Поморский капитан Иван Апраксин
        Пираты русских морей #1
        Шестнадцатый век…
        Два молодых помора, Степан да Лаврентий, прослышали, что московский царь Иван Грозный ведет войско к Варяжскому морю, чтобы отбить у шведов исконно русские земли. Уж очень захотелось этим крепким парням, которые нерпу убивают из лука, попадая прямо в глаз, освоить искусство стрельбы из пищали. Да и красные кафтаны стрельцов из тонкого немецкого сукна поносить захотелось. Вот и завербовались Степан с Лаврентием в стрелецкое войско под командованием боярского сына Василия Прончищева. Но не повезло поморам. Под Нарвой попали они в шведский плен. Так и сгинуть бы им в том плену, если бы Лаврентий не унаследовал от своего деда-колдуна магический бел-горюч камень Алатырь…
        Иван Апраксин
        Поморский капитан
        
        
        Ставь же свой парус косматый,
        Меть свои крепкие латы
        Знаком креста на груди! Александр Блок
        
        ГлаваI
        Стрелецкий заслон
        - Изготовиться к пищальному бою!- пронзительно закричал сотенный начальник- боярский сын Василий. Голос его от волнения сорвался, и последнее слово прозвучало тонко, по-петушиному.
        Вышло смешно, но никто не рассмеялся: стрельцы сосредоточенно сыпали порох на затравочные полки. Сотенный Василий был совсем молод- ему едва исполнилось восемнадцать, но он воевал уже больше года, и все вокруг знали- он не трус. Исейчас сын боярский не испугался, а просто сильно волнуется. До этого сотня сражалась в составе всего стрелецкого полка. Слева и справа были видны другие сотни, поблизости скакало на сытых конях и отдавало распоряжения начальство- бояре, воеводы. Как говорится, на миру и смерть красна.
        Атеперь им всем предстояла битва один на один с врагом. Иникого не было вокруг, чтобы увидеть их воинский подвиг, или хоть рассказать после о том, как славно сложили они свои буйные головы.
        Сотня стрельцов и их командир- совсем юный и светловолосый, как херувим. Они заняли оборону за перевернутыми телегами, которые составили вплотную, наподобие гуляй-города. Это было их единственное средство защиты от тяжелой шведской конницы, которая непременно должна была появиться здесь.
        Да что там- должна: скрытая холмом, она уже приближалась и земля дрожала от топота сотен копыт.
        Армия царя Московского снялась с лагеря под Нарвой и теперь поспешно уходила по новгородскому тракту. Асотню стрельцов воеводы оставили в заслоне- задержать шведов, не дать им преследовать отступающее войско.
        На войне всегда кому-то не везет. Если армия отступает, нужно ставить заслон. Икто-то должен остаться в этом заслоне и погибнуть, чтобы дать уйти основным силам. На этот раз выбор пал на сотню Василия сына Прончищева. Теперь хочешь не хочешь, а нужно стоять, принять бой и, вероятнее всего, погибнуть. Ачто остается? Не разбегаться же в разные стороны…
        Степан Кольцо и Лаврентий Беляев стояли рядом- в метре друг от друга. Они всегда были вместе, с тех пор как покинули родные места. Вместе шли из Поморья на юг, вместе вступили в стрелецкое войско царя Ивана. Вместе двинулись с полком на Ливонскую войну, затеянную московским государем ради выхода к морю.
        Краем глаза Степан следил за Лаврентием: как тот насыпает порох из рожка на полку пищали, как пристраивает длинный ствол на ребре перевернутой телеги. Лаврентий все же моложе на десять лет, ему всего двадцать. По сравнению с двадцатипятилетним Степаном- совсем мальчишка…
        Не слишком ли волнуется перед боем? Не дрогнет ли в опасную минуту? Как-никак, опыта у него поменьше.
        Авообще Степан думал сразу о нескольких вещах. Он смотрел вокруг и оценивал, правильно ли занята боевая позиция. Верно ли сотник Василий расставил стрельцов? Наверное, в данной ситуации все сделано правильно.
        Справа- река Нарова, широкая, с обрывистыми высокими берегами. Слева- густой лес, откуда враг тоже внезапно не подберется. Аза спиной- новгородский тракт, изрытый колеями тележных колес, копытами лошадей, покрытый глубокими лужами.
        Кстати, о лужах: всю ночь шел дождь, и это было главной неприятностью- отсырел порох. Будут ли стрелять пищали?
        Команда изготовиться к пищальному бою означала, что нужно запалить жгут. От одного стрельца к другому передавали горящий трут, чтобы каждый мог зажечь свой фитиль. Дошла очередь и до Степана- он долго разжигал: сырой фитиль не хотел заниматься.
        Глядя, как то же самое делает друг, Степан заметил, как сильно дрожат у Лаврентия руки. Неужели трусит? Не может быть, просто волнуется, как все здесь в эту минуту. Акак не волноваться? Вбоях они уже бывали, а вот так напрямую смотреть смерти в глаза не приходилось.
        На вершине холма показалась шведская конница. Влучах неяркого солнца заблестели металлические панцири и шлемы всадников. Первая шеренга, за ней другая…
        Быстро оглянувшись, Степан как бы со стороны увидел себя и своих товарищей- всю сотню, стоящих с запаленными фитилями на пищалях в ожидании команды стрелять. Зная, что дело, скорее всего, кончится смертью, с утра стрельцы надели парадную одежду. Упрятали в походные сундучки серые и коричневые кафтаны и нарядились в ярко-красные, из хорошего тонкого сукна. Достали шапки с меховой опушкой, а у кого сохранилось стираное свежее белье, надели и его- перед гибелью.
        Перевернутые телеги, и за ними сто фигурок в красных долгополых кафтанах- вот что увидели перед собой с высоты холма шведские кавалеристы. Дымятся фитили на пищалях, трепещет на балтийском ветру боевой стяг московского царства- алое полотнище с цветным изображением Спаса Нерукотворного образа.
        - Не стрелять! Не стрелять!- кричит боярский сын Василий. Иверно кричит: издалека стрелять глупо, пуля не пробьет железный доспех. Нужно подпустить аршин хотя бы на сто. Тогда уж пуля сразит врага наверняка. Но правда, выстрел будет единственным: перезарядить пищаль времени уже не будет…
        Сам Василий сын Прончищев стоял на телеге, одной ногой упираясь в колесо. Вруках у него была длинная сабля, как положено командиру. Стрельцы же больше полагались на бердыши- грозное оружие. Пусть не так красиво драться, как с саблей, зато и убойная сила куда больше.
        Этой саблей своей сотник Василий часто хвастался на привалах, демонстрируя ее булатную сталь и украшенную резьбой серебряную рукоятку с широким перекрестьем. Сабля досталась ему от деда по матери- крещеного касимовского князя из татар.
        - Дед сражался и побеждал,- говорил Василий, любовно оглаживая саблю.- Атеперь я на службе у великого государя не посрамлю оружие.
        Ине срамил, это все знали. Хоть молод был боярский сын Василий и физически не слишком силен, однако саблей владел искусно- с малолетства обучался в отцовском доме.
        Шведы скакали молча. Выйдя на исходный рубеж для атаки, они перестроились и теперь надвигались клином. Шесть всадников в первом ряду, двенадцать- во втором, двадцать четыре- в третьем…
        Все меньше и меньше оставалось расстояние до стрелецкой обороны. Уже видны морды лошадей, уже видны наставленные вперед пики с гранеными железными наконечниками. Войдет такая пика в тело, и конец, верная смерть.
        Стрельцы крестились, не отрывая напряженных глаз от надвигающегося врага.
        Авот и вожделенные сто аршин, после которых можно стрелять.
        - Пали!- закричал сотник. Вследующее мгновение зажженные фитили опустились на затравочные полки. Полыхнуло огнем, грохнули выстрелами стрелецкие пищали. Укрепление сразу заволокло серым пороховым дымом.
        Унекоторых стрельцов отсыревший порох не вспыхнул- тлел, шипел, но выстрела не произошло. Говорили ведь, что порох нужно всегда держать сухим- от этого зависит жизнь бойца.
        Все же стрелецкий залп оказался эффективным: выстрелы скосили первый ряд скакавших конников и добрую половину второго. Внаступающем клине произошла сумятица. Раненые лошади бились на земле, упавшие всадники молили о помощи. Строй шведов смешался.
        Вдохновленные этим стрельцы принялись перезаряжать пищали. Щурясь в окутавшем их плотном дыму, они торопливо забивали в ствол пулю, сыпали порох, но каждый уже сознавал- не успеть. Очень уж долгий это процесс: зарядить громоздкую и тяжелую пищаль, да еще сырым порохом, да трясущимися от предыдущего выстрела руками…
        Полуминутная заминка у шведов закончилась, и клин помчался дальше на стрелецкое укрепление.
        Бросив пищаль, Степан схватился за бердыш, перехватив его покрепче. Кпищали он всегда относился как к ненадежному оружию. Прежде, до поступления в стрелецкое войско, никогда не приходилось Степану стрелять из этой штуковины. Откуда пищали в Поморье? ВКеми- родном селении Степана и Лаврентия пищали не было ни у кого- только холодное оружие.
        Бердыш- тот же топор, только с длинной рукояткой и широким лезвием. Акакой мужчина не умеет владеть топором?
        Шведы налетели на укрепление. Перепрыгнуть поставленные ребром телеги они не смогли, да и опасно было- за телегами их ждали стрельцы с копьями, саблями и бердышами. Поэтому бились конями о телеги, пытаясь растащить их в разные стороны. Другие пиками пытались достать стрельцов.
        Степан с Лаврентием, отчаянно размахивая бердышами, отбивались от двух шведских всадников. Бой кипел вокруг них, слышались крики, звон сталкивающегося оружия, ржание раненых лошадей.
        Сколько это продолжалось, никто потом сказать не мог.Казалось, что- бесконечность. Отбить вражеский удар, нанести свой. Отбить- нанести. Пот заливает лоб, от напряжения нечем дышать.
        Острая пика распорола широкий рукав кафтана. Застряв в толстом сукне, пика потащила Степана вниз, он оступился и едва не упал. Швед перегнулся вперед, и уже занес над головой зажатую в другой руке саблю, когда подоспел Лаврентий- бердышом он заслонил беззащитную спину своего друга.
        Вкакое-то время враги неожиданно отъехали обратно, и в бою наступила передышка. Степан оглянулся вокруг- среди стрельцов было много раненых. Все-таки пики у шведов длинные, и не все удары можно отбить. Боярский сын Василий прижимал окровавленный платок к своему лицу- острие пики прошло по касательной и распороло щеку. Рана не опасная, но шрам останется на всю жизнь, а при ангельской внешности Василия Прончищева это было обидно.
        Хотя думать о будущем было нелепо: бой был только в самом начале. Уже ясно было, что шведский отряд насчитывает не меньше двухсот всадников, и отступать они отнюдь не собираются. Аэто означало только одно- стрелецкому заслону предстоит погибнуть полностью.
        Правда, благодаря этому русская армия уйдет невредимой в сторону Новгорода, под защиту крепостных стен. Но Степан с Лаврентием и их товарищи уже этого не узнают…
        Воспользовавшись передышкой, стрельцы вновь принялись заряжать пищали. Все-таки пищальный бой способен нанести большой урон наступавшим. На зеленой траве в ста аршинах перед заслоном остались лежать два десятка убитых и раненых шведов.
        Сотенный Василий уже не командовал- не мог говорить из-за раны в щеке. Но теперь тактика была ясна уже всем: успеть зарядить пищали и дать еще залп, который, может быть, остановит врага еще на какое-то время. Ачто потом? Потом- ясно, что…
        Зарядив оружие, в ожидании следующей атаки, стрельцы запели «Святый Боже»- они готовились принять смерть в бою. Начал один, потом подхватили соседи по строю, а затем уже запели все, и нестройное, но мощное пение сотни мужских голосов разнеслось над Наровой.
        - «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас»…
        Шведы снова пошли в атаку. Развернули строй и поскакали на укрепление с еще б?льшим, чем прежде, остервенением. Уних тоже были погибшие и раненые, они тоже шли на смерть.
        Грохнул пищальный залп, все вокруг снова заволокло удушливым пороховым дымом. Опять заржали лошади и дико закричали упавшие с коней раненые и умирающие.
        Теперь уже схватка у телег оказалась короткой: всадникам удалось растащить телеги в двух местах, и поток конных шведов хлынул в образовавшиеся бреши.
        Защищать укрепление больше не имело смысла- не стало фронта, враги были теперь повсюду. Единственным спасением оставалось бегство. Но куда? Степан с Лаврентием уже заранее успели решить этот вопрос- прыгать с высокого берега к Нарове и пытаться переплыть реку. Если получится- на том берегу уже не догонят.
        Ударив бердышом крутившегося рядом всадника, Степан бросился к берегу. Краем глаза он увидел, что рядом бежит Лаврентий и кто-то еще, а основная масса стрельцов устремилась в противоположном направлении- в сторону леса. Ачто еще оставалось людям, не умеющим плавать? Лес- это привычное укрытие, а глубокая полноводная река- верная гибель.
        Для помора же водная стихия- родной дом. Ссамого детства Степан учился хорошо плавать. ВБелом море вода почти всегда холодная, особенно не поплаваешь, но рядом с домом была речка- там и учился. Апотом умение плавать много раз пригождалось и в море: когда нужно было вытаскивать коч[1 - Поморское судно особой конструкции для плавания во льдах.] на берег и когда однажды судно село на камни возле Груманта[2 - Русское название острова Шпицберген.]. Ох, и ледяная же вода была в тех местах!
        Да и что это за помор, который боится воды? Спрыгнув с высокого берега, Степан увидел, что до реки еще аршин пятьдесят, а сзади слышались топот коней и голоса преследователей. Шведы толпились над обрывом, решая, стоит ли догонять беглецов…
        Креке они бежали втроем: Степан с Лаврентием и боярский сын Василий- тоже мастер плавать. Но он неудачно прыгнул и подвернул ногу, так что пришлось подхватить его под мышки и тащить к воде волоком.
        - Доплыть-то сможешь?- задыхаясь от боя и бега, хрипло спросил Лаврентий своего командира-ровесника.- Вводе полегче будет, нога там не нужна.
        Но до воды они не добежали, потому что шведы решили все-таки догнать русских и взять в плен. Ватага вражеских воинов попрыгала следом за беглецами, и уже скоро окружили их, повалили на песчаный берег, наставили пики.
        Берега Наровы были сплошь усеяны кустами черной смородины. Все время, пока стояли тут лагерем под крепостью Нарвой, стрельцы ходили на берег лакомиться ягодой. Между собой друзья-поморы так и называли это место: сиестер-йокки- смородиновая река. Вот и теперь, стоило Степану открыть глаза после удара сзади по голове, он увидел перед собой смородиновый куст.
        Он лежал на мокром после дождя песке и испытывал острое чувство обиды. Он бы добежал до воды и успел переплыть реку, его бы не догнали. ИЛаврентия бы не догнали. Куда там тяжеловооруженным шведским солдатам угнаться в воде за двумя поморскими парнями? Да никогда бы не догнали!
        Но ведь и нельзя же было бросать сотенного Василия? Нехорошо бы получилось. Человек храбро сражался, потом подвернул ногу, а свои же товарищи его бросили? Нет, не годится…
        Зато теперь все трое оказались в плену. Аплен- дело невеселое.

* * *
        Втом, что плен- невеселое дело, друзья убедились уже очень скоро. Когда, подгоняемые ударами древков пик, они вновь выбрались наверх и вытащили боярского сына, оказалось, что к тому времени шведам удалось взять в плен еще семерых стрельцов.
        Всех десятерых пленников окружили всадники и быстро погнали в сторону Нарвы. Хоть Василий и был нетяжел, но волочить его на себе было несподручно, так что пленники менялись, таща сотника попарно.
        Подняв на Степана голубые детские глаза, Василий невнятно из-за раненой щеки произнес:
        - За то, что не бросили меня на берегу- спасибо. Вернемся в Москву, будете награждены за службу.
        «Ты еще вернись теперь в Москву,- подумал про себя Степан.- Боюсь, долго ждать боярской награды придется».
        Ктому же его резанули слова «за службу». Когда они с Лаврентием подхватили Василия под руки, они меньше всего думали о службе. Сделали это не потому, что Василий- сотник или боярский сын, а потому, что он был их боевой товарищ.
        Ивообще- при чем тут награда? Разве помощь человеку в беде требует какой-то награды?
        Кроме того, Степан вообще не чувствовал себя ниже боярского сына. Да, Василий оказался хорошим сотником и храбро сражался в боях, но чем он лучше других людей? Тем, что он сын родовитого боярина? Род Прончищевых действительно славится стариной и знатностью. За то время, что они с Лаврентием пришли на Русь из Поморья, Степан успел заметить, что здесь люди придают большое значение родовитости. Тот, кто родом или должностью ниже, называет себя холопом, хотя холопом конечно же не является. Старший-боярин называет младшего-дворянина или служилого уменьшительным именем, и ему не стыдно: оба считают такое нормальным…
        Даже царь Иван Московский и всея Руси называет своих подданных холопами. Неужели ему нравится быть царем холопов, а не свободных людей?
        Поморам эти порядки казались дикими, они не привыкли к таким отношениям между людьми. ВПоморье не было бояр, не было дворян, а все занимались одним делом- трудились. Большая часть людей ходила в море- добывать рыбу либо по торговым делам, перевозя пушнину, лес. Другая часть занималась охотой на зверя, благо леса изобиловали разными ценными животными.
        Делились только на богатых и бедных. На тех, кто был хозяином и владел кочем, и тех, кто нанимался к нему в работники-мореходы. Именно таким хозяином целых двух кочей был отец Степана Кольцо. Били тюленей и нерпу в Белом море, ставили сети на рыбу. Для этого ходили в море далеко, до самого Груманта на севере и до Мангазеи на востоке. Улов и шкуры возили в Норвежскую землю, отправляли в Москву и еще дальше. Семья Кольцо была самой богатой в Кеми- имели двухэтажный дом с пристройками, и работников-мореходов было больше двадцати человек. Но хозяину и в голову никогда не приходило называть своих наемных работников холопами, рабами. Да и они не позволили бы так с собой обращаться- это было совершенно не принято среди поморов.
        Поэтому, оказавшись в стрелецком войске, Степан и его друг Лаврентий Беляев не уставали удивляться непривычным для них московским порядкам.
        Друзья-поморы и не оказались бы здесь, если бы не случившаяся беда. Богато и хорошо жили в Кеми, но имелся в этих местах один недостаток- слишком близко было до шведской земли. Ашведам издавна не давали покоя зажиточные поморские села и городки. Больно уж хотелось их грабить и разорять.
        Конечно, шведам был нужен какой-то повод для нападений на мирных соседей- времена викингов, грабивших и убивавших без всякого повода, все же миновали. Повод был найден легко: было объявлено, что поморы- не христиане, а язычники, так что каждому порядочному шведскому воину просто необходимо их грабить, а заодно крестить, приводя в христианскую веру.
        Русский Север был населен двумя народами: карелами- исконными жителями этих мест, и русскими, пришедшими из Великого Новгорода и других городов и осевших здесь. Все они уже давно были христианами греческого обряда, так что шведские претензии ни на чем не основывались: зачем же крестить уже давно крещенных? Однако над спорными богословскими вопросами шведские отряды не задумывались.
        Ранними утрами из северного морского тумана вдруг показывались шведские корабли, и беззащитные поморские поселки становились их добычей. Русский военный гарнизон стоял в Холмогорах, и сменявшие друг друга царские воеводы клялись когда-нибудь поспеть в срок и защитить поморов, но сделать это было трудно.
        Водин из таких дней беда постигла и Кемь. Степан с Лаврентием ездили на свадьбу в соседнее село и гуляли там три дня, как положено, а когда вернулись, нашли родной городок сгоревшим дотла, а родных убитыми. Шведы вывезли хранившийся в амбарах товар, приготовленный для продажи, а затем запалили Кемь с разных сторон.
        Сгорели дома, а самое главное- кочи, на которых ходили по морю. Отец Степана к тому времени был уже староват для морского промысла, так что сын заменял его во всем, и в качестве кормщика корабля- тоже. Научившись у отца, он умел все- вести корабль, ставить паруса, ориентироваться по звездам и прокладывать путь среди каменистых островов. Знал путь на Грумант и в Норвегию, и даже на восток- за Уральский хребет.
        Только двух вещей не умел Степан к своим солидным двадцати пяти годам: брать деньги из воздуха, чтобы восстановить разрушенное хозяйство и простить нанесенную обиду.
        - Что будем делать?- спросил он своего младшего товарища Лаврентия.- Останемся на пепелище? Будем заново строить дома и кочи? Заново строить жизнь?
        Поступить так означало долгие годы провести в нищете, напрягаясь из последних сил, чтобы спустя много лет восстановить разоренное. Апотом ждать следующего набега шведских грабителей. Ивсе повторится снова…
        Кроме того, это означало бы простить нанесенную обиду. Простить гибель отца и матери, друзей и близких. Смириться с таким значило для Степана не уважать самого себя.
        Лаврентий Кольцо- высокий и складный парень-карел смотрел на своего старшего друга и молчал. Он привык слушаться Степана во всем. Родных у Лаврентия не было, он вырос сиротой под присмотром деда, который тоже погиб при набеге.
        Оба они остались одни на белом свете, и только им предстояло решить свою судьбу.
        Иони решили.
        - На юге, вблизи Варяжского моря идет сейчас война,- сказал Степан.- Царь Иван Васильевич пошел на шведов. Говорят, побеждает. Шведы- враги московского царя и наши с тобой, Лаврентий, тоже. Пойдем и мы воевать вместе с русским войском.
        Так поморы оказались на Ливонской войне. Пришли в Великий Новгород, где совсем уже собрались вступить в городское ополчение, чтобы с ним идти на войну. Новгородцы были для друзей-поморов почти что свои- северные люди, привыкшие к свободе и самостоятельности: охотники, лесорубы, рыбаки с Ильменя. Иречь новгородцев была близкой и понятной поморам- наполовину русской, наполовину карельской.
        Но тут увидели друзья стрелецкий полк из Москвы, отправлявшийся под Нарву. Ине выдержали- вступили туда. Красные кафтаны из тонкого немецкого сукна, шапки с меховой опушкой и красным же верхом! Апищали- невиданное на севере грозное оружие!
        Если уж собрались громить ненавистных шведов, то лучше делать это в составе профессионального войска, с хорошим оснащением и самым современным оружием. Встрельцы Степана и Лаврентия приняли сразу: два статных красавца, с сильными руками и метким глазом- оба показали свое искусство бить из лука.
        - Апищальному бою в походе обучитесь,- напутственно сказал боярин, командовавший полком и принимавший новобранцев.- Будете не хуже других.
        На самом деле боярин лукавил- он понимал, что эти два помора будут куда лучше других стрельцов его полка. Потому что московские стрельцы шли на войну по обязанности, по служивому делу. Кто такие шведы и зачем царю Ивану нужна Ливония, они не знали и не задумывались. Ау Степана и Лаврентия имелись веские причины действительно ненавидеть шведов- они сознательно рвались в бой…
        Кпищалям друзья привыкали долго, лук был куда привычнее. Лук- легкий, прицельно бьет куда дальше пищали. Разве что броню пробить не может, а в остальном…
        На тюленя и нерпу охотились именно из лука. Во-первых, с рогатиной или топором трудно подобраться поближе- зверь убежит, даром что выглядит неповоротливым. Аво-вторых, и это самое главное- топором да и рогатиной можно испортить шкуру. Стрела же, пущенная прямо в глаз зверю,- идеальное средство.
        Правда, для этого нужно попасть точно в глаз, но это уж- особое искусство.
        Апищаль неимоверно тяжелая- весит полпуда. Заряжать ее долго и сложно, нужно все время таскать при себе сухой порох, отдельно патроны, шомпол, тряпицу для обтирания просыпавшегося зелья…
        Глядя на Степана, учился воинскому делу и Лаврентий. Вообще-то он сызмальства был не мастер что-то делать руками. Конечно, кто не работает, тот не ест, так что Лаврентий вместе со всеми ходил в море и делал все, что нужно, но получалось у него хуже, чем у других. Его сила была в ином: он красиво пел старинные песни и даже сам слагал их. Но главное Лаврентий унаследовал от своего деда- известного во всей округе и очень сильного кидойнекку- колдуна.
        Карельские колдуны издавна считались на Руси более сильными, чем их русские собратья. Карельская ворожба и заговоры творили чудеса. Много говорить об этом было не принято. Человек, посвященный в тайны колдовства, помалкивал, и считалось дурным любопытством расспрашивать его. Степан на правах старшего друга несколько раз заводил разговор о чудесах, которым научил старый дед своего внука, но Лаврентий всегда смеялся в ответ либо отвечал уклончиво.
        - Ты все равно не поймешь,- говорил он.- Да и неинтересно тебе про это слушать.
        Единственное, что твердо знал Степан Кольцо о необыкновенных свойствах своего друга, было то, что Лаврентий- белый колдун. Карельские колдуны делились на черных и белых. Черные- те, кто призывал нечистую силу, кто пользовался услугами темных властителей зла. Стакими колдунами предпочитали не водиться, хотя спрос на их чародейство был немал.
        Абелый колдун действовал при помощи сил света и добра. Если с таким колдуном заводили разговор о христианской религии, то он отвечал, что он- христианин, как все прочие люди. Просто ему лучше, чем другим, известны потаенные лазейки к Богу. Потому и чудеса свои и исцеления творит он именем Бога Всевышнего и сына Его Иисуса Христа…
        Вэтом Степан имел случай убедиться сам. Когда сидели они с Лаврентием на пепелище родного городка и собирались в дальнюю дорогу в чужие края, Лаврентий решил поворожить на будущее- предсказать, что ждет их впереди.
        Дождались вечера, когда стемнело, и тогда только Лаврентий запалил костерок в укромном месте возле леса, подальше от посторонних глаз. Взаплечном мешке у него имелось все необходимое для общения с потусторонними силами. Установив над огнем металлическую треногу с овальной площадкой наверху, Лаврентий приготовил в горсти смесь трав, которые насыпал из нескольких мешочков.
        Потом достал из поясного кармана маленький камешек светло-желтого цвета и положил его на раскалившуюся металлическую площадку.
        - Сейчас начну,- сказал он наблюдавшему за его действиями Степану,- могу заснуть, ты мне не мешай. Но если буду спать долго, то обязательно разбуди. Ато сам могу не проснуться.
        На голову себе Лаврентий надел круглую шапку, связанную из шерстяных нитей различного цвета. От шапки вниз тянулись кожаные косички, сплетенные из ремешков, на концах которых звякали крошечные бубенчики из металла.
        Вэтой своей шапке Лаврентий принялся ходить вокруг горящего костра с треножником и камнем на нем. Ходил сначала медленно, иногда наклоняя вбок голову, и тогда колокольцы на ремешках позвякивали. Бормотание его становилось то совсем тихим, то громким- Лаврентий почти кричал. Из этих бессвязных обрывков Степан понимал, что друг-колдун призывает духов леса и духов воды прийти на помощь ему в познании будущего.
        Шаг Лаврентия становился все быстрее, он бегал и прыгал вокруг костра, а глаза его закатились, будто устремленные в черное ночное небо. Движения тела стали расслабленными и в то же время быстрыми, как у птицы, машущей крыльями.
        Сидевший рядом Степан подумал, что Лаврентий уже как бы заснул- не видит ничего вокруг себя, не слышит и не реагирует на окружающее. Его друг погрузился в иной, внутренний мир, как бывает во сне.
        - Не пора ли его разбудить?- подумал Степан.- Ведь он просил не особенно медлить с этим…
        Но это был еще не сон. Вкакой-то момент колдун бросил в огонь зажатые в кулаке травы, от чего пламя вдруг загорелось ярче- взметнулись разноцветные языки кверху, послышалось шипение. Травы горели шумно, с потрескиванием, а самое главное- огонь был разного цвета, он переливался всеми цветами радуги.
        Резко остановившийся Лаврентий склонился к огню и замер, всматриваясь в огненные всполохи. Иногда он потряхивал головой, чтобы вызвать звяканье бубенцов на шапке. Лицо его было напряженным, а на лоб из-под шапки катились крупные капли пота…
        - Возьми,- вдруг хрипло сказал он Степану,- возьми в руки!
        Он явно указывал глазами на светло-желтый камешек, лежавший на раскаленной добела металлической сковородке. Как же взять его в руки? Камешек хоть и небольшой, но обожжет все руки, да и не удержать будет от боли…
        - Бери!- настойчиво и нетерпеливо велел Лаврентий. Сейчас он был старшим, и его приказаний следовало слушаться.
        Степан привстал и, наклонившись над огнем, схватил камешек. Он уже приготовился к жгучей боли, но тут произошло чудо- камень был совершенно холодным. Даже ледяным, если быть точным.
        Сначала Степан не поверил такому. Подумал, что просто сразу не ощущает боли от ожога. Так бывает, когда боль внезапна и очень сильна.
        Но нет, камень и впрямь не нагрелся на раскаленной сковородке. Небывалое дело!
        Но стоило Степану подумать об этом, как внезапно он почувствовал дурноту. Наклонившись над огнем, он вдохнул дым от сгоравших волшебных трав, брошенных туда Лаврентием. Вот тебе раз, а ведь Степан никогда и не предполагал, что его младший друг- действительно настоящий колдун…
        Впрочем, додумать эту мысль до конца Степан не успел, потому что потерял сознание.
        Это было странное забытье. Сон и бодрствование одновременно. Степану снился сон, но он понимал, что видения эти- результат травного дурмана, и что сам он лежит на земле возле горящего костерка на окраине леса.
        Снилось море, и в этом не было бы ничего необычного. Отчего же помору не видеть во сне море? Но оно выглядело совсем не так, как море, по которому ходил на своем коче Степан. Оно было иного цвета: насыщенно-синего, и вода искрилась на ярком солнце. На море был корабль, и Степан стоял на его палубе. Однако корабль был не кочем- а куда больше размерами, да и устроен несколько иначе. Никогда прежде Степану не приходилось видеть таких судов. Конечно, он слышал о том, что далеко-далеко в южных морях ходят большие корабли, непохожие на поморские кочи. Может быть, это один из таких диковинных кораблей?
        Иснился остров- небольшой, покрытый камнями и иссушенной на солнце травой. Девушка в белых одеждах сидела на камне под раскидистым деревом, опустившим свои ветви книзу. Кругом была тишина, и царил покой, настолько полный и невероятный, что душа Степана пришла в умиротворение. Этот остров был обещанием счастья- несбыточного, но абсолютного…
        Когда он очнулся и поднялся с земли, спрашивая себя, что за видение пришло ему на ум, Лаврентий лежал рядом. Колдун открыл глаза одновременно со Степаном и тоже сел. Лицо его было тревожным и сосредоточенным.
        - Ты видел будущее?- спросил он.- Тебе открылось, что ждет нас впереди?
        - Видел,- кивнул Степан.- Это было так странно. Не знал, что ты владеешь колдовским искусством. Ядействительно видел будущее.
        - Ужасно, правда?- покачал головой Лаврентий.- Ты уверен, что нам следует так рисковать?
        Он выглядел страшно огорченным и подавленным.
        - Может быть, лучше остаться здесь, в родных местах?- добавил он.- Пусть у нас ничего не осталось, хоть не случится того, что я видел.
        Они видели разные сны. Если Степану явился красивый корабль на море, а затем девушка необычайной красоты на острове под раскидистым деревом, то Лаврентия посетило совсем иное видение.
        - Ясидел в каком-то темном и грязном закутке, а на шее у меня было железное кольцо с цепью,- сказал Лаврентий.- Наверное, это была тюрьма. Апотом я оказался в подземелье, где горели факелы и вокруг были демоны.
        - Демоны?- переспросил Степан.
        - Ну да, демоны. Много фигур, и все в черных балахонах и с капюшонами. Сначала я решил, что это монахи-чернецы, но у монахов совсем не такие балахоны, и капюшонов они не носят. Нет, это было царство демонов…
        Когда потрясенный Степан рассказал о своем видении, Лаврентий совсем опечалился.
        - Это значит, что у нас с тобой разное будущее,- сказал он.
        - Тебе- корабль и остров с девушкой, а мне- цепь на шею и царство демонов. Нет уж, наверное, мне лучше остаться здесь. Наймусь к кому-нибудь работником и проживу.
        - Аты держись поближе ко мне,- заявил Степан.- Давай не допустим, чтоб нас разлучили, и тогда мое будущее станет нашим общим. Ты же ничего не имеешь против кораблей, островов и красивых девушек? Может быть, под тем деревом на острове сидят две девушки? Просто я увидел одну, а другая куда-то отошла?
        - Если будем все время держаться вместе,- усмехнулся Лаврентий,- то неизвестно, что будет. Мое будущее может стать твоим, и мы вместе окажемся в цепях в царстве демонов.
        Тем не менее спустя день друзья двинулись в путь. Оставаться на выжженном месте, где ни кола ни двора, смысла не имело. Да и пропал бы Лаврентий в одиночку без своего старшего друга- в этом Степан был совершенно убежден…

* * *
        - Хотели в Нарву попасть,- испуганно и злобно сказал один из шагавших рядом стрельцов.
        - Вот теперь и попадем. Да только не победителями, как собирались, а пленниками.
        Но вышло по-иному. Сопровождаемые солдатами, пленники прошли под высокими стенами Нарвской крепости, между бастионами и берегом реки. Нарва осталась позади, а пленников гнали все дальше и дальше.
        Их даже не связали, только обезоружили. Но что могли сделать десять измученных безоружных людей, из которых трое были ранены, против десятка шведских кавалеристов, окруживших их со всех сторон.
        Несколько раз Степан с Лаврентием глядели на реку, вдоль которой их гнали. Оказавшись в воде, они могли бы рассчитывать на спасение. Но пока еще добежишь до волн Наровы…
        Сотника Василия пришлось тащить на себе, попарно, сменяясь на ходу. Ясно было, что рана у него не слишком серьезная, но голова у парня кружилась от потери крови и идти самостоятельно он не мог.
        Только двое стрельцов отказались тащить своего бывшего командира: Ипат из Москвы и Агафон из-под Рязани взглянули сурово и равнодушно на Василия и заявили, что теперь все попали в плен, и у них новые хозяева- шведы. Асотник им больше не голова, так что пусть позаботится о себе сам.
        - Всю жизнь сладко ел и мягко спал,- сквозь зубы буркнул Ипат, не оборачиваясь.- Ас нас три шкуры драл, боярское отродье…
        Степан хотел было возразить, что юный сотник никогда не свирепствовал со стрельцами, а даже наоборот- был дружелюбен и не заносчив, однако решил не связываться. Ипат с Агафоном были настроены решительно и враждебно.
        - Тут теперь каждый за себя,- добавил Агафон, сплевывая перед собой.- Нечего за боярским щенком ухаживать- не его сила теперь.
        Ну, не драться же было теперь с этими двумя самыми здоровенными из пленников, кряжистыми мужиками. Хорошо хоть остальные стрельцы согласились помочь и дотащить Василия до стоянки, где можно было передохнуть.
        По дороге Степан оглядел своих невольных спутников. Все они были напуганы и растеряны. Еще утром они были солдатами регулярной армии, а теперь превратились в бесправных пленников, не знающих, что ожидает их.
        Двигались быстро- шведы все время подгоняли стрельцов. Понукали, толкали боками коней, наезжали сзади на отстающих.
        Шагавший рядом Лаврентий молчал, словно погрузившись в себя.
        - Колдует?- спросил себя неуверенно Степан. Да нет, вряд ли. Для колдовства нужен волшебный камень, да пахучие травы, и шапка с бубенчиками, и специальный пояс. Все это хранится у Лаврентия в сумке, но пока использовано быть не может. Акамень висит на шее в специально сшитом мешочке.
        Да и о чем колдовать? Пока что они не принадлежат себе- их гонят, как стадо, в неизвестном направлении.
        Впрочем, к середине дня направление стало понятным- они шли вдоль берега Наровы, в сторону ее устья. Туда, где река впадает в море. Город и крепость Нарва остались далеко позади, а шведский командир, ехавший впереди, все подгонял, оборачиваясь и выкрикивая что-то на своем языке.
        Как же горько оказаться в плену!
        - Вот тебе и отомстил шведам,- мрачно сказал себе Степан.- Вот и поквитался с ними! Что теперь будет? Уж не сбывается ли вещий сон Лаврентия, в котором он видел себя с железным ошейником?
        Когда впереди показалась морская гладь и широкое устье реки, пленникам приказали остановиться. Кэтому времени даже те стрельцы, которые не были ранены, валились с ног от усталости…
        Всех усадили на землю, а солдаты спешились и встали вокруг.Шведский командир вытащил из сумки подзорную трубу и, широко расставив ноги, стал с пригорка глядеть в море.
        Нарвский залив выглядел оживленным: виднелись паруса нескольких кораблей, бросивших якоря возле устья. Степан с Лаврентием вглядывались в них, удивляясь размерам и формам этих невиданных ими ранее судов. Привычные им поморские кочи были гораздо меньше и выглядели по-иному. Коч- корабль широкий и короткий. Из-за двойной толстой обшивки его борта выглядят пузатыми. Иначе и быть не может- двойные борта нужны для того, чтобы льды северного моря не раздавили корпус. Икоманда на коче редко превышала десять-двенадцать человек.
        Акорабли, которые поморы увидели теперь, оказались большими, раза в три-четыре крупнее самого большого коча. Они выглядели гораздо стройнее и выше, а мачт с парусами было по три штуки на каждом. Сколько же людей помещается в таком корабле? Неужели больше сотни?
        Как ни странно, вид моря подействовал на Степана успокаивающе. Пусть не свое- северное, чаще всего покрытое льдом, а здешнее, но все же- море. Дух помора ободрялся при виде знакомого с детства пейзажа- бескрайняя водная гладь, а на ней- паруса кораблей!
        Другие пленники смотрели на море боязливо и враждебно. Они были из Москвы или из Рязани, из Коломны и Владимира- из старинных русских земель. Они видели и знали леса, степи, а море было для них чуждой стихией…
        Правда, рассматривать корабли было некогда: нужно было отдохнуть самим и перевязать заново раненого Василия. Сотник лежал на траве, запрокинув голову, и стонал, держась за пропоротую щеку.
        Степан достал из сумки свою старую рубаху из небеленого полотна и разорвал ее на несколько длинных лоскутов. Ими он и перемотал заново лицо сотника. Кровь уже не текла, а запеклась вокруг раны. Хорошо бы промыть, чтоб не загноилась, но попросить воды у шведов помор не решился- больно уж те выглядели суровыми и отчужденными. Они вообще были злы на стрельцов: утренняя битва у реки получилась кровавой, шведы потеряли три десятка человек только убитыми. Никто не ожидал, что стрелецкий заслон окажет такое яростное сопротивление превосходящим силам шведского войска.
        Асразу после боя плененных врагов никто не жалеет: еще слишком памятны понесенные жертвы…
        - Вернемся в Москву- на службу к себе возьму,- осипшим голосом сказал сотник Василий, когда Степан с Лаврентием вдвоем перевязали ему раненую щеку.- Отцу непременно расскажу, что вы за люди оказались, а он у меня добрый: наградит вас, как положено.
        Вто, что боярин Прончищев такой уж добрый, поморы не слишком поверили- про отца сотника ходили в стрелецком войске разные слухи. Говорили, будто в большой чести у царя Ивана, и что крутого нрава, и на руку тяжел- любит кулачную расправу с виновными и невиновными. Словом- настоящий боярин.
        Степан только усмехнулся, услышав слова Василия, и ответил:
        - Добр или не добр твой отец- это мы не скоро выясним. Инаграда- дело хорошее, но придется ее подождать, потому что попали мы в плен, кажется, всерьез.
        Шведский командир долго высматривал что-то в подзорную трубу, и спустя некоторое время стало понятно- что. От одного из кораблей, стоявшего ближе других к берегу, отвалила лодка. Весла гребцов взлетали и опускались резво, так что очень скоро нос ткнулся в песчаный берег.Низкорослый и коренастый человек в морской кожаной куртке и в кожаных штанах выскочил из лодки и зашагал к поджидавшему его кавалерийскому командиру.
        Когда он приблизился, стало видно, что на голове у него повязан черный шелковый платок, а в каждое ухо вставлена тяжелая серьга. Серьги были золотые, они оттягивали мочки ушей вниз так сильно, что уши слегка оттопыривались. Человек обвел мутными голубыми глазами сидящих на земле пленников, и в лице его что-то мелькнуло- интерес, или алчность, или удовлетворение…
        Между незнакомцем с корабля и командиром завязалась беседа, при которой они постоянно оглядывались на стрельцов и что-то доказывали друг другу. Ясно было, что разговор идет как раз о пленниках, но понять, о чем говорят, было невозможно- никто не понимал по-шведски.
        Правда, кое-какие догадки приходили в голову. Степан наблюдал за мимикой и жестами разговаривающих, и вдруг что-то очень знакомое всплыло в памяти. Ну конечно же именно так торгуются купцы с рыбаками. Рыбаки ходили далеко в море, и вернулись оттуда с богатым уловом. Ана берегу уже поджидают купцы со своими ценами. Икаждая цена ровно втрое меньше той, на которую рыбаки рассчитывали. Вот тут и начинается спор, да не простой, как муж спорит с женой или товарищ с товарищем, а кровавый, до драки и порой до смертных обид. Потому что спор идет о деньгах за товар, а это- не шутки.
        - Продадут нас,- мрачно заметил Агафон, тоже не отрывавший пристального взгляда от беседующих.- Как пить дать- продадут. Унас в Рязани на рынке торговцы вот точно так же орут и себя по карманам хлопают.
        - Самый торг идет,- покачал головой еще один стрелец- Демид из Великого Новгорода.
        - Сейчас сговорятся о цене, и прощай для нас родные края на веки вечные. Будем до самой смерти на чужбине спину гнуть да маяться.
        - Атебе не все равно, где спину гнуть?- ощерился Ипат и засмеялся недобро.- Дома на боярина да на царя спину гнул. Атеперь будешь на шведского царя да шведского боярина гнуть. Какая разница? Везде одно и то же.
        - Это тебе, может быть, все равно,- протянул Демид,- а у меня дома жена с двумя дочками осталась, и родители еще живы, только старые. Язаработать хотел, потому и в стрельцы на войну записался, а теперь что же будет?
        - Тебе же лучше,- засмеялось сразу несколько пленников, слышавших разговор.- По дурости ты на войну пошел: тут не заработаешь. Сам уж, наверное, убедился. На войне только командиры зарабатывают, а наш брат, кроме ран и увечий, других заработков не имеет. Атеперь тебе ни о чем думать не надо, и заботиться о жене и дочках не надо- знай себе, иди в плен да помирай на чужбине. Милое дело!
        Торг закончился. Все видели, как тяжелый кожаный кошель с монетами перешел из-за пазухи моряка в дорожную сумку кавалериста, и тотчас же пленникам велели встать и идти к лодке. Стрельцы были понуры и напуганы неизвестностью. Когда сильно нагруженная лодка закачалась на мелкой и злой вечерней волне, все принялись торопливо креститься. Лаврентий тревожно ощупывал рукой под кафтаном мешочек с волшебным камнем. Итолько Степан вдруг отчего-то ощутил прилив спокойствия и уверенности и, сам удивившись этому, спросил себя о причинах такой странной реакции.
        Но нет, он не радовался тому, что попал в плен. Не радовался тому, что был только что продан неизвестно кому. Не в этом дело: его глаза видели море, и под ним качалась лодка, а все вместе это давало ему- моряку- силу и надежду.
        ГлаваII
        Капитан Хаген
        Степан впервые увидел вблизи такое большое судно. До этого во время боевых действий под Нарвой ему приходилось с берега глядеть на заморские корабли, а теперь этакая громада оказалась прямо перед глазами.
        Перегруженная пленниками лодка с четырьмя матросами, сидевшими на веслах, преодолевая приливную волну, подошла к борту корабля. Степан смотрел во все глаза, стараясь понять и запомнить увиденное.
        Он успел отметить, что борта корабля хорошо просмолены и что обшивка корпуса в приличном состоянии. Еще увидел необычную конструкцию парусов. Мачт здесь было две, и это не удивляло- на многих поморских кочах тоже имелось две мачты. Но паруса у поморов прямые, без всяких затей, а на этом корабле они располагались иначе и совсем по-иному крепились.
        Сейчас паруса были собраны и подвязаны на реях, но непривычная их форма была очевидна бывалому моряку. Ближе к носу корабля на черном смоляном борту белыми буквами было выведено название: «STEN».
        Последнее, что заметил Степан, были жерла медных пушек, торчащие над бортом корабля. Четыре штуки- совсем немало, хватит для настоящего боя. Аведь на противоположном борту, наверное, тоже четыре пушки. Да это же целая плавучая крепость!
        Сборта спустили веревочную лестницу, и пленники друг за другом полезли наверх.
        Внутри корабль выглядел куда хуже, чем снаружи. Едва оглядевшись, Степан увидел грязную, истоптанную палубу с валяющимися кусками ветоши, обрезками веревки и другим мусором.
        - Э,- мелькнула презрительная мысль,- на наших кочах такого не бывает. Палубу скребут каждый день до блеска. Атут такой красавец корабль, а моряки на нем как свиньи…
        Эта мысль как-то укрепила Степана. Те, кому их продали, не были сверхчеловеками. Они оказались неряхами, которые не умеют следить за собственным судном. Аразве можно уважать таких людей?
        Пленников усадили на палубу, а команда корабля столпилась вокруг.Стрельцы и их новые хозяева получили возможность разглядеть друг друга…
        Моряки были одеты по-разному и очень пестро. Головы у многих были повязаны платками, другие были в шляпах с загнутыми полями, а третьи обходились вовсе без головных уборов. Одежда в основном была кожаная, как у самого капитана.
        Только сейчас стало понятно, что коренастый человек с мутными глазами и серьгами в ушах- капитан этого корабля. Члены команды громко обращались к нему, называя капитаном Хагеном.
        От столпившихся моряков шел тяжелый запах. Этот запах немытых тел, чумазые лица говорили о том, что чистота здесь совсем не в почете.
        - Они что- не ходят в баню?- послышался негромкий голос стрельца Демида.- Вонища-то от них какая.
        - На море живут, а не моются,- поддержал Агафон.- Мне раньше сказывали- у них и бань-то нету. Ятогда не поверил, а теперь сам вижу.
        - Чистые татары,- заявил Ипат.- Те тоже мыться не любят. Говорят, что кто смывает с себя грязь, тот смывает с себя счастье. Выходит, мы к татарам попали.
        Появился человек в фартуке и с инструментами. Каждый шаг его сопровождал звон металла, доносившийся из мешка, который он тащил за собой по палубе.
        Когда мастеровой вытащил из мешка железный ошейник и принялся прилаживать его на шею первому пленнику, Степан чуть не застонал от ярости и отчаяния. Он видел рядом округлившиеся глаза Лаврентия и знал, о чем сейчас думает его друг.Лаврентий ведь предупреждал, что если они будут держаться вместе, то их постигнет общая судьба. Иэта судьба оказалась, как друзья и опасались, судьбой не Степана, а Лаврентия.
        - Ошейник и цепи!- простонал Степан.- Именно то, что привиделось тебе.
        - Да,- отозвался Лаврентий,- это мое видение сбылось. Потому что никакого острова и красавицы на нем я не вижу. Ствоим видением придется подождать.
        Капитан Хаген отдал приказ, большая часть матросов бросилась по своим местам- корабль снимался с якорей и готовился к отплытию. Видимо, капитан хотел воспользоваться усилившимся ветром…
        Матросы полезли на мачты, чтобы распустить подвязанные паруса. Одни карабкались по реям, а другие прилаживали веревками концы парусов к специальным крюкам на палубе и на бортах.
        Когда Степан ощутил железо ошейника, ему захотелось вскочить и сопротивляться. Вся сущность его бунтовала против рабской цепи.
        Пусть Лаврентию и привиделась такая судьба, но он, Степан, потому и не испугался быть вместе с другом, что никогда не мог представить себя в таком положении. Ему казалось, что если Лаврентий останется с ним рядом, то судьба будет только та, которую увидел во время колдовства Степан- остров и красавица. Потому что с кем угодно, но только не с ним могла случиться вот эта история- ошейник и цепи.
        Цепь крепилась к ошейнику, и верхнее кольцо звякало о железо, натирало шею. Когда закован таким образом оказался последний из пленников, всех по очереди спустили вниз- под палубу.
        Здесь, в тесном кубрике, обшитом толстыми нестругаными досками, разместилось пятнадцать человек. Кроме десятерых стрельцов там уже были другие пленники, с которыми вновь прибывшим предстояло познакомиться.
        Встены кубрика были врезаны массивные железные кольца, к которым корабельный мастер и приклепал конец цепи каждого из рабов. Длина цепи позволяла сделать два шага от стенки, но и в этом не было необходимости- вся каморка была очень тесна. Набитая до отказа людьми, она больше походила на душегубку, в которой нечем дышать и невозможно повернуться.
        Окна здесь не было вовсе, и воздух затекал только через дверь, которая вела в узкий корабельный коридорчик. Аучитывая, что внутри корабля вонища стояла еще хуже, чем на палубе, пленники сначала подумали, что им предстоит задохнуться насмерть. Втрюме отвратительно пахло кислым порохом, человеческими испражнениями и гнилыми продуктами.
        Потянув носом, Степан опять подумал о том, что его отец- кормщик поморского коча, а потом и он сам просто убили бы членов команды, доведших судно до такого состояния.
        Спленниками, уже сидевшими в трюме, общий язык нашли довольно быстро. Все пятеро оказались рыбаками-эстами, которых обманом заманили на борт корабля.
        - Капитан Хаген пристал к берегу возле нашей деревни,- пояснил старший из рыбаков по имени Каск,- он объявил, что хочет купить рыбы и что хорошо заплатит. Мы привезли рыбу прямо к кораблю, и с тех пор мы сидим здесь. Оказалось, что капитану нужна совсем не рыба- он торгует другим товаром.
        - Каким?- спросил Степан, уже начиная догадываться…
        - Людьми,- ответил Каск, растерянно шмыгнув носом.- Нас захватили на прошлой неделе, и с тех пор мы многое узнали об этом капитане. Вот уж никто из нас не думал, что окажемся рабами.
        - Что он говорит?- тревожно поинтересовался у Степана сотник Василий, уже успевший слегка прийти в себя после ранения. Щека перестала кровоточить, хотя сильно болела, но все же сотник оживился:
        - Ты понимаешь, что он говорит?
        Степан с Лаврентием хорошо понимали эста- его язык оказался очень схож с карельским, только слова он выговаривал по-другому.
        - Что с нами теперь будет?- продолжал Василий, держась за щеку, обмотанную тряпкой, пропитавшейся его кровью:- Мы пленники шведского короля? Нас могут обменять после войны, ведь так? Унашего войска ведь тоже много шведских пленников…
        - Боюсь, что на это надеяться не стоит,- сказал Степан.- Кажется, мы стали вообще не пленниками, а рабами. Ине у шведского короля, а у этого самого капитана Хагена.
        Теперь самые ужасные подозрения оправдались. Сними случилось то, чего боятся все солдаты сражающихся армий. Попасть в плен и стать официальным пленником- это далеко не самое страшное. Пленников могут обменять в конце войны, так что кое-кто из тех, что потрусливее, даже стремятся угодить в плен. Хоть и голодно будет, и холодно, и позорно, но зато тебя не убьют, и ты спокойно досидишь до конца войны, а потом вернешься домой.
        Но судьба распорядилась иначе. Видимо, командиру шведского отряда не хватало денег, вот он и решил не сдать русских пленных своему начальству, а утаить их и продать. Судя по всему, с капитаном Хагеном у командира имелась предварительная договоренность- Степан помнил, как решительно и быстро шведы погнали их подальше от Нарвы в сторону речного устья…
        Что ж, командир здорово нажился, продав пленников. Правда, ему пришлось, наверное, поделиться со своими солдатами добычей. Но все равно, свой куш он отхватил.
        - Спроси у него,- кивнул в сторону эста Агафон,- они тут уже люди бывалые. Скоро ль пожрать дадут? Ато с утра не евши, можно и ноги протянуть.
        - Итак протянешь,- злобно бросил Ипат.- Втесноте, да в обиде, да с этой железякой на шее долго не проживешь. Тут дышать нечем, ноги некуда протянуть, а ты- еда, еда…
        Степан вдруг заметил, что его друг совсем не принимает участия в разговоре. Лаврентий сидел рядом, привалясь к стене, и глаза его были полузакрыты. Похоже было на то, что колдун впал в забытье.
        - Стобой все в порядке?- спросил Степан, легонько ткнув товарища локтем.- Не заболел? Смотри, а то здесь лечить нечем.
        Лаврентий открыл глаза, и в них явственно читались испуг и растерянность.
        - Камень,- сказал он,- я его все время ощущаю.
        Только тут Степан заметил, что Лаврентий сидит с рукой, засунутой за пазуху. Он держал в ладони мешочек с волшебным камнем.
        - Камень стал теплым,- пояснил он другу.- Ты же знаешь, камень всегда холодный, даже ледяной.
        Да, это Степан помнил хорошо. Даже после лежания на раскаленной сковородке волшебный камень Лаврентия оставался как лед.
        Что это могло означать? Отчего волшебный камень вдруг нагрелся?
        - Когда это началось?- спросил Степан друга.- Когда ты заметил?
        - Как только поднялись на борт,- ответил тот.- Сначала я думал, что мне кажется, но теперь…
        Лаврентий уже давно рассказал Степану о том, что камень этот передал ему дедушка, сопроводив напутствием. Называется он Бел-Горюч камень Алатырь. Белый- это цвет камня. Горючий- оттого, что в миг совершения колдовства вдруг вспыхивает неугасимым пламенем, сам оставаясь при этом ледяным.
        - Дедушка говорил, что по преданию в море-океане есть остров,- объяснял Лаврентий,- а на том острове растет огромное дерево от самого начала времен. Апод тем деревом лежит в земле этот самый камень Алатырь. На камне сидит красная девица- сторожит камень, чтоб никто не подошел. Но если превозмочь девицу, то камень тот исполнит три желания- любые, какие только захочешь.
        Аэтот камешек, который у меня,- только маленький осколочек с того камня. Тот, настоящий, большой Алатырь исполняет любое желание, а этот его осколок- только маленькие.
        - Так, значит,- спросил Степан,- есть и другие осколки камня? Не у тебя же одного. Если у тебя есть осколочек, то может быть, и у других людей тоже могут быть?
        - Конечно, могут,- сказал Лаврентий,- только я никогда таких людей не встречал. Внаших краях точно такого камня больше ни у кого нет.
        Вот бы найти тот большой, настоящий Алатырь! Три желания, да еще любых- это много. Так много, что может хватить на всю жизнь.
        Какой человек с детства не мечтал, чтобы его желания исполнились? Кто не загадывал для себя эти три самых-самых заветных желания? Правда, с возрастом сами желания изменяются. Вдетстве ты лежишь ночью у печки, слушаешь, как потрескивают прогоревшие поленья, и глядишь на то, как вспыхивают огоньки, рассыпая искры, и мечтаешь о своих трех желаниях. Желания эти: чтоб отец взял с собой на коче в поход на Грумант; чтоб поймать самую большую рыбину в море и чтоб не нужно вдруг стало по утрам ходить к дьячку учиться грамоте…
        Вшестнадцать лет твои три заветных желания уже другие- из них пропадают дьячок и морская рыбина, а вместо них появляется красивый взрослый кафтан со смушковой шапкой и красавица Алена из соседней деревни. Она уже девица на выданье, а тебе свататься еще рано. Так что остается одна надежда- на чудесное исполнение желаний.
        Акогда тебе двадцать пять, как Степану, о заветных желаниях больше не думаешь, потому что не веришь в то, что они могут осуществиться.
        Даже после того, как Лаврентий показал свое колдовское мастерство, и Степан сам видел чудесное пламя, и трогал ледяной камень с раскаленной сковородки, и сам впал в забытье с видением- он все равно так до конца и не верил в реальность колдовства. Хоть все в округе и говорили, будто дедушка Лаврентия сильный колдун и что внуку передал свой чудесный дар- да ведь мало ли что люди наболтают…
        Правда, ощутив на собственной шее железный ошейник с цепью и оглядевшись в тесной каморке для рабов, Степан признал со всей неопровержимостью, что предсказание Лаврентия насчет своей судьбы сбылось. Причем сбылось для них обоих, как это ни печально…
        - Найти настоящий большой Алатырь,- говорил Лаврентий,- это все равно что найти иголку в стоге сена. Все бы нашли, если бы могли. Но три трудности не дают. Во-первых, чтобы найти Алатырь, нужно иметь его осколочек, хоть самый маленький.
        - Но ты ведь как раз имеешь,- заметил тогда Степан другу.- Видишь, одной трудности уже нет.
        - Да, но остаются еще две. Откуда я знаю, где этот остров? Море-океан большое! Знаешь, сколько на свете островов? Ккакому плыть?
        Да, про эту трудность Степан знал хорошо. После постижения грамоты и счета под руководством дьячка в родной Кеми отец на год послал его в Холмогоры в монастырскую школу. Дела шли хорошо, и отец мог заплатить немалую цену за обучение сына, которому со временем предстояло занять его место хозяина. Вести промысел, ходить по морю и торговать может только образованный человек…
        Среди многих наук, которым обучали в монастырской школе, была и география, то есть описание заморских земель. Показывали ученикам многие удивительные вещи, вроде морских карт и «книги атлас земной».
        Сами поморы картами не пользовались: знания о морских путях, об отмелях и навигации в зимнее время просто переходили от отца к сыну непосредственно, на практике. Но любопытно было взглянуть на заморские карты, которые показывал учитель- иеромонах Алипий.
        - На этих картах,- говорил он,- вся земля наша показана, до самого края моря-океана. Аморе-океан- не одно, а разделяется на множество, как видите. Иземель тут в морях и вокруг- видимо-невидимо.
        Имелся в школе и глобус- громадный, крутящийся, установленный на тяжелой железной подставке. Отец Алипий медленно вращал глобус и заскорузлым старческим пальцем указывал на разные страны.
        - Вот Англия, а вот- Гишпания, а чуть ниже, в форме сапога- итальянские земли…
        - Авот еще,- говорил иеромонах,- страна Новый Свет, за океаном. Огромная земля, населенная дикими людьми или полузверями, она совсем недавно открыта гишпанскими моряками.
        Так что после тех уроков Степан очень даже хорошо знал, насколько Лаврентий прав в своих опасениях: тяжело будет найти остров с Алатырем. Островов тех в морях- как песка морского.
        - Атретья трудность- в том, что когда твой камешек-осколочек приближается к настоящему цельному Алатырю, то с каждым шагом становится все горячее. Так раскалится, что не сможешь в руке удержать,- говорил Лаврентий, пересказывая слова дедушки.- Акак выронишь из рук, то и дальше к Алатырю не приблизишься. Он тебя не подпустит.
        Вспомнив сейчас тот давний разговор, Степан задумался.
        - Слушай,- обратился он к Лаврентию.- Вот ты говоришь, что камень твой нагрелся. Ане значит ли это, что поблизости тот самый Бел-Горюч камень Алатырь?
        Лаврентий улыбнулся в ответ.
        - Но ведь мы не на острове,- заметил он,- и дерева с красной девицей что-то не видно. Нет, тут дело другое…
        Акакое именно другое дело, им обоим было уже ясно.
        Если камень стал нагреваться, то это значит, что где-то поблизости есть еще один осколочек. Осколочки чувствуют друг дружку и нагреваются, стремясь снова слиться в одно целое, каким были когда-то. Ведь обоих когда-то отломили от волшебного Алатыря.
        - Укого-то на корабле есть такой же камень,- шепотом произнес Лаврентий, и Степан кивнул. Ну да, только знать бы, у кого…
        Укапитана? Укого-то из команды корабля? Уодного из пленников-эстов?
        Второй камень ведь наверняка тоже нагревается, и владелец ощутил это.
        Вдруг Степан вспомнил нечто и так резко повернулся к другу, что ошейник сдавил шею.
        - Ты видел, как называется корабль?- спросил он возбужденно.
        - Ну да,- ответил Лаврентий,- посмотрел. Называется Sten. Явидел…
        Тут же он умолк, пораженный догадкой. Его глаза округлились.
        Ну да, ведь Sten- это камень, всякий помор знает. Каждый, кто торгует с норвежцами, немножко знает их язык. По-норвежски это слово- «камень», и по-шведски, наверное- тоже.
        - Ты думаешь, что корабль назван так в честь этого камня Алатырь?- спросил Лаврентий и потряс головой.- Не может быть, тут же нет колдунов.
        - Думаешь, ты один колдун на всем белом свете?- засмеялся Степан.- Видимо, ты ошибался. Исреди шведов тоже попадаются колдуны. Один из них владеет таким же кусочком камня, как ты. Это следует иметь в виду.

