердину то есть. И ни шагу без того, чтобы слегой тропу не проверить. Даже если воды по щиколотку, обязательно перед собой жердиной ткни. Эти моховые болота очень опасны. Кажется, будто перед тобой зеленая поляна, а на самом деле это просто плавающая подушка из болотных растений и торфа… Провалишься - пиши пропало. Может, все-таки не пойдешь?
        Но Сережа в который уж раз отверг просьбу директора.
        Тогда вот что. Возьми с собой собаку. С псиной надежнее и не так тоскливо.
        Где же я найду собаку?- недоуменно спросил Сережа. Кстати, подобная мысль тоже приходила ему в голову.
        Да вон хоть у Ивана Мохрачева попроси его Валета. Валетка - хороший пес. Сеттер. Правда, не чистокровный. Но стойку отлично держит и в воду полезет, если прикажут.
        А даст он?- усомнился Сережа.
        Хорошо попросишь, так даст. Мальчонка-то его в твоем классе учится.
        Да, Петя.
        Ну, вот… Пошли вместе. Не откажет Иван.
        А зачем ему собака?- спросил Мохрачев, мрачноватый, цыганистого вида мужик, после обмена приветствиями. Обращался он к директору, словно Сережи рядом и не было.
        На охоту собрался,- пояснил Урыванцев.
        Это куда же?
        На болота.
        Мохрачев первый раз поднял глаза на Сережу. Во взгляде этом вялое любопытство смешалось с явным сожалением.
        Не дам,- однозначно отозвался он.- Сам пропадет и собаку погубит. Я на тебя, Григорий Степанович, прямо удивляюсь,- обратился он к Урыванцеву.- Или у тебя молодых специалистов пруд пруди? Куда ты парнишку отпускаешь?
        Да говорил ему,- досадливо махнул рукой директор.- Ни в какую! Хочет, видишь ты, испытать себя.
        Что ж, охота пуще неволи. Но собаку не дам. Жалко. Валет - смышленый песик. И обучен неплохо. Эй, Валет?!
        На зов прибежал крупный желто-пегий кобель с висячими ушами и умными ореховыми глазами. При виде чужих он ласково завилял хвостом.
        Добрый только,- с некоторым пренебрежением заметил Мохрачев.- Кто ни придет, к каждому ластится. Для дворовой службы не годен. Но охоту любит до безумия. Валет, тубо!- Крутившаяся под ногами собака замерла, как вкопанная.- Видали!- довольно сказал Мохрачев.- Стойку держит, будь здоров! Нет уж, извините, дать не могу.
        Валет понравился Сереже с первого взгляда. Именно такую собаку он бы хотел видеть рядом с собой. Вспомнилась даже виденная в детстве картина: нерусский господин в бриджах и тирольской шляпе вскинул ружье, изготовившись для стрельбы, а чуть поодаль замер именно такой вислоухий, коричневый пес.
        А ведь он твоего Петюньку учит,- вкрадчиво напомнил Урыванцев.
        Мохрачев задумался, потом внимательно посмотрел на Сережу:
        Ну, пошел бы в ближайший лесок, тогда бы дал. А на болота… Надолго идешь-то, учитель?
        На несколько дней.
        Мохрачев присвистнул.
        Пропадешь… Кто тогда Петьку на ум наставит?..
        - Чего ты каркаешь?- недовольно сказал Урыванцев.- Дай собаку, тогда не пропадет.
        Продать только могу,- деловито сообщил Мохрачев.- А дать - нет, уж извиняйте.
        Сколько же вы за нее хотите?- обрадованно спросил Сережа.
        Хозяин назвал цену.
        Ну, ты загнул!- заметил директор.
        Столковались, однако, довольно быстро. Сереже вручили ременный поводок, и неустанно виляющий хвостом Валет охотно последовал за своим новым хозяином.
        Жрет он все, что дадут,- сообщил им вслед Мохрачев.- Неприхотливый. Вот только утку или зайчишку может сгоряча распотрошить. Так вы ему «тубо» погромче рявкните. А если не послушает, смело сапогом… Да покрепче.
        Почему он так легко с ним расстался?- спросил недоумевающий Сережа.
        Да просто не нужен,- объяснил Урыванцев.- На охоту сам редко ходит. Это пес его брата, а брат в прошлом году утоп по пьянке. Вот тот был охотник!
        Куда же мне все-таки направиться?- в который уж раз спросил Сережа.
        Знаешь что. Раз тебе нужна глухомань, двигай-ка в сторону Ширяева. Это километрах в двадцати от города. Завтра спозаранку выйдешь на большак, голоснешь, кто-нибудь да подберет. Доберешься до деревни, найдешь там тетю Марусю Воронкову, это моя троюродная сестра. Передашь привет от меня и гостинцы. Она тебе укажет дальнейшую дорогу. Так что, Серега, ни пуха ни пера!.. А лучше бы ты дома сидел.
        Ранним утром следующего дня Сережа, экипированный и увешанный охотничьими причиндалами, вышел из дома. Хозяйка сотворила ему вслед крестное знамение и неодобрительно вздохнула.
        Стояло самое начало августа, и, хотя день только начинался, уже чувствовалась подступающая жара. Сережа вышел на тракт и, посвистывая на ходу, зашагал по пыльной обочине. Рядом бежал Валет. Собака явно пребывала в своей стихии, резвилась напропалую. Она носилась за какой-то птичьей мелочью, потом попыталась догнать сороку, словом, вела себя не как солидный охотничий пес, а точно щенок-несмышленыш. Сережа даже начал сомневаться в ее рабочих качествах.
        Тубо!- для проверки крикнул он.
        Валет встал по стойке «смирно».
        Молодец,- одобрил Сережа поведение собаки. Других команд он не знал и надеялся, что пес, коли он действительно обучен, сам исполнит необходимое действие.
        Позади послышался гул приближающейся машины. Сережа остановился и поднял руку. Грузовик, резко тормознув и обдав Сережу клубами пыли, остановился, и высунувшийся в окно шофер гаркнул:
        Куда?
        До Ширяева,- неуверенно произнес Сережа.
        Залазь. А псина твоя не кусается?
        Даже не знаю… Она у меня недавно.
        Ладно. Будет кусаться, я его монтировкой…- шофер произнес непечатное слово, указывающее, что он сделает с Валетом в случае агрессии. Однако понятливое животное, заскочив в кабину, тут же лизнуло шоферу грязноватую руку. Следом, цепляясь за дверку оружием и амуницией, неуклюже вскарабкался Сережа.
        Значит, учитель, на охоту собрался?- между делом поинтересовался шофер, трогая грузовик.
        Сережа вгляделся в курносый профиль. Этого человека он видел первый раз в жизни.
        Дурацкое занятие,- неожиданно заявил шофер.
        - То есть?..- не понял Сережа.
        Охота эта ваша… Целый день по лесам да полям блукать… Ради чего?! Ну, подстрелишь ты каку птаху… И что из того? Куда ее? Хоть чирка, хоть крякву… Мяса с гулькин нос, а возни, извини, полная ж… То ли дело - гуска в печи зажаренная, да с кашей, да с капустой кислой! Да хоть куренок…- Шофер выразительно чмокнул: - Нет, не по мне это… охота то есть… То ли дело - бабы! Возьмешь ее, толстомясую, за бок… и в койку!- Он снова чмокнул.
        О плотских утехах и о вкушении пищи шофер говорил в одинаковых выражениях и с одинаковыми интонациями, и Сереже стало смешно. Шофер расценил его реакцию как знак одобрения.
        Что, согласен, брат?! То-то и оно. Вообще ружьишко для бездельников. Работяга к этому баловству не приучен. Вот вы, интеллигенты,- другое дело.
        Сережа не стал бить в грудь и каяться, признавая себя никчемушным шляпоносцем. Вместо этого он просто стал смотреть в окно. Мимо проносились сосны и березы, потом показался заросший камышом и осокой берег озера. Сережа различил многочисленные утиные выводки, плававшие в прогалинах чистой воды.
        Ты никак обиделся?- неожиданно спросил шофер.
        С чего вы решили?
        Да замолчал, надулся… Чудак, это ж я в шутку. Подначивал тебя… Скучно ехать… Думал, начнешь возражать, шуметь, доказывать… Ладно, не бери в голову. Мы, кстати, приехали. Вон развилка. Мне прямо, а тебе налево. Тут недалече, километров шесть.
        Сережа полез в карман и протянул шоферу пятерку.
        Зачем, чудило?! Ты это брось.- Шофер сунул руку в лежащую под ногами дерматиновую сумку, извлек оттуда краюху хлеба и протянул Валету. Пес, клацнув зубами, в один присест проглотил угощение.- Ладно, бывай,- сказал шофер.- Ни пуха тебе…
        Сережа вылез, махнул на прощание рукой, и машина уехала. Он остался стоять на обочине. Валет вихрем носился в траве, гоняясь за какой-то птичьей мелкотой.
        Было жарко, и он решил снять брезентовую куртку, а заодно и теплую рубашку. Сразу стало свободнее и прохладнее. Распаренное тело обдувал легкий ветерок. Сережа подхватил тяжеленный рюкзак и двинулся в сторону неведомого Ширяева. Не похоже, что по дороге, которой он шел, часто ездят. Была она узкой, песчаной и по краям заросшей лесными цветами. По обеим сторонам высились могучие сосны с медно-красными, покрытыми капельками янтарной смолы стволами. Одуряюще пахло нагретой хвоей. Сережа тихонько брел вперед, не обращая на боль от режущих тело лямок рюкзака. Он ощущал себя в раю. Валет то и дело убегал куда-то в лес, но скоро возвращался и вопросительно взглядывал своими ореховыми глазами на нового хозяина. В них читался лишь один вопрос: когда же, когда же начнется то сладостное занятие, ради которого они и пришли сюда?
        Вдали послышался не очень понятный, дребезжащий звук, в котором Сережа признал колокольчик. Скоро их догнала телега, запряженная тощим гнедым конем, или, вернее, одром, поскольку ребра у несчастной животины настолько выпирали, что, казалось, готовы были прорвать ее шкуру. На телеге сидел старец Мафусаиловых лет, седой как лунь, да и весь целиком какой-то серый. На телеге, кроме старца, имелась громадная и по виду весьма древняя бочка, по емкости больше похожая на цистерну, до краев наполненная водой. Очевидно, сельский водовоз, решил Сережа. Народный, так сказать, поилец.
        - Здорово, служивый,- первым приветствовал он Сережу.- Далеко путь держишь?
        Сережа сообщил пункт назначения.
        - А к кому в Ширяеве?
        Наш герой и тут не стал скрывать объект визита.
        - Ага, ага… К Маруське, значить… Ну садись, подвезу.
        Сережа с сомнением посмотрел на дряхлую лошадь, не уверенный, выдержит ли сей Росинант, помимо своей клади и старца, еще и его, но отказываться не стал. Он сначала положил на телегу свой рюкзак, потом бочком сел рядом с емкостью на пахучее сено. Некоторое время ехали молча. Тут Сережу поразила одна странность. Хотя бочка была, что называется, заполнена «под завязку», а дорога достаточно неровной, ни единой капли воды не пролилось из нее.
        - Ружьишко у тебя знатное,- тоном знатока заметил старец.- Издалека сам?
        Сережа сообщил, что учительствует в городе, а вообще-то родом из Москвы.
        - Эге,- сказал возница вроде как с уважением.- Значит, охотой балуешься?- после паузы спросил старец.

