Новелла Илья Артемьев
        Артемьев Илья Новелла
        Илья Артемьев
        Новелла
        Как-то раз мы выпивали с приятелем-филологом, и после очередных ста грамм он поднял на меня затуманенный взор и спросил: -- А ты читал Артемьева? По негра мотности своей я не нашелся что ответить и честно признался: -- Не-а. А кто это? -- Ну ты даешь! -- изумился филолог. -- И как живет на свете такой человек? Мы приняли еще по сто. -- И чего он там написал, твой Артемьев? -- спросил я. -- Это великий человек, -- торжественно заявил приятель. -- Можно сказать, гений. Ты должен гордиться, что являешься его современником. -- Ну да! А ты гордишься? -- Горжусь! -- искренне заявил он и закусил огурчиком. -- Так дай почитать чего-нибудь. В целях рассеяния тьмы. -- Дык, -- тут приятель запнулся, -- его тексты -- большая редкость. Их у нас почти не издают, только в Штатах. Есть, правда, журнал дальневосточный... не помню, как называется -- там опубликовали один рассказ. Такой скандал был! -- Странно, -- я налил себе еще. -- Это что, порнуха какая-нибудь? Садомазохизм? -- Вот ты дурак, -- филолог зарделся. -- Я же говорю тебе: он гений. Гений с большой буквы. Таким манером мы поболтали еще пару часов, и
мой филолог окончательно утратил дар связной речи, да и я тоже. Однако имя Илья Артемьев прочно засело в голове. Через пару дней я заглянул в книжный магазин. -- У вас есть Артемьев? -- спросил я миловидную барышню. -- К сожалению, нет, -- ответила она. -- Разобрали. Всего пять экземпляров было. Я прошелся по лоткам, и везде ответ был примерно одинаковым: нет (или уже нет), разобрали, не привозили, приходите через недельку. Самое странное, что традици онно невежественные продавцы знали и с каким-то необъяснимым почтением говорили об этом авторе. Мистика, подумал я и заглянул в библиотеку, чего не случалось со мной с университетских времен -- а миновали они давным-давно. В каталоге значи лось: Илья Артемьев "Избранное". Обождав положенные полтора часа, я узнал от веж ливой старушки, что книги нет на месте. Может украли или еще что, предположила она и долго извинялась -- вероятно, по старой интеллигентской привычке. Впрочем, я никогда не страдал особенным любопытством, и скоро поиски загадочного Артемьева перестали интересовать меня. Но однажды в рубрике частных объявлений одной уважаемой газеты я
наткнулся на объявление: "Продам собрание сочинений Ильи Артемьева в трех томах. Звонить вечером". Я позвонил, но телефон был занят и в тот день, и в другие. Что за черт? Эта мистическая личность задела меня за живое. Как раз в то время у нас на работе установили Internet, и я ринулся на поиски Ильи Артемьева в "паутину". Поисковая система выдала три десятка адресов, но почти со всеми связаться не удавалось. Наконец, когда я решил уже оконча тельно бросить морочить себе голову, чудом наткнулся на небольшую статью: "Илья Артемьев: позор и торжество русской литературы". Не скажу, что я узнал нее нам ного больше, чем из пьяных речей приятеля-филолога. Илья Артемьев написал нес колько романов и повестей, имеются также пьесы, одну из которых в прошлом году репетировал один столичный театр. Марк Захаров сравнил автора с Беккетом и почему-то Теккереем и сомневался, что современный зритель поймет всю глубину метафор и высокий трагизм произведения. Еще в статье говорилось, что Илья Артемьев проживает в США на своем ранчо, в чем прослеживаются аналогии с Сэлинд жером. Подобные аналогии можно обнаружить и в
текстах. Впрочем, замечает автор, глубокое исследование, проведенное писателем в знаменитом эссе о Кафке, позво ляет предположить, что Артемьева вдохновлял "Замок". Признаюсь, я не особый знаток литературы, и мое техническое образование в последнее время все больше действует мне на нервы. Бог с ним, с Кафкой (вряд ли мне удастся одолеть во-от таку толстую книгу), но прочесть Артемьева сделалось просто необходимо. Я решил подробнее порасспросить приятеля-филолога. Он долго сопротивлялся, а затем по секрету сообщил, что у них на факультете намечается чуть ли не подпольная лекция о личности и творчестве Артемьева. Приглашаются "только свои", но для меня "в силу моей искренней заинтересованности" может быть сделано исключение. -- Ты никогда не оценишь этого подарка, -- сообщил приятель, когда мы плутали по темным университетским коридорам в поисках нужной аудитории. -- Откуда такая секретность? -- подивился я. -- Как ты не понимаешь? -- авторитетно заявил он. -- Это человек, перевернувший русскую литературу. Procus profani, как говорят латиняне. Не мечите бисера перед свиньями. Оглашенные, изыдите. Я