* * *
        Судя по начавшейся качке, корабль вышел в открытое море. Он переваливался с боку на бок, и в трюме было слышно, как скрипят канаты, крепящие раздуваемые ветром паруса.
        Вкаморке не было никакого освещения. Свет проникал лишь сквозь небольшое оконце, вырезанное в двери. Если встать и прижаться к двери, то можно высунуть голову в коридорчик. Но делать это нужно с осторожностью: по узкому коридорчику туда и сюда ходили шведские моряки, и они очень злились, если замечали такой непорядок. Того и гляди, получишь по уху кулаком…
        Да уже к вечеру никто из пленников и не пытался высовываться- все смертельно устали и заснули тяжелым сном. Никому из команды не было больше до них дела, так что и еды не принесли- напрасные надежды.
        Наутро явились двое моряков и, подняв пинками ближайших узников, заставили их вытащить на палубу бочонок для нечистот. Бочонок этот стоял прямо посреди кубрика, издавая постоянное зловоние.
        Вернувшиеся уже с пустым бочонком стрельцы рассказали, что успели увидеть на палубе: корабль идет в открытом море, свищет ветер и берегов не видно. Говорили они это с испугом, как люди, никогда прежде не бывавшие в открытом море…
        Апочти сразу за этим в дверном отверстии вдруг появилась женская головка. Девушка была повязана платком по самые глаза, но сразу видно было- она очень молода и красива. Ссостраданием поглядев на узников, она заговорила с рыбаками-эстами, как со старыми знакомыми. Спросила, есть ли у новых пленников с собой ложки, чтобы есть похлебку.
        - Есть у нас ложки,- отозвался Степан, понявший ее речь.- Аты-то сама кто будешь?
        Девушка промолчала и убрала голову из оконца. Вместо ее головки появилась большая миска, наполненная овсяной похлебкой с плавающими в ней кусочками свиного сала. На пятнадцать человек порция невелика…
        - Ахлеб?- поинтересовался Лаврентий.- Хлеб-то будет?
        - Хлеба не будет,- отозвался девичий голос из коридора.- Хлеб тут не пекут, а сухари капитан Хаген выдает только команде.
        Голова снова просунулась в окошко. На этот раз платок чуть сдвинулся наверх, и стало видно, что девушка блондинка- светлые золотистые волосы выбились наружу. Она с интересом еще раз поглядела на новых пленников, но на нее уже никто не смотрел- все, как один, разом набросились на долгожданную еду. Запах от похлебки был не самым приятным, но после столь долгого голода вкус интересовал людей в последнюю очередь.
        Стрельцы вытащили из-за голенищ своих сапог деревянные ложки и стучали ими, торопливо вычерпывая побольше. Эсты с раздражением глядели на русские ложки- огромные, с кулак величиной, которыми стрельцы запросто съедали все, не оставляя ни капли старожилам кубрика. Уэстонских рыбаков ложки были куда меньшего размера…
        Степан и девушка смотрели друг на друга. Он отметил, что на вид ей вряд ли больше двадцати и что она чем-то угнетена и подавлена, хотя по натуре обладает веселым нравом…
        - Как тебя зовут?- повторил он свою попытку познакомиться.
        - Ингрид,- на этот раз ответила она.- Атебя?
        - Ты повариха на корабле?- поинтересовался Степан.- На наши корабли женщин не пускают. Считается, плохая примета.
        - Яне повариха,- сверкнула глазами в ответ Ингрид.- Как ты мог такое подумать? Ядаже не умею готовить! Разве я похожа на повариху?
        - Не знаю,- покачал головой Степан.- Уменя было мало знакомых поварих. Но если ты действительно не умеешь готовить, то, конечно, ты не из их числа. Акто же ты тогда? Разбойница, как все остальные здесь?
        Ему внезапно стало весело. Бывалый моряк, он, оказавшись даже на чужом корабле, испытал подъем духа. Атут еще и девушка симпатичная. Даже смешно- и она разбойница!
        - Ты прав,- вдруг сказала девушка,- это разбойничий корабль. Икапитан Хаген- самый главный разбойник на этом корабле, и не только. Но я не разбойница. Ятакая же пленница, как вы все. Просто меня не держат на цепи, потому что я не могу убежать.
        - Мы тоже не можем,- вздохнул Степан.- Аты давно здесь?
        - Давно,- сказала Ингрид.- Уже второй рейс я здесь. Капитан Хаген торгует людьми. Он покупает невольников, а затем везет их в условленное место и там перепродает, но уже гораздо дороже, чем купил. Этим он и занимается.
        Вэтот момент пленники доели похлебку до самого конца, пока ложки не заскребли по деревянному днищу. Теперь все они смотрели на Степана, беседующего с девушкой, которая вдруг рассмеялась.
        - Ну вот,- сказала она виновато,- твое любопытство погубило тебя. Пока ты болтал тут со мной, твои товарищи все съели. Теперь ты останешься голодным, и Бог знает, на какое время…
        Да, это было действительно огорчительно. Но едва Степан открыл рот, чтобы галантно ответить, что разговор с такой прелестной девушкой стоит пары ложек местной баланды, как вмешался Лаврентий. Выяснилось, что он не только ел вместе со всеми, но и внимательно слушал разговор.
        - Слушай, Ингрид,- сказал он, тщательно облизывая ложку,- а откуда ты так хорошо говоришь по-нашему? Ты ведь из Шведского королевства, да?
        - Да,- гордо ответила девушка.- ЯИнгрид Нордстрем. Дочь капитана Нордстрема. Аговорю я по-вашему, потому что моя мама родом из Або. Там все так говорят.
        - Если ты дочь капитана,- въедливо заметил Лаврентий, пристально разглядывая девушку,- то, что делаешь здесь- на корабле совсем другого капитана? Он твой муж- этот Хаген?
        Девушка даже вздрогнула при этом бесцеремонном вопросе, и глаза ее потемнели.
        - Никогда,- ответила она гордо,- никогда Хаген не станет моим мужем. Моим убийцей- да, моим тюремщиком- да. Пусть даже моим насильником, если решится умереть. Но только не мужем.
        Видно было, что Ингрид настроена решительно. Этим она сразу напомнила Степану поморских девушек- таких же гордых и независимых. Эх, где теперь те поморские девушки из Кеми и Холмогор?
        Из коридорчика донесся грубый крик, и головка Ингрид пропала. Вместо нее просунулась страшная рожа капитана Хагена с мутными белесыми глазами. Он обвел этими гляделками пленников, сидевших на полу. Потом взгляд его остановился на стоящем Степане.
        - Ты много разговариваешь, раб!- зарычал он.- Яприкажу снять с тебя кожу плеткой, если ты еще раз промолвишь хоть одно слово с Ингрид. Ясно тебе? Ты хоть представляешь, что я могу с тобой сделать, если захочу?
        Вглазах у Степана потемнело от охватившего его гнева. Еще иеромонах Алипий в холмогорском монастыре много раз назидательно говорил Степану:
        - Утебя, Степушка, сынок, нрав уж больно крутой. Не по годам, да и не по ремеслу. Ты же рыбак, Степушка, а не воин грозный. Доведет тебя гневливость до беды!
        Степан зажмурился, чтобы не видеть физиономию разбойничьего капитана, и, стараясь говорить спокойно, негромко ответил:
        - Это если захочешь. Азахочешь ли? Ты ведь живешь торговлей людьми. Акакому покупателю нужен человек со снятой кожей? Прогадаешь!
        Вту минуту Степану вспомнилось, как его духовник в монастыре суровый отец Афанасий учил его смирять свой гнев. Нужно трижды повторить про себя: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его».
        Насколько Степан помнил Священное Писание, как раз кротостью царь Давид вовсе не отличался, а один поступок его был уж вовсе возмутительным. Но совет отца Афанасия оказался действенным и часто помогал Степану сдержать свой гнев.
        Он открыл глаза и прямо взглянул в мутные глаза шведского разбойника.
        - Ты должен беречь всех нас, Хаген,- сказал он.- Ты заплатил за нас деньги и собираешься на нас заработать. Так что береги нас, потому что деньги для тебя- самое главное.
        Наверное, Степану показалось, но из-за дощатой двери послышался одобрительный смешок- это не удержалась красавица Ингрид, слышавшая весь разговор…
        Капитан Хаген, видно, тоже услышал смешок, потому что лицо его побагровело.
        - Мы поговорим с тобой отдельно,- взревел он еще громче прежнего.- Ты слишком умный для раба. Ничего, скоро поглупеешь.
        Затем взгляд его остановился на сотнике Василии, который к утру уже окончательно пришел в себя. Степан с Лаврентием осмотрели его рану на щеке и убедились в том, что пока что она не начала гноиться.
        - Ты кто?- спросил капитан. От его проницательного взора не укрылся дорогой кафтан, серебряные пуговицы на рукавах и шапка, отороченная ценным мехом. Наметанному глазу сразу ясно было, что человек не простой…
        Василий значительно посмотрел на Хагена и медленно ответил:
        - Сотник стрелецкого войска. Служивый человек московского царя. Отец мой- ближний боярин у государя Иоанна. Большие деньги получишь, если вернешь меня отцу.
        Вероятно, разбойничий капитан уже не раз слышал такие предложения и успел выработать свое отношение к ним.
        - Ну да,- грубо захохотал он,- твой отец повесит меня прежде, чем я получу от него деньги. Знаю я этих московских бояр! Нет уж, лучше получить за тебя сто золотых у алжирских пиратов, чем веревку на шею от твоего отца.
        Потом Хаген внезапно усмехнулся и поглядел на Василия как-то странно.
        - Аты ведь красавчик,- сказал он изменившимся голосом,- не подумаешь, что сотник московского царя. Прямо как девушка. Заходи ко мне, голубушка, скоротать вечерок.
        Капитан Хаген убрал голову из окошка, и из коридорчика послышался его голос- он гнал прочь Ингрид. Она упиралась, говорила что-то дерзкое в ответ. Затем тяжелые шаги прогрохотали по лестнице, ведущей на палубу, и стихли.

* * *
        Когда капитан ушел, в кубрике наступила тишина. Было слышно лишь, как плещет волна за бортом, как скрипят канаты на палубе и как тяжело, напряженно дышат пятнадцать человек, запертых в тесной духоте.
        - Зря ты его задираешь,- сказал Ипат, покосившись на Степана.- Теперь он наш хозяин, а если ты его рассердишь, то всем нам станет тяжелее. Одругих не думаешь…
        - Хозяину нужно угождать,- подхватил Агафон.- Какой ни есть, а он наш властелин. Аты что же: чуть что и отвечаешь дерзко.
        Эти нравы, с которыми пришлось познакомиться в стрелецком войске, давно уж не нравились Степану. Только не было случая, чтобы сказать об этом.
        - Уменя нет никаких хозяев,- ответил он.- Япошел на войну стрельцом и воевал за московского царя. Но и он мне не хозяин. Это у вас в Москве так принято: все либо холопы, либо хозяева. Ау нас не так.
        - Укого это у вас?- подозрительно прищурился Ипат.
        - Упоморов,- сказал Степан.- Мы- свободные люди и хоть любим Россию, но холопами быть не хотим. Ине будем, ни у царя, ни у здешних разбойников.
        - Ишь ты, какой выискался смелый,- ощерился Ипат, показывая мелкие черные зубы в обрамлении ярко-алых губ и черной курчавой бороды.- Вот шкуру-то с тебя снимут, как хозяин обещал, так забудешь такие смелые слова.
        Другие стрельцы опасливо молчали. Из опыта многодневных хождений по морю на промыслы Степан понимал, что сейчас идет борьба за старшинство, за главенство. Пусть даже не физическое, а моральное.
        Везде, где собираются несколько человек, почти немедленно начинается яростная борьба за авторитет, за место вождя и судьи. Будь это поморы на коче, или стрельцы в полку, или пленники, запертые в трюме пиратского корабля.
        Сейчас ясно стало, что кандидатов в вожаки двое: Ипат и Степан. Ипат своим звериным нутром почуял это и первым напал на противника…
        Ачто ж другие? Другие смотрели и ждали, кто выйдет победителем. Кто выйдет- тому они и покорятся.
        Дверь кубрика открылась, и двое моряков подступили к Степану. Один здоровенным ключом открыл замок, которым ошейник крепился к цепи, а второй в это время стоял с длинной саблей в руке и угрожающе-мрачно смотрел на сидящих вокруг пленников.
        Куда его ведут? Зачем?
        Степан догадался, что это- следствие его разговора с капитаном. Вот сейчас и наступает расплата за храброе поведение, о которой предупреждал Хаген. Ачто? Снего станется и выполнить свою угрозу. Вконце концов, достаточно смирить одного, и все остальные смирятся уже навсегда. Ичем жестче будет наказание смельчака, тем более это произведет впечатление на других.
        Уже выходя из кубрика, подталкиваемый в спину моряками, Степан поймал испуганно-сочувственный взгляд Лаврентия и злорадные ухмылки Ипата и Агафона.
        На палубе гулял ветер, день выдался хмурым. Соленые брызги от волн, бьющих о борта быстро идущего корабля, долетали до центра палубы. Стремительным взглядом Степан окинул все вокруг.Ну да, он все правильно оценил с первого раза.
        Четыре пушки по левому борту, и четыре- по правому. Да еще одна затейливая маленькая пушечка на корме. Сама же корма большая- на ней даже помещается надстроенное помещение вроде маленького домика с оконцами в частом переплете.
        На поморских кочах поверх палубы ничего не строили: товары, инструмент и сами люди находились внизу- в специально разгороженных помещениях. Но ведь этот корабль и больше самого большого коча раза в четыре…
        - Иди туда,- толкнул Степана в спину сопровождающий. Они шли по палубе как раз в сторону кормового помещения, привлекшего внимание помора.
        Шли- сильно сказано. Все трое передвигались по палубе, хватаясь руками за парусные канаты- иначе их бы смело.
        После духоты и зловония в кубрике Степан с наслаждением глотал свежий воздух и с каждым вздохом ощущал, как новые силы вливаются в него. Наверное, то же самое чувствует птица, выпущенная из тесной клетки на привычный простор…
        Судно шло фордевинд- полным ветром, и ветер во всю силу, на какую он способен в открытом море, дул в паруса со стороны кормы. От порывов ветра корма даже несколько приподнималась, будто подскакивала, подгоняемая ветром, а нос корабля зарывался в волны.
        Уогромного деревянного руля стоял привязанный к нему кушаком рулевой. Он держал руль, но не крутил его- в этом не было необходимости: корабль двигался намеченным курсом, и нужно было только следить, чтоб не сбиться с него.
        - Заходи,- с этими словами Степана втолкнули в приоткрывшуюся для этого дверь кормовой каюты.
        Как сразу же выяснилось, это была каюта Хагена. Разбойничий капитан сидел на кровати с балдахином, занимавшей почти все небольшое пространство. Эта кровать, покрытая грязным бархатным покрывалом красного цвета и с красным же балдахином, украшенным кистями, выглядела чужеродной в захламленной каюте. Поверх покрывала валялись развернутая старая морская карта, подзорная труба и изготовленная из металла большая круглая астролябия.
        Вуглах каюты все оставшееся свободным место занимали несколько сундучков, обитых железом, с висячими замками. На полу в ногах капитана стоял деревянный бочонок, из которого тот периодически наливал темное пиво себе в глиняную кружку.
        Увидев Степана, Хаген недобро усмехнулся и тотчас же рявкнул что-то по-шведски. После нескольких повторений Степан догадался, чего хочет разбойник, и это привело его в ужас. Поняв, что пленник не собирается исполнять приказ, Хаген отдал приказание своим морякам, и те принялись молча сдирать со Степана одежду.
        Сделать это было нелегко, потому что кафтан застегивался на множество пуговиц сверху донизу, а под ним была еще рубаха с несколькими завязками.
        Испугавшись, что бесцеремонные пираты изорвут всю одежду, Степан, наконец, сдался и закричал, что разденется сам.
        Он раздевался и сам не верил в происходящее. Зачем капитану это нужно? Скакой стати раздевать пленника?
        По тому, как Хаген смотрел на Василия и что сказал ему напоследок, Степан уже догадался об извращенных пристрастиях капитана. Сэтими вещами ему приходилось сталкиваться и раньше. Когда поморы уходили в дальнее плавание на Грумант или далеко на восток, вдоль сибирского берега, и промысел длился долго, кто-то не выдерживал отсутствия женщин. Между крепкими матерыми рыбаками и их более молодыми товарищами иной раз возникали отношения, о которых не принято распространяться. Но это никогда не было связано с насилием: просто в суровых условиях севера и при длительном полном отсутствии женщин люди тянулись друг к другу.
        Конечно, все знали, что это- грех: священник в церкви иногда касался в проповеди этой темы, так что позорной слабости стыдились и избегали даже говорить о ней- разве только на исповеди…
        Кроме того, Степан никогда не воспринимал себя в качестве объекта мужского вожделения. По опыту он знал, что людей типа Хагена интересуют юноши- тонкие, с нежной кожей- похожие на женщин. Но не Степан же! Он совсем не такой: во-первых, далеко не юноша, а во-вторых с его мускулатурой, с обветренным лицом бывалого помора, с первыми седыми волосками в бороде…
        Оставшись обнаженным, он встал перед капитаном и сказал:
        - Если ты дотронешься до меня, ты будешь мертв. Яубью тебя.
        Лицо Степана в это мгновение было таким, что если Хаген не понял слов, то смысл он понял отлично. Однако, против ожиданий Степана, который уже был готов ко всему, вплоть до смерти, разбойник лишь презрительно засмеялся и покачал головой.
        - Ты мне не нужен,- сказал он.- Камень. Отдай камень, где ты его прячешь?
        - Какой камень?
        Мысли Степана были настолько заняты другим, что сначала он даже не понял. Потом понял, и наступило облегчение- смерть в схватке откладывалась на некоторое время. Если бы капитан вдруг захотел обесчестить его, Степан стал бы драться и дрался бы до смерти- он внутренне уже был готов к этому.
        Но если капитану нужен волшебный камень, то это облегчает положение.
        - Ты знаешь, какой камень!- рявкнул Хаген, вскочив и становясь вплотную к пленнику. Из его рта доносилось нечистое дыхание вперемешку с кислым запахом пива.
        - Уменя нет никакого камня,- спокойно ответил Степан, закладывая руки за спину.- Яне понимаю, о чем ты говоришь.
        Они стояли напротив друг друга: коренастый Хаген с багровым лицом, с короткой, как у хряка, шеей, на коротких кривых ногах, и высокий обнаженный Степан, на голову выше своего владельца. Хотя нет, сам Степан никогда бы никого не признал своим владельцем!
        - Я- стрелец русского царя,- сказал он.- Меня зовут Степан Кольцо, и я взят в плен в бою.- Он ткнул пальцем в грудь коротышки-капитана:- Аты кто такой? Это ты взял меня в плен? Нет, не ты? Тогда почему ты посадил меня на цепь и почему мной командуешь?
        Хаген что-то сказал, и один из моряков, стоявших позади помора, ударил его кулаком в затылок. Ударил так сильно, что у Степана закружилась голова, и слезы выступили из глаз. Он пошатнулся, и тут на него обрушился второй удар- сбоку, в ухо.
        «Сейчас я упаду, и меня станут бить ногами,- мелькнула отчаянная мысль.- Будут топтать ногами, как делают с пойманными на рынке ворами. Меня- Степана Кольцо! Икто будет топтать? Какие-то разбойники, по которым плачет топор палача или веревка!»
        Водно мгновение он разогнулся и, развернувшись, ударил кулаком по лицу стоявшего позади матроса. Тот отлетел в сторону и ударился головой о низкую потолочную балку. Из носа у него пошла кровь.
        Вэтот момент второй моряк выхватил из-за широкого кожаного пояса нож и попытался ударить им Степана в плечо. Но в каюте было тесно, он замешкался, а разъяренный помор, напротив, был подобен сжатой пружине- настолько стремительно он действовал.
        Перехватив руку с ножом, Степан врезал матросику по морде. На этот раз он уже не сдерживал своей силы- ударил со всей мощи. Послышался хруст ломаемых передних зубов- теперь парень до конца жизни останется щербатым! Девушки будут смеяться над беззубым!
        ВПоморском крае парни часто дрались между собой- деревня на деревню, и старшие смотрели на кулачную потеху спокойно. Надо же юношам показать свое удальство! Но зубов и глаз старались не выбивать- не портить внешность. Кулачный бой- это не война, ведь дерутся соседи, которым предстоит вместе работать, или они женятся на сестрах друг друга…
        Но здесь была не кулачная потеха! Моряки стали первыми бить Степана, да еще голого. Аголый человек чувствует себя особенно незащищенным перед одетыми.
        Рванув руку моряка, Степан заставил его выронить нож. После чего обернулся к Хагену, который бросился к своей кровати, на которой лежала сабля, и теперь лихорадочно дергавший ее, чтобы вытащить из ножен. Круглые глаза его были налиты яростью и страхом- сабля застряла в ножнах и не выдергивалась…
        «Убить его?- подумал Степан- Легко!»
        Он знал, что не остановится перед убийством любого из этих негодяев. Никаких сомнений у него не было, и рука бы не дрогнула. Но что делать дальше? На корабле полно вооруженных людей, и все они конечно же не робкого десятка. Сдвумя он справился, но как будет с остальными? Апомощи ждать неоткуда: все потенциальные помощники сидят в цепях под палубой…
        - Капитан,- сказал Степан, обращаясь к побагровевшему Хагену, который застыл с ножнами в руках, глядя на него.- Давай договоримся. Яне буду сейчас тебя убивать, хотя могу. Но ты никогда не будешь бить меня и других пленников. Икоманде своей запретишь. Договорились? Потому что мы- воины великого русского государя, а не рабы.
        - Вы- рабы,- сквозь зубы проговорил Хаген,- я купил вас за деньги.
        - Командир отряда не имел права продавать нас тебе,- возразил Степан,- ты сам прекрасно это знаешь. Вы оба нарушили закон. На любой войне пленников обменивают, а не продают.
        Вэтот момент дверь каюты распахнулась и, привлеченные возней и звуками борьбы, влетели сразу несколько пиратов. Лица их не предвещали ничего хорошего, но разбойничий начальник остановил их.
        - Обыщите его одежду,- приказал он, указывая на кафтан, рубаху и штаны Степана, брошенные на пол.- Ищите все, что попадется, особенно- камень.
        Он с ненавистью посмотрел на норовистого пленника, но больше к нему не обращался. Только глядел на то, как его подручные ощупывают одежду Степана, медленно перебирая пальцами ткань.
        Моряк, которому Степан выбил зубы, буквально рычал от боли и ярости. Это был белесый и рыхлый человек с круглым, словно у бабы, лицом, но по глазам видно было, что шутки с ним плохи.
        - Пойди и умойся, Стиг,- сказал ему Хаген, не скрывая пренебрежения.- Потерял пару зубов? Ничего, вырастут…- Он ухмыльнулся.- Наверное, ты ребенок, раз позволил безоружному человеку искалечить себя и отобрать нож. Иди, иди. Впредь будешь половчее.
        Стиг пошевелил окровавленными губами и выплюнул выбитые осколки зубов на ладонь.
        «Ну, этот уж точно стал моим смертельным врагом,- подумал помор.- Конечно, сам виноват- кто заставлял его угрожать ножом? Яих не трогал, а они…»
        Но впредь следует быть с этим парнем поосторожнее. Случись что, и он не упустит случая отомстить. Степан уже не раз замечал, что толстые неловкие увальни зачастую бывают страшно мстительными. Наверное, их обижают всю жизнь, а они, не в силах постоять за себя, молчат, терпят и только копят внутри себя лютую злобу в ожидании, когда можно будет дать ей выход. Но когда случай подвернется- тогда уж точно не будет пощады всем красивым и сильным людям. На них изольется вся скопившаяся за годы бессилия и трусости ненависть.
        Естественно, никакого камня в одежде Степана не нашли, и взбешенный Хаген приказал увести пленника обратно, вниз.
        Едва это произошло, как пираты стали по одному таскать наверх всех стрельцов, привезенных на корабль накануне. Видимо, Хаген заметил, что его камень потеплел, и стремился найти того, у кого есть такой же…
        Стрельцов приводили и уводили, в этой нервной сумятице и звяканье отпираемых и запираемых замков на ошейниках прошла половина дня. Когда в свой черед наверх утащили Лаврентия, Степан предложил другу на время отдать камень Алатырь ему на хранение, чтоб не нашли.
        Но Лаврентий только усмехнулся.
        - Так было бы очень просто,- ответил он.- Дело в том, что Алатырь нельзя никому передавать. То есть передавать можно, но тогда ты сам навсегда лишишься его силы.
        Камень служил только тому человеку, к которому он перешел, и никогда уже не служил прежнему владельцу. Единожды отдав его, ты навсегда лишался права на него.
        - Аты не боишься? Ведь могут найти,- одними губами прошептал Степан напоследок.
        - Боюсь, конечно,- слабо улыбнулся бледным и каким-то сосредоточенным лицом Лаврентий.- Но ведь пока камень у меня, я могу рассчитывать на его помощь.
        - Но и у Хагена есть камень,- возразил Степан, на что колдун только опять улыбнулся и промолчал.
        Когда Лаврентия вернули в кубрик и снова защелкнули тяжелый замок на его цепи, Степан по умиротворенному выражению лица друга понял, что с камнем все в порядке- Алатырь цел.
        - Куда ты его спрятал?- поинтересовался он облегченно.
        - Никуда не прятал,- как-то отрешенно произнес товарищ. Он сидел рядом, закрыв глаза, и еле дышал- на лбу выступили капельки пота. Руки у колдуна были холодные и мелко тряслись, как после очень сильного напряжения. Да так оно и было на самом деле.
        - Они его не заметили,- прошептал Лаврентий, не открывая смеженных глаз.- Точнее, не увидели.
        Выйдя на палубу для обыска, Лаврентий снял с шеи мешочек с камнем и держал его зажатым в руке. Разделся, и пока матросы обыскивали одежду, все время не выпускал Алатырь из руки.
        - Только вот что получилось,- сказал колдун, разжимая кулак и показывая Степану ладонь с ярко-красным пятном вздувшейся кожи.- Очень больно было. Теперь пузыри пойдут от ожога…
        Оказывается, капитан Хаген со своим камнем стоял совсем рядом. Он не смотрел на обыск, а глядел в открытое море. Видимо, его камень лежал в кармане куртки или в каком-то твердом футляре, так что капитан не ощутил жжения и не заметил, что второй камень, который он ищет с таким упорством, находится совсем рядом.
        - Ятеперь понял,- продолжал Лаврентий тихим слабым голосом,- чем ближе камни друг к другу, тем сильнее они нагреваются. Раньше я этого не знал, и дедушка не рассказывал. Наверное, и он никогда не видел другого такого же камня.
        На палубе ладонь Лаврентия жгло нестерпимо. Аон стоял голый перед обыскивающими его пиратами и напрягался изо всех своих колдовских сил, чтобы зачаровать их- не дать им увидеть очевидное. Чему-чему, а этому дедушка научил внука неплохо.
        - Трудно было их зачаровать?- спросил Степан.
        - Нет, этих не трудно,- покачал головой колдун.- Они обыскивали меня, а думали каждый о своем. Им было неинтересно искать камень, они не понимали, зачем это нужно. Идумали о другом, расслабились…
        - Ты знаешь, о чем они думали?- на всякий случай уточнил Степан. Об этой своей способности друг ему никогда не рассказывал, а самому Степану это не приходило в голову. Теперь вдруг пришло. Что ж, если дело обстоит именно так, впредь следует в присутствии Лаврентия думать поосторожнее. Хоть они с ним и близкие друзья, но все же не каждая мысль предназначена для того, чтобы ее знали другие.
        - Яне вслушивался в их мысли,- пожал плечами колдун.- Мне это было неважно. Главное мне удалось- они не увидели камня.
        Он улыбнулся и добавил:
        - Вот если бы Хаген сам обыскивал меня, с ним бы у меня ничего не получилось. Но камень заставил его отвернуться.
        - Апочему камень помогает тебе и не помогает ему?- задал Степан вопрос, который уже давно задавал себе.- Ведь вы оба владеете Алатырем.
        - Бел-Горюч камень Алатырь любит помогать добрым людям в добрых делах,- загадочно ответил Лаврентий.- Камню не все равно. Дедушка мне так и объяснял. Он потому и называл себя белым колдуном.
        Об этом Степан знал, как всякий помор: колдуны бывают белые и черные. Каждый колдун сам выбирает для себя, откуда черпать свою магическую силу. Белый колдун- это тот, кто творит свои чародейства именем Бога, а именем Бога Всемогущего можно творить только хорошие дела.
        Ачерный колдун вершит свои дела именем Дьявола- Врага рода человеческого, Отца всякого зла.
        - Дедушка колдовал, и мне силу свою передал,- объяснил Лаврентий.- Мы творим чудеса и знамения силой Отца Небесного, силой Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. Ив церковь Божию я хожу, ты сам знаешь. Ачерного колдуна от церкви воротит, он туда и войти не может- его вывернет наизнанку, в нем бес сидит и им владеет.
        - Хаген- черный колдун?- спросил Степан, на что друг презрительно усмехнулся.
        - Хаген- вообще не колдун, а разбойник,- ответил он.- Не знаю, каким образом попал к нему камень Алатырь, но это- случайность. Душа у него черная, и он наполнен грязью от пяток до головы. Но он не черный колдун.
        ГлаваIII
        Ингрид из Або
        На третий день пути волнение на море усилилось, и начался шторм. Пленники узнали об этом по сильной качке и по тому, с каким гулом били волны в борт корабля. Отсюда, из трюма шторм казался сокрушительным- снаружи все выло и грохотало. Пленников в кубрике бросало из стороны в сторону, они валились друг на друга, их цепи при этом гремели…
        Думать о том, что случится, если корабль начнет тонуть, вовсе не хотелось- в этом случае финал был предрешен. Никто не бросится расковывать узников, каждый станет спасать себя, и прикованные к стенкам трюма пленники все пойдут на дно вместе с кораблем.
        Спалубы сквозь рев ветра доносились крики капитана Хагена, отдававшего распоряжения, а из коридорчика- топот моряков, носившихся, как угорелые, туда-сюда.
        Стрельцы громко молились, призывая на помощь Николая-угодника- известного покровителя моряков, а эстонские рыбаки и оба помора угрюмо молчали: им слишком хорошо известно было, как трудно небольшому кораблю бороться с бурей в открытом море…
        «Хорошо, что они догадались вовремя убрать паруса,- думал Степан,- иначе нас бы давно перевернуло ветром. Впрочем, это еще может произойти в любой момент- мачты у корабля высоковаты…»
        Ему многие годы приходилось ходить на корабле по бурному морю. Степан видел штормы и бури: Белое море сурово во все времена года. Много лет Степан был кормщиком- поморское название капитана, и теперь, сидя здесь в вонючем трюме, он жалел о том, что не может оказаться наверху и принять участие в спасении корабля. Хотя управлять кочем и этим кораблем- совсем не одно и то же.
        - Жаль, что мачты высоковаты,- снова и снова возвращался он мыслью к пугающей его детали.- Высокие мачты даже без парусов сами по себе парусят и могут перевернуть судно.
        На поморских кочах мачты невысокие- пригодные к северным студеным ветрам. Когда из Арктики задует ветер, да как пойдет гулять по Белому морю- тут с высокими мачтами живо окажешься на дне.
        Ксчастью, шторм был хоть и долгим, но не слишком сокрушительным- команда справилась. Однако в течение двух дней моряки сбивались с ног и валились от усталости- до пленников никому не было дела.
        Оних заботилась только Ингрид, которой никто теперь не мешал.
        Конечно, похлебку никто не варил, да и вообще капитан приказал загасить всякий огонь, чтоб при такой качке не случилось пожара. Поэтому из еды Ингрид носила узникам только сухой заплесневелый горох, который было невозможно разжевать с первого раза, и приходилось долго держать во рту, чтоб он размягчился.
        Запасы продовольствия на корабле вообще были довольно скудными, но Хаген экономил на пленниках, как только мог.Враспоряжении Ингрид имелась лишь бочка с сушеным горохом…
        Зато теперь пленники могли болтать с девушкой сколько угодно- никто не мешал. Но вести, сообщенные ею, не были радостными.
        Бриг «Sten» шел по Балтике на запад, направляясь в сторону Северного моря к проливу Ла-Манш. Адальше путь лежал снова на запад и потом на юг- огибая Испанию,- Иберийский полуостров. Итам, вблизи острова Мадейра, в открытом океане назначена встреча с кораблями алжирских пиратов.
        Галеры алжирских пиратов отважно пересекали северные для них воды и доходили до Мадейры с одной лишь, но самой важной для них целью- купить белых рабов. Рабы- крайне ценный товар, пользующийся спросом повсюду, и алжирские пираты считали себя главными специалистами в нем.
        Сильных и крепких мужчин можно было перепродать гребцами на галеры либо в Северную Африку, где из них сделают сельскохозяйственных рабов. Но главным покупателем была, конечно, Оттоманская империя, испытывавшая постоянную нехватку в рабочей силе. Жизнь раба там была коротка, но приносила султанам большую пользу…
        Для Ингрид это был второй рейс. Она с содроганием вспоминала, как несчастных пленников вытащили из трюма и, сняв с них пиратские цепи, тотчас заковали в другие- уже алжирские. Адальше этих людей ждали нескончаемые мучения: девушка случайно услышала, что всех рабов пираты забрали к себе гребцами на галеры.
        Жизнь раба на галере, прикованного навечно цепью за ногу к веслу,- этому не позавидует никто. Весло станет всей твоей жизнью. Оно заменит тебе мать, отца, жену, возлюбленную- в твоей жизни отныне будет только оно.
        Палит беспощадное солнце, свищет бич надсмотрщика, стучит барабан на корме, регулирующий скорость гребли,- и так всю жизнь, до самой смерти, которая придет к тебе здесь же. Иты умрешь от солнечного удара, от голода, от истощения, от ударов беспощадным бичом и упадешь лицом на весло, к которому прикован. Только смерть освободит тебя от этого проклятого весла.
        - Так вот что нас ждет,- пробормотал Ипат, когда Степан с Лаврентием пересказали товарищам по несчастью рассказ Ингрид.
        - Лучше уж смерть, чем такая жизнь.
        Сним, казалось, были согласны все остальные. Агафон угрюмо молчал, перебирая подол рубахи и глядя в пол. Демид снова вспомнил о жене и двух дочках и, наконец, не выдержав, расплакался. Сотник Василий с ужасом глядел перед собой округлившимися глазами. Ему-то, боярскому сыну, совсем тяжко было представить себя пожизненным рабом на галере…
        Но что могут они поделать- посаженные на цепи в трюме пиратского корабля?
        Вкубрике окончательно воцарилось уныние: нарисованная перспектива ужасала. Правда, Лаврентий проявлял необыкновенное спокойствие. Он вертел головой, всматриваясь в заросшие бородами лица товарищей по несчастью, либо сидел, закрыв глаза и словно думая о чем-то. Иногда он трогал пальцами мешочек с волшебным камнем, снова повешенный на шею, и чему-то улыбался.
        Взглянув на товарища, Степан в конце концов решился спросить его:
        - Ты почему так спокоен, Лаврентий? Идаже улыбаешься. Тебя что, не пугает рабство?
        - Пугает,- пробормотал друг, открывая глаза.- Правда, мы и теперь уже рабы, разве нет? Яэто предвидел, ты помнишь? Мне было видение…
        Он посмотрел на Степана и вдруг снова улыбнулся:
        - Атеперь у меня другое видение. Внем мы с тобой не рабы, а свободные люди.
        Это взбодрило Степана. Он уже успел убедиться в том, что хоть видит колдун и нечетко, но его видения действительно сбываются.
        - Расскажешь?- с надеждой спросил он, но Лаврентий отрицательно помотал головой.
        - Нет,- сказал он,- это дурная примета. Нельзя рассказывать того, что видишь,- может не сбыться. Ктому же видел я очень неясно, будто в мутной воде, да еще все колебалось. Аэто значит, что все может повернуться так, а может и совсем не так.
        - Ав видении тебе не было откровения о том, что нам следует делать?- поинтересовался Степан.- Как быть, что предпринимать?
        - Что же мы можем сейчас предпринять? Ак тому же предпринимать- это по твоей части, Степушка,- с блаженной улыбкой ответил Лаврентий.- Давай уж так и договоримся на будущее. Ну, конечно, если у нас и правда есть какое-то будущее,- оговорился он.- Ты будешь доверять мне насчет колдовства и видений, а я тебе- по части того, что следует предпринять. Идет?
        Степан кивнул. Насчет будущего и вправду все оставалось неясным. Точнее, слишком уж ясным, если ничего не делать. Будущего не состоится. Ни у него, ни у Лаврентия, ни у сотника Василия, Демида, Ипата, Агафона и всех остальных, запертых здесь и посаженных на цепь. Потому что стать рабом, прикованным к веслу на алжирской галере,- это не будущее…
        Всех мучил голод, от сухого гороха урчало в животах, а шторму на Балтике конца не было видно.
        - Ты сказала, что тоже находишься на этом корабле не по своей воле,- спросил Степан у Ингрид, когда девушка в очередной раз принесла порцию еды в подоле своего передника.- Это правда? Ты тоже невольница, как мы?
        Ингрид печально улыбнулась.
        - Невольница,- ответила она,- но не как вы, а по-другому. Впрочем, сути дела это все равно не меняет. Как и все вы, больше всего на свете я хочу выбраться отсюда и получить свободу. Как и вам, мне это, скорее всего, не удастся.
        Впромежутках, когда ветер немного стихал и бешеная волна не слишком швыряла корабль из стороны в сторону, Ингрид поведала Степану историю своего появления на разбойничьем корабле.
        Она родилась и выросла в Або- портовом городе на берегу Ботнического залива. Отсюда корабли идут в Стокгольм, в Ригу, Любек, Копенгаген и еще дальше- через Ла-Манш в Англию, Францию и по всему морю-океану. Або стоит на берегу моря, и море врывается в каждый дом. Все жители Або- моряки, если не по профессии, то по натуре…
        Отец Ингрид- капитан Александр Нордстрем, водил торговые суда по всем северным морям и даже по Средиземному морю- в Геную, на острова Сардиния и Сицилия.
        - Наши предки- викинги сделали эти края своим родным домом,- говорил капитан Нордстрем о Средиземном море.- Аведь их ладьи были не чета нашим современным кораблям. Позор нам будет, если мы испугаемся долгого пути по морям и забудем дорогу в эти благословенные земли.
        Почему отец называл итальянские и испанские земли благословенными, дочь долго не понимала. Разве их края хуже любых других? Разве шхеры и островки вокруг родного Або не красивы? Разве не величественны воды Ботнического залива? Разве земля здесь не рожает в изобилии овес и просо для еды людей и скота?
        - Средиземноморские страны- это край вечного лета,- объяснял отец.- Там не бывает суровой зимы, как у нас. Там природа не замирает под снежным покровом на несколько месяцев в году. Аземля там рожает не овес и просо, как наша, а виноград и пшеницу, и еще разные другие фрукты, которые я просто не могу привезти тебе- они испортятся по дороге.
        Из фруктов Ингрид знала только кислые-прекислые яблоки- все, что можно было вырастить на скудной земле Южной Скандинавии, так что не вполне понимала, о чем рассказывает ей отец.
        Он привозил домой изюм- сладкие сморщенные ягоды, и пока жена с дочкой ели, пытался объяснить им, как выглядели эти ягоды, когда были свежими- виноградом.
        - Из винограда делают сок, а затем уже из сока- вино.
        Вино отец тоже привозил- в тяжелых глиняных запечатанных кувшинах с двумя ручками, чтобы удобнее было нести. Багрово-красный напиток разливали по свинцовым кружкам, и вся семья торжественно садилась за стол у пылающего очага. Ингрид была совсем еще девочкой, и ей просто нравился терпкий вкус диковинного напитка, и то, как слегка начинает кружиться голова, если выпьешь целую кружку, а рассказы отца о странствиях по морям ее не особенно интересовали. Она знала, что эти знания ей, скорее всего, не пригодятся. Она же не мальчик, которому предстоит стать моряком. Девочка станет девушкой и выйдет замуж за моряка. Ивсю свою жизнь будет ждать мужа, а потом мужа и сыновей из моря, оставаясь на берегу, в родном Або с узкими улочками, застроенными кирпичными и каменными домами, с высокими шпилями церквей и красивой ратушей на главной площади.
        Муж и сыновья будут возвращаться из очередного плавания- усталые, с обветренными суровыми лицами, а она- хозяйка дома- будет встречать их в нижней комнате дома возле огня, уютно горящего в очаге, с угощением. Будет слушать их рассказы о дальних краях, пить привезенное оттуда душистое красное вино и радоваться тому, что все остались целы. Такова была обычная счастливая судьба женщины, и к ней Ингрид готовилась.
        Апро другие страны она еще ничего не знала.
        Знала только, что Александр Нордстрем был знаменитым капитаном, и поэтому его часто нанимали для дальних походов. Провести корабль из Або в Любек или в Копенгаген могут многие опытные моряки. Но чтобы пройти по морям до Испании или Италии, нужно быть образованным капитаном- знать карты, уметь обращаться с астролябией и разбираться в звездах- прокладывать верный курс.
        Впомощниках у капитана Нордстрема ходил Хаген- он был умелым штурманом. Когда предстояло серьезное плавание, отец всегда брал с собой именно Хагена- тот разбирался в картах и умел вести корабль. Это не была дружба, хотя Хаген все время находился поблизости от капитана, даже жил неподалеку.
        Тем не менее Александр Нордстрем никогда не приглашал Хагена к себе домой и вообще не слишком жаловал его.
        - Он- плохой человек,- сказал как-то отец, когда мать Ингрид- Ловийса однажды поинтересовалась, отчего муж из раза в раз ходит в плавание только с Хагеном, а в дом его никогда не зовет.
        - Он- очень плохой человек,- повторил отец, немного подумав,- очень…
        - Но если ты всегда берешь его с собой штурманом,- возразила Ловийса,- значит, ты его уважаешь и доверяешь ему. Разве не так?
        - Отнюдь,- засмеялся отец.- Ядоверяю его профессиональному мастерству- это правда. Знаю, что он может привести корабль по правильному курсу. Но человека по имени Хаген я не уважаю и совсем не доверяю ему.
        - Все капитаны приглашают иногда к себе в дом своих штурманов,- покачала головой Ловийса.- Так принято.
        - Яберу Хагена во все выгодные плавания, и он зарабатывает немало денег,- упрямо возразил Александр Нордстрем.- Зарабатывает благодаря мне, заметь. Так что ему не на что обижаться. Ав моем доме ему делать нечего.
        Тем не менее однажды Хаген все же пришел к ним в дом- без приглашения.
        Было воскресенье, и вся семья вернулась из церкви после богослужения. Неизвестно, ходил ли Хаген в церковь в тот день, но одет он был нарядно, как подобает- под плащом он был в длинном камзоле из хорошего тонкого сукна с блестящими пуговицами, в красных бархатных штанах до колен, белых чулках и начищенных башмаках с крупными медными пряжками.
        - Хаген?- удивленно застыл отец, когда штурман оказался на пороге комнаты, где семья сидела за праздничным воскресным обедом.- Что-нибудь случилось?
        Хаген и сам чувствовал себя неловко, но видимо, готовясь заранее, он отрепетировал свою речь и поведение.
        - Вот,- сказал он, снимая с головы треугольную шляпу, украшенную длинной белой бахромой,- решил нанести вам визит по случаю воскресного дня. Ктому же я принес в подарок диковинную вещь.
        Хаген распахнул плащ и достал из кармана действительно нечто удивительное- продолговатый предмет неопределенного цвета и непонятной фактуры.
        - Когда мы с вами были в последний раз в Лиссабоне, капитан,- сказал он,- я купил это и тогда же решил как-нибудь принести вам к воскресному обеду.
        Ингрид видела, как родители переглянулись. Ловийса вопросительно смотрела на мужа, а Александр был явно недоволен происходящим. Но ситуация была безвыходная. Выгнать пришедшего гостя в воскресный день- это за гранью всех возможных приличий. Для такого нужны веские основания, а личной неприязни тут недостаточно…
        - Проходите, господин Хаген,- приветливо сказала хозяйка дома,- садитесь за стол с нами.
        - Подай тарелку для господина Хагена,- мрачно велел отец служанке.- Господин Хаген будет обедать с нами.
        Он не смог так же быстро, как мать, взять себя в руки. Впрочем, женщины это всегда умеют гораздо лучше мужчин…
        За обедом Хаген показал диковинку, которую принес в подарок.
        - Это называется бутылка,- пояснил он и протянул продолговатый предмет хозяину дома. Но Александр Нордстрем только покачал головой.
        - Яуже видел это новшество,- сказал он.- Бутылка, подумать только, чего не придумают в наше время.
        - Это сделано из стекла,- объяснил Хаген, протягивая бутылку Ловийсе.- Мастера в Португальском королевстве так научились выдувать стекло, что сделали стеклянный кувшин. Сюда наливают вино точно так же, как в глиняные кувшины.
        Ловийса осторожно взяла странное изделие и повертела его в руках. Бутылка была из толстого мутного стекла, очень неровная, но все равно- внутри у нее плескалась жидкость.
        - Там налито вино,- сказал штурман,- очень хорошее португальское вино. Видите, бутылка запечатана сургучом. Ана нем клеймо семьи Фоскаршиу- они лучшие виноделы в Лиссабоне.
        - Яслышал, что хранить вино в стекле очень вредно для здоровья,- заметил отец.- Глиняный сосуд- это естественное хранилище для оливкового масла и вина. Астекло- искусственная вещь, и от нее наверняка все портится. Аздоровье становится хуже- это может быть отравой.
        - Ну что ж, давайте попробуем,- предложил штурман, приятно улыбаясь.- Вы не откажетесь, капитан Нордстрем?
        Взяв нож, он ловко снял сургуч с горлышка уродливой бутылки и разлил вино в принесенные по такому случаю служанкой кубки из серебра. Все с опаской попробовали вино из стеклянной бутылки, но оказалось, что оно даже не испортилось…
        Апосле обеда вышел настоящий скандал. Потому что Хаген попросил руки Ингрид. Оказалось, что он давно уже присматривался к ней и успел полюбить.
        - Ябуду хорошим мужем вашей дочери, капитан Нордстрем,- говорил штурман.- Ивы, госпожа Ловийса, не беспокойтесь, я никогда не обижу вашу Ингрид.
        Мать смущенно опускала взгляд, не зная, что сказать, а отец был прямолинеен, как всегда.
        - Ингрид шестнадцать лет,- сказал он сурово, поджав тонкие губы.
        - Хороший возраст,- отозвался гость безмятежным тоном.- Большинство девушек выходят замуж именно в шестнадцать лет. Разве не так?
        - Ясказал, что ей шестнадцать лет, Хаген,- продолжил отец,- не потому, что она кажется мне слишком молодой, а потому что вы кажетесь мне неподходящим ей по возрасту. Сколько вам лет? Наверняка ведь больше сорока.
        Хаген усмехнулся, пригладил рукой свои редеющие кудри на голове.
        - Тридцать восемь,- ответил он.- Ястарше вашей дочери на двадцать два года. Не так уж много, капитан Нордстрем, согласитесь. Иесли позволите спросить, а вы сами старше вашей супруги на сколько лет?
        Он метнул взгляд в сторону Ловийсы, которой было тридцать два года, и замер в ожидании.
        - Хорошо, Хаген, я отвечу,- после некоторого раздумья произнес отец Ингрид,- знайте же, что вы сами нарвались на такой ответ, который получите. Яне собирался вас обижать, но вы сами пришли в мой дом и сами оказались слишком настойчивы.
        Он провел рукой по льняной скатерти на столе, повертел в пальцах опустевший серебряный кубок и наконец сказал:
        - Вы правы, моя уловка насчет возраста дочери выглядит нелепо. Ясам старше своей жены на двадцать лет, так что глупо было с моей стороны упоминать эту тему. Но Ингрид я за вас не отдам все равно, будь вы хоть трижды правы.
        - Но почему?- взорвался Хаген, с него в один миг слетела наигранная учтивость и самоуверенность.- Почему?
        - Потому что я не доверяю вам, Хаген,- твердо и нарочито спокойно ответил Александр.- Штурман вы хороший, и даже очень. Яценю вас как штурмана, вы это знаете. Вести корабль вместе с вами- одно удовольствие. Но вы плохой человек, Хаген, и вы это знаете. Вы стремитесь к злу, в вашем сердце нет закона и справедливости. Уменя такое чувство, что вы знаетесь с самим Дьяволом- врагом рода человеческого.
        Хаген нервно засмеялся при этих словах и краем скатерти вытер вспотевший от волнения лоб.
        - Напрасно смеетесь, милейший,- заметил капитан Нордстрем.- Вынужден все это вам говорить, раз уж вы сами напросились. Вас пока что спасает то, что вы плаваете под моим начальством. Увас связаны руки, я не даю вам своевольничать. Аесли бы не я и вы бы действовали по своему собственному усмотрению, то давно уже болтались бы в петле на рее королевского корабля. Вы так не считаете?
        Лицо Хагена все время окрашивалось в разный цвет. Сначала, когда хозяин дома начал говорить, штурман побагровел. Затем кровь отлила от его лица, и оно стало бледным. Теперь же, после последних слов, штурман вновь начал наливаться кровью.
        - Вы так добры, капитан,- сдавленно проговорил он.- Без вас я бы погиб? Что ж, я очень признателен вам за то, что вы для меня делаете…
        Отец смерил гостя тяжелым взглядом и острым концом ножа поковырял у себя в зубах.
        - Только не надо паясничать,- сказал он.- Вы сами вынудили меня сказать вам это. Нечего теперь обижаться. Ядумал, что вы сами понимаете свое положение и у вас хватит ума не набиваться ко мне в друзья, а уж тем более- в родственники. Ума, как видно, не хватило. Мне пришлось сказать вам обидное. Моей дочери вам не видать никогда, запомните это. Если пришла охота жениться, то найдите себе другую девушку. За вас многие пойдут охотно- вы хороший штурман и зарабатываете неплохо. Икогда вы соберетесь жениться, то пригласите нас- мы всей семьей охотно будем танцевать на вашей свадьбе.
        Хаген был обескуражен и подавлен этой прямой речью сурового, но честного человека. Но он был не из тех, кто сдается.
        - Ялюблю вашу дочь, капитан,- подавив в себе злобу и обиду, сказал он,- я люблю Ингрид и хочу жениться именно на ней, а не на какой-то другой девушке.
        - Про любовь оставьте, господин Хаген,- покачал головой Александр Нордстрем.- Оставьте, прошу вас. Пусть в любовь играют совсем молодые люди, им это пристало. Для двух таких старых моряков, как мы с вами, любовь- это не тема разговора.
        Штурман открыл было рот, чтобы перебить и что-то сказать, но хозяин дома повелительным движением руки заставил его замолчать и слушать.
        - Вы хотите жениться на Ингрид просто потому, что так принято,- сказал Александр.- Да, я согласен с вами, так действительно принято. Штурман женится на дочке своего капитана и таким образом становится полноправным участником дела, а затем и наследником. Так многие делают, и это нормально, я не осуждаю. Но в вашем случае так не будет. Яне отдам за вас Ингрид именно поэтому: я не хочу, чтобы вы становились участником моего дела. Не хочу впускать в свое дело такого человека, как вы. Кажется, теперь я уже достаточно прямо выразился. Вы не можете пожаловаться на туманность и неопределенность моих слов, не правда ли?
        Отец Ингрид сделал все от него зависящее, чтобы неприятный разговор не превратился в ссору: он совсем не хотел терять хорошего штурмана. Он был отличным капитаном и прекрасно знал моря-океаны, разбирался в картах и в звездном небе. Влюдях он разбирался гораздо хуже…
        Ему казалось, что, отказав в руке дочери, можно сохранить нормальные деловые отношения. Наверное, с самим Александром Нордстремом такое и было бы возможно: каждый ведь судит о людях отчасти по себе самому. Но только не с Хагеном. Недобрый штурман имел два главных качества- злопамятность и упорство.
        Когда он ушел и Ингрид помогала служанке собирать тяжелую оловянную посуду со стола, Ловийса спросила мужа о причинах такого дурного отношения к Хагену.
        - Он хочет торговать людьми,- ответил отец,- все время только об этом и говорит. Это- выгодное дело, но я никогда на это не пойду. Наше дело- возить грузы, а не заниматься торговлей рабами. Ктому же Хаген хочет торговать белыми людьми, а это уж совсем плохое дело.
        СИнгрид родители о случившемся даже не говорили. Девушка была свидетельницей того, как штурман просил у отца ее руки и как получил суровый отказ, но ее саму никто не спросил, что она думает об этом. Да и вообще, она постаралась выбросить эти мысли из головы, потому что штурман Хаген ей совсем не нравился. Ну, просто ни капельки…

