Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Анискова Наталья : " Разлитая Вода " - читать онлайн

Сохранить .
Разлитая вода Наталья Анискова
        «Снег да лед кругом. Господи, сколько льда… Лед и ветер, ветер и холод, пробирающий до жилки.
        Несколько дней шли дожди, и кубанская земля раскисла в жидкую грязь, по которой тащились и кавалерия, и пехота, и обоз с гражданскими и ранеными. А потом ударил мороз, и в лед обратилось все, что было вокруг: земля, измокшее платье, сабли. Одеяла на раненых покрылись ледяной коркой, которую с ужасом обнаружили сестры милосердия и сбивали потом штыками санитары…»
        
        Наталья Анискова
        Разлитая вода
        Снег да лед кругом. Господи, сколько льда… Лед и ветер, ветер и холод, пробирающий до жилки.
        Несколько дней шли дожди, и кубанская земля раскисла в жидкую грязь, по которой тащились и кавалерия, и пехота, и обоз с гражданскими и ранеными. Апотом ударил мороз, и в лед обратилось все, что было вокруг: земля, измокшее платье, сабли. Одеяла на раненых покрылись ледяной коркой, которую с ужасом обнаружили сестры милосердия и сбивали потом штыками санитары.
        Штабс-капитан Виталий Сулеев пошевелил онемевшими пальцами, огляделся зачем-то. Ничего нового- вокруг офицеры Второго конного полка Третьей дивизии полковника Дроздовского. Усталые, злые, в обтерханных шинелях, а позади темной змеей тянется остальная Добровольческая армия.
        Подошел поручик Елагин, похожий на тощего рыжего кота лихорадочным блеском в глазах и впалыми под бакенбардами щеками.
        - Огоньку не найдется, штабс?
        - Извольте,- Виталий нырнул под шинель за спичками, которые держали теперь во внутренних карманах, чтобы не промочить. Достал заодно папиросу и себе. Елагин, щурясь, глядел вперед.
        - Как считаете, штабс, выберемся мы из этого ледового царства?
        Виталий жадно затянулся, выпустил сизый прогорклый дым.
        - Выберемся, поручик. Ибудем давить красную сволочь дальше. Как вошь давить.
        - Это вы точно сказали,- поддержал ротмистр Полянский. Большой, чернобровый, раньше плотный, налито-румяный, теперь он казался нездорово рыхлым. На Полянском была выменянная на самогон у черкесов генерала Эрдели казачья папаха, украшенная по нынешней погоде сосульками.
        - Что точно?- обернулся к ротмистру Виталий.
        - Точно вы сказали про вошь,- невесело хмыкнул Полянский.
        - Увас личные счеты, штабс?- негромко спросил Елагин.
        - У меня личные счеты,- отчеканил Виталий.- Кпропивающему Россию быдлу.
        Войско генерала Корнилова выступило из Ростова в феврале и до последних дней двигалось к Екатеринодару. Апотом грянула новость- город уже занят красными, и придется поворачивать на юг. Теперь они ползут к Кубани, тяжко, медленно, будто каждый волочет с собой камень, и имя этому камню…
        Красные налетели внезапно. Ордой, лавиной, пахнущей железом, кровью, немытым телом, орущей, стреляющей, гикающей. Иоставалось теперь только рубить, не думая, не оберегая себя, не останавливаясь. Вокруг свистело и жахало, храпели кони и хрипели раненые, металл звонко сталкивался с металлом и глухо - с телом. Виталий рубил- c натугой, наотмашь, с плеча, заходясь ненавистью и гневом. Слева ротмистр Полянский с оттяжкой махнул саблей - надвое, от плеча до пояса, развалил кавалериста со звероватой цыганской рожей, в папахе с красным околышем. Виталий мотнулся в седле- справа налетал дюжий, наголо бритый здоровяк в кожанке, с раззявленным в крике ртом. Виталий ощерился, поднырнул под свистнувшую в воздухе шашку, колющим ударом свалил бритого с коня. Распрямился в седле, краем глаза успел заметить еще одного, русоволосого. И- свет взорвался болью. Сабля вылетела из рук, Виталий почувствовал, как летит куда-то вниз, и мир вокруг кончился.