терпеливо выс лушивал весь этот бред, пока, наконец, мы не вошли в маленькую полутемную ком нату, донельзя грязную, с исписанными столами и разнокалиберными поломанными стульями. Суровый человек в костюме-тройке плотно занавешивал шторы. Приятель отвел меня в самый дальний угол и велел сидеть тихо. Понемногу собиралась разно шерстая публика. Здесь были и седовласые, преподавательского вида, дамы, и неб ритые юноши в очках с большими диоптриями, и какие-то темные бомжеватые личности, которые обычно повсюду таскают с собой холщовые авоськи. Как ни странно, откуда-то взялся здоровенный бык с золотой цепью на шее и мобильным телефоном. -- Это что, тоже почитатель Артемьева? -- шепнул я приятелю. -- Знание объеди няет, -- заговорщически подмигнул тот. -- И мытари, и грешники... Он не договорил и вытаращился на дверь. В сопровождении двух внушительного вида молодых людей, облаченных в нечто, напоминающее рясы (охрана, подумал я), в комнату вошел смор щенный карлик. Он едва доставал до пояса свои спутникам, и ужасный горб раздувал его дорогой пиджак. Карлик окинул быстрым взглядом собравшихся и вскарабкался
на трибуну, вытирая пот со лба огромным белоснежным платком. Аудитория почтительно замолкла. Карлик промокнул платком багровую, в пигментных пятнах лысину, вод рузил на нос золоченые очки и сделал невообразимо смешной жест, ткнув указа тельным пальцем куда-то в потолок. Вместо того, чтобы рассмеяться, слушатели замерли и уставились на торчащий палец, словно бы ожидая, что он начнет источать сияние. Наконец, карлик заговорил склочно-писклявым голосом, вдобавок, кажется, по-английски. Один из его спутников начал переводить, отвратительно коверкая русские слова и явно не поспевая за лектором. Из своего угла я не разбирал почти ничего, да и публика, кажется, тоже, однако во взглядах собравшихся читался немой восторг, словно они созерцали живого Будду. Речи карлика сводились к тому, что все мы, избранные, являемся почитателями самого выдающегося из писателей современности, а возможно и всей человеческой истории. Это накладывает опреде ленные обязанности. Без разрешения Совета Читателей никто из присутствующих не имеет права разглашать тайну теперишнего собрания и вообще вести разговоры о Нем с
непосвященными. Всякое слово, брошенное на ветер, обернется для Него непопра вимой утратой, поскольку Он, творец, раним и беззащитен, как и всякий гений. Мы обязаны хранить его покой, чтобы он в очередной раз подарил миру новый шедевр. -- Каждая Его книга, -- здесь карлик снова воздел палец к потолку и как-то дер нулся, -- изменяет этот мир, и если мы хоть в самой малости помешаем процессу, может случиться непоправимое. Он выдержал театральную паузу, подвигал торчащим пальцем и заковылял к выходу, искоса любуясь произведенным эффектом. Свита уда лилась вместе с ним. -- Что это было? -- спросил я, когда мы с приятелем выбра лись, наконец, на свежий воздух и взяли по пиву. -- А ты не разве не понял? -- изумился он. -- Похоже на секту. И этот проповедник -- кто он такой? -- Он -- председатель Востоноевропейского Совета Читателей. Прибыл к нам по специальному распоряжению Всемирного Совета. -- Какого такого Совета? -- Всемирного Совета Хранителей Творчества Ильи Артемьева. Как ты не понимаешь, его книги -- это источник нового знания, которое совершенно особенным образом влияет на процессы мироздания. Мы,