* * *
        Спустя год Александр Нордстрем не вернулся из плавания. Корабль пришел цел и невредим, вот только капитана на его борту не было.
        Хаген спустился на берег первым. Он был тих и торжественен. Приблизился к Ловийсе и взял ее за руку. Потом проникновенно посмотрел на стоявшую рядом Ингрид и сообщил о том, что отважный капитан заболел лихорадкой и черной меланхолией на острове Майорка.
        - Мы спешно пошли назад,- сказал он.- Иветер был попутный, но сразу после того, как мы прошли Гибралтар, наш капитан не смог больше бороться с болезнью и умер.
        Зюйд-ост дул в паруса, корабль несся на север, к родным берегам, а тело капитана Нордстрема, завернутое в холстину, лежало на палубе. Вся команда собралась вокруг, и штурман Хаген под завывания попутного ветра громко прочитал стихи из Евангелия от Иоанна: «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога и в Меня веруйте. Вдоме Отца Моего обителей много. Аесли бы не так, Ясказал бы вам: «Яиду приготовить место вам». Икогда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтоб и вы были, где Я».
        Подавленная команда молчала, ветер рвал в руках штурмана страницы Библии, и мертвое тело ждало своего погребения в морскую бездну.
        Впервые же дни после возвращения судна несколько моряков с него зашли в дом Ловийсы и Ингрид со словами соболезнования. Они рассказали, как могли, о том, что произошло с капитаном. По их словам, Александр Нордстрем действительно начал испытывать недомогание в то время, когда корабль стоял в порту на острове Майорка в Средиземном море. Ни на что конкретное он не жаловался- ничего не болело. Сначала поднимался жар, потом быстро спадал. Затем жар стал проявляться чаще и чаще, силы постепенно стали оставлять капитана. Сначала он бодрился и надеялся, что все пройдет- он ведь еще не старый человек, и у него ничего не болело.
        Но с каждым днем слабость все больше и больше одолевала. Капитан перестал выходить на палубу, все лежал в своей каюте на корме. Всех, кто заходил к нему отчитаться о сделанной работе или спросить приказания, поражал его апатичный вид и полное безразличие ко всему, нараставшее день ото дня. Тогда и заговорили о черной меланхолии- известной и очень опасной болезни моряков. Она случается во время длительного плавания, когда организм человека перестает бороться и умирает от тоски по суше.
        Правда, с Александром Нордстремом был совсем не тот случай: уж не такое длительное было путешествие по морю. Корабль вез товары и заходил поочередно в несколько портов. Кто мог предположить, что для капитана это обычное плавание окажется последним?
        - Но я знала,- сказала Ингрид Степану, когда в своем повествовании дошла до этого места,- я уже тогда знала, что смерть отца- дело рук Хагена. Имама знала- это было наитие, мы обе догадывались. Только не знали, как он это сделал. Все время вспоминали, как убежденно говорил он о том, что Хаген- очень плохой человек…
        - Слабость,- задумчиво вдруг произнес Лаврентий, внимательно слушавший разговор,- ты говоришь, что твой отец умер от слабости, да? Как будто зачах? Как будто из него высосали жизненные силы? Верно?
        - Верно,- Ингрид кивнула. Она испуганно посмотрела на Лаврентия. Он до этого с ней не разговаривал, но что-то в его облике смущало девушку…
        - Ане говорили моряки, что Хаген все время был с ним во время болезни? Часто заходил, сидел рядом, обихаживал?
        - Нет, даже наоборот,- покачала головой девушка.- Когда отец заболел, Хаген стал меньше с ним общаться. Он стоял на мостике и правил судном, чтобы быстрее прийти домой, в Або. Все моряки как раз отмечали, что Хаген, став командиром судна, был очень занят все обратное плавание. Ктому же он сам болел всю дорогу.
        - Да?- оживился Лаврентий.- Ичем же он болел?
        - Почти тем же, что и отец,- ответила Ингрид.- Унего была лихорадка и слабость во всем теле. Он стоял на мостике у руля, едва превозмогая себя.
        - Ну да, ну да,- пробормотал Лаврентий сосредоточенно.- Так-так… Скажи мне, красавица, атвой отец брал с собой в плавание собаку или кошку?
        - Никого он не брал,- фыркнула Ингрид.- Отец вообще не слишком-то любил животных. Только в последнем плавании завел себе кошку- очень она ему понравилась.
        - Да?- как будто удивился Лаврентий и с интересом взглянул на девушку.- Подумать только, она ему вдруг понравилась. Всю жизнь не любил животных, а тут взял да и полюбил кошку. Интересно, и где же эта кошка сейчас?
        - Ее привезли на корабле после смерти отца и отдали нам с мамой,- сказала Ингрид, после чего колдун совсем оживился и, едва не хлопнув в ладоши от восхищения своей догадливостью, спросил:
        - Давно ли умерла твоя мама?
        Ингрид открыла рот, чтобы сказать что-то, потом закрыла его. Затем ладошкой крепко накрыла его и испуганными глазами уставилась на Лаврентия.
        - Откуда ты знаешь?- наконец спросила она.- Откуда знаешь про кошку? Откуда знаешь, что мама умерла? Яведь не говорила, я хорошо помню!
        Она глядела на Лаврентия во все глаза и ничего не понимала. Влице ее был только испуг.Стоявший перед нею парень был почти что ее ровесником- молодым и очень хорошеньким. Даже светло-русая борода была еще редкой и какой-то нежной, с курчавинками-завитушками. Только голубые глаза на мальчишеском лице смотрели как-то по-особенному: пытливо и изучающее. Словно к лицу юноши приставили глаза умудренного старца. Степан помнил, что точно такие же глаза были у дедушки Лаврентия- знаменитого на все Поморье Юкко Беляева.
        Теперь уже перепуганная Ингрид с тревогой смотрела и на Степана. Если у человека такой странный друг, то и от него самого жди всяких неожиданностей.
        - Да не бойся,- сказал Степан, указывая на друга,- просто Лаврентий- колдун. Идедушка его был колдун, и, наверное, дети тоже вырастут колдунами. Он много знает.
        Это было хоть какое-то объяснение, и девушка начала успокаиваться.
        - Священник в церкви говорил, что колдуны- враги Бога,- неуверенно произнесла она, опасливо поглядывая на Лаврентия.
        - Это черные колдуны- точно враги Бога,- со знанием дела подтвердил Степан.- Они знаются с Дьяволом, и не будет им пощады от Бога и от ангелов Его и от Пресвятой Богородицы Небесной. АЛаврентий- совсем другое дело, он белый колдун. Его даже в церкви причащают, и ничего.
        - А, ну раз белый,- смущенно пробормотала Ингрид, еще раз оценивающе оглядев Лаврентия- не слишком ли он страшный колдун.
        - Аоткуда ты все знаешь?- тут же, спохватившись, спросила она.- Откуда ты знаешь про кошку и про маму? Если не знаешься с Дьяволом, то откуда?
        - Слушай,- прервал ее Лаврентий,- это простое колдовство, тут нет ничего особенного. Видишь, даже Хаген сумел сделать это, хотя он не учился у моего дедушки. Ятебе этого сейчас объяснить не могу, ты не поймешь. Но поверь- ты права, когда обвиняешь во всех бедах Хагена.
        Ловийса Нордстрем умерла через три месяца после получения известия о гибели мужа. Вособенности перед смертью она все время проводила с кошкой. Той самой, которую взял к себе на корабль и так полюбил ее покойный муж.
        - Что было хорошо Александру,- говорила Ловийса,- то будет хорошо и для меня. Иди ко мне, милая…
        Кошка прыгала к хозяйке на руки и замирала, нежно прижавшись к груди. Ктой самой груди, с которой и началось то самое кровохарканье, сведшее Ловийсу в могилу за три коротких месяца.
        - Не вынесла смерти мужа,- сочувственно говорили старушки-соседки, пережившие своих погибших в море мужей лет на тридцать-сорок… Асвященник на похоронах прочувствованно сказал о двух любящих душах, которые соединятся в Царствии Небесном.
        - «Что свяжешь на земле, то будет связано и на небе»…
        - Хаген при помощи волшебного камня внушил капитану Нордстрему любовь к этой самой кошке,- объяснил Лаврентий Степану, когда Ингрид ушла и они остались одни.- Апотом сам вселился в эту кошку и высасывал из капитана жизненные силы. Знаешь, как кошки иногда умеют приласкаться. Но в те минуты с капитаном была не кошка, а сам Хаген. Оттого он и сам слабел, что подобные вещи требуют большого напряжения. Хаген оставался штурманом, он вел корабль и в то же время раздваивался- какая-то часть его сущности оставалась кошкой, высасывавшей жизнь из капитана.
        Апотом кошка перешла к матери Ингрид, и с матерью повторилось то же самое.
        - Хорошо еще, что до самой Ингрид дело не дошло,- заметил Степан, на что Лаврентий рассмеялся и покачал головой:
        - Нет,- сказал он,- это уж совсем не входило в планы Хагена. Он и проделал все это для того, чтобы завладеть девушкой. Вот они какие- черные колдуны! Теперь веришь тому, что я рассказывал тебе о них? Для них нет ничего святого!
        - Да ты же сам говорил мне, будто Хаген- не колдун,- досадливо отвечал Степан, но Лаврентий только отмахнулся.
        - Ну да, он не колдун,- сказал друг.- Что с того? Зато он где-то раздобыл камень Алатырь, а это куда важнее. Скамнем он многое может и без всякого колдовства.
        - Ну вот,- сказал Степан,- а ты- колдун, самый настоящий, и вдобавок у тебя тоже есть такой же камень. Почему же ты не можешь одолеть Хагена?
        - Акто сказал, что я не могу?- обиделся Лаврентий.- Может быть, я как раз и могу. Просто с этим не нужно спешить. Ясижу тут, прислушиваюсь к себе. Вижу видения, общаюсь с камнем. Такие вещи быстро не делаются.
        - Анадо быстро,- заметил Степан озабоченно.- Потому что когда окажемся гребцами у алжирских пиратов, будет уже поздно- никакое колдовство не поможет.
        - Быстро,- это схватить саблю и поотрубать головы всей здешней команде, а сначала- капитану Хагену,- язвительно ответил Лаврентий.- Это было бы действительно быстро, как ты хочешь. Только я что-то не вижу тут сабли, и никто не склоняет свои шеи, чтобы ты по ним рубанул. Асидим мы в ошейниках и на цепи. Так что терпи, Степушка, пока мое колдовство подействует,- а другого выхода у тебя все равно нет.

* * *
        Окончание шторма команда отметила пьяным разгулом. Несколько суток страшного напряжения, когда каждому приходилось на своем месте отстаивать у моря право на жизнь, утомили моряков, и теперь они хотели расслабиться.
        Выпивки на корабле оказалось предостаточно. Здесь было не только традиционное пиво, но и крепкий напиток- шотландский виски, бочонок которого капитан Хаген выкатил для своей команды. Поскольку погода оставалась плохой, моряки пили по своим кубрикам, находившимся в трюме, и пленники в течение многих часов слышали близкие звуки пьянки: стук глиняной и свинцовой посуды, бессвязные крики и хоровое пение…
        Из-за того, что в кубрике не было окна, узники не могли судить о том, ночь или день, так что им казалось- пьянство команды будет продолжаться вечно. Ингрид в это время не показывалась в трюме, так что пленники остались без воды и без ставшего уже привычным сушеного гороха. Девушка забилась куда-то подальше от глаз пьяных матросов. На корабле было известно: капитан Хаген поклялся убить без всяких разбирательств любого, кто прикоснется к Ингрид, или, как он торжественно называл ее: «дочери капитана Нордстрема». Но запрет запретом, а у пьяных людей пропадает рассудок…
        Вэтот день случилась беда с сотником Василием, сыном Прончищевым. Хаген исполнил свое грязное намерение, о котором прежде только туманно намекнул несчастному боярскому сыну.
        Капитан лично явился за Василием. Держа саблю в одной руке, другой открыл замок на цепи.
        - Пойдем со мной, красавица,- грозно сказал он, щерясь своей кривой ухмылкой.- Порадуемся на пару с тобой.
        Разбойничий предводитель увел Василия в свою каюту на корме корабля и продержал там несколько часов, успев за это время насытить свою противоестественную страсть. Конечно, Василий ничего не рассказывал о том, что и как происходило в каюте капитана, но, насколько Степан мог судить, Хаген не бил своего пленника- никаких следов побоев не осталось на оскверненном теле боярского сына. Скорее всего, извращенное чудовище просто напоило одуревшего с голоду юношу, после чего воспользовалось его беспомощным состоянием…
        Сам же Хаген и привел Василия назад. Он не собирался делать секрета из своей преступной похоти и не желал щадить честь узника.
        - Посиди тут,- приговаривал он развинченным пьяным голосом, снова сажая на цепь боярского сына и защелкивая замок.- Посиди тут, пока мне снова не захотелось. Жди меня, красотка, ты скоро опять понадобишься,- с этими словами, сопровождаемыми издевательским хохотом, капитан отправился к себе наверх.
        Из-за тонких переборок слышались угасающие пьяные вопли вконец упившихся матросов, угрожающе свистел ветер на палубе, а в кубрике узников происходила тихая трагедия. Когда Василий вернулся на свое место от Хагена, то сначала царила гробовая тишина. Все молчали, хотя ни для кого не было секретом то, что случилось в капитанской каюте. Молчали по двум причинам: во-первых, не знали, как реагировать на произошедшее, а во-вторых- от страха каждого за себя. Ведь если такое оказалось возможным с Василием, то может стать реальностью и для любого другого.
        Несчастный сотник не выдержал первым- он разрыдался. Сначала сидел на полу, ошеломленный, изо всех сил пытаясь связать в своем разрушенном сознании себя прежнего, привычного- боярского сына, богатого, уважаемого молодого человека с тем, что представлял собою сейчас- униженным изнасилованным узником. Отважный воин, сотник стрелецкого приказа, многократно проявивший храбрость в боях, в одночасье превратился в презираемого содомита: как такое пережить?
        Не выдержав, Василий разрыдался и тем самым как бы подал сигнал всем остальным узникам. Бессильный плач юноши стал его молчаливым признанием, свидетельством его слабости и отчаяния.
        Апроявить слабость и смятение духа- значит сделаться жертвой.
        Первым нарушил молчание Ипат.
        - Содомит- хуже собаки,- заявил он, причмокивая своими пухлыми красными губами.- Что, продырявили задницу боярскому сыну?
        - Теперь к боярской чести еще дыра прибавилась,- издевательски подхватил Агафон, всегда готовый поддержать любые нападки своего товарища.
        - Услужил хозяину, да?- продолжал изгаляться Ипат. Он смотрел на подавленного Василия и явно испытывал наслаждение. Но в голове его уже зрела новая идея для дальнейшего глумления над несчастным. Облизнув губы, он продолжил:
        - Как тебе понравилось быть девкой для капитана? Он мужик крепкий, мы видели. По полной тебя оприходовал, как видно. Вон ты какой смирный стал.
        Ипат говорил размеренно, как бы наслаждаясь своими словами, и своей злой властью не только над Василием, но и над товарищами по несчастью. Вот как умеет он подбирать слова! Вот как владеет вниманием всех окружающих! Как он пожелает- так и будет!
        - Да, сразу видать- понравилось,- хихикнул Агафон, и несколько стрельцов подхватили это смехом.
        - Амы тоже мужики крепкие, спуску не дадим,- сказал Ипат, и в его черных глазах вновь появилось что-то звериное.- Если тебе хозяина ублажать нравится, то и нас не обидишь, так?
        Степан переглянулся с Лаврентием. Оба они внимательно следили за происходящим. Они видели затравленные глаза Василия со следами слез, видели хищный оскал Ипата, глумливую ухмылку Агафона и выжидательное любопытство на лицах остальных.
        Не было сомнений в том, куда ведет Ипат и чем это может закончиться. Ксожалению, не приходилось и сомневаться в том, как поведут себя другие пленники, находящиеся в кубрике. Они будут ждать, а затем поступят так же, как Ипат с Агафоном: наглая нахрапистость этих двоих уже явственно делала их вожаками. Еще немного, и они окончательно подчинят себе волю своих более инертных товарищей. Вот так группа людей постепенно становится бандой негодяев…
        - Будешь теперь нашей общей девкой, боярский сын,- уже уверенный в своем влиянии, сказал Ипат. За ним хихикнул Агафон и заулыбались все остальные.
        - Грех-то какой,- сокрушенно пробормотал Демид, испуганно качая головой.- Бога вы не боитесь, мужики!
        - Аты молчи!- властно прикрикнул на стрельца Агафон.- Хозяин его уже распечатал, а теперь и нам можно попользоваться за ним. Аты, если баба и его жалеешь, то скоро и сам по-настоящему бабой станешь.
        Всвои 25лет Степан уже научился не удивляться низости человеческой натуры- многое пришлось повидать. Он смотрел на Ипата, на Агафона и даже на тихого семьянина Демида и понимал, что этих людей не нужно обращать в рабство. Рабство их не пугает, потому что они уже родились рабами. Родились или выросли рабами под влиянием обстоятельств жизни- не так уж важно. Разбираться в этом у Степана не было охоты.
        - Иди сюда!- вдруг крикнул Ипат Василию.- Тебя хозяин хорошо научил мужиков ублажать! Иди ко мне, потешь. Нечего рассиживаться да слезы лить! Стал девкой- справляй свое девкино ремесло!
        Поскольку потрясенный Василий не трогался с места и лишь с ужасом смотрел на своих новых мучителей, Агафон вскочил на ноги, звеня цепью, и, протянув руку, всей пятерней схватил своего бывшего сотника за волосы на голове.
        - Кому сказано- ползи сюда!- прошипел он, пытаясь подтянуть свою жертву поближе, в тот угол кубрика, где сидел Ипат.
        Эстонские рыбаки в своем углу довольно громко и возбужденно переговаривались между собой, после чего Каск, путаясь в русских словах, сказал Агафону:
        - Отпусти его! Слышишь, он ничего плохого не сделал. Оставь боярина!
        - Ах ты, чухна белоглазая!- взревел Ипат, мгновенно приходя в бешенство.- Свои порядки будешь устанавливать? Не будет этого! Тут теперь только один порядок будет: наш, русский! Как я скажу, так все и будете плясать! Аесли не поняли, чухонцы, то скоро вас самих такими же сделаем, как вот этого!
        Ободренный Агафон снова потянул Василия за волосы. Тот отбил руку, но Агафон схватил снова.
        Пришла пора действовать решительно, времени больше не было.
        - Слышь, Ипат,- негромко сказал Степан,- ты тут, кажется, что-то говорил про русский порядок? Вроде ты собираешься тут русский порядок навести?
        - Ну!- вскинулся Ипат, с ненавистью глядя в сторону Степана. Он уже убедился в том, что с этими двумя поморами сговориться не выйдет и подчинить их себе не удастся. Теперь он надеялся, что они хотя бы промолчат- займут нейтральную позицию. Их ведь никто не трогает…
        - Вот тебе и ну!- опять негромко сказал Степан.- Аведь русский порядок бывает только тогда, когда такие, как ты, молчат в тряпочку и не вылезают. Ясно тебе?
        Вспертом воздухе кубрика повисла мертвая тишина. Ипат тяжело дышал, и глаза его от ненависти налились кровью.
        - Русский порядок- это когда слабых не обижают,- продолжил Степан размеренным спокойным голосом.- Когда человеку в беде сочувствуют, а не набрасываются, как дикие звери терзать добычу. Когда чтут Слово Божие и не оскорбляют людей.- Он сделал короткую паузу и закончил:- Не тебе порядки устанавливать, Ипат. Искажи своему холопу Агафону, чтоб отпустил сотника. Ане то я ему глаза вырву.
        Последнее было произнесено с такой внутренней уверенностью, что Агафон убрал руку.
        - Яне холоп,- вдруг сказал он растерянно.
        - Холоп, холоп,- повторил убежденно Степан,- не отказывайся. Раз поддакиваешь Ипату да разбойника-капитана своим хозяином считаешь- то холоп. Сядь-ка ты на место, а то и вправду ведь вырву тебе глаз. Для начала- один.
        Степан сидел расслабленно и говорил негромко, а такое поведение еще больше пугало противников.
        Ипат огляделся и оценил обстановку. Хоть момент и был острый, решил не связываться. Поэтому заговорил примирительным голосом:
        - Тебе что- содомита жалко?- спросил он Степана.- Он же,- кивнул на Василия,- все равно теперь девкой сделан. Чего ты ввязываешься, не даешь ребятам повеселиться?
        Настал решительный момент. Теперь следовало ударить Ипата так сильно, чтобы он уже не встал. Адля этого нужно было найти самые точные, самые верные слова.
        - Нет в этом никакого веселья,- медленно и веско произнес Степан,- если только для такого содомита, как ты, Ипат. Да еще для твоего дружка Агафона. Как видно, вы с ним сладко спелись- парочка содомитов. Интересно, а кто из вас девка? Наверное, ты, Ипат: Агафон-то покрепче тебя будет.
        Не удержавшись от неожиданности, стрельцы дружно заржали. Все, кроме Ипата с Агафоном…
        Теперь следовало закрепить успех и заодно добить обескураженного противника.
        - Василий не виноват в том, что с ним произошло,- добавил Степан.- Вплену, в горькой неволе с каждым может случиться. Авот ты, Ипат, не просто содомит и грешник перед Богом. Ты- хуже дикого зверя. Аты, Агафон, если будешь подпевать своему дружку, плохо кончишь. Смотрите оба, вы у меня давно на заметке.
        Из всего опыта своей поморской жизни Степан знал, что положение человека зависит от того, как он себя держит. Поморье- не Москва, там никто никого не назначает на должности, не раздает важных постов и привилегий. Как человек поставит себя- тем он и будет в глазах других. Говоришь властно, держишься достойно, имеешь силу и опыт- будешь начальником над другими. Они сами тебя признают, потому что люди нуждаются в вожаке.
        - Явас давно заметил,- повторил Степан, переводя взгляд с Ипата на Агафона.- Самая вы гнилая кость во всей нашей компании. Товарищам не помогаете, злословите, бранные слова говорите- не боитесь Бога и Богородицы. Да еще и содомиты в придачу!
        Это был конец, слова упали в сердце каждого, как тяжелые камни.
        - Да ты кто такой?- взревел Ипат, и налившиеся кровью бешеные глаза его уставились на Степана.- Ты что- начальник? Ты нам указывать будешь?
        - Буду,- твердо сказал Степан.- Аты, Ипат, будешь меня слушаться, вот что я тебе скажу. Ане будешь- я тебя в бараний рог согну, пожалеешь тогда.
        Люди, сидящие на цепи и зажатые в тесном кубрике без окна, не могут драться. Но все были уверены- если бы не это препятствие, Ипат разорвал бы Степана голыми руками прямо на месте. Ясно было одно: развязка должна наступить. Рано или поздно она непременно наступит, и будет кровавой…
        Ситуацию разрядил молодой стрелец по имени Фрол. Он был единственным среди пленников, кому удалось сохранить свое имущество. Всех остальных захватили в плен и погнали на продажу, как скот- без всего. Никто не позволил им взять своих мешков с вещами. Скоту ведь не полагается имущества.
        Правда, единственным имуществом, оставшимся у Фрола, была балалайка, и сохранилась она только потому, что он носил ее закинутой на перевязи за спину. Ввещевом мешке музыкальный инструмент мог испортиться, вот Фрол и таскал балалайку всегда на спине. Была она с ним и в последнем бою.
        Лучше балалайки не было у Фрола утешения в жизни, он недаром с ней не расставался. Издесь, в кубрике, невзирая на тесноту, вонь и голод, он частенько брал ее в руки и играл. Привычные русским людям звуки балалаечной игры успокаивали сердце, давали надежду на будущее, напоминали о родном доме.
        Вот и теперь, среди всеобщей напряженной тишины и враждебных взглядов, Фрол вдруг заиграл, и нехитрый мотив привычной мелодии успокоил всех…

* * *
        Когда мать Ингрид умерла и девушка осталась одна в опустевшем доме, штурман Хаген появился там снова. Он явился туда прямо с похорон несчастной Ловийсы и, судя по выражению лица и тону разговора, уже вполне ощущал себя здесь хозяином.
        - Ты выйдешь за меня замуж,- сказал он онемевшей от горя девушке.- Не бойся. Ябуду заботиться о тебе и не дам в обиду.- Он помолчал и добавил:- Капитан Нордстрем не захотел принять меня в свою семью. Что ж, теперь я сам стану семьей. Корабль уже мой, а теперь моим станет дом и ты заодно- гордая дочь мертвого капитана.
        Он захохотал, и Ингрид похолодела. Впоследних словах Хагена читалась неприкрытая угроза- он чувствовал свою силу и безнаказанность. Акто мог теперь защитить сироту?
        Желающих сделать это не нашлось в старинном городе Або. Хаген имел на руках бумагу, подписанную покойным Александром Нордстремом за несколько дней до своей смерти среди открытого моря. Вэтом документе он передавал все имущественные права на свой корабль штурману Хагену, своему любимому другу и душеприказчику. Да-да, именно эти слова умирающий Нордстрем согласился подписать и подписал дрожавшей и ослабевшей рукой.
        Когда Ингрид увидела это письмо, она не могла поверить своим глазам. Готовясь к смерти, ее отец завещал Хагену свой корабль! Свой единственный, любимый корабль! Корабль, который он берег и лелеял, которым гордился! Корабль- единственный кормилец их семьи…
        Кроме того, капитан Нордстрем в своем завещании просил дочь выйти замуж за Хагена!
        Этого просто не могло быть!
        Но подпись под завещанием принадлежала Александру Нордстрему- с этим все были вынуждены согласиться. Ктому же подпись была поставлена умирающим лично в присутствии нескольких, специально приглашенных для этого членов команды. Эти люди, когда их вызвали в королевский суд, подтвердили, что видели своими глазами, как капитан подписывал завещание. Они также указали на то, что штурман Хаген настаивал на том, чтобы они присутствовали и удостоверились в подлинности воли умирающего…
        До суда дело дошло, потому что Ингрид отказалась верить завещанию и сама обратилась за защитой.
        Но все было напрасно: почерк принадлежал ее отцу, и были свидетели, подтвердившие, что завещание сделано по доброй воле и в их присутствии.
        Королевский судья с сочувствием смотрел на Ингрид и с неприязненным подозрением- на Хагена, но что он мог сделать? Судья подчиняется закону, а по закону Хаген оказался хозяином положения.
        Единственное, что сделал судья- пожилой и одышливый человек в черной мантии и длинном парике: он засмеялся в ответ на требование Хагена приказать девушке выйти за него замуж.
        - Покойный капитан Нордстрем мог завещать свой корабль кому угодно,- сказал судья.- Он мог завещать свой дом и все остальное имущество. Он сделал это, хотя я не понимаю его решения. Но другого человека он завещать не мог, потому что один человек не имеет прав на другого, даже если этот человек- его дочка. Капитан мог лишь советовать своей дочке выйти за вас замуж. Атеперь дело фрекен Ингрид Нордстрем последовать совету своего отца или нет. Суд тут бессилен.
        Судья произнес все это с явным удовольствием. Ему вообще не нравилось это дело, не нравился Хаген, не нравилось странное завещание покойного, который отчего-то лишил собственную дочь наследства…
        - Ну, а как ты оказалась на корабле?- спросил Лаврентий, до того молча слушавший рассказ девушки.- Тебя ведь не могли привести сюда насильно?
        - Именно, что могли,- ответила Ингрид, и глаза ее потемнели.- Хаген пригласил меня на прогулку, и пока мы шли, он сумел так заговорить меня, что была словно во сне. Даже не заметила, как мы оказались в порту, рядом с кораблем. Погода была дурная- смеркалось, накрапывал дождик, дул ветер. Сама не пойму, зачем я в такую погоду, да еще вечером, согласилась зайти так далеко от дома? Ну, а когда мы оказались рядом с кораблем, я испугалась. Но уже ничего не смогла сделать: при помощи двух выскочивших молодцов- матросов Хаген попросту затащил меня сюда.
        Стех пор Ингрид и находилась на корабле. АХаген, заполучив в свои руки корабль, окончательно принял решение прекратить прикидываться честным человеком. Выйдя в открытое море впервые в качестве хозяина и капитана корабля, он уже больше не скрывал своих истинных намерений.
        Обогащаться любым путем- вот был его девиз. Работорговля показалась Хагену наиболее перспективным делом, и он не ошибся. Разразившаяся война на берегах Балтийского моря создала хаос- самый желанный питательный бульон для самых грязных людей и их самых грязных делишек.
        Когда идет война, никто не интересуется судьбами простых людей. Нет контроля, нет закона, нет прав у слабого. Эстонские и латышские рыбаки из приморских деревушек, которых можно заманить на корабль обманом, пленные русские воины, которых можно купить по дешевке у немецких и шведских офицеров- это отличные белые рабы. На таких крепких белокурых и здоровых рабов существует большой спрос на всех восточных рынках.
        - Так ты вышла замуж за Хагена?- не удержавшись, решил уточнить Степан.
        - Конечно нет,- с негодованием ответила Ингрид, и ее глаза сверкнули гневом непокорности.- Этого не будет никогда! Как ты мог такое подумать?
        - Ну-у,- смешался Степан от такого яростного отпора,- просто я подумал, что если Хаген такой негодяй, то мог и заставить тебя…
        - А, принудить?- догадалась о несказанном вслух девушка.- Нет, Хаген на такое не пойдет. Ему интересно, чтобы я сама смирилась и согласилась. Ему интересно, чтобы я сама захотела стать его женой. Кроме того, он боится меня. Если он возьмет меня силой, я убью его. Не сразу, так потом. Не может же он держать меня всю жизнь связанной по рукам и ногам.
        - Может, но не хочет,- уточнил Лаврентий. Потом он пристально посмотрел в лицо Ингрид и вдруг спросил ее:- Скажи, а ты сама действительно не хочешь выйти замуж за Хагена? Загляни в свою душу и спроси себя.
        Под взглядом Лаврентия Ингрид заволновалась.
        - Теперь я вижу, что ты колдун,- сказала она,- глаза у тебя такие. Говоришь, чтобы я заглянула к себе в душу, а сам будто уже давно там побывал.
        - Где?- не понял Лаврентий.
        - Вмоей душе,- смущенно пояснила Ингрид.- Когда ты глядишь на меня, я теряюсь… Но одно скажу тебе точно, колдун: я никогда не стану женой Хагена. Яненавижу его, он убийца и мерзавец. Яскорее убью его, чем стану его женой. Авернее- убью его и себя. Наверное, так и случится в конце концов.
        - Да, ты говоришь правду,- покачал головой Лаврентий.- Не знаю пока, что случится потом и придется ли тебе убивать Хагена и себя, но становиться его женой ты точно не хочешь. Но тогда скажи мне, чего же ты хочешь? На что надеешься?
        Степан наблюдал весь этот разговор, и старый друг Лаврентий представал перед ним с еще одной новой, неожиданной стороны. Отом, что Лаврентий- колдун, Степан знал давно. Он даже имел возможность видеть само колдовство и убедиться в том, что, как ни крути, кое-что Лаврентий может.
        Но теперь Степан видел и другую способность старого друга- заглядывать в душу другого человека, читать его мысли. Более того, Степан мог бы поклясться, что в какой-то момент Лаврентий проник в душу девушки и стал ею манипулировать. Осторожно, конечно, но все же манипулировать…
        Или он просто хорошо умеет направлять разговор? Умеет затронуть важные струны души и заставить человека разговориться, отвечать откровенно?
        - Кчему ты стремишься?- повторил свой вопрос Лаврентий.
        - Ксвободе,- негромко сказала Ингрид.- Свобода- самое дорогое для человека. Хаген лишил меня свободы. Яего пленница, как и вы.
        - Это мы уже слышали,- буркнул Лаврентий,- зачем ты все время это повторяешь? Тебе что- нравится быть пленницей? Нет? Ачто ты готова сделать, чтобы получить свободу? На что готова пойти?
        Ответ последовал незамедлительно, словно девушка только и ждала возможности дать его.
        - На все,- сказала она.- На все.
        Ее лицо в это мгновение изменилось настолько стремительно, что оба друга непроизвольно вздрогнули. Еще только что перед ними было прелестное девичье лицо с ямочками на щеках и несчастными глазами. Ивдруг произошло преображение. Скулы заострились, губы слились в одну тонкую безжалостную линию, а в голубых, как скандинавские озера, глазах отчетливо мелькнула зловещая тень смерти.
        Это было лицо берсерка. Степан с Лаврентием мгновенно вспомнили о том, что перед ними девушка-скандинавка, потомок викингов. Викинги были хорошо известны в России, и легенды о нихвеками блуждали в сказках и былинах, которые долгими зимними вечерами под треск сгорающей лучины рассказывали детям деды и бабки.
        Аберсерки- это не просто избранные викинги. Не просто лучшие и самые бесстрашные воины. Не просто смельчаки, за которыми идут другие. Нет, берсерк- это ходячий ужас. Это человек, который, единожды вступив в бой, будет убивать и не остановится до тех пор, пока не умрет сам…
        Сберсерками надо быть осторожным. Их нельзя напугать, они не боятся смерти. Они сами несут смерть.
        Видимо, Хаген как-то раз неосторожно довел Ингрид до такого состояния и своими собственными глазами убедился: эту девушку лучше не насильничать. Лучше ждать, пока она согласится стать женой сама, чем заставлять ее, потому что последствия могут оказаться необратимыми.
        Лаврентий покосился на Степана, бросив быстрый взгляд, и тот сразу догадался, о чем сейчас колдун спросит девушку.
        - Ты готова помочь нам?
        Ингрид вздохнула, плечи ее поникли. Она взглянула на двух друзей, и теперь в ее глазах уже не было смертельного блеска. Берсерк вновь стал девушкой.
        - Как я могу помочь вам?- с тоской в голосе ответила она.- Думаете, я не мечтаю освободиться? Не мечтаю убить Хагена? Но это невозможно, и вы не в силах помочь мне. Вы- пленники, даже еще более беспомощные, чем я.
        Она посмотрела на Степана и Лаврентия с жалостью.
        Оба друга напряглись и насупились. Как известно, мужчина может вытерпеть от женщины многое: грубые слова, презрение, иногда даже издевательства. Кроме одного- жалости. Жалость от женщины абсолютно нестерпима для мужчины. Если он настоящий мужчина, конечно…
        - Даже если я помогу вам снять цепи,- продолжала Ингрид, разъясняя друзьям свою мысль доходчиво, как несмышленым детям,- то вам это не поможет. Будет только хуже для вас. Вы снимете цепи, и вас перебьет команда корабля. Думаете, Хаген и его люди станут щадить вас?
        - Аесли у нас будет оружие?- быстро спросил Степан.
        - Если у вас будет оружие,- сказала девушка,- то ваша смерть будет еще ужаснее. Безоружных вас просто перебьют, и вы умрете быстро, без мучений. Аесли у вас будет оружие, вы сможете победить в бою команду Хагена.
        - Ну?- нетерпеливо спросил Степан.- Мы действительно можем победить Хагена и его людей. Кто они? Пираты, жалкие разбойники. Амы- стрельцы московского царя. Конечно, в бою мы их легко одолеем.
        Глаза Ингрид оставались потухшими, этот разговор был скучен для нее. Наверное, прошлая партия пленников уже говорила с ней на эту же тему. Ичто? Результат известен- их благополучно доставили в нужное место и продали в рабство.
        - Яуже много думала об этом,- ответила она.- Может быть, в бою вы их одолеете. Ичто дальше? Вы подумали об этом? Конечно, не подумали. Ярасскажу вам, что будет дальше. Корабль останется без капитана и без команды. Сначала он будет носиться по морю, а потом его разобьет о скалы. Ивы все утонете. Точнее, мы все утонем, и я вместе с вами.- Она снова вздохнула и рассудительно добавила:- Яне боюсь смерти. Явсегда готова к ней. Но погибнуть я всегда успею, незачем с этим торопиться.
        - Ты уверена, что мы погибнем?- задал вопрос Лаврентий.
        - Уверена,- кивнула девушка.- Как-никак, я дочь капитана. Ия из Або, а это город моряков. Каждый житель Або знает: корабль без управления быстро затонет и все погибнут. Авы не умеете управлять кораблем.
        Вот к этому Лаврентий и клонил разговор. Степан уже давно догадался, что задумал его друг, но не знал, как это может получиться. Ивот- пожалуйста. Эх, может быть, и напрасно Лаврентий ушел вместе с ним из родных мест. Стакими способностями он быстро сделался бы главным колдуном Поморского края…
        Действительно, услышав последние слова девушки, Лаврентий словно преобразился. Он загадочно помолчал, а затем указал пальцем на стоявшего рядом у окошка Степана.
        - Посмотри на него,- сказал он,- говорю тебе- посмотри внимательно. Ты видишь, кто перед тобой. Как ты думаешь, кто он?
        - Степан,- улыбнулась Ингрид.- Язнаю его имя. Аты- Лаврентий.
        - Обо мне поговорим потом,- решительно заявил колдун.- Сейчас говорим вот об этом человеке. Он мой лучший друг.Он- отважный воин. Акто он еще?
        Сделав паузу, Лаврентий закончил, уткнувшись пальцем в Степанову грудь:
        - Аеще, и это самое важное, он- капитан. Что ты смотришь на меня? Мой друг Степан- самый настоящий капитан корабля.
        Некоторое время девушка молчала, рассматривая лицо Степана, заросшее густой курчавой бородой почти до самых глаз.
        Потом она засмеялась, решив, что нужно сгладить неловкость и отреагировать на шутку.
        - Капитан?- переспросила она, заливаясь смехом.- И где же твой корабль, капитан?
        Очень уж не вязался в ее сознании этот оборванный и заросший бородой русский стрелец с образом капитана корабля. Да и вообще, всем на свете известно, что русские не бывают моряками- они живут среди густых лесов и боятся моря.
        - Агде твой корабль, Ингрид?- в ответ спросил Степан.- Утвоего отца ведь был корабль. Где же теперь твой корабль?
        Это был суровый ответ, но девушка приняла вызов.
        - Мой корабль у меня отобрали,- сказала она.- Мой корабль похитили самым подлым и гнусным способом.
        - Ну да,- кивнул Степан.- Амой корабль сожгли.
        - Кто сжег?- быстро спросила Ингрид, на какое-то мгновение вдруг поверившая в то, что с ней не шутят…
        - Шведы сожгли,- усмехнулся Степан,- шведы. Наверное, тебе неприятно это слышать, но мой дом и мой корабль сожгли шведы.
        Вглазах девушки мелькнул бесовский озорной огонек.
        - Шведы?- переспросила она, передернув плечами.- Ну, так что ж… Вконце концов, мой корабль отобрали тоже шведы.
        Она засмеялась и, внезапно сделавшись серьезной, спросила:
        - Ты действительно умеешь управляться с парусами?
        ГлаваIV
        Морская свадьба
        Освадьбе капитана Хагена и прекрасной Ингрид было объявлено всей команде. Для этого матросы собрались на палубе, и Хаген, стоя возле грот-мачты, сообщил радостную новость.
        Корабль шел под всеми парусами, его раскачивало крупной волной, и поэтому одной рукой Хаген держался за мачту. Второй рукой он обнимал за талию прекрасную Ингрид. Именно так было приказано отныне именовать избранницу капитана- его будущую супругу.
        - Прекрасная Ингрид, дочь капитана Нордстрема выходит за меня замуж!- торжествующе заявил Хаген, и все двадцать семь моряков ответили ему дружным приветственным воплем. Вопили они не напрасно: всем ясно было, что женитьба на Ингрид- давняя мечта капитана, и теперь, когда она исполнилась, выпивки для команды он не пожалеет.
        Хаген был вне себя. Он даже не до конца верил в то, что самое желанное для него случилось так быстро. О, он знал, что когда-нибудь гордая девушка не выдержит. Знал, что когда-нибудь настанет день, и она смиренно придет к нему и сообщит о своем долгожданном решении. Придет сама, без принуждения, добровольно. Именно в этом была для капитана главная сладость.
        Насильник по натуре, он слишком хорошо знал, что сладость, приносимая насилием, недолговечна.
        Нет, жертва должна смириться сама, принять свою участь сознательно- только тогда она будет по-настоящему сломлена до конца, и ты испытаешь подлинное наслаждение от этого.
        Ингрид пришла сама и объявила, что готова принять совет своего умершего отца.
        - Если папа хотел, чтобы я стала твоей женой,- сказала она Хагену,- я готова исполнить его последнюю волю. Пусть он порадуется, глядя на меня с небес.
        Главным тут было не переиграть, Ингрид это хорошо понимала. Она была печальной, поникшей и морально сломленной. Труднее всего было следить за своими глазами, за их выражением. Вних не должно было ни на мгновение мелькнуть истинное отношение девушки к своему будущему супругу. Апоскольку совсем избежать такой возможности было сложно, Ингрид часто опускала глаза. Что ж, для жертвы это даже естественно…
        Морской свадьбе предшествовали напряженные переговоры и не менее тщательная подготовка.
        Сначала, когда Лаврентий вдруг предложил Ингрид дать согласие капитану Хагену на брак с ним, девушка пришла в ужас и наотрез отказалась. Она смотрела на Лаврентия глазами, полными непонимания, и была готова вот-вот расплакаться. Она переводила взгляд на Степана, как бы спрашивая его, в чем дело и почему новые друзья приготовили ей такой подвох…
        Но и Степан смотрел на нее с каменным лицом и кивал, соглашаясь с Лаврентием. Однажды угодив в ловушку, подстроенную Хагеном, Ингрид смертельно боялась попасть во вторую. Что задумали эти двое русских пленников? Чего они хотят? Уж не напрасно ли она доверилась им?
        - Ты не станешь женой Хагена,- объяснял девушке Лаврентий.- Тебе нужно только дать ему согласие и поучаствовать в свадьбе. Всвоей собственной свадьбе, которая ничем не кончится.
        - То есть как это ничем не кончится?- отказывалась понимать взбешенная девушка.- Что ты такое говоришь, колдун? Если я дам Хагену брачные обеты, то стану его женой!
        - Ну,- вмешался Степан,- думаю, что до брачных обетов дело не дойдет. Вряд ли Хаген вытерпит столько времени. Нужно ведь прийти в какой-нибудь порт, найти там церковь и священника, договориться обо всем…
        - Хаген наверняка устроит свадьбу прямо на корабле,- вставил Лаврентий.- Он захочет сыграть свадьбу на другой же день после того, как ты дашь ему свое согласие. Если не в этот же день. Итогда никаких обетов тебе давать не придется: ведь если обряд проводится не в церкви и не священником, то он попросту недействителен.
        - Да-а,- окончательно приходя в ярость от сделанного ей недостойного предложения, заявила Ингрид,- вы что же, хотите, чтобы я стала женой Хагена вообще без венчания в церкви? Это же страшный грех!
        Лаврентию казалось, что он проявляет ангельское терпение, растолковывая такой несообразительной девушке такие простые вещи. Он завел глаза кверху и повторил:
        - Ингрид, тебе не придется стать женой Хагена, я тебе уже говорил. Нужно только устроить свадьбу.
        - Акак же?- все еще не понимала Ингрид.- Ведь после церемонии он первым делом потащит меня в свою каюту. Это же ясно, Хаген только того и ждет.
        - Конечно, ждет,- согласился Лаврентий и вдруг подмигнул лукаво:- Только напрасно он ждет. Ничего этого не случится. Уж это я хорошо умею делать, можешь на меня положиться. Для карельского колдуна нет ничего проще.
        Наконец девушка поняла. Апоняв, не удержалась и смешливо фыркнула, затеребив подол длинного передника. Потом снова подняла глаза и с изумлением уставилась на Лаврентия.
        - Ты правда умеешь делать такое?- спросила она.
        - Говорю тебе, нет ничего проще,- улыбнулся Лаврентий.- Только тебе придется помочь мне.
        - Колдовать?- снова испугалась Ингрид.- Яне умею, да и нехорошо это.
        - Очень даже хорошо,- уверенно сказал Степан, поддерживая друга.- Ачто, было бы очень хорошо отдать тебя на растерзание этому Хагену? Мало горя он тебе принес? Не бойся, Лаврентий все сделает, как надо.
        - Но ты должна мне помочь,- снова заговорил колдун.- Нет, не колдовством, тут мне помощь не нужна. Но ты должна принести мне что-то от Хагена. Лучше всего- часть его самого. Это будет самое надежное.
        - Часть его самого?- переспросила девушка и зажала рот рукой.- Что ты говоришь? Как это- часть Хагена? Яже не могу от него отрезать кусочек.
        Степан, услышав последние слова друга, тоже чуть не подпрыгнул от удивления. Он тоже не понимал, чего хочет Лаврентий. Хаген- не говядина, от него нельзя принести часть.
        - Волос,- пояснил Лаврентий, который явно наслаждался страхом и недоумением, которое вызывали его слова. Впрочем, какой колдун не любит напустить туману?
        - Волос,- повторил Лаврентий.- Сголовы или из бороды. Или ноготь с пальца. Кусочек ногтя, хотя бы самый маленький. Ну, если не получится этого, то можно попробовать с каким-нибудь предметом. Только предмет должен непременно принадлежать Хагену, и он должен быть для него важен. Лучше всего такой предмет, с которым Хаген не расстается, который он любит.
        - Аесли я не сумею?- спросила девушка. Видно было, что она верит и не верит словам Лаврентия. Сомневается и в то же время очень хочет поверить…
        - Если не сумеешь- то будет плохо,- заявил колдун.- Тогда я не уверен, что смогу помочь тебе, когда Хаген потащит тебя в свою каюту. Так что смотри сама.
        Когда Ингрид ушла, друзья еще долго обсуждали задуманное. Безумная мысль завладеть кораблем, как ни странно, пришла в голову Лаврентию, никогда не отличавшемуся особенной смелостью и предприимчивостью. Когда он поделился ею со Степаном, тот сначала опешил от дерзости идеи, а затем долго думал.
        Ясно было, что ничего может не получиться. Скорее всего, из их затеи ничего не выйдет, она обречена. Замысел их- глупый и самонадеянный. Им не освободить себя из цепей и ошейников. Им не совладать с командой корабля. Им никогда не справиться с управлением судном.
        - Явидел твой сон,- сказал Лаврентий.- Помнишь свой сон? Тот, где ты стоишь на палубе корабля и несешься по морю?
        - Тот сон не сбылся,- ответил Степан.- Сбылся твой: где мы сидим в трюме с ошейниками.
        - Мой уже сбылся, а твой- еще нет,- заявил колдун.- Твой сон и мой сон показали нам будущее. Просто сначала сбылся мой сон, а теперь должен сбыться твой.
        Как оказалось, Лаврентий сумел придумать и план освобождения. Вот уж никогда не ожидал Степан от своего молодого друга такой прыти!
        План они обсуждали вполголоса, и с Ингрид переговаривались через окошко в двери тоже не слишком громко. Все же отдельные обрывки разговоров слышны были в кубрике, так что когда девушка ушла, эстонские рыбаки, обычно сидевшие, сбившись в кучу и молча, тревожно зашептались. Потом Каск, вероятно, уполномоченный говорить от имени всех, вдруг сказал:
        - Нам кажется, вы что-то задумали. Мы кое-что слышали из ваших разговоров с девушкой, и думаем, что это неспроста.
        Поскольку друзья молчали, Каск продолжил.
        - Вы не должны нас бояться,- сказал он.- Мы тоже очень хотим вернуться в свои дома. Наши семьи просто умрут с голоду, если мы не вернемся.
        - Если уже не умерли,- мрачно заметил другой рыбак по имени Лембит, которого все остальные уважительно называли не по имени, а иначе. Вотличие от других своих соотечественников, Лембит был не простым рыбаком, а хозяином большого хутора Хявисте. Так к нему и обращались: хозяин Хявисте.
        - Если мы не ошибаемся,- сказал Каск,- и вы действительно замышляете нечто, то можете на нас рассчитывать. Это мы и хотели вам сказать.
        Втом, что другие стрельцы готовы на все, чтобы освободиться от рабства, друзья не сомневались. Атеперь получили недвусмысленное предложение помощи и от рыбаков. Что ж, кто не стремится к свободе?
        Теперь их было пятнадцать человек: десять стрельцов и пять рыбаков. Впринципе- сила, и появлялась надежда на то, что они сумеют справиться с командой корабля. Пусть команда и многочисленнее, но ведь и люди, сражающиеся за собственную свободу, сражаются один за троих…
        Но как освободиться от цепей?
        - Если вы готовы помочь,- отозвался Лаврентий,- то у вас есть такая возможность. Отдай мне твои четки,- обратился он к Лембиту. Набожный хозяин Хявисте частенько молился, перебирая пальцами металлические шарики четок, нанизанные на черный витой шнурок.
        - Зачем тебе?- удивился Лембит.- Разве у тебя нет своих?
        - Конечно, есть,- отозвался Лаврентий, доставая из кармана кафтана свои четки, состоявшие из ста горошин.- Но наши четки деревянные, а мне нужны металлические. Утебя ведь железные? Обязательно нужно, чтобы они звенели. Дай посмотреть.
        Внаступившей тишине недоумевающий хозяин Хявисте протянул странному русскому свои четки, а тот, взяв, принялся внимательно их разглядывать.
        - Хорошие,- наконец изрек он.- Одна беда- мало бусинок. Утебя их всего тридцать три. Что это за четки, если в них всего тридцать три бусинки?
        - По числу лет земной жизни Иисуса Христа,- сказал Лембит.- Увсех такие четки. Ты- странный человек. Асколько, по-твоему, должно быть?
        Лаврентий даже засмеялся от неожиданности такого детского вопроса. Кто же не знает такой простой вещи?
        - Сто девять,- ответил он, указывая на свои четки.- По числу ступенек.
        - Каких еще ступенек?- не понял Лембит.
        - Ступенек на небо,- терпеливо принялся объяснять Лаврентий.- Ты что, и этого не знаешь? Сземли на небо ведет длинная лестница. Вней сто девять ступенек. Когда человек умирает, душа его поднимается к Богу по этим самым ступенькам.
        - Никогда такого не слышал,- покачал головой Лембит, и за ним другие рыбаки тоже подивились.- Откуда ты это взял? Лестница какая-то…
        - Ну, вы прямо как дети,- пренебрежительно заявил Лаврентий.- Сразу видно, что не православной святой веры. Унас в Поморье каждый помор такое знает с самого детства. Короче, вот что: шариков в твоих четках маловато для меня. Есть ли у вас еще четки? Только железные…
        Нашлись и вторые металлические четки.
        - Ачто ты собираешься с ними делать?- осторожно поинтересовались рыбаки. Но Лаврентий, едва получив четки, сразу же утратил интерес к собеседникам и занялся дальнейшими приготовлениями.
        - Когда сделаю,- увидите,- коротко ответил он.- Это необходимо. Без шариков у меня ничего не получится.
        Между тем Степан уже догадался, что терзает Лаврентия: при пленении он остался без своего мешка с пожитками, а в нем была колдовская шапка. Без шапки с нашитыми бубенчиками никакого общения с потусторонними силами быть не может.
        Игла и нитки нашлись быстро, так что Лаврентий увлеченно занялся изготовлением шапки. Взяв свою- стрелецкую форменную, он решительно отодрал меховую опушку из белки и принялся пришивать соединенные по три вместе железные горошины из эстонских четок.
        Беспокоить его в это время было нельзя: Степан видел, как друг сосредоточенно трудится. Лаврентий склонился над остатками шапки и, пришивая шарики, шевелил губами, наверняка произнося сакральные слова специальных заклинаний.
        Видимо, о чем-то догадывались и все остальные, потому что в кубрике пленников воцарилась тишина.
        Наконец не выдержал Ипат. Долго наблюдая за всем происходящим, он уставился черными угольями глаз на Лаврентия и сказал, как будто выплюнул:
        - Порчу наводить будет, окаянный.
        Однако до настоящей порчи было еще далеко…