* * *
        Витька очнулся от холода- колотило так, что зуб на зуб не попадал. Голова гудела, а больше вроде ничего- больно не было. «Подымайся, чего разлегся, как фон-барон»,- сказал Витька сам себе и, оглядываясь, встал.
        Кругом были мертвые. Мутный свет, не то утренний, не то сумерки вечерние, заснеженная равнина и мертвые. Вофицерских шинелях, в тулупах, в кожанках, уже припорошенные белым. Витька сглотнул и помотал головой, отгоняя жуть. Атака была, сообразил он и вспомнил скачку до одури, перекошенные офицерские морды, сабельный звон. Контузило, значит.
        Витька сунул было руку в карман и обнаружил, что кармана на месте нет. Икожанки нет, вместо нее на плечах у Витьки задубевшая, почти деревянная шинель. Мать честная, что за… Вдвух шагах, раскинув руки, с колотой раной на груди лежал навзничь бритоголовый дюжий красноармеец. Витька опустился на колени, стянул с того кожанку, матерясь, напялил на себя. Проморожена кожанка была еще пуще шинели, зато не белогвардейское тряпье.
        До ближайшей станицы, Ольгинской, получилось часов семь ходу. Атам Витьке повезло- в станице квартировал полк седьмой красногвардейской дивизии, его полк. Иеще больше повезло, когда здоровяк-ротный Семка Михеев, дружок еще с Петрограда, облапил с криком:
        - Сулеев! Живой! Амы тебя уж списали. Эй, братцы, глядите, комиссар вернулся! Где ж ты был, Витюха?
        - Не помню…- тряхнул головой Витька.- В атаке контузило, ничего сейчас не помню, только как офицерье рубил.
        Иснова покатились вперед боевые деньки, покатились навстречу белой армии красные отряды. Все вокруг были свои, и все было правильно, и Витька легко встроился в привычный порядок, забыв о контузии- на войне контузии дело обычное.
        Пленного взяли под Ново-Дмитровской, после жаркого боя, в котором полегла едва не четверть полка. Взяли- громко сказано, мальчишка отстал от своих, брел и крутил головой на тонкой цыплячьей шее. Он даже застрелиться не сообразил, обычно офицерье живым в руки не давалось. Мальчишку сгребли, связали руки за спиной и, подталкивая штыком для бодрости, погнали в станицу, в штаб.
        - Это кто у нас такой?- поинтересовался Семка-ротный.- Витюха, ты допроси его по-грамотному.
        Пленный же вытаращился на Витьку, будто у того рога выросли.
        - Штабс… Откуда вы здесь?..
        - Какой я тебе штабс, выродок ты белогвардейский?- спокойно, почти ласково спросил Витька.
        - Штабс-капитан Сулеев,- как само собой разумеющееся ответил парнишка.
        На допросе он ничего толкового не сказал, и Семка под конец бросил брезгливо:
        - Даже стрелять жалко.
        - Абелая сволочь нашего брата жалеет?!- вскинулся Витька и в ответ на молчание ротного продолжил: - Не жалеет. И нам нечего. Под корень их всех. Галактионов! Васин!
        На пороге штабной избы выросли фигуры бойцов.
        - Врасход!
        - Витюха, ты мне вот что скажи…- задумчиво проговорил Семка Михеев, когда пленного вытолкали за дверь.- Как атака была, видал я у белых одного офицера. Вупор видал- вот как тебя сейчас. На саблях с ним схлестнулись, а потом развело нас. Так вот- вылитый ты с лица. Атеперь этот фамилию твою назвал. Откуда ему знать ее?
        Витька сел за стол, уложил подбородок на кулаки и глянул на Семку хмуро.
        - Брат у меня был. Похожий один в один, близнец.
        - Почему был? Убили?
        - Долгая история,- Витька крякнул, сплюнул на неметеный дощатый пол.- Мы с детства неразлейвода были. Куда он, туда и я. Нас и назвали похоже. Меня- Виктором, его- Виталием.
