Принцип упреждающего удара Алиса Арчер
        Далекое будущее. Человечество покорило космос и стало полноправным участником межгалактического сообщества. Но умами и мнениями людей по-прежнему управляет политика. И в угоду безжалостной дипломатии порой приносятся в жертву человеческие жизни. Как победить в смертельной схватке и остаться в живых, если тебе противостоит не только инопланетный враг, но и твоя собственная раса?
        Алиса Арчер
        Принцип упреждающего удара
        Закат на Каоан-Таоракисе похож на северное сияние. Все дело в орбитальной позиции планеты, чье магнитное поле под особым углом отражает солнечный ветер ближайшего желтого карлика. Небеса словно пылают, переливаясь немыслимо яркими цветами: от алого до бирюзово-зеленого. Завораживающее зрелище, от которого перехватывает дыхание и хочется задержать мгновение, выбросить из головы тяжелые мысли. Еще совсем недавно и целую вечность назад этот райский уголок входил в двенадцать обязательных мест для посещения туристами в Объединенном галактическом рейтинге. Впрочем, я прибыл сюда не для того, чтобы любоваться красотами чужого мира.
        Шлюз открылся, я вышел из посадочной капсулы на металлический трап стыковочного модуля. По позвоночнику прокатилась болезненная волна, ноги налились тяжестью. Гравитация здесь была сильнее, чем в хостелах буферных зон, где я жил в последние годы. Заметив толпу, активировал смарт-стекло на шлеме скафандра, сделав его непрозрачным. Спустился на космодром и направился к таможенному блокпосту, ступая по идеально гладкой поверхности абляционных плит. Толпа расступалась передо мной, оставляя пространство лишь для одного шага, и смыкалась позади, как только этот шаг был сделан. Меня ждали.
        Позволив себе еще несколько минут тишины, я отключил шумоподавитель лишь у самого входа в массивное строение причудливой формы, напоминающее нарезанную ломтями трапецию. Мир наполнился звуками, я услышал голос толпы. Сплоченная ненавистью в единый организм, она скандировала только одно слово. У самого уха затрещал переводчик, подбирая наиболее точный аналог громким щелчкам и рокоту инопланетной речи. Через секунду трещание смолкло и холодный, равнодушный голос произнес: «Совпадений не найдено». Покачав головой, я запустил программу перезагрузки переводчика, заранее готовясь к тому, что ничего не изменится. Я не обновлял программное обеспечение уже пятнадцать лет, оно безвозвратно устарело. Лицензионные драйверы мне никто не хотел продавать, а пиратские копии были слишком дорогим удовольствием для того, кому едва хватало денег на продукты. Что кричат роатанцы, я знал и без переводчика. «Норро» - пришелец, чужак. Страшное оскорбление из уст тех, кто называл себя одной из самых толерантных рас во всех обитаемых галактиках.
        Гоминидно-панцирная форма жизни - существа, напоминающие гибрид краба с лемуром или «панцири», стали первым контактом человечества на заре космической экспансии двадцать третьего столетия. Они приняли новых исследователей космоса настороженно, но благосклонно. Отказавшись от торговли и обмена технологиями, стали мирно наблюдать за развитием и движением людей сквозь звезды. И лишь через сотню лет, после успешной колонизации Землей нескольких планет, попросили принять их дипломатическую делегацию. А спустя еще двести лет относительно бесконфликтного сосуществования, две цивилизации оказались на пороге войны. Виной тому послужило одно спорное человеческое решение. Мое решение. Мой выбор.
        Я вошел в здание таможни, встал на ленту молекулярного сканера, поднял руки. Оглядел помещение, пока ультра-бот просвечивал мое тело на предмет скрытого оружия, ядов, вирусов и прочих угроз, призванных нести смерть народу Роатана. Идеально гладкие стены, без единой шероховатости и трещинки, дарили гостям иллюзию безопасности и одновременно создавали видимость беззащитности хозяев. Но стоило сделать лишь одно неверное движение - и в стенах открывались тысячи отверстий, из которых выдвигались дула малокалиберных турелей. Панцири никогда не афишировали свою военную мощь, наоборот, старались скрыть оружие, замаскировать под видом бытовых предметов. Ввести противника в заблуждение, заставить верить в собственное превосходство и допустить ошибку было излюбленной тактикой роатанцев. Они избегали прямых конфликтов, предпочитая вести скрытую диверсионную войну. В музее ВИЦ - Военной Истории Цивилизаций на Земле хранится наглядное подтверждение коварства и хитрости внеземного разума. Детские игрушки, посланные в дар планете Хтири и содержащие смертельный яд. Когда роатанцы узнали об экологической катастрофе
на планете и планах хтирийцев на переселение, они выразили сочувствие, отправив будущим соседям гуманитарную помощь. И навсегда избавились от территориальных конкурентов, сократив их численность почти на восемьдесят процентов.
        Сойдя с ленты, я прошел к стойке регистрации. Приложил карту статуса к панели на груди бота-секретаря и опустил руки в специальные углубления на столе. Фиксирующий раствор заполнил пространство ниш, лишая меня возможности двигаться. Я замер. Обычно проверка занимала от силы секунды три. Моя растянулась на двадцать девять минут. Все это время я стоял не шевелясь и даже дышать старался незаметно. Медленно начинал вдох и едва чувствовал, как воздух внутри приподнимает диафрагму, так же медленно выдыхал. Очень скоро от нехватки кислорода закружилась голова, но темп дыхания я не изменил. Не хотел давать роатанцам ни малейшего повода оторвать мне руки.
        Наконец, раствор засветился и, втянувшись в стол, отпустил меня. Со спины неслышно подошли двое панцирей в силовой броне, и в сопровождении вооруженного конвоя я вышел на оживленную улицу Таоракиса. Вновь ощутил ярость толпы, выкрикивающей проклятия, и догадался, что в этот раз охрану приставили для моей защиты. О шлем разбивались комья земли, палки, фруктовые плоды и прочий мусор, который роатанцы заготовили для встречи со мной. И если бы не солдаты, уверенно прокладывающие дорогу к башне Высшего Каоанского суда, они охотно растерзали бы меня на части. Громкие вопли мешали сосредоточиться, голова все еще кружилась, и я мысленно порадовался, что роатанцы не видят моего лица. Слишком сильное удовольствие им доставят мои страдания. Проявлять слабость перед противником - не лучшая тактика, а в моем случае еще и заведомо проигрышная, ведь я знаю, какой мне вынесен приговор.
        Перед административной линией - энергетическим барьером, окружавшим территорию суда, к конвою присоединились еще двое панцирей, и я слегка забеспокоился. По силе и боевым качествам любой роатанский гвардеец значительно уступал рядовому штурмовику Небесного флота, но четверо солдат в тяжелой броне против одного безоружного человека? Не слишком ли много? Хотя чему я удивляюсь? Для них я не просто человек. Я самый главный враг, палач и военный преступник, виновный в геноциде мирного населения. Много лет роатанцы пытались добраться до меня, искали лазейки в законах, добивались разрешения на арест и даже нанимали торговцев людьми, обещая щедрую награду за мою голову. И, наконец, нашли способ заманить меня на свою планету, причем разыграв комбинацию так, что я прилетел добровольно.
        Я пересек барьер. Звуки стихли, уступив место тягучей вязкой тишине. Сияющее небо сменилось мутной пеленой защитного купола. Исчезли взгляды, лица, мелькание тонких клешней и лап. Судебная зона была отрезана от остального мира. На слушание допускались лишь судья и объектики, выступающие одновременно и адвокатами, и обвинителями. Правосудие по-роатански всегда вершилось вдали от чужих глаз. А вот казни они любили публичные.