«И этот туда же,- с досадой подумал Сережа.- Сейчас мораль читать начнет или пройдется насчет бездельников…» И тогда он сообщил, что вообще-то желает просто познакомиться с местностью, а ружье взял просто так, на всякий случай.
        - Для обороны,- прокомментировал серый старичок.- Оно понятно. От лихих людей обороняться. Н-да…
        Что он хотел сказать этим «н-да», Сережа так и не понял.
        Годков-то тебе сколь?- после некоторого молчания спросил старец.
        Сережа сообщил свои паспортные данные.
        Молод,- заключил серый.- И куда же ты после Маруськи направишься?
        Дальше в лес пойду…
        Не боишься? Тут кругом зыбуны… Да и вообще…
        Меня уже предупреждали. Постараюсь идти осторожно.
        Ну-ну. Ты, кажись, некрещеный?- задал лю-бознательный старец совсем уж неожиданный вопрос.- Креста не носишь…
        Некрещеный,- подтвердил Сережа.- Родители не хотели, особенно отец. Он коммунистом был…
        А батька твой, наверное, на войне погиб?
        Откуда вы знаете?- удивился Сережа.
        Если б знал, не спрашивал. А вообще догадаться нетрудно. Сколь много народу пало.
        Лес неожиданно расступился, и впереди показались дощатые крыши деревеньки.
        Вон твое Ширяево,- указал рукой возница.- Слезай и шагай туда, а мне в иную сторону нужно.
        Сережа, наученный опытом, денег предлагать не стал, однако сказал «спасибо». Старец почему-то поморщился.
        Ты по болотам осторожно ходи,- напоследок произнес он.- Да попусту зверье не губи. Ладно, прощевай. Возможно, еще увидимся.
        Сережа слез с телеги, подхватил рюкзак и пошел в деревню.
        Селение, в которое он попал, выглядело как десятки тысяч подобных ему: покосившиеся плетни, стародавние избы с маленькими подслеповатыми оконцами, крытые дранкой, а у тех, кто побогаче, толем. Торчали в небо колодезные журавли, плескались в луже утки, а на краю этой же лужи блаженно развалилась в грязи здоровенная свинья. Деревня прямо-таки утопала в буйно разросшихся травах. Лопухи достигали тропических размеров, полынь и лебеда стояли стеной, а заросли крапивы казались непроходимыми джунглями.
        На единственной улице было пустынно, только вдали у колодца копошилась женская фигура. Вот она подняла ведра на коромысло и зашагала в сторону Сережи. Это была поселянка средних лет с загорелым лицом и выгоревшими добела волосами и бровями.
        Не знаете ли, где мне можно увидеть Марию Воронкову?- поздоровавшись, поинтересовался юный путешественник.
        А зачем она вам?- в свою очередь спросила поселянка.
        Привет ей передать хотел от Григория Степановича Урыванцева.
        Так это ж я и есть!- обрадовалась женщина.- Пошли ко мне в дом.
        Она с видимой радостью приняла гостинцы от родича: полкило простеньких конфет-подушечек, столько же пиленого сахара и несколько катушек ниток. Особенно обрадовалась ниткам.
        Не забывает братец,- с каким-то простодушным изумлением то и дело повторяла тетя Маруся.- Большой человек, а помнит. Дай ему бог здоровья!
        Пока женщина перекладывала сверточки, Сережа осмотрелся. Обычная деревенская изба, очень чисто, пол застелен домоткаными половиками, на окнах горшки с геранью, в красном углу - иконы, на стенах застекленные рамки с пожелтевшими фотографиями многочисленной родни.
        Одна живу,- пояснила тетя Маруся, перехватив изучающие взгляды Сережи.- Сам на фронте погиб, ребята выросли и разъехались. Старший, Колька, в Рязани на заводе работает, Василий - младшенький - в армии. Так, видать, век бобылкой и доскриплю.
        Да вы же еще не старая,- заметил Сережа,- чего раньше времени себя хороните?
        Пятидесяти нет,- отозвалась тетя Маруся.- Замуж рано вышла, в семнадцать первого родила…- Она вздохнула.- Война эта проклятая… А вы, значит, учительствуете под началом Гриши… Григория Степановича то есть,- поправилась она.- А сюда зачем пожаловали?
        Сережа показал на ружье.
        На охоту, значит…- Тетя Маруся внимательно посмотрела на Сережу. Взгляд ее построжал, и если не явное осуждение читалось в нем, то, во всяком случае, неодобрение. Однако тетя Маруся вслух своего отношения к охоте выражать не стала, только сообщила, что «сам», то есть муж, тоже одно время с ружьишком похаживал. То тетерку принесет, то утей, но после одного случая как отрезало.
        После какого случая?- полюбопытствовал Сережа. Но женщина не стала вдаваться в подробности, а вместо этого спросила:
        Когда дальше двинетесь?
        Да прямо сейчас,- сказал Сережа.- Вы только расскажите, куда идти?
        А чего спешить? Время уже обеденное, а на болота нужно идти спозаранку. Солнышко завтра встанет, и пойдете. Переночуете у меня…
        Сережа засомневался. Ему немедленно хотелось отправиться в дальнейшие странствия, но тетя Маруся тоже проявила недюжинный напор.
        И не думайте!- принялась убеждать она.- Пока соберетесь, выйдете да пехом, толком не зная дороги, потопаете, начнет темнеть. А по темени там ходить и вовсе никуда не годится. А завтра, с утречка, и отправитесь.
        Сережа нехотя согласился с доводами тети Маруси. Он действительно несколько подустал.
        Сейчас покормлю вас, а потом соснете часок-другой.
        Да у меня есть чего покушать,- стеснительно произнес Сережа.
        И не думайте про свое. Пришли в гости, пожалуйте к столу. Конечно, у нас разносолов не водится, но уж что бог послал, откушайте.
        Сережа понял, что сопротивляться тете Марусе бесполезно, и уселся в углу горницы в ожидании обеда. Ему действительно очень захотелось есть. Скоро старинный круглый стол был застелен льняной скатертью, и на нее было выставлено угощение: дымящаяся вареная картошка, соленые огурцы, сметана, кринка с холодным молоком.
        Может?..- хозяйка большим и указательным пальцем изобразила рюмку, но Сережа сообщил, что вовсе не пьет, и заслужил одобрительный кивок. Нужно ли говорить, как все было вкусно! Молодец ел да похваливал. Потом он лениво побродил по просторному двору, по которому суетливо бегали куры под присмотром важного петуха ярчайшей расцветки. Петух неодобрительно смотрел на непрошеного гостя, и в его взгляде читалась явная агрессия.
        Глаза слипались.
        Вам в доме постелить или на сеновале?- спросила хозяйка, уловив его состояние.
        Сережа предпочел сеновал, и как только его голова коснулась пухлой, как огромная котлета, подушки, он тут же погрузился в сладчайший сон. Рядом с ним устроился Валет.
        Когда он вновь открыл глаза, уже наступил вечер. На сеновале было душно и так сильно пахло свежескошенными, сохнущими травами, что кружилась голова. Во рту было сухо, хотелось пить. Сережа вновь вышел на двор, умылся из позеленевшего медного рукомойника, а тут и хозяйка появилась.
        Пожалуйте в горницу,- пригласила она. На столе стояла глиняная кружка с молочным киселем и лежал громадный ломоть хлеба домашней выпечки. Сережа даже не стал отнекиваться, рот наполнился слюной. Он откусил краюху. Хлеб был свежий, с легкой, приятной кислинкой.
        Соседка сегодня хлебы пекла, дак я у нее каравай попросила взаймы.
        Объедаю я вас…
        Еще чего!- деланно возмутилась тетя Маруся.- Все свое, не покупное.
        Нет, я тоже хочу угостить вас.- Сережа достал из рюкзака банку тушенки.- Вот, возьмите.
        И не подумаю. Нет и нет! Вам самому пригодится. Там, на этих проклятых болотах, мало ли что может случиться. А если заплутаете? Местные, бывает, днями выбраться не могут. Нечистый водит. Поэтому мы туда ни ногой. Разве что зимой по клюкву. Да и делать там особо нечего. Вообще удивляюсь я на вас. Как человек не боится?
        Да чего уж там страшного?
        Мало того, что топи, так и эти…- Тетя Маруся осеклась и потупилась.
        Кто такие «эти»?- спросил Сережа.
        Ну…- после некоторого молчания отозвалась хозяйка.- Не знаю, как и сказать. Вы человек городской, грамотный… Смеяться будете.
        Продолжайте, продолжайте…
        Там, на болотах, живут разные… Как бы сказать… Нечисть, короче. Лесная и болотная.
        Вы имеете в виду нечистую силу?- чуть заметно улыбнувшись, спросил Сережа.
        Вот видите, уже смеетесь!- мгновенно среагировала тетя Маруся. В голосе ее прозвучала обида.- А смеяться, правду говорю, тут нечему. Издревле тут живем, деды, прадеды наши жили… И всегда строго наказывали: без надобности на болота не соваться. Я понимаю: времена не те. Вон электричество в избе. Приемник сын в подарок привез… И вы небось думаете: темнота, суеверия… Но ведь столько случаев было!
        Расскажите хоть один.
        Рассказать? Да ради Христа! Вот с мужем моим, царствие ему небесное, что случилось… Из-за чего он охоту и бросил. Раз пошел с ружьем… Зашел довольно далеко. Вдруг смотрит - человек какой-то впереди него с кочки на кочку перепрыгивает. Кто бы это? Он к нему, а тот от него. И главное, то совсем близко подпустит, то опять отбежит. Однако Вася мой его признал. Пожилой мужик Маркел из соседней деревни Жабьи Ключи. «Ты,- кричит,- дядя Маркел, чего от меня бегаешь? Или боишься? Так это я, Василий Воронков из Ширяева». Тот головой кивает, вроде признал, а сам все так же не подходит, только рукой машет, мол, иди ко мне. Зовет, значит. Вася вроде к нему направился, а потом думает: странно что-то ведет себя Маркел. Почему не здоровкается, почему не подходит сам? И куда это зовет? Да там же зыбун бездонный! Остановился мой Вася и ждет, что дальше будет. Маркел видит: на его зов не откликаются. Он поближе подошел к Васе, потом еще поближе. «Сам» видит: рожа у Маркела синяя вся, а глаза мертвые. Тут уж Вася мой по-настоящему перепугался. Не знает, что и делать: не то стрельнуть в Маркела, не то перекрестить
его… Все ж решил перекрестить. Но только сотворил крестное знамение, Маркел враз пропал, но заместо него вдруг ни с того ни с сего такой туман вокруг стал, ни зги не видать. Вася со страху и про охоту забыл. Домой побежал. А в тумане как?.. Короче, он целый день плутал и вышел наконец не на нашу деревню, на как раз на Жабьи Ключи, где Маркел проживал. Он у первого попавшего навстречу мужика спрашивает: мол, где Маркел? А тот говорит: «Недавно преставился. Девять дней аккурат вчера справили».
        Такая вот история случилась. Вася долго не рассказывал, крепился, но, однако ж, раз подвыпил и не удержался. С тех пор он про всякую охоту забыл, а ружье продал. Можете верить, можете не верить, а так было. Вася врать бы не стал. Да с такими вещами и не шутят.
        И кто же, по-вашему, это был?- с интересом спросил Сережа.
        Бог ведает. Может, и сам Маркел. Говорили: он с чертом знался. А возможно, и леший покойником обернулся.
        Услышав про лешего, Сережа едва удержался от смеха. Ну, конечно же, как тут без нечистой силы. Он еще раньше чувствовал: что-то присутствует еще в рассказах о болотах. Не только бездонные топи и коварные зыбуны… И Урыванцев, хоть и не прямо, как будто намекал на нечто, таящееся на болотах, а квартирная хозяйка, богомолка Прасковья, так прямо и сказала: «обойдут». Тогда он не обратил внимания на ее слова… Надо же, насколько крепко сидят в умах дремучие предрассудки! Просто удивительно!
        Скажите, тетя Маруся, а что значит: «обойдут»?- спросил он.
        А то и значит! Когда леший тебя обойдет, тотчас заплутаешь. Они, которые там живут, страсть как не любят, когда кто-то по их заповедным местам без спроса шастает. Особенно если человек православный, крещеный…

«И старик серый спрашивал, крещен ли я»,- вспомнил Сережа.
        - Поэтому мы туда без надобности и не ходим,- продолжала тетя Маруся.- То, что с моим Васей случилось,- обычная вещь. Много рассказов ходит о подобном. Но за те я ручаться не могу, а вот за Васин случай головой отвечаю. Истинная правда! Так что, паренек, остерегись, коли уж туда собрался. А вообще советую крепко подумать, прежде чем в путь двинешь. Ой, извините, что на «ты» вас величаю,- спохватилась она.- Разволновалась… Васю опять же вспомнила… Вы - человек ученый, в нежить болотную и не верите, наверно? А я тут языком мелю…
        Сережа пожал плечами, но промолчал, не желая обижать гостеприимную хозяйку. На этом разговор закончился. А следующим утром он выступил в путь.
        Вышел он с рассветом, и, когда примерно через час достиг болот, солнечные лучи еще не окончательно разогнали утренний туман. Молочная дымка стелилась от края и уходила вдаль. Из нее торчали деревья, верхушки кустов… Шелестела под легким ветерком осока. Сережа решил сделать привал и благоразумно дождаться, пока туман не исчезнет вовсе. Он скинул рюкзак, снял ружье и растянулся на сочной зеленой траве. Солнце начинало постепенно припекать, и Сережа вначале снял брезентовую куртку, а потом и теплую рубаху.

