Песня чудовищ Анастасия Александровна Андрианова
        В Серебряном лесу живут чудовища - птицы с женскими головами, чьи песни способны украсть человеческий разум. Аларский царь умирает и просит сыновей добыть ему девоптицу - первому, кто привезёт чудовище, достанется власть над царством. Старший царевич Ружан готов пойти на всё, лишь бы занять место отца на престоле. Он жаждет отомстить колдунам Стрейвина за поражение, нанесённое его армии несколько лет назад. Средний, Домир, во всём потакает Ружану, пока однажды не осмеливается перейти ему дорогу, пленившись дивным пением. Младший царевич, Ивлад. не думает о власти, он лишь хочет исполнить последнее желание отца и отправляется в путь, несмотря на запрет покидать дворец.
        Кружат над Аларией вьюги, трещат морозы, и вот-вот сбудется предание о том, что в колдовстве - погибель царской семьи.
        «Песня чудовищ» - завораживающая сказка для взрослых.
        Актуальный жанр ретеллинга, в котором виртуозно переплетаются мягко стилизованное под легенду повествование и современные тенденции жанра славянского фэнтези.
        Анастасия Андрианова в своей истории возрождает мотивы сказок, вспоминая об удивительных созданиях, алконостах, птицах-сиринах, издревле присутствующих в фольклорных мотивах старой Руси.
        Анастасия Андрианова
        Песня чудовищ
        
* * *
        Есть же о птице сей сказание таково.
        Птица Сирин святого и блаженного рая
        Глава 1. Последняя просьба
        Где-то в лесу плакал ребёнок.
        Его голос то срывался и затихал, то заходился визгом: ближе, дальше, снова ближе.
        Ивлад кинулся на звук, напрямик через колючие кусты и переплетение древесных корней. Лес был незнакомым, слишком густым, тёмным и влажным, слишком тихим, и только чуждый для этого места детский плач разрывал тишину в клочья.
        - Я иду! - крикнул Ивлад. - Подожди!
        Как ребёнок оказался в этой дремучей чаще? Что за наваждение? Ивладу некогда было задумываться, он бежал вперёд, цепляясь одеждой за ветки, пока не оказался на просторной поляне. Кругом валялись замшелые стволы и пни, вывернутые из земли не то вихрем, не то другой безудержной силой. Ивлад остановился, тяжело дыша. Детский плач стал ещё громче, звучал совсем рядом, но будто отовсюду сразу: из-за деревьев, из-под земли, с мрачного неба.
        За спиной поднялся сильный ветер, обжигая ледяным холодом. Со всех сторон обрушилась вьюга, такая лютая, что рукава, полы одежды и волосы тут же покрылись инеем. Ивлад судорожно схватил ртом воздух, и тысячи колких снежинок больно впились в горло. За считаные мгновения зелёный лес покрылся белой коркой и застыл, как стеклянный. Деревья посеребрились, листья разом облетели, на ветвях засверкали кровавыми боками ало-золотые яблоки.
        И только тогда Ивлад понял, что это ловушка.
        В ушах завыло так громко, что сердце зашлось от ужаса. Детского плача уже не было слышно, только нарастающий гул, а перед глазами всё закружило белой метелью. Руки онемели от холода, всё тело заледенело. С пронзительным криком с дерева сорвалась огромная птица и кинулась вперёд, метя изогнутыми когтями Ивладу в лицо.

* * *
        Ивлад резко распахнул глаза. В опочивальне было холодно, почти как в том лесу. Очаг давно погас, в окно бился порывистый ветер. Ивлад охнул и сел на постели. Снова этот непонятный сон, и снова в нём - птичьи когти и метели.
        Темнота комнаты казалась разбавленной, как разведённые водой чернила - значит, наступило тусклое зимнее утро. Ивлад растёр замёрзшие ноги и плавно повёл плечами, разминая тело. Набросив нижнюю рубаху, он подошёл к окну, покрытому кружевом морозных узоров.
        Над Азобором стелился дымок из печных труб, кое-где светились в окнах огни, слабенькие, от лучины или единственной свечи. С неба сыпали густые хлопья снега - с начала зимы ни одного дня без него не обходилось, и сугробы уже намело такие, что некоторые избы завалило едва ли не до самых крыш. Далеко впереди мерцали макушки Серебряного леса - бледный рассвет обливал деревья зеленоватым светом, и лес отсюда казался сказочным, выкованным из тончайшего металла. Ивлад постоял так немного, вспоминая детский плач из сна и завьюженную чащу. Быть может, во сне он оказался там, в Серебряном лесу? А птица, метившая ему в глаза, была из тех чудовищ, которыми славится это место?
        Стук в дверь прервал его мысли.
        - Вы уже проснулись, Ивлад Радимович? Позвольте растопить очаг, - послышался голос слуги.
        - Да, входите, - со вздохом ответил Ивлад, отворачиваясь от окна. Заснеженный город манил, и Ивлад с грустью оторвал от него взгляд.
        Дверь скрипнула, и в комнату вошёл молодой прислужник. Он поклонился и занялся очагом, а Ивлад плеснул себе воды из кувшина, глотнул и спросил:
        - Как себя чувствует отец?
        Руки слуги внезапно дрогнули, уронив огниво. Из очага вывалилось несколько угольков, запачкав ковёр.
        - Х-хорошо, царевич. С ним ваши братья, но…
        - Братья? - Ивлад нахмурился. - В такую рань? И сразу оба? Он не принимал посетителей уже много недель. Но почему меня раньше не разбудили?
        Слуга засуетился, собирая угли с ковра. Пятна стали только больше.
        - Сейчас-сейчас… вычищу старые, заправлю новых дров…
        - Не стоит торопиться. Растопишь позже. Я иду к отцу.
        - Ивлад Радимович! - Юноша выпрямился, тараща испуганные глаза. - Вам не нужно… Вас не…
        - Не звали? - Брови ещё сильнее сошлись на переносице Ивлада. - Отец хочет видеть всех сыновей, кроме младшего? Отчего?
        - Н-не знаю… Но… Не ходите, прошу, иначе меня кинут в острог за то, что проговорился…
        - Не бойся, не кинут. Я позабочусь об этом. Будем считать, ты мне ничего не говорил.
        Ивлад застегнул кафтан, надел сапоги и стремительно вышел в коридор.
        Царь Радим Таворович давно болел, а в последние месяцы стал совсем плох. Что-то точило его изнутри, высасывая жизнь, оставляя только пустую блёклую оболочку. На теле то и дело проступали чёрные язвы, от которых уродливыми щупальцами тянулись сетки вен, в иные дни даже глаза царя заволакивало чёрной пеленой. Сколько лекарей посетило его покои, не счесть, но все лишь разводили руками, и не помогали ни угрозы от царского воеводы, ни обещания богатства от царя. Ивлад помнил отца сильным и крепким, громогласным и быстрым, но теперь царь Радим вовсе не походил на себя прежнего - истончился, стал почти прозрачным и перестал говорить.
        Царские покои находились в другом конце дворца, и Ивлад кинулся бегом. Если отец собрал братьев, значит ли это, что хотел скрыть что-то от Ивлада? Вдруг он уже закончил говорить с ними? Или, что хуже, умер…
        Стражники у царских покоев встрепенулись, завидев Ивлада, но не стали преграждать ему путь, и младший царевич, бесшумно проскользнув внутрь, прошёл к помосту, на котором возвышалась большая кровать с расшитым пологом. Старшие братья, царевичи Ружан и Домир, сидели на скамье спинами ко входу, а на кровати, среди подушек, виднелось бледное лицо отца с синюшной язвой на левой щеке. Покрасневшие веки дрожали, но он не закрывал глаза, пристально смотрел на сыновей, и в нём угадывался прежний, властный и грозный царь, от одного присутствия которого все остальные будто бы даже становились чуть меньше ростом.
        - У всех соседей наследником становится старший сын, - послышался недовольный голос старшего царевича, Ружана.
        Отцовский взгляд смягчился, он даже протянул руку, будто хотел погладить Ружана по щеке, но тот отстранился и отвернулся. Завидев Ивлада, Ружан сурово свёл чёрные брови к переносице, став похожим на отца, когда тот был молод, здоров и грозен.
        - Что ты здесь делаешь? Тебя не звали.
        Грудь Ивлада сдавило от обиды, но он никак не показал, насколько задет.
        - Я решил проведать отца, но, видимо, наткнулся на семейное собрание. Почему нас с Нежатой не пригласили?
        - Потому что вы младшие. Юный царевич и сестрица. Этот разговор не для ваших ушей, - ощетинился Ружан. - Будь добр, подожди за дверью, пока мы не договорим.
        - Ты пока не царь, чтобы принимать такие решения, - мягко возразил Ивлад. - Отец, я обращаюсь к тебе, а не к брату.
        - Милый мой мальчик, - прошелестел царь. - Тебе правда лучше бы вернуться к себе…
        - Я не уйду, - заупрямился Ивлад. - Тебе придётся продолжить разговор и смириться с тем, что у тебя трое сыновей. Не двое.
        - Его нужно было больше пороть, пока не научился огрызаться, - процедил Ружан, не глядя на Ивлада.
        - Не будь таким жестоким, - пожурил царь старшего сына. - Прости меня, Ивлад, за то, что обидел, пытаясь уберечь.
        - Уберечь от чего?
        Ивлад сел на скамью рядом с Домиром. Тот кивнул ему, виновато пряча взгляд. Слова отца попали в сердце острыми занозами, а что до Ружана, так он всегда старался ужалить окружающих побольнее. Ивлад привык к крутому норову старшего брата и почти перестал злиться на него.
        - Уберечь маленького сыночка от бремени, - оскалился Ружан. - Отец, мне позвать Рагдая, чтобы вывел его?
        Ивлад не выдержал и обернулся на Ружана, надеясь увидеть улыбку на его лице. Но Ружан не шутил и, казалось, правда едва не отправился за сыном воеводы.
        - Сиди, - хрипло попросил царь. Разговор давался ему всё тяжелее, он сухо сглотнул и помолчал несколько минут, глубоко дыша.
        - Ты в чём-то прав, Ружан, - вновь заговорил царь, когда Ивлад уже начал всерьёз беспокоиться за него. - Но пойми же, твой брат не становится менее достойным наследником из-за того, что ему не повезло родиться на свет позже тебя.
        Ивлад понял, что царь лишь продолжил разговор, начатый до его прибытия. Может, отец даже успел позабыть, что Ивлад проник в покои незваным гостем?
        - Но ты сам расставил нас на разные ступени, не позвав Ивлада, - возразил Ружан. - Значит, Домир стоит на ступень ниже меня - по праву рождения. Ты сам сказал, что ему не повезло родиться позже. А я много лет доказываю тебе, отец, что Аларское царство за моей спиной будет в безопасности.
        Домир кашлянул в кулак, и Ивладу было ясно почему: единственную битву, которую отец доверил Ружану, он проиграл, заплатив сотнями жизней простых ратников.
        Ивлад слушал молча и комкал в пальцах край отцовской простыни: ему было тягостно находиться здесь и видеть беспомощность отца, а ещё тяжелее - смотреть, как гневается старший брат, как раздувает по-бычьи ноздри, будто готовый вот-вот испепелить своей яростью больного старика.
        - Не тобой написаны законы, и не тебе их менять, отец, - недовольно буркнул Ружан.
        - Ты поймёшь меня, когда сам обзаведёшься женой и детьми, - вздохнул царь.
        - Может, больше земель получит тот из нас, кто первым женится? - тихо предложил Домир.
        Ивлад не удержался от осуждающего взгляда. Брат давно был сосватан, ему обещали младшую дочь правителя Северной Халкхи, чтобы укрепить союзничество и вместе противостоять нападкам верховных колдунов Стрейвина.
        - Нет, - отрезал отец и закашлялся. - Посчитаете меня взбалмошным стариком и будете правы. Тот из вас получит мою власть, кто исполнит моё последнее желание. - Дыхание его стало совсем тяжёлым, и Ивлад заволновался: сумеет ли договорить? Не позвать ли слуг, чтоб успокоили и напоили отварами? Но царь прочистил горло и продолжил уже увереннее:
        - В самом сердце Аларских земель лежит Серебряный лес - вы и сами знаете о нём и о том, насколько он опасен. Хозяйки леса не принимают гостей - только заманивают к себе слуг, туда трудно войти и ещё труднее вернуться, но всё же я попрошу вас пробраться к границам леса и доставить мне во дворец одну из диковинных птиц. Живьём. Вас прошу, Ружан и Домир, - возьмите дружину и лучшее оружие, а ты, Ивлад, будь рядом, останься со мной. Вы с Нежатой скрасите мои последние дни.
        Младший царевич вздрогнул и невольно поднял взгляд. Над отцовским изголовьем в золочёной раме висело огромное пёстрое перо - няньки часто рассказывали Ивладу в детстве сказку: жил да был царевич, румяный и чернокудрый, и однажды на охоте он заблудился да забрёл в Серебряный лес. Блуждал он там до заката, а едва солнце скрылось, спустилась к нему дивная птица. Голова и шея у неё были женские, а всё остальное тело - птичье. Лицом она оказалась так красива, что царевич мигом забыл свою сватанную невесту. Полюбил царевич птицу-девицу, но нельзя им было оставаться вместе: Серебряный лес и его хозяйки не терпят людей, губят их жизни, а в людских землях диковинку разом поймали бы да заперли в клетку. Но и в клетке птица не прожила бы долго, зачахла вдали от родных мест. Проплакал царевич до утра, но собрал всё своё мужество и покинул возлюбленную, вернулся в отцовский дворец, выпросив у красавицы на память перо из крыла.
        - На что тебе такое чудище? - удивился Домир.
        - И что, правда оставишь все земли и корону тому, кто принесёт птицу? - не поверил Ружан.
        Царь кивнул:
        - Моим наследником станет тот из вас, кто первым привезёт живую девоптицу. Хочу посмотреть напоследок на такую красоту и услышать её дивный голос. Не будет мне без того покоя.
        Все три брата замолчали. Старший хмурился, средний выглядел ошарашенным, а младший замер, ни жив ни мёртв.
        - Почему я должен остаться, отец? - с обидой в голосе спросил Ивлад. - Разве не достоин младший сын того, чтобы хотя бы попытаться? Не ради власти. Я бы хотел порадовать тебя, отец.
        Ружан едва не засмеялся.
        - Куда тебе? Хил и тонок как девица, последний в очереди на наследство. Быть тебе в лучшем случае помещиком, а то и вовсе в монастырь уйти.
        Ивлад стиснул зубы, но не стал спорить с братом перед отцом. Он и сам понимал, что Ружан отчасти прав: если кому из них быть царём, то старшему, сильному и плечистому, тому, кто уже вёл людей в бой, пусть и проиграл, а Ивладу, юному, безбородому, с тонкими белыми пальцами, только перебирать самоцветы да веселиться на чужих пирах.
        - Меня волнует ещё кое-что, - произнёс Ружан. - В колдовстве погибель царской семьи. Ты и сам, отец, любишь это повторять. Так зачем просишь привезти колдовское чудище прямо в наш дворец?
        Царь сухо сглотнул и скосил глаза на сына.
        - Девоптицы - символ Аларии, не забывай. Не Стрейвина. Я не прошу приводить колдунов. Не прошу колдовать. Только саму девоптицу. Хоть одним глазком посмотреть… От её присутствия не случится ничего дурного. Колдовство действует по-другому.
        Царь закашлялся, и Домир стиснул его жилистую руку.
        - Не слушай Ружана, отец, - с жаром заговорил он. - Ружан вечно всё перевирает так, как ему удобно. Несчастье сулит пение девоптиц, а не сами они. Но разве станет она петь в клетке? Мы ей не позволим. Всё будет хорошо, отец.
        Домир укоризненно глянул на Ружана, а тот недобро нахмурился в ответ. На скулах заиграли желваки.
        Больше в тот день отец не проронил ни слова, опустил голову на пуховую подушку и заснул, измотанный разговором.

* * *
        Ружан тут же велел собираться в путь и седлать ему коня. Домир ни на шаг не отставал от старшего брата: следовал за ним точно собака, а Ивлад погрузился в раздумья. Из головы не шли отцовские слова, в душе поселилась обида: отчего царь запретил ему даже пытаться? Метить на место Ружана у Ивлада не было намерений, но исполнить отцовскую прихоть ох как хотелось. Неужто правда станут счастливее его последние дни, если во дворце поселится девоптица?
        На гульбище задувал ледяной ветер, смешанный со снежным крошевом. Ивлад продрог, но не возвращался во дворец, упрямо смотрел вниз, на двор, и до крови кусал губы. Вскоре через двор пролетели два коня: вороной и гнедой, взрыхлили снег и скрылись за поворотом дороги. За ними не отставая скакала личная дружина Ружана во главе с воеводиным сыном, Рагдаем. Ивлад уже догадался, что Домир вряд ли станет состязаться с Ружаном, только поможет старшему брату поймать девоптицу и получит часть его славы. Таков Домир, с самого детства привыкший быть позади Ружана.
        В руку ткнулся мокрый нос. Ружан не взял с собой в дальний путь свою любимую борзую, белую в чёрных пятнах, и теперь она жалась к Ивладу.
        - Потерпи, Тучка, скоро вернётся твой хозяин. - Ивлад потрепал борзую по холке.
        С неба сыпал мелкий снег, блестящий, словно натолкли стекла и потрясли сверху. Серебряный лес и правда сверкал впереди, за пределами города, словно драгоценный ларец, и был он так далеко, что казалось, и за три дня туда не доскачешь, особенно в такой холод.
        Наконец Ивлад не выдержал, спустился во двор и прошагал к царским конюшням, где стоял в тёплом деннике его любимый конь, белый в яблоках, с шёлковой гривой. Тучка семенила рядом, высматривая Ружана. По обеим сторонам от дороги высились сугробы в половину человеческого роста, а от крыш поднимался дрожащий дымок. Ивлад уже предвкушал быструю скачку сквозь метель, как конюший преградил ему путь.
        - Куда вы собрались?
        Ивлад вежливо улыбнулся:
        - На прогулку. Застоялся мой Ветер, братья-то ускакали на своих, и моему размяться хочется.
        Конюший покачал головой и упёрся рукой в перегородку денника, не давая Ивладу даже дотронуться до коня. Ветер недовольно захрапел, потянулся губами к хозяину.
        - Не велено вас выпускать со двора. Мы выведем Ветра на прогулку, да и вы пройдитесь по саду, если хотите подышать. Но стражи вас не выпустят, таков приказ царя.
        - Но Ветер хочет скакать со мной. Я могу взять своего коня сам. Что же ты, конюх, ослушаешься царского сына? - Ивлад старался придать своему голосу властности, но получилось скорее капризно. Он почувствовал, как кровь прилила к щекам, и стыдливо опустил взгляд.
        - Ослушаюсь, лишь бы исполнить царскую волю, - ответил конюший. - Все стражи предупреждены, вас не выпустят. Скачите по двору, но за ворота вы не попадёте.
        Ивлад глубоко вздохнул. Если бы на его месте оказался Ружан, уж ему бы точно не составило труда уболтать кого угодно, хоть самого Военега, царского воеводу, - да что там, даже Домир наверняка придумал бы какую-то хитрость. А он, Ивлад, стоит и молча открывает рот, как брошенная на берег рыба. Конечно, даже отец давно понял, что такому не стоит давать ни единой возможности сесть на трон. Разве способен он поймать девоптицу, если даже с конюшим договориться не может?
        - Я же… просто порадовать хотел бы. Не ради власти, - пробормотал Ивлад, сгорая от неловкости.
        Он достал из-за пазухи яблоко и протянул Ветру, не обращая внимания на грозный взгляд конюшего. Конь захрустел угощением, а Ивлад втянул голову в плечи, развернулся на пятках и пошёл прочь.
        Во дворе Тучка возилась с сыном псаря, словно и позабыла о хозяине. На псарне кто-то из собак принялся протяжно выть, а другие подхватили, кто воем, кто тявканьем. Ивлад кивнул мальчишке-псарю, чтоб уводил Тучку к сёстрам и братьям - среди сородичей перестанет скучать по Ружану, - и тот, взяв борзую за ошейник, повёл её через двор.
        Ивлад провожал Тучку задумчивым взглядом, как вдруг услышал оклик. Царевич обернулся и увидел сестру, спешащую к нему со стороны дворца.
        - Ты что-то хотела, Нежата? - спросил он осторожно.
        Сестра была старше его всего на два года, но Ивладу всегда казалось, будто даже Ружан её побаивается. О Нежате ходило много слухов, и пусть отец старался изо всех сил, чтобы о его дочери не толковали за пределами дворца, всё равно то и дело доносили, будто даже крестьяне зовут царевну сестрицей-ведьмицей. Ивлад слухам не верил: благоразумие сестры должно быть сильнее любопытства.
        Нежата подбежала к брату и встала напротив него, разглядывая спокойными синими глазами, похожими на два глубоких пруда.
        - Я слышала тот разговор. Отец не пускает тебя со двора? - догадалась она.
        Ивлад молча кивнул. Прозорлива, и правда будто колдунья.
        - Я помогу тебе, - зашептала Нежата, обернувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает. - Мне не запрещено выходить. Да и все привыкли думать, что я… с причудами. Приходи позже к моим покоям, я дам тебе свою накидку, выведу и посажу на своего коня. Мы похожи с тобой станом - оба высокие и тонкие, а в темноте и вовсе никто не заметит подмены. Когда коня моего хватятся, ты уже далеко от дворца будешь. Только собирайся как следует, ничего не забудь. А пока вот, держи кое-что.
        Нежата сунула в руку Ивлада какой-то мешочек, чмокнула брата в щёку и быстрым шагом пошла к крыльцу, на ходу поправляя платок. Ивлад постоял, глядя ей вслед: разгадала с одного взгляда всё, чем томилась его душа. Расширив горлышко, он заглянул в мешочек - внутри поблёскивал какой-то тёмно-серый порошок. Ивлад решил спросить Нежату позже, а пока вернуться во дворец, собраться да терпеть дотемна.

* * *
        Ивлад тайком пробрался в отцовскую оружейную и выбрал тончайшую прочную сеть для охоты на фазанов, сложил в несколько раз и спрятал в мешок - сеть почти не заняла места. Свеча, что он захватил с собой, горела ярко, и сердце Ивлада громко колотилось от страха: вдруг заметят отсветы под дверью? Вдруг стражи придут с дозором в эту часть дворца? Как он объяснит, что делает в оружейной?
        Двигаясь осторожно, стараясь не издавать никакого шума, Ивлад пересмотрел множество мечей и кинжалов, прикидывая, какой пригодится в пути, и решил выбрать тонкий длинный нож, а в помощь к нему - короткий лук и колчан лёгких стрел с такими острыми наконечниками, что даже смотреть на них было больно.
        Сложил царевич и мех с водой, и тёплое шерстяное одеяло, и кошель с деньгами, и другие мелочи, а едва стемнело, постучался в покои Нежаты. Сестра-царевна открыла с первым ударом - ждала, как и обещала. Втянула брата за дверь и заперла изнутри, чтоб никто ничего не подслушал.
        - Поедешь прямо сейчас, строго на север, - зашептала она без лишних вступлений. В светлице горела всего пара свечей, отчего глаза Нежаты сверкали таинственно, как звёзды. - Мой конь, Звездочёт, любит скакать морозными ночами. Луна серебрит дорогу, путь лёгким покажется. Но на крас?ты не любуйся, мчи скорее, если хочешь братьев догнать. А как приблизишься к Серебряному лесу, почаще голову задирай да наверх смотри.
        - Уж догадаюсь, как птицу выследить. Не единожды на фазанов охотился, - хмыкнул Ивлад в ответ.
        - Девоптицы - не фазаны, - покачала головой Нежата. - У них людские головы, и мысли людские, бывают даже ещё коварнее и хитрее. Они - жестокие чудовища, помни это, Ивлад. Убьёшь ненароком одну - навлечёшь гнев сотен чудищ на наши края. Слышал ведь…
        - Смерть девоптицы предрекает гибель правителя, - продолжил за неё Ивлад.
        - Верно, - кивнула Нежата. - Не слушай их песен, чтобы не растерять разум. Будь так осторожен, как только можешь. Утром я передала тебе мешочек. Он при тебе?
        Ивлад молча достал его и показал сестре.
        - Славно. Не забывай о нём. Это порошок ясного разума. Если птица начнёт говорить с тобой, опусти в порошок палец и оближи. Поможет не сойти с ума.
        - Откуда он у тебя?
        Нежата промолчала, прошла в дальний угол светлицы, откинула крышку сундука и вынула накидку - чёрную как ночь, с вышитыми серебряными звёздами. Ивладу говорили, что когда-то эта вещь принадлежала их матери. Царевич схватился за мягкую ткань, и на него пахнуло цветочными благовониями. Нежата набросила накидку брату на плечи, надела капюшон, пряча золотые кудри, и затянула у Ивлада на шее завязки.
        - Никто тебя не узнает, - шепнула она, и Ивладу показалось, будто дыхание и слова сестры окутывают его невидимым волшебным облаком. Они правда были одного роста и примерно одного телосложения, так что накидка пришлась впору. - А чтобы птица к тебе спустилась, укради яблоко из Серебряного леса. Братья такого не знают, только тебе подскажу. Сама у одного колдуна вызнала, только ты никому не говори.
        - Спасибо тебе. - Ивлад улыбнулся и поклонился сестре. - Ты могла встать на сторону отца и отговаривать меня от похода, но всё же поддержала. Почему?
        Нежата тихо рассмеялась, велела Ивладу разгибать спину и не отвешивать больше поклоны. Как только их глаза вновь встретились, лицо царевны стало серьёзным.
        - Потому что ты мог бы стать лучшим царём, чем Ружан. Он жесток и хитёр, я боюсь, что он в сговоре с воеводиным сыном. У меня тёмные предчувствия.
        Ивлада испугали слова сестры.
        - С Рагдаем? Ты подозреваешь, что они могут пойти против воли отца?
        - Не буду винить голословно, - вздохнула царевна, - но сердце моё чует, а глаза видят, что братец непрост. Потому я желаю тебе удачи, Ивлад. Скачи и добудь отцу девоптицу. Звездочёт послушает тебя, едва учует мой запах с накидки. Возвращайся быстрее. Не оставляй меня здесь одну надолго. За ужином я скажу, что ты приболел и не спустишься. Тебя не сразу хватятся.
        Нежата поцеловала Ивлада в щёку и подтолкнула к двери. Крепко обняв сестру на прощанье, царевич поспешил прочь из дворца, через двор в конюшни, к стойлу Звездочёта, склонив голову так, чтоб светлые волосы не виднелись из-под капюшона.
        Ярко светил месяц, и царский двор был пуст. Со стороны кухонного крыла гремела посуда - слуги готовились к ужину. Стражи медленно обходили стену, а у конюшни, пряча зевок в сгиб локтя, скучал помощник конюшего, тощий мальчишка, которому шапка едва не падала на глаза. Ивлад стремительно проскользнул внутрь, попрощался со своим Ветром, пообещал вернуться скорее, оседлал Звездочёта и помчался со двора. Ворота открыли издалека, и правда приняв его за взбалмошную царевну, и Ивлад погнал коня во весь опор, взрыхляя снег.
        Глава 2. Девоптица
        Под утро конь Нежаты начал уставать, да и сам Ивлад был готов выпасть из седла. Занемела спина, замёрзли руки, но если бы не сбивающийся шаг Звездочёта, царевич упрямо скакал бы и дальше, лишь бы нагнать братьев.
        Завидев впереди тусклые мигающие огни постоялого двора, Ивлад направил коня рысью. Снежные крошки продолжали сыпаться сверху, оседали на ресницах и покалывали губы. Снег забивался за воротник, застревал в волосах - капюшон Нежатиной накидки сполз от быстрой скачки, и вьюга трепала пряди, покрытые инеем.
        Деревня притаилась на холме, в объятиях елового леса. Ивлад бывал здесь не раз - проезжал мимо во время долгой псовой охоты, которую так любил Ружан. Здесь находился постоялый двор, но члены царской семьи и их свита редко останавливались в деревнях, предпочитая боярские усадьбы.
        Спешившись у ворот постоялого двора, Ивлад обернулся. Позади величественно дремал Азобор, столица Аларского царства, и родной дворец перемигивался огнями - проснулись слуги, а может, и не спали, заметили, что младший царевич пропал… Ивлад мотнул головой, и снежинки с волос посыпались под ноги.
        Тяжёлые ворота, сложенные из посеревших от времени брёвен, были покрыты белой наледью, и там, где ударялся кулак Ивлада, оставались влажные следы. Ударив раз пять подряд, Ивлад закусил губу: звук выходил каким-то тихим, хилым, вряд ли таким стуком можно было разбудить хозяев. Но всё же скоро послышалась возня, и ворота отворились. Хмурый мужчина, заросший бородой настолько, что с трудом угадывалось выражение лица, оглядел Ивлада с ног до головы и хмыкнул.
        - Отдыха и горячей еды?
        Ивлад молча закивал.
        - Пойдём.
        Мужчина без лишних просьб взял коня под уздцы и махнул подбородком, указывая Ивладу следовать за ним.
        - Конь, поди, яблоки любит?
        - Л-любит.
        - Дадим, коли заплатишь. А денег у тебя, видать, предостаточно.
        Ивлад слегка огорчился, когда понял, что здесь с него будут трясти столько, сколько смогут, - ясное дело, нечасто в деревни заезжают богато одетые путники на ухоженных скакунах. Эх, подумать бы наперёд и раздобыть неприметный наряд…
        Убедившись, что конь Нежаты встал в стойло и получил мешочек овса, Ивлад протянул хозяину золотник. Мужчина быстро спрятал монету, ловким движением пристроив куда-то за шиворот, и указал на крохотный теремок в два яруса, где из труб тянулся дым, лунно-зеленоватый в предрассветном сумраке.
        Настроение Ивлада немного поднялось, когда он шагнул на ступени и почувствовал тёплый запах съестного. Над входом в харчевню было выцарапано яблоко - небольшое и неприметное, но взгляд Ивлада сразу за него уцепился. Его это насторожило: яблоки в Аларии рисовали нечасто, это означало, что в заведении будут рады принять колдунов. Но чтобы так близко от столицы… А стоило Ивладу потянуть дверь на себя и войти внутрь, как он вновь упал духом.
        В зале было темно, чадила лишь пара толстых оплывших свечей, спрятанных где-то в дальнем углу. Негромко и гортанно переговаривались немногие посетители - наверное, всю ночь тут веселились. То и дело слышались звуки, с какими дешёвые глиняные кружки ударялись донцами о дощатые столы. Помимо нехитрой еды, здесь пахло гарью, сыростью и чем-то новым, странным и неприятным. Ивлад поднял воротник, пряча нос, и почти на ощупь двинулся вдоль стены. Понемногу глаза привыкли к мраку, и Ивлад, отыскав свободный стол, хотел было сесть на скамью, но вовремя заметил, что сиденье покрыто пятнами грязи и остатками засохшей похлёбки. К горлу подступила тошнота, Ивлад вцепился в мягкий бархат накидки и нащупал пуговицы: нельзя испортить дорогую вещь сестры, замарав о грязную лавку. Расстегнувшись до половины, Ивлад сообразил, что под накидкой у него - алый кафтан, расшитый серебряной нитью. Тоже не лучший наряд для подобных мест. Проклиная себя за глупость, он ощутил, как кровь приливает к шее и щекам.
        Ребёнком Ивлад частенько забегал на дворцовую кухню: там всегда было тепло и светло, розовощёкие кухарки пели песни и постоянно что-то готовили к царскому столу. Младшего царевича они обожали: Ивладу в руки сразу сыпались пряники, ещё липкие от незастывшей глазури, тёплые пирожки и глангрийские цукаты из дивных ароматных фруктов. Наевшись, он оставался у одной из огромных печей и слушал сказки, песни, былички, а иногда и засыпал, разомлев от вкусной еды и тепла.
        Харчевня на постоялом дворе не имела ничего общего с царской кухней - даже едой здесь пахло иначе, грубо, резко, навязчиво. Вместо звонких голосов кухарок - ругань, под ногами - грязная слякоть.
        «Странно было бы ожидать другого», - попытался подбодрить себя царевич.
        - Так и будешь стоять, богатенький? - хрипло хохотнул кто-то над самым ухом.
        Ивлад вздрогнул и поднял глаза на незнакомца: мужчина был так же бородат, как и хозяин, но одет куда хуже, да и пахло от него чем-то отвратительным.
        - Да, я постою, - ответил Ивлад, отводя взгляд. Почему-то ему было стыдно смотреть на мужчину.
        - Замараться боишься?
        Тяжёлая ладонь опустилась на плечо, пригвождая Ивлада к месту. Он скривился.
        - О-ой, ещё и носик морщишь как девица! А вдруг и правда девица? Вас, безбородых богатеев, и не разберёшь!
        - Простите… - вымолвил Ивлад, выворачиваясь из хватки незнакомца. - Я просто ехал мимо.
        - Не тронь моего гостя, Ибгар, - окликнул уже знакомый голос. Внутрь, стряхивая снег с одежды, вошёл хозяин. - Аичка, тащи пожрать!
        Мужчина в последний раз смерил Ивлада недобрым взглядом и убрал руку с его плеча. Ивлад тут же принялся отряхивать накидку в том месте, где лежала чужая ладонь. Из глубины зала послышались смешки.
        - Садись, сейчас Аичка принесёт еды, - сказал хозяин и двинулся в сторону двери, ведущей, должно быть, в кухню.
        - Б-благодарю. Я постою. - Ивлад гордо вскинул подбородок, ожидая новую волну смеха. И не ошибся: харчевню едва не разорвало от хохота.
        Скоро прибежала Аичка - молодая кругленькая девушка с рыжей косой. Хитро сощурив лисьи глаза, она поставила перед Ивладом миску, накрытую толстым ломтём хлеба, и глиняную кружку, каких Ивлад отродясь не видел.
        - Благодарю, - снова сказал он и протянул Аичке, как и хозяину, золотник. Девушка заулыбалась и бесстыдно сунула монету в вырез платья. Ивлад закашлялся, поспешно отвернувшись.
        Есть стоя было неудобно. Миска оказалась слишком горячей, ложка - толстой и шершавой, а похлёбка - не очень-то вкусной. В жирном бульоне плавали крупные куски лука и моркови, попался даже жилистый кусок мяса. Зато хлеб с семенами оказался неплох, и Ивлад почувствовал себя значительно лучше, наполнив желудок горячим.
        - Ну а теперь, - тяжёлая рука вновь упала на его плечо, Ивлад вздрогнул и пролил бульон на кафтан, - ты и с нами поделишься золотом. У тебя его много, да? Не пожалел даже за Аичкино грошовое варево отдать золотничок.
        Мужчина засмеялся. Ивлад отставил пустую миску и обернулся - ну конечно, тот самый бородатый задира Ибгар не пожелал оставить его в покое. Только в этот раз к нему присоединились ещё четверо - наверное, все те, кто сидел в тёмном углу. От них кисло пахло спиртным, только не сладким вином, а чем-то другим, землисто-болотным.
        - Я плачу за услуги, - ответил Ивлад. - За приют для коня и за обед. Простите, но вы ничего не сделали мне.
        - Как насчёт сохранения жизни? - осклабился самый высокий из мужчин, худой, с лицом, покрытым щербинами. - Мы тебя не убьём, а в обмен ты оставишь нам всё, что есть. Включая оружие.
        Точно, оружие! Ивлад потянулся за ножом, который висел на поясе, но Ибгар перехватил его запястье и стиснул так сильно, что у Ивлада брызнули слёзы.
        - Шустрый щенок, - шикнул Ибгар. - Ребята, посмотрим на ножик? Наверное, о-остренький!
        Нож вышел из ножен, блеснуло лезвие в полумраке харчевни. Ивлад дёрнулся, пытаясь отобрать своё оружие, но Ибгар с силой толкнул его в грудь. Ивлад упал на пол, как раз туда, где скопилось больше всего грязного талого снега вперемешку с мусором.
        «Отец вас повесит», - хотелось злобно крикнуть, но быстро пришла и другая мысль: «А тебя не повесит ли за непослушание?»
        Ивлад стремительно поднялся на ноги, гор? от злости и унижения. Рябой мужчина заметил кошелёк у него на поясе и метнулся куницей, растопырив пальцы, но Ивлад остановил его точным ударом в нос. Мужчина завыл, на пол брызнула кровь, и вся харчевня взорвалась криками.
        - Режь его!
        - Проще будет!
        Ивлад вскочил на стол и спрыгнул с противоположной стороны, надеясь хоть так защититься от нападающих. Почти сразу он понял, что это был плохой замысел: Ибгар толкнул стол, и тот впечатал Ивлада в стену.
        - Пятеро на одного?
        Чей-то голос прозвучал ясно и грозно, холодом разрезав душный полумрак. В харчевню вошёл незнакомец: статный, широкий в плечах, нестарый, но с полностью седыми волосами. Весь его облик выражал спокойное величие и затаённую силу - Ивлад не заметил при нём оружия, но отчего-то обидчики разом отпрянули от царевича, не скрывая разочарования.
        - Господин Вьюга, да мы так, развлекались просто, - заныл рябой.
        - Развлекайтесь работой, - мрачно отозвался тот, кого назвали Вьюгой. Он остановился посреди зала и повернул лицо к Ивладу, внимательно, но без враждебности разглядывая того холодными серо-голубыми глазами. - Пойдём со мной.
        Ивлад выбрался из-за стола, поспешно схватил свой нож, обронённый в грязь, протёр уголком Нежатиной накидки, уже напрочь испачканной, и сунул обратно в ножны. Он тянул время, не зная, что хуже: остаться здесь или пойти со странным незнакомцем.
        - Ты ведь Ивлад? Идём, - повторил мужчина уже настойчивее и шагнул к царевичу.
        Только сейчас Ивлад заметил, что на нём почти такая же накидка, только будто вывернутая наизнанку: чёрные звёзды на серебре.
        - Иду, - сдался он, не в силах побороть любопытство.
        Ивлад вышел вслед за Вьюгой. Уже почти рассвело - не такой уж ранний стоял час, да только долгая зимняя ночь не спешила отступать. Мрак рассеивался под натиском зеленовато-золотистого утра.
        - Сюда.
        Вьюга, не оборачиваясь, поднялся на крыльцо небольшого терема - что там терема, крепкой избы, украшенной парой башенок. Ивлад и здесь увидел вырезанное яблоко на дверном наличнике. Ноги будто приросли к ступеням.
        - Дальше я с тобой не пойду, - заявил он. - Говори здесь.
        Вьюга наконец-то обернулся и изогнул седую бровь, но, бросив беглый взгляд на дверь, кажется, догадался.
        - Не бойся. Наши с тобой имена не стоит трепать на улице. Ты уже отобедал в харчевне с яблоком. Не боялся ведь, что стряпуха тебя проклянёт или добавит что-то в суп?
        Насмешливая интонация задела Ивлада - он сильнее засмущался, но продолжал упрямо смотреть исподлобья.
        - Сейчас, в грязной одежде и с растрёпанными волосами, ты вовсе не похож на того, кем на самом деле являешься. - Вьюга развернулся к Ивладу всем телом и скрестил руки на груди. - Зову в последний раз. Откажешься говорить - не буду настаивать. Мне, по большому счёту, ничего от тебя не нужно, я лишь выполняю просьбу человека, близкого нам обоим.
        Он тронул ручку, открывая дверь. Ивлада немного успокоило то, что Вьюга не собирался затаскивать его в терем силой, а любопытство жгло всё сильнее. Собравшись с духом, он шагнул внутрь.
        Они остановились только на втором ярусе - комната Вьюги была под самой крышей, зато с балконом. Ивлад то и дело с опаской косился на своего нового знакомца: тот казался страшно угрюмым и холодным, под стать своему странному имени. На всякий случай Ивлад не убирал руки с ножа, хотя понимал, что вряд ли ему хватит смелости пустить его в дело, случись что.
        - Ивлад Радимович, тебе было велено не ступать из дому, - проговорил Вьюга сквозь зубы, едва запер дверь.
        - Кто… кто ты всё-таки такой? - Ивлад вскинул подбородок и крепче сжал пальцы на рукояти ножа. - Откуда меня знаешь? Тебя прислал отец? Я не видел тебя в дружине.
        «Или - что куда хуже - его прислали отцовские враги. Стрейвинцы, к примеру. Не стоило идти с ним», - мрачно думал Ивлад.
        - Моё имя ты слышал. Я - Вьюга. И нет, с царём я не знаком.
        Ивлад сглотнул, наконец-то догадавшись.
        Дурное предчувствие о Стрейвине не обмануло. Любой из стрейвинских колдунов принадлежит к штормовым, огненным, вьюжным или зверословам. Иные могут совмещать свои умения, развивая силы. Но из тех, кто пошёл по пути единственной силы, есть четверо самых могущественных, чьё колдовство выросло настолько, что почти поглотило человеческую сущность. Даже сами их имена - Шторм, Пламя, Вьюга и Зверь - говорят о том, что колдовского в них стало куда больше, чем человеческого. Ох, знал бы Ружан, что здесь, совсем рядом от Азобора, один из тех колдунов, кто забрал его покой в том сражении…
        - Тогда чего тебе от меня нужно?
        Вьюга слегка улыбнулся, и его лицо словно оттаяло. Он указал Ивладу на кресло. Обивка была потёртой и пыльной на вид, но Нежатиной накидке и так досталось, поэтому Ивлад сел почти без колебаний.
        - Если со мной что-то случится, - продолжил он, - отец отыщет тебя. И всему Стрейвину отзовётся царский гнев.
        Вьюга вскинул руку:
        - Я не пытаюсь запугать тебя, царевич. Стал бы я спасать тебя от тех выпивох? Нет, Ивлад, не в моих правилах сперва выручать, а затем предавать. Меня послала твоя сестра.
        - Нежата?
        Вьюга вскинул брови:
        - Не знал, что у царя несколько дочерей.
        Ивлад смутился, но не опустил глаза.
        - Откуда ты её знаешь?
        По лицу Вьюги пробежала тень удивления.
        - Она не рассказывала тебе обо мне?
        - Не рассказывала что?..
        В памяти тут же всплыло всё, что шептали о Нежате служанки: Ивлад слышал обрывки их разговоров, когда проходил мимо, но девушки тут же замолкали и делали вид, что заняты делом.
        «Царевна-то наша колдовать ходит».
        «У царевичей сестрица - ведьмица».
        «Ох, несдобровать, коли колдовство доберётся до царской семьи»…
        Ивлада больно кольнуло: они с Нежатой с детства были ближе, чем со старшими братьями, проводили много времени вместе, играя во дворе, а став взрослее, могли подолгу разговаривать о ерунде и объедаться пастилой, скрывшись в царевниной светлице и отослав слуг. Ивлад, как и все, замечал за Нежатой, что её глаза загораются любопытством, стоит кому-то хоть заикнуться о колдовстве. В последний год у неё даже появились и тёмное зеркальце, и баночки с порошками, и шептала она порой что-то странное, непонятное. Ночами, бывало, даже сбегала на кладбище - Ивлад полагал, что на могилу матери. Выходит, скрывала что-то от младшего братца?
        - Мы давно знакомы с Нежатой, - вздохнул Вьюга и устало потёр глаза. - Она… Мы… Лучше, конечно, если она сама тебе расскажет, Ивлад. В общем, Нежата попросила меня позаботиться о тебе в пути.
        Ивлад вспыхнул:
        - Вы с Нежатой - любовники?! Да Ружан и отец тебе голову снесут!
        - Давай без этого, прошу. Я не говорил ничего такого, ты сам всё додумал.
        - Я не нуждаюсь в покровительстве! - Ивлад вскочил и сжал кулаки. - Тем более - в покровительстве стрейвинца! Будь так добр, не отнимай более моего времени.
        Пылая от возмущения и ужаса, он кинулся мимо Вьюги, едва не задев колдуна плечом, и выскочил во двор.
        Солнце наконец-то лениво выползло из-за холмов, рассыпало серебро по округе. Иней сверкал на постройках, слепя глаза. Надев седло и подправив упряжь Нежатиного Звездочёта, Ивлад похлопал его по морде и вскочил на спину.
        Выехав с постоялого двора, Ивлад ощутил, что, помимо гнева, его подгонял страх. Только что он оставался один на один с сильнейшим колдуном, предводителем всех вьюжных, - и ему повезло остаться в живых. Как Нежата могла раскрыть этому человеку то, что Ивлад, младший царевич, пустился в путь совсем один? Как могла отправить его к брату? Насколько же безграничным должно быть её доверие…
        В колдовстве погибель царской семьи - так шептались в любой деревне, в любом городе, в самом царском дворце. Увлечение юной царевны колдовством расползалось слухами, их почти не воспринимали всерьёз, но теперь Ивлад понял: Нежата заигралась до того, что посмела поставить под удар и его жизнь, и жизнь всей семьи. Что станет с братьями и отцом? Что станет с Аларией, если царская семья будет отравлена колдовством? Ведь и болезнь отца, как поговаривали, была вызвана тёмными силами.
        Ивлад гнал коня, даже позабыв плотнее запахнуть накидку. Злой ветер и мороз щипали за нос и уши, кусали пальцы, а Ивлад всё вжимал пятки в конские бока и втягивал обжигающий воздух сквозь сжатые зубы.

* * *
        Скучны зимние дни и ночи: тёмные, морозные и томительные, тянутся-тянутся, как засахарившийся мёд, и один на другой так похож, что не различишь.
        Но скучнее всего - молодым девоптицам.
        Лита любила подолгу слушать новых служанок: они рассказывали про свои дома и деревни, иные даже успели побывать в городах и насмотреться такого, чего Лита и представить не могла.
        Тут, в Серебряном лесу, всё было белым и сероватым, каждый день в точности повторял предыдущий: девоптицы беседовали, угощались золотыми яблоками, принимали уход от служанок - им расчёсывали длинные волосы, заплетали косы, вплетая в них жемчужные нити и крохотные звенящие бубенцы. Потом они снова общались, слушали песни старших, провожали ночных дозорных и готовились ко сну.
        Служанки приходили ненадолго, лес выпивал их досуха за короткие месяцы, и вместо них приводили новых, с другими историями. Однажды служанка - её звали Айвра, Лита даже запомнила её имя - рассказывала о южном море, где дивные чудища машут плавниками проплывающим кораблям, на которых в Аларию везут шелка и ароматные масла; рассказывала о рынках Глангрии, где драгоценные камни насыпают покупателям прямо в кошельки, где от запахов специй свербит в носу, а жара стоит такая, что посетители закрывают лица и головы влажными тканями. Лита не могла себе представить ни жару, ни ароматы специй, ни гул людских голосов - Серебряный лес был скуп на цвета, запахи и звуки. Она смотрела на свои бусы и мониста, на бежевые жемчужинки в рыжеватых волосах и щурилась, пока блеск камушков не начинал дробиться - так можно было хотя бы отдалённо представить, как блестят драгоценности на прилавках.
        Иногда ей казалось, что лес держит их в оковах, сжимает когтями вместе с сёстрами-девоптицами и не даёт посмотреть на жизнь. Ни одна девоптица не осмеливалась надолго покинуть серебряные своды, потому что вдали от леса и его колдовских яблок теряла силы и любое путешествие могло обернуться смертью.
        Вечерами старшие девоптицы рассаживались на высоких яблонях и затягивали песни. Сперва их голоса тихо перекатывались, журчали слабыми ручейками, но потом одна из сестёр запевала мелодию: иногда - красиво-переливчатую, иногда - резковато-тревожную, и остальные подхватывали.
        Говорили, будто пение девоптиц способно лишать людей разума и сжигать города, но Лита в этом очень сомневалась. Пение как пение, не слишком-то громкое, чтобы было слышно даже на другом конце леса. И никаких чар в нём, должно быть, давно уже не осталось.
        Сама Лита к пению никогда не присоединялась. Голосок у неё был слабый, «маленький», как говорила старейшая из девоптиц, Верина. Таким петь - только выставлять себя на посмешище. Поэтому она садилась где-нибудь пониже, прислонялась телом к яблоневому стволу и слушала, блаженно щурясь. Иногда к ней подсаживались подружки-сестрицы, но Лите нравилось слушать песни в одиночестве - так ей казалось, что голоса и мелодии льются прямо в сердце тёплым мёдом.
        Но скучнее всего было на самую маковку зимы, когда день короток, а ночь длинна и тосклива. Тогда старшие птицы выводят младенцев в огромных гнёздах, свитых из блестящих серых ветвей. Серебряный лес становится колыбелью, и старшие девоптицы только и заняты тем, что выхаживают неказистых детей со сморщенными розовыми лицами и телами, покрытыми прозрачным пушком, а младшие сёстры облетают границы, чтоб ни один человек не посмел нарушить их покой.
        В ту долгую ночь Лита стерегла лес вместе с полудюжиной таких же дозорных. Скука терзала юную девоптицу посильнее мороза: Лита, перелетая от дерева к дереву и сбрасывая с серебристых веток снежные шапки, добралась до самого края леса, туда, где вилась через болота едва заметная тропа.
        Когда наступало время, по этой тропе в Серебряный лес приходили новые служанки-помощницы. Лита любила смотреть на тропу и представлять, как она извивается дальше, вливается в широкую дорогу, а та ведёт к городам, полным людей, голосов и запахов…
        Луна заливала тропу бледным светом. Сперва Лита уловила какое-то движение: может, зверь рыщет в поисках добычи? Но нет. Чей-то силуэт стремительно мчался к Серебряному лесу, увеличиваясь в размерах.
        Лита замерла и стала присматриваться, осторожно перебираясь с ветки на ветку, чтобы оставаться незамеченной. Человек? Всадник! Что понадобилось человеку от Серебряного леса? Зачем пожаловал он в ту самую пору, когда никто не отваживался беспокоить девоптиц?
        Поднимать тревогу не хотелось. Старшие птицы-матери не любят, когда будят их новорождённых дочерей. Если повезёт, незнакомец просто посмотрит на лес и поскачет дальше, но если он пришёл за яблоками, то придётся звать предводительницу сегодняшнего дозора, темнокрылую Грайю.
        Всадник проскакал последние болотистые участки. Мороз сковал болота прочной ледяной коркой, но под весом коня лёд всё равно крошился, и под копытами рыхлилась чёрная илистая почва. Высоко задирая ноги, конь выбрался на твёрдую утоптанную землю и встал, отфыркиваясь. Человек стянул капюшон, и месяц залил светом его золотые кудри. Вскинув голову, юноша стал осматриваться.
        Лита затаила дыхание и сжалась, спрятавшись среди веток. Она редко видела людей так близко, не считая служанок, и любопытство раздирало её изнутри, а вместе с любопытством вскипал и гнев: кто посмел приблизиться к лесу? Чего он так нагло глазеет?
        Но юноша оказался настолько красив, что Лита загляделась. И сами девоптицы, и все их служанки были женщинами - к человеческим мужчинам старшие девоптицы улетали лишь в середине лета, выждав день, когда новолуние превращало их из крылатых красавиц в подобие людей: вместо крыльев вырастали руки с тонкими пальцами, вместо когтистых лап - стройные ноги, а перья уступали место нежной человеческой коже. Лите пока не позволяли присоединяться - молода ещё была, но она видела, как летом, в самую короткую из ночей, мужчины из ближайшей деревни жгли костры с девоптицами, обращёнными на людской манер. Лита с другими юными сестрицами сидела у ручья в ивняке, слушала соловья и угощалась булочками-плетёнками, которые люди приносили с собой на праздник, - это была единственная человеческая пища, которую пробовали девоптицы.
        Те мужчины не казались ей красивыми: многие из них ходили с жёсткими бородами, а сами были широкоплечие и грубые, будто глиняные фигурки, вылепленные неумелой рукой.
        Но этот чужак от них отличался.
        Лита подалась вперёд, чтобы получше разглядеть его лицо, и ветка под её лапами хрустнула, осыпав юношу снегом. Незнакомец вскинул голову и уставился прямо на Литу, приоткрыв от удивления рот.
        Лита захлопала крыльями, но тут юноша завёл руку за спину, вскинул лук, и, прежде чем Лита успела перелететь на другое дерево, её левое крыло пронзила боль. Девоптица вскрикнула, забилась, но раненое крыло перестало слушаться, и Лита, роняя перья, упала наземь.
        Незнакомец спрыгнул с коня и кинулся к Лите, на ходу доставая что-то из мешка. Миг - и вокруг рта Литы затянулась повязка, а тело накрыла прочная сеть, и чем больше девоптица билась, тем сильнее запутывалась, тем больше красных капель падало из крыла на снег. Выбившись из сил, она распласталась на земле, тяжело дыша и испепеляя незнакомца взглядом.
        «Тебе это с рук не сойдёт», - хотела прошипеть Лита, но губы были плотно стянуты отрезом ткани.
        Совсем скоро подруги заметят её пропажу - да что там, наверняка уже слышали её вскрик, и несдобровать тогда людям. Гнев девоптиц страшен, и издревле местные избегали ссор с ними, задабривали дарами и красивыми словами. Такую обиду человеку ещё долго не простят, и будут проклинать его род все соседи по селу или городу.
        - Ты даже не пытайся ничего сказать, я твои слова слушать не стану, - дерзко ответил ей юноша, стянул сеть так сильно, что стрела ещё глубже вошла в крыло, и из глаз Литы брызнули слёзы. Юноша схватил Литу поперёк тела, как куль, и забросил на спину коню, а сам вскочил обратно в седло и пришпорил скакуна.

* * *
        Встреча с Вьюгой не прошла для Ивлада даром: он зло и резво мчался с самого утра и лишь однажды остановился подкрепиться и отдохнуть. К вечеру понял, что подобрался к Серебряному лесу совсем близко. В груди радостно затрепетало: вот же, ровная дорога, без следов коней братьев. Может же быть, что он добрался первым?..
        Ивладу даже не пришлось заходить в сам лес: чудище по глупости подобралось так близко к границе, что, когда стрела вонзилась в крыло, рухнуло прямо на тропу. Всё дальнейшее произошло быстро и вовсе не так захватывающе, как Ивлад себе представлял. Он завязал девоптице рот, чтоб не вздумала петь и морочить его разум, а она и не пыталась, притихла как-то совсем уж нехорошо и долгое время даже не дёргалась. Ивлад то и дело присматривался, дышит ли, и успокаивался, заметив, что пернатая грудь всё же вздымается.
        Ускакав наконец подальше от Серебряного леса, Ивлад остановил коня посреди замёрзших болот. Ночь подходила к концу, брезжил на востоке серый предвестник восхода, а Серебряный лес за спиной стоял безмолвно и недвижимо, посверкивал инеем. Ивлад то и дело оборачивался на него и прислушивался: не доносятся ли крики девоптиц? Не заметили ли чужака?
        Спешившись, он стянул вниз чудовище в сетке. Красивая тонкая сеть испачкалась кровью, и Ивлад вдруг почувствовал к пойманной девоптице острую жалость.
        Усталость и напряжение навалились разом, а вместе с ними - чувство вины. Аккуратно, дрожащими руками распутав сеть, Ивлад вызволил чудище. Девоптица упала на снег, разметав по земле раненое крыло. Стрела по-прежнему торчала, сверкая в лунном свете, перья вокруг раны слиплись и потускнели. Ивлад досадливо потёр лоб.
        - Прости меня, - пробормотал он, сцепив озябшие ладони. - Сейчас. Потерпи немного.
        Ивлад достал из мешка мазь и тряпицы, осторожно вытащил стрелу и перевязал крыло. Девоптица лежала смирно, но, взглянув в её лицо, Ивлад увидел блестящие дорожки слёз.
        - Извини, - беспомощно повторил царевич. - Но повязку со рта не сниму. Не бойся, больше я ничего тебе не сделаю. Только привезу во дворец. И тут же верну обратно. Не держи на меня зла.
        Он не стал разводить костёр, чтобы не привлечь внимания других девоптиц. Съел немного из запасов, которые успел набрать во дворце, выпил воды, насыпал Звездочёту овса и сел передохнуть хоть на пару минут.
        В голове вертелись и вспыхивали сумасшедшие мысли. Видеть перед собой живую девоптицу было странно. С раннего детства Ивлад встречал их изображения на всём подряд: на пуговицах, на сундуках и туесках, на домовой резьбе и даже на платках, которые вышивала в детстве сестра. А тут - вот она, живая девоптица, такая же, как на картинках, только краше. Перья такие крупные и переливаются, куда больше и ярче, чем у тетерева или фазана. Когти на лапах крепкие, изогнутые, вспорют живот одним махом, если потребуется. До ключиц всё птичье, а выше - девичье лицо. Закрой тело, и покажется, будто девушка на снегу лежит, да не простая, а боярская дочка в лучших бусах и серьгах, лицом нежная, а глаза так и стреляют гневом, зелёные и блестящие, словно самоцветные камни.
        В груди у Ивлада затрепетало: смешивались и страх, и тревога, и любопытство. До того чудн? было смотреть на девоптицу, что он не понимал, чего ему больше хочется: дольше любоваться или скорей отвернуться. Смутившись, царевич всё-таки опустил взгляд.
        Он сунул в рот кусок хлеба, отряхнул руки и прислушался: не доносится ли топот коней братьев? Пока Ивлад скакал к Серебряному лесу, он не видел даже следов лошадиных копыт. Пусть шёл снегопад, но всё же остались бы видны колеи от конного отряда, так что он был почти уверен: ни Ружан, ни Домир не были здесь, а другого пути быть не может. Вдруг с ними что-то случилось? Нужно тогда отыскать их и помочь…
        Выходит, он всё-таки первым поймал девоптицу? Эта мысль была такой ошеломляющей, что Ивлад сперва замер, привыкая к ней, а потом зачерпнул горсть снега и протёр лицо. И почему отец не хотел его пускать? Вот, пусть увидит: младший справился, а старший и средний сыновья куда-то запропастились. И не спешили, быть может, а заезжали в каждый трактир и останавливались в каждой усадьбе по дороге, как на охоте, пировали и выпивали.
        Передохнув, Ивлад снова положил девоптицу на Звездочёта и сам вскочил в седло, но не успел конь набрать скорость, как на тропе перед ними вырос силуэт всадника. Сперва Ивлад почти обрадовался: подоспел Ружан! Но всадник приблизился, и Ивлад узнал его: это был Рагдай, сын отцовского воеводы и верный Ружанов спутник.
        - Рагдай? - воскликнул Ивлад. - Ты-то что тут делаешь? Тебя послал Ружан? Ты… один?
        В голове заворочались подозрения. Что, если братья так и не смогли добраться? Неужели до леса доскакал один Рагдай?
        - Его послал Ружан. - Знакомый голос прозвучал за спиной твёрдо и ясно.
        Ивлад обернулся и едва не рассмеялся от облегчения, увидев брата живым и здоровым, но радость быстро сменилась страхом. Ружан сидел в седле, опустив голову, и медленно натягивал тетиву лука, метя Ивладу в грудь.
        Звездочёт заржал и встал на дыбы, едва не сбрасывая с себя девоптицу. Ивлад и сам с трудом удержался в седле.
        - Отдай мне чудище, братец, - спокойным тоном проговорил Ружан. - Иначе мы сами возьмём.
        Из-за спины Рагдая выступил Домир, а с ним ещё несколько воинов показались из-за деревьев: личная Ружанова дружина, с которой он не расставался ни на охоте, ни на прогулках, ни во время других забав. Все они были при оружии, на лихих конях, и Ивладу стало по-настоящему не по себе.
        - Что ты задумал, Ружан? Ты знал, что я не останусь дома и первым добуду птицу для отца?
        Старший царевич спешился и приблизился к Ивладу, кривовато улыбаясь и не убирая стрелу с тетивы. На поясе у него висел боевой меч. Ивлад тоже спрыгнул с коня, но руку продолжил держать на раненой девоптице. Звездочёт недоверчиво фыркал, почуяв неладное, и начал пятиться.
        - Не бойся, малыш. - Ружан медленно убрал стрелу и протянул руку, будто хотел похлопать Ивлада по плечу - совсем как в детстве, когда они ссорились из-за игрушек или других мелочей, а няньки требовали скорее помириться, чтобы не расстраивать царя. - На что она тебе? - Он кивнул на связанное чудовище. - Никогда аларский престол не доставался таким, как ты. Если бы не блажь старика с этими птицами, стал бы ты спорить с тем, что я - законный наследник?
        Ивлад сглотнул, не зная, верить улыбке брата или нет. Было в его словах что-то доверительное: и правда, никто бы не стал перечить, если б отец умер, не высказав последнего желания. Старший сын на то и старший, чтобы унаследовать царство… Но раз отец пожелал, чтоб наследник доставил ему девоптицу, значит, у него были на то причины и он допускал, что и Ружан, и Домир одинаково достойны. И будто дополняя скачущие мысли Ивлада, Ружан мягко произнёс:
        - Отец просил тебя остаться дома. Куда ты полез, братец?
        Ивлад вспыхнул, словно провинившийся ребёнок.
        - Я добыл девоптицу! Мне не нужно царство, забирайте его с Домиром! Я всего лишь хочу порадовать отца!
        Рагдай рассмеялся, и его дружинники тоже. Они поглядывали на Ивлада с нескрываемой насмешкой и о чём-то перешёптывались у Рагдая за спиной.
        - Отец будет рад, не переживай. Не делай глупостей, Ивлад. Отдай её нам, и сам останешься цел.
        - А если не отдам?
        Ружан как бы невзначай положил руку на перевязь с мечом.
        - Мы её заберём. Но сам ты, увы, к отцу не вернёшься.
        От этой холодной угрозы сердце Ивлада затянулось корочкой инея. Он выхватил нож, понимая, как нелепо смотрится: один против вооружённой дружины.
        - Глупый, глупый малыш…
        Ружан свистнул, засунув два пальца в рот, и дружинники соскочили с коней. Засверкала сталь обнажённых мечей, и дюжина воинов двинулась на испуганного Ивлада.
        Звездочёт заржал, когда к нему подошёл Домир и перерезал ремни, которыми Ивлад закрепил девоптицу. Металл царапнул по коже коня, и когда Домир хлопнул его по крупу, тот испуганно бросился прочь, несмотря на все окрики Ивлада. Дружинники расступились в стороны, пропуская Звездочёта. Девоптица кулём упала на снег.
        Ивлад задохнулся от злости.
        - Что ты творишь, Ружан! Это конь Нежаты! Что ты скажешь ей, когда она спросит, где её скакун?
        - Так с тебя же спросит, младший, с тебя.
        Рагдай схватил девоптицу, которая лежала бездвижно, не издавая ни звука, и взвалил себе на плечо. Ивлад с тоской подумал, что она, быть может, уже успела погибнуть: расшибиться от удара или истечь кровью из раненого крыла…
        В отчаянии Ивлад замахнулся ножом, но Ружан перехватил его руку и резко завёл за спину. Ивлад скорчился от боли и разжал пальцы. Нож выпал в снег, на него тут же наступила нога в тяжёлом сапоге. На помощь Ружану пришли дружинники: скрутили Ивлада, ударили под колени, чтобы сбить с ног, и привязали сидя к стволу дерева. Ружан расстегнул на брате кафтан и нижнюю рубашку и снял с него капюшон. Ивлад сгорал от ярости и, когда лицо брата оказалось на одном уровне с ним, прошипел:
        - Отец всё равно узнает…
        - Не-ет, - почти ласково протянул Ружан, зачерпнул горсть снега и растёр по голой груди Ивлада. - Не узнает. Ты умрёшь здесь, братец. Замёрзнешь насмерть. Если повезёт, тебя найдут и убьют девоптицы или сгрызут волки. Не придётся долго мучиться.
        Ружан стянул с Ивлада сапоги и сгрёб снег к голым ногам. Ивлада трясло от злости и холода. Он беспомощно дёргался, чувствуя, как ноги и руки начинают затекать, а кожа на груди немеет. Дружинники ухмылялись и тёрли бороды, наблюдая за ними с Ружаном как за представлением.
        - Я бы пожелал тебе лёгкой смерти, потому что люблю тебя, братец. Но ты разозлил меня, когда ослушался отцовского наказа, поэтому… Просто умри, малыш Ивлад.
        Ружан потрепал его по щеке, выпрямился и пошёл к своим людям, лишь раз обернувшись на Ивлада.
        Домир постоял немного у дерева, будто хотел что-то сказать младшему брату, но, когда Ружан окликнул его, встрепенулся и почти бегом вернулся к своим, так и не проронив ни слова.
        Дружинники вернулись в сёдла и поскакали, вздымая пушистый снег. Ивлад бессильно заплакал, глядя, как негреющее солнце выползает из-за вершин Серебряного леса.
        Глава 3. Царевна и зеркало
        Лита старалась не шевелиться, потому что даже случайное движение причиняло сильную боль в крыле. Её мысли были затуманены страхом: что, если эти странные люди её убьют? Что, если она больше никогда не сможет летать?
        Красивого юношу связали и оставили в перелеске на замёрзшем болоте - Лита не могла разобраться, рада ли она возмездию или жалеет непрошеного гостя. Как они его называли? Ивлад?
        Новые пленители пока не причиняли ей вреда, но почему-то внушали больше страха. Их была целая толпа: все на конях да при оружии, а от того юноши, который взял её на своего скакуна, веяло такой явной опасностью, что он сам напоминал наточенный клинок, острый и беспощадный.
        - Ружан Радимович! - обратился к нему молодой темноволосый дружинник, поравнявшись. - Передохнуть бы моим воинам. Куда гнаться? Младший твой братец уж точно в погоню не пустится.
        Ружан издал короткий смешок:
        - Тут ты прав, Рагдай, не пустится. Но вдруг отец мой умереть вздумает? Мы и так тянули время, ожидая глупого братца.
        - Все мы подтвердим, что девоптица - твоя добыча. Мой отец объявит всем войскам и боярской думе, а с ним никто спорить не осмелится.
        Но старший царевич только пришпорил коня, взметнув снежные вихри, и дружине ничего не оставалось, как последовать за ним.
        Он сбавил скорость, лишь когда впереди показались крыши постоялого двора.
        - Не в чистом поле же отдыхать, - крикнул он Рагдаю.
        - Сказал бы сразу, что хочешь, чтоб все на твою девоптицу поглядели и слухи пустили: мол, Ружан уже поймал и везёт отцу, - заметил юноша, похожий сразу и на Ружана, и на Ивлада, - их средний брат, как поняла Лита.
        Ружан самодовольно хохотнул:
        - Ты проницателен, Домир. Ну а как же: истинный царь пускает впереди себя свою славу. Пусть летят по деревням разговоры да сказываются сказки.
        Остановившись у постоялого двора, Ружан закинул сеть с Литой за спину и зашагал намеренно неторопливо, поворачиваясь так, чтобы всем было видно его ношу. Высыпал на улицу народ: хозяин двора да трактирщик с семьями и несколько постояльцев в богатых одеждах. Лита мельком взглянула на них и тут же зажмурилась: так страшно было видеть удивлённые лица, восхищённые улыбки и пальцы, указывающие на Ружана. Да нет, не на Ружана, а на неё саму показывали люди.
        Нарастал людской гомон. Смеялись, кричали и ахали громко. Доносилось отовсюду:
        - Чудище поймал!
        - Ай да царевич!
        - Девоптица! Настоящая! Живая или мёртвая?
        - А поближе дашь рассмотреть?
        Остановившись у гостевого дома, Ружан снял с плеча сетку и уложил Литу на землю. Заскрипели шаги по снегу, и Лита ещё сильнее зажмурила веки, сжалась в комок. Она представляла: вот-вот обступят её со всех сторон злые люди, станут разглядывать и потешаться, а иной, может, и палкой ткнёт…
        - Ближе не подходите, - грозно предупредил голос Рагдая. - То царевича добыча, глазеть глазейте, но не забывайтесь. Подарок для царя, не для вас. Радуйтесь, что такое зрелище выпало на вашу долю.
        - Приготовьте комнаты мне и моей дружине, - велел Ружан. - И для птицы пришлите служанку, но только ту, кто умеет лечить раны.
        Народ всполошился, хозяин постоялого двора прикрикнул на них, и шаги удалились. Литу вновь подхватили, а спустя несколько минут она уже очутилась в тёплом помещении.
        Никогда прежде ей не доводилось бывать в людских жилищах, если не считать кособоких изб, где жили служанки, но туда Лита заходила считаные разы. Девоптицы не мёрзнут зимой, им нет нужды прятаться в холода, а в дождь их укрывает полог Серебряного леса - листочки яблонь ложатся друг друга, как черепица на крыше, оттого единственные дома девоптиц - широкие гнёзда, устроенные прямо у стволов самых могучих деревьев.
        Литу вновь опустили на пол. Она почувствовала, как с неё снимают сеть, и открыла глаза. Вокруг царил полумрак, и деревянные стены непривычно обступали со всех сторон, словно огромное дупло. Необычный жар окутал Литу. В помещении было так тепло, как бывает только среди лета, и дышалось здесь труднее.
        Ружан присел напротив Литы и склонил голову, разглядывая девоптицу. Она хмуро взглянула на него в ответ.
        - Ты понимаешь, что я говорю? - спросил он.
        Лита медленно кивнула.
        - Тогда давай договариваться по-хорошему, - продолжил Ружан. - Я сниму с твоего рта повязку и позволю слугам обработать раненое крыло. Я буду тебя кормить и заботиться до тех пор, пока мы не прибудем во дворец. Я буду добр. - Он протянул руку и дотронулся до щеки Литы. Девоптица вздрогнула и отстранилась от человеческого прикосновения, холодного с мороза, на что Ружан мягко рассмеялся. - Не бойся, говорю же, не обижу. Но и ты веди себя благоразумно. Не смей затевать никакого колдовства. Не пой своих чародейских песен и говори только тогда, когда к тебе обращусь я или Рагдай. Ты поняла?
        Сердце Литы сжималось, когда её кожи касалось дыхание человека - страшного, опасного, в кольчуге под богатым меховым плащом и с оружием. Она думала только об одном: как бы позвать на помощь сестёр-девоптиц, как бы отомстить людям за унижение и боль, поэтому решила прикинуться покорной и снова кивнула. Ружан улыбнулся ещё шире и развязал узел на её затылке. Повязка спала со рта, и Лита облизнула пересохшие губы.
        - Что ты ешь и пьёшь? Скажи, и я велю принести.
        - Воду. Яблоки. Плоды, - выдавила Лита. Голос не слушался, стал ломким и слабым, какие уж тут песни. Да и не мог знать царевич, что пение ей не давалось.
        Ружан выпрямился и снова свистнул, как тогда, на болоте. Дверь открылась, впуская Рагдая и троих его людей.
        - Смотрите за ней в оба, - предупредил Ружан. - Пойду справлюсь о еде, питье и снадобьях.
        Он ушёл, а Литу пересадили на кровать, непривычно мягкую и слишком тёплую. От движений по перьям девоптицы снова стала сочиться кровь.
        Скоро к ней пришли две служанки, омыли рану и перевязали по-новому крыло. Лита позволила себе расслабиться: всё равно ей не удалось бы сбежать, когда вокруг терема стоит Ружанова дружина, а общество девушек немного успокоило. Пусть местные служанки и смотрели на неё испуганными глазами, Лите было всё равно - главное, чтобы поухаживали за раной и не сделали хуже.
        «А всё же жаль, что я так и не научилась петь, - подумала она, когда боль в крыле начала ослабевать. - Сейчас бы зачаровать разум царевича и выторговать себе свободу - пускай везёт меня обратно к сёстрам, в наш лес».
        Ей поднесли сладкого дымящегося отвара, который, к тихой радости Литы, знакомо пах мёдом и яблоками. Жадно выпив всё до капли, она устроилась на кровати, подмяв под себя когтями одеяло, чтобы выстроить что-то хотя бы отдалённо напоминающее гнездо.
        - Идите, - отпустила она служанок, втягивая голову в плечи и погружаясь в мягкую дрёму. - Я позову вас, если станет нужно.
        И когда девушки ушли, подумала:
        «Если бы не рана и не пережитый страх, могла бы я радоваться этому путешествию?»
        Но уже на границе сна вспомнила, что вряд ли сможет долго продержаться вдали от силы Серебряного леса.