        Витька замолчал, уперся взглядом в столешницу.
        - И чего?- помог ротный.
        - Вгерманскую дело было, в начале еще. Отступали мы сильно, на флангах уже немчура, окружением дело пахло. Ивот оставил полковник наш взвод - прикрывать. До вечера продержаться приказал. Выкосило всех, вдвоем мы с Виталькой остались. Но продержались, как велено было- до вечера за пулеметом. Акак вернулись, полковник целовал обоих. Герои, дескать. Орден, мол, каждому, и офицерский чин.
        - Ну а дальше, дальше чего?
        - Адальше и орден был, Святой Анны, и бумага на офицерство пришла. Да вот какое дело- одному только. Может, в штабах попутали, может, еще что. Вот тут пути наши и разошлись.
        - Как же так?- ахнул ротный.
        - Да так. Тиф меня свалил тогда. Не помню ни черта, как было. С тех пор один раз его только и видал, в Петрограде, юнкерами он, гнида, командовал. Столкнулись, можно сказать, лицом к лицу, на Суворовском. Шмальнул в меня братишка мой, вражина белогвардейская. Вупор из трехлинейки шмальнул, так-то вот.
        Скачка бешеная была, горячая, в лоб добровольческому конному эскадрону несла она за собой Витьку. Он чувствовал, что почти летит, орал на скаку. Не долетел- грудью нарвался на пулю. Запрокинулся, завалился с коня, головой грянулся оземь. Имир померк.

* * *
        Над головой было бело, и стоял вокруг монотонный полушум-полушепот. Виталий хотел заговорить, спросить все, но из пересохшего рта высыпалось только:
        - Где?..
        На лоб легла прохладная рука.
        - Тише, голубчик. Вы в госпитале. Это станица Петровская.
        Вгоспитале. Значит, ранен. Наплыло откуда-то воспоминание: он ползет, стискивая зубы, чтобы не кричать. Ползет, падает лицом в жирный кубанский чернозем, и тот одуряюще пахнет весной, парной землей… Долго, бесконечно долго это было, а сколько времени на самом деле прошло- неизвестно.
        Затормошили, защипало в груди, дали проглотить что-то горькое, и снова навалился вязкий сон. Вследующий раз Виталий очнулся более основательно и начал оглядываться. Выбеленные стены, ширмы, койки, и на соседней- поручик Елагин, еще более тощий, но блеска в глазах не утративший.
        - Свозвращением, штабс,- ухмыльнулся Елагин и на непонимающий взгляд Виталия добавил: - Кживым.
        - Спасибо. Авы какими судьбами сюда?
        - Обычными. Поймал пулю, загремел в лазарет, потом, как водится, в госпиталь,- махнул рукой Елагин.- Ну а вы, штабс, где вас носило?
        - Вкаком смысле «носило»?- удивился Виталий.
        - Вы исчезли под Ольгинской. Ротмистр Полянский своими глазами видел, как вы падали с коня. Апотом три недели вас не было. Ни в полку, ни в полковом лазарете вас не видели.
        Три недели?.. Виталий судорожно пытался вспомнить. Ничего. Кроме того, что полз куда-то недавно, раненный, ни воспоминания, ни даже обрывка- пусто было. Виталий покачал головой.
        - Рад бы вам ответить, поручик. Только я сам ничего не помню… Должно быть, казаки подобрали. В беспамятстве.
        Менялись дни, менялись перевязки, лица сестер милосердия в косынках под подбородок стали знакомы до родственности и руки узнаваемы по прикосновению.
        Елагин отчего-то взял манеру внимательно разглядывать сослуживца, когда думал, что тот не видит. Как-то раз Виталий не утерпел.
        - Поручик, я ведь не барышня неглиже. Что вы меня рассматриваете?
        Елагин замялся.
        - Понимаете, штабс, в последнем бою мне примстилось кое-что странное…
        Виталий поднял бровь, и Елагин продолжил:
        - Явидел кавалериста, похожего на вас, как две капли воды. У красных, когда они шли на нас конной лавой.