* * *
        Свадьбу играли на палубе, при хорошем ветре и раздутых парусах. Словно все в природе благоприятствовало совершающемуся браку, которого так ждал и домогался капитан Хаген.
        Паруса наполнялись свежим ветром, корабль шел вперед, но сейчас это никого не заботило. Только рулевой старался держать курс строго на запад. Команда уже несколько дней обсуждала предстоящую свадьбу своего капитана и готовилась к обещанному веселью.
        Все это время сам Хаген не верил своей удаче. Ингрид сама пришла к нему и сказала, что согласна стать его женой! Поверить в это было невозможно. Невероятно!
        Правда, сначала радость Хагена слегка омрачилась глупым требованием девушки венчаться в церкви. Она хотела, чтобы все было по божескому закону- со священником и звоном колоколов. Вот еще! Что Хагену до какого-то Бога!
        - Неужели ради этих глупостей мы станем приставать к берегу и искать церковь?- возмущенно сказал Хаген.- Забудь об этих глупостях! Твои родители были набожными людьми, я знаю. Они верили в Бога, и что же? Где они теперь? Они умерли, а ты досталась мне.
        Хаген не стал в столь сладостную для него минуту рассказывать девушке о том, что именно он был виновником смерти ее родителей. Зачем об этом говорить? Он сам знает об этом, и ладно.
        Свои взаимоотношения с Богом капитан Хаген урегулировал уже давно- когда еще не был капитаном. Что дал ему Бог? Ничего, кроме тяжелой работы и безрадостной жизни. Зато стоило завладеть волшебным камнем со странным славянским названием Алатырь, как все изменилось.
        Удалось во время долгого плавания при помощи камня уморить насмерть капитана Нордстрема. Удалось подсунуть ему кошку, вселяясь в которую Хагену удавалось высасывать жизненные силы из слабеющего с каждым днем капитана.
        Удалось сломить волю Нордстрема настолько, что он незадолго до своей смерти перестал различать добро и зло. Перестал настолько, что воля его полностью подчинилась злому умыслу Хагена. Исобственной дрожащей рукой бывший капитан и бывший человек подписал завещание, по которому именно Хаген становился его наследником, душеприказчиком и женихом его единственной дочери.
        Мог ли Хаген когда-либо мечтать о таком? Разве Бог помог ему в этом? Да никогда! Зачем же тогда вообще служить этому слабому и ничтожному Богу, если есть на свете силы поважнее?
        - Ты выйдешь за меня замуж на корабле,- твердо заявил он девушке.- Ине мечтай больше о церкви и молитвах! Моя жена не будет христианкой!
        Он хотел добавить о том, что его бог теперь- камень Алатырь. Именем этого камня он и назвал судно, принадлежащее теперь ему- «Sten»- Камень.
        Но ничего этого он не сказал. Хоть Ингрид и станет теперь его женой, она ничего не должна знать о его тайнах. Жена для Хагена- это не подруга, а покоренная рабыня. Кчему с ней откровенничать?
        Ингрид заплакала и в конце концов согласилась справлять свадьбу без венчания. Хагена в какой-то миг даже тронула ее надломленность…
        - Якуплю тебе самое красивое платье,- пообещал он милостиво.- Когда продадим этих проклятых рабов алжирцам, я зайду в ближайший порт, и ты сможешь выбрать себе платье из бархата, как у королевы.
        Он был уже немолодым человеком и по опыту знал, что в любом горе любую женщину утешит перспектива получить красивое платье. Дочь капитана Нордстрема получит его. Но только потом. Потом, когда она уже станет его женой и отдаст ему самое дорогое- свою девственность.
        Да, он войдет в неприступную дочь гордого капитана Нордстрема. Он осквернит ее тело, он завладеет им! Да что там завладеет- он будет безраздельно властвовать над этой молодой женщиной.
        Сейчас они стояли на палубе у грот-мачты рядом- Хаген и его избранница, а вся столпившаяся команда глядела на них. Хаген обнял вздрогнувшую Ингрид за тонкую талию и с чувством злой мести и удовлетворения подумал о том, что Ингрид непременно будет сегодня ночью кричать в его каюте, и вся команда непременно услышит это. Услышит, как дочь капитана Нордстрема ублажает своего супруга и как он властвует над нею…
        Сугощением Хаген особенно расщедриться не мог- на корабле имелось не так уж много продуктов. Но все же на палубу вытащили копченый окорок, закупленный в Нарве, и бочку с мочеными яблоками, взятую там же. Вдолгом плавании, да еще в военное время, да с грузом белых рабов, когда опасно лишний раз приставать к берегу, и такое угощение- роскошь.
        Зато с выпивкой капитан не разочаровал свою команду. Никакого кислого пива! Никакого вина, от которого только пучит живот и тяжесть в желудке. Нет, только виски- горячительный и благородный напиток, который выделывают в своих горах шотландцы.
        Виски- напиток дорогой, потому что его трудно купить. Ввечно неспокойном Шотландском королевстве попробуй еще найди этот виски. Крестьянин, сделавший этот напиток, должен спуститься со своих гор, сберечь виски и дождаться прихода иноземного корабля. Аза это время его могут трижды убить. Сначала завистливые соседи, увидевшие, куда он идет. Потом местный феодал, желающий получить для себя и виски, и вырученные за него деньги. Апотом- разбойники в самом порту, всегда готовые облапошить и ограбить деревенского горца-простофилю.
        Этот бочонок с виски Хаген хранил у себя в каюте для какого-нибудь торжественного случая. Теперь этот случай наступил. Под радостные крики матросов бочонок вскрыли, и капитан с чувством трепетной гордости наблюдал, как тяжелый золотистый напиток льется в подставленные оловянные кружки.
        Что за радости у моряка в плавании? Скудная еда, качка, теснота в матросском кубрике. Только и удовольствия, что дождаться хорошего случая и крепко выпить. Впорту- проще и веселее. Там легче добыть горячительного, а потом можно и побуянить, отвести душу. Это уж не говоря о женщинах, которые в изобилии стягиваются в порт со всей округи.
        Ав открытом море- хуже. Там есть только ты и напиток в твоей кружке. Ты выпьешь его сначала одним махом, вторую порцию- в три приема, а третью будешь растягивать до самого конца. Будешь сидеть на палубе и глядеть перед собой осоловелыми глазами, и перед взглядом твоим будет лишь бескрайняя гладь и простор.
        - За капитана!- кричали матросы.
        - За жену капитана, прекрасную Ингрид! За дочь капитана Нордстрема, ставшую капитаншей Хаген!
        Пленники, сидевшие в трюме и предоставленные в этот вечер самим себе, слышали с палубы беспорядочные вопли и могли только догадываться о том, как веселье нарастало и как постепенно стихало по мере того, как выходили из строя один за другим упившиеся моряки.
        - Еще не пора?- спрашивал Степан у своего друга.- Еще не время?
        Икаждый раз колдун отрицательно качал головой. Он сидел нахохлившись и смежив веки, как бы прислушиваясь к чему-то. Степан знал, что в отличие от него и от других пленников, Лаврентий слушает не крики с палубы, а как бы заглядывает внутрь себя. Спрашивает себя, готов ли, пора ли уже приступать к колдовству, не рано ли…
        Вруках Лаврентия был зажат странный предмет, который утром принесла в фартуке Ингрид. Это была изогнутая деревянная трубка с утолщением на конце, в котором имелась выемка. От предмета исходил отвратительный запах, объяснить который не было никакой возможности.
        - Хаген почти не расстается с этой штукой,- торопливо пояснила девушка, тайком протягивая в окошко диковинный предмет.- Все время жжет там траву и втягивает в себя дым.
        - Но что это?- спросил Степан, повертев предмет в руках и не поняв его назначения.
        - Это трубка,- сказала Ингрид, озираясь, не заметил ли кто ее манипуляций.- Хаген говорит, что трава, которую он жжет и дымом которой дышит, называется табак. Табак растет в Вест-Индии, его привозят оттуда.
        - Табак?- переспросил Степан и показал трубку внимательно наблюдавшим за ним стрельцам, которые смотрели на трубку не отрываясь и лишь недоуменно качали головами.
        - Явидел такое,- вдруг сказал Демид.- ВМоскве один купец из немецкой земли дышал дымом через это отверстие. Вдохнет в себя, задержит в груди, а потом выдохнет. Вонища шла…
        - Вест-Индия,- задумчиво проговорил хозяин Хявисте.- Когда я возил однажды товар в Швецию, там в порту мужики рассказывали об этой земле. Там живут люди с красной кожей. Красные люди…
        ОВест-Индии Степану приходилось слышать в монастыре от старца Алипия. Тот даже показывал на глобусе очертания этой неведомой земли. Объяснял, что лежит она за морями-океанами и на коче туда никогда не доплыть.
        - Богатые земли там,- рассказывал Алипий.- Изолотом и серебром, и много людей из дальних от нас стран плавают туда, чтобы разбогатеть. Только говорят, что богатеют немногие, а все больше погибают в тамошних землях от голода да от болезней. Аболезни там лихие, каких у нас и не знают.
        Впрочем, Лаврентия все это не интересовало- у него имелись свои заботы. Он деловито повертел трубку в руках, поморщился от запаха и только коротко спросил у Ингрид:
        - Это для колдовства?
        По его мнению, дышать дымом неведомой травы- явный признак колдовства. Может быть, это нужно для общения с духами добрыми и бесами злыми?
        Ингрид пожала плечами.
        - Не думаю, что это колдовство,- ответила она.- Хаген сосет дым отсюда, из этой дырочки, но вид при этом у него не такой, как бывает, когда колдуют.
        - Откуда ты знаешь, какой бывает вид, когда колдуют?- усмехнулся с видом знатока Лаврентий.- Впрочем, какая разница? Если с этой штукой капитан не расстается, она мне подходит.
        Но девушка еще не хотела уходить, не получив ответа на главный волновавший ее вопрос.
        - Так я могу теперь быть спокойной?- спросила она у колдуна.- Ты точно справишься? Ато это чудовище смотрит на меня такими глазами, что я боюсь.
        - Не бойся,- утешил ее Лаврентий.- Это у него недолго продлится. Уж я постараюсь.
        Когда крики с палубы стали звучать все реже и стало ясно, что свадебное торжество заканчивается, колдун встал во весь рост, упираясь головой в потолок низкого кубрика.
        - Освободите место,- хрипло сказал он.- Уберите ноги, мне нужно пространство.
        Он надел изготовленную накануне шапку. Сшитые вместе по три и висящие на нитках железные шарики глухо звякали при каждом движении головы. Лаврентий присел и слегка подпрыгнул на полусогнутых ногах- послышался звон.
        Зажав в обеих руках трубку Хагена, колдун начал приплясывать на месте. Цепь, тянущаяся от его ошейника, не давала ему развернуться, но постепенно все тело его пришло в движение.
        Голова тряслась, плечи ходили ходуном, а запрокинутое лицо не выражало ничего. Только из шевелящихся губ доносилось бормотание- складное, непрерывное, словно колдун заговаривал или заклинал что-то. Слов было не разобрать, только иногда Степан слышал названия различных животных- медведя, белки, лисицы, тюленя. Лаврентий обращался к духам предков, воплотившихся в зверей и составляющих тотемы потусторонних покровителей людей…
        Колдун просил помочь ему в его действиях. Судя по всему, духи что-то отвечали, потому что время от времени тело колдуна сотрясалось судорогой, а по застывшему окаменевшему лицу проходила рябь.
        Пляска Лаврентия ускорилась, он подергивался всем телом и явно был уже не в этом мире, а где-то далеко- там, где обитали души умерших предков. Он начал временами вскрикивать тонким, будто не своим голосом. Это было подобно пронзительным возгласам, какие издают при большом удивлении или при встрече с кем-то, кого не ожидал увидеть.
        Пленники сидели молча, завороженно глядя на совершающееся колдовство. Никто из них, кроме Степана, прежде не видел такого, и никто не знал, чем это может закончиться. Соторопью на лицах глядели стрельцы на своего товарища, с которым вместе участвовали в походе, вместе воевали и, казалось бы, знали его уже хорошо. Ивдруг, совершенно неожиданно, этот хорошо известный им человек у них на глазах как по мановению волшебной палочки превратился в колдуна.
        Ав том, что Лаврентий не прикидывается, никто не сомневался.
        Глаза колдуна внезапно широко раскрылись и уставились в низкий потолок кубрика, оставаясь при этом незрячими: Лаврентий остекленело глядел кверху, издавая тонкие возгласы: О! Э-о! А-о-а!
        Трубка капитана Хагена, которую он до этого держал в руках, внезапно вывалилась из его пальцев. Итут случилось самое невероятное, чего никто не ожидал. Лаврентий выронил трубку, но она не упала на пол, а продолжала висеть в воздухе на уровне его пояса. При этом она поворачивалась, будто незримые пальцы продолжают манипулировать ею…
        Сотник Василий торопливо вытащил из-за пазухи образок и, поцеловав его, громко и отчетливо проговорил:
        - Прости, Господи Иисусе Христе, и помилуй меня, грешного.
        Демид охнул и, широко перекрестившись, начал читать «Богородице Дево, радуйся»… Тут же к нему присоединился Фрол, а за ним и все остальные стрельцы.
        «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенная ты в женах и благословен плод чрева Твоего»…
        Степан, тоже впервые увидевший такое чудо, присоединился к товарищам. Они спели молитву, но охвативший их страх не проходил. Лаврентий не слышал их, он в отрешенности продолжал вскрикивать, обращаясь к потустороннему миру и не замечая ничего вокруг себя.
        Неожиданно пляска прекратилась, Лаврентий застыл на месте в том положении, как был: левое плечо опущено, правое, наоборот, поднято. Одна нога отставлена в сторону, а другая замерла в согнутом положении. Колдун будто окаменел весь, целиком, мгновенно превратившись в статую. Он стоял, запрокинув голову, и, казалось, даже дыхание оставило его…
        Было очень страшно увидеть такое превращение живого человека в застывшее изваяние. Но никто не успел испугаться этому. Степан вдруг неожиданно для себя ощутил ужасную усталость, сковавшую все тело и заставляющую глаза сами собой закрываться.
        Может быть, это от нервного напряжения?
        Степан чувствовал, как руки и ноги его, все тело отяжелели, будто налились свинцом. Или он заболел?
        Последним усилием воли он разлепил смыкающиеся глаза и увидел, что все вокруг уже погрузились в сон. Заснули или потеряли сознание- можно было назвать это и так. Кубрик с застывшим посередине неживым колдуном превратился в заколдованное сонное царство. Четырнадцать человек неподвижно лежали на полу с закрытыми глазами, а один стоял в неловкой позе посредине.
        Это не было тревожно: Степан чувствовал, как теплая умиротворяющая волна уносит его далеко от действительности. Далеко-далеко, в дальние страны, за моря-океаны, где нет ни скорби, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная…
        Он шел по улице, каких не видал никогда в жизни. Улица эта была длинная-предлинная, уходящая, казалось, в бесконечность. Дома здесь были двухэтажные, построенные из светлого камня, и очень старые. Будто пыль веков осела на каждом из домов. Кроме того, улица эта была очень узкой, чего Степану тоже не доводилось видеть. Вего родных краях, да и в городах Руси, которые ему доводилось посетить, улицы бывали всегда широкие, вольготные. Ана этой едва ли могли разминуться две повозки.
        Он брел по этой улице, устремленной вверх и в даль, чувствуя, что никогда не придет никуда.
        Но вскоре это закончилось, и волна яркого света залила все вокруг.Может быть, это рай?
        Однако это был не рай. Перед Степаном опять был тот самый остров, который ему приходилось уже видеть один раз. Маленький кусочек земли, а вокруг- бескрайнее синее море.
        Теперь Степану удалось разглядеть это место получше. Остров оказался совсем небольшим. Стоя посередине, можно было видеть, как обрываются берега со всех сторон. Земля под ногами была сухая, выжженная солнцем, растрескавшаяся. На Севере такой земли не бывает даже в самые жаркие дни лета.
        Кое-где пробивалась сухая трава, а по краям островка росли деревья- не слишком много, и были они чахлыми, с опустившимися ветками и засушенными солнцем листьями. Зато посередине острова высилось дерево- могучее, настоящий великан. Ствол в три обхвата толщиной, а сверху множество толстых и тонких веток, образующих густую гигантскую крону, в тени которой оказывалась почти пятая часть всего острова.
        Несмотря на палящее солнце, листья дерева были зелеными, свежими, насыщенными соками земли. Они искрились выступившей влагой, и можно было представить себе благодатную тень, которую давала крона.
        Ау подножия дерева находился камень- тоже огромный. Верхняя часть его выступала из земли на половину человеческого роста, а о величине части, остававшейся в земле, можно было только догадываться. Светлая глыба камня была полупрозрачной, словно вылепленной из смолы или из меда, а внутри пересекалась прожилками совсем белого цвета. Можно было часами любоваться затейливыми фантастическими рисунками и сплетениями прожилок этого камня.
        Догадка о том, что перед ним именно он- таинственный Бел-Горюч камень Алатырь, как и в первый раз, пришла к Степану сама собой. Он глядел на камень и не думал, не размышлял и не оценивал: он просто с самого начала знал о том, что находится перед ним.
        Знал он и о дереве, высящемся посредине острова. Он знал о нем всегда, по крайней мере, очень давно. Знал о его существовании с тех самых пор, как в детстве учился читать, и впервые под руководством дьячка по складам прочитал дивные и выжимающие слезу слова про «древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; илистья дерева- для исцеления народов».
        Потом читал об этом чудесном дереве еще не раз, когда под руководством старца Алипия изучал в монастыре Откровение Иоанна Богослова.
        Итеперь вот оно, прямо перед ним. Древо жизни- светлая мечта каждого человека!
        Он не видел еще плодов этого дерева, не знал, какие они и как выглядят, но знал, что они есть и будут вовек.
        Сквозь широкую и густую крону пробивались лучи солнца и падали на камень Алатырь. Втех местах, куда падали солнечные лучи, камень искрился мириадами огоньков, блесток, словно бы встречно отдавая солнечному теплу и свету свое сокровенное внутреннее свечение.
        На камне же сидела девушка- та самая, которая была в первом сне, но теперь Степану удалось внимательно ее рассмотреть. Одета она была в длинную белую рубашку, по вороту и по краю рукавов расшитую жемчугом, а на голове ее высился кокошник из белого шелка. Низко надвинутое на лоб очелье было разукрашено бисером и таким же жемчугом, как ворот и рукава рубашки, а спадающие на лоб и на шею поднизи различной длины сделаны были из серебряных бусинок…
        «Будто боярыня!- промелькнуло в голове у Степана, и тотчас же он в смятении поправил себя:- Да что там боярыня- царица!»
        Но чья царица? Где ее царство?
        Она улыбалась Степану, а затем поднялась с камня и сделала несколько шагов вперед. Оказавшись от Степана на расстоянии вытянутой руки, девушка улыбнулась еще приветливее и, явно прочитав его мысли, сказала:
        - Ине царица я вовсе, а царевна.
        - Где мы?- разлепляя запекшиеся губы, спросил Степан.- Где царство твое, царевна?
        - На море-океане, на острове Буяне,- пропела девушка мелодичным голосом, и слова ее сладостным звоном отозвались в ушах помора.- Вот и ты заглянул ко мне, добрый молодец. Ну, здравствуй, Степан Кольцо! Вот мы и свиделись.
        Исходившая от девушки приветливость заворожила Степана. Давно ему уже не было так хорошо, так покойно и мирно на душе, как с этой ласковой красавицей.
        - Да как звать тебя?- услышал он собственный вопрос и подивился своей дерзости: разве можно у незнакомой девушки спрашивать имя? Имя ведь- тайна человека…
        - Марией меня зовут,- ответила она, нимало не смутившись.
        - Здравствуй, царевна Мария,- почтительно сказал Степан и поклонился в пояс.
        - Буду ждать тебя, добрый молодец Степан Кольцо,- пропела царевна в ответ и, вдруг вскинув руки и взметнув широкими рукавами, обхватила Степана за шею. Обняв его, замершего и оцепеневшего, она приблизила свое лицо к его лицу и строго произнесла:
        - Только заклинаю тебя- храни мне верность. Будешь хранить- будет тебе удача и счастье во всем. Ане сохранишь- откажет тебе Бел-Горюч камень Алатырь в своей помощи. Не видать тебе родных краев никогда, и умереть тебе будет суждено в чужой земле.
        - Да как же прийти мне к тебе?- спросил Степан, глядя в белизну кожи и на пунцовую яркость губ царевны Марии.- Где твой остров Буян?
        - Ищи,- засмеялась она, снова сверкнув белоснежными зубами.- Будешь искать- найдешь. Много морей проплывешь, многие края исходишь по пути. Но если сохранишь мне верность- придешь сюда.
        Она чуть отстранила свое лицо и, внимательно посмотрев в глаза Степану, произнесла:
        - Теперь пора тебе, капитан. Время тебя не ждет, а я буду ждать тебя.
        Сэтими словами она внезапно прильнула губами к губам Степана. Будто лепестки розы распахнулись перед помором, и дохнуло на него сладостным девичьим ароматом. Просунув язычок поглубже в рот Степану, царевна Мария стала нежно водить им там, во влажной глубине, от чего захватило дух…
        Гибкое и жаркое тело ее прижалось к Степану, заставляя его трепетать в истоме и горячем томлении.
        - Атеперь пора тебе, пора,- застонала девушка, чуть отстраняясь.- Судьба тебя ждет, пора!