«А может, никуда и ходить не стоит?- мелькнула неожиданная мысль.- Рюкзак тяжеленный, да ружье, да одежда… И зачем, послушавшись Урыванцева, я захватил столько припасов? Нужно было половину оставить у тети Маруси. А тушенку я все же ей всучил. Рассказы эти опять же…»
        Сережа посмотрел в сторону болота. Туман почти рассеялся. Впереди раскинулись обширные пустоши. Они поросли редким чахлым лесом, в основном осинником и сосняком. Кое-где на песчаных взгорках-островах высились могучие вековые сосны, между лесными колками лежали кочковатые, заросшие мхами пространства, как будто вполне проходимые. Хотя ярко светило солнце, местность эта производила неприятное, сумрачное впечатление. Собаке, по-видимому, тоже не понравился ландшафт. Она тихонько заскулила, потом неуверенно поплелась назад.
        Валет, ко мне!- строго прикрикнул Сережа. Собака неохотно подошла и ткнулась мокрым носом ему в колено.- «Словно остерегает,- подумалось Сереже.- Или просто в воду лезть не хочет».
        Юноша некоторое время смотрел вдаль, потом взвалил на плечи рюкзак, подхватил ружье и пошел вперед. Он взял направление на высившийся примерно километрах в двух песчаный бугор. Хотя болото почти высохло и воды между кочками было едва по щиколотку, да и то не везде, идти оказалось крайне неудобно. Тропы как таковой не наблюдалось вовсе. Приходилось прыгать с кочки на кочку или идти между ними, что было ненамного удобнее. Ноги тонули во мхах, цеплялись за гнилые корни давным-давно сгинувших деревьев. Пару раз Сережа упал и, весь перемазавшись, проклиная все на свете, плелся дальше. К тому же досаждали комары. Наконец цель была достигнута. Сережа взглянул на часы. Шел он до бугра примерно часа два с небольшим. Сережа повалился под сосну. Теперь самое время перекусить и как следует передохнуть. Он открыл банку тушенки, даже не стал разогревать ее. Тушенка и так была достаточно вкусной. Съел полбанки, поделившись с собакой, потом решил попить чайку, собрал сухих веток, запалил костерок, согрел в жестяной банке воду… Теперь стало совсем хорошо. Усталость отступила, зато захотелось спать. Сережа постелил
в тени на толстый слой опавшей хвои плащ-палатку, подсунул под голову брезентовую куртку и почти сразу же уснул.
        Проспал он часа три, никак не меньше, а когда проснулся, некоторое время лежал без движения. Над головой выбивал дробь дятел, в кроне шелестел ветер. На душе легко и покойно. Сережа поднялся, взял ружье и решил сходить на разведку, оставив пока рюкзак здесь. Защищаясь от комаров, он надел куртку, сунул в карман кусок хлеба и зашагал вперед. Собака бежала рядом.
        Солнце скрылось за тучами, но было все так же жарко, даже душно. Без рюкзака идти оказалось много легче. Он прыгал с кочки на кочку, потом вдруг обнаружил едва заметную тропку, петлявшую по пересохшему болоту, и пошел по ней. Куда, интересно, ведет эта тропа, размышлял он, и кто ее проложил? Как заправский следопыт, Сережа то и дело наклонялся к самой земле, пытаясь различить следы, человеческие или звериные - все равно, но никаких следов не наблюдалось, только мох, по которому вилась тропа, был чуть желтее остального.
        Заморосил легкий, теплый дождик. Тучи опустились еще ниже - похоже, приближалась непогода.
        Наверно, нужно вернуться, подумал Сережа. Вокруг расстилались все те же унылые пустоши. Никакого зверья да и птицы вокруг не наблюдалось. Заметно потемнело. Дождь усилился. Он повернул и пошел в обратную сторону.
        По его расчетам, до места, в котором остались вещи, идти было от силы час. Но он сначала шагал, потом плелся значительно дольше, а сосны было все не видать. Наконец совсем стемнело. Идти дальше не было никакого смысла, но и оставаться на одном месте тоже не представлялось возможным. Он уже вымок до нитки.
        Ищи следы!- приказал он Валету.- Ищи!.. Куда нам теперь идти? Ищи дорогу!
        Но собака устала не меньше своего хозяина. Она понуро легла на мокрую траву, всем своим видом показывая: «Какие тут, к черту, следы! Эх, братец, завел неизвестно куда, а теперь требуешь службы. Ведь я прямо намекал: не стоит сюда ходить».
        Никчемная псина!- произнес Сережа и в сердцах слегка пнул Валета. Однако собака так и не встала.
        Сережа запаниковал. Было очевидно - заблудились. Вдруг вспомнилось: «обошли». Стало не по себе. Сережа поежился не то от сырости, не то от подступающей паники. Что же делать? Он шагнул в сторону, но, сделав десяток, другой шагов, неожиданно провалился одной ногой сразу по колено. Собака истошно завизжала. От ужаса Сережа громко взвыл, выдернул ногу и упал на мокрый мох. Он ползком отодвинулся от опасного места и замер. Некоторое время Сережа лежал без движения. Сердце бухало, как молот. Он тяжело, с присвистом дышал, то и дело сглатывая. Валет тыкался носом в лицо, лизал языком. Он не меньше Сережи понимал серьезность положения.
        Вода струилась с небес на и без того мокрую с головы до ног фигуру. Наконец Сережа несколько успокоился и пришел в себя. Нужно принимать какое-нибудь решение. Дальше идти не было никакой возможности. Сережа решил прямо здесь дожидаться рассвета. Он сел в высокую траву, укрылся с головой брезентовой курткой, прижал к себе дрожащую собаку и затих.
        Вначале он слышал только мерный шум дождя, потом и другие звуки стали вплетаться в однообразное шуршание водяных струй. Где-то в отдалении послышалось шлепанье, словно кто-то большой шел по болоту не разбирая дороги. Валет едва слышно заскулил. Сначала Сережа хотел вскочить и позвать на помощь, но потом, по здравом разумении, решил сидеть, как сидел. Шлепанье скоро стихло, но на смену ему пришли новые, еще более странные звуки. Неожиданно раздался низкий, тоскливый крик, от которого у Сережи все внутри похолодело. Кто это стонал? Зверь ли, птица, человек? Юноша забыл про ружье, он сжался в комок, стараясь даже не дышать.
        Крик повторился теперь много ближе. Он был так же тосклив и протяжен. Потом раздалось хлопанье больших крыльев.
        Птица,- понял Сережа.- А может, нет… А, Валет?.. Кто это?..
        Он вновь стал прислушиваться к происходящему вокруг. Казалось, ночное болото полно жизни. Непонятные шорохи, тихие вздохи, смутное движение окружали его со всех сторон. Постепенно Сережа впал в некое забытье. Он не спал, поскольку четко улавливал все происходящее, однако реальность словно отошла на задний план, и неясные, смутные образы обступили его. Это были не видения, тем более не галлюцинации… Нечто неведомое, чему не имелось названия, клубилось вокруг. Оно было не злое и не доброе, а просто другое. Оно словно изучало Сережу, мягко касалось его скорченного тела… Так, во всяком случае, представлялось юноше.
        Дождь кончился. И сразу наступила тишина. Из-за туч выпрыгнула ущербная луна. Стало светлее. Сережа попытался рассмотреть время на часах. Сколько еще до рассвета? Часа три? А может, пять?
        Он поднялся, потоптался на месте, потом снова сел. Двигаться вперед, даже и при свете луны, было бы самоубийством. Оставалось только ждать. Сережа уткнул голову в колени, обнял собаку и задремал.
        Пробудился наш герой, когда уже начало светлеть. Он кое-как распрямился и поднялся. Все тело затекло. От холода зуб на зуб не попадал. Дрожь колотила тело, в сапогах хлюпало, и он совершенно не знал, что же делать дальше. Нужно идти… Но куда? И компас он оставил в рюкзаке. Хотя какой прок от компаса. Направление движения он все равно не знает. Вроде шел на юг. А потом?..
        Итак, то, о чем предупреждали знающие люди, свершилось. Он все же заблудился. Причем в самом худшем варианте. Ни продуктов, ни компаса. Но есть нож, топор, ружье, патроны… Хотя нет гарантии, что они не отсырели. Имеется также краюха мокрого хлеба и коробок спичек. К счастью, спички сухие, поскольку, по совету Урыванцева, обработаны парафином, а вот сам коробок влажный. Ну, ничего, можно подсушить. Остается принять решение, в какую сторону идти.
        Сережа огляделся. Кругом была все та же поросшая высокой травой унылая пустошь. Серые небеса начали розоветь. Значит, там восток. Если смотреть на восток, то по левую руку будет север. Вот туда он и пойдет. Сережа достал из кармана размокшую краюху, разломил, вернее, расслоил ее пополам, поделился с тоскливо смотрящим на него Валетом. И хотя есть совершенно не хотелось, через силу прожевал кусок. Сейчас бы чаю горячего… Да где его взять. Ну да ладно. Вперед!
        Хотя Сережа был достаточно измотан, присутствие духа постепенно возвращалось к нему. Все не так плохо, успокаивал он сам себя. Так или иначе он выйдет к жилью. Ведь здесь же не Сибирь. А возможно, еще отыщет взгорок с высокой сосной. Наверняка дерево видно издали.
        Из-за края пустошей медленно выплыло громадное красное солнце. Вид светила еще больше приободрил Сережу. Ночных страхов как не бывало. Ничего страшного не произошло. Ну, сбился с дороги, с кем не бывает. Это даже интересно… Такая вот ночь среди болот… Будет что вспомнить.
        Теперь он шел медленно и осторожно. Торопиться было некуда. Именно спешка завела его в эти дебри. Нет чтобы замечать дорогу или хотя бы оставлять сигнальные вешки. Так нет же, забыв про безопасность, он очертя голову понесся не разбирая дороги. Сережа нашел какую-то полусгнившую жердь и прихватил ее с собой, на случай встречи с настоящей пучиной.
        Идти оказалось легко. Солнце поднималось все выше, на небе ни облачка, день обещал быть жарким. От сохнущей одежды повалил пар. Все казалось замечательным, одно было плохо: песчаный холм с высокой сосной никак не появлялся.
        Сережа прошел час, потом второй, третий… Уверенность в правильности выбранного пути постепенно начала покидать его, к тому же он начинал уставать и хотелось пить. Фляжку он, конечно, не захватил. Конечно, можно было напиться из ближайшей лужи, но Сережа крепился. Заболеть в такой момент было совсем плохо.
        Следующие два часа превратили дорогу в сплошное мучение. Хуже всего, что сомнения все сильнее и сильнее овладевали им.
        Юноша совсем упал духом. Он двигался все неувереннее, поминутно замедлял ход, вертел головой в разные стороны и наконец остановился совсем и зарыдал. Все было ужасно!
        И как раз в этот критический момент, когда слезы застилали глаза, он вдруг узрел далеко впереди отблескивающую голубым полоску. Вода! Сережа немного приободрился и пошел в ту сторону. Через полчаса он увидел озеро, берега которого кое-где поросли лесом. Хотя никаких озер он до сих пор не встречал, но тем не менее обрадовался. У воды можно передохнуть, а коли там лес, то и сушняк найдется, значит, удастся развести костер. Возможно, на озере есть утки…
        Воображение представило заманчивую картину: он сидит у жарко пылающего костра и наслаждается жареной уткой.
        Ну что, Валет,- спросил он у собаки,- выберемся мы или нет?
        Валет вильнул хвостом, демонстрируя свою преданность. Ответа он, конечно, не знал.
        Вскоре человек и собака подошли к берегу. Перед ними лежало небольшое озерцо, укрытое со всех сторон зарослями камыша и осоки. Сережа замедлил шаг, снял с плеча ружье, зарядил его патроном с утиной дробью. Валет замер. Но с берега водоплавающую дичь видно не было, а просвета между камышами тоже не наблюдалось. Сережа некоторое время ходил вдоль берега, но так ничего и не увидел. Тогда он решил просто выстрелить в воздух. Так он хотя бы узнает, есть ли на озере птица. Он вогнал в нарезной ствол патрон с пулей и выпалил в воздух. Гулкий выстрел пропорол воздух, но хлопанья крыльев он так и не услышал. Уток не было.
        Валет в исступлении и растерянности носился по берегу. Однако команды лезть в воду не последовало. Он подбежал к хозяину…
        Пусто, Валет,- удрученно произнес Сережа. Собака поняла и, поджав хвост, отошла в сторону.
        Вдоль озера тянулся смешанный лес, довольно чахлые березки и осинки. Попадались тут сосны и ели, но тоже какие-то неказистые, стелющиеся по земле, с искривленными стволами.
        Может, тут повезет, размышлял Сережа. Он перезарядил ружье более крупной дробью и осторожно зашагал между деревьев. Причину недоразвитости деревьев он скоро понял. Лес представлял собой то же болото. Тучи комаров вились вокруг лица, не меньшее количество атаковало собаку. Под ногами хлюпала вода. Сережа уже было хотел вернуться на берег озера, но тут перед ним открылась обширная поляна. Кое-где между кочек виднелись засохшие ягоды прошлогодней клюквы.
        Хоть ее соберу, подумал Сережа, но тут увидел, что Валет, убежавший вперед, сделал стойку. Сережа тут же вскинул ружье. Из травы, тяжело хлопая крыльями, взлетел тетерев. Выстрел оказался точен. Птица хлопнулась наземь. Не помня себя от радости, Сережа бросился вперед, но его опередил Валет. Через минуту он притащил глухаря к ногам хозяина.
        Птица оказалась крупной и жирной. Не медля, охотник принялся ощипывать ее, а потом выпотрошил. Теперь они были с мясом.
        Как хорошо, что он прихватил топорик. Вырублены две раогулины, забиты в землю, ощипанный тетерев насажен на толстую палку, положен на раогулины, и вот уже он жарится над пылающим костром. Жизнь продолжается.
        Сережа разлегся у костра, рядом растянулся сытый Валет. Он получил внутренности и голову. Птица, конечно, зажарилась так себе. Местами она была сыровата, а местами просто сгорела, да и без соли мясо казалось пресным, однако голодный Сережа за раз умял половину тетерева. Итак, пропитание добыто, с голоду они не умрут, но что делать дальше? Куда идти?
        Насытившись, юноша задремал, а когда проснулся, почувствовал себя полным сил и готовым преодолевать новые невзгоды. Куда делся тот стенавший еще несколько часов назад паренек жалкого вида? Теперь он ощущал себя почти героем. Бросая время от времени гордый взгляд на останки жареной птицы, Сережа все более уверялся, что выпутается из любой передряги.
        Между тем день перевалил во вторую половину. Нужно было что-то предпринимать. Он нанизал недоеденного глухаря на ивовый прутик, положил в ягдташ[ Ягдташ - охотничья сумка для дичи.] и отправился дальше. Топкий лесок решил обойти стороной. Он вырубил себе из ствола сосенки длинную удобную слегу и поминутно тыкал перед собой, опасаясь попасть в топь. Однако пока таковой не наблюдалось. Вскоре Сережа услышал журчание и вышел к руслу ручейка настолько маленького, что его можно было просто перешагнуть. Очень кстати! Он улегся прямо в траву и вволю напился. Вода оказалась холодной и вкусной, хотя и отдавала торфом. Полежав минут пять, он поднялся и огляделся. В той стороне, куда тек ручей, виднелись высокие сосны. Не это ли место, которое он так долго и безуспешно разыскивает? И он пошел вдоль ручья. Валет бежал впереди и неожиданно поднял выводок куропаток. Пока Сережа стаскивал ружье, пока прицеливался, дичина, конечно, улетела. Валет, казалось, понял свою оплошность. Он виновато повилял хвостом и вновь убежал вперед. Вскоре Сережа увидел морду собаки, торчащую из высокой травы. Он изготовился к
выстрелу. Куропатки с треском, фонтаном взлетели с полянки. Сережа выстрелил. Две птицы кувыркнулись через головы и свалились на землю. Одна - замертво, вторую только зацепило, и она, волоча подбитое крыло, попыталась укрыться в траве, но тщетно. Валет подтвердил свою репутацию весьма шустрой собаки. Итак, дичины было в достатке. Теперь голодная смерть им не грозила. Однако нужно принимать решение. Поиски рюкзака могли не просто затянуться, а и осложнить происходящее. Проще постараться выбраться к жилью, а уж потом разбираться, стоит ли искать пожитки. В конце концов, что оставалось в рюкзаке? Немного продуктов да разные мелочи вроде фонарика и компаса, и только. Значит, вперед. Но куда идти? Возможно, вниз по течению ручья. Он, скорее всего, впадает в какую-нибудь речку. А там и до деревни рукой подать. А если не в речку, шевельнулась здравая мысль, если в болото? Ладно, долго размышлять не приходится. И Сережа зашагал вдоль ручья.
        Примерно через час ходу он увидел крышу избушки. Наконец-то люди! Ну вот, все и кончилось.
        Однако он ошибался. Основные события только начинались.
        Чем ближе он подходил к жилью, тем больше в этом строении чувствовалась некая неестественность. Во-первых, крыша была только одна. Значит, не деревня. Тогда что? Домик лесника? Сторожка? Однако дом скорее походил на избушку Бабы Яги. Крыша его, почти плоская, вся укрыта мхом, даже несколько чахлых деревьев проросло на ней. Сам же дом стоял не на земле, а на четырех невысоких сваях, что еще больше дополняло сходство с избушкой на курьих ножках. Дом находился почти на берегу небольшого озера с топкими берегами, куда и впадал ручей.
        Эй, есть кто живой?!- крикнул Сережа, подойдя вплотную к избушке. Он прислушался. Только ветер в ответ прошуршал прибрежными камышами.
        В домик вела дощатая лестница довольно хлипкого вида. Сережа поднялся и, как человек воспитанный, постучал, но, не дождавшись ответа, распахнул тяжко заскрипевшую дверь. В избушке было полутемно. Единственное крошечное окошко пропускало ровно столько света, чтобы можно было различить стол, на котором стоял чугунок, тут же имелось нечто вроде лежанки и печка в углу.
        Сережа на всякий случай вновь спросил про наличие живых, хотя было ясно - дом пуст. Ну что ж, и это неплохо, решил Сережа, во всяком случае - крыша над головой. Скорее всего, он очутился в так называемом зимовье. Сережа читал о таких хижинах в лесу, в которых останавливались, а иногда и жили охотники. Есть печка, чугунок, значит, можно сварить похлебку. А что еще тут имеется?
        Краткое обследование лесного жилья принесло новые находки. На бревенчатой стене была укреплена полка, на которой стояли стеклянная банка с крупной, желтоватой солью и старинная жестяная коробка из-под конфет с колотым рафинадом. Тут же имелась металлическая кружка и деревянная ложка. Кроме соли и сахара, больше съестного не наблюдалось. Еще на печи возвышался древний чайник с причудливо изогнутым носиком. В углу он обнаружил ржавое ведро, большой топор, пилу, точильный камень.
        В заключение Сережа нашел лампу-«трехлинейку» с закопченным стеклом, жестянку с керосином и несколько толстых самодельных свечей.
        Лежанка представляла собой грубо сколоченный деревянный топчан, на котором валялось убогое тряпье: грязное ватное одеяло и заскорузлый ватник.
        Сережа присел на топчан. Интересно, кто и когда здесь жил? Но так или иначе, если в этом месте бывали люди, значит, и есть дорога… ну, пускай не дорога, тропа, которая ведет к людям. Тут юноша вспомнил о собаке.
        Эй, Валет!- крикнул он. В ответ послышался заливистый лай.- Иди сюда,- позвал он собаку.
        Валет крутился возле лестницы, но в дом идти почему-то не решался.
        Что такое? Ты чего, собака?- недоуменно спросил Сережа. Наконец животное с видимой неохотой поднялось в избушку. Собака обнюхала углы, подошла к лежанке, потыкалась носом в тряпье, тихонько заскулила. Ей здесь явно не понравилось.
        В чем дело?
        Собака неуверенно вильнула хвостом, словно давала понять: я присутствую здесь только потому, что рядом хозяин.
        Ну, ладно, ладно…- произнес Сережа, погладив Валета по пятнистой шкуре.- Пойдем обследуем окрестности.
        Озеро оказалось небольшим и так же заросло камышом и осокой, как и остальные встреченные им водоемы. Скорее оно представляло собой водоем, еще не окончательно превратившийся в болото, но близкий к этому. Только возле места, на котором стоял домик (кстати, именно тут впадал в озеро ручей), можно было подойти к воде. На берегу лежал полусгнивший челн, сквозь дно которого проросли высокие, неизвестные Сереже розовые цветы. Собака и здесь вела себя довольно странно. Она носилась по берегу, принюхивалась к земле, словно пытаясь распознать чьи-то следы, потом поднимала нос по ветру, растерянно вертела головой и снова утыкалась в землю.
        Кто тут был, Валет? Кого ты учуял?
        Пес, естественно, не мог доложить о своих соображениях, если они у него и были. А Сережа плохо разбирался в собачьих повадках. Одно он понимал: Валету здесь почему-то не нравилось. Реакция собаки не особенно встревожила Сережу. Скорее всего, Валет узнал запах какого-нибудь крупного животного, может быть, даже волка. Ну и пускай. У него есть ружье, и ни волк, ни медведь не устоят перед винтовочной пулей.
        Пока он ощипывал куропаток, пока разжигал не желавшую разгораться печку, пока варил дичину в чугунке, прошло порядочно времени. Зато бульон из птицы получился наваристый и жирный, а вареного мяса хватило им с Валетом, да еще и осталось. Наевшийся до отвала, Сережа решил прилечь. Не успел он задремать, как в дом с истошным лаем ворвался Валет, всем своим видом приглашая следовать за собой. Он схватил хозяина за полу куртки и повлек к выходу. Сережа взял ружье и спустился на твердую землю. Валет вопросительно смотрел на него, время от времени отпрыгивая в сторону, точно пытаясь задать направление, в котором нужно следовать. Сережа пошел за собакой. В камышовых зарослях явственно слышалось движение какого-то крупного зверя, слышались звуки, напоминавшие хрюканье. Сережа загнал в нарезной ствол своего «бюксфлинта» винтовочный патрон и приготовился к стрельбе. Валет подбежал к зарослям и громко залаял. Послышался треск, из камышей выскочил здоровенный кабан и бросился на собаку. Сережа выстрелил и, конечно же, сгоряча промазал. Кабан мгновенно отпрыгнул и, изменив направление движения, бросился прочь.
Следом за ним из зарослей выскочил целый выводок пятнистых поросят и с громким хрюканьем бросился за маткой. Сережа послал им вслед дробовой заряд, но толку от этого было мало.
        Несмотря на то что он остался без добычи, наш герой пережил настоящий экстаз. Вот оно, к чему он так долго стремился. Перед ним секунду назад был настоящий, крупный зверь - предел мечтаний любого охотника. Именно ради подобного он шел нудными, вонючими болотами, мок под дождем, терпел укусы комаров, испытывал голод и холод. И вот он достиг цели!
        Сережа первый раз в жизни увидел настоящего кабана. Мощь и яростный напор зверя привели охотника в восторг. Хотя нечто подобное он и ожидал, все равно впечатление от встречи с настоящим зверем превзошло все фантазии.