* * *
        Второй день слуги носились по дворцу, взбудораженные пропажей младшего царевича. Воевода приказал не болтать лишнего и тем более не говорить ничего царю, чтобы не беспокоить того понапрасну: мальчишка объявится, куда он денется. Даже не послал ни единого отряда на поиски - мол, и так лучшие бойцы ускакали с Ружаном и Домиром, скоро и Ивлад нагонит братьев. Нежата не отговаривала Военега и не подавала виду, что знает, куда пропал Ивлад.
        Царевна долго смотрела в окно, всё гадала, добрался ли младший брат до Серебряного леса? Встретил ли его Вьюга? Метель поднималась всё сильнее, кружилась вихрями прямо за стеклом, и Нежата решила, что вернее всего - спросить ответа у чар.
        Она достала зеркальце, что подарил ей на кладбище колдун, взяла крошечный ножик, годный лишь чтобы вскрывать конверты да накалывать кожу на пальцах, накинула шаль на голову и отворила настежь окно.
        Ветер всколыхнул ей волосы, ущипнул за лицо. Нежата плотнее запахнулась, поймала зеркалом тусклый луч и наколола ножиком палец. Капля крови выступила на коже, и царевна мазнула ею по зеркалу, прочерчивая красную дорожку.
        - Покажи-ка мне кровь мою, зеркальце, - шепнула, и стёклышко запотело от дыхания.
        Ещё через миг на зеркальной поверхности стали проступать смутные картинки, будто и правда отражалось в зеркальце что-то, что происходило далеко от дворца. Промелькнул тёмный силуэт: конь рослый, вороной, не похож на её Звездочёта, а всадник - широкоплечий, с чёрными кудрями - не Ивлад, конечно, а Ружан. На коне перед братом - какой-то куль, но не мешок с припасами. Позади Ружана скакали и другие всадники, но как ни вглядывалась Нежата в их очертания, не могла разглядеть Ивлада.
        Кто-то застучал в дверь светлицы. Нежата со злостью закрыла окно и спрятала зеркало.
        - Да?
        - Гость к вам, госпожа, - послышался за дверью голос служанки.
        Нежата нахмурилась. Не каждый набрался бы наглости стучаться прямо в светлицу царевны. Видать, и правда принесло высокого гостя. Она даже почти догадалась, кто это мог быть.
        - Кто? - Нежата резко открыла дверь и скрестила руки на груди. Ну конечно, рядом со служанкой стоял старший царский воевода, Военег.
        - Впустишь? - спросил он густым гудящим голосом. Служанка беспомощно выглядывала из-за его широкой спины, будто хотела извиниться перед Нежатой за вторжение.
        Царевна окинула Военега недовольным взглядом:
        - Ну впущу. Если ненадолго.
        Воевода прошёл в светлицу, и в покоях разом будто стало темнее - так велик он был, ещё и в чёрной собольей шубе. Снежинки на его плечах таяли в тепле, сапоги оставляли влажные следы.
        - Ну что, подумала? - спросил он, едва Нежата закрыла дверь за его спиной.
        Нежате не понравилось, что Военег ведёт себя так нахально: вламывается к ней без приглашения и разговор ведёт будто не с царевной, а с крестьянской девкой. Что с того, что он давний отцовский друг? Это не значит, что он может не уважать её.
        - Подумала, - процедила Нежата и гордо вскинула подбородок. - И откажу тебе.
        Военег потемнел лицом, стал ещё страшнее, чем был. Шрам, тянущийся ото лба до щеки, казался глубже и резче, но Нежата не боялась Военега, напротив, подозревала, что это он должен её опасаться.
        - Плохо думала, значит, царевна. Сама погляди: где теперь трое твоих братьев? И что, выздоравливает ли твой отец?
        Нежата крепче сжала губы, слушая его грубые, но правдивые слова.
        - Не пойду за тебя замуж, Военег. Хорошо подумала. Вернутся мои братья, и станет новым царём тот, кто привезёт девоптицу. Ты хмурый человек, ты видел много обмана и лжи, но в наших землях не случится лихих лет, как ты боишься.
        Нежата наблюдала за лицом Военега. Она умышленно так сказала: вывернула, будто воевода боится за простых людей и не хочет войны за власть. Его же намерения были совсем иными: сам хотел занять царский трон, женившись на царевне, да поскорее, пока не успели вернуться царевичи. Нежата даже подозревала, что не просто так Военег с детства приставил своего сына Рагдая к Ружану - мальчики росли вмести, но вдруг Рагдай предаст царевича, если представится возможность?..
        Военег даже не моргнул, его лицо будто окаменело, и Нежате хотелось наговорить ещё больше колкостей, чтобы хоть как-то расшевелить его, увидеть, что он живой человек, а не ледяной истукан.
        - Пойду за другого, - продолжила царевна, и прошлась так близко к Военегу, что задела его сапоги подолом своего платья. - Станет Ружан царём, Рагдая своим воеводой поставит, а ты найдёшь молодую жену вместо погибшей Малы и заживёшь с ней тихо в боярском тереме. Так старость и встретишь.
        - За кого пойдёшь?
        Нежата развернулась, и кончик её косы мазнул Военега по руке. Воевода вздрогнул и отшатнулся, словно его ударили. Нежата с трудом сдержала победную улыбку.
        - Тебе не скажу. Ты меня обижаешь, в светлицу врываешься, давишь на меня, будто лучше тебя женихов во всём свете не сыскать. Вот сыщу, и увидишь, когда будешь на свадьбе моей гулять.
        Военег потянулся к ней, будто хотел схватить за локоть, но Нежата ловко увернулась, да так, что и не поймёшь, умышленно отстранилась или так само получилось.
        - Царицей будешь! - рыкнул Военег, теряя терпение. - Кто ещё тебе такое предложит? Скажи мне, кто?! Самоцветами тебя осыплю, Стрейвинские земли подарю, а тех, кто посмеет колдуньей назвать, на кол сажать буду!
        - Так разве смеет кто-то называть?
        Нежата села на сундук и склонила голову, рассматривая Военега. Ах, страшен он всё-таки был, но и красив, как бывает страшна и красива ночная гроза. Ей нравилось его дразнить, но всё же душой царевна не кривила: не пошла бы за него, только за другого, за того, кто зеркало ей подарил, а вместе с ним - и колдовскую силу.
        - Смеют, царевна. Ходят разные толки, я бывал в деревнях, слушал. Болтают, будто ты лягушкой оборачиваешься и бегаешь к чародею миловаться. Я все слухи вырежу. Не посмеют больше языками чесать.
        - Меня забавляют слухи. Пускай люди говорят, нужно же развлекаться и кем-то детей пугать. Пусть царевной и пугают.
        Военег мучился, смотрел на неё и будто не мог подобрать верных слов.
        - Ружан злой человек, - наконец выдавил он. - Как и мой Рагдай. Если станет Ружан царём, что они с тобой сделают? Не отправят ли в монастырь? А со мной под защитой будешь, что бы ни случилось.
        - Ах, как ты заботишься обо мне, Военег! - мурлыкнула Нежата и наигранно робко взяла воеводу за грубую руку, покрытую шрамами. - Но есть у меня тот, кто позаботится даже лучше тебя. Да всё равно ты не подарок - не ты ли говорил, что готов убить моих братьев, чтобы самому царём стать? Что сказал бы на это мой бедный отец?
        Нежата стиснула руки Военега и потянулась к нему, будто хотела поцеловать, а воевода сам оттолкнул её, развернулся и прорычал:
        - Ядовитая ты девка, царевна Нежата. Как бы твой яд саму тебя не отравил.
        Он вышел из светлицы, даже не обернувшись.
        Глава 4. Уговор с чудовищем
        Ружан умел вязать узлы - сколько ни дёргался Ивлад, как ни напрягал мышцы, как ни пытался выскользнуть, а верёвки держали крепко.
        Босые ноги онемели от холода, но в остальном Ивлад не чувствовал себя замерзающим. Сперва, когда Ружан натёр его голую грудь снегом, Ивладу показалось, что он умрёт уже очень скоро - стало так страшно и тоскливо. Нередко в деревнях мужья привязывали зимой в лесу неверных жён - пускай забирает их ледяной колдун. Если ночью стоял трескучий мороз, как сейчас, то смерть приходила быстро. Ивлад не ждал лёгкой гибели, всё-таки одежда на нём оставалась, да и сам он не жаловался на здоровье, но шёл час за часом, выползало негреющее белое солнце из-за лесных вершин, а сердце Ивлада не замедлялось. Тогда-то он понял: сестрина накидка грела, да не просто, а по-колдовскому.
        Перед глазами всё стояло лицо Ружана: серые глаза смотрят с холодным прищуром, на губах - торжествующая ухмылка, щёки разрумянились от стужи и быстрой езды. Ивлад всхлипнул и снова дёрнулся, сдирая до крови кожу на запястьях.
        Впереди виднелись яблони Серебряного леса, и над их верхушками взлетали тени. Против солнца их трудно было разглядеть, но ясно было, что это не птицы и не звери, а дивные чудовища. Ивлад сощурился, сморгнул слёзы, вглядываясь вдаль. Чудеса! Немудрено, что отец пожелал напоследок полюбоваться на такое.
        - Эй! - сипло крикнул Ивлад. - Э-гей! Не сестрицу ли ищите? Это я в неё стрелу пустил!
        Крикнул и сам испугался, как дерзко прозвучали его слова. Ивлад не знал, слышат ли его девоптицы, но иного способа выбраться не придумал. Была надежда на Звездочёта - вдруг вернётся, если волки не задрали и лихие люди воеводы Рагдая не увели, но что-то не слышался топот копыт по заснеженным тропам.
        - Я, я пустил! Прямо в крыло попал! - продолжил надрываться царевич до боли в горле, вкладывая в крик всю боль и злость. - Кровь вашу девоптичью пролил! Сижу здесь, прилетайте, разорвите когтями, коли клювов нет!
        Прокричал и замолк, стал ждать, вскинув голову к небу. Сперва ничего не менялось, а потом силуэты, мелькающие над Серебряным лесом, поменяли направление. Ивлад продолжал щуриться на солнце, гадал, летят к нему или всё же не услышали? Но долго ждать не пришлось, скоро над болотистым перелеском зашуршали могучие крылья, сперва высоко, но с каждым кругом спускаясь ниже.
        Ивлад не мог отвести от них взгляд. Тени то ложились ему на лицо, то сменялись солнечными бликами, и думал царевич: вот так же кружат вороны над полем после боя, так же смотрят на них те, кто не мёртв ещё, но вот-вот умрёт. Ивлад ещё не ходил ни в одну битву, не бывал ранен и не глядел смерти в лицо до этого дня, но сейчас понимал: что захотят девоптицы, то и сделают с ним. Зачаруют песнями, лишат разума, выцарапают глаза, а может, даже сердце… Не дотянуться до Нежатиного порошка, придётся слушать, если запоют.
        Крупная девоптица с тёмным оперением опустилась прямо перед Ивладом, взметнув снежный вихрь. Ещё две сели чуть поодаль, и все они выглядели куда более грозными, чем та, которую ранил Ивлад.
        - Что забыл ты у нас, человек? - спросила тёмная, что сидела ближе. На её шее сверкали ожерелья, совсем как у боярских дочерей, а когти страшно блестели на свету: взмахнёт лапой - распорет тело от горла до живота.
        - Свободу забыл, - ответил Ивлад, изо всех сил стараясь не показать, как измотан и напуган. - Порви мои путы, расскажу, где твоя сестра.
        - Я бы говорила с тобой иначе. - Девоптица склонила голову и чиркнула лапой по снегу, оставляя глубокие борозды. - Скажи, где моя сестра, и мы сохраним тебе жизнь.
        - Договоримся. - Ивлад попытался улыбнуться так, как улыбался бы чужеземным гостьям, но ему было слишком страшно, чтобы улыбка вышла беззаботной. - У меня на поясе есть нож. Достань его и…
        Он осёкся, когда понял, что рук-то у девоптиц нет, только могучие крылья и короткие оперённые лапы с когтями. Вот уж чудовища! И как только украшения свои надевают, как волосы длинные расчёсывают?
        - Достану и всажу тебе в сердце. Говори, видел ли Литу?
        - Литу… - выдохнул царевич. - Имя-то какое красивое! Если она с бурыми крыльями, маленькая и любопытная, то видел, как же. Увидел и ранил. Где-то там, у границ леса и болот, вы увидите кровь, посмотрите сами, если не верите.
        Девоптицы зашипели, защёлкали, будто были у них не человеческие лица, а вороньи клювы. Две младшие полетели смотреть туда, куда указал подбородком Ивлад. Старшая переместилась ещё ближе и сдвинула чёрные брови.
        - Куда Литу дел? Отвечай!
        - Путы развяжи, - напомнил Ивлад.
        Может, и не стоило злить чудовищ, но Ивлад рассудил так: если ему повезёт, то удастся выбраться и кинуться в погоню за Ружаном и Домиром, а если разъярит девоптиц, то они убьют его быстрее и милосерднее, чем могли бы убить холод и голод.
        Девоптица подумала ещё немного, потом нехотя подошла к стволу, переваливаясь с боку на бок, словно огромный голубь. Ивлад не видел, что она делала, но верёвки вдруг резко ослабли и упали, освободив его руки. Ивлад подтянул к груди запястья: бордовые, потрескавшиеся от холода, с ободранной кожей, задышал на них и спрятал под мышками, согревая.
        - Ах, милостивая госпожа, благодарю! - искренне обрадовался он. - А сестру твою мой брат увёз, царевич Ружан, с ним царевич Домир и воеводский сын Рагдай. Лихие они люди, если со мной, своим братом и другом, такое сделали.
        На последних словах голос дрогнул от боли и обиды, и Ивлад сжал губы. Глазам снова стало горячо.
        Вскоре вернулись две младшие девоптицы, что-то курлыкнули старшей и расселись по бокам от неё, тоже стали слушать. Старшая хмурилась, а щёки её алели, будто у человеческой девушки, нагулявшейся на морозе. Ивлад вдруг понял, что любуется ею, пусть и не без страха.
        - На что вам Лита, человек? - строго спросила птица, наговорившись с сёстрами.
        - Отец мой, аларский царь Радим Таворович, пожелал перед смертью в последний раз взглянуть на девоптицу, - признался Ивлад. - И обещал отдать престол тому из детей, кто первым привезёт диковину. Вот я и помчался в лес, но не за престолом, а за отцовской радостью. Чего не скажешь о моих братьях. Ружан-то горло перегрызёт кому угодно, вот вашу Литу у меня отобрал и во дворец примчит.
        - Людям на потеху! - воскликнула старшая девоптица. - Как зверя!
        - Позвольте мне послужить вам. В награду за освобождение, - продолжил Ивлад. - Догоню братьев, верну себе вашу сестрицу, покажу отцу быстренько, а потом - сразу обратно к вам, в Серебряный лес.
        Как именно он собирался догонять братьев, Ивлад не уточнил. Предпочитал даже не думать о том, что будет после - улетят девоптицы, а он окажется один среди заснеженных болот и рощ. Хорошо, если сможет добраться до первой деревни. Только за это время Ружан уже много раз успеет подарить Литу отцу.
        - Всё же ты хочешь по-своему использовать её, наглец! - защёлкала старшая, остальные тоже ощетинились. - Девоптица - не фазан и не ласточка, как ты не поймёшь? Возвращай скорей Литу, а не вернёшь - ляжет проклятие на весь твой род, если ещё не легло. Ты ранил её! Уже за это мы могли бы разорвать тебя на этом самом месте.
        Ивлад наконец-то отыскал в снегу свои сапоги и теперь натягивал на замёрзшие ноги и думал. Видать, правду говорили, что не могут девоптицы далеко отлетать от своего родного Серебряного леса, потому и не спешат гнаться за Ружаном и своей похищенной сестрой. Что же тогда будет с Литой, если доставить её во дворец? Не умрёт ли раньше времени? Ещё и раненая…
        Но всё же он решил идти до конца. Получить проклятие не хотелось - и без того опасно было приближаться к девоптицам, лучше уж им угождать, раз провинился.
        - Верну, говорю же. Но коли так дело пошло, то Ружан уже на полпути ко дворцу. Не случится же с ней ничего худого?
        - Уже случилось, - хмуро ответила девоптица. - Что же, царевич, знай: посмеешь обмануть, навредишь нашей сестре или не вернёшь её за три дня - сам зачахнешь и род ваш царский угаснет. Кто убивает девоптицу, тот навлекает на себя большую беду. Слышал ведь сам?
        - Слышал, как же, что смерть девоптицы от рук людских влечёт череду кровавых казней, пожары и голод. - Ивлад повесил голову. - Не бойся, госпожа, я не злодей, всего лишь сын, который хочет осчастливить отца. Только без коня мне худо, не уйду далеко. Не подскажешь ли, что мне делать? Как вернуть скакуна? Или, может, знаешь, где мне помогут?
        Девоптица сощурилась, придирчиво разглядывая одежду Ивлада, в особенности накидку Нежаты.
        - Вернётся твой конь, - проговорила она, будто наконец что-то поняла. - Ты накидку не снимай, по ней тебя отыщет вьюжный колдун. Поможет добраться быстрее и догнать твоих братьев.
        Ивлад перестал растирать ноги и удивлённо посмотрел на девоптицу.
        - Вьюжный колдун?
        - Старый друг девоптиц и один из немногих людей, кто вхож в Серебряный лес. Он проследит, чтоб ты не навредил Лите на обратном пути. До новой луны будь добр вернуть нашу сестру, чтоб бедой не обернулась блажь вашего царя.
        - Постараюсь не сплоховать, - пообещал Ивлад и поднялся на ноги. - Благодарю, хозяйки, что освободили и жизнь сохранили. Я ваш должник, значит, сделаю всё, как договорились. Верну Литу целой и невредимой.
        Он откланялся так, будто перед ним были не чудища с человечьими головами и телами птиц, а знатные иноземные гостьи. Девоптицы тоже поклонились, но не так почтительно, взмахнули крыльями и по очереди взмыли в небо.
        Ивлад проводил их взглядом, закутался плотнее в Нежатину накидку и пошёл прочь из перелеска по замёрзшей болотной земле. Его колотила крупная дрожь: неужели удалось выбраться? Неужели девоптицы отпустили его? Тряхнув головой, он хмыкнул себе под нос и зажмурился, на секунду спрятав лицо в сгибе локтя.

* * *
        Крыло продолжало болеть. Хоть и смазывали его служанки пахучими мазями, хоть промывали и меняли повязки всякий раз, как Ружан решал остановиться на постоялом дворе или в тереме старосты, а всё же рана от стрелы беспокоила. Стоило забросить связанную Литу на коня, как боль усиливалась, и девоптица думала только о том, как дотерпеть до очередной остановки. С вершин яблонь Серебряного леса можно было разглядеть Азобор, но отчего-то Литу возили кружными путями, заезжая во все окрестные деревни, и везде закатывали пиры. Девоптица только теперь начала понимать: царевич похвалялся ею, выставлял напоказ как драгоценную добычу.
        Близилось новолуние, а Ружан будто бы и не спешил. Пировал и развлекался, да так, будто уже стал молодым царём. Просил для своих людей самых невероятных яств и крепких вин, звал скоморохов и певцов, местных заставлял драться друг с другом и платил серебром победившим, а однажды, когда бойца нечаянно убили, озолотил его семью.
        Литу показывали как дивное диво - не всем, только старостам, сотникам и прочим царским людям, встречающимся на местах. Старухи шептали молитвы и припоминали поверья, по которым девоптица в городе сулит кровь, слёзы и гибель царя; девушки ахали и разглядывали Литу, краснея от удовольствия, а мужчины либо ворчали на бесшабашность Ружана, либо кидали на девоптицу восхищённые взгляды.
        Потому-то Лита и боялась новолуния. Как только луна почернеет, сольётся с небом, исчезнут перья, обернутся крылья человечьими руками, и крепкое птичье тело станет девичьим, нежным и беззащитным. Никто не даст ей одежду, не спрячет, так и будут лихие воины Рагдая пялиться, а если Ружан захмелеет, то кто знает, что он позволит своему воеводе?..
        Плясали скоморохи в тереме старосты, плясал и сам староста, выпив бр?тину[1 - БРАТИНА (-ы; Ж.) - старинный большой шаровидный сосуд, в котором подавались напитки для разливания по чашам или питья вкруговую.] медовухи. Ружан и Рагдай сидели вместе за столом и хлопали ладонями, отбивая такт музыке. К Лите приставили девчонку, дочку старосты, и та была счастлива ухаживать за дивной птицей-девицей.
        - Отведи меня в покои, - попросила Лита шёпотом.
        - Устали, птица-барышня?
        Лита опустила веки:
        - Устала.
        Девушка помогла Лите спуститься со скамьи и увела в соседнюю комнату. Гости проводили их взглядами и шепотками: никак не могли привыкнуть к обществу девоптицы, и если сидящая она казалась почти чучелом, безделицей, созданной каким-то сумасшедшим мастером, то шагающая по палатам неизменно вызывала удивление.
        - Позвать служанок, чтоб крыло вам перевязали? - спросила дочка старосты, помогая Лите забраться на кровать в покоях.
        - Нет. Позови царевича Домира.
        Девушка удивлённо округлила рот, но не стала расспрашивать, справилась со своим любопытством и смиренно кивнула.
        Лита несколько вечеров наблюдала за Домиром. Если Ружан и Рагдай всегда неистово веселились, так, словно каждое пиршество могло стать для них последним, то Домир не принимал участия в кутежах: сидел смирно, вечно не то хмурый, не то усталый, и недовольно поглядывал на брата, но вслух никогда ему не перечил.
        Домир явился через несколько минут, вошёл в покои и закрыл за собой дверь. Откинув со лба мягкие каштановые кудри, он вопросительно посмотрел на Литу и скрестил руки на груди.
        - Я заметила, что ты всегда печален, - сразу начала Лита. - Отчего? Тебе не нравится, что Ружан ведёт себя так, будто уже стал царём? Ты ведь тоже царевич, и ты везёшь меня наравне с ним. А они с Рагдаем будто и не замечают тебя. Что за уговор у вас? Почему ты готов довольствоваться положением Ружанова пса? Он обещал тебе что-то? Или… угрожал?
        Домир будто вздрогнул от этих слов и поднял голову выше, встречая взгляд Литы с прямым достоинством.
        - Заговорить меня захотела, птица? Я рта не открыл, а тут - целый ворох вопросов. Простых людей заговаривай, а царские сыны не так глупы, чтобы пускать в сердца твои речи.
        - Глупы, если не замечаете очевидного. Но я не сомневаюсь, что так всё и есть. Он пирует и слушает песни, а ты сидишь с поникшей головой и не пьёшь хмельного. О младшем брате горюешь? Страшно оттого, каким жестоким оказался Ружан? Или скучаешь по любимой?
        Лита действовала наугад. Она никогда не оставалась один на один с мужчинами, никогда не пела для них чарующих песен, но что-то подсказывало, как вести разговор, какие струнки затронуть и с какой интонацией говорить для царевича. Должно быть, ей подсказывала сама кровь девоптиц - древняя, мудрая.
        Царевич продолжал хмуриться, но всё же присел к Лите на кровать, будто забылся и не подумал, насколько это невежливо.
        - Ружан меня тревожит, - признался он.
        - Такой праздный, порывистый и жестокий, - подхватила Лита. - Почему ты не уедешь без него?
        - Он мой брат.
        - Ивлад тоже.
        - А Ивладу отец велел дома сидеть, он сам виноват, что так случилось.
        Лита усмехнулась - Домир выпалил это так яростно, будто хотел оправдать сам себя.
        - Твои это слова или Ружановы? И как вышло, что вы выехали раньше, а потом нагнали его ровно тогда, как он меня подбил?
        Царевич сглотнул, но не отвёл взгляд. Его щёки покраснели.
        - То была затея Ружана. Он сразу догадался, что Ивлад не усидит во дворце. Кто знает его лучше нас? Рагдай поддержал. Говорит, пускай младший братец выслеживает, мы потом по следам его поедем. Пировали вот так же на постоялых дворах, выждали денёк и нагонять стали. Подгадали точно в срок. Это Рагдая заслуга, он лучше всех на царской охоте зверя выслеживал и загонял, вот и тут подсчитал. Только на волка Ружану весело ходить, а на вашу сестру оказалось боязно.
        - Но ты же не таков. Ты сидишь и грустишь, сам не знаешь, зачем тут. Верно я говорю?
        Царевич Домир угрюмо молчал, но не уходил. Льстило ли ему внимание девоптицы или уже начало действовать тонкое волшебство её шёпота, Лита не знала. Быть может, он просто хотел отдохнуть от шумного веселья, затеянного братом.
        - Признаться, никогда и не знал, зачем я там.
        - Всё из-за братьев?
        Лита наблюдала за людьми всего пару дней, страдая от боли и страха. Ей трудно было понять всё, что происходило, - почти каждый миг она ждала угрозы, но всё же пыталась разобраться. Все девоптицы приходились друг другу сёстрами, матерями и дочерями, но каждая относилась к остальным ровно, никого не выделяя и ни с кем не ссорясь. У людей же всё было иначе. Ружан и Домир сильно отличались друг от друга, и по-разному к ним обращались члены отряда. Лите не с чем было сравнивать, но отчего-то Домир напоминал ей прислужницу Айвру, которая заплетала девоптице косы и рассказывала о дальних морях.
        - Нет. Не из-за них. Из-за себя, - ответил Домир.
        - Я не понимаю, - призналась Лита. - Ты грустишь сам из-за себя?
        Домир слегка улыбнулся, одним уголком губ, и покачал головой.
        - Как тебе объяснить… У тебя есть сёстры?
        - Мы все в Серебряном лесу сёстры, - обиженно протянула Лита. - Разве ты не знал?
        - Знал, знал, конечно… Просто думал, вдруг кто-то из вас особенно близок.
        Домир заправил волосы за уши взволнованным движением, и Лита вдруг позавидовала ему - у него тонкие красивые пальцы, и он может поправлять свои волосы тогда, когда захочет, а не когда дозовётся служанку.
        - Мы все близки, - ответила Лита. - Не то что вы.
        Домир хмыкнул:
        - Это ты верно подметила. Не то что мы. Ружан отважен и силён, он - отцовский любимец и наследник, конечно. Тут и спорить нечего. Ивлад красив, как не всякая девушка, мягок сердцем - он нравится всем, кому посчастливится с ним встретиться. А я - средний сын. Ни то ни сё. Не особо умён, не слишком смел, красотой не то чтобы удался. Даже волосы у меня не чёрные, как у Ружана, и не золотые, как у Ивлада, а скучно-коричневые.
        - Ты обижен на братьев за то, что они лучше тебя?
        - Да нет же. - Домир дёрнул плечами, и вышивка на его тёмно-синем кафтане встрепенулась блеском. Только сейчас, присмотревшись, Лита разглядела у него на плечах ветви и яблоки. - Не на братьев. Да и не на кого. Просто… Все знают, что я - второй царский сын, и ждут от меня, что я буду таким же, как братья: острым на язык, решительным, красивым, в конце концов. И разочаровываются, видя меня таким, какой я есть. Я слышу, что шепчут слуги у меня за спиной. Не во дворце, нет, а вот тут, в чужих домах. Говорят, что представляли меня выше, красивее, что думали, будто я тоже пущусь в пляс или начну сорить отцовским золотом.
        - А ты просто сидишь в стороне и ждёшь, когда всё закончится.
        Домир посмотрел на Литу долгим взглядом. Его брови приподнялись в удивлении, и Лита подумала, что зря Домир назвал себя некрасивым - он уж точно был лучше тех парней, с которыми сёстры беседовали на летнем празднике.
        - Да. Сижу и жду. Потому что всю жизнь чувствую, что всё это не для меня. Будто с детства привык: всё Аларское царство - для Ружана, все девичьи восторги - для Ивлада. У меня есть невеста, отец сосватал меня несколько лет назад, но я видел её лишь однажды - она живёт в северных землях и, мне кажется, потом пожалеет, что согласилась на эту помолвку. Говорит, наверное, подругам, что выйдет за аларского царевича, и представляет, как будет жить во дворце, но на самом деле… На самом деле я сомневаюсь, что мне достанутся собственные земли, когда отец умрёт и Ружан займёт его место.
        - А если ты первым привезёшь меня царю? Это что-то изменит? - Лита, поморщившись от боли, приблизилась к царевичу и осторожно прижалась к нему тёплым боком. Он не пошевелился, только выпрямил струной спину.
        - Могло бы. - Домир быстро облизнул губы. Между его бровей то пролегала тоненькая складка, то разглаживалась - он быстро что-то обдумывал. - Но отец скоро умрёт, его съедает царская болезнь, колдовское проклятие. Даже если он успеет объявить меня наследником, то Ружану ничего не будет стоить переубедить думу и войско. Его лучший друг - сын царского воеводы, у него сильная дружина, его все любят. Нет, Лита, я не хочу того. Ружан - вот кто станет править Аларией, иначе и быть не может.
        - Как же быстро ты сдаёшься, - пробормотала Лита и приобняла Домира здоровым крылом. Прикрыв глаза, она стала вспоминать песни старших сестёр в Серебряном лесу. Это было нелегко: даже через закрытую дверь в покои проникали звуки пиршества, музыка, громкие голоса и хохот. Домир не отстранялся, и Лита посчитала это хорошим знаком. Сосредоточившись, она представила себе золотистые яблоки, серебристые ветки и блеск украшений на шеях подруг. Почти наяву услышала их красивые голоса, переплетающиеся в одну протяжную песню.
        В глубине груди поднималась мелодия. Лита не придумывала её, музыка сама зарождалась и изливалась звенящим ручьём: сперва беззвучно, затем проступая плавным напевом, постепенно наполняющимся крепостью голоса. Лита редко пела и впервые пела для пленившего её человека, царевича Домира, и пыталась вплести в песню просьбу, наговор-приказ.
        Домир медленно склонил голову на плечо. Он не мог слышать слов, потому что в песне девоптицы слов не разобрать, особенно человеку, зато мелодия, а вместе с ней и чаяния девоптицы плавно проникали ему в самое сердце.
        Глава 5. Вьюга
        Ивлад почти не видел колдунов в своей жизни. В Аларии, конечно, их хватало - выходцы из Стрейвина продавали свои умения, ловко отыскивая нуждающихся среди посетителей рынков и харчевен, и если хозяин постоялого двора был не прочь видеть колдуна среди гостей, то рисовал над входом яблоко.
        Но колдуны предпочитали не приближаться к Азобору - боялись царских людей. Аларцы тоже не отважились бы явиться к ним в Стрейвин, а причиной всему - войны между двумя государствами, которые много столетий то вспыхивали, то затихали.
        Учителя рассказывали Ивладу: когда-то давно Серебряный лес находился на землях Стрейвина, пока однажды войско аларского царя не отвоевало его для государя. С тех пор стрейвинцы потеряли покой: почти каждый новый стрейвинский правитель пытался забрать лес обратно вместе с девоптицами, которые за много лет успели полюбиться аларцам и поселились даже на царских монетах. В детстве Ивлада бесконечно возмущало, что колдуны никак не успокоятся - няньки пугали его злыми стрейвинцами, которые сидят на болотах, глодают кости и раздумывают, как захватить часть Аларских земель, а вместе с ними и царских людей.
        Когда царевичи подросли, Стрейвин предпринял несколько атак - войска заходили с севера, в обход холодного залива, отделяющего Стрейвин от Аларии, но союзники отца из Северной Халкхи помогали отразить нападения. Но в зиму, когда Ивладу исполнилось двенадцать, а Ружану - семнадцать, Стрейвин собрал флот и напал на Аларию с юга, попытавшись пробиться через устье реки Белой и подняться выше, к Серебряному лесу.
        Ивлад хорошо запомнил те страшные дни. Отец болел почти всю жизнь, но тогда его болезнь начала брать верх, и Радим Таворович лежал в постели, когда гонцы принесли весть о стрейвинском флоте, приближающемся к берегам Аларии. Ивлад помнил, как Военег собирал войска, как Ружан и Рагдай, ещё совсем мальчишки, просились в бой. И отец дал Ружану возможность проявить себя - они с Рагдаем повели флотилию наравне с Военегом.
        Ивладу, Домиру и Нежате не позволили выйти со двора - Домиру уже исполнилось пятнадцать, и он обижался на отца, что тот запретил ему идти со старшим братом. Все вместе они провожали Ружана и Рагдая, стоя на крыльце. Городские ворота были открыты настежь, и вдаль по дороге тянулась вереница огней. Тогда царские дети не знали, что большинству из этих огней суждено погаснуть, да и вернувшиеся с войны изменятся до неузнаваемости.
        Грядущая встреча с вьюжным колдуном тревожила Ивлада, но, с другой стороны, он уже беседовал с самим Вьюгой и остался жив и здоров. Вряд ли тот, о ком говорили девоптицы, сильнее одного из верховных.
        Солнце вовсю золотило снег, но теплее не становилось. Ивлад кутался в тонкую накидку - ткань согревала, будто её кто-то зачаровал. «В колдовстве погибель царской семьи», - в который раз подумал он. Но без этого самого колдовства его конец пришёл бы гораздо раньше.
        Впереди двигался силуэт - свет слепил глаза, поэтому Ивлад не сразу его заметил. Человек шёл навстречу и вёл под уздцы двух коней. Спотыкаясь, Ивлад прибавил шагу, а когда расстояние достаточно сократилось, даже слегка улыбнулся: встречным оказался знакомец Вьюга, а одним из коней - Нежатин Звездочёт, и даже Ивладов лук болтался тут же, у седла. Учуяв знакомый запах, конь зафыркал, Вьюга отпустил узду, и Звездочёт бросился к Ивладу.
        - В последнюю нашу встречу ты был хотя бы при коне, - заметил Вьюга. - Что стряслось? Зря ты так быстро сбежал от меня и не захотел принимать помощь. Управились бы быстрее.
        Ивлад обнял Звездочёта за шею и принялся гладить по морде. Конь успокоился, тыкался носом в накидку, хранящую запах хозяйки.
        - Я… - Щёки Ивлада и так были румяными от мороза, но сейчас ещё сильнее налились краской, в этот раз - от гнева. - Ты… Проклятый колдун, ты преследуешь меня?! Хочешь сгубить царских детей по одному?
        Вьюга вздохнул и провёл ладонью по безбородому лицу.
        - Если бы у меня была такая цель, то я бы начал с тебя: одинокого, безоружного, пешего. Заморозил бы ещё на подходе к лесу. И коня бы не стал приводить. - Он насмешливо прищурился: - Грязи на твоей одежде, я смотрю, ещё прибавилось.
        Ивлад упрямо смотрел на него исподлобья, не веря ни единому его слову, но всё же набрал горсть снега и попытался оттереть пятна с накидки.
        - Стрейвин и Алария - враги, конечно. - Вьюга заговорил так вкрадчиво, будто обращался не к царевичу, а к дикому зверю, которого нужно успокоить. - Представляю, о чём ты думаешь, Ивлад. Но я не несу угрозы ни твоей семье, ни твоему городу, ни твоей стране. Даже четверым верховным колдунам разом не выстоять против армии царя, тебе ли не знать, царевич.
        О той битве до сих пор много говорили, и почти всегда - понижая голоса до шёпота. Говорили, будто царь Радим не был готов, поэтому отправил только те войска, которые уже стояли недалеко от Азобора и южнее, вплоть до морских границ. Говорили, что колдуны умышленно подгадали время: самое начало зимы, когда крепчают морозы, но влажные осенние ветра ещё не хотят уходить. Но всё же тогда царские войска погубили столько колдунов, что верховным пришлось отступать, уводить остатки своих, чтобы сберечь хоть кого-то. От аларского флота осталась лишь пара кораблей, каким-то чудом удалось выжить и Ружану, и Рагдаю, и воеводе, и горстке их людей, но больше не выжил никто. Стрейвин с тех пор зализывал раны, воспитывал новых колдунов, но и Алария жила в относительном покое.
        - Ты убивал их, - проговорил Ивлад. Голос едва не сорвался. - Это же ты руководил стрейвинцами? Ещё немного - и моего брата бы тоже убил.
        - Раз уж ты решил вспомнить… Да, я руководил армией вместе со Штормом. - Вьюга поднял ладонь и сделал осторожный шаг к Ивладу. Тот, напротив, отступил назад. - Вьюга и Шторм - наилучший союз для того, чтобы поднять ледяные ветра. Но тогда это было ради Стрейвина, а сейчас я здесь - пришёл не воевать, а по просьбе Нежаты.
        Горло Ивлада вдруг перехватило, будто оно стало деревянным, неспособным на слова. Он схватился за лук, вынул стрелу и натянул тетиву.
        - Неужели дочь врага тебе дороже родного края? Для чего тебе нужна Нежата, говори, колдун!
        Руки тряслись и от холода, и от волнения. В груди Ивлада пекло от злости, вздымалась и поднималась к горлу крупная дрожь. Он стиснул зубы до скрежета и почувствовал, как жар заливает лицо и печёт глаза. Образ Вьюги размазался, и Ивлад не сразу понял, что это от слёз.
        Стрела сорвалась с тетивы - свистнула, мелькнула проблеском. Ивлад приготовился увидеть, как тело колдуна падает и окропляет снег кровью, но ничего подобного не произошло: стрела отскочила от накидки Вьюги и отлетела куда-то вбок, в белую мякоть сугроба.
        - Ты отвергаешь мою помощь, верно? - спросил Вьюга ровным тоном, в котором не было ни гнева, ни возмущения. Ивладу стало стыдно, но и злость, вскипевшая в груди, не унималась.
        - Ты чуть не убил Ружана! И убил тысячи аларцев! Как я могу верить тебе? Как могу позволить вновь приблизиться к себе и моим братьям? Если Нежата доверяет тебе, то это значит, что ты просто не открывал ей своего имени!
        Вьюга двинулся к Ивладу, не сводя с него холодного взгляда.
        «Он убьёт меня, убьёт Нежату и братьев, а потом захватит дворец и власть в Аларии, - подумал Ивлад. Руки задрожали так сильно, что лук упал в снег. - А Ружан уже чуть не убил меня…»
        «Просто умри, малыш Ивлад».
        Холод снега на голой груди.
        Молчаливый взгляд Домира.
        Смешки дружинников.
        Только сейчас Ивлад в полной мере осознал, что с ним сотворили, и это осознание опустилось на плечи тяжёлым грузом. Ружан, девоптицы, Вьюга - трижды за день его могли убить, но почему-то он до сих пор жив и совершает страшные глупости, стреляя в верховного колдуна. Из горла Ивлада вырвались тяжёлые всхлипы, и он медленно опустился на колени, сотрясаясь от рыданий. Звездочёт недоумённо зафыркал и ткнулся носом ему в плечо.
        - Я открыл ей своё имя. Нежата знает, кто я. И знает, каков я, - послышался мягкий голос Вьюги. - Она гораздо умнее тебя, царевич. Я пытаюсь тебе помочь, потому что Нежата просила об этом. Но если ты отвергаешь мою помощь, я не могу настаивать. Прощай, Ивлад. Я постараюсь больше не попадаться тебе на глаза. Береги Звездочёта.
        Вьюга развернулся и двинулся прочь, в обратную сторону, так же ведя рядом своего коня. Ивлад отнял ладони от мокрого лица и не смог поверить глазам - колдун не попытался наслать на него буран, не стал морозить до смерти, не поднял оружия - просто ушёл. Даже не упрекнул за выпущенную стрелу и не повысил голос - неужели задумал что-то страшнее? Или всё же…
        - П-постой, - выдавил Ивлад. - Вьюга!
        Колдун замер, медленно обернулся на царевича и сдвинул брови.
        - Не уходи, - попросил Ивлад. Звездочёт продолжал тыкаться в него мягким носом - в шею, в макушку, в мокрые от слёз щёки. Ивлад осторожно оттолкнул морду коня. - Если ты хочешь убить меня, то убивай сейчас, пока Ружан и Домир считают меня мёртвым. Но если ты правда отыскал меня ради Нежаты… Если правда поможешь найти ту девоптицу, которую я ранил по глупости… Тогда я мог бы, думаю, поверить тебе.
        Он поднял лицо, глядя на Вьюгу сквозь мутную пелену. Стоять в снегу на коленях, глядя снизу вверх на колдуна, было паршиво. Вьюга вновь подошёл к Ивладу и протянул руку, не покрытую рукавицей даже в такой мороз. Наспех вытерев глаза рукавами, Ивлад шмыгнул носом и не без колебаний ухватился за ладонь колдуна. К его удивлению, кожа Вьюги была тёплой и на ощупь ничуть не отличалась от кожи обычных людей. Ивлад шумно выдохнул.
        - Боялся, что я превращу твоё сердце в ледышку?
        - Н-нет…
        Вьюга дёрнул уголком рта и притянул Ивлада к себе.
        - Вот видишь. Ты всё ещё жив.
        Колдун приобнял Ивлада и скованным, коротким движением хлопнул по спине. Ивлад уткнулся лбом ему в плечо - всего на мгновение - и тут же отстранился, испугавшись своего порыва. Горло по-прежнему сжимало от слёз, в груди перекатывались раскалённые камни, но всё же стало немного легче: теперь он не один и, возможно, даже сумеет вернуть девоптицу в срок. Он забрался в седло и потрепал Звездочёта по холке.
        - В этот раз тебя послали девоптицы? - неловко спросил Ивлад после нескольких минут молчания. - Они говорили, что знают тебя.
        Вьюга сощурил бледно-серые глаза, будто что-то припоминал.
        - Нет. Я увидел Звездочёта без всадника и понял, что младший царевич попал в беду. К счастью, с тобой не успело случиться ничего дурного.
        - Почти ничего, - поправил Ивлад.
        Вьюга вскинул голову, всматриваясь в сверкающие вершины Серебряного леса позади Ивлада. Затем огляделся по сторонам, примечая места, где снег был вздыблен конями дружинников.
        - Ты встретился с братьями. И тебе не понравилась эта встреча. Так?
        - Так.
        Ответ дался с трудом. Старший брат, за которым они с Домиром ходили, как восторженные щенки, оставил его в лесу умирать и совсем не колебался, когда привязывал к дереву. И Домир оказался ничем не лучше: стоял и смотрел… Ивлад покачнулся и ухватился за холку коня, чтобы не упасть.
        - Предательства нужно уметь переживать, - сказал Вьюга, окинув Ивлада внимательным взглядом. - В конце ты либо простишь, либо возненавидишь, а пока дай себе время.
        Ивлад недоверчиво покосился на него. И конь, и всадник казались бесцветными, словно посыпанными пеплом или - что вероятнее - подёрнутыми инеем. Лишь чёрные звёзды на накидке бросались в глаза.
        - А ты? Прощал или ненавидел? Наверняка тебя не раз предавали.
        Колдун сделал вид, что не услышал вопроса. Ивлад кисло поджал губы: как бы плохо ему сейчас ни было, но Вьюга прав, у него ещё будет время подумать о Ружане. Быть может, даже отыщется оправдание брату, и он сможет всё объяснить в разговоре. Сейчас же важнее позаботиться о том, чтобы вернуть Литу.
        Вьюга пришпорил коня, Ивладу в лицо полетел снег из-под копыт. Нагонять колдуна было боязно, и Ивлад решил держаться на расстоянии. Обернувшись, Вьюга усмехнулся и вскинул посох с хрустальным наконечником, вынув его из-за пояса. Тут же снежинки закружились плавным танцем, а затем и вовсе перестали вздыматься с дороги, Вьюгу и Ивлада словно окутало невидимым коконом, и даже мороз, как показалось Ивладу, ослаб.
        - А ты можешь домчать нас вмиг? - крикнул Ивлад, одновременно и страшась ответа, и замирая в ожидании. Вдруг получится? Вдруг удастся увидеть самое настоящее могущественное колдовство? А если и удастся, как оно отразится на самом Ивладе? Не сгубит ли?
        - Прямо уж вмиг не могу, - откликнулся Вьюга. - На это способны не вьюжные, а зверословы - они умеют заговаривать коней. Но могу сделать так, чтобы сама зима нам помогла. Держись, царевич, поближе, если хочешь скакать быстрее.
        Ивлад колебался, даже не смог ответить.
        - Ты не бойся. - Вьюга сразу разгадал его опасения. - Колдовство не проникнет в тебя, если ты будешь просто рядом с ним. Чтобы оно тебя сгубило, ты должен принять его - например, с помощью чароплодов. Я не желаю зла брату Нежаты, поверь.
        - С помощью чароплодов? - переспросил Ивлад. Он с опаской подогнал Звездочёта, чтобы не так сильно отставать. - Это что-то вроде яблок из Серебряного леса?
        Девоптицы питались золотистыми румяными яблоками, которые не опадали даже в лютую стужу. Говорили, будто эти яблоки, как и сам Серебряный лес, - чистое воплощение колдовства, его кровь и сок. Если человек пытался съесть такой плод, то либо становился колдуном, либо заболевал и умирал. Некоторые целители считали, что яблоки Серебряного леса способны излечить любую хворь и даже продлить жизнь. Ивлад помнил, как один знахарь предлагал отцу вкусить яблок и исцелиться от своей болезни, но царь выгнал его. Отцовская болезнь и без того была вызвана колдовством, и от яблок стало бы только хуже.
        Теперь же оставалось надеяться, что отец не ошибся и простое присутствие девоптицы во дворце не убьёт его.
        - Да, что-то вроде яблок, - ответил Вьюга. Он слегка улыбнулся, когда увидел, что Ивлад всё же отважился приблизиться. Впрочем, улыбка едва ли красила его лицо - несмотря на благородные черты, оно оставалось невыразительным и блёклым. - В Стрейвине несколько священных мест, где растут плоды колдовства. Они и для колдунов опасны - если съесть больше, чем можешь принять на данный момент.
        - И тебе опасны?
        - Мне уже ничего не опасно. Не забывай. Я не просто вьюжный. Я - Вьюга.
        Зыбкое тепло вдруг снова обернулось трескучим холодом, но лишь на несколько мгновений - как предостережение и проявление сил. Ивлад вновь почувствовал себя неуютно и неуместно.
        - И все вьюжные - твои слуги?
        - Мы не цари. - Вьюга ответил резче, чем раньше. - У нас нет слуг. Есть те, кто учится, и тот, кто уже познал всё. Обучающиеся колдуны сами по себе, каждый тяготеет к одной из сил, но иные предпочитают развивать сразу два умения. Только тот, кто распыляется, никогда не станет верховным и не познает все тонкости одной силы. Но я познал.
        - Учился и доучился? Сколько же лет это заняло?
        - Много.
        - И ты когда-то был простым человеком? С именем и семьёй?
        Ивлад не унимался. Чем больше он спрашивал, тем сильнее разгоралось любопытство, - а ещё бледнело в памяти ухмыляющееся лицо Ружана. Вместо него рисовались картины Стрейвина - страшной болотистой земли с мёртвыми деревьями и избами на высоких подпорках, представлялись колдуны, творящие свои тёмные чудеса, склонившись над кострами…
        - Был. Но этого давно уже нет. Не стоит больше спрашивать, царевич.
        В голосе Вьюги будто прогремел гром - пока далёким и тихим, но грозным раскатом.
        - Лучше думай о том, что скажешь братьям при встрече, - добавил он, помолчав.
        Ивладу стало стыдно. И правда, пристал с расспросами, как деревенский мальчишка. И стоило перестать думать о Вьюге, как перед глазами вновь всплыло лицо Ружана - как безжалостно, с выражением мрачного удовлетворения он размазывает снег по голой груди Ивлада…
        Вскоре впереди показались крыши с печными трубами - над деревней висел сизоватый дымок, пахло жильём. Ивлад обрадовался: оказывается, он успел соскучиться по близости жилья, пусть крестьянские избы и пугали его своей серой неказистостью.
        Постоялый двор встретил разрухой. Разломанный забор валялся прямо посреди дороги, в хозяйском доме были выбиты окна, в снегу, раскапывая ледяную корку, ковырялись куры. Несколько человек работали во дворе, устраняя урон.
        Вьюга замедлил коня, а Ивлад и вовсе спешился.
        - День добрый! - поприветствовал он, слегка кланяясь. - Что у вас случилось? Не проезжали ли лихие люди?
        Мужчина в длинной шубе приосанился, приветственно кивнул Ивладу.
        - И вам доброго. Лихих не проезжало, а вот царевич кутил с дружиной. Нам-то не в тягость, почётно высоких гостей принять, но каков-то буен он в веселье, спаси-упаси Прародительница!
        Мужчине свистнули с другого угла, и тот поспешил на помощь, оставив путников. Ивлад исполнился мрачной радости. По верному пути идут, вот-вот нагонят Ружана с пленённой девоптицей! Вьюга обернулся на него, многозначительно склонив голову.
        - Давай договоримся. Что ты станешь делать, когда мы нагоним твоих братьев?
        - Отниму девоптицу, - без колебаний ответил Ивлад.
        - И только?
        Ивлад опешил.
        - И только… Что ты имеешь в виду? Я не стану с ними сражаться!
        Вьюга не двигался, смотрел на Ивлада так же, склонив голову вбок.
        - Не стану! - продолжил Ивлад, сглотнув. - Или ты…
        - Уже говорил: я тоже не стану вредить близким людям Нежаты. Но ты-то сам неужели не хочешь отомстить братцу? В меня ты быстро пустил стрелу, даже не разобравшись.
        Ивлад шумно выдохнул и взъерошил волосы. Вьюга говорил так ровно, так спокойно, что и правда хотелось верить, будто он не способен никому навредить, даже врагам-аларцам. И в его вопросе звучало лёгкое неверие: как это - не хотеть мстить брату? Но Ивлад вновь прислушался к себе и снова услышал то же самое: вот так. Злости в нём уже не было, только горечь обиды. Было страшновато: как отнять девоптицу у Ружана и его вооружённой дружины? Раз попытались убить однажды, в другой раз уж точно доведут начатое до конца. А что Ивлад? Не станет же ждать, спрятавшись в кустах, пока Вьюга всех разгонит.
        - Ты сказал мне, что предательства нужно переживать. Вот я и переживу, - проговорил он. - Ружан не пролил мою кровь, а я не пролью его. Потому что кровь у нас общая.
        - Молодец, - похвалил Вьюга. - Я должен был убедиться, что ты не натворишь глупостей, когда мы с ними поравняемся. Держись в седле крепче, младший Радимович. Скоро догоним.
        Вьюга пришпорил коня, вскинул посох, блеснувший хрусталём, и вновь их окутал невидимый кокон, куда не проникали ни снег, ни стужа. Кони помчались резво, с наслаждением всхрапывая и вскидывая головы, из ноздрей и ртов клубился пар. Плащ за спиной колдуна надулся бело-чёрным парусом, по велению руки снег поднимался с земли, закручивался в воздухе и устремлялся вперёд с рёвом и гулом, от которого закладывало уши.
        - Давно ты дружен с девоптицами? Кажется, они о тебе говорили, - прокричал Ивлад, стараясь перебить шум бурана, - уж очень любопытно ему было расспросить Вьюгу, пока тот не исчез так же внезапно, как появился. - Как ты, верховный колдун, осмелился проникнуть в Аларию?
        - Давно дружен, - отозвался Вьюга на удивление легко. Ивлад, ещё не задав вопрос, подумал было, что колдун сделает вид, что ничего не слышит, и не станет вновь потакать любопытству царского сынка. - Что же ты, царевич, не знаешь, что Серебряный лес - земля Стрейвина, отнятая твоим прадедом?
        - Знаю, - ответил Ивлад. - Не отнятая, а честно завоёванная. Если бы я явился в Стрейвин, меня бы сразу взяли в плен, а ты спокойно разъезжаешь на своём серебристом коне и нисколько не волнуешься. Почему?
        За гулом ветра было плохо слышно, но Ивладу показалось, что Вьюга усмехнулся.
        - Ты бы побоялся заявиться к нам, потому что ты юн и слаб. А нам нечего опасаться: тот, кто не знает, не различит колдуна, пусть даже верховного, в городской толпе. Если окружат стражи или дружина, с небольшим отрядом смогу справиться, хотя мне по душе не привлекать к себе лишнего внимания, потому я путешествую по Аларии скрытно.
        - И долго путешествуешь?
        - Временами. С тех пор как повстречал твою сестру - чаще.
        Ивладу не нравилось, что Вьюга говорит о Нежате так спокойно, буднично, словно она успела стать привычной частью его жизни. Может, и правда стала? Но как же так вышло, что сестрица не открыла Ивладу сердце? Неужели боялась его порицания? Или чего-то ещё… Добраться бы целым до дома, можно будет выведать у неё всё.
        - Я буду благодарен тебе, - с неохотой проговорил Ивлад, - если ты поможешь мне с девоптицей.
        - Это разумно. Обещал, значит, помогу. И приму твою благодарность.
        Ивлад молча кивнул, уговаривая себя смириться и принять помощь колдуна. Вьюга, конечно, не мог видеть этого жеста - он не оборачивался и не опускал посоха, и вокруг них собирались всё более плотные снежные вихри, поднимались с земли и с рёвом рвались вперёд. А что там впереди - совсем не разглядеть.

* * *
        С ранних сумерек поднялась страшная буря. Застала в пути, не повернёшь назад к постоялому двору, а сколько до следующей деревни - и не понять. Лита слышала, как ругаются Ружан и Рагдай, а вот Домир так и ехал смирный, будто чем-то опечаленный - после неумелой песни Литы он совсем сник, то себе под ноги смотрел, то вдруг начинал бросать вокруг такие страшные взгляды, что кровь стыла в жилах.
        Рагдай послал двоих дружинников вперёд, но они скоро вернулись: впереди, сказали, метёт ещё хуже, так, что дороги не видно. Выругавшись ещё цветистее, чем прежде, Ружан приказал отойти к редкому перелеску и устроиться там на ночлег, переждать буран.
        Когда с трудом развели костёр, Литу разместили поближе к огню, постелили ей одеяло, но ноги и здоровое крыло по-прежнему держали связанными. Ружан, Рагдай и Домир сами сели рядом с девоптицей, на поваленное дерево, вероятно оказывая ей честь, но Лите казалось иначе: стерегли, как дворовые псы, чтоб ни на пядь не отдалилась их драгоценная добыча. Хотелось отодвинуться от них подальше, но приходилось терпеть.
        Лите больше всего не хватало сейчас одиночества. Она привыкла подолгу сидеть одна, изредка принимая помощь служанок, а общению с сёстрами посвящать вечера, если захочется послушать разговоры. Она привыкла к мягким, переливчатым голосам, привыкла любоваться на блеск украшений и на мягкие перья подруг, а здесь её окружали мужчины - грубые, громкие, многие с бородами и некрасивыми крупными руками. От их голосов болела голова и кровь стучала в висках. Лита вздрагивала каждый раз, когда кто-то из дружины оказывался близко к ней, и старалась не встречаться взглядами ни с кем, кроме царевичей.
        Они так долго ездили от одного двора к другому, что Лита даже потеряла счёт времени. Сколько прошло? День? Два? Чутьё подсказывало ей: близко, близко новолуние, прячется умирающий месяц за плотными тучами, и оттого сердце полуптичье-полудевичье стыло камнем в груди.
        С разных сторон тоскливо выло и ухало. Лита видела, как насторожены были дружинники, и от этого ей делалось ещё страшнее. Подвыпившие, веселящиеся, они совсем ей не нравились, но вот такие, настороженные, с раздувающимися ноздрями, готовые вот-вот выхватить оружие из ножен, нравились ещё меньше.
        - Поди посмотри, что там воет. Волков нам не хватало, - велел Ружан, тронув ближнего дружинника за рукав. Парень кивнул, позвал с собой товарища, и они вдвоём шагнули в буран. Лита поёжилась, глядя, как их силуэты растворяются в снежной мгле.
        - Поесть бы чего, государь, - обратились к Ружану светлобородые близнецы, которые и на пирушках съедали больше остальных.
        - Потерпите, - огрызнулся Ружан. - На охоту людей не пошлю в такую погоду. И двор искать не поедем.
        Близнецы, видно, остались недовольны ответом царевича, но спорить не стали. Обломали с берёз нижние сухие ветви, подбросили в костёр и сели чуть поодаль, к остальной дружине.
        - Держи, девоптица. - Ружан протянул Лите пирог, оставшийся с последнего пира на постоялом дворе. Лита зло на него посмотрела - он сам связал ей лапы, а теперь забыл, что она пользуется ими, как человек руками? Ружан усмехнулся и поднёс пирог прямо ко рту Литы. Она ещё крепче стиснула губы: такое предложение показалось ей унизительным. Легче лечь спать голодной, чем есть с рук человека.
        Ружан рассмеялся и пронёс пирог мимо лица Литы, прямо себе в рот.
        - Ах, строптивица, - продолжал он ухмыляться, отряхивая руки. - Он же с повидлом. Я-яблочным. Ты же любишь яблоки.
        Ружан подмигнул, и Лита резко отвернулась. Почему-то ей стало ещё жутче.
        Домир сидел рядом и грел руки у костра, стянув рукавицы. От внимания Литы не ускользнуло, что желваки на челюсти Домира ходят ходуном, а, помимо рукавиц, на коленях лежит кинжал.
        - Да где их носит? - разозлился Ружан, когда прошло достаточно времени, а двое дружинников так и не вернулись.
        - Велишь пойти поискать их, государь? - спросил один из близнецов.
        - А поищите. - Ружан махнул рукой. - И возьмите с собой ещё кого-то. На случай, если встретится зверь. Обойдите кругом, посмотрите, чтоб ни волков, ни разбойников не было.
        Домир дёргался от каждого звука, словно заяц, готовый вот-вот сорваться с места. Лита осторожно косилась на него и думала: неужели это песня его таким сделала? Заметив её взгляд, Домир вскинул подбородок и улыбнулся ей украдкой.
        - Ты что-то хотела?
        Лита помотала головой.
        - Ничего.
        И нахохлилась, втянула голову в плечи.
        Прошло ещё немного времени. Метель всё кружила, выводила кружева, стонала и вздыхала страшно, как живое существо. На перьях Литы уже наросла снежная корка: в Серебряном лесу такого никогда не случилось бы, там можно было спрятаться в самом сердце чащи, под плотно сплетённым пологом ветвей. Костёр почти замело: вспыхивали редкие огоньки, но тут же захлёбывались в снегу. Поначалу Ружан упрямо подкидывал туда ветки от небольшой осины, которую Рагдай срубил для костра, но теперь просто угрюмо сидел на корточках. Чёрные волнистые волосы свесились ему на лицо, макушку замело снегом, но царевич не покрывал голову.
        Те дружинники, которые ушли раньше, никак не возвращались. Рагдай подошёл к сидящему Ружану и тронул его за плечо, склонился, что-то заговорил на ухо, но старший царевич только отмахнулся.
        - Подождём, - донеслось до Литы.
        - Да чего ждать, государь? - вспылил кто-то из воинов. - Замёрзнем ведь насмерть! В седле хоть согреемся. Поехали дальше, Ружан Радимович!
        Ружан выпрямился и смахнул снег с головы и плеч.
        - Ты не видел, что дорогу замело, Лютай? Лошади увязнут в снегу. А впрочем, поезжай, раз такой нетерпеливый!
        - Если останемся, то сами увязнем в снегу!
        Ветер завыл ещё громче, так тоскливо и протяжно, что у Литы заныло в груди. Ружан сощурился и завертел головой, будто хотел высмотреть или вынюхать что-то, непостижимое остальным.
        - Это не простой буран, - процедил он. - Я уже слышал такое. Слышал!
        Его лицо исказила ярость, и Рагдай схватил его за оба плеча, словно пытался успокоить. Царевич вынул меч из ножен и вырвался из хватки своего воеводы.
        - Домир! Держи девоптицу ближе!
        Домир вздрогнул, едва не уронив в снег свой кинжал, привстал с бревна, на котором сидел, и подвинулся к Лите. Та поймала его бегающий взгляд - она старалась понять, подействовала ли на царевича её робкая песня, но так и не разобралась. За свою жизнь Лита ни разу не пыталась заколдовать человека и не знала, что могло бы выдать чары.
        «Как домой хочется», - подумала она, не отводя взгляда.
        - Колдовской морок, - крикнул Ружан. - Где-то близко эти твари! К оружию!
        Зазвенела сталь клинков, вынимаемых из ножен. Ружан и Домир встали впереди, дружинники - за ними, так, чтобы встретить врага с любой из сторон.
        Лита ахнула, почти не скрывая радости. Если Ружан прав и буран наслали вьюжные колдуны, то, быть может, они помогут ей вернуться домой? Иные из них заходили в Серебряный лес - с самого краешка, только поздороваться со старшими девоптицами и, если позволят, взять с собой чудесное яблоко. Если колдунов несколько, то они могли бы совладать с дружиной. Или хотя бы обмануть их…
        - Беги, - вдруг послышался прямо над ухом шёпот Домира. Лита округлила глаза, не веря.
        - Скорее! - Домир подтолкнул её, и Лита упала с бревна в снег.
        Ружан и Рагдай метались, выставив впереди себя клинки, а буран сужал круг, выл и наступал, как дикий зверь. Домир тоже наконец сжал кинжал, кинулся к Лите и перерезал её верёвки.
        - Беги! - повторил Домир.
        Он подтолкнул Литу, а сам развернулся и бросился на спину Ружана. Старший царевич упал в снег, они с Домиром сцепились клубком, а Рагдай кинулся разнимать братьев.
        Тут что-то вцепилось в ногу Литы. Она вскрикнула и обернулась, но ничего не увидела: её дёрнули и потянули в снежную пургу.
        Глава 6. Отголоски старой песни
        Отражение показывало только снежное марево, густое, как молоко. Нежата цокнула языком и встряхнула зеркало, но ничего не изменилось.
        - Госпожа! - позвал из-за двери робкий голос служанки.
        - Если это Военег, то скажи, что я заболела, - отозвалась Нежата, не отрывая взгляда от зеркала, которое так и оставалось белым.
        - Нет, не Военег. Царь хочет видеть тебя в своих покоях.
        Нежата убрала зеркало в ларец, ларец закрыла на ключ, а ключ спрятала в рукав. Накинув на голову платок, она отворила дверь и хмуро посмотрела на Февету, свою самую близкую служанку. Та выглядела взволнованной, и царевна смягчилась.
        - Проведёшь ходом для слуг? Не хочу столкнуться с воеводой.
        Февета хитро сощурилась, на круглых щеках заиграли ямочки.
        - Проведу. Только я его сегодня не видела во дворце, можешь не осторожничать.
        - Мне так было бы спокойнее.
        Нежата улыбнулась подруге, и они поспешили к двери, ведущей в коридор для слуг.
        На Февету можно было положиться: уже много лет она была для Нежаты не только служанкой, но и подругой. А последний год даже хранила тайну встреч царевны с Вьюгой.
        - Чего это я отцу понадобилась? - размышляла Нежата вслух. - Я уже думала, он забыл про меня, как пошли слухи, что я балуюсь колдовством. Удобнее забыть и считать, что у тебя трое сыновей, чем забивать голову взбалмошной дочерью.
        - Так он же плох совсем, - укорила Февета. - Лекарки говорят, его разум - как решето, он постоянно где-то между сном и явью, уже и не различает, что на самом деле происходит, а что - только у него в голове. Ночью, говорят, проснулся, глаза стеклянные, смотрит перед собой и зовёт девоптицу.
        Нежата поджала губы. Она старалась не представлять, что будет, когда отец умрёт. Уже не один месяц на лицах большинства мужчин во дворце горела жадность. Военег, Ружан, Рагдай, добрая половина бояр, даже старый казначей - все вдруг превратились в псов, учуявших кровь. Нежата слышала, что даже двоюродные братья царя, рождённые от наложниц её прадеда, Ворона Глангрийского, и не имевшие права на престол, оживились в своих имениях и собираются наведаться в Азобор.
        Перед дверью в царские покои Февета поклонилась стражникам, и те пропустили царевну.
        Нежата вошла и встала у дверей, не ступая на пёстрый пушистый ковёр. Царь полулежал на высоких подушках, один его глаз полностью затянула страшная чёрная пелена, по щекам рассыпались язвы с расплывчатыми краями, словно чернильные пятна на полотне. Нежата зажмурилась на миг, но набралась решимости и вновь посмотрела прямо на отца. Ему ещё не было и пятидесяти лет, но он выглядел глубоким стариком.
        - Где Ивлад, Нежата? - просипел царь, разлепив спёкшиеся губы.
        - Не могу знать, отец, - ответила Нежата с поклоном. - Твой младший сын - упрямец. Уж не ускакал ли вслед за Ружаном и Домиром?
        Царь скривил рот, ответ дочери ему явно не понравился.
        - Его конь в стойле. А твоего нигде нет.
        Нежата округлила глаза, изображая удивление. Она не думала, что им удалось бы что-то скрыть от царя, если бы ему было не так плохо, но Радим, выходит, ещё не до конца растерял прозорливость.
        - Покрути своё чародейское зеркальце, что подарил тебе колдун. - Царь кашлянул, но продолжил хриплым голосом: - Что же, не увидишь там ни братьев, ни коня? Или ты смотришь только на возлюбленного?
        «Военег донёс», - зло подумалось Нежате. Решил отомстить за несговорчивость. А ему кто же сказал? Неужели Февета?.. Нежата выше задрала подбородок, готовая нести ответ.
        - Я не стану лгать тебе больше, отец. Раз ты сам обо всём догадался, так и скажу. Ивлада огорчило твоё недоверие, и он решил добыть тебе девоптицу, лишь чтобы порадовать тебя. Не ради власти. Ради любви.
        - Дурак! - каркнул царь и устало закрыл глаза, будто вспышка гнева отняла у него последние силы. Нежата так и не приблизилась к отцу, лишь подумала о том, не позвать ли слуг.
        - Ивлад стал бы прекрасным царём, пусть он и моложе других, - осторожно начала она. - Ружан резок и пылок, а Домир ведом. Не списывай младшего со счетов, отец. Он добрый юноша, раз решил порадовать тебя и не испугался твоего гнева.
        - Он молод и глуп. - Царь грустно покачал головой, движение вышло слабым, робким. - А ты что ведёшь свои хитрые речи? Зачем наговариваешь мне на Ружана? Чего ты хочешь? Самой стать царицей и привести во дворец своего нечестивого колдуна? Я ведь знаю, Нежата. - Радим сухо сглотнул и замолчал. Руки Нежаты похолодели от страха, но она всё так же прямо стояла у двери, ничем не выдавая, как напугана. - Всё-ё про тебя я знаю. Что не мил тебе мой воевода и не смотришь на других женихов, что были бы счастливы к тебе посвататься. Давно говорили мне, будто крутишь ты с тем, кого и человеком-то назвать нельзя; с тем, кто вьюжит вьюги и заметает дороги, по чьей воле люди замерзают, едва сумрак застанет их в пути. Неужто и сердце твоё так же замёрзло, что смогло полюбить такое чудовище? Он убивал наших людей, Нежата.
        - Отец, ты не прав, - сказала Нежата мягко, сдерживая гнев. - Аларцы тоже погубили немало колдунов. Ты не знаешь его, а все слухи доносили тебе Военег да болтливые дворовые девки. Я же угадала?
        В висках у неё стучало: «Откуда узнал? Неужели проследили?»
        - У меня нет причин не верить воеводе. Да и люди не станут попусту чесать языками. Я добр к тебе, Нежата, ведь ты моя дочь. Был бы я иным, я бы не стал сам с тобой разговаривать, а сослал бы царевну-ведьму туда, где даже стрейвинский колдун бы её не сыскал.
        - Зачем тогда ты позвал меня? - Как Нежата ни старалась, голос всё-таки дрогнул, в горле встал комок. Ей хотелось попятиться к двери, но она подозревала, что стража перекроет выход.
        Царь приподнял над одеялом руку - высохшую, сероватую, с чёрной язвой на ладони - и махнул, веля Нежате подойти поближе. Царевна помедлила и осторожно шагнула на ковёр - ноги тут же утонули в мягком ворсе.
        - Посмотри выше.
        Нежата послушно вскинула взгляд. Над изголовьем царской кровати висело пёстрое перо.
        - Перо девоптицы. Ты рассказывал нам о ней.
        - Говорил, да не всё. Садись, дочка. Садись. - Царь откашлялся, будто ласковый тон по отношению к Нежате оцарапал его горло. - Расскажу тебе, каково любить чудовище.
        Нежата осторожно присела на краешек кровати, уперев ладони в шёлковое покрывало. Мастера выткали на нём птиц с девичьими головами, с пёстрыми перьями и в самоцветных бусах - не нашлось бы во дворце места, куда не проникли девоптицы, но крепче всего засели в голове и сердце царя.
        - Что такое, отец? О чём ты?
        Царь вздохнул и откинул голову на высокие подушки. Беседа уже утомляла его, но он держался.
        - Я рассказывал, что встречал девоптицу в молодости. Но не рассказывал, как мы с ней полюбили друг друга. Говорят, они завораживают песнями, а для людей царских кровей песни девоптиц опаснее, чем для всех прочих. Не вспомню сейчас, пела ли она мне - верно, пела, и пела дивно, но разве знал я тогда, что голову мне заморочит? Она была в облике девоптицы, а в новолуние становилась человеком на несколько дней - прекраснейшей из девиц, что я видел.
        Царь прервался ненадолго, несколько раз глубоко вздохнул и продолжил ещё более слабым, шелестящим голосом, похожим на ветер, который задувал из окна.
        - Я был помолвлен - княжна Горица из Северной Халкхи готовилась стать мне женой, а вам - матерью, но что может сделать брак по расчёту против юной сумасшедшей страсти?
        Нежата с трудом скрывала отвращение, слушая отца. Не сошёл ли старик с ума, раз решил при дочери порочить имя её матери? За оскорбления царицы он всю Нежатину жизнь рубил наглецам головы, а сам, получается, вот как о ней отзывается…
        - Мы недолго были вместе, - просипел царь. - Мать отыскала меня в Серебряном лесу и обещала проклясть, если я не женюсь на княжне. Возлюбленная моя была в ярости - я же ничего не говорил ей о помолвке. У меня не было иного пути - я готовился стать царём и не был волен распоряжаться своей жизнью. Тогда моя птица взяла с меня последнее обещание: я был юн и очарован, согласился не слушая. Она попросила отдать в Серебряный лес моего последнего ребёнка, которого родит будущая царица.
        Я волновался, когда родился Ружан - если бы он остался единственным, Алария лишилась бы наследника. Но следом родились Домир и ты, и я успокоился. Отдать дочь тяжело, но не так страшно, как единственного сына. Девушки прислуживают девоптицам и живут в Серебряном лесу счастливо, так что и у тебя была бы пусть короткая, но радостная жизнь…
        Нежата стиснула шёлк покрывала. Гнев клокотал в груди, она чувствовала, как наливаются жаром щёки, и сдерживалась изо всех сил, чтобы не сорваться на старика. И это её отец? Тот, кто качал на коленях и баловал лучшей пастилой? Тот, кто подарил и все драгоценности матери, и тонконогого коня, и прощал капризы? Так и оставил бы её в лесу, не родись Ивлад! Разве смог бы?.. Но что-то в тоне старика подсказывало: он с такой горькой сладостью вспоминал свою любимую девоптицу, что да, смог бы, и глазом не моргнул. Что, если все поблажки были ценой, которой царь Радим пытался откупиться от дочери в своих же глазах?
        - Что же изменилось для тебя, отец? - тихо спросила царевна.
        - Родился Ивлад, - ответил он. - Родился и всё равно что спас тебя, Нежата. Потом царица слегла с родильной горячкой и через тринадцать дней после рождения сына умерла. Я горевал - не ожидал, что станет так больно, когда Горицы не станет. Успела мне полюбиться иноземная княжна, я почти перестал вспоминать девоптицу, и жили мы в согласии. Подрастали дети, и как бы горько мне ни было смотреть на тебя, а на Ивлада стало в разы горше.
        - Отчего же ты послал их сейчас в Серебряный лес? Знал ведь, каков Ивлад.
        Царь раскашлялся, сплюнул на платок чёрный сгусток, а после промокнул губы и ответил:
        - Стало быть, звучат в моём сердце отголоски её чарующей песни.
        - И что, заберут они Ивлада?
        В душе Нежаты поднималась буря. Раз она сама помогла Ивладу уехать со двора, значит, и её вина будет в том, что может случиться с младшим братом. В голове крутились разные мысли: броситься в погоню самой? Взять коня Ивлада и помчаться, вдруг успеет? Или Вьюга уже встретил его и сможет защитить? Ох, а если Ивлад не примет помощи колдуна?..
        - А, - царь махнул рукой, - хитрющие они, как бесы. Хотел я уберечь младшего, а он сам им в когти метит.
        - И что будет, - Нежата сглотнула, - если ты нарушишь обещание?
        Царь издал сухой смешок, а может, просто кашлянул.
        - Ты не знаешь их. Они возьмут своё. Ради своего проклятого леса, который питается людской кровью. Так и будут мучать его всю жизнь… А если не получат, то… Нет, Нежата. Нельзя нарушать клятвы, данные девоптицам. Они опасные твари, неужели не слышала…
        - Про кровь и смерть невинных, конечно. Я помогу, - вызвалась царевна. - Верну Ивлада, сама виновата, что помогла ему сбежать. Возьму его коня, потом поменяемся.
        Она хотела добавить про Вьюгу, но побоялась злить отца, упоминая имя возлюбленного.
        - Не смей! Не смей своевольничать! И так я глупость совершил, троих сыновей в неизвестность отправил, так хоть ты у меня останешься. Ох, и радуются же мои враги! Кто знает, сколько их на тропах стерегут Ружана…
        Царь прикрыл дрожащие веки и замолчал на минуту, а потом произнёс хриплым шёпотом:
        - Видела ли чего в своём зеркале? Живы они?
        Нежата комкала покрывало, тоненькие ниточки вышивки цеплялись за ногти. И про зеркало вызнал, конечно. Крутит-вертит ею старик-отец, то сердце разбивает признаниями, то не пускает со двора и просит колдовской её помощи…
        - Не видела, - проговорила она, заботясь, как бы голос не прозвучал по-детски обиженным. - Туман один в стекле. Да с чего бы мне видеть? Что же ты, отец, веришь, будто дочь твоя и правда обратилась самой настоящей колдуньей?
        Царь замолчал, только хриплое дыхание срывалось с приоткрытых сухих губ. Его рука дёрнулась, будто он захотел приобнять Нежату, но тут же бессильно упала поверх одеяла.
        - Говорят всякое. Военег приходил. Говорил, видел тебя ночью на могиле Горицы, будто руками ты водила, а из-под земли белые клубы выползали и летели по сторонам, куда прикажешь. Правда это, Нежата? Ты призывала бесов?
        Кровь отлила от лица Нежаты. Предчувствия её не обманули: вот каков ты, Военег! Отказала в замужестве, так побежал за ней следить, а чуть что увидел - так скулить царю, как бездомный пёс.
        Конечно, это были никакие не бесы - Вьюга рассказывал о том, что неудавшееся колдовство может вырваться обрывками силы, которые, не найдя прибежища, оседают у людских жилищ и причиняют неприятности, - а простая снежная пыль, которую Нежата пыталась обратить небольшим вихрем.
        - Скажи Военегу, что негоже воеводе за царевной по ночам подглядывать, - ответила Нежата и поднялась с отцовской кровати. Ей казалось, будто руки её испачканы - во лжи и предательстве. Она прижала ладони к бёдрам, вытирая о бархат платья. - Или он в окна моей светлицы тоже смотрит вместе с луной?
        - Нежата… - протянул царь. - Скажи только, правда это или нет?
        - Сам решай.
        Нежата коротко поклонилась отцу, соблюдая обычаи, и порывисто выбежала из опочивальни. В ушах у неё шумело, и горько щемило грудь. Никто не преградил ей путь.
        - Госпожа, куда ты? - спохватилась Февета, которая, очевидно, всё это время ждала подругу где-то неподалёку, и поспешила за Нежатой.
        - Оставь, - бросила царевна резче, чем хотела.
        Встреться ей сейчас Военег, расцарапала бы ему лицо и не подумала, что не пристало так себя вести царской дочери.
        Нежата выскочила на крыльцо, забыв, что не захватила ни шубы, ни тёплого платка. Студёный ветер растрепал чёрные косы, вцепился волчьими клыками в нос, а царевне была в том злая отрада: казалось, будто шлёт милый весточку и ярится сам, как в доброй битве: значит, отыскал Ивлада и вместе они нагоняют Ружановых людей.
        Надышавшись и озябнув, Нежата развернулась и отправилась обратно к себе. Звали её снежные дали, тосковал конь Ивлада в стойле, но царевна не могла пуститься в путь одна: тогда отец остался бы наедине с воеводой и боярами, кружащими над ним, словно вороны.
        Только она подошла к дверям своей светлицы, как вдруг чья-то широкая ладонь в грубой рукавице зажала рот, закрыв половину лица. Нежата задёргалась, заколотила обидчика кулаками, но её схватили поперёк пояса, заломили руки за спину, а на голову набросили что-то чёрное. Несколько пар рук подняли её и закинули на чьё-то плечо.
        - Дёрнешься ещё хоть раз, прирежу и кину в прорубь, - пригрозил знакомый голос.
        Глава 7. Новая луна
        Домир изо всех сил вытолкнул Литу подальше от места их остановки, а сам кинулся на Ружана. Лита не верила глазам: неужели это её песня заставила среднего царевича помогать ей? Но не успела мысль оформиться в голове, как кто-то схватил Литу за обе ноги и с силой потащил по снегу, так, что она не смогла даже понять, что происходит.
        Метель сомкнулась вокруг неё сплошной стеной, Лита хватала ртом воздух и отплёвывалась: снежинки забивались в горло и тут же таяли. Ресницы слиплись от снега, так, что совсем ничего нельзя было рассмотреть. Голоса Ружана и его людей тонули в страшном нарастающем гуле: так ветер гудит в чаще, когда разгуливается гроза.
        Её волочили по снегу - рывок, ещё рывок, холод забивался под перья, а Лита, распластав раненое крыло, могла только пыхтеть и пытаться вырвать ноги из чужой хватки.
        Спустя минуту буран прекратился так внезапно, словно весь снег на небе разом закончился. Лита разлепила мокрые ресницы, и в это же мгновение её перестали тащить, оторвали от земли и закинули на спину коня. Лита вскрикнула, завертела головой.
        - Ты! - ахнула она, когда узнала младшего из царевичей.
        - Прости меня, - затараторил он, сбиваясь. - Я был не прав. Я не должен был стрелять в тебя. Я обещал девоптицам вернуть тебя в Серебряный лес, но сперва мне очень нужно показать тебя отцу. Прости, пожалуйста!
        Лита хотела огрызнуться или сказать ему что-то обидное, но только нахохлилась, сильнее втянула голову в плечи и проворчала:
        - Вы возите меня как мешок с яблоками. Скорее бы уже управились.
        Она злилась на этого глупого Ивлада: за простреленное крыло, за то, что вырвал её из дома и потащил через всю Аларию к своему сумасшедшему отцу, но всё-таки ей было приятно узнать, что с ним не случилось ничего плохого.
        - Всё будет хорошо. Я за него ручаюсь, - сказал второй из похитителей, которого Лита поначалу и не заметила.
        Она резко повернула голову в сторону, уже привычно ощетинив перья на спине, но тут же пригладила обратно, узнав Вьюгу - она видела его у Серебряного леса считаное количество раз, но, как и любой из верховных колдунов, он казался ей тем, с кем лучше не ссориться.
        Вьюга медленно опустил посох и направил его в сторону. Буран продолжал кружить у перелеска, там, где остановился Ружан, будто весь снег из воздуха собрался в одном месте.
        - Держись, - предупредил Ивлад, разрезал путы на здоровом крыле Литы и пришпорил коня. Лита обняла шею скакуна крылом, а когти стиснула на луке седла, обхватив её, как толстую ветку.
        Конь пустился рысью, впереди стелилась укатанная дорога, припорошённая снегом, а ещё дальше Лита увидела огоньки большого города и приоткрыла рот от изумления. Неужели та самая столица царства? Настоящая, не мерещится?
        - Ты сказал, обещал девоптицам? - спросила она, чуть повернув голову к Ивладу. Скакать на коне и не смотреть вперёд оказалось страшно, поэтому она спешно развернулась обратно. - Мои сёстры разговаривали с тобой?
        - Они отпустили меня, взяв клятву. - Теперь Ивлад уже не заикался и говорил увереннее, будто быстрая езда придавала ему смелости. - Не бойся. Клятву не нарушу. И прости меня.
        - Да уж наверняка не посмеешь нарушить.
        Сердце Литы трепыхалось как сумасшедшее, но она не могла никуда деться: упадёт с коня - сломает себе что-нибудь, а улететь не получилось бы даже без верёвок, крыло ещё болело.
        Хоть младший царевич и выглядел куда безобиднее Ружана с его дружиной, но всё-таки это Ивлад выстрелил в Литу, а ещё с ним был верховный вьюжный - кто знает, чья компания хуже… Но всё же когда Вьюга поравнялся с ними, Лита решилась спросить.
        - Братья Ивлада не погонятся за нами?
        В темноте ночи трудно было различить выражение лица колдуна, а голос, как обычно, оставался почти бесстрастным.
        - Если и погонятся, то нескоро. Я собрал все снежные вихри вокруг них, так что выйти им не удастся - будет казаться, что всю Аларию заносит такой метелью, какой не было целый век. Утром мой морок рассеется, тогда старшие царевичи и пустятся на поиски.
        - Надеюсь, с Домиром всё будет в порядке, - буркнула Лита и прикусила язык.
        - Сочувствуешь похитителю? - удивился Ивлад.
        Лита не стала ему отвечать: лучше молчать, пока не сболтнула про песню. Хотелось есть, спать и согреться. Холодный ветер забирался под перья со всех сторон, заставляя кожу девоптицы покрываться мурашками. От царевича шло тепло, но прислоняться к нему Лита боялась и брезговала.
        Облака затягивали почти всё небо, в редких прорехах виднелись звёзды, и сердце Литы сжималось, вспоминая недавние волнения. Ох, не попасть бы под новолуние…
        - Откуда вы появились? - вдруг спросил Ивлад, прерывая тревожные размышления Литы. - Такие красивые и нелепые…
        - Нелепые! - возмутилась Лита, вновь щетинясь перьями. - Думай, что говоришь, человек! Ваши лысые тела, не приспособленные ни к полёту, ни к холоду, хилые ручки и длинные ноги - вот, что нелепо!
        - Прости, прости. Я не то имел в виду. Просто вы… Такие… странные. В хорошем смысле.
        Лита слишком устала, чтобы долго возмущаться.
        - Говори о нас только в своих хороших смыслах, человек.
        Ивлад усмехнулся.
        - Я слышал предание, - продолжил он. - Сказку. - Отчего-то Ивлад смущённо запнулся. Лита покосилась на него и поспешила отвернуться обратно. Ивлад продолжил: - У нас верят в то, что девоптицы когда-то были простыми птицами. Воронами, ястребами, коршунами. Ну, не знаю, какими ещё. Хищными птицами, в общем. И однажды, много лет тому назад, Стрейвин пошёл на Аларию войной, желая отобрать кусок нашей земли…
        - Лита, ты его слушай, но не забывай, что это всего лишь сказка, - предостерёг Вьюга, обернувшись. - Уже сейчас я понимаю, что правду мы не услышим: цари воспитывают своих детей во лжи.
        - Я… Это не то… Это предание, - пробормотал Ивлад.
        Вьюга хмыкнул и пришпорил коня, наверное, чтобы не слышать продолжение сказки царевича.
        - Ну и что было дальше? - спросила Лита. Не то чтобы ей нравилось его слушать, от человеческой речи и без того болела голова, но ей стало любопытно узнать, что о девоптицах говорят при дворце. Сама она никогда об этом не задумывалась - жила и жила, видела людей, не считая служанок, один раз в год, да они и не рассказывали никаких преданий, только пели незамысловатые песни и смеялись.
        - А потом началась кровавая сеча, - продолжил Ивлад с лёгкой обидой в голосе. - Колдуны же не воюют железом, но от того не менее страшны. Даже страшнее обычных воинов. Но у Аларии были сильные бойцы, и битва тянулась многие дни и ночи без перерыва. Окрасился снег в алый, пропитался до самой земли. Воины Аларии разили колдунов без жалости: кто стрелой, кто мечом, кто топором. Колдуны обезумели и творили такое страшное волшебство, какого не видели земли ни раньше, ни потом. После сечи никого не осталось в живых: пали мёртвыми последний аларец и последний стрейвинец, убив друг друга. И слетелось вороньё со всех краёв на невиданный доселе пир. Те птицы, кто клевал тела аларцев, так и остались птицами. А кто лакомился колдовской плотью, изменились навсегда. Волшебство вошло в их тела вместе с кровью колдунов, и с тех пор они стали меняться. Наверное, многие из тех птиц погибли, не выдержав перемен, но выжившие дали потомство, а те - ещё потомство, и от поколения к поколению появился чудесный род полуптиц-полулюдей, и поселились они на том самом месте сечи. Со временем из костей погибших колдунов
выросли деревья, величественные и серебристые. А впитанное колдовство подарило птицам женские лица, потому что только женщина способна создать новую жизнь.
        Ивлад запнулся, снова смутившись. Лита резко проговорила:
        - Ваша сказка - ложь. Глупая и мерзкая. Всё было совсем не так.
        Ей стоило усилий оставаться спокойной, внутри всё клокотало из-за страшной нелепицы, которую выдал царевич.
        - Однажды Прародительница вырвала у себя волосок и превратила его в дрозда, - начала Лита. Она с детства слышала эту историю и выучила наизусть - даже сама рассказывала птенцам, когда старшие сёстры отдыхали. - Дрозд, полетав над человеческими землями, вернулся к ней и сказал, что ему понравились люди, но в них нет ни мудрости, ни лёгкости, что есть у птиц. Прародительница улыбнулась и позволила ему свить гнездо в любом месте, какое ему понравится. Дрозд выбрал небольшую рощу, а когда гнездо было готово, там появилось три золотых яйца. Из них вылупились три первые девоптицы - таков был подарок Прародительницы своему другу.
        - Зачем ему такой подарок?
        Лита скривила губы.
        - Тебе ли, царевич-баловень, не знать, что подаркам достаточно быть просто красивыми и не нести никакой пользы.
        - И то верно.
        - Стали девоптицы жить и плодиться в роще, - недовольно продолжила Лита, искоса поглядывая на Ивлада, - и роща начала расти и тянуться кверху. Стало ясно, что дрозд выбрал не обычные деревья, а волшебные серебряные яблони, любимые деревья Прародительницы. Тогда яблони только цвели по весне чудесными душистыми цветами, но плодов не давали. Первое яблоко появилось после того, как самая старшая девоптица состарилась и умерла. Рождались новые девоптицы, умирали старые, и яблок вырастало всё больше и больше. Со временем девоптицы становились всё краше и сильнее, а если пытались улететь, то быстро слабели и погибали в чужих краях. Так девоптицы узнали, что их душа и сила - в золотых яблоках, что висят на серебряных ветвях. С тех пор так и повелось: девоптицы властвуют в Серебряном лесу, лишь изредка общаясь с людьми. А люди восхищаются нашей красотой и воспевают её.
        - А ещё девоптицы очень милые и скромные барышни, - закончил Ивлад со смешком. - Спасибо за твою версию сказки. Мне понравилось.
        - Это не сказка! Всё так и было. И не спорь, что ваша версия ужасна.
        Лита поелозила лапами по седлу, устраиваясь удобнее. Ей всё больше казалось, что она скоро упадёт с коня.
        - Ну, люди привыкли к величию. Битвы, кровопролитие, войны. А вы говорите про Прародительницу, дроздов и деревья. Мы разные.
        Лита нахохлилась, как воробей на грозовом ветру. Крыло, в которое попала стрела, топорщилось в сторону.
        - Ты… извини за тот выстрел, - проговорил Ивлад. - Я не знал, что так получится.
        - Стрелял и не знал, что стрела попадёт в цель? Тогда ты просто глупец, царевич.
        - Не знал, что ты… - Ивлад в который раз замялся.
        Лита обернулась, ещё сильнее распушив перья. Разговор её утомил, но промолчать она просто не могла.
        - Давай, говори честно. Не ожидал, что девоптица - живое разумное существо, которому бывает больно и горько? Думал, мы что-то вроде огромного фазана, каких ты десятками убивал на охоте. Убивал милосердно, сразу, не ранил и не заставлял мотаться по Аларии, бояться и ощущать, как силы медленно покидают тело.
        Лита резко замолчала, ком встал в горле. Говорить против сильного холодного ветра было трудно, тело окаменело от неудобной позы, всё сильнее хотелось есть и спать.
        - Н-нет, - начал оправдываться Ивлад. - Я не думал ничего такого! Как это вообще могло прийти в голову… Просто я никогда не видел вас живьём, только перо над отцовской кроватью… Да всякие рисунки на посуде…
        Он бормотал что-то ещё, но Лита его не слушала. Неприятные ощущения в теле усиливались, ноги и крылья наливались тяжестью, и это не могло означать ничего хорошего.
        Лита посмотрела вверх. В разрыве облаков виднелось фиолетовое небо с точками звёзд. Облака расходились в разные стороны, а там, где должен был блестеть тонкий ломтик месяца, виднелось только матово-серое пятно, почти не различимое на фоне неба.
        Лита похолодела.
        В груди заворочалась боль, словно Ивлад пустил туда ещё одну стрелу и провернул наконечник. Сердце тяжело застучало, будто разбухло до такой степени, что ему стало тесно под рёбрами и оно поднялось до самого горла. Руки, ноги, спину Литы свело судорогой, голую кожу опалило морозом. Лита стиснула зубы, сдерживая крик: крылья выворачивались, вместо маховых перьев вырастали тонкие девичьи пальцы, птичьи когти втягивались, а могучие оперённые ноги становились слабыми, длинными и голыми.
        От неожиданности Ивлад натянул поводья так, что конь описал половину дуги и встал на дыбы. Лита упала в снег, удар от падения вышиб воздух из лёгких. Странное, ломкое человеческое тело плохо её слушалось, она перевернулась и с трудом села на коленях, обхватив себя руками.
        - Не подходите! - крикнула она Ивладу и Вьюге.
        Внутри всё пекло огнём: в груди, в животе, а больше всего - в руках и ногах, вывернутых, разломанных, словно каждую косточку разобрали на кусочки, чтобы потом вновь соединить, полив водой из колдовской реки. Снаружи было едва ли не хуже: голую кожу раздирало от жгучего холода.
        Но страшнее этого были только ужас и стыд, терзающие Литу как два оголодавших зверя.
        Нет, не должны люди видеть, как девоптица становится слабым человеком. Она может выходить к ним сама, если захочет, - гордо подняв голову, когда боль и неловкость исчезнут. Но уязвимая, страдающая девоптица - зрелище, не предназначенное никому.
        - Не смотрите! - попросила она. Вместо яростного крика из горла вырвался сдавленный писк.
        Ивлад наконец-то справился с испуганным конём, развернул его к Лите и теперь гарцевал на месте, не решаясь приблизиться. Вьюга заметил, что они отстали, и возвратился назад.
        - Что стряслось?
        От звука его голоса Лите стало ещё хуже. Он не сделал ей ничего плохого - пока не сделал, но в голове, и так гудящей от боли и ужаса, громыхнули обрывки воспоминаний, алые и чёрные, как окровавленные повязки, которые ей меняли на постоялых дворах.
        Дружина Ружана: множество громогласных мужчин, смеющихся и бросающих в сторону Литы дикие взгляды.
        Сам старший царевич, резкий, непредсказуемый, который постоянно норовил лишний раз дотронуться или сесть так близко, что их тела соприкасались.
        Незнакомые люди, обступающие её в деревнях со всех сторон так тесно, что становилось труднее дышать.
        Их возгласы: «Чудо! Чудовище!»
        Чьи-то руки, сжимающие её крылья.
        Руки, затыкающие ей рот.
        Руки, забрасывающие её на спину коня.
        Стрела, пронзающая крыло.
        Лита с трудом поднялась на ноги. Её колотило, разрывало от боли, холода и стыда, и она, развернувшись, побежала прочь от дороги - в ту сторону, где у леса виднелись крыши жилищ.
        - Лита! - окликнул Ивлад.
        Ноги почти не слушались, деревенели от холода, и, пробежав несколько шагов, Лита увязла в снегу и упала. Слёзы брызнули градом, обжигая замёрзшее лицо.
        «Дура, - подумала она. - Бежишь от одних людей к другим».
        Ей стало так обидно от собственной глупости, что она зарыдала навзрыд, пряча лицо в сгибе локтя: ладони ещё были ей непривычны, и Лита представила, что у неё по-прежнему крылья.
        На спину упало что-то мягкое и тёплое. Лита обернулась: невдалеке стоял Ивлад без своей чёрной звёздчатой накидки. Вьюга, не спешиваясь, ждал на дороге.
        Неуклюже поддев ткань руками, она завернулась в чужую одежду и уткнулась носом в мягкие складки. По коже сразу побежало приятное тепло, будто Лите освободили место у костра. Тело постепенно согревалось, из закостенелого и озябшего снова становилось живым, пусть и очень уставшим. Только ноги, босиком увязшие в сугробе, сводило болью от холода.
        - Давай руку, - предложил Ивлад, осторожно пробираясь к ней по снегу. - Посажу верхом. Замёрзнешь ведь.
        Лита недоверчиво покосилась на него, продолжая прятать нос в накидку. Она чувствовала себя униженной - ещё более, чем тогда, когда Ивлад подстрелил её у Серебряного леса. Но силы истончались так быстро, что ей уже казалось, будто она и не доживёт до возвращения домой. Короткая пробежка вымотала и без того ослабленное тело, раненое крыло - теперь рука - пульсировало болью.
        Она шмыгнула носом и, собравшись с духом, протянула Ивладу трясущуюся ладонь.