его поклонники и читатели, и есть адепты этого знания. -- Странно, -- произнес я, удивившись до такой степени, что отставил бутылку. -- Но что же такого в его книгах? И зачем эта таинственность? Приятель посмотрел на меня с явным сочувствием, как на тяжелобольного. -- Ты, похоже, ни разу не гра мотный. Возьми, к примеру, Коран. Что это такое? -- Как что? Священная книга мусульман. -- Ничего подобного! Материальный Коран, написанный знаками и изданный на бумаге -- ничто, жалкое отражение истинного Корана, который нахо дится в руках Аллаха. Небесный Коран полностью идентичен земному, и в то же время -- полная его противоположность. Как говорил Гермес Трисмегист, что наверху -- то и внизу. Если Аллах изменит хоть одну букву в своем небесном Коране, в мире могут произойти колоссальные изменения! -- И при чем здесь твой Артемьев? -- Как при чем? Представь себе, что существует великий писатель, книг которого никто и никогда не читал. Что произошло бы, если их опубликовать? Дали бы Букера, в идеале -- Нобелевскую премию. Посыпались бы статьи критиков, хвалебные и руга тельные, начались бы пустопорожние
споры, дискуссии. Дети бы в школе изучали. И все. Земной Коран. Ты телевизор смотришь? -- Бывает. -- Видал, что мусульмане вытворяют? А все из-за чего? Небесный Коран преломляется в их нечистом видении таким образом, что отражает не волю Аллаха, а их собственные грязные мотивы. -- Ты хочешь сказать, что небесный Коран каждый читает по-своему? -- Туповато, но похоже на правду. Не обижайся, пожалуйста. -- А тот, кто прочтет небесный Коран так, как его написал Аллах, сам станет подобным Аллаху? -- воодушевился я. -- Соображаешь, -- задумчиво и даже с опаской произнес приятель. -- А я и надеяться перестал. Слушай дальше. Если прочесть Артемьева так, как он написал свои книги, станешь подобным Артемьеву. А что это означает? -- И что же? -- Станешь простым писакой, который зарабатывает свои гроши жалкой галиматьей, пьет и таскается по бабам. Вот и все. Но мы отвергли этот вариант. Мы поклоняемся Непрочитанной Книге. Книге, которую ни за что и ни при каких обстоятельствах нельзя читать. Под страхом смерти. Знаешь, что бывает с теми, кто хоть раз прочел Артемьева? -- Ну-ну? -- Они погибают при загадочных
обстоятельствах. Исчезают без следа! -- Их что, убирает Совет Читателей? -- Да нет же. Совет всеми силами старается огра дить любопытных от этой печальной участи. Если ты прочел книгу, которую написал Аллах, станешь Аллахом -- верно? -- Допустим. -- А если ты прочел книгу, которой нет, -- что произойдет? -- Но ведь Илья Артемьев жив-здоров. Пьет и таскается по бабам. -- Да ты что -- рехнулся? Это же как Коран в нечистом видении. Начитался -- и решил угнать самолет. Один видит беллетриста-пьянчужку, другой видит Ничто. Мы поклоняемся этому Ничто и ни за что не решимся открыть книгу. -- А почему карлик сказал, что Артемьев занимается изменением мира? -- Да потому, что так оно и есть. Если большое количество людей уверует во что-то, мир изменится нав сегда. И поэтому каждая буква, написанная Ильей Артемьевым, смертельно опасна. Мы верим в Неоткрытую Книгу, поскольку в нашем понимании, если открыть ее, про изойдет катастрофа! -- Но почему тогда все знают о твоем Артемьеве? Почему его пьесу ставит Марк Захаров? -- Да никто ничего не ставит, в том-то и дело! Что такое социализм? Идея. А мы эту идею
(невещественную, заметь) строили 70 лет. Нет никакого Ильи Артемьева, и никогда не было. Есть мысль о том, что он есть, и она объединяет людей. Кстати, скоро мы соберемся, чтобы обсудить Его новый роман. Если хочешь, приходи. Я сильно устал от этих безумных речей и, наскоро распрощавшись с приятелем, потопал прогуляться. У газетного киоска голосил пен сионер, требуя себе какой-то коммунистический листок, а демократически настро енная тетка орала из амбразуры, что такого дерьма они уже давно не держат. Нако нец, пенсионер утихомирился и, расстроенный, уселся на лавочку, достав из хол щовой авоськи объемистый затрепанный томик. Как-то ненароком я взглянул на обложку. "Илья Артемьев", значилось там. "Рассказы и повести". Пенсионер нашел в авоське очки на резинке и углубился в чтение. Я сел рядом и без зазрения совести уставился в текст, но не успел прочесть и слова, как старик захлопнул книгу и развернулся ко мне, вытаращив покрытые огромными бельмами зрачки. Он был абсо лютно слеп. Я вскочил и бросился бежать не разбирая дороги. Вечером по телевизору передавали, что новый роман Ильи Артемьева удостоен
Букеровской премии и нав сегда войдет в золотой фонд мировой литературы. Еще говорили, что в Гайане вспыхнул вооруженный мятеж, но был успешно подавлен правительственными войсками.