* * *
        - Пора, пора!- тряс Степана за плечо Лаврентий.- Просыпайся, теперь время не ждет!
        Втесном кубрике было необычно светло. Всегда здесь стоял мрак, лишь слегка в дневное время разгоняемый светом из открытого окошка в коридор, а теперь горела сальная свеча, просунутая сюда Ингрид.
        Пламя свечи колыхалось, блики и тени бежали по обшитым досками стенам. Сама Ингрид, просунув в окошко голову, смотрела на них.
        Пленники, разбуженные звуками, один за другим просыпались после накатившего на них сна.
        Вруке Ингрид был зажат большой железный ключ, которым отпирались замки на ошейниках. Лицо ее было невероятно бледным от волнения, губы дрожали. Красивый шелковый чепец, бывший на ней во время свадьбы, был теперь закинут на спину и держался только на ленте, завязанной под подбородком. Растрепанные волосы рассыпались по плечам.
        - Скорее,- повторяла она, не в силах остановиться.- Скорее! Скорее!
        Она повторяла это, и слышно было, как от волнения стучат у нее зубы…
        Взгляды всех пленников были теперь прикованы к ключу. Этот ключ означал для них свободу. По крайней мере, свободу от унизительной цепи на шее и возможность хотя бы погибнуть свободным человеком…
        Видимо, сон, в который пленники были погружены колдовством Лаврентия, для всех пленников был разным, и разные видения посетили их, но все были потрясены произошедшим и потому не сразу приходили в себя. Люди ворочались на полу, кряхтели и силились понять, что происходит.
        Авремени на это, как видно, не было.
        - Скорее,- как заведенная, повторяла Ингрид, обводя пронзительным испуганным взглядом копошащихся в кубрике людей. Ей было страшно. Рискуя жизнью, она добыла этот ключ, и теперь обратного пути у нее не было. Она сделала это, чтобы освободить вот этих людей, но что, если они сейчас окажутся неспособными освободить себя?
        - Давай сюда,- хрипло приказал Ипат, вставая на ноги и протягивая руку к оконцу.- Подай сюда ключ!
        Он первым сообразил, что нужно делать.
        Но Лаврентий, сидевший возле самой двери, опередил его. Он схватил из руки девушки тяжелый ключ и тотчас принялся отмыкать замок на цепи у Степана. Ключ проворачивался тяжело, с лязгом, но сохранять тишину было уже поздно.
        Стащив с себя ошейник, Степан тотчас принялся за ошейник Лаврентия. Затем пришла очередь других…
        Едва освободившись, Степан вдруг вспомнил о том, что проспал самое важное, и теперь не знает, что же произошло на свадьбе.
        - Они все спят,- сказала Ингрид торопливым шепотом,- но могут проснуться в любое время. Только рулевой остался на вахте, и несколько человек сидят на носу. Когда я пробегала сюда, они еще пили.
        - Акапитан Хаген?
        - Не знаю,- голос девушки задрожал.- Он был в ужасной ярости. Даже в отчаянии чуть не убил меня. Апотом свалился как мертвый. Наверное, он сейчас лежит у себя в каюте.
        - Как тебе удалось достать ключ?
        На самом деле это был самый главный вопрос. Странно, что Степан вспомнил о нем лишь сейчас…
        - Просто сняла с пояса,- сказала Ингрид.- Это было проще всего. Хаген так обезумел, что уже ни на что не обращал внимания.
        - От чего он обезумел?- спросил Степан, но Лаврентий тотчас толкнул его локтем в бок.
        - Аты как думаешь?- сказал он.- Если бы с тобой такое же случилось на свадьбе, ты бы тоже был не в себе. Яже говорил, что сумею сделать это.
        Лаврентий лукаво подмигнул. Похоже, он гордился своими способностями, умение не подвело колдуна…
        - Где хранится оружие?- спросил Степан у девушки, но та лишь покачала головой.
        - Все оружие хранится в каюте у капитана,- ответила она.- Умоего отца тоже так было. Капитан не может доверить оружие никому из своей команды. Это значит- лишиться судна.
        Ничего не оставалось делать, как рискнуть.
        - На палубу,- скомандовал Степан, когда спустя короткое время последний из пленников был освобожден от цепи.- Двигаемся тихо, чтоб не спугнуть.
        Он отлично осознавал опасность. Строго говоря, опасности только начинались. Пусть моряки пьяны, как черти. Пусть капитан Хаген пьян сильнее всех. Но моряков в любом случае больше, чем пленников: двадцать семь против пятнадцати. Ихотя оружие заперто в сундуке у капитана, каждый моряк имеет личное оружие- нож, кортик или топор. Если они вовремя проснутся, сладить с ними голыми руками будет трудновато.
        Он распахнул дверь в узкий коридор и оглянулся на остальных. Теперь все пленники были уже на ногах и выжидающе смотрели на него. Людей мало освободить от цепей- нужно вдохнуть в них волю к свободе и дать надежду на успех.
        Кроме того, за время, проведенное в кубрике среди пленников, Степан успел убедиться в том, что далеко не все люди ценят свободу так же, как он. Если человек с детства кланялся и рабски гнул спину перед всяким начальством и так же делали его родители, то он попросту не нуждается в свободе. Рабство для него гораздо привычнее, и миска баланды от хозяина куда важнее собственного достоинства…
        - Что будем делать?- неожиданно раздался голос Агафона.- Куда идти?
        - Найдем моряков и перебьем всех до единого,- твердо сказал Степан.- Начнем с капитана, а затем дойдет черед до остальных. Всем понятно?
        - Сражаться-то как?- спросил Демид.- Голыми руками, что ли?
        - Вот именно,- отрезал Степан.- Захочешь вернуться домой из рабства- задушишь голыми руками. Аесли не справишься- значит, не очень хотел.
        - Капитан- мой,- вдруг громко сказал Василий. Он двинул плечом и протиснулся вперед, отодвинув в сторону рыбаков, загородивших проход.- Слышите?- повторил он.- Капитана я убью сам. Не знаешь, как убивать голыми руками?- грозно повернулся он к Демиду.- Ая знаю.
        Вэту минуту Василий выглядел страшно: всклокоченный, с горящими глазами, он был действительно готов на все. Все последнее время, после насилия, учиненного над ним Хагеном, сотник просидел молча, ни с кем из узников не вступая в разговоры. Он даже не отвечал, когда к нему обращались.
        Благодаря заступничеству Степана Ипат с Агафоном не смели больше лезть к нему, но Василий и не обращал на них внимания. Казалось, он был погружен в себя и мучительно переживал то, что с ним произошло. Теперь же он воспрянул духом и вновь предстал настоящим воином, каким был всегда.
        Он посмотрел в глаза Степану, и тот понял: да, в эту минуту сотник Василий- единственный человек, на неукротимую ярость которого точно можно рассчитывать до конца.
        - Идем?- спросил он.
        - Идем,- ответил Василий.
        Вкоридоре никого не было. Гуськом, по одному, пленники поднялись по узкой лестнице на палубу. Было раннее утро, но уже светало. Блеклые звезды еще сияли на ночном небе, но вот-вот должна была начаться заря.
        Степан глотнул полной грудью свежего морского воздуха, и у него закружилась голова. Как давно уже он не дышал воздухом моря!
        Ветер немного стих, и паруса слегка обвисли на реях. Корабль двигался вперед, колеблемый мелкой волной. Соленые брызги иногда долетали до палубы.
        Окинув палубу взглядом, Степан мгновенно оценил обстановку. Сейчас ему впервые довелось осмотреть корабль более или менее внимательно, без подталкивания в спину.
        Ну да, все правильно, как он и заметил в самом начале: четыре пушки по левому борту и четыре пушки- по правому. Еще одна, укрепленная на какой-то странной подставке,- ближе к корме, возле бизань-мачты. Сама корма поднята из-за построенной на ней каюты капитана.
        Палуба загромождена ящиками, сложенными штабелем прямо посередине- между фок-мачтой и грот-мачтой- и прикрепленными к рангоуту такелажем. На поморских кочах так никогда не делали- палуба оставалась свободной, но тут уже Степану осталось только пожать плечами…
        Сноса слышались голоса матросов.
        Что ж, пора начинать!
        Четверо моряков сидели на самом носу корабля, привалившись к фальшборту. Несмотря на прохладный ветерок, они не замерзли: в руках у каждого было по большой кружке, прикладываясь к которым они тянули янтарную жидкость- бочонок с виски оказался вместительным.
        Из-за штабеля ящиков палуба корабля не просматривалась с носа до кормы, так что вылезших из трюма пленников моряки заметили не сразу. Степан обогнул грот-мачту и осторожно, стараясь не запнуться о растянутые веревки такелажа, приблизился к носу корабля. Взатылок ему прерывисто дышал Василий Прончищев, а чуть дальше палубные доски поскрипывали под шагами грузного хозяина Хявисте…
        Когда их взгляды внезапно встретились, раздумывать было нельзя: Степан бросился вперед на первого моряка, уже поднимавшегося на ноги ему навстречу.
        Они сцепились, и больше уж Степан не видел ничего вокруг себя. Моряк оказался гораздо выше его ростом- долговязый и жилистый. Он был пьян, но не настолько, чтобы его можно было легко одолеть пленнику, успевшему ослабеть от недокорма и долгого сидения в душном и темном кубрике.
        Сначала Степан нанес ему удар кулаком в лицо- излюбленный и самый надежный прием в рукопашном бою. Если попасть в нос, это может сильно ошеломить противника.
        Но не тут-то было: моряк увернулся, отклонив голову в сторону, и сам ударил Степана. Кулак пришелся в висок, отчего помор едва устоял на ногах. Ачтоб стоять тверже, он схватил шведа за грудки и принялся сдавливать его.
        Вголове сильно шумело от полученного удара, но теперь кулаков врага можно было не бояться- они стояли на палубе, тесно прижавшись друг к другу, и пространства для размаха не было. Правда, моряк тыкал Степана кулаками в бока, но на это можно было не обращать внимания.
        Другое дело, что действовать нужно было быстро: все четверо моряков дико закричали, едва завидев на палубе освободившихся пленников. Их крики разнеслись по всему кораблю, а это значило, что их слышали все остальные.
        Пятнадцать безоружных людей, решивших сразиться с двадцатью семью вооруженными людьми, могли рассчитывать только на внезапность. Асколько может длиться внезапность? До первого крика тревоги.
        Теперь этот крик уже прозвучал, и можно было не сомневаться- через минуту палуба заполнится вооруженными моряками, и тогда уж надежды наверняка не останется.
        Чувствуя, что сил в руках не хватает и что сдавить шведа по-настоящему не удается, Степан подпрыгнул и ударил врага головой в подбородок. Лязгнули зубы, и швед откинул голову назад. Втот же миг он сумел стряхнуть с себя Степана, освободиться от его захвата. Своей длинной рукой он тут же описал полукруг, удар его кулака пришелся помору прямо в грудь. От этого удара у Степана захолонуло сердце, и в этот раз он не устоял на ногах- полетел на палубу. Ударившись плечом о край фальшборта, упал на колени.
        «Все!- промелькнуло в мутившейся голове.- Это конец. Теперь это точно конец».
        Вэтот момент перед его глазами внезапно возник нож. Этот длинный и широкий нож моряка валялся на палубе прямо перед ним. Видимо, моряки пользовались им, сидя с выпивкой и закуской, а когда началась схватка, просто позабыли о нем.
        Но в этом ноже было спасение!
        Схватившись за рукоятку, Степан ощутил тяжесть металла. Вот оно- оружие, у него, в зажатом кулаке!
        Вскочив на ноги, помор бросился вперед. Сейчас он уже не заботился ни о чем, лишь бы достать врага. Хоть как, хоть куда, но ударить. Пусть не убить, но хотя бы ранить, чтобы если суждено сейчас бесславно погибнуть, то хотя бы не совсем зря, а с честью- пролив кровь противника.
        Впрочем, ни о чем таком думать времени не было: он весь превратился в один стремительный бросок…
        Наверное, швед действительно забыл о ноже и сейчас в предрассветной полумгле не заметил, как холодно сверкнула сталь в руке у русского пленника. Он стоял, широко расставив ноги и готовясь нанести пленнику решительный удар. Степан прыгнул на него, нагнув голову, и ударил ножом в живот сбоку. Лезвие беззвучно ушло в человеческую плоть, и послышался сдавленный стон.
        Почувствовав, что эта рана не принесет победы и не убьет врага, помор выдернул нож и ударил снова- на этот раз выше, под ключицу. Бил он, не разбирая, а лишь стараясь нанести побольше ран, чтобы хоть одна из них оказалась смертельной.
        Почему-то в этот миг Степан вспомнил соседку Матрену, жившую в соседнем доме. Была она вдовой и помощи по хозяйству не имела. Будучи мальчишкой, Степан однажды видел, как Матрена забивала свинью. Хряк был не слишком здоровый, но и с таким женщине справиться нелегко. Матрена, вооружившись ножом, наносила хряку удар за ударом. Тот истекал кровью, визжал на все село, но хозяйка не останавливалась. Ей нужно было убить хряка, и хоть делать она этого не умела, но и бросать не собиралась.
        «Заколю, как свинью,- пронеслось у Степана сейчас в мозгу.- Истыкаю его ножом, как Матрена хряка, пока не издохнет!»
        После второго удара швед пошатнулся и застонал громче. Из раны в ключице хлестала кровь и заливала кожаную куртку, подбитую сукном. Он наносил ответные удары кулаками, и они достигали Степана, но боли тот уже не чувствовал.
        «Заколю, как свинью!»- повторял он про себя, и эта дикая мысль наполняла его радостью.
        - Заколю!
        Третий удар пришелся в левую сторону груди и, наконец, достиг желаемого результата. Лезвие с хрустом пробило грудную клетку и вошло в сердце. Человек- не животное, и когда у него останавливается сердце, он умирает сразу.
        Длинные ноги шведа подкосились, напряженные до этого плечи обмякли, и он мешком рухнул на палубу. Из-под распахнувшейся куртки видна была рубаха из плотной материи синего цвета, на поясе- широкий кожаный ремень. Длинные полуседые волосы пепельного цвета рассыпались по грязным доскам палубы, а клинообразная бородка торчала кверху.
        Это был первый человек, убитый Степаном за всю его жизнь, и, осознавая это, он невольно задержал на нем внимание. Вот как выглядел убитый им человек!
        Во время войны, будучи стрельцом, он участвовал в сражениях. Стрелял из пищали, рубился бердышом, но в пылу боя, в густом пороховом дыму, и среди сутолоки, всеобщей сумятицы и криков никогда не мог точно сказать, стал кто-то его жертвой или нет.
        Теперь что-то подсказывало помору, что убивать придется еще не раз, и жертв на его пути встретится много: вольных и невольных, но этот первый убитый человек запомнится ему навсегда. Как девушке навсегда запоминается первый мужчина, овладевший ею и лишивший невинности, так мужчина запоминает первого убитого им человека.
        Пошатываясь от полученного удара в висок и еще не успев прийти в себя, Степан наконец оглянулся вокруг.Первое, что мелькнуло перед глазами, было залитое кровью лицо Лембита Хявисте, который как раз в этот миг перебрасывал брыкающегося моряка через фальшборт. Тот дергал ногами и вопил, но совладать с громадной, будто налитой фигурой рыбака не мог.Мгновение- и он оказался в море.
        Демид же, стоя на коленях и вцепившись мертвой хваткой в горло своего противника, душил его. Тот бил стрельца кулаками по голове справа и слева, но Демид не обращал на это внимания…
        Асотника Василия уже не было рядом. Вырвав из рук врага тяжелую оловянную кружку, он разбил ему голову, и теперь тот корчился, привалившись к фальшборту. Руки и ноги его подергивались, а глаза были бессмысленными. Василий уже оставил его, метнувшись назад по палубе, где назревала главная схватка.
        Палуба корабля оказалась разделенной пополам по линии грот-мачты. Выбравшиеся на палубу моряки толпились ближе к корме и каюте своего капитана, а восставшие пленники оказались хозяевами на передней, носовой части.
        Моряки были вооружены, хотя и кто чем. Умногих в руках были длинные кортики, у некоторых- топоры, которых на корабле имелось в изобилии. Огнестрельного оружия ни у кого не было видно: недаром капитан Хаген держал его запертым в своей каюте.
        Самого Хагена на палубе тоже не было. Моряками руководил злейший враг Степана- моряк по имени Стиг, которому помор выбил зубы. Этот человек с саблей в руке стоял впереди своих товарищей, как бы примериваясь, на кого из бунтовщиков обрушить свое оружие.
        Сабля куда грознее кортика или топора. Кортик, как всякий нож, слишком короткий. Он хорош для ближнего боя, но с ним трудно приблизиться к противнику. Топор же, хоть и рубит наверняка, все же тяжеловат. Попробуй, поразмахивай топором, зажатым в одной руке…
        Асабля- это длинная заостренная полоса металла. Она легкая, почти как кортик, а рубящие удары ее смертельны, как у топора. Из холодного оружия сабля, пожалуй, грознее всего.
        На палубе корабля в предрассветном сумраке столпились две группы людей, смертельно боявшихся и ненавидящих друг друга. Но по опыту Степан знал, что исход любого боя решают несколько человек, которые действительно готовы на все и ничего не боятся.
        Влюбой армии, в любом отряде большинство бойцов- это инертная масса. Люди, совсем не готовые умирать. Они могут размахивать оружием и голосить воинственно, но каждый из них внимательно смотрит на соседей, на то, что происходит вокруг.Если почувствуют, что смельчаки с их стороны побеждают,- присоединятся, проявят мужество и станут победителями. Аувидят реальную опасность- сдадутся или побегут. Перелом этот случается за несколько мгновений и зависит от поведения горстки настоящих воинов- тех, кто действительно пришел убивать и умирать.
        Стиг с саблей в руке буквально подпрыгивал на месте. Ему не терпелось вступить в схватку. Его отекшее от выпитого виски лицо было багровым, а маленькие глазки глядели с ненавистью на восставших пленников, выискивая среди них первого, кого он убьет. Азатем пойдет крушить и крушить смертоносной саблей по головам проклятых рабов!
        «Пожалуй, он будет моим,- решил про себя Степан, метнувшийся к грот-мачте, оттесняя в сторону остальных толпящихся соратников.- Явыбил ему зубы, и я же довершу начатое!»
        Отом, что Стиг вооружен саблей, а у него в руке лишь короткий нож, помор в ту секунду вовсе не задумался. Ослепленный пролитой уже кровью, он был готов ко всему. Весь мир в то мгновение сошелся для Степана в одной точке- между ненавистных маленьких глаз шведского моряка.
        Но он не успел броситься вперед: стоявший рядом Ипат опередил его. Вруках у него был пустой бочонок из-под шотландского виски, выпитого моряками- деревянный, аккуратно обхваченный двумя железными ободами.
        - Убью!- взревел Ипат и, выпучив налитые кровью глаза, высоко взметнул бочонок над собой. Бросок оказался страшной силы: чего-чего, а этого, как и звериной ярости, Ипату было не занимать. Копившиеся в нем гнев и бессилие узника обратились сейчас в несокрушимую мощь. Бочонок, брошенный с высоты вскинутых рук московского стрельца, обрушился на головы шведских моряков.
        ВСтига он не попал, но, ударив в толпу, повалил двоих, и остальные невольно отшатнулись. Вто же мгновение выскочивший откуда-то сбоку Агафон врезался в противников, держа наперевес длинный багор. Багор имел железный крюк, укрепленный на толстой деревянной палке.
        Ударив одного из моряков этим железным крюком, отчего тот упал, Агафон ловко перехватил багор и зацепил им второго противника за шею. Рванув его на себя, он швырнул шведа на палубу. Упав вниз, тот наткнулся лицом на удар Агафонова сапога…
        Нападение было удачным- толпа попятилась. Только не растерявшийся Стиг своей саблей тотчас рубанул по багру. Деревянная палка хрустнула и переломилась. Вруках у Агафона остался лишь обломанный конец.
        Но остановить Ипата с Агафоном было уже невозможно: ярость застила им глаза. Ктому же оба упавших моряка выронили свои топоры, тотчас оказавшиеся в руках осатаневших стрельцов.
        Пока Степан кинулся на Стига, стараясь одновременно уклониться от сабельного удара и ткнуть врага ножом хотя бы в бок, Ипат с Агафоном, размахивая обретенными топорами, врубились в толпу шведов. Акогда к ним присоединилась гигантская фигура Лембита, противник дрогнул.
        Отмахиваясь от наступавших своим оружием, шведы отступили к бизань-мачте. Многие были уже в крови, их глаза безумно шарили по кораблю в поисках спасения. Куда деваться им было от этой озверевшей толпы людей, которых они еще несколько минут назад считали своими узниками, надежно запертыми и сидящими на цепи?
        Где обрести спасение? Кругом слышался плеск волн, бьющих о борт, и простирающееся со всех сторон море было бескрайне…
        Со всех сторон слышался лязг металла- это кортики сталкивались с топорами, и сабли- с ножами. Многие бывшие пленники были теперь уже вооружены тем, что удалось отбить у врага, или тем, что случайно попалось под руку. Пример Ипата с бочонком и Агафона с багром вдохновил многих. Оказалось, что сражаться можно не только оружием, но всем остальным. АДемида, казалось, вдохновили слова, сказанные ему перед схваткой Степаном- он уверовал в силу своих рук и даже не заботился об оружии. Одного шведа он уже задушил и, стоя теперь на полусогнутых, широко расставленных ногах посреди палубы, старался поймать глазами следующую жертву, чьи позвонки треснут под его пальцами. Очень уж хотелось Демиду вернуться к семье и приласкать молодую жену и трех маленьких детей…
        Стиг узнал в сражавшемся с ним человеке Степана, и в глазах его мелькнуло торжество. Ну вот, решил он, моя месть будет скорой. Даже скорее, чем я предполагал- московский стрелец сам идет на меня!
        Степану предстояло своей жизнью заплатить за выбитые зубы!
        Биться ножом против сабли- гибельное дело. Это- почти верная смерть, и оба они- швед и помор прекрасно знали об этом. От нескольких ударов Степану удалось уклониться, но долго такое продолжаться не могло. Каждый следующий удар сабли мог стать смертельным.
        «Ладно,- подумал Степан, увернувшись в очередной раз и упав на одно колено,- пусть я умру. Видно, к этому идет дело. Зато умру в бою и свободным человеком».
        Умереть от руки Стига не казалось Степану позорным. Он видел, что перед ним- настоящий зверюга- подлый и опасный. Погибнуть в бою с таким- это все же гораздо почетнее, чем в роли галерного раба быть забитым насмерть каким-нибудь заморышем…
        Вэтот момент произошло невероятное: что-то помешало шведу нанести последний решительный удар. Степан уже стоял на одном колене, и ничего не стоило теперь попросту снести ему голову, но Стиг медлил. Оказалось, что это Лаврентий вступил в схватку.
        До этого Степан в пылу боя потерял друга из виду и даже не помнил о нем. Теперь же он вдруг увидел его: безоружный Лаврентий подскочил сбоку к Стигу и, обхватив его руку с саблей своими двумя, повис на ней.
        Лаврентий сгруппировался и даже подтянул ноги к груди, как бы свернувшись клубком. Все свое внимание, все свои силы он сосредоточил на том, чтобы обездвижить руку врага, державшую саблю. Сам Лаврентий ничего не делал- он просто повис на этой руке, давая Степану возможность встать на ноги.
        Если бы у Стига имелся нож или еще какое-то другое оружие, кроме сабли, он решил бы эту проблему очень легко- просто рубанул бы повисшее на нем тело русского пленника и убил бы его. Но ничего, кроме сабли, у Стига не имелось. Он мог только пытаться сбросить с себя Лаврентия, однако драгоценные мгновения уходили для него напрасно…
        Вскочивший на ноги Степан бросился вперед, теперь преграды перед ним не было. Целью его было горло шведа- именно туда устремил он острие своего ножа. Еще миг- и он прикончит своего противника.
        Но на палубе было уже слишком много крови. Рубленые и колотые раны образовали потеки и маленькие лужицы, в одной из которых нога Степана поскользнулась. Он все же нанес свой удар, но не рассчитал, и нож вспорол кожу на щеке Стига. Рана вышла почти такой же, как получил сотник Василий в своей последней битве у Наровы.
        Втот же миг Лаврентий поднатужился и сломал шведу руку. Стиг дико закричал и выронил саблю. Степан, метнувшись вниз, схватил ее. Ощутив в руке тяжесть настоящего полноценного оружия, помор впервые с начала схватки внезапно подумал, что удача может повернуться к ним лицом. Как ни странно, но он до сих пор еще жив, и, судя по крикам и стонам вокруг, по звону оружия, многие его товарищи тоже живы и сражаются.
        Неужели мечта о свободе осуществится?
        Ссаблей в руке он повернулся к вопящему от боли Стигу. Со сломанной рукой и огромной раной в щеке, из которой хлестала кровь, швед был уже совершенно не опасен. Ивсе же его следовало убить. Или не следовало?
        Один миг размышлял Степан над этим вопросом, но этого времени хватило, чтобы жизнь моряка оказалась спасена. Раздался грохот, и палубу заволокло пороховым дымом. Маленькое окошко в каюте Хагена, выходящее на палубу, было открыто, и из него торчало дуло мушкета. Как выяснилось, капитан проснулся от шума и криков, но не выскочил на палубу, а сообразив, в чем дело, принялся заряжать хранящиеся у него мушкеты. Во время кровавой свалки на палубе все забыли о Хагене, и напрасно- теперь он был во всеоружии.
        Вкого именно целился капитан, было неизвестно, но один из эстонских рыбаков лежал на палубе мертвым. Выпущенный с близкого расстояния крупный мушкетный заряд попал ему в голову, и ее разнесло в куски. Кровавые ошметки теперь валялись под ногами оцепеневших бойцов.
        Такого поворота событий ожидали, но только не сейчас, не в эту минуту, когда казалось, что победа уже одержана. Немыслимая победа. Победа, о которой можно было только грезить, внезапно оказалась почти достижимой. Однако выстрел из капитанской каюты показал, что не все так просто…
        Тем более что выстрел был не один. Отсидевшись во время схватки, Хаген успел зарядить несколько мушкетов, и теперь стал хозяином положения. За первым выстрелом почти немедленно последовал второй. Пуля просвистела мимо головы Степана, и сзади него вскрикнул один из стрельцов- заряд угодил ему в грудь.
        Получив неожиданную поддержку и ободренные этим, моряки тотчас начали группироваться возле капитанской каюты. Лица их повеселели, на них больше не было видно растерянности. До этого они сражались, не очень-то понимая, что происходит. После веселой свадьбы, с сильного похмелья они были разбужены криками, а когда поспешно выскочили на палубу, там уже были освобожденные пленники. Где капитан? Что происходит?
        Испуганными моряками никто не командовал, и поэтому сражались они по-разному. Атеперь, с появлением Хагена, да еще вооруженного огнестрельным оружием, все стало куда понятнее.
        Правда, решающий момент в самом начале, когда бунт пленников можно было подавить в зародыше, оказался упущен. Вырвавшиеся на свободу люди теперь были вооружены- у многих в руках имелись топоры и кортики, отнятые у раненых и убитых. Ктому же по большей части это были стрельцы- профессиональные солдаты, умеющие сражаться куда лучше, чем обычные моряки.
        Собравшиеся вокруг капитанской каюты, пришли в себя. Теперь они слегка успокоились, видя, что находятся под защитой мушкетов Хагена, но заодно и увидели, сколько их осталось. Из двадцати семи человек команды вокруг каюты стояло лишь восемнадцать, а девять человек остались лежать на палубе в лужах крови. Не все они были мертвы, но в бой уже не годились.
        Что же касается только что освободившихся пленников, то им пришлось рассыпаться по палубе корабля в поисках защиты от выстрелов. Кто-то спрятался за ящиками, нагроможденными прямо посередине палубы, кто-то- за лафетами пушек, кто-то- за толстыми мачтами и мотками канатов.
        Степан, укрывшийся возле фальшборта за каким-то бочонком, с чувством отчаяния смотрел на окошко каюты, из которого торчало мушкетное дуло. Хаген медленно поворачивал его из стороны в сторону, ища очередную жертву. Он больше не стрелял, но было очевидно: первый же, кто высунется из своего укрытия, будет убит.
        Сложилась ситуация, безвыходная для обеих сторон. Трюм корабля и передняя часть палубы находились в руках восставших и уже частично вооруженных людей. Но корма и капитанская каюта остались в распоряжении хозяев судна. Ав том, что каюта Хагена набита огнестрельным оружием, сомневаться не приходилось.
        Начинался рассвет. Красный диск солнца выкатился над поверхностью моря, и сразу стало светло. Небо было затянуто легкими облаками, и поэтому солнечный свет казался неярким, делавшим утро наступающего дня белесым и блеклым. Только сейчас Степан заметил, что на палубе зверски холодно: усилился ветер, море было покрыто белыми барашками волн. Сейчас уже кораблем никто не управлял- рулевой сбежал, и колесо управления медленно поворачивалось из стороны в сторону само по себе…
        Нужно было брать дальнейшую инициативу на себя.
        - Хаген!- закричал Степан.- Сдавайся! Ты не можешь всю жизнь просидеть в каюте. Корабль- наш. Если ты и твои люди сдадитесь и сложите оружие, мы вас не тронем.
        Капитан молчал. Потом он что-то негромко сказал. Истолпившаяся возле каюты команда захохотала. Видимо, Хаген хотел ободрить своих моряков, и это ему удалось.
        - Ты будешь отвечать?- снова крикнул Степан.- Если не сдашься, мы снова пойдем в атаку. Амы- лучшие бойцы, чем вы. Зачем зря погибать?
        Хаген снова не ответил. То ли не считал для себя достойным вести переговоры с собственными рабами, то ли надеялся на волшебный камень у себя в кармане.
        Итут все вдруг услышали голос Лаврентия. Колдун спрятался где-то за ящиками, и голос его раздавался оттуда.
        - Слушай меня, Хаген!- прокричал он.- Стобой сегодня ночью случилась беда. Ты это заметил или был слишком пьян? Твоя свадьба не состоялась. Яверно говорю?
        Поскольку капитан снова не ответил, Лаврентий продолжил.
        - Это сделал я!- крикнул он.- Ты ведь понимаешь, что это не было случайностью? Ты понимаешь! Рассказать твоей команде о том, что произошло с тобой сегодня ночью?
        - Нет!- раздался громкий голос из окошка капитанской каюты.
        - Ладно!- крикнул Лаврентий.- Но помни, что это сделал я. Яналожил на тебя заклятие, и ты не избавишься от него, пока я не сниму свое заклятие. Аесли я погибну, то вообще некому будет его снимать.
        - Ясдеру с тебя шкуру живьем, и ты снимешь свое заклятие!- грозно проревел Хаген из своего окошка.- Апотом я повешу тебя сушиться на рее, и пока ты будешь висеть там, стану посыпать тебя солью.
        - Ну, для этого тебе нужно победить нас, Хаген, и поймать меня,- отозвался колдун.- Ты уверен, что это получится?
        Степан решил вступить в переговоры вновь. Лаврентию удалось главное- он смутил и испугал капитана, заставил его говорить.
        Конечно, это можно было понять. Вночь своей долгожданной свадьбы, в каюте один на один со своей названой женой- прелестной молодой девушкой, капитан Хаген впервые в жизни и совершенно внезапно вдруг ощутил абсолютное половое бессилие. Такое случается со многими, но всегда бывает постепенно, а не так вот- сразу и бесповоротно.
        Сам владея волшебным камнем и вообще не будучи чуждым черной магии, Хаген сразу сообразил, в чем тут дело- его заколдовали. Проклятый пленный колдун лишил его мужской силы. Ачто может быть ужаснее и позорнее для капитана- мужчины в расцвете лет? Аесли об этом узнает команда, то вообще не бывать ему больше капитаном. Никто не станет слушаться человека, ставшего импотентом…
        Человек, лишенный мужской силы,- это изгой среди людей. Он отмечен Богом, как негодный ни для какого дела. Он не может командовать, его никто не уважает. Этот старинный предрассудок освящен веками и даже зафиксирован в Священном Писании. КНИГА ВТОРОЗАКОНИЕ ГЛАСИТ: УКОГО РАЗДАВЛЕНЫ ЯТРА или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне[3 - Гл. 23. ст. 1.].
        Аесли уж сам Бог не принимает в свое общество такого человека, то что говорить об обычных людях…
        - Хаген!- опять крикнул Степан.- Если вы сдадитесь, то мы отпустим вас всех с корабля. Сядете в лодку и можете плыть, мы вам ничего не сделаем. Анаш человек снимет с тебя заклятие. Мы обещаем тебе это.
        Наступила пауза, в течение которой капитан раздумывал над сделанным ему предложением.
        - Если мы будем вот так болтаться по морю,- ответил он,- то рано или поздно к нам подойдет другой корабль. Здесь Северное море и оживленные места, тут много кораблей. Вас снова закуют в цепи и отдадут мне. Ая тогда уж не стану вас продавать. Нет, я здорово повеселюсь, пока вы будете умирать в страшных мучениях. Что-что, а это я вам обеспечу.
        Конечно, в смелости Хагену было нельзя отказать. Запертый на корме со своими людьми, лишенный возможности управлять кораблем, да вдобавок еще и переживший ужасный стресс в связи с утратой мужских способностей, капитан держался молодцом и боролся до конца.
        Но и Степан не собирался сдаваться. Он сражался за себя самого и за всех остальных товарищей по несчастью, доверившихся ему. Как-никак, а это ведь именно они с Лаврентием задумали то, что совершили…
        - Это еще неизвестно!- закричал он из-за своего бочонка.- Корабль мы встретим, но если на нем узнают, что ты купил пленных у офицера и везешь продавать их без королевского разрешения, на тебя могут посмотреть иначе. Тебя повесят, как разбойника, а нас заберут в плен и потом обменяют на шведских пленных. Но ты этого не увидишь- ты будешь висеть на виселице.- Потом Степан засмеялся и добавил:- Того офицера, продавшего нас, наверное, тоже повесят, но тебе и нам это неинтересно.
        Чтож, теперь оставалось лишь замолчать и ждать, пока Хаген придет к какому-то решению. Все предложения сделаны, все слова сказаны, и нечего болтать попусту.
        Из своего укрытия Степан видел лишь отдельные части палубы и кое-где спрятавшихся людей. Вот за штабелем ящиков сидит Агафон, а рядом с ним- здоровенный Лембит. Асбоку, из-за лафета пушки, торчит нога в стрелецком сапоге- это, вероятно, Демид.
        Если всем сразу броситься вперед, то они одолеют команду корабля. Но два выстрела успеет сделать Хаген, и эти выстрелы убьют или покалечат двоих, и еще несколько человек наверняка пострадают в рукопашной схватке.
        Икому после этого будет нужна победа и свобода? Мертвые и покалеченные в этом не нуждаются.
        Вдруг раздался голос капитана:
        - Вы разобьетесь о скалы. Если я не буду управлять судном, а матросы не будут делать свое дело, корабль затонет, и очень быстро. Вы все погибнете.
        - Нет,- заявил Степан с такой уверенностью в голосе, какую может дать только очень большое сомнение в своих силах,- я умею управлять кораблем не хуже тебя, Хаген. Я- такой же капитан, как ты. Только я гораздо лучше, потому что не занимаюсь разбоем и не торгую живыми людьми.
        - Ты- капитан?- издевательски захохотал Хаген.- Жалкий русский солдатик, попавший в плен из-за своей трусости. Русские не умеют ни воевать, ни плавать по морю. Да у вас и моря-то никакого нет. Откуда у русских капитаны?
        Вэтот момент случилось то, чего никто не ожидал. Хаген еще смеялся, но не успел договорить, как грохнул выстрел. Снова по палубе поползло облако кислого порохового дыма. Со стороны капитанской каюты раздались крики, и слышалась шумная возня.
        Никто из спрятавшихся на палубе людей не видел своими глазами того, что произошло. Все узнали об этом только позже. Воспользовавшись переговорами, которые Хаген вел со Степаном и Лаврентием, Ипат перебрался, никем не замеченный, через фальшборт на носу корабля. После этого он, повиснув над морем, при помощи рук, перехватываясь за кромку фальшборта, приблизился к корме корабля.
        Естественно, что все на палубе слушали переговоры, и никто не обратил внимания на то, как стрелец взобрался сзади на крышу капитанской каюты. Для того чтобы вдоль борта корабля с носа до кормы перебраться при помощи одних рук, нужно было обладать ловкостью и силой обезьяны, но этих качеств Ипату как раз было не занимать.
        Бесшумно взобравшись на крышу каюты, он затаился. Переговоров Ипат не слушал- он вообще не верил в переговоры, они его не интересовали. Признающий только силу, Ипат просто ждал подходящего случая для нападения.
        Вмомент, показавшийся ему подходящим, он перегнулся вниз, к капитанскому окошку, и, схватившись за торчащее дуло мушкета, рванул его на себя. Расчет был прост: капитан хоть и держал мушкет, но не слишком сильно- он ожидал нападение совсем с другой стороны…
        Одной рукой Хаген держал ружье, положенное стволом на подоконник, а во второй руке держал зажженный фитиль, чтобы в случае необходимости успеть поднести его в пороховой полке. Когда Ипат выдергивал мушкет и тащил его к себе на крышу, Хаген дернулся, и искра с фитиля попала в насыпанный порох. Вмиг, когда Ипат рывком прижал мушкет к себе, пламя полыхнуло ему прямо в лицо…
        Прогремевший внезапно выстрел и вопль раненого Ипата послужили как бы сигналом к следующей атаке. Никто ничего не командовал, но попрятавшиеся на палубе бывшие узники, не сговариваясь, кинулись на штурм капитанской каюты. Драка получилась отчаянной: все отчетливо понимали, что патовая ситуация долго длиться не может, и каждый хотел какой-то развязки…
        Пришедшие в себя моряки на сей раз дрались мужественно, и схватка оказалась хоть кровопролитной, но недолгой- стрельцы снова отступили. Еще несколько корчащихся тел осталось на грязной и без того залитой кровью палубе.
        Спустя несколько минут, когда все отдышались после боя, дверь каюты отворилась, и на пороге показался Хаген. Волосы его были растрепаны, одежда- в беспорядке, а взгляд- безумный. Влевой руке он держал мушкет, а в правой- дымящийся фитиль…
        - Хорошо!- крикнул он.- Ясогласен покинуть корабль. Но у меня условие. Мы забираем обе лодки, все оружие и уплываем. Изабираем все свое имущество.
        - Положи на палубу мушкет!- громко сказал Степан.- Негоже вести переговоры с оружием в руках.
        Когда Хаген выполнил это, Степан, а за ним остальные восставшие узники поднялись на ноги.
        - Огнестрельное оружие останется у нас,- твердо заявил Степан.- Все оружие: пушки и мушкеты. Ибоевой запас тоже останется. Сабли и топоры можете взять с собой.- Он усмехнулся:- Надо же вам как-то отбиваться в море от других разбойников. Вдруг вас захотят заковать в цепи и продать алжирским пиратам.
        На этот раз пришла очередь смеяться победителям. Победа была одержана, и всеобщее ликование недавних пленников рвалось наружу.
        - Моя жена отправится со мной,- заявил Хаген.- Моя жена- это мое право. Пусть она выходит из трюма и присоединится ко мне.
        Все промолчали, но в этот момент снова заявил о себе Лаврентий.
        - Этого не будет,- с неожиданной для него твердостью произнес он.- Она не жена тебе, капитан. Ты сам это знаешь лучше других. Ия сейчас говорю тебе- ты никогда ею не овладеешь. Она не стала твоей этой ночью, и ты никогда ее не добьешься. Садись в лодку и отчаливай.
        Договориться об этом не успели, потому что вперед вышел Василий. До этого он сражался вместе со всеми и не встревал в переговоры, которые вел Степан. Асейчас лицо его было мрачно и полно решимости.
        - Слушайте меня,- сказал он, выдвигаясь вперед.- Пусть вся команда корабля бежит отсюда. Если так договорились и они сдаются, то я не возражаю. Но этот человек,- он вскинул руку и указал на Хагена,- этот человек никуда не уйдет. Япоклялся убить его, и он не уйдет от меня.
        Потом, повернувшись к побледневшему Хагену, добавил презрительно:
        - Аты что, взаправду надеялся избежать смерти от моей руки? Яведь говорил тебе, что я- сотник стрелецкого войска московского царя. Ты знал об этом. Иты оскорбил меня. Это значит, что ты не должен оставаться в живых.
        Василий держал в руке топор, отбитый в бою. Голос его был тверд, а на лице читалось, что этот воин не отступится от своего намерения. Ростом он был выше Хагена и гораздо моложе годами.
        - Бери оружие и сразись со мной,- продолжал Василий, не давая никому возможности вмешаться.- Где твоя сабля или топор? Бери его в руки и прими смерть. Ты был капитаном корабля, и поэтому я убью тебя сам. Абыл бы простым мужиком, я приказал бы просто отрубить тебе голову. Знаешь, что бывает за оскорбление, нанесенное боярскому сыну?
        Хаген стоял оцепенев. Разве мог он предположить, что утоленная им преступная похоть обернется для него сражением с сильным и крепким молодым боярином? Людям вообще несвойственно задумываться о последствиях своих поступков…
        Василий шагнул вперед и поднял топор.
        - Если ты боишься,- сказал он,- просто встань на колени, и я обезглавлю тебя без мучений. На колени, собачий сын!
        Василий говорил властно, и в каждом его движении ощущалась эта властность. Он вел себя, как человек, привыкший с детства повелевать людьми. Да так оно и было. Цепи слетели, ошейник снят, и мир вновь увидел боярского сына Василия Прончищева! Игоре тому, кто встанет у него на пути.
        Хаген пришел в себя, а затем усмехнулся. Сначала- криво, а затем во весь рот.
        - Давай,- ответил он.- Ялишил тебя чести, но тебе этого показалось мало. Теперь мне придется лишить тебя и жизни. Действительно, зачем жизнь без чести, тем более для боярского сына…
        Он откровенно насмехался над Василием.
        Хаген обернулся к своим людям, и один из них подал ему саблю.
        - Лучше убить тебя,- как будто размышляя, говорил Хаген, играя саблей, сверкающей в лучах утреннего солнца.- Если ты вернешься к себе в Москву, тебе придется рассказать своему отцу-боярину о том, как ты ублажал шведского капитана. Твоего папу это может огорчить.
        Внезапно Лаврентий подскочил к Василию, его лицо было взволнованно.
        - Не надо!- заговорил он.- Василий, не делай этого. Пусть он уплывет, ты останешься жив. Говорю тебе- отступись.
        - Прочь,- повелительно отстранил Лаврентия боярский сын,- отойди, не мешай. Он будет мертв.
        Больше не слушая никого, Василий занес топор и ударил. Хаген уклонился и в свою очередь попытался полоснуть сотника саблей по руке. Василий отскочил в сторону и снова поднял топор…
        - Зря он меня не послушал,- с сожалением буркнул Лаврентий, обращаясь к стоящему рядом Степану,- он не сможет победить, только сам рискует. Хагена сейчас нельзя убить- он заколдован.
        И,встретив вопросительный взгляд друга, пояснил:
        - Его защищает камень Алатырь.
        Степан с интересом взглянул на Лаврентия.
        - Атебя защищает?
        - Не знаю,- пожал тот плечами.- Если и защищает, то я этого не чувствую. Ачто Хаген защищен- это я чувствую. Василию его не убить.
        - Аты мог бы убить Хагена?- поинтересовался Степан.
        Лаврентий мгновение подумал, как бы прислушиваясь к себе.
        - Ямог бы,- серьезно ответил он,- но не сейчас. Чувствую, что сейчас не время для этого.
        Сотник был страшен в своей ярости. Размахивая топором, он налетал на Хагена, как смерч, но все наносимые им мощные удары не достигали своей цели. Противники носились по образовавшейся посреди палубы пустой площадке, обмениваясь ударами. Хаген, казалось, совсем не волновался. Он методично уклонялся от топора Василия и старался достать саблей противника, хотя и не слишком активно. Складывалось впечатление, будто он как бы заранее знает исход поединка.
        Наконец одним ловким движением сабли Хаген полоснул боярского сына по предплечью, и тот выронил топор.
        - Все?- спросил Хаген.- Или продолжим?
        Когда он затем вышел из своей каюты с вещами в двух сундуках, Степан внезапно загородил ему дорогу.
        - Карту,- сказал он,- нам нужна карта, чтобы вернуться домой. Иеще компас.
        - Вы не вернетесь домой,- криво и зловеще усмехнувшись, ответил Хаген.- Разбиться о скалы и утонуть можно и просто так- без карты и компаса.
        - Карту и компас,- повторил повелительно Степан. Как настоящий моряк, он отлично знал, что если и справится с управлением кораблем, то без карты и компаса точно никуда не доберется. Здесь не родное Белое море, а совсем незнакомые места…
        Моряки спустили на воду обе имевшиеся на корабле лодки. Им вынесли из трюма скудный запас гороха, которым прежде кормили узников. Капитан Хаген последним уселся в лодку и махнул рукой матросам, сидящим на веслах. Весла взлетели над волнами, и лодки стали отходить от борта корабля.
        Оставшиеся хозяевами судна стрельцы смотрели на уплывавших, свесившись через фальшборт. Крупная волна раскачивала лодки. Морякам позволили взять с собой сундуки с имуществом, а Хаген спустил даже два. Теперь тяжело нагруженные лодки, глубоко осевшие в воду, рисковали перевернуться на высокой волне. Брызги то и дело заливали сидящих. Одна половина матросов гребла, а вторая, вооружившись черпаками, непрерывно вычерпывала заливавшуюся через борта воду.
        Вэту минуту Хаген встал. Он стоял, широко расставив ноги и, обращаясь к оставляемому кораблю, шептал какие-то слова. Разобрать их на таком расстоянии было невозможно, как и вообще понять, что говорит бывший капитан, но всем отчего-то стало понятно- это было заклятие.
        - Мы никогда не вернемся домой,- медленно и тихо проговорила Ингрид, поднявшаяся на палубу и теперь стоявшая рядом со Степаном.- Хаген проклял нас всех. Он говорит, что нам всем суждено всю жизнь мыкаться на чужбине, менять места и никогда не увидеть родных берегов.
        Она подняла на Степана глаза, и он увидел, что в них стоят слезы. Она верит в заклятие Хагена? Неужели она верит этому?
        Посмотрев на мрачное лицо Лаврентия, Степан догадался, что и колдун тоже всерьез отнесся к заклятию.
        - Этого следовало ожидать,- спокойно сказал Лаврентий.- Хаген и должен был так поступить. Мы отобрали его корабль, и он заклял нас самым страшным- невозвращением домой.
        - Но ты же можешь снять такое заклятие?- спросил Степан.
        - Не знаю,- неуверенно пожал плечами колдун.- Заклятие при помощи камня Алатырь- это не шутки. Мой камень против камня Хагена…
        Степану вдруг показалось, что следует по-новому посмотреть на вещи.
        - Анам с тобой очень нужно скорее возвращаться домой?- задумчиво спросил он.- Мы сильно торопимся в родные места?
        Перед глазами встал пустынный берег Белого моря, пепелища сожженных домов и дотла сгоревшие кочи. Поморье- родной и милый сердцу край, но возвращаться туда с пустыми руками- это значит признать свое поражение. Нет, не для этого они с Лаврентием полгода назад покинули Кемь…
        ГлаваV
        Капитан Кольцо
        Пришла пора посчитать потери. Из десяти стрельцов убитым оказался только один- Филарет, степенный мужик, все больше молчавший и оттого казавшийся незаметным. На самом деле стрельцом он был очень исправным и погиб мужественно- он первым бросился на Стига, вооруженного саблей, и тот с размаху зарубил его.
        Из остальных стрельцов тяжело ранен был только Ипат: пороховым зарядом ему обожгло лицо, и он потерял один глаз. Вспухшее лицо с облезающей кожей, повсюду пробитой, как рябью, черными пороховыми пятнышками и кровавая пустая глазница производили ужасающее впечатление.
        Другие стрельцы получили колотые и резаные раны, но все они оказались не опасными- нужно было только следить за тем, чтобы не случилось нагноения…
        Зато из пяти эстонских рыбаков погибли трое. Это неудивительно- ведь они в отличие от стрельцов не были воинами и оказались слабее всех подготовлены к рукопашному бою.
        Вживых остались только богатырь Лембит Хявисте и разговорчивый Каск- ловкий и увертливый, что позволило ему уцелеть.
        Итак, на корабле оставались одиннадцать мужчин и одна женщина. Но женщина, как почти тотчас выяснилось, стоила многих мужчин.
        - Карта у нас есть,- сказал Степан, развернув свернутую в трубку карту и вглядываясь в незнакомые очертания островов, проливов и далеких берегов.- Но как определить, где мы сейчас находимся? Здесь? Или, может быть, здесь?
        Все названия на карте были ему неизвестны, он никогда не изучал географию, да вдобавок ко всему, человек, много дней просидевший в трюме и вообще отвыкший от дневного света, не мог прокладывать курс.
        Точнее, географию Степан изучал. Старец Алипий в монастыре Святой Троицы, что близ Холмогор, медленно вращал огромный глобус и, тыча пальцем, указывал различные страны и моря.
        - Вот Варяжское море,- объяснял он.- На нем стоит богатый город Нарва, а за ним, подальше,- Ревель. Аеще дальше вниз по берегу- Рига, немецкий город.
        Затем палец Алипия неуверенно двигался дальше, минуя рассыпанное по островам Датское королевство, и устремлялся в синий морской простор под названием Северное море.
        - Здесь остров, именуемый Англией,- сообщал он сведения, в то время казавшиеся Степану и его товарищам совершенно бесполезными.- Анапротив, вот через пролив- это королевство франков…
        Как выяснилось теперь, слушать старца надо было гораздо внимательнее. Хоть сам Алипий не бог весть, какой ученый географ, а все же общие сведения о географии Европы очень бы пригодились сейчас Степану.
        Помочь Степану не мог никто: из находившихся на борту людей грамотных было только двое- он сам и еще Лембит, хозяин хутора Хявисте, что под Нарвой. Все остальные могли только таращиться в карту и дивиться на странные изогнутые линии и смешные закорючки. Неужели они могут что-то означать?
        Поскольку никто, кроме Степана, Лембита и Ингрид, никогда в своей жизни не видел ни одной книги, то люди, разбирающиеся в крючках и закорючках, казались им странными чудаками, напрочь оторванными от реальной действительности. Что они могут узнать из этих зигзагов и крючков, и не детское ли это баловство?
        Степан глядел на карту в полном отчаянии. Куда плыть? Вкакую сторону править?
        - Яне могу определить, где мы находимся,- сжимая кулаки, повторил он.
        - Для этого используется посох Иакова,- вдруг сказала Ингрид, стоявшая рядом и до того молча наблюдавшая за терзаниями Степана и пытавшегося помочь ему Лаврентия.
        - Посох Иакова- это инструмент для определения местоположения,- объяснила она.- Отец научил меня им пользоваться- это очень простая штука.
        Глаза Степана загорелись. Он не знал, что такое посох Иакова. Из морских инструментов ему был известен только компас- глубокая плошка с налитой водой, куда клался пробковый диск с прикрепленной к нему магнитной стрелкой. Но если существует инструмент для определения местоположения…
        - Но Хаген наверняка забрал его с собой,- сказал Лаврентий, оглядывая помещение капитанской каюты.- Тут все разгромлено…
        - Хаген бушевал всю ночь,- улыбнулась Ингрид.- Когда после свадьбы он увел меня сюда, то еще не понимал, что с ним будет. Честно говоря…- Ингрид совсем смутилась и покраснела.- Честно говоря, я тоже не слишком верила. Хотелось доверять твоему колдовскому искусству, Лаврентий, раз уж больше не на что было рассчитывать, но все равно- боялась я очень сильно.
        - Напрасно,- укоризненно сказал Лаврентий.- Ведь я твердо обещал тебе, что сделаю все, как надо, и ты останешься девушкой. Ты ведь осталась девушкой, Ингрид?
        - Да,- еще более смущенно кивнула она.
        - Прекрати, Лаврентий,- сказал Степан, поднимая голову от карты,- сейчас есть более важное дело. Ингрид, у нас есть этот посох Иакова, о котором ты говорила?
        - Есть,- ответила девушка, обрадованная, что больше не нужно отвечать на интимные вопросы разошедшегося колдуна.- Хаген не умеет им пользоваться. Отец купил этот инструмент недавно. Он научился им пользоваться. Инаучил меня. Научил бы и Хагена, тем более что тот был штурманом, и это в общем-то скорее его дело. Но Хаген наотрез отказался. Он сказал, что привык с юности использовать астролябию и что ему не по сердцу всякие новомодные новинки. Апосох Иакова валяется в кладовой, где я его сохранила в память об отце.
        Уже через короткое время Степан с изумлением рассматривал представившиеся его взгляду диковинки. Даже компаса такого он никогда прежде не видел. Конечно, принципиальное устройство было то же самое, что использовали поморы, но здешний компас был куда более хитро устроенным приспособлением. Это не был просто диск со стрелкой, погруженный в воду. Ингрид показала Степану приспособление, сделанное из круглых металлических ободов, скрепленных таким образом, что помещенный внутрь диск со стрелкой всегда оставался неподвижным и находился параллельно поверхности Земли. Такой прибор не боялся сильной качки, и всегда можно было рассчитывать на его верные показания.
        Анасчет посоха Иакова удивлению помора вообще не было предела. Ингрид принесла длинный медный стержень, поперек которого крестообразно был закреплен деревянный брусок с отверстиями на концах. На стержне были нанесены деления, а на конце его имелся маленький штырек.
        - Азачем вот эти дырочки?- спросил Степан, указывая на отверстия по концам бруска, свободно ходившего вниз и вверх по стержню.- Для чего они?
        Спросил он просто так. Это было первое, что пришло в голову. Можно было задать еще сто вопросов, потому что принцип действия инструмента был Степану непонятен от начала и до конца.
        - Это диоптры,- пояснила Ингрид, на что Степану оставалось лишь пожать плечами.- Вообще-то,- сказала девушка,- этим прибором нужно пользоваться на палубе, а не в помещении. Пойдем, я покажу тебе, как измерять высоту Солнца и звезд и как потом определять градус, где мы находимся сейчас.
        На палубе царило веселье. Получившие свободу недавние узники отмечали свою победу. Тела убитых они выбросили за борт, освободив палубу от мертвецов, а сами расположились кто где, поедая найденные запасы еды и разливая по кружкам пиво, бочонок которого нашли в трюме. На вышедших из каюты Степана, Лаврентия и Ингрид никто не обратил внимания.
        Степан с чувством благоговения смотрел на то, как девушка управлялась с таким сложным и невиданным инструментом. Встав спиной к солнцу, она принялась медленно передвигать брусок вдоль медного стержня, глядя в диоптры и следя за тем, чтобы тень правильно упала на конец стержня, куда она прикрепила маленький экран, сделанный из пергамента в рамке.
        Неужели она умеет делать такие сложные вещи?
        Словно прочитав мысли Степана, девушка, не отрывая глаз от диоптров, сказала:
        - Отец понимал, что мне это никогда не пригодится. Но сына у него не было, так что ради развлечения он научил меня. Амне было приятно, что отец со мной занимается: ведь он почти все время был в море и мы с мамой его мало видели. Так что я очень старалась постичь эту науку.
        - Ты все-таки хотела бы стать моряком?- спросил Лаврентий, который, как и Степан, не отрываясь, глядел на сложные манипуляции с посохом Иакова.
        - Нет,- засмеялась Ингрид.- Какой смысл хотеть того, чего не может быть? Но этому я научилась, чтобы порадовать отца. Он был доволен моими успехами. Ну, вот…
        Она оторвалась от инструмента и, взяв из рук Степана карту, ткнула пальцем:
        - Вот это место. Мы находимся примерно тут.
        Оба помора уставились в карту, но место, которое указывала девушка, было им неизвестно. Море и море…
        - Мы приближаемся к Английскому проливу,- сказала Ингрид.- Можно еще называть его Французским проливом- это все равно. Англичане и французы зовут его по-разному. Если мы пройдем его, то будем двигаться вдоль берега Нормандского герцогства, пока не приблизимся к Сан-Мало. Авот там нужно будет вести себя очень осмотрительно- в тех краях море кишит пиратами.
        - Откуда ты все это знаешь?- в который раз уже удивился Степан острому уму девушки и обилию ее познаний.- Неужели тебя всему научил отец?
        - Ну да,- кивнула та.- Во-первых, отец. Яведь сказала уже, что он очень хотел иметь сына, но Бог послал ему только дочь- меня. Аему очень хотелось кому-то передать свои знания.
        - Знания мало передать,- рассудительно заметил Степан,- их надо еще и принять. Большинству людей, сколько ни втолковывай про ученость, они и слушать не станут. Уж не говоря о женщинах…
        Ингрид выслушала его и засмеялась.
        - Значит, вам повезло,- сказала она.- Мне нравилось учиться у отца. Атеперь это вдруг пригодилось, хотя я никогда такого не предполагала. Вот и получается, что вам здорово повезло: что бы вы стали делать, если бы я оказалась такой же дурой, как другие девушки?
        Потом Ингрид стала серьезной и добавила:
        - Кроме всего прочего, у меня теперь есть и собственный опыт. Ведь мне уже пришлось проделать на этом корабле с Хагеном одно путешествие в южные моря. Ну, я вам рассказывала- когда мы отвезли и продали партию рабов. Так что кое-какие места я уже видела собственными глазами.
        Веселье на палубе становилось шумным. Бочонок с пивом был почти опустошен, и люди, уставшие от долгого голода и тяжелых мыслей, теперь расслабились. Возле грот-мачты, привалясь к ней спиной, сидел Фрол со своей балалайкой и, вовсю наяривая по струнам, громко пел одну из своих любимых песен:
        Ах вы, сени мои, сени,
        Сени новые мои,
        Сени новые, кленовые,
        Решетчатые!
        Как и мне по вам, по сенечкам,
        Не хаживати,
        Мне мила друга за рученьку
        Не важивати!
        Далеко над морем разносился звонкий балалаечный перезвон, и над волнами, над водами многими разносилась удалая русская песня.
        Степан с некоторой завистью посмотрел на своих веселящихся товарищей. Он и сам был счастлив, что удалось вновь обрести свободу. Счастью его не было предела, он был в восторге от того, что жизнь внезапно вновь повернулась к нему своей светлой, радостной стороной. Еще бы! Вчера он сидел в грязном трюме и был бесправным рабом, а сейчас стоит на палубе корабля, вдыхая свежий морской ветер и глядя на перекатывающиеся за бортом волны. Рядом с ним- любимый друг и молодая красивая девушка, вдобавок оказавшаяся еще и умной! Разве это не счастье?
        Но он и в эти минуты не мог отрешиться от забот, об ответственности если не за других людей, то хотя бы за свою собственную судьбу. Он не мог весело и бездумно пить пиво и радоваться жизни, если не знал твердо, что делать дальше.
        Ведь оказаться в незнакомом море, в чужом месте, да еще на корабле, которым не умеешь управлять,- это путь к верной гибели. Недолго продлится твоя обретенная свобода- до первых скал, до первого рифа или до первого вражеского корабля. Как же можно в таком положении предаваться бессмысленному веселью и пьянству?
        Сотник Василий стоял у фальшборта, не участвуя в компании. Лицо его выражало сомнение, и Степан догадывался о причине. Он сам подошел к сотнику.
        - Нужно прекратить пьянство,- сказал он Василию.- Мы теперь свободны и захватили корабль. Но мы не уплывем далеко, если это будет продолжаться. Корабль с пьяной командой- это жертва.
        Вэтот момент, сообразив, что пиво в бочонке закончилось, несколько человек поднялись на ноги, чтобы спуститься в трюм в поисках новой выпивки. Держались на ногах они еще твердо, но ситуация уже была критической- еще один бочонок, и люди станут невменяемыми. Как же тогда управлять судном?
        Степан пристально смотрел на Василия, и тот решился.
        - Эй!- крикнул он, стараясь придать своему голосу властность и решительность.- Хватит пить! Всем встать и привести себя в порядок!
        Наступила пауза, даже Фрол прекратил свою песню.
        - Чего?- раздался в тишине голос Агафона.- Ребята, чего он сказал?
        Это был напряженный момент, все замерли в ожидании.
        - Кто это сказал?- возвысил голос Василий.- Агафон, иди ко мне! Поскорее!
        Слова сотника повисли в воздухе.
        - Да пошел ты,- наконец ответил стрелец, сплевывая вбок.
        - Ага,- тотчас раздался чей-то еще голос,- пошел! Молчи, содомит, а то за борт выкинем. Плавать-то не умеешь небось, боярский сын!
        Собственно, это было как раз то, чего Василий и ожидал: вот отчего стоя в сторонке у фальшборта, он и медлил наводить порядок. Его больше не слушались!
        Но что ему оставалось делать? Смириться? На это он был неспособен, не позволяла гордость. Но ведь и не сражаться же одному против всех?
        - Давай, Фролушка, наяривай повеселее,- крикнул опьяневший Демид,- не томи, не останавливайся!
        Фрол снова забренчал на своей балалайке и заголосил:
        Выходила молода
        За новые ворота,
        Выпускала сокола
        Из правого рукава.
        Ты лети, лети, соколик,
        На родиму сторону;
        На родимой на сторонке
        Грозен батюшка живет.
        Степан понимал: нужно немедленно что-то делать. Еще по опыту поморского кормщика он знал: если не будет командира, то не будет порядка на судне. Ане будет порядка- все погибнут. Это- закон моря.
        Он взглянул в бледное лицо Василия. Ясно было, что этот храбрый и разумный человек сейчас растерян и подавлен. Он не сможет восстановить свою власть над людьми. Она утрачена надолго, если не безвозвратно.
        Степан обвел глазами всех, находившихся на палубе. Кто из них готов внять голосу рассудка? Кого следует опасаться? Кого нужно немедленно обезвредить?
        Любой коллектив неоднороден. Внем всегда найдутся те, на кого можно опереться, и те, кто готов смутьянствовать до конца…
        Быстрыми шагами он приблизился к сидевшему Агафону и носком сапога выбил у того из рук кружку.
        - Тебе сказано встать!- крикнул он.- Вставай!
        Акогда Агафон поднялся на ноги, Степан, не теряя даром времени, крепко ударил его по зубам, разбив в кровь губы.
        Как ни странно, драки не произошло, хотя Степан был готов и к ней. Потрясенный Агафон несколько мгновений стоял, не зная, что делать. Этого оказалось достаточно.
        - Связать его!- крикнул Степан, обращаясь к стрельцам.- Слышите меня? Вяжите бунтовщика! Демид, Фрол, кто там еще! Фрол, да брось ты свою балалайку, а то разобью ее о твою голову!
        Вего голосе было столько силы и уверенности, что никто не посмел возразить. Бунт оказался подавлен в самом зародыше. Оцепеневшие люди стали подниматься на ноги, медленно, нехотя приходя в себя.
        Растерянный Демид вертел в руках снятый кушак, чтобы вязать руки своему товарищу. Степану пришлось прикрикнуть на него, чтоб не стоял как пень.
        Из каюты вышел Лаврентий с заряженным мушкетом. Фитиль зловеще дымился на ветру, рассыпая по палубе искры…
        - Кто тут еще хочет бунтовать?- тихо спросил он, помаргивая своими белесыми глазами.
        Это довершило дело- уже через несколько мгновений оживившийся Демид скрутил Агафона, который теперь и не думал сопротивляться.
        - Высечь его!- раздался голос подошедшего поближе Василия.- Двадцать ударов собачьему сыну!
        Эх, видно, что сотник слишком долго был в плену, да еще пережил ужасное потрясение. Видно, это не прошло для него даром. Он снова совершил ошибку. Приказав высечь провинившегося Агафона, он не указал исполнителей. Не назвал прямо тех, кому он приказывает это сделать.
        Апоскольку делать это не хотелось никому, никто и не тронулся с места.
        Степан сразу оценил эту ошибку сотника. Если ты взялся восстанавливать свою власть и дисциплину среди распустившихся людей, то делать это нужно решительно. Нужно давить и давить- до конца, неумолимо. Только тогда люди придут в себя и станут подчиняться тебе.
        Но помогать Василию он больше не хотел. На это у Степана имелось целых две причины. Во-первых, он вообще не любил телесных наказаний, а во-вторых, ему вдруг показалось, что не стоит заниматься бессмысленным делом- восстанавливать власть стрелецкого сотника. Власть Василия сына Прончищева закончилась безвозвратно. Эта власть закончилась не тогда, когда Хаген воспользовался его беспомощностью и надругался над ним. Нет, она закончилась сейчас.
        Встрелецком полку на Ливонской войне сотник Василий был командиром- боярским сыном, и это много значило.
        Но сейчас не было войны, не было стрелецкого войска. Вместо этого был чужой корабль, плывущий без управления в незнакомом море вдали от родных берегов. Илюди, стоявшие сейчас на палубе, не были больше стрельцами- служивыми московского царя Ивана, прозываемого Грозным. Это были просто люди, чья судьба пока что оставалась непредсказуемой. Теперь, когда они освободились из плена-рабства, им предстояло самим определить свою дальнейшую судьбу. Самим решить, кто они. Может быть, потом они снова станут стрельцами, крестьянами, торговцами и рыбаками. Но сейчас они- свободные люди.
        Исотник Василий не годится им больше в командиры…
        Может быть, Василий уже и сам догадывался о произошедшей роковой перемене. От этой смутной догадки он чувствовал себя все менее уверенно и оттого все сильнее взвинчивался.
        - Что встали?- заорал он на столпившихся стрельцов.- Не слушаетесь команд? Всыпать ему, чтоб знал свое холопское место!
        - Он не холоп,- неожиданно для самого себя вдруг заявил Степан, указывая глазами на Агафона.- Он не холоп. Ивсе они,- он обвел взглядом остальных,- тоже не холопы. Они- свободные люди.
        И, чуть понизив для убедительности голос, добавил:
        - Чем скорее ты забудешь про холопов и бояр, Василий, тем будет лучше для тебя.
        Они стояли друг против друга на колеблющейся палубе: Степан Кольцо и Василий Прончищев. Поморский капитан из Кеми и боярский сын из Москвы. Под ногами у них были палубные доски шведского корабля, а вокруг- Варяжское море…
        Василий сдался- он промолчал и отвернулся. Бог знает, какие чувства и мысли раздирали его душу в эту минуту.
        - Слушайте меня,- обратился Степан к стоявшим вокруг него людям,- мы с вами освободились из плена, но мы не спаслись. До спасения еще далеко. Сейчас мы несемся по морю в чужих местах и рискуем погибнуть в любой момент. Опасности угрожают нам со всех сторон. Мы можем разбиться о скалы и утонуть. Можем снова попасть в руки пиратам. На нас могут снова напасть те же самые шведы. Мы должны быть начеку, если хотим уцелеть. Идля этого нужен командир. Мы сами должны решить, кто будет командиром.
        Говоря это, Степан отчетливо сознавал, что обращается за решением к людям, которые в своей жизни никогда не решали ничего.
        Откуда им вообще знать, как принимаются решения?
        Когда они были детьми, за них решал отец- глава семьи. Когда выросли, то если были крестьянами, за них решал барин. Если стали стрельцами- решал сотник- боярский сын. Решали всё: на ком жениться, когда пахать и когда сеять, чем заниматься, куда идти воевать.
        Этим людям была чужда сама идея, что они могут что-то или кого-то выбирать.
        Нарисованная Степаном перспектива самим принять решение подействовала на людей разрушительно. Они молчали, готовые впасть в ступор, и только расширившиеся от напряжения глаза выдавали медленное и напряженное течение непривычных мыслей…
        - Кого выберете капитаном?- прозвучал звонкий голос Лаврентия.- Пора решать, мужики. Шведского капитана мы прогнали, корабль- наш. Кто нас поведет теперь?
        - Акуда?- вдруг подал голос Ипат, до этого стоявший молча.- Куда поведет-то?
        Обожженное лицо его с крупинками пороха было страшно. Пустая черная глазница с запекшейся кровью пугала, а голос был совсем сиплый: видно, пороховой заряд обжег и горло. Но на ногах этот двужильный человек стоял твердо. Бывают такие на Руси мужичонки: ростом невелик, ноги кривые, и весь он- в чем душа держится, но есть в них какие-то таинственные жилы, делающие их на удивление крепкими и живучими…
        - Атебе куда, Ипат, надо?- спросил Лаврентий.- Куда тебя вести?
        - Да вот я и думаю,- ответил Ипат после короткого молчания.- Уж и сам не знаю.
        - То-то и оно,- внезапно подхватил Фрол, стоявший рядом с балалайкой в опущенной руке.- Не то важно, кто поведет, а то важно- куда. Правда, ребята?
        - Икуда же вам?- спросил Степан.
        На самом деле слова слегка придурковатого Фрола были верными. От того, куда, зависит и то, кто.
        - Да неохота домой-то,- нехотя просипел Ипат.- Вернемся домой, а там обратно все то же самое. Чуть что- пороть, да по роже, да палками, да кнутами. Да развяжите вы Агафона, наконец!- вдруг вскрикнул он.- Сколько можно человека веревками вязать? Содомит вам приказал, а вы и послушались. У-у, гнида боярская, убью!- Ипат занес кулак и двинулся в сторону помертвевшего Василия.
        Тот не отступил, но и Ипат долго с занесенным кулаком стоял перед боярским сыном. Потом плюнул и отошел.
        Рядили и решали долго: и с непривычки к такому занятию, да и оттого, что было над чем задуматься.
        Конец спорам и нерешительности положил, как ни странно, Ипат.
        - Очем ругаться?- сказал он.- Кто может нас вести, мужики? Один человек тут из нас есть, кто в море прежде ходил. Степан Кольцо! Ему и быть капитаном. Он в бумаге этой разбирается,- Ипат ткнул корявым пальцем в сторону карты.- Иуправлять кораблем умеет. Больше некому!
        Для Степана такое поведение давнего недруга было удивительным. Волей-неволей, но он заподозрил подвох.
        - Асам не хочешь в капитаны?- спросил он, на что Ипат покачал головой.
        - Нет,- просипел он.- Вот с пушками разобраться- это мое дело. Ядо стрелецкого войска сызмальства на Пушечном дворе работал. Пушки лили для великого государя, так что в этом я понимаю. Осмотрю здешние, почищу, а то не ровен час…
        - Истрелять из них умеешь?- задал вопрос Степан. Ипат ухмыльнулся, отчего его обезображенное лицо стало еще страшнее.
        - Стрелять из пушки,- ответил он,- все равно что из пищали. Тут главное- уметь прицелиться. Адля этого нужно один глаз закрыть, а другим смотреть. Уменя теперь как раз одного глаза не стало, так что даже жмуриться не придется- красота!
        Для Степана же самым главным теперь было управиться с кораблем.
        Когда они все вместе сидели в цепях под палубой, самым важным казалось освободиться и завладеть судном. Теперь же, стоя на палубе возле рулевого колеса и оглядывая оснащение корабля, Степан понимал- это будет нелегкая задача. Если вообще разрешимая для него…
        Конечно, общие принципы судовождения он знал, потому что опыт вождения коча имелся большой. Пересекали Белое море, ходили на остров Колгуев и даже на Грумант. Командовать кочем в ледяном океане, где громоздятся льдины и не видно ни зги кругом- непростая задача, и он с ней справлялся.
        Но этот корабль все же сильно отличался от привычного поморского коча. Ичем больше смотрел на него Степан, тем яснее понимал всю громадность отличий…
        Самое главное- это система парусов. Именно при помощи парусов любой корабль совершает маневры в море. На коче одна или две мачты, и на каждой- квадратный парус. Как ловить им ветер и как поведет себя в каждом случае коч, Степан знал.
        Но здесь три мачты и на каждой- по три паруса разного размера и формы. Каждый парус имеет свое крепление, и значит, общее движение судна зависит от того, как будут подняты и повернуты все эти паруса. Что будет в том или ином случае- пока загадка.
        Аморе не любит тех, кто не умеет решать загадки. Нерешенная вовремя загадка- и корабль идет ко дну вместе со всей командой.
        Для начала Степан принял решение спустить все паруса. Пока неизвестно, куда корабль плывет и что вокруг опасно двигаться слишком быстро. Нужно остановиться и оглядеться.
        Но спустить паруса оказалось трудной задачей. Глядя на то, как неумелые и непривычные к такой работе люди лезут по мачтам и реям, как отвязывают веревки и канаты, как ловят потом их концы, Степан с нарастающей тревогой думал о том, как назавтра эти же люди сумеют поставить паруса вновь. Получится ли у них? Да и сумеет ли он сам правильно поставить им задачу?
        Сам он стоял на палубе и снизу руководил работой. Лучше всего справлялись с нею Лаврентий, Лембит и Каск. Неудивительно- эти трое всю жизнь провели в море. Что касается остальных, то они с большой опаской лезли по реям. Риск свалиться на палубу был слишком велик, и, глядя на непривычных людей, пытающихся работать на большой высоте, у Степана часто замирало сердце. Падение с верхней реи высокой мачты на деревянную палубу, скорее всего, приведет к тяжелому увечью…
        Ловчее всех оказался Агафон. Он не простил Степану полученной зуботычины и глядел исподлобья, но по команде послушно полез на мачту. И, попробовав управиться с верхним полотнищем, вдруг весело закричал сверху вниз:
        - Это как крышу латать! Сверху сидишь, того и гляди, сверзишься, а работать надо! Лихо!
        Правда, тотчас же умолк и схватился за мачту- он забыл про волну и качку…
        Когда паруса оказались спущены, уже наступил вечер- работа с непривычки оказалась долгой. Втемноте стало не видно моря, но и ход корабля замедлился. Оставалось надеяться на то, что за ночь ничего страшного не случится. Смертельно уставшие люди спустились в трюм и расположились в брошенных матросских кубриках- в роскошных условиях сравнительно с теми, где сидели раньше.
        Без всяких обсуждений Степан занял капитанскую каюту. Здесь все было разгромлено, но все же это было отдельное помещение.
        Он долго не отпускал Ингрид. Девушка, как и все, валилась с ног от усталости, но Степану хотелось как можно скорее со всем разобраться. Он расспрашивал Ингрид обо всем, что она знала о тех землях, мимо которых им предстояло пройти.
        Английский пролив, какой он? Акаковы берега Нормандии? Много ли скал? Есть ли села и города на берегу?
        Когда стало ясно, что больше ничего узнать не удастся, Степан повалился боком на роскошную кровать капитана Хагена, задев ногой и повалив балдахин. Зачем балдахин капитану Кольцо?
        Утром, когда взошло солнце и Ингрид произвела свои мудреные измерения, стало ясно, что корабль за ночь вошел в Английский пролив и медленно движется на запад в сторону нормандских берегов. Ветер усилился, и судно раскачивало из стороны в сторону.
        Если не поставить паруса и не поймать силу ветра, корабль рискует перевернуться…
        Как Степан и предвидел, это оказалось самым сложным.
        Осваивать здешнюю парусную науку ему пришлось эмпирическим путем- методом проб и ошибок.
        Людей было очень мало, их не хватало. Вместо двадцати семи человек, бывших на корабле при Хагене, теперь здесь работали только девять- Степан и Ингрид не в счет. Адействовать при установке парусов нужно было стремительно.
        Решив для начала действовать так, как полагалось на коче, Степан приказал сначала вооружить парусами переднюю- фок-мачту. Едва распустили крепежные веревки и ветер наполнил паруса фок-мачты, как бриг стал заваливаться набок. Крен влево по ветру оказался таким сильным, что вода начала захлестывать открытые окошки в трюме.
        Еще немного- и корабль перевернется!
        Спешно убрав передние паруса, новоявленные моряки по команде Степана бросились к бизань-мачте- ближайшей к корме. Преодолевая сильную качку, вновь полезли по реям, принялись распускать веревки на реях. Сшумом паруса полетели вниз, ветер ударил в них. Судно дернулось, затем бизань-мачта пронзительно заскрипела, а в следующий миг налетевший порыв ударил в паруса с такой силой, что бриг будто подпрыгнул вперед. Нос корабля зарылся в волны…
        Закрепленные посреди палубы ящики угрожающе накренились. Нос корабля вынырнул из воды, но в следующую минуту вновь клюнул туда же- вперед, да с такой силой, что стоявший на палубе Степан не удержался и полетел вперед, в сторону носа.
        - Убирай!- закричал он, сумев поймать руками фок-мачту и обхватив ее.- Скорее убирай паруса!
        Еще мгновение, минутная неловкость- и его смыло бы с палубы…
        От рывков несколько человек не удержались на реях и упали на палубу- к счастью, не повредившись при этом.
        Когда через час или полтора Степан все-таки сумел опытным путем вычислить правильный порядок последовательной установки парусов и нужный угол их наклона, все члены команды выглядели изможденными и напуганными. Втечение этого часа все они по нескольку раз рисковали жизнью. При толчках судна, при его кренах и наклонах каждый мог быть смыт с палубы волной. Каждый мог упасть с мачты, и это могло случиться в любой непредсказуемый миг.
        Палуба брига была сырой- вода несколько раз побывала здесь. Но в целом Степан остался доволен собой и свежеиспеченными матросами: хоть и на волосок от гибели, но они остались целы и сохранили корабль.
        Может быть, теперь дела пойдут лучше?
        Степан уже решил, что дальше Английского пролива они не пойдут. Развернутся и пойдут обратно, в Варяжское море. Несмотря на залихватскую удаль Ипата с Агафоном, многие все же хотели вернуться домой. Да и страшновато идти в совсем уж чужие земли. Как там будет и что их ждет?
        По карте и с помощью вычислений Ингрид Степан видел- очень скоро они минуют Английский пролив и выйдут в океан. Пора поворачивать назад. Но как совершить в море разворот при сильном ветре?
        Только что они с огромным трудом поставили паруса и убедились, насколько это опасная процедура. Асделать разворот? Да в их положении это будет просто смертельным риском!
        Когда-нибудь потом- да. Когда поморский капитан изучит все особенности и тонкости управления бригом, они смогут повернуть назад. Но не сейчас! Им еще рано погибать!
        Море было неспокойным- белые барашки усеяли все вокруг, насколько хватало глаз.
        - Слева от нас сейчас- нормандский берег,- сказала Ингрид, стоя рядом со Степаном на капитанском мостике рядом с рулем корабля.- Асправа- английский. Если бы у нас была подзорная труба, это было бы видно. Но Хаген взял трубу с собой. Если бы я при этом присутствовала, то никогда бы не отдала трубу.
        Ингрид сказала это с легким упреком, но Степан не обиделся- она была права, ведь он слишком мало еще разбирался в тонкостях морского дела. Поморы подзорными трубами не пользовались, вот он и пропустил…
        - Что будем делать дальше?- спросил он девушку.- Когда вернемся в Варяжское море, мы отдадим тебе корабль. Он ведь по справедливости принадлежит тебе.
        - Яуже подумала об этом,- серьезно ответила Ингрид.- Боюсь, что ничего из этого не выйдет. Конечно, корабль принадлежал моему отцу, но ведь по завещанию новым владельцем стал Хаген. Это признал даже суд, так что вряд ли я теперь смогу доказать обратное. Как только я вернусь в Або на этом корабле, судно арестуют. Хорошо, если арестуют только судно, а не меня…
        - Как этому Хагену удалось настолько заморочить твоего отца, что он подписал такие бумаги?- в сердцах воскликнул Степан, хотя уже прекрасно понимал, что именно произошло.
        - Это колдовство при помощи волшебного камня,- ответила Ингрид.- Лаврентий ведь объяснил мне и тебе. Теперь я вспоминаю все подробности и детали, на которые раньше не обращала внимания, и понимаю, что это действительно так.- Она вздохнула:- Ну что сделано, того уже не вернешь. Отца и матери у меня уже нет, да и дома тоже нет- все отошло по завещанию Хагену. Так зачем мне возвращаться в Або? Чтобы стать городской побирушкой?
        - Значит, нам нужно найти Хагена и заставить его отдать тебе судно и дом,- сказал Степан.- Пусть Хаген подпишет все необходимые бумаги, и в суде…- Ингрид и подошедший Лаврентий, услышавший последние слова, дружно рассмеялись.
        - Он никогда этого не сделает,- отсмеявшись, произнесла Ингрид.- Не для того он затеял это дело и выиграл его, чтобы сдаться так просто.
        - Это можно сделать только при помощи камня Алатырь,- заметил колдун.- Хаген силен не только тем, что добился своих прав по завещанию, но и благодаря камню. Точнее, осколку камня. Унего осколок, у меня тоже осколок, и мы равны. Но мы перестанем быть равны, если я сумею найти настоящий большой камень Алатырь. Если я найду его, то мы сможем обратиться к Алатырю напрямую и станем гораздо сильнее Хагена. Мы снимем сделанное им заклятие и сможем вернуться домой. Когда-то ведь мы все же этого захотим,- улыбнулся он.
        Потом обернулся к девушке и сказал:
        - Сейчас есть немного времени, и ты можешь рассказать нам, как тебе удалось стащить у Хагена самый важный ключ- от наших ошейников и цепей.
        Ингрид опять зарделась и ответила:
        - Это не мне удалось, а тебе, Лаврентий. Ведь это ты своим колдовством сделал с ним что-то такое, отчего Хаген обезумел.
        Когда после шумной и пьяной пиратской свадьбы торжествующий Хаген уединился с Ингрид в своей каюте, то намеревался немедленно приступить к делу.
        - Он стал целовать меня и ласкать,- сказала Ингрид, потупив взор.- Это было невыносимо- слюнявые губы, потные руки, и сам он весь был рыхлый и вспотевший. Отвратительное зрелище!
        - Как только ты это вытерпела!- с чувством заметил Лаврентий.
        - Яочень верила в твои слова,- ответила девушка.- Ведь ты клятвенно обещал мне, что сумеешь сделать так, что у Хагена ничего не получится. Так что я превозмогала себя и терпела до тех пор, пока он сам не осознал, что с ним что-то не то.
        Поняв это, Хаген сначала не слишком встревожился. Он откупорил новый кувшин с вином и решил выпить еще. Наверное, подумал- вино придаст ему сил и возбуждения. Вероятно, с ним уже случались казусы, так что он имел на этот случай проверенный рецепт.
        - Помогло?- улыбаясь, хитро поинтересовался Лаврентий.
        - Конечно нет,- помотала головой девушка.- Но выпив, он снова полез ко мне. Повалил на кровать, стал трогать руками повсюду. Японимала, что он не верит своим ощущениям и хочет возбудиться, лапая меня.
        - Хм,- заметил слушавший этот рассказ Степан,- ты девушка, а рассказываешь об этих вещах с таким знанием дела, как будто у тебя имеется немалый опыт.
        На этот раз Ингрид совсем не смутилась- ей было что сказать.
        - Конечно, у меня есть немалый опыт,- спокойно ответила она.- Увсякой взрослой девушки, если она хочет постоять за себя и сохранить свою честь, имеется такой опыт. Яведь не сказочная принцесса и жила не в хрустальном гроте под надзором добрых гномов. Яходила по улицам, разговаривала с людьми и кое-что видела. Знаете, что творится в нашем старом добром Або в день, когда в порт приходят сразу несколько кораблей? Десятки матросов, по много месяцев не видевших вина и женщин, высыпают на улицы. Они ходят из кабака в кабак, пока не напьются до полусмерти. Но это случается не сразу, а до этого они стараются не пропускать ни одной юбки. Даже старух пытаются приветить!
        Оказывается, хотя Ингрид и сохранила нетронутой свою девственность, она все же имела некоторый опыт по части мужских ухаживаний и приставаний.
        Степану с Лаврентием странно было это слышать: на Руси, да и в Поморье нравы были куда суровее. Незамужняя девушка вообще не могла выходить из дома без сопровождения отца или брата и не должна была разговаривать с незнакомыми мужчинами ни при каких обстоятельствах. Да и замужняя женщина пользовалась не намного большей свободой. Во всяком случае, в одиночку ходить по улицам и вступать в разговоры с незнакомцами строжайше воспрещалось…
        Что ж, в каждой стране- свои нравы и обычаи.
        - Авот когда Хаген окончательно убедился в том, что мужские силы покинули его,- рассказала Ингрид,- тогда он действительно пришел сначала в ярость, а затем в отчаяние. Хотел даже меня убить, и я успела испугаться, но что-то нашло на него- он отбросил нож в сторону. Видимо, решил, что дело все-таки не во мне, а в нем самом. Затем он снова стал пить и бегать по каюте. Схватил какой-то камень, бывший у него в сундучке, и долго шептал над ним и размахивал руками. Да ничего не помогало.
        Несколько раз Хаген набрасывался на меня. Он прямо рычал, как дикий зверь. Бросится, схватит- и снова за кружку с вином. Пьет, как бешеный, и все не насытится. Апотом, видно, его оставили не только мужские силы, но и силы вообще: свалился на кровать и захрапел.
        Вот только тогда я и осмелела. Принялась шарить в каюте, по всем вещам. Сначала не могла найти нужный ключ, у капитана ведь много разных ключей- от кладовой, от порохового погреба, от оружейной комнаты, от каждого сундука…
        Потом только сообразила, что нужно обыскать его самого. Ивот, нашла на поясе в связке с другими ключами.
        - Корабль!- закричало одновременно несколько голосов.- Корабль!
        Судно шло прямо наперерез, явно намереваясь войти в соприкосновение со «Sten». Оно находилось еще далеко, но намерения его были очевидны.
        - Вобщем-то тут нет ничего необычного,- заметила Ингрид.- ВАнглийском проливе полно самых разных судов. Странно только, что оно идет прямо на нас. Вотличие от нас у них-то наверняка есть подзорная труба.
        На палубе царило оживление, все столпились по правому борту, чтобы лучше разглядеть приближающийся корабль.
        - Это вооруженное судно,- сказала Ингрид, но Степан и сам уже заметил необычные очертания корабля. По сравнению с их кораблем он был очень большим. Высокие борта ощетинились жерлами пушек.
        - Четыре,- считал Лаврентий, прищурившись,- шесть, семь… Десять пушек по борту. Значит, с другого борта еще десять. Двадцатипушечный корабль.
        Когда корабль подошел еще ближе, стало ясно, что и калибр орудий очень крупный. Один залп десяти таких пушек способен разнести их бриг в щепки.
        УСтепана уже было время, чтобы ознакомиться с корабельным вооружением доставшегося им брига. Ипат здесь оказался ценным специалистом, разбирающимся в пушечном деле.
        Все восемь пушек, стоявших по четыре на каждом борту, были кулевринами, что страшно радовало Ипата: длинные стволы кулеврин обеспечивали дальнобойность стрельбы. Сами стволы были сделаны из кованого железа и крепились к деревянным лафетам при помощи пяти тоже железных ободов. Укаждого лафета внизу были приделаны маленькие колеса из камня, напоминавшие мельничные жернова. Сих помощью можно было перетаскивать пушки по палубе.
        Кроме бортовых кулеврин, представлявших собою грозное оружие, имелась еще небольшая пушечка, установленная прямо на палубе перед кормой и капитанской каютой на вертлюге. Медную пушечку эту можно было поворачивать в любую сторону, и оставалось только гадать, против кого она предназначена: из-за небольшой длины и малого калибра никакой опасности для других кораблей пушечка не представляла…
        Но самую большую радость у Ипата вызвал пороховой склад, где кроме пороха хранились и снаряды для корабельных орудий. Кроме обычных чугунных были здесь и новомодные- разрывные, начиненные картечью, имевшие, по словам опытного Ипата, огромную убойную силу.
        - Унас на Пушечном дворе таких снарядов не было,- рассказывал он.- Только один раз привезли из немецкой земли несколько штук и показывали. Если такой снаряд в толпу попадет, то народу повалит немерено.
        Однако вся эта военная мощь казалась ничтожной в сравнении с мощью военного корабля, стремительно приближавшегося к ним сейчас. Это была настоящая плавучая крепость. На грот-мачте корабля в лучах осеннего, но еще яркого солнца развевалось белое полотнище с прямоугольным красным крестом- символом Святого Георгия.
        - О, боже, мы забыли поднять флаг!- закричала Ингрид, до того стоявшая рядом со Степаном в оцепенении.- Это английский корабль, видно по флагу. Скорее поднимайте флаг: они могут подумать, что мы испанцы.
        Накануне вечером, когда в полном беспорядке и в спешке спускали с мачт паруса, заодно с ними спустили и флаг, не придав этой бесполезной тряпице никакого значения.
        - Скорее!- тревожно торопила Ингрид.- Унас нет флага, как я могла забыть! Что будет, если они не станут разбираться, а просто ударят сейчас по нам из пушек!
        Пока судорожно искали брошенный невесть куда флаг, Ингрид в двух словах объяснила причину своего страха.
        - Мы идем с востока на запад,- сказала она.- Унас нет флага на мачте: значит, мы хотим пройти скрытно, незамеченными. Ана востоке, в нидерландских провинциях, сейчас идет война. Герцог Вильгельм Оранский со своими гезами сражаются против испанского владычества.
        - Апри чем тут Англия?- спросил Степан, впервые услышавший про весь этот ворох событий, о которых не слышал до этого ничего. Что такое нидерландские провинции? Кто такой герцог Оранский? Ичто делают тут испанские корабли?
        - Англия поддерживает Оранского и гезов,- пояснила Ингрид.- Вообще, Англия на стороне Нидерландов, как и мы все. Поэтому испанские корабли пробираются тут тайком. Англичане только и ждут случая напасть на них.
        Мало что поняв из этих слов, Степан наблюдал, как вверх по мачте ползет поднимаемый флаг- синее полотнище с тремя золотыми коронами.
        - Теперь англичане хотя бы увидят, что мы не испанцы,- удовлетворенно сказала Ингрид.- Мы подняли флаг Шведского королевского дома.
        Но было уже поздно, они промешкали с флагом. Английский корабль приблизился настолько, что стал виден матрос на фок-мачте, подававший сигналы.
        - Нам приказывают остановиться,- сказала девушка упавшим голосом.- Иначе они будут стрелять из пушек.
        Долго раздумывать не приходилось- над бортом подходившего корабля явственно виднелись дымки, поднимавшиеся от запаленных фитилей…
        На этот раз спустить паруса удалось уже гораздо быстрее. Если бы посторонний наблюдатель мог сравнить с днем накануне, то не поверил бы, что люди способны так быстро учиться чему-то новому. Глядя на то, как ловко вчерашние стрельцы, а ныне матросы управляются с такелажем, Степан подумал о том, что реальная опасность- самый лучший в мире учитель.
        - Якоря,- скомандовал он, и спустя минуту-другую с носа и с кормы стали спускать якоря. Плеск воды, брызги- и просмоленные канаты ушли в глубину.
        Под наставленными на них жерлами крупнокалиберных пушек вся команда действовала сноровисто и без пререканий. Когда мачты оголились и якоря достигли глубокого дна, от английского судна отвалила шлюпка. На корме шлюпки также гордо реял английский флаг, а на носу с грозным видом стоял человек в сверкающих на солнце кирасе и шлеме.
        - Что мы будем делать?- испуганно спросила Ингрид.- Мы захватили корабль, и теперь мы- бунтовщики…
        Степан даже усмехнулся от неожиданности.
        - Кто захватил корабль?- ответил он.- Разве это не твой корабль, Ингрид? Это проклятый Хаген захватил твой корабль, а теперь мы его прогнали, и ты здесь хозяйка. При чем тут бунтовщики?
        - Да,- растерянно произнесла девушка,- но по закону…
        - Ипо закону тоже,- отрезал Степан. Он твердо намеревался настроить Ингрид решительно. Вконце концов, от ее настроения и поведения зависело очень многое. Не хватало еще после шведского плена угодить в английский. Из второго плена можно и не выбраться- удача не посылается каждый раз, когда ты прошляпил…
        - Иди в трюм и переоденься,- властно сказал он.- Слушай меня, и все будет хорошо. Ты- хозяйка этого корабля, а я- твой капитан. Авот они,- он обвел рукой стоящих на палубе людей,- они твои матросы. Правда, выглядят они как-то странно… Эй!- крикнул он, обращаясь к команде.- Быстро все в трюм! Найдите там в сундуках брошенную одежду и переоденьтесь. Помните, как шведы одевались? Вот и бегите бегом! Чтоб мигом все были на палубе и выглядели как шведы!
        Краем глаза он вдруг увидел, как Ипат с горящим фитилем в руке вылез из трюма и деловито направляется к одной из пушек.
        - Ипат, ты что там собрался делать?
        - Сейчас, сейчас,- сосредоточенно ответил одноглазый стрелец, пытаясь навести жерло орудия на плывущую шлюпку,- сейчас проверим, как я теперь целюсь. Ато весь в железо обрядился и думает, что я его не достану. Авот мы тебя сейчас картечью…
        - Назад!- закричал Степан в отчаянии, что до Ипата слишком далеко, и он не успеет добежать прежде, чем Ипат выстрелит и ситуация станет непоправимой.
        - Не надо! Не надо! Стой!
        Ксчастью, находившийся поблизости от Ипата Фрол успел подскочить и выхватить у того из руки горящий фитиль за мгновение до выстрела, который наверняка стал бы роковым. На одиночный выстрел по шлюпке английский корабль, без сомнения, ответил бы залпом по всему борту…
        Сам капитан переодеться не успел- слишком много дел было на палубе. Только осмотрел себя и застегнул красный стрелецкий кафтан сверху донизу на все двенадцать медных пуговиц. Что ж, была не была!
        Шлюпка приблизилась вплотную к борту брига, и Демид с Каском сбросили вниз веревочную лестницу, только что найденную привязанной среди такелажа.
        Гребцы в шлюпке остались на веслах, и на борт поднялись трое. Главный из них был в шлеме и кирасе, из-под которой торчали широкие пуфы оранжевой шерстяной рубахи, а снизу- еще более широкие полосатые штаны, заправленные в ботфорты, украшенные крупными пряжками. Двое других были солдатами без доспехов, в кожаных колетах из проваренной бычьей кожи и в кожаных шлемах с наушниками.
        Лица у всех троих были напряженными и замкнутыми. Англичане с тревогой и недоумением глядели на столпившихся вокруг них людей, одетых странно и нелепо: стрельцы впопыхах натянули на себя все, что подвернулось им в полумгле кубриков из оставленной моряками одежды. Их пугающий внешний вид и явный испуг на лицах не способствовали укреплению доверия…
        Кэтому времени на палубе появилась Ингрид, и Степан, едва мельком взглянув на нее, вдруг поразился красоте этой девушки. Все время прежде он видел ее в затрапезной одежде, а сейчас она нарядилась, как положено, и преобразилась в одно мгновение.
        На Ингрид было коричневое шерстяное платье, поверх которого на плечи был накинут белый платок, перекрещивающийся на груди и завязанный узлом. Волосы она убрала под нарядный тоже белый накрахмаленный чепец с широкими полями и завязывающийся под подбородком. Все вместе это производило весьма респектабельное впечатление.
        Увидеть на борту корабля женщину было редкостью во все времена. На поморских кочах женщинам тоже не было места- им попросту нечего было там делать. Кроме того, если суда отправлялись в длительное плавание или собирались устраивать зимовку на пустынном Колгуеве или Груманте, присутствие женщин всегда вызывало бы раздоры и нервозность. Все равно на всех женщин не хватит, а это чревато неизбежными скандалами, если не чем-нибудь похуже…
        Взошедшие на борт англичане тоже были немало удивлены появлению молодой и красивой женщины. Ингрид же чувствовала себя скованно, она держала руки сцепленными перед собой, что свидетельствовало о том, что она не в своей тарелке. Степан решил помочь ей, а заодно и самому проявить активность- пора было брать дело в свои руки.
        Твердо взяв Ингрид за локоть, он неспешным шагом направился к прибывшим.
        - Говори ты первая,- шепнул он на ухо девушке.- Ведь ты- хозяйка корабля. Ты умеешь говорить на их языке?
        - Немножко,- ответила Ингрид.- Может быть, они говорят по-шведски? Сейчас попробую.
        - Кто вы?- спросила она, приблизившись и набравшись храбрости.- Почему вы остановили нас?
        Но человек в шлеме и кирасе не был намерен отвечать на вопросы: он прибыл сюда для того, чтобы задавать их. Вид его немолодого лица, изрезанного многочисленными шрамами, настраивал на серьезный лад. Асамым главным аргументом в его пользу оставались грозные жерла пушек с его корабля.
        - Мы следуем из Швеции по торговым делам,- сказала Ингрид, отвечая на первый вопрос, заданный суровым незнакомцем.- Идем в Португалию за товаром. Я- владелица судна, а вот этот человек- мой капитан.
        Англичанин выслушал эти слова и не поверил ни единому. Он обвел взглядом палубу со стоящими матросами, затем еще раз осмотрел Степана в длинном стрелецком кафтане и нахмурился.
        Ложь, произнесенная Ингрид, была очевидна, но англичанин не понимал, в чем же заключается правда. Кто эти странные люди? Почему все они бородаты, хотя среди моряков в особенности принято брить бороду? Ичто за нелепый наряд на капитане?
        - Вы испанское судно?- прямо задал он самый главный вопрос.- Говорите прямо и честно. Тогда вы избежите смерти, потому что мы все равно обыщем судно, и если вы лжете…
        - Вы так и не сказали, кто такие вы сами,- нарушив молчание, вдруг выпалил Степан.- Ингрид, скажи ему, что среди порядочных моряков принято представляться. Ты можешь это перевести?
        Услышав вопрос Степана, англичанин посуровел еще сильнее. Этот нелепый бородач собрался учить его морской учтивости!
        - Я- старший офицер вооруженного судна Ее Величества королевы Елизаветы «Святой Георгий»,- отрезал он.- Мы патрулируем пролив, чтобы не пропустить испанцев. Ее Величество приказала блокировать нидерландские провинции. Так что если вы испанцы, то советую сдаться- мы шутить не собираемся.
        - Но мы же не военное судно,- возразила Ингрид:- Вы сами видите, как мало у нас пушек, да и матросов совсем мало. Мы еле управляемся с парусами при таком количестве людей на борту…
        Но у англичанина явно имелась инструкция, и он не собирался от нее отступать.
        - Сейчас мы обыщем судно,- решительно заявил он,- и вы не будете нам препятствовать. Затем вы покажете имеющиеся у вас документы. Вы, сударыня, покажете документы о том, что вы и вправду хозяйка корабля и что имеете право выхода в море и торговли, а ваш капитан,- англичанин снова иронически оглядел с ног до головы Степана,- ваш капитан предъявит свой капитанский патент от шведского короля.
        Разговаривать было больше не о чем- все было решено. Двое солдат, повинуясь приказу своего офицера, спустились в трюм для проведения обыска.
        - Всем оставаться на палубе!- крикнул на всякий случай Степан. Еще не хватало, чтобы какой-нибудь сумасшедший Ипат или воинственный Агафон придушили в трюме этих двоих…
        Но солдатам нужно было осмотреть все помещения корабля, и для этого кто-то должен был провести их и отпереть замки. Хозяйка корабля и капитан не должны были делать этого, так что выбор проводника пал на разговорчивого и общительного Каска.
        - Возьми в капитанской каюте связку ключей,- велел ему Степан.- Ипроводи наших гостей по кораблю. Только веди себя половчее: смотри, чтоб они не догадались, что ты впервые в жизни отпираешь эти замки.
        Пока длился обыск, на палубе царила томительная и мрачная тишина. Стрельцы иногда вполголоса переговаривались между собой, но Ингрид и Степан молчали. Хранил молчание и английский офицер. Он только махнул рукой людям, наблюдающим за всем происходящим с высокого борта «Святого Георгия», что пока все в порядке.
        Но в порядке ли? Сам англичанин не был в этом уверен и очень скоро получил подтверждение всем своим сомнениям.
        На этом странном корабле подозрительным было буквально все. Заросшие до самых глаз бородами люди, говорящие на языке, которого офицер никогда не слышал. Аон, будучи моряком, слышал много разных языков. Странным был капитан в чудовищном долгополом одеянии. Странно, что хозяйка корабля- юная девушка. Ей тут вообще не место! Что она делает здесь, в окружении своих якобы матросов, которые совсем не похожи на матросов?
        Кто эти люди? То, что они не испанцы, офицер уже видел. Может быть, это персы? Или индусы? Но почему они светловолосые и голубоглазые? Ичто делать индусам в Северном море?
        Солдаты вернулись из трюма, где старательно обшарили все помещения, и доложили, что ничего подозрительного не обнаружили. Нет грузов, нет товаров, и оружия не больше, чем на обычном торговом судне.
        - Очень хорошо,- процедил англичанин.- Теперь дело осталось за малым. Покажите ваши документы, о которых я вам сказал и которые должны быть у вас на корабле.
        Наступила пауза, после которой Ингрид сказала:
        - Унас нет документов.
        - Никаких?- уточнил офицер, и усмешка тронула его губы.
        - Никаких,- ответила подавленно девушка и, тотчас же спохватившись, добавила:- ЯИнгрид Нордстрем, дочь капитана Нордстрема из Або. Это действительно мой корабль…
        Англичанин покачал головой, стремительно утрачивая последние остатки интереса к этой ситуации.
        - Конечно,- саркастически заявил он,- конечно, это ваш корабль. Вы- его законная владелица. Адокументы куда-то пропали. Сгорели, наверное, да? Ну, конечно же они сгорели… Сколько раз уже мне приходилось выслушивать подобные истории? Все преступники почему-то не желают придумать что-нибудь пооригинальнее. Вот и вы тоже: украли или захватили судно, но даже не потрудились придумать хоть что-то забавное, кроме обычных глупостей. Наверное, вы совсем не уважаете военный флот Ее Величества?
        - Но я действительно Ингрид Нордстрем,- пробормотала в отчаянии девушка.
        - Идочь капитана Нордстрема,- издевательски подхватил англичанин.- Да, я вам верю. Атеперь я оставляю на судне вот этих двоих солдат, а вы следуете за нами в порт Дувр, где судно конфискуют в пользу британской короны, а вас ждет тюремная камера для пиратов. Не знаю, повесят ли вас сразу или отдадут шведскому королю, чтобы он сам вас повесил… Впрочем, это будет решать судья.
        - Но мы же не испанцы,- вступил в разговор Степан. Он понимал, что совершается непоправимое. Их обретенная чудом свобода продлилась меньше суток. Атеперь им снова грозит тюремная камера, из которой они уже не смогут сбежать так же счастливо, как в первый раз. Удача не повторяется дважды.
        - Мы же не испанцы,- упрямо повторил он.
        Эх, хорошо бы еще знать, кто такие эти испанцы. Старец Алипий в холмогорском монастыре говорил что-то о далекой стране Гишпании, но тогда казалось, что все эти сведения не имеют отношения к реальной жизни, и Степан плохо слушал…
        Англичанин презрительно фыркнул, но решил все же удостоить ответом этого бородача.
        - Если бы вы были испанцами,- сказал он,- мы расстреляли бы вас из пушек, и вы сейчас кормили бы рыб. Вы будете повешены за пиратство. Быть пиратом- это почти такое же преступление, как быть испанцем.
        Он отдал приказание своим людям, а сам двинулся к борту корабля. Уже перекинув одну ногу и поставив ее на ступеньку веревочной лестницы, он грозно посмотрел на Ингрид и на Степана и сказал:
        - Вы будете следовать за нами в Дувр, никуда не отдаляясь. Пушки нацелены на вас, и стоит нам заподозрить вас в попытке бегства, мы в два счета отправим вас на дно. Адмирал Роджерс в таких случаях приказывает открывать огонь без предупреждения.
        Он перекинул вторую ногу и принялся осторожно спускаться в шлюпку, где гребцы уже опустили весла в воду. Вэтот момент Ингрид вдруг встрепенулась, ее глаза сверкнули.
        - Роджерс?- воскликнула она, бросаясь вперед и перегнувшись над бортом.- Ради бога, как зовут вашего адмирала?
        Уже почти спустившийся в шлюпку офицер поднял голову и с досадой буркнул:
        - Яже уже сказал, мисс… Адмирал Роджерс- очень строгий командир. Он беспощаден к пиратам, так что советую послушаться моего совета и не шутить во время пути.
        - Как его имя?- еще громче закричала Ингрид.- Ради бога, я прошу вас, как его имя? Томас?
        - Сэр Томас Роджерс,- поправил офицер с удивлением.- Ачто, вам уже доводилось ему попадаться? Если так, то странно, что вы все еще живы.
        Но ирония пропала даром- лицо Ингрид сияло, она вновь стала оживленной и уверенной в себе.
        - Мы поплывем с вами!- закричала она офицеру.- На ваш корабль! Доставьте нас к сэру Томасу, и побыстрее. Боже мой, как давно мы с ним не виделись! Ая даже не знала, что он уже стал адмиралом!
        Офицер смутился и растерялся. Он стоял в раскачиваемой волной шлюпке, не зная, как поступить.
        Ингрид засмеялась и, сдвинув с головы на спину мешавший ей чепец, встряхнула золотистыми волосами.
        - Лучше возьмите меня с собой сейчас,- крикнула она весело,- потому что когда вы скажете вашему адмиралу, что дочь капитана Нордстрема осталась тут, вам все равно придется гнать шлюпку сюда во второй раз.
        Она обернулась к Степану и торопливо сказала, сверкая глазами:
        - Ты поедешь со мной. Япокажу тебя дяде Томасу.
        Подобно английскому офицеру, Степан не понимал, что происходит, но по выражению лица Ингрид и по ее тону догадался, что ситуация неожиданно повернулась в лучшую сторону. Араз так, надо вновь собраться и попытаться извлечь всю возможную выгоду из положения.
        - Нехорошо плыть к адмиралу вдвоем,- сказал он.- Наверное, адмирал- это важная персона, а мы с тобой будем вдвоем. Унас так не принято.
        Он уже интуитивно принял решение, кого возьмет. Если предстояли переговоры и нужно было произвести благоприятное впечатление, то лучше боярского сына Василия человека не сыщешь. Ктому же Степан успел заметить, что Василий оказался единственным, кроме него, человеком на борту, который не переоделся в чужое платье, а остался в своем. Кафтан у Василия был почти до полу, из лучшего заморского сукна, а стоячий воротник имел золотое шитье. На голове Василия ладно сидел высокий сафьяновый колпак с богатой собольей опушкой. Боярин Прончищев не пожалел средств для экипировки родного сына, отправлявшегося на войну. Теперь все это могло пригодиться.
        Степан повернулся к своим людям и крикнул:
        - Мы отправляемся на борт английского корабля. Ингрид, я и с нами- боярин Василий, сын Прончищев. Старшим на корабле оставляю за себя вот его- он указал на стоявшего в стороне Лаврентия, который, не переставая, хитро улыбался.
        - Лаврентий будет пока старшим,- повторил Степан.- Всем ясно?
        - Колдуна- в капитаны,- угрюмо пробурчал Ипат, все еще недовольный тем, что ему помешали выстрелить из пушки…
        Оставалось лишь надеяться на то, что за время их отсутствия на бриге ничего не случится. Уверенности в этом у Степана не было: он слишком хорошо знал буйный нрав многих из этих людей. Но может быть, в крайнем случае Лаврентию удастся их усыпить, например?