        У входа в башню застыл еще один бот-секретарь, но на этот раз подтверждение статуса не заняло много времени. Я поймал злобный взгляд одного из конвоиров. Вытянув шею и оскалив зубы, он пытался разглядеть меня сквозь темное стекло шлема. В спину уткнулся ствол плазмера. По тихому вибрирующему гулу я понял, что гвардеец перевел оружие в боевой режим. Остальные охранники придвинулись ближе, образовав вокруг тесное кольцо и вынудив двигаться шаг в шаг с ними.
        Меня вели по длинной анфиладе коридоров, полутемных и безликих, словно тоннели подземных шахт. Становилось все холоднее, кожа под летным комбинезоном покрылась мурашками. На внутренней поверхности смарт-стекла появились предупреждающие знаки: еще немного - и температура воздуха опустится ниже компенсаторных возможностей материала, телу грозит переохлаждение. Панцири не снижая темпа перестроились и друг за другом двинулись дальше по стремительно сужающемуся коридору.
        Через пару минут путь преградила энергостатическая дверь. За ней я увидел просторное помещение, заполненное парящими над полом кубами - камерами содержания заключенных. Часть из них были прозрачны и пусты, другие скрывали своих обитателей за зеркальными стенами. А в центре комнаты возвышался величественный монумент - огромная фигура роатанца в боевой броне, к ногам которого склонялись представители иных рас. Я почувствовал, как внутри поднимается гнев. Здесь были пехотинцы Ланорима и воители мира Керасс, солдаты Бергши и легионеры Ападарра. Все те, кого в открытом бою панцири никогда не смогли бы одолеть. Но больше всего меня злило, почти до безысходности и отчаяния, что среди каменных фигур стоял сгорбленный, коленопреклоненный СИЗБЕ. Где этим тварям удалось его раздобыть? Небесный флот никогда не оставлял врагу оружие и тактическое снаряжение и уж тем более не бросал своих штурмовиков на поле боя. По крайней мере, до меня. Я усмехнулся мысли, что всю военную историю человечества будут делить на до и после меня. Так уж вышло. Но это не давало роатанцам права глумиться над нами.
        Конвой расступился, пропуская меня вперед. Я сделал несколько шагов и встал на металлический сканер-круг, едва заметно выступающий из пола. Круг засветился, запульсировал светом, на ровной блестящей поверхности проступила нейронная сеть.
        Глядя перед собой, я громко и отчетливо произнес:
        - Подсудимая Лана Зорина, человек. Объектик Станислав Гордеев, человек.
        От круга отделился тоненький лучик. Он бесконечно удлинялся, двигаясь по ломаной траектории, пока не достиг одного из зеркальных кубов. Пространство под ним вспыхнуло, куб начал медленно опускаться. Зеркальные стены помутнели и через мгновение стали прозрачными, холодную тишину прорезал механический голос, пробуждая к жизни переводчик:
        «У вас есть право поговорить с подсудимой - двадцать минут».
        Я сошел с круга и направился к камере, не отрывая взгляда от прижавшейся к стеклу хрупкой фигурке. За время, что мы не виделись, Лана почти не изменилась, лишь густые волосы стали длиннее. Сейчас они каштановыми волнами покрывали поникшие плечи, огромные глаза светились надеждой - она еще не знала, что за ней прислали меня. Увидев, что я подхожу, Лана вымученно улыбнулась и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Одна из стен куба бесшумно отползла в сторону и закрылась за мной, едва я переступил порог камеры. Стены вновь стали зеркальными, давая понять, что настал час Оадо - время, которое подсудимый и объектик могут использовать для личной беседы. Я отключил гермо-ленту и снял шлем. Улыбка на лице Ланы погасла.
        - Ты-ы… - выдохнула она, и на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, страх, отвращение, разочарование и возмущение. - Почему они прислали тебя?
        - Потому, что я лучший переговорщик, - тихо ответил я.
        - Ты убийца!
        - В сложившейся ситуации эти понятия равнозначны.
        Между нами повисла неловкая тишина, я смотрел на нее, а она старательно отводила взгляд. Наконец прозвучал вопрос:
        - Как ты?
        - Нормально, - я пожал плечами. - Правда нормально, Лана. Не трать время на формальные вопросы. Расскажи лучше, что произошло на Миораносе.
        - Это не формальный вопрос! - возмутилась она. - Я и правда хочу знать, как ты?
        Я не ответил. За пятнадцать лет, она ни разу не попыталась связаться со мной и блокировала все мои попытки поговорить с ней. Моя бывшая невеста, а ныне супруга главы Президентского Совета Объединенных Наций вычеркнула меня из своей жизни сразу, как услышала о том, что произошло на дежурстве. Так что вопрос действительно не был формальным, он был просто бессмысленным.
        - Как ты здесь оказался? Тебя восстановили в правах? - поняв, что я не стану отвечать на предыдущий вопрос, Лана задала следующий.
        - Да. На время переговоров я восстановлен в статусе человека и обладаю всеми полномочиями официального представителя Земли. На суде я буду выступать как твой объектик.
        - Все получилось случайно, - неожиданно затараторила она. - Я участвовала в Миораносе уже третий раз, но в прошлые годы все ограничивалось ритуальным шествием. Я не была готова к тому, что роатанцы начнут убивать детей.
        - В этом нет твоей вины. Панцири не проводили этот ритуал больше трех столетий.
        - Но я должна была, просто обязана была сдержаться, - Лана закрыла лицо руками. - Я читала историю, учила протоколы дипломатических встреч, изучала их традиции и обычаи. А получилось, что своим вмешательством нанесла им страшное оскорбление. И теперь, - по лицу Ланы покатились слезы, - Каоан-Таоракис грозит Земле войной, если им помешают казнить меня.
        - Что ты сделала?
        - Вырвала ритуальный клинок из рук жреца. Те малыши так пищали, что у меня сердце останавливалось. Я не успела ни о чем подумать, просто бросилась на него.
        Я кивнул. Роатанцы безупречно разыграли свои роли, решив возродить древний ритуал жертвоприношения богине плодородия Миоре на глазах женщины, всего несколько месяцев назад впервые ставшей матерью. Они хорошо изучили человеческую психологию и знали, что она не сможет удержаться и обязательно вмешается. А они получат право на священное возмездие. Панцири верно просчитали, что убитый горем муж пойдет на все, чтобы спасти жену, и проявили гуманность - разрешили земному представителю присутствовать на суде. И выдвинули условия, чтобы этим представителем непременно был я.
        В тот же вечер на буферную планету Х2309 за мной прилетел корабль, на борту которого спешно провели процедуру восстановления статуса. Мне обещали, что, если я добьюсь отмены смертного приговора, мне разрешат вернуться на Землю. Однако, если я правильно понял замысел роатанцев, шансы на такой исход стремились к минус бесконечности. Лана всхлипывала, растирала слезы по лицу, все так же избегая прямого взгляда на меня. Немного успокоившись, глубоко вдохнула и задала вопрос:
        - Они отпустят меня?
        - Я сделаю все возможное для этого, - я ободряюще улыбнулся.
        - Ты думаешь, панцири станут слушать? - Лана повысила голос. - Они ненавидят тебя! Ты знаешь, что после того, как ты уничтожил Роатан, в их языке появилось новое слово: Ноаро - убийца миров.
        - Если они попытаются причинить тебе боль, в их языке появится много новых слов.
        Она слегка улыбнулась, подняла голову и первый раз с момента встречи посмотрела на меня. С минуту разглядывала лицо, затем скользнула взглядом по фигуре.
        - Боже, ты ужасно… - Лана осеклась и виновато опустила глаза.
        - Я в порядке, - с нажимом проговорил я.