* * *
        Лита заворачивалась в накидку, но всё равно дрожала, когда позволила Ивладу взять себя на руки. Лита-девушка весила ничуть не больше Литы-птицы: кости у неё так и оставались птичьими, полыми внутри, поэтому конь Звездочёт даже не фыркнул, когда Ивлад посадил её перед собой. Босые ступни, красные от холода, выглядывали наружу, и тогда Вьюга тоже снял свою накидку и укрыл ноги девоптицы.
        - Ты должен узнавать места, - бросил он Ивладу и указал на крыши, к которым пыталась убежать Лита.
        Ивлад всмотрелся в темноту. Над крышами вился дымок, ветер приносил к дороге едва уловимый запах жилища.
        - Ты повезёшь Литу туда?
        - Ей нужен отдых. И еда. И одежда. Хотя бы ненадолго, но мы должны заехать. Иначе твой отец получит мёртвую девушку вместо живой девоптицы.
        Ивлад встряхнул головой.
        - Ну хорошо.
        Лита притихла, отстранённо слушала голоса своих спутников. Сердце продолжало мелко и быстро колотиться, тело ещё болело, пусть не так остро, как в первые минуты после превращения. Короткая вспышка отчаяния отняла у Литы последние силы.
        Дорогу к постоялому двору занесло - видно, сюда давно не поворачивали путники. Вьюга вскинул посох, и снег с дороги взметнулся вверх, закручиваясь белым вихрем.
        Открыли им не сразу. Лита успела передумать кучу тревожных мыслей: о том, как Ружан с дружиной их нагоняют и убивают Ивлада; о том, как она сама замерзает прямо на коне; о том, как умирает, так и не успев вернуться в Серебряный лес…
        Ворота скрипнули, с засова слетела снежная наледь, и хозяин, увидев Вьюгу, поклонился в пояс. На Ивлада он будто умышленно не смотрел и делал вид, что его вовсе не интересует девушка, завёрнутая в две похожие накидки.
        - Проходите, господин. Не серчайте, спал и не слышал ваш стук.
        Вьюга спешился и молча прошёл мимо хозяина. Ивлад тоже соскочил со Звездочёта, оставив Литу на коне, и, потянув за поводья, пошёл за Вьюгой.
        - Работниц будить не буду, - заявил хозяин ворчливо, но на Вьюгу поглядывал с опаской. - У меня тут остановилась орава торговцев. Все мои кухарки уже отдыхают, им вставать рано.
        - Не буди, - легко согласился Вьюга. - Только воды согрей. Дальше мы сами разберёмся.
        Ивлад помог Лите спешиться. Когда коней устроили на конюшне, хозяин провёл гостей в харчевню. Посетителей там не было, на полу кое-где валялись мусор и черепки разбитой посуды - напоминание о том, что вечером тут отчаянно веселились. В углу спал вусмерть пьяный мужчина, всхрапывая с присвистом.
        Хозяин, прихрамывая, принёс откуда-то ведро исходящей паром воды.
        - Пускай барышня проходит в кухню, - сказал он и указал за печку.
        Вьюга схватил его за локоть.
        - Прошу прощения? - засуетился трактирщик.
        Ивлад достал монеты из кошелька, но Вьюга сделал ему знак спрятать золото обратно и наградил хозяина постоялого двора суровым взглядом.
        - Понял-понял, - кисло буркнул тот, ушёл куда-то и вернулся через минуту с сапогами, полотенцами и чистой женской одеждой, принадлежавшей, судя по размеру, кухарке Аичке.
        - Мы закроем, - сказал Ивлад, передавая Лите вещи.
        От усталости она смогла только кивнуть, взяла одежду и прошла за печь. За спиной закрылась дверь, и Лита поспешила запереться, поддев крючок непослушными пальцами. В кухне горела лучина, от ведра шёл пар, и стояла такая тишина, что у Литы зазвенело в ушах. Она выронила тряпьё и прижалась лбом к дощатой двери. Руки безвольно опустились вдоль тела, и обе накидки упали к ногам. Стопы уже не чувствовали холода земляного пола, всё тело стало будто деревянным, и Лита с трудом заставила себя отойти от двери и приблизиться к ведру.
        Девоптицы с радостью купались летом в реке: у южных границ Серебряного леса два притока Белой соединялись и текли дальше с восточной стороны, а севернее в неё впадали ручьи. Зимой же Лита с сёстрами прилетали к служанкам - те жили в избушках, раскиданных по всему лесу, их построили так давно, что многие вросли в землю по самые окна. Служанки грели воду с ароматными травами и мыли волосы девоптицам, а потом заплетали им косы и украшали кто лентами, кто бусинами, кто бубенчиками. У них это выходило так легко и ловко, так быстро и красиво, что Лита иногда даже завидовала. Самой ей никогда не удавалось творить пальцами что-то настолько тонкое, и каждое новолуние она просто ждала, когда же вернутся привычные крылья.
        Лита посмотрела на свои ладони: маленькие, красные, дрожащие. Сунула палец в ведро: горячо. Как люди могут это делать? Как управляются с ковшиками и прочим? Сюда бы умелую служанку, да только Лита сомневалась, что такие тут водятся. Хотя хозяин говорил о работницах. Неужели не мог выделить одну для девоптицы? Будто бы часто захаживают к нему такие гостьи! Но тут же Лита осознала: для трактирщика она не была девоптицей - так, непонятная оборванка в чужой одежде.
        Она робко взяла ковш и черпнула из ведра. Вода пахла чем-то затхлым, никакого шалфея и мяты, но выбирать не приходилось. Лита плеснула себе на грудь и ахнула, захлебнувшись своим дыханием: горячо, но как же приятно! Вода стекла до стоп, и пальцы ног обволокло долгожданное тепло.
        Неуклюже вымывшись, Лита осмотрела раненую руку. Кровь больше не шла, рана почти затянулась, но вокруг неё плечо покрывал большой кровоподтёк. Рука шевелилась с трудом, каждое движение отзывалось болью, но в целом всё было не так плохо.
        «Может быть, после обращения я смогу взлететь», - подумала Лита.
        Одежда лежала там же, где Лита её выронила. Рана ещё требовала перевязки, и Лита, осмотревшись, заметила среди кухонной утвари нож. Она отпорола полоску ткани от нижней юбки и кое-как, придерживая один конец зубами, обмотала ткань вокруг плеча.
        Девоптицы не носили человеческие наряды, за исключением редких случаев: во время зимних обращений они грелись под меховыми покрывалами или даже надевали тулупы служанок, но в гнёздах под покровом серебряных яблонь никогда не было так холодно, как оказалось на ветру, за пределами леса.
        Лите пришлось повозиться, прежде чем она поняла, как надевается платье; особенно много трудностей доставили длинные рукава - больная рука едва поднималась. Поверх платья Лита набросила телогрею, а на ноги натянула мягкие кожаные сапоги.
        Эти суетливые движения отняли много сил. Лита вытерла пот со лба и присела на скамью, сложив ладони на коленях.
        Ох, какими странными казались ей эти тонкие конечности, лишённые не то что перьев, но даже шерсти! Правда, почти прозрачные тоненькие пёрышки всё же оставались на телах девоптиц даже в новолуние - на голенях, внешних сторонах предплечий и внизу живота. Но Лите сейчас больше всего хотелось вернуть привычные крупные перья, дающие сразу защиту и от холода, и от непрошенных взглядов. Даже в одежде она казалась себе непристойно раздетой, а от воспоминаний о неловком обращении на коне, на глазах у двоих мужчин, хотелось провалиться под землю.
        За дверью не раздавалось ни звука, и в маленькой кухоньке тоже стояла тишина. Лита посидела ещё немного, подобрала с пола накидки своих спутников, глубоко вздохнула и, собравшись с духом, вышла в зал.
        Тут было лишь ненамного светлее, чем в кухне. За ближайшим к двери столом сидели Ивлад и Вьюга, оба угрюмые и задумавшиеся, а может, просто уставшие. Лита приоткрыла рот: перед ними на столе лежали сушёные персики и сливы, вяленая хурма, булочки-плетёнки, мёд и другая диковинная снедь - что-то Лита видела на деревенских праздниках, что-то пробовала в последние дни на постоялых дворах, а некоторые угощения были совсем незнакомыми.
        Вьюга тронул Ивлада за плечо и указал кивком на Литу. Царевич встрепенулся, будто успел задремать на неудобной скамье, и быстро улыбнулся.
        - Лита! Всё в порядке?
        Она заправила за уши ещё влажные волосы, неловко сунула Вьюге в руки их с Ивладом накидки и кивнула, поджав губы.
        - Мы не знали, что ты будешь есть, поэтому попросили всего понемножку. - Ивлад махнул рукой на стол, ломящийся от еды.
        - Он никого не грабил, - со вздохом пояснил Вьюга. - Здесь остановились торговцы из Восточной Халкхи. Но для тебя нашлась свободная комната, сможешь отдохнуть пару часов.
        Лита осторожно приблизилась - при движении платье непривычно и странно билось подолом о ноги, а Ивлад поглядывал на неё с таким непонятным выражением лица, что Лита боялась, как бы он вновь не начал глупо извиняться за выпущенную им стрелу.
        В животе громко заурчало, но в это же время выпивоха на полу шумно всхрапнул и перевернулся на спину, и Лита понадеялась, что никто не услышал звук её желудка. Она быстро схватила вяленую хурму и булочку и по очереди откусила.
        - Садись. - Ивлад вскочил со своего места, суетливо оправляя одежду. - Поешь и пойдёшь отдыхать. Только… Извини, но мы закроем дверь снаружи.
        Лита хмыкнула.
        - Сколько раз ты произнёс «извини» за вечер и ночь?
        Ивлад густо покраснел, и, несмотря на страшную усталость, Лита отметила, что уже почти не боится его.
        «Закроем дверь снаружи» - слышать это было неприятно, пусть и не неожиданно. Куда бы она делась, даже если бы дверь открыли настежь? Уж не побежала бы по снегу, когда находится в этом хрупком и нелепом теле.
        Она присела на краешек скамьи и продолжила жевать пищу. Угощение было сладким, свежим и вкусным: почти то же самое, что Лита выбрала бы на ужин в любое другое время, разве что золотого яблока не хватало. Закончив, она вытерла липкие пальцы о платье.
        - Я готова.
        Ивлад и Вьюга провели её в комнатку, маленькую, с узким окошком и тесной кроватью, но Лита и этому была рада.
        Ивлад пожелал ей спокойной ночи - от другого человека это могло бы прозвучать как усмешка, ведь ночь уже давно наступила, но ни одна её минута не была спокойной.
        - Мы тебя разбудим, - пообещал Вьюга.
        Лита молча закрыла дверь и, не раздеваясь, упала на кровать. Строить подобие гнезда из одеял сил уже не оставалось.
        За стенами храпели торговцы из Восточной Халкхи, а за дверью слышался голос Ивлада; царевич говорил вполголоса:
        - Вдруг отец расстроится? Обещал птицу, а привезу девушку…
        Лита издала стон и зажала уши руками, чтобы не слышать ответ колдуна и другие жалобы царевича. В следующую же минуту она заснула.
        Глава 8. Где же её крылья?
        - Так, может, расскажешь мне, что за бешеные псы тебя покусали, братец?
        Ружан захлопнул дверь и приблизился вплотную к Домиру. Голова Домира раскалывалась, лицо горело: в драке Ружан разбил ему бровь и губу.
        Едва стих буран, они кинулись в погоню за пропавшей девоптицей, но никого не нашли: снег замёл все следы. Зато стремянный Рагдая разглядел невдалеке огоньки, и вскоре они выехали к мельнице.
        Рагдай просил сейчас же продолжить поиски, но Ружан был неумолим: направил коня во двор, кликнул хозяев, сорвал с коня Домира и заперся с ним в сенях.
        - Так никто и не кусал. Сам захотел девку спасти, - дерзко ответил Домир, глядя прямо в жёсткое лицо брата.
        - Спасти? А я, стало быть, хочу убить?
        Ружан толкнул Домира в грудь, усаживая на мешки с мукой, а сам склонился над ним, нависая, как ворон над падалью.
        - Ты из неё зверя потешного сделал. Показываешь, как скоморох - ручного медведя. Ей не нравится это.
        - А ты, получается, благородный защитник. Что же, братец, ты глупее, чем я надеялся. Или она напела тебе на ушко? Для чего вы уединялись с ней во время пира? Что, помял птичьи пёрышки?
        Домир вспыхнул. Ударить бы Ружана по лицу, да только удаль вся куда-то делась, как исчезла Лита. Куда унёс её буран? Был ли то человек или чьё-то насланное колдовство? Лучше или хуже ей стало? Вскочить бы на коня и поискать самому…
        - Ничего не напела. А тебе, видимо, да - взгляд совсем безумный стал.
        Ружан замахнулся кулаком, будто хотел ударить Домира в челюсть, но в последний момент остановился и рассмеялся - громко, бархатно, посверкивая глазами - на несколько мгновений вдруг показалось, что они из серых стали чёрными, как становились у больного отца. Домир отодвинулся, вжимаясь спиной в угол. Сквозь щели между брёвнами сквозил ледяной ветер.
        Отсмеявшись, Ружан выпрямился и отряхнул одежду.
        - Буду просить у мельника помощи. Вдруг видел кого? Выбирай, Домир, со мной ты или нет. Ивлад был против - помнишь его?
        При упоминании имени младшего брата лицо Домира болезненно дёрнулось, а в ушах зазвучала нежная песня девоптицы. Перед глазами полыхнула ослепительная вспышка: белым-бело, словно вновь окружил буран. Полыхнуло и исчезло, оставив после себя бешено скачущее сердце и тяжёлое дыхание.
        - Что с тобой? - небрежно осведомился Ружан.
        Домир поспешно покачал головой.
        - Идём к мельнику.

* * *
        Рагдай уже сидел за столом, а напротив него сложил крепкие руки рослый мужчина с густой короткой бородой. Ружан широким шагом приблизился и сел рядом с Рагдаем, а Домир, которому не хватило места за столом, уселся на лавку.
        - Чем обязан высоким гостям? - спросил хозяин, не скрывая недружелюбия. Домир не удивился бы, если бы мельник вдруг достал нож из голенища - так остро сверкали глаза из-под сдвинутых бровей.
        - У нас пропала ценность. Или её украли, - ответил Ружан с нарочитой небрежностью, будто у него пропал сущий пустяк - серёжка или золочёная пряжка. - Не видел ли кого?
        - Для чего мне помогать вам?
        - Для того, смерд, что перед тобой - старший царевич Ружан Радимович! - прорычал Рагдай, нависая над мельником. - Давай, доставай свои колдовские побрякушки и укажи нам на воров.
        Мужчина недобро сощурился, глядя на гостей. Не было похоже, будто титул Ружана произвёл на него впечатление.
        - Раз он царевич, то ему вольно врываться в мой двор с дюжиной воинов и обвинять в колдовстве? Что, если его отец пришлёт за мной головорезов?
        - Не смерти твоей хочу, - возразил Ружан мягче. - За помощью приехал. Кто, как не мельники, сведущи в колдовстве? Разве не заключаете вы сделок с тёмными силами, чтоб помогали вам крутить жернова? Всем известно, что мельник знает больше наговоров, чем любая бабка. А вещь, что пропала, - отцовская. Сам царь ждёт её возвращения. Так что не казнит, а озолотит.
        Ружан как бы невзначай заправил прядь за ухо, задев пальцем сверкающую серёжку. Брови мельника скользнули вверх, в глазах появился другой блеск - не гневный, алчный. Домир презрительно поджал губы, глядя на эту перемену.
        - Так ты вещь хочешь отыскать или того, кто её украл?
        Ружан с трудом сдержал торжествующую улыбку.
        - И то и другое. Вернуть вещь и узнать злодея, если он есть. Сможешь, мельник?
        - А вот и смогу.
        Хозяин встал и вышел в подклеть. Ружан повернул голову к Рагдаю.
        - Что я говорил? А тебе лишь бы кулаками махать.
        - Сын воеводы только это и умеет. Не злись, государь.
        Рагдай покачал головой - почти сокрушённо, но Домир-то знал, что это у них такие игры с Ружаном. Сын воеводы не считал себя сколько-то хуже царевичей - с детства мальчики проводили всё время вместе, и сейчас Рагдай вовсе не просил прощения и не заискивал, называя Ружана государем, - просто потешался.
        Подтверждая мысли Домира, Ружан и Рагдай одновременно разразились громогласным смехом и обнялись, соприкоснувшись лбами.
        - Как ловко ты его!
        - Сразу понял, что старик падок на золотишко. Готов спорить, у него и дочки миловидные в избе найдутся. Хочешь, сходи поищи.
        - Не посмеете, - подал голос Домир. Рагдай и Ружан удивлённо обернулись, будто и забыли, что средний брат тоже был здесь.
        - Что, надоело тебе веселье? - почти разочарованно протянул Ружан.
        - Бесчестье надоело. Отец нас отправил исполнить его просьбу. А ты что творишь? Станешь царём, так будешь каждый день свои игрища устраивать.
        Ружан медленно поднялся с места и встал напротив брата. Самоцветы на кафтане сверкнули прямо перед лицом Домира, и Ружан наклонился, уперев ладони в колени.
        - У меня было два брата. Остался один. Но отец знал, что дело наше опасно, а зимние ветра лютые, как цепные псы. Если из путешествия вернётся лишь один царевич, Алария запоёт траурные песни, но сколько баллад можно будет сочинить, когда скорбь уймётся? Ружан Аларский - самый отважный и сильный, только ему удалось привезти старику царю диковинное чудище. Меня будут чтить поколения, а о тебе забудут. Так же, как об Ивладе.
        Голос Ружана звучал мягко и сладко, как пряный мёд, но даже в зубах гадюки не сыскалось бы столько яда. Домир ответил старшему брату тяжёлым взглядом, и снова полыхнуло в голове видение: белый буран и порывистый ветер. Лита? Мёрзнет где-то?..
        Молчание Ружан расценил как безвольную покорность и распрямился с довольной ухмылкой. Тут же вернулся и мельник, неся простой туесок.
        - Государь, не силён я в колдовстве так, как тебе бы того хотелось, - прогудел мужчина, ставя туес на стол. - Но что умею, то сворожу. Дай руку мне, государь.
        Ружан приподнял верхнюю губу, но быстро сменил оскал на усмешку.
        - Прости, но лучше тебе обратиться к моему воеводе.
        Он отступил, пропуская вперёд себя Рагдая.
        Домир хмурился, наблюдая за ними. Конечно, Ружан не стал бы соприкасаться с колдовством - наверняка даже рядом с девоптицей у него волосы шевелились на затылке, но он храбрился. Вот и сейчас брат был почти уверен, что это колдовство отобрало у них Литу: он утверждал, что почувствовал присутствие вьюжных в том буране и весь был как борзая, унюхавшая кровь.
        Рагдай закатал рукав и вытянул руку, глядя на мельника без тени доверия. Домиру показалось, что хозяин замыслил хитрость: вот мелькнёт топор из-под стола да опустится на воеводову кисть… Только Ружан так грозно щурился, не отходя ни на шаг, что Домир понял: не решится, если дорог? своя голова и жизнь домашних. Мельник натёр бечёвку каким-то пахучим корнем и обвязал вокруг запястья Рагдая.
        - Вот. Будет жечь - значит, близко ты к цели подошёл. Холодом потянет - не тот путь выбрал.
        Рагдай нетерпеливо поднёс руку к лицу и потёр затянутую бечёвку. Корень окрасил её жёлто-рыжим, и такой же след оставался на коже.
        - Что за хлам, старик? - фыркнул Ружан.
        - Что просил. Колдовство. - Мельник развёл руками.
        - Ну смотри, - недоверчиво протянул старший царевич, - если не найду пропажу за три дня, мои люди вернутся и сожгут твою мельницу вместе с домом.
        Мельник побледнел, но не бросился Ружану в колени.
        - Как решишь, так и будет, государь.
        Домир опустил глаза и покачал головой. Ему было стыдно за брата, но он не мог даже извиниться перед мельником - вдруг Ружан и правда оставит его в лесу так же, как бедного Ивлада…
        - Собирай людей, - велел Ружан Рагдаю. - Не станем тратить время.

* * *
        - Вот и вся твоя спесь, царевна.
        Нежата сперва услышала знакомый голос, а потом с трудом открыла глаза. Очертания предметов постепенно вырисовывались перед её взором, но этих покоев она не узнавала - таких точно не было во дворце. Повернув голову, она увидела Военега и поспешила сесть - на скамью её положили боком, как куль. Голова закружилась.
        - Где я?
        Воевода поджал губы, пряча ухмылку.
        - Во дворе множество теремов, а ты привыкла ходить только по царскому. Увидишь, как живут другие.
        - Я спросила тебя прямо. Не юли.
        Военег присел рядом с Нежатой и взял её руку в свою. Царевна дёрнулась, но он держал так крепко, что заныли пальцы.
        - Пусти. Когда отец узнает, он наложит на тебя опалу.
        - Так уж узнает?
        Военег поднёс руку Нежаты к лицу и жадно прижал к губам. К горлу царевны подкатила тошнота.
        - Он всё узнаёт. А не он, так другой, кто точно не пощадит.
        Вывернув кисть до боли, Нежата выдернула свои пальцы из руки воеводы и замахнулась для пощёчины, но остановила себя. Ей показалось, что она испачкается в грязи, если дотронется до его сурового, исчерченного шрамами лица. Нежата гневно сощурила глаза и прошипела:
        - А если ты предашь царя и пойдёшь против его воли, я сама прокляну тебя и весь твой род.
        - Но мне отчего-то не страшно.
        Военег схватил Нежату за плечи и склонился над её лицом. Он дышал тяжело, будто захмелевший, глаза горели каким-то неистовым блеском. Нежате вдруг стало страшно: Военег - высокий и сильный, с широченными плечами, она же здесь одна, и никто не сможет ей помочь, даже зеркало куда-то подевалось…
        - Я дарю тебе возможность ответить самой. Последний раз спрашиваю: пойдёшь за меня замуж?
        Нежата смотрела в его горящие вожделением серые глаза, скользящие по её лицу, волосам и телу. Смотрела и чувствовала, как сильно колотится её сердце - но не от любви, а от возмущения и ярости. Воевода стал ей противнее, чем был когда-либо, раньше она думала, что его сватовство - игра, блажь, но теперь понимала - не шутит, пойдёт до конца, пусть даже по головам…
        - Если не соглашусь - силой возьмёшь?
        Военег обхватил её за талию и подтянул к себе, шепнул на ухо почти нежно:
        - Из Северной Халкхи прибыл князь Греней, брат твоей матери. И другие желающие занять Азобор тоже скоро приедут, не сомневайся. Царь скоро умрёт, царевичи пропали, а что может сделать одна юная незамужняя царевна? Если не я, то другой тебя возьмёт, а кто будет с тобой так же добр? Иные и отравить не побрезгуют - на что живая царевна при мёртвом царе? А вместе мы князя уговорим назад возвратиться, если не словом, так силой, и бояре на твою сторону встанут.
        - Если и встанут, то на мою сторону, а не на твою.
        - Отчего же? И меня уважают. Царёв воевода, как-никак. Станет нашим Аларское царство от моря до моря. Любить буду, Нежата. Клянусь.
        Он подался вперёд, опаляя щеку Нежаты горячим дыханием, притянул к себе царевну и впился жадным поцелуем в губы.
        Нежата с силой оттолкнула Военега ударом в грудь. Опешивший воевода откинулся на скамью, тяжело дыша, а Нежата вскочила и гневно выпалила:
        - Раз сам не боишься проклятий, побойся за своего сына! Про царевичей говоришь так, будто уже все трое сгинули, а сам забыл, что с ними твой Рагдай? Или Рагдаевой рукой-то и замыслил их сгубить? Пусть кто-то из бояр ждёт отцовской смерти, а узнать о тебе самое злое они тоже будут рады. Не из железа ковано твоё место, сместят и тебя, вероломец!
        Военег побледнел, а потом тут же залился багрянцем от шеи до ушей. Вскочил с лавки, наступил на Нежату так, что пришлось ей вжаться спиной в стену, и сжал мозолистыми пальцами лицо царевны.
        - Ты, колдовская сука, думай, что говоришь! Если я подтвержу слухи, что о тебе ходят, так народ тебя сам в болоте утопит и не посмотрит, что ты царская дочка!
        Военег так стиснул пальцы, что Нежате показалось, будто её челюсть вот-вот треснет. Она открыла рот, ловя воздух, и до боли вжалась затылком в стену. Лицо Военега больше не было страстно-нежным: над ней склонился воитель, не знающий жалости.
        - Пусти!
        Нежата зажмурилась, вспоминая лицо Вьюги и то, чему он её учил. Она постаралась отрешиться от боли и страха, позвала силу, что дремала в груди: несовершенную, слабую, но тщательно опекаемую. Военег зарычал и отпрянул, встряхивая ладонью. Нежата шумно выдохнула и сползла по стене, сдерживая дрожь.
        - Бешеная! Пусть обжигают прикосновения к тебе, всё равно не откажусь от желания обладать тобой. Подумай, крепко подумай над всем, что я тебе говорил. Ты девка неглупая, решишь сама.
        Военег кинул на Нежату последний взгляд, гневный, но теперь исполненный невольного уважения, и, прижимая к груди обмороженную руку, вышел из покоев. Загремел засов, запирающий дверь снаружи, и Нежата, обхватив голову, сжалась в углу и заплакала.

* * *
        Каждую минуту пути Ивлад прислушивался: нет ли погони? Не ржут ли взмыленные кони? Не гикают ли раззадоренные всадники, вскидывая тугие луки? Но за спиной стояла тишина, только выл заунывно ветер.
        Впереди был виден Азобор на невысоком холме, обнесённый кирпичными крепостными стенами. Наступал рассвет, и вдалеке сверкали башенки царского дворца. В груди у Ивлада робко занималась радость: почти добрались!
        Вдруг Вьюга повернул коня и остановился перед Ивладом. Пришлось придержать Звездочёта.
        - Дальше один, царевич, - заявил Вьюга.
        - А я-то всё думаю, когда ты забеспокоишься. Боишься отцовских воинов?
        Вьюга тряхнул головой, откидывая седые волосы с лица.
        - Не боюсь. Бывал в самом Азоборе не раз. Знал бы ты, царевич, где мы с твоей сестрой видались.
        Ивлад вспыхнул, даже ушам стало жарко.
        - Как ты смеешь такое…
        Вьюга усмехнулся и вскинул ладонь. В рот Ивладу набились снежинки, и он закашлялся.
        - Удивительный ты человек, - со смешком произнёс колдун. - Что я тебе сказал? Что видались. А ты что себе надумал? Наверняка уж что-то такое, чему не место в твоей кудрявой голове. Не смей Нежату обижать даже мысленно, понял меня?
        - Понял, - буркнул Ивлад, отплёвываясь.
        - И в Азобор я не еду не потому, что боюсь за себя. А потому, что не нужно, чтобы дозорные видели тебя в моём обществе. Представь: возвращается пропавший царевич, да не один, а с колдуном. Что отец тебе скажет? Порадуется, что привёл врага? Даже девоптица не уймёт гнев царя.
        - И тебе не хочется повидаться с Нежатой? - недоверчиво спросил Ивлад. Ему было трудно произнести это вслух, всю дорогу он старался не вспоминать о связи сестры с колдуном, но тут Вьюга сам первый заговорил об этом.
        - Очень хочется, - признался Вьюга и как-то затих, с тоской вглядываясь в очертания города, бледные и подрагивающие в морозном мареве. - Но я поеду один, зайду с другой стороны. Ты же скачи к основным воротам.
        Ивлад кивнул. Предложение Вьюги показалось ему разумным. Конечно, отцу тотчас доложат, если увидят царевича вместе с чужаком. А когда узнают, что это один из верховных колдунов, то не поздоровится самому Ивладу: Вьюга-то наверняка уж сумеет скрыться, да и не ворвётся же он прямо во дворец.
        - Лита, - тихо позвал Ивлад и тронул девоптицу за плечо. Она дремала прямо на спине Звездочёта, царевич поддерживал её, чтобы не свалилась.
        - Мм? - Лита разлепила глаза и встрепенулась. Вмиг её лицо из безмятежно-сонного сделалось хмурым и недоверчивым. Ивлада огорчила эта перемена: будто девоптицу расстроило то, что он по-прежнему рядом.
        - Извини, - по привычке произнёс Ивлад. Лита шикнула, но он продолжил: - Вьюга нас покидает. Дальше поскачем одни с тобой. Как долго ты будешь девушкой? Я имел в виду…
        Ивлад снова сбился и закусил губу. Ох, как он уже возненавидел свою робость! Под взглядом Литы он всегда чувствовал себя ужасно виноватым и сразу начинал волноваться.
        - Три дня, - ответила Лита. - Тебе придётся терпеть меня без перьев ещё две ночи. Что, отец не обрадуется такому подарку? Скажет, не нашёл девоптицу, приволок девку из деревни. Да?
        - Н-нет… Что ты…
        Она смотрела так пронзительно и злорадно, что Ивлад был готов провалиться: сперва под снег, а потом уже под землю.
        - До свидания, Ивлад. До свидания, Лита, - хмыкнул Вьюга, не выдержав. - Лёгкого вам пути.
        Его конь грациозно перебирал ногами, фыркал и нетерпеливо тряс ушами. Ивладу и самому не терпелось вновь пустить Звездочёта галопом, от долгого стояния на месте всё тело сводило холодом.
        - Спасибо тебе, Вьюга, - произнёс Ивлад, поднимая подбородок выше. - Правда спасибо. Ты всегда можешь рассчитывать на… на мою помощь…
        Вьюга мягко рассмеялся и похлопал Ивлада по плечу.
        - Не стоит, царевич. Верховному колдуну не нужна помощь семнадцатилетнего мальчишки. Но это приятно слышать.
        Он уважительно поклонился Лите, ещё раз кивнул напоследок Ивладу и пришпорил коня, да так, что в лицо Ивладу полетели колкие снежные вихри.
        - Вот и остались мы с тобой вдвоём, - вздохнул он, глядя Вьюге вслед. Лита коротко кивнула.
        Казалось, она уже свыклась с обществом двух людей: сидела на коне смирно, не жаловалась на боль в руке и не пыталась сбежать, только нет-нет да и поглядывала тоскливо на небо, будто ждала сестёр-девоптиц, которые могли бы спасти её. Но Ивлад понимал: не прилетят крылатые сестрицы, ведь если одна в новолуние лишилась крыльев, то и остальные тоже, значит, и ждать их бессмысленно. Да и отлучиться из леса они бы не решились.
        Вдруг Ивлада осенило. Прошли уже целые сутки с того момента, как он заключил уговор с девоптицами. Осталось всего два дня, чтобы вернуть Литу, но всё это время она останется в теле девушки, а значит, отец не получит ту девоптицу, о которой мечтал. Неужели он не знал, что в новолуние они лишаются крыльев? Или из-за болезни не придал этому значения?
        Ивлад потряс головой, прогоняя тяжёлые мысли. Сначала нужно добраться во дворец, а там видно будет. Может, отца устроит и такая девоптица.
        - Скоро будем на месте, - тихо сказал он, едва не касаясь подбородком макушки Литы. От его дыхания - или всё-таки от зимнего ветра? - рыжеватые волосы шевелились и мерцали золотом в утреннем свете. Ивлад прерывисто вздохнул и отвернулся, оглядываясь по сторонам. Хорошо, что он сыпанул под язык щепотку Нежатиного порошка ещё перед тем, как они с Вьюгой нагнали дружину Ружана в буране. Иначе бы постоянно беспокоился за ясность своего разума: вдруг птица успела тайком его заколдовать.
        Он ударил пятками коня в бока, направляя к Азобору.
        Розовое морозное утро стремительно разливалось по окрестностям. Глаза Ивлада уже слипались - ему удалось подремать всего около часа, пока Лита отдыхала в комнате, и то он постоянно вздрагивал: с непривычки было очень трудно расслабиться в месте, так не похожем на дворцовые покои. Но родные стены были всё ближе, уже скоро он - первый - обрадует отца долгожданным подарком. На сердце радостно теплело: потом он как-нибудь сумеет договориться с Литой, чтобы старшие девоптицы не держали на него зла из-за опоздания.
        Звездочёт уже скакал по заснеженному холму, приближаясь к воротам: конь Нежаты узнал места и рвался домой, как вдруг Ивлад увидел двух всадников, приближающимся к ним с боков, и одного - спереди.
        - Военег?! - воскликнул Ивлад с облегчением, узнав перед собой отцовского воеводу. Его конь был под стать наезднику: крупный, мускулистый, с широченной грудью. Лита прижалась спиной к Ивладу и не издавала ни звука.
        - Вот и нашёлся наш блудный царевич, - прогрохотал Военег. Двое всадников остановились по бокам от Ивлада, будто сторожа.
        - Я первый добыл девоптицу, - выпалил Ивлад, не скрывая гордости. - Как отец? Проводишь к нему?
        Военег спешился и подошёл к Звездочёту, с прищуром глядя на Литу. Та ещё сильнее сжалась, будто хотела стать невидимкой. Ивлад успокаивающе тронул её за локоть, но она дёрнулась. Тогда он шепнул:
        - Этот человек - царский воевода. Он наш друг.
        - Где же девоптица? - спросил Военег, придирчиво оглядев Литу со всех сторон, будто овцу на торгу. - Девку вижу. Недурную. - Он хмыкнул и потёр бороду. - Но где же её крылья?
        - Она обратилась девушкой в новолуние, - ответил Ивлад уже без прежней радости. От поведения и слов воеводы ему становилось тревожно. - Пропусти нас во двор. Мы спешим.
        Военег причмокнул губами и опустил ладонь на щиколотку Литы. Девоптица выдернула ногу и зашипела - были бы перья, ощетинилась бы.
        - Не тронь, - предостерёг Ивлад. - Пропусти по-хорошему, Военег.
        Его воины приблизились, и Ивлад понял: у него не получится самому проехать дальше, пока Военег не отзовёт бойцов и не уйдёт с дороги сам. Внутри всё похолодело. Ивлад сглотнул.
        - Военег… Прошу.
        - Ты просишь. А старший царевич бы приказал. - Воевода покачал головой, будто Ивлад безмерно его разочаровал. - Вяжите.
        Ивлад сперва не понял, к кому относилось последнее слово, но дружинники вдруг подобрались вплотную, а воевода взял Звездочёта под уздцы.
        - Военег!
        Ближайший дружинник размахнулся и ударил Ивлада палицей по затылку. Последним, что видел царевич, была кричащая Лита, которую стягивали с коня.
        Глава 9. Царский пир
        Короткий зимний день уже догорал последними багряными вспышками, когда отряд Ружана приблизился к Азобору. Рагдай уверял, что бечёвка мельника печёт ему запястье - значит, и Литу увезли в этом направлении.
        Домир держался в стороне от брата и сына воеводы. Казалось, что от малейшей искры они оба взорвутся гневом.
        - Если старик нас обманул, завтра же его мельница будет полыхать, а сам он - висеть на суку, - прорычал Ружан, в который раз недоверчиво глядя на Рагдая.
        - Зачем ему обманывать? - Тот недовольно поджал губы. Он всегда принимал недоверие и злость Ружана на свой счёт и становился замкнутым. - И я тоже не вру тебе.
        Ружан выдохнул сквозь стиснутые зубы.
        - Значит, птица уже в Азоборе? И кто же её туда отвёз? Колдун, который наслал на нас буран, а потом растворился в воздухе?
        - Почём мне знать? - огрызнулся Рагдай. - Приедем, и увидишь.
        Домир молчал, но чувствовал: Рагдай говорит правду, Лита действительно где-то там, впереди. Теплел в груди маленький огонёк, а перед глазами уже не мелькали белые вспышки, значит, метель больше не воет вокруг замерзающей девоптицы. Внезапная мысль - невероятная, безумная - шевельнулась в голове: вдруг это Ивлад сумел их обхитрить? Но как? Домир ведь сам видел, как Ружан привязал раздетого брата и оставил на морозе. Видел и ничего не сделал. Даже не попытался.
        Домир зажмурился. Как же хотелось скорее вновь встретить Литу и убедиться, что хотя бы с ней всё в порядке…
        Ружан так пришпорил коня, что намного оторвался от остальных. Рагдай с неохотой последовал за ним, а дружинники, и Домир вместе с ними, поторопились, чтобы не отставать.
        Уже подъезжая к городским воротам, Домир заметил, что стражи будто бы прибавилось. Когда их отряд впустили внутрь, он понял, что не ошибся: на улицах то и дело встречались стрельцы в их заметных ярко-рыжих кафтанах. Больше всего их было у царского двора.
        Рагдай протрубил в рог, чтобы все слышали, что возвращаются царевичи. Отворили ворота, и дружина пропустила вперёд Ружана с Рагдаем. Заехав во двор, Домир увидел на парадном крыльце Военега, стоящего в окружении нескольких стрельцов. Откуда-то выскочила старая Тучка, любимая борзая Ружана, и, безудержно виляя хвостом, стала крутиться у коня хозяина.
        - С возвращением! - прогудел воевода, спускаясь по ступеням. - Чем закончился славный поход Ружана Радимовича за чудовищем?
        Домир остановил коня рядом с братом. Ружан сдвинул брови, на скулах взбухли желваки.
        - Отец, мы думаем, ты видел больше, чем мы, - осторожно произнёс Рагдай, потирая бечёвку на запястье.
        Военег потёр бороду, изображая, будто что-то вспоминает.
        - Видел ли я… Да, кажется, что-то видел. Утром заявился ваш младший брат. Да не один, а с девицей.
        Ружан округлил глаза и жадно выпалил:
        - Ивлад? Здесь? Неужели?
        Домир выдохнул с облегчением. Слава Прародительнице, живой!
        - Здесь, да не здесь. - Воевода сверкнул глазами, и Домиру вновь стало страшно. - Я принял его на подъезде к городу. Всё для вас стараюсь, Ружан Радимович.
        - Где он? - рыкнул Ружан сквозь зубы. - Он был у отца? Что с девоптицей?
        Стрельцы зашептались, видно, их взбудоражило слово «девоптица», от волнения прозвучавшее громче, чем Ружан хотел. Он грозно глянул на стрельцов - наверняка жалел, что не сдержался и так очевидно показал своё нетерпение.
        Военег подошёл совсем близко, слегка поклонился Ружану и Домиру и крепко пожал руку сыну. Домир кивнул в ответ.
        - Право, Ружан Радимович, зачем вы так волнуетесь? Я не глупец. Радим Таворович знать не знает, что девоптица уже во дворце. И младшего сына он не видел. Ивлад Радимович… - Военег сощурил глаза, подбирая слова, - гостит в моём тереме. А птица-барышня во дворце, в покоях царевны.
        - У Нежаты? - изумлённо выдохнул Ружан.
        - Нет-нет, - ухмыльнулся Военег. - С вашего позволения, я навёл некоторые порядки, пока дворец стоял пустой, без мужской руки. Нежата Радимовна тоже… у меня.
        Рагдай быстро обернулся на Домира. На лице воеводиного сына ясно читалось изумление.
        Домир ничего не понимал. Ему хотелось поскорее увидеть Литу, он был рад узнать о том, что Ивлад жив, но… Что значит «у меня»? Неужели Нежата приняла сватовство Военега? Да нет, быть такого не может. Сестра всегда была такой язвительной и холодной, что вряд ли нашёлся бы мужчина ей по сердцу.
        - Отец, что ты сделал с Ивладом и Нежатой? - спросил Рагдай. - Мне не нравится твой тон.
        - Пока ничего. Просто придержал. Но если Ружан Радимович прикажет…
        - Ивлада отошли в темницу, - выпалил Ружан. - Я займусь им позже. Сперва представлю девоптицу отцу. А Нежату… - Он склонил голову, раздумывая. Домир вспомнил: у Ивлада тогда была накидка сестры, а ещё - её конь. Видно, Ружан тоже держал это в памяти. - А давай-ка и её тоже. Пускай посидит и подумает, как перечить желаниям царя. В темницу её.
        - Ружан, опомнись! - крикнул Домир, но тут же осёкся, когда старший брат пристально посмотрел на него. Взгляд Ружана был так страшен, что Домир не сомневался: сейчас прикажет и его отправить в темницу. Но Ружан криво ухмыльнулся, увидев смущение Домира, и слез с коня.
        - Выполнять, - бросил он воеводе.

* * *
        Литу нарядили по-царски. Подобрали платье по стану - ни убавить ни прибавить, длиной в точности до пола, расшитое золотой кручёной нитью и молочно-розоватым жемчугом. По внутренней стороне рукавов швы были распороты - так, чтобы, появись вместо рук крылья, ничто не смогло их сдержать, да и весь фасон придумали таким, чтобы смотрелся ладно и на девичьем теле, и на птичьем.
        Голову девоптице украсили низким жемчужным кокошником - ах, как любили в Серебряном лесу украшать волосы: хоть венцами из простых веточек, хоть самоцветными бусинами. Завидовали бы сестрицы, увидев Литин наряд, да только самой Лите было не до радости.
        Пальцы и запястья её дальновидно не стали ничем украшать: сложно представить те украшения, что остались бы держаться на перьях, которые должны появиться вместо пальцев. Зато на шею повесили ожерелье в несколько рядов, сделанное из золотистых бляшек, похожих на монеты, в центре каждой из которых сверкал самоцвет.
        Прошло больше суток с того момента, как незнакомые люди сняли её с коня Ивлада. Ей отвели богатые покои - быть может, даже самые богатые во дворце, но Лита боялась прикасаться к чужим вещам и даже на кровать ночью легла с неохотой. В светлице постоянно находились служанки, мельтешили и тихо ахали, готовые по первому указанию броситься помогать гостье. Но сколько Лита ни спрашивала о судьбе Ивлада, они не отвечали. Пару раз заходил Домир, но она отсылала его обратно, хоть и была рада, что её песня не навредила ему. Ружан заглянул лишь однажды, убедился, что с Литой всё в порядке, и больше не докучал.
        Душили и давили стены дворца. Кругом были дерево и камень, роспись и ковры: запахи смолы, тканей, благовоний. Лите хотелось видеть небо, хотелось дышать студёным, звенящим воздухом и ощущать ароматы снега, спящей под коркой льда воды и тонкий аромат медовых яблок, покрытых снежной глазурью.
        С раннего утра вокруг неё сновали служанки - робкие и тихие, с быстрыми и ловкими пальцами. Приносили угощения, пряные напитки, поправляли причёску и одежду, шептались о чём-то и поглядывали на Литу с жадным голодным любопытством, а Лита вздыхала и подсчитывала, когда луна подарит ей привычный птиче-человечий облик и избавит от несуразного тонкого тела… Только вот беда - вновь превращение произойдёт на глазах у людей. От этой мысли становилось тревожно и будто бы липко.
        - Чужеземная госпожа! - с преувеличенно вежливым возгласом в палатах возник Ружан. За ним семенила борзая - белая, в чёрных пятнах. Лита вздрогнула, служанки разбежались, выстроились у стола со шкатулками драгоценностей и баночками духов, покорно опустив глаза. Лита с ненавистью посмотрела на Ружана, но про себя всё равно отметила, что в этот раз он был особенно красив: надел ослепительно синий кафтан с серебристым поясом, глаза горели звёздами на насмешливом благородном лице. Множество украшений гремели и звякали при каждом движении царевича, даже ножны на поясе сверкали и переливались.
        Лита развернулась к нему лицом, и Ружан остановился, придирчиво оглядывая девоптицу с головы до ног. Лите захотелось спрятаться от его взгляда, и она неловко обхватила себя руками за плечи. Длинные рукава заколыхались. Собака обнюхала ноги Литы и устроилась на ковре.
        - Не стоит прятать такую красоту. Над тобой постарались на славу. - Ружан взял Литу за запястья и развёл её руки в стороны, с жадным прищуром глядя на её шею, украшенную ожерельем, и ниже, на расшитое бусинами платье. - Сегодня тебя ждёт упоительный вечер, Лита. И я всё время буду рядом.
        Он улыбнулся ещё шире, но улыбка быстро превратилась в оскал, а затем и вовсе угасла. Лита слышала, как часто бьётся сердце старшего царевича - а может, это стучало её собственное?
        Её пугала мысль о том, что придётся провести весь вечер в компании чужих людей, да ещё и бок о бок с Ружаном. Она выдернула запястья из пальцев царевича и потёрла вспотевшие ладони о платье.
        - Разве твой отец не хотел увидеть меня с птичьими крыльями? Может, ему стоит подождать моего обращения?
        Ружан осторожно сжал пальцами подбородок Литы, поворачивая её лицо на свет. Лита почувствовала, как вспыхнули щёки: от смущения и злости.
        - Хотел. И увидит. Мы всё успеем, у нас достаточно времени. Начнём с представления на пиру, милая Лита. - Ружан заглянул ей в глаза, и брови его чуть сдвинулись к переносице, словно царевича расстроило что-то из увиденного. Затем он, не выпуская подбородка Литы, потянулся рукой к столу, у которого замерли служанки, и взял маленькую баночку с рыже-алой краской. Лита отказалась, чтобы служанки красили ей щёки - боялась выглядеть нелепо и непристойно. Ей и так предстояло унижение во время обращения. Ружан откупорил крышку, зачерпнул кончиком пальца немного краски и нежно мазнул Лите по губам. Она вздрогнула от его прикосновения - мягкого, тёплого, но такого нахального, и отпрянула, сжимая губы. Краска ощущалась чем-то липким и согревающим, как свежий мёд. Ружан бархатисто рассмеялся, а потом и себе чиркнул тем же пальцем, оставляя на своих губах яркий рыже-алый след. Кто-то из служанок ахнул.
        - А теперь нужно растереть равномерным слоем, - шепнул он и прижался поцелуем ко рту Литы.
        Девоптица отступила назад, наткнулась спиной на столик и неуклюже зашарила руками, отыскивая опору. Склянки и шкатулки с бусами посыпались на пол, а служанки кинулись их подбирать, обрадованные тем, что наконец им нашлась работа и можно отвлечься от смущающего зрелища.
        - Не бойся, дикая птица. - Ружан рассмеялся, а накрашенные губы ужасно ему шли, не делая облик девичьим, но подчёркивая грубоватую, мужественную красоту.
        Лита вся дрожала, губы горели огнём. Она прижала тыльную сторону запястья ко рту, украдкой вытирая поцелуй царевича.
        - Что ты делаешь, Ружан?
        Он снова шагнул к ней, и Лита поняла, как сильно её трясёт. Ей и раньше хотелось убежать, но теперь желание стало нестерпимым. Ах, будь у неё крылья, выпорхнула бы из окна!..
        - Всего лишь хочу, чтобы ты не чувствовала себя здесь чужой.
        Он взял обе её руки и поднёс к губам, неотрывно глядя в глаза. Только вот Лита с каждым мгновением всё острее чувствовала себя незваной гостьей, чужачкой, и в голове гремело: бежать! Спасаться! Домой! В Серебряный лес!
        - Потерпи немного, - шепнул Ружан уже серьёзно, словно прочёл её мысли. Ободряюще стиснул Литины пальцы, свистнул борзую и вышел из покоев, лишь однажды обернувшись и подмигнув девоптице.
        Лита резко выдохнула и опустилась в кресло. После ухода Ружана она испытала облегчение, но знала, что это ненадолго. За окном сияло белёсое зимнее солнце, уже медленно катящееся к горизонту, и Лита понимала: ей предстоит долгий и утомительный вечер, полный страха и стыда. Она прикрыла глаза - хотя бы минуту посидеть вот так и ни о чём не волноваться…

* * *
        Всё виденное Литой до этого дня теперь казалось ей мелким и ничтожным, как речной песок против могучих камней.
        Дворец давил всё сильнее, нависал над головой расписными сводами, сжимался вокруг богатыми палатами, словно желудок огромного чудовища, проглотившего и столы, и скамьи, и служанок, и Ружана с Домиром, и саму Литу.
        Краска на губах подсохла и чуть стягивала кожу. Жемчужные нити от кокошника бились о виски и скулы, поблёскивали и маячили по бокам, и сперва Лита дёргалась с непривычки - ей казалось, будто мелькает что-то живое и опасное, будто подкрался дикий зверь и норовит прыгнуть сбоку.
        Её привели в огромную пиршественную залу и усадили по левую руку от Ружана - по правую сидел Рагдай, вовсе не Домир. Таких помещений Лите не приходилось видеть никогда прежде. В зале с лёгкостью могли бы уместиться все обитательницы Серебряного леса, включая служанок, да ещё бы осталось место, чтобы полетать. Столов сдвинули видимо-невидимо, несколько дюжин, не меньше. Рядом с ними вытянулись скамьи, теперь сплошь занятые нарядными гостями, приглашёнными на пиршество. Людей было так много, что у Литы кружилась голова от гудения их голосов. Она старалась ни с кем не встречаться глазами.
        Слуги приносили блюда и напитки, да столько, что у Литы кружилась голова, если она смотрела на них дольше трёх мгновений кряду. От запахов к горлу подкатывал липкий комок: так резко, незнакомо и душно пахли подносы и горшки с яствами, а когда внесли печёных лебедей, искусно укрытых перьями и издали похожих на живых, у Литы вовсе перехватило дыхание от отвращения.
        - Своей почётной гостье я сам налью лучшего вина, - сладко проворковал Ружан и взял кувшин из рук подавальщика. В кубок Литы плеснулась бордовая жидкость.
        - Разве положено царевичу самому разливать? - возразила она.
        Ружан улыбнулся:
        - Нам с тобой всё можно.
        Они сидели во главе стола, и все взгляды, описав круг по расписной сводчатой зале, непременно возвращались к ним. И чем сильнее хмелели гости, тем больше алчного блеска плясало в их глазах, и девоптицу разглядывали по-разному: кто с восхищением, кто с нескрываемым недоверием.
        - Ты вёз меня в подарок своему отцу. Так где же он? Не стоило ли ему уступить наши места?
        Улыбка на устах Ружана не погасла - казалось, его совершенно ничем нельзя было смутить.
        - Когда поднимется молодой месяц, тогда и займёт царь место. Твоё.
        Вдоль позвонков Литы выступил липкий пот. Ах, каков! Значит, всё-таки не на что надеяться: не уведут её в покои после знакомства с царём, все собравшиеся не просто попируют всласть царскими угощениями, а увидят диковину воочию - не нарядную девушку, а настоящую девоптицу, да не абы как, а застанут сам момент превращения…
        Веки Литы задрожали, и она прикрыла глаза. Как же она ненавидела моменты обращения… Ломается тело, делаясь из могучего и крылатого тонким и кожистым и обратно, резко меняется естество, заставляя суставы выворачиваться, кости - менять размер и положение, почти всегда - с нестерпимой болью. Девоптицы в Серебряном лесу обращались в одно время, но каждая старалась переждать превращение в укромном уголке, затеряться в узловатых ветках, закрыться листвой или мшистыми пологами, спрятаться у земли за выворотнями и упавшими стволами. Теперь же Лите негде скрыться, и остаётся с ужасом ждать, когда наступит глубокая ночь, а вместе с ней распахнутся крылья на потеху Ружановым гостям.
        Лите стало страшно. Она до боли в пальцах стиснула свой кубок, ощущая кожей каждую чёрточку замысловатого рисунка. Только сейчас она разглядела, что на металле были выгравированы девоптицы, и они же - нарисованные - украшали свод прямо над столом. Видимо, царь правда души в них не чаял, но от такой пылкой любви Лите делалось лишь страшнее.
        - Мне бы выйти, - слабым голосом проговорила она и встала из-за стола. Скатерть, зацепившись за самоцветы на платье, потянулась следом, норовя увлечь на пол тарелку со смоквами. Где только раздобыли их такой глухой зимой…
        Рука Ружана впилась в запястье Литы, небольно, но крепче тисков.
        - Никуда ты не выйдешь до ночи, милая. Сядь, пожалуйста, и улыбайся, будь добра. Ты же гостеприимная хозяйка, так сослужи мне службу.
        Он не хмурился, но в голосе было столько яда, что, сцедив, можно было бы отравить всех собравшихся. Лита сглотнула и тяжело опустилась на место.
        Беспомощно обведя глазами зал, она нашла Домира - как ожидалось, сразу за Рагдаем. Царевич был бледен и хмур, совсем не так бодр, как горячащийся Ружан. Лита наблюдала, как Домир угрюмо разглядывает свою тарелку, не притрагиваясь к пище. К кубку он тоже не прикладывался, тогда как Рагдаю подливали уже третий раз.
        - Выпьем за почившего царевича Ивлада! - воскликнул кто-то за столом.
        Лита обернулась на Ружана. Его улыбка чуть дрогнула, застыла на мгновение маской, а потом печально угасла, слишком медленно для того, чтобы скорбь выглядела естественной. Но, кроме Литы, никто, казалось, не заметил наигранности. Ружан встал, сжимая рукой кубок, вслед за ним поднялся и Рагдай. Домир оставался сидеть дольше всех.
        - Выпьем же. Скорбно потерять брата, особенно когда брат - младший, невинный…
        Ружан медленно и церемонно поднял кубок и осушил его до дна долгими глотками, а потом вытряхнул последние капли прямо в горло, жадно глотая. Лита с отвращением смотрела, как двигается вверх-вниз его кадык под бледной кожей.
        Каждая секунда словно обжигала её, падала горящей искрой на перья, которые должны были вот-вот вырасти. Юный месяц уже зародился где-то там, за сводчатым пологом, за крышей с черепичками, похожими на рыбью чешую, за серебристыми облаками, наверняка плывущими по небу цвета спелой голубики…
        Руки словно стянули верёвками так крепко, что кровь перестала бежать по жилам. Тонкие человеческие ноги будто бы стали совсем немощными, подломились, и Лита повалилась со скамьи на бок. Она пыталась схватиться за край стола, но пальцы прямо на глазах вытягивались и серели, превращались в сильные маховые перья.
        В зале поднялся шум: Лита слышала крики, грохот отодвигаемых скамей, но все они звучали будто издалека. Всё тело пронзила боль, а вместе с ней - неприятное тянущее и скручивающее ощущение, которое даже мешало вдохнуть полной грудью. Из лёгких словно выжимали воздух, ноги стискивали и перекручивали ремнями, руки, наоборот, вытягивали до хруста. Кто-то схватил Литу под крыльями, кто-то поддержал голову, уложив на колено, и она сквозь мутную плёнку, застилающую глаза, разглядела лицо Домира.
        - Чудо! Чудо! - кричали в зале, но Лита не была уверена, что верно расслышала, быть может, на самом деле кричали «чудовище».
        В рот ей полилась тонкая струйка воды, и Лита припала к ней, но тут же поняла: не вода, вино. Вслед за Домиром перед ней склонился Ружан.
        - Зовите же отца! - крикнул он с ликованием.
        Суета нарастала. К Лите подбегали всё новые и новые люди, наклонялись раскрасневшиеся пьяные лица, гости хохотали, показывали пальцами, блестящими от жира, ахали, восклицали и вскоре окружили так плотно, что девоптице стало нечем дышать. Она открывала и закрывала рот, а неуклюжее после обращения тело никак не слушалось. Крылья беспомощно распластались по полу, кто-то даже нечаянно наступил на длинные перья, и Лите никак не удавалось перевернуться со спины на ноги.
        - Расступитесь, болваны!
        Домир оттолкнул кого-то локтем, согнал с перьев Литы мужчину с соломенной бородой и рывком поднял Литу на ноги. Вид девоптицы, пусть нетвёрдо, но стоящей на собственных птичьих ногах, произвёл ещё большее впечатление.
        Домир помог Лите взобраться на скамью, как мог оттеснил любопытных, и сразу стало легче дышать. Лита смахнула крылом волосы, налипшие на лицо, - движение получилось неловким, но всё же почти удалось. Воцарилась благоговейная тишина, но Лита поняла, что все взгляды были направлены не на неё, а в сторону входа в пиршественную залу. Затем гости начали кланяться, а Ружан вскочил с места и положил руку на сердце.
        - Отец! Как ты смог подняться?
        В зал вошёл, опираясь на руку воеводы, иссохший старик. Его кожа была похожа на осенние листья - сухая и выцветшая, покрытая чёрными язвами, зато глаза на худом лице блестели ясно, пусть и устало. Заметив Литу, старик замер и приоткрыл рот.
        - Чудо-птица для царя, - объявил Ружан, указывая на Литу. Ответа на первый вопрос он не дождался и решил заполнить неловкое молчание.
        Воевода, одетый в длинную тёмную шубу мехом внутрь, медленно повёл царя к столам. Лите стало жутко под пристальным взглядом старика, захотелось спрятаться, а лучше - взлететь под своды и вырваться из душной залы.
        - Ружан… - выдавил царь, протягивая руки не то к сыну, не то к девоптице. - Ты… Ты добыл её для меня?
        Домир рядом с Литой шумно втянул носом воздух.
        - Добыл. Для тебя. Нравится царю мой подарок?
        Ружан сделал шаг в сторону, чтобы не мешать старику рассматривать девоптицу.
        - Хороша, хороша красавица… - выдавил старик царь надтреснутым голосом, который звучал так, словно Радим не говорил десяток лет, и горло его стало сухим и неподатливым, как глиняный черепок. - Ты слышишь меня, девица?
        Все взоры вновь обернулись на Литу. Лита испуганно посмотрела на Домира и кивнула царю.
        - Слышу.
        Голос и вид говорящей девоптицы вновь переполошили собравшихся. Люди зашептались, стали кивать и тереть бороды, будто рассматривали на торгу диковинный товар.
        - Прости меня, - вдруг произнёс старик. - И сыновей моих прости. Знал, что толкаю их на страшное зло, но мне и без того осталось недолго, а ведь каждому хочется умереть счастливым. Вот и умру, полюбовавшись на тебя…
        - Отец! - вдруг воскликнул Домир. - Не Ружан поймал Литу. А Ивлад.
        Не успел царь удивиться, как Ружан поспешил взять дело в свои руки.
        - Ах, средний братец, как же крепко ты перебрал вина! Я ведь предупреждал тебя…
        Зал взорвался хохотом.
        - Ивлад? - Царь нахмурил лоб. - А где он? Где мой младший сын и моя дочь? Почему они не пируют вместе с вами?
        Воевода, поддерживающий царя, помог ему усесться на место во главе стола и мягко прогудел на ухо:
        - Ваше величество, Нежата приболела и не смогла…
        - А Ивлад? Где Ивлад?
        Царь заметно разнервничался, глаза его забегали по залу, и он больше не улыбался оттого, что сыновья добыли диковину.
        - Ружан бросил Ивлада и Нежату в темницу, отец, - ответил Домир, и его слова тяжёлой тучей повисли в воздухе.
        Царь медленно обернулся на среднего сына и замер.
        - Домир… Что ты говоришь? Ружан, это правда?
        - Домир перебрал с выпивкой, я уже отвечал, - недовольно откликнулся Ружан. - Прикажешь доставить девоптицу в твои покои, отец?
        Царь смотрел на Литу, и внутри у девоптицы от его взгляда что-то закипало, дыбилось пеной и билось о рёбра. Она попыталась отвернуться - и с ужасом поняла, что не может, словно привязали голову и заколдовали, заставив смотреть в лицо старика. Вокруг стихали звуки, блёкли цвета и угасал свет, пространство сужалось до двух серо-голубых глаз в венцах тонких морщин…
        Царскую кровь и род девоптиц связывали древние предания. Лита не знала, откуда они пошли и что из россказней - правда. Их просто передавали друг другу долгими весенними вечерами, когда яблони Серебряного леса сплошь в нежно-розовом цвету и пахнут звонко, сладко. Лита слышала, будто людей пение девоптиц лишает рассудка, будто в Аларии верят, что присутствие девоптицы по дворце сулит страшные беды, войны и пожары, но чаще всего говорили, будто аларские цари связаны с девоптицами так прочно, что роднит их чуть ли не общая кровь. В некоторых сказках говорилось, что царь погибнет от взгляда девоптицы - но они, конечно, врали, иначе стали бы царевичи ловить Литу для отца? В иных сказывали про палящую жаром любовь, которой проникнется царь, едва увидит птицу с женской головой, но и в такое Лита не верила. Однако что-то происходило, и объяснения этому она не могла придумать.
        Крылья Литы безвольно поникли, мягко черканув кончиками перьев по полу. Маленькое пёрышко выпало и, закружив в воздухе, вспыхнуло алым пламенем.
        Лита повернула голову: надтреснуло колдовство, связывающее её с царём, и она закричала протяжным криком. Одно за другим вспыхивали перья на её теле, пламя окутывало облаком, рассыпая искры по столу и полу.
        Лита замахала крыльями, поднялась в воздух, сильно забирая в сторону - раненое плечо разболелось от движения, а пламя, казалось, горело не только снаружи, но и проникало внутрь, но не сжигая, а покалывая и разгоняя кровь, стучало в висках, затмевало зрение и заставляло разум метаться в ужасе.
        Внизу мельтешили море человеческих тел и частокол вытянутых рук: то Литу хотели поймать, то уворачивались от огненных искр, падающих с оперения. Чашники принесли вёдра с водой и тушили загоревшуюся скатерть. Лита поднялась к сводам и стала метаться, отыскивая выход.
        - Беда грозит царю! - выкрикнул кто-то внизу, но мысли Литы только сузились до одной точки и бились лихорадочно, в такт ударам сердца. Пламя, источаемое её телом, обливало алыми отсветами расписные стены. Лита задыхалась, как вдруг что-то тяжёлое ударилось в окно, выбивая и цветные стёклышки, и переплёт. Морозный воздух ворвался в залу вместе со снежинками. Лита вскрикнула от неожиданности и увидела у окна Домира: в руках у него был обитый бархатом табурет.
        - Лети, милая! - крикнул царевич.
        И Лита, превозмогая боль, ринулась сквозь разбитое окно.
        Глава 10. Темница и новый царь
        Ивлад очнулся на земляном полу. Голова болела так сильно, что он с трудом перевернулся на бок и ощупал затылок - пальцы остались мокрыми от крови. Сплюнув, Ивлад заставил себя сесть и осмотреться.
        Вдоль стен, сложенных из белого камня, стояли две скамьи с матрасами, набитыми соломой, в углу - ведро с водой и ковш. Здесь было даже окошко в частом решётчатом переплёте - тут могли держать только особенных людей, простых воров кидали в острог или в обычную яму.
        Военег отправил его в царскую темницу. Ивлад охнул, медленно осознавая происшедшее. Воевода встретил его у города - кто-то доложил? Дозорные? Отобрал девоптицу - что теперь с Литой? И для чего она воеводе: сам захотел перед царём выслужиться? Или для Ружана сбережёт? Голова всё сильнее наливалась болью, во рту было жарко и сухо. Едва поднявшись, Ивлад зачерпнул воды из ведра, сперва напился, а потом плеснул себе в лицо.
        Стало только хуже, ледяные струйки сползли за шиворот, волосы намокли и противно прилипли ко лбу. Ивлад утёрся накидкой как мог: хорошо хоть Нежатин подарок не отняли. Зато всё оружие и снаряжение куда-то делось, даже порошок пропал.
        Быстро смеркалось, в узкое окошко уже почти не проникал свет, но в темнице не нашлось даже лучины. С наступлением вечера холодало. Ивлад закутался в накидку и уселся на скамье, прислонившись спиной к стене.
        Он не стал звать стражу и шуметь: слишком болела голова, да никто бы и не пришёл на помощь - очевидно, по чьему приказу он здесь оказался. Ивлад злился на себя: зачем полез так открыто? Что, думал, Ружан просто так позволит ему первому предстать перед отцом с девоптицей? Наверняка старший брат тотчас кинулся во дворец, когда понял, что Лита пропала. Или же заранее предупредил воеводу, чтоб не пускал никого, кроме него самого.
        Кажется, Ивлад задремал. Его разбудили грохот отворяемой двери и голоса. Ивлад всполошился, чуть не упал со скамьи, но удержался и подобрал под себя ноги.
        - Сладких снов, - пожелал грубый мужской голос. В темницу кого-то втолкнули, дверь закрылась обратно, и Ивлад различил свистящий шёпот:
        - Вам всё аукнется.
        - Нежата? - с недоверием спросил Ивлад, вглядываясь в темноту. У дверей стоял кто-то высокий - ростом с самого царевича, но лица не удавалось разглядеть.
        - Кто… Ивлад?
        Послышался шорох ткани, Ивлад поднялся со скамьи, и его тут же заключили в объятия.
        - Нежата… - выдохнул он и так крепко стиснул сестру, что сам испугался. - Ох, прости.
        - Дурачок, - шепнула Нежата и прижалась ещё сильнее.
        Они простояли, обнявшись, несколько минут. Наконец Ивлад, чуть отстранившись, поцеловал сестру в обе щеки и сощурился, пытаясь разглядеть её лицо в темноте.
        - Ты цел?
        - Ты цела?
        Они задали вопросы одновременно и одновременно же рассмеялись.
        - Со мной всё в порядке. А тебя за что же сюда? Ты слышала что-то о девоптице? Как она?
        Нежата взяла Ивлада за руки и стиснула тонкими пальцами.
        - Я неугодна воеводе тем, что отказалась идти за него замуж. Про девоптицу не слышала, прости. Я была у Военега в тереме, не во дворце.
        Ивлад тяжело вздохнул. Всё же очень хотелось бы убедиться, что с Литой не сделали ничего плохого, но и за Нежату он беспокоился.
        - У Военега? Что он от тебя хотел?
        - Ты не беспокойся. - Нежата быстро ткнулась лбом в грудь Ивлада. - Просто сидела в отведённых мне покоях. Раньше там жила его жена, но ты сам знаешь, что с ней случилось…
        - Да уж. - Ивлада передёрнуло. Все знали, что Военег сам убил свою жену, мать Рагдая, - то ли за неверность, то ли за излишнюю ревнивость, и с тех пор её покои пустовали. - И каково там?
        - Пусто и тоскливо. Военег надеялся, что я передумаю и соглашусь на его предложение. Но я же упрямая. Пускай этот бородатый боров ищет себе другую дурочку. Ну а что девоптица? Ты всё-таки добыл её? Расскажи!
        Нежата присела на скамью и потянула Ивлада за руки, усаживая тоже. В её голосе было только нетерпение, никакого огорчения или злобы - будто царевну вовсе не волновало, что её заперли в темнице.
        - Добыл. - Ивлад снова вздохнул. Что бы он ни сказал, ему придётся упомянуть Вьюгу - а что, если он не сумеет сдержаться и выскажет Нежате свою обиду? Ссориться с сестрой, когда они оба сидят в темнице, ему не хотелось.
        - И какая она? Красивая?
        Ивлад порадовался, что темнота скроет его румянец.
        - Очень. Она хрупкая, но только с виду. Особенно когда становится девушкой…
        - Ты видел обращение девоптицы? - Нежата ахнула. - Счастливец!
        - Вовсе не счастливец. Я бы пожелал не видеть того, что не предназначено для моих глаз.
        Нежата до боли впилась ногтями в кожу на ладони Ивлада.
        - Ну а… ты сам управился? Или помогал кто?
        Ивлад осторожно высвободил свою руку и, немного помедлив, ответил:
        - Помогал.
        - Вьюга?
        Вот так запросто она перевела разговор на тему, которой Ивлад так боялся. Имя колдуна сорвалось с губ Нежаты быстро и легко, будто нетерпеливо каталось на языке и наконец-то освободилось.
        - Да.
        Нежата молчала, только шуршало платье, которое она непрестанно расправляла на коленях, - наверное, ждала, что Ивлад расскажет что-то о Вьюге, но царевич запнулся и закусил губу. Сквозь головную боль начинала пробиваться злость.
        - Ивлад… Ты точно в порядке? Не хочешь мне чего-то сказать?
        - Ты же не захотела сказать мне, - буркнул он, встал со скамьи и подошёл к окну. Сквозь щели между кусочками слюды задувал ветер - отец не тратил дорогое стекло на темницы, конюшни и псарни, а велел закрывать оконца слюдяными пластинками. Снаружи стемнело настолько, что совсем ничего нельзя было разглядеть.
        - Что ты имеешь в виду? А-а. - Нежата замялась.
        Ивлад стиснул зубы, чувствуя, как крепнет гнев.
        - Он же верховный колдун. Стрейвинец. Как же так, Нежата? Отчего ты не могла сказать хотя бы… мне?
        Голос дрогнул, и последнее слово получилось хриплым. Ивлад прижался лбом к холодной стене сбоку от окошка. Он одновременно и ждал объяснений Нежаты, и боялся их услышать.
        - Ивлад, ты же сам понимаешь. Верховный колдун, стрейвинец - вот и весь ответ. - Сестра хмыкнула. - Даже приняв его помощь, ты не сумел принять его самого.
        - Зато ты смогла.
        - А я смогла. И он меня. Нежату Радимовну, а не царевну.
        - Как ты можешь быть уверена в том, что он не хочет подобраться к отцу с твоей помощью?
        - Могу только верить, - с вызовом ответила Нежата.
        Ивлад рыкнул и ударил кулаком по стене, но тут же пожалел: вышло больно.
        На его плечи опустились руки сестры, а её щека прижалась к его спине. Ивлад замер: он так скучал по Нежате в пути, хоть ему почти некогда было думать о доме. Но в груди всё равно скреблась обида.
        - Золоточек, - прошептала она. - Милый мой, неужели тебе так трудно поверить мне? Прости, что скрывала. Мне было страшно. Ты представить себе не можешь, каково это - носить в себе тайну, которая разом - и счастье и боль.
        Ивлад обернулся и положил руку поверх пальцев Нежаты.
        - Ты могла бы поделиться тайной со мной.
        - Я собиралась. Но всё сложилось так, как сложилось. Ты не станешь злиться?
        - Стану, - честно признался Ивлад. - Я позлюсь ещё немного, хорошо?
        Нежата издала смешок и повернула Ивлада лицом к себе.
        - Хорошо. Я всё равно люблю тебя. - Она чмокнула его в щеку. - А накидку уже пора отдать.
        Нежата расстегнула застёжку, сняла с Ивлада накидку и закуталась сама. Ивлад смущённо хмыкнул: хорош же он, даже не вспомнил, что на нём чужая одежда, а сестра мёрзнет в платье.
        Тень шевельнулась и села на скамью. Дважды глухо зашуршало: Нежата похлопала по матрасу.
        - Иди ко мне, Золоточек.
        Ивлад сел рядом, а Нежата подвинулась ещё ближе, прижалась боком и укрыла плечо Ивлада свободным краем накидки, как крылом.
        - Хорошо, что нас посадили сюда вместе. - Ивлад шмыгнул носом.
        - Замечательно. Что теперь делать будем?
        - А ты… не можешь позвать Вьюгу? - пробормотал Ивлад, борясь со смущением.
        Нежата цыкнула сквозь зубы.
        - Зеркало осталось в моих покоях, ещё во дворце. А по-другому позвать не получится. Да и что он сделает? Убьёт стражу? Проще сразу объявить Ружану войну.
        - Ну да. - Ивлад помолчал. В темнице с каждым часом становилось холоднее: катилась по улице морозная чёрная ночь, а тут ни костра, ни печки, чтобы погреться. Он удивился сам себе: за время короткого путешествия с Вьюгой и Литой он научился думать о костре как о чём-то понятном и удобном, хотя раньше только смотрел со стороны, как слуги растапливают очаг.
        Голову распирало от мыслей, и все они были как на подбор - одна другой неприятнее. Хуже всего было сидеть здесь и ждать непонятно чего, когда с Литой, быть может, происходит что-то страшное.
        - Нежата, - позвал он.
        - Мм?
        Сестра подняла голову с его плеча. Наверное, успела задремать, а может, тоже думала о своём.
        - Ты правда умеешь колдовать?
        - Совсем немножко. - По голосу было понятно, что она улыбается. - У меня не было учителя-колдуна, как положено. Я так, баловалась просто, не зная, как правильно. А год назад встретила Вьюгу, он-то и показал мне, что такое настоящее колдовство…
        Ивлад несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и не наговорить сестре колкостей. Он решил, что позволит себе злиться, но только так, чтобы Нежате это не портило настроения.
        - Ты можешь сделать что-то, чтобы нам тут было не так тоскливо?
        - Могу только так, чтоб стало ещё хуже. Меня учил вьюжный, так что я умею только заклинать мороз и снег. Хочешь, наколдую сосульки под потолком?
        - Лучше бы ты встретила огненного.
        Нежата пихнула Ивлада локтем в бок.
        - Царевне не пристало так себя вести.
        - А царевичу не пристало ослушиваться отцовских наказов.
        Они повозились, устраиваясь вдвоём на одной скамье. От соломы пахло сырой травой и немного мышами. В обнимку с Нежатой Ивлад пригрелся, подоткнул под голову матрас и зажмурился в надежде, что удастся хоть немного поспать.