«А может, пожить здесь денька два-три?- рассуждал про себя наш герой, возвращаясь к избушке.- Крыша над головой имеется, еда тоже. Домой всегда успею». Непонятно только, что он будет делать с таким количеством мяса, если, конечно, добудет зверя. Ну, поросенок - куда ни шло. Его можно поджарить…
        И, рассуждая подобным образом, Сережа подошел к избушке и присел на ступеньку. В мечтах он видел себя окруженным горой добычи. Между тем начинало смеркаться. В воздухе стоял звон от миллиардов комаров. В озере послышался звучный всплеск, словно крупная рыба шлепнула по воде хвостом. Пахло болотом, гниющими водорослями, какими-то незнакомыми цветами. Послышался отдаленный раскат грома.
        Внезапно навалилась смертельная усталость. Казалось, он рухнет прямо у порога в высокую траву и тут же уснет. Из последних сил Сережа поднялся по ступенькам и упал на топчан. Следом залез Валет и улегся рядом. Сережа уткнул лицо в остро пахнущую псинкой голову собаки и, засыпая, почувствовал, что вполне счастлив.
        Он проснулся среди ночи от неясного ужаса. Липкий пот покрывал лоб и шею… Сережа некоторое время лежал без движения, ничего не понимая. Откуда взялось это ощущение животного страха? Потом он вспомнил… Сон! Совершенно дикий сон. Дело происходило здесь же, в избушке, и, похоже, было продолжением тех же смутных видений, которые он пережил прошлой ночью на болотах. Ему снилось, будто нечто невыразимое, но вполне осязаемое стоит в углу избушки и смотрит на него тяжелым, немигающим взглядом. Ощущение настолько явственное, что Сережа до сих пор ощущал этот жуткий, пронзающий насквозь взор.
        Сережа со страхом взглянул в угол, потом приподнялся и зажег спичку. Конечно же, в углу никого не наблюдалось. Не было рядом и собаки. Куда, интересно, она запропастилась?
        Он встал с лежанки, как заправский следопыт, подхватил ружье и спустился по лестнице на твердую землю, потом присел на крайнюю ступеньку и поставил оружие между коленей.
        Валет?!- крикнул он во весь голос.- Валетка, где ты?! Иди сюда, дурашка!
        Вокруг стояла абсолютная тишина. Ни шороха ветра, ни крика птицы… Даже неумолчный шелест камыша куда-то пропал. Не видно было и луны, еще вчера, пусть слабо, но все же освещавшей болота. Безмолвие и мрак обступили его со всех сторон.
        Сережа, пригорюнившись, сидел на приступке и, словно сыч вглядывался во тьму. Возвращаться в избушку вовсе не хотелось. Он пытался осмыслить свои ощущения. Еще ни разу в жизни молодому человеку не приходилось бывать в подобной обстановке. Один, совсем один среди этих древних, топких пустынь. Кто знает, что скрывается в этой глухомани.
        Он вспомнил неясные намеки квартирной хозяйки, а потом и вполне конкретные рассказы тети Маруси. Тогда он еще внутренне смеялся над дикими суевериями. И совершенно напрасно. Ничего удивительного, что человеку в подобных местах чудятся разные страхи. Окружающая природа, эти гиблые, нездоровые места настраивают на подобный лад.
        Тишину внезапно нарушил громкий всплеск, донесшийся со стороны озера.
        Сережа вздрогнул.

«Рыба…- подумал он, холодея.- Крупная рыба».
        Тотчас послышался совершенно неуместный в данном месте звук, напоминающий негромкий, протяжный стон.
        Сережа замер. Мороз пробежал по коже, под ложечкой засосало, дыхание стало частым и прерывистым.
        Что это? Может быть, болотный газ? Да, конечно же! Как там он называется?.. Пропан? Нет, кажется, метан. В донных отложениях постоянно идут процессы гниения. Время от времени газ вырывается наружу, отсюда и эти шорохи, отдаленно похожие на вздохи. Вполне разумное объяснение.
        Непонятный звук повторился. Теперь он прозвучал намного громче и отчетливей и уж никак не походил на бульканье выходящего наружу газа. Больше всего он напоминал горькое стенание, какое можно услышать возле разверстой могилы во время похоронного обряда.
        Зажатое между ног ружье упало на землю, но молодой человек даже не заметил этого. Кожу словно стянули в узел, дыхание перехватило…
        В голове вдруг всплыла где-то вычитанная фраза: «На болотах, порой, случаются весьма странные вещи…»
        На болотах порой случаются весьма странные вещи, на болотах порой случаются…- только через минуту наш герой поймал себя на том, что беспрестанно повторяет вслух эту дурацкую сентенцию.
        Сыну мой!..- послышался явственный возглас.- Сынок, где ты?!
        Это был вполне реальный голос, пускай наполненный болью и страданием, но именно голос.
        Как ни странно, но именно от человеческой речи Сережа начал понемногу приходить в себя. Конечно же, все объяснялось весьма просто. Здесь, поблизости, несомненно кто-то жил. Возможно, некие отшельники-староверы. Допустим, древний скит. Сережа слышал о подобном. Очевидно, мать с сыном. Сын куда-то отправился, вот мать его и ищет.
        При всей абсурдности данной трактовки событий она выглядела хотя бы правдоподобно.
        Эй?!- крикнул он.- Эй, кто там?!
        Сынок?!- послышалось в ответ.- Ты ли, Степушка?
        Это не Степан,- отозвался Сережа.- А вы где?
        Со стороны озера вновь раздался громкий плеск, словно кто-то выбирался из воды на берег.

«Что происходит?- недоумевал Сережа.- Если мать ищет сына, то зачем она залезла в озеро? Как это понимать? Нет, эти толкования явно слабоваты. Тогда?..»
        Плеск все приближался, теперь можно было понять: некто… или нечто?.. выходит на берег. Начиналось самое страшное.
        Где-то в стороне вдруг пронзительно и страшно завыл Валет. Сережа вскочил и заметался. Панический ужас овладел им. Что делать, куда бежать?! Если бы знать, от чего спасаться.
        Степа!- вновь услышал он.- Отзовись!
        Маменька, тут я, тут…- вдруг раздалось в самой избушке.
        Сережа и вовсе одурел. Голова вдруг стала пустой и гулкой, затылок одеревенел, зашевелились волосы. Так, наверное, сходят с ума - пронеслось в сознании.
        В это мгновение вдруг вдалеке сверкнула зарница. В ее слабом свете Сережа различил: в озере, по пояс в воде, стоит кто-то бесформенный, словно весь состоящий из струящейся влаги. Сережа разглядел длинные распущенные волосы, белое, как мука, лицо с черными провалами глазниц… Маска смерти!
        Степушка!..- в голосе звучала неизбывная тоска.- Сына мой…
        - Маменька…
        Иди ко мне, милый.
        Не могу, маменька. Лучше ты ко мне.
        Не пускают… Не пускают меня, проклятые. За ноги тянут. Назад тянут… В омут темный, под камни скользкие, в тину зыбучую. Туда, где пьявицы сосут мою плоть…
        И меня не пускают. Огнем жгут, железом каленым терзают…
        За что, за что нам такие муки?!- заголосило, запричитало существо, стоявшее в воде.
        За грехи наши, маменька,- ответили из избушки.- Грешники мы великие!
        Хотела я как лучше сделать,- донеслось с озера.- Тебя любя… Хотела как лучше…
        На этот раз уже не зарница полыхнула, а ярчайше сверкнула молния, и тут же оглушительно треснул гром. Теперь Сережа, успевший по ходу действия отскочить в сторону от избушки, сумел различить не только белую фигуру в водах озера, но и неясный силуэт в дверном проеме. Ребенок? Голосок уж больно детский. Или подросток? Но где он мог скрываться? Или забежал только сейчас? Сережа, как всегда, пытался найти рациональное объяснение происходящему. Разум отказывался допускать возможность сверхъестественного.
        Этого просто не может быть, пытался успокоить он себя.
        Стоящая в воде вдруг стала более отчетливой, и теперь было видно, что это немолодая, грузная женщина в длинной белой рубашке и действительно с распущенными волосами. Словно некое смутное сияние окружало ее. К своему ужасу, Сережа обнаружил - глаза женщины горели зеленоватым светом, словно светились два крохотных, но ярких фонарика.
        Степа,- вновь закричала-застенала женщина,- хоть на бережок выйди, посмотреть я на тебя желаю… на ненаглядного моего!
        Не могу переступить порог. Ох, не могу… Словно жернова на ногах…
        В этот миг на другой стороне озера заухало, захохотало, потом затрещало-заплескалось, словно била крылами крупная птица, желая взлететь, да что-то не пускало. Вновь сверкнула молния, и наваждение исчезло. Несколько крупных капель упало на Сережино лицо, и почти сразу же полило! Гроза разразилась нешуточная. Молнии лупили вокруг, ветвились, бирюзовыми змеями вонзаясь во мхи и папоротники. Гремело почти непрерывно. С небес низвергались потоки воды. Сережа мгновенно вымок до нитки, к его ногам жался столь же мокрый Валет. Он появился сразу же, как только пропали призраки.
        Что делать дальше, Сережа не знал. В дом возвращаться страшно, а на улице оставаться не было никакой возможности - зуб на зуб не попадал. Спас Валет. Он вдруг стремительно бросился к избушке и в мгновение ока вбежал наверх. Сережа тут же понял: собака не боится, значит, внутри безопасно. Сообразительный народ, эти охотники!
        Страха он почти не чувствовал, только некое тревожное ожидание не покидало его. Ему казалось, вот-вот начнется вторая часть представления, и поэтому наш герой то и дело дотрагивался до собаки, опасаясь, что Валет исчезнет. Но то ли страх перед грозой возобладал над животным, пересилив страх перед неведомыми силами, то ли опасность миновала, поскольку Валет залез на топчан, зарылся в тряпье и захрапел. Сережа решил последовать его примеру. Он разделся донага, выжал, что сумел, и разложил одежду на еще теплой печи, потом он прижался к Валету и тут же заснул. К слову добавить, больше жуткие сновидения его не посещали.
        Утро выдалось ясное. Солнце врывалось через неплотно запахнутую дверь и било прямо в лицо. Сережа потянулся и тут же вспомнил ночное происшествие. Сон или нет? Он вскочил, распахнул настежь входную дверь. Теперь в хижине стало почти светло. Во всяком случае, не осталось неосвещенных углов. Ну и что? Нет здесь никого. Но ночные события, несомненно, происходили на самом деле. Вон и одежда сохнет на плите. Так что же это было? Галлюцинация? Не похоже. Все выглядело достаточно правдоподобно. Значит, явь? Но этого просто не может быть! Кого он, собственно, видел? Если допустить сверхъестественное толкование - несомненно, призраков. Мать и сына. Они хотели подойти друг к другу, но что-то их не пускало.
        Сережа вспомнил пережитое ночью и невольно вздрогнул. Нет, нужно убираться отсюда. Самое правильное решение. Мистика, не мистика, что-то же было!
        Он наскоро перекусил остатками дичины, кости вывалил в траву перед домом. Потрогал одежду. Еще сырая. Ничего, высохнет на нем.
        Сережа оделся, подхватил ружье, оставил в качестве дара пять спичек на полке (половину из того, что осталось) и покинул таинственную избушку.
        Вначале он пошел вдоль озера. Рядом бежал верный Валет, который, похоже, тоже был рад покинуть подозрительное строение.
        Солнце парит в безоблачных небесах, трава по пояс, луговые и болотные цветы одуряюще пахнут, над головой заливается жаворонок. Рай, да и только. Вначале следопыт внимательно вглядывался в почву, по которой ступал, потом утерял бдительность. Про слегу, конечно же, забыл. Земля, по которой он уверенно ступал, казалась непоколебимой. И тут!.. Конечно же, он провалился, причем сразу по пояс. Произошло это на совершенно безопасном на первый взгляд, моховом лужке. От неожиданности сдавило сердце. Он барахтался в трясине и, к своему ужасу, не чувствовал под собой дна. Сережа пытался уцепиться за моховой край зыбуна, но толку от этого было столько же, как если бы он держался за тесто. Мох расползался под пальцами, вокруг плескалась тухлая болотная жижа.
        Сережа вдруг вспомнил предостережение: чем больше барахтаешься, тем скорее засасывает. Он замер и тут почувствовал: затягивает в пучину достаточно быстро. Еще пару минут жижа доходила до пояса, а теперь он в ней по грудь.
        Валет бегал вокруг, испуганно скулил, но близко не приближался, да и какой от него был толк. Вытянуть Сережу он не сможет.
        Если использовать в качестве опоры ружье? Сережа изловчился, стянул «бюксфлинт», положил его на мох и попытался опереться на него. Погружение в топь замедлилось, но не прекратилось. Казалось, кто-то в глубине ухватил его за ноги и медленно тащит вглубь. Нужно было что-то предпринимать, иначе минут через пять он будет в воде по горло, а там…
        Оставалась единственная надежда - ружье. Он оперся на него всем своим весом и попытался рывком вырваться из топи. Толку от этого не было почти никакого. Ружье просто ушло глубоко в мох. Правда, погружение в топь несколько приостановилось, но и только. Эх, была бы слега, с тоской подумал Сережа. Он в отчаянии посмотрел на крутившуюся поблизости собаку.
        Эй, Валет, иди сюда.
        Собака приблизилась к краю топи.
        Валет, принеси палку. Ты понял? Палку! Большую палку! Иди, ищи! Ищи палку, Валет!
        Собака, казалось, поняла. Она сорвалась с места и опрометью бросилась куда-то прочь. Слабая надежда возникла в сердце нашего героя. Может быть, Валет его понял и поможет? Нет, вряд ли. Если и принесет палку, то, скорее всего, маленький прутик или ветку. Остается ждать и как можно меньше барахтаться.
        Прошло с десяток минут. Собака не возвращалась. Между тем трясина хоть и медленней, продолжала затягивать его. Болотная жижа поднялась уже выше груди и подбиралась к горлу.