        Виталий посмурнел, уставился в потолок. Затем вновь обернулся к Елагину.
        - Это долгая история, поручик. Долгая и малоприятная. Когда-то у меня был брат-близнец. Возможно, он и сейчас жив, но я считаю- брата у меня нет больше. На войне наши пути разошлись, а после Виктор подался к голодранцам. Последний раз мы с ним виделись в Питере, на Суворовском, он командовал матросней и всяким сбродом. Там он стрелял в меня. Из нагана…- Виталий прикусил губу и замолчал.
        - Простите, штабс. Не хотел напомнить вам…- смутился Елагин.
        Больше поручик не задавал вопросов и оценивающе приглядываться к Виталию перестал.
        Наступило лето. Офицеров выписали из госпиталя одновременно. На казацкой подводе двинулись они догонять Добровольческую армию. Запряженная двумя ледащими клячами подвода медленно тащилась по просёлку. Возчик, вислоусый, дряхлый под стать лошадям дед в выцветшей папахе, клевал носом, похрапывал. Виталий, вытянувшись на спине, жевал травинку, размышлял о невесёлом. Брат Витька… Виталий однажды едва не застрелил вестового, доложившего, что видел его в компании полковых смутьянов-агитаторов. Дрянь, быдло, красная сволочь. Продал Россию и пропивает её в кабаке вместе с этими. На кавалерийский разъезд подвода нарвалась за огибающим речную излучину проселочным поворотом.
        - Красные,- ахнул поручик Елагин.
        Сдвадцати шагов грохнул выстрел. Возчик запрокинулся, выпустил вожжи, повалился навзничь. Виталий, ухватив винтовку за цевье, скатился с подводы, едва зажившая рана в боку взорвалась болью. Под треск выстрелов Виталий пополз вдоль колесной оси, выглянул. Восемь всадников стремительно приближались. Слева тонко вскрикнул и сразу затих Елагин. Виталий вскинул ствол навстречу припавшему к конской холке бородачу в мышастой кацавейке, но выстрелить не успел. Всадник, вывернувшийся из-за подводы справа, изогнулся в седле. Свистнула шашка, удар плашмя в затылок вышиб сознание.

* * *
        Витька пришел в себя от того, что в лицо плеснули холодной водой. Разлепил глаза, увидел над собой незнакомую угрюмую рожу, разглядел красный бант на гимнастерке и обрадовался: свои.
        - Вставай, морда белогвардейская!
        Витька повел глазами из стороны в сторону, но вставать было больше некому. Жесткий носок кирзового сапога с маху заехал под ребра.
        - Что, оглох, сучье благородие?
        Витька скрежетнул зубами от боли, сдержал стон.
        - Ты что, гнида? Комиссара ногой лупцуешь?!
        - Комиссара?- хохотнул обладатель угрюмой рожи. Витьку ухватили за ворот, вздернули и ткнули в плечо, в боку вновь взорвалось болью.- Ну-ну. Шагай, сволочь золотопогонная.
        Витька смолчал. Сполчаса топали по разбитой войной деревне. Потом распахнулась дверь уцелевшей избы на окраине, Витьку толкнули вовнутрь.
        - Заходь, благородие!- пригласил рассевшийся за ветхим столом мордатый усач.- Ну, рассказывай. Как звать, с какого полка, сколько в том полку сабель. Что притих? Забыл, паскуда, как наших допрашивал?
        - Товарищ,- сказал Витка проникновенно.- Ты ошибся, товарищ. Меня зовут Виктор Сулеев, я комиссар Красной армии… Слушай, Семку Михеева прикажи разыскать. Комроты он в четвертом полку и дружок мой закадычный.
        - Ну, ты наглец,- удивился усатый.- Михеева, говоришь? Ашинелишку офицерскую тебе тоже Михеев выдал?
        Витька понурился. Происхождение шинели он объяснить не мог.
        - Павлов, Семеренко!- позвал усач.- Ану суньте этого «комиссара» в погреб. Пускай помучается ночку. Как рассветет- в расход его!