* * *
        Когда девоптицу охватило пламя, Домир чуть не умер от ужаса. Красивое, грациозное, дивное существо обратилось огненным сгустком, но, вопреки всем ожиданиям, не забилось в агонии и не рухнуло на пол, а взмыло вверх, мощно взмахивая крыльями, и заметалось в поисках выхода.
        Ступор быстро прошёл. От Литы отлетали всполохи - огненные перья падали на пол и гасли, оставляя полоски сажи и кучки пепла. Домиру подумалось, что долго так везти не может: одно из перьев непременно попадёт на скатерть, деревянную скамью или, того хуже, на одежду кого-то из гостей. Чашницы и подавальщики разбежались по углам, закрывая головы руками. Некоторые из гостей тоже попрятались под столы, иные были слишком потрясены, чтобы действовать, а Ружан и Рагдай совершенно одинаково вскинули головы и прищурились, наблюдая за птицей с расчётливым любопытством.
        «Помоги!»
        Слово вгрызлось в голову: Домир не услышал его ушами, а почувствовал прямо внутри своих мыслей. Почти сразу он понял, что это Лита просит прийти на помощь.
        «Я не могу выбраться!»
        Голос Литы, тревожный и тонкий, звенел в голове манящим зовом, и сердце стучало быстрее, откликаясь на её мольбы о помощи. Домир схватил с пола табурет и, размахнувшись, ударил им в оконное стекло. Осколки витража дождём хлынули на пол, политые огненными бликами. Лита ринулась на волю, от притока морозного воздуха её пламя запылало ещё ярче. Не без труда протиснувшись через раму, девоптица вылетела во двор.
        - Забрали бы тебя ночные бесы! - в сердцах воскликнул Ружан, не заботясь о том, что его услышит вся царская дружина. Домир медленно обернулся, его мысли всё ещё занимала Лита. Теперь она была свободна. По-прежнему напугана, но свободна.
        - Всё я виноват, - тихо проговорил царь и прикрыл лицо ладонями. Домир приблизился к нему и опустил руку на плечо.
        - Что ты, отец? Вернуть её?
        Ему бы очень хотелось, чтобы царь ответил «да», но в то же время он боялся такого ответа.
        - Великие беды накликал на себя, на вас и на Аларию. Я был в беспамятстве, должно быть, когда отправлял вас в Серебряный лес… Ты сможешь спасти невинную душу, Домир? Сможешь уберечь девоптицу? Они… эти существа не могут долго оставаться вдали от дома. Её пламя - тому подтверждение. Погибнет ведь.
        Царь закашлялся, вцепился узловатыми пальцами в рукав Домира - откуда только силы вдруг взялись - и умоляюще заглянул сыну в лицо. Светлые глаза Радима Таворовича заволакивало страшной чёрной пеленой. Вокруг кричали: кажется, огонь всё-таки перекинулся на что-то в зале. Домир различал властные приказы воеводы и окрики Ружана.
        - Смогу, - горячо заверил он. - Она погибнет одна?
        Царь быстро облизал губы. Хватка ослабевала - наверное, силы покидали его.
        - Проследи, чтобы добралась до леса невредимой. Вы её привезли, на ваши плечи теперь ложится её судьба. Исправь мои ошибки, Домир. Не допусти бед.
        Домира грубо оттолкнули, и к царю кинулся Ружан.
        - Отец!
        - Собери Военега и бояр, - попросил царь.
        Ружан рысью метнулся в толпу, нашёл воеводу и вскоре вернулся с казначеем и дюжиной думских.
        Глаза Радима закатились, из горла вырвался хрип. Он откинул голову и сполз с кресла. Ружан сел на пол, прямо среди разлитого вина и осколков посуды, и устроил голову отца на коленях. Царь поднял на него благодарный взгляд и прижал ладонь Ружана к своей щеке.
        - Военег, - прошелестел царь. Его слова едва можно было различить в гомоне, воеводе и боярам пришлось плотнее обступить его. - Военег, слушай меня. Вот он - ваш новый царь. Ружан Радимович Аларский добыл мне девоптицу. Мой старший сын сменит меня. Присягните ему на верность.
        - Отец…
        Домир не мог поверить тому, что видел, но из глаз Ружана капали слёзы.
        Военег приложил руку к груди и встал на одно колено. Глаза воеводы тоже были красными.
        - Клянусь служить Ружану Радимовичу, сыну Радима Таворовича, - прогудел он. - Во имя Аларии и до конца своих дней.
        Бояре тоже опустились на колени: кто сразу, кто подумав и поворчав о грязи. Последним опустился старый казначей, медленно и грузно. Домир сделал шаг назад. Его мутило, виски сжимал страх, а в ушах ещё звенели отзвуки голоса Литы.
        - Клянусь служить.
        - …Ружану Радимовичу…
        - …И до конца своих дней.
        Слова присяги звучали глухо, едва пробивались сквозь стоящий в зале шум. Царь протянул руку - серую, совсем высохшую, в язвах, и Военег крепко пожал её. Царь протяжно выдохнул, его веки задрожали, глаза закрылись, и в следующий миг всё тело содрогнулось и обмякло.
        Домир отпрянул, глядя на отца и не узнавая его - посеревшего, мёртвого. Ружан продолжал поддерживать его голову, лицо брата кривилось в скорби, он шевелил губами, но Домир не слышал слов, его вновь звала Лита - звала к себе, ей опять было страшно и одиноко.
        Запах гари становился всё назойливее. Домир потряс головой и только сейчас понял, как быстро огонь охватил почти всю пиршественную залу. Военег подхватил на руки тело царя, Рагдай рывком поставил на ноги Ружана, чтобы вывести наружу, подальше от дыма, который быстро заполнял дворец. Домир скользнул следом, но вовсе не затем, чтобы спастись самому. Где-то его ждала Лита.
        Домир захватил подбитый мехом плащ, не оглядываясь на дворец, добрался до конюшен и оседлал своего скакуна. Снегу намело ещё больше, во дворе царил беспорядок, с колокольни доносился тревожный звон. За вечер поднялась сильная метель, такая густая, что вовсе ничего не было бы видно, если бы не огненный след, тянущийся по верхушкам деревьев - сосновые ветки тлели там, где их касались перья Литы.
        Выехав за ворота, Домир направился в сторону перелеска. Ночью рощица казалась совсем тёмной, непролазной, хотя на самом деле днём через неё просматривалась ближайшая деревня. Ноги коня увязали в глубоком снегу, но Домир подгонял и подгонял его, опустив голову, а снег всё равно летел прямо в глаза. Пахло дымом, и Домир старался не думать о том, сколько жилищ могла нечаянно поджечь Лита и во что превратился царский дворец. Песня девоптицы звучала в ушах тихим испуганным перезвоном, но доносилась издалека, заставляя прислушиваться и постоянно замирать, выбирая лучший путь.
        - Далеко ли собрался, царевич?
        Его со спины окликнул знакомый голос, и через мгновение впереди, взрыхлив снег мощными ногами, выскочил конь с Рагдаем в седле.
        Домир поднял голову, щурясь. Голос Литы смолк, вытесненный из головы вопросом Рагдая.
        - Дай пройти, - попросил Домир.
        Рагдай ухмыльнулся, покручивая в пальцах нож.
        - Обернись по сторонам. Что видишь? Тёмный лес, белый снег. Даже метель против тебя, царевич. Один брат уже сидит в темнице, никуда не денется. Второй вот-вот сгинет в чаще. В народе будут говорить, что его зачаровала птица-чудище. Закружила голову, завела в лес и оставила на съедение стуже и волкам.
        Смысл его слов медленно прояснялся в голове Домира, одурманенной девоптичьей песней, спетой для него лишь раз. Вспомнился Ивлад, вот так же окружённый ими с Ружаном, - такой же мороз и лес кругом, такая же жестокая насмешка в улыбке Рагдая. Домиру стало страшно.
        - Ружан не смог придумать ничего иного?
        Конь Рагдая вальяжно гарцевал, отрезая Домиру путь вперёд.
        - Ему незачем придумывать. Ты же не станешь менять добрый стальной клинок на другой, лишь бы похвастать обновкой?
        Домир смолчал.
        - Буду откровенен, - продолжил Рагдай. - Ружан велел мне тебя убить. Царю ни к чему братья-соперники, и если Ивлад уже в западне, то ты выскочил на свободу. А перед этим наделал немало глупостей. Это плохо. Ружан Радимович прощал тебя, но сегодня ты перегнул. Видишь этот нож? - Рагдай приподнял оружие. - Одним движением я могу послать его тебе в грудь. Или в шею твоего коня. Ты упадёшь, и мне хватит времени, чтобы убить тебя любым другим способом.
        Домир сглотнул. Его медленно затапливал густой страх, смешанный с чувством безысходности. Рагдай был прав. Обескураживающе прав.
        - Чего ты хочешь? Почему не убил меня со спины?
        Наверное, такую же боль чувствовал Ивлад, когда Ружан связывал его, а Домир трусливо выглядывал из-за плеча.
        - Потому что убивать царевичей нужно глядя им в глаза. Но мне жаль тебя. Ты даже безобиднее Ивлада - эдакий кудрявый пёс, место которому не на псарне, а в опочивальне боярской дочки.
        - Неужели ты дашь мне уйти?
        - С одним условием.
        Домир едва не рассмеялся. Сын воеводы ставит условия царевичу? Слышал бы отец! Но вслух сказал:
        - С каким?
        - Ты поклянёшься никогда не возвращаться во дворец. И не станешь оспаривать право Ружана на царствование. То, что вы вдвоём привезли девоптицу, ничего не значит. Ружан - единственный наследник Радима Таворовича Аларского.
        - Ты думаешь, Ружан осыплет тебя золотом за верную службу? Сколько стоят наши с Ивладом головы, Рагдай?
        Внутри Домира бурлила злость на Ружана. Вот какой ты, старший братец. Нужно было раньше понять тебя и быть осторожнее. Но Домиру всю жизнь казалось: Ружан - старше, умнее, сильнее, знает лучше, его любит отец, значит, нельзя в нём сомневаться.
        - Мне не нужно золото, Домир. Мне нужно доверие Ружана. Оно блестит гораздо ярче. И стоит дороже. А ты поезжай к своей невесте в Северную Халкху. Я скажу Ружану, что не успел догнать тебя. Просто поклянись, а иначе я убью тебя, пусть и не хочу этого.
        И правда, невеста… которую он видел лишь раз. Она где-то далеко, а Лита - близко, плачет и зовёт. Конь Домира незаметно пятился, отступая к просвету между елями. Если потом резко уйти влево, можно скрыться, и Рагдай даже на своём мускулистом скакуне просто не успеет догнать.
        Мелькнула сталь, конь заржал и встал на дыбы, скидывая седока. Не удержавшись в седле, Домир рухнул наземь. На снег брызнула кровь: нож Рагдая вонзился коню в плечо. Домир зарычал от бессилия и ярости, упёрся ладонями в снег, но Рагдай опередил его, обхватил за шею, рывком поставил на ноги и прижал лезвие к горлу.
        - Надумал убежать, царевич? Глупо, очень глупо. Я ведь предупреждал.
        Домир захрипел, когда Рагдай сильнее сдавил ему шею. Из глаз брызнули слёзы.
        - Ты такой же, как Ружан. Вас не ждёт ничего светлого!
        - Разве?
        Клинок вонзился глубже, вспарывая кожу. Домир вскрикнул.
        - Так ты клянёшься или нет? Я не слышу. Умирать обидно, спроси Ивлада, что он чувствовал в том лесу. Но всего лишь одно слово сохранит тебе жизнь. И ты навсегда запомнишь меня как своего спасителя.
        - Ты говорил о доверии Ружана, но хочешь предать его, - пропыхтел Домир. - Убивай скорее и принеси ему мою голову. Чтобы наверняка.
        Рука Рагдая подрагивала. Кровь из пореза обжигала шею и капала на одежду. Домир ждал: вот-вот оборвётся его жизнь, но мгновения тянулись, а ничего не происходило. Вдруг нож пропал, и Рагдай с силой оттолкнул Домира. Тот снова упал на четвереньки в снег.
        - Я понял. - Домир сплюнул и прижал ладонь к шее. - Ты никогда не резал людей. Не сражался лицом к лицу. Я прав?
        Рагдай оскалился.
        - Я сражался у устья Белой с колдунами. Я убивал их!
        - Разил стрелами. И не видел, как они падают, захлёбываясь кровью.
        - Тебя вообще там не было!
        - И сейчас ты не можешь убить меня, смог только бросить нож в моего бедного коня.
        Рагдай будто замялся и виновато обернулся на скакуна.
        - Это несерьёзная рана, царапина. Я просто хотел его напугать. И позабочусь о нём.
        Домир зло рассмеялся:
        - Ты жалок, Рагдай Военегович.
        Рагдай рыкнул и кинулся на Домира сверху, вдавливая его в снег. Домир потянулся к кинжалу на поясе, но не успел: кулак Рагдая впечатался ему в челюсть. Весь череп пронзила боль.
        - Кто из нас жалок? Кто?
        Удары Рагдая сыпались со всех сторон, тяжёлые, точные. Домир решил, что воеводин сын сейчас его убьёт, но не зарежет, а изобьёт до смерти.
        - Так поклянёшься ты или нет? - Голос Рагдая сорвался, будто он был готов зарыдать. - Я не хочу убивать тебя, Домир. Поверь.
        Внезапно в голову Домира вернулся голос Литы - он звучал далеко, но по-прежнему звал его. Птица, охваченная огнём, была слишком перепугана и растеряна, чтобы самостоятельно найти путь домой. Она нуждалась в нём. Звала его, а не кого-то другого. Того, кому спела свою песню. Кто поможет ей, если Рагдай исполнит приказ Ружана?
        - К-клянусь, - наконец прохрипел Домир.
        - Не слышу! Скажи громче, - прошипел Рагдай прямо на ухо.
        - Клянусь! - выкрикнул Домир, и хватка тут же разжалась - Рагдай поднялся на ноги и утёр рукавом лицо.
        - И будешь проклят навеки, если посмеешь забыть клятву. Хорошо, что благоразумие победило. - Он тяжело дышал, губа была разбита. - Я рад, что ты не оказался глупцом. Только поспеши скрыться. Ружан не должен узнать, что ты жив, иначе нам обоим конец.
        Рагдай вскочил обратно на своего коня, взял за узды раненого скакуна и, кивнув напоследок Домиру, двинулся обратно в сторону дворца.
        Домир ещё долго не мог отдышаться, сплёвывал в снег и сдерживал слёзы: унизительную, мерзкую клятву взял с него Ружанов воевода, вместо того чтобы подчиняться и среднему царевичу тоже. Мальчики всё детство провели вместе, учились и играли, не пуская к себе младших, Нежату и Ивлада, так что Рагдай должен был служить одинаково как Ружану, так и Домиру. Но отец выделил Ружану собственное небольшое войско, командование поручил Рагдаю, а Домиру досталось только сватовство - вот и всё, что выделяло второго из царских сыновей.
        Поднявшись на ноги, Домир утёрся концом плаща и вскинул голову. В прорехах снеговых туч искрились звёзды. Рёбра гудели от ударов Рагдая, но под ними разверзалась сосущая пустота. Кто он теперь? Ни коня, ни дома, ни братьев, ни отца - только отголоски девоптичьей песни в голове.
        - Я останусь жив, чтобы уберечь тебя и вернуть домой, - стиснув зубы, проговорил Домир, упрямо шагая по снегу, забивающемуся за голенища сапог.
        Так было проще убедить себя в том, что принесённая клятва не лишила его остатков чести.
        Глава 11. По зову голоса
        Днём Ивладу и Нежате принесли поесть - по миске похлёбки и по куску хлеба. Пища слуг, хорошо хоть не объедки с Ружанова стола. Стражи ничего им не говорили, не отвечали ни на один вопрос, но всё же дали пару старых, но тёплых одеял с непонятными пятнами. Нежата вынула откуда-то из-под одежды пару помятых пряников в сахарной глазури - сказала, утащила у Военега, будто чувствовала, что расположение воеводы не вечно. На пряниках были отпечатаны девоптицы, а внутри, на изломе, виднелось рыжее повидло.
        Ивлад вспоминал, что говорил ему Вьюга перед разлукой: что заедет в Азобор с другой стороны и встретится с Нежатой. Он не стал рассказывать об этом сестре, чтобы не расстраивать, но про себя размышлял: вдруг колдун соврал и не собирался навещать Нежату? А если и пробрался в город, то, выходит, не нашёл царевну и поскакал обратно?
        - Какой-то ты притихший, Золоточек, - заметила Нежата. - Не простыл? Извини, чаю тут не наливают.
        Ивлад улыбнулся уголком рта и покачал головой.
        - Как думаешь, Ружан нас отпустит? - с сомнением спросила Нежата, вытягивая ноги на скамье. - И вернулись ли они?..
        Ивлад уставился на неё исподлобья.
        - Ружан был не очень рад тому, что я поймал девоптицу. Меня он точно продержит здесь дольше. А тебя, может, и отпустит скоро.
        Нежата закрыла лицо руками и вздохнула:
        - В какой кошмар мы попали. Видел бы отец.
        Ивлад промолчал. Он не хотел, чтобы она знала, как Ружан встретил его в лесу и что при этом делал Домир. Прислонившись спиной к стене, Ивлад устроил ноги Нежаты у себя на коленях и сгорбился, глядя в одну точку.
        «Вот и порадовал отца», - подумал он.
        Едва за окном стемнело, дверь в темницу открылась. Ивлад вскочил со скамьи, чуть не ударившись головой о стену, Нежата вся подобралась и величественно вскинула подбородок.
        Внутрь вошёл сутулый старик, выставив вперёд руку с фонарём. Незнакомец был одет в бедняцкий плащ из грубой шерсти, покрытый инеем, капюшон скрывал лицо так, что был виден только подбородок.
        - Добрый вечер, - проговорил Ивлад, всматриваясь в пришельца. Он не было похож на стража… Неужели Ружан прислал духовника и собирается скоро казнить брата с сестрой?
        Старик неспешно прикрыл за собой дверь, поставил фонарь на скамью - отражаясь от белых стен, свет залил золотом всю темницу. Нежата отодвинула подальше от огня матрас, не сводя сосредоточенного взгляда с незнакомца.
        Вдруг старик выпрямился, встал ровно, превратившись в рослого стройного мужчину. Быстрым движением скинул капюшон, мелькнули растрепавшиеся седые волосы до плеч, и Нежата, вскрикнув, кинулась ему навстречу.
        - Вьюга? - удивился Ивлад. - Как ты сюда попал?
        Колдун крепко обнял царевну, она обвила его шею руками и зарылась пальцами в волосы. Ивлад отвернулся, чтобы не видеть, что будет дальше. К лицу горячо прилила кровь.
        Спустя минуту ему на плечо легла ладонь, и Вьюга развернул царевича к себе.
        - Ну, здороваться-то будешь?
        Вьюга усмехался, глядя на Ивлада, и первым крепко пожал ему руку. Нежата так и цеплялась за локоть колдуна, и Ивлад, увидев это, поспешил вновь отвести глаза.
        - Ты убил стражу? - спросила Нежата.
        - Не убивал. - Вьюга осмотрелся по сторонам, хмурясь. - Отвлёк. Сейчас все готовятся к царскому пиру, в Азобор стеклись знатные гости. Темницы почти пусты, часть стражи перебросили на усиление охраны ворот и дворца. А тех, кто остался, я выманил. Мне понадобились мальчишка и полдюжины гусей… В общем, пойдём скорее отсюда.
        Он подхватил фонарь, открыл дверь и выглянул в коридор. Убедившись, что там никого нет, Вьюга подал знак Нежате и Ивладу.
        - Мальчишка и полдюжины гусей? - растерянно переспросил Ивлад, покидая темницу.
        Нежата сердито обернулась и прижала палец к губам. Ивлад замолчал.
        В длинном каменном проходе завывал сквозняк. Вьюга вытащил из-под плаща посох, под бедняцким рубищем мелькнула знакомая белая накидка с чёрными звёздами. Колдун взял Нежату за руку, та в ответ стиснула пальцы Ивлада, и они все вместе кинулись вперёд по коридору.
        По бокам мелькали двери клетей: массивные, из дубовых досок, на тяжёлых петлях. За одной дверью раздавались стоны боли, и Ивлад пожалел, что одна рука у него занята, не получится заткнуть уши.
        Вьюга резко завернул направо, там коридор стал совсем узким, с низким потолком и без единого факела. Тут дуло так сильно и студёно, что Вьюга выставил вперёд наконечник посоха, заставляя ветер изменить направление. Вскоре они вышли к ещё одной двери: Ивлад догадался, что Вьюга провёл их ходами для прислуги.
        - Погодите немного.
        Колдун вновь набросил капюшон и сгорбился, затем легонько стукнул пальцем по носу Нежаты. Та хихикнула, но тут же зажала себе рот рукой. На волосах и одежде царевны образовался тоненький белёсый слой инея: с первого взгляда и не различишь, кто перед тобой.
        - Тебя не стану заколдовывать, - обратился Вьюга к Ивладу. - Колдовство вредит юным царевичам.
        - Но ты заговаривал буран, когда мы…
        - Буран. Не тебя.
        Ивлад сник.
        - Да ладно тебе, - подбодрила Нежата. - Мало ли сейчас во дворе людей в красных кафтанах?
        Она обняла Ивлада и шепнула на ухо:
        - С нами верховный колдун, ничего не бойся.
        Вьюга вытащил щеколду, толкнул дверь, и они втроём оказались на задворках царских темниц. По снегу расхаживал гусь - вероятно, один из той самой полудюжины. За углом слышались голоса, а ещё дальше - настоящий гвалт: во дворе встречали гостей.
        Ивлад тоскливо обернулся на дворец, пытаясь представить, каково сейчас Лите. Но из-за стен темниц виднелись только самые высокие башни с пёстрыми черепичными крышами, да в окнах одной из светлиц горели огоньки.
        - Скорей, - поторопил Вьюга и потянул царевича за плечо.
        С земли поднялся снег, окутывая их уже привычным Ивладу коконом. Вьюга уводил своих спутников к конюшням.
        - Но там нас точно поймают, - зашипела Нежата.
        Вместо ответа царский двор охватил буран: вытяни руку, и ничего не увидишь. Со стороны конюшен послышались проклятия.
        - Главное, молчите, - предостерёг Вьюга и вскинул посох. Под его руками зародился звук: так мог бы выть и стонать ветер, а мог бы и дикий зверь. Вьюга сжал кулак и выкинул в сторону, словно отбросил что-то ненужное. Вой полетел в сторону главных ворот. Закричали стрельцы и стража.
        - За мной. Быстро.
        Окружённые плотной снежной стеной, они добрались до конюшен. Вьюга молнией метнулся в сторону, и оба стражника упали в снег - Ивлад понадеялся, что они всё-таки живы. Нежата закрыла рот ладонью.
        - Только конюха не трогай! - попросил Ивлад.
        Всё так же, вместе с вихрем, они пробежали внутрь. Кони заржали, зафыркали, когда увидели снежный буран, но и Звездочёт, и Ветер узнали своих хозяев и быстро успокоились.
        - Стой! Кто тут! - всполошился конюх. Сердце Ивлада грохотало как безумное, а сейчас сжалось от тревоги за старика, но тут случилось то, чего он никак не ожидал. Снежный буран стих, будто впитался в наконечник посоха Вьюги. Конюх замер, не добежав до них несколько шагов, и вдруг почтительно опустил голову.
        - Господа, прошу прощения…
        Трясущимися руками он помог запрячь коней и вывести из денников. Нежата и Ивлад вскочили в сёдла, особенно Ивлад радовался возможности наконец-то увидеться со своим Ветром после разлуки.
        - Спасибо вам! - горячо крикнул царевич конюху.
        - Да что уж тут… Меня господин колдун в своё время так выручил… грех ему не подсобить… - бормотал старик.
        - А как же ты? - опомнилась Нежата, оборачиваясь на Вьюгу. - Бери любого коня. А лучше - вон того, Ружанова. Хоть так ему насолим.
        Вьюга покачал головой.
        - Вы сейчас скачите к задним воротам. Буран вам поможет. А я догоню вас позже, моя кобыла ждёт за посадом.
        - Осторожнее только, - попросила Нежата и взъерошила седые волосы Вьюги.
        Он быстро улыбнулся и хлопнул Звездочёта по крупу. Кони бросились прочь и в следующее мгновение оказались на студёном воздухе. С земли привычными вихрями вздымался снег, закручиваясь с боков и позади.

* * *
        Рагдай вернулся во двор глубокой ночью. На сердце у него было тяжело: впервые он посмел ослушаться приказа Ружана, но если бы убил Домира, то было бы совсем невыносимо. Ружану всё равно не на что жаловаться, один царевич убран с пути и не станет мешать старшему брату. Остался ещё один, в темнице. Да красавица-сестра…
        Конь быстро бы домчал до темниц, не увязая в снегу, - Рагдаю скакуна подарил Ружан и не признавался, сколько золота заплатил, а Рагдаю оставалось только беречь скакуна и любить, но в этот раз с ними был и раненый конь Домира, перед которым Рагдай испытывал тянущее чувство вины.
        Конюх спал, Рагдай растолкал мальчишку-помощника, передал ему Домирова коня и, тряхнув головой, двинулся дальше. Ужасно хотелось спать, голова раскалывалась после выпитого на пиру вина.
        Издали царские темницы можно было принять за боярский терем - белокаменные стены, покатые черепичные крыши и узорчатые узкие оконца в некоторых клетях. Сюда отправляли только знатных преступников - проворовавшихся духовников, богатых купцов, которые избегали оплаты подати, спившихся сотников да нарушителей данных царю клятв. Для простых воров и убийц у царя имелся острог за городской стеной: там вниз на два яруса уходили коридоры и комнаты, и сколько их было, не мог бы ответить даже сам царь, но достаточно, чтобы заключённые погибали от голода и жажды прежде, чем до них дойдёт очередь казни.
        Подъехав ближе, Рагдай заметил неладное. Дозорных у темницы больше не было, а в коридорах откуда-то намело почти столько же снегу, сколько на улице. Пройдя внутрь, он с недовольством обнаружил пустую клеть: младший царевич, а вместе с ним и царевна исчезли. Очевидно, кто-то им в этом помог. Неужели сами стражи?
        Рагдай крепко выругался и ударил кулаком по стене, разбив костяшки. От боли его гнев только усилился. Всё-таки не избежать ему ярости Ружана, ох, не избежать…

* * *
        Старший царевич вертел в пальцах жемчужную нитку, поднятую им с пола в зале, - упала с наряда Литы, когда девоптица обратилась, и гнев на его лице наконец-то гас, уступая место хитрой задумчивости.
        - Ушёл… - в который раз повторил он и впервые за всё время тяжёлого разговора открыто посмотрел на Рагдая. - Слышишь, что говорю?
        - Слышу.
        Рагдай стоял, прислонившись спиной к стене. Хотелось сесть, но он не решался без позволения - только не сейчас, когда Ружан зол и может вспылить в любой миг. Рагдай гадал: как скоро он привыкнет называть Ружана царём? По Аларским законам он оставался в титуле царевича до самой коронации, но уже, наверное, с весны придётся обращаться к нему не иначе как «ваше величество». А может, он позволит своему воеводе звать себя по имени, как раньше? И кем будет сам Рагдай: сменит отца на посту царского воеводы и станет командовать всеми войсками или продолжит возглавлять личную дружину Ружана?
        Царевич продолжал пристально смотреть на Рагдая, и он наконец понял, что тот имеет в виду: не он сам упустил, а Ивлад ушёл. Это означало, что гнев Ружана сменился если не милостью, то хотя бы принятием. Уже хорошо.
        - Я сам был не прав. Посадил его с сестрой-колдуньей. Но раз малыш Ивлад так полюбил колдовство, то почему бы и мне не полюбить? Как думаешь, Рагдай, справится мельник? Или поискать кого-то посильнее?
        Ружан будто раззадорился, присел на скамью и хлопнул по сиденью, веля Рагдаю сесть с ним. Борзая Тучка лежала у ног хозяина и убрала хвост, чтобы Рагдай ненароком не наступил.
        - Сбежал да сбежал. Бесы бы с ним? - проговорил Рагдай, с облегчением присаживаясь и вытягивая ноги. - Не очень-то он стремится занять твоё место. Хил, глуп - какой из него царь? Тебе не противник. А Домир и подавно не сунется.
        Последние слова он с трудом протолкнул через горло и выдавил из себя кривую улыбку. Хоть бы Ружан не заметил подвоха…
        - В том-то и дело, - фыркнул царевич. - Бесы с ним. Раз сбежал из Серебряного леса, значит, успел сдружиться с местными чудовищами. Попытался украсть у нас девоптицу - кто тогда ему помог? Кто наслал бурю? Чудовища, вьюжный колдун, сестрица-ведьмица, променявшая отца и всех женихов на нечистую силу: все бесы с ним, я понял это. Народ не простит будущему царю то, что он спокойно упустил друга колдунов.
        - Значит, живым брата не оставишь?
        Ружан стиснул жемчужную нить так, что она чуть не лопнула. Рагдаю не нравилось то выражение, которое сейчас расцвело на лице царевича, - жестокое, холодное, упрямое. Раньше, когда они были совсем юными, Ружан так смотрел, когда затевал какую-то дерзкую забаву - охоту ли у самых границ Стрейвина, соблазнение ли боярских дочек или травлю цепными псами тюремных узников. Сейчас же бывшие дерзости стали привычными вещами, и Рагдай тревожился от того, что же ещё мог задумать Ружан.
        - Нет, не оставлю. Будут оба братца лежать в снегу, леденея, а весной пусть сгрызут их волки до самых костей. Связался с колдунами - пусть от колдовства и погибнет. Узнай для меня, Рагдай, где прячется их сила нечистая, кто из бродящих по моим землям колдунов и колдуний достаточно силён и умён, чтоб со мной сговориться.
        Рагдай побоялся, что Ружан спросит, где он оставил тело Домира, поэтому поспешил поддержать тему:
        - Хочешь договориться с колдунами? Но как же поверье?
        Ружан рассмеялся:
        - Так я же не стану сам колдовать. И меня не заколдуют. Пускай себе колдовство губит царскую семью, но не молодого царя. Я даже не собираюсь прикасаться к колдунам, что мне сделается?
        - Но ты касался девоптицы.
        Ружан махнул рукой.
        - Это другое. Она не колдунья, она диковина. Чудо-о-вище. - Он протянул последнее слово с наслаждением и откинул голову, упираясь чёрной кудрявой макушкой в расписную стену, а руку опустил на холку Тучки. Та пару раз ударила хвостом по полу.
        - Но твой отец заболел после общения с девоптицей. Они и есть колдовство, Ружан. Помнишь сказку? Про птиц, напитавшихся плотью стрейвинцев.
        - Помню. Конечно помню. Но раз уж ты так обо мне беспокоишься, тоже вспомни кое-что. Мы с тобой оба уже касались колдовства. Там, у Белой. И вряд ли что-то может быть сильнее ярости верховных, которую они обрушили тогда на аларский флот. Так что… пока колдовство меня не погубило, пусть и могло. А теперь, Рагдай, попроси слуг принести ещё вина и приготовить мне постель в царской опочивальне. Сегодня я буду спать на кровати отца.
        Рагдай молча кивнул и поднялся. Ружан сидел, закрыв глаза, и теперь на его лицо вновь вернулась скорбь по Радиму, но на этот раз она казалась смешанной с торжеством.

* * *
        У ворот, ведущих со двора, разгружали телеги с бочками, и Ивладу с Нежатой удалось выбраться наружу почти не замеченными: стражи досматривали тех, кто въезжал во двор, а на тех, кто его покидал, не обращали внимания.
        - Не может же так везти, - вполголоса бросил Ивлад Нежате, когда они пустили коней скорее, оказавшись на посадских улицах.
        - Благодари нашего старшего братца. Видишь, сколько вина он заказал? Стражам едва удаётся проверить все обозы. - Нежата цокнула языком.
        - А я вот что ещё думаю, - протянул Ивлад. - Нас могли ведь узнать. Но не стали задерживать. Может быть такое, что о нашем заключении знал только ближайший круг Ружана?
        Нежата пожала плечами:
        - Не понимаю. Вести быстро разлетаются среди слуг. В войсках, наверняка, тоже. Но на месте Ружана я бы не хотела, чтобы все судачили о том, что по моей воле в темнице оказалось двое царских детей. Быть может, он заплатил нашим стражам за молчание?
        - Или пригрозил виселицей, - невесело закончил Ивлад.
        Они направили коней к холму, за которым кончались последние дворы Азобора. Сбоку им наперерез выскочил всадник. Ивлад натянул поводья, разворачивая Ветра, но вовремя узнал Вьюгу на его пыльно-серой кобыле.
        - Не дрожи, царевич! - насмешливо крикнул колдун.
        Ветер затоптался на месте, взрыхляя копытами снег. Отсюда открывался вид на дворец, и Ивлад вдруг увидел, что из окон второго яруса, там, где располагалась главная пиршественная зала, вырывается пламя. По небу стремительным, но неровным движением летел какой-то огненный сгусток, постепенно угасая.
        - Что за бесовщина… - пробормотал Ивлад, таращась на огонь. - Дворец горит! Нежата!
        - Вижу, - мрачно ответила царевна. Они с Вьюгой тоже остановились и смотрели на огонь.
        Внезапно Ивлада осенило.
        - Там же Лита! Она не сможет выбраться, она же совсем беспомощная! Мы должны её забрать!
        - Боюсь, - изрёк Вьюга, указывая на небо, укрытое сиреневым покрывалом снеговых туч, - где-то там уже светит месяц. Лите пора бы вновь обернуться птицей. И, судя по тому, что мы видим, это уже случилось.
        Ивлад вытаращил глаза. Снег налипал на ресницы и тут же таял, щёки горели от мороза и быстрой езды, но сильнее всего пекло в груди: выходит, он сбегает, бросив Литу в беде? Каким же трусливым глупцом он оказался! Почему не ворвался во дворец, вместо того чтобы прыгать в седло и мчаться прочь, спасаясь самому?
        - Я должен её выручить, - упрямо крикнул он. - Это я во всём виноват!
        - Выручишь ты, как же, - фыркнула Нежата, но Ивлад уже пришпорил Ветра и кинулся в ту сторону, где угас огонёк. На макушках сосен, куда упали искры, пылал длинный след, как хвост от падающей звезды.
        Метель вокруг Ивлада успокоилась, даже мороз перестал грызть лицо, и царевич понял: Вьюга поддержал его решение. Обернувшись, он увидел колдуна и сестру, следовавших за ним. Ивлад воспрял духом.

* * *
        Лита совсем выбилась из сил и устроилась на ветке раскидистой старой берёзы. Пламя её потухло, все перья на удивление были целы, не считая тех, которые успели выпасть от метания по зале, но внутри всё пылало - от пережитого ужаса, от быстрого полёта, от ещё не зажившей раны в крыле, от очередного неловкого обращения на людях. Платье прилипло к спине, мокрое от снега, кончики рукавов обгорели и безжизненно свисали с крыльев. Снять бы рваньё, да некому.
        Она сжалась в комочек, втянула шею. Переплетение тонких берёзовых веток ненадёжно защищало от метели, но Лите было всё равно. Она закрыла глаза, и из-под густых ресниц полились слёзы.
        Смерть близка, девоптица понимала это как никогда ясно. Сколько дней она провела уже вдали от Серебряного леса и его силы? Не меньше четырёх. Вряд ли хоть одна девоптица так надолго покидала родные края. Лита спрятала лицо в сгиб крыла. Какой же глупой она была, когда смела мечтать увидеть что-то кроме Серебряного леса! И как многое бы отдала сейчас, чтобы никогда его не покидать.
        Снег оседал на перьях и голове ледяной шапкой, пальцы лап одеревенели от холода. Слабость сделала тело тяжёлым, неповоротливым, от головной боли под опущенным веками вспыхивали искры. Слёзы замерзали прямо на щеках, Лита несколько раз всхлипнула, но вскоре и на это сил не осталось.

* * *
        Кажется, она заснула, а проснулась от того, что кто-то тормошил её так сильно, что лапы едва не соскользнули с оледеневшей ветки. Лита с трудом открыла глаза: веки стали такими тяжёлыми и горячими, что никак не хотели подниматься.
        «Хотя бы я пока жива», - вяло подумала она.
        - Лита!
        Сперва девоптице показалось, что она продолжает видеть дивный сон, но через мгновение на неё вновь навалились боль и усталость, какие могут быть только наяву. Она растерянно заморгала, вглядываясь в лицо своей подруги Грайи.
        - Слава Прародительнице! Я уж было испугалась, что ты…
        - Грайя?
        Грайя сидела на этой же ветке, раскинув крылья. Они были чёрными на плечах, но с пёстрыми серо-коричневыми маховыми перьями, похожими на ястребиные. На шее у неё висело диковинное ожерелье: несколько яблок из Серебряного леса, нанизанных на толстую нить. Лита потрясённо разглядывала её, не веря глазам.
        - Как же ты здесь оказалась?
        - Я вышла пару дней назад, - гордо ответила Грайя. - Как была, без крыльев. Поняла: хватит ждать, надо тебя выручать. Взяла у служанок человечью одежду и ножичек и пошла. Где пешком, где на санях с купцами.
        - И не побоялась? - ахнула Лита. У неё самой защемило в груди от страха за подругу. А ещё - от радости: вот как Грайя к ней рвалась!
        - Не боялась. Я знаю, что мужчины падки на мою красоту. Бровки кверху поднять, губки надуть - и они на всё готовы. А кто руки распустит - тому ножичком в глаз.
        - Грайя!
        Темнокрылая девоптица совсем по-человечьи дёрнула плечами.
        - Ну а что. Своя шкурка дороже. Потом, как обернулась, сразу полетела изо всех сил. И уже около дворца почуяла тебя, Литушка. Тебя было довольно просто найти. Ты как? Съешь яблоко. Придаст сил для обратного пути.
        У Литы вновь полились слёзы. Грайя прилетела за ней и даже взяла с собой яблоки. Ну что за чудо!
        - Ешь, говорю.
        Подруга подставила шею так, чтобы Лите было удобнее откусить от яблока. Она потянулась и впилась зубами в алый бочок. На перья брызнул золотистый сок, рот Литы наполнился медовым ароматом. Она зажмурилась и глубоко вдохнула. Перед закрытыми глазами затеплился нежный персиковый свет, будто морозная зима в одночасье сменилась ласковым летним полднем. С каждым кусочком к Лите возвращалась жизнь. Тело отогревалось, уходили боль и слабость, кровь быстрее бежала по венам, даже раненое крыло, судя по ощущениям, если не зажило, то хотя бы больше не казалось таким тяжёлым и непослушным. Лита съела всё, даже огрызок, оставила только веточку и выплюнула на снег косточки. Грайя рассмеялась: отрывисто, похоже на галочий крик.
        - Умница моя! Ну как? Полегче?
        Лита улыбнулась - когда она в последний раз улыбалась? - и почувствовала, как на щёки возвращается румянец, тоже давно позабытый.
        - Намного. Спасибо тебе, Граечка! Это Верина придумала?
        Грайя распушила на груди чёрные, с синевато-лиловым отливом перья.
        - Скажешь тоже! Верина знать не знает, что я полетела тебя выручать. Иначе ни за что бы не позволила. Одну сестру уже поймали люди, старшая больше такого не допустит. Это я сама додумалась: прихватить для тебя частичку дома. И для себя заодно, чтоб не страдать по пути.
        Лита обняла подругу крыльями, и Грайя положила голову ей на плечо.
        - Литушка, знала бы ты, как мы все волнуемся.
        Лита шмыгнула носом, хотелось снова расплакаться, но на этот раз - от радости и облегчения. Как приятно знать, что дома о ней беспокоятся! О молодой, глупой, даже не умеющей толком петь… Как хотелось увидеть вновь строгую Верину, юную Талицу, Майну, Каису… Всех-всех обнять и расцеловать в розовые щёки, позволить служанкам расчесать себе волосы, а потом долго-долго сидеть на ветках и слушать песни да сказки.
        - И никто совсем не злится?
        Грайя отстранилась, и её тёмно-серые глаза стали похожи на грозовые тучи.
        - Как тебе сказать. Верина вне себя от ярости.
        Лита побледнела, но Грайя тут же расплылась в хитрой улыбке.
        - Не на тебя, солнышко. На того мальчишку, который тебя подстрелил, а слово не сдержал.
        Лита ахнула:
        - На Ивлада! Но он не виноват, что не успел вернуть меня в обещанный срок. Меня у него отобрали и держали взаперти, а его самого… скрутили лихие люди, я даже не знаю, жив ли он сейчас.
        Золотой свет, который наполнил тело Литы вместе с соком волшебного яблока, начал вдруг меркнуть, разрываться от тревоги, вновь возвращающейся в сердце. Если Ивлад принёс ей боль и страдания, то она тоже принесла ему немало бед. А быть может, из-за неё его даже лишили жизни. Думать о самом страшном не хотелось, и Лита встряхнула головой. Красивые косы, которые ей плели для представления царю, растрепались и стали похожи на осенний камыш. Кокошник и вовсе остался где-то во дворце или упал, когда она вылетела из окна, - Лита не помнила.
        - Так ты слышала о том, что он поклялся вернуть тебя? И не злишься за то, что не исполнил клятву? Лита, да ты чуть не умерла! Если бы я задержалась хотя бы до утра… Прародительница знает, что могло бы случиться.
        Лита помнила, что в таких случаях люди берут друг друга за руки и заглядывают в глаза, но рук у них с Грайей не было, поэтому она по-девоптичьи раскинула над подругой крылья.
        - Ты спасла мне жизнь, Грайя, и я не забуду этого. Но Ивлад тоже не желал мне дурного. Он не ожидал, что наш приезд во дворец придётся прямо на новолуние. Всё могло быть иначе, и я уже вернулась бы домой.
        Грайя издала каркающий звук, одновременно похожий и на смех, и на кашель.
        - Какие-то жалкие несколько дней в компании глупого бескрылого человека, и ты уже готова простить ему такое оскорбление! Не узнаю тебя, сестрица.
        Лита густо покраснела и опустила глаза. Внизу по снегу кто-то шёл: точнее, едва не полз, утопая в сугробах. Лита склонилась к земле, рассматривая чужака. Вдруг человек сейчас поймает их вместе с Грайей?
        - Летим, - шепнула Грайя, проследив за взглядом Литы, но тут человек поднял голову, и Лита ахнула.
        - Домир! Это правда ты?
        Грайя возмущённо вздыбила перья на груди.
        - Неужели ещё один твой новообретённый лысый друг?
        Лита слетела вниз, к Домиру. Царевич выглядел хуже некуда, будто готов был упасть замертво: лицо бледнее белого, зато нос багровый от мороза. На челюсти темнел огромный кровоподтёк, снег в волосах уже даже не таял, каштановые пряди слиплись и висели сосульками. Он улыбнулся, и нижняя губа треснула до крови.
        - Я нашёл, - пробормотал он и покачнулся. Лита выставила крыло, чтобы он не упал. Рядом на снег опустилась Грайя, придирчиво разглядывая царевича.
        - Ну и доходяга. Деревенские мужики покрепче и краше, кровь с молоком. Летим домой, я потом тебя познакомлю.
        - Я перед ним виновата, Граечка. - Лита грустно покачала головой. Домир едва держался на ногах, ресницы, покрытые инеем, опускались всё ниже. - И не брошу его теперь. Он за мной пришёл, видишь? Заколдованный.
        Грайя обошла кругом Литу с царевичем. Её чёрные брови поднимались выше и выше.
        - Что значит - за тобой, заколдованный? Не хочешь ли ты сказать…
        - Я спела ему песню, - призналась Лита и зажмурилась от стыда. - Мне нужен был хоть один друг. Там было так страшно, Граечка! Столько незнакомцев. И они так на меня смотрели…
        - Не оправдывайся, - перебила её Грайя. - Ты всё правильно сделала. Просто я не ожидала от тебя, что твоим голоском можно зачаровать человека. Хотя такого-то… можно, как оказалось.
        Лита обняла Домира крылом. Он был совсем холодный, но не дрожал. Девоптица понадеялась, что сил съеденного яблока хватит, чтобы поделиться с царевичем теплом.
        - Тихо, - шикнула Грайя. - Кто-то ещё идёт.
        Глава 12. Вьюжная колдунья
        Оказавшись в Аларии, стрейвинский колдун должен крутить головой, как сова, - во все стороны. Нельзя колдовать на глазах у стрельцов и дозорных, да и вообще лучше не показывать свои умения под открытым небом - мало ли кто донесёт. Иных проносит, а иных бросают в остроги - как повезёт. К Азобору лучше не приближаться: там царь, а все аларские цари на дух не переносят колдовство. Если нужны кров и горячая пища, то стоит смотреть в оба: если увидишь на избе или иной постройке яблоко - вырезанное ли на наличнике, нарисованное ли на ставнях, - там либо свои, либо друзья. Там безопасно. Но, говорят, если царь не в духе, то устраивает стрелецкие облавы.
        В былые времена колдуны просто рисовали яблоки на дверях своих домов, но аларские цари стали засылать стрельцов в «яблочные» жилища - стрейвинцев-колдунов боялись и ненавидели, то и дело вспыхивали войны между двумя государствами, и чужаки на царских землях однозначно клеймились как враги - и без разницы, хотел колдун навредить или безобидно смешивал зелья в своей избе. С тех пор изображения яблок остались только на постоялых дворах и в харчевнях.
        Стрейвин - страна болот, пустырей и хилых перелесков, но хуже всего там вот что: когда колдовать может почти любой, продать колдовство становится очень сложно. Кому нужно то, что есть у каждого? Колдовство в Стрейвине можно было продать лишь за бесценок, но трудиться, не получая оплаты, Михле точно не желала. Как и большинство колдунов.
        Оттого почти любой стремился вырваться из Стрейвина - да хоть бы в соседнюю Аларию. Тем более что в сердце Аларского царства лежало священное для всех колдунов место - Серебряный лес, где ветви унизывали те самые яблоки - маленькие, золотисто-алые, похожие на птичьи сердечки. Сильнейшие на свете чароплоды, в которых сок - чистое колдовство.
        Михле уже полгода жила в Аларии, перебегала от одной деревни к другой, останавливалась на постоялых дворах и в трактирах с яблоками на дверях, творила нехитрое колдовство: успокаивала скотину, ворожила лёд в погребах - и успела скопить столько серебра, что хватило обменять на пару настоящих золотых монет. Одну монету она держала в левом сапоге, а вторую - за щекой, постоянно посасывая и трогая языком: на месте ли? Иногда просыпалась в ночи, всполошённая, и принималась трогать ногу (на ночь монета из сапога перемещалась в чулок) и щёку. Успокаивалась только тогда, когда сокровище обнаруживалось на месте, целое и сохранное.
        Колдун должен взращивать свои умения, используя каждую свободную минуту: так сказал Михле её последний учитель, старый вьюжный, которого унёс прошлой зимой страшный чёрный кашель. Она проснулась до рассвета. Скоро встанут хозяева и истечёт последняя из трёх ночей под этим кровом: Михле приглашали отвести мороз со скотного двора, а оплатили едой и временным прибежищем. Поворочавшись в холодной постели, она оделась, сунула монету в сапог и села на лавке, вытянув перед собой обе руки.
        Из её ладоней поднимался ледяной пар, пронизанный крошечными снежными кристаллами. Михле закрыла глаза, задышала глубже, как учил наставник - представляя, что она сама и есть воздух, проходящий по лёгким. Медленно разведя ладони, Михле выдохнула и открыла глаза. Её губы сами собой растянулись в победной улыбке: ледяной пар ожил, заклубился, оскалил множество зубастых пастей. Осталось только найти того, кому её колдовство придётся по вкусу настолько, что он будет готов щедро платить.
        Михле свела ладони вместе, и пар вместе с крошечными скалящимися волками исчез. Закинув мешок на плечо, Михле собиралась выйти из избы, не дожидаясь, когда её попросят уйти, но тут ей навстречу вышел довольный хозяин: в стойлах стало так тепло, что он предложил Михле задержаться до обеда. Она согласилась, а едва солнце начало катиться к земле, собрала мешок и зашагала по дороге в сторону очередной деревни, где среди снежных холмов мигали рыжими окнами дворы и терема.
        Михле решила, что к весне количество золотых монет обязано удвоиться - не зря её колдовство крепло и росло, становилось всё более послушным, она даже научилась сплетать оба умения в одно, а это удавалось не каждому. Проблема крылась в том, что Михле была вьюжной колдуньей и зверословкой - а в суровые аларские зимы спрос на вьюги и льды вовсе не тот, что летом. Хотя колдовать на морозе не в пример проще, чем пытаться ворожить стужу среди летнего зноя.
        Ей нужен был кто-то готовый больше платить за её умения.
        Михле повезло: спустя час пути ей встретился купец на санях и согласился подвезти просто так. Про себя она отметила, как хитро он поглядывал на её рыжие локоны, выбивающиеся из-под пухового платка, и как причмокнул, рассматривая её тело, хотя из-за зимней душегреи Михле сама себе напоминала бесформенный каравай. Она уже приготовилась пугать купца снежными волками, но тот, на счастье, больше не оказывал ей знаков внимания.
        Впереди виднелись величественные очертания Азобора. Столица Аларии и манила, и внушала ужас: там сидит старый страшный царь, умирающий от непонятной болезни или даже проклятия, а его старший сын натравливает борзых на всех, кто недостаточно низко ему кланяется. Но сколько же там, должно быть, богатых людей!
        Михле не решилась ехать в Азобор, спешилась раньше - когда-нибудь она наберётся храбрости и наглости, но пока поколдует в округе. В деревне был хорошо знакомый Михле трактир, и она потянула дверь на себя - витраж с алым яблоком блеснул перед глазами, и на неё дохнуло трактирным жаром и запахами: тушёный лук, хлеб, грибы. Дешёвая сытная пища в месте, откуда никогда не погонят колдуна. Михле едва не сбил с ног захмелевший посетитель, стремительно шагающий к выходу, но тут же другой человек подхватил её под локти.
        - Колдунечка заявилась! - счастливо пробасил Ратко, сын трактирщика. Михле сперва испугалась, не узнав его, сильно вымахавшего за последние месяцы.
        - Ну ты и кабаном стал, - пробормотала Михле и тут же поправила языком монетку, норовившую выскочить изо рта. Слова стали неразборчивее, но Михле уже научилась почти не коверкать их.
        - Спасибушки-спасибушки, стараюсь. Сейчас усадим тебя, где же…
        Ратко неповоротливо затоптался, выискивая свободное местечко. Михле уже поняла, что не занято только в углу, там, где у стола помещалось лишь два стула, - весь трактир уже заполнили шумные компании, решившие провести морозный тёмный вечер за выпивкой.
        - Это хорошо, что ты пришла. Поможешь по мелочи? Руку вот обжёг. - Ратко сунул Михле под нос мясистую руку с красным ожогом у основания большого пальца.
        - Я не лекарка, - возразила Михле.
        Ратко отмахнулся:
        - Ай, не скромничай. Вьюжная колдунья не хуже лекарки исправит всё, что натворил огонь. Подсобишь?
        Михле было приятно, что Ратко так высоко оценил её колдовство и что он при всей своей взбалмошности запомнил, что она - вьюжная. Михле обхватила обожжённую руку юноши и шевельнула пальцами над ожогом. В воздухе заискрили снежинки и легли на кожу, мгновенно тая.
        - Это всего лишь снег. Прости.
        Ратко просиял, будто Михле ни больше ни меньше наколдовала ему новую руку.
        - Чудесный снег! Сразу стало легче. Спасибо, пойду принесу тебе чего-нибудь вкусного.
        Михле пожала плечами и дружелюбно улыбнулась, когда Ратко, уходя в сторону кухни, обернулся к ней. «С таким же успехом мог бы сунуть руку в сугроб», - подумала она.
        Ратко скоро вернулся, заговорщически двигая бровями. Поставил перед Михле тарелку с кашей и, наклонившись, прошептал:
        - Колдунечка, хочешь заработать?
        Михле насторожилась:
        - Конечно хочу.
        - Тогда слушай. Видишь того господина? - Ратко повёл подбородком куда-то себе за левое плечо. Михле осторожно выглянула, стараясь не привлекать к себе внимания, и увидела молодого мужчину в чёрном, настороженно приглядывающегося к посетителям. Его руки были сложены на столе, а большие пальцы нервно стучали друг о друга - похоже, он кого-то ждал. Или искал.
        - Вижу.
        - Ему нужен колдун. Ну, или колдунья - не уточнял, разницы не заметит, думаю.
        - Зачем?
        Ратко хмыкнул:
        - Для колдовства, очевидно. Если желаешь, я прямо сейчас посоветую тебя ему.
        Михле ещё раз посмотрела на незнакомца. Он выглядел мрачным и недружелюбным, было видно, что он тут впервые и ему здесь не нравится.
        - Хочу. Посоветуй.
        Ратко расплылся в улыбке, ободряюще стиснул плечо Михле - так, что даже через душегрею стало больно, - и двинулся прямо к мужчине, без стеснения расталкивая посетителей. Михле искоса наблюдала: Ратко что-то говорил, размахивая ручищами, а чужак только хмурился. Вскоре незнакомец встал и бесшумно опустился на свободное место прямо напротив Михле, недоверчиво посматривая на неё из-под сдвинутых тёмных бровей. Тёмно-русые волосы, остриженные по шею, обрамляли худое лицо с двух сторон. Михле отметила, что глаза у него похожи на лёд: бледно-серые с голубыми искрами, а нос, хоть и с горбинкой, но всё равно красивый.
        - Говорят, ты колдуешь, - прямо начал он.
        - Колдую.
        - Что за род?
        - Вьюжная. И зверословка.
        На лице мужчины промелькнуло что-то похожее на уважение. Он подался вперёд, сложив руки на столе точно так же, как прежде.
        - Хорошо. И долго колдуешь? Больно молода на лицо.
        Михле стянула с головы платок, высвобождая косу. Непослушные кудри, которые не убирались в причёску, закрутились по бокам от лица. Она знала, что теперь выглядит на свои восемнадцать, а в платке похожа на ребёнка. Отчего-то она чувствовала: у этого человека есть деньги. И он готов щедро платить за колдовство. То, что колдовство будет недобрым, Михле даже не сомневалась.
        - Теперь вижу. Всё равно, я мог бы найти и более опытную колдунью. Какова твоя цена?
        Михле быстро перекатила монетку за другую щёку и ответила:
        - Сперва говори, что нужно сделать.
        - Напугать человека колдовством.
        - Что за человек? Как сильно напугать?
        - Если выйдет, то до смерти. - Мужчина криво усмехнулся. - Только сама не пугайся так. Мой хозяин хорошо заплатит. Лучше, чем любой другой. Пойдёшь к нему? Расскажет, что и как делать.
        - Что за хозяин?
        Мужчина спрятал ухмылку, снова стал серьёзным и сосредоточенным.
        - Увидишь. Согласна?
        Михле не нравились это предложение и этот человек. От него будто пахло чем-то опасным, тёмным и смутным, смотреть на него - всё равно что заглядывать в пустой колодец. Но одновременно с тем росло и любопытство. Монетка за щекой была шершавой: Михле наизусть выучила очертания отчеканенной девоптицы, знала каждое её пёрышко и форму ветки над головой. Она остановила язык на крохотном выпуклом кругляше, изображающем яблоко над девоптицей. Яблоко - колдовской символ, Михле родилась с колдовством в крови и вырастила его, так отчего же с таким даром она довольствуется несчастной парой монет? Старики часто говорят: настанет ещё тот день, когда Алария с её царями преклонится перед колдунами Стрейвина - в их руках истинная сила и мощь. И каждый колдун способен приблизить этот славный день, если будет усердно трудиться на благо своего рода. Михле перебросила косу через плечо и исподлобья взглянула на мужчину. Тот сидел, откинувшись на стуле, и, казалось, вовсе не жаждал её согласия: таким оскорбительно-скучающим был его вид. Михле едва не покраснела от злости. Приехал просить, а сам даже из вежливости не
может сделать менее нахальное лицо!
        - Согласна. Едем, - проговорила она.

* * *
        Всю дорогу шла такая метель, что не будь Михле вьюжной, замёрзла бы насмерть и свалилась с коня ледяной глыбой. Но, шепнув нужные слова, она окружила коня незнакомца невидимым облаком, сквозь которое не могли пробраться ни снег, ни мороз. Михле искоса поглядывала на своего спутника - правда, видела она только его спину и затылок, но ей показалось, что он дивится её колдовству. Михле ухмыльнулась, пряча улыбку в воротник. То-то же, аларские сыны, непривычные к чудесам. Сколько золота стоит такое? И есть ли вообще цена у чудес?
        Мужчина остановил коня у приказной избы[2 - Приказная изба (разрядная изба) - орган военно-территориального управления на Руси.] почти под самой городской стеной Азобора. Михле разбирало любопытство: если «хозяин» незнакомца готов хорошо отплатить, то разве не должен он жить в богатом тереме? Где-то в городе печально и заунывно звонили в колокола, будто отпевали кого-то.
        - Сюда. - Мужчина втащил Михле через запасной вход и плотно захлопнул за ней дверь. В тёмном коридоре было страшно, но вскоре открылась другая дверь, и человек подтолкнул Михле в светлую, жарко натопленную комнату, где перед очагом сидел ещё один незнакомец в чёрном кафтане.
        - Я нашёл тебе колдуна, - объявил провожатый.
        Он снова подтолкнул Михле, и та едва не оступилась, неуклюже задев мыском ковёр. Злобно зыркнула на него и такой же неодобрительный взгляд послала «господину». Её удивило, насколько молод он был - первый незнакомец тоже был очень молодым, но Михле думала, что «господин» окажется старше.
        - Благодарю, Рагдай, - проговорил юноша, поднимаясь с места. Он оглядел Михле с головы до ног, стараясь скрыть недоумение, промелькнувшее на красивом лице. - Она совсем молода. Ты уверен?..
        Михле едва не рассмеялась: оказывается, они с «господином» подумали друг про друга одно и то же.
        - Молода, значит, уцепится за возможность. Покажи ей золото, Ружан. Девчонка жадна до денег. Хотя чего ещё ждать от колдуньи.
        Михле не нравилось, что они говорят так, словно её здесь нет или она не в состоянии понимать человеческую речь. Она прошла по ковру, такому мягкому, что её крестьянские сапоги оставляли глубокие вмятины в ворсе и, не дожидаясь приглашения, села в кресло у очага. Ружан и Рагдай замолкли, и Михле была рада сбить их с толку. Сдерживая улыбку, она протянула руки к огню.
        Над её пальцами поднялись завитки сизого пара, сверкающие мелкой изморозью. Несколько слов - и завитки оскалили крохотные пасти, сбились в стаю и кинулись в огонь, рассыпаясь по пути голубоватыми искрами. Так, лёгкое баловство, ничего более. Краем глаза Михле наблюдала за «господином». Он стоял, скрестив руки на груди. Можно было подумать, что он разозлился, но Михле знала: богачи не любят показывать, насколько они впечатлены. Этот Ружан, очевидно, был поражён.
        - Вьюжная, ещё и зверословка? Недурно.
        «Недурно - это ваша одёжка и смазливое лицо. Моё колдовство - это поразительно», - хмыкнула про себя Михле.
        - Чем же питается ваше колдовство?
        Ружан осторожно склонился к Михле, желая лучше разглядеть наколдованное, но крошечные снежные волки уже сгинули в огне. Михле потёрла пальцы - после колдовства их всегда немного покалывало - и обернулась к «господину».
        - Я могла бы сказать, что усердием и любовью. Но отвечу другое. Деньгами.
        Ружан хохотнул - невесело, будто через силу.
        - Рагдай постарался на славу.
        «Нет. Просто зашёл в первую попавшуюся питейную с яблоком над дверью. Бывает в жизни такое: раз - и повезло», - подумала Михле.
        - Что вам от меня нужно и сколько вы готовы заплатить? - спросила она прямо.
        Ружан опустился в соседнее кресло, а Рагдай так и стоял у двери, настороженный и мрачный, будто был готов кинуться на любого, кто сюда войдёт. Ни дать ни взять сторожевой пёс - на болотах Стрейвина часто держали таких, плечистых, косматых и чёрных, неразличимых во тьме, бесшумных и стремительных… Михле хотела бы, чтобы её начарованные звери походили именно на них.
        - О деньгах не беспокойтесь. Ружан Радимович всегда щедр. И всегда платит, раз обещал. А насчёт того, что мне нужно… - Ружан наклонился вперёд, положив локти на колени и переплетя пальцы, унизанные золотыми перстнями. Михле осенило: Радимович, богато одет, со слугами - царевич! Её сердце сладко защемило от предчувствия выгодной сделки. Кто, как не царевич, оценит её дар по достоинству? И тут же горло сжалось от страха: тот самый, с борзыми, который наверняка ненавидит колдунов.
        - Ваше колдовство умеет убивать?
        Михле приоткрыла рот. Рагдай уже говорил ей, что придётся напугать кого-то - быть может, даже до смерти. Но, впервые увидев Ружана, она уже начала надеяться, что это было сказано для красного словца, и ожидала всякого: что царевич попросит сотворить чудеса, чтобы развлечь гостей на празднике; что просто захочет иметь у себя при дворе колдунью и хвастать перед братьями; что ему нужны порошки и мази для румянца на щеках и блестящих кудрей, но такое… Как ему вообще могло прийти в голову, что крошечные снежные пасти действительно способны кого-то убить?
        - Я не убийца, - напомнила Михле. В горле стало сухо, и голос прозвучал скрипуче. - Я колдунья.
        - Мне известно, кто вы. Иначе Рагдай не привёл бы вас, - нетерпеливо отмахнулся Ружан. - Колдовство колдовству рознь. Я видел, на что способны колдуны. Холод - страшная сила, и сейчас самое время для вьюжных вроде вас.
        - Значит, колдовство вам нужно как можно скорее, пока не отступили холода?
        Михле быстро соображала. Согласится - получит хорошую оплату. Может, выйдет даже выторговать у царевича лучшие условия для всех колдунов Стрейвина: например, чтоб им позволили вести дела в Аларии, не скрываясь и не боясь.
        - Прошу прощения, но вам ведь точно нужны деньги. Хотите торговаться?
        Ружан окинул Михле выразительным взглядом, и ей стало стыдно за свой вид. Сидит в старой душегрее, в растоптанных сапогах перед красивым царевичем в золоте. Тут же стыд сменился злостью: так кто же виноват, что колдуны не могут в открытую предлагать свои услуги и вынуждены перебиваться случайными заработками? Разве не аларские цари десятилетиями изгоняли колдунов из своих земель?
        Не дожидаясь ответа, а может, прочитав его по лицу Михле, Ружан продолжил:
        - Мне нужно отыскать человека и убить его.
        - Быть может, вам лучше послать войска? Почему именно колдовство?
        Ружан нахмурился, недовольный встречным вопросом колдуньи.
        - Потому что я хочу, чтобы ему было страшно перед смертью. А истинный ужас способно навести только колдовство. Уж я-то знаю.
        По шее Михле пробежали мурашки - столько тяжести и холода было в последних словах царевича.
        - И вы уверены, что я настолько сильная колдунья? - спросила она.
        - Не уверен. Но вы будете стараться. И вы будете не одна.
        Ружан сунул руку за пазуху и вынул мешочек из багряной замши. Внутри что-то приятно позвякивало, и у Михле зачесались ладони от желания скорее получить деньги. Она спешно кивнула и облизала губы.
        - Х-хорошо. Я попробую. А что значит - буду не одна?
        Ружан усмехнулся и убрал мешочек.
        - Неужели вы думаете, что будущий царь стал бы полагаться на единственную маленькую колдунью? Я соберу столько колдунов, до скольких получится дотянуться. Мне нужна мощь, но даже сильная буря состоит из отдельных снежинок, верно?
        - Верно. - Михле опустила голову, и коса скользнула с плеча. Быть одной из снежинок в буре - честь или позор? Но Ружан говорил так, словно действительно собирался помочь заработать многим молодым колдунам. Он выглядел уверенным, и Михле вдруг поняла, что верит ему - разряженному богатому царевичу. Быть может, она пожалеет потом, но сейчас кивнула - более робко, чем хотела.
        - То, что вы говорите, - хорошо. Только мне страшно, что из-за моего колдовства может умереть человек.
        Михле всхлипнула. Как ни сильна была жажда денег, но всё же на неё накатил ужас - Ружан был похож на того, кто без колебаний убьёт любого человека, который придётся ему не по душе. Она прикрыла глаза. Не этого, не этого она ждала, когда ей предложили послужить колдовством… Одно дело - показывать чудеса в балаганах на потеху публике, ворожить вихри со звериными мордами, а пытаться кого-то убить своими чудесами - это что-то новое, тёмное, страшное, непонятно как осуществимое…
        Руки Ружана медленно, будто он сам чего-то боялся, опустились на её плечи. Михле моргнула - царевич смотрел прямо на неё, и она хорошо разглядела его глаза: светло-серые, льдистые, с крупными тёмными крапинками. В Стрейвине считалось, что тот, у кого глаза с крапом, повязан кровью с колдовством, и обучение дастся ему легче других. Но стал бы царевич просить, если бы сам умел ворожить?
        - Вы нужны нам, вьюжная зверословка. Нам нужен ваш дар. - Ружан взял руку Михле, зачем-то положил на ладонь платок и слегка надавил большим пальцем - мягким, тёплым. В месте прикосновения зазвенела мелкая дрожь, предвестница колдовства. От кожи поднялись крошечные снежинки. Ружан улыбнулся.
        - Видите? Ваше колдовство достаточно сильно, чтобы я мог его узреть. А насчёт человека… Люди умирают, колдунья. Рано или поздно. И бывает, что смерть - милосерднее жизни. Я видел много смертей, и я знаю. Это злой человек. Он ранил девоптицу и похитил её. Я хочу, чтобы он понёс наказание. Скажите, разве преступник недостоин кары?
        - Судьбы преступников решают цари, - возразила Михле. - Но злодеяние против девоптицы и правда страшный проступок. Наверное, он заслуживает наказания. И… если я буду не одна, не так уж это и ужасно…
        - Всё верно. Вы сделаете правое дело. А насчёт судьбы преступника: я скоро стану царём. И я решил, что он достоин казни. Если вы встретите других колдунов, скажите им вот что. Скажите, что добрый царевич отомстит злому за девоптицу. Скажите, что Алария скоро перестанет быть врагом Стрейвину - молодой царь разрешит старые споры. Пусть все ваши знают. Скажете?
        Его голос так ненавязчиво вкрадывался в голову и пленял, что Михле задумалась: а не колдун ли сам царевич? Его мимолётные прикосновения, его убедительные слова обнимали мягким покрывалом, и казалось, что нет ни злых вьюг за окном, ни затянувшейся зимы, которой конца и края не видно, а у самой Михле - полный ларец золота.
        Монета за щекой вдруг ощутилась тяжёлой и горячей. Но горячее было желание умножить богатство.
        - Конечно скажу. Мне будет приятно иметь с вами дело, Ружан Радимович.