        Но внутренне был с ней согласен. Я выгляжу ужасно, да. Как еще может выглядеть человек, который вынужден питаться лишь контрабандными продуктами и потерял почти сорок процентов от своего нормального веса? Я спал в дешевых мотелях, среди изгоев и отбросов общества, и часто не имел возможности помыться, так как вода в буферных зонах стоила целое состояние. Меня не обслуживали в барах, не принимали на работу, не пускали на вокзалы и в космопорты. Пятнадцать лет я перебивался тем, что удавалось найти среди мусора и отходов, и частенько за этот шлак приходилось еще и драться. Так что у меня не было ни единого шанса остаться тем красавцем-штурмовиком, в которого когда-то влюбилась Лана.
        - Ты продумал линию защиты? - ее голос вырвал меня из воспоминаний.
        - Да, я сделаю упор на разницу восприятия материнства и влияние гормонов на твой организм. Попробую объяснить, что у нас убийство ребенка - худшее из преступлений. Роатанцы никудышные родители, но чтят образ Великой матери, дающей жизнь.
        - Это сработает?
        - Я не знаю, но думаю, шанс у нас есть.
        - А что потом?
        - Ты полетишь домой, к сыну.
        - А ты?
        - Вернусь в отстойник.
        - Ты не хочешь домой?
        - Если я появлюсь на Земле, как минимум три цивилизации объявят человечеству войну. Я не имею права рисковать.
        Лана помолчала, потом подняла голову и хотела сказать что-то еще, но стены камеры вновь обрели прозрачность. Наше время вышло. Я пошел к выходу, жалея, что не могу найти для нее успокаивающих слов, приободрить, поддержать, заставить поверить, что все будет хорошо. У самой двери обернулся и попросил:
        - Дай мне свой переводчик. Мой барахлит, видимо, повредился при приземлении.
        Лана выдернула из уха наушник, бросила мне. Поймав серебристую капсулу, я заменил устаревшее устройство на последнюю модель биолингвиста и не оборачиваясь вышел из камеры. Панцири уже ждали меня, чтобы проводить в зал суда. Я услышал еле заметный шепот, которым встретили меня конвоиры. То самое слово - Ноаро, придуманное специально для меня потерявшими родную планету чужаками. В глазах роатанцев плескались злоба и ненависть, и, глядя на их оскаленные пасти и ощетинившиеся загривки, я понял, что справедливого суда Лана не дождется. А значит, все зависело от того, насколько убедительными будут мои аргументы.
        Судья сидел на высоком постаменте, поджав под себя все четыре ходильные конечности. Верхние клешни, в знак особой серьезности процесса были скрещены над головой, нижние лапы он сложил на груди. Не знаю, было ли ему удобно, но пафоса на лемурьей морде хватало с избытком. Баоран Китарис стал Высшим судьей еще до моего рождения и отправил на тот свет более четырехсот нарушителей закона. Он ненавидел и презирал иные расы, считая роатанцев высшей ступенью эволюции, и славился неподкупностью и отказом от компромиссов. На меня он взглянул с нескрываемым злорадством. Я приблизился к группе объектиков и увидел, что мои конвоиры ушли.
        До начала слушания оставалась пара минут. Постамент судьи засветился красным, призывая участников процесса занять свои места. Из пола выдвинулись стойки, и панцири один за другим встали за них, приложив лапы к сканер-кругам. Я подошел последним, занял стойку напротив судьи. Прижал ладонь к кругу и почувствовал легкую вибрацию. Воздух вокруг едва заметно сгустился, на стойку опустилось силовое поле. По обычаю роатанского суда ни один объектик не покидал своего места, пока слушание не заканчивалось. Такой подход обеспечивал безопасность и порядок в зале суда. И надежно защищал судью от возможных покушений.
        Роатанец оглядел зал и, увидев, что все объектики готовы, удовлетворенно кивнул. Его пасть, усеянная острыми мелкими зубами, открылась, и в наушнике зазвучала приветственная речь:
        «Разбирательство по делу подсудимой Ланы Зориной открыто. В слушании участвуют: судья Баоран Китарис, объектик Аро Крас, объектик Хоро Тар, объектик Дир Ноко, объектик Станислав Гордеев.
        Я приветствую вас и требую беспристрастности суждений. Разбирательство окончится, когда мы придем к единому решению о необходимой мере наказания для подсудимой».
        Китарис смолк, покрутил головой, поочередно награждая каждого объектика суровым взглядом и сжав в пальцах крошечный стерео-чип, включил запись с места происшествия.
        В центре зала возникла трехмерная голограмма, транслирующая ритуальное шествие Миоранос. Я увидел огромную толпу панцирей с цветами, фруктами, сладостями и прочими дарами, которые они несли к подножию статуи Миоры - наиболее почитаемой богини из множественного пантеона роатанских богов. В передних рядах шли представители власти и приглашенные визитеры - актеры и политики других рас, кому была оказана честь разделить праздник с народом Каоан-Таоракиса. Рядом с громадным принцем Ланорима Лана казалась совсем беззащитной. Я видел, как безмятежное выражение ее лица сменилось ужасом, когда один из караульных преградил путь троим роатанским малышам. Они принесли богине конфеты и игрушки и собирались вернуться к родителям, но их остановил внезапно появившийся жрец. По вытянувшимся мордам роатанцев я понял, что и для них происходящее явилось неожиданностью. Жрец выхватил кинжал, занес его над пищащим от страха ребенком, но ударить не успел. Рядом с ним оказалась Лана. Она перехватила лапу жреца и вырвала у него кинжал. Толпа оглушительно взревела, роатанцы заметались по площади, сбивая друг друга с ног и
топча предназначенные для богини дары. Голограмма исчезла, в зале суда стояла звенящая тишина.
        - Немыслимо! - спустя секунду произнес Баоран Китарис. - Неприемлемое оскорбление! Святотатство!
        И повернулся к объектикам.
        - Хоро Тар, суд ждет твои аргументы.
        Миниатюрный панцирь шевельнул ушами и громко проговорил:
        - Я привожу одиннадцать аргументов в пользу обвинения и шесть аргументов в защиту подсудимой. Она нарушила законы Рао и Ориды, нарушила кодекс Диса, осквернила неприкосновенность жреца, но сделала это непреднамеренно. Действия подсудимой носили импульсивный характер, она не знала, к чему приведет ее вмешательство.
        - Вердикт?
        - Виновна.
        Китарис перевел взгляд на следующего объектика. Тот заметно волновался и прятал глаза.
        - Аро Крас, суд ждет твои аргументы.
        - Я привожу четыре аргумента против подсудимой, - неуверенно сказал роатанец. - И семь аргументов в ее защиту. Лана Зорина читала катехизис шествия, в нем не было упоминания о ритуальном жертвоприношении. Решение приняли в последний момент, и гостей не успели предупредить. Межгалактический совет может расценить это как провокацию.
        Судья смерил говорящего уничтожающим взглядом, и я подумал, что объектик Аро Крас вряд ли доживет до следующего утра. Но расклад получился обнадеживающим - пятнадцать аргументов против Ланы и тринадцать за.
        - Вердикт?
        - Невиновна.
        Китарис посмотрел на меня.
        - Объектик Станислав Гордеев, суд ждет твои аргументы, - он выплюнул слова с таким отвращением, словно в рот ему попало нечто мерзкое. Глаза его при этом хищно блестели, выдавая истинное наслаждение происходящем фарсом.
        - Два аргумента против подсудимой и десять аргументов в ее защиту. Лана Зорина - представитель расы, чьи взгляды на безопасность потомства существенно расходятся с убеждениями роатанцев. К тому же, семь месяцев назад она сама стала матерью. Ее состояние можно сравнить с ожиданием дня вылупления детенышей из яйца. Наши дети рождаются несамостоятельными, вы оберегаете яйца, мы - детей.
        - Вердикт?
        - Невиновна.
        - Объектик Дир Ноко, - Китарис повернулся к панцирю, чье слово могло оказаться решающим, - суд ждет твои аргументы.
        Роатанец откашлялся.