«Все,- понял Сережа,- конец!» И такая тоска охватила его, что и передать нельзя. Грудь стеснилась, словно от сдерживаемых рыданий, душа трепетала в предчувствии непоправимого. Взгляд наткнулся на шмеля, летавшего совсем рядом с лицом. Шмель не обращал на утопающего ни малейшего внимания. Он был занят обследованием какого-то болотного цветка. Сережа, продолжая опираться на теперь уже бесполезное ружье, следил за черно-желтой, деловито гудящей тварью. Шмель останется, а его через несколько минут не будет. В это нельзя поверить. Я - венец мироздания - и вдруг исчезну? Какое-то жалкое насекомое будет жить, а я… А ведь я могу прихлопнуть этого мохнатого уродца одним щелчком.
        И любое существо могу прихлопнуть, если и не рукой, так из ружья. Но весь этот сверкающий, вечный в своей непрерывной изменчивости мир останется, а меня не будет. Проявление ли это чьей-то непостижимой воли или всего-навсего досадная случайность? Я прихлопываю комара, а некто или нечто прихлопывает меня.
        Не всякий, наверное, поверит, что в столь страшную минуту Сережа вдруг пустился философствовать, однако факт остается фактом. Не нужно также забывать, что наш герой как-никак имел высшее образование и был достаточно начитан. Несомненно, каждый по-своему встречает приближение конца. Один размышляет о противоречиях мироздания, а другой сожалеет о недоеденном в свое время шашлыке.
        Шмель, качнув цветок, отправился дальше добывать хлеб насущный, а Сережа остался в трясине. Ноги неожиданно уперлись в твердое. Неужели достиг дна?
        Вдруг появился Валет. Он тащил в зубах здоровенную жердину.
        Ой, спасибо!..- закричал Сережа вне себя от радости.- Давай сюда палку! Какой молодец! Скорее, скорее!..
        Умная собака упала на траву и осторожно поползла к трясине, не выпуская жерди из пасти. Потом, опустив лесину, она стала осторожно подталкивать ее мордой в направлении Сережи до тех пор, пока он не смог ухватить ее край. Не выпуская жерди, Сережа первым делом постарался избавиться от ружья. Он отбросил его так далеко, насколько хватило сил. Потом точно так же положил жердь на мох, и, опираясь на нее, стал понемногу выбираться из топи. Сколько еще барахтался в вонючей жиже, он и сам не знал, однако в конце концов выполз на твердь. Валет в восторге лизал его замурзанное лицо. Сережа обнял голову собаки:
        Валетка, спаситель!.. Значит, умирать еще не пришло время. Живем, брат, живем!
        Оставалось решить, что делать дальше. Нужно бы вернуться в таинственную избушку, обсохнуть самому, подсушить патроны, которые наверняка отсырели, пока он барахтался в трясине. А всяческая ночная жуть после пережитого ужаса как-то поблекла, отошла на задний план. Да и была ли она взаправду?
        И Сережа побрел назад. По дороге Валет поднял вальдшнепа, но выстрела не получилось, патрон в стволе, конечно же, отсырел.
        До дома они добрались довольно быстро. Солнышко припекало. Сережа стянул с себя грязную, пропахшую тухлой трясиной одежду, выполоскал ее в озере, разложил на траве, потом нашел объедки, оставшиеся от завтрака, согрел чайник (как пригодился совет Урыванцева, порекомендовавшего обмакнуть головки спичек в парафин!) и подкрепился. Несмотря на скудность и убогость пищи, они вполне насытились. Потом Сережа принялся обследовать огнестрельный припас. Заряды в картонных гильзах, несомненно, отсырели, а в латунных, похоже, были в относительном порядке. Сережа для пробы выпалил в воздух. Два из трех патронов дали осечку. Он тоже положил их на просушку, хотя вряд ли они были на что-то годны. Сережа наугад выбрал несколько патронов, нацепил патронташ прямо на голое тело, подхватил многострадальный «бюксфлинт» и, свистнув Валета, двинулся вдоль берега озера. Наученный горьким опытом, на этот раз он шел крайне осторожно, контролируя каждый шаг и полагаясь больше на чутье Валета, чем на собственную зоркость. Из камышей взлетело три чирка, Сережа выстрелил, и одна птица камнем упала в воду. Валет бросился за
добычей и быстро вытащил утку. Не будем увлекаться, сказал про себя Сережа и вернулся в избушку.
        Приближался вечер. Уходить куда-либо на ночь глядя казалось немыслимым, оставаться здесь - опасным, однако, как известно, из двух зол выбирают меньшее. И Сережа выбрал последнее. Однако он решил на этот раз не ночевать в доме, а остаться на улице, прямо напротив входа (или выхода) в озеро. Он нарезал травы и камыша и устроил себе нечто вроде ложа. Валет, казалось, одобрил его намерения. Он никуда не убегал, а все время вертелся поблизости, не мешал и в то же время далеко не уходил. Он, похоже, тоже чего-то ждал.
        Начинало смеркаться. Сережа оделся в почти сухое обмундирование, улегся на подстилку и, откинувшись на спину, взирал в пепельно-розовые, начинающие темнеть небеса. Зажглись первые звездочки. Сильно и неприятно-приторно пахло недавно срезанными болотными травами и гниющими водорослями. Сережа задремал, а когда очнулся, было почти совсем темно.
        Начнется или нет?- тревожно размышлял он, хотя после пережитых дневных приключений предстоящие ночные события, даже если они и произойдут, пугали его значительно меньше, чем вчера. Что бы это ни было, но это всего лишь морок, дурная галлюцинация.
        И события не заставили себя ждать.
        Ближе к полуночи (так, по крайней мере, решил Сережа, поскольку часы у него остановились) началось… Вдруг ни с того ни с сего, тоскливо заскрипев, отворилась дверь избушки и тут же с треском захлопнулась. От неожиданности Сережа вздрогнул и повернул в ту сторону голову. Дверь вновь медленно распахнулась.
        Эй, кто там?- крикнул Сережа, хотя ранее решил не обнаруживать своего присутствия. Ответа, конечно же, не последовало.
        После этого на некоторое время воцарилась полная тишина. Над горизонтом всплыл обмылок луны, но вскоре и он куда-то пропал, и только с неба, густо усыпанного августовской звездой, лилось слабое холодное сияние, освещения вовсе не добавлявшее. На дальнем конце озера вдруг раздался душераздирающий вопль, от которого внутри у Сережи все похолодело. Следом что-то захлопало по воде, забулькало, заклокотало, и вновь воздух прорезал тот же ужасный звук. Повторялась прошлая ночь.
        На этот раз Валет никуда не убегал, а, наоборот, жался к хозяину и чуть слышно поскуливал. Нужно отметить: присутствие собаки оказалось весьма кстати - было не так страшно.

«Почему Валет не исчезает?- размышлял Сережа.- Возможно, причина - наши совместные дневные приключения… Валет еще больше привязался ко мне, а главное, чувствует настоящего хозяина. Верит в меня». Он ободряюще похлопал по вздымающемуся собачьему боку.
        Вновь заскрипела дверь, потом с треском затворилась. И поехало!.. Дверь ежесекундно отворялась, потом следовал грохот, и вновь все сначала… Ветхая избушка содрогалась, готовая вот-вот развалиться.

«Петли у двери вовсе ржавые,- кумекал про себя наш герой,- оторвутся к чертям собачьим».
        Словно вняв его опасениям, дверь перестала хлопать, и на минуту воцарилась тишина. Однако тут же с озера на берег пополз туман. Его ватные клочья, казалось, были подсвечены изнутри. В глубине этого мутного, словно кипящего
«варева» явно что-то творилось, поскольку от обычного тумана не могло исходить такого сильного сияния. Чем больше Сережа вглядывался в наползающий на берег морок, тем явственнее различал: в недрах тумана просматриваются отдельные яркие пятна, словно там, в его глубинах, движутся по направлению к берегу огромные, горящие бледно-зеленоватым мертвенным огнем светляки-гнилушки.
        В избушке раздался громкий треск, и Сережа, посмотрев в ее сторону, к своему ужасу обнаружил - избушка покачивается, словно переминается с ноги на ногу. «…На курьих ножках» - пронеслось в голове. Внутренность «кур-избы» тоже осветилась, словно какой-то идиот зажег среди ночи несколько черных свечей. Сквозь щели между неплотно подогнанными бревнами Сережа явственно видел, что там происходит непонятное движение, словно мечутся некие бесплотные тени.
        И вдруг, к совершеннейшему ужасу Сережи, над окружающим безмолвием раздался слабый, но тем более пугающий погребальный звон колокола.
        Откуда здесь колокола?! На десятки верст - ни церквей, ни погостов.

«А если все вокруг и есть один огромный погост?- шепнул некто неясный, но постоянно присутствующий рядом.- Вот ты сегодня чуть не утоп… Повезло, значит… За тысячи лет чего тут только не случалось. Некогда в этих дебрях были языческие капища, приносились человеческие жертвы… Потом дубовых идолов, которым поклонялась чудь и весь, утопили в болотах, но утопили только деревянные личины, а сами страшненькие, мохнатенькие божки затаились, но не исчезли вовсе, а превратились в мирском сознании в чертей, леших, водяных… Не любят они племя людское, некогда предавшее их в угоду чужому богу, вот и губят души христианские…»
        Колокольный звон тоскливо лился над топкими равнинами, на первый взгляд безжизненными, но в действительности наполненными тайным движением. Забредет сюда несведущий человек на охоту ли, а то за ягодой клюквой, да и сгинет без оберега, без исполнения заветных обрядов, соблюдения правил, заведенных издревле…
        И вдруг, в ответ ли колоколу или под его действием, из тумана раздалось заунывное пение. Именно пение, а не вой или стоны!
        Сережа вначале решил, что ему показалось. Он прислушался. Действительно поют. Похоже, женщины.
        Туман вдруг исчез, и наш герой увидел: на берегу стоят несколько белых фигур и, казалось, смотрят на него. Лиц Сережа еще не видел, но горящие во мраке глаза отлично различал. Наверное, эти мерцающие зеленоватым огнем очи и виделись ему в пелене тумана.
        Сережа лежал на травяной подстилке ни жив ни мертв. Ему было до ужаса интересно и до оторопи страшно. Как уживались одновременно эти два, по сути, противоречащих друг другу чувства, казалось совершенно непонятным.
        Фигуры двинулись вперед, и наш следопыт ясно увидел, что к нему приближаются, белея нагими телами, многочисленные женщины. Вот они подошли почти вплотную… Теперь, при исходящем от них слабом сиянии, можно было различить: тут есть и молодые, и не очень, и вовсе старухи. И хотя все они разных возрастов и сложений, есть у них одно общее - неподвижные, неживые лица. Женщины столпились возле Сережи.
        Вставай…- произнесла ближайшая к нему, по возрасту, похоже, самая старшая, с отвисшими до пупа грудями и словно вся поросшая мхом.- Вставай, молодец. Поиграй с нами.
        Идем плясать, милый,- вторила ей другая, молодая, с крепким, налитым телом,- идем, красивый. Мы тебя столь долго ждали.- Она подошла вплотную и цепко ухватила Сережу за плечо. Рука была холодной и мокрой. Сережа дернулся и попытался отпрянуть, но молодая держала цепко.
        Упаси тебя нездешняя сила творить молитву или крестное знамение,- угрожающе произнесла старуха.- Ступай в круг.
        Тут Сережа обнаружил, что голые дамы образовали на лужайке перед домом хоровод, и та, чью мертвенную длань ощущал он на своем плече, увлекла его в круг. Зазвучала тягучая, заунывная песня. Нагие фигуры закружились в хороводе, а вцепившаяся в Сережу молодица вытащила его в самый центр круга. Ноги сами выделывали немыслимые кренделя, он словно не подчинялся собственной воле. Мелькание рук, ног, грудей сливалось в пестрый, непрерывно вертящийся калейдоскоп. Ему казалось, вокруг светло, как днем. Серебром светилось озеро, искристо мерцал камыш, горели ясным, прозрачным светом травы на косогоре. Только избушка на этом фоне выглядела темно-красным, словно угли догорающего костра, пятном.
        Не смотри туда,- произнесла плясунья, заметив его взгляд.- Это плохое место.
        Почему?- сам того не желая, спросил Сережа.
        На том, кто там живет, черного много. На нем и на матке его. Вон она стоит. Видишь?- молодица кивнула в сторону берега, на котором виднелась одинокая фигура.
        Почему она не пляшет?- спросил Сережа.
        Рада бы… Да только не велят ей. Проклята… Грехов много на ней. Мы тоже не ангелицы, но она во сто крат хуже нас.
        А вы - кто?- вновь подал голос Сережа.
        Мы-то?.. По-разному нас зовут… И берегинями, и мокрушами, а все больше русалками. Обитаем в этих моховищах. Давненько прозябаем. Рады любому, кто сюда забредет. Вот как тебе. А то человечьего духа сто годов не нюхали. Теперь ты с нами навсегда останешься.
        - Как это?
        Да просто. С собой уведем.
        Что значит - с собой?!
        А то и значит. С нами будешь… жить.
        Русалка коснулась Сережиного лица длинными, гибкими пальцами, и одежда сама собой упала к его ногам, потом она прижалась к Сереже всем своим долгим, упругим телом. Однако парень вовсе не обрадовался этому обстоятельству. Тело оказалось холодным, как у лягушки, скользким и липким, будто было покрыто слизью.
        Сережа отшатнулся, но молодица крепко вцепилась в него холодными мокрыми руками. Ее пальцы забегали по телу, защекотали, заелозили…
        Уйди прочь!- в гневе и страхе воскликнул Сережа.
        Ах, ты так!.. Не хочешь нас любить?.. Тогда пеняй на себя, милок.
        И она вновь принялась щекотать Сережу, но на этот раз совсем по-другому, не игриво-ласково, как вначале, а с судорожным подергиванием пальцев, со щипками и весьма ощутимым царапаньем. При этом русалка вполголоса выговаривала дикие, неведомые слова:
        Шивда, винза, каланда, миногама!
        Ийда, ийда, якуталима, батама!
        Нуффаша, зинзама, охуто ми!
        Копоцо, копоцам, копоцама!..
        Сережа вдруг стал неистово хохотать. Он заливался смехом, словно в истерическом припадке. Такое случалось с ним давным-давно, в раннем детстве, когда беспричинный приступ веселья иногда по самому пустячному поводу, а чаще ни с того ни с сего овладевал им и никак не мог прекратиться. Обычно он кончался сильной икотой, а иногда столь же беспричинными слезами.
        И на этот раз он испытывал нечто подобное, только ощущение ужаса от происходящего придавало смеху совершенно ужасный лающий тембр, он судорожно всхлипывал, екал селезенкой, икал, как зашедшийся в плаче младенец. При этом Сережа не стоял на месте, а следом за русалкой медленно шел к озеру. Не было сил ни отпрянуть в сторону, ни оттолкнуть водяную нежить прочь.
        Стойте, сестры!- вдруг закричала самая старая русалка, та, что поросла мохом.- Да на нем креста нет!
        Сережа, неожиданно для себя, перестал надрывно хохотать и остановился вместе со всеми.
        Аль ты взаправду нехристь?- спросила у него мохнатая.
        Сережа непонимающе молчал, только, как выброшенная на песок рыба, судорожно разевал рот.
        Ну-ка, сложи персты щепотью и сотвори знамение.
        Сережа попытался перекреститься, но у него ничего не получилось.
        Значит, душа не завещана,- заметила предводительница русалок,- так и мы тебя, молодец, губить не могем. Живи пока что…
        Русалки с шумом и хихиканьем вновь потащили его подальше от озера, а та, что защекотала до полусмерти, снова стала ласкать нежно и сладострастно. Небывалый восторг снизошел на Сережу. Сладкое, томительное чувство захлестнуло его. Если всего несколько минут назад он пережил смертельный ужас, то сейчас все вмиг позабылось, осталось только упоение мгновением, которое, казалось, будет продолжаться вечно.
        Сколько продолжался разгул нежити, в который был вовлечен наш герой, он и сам не мог бы четко ответить. Сережа потерял счет часам, да и само время словно исчезло.
        Русалки носились по лугу, прыгали друг через дружку, кувыркались, дико хохоча. Казалось, их переполняет безмерное ликование. Однако в происходящем присутствовало нечто нездоровое, и не порочное даже, а как бы вымученное. Буйное веселье через силу, какое иногда бывает во хмелю и называется загулом. Нереальность происходящего, ощущение то ли бредового кошмара, то ли наркотической эйфории не покидало Сережу. Ему казалось: голова вот-вот лопнет и мозги выплеснутся наружу, настолько необычны были ощущения, переполнявшие его.
        И все время Сережа, пусть и краем глаза, ощущал присутствие одной, которая вела себя вовсе не так, как остальные. Она одиноко стояла на берегу, не принимая участия в общем веселье, и выглядела на фоне серебристых, мерцающих тел черным пятном.
        Мама?- вдруг послышалось со стороны избушки.- Маменька, иди ко мне!
        И только прозвучали эти слова, веселье вдруг прекратилось, русалки замерли, словно мгновенно окаменели.
        Маменька, помоги!- вновь роаздался истошный вопль.- Выведи меня отсюда на волю!.. Пусть в болото, только забери! Нет мочи! Все горит внутри, а снаружи жгут меня калеными угольями. Забери в зеленую тину, может, легче станет. О-хо-хо, как тошно мне!
        Темный силуэт кинулся к дому, но не тут-то было. Другие русалки вцепились в нее, повалили, стали щипать, впиваться, раздирать несчастную своими цепкими длинными пальцами.
        Никуда тебя не пустим!- закричала старшая русалка.- Останешься с нами до скончания веков. А твой пащенок так и будет мучиться и звать тебя… мучиться и звать. Такая вам кара.
        Тут Сережа вдруг узрел, что русалки, рвущие свою товарку, вовсе не нагие красавицы, а омерзительные, гниющие, полуразложившиеся трупы.
        Из избушки донесся ужасный вой. Нечеловеческая тоска и страдание звучали в этом стенании. В ответ захохотали, завизжали нечеловеческими голосами русалки. Где-то на другом краю озера отозвался сиплый, ухающий рев, и русалки, не обращая ни малейшего внимания на ополоумевшего Сережу, столбом стоящего посреди луга, медленно двинулись к берегу озера, начали входить в воду и постепенно скрывались в его глубинах. Скоро вокруг не осталось никого. Исчезла и та, которую так жестоко мучили.
        Нужно заметить, что Сережа, хотя и пребывал в состоянии, близком к помешательству, полностью способности соображать не лишился. Хотя рассудок и отказывался поверить в только что произошедшее, тем не менее требовалось какое-то объяснение. Ведь нужно же хотя бы для себя обозначить ситуацию.