* * *
        Ивлад скакал во весь опор, мелькали посадские улочки и заснеженные пустыри, несколько раз ему даже показалось, что встречные стрельцы собирают погоню, но этого не случилось. Нежата и Вьюга скакали следом, и Ивлад был им благодарен.
        Он обогнул город с восточной стороны и постоянно задирал голову, высматривал Литу. Но огненный след на деревьях быстро погас, да и отсюда нельзя было разглядеть то место, куда устремилась девоптица. Оставалось полагаться на память и своё чутьё.
        Там, впереди, был перелесок: в детстве слуги водили туда Ивлада и Нежату собирать землянику, а Домир, Ружан и Рагдай учились сражаться на деревянных мечах. Зимой посадские крестьяне ходили в лесок за хворостом и лапником, но валить деревья не решались: сосны просматривались из дворцовых окон, и царю, когда он был здоровее, нравилось смотреть, как по утрам солнце заливает верхушки деревьев.
        - Лита! - Не выдержал царевич. - Ли-ита!
        Конь понёс его по санному пути, огибающему перелесок. Снег тут смёрзся прочным настом, но ломался под копытами. Ивлад пустил Ветра в обход дороги, прямо под деревья. Здесь снежный покров был тоньше и виднелись чьи-то следы: кажется, по меньшей мере двое всадников совсем недавно заезжали зачем-то в лес. Беспокойство стучало в висках, кипятилось в крови. Вдруг за Литой приходили? Вдруг он уже опоздал?
        Кусты и деревья мешали Ветру скакать дальше, и Ивлад соскочил на землю, загребая снег сапогами. Нежата и Вьюга тоже спешились.
        - Ивлад, куда ты? - позвала тревожно сестра.
        Царевич поднял руку, прося помолчать. Ему показалось, что он что-то услышал…
        В один миг всё переменилось: лес залил золотой свет, словно жидкий мёд брызнул на заснеженные ветви, согревая всё вокруг. Воздух расчертили золотые нити, как солнечные лучи, и Ивлад замер, стоя по колени в снегу, выпрямил спину, будто ушли холод и усталость. Он улыбнулся и выдохнул:
        - Слышите? Поёт!
        Нежата выглядела растерянной, а Вьюга хмурился и косился по сторонам, настороженно глядя исподлобья.
        - Не слышим, но что-то изменилось, - сказала Нежата.
        - Девоптица, - подтвердил Вьюга. - Где-то близко. Идём.
        Колдун взял Нежату за руку и отодвинул плечом Ивлада, пробираясь вперёд. Снег под его посохом расходился в стороны, образуя вытоптанную тропинку, и скоро Ивлад, нетерпеливо выглянув из-за спины Вьюги, увидел настоящее чудо.
        Лита сидела на поваленном стволе, окружённая золотыми лучами. Свет будто исходил из неё, из груди и шеи, разливался по округе, окрашивая снег в искристо-медовый цвет. Ивлад кинулся к ней: в голове звенела сладостная мелодия, и сердце стучало в такт.
        - Осторожно! - предупредил Вьюга.
        От его голоса в мыслях стало яснее. Ивлад остановился, моргнул и едва не ахнул. Рядом с Литой сидела ещё одна девоптица - кажется, он видел её в тот день, когда Ружан привязал его в лесу. Тут же, не обращая внимания на глубокий снег, на коленях стоял Домир, подняв умиротворённое, будто сонное лицо к девоптицам.
        Вьюга остановил Ивлада рукой и пошёл дальше один. Поклонившись, колдун остановился на почтительном расстоянии, но встал так, чтобы Ивлад понял: не лезь вперёд. Царевич растерянно смотрел то на Домира, то на Литу, то на девоптицу с тёмными перьями и не понимал, что ему делать.
        - Домир! - позвала Нежата брата. Но тот даже не шелохнулся - не слышал или не хотел оборачиваться?
        - Мы с миром, - продолжил Вьюга, медленно протягивая в сторону девоптиц руку, будто приближался к робкому лесному зверю. Впрочем, так оно и было.
        - Ни шагу больше, - зашипела девоптица с пёстрым серо-бурым оперением, как у ястреба. - Убери руку, колдун, а не то она познакомится с моими когтями.
        Девоптица угрожающе приподняла крылья и стала казаться в полтора раза больше. Вьюга послушно остановился и опустил руку. Ивлад залюбовался её гладкими чёрными волосами и точёным остроносым лицом. Если Лита казалась тёплым мёдом, манящей песней, то эта - острым кинжалом и терпким вином. Ивлад замотал головой. От близости девоптиц его разум заволокло сладким дурманом, и он только сейчас понял, насколько сильно это мешает. Отчего-то это не происходило, когда Лита была одна. И тут он заметил: на шее незнакомки висели ало-золотые яблоки.
        - Грайя, не нужно злиться, - попросила Лита. - Позволь им подойти.
        Ивлад кинулся к Лите. Он хотел обнять её, но вовремя остановился, замер с раскинутыми руками и неловко повесил их вдоль тела. Лита улыбнулась и тут же поджала губы, будто застеснялась своей улыбки.
        - Лита, прости меня! - выдавил Ивлад.
        - Кажется, ей давно тошно от твоих извинений, а ты опять за своё, - хмыкнул Вьюга.
        Лита вдруг рассмеялась.
        - Как ты покраснел! Я рада, что ты жив.
        Она с любопытством покосилась на Нежату, а Грайя, казалось, была готова лопнуть, глядя, как Лита любезничает с людьми, но на Ивлада смотрела с любопытством.
        - Так, значит, это ты - младший царёв сынок… - пробормотала она.
        Сияние, исходившее от Литы, стало меркнуть и погасло, но сама девоптица этого, казалось, не заметила, да и никто, кроме Ивлада, тоже. Он потряс головой. Что же сила девоптичья с ним делает… Сейчас бы Нежатиного порошка для чистоты разума, но его отобрали вместе с другими вещами.
        Домир наконец поднялся на ноги и уставился на брата и сестру с колдуном. Он шатался и выглядел измождённым настолько, что Ивладу стало его жалко, но он напомнил себе: разве брат достоин сочувствия? Тем не менее он шагнул Домиру навстречу и подставил плечо. Тот привалился всем телом, и Ивладу стоило большого труда удержаться на ногах. Нежата картинно закатила глаза.
        - Говорите сразу, зачем вас тут столько, - хрипло заявила Грайя. - Мы с Литой улетаем домой, так что вы нас больше не увидите.
        - Но разве у вас хватит сил добраться до Серебряного леса? - усомнилась Нежата. - Лита уже давно вдали от дома. Ты понесёшь её на себе? Да и тебе самой будет трудно.
        Грайя вспорхнула и перелетела на ветку, оказавшись прямо перед лицом Нежаты. Царевна испуганно приоткрыла рот, но не отпрянула, осталась на месте. Вьюга одобрительно кивнул ей - едва заметно.
        - Видишь яблоки на моей шее? Это я захватила Лите. Без них она бы умерла. И никто из вас, людей, не догадался этого сделать.
        - Да вы сами не догадались, когда слетелись ко мне, - напомнил Ивлад. - Никто не предложил мне взять яблоко для Литы.
        Грайя в очередной раз ощетинилась, сдвинула чёрные брови и пристукнула когтями по ветке.
        - Я сама догадалась. Уже потом, когда отпустили мальчишку. Откуда мы должны были это знать, если никто никогда не похищал девоптицу? Да и не думаю, чтобы лесу это шло на пользу, - добавила она чуть виновато.
        - Точно же! - ахнула Лита. - Сила Серебряного леса - в яблоках. Грайя, что ты натворила?! В них - души девоптиц, что, если лес начнёт увядать ещё быстрее?
        - Без них ты бы сейчас не разговаривала со мной и не строила бы глазки сразу двоим царевичам!
        Настал черёд Литы грозно поднимать перья. Вьюга встал между двумя девоптицами.
        - Довольно. Если силы яблок хватит, летите с миром. Если вам нужна помощь - мы вам её окажем и проводим домой. Ты встретила меня неприветливо, Грайя, хотя знаешь, что верховные колдуны - не враги девоптицам.
        - Бесы вас разберут, верховные вы или какие там, - буркнула Грайя в своё оправдание, но перья всё же пригладила. - Девоптица летит быстрее, чем скачет конь. Тяжело летать вдали от дома, чем дальше, тем тяжелее. Чтобы добраться сюда, мне пришлось съесть четыре яблока. - Она опустила подбородок, мельком и, как показалось Ивладу, виновато взглянув на оставшиеся четыре плода. - Если мы будем спешить и разумно расходовать этот запас, то сможем добраться в Серебряный лес к следующей ночи.
        - Но тогда нам нужно гораздо больше яблок, - заметила Лита.
        - Откуда я знала, на сколько хватит их силы?! Холодища, ветрища, я проголодалась! - Грайя сощурилась, всматриваясь в лицо Вьюги. - Раз он верховный, то пусть заколдует нас так, чтобы быстрее долетели и сил хватило.
        - Могу только сделать так, чтобы метели и морозы обходили вас стороной, - развёл руками Вьюга, не выпуская посоха.
        - Ну и какой ты тогда верховный?
        - Прекрати! - крикнула Нежата. - Вы не в том положении, чтобы ссориться и с наследниками Аларии, и с одним из главных людей Стрейвина.
        Вдруг Домир будто отмер - медленно повернулся и, окинув брата и сестру удивлённым взглядом, произнёс:
        - Мы им поможем.
        Ивлад вынужден был согласиться. Он закивал, продолжая придерживать брата.
        - В самом деле. Лита, Грайя, всё равно уже вышел срок, за который я клялся вернуть Литу. Так что… - по спине пробежали мурашки, но вовсе не от холода, - проклятия от твоих сестёр мне не избежать.
        Ивлад понимал: он, пусть и не по своей вине, а всё же просрочил уговор, и девоптицы вправе наслать на него любое проклятие, как и было оговорено. Золотой туман рассеивался, мысли становились более чёткими, но теперь в них поселился страх.
        Грайя переминалась на ветке, задумчиво вертя головой. Лита выглядела растерянной и расстроенной. Вдруг она громко ахнула:
        - Яблоки!
        Все повернулись к темнокрылой девоптице. Ожерелье на шее Грайи стремительно бурело, теряло блеск. Яблоки сморщились и в одночасье стали маленькими, коричневыми, будто всю зиму пролежали на земле.
        - Чароплоды не вечны, - вздохнул Вьюга. - Иные ягоды можно засушить или иначе использовать в зельях. Например, чернику и клюкву со Стрейвинских болот. Но яблоки Серебряного леса, увы, быстро портятся.
        - И ты мне этого не сказал! - обидчиво каркнула Грайя.
        - Ты сама всё увидела. И вот тебе ответ, почему никто не додумывался их использовать. Яблоки, лес и девоптицы питают друг друга. Убери одно, погибнет остальное. Так работает колдовство вашего дома. По крайней мере, сейчас, когда лес увядает.
        Грайя побагровела - то ли от стыда, то ли от злости, - раскрыла рот, но не стала ничего говорить, только сопела на ветке.
        - Значит, идём все вместе, - продолжил Домир.
        - Ты-то куда, - буркнула Нежата. - Иди во дворец, к старшему братцу.
        По лицу Домира пробежала дрожь. Ивлад видел его синяки и ссадины: будто Домир с кем-то дрался. И понял наконец.
        - Это Ружан с тобой сделал? И выгнал тебя из дворца?
        Домир затрясся и несколько раз всхлипнул - сухо, без слёз.
        - Рагдай, - ответил он. - По приказу Ружана.
        - Бедный, - выдохнула Лита.
        Ивлад похлопал Домира по спине: чуть сильнее, чем требовалось для выражения поддержки.
        - Теперь и ты увидел, каков наш старший брат.
        - Довольно разговоров, - громко проговорил Вьюга, удобнее перехватил посох и накинул на голову капюшон накидки. - Мы идём в Серебряный лес. Кто сядет со мной?
        Домир покачал головой и отступил в сторону.
        - Давай со мной, - с неохотой предложил Ивлад брату. - Ты не сможешь управлять конём.
        Домир тоскливо посмотрел на Литу: наверное, хотел ехать с ней, и Ивлада неприятно кольнул этот заискивающий взгляд.
        - Грайя со мной, - решил Вьюга, так и не дождавшись, когда все распределятся. - Лита с Нежатой. Ивлад, возьмёшь Домира.
        Нежата тоже сделала недовольное лицо, но никто не стал спорить с колдуном. На востоке занималась заря, и когда они выехали из перелеска, небо уже стало серо-сиреневым.
        Глава 13. Плоды усилий
        - Ты слышишь меня?
        Рагдай уже не первый раз окликал Ружана, а царевич продолжал сидеть, склонившись над столом, едва не задевая локтем почти пустую бутылку вина. Наконец Ружан поднял голову, и Рагдай невольно отступил назад. Обычно льдисто-серые глаза царевича показались чёрными, как погасшие угли. Ружан моргнул, и наваждение исчезло.
        - Мне пишут колдуны. - Ружан криво улыбнулся, но улыбка не сделала его лицо менее жёстким. - Прочтёшь?
        Рагдай в ответ протянул ему новое письмо - которое передал гонец с деревянным оберегом в виде яблока на шее. За один день таких писем пришло столько, что хватило бы покрыть ими весь пол в пиршественной зале. Колдуны из ближайших деревень прослышали о «добром царевиче» и предлагали свою помощь.
        Что-то в облике Ружана заставляло Рагдая насторожиться. Черты лица заострились, стали более хищными, взъерошенные кудри напоминали извивающихся змей.
        Рагдая пугала вдруг разгоревшаяся тяга царевича к колдунам. Всю жизнь Ружан опасался колдовства - как любой во дворце, а теперь только о нём и говорил, хоть и обещал своему воеводе оставаться осторожным.
        Многие десятилетия в Аларии передавали сказку: настанет конец Аларскому царству, если царские дети впустят в себя колдовскую силу. Часто сюда приплетали и предание о девоптицах: мол, грядут войны и пожары, если хоть одна из них пострадает от руки человека. Тут, впрочем, Рагдай мог бы поспорить: даже когда девоптиц никто не трогал, из-за Серебряного леса всё равно вспыхивали сражения.
        Ружан из царских детей казался последним, кто мог бы сдружиться с колдунами. Рагдай сам видел, как он пускал кровь стрейвинцам в битве на Белой. Не только видел, но и сам стрелял бок о бок с царевичем, пока на корабли Аларии не налетели страшные ледяные ветра…
        - С тобой всё в порядке?
        - Читай.
        Рагдай со вздохом развернул письмо. По виду Ружана он ожидал чего-то страшного, но, пробежавшись глазами по строчкам, понял, что там - примерно то же, что в письме от гонца с оберегом. Стрейвинцы потянулись к аларскому царевичу.
        - Ты того и хотел, - бросил Рагдай, протягивая письмо обратно Ружану. - Смотри не заиграйся.
        Ружан быстро схватил бумагу - мелькнули ухоженные блестящие ногти, сверкнуло золото на пальцах.
        - Хотел и рад, что усилия приносят плоды.
        Голос Ружана прозвучал сухо, будто последние слова Рагдая оскорбили его.
        - Они тянутся к тебе. Потому что ты щедро платишь. Но что ты станешь делать, когда дворец наводнят колдуны, жаждущие золота? Не боишься проклятий? Ты и так ходишь по краю, Ружан. Смотри, чтобы не упасть самому и не потянуть за собой остальных.
        - Я сумею остановиться. Мне всего-то нужно убрать с пути Ивлада.
        - Можно убрать его другими способами.
        - Как Домира?
        Рагдай сглотнул и отвёл взгляд. Он не мог разобрать, был вопрос Ружана издёвкой или нет. Неужели до ушей Ружана дошли слухи о том, что средний царевич остался жив? Но тогда бы Рагдай не остался воеводой. Быть может, даже не остался бы в живых.
        - Да, хотя бы как Домира. Отправь стрелецкий отряд за Ивладом. Если он скрывается в какой-то деревне, его быстро выследят и убьют, а тебе принесут голову. Не нужно будет затевать эти игры с колдовством.
        Рагдай тут же пожалел, что сказал это. Ружан скомкал письмо и бросил в очаг. Тучка подняла голову, проследила взглядом за клочком бумаги и вновь растянулась на ковре. Ружан поднялся, отодвинул кресло и выпрямился во весь рост.
        - Так вот чего ты желаешь мне, Рагдай? Хочешь, чтобы все знали, что я охочусь на родного брата?
        - Ты уже сажал его в темницу, это тоже многие знали, - буркнул Рагдай, ненароком пятясь к стене.
        Ружан запрокинул голову и издал горький смешок.
        - Многие? Это Военег запирал его. Твой отец. И Ивлад сбежал в ночь представления девоптицы отцу. Не своими руками я отправлял его в темницу - вот что знали «многие», как ты говоришь.
        - И Нежате ты тоже желаешь смерти?
        - Военег говорит, Нежата повенчана с верховным вьюжным колдуном. Можешь такое представить, Рагдай?
        Рагдай медленно кивнул:
        - Могу. Сам слышал такое, но не думал, что прямо-таки с верховным.
        - А вот я не мог представить. Но пришлось. С Вьюгой! Помнишь его? Ты помнишь, Рагдай?
        Настроение Ружана вновь переменилось. Он всегда таким был - как ветер над рекой. То сносит головы, то ласкает, то затихает - и всё за одну минуту. Но после истории с девоптицей и смерти царя стал ещё злее, ещё порывистее, смеялся громче, двигался резче, а если успокаивался, то мог надолго замереть, даже не моргая. Ещё и тени нет-нет да пробегающие по глазам… Рагдай силился не показывать, насколько обеспокоен.
        - Помню Вьюгу, как не помнить.
        - И я.
        Ружан приблизился вплотную, глядя на Рагдая широко раскрытыми глазами. Губы его тоже приоткрылись, будто от удивления, длинные ресницы подрагивали.
        - Я просыпаюсь ночами, - медленно проговорил Ружан. - Почти каждую ночь. Я вижу их: белых, с синими губами, с бородами, покрытыми льдом. Вижу, как быстро ветер разъедает чёрные язвы на коже, обнажая кости черепов. Я слышу их, Рагдай. Слышу крики, срывающиеся на хрип. Слышу, как оледеневшие тела падают на палубу. Тук-тук-тук - словно мешки с костями. И я проклинаю тот день, Рагдай. Проклинаю Стрейвин и проклинаю отца, который позволил мне повести войска в той битве наравне с Военегом. Только тебя, Рагдай, не проклинаю, потому что, если бы тебя не было рядом, я бы давно сошёл с ума… И это он виноват. Проклятый колдун.
        Царевич вцепился руками в плечи Рагдая и упал лицом на его грудь. Дохнуло кислым хмельным дыханием, и Рагдай неловко обхватил Ружана поперёк спины.
        - Ты пьян. Не думай о них. Просто не думай. Слышишь?
        Ружан всхлипнул. Так странно было слышать этот беспомощный звук от старшего царевича, при виде которого мужчины вытягивались в струнку, а у женщин щёки загорались алым.
        - Они сами приходят. Нет! Они живут в моей голове. Убери их, Рагдай! Прогони…
        Со стоном Ружан опустился на пол, к ногам Рагдая. Тот вспыхнул от неловкости и неуместности этой сцены - будущий царь на коленях перед воеводой, да что это такое? И тут же подумал иначе: друг перед другом - так звучит лучше. Крепко обхватив Ружана за плечи, Рагдай поднял его.
        - Прогоню, только вставай. И не думай больше плакать.
        Ружан тяжело поднялся, хватаясь за Рагдая так, что тот с трудом удержался на ногах. Жилистое мускулистое тело царевича будто стало каменным, неповоротливым и невероятно тяжёлым.
        - Они проклянут меня? Будут сниться до самой смерти? И после смерти не оставят?
        Ружан с мольбой заглянул в лицо Рагдаю. Ледяные глаза с хитрым прищуром смотрели сейчас жалобно, умоляюще. Рагдай отвёл взгляд и положил ладонь на мягкие Ружановы кудри.
        - Всё будет хорошо. Не думай о них. Выгони из головы. Как выгнал я.
        - Ты правда выгнал?
        Рагдай дёрнул плечом - не ответил ни да ни нет.
        Он несколько лет пытался. Поначалу воспоминания были так ярки, что душили не то что ночами, но и днями тоже. Та битва была страшнейшей - но ни капли крови не упало на палубы царских ладей. Вот оно, истинное коварство колдовства: оно заставит тебя медленно сгорать в безумии, лишь однажды показав свой оскал.
        Царь Радим тогда впервые осознал, что его болезнь не отступит, пока не вытянет из него жизнь до последней капли, и поставил старшего сына вместе с воеводой командовать флотом, когда Стрейвин попытался пробраться к Серебряному лесу через устье реки Белой. Дело было поздней осенью, лёд ещё не встал, но вьюжные колдуны уже вошли в силу - перевес был на стороне Стрейвина.
        Худший союз - для врагов, разумеется, - вьюжные со штормовыми. Так и вышло в тот раз. Корабли Аларии сдавались один за другим, мачты ломались, промерзали насквозь, словно сухие веточки. Палубы заледеневали, паруса вставали колом, когда от воды поднимались снежно-ледяные вихри, налетали на корабли, окутывая их страшными белёсыми коконами. Рагдай помнил, какие крики доносились с обледеневших палуб: резкие, высокие, они взвивались и обрывались хрипами через несколько коротких мгновений. Вскоре корабли разламывались, как перемороженные рыбины, рассыпались на куски. Море поглощало их, сжирало серыми пенными волнами, а снежные вихри принимались кружить в поисках новой жертвы.
        Когда буран обступил их судно, Рагдай уже едва держался на ногах от мороза. Он цеплялся за борта, обмотав руки парусиной, и всё равно не чувствовал пальцев, только тупую боль. Он постоянно оглядывался на отца, чтобы убедиться, что Военег видит: он не сдаётся, всё так же готов сражаться наравне с ним. И Ружаном.
        Царевич стоял на корме, вглядываясь в даль. Конечно, он не мог ничего разглядеть: колдовской буран был слишком плотным, стужа всё крепчала, вгрызаясь в лица холодом. В сторону стрейвинских ладей летели редкие стрелы, но большинство аларских воинов уже либо погибли, либо были не в состоянии держать лук. Да и толку от луков не было - тетивы промёрзли и не гнулись, многие и вовсе лопнули. Рагдай позвал Ружана, но тот только отмахнулся. Кто-то из команды кричал об отступлении, но всем другим было ясно: даже если повернуть к берегу прямо сейчас, неминуемо встретишь смерть. Стараниями колдунов море сковало льдом, из-за бурана не было видно ничего дальше носа судна, да и если бы удалось сменить курс, наверняка можно было бы наткнуться на обломки других кораблей. Тогда Рагдай понял: ещё немного - и они тоже погибнут. Как весь аларский флот.
        Он вспомнил, как за спиной раздался сиплый вскрик. Один из ратников покрывался инеем и воздел руки к лицу, скрючив пальцы, словно его мучил зуд. Рагдай с ужасом наблюдал, как ветер треплет полы одежды мужчины, заставляя ткань стыть колом, и ломкая ледяная корка покрывает его кожу. Спустя пару мгновений мужчина упал на палубу с сухим стуком. Рагдай вздрогнул и обернулся. Остальная команда тоже поддавалась натиску бури. Иные гребцы сразу падали замертво, роняя вёсла, у других мороз разъедал глубокие язвы, сквозь которые проступали кости. Перед Рагдаем упал стрелок: вместо щёк у него зияли дыры, в которых просвечивали зубы, а нос провалился внутрь.
        - Скорее! - рыкнул Военег, хватая Рагдая в охапку. Отец швырнул его к Ружану и сам навалился сверху, укрывая обоих юношей своим тулупом.
        От удара воздух вышел из лёгких, и Рагдай захрипел, глотая стужу.
        Воспоминания о том страшном дне застряли в горле, посылая дрожь вдоль хребта. Если бы не Военег, все они замёрзли бы насмерть и не было бы сейчас ни царевича Ружана, ни самого Рагдая…
        - Нет, - выдохнул он, продолжая гладить Ружана по волосам. - Я старался, но они по-прежнему со мной. Где бы я ни был. Такое нельзя забыть, но можно попробовать отпустить. Отпусти их, Ружан. Пусть покоятся с миром.
        - Быть может, стоило отдать им тогда Серебряный лес, - едва слышно шепнул царевич. Он успокоился, стал смирным, как ласковый ягнёнок. Тяжесть его тела приятно лежала на груди, на руках, и Рагдай не двигался, будто боялся спугнуть его. Боялся, что после кратких мгновений покоя царевич станет ещё более вспыльчивым, чем обычно. Будто ветер, угомонившийся к вечеру, чтобы в ночи разразиться грозой.
        - О чём ты говоришь? Отдать священные земли вместе с девоптицами? Алария чтит их. Нельзя пускать вражью стрелу себе прямо в сердце.
        - Тогда мои воины были бы живы.
        Ружан едва ворочал языком, будто разом обессилел. Рагдай убеждал себя, что виной тому лишь вино, которого будущий царь стал пить слишком много.
        - Войны разгораются, чтобы в них пали лучшие, - успокаивающе произнёс он. - Не бывает войны без смертей.
        Ружан зашевелился, поднял голову и отстранился, разглядывая Рагдая покрасневшими глазами. Хотя бы не чёрными - уже хорошо.
        - От них одни беды. От этих чудовищ. Кто они, Рагдай? Ты уверен в том, что птицы с женскими лицами - то, что Аларии стоит беречь и чтить? Раз Стрейвин так хочет владеть ими, так пусть забирает. Чтобы никто больше не погибал за них.
        Рагдай не сразу нашёл что ответить - так непривычно звучали эти слова из уст Ружана, того, кто ради власти приказал изжить со света родных братьев.
        - Девоптицы - символ Аларии, - мягко повторил Рагдай. Он попытался поймать руки Ружана и усадить его, но тот закусил губу и отошёл к окну, отвернувшись. - Упустишь их - народ тебе не простит. Вернее…
        - Не простит тому царю, кто сделает это, - отозвался Ружан. - Я понял, о чём ты. Хоть я и остался единственным сыном Радима, хоть я и достал отцу проклятую птицу, я ещё не коронованный царь, даже ты спешишь напомнить об этом.
        - Извини. Я не то хотел сказать. - Рагдай смутился. - Коронация всё равно скоро состоится, в этом никто не смеет усомниться. Но неужели ты считаешь, что девоптицы - средоточие зла?
        - Порождение чьего-то колдовства, - поправил Ружан. - Что это за твари? Почему больше нет подобных им? Что за проклятие в их голосах? Ты видел эту девчонку, Литу. Признаюсь, я никогда не испытывал таких смешанных чувств. Отвращение, восторг, неприязнь, вожделение… Нет, это не священное существо. Это было похоже на прикосновение тьмы. Правильно ли то, что в нашей стране так чтят нечто колдовское, но воюют с самими колдунами? Ты ведь знаешь: колдовство нельзя допускать к царской семье, иначе корона падёт, а Аларию захлестнёт череда несчастий.
        - Ты уже связался с колдовством, - осторожно напомнил Рагдай, снова ощущая себя крайне неловко. - Писем всё больше. Назад пути нет.
        - Верно, верно. - Ружан будто сдулся, сжал пальцами переносицу, закрыл глаза и тяжело опустился в кресло. - Но я не пускаю колдовство к себе. Я просто договариваюсь с одними врагами против других врагов. И плету молву о себе. Ты ведь знаешь, Рагдай: никто о тебе не заговорит, пока ты сам не скажешь. И твоё слово возвысится эхом других голосов, превращаясь из одного во множество.
        Рагдай вновь вспомнил, что встревожило его в облике царевича, когда он вошёл в покои. Чёрные глаза вместо серых, странное выражение лица - Ружан не был похож на себя, хоть наваждение и прошло так быстро, что Рагдай даже не мог точно сказать, не показалось ли ему.
        - И пишут мне вьюжные, - продолжил Ружан. - Их силы возрастают зимой, летом от них не добьёшься ничего ощутимого. Если Нежата сбежала с Ивладом… Если по пути они встретят этого Вьюгу, любовника сестры… Знаешь, я мог бы обернуть силы вьюжных против их предводителя. И сами они даже не поняли бы, что творят. Изумительная вышла бы шутка, не считаешь?
        У Рагдая в животе поселился тревожный холодок. Будь он отважнее, он бы сделал всё, чтобы отговорить Ружана. Правда, начинать отговаривать нужно было ещё давно. Он сухо сглотнул, отвёл глаза и проговорил лишь:
        - Будь осторожен. Не заиграйся. И, слышишь, Ружан, ты всегда, всегда можешь положиться на меня.
        - Слышу. И благодарен тебе. Подумай над моими словами. Кто для тебя девоптицы - чудо или чудовища?
        Рагдай кивнул. В голосе Ружана звучала усталая грусть - крайне редкие интонации для старшего царевича. Он был вымотан - своими ли мыслями, скорбью ли по царю, снами ли о замёрзших мертвецах или колдовством, ясно одно: лучше оставить его.
        - Я пришлю чашницу. Тебе нужно восполнить силы. Или прикажешь накрыть в трапезной? Завтра хоронят твоего отца, нужно держаться твёрдым с боярами. Они не должны увидеть твою слабость.
        - Насчёт этого не беспокойся, - отмахнулся Ружан, снова закрывая глаза. Благо, всё ещё льдисто-серые. - И приведи мне ту девчонку, вьюжную зверословку. Пускай живёт во дворце.

* * *
        Михле и раньше была предельно осторожна. Всегда осматривалась по сторонам и примечала любую деталь: шрамы ли на лице незнакомца, иноземный ли говор в речи, - но больше всего старалась запомнить все постройки с яблоком над дверью. По её подсчётам, в пятнадцати окрестных деревнях их было около тридцати шести. Но теперь она вздрагивала по любой причине.
        Михле старательно исполняла обещание, данное царевичу Ружану Радимовичу. За два дня она рассказала о щедром царевиче по меньшей мере семерым колдунам. Пятеро из них тут же написали записки и передали с посыльными, а двое не поверили юной вьюжной. Но те пятеро, несомненно, сообщили многим другим, а те, в свою очередь, передали весть дальше.
        Отыскать колдунов было не так просто: не одна Михле соблюдала осторожность. Сильные колдуны могли сразу отличить своего, но Михле никто бы не назвал сильной колдуньей - так, средненькая, ещё бы учиться и учиться. Но Михле больше не желала тратить время на обучение у настоящего наставника и решила, что потихоньку разберётся сама.
        Михле удалось скопить ещё немного медяков и пару серебряных монет - она согрела ещё несколько курятников и один коровник. Но больше не оставалась под кровом у хозяев и вечерами возвращалась в один и тот же трактир.
        Вчера во всех церквях долго звонили колокола, слышалось даже, как огромный колокол гудит в Азоборе, будто плачет. Говорили, что это в честь похорон старого царя, Радима Таворовича. Значит, скоро вся Алария перейдёт старшему царевичу? Или здесь у них другие законы? В Стрейвине правители менялись часто и никогда страной не правил колдун - чтобы не ставить никакое умение превыше остальных. Всегда выбирали кого-то из простых людей, а править ему помогал совет из шестнадцати колдунов - поровну вьюжных, огненных, штормовых и зверословов. Когда-то в совете было двадцать колдунов - к шестнадцати прибавлялись четверо костяных, но то умение давным-давно предали забвению как нечто противоестественное и опасное. Михле те времена не застала, только слышала страшные сказки про колдунью по имени Смерть, которая могла заклинать кости и кровь.
        Уже стемнело, и Михле спешила по заснеженной дороге к трактиру, на ходу крутя головой и придерживая пуховый платок у подбородка. Снег хрустел под ногами, но в кои-то веки метель унялась, и студёный воздух звенел, недвижимый и будто стеклянный. Крикнешь погромче, вскинешь резко руку - и расколется, рассыплется на множество невидимых осколков. Дым от печных труб поднимался строго вверх, как по струнке, и свет из окошек лучился острыми иглами, будто горели внутри не свечи с лучинами, а настоящие звёзды, пойманные и заточённые в избах.
        Михле никогда не предполагала, что она сможет желать и бояться одновременно одного и того же. Она боялась, что навстречу выскочит на вороном жеребце царевичев посланник, Рагдай, и снова позовёт её к Ружану. Михле, конечно, сначала упрёт кулаки в бока, нахмурится и скажет, что никуда с ним не поедет, а он скажет, что царевичу никак без неё не обойтись… Хотя почему же боялась такого? Хотела бы этого. Но всё-таки сердце начинало трепыхаться, когда она думала, что вместо Рагдая могут быть стрельцы, которые в лучшем случае выдворят её из Аларии в Стрейвин, а в худшем - заколют прямо на улице.
        А в Стрейвин Михле никак нельзя. Там пришлось бы прозябать в нищете: таких недоученных колдунечек там в каждом дворе по две-три штуки, придётся искать наставника и платить ему золотом, чтобы выучить такое колдовство, за которое даже стрейвинцы не откажутся заплатить. Но хуже было другое: Михле выдворили из родного края и запретили возвращаться.
        Впереди светились окошки трактира. Михле боролась с собой: на морозе бы прибавить шаг, чтоб быстрей оказаться в тепле, но она еле сдерживалась, чтобы не потянуть время. За два дня Михле успела тысячу раз представить, как всё будет: вот она так же будет спешить в трактир, как вдруг со стороны боковой улочки послышится ржание, и выскочит Рагдай на коне…
        От мыслей к лицу прилила кровь, даже стало жарко. Михле остановилась отдышаться, вытерла холодной варежкой лоб и осмотрелась. Кругом не было ни души, на другом конце деревни перебрёхивались дворовые псы: наверное, где-то прошмыгнула лиса, пробираясь в курятник. Почти в каждой избе горел свет, окна кучерявились морозными узорами. Михле прислушалась. Нет, не скачет конь. Её даже зло взяло: и ради чего она как дурочка вылавливала вьюжных, с большим трудом вычисляя их среди других посетителей трактира?
        Обиженно фыркнув, она с разочарованием поплелась к крыльцу. Может, не так-то ей того и хотелось. Если желаемое не происходит, лучше вовсе перестать о нём думать.
        Михле постаралась протиснуться через дверь как можно скорее, не открывая её широко, чтобы не выгонять из помещения тепло. Она потопталась в предбаннике, отряхивая снег с сапог, повесила тулуп на крючок и вошла в основной зал.
        В такой холод посетителей было мало: все сидели по домам и не решались выйти на мороз ради кружки хмельного. За одним столом четверо мужчин с чёрными бородами переговаривались на незнакомом наречии: по их виду Михле заключила, что это глангрийские купцы. Как это их занесло в Аларию в такую стужу? Поди, совсем непривычны к холоду.
        И тут Михле увидела его.
        У стены, заняв такое место, с которого хорошо можно было видеть любого, кто войдёт, сидел Рагдай. Она сразу узнала его: нос с горбинкой, тусклые волосы, расчёсанные на прямой пробор. И тут же вспомнила, как непохож на него Ружан: у царевича-то нос ровный и красивый, а волосы, какие у него волосы! Кудрявые и чёрные, как сорочий хвост. Почему-то вспомнилось ещё кое-что: две родинки на щеке Ружана, одна покрупнее, другая поменьше. Михле даже разозлилась на себя: надо же, какую глупость запомнила.
        Она опустила глаза, боясь выглядеть слишком радостной, и сделала вид, что вовсе не заметила Рагдая. Зато он уже точно её заметил и поднялся с места.
        - Михле, я ищу тебя повсюду, - сказал он вместо приветствия и остановился напротив неё.
        Михле медленно подняла на него взгляд: ох, до чего же он высокий! Чтобы заглянуть ему в лицо, пришлось запрокинуть голову.
        - Добрый вечер, - пискнула она.
        «Ищу повсюду», - сказал Рагдай. Прям уж и повсюду? Наверняка с его связями кто-то давно выследил Михле и доложил, где она находится. Сердце заколотилось быстрее: всё-таки за ней вернулись!
        - Ружан Радимович велел привезти тебя во дворец. Он хотел бы… - вдруг Рагдай заметно смутился и склонил голову, подбирая слова. Его губы несколько раз беззвучно шевельнулись, мелькнула и разгладилась морщинка между бровей. Михле наблюдала за ним и думала: он тоже, в общем-то, недурен собой. Но Ружан не в пример краше.
        Спохватившись, Михле упёрла руки в бока, но тут же убрала, стала переминать пальцы, будто пересчитывала монеты.
        - Что он хотел бы? - напомнила она Рагдаю.
        - Хотел бы видеть тебя во дворце. И предложить кое-что.
        - Что?
        - Он сам скажет.
        Михле задумалась, размышляя, спорить дальше или промолчать. Она разглядела на поясе у Рагдая тонкий меч - наверняка халкхийской работы, дорогущий, - и к ней вновь вернулся страх. Михле переступила с ноги на ногу. На полу с сапог успела натечь небольшая лужица.
        - Хорошо. Я выслушаю его.
        Кончик рта Рагдая пополз вверх, но он быстро стёр ухмылку и по-деловому кивнул.
        - Вот и славно. Едем.

* * *
        В конце деревни к ним присоединилось несколько дружинников, и Михле стало не по себе. Конечно, она понимала, что Рагдаю спокойнее перемещаться в компании верных людей, но не ожидала, что царская дружина однажды будет сопровождать её, колдунью из Стрейвина. Впрочем, она никогда и не думала, что встретится с будущим царём, а теперь, выходит, у них нашлось общее дело. Михле стиснула зубы, чтобы не разевать рот и не потерять монетку.
        Стражи тут же отворили перед Рагдаем городские ворота. Михле закрывала лицо платком, чтоб нос не мёрз так сильно, и без стеснения разглядывала всё подряд. Азобор! Город, которым пугали всех стрейвинцев ещё с колыбели. Там страшный царь, которому приносят в мешках головы колдунов…
        Но дворец оказался вовсе не страшным. Рагдай провёл Михле по крыльцу, которое размером не уступало целой крестьянской избе, и они оказались внутри. Михле поражённо топталась, разглядывая дивную роспись на сводчатых стенах и потолке. Здесь было светло даже зимним вечером: дворец освещали не лучины и даже не свечи, а масляные светильники, которые блестели так ярко, что у Михле закралась мысль: а что, если они из золота? Сколько монет можно было бы отчеканить, если их переплавить?..
        - Идём, Ружан Радимович не любит ждать, - поторопил Рагдай.
        По пути им встречались слуги, снующие по делам. То девушка с корзиной белья, то мужчина с подносом смокв. На Михле никто не обращал внимания, и скоро она осмелела настолько, что начала глазеть по сторонам без малейшего стеснения.
        Рагдай провёл её по лестнице. Ступеньки в середине были чуть вдавлены и истёрты до блеска сотнями ног.
        - А меня… не выгонят? - спросила Михле.
        Рагдай фыркнул, даже не обернувшись.
        - Ты гостья старшего царевича. Никто тебя не тронет, пока он не прикажет.
        Душа Михле ушла в пятки. «Пока не прикажет»… Выходит, может быть и такое? Тон Рагдая не изменился, когда он это произносил, значит, для него это была не угроза, а что-то обыденное. Михле сглотнула. Что ж, её никто не заставлял соглашаться. Но кто бы отказался от работы, предложенной будущим царём?
        - Прошу.
        Рагдай распахнул перед ней дверь, богато украшенную резьбой. Михле успела заметить на дереве изображения девоптиц: по две на каждую створку, а вокруг - ветки и яблоки. Михле осторожно шагнула внутрь.
        Она оказалась в небольшой зале. Небольшой она была по меркам дворца, на самом же деле любой виденный Михле трактир уместился бы тут вместе с кухней, а иной - и со двором. Михле замерла, не решаясь ступить на ковёр - роскошный, кроваво-багряный, с золотистыми завитками. Наверняка его привезли царю из Глангрии.
        - Михле, я рад вас видеть.
        Она не сразу разглядела Ружана, потому что он сидел не за большим столом, а за овальным столиком поменьше, у очага. С ним в зале были собаки - три тонконогие борзые, которые как по команде подняли узкие морды, принюхиваясь к гостям.
        - Они вас не тронут, - добавил царевич.
        Михле не боялась собак, но тут ей было тревожно, хотя при виде Ружана в груди затеплилась глупая наивная радость. Рагдай осторожно взял её за локоть и подвёл ближе. Сапоги тонули в мягком ворсе.
        - Д-добрый вечер, - промямлила Михле. Монета никак не хотела удобно устраиваться за щекой.
        - Присаживайтесь.
        Он указал на свободное кресло с широким сиденьем. Михле не стала спорить и села. Рагдай склонился над Ружаном.
        - Ты точно справишься один?
        Царевич кивнул.
        - Как себя чувствуешь? Не прислать лекарей?
        - Благодарю, Рагдай. Я поговорю с Михле один. Отдыхай.
        Они схлестнулись взглядами, что-то молчаливо решая каждый сам для себя. Михле залюбовалась их непохожими профилями. Наконец Рагдай будто бы сдался, сжал плечо Ружана на прощанье и вышел, коротко кивнув колдунье. Дверь за ним закрылась.
        - И вы принимаете у себя стрейвинку, даже не выставив стражу? - удивилась Михле.
        - Я вам доверяю.
        - И уверены, что есть для этого основания?
        Ружан склонил голову. Красивые кудри упали на лоб, и на миг у Михле перехватило дыхание.
        - Что вы мне сделаете? Неужели заморозите до смерти? - Он улыбнулся, и на щеке, прямо под родинками, мелькнула ямочка.
        - Н-нет, - пробормотала Михле, уставившись на свои руки.
        - Вот именно. Вам нужны деньги, мне нужно колдовство, это мы решили ещё в прошлую встречу. Вы показали, что я могу вам доверять: отыскали в окрестностях вьюжных и рассказали им о добром Ружане Радимовиче. Я получил множество писем. И это всего за два коротких дня. Угощайтесь.
        Он небрежно махнул на тарелки, которыми был заставлен стол. Михле сперва и не обратила на них внимания, а теперь с любопытством стала рассматривать диковинные аларские сладости, похожие скорее на девичьи украшения: маленькие сахаристые кубики с ягодами, тоненькие скрученные пастилки винного цвета, ломтики сушёных фруктов, орехи в золотистой глазури… Поборов смущение, Михле взяла орешек и тут же пожалела: глазурь оказалась твёрдой, а грызть её с монетой за щекой было жуть как неудобно. Она закашлялась.
        - У меня есть вино, - услужливо предложил Ружан и даже не посмеялся над её неловкостью. Михле отмахнулась и сама плеснула себе воды из графина.
        - Я хочу попросить вас стать моей советницей, - вдруг предложил Ружан. Михле снова закашлялась, на этот раз от удивления поперхнувшись водой. - У вас будет своё жалованье, свои покои во дворце. Не придётся скитаться по деревням.
        - Для чего вам советница-колдунья?
        Михле это предложение показалось странным. Стрейвинка на службе у аларского царя? Ещё и во дворце?
        - Мы уже говорили с вами. Я не желаю… - он вдруг осёкся и нервно сглотнул, - не желаю вой…
        По глазам Ружана пробежала тень, и Михле стало по-настоящему страшно. Она вскочила, держась за стол. Две собаки всполошились и зарычали, а третья, с чёрными пятнами, продолжала спокойно лежать.
        - Успокойтесь. Просто вам… вам стоит уяснить, Михле. - Царевич тоже встал и устало потёр лоб. - Сядьте. Прошу.
        Михле опустилась на место. Руки она сложила на коленях, чтобы не было видно, как они подрагивают.
        - Вам стоит уяснить, что царь не обязан давать объяснения юной колдунье из Стрейвина, которая против закона колдует по деревням и не платит подати. Я учтив с вами и хочу таким оставаться, но чем чаще вы подвергаете мои слова сомнению, тем труднее мне соблюдать приличия.
        - А я всё гадала, когда вы перестанете любезничать и перейдёте к угрозам, - горько шепнула Михле. К глазам подступили слёзы, и она задрала голову, чтобы они не пролились.
        - Я не угрожаю вам. И не приказываю. Но мог бы. Просто хотел, чтобы вы сами согласились на моё предложение.
        - В прошлый раз я уже согласилась.
        - Тогда было другое. Я не хочу и не умею долго уговаривать. Я привык добиваться своего быстрее и жёстче, Михле. И раз вы не можете решить, то я всё решил за вас. Отныне вы - советница наречённого царя. Вам нужно будет принести присягу. Слова вам подскажут.
        Ружан несколько раз кашлянул, расстегнул воротник, вышел из-за стола и согнулся перед очагом. Его спина тяжело и часто вздымалась, и Михле увидела, как под ногтями расплываются чёрные подтёки, словно следы от чернил.
        - Я позову Рагдая, - сказала Михле и, не услышав возражений, побежала к дверям. Собаки проводили её взглядами и снова уронили головы на передние лапы.
        Глава 14. Чары на крови
        Солнце вяло ползло по небу: впервые за много дней облака расступились, будто высыпав из пухлых тел все запасы снега. Впереди Нежаты на коне сидела девоптица - та самая Лита, из-за которой всё во дворце пошло кувырком. Нежата смотрела на её широкую оперённую спину, на аккуратно сложенные бурые крылья и человеческий затылок и испытывала смесь непонятных ощущений: от детского восторга до брезгливости. Что за странные существа! В виде вышивки на гобеленах они смотрелись привычнее.
        Домир с Ивладом скакали впереди, а Вьюга - в самом конце, прикрывая маленький отряд с тыла. Нежата злилась, что не может постоянно держать его в поле зрения: такого красивого, статного, спокойного, своего. Ей приходилось смотреть на братьев, а это зрелище заставляло её нервничать.
        Мало того что побитый Домир сидел криво, будто вот-вот свалится с лошади, так ещё и Ивлад… Ивлад скакал прямиком в Серебряный лес, не имея ни малейшего понятия о страшной клятве царя Радима.
        - Ивлад! - Нежата окликнула брата и подогнала Звездочёта, чтобы поравняться с Ветром. - Остановимся. Есть разговор.
        Нежата сначала хотела сделать вид, что ей нужно отойти по нужде, но тогда ей было бы сложнее объяснить, почему именно Ивлад должен пойти с ней. Да и ложь сейчас была бы неуместна. Лучше сказать как есть.
        - Что случилось?
        - Говорю же, нужно кое-что обсудить. Нам вдвоём. Отойдём на минутку.
        Она остановила коня, преградив дорогу, и спешилась, виновато поглядывая на Вьюгу. Колдун сдвинул седые брови.
        - Нежата? Что-то случилось?
        Она помотала головой:
        - Всё в порядке. Мне нужно сказать кое-что Ивладу. Наедине.
        - Мне тоже, - вдруг подал голос Домир. Нежата заметила, как Ивлад сморщил нос и едва заметно отвернулся.
        - Раз надо, то пойдём, скажешь, - решила царевна. - Лита, ты сможешь остаться верхом и подождать нас?
        Девоптица с тревогой посмотрела на Нежату и на расстояние, которое отделяло седло от земли.
        - С-смогу, - неуверенно ответила она.
        - Присмотри за Литой, Вьюга, - попросил Ивлад, тоже спускаясь. Щёки девоптицы стали розовее, а Грайя смотрела на подругу и издавала странные курлыкающие звуки. Нежате показалось, что это похоже на издевательский смех. Она осадила темнокрылую девоптицу:
        - Посмотрела бы я, как бы ты веселилась, если бы Вьюга оставил тебя одну на коне.
        - А ты мне не завидуй, - огрызнулась Грайя.
        Вьюга отвёл Звездочёта и Ветра к берёзовой рощице, сам спешился, оставив в седле лёгкую Грайю, и насыпал всем коням по горстке овса. Нежата с нежностью смотрела, как доверчиво кони берут угощение из рук колдуна и как он едва заметно улыбается, задумавшись о своём.
        - Так пойдём или нет? - спросил Ивлад.
        - Конечно. - Нежата мотнула головой и зашагала мимо коней дальше в рощу. Ей хотелось сохранить тайну только для своих братьев - точнее, для Ивлада, но если он позволит, и Домира посвятить тоже. Девоптицам точно не стоило слышать о том, что им обещан царевич. По крайней мере, не сейчас.
        Они отошли достаточно далеко, чтобы их не слышали. Снег под деревьями был не таким глубоким, сверху его покрывала корка наста, и Нежата с Ивладом совсем не проваливались, зато Домир - через раз. Он был потяжелее.
        - Отец умер, - вдруг произнёс Домир глухим голосом. Слова сорвались с его губ нетерпеливо, будто он больше был не в силах держать их при себе.
        Нежата и Ивлад остановились.
        - Как это произошло? - спросила Нежата.
        - На пиру. Увидел девоптицу и… умер. Вся знать присягнула Ружану.
        Ивлад стоял, стиснув челюсти, а Нежата на миг прикрыла глаза рукой. Вот как, значит. Вовремя они сбежали из темницы. Ружан бы не стал спрашивать, готова ли она выйти за Военега: сам нацепил бы на неё свадебный наряд. А может, нашёл бы ей другого мужа, познатнее.
        Нежата не почувствовала скорби из-за вести о смерти отца. Она давно оплакала Радима - сперва когда осознала, что болезнь рано или поздно сгубит его и день ото дня ему будет становиться только хуже. Второй раз - в тот день, когда он признался, что обещал отдать ребёнка своей давней любовнице. С тех пор царь стал для Нежаты не более чем выжившим из ума стариком - когда-то близким, но теперь навсегда потерянным.
        Ивлад медленно осел на колени. Наст под ним хрустнул и провалился. Уставившись пустыми глазами перед собой, он произнёс:
        - Я так спешил к нему… Выходит, даже не попрощался.
        - Хотя бы он перед смертью увидел девоптицу, - сухо сказала Нежата и положила руки на плечи Ивлада. - Не горюй, Золоточек. Мы все знали, что ему недолго осталось. И все понимали, что быть царём Ружану. Хоть я и надеялась, что тебе удастся…
        - Ружан бы убил меня, даже если бы отец заставил бояр принести мне присягу. Он уже пытался меня убить. А Домир, - Ивлад указал вытянутым пальцем на брата, - Домир смотрел и даже не пытался его отговорить!
        Нежата обернулась:
        - Это правда?
        Домир мелко закивал. Его губы дрожали, глаза наполнились влагой. Он тоже упал на колени, и Нежата протяжно выдохнула, глядя на братьев.
        - П-правда. Всё правда. Ивлад, прости меня! Я не мог… Просто не мог… Иначе он бы меня тоже… - Домир пополз в сторону Ивлада, но тот вскочил на ноги, стряхнул липкий снег с коленей и крикнул:
        - Не приближайся ко мне! Я делал вид, что тебя нет с нами, что ты не скачешь на моём коне, но ты мне противен! Ты ещё хуже Ружана. Ты хуже нас всех.
        Домир растерянно замер. Не плакал, лишь кривил рот. Нежата развела руками: ну и как теперь говорить про клятву покойного царя? Даже ничем не разрядишь обстановку.
        - Я была о тебе лучшего мнения, - сказала она Домиру. - Но кто из нас не струсил бы? Ивлад, наверное, со временем ты сможешь его понять.
        - Я могу его понять, - рыкнул Ивлад. - Но простить - нет. Ни его, ни Ружана. У меня больше нет старших братьев. Только сестра.
        - Это тоже неплохо, - поддержала Нежата. - Но мы не бросим Домира, потому что мы лучше его. Он поедет с тобой, Ивлад, хочешь ты того или нет.
        Ивлад отмахнулся и решительно зашагал прочь из рощицы.
        - Стой же! А мой разговор?
        Нежата догнала его и дёрнула за рукав.
        - Что ещё? У тебя тоже дурные новости? Вы не можете меня оставить в покое с моей скорбью?
        - Погорюешь потом, - отрезала Нежата. - Ты всё равно не разговариваешь с Домиром, а ехать еще долго. Я вот что должна сказать. Ивлад, ты не можешь идти в Серебряный лес. Хочешь проводить птиц - замечательно, но не приближайся к лесу. Прошу тебя.
        Ивлад остановился. Голубые глаза недоверчиво всматривались в лицо сестры, светлые брови то хмурились, то ползли вверх. Нежате захотелось прижать его к груди: таким растерянным он выглядел, совсем как ребёнок.
        - Почему?
        - Потому что отец, - слова давались с трудом, будто горло перехватило морозом, - сказал мне, что пообещал отдать тебя девоптицам.
        - Меня… что?
        - Он принёс клятву. У него была любовь с девоптицей. То перо над кроватью - последний подарок от любовницы. - Нежата рассказывала и чувствовала, как от гнева начинает пылать лицо. - Перед расставанием он пообещал ей отдать в Серебряный лес последнего из детей, которого ему родит наша мама. Ты представляешь, он ещё так мерзко рассуждал: «Старшего сына жалко, второго тоже, а вот дочка - в самый раз».
        - Так и сказал?
        - Так и сказал.
        Они замолчали, с вызовом сощурившись друг на друга. Первой не выдержала Нежата: отец мёртв, а его слова до сих пор скребутся в груди, вонзаются между рёбрами тонкими лезвиями. Перед глазами всё помутнело, она всхлипнула и уткнулась в плечо Ивлада. Брат прижался к ней, громко шмыгая носом.
        - Что будет, если я туда войду?
        - Вероятно, не сможешь выбраться.
        - Тогда не буду.
        - Ты умница, Золоточек.
        Они постояли так ещё немного. Мимо них, с хрустом ступая по насту, прошёл Домир, не вымолвив ни слова.
        - Спасибо, что рассказала. - Ивлад отстранился, вытирая глаза рукавом. - Тогда нам нужно будет думать, что делать, когда этот путь закончится.
        - Вьюга поможет, - уверенно ответила Нежата. - Пойдём к нему.

* * *
        Служанка отвела Михле в приготовленные для неё покои и рассказала, когда её можно звать, а когда за Михле будут приходить сами. Служанка ей понравилась: маленькая, кругленькая, с румяными щеками и курносым носом, но вот разговаривала она будто сквозь зубы и косилась на новую госпожу с явным неодобрением. Михле судорожно перебирала в голове: за какие такие заслуги её успели невзлюбить? Но осадила себя: полюбить пока тоже не за что.
        - При дворе только царевна баловалась колдовством, - произнесла служанка, после того как хорошенько взбила подушки и отодвинула полог кровати, приготовив всё ко сну. - Теперь её нет. И никто не знает, куда воевода с наследником её дели.
        Михле присела на краешек кровати, чем вызвала возмущение служанки: та сморщила нос, будто невежество гостьи её оскорбило.
        - Почему вы думаете, что виноваты воевода и наследник?
        - А то как же. Все говорили, что воевода её держит у себя в тереме. Меня к ней не пускали, как я ни просилась. Боялись, что устрою побег. Дали ей новых девочек в услужение, я таких даже во дворце ни разу не видела. А они такие дикие оказались, как куницы. У меня не получилось ничего у них узнать.
        - Так воевода же. А не наследник.
        Служанка шмыгнула носом и фыркнула одновременно, а потом украдкой вытерла нос тыльной стороной кисти. Михле скрыла ухмылку: сама-то не лучше её, неотёсанной стрейвинки, впервые оказавшейся в таких богатых покоях.
        - Ружан Радимович - вот кто точно трясётся от ярости, хоть краем уха услыхав о колдунах. Сестра ему давно была как кость в горле.
        - Он не трясётся от ярости… - протянула Михле.
        Служанка, наплевав на приличия, вздохнула и тоже села на кровать, напротив Михле.
        - Сколько раз вы с ним говорили? Два, я угадала? А я прислуживаю Нежате Радимовне с тринадцати лет. Уже почти девять лет служу. И Ружана Радимовича вижу каждый день. Он совсем переменился после той битвы. Одичал, стал злым, совсем как его борзые. И с тех пор имеет зуб и на Стрейвин, и на каждого колдуна, а в особенности - на Вьюгу со Штормом. Это они тогда командовали вьюжными и штормовыми. Теперь, когда царём станет, наверняка начнёт войну. А зачем ему вы во дворце…. - служанка окинула недоумевающим взглядом Михле, не оставив без внимания ни рыжие кудри, ни маленькие белые руки, ни простецкое платье, - ума не приложу.
        Михле залилась краской и уставилась на покрывало. И тут девоптицы. Они что, все с ума посходили? Есть в этом дворце хоть одно помещение без изображения девоптиц?
        - У него дело к колдунам, - гордо ответила Михле. - И если Ружан Радимович не рассказал служанке подробностей, это не значит, что он не знает, что делает. Он не хочет войны. Он бы примирил Аларию со Стрейвином.
        Служанка хмыкнула с таким видом, будто поняла гораздо больше, чем Михле ей сказала.
        - Ну конечно. Вам сейчас кажется, что вы знаете его лучше, чем я. Он может быть обаятельным и обходительным. Он очень красив, и ни одна девушка не станет этого отрицать. Но вы сами-то верите в то, что говорите мне? Верите, что долгая ненависть в одночасье может смениться принятием?
        Михле смотрела на неё, широко раскрыв глаза, и старалась выглядеть уверенной, не показывать растерянности. Служанка, казалось, не ждала от неё ответа, с какой-то тоской рассматривала покрывало и поглаживала вышивку. Вспоминала царевну? Быть может, они были подругами? Позволено ли это во дворце?
        - Это были её покои?
        Служанка мотнула головой:
        - Нет. Светлица царевны в другом крыле, она так и осталась пустой.
        - Как вас зовут? - спросила Михле.
        - Февета.
        - Красивое имя. Я Михле.
        Она протянула руку, и Февета коротко её пожала.
        - Мне приятно, что вы первая спросили. Но не думайте, что мы с вами станем подругами. Помните, Михле, Азобор - худшее место для колдуньи. Особенно молодой и хорошенькой.
        Февета оправила покрывало, пожелала Михле спокойной ночи и вышла из покоев. Михле растерянно заперла за ней дверь изнутри и забралась обратно на кровать прямо поверх покрывала. В окно заглядывал месяц, но Михле решила не гасить свечу на ночь, особенно после всего сказанного Феветой. Если ещё утром она мечтала, как Рагдай найдёт её и отвезёт к Ружану, то к ночи сбывшееся желание начало печь в груди нарастающим страхом.
        Михле схватила со столика белый шарик клюквы в сахаре и положила в рот. Она замерла, откинувшись на подушки.
        Что ж, если бы Ружан задумал истребить колдунов, бродящих по Аларии, то вряд ли взял бы её во дворец, верно? А вдруг он хочет сделать из неё что-то вроде приманки? Да нет… Всё-таки у него на уме было нечто другое, но что, Михле разгадать не могла. Наверное, сможет позже, если будет внимательно смотреть и слушать?
        Она раскусила клюкву. Сахарная оболочка лопнула, и на язык брызнул кислый сок. Наверняка стрейвинская - там такой на болотах сколько угодно, Михле сама видела, какие обозы ягод везли в Аларию. Уж чем-чем, а ягодами от колдунов аларцы не брезговали.
        Правда, нужно знать, в каких местах собирать. На иных болотах хоронили колдунов, и клюква с этих мест предназначалась только для других колдунов, а на продажу и на столы простых людей шла обычная.
        Михле перевернулась на бок. Ей никогда не доводилось лежать на таких мягких кроватях, и новые ощущения казались странными. Наверняка не уснёт на новом месте. Любопытно, какие покои у Ружана? Скорее всего, раз в десять больше этих. И кровать куда больше и ещё мягче… Михле выругалась - что за глупые мысли? - и встала.
        Окно расчерчивали узоры, похожие на пушистые перья. Михле сложила ладони лодочкой и дунула. Стекло оттаяло, морозная корочка нехотя расползлась в стороны, но наверняка скоро снова вернётся: Михле пока не умела надолго сдерживать лёд, куда легче призвать его, особенно зимой. Ей удавалось только согревать воздух, например, на скотных дворах. Воздух вообще считался у колдунов самой сговорчивой силой - он с рождения окружает людей и сам будто бы привычен к ним. Поэтому молодые колдуны чаще всего выбирали умение штормовых, позже добавляя к этому что-то второе.
        Задвижка на окне тоже оттаяла. Михле поковыряла её, вытаскивая штырёк, и открыла створку. В покои тут же ворвался холодный ветер, и Михле вскинула руку ладонью вперёд. Воздух нагрелся и повернул вспять.
        Она выглянула. До земли было далековато. Раньше Михле не забиралась выше второго яруса, а тут третий, не меньше. Хорошо хоть, что прямо под её окошком располагалась крыша какого-то крыльца или гульбища. Черепички припорошило снегом, а под ним, наверное, скользко. Высунувшись по пояс, Михле осмотрелась по сторонам. Если спрыгнуть на крышу крыльца, а потом куда? Лететь со второго яруса в сугроб? Сомнительное удовольствие.
        Вдруг она услышала свист, где-то совсем близко. Михле ахнула и едва не вывалилась - вот уж где был бы позор! Быстро втянувшись обратно, она замерла у окна и прислушалась.
        - На смену, - крикнул мужской голос.
        Послышались скрипучие шаги по снегу - не меньше двух пар ног. И снова тишина. Михле поняла, что под её окном поставили стражу. Горько всхлипнув, она захлопнула окно и вернулась к кровати.
        К ней приставили стражу. Ну конечно! Неужели она могла подумать, что удастся сбежать из дворца?
        Дрожащими пальцами Михле скинула покрывало, перепрятала монету, как обычно, в чулок и легла в постель. Пусть свечи горят, пока не захлебнутся воском на своих подсвечниках-блюдечках. Сама позволила поймать себя в ловушку - что там позволила, мечтала о том. Так теперь и не о чем горевать.

* * *
        Она ждала, что её разбудят рано утром - наверняка прислуга поднималась затемно, а кем еще может считаться молодая колдунья при дворе? Государевой прислугой, и больше никем, пусть Ружан и называл её советницей.
        Но давно рассвело, а в покои Михле никто не входил. Она потянулась, зевнула: ох, и разморило же на этих бесчисленных подушках! Сказать стыдно. Проверила по привычке монеты: обе на месте. Выбралась из-под одеяла: непривычно тепло, от изразцовой трубы шёл жар, тогда как обычно Михле просыпалась в уже остывших помещениях. Она подошла к зеркалу и с недовольством заметила, что на щеках остались розовые полосы от подушек.
        Сладости на столике неаппетитно подсохли, да и сейчас хотелось чего-то попроще и посытнее. Михле оделась, расчесала рыжие кудри и потянула за ручку двери. Заперто. Она подёргала ещё несколько раз, но дверь не поддавалась. Михле едва не зарычала от злости, но тут открыли снаружи, и в покоях появилась Февета.
        - Вы уже оделись? Вам не нужна помощь? - спросила служанка прохладным голосом.
        Михле издала смешок. Кто и когда помогал ей одеться? Скажет тоже.
        - Не нужно. Я не ожидала, что меня тут запрут.
        - Для вашего же блага. Мало ли кому захочется посмотреть на колдунью. Небезопасно быть единственной стрейвинкой в аларском дворце.
        Михле уже поняла, что любые слова и действия здесь могут быть похожи на угрозу, и ничего не ответила Февете.
        - Позавтракайте, а после Ружан Радимович будет ждать вас в… в мыльне.
        Февета неодобрительно поджала губы. Михле сперва и не поняла, что та имеет в виду.
        - В какой мыльне?
        - В царской, разумеется. Поторопитесь.
        Февета проводила Михле в небольшой зал, где был накрыт стол для неё одной. Наспех съев кусок пирога с повидлом и запив сбитнем, она последовала за Рагдаем, который пришёл проверить, как она устроилась во дворце.
        - Сегодня ты приступаешь к своим обязанностям советницы, - сообщил он.
        - Я думала, буду в числе других… у вас же есть какая-то дума, другие советники, - бормотала Михле, постоянно поправляя одежду.
        - Колдунью не возьмёшь на общий совет. Пока что твоё предназначение останется маленькой тайной. Ружан Радимович будет назначать тебе встречи наедине. Тут нечего смущаться, - добавил он, внимательно посмотрев на Михле.
        - Я и не…
        Рагдай прибавил шагу, и Михле пришлось постараться, чтобы не отстать. Монета в сапоге неудобно перевернулась и давила на пятку.
        Они вышли на улицу, на крепкий мороз, обошли дворец с левого крыла и оказались у отдельного небольшого здания высотой в один ярус. У входа стояли дружинники. Михле вообще бросилось в глаза то, что по двору расхаживало множество стрельцов. В груди у неё будто застыл скользкий ледяной комок, и она опустила голову, по привычке боясь попасться царским людям.
        - Извини, - произнёс Рагдай и подтолкнул Михле к дружинникам у входа.
        Один из них придержал её за руки, второй ощупал ноги, тело и руки. Михле вспыхнула от унижения. Ищут оружие! У неё, почти что у пленницы! Не обнаружив ничего опасного, дружинники кивнули ей и указали на дверь.
        Послав Рагдаю разгневанный взгляд, Михле вошла внутрь, прошла через полутёмный предбанник и толкнула вторую дверь. На неё дохнуло горячим влажным паром. Михле ахнула, привыкая к резким смолистым запахам и жару.
        - Входите, - обронил Ружан.
        Быстро проскользнув внутрь, Михле остановилась. Посреди помещения, затянутого белым клубящимся паром, стояла огромная подогреваемая купель, в которой, свесив локти по бокам и откинув голову, лежал Ружан. Его одежда была сложена на скамье в стороне, и Михле поняла, что на царевиче ничего не осталось. Её щёки вспыхнули.
        - Вы… Вы уверены, что звали меня, а не…
        - А не банщика? - Ружан медленно повернулся, сощурив серые глаза. - Уверен. Я звал вас. Присаживайтесь.
        Он небрежно махнул рукой в сторону скамьи, уронив на пол несколько капель воды, упавших с пальцев.
        - Если у вас есть разговор, не терпящий отлагательств, я постою.
        Михле быстро оглянулась на дверь, но тут же смутилась. Не подумал ли Ружан, что она хочет сбежать? Но царевич вновь отвернулся, положил голову на край купели и умиротворённо прикрыл глаза.
        - Разговор есть, - согласился он. Его голос в этот раз звучал спокойно, красиво перекатывался, словно пенные речные волны. - Раз позвал, то хотел разговора, это очевидно. Не хотите садиться - подойдите ближе. Не люблю говорить с теми, кто пятится к выходу.
        Михле смутилась ещё сильнее. Всё-таки заметил. Она сделала несколько шагов вперёд и остановилась, стараясь не смотреть на купель. Вода в ней была непрозрачной, мутно-коричневатой, остро пахла какими-то травами, и веточки вместе с сушёными цветами кружились на поверхности, но Михле всё равно боялась увидеть больше, чем уже видела.
        - Для начала, - Ружан опустил руку и поднял с пола небольшой алый мешочек из замши, с завязками, украшенными бусинами, - возьмите это. Не хочу, чтобы вы прятали деньги в сапоге.
        - Откуда вы…
        - Я не слепец. Вы всегда трогаете левое голенище, когда думаете, что никто не видит. Вряд ли старый сапог сам по себе представляет такую ценность, чтобы заботиться о нём. Разувайтесь. Я хочу, чтобы мой подарок начал приносить пользу уже сейчас.
        Он снова повернул лицо к Михле. На его лоб налипли чёрные пряди, облака пара клубились вокруг, ласкали длинную шею, капли воды стекали по плечам, и на кошельке, который он держал в протянутой руке, оставались тёмные мокрые следы от пальцев.
        Не решившись и дальше противиться просьбам царевича, Михле сделала шаг вперёд и осторожно взяла кошель. Он мягко лёг в ладонь, и Михле подумалось, что вещица могла стоить больше, чем все её монеты, добытые колдовством.
        - Носите на поясе. И больше не кладите деньги в обувь.
        Михле присела на скамью и разулась, радуясь, что Ружан на неё не смотрит. Монеты скользнули в кошелёк - как же странно было вынуть ту, которая «поселилась» за щекой! Михле затянула тесёмку, закрепила кошелёк на поясе, вновь надела сапоги и почувствовала тревогу от того, что под пяткой больше не чувствовался металлический кругляш. Что ж, ей придётся привыкать, что сокровища теперь в другом месте.
        - Спасибо вам, Ружан Радимович, - пробормотала она.
        - Не за что. Носите и вспоминайте меня добрым словом. - Ружан улыбнулся, снова щурясь от пара. - А теперь подлейте мне горячей воды, пожалуйста.
        - Я заклинаю холод, не жару.
        Ружан коротко рассмеялся и указал на ведро, стоящее на углях в большой печи, украшенной алыми изразцами с девоптицами.
        - Там.
        Михле выругалась про себя, проклиная свою глупость, зачерпнула ковшом горячей воды и смущённо приблизилась. Ей не хотелось смотреть на нагого царевича, и она осторожно вылила воду по краю купели, сосредоточенно глядя на ковш.
        Ружан втянул носом воздух и выдохнул ртом.
        - Ещё?
        - Достаточно, благодарю. Не могли бы вы расчесать мне волосы, Михле? Обычно это делают слуги, но я отослал их сегодня. Чтобы поговорить с вами.
        Михле подумала, что он, быть может, предложит ей потом искупаться в воде, оставшейся от него, как обычно купаются слуги, и сама эта мысль уже возмутила её. Михле шумно хмыкнула.
        - Не бойтесь. Я не считаю вас за прислугу. Вы по-прежнему моя придворная колдунья. Советница. Я подпускаю вас ближе не затем, чтобы унизить.
        - И не затем, чтобы показать своё превосходство?
        - Конечно нет. Напротив. Я лежу перед вами - раздетый, безоружный, прошу расчесать мои волосы. Словно обласканный домашний пёс. Разве это не высший показатель доверия? Когда царский сын показывался таким стрейвинке? Более того - не просто сын, но и будущий царь.
        Он склонил голову, глядя на Михле с укоризной.
        - П-простите. Я не думала об этом.
        Ружан вновь закрыл глаза и махнул рукой в сторону скамьи, где лежал деревянный гребень.
        - Если вы страдаете от жары, можете окончательно разуться. И расшнуровать ворот.
        Михле и правда было нестерпимо жарко, а щёки пылали - от смущения, неловкости и непонимания, как вести себя с царевичем. Она снова стянула сапоги, аккуратно поставила их под скамью, расшнуровала ворот платья и вернулась, сжимая пальцами гребешок.
        Ружан прислонился затылком к борту купели, и мокрые волосы рассыпались волнистыми прядями, свисая вдоль борта, - они были куда короче, чем у самой Михле, но длиннее, чем у Рагдая. Михле затаила дыхание, засмотревшись на царевича: так он был красив. Резковатый, но правильный профиль с точёным носом и высокими скулами, лёгкая полуулыбка на розовых губах, пухлых, как у девушки. Дотронувшись до волос, Михле удивилась, какие они мягкие. Гребень легко заскользил по прядям, вытягивая кудри плавными волнами. Ружан улыбнулся шире.
        - У вас чуткие руки. Руки, привыкшие творить чудеса.
        Михле промычала в ответ что-то неразборчивое.
        - Вы вьюжная и зверословка. Два умения из четырёх. Сложно было научиться?
        - Любое колдовство требует сил. - Михле решила не лукавить. Ей хотелось говорить так же складно и уверенно, как царевич, поэтому она не замолчала, закончив фразу на неловкой ноте. - Я всегда умела понемногу того и другого. Но совмещать сложнее.
        - Есть ли кто-то, совмещающий больше двух умений?
        Михле напугала жадность, вдруг прокравшаяся в тон Ружана.
        - О таких я мало знаю, - осторожно ответила она. - Слышала лишь сказки…
        Ружан запрокинул голову, глядя на Михле снизу вверх.
        - Сказки? О, я бы послушал от вас стрейвинскую сказку. Они расслабляют.
        - Быть может, в другой раз…
        - Отчего ждать другого раза? Расскажите мне сейчас, Михле. Я требую.
        - Это о Серебряном лесе, - ответила Михле, поколебавшись. - Старая сказка, но некоторые чудаки уверяют, что не сказка вовсе, а так всё и было. Жила на свете колдунья, укротившая разом все четыре умения. Она была сразу и вьюжной, и штормовой, и огненной, и зверословкой. Вокруг неё собиралась толпа восторженных последователей, но она принимала на обучение только способных юных девушек. Другим колдунам это не понравилось, и они объявили охоту на колдунью. Но ей показалось, что и четырёх умений мало. И она вскрыла нарыв, зреющий много столетий, - начала колдовать на крови и костях.
        Ружан развернулся, всколыхнув воду в купели.
        - В самом деле? На крови и костях? Человеческих?
        - В конце концов и на них тоже. И когда колдуны собрались изгнать ведьму, она укрыла своих учениц в лесу, а сама стала сопротивляться. Завязался бой, и колдунья погибла. Из её костей выросли серебряные деревья, из крови выросли волшебные яблоки, а ученицы превратились в девоптиц.
        Ружан приоткрыл рот, жадно вслушиваясь в каждое её слово.
        - Стало быть, колдовство превратило людей в нечто большее? Те девушки перестали быть людьми.
        - Это сказка, Ружан Радимович, - мягко напомнила Михле. - Не стоит верить в каждое её слово.
        - Я готов поверить в то, во что верят в Стрейвине. Во что верите вы.
        Михле опустила глаза, сделав вид, что увлечена расчёсыванием кончиков Ружановых кудрей.
        - Отчего колдовство на крови запрещено? - продолжил спрашивать царевич.
        - Это зло.
        Ружан рассмеялся лающим невесёлым смехом.
        - Будто бы ваше дозволенное колдовство - чистое добро. Добро ли срывать ветром кожу с человеческих лиц, Михле? Добро ли - морозить их до смерти?
        Его голос опустился до сиплого свистящего шёпота, в серых глазах загорелся страшный огонь. Ружан приподнялся, его волосы выскользнули из пальцев Михле и облепили мокрую шею. Вода в купели плескалась на уровне его груди, а на теле ниже ключиц стали видны небольшие алые пятна с тёмными краями. Листья целебных трав налипли на кожу.
        - Отвечайте. Добро?
        Михле невольно сделала шаг назад, не в силах отвести взгляд от царевича, который в один миг из расслабленного и мягко улыбающегося стал разъярённым, словно гончий пёс. Мышцы на руках напряглись, будто Ружан приготовился кинуться на кого-то.
        - Н-нет. То, о чём вы говорите, тоже зло.
        Ответ будто бы успокоил Ружана. Он вновь с тихим плеском погрузился в купель.
        - Зло. Как и любое колдовство. Слышите? Любое.
        - И моё тоже?
        Ружан снова тихо рассмеялся:
        - Даже самая безобидная вещь однажды может обжечь руки. Пока просто запомните, но скоро сами во всём убедитесь.
        - Звучит угрожающе. Особенно из ваших уст.
        - Вам нечего бояться, - поспешил успокоить её Ружан. - Пока вы со мной, вам ничего не грозит, Михле.
        Он потянулся к ней, но она отстранилась.
        - Что станет с человеком, если сотворить колдовство на его крови? - спросил Ружан.
        - Я точно не знаю… Колдовать на крови запрещено, и вряд ли вы найдёте кого-то знакомого с этим… Хотя вы, конечно, найдёте, вы же царевич. - Михле смутилась. Говорить с Ружаном о запрещённом колдовстве было страшно, но ещё отчего-то - захватывающе. Для чего Ружан привёл её во дворец? Уж не вызнать ли тайны Стрейвина? Но она - лишь бродячая колдунья с монетой в сапоге, которая давно не видела родного дома. Выходит, Рагдай мог выследить её не случайно: неужто кто-то проговорился, из-за чего Михле была вынуждена бежать из дома? Но кто? О том случае знали только в безымянной стрейвинской деревушке, затерянной среди болот.
        - Найду, если захочу. Но сперва хотел бы услышать что-то от вас. Но коли вам неизвестно - что же, нет смысла настаивать. Всё равно я рад поговорить с вами.
        - Вы даже не пытаетесь прикрыть свою лесть. Отвечу лишь то, что знаю. - Михле сглотнула, говорить об этом было трудно. Она действительно знала о колдовстве на крови - не понаслышке, знала куда больше, чем могла бы сказать Ружану. Но молчать тоже было опасно. Что, если он правда неспроста пригласил в советницы именно её, а не любую другую стрейвинку? Тогда ложь станет слишком очевидной.
        - Колдовство на крови черно и страшно, - медленно проговорила Михле, тщательно подбирая слова, - но, как у каждого колдовства, у него есть множество граней. Костяным колдовством можно проклясть, наслать болезнь или безумие. Если кто-то возьмёт у вас кровь, то сможет сделать почти что угодно с вами или вашей роднёй.
        - Даже с роднёй?
        - Да. С вашими братьями, например. Или с отцом. Когда он был жив, разумеется.
        Михле резко замолчала. Ей захотелось убежать - от царевича с его странными вопросами и от своей собственной глупости. Кто тянул её за язык? Что теперь он о ней подумает? Что она замышляет дурное против царской семьи? Не ворвутся ли прямо сейчас дружинники, не утащат ли её в острог?
        Ружан высунул руки до плеч из купели и положил голову на сгиб локтя. Его лицо стало внимательным и настороженным, с губ слетела даже тень усмешки.
        - Продолжайте. Почему вы запнулись?
        Михле отвела взгляд:
        - Я… Мне страшно говорить об этом с вами.
        - Потому что колдовство в Аларии под запретом?
        - Потому что вы… ненавидите колдунов.
        Ружан протянул влажную руку, но Михле отошла дальше.
        - Я ненавижу тех, кто с нами воевал. Кто погубил моих людей. Но вы ведь никого не погубили. Напротив, можете помочь.
        - И вы не боитесь, что сбудутся слова о погибели Аларии?
        - О, - Ружан слегка улыбнулся и вновь положил руку на борт купели, - тут всё проще. В последнее время я пытаюсь себя убедить, что не верю в это. Что делает вымысел правдой? Лишь вера, Михле. Одна лишь вера.
        Михле неуверенно кивнула.
        - Но как же та сказка о костяной колдунье и Серебряном лесе? - продолжил Ружан. - У нас бы её могли вознести до немыслимых высот. Так же, как однажды вознесли Прародительницу, настроив в её честь церквей и монастырей.
        - Это просто старая сказка. И… Ружан Радимович, тут слишком душно, чтобы я могла вести разговор и далее. Позвольте мне…
        Михле жалобно покосилась на дверь. Духота была лишь одним из предлогов - действительно, из-за горячего пара становилось всё труднее дышать и сохранять мысли в ясности, но ещё Михле слишком перепугалась. Вдруг она скажет что-то не то? Царевич коварен, как пригревшаяся на камнях гадюка, и только он сам знает, к чему сведёт этот разговор.
        - Конечно-конечно, вы вольны идти. Вы не пленница, Михле.
        Она могла бы поспорить: вспомнились ночные стражники под окном. Но промолчала.
        Ружан отвернулся, погрузившись в воду чуть ли не с головой. Не дожидаясь, пока он передумает, Михле двинулась к выходу. И только сейчас ей показалось, что последние слова царевича могли быть угрозой. Пока не пленница.
        Прикрыв за собой дверь, Михле едва не столкнулась с молодой служанкой, держащей в руках стопку мягких полотенец.
        - А Ружан-то Радимович всё о матушке тоскует? - тихо спросила девушка, взглянув на Михле из-под опущенных густых ресниц.
        - Что? Ах… - Михле не нашлась, что ответить.
        - Как ваши поганые силы её сгубили, так стал царевич сам не свой, - зашипела служанка. - Младшие-то дети совсем её не помнят. То старшие слуги говорят, не сама я придумала.
        - Прости… - промямлила Михле, пытаясь обойти служанку, но та преградила ей путь.
        - Слышала про колдовство, которое сгубит царя Аларии? Одного уже сгубило. Убирайся отсюда, стрейвинская крыса, пока я не позвала воеводу Военега! Уж он разозлится, когда узнает, что ты тут всё ошиваешься.
        - Ружан Радимович сам меня позвал, - огрызнулась Михле. - Если кому и злиться, так это мне самой: я одна при вражеском дворе, так что думай, что говоришь!
        Она толкнула служанку плечом, и дорогие алые полотенца упали в снег, вокруг мыльни почерневший от сажи. Служанка заверещала, но Михле зажала уши ладонями и кинулась прочь, проваливаясь в глубокие сугробы.
        Глава 15. Серебряный лес
        Лите нравилось ехать вместе с Нежатой. Всё-таки в компании девушки ей было спокойнее. А ещё можно было со стороны наблюдать за Ивладом. Он отдал чёрную звёздчатую накидку сестре, и Нежате она шла куда больше. Царевич лучше смотрелся в длиннополом алом кафтане и высоких сапогах. Похожий кафтан, только синий, был и на Домире, а вот шапок никто из них не носил, да с колдовством Вьюги шапки и не требовались: он так зачаровывал снег и мороз, что холода почти не ощущалось. Хотя Лита помнила, как холодно было, когда они с Вьюгой и Ивладом скакали в Азобор, к царю. Может быть, сейчас колдун оберегал Нежату более всех остальных?
        В этот раз на постоялом дворе не оказалось свободных мест. Нежата попыталась пригрозить хозяину, но Вьюга оттащил её за локоть и шепнул что-то на ухо. Царевна нахмурилась, но больше не стала шуметь. Лита зябко ёжилась. Синие зимние сумерки сгущались быстро, и так же стремительно холодало.
        - Вот какие, даже Вьюге не могут открыть, - проворчала Грайя.
        Они с Литой и Домиром оставались в тени сосен, деревья низко склонили лапы, густо облепленные снегом, и отсюда девоптиц нельзя было заметить.
        В прошлую ночь они останавливались в трактирных комнатах: Вьюга, Нежата и Ивлад договорились о местах, а Домир, Лита и Грайя присоединились к ним позже, причём девоптицы - через окна. Если бы они сразу показались на глаза людям, то слава о небольшом отряде, путешествующем с двумя девоптицами, сразу дошла бы до дворца, а там недалеко и до погони. Днём их не получилось бы разглядеть: скакали быстро и не по большаку, отдыхали только с наступлением темноты. Как-то раз за ними увязался стрелецкий отряд, но Вьюга умело сбил их с пути, закружив бураном.
        - Не станут же они класть колдуна на скотном дворе, - объяснил Домир.
        - Других бы выселили туда, - буркнула Грайя. - А нам бы комнаты отдали.
        Она ёжилась и ворчала больше обычного, и Лита переживала за подругу. Грайя с любопытством наблюдала за людьми, с жадностью рассматривала деревни и отдельные жилища, но с каждым часом силы её таяли. Сама Лита уже привыкла к вялости и отрешённости, которые преследовали её с самого момента ранения, но для Грайи это было чем-то новым и наверняка давалось тяжело, пусть она и делала вид, что всё в порядке.
        Хозяин постоялого двора поклонился Вьюге в пояс и передал какую-то корзину. Вьюга кивнул и принял подарок.
        - Что там? - Грайя вытянула шею, но Домир схватил её за плечо и задвинул обратно под полог ветвей.
        - Сейчас увидим.
        Средний царевич обернулся на Литу и улыбнулся. Его кровоподтёки почти прошли, но он до сих пор ходил неровно, иногда держась за бок.
        - У нас нет крова, зато будет обед, - объявила Нежата, приближаясь к соснам. - Ещё и с выпивкой.
        Она вынула из корзины бутылку, обвитую тонкой веревкой, и покрутила ей в воздухе.
        - С выпивкой! - ахнула Лита.
        - Это такое пойло, от которого люди дурные становятся, - пояснила Грайя. - Мне нравится начало.
        - Мне бы понравилось, если бы оно было сделано из чароплодов, - проворчала Лита.
        Сил от яблок, принесённых Грайей, хватило ненадолго. Возвращались слабость и вялость, а засыпая, Лита всегда боялась вновь загореться - как там, на царском пиру, пусть даже и понимала, что вдали от коронованного царя ей не стоит этого опасаться. С другой стороны, в этот раз поездка проходила куда приятнее и спокойнее. Во-первых, с ней была Грайя. Во-вторых, с ними - человеческая девушка. Домир после песни оставался безобидным и послушным как щенок, а к обществу Вьюги и Ивлада Лита уже привыкла и знала, что от них можно не ждать дурных поступков. Даже иногда хотелось, чтобы путешествие длилось подольше: смотреть бы и смотреть на золотые кудри…
        - Пойдёмте искать место для отдыха. - Голос Вьюги прервал её глупые мысли.
        Подходящая опушка нашлась в ближайшем лесу: круглая неширокая поляна, надёжно защищённая елями. Их чёрные лапы клонились до самой земли, облепленные пушистым снегом. Иногда на вершины садились совы, и снег осыпался вниз. Вьюга вышел на самую середину поляны, так, чтобы никому не упала за шиворот снежная шапка, и осторожно поставил посох в снег. Вскоре запахло землёй, земля вокруг посоха очистилась, стало тепло, как ранним апрельским утром. Коней привязали к огромному пню, и они тут же начали щипать показавшуюся из-под снега траву.
        - За хворостом кто пойдёт? - спросил Вьюга, отряхивая руки.
        - Колдуны не умеют разжигать костёр? - удивился Домир.
        - Умеют. - Вьюга криво ухмыльнулся. - Огненные - силой. Остальные - руками. Давай, царевич, раз самый умный. Придётся поцарапать белые ручки. Собери нам веток побольше и разожги костёр. Трактирщик дал гостинцев - попируем на славу.
        Домир засмущался и без лишних споров ушёл под ёлки. Снег продолжал таять вокруг посоха, и скоро показались два упавших дерева, лежащих прямо друг напротив друга: как скамьи, только без стола. Лита с Грайей устроились на противоположных стволах и хитро перемигивались, совсем как дома, в Серебряном лесу. Если закрыть глаза, можно было представить, что они и правда вернулись.
        Нежата раскладывала снедь из корзинки, а Ивлад покрутился немного и тоже пошёл за ветками, но в другую сторону, чтобы лишний раз не встречаться с Домиром.
        - Как крыло? Не болит? - спросила Нежата, повернувшись к Лите.
        - Нет. Почти не болит. Спасибо.
        - Уши бы надрать козлёнку. - Нежата цокнула языком, посылая в спину Ивладу гневный взгляд.
        - Он извинился, - напомнила Лита. И про себя добавила: «Раз эдак тысячу».
        Вскоре запылал огонь, и поляна осветилась весёлыми рыжими бликами. Все уселись на поваленных стволах: Ивлад, Вьюга и Грайя - на одном, Домир и Лита - на другом. Нежата обошла всех с корзиной, чтобы каждый выбрал для себя угощение. Лита взяла в когтистую лапу сладкую булочку с повидлом, Грайя - ломтики какого-то сушёного фрукта, наверняка заморского. Царевна оставила корзину на стволе и села рядом с Литой, прислонившись к ней тёплым боком.
        Сначала все ели молча. Наверняка думали о том, каково это - провести зимнюю ночь под открытым небом. Девоптицам не привыкать, Ивладу после всех путешествий тоже, а вот Домир с Нежатой выглядели растерянными как цыплята. Лита разглядывала похожие накидки царевны и колдуна, и вопрос сам сорвался с губ:
        - Ваши накидки - откуда они? В них ваша колдовская сила? Я видела такие у Шторма, Пламени и Зверя, когда они заходили к нам в Серебряный лес за яблоками.
        Вьюга согревал над костром рыбные пирожки, нанизав на тонкую ветку, и только ухмыльнулся вместо ответа. Потом, когда первый пирожок согрелся, снял его и отдал Нежате.
        - Нет, они не сделают из человека колдуна. - Он повернулся к Лите и предложил ей второй пирожок, но она отказалась. - Колдовство требует усердия. Ему нужно учиться. Долго. А накидка - красивая безделица, самое большое, что она может, - это согреть в холод.
        - Она спасла мне жизнь, - тихо сказал Ивлад.
        - Потому что твоя сестра о тебе позаботилась. - Вьюга улыбнулся, искоса, но с нежностью глядя на Нежату.
        - Тогда, выходит, моя накидка принадлежала кому-то из верховных колдунов? - спросила царевна. - Ты никогда не рассказывал ничего такого. Она много лет лежала в мамином сундуке, и всё.
        Вьюга запустил пальцы в волосы, будто задумался о чём-то. Обошёл вокруг костра и вновь сел на место, расправив серебристые полы своей накидки. Вся его одежда была даже не белой, а бесцветной, как пыль или слежавшийся весенний снег, но теперь, в свете костра, Лита увидела, как на кафтане сверкают хрустальные бусины и серебряные нити. Она размышляла, можно ли назвать колдуна красивым: он выглядел старше Ивлада и Домира, был куда шире их в плечах, часто хмурился, а улыбался с неохотой. Несмотря на седину, колдун не казался старым, а представить его с тёмными волосами и бровями вовсе было невозможно, казалось, тогда весь его образ развалится на части. Наверное, его сила могла быть разрушительной и даже смертельной, но сейчас, с ними, Вьюга осторожничал: двигался как-то украдкой, иногда даже сутулился, любое колдовство творил аккуратно, с оглядкой, будто боялся перестараться. Так старшие девоптицы переворачивают в гнёздах своих детей, стараясь не поранить изогнутыми когтями.
        - Эта накидка… твоя по праву, - неохотно признал Вьюга, сложив руки на коленях в замок и глядя куда-то себе в ноги. - Но я не уверен, что тебе стоит всё знать, Нежата.
        Царевна приоткрыла рот. Наверняка она спросила просто так, не подозревая, что ответ может ей не понравиться. Лита уже и пожалела, что затеяла этот разговор.
        - Извини, Вьюга, я не хотела быть такой любопытной, - пискнула девоптица, но Нежата остановила её, похлопав по крылу.
        - Нет-нет, ты умница. Давай, Сивар. Расскажи, откуда она. Почему я раньше была такой глупой? Видела же, что у тебя почти такая же. Спасибо, Лита, что сказала про накидки других колдунов.
        Нежата выпрямила спину, а руки сложила на коленях, сразу подобравшись и будто став меньше. Лите было стыдно: наверняка царевне неприятен этот разговор.
        - Кто такой Сивар? - спросил Домир.
        - Точно не ты, - пожала плечами Грайя. - Догадаешься сам?
        Царевич втянул голову и вгрызся в свой пирожок.
        Вьюга досадливо скривил губы. От него вдруг прокатилась волна ледяного воздуха, которая едва не затушила костёр, разведённый с таким трудом. Лите захотелось сжаться в комок. Порыв ветра быстро прекратился, и вновь поляну окутало приятное тепло.
        - Я жду, - напомнила Нежата.
        - Ты сама попросила рассказать, - сухо произнёс Вьюга. - Поэтому извини, если тебе что-то не понравится. До того как попасть к твоей матери, эта накидка принадлежала твоей прабабке, Килате Иверевне. Килате-Смерти.
        - Килату Иверевну изгнали из Азобора за измену, - поправил Ивлад. - Она не любила мужа, Ворона Глангрийского, и замышляла смуту.
        - Килату не изгоняли. Она сама сбежала. В Стрейвин.
        Лита крутила головой, глядя то на Вьюгу, то на Нежату, то на Ивлада с Домиром. Грайю этот разговор, казалось, веселил: она хитро стреляла тёмными глазами по сторонам и пушила перья, едва сдерживаясь от колкостей.
        - И вы прозвали её Килата-Смерть? - фыркнула Нежата. - Она была царицей! Пусть мятежной, но достойной более красивого прозвища.
        - Это не прозвище. - Вьюга поджал губы. - Это титул.
        - Что за титул такой - Смерть? - потрясённо спросил Домир.
        - Колдовской титул, - с неохотой продолжил Вьюга. Он осмотрелся по сторонам, будто боялся, что его может услышать кто-то чужой. - Пламя, Вьюга, Шторм, Зверь и Смерть - столько колдунов было в самом начале. До тех пор, пока Стальга-Смерть не перешла черту. После её гибели костяным колдунам запретили колдовать и набирать учеников. На какое-то время костяные вовсе пропали, но Килата помогла этой забытой силе вернуться. И поплатилась за свою дерзость.
        - Стальга - царица Аларии? - Нежата нахмурилась. - Сивар, ты нас просто дуришь. Рассказываешь сказочки, а накидку маме прислали послы. Я права?
        - К сожалению, я не любитель сказочек и шуток. Ты сама это знаешь.
        - Да уж.
        - Я слышал, что сила верховных передаётся их последним ученикам. Как Килата могла стать Смертью, если Стальга умерла задолго до её рождения? - спросил Ивлад.
        - Сила Смерти - в преодолении самой смерти. - Вьюга тщательно подбирал слова, будто боялся оскорбить царских детей подробностями об их родственнице - подробностями, которые он знал, а они - нет. - Даже без наставника можно перейти эту грань. Но не все выдерживают переход. Тело разделяют на куски и скрепляют поочерёдно мёртвой и живой водой из стрейвинской чароводной реки.
        - Тогда кто угодно может стать ещё одним верховным? Не верю, - засомневался Ивлад.
        - Не совсем. Не кто угодно. Лишь тот, кто уже впустил в себя достаточно колдовства, но не справляется с ним. И не у всех это выйдет. Не каждый решится обречь себя на забвение: пока костяное колдовство презирается другими колдунами, Смерти и её костяным не будет покоя. Стоит ли такая жизнь всех перенесённых страданий? Вряд ли.
        Нежата насупилась. Накидка сползла с её плеч, но царевна не спешила её поправлять, будто колдовская вещь стала вдруг ей противна. Лита неуклюже приобняла её крылом.
        - Не расстраивайся. Я знала про костяных и про Смерть. Это всё давно в прошлом.
        - И ты посчитал, что моя сестра заслуживает носить это и не знать правды?! - Ивлад вскочил, сжимая кулаки. Вьюга смотрел на него снизу вверх, не поднимаясь. Лита вспомнила поток ледяного воздуха, прошедший по поляне, и испугалась за царевича.
        - Посчитал. Это красивая древняя вещь, - спокойно ответил Вьюга. - После Килаты она перешла моему наставнику, прошлому Вьюге. Кто, как не аларская царевна, достойна владеть вещью своей великой прабабки? Став верховным, я отправил свёрток с накидкой в Азобор, чтобы вернуть потомкам Килаты. Смерть - это сила, которой нет равных. Она благородна, стремительна и холодна. Но по твоему негодующему лицу я вижу, что для тебя это слово значит нечто иное. Вы много лет жили во дворце с умирающим царём, поэтому для вас смерть - немощь и безумие, следы на теле и затхлый воздух в покоях. Но не путай верховных колдунов с простыми людьми.
        Вьюга медленно поднялся и обогнул костёр, остановившись возле Нежаты.
        - Я виноват, что не рассказал сразу. Если ты не хочешь больше быть владелицей этой вещи, то можешь отдать её мне.
        Вьюга протянул руку. Нежата поёжилась и закуталась в накидку так, что снаружи осталось только лицо.
        - Ещё чего, - буркнула она. - Это моё. Послушай, а зеркало? То зеркало, в которое я могу видеть тебя и братьев. Это… не от Смерти ли?
        Вьюга покачал головой.
        - Нет. Обычная заколдованная вещица. Такого добра валом на Стрейвинских торгах. Нежата, не бери в голову. - Он осторожно взял руки царевны и присел, глядя ей в глаза. Лита сгорала от любопытства и смущения: так хотелось на них смотреть, но в то же время казалось, будто это неприлично. - Если захочешь узнать об аларских царицах то, чему не учили вас во дворце, ты всегда можешь спросить у меня. И вы, - он обернулся на царевичей, - тоже. Но сейчас нам нужно просто отдохнуть.
        - То-то я и смотрю, бутылка вина совсем заскучала! - крикнула Грайя и расхохоталась. - Открывай, колдун!
        Вьюга прижал пальцы Нежаты к своим губам, слегка улыбнулся ей и развернулся к Грайе. Нежата вдруг обняла Литу, как давнюю подругу. Ивлад сидел, широко расставив ноги и упершись локтями в колени, и неотрывно наблюдал, как Вьюга откупоривает бутылку, подарок трактирщика.
        - Я первая хочу попробовать, - заявила Грайя и перебралась поближе к Вьюге.
        Колдун вскинул указательный палец и сам сделал первый глоток.
        - Пить можно, - заключил он и поднёс горлышко ко рту Грайи.
        Затем бутылка попала к Ивладу, царевич изрядно глотнул, но не стал передавать Домиру, а вернул обратно Вьюге. Вскоре вино добралось до Нежаты, и она, к ужасу Литы, выпила едва ли не больше всех, а потом наклонила горлышко к девоптице.
        - Будешь?
        Лита недоверчиво покосилась на Грайю. Вроде бы с той ничего плохого не случилось…
        - Давай, - подбодрила подруга. - Это почти яблочный сок. Только… старый.
        Лита спешно кивнула и сделала глоток. Ей не особо понравилось, но в животе стало теплее.
        - Ах, жалко, мы не сможем попеть, - вздохнула Нежата, прижимая Литу к себе. На щеках царевны запылали алые пятна.
        - Я могу, - каркнула Грайя. - Только вам всем будет грозить безумие.
        Домир кашлянул и опустил лицо. Лита приструнила Грайю:
        - Ой, да ладно тебе! Голосочка не хватит.
        - А тебе хватило!
        Лита высвободила одно крыло из объятий Нежаты и шутливо замахнулась на Грайю. Та покатилась от хохота.
        Вьюга подбросил в костёр веток, и в небо взмыли хороводы алых искр, завораживающих, как крохотные кровавые звёздочки. Отсветы пламени плясали на кудрях Ивлада, подкрашивали их рыжим и золотым. Лита с трудом отвела взгляд и спросила у Нежаты:
        - Как вышло, что царевна полюбила колдуна?
        Нежата хмыкнула и кивнула подбородком на Вьюгу.
        - А какая девушка смогла бы его не полюбить? Посмотри на него и послушай, как он говорит. Со мной никто так не обращался.
        - У меня нет опыта общения с мужчинами, - призналась Лита. - Я имею в виду, того опыта, который я пожелала бы приобрести сама. Меня только возили из леса во дворец да обратно. А с Грайей говорить про это… стыдно.
        Нежата понимающе закивала. Домир зевнул и стал готовиться ко сну: расстелил плащ так, чтобы со спины защищал поваленный ствол, а сбоку грел костёр. Вьюга бросил: «Отдыхайте, я постерегу» и, коротко кивнув Нежате, ушёл возводить снежную стену вокруг их убежища. Грайя после вина тоже быстро разомлела, нахохлилась и сонно втянула шею.
        - Ты не хочешь спать? - спросила Нежата.
        Лита помотала головой.
        - Пока нет. Расскажи мне про Вьюгу.
        Нежата перегнулась через их сиденье, убедилась, что колдун далеко, и начала вполголоса:
        - Мы встретились всего год назад. Я пришла на могилу матери. Зимой. Со мной была моя служанка, Февета. И она тогда говорит: смотри, Нежата, какой статный господин на нас смотрит. А он там и правда стоял: вот такой же, весь в белом, в этой накидке. Седой, но красивый. И спокойный. Я тогда первая с ним заговорила. Спросила, кто он таков и зачем пожаловал. А он сказал, что наслышан о красоте царской дочери. В общем, сказал какую-то мужскую глупость, каких я уже с тысячу слышала от разных мужчин. Но он не стал продолжать и лебезить. Я сначала подумала, что это нахально. Даже немного разозлилась. Но потом он спросил о колдовстве. Говорил, что видел ненароком, как я пытаюсь колдовать, указал мне на ошибки. А когда я спросила, так и ответил прямо: мол, я стрейвинец, верховный вьюжный. Хотите - велите меня повязать.
        - И ты не сказала о нём во дворце? - ахнула Лита.
        - Нет. Сначала хотела, но потом поняла: если отец и Ружан узнают, то между Стрейвином и Аларией всё станет только хуже. А я видела, как переменился брат после битвы. Видела, сколько аларских воинов там погибло. И… я испугалась. Знаешь, мне жутко было представлять, что станет со страной и со мной. Много дней я боялась выходить за ворота. Верховный колдун пришёл за царевной. Звучит как начало страшной сказки. Но ничего плохого не происходило, зато каждую ночь… - Нежата порозовела и отвела взгляд, - каждую ночь он мне снился. Неопасный. Вежливый, спокойный. Мужественный. Совсем не похожий на дикого Военега. И не похожий на юного сына глангрийского халифа, которого мне тогда сватали. Вообще ни на кого не похожий.
        - Он ходил прямо по Азобору, и никто его не поймал?
        - Никто. Простой человек не различит колдуна, пока воочию не увидит его колдовство. Иногда Военег устраивал облавы на трактиры с яблоками, но только когда бывал не в духе или по чьей-то наводке. Больше для острастки, нежели чтобы изгнать всех колдунов из Аларии. А если схватить одного из верховных, то трое остальных тотчас явятся вызволять своего. Наверняка ещё и приведут войско. Так что даже если кто-то знал, что Вьюга так близко от нашей столицы, то, скорее всего, делал вид, что ничего не замечает.
        - И как вы потом встретились ещё? Ты сама его нашла?
        Нежата устроилась поудобнее на бревне и начала медленно переплетать косу.
        - Мне хотелось многое спросить. Про колдовство, про то, что ему нужно в Азоборе. И я снова вернулась на кладбище. Февета поклялась, что никому не расскажет о том, что я сама искала встречи с колдуном. Я знала, что на неё можно положиться.
        - Он каждый день ждал тебя там? - усомнилась Лита.
        Нежата тихонько посмеялась.
        - Нет, что ты. Я три дня ходила на место нашей первой встречи, но Вьюги там не было. Я тогда так злилась… Представь, царевна ищет встречи, а он как сквозь землю провалился. Февета надо мной смеялась, говорила, что не станет же он целыми днями ждать, когда я приду. И второй раз мы с ним встретились случайно. На торгу.
        Лита слышала про торжища от Айвры. Она говорила, это такие места на краях городов, где купцы на длинных-длинных столах выкладывают свои диковины, а народ гуляет, глазеет, пробует леденцы на палочках и платит за товары монетами. Лите было сложно представить это тогда, сидя на ветке в Серебряном лесу, но теперь она подумала, что торг, наверное, мог бы отдалённо напоминать царский пир. Только вот воспоминания о пире были совсем не радостными.
        Нежата хитро посмотрела на Литу, будто хотела, чтобы та спросила, что же было дальше. Царевна с таким упоением рассказывала свою историю, и Лита поняла: ей хотелось кому-то об этом рассказать, но перед братьями было неловко, Вьюге не расскажешь, а тут - новая знакомая, которая слушает с открытым ртом, да и то скоро они разлучатся.
        - Как встретились-то? - спросила Лита.
        Нежата сделала довольное лицо.
        - Очень глупо, признаюсь. Мы с Феветой и другими служанками гуляли. За нами шли дружинники - я иногда сбегаю из дворца, но в тот раз всё было как положено: прогулка царевны в окружении свиты. С Феветой мы держались под ручку и рассматривали всякую дребедень. Я попросила дружинников держаться чуть подальше, не пугать народ. И служанки были похожи на обычных простолюдинок. Так что если нас и узнавали, то далеко не у каждого лотка, но всё-таки шли шепотки, что царевна гуляет, и я часто натыкалась на любопытствующие взгляды. Дети тянули шеи, высматривали меня. Одна девочка даже подарила свой деревянный гребешок в виде лошадки. Я отговаривала, но она так радовалась мне… До сих пор где-то в моей светлице тот подарок лежит.
        Нежата с грустью поджала губы и натянула накидку до самого подбородка. Лита тронула её крылом. Сейчас они с царевной были похожи: обе - далеко от дома, только Лита скоро вернётся, а вот вернётся ли Нежата, неизвестно.
        - И на торгу был Вьюга? - шепнула девоптица.
        Нежата встрепенулась, покосилась в сторону, где стоял настороже колдун. Он кивнул ей и махнул рукой - ложись, мол, спать. Нежата махнула в ответ и накрыла ладонью лапу Литы, как если бы это была рука подруги. Лите было непривычно такое прикосновение, но она не сдвинулась с места, чтобы не обидеть Нежату. По ту сторону костра Ивлад тихонько хмыкнул, наблюдая за ними.
        - Я в него буквально впечаталась, - продолжила Нежата с лёгким смешком. - Не заметила, представляешь? А он узнал меня и - клянусь - растерялся. Сделал такое лицо… но скоро взял себя в руки. Я быстро сообразила и сказала, что буду ждать его вечером на старом месте. И ушла, пока ни служанки, ни дружинники ничего не заподозрили. Он незаметно сунул мне в руку леденец в виде рыбки, и меня даже в дрожь бросило. Так странно.
        - Вкусный был?
        - Леденец-то? - Нежата усмехнулась. - Не знаю. Я так сильно сжимала его, спрятав руку в прорезь шубы, что он растаял. Все пальцы были липкие.
        Лита засмеялась. Ивлад встал, подошёл к Вьюге, хлопнул его по плечу и сказал:
        - Разбудишь меня через пару часов, заменю тебя.
        Вьюга нахмурился, будто не поверил царевичу, пожал плечом и нехотя согласился. Ивлад вернулся к костру.
        - Вы не против, если я… тоже…
        - Спи, Золоточек, - Нежата повысила голос, чтобы Ивлад услышал. - Выглядишь неважно. Мы посмотрим за костром.
        Домир громко всхрапнул и повернулся на бок. Ивлад чмокнул Нежату в щёку, с робкой улыбкой поклонился Лите и устроился на земле подальше от Домира. Лите вдруг стало стыдно: если бы не они с Грайей, царским детям не пришлось бы ночевать на земле и под открытым небом: могли бы попроситься с любую избу, их бы наверняка приняли, на бродяг и воров они никак не похожи.
        - А после? Встретились на кладбище? И он стал тебя учить? - опомнилась Лита.
        - Угу. - Нежата зевнула, прикрывая рот рукой, и снова зашептала: - С неохотой. Но я же приставучая. Настояла на своём. Только Вьюга наотрез отказался принимать меня в настоящие ученицы. Сказал, годков мне много - ух, как руки чесались дать пощёчину! И ещё объяснял всякие сложные штуки. В Стрейвине всё не так, как у нас. Мне кажется, на самом деле он просто побоялся, что я смогу стать сильной вьюжной. Но некоторым вещам всё-таки стал потихоньку учить.
        Но Лите было интереснее послушать о другом. Она повертела головой, посмотрела на всех собравшихся: колдун далеко, Домир и Грайя спят, Ивлад вроде бы тоже… Тогда она набралась смелости и шепнула Нежате на ухо:
        - Ну а как вы с ним… поняли, что у вас… чув…
        Она отчаянно покраснела и замолчала.
        Нежата смущённо поправила выбившуюся прядь, украдкой хитро улыбнулась и села на землю, прижавшись к стволу спиной. Расстелила уголок накидки и похлопала рядом с собой рукой, приглашая Литу тоже сесть.
        Лита устроилась под боком царевны, та приобняла её - совсем легонько, но Лите стало так уютно, что она без колебаний прижалась боком к боку Нежаты. Костёр догорал прямо перед ними, ещё устойчивый, но уже слабеющий. Блики плясали на волосах Ивлада, румянили его щёки - не насмотреться. По верхушкам деревьев пробежался лёгкий ветерок, а может, снова возились совы. Лита вдруг ощутила в груди приятное тепло - вовсе не из-за того глотка вина, а вот Нежате, наверное, именно оно и развязало язык. Лита впервые за долгое время поняла, что не боится и чувствует себя спокойно - не среди врагов.
        - Я не поняла, в какой именно момент это случилось, - шепнула Нежата, неловко потирая пальцы. Рассказывать эту часть истории ей, наверное, было тяжелее. - Мы много разговаривали. О разных вещах, но часто делали вид, что мы не аларская царевна и стрейвинский колдун, а равные, давние знакомые, которые решили получше присмотреться друг к другу. Он не заискивал передо мной, я перед ним - тоже. Но с каждым днём мы всё ближе подходили друг к другу, всё чаще касались рук. Они у него тёплые, как у обычного человека, представляешь. Поначалу я боялась, но когда поняла, что он по большому счёту такой же, как я, страх ушёл.
        Лита сидела, приоткрыв рот. Ей так нравилось слушать Нежату, её тягучий как мёд голос, нравилось смотреть, как она то хитро щурится, то по-девчоночьи смущается. Хотелось скорее узнать, что было дальше, но торопить она не решалась. Пускай говорит хоть до утра.
        - Однажды ночью я поняла, что не смогу больше смотреть ни на одного жениха, которого найдёт мне отец. Никто мне не станет мил. Я проснулась в жару, было такое необычное чувство… будто мне чего-то не хватает. Кого-то не хватает. Рядом со мной. Прямо сейчас. Будто всё вокруг неправильно, будто я потерялась в темноте, а свеча - у него. Я пыталась заснуть снова, но слышала его голос, видела его лицо. - Нежата задумалась и неосознанно провела пальцем по своим губам, будто вспоминая поцелуй. Лита едва сдержала восхищённый вздох. Как же любопытно!
        - И представляла его руки. Не только на моих руках. Но и… повсюду.
        Нежата с вызовом посмотрела на Литу, будто ждала: осудит ли? Щёки царевны пылали, но в глазах ещё ярче горел огонь.
        Лита и не думала осуждать. То, что описывала Нежата, казалось ей почти знакомым. Почти… Будто вот-вот - и это станет её историей тоже.
        - Утром я пошла спрашивать служанок про то, что бывает, когда они со своими мужьями и женихами остаются вдвоём. И узнавать, какие травы и когда следует пить. Нет, я знала, но… Мне их рассказы не понравились. Показались нелепыми, неуклюжими. Я такого не хотела. Но во снах всё было иначе. Тонко, нежно, красиво… Многие сказали бы, что я просто дурочка, которая намечтала того, чего не бывает на свете. Но я знала: бывает. И будет так, как я сама захочу.
        - А Вьюга что? Он тебя поцеловал?
        Нежата снова улыбнулась и мотнула головой.
        - Ты что. Представь: он - верховный колдун восьмидесяти девяти лет. Сам Вьюга. Холодный, выдержанный, невозмутимый. Я - на семьдесят лет младше. Царская дочка. Он боялся меня пальцем тронуть, самое смелое - сжимал ладони. Только недавно признался, как давно и сильно желал того же, что и я. Но думал, что уймёт свои чаяния, если мы станем реже видеться. Ага, конечно. Станем.
        - Выходит, ты первая его поцеловала?
        Лита округлила глаза. Неужто и такое бывает? Девоптицы сами выбирали себе мужчин во время праздника, но там было совсем другое. Вряд ли кто-то из них испытывал тот трепет, о котором говорила Нежата. Если Лита хоть что-то знала о людях, так это то, что их девушкам не принято делать первые шаги. Но Нежате правила были не писаны.
        - И не только. - Нежата прислонила ладонь ко рту и склонилась к уху Литы, чтоб совсем никто не услышал, как они шушукаются. - Я приготовилась. Выбрала место - поляну с цветущими пролесками. Куда ни глянь - синий ковёр, сквозь полог леса сочатся золотые лучи. Подгадала погожий весенний день. Собрала корзинку с перекусом, положила туда и эту накидку. С собой взяла только Февету, и то скорее для отвода глаз, а сама попросила её подождать в ближайшей деревне. Волновалась жутко, но другие чувства были сильнее. Любопытство, тяга, жар в груди. Всё это лишь усилилось, когда он пришёл. Я сказала честно, что не хочу сегодня учиться колдовству или слушать что-то о прошлом. Призналась, что хочу лишь его. Он сперва ничего не ответил, я испугалась, что уйдёт, что он ничего ко мне не чувствует, а всё, что было раньше, мне лишь показалось. Но я бы уже не смогла отступить. Постелила накидку поверх пролесок, встала на цыпочки и поцеловала его. Мне кажется, он никогда в жизни так не удивлялся. Замер, словно окаменел. Превратился в глыбу льда. - Нежата хихикнула. - Ну а потом… я пошла дальше. Заставила его опуститься
на накидку. И сняла одежду.
        Лита ахнула так громко, что Ивлад шевельнулся во сне. От костра почти ничего не осталось, с сухим треском взмывали в воздух последние искры, и Ивлад казался каким-то сказочным, нездешним. Лита только что осознала, что почти весь рассказ Нежаты слушала не сводя взгляда с царевича. Ей стало так стыдно, что она уткнулась лбом в плечо Нежаты.
        - Вот такие дела, - тихо заключила царевна. - Давай-ка тоже спать. Как-нибудь потом ещё расскажу. Ох, крепкое же было вино у проклятого трактирщика… Ты извини, если что. Наверное, неприятно такое выслушивать.
        - Что ты, - заверила Лита, - я сама попросила. Спасибо, что рассказала.
        - Да не за что, - хмыкнула Нежата.
        Они устроились на земле, укрывшись той самой накидкой. Лите сперва было неловко представлять, как накидка лежала тогда на пролесках, но вскоре её всё-таки сморил сон. К счастью Литы, без сновидений.