        - Девятнадцать аргументов против подсудимой и один аргумент в защиту. Лана Зорина - официальный посланник Земли на Каоан-Таоракисе, а значит, политическая фигура. Ее поступки нельзя рассматривать в отрыве от принятой позиции человечества относительно народа Роатана. Каждый ее шаг равен политическому заявлению. Неуважение к нашим традициям и ритуалам влечет за собой ослабление межгалактической позиции роатанцев и усиление позиций Земли. Такое прощать нельзя.
        - Вердикт?
        - Виновна.
        Баоран Китарис оскалился и с удовольствием подвел итоги заседания.
        - Тридцать шесть аргументов против подсудимой Ланы Зориной и двадцать четыре аргумента в ее защиту. Два оправдательных вердикта против двух обвинительных. Прежде чем перейти к дополнительным слушаниям, я обязан спросить: не хочет ли кто-то из объектиков изменить свое решение?
        Аро Крас робко поднял лапу.
        - Объектик Аро Крас, вы нашли новые аргументы?
        - Да, - запинаясь, ответил объектик, - я не учел политический аспект правонарушения. Я удваиваю аргументы против подсудимой Ланы Зориной. Восемь аргументов против и семь аргументов за. Мой вердикт - виновна.
        Китарис кивнул.
        - Сорок аргументов против подсудимой и двадцать аргументов в ее защиту. Три обвинительных вердикта против одного оправдательного. Необходимость в дополнительных слушаниях отсутствует. Вердикт вынесен. Подсудимая Лана Зорина - виновна. Приговор - смертная казнь.
        - Объектик Станислав Гордеев хочет обратиться к суду, - громко сказал я.
        - Отказано. Для вынесения вердикта суду не требуются дополнительные аргументы.
        - Я требую передачи дела в межгалактический суд Тшеквиры.
        - Отказано. Преступления, основанные на нетерпимости к религиозным ритуалам, подлежат исключительно внутреннему рассмотрению.
        По легкому прикосновению воздуха к лицу я понял, что силовое поле исчезло. Постамент судьи погас, Китарис ухватился лапой за перила и торжествующе взглянув на меня, начал спускаться. Теперь, чтобы спасти Лану, у меня оставался всего один шанс.
        - Я прошу суд о применении права на добровольный обмен. В качестве ответчика предлагаю себя.
        Роатанец замер. Несколько минут стоял, глядя на ступени, потом мерзко улыбнулся и посмотрел на меня:
        - Отказано.
        На секунду мне захотелось отступить, увидеть, как самодовольство на лемурьей морде сменится разочарованием. Весь этот маскарад рассыпался бы в прах, стоило мне просто промолчать. Но ставкой была жизнь Ланы, и Баоран Китарис знал, что я не отступлю.
        - Я прошу снова. Вам не нужна Лана, мы ведь оба это знаем. И плевать на религиозные ритуалы. Вам нужен я. Так забирайте. Обещаю, что не стану сопротивляться. Можете делать со мной все что хотите.
        Он хотел, чтобы я просил, и я просил, я почти умолял его казнить меня вместо Ланы. А он упивался моей беспомощностью.
        Наконец Китарис сказал:
        - Суд принимает право на обмен. Объектик Станислав Гордеев займет место ответчика, подсудимая Лана Зорина будет освобождена.
        И, понизив голос, добавил:
        - Но твоя казнь не будет простой, Ноаро. Ты ответишь не только за преступление подсудимой, но и за свои собственные. Мы не позволим тебе умереть быстро.
        - Я знаю, - ответил я.
        Роатанец победно захихикал. Он не мог и не хотел сдержать радости от того, что спустя столько лет я все-таки попал к ним в руки. Он произнес прощальную речь, отметив, что сегодняшнее слушание войдет в историю Каоан-Таоракиса как торжество высшей справедливости, и покинул зал суда. Вернувшиеся конвоиры проводили меня в камеру. Едва я вошел, Лана бросилась мне навстречу. По покрасневшим глазам и носу я понял, что она снова плакала.
        - Как прошло? Меня отпустят? - дрожащий голос выдавал пережитые страхи.
        - Ты свободна и скоро полетишь домой.
        - Боже, - Лана прикрыла глаза ладонью, - это правда? У тебя получилось?
        - Да.
        - Они не передумают? Я так хочу домой. Когда я смогу выйти отсюда?
        - Полагаю, что прямо сейчас, - я кивнул на открытую дверь, у которой застыли двое панцирей.
        Лана бросилась к выходу, но у самой двери оглянулась и спросила:
        - А ты?
        - Мне придется остаться здесь.
        - Почему?
        - Они вынесли обвинительный вердикт. Я предложил обмен.
        - Ты остаешься вместо меня? Но они же убьют тебя! - Лана переминалась с ноги на ногу, так явно борясь с желанием уйти, что мне захотелось отвернуться.
        - Не думай обо мне, просто возвращайся домой.
        Лана не стала спорить. Решительно вышла из камеры и зашагала в сторону коридора. Дверь закрылась, и стены куба утратили прозрачность, лишая меня возможности видеть, как она уходит. Я сел на пол и, стараясь ни о чем не думать, закрыл глаза.
        Тело требовало отдыха, но расслабиться не получалось. Интересно, как скоро за мной придут?
        Словно в ответ на мои мысли дверь камеры начала открываться. Я вскочил, чтобы встретить панцирей на ногах, но на пороге стояла Лана.
        - Ты сделал это потому, что все еще любишь меня? - спросила она, напряженно вглядываясь в мое лицо, ища на нем признаки былого чувства.
        Я не ответил. Не потому, что хотел обидеть или зацепить ее - мне просто нечего было сказать. Как объяснить, что ее образ - единственное, что не давало мне сойти с ума в часы долгого и муторного разбирательства. Что моя любовь умирала постепенно, с каждым неотвеченным звонком, с каждой бесплодной попыткой с ней связаться. Она снилась мне почти каждую ночь, но в конце концов любовь не выдержала предательства. И, узнав, что она стала чужой женой, я не почувствовал ничего, кроме всепоглощающей пустоты. И то, что я сейчас сделал для Ланы, я сделал бы для любого человека, оказавшегося на ее месте. Просто потому, что верю: выбирать своих - правильно. Свою страну, свою расу, свою планету. Даже если она отвернулась от меня. Не выдержав повисшего между нами молчания, Лана подошла ближе и протянула руку, чтобы коснуться моего лица.
        - Не надо, - попросил я, отступая. Не хотел, чтобы тепло ее руки нечаянно воскресило прошлое. И убеждаться, что ничего не чувствую, тоже не хотел.
        Глаза Ланы наполнились слезами. Опустив руку, она тихо проговорила:
        - Я понимаю, что уже слишком поздно. Но прошу, не будь таким жестоким. Я уговорила панцирей позволить нам последний разговор. Они довольны сделкой и не станут мешать.
        - Мне нечего сказать тебе, Лана, - ответил я. - И ты права, сейчас уже слишком поздно. Я так ждал тебя тогда, так надеялся, что ты придешь. Хотел просто услышать твой голос. Объяснить именно тебе, почему принял такое решение, ради чего лишил нас будущего. Но ты не пришла.
        - Прости меня, мне было так стыдно. Я не знала, как с этим жить. Ты же помнишь, что тогда началось.
        Разумеется, я помнил. Помнил массовую истерию, проклятия, осуждение собственной расы. Помнил тех, кто встречал инопланетные корабли в портах плакатами «Мне стыдно быть человеком». И тех, кто в знак протеста улетел с Земли. Любой, кто хоть как-то пытался встать на мою защиту, сразу становился парией в межгалактическом сообществе, и человечество пошло наиболее простым путем. Открестилось от меня. Выставило меня вон и продолжило жить дальше. Я не винил Лану, что она выбрала сторону большинства, спокойную жизнь и стабильное будущее. Я и сам для нее этого хотел. Но то, с какой легкостью она отреклась от меня, разбило мне сердце.