        Витьку столкнули в погреб, крышка люка над головой захлопнулась. На ощупь Витька нашел лавку у стены, опустился на нее и закрыл глаза.
        Умирать не хотелось. Совсем. Одно дело в бою- там пулю поймаешь и не заметишь. А тут… Ине в том дело, что страшно. Обидно было, что вот так, дуриком, свои же шлепнут. Аеще оказалось, что умирать жалко. Инеба жалко, на которое не насмотрелся, и пичуг, чириканья которых не наслушался. И даже черемухи, которую Витька терпеть не мог, было жалко. Маруську жалко- пропадет, дура образованная. Подобрал ее Витька в Петрограде. Маруська тогда шла по Невскому и ревела, даже слез не вытирала. Оказалось- гимназистка, маму-папу убили, квартиру реквизировать собрались. Витька тогда вместе с Маруськой двинул в домком и кузькину мать уполномоченному показал. Да и сам остался заодно. Сначала просто так остался- приглядеть за дурёхой. Апотом… Витька зубами скрипнул, когда припомнил, как пахнет Маруськин затылок по утрам.
        Ох, тошно… Последний раз было Виталию так тошно в Новочеркасске. Он выписался из госпиталя в тот день, когда пришла новость о том, что император отрекся. Город пестрел синими фуражками и багровыми рябиновыми гроздями, хныкал мелким дождем. Виталий шагал по Троицкой площади и недоумевал: как же так, почему мир в одночасье перевернулся…
        Что за чертовщина? Он ведь не был ни разу в Новочеркасске. Витька помотал головой. Счего бы ему, красному комиссару, о государе императоре переживать? Ему белых рубить полагается, рубить этих гадов, вражин этих, иуд…
        На ум пришла Катенька, черноглазая сестра ротмистра Полянского. Она всегда смотрела на Сулеева с восхищением и забавно протягивала букву «а» в его имени. УВиталия же в ее присутствии слабели пальцы. Как-то раз он трижды пытался поднять с пола Катенькин платок, а тот выскальзывал…
        Да что же это?! Какой ротмистр, какая еще Катенька?.. Витька знать ее не знал. Но вот же- вспомнил. Память как вода. Как вода, в два стакана разлитая. И весь он, Витька, как разлитый на два стакана.
        Вспомнился Суворовский проспект, с его лепными фасадами, стычка с матросами… Узкий двор, где брат бежал навстречу. Глаза чужие, злые, холодные. Выхватил наган… Трехлинейку же! Трехлинейку он вскинул, выстрелил, но Сулеев вперед успел. Брат повалился, и Сулеев бросился к нему, рядом упал, на колени. Ивидел уже, чувствовал, как жизнь из того вытекала. Как в песок- уходила половина Сулеева, и ничем было ее не задержать, не поймать. Как вода- вливалось в него что-то иное, новое и притом знакомое…
        - Не умирай,- умолял Витька. Или Виталий. Нет, Витька же! Виталий! Витька!
        Пленный схватился за голову. Он не знал. Не помнил, кто он такой. Его благородие штабс-капитан Сулеев или красный комиссар товарищ Виктор. Или… или оба.
        Погребной люк внезапно распахнулся.
        - Где он?- узнал пленный голос ротного Семки Михеева, затем по полу зашарил фонарный луч, уперся в лицо.
        - Сума посходили?!- загремел Семка.- Комиссара решили шлепнуть?
        Михеев, бранясь, спрыгнул вниз.
        - Витюха!- радостно забасил он.- Живой! Вовремя я успел.
        Сулеев вскинулся с лавки навстречу и медленно опустился обратно. Кто же он? Витька или Виталий? Неважно, понял он вдруг. Неважно кто. Кто бы он ни был, он- злодей, братоубийца, Каин.
        - Витюха, да ты чего скуксился?- басил Семка.
        Витька поднялся. Медленно, чеканя слова, выдохнул незваному спасителю в лицо:
        - Я- штабс-капитан Второго Конного полка Добровольческой армии Виталий Сулеев. Понял, ты, быдло?!

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к