«Но на кой черт тебе это?- сказал некий незримый собеседник, который в последнее время довольно часто обнаруживал себя.- Почему ты стремишься до всего докопаться? И непременно дать всему разумное, с твоей точки зрения, объяснение? Принимай жизнь такой, какая она есть. Не понимаешь чего-нибудь, положись на свой жизненный опыт и интуицию. И никогда не утверждай: «Не может быть». А почему, собственно, не может? Ведь было же!»

«На болотах иногда происходят странные вещи»,- вновь всплыло в памяти.

«И не только на болотах,- добавил незримый собеседник.- Жизнь вообще полна странностей».
        Духота августовской ночи постепенно развеивалась. С озера потянуло промозглым холодком. Сережа почувствовал легкий озноб и передернул плечами. Ночные небеса усыпало отборной, яркой звездой. Красноватым огнем мрачно горел Марс. Большая Медведица наклонила свой ковш прямо над ним. Холодно сияла Полярная звезда. Мироздание, несомненно, пребывало в равновесии, и никакие мелкие чудеса не могли нарушить это равновесие. Вечность медленно вращалась над Сережиной головой.

«Интересно, тот, кто сидит в избушке, все еще там?- вдруг подумал наш герой.- А что, если попробовать пообщаться с ним? В конце концов, чего уж теперь бояться».
        Он направился к домику, некоторое время потоптался перед лестницей, потом решительно стал подниматься по ступенькам.
        Дверь, как прекрасно помнил Сережа, в начале событий хлопавшая как бешеная, на этот раз была плотно притворена. Сережа решительно распахнул ее. Мрак. А ведь еще совсем недавно ее внутреннее пространство как будто освещало зловещее мерцание цвета затухающих углей.
        Есть тут кто?- громко спросил Сережа.
        А тебе какое дело?- донеслось из темноты.
        Сережа вздрогнул от неожиданности, но присутствия духа не потерял.
        Вы - живой?- вновь задал вопрос он.
        Не то чтобы очень.

«Ага-ага,- произнес про себя Сережа.- Неживой, значит». Некоторое время он обдумывал это признание, потом вновь принялся расспрашивать:
        А как вас зовут? Имя есть какое?
        Степаном величали…
        Вы тут живете?
        Обрекли. Да разве это жизнь. Жизнь давно кончилась. А это… не знаю, как назвать… Страдание, прозябание… Нет, не то… Вонючая, гнилая пустота, как эти болота… И мука, непереносимая мука! Горю я весь!- вдруг завизжало нечто.- Палят меня, терзают, жгут…
        Да как же это может быть? Кто вас жжет?
        Тебе не понять, малый. На тебе вон креста нет.
        Что вам всем этот крест дался?- неожиданно для себя воскликнул Сережа.- Ну не крестили меня в детстве, и что из этого следует?
        А то!- отозвался Степан.- Поэтому и спасся. Не утянули тебя эти в омут. И давеча, в трясине… Водяной дедушка на прочность проверял… И, видать, ты ему приглянулся. А если бы на тебе крест был, непременно бы сгубили. Обычай у них такой. Не могут они выносить присутствия чужого бога, который загнал их в эту глушь.
        Какого такого чужого бога?
        Да Христа! Неужели не понятно? В иные времена народ им поклонялся. Жертвы приносил… А пришло время - низвергли. Вот они в эту глушь и забрались, поскольку силенок не хватило сопротивляться. Раньше-то, в иное время, веселые были, а потом озлобились. И стали нечистью прозываться. Вот крещеную душу и губят. Забредет какой дурень в эти гиблые края - они и рады. Сначала потешатся, покуражатся, а потом вовсе изведут.
        - И тебя извели?
        Нет, у нас с маменькой другое. За грехи наказаны.
        За какие грехи?
        Не нужно тебе знать этого. Наша печаль. И вот теперь я тут… а маменька в омуте. Вот если бы удалось нам соединиться, тогда бы и кончились страдания. Но не дают эти, почитай, каждую ночь мучают. Зимой только и отдыхаю. Они спят в своем омуте, а я тут, в трущобе. Зимой, правда, сюда охотники забредают вроде тебя. Ну я их, того… Пугаю малость. Правда, давно никого не было. Боятся, видать.
        А показаться можешь?- вдруг расхрабрился Сережа.
        Отчего же, можно. Смотри, коли не боишься.
        Внутренность избушки вдруг осветилась кроваво-красным светом, и в углу возник силуэт человека. Вначале он был почти прозрачен, но постепенно загустел, словно оделся в плоть. Теперь Сережа различил: перед ним стоит совсем молодой человек, почти ребенок, но одновременно присутствовало в нем и нечто старческое - отсутствие волос на голове, поджатые губы, опущенные плечи. Человек был абсолютно наг. И что еще поразило Сережу - огромные, в пол-лица, слабо мерцающие глаза.
        Кабы с маменькой соединиться,- вновь произнес призрак.
        Но как это сделать?- спросил Сережа.
        Не ведаю… Наверное, когда-нибудь узнаю, времени достаточно. А пока принужден тут обитать. Приговорен…
        А если спалить твою избушку. Могу посодействовать.
        Спалить, говоришь? А я куда?
        На свободу.
        Ой нет! Еще хуже будет. Так хоть какой-никакой, а приют. А иначе буду я по этим пустошам скакать да волком выть. Тут есть такие бесприютные… Затерянные души. Ночами они вокруг блукают. И воют от тоски. Воют и воют…
        Откуда же они взялись?
        Не ведаю. С давних времен тут бродят. Убиенные, заложные, некрещеные младенцы, проклятые родителями, да мало ли…И скитаются по пустошам, клубятся в потемках… У меня хоть место свое есть.
        А я, понимаешь, не верил в вас,- растерянно сообщил Сережа.
        Многие не верят,- равнодушно отозвался призрак,- пока сами не столкнутся. А уж тогда… Ты вот мужик крепкий, а иные разума лишаются, мозги набекрень становятся. И сами в трясины забредают, а тем это как раз и нужно. И вот еще одна неприкаянная душа появляется.
        Так, значит, из болот выбраться невозможно?
        Почему же? Очень даже возможно. Главное, не страшиться. И осторожность, конечно, нужна. Ты выйдешь, не сомневайся. А может, кто и подсобит.
        Кто подсобит?
        Ну, не знаю,- уклончиво произнес призрак.- Тут не только чудища встречаются. Есть и такие, которые помогают.
        Чем больше Сережа смотрел на странное создание, ведшее с ним беседу, тем сильнее ему казалось, что все происходящее ему снится. Вскоре он уже не мог понять: где сон, где явь. В глаза словно кто-то бросил горсть песка. Веки слипались. Он держался только силой воли, однако и она вскоре иссякла. Перед глазами завертелись разноцветные круги, которые рассыпались фейерверком разноцветных огненных искр. И он исчез из реальности. Да и был ли он в ней?
        Но вот пришло новое утро, вернее, день, потому что, когда Сережа пробудился, светило стояло в зените. Открыв глаза, он первым делом посмотрел в тот угол, в котором чудился ему Степан. Естественно, там никакого призрака не наблюдалось. Убогие стены, сквозь щели которых пробивались солнечные лучи, вот и все, что узрели его заспанные глаза.

«Было или не было»?- в который уж раз задал он себе все тот же идиотский вопрос.
        Было?- произнес он вслух, обращаясь к лежащему рядом Валету. Собака вяло махнула хвостом: мол, понимай как хочешь.

«Нужно отсюда выбираться,- подумал юноша,- иначе можно вовсе свихнуться». Хотя, с другой стороны, он почти привык к чудесам и первоначальной оторопи уже не испытывал.
        Сережа поднялся, подхватил свой верный «бюксфлинт» и спустился на улицу. Задувал легкий ветерок, шелестевший верхушками камыша, свистали какие-то неведомые птахи. Пес подбежал к самому краю воды, обратил морду к дальнему берегу озера и залаял.
        Ты чего, Валетка? Чуешь кого?
        Собака вдруг заскулила и стала жаться к ногам Сережи, всем своим видом демонстрируя испуг.
        А и правда,- громко произнес Сережа,- пошли отсюда!..- Он хотел добавить «к чертовой матери», но почему-то осекся. Валет, казалось, понял. Хвост его застучал по земле, потом он вскочил и стал носиться по поляне.
        Вот только куда идти? Сережа вспомнил вчерашний эпизод, в результате которого он чуть не утоп, и зябко передернул плечами. В болото больше попадать не хотелось. Собственно, какая разница, в какую сторону идти, лишь бы поскорее и подальше отсюда. На этот раз была отыскана длинная жердь, и можно отправляться в путь. И они отправились.
        Против ожиданий, дорога на этот раз была много легче, а главное, безопасней, чем в предыдущие разы. Кочкарников почти не попадалось, почва была твердой, а встречавшиеся на дороге зыбуны Сережа уже определял с первого раза. Если где виднелось пятно особо яркой, ядовитой растительности, считай - топь. Даже и вехой тыкать не нужно.
        И еще кое-что удивляло и радовало Сережу. У него появилось и довольно быстро окрепло ощущение собственной безопасности. Он освоился и привык к этим безжизненным пустошам. Если первоначально они рождали неосознанную, но постоянную тревогу и пробуждали чувство тревоги, то теперь на смену ему пришла уверенность и спокойствие.
        Даже восприятие окружающей природы изменилось. Пейзаж теперь не казался унылым. Напротив, он обрел смысл. Скрытое, но непрерывное движение, пульсация жизни наполняли его.
        Часто Сережа видел гревшихся на солнцепеке змей, в основном гадюк. Встречал он их и в начале своих странствий. И если раньше вид узорчатых, стального цвета шкурок и изящных головок, поворачивающихся вслед его шагам, вызывал невольный страх, то сейчас он проходил совсем рядом с перевившимися меж собой змеями, наверняка зная, что они не причинят ему вреда.
        Вот над клубком поднялись сразу три головки и почти одновременно угрожающе зашипели. Ну, прямо уменьшенная копия Змея Горыныча! Сережа вспомнил читанную в детстве «Книгу джунглей» Киплинга.
        Вы и я - одной крови,- неожиданно для самого себя вслух произнес он. Произнес и засмеялся.
        И не оттого, что фраза прозвучала напыщенно и книжно. Наоборот, именно здесь, на болотах, в окружении нетронутого бытия, он впервые понял - так оно и есть. Человек отнюдь не покоритель и царь природы, а лишь ее частица, такая же неотделимая сущность, как эти жуткие на первый взгляд гады. Как утки, кулики, кабаны… Как комары, шмели. Мухи. У всякой твари свое предназначение… А человек?.
        Он-то для чего? Чтобы разрушать?.. Похоже на то. Но убивая не для прокорма, а ради забавы, беря больше, чем требуется, покоряя и одновременно разрушая то, что, напротив, нужно всеми силами защищать.
        Во имя цивилизации?.. Но что такое цивилизация? Прежде всего - личный комфорт, удобства, блага… Средства, позволяющие при меньших затратах физического труда получать возможность удовлетворения постоянно растущих потребностей. Позволяющие убивать себе подобных в огромных количествах. Взять хотя бы его оружие. Ведь
«бюксфлинт» купил, а не какую-нибудь одностволку. А для чего? Опять-таки - чтобы убивать с большей эффективностью. Но зачем?! Застрели он, скажем, того кабана в камышах, что стал бы делать с такой горой мяса? Ну съел бы кусок-другой… А остальное?..
        Рассуждая таким образом, перескакивая с глобальных тем на личные, обличая все человечество и себя в том числе, шагал наш герой неведомо куда, пребывая в полной уверенности, что так или иначе выберется отсюда. Несмотря на глубочайшие мыслительные пассажи и довольно странные философские размышлизмы, между прочим, во многом противоречащие утвержденной марксистско-ленинской идеологии, Сережа тем не менее шел очень аккуратно, не забывая при помощи слеги проверять безопасность тропы. Если вчера он проявил явное безрассудство, ринувшись вперед безо всякой острастки, то сегодня демонстрировал явное благоразумие, переходящее порой в излишнюю осмотрительность.
        Сережа медленно брел по пустошам. Рядом бежал верный Валет. Усталости они оба до поры до времени не чувствовали. Далеко впереди замаячил песчаный остров, поросший соснами. Не тот ли, на котором был оставлен рюкзак с припасами? Сережа направил свои стопы в том направлении и вскоре, к своему удивлению, услышал отдаленный дребезжащий звук, похожий на звон поддужного колокольчика.

«Опять начинается…» - с легкой тревогой подумал он, однако направился в ту сторону, где звенело.

«А может, это очередная галлюцинация?» - кумекал наш герой, прыгая с кочки на кочку, поскольку дорога стала куда как неудобнее.
        Звук то приближался, то удалялся, но был довольно отчетлив, словно где-то совсем рядом тащилась телега, запряженная древним одром.
        К глубочайшему удивлению Сережи, так и оказалось. Вскоре он увидел едва плетущуюся соловую клячу, которая влекла ветхую телегу. На телеге стояла громадная бочка.

«Ага,- сообразил Сережа.- Знакомый экипаж». Ведь именно на нем он добрался до Ширяева, исходного пункта перед броском на болота. И возницу он тотчас вспомнил. Благообразный такой старец, весь словно серый не то от древности, не то от домотканого одеяния, в которое он был облачен.
        Эй, дедушка?!- окликнул он возницу. Лошадь, словно среагировав на его голос, мгновенно остановилась, и обрадовавшийся неожиданной удаче Сережа почти побежал к телеге.

«Но как же так?- пришла в голову неожиданная мысль, заставившая его замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться.- Откуда в этой глухомани, где не то что дорог, троп не сыщешь, появилась телега? Каким манером она сюда проехала по зыбунам этим да по кочкам?..»
        Ты чего встал, Серега?- послышалось со стороны повозки, причем довольно зычно.