        - Возвращайся домой, Лана, - сказал я, давая понять, что разговор окончен, и увидел в ее глазах облегчение. Она вернулась не ради меня, и не зря я не стал раскрывать перед ней душу. Она вернулась, чтобы убедиться, что я ее простил и ей не придется жить с чувством вины.
        - Прощай, Стас. Спасибо тебе за все, - Лана смахнула слезу и резко развернулась. И на этот раз я не стал смотреть ей вслед, хотя стены еще долго оставались прозрачными.
        Я снова сел, обхватил себя руками, пытаясь согреться. Но, почувствовав, что совсем застываю, встал и принялся активно размахивать руками, прыгать на месте и приседать. Температура воздуха явно была рассчитана на среднестатистического человека с количеством подкожного жира не менее пятнадцати процентов. Я же из-за постоянного недоедания едва ли мог похвастаться десятью. Чтобы не замерзнуть, мне придется все время двигаться.
        Нарезая круги по камере, я заметил, что одна из стен куба отличается от других большей прозрачностью и сквозь нее можно разглядеть то, что находится за его пределами. Я прильнул к стеклу, но увидел лишь статую роатанца и неподвижный, брошенный СИЗБЕ. Вспомнив расположение кубов, догадался, что панцири неспроста разместили Лану, а теперь и меня, с правой стороны. Они хотели, чтобы мы смотрели на скульптуру именно с этого ракурса, при котором олицетворяющая человека броня преклонялась перед воином Роатана. Не думаю, что Лана испытывала подобные чувства, но мне стало почти физически больно. Почти каждый штурмовик считал СИЗБЕ чем-то большим, чем просто бронекостюм. Система Индивидуальной Защиты Боевой Единицы не раз спасала наши шкуры, в каких бы сложных ситуациях мы ни оказывались. А для меня СИЗБЕ и вовсе был сбывшейся мечтой.
        Мне было двенадцать, когда меня как самого успешного кадета в качестве поощрения поставили перед выбором - отправиться в лучший аквапарк галактики Ноа-5703 или в сборочный цех корпорации «Заслон», производившей легендарную броню. И я, уже тогда грезивший о зачислении в Штурмовой корпус Небесного флота, без раздумий выбрал последнее. Помню, как таскался за инженерами, восхищенно разглядывая запчасти СИЗБЕ, и слушал их рассказы об уникальных технологиях, положивших начало военному уравниванию человечества с другими расами. Объединив достижения плазменной металлургии с последними разработками в области файбертроники, «Заслон» создал бронекостюм, благодаря которому человеческие потери Земли при использовании пехоты сократились на девяносто восемь процентов.
        СИЗБЕ состоял из двух частей: легкого эндоскелета и тяжелого внешнего доспеха. Эндоскелет представлял собой тканый комбинезон из тонкого «умного» материала, плотно прилегающего к коже находящегося внутри штурмовика. Шелковые нити, по спирали обвитые сверхпроводящим волокном, улавливали электрохимическую активность мышечных нейромедиаторов и передавали импульс сервомоторам внешнего доспеха брони. Таким образом, СИЗБЕ воспринимал сигналы мозга одновременно с мышцами и синхронно повторял все движения человека. И, несмотря на немалый вес бронекостюма, при определенных условиях с его управлением справился бы даже подросток.
        Детали внешнего доспеха отливались из флекси-стали. Гибкий металл с саморегулируемыми свойствами создавался путем объединения на атомарном уровне самых прочных и тугоплавких металлов: иридия, хрома и титана - с самыми пластичными: медью, алюминием и золотом. В громадных плавильнях из карбида гафния, выдерживающего сверхвысокие температуры, металлы возгонялись - минуя жидкую форму, переходили в газообразное состояние. Их пары перебрасывались в криокамеры и, резко охлаждаясь, конденсировались и смешивались, рождая новые молекулярные соединения. Образовавшиеся из этих соединений наночастицы стремились к упорядочиванию и объединялись в наноагрегаты, из которых в процессе стабилизации рождалось новое вещество - флекси-сталь. Она обладала невероятной прочностью и в то же время оставалась гибкой и пластичной. А внедрение в ее структуру высокочувствительных датчиков позволяло ей подстраиваться под любые условия внешней среды.
        Покрытие получившегося сплава красителем на основе фталоцианина меди еще больше повышало термостойкость флекси-стали, а ее насыщенный яркий оттенок сыграл немалую роль в том, что одетых в синюю броню солдат прозвали Небесным флотом.
        Я отвернулся и снова сел на пол. Подтянул колени к животу, устроил на них голову и закрыл глаза. От холода сводило мышцы, но я заставил себя расслабиться. Нужно отдохнуть перед тем, как за меня возьмутся панцири. При мысли о казни внутри шевельнулся страх. Разум запульсировал одной-единственной жгучей мыслью, рождающей панику и отчаяние. Я попался, меня ждет смерть.
        Перед глазами всплывали жуткие кадры военных хроник, на которых роатанцы пытали плененных солдат Керасса. Оторванные конечности, выколотые глаза, зашитые в желудок гениталии. Если панцири были так жестоки с теми, кто всего лишь защищал свою территорию от посягательств, что они приготовили для меня? Удастся ли мне выдержать их пытки и остаться собой? Или я превращусь в обезумевшее, вопящее существо, готовое целовать ноги своих палачей, лишь бы прекратить страдания. Сомнений нет, панцири отыграются за все. И за мое решение, и в целом за успех человечества. Я попытался отогнать тяжелые мысли, но вопреки моей воле разум заполнился образами прошлого. Того рокового дня, что послужил началом событий, из-за которых я сейчас находился здесь. Сколько раз я прокручивал в памяти то дежурство, сколько раз задавал себе вопрос: правильно ли я поступил? Не было ли содеянное мной чудовищной ошибкой? И каждый раз приходил к выводу, что, случись нечто подобное снова, я сделал бы тот же выбор. Воспоминания захлестнули меня, время словно остановилось. И я снова оказался там, на боевом посту земного корабля «Адмирал
Бронин».
        Та вахта ничем не отличалась от других. Мою группу, состоящую из пятнадцати штурмовиков седьмого уровня, послали патрулировать галактику Инди 41-15, в которой, по слухам, уже пару недель хозяйничали торговцы живым товаром. Они выискивали гражданские корабли, грабили и похищали пассажиров, часть убивали, других оставляли в живых, требуя выкуп у родственников несчастных. Нам надлежало обнаружить их укрытие, задержать и доставить на Землю для последующей передачи межгалактическому полицейскому союзу. Но что-то пошло не так, и едва мы вынырнули из пылевой туманности на границе галактики, как с Роатана - крупнейшей планеты Инди 41-15 поступило требование немедленно покинуть пределы их доминации. Отправив панцирям запрос на развертывание поискового сканера, мы получили отказ и зависли на месте, оставив разбирательства с планетой чиновникам не Земле. Пока ждали решения, развлекались болтовней и дружескими спаррингами. Случайно в разговоре кто-то упомянул, что пару месяцев назад роатанцы не пропустили торговое судно, и то опоздало в порт, потеряв несколько важных контрактов.
        Сам не знаю почему, меня это насторожило. И, пользуясь статусом командира группы, я запросил данные о последних изменениях маршрутов на границе с Инди 41-15. Выяснилось, что этот сектор уже четыре месяца пользовался дурной славой и панцири тормозили земные корабли, вынуждая их облетать свою территорию обходными путями. На официальные требования дать разъяснения хранили молчание, посол Роатана на Земле утверждал, что ничего не знает.