* * *
        Согласно традициям старой доброй Англии только двум людям разрешено зверски напиваться с самого утра- это адмирал флота и лорд. Эта традиция освящена веками, и настоящему англичанину даже непонятно, как могут лорд и адмирал вообще исполнять свои обязанности, будучи трезвыми…
        «Пьян, как лорд»- гласит старинное английское выражение.
        Когда Ингрид, Степан и Василий прибыли на борт вооруженного корабля Ее Величества «Святой Георгий», день клонился к концу, и адмирал сэр Томас Роджерс выглядел браво, но на ногах держался с трудом.
        Против ожиданий Степана, который был по привычке всегда готов к неприятным неожиданностям, адмирал сразу узнал дочь своего друга капитана Нордстрема.
        - Ингрид, моя малютка,- растроганно сказал он, заключая девушку в свои объятия и обдавая все вокруг запахом виски.- Вот уж не думал встретить тебя здесь. Что ты делаешь одна посреди моря? Как ты оказалась здесь?
        Они сидели в просторной адмиральской каюте, украшенной развешанным по стенам дорогим оружием, и пили итальянское вино из принесенных слугой серебряных кубков. Степан впервые в жизни пробовал виноградное вино и невольно отвлекался, пытаясь понять, из чего может быть сделан этот хмельной напиток.
        По дороге в шлюпке, пока она ныряла из одной волны в другую, Ингрид успела рассказать Степану о том, как много лет назад ее отец, возвращаясь домой мимо датских берегов, увидел терпящий бедствие английский военный корабль. Он наскочил в темноте на риф возле небольшого островка и получил пробоину ниже ватерлинии. Команда яростно боролась с водой, заливавшей трюм, но дело это было бесперспективным- рано или поздно волны все равно разбили бы корабль о прибрежные камни.
        Между Англией и Швецией тогда шла очередная война неизвестно за что, так что корабль капитана Нордстрема мог преспокойно пройти мимо, и такой поступок был бы даже похвальным, узнай о нем шведский король.
        Но король Эрик был далеко, а английским морякам грозила гибель в ледяных волнах, так что Александр Нордстрем долго не раздумывал, как ему поступить.
        Шведский корабль подошел поближе к месту крушения, и с него бросили несколько крепких канатов, которые англичане накрепко привязали к корпусу своего погибающего судна. Азатем капитан Нордстрем сделал ловкий маневр и, поймав ветра в паруса, так рванул английское судно, что оно соскочило с рифа, на котором сидело. Заделать потом пробоину было уже делом техники…
        По этому случаю пили сначала на борту «Святой Девы»- корабле Александра Нордстрема, куда прибыл с благодарностями английский капитан Томас Роджерс. Затем пили на борту английского корабля, куда переместились чуть позже. Пили шотландский виски, пили португальский портвейн, пили британское и шведское пиво.
        Когда суда, наконец, разошлись, оба капитана обнялись и обменялись адресами. Когда спустя год корабль Томаса Роджерса зашел в порт Або, английский капитан как раз успел стать крестным отцом единственной дочери своего друга- новорожденной Ингрид.
        Стех пор они виделись еще несколько раз, и в последний- за год до смерти Александра Нордстрема.
        - Какое злодейство!- несколько раз повторил адмирал, пока Ингрид рассказывала ему всю историю своих злоключений, начиная со смерти отца, а затем- матери.
        - Боже мой, и ведь носит же земля таких негодяев,- сокрушался Роджерс, опрокидывая очередной кубок с красным вином и заливая пролитыми каплями свой темно-синий бархатный костюм с золотой адмиральской цепью на груди…
        - Как его имя? Хаген? Он еще смеет называть себя капитаном? Ну что ж, пусть только это чудовище попадется ко мне в руки. Висеть ему на рее!
        - Вот эти люди помогли мне освободиться,- сказала Ингрид, указывая на Степана и Василия, чинно сидевших чуть поодаль и прислушивавшихся к разговору.- Они освободили меня и вернули мне корабль.
        - Так это твой корабль?- встрепенулся сэр Томас.- Это «Святая Дева»? Ая-то все глядел и думал, где я видел это судно!
        - Хаген переименовал корабль,- пояснила Ингрид.- Он завладел всем этим благодаря волшебному камню, который помогает ему творить злодеяния. Потому и назвал корабль «Sten».
        - Ну да, ну да,- кивнул с видом знатока подобных вещей адмирал Роджерс.- Волшебные камни творят чудеса, кто же этого не знает. Главное, чтобы такой камень не попал в руки негодяю, вроде Хагена. Видно, в твоем случае Провидение сильно промахнулось с выбором. Авпрочем, попадись мне Хаген, никакой волшебный камень ему не поможет!
        Потом адмирал посмотрел в сторону Степана с Василием и сказал:
        - Теперь все же пора объяснить мне, кто эти благородные люди.
        При этом из голоса его мгновенно ушли теплота и задушевность. По багровому от виски лицу адмирала было ясно, что он, на основе личного опыта, исповедует принцип: думай о людях самое плохое- не ошибешься…
        Наступил момент, которого Степан ожидал и которого опасался. Теперь было уже ясно, что Ингрид и ее кораблю ничего не угрожает: английский адмирал, как может, позаботится о дочке своего старого друга и своей крестнице.
        Но про московских стрельцов, плывущих на чужом корабле неизвестно куда, такой же уверенности не было…
        По всему видно было, что офицер не врал, когда угрожал суровым нравом адмирала Роджерса. Крестницу свою он не тронет, а вот насчет остальных- неизвестно. Видно, он был любитель украшать реи своего корабля повешенными.
        Не сговариваясь, оба встали и поочередно представились. Подданные московского царя капитан Степан Кольцо и боярин Василий, сын Прончищев.
        Когда Ингрид перевела и объяснила значение сказанного, адмирал важно кивнул.
        - ВМосковии правит король Джон,- сказал он.- Яслышал, что ваш король воюет со Швецией за выход к морю. Что ж, вряд ли это получится, но направление мыслей у него правильное- что за страна без моря? Садитесь, капитан Стивен Ринг и лорд Бэзил, и скажите, нравится ли вам мое вино? ВМосковии есть вино?
        Узнав, что в Московии не делают вина и что там вообще не растет виноград, адмирал заметил:
        - ВАнглии тоже нет винограда. Ну и не беда, зато есть пшеница, а значит, есть виски. Если вашему королю Джону удастся захватить какой-нибудь порт и выйти к морю, вино вы себе привезете сами. Ведь так?
        - Как здоровье королевы Английской Елизаветы?- откашлявшись, учтиво спросил Василий, и Степан уважительно покосился на него. Нет, не напрасно он взял с собой сюда боярского сына.
        Адмирал, в свою очередь, тоже оценил этот дипломатический вопрос. То, что странно одетый человек с непроизносимым именем и в неслыханном одеянии знает имя английской королевы, произвело хорошее впечатление.
        Англичанин всегда хочет смотреть на другого человека, как на равного, но для этого ему всегда требуются веские основания. Вопрос московского лорда Бэзила дал такие основания…
        - Как здоровье короля Джона?- вежливо осведомился в ответ адмирал.
        Василий рассказал о присоединении к России Казанского ханства, а затем и Астраханского. Рассказал о войнах с татарами на юге и о том, что пока существует Османская империя, спокойствия христианам ждать не приходится.
        Адмирал внимательно выслушал это и в ответ сокрушенно сообщил, что от османов страдают все. Но совсем недавно соединенным флотам христианских стран удалось наголову разбить исламский флот в битве у Лепанто.
        Затем без всякого перехода быстро взглянул на Степана и сказал:
        - Капитан Стивен Ринг! Может быть, вы и хороший капитан и всему научились на своем корабле в Белом море, но здесь моря другие. Для того чтобы вернуться к себе домой, вам придется пройти в Балтийское море, а это невозможно сделать, минуя Данию. Датчане вас не пропустят: они теперь в союзе со Швецией и, узнав, что вы- русские, первым делом вас всех перевешают.
        - Что же делать, дядя Томас?- с тревогой спросила Ингрид.- Без них я не вернусь. Во-первых, эти русские- мои друзья, а во-вторых, как я вернусь на корабле без команды?
        - Ну, девочка моя,- игриво заметил адмирал, потрепав близко сидящую к нему Ингрид по щеке,- с командой проблем бы не было. Вы дойдете до Дании, а там, как только этих русских повесят, ты могла бы сразу нанять новую команду. Датчане- неплохие моряки, это я тебе точно скажу.
        Роджерс захохотал, очень довольный своей шуткой. Он увидел испуганные глаза Ингрид и побелевшие лица русских, так что теперь был удовлетворен. Как все сильно пьющие люди, сэр Томас был подвержен черному юмору…
        Отсмеявшись, адмирал сменил гнев на милость и сказал:
        - Ядам вам патент, капитан Ринг.Спатентом от английского адмирала вам не страшны никакие датчане.
        Он позвонил в колокольчик и приказал вошедшему матросу подать бумагу, перо и печать.
        Поскольку храбрый моряк больше привык водить корабли, а не перо по бумаге, то процесс написания патента занял некоторое время. Когда же документ все же был готов и сэр Роджерс, перечитав его, остался доволен, то поднял голову к Степану и, ухмыльнувшись, спросил:
        - Вы действительно умеете управлять кораблем, капитан Ринг? Может быть, мне все-таки стоит устроить вам хорошенький экзамен?
        Степан ничего не ответил, лишь стиснул губы, сохраняя достоинство. Он прямо глядел в лицо адмиралу, и тому это понравилось. Он накапал на бумагу сургуч и, приложив печать, сказал:
        - Расскажите мне, как выглядят ваши корабли. Вы ходите по Белому морю? Как вы справляетесь с навигацией, ведь там, наверное, совсем нет солнца?
        - Наши корабли меньше ваших,- ответил Степан.- Они годятся для промысла на рыбу и на зверей, но могут ходить и на дальние расстояния. Унаших кораблей гораздо толще корпус, чем у ваших,- он двойной, чтобы не затерло льдами.
        - Вы ходите во льдах?- с интересом поинтересовался адмирал.- Это же смертельно опасно. Даже невозможно.
        Помор улыбнулся.
        - Опасно,- согласился он.- Да ведь нет другого выхода. Унас лето, и вода чистая ото льда только три месяца в году. Апотом начинает ледком затягивать, и все сильнее. Пока от Груманта до Кеми дойдешь- затрет. Вот корпус и приспособлен так, чтобы лед его выталкивал на поверхность.
        - Ну, вытолкнет, допустим,- согласился Роджерс,- а как дальше плыть? По льду ведь корабль не поплывет, даже с двойным днищем.
        - Адальше- волоком,- ответил поморский капитан.- Цепляем судно канатами и тянем по льду. Потому и корабли у нас небольшие. Ваш корабль на руках бы не вытащить было.
        - Это верно,- засмеялся сэр Томас.- Адалеко ли от вас этот самый Грумант?
        - Десять дней пути,- сказал Степан.- Иногда пятнадцать.
        - По холодному северному морю? Ав пути обратно рискуете застрять во льдах? Это поразительно!
        - Там много пушного зверя,- сообщил поморский капитан.- Иногда и зимуем на Груманте, а весной только обратно идем. Промысел у нас такой.
        - Апираты? Вас должны грабить пираты!
        - Пираты все померзнут,- покачал головой Степан.- Из разбойников в наших краях только белые медведи, да еще шведы. Не знаю уж, кто из них лютей.
        Адмирал посыпал свежесоставленную бумагу мелким песком и отдал ее капитану Рингу.
        Неожиданно сотник Василий заерзал на своем стуле и спросил:
        - Ачто вы говорили о блокаде земель нидерландских? Зачем вы блокируете море?
        Вопрос понравился адмиралу. Он откинулся на спинку своего стула и не спеша обстоятельно ответил.
        Англия хочет помочь Нидерландам освободиться от испанского владычества и поэтому считает своим долгом блокировать море от испанских кораблей. Это необходимо для того, чтобы помешать снабжению испанских войск.
        - Испанцы оторваны от своих баз,- объяснил сэр Томас.- Они могут воевать в Нидерландах только до тех пор, пока корабли будут подвозить им оружие, боеприпасы и даже продовольствие. Если прервать это снабжение, испанцы проиграют войну. Поэтому мы здесь, а с пиратами боремся уж заодно: все равно всех пиратов не перевешаешь- моря кишат разбойниками.