«По имени назвал!- изумился путешественник.- Откуда знает? Или в первую встречу я ему назвался? Как будто нет. Помнится, дедок расспрашивал: кто таков, куда путь держит, но вот фамилию и имя не спрашивал… Или все-таки спрашивал? А? Может, чудеса продолжаются?»
        Давай, давай, топай сюда,- вновь прозвучал громкий голос. Сережа нехотя поплелся на зов.
        Когда он подошел к телеге, то на ней никого не оказалось. От удивления странствующий следопыт вытаращил глаза и разинул рот. Потом вопросительно посмотрел на Валета, как на прекрасный индикатор при встречах с нечистой силой. Собака вела себя непонятно. Она выглядела настороженной, но никак не испуганной. Хвост ее мелко-мелко подрагивал, ореховые глаза искрились.
        Где же вы?- воскликнул растерявшийся от неожиданности Сережа.- Что за шутки?!
        Да тут я!- Над краем бочки показалась голова. С волос и с бороды ручьями стекала вода.
        Зачем же вы туда забрались?!- изумился наш герой.
        Жарко больно, вот и спасаюсь.
        На Сережу смотрели насмешливые диковатые глаза. Это был, несомненно, тот же человек, который подвозил его до деревни, но сейчас он казался значительно моложе и как бы осанистее.
        Аль не признал, добрый молодец?- поинтересовался странный возница.
        Нет, почему же, узнал, конечно, это вы подвозили меня до Ширяева. Еще призывали соблюдать осторожность…
        Вот-вот. А ты соблюдал?
        Да как сказать… Не очень чтобы… Но сейчас не во мне дело. Вы-то как сюда попали?
        Именно, что в тебе. Слух по деревне прошел: мол, парнишка-то пропал. Вот я на поиски и отправился.
        Да разве сюда можно проехать?
        Это кому как. Нужно, конечно, дорогу знать. Я-то вот, к примеру, знаю. И лошаденка моя, не гляди, что ледаща, везде пройдет.
        Сережа с сомнением покосился на коня-доходягу.
        А как ее зовут?- спросил он.
        Лошадушку мою? Да Васькой кличут.
        Почему Васькой? Это вроде кобыла.
        Полное имя - Василиса,- важно сообщил возчик.
        Сережа с интересом взглянул на огрызок конского племени. Лошадь, тоже повернув голову, посмотрела на любознательного юношу, при этом она подняла верхнюю губу, ощерив желтые, словно прокуренные зубы. Во взгляде Васьки (Сережа даже поежился) читалась явная насмешка. Тут наш герой сделал новое открытие. Он узрел на телеге свой потерянный рюкзак и плащ-палатку Урыванцева.
        - А это откуда?- с величайшим удивлением спросил он возницу, указывая на свои вещи.
        Котома-то? Нашел на Чертовой гриве. Сразу признал. Твоя котома. Ну, думаю, пропал парень. Сгинул, должно… А ты вон какой проворный. Молодец, право слово. Не ожидал от городского мальца такой прыти. Ну, рассказывай, где был, какую добычу имел?
        Да как сказать,- отнекивался Сережа.- И добычи особой нет. Только для пропитания стрелял.
        Это разумно,- похвалил возница.- Зря живую тварь не губил. Похвально. А до каких мест добрел?
        Плутал немного,- скромно сообщил искатель приключений.- Первую ночь провел под дождем, потом добрел до какого-то озера. На берегу еще сторожка стоит на сваях.
        И что же?- тотчас спросил водовоз, остро взглянув на Сережу.
        В смысле?
        Дальше что было?
        Да ничего особенного… Пожил там два или три дня. Побродил по окрестностям.
        И ничего с тобой не случалось?

«Любопытный какой,- подумал Сережа.- Все ему выложи, все расскажи… С другой стороны, вроде спаситель. Если бы не он, сколько здесь еще блукать? А то бросит. Нет, не нужно сердить его. Тем более странный он какой-то».
        Что вы подразумеваете под словом «случилось»?- напрямик спросил он.
        Да ты не таись,- старик говорил ласково и благожелательно,- а то вон как напрягся. Впрочем, если не желаешь, то и не нужно. Да ты садись на телегу, не боись, довезу до Ширяева в целости.
        Сережа пристроился, как и в прошлый раз, рядом с бочкой, облокотился на нее, и Васька тронулась с места. Некоторое время оба путника молчали, потом Сережа не выдержал затянувшейся паузы.
        Не знаю, как и начать,- неуверенно заговорил он.
        А ты не торопись,- откликнулся возница,- подумай малость.
        Чудилось мне разное,- осторожно сообщил Сережа.
        Здесь такое случается,- спокойно заметил водовоз.
        Еще в первую ночь… на болотах… Но это, наверно, от усталости. Ну и потом, в избушке этой…- Он замолчал, собираясь с мыслями.- Мне показалось… словно там… кто-то живет… обитает…- Он вновь сделал паузу, подбирая подходящие слова.
        Старец тоже молчал, по-видимому, ожидая продолжения.
        Некая сущность,- наконец нашел подходящее определение учитель русского языка и литературы.
        Мудрено выражаешься,- не одобрил его определения водовоз.- Под сущностью ты, надо полагать, подразумеваешь Степана?
        Вы знаете?- изумился Сережа.
        А то! Никакой тут тайны нет. Всем в округе известно.
        А мне казалось, чудится. Результат какого-то заболевания… Воды, может, выпил несвежей или еще чего… Простыл например. Вот и посетили видения…
        И русалок, наверное, зрел?- повернувшись к Сереже и остро глянув в его глаза, спросил водовоз.
        Ага,- охотно согласился парень.- Вам и про них известно?
        Мне ли не знать,- непонятно отозвался странный возница.- Тоже, думаешь, видения от хворобы?..
        Право, не знаю, что и сказать. Затрудняюсь с ответом.
        И матку его, надо понимать, видел? Степкину-то?
        И ее… Так это на самом деле было?
        А то нет!
        Расскажите, если возможно, поподробнее. А то я и не знал, что подумать.
        Рассказать-то несложно… Дак, поверишь ли?
        Я теперь во многое поверю,- сообщил Сережа.
        Возница повернулся к нему всем корпусом, внимательно посмотрел в глаза. С него продолжала капать вода, и Сережа вдруг явственно почуял, что на него пахнуло тиной и свежей рыбой.
        Дорога долгая, забрел ты, однако, в самую глушь… Ладно, слушай. Тут в окрестностях есть деревушка. Запрудово прозывается. Мельница там когда-то стояла водяная. С колесом… Под ним омут… Хороший, понимаешь, омут. В нем сом обитал. Здоровущий, между нами, сомина. Что твой конь. Ездить на нем можно было… Ну да ладно. Так вот, в этом Запрудове жила одна семья. Обычные вполне людишки. Сам-то все больше отхожим промыслом занимался. Плотник он был хороший. Ну и ходил по деревням, деньгу сшибал. А баба его по хозяйству… В избе, значит. Мальчонка у них имелся. Этот самый Степан. Потом, как начали все рушить, этого плотника прищучили. Мол, вступай в колхоз и работай на коммуну, а нет - вышлем как чуждый элемент. Мужик, конечно, привык к свободе. На чужого дядю пахать не собирался. Вот и решил податься в город. Уехал, значит, а семейство в Запрудове оставил. К слову сказать, бабенка-то его, супружница, значит, была не то чтобы уж так красива, но справна. За него вышла совсем молодой, шестнадцать только стукнуло… А мужик-то все время в отлучке. На нее многие поглядывали, но она - никому… Мужа больно любила. И
в мальчонке своем души не чаяла. Один он у нее был.
        Водовоз сделал паузу, сплюнул и вновь взглянул на Сережу.
        Не куришь?- вдруг спросил он.
        Как-то не научился,- неизвестно почему застеснявшись, отозвался молодец.- А вам закурить хочется?
        Что ты! Терпеть не могу зелья этого. Просто так спросил… На болотах с цигаркой никак нельзя. Кинет какой-нибудь проходимец окурок, а от него сухая трава займется, следом за ней торфяник. Вот тебе и пожар. Вот от такого окурочка и сгинул Степанов батька. В отрыве от семейства разбаловался. Попивать стал в городе-то, будь он неладен. И вот по пьяному делу заснул на фатере, в которой проживал, окурок не затушил. Ну и сгорел. С ними, плотниками, это часто случается. Напьются, дак на куче стружек и дрыхнут… Ты, Серега, смотри не кури. И с косорыловкой поосторожней. Как говорится, не пей мало, не пей много, а пей средственно, по возможности, значит.
        Прочитав молодому человеку небольшую лекцию о пагубности вредных привычек, возница замолк, и некоторое время был слышен только скрип плохо смазанных колес телеги да плеск воды в бочке.
        А дальше-то что?- не вытерпел Сережа.- Ну, сгорел он, а потом?..
        Н-да… Сгорел, значить, кормилец, а баба что же… Погоревала, конечно… Но жить-то надо. Тем более малец на руках. Поднять опять же требуется. Однако вдовушка была видная. Сватались к ней, но всем давала отказ. Уж по каким таким соображениям - неведомо, но только желала жить одна. Может, мужика своего забыть не могла, а возможно, еще по какой причине. А паренек ее тем временем рос и хорошел. Волос светлый, кудрявый, глазки - васильки в поле, росточком, как тростинка. Словом, заглядение. И тоже по плотницкой части пошел. В отца, видать. Как стукнуло ему пятнадцать, в деревне стали поговаривать - с матерью живет!
        То есть, как?- не понял Сережа.
        А так. Очень просто. Сожительствует, как ныне говорят. Никто доподлинно ничего не знал, тем более не видел. Только болтали. А почему? Девок этот Степан сторонился. Все около мамки… Вроде взрослый парнище, а все за мамкин подол держится. Девкам деревенским он люб, конечно. Так и вьются вокруг, а он ни на какую не глядит. Конечно, начали болтать. Бабьи языки злые. Одна скажет, другая… Вот и пошла худая молва. Теперь уж девки на него если и смотрят, то лишь смеются. Мамкиным огурцом прозвали. Вон кричат, бывало: мамкин огурец идет! Правда, его досужие сплетни не особо трогали. Вот матка его очень, скажу тебе, мучилась. Белугой иной раз выла. Но людские языки лучше ножа булатного режут. Узды на них не наложишь.
        Так они действительно состояли в связи?- с интересом спросил Сережа.
        Ты дальше слушай!- В голосе рассказчика послышались строгие, даже злые интонации.- Чего вы все, молодые, торопитесь? Через это и губите жизню свою. Вот тебя, скажем, взять. Почему приперся сюда? Ведь знающие люди тебя остерегали. А ты все свое: хочу да хочу… Ведь чуть не сгинул… Ну да ладно. Что проехало, то проехало.
        Вы меня извините,- смиренно сказал Сережа,- что перебиваю, и вообще… Я никому не хотел причинять неудобств. То, что пошел сюда, конечно, безрассудство.
        Не люблю, когда оправдываются,- смягчившись, сказал возница.- Дальше-то излагать?
        Конечно, конечно…
        Ну дак вот. На их беду, матки и сынка ейного, в ту пору война началась. А у Степки самый возраст для призыва. Маманька его забегала, как курица, запричитала: один он у меня, один!.. А кому какое дело? Хучь один, хучь десять. Призовут, и вся недолга. Потому как,- водяной человек назидательно поднял палец,- в злую годину негоже о себе, любимом, думать. Конечно, умирать никому неохота, но почему я должен, а ты нет?! По справедливости должно… Поскольку все одно кривда счастья не принесет. Нужно сказать…- возница запнулся, потом опять повернулся к Сереже и пронзил его мутно-зеленым, тяжелым взглядом,- в этих краях много разных… э-э… насельников обитает. Есть, к примеру, и ведьмы.
        Вы это серьезно?- вновь не удержался Сережа и тут же осекся, поняв свою ошибку, но на этот раз серый старик не прореагировал столь агрессивно.
        Думаешь, нет их?- только и спросил он.
        Сережа пожал плечами, но в дискуссию вступать не стал.
        И кое-кто похуже тут встречается,- назидательно заметил возница.- Знаешь подход - не тронут, а не знаешь - сгинешь в одночасье. Ты небось до сей поры ни в леших, ни в русалок не верил?
        Сережа вновь молча пожал плечами.
        И в водяных?
        Вы знаете, я вырос в городе. Там никаких сверхъ-естественных существ не встречается, во всяком случае, в моей жизни подобного общения не наблюдалось… Естественно, я относился скептически ко всем этим историям о потустороннем мире. Конечно, с интересом читал Гоголя… и Гофмана. Но, видите ли, все это воспринималось как сказка. Да, щекотало нервы, но и только. Материалистические воззрения во мне были сильнее.
        А сейчас?- со зловещим интересом спросил возница.- Сейчас-то ты допускаешь существование иного мира? Русалок видел, призраков видел… И других разных…
        Знаете, полной уверенности у меня до сих пор нет.
        Слазь!- неожиданно взревел возница.
        Вы чего?- изумился Сережа.
        Слазь, говорю. Я к тебе со всей душой, а ты - «нет уверенности». Ищи дорогу сам. Да смотри, вновь в бучило не залезь. Так что прощевай, учитель.
        Сережа неуверенно сполз с телеги. Коняга Васька повернула свою башку в его сторону и ехидно ухмыльнулась.
        Люб ты мне был, парень,- сообщил возница,- а теперь постыл. Ничему ты не веришь, на все смотришь, как это?.. Скептически. А я перед тобой распинаюсь. Нет, больше нам не по дороге.
        Но я вовсе не желал вас обидеть!- возопил путешественник, прикинув, сколько еще переться до ближайшего жилья, при условии знания дороги.- Понимаете, по-вашему получается очень просто: то не верил, а то вдруг поверил. Так не бывает. Нужно все обдумать, взвесить…
        Вот и взвешивай, а мы поехали. Давай, Васька.
        Постойте, куда же вы? Возьмите меня! Не бросайте. Да верю я, во все верю. И в русалок, и в леших, и в ведьм.
        А в водяных?- послышалось с телеги.
        И в них тоже.
        Ну, хорошо. Прощаю. Радуйся, что креста на тебе нет. Да и смел ты… Тоже, понимаешь, располагает. Садись уж. Повезу в целости.

«Кто это такой?- размышлял Сережа, косясь на спину возницы.- Может, он тоже из этих… Нежить! Он все время акцентировал на водяных, мол, веришь или не веришь именно в них. Неужто?! И рыбой от него пахнет… В бочке с водой опять же сидел. Все сходится».
        Несмотря на неожиданное открытие, Сережа не потерял самообладания. Чего уж, привык за последнее время. Может, спросить напрямую? Мол, дяденька, скажите, не в омуте ли проживаете? А если и вовсе рассердится… И утащит в этот самый омут. Нет, лишние вопросы, как показывает опыт последних дней, бывают опасны. Лучше промолчать. А интересно бы услышать продолжение этой истории.
        Он вновь взглянул в спину предполагаемого водяного. Хребет-то как выпирает, прямо как у осетра. И вода с головы струится. Давно бы должна высохнуть.
        Сережа неуверенно кашлянул.
        Чего тебе?- неприветливо спросил повелитель вод.
        Хотелось бы узнать, чем дело кончилось?
        Какое дело?
        Ну, про этих… Степана и его матушку. Продолжайте ваш рассказ, если можно.
        Таинственный возница вдруг издал резкий гортанный звук - крик не крик, клекот не клекот, вовсе ни на что не похожий, да такой громкий, что у Сережи на мгновение заложило уши. Лошадь дернулась и встала. Сережа, вытаращив глаза, с ужасом взирал на возницу, ожидая самого страшного.
        Эх, народишко,- неожиданно заметил тот, не глядя в сторону Сережи.- Сами не знают, чего хотят.
        Я, право, не хотел вас обидеть,- робко произнес путешественник.
        Ну, дак пущай… Глянулся ты мне, парень. Ладно, слушай дальше. В общем, пришло время Степке в солдаты идти. А тут недалече в лесу ведьма жила.- Возница пристально взглянул на Сережу, ожидая реакции на подобное сообщение, но тот, наученный опытом, сохранял на лице заинтересованное выражение.- Ведьма… По ночам в ступе летала, порчу на скотину напускала… Бывало, в ступе опустится да давай кругами, кругами… А сама на своем тарабарском языке все причитает. И на таких местах потом грибы кругами растут. А кроме грибов, ничего боле… И вот матка этого самого Степки побежала к ведьме за помощью. Нашла в лесу ейную избушку, поклонилась старухе в ноги, просит:

«Помоги! Чем хочешь отплачу, только сделай так, чтоб сынка не забрили».
        Большеносая отвечает:

«Отбояриться можно, только замена нужна. Вместо Степки твоего».