        Мы проболтались в космосе уже примерно пару недель, когда с Земли начали поступать тревожные вести. Сначала отрубились дальние разведывательные спутники, фактически лишив планету способности контролировать свои рубежи, потом пропала связь с агентами в колониях-поселениях и портах. Напряженность росла, поползли слухи, что панцири стягивают войска к границам буферных зон рядом с колониями людей. Почти ежедневно мы отправляли запросы на возвращение домой, но нам приказывали оставаться на месте. А через месяц на связь вышел командир взвода тактической разведки Даниил Кеплер и попросил - не отдал приказ, а именно попросил - на малой скорости облететь Роатан по гелиоцентрической орбите. На вопрос, что он там ищет, неохотно рассказал о перехваченном сообщении, в котором прозвучало слово «Фоарон». Это противоречило здравому смыслу. Все знали, что Роатан - родительская планета, большую часть население которой составляли недавно вылупившиеся малыши. Разместить на нем грязное тяжелое вооружение означало поставить под угрозу будущее целой расы. Но все же я согласился выполнить просьбу и, не уведомив
начальство о перемене дислокации, приблизился к планете.
        Из-за густой атмосферной облачности высокочувствительные радары не смогли засечь на Роатане следов магнитного излучателя, я передал данные Кеплеру и получил разрешение возвращаться домой. Однако повинуясь смутному чувству тревоги, терзавшему меня с первых дней дежурства, решил задержаться и облететь планету еще раз. Мне не давала покоя мысль, что мы что-то упускаем. Несколько дней я кружил над Роатаном, игнорируя гневные взгляды своих солдат и осуждающий шепот за спиной. Время тянулось невыносимо медленно, а потом в одно мгновение ускорилось до предела, оставив мне всего несколько минут для принятия решения.
        Утром семнадцатого ноября, на тридцать шестой день дежурства, радары корабля зафиксировали в атмосфере Роатана мощнейший электромагнитный всплеск. Сначала я решил, что это реакция планеты на солнечную вспышку, но затем вспомнил слова Кеплера и ощутил, как волосы на голове и теле поднимаются дыбом. Всплеск такой силы мог означать, что на Роатане активировали «Фоарон» - запрещенное во всех галактиках оружие, способное с одного выстрела уничтожить космическое незвездное тело. Снаряд-игла, выпущенный из «Фоарона», легко пробивал планетарную кору и мантию и, достигнув ядра, взрывался. На первой стадии оружие испускало импульс, формирующий в космосе противоположно заряженные черные дыры, на второй создавало космические струны, стабилизирующие червоточину. На третьей посылало сквозь проходимую кротовую нору магнитные волны, которые глушили всю электронику и вырубали орбитальные оборонные спутники атакованной планеты, и на релятивистской скорости запускало снаряд.
        За считанные секунды в моей голове развернулась картина происходящего. Я прикинул дальность полета снаряда и понял, что Роатан - идеальная площадка для тех, кто задумал нанести удар по Земле. Защитный комплекс планеты был оснащен резервными источниками питания, в случае отключения система перезагружалась в течение двух минут. Но за это время снаряд «Фоарона» успевал достичь границ галактики Млечного Пути. Мы успевали обнаружить его, но не успевали сбить. Я кинулся в рубку, запросил срочную связь с Землей, но приборы молчали. Я попытался снова, задействовал одновременно все каналы, послал даже сигнал бедствия, на который обычно приходил незамедлительный ответ. Все было без толку, Земля не слышала моих призывов.
        Я оглянулся на собравшихся в рубке товарищей. По их испуганным серым лицам, понял, что они думают о том же. Нечто необъяснимое и жуткое происходит прямо сейчас. Они застыли в немом ужасе, глядя на меня, и каждый думал о своей семье. И тогда я принял единственно возможное, как мне казалось на тот момент, решение. Активировал боевую систему корабля и выпустил по Роатану семь залпов мощных ракет, предназначенных для уничтожения тяжелых бомбардировщиков и военных крейсеров. Нанес превентивный удар по позиции вероятного противника, реализуя древний, как сама война, принцип: победит тот, кто ударит первым. Взрывы снарядов суммарной мощностью в сотни тысяч мегатонн полностью выжгли пятую часть планеты и спровоцировали экологическую катастрофу, на долгие годы сделав Роатан непригодным для жизни.
        Внезапный треск переводчика вернул меня в настоящее. Наверное, блуждая в омутах памяти, я что-то пробормотал вслух, и биолингвист решил, что требуются его услуги. С трудом поднявшись, я снова заходил по камере. В мыслях еще витали обрывки прошлого, но я не хотел концентрироваться на них. То было самое тяжелое для меня время. Полное не только душевной, но и физической боли. Под давлением роатанских политиков меня взяли в обработку спецслужбы. Они избивали и пытали меня, стараясь выбить признание, что напасть на Роатан мне приказал кто-то из враждующих с ними рас. Подозревали хтирийцев и воинственный Керасс. Расследование затруднялось еще и тем, что оскорбленные панцири не пускали земных экспертов на погибшую планету, объясняя свою скрытность соблюдением траура.
        Не найдя доказательств измены, меня отпустили. Несколько месяцев я провалялся в больнице, потом предстал перед трибуналом, который принял решение лишить меня статуса человека и навсегда выдворить с планеты. Земляне хотели любой ценой сохранить мирные отношения с панцирями, поддерживали их, рисовали на лицах и телах семицветный флаг Роатана. Охотно и долго каялись, публично призывая правительство распустить Небесный флот.
        Впрочем, были и те, кто верил мне.
        Даниил Кеплер до последнего боролся, пытаясь добиться повторного рассмотрения дела, и именно ему я обязан тем, что в конечном итоге мне сохранили жизнь. Он дважды давал показания в суде и призывал межгалактическое сообщество не игнорировать очевидные факты. Но общественность осталась глухой. Внезапный сбой спутниковых систем, на несколько минут погрузивший Землю во тьму, признали халатностью техников, сбор войск роатанцев у приграничных зон объяснили учениями. Мир зажил по-прежнему, забыв о недавних угрозах.
        А я лишился всего.
        Переводчик снова затрещал, и я вытащил его из уха. Крошечная капля казалась горячей в озябших пальцах, и, не желая расставаться с теплом, я сжал руку в кулак. От холода ныли мышцы, хотелось есть, пить и в туалет. И если последнее уравнение я решил, справив нужду в решетчатую дыру в углу куба, то все остальные переменные оставались неизменны. Было понятно, что панцири не собираются облегчать мою участь обеспечением бытового комфорта, и я не хотел доставлять им радость своими просьбами. По крайней мере, сейчас, пока я еще могу держаться. Время, когда воля оставит меня, неизбежно наступит, и не стоит приближать его ради куска белкового концентрата.
        Разогнав кровь новой порцией упражнений, я скорчился на ледяном полу и попытался заснуть. Но, как только закрыл глаза, почувствовал боль в ноге - от резких движений свело икроножную мышцу. Пришлось снова встать и несколько минут растирать каменную от судороги ногу. Я поймал свое отражение в зеркальной стене и вновь ощутил прикосновение страха. Мне придется не только страдать от того, что сделают со мной роатанцы, но и постоянно смотреть как меняется мое искалеченное тело. Куда бы я ни повернул голову, я видел себя. Может, мне повезет, и я сойду с ума раньше, чем превращусь в скулящий человеческий обрубок, справляющий нужду под себя и мечтающий о смерти. А может, я уже потерял рассудок, раз в тишине моей безмолвной тюрьмы мне слышится голос Ланы. Она говорит со мной и снова просит прощения. И почему-то просит не отвечать, ведь это просто запись, которую им удалось послать на ее переводчик. Стоп, что? Я разжал пальцы и сунул каплю биолингвиста обратно в ухо. Услышал, как Лана прощается со мной, затем заговорил мужской голос:
        - Привет, Стас. Это Даниил Кеплер. Надеюсь, все получилось, и ты слышишь нас, парень. Потому что у меня есть для тебя хорошие новости. Мы не оставили тебя, знай это, мы не сдались. Все эти пятнадцать лет мы искали доказательства, и полгода назад нам удалось отправить беспилотник к Роатану. Он пролетел в полутора километрах от поверхности и успел отправить четырнадцать снимков, прежде чем его сбили защитные системы. Расшифровка изображения заняла уйму времени, но теперь мы уверены. У них был «Фоарон», Стас, ты был прав! Теперь мы знаем точно! Теперь у нас есть доказательства, что панцири готовились нанести удар по Земле. И судя по рельефу западных равнин, они вывезли колыбели задолго до того дня. Там не было детей, Стас, слышишь? Прости, но роатанцы требуют, чтобы мы убирались с их орбиты, и нам придется покинуть галактику уже через пару минут. Жаль, я не могу вытащить тебя оттуда, парень. Скоро все данные будут направлены в межгалактический совет, и панцирям придется отвечать на очень неудобные вопросы. Прощай, Стас, и спасибо тебе за все!