* * *
        Когда они вернулись, на бриге царило спокойствие. Команда, наученная горьким опытом, понимала, что нужно радоваться каждому часу отдыха и не тратить силы, потому что они еще понадобятся- предстоит снова ставить паруса, а это- нелегкая задача.
        Василий казался очень довольным собой и тем, что участвовал в переговорах с английским адмиралом. Странно устроен человек: для него все относительно. Еще накануне Василий претендовал на то, что он- самый главный командир, и приходил в отчаяние от мысли, что придется подчиняться холопу, а сегодня уже радовался тому, что ставший начальником холоп отметил его и приблизил…
        Так уж устроено Московское царство, к чему Степан с Лаврентием долго не могли привыкнуть. Для дворянина, воина или купца холопы- это крестьяне. Для боярина же холопы- эти самые дворяне, воины и купцы. Адля царя холопами являются сами бояре. Какая-то бесконечная круговерть рабства…
        На всем Русском Севере это было не так- от Великого Новгорода до Поморской земли, и привыкать к московским порядкам было неимоверно трудно.
        Теперь Василий хоть и казался довольным, но сосредоточенно думал о чем-то. Видно, разговор в адмиральской каюте навел его на какую-то важную мысль…
        - Все обошлось?- с довольным видом спросил Лаврентий, едва Степан с Ингрид вошли в капитанскую каюту и затворили за собой дверь.- Можем плыть дальше? Не так страшен оказался английский адмирал?
        Когда ему рассказали о том, что сэр Томас приходится Ингрид крестным, Лаврентий снова хитро заулыбался.
        - Надо ведь было еще встретить в море именно его,- заметил он загадочно.- Море большое, кораблей много, и на каждом, наверное, сидит адмирал. Надо ведь, чтобы так случилось, что именно крестник оказался здесь.
        Степан с подозрением взглянул на старого друга: что имеет в виду колдун? Ингрид также с недоверием взглянула на Лаврентия и спросила:
        - Неужели карельское колдовство имеет силу и в Английском проливе?
        Довольная и гордая улыбка Лаврентия стала еще шире и еще загадочнее.
        - Это все мертвые мыши,- таинственно сказал он.- Яочень надеялся, что мертвые мыши помогут, и не ошибся.
        - Что это значит?- одновременно спросили Степан и девушка.- Какие еще мыши?
        - Пока ты ночью спал,- объяснил колдун,- я не тратил времени даром. Тем более что ночь- самое подходящее время для колдовства. Нужно было только решить, на чем колдовать и как именно. Яподумал и решил, что в этом случае мертвые мыши- самое надежное средство. Как видите, я не ошибся с выбором: Ингрид встретила крестного-адмирала…
        Трех мертвых мышей колдун связывает хвостиками друг с другом и машет этой связкой, приговаривая заклинания до тех пор, пока не уверится в том, что тотем Мыши непременно поможет в предстоящем деле.
        - Мышей сам ловил?- прямо спросил у друга Степан.- Или кого помочь попросил?
        - Сам ловил,- спокойно ответил колдун.- Идушил тоже сам. Тут такое дело- тонкое, никому доверить нельзя. Нужно, чтобы мышь умерла без мучений, будто заснула. Иначе тотем обидится.
        - Никогда бы не подумала, что дядю Томаса можно приманить мертвыми мышами,- с улыбкой заметила Ингрид.- Однако сильное у тебя колдовство, Лаврентий.
        Квечеру ветер стал крепчать, и оставаться на якорях стало опасно. Корабль сильно дергало при каждом порыве ветра, якорные канаты скрипели, стонали и могли не выдержать- грозили оборваться. Аостаться без якорей- последнее дело.
        На этот раз поставить паруса удалось довольно быстро, и «Sten» резво пошел по ветру на запад. Двигаться туда не было никакого смысла, но Степан понимал, что предстоящий разворот в обратную сторону- это очень сложный маневр для необученной команды, да и для него самого. Поэтому развернуться он решил утром следующего дня.
        Спомощью компаса и по карте капитан Кольцо определил курс, чтобы ночью корабль не налетел на сушу. Бриг шел прямым курсом на запад, так что слева оставался нормандский берег, а справа открытый океан. На штурвал был поставлен Лембит Хявисте- опытный рыбак, хорошо представлявший себе, как следует держать курс прямо. Он рассказал, что на своей лодке частенько доходил от Нарвы до острова Кихну и даже до южной оконечности Сааремаа, так что бороздить морские просторы Лембиту было не впервой…
        Ближе к ночи к Степану в каюту пришел Василий. Лицо его было сосредоточенным и серьезным. Видно было, что, несмотря ни на что, боярскому сыну трудно привыкнуть к своему подчиненному положению, однако он старался держать себя в руках, раз уж ситуация сложилась для него безвыходная.
        - Вот что,- спросил Василий,- что ты собираешься делать, когда мы вернемся в Варяжское море?
        - Ну, туда еще нужно сначала вернуться,- пожал плечами капитан Кольцо.- Завтра мы совершим разворот в открытом море, что будет не так-то просто. Яведь до сих пор не знаю точно, как поведут себя паруса- их тут такое множество… Апотом еще нужно пройти через датские острова, и только уж потом будет Варяжское море. Мы ведь далеко забрались, Василий.
        - Мы развернемся и пройдем через датскую землю,- спокойно ответил боярский сын.- Яуже вижу, что ты- умелый моряк. Но что ты собираешься делать с кораблем после того, как мы вернемся?
        - Корабль не наш,- сказал Степан,- он принадлежит Ингрид Нордстрем, ей и решать его судьбу.
        Он помолчал, а потом добавил:
        - Впрочем, мне кажется, что у тебя есть какое-то предложение. Не напрасно же ты затеял этот разговор.
        Мысль Василия была проста и сложна одновременно. На него произвела большое впечатление идея морской блокады. Не случайно он заинтересовался этим и подробно расспросил английского адмирала.
        - Нашим воеводам не приходит в голову,- сказал Василий,- что для победы в Ливонии нужно прервать сообщения этих земель с другими землями. Как англичане блокируют море от испанских судов, так и мы русские, можем блокировать с моря Ливонию. Теперь у нас есть в руках корабль, и мы можем сделать это.
        Василий был воодушевлен своей идеей, это было видно- глаза его буквально горели, впервые за последнее время. Он ощутил реальную перспективу вернуться к войне, стать нужным царскому войску, снова принять участие в государственном деле.
        - Пусть мы попали в плен,- продолжил он,- но теперь мы свободны, у нас есть вооруженный корабль, и мы можем принести царю Иоанну даже куда большую пользу, чем раньше. Стрелецких сотен у царя много, а вооруженных кораблей в море- ни одного! Ты только представь себе,- возбужденно продолжил Василий, в порыве товарищеских чувств даже беря Степана за пуговицу кафтана:- Вот мы попали в плен, сумели бежать из него. Ну, вернемся мы на Русь и объявим себя. Ну и что мы будем представлять? Как посмотрят на нас воеводы? За то, что в плен попали,- не накажут, ведь мы оставались в заслоне: хорошо, что вообще уцелели. За то, что бежали из плена и вернулись- могут даже похвалить. Похвалят, и обратно в стрелецкий строй: тебя опять стрельцом, а меня опять сотником. Да еще будут коситься и не доверять, и каждая собака сможет нам в лицо тыкать, будто мы хотели переметнуться к врагу.
        Степан промолчал, но прекрасно знал, что Василий говорит чистую правду. После того как царь Иоанн разорил Великий Новгород, разорил Тверь и учредил опричнину, перебежчиков из царского войска стало видимо-невидимо. Тяжелая Ливонская война потому и шла так трудно, что озлобленные ополченцы из Новгорода, Твери и других городов сдавались и переходили к врагу десятками и сотнями, а воеводы боялись командовать, чтобы не совершить реальную или мнимую ошибку и не попасть за это на царскую плаху…
        Еще неизвестно, как отнесутся в Московском царстве к вернувшимся пленникам. Не покажутся ли они подозрительными? От страшных слов «измена государю» и «слово и дело» люди повсюду цепенели. За словами этими, повторявшимися слишком часто, стояли пыточная дыба и топор палача.
        - Аесли мы сделаем так, как я сказал,- продолжал Василий,- то мы будем первым русским военным кораблем на море! Представь себе, как это поможет в войне и как царь потом наградит нас! Царь Иоанн умеет награждать!
        Боярский сын придумал и тактику предстоящих боевых действий. Они будут курсировать в море вдоль ливонских берегов и перехватывать суда, идущие с грузами в Ревель, Ригу и Нарву.
        - Унас слишком мало людей,- нерешительно сказал Степан.- Мы еле управляемся с парусами, и еще неизвестно, как вообще сможем маневрировать. Впрежней команде было двадцать семь человек, а нас всего десяток.
        - Мы наберем,- прервал его Василий.- Яуже подумал об этом. ВЛивонии толпы русских пленников, которых можно освободить. Среди них наверняка много храбрых опытных воинов. Нужно только начать, а потом у нас будет достаточно людей. Может быть, даже больше, чем нужно, и тогда нам придется захватить второй корабль, а потом и третий. УРусского царства появится военный флот!
        Степан усмехнулся, глядя на размечтавшегося сотника, но усмешка его не была пренебрежительной. На самом деле слова Василия нравились ему. Действительно, почему бы и нет?
        Не так уж сильно заботило Степана величие Московского царства, но отчего же не помочь своей родине в трудной войне? Тем более что в роли капитана корабля он, Степан Кольцо, может принести, куда большую пользу Руси, чем в роли простого стрельца. Раз уж судьба так распорядилась, то грех не воспользоваться этим.
        Ктому же Василий прав, и Степану это было очевидно: Русь должна иметь военный флот! Ине только военный, но она вообще должна непременно стать морской державой. Выгоды морской торговли помору были ясны. Асеверное поморское судоходство ограниченно- мешают льды.
        Пусть взяты Казанское и Астраханское царства, пусть идет расширение Руси на восток- в Сибирь, но без судоходного моря Руси не стать по-настоящему великой страной. Царь Иоанн понимает это- оттого и ведет кровопролитную Ливонскую войну. Да только вот беда- без военного флота такую войну не выиграть!
        Ато, что Степану, как и многим, совсем не нравится царь Иоанн- так это дело преходящее. Сегодня Иоанн, завтра другой, а послезавтра третий. Но Русь- великая христианская держава останется в веках. Араз так- останется в веках и их слава- Степана, Лаврентия, Василия и даже Ипата с Агафоном…
        - Хорошо,- сказал он сотнику.- Так и сделаем. Вернемся в Варяжское море- решим, как быть. Апока что надо разворот в море совершить: дело хоть и небольшое, но для нас новое и опасное. Так что давай спать, боярский сын.

* * *
        Сраннего утра команда была на ногах и приготовилась к долгой и тяжкой работе. Управлять парусами во время маневра на трехмачтовом судне- нелегкая задача. Сам Степан встал у штурвала, чтобы направлять руль.
        Но даже начать разворот они не успели. На этот раз Степан первым заметил впереди по курсу корабль. Паруса его были свернуты на реях, на мачте развевался незнакомый флаг.Арядом, совсем впритык, борт к борту терлось небольшое двухмачтовое судно низкой посадки. На передней мачте кораблика ветер трепал ярко-красный флаг с каким-то черным рисунком посередине. Казалось, что два корабля сцепились в одно целое и вместе качались на волнах.
        Степан налег на штурвал, стараясь обогнуть два странных судна, стоящих вплотную без парусов в открытом море. Хотелось пройти подальше от них. Кто знает, что это за корабли? Вдруг еще один военный корабль, который снова захочет проверить, кто это плывет тут под шведским флагом? На нем может не оказаться доброго дяди Томаса…
        - Это пираты,- вдруг сдавленным голосом сказала Ингрид, указывая рукой на двухмачтовый кораблик.- Смотрите, на нем пиратский флаг- красное полотнище с черным черепом.
        Как жаль, что нет подзорной трубы! Но и без нее с каждой минутой зловещий красный флаг становился все более отчетлив. Как и вся разыгравшаяся в море ситуация в целом.
        Крупный торговый корабль был взят на абордаж пиратским судном. Люди убиты, товар разграблен и перегружен на борт к пиратам. Еще немного времени, и пираты отцепятся от корабля и уйдут, а ограбленное судно с валяющимися на палубе мертвецами будет дрейфовать по морю, пока не разобьется о прибрежные скалы…
        Стоящие по правому борту брига люди молчали. Все уже поняли, свидетелями чего стали. Оставалось решить, как поступать в этом случае.
        - Как пиратам удалось захватить такой большой корабль?- спросил недоуменно Лаврентий, на что Ингрид, нервно передернув плечами, ответила:
        - Проще простого. Это же не военный корабль, а просто торговый. Пираты незаметно ночью в полной темноте подошли вплотную и забрались на палубу. Адальше уж совсем все просто- они перерезали едва проснувшихся людей, и дело с концом.
        - Ис этим ничего нельзя сделать?
        - Нельзя,- пожала плечами девушка.- Пираты из Сан-Мало снятся в кошмарных снах каждому капитану. Здешнее море кишит ими, как правильно сказал вчера дядя Томас. Где же он теперь?
        - Да,- заметил философски Лаврентий,- лучше бы почтенному адмиралу оказаться сейчас здесь. Тут его помощь могла бы сильно понадобиться.
        - Смотрите, смотрите!- закричало сразу несколько голосов.- Огонь! Огонь!
        Пламя выбилось на палубу из горящего трюма ограбленного судна. Языки огня заплясали по палубе, полезли на мачты, стали лизать свернутые паруса.
        - Они зажгли корабль,- сказала Ингрид.- Все кончено. Теперь те, кто остался на борту, даже если живы, погибнут.
        - Зачем они это сделали? Ведь сам корабль- это большая ценность.
        - Да, но по кораблю пиратов могут найти,- ответила девушка.- Самим пиратам такой большой корабль не нужен- они предпочитают небольшие суденышки- незаметные и маневренные. Апродавать краденый корабль опасно- его могут узнать, и тогда…
        - Ладно, с этим понятно,- прервал девушку Степан.- Что мы сейчас будем делать?
        - Ачто мы можем делать?- закричал подбежавший Василий, услышав последние слова.- Мы должны напасть на пиратов и уничтожить их! Мы же военные люди! Унас на глазах орудуют разбойники, а мы- служилые воины московского царя, пройдем мимо! Этого не может быть!
        Василий был в бешенстве, его юношеская отвага нуждалась в выходе и кипела.
        - Хорошо бы нам самим не стать жертвой этих разбойников,- осмотрительно заметил Лаврентий.- Их много, а нас всего десять человек…
        - Вперед!- в одно мгновение решил Степан.- Пираты могли захватить пленников. Снами самими уже такое случилось однажды. Мы придем им на помощь.
        Он оглянулся на команду, уже догадавшуюся о том, что решено на капитанском мостике.
        - Разобрать мушкеты!- крикнул он.- Готовиться к бою!
        Он снова налег на штурвал, направляя бриг точно в сторону пиратского судна. Теперь весь ограбленный корабль был охвачен пламенем. Горели мачты, горели паруса, огненные языки лизали почерневший от копоти корпус. Пиратское судно отвалило от борта горящего судна и быстро пошло в открытое море. Оно уходило стремительно, потому что кроме парусов на нем были и гребцы- весла с обеих сторон ритмично взлетали и опускались в пенящуюся воду.
        На палубе брига царила суматоха. Стрельцы заряжали мушкеты, сыпали порох на полки и готовились к бою. Шведские мушкеты, найденные в трюме, оказались по конструкции почти такими же, как стрелецкие пищали, так что учиться обращению с ними не пришлось.
        - Жалко, что бердышей нет,- мечтательно сказал Агафон, кладя рядом с собой длинную саблю.- Этой все же несподручно. Авот бердышами мы бы их враз одолели.
        - Придет время- раздобудем и бердыши!- ответил Демид, прилаживая заряженный мушкет к борту и берясь за другой.- Лишь бы целыми домой вернуться!
        - Э, кто о чем, а вшивый о бане,- отозвался на эти слова насмешливый Агафон.- Все бы тебе, Демидушка, за бабью юбку цепляться. Тоже, Аника-воин нашелся. Что ты на войну пошел, раз так о доме тоскуешь?
        Степан вел корабль и уже отчетливо видел, что через несколько минут они догонят пиратов. На пиратском корабле их давно уже заметили и теперь готовились принять бой. Сейчас, с высоты капитанского мостика, Степан имел возможность как следует рассмотреть врага.
        Пиратское судно действительно было небольшим, но не настолько маленьким, как показалось сначала. Оно имело низкую посадку и больше напоминало галеру: гребцы сидели под палубой, в трюме, и весла их опускались в воду через небольшие вырезанные в корпусе окошки.
        Двадцать гребцов по левому борту и двадцать гребцов- по правому. На палубе были установлены пушки- четыре штуки, небольшие, медные. Видимо, пираты не готовились к сражениям по всем правилам, а рассчитывали на внезапность и коварство.
        Но сейчас пиратам как раз предстояло принять открытый морской бой.
        - Ипат!- крикнул Степан со своего мостика на палубу.- Тебе, кажется, не терпелось пострелять из пушек? Теперь самое время показать свое искусство!
        Но эти слова были напрасными: сноровистый Ипат, дорвавшийся до любимого дела, уже успел зарядить все четыре пушки по правому борту. Вэтом ему помогали Каск с Лембитом, но наводить стволы Ипат им не доверил- занимался этим сам, сосредоточенно суетясь попеременно возле каждого лафета.
        Расстояние между кораблями сокращалось с каждой минутой. Гребцы на пиратской галере отчаянно махали веслами, ветер дул в паруса, но бриг был все ближе. Скапитанского мостика уже видны были сами пираты, толпящиеся на палубе галеры с оружием в руках и готовящиеся дать бой. Сверкали на солнце клинки сабель, дымились запальные фитили…
        Со смущенным сердцем Степан отметил, что численностью пираты превосходят членов его маленькой команды: фигурок с оружием на борту вражеского корабля было не меньше тридцати.
        Более того, казалось, что пираты совсем ничего не боятся. Несмотря на то что судно их явно удирало от преследования, теперь, когда корабли сблизились и сражение стало неминуемым, пираты не выказывали никакого страха. Даже наоборот- с их борта торчало несколько прочных шестов с абордажными крючьями. Пираты готовились при первой же возможности притянуть к себе борт брига и перейти в наступление, что при их подавляющей численности это могло закончиться для стрельцов трагически.
        Когда корабли сблизились настолько, что пошли как бы вровень, борт о борт на расстоянии нескольких метров друг от друга, Ипат и вместе с ним Лембит с Каском дали первый залп из трех пушек.
        Стрелять на море- совсем не то, что стрелять на суше, и Ипату пришлось лично в этом убедиться. Пусть прицелился он хорошо, но на волне, при качке выдержать прицел не удалось. Орудия громыхнули, судно окуталось пороховым дымом и резко накренилось от пушечной отдачи, но снаряды прошли мимо цели- поверх пиратского судна. Оттуда раздался радостный крик десятков разбойников.
        Вследующее мгновение последовал ответный залп из медных пушек с галеры, но и в этот раз история повторилась- при выстреле галеру качнуло, и снаряды прошли над головами Степана и его товарищей.
        - Кпищальному бою!- раздался зычный голос Василия Прончищева, и сейчас все послушались его командирского крика- прильнули к мушкетам, выискивая глазами цель…
        - Пали!- закричал сотник, и ружья в лад загрохотали.
        - Пали!- еще через несколько мгновений снова скомандовал боярский сын, окончательно взявший на себя руководство боем.
        Из-за малочисленности команды брига на каждого стрельца приходилось по два мушкета, заряженных заранее. Два последовавших друг за другом залпа оказались неожиданно эффективными: радостно-воинственные вопли на галере прекратились и послышались пронзительные возгласы раненых.
        Стой стороны тоже стреляли, но не залпами, а разрозненно, так что пули свистели вокруг, но не достигали цели. Видимость стала очень плохой- оба судна окутались густым дымом от пороховых зарядов.
        Вэтот момент с брига выстрелила четвертая пушка по правому борту- Ипат наконец добрался до нее и поднес фитиль. Этот четвертый выстрел удался ему на славу- картечный снаряд взорвался на палубе галеры. Вдыму было не видно нанесенного врагу урона, но крики раненых с той стороны стали громче.
        Однако обрадоваться успеху команда брига не успела. Пираты не собирались сдаваться. По редкому мушкетному огню они догадались о том, что нападающих очень мало. Теперь их задачей было перейти к абордажному бою- куда более привычному для них занятию, чем перестрелка.
        Водно мгновение галера приблизилась к бригу настолько, что высунувшиеся с ее борта абордажные крючья впились в корпус и притянули его. Степан, увидев это, отчаянно принялся выкручивать штурвал, чтобы уйти в сторону, но руль на полном ходу слушался медленно, и задуманный маневр не удался.
        Еще минута- и враги окажутся на борту!
        Стоять у штурвала стало бессмысленно: речь уже шла не об управлении кораблем. Степан бросил штурвал и схватился за приготовленную саблю- один из трофеев, доставшийся ему от Хагена.
        Пираты уже лезли через борт своего судна и прыгали на палубу брига. Их оскаленные лица и красные повязки вместо головных уборов замелькали теперь совсем рядом.
        - Втрюм!- закричал Степан, внезапно увидев, что Ингрид по-прежнему продолжает стоять рядом с ним на мостике.- Скорее спрячься в трюм! Ты еще успеешь!
        Он видел, что путь к люку, ведущему в трюм корабля, еще свободен и девушка имеет шанс проскользнуть туда. Но она даже не обернулась на его крик.
        - Яостанусь здесь!- прокричала она в грохоте и звоне начавшегося рукопашного боя. Вруке у Ингрид появился кортик, который она сжимала с такой решительностью, что Степан понял- ее не переспоришь. Да для препирательств больше и не было времени. Он спрыгнул с мостика и присоединился к схватке.
        Как ни странно, стрельцы держали строй- сказывалась боевая выучка. Они не пустили пиратов на всю палубу, а встав поперек корабля на линии грот-мачты, держали оборону и не пускали врага на корму. Сражаться саблями и топорами им было непривычно: недаром Агафон сожалел о том, что нет под руками бердыша. Имея этот узкий топор на длинной рукоятке, можно было бы порубить «в капусту» вооруженных саблями разбойников.
        Степан спрыгнул на палубу, оглянулся и внезапно оцепенел от ужаса. Прямо на него, стоящего на корме, с пиратского судна лезло чудовище. Такого кошмара поморскому капитану не могло присниться даже в страшном сне- он увидел черного человека!
        Черный человек был гигантского роста и в руках держал изогнутую саблю, похожую на татарскую, но не это было важно. Человек был абсолютно черного цвета. Только белки глаз у него были белые, но и то, пронизанные красными прожилками, налившиеся кровью, они казались глазами самого дьявола- врага рода человеческого.
        Он не был вымазан сажей и не покрашен краской. Нет, Степан отчетливо видел, что человек имеет натуральный черный цвет, как будто кожа его опалена адским пламенем. Вероятно, когда черти жарят грешников на адских сковородках, те приобретают за свои грехи такой устрашающий вид…
        Все это капитан Кольцо увидел в одно мгновение, и зрелище потрясло его. Но усилием воли он удержал в руке оружие. Решив не поддаваться дьявольской угрозе, Степан изо всей силы рубанул саблей по черному человеку.
        Что теперь будет? Может быть, из чудовища посыплются искры? Или из синегубого рта вдруг полыхнет сатанинское пламя?
        Но ничего такого не произошло: черный человек легко отбил удар своей изогнутой саблей и прыгнул прямо на Степана. Капитан ощутил тяжесть тела и непривычный резкий запах чудовища. Может быть, оно пахнет адской серой? Отом, что Дьявол пахнет серой, знают все- это известный факт, и старец Алипий в монастыре тоже об этом рассказывал. Но он никогда ни словом не обмолвился о том, что Дьявол так черен и страшен!
        Прийти на помощь Степану никто не мог- обороняющиеся стрельцы стояли спиной к корме и просто не могли увидеть того, что творилось сзади. Да и кто поможет в схватке с таким чудовищем? Можно ли его убить вообще?
        Тем не менее Степан попытался. Поскольку черный человек прижался к нему вплотную, замахнуться саблей у капитана не было возможности. Астрашное оскаленное лицо было совсем близко и скрипело белоснежными блестящими от слюны зубами, явно намереваясь перегрызть ему горло.
        Сотчаяния Степан принялся бить чудовище кулаком в бок. Ударил один раз, затем второй… Бил он крепко, со всей силы, но казалось, что ударов ужасный противник не ощущает совсем. Вкакой-то миг он чуть отодвинулся, и кулак Степана пришелся прямо в живот…
        Произошло невероятное- изо рта чудовища раздался болезненный крик, и оно перегнулось пополам. Этого оказалось достаточно, чтобы капитан размахнулся и ударил по пригнутой книзу черной голове, покрытой мелкими смоляными кудряшками, рукояткой сабли.
        Увидев, что черный человек упал без движения на палубу, Степан разогнулся. Следующим ударом он прикончил бы невероятного противника при помощи клинка, но не успел этого сделать- через борт перескочил пират. На сей раз это был нормальный человек, только совершенно дикого вида. Он был одет в какие-то развевающиеся на ветру цветные тряпки, а в носу у него было вдето золотое кольцо. После чернокожего дьявола это было уже совершенно не страшно, и Степан встретил врага ударом сабли сверху вниз. Тот уклонился и нанес свой удар, метя капитану в грудь- он правильно оценил отсутствие нагрудного доспеха…
        Клинок пробил кафтан и рубаху, вонзившись в переборку капитанского мостика. Теперь Степан, хоть и не получил ранения, оказался намертво пригвожден к одному месту. Фактически он был обездвижен. Во второй руке пирата был зажат длинный нож, и теперь острие его направилось к горлу помора. Еще один миг, нет, полмига, и горло Степана Кольцо будет рассечено от уха до уха!
        Впоследний момент, когда капитан уже попрощался с жизнью, потому что смерть казалась неминуемой, перед его глазами что-то мелькнуло. Это Ингрид, задрав платье до бедер, прыгнула с капитанского мостика прямо на плечи пирату, готовившемуся нанести последний решительный удар.
        Упав на него, девушка повалила пирата на палубу, повалившись туда же вместе с ним. Степан увидел, как промелькнули ее голые бедра, которыми она сжала шею противника. Выставив перед собой острие длинного клинка, капитан бросился на помощь, намереваясь полоснуть отточенной сталью по обездвиженной голове врага. Но он не успел этого сделать, потому что следующим движением Ингрид занесла кортик и точно вонзила его в глаз пирата по самую рукоятку.
        Их взгляды на секунду встретились. Здесь, в пылу смертельного боя, под звон и лязг оружия, Степан увидел Ингрид как бы другими глазами. Его подруга вновь преобразилась, пройдя новое превращение. Она сидела верхом на убитом ею человеке, сжав его мертвую голову своими крепкими голыми бедрами, и серо-голубые глаза ее сверкали победительным торжеством. Сейчас это была грозная и веселая валькирия- героиня северных легенд, дева-воительница- бесстыдная и беспощадная. Ее белокурые локоны развевались по ветру, и, выдернув клинок из окровавленной глазницы врага, она с бешеным восторгом озиралась, ища новую жертву.
        Улыбнувшись ей, Степан перехватил саблю поудобнее и бросился к продолжавшим держать оборону товарищам. Стрельцы рубились яростно, с кряканьем опуская на наступавших пиратов свои сабли и топоры, но те явно одолевали- слишком уж много их оказалось.
        - Снами Бог!- кричал Василий, подбадривая сражающихся.- Бей их, ребята-молодцы! Снами крестная сила!
        Он рубился в самой середине строя, принимая на себя наиболее отчаянных головорезов. Пираты видели, что он- командир, и потому стремились поразить его в первую очередь. Рукав нарядного кафтана Василия пропитался кровью- удар сабли пришелся в левое плечо. Впрочем, окровавлены тут были все- наступавшие и обороняющиеся.
        Могучий Лембит крушил топором направо и налево, Демид размахивал саблей, а песенник Фрол с закинутой за спину любимой балалайкой без устали орудовал пикой, отгоняя от себя наступавших врагов.
        Впылу боя никто не обратил внимания на Ипата, который куда-то пропал вдруг, а спустя некоторое время закричал не своим голосом:
        - Разойдись! Разойдись, ребята! Сейчас запалю!
        Он стоял позади сражающихся, возле вертлюжной пушечки, которую успел зарядить. Вруке у него дымился зажженный фитиль, а одноглазое и опаленное пламенем багровое лицо выражало лишь одно- безмерное желание убивать…
        Замысел новоявленного канонира стал ясен всем сразу. Водно мгновение строй стрельцов распался- все бросились в разные стороны, к бортам судна. Не ожидавшие подвоха пираты в одно мгновение кучей бросились в образовавшуюся брешь, устремляясь к корме.
        Грянул выстрел. Картечный снаряд ударил в самый центр атакующих абордажников и взорвался, сметая с палубы основную их часть.
        Идея Ипата была скорее безумной, чем безумно смелой, потому что в охватившей его ярости он предусмотрел далеко не все. Три стрельца были разом убиты наповал разлетающейся картечью, но вместе с ними погибли почти все рвавшиеся на корму пираты. Палуба во второй уже раз за последние два дня покрылась телами истекающих кровью людей.
        - Вперед!- взревел Василий, бросаясь на немногих, оставшихся на ногах противников.- Руби! Руби! Снами Бог!
        От близкого взрыва у него текла из ушей кровь, но он даже не замечал этого.
        Спустя еще минуту, движимые одним чувством, одним желанием- довершить начатое, стрельцы уже без всяких команд перескочили через борта сдвинутых кораблей и оказались на галере.
        Перед лицом неминуемой смерти люди теряют чувство страха, и теперь всеми владело лишь желание сражаться и убивать. Одолеть врага- это была единственная мысль, заставлявшая рубить и колоть, не задумываясь о себе и своей собственной жизни.
        После выстрела из вертлюжной пушечки дело было решено для всех: нежданная победа осталась за русскими. Дальнейшее было уже делом чисто механическим- уничтожением одних людей другими.
        Не прошло и нескольких минут, как Василий достиг капитанского мостика пиратской галеры и сшиб с ног ее командира. Он зарубил бы его немедленно, но сначала потребовал, чтобы тот сдался формальным образом. Когда трясущийся француз поднялся на ноги и официально попросил пощады у своего победителя, команда пиратского судна прекратила всякое сопротивление.
        Оставшихся в живых пиратов согнали на палубе в одну кучу и, обезоружив, поставили на колени. Теперь их оставалось восемь человек: битва была кровопролитной, а последний выстрел Ипата уложил на месте сразу шестерых. Врукопашном бою погибло семеро. Четверо были убиты мушкетными залпами с брига, и еще четверо- тем единственным выстрелом бортовой пушки, который попал в цель…
        Пока бойцы с обнаженными саблями и топорами сторожили коленопреклоненных пиратов, Степан с Василием сбежали по трапу вниз и осмотрели внутренние помещения галеры. Вооруженных врагов они не обнаружили, зато в каюте под палубой обнаружили двух связанных веревками людей- богато одетого мужчину лет сорока пяти и юношу, раненного в бедро.
        На всякий случай развязывать их не стали: кто знает, как они себя поведут. Распаленные недавним боем и еще не отошедшие от чувства опасности Степан с Василием теперь повсюду видели угрозу.
        Внизком помещении под палубой сидело сорок человек полуголых гребцов, каждый из которых был прикован к своей скамейке железной цепью. Несмотря на наличие весельных окон и ветерок, задувавший через них, воздух тут был тяжелым и смрадным. Сорок немытых тел, запах пота и испражнений- все это создавало абсолютно гнетущую атмосферу. На мгновение представив себе, что и его ждала точно такая же судьба, Степан даже закрыл глаза, благодаря Бога за чудесное избавление. Он бы не выдержал тут и часа, а ведь ему было суждено провести в таком положении всю оставшуюся жизнь…
        Гребцы, сидящие в два ряда, молча смотрели на вошедших людей. Вих глазах не читалось ничего, кроме полного и тупого смирения. Без сомнения, они видели все, что произошло, и понимали, что их прежним хозяевам пришел конец. Но никаких чувств это у них не вызвало, потому что собственная участь была им слишком хорошо известна: они- гребцы на галере, а гребцы нужны любым хозяевам, так что судьба их никак не изменится. Если только в худшую сторону, но тогда уж точно- смерть, но ведь и к ней они все были давно готовы.
        Завершив осмотр захваченного судна, Степан с Василием вернулись на палубу. Несмотря на осень, солнце палило вовсю, и даже морской ветер не мог разогнать установившийся зной.
        Боярский сын, вновь проявивший храбрость в бою и явно вернувший себе утраченный авторитет, чувствовал себя хозяином положения. Подойдя к плененному им командиру пиратов, он концом сабли тронул его за подбородок и заставил подняться на ноги.
        - Ты кто таков?
        Горбоносый и смуглый человек в шелковой розовой рубахе и колете из бычьей кожи угрюмо промолчал. Ачто мог он ответить? Честно признаться в том, что он- пират из Сан-Мало- известного на все Северное море гнезда разбойников и проходимцев? Что он убийца и торговец живым товаром?
        Все это было известно и без вопросов-ответов. Кроваво-красный флаг с изображением черепа, до сих пор висящий на мачте, говорил сам за себя.
        Впрочем, Василий, сын Прончищев и не рассчитывал на ответ. Просто он был воспитан в определенных традициях и знал, что пойманному на месте преступления разбойнику все равно нужно дать возможность хоть что-то сказать в свое оправдание. Что ж, он предоставил этому горбоносому такой шанс.
        Василий вопросительно взглянул на Степана. Несмотря ни на что, он боялся рисковать и принимать решение сам. Бог знает что из этого может получиться: а вдруг команда вновь откажется исполнять приказание бывшего сотника?
        Степан встретил взгляд боярского сына и кивнул.
        - Всех повесить,- сказал Василий,- вот на этих реях.
        Плененные пираты поняли эти слова без перевода- по тону, каким они были сказаны. На палубе поднялся крик, жалостливые вопли о пощаде на французском языке сотрясали воздух.
        Степан невольно усмехнулся и, повернувшись к Лаврентию, сказал:
        - Вот чем отличаются солдаты от разбойников. Те, когда попадают в плен и им грозит смерть, не просят о пощаде. Аэти орут, как зарезанные.
        - Да как еще жалостливо умоляют,- подхватил колдун.- Кто бы мог подумать полчаса назад, когда они были готовы перерезать нам глотки.
        Крики о милосердии продолжались…
        - Веревки жалко,- сказал запасливый Лембит.- Испоганят ведь веревки-то, а нам еще сколько по морю плавать предстоит. Пригодится веревка для другого дела.
        - Правильно говоришь, Лембитушка,- вмешался со сладкой улыбкой Агафон, облизывая пухлые красные губы.- Давай вдвоем, чухонская ты головушка, я тебе пособлю. Вдвоем быстро управимся.
        Он посмотрел на Степана и деловито спросил:
        - Можно начинать? Ты у нас вроде капитан…
        Это и вправду оказалось быстро. Агафон подхватывал под локоть теряющего от ужаса способность ходить пирата и подводил его к борту. Там Лембит наотмашь бил саблей по шее, и вдвоем они перебрасывали мертвое или полумертвое тело в воду.
        Ачто еще можно сделать с пленными разбойниками? Не в тюрьму же везти…
        ГлаваVI
        Венецианский купец
        - Как твое имя?
        - Марко Фоскарино.
        - Кто ты и куда направляешься?
        - Ячлен торговой гильдии Венецианской республики. Анаправляюсь в Москву- столицу Русского царства.
        При этих словах незнакомца глаза у Степана полезли на лоб. ВМоскву? Этот человек направляется в Москву?
        Они сидели в большой капитанской каюте пиратской галеры, где Степан с Лаврентием и Ингрид снимали допрос с двух пленников, которых нашли здесь. Веревки с них уже давно сняли: молодой человек сильно страдал от раны и не мог ходить, а тот, который постарше выглядел солидно, и явно не собирался никуда бежать.
        Было ему на вид скорее пятьдесят лет, чем сорок. Седые волосы, острая бородка клинышком, короткая куртка из темно-зеленого бархата и широкие полосатые штаны до колен. Аниже колен были надеты белые шелковые чулки, державшиеся на ярко-алых подвязках, чего Степану в своей жизни еще не приходилось видеть. На Руси все мужчины носили длинные штаны, заправленные в сапоги, либо плетеные лапти. Ана незнакомце кроме диковинных чулок были еще туфли с пряжками, и на довольно высоком каблуке, что также поразило поморского капитана.
        Сего точки зрения, такой наряд выглядел смешным и нелепым. Вкоротких штанах до колен ходят только дети, а взрослому мужчине подобает иметь длинное платье, закрывающее ноги. Оказалось, что понятия моды весьма относительны…
        - Зачем ты едешь в Москву?- спросил удивленный Степан.
        - Яведь уже сказал,- вскинул брови венецианец,- еду по торговым делам. Венецианская торговая гильдия послала меня в столицу Руси, чтобы я узнал условия возможной торговли. Вкаких товарах нуждаются русские? Что мы можем купить там и вывезти на продажу? Поскольку я самый опытный купец в гильдии, то мне и доверили такую поездку.
        Марко Фоскарино любезно отвечал на вопросы Степана, но глядел на капитана с громадным любопытством. По всему видно было, что ему самому не терпится поскорее узнать, кто перед ним.
        Всамом начале разговора, когда с него сняли веревки, венецианский купец рассыпался в благодарностях за свое освобождение. Он действительно не ожидал, что спасение от рук кровожадных пиратов придет так скоро и что спасители, пришедшие на помощь, окажутся такими энергичными и смелыми.
        - Синьор капитан,- раскланиваясь, говорил Марко Фоскарино,- прошу в моем лице принять благодарность и восхищение всех благородных людей! Вы и ваша команда проявили настоящее мужество и действовали так решительно! Если бы все капитаны кораблей в море приходили на помощь жертвам пиратов, этому гнусному промыслу давно бы пришел конец.
        - Что такое Венеция?- спросил Степан.- Где это находится?
        Вэтот момент венецианец понял, что пришел черед и ему удовлетворить давно терзавшее его любопытство. Он давно уже гадал, кто перед ним. Человек, освободивший его из плена, только что принявший бой с пиратами и назвавший себя капитаном, выглядел более чем странно. Заросший бородой до самых глаз, одетый в длинное суконное одеяние с множеством пуговиц и с высоким стоячим воротником и говоривший со своими друзьями на каком-то варварском наречии, совсем не был похож на капитана корабля. Более того, Марко Фоскарино еще не приходилось встречать моряка, который не слышал о Венеции- великой морской державе, чьи корабли бороздили все моря и океаны…
        Когда же Степан ответил, что он и его товарищи- русские, подданные московского царя, пришел черед венецианцу прийти в крайнее изумление.
        - Но ведь в России нет флота,- сказал он,- и значит, нет кораблей и моряков.
        Уж это он знал наверняка! Готовясь к дальней поездке на Русь- на край земли, в земли туманной Гипербореи, Марко Фоскарино тщательно изучил все материалы об этой стране, которые только можно было раздобыть в Венеции. Моря там нет!
        - Флота у нас нет,- с улыбкой подтвердил поморский капитан,- а море есть, и моряки имеются.
        - Будет у России и флот,- вдруг сказал из-за Степановой спины Лаврентий.- Все будет, только чуть попозже.
        - Так вы направляетесь в Россию?- уточнил венецианец, который так до конца и не поверил услышанному.- Вы можете взять меня с собой? Это такая неслыханная удача!
        Он не мог до конца поверить словам Степана, уж слишком невероятной была это встреча в Северном море с русским кораблем. Скораблем, каких на свете не бывает!
        Венецианская республика была владычицей морей главным образом потому, что являлась гигантским и очень успешным торговым предприятием. Все государства Европы создали воины и короли, а Венецианскую республику сделали купцы. Ауспех торговли прежде всего заключается в непрерывном расширении рынков, в поисках новых возможностей торговли, пусть даже самых нетрадиционных.
        Вот именно за этим и был направлен умудренный жизнью Марко Фоскарино в дальнюю и опасную поездку в Москву. Он должен был приехать в столицу северной лесной страны и осмотреться там, узнать о возможностях торговли. Выбор венецианской торговой гильдии пал на него еще и потому, что Фоскарино- старинный и один из знатнейших родов Венеции. По мысли купцов, это могло иметь решающее значение при установлении торговых контактов- такой человек имел право просить аудиенции у русского царя и вести переговоры на равных со знатными особами.
        - Явезу с собой образцы наших товаров,- сказал Марко.- Тех, которые могли бы заинтересовать русских купцов. Если желаете, я могу вам показать их. Если вы согласитесь доставить меня в Россию, то мы могли бы составить с вами компанию- ведь вы капитан торгового судна, если не ошибаюсь?
        - Стоварами разберемся позже,- усмехнулся Степан,- сейчас есть заботы и поважнее.
        Но краем сознания он уже отметил для себя, что такой пассажир, как этот венецианец, был бы очень полезен в плавании. Во-первых, он много путешествовал и о многом может рассказать, чего Степану очень хотелось- он остро ощущал недостаток своих познаний о мире. Аво-вторых, он- официальный посол Венеции, и у него есть с собой все подтверждающие это бумаги.
        Английский адмирал предупреждал о том, что при прохождении датских земель могут возникнуть трудности. Чтож, с иностранным послом на борту сделать это будет наверняка легче…
        Второй спасенный человек был совсем молод- лет двадцати. Разглядывая раненого юношу, лежавшего на кровати, Степан невольно сравнил его с Лаврентием- они выглядели ровесниками.
        Вотличие от Лаврентия, юноша был смугл лицом, с черными вьющимися волосами, обрамлявшими тонкое лицо, на котором выделялся нос с чуть заметной горбинкой, и ярко-синие очень глубокие глаза. УЛаврентия, у Ингрид, да и у самого Степана глаза были голубые, как утреннее небо летом, а глаза черноволосого юноши подобны морю в солнечный день, если смотреть с борта корабля…
        - Меня зовут Дмитрий Кордиос,- рассказал он.- Яс греческого острова Родос. Наша семья- знатного рода, и я мог бы стать гражданским правителем острова, если бы не турки. Все из-за них…
        - Эти турки,- вмешавшись, сокрушенно покачал головой Марко Фоскарино,- если бы не они, вся Европа сейчас жила бы совсем не так, как живет. Этот народ послан нам Господом в наказание за наши грехи.
        Печальную историю Родоса Степану тоже пришлось услышать впервые. Сначала островом владели венецианцы, прибиравшие к своим рукам все, что возможно. Затем на острове обосновался Орден монахов-рыцарей Святого Иоанна, которые построили неприступную крепость и замок Великого Магистра на горе возле города.
        Рыцари были католиками, а греческое население острова исповедовало византийское православие, но на этой почве никаких гонений и конфликтов не возникало, как и прежде- при венецианцах. Венецианцев интересовала торговля и состояние пристаней, а рыцарей- военные дела и оборона от османов, а различие в церквях не мешало обычной жизни греков. Греки выращивали виноград с оливками, и никто ими не интересовался.
        Все решительным образом изменилось, когда пришли турки-османы. Крепость и замок рыцарей оказались не такими уж неприступными, и после кровопролитных штурмов были взяты. Агреческое население Родоса оказалось под властью турецкого султана-мусульманина. Вот мусульман вопросы веры как раз очень интересовали, и они-то взялись за православных греков по-настоящему…
        Вопрос стоял настолько же просто, насколько и остро. Либо ты переходишь в мусульманство и становишься обычным подданным султана, либо остаешься христианином, и тогда тебе не следует обижаться на то, что отныне ты- бесправный раб. Тебя предупредили, и ты сделал свой выбор. Отныне тебя можно убить, ограбить, твою дочь заберет к себе в гарем сосед-мусульманин, а сына кастрируют и обратят в евнуха. Стобой позволено все- ведь ты неверный, при этом упорствующий в своих грехах.
        Простым людям было проще- они не так сильно интересовали захватчиков. Азнатные семьи, которые могли представлять потенциальную опасность, выкашивались подчистую.
        Старинный род Кордиосов был разорен. Отец умер с горя, а мать сошла с ума при известии о том, что младшую дочь сделали танцовщицей во дворце турецкого правителя острова Мустафы-паши.
        Из всей семьи они остались вдвоем- Дмитрий и его сестра. Дмитрию удалось спрятать сестру в далеком селении Прасониси- нищем и заброшенном, куда по этой причине не добирались турецкие стражники. Сам же он принялся лихорадочно искать пути к спасению. Спасение могло быть только одно: им с сестрой следовало бежать с острова. Но для этого требовались деньги, и немалые. Недостаточно ведь просто уехать куда-то с родины. Ачто делать там, куда уедешь? Где жить? Чем питаться?
        План был такой: совершить несколько крупных торговых операций, вновь разбогатеть, а затем забрать сестру и уехать от греха подальше.
        УДмитрия еще оставались люди, которые одолжили ему денег- очень немалую сумму, в память о его отце. Они же помогли спрятать сестру и помогли сесть на корабль, отправлявшийся на Сицилию.
        Оттуда Дмитрий перебрался в Венецию- город купцов, где и встретил Марко Фоскарино. Семьи Кордиосов и Фоскарино дружили из рода в род, так что юноша был обласкан и обнадежен.
        Посочувствовав несчастьям семьи Кордиосов и похвалив Дмитрия за находчивость и решительность, Марко дал ему хороший совет.
        - Успех торговых операций,- говорил он,- заключается в неожиданности коммерческих решений. Успех приходит тогда, когда ты делаешь что-то, чего не умеют или не хотят делать другие. Представь себе,- говорил он,- с твоими большими деньгами можно нанять корабль и начать возить с Востока специи и пряности- на них всегда есть спрос. Но ведь в море тесно от кораблей, везущих пряности. Можно возить сукно из Англии- там великолепно выделывают шерсть. Но ведь только ленивый уже не занимается этим. Для тебя просто не осталось места на рынке.
        Другое дело- Россия, куда я сейчас направляюсь. Да, это далекий край, неизведанный. Путь туда не разведан и очень опасен. Что творится в этой сумрачной стране, нам не известно. Но ведь именно в этом и заключается неожиданность решения, то есть там лежит ключ к успеху.
        - Но чем там торговать, дядя?- спрашивал Дмитрий, потому что так, по-родственному, именовал старинного друга своего отца.
        - ОРоссии не известно почти ничего,- ответил Марко Фоскарино.- Но одно известно доподлинно: у русских изобилие великолепных мехов. Это лесная страна, которая кишит ценными пушными зверями. Там водятся невиданные звери с таким мехом, какого никто из наших современников не видел- они описаны только у древних авторов.
        Поедем со мной, и ты сам в этом убедишься. Вдороге я помогу тебе, а на месте- в России, ты сам разберешься. Приведешь полный корабль ценных мехов в Венецию- и ты обеспеченный человек на годы. Априведешь два-три- на твою сестру станут засматриваться венецианские дожи. Знаешь, они становятся очень влюбчивыми, когда купец богатеет…
        Марко и Дмитрий сели на корабль, который прошел Средиземное море, вышел через Гибралтар и, обогнув Испанию и Португалию, доставил их в Сан-Мало. Здесь они пересели на ганзейский бриг, идущий с грузом в Ригу, а оттуда уж, как уверили знающие люди, будет нетрудно добраться до загадочной Московии.
        - Видимо, именно в Сан-Мало нас и выследили пираты,- задумчиво сказал Марко Фоскарино.- Мы провели там несколько дней в ожидании нужного корабля и показались этим разбойникам подходящей добычей. Их галера догнала нас в первую же ночь, как мы вышли из порта.
        Корабль был захвачен именно так, как предполагала Ингрид: пираты под покровом ночной темноты приблизились к кораблю и, забравшись на палубу, принялись убивать всех подряд. Вживых они не оставили никого из команды, включая капитана. Равно их не заинтересовал и груз, который корабль вез в Ригу.
        Ксебе на борт они перегрузили только четыре сундука венецианца с образцами товаров и сундук Дмитрия Кордиоса, наполненный золотыми монетами…
        Обоих путешественников захватили также, потому что имели все основания надеяться получить за них богатый выкуп.
        - Вы- наш спаситель, синьор капитан,- высокопарно заявил Марко.- Мы уповали лишь на Бога и Пресвятую Деву, но вместо них явились вы.
        - Наша заслуга тут невелика,- нашелся Степан с ответом.- Просто Бог и Пресвятая Дева избрали нас, чтобы оказать вам помощь. Кстати, наш корабль именно так и называется- «Святая Дева».
        - Правда?- удивился венецианец.- Амне показалось, что в окошко я видел другое название на борту…
        - «Sten»- это случайное название,- усмехнулся капитан Кольцо.- Унас пока что не нашлось времени, чтобы вернуть настоящее.
        Вдаваться в подробности сейчас не хотелось- для этого еще представится возможность.