* * *
        Ивлад почти не поспал - так, покрутился, полежал в полудрёме. Шишки впивались в рёбра, в лесу кричали совы. Нежата с Литой о чём-то долго шептались, ахали и хихикали, но потом так и устроились вместе, едва ли не в обнимку. Бедная Грайя крепко уснула после трёх больших глотков вина, Домир тоже храпел. Хотел бы Ивлад вовсе его не слышать, но не получалось: тут как ни старайся, куда ни отходи, а всё равно окажешься рядом. Едут-то все вместе.
        После вести о том, что Ивладу нельзя входить в Серебряный лес, все мысли в голове путались. Он договорился с собой: сперва - Лита и Грайя. Нужно отвести девоптиц домой, а уже потом можно будет разобраться с собой и своими бедами. Пусть пока мысли о Ружане, о смерти отца и его страшной клятве, о том, что у троих из четверых царских детей больше нет дома, побудут где-то на задворках разума и подождут своей очереди.
        Не выдержав, Ивлад встал и тихо, чтобы никого не разбудить, подобрался к Вьюге. Он тронул колдуна за плечо. Тот резко развернулся и облегчённо выдохнув, узнав Ивлада.
        - Не спится? - хмыкнул Вьюга.
        - Никак. Ты ложись, я тебя подменю. Ты и так много сил тратишь, чтобы нас уберечь от этого постоянного холода и снега.
        Брови Вьюги приподнялись в удивлении, но он быстро вернул себе прежний хмуро-настороженный вид.
        - Это разумно: стараться сберечь ту силу, которая тебя защищает. Благодарю, царевич.
        Ивладу стало неловко.
        - Нет же. Я не так сказал. Я беспокоюсь за тебя не только потому, что ты нам полезен. Просто… Иди отдохни. И прости.
        - Тебе что девоптица велела? Меньше извиняться.
        - Да. Прости.
        Вьюга широко ухмыльнулся и хлопнул Ивлада по плечу, да так, что тот едва устоял на ногах: Ивлад и сам утомился, но что поделаешь, раз сон не идёт. Лежать и ворочаться ещё хуже.
        Конечно, стоять на страже, не имея при себе никакого оружия, было тревожно. С другой стороны, он мог хотя бы всех предупредить в случае опасности: лучше, чем ничего. Да и что может произойти? Вряд ли кто-то знает, где они. И возведённая Вьюгой стена бурана скрывала их поляну от глаз.
        Ивлад покосился на колдуна. Он устраивался на отдых, прислонившись спиной к поваленному дереву. Седые волосы падали на глаза, но он даже не поправлял их: сел, сложил руки, а голову уронил на грудь. Ивлад в который раз поразился: неужели он всё это терпит из-за Нежаты? Она, конечно, девушка красивая и знатная, но характер-то далеко не сахар.
        Вдруг впереди Ивлада что-то завыло. Он насторожился: неужели волки? Да нет. Звук был хриплым, надсадным и стремительно приближался. Стена бурана вдруг задрожала, словно снаружи что-то пыталось её прорвать.
        - Вьюга! - тихо позвал Ивлад.
        Колдун услышал. В один миг вскочил на ноги, схватил свой посох и примчался к Ивладу.
        Стена содрогнулась, шквалы снежинок прорвались внутрь, обдав Ивлада ледяным дыханием. В темноте мелькнули белоснежные вихри, и на несколько мгновений показалось, что они приняли очертания разинутых волчьих пастей.
        - Кто-то колдует, - проскрежетал зубами Вьюга. - Притом вьюжные. Совсем честь позабыли, щенки.
        Он поднял посох над головой и шагнул прямо в стену бурана. Волчьи пасти снова выступили из снежного вихря, захрипели, защёлкали. Вьюга двигался дальше, и скоро буран поглотил его целиком. Ивлад окликнул колдуна, но сам не расслышал своего голоса, такой сильный поднялся шум.
        - Что там такое? - крикнула проснувшаяся Нежата.
        - Не знаю, - ответил Ивлад.
        Вдруг на рощу налетел лютый ветер, такой студёный, что даже дышать стало трудно. Вспомнился сон, увиденный накануне отцовской просьбы: буран, покрывший лес ледяной коркой, детский плач и птичьи когти, метившие в лицо. Расчищенное от снега место стало покрываться инеем. Звездочёт и Ветер проснулись, тревожно зафыркали, запрокинув головы.
        На ходу перебрасывая распущенные волосы за спину, к Ивладу подбежала Нежата.
        - Он ушёл туда? - спросила она. Ивлад кивнул.
        Тотчас на поляну обрушилась густая метель. Ивлад успел посмотреть наверх: небо так и оставалось чистым, без облаков. Он прижал к себе Нежату, закрывая её от порывов ветра. Домир что-то кричал.
        - Прикрой девоптиц! - попросил его Ивлад.
        В следующую минуту метель исчезла, будто собралась в одной точке и растворилась. Нежата отстранилась, всматриваясь в очертания ближайших елей. Оттуда, слегка покачиваясь, вышел Вьюга.
        - Сивар! - крикнула Нежата и, вырвавшись из объятий брата, кинулась к колдуну.
        Он поймал её на лету и прижал к груди. На поляну вновь вернулось тепло, но буранная стена едва виднелась, совсем прозрачная и слабенькая.
        - Что это было? - спросил Ивлад.
        - Колдуны. Мои. Сдаётся мне, охотятся на кого-то из вас, царские дети. И не знают, что я с вами.
        - Кому понадобилось на нас охотиться? - с ужасом спросил Домир.
        - Да кому угодно, - сонно буркнула Грайя. - Вы-то на нас охотились. Почему на вас нельзя?
        - Ружан, - выдохнул Ивлад. - Да нет. Не может быть. Он боится колдовства хуже огня.
        - Тогда кто-то из других верховных? - предположила Нежата. - Сивар, пошли им весточку, что ты нас сопровождаешь.
        - Но из-за этого его могут заподозрить в предательстве. - Ивлад потёр лоб и глаза. - Ох. Теперь они поймут, что встретили отпор?
        - Поймут, - ответил Вьюга. Его взгляд как-то растерянно блуждал по округе. - Но их было несколько. Один колдун не смог бы такое наколдовать. И волки… с вьюжными, значит, по меньшей мере один зверослов.
        - Может, Зверь на тебя злится? - Нежата взяла его руки в свои. - О, Прародительница! У тебя же пальцы дрожат, милый. Неужели потребовалось столько сил?
        - Ничего страшного. - Вьюга изумлённо приоткрыл рот, когда Нежата поднесла его руки к губам.
        - Я согрею, - шепнула она, дохнула и принялась целовать костяшки.
        - Ну вас. - Домир махнул рукой и вернулся на своё место. - Теперь и не уснём все.
        Ивлад опустил голову и отошёл, оставив сестру с колдуном. Скорее бы закончить этот путь и не волноваться хотя бы за Литу с Грайей. Он присел на землю к девоптицам и попытался подбодрить их.
        - Всё будет хорошо. Надеюсь, вы не сильно испугались.
        Лита и правда выглядела напуганной, но её взгляд смягчился, когда Ивлад ей подмигнул. Грайя невозмутимо отряхнулась и снова устроилась для сна, втянув ноги под себя.
        - Чего нам бояться, - буркнула. - С нами и вы, и верховный колдун. Как-нибудь доберёмся. Уже полпути пройдено.
        «И то верно», - подумал Ивлад.

* * *
        День стоял погожий, звонкий. В лучах солнца кувыркались и серебрились мелкие снежинки, из ноздрей коней вырывался сизый пар. В другое время Ивлад бы радовался, а Ружан наверняка затеял бы если не охоту, то хотя бы долгую конную прогулку со своей дружиной. Но сейчас Ивлад постоянно оглядывался по сторонам, и тревожные мурашки ползали по спине. Домир сидел спереди, иногда они менялись и по очереди брали в руки поводья, не перекидываясь друг с другом ни единым словом. Пару раз Ивлад просил брата пересесть к Нежате, а себе брал Литу, чтобы его Ветер хоть немного отдыхал от двойной ноши.
        - Серебряный лес нам поможет, если кто-то задумает повторить то ночное колдовство, - произнёс Вьюга, когда гребнистая спина леса стала ясно видна впереди, сверкающая на солнце, будто драгоценное ожерелье. - Я воспользуюсь чароплодами и смогу отразить любую силу, которая может быть направлена против нас.
        Ивлад обернулся на него и встретился глазами с Нежатой. Та печально качнула головой, Ивлад сжал губы и не стал ничего говорить Вьюге.
        Ему нельзя ступать в Серебряный лес. Придётся остаться где-то в ближайшей деревне. А там - думать, как быть дальше.
        Он украдкой посмотрел на Литу. Девоптицы снова становились вялыми, даже Грайя почти всегда молчала. Щёки Литы красиво розовели от холода и скачки, волосы переливались оттенками мёда. Ивладу хотелось сказать: «Потерпи, дом уже близко», и он обязательно сказал бы, будь они одни. Сказал бы это и что-нибудь ещё.
        Несколько раз Ивладу казалось, будто скоро налетит новая буря с волчьими головами, но это всего лишь ветер менял направление ближе к вечеру. Вьюга на всякий случай держал посох наготове и ещё более настороженно щурился по сторонам.
        Наконец впереди расстелились замёрзшие болотца, тонкими тёмными струйками растеклись ручьи, текущие в приток Белой, скрытый от глаз вереницей деревенек. Девоптицы затихли в предвкушении, Грайя приподняла крылья, расправила их, оттолкнулась лапами от спины коня и взлетела: невысоко, неуклюже от слабости, но всё же зрелище это впечатляло. Солнце засияло на её волосах и серьгах. Пролетев немного, Грайя села на ветку - пока ещё на простую берёзу, растущую на подходе к лесу, и довольно распушилась.
        - Давай ко мне!
        Лита украдкой обернулась на Нежату, раскинула крылья и тоже взмыла в воздух. У неё получилось ещё ниже, чем у Грайи, но у Ивлада захватило дух. Он никогда не видел Литу такой свободной и величественной. Буро-рыжие крылья отливали медью и бронзой, волнистые волосы разметались по воздуху. Размах крыльев девоптиц был огромным, куда больше, чем размах человеческих рук. Лита по-прежнему берегла раненое крыло, и Ивлад едва не взвыл от досады: вот если бы не стрелял, как красиво и легко она сейчас бы парила! Пролетев меньше, чем Грайя, она тоже села на дерево и засмеялась.
        - Что за дивный смех… - прошептал Домир. Ивлад едва сдержался от того, чтобы сбросить его в снег.
        Грайя полетела дальше, к серебряным яблоням, и издала на лету пронзительный крик. Через несколько мгновений ей ответили: где-то далеко в лесу отозвались таким же криком.
        Ивлад спешился и отдал поводья Домиру. Вьюга уже стоял у границ Серебряного леса и ждал остальных. Нежата тоже соскользнула со спины коня и подошла к Ивладу, с тревогой заглядывая ему в лицо.
        - Ты куда собрался? Дальше я тебя не пущу. Прощайся с нашими попутчицами.
        Лита спустилась с дерева и села на снег рядом с ними. Впервые она выглядела по-настоящему счастливой.
        - Пойдём скорее, покажемся Верине и скажем, что со мной всё в порядке, а ты сдержал слово. Она простит тебя.
        Ивлад вымученно улыбнулся ей в ответ. Вдруг отец соврал? Вдруг та клятва ничего не значит? И что, если той девоптицы, которой он клялся, больше нет? Неужели он не может хоть на шаг зайти под сень Серебряных яблонь?
        Лес возвышался величественной стеной. Когда Ивлад бывал здесь впервые, желая выполнить отцовское желание, он не обращал внимания на деревья, но теперь они его поразили. Яблони тянулись вверх так высоко, что ветви терялись в морозном тумане, позолоченном солнечным светом. Плоды поблёскивали в лучах и казались диковинными украшениями, отлитыми из дорогого цветного стекла. Ветер шевелил ветви, и яблоки поворачивались обледенелыми боками, переливаясь от медового до румяно-кровавого.
        - Эти яблони неправильно высокие, - только и смог выдавить Ивлад, чувствуя себя чужаком. Вот-вот - и придётся признаться Лите, что дальше он не пойдёт. Он искоса глянул на неё, и воспоминания о том, как он ранил её где-то недалеко от этого места, обожгли стыдом.
        - Просто ты слишком мало чего видел. Кроме своего царского дворца, разумеется, - с улыбкой ответила девоптица.
        - Лита, Грайя, как вы? Чувствуете себя лучше рядом с лесом? - спросил Вьюга.
        - Я… наверное, немного лучше, - ответила Лита, быстро сменив тон с насмешливого на вежливый. - Будет совсем хорошо, когда подкреплюсь яблоками. - Она тут же хитро стрельнула глазами на Ивлада. - А ты бы раздобыл мне яблочко, раз из-за тебя все наши беды.
        - Я тоже мог бы, - вызвался Домир.
        - Раз мог бы, то иди, - крикнула Грайя сверху. - Подкрепимся и как улетим! Наконец-то попадём к сёстрам, а то надоели ваши унылые лица.
        Ивлад ободрился, глядя на девоптиц. Раз шутят, значит, и правда воспряли духом, оказавшись рядом с родными местами. Они даже стали лучше выглядеть, а может, это просто предвечерний свет так удачно подсвечивал их оперение, делая переливчатым и гладким.
        - Пойдёмте, - сказал Домир и решительно двинулся вперёд. - И яблок вам нарвём, и Литу наконец-то проводим.
        Он взял коней под уздцы и первым вступил в Серебряный лес. Ивлад сглотнул, смотря вслед Ветру, и спешно думал, как ему теперь вернуть коня.
        Сзади нарастал гул. Сперва ни Ивлад, ни кто-либо другой не заметили, как за спинами начало выть, словно набирал силу ветер. Девоптицы вспорхнули на нижние ветки серебряных яблонь, кривые, покрытые коробящейся серой корой. Шум стремительно нарастал, вместе с ним дохнуло крепким морозом, в воздухе закружил вихрь крупного снега.
        - В лес! Скорее! - крикнул Вьюга.
        Нежата кинулась к Ивладу и обхватила его руками.
        - Нежата!
        - Не надо было тебе приходить так близко к лесу, - выдохнула она и вскинула вперёд ладонь. Вихрь замедлился: наверняка волей Вьюги, а не Нежаты.
        - Беги к нему, - крикнул Ивлад и оттолкнул сестру. - Скорей!
        - А ты?..
        Она не успела договорить. Ивлада ударило в спину что-то чудовищно сильное. Он упал лицом в снег, рядом завизжала Нежата, а сверху их накрыла плотная шумящая волна. Ивлада прижало к земле, словно тяжеленным щитом, так, что нельзя было даже поднять голову.
        Звук тоже давил, страшный, нарастающий, вытеснял все чувства, кроме страха. Кровь бешено стучала в висках, дышать становилось труднее и труднее, а рычащий гул вгрызался прямо в сердце. Ивлад не решался открыть глаза: всё кругом было в снегу, метель хлестала по щекам ледяными хлыстами, забивала нос и рот. Он нащупал руку Нежаты и стиснул пальцы, сестра сжала его руку в ответ. С трудом он повернул голову вбок и разлепил ресницы: Нежата лежала совсем рядом, зажмурив глаза, и часто хватала воздух бледными губами. Напрягшись изо всех сил, Ивлад перевернулся на спину и приподнялся на локтях.
        Больше не было видно ни дороги, ни болот, ни серебряных яблонь - всё пожрал такой страшный буран, какого Ивлад не видел ни разу в жизни. Даже все наколдованные Вьюгой метели не могли бы с ним сравниться. Гул давил, вжимал тело в снег, а мысли заставлял метаться в ужасе, и Ивладу потребовалось всё самообладание, чтобы сохранить разум чистым. Он щурился, острые снежинки залепляли слезящиеся глаза, но всё же смог рассмотреть: в буране шевелилось что-то огромное, надвигалось на них с сестрой. Быстро оглядевшись по сторонам, Ивлад не увидел ни Домира, ни Вьюги, ни девоптиц и переполз на Нежату, закрывая её своим телом.
        - Что это? - выкрикнула она.
        - Береги силы, - ответил Ивлад. - Не вставай!
        - Куда ты?
        Нежата подняла голову, закрывая уши ладонями, и умоляюще посмотрела на Ивлада. Он поднялся на ноги, превозмогая силу ветра, и согнулся, прикрывая глаза от бурана. На него тут же налетел вихрь, и Ивлад едва не упал снова, но удержался, уцепившись за древесный ствол, вдруг выступивший из снежной круговерти на короткий миг.
        Среди бурана защёлкали пасти, полные клыков. Вырисовывались яростные волчьи морды, чтобы через мгновение вновь рассыпаться полчищем снежинок и собраться снова, уже с другой стороны. Ивлад втянул воздух через зубы. Горло больно обожгло морозом. Недалеко через метель проступала фигура Вьюги: он стоял с опущенной головой, скрестив руки перед лицом. Ветер трепал полы его накидки, казалось, вот-вот - и ткань расползётся на куски. Прямо над ним собрались три волчьи головы, сверкнули звериные глаза - твари становились всё живее и живее, будто набирались сил и вовсе не уставали от сражения с колдуном. Ивлад попытался сделать шаг вперёд, но ветер удерживал его у дерева, не давая сдвинуться с места.
        - Вьюга! - крикнул он, но голос отлетел назад, закружился и разлетелся клочьями, повиснув в ветре обрывочным эхом. Ивлад закашлялся, глаза резали слёзы, ресницы слипались от снега, а одежда замерзала на теле колом. Ивлад зарычал от бессилия: помочь бы Вьюге, но что-то чужое, страшное и колдовское мешало, превращая царевича в беспомощного испуганного юнца.
        Следующий порыв принёс снежных зверей ещё ближе. Белая стена заволокла взор, взревело над самым ухом. Ивлад снова упал в снег, на колени, успев заметить, как Вьюга тоже пошатнулся и рухнул как подкошенный. Клыкастая пасть бросилась Ивладу на грудь, другая снежная тварь кинулась к Вьюге. Где-то среди бурана слышалось, как Нежата зовёт их обоих. Ивлад закричал, ледяные челюсти сомкнулись на его голове, гортанный рык оглушил, и Ивлад задёргался, пытаясь вырваться. Грудь болела, воздуха не хватало. Ивлад замолотил наугад кулаками, уже не видя ничего, кроме густо-серого марева, захрипел и обмяк. Перед глазами вспыхнули белые огни, чтобы сразу смениться чернотой.

* * *
        Последняя красная капля, сорвавшись с кончика ножа, упала в ледяную чашу. Стенки чаши плыли от тепла натопленной комнаты, по столу растекалась прозрачная лужица, а в ледяных гранях плясали отблески огня.
        Михле выдохнула и подняла голову, вопросительно глядя на царевича. Над чашей в последний раз закружились искристые вихри, щёлкнула крохотная волчья пасть, и всё исчезло, повинуясь движению пальцев колдуньи.
        Ружан пригубил из кубка и улыбнулся уголком рта. Старший царевич полулежал на глангрийском диване, расшитый бархатный халат приоткрывал кожу на груди - после травяной ванны багровые пятна вроде бы стали светлее. Михле, смутившись, поспешила спрятать взгляд.
        - Как всё прошло?
        - Хорошо. Всё так, как я и предполагала. Лес придал колдовству сил.
        Михле покосилась на дивное яблоко, лежащее возле чаши. Свет очага падал на него так, что просвечивались маленькие косточки, спрятанные в самой середине мякоти. Кожица переливалась от золотого до мягко-алого, от яблока исходило тёплое сияние, и на него хотелось смотреть и смотреть, как на истинное чудо. Ещё больше до него хотелось дотронуться, и Михле осторожно коснулась чароплода мизинцем.
        Ружан отправил Рагдая за яблоком из Серебряного леса, и тот добыл его - перекупил где-то у торговца, промышляющего редкостями. В том, что чароплод настоящий, сомневаться не приходилось.
        - Значит, я верно выбрал советницу, - мурлыкнул Ружан.
        - Вы щедро заплатили многим колдунам. Но я так и не получила от вас оплаты, - дерзнула заметить Михле.
        Ружан расхохотался, капнув вином себе на халат.
        - Вы живёте при дворце. Этим вечером я добр и забуду ваши обидные подозрения, Михле. Я заплачу вам. Чуть позже. Что же, - он сел, и вырез разъехался в стороны, обнажая грудь почти до самого пояса, - Ивлад и Нежата теперь мертвы? Вы видели их смерть?
        Михле неоднозначно качнула головой. Руки покалывало от колдовства, от вида ножа, перепачканного кровью Ружана, начинало мутить.
        - Видела, что мои звери настигли их. Господин, я никогда такого не делала, я не могу знать, умрёт человек или нет, если…
        - Пусть твои звери стоят на страже вокруг всего Серебряного леса. Если они попытаются выйти - вновь призови колдовство. Этого будет достаточно, чтобы удержать их, если даже смерть их не настигла, - прервал её Ружан. - Меня устроит такой исход. Пусть остаются там навечно.
        - Господин, я не смогу колдовать постоянно, - напомнила Михле. - Сейчас мне помогали те вьюжные, которые отозвались на вашу просьбу. Но вы сами знаете, как тяжело было добиться того, чтобы все творили чары в одно время. Мы напугали их, это уж точно. Но… не знаю, удастся ли что-то большее.
        Ледяная чаша почти растаяла: остался тонкий слой льда на дне, ещё немного - и на ковёр закапает вода, смешанная с кровью. Михле всхлипнула. Осознание того, что она сделала, медленно наваливалось, сжимало виски. Это было колдовство на крови. Костяное. Вместе с вьюжным и звериным. Она вновь посмотрела на яблоко.
        Дверь распахнулась, и внутрь, вместе с уличным зимним воздухом, ворвался Рагдай. Окинув цепким взглядом Михле, стол с яблоком и растаявшей ледяной чашей, тонкий нож с засохшими каплями крови и наспех перевязанное запястье царевича, он подскочил к Ружану и вырвал кубок у него из рук. Вино плеснулось на ковёр, Ружан возмущённо вскрикнул и ухватил воеводу за предплечье. Тот занёс свободную руку, будто хотел дать Ружану пощёчину, но остановился и грозно произнёс:
        - Поверить не могу! Ты - и колдуешь втихую? Ружан! Я тебя не узнаю.
        - Я полон загадок, - проворчал Ружан, отстраняясь дальше.
        - Девочка, выйди. - Рагдай повернулся к Михле, прожигая её недовольным взглядом.
        - Она останется.
        Михле вжалась в кресло, не зная, слушать ей воеводу или царевича. И тот и другой выглядели разозлёнными, поднеси лучину - и воздух заискрится.
        Рагдай навис над Ружаном, едва не рыча.
        - Чем вы тут занимались? - Он махнул рукой в сторону стола. - Нож, чаша… Ты что, забыл поверье? Забыл свои собственные слова? А я-то, дурак, гадал, что за блажь у тебя с этим проклятым яблоком!
        - Я не колдовал. Михле помогала закончить дела с моими братом и сестрой. Если бы ты не дал им сбежать из темницы, мне не пришлось бы отдавать свою кровь для колдовства. - Ружан многозначительно поднял перевязанную руку к лицу воеводы. Рагдай помрачнел ещё сильнее, хотя, казалось, больше некуда.
        - Тот Ружан, которому я служу и которого знаю, сторонится колдовства как огня. И точно помнит, что говорили все вокруг на протяжении всей нашей жизни: колдовство сгубит царскую семью, а если царь впустит во дворец колдовство, то грянут голод, пожары и врагом обернётся самый близкий.
        - Ты весьма вольно трактуешь слова стариков, которые жили так давно, что их кости рассыпались в пыль, - возразил Ружан. - Не ты ли советовал использовать силу колдунов для достижения правых целей? В поверье говорится другое. Вторая часть - про царя - связана с гибелью девоптицы. А наша птичка улетела живой - благодаря моему братцу, который поплатился за вольность жизнью.
        - Я советовал просто положить конец вражде. Задобрить тех стрейвинцев, кто бродит по Аларии и продаёт свои фокусы. Но пускать их в свои покои и колдовать на крови… - Рагдай разочарованно покачал головой. - Нет, Ружан. Вряд ли это то, что нам нужно. Я думал, твоя ненависть настолько сильна, что ты не способен на шаг к примирению. Оказалось, тебя мотнуло в иную крайность.
        Воевода отвернулся от Ружана и задумчиво посмотрел на Михле. Его тёмные брови сурово сошлись на переносице, но тут же вскинулись, и Рагдай уверенно шагнул к столу. Упершись ладонями в лужу, оставшуюся от ледяной чаши, он навис над Михле, заставляя её вжаться в кресло и пожалеть, что не ушла раньше. Михле уставилась на свои руки, сложенные на коленях, и сухо сглотнула. Она ожидала, что Рагдай либо ударит её, либо выволочет из дворца за шиворот, как котёнка, но он молчал, ничего не делая, а затем просто отошёл и бросил Ружану:
        - Мы с тобой ещё поговорим, когда протрезвеешь.
        Глава 16. Проклятие царевичей
        Первым, что почувствовал Ивлад, было тепло. Не доходящее до костей тепло натопленного очага в спальне, не летний солнечный жар, а мягкое, ласковое тепло, нежно обнимающее всё тело.
        Сквозь сомкнутые веки просачивался бледный розоватый свет. Ивлад открыл глаза и прищурился - золотистые лучи солнца, пробивающиеся сквозь марево пушистых облаков, били прямо в глаза. Перед его лицом переливались, покручиваясь на ветру, золотые яблоки на серебряных ветвях.
        Ивлад сел. Руки прошелестели по чему-то сухому и мягкому. Оглядевшись, он убедился, что находится в кроне дерева, но не в гнезде, как ему сперва показалось, а в гораздо более сложном сооружении, сплетённом из веток и устланным теплейшим пухом и сухими листьями. Ивлад поднялся на ноги - он смог сделать это легко, даже не задев головой ни ветки, ни плетёный навес.
        За спиной послышался шорох. Ивлад обернулся и обомлел: на толстых древесных ветвях, покрытых слоем инея, сидело не меньше дюжины юных девоптиц, с любопытством разглядывающих его. Ивлад оступился, и одна из девоптиц, с нежно-золотистыми длинными волосами, захихикала, прикрыв рот дымчатым крылом.
        - Где моя сестра? - спросил Ивлад. - И остальные. Что с ними?
        Только сейчас он начал понимать, что от любого движения ноет каждая мышца в теле, а пальцы рук и ног покалывает после схватки с ледяным ветром.
        - Вот этот и есть - младший царевич? - шепнула ещё одна девоптица.
        - Симпатичный какой!
        Шепотки и хихиканье напоминали шелест листьев на ветру. Девоптицы расселись, как зеваки на уличном представлении, нахохлили пёстрые перья, чтоб не мёрзнуть, и глазели без стыда. У всех на шеях сверкали причудливые украшения, спускаясь до груди, у многих в ушах висели серьги, а в волосах поблёскивали драгоценные нити.
        - Кто-нибудь сможет мне ответить?
        Ивлад начинал закипать. Горло вдруг сжалось от страха за Нежату, Вьюгу, Домира и Литу, а то, что девоптицы вели себя так, словно его здесь нет, вызывало жаркую злость.
        Ещё одна птица, захлопав бурыми крыльями, села на ветку ближе к Ивладу.
        - Нравится, когда на тебя глазеют? Вот и на меня люди так же пялились.
        Ивлад испытал облегчение, узнав Литу. Она будто расцвела, засияла изнутри: крылья блестели, гладкие, сложенные пёрышко к пёрышку, медовые косы ей уложили вокруг головы и украсили нитками алых бус. Глаза девоптицы блеснули насмешкой, губы дрогнули в улыбке.
        - Лита! - воскликнул Ивлад. - Что с остальными? Как мы сюда…
        Он осёкся, наконец-то осознав, что сам находится высоко над землёй, а никакого подобия лестницы не ведёт к его помосту-гнезду.
        - Как я здесь оказался? - пробормотал Ивлад, смущаясь от самых разных догадок, одновременно посетивших его голову.
        - Тебя принесла Верина. Ещё смеялась, что лёгкий как девица, - ответила Лита с полуулыбкой.
        - А Нежата? Домир? Вьюга? Что с ними?
        - И они тут же. Не волнуйся так, царевич. Повезло вам, что мы были с вами.
        Она произнесла это отстранённо - «мы были с вами». Ивлад смотрел, как Лита сидит среди сестёр, таких же девоптиц, как она сама, и не понимал, радоваться за неё или злиться. Казалось, он так привык к той Лите - беспомощной, раненой, чужой, единственной в своём роде, чуду среди людей, а теперь она очутилась вновь на своём месте, и видеть её другой, свободной и здоровой, дерзко ухмыляющейся, было непривычно и странно.
        - Я хочу увидеть их, - проговорил Ивлад медленно. На него разом обрушилась неимоверная усталость - и от облегчения, что остальные в порядке, и от этой новой, чужой Литы.
        - Спустить тебя, царевич? - спросила Лита насмешливо.
        Девоптицы захихикали, уже громче, чем прежде, осмелели и придвинулись на ближайшие ветки, разглядывая Ивлада беззастенчиво и жадно. Шагнув к краю помоста, Ивлад с опаской взглянул вниз.
        - Не нужно, - отрезал он.
        Ивлад перекинул ноги за плетёный борт, повис на руках и, упершись стопами в ствол, перебрался на нижнюю толстую ветку, а оттуда спрыгнул на землю, в снег. Девоптицы засмеялись на разные голоса. Ивладу было не до веселья.
        - Прошу в очередной раз, - крикнул он, скрипя зубами от злости. - Отведи меня к Нежате и Вьюге!
        Сбоку послышался шелест перьев, и, подняв небольшой вихрь снежного крошева, рядом села крупная девоптица с телом, похожим на совиное. Судя по лицу, она была гораздо старше Литы. Глаза под тяжёлыми веками смотрели пристально и недоверчиво, волосы седеющими длинными волнами спускались до самых лап.
        - Не шуми так в зимнем лесу, юнец, - проговорила незнакомка. - От тебя и без того немало бед.
        Ивлад хотел было возмутиться, но понял, что всем уже, конечно, известно, что это он ранил и пленил Литу. Смутившись, Ивлад поборол желание спрятать взгляд: наоборот, вздёрнул подбородок и приосанился.
        Смешки и шепотки младших птиц стихли - от новоприбывшей веяло властью и мощью, как будто воевода заглянул к простым ратникам. Она шагнула к Ивладу, покачиваясь с боку на бок, и остановилась, продолжая придирчиво разглядывать царевича из-под набрякших век.
        - Иди за мной.
        Старшая девоптица молча повернулась спиной, тяжело взлетела на нижнюю ветку и двинулась дальше, прыгая по деревьям, а где позволяло расстояние - помогая себе крыльями. Ивлад пошёл следом, стараясь не упускать девоптицу из виду.
        - От оно как мы справились! - Невдалеке послышался задорный голос Грайи. - Я на одного царского ребёнка сторговалась, а колдун аж троих привёл!
        Раздался девичий смех. Ивлад прибавил шагу, неприятное предчувствие подгоняло его вперёд. На поляне сидела Грайя, вокруг неё стояли девушки - простые, без птичьих тел, и расчёсывали её густые тёмные локоны. Тут же сидел Домир с потерянным видом. Он разглядывал серебряные яблони. Старшая девоптица села на дерево и осталась в стороне. Чуть дальше, сгорбившись, на снегу сидел Вьюга, а рядом со служанками Грайи, гневно раздувая ноздри, стояла Нежата.
        - Что-что ты сказала? Грайя, повтори!
        Девоптица заметила Ивлада и махнула ему крылом.
        - Подходи, соколик. Про тебя потолкуем.
        Нежата тоже наконец увидела брата и бросилась навстречу, обвила Ивлада за шею, едва не сбив с ног. Он крепко прижал сестру к себе, зарылся лицом в волосы и услышал, как она тихонько всхлипывает.
        - С тобой всё хорошо? - спросил он.
        - Всё в порядке, - отозвалась Нежата, не размыкая объятий. - Со мной уж точно. Но погоди, тут, кажется, что-то…
        - Что?
        - Идём.
        Нежата отстранилась и взяла Ивлада за руку, увлекая за собой.
        - Что бы она сейчас ни сказала, помни о том, что я тебе говорил, - процедил Вьюга, даже не оборачиваясь.
        - Продолжай! - потребовала Нежата, останавливаясь перед Грайей. Девоптица широко ухмыльнулась и задержала взгляд на Ивладе.
        - Хорош получился младший царёв сыночек. Какой же умницей я была двадцать три года назад! Теперь-то заживём. Благодаря мне и колдуну.
        - Ты можешь сказать яснее? - зашипела Нежата. - При чём здесь он?
        Ивлад беспомощно обернулся на Вьюгу. Он ждал, что тот сейчас встанет и всё объяснит, но колдун только с отсутствующим видом протирал посох концом накидки.
        - Так и быть, - с наслаждением протянула Грайя, упиваясь таким вниманием к себе. - Скажу. Однажды я заполучила себе знатного любовника - юного аларского царевича, готового вот-вот взойти на престол. Он полюбил меня как великое чудо - я тогда была совсем юной и не такой острой на язык. Я спела ему свою песню, и он потерял голову. Но вот беда: у моего Радима была невеста. Кажется, Горица… Не важно. Серебряный лес уже тогда начинал истощаться, и девоптицы не могли надолго отлетать от дома. Его сил должно было хватить ещё лет на двадцать, но потом он мог бы вовсе зачахнуть. Про связь царской крови и девоптиц толковали уже давным-давно. Оно и понятно: кровь царей не водица, если уж простые служанки какое-то время питают силу колдовства леса, то цари и подавно должны.
        Я взяла с Радима клятву, что он отдаст Серебряному лесу своего последнего ребёнка, рождённого женой. Ой, дурочка какая я была! Надо было просить всех. Но почти так и вышло. Гораздо лучше, чем я сама придумала.
        Грайя причмокнула губами и послала Вьюге нежный взгляд, но он даже не поднял головы и, видно, напряжённо прислушивался к её словам. На челюсти колдуна играли желваки.
        - Дальше, - потребовала Нежата.
        - А потом мы с Вериной посовещались и решили, что и правда нужно взять побольше царских детишек. Благо его у них аж четверо. Серебряный лес умирает. Яблони дают всё меньше яблок, служанки быстрее чахнут. Улетев за пределы леса, девоптицы с трудом могут протянуть несколько дней - я убедилась в этом на собственной шкуре, и малышка Лита тоже. Тогда Верина попросила Вьюгу - он частенько к нам захаживал - помочь нам и привести сюда кого-то из царских детей. В конце концов, моя старая клятва отличалась несовершенством. Царь легко мог бы обмануть её и сделать так, чтобы младший сын всю жизнь провёл вдали от Серебряного леса. Колдун согласился на сделку: здоровый Серебряный лес даст столько колдовских яблок, что силы вьюжных многократно возрастут, если мы поделимся с их верховным таким сокровищем. И, как видите, он сдержал слово. Привёл даже троих.
        Ноги Ивлада будто приросли к земле. Он с трудом повернул голову к Нежате. На сестру было страшно смотреть. Её глаза недобро потемнели, губы сжались в нитку. Она резко развернулась, подбежала к Вьюге и, широко замахнувшись, ударила его по лицу.
        - Как ты мог!
        Нежата принялась колотить сидящего колдуна по спине, плечам, по бокам, вцепилась в накидку и попыталась разорвать её, но ничего не вышло. Вьюга так и сидел, не двигаясь, только из разбитой губы на снег капала кровь.
        Нежата завизжала от ярости. Ивлад, опомнившись, кинулся к ней и попытался оттащить.
        - Нежата, успокойся!
        Она замахнулась и на него тоже. Ивлад пригнулся, и только это уберегло его от удара в бровь.
        - И тебя ненавижу! Я же предупреждала: не ходи в лес! Как ты тут вообще оказался?!
        Ивлад поймал её руки и стиснул изо всех сил. Нежата рычала и вырывалась, чёрные волосы растрепались, разлетелись по плечам, закрыли раскрасневшееся лицо. Она пометалась ещё немного, но дёргалась слабее и слабее. Наконец Нежата зарыдала и уткнулась в плечо Ивлада. Он прижал её к себе, гладя по спине, и поцеловал в лоб.
        - Тшш. Успокойся. Всё образуется. Всё… может оказаться не так, как тебе показалось.
        Он посмотрел на Вьюгу поверх головы Нежаты. Колдун медленно встал, отряхнул колени от снега, вытер кровь с лица и, быстро кивнув Ивладу, двинулся куда-то в глубь леса.
        Не стал извиняться. Не стал ничего объяснять. Просто ушёл.
        Тяжесть сдавила грудь.
        - Ты всё врёшь, - сказал Ивлад Грайе. - Зачем тебе это?
        - О-хо! - фыркнула девоптица. - Если бы я врала, разве бы он ушёл сейчас? Не справился с виной, вот что. Догони и сам спроси, права я или нет.
        - Не ходи. - Нежата стиснула руку Ивлада. - Пускай проваливает. Пускай сгинет в своих стрейвинских болотах.
        С самой первой встречи Ивлад сомневался во Вьюге, но уже успел к нему привыкнуть и убедиться, что колдун им не враг, а союзник. Конечно, всё это было слишком хорошо, чтобы в конце концов оказаться правдой. Не стоило верить ему. Не стоило принимать его помощь. Хотя как бы Ивлад справился без Вьюги? Но тут же пришла другая мысль: и что бы изменилось? Ружан всё равно заполучил Литу, а Ивлад оказался в темнице. Он хотел бы разозлиться сейчас на Вьюгу, так же как злилась Нежата, но на гнев будто бы не осталось сил, и грудь заполняла вязкая, душащая печаль.
        - Что тебе теперь делать? - Нежата со злостью вытерла глаза и громко шмыгнула носом. Она выпрямилась, собрала растрёпанные волосы и наспех заплела косу, будто хотела отвлечься этими привычными движениями. - Грайя, говори. Наверняка есть способ обойти эту глупую клятву.
        - Кх-кх-кх. А то как же. Пусть попробует выйти. Верина, подтверди!
        Служанки стояли полукругом, молчали и смотрели на Ивлада с Нежатой. Казалось, они даже не решаются заговорить без позволения девоптиц. Услышав имя старшей, они почтительно расступились так, чтобы и Верине было видно всё, что тут происходит.
        Она тяжело перелетела на ближайшее к Ивладу дерево и вздохнула.
        - Всё правда. Серебряный лес пьёт людскую кровь. Ни для кого не секрет: даже служанки не доживают тут до старости. Сам посмотри на них.
        Она указала крылом на девушек, и тут Ивлад понял, что с ними не так: они выглядели болезненно-бледными, с тёмными кругами под глазами и тусклыми волосами, будто и правда что-то вытягивало из них жизнь. Ивлад испугался за Нежату: надо скорее увести сестру отсюда, пока и она не превратилась в тень.
        - Но и этого лесу мало, - продолжила Верина, - с каждым годом яблок урождается всё меньше, а девоптицы уже не те могущественные певуньи, которые столетия назад внушали ужас всем людям от моря до моря.
        - И потому вы решили погубить моего брата? - зашипела Нежата. - Подпитаться царской кровью, чтобы вырастить больше своих проклятых яблок?! Неужели нельзя было попросить о помощи колдунов?
        - Они и помогли, - ехидно напомнила Грайя.
        Ивлад на всякий случай обнял Нежату, чтобы она не набросилась с кулаками на Грайю.
        - Царская кровь вольёт в лес новую жизнь, - повторила Верина слова Грайи. - Корни напьются её силой, деревья родят сочные яблоки, и девоптицы, вкушая их, станут краше и сильнее. Царевич принесёт новое, а нового нам всем очень не хватает.
        - Вы сами придумали себе то, во что верите. - Нежата выступила вперёд. Её щёки пылали от злости, словно среди заснеженного леса царевне вдруг стало жарко. - Коварно сплели своё проклятие, а теперь хотите его исполнить с помощью моего младшего брата? Разбирайтесь-ка сами. Созывайте советы или решайте иначе, как принято в вашем пернатом обществе. Ивлада вам не заполучить. Я вам не позволю.
        Нежата сжала кулаки, и с её пальцев сорвались снежные искры. Прочертив в воздухе причудливые спирали, они погасли, осыпавшись под ноги.
        - Успокойся, Нежата, - вздохнул Ивлад и с трудом сделал шаг в сторону: так тяжело стало двигаться от осознания того, что перед ним сидит бывшая любовница отца, та самая, чьё перо висело в царской опочивальне. - Если так предрешено, то кто я такой, чтобы противиться воле Серебряного леса?
        На него навалилась такая усталость, что плечи сами собой опустились, а в голове ворочалось тяжёлое, мутное предчувствие неизбежного.
        Нежата метнула на него разъярённый, почти презрительный взгляд.
        - Ты - царевич, Ивлад. Ты не можешь просто так отречься от своего происхождения и принять судьбу, выбранную за тебя кем-то другим.
        - А как уж будет счастлив Ружан… - пробормотал Ивлад, но слишком вяло, чтобы сказанное стало похоже на шутку.
        Нежата схватила его за плечи и резко встряхнула. От неожиданности голова Ивлада мотнулась и больно ударилась о древесный ствол.
        - Что ты творишь?!
        - Это ты что творишь! Не узнаю своего брата - этот ли безвольный тюфяк? Очнись, Ивлад! Борись и… Он может хоть как-то избежать вашего проклятия? - спросила Нежата, вновь разворачиваясь к Верине.
        Старая девоптица перебрала лапами по ветке и лениво повела плечом.
        - Умная девка, а такое спрашиваешь. Я бы не сказала тебе ничего, даже если бы знала.
        Нежата зло стиснула зубы и кинулась к Грайе, будто хотела ударить её. На всякий случай девоптица оставила служанок и вспорхнула на ветку к Верине.
        - Раз вам так нужна именно царская кровь, то берите меня. Царевна лучше впишется в женское общество. А то что выходит - гордитесь своими сестрицами, а сами выпросили мужчину? Так не пойдёт. Так что берите. Вот она я: первая и последняя дочь царя Радима.
        Ивлад не поверил своим ушам. Руки Нежаты до побелевших костяшек сжимали края накидки, а лицо у сестры было таким гордым и упрямым, что сомнений не оставалось: она будет бороться до тех пор, пока точно не уяснит, что других путей не существует. Ивлада захлестнуло восхищение.
        Он поднял голову и увидел в ветвях множество девоптиц, в любопытном молчании наблюдающих за разворачивающимся действием. Домир тоже был здесь, но смотрел только на Литу. Казалось, его никак не касалось то, о чём спорили Ивлад, Нежата и Грайя. Ивлад махнул на брата рукой: даже злиться на него не было сил.
        - Нежата, - позвал он. - Успокойся. Не спорь. Я сам проверю, выпустит меня лес или нет. Пойдём.

* * *
        Ночью после колдовства на крови Михле почти не спала. Ворочалась на мягких перинах и тряслась от озноба. Сводило руки, пальцы стыли ледышками, даже зубы стучали друг о друга. Несколько раз Михле вставала и щупала изразцовую трубу: она была тёплой.
        Подумать только, снова костяное колдовство. После того, как Михле поклялась себе больше никогда не творить такого. В голове звучали чужие слова, услышанные ещё в Стрейвине полгода назад.
        «И не смей возвращаться…»
        Дома её не взял бы на обучение ни один колдун. Однажды она перешла черту: отважилась испробовать костяное колдовство, но об этом узнали в деревне. Узнали и выгнали. К ней приходил сам Зверь - верховный зверослов, тщедушный рыжий колдун, по внешности которого никогда не догадаешься, насколько он силён, если не знаешь.
        Михле поклялась никогда не возвращаться домой и никогда не использовать другое колдовство, кроме вьюжного и звериного. Первое получалось лучше: холодные ветра и метели подчинялись ей, пусть не слишком охотно. Из звериного колдовства ей удавалось только успокаивать животных и вот с недавних пор - совмещать оба умения, вызывая в буране очертания волчьих голов.
        Теперь же её вырвали из привычной жизни: поселили во дворце, но при этом заставили взяться за костяное колдовство. Михле закусила губу, глядя в расписной потолок. А действительно ли заставили? Вдруг Ружан оставил бы эту затею, если бы она отказалась? Михле сама рассказала ему, что будет, если усилить колдовство кровью царевича. Выходит, она тоже хотела вновь испытать это ощущение? Выходит, предала свою клятву?
        В тяжёлых раздумьях Михле проворочалась до утра.
        Ружан не заставлял её. Попросил. И она согласилась. Слишком легко, чтобы сейчас убедить себя в том, что ей того не хотелось. И даже какие-то мгновения гордилась собой: больше двух умений не принято совмещать. Она же совместила целых три. Одно из которых - запрещённое. Дали бы ей в Стрейвине такую свободу, какую дал аларский царевич?
        Михле перевернулась на бок и закрыла глаза. Всего на миг, как ей показалось. Но когда она вновь подняла веки, покои заливал золотистый солнечный свет. А в дверь кто-то стучал.
        Наверняка не Февета - та сразу бы открыла.
        Михле выругалась, наспех оделась и заплела волосы в толстую косу. Быстро умылась из ковша и открыла дверь.
        В окружении дружинников перед ней стоял Ружан. Михле сдавленно кашлянула, вытерла ладони о платье и протянула ему руку. Тут же опомнилась: с будущим царём нельзя здороваться за руку. Она была и рада, и напугана его неожиданным появлением и не сразу заметила, что глаза Ружана темнее, чем обычно, а щёки кажутся впалыми. Рядом стояла верная старая борзая и водила длинной мордой, втягивая воздух.
        Михле поправила платок, укрывающий голову, - вчера вечером служанка принесла его ей в покои, и, развернув тонкий пергамент, Михле ахнула: она никогда не касалась такой мягкой шерстяной ткани и никогда не видела таких красивых узоров: цветы и ветки переплетались, чёрно-белые на алом, тревожные, словно остовы деревьев на фоне пожара.
        - Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, - произнёс Ружан, внимательно осмотрев Михле. - Пойдёмте. Не колдовать. Просто прогуляться.
        Больше не говоря ни слова, они прошли по коридору и спустились на первый ярус. Внизу Ружан подал Михле локоть, она осторожно взяла царевича под руку и шагнула с ним с крыльца. Сзади бесшумно двинулись дружинники, высокие и крепкие, с выражением уверенного спокойствия на лицах. Краем глаза Михле заметила блеск солнца на наточенных лезвиях топоров и на драгоценных ножнах. Любимая собака Ружана тоже побежала за хозяином, вывалив розовый язык.
        - Вы чем-то встревожены? - спросил Ружан.
        - Я… Всё в порядке, - соврала Михле. Ей постоянно хотелось обернуться: стрейвинская колдунья с аларским царевичем, а сзади - борзые псы и вооружённые воины, и она спиной ощущала на себе их взгляды.
        - Славно. Что вы видите?
        Михле с трудом заставила себя не коситься вбок, а взглянуть прямо перед собой, куда указывал Ружан.
        Солнечный свет персиковым соком лился с неба, в воздухе искрились крохотные снежинки, а за городской стеной, после заснеженных полей, серебряным гребнем щетинился лес. Сердце Михле на миг замерло: тот самый Серебряный лес, полный девоптиц и волшебных яблок, та самая земля, которую Стрейвин столько лет мечтал вернуть себе.
        - Я вижу Серебряный лес, - ответила она.
        - Верно. - Ружан махнул дружине, чтобы они немного отстали. - Сегодня я желаю поохотиться. Пока мои люди готовят соколов, коней и стрелков, я бы хотел провести время с вами, Михле.
        Он произнёс это так доверительно, вкрадчиво, что любая девушка залилась бы румянцем. И Михле не стала исключением - её щёки запылали, но умом она запретила себе очаровываться.
        - Хотели узнать что-то ещё о колдовстве? Или чтобы я сотворила новое колдовство для вас?
        Перед ними открылись ворота, и конюший подвёл двоих коней - вороного и бледно-серого. Михле помогли сесть в седло, а Ружан одним ловким движением вскочил на своего вороного коня.
        - Узнать, - ответил он, расправив меховую накидку. Конюший ушёл так же незаметно, как появился. Ружан пришпорил коня, выезжая из ворот. Михле пришлось напрячься, чтобы неумело направить свою кобылу следом за ним.
        - Так спрашивайте, - крикнула она, чтобы Ружан её услышал.
        Но он не отвечал до тех пор, пока они не выехали из города.
        Михле уже и перестала думать о странном порыве Ружана, просто позволила себе наслаждаться видами. Алария нравилась ей равнинами и редкими перелесками - сейчас берёзовые рощи стояли укутанные мохнатым инеем, сверкали так ярко, что слезились глаза. В Стрейвине мало где можно было увидеть такую красоту, лишь нескончаемые серые болота и полумёртвые чащи кривых осин - край колдунов всегда казался пасмурным и неприветливым, а тут солнце щедро поливало золотом всё вокруг.
        Ружан развернул коня так, чтобы быть наравне с Михле. Он достал из-за пазухи что-то небольшое и поднёс к лицу, будто рассматривая.
        - Как вы думаете, - начал он непринуждённо, - стоит ли мне съесть его?
        Михле присмотрелась и ахнула. В руке Ружана сверкало яблоко из Серебряного леса - красновато-золотое, почти прозрачное, - казалось, что в центре, под остекленевшей на морозе кожицей темнеют маленькие зёрнышки. То самое, которое вчера лежало на столе.
        - Плоды из волшебных мест таят в себе много силы. Не стоит шутить с этим, Ружан Радимович.
        - Значит ли это, что я вкушу само колдовство?
        - Колдовство опасно. - Михле осторожно подбирала слова, чтобы ненароком не натолкнуть Ружана на какую-нибудь безумную мысль. - Мы уже говорили с вами о нём. Неподготовленный человек может плохо кончить… Вы ведь не собираетесь учиться колдовать? Да для чего вы его с собой взяли?!
        Ружан хохотнул, хитро стрельнув в сторону Михле взглядом.
        - Вы в смятении, я угадал? Не стоит переживать. Я попросил Рагдая раздобыть яблоко, но не любопытства ради. Вы скоро всё поймёте, уверяю вас.
        - Колдовству надо учиться, - упрямо повторила Михле. - Мало съесть плод из волшебных мест. Ученик должен сперва стать колдуном, прежде чем вкушать колдовство в таком виде. Это не пища, а скорее приправа. Усиление умений. Это может быть опасно, если вы никогда прежде не колдовали. Уберите его, Ружан Радимович. Мне… тревожно, когда вы такой.
        - Приятно думать, что вы волнуетесь за меня.
        Михле опустила голову.
        - В Стрейвине много подобных плодов? И все колдуны ими питаются, я прав?
        - Не совсем. Плодов достаточно: янтарная морошка и рубиновая клюква на болотах, в старых еловых чащах - гагатовая черника. Они растут там, где в землю ушли тела колдунов.
        - На кладбищах?
        - У нас нет кладбищ. Таких, как у вас. Тела колдунов относят в леса или на болота - туда, где уже растут чароплоды. Тогда сила колдуна переходит обратно в землю, чтобы потом послужить новым поколениям. Не все колдуны едят чароплоды, а, как я и сказала, только достаточно опытные. Ученик не станет принимать колдовской плод. И местные, кто живёт вокруг таких болот и рощ, не собирают там ягоды. Простой человек может даже отравиться - колдовство страшно, если ты не готов принять его в себя.
        - Колдуны могут заготавливать эти… чароплоды? Сушить, мочить, готовить порошки?
        Ружан пустил коня медленным шагом и не сводил глаз с Михле, задавал вопросы последовательно, а ответов ожидал с жадностью. Михле стало не по себе от такой дотошности. Ей вообще было неуютно каждый раз, когда Ружан оказывался так близко и начинал разговор - он плёл кружева вопросов, всегда поворачивая разговор той стороной, которая была ему выгодна. Михле ощущала себя так, словно переходила по камням ледяной ручей - поставь стопу на пядь в сторону, и соскользнёшь в воду. Но помимо настойчивых расспросов её смущало что-то ещё - жар, с каким он узнавал от неё новое, любопытство, с каким вслушивался в её тихие ответы, - ещё никто не слушал Михле так, как слушал Ружан. Его близость пугала, упорство обескураживало, но всё же Михле хотелось, чтоб он продолжал. Говорить, спрашивать, вызнавать, загонять её в угол, требуя прямого ответа. Что угодно, лишь бы продолжал распалять её своей горячей жадностью.
        Михле вскинула голову, впервые за утро позволив себе так прямо и дерзко осмотреть Ружана с ног до головы. Он прекрасно держался в седле, не то что она, которая боялась упасть, даже когда лошадь шла шагом. Выпрямив спину, он легко держал поводья одной рукой, а в другой по-прежнему блестело золотое яблоко, нежное и уязвимое по сравнению с чёрной кожаной рукавицей. Брови Ружана были сдвинуты, между ними пролегла тоненькая морщинка, а серые глаза - теперь серые, а не тёмные - смотрели твёрдо и даже жестоко. По спине Михле пробежали мурашки, но она выдержала его взгляд. Уголок губ Ружана дёрнулся в полуулыбке.
        - Вы так настойчивы, - озвучила Михле то, что было на уме. - Это всё куда больше напоминает допрос, чем дружескую беседу.
        Ружан тряхнул кудрями, его взгляд вмиг смягчился.
        - Что вы. Если мои вопросы вам не нравятся, вы вольны молчать. Однако теперь ваш голос звучит твёрже, чем раньше, поэтому я могу сделать вывод, что вам самой интересен разговор со мной.
        - Наши разговоры никак не навредят Стрейвину. Чароплоды есть и на Аларской земле - эти яблоки, к примеру. Пусть мне и не рады дома, а всё же я не предаю родину даже тем, что служу вам. Так что спрашивайте сколько угодно. У вас в голове много тёмного и буйного, словно там заключён вихрь, рвущийся наружу. И я надеюсь навести там порядок.
        - Почему вам не рады на родине? - Ружан уцепился за случайно обронённую короткую фразу.
        Михле сжала губы и постаралась сделать так, чтобы её лошадь прибавила шагу. Быть может, общаться с Ружаном станет проще, если оставить его чуть позади…
        - Колдуны заготавливают чароплоды, - ответила она на предыдущий вопрос. - Не все. Но точно - верховные. Те, кто вобрал в себя столько колдовства, что перестал быть человеком. Я видела, в Аларии на границе со Стрейвином бродячие торговцы предлагают порошок якобы из чароплодов. На самом деле это просто сушёная черника, не та, что с колдовских мест. Её покупают такие же несведущие, как вы, что желают заручиться колдовской силой.
        - Вы начинаете дерзить. Мне это нравится, - усмехнулся Ружан.
        Михле улыбнулась в ответ. Изо рта вырвалось облачко пара, и кристаллы инея, успевшие покрыть кончики платка, растаяли, чтобы через несколько мгновений вновь замёрзнуть. Она обернулась и увидела, что люди Ружана едут неподалёку, впереди - стройный высокий Рагдай на таком же вороном коне, как у царевича. Ещё подальше начала собираться охота, стрелки в алых шапках гарцевали, ожидая команды от воеводы, а на поводках нетерпеливо взвизгивали борзые, жаждущие кинуться в погоню.
        - Все ждут вашего приказа.
        Ружан мельком взглянул в сторону и нахмурился.
        - Тем более не станем тянуть. Вам нужно увидеть кое-что, Михле. Пойдёмте.
        Он спешился и привязал коня к берёзовому стволу, затем подал руку Михле, помогая спуститься. Не отпуская её запястья, Ружан протащил Михле по снегу к небольшой светлой рощице.
        - Не хочу, чтобы кто-то, кроме вас, видел, - объяснил он.
        - Но все видят, что мы с вами куда-то отошли.
        - Мало ли для чего мужчина уединяется с красивой девушкой, - отшутился Ружан, сверкнув зубами.
        Михле возмущённо дёрнулась, но с тем же успехом она могла пытаться вывернуть руку из железных оков.
        Ружан отпустил её, когда остановился, и стал расстёгивать на себе одежду. Дойдя до рубашки, он резко рванул ткань, так, что золочёные пуговицы посыпались в снег.
        - Смотрите, Михле. Вы видели такое?
        Михле закрыла рот ладонью, когда поняла, что именно захотел показать Ружан. Его белую кожу от ключиц и ниже расчертили багровые язвы с чёрными краями, а от них расходились уродливые бурые разводы, словно чернильные кляксы, испортившие дорогую ткань.
        - Вы слышали о таком, не правда ли?
        Михле протянула было руку, но тут же одёрнула себя.
        - Это… царская болезнь?
        Она уже видела у Ружана красноватые отметины - там, в купальне и вчера, когда он лежал в домашней одежде. Но тогда они были совсем другими, безобидными, не страшнее комариных укусов. Неужели за ночь так разрослись и почернели?
        - Верно. Царская болезнь. То же было и у моего отца. Он имел глупость связаться с колдовством - косвенно, через девоптицу, и это убило его. Я с трудом вызнал слухи через старых слуг. Сам отец утверждал, что девоптицы не колдуют, но здесь, видимо, вопрос в том, насколько далеко заходит общение с ними. У отца зашло дальше некуда.
        - У вас это тоже от… птицы?
        Ружан горько хохотнул и спешно запахнул одежду.
        - Нет. Мои любовные предпочтения не настолько вычурны. Я воевал против Стрейвина - в тот день, когда на наши корабли наслали ледяные шторма. С тех пор моё тело выдаёт такие вещи… Да и разум мой, как говорят иные, вовсе не такой ясный, каким должен быть. Спросите слуг - каждый скажет, что старший царевич безумен, уже ходят шепотки, что я избавился от обоих братьев и сестры. И я не стану с ними спорить - как не стану спорить с царской болезнью. Она сожрёт меня, верно? То колдовство, что вошло в меня однажды, будет отравлять до тех пор, пока моему телу хватит сил противиться. Или есть способ приручить его? Есть же, Михле?
        Он порывисто схватил Михле за локти и заглянул ей в лицо - жадно, болезненно, как человек, более всего жаждущий жить. Михле захлебнулась холодным воздухом и неуверенно закивала.
        - Я всего лишь неопытная колдунья, господин. Но то, что я могу знать, говорит о том, что раз колдовство вошло в вас, то вам стоит его принять… Я не уверена, что это поможет вам исцелиться, но в Стрейвине говорят так: раз начал колдовать, то не отрекайся от силы. Пути назад нет.
        Ружан выпустил её локти, почти оттолкнув Михле. Сунув руку в поясной мешок, он вновь достал яблоко - оно сверкнуло на солнце, словно кусочек янтаря.
        - Вот и всё, что я надеялся от вас услышать, - прохрипел Ружан и вонзил зубы в яблоко. Брызнул сок, потёк по гладко выбритому подбородку, закапал на воротник. Михле всхлипнула и поняла, что у неё выступили слёзы.
        - Что же вы делаете? Я ведь не говорила, что это пойдёт вам на пользу…
        - Но уж точно не навредит.
        Не успел Ружан произнести последнее слово, как всё его тело откинулось назад, будто от сильного удара. Что-то просвистело над самым ухом Михле, и снова Ружан дрогнул, в этот раз не устояв и упав на колени. На щеке у него прочертилась длинная алая рана. Он согнулся, выдохнул со стоном, и на снег полилась кровь. Ружан грузно завалился на бок, и только теперь Михле разглядела стрелы, торчащие у него из спины.
        - На помощь! - закричала она, но сзади уже загрохотали копыта.
        Лицо стало горячим от слёз, Михле склонилась над Ружаном, захлопала его по щекам.
        - Ружан Радимович, вы меня слышите? Рагдай уже идёт, совсем скоро он будет…
        Кончики платка елозили по окровавленному снегу, но алее стать уже не могли.
        Глава 17. Стрелы и цель
        Граница Серебряного леса была совсем близко: высился последний ряд сверкающих стволов в толстой растрескавшейся коре, похожей на загрубевшую на ветру кожу на пятках бедняка, а за стволами - залитые светом болота и луга. Покрытые инеем метёлки камыша искрились, будто густо посыпанные сахаром, и ветер ласково шевелил их. Ивладу показалось, будто они зовут его, манят тонкими пальцами-травинками и шепчут едва различимо, но нежно и мягко.
        Ивлад провёл ладонью по стволу, задержавшись пальцами в особенно широких трещинах коры. Тишина звенела в ушах, золотой свет впереди звал к себе, и Ивлад сделал шаг за пределы Серебряного леса, но ноги будто увязли в снегу. Он недоумённо посмотрел вниз: снежный покров тут, как и во всём Серебряном лесу, был тонким, рыхлым, не больше пяди толщиной - недостаточно, чтобы помешать ходьбе. Ивлад попробовал снова, уже сильнее рванувшись вперёд, но и в этот раз не вышло, что-то невидимое толкнуло его в грудь, и царевич упал навзничь. Воздух вышел из его груди гулким коротким вздохом.
        - Видишь, - всхлипнула за спиной Нежата. - Они не лукавили. Будь проклята эта Грайя! И отец.
        - Потише, царевночка, - каркнула Грайя. Она наблюдала за происходящим с явным удовольствием.
        - Можете вы уйти?! - вспылила Нежата. - Оставьте нас с братом!
        Стайка девоптиц продолжала сидеть на ветках. Иные даже захихикали. Ивлад слишком устал, чтобы злиться на них.
        - Нежата, - проговорил он и взъерошил волосы. - Если ты сможешь, то уходи отсюда. Раз так вышло, то я останусь, а ты бери этого остолопа Домира, и уходите вдвоём.
        - Ещё чего! Куда мы уйдём? Во дворец? К Военегу и Ружану? - Нежата хмыкнула. - Или ты предлагаешь нам построить дом в ближайшей деревне и зажить так, будто мы всегда там и жили? Самим ходить на колодец, завести кур и коз. Да, Золоточек?
        - Нет. Я не знаю. Но не оставайтесь тут. Этот лес… Он выпьет вас. Я не могу этого допустить. Прошу тебя, уходи, милая.
        Нежата стояла, скрестив руки на груди, и хмуро смотрела на Ивлада.
        - Я сбежала из царской темницы. Военег знает про… про колдуна. - Она тяжело сглотнула, так и не произнеся имя Вьюги вслух. - Воевода хотел взять меня в жёны, а я убежала прямо у него из-под носа. Наверняка по деревням уже рыщут его гонцы и воины, выискивают меня. Ивлад, да пойми ты, я лучше умру здесь и напитаю Серебряный лес, чем попаду в руки людей Военега, а потом - прямиком в его постель. Не будь леса, в проруби бы утопилась, клянусь.
        Ивлад видел, как стремительно краснеют её глаза, но Нежата часто заморгала, и слёзы так и не пролились. Он крепко обнял сестру - плевать на девоптиц, пускай глазеют сколько хотят. Наверняка они умирают со скуки в своём лесу, глядя только друг на друга и на служанок. Пускай.
        - Ружан привязал меня к дереву и хотел оставить умирать. А Домир смотрел и не вмешался, - зашептал Ивлад на ухо Нежате. - Потому я не хочу его больше видеть, но он мой брат, я не желаю ему смерти. Уговори хотя бы его уйти отсюда, если я… если я раньше…
        - Дурак! - Нежата оттолкнула его. - Думай, что говоришь! Почему ты должен умереть раньше нас? Мы одновременно попали в лес. А Домир вообще странный стал, как заколдованный.
        Внезапно Ивлада осенило. Он обернулся на закатный свет, пробивающийся между стволами, а потом окрикнул Грайю.
        - Эй! Грайя, наше присутствие может навлечь на вас беду. Когда мы подходили к Серебряному лесу, на нас напало чьё-то колдовство. Буран с волчьими мордами, даже Вьюга не мог совладать с ним. Наверняка это лихо охотится на нас и скоро придёт к вам. К вашим птенцам.
        Он ещё не договорил, но подумал: что, если это сам Вьюга и насылал буран?.. Ивлад прикусил язык и украдкой покосился на Нежату. Она хмурилась. Вероятно, думала о том же.
        Грайя рассмеялась, и надежды Ивлада рассыпались, как потрескавшийся лёд.
        - Лес не впустит в себя то, что может ему навредить. Так работают его чары. Кажется, наши яблони умнее тебя, царевич. Так что благодарим за беспокойство, но ни одно вражеское вторжение нам не грозит.
        - Даже если это будет царская армия?
        - Почём я знаю? Такой вот колдовской буран точно бы не прошёл, - ощетинилась Грайя. - Ты и сам убедился. Так что твоя хитрость не удалась. Прости.
        Грайя растопырила крылья, и младшие девоптицы залились смехом. Некоторые из них смотрели на Ивлада и его сестру с неприкрытой жестокостью, будто были готовы вот-вот пролить их царскую кровь во имя благополучия родного леса. И Ивлад даже не мог их за это винить: сам-то он без раздумий пролил кровь девоптицы ради отцовской блажи.
        - Довольно, - послышался скрипучий голос Верины. - Отведём гостей к служанкам. Пусть отогреются в людском жилище.
        Ивлад с грустью подумал, что лучше бы девоптицы разорвали их прямо сейчас, чем вот так продлевать страдания из сочувствия. Но у служанок могли бы быть горячая еда и питьё, а не лучше ли готовиться к смерти, согревшись напоследок?