        Первые минуты я просто сидел, тупо уставившись перед собой, потом обнаружил, что по лицу текут слезы. Еще через мгновение громко истерически расхохотался. Кошмарное напряжение, годами копившееся внутри меня, безудержным потоком хлынуло наружу. Я же не спал ночами из-за этих детей. Не мог смотреть в глаза своей матери. Считал, что никакое наказание не искупит убийство невинных малышей. А их там просто не было. Панцири перехитрили всех. Заставили весь мир поверить в то, что они жертвы необоснованной агрессии, потребовали репараций, вынудили Землю отказаться от колониальных претензий на несколько перспективных планет. И укрепили свои позиции в межгалактическом союзе. Но теперь всему этому придет конец.
        Я вытер лицо и огляделся. Если панцири наблюдают за мной, они наверняка получили удовольствие, видя мою истерику. Но не догадываются, что спровоцировал ее отнюдь не страх перед казнью. Лживые твари, считающие себя лучше других, мерзкие членистоногие гады. Мой взгляд упал на очертания СИЗБЕ за стеной, я вдруг отчетливо понял, что не хочу сидеть здесь и дожидаться смерти. Я невиновен! Ни перед панцирями, ни перед собственной расой. Я должен попытаться выбраться! Ведь побеждает тот, кто первым наносит удар. Но как выйти отсюда? Зеркальные стены куба сбивали с толку, и я не мог вспомнить, на какой из них находилась дверь. Как же заставить панцирей открыть камеру? Я вдохнул холодный воздух, поежился и внезапно понял, что должен делать. Роатанцы хотят устроить из моей смерти публичное шоу, а значит, будут препятствовать попыткам покончить с собой.
        Например, насмерть замерзнуть.
        Я нащупал под горлом плоское уплотнение и, нажав на него, провел пальцем вдоль грудной клетки. Ткань комбинезона начала расходиться, но едва я убрал палец, снова стянулась. Нет, так не пойдет. Надавив на уплотнение, я повторил движение, но на этот раз сразу просунул ладонь под воротник, не давая материалу восстановить целостность. Комбинезон расходился неохотно, «умная» ткань считывала опасно низкие показатели температуры и до последнего сопротивлялась, стремясь сохранить для человеческого тела хоть немного тепла. Наконец мне удалось разоблачиться до пояса. На обнаженное тело жестоко набросился холод, и я пожалел, что не могу воспользоваться другим способом. Раздеться догола в такой холод было психологически непросто, да еще и рискованно. Вдруг роатанцы не увидят, что я снял одежду, и я просто замерзну. Впрочем, такой исход имел и свои плюсы - смерть от холода куда легче уготованной мне панцирями казни. Раздевшись, я улегся на зеркальный пол, вытянул руки вдоль тела, закрыл глаза. Тело сразу захотело сжаться в комок, но усилием воли я заставил себя лежать неподвижно.
        Сначала меня трясло, да так, что я слышал, как стучат друг о друга зубы. Затем холод словно отступил, перестал казаться таким суровым, я почувствовал, что начинаю забываться. Спустя мгновение, а может сотни мгновений, обнаружил, что лежу в позе зародыша и не чувствую ни рук, ни ног. Все вокруг потеряло свое значение, временами я проваливался в пустоту, а порой, казалось, сознание переносилось в пространстве, и я оказывался в других местах - на Земле, в тренировочном лагере, на солнечных пляжах Олы. А потом внезапно стало теплее. В первые секунды это вызвало лишь раздражение и досаду, как бывает всегда, когда кто-то грубо прерывает твой сладкий сон. Но затем разум очнулся, и я понял, что панцири повышают температуру в камере.
        Тело медленно согревалось, ступни и кисти рук заломило болью. Я не шевелился. Прошло довольно много времени, и я уже начал опасаться, что мой план не сработал, но тут услышал рядом с собой осторожные шаги. Плеча коснулась маленькая лапа, но тут же с опаской отдернулась. Затем меня ощутимо пнули, несколько раз кольнули чем-то острым и даже подергали за ухо.
        Я осторожно приоткрыл глаза. Двое панцирей кружили вокруг меня, явно не понимая, как привести меня в чувство. На них не было брони, и я еле удержался от того, чтобы сразу не вскочить на ноги. Разобраться с ними не представляло труда, но я должен был понять, как выйти из куба. Поэтому продолжал неподвижно лежать, делая вид, что нахожусь без сознания. Вскоре панцирям надоело ждать, и в руках одного из них появилась небольшая блестящая пластина. Роатанец подошел к стене камеры, направил на нее пластину и, поймав отражение, смахнул лапой вверх. Дверь открылась. Панцирь вышел наружу, оставив товарища наедине со мной. Стоило ему скрыться из вида, как я начал действовать. Резко разогнувшись, сбил ничего не подозревающего охранника с ног, и, когда он свалился, ударившись головой об пол, припечатал кулаком сверху. Схватил комбинезон и выбежал из куба.
        По телу снова хлестнул мороз - панцири повысили температуру лишь в моей камере, но я не стал тратить время на одевание, а сразу бросился на роатанца. Тот склонился над маленьким чемоданчиком и набирал в шприц мутную желтоватую жидкость, которую, по всей видимости, собирался ввести мне в кровь. Я обрушился на него, подминая под себя хитиновое тело и одновременно нанося удар по затылку. Роатанец рухнул и, перекатившись на спину, попытался отползти. Я навис над ним, собираясь добить, и застыл всего на мгновение, взглянув в огромные глаза, умоляющие о пощаде.
        Секунда промедления обошлась мне дорого. Панцирь выбросил нижнюю ходильную ногу, из последних сил отталкивая меня и тонкая, острая, словно стрела, конечность вонзилась мне глубоко под ребра. Перед лицом угрожающе защелкали клешни. Я отшатнулся. Зажал рукой рану, из которой горячим потоком хлестала кровь, и ударил панциря ногой в шею. Тот захрипел и отключился. А я поковылял к скульптуре, ругая себя последними словами. Вот же идиот! Нашел, к кому проявить сочувствие! Бок немилосердно горел, от боли на лбу выступила испарина. Добравшись до СИЗБЕ, опустил ладонь на генодатчик. Считав человеческую ДНК, броня раскрылась, я залез внутрь и на несколько минут замер, переводя дыхание. Я сделал это! Теперь у меня появился шанс! И несмотря на то, что впереди меня ждал долгий и непростой путь к свободе, мысль, что я добрался до СИЗБЕ, вызывала у меня ликование.