* * *
        Спустя несколько часов плавания вдали показались очертания крепости Сан-Мало. Замок располагался на высоком острове совсем рядом с берегом, а город и порт- на плоской приморской низменности.
        Зайти в порт решили все вместе, сойдясь на палубе возле капитанской каюты и устроив совет. Заходить в незнакомый порт, да еще славящийся как гнездо разбойников, было опасно, но другого выхода не было.
        - Нам нужно привести в порядок корабль,- сказал Степан.- Подлатать паруса, починить канаты и разорванные веревки. Нужно пополнить запас снарядов и пуль к мушкетам, их не так много осталось. А кроме того, у нас заканчивается еда. Если нам предстоит поход домой, в Варяжское море, то к этому нужно приготовиться.
        - Одежду сменить,- сказал Лаврентий.- Датчане никогда не поверят в то, что мы не русские, если на нас будут вот эти кафтаны. Никакая бумага от адмирала не поможет.
        - Снами теперь посол от Венецианской республики,- напомнил Степан, уже успевший рассказать команде о спасенных людях. Но Лаврентий покачал головой с сомнением.
        - Посла датчане пропустят,- сказал он,- анас- нет. Одежду нужно сменить на здешнюю.
        - Деньги на все это откуда возьмем?- спросил рассудительный Демид.- Продовольствие, боевой запас, да еще одежда. Даром возьмем?
        - Мы продадим галеру,- пояснил Степан, который уже успел посоветоваться по этому коммерческому вопросу с опытным купцом- Марко.- Галера стоит больших денег.
        - Сгребцами?- вдруг поинтересовался Ипат, молчавший до этого.- Сгребцами продадим?
        - Гребцы вроде как к галере прилагаются,- нерешительно заметил Демид.- Без гребцов галера не поплывет.
        - Мы же галеру с гребцами захватили,- вставил Фрол.- Вот с гребцами и продадим. Акак продадим- хмельного меду напьемся, и я вам новую песню спою- сочинил, да пока спеть не успел.
        - Нет, мужики,- сказал Ипат.- Такое не по-божески делать. Царица Небесная накажет за такие дела.
        - Ишь ты,- засмеялся Демид.- Посмотрите на него! Как над человеком измываться, да стращать его, да содомским блудом угрожать- так ты Царицу Небесную не боялся!
        - Это- другое дело,- мрачно отрезал Ипат.- Много ты в содомском блуде понимаешь, Демид. Молодой еще! Яо другом говорю. Нас самих везли продавать, как скотину на базаре, такими же гребцами хотели сделать. Забыли уже? Амы теперь сами станем этим заниматься?
        - Русские люди рабами не торгуют,- твердо заявил Василий.- Московские стрельцы свою честь не уронят.
        - За галеру без гребцов меньше денег дадут,- надул губы Фрол.
        - АФролушке все бы напиться меду да на балалайке сыграть,- отгрызнулся Агафон.- Правильно, людей продавать не будем.
        Впорт Сан-Мало заходили медленно, спустив паруса. Вода тихонько двигала корабль к середине гавани, где Степан приказал бросить якоря. Швартоваться к причалу он не решился- не было уверенности, что с малым опытом не разобьет либо борт брига, либо причал…
        Сизумлением смотрели они с борта на крепость и раскинувшийся у моря городок. Из европейских городов видели стрельцы до этого только сожженные предместья Нарвы, да разоренный еще до них проходящими войсками Юрьев-Дерпт с островерхими крышами домов и диковинными мощенными камнем улицами.
        Здесь все было не так. Несмотря на то что Сан-Мало- это Нормандия и считается как бы северным краем, тут уже явственно ощущается теплый воздух юга. Побеленные стены домиков, яркая черепица на крутых покатых крышах, кованые украшения над дверями лавок. Итолпа людей в порту, на рыночной площади и в узких улочках, где не разойдутся два человека и куда из-за высоты стен домов никогда не заглядывает солнце. Эта толпа была совсем не похожа на толпы в Нарве или в Або- в ярких одеждах, с причудливыми аксессуарами и раскованные, смешливые люди здесь казались совсем другими.
        Рядом с бригом встала на якоря приведенная с собой галера. Снее и пришлось взять шлюпки, чтобы доплыть до пристани,- своих шлюпок не осталось, на них уплыл Хаген со своими молодцами.
        Вгород отправились для начала втроем: Степан с Ингрид и венецианский купец. Больше желающих не нашлось: стрельцы и эстонские рыбаки побоялись оказаться в незнакомом месте, а Василий занемог от полученной раны и слег в жару.
        Впорту стояло несколько кораблей. Два из них- возле причала, и по мосткам, переброшенным с борта на берег, сновали люди с тюками и бочками на спинах- шла разгрузка. Припортовая площадь была полна народом, на вновь прибывших никто не обратил внимания. Своего странного наряда тут можно было не опасаться: многие были наряжены еще причудливее.
        Все первые этажи домов на узких улицах занимали открытые лавки и таверны, из которых слышались разгульные голоса многих мужчин и женщин. Женщин тут было даже больше, чем мужчин, и большинство из них были явно легкого поведения. Порт, куда причаливают корабли, наполненные изголодавшимися во всех отношениях матросами, всегда притягивает искательниц добычи и приключений…
        Глядя на этот праздник жизни вокруг себя, Степан опасливо подумал, что стрельцов с корабля не стоит сюда пускать вообще- нечего им тут делать. Разденут, обворуют и обведут вокруг пальца суровых, но простодушных людей. На Святой Руси такого откровенного бесстыдства еще не видывали. Чего только не случается на Руси, бывает и куда похуже этого, но не так напоказ, а скрытно, потаенно- это все же лучше, привычнее.
        Покидая бриг, Степан велел команде вооружиться мушкетами и, зарядив их, быть настороже. Никого на корабль не пускать, а если кто подойдет на шлюпке, ни в какие разговоры не вступать.
        - Для начала нам нужно найти врача,- сказал синьор Фоскарино,- врач нужен для Дмитрия и для вашего товарища, графа Базилио- тоже.
        Сначала Степан не понял, о ком идет речь. Что такое врач? Когда Ингрид объяснила ему значение этого слова, он недоуменно пожал плечами. Разве может быть такая профессия?
        Уних в Поморье, если человек заболевал или получал ранение, этим занимались бабки, знающие отвары из целебных трав, делающие мази и притирки. Они же умели ворожить, снимать сглаз и порчу, а также вправлять вывихнутые суставы и залечивать сломанные кости.
        Были бабки, известные своим искусством, которые могли быстро поставить на ноги занемогшего человека. Таким бабкам везде оказывался почет и уважение. Аесли, несмотря на все усилия, человек все же умирал, то роптать и удивляться было странно: на все Божья воля…
        - Врач учился в университете,- объясняла Ингрид.- Он специально изучал философию и медицину, чтобы лечить разные болезни. Унас в Або есть два врача- оба они учились в университете в Упсале. Услуги их стоят очень дорого, и, конечно, простые люди не могут заплатить.
        Теперь, когда он узнал, что такое врач, Степану предстояло запомнить еще одно непонятное слово- университет…
        Умом Степан понимал, что сотник Василий прав и верно говорит о том, в чем заключается их долг.Их долг- вернуться на захваченном корабле в Варяжское море и принять участие в Ливонской войне- помочь войску царя Иоанна. Верно и то, что их помощь на море может оказаться весьма ценной. Ктому же заманчиво положить начало русскому флоту!
        Они так и сделают. Степан Кольцо станет первым русским военным капитаном, и они сразятся за Родину. Но сердцем помор стремился дальше- в далекие неизведанные края. Теперь с каждым днем перед ним раскрывался чудный новый мир- незнакомый, полный загадок, непонятный. Чужие страны, неведомые народы, о которых никогда прежде не слышал!
        Чего стоили одни только слова, о значении которых не догадывался, наверное, даже сам ученый старец Алипий в холмогорском монастыре: Венецианская республика, Нидерланды, остров Родос, который захватили злобные турки… Аеще такие слова: врач, университет, адмирал…
        Хотелось узнавать все больше и больше, идти все дальше и дальше в неизведанное, к чужим нравам, говорам и берегам. Степан, как губка, впитывал в себя услышанные слова, увиденные образы и не мог насытиться.
        - Авот и врач,- сказал Марко Фоскарино, указывая на деревянную вывеску над одной из дверей в узкой улочке. На ней был изображен сосуд, а над ним- изогнувшаяся змея.
        - Это символ медицины,- пояснил венецианец, поймав в глазах Степана изумление зловещей картинкой.- Змеиный яд часто используется для лечения.
        Змеиный яд- для лечения? Помор с сомнением покачал головой. Ну и ну! Стоит ли доверять такому знахарству? Жаль, нет поблизости кемских бабок- с ними было бы куда надежнее. Впрочем, Лаврентий умеет заговаривать раны…
        Врача взяли с собой на бриг.Человек средних лет в черном одеянии с широким отложным белым воротником сначала отказывался, требуя привезти раненых сюда, но увидев в руке венецианца золотую монету, тотчас же взял кожаную сумку с инструментами и сказал, что готов.
        Спристани помахали руками, и спустя минуту от борта брига отошла шлюпка с Лембитом на веслах, чтобы забрать их.
        Первым врач осмотрел боярского сына. Разрезал кафтан и рубаху, долго мял пальцами воспаленную резаную рану в плече. Василий стонал, стиснув зубы и от боли заведя глаза к потолку каюты.
        Достав из сумки большую банку с зеленой вязкой мазью, врач густо намазал этим зельем сделанную из разорванной рубахи повязку и наложил на рану. Затем потрогал лоб сотника и сказал, что жар сильный.
        - Горит, как в огне,- изрек ученый врач и сокрушенно прикрыл глаза.- Это опасно даже для молодого организма. Нужно попеременно класть на голову смоченную холодной водой тряпку, чтобы остужать жар, а затем- Святую Библию, чтобы вытягивать болезнь.
        Библии на корабле не имелось, но синьор Фоскарино успокоил Степана: в его дорожном сундуке все найдется, даже Священное Писание.
        - Кто знает заранее, что может пригодиться в пути.
        Увидев рану Дмитрия Кордиоса, доктор угрожающе нахмурился.
        - Здесь проходят жизненно важные каналы,- сказал он, указывая на верхнюю часть бедра.- По этим каналам душа человека соединяется с телом. Врезультате ранения канал оказался поврежден.
        Он тяжело замолчал раздумывая. При этом доктор шевелил губами, словно говорил нечто про себя. Потом отрицательно мотнул головой, приняв окончательное решение.
        - Ядам больному эликсир жизни,- сказал он, доставая из сумки еще одну склянку.- Это чудодейственный препарат, настоянный на корнях африканского гибискуса и на мушках, которые водятся в Индии. Еще древние авторы описывали действие этого средства на раненых… Вот он, я волью больному в рот и еще оставлю немного, чтобы вы потом дали.
        Он исполнил врачебную процедуру, а затем потер руки и добавил:
        - Ябы еще рекомендовал втирать в рану сушеный собачий кал- это иногда помогает, но, боюсь, что в этом случае не стоит так делать- мы растревожим рану, а она и так воспалена сверх меры. Главное ведь не навредить- это основной принцип медицины.

* * *
        - Капитан,- сказал Ипат,- я там в трюм галерный спустился, на гребцов посмотрел. Мы ведь их отпустить собираемся? Так ведь?
        Когда Степан кивнул, Ипат продолжил:
        - Там ведь наши ребята есть. Яс ними поговорил.
        - Какие наши ребята?- насторожился Степан.- Откуда там быть нашим ребятам?
        - Ну, наши ребята- русские,- пояснил Ипат.- Трое их, который уж год в рабстве маются. Они все из разных мест: двое из Новгорода, а один- твой, похоже, земляк- с севера. Надо бы их с собой забрать, а то что они тут делать останутся?
        - Заберем, если захотят,- ответил Степан.- Только сначала приведи их ко мне- я на них погляжу, что за люди.
        - Ладно, приведу,- сказал Ипат, а потом, помявшись, пробурчал что-то невнятное.
        - Ты чего?- спросил капитан Кольцо.- Чего бубнишь? Утебя же глаз выбили, а не язык оторвали.
        Ипат опасливо покосился на Степана, глядя как-то боком, и чуть внятнее прежнего произнес:
        - Аможет, и черта заберем заодно?
        - Кого?
        - Черта,- объяснил Ипат.- Ты в бою черта зашиб, а он возьми да оклемайся. Сидит сейчас там, на галере, и весь трясется. Черный такой, страшный- ух! Вот я и говорю: может, уж и черта для кучи с собой заберем? Чтоб была полная компания…
        Все трое гребцов с галеры, за которых ходатайствовал Ипат, предстали перед Степаном уже вечером. Двое новгородцев сначала не хотели разговаривать и угрюмо молчали в ответ на расспросы. Только когда поняли, что перед ними- вольный капитан вольного корабля, а не царский посланник, разговорились.
        Оба оказались стригольниками- членами распространенной в Великом Новгороде антицерковной ереси. Стригольники отрицали Православную церковь за то, что та разделилась на клир и мирян, берет деньги за исполнение треб и вообще озабочена суетными делами- служит царю земному, а не Небесному. Сами же они собирались на свои тайные собрания по домам, где читали вслух Священное Писание, обсуждали его, а друг друга называли братьями и сестрами- как первые христиане- ученики Господа Иисуса.
        Гонения за все это на стригольников были страшными. Убийц и поджигателей не казнили с такой непреклонной яростью, как их. Потому что убийцы и поджигатели не покушались на устои государства, а стригольники хотели сами читать Слово Божие и разбираться в нем без подсказок царских попов, а это уже- покушение на царскую власть.
        Федор был иконописцем в Свято-Духовом монастыре, что над Волховом, а Кузьма- простым чернецом в той же обители.
        - Да у нас почти все стригольниками были,- рассказали бывшие монахи.- Начиная с игумена-архимандрита и до последнего послушника. Но измена произошла, кто-то доложил в Москву о нашей вере, и дошло до царя Иоанна.
        Ацарь с патриархом прислали воеводу для расследования и наказания виновных в ереси. Ипошел по Великому Новгороду великий розыск по делам веры, и стригольников в городе обнаружилось множество. Кого сжигали живьем, кого под лед в Волхов спускали, а кого- в яму на цепь для дальнейших пыток…
        - Амы с Кузьмой решили не дожидаться смерти,- пояснил Федор.- Сбежали из монастыря в последнюю ночь и забрались на ганзейский корабль, в самый трюм, за погруженные товары. Там и схоронились. Акогда вышли в море- то объявились.
        Но ганзейский купец в дела религии вникать не стал, а просто продал двух беглых русских монахов перекупщикам- торговцам живым товаром, а те уж пристроили их на эту вот пиратскую галеру. Стех пор четыре года уже в жару и в холод, в дождь и в великую сушь сидели Кузьма и Федор с цепями на ногах и махали веслами за миску баланды. Иникакой надежды на освобождение у них не было.
        - Только смерти и ждали,- сказал более разговорчивый Федор.- Атеперь вот дождались- спасла нас по нашим молитвам Пресвятая Дева.
        - Верно,- заметил улыбающийся Степан,- так и есть- спасла вас «Святая Дева»- так называется наш корабль. Пойдете с нами?
        Монахи переглянулись и потупились.
        - АНовгород все еще под московским царем?- осторожно спросил Федор.- Не вернулась прежняя жизнь?
        - Нет,- ответил Степан.- Не вернулась и не вернется, я думаю. Новгород теперь, как и четыре года назад,- часть Московского царства. Покорился Новгород Москве: сила солому ломит.
        - Тогда не пойдем с вами,- тихонько сказал Федор.- Лучше тогда отпустите нас. Ана московской Руси нас все равно казнят- там порядки такие.
        Когда же Степан объявил вчерашним галерным рабам, что о возвращении на Русь пока что речи нет, те обрадовались.
        - ВВаряжское море с вами пойдем и повоюем, если надо,- сказали они,- а там видно будет.
        - Аменя везде казнят,- весело заявил третий освобожденный- рыжий детина с веснушчатым лицом, заросшим сивой бородой.- Влюбом краю, куда ни сунься, с такими, как я, разговор короткий.
        Имя его было Игнат, и он действительно оказался почти земляком Степана- тоже с Белого моря.
        Зачем он порешил топором родного отца, затем мать, а под конец- молодую жену, Игнат рассказать отказался.
        - Мое это дело,- ответил он на вопрос о своих преступлениях.- Между мной и Богом оно. Если судьба выйдет- потом как-нибудь расскажу.
        Поубивав всех своих родных, Игнат ночью ограбил церковь в родном селе: снял золотые и серебряные оклады с икон и с мешком этого добра подался на лодке в море- к норвегам. Ходил с ними на рыбные промыслы, благо рыбаком был опытным и умелым, а потом нанялся матросом на судно, шедшее из Тронхейма в Англию.
        Освоих приключениях на море и на суше Игнат повествовал неохотно и немногословно, но ясно стало, что в Англии рука правосудия все-таки настигла его, и за какое-то преступление королевский судья отправил помора на галеру. Стой поры и началась галерная судьба Игната, закончившаяся пиратским судном, с которого его и освободили.
        - Пойду с вами, куда желаете,- радостно говорил он Степану.- За хорошую компанию хоть в ад к Сатане пойду! Ав какую сторону идти- мне все равно, потому что везде конец меня ждет один- плаха да топор.
        Когда же Ипат привел «черта», все заулыбались. Чернокожий гигант держался робко и неуверенно. По его сжавшейся фигуре, по опущенным глазам и смиренному виду невозможно было бы сказать, что еще накануне это страшилище с кровожадным видом лезло на борт корабля и пыталось убить Степана.
        Гигант говорил только на своем языке, поэтому задавать ему вопросы было бессмысленно.
        - Его зовут М-Твали,- сообщил Федор.- Его в далеких краях купили, где все такие же, как он. Все черные, страшные, за грехи свои адским огнем опаленные. Но сам он добрый- мухи не обидит.
        - Добрый?- переспросил Степан с сомнением.- Что-то я вчера не заметил…
        - Ну да,- подтвердил Игнат.- Его специально для того купили, чтобы он людей убивал. Как пираты на абордаж идут, так М-Твали вперед себя пускают. Он здоровенный, плечистый, руки как молоты- одними голыми руками может двух молодцов сразу задушить. Задавит, как волкодав…
        - Аговоришь- добрый,- протянул Степан.- Вроде тебя добрый, что ли?
        - Нет,- ответил Игнат совершенно спокойно.- Яже убивал сознательно, понимал, что делаю. Аэтот- как ребенок малый. Он не понимает. Ему велели убивать, кого прикажут- вот он и убивает. Атак он ласковый даже, как щенок, и никого пальцем не тронет.
        Капитан Кольцо открыл было рот, чтобы ответить, что человеку, которого убивают, совершенно безразлично, осознает убийца свои поступки или нет. Но потом решил не вдаваться в рассуждения- дело надо делать.
        - Его на цепи держали, как нас,- вмешался Кузьма.- Аперед самым нападением цепь снимали, оружие ему в руки давали и выпускали. Он и резал, кого попало, не глядя. Знал, что за это покормят.
        Судя по внешнему виду «черта» и по тому, что о нем говорили, Степан не мог решить, кто перед ним- человек или животное. Фигура человеческая: две руки, две ноги, голова. Но кожа черная, да и поведение непонятное.
        Оставив эту загадку на потом, Степан распорядился.
        - Ипат,- сказал он,- вроде как это теперь твой крестник. Если хочешь взять его с собой, будешь за него отвечать. Если он тебе первому голову откусит- жалеть не буду, сам виноват.
        Когда формирование команды было закончено, Степан подсчитал имевшиеся в наличие силы. Кроме него самого на борту брига теперь имелось одиннадцать боеспособных мужчин. Ингрид он не считал, хотя то, как девушка сразилась у него на глазах с пиратом, произвело на помора большое впечатление.
        Впечатление это было каким-то двойственным, и Степан предпочитал не вспоминать об этом эпизоде. Храбро бросившись на пирата и убив его, девушка, безусловно, спасла Степану жизнь, которая висела на волоске. Кроме того, она проявила настоящее мужество, так что, наверное, ее тоже следовало считать в числе боеспособных членов команды.
        Но Степан все никак не мог забыть тот бешеный блеск ее глаз в момент убийства. То, с каким восторгом Ингрид озиралась в поисках новой жертвы. Ее кортик еще был обагрен кровью только что заколотого, а она, сидя на трупе верхом, высматривала нового врага. Все это как-то коробило Степана. Или его просто смущали воспоминания о ее оголенных белокожих ляжках?
        Покупатель на пиратскую галеру нашелся быстро. Еще точнее- он пришел сам. Марко Фоскарино увидел с борта корабля приближающуюся лодку и сказал, обращаясь к Степану:
        - Сюда плывет еврей. Уверен, что я знаю, чего ему надо.
        Степану ни разу в жизни не доводилось видеть еврея, хотя слышал он об этом народе много. Вся Библия рассказывала о них. Сначала о том, как Бог избрал еврейский народ среди всех народов земли для того, чтобы на нем явить как милость и бесконечное милосердие свое, так и гнев за творимые этим народом беззакония и предательство.
        Евреями были великие пророки- Иеремия, Исайя, Иезекииль. Евреями были также цари над Израилем, такие как Саул и Давид. Исам Спаситель Иисус Христос- Сын Божий, явился по обетованию в первую очередь еврейскому народу. Народ этот не принял Иисуса, и потому принесенное через него на землю Евангелие было передано всем остальным людям.
        Всему этому Степана учили с детства, и сам он читал сначала по складам, а потом и складно в Священном Писании. Но ему казалось, что евреи- древний народ, люди из Книги, и в сегодняшней реальной жизни их не существует.
        Атеперь он вдруг увидел настоящего живого еврея…
        Счем только не столкнешься в чужих землях! Какие только чудеса дивные не ожидают тебя, стоит покинуть родные края!
        Резво поднявшийся на палубу брига еврей был одет в долгополую одежду свободного покроя, сшитую из темно-синего сукна, а на седеющей голове его красовалась удивительная черная круглая шапочка. Борода у него оказалась такая же длинная, как у московских стрельцов- шла от мудрых темно-карих глаз и тянулась полуседыми прядями до середины груди.
        Увидев Степана среди других членов команды, еврей безошибочно с первого взгляда определил в нем старшего и, низко поклонившись, сказал:
        - Достопочтенный капитан! Я- Иегуда Коэн. Наверняка ты уже слышал обо мне.
        - Нет,- удивленно ответил Степан Кольцо.- Откуда я мог слышать о тебе? Ичто я мог слышать? Мы никогда прежде не заходили в Сан-Мало.
        Иегуда Коэн скромно потупился и с грустной, немного застенчивой улыбкой сказал:
        - Слышать обо мне ты мог от всех, кто ходит на кораблях по Северному морю. Ислышать ты мог только хорошее. Например, что я- самый честный купец на всем этом побережье.
        Степан улыбнулся. Ему и самому приходилось торговать, но такого смелого способа произвести впечатление он не знал.
        - Все же я никогда не слышал о тебе,- ответил он.- Мы ведь и в самом деле пришли в ваш порт только вчера.
        Еврей улыбнулся в ответ, но только еще грустней и застенчивее, чем в первый раз.
        - Да,- сказал он,- и привели с собой галеру Феликса Азеведу. Мне остается только гадать, где сейчас находится сам Феликс и его храбрые товарищи.
        Вызов был брошен, и его следовало принять.
        - Его звали Феликс?- спросил Степан и, пожав плечами, добавил:- Яне посчитал нужным спрашивать его имя.
        - Да?- прищурился Иегуда Коэн.- Тогда боюсь, что я уже почти догадался, где теперь бедный Феликс. Что ж, мои поздравления, капитан. Феликс Азеведу с его галерой и храбрыми товарищами несколько лет был настоящей грозой этих мест. Думаю, что теперь самое время тебе продать осиротевшую галеру мне. Утебя такой хороший корабль, что ты наверняка не нуждаешься в этой старой развалине, которой грош цена.
        Замысел еврея был понятен Степану. Покупающая сторона всегда старается сразу сбить цену товара и потому говорить о нем пренебрежительно. Если бы галера ничего не стоила, хитрый Иегуда не примчался бы сюда первым покупателем…
        - Зачем же ты хочешь купить старую развалину, Иегуда?- спросил он насмешливо.
        - О-о, капитан!- осклабился еврей.- Такому храброму капитану, как ты, нужен хороший корабль. Амне достаточно будет получить и старье. Как сказано в Писании, даже собакам разрешается доедать объедки, брошенные под стол. Не правда ли?
        Степану не был известен порядок здешних цен, но по собственному поморскому опыту он знал, что корабль- штука дорогая. Человеку подчас нужно тяжело работать всю жизнь, чтобы к старости приобрести коч и сделаться хозяином. Амногие всю жизнь так и остаются в работниках.
        Но в этом случае к услугам капитана Кольцо был Марко Фоскарино- опытный купец, у которого можно было получить хороший коммерческий совет. Он охотно растолковал Степану про особенности английских и испанских золотых монет, про их сравнительное достоинство, а также и о том, сколько может стоить галера.
        - Понятно,- сказал он,- что еврей хочет купить галеру за четверть ее реальной стоимости. На нее у тебя нет никаких документов, происхождение ее в качестве твоей собственности покрыто тайной. Аточнее- как раз никакой тайны не представляет.
        - Что же делать?- спросил у венецианца Степан.- Что делать, если я все-таки хочу продать галеру, хотя бы за половину настоящей цены?
        Марко засмеялся, обнажив белые здоровые зубы- поразительную редкость для мужчины его возраста.
        - Тогда тебе придется продать ее за треть цены,- ответил он, и они оба захохотали.
        Торг с Иегудой Коэном продолжался довольно долго. Они вместе осматривали галеру, заглядывали во все ее закутки и оценивали каждый предмет на борту. Ясно было, что Иегуда прекрасно знаком с этим кораблем: без сомнения, ему не раз приходилось являться сюда, чтобы купить у пиратов награбленное ими в море добро…
        Сейчас на галере оставалось множество ценных предметов, которые Феликс Азеведу- французский пират с португальской фамилией, оставил для своего удовольствия. Тут имелся китайский фарфор, итальянская серебряная посуда, турецкие ковры с рисунком-орнаментом: все эти вещи Степану не приходилось прежде видеть никогда.
        - Тебе ведь не нужно все это?- поинтересовался Иегуда.- Зачем тебе фарфоровые чашечки, капитан? Для чего тебе серебряные кубки со сценами из греческой истории? Разве мужественному воину, вроде тебя, нужно все это?
        Кончилось тем, что торг состоялся, и еврейский купец приобрел галеру со всем ее содержимым по сходной цене. Впрочем, цена эта была более чем достаточна для того, чтобы капитан Кольцо и его люди могли экипироваться сами и закупить все необходимое для долгого плавания в неспокойных водах Варяжского моря.
        Степан по прежнему своему опыту знал, что люди, не занятые делом, стремительно распускаются. Далеко не все умеют держать себя в руках, найти себе занятие, контролировать себя. Большинство нуждаются в том, чтобы их контролировали другие. Поэтому капитан придумал для каждого из членов команды занятие. Чинили паруса, исправляли такелаж, чистили оружие. Под руководством Каска, когда-то ходившего на большой шхуне, тренировались в лазании по мачтам.
        Вгород людей не пускали. Так решил Степан, и умудренный жизнью Марко Фоскарино с ним согласился.
        - Половина людей с берега не вернется,- заявил он уверенно.- Так всегда бывает, это известно. Кого-то зарежут в пьяной драке где-нибудь в кабаке. Кто-то увлечется портовой девкой, и тогда его ищи-свищи. Акто-то будет так пьян, что не успеет и глазом моргнуть, как окажется похищенным прямо из центра города и проданным в новое рабство.
        - Адля тебя есть важное дело,- сказал Степан Федору.- Ты ведь иконописец? Значит, самое важное дело для всех нас сделаешь. Нужно закрасить на борту вот эту надпись,- он показал на сделанную Хагеном «Sten»,- и написать прежнее название- «Святая Дева». Аеще изобразишь на парусе,- он показал на верхнюю часть фок-мачты,- саму Пресвятую Деву. Здешние корабли все под парусами ходят, а у Русского царства флага своего нет. Но известно, что Святая Русь находится под особым покровительством Матери Божьей, Непорочной Марии Девы. Будет у нас вместо флага Ее икона на парусе. Под Ее иконой и будем сражаться.
        Федору нужны были краски и кисти, так что за всем этим Степану пришлось отправиться в Сан-Мало. На сей раз он взял с собой Лаврентия.
        Колдун почти все время теперь проводил возле раненого Василия. После визита врача боярскому сыну не стало легче. Жар то спадал, то начинался вновь. Лоб сотника горел, глаза блестели, но большую часть времени он проводил в забытьи. Измученный организм требовал покоя и отключался…
        - Трав здесь нужных нет,- сокрушался Лаврентий.- Дома я сам умел находить в лесу, и когда мы с тобой на Русь пошли- с собой взял целый запас. Атеперь все пропало, ничего нет.
        Действительно, где станет Лаврентий искать целебные травы, даже если Степан отпустит его на берег? Куда идти, где искать? Здесь ведь и леса-то совсем другие, и травы иные растут.
        Чаще всего для помощи раненому Лаврентий использовал свою изготовленную на корабле колдовскую шапку с самодельными бубенчиками из металлических пуговиц. Он надевал ее и, склонившись над Василием, долго-долго бормотал заклинания. Вруке при этом Лаврентий сжимал осколок камня Алатырь.
        - Камень не поможет нам вернуться на родину,- объяснял он Степану.- Потому что заклятие Хагена с его камнем слишком сильно, чтобы преодолеть его. Но помочь Василию выздороветь при помощи камня возможно.
        Клежащему с раной Дмитрию Кордиосу Лаврентий отказался даже подходить. Один раз только приблизился и сразу же, даже не взглянув, отошел.
        - Он умирает,- сказал колдун.- Смерть уже охватила его, пропитала каждую частицу тела. Помочь ему я не могу, а находиться рядом с умирающим для меня невыносимо.
        - Но ты же много раз помогал больным и раненым,- возразил Степан.- Многие из них потом умерли.
        - Когда я помогал им,- ответил колдун,- не было очевидно, что они умрут. Тогда еще я видел надежду, и значит, веяния смерти не было. Ас Дмитрием дело кончено- он уже принадлежит другому миру.
        Отправившись в Сан-Мало за красками, Степан с Лаврентием опоясались саблями, а на весла шлюпки посадили Лембита Хявисте, который должен был поджидать их в порту у причала. На Лембита выбор пал как на самого надежного- гигант, силач, он не вызывал ни у кого желания приставать к нему с лишними разговорами. Кроме того, Лембит бывал в Стокгольме, в Ревеле, и поэтому среди Степановых товарищей мог считаться наиболее опытным и не подверженным искушениям.
        Кэтому времени новая одежда была уже куплена и прилажена по фигурам, так что подобно экипажу корабля Степан и Лаврентий стали похожи на европейских жителей и своим внешним видом не привлекали ничьего внимания.
        Сначала Степану очень хотелось купить себе короткие штаны и белые чулки, а также туфли с пряжками. Наряд Марко Фоскарино произвел на него сильное впечатление. Показавшись сначала нелепым, он затем овладел воображением поморского капитана.
        Но, присмотревшись к людям в Сан-Мало, Степан убедился в том, что здешние капитаны не носят такой наряд. Короткие штаны с чулками носили врачи, члены городского магистрата, богатые купцы. Аздешние капитаны кораблей имели вид воинственный, почти солдатский: высокие ботфорты, грубый кожаный колет и черная шляпа с круглыми полями. Единственное разнообразие и щегольство в костюм вносили рубашки и штаны. Штаны должны были быть непременно полосатыми- таково требование моды, а рубашки могли быть шелковыми и очень дорогими, украшенными пышным жабо на воротнике. Кэтому богатому наряду полагался непременный плащ из тонкой шерсти, который можно было носить переброшенным через плечо либо на согнутой руке.
        Инепременная сабля. Без оружия здесь ходили только простолюдины, да и те прятали ножи за голенищем сапога. Общество здесь было четко разделено на волков и агнцев: на тех, кто повелевает, кто является хозяином жизни, и на тех бесправных, которые им служат. Первые имели оружие, вторые- нет.
        Впорту они спросили, где находится лавка с красками. Им указали путь- через центр города, мимо ратуши, и вверх…
        Прошли одной улицей, затем свернули на вторую. Ориентироваться в узких улочках было легко благодаря шпилю на ратуше- он был виден из любого места. Миновав торговые улочки, заполненные народом, друзья вышли на тесную ратушную площадь, застроенную трехэтажными домами с балкончиками на каждом этаже. Отсюда повернули на длинную улицу, идущую вверх.
        Улица эта вначале казалась бесконечной. Даже странно было, что в таком небольшом городке имеется столь длинная улица.
        - Вам туда,- махнул рукой старик в широкополой шляпе, тащивший на плечах огромную вязанку хвороста.- Увидите базилику, а прямо за ней и будет лавка с красками.
        Друзья послушно двинулись в указанном направлении. Они ничуть не удивились, узнав, что нужная им лавка находится на отшибе. На Руси все было точно так же. Краску продавали там же, где и делали, а производство краски считалось настолько вредным для здоровья и опасным делом, что его всегда старались удалить как можно дальше от городского центра и скопления людей.
        Свернув на указанную улицу, Степан резко остановился. Он замер на месте, прислушиваясь к себе. Неужели?
        Или он ошибается? Внутреннее чувство обманывает его?
        Это была та самая улица, которую он видел во сне. Тогда он подумал, что сон несуразный, потому что таких улиц не бывает. Что толку размышлять о сне, в котором ты видел нечто, чему не знаешь даже названия?
        Длинная, уходящая вверх улица, застроенная по обеим сторонам двухэтажными каменными домами. Дома стояли впритык друг к другу, стена к стене. Все они были старыми: это было видно по истертым подошвами ступеням у входных дверей, по ветхим черепичным крышам.
        Улица была узкой, как большинство в этом городе. Небольшая повозка могла здесь проехать, но с другой разминуться уже не смогла бы.
        Да, сомнений не было- это была та самая улица, которую Степан не так давно видел во сне.
        Он уже шел по ней, он знал здесь каждый дом. Ему было известно, что в третьем доме от угла на окошке первого этажа стоит деревянная лошадка.
        - Пойдем,- сказал он Лаврентию, потянув друга за рукав,- сейчас я покажу тебе лошадку.
        Лаврентий хотел было шутливо ответить, что давно уже не видел лошадей и ничуть об этом не жалеет, но, посмотрев в перекошенное волнением лицо друга, осекся.
        Вмолчании они дошли до третьего дома от угла, и Степан показал на окно первого этажа.
        - Посмотри,- сказал он сдавленным голосом.- Яне буду смотреть, я отвернусь. Вот! Скажи, ты видишь деревянную резную лошадку?
        - Детскую игрушку?- отозвался колдун.- Вижу. Ичто же?
        Потом сообразил, умолк зачарованно.
        - Сон в руку,- сказал он.- Ну чтож, пойдем дальше? Посмотрим, что там будет.
        - Дальше будет дом с синими занавесками на окнах,- отозвался Степан,- а потом дом, перед которым стоит бочка для дождевой воды. Ачуть напротив- скобяная лавка.
        Все оказалось именно так.
        Друзья шли дальше и вверх, поднимаясь по улице, и Степана всего трясло- он узнавал каждую деталь из своего сна. Но почему так происходит? Зачем ему показали тот сон, а затем привели сюда?
        Впереди показалась базилика- невысокое сооружение из желтоватого мягкого камня с двумя башенками, увенчанными крестами. По осыпающемуся фронтону шла надпись: «Santa Maria Celesta».
        Во сне Степана никакой церкви не было. На этом месте стоял тот самый Бел-Горюч камень Алатырь. Стоял камень, сидела красна девица, так страстно поцеловавшая Степана на прощание. Просившая сохранить верность и обещавшая ждать.
        Ав реальности здесь нет никакого камня, а стоит церковь. Как же так? Ичто делать дальше?
        Впамяти капитана всплыли слова Иисуса из Евангелия, которые Он сказал Апостолу Петру:
        - «На сем камне Явоздвигну церковь Мою, и врата ада не одолеют ее».
        - Мне нужно войти сюда. Пойдем,- сказал Степан, беря Лаврентия за руку. Перед лицом тайны он робел и нуждался в поддержке друга.
        - Ты должен войти сам,- отозвался Лаврентий.- Сон снился тебе, а не мне. Изнак будет дан только тебе. Амне там делать нечего.
        Скрипучая дверь поддалась, и Степан оказался в полумраке базилики.
        Очень многое здесь было совсем не похоже на то, к чему он привык в православном храме. Лавки со спинками для сидения и широкий проход между ними, ведущий к подножию алтаря. Исам алтарь- не закрытый от глаз прихожан Царскими вратами и иконостасом, а открыто возвышающийся на всеобщее обозрение. Здесь публично совершается жертва Агнца…
        Сверху, через узкие стрельчатые окна лился солнечный свет.
        Не зная, что тут делать и чего от него ждут, Степан двинулся вперед по проходу между лавками. Вхраме никого не было, лишь на алтаре горели две свечи, поставленные по обе стороны от белого мраморного распятия со Спасителем.
        Может быть, неведомая сила привела Степана сюда для того, чтобы он встретился с кем-то? Но где этот человек?
        Он снова оглянулся- никого. Тишина, и слышно, как чуть-чуть потрескивают сальные свечи.
        Приблизившись к ступенькам, ведущим на алтарь, Степан преклонил колени. Сложив руки на груди, некоторое время глядел в лицо Спасителя Мира, а затем, широко перекрестившись, прикоснулся лбом к прохладным камням алтаря.
        - «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного»…
        Разогнувшись, он повернулся чуть в сторону от распятия и вдруг увидел Пресвятую Богородицу. Икона изображала огромный камень, большая часть которого уходила землю, а на верхней его части сидела Пресвятая Мария- Матерь Божия. Юная, с распущенными волнистыми волосами, свободно спадающими на плечи.
        Перед Степаном была та самая девушка из его сна, но теперь- на иконе, в образе Богородицы.
        Поднявшись на ноги, он приблизился к иконе. Здесь встал на цыпочки и, дотянувшись до образа, поцеловал его в правую нижнюю часть рамки- как учили его в монастырской школе, куда ходил еще маленьким.
        Поцеловал, снова перекрестился и поклонился в пояс:
        - «Царица Небесная»!
        Пресвятая Богородица улыбнулась. Ее нежная участливая улыбка вдохновила Степана. Он подумал о том, как после долгих невзгод и скитания пришел вот в это место, а оказалось- на свидание с красивой девушкой.
        Он снова поднялся на цыпочки, еще выше, и поцеловал Царицу Небесную в ярко-алые губы.
        Сладостная дрожь мелкой зыбью прошла по его телу.
        - Долго ты шел сюда, капитан,- сказала Святая Дева,- я уж заждалась.
        - Дорогу к тебе не знал,- разлепив запекшиеся от волнения губы, ответил Степан.- Да ведь и столько дел было…
        - Знаю, знаю дела твои,- пропела Богородица Небесная.- Знаю и то, что последние дела твои лучше первых…
        Она чуть помолчала, а затем улыбка снова озарила ее лицо. Шагнув вперед и чуть приподняв полы своего плаща, она вышла из иконы и, спустившись к Степану, теперь стала напротив него, лицом к лицу.
        - Но имею против тебя то,- сказала она,- что ты оставил первую любовь свою.
        Богородица обвила своей белоснежной рукой шею Степана и приблизила свое лицо к нему настолько, что он мог ощущать веяние небывалого аромата из ее пунцовых уст…
        - Какую любовь?- спросил он, сладко обмирая от накатившего на него блаженства.
        - Меня,- ответила Царица Небесная.- Забыл ли ты, как любил меня прежде? Забыл ли, как стремился ко мне всякий час? Вспомни, капитан! Вспомни, Степушка…
        Она впилась в его губы поцелуем- горячим, как южное солнце, и терпким, как вкус итальянского вина. Целовала долго, так что у Степана перехватило дыхание.
        - Как прийти мне к тебе, Дева Пречистая?- спросил он.- Давно уже ты зовешь меня, а я не знаю пути.
        - Имеешь камень,- ответила Богородица.- Камень указывает тебе путь ко мне.
        - Но у меня нет камня,- произнес растерянно капитан.- Откуда у меня камень Алатырь?
        - УЛаврушки спроси,- засмеялась она и тряхнула своими длинными волосами так, что кудри взлетели на воздух.- Камень у него, но ведь это все равно что у тебя. Камень ему доверен, потому что он умеет с ним обращаться. Атебе разве можно доверить камень Алатырь? Да никогда- ты ничего в этих вещах не понимаешь.
        Степан понял, что Царица Ангелов говорит о волшебном камне, который Лаврентий носит на шее. Сама она владеет большим, настоящим камнем, а у них с карельским колдуном- только маленькая часть.
        - Но как мне при помощи камня найти дорогу к тебе?- сказал он.
        - Ниточкой,- снова засмеялась Пресвятая Богородица.- Ниточкой. Да что в этом сложного, тут и думать нечего- Лаврушка знает. Вот только ниточку я тебе свою дам.
        Она снова придвинула свое сияющее лицо, и в следующее мгновение поморский капитан перестал осознавать себя.
        Очнулся он на каменном полу храма, распростертым в крестообразной позе перед иконой Пречистой Девы. Пришел в себя от того, что рядом стоял на коленях Лаврентий и брызгал ему в лицо водой из установленного возле дверей кропила.
        - Вставай, вставай,- приговаривал Лаврентий.- Теперь уже все закончилось, нечего тут лежать.
        Приподнявшись, Степан первым делом взглянул на икону. Святая Дева по-прежнему сидела на камне, но больше не улыбалась- глядела строго, сверху вниз. Лаврентий перехватил взгляд Степана и, встав, подошел к иконе поближе. Рассмотрел, поцокал языком.
        - Старинная,- сказал он.- По всему видно, что старинная. Вон, по краям краска облупилась и вся потрескалась. Надо бы подновить. Ачто это у тебя за ниточка в руке зажата? Здесь подобрал?

* * *
        Купленные краски оказались яркими и насыщенными- Федор, размешав их, остался очень доволен.
        - Издалека будет наш парус видно,- сказал он Степану.- Надо бы еще сверху надпись сделать. Там место остается, я могу изобразить. Только что написать, капитан? Яграмоту знаю, но только ты мне скажи, какую надпись?
        Видно было, что Федор все эти годы рабства тосковал по своему иконописному ремеслу. Сейчас он обрадовался возможности вновь показать свое искусство и буквально кипел от счастья. Он носился по палубе, где был разложен верхний парус фок-мачты, и примеривался, с чего начать- размечал поле, делал отметки.
        Степан спустился в трюм, где Ипат с Демидом размещали в пороховой камере закупленные пушечные снаряды. Их было много- ведь по возвращении в Варяжское море они собирались вести настоящие боевые действия. То, что придумал Василий и на что подбил Степана, очень понравилось всей команде.
        Пусть судьба и обстоятельства оторвали их от родины, но теперь они могут вновь принять участие в войне- помочь России одержать победу. Отчасти всеобщее воодушевление объяснялось и тем, что в каком-то смысле это было возвращением домой- в более привычные и близкие места. Варяжское море- это Ревель и Нарва, а оттуда уже и рукой подать до Руси.
        Даже те, кто по разным причинам вовсе не собирался возвращаться на Русь, все равно хотели участвовать в операциях против врагов России- ведь люди все равно ощущали себя русскими.
        Что же касается Ингрид, то она твердо заявила:
        - Возвращаться в Або мне нет никакого смысла. Никто меня там не ждет, а стоит мне появиться на вот этом корабле, как его у меня тотчас же отнимут. По завещанию и по закону он принадлежит Хагену.
        - Но теперь, когда Хагена здесь нет и он исчез вместе со своими чарами,- попробовал сказать Степан,- ты могла бы доказать, что он завладел всем имуществом преступным колдовским путем.
        Но Ингрид была непреклонна- она оказалась реалисткой и трезвомыслящей девушкой.
        - Пока я буду это доказывать,- сказала она,- корабль успеет сгнить, а я сгнию в абосском тюремном замке. Говорят, там очень сырые камеры. Нет, капитан Кольцо, я отправлюсь с вами.
        - Ты уверена в своих словах?- на всякий случай уточнил Степан.
        - Абсолютно,- улыбнулась Ингрид.- Ты- отличный капитан, и я доверяю тебе свою судьбу и свою жизнь,- сказала она и, улыбнувшись Степану, почему-то крепко взяла под руку мгновенно покрасневшего от смущения Лаврентия.
        Проверив, как идет подготовка к походу, Степан заперся в крошечной каюте на носу, которую облюбовал лично для себя. Большую капитанскую каюту пришлось отдать под умирающего грека. Юноша все чаще страдал от ужасных болей и почти не приходил в себя- жар теперь терзал его постоянно.
        Рядом с Дмитрием постоянно находился Марко Фоскарино. Похоже, венецианец чувствовал себя виноватым в гибели юноши- ведь это он затащил его сюда, в северное море, и тем самым косвенно стал виновником злополучного ранения.
        Дмитрия ранили в первую же минуту нападения. Услышав шум с палубы, он выскочил из своей каюты, и почти тотчас один из пиратов ударил его саблей в бедро.
        Никто не мог понять, отчего Василий Прончищев был ранен в плечо, и хоть медленно, но поправлялся, а раненный в бедро Дмитрий Кордиос умирал в мучениях. Врач не мог этого объяснить: все видели только, что одна рана воспалилась и дала усиливающийся с каждым днем жар, а другая, хоть и загноилась, но жар у Василия стал понемногу спадать.
        Мрачный от предчувствия Марко Фоскарино однажды подошел к Степану и сказал, что Дмитрий пришел в себя и просит позвать к нему капитана.
        Сев на кровать перед юношей, Степан взглянул в исхудавшее бледное лицо, в отчаянные исстрадавшиеся глаза и понял, что конец близок.
        - Вы не выходите в море из-за меня?- спросил его юноша.- Ждете, когда я умру?
        - Что вы,- пожал плечами Степан,- при чем тут вы? Просто у нас еще много дел. Нужно подготовиться к дальнему походу. Авы непременно поправитесь, и мы доставим вас в Россию. Вы купите меха и вернетесь на родину.
        - Боюсь, что я не доживу до завтрашнего дня,- спокойно ответил Дмитрий, тяжело дыша. На лбу у него, несмотря на сильный жар, выступили капельки пота- признак предсмертной слабости.- Больше всего меня мучает не это,- добавил он.- Вмоем положении смерть- это даже облегчение. Ктому же нелепо противиться судьбе.
        Он перевел дыхание и продолжил, явно делая над собой усилие, чтобы продолжать говорить, а не провалиться снова в забытье.
        - Меня мучает судьба сестры,- проговорил он.- Когда я не вернусь, то люди, давшие мне взаймы золото, захотят получить его обратно. Апоскольку получить его обратно им не удастся, гнев их обратится на мою сестру.
        Степан удивленно поднял брови- этого он не мог понять.
        - Вы сказали, что деньги вам ссудили ваши друзья,- возразил он.- Вряд ли вам стоит так уж беспокоиться. Друзья так не поступают.
        - Не поступают,- согласился Дмитрий.- Яуже подумал об этом. Дело в том, что они ведь не узнают о том, что я погиб в этом северном море. Они будут думать, что я попросту сбежал с их деньгами. Итогда Марии придется расплачиваться за все…
        Дышать ему становилось все труднее. Голос ослаб настолько, что Степану пришлось наклониться вперед.
        - Капитан,- прошептал Дмитрий,- вы единственный человек, который может отвезти деньги на Родос и вернуть их моим друзьям. Моим бывшим друзьям… Уменя теперь все бывшее- бывшая сестра, бывшие друзья, бывшая жизнь… Вы отдадите деньги и тем самым спасете ее, мою Марию. Она осталась одна и без защиты, а теперь еще и без всякой надежды. Что ждет ее?
        Он умоляюще посмотрел на поморского капитана.
        - Больше мне все равно некого попросить,- шепотом добавил он.- Яне могу умереть, зная, что оставил все в таком положении. Покойные родители не простят мне, если я брошу сестру. Ибез того столько горя выпало на нашу семью.
        - Но вам лучше попросить об этом синьора Фоскарино,- возразил Степан.- Он- старинный друг вашей семьи. Вы же доверяете ему? Кстати, вы знаете его гораздо лучше, чем меня.
        Он хотел еще добавить, что Марко Фоскарино хотя бы знает, где находится этот Родос. Вто время как он- Степан твердо знает только путь из Кеми на Грумант…
        - Вы верно говорите, я так и думал раньше,- прошелестел губами юноша.- Но синьор Марко уже в летах, и он направляется в Московию, откуда еще неизвестно, когда вернется. Вернется ли вообще? Капитан,- с большим трудом слегка возвысил он голос,- в ваших руках судьба моей сестры. Синьор Фоскарино может сделать все возможное, но он не справится. Дела в Московии для него намного важнее. Авы сможете, и если сделаете это…
        Дмитрий пронзительно посмотрел на Степана, и тот поежился. Взгляд умирающего всегда пронизывает насквозь.
        - Увас много грехов, капитан?- спросил Дмитрий.- Ведь наверняка много! Если вы исполните мою просьбу и отвезете на Родос деньги и спасете Марию- Бог простит вам все грехи. Это будет такое милосердное дело!
        Откровенно говоря, Степан не знал за собой таких уж особенно ужасных грехов, но слова умирающего прозвучали убедительно.
        - Ну и правильно,- заявил Лаврентий, когда Степан, поднявшись на палубу, рассказал о состоявшемся разговоре.- Давай отвезем золото и спасем эту бедную девочку. Все равно нам с тобой в Россию путь заказан. Помнишь заклятие Хагена?
        - Сначала- на войну,- твердо заявил Степан.- Так хочет команда, так хочу я, и так хочешь ты. Это будет правильно, мы не дезертиры.
        - Хорошо,- согласился Лаврентий.- Будь по-твоему. Давай считать, что я тоже этого хочу. Поможем московскому царю в Ливонской войне. Апотом- на Родос. Будем надеяться, что к тому времени мы хотя бы узнаем, где находится этот остров.
        Он усмехнулся и добавил:
        - Ктому же это будет нам по пути.
        Акогда Степан не понял последних слов, охотно пояснил:
        - Путь в Варяжское море, в Россию- на восток. Акамень, как ты сам видел, показывает на запад. Если Дмитрий Кордиос приплыл оттуда, мы можем предположить, что и Родос находится где-то на западе.
        Друзья уже успели проверить слова, услышанные Степаном в чудесном видении, посетившем его в базилике Санта-Мария Целеста.
        Для этого они уединились на капитанском мостике, где никто не мог им помешать.
        - Давай сюда камень,- сказал Степан, доставая ниточку, полученную от Царицы Ангелов.
        - Дать не могу,- возразил колдун, расстегивая рубашку на груди.- Если камень попадет в твои руки, хоть на мгновение, он станет твоим. Амне бы не хотелось расставаться с ним.
        Слышать такое было немного обидно, но Степану вдруг вспомнились слова Богородицы о том, что именно Лаврентий- самый подходящий человек для хранения камня. Хорошо, пусть будет так!
        Достав камень, колдун привязал к нему взятую у Степана ниточку и подвесил его на вытянутом пальце. Продолговатый по форме камень был как бы заострен с одного конца. Повисев чуть-чуть неподвижно, он вдруг еле заметно дернулся и развернулся.
        Подобно компасу, он твердо показывал на восток.
        - Вот наш путь,- произнес Лаврентий.- Это дорога, где нас ждет камень Алатырь. Итолько придя к нему, мы сможем снять заклятие Хагена. Исможем затем попасть на Родину.- Он усмехнулся и закончил:- Ну, если мы к тому времени еще будем туда стремиться.

* * *
        Заскрипели канаты, и якоря, тяжело перевалившись через борт, легли в предназначенные для них ящики на носу и корме. Ветер наполнил поднятые паруса, и бриг «Святая Дева» вышел из гавани Сан-Мало, взяв курс на русское море.
        На верху фок-мачты глядела вперед, на раскрывающуюся перед кораблем морскую гладь Пресвятая Богородица, с надписью, тянущейся поверх паруса: «Дому Твоему подобает Святыня в долготу дней».
        На мостике стоял поморский капитан в кожаном колете и ботфортах, а свежий ветер трепал пузырящиеся рукава его розовой шелковой рубашки. Рядом стояли Ингрид с развевающимися волосами, держащая за руку Лаврентия, и Марко Фоскарино.
        Пушки грозно торчали длинными жерлами через борта судна, а одноглазый канонир то и дело любовно протирал их ветошью. Спалубы мчащегося по волнам брига над северным морем разносилась трель балалайки.
        «Святая Дева» шла на войну…
        notes
        Примечания
        1
        Поморское судно особой конструкции для плавания во льдах.
        2
        Русское название острова Шпицберген.
        3
        Гл. 23. ст. 1.