«Кака замена? Кто же согласится на гибель неминучую идти?»
        Ты, дура, ничего не понимаешь. Ничьего согласия и не требуется. Ворожбой возьмем… Нужно сыскать паренька вроде твоего Степки да морок на него напустить. Он потом сам отправится… Как сказать? Где на службу государеву призывают?

«В военкомат».

«Вот-вот. Придет туда, скажется Степкой, его и забреют. А твой паренек пересидит лихую годину в лесу. Дошло наконец?»

«Неужто добровольно явится?»

«И не сомневайся, милая. Все в нашей власти. Завтра, под вечер, приходи на большак, к перекрестку перед вашей деревней. Знаешь, где дуб стоит, в который молонья ударила. Жди меня там…»
        На другой день в назначенное время явилась маманька нашего Степки к горелому дубу. Про это место ходили многие россказни. Будто в стародавнее время повесили разбойники на дубовом суку незадачливого купца, и его призрак иной раз является запоздалым прохожим, будто собираются там в ночь на Иванов день колдовки со всей округи. Справляют свой шабаш в мерзких игрищах, а потом, обернувшись сороками, разлетаются окрест, делают на полях заломы, доят коров, насылают порчу. Нехорошее, словом, место. Уже начало темнеть. Стоит она, ждет. Вокруг никого. Вдруг словно из-под земли появилась большеносая.

«Явилась?- говорит.- Самое время. Сейчас они будут проходить, а ты выбирай».

«Кого выбирать?»

«Замену твоему Степке».
        И только ведьма это произнесла, глядь, кто-то идет. Бабенка смотрит - с их деревни парнишка. Степкиных лет. Правда, хроменький. По сей причине и в армию не берут.

«Этот как?» - спрашивает ведьма.

«Он же хромой. Не годен».

«У нас все годны. До фронта доедет, не сумлевайся. А там уж…»
        Та качает головой. Жалко, мол, инвалида.

«Ладно, давай ждать другого».
        Еще проходит какое-то время. Новый шагает. Тоже ихний, деревенский. Не молод уж, лет сорок…

«Может, его?»

«Детишки у него… Трое».
        Большеносая захихикала:

«Жалостливая ты… Только всех не пожалеешь. О себе подумай».
        Вот уж совсем стемнело. Опять кто-то идет. Она в потемках толком и не разглядит. Вроде незнакомый.
        Давай этого,- говорит ведьма.
        Ну, давай.
        Ведьма с места сорвалась и к тому понеслась, но не побежала, а словно по воздуху заскользила. Невысоко так, почти касаясь земли, но точно полетела. И петлями, петлями вокруг него, а тот точно и не видит. Идет себе, посвистывает… Тут наша баба его и опознала. Из соседней деревни, кстати, оттуда, где тетка Марья проживает, из Ширяева… Сирота. Ни отца, ни матери… Митрохой будто кличут. И толковали про него: вроде маленько парнишка не в себе, придурошный… Может, и к лучшему, что таковский попался. Проку от него немного, а Степе, глядишь, и жизнь спасет. И от сердца у бабы отлегло. А зря!
        Между тем длинноносая закончила свои полеты и вернулась на исходную позицию.

«Полдела сделано,- сообщила она.- Теперь нужно след его вынуть».
        Она посмотрела вслед удаляющемуся парнишке и перекрестила его, но не обычным троеперстием, а, наоборот, снизу вверх и слева направо. Потом достала из своих лохмотьев черную свечу, древнее кресало и склянку с мутной жидкостью.

«Свечка-то из сала некрещеных младенцев отлита,- похвалилась она.- А в бутылке настойка тирлич-травы».
        Сообщив эти подробности, ведьма щелкнула кресалом и вмиг раздула трут. Затеплилась свеча, и длинноносая вышла на дорогу и, наклонясь, светила себе под ноги. Наконец она, видно, нашла то, что искала, поскольку встала на колени, поставила свечку на землю.

«Иди сюда,- позвала она глупую бабу.- Таперяча ты должна поссать на его след. Давай поживей… И плюнь туда же три раза. Окропим след тирлич-травой. Так. А, таперяча приговор».
        И ведьма чуть слышно зашептала вовсе не русские, бесовские слова. Наша баба опосля всех этих чудес от ужаса едва стояла на ногах. Ей только казалось, будто она все глубже увязает в бездонной трясине. Тут длинноносая перешла на понятную речь: «Заговариваю я свой заговор материным заповеданием; абыть ему во всем во веки нерушимо. Рать могуча, сердце ретиво, мой заговор всему превозмог».

«Ну вот, любушка моя.- Ведьма визгливо засмеялась.- Дельце и обделано. Завтра поутру этот малый пойдет в район, скажется твоим Степкой, его и забреют… А ты веди своего «огурчика» куда подальше, на болота, и пусть там живет, пока лихое время не минет».

«Отплатить тебе чем?» - только и спросила дуреха.

«Не волнуйся, милая, попусту,- хмыкнула длинноносая,- ничего ты мне не должна. Нужно помогать друг другу. У тебя беда - я подмогну, со мной что приключится - ты мне пособишь».
        На этом и расстались.
        А нужно сказать, место для своего Степушки она уже присмотрела. Эту самую избушку, где ты кантовался. Давным-давно ее один лихой человек поставил.

«Пока лето да осень, пусть там поживет,- решила баба,- а как белые мухи полетят, возьму его в дом. Проведу тайком, в случае чего в погребе пересидит. А там, глядишь, и война кончится».
        Возница замолчал, словно что-то обдумывал. Сережа не торопил его. Захочет, сам продолжит.
        Аль не интересно?- спросил рассказчик.
        Почему же?! Очень даже…
        Ну, тогда слушай дальше. Живет, значит, этот Степка на болотах… Мать ему еды натаскала, припасов разных… Ружьишко да охотничий припас у них еще от батьки остался, кое-какое пропитание и самому добыть можно. Сама к нему бегает чуть не каждую неделю, хоть и далеко. Но радости парень никакой не чувствует. Тоска его гложет… Тоска смертная! И совестно ему, и гадко - места найти себе не может. Возьмет, бывало, ружьецо и бродит целыми днями по пустошам. Дождь ли хлещет, вёдро стоит - он все шастает по округе, места себе не находит.
        А потом еще хужее стало. Являться к нему тот парнишка стал. Тот, которого они с матерью на войну заместо Степана спровадили. Оказалось, убило его на фронте-то… Вот он и стал приходить к Степке. Придет ночью и стоит в углу… Смотрит… Гимнастерочка на нем не по росту, шинелка сиротская. Только головенка из колючего ворота торчит на цыплячьей шее. В кровище все обмундирование. И лицо в крови и пороховой гари… Один глаз вытек… Жуткий видец! Стоит, значит, и смотрит с укоризной. Вначале молчал. А Степка по первости весьма страшился. Как тот в первый раз явился, отшельник наш думал - умом тронется. И крестил призрака, и молитву читал. Да что толку! В избенке даже иконки не имелось. Да и иконка, надо думать, не больно помогла бы. Души-то свои они с маткой уже загубили, с бесовщинкой связавшись. Ладно. Молчит, значит, гость-то ночной. Только смотрит… Степка малость пообвыкся, уже не так страшится. Тут призрак и заговорил. Зачем, толкует, ты меня со свету сжил? Знаю, не твоя задумка, маманьки твоей. Но мне от этого легче разве? Ведь сирота я сызмальства. И так лиха в достатке хлебнул. И вот вы извели меня,
жисть мою себе забрали. Что я вам сделал? Меня, если б не ведьма, в армию не забрали. Больной я… Ногами хворый. Поморозил их малолеткой. Через них и погиб… Отнялись вроде. В окоп спрятаться не успел. Тут снарядом и накрыло. А все из-за вас…
        Стоит парнишка-заморыш и плачет. Не плачет даже, а скулит по-щенячьи. Тут и Степка вместе с ним завыл. А что толку….
        Пришла раз матка. Степка ей все рассказал. Она не верит. Осталась ночевать. А призрак-то и не пришел. Степка трясется, видя, что мать на него как на ненормального смотрит. А на другую ночь, как она ушла, солдатик опять тут как тут. И вновь те же речи. За что вы меня, несчастного, погубили?! За что в могилу свели?! Потом и днем являться начал. Убежит Степка из дому на болота, а этот, как чучело огородное, на ветру колышется. А то рукой к себе манит. А там, знает Степка, бездонный зыбун.
        Понял Степка - жизни ему не будет, и решился…
        Раз приходит матка, а он - в петле. Прямо над дверным проемом вздернулся. Давно висит, распух весь, язык черный набок, а глаза сороки выклевали. Схоронила она его тут же, возле дома, а после побрела куда глаза глядят. Вернее сказать, не разбирая дороги. Умом, значится, тронулась. Вся жизнь ея в сынке-то была. А как его не стало, и жить незачем. Только теперь поняла, какую над ней ведьма шутку учудила. Залезла баба, конечно, в бучило, и утопла. Ну а дальше ты знаешь…- возница вновь сделал паузу.
        Наступила тишина, только слышен был посвист во множестве порхавших вокруг куличков да плеск воды в бочке. И тут Сереже почудилось некое странное, непонятно откуда идущее напряжение. Словно этот рассказ нес в себе, кроме повествовательного, еще какое-то неведомое значение. Например, являлся ключом, открывая путь в некий незримый мир, абсолютно непознанный, но тем не менее находящийся под боком. Мир, где рядом с совершенно обычными людьми присутствуют ведьмы, призраки, русалки… А возница?.. Кто он? Человек или?.. Возможно, тот самый морок, о котором он сам еще минуту назад толковал. Здесь, на болотах, этот призрачный мир, о котором он читал лишь в сказках, явился ему во всей своей силе. Он вовсе не исчез, а просто затаился в ожидании лучших дней. Но придут ли опять эти дни?
        Что я знаю?- тряхнув головой, пытаясь сбросить наваждение, спросил Сережа.
        А то!- неожиданно грубо произнес возница.- То и знаешь…- он не договорил. Но Сережа прекрасно его понял и вопросов больше не задавал.- Ну вот,- через некоторое время сказал возница.- Приехали, можно сказать. Вон видишь, тропка вьется. Ступай по ней, вскорости выйдешь к Ширяеву.
        Спасибо,- поблагодарил Сережа.
        Водовоз, или кто он там был на самом деле, недовольно поморщился, словно наш герой сморозил какую-то глупость. И Сережа вспомнил: при их знакомстве он точно так же прореагировал на слова благодарности.
        И не нужно пустых слов,- с некоторой суровостью заметил он.- Просто глянулся ты мне. Глуп, конечно… Верней, не глуп, а не учен. Вот и пришлось тебя малость на ум наставить. Но характерец в тебе имеется… Только на болота в другой раз ходить не советую. Ныне выбрался, а в другоряд могешь и не сподобиться. Так что смотри! Не зря советую. А коли приспичит с ружьишком побаловаться… С им можно и на зайчишек, и на утей… Только в глушь лезть не нужно. Да и живность ради забавы губить не след. Ну что ж, прощевай, Сергунтий. Хороший ты паренек. И еще. Повнимательней приглядывайся… К вещам то есть, к людям, к самым простым, обыденным делам. Глядишь, и узреешь чего…
        Звать-то вас как?- спросил Сережа.
        Звать-величать?..- возница хмыкнул.- На кой тебе? Дедушка, местный житель,- и довольно. Ну, бывай…
        Сережа слез с телеги и, не оглядываясь, побрел по тропке. Он спиной чувствовал пронзительный взгляд недавнего возницы, но не решился обернуться. Ему вдруг, непонятно почему, стало тоскливо, а потом и вовсе мурашки побежали по коже. Вот сейчас посмотришь назад - а там никого. Что тогда? Но странное дело, чем дальше он удалялся от места расставания, тем больше недавние события расплывались, словно тонули, погружаясь в омут подсознания. - Явился!- всплеснув руками, вскричала тетя Маруся, увидев Сережу.- А я уж думала - все! Сгинул! Народ пыталась собрать, чтоб, значит, на поиски идти. Да кто пойдет? В деревне бабы одни… Ну слава богу. Но вид-то у вас, признаться… Что же приключилось?
        Сережа вкратце рассказал о своих странствиях, не упоминая, однако, о некоторых эпизодах и встречах. Он, по правде, и сам начал в них сомневаться.
        - Старичок мне один помог выбраться,- в заключение сообщил он.- Да вы, наверное, его знаете. Серый такой… На телеге ездит… На ней еще бочка с водой стоит.
        - Какой еще старичок?!- изумилась тетя Маруся.- Нет тут у нас никаких старичков с бочками. Постой, постой!.. Уж не водяной ли дедушка тебя морочил?! Н-да, парень, повезло!- Она быстро перекрестилась.- И как только выпустил. Видать, по нраву вы ему пришлись.
        С той поры прошло очень много лет. Сережа давным-давно вернулся в Москву. Нынче он - никакой не Сережа, а Сергей Яковлевич Мятлев, весьма пожилой человек, доктор филологических наук, профессор одного из столичных вузов, специалист по русскому фольклору.
        Охоту он забросил сразу же после вышеописанных событий, свое великолепное ружье продал, хотя до сих пор любит заходить в охотничьи магазины, где сердце его начинает биться чуть сильнее, чем обычно. Есть у него и собака, не Валет, конечно; тот давно умер, но тоже сеттер. О событиях, случившихся давным-давно, в дни юности, он почти позабыл. Да и были ли они?
        notes
        Примечания

1
        Бенвенуто Челлини (1500-1571)- итальянский скульптор, ювелир и писатель эпохи Возрождения. Оставил знаменитые мемуары «Жизнь Бенвенуто Челлини, написанная им самим».

2
        Аршин - стакан.

3
        Шикса - девушка - не еврейка (идиш) .

4
        Аид - еврей (идиш) .

5
        Шлимазл - простофиля, неудачник (идиш ).

6
        Хупа - балдахин, под которым проходит бракосочетание.

7
        Кадиш - у иудеев поминальная молитва.

8
        Миньян - у иудеев кворум из десяти взрослых людей (старше 13 лет), необходимый для общественного богослужения и ряда религиозных церемоний.

9

«Властелин Многомилостивый, обитающий высоко! Дай обрести покой, уготованный на крыльях Шехины…» - начальные строки заупокойной молитвы.

10
        «Мазл-тов » букв. «доброе созвездие» - пожелание добра, счастья.

11
        Диббук - в еврейском фольклоре душа умершего, обычно грешника или проклятого, не нашедшая успокоения на том свете и «прилепившаяся» к живому человеку.

12
        Священное Писание, Песнь Песней (8:6).

13
        Шофар - духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога барана или козла. Издревле использовался в синагогах при особо торжественных ритуальных церемониях.

14
        Прозелит - новообращенный.

15
        «Двар Тора» - краткая речь жениха перед обручением.

16
        Шлиман Генрих - немецкий археолог, открывший местонахождение Трои и раскопавший ее.

17
        «Бюксфлинт» - двуствольное ружье, у которого один ствол гладкий, для стрельбы дробью, а другой нарезной, для стрельбы пулей.

18
        Ягдташ - охотничья сумка для дичи.