* * *
        Служанки приняли их с тихой радостью. Многие из девушек были так слабы, что лежали в избе на скамьях и только улыбались, глядя на гостей - высоких, стройных, пока красивых и здоровых братьев и сестру. Ивлад неловко кивал в ответ на каждую робкую улыбку. Те из девушек, кто ещё был в силах, накрыли нехитрый стол и растопили самовар. Коней - Звездочёта и Ветра - устроили в тёплых сенях и угостили сухарями. Нежата быстро выпила травяного чаю и, сославшись на головную боль, попросилась спать. Её проводили в отдельную комнату. Домир же сидел за столом с отсутствующим видом, и Ивлад всё сильнее беспокоился за брата, не показывая этого, впрочем, ни словом, ни действием.
        Ему было тяжело находиться среди этих тихих, покорных девушек с прозрачной кожей и тонкими волосами. Доев свою миску похлёбки, Ивлад поблагодарил служанок и вышел наружу. В избе, как ему показалось, было слишком душно натоплено - немудрено, что у Нежаты разболелась голова. Хотя, скорее всего, духота тут была ни при чём.
        Избы служанок стояли полукругом, как грибы в дремучей чаще. Стены были чёрными, а сами домишки вросли в землю по окна - так давно они были построены. Быть может, ещё до того, как здесь вырос сам Серебряный лес. Ивлад недолго постоял перед избами, поражаясь их несуразности, и пошёл дальше. Над головой ветки сходились рваным пологом, сквозь который искрились синие звёзды. Из тонких облаков сыпались редкие снежинки.
        Ночь в Серебряном лесу вообще казалась Ивладу донельзя странной, причудливой: окружали со всех сторон высоченные яблони, шелестели перья чудесных девоптиц, доносился их сонный шёпот, а лютая стужа будто обходила лес стороной. Поблёскивали на кривых ветвях яблоки - то рдяным золотом, то мутной медью, и в голове всё мешалось яркими красками: синим небом, серыми стволами, золотыми искрами…
        Лита не стала подкрадываться, спустилась на снег чуть поодаль и шагнула навстречу Ивладу.
        - Непривычно видеть сразу двоих мужчин в нашем лесу, - сказала она, поводя оперёнными плечами.
        - Уж ко мне тебе придётся привыкнуть. - Ивлад кисло улыбнулся.
        - Когда меня схватил твой брат, я не могла сопротивляться. Потому что перед этим ты меня ранил. Но сейчас-то тебя никто не ранил. И ты ведёшь себя так же, как я, когда меня, связанную и с заткнутым ртом, носили по деревням.
        Ивлад удивлённо уставился на Литу.
        - Я не могу даже шагу ступить за пределы леса. Это то же самое, что и твои путы, наложенные Ружаном. С чего ты взяла, что моё положение лучше, чем было твоё?
        - Тебя никто не ранил, - ответила Лита и как бы невзначай повела крылом, тем самым, в которое вонзилась стрела, пущенная из лука Ивлада.
        В груди всё сжалось колючим комком. Так же, как сжималось, когда он вспоминал о Ружане - о том, как старший царевич привязал к дереву и растёр снегом по голой груди, как велел кинуть в темницу и самого Ивлада, и даже Нежату, их ласковую сестрёнку…
        - Ранил, - произнёс он глухо, пряча подбородок в ворот кафтана. - В спину. Не стрелой, но делом и словом. Это тоже мешает, поверь.
        Ивлад отвернулся от Литы, втянул голову в плечи. Ни на кого смотреть не хотелось, хотелось только баюкать этот комок в груди, ставший вдруг таким болезненным и тяжёлым, будто всё это время рос из семечка, а сейчас распустил шипастые плети и заполнил собой всё нутро, готовый вот-вот вылезти из горла.
        - Тем не менее я выбралась. Но ты даже не думаешь о том, чтобы попытаться.
        - Отец меня отдал на откуп. Всю мою жизнь смотрел на меня и знал, что отдаст меня лесу не задумываясь. Я-то думал, он меня любил…
        Ивлад стиснул зубы, чтобы сдержать слёзы. Сквозь одежду он почувствовал, как что-то легло ему на плечо, и, обернувшись, увидел, что Лита неуклюже приобняла его крылом.
        - Он тебя и любил. Царь просил тебя не ехать за мной в лес. Он хотел уберечь тебя, Ивлад, а ты, как упрямый ребёнок, побежал геройствовать.
        - Ты хотела сказать, как дурак?
        Лита хмыкнула:
        - Что хотела, то и сказала, дальше ты сам додумал. Я никогда не смогу понять тебя - по сравнению с тобой я чудовище, никогда не покидавшее дома по своей воле и не знающее своего отца. Мы все здесь - сёстры, матери и дочери, наши узы настолько переплетены, что никто уже не придаёт значения, кто кому подарил жизнь. Подумай, что бы ты хотел сейчас сказать своему отцу, если бы он был жив?
        Губы Ивлада дрогнули.
        - Ты сама призналась, что мало смыслишь в жизни. И то, как ты пытаешься меня утешить, выглядит…
        Крыло соскользнуло с плеча, Лита заскребла когтями по снегу и обиженно прошипела:
        - И не думала тебя утешать, царевич. Просто неловко смотреть, как ты шмыгаешь носом и пытаешься не расплакаться.
        Ивлад протянул к ней руку, но тут же опустил.
        - Я бы хотел разозлиться на него. Но не могу.
        - Так разозлись. Что тебе мешает? Тебе бы пошло на пользу. Злым ты мне нравишься больше, чем расстроенным.
        - Даже если я разозлюсь, то только сожгу сам себя изнутри. - Ивлад опустил голову, и снежинки стали засыпаться ему за шиворот. - Отца больше нет, Ружан станет царём, Домир и Нежата найдут способ вернуться к жизни - в Восточной Халкхе или Глангрии, а может, ещё где-то. Но я останусь здесь и умру так же быстро, как ваши несчастные служанки. Вот и всё, Лита. Я не знал своей матери - она умерла, когда я был совсем маленьким. Не знал и старшего брата - мы вместе выросли, но он, оказывается, видел во мне только соперника. Теперь я понимаю, что отца я тоже не знал. И вот я сижу здесь, посреди заколдованного леса, разговариваю с девоптицей и думаю: а знаю ли я сам себя?..
        В памяти мелькнуло: вот он, пятилетний Ивлад Радимович, качает на полу светлицы деревянную лошадку, выкрашенную блестящими глангрийскими красками. Братьев увели учиться верховой езде, а ему отец не разрешал - говорил, мал ещё, ушибётся. К нему приводят семилетнюю Нежату, приносят сладостей, и он успокаивается, забывает, что не взяли вместе со старшими. Видать, надо было требовать усерднее: глядишь, сейчас бы его ценили выше.
        - Перестань жалеть себя. Я тоже жалела. А теперь смотри, мы поменялись местами. Я наконец-то дома, а ты стоишь с мокрым носом. Ужасное ощущение, правда?
        - Лита, - вздохнул Ивлад, - ты совсем мне не помогаешь. И не поможешь.
        - Кое-чем всё же помогу, - ответила Лита вдруг изменившимся тоном: тихим, вкрадчивым. Ивлад не понял, что она имела в виду, но тут девоптица подошла совсем близко, вытянула шею и приподнялась на мягких лапах. Её лицо оказалось напротив лица Ивлада - чуть ниже, так, как если бы невысокая девушка захотела дотянуться до него.
        С неба светил золотой месяц, его свет отражался от серебристых стволов и белого снега, и Лита казалась такой же нежной, позолоченной, как дивные яблоки. Ивлада захлестнуло незнакомой горячей волной, растаял ком в груди, и сердце застучало так, будто наконец-то впервые позволило себе забиться после долгих дней холодной дрёмы. Он наклонился навстречу Лите, к её приоткрытым алым губам. Лита быстрым движением подалась к нему, прижалась тёплым телом. Брякнули её бусы, раздался тихий шелест перьев, и губы Ивлада накрыло мягким жаром. Он запустил руки в её волосы - пушистые, нежные, и его обвили огромные птичьи крылья.
        Поцелуй длился недолго. Спустя мгновение Лита отстранилась, растерянно выдохнула: её дыхание пахло сладкими яблоками. Девоптица испуганно округлила глаза.
        - Ты в порядке? - глупо спросил Ивлад. - Я сделал что-то не так? Не так понял?
        Лита улыбнулась:
        - Всё правильно. Извини. Я просто хотела… попробовать. После рассказов твоей сестры.
        Ивлад понял, что его лицо и шея пылают. Он неловко переступил с ноги на ногу и выдавил растерянную улыбку.
        - Ну… раз ты попробовала… Наверное, я пойду.
        С колотящимся сердцем он развернулся к избам служанок. Порыв Литы совсем не помог ему разобраться в своих мыслях, хотя и был, бесспорно, приятным.

* * *
        Утром поцелуй Литы всё ещё горел на губах. Ивлад заснул быстро - уткнулся лицом в старую подушку с прорехами и не шевелился до самого рассвета. Зато проснувшись, понял: скорее всего, он обидел Литу своим поспешным бегством. Ивлад застонал и приложил руку ко лбу. Оставалось надеяться, что она поймёт, насколько сильно он растерялся.
        Он не боялся закончить как отец: что ему царская болезнь, когда он ещё до рождения был подарен Серебряному лесу?
        Служанки разместили его в одних покоях с Домиром, но кровать брата уже пустовала. Ивлад натянул сапоги и вышел в общую комнату.
        За дощатым столом сидели Нежата и Домир, у печи хлопотали две служанки. Всё могло бы быть похоже на утро на дворцовой кухне - царские дети часто забегали туда, когда были помладше, и выпрашивали сладости. Только во дворце даже в помещениях для слуг были сводчатые расписные потолки, а мебель изготавливали лучшие резчики. Да и служанки выглядели гораздо приятнее: розовощёкие, пышущие здоровьем, в красивой чистой одежде.
        Нежата вяло кивнула Ивладу, поворачивая в руках деревянную кружку с горячим отваром. Сестра была бледнее обычного и даже косу ещё не заплела. Ивлад осторожно сел рядом с ней. Он вдруг подумал: что, если она поймёт, что произошло между ними с Литой? Ему казалось, что его губы и щёки горят так ярко, что каждый, кто на него посмотрит, тотчас обо всём догадается.
        - Доброе утро, - прошелестела светловолосая служанка и поставила перед Ивладом точно такую же кружку: грубую, потемневшую. Зато отвар пах весьма приятно, почти как травяной чай. На поверхности плавали какие-то сморщенные сушёные ягоды.
        - Пей, Золоточек, - хмыкнула Нежата. - Вкусно. Вряд ли нас отравят. Мы и сами скоро… того.
        Домир поёрзал на скамье и покосился на брата с сестрой из-под каштановых кудрей, упавших на лоб.
        - Ты как? - Ивлад тронул Нежату за руку. Сестра быстро улыбнулась.
        - Как девушка, которую предал жених. Обычно, в общем.
        Ивлад вздохнул и похлопал её по предплечью.
        - Послушай. Я не собираюсь тебя утешать, но Вьюга помог мне, когда я упустил Литу в первый раз. Он мог бы сразу оставить меня на болотах или заманить в лес. Но он помог. И говорил, что обещал тебе присмотреть за мной. Что делал это ради тебя. Может, всё не так плохо, как ты думаешь?
        Нежата отдёрнула руку и крепко стиснула кружку.
        - Потому что ты сказал, что обещал вернуть девоптицу в лес. Вьюга попытался усидеть на всех стульях разом: и угодить мне, и втереться к тебе в доверие, и помочь девоптицам оживить лес. Очень удобно. Очень в духе стрейвинцев.
        - Но он мог бы сделать вид, что я просто заблудился или замёрз насмерть. Так было бы проще.
        - Колдуны не любят простоту. Ты и так согласился бы вернуться к лесу. Но если бы Вьюге повезло, он дольше сохранил бы моё доверие. Быть может, даже получил бы через меня власть над Аларией - кто знает, что он замышлял.
        Нежата опустила глаза и стиснула губы. Ивладу хотелось обнять её, но он понимал, что сестру, скорее всего, это только разозлит.
        - Он не стал оправдываться, когда Грайя всё рассказала. Мне кажется, что человек, привыкший хитрить, начал бы сразу умолять о прощении и объяснять, как все кругом не правы. Вьюга же молча ушёл.
        - Вот именно. Потому что не захотел унижаться и понял, как глупо выглядели бы оправдания. Хватит его обелять, Ивлад. Теперь мне всё про него ясно. Какой же дурой я была… Как зла на себя!
        Нежата обхватила голову руками и склонилась над столом. Домир дёрнулся вперёд и уже даже протянул руку, но передумал и виновато посмотрел на Ивлада. Тот только сдвинул брови. Ещё Домира сейчас не хватало.
        - Он ведь звал меня к себе в Стрейвин, - пробормотала Нежата. - Рассказывал, какой у него дом. Я из вежливости восхищалась, но, судя по описаниям, там какая-то лачуга на вонючих болотах. Но мне тогда было всё равно. Хоть на болоте, лишь бы с ним.
        - Но если бы Вьюга хотел через тебя подобраться к аларскому трону, то вряд ли бы звал тебя к себе, - мягко предположил Ивлад. - Наоборот, просился бы во дворец. И тогда, при первой встрече, я выпустил в него стрелу, но она просто отскочила от него, а вчера он позволил тебе ударить себя и не сопротивлялся.
        - Так ты пытался убить моего жениха?! - Нежата издала стон. - Замолчи, прошу! Не говори больше ничего.
        Ивлад поднял ладони, сдаваясь.
        Служанка поставила перед ним тарелку с хлебом и мёдом. Наверняка они здесь не держали даже кур - было бы невежливо есть яйца и куриное мясо, когда живёшь в лесу с полуженщинами-полуптицами. Но всё же у служанок имелась вполне приличная еда: хлеб, травы, мёд, каши и корнеплоды.
        - Из деревень приносят, - тихо произнесла служанка, отвечая на его немой вопрос. - Оставляют у лесных границ.
        - Я решил, - вдруг твёрдо сказал Домир и встал из-за стола. Ивлад едва не подавился хлебом, Нежата недоверчиво подняла голову. Домир тут же смутился, но продолжал упрямо стоять, упершись кулаками в стол.
        - Ну говори, - позволила Нежата.
        Домир втянул воздух и выпалил:
        - Я останусь вместо Ивлада.
        Ивлад закашлялся.
        - Что?
        - Мы поговорим с Вериной и другими девоптицами. Какая им разница, кто именно принесёт лесу царскую кровь? Я второй сын. Средний. Я должен подойти им.
        - И с чего такие жертвы? - фыркнула Нежата. - Совесть зашевелилась, братишка?
        - Если даже так - осудишь? - Домир вызывающе вскинул подбородок, но Нежата только отвернулась.
        - Ты посмотри-ка, расхорохорился.
        Ивлад не мог понять, что вдруг нашло на Домира. Раскаяние или безумие?
        - Сядь, - попросил он. - Неловко смотреть.
        Домир послушно опустился на место.
        - Я серьёзно говорю, Ивлад. Это не твоё место. А моё.
        - Почему ты так решил?
        - Лита мне пела, - с неохотой признался Домир.
        «А меня целовала, и что?» - хотел сказать Ивлад, но продолжил молча слушать брата.
        - Ты слышал, что пение девоптицы может сделать с человеком. Лишить разума. И мне кажется, она и правда… украла мой разум.
        - Мальчики, учитесь, как признаваться в чувствах, - буркнула Нежата.
        - Я не о том! - выкрикнул Домир. - Это совсем другое! - Он ударил кулаком по столу, кружки подпрыгнули громыхнув. Служанки взвизгнули и кинулись в сени. - Ты не знаешь, каково это - не понимать, что происходит кругом. Я постоянно слышал её голос. И ничего не было важно, кроме этого голоса. Это выматывает, мучает, выпивает изнутри. Будто вместо сердца - сплошная рана, а в голове только песня, и больше ничего.
        - Но сейчас ты весьма бодро излагаешь свои мысли, а не поёшь нам песни, - возразила Нежата.
        - Только сейчас. Наверное, песня уже рассеивается. Утром пришло просветление. А вчера я слышал всё, что говорили вы с девоптицами, но ещё не мог высказаться, в голове всё путалось.
        - И тогда, при Ружане, не мог высказаться? - съязвил Ивлад.
        Домир побагровел.
        - Не мог! Ты знаешь его хуже, чем я! Он послал за мной Рагдая - приказал ему убить меня в лесу. Не связать. А перерезать горло.
        - И что же, наш Рагдаюшка ослушался своего хозяина? Не поверю. - Нежата повела плечами как кошка. Казалось, она вот-вот начнёт зевать - с таким скучающим лицом она слушала исповедь Домира.
        - Как видишь, ослушался. Он отпустил меня. В обмен на обещание не возвращаться. Если я появлюсь в Азоборе, мне точно конец. Лучше я останусь здесь. С Литой и песнями девоптиц. Заодно принесу пользу Ивладу.
        Он виновато замолчал. Ивлад хмыкнул: у Домира так и не хватило духа принести извинения, но эта неловкая горячечная речь тоже произвела впечатление на младшего царевича. Ивлад протянул Домиру руку.
        - Ты дурень. Я всегда это знал. Таскался прихвостнем за Ружаном и Рагдаем, думал, станешь таким же, как они. Но что-то с тобой пошло не так.
        Он улыбнулся брату, и Домир, растерянно поморгав, ответил робкой улыбкой и пожал руку Ивлада.
        - Если ты сможешь простить меня…
        - Не нужно пока это говорить. Не уверен, что прощу сейчас. Но я ценю твоё предложение и твою смелость. Ты молодец, что признался во всём. Должно быть, очень тяжело противиться песне девоптицы.
        Домир закивал:
        - Тяжело. И стыдно. Тебе повезло, ты не попал под чары песни. Но мне уже нельзя идти назад. Это должен быть я. Я должен остаться в Серебряном лесу. А вы возвращайтесь домой.
        Нежата рассмеялась и всплеснула руками.
        - Ну какое же ты солнышко, Домир! «Возвращайтесь домой». Придём и скажем: «Здравствуй, старший братец, это мы, твои любимые…»
        - Не ёрничай, - прервал её Домир. - Ивлад первым добыл девоптицу. Ивлад должен стать царём. Ивлад, а не Ружан.
        - Я бы с тобой согласилась, если бы не было так поздно. Но что ты предлагаешь? Ты говоришь, даже войска присягнули Ружану. Нас просто убьют ещё раньше, чем мы подойдём к Азобору. Вот и конец славным подвигам царевича Ивлада Радимовича.
        - Попросите колдуна о помощи, - не сдавался Домир.
        - Ах колдуна? Колду-ун! Выходи! Где он? - Нежата притворно заглянула под стол и злобно хохотнула. - А нет его! Убежал.
        - Вернётся, если позвать.
        - С чего бы? Не смеши. Он своё уже сделал. Подарил нас птицам, принёс как самоцветы на подушке. С-сволочь.
        - Ивлад. - Домир вновь повернулся к брату. - Пойдём к Верине. Попробуем договориться и переложить проклятие. Должно сработать.
        - Ты уверен, что сейчас твой разум светел? - усомнился Ивлад. - Ты сам говорил, что после песни стал неважно соображать. Сдаётся мне, сейчас тобой движет безумие, а не здравый смысл.
        Домир насупился и отмахнулся.
        - Как знаешь. Но ты подумай, Ивлад. Что теперь будет с нашим домом? Ты бы не хотел вернуться туда? Ты сын царя Радима Таворовича. Такой же, как и Ружан. Ты не заслужил изгнания. Разве тебе не хочется разозлиться и вернуть то, что у тебя отнял Ружан?
        Ивлад уткнулся взглядом в стол, рассматривая щербинки на древесине. Слова Домира всколыхнули в нём многое: злость, обиду, боль. Чувств было так много и они так настойчиво распирали изнутри, что Ивлад не понимал, что с ними делать. Хотелось зажмуриться, спрятать голову и чтобы за него кто-то другой принял решение. В какой-то степени он даже испытал облегчение, когда понял, что не может выйти из леса: кто-то решил, что он умрёт здесь. И это решение было простым и понятным. Сиди, младший царевич, не пытайся ничего изменить. Но тут вдруг Домир надумал разбередить разом все его раны. Припомнил и дом, и отца, который его предал, и Ружана. Разве может брат лишить его дома? Разве может отнять то, что принадлежит ему по праву? Ладно отец: старик давно был не в себе. Наверняка Грайя зачаровала его своей песней куда крепче, чем Лита - Домира. И тут Ивлад разозлился: Лита и Домир! Для чего тогда она его поцеловала, если уже положила глаз на брата?!
        - Я злюсь, - признался Ивлад. - Но что бы ты ни говорил, всё остаётся неизменным: я не могу покинуть Серебряный лес.
        - А если бы мог? Ты бы не отважился вернуться домой. - Нежата передёрнула плечами.
        - Ты упрекаешь меня в трусости?
        - Вовсе нет. Просто слишком хорошо тебя знаю.
        Ивлад не ответил. Нежата была права. Он бы не смог вернуться во дворец. По крайней мере, один не смог бы. Да и что ему делать? Собирать ополчение и выступать против Ружана? Смешно даже подумать.

* * *
        - Господин?
        Михле ворвалась в дверь, едва дыша. В покоях было темно, лишь одна-единственная свеча догорала, плавясь бесформенным огарком. Пламя плясало в лужице воска. Михле испуганно озиралась, всматриваясь во мрак.
        Как же всё было страшно! Эти откуда ни возьмись прилетевшие стрелы и беспомощно повалившийся в снег Ружан. А сколько крови было… К счастью, что-то у нападавших пошло не так: стрелы вошли неглубоко, будто летели издалека или были пущены некрепкой рукой. Оправившись от первого ужаса, Михле смекнула: яблоко из Серебряного леса спасло Ружана, подарило ему если не неприкосновенность, то хотя бы некоторую стойкость. Как же ему повезло, что столько всего сошлось вместе: то колдовство, которое уже вошло в его тело, соединилось с силой чароплода. Если бы Михле не позволила Ружану откусить от яблока, если бы они проговорили дольше хотя бы на минуту, то стрелы пронзили бы царевича насквозь.
        Ох, что началось, когда он рухнул в снег! В ответ полетели стрелы, Михле едва успела упасть и закрыть голову руками. Псы захлёбывались лаем, люди кричали, ржали и дыбились кони. К Михле кинулся Рагдай, они вместе перевернули Ружана, обломали обе стрелы и крепко перевязали царевича платком Михле, который тут же пропитался кровью, хоть выжимай.
        Дружина бросилась в ту сторону, откуда стреляли. Рагдай с двумя дружинниками погрузили Ружана в сани, приготовленные для охоты, и вскоре к воеводе царевича привели нескольких стрельцов. Михле плохо помнила, что они говорили: она постоянно обтирала лицо Ружана тряпицей и проверяла, достаточно ли туго завязан платок на ране. Несмотря на то что стрелы вошли неглубоко, всё равно крови оказалось много, и старший царевич едва дышал, хватая ртом воздух. Его глаза из красивых серых сделались совсем чёрными, он крепко, до боли хватался за руки Михле, будто боялся, что потеряет сознание, если отпустит её.
        - Тише, тише, - причитала Михле. Без платка её коса рассыпалась по плечам, кончики волос лежали на груди Ружана. - Сейчас вас отвезут во дворец.
        - Р-рагдай, - слабо позвал он.
        Михле обернулась: воевода тряс пойманных стрельцов. Их уже поставили на колени и натянули перед ними тетивы - один приказ, и пленных расстреляют.
        - Всё будет хорошо, молчите, Ружан Радимович. Он поймал тех, кто хотел навредить вам.
        И тут же поняла: стельцов казнят. Вероятно, прямо сейчас, при ней. Михле крепко зажмурилась, а потом решительно сняла свою душегрею и накинула на Ружана. Его глаза посветлели, а лицо будто смягчилось. Но ненадолго: скоро тени вновь заволокли взгляд, а на щеке, там, где белую кожу оцарапала первая стрела, вдруг разрослось чёрное пятно, похожее на кровоподтёк. Царская болезнь.
        Рагдай свистнул извозчикам, и сани тронулись с места, окружённые конной дружиной. Михле не видела, убили тех стрелков или нет. Она закрыла лицо рукавицами и всхлипнула.
        Её не пускали к Ружану весь следующий день. Во дворце творилось что-то страшное: грохотали тяжёлые сапоги, голоса выкрикивали приказы. Рагдай заполнил коридоры ратниками и дружинниками, приставил их к каждой двери. Февета рассказала, что пойманные стрельцы признались: им заплатил Военег, отец Рагдая, чтобы они застрелили Ружана на охоте. Военега отправили в темницу по приказу Рагдая и, наверное, скоро должны казнить. Михле тряслась в своих покоях: боялась за Ружана, о котором ей не приносили никаких вестей, боялась выйти и наткнуться на суровых дружинников, боялась, что среди тех, кого Рагдай отобрал для охраны дворца, тоже найдутся предатели.
        Наконец вечером к ней заглянул Рагдай: страшно бледный, с горящими глазами. Молча указал на выход, и Михле поняла: он хочет, чтобы она навестила Ружана.
        - Господин? - повторила Михле, моргая и всматриваясь во мрак. Рагдай отступил, пропуская вперёд служанку, и та передала Михле лоханку подогретой воды с черпаком.
        - Не пускает к себе слуг и лекарей, - шепнул Рагдай. - Во всех видит врагов. И я подумал, что ты… можешь их заменить.
        Михле возмущённо обернулась на Рагдая.
        - Я не лекарка.
        - Я просил вас тоже не звать.
        Глухой, тихий голос заставил Михле вздрогнуть. Лоханка воды в её руках накренилась, черпак громыхнул о кованую окантовку.
        - Вы просили, - подтвердила Михле робко, но тут же добавила увереннее: - А я всё равно пришла.
        Послышался лёгкий шорох. Дверь за спиной Михле захлопнулась, и от потока воздуха свеча на миг погасла, но вновь заколыхалась лихорадочным жёлтым светом.
        Глаза Михле постепенно привыкали к тьме. Она уже могла различить очертания окна, а в углу - силуэт Ружана, сидящего на скамье лицом к двери.
        - Уходите.
        В его голосе не было ничего - ни холода, ни насмешки, ни угрозы. Высохший, как осенний лист, пустой, как исчерпанный колодец. Михле вдохнула, издав короткий всхлип. Ей бы хотелось, чтобы ей всего лишь показалось…
        Она поставила лоханку на стол и непослушными руками сгребла со стола несколько баночек с мазями. Наверняка никто из слуг не знал, что именно происходит с Ружаном, но на всякий случай принесли то, что могло бы исцелить раны от стрел и снять жар. Лицо Михле пылало - вовсе не от тепла комнаты, а от того, что она стала себе казаться жалкой и глупой.
        - Позвольте мне вас осмотреть. Когда я уверюсь, что вы в порядке, то уйду.
        - Нет. Вы не лекарка, Михле, но даже лекари не смогут мне помочь.
        - Тогда, - Михле едва не запнулась - спорить с Ружаном было непросто, особенно сейчас, но она не могла отступить: даже Рагдай просил её присмотреть за старшим царевичем, - я останусь с вами до рассвета. Вдруг вам понадобится помощь.
        Последняя фраза прозвучала так вымученно, будто помощь могла понадобиться самой Михле. Она закусила губу и быстро поправила волосы, но не отвела взгляд от застывшей фигуры.
        - Я могу вызвать дружину.
        - Вызывайте. Вам придётся увести меня силой. Только я знаю, что вы никого к себе не подпускаете.
        В другое время Ружан бы усмехнулся - конечно, непременно усмехнулся бы! Посмотрел бы на неё колко своими льдистыми глазами и сказал бы что-то такое, отчего разум Михле обожгло бы стыдом, а сердце, напротив, согрели бы золотистые смешинки. Но в этот раз он отвечал коротко, через силу, будто каждое слово застревало в горле сухим царапающим комком.
        Михле сделала шаг вперёд и замерла. Силуэт царевича шевельнулся, будто Ружан хотел встать, но двигался как-то странно: качнулся в сторону и остановился, опустив голову. В темноте было трудно различить, но Михле показалось, будто одной рукой Ружан держится за грудь.
        Отбросив сомнения, она преодолела оставшееся расстояние несколькими торопливыми шагами. И вовремя: Ружан медленно осел на пол, едва не упав прямо в руки Михле. Она ахнула, подхватывая его за плечи.
        Наконец-то лицо Ружана развернулось к свету, и Михле едва сдержала возглас. Порез на щеке до сих пор сочился кровью, от раны тянулись уродливые тёмные разводы, кое-где щерясь мелкими выбоинками язв. Остальная кожа была покрыта пятнами, словно полотенце, на котором давили чернику. Под расстёгнутой рубахой виднелись умело наложенные повязки, которыми заменили платок Михле. Кожа царевича была горячей на ощупь.
        - Я тут бессильна, - всхлипнула Михле, усаживая тяжёлого, неповоротливого Ружана на скамью. - Зовите лекарей со всей Аларии. Может, даже из Стрейвина. Я вас предупреждала, не стоило заигрываться с чароплодами. Что же вы меня не послушали!
        Ружан кашлянул и вытер рот. Его губы кривились, но не в улыбке - в болезненной гримасе.
        - Если бы не яблоко, я был бы уже мёртв, не так ли? Стрелы пронзили бы меня насквозь. Как вы думаете, Михле, лучше быть живым или мёртвым?
        - Но вам стало только хуже от яблока! Да, оно защитило от стрел, но… вы посмотрите на себя!
        - Теперь я слишком уродлив для вас?
        - Ружан!
        Она вскрикнула и едва не зажала себе рот - дерзнула обратиться к будущему царю просто по имени.
        - Никому не говорите о том, что вы увидели, - хрипло зашептал он. - Обещайте, Михле. Никому. Если часть войска уже предала меня, разделив вероломный план Военега, то, узнав о моей слабости, остальные тоже могут переметнуться. Для всех я просто ранен, но скоро пойду на поправку. Рагдай отвечает, что стреляли издалека и не слишком метко, потому стрелы не нанесли мне серьёзного вреда. Но мы-то с вами знаем, в чём тут дело. Яблоко. Раз вы тут, то останьтесь рядом. Я не стану пускать к себе слуг. Только вас и Рагдая. Слуги слишком болтливы, как сороки. И падки на золото. Вам же… я заплачу всё, что должен. На тот случай, если мне всё же осталось недолго.
        - Ружан Радимович… Не говорите так.
        - Обещайте, Михле.
        - Я обещаю. Но вы должны беречь себя. Скоро ваша коронация. Отчего не позвать лекарей?
        Ружан хохотнул, и из тёмного угла послышался скулёж. Михле вздрогнула, но тут же облегчённо выдохнула: там оказалась всего лишь борзая Тучка.
        - Знали бы вы, сколько их прошло через покои отца. Когда я был ребёнком, новый лекарь приходил каждые несколько дней. Мать ещё была жива… Она беспокоилась за отца. Тогда он был почти здоров, лишь изредка жаловался на слабость и следы по всему телу. Они быстро проходили сами, иногда - с помощью нехитрых снадобий. Но чем старше я становился, тем больше лекарей крутилось во дворце. Они предлагали свои чудеса: порошки из голубиных сердец, сушёные кроличьи лапы, жабьи глаза в соли. Выдумывали небывалые зелья и кичились своими нелепыми методами. Знали бы вы, Михле, как они меня злили… Год от года всё сильнее. Они не спасли мою мать, когда она умирала, родив Ивлада. Что они могли сделать против царской болезни? Отцу ничего не помогало. Его болезнь пусть медленно, но убивала его. Страдал и разум: иногда он не узнавал меня или братьев с сестрой. Знаете, Михле, как это тяжело? Моя мать умерла, когда мне было пять, а отец скоро начал провалиться в беспамятство. Я плакал, Михле. Сперва от обиды и грусти, потом от злости.
        Михле протянула руку, чтобы дотронуться до Ружана, но вовремя спохватилась. Он никогда не касался её напрямую: то через ткань, то через рукавицу. И она не касалась его кожи, лишь расчёсывала волосы. Он боялся дотронуться до стрейвинской колдуньи, конечно же. Михле неловко вынула пробку из банки и набрала пахучую мазь ложкой.
        - Позвольте мне хотя бы обработать ваши вчерашние раны.
        - Вы протягивали руку, - напомнил Ружан. - Не ложку. Дайте же мне её.
        - Не стоит, Ружан Радимович.
        Но старший царевич уже схватил пальцы Михле пылающей от жара рукой и прижал к своей груди. От неожиданности Михле выронила и ложку, и мазь. Комната наполнилась резким хвойным ароматом.
        - Но как же…
        - Предание? Оно уже сбылось. Посудите сами. Моя болезнь началась после сражения с колдунами. Уже тогда колдовство подточило моё тело. Я боялся, что умру так же, как отец, поэтому съел то яблоко. Но сделал только хуже. Так что прикосновение к вам уже точно ничего не изменит. Вероятно, даже скрасит мои последние дни.
        - Как вам не стыдно! - Михле выдернула руку. - Для чего вы так говорите? Чтобы я жалела вас? Вам нужны лекари и хороший уход! Вы хотите запереться в тёмных покоях и провести всю жизнь вот так, боясь нового предательства? Вы готовитесь стать царём Аларии, так встречайте же угрозы, смотря им в лицо!
        - Успею ли принять царство? - Ружан сглотнул, в полумраке влажно блестели глаза: не разобрать, серые или чёрные. - Наверное, не стоило убивать братьев… Как вы думаете? Кто сядет на трон после меня? Не пора ли заставить армию присягнуть Рагдаю?
        Михле не переставала качать головой.
        - Не говорите так. Конечно, братьев можно было бы и пощадить. Но вы рассказывали, что один из них ранил девоптицу. Что он плохой человек. Может, это и повлекло за собой ваши беды?
        Ружан ответил не сразу.
        - Я скрыл от вас половину правды. Он не плохой. Он глупый юнец. Восторженный и наивный. И быть может… Ох, я не знаю, Михле.
        От прислонился спиной к стене. Тучка вышла из угла и положила голову на колени хозяину. Ружан ласково потрепал её за уши. Вдруг свеча окончательно догорела и погасла, погрузив покои в полный мрак.
        - Я схожу за свечами, - сказала Михле.
        Ружан промолчал.
        Глава 18. Откуп
        Видеть отца в темнице было больно. Ещё хуже, чем отправлять туда Ивлада с Нежатой.
        Рагдай вошёл в каменную клеть и сунул Военегу шерстяное одеяло.
        - Держи.
        Он отвернулся, чтобы не видеть отца.
        - Благодарю, сынок.
        Военег закряхтел, устраиваясь на узкой скамье.
        - Что теперь со мной сделают?
        - Казнят, - бросил Рагдай через плечо.
        - Ну да, ну да. Ты-то сам небось и казнишь?
        - Не надо, отец.
        Рагдай постоял, держа руку на щеколде. Он уже жалел, что пришёл увидеть отца своими глазами. Но ему нужно было спросить. Всего два коротких слова. Развернувшись, он прошептал:
        - Отец, зачем?
        Военег провёл пальцами по бороде - неспешное, такое привычное движение. Он будто бы вовсе не беспокоился о своём положении. Будто его не сторожили царские войска. Будто не должны будут отвести на казнь по первому приказу Ружана.
        - Для тебя, Рагдай. Для тебя.
        - Для чего? Ты думаешь, мне станет легче, если тебя казнят?
        - Тебе станет легче на троне.
        Рагдай не выдержал и рассмеялся:
        - Что ты такое говоришь? На каком троне? Зачем?
        - На аларском. Я надоумил Радима отправить всех сыновей за птицей. Надеялся, что это их сгубит. Он с такой радостью подхватил мою мысль. «Да, да, - говорил, - посмотреть бы перед смертью хотя бы ещё разочек».
        Рагдай сглотнул и сел на скамью напротив отца, уперев локти в колени. Глаза пекло - вот-вот слёзы резанут по щекам.
        - Отец… Ружан убрал обоих своих братьев. А у него - царская болезнь. Для чего ты задумал стрелять в него? Он и так скоро погибнет.
        Рагдай впервые произнёс это вслух и впервые признался сам себе: Ружан может умереть. Странно: он ясно представлял, как будет жить без отца, но как жить без Ружана - нет.
        - Царская болезнь? - Военег вновь почесал бороду. - То же, что у отца? Я об этом не знал. Но Радим прожил с ней больше двадцати лет. А я не хочу ещё двадцать лет подчиняться бешеному щенку. Я достаточно насмотрелся на него: спесив, заносчив, ведом. Цепляется за странные решения и думает только о том, как ещё начудить. Что станет с Аларией при таком царе? Задерёт подати, чтоб накупить ещё больше безделушек. Затеет войну ради мальчишечьей мести. Я бы хотел, чтобы ты стал царём. А я бы женился на Нежате Радимовне.
        - Нежата исчезла.
        - Я бы нашёл. Из-под земли бы достал.
        Военег вздохнул по несбыточному и сгорбил спину, стал ещё больше похож на медведя.
        - Ты бы не захватил власть. А я не сел бы на трон. Потому что я служу Ружану, а не себе. Я не хочу становиться похожим на тебя, отец.
        - Выходит, я ошибся?
        Рагдай набрал в грудь воздуха. Военег поплатился за глупость и поспешность. Лучше бы он больше разговаривал с Рагдаем - тогда бы и узнал про болезнь Ружана. А если бы разговаривал при жизни с матерью, то понял бы, что она была ему верна, а он рубанул с плеча. Как и в этот раз.
        - Ты ошибся. Второй раз. Первый был, когда ты убил маму.
        Военег шумно вытер нос и покивал головой.
        - Я понял. Ты так и не простил меня. Правда, сынок?
        Шея будто окаменела, в горле встал твёрдый ком. Рагдай просто встал и попятился к выходу.
        - Ну скажи! Простил?
        Если Ружан лишился своей матери в пять и плохо её помнил, то Военег убил свою жену, когда Рагдаю было двенадцать. Конечно, он часто о ней вспоминал. И ему до сих пор её не хватало. Военег тогда никого не послушал: вбил себе в голову, что Мала нашла ему замену, перебрал вечером с брагой, утащил жену в опочивальню и там задушил.
        - Нет, отец. Не простил.
        Он стремительно выскочил из темницы, не позволяя себе останавливаться или хотя бы оборачиваться. Если Военегу удастся оттуда сбежать, то Ружан сразу заподозрит, чьих рук это дело. Пусть будущий царь решает судьбу предателя.
        Не успел Рагдай перевести дух, как во дворе его окликнул гонец.
        - Что надо? - буркнул Рагдай.
        - Письмо для Ружана Радимовича. Передайте ему.
        Гонец протянул пергамент. Юноша выглядел взволнованным, даже рука подрагивала. Рагдай настороженно принял письмо и развернул.
        Вверху - герб Стрейвина: веточка клюквы в окружении звёзд. Ниже - обращение к некоронованному царю Аларии от верховных колдунов и три подписи: Пламя, Зверь, Шторм.
        Рагдай убрал письмо и поднялся по ступеням к главному входу во дворец.

* * *
        - Я бы не отказалась, чтобы они с нами остались.
        Талица, младшая подруга Литы с нежным бело-золотистым оперением и почти бесцветными волосами, мечтательно покосилась вниз, на избушки служанок. Лита недовольно взъерошила перья. Как бы она ни любила Талицу, а всё-таки ей хотелось одной смотреть на Ивлада.
        После вчерашнего вечера Лита боялась показаться ему на глаза и пряталась в ветвях. Точно так же она увидела его впервые, когда сторожила границы леса: так же сидела на ветке, а он так же ходил внизу, и снежинки сыпались на золотоволосую макушку.
        - Но они умрут, если останутся, - шепнула Лита. - Ты этого желаешь?
        Талица округлила глаза цвета прудовой воды.
        - Не-ет. Я не то имела в виду. Я хотела сказать, что мне нравится смотреть на царевичей. Они красивые. Пусть не умирают.
        Ивлад услышал их, поднял голову и смущённо помахал рукой. Лита едва сдержалась, чтобы не спрятать голову под крыло, но выдавила улыбку.
        - Ты стала странной, когда вернулась от людей, - заключила Талица.
        - Посмотрела бы я на тебя, - вздохнула Лита и всё-таки решилась слететь вниз, к Ивладу.
        - Ты… выглядишь лучше, - пробормотал он, когда Лита опустилась на снег перед царевичем. - То есть… всегда выглядела хорошо, но сейчас…
        - А ты хуже, - фыркнула Лита. - Но лес начинает понемногу оживать.
        Лита и правда заметила: с Серебряным лесом на самом деле что-то происходило. Ветви яблонь шелестели, двигались на ветру, искрились на нежном зимнем солнце. Яблоки сверкали рубинами и золотом, и на снегу плясали отблески, как от цветных стёклышек.
        Девоптицы тоже оживились. Вылетали из чащи даже те, которые сидели с птенцами, рассаживались на ветках, тихо переговаривались, издавая звуки, похожие на журчание ручья.
        - Это хорошо, - грустно заметил Ивлад.
        Они оба неловко замолчали.
        - Ты… извини меня, - выговорила Лита. - Я сделала глупость. Всё стало только сложнее.
        «Хотя куда, казалось бы, сложнее, - подумала она. - Царский сын и девоптица, такое только Грайя могла выдумать. И то - ради нашего леса. А я куда?»
        - Ничего не глупость, - возразил Ивлад и залился краской.
        Лита хмыкнула. Как легко он краснел! Но как Лите нравился этот румянец. Она улыбнулась и шагнула к Ивладу, ещё не зная, что будет говорить или делать.
        Ивлад переступил с ноги на ногу и убрал руки за спину, но поспешил вернуть обратно и сложил перед собой. Лита хмыкнула. Ивлад открыл рот, но не успел ничего сказать: на поляну выскочила светло-серая лошадь и остановилась, подняв вихрь снежинок. Вьюга спешился и хмуро кивнул Ивладу с Литой.
        - Ты вернулся? - не поверил глазам царевич.
        Колдун указал на избы служанок.
        - Сестра с братом там? Идём. Лита, можешь с нами, если хочешь.
        Лита обернулась на Талицу, которая так и сидела на ветке. Младшая девоптица закивала и махнула крылом: иди, мол, потом расскажешь. Следом за Ивладом и Вьюгой Лита прошла в избу.
        Внутри было тепло, пахло дымом и человеческой едой. Служанки заохали и кинулись к Лите, но она увернулась.
        - Благодарю, не нужно.
        Ей было интересно, что скажет Нежата, увидев Вьюгу.
        Царевна сидела за столом и чинила какое-то украшение: наверное, отыскала в сундуках, где хранилось добро, предназначенное для девоптиц, и решила занять руки. Вскинув взгляд на вошедших, Нежата на мгновение приподняла брови, но быстро вернула лицу холодное, невозмутимое выражение. Лита спрятала улыбку.
        Вьюга поклонился Нежате и сел за стол напротив неё. Из сеней вышел Домир.
        - Вьюга? Ты вернулся? Что происходит?
        Оба царевича сели рядом с колдуном, а Лита забралась на скамью к Нежате. Служанки постояли в углу и разбежались, чтобы не мешать, но Лита знала, что они всё равно будут подслушивать за дверью.
        - Ты зачем пришёл? - спросил Домир. - Проверяешь, умерли мы или ещё нет?
        - Напротив. Пришёл вас отсюда забрать.
        - Куда? - удивился Ивлад.
        Вьюга развернулся к нему и произнёс с нажимом, будто царевич забыл очевидное и теперь настала пора напомнить:
        - Ваш дом - азоборский царский дворец. Вы дети аларского царя. Такие же, как ваш старший брат. Сейчас, в Серебряном лесу, вы в безопасности - относительной, не считая того, что лес питается силой людей. Но вам нельзя здесь оставаться. Вы можете скрываться в Аларии, но если ваша вражда с Ружаном так и продолжится, то рано или поздно вас отыщут его люди. - Вьюга быстро посмотрел на Нежату, и она с вызовом ответила на его взгляд. - Нежата, я понимаю, ты не настроена на разговор со мной, но всё, о чём мы договаривались, остаётся в силе. Стрейвин примет тебя, если ты того вновь пожелаешь.
        Нежата фыркнула:
        - Не пожелаю. Лучше отдам свою кровь лесу. Ты ведь так этого хотел.
        Вьюга болезненно поморщился:
        - Всё было не так. Вернее, сперва было так, но потом переменилось. Выслушайте меня и примите решение.
        - Слушаем, - буркнула Нежата и снова уткнулась в жемчужное ожерелье, которое чинила.
        Лита наблюдала сразу за всеми. От одного лишь короткого слова царевны Вьюга просиял - Лита никогда не видела его таким. Колдун зачесал волосы назад пятернёй и сложил перед собой руки, сцепив пальцы в замок. Тонкие светлые пряди всё равно выбились и упали ему на лоб.
        - Мы действительно договорились с Вериной о том, что я приведу в Серебряный лес кого-то из царской семьи. Юная царевна показалась подходящей для этого целью. - Вьюга замолчал на несколько мгновений, его кадык двинулся вверх-вниз по горлу. - Да, Нежата, сперва я хотел воспользоваться тобой, но сразу понял, что ты - вовсе не наивная девушка, которой легко вскружить голову. Признаться, я вовсе не привык кружить головы девушкам, меня не прельщают лёгкие связи. Но уже с первой встречи мне стало ясно, что тебя не получится заманить в лес хитростью. Конечно, я мог бы увезти тебя силой, но…
        Лицо Нежаты оставалось каменным, но Лите показалось, что в уголках глаз у неё блестят слёзы.
        - Мы предупреждали, не стоит гулять без стражи, - буркнул Домир.
        - Я пытался исчезнуть и выдумать что-то другое, - продолжил Вьюга. - Но юная Нежата Радимовна не шла у меня из головы. Я злился на себя: я верховный вьюжный, мне восемьдесят девять лет, я давно решил избегать долгосрочных связей с женщинами - а их всегда было много вокруг. Но тут появляется аларская царевна и словно опаивает колдовским зельем. Мне тогда казалось, мы поменялись местами: она - колдунья, а я - глупый юнец. Промучившись некоторое время, я всё-таки встретил её снова. И твёрдо решил, что Серебряному лесу никогда её не заполучить.
        Я надеялся, что девоптицы забудут о моём обещании. Надеялся отыскать иной способ напитать лес - есть же у царя другие родственники в Аларии. Пусть их кровь не так сильна, но всё же можно было бы привести их. Или даже кого-то из колдунов.
        Вьюга вновь повернул лицо к Нежате.
        - Только в первый день нашего знакомства я думал об обещании, данном Верине. Потом я был готов вырубить весь лес с его яблоками, лишь бы он не запросил твоей крови. Потому что я полюбил тебя, Нежата.
        Нежата ничего не отвечала. Её пальцы, держащие ожерелье, сжались так крепко, что побелели костяшки, а губы побледнели. Вьюга покачал головой, будто и не ждал от неё никакого ответа. Лита залюбовалась ими: вспоминались рассказы Нежаты у костра, от которых розовели щёки. Вдруг Ивлад спросил:
        - Колдунам тоже важно, чтобы Серебряный лес набрал силу. Выходит, ты так легко решился предать своих?
        - Я никого не предавал. - Голос Вьюги стал жёстче. - Я против того, чтобы хвататься за первые попавшиеся возможности. Нужно думать, как сделать лучше - для всех, а не только для себя. Лита, прости за эти слова, но девоптицы бывают кровожадны - уж я знаю. Я погорячился, когда согласился помочь Верине. Но уже знаю, как помочь лесу. И помогу.
        - Ты сказал, что заберёшь нас, - напомнил Домир. - Как? Ружан их убьёт, если они вернутся домой. А если я вернусь, то убьёт Рагдая за то, что он отпустил меня и не заметил, как Ивлад с Нежатой сбежали из темницы.
        - Заберу. Я слишком закрутился с вами, царские дети. - Вьюга хмыкнул себе под нос. - Так, что отошёл от дел Стрейвина. А не следовало бы. Против нас колдовали вьюжные, но они не знали, что колдуют против меня. Я выяснил это, когда покинул лес. Ваш брат Ружан собрал вокруг себя множество бродячих колдунов и пообещал щедро заплатить, если они все в оговорённый час примутся насылать буран в помощь одной колдунье. Насколько я понимаю, ту самую колдунью он забрал во дворец. А там, скорее всего, были замешаны чары на крови Ружана, раз бураны так точно следовали по пятам за его братьями и сестрой.
        - Ружан боится колдовства, - возразила Нежата. - Он бы не стал этого делать.
        - Но сделал. Быть может, сильнее всего он боится остаться без короны?
        - Похоже на него, - согласился Домир. - В последнее время он совсем озверел. Я боялся его.
        - Что будет с теми вьюжными? - спросил Ивлад. - Ты накажешь их за вероломство?
        - Нет. Не стану. Они не знали, на что идут. Отчасти это и моя вина тоже - колдуны вынуждены бежать из Стрейвина в Аларию, чтобы там прокормиться. Верховные должны заботиться о носителях той же силы, но в последние годы мы были слишком заняты собой и думали, как вернуть Стрейвину Серебряный лес.
        - Что ещё ты вызнал про Ружана?
        Нежата обращалась к Вьюге холодно и отстранённо. Лита подумала: а что бы сделала она сама? Ей так хотелось, чтобы они скорее помирились, но она прекрасно понимала царевну: Вьюга заслужил её гнев.
        Колдун поторопился дать ответ, услужливо склонил голову. Заискивал перед царевной, словно юноша.
        - С ним недавно произошло несчастье. В него выстрелили на охоте. Но он жив. Воевода предал его и оказался в темнице. И теперь Шторм, Пламя и Зверь хотят навестить будущего царя и выдвигаются в Азобор.
        - Верховные колдуны? К нам домой? - Нежата прикрыла рот рукой.
        - Вашего отца мы тоже приветствовали. Так заведено. Это посещение во многом определяет отношения Стрейвина и Аларии на будущие годы. Пусть мы не правим Стрейвином, но именно нам подчиняются остальные колдуны, и в случае необходимости они послушают верховных, а не стрейвинского государя, который лишь делает вид, что управляет страной, чтобы верховные не перегрызли друг друга. Скоро они проедут мимо Серебряного леса. Я присоединюсь. И хочу, чтобы Ивлад с Нежатой поехали со мной.
        - А Домир? - Нежата скрестила руки на груди. - Почему ты не зовёшь его с нами?
        - А Домир станет нашим откупом, - ответил Вьюга.
        - Что это значит? - растерялся Ивлад.
        Но Домир смотрел на Вьюгу спокойным и, казалось, понимающим взглядом. Заметив, что Лита следит за ним, он ободряюще улыбнулся ей. Улыбка у Домира была похожа на улыбку Ивлада: открытая, добрая. На одной щеке у него появилась ямочка.
        - Я оплачу твой выход, Ивлад, - начал объяснять Вьюга. - Своей кровью. Это поможет Серебряному лесу воспрянуть. Он уже начал оживать. Когда Нежата разбила мне губу, - он хмыкнул и потёр затянувшуюся ранку, - кровь капнула на снег. Я позволил ей это сделать, чтобы дать лесу немного силы. Для того, чтобы вам было легче здесь.
        - Ох, уж какая щедрость! - воскликнула Нежата. - Ты не слишком многое отдал, милый?
        - Отдам больше, - заверил колдун её со всей серьёзностью. - Раз уж вы все втроём вошли в лес, то нужно, чтобы кто-то один остался и питал его царской кровью. Клятву, данную девоптицам, не нарушишь, но можно попробовать обмануть. Вместо последнего царского ребёнка здесь останется средний сын. Позже я попробую и его выторговать у девоптиц.
        - Если я всё равно буду должен вернуться, то зачем мне сейчас уходить? - спросил Ивлад. - И что делать Нежате во дворце без нас? Никто не сможет за неё заступиться в случае чего.
        - Я не хочу, чтобы Нежата оставалась в лесу, который будет медленно пить её силы. - Ноздри Вьюги гневно раздулись, в избе повеяло холодом. - Я повторю своё предложение. Она может в любой момент найти укрытие в Стрейвине. Но если ей нужно закончить какие-то дела во дворце: забрать вещи, позвать с собой слуг, то сейчас - лучшее время. Она будет под моим присмотром и присмотром других верховных. Ружан не решится сделать ей ничего плохого. Военег же в темнице. А ты, Ивлад, исполнил желание отца. Значит, дворец твой по праву.
        Лита заметила, как сильно растерялся Ивлад. Она чуть - едва заметно - тронула его крылом, приободряя. Он виновато поджал губы, наверное в очередной раз мысленно прося у неё прощения.
        - Я не смогу тягаться с Ружаном, - выдавил он, ковыряя пуговицу на рукаве. - Я не рождён становиться царём. Выходит, я рождён, чтобы остаться навечно у девоптиц. Так решил мой отец.
        Он посмотрел на Литу, будто хотел добавить что-то ещё, но замолчал.
        - Нигде не сказано про «навечно», - поправил Вьюга. - Уйти в лес, чтобы дать ему силу, - да. Ты тоже отдашь кровь, когда мы будем выходить. Это обманет клятву. Если ты уйдёшь сейчас и, скажем, уедешь в Халкху, то лес вовсе тебя не получит. Нашей отданной крови хватит на несколько лет. Но если тебя будет тяготить осознание того, что на тебе - невыполненное обещание отца, то ты можешь вернуться сюда глубоким стариком и умереть в лесу. У нас так делают. Колдунов хоронят в местах, где растут чароплоды. Так сила питает землю и вновь вырастает плодами, чтобы послужить следующему поколению колдунов.
        Лита попыталась представить, как Ивлад будет выглядеть в старости. Золотые кудри потускнеют - у Вьюги седина выглядела даже красиво. Лицо изрежут морщины, голубые глаза выцветут, красивые руки покроются пятнами… Неужели она увидит его в следующий раз… таким?
        Лита обняла его крылом - уже не таясь, и Ивлад доверчиво прижался к ней. Как бы ей хотелось попросить его не уходить! Но если он останется, то будет только хуже: царевич истончится, растает прямо у неё на глазах, как любая из служанок. Лита сморгнула подступающие слёзы.
        Ей хотелось быть с ним таким - юным, улыбчивым, полным какого-то незримого света, как колдовское яблоко Серебряного леса. Хотелось, чтобы он видел её каждое новолуние - не против её воли, не посреди неуклюжего превращения, а уже после него, видел её не чудовищем, а стройной рыжеволосой девушкой. Хотелось испытать то, о чём шептала Нежата тогда, у костра.
        - Уезжай, - попросила она. - Только я поеду с тобой.
        - Лита… - шепнул Ивлад одними губами. Голубые глаза округлились. - Что ты?..
        - Так я и предполагал, - вздохнул Домир и спрятал лицо в ладони. Пальцы зарылись в каштановые кудри. - Я останусь. Вы поезжайте. Передавайте привет Ружану. Что-то да прояснится. Если часть войска готова его предать, то, глядишь, и присягнёт Ивладу как будущему царю. Если повезёт, обойдётся даже без военных восстаний. Если с вами будут другие верховные, то это даст Ивладу защиту. И я верю тебе, Вьюга.
        - С чего тебе ему верить? - проворчала Нежата. - Вдруг он решил погубить царских детей иным способом? Отдаст нас другим стрейвинцам, и с царской семьёй будет покончено. Колдовство её сгубит, как и говорится.
        Лицо Вьюги вытянулось, глаза потемнели. Лита почти что слышала, как он скрежещет зубами.
        - Нежата Радимовна, - процедил он, - осторожнее со словами.
        - Иначе что? Начнёшь с меня, Сивар Косрек?
        - Я бы оставил вас здесь и не вернулся бы, если бы желал вам зла.
        - Нас в любом случае не ждёт ничего хорошего, - подытожил Ивлад. - Останемся тут - умрём. Вернёмся во дворец одни - нас схватят люди Ружана. Придём с колдунами - получим хотя бы смутную надежду вернуться домой. Может, с вашей помощью удастся договориться с Ружаном. А если нет - Вьюга поможет нам уйти из дворца целыми.
        - Ты стал благоразумнее, чем в первую нашу встречу. - Вьюга одобрительно сжал плечо Ивлада. - Извини, Нежата, но тут я вынужден решить за тебя. Ты не можешь оставаться в Серебряном лесу. Посещать дворец или нет - твой выбор, но после ты непременно уедешь в Стрейвин.
        Он сказал это так весомо и твёрдо, что у Литы перехватило дыхание. Она наблюдала за Нежатой: царевна приоткрыла рот, но не посмела возразить. Будь Лита на её месте, то не смогла бы даже помыслить о том, чтобы спорить. У рук Вьюги закружились мелкие искристые снежинки.
        - Поеду только ради того, чтобы плюнуть в лицо Ружану и Военегу, - ощетинилась Нежата. - Не ради того, что ты просишь, Сивар. Заберу Февету и свои красивые наряды. Насчёт Стрейвина сомневаюсь. Меня твои болота никогда не прельщали.
        Ивлад встрепенулся:
        - Но что скажет народ на наше возвращение с колдунами?
        Вьюга попытался его ободрить:
        - Народу не обязательно видеть, что вы с нами. Да и к тому же Ружан явно не заботился о том, что скажут после вашего исчезновения. Лита, извини, но тебе всё же лучше остаться.
        Лита сникла. Конечно, в душе она была согласна с колдуном. Даже если Серебряный лес подпитается кровью, его сила не сможет долго поддерживать её в пути. Но, с другой стороны, ей так не хотелось отпускать Ивлада…
        - Вьюга прав, - вздохнул Ивлад. - Не волнуйся. Отдыхай и ешь яблоки: вон они как наливаются.
        Он вымученно улыбнулся. Лита хотела попросить его возвращаться скорее, но понимала: Ивлада это обещание будет тяготить, а вернувшись в лес, он снова не сможет его покинуть. Она отвернулась, спрыгнула со скамьи и устроилась в углу комнаты.
        - Завтра утром верховные проедут мимо леса. Мы должны быть готовы, - заключил Вьюга. - Приведите в порядок себя и коней, чтобы с достоинством въехать в Азобор.

* * *
        Проснувшись среди ночи, Ивлад понял: что-то изменилось. Через старое помутневшее окно проникал неяркий свет, хотя до рассвета было ещё далеко. Тихо одевшись, он вышел наружу. Оставаться в избе казалось невозможным - что-то будто звало и тянуло выйти.
        Под ногами хрустел и искрился снег. От изб служанок стелился дымок, а глубже, из чащи лился золотой свет - совсем как тот, который исходил от Литы, когда она улетела из дворца и встретилась с Грайей, только гораздо ярче. В его лучах колдовские яблоки сияли кроваво-алым, будто льдинки, напитанные кровью.
        Ивлад зачарованно выдохнул. Собственная одежда и руки в этом свете казались залитыми солнцем - вечерним летним солнцем посреди зимней ночи. Из глубины чащи доносились нежные голоса, переливчатые, как перезвон колокольчиков. Ни один музыкальный инструмент, слышанный Ивладом, не мог звучать так тонко и ласково. Так могло звучать только истинное волшебство.
        В вершинах виднелись силуэты девоптиц: чудесные, грациозные, с длинными хвостами и величественно распростёртыми крыльями. От них исходил медовый свет, и в его лучах хотелось купаться, хотелось навсегда остаться в этой песне, среди их голосов. Украшения на головах и шеях хозяек леса сверкали ярче, чем иней на серебряных ветвях яблонь. Не сводя с них глаз, Ивлад зашагал дальше, глубже в чащу леса.
        - Что ты делаешь?!
        Кто-то с силой рванул его за плечо. Блаженная пустота в голове взорвалась злостью. Ивлад обернулся, готовый ударить того, кто прервал его наслаждение, но остановил занесённый кулак, узнав Нежату.
        - Иди в избу, - гневно процедил он.
        - Это ты иди. - Нежата даже не успела собрать волосы после сна, так и стояла с распущенными чёрными прядями и румяным, но возмущённым лицом. - Неужели не понимаешь? Они хотят тебя заколдовать.
        Ивлад с сожалением посмотрел в сторону чащи.
        - Но там так хорошо. Светло.
        - Не светлее, чем везде в лесу. Я слышала, как ты вышел, и собралась следом. Тебе уже мерещится то, чего нет. Возвращайся в постель, быстро!
        Она схватила брата за плечи и хорошенько встряхнула.
        - Очнись ты! Они хотят сделать всё, чтобы ты и мыслить перестал о том, чтобы уйти.
        «Так, может, и не нужно уходить?» - вяло подумал Ивлад. Ярость сменилась тоскливым принятием, в груди бушевали переменчивые вихри: то вспыхивал огонёк злости на сестру, то хотелось плакать от грусти по дому, то что-то тянуло его в чащу, к девоптицам. Будто кто-то проник в его душу и начал спутывать тонкие ниточки, ведущие к сердцу, пытался сплести из них что-то новое, но пока получались только смятение и круговорот противоречивых чувств.
        - Ивлад!
        Нежата легонько ударила его по щеке.
        - Иди спать, живо.
        Она схватила брата за плечи и упрямо потянула в сторону изб. Ивлад обернулся на чащу: там ещё тлели манящие золотые огни, а в голове у него клубился дурманящий туман, в котором переливались дивные голоса.