        Словно почувствовав мой настрой, броня вывела на внутренний дисплей слова приветствия и логотип корпорации «Заслон». Увидев его, я невольно улыбнулся. С СИЗБЕ было связано много воспоминаний о тех временах, когда я был еще беспечен и счастлив. Как только мы с приятелями не склоняли их рекламный слоган «Технология, которая спасет тебе жизнь» во время долгих изнурительных тренировок в учебном центре. «Технология, которая даст тебе под зад», «Технология, которая заставит тебя надорваться». Были и куда менее приличные варианты. Юмор позволял справиться с усталостью и однообразием дней в учебке, но на деле каждый из нас был уверен, что броня, созданная «Заслоном», в бою не подведет.
        Резкий звук вывел меня из оцепенения. По ощущениям прошла лишь пара секунд, но помещение вокруг кишело панцирями в тяжелой боевой броне. Они сновали между кубами, явно недоумевая, куда мог деться сбежавший пленник. Не дожидаясь, когда меня обнаружат, я запустил код активации, введя в панель доступа личный номер штурмовика. Надеялся, что СИЗБЕ захвачен раньше, чем меня успели удалить из базы. Дисплей мигнул, и через мгновение на нем появилось мое имя и фотография. Есть! Броня еле слышно загудела, просыпаясь, перед глазами замелькали характеристики данных и доступные опции. Я выбрал боевой режим, влез в эндоскелет, и одним движением поднял СИЗБЕ с колен. Панцири отреагировали сразу, открыв по мне шквальный огонь и сжимая вокруг брони тесное кольцо. Я дождался, когда они подойдут ближе, и активировал Штурмовой Молот. Кулак СИЗБЕ трансформировался в огромную кувалду, которую я со злобной радостью обрушил на роатанцев. Бил так, словно каждым ударом хотел отомстить им за эти пятнадцать лет, словно каждая смерть могла что-то изменить лично для меня. И не сразу поймал момент, когда врагов уже не осталось.
Молот с тяжелым свистом рассек воздух, и я увидел, что остался один.
        Боль усилилась, я ослабил ремни безопасности, поддерживающие тело в эндоскелете брони, и медленно направился к выходу в коридор. Обернулся и еще раз оглядел помещение. Зеркальные камеры в основном располагались слева от статуи, которая, лишившись массивной фигуры СИЗБЕ, сама стала казаться меньше. И из них, если я правильно понял замысел роатанцев, хорошо просматривалась та ее часть, где в униженной позе склонился воин Керасса. Я посчитал кубы и присвистнул. Шестеро керассцев - сила, с которой нелегко справиться даже такой броне, как моя. Комки неистовой дикой ярости, воители мира Керасс вели многочисленные сражения друг с другом и со всеми, с кем не могли договориться. К человечеству они относились с откровенной враждебностью, считая людей полностью прогнувшимися под нормы межгалактической морали. И с недавних пор я в чем-то был с ними согласен. Что ж, будем надеяться, в их системе ценностей есть место для древнего тезиса «Враг моего врага - мой друг».
        Морщась от невыносимой боли под ребрами, я вернулся к телу охранника и подобрал зеркальную пластину. Ухватил тощую лемурью лапу, без усилия оторвал и поплелся к ближайшей камере с керассцем. Направил пластину на стену куба и, едва отражения соприкоснулись, прочертил лапой роатанца вертикальную линию снизу вверх. Дверь открылась. В первые секунды мне казалось, что камера пуста, а потом с потолка на меня прыгнул огромный керассец. Защищаясь, я инстинктивно вскинул руку, и он всем телом ударился о броню. Упал на спину, но тут же вскочил и растерянно моргая уставился на меня. Я видел, что он сильно травмирован: две нижние руки сломаны, чешуйчатый хвост лишен шипов и ободран. Вытащив из кармана свой старый переводчик, я открыл броню и бросил его керассцу. Тот осторожно приблизился к упавшей на зеркальный пол капле, поднял и вставил в ухо.
        - Давай свалим отсюда, - просто сказал я.
        Силы стремительно кончались, к горлу подкатывала тошнота. Керассец внимательно оглядел меня и, задержав взгляд на окровавленной ткани комбинезона, кивнул. Он успел отойти от куба всего на пару шагов, когда из коридора послышался многочисленный топот ног. На нас шли боевые отряды роатанцев.
        Керассец ощетинился. Мощные лапы напряглись и подогнулись, он приготовился к прыжку. А я уже шел к следующему кубу. Когда разъяренные панцири влетели в зал, их уже ждали трое зубастых шестилапых ящеров в боевых стойках. И вскоре к ним присоединился четвертый. Передав карту и лапу роатанца последнему пленнику, я вклинился в гущу сражения и уложил молотом сразу пятерых панцирей, чем заслужил одобрительное рычание керассцев. Но разделить их радость не смог, в глазах померк свет, ноги подогнулись, и я начал оседать на пол. Двое керассцев метнулись ко мне и, поднырнув под СИЗБЕ, вернули броню в вертикальное положение. Собрав последние силы, я прохрипел слова благодарности. Один из ящеров оскалил зубастый рот и, поднеся морду к шлему, негромко прошипел:
        - От имени Керасса мы благодарим тебя за освобождение, человек. И знай, что этот жест послужит залогом крепкой дружбы, если кому-нибудь из нас удастся выжить в этой битве. Теперь уходи отсюда, а мы покажем подлому народу Роатана, что значит бросать вызов расе Серой Туманности.
        С трудом переставляя ноги, я потащился к выходу. Протиснулся в узкий ход и устремился вперед, топча не успевших убраться с дороги панцирей. Выйдя из здания суда, запустил бота-секретаря в защитный барьер. Солнце палило, немыслимыми цветами раскрашивая небо Каоан-Таоракиса. Но я смотрел только на крошечный челнок, стоящий у самого горизонта. Если мне удастся до него добраться, я запущу протокол возвращения, и челнок доставит меня на Землю даже в бессознательном состоянии. Я вновь увижу родителей, друзей, смогу пройтись по улицам родного города. Мысль о доме придала мне сил. Сцепив зубы, я побежал вперед, стараясь не обращать внимание на привкус крови во рту.
        Город опустел - узнав о массовом побеге заключенных, роатанцы попрятались по норам. И часть меня радовалась этому. Убийство мирного населения даже такого подлого народа, как панцири, не принесло бы мне удовлетворения. Но другая часть мстительно желала им всем смерти.
        Когда до челнока осталось пятьсот метров, я перешел на шаг. Глаза застилал кровавый туман, легкие словно набили осколками стекла. Но даже это показалось мне ничтожным по сравнению с тем, что я ощутил, когда понял, что не смогу забраться в челнок в СИЗБЕ. Мне придется оставить броню здесь, в стане врага. Все равно что бросить боевого товарища. Я дошел до челнока и повернулся лицом к Таоракису. Заблокировал коленные сервомоторы, чтобы больше ничто не могло поставить СИЗБЕ на колени. Поднял руку и, протянув ее вперед, показал городу средний палец. И только после этого покинул броню. Теперь, если роатанцы решат возвратить ее на постамент в суде, они смогут любоваться лишь своим унижением.
        Я вошел в челнок, поднялся на приборный пункт и врубил автопилот. Активировал протокол возвращения, согласно которому потерявшиеся в космосе суда возвращаются на Землю.
        Опустился в кресло и закрыл глаза. Легкая тряска обозначила старт, и челнок устремился в небо. Едва заметный перепад давления дал понять, что корабль вышел в открытый космос. Я старался не думать о том, сколько времени займет полет, и о том, что в моем челноке почему-то не оказалось медицинского блока. И на темное блестящее озеро под ногами я тоже не смотрел. Не хотел, чтобы разум начал анализировать и подсчитывать количество крови, которое я потерял. В неведении есть место для надежды, и я не хотел знать, что могу умереть всего в нескольких парсеках от Земли. И в моем угасающем сознании билась лишь одна единственная, самая важная мысль - Штурмовик Небесного флота возвращается домой.