* * *
        Утром на ветвях сидело ещё больше девоптиц, чем обычно. Ивлад с Нежатой вывели своих коней, а девоптицы с радостным любопытством наблюдали за происходящим. Домир вышел следом - смурнее обычного, с тенями под глазами.
        - Лита, ты-то куда? - выкрикнула Талица.
        - Провожу, - отмахнулась Лита.
        - Куда это вы собрались? - спросила Грайя. - А если мы не выпустим?
        Она полетела вперёд Вьюги, сшибая с веток снежные шапки.
        - Куда повёл наших людей, колдун?
        - Они не ваши, - возразил Вьюга, упрямо двигаясь к границам леса.
        Девоптицы тоже стали перемещаться по деревьям, чтобы ничего не пропустить.
        - Один-то точно мой. Выторгованный. Его-то оставь. Девку свою забирай, так и быть. Но светленький царевич - наш!
        - Грайя! - возмутилась Лита.
        Грайя сощурила тёмные глаза.
        - А ты, значит, мечтаешь с ним уединиться в новую луну? То-то я смотрю, ходишь как привязанная. Вот и Литочка наша выбрала мужчину, а то никто ей не нравился, всё нос воротила. Этот-то больше на девку похож…
        Лита вспорхнула и наотмашь ударила Грайю крылом, так, что подруга едва не свалилась вниз.
        - Ты меня спасла, это верно, но научись держать язык за зубами, - шикнула Лита.
        - А ну молчать!
        На снег опустилась Верина и обратилась ко Вьюге.
        - Давай, колдун. Плати откуп.
        Она протянула ему нож, зажатый в мощной когтистой лапе.
        Вьюга принял оружие с поклоном. Лита заметила, как Нежата подалась вперёд, будто хотела отнять у него клинок, но замерла, гордо вытянувшись струной. Домир остался стоять чуть в стороне и молча наблюдал за братом и сестрой.
        - Сперва я, - произнёс колдун и резанул себе по ладони.
        Кровь брызнула на снег, Вьюга присел и прижал руку к земле. Снег быстро пропитался алым. Затем Ивлад взял у него нож. Сердце Литы трепыхнулось, когда царевич разрезал свою ладонь: так непривычно тёмный порез изуродовал белую кожу. Он тоже окропил кровью снег и хотел передать нож сестре, но Вьюга его остановил.
        - Я отплачу за неё.
        - Ещё чего! - Нежата шагнула ближе. - Ну-ка дай. Что я, немощная?
        - Нет. - Вьюга чуть склонил голову, показывая своё уважение. - Они просили царской крови. И уже получили её. Вместе с моей.
        - А моя - царская, смешанная с колдовской.
        Нежата ловко выхватила нож у колдуна и без колебаний разрезала свою ладонь. Вьюга поморщился и протянул ей кусок ткани, но Нежата уже обмотала рану концом накидки и отвернулась, всем своим видом показывая, что не примет от Вьюги никакой помощи.
        Затаив дыхание, Лита наблюдала за Ивладом.
        Ночью девоптицы пели песню - по велению Верины. Литу не взяли с собой: то ли не доверяли после того, как она сблизилась с людьми, то ли посчитали, что её слабый голосок ничего не добавит общему хору. Лита волновалась: как песня повлияет на царских детей? Ивлад сегодня двигался резче, чем обычно, плотно сжимал губы и хмурил брови - будто за ночь из юноши стал взрослым мужчиной. Лита не могла понять, какие чувства вызывает в ней этот новый, повзрослевший Ивлад: уже не нежность, а что-то другое, более терпкое и горячее. Лита зажмурилась, прогоняя непрошенные мысли.
        Девоптиц вокруг стало больше. Лита покрутила головой - ей показалось, тут собрались все, от самых юных девочек до дряхлых старух. Некоторые переговаривались, несколько раз Лите показалось, что на неё косо смотрят…
        Вдруг Ивлад развернулся к собравшимся девоптицам, расправил плечи и, задрав голову, лихо выкрикнул:
        - Ну, красавицы, кто хочет получить свободу от леса?
        Лита растерялась. Вьюга недоумённо застыл, с его разрезанной ладони продолжала капать кровь. Вдруг серебряные яблони зашумели, зашевелили ветвями, посыпался иней с коры и яблок, и по лесу пробежал шелестящий ветер. Девоптицы заголосили.
        - Что происходит? - спросила Лита у Верины.
        Старшая девоптица ухмыльнулась. Седые косы покачивались на ветру, на довольном лице сиял румянец.
        - Смотри дальше, девочка. Мы старательно плели песню. Твой царевич подарит нам свободу от леса.
        - Для чего нам свобода от леса?
        Верина не ответила, но Лита и сама поняла: не ей ли так сладко мечталось о дальних городах, торгах и ярких праздниках? Не она ли представляла, как однажды выберется из Серебряного леса и сможет увидеть людские крас?ты и чудеса? Так отчего же другие девоптицы не могли желать того же?
        - Летите со мной, сёстры! - воскликнул Ивлад, обращаясь к девоптицам. - Азоборский царский дворец ждёт вас! Пусть вами любуются и восхищаются, довольно прятаться в увядающем лесу!
        - Ты с ума сошёл? - возмутилась Нежата. - Ивлад! Что ты несёшь?
        Он ничего не ответил сестре, только улыбнулся какой-то новой, кривой улыбкой, сверкнул ярко-голубыми глазами и уверенно двинулся к выходу из леса. Девоптицы зашептались.
        - Подействовала наша песня.
        - Хорош царевич-то оказался!
        - Ай да Грайя, какого мальчишку нам выпросила.
        - Чувствуете? Лес!
        Лита тоже ощутила это. Кровь колдуна и царских детей просочилась сквозь снег к земле, к корням яблонь, и ветки словно налились силой, потеплели. Яблоки загорелись самоцветами, закачались на ветках, будто переполнились соком - надави на кожицу, и брызнет на снег жидкий колдовской мёд.
        Некоторые девоптицы перелетели ближе к границам леса, иные не решались слететь с мест, настороженно переглядывались с сёстрами.
        - Что такое? Я не понимаю, - хныкнула Талица.
        - Сейчас увидим, - пообещала Лита.
        Ивлад обогнал Вьюгу и быстро зашагал к границе леса. Алый кафтан выделялся на снегу ярким пятном, и такими же яркими стали яблоки на ветвях. За Ивладом робко полетели две девоптицы - молодые, не старше самой Литы.
        - Ивлад! Подожди!
        Нежата поспешила за братом. Вьюга вскинул руку в прощальном жесте и пошёл за ними, ведя по уздцы лошадей.
        - А ты полетишь? Что с ними станет? Не зачахнут в пути? - нервничала Талица, перебирая лапами по ветке.
        - Не знаю, - призналась Лита. - Надо у Верины спросить.
        С верхней ветки к ним спустилась Грайя.
        - Ха! А вы тоже летите, если не трусите. Не чувствуете, как лес поднялся? Теперь его силы далеко протянутся. Не убедимся, пока сами не проверим. Летим!
        Она сорвала яблоко лапой и впилась зубами в алый бочок. Сок брызнул на перья, и от откушенного плода сверкнуло светом. Лита ахнула.
        Ивлад поравнялся уже с последними деревьями, теми, что уже однажды не выпустили его. Сердце Литы забилось быстрее: уйдёт или всё же останется?
        Несколько размашистых шагов - и царевич оказался за пределами леса, на замёрзших болотистых лугах. Он остановился, развернулся лицом к лесу и расхохотался.
        - Что же они тебе спели, - вздохнула Лита и полетела за ним.
        Глава 19. Верховные
        Нежата едва поспевала за Ивладом. Она постоянно косилась на Вьюгу: не хотелось даже случайно оказаться к нему близко. Но всё же ей было приятно наблюдать за неуклюжими попытками колдуна выпросить у неё прощение. И - ей не могло показаться - он признался ей в любви при братьях.
        «Пусть тогда просит руки», - шевельнулось в мыслях, но Нежата тут же испугалась: она же обозлилась на него и не собирается пока прощать, почему же закрадываются в голову такие думы?
        - Да стой же ты! - со злостью выкрикнула она в спину брата.
        Ивлад обернулся, но шагу не сбавил.
        - Что с тобой? Это из-за ночи? Ивлад, ответь!
        Позади них летели девоптицы. Сначала тех, кто отважился покинуть лес, было немного, но постепенно шелест огромных крыльев за спиной становился громче и громче.
        - Не желаете ли сесть в сёдла? - спросил Вьюга. - Или пешком до Азобора пойдёте?
        Хоть это наконец-то заставило Ивлада повернуть назад. Он ничего не говорил, только с гордостью поглядывал вверх, на девоптиц, и ухмылялся. Нежате стало страшно: брат так переменился, словно за ночь его подменили. Лицо стало жёстким, в глазах искрился лёд.
        Вьюга передал Нежате поводья её коня, Ивлад быстрым движением вскочил на спину своего Ветра. Вьюга тоже забрался в седло и, привычно вскинув посох, окутал своих спутников невидимой защитой, через которую не пробивались ни мороз, ни метель. Колдун пристально посмотрел на Нежату. Она выдержала его взгляд, постаравшись, чтобы волнение за брата не отразилось на лице. Вьюга не стал ничего говорить, мотнул головой и пришпорил кобылу, обгоняя Ивлада на Ветре.
        - Я первым должен встретить верховных, - предупредил он.
        Ивлад так и рвался вперёд, но Вьюга резко осадил его, пустив в глаза снежный вихрь. Нежата волновалась: как их встретят другие колдуны? Какие они? Жестокие и бессердечные? Вьюга совсем мало о них рассказывал, наверное, всё-таки осторожничал при аларской царевне и не выдавал тайны сильнейших стрейвинцев. Она знала: чтобы стать верховным, колдун должен поступить на обучение к действующему верховному, при этом развивая только одно умение из четырёх. Вернее, если вспомнить рассказ о колдунье-Смерти, из пяти… Вьюга говорил, что верховные живут около двухсот лет - дальше сила угасает, поэтому этот возраст лучший, чтобы передать накопленную мощь последователю. Сама передача сил казалась Нежате жуткой и противоестественной: ученик убивал своего наставника после того, как верховный произносил слова о передаче силы, а ученик - о том, что он забирает силу.
        У Вьюги пока не было ученика, да и до двухсот лет ему ещё далеко, но у Нежаты снова всё сжалось внутри, когда она вспомнила об этом ритуале.
        Она издалека заметила сани, запряжённые тройкой коней. Вьюга первым приблизился к ним и спешился, приветственно склоняя голову. Следом подоспел и Ивлад, а Нежата остановила Звездочёта немного в стороне, настороженно наблюдая. Девоптицы расселись сзади, кто на редких берёзах перелеска, кто прямо на снегу.
        - Наконец-то! - воскликнул мужчина с чёрной бородой. Его голос звучал как гром, тёмные глаза задорно сверкали из-под густых бровей. Он чем-то напомнил Нежате Военега, но выглядел приятнее. На голове у него была косматая шапка, огромное тело утопало в шубе. - Надоела холодища, хоть ты нас спасёшь.
        - С вами же Пламя, - спокойно ответил Вьюга.
        - Эта стерва не даёт погреть о себя руки, - хохотнул чернобородый колдун.
        Нежата увидела, что среди верховных была одна женщина - Пламя. Красивая, пышная, с высокой грудью и длинными каштановыми волосами, она была одета в летнее платье с вырезом, смело открывающим шею и ключицы. Пламя бесстыдно разглядывала Вьюгу и Нежату.
        - Это она? - спросила Пламя вместо приветствия.
        Нежата вспыхнула от злости, но гордо промолчала.
        - Трудность вот в чём, - подал голос последний колдун, рыжий и щуплый, на вид ему было около сорока. - Я-то коней заговариваю так, что они мчат скоро и без устали, да только вот снег из-под копыт летит в глаза. Давай, Вьюга, подсоби друзьям.
        - То-то вы зимой без меня никуда, - ухмыльнулся Вьюга.
        - Я была бы и летом рада твоей компании, каждый раз в гости зову, - пожала плечами Пламя. Нежата лишилась дара речи от такой наглости.
        - Скачи первым, - велел чернобородый. Если рыжий заговаривал коней, то этот, несомненно, был Штормом. Нежата поёжилась. Они вдвоём, Вьюга и Шторм, разбили аларскую армию. Что же могут сделать четверо верховных разом?
        - Как скажешь, Шторм.
        - А с друзьями не познакомишь? - спросил Зверь.
        - Царевич Ивлад Радимович, - представился Ивлад каким-то новым, звучным и властным голосом. Нежата засмотрелась на него: брат держался с колдунами прямо и твёрдо, как истинный царский наследник, а не робкий мальчишка, каким он вошёл в Серебряный лес. Ей было тревожно: Ивлад мог бы стать таким через несколько лет, но вот так резко, после ночного хождения по лесу… Эта перемена не была естественной, и ей становилось страшно за брата.
        - Нежата Радимовна, - буркнула царевна, когда поняла, что теперь все ждут, когда она представится.
        - Ничего особенного, - едва слышно фыркнула Пламя.
        - Что ж, навестим вашего братца, - хохотнул Шторм. - Ой, я же видал его уже однажды. Совсем зелёный малец был. Быстро, быстро он до царя дорос.
        Нежата поморщилась. В словах Шторма звучала ядовитая насмешка. Пусть Ружан никогда не был другом ни ей, ни Ивладу с Домиром, но всё же слышать издёвки о своей семье было неприятно.
        - Поехали! - прогудел Шторм.
        Вьюга поскакал впереди, разгоняя холод и снега. Следом двинулись сани с колдунами, а уже за ними - Нежата на Звездочёте. Она оглянулась на Ивлада, но брат подогнал Ветра, почти равняясь с конём Вьюги. Девоптицы кружили над ними в вышине, словно огромные вороны.
        Зверь что-то произнёс, и кони помчались так быстро, что Нежата с трудом удержалась в седле. Девоптицы изд?ли пронзительные хищные крики и устремились за ними.
        Мимо проносились поля и перелески, сливаясь сплошными бело-серыми полосами. Шторм заклинал ветра, Вьюга - мороз и снег, Зверь - коней, и дорога от Серебряного леса до Азобора проносилась со скоростью, от которой захватывало дух - сердце колотилось как сумасшедшее, но благодаря колдовству дышалось легко, а снег и ветер не рвали полы одежды. Нежата скоро привыкла к такой езде и поравнялась с санями - плестись в конце не хотелось. Ивладу же с трудом удавалось оставаться позади Вьюги, он так и рвался вперёд.
        Не успела Нежата устать от езды, как впереди выросли городские стены, а за ними - родной дворец, посверкивающий на тусклом солнце. В животе тугим узлом свернулась тоска: что, если они прямо сейчас совершают ошибку? Что девоптицы сделали с её ласковым младшим братом? Как их встретят при дворе? Что, если верховные колдуны решили использовать царских детей в своих целях?
        Нежата смотрела в спину Вьюги, на его развевающуюся белую накидку, и ей становилось ещё хуже. Она доверилась ему, так глупо открылась стрейвинцу, живущему почти девять десятков лет. Сколько таких дурочек он успел околдовать? Ей так хотелось снова поверить в его благородство, но сейчас, среди других колдунов, тревога только нарастала.
        Нежата не додумала свои тяжёлые мысли: уже замелькали вокруг посадские улицы. Девоптицы с криками разлетелись в стороны, послышались вопли крестьян. Нежата повернула голову в сторону, но заколдованный Звездочёт под ней нёсся с такой прытью, что едва не отрывался от земли. Ей показалось, будто что-то загорелось. Бешено брехали псы, а голоса девоптиц сливались в сплошной неразборчивый гомон.
        Городские ворота распахнулись перед ними, пропуская сперва Вьюгу с Ивладом, затем сани с колдунами, а потом и саму Нежату. Вокруг Азобора собралось неожиданно много ратников, все - вооружённые и луками, и топорами. Кони сбавили шаг. Нежата ниже натянула капюшон накидки, чтобы меньше встречаться глазами со стрельцами. Ей стало так страшно, как давно уже не было.
        Ивлад решительно пустил коня в царский двор. Вьюга отстал и поравнялся с Нежатой.
        - Ты в порядке?
        Она кольнула его недобрым взглядом.
        - Не делай вид, будто тебя это заботит.
        Вьюга повёл плечами - так невозмутимо, до боли привычным движением. Нежата и полюбила его за это спокойствие: казалось, если всё вокруг начнёт рушиться и гореть, Вьюга останется единственным, кто возьмёт её за руку и уведёт в безопасное место. Казалось до недавнего времени.
        - Заботит. Не заботило бы - не вернулся бы за вами.
        Нежата открыла рот, чтобы сказать колкость: прикрываешься, мол, царскими детьми, но вдруг горло у неё перехватило. К глазам подкатили слёзы. Вот он, их родной дом, царский дворец, а они возвращаются в него со стрейвинцами. Рядом - любимый брат, но вдруг он переменился настолько, что кажется почти чужим. Мужчина, которому она доверилась, и тот теперь пугает.
        - Нежата, - позвал её Вьюга. - С тобой точно всё хорошо?
        Она вытерла нос рукавицей и ничего не ответила. А потом увидела кое-что, отчего вдруг стало так холодно, будто колдовство Вьюги разом потеряло силу.
        На площади перед дворцом стояли виселицы, а в петлях качалось больше дюжины тел. Большинство из них были стрельцами и дружинниками, но прямо посередине висел крупный мужчина с косматой бородой. Военег.
        - Не смотри, - посоветовал Вьюга.
        Но она не могла отвести взгляда от страшного лица воеводы, пока конь не отнёс её дальше.
        Девоптицы влетели в город вместе с ними. Стражи вскинули луки, но не стали стрелять. Отовсюду кричали, кто изумлённо, кто испуганно. Ох, не таким Нежата представляла своё возвращение…
        Перед дворцом Ивлад спрыгнул с коня и запрокинул голову, щурясь на высоченные стены. Кое-где виднелись следы пожара, Ружану, наверное, не было дела до внешнего вида дворца. Колдуны остановили коней и слезли с саней: Шторм подал руку Пламени, она оправила одежду, и только сейчас Нежата разглядела их накидки: у Пламени - алая с золотыми звёздами, у Зверя - бурая с серебряными, у Шторма - синяя с чёрными. Пламя усмехнулась, нахально рассматривая Нежату. Царевна поёжилась в своей накидке - накидке Смерти - и беспомощно обернулась на Вьюгу, по привычке ожидая от него ободрения.
        Их приезда ждали: у входа во дворец выстроились вооружённые дружинники, но не спешили нападать, наблюдали, держа руки на рукоятях топоров.
        На крыльце показался Рагдай в окружении дружины.
        - День добрый, - поздоровался он. - Азобор ценит ваш приезд, но молодой царь, увы, не готов принимать гостей.
        - Он пока не царь! - напомнил Шторм. Его голос гремел так громко, что иные стражи крепче стиснули руки на оружии.
        - Это скоро изменится, - возразил Рагдай.
        Его взгляд остановился сперва на Ивладе, потом на Нежате. Он вскинул голову, замечая, как девоптицы расселись на крышах дворовых зданий. На лице Рагдая промелькнуло недоумение, смешанное со страхом.
        - Как это - не готов? - возмутилась Пламя. От гнева она будто стала ещё выше ростом, расправила плечи и выпятила грудь. - Мы заранее предупредили его. Верховные всегда приветствуют будущего царя.
        Нежата догнала Ивлада и, поборов волнение, схватила его под локоть. Брат вздрогнул от неожиданности, но прижал её к себе крепче и шепнул на ухо:
        - Всё будет хорошо, сестрица.
        Она прильнула щекой к его плечу. Он сказал это привычным голосом - голосом Ивлада Радимовича, младшего царевича, а не голосом заколдованного незнакомца, который отдал кровь лесу и повёл за собой девоптиц. Вспомнилось предание - одно из многих, в котором говорилось, что пение девоптицы и даже само её присутствие в столице сулит беды и людям, и царю. Нежата взмолилась Прародительнице, попросив, чтобы всё закончилось благополучно.
        - Не стоило их вести за собой, - шепнула она Ивладу.
        - Девоптицы получили силу с нашей кровью. Они вольны лететь куда захотят. Сил леса хватит на то, чтобы они посмотрели на Азобор. Многие из них мечтали об этом, кто я такой, чтобы им запрещать?
        - Мне показалось иначе. Ты хотел, чтобы они летели с нами. Ты хочешь отомстить Ружану с их помощью? Не навороти дел, Золоточек, прошу.
        Ивлад поцеловал её в висок.
        - Ружан уже наворотил хуже некуда. Он боится колдовства, пусть и хватался за него, чтобы избавиться от нас. Пусть все видят, что девоптицы прилетели со мной, а не с ним.
        - Вряд ли тебя за это полюбит народ.
        - Мне и не нужно. Я не жажду трона. Просто покажу Ружану, что он несправедливо с нами обошёлся.
        - Он и сам это понимает. Девоптицы не убедят его ни в чём.
        Ивлад растерянно огляделся. Все взгляды во дворе так и возвращались к девоптицам, даже на колдунов так не глазели. Нехорошее предчувствие тянуло в груди, Нежата не могла согласиться с Ивладом, но и не понимала, что в его словах настораживает её больше. Ей хотелось вернуться в свою светлицу, уткнуться лицом в подушку, рассказать обо всех сомнениях Февете, а потом долго плакать. Но пока нужно было держать лицо.
        Рагдай что-то зашептал на ухо дружиннику с соломенной бородой, а затем неохотно кивнул.
        - Один верховный может пройти внутрь. Вьюжный. Дети Радима Таворовича тоже. Остальных, к сожалению, Ружан Радимович не сможет принять.
        - Что же это выходит? - разозлился Шторм, подбоченившись. - Струсил ваш царь? Такого правителя ты желаешь для Аларии?
        - Прошу прощения. Таково желание будущего царя. Подождите во дворе, если вам угодно. Я переговорю с ним ещё раз.
        - Во дворе! - возмутилась Пламя. - Где такое видано - держать верховных на улице, как коз в загоне?
        - Прошу прощения, - упрямо повторил Рагдай. - Вьюга и Радимовичи, пройдите за мной.
        - Я договорюсь, чтобы вас приняли, - заверил Вьюга, обернувшись на верховных. - Обещаю, быстро.
        - Иди уж, - отмахнулся Шторм. - Но мы всё запомним! - прикрикнул он, уже глядя на Рагдая.
        Нежата и Ивлад первые осторожно поднялись по ступеням. За ними следовал Вьюга, держа посох наготове. Их окружили стрельцы, а во дворе, у верховных, стрельцов будто бы наоборот стало меньше. Нежата нахмурилась.
        Рагдай провёл их в пиршественную залу и указал на стол, у которого были приготовлены стулья с высокими спинками. Такие ставили для бояр, а во время пиров заменяли на скамьи. У стен наготове стояли слуги, держа кувшины с вином и посуду.
        - Приветствую в Азоборе.
        Голос Ружана - слабый, уставший - разнёсся по залу. Нежата увидела брата в дальнем конце зала, на высоком кресле. Он сидел, скособочившись на одну сторону. Его щеку расчертил тёмный порез, одежда была сдержанной, без привычного блеска и украшений. У ног лежали борзые - Тучка и несколько её молодых сыновей.
        - Приветствую, - отозвался Вьюга и сел напротив Ружана. Нежата присела рядом с ним, а Ивлад продолжал стоять.
        - Братец, - прошелестел Ружан. - Садись и ты, раз пришёл. Я видел, ты привёл чудовищ. Отчего они не вошли во дворец? Я бы посмотрел на девоптиц ещё раз. Мне понравилось целовать ту девочку. Литу.
        Ивлад сжал кулаки:
        - Ты не смеешь говорить о ней!
        Ружан издал смешок:
        - Быть может, ты смеешь? Ты ранил её. Стрелы хуже поцелуев. Уж я знаю.
        Нежата вспомнила о том, что говорил Вьюга: Ружана предали и чуть не убили. Она сидела как на иголках, постоянно то стискивала пальцы, то сжимала в них кончик накидки. Страх мешался в ней с жалостью.
        - А ты, сестрёнка. Как здесь оказалась? Твой любовник тебе помог? А Военег висит на площади, весь синий. Вот что бывает с теми мужчинами, которых ты отвергаешь. Учти это, колдун. Смотрю, вы сторонитесь друг друга.
        Рагдай сглотнул, его глаза были сухими, но веки - красными. Он прошёл к Ружану и встал около его кресла.
        - Отношения Аларии и Стрейвина - вот что сейчас важно, - проговорил Вьюга. - Серебряный лес получил царской крови. Птицы могут отлетать от него, но всё ещё несвободны. Мы так же, как прежде, хотим вернуть себе Серебряный лес и его чарояблоки. Но трое верховных ждут во дворе. Ты унижаешь их этим. Позволь своим людям впустить их, договоримся все вместе.
        Обычно на приёмах играли музыканты. Сейчас же только голоса собравшихся наполняли зал, звучали громко и резко, и от этого Нежате становилось только страшнее. Ивлад наконец-то сел за край стола, чтобы быть как можно ближе к Ружану.
        - Давайте пока выпьем. - Ружан вялым жестом велел слугам подать вино. - Всё же я хочу стать хлебосольным царём. Я люблю праздники. Правда, Ивлад?
        - Ты не похож на празднующего, - честно ответил Ивлад. - Скорее на умирающего. Что с тобой? Отцовская болезнь?
        Ружан содрогнулся, будто хотел вскочить и кинуться на Ивлада, но Рагдай придержал его за плечо, не давая подняться с кресла.
        Слуги суетились в зале. Загремели кубки, полилось вино. На столе появились подносы и блюда, из боковой двери вынесли угощения. Не пир, конечно, но постарались. Были и дорогие глангрийские сладости, и пироги с вылепленными из теста косами и цветами. Нежату мутило при взгляде на яства. Она всматривалась в лица слуг, надеясь обнаружить среди них Февету, но понимала, что это бессмысленно.
        Ружан едва заметно тронул Рагдая за руку. Тот быстро кивнул, подошёл к окну, распахнул и быстро закрыл одну створку.
        - Трудно дышать, - объяснил Ружан. Ивлад покосился на Нежату: не одной ей это показалось подозрительным. С улицы донеслись звуки: гул ветра, людские голоса, тихие девоптичьи переливы.
        Ружан поднялся с кресла. Нежата сперва испугалась, что он упадёт, но брат только покачнулся, устояв на ногах. Заведя руки за спину, он медленно подошёл к столу и остановился напротив Ивлада. Тот сидел, запрокинув голову и стиснув челюсти.
        - Братец. - Ружан протянул руку и пропустил между пальцами золотые Ивладовы кудри. - Ты возмужал. Сколько дней прошло? Всего ничего. А вместе с тем - целая жизнь. Я рад тебя видеть. По-настоящему рад.
        Порез на щеке Ружана вблизи выглядел ещё хуже: чёрный, незаживающий, переходящий в уродливую бугристую язву.
        - Что ты с собой сделал? - прошептала Нежата.
        Ружан медленно повернул к ней голову. Серые глаза мигнули чернотой - страшно, не по-человечески.
        - И сестрица у меня красавица. Ни темница, ни колдун её не испортили. Синеглазая, чернокосая. Возьмёшь её замуж, колдун? Сколько уж можно по углам прятаться.
        Вьюга поднялся с места. В его лице не было ни малейшей угрозы, но рядом с Ружаном он выглядел впечатляюще: выше и шире в плечах, а когда от колдуна взвились в воздух крохотные бури снежинок, Нежате стало по-настоящему страшно. Она тронула пальцы Вьюги - они были холодными.
        - Возьму замуж, - глухо сказал он. - Если она пойдёт.
        Нежата со вздохом прикрыла глаза.
        Вдруг снаружи кто-то завопил:
        - Пожар!
        - Тушите!
        - Проклятые чудовища!
        Ивлад вскочил и кинулся к окну, но его сбил с ног снежный вихрь в виде волчьих пастей. Цветные стёкла дождём посыпались на пол, в зал ворвалась метель, такая плотная и неистовая, что за мгновение окутала всё помещение. Нежату сгребли в охапку. Уткнувшись носом в мягкую накидку, она с затаённой радостью поняла, что это Вьюга.
        - Ивлад! - выкрикнула она и закашлялась.
        Завизжали слуги, послышался грохот опрокидываемых столов и стульев. Рядом с Вьюгой было тепло, снежинки больше не кололи глаза, но вокруг бушевала метель, то вырисовываясь волчьими фигурами, то рассыпаясь снежными взрывами. Почти как тогда, около Серебряного леса, только страшнее.
        Она ничего не видела, только белое яростное марево. Иногда вихри немного отступали, и тогда был виден угол стола, покрытый морозными узорами и с наледью по краям. Вьюга отбивался от вихрей, но лишь одной рукой - другой прижимал к себе Нежату, а она льнула к нему, разом растеряв всю спесь, боялась и злилась на свою беспомощность. Сколько раз она вот так обнимала его, чувствуя на себе его руки? И не счесть. Но сейчас Нежате как никогда остро захотелось вжиматься сильнее, ощущать его запах, знать, что какие бы бури не бушевали снаружи, Сивар всегда разгонит их для неё. Хотелось не слышать злых слов девоптицы о том, что это он привёл её с братьями в лес, выпивающий человеческие жизни… Он ведь не мог умышленно это сделать. Или всё же мог?
        Буря загудела, завыла так, что у Нежаты заложило уши и заныло в груди. Закружило так, что на несколько мгновений даже Вьюгу обдало морозом, и он покачнулся, но удержал Нежату. Затем раздался громкий хлопок, и буран исчез. Нежата подняла лицо. С потолка падали крупные хлопья снега, на полу лежало несколько слуг - они выглядели мёртвыми.
        - Ты как? - Вьюга заглянул Нежате в лицо и поправил её волосы. Она закивала.
        - Хорошо. А… ты?
        Он светло улыбнулся такой знакомой сдержанной улыбкой.
        - Теперь тоже.
        Он быстро, будто сомневаясь, поцеловал Нежату в лоб.
        - Где Ивлад? - вскрикнула она, спохватившись. Ружана, Рагдая и собак тоже не было видно.
        - Я найду, - вызвался Вьюга. - И Ружана.
        - Ты убьёшь его? - испугалась Нежата.
        Вьюга кинулся к окну. Нежата тоже выглянула вниз и ахнула: верховных не было видно, зато двор и посад полыхали.
        - Пламя! Это она сделала?
        - Он наслал на них свои бураны, - рыкнул Вьюга сквозь зубы. - Какой же глупец! Не ожидал, что он пойдёт на такое…
        Глаза Вьюги гневно сузились. Он метнулся по залу, накидка за его спиной вздыбилась парусом.
        - Прошу! - взмолилась Нежата. - Есть же темницы… Он не в себе! У него царская болезнь! У отца было такое же - он с трудом связывал свои мысли, они постоянно блуждали. Верховных всего четверо, а у Ружана большая армия. Не трогай его, Сивар! Ты видел, сколько у него стрельцов!
        Она подняла умоляющие глаза на Вьюгу. Он остановился и провёл пальцем по щеке Нежаты.
        - Я знаю, как будет лучше. Поверь мне.
        Нежата покачала головой. Опять-то он думает, что знает что-то лучше других.
        - Сивар… - вздохнула Нежата.
        - Идём. Пока сюда не набежали стрельцы. Отыщем твоих братцев. Не могли же они выпасть из окна.
        - А верховные?
        С улицы доносились вопли: пожары тушили, забрасывая огонь снегом.
        Глава 20. О Килате-Смерти
        Едва в зал ворвалась метель, Рагдай схватил Ивлада за шею и потянул куда-то в сторону. Ивлад не сумел вырваться, только упирался пятками в пол, беспомощно перебирая ногами. Открылась и тут же захлопнулась дверь, ведущая в коридор для слуг. Тут уже поджидал Ружан, оперевшись о стену. Собаки завиляли хвостами при виде Рагдая. Тучка ткнулась носом в ладонь Ивладу.
        - Там Нежата! - прохрипел Ивлад.
        - С ней остаётся колдун, - отмахнулся Ружан.
        - Только посмей её тронуть! Я не позволю тебе…
        - С ней ничего не случится, - хрипло перебил Ивлада Ружан. Он едва стоял на ногах. - И ты… ты здесь, Ивлад, чтобы остаться в живых. У тебя ведь нет колдуна, который мог бы за тебя заступиться.
        - Ах, ты защитник, выходит…
        Рагдай открыл одну из дверей, выходящих в коридор. На них выбежала незнакомая Ивладу рыжеволосая девушка, совсем низенькая, с миловидным заплаканным лицом. Ружан охнул, качнулся, ударился спиной о стену и сполз на пол.
        - Ружан Радимович! - захныкала девушка. - Я ведь предупреждала! Не стоило вам… Ох!
        Вместе с Рагдаем они затащили Ружана в покои с большой кроватью. Здесь были приготовлены тёплая вода и какие-то лекарства в туесках и баночках. Ивлад, ничего не понимая, вошёл и встал у двери.
        Тут он не слышал голосов девоптиц. Они покинули его голову, стоило Рагдаю втащить его в коридор. Теперь Ивлад чувствовал себя донельзя глупо: он шёл в Азобор, чтобы отомстить Ружану за всё зло, причинённое им с сестрой и братом. Шёл, чтобы сказать: я - царевич Ивлад Радимович, первый исполнил просьбу отца и достоин места во дворце, я был обещан Серебряному лесу, но обхитрил клятву и, несмотря ни на что, вернулся домой.
        Вместо этого он смущённо жался спиной к стене и не понимал, что происходит.
        - Ложитесь, вот так.
        Рыжеволосая девушка суетилась вокруг Ружана. Вместе с Рагдаем они уложили его на кровать и стянули сперва обувь, затем кафтан и расстегнули рубаху. Ивлад прижал кулак к губам, чтобы не выдать изумления. Всё тело Ружана покрывали чёрные отметины, бугрящиеся и сочащиеся тёмной жидкостью. Это выглядело гораздо страшнее небольших язв, которые иногда виднелись у отца на руках и шее. Ружан закрыл глаза, на лбу у него выступил пот. Будто там, в зале, он держался из последних сил, а теперь вдруг позволил себе проявить слабость.
        Девушка опустила тряпицу в воду, отжала и начала спешно промакивать язвы Ружана. Он мелко вздрагивал каждый раз, когда она касалась кожи.
        - Ивлад, - прошептал Ружан. - Ивлад, прости меня. Останься во дворце. Если я скоро… умру…
        - Что вы такое говорите! - возмутилась девушка.
        - Если я скоро умру, то ты должен будешь принять корону вместо меня. Я совершил много ошибок. Но я не желаю Аларии смуты. На троне должен быть сын Радима Таворовича. Ты.
        Рагдай быстро подошёл к Ивладу и шепнул на ухо:
        - Ружан думает, будто я убил Домира.
        Ивлад растерянно вжался в стену. Ему хотелось бы, чтобы Ружан знал, что все четверо детей Радима живы, но что, если это обернётся против Рагдая? Хотя ведь Рагдай сам не противился, когда Ивлада связывали в лесу…
        - Я не рождён для трона, - выдохнул Ивлад.
        Ружан лежал с закрытыми глазами, его челюсти были крепко сжаты, и Ивлад не был уверен, что брат его слышал.
        Девушка всхлипывала и металась вокруг Ружана. Ивлад пытался припомнить, видел ли он её среди слуг? Таких красивых ярких волос он ни у кого не замечал. Да и голос был незнаком.
        Ивладу стало неловко так пристально наблюдать, как она обхаживает больного брата. Он отвернулся к окну и замер. Небо румянилось алым заревом, город за воротами полыхал, по снегу рыжими искрами сновали стрельцы, которыми Ружан заполонил царский двор.
        - Птицы, - ахнул Ивлад и выскочил из покоев.

* * *
        - Где он? Ивлад!
        Навстречу им бежали стражи, но лишь учтиво склоняли головы на ходу, приветствуя Нежату, и не спешили вязать их с Вьюгой. Нежата ворвалась в светлицу брата. Там никого не было. Она схватилась за голову от досады. И с чего она взяла, что брат будет отсиживаться в своей опочивальне?
        Вьюга тронул её за плечо.
        - Не переживай. Найдётся.
        - Что, если он уже снаружи?
        - Тем лучше. Там Пламя, Зверь и Шторм. Они справятся с пожаром.
        - Я почти уверена, что это Пламя и подожгла город! В ответ на снежные бури, которые наслал на них Ружан. Ты же понял! Он пригласил тебя только для того, чтобы ты не так быстро отвёл бури от колдунов.
        - Понял, конечно. Но как Ружан не догадался, что трое верховных в состоянии сопротивляться сами, даже если убрать от них вьюжного?
        Нежата беспомощно всхлипнула. В покоях Ивлада давно не топили очаг, постель была чопорно застелена, всё выглядело неживым и холодным.
        - Ты думаешь, они станут спасать Азобор? - Нежата развернулась к Вьюге. Он смотрел в пол, будто тоже сомневался в своих словах, но боялся высказать свои сомнения ей в лицо. - Думаешь, не сожгут всё дотла?
        - Им это не нужно. Колдуны никогда не убивали простых людей Аларии. Только пытались вернуть отнятые земли. К тому же в Азоборе хватает стрейвинцев, ушедших на заработки. Всё будет хорошо, Нежата. Пламя просто решила присмирить твоего брата.
        Она прижала ладони к лицу, встряхнула головой и вышла обратно в коридор. Вьюга следовал за ней.
        - Бесовские птицы, - проворчала Нежата. - Сидели бы и дальше в своём лесу, отродья. Я слышала украдкой, как они начали петь.
        - После нашей крови у них прибавилось сил. Пение девоптиц сулит несчастья и безумие, так у вас говорят?
        - Что им только не приписывают. Ох, я-то верила, что это всё ложь… Лита ведь была такой безобидной, даже беспомощной! А эти - истинные чудовища. Что им нужно от нас?
        - Ещё больше развить мощь леса. Обрести от него полную свободу. Вернуть льстивое почитание людей. Много чего.
        - И ты не противился, когда они полетели за нами!
        - Я бы ничего не смог сделать. Они всё равно отправились бы хоть куда-то - проверить, сколько свободы даст им лес.
        Нежата растерянно вздохнула:
        - Они что-то сделали с Ивладом. Ты видел, каким он стал? Совсем чужим. Что, если он натворит сейчас каких-то глупостей?
        - Не натворит. Не сможет. Во дворце не слышны девоптичьи голоса, наваждение должно скоро пройти. Не беспокойся так. Твой брат не безумен. Пока не безумен.
        - Где же он тогда?
        Нежата огляделась. Коридоры были пусты, где-то ярусом ниже раздавался шум. Дворец выглядел неприветливым, тёмным, будто Ружан совсем о нём не заботился, сосредоточившись только на себе самом.
        Вьюга обхватил её за плечи и легонько встряхнул.
        - Нежата, успокойся. Ивлад наверняка с Ружаном. Отыщем Ружана и, если Ивладу грозит опасность, попытаемся помочь ему на месте. Пожар скоро потухнет. Девоптицы уже в городе, они уже поют, здесь ты ни на что не повлияешь. Напротив, сохранишь ясный разум, если останешься во дворце. Где может скрываться Ружан? В своей опочивальне? Подумай. И идём. Затем сможешь зайти в свою светлицу и забрать вещи. Или же остаться, если пожелаешь.
        Нежата переступила с ноги на ногу. В коридоре царил полумрак, золочёная роспись на сводчатых стенах тускло поблёскивала: ветки, шишки, золотые яблоки, благородные лица девоптиц. Нежата только сейчас поняла: как же глубоко они проникли в разум отца, чтобы он окружил себя ими буквально повсюду, вплоть до ковров и чеканки на посуде. Выходит, вся его жизнь проходила в любовании чудовищами из Серебряного леса? Жил с мечтами о них и умер, увидев Литу.
        Нежата могла бы здесь остаться. Вернуться домой. Но что её ждёт? Оставит ли Ружан мысли о замужестве сестры? Сегодня он даже обмолвился, что пора бы Вьюге взять её замуж. Смирился или дразнил? И сможет ли Нежата делить кров с тем, кто отправил её в темницу и пытался убить своих младших братьев?
        Вьюга сказал: «Остаться, если пожелаешь». А чего бы она желала? С одной стороны - жестокий больной брат, с другой - колдун, продавший царских детей Серебряному лесу. Кому из них она больше верила?
        Вьюга стоял чуть поодаль, не наседал и не торопил. Всё ещё был с ней. Нежата обхватила себя за плечи, вжала пальцы в мягкую чёрную накидку со звёздами. Накидку колдуньи-Смерти.
        - Идём искать Ружана, - проговорила она.
        Нежата подхватила подол платья и побежала по коридору. Они оставались в центральной части дворца, недалеко от пиршественной залы, а Ружан вряд ли смог бы уйти далеко, любое движение явно давалось ему с трудом.
        Нежата прижалась ухом к стене. Ей показалось, что где-то рядом раздаются голоса. Она толкнула расписанную дверь, почти сливающуюся со стеной, - если не знать, то и не догадаешься. Дверь распахнулась в проход для слуг.
        - Я так пряталась от Военега, - пояснила она Вьюге.
        В тёмном проходе голоса звучали громче. Вдруг впереди распахнулась дверь, и оттуда выбежал Ивлад. Увидев сестру, он замер.
        - Нежата? Как ты?
        - Ивлад!
        Они кинулись друг к другу и крепко обнялись.
        - Куда ты делся?
        - Ружан… увёл меня, - виновато пробормотал Ивлад и взъерошил кудри. - Прости. Он сказал, что тебя защитит Вьюга, а меня - никто.
        - Ружан тебя спас? От своего же колдовства? - Нежата недоверчиво стиснула пальцы Ивлада. - Зачем?
        - Он боится умереть. Но посчитал, что аларский трон должен достаться только кому-то из нас. Я… прости, ты не видела, но там всё горит. Это из-за девоптиц, наверное. Я должен их остановить.
        - Не забывай о Пламени. Ты ничем не поможешь, только попадёшь под влияние песни. Это глупо, Ивлад!
        Он покачал головой:
        - Я привёл их. Хотел отомстить Ружану, навести страху и заставить людей думать, что новый царь приносит одни лишь несчастья. Но тогда… Это были не мои мысли. Это они заставили меня так думать. Тогда, ночью. Я услышал их песню. И стал… другим. Не собой. Я виноват, Нежата. Это из-за меня город горит. Я привёл чудовищ.
        - Значит, и Лита для тебя чудовище?
        Ивлад поморщился, будто слова Нежаты причинили ему боль.
        - Тут нет твоей вины, - возразил Вьюга. - Они бы и без тебя прилетели в Азобор. Ты не знаешь их. Вернее, узнал самую безобидную из них и решил, что все девоптицы - такие, как Лита. Но это не так. Я бывал в Серебряном лесу множество раз и столько же раз общался с девоптицами. Старыми и молодыми. Они давно мечтали вернуть лесу силы, а вместе с тем - заявить о своём величии. Они тщеславны, Ивлад. Уверены, что во всём лучше и простых людей, и стрейвинских колдунов. Только вот беда: чахнущий лес запер их, словно в темнице. Крови служанок было недостаточно, а люди по доброй воле слишком редко заходили в лес, чтобы питать его. Им нужна была сильная кровь. Чем больше, тем лучше.
        Нежата сглотнула ком в горле. Вьюга снова говорил об этом - о своём предательстве. Она не перебивала его и не смотрела ему в лицо, продолжала сжимать пальцы Ивлада. Наверное, стиснула слишком сильно, потому что брат ойкнул и вырвал руку.
        - Но колдунам тоже нужна была сила леса, верно? - спросил Ивлад.
        - Верно. И колдовская кровь дала бы им желаемое, но колдуны слишком хорошо об этом знают. Я верховный, поэтому моя кровь сработала. Если бы на моём месте были простые вьюжные, то только их смерть дала бы лесу сил. К тому же ни я, ни девоптицы не могут сейчас знать, надолго ли хватит нашего откупа. Их путешествие с нами - своего рода вызов. Проверка того, сколько свободы есть теперь в их распоряжении. Того, готовы ли люди подчиняться их пению.
        - Что теперь будет с верховными? - спросила Нежата. - И тогда, после представления отцу, мы видели, как Лита горит и поджигает за собой деревья. Отчего это?
        - О верховных не беспокойся. Я более чем уверен, что они уже далеко от Азобора, но такое оскорбление не простят. Что касается девоптиц: они и цари Аларии ближе, чем кажется. Полагаю, коронованный царь Радим так подействовал на Литу. Пока Ружан не принял корону, и с ним такого не случится. Всё дело в их происхождении. Они родились из колдовства Килаты-Смерти. Впрочем… - Вьюга прошёл мимо Ивлада и Нежаты к двери в покои. - Идём. Я знаю, как угодить сразу всем.
        - И ничего больше не объяснишь?
        - Позже.
        Он потянул за ручку и вошёл внутрь.
        - Идём, - шепнула Нежата Ивладу и потащила за собой.
        В покоях находились трое. На кровати лежал Ружан, Рагдай сидел рядом в кресле, а незнакомая низенькая девушка поднимала со стола ушат с грязной водой. Она вскинула глаза на Вьюгу и замерла с открытым ртом. Ушат наклонился, капая водой на пол.
        Вьюга запер за собой дверь. Рагдай вскочил при виде колдуна, но Ружан его осадил.
        - Пускай заходит.
        Девушка хотела незаметно протиснуться к двери, но Вьюга её остановил и жестом велел сесть.
        - Вы вьюжная, верно? И зверословка. И… баловались третьим умением. Я прав? Как ваше имя?
        - М-михле, - пробормотала девушка, теребя прядь волос. Лицо её стало таким красным, будто она только что вернулась с мороза.
        - Я помню вас. Вас изгнали из Стрейвина за костяное колдовство. - Вьюга присел напротив Михле. Она сжалась, словно ожидала удара. Нежате стало жалко девушку. Она подошла к Вьюге и легонько тронула его за плечо. Колдун полуобернулся.
        - Не пугай девочку.
        - Эта девочка опасна, - мягко возразил он. - Михле, это ведь вы наслали бурю на двор? Конечно, не в одиночку, вам кто-то помогал снаружи. Но всё же вы выполняли б?льшую часть работы.
        - Не давите на нашу гостью, - пригрозил Рагдай. - Она советница Ружана Радимовича.
        - Даже так? - Вьюга повернулся к Ружану. Тот сидел на кровати, опершись на подушки. Рубашка на его груди была расстёгнута, под тонким слоем мазей чернели отметины.
        - Я пригласил её стать советницей, - согласился Ружан слабым голосом. Он говорил устало - никакого привычного хвастовства или спесивости. - Не трогайте её.
        - Как же так вышло, - Вьюга грустно покачал головой, - что вы, колдунья, пытались навести морок на верховных колдунов? Неужели вы не знали, что это может стоить вам жизни? Михле, мы со Зверем сослали вас в Аларию для того, чтобы обезопасить вас. Костяных не терпят в Стрейвине, а то, что вы делали со своей матерью…
        - Я всего лишь хотела ей помочь! Облегчить боль! - всхлипнула Михле. По её красному лицу текли слёзы. - Она болела так долго, я не могла больше смотреть, как она умирает. Так медленно…
        Михле закрыла лицо ладонями, её плечи затряслись. Нежата отодвинула Вьюгу и обняла Михле за плечи. Та доверчиво склонила к ней голову. Ружан наблюдал за колдуньей и сестрой из-под полуопущенных век. Он попытался приподняться, но Рагдай удержал его на месте.
        - Простите меня, господин Вьюга, - глухо, срывающимся голосом попросила Михле. - Я не хотела вредить вам. Ружан Радимович говорил, что ему нужно отомстить злому человеку. Не вам.
        - Для Ружана Радимовича я, стало быть, и есть злой человек, - хмыкнул Вьюга и поскрёб подбородок. - Вы совершили вторую серьёзную ошибку за короткий срок. Михле, боюсь, что вашу судьбу теперь будут решать только колдуны. Я не сержусь на вас, но огорчён.
        - Простите.
        Нежата погладила Михле по пушистым волосам. Колдунья была такой маленькой и щуплой, от неё так остро пахло травяными мазями и настоями, что Нежате захотелось защитить её от нападок, пусть даже и справедливых. Вьюга не винил её, но для Михле, конечно, появление верховного и без того стало большим потрясением. Что с ней здесь делали? Какая из неё советница? Испуганная девочка, вот и всё. Наверняка Ружан её запугал или, ещё хуже, очаровал своими сладкими речами и бряцаньем украшений. Наследник аларского трона, пригревший во дворце изгнанную из дома колдунью, - скорее всего, он ей виделся благородным спасителем.
        Вьюга опустился на край кровати Ружана. Тот пересел выше, выпрямил спину, изо всех сил стараясь выглядеть не таким жалким. Глаза брата потемнели, и Нежату эта перемена пугала больше всего.
        Ивлад с тоской взглянул на окно. Опускались сумерки, и зарева от пожаров светились только ярче. Он со вздохом опустился на скамью рядом с Нежатой и Михле и упёрся локтями в колени. Нежата отстранилась от Михле, подошла к Ивладу и погладила его по спине.
        - Не вини себя. Ты всего лишь вернулся домой.
        Вьюга взял в руки запястье Ружана. Тот втянул воздух сквозь сжатые зубы. Рагдай не отходил от кровати ни на шаг, положив ладонь на пояс - там, должно быть, прятался клинок. Нежата нахмурилась. Вьюге он ничего не сможет сделать, но нужно быть наготове.
        - Царская болезнь, - подтвердил Вьюга. - Проклятие Килаты-Смерти.
        - Килаты-Смерти? - переспросил Ивлад.
        - Ты обещал рассказать, - напомнила Нежата.
        Вьюга с сомнением покосился на Ружана, но тот махнул рукой, покрытой чернильными разводами.
        - Давай, говори. Нет того проклятия, которое нельзя было бы снять. А я хочу жить.
        - Мне рассказывал это прошлый Вьюга. Мой наставник. - Колдун потёр лоб и чуть сгорбился. У Нежаты кольнуло в груди: должно быть, воспоминания о том, как он обрёл силу, до сих пор причиняли боль. Он как-то упоминал, что наставник заменил ему отца. - Сильнейшей Смертью стала царица Стальга. Она собирала вокруг себя учениц - способных молодых девушек. Сперва всё было не так плохо, но затем, набирая силу и чувствуя вседозволенность, они начали переходить черту и заколдовывать людей, совершенствуя свои умения. Верховные тогда предупреждали её: не стоит колдовать на людях, на крови и костях, но Стальга не слушала. Она хотела обмануть саму жизнь. Верховные терпели её довольно долго, но однажды не выдержали и пошли войной на рощу, в которой она обосновалась со своими ученицами. Стальгу убили в бою. Сила вырвалась из неё, и ученицы все до единой обернулись чудовищами: птицами с женскими головами. Так аларская царица породила девоптиц, а роща наполнилась волшебными яблонями, которые выросли из крови колдунов, убитых в сражении.
        Ивлад вскинул голову на Вьюгу, широко раскрыв глаза.
        - Девоптицы - ученицы Смерти?
        - Первые девоптицы - да. Когда-то были. С тех пор сменилось много поколений. Но их сила - отголоски силы Смерти. Царицы Стальги. Поэтому так сильна связь между царской семьёй и жительницами Серебряного леса.
        - А что насчёт Килаты Иверевны? - спросила Нежата. - Ты и про неё говорил.
        - Килата Иверевна любила моего наставника, - признался Вьюга. - Прошлого Вьюгу.
        - Это семейное. - Ружан расхохотался и закашлялся одновременно. Михле отняла руки от лица, жадно глядя на Ружана, будто была готова подскочить к нему по первому его требованию.
        Нежата сделала вид, что не заметила колкости. Она снова уже привычным жестом смяла край накидки. Прабабкина. Колдовская. Мягкая.
        - Килата Иверевна была женой царя Ворона Айврана Глангрийского, - пробормотал Ивлад.
        - Верно. Её выдали за него замуж насильно. За пришлого царя. Глангрия помогла тогда Аларии выиграть войну против Северной Халкхи, а аларский царь Иверь в благодарность подарил сыну глангрийского халифа свою старшую дочь, Килату. У Иверя не было сыновей, но он бы хотел, чтобы Алария досталась его внукам. Килата так и не смогла полюбить Ворона.
        - Я помню. - Ивлад встал со скамьи. - Отец рассказывал, что глангрийского прадеда на самом деле звали Зальбех Айвран. Когда он ступил на аларскую землю, то принял имя первой птицы, которую увидел. Не хотел зваться чужеземным именем. По рассказам отца он мне нравился. Он правил мудро и старался не отличаться от аларцев.
        - Может, и мудро, но Килата сбежала от него, едва у них родился Тавор Воронович. Ваш дед. Она хотела править сама, без мужа-иноземца, и попросила помощи у Стрейвина. Там она встретила Вьюгу, и они полюбили друг друга. Килата постигала колдовство, чтобы отобрать трон у мужа и стать царицей при маленьком Таворе, но ни одно из колдовских умений не казалось ей достаточно впечатляющим. И тогда она узнала о костяном колдовстве. Выпытала у Вьюги о Стальге, прошла обряд и приняла силу Смерти. Она собирала ополчение: и в Аларии, и в Стрейвине. Вьюга не смог её отговорить: она поселилась в Серебряном лесу и готовила нападение на Азобор. Но Ворон прознал о замысле неверной супруги и первым нанёс удар. Килату Иверевну убили в бою - как и Стальгу в своё время, а перед смертью она прокляла мужа, сказав, что колдовство так или иначе сгубит его род. Только она не учла, что её сын Тавор - тоже кровь от крови Ворона.
        - У отца был старший брат. - Нежата тоже встала рядом с Ивладом. - Берий. Он погиб от царской болезни после того, как попросил штормового мальчишку научить его фокусам, - помнишь, Ивлад? Отец нам рассказывал про него.
        - Помню. Отец ещё говорил, что после того случая он решил, что колдунам нечего делать в Азоборе и в ближайших деревнях.
        - То есть царская болезнь - проклятие Килаты? - спросил Ружан. - Проклятие Смерти, так?
        - Так, - подтвердил Вьюга. - Девоптицы - порождения колдовства Стальги-Смерти. А Килата-Смерть прокляла царский род. Они связаны кровью, оттого обжигают друг друга - коронованные цари и девоптицы. Потому Лита вспыхнула на приёме у Радима.
        - Но наша кровь нужна лесу и не обжигает его, - протянул Ивлад с сомнением.
        - Лес стоял на этом месте ещё до того, как в нём поселились девоптицы. Но его чароплоды не связаны с проклятием. Лес и его обитательницы связаны силами, но у них разное происхождение. Нельзя сравнивать растения и живых существ, Ивлад, даже если и то и другое таит в себе колдовство.
        - Как снять проклятие? - прохрипел Ружан. - Я готов на что угодно.
        - Первые признаки болезни проявились после битвы у Белой, я прав?
        - Прав, - процедил Ружан.
        Вьюга кивнул:
        - В тебя вошли обрывки колдовства. Разного: вьюжного, штормового, теперь ты ещё приволок во дворец зверословку.
        - Он съел чароплод, - пискнула Михле.
        Вьюга глубоко выдохнул и с досадой потёр бровь.
        - Тем хуже. Это помогло тебе избежать гибели от стрел, так? Но с тех пор болезнь усугубилась?
        - Верно.
        Вьюга напряжённо молчал, сжав губы в нитку. Ружан наблюдал за ним, прищурившись, и изрёк:
        - Тогда для меня остался лишь один путь. Повторить судьбу прабабки Килаты и принять колдовство Смерти. Стать не человеком, страдающим от колдовства, а верховным колдуном запрещённого рода.
        - Что ты говоришь?! - воскликнула Нежата. - Что с тобой тогда сделает Стрейвин? Колдовство Смерти - чёрное и неверное, его не просто так предали забвению. Вьюга изгнал Михле просто из-за того, что она пыталась заколдовать родную мать, а она ведь и близко не могла подойти к могуществу Смерти. А ты уже умираешь от колдовства.
        - От тех сил, которые блуждают по моей крови и не могут найти себе применения, - поправил Ружан.
        - В Стрейвине неудавшиеся чары разлетаются обрывками и оседают в разных местах, главное, подальше от тех, где растут чароплоды, - проговорил Вьюга. - Иногда эти обрывки называют бесами - собравшись вместе, они могут досаждать и вредить людям. С Ружаном получилось нечто похожее, только его бесы - внутри него. Он может умереть в этом теле и возродиться с новыми умениями. Царская болезнь умрёт вместе с ним, но Ружан-Смерть будет жить. Но это слишком страшно и опасно. Если у него осталось хоть немного благоразумия, он не станет даже думать о таком.
        - И что со мной будет? - жадно спросил Ружан. - Стрейвин объявит Аларии войну, если на троне будет Смерть?
        - Стрейвин и без того объявит Аларии войну, притом очень скоро. Ружан попытался напасть на верховных, собрав где-то рядом с дворцом колдунов. Это ведь открытое окно послужило им условным знаком? А Михле направляла силы в одно место и добавляла звериные образы. Верховные этого не простят.
        Ружан стиснул зубы и согласился с Вьюгой. Михле сжалась на скамье, став похожей на воробья.
        - Силу Смерти можно принять только в Стрейвине, у черноводной реки. Но посмотри на себя - ты еле сидишь, не одолеешь такой путь, - продолжил Вьюга, обращаясь к Ружану. - К тому же ты всё равно не научишься обращаться с этой силой, даже если она подарит тебе новую жизнь.
        - А что с проклятием? Оно так и сгубит нашу семью? - спросила Нежата.
        - Тебя точно нет. Проклятие легло только на мужчин. Домир и Ивлад уже ощутили на себе девоптичье пение, а Ружан погибает - разве станет хуже?
        - Я лишь спросил, как его снять, - процедил Ружан. - Выходит, я обречён теперь умереть?
        - Не знаю, - признался Вьюга. - Я сказал о том, что ты мог бы исцелиться, лишь предав саму жизнь. Был бы иной способ - рассказал бы о нём.
        Нежата неуверенно склонила голову. Накидка теперь казалась ей теплее, чем прежде. И она гордилась своей прабабкой - не предательницей, просто женщиной, которая сумела пойти против нелюбимого мужа. Жаль, что она совершила ошибку и прокляла своих же детей и внуков. Быть может, проклятие действительно однажды удастся снять.
        - Проклятый хитрец, - выпалил Ружан и оскалился от боли. Михле словно очнулась и подбежала к нему, щупая блестящий от влаги лоб. - Лучше бы ты прикинулся, что вовсе ничего не знаешь. От твоих слов стало только хуже.
        - Пожары потушили, - вдруг заметил Ивлад, вновь выглянув из окна. - Если это помогла Пламя, то передавай ей благодарность.
        - Непременно.
        - А вы не можете хоть немного облегчить его боль? - обратилась Михле к Вьюге, набравшись храбрости. - Это ведь… ваше колдовство было первым, после чего он…
        Михле закусила губу и утёрла глаза.
        - Не могу, - отрезал Вьюга. - Прости. Нам пора идти.
        - Мы всего лишь хотели найти Ивлада, - растерянно подтвердила Нежата.
        - А мне теперь нужно найти Литу.
        Ивлад первым вышел из покоев, за ним - Вьюга, а Нежата ещё раз обернулась на старшего брата и неуверенно махнула Михле рукой.
        Глава 21. Младший брат
        Ивлад поспешил на балкон. Поднялся холодный ветер - он уже и отвык, как холодно бывает, когда вьюжный не защищает от мороза. Пожары и правда угасли - силами людей или Пламени, - пахло гарью, а небо над Азобором пронзали золотые лучи - следы девоптичьей песни.
        - Ивлад! - позвали тихонько.
        Он вздрогнул. На перилах, ближе к стене, сидела Лита - её буро-рыжие перья почти сливались со стеной, бревенчатой, с расписным кружевом деревянных наличников.
        - Что же ты здесь мёрзнешь! - воскликнул Ивлад. На перьях девоптицы белели точечки снежинок, нос покраснел - конечно, тут было куда студёнее, чем под защитой волшебного леса. - Проходи во дворец. Давно попросилась бы.
        - Да как-то… страшновато.
        Ивлад виновато развёл руками. Мороз крепчал, так и не скажешь, что уже миновала самая долгая ночь и солнце вот-вот воротится на весну. В темнеющем небе растворялись золотые всполохи, где-то за воротами взмыла, пролетела немного и села на крышу святилища крупная девоптица.
        - Сёстры твои домой вернулись? - спросил Ивлад.
        - Некоторые улетели, да. Посмотрели на людские жилища, подивились, спели злую песню - и в лес.
        - Злую песню… Зачем злую? Что вам сделали люди?
        Лита нахохлилась.
        - Чтоб головы заморочить. Чтоб нас больше любили и ходили в лес по своей воле - питать деревья. Чтоб знали, что власть не только в руках людей, что с нами тоже нужно считаться.
        - С вами считаются. Вас чтят и любят, а вы несёте горе.
        - Я не пела, - тихо буркнула в своё оправдание Лита.
        Ивлад смягчился. В самом деле, что же он кинулся обвинять бедную, а она сидит тут, ждёт его и ёжится от холода. Он ласково провёл пальцем по перьям на её плече. Лита наблюдала, склонив голову. Ивлад подумал: неужели правда их породило колдовство Стальги-Смерти, аларской царицы, жившей несколько столетий назад? И отчего им достался именно такой облик, а не, скажем, звериные головы при человечьих телах…
        - Ты умница. Полетишь в Серебряный лес? Или всё-таки отважишься войти во дворец?
        Лита колебалась. Ивлад залюбовался ею: прозрачная зелень глаз, светло-рыжие локоны, румянец на носу и щеках.
        - Вот он! Это он чудовищ привёл!
        - Царевич-безумец!
        Ивлад недоумённо склонился вниз. Перед дворцом стояло несколько человек из дворовых, запрокинув головы.
        - Ружана Радимовича обижать не смей!
        Лита тоже заглянула вниз.
        - Про тебя говорят, - заметила она. - Недовольные какие-то.
        - Да уж. - В животе неприятно шевельнулась обида. - Пойдём отсюда.
        - Они увидят, что я вхожу во дворец, и сильнее разозлятся.
        - Пускай. Скоро поймут, что ошиблись.
        Ивлад стиснул зубы. Слова людей впивались в голову острыми иглами. Он помог Лите спуститься с перил и открыл перед ней дверь. Прежде чем зайти следом за девоптицей, он ещё раз обернулся на небо: золотые лучи гасли, но в воздухе будто звенели отголоски звуков девоптичьих голосов. Ивлада обволокло блаженным теплом. Он встряхнул головой, прогоняя наваждение.
        - Как ты себя чувствуешь вдали от леса?
        Он закрыл дверь. Лита стояла посреди помещения - небольшого зала для бесед и чаепитий. На потолке распростёрла крылья нарисованная девоптица, но по сравнению с живой выглядела неуклюжей подделкой. Ивлад скромно улыбнулся.
        - Лучше, чем в первый раз, - ответила Лита.
        - Ты даже не взяла с собой яблок. Уверена, что хочешь остаться?
        Лита упрямо кивнула, не сводя взгляд с Ивлада.
        - Уверена. В конце концов, ты сможешь вернуть меня к лесу, если понадобится. Я знаю. Ты уже возвращал. Ты пошёл за мной, а я - за тобой.
        Лита румянилась и говорила настойчиво, но всё же её голос подрагивал. Ивлад покачал головой. Ох, девоптица! Что же вбила себе в голову?
        - Но ты говорила, тебе страшновато входить, - напомнил он.
        Лита медленно осмотрелась, задрала голову и усмехнулась, разглядывая нарисованную девоптицу.
        - Неправильно нарисовали. Слишком похоже на женщину. Или на нас во время превращения.
        К ушам Ивлада прилила кровь. На потолке художник изобразил девоптицу с обнажённой женской грудью, тогда как у настоящих хозяек леса перья начинали расти от ключиц.
        - Да уж, дал волю воображению.
        - Как Ружан вас принял?
        Ивлад развёл руками:
        - Попытался убить или запугать колдунов, но сам едва не свалился с ног от болезни. Мне показалось, он был не прочь нас увидеть.
        - А ты? Рад вернуться домой?
        - Рад, - честно признался Ивлад. - Я думал, что захочу отомстить Ружану. Думал, что придётся противостоять ему, доказывать, что я тоже достоин места во дворце. Но всё вышло совсем иначе. Не так, как я себе представлял.
        - Тогда я тоже должна бы желать отомстить тебе. - Лита вздохнула и повела крылом. - Но это чёрное чувство. Не стоит впускать его в сердце.
        - Меня больше удивило другое. Сам Ружан. Болезнь изменила его. Или… та девушка.
        - Что за девушка?
        Ивлад пожал плечами.
        - Какая-то молодая колдунья. Он успел наладить связи с бродячими колдунами, ты представляешь.
        Двери распахнулись, и в зальчик вошла Нежата. Увидев Ивлада, она выдохнула с заметным облегчением.
        - Вот ты где. Я уже думала, ты снова куда-то пропал. Лита, ты не вернёшься в лес?
        - Она попробует погостить чуть дольше, - ответил за неё Ивлад. - Пока во дворце нет коронованного царя, ей не грозит огонь.
        - Если позволишь, - добавила Лита неуверенно.
        Нежата хитро сощурилась, глядя то на брата, то на девоптицу. Ивлад сделал шаг вперёд и сложил руки на груди.
        - Она моя гостья.
        - Дружба дружбой, - протянула царевна, - но семья семьёй.
        - Ты сама привела во дворец стрейвинца.
        - Ивлад, не нужно, - попросила Лита.
        - Ой, да я и не возражаю, - сдалась Нежата. - Только смотри, если чуть почувствуешь слабость - говори, пока не поздно. Я предупрежу стражу. И одна по дворцу не ходи. Старайся не попадаться никому на глаза, а то мало ли что.
        - И ты не скажешь про то, что присутствие девоптицы сулит беды?
        Нежата вздохнула и развела руками:
        - Не сама девоптица. А её пение. Ты только не пой, ладно?
        - Не будет, - заверил Ивлад.

* * *
        Нежата чувствовала шаги Вьюги за спиной. Она была благодарна ему за то, что он не покинул Азобор вместе с другими верховными, а без раздумий пошёл за ней в светлицу.
        - Ты не поедешь за своими? - спросила она.
        - Я не оставлю тебя одну сейчас.
        - Я не одна. С Ивладом.
        Вьюга сдвинул брови:
        - В прошлый раз вы вдвоём оказались в темнице. Я не оставлю тебя во дворце с Ружаном и его людьми. Кто-то должен за тобой присмотреть.
        Нежата стиснула пальцы, не зная, злиться ей или радоваться.
        - Не думай, что я беспомощная. Военега больше нет. Стражи меня тоже слушают. Всё будет… неплохо.
        Нежате хотелось заглянуть в свои покои, вернуться туда, где она провела всю свою жизнь. Рука привычно легла на ручку - округлую, с выпуклостями и впадинками резьбы. Хотя бы здесь была изображена не проклятая девоптица, а простой цветок. Нежата прижалась лбом к двери и вздохнула, растягивая мгновение. Перед глазами проносились воспоминания: светлица залита утренним солнцем, из-за летней жары распахнуты окна; Нежата с Ивладом выбирают расписные туески, с которыми пойдут собирать землянику, Февета приносит угощения и остаётся с ними - сплетничает о слугах, а царевна с царевичем громко смеются.
        Как быстро всё переменилось.
        - Я могу войти вместо тебя, - тихо предложил Вьюга.
        Нежата будто очнулась и мотнула головой.
        - Не нужно. Я сама.
        Она повернула ручку и вошла внутрь.
        Здесь было так же прохладно, как в опочивальне Ивлада. Прохладно и темно. В подсвечниках оставались оплывшие огарки свечей, на зеркале висели бусы, которые Нежата не успела убрать в шкатулку. Всё так, будто она отошла лишь на час, будто не было терема Военега и темницы, Серебряного леса и возвращения с колдунами.
        - Для чего ты рассказал Ружану про Килату? Ты ведь понимаешь, что дал ему ложную надежду?
        - Я предостерёг его от этого. Если твой брат благоразумен, он поймёт, что нет ничего хуже, чем обречь себя на такое.
        Нежата хмыкнула:
        - Он болен. И никогда не был благоразумным. Ты лишь раззадорил его. Хорошо, что он не сможет попасть в Стрейвин.
        - Кто здесь? - раздался в коридоре знакомый голос. - Михле, вы?
        Нежата насторожилась. В светлицу заглянула Февета со стопкой выстиранной одежды в руках.
        - Госпожа! - взвизгнула она.
        Нежата кинулась ей навстречу. Февета уронила ношу и едва не задушила царевну в объятиях. Нежата шмыгнула носом и поцеловала подругу в висок.
        - Как же ты вернулась? - спросила Февета и осеклась, заметив Вьюгу. Он приветственно склонил голову, а служанка засмущалась и стала спешно поправлять одежду и волосы.
        - Ох, простите, господин Вьюга, тут так темно, я вас не сразу разглядела.
        - Всё хорошо, не извиняйтесь.
        Февета взяла Нежату за руки и тут же отпустила, спохватившись, подняла одежду с пола.
        - Ох, я сейчас очаг растоплю. Ты останешься на ночь? Вы… останетесь… - Февета махнула рукой и похлопала себя по губам.
        Нежата ласково рассмеялась:
        - Что ты, не торопись. Занимайся своими делами или пришли кого-то ещё. Мы… переночуем. Спасибо.
        Февета расцеловала Нежату и выбежала из светлицы, закрыв за собой дверь. Нежата покосилась на Вьюгу: он стоял у одного из окон, чуть втянув голову в плечи.
        - Мы переночуем? - осторожно переспросил он.
        Нежата вздохнула и села перед зеркалом. На глаза попался кокошник, который она надевала по праздникам. Надела бы на коронацию одного из братьев, если бы она состоялась… Рука сама потянулась к украшению. Кокошник привычной тяжестью лёг на голову, жемчужные нити прохладными каплями легли на скулы, легонько тронули шею. Вьюга молчал в ожидании ответа, а Нежата не торопилась. Она не собиралась мстить колдуну и тянула не поэтому. На плечи навалилась такая усталость, какой Нежата ещё никогда не испытывала. Склонившись над столиком с украшениями, она прижала ладони к глазам и почувствовала, как под пальцами выступили горячие слёзы.
        - Нежата, - выдохнул Вьюга и опустился на колени, ласково отводя её руки от лица. - Милая, что ты?
        Она уткнулась ему в грудь, прижимаясь всем телом. Вьюга обвил её руками и расцеловал мокрые щёки. Кокошник сполз с головы и упал на ковёр.
        - Останься со мной, - попросила Нежата, глотая слёзы. - Пожалуйста. Тут так странно… всё так странно.
        - Я буду счастлив остаться с тобой, Нежата Радимовна. Сегодня и в любой другой день. Ты простишь меня? Пусть даже не сейчас. Я виноват перед тобой и твоими братьями, но готов исправить это и ждать тебя сколько потребуется.
        - Прощу, - прошептала Нежата. - Не нужно ждать. Поцелуй меня, и прощу.
        Ладони Вьюги осторожно сжали её лицо. Мягкие пальцы стёрли слёзы со щёк, заправили локоны за уши. Нежата радовалась, что в светлице не горели свечи и Вьюга не видит её заплаканной - наверняка она сейчас некрасивая и жалкая, как глупая деревенская девчонка. Губы Вьюги дотронулись до её лба - невесомо, словно прикосновения падающих снежинок. Нежата закрыла глаза.
        Он медленно, осторожно, будто она была птицей, которую так легко спугнуть, покрывал поцелуями лоб, скулы, щёки, подбородок. Коснулся губами уголка её рта - с одной стороны, потом и с другой. Нежата приоткрыла рот в нетерпении. Не будь она сейчас в таких смятённых чувствах, давно бы поторопила его, взяла бы всё на себя, как в тот самый первый день, на поляне с пролесками, а потом - ещё множество раз.
        Наконец Вьюга коснулся её губ, сперва нежно, словно узнавая границы дозволенного. Нежата подалась ему навстречу, горячо выдохнула и обвила руками шею Вьюги. Он настойчивее впился в её губы, заставляя приоткрыть рот шире. По телу Нежаты пробежала обжигающая волна.
        - Ещё, - шепнула она, не разрывая поцелуя.
        Её пальцы нащупали пуговицу на одежде Вьюги, расстегнули и скользнули по обнажённой коже. Губы горели, Вьюга всё жарче льнул к ней, и Нежата тихо охнула, когда его ладонь стиснула её грудь.
        Колдун подхватил её на руки и опустил на кровать. Чёрно-серебристая накидка оказалась на полу. Сквозь окна, смотрящие на три стороны, заглядывал холодный зеленоватый свет сумерек.
        Даже без затопленного очага стало тепло, хотелось скорее скинуть платье, но Вьюга не торопился, будто умышленно томил её в ожидании. Нежата обвила его тело, вжимая в себя.
        - А я свечей принесла. Ох…
        Февета так и застыла в дверях с вязанкой дров, свечками и маленьким самоваром под мышкой.
        Вьюга отпрянул от Нежаты, смутившись куда больше самой царевны. Нежата приподнялась на локтях и вытерла губы, тяжело дыша.
        - Проходи.
        - Да что уж, мешать буду.
        - Лучше в тепле. И поесть бы чего.
        Только сейчас Нежата поняла, как соскучилась по привычной пище. Она смешливо сощурилась, глядя, как Вьюга торопливо застёгивается на все пуговицы, и похлопала по кровати.
        - Чего ты всполошился. Февета даже не удивлена. Правда?
        - Правда, - довольным тоном созналась служанка, разжигая огонь в очаге.
        - Взрослый мальчик, но скромный. - Нежата дёрнула плечом.
        Вьюга сдался и сел к ней. Нежата погладила его по руке.
        - Ты не передумал?
        - Насчёт чего?
        - В последнее время ты очень настойчиво намекал, что не прочь взять меня замуж. Да теперь и должен бы - после всего, что видела Февета.
        Февета хихикнула и пошла заниматься свечами.
        В светлице один за другим зажигались огни. Очаг потрескивал, тепло медленно разливалось от узенькой изразцовой печки - тёмно-синей, любимого цвета Нежаты. В плещущем рыжем свете хорошо было видно лицо Вьюги: чёткие скулы, нос с крохотной горбинкой, низкие брови, красивый изгиб губ. Седые волосы мягко блестели, Нежата не сдержалась и потрогала их - мягкие, слегка волнистые у кончиков. Вьюга медленно улыбнулся. От уголков глаз разбежались тоненькие морщинки. Он взял руку Нежаты и поднёс к губам.
        - Нет. Не передумал. Пойдёшь за меня, Нежата Радимовна?
        - А пойду, Сивар Косрек. Мил ты мне. Милее всех юношей, всех воинов, всех королевичей и княжичей мира. Хочу видеть тебя каждый день и однажды забыть те слова стервы-птицы.
        - Забудешь, - пообещал Вьюга и снова поцеловал её, ещё крепче и глубже, чем до прихода Феветы.
        - Почти забыла, - мурлыкнула Нежата. - Поцелуй ещё, чтоб наверняка.

* * *
        Михле успела задремать. Она была так напугана появлением Вьюги и состоянием Ружана, что отказалась уходить в свои покои и устроилась тут же, на скамье, не раздеваясь и не снимая обуви. Она дала Ружану крепкий травяной настой, Рагдай плеснул туда вина, и царевич быстро забылся сном.
        Михле проснулась от того, что её трясли за плечо. Разлепив глаза, она увидела перед собой Рагдая. Он держал в руках свечу, и в неверном свете его лицо очерчивалось ещё резче, чем обычно.
        - Мне нужна твоя помощь, - прошептал он.
        Михле поправила на плечах платок и заправила волосы за уши. Голова гудела от переживаний, и она не совсем понимала, зачем ему понадобилось врываться в покои среди ночи.
        - Какая?
        Рагдай быстро обернулся на спящего Ружана и облизнул сухие губы.
        - Заговори моего коня. Пусть несётся пуще ветра.
        - Зачем?
        - Ты ведь можешь! Просто заговори.
        Михле потёрла виски, собираясь с мыслями. Рагдай собирался быстро куда-то попасть, это очевидно. Но для чего?.. И тут она поняла.
        - Вьюга предостерегал не делать этого.
        - К бесам твоего Вьюгу. Если бы он не хотел, то не стал бы рассказывать.
        Ружан во сне застонал и перевернулся на бок. Михле привстала со скамьи, но Рагдай усадил её обратно и опустился перед ней, чтобы их лица были на одном уровне.
        - Михле, ты сама видишь. Он умирает. Медленно. Я не могу этого выносить. Что станет с Аларией без царя? Что станет с нами? Пока есть хоть малейшая возможность всё исправить, я буду за неё цепляться.
        - Ты хочешь набрать воды из той стрейвинской реки?
        Рагдай сухо кивнул. Волосы упали ему на глаза, и он смёл их со лба размашистым движением ладони.
        - Хочу. Мы увезём Ружана из дворца, найдём какой-нибудь постоялый двор и щедро заплатим хозяину за молчание. Не нужно плодить слухи, пусть во дворце думают, что он уехал охотиться с ближним кругом. Если ты мне поможешь, я быстро вернусь с водой. Мы сможем дать ему силу, которая вытеснит болезнь из его тела и разума.
        - Если он станет Смертью, то верховные не будут его терпеть, - возразила Михле. - Ты сам слышал, что сделали с Килатой.
        - Килату убили аларцы. Царь не смог простить жене измены. Колдуны не любили костяных - пособников Смерти - за их чары на крови и костях других людей. За противоестественные чары. Неужели ты думаешь, что Ружан станет набирать учеников? - Рагдай издал горький смешок. - Он не научится колдовать, даже приняв силу Смерти. Он не сможет никого учить и собирать вокруг себя колдунов - тоже. Он просто вберёт в себя то, что поможет ему жить без царской болезни.
        - Ты говоришь так уверенно. Откуда ты знаешь, как будет? - Шёпот Михле дрогнул. - Откуда ты знаешь, что мы не сделаем только хуже?
        - Я не знаю, что будет лучше. Но если ничего не делать, то он умрёт медленно и мучительно. Стоит хотя бы попытаться. Я буду молить Прародительницу, чтобы всё вышло. И ты моли, хоть и стрейвинка.
        Михле вглядывалась в лицо Рагдая, освещённое с одного бока свечой. Его глаза полыхали какой-то неистовой, необъяснимой верой, а ещё было ясно: он готов пойти на безумство, лишь бы спасти Ружана. Это горячечное желание, буквально исходившее от воеводы, заразило Михле своим огнём. Горло сдавило, дыхание перехватило от чувств. Михле всхлипнула, слова сами слетели с губ.
        - Буду молить. Веди к своему коню.
        Рагдай благодарно улыбнулся, взял Михле за руки и вытащил в коридор.

* * *
        Зимнее утро заглядывало в светлицу розовым заревом. Нежата смотрела на лицо Вьюги и удивлялась. Это было так странно, так ново: она никогда не просыпалась с ним утром. Они встречались в разных местах: в лесах и на полянах, у ручьёв и в городских переулках, снимали комнаты на постоялых дворах, но к ужину Нежата непременно возвращалась во дворец, чтобы не плодить слухи о себе. Теперь же Вьюга лежал в её постели, в её светлице - ранним утром, и провёл здесь всю ночь.
        Между бровей у Вьюги залегла тонкая, почти незаметная морщинка. Нежата едва сдержалась, чтобы не потрогать её. Если бы сейчас она увидела его впервые, то ни за что бы не подумала, что этот спокойный, расслабленный мужчина, который выглядит лишь на десяток лет старше её, и есть один из верховных стрейвинских колдунов. Но она знала, какие ветра могут создавать его руки, какие страшные морозы и снежные бури подчиняются малейшему его желанию, знала, что его сила способна наводить ужас и убивать.
        Вьюга перевернулся на спину и открыл глаза. Он резко приподнялся на локтях, хмуро осмотрелся и выдохнул, вновь откинувшись на подушку. Нежата хохотнула.
        - Испугался?
        - Просто не сразу вспомнил.
        - Видишь, как я пагубно на тебя влияю.
        Нежата чмокнула Вьюгу в губы и поднялась с кровати, завернувшись в расшитое покрывало.
        - Почему Пламя так на тебя смотрит? - спросила она, усаживаясь к зеркалу. За ночь очаг успел остыть, и в светлице было прохладно. Из-за трёх больших окон помещение продувалось ветрами, зимой приходилось спать под несколькими одеялами, но Нежата слишком любила вид на Азобор, который открывался из светлицы.
        - Я ей отказал, - спокойно отозвался Вьюга. Он взмахнул рукой, и холодный воздух словно вытеснило из светлицы. - А она болезненно восприняла отказ.
        Нежата хмыкнула, расчёсывая длинные чёрные локоны.
        - Но она красивая.
        - Красивых много, - возразил колдун и поднялся с кровати. Нежата обернулась, с довольным прищуром рассматривая, как он расправляет плечи, выпрямляется во весь немалый рост и неторопливо одевается.
        - Но я не красивее других.
        - У тебя множество других достоинств.
        Нежата скривила губы, скинула покрывало и надела нижнее платье. Ей нравилось одеваться и причёсываться самой, без суеты служанок. Иногда она прибегала к помощи Феветы, но только потому, что у той получалось плести красивые сложные косы.
        - Ну а твой дом. Какой он? Я должна знать, куда собираюсь.
        - Ты же сказала, что тебя не прельщают болота, - напомнил Вьюга.
        Нежата махнула рукой:
        - Я тогда была зла. И хотела посмотреть, как ты станешь возвращать моё доверие. Азобор красивый, я люблю его, это правда. Но ты говорил, твой терем тоже неплох.
        - А вот увидишь. Неплох. Высок, из чёрного морёного дерева, с цветными оконцами. Сзади его защищает еловая чаща, с боков подходят болота, в середине лета они все алые от россыпи клюквы.
        - И лягушки небось квакают? - Нежата сморщила нос.
        - Ещё как. Убаюкивают.
        - Понятно тогда, почему ты постоянно бродишь по Аларии.
        Нежата рассмеялась, Вьюга тоже улыбнулся - скупо, едва ли не обиженно. В дверь постучали, и вошла Февета.
        - Доброе утро, - поздоровалась служанка.
        - Доброе. Поможешь зашнуровать? - Нежата придержала волосы и повернулась к Февете спиной.
        Вьюга уже успел полностью одеться, даже набросить накидку. Нежата снова вспомнила про Стальгу и Килату.
        - А Килата правда любила твоего наставника?
        - Правда.
        - И оставила накидку в твоём тереме?
        - Оставила.
        - Выходит, наставник тоже был видным мужчиной.
        Нежате очень хотелось узнать что-то ещё. Вьюга почти не рассказывал о своём прошлом: было видно, что воспоминания причиняют ему боль, и Нежата не слишком настойчиво выспрашивала. Так вышло и сейчас: при Февете он и вовсе перестал отвечать. Царевна вздохнула:
        - Ладно, идём завтракать.
        - Погоди, - проскрипел Вьюга будто через силу. Февета улыбнулась подруге и вышла, и тогда Вьюга продолжил, говоря всё так же неохотно:
        - Это неинтересная история. Мой родной отец умер, я его не помню. Мать встретила другого мужчину, когда мне было десять. Он крепко пил и поколачивал мать, частенько - и меня заодно. Однажды так поколотил, что… мама умерла. Мне было двенадцать. Я схватил серп и напал на отчима. Но что мог сделать хилый мальчишка против здорового мужчины, ещё и пьяного? Пришлось спасаться бегством. Я скитался по болотам, ел клюкву - как потом выяснилось, ту, которая росла в местах захоронений колдунов. Мне стало так плохо, что я едва не умер. Меня нашёл и выходил Вьюга, а когда понял, что я сирота, да ещё и неглупый, позвал в ученики. Так я стал колдуном. И Вьюга долгие годы был для меня и отцом, и другом, и наставником. Я видел, как он познакомился с Килатой и как они полюбили друг друга. Я был там, когда аларцы её убили. И когда Вьюга… когда я убивал Вьюгу, чтобы стать пристанищем его сил, он попросил меня однажды вернуть её накидку. И, если удастся, позаботиться о потомках Килаты. Вот и всё.
        - Не очень-то ты заботился, - выдавила Нежата.
        Вьюга пожал плечами и вяло улыбнулся.
        - Теперь буду заботиться усерднее.

* * *
        Девоптицы быстро вернулись обратно в Серебряный лес. Домира порадовало их возвращение: оставшиеся уж очень переживали за улетевших сестёр.
        Второй день подряд лес расцветал, будто вдруг настала весна. По-прежнему земля под деревьями была укрыта снегом, но яблони расправили ветви, ещё больше вытянулись, а плоды стали крупнее: иные яблоки висели прежде сморщенные, подсохшие, но теперь налились золотым соком.
        Девоптицы пели, собираясь в чащобах и на окраинах. Служанки поделились с Домиром порошком: одна из девушек купила его у бродячего колдуна, перед тем как уйти на услужение в лес, и его берегли, добавляя в питьё по нескольку крупинок. От порошка голова оставалась ясной, даже когда пение слышалось довольно громко.
        Вернувшись, девоптицы рассказали, как колдунов обволокло бураном, как они отбивались - ветрами и огнём, - а потом собрались и отправились обратно, и издалека было заметно, что они разгневаны. Домиру не удалось узнать ни про Ивлада с Нежатой, ни про Ружана, ни про Литу. Последняя вроде бы решила задержаться во дворце - про свою сестру девоптицы знали чуть больше, чем про других. Оставалось надеяться, что братьям и сестре удалось о чём-то договориться, хотя у самого Домира дрожь пробегала по спине при мысли о том, чтобы говорить с Ружаном и Рагдаем.
        Домир со вздохом бродил вдоль окраин леса. Проклятие не давало ему выйти, но он надеялся, что Ивлад не забудет о нём и вернётся. Хотя стоило ли? Сам Домир, может, и не вернулся бы… По крайней мере, тот Домир, который прятался тогда за Ружаном, - точно нет.
        У северо-западной границы Серебряного леса начинались луга, укрытые снежным одеялом, взбитым, будто перина. Домир всмотрелся вдаль, думая, показалось ему или нет.
        За лугами начинались земли Стрейвина. И оттуда что-то двигалось, будто поднялась и закружилась вихрями снежная стена. Мимо леса проскочили гонцы на резвых конях. Домир постоял ещё немного и, убедившись, что вихри пересекли аларскую границу, поспешил обратно в чащу, жалея, что не может лично послать весть в Азобор.

* * *
        Во дворе что-то происходило. Стрелецкие отряды сновали по снегу рыжими огоньками, через ворота ко дворцу проскакали гонцы на тонконогих быстрых конях. Ивлад оделся и вышел на крыльцо, внутренне ёжась от дурных предчувствий.
        - Ивлад Радимович! - обратился к нему крепкий дружинник со светлой бородой. Ивлад часто видел его в личной дружине Ружана, но имя припомнить не смог.
        - Да? - Ивлад сдвинул брови.
        - Примите гонца. Ружан Радимович распорядился обращаться к вам, пока она сам… - дружинник полуобернулся на своих людей и уверенно вскинул подбородок, глядя прямо на Ивлада, - пока сам не вернётся с охоты.
        - С охоты? - переспросил Ивлад, хмурясь ещё сильнее.
        Он спохватился, поняв, что войскам не стоит знать о болезни Ружана. Но где же тогда Рагдай? Почему не собирает своих людей сам?
        Растерянно оглядевшись, Ивлад кивнул. Дружинник жестом разрешил гонцу приблизиться, и тот, спешно преодолев оставшееся расстояние, опустился перед Ивладом на одно колено. Ивлад велел ему встать, и тот, не поднимая взгляд, отчитался:
        - Колдуны стягивают отряды к границам Серебряного леса. Ранним утром они ступили на земли Аларии.
        - Они взяли с собой орудия?
        - Нет. Собрали пару сотен вьюжных и штормовых. Как у Белой.
        «Как у Белой».
        По спине Ивлада пробежал холодок. К нему ещё никогда не обращались гонцы и дружинники - по крайней мере, не так, словно он и правда заменял отсутствующего царя. Плечи распрямились сами собой.
        - Лютай, - тихо представился светлобородый дружинник, так, чтобы никто не услышал, что Ивлад не знал его имени.
        - Собираем войска, - распорядился Ивлад. Голос прозвучал властно и громко. Стрельцы слушали его с почтением и сразу же начали разделяться на отряды, без суеты и сомнений. Двор наполнился окриками и лязгом оружия.
        - Лютай, собирай ратников. Поведёшь войска вместе со мной.
        Дружинник коротко поклонился и ушёл к своим.
        Только вернувшись во дворец, Ивлад понял, что руки у него дрожат. Навстречу ему выбежала Нежата.
        - Ивлад! - окликнула она и, подойдя вплотную, шепнула на ухо: - Ружан пропал.
        Ивлад сдвинул брови. Сестра выглядела растерянной. Мимо них сновали стрельцы и слуги, дворец всполошился после прибытия гонцов. Ивлад взял Нежату за локоть и отвёл к стене.
        - Куда он мог пропасть?
        Нежата выразительно приподняла брови. Ивлад охнул.
        - Ты думаешь, он решился? В таком состоянии? Вчера он едва стоял на ногах! Вьюга же предупреждал…
        - Ни его, ни Рагдая, ни Михле. - Нежата быстро огляделась по сторонам и добавила, ещё сильнее понизив голос: - Точно после рассказа Вьюги. Ох-х, я ему устрою!
        Ивлад взял её за запястья.
        - Не стоит. Где Вьюга? Стрейвин стягивает войска к Серебряному лесу. Я должен повести аларскую армию.
        Нежата побледнела:
        - Ты? Армию? Против Стрейвина? Золоточек…
        Ивлад попытался придать своему голосу уверенности.
        - Может, до боя не дойдёт. С нами же будет Вьюга.
        - С нами ли?..
        Ивлад сглотнул. Он и не подумал о том, что присутствие колдуна во дворце вовсе не означает его поддержку в бою. Царевич растерянно провёл рукой по лицу и долго выдохнул.
        - Я позову его. - Нежата разом собралась, будто в её голове все события выстроились в единую картину, чего нельзя было сказать об Ивладе. - Но не думай о том, что он обязан ради нас пойти против своей страны. Вьюга - верховный. И всегда будет им. Не требуй от него невозможного.
        - Я не…
        - Вот и умница.
        Она развернулась, подобрала платье и поспешила в глубь дворца. Ивлад постоял, переводя дух, и двинулся вслед за сестрой.

* * *
        Сборы заняли немного времени. Солнце светило так ярко, будто насмехалось над войсками, слепя воинам глаза.
        Ивлад и Лютай скакали впереди. За ними несли знамёна - на багряном фоне раскинула крылья бурая девоптица в золотой короне. Другая девоптица - живая - сидела на коне перед Ивладом.
        Вьюга умчался искать Ружана. Он пообещал, что найдёт его и помешает натворить глупостей, но предупредил, что после сразу же присоединится к стрейвинцам у Серебряного леса. Нежата осталась во дворце, под охраной нескольких отрядов, оставшихся в Азоборе.
        Войска шли через посад: горожане бросали все дела и наблюдали за отрядом. Некоторые начинали молиться, кто-то - плакать. Ивлад ощущал, что с каждым шагом остатки смелости покидают его, но смотреть по сторонам было ещё невыносимее, чем вглядываться в лица людей: после налёта девоптиц некоторые дома были сожжены, старые избы и вовсе сгорели дотла, тут и там чернели остовы печей. В горле Ивлада стоял ледяной ком, который никак не удавалось проглотить.
        - Это он!
        - Младший безумец!
        - Привёл нам чудищ!
        Лита полуобернулась на Ивлада.
        - Не слушай их. Ты не виноват.
        Он держался прямо и старался смотреть только вперёд, на дорогу. Кто-то швырнул под ноги коню гнилую капусту. Лютай схватился за оружие, люди закричали.
        - Не стоит, - осадил Ивлад сотника. - Они имеют право злиться.
        - Убирайся в Стрейвин, безумный царевич!
        - И чудовище своё прихвати!
        Каждое слово врезалось в сердце стрелой. На Литу тоже смотрели враждебно - откуда им было знать, что это не она своей песней воспламенила город.
        Снежинки сверкали в воздухе толчёными стёклышками. В соседних с Азобором селениях, где не нужно было устранять последствия пожаров, люди отмечали Солнцеворот - переход от глухой тёмной зимы к звонкому предвесенью.
        Войска прошли мимо празднующих. При их появлении смолкли звуки музыки, остановились танцы. Лица в раскрашенных масках обернулись на ратников. Ивлад угрюмо хмыкнул: среди пляшущих было несколько человек в костюмах девоптиц. Один мужчина явно изображал будущего царя и держал в руках корону из берёзовой коры, которую ему только предстояло надеть на голову. «Девоптицы» мялись рядом с ним, и Ивлад понял, что за сюжет они разыгрывали: доблестный старший царевич привозит отцу чудовище и получает корону. Послышались шепотки и удивлённые возгласы.
        - Вот так же меня твои братья возили, - сказала Лита. - Так же все ахали. Только мне было хуже. Страшно и больно.
        - Скоро ты вернёшься к сёстрам.
        Лита промолчала.
        Празднующие стояли по обеим сторонам от дороги, пропуская войска. Кто-то тоже выкрикнул что-то о сумасшедшем царевиче, но неуверенно, будто боялся обвинить Ивлада во всеуслышание, при воинах.
        Смотреть вперёд было больно: светило солнце, а вдалеке ослепительно сверкал серебром лес, похожий на драгоценный гребень. Мороз щипал за лицо, раскрашивал кончики волос в белый, и крошки снежинок запорашивали одежду.
        - Я боюсь, - пожаловалась Лита.
        - В Серебряном лесу точно не будет битвы, - успокоил её Ивлад. - Он слишком ценен. Ты будешь в безопасности. Гораздо большей, чем во дворце.
        - Я боюсь за тебя.
        - Не стоит, - ответил Ивлад без уверенности. - Я не стану кидаться на колдунов.
        - Но они могут наслать страшные чары. Ружан заболел после сражения. Я не хочу, чтобы ты тоже…
        - Мы постараемся не давать им повода.
        Он не поверил сам себе. Повод уже был. Ружан оскорбил всех верховных разом - нужно было ещё постараться, чтобы совершить такую безрассудную глупость. Неужели его настолько захватила жажда мести? Или это болезнь разъела его разум? Ивлад не знал.
        С наступлением темноты они устроились на ночлег: в чистом поле, свернув с большака. К азоборским войскам по пути присоединялись другие отряды, посланные боярами из городков и крупных деревень.
        Ивлад с тоской смотрел на воинов, устроившихся на отдых. Они управились бы быстрее, если бы с ними был Вьюга и заклинал морозные ветра. Приходилось двигаться небыстро и давать отдых как коням, так и людям, разводить костры, греться и готовить пищу.
        Ивлад расширил горлышко мешочка: на дне поблёскивал серый порошок. Едва ли не последний, который оставался у Нежаты. Ивлад намочил кончик пальца, окунул в порошок и облизал. На зубах захрустело, будто сахар, но было совсем не сладко, а похоже на сажу.
        Лита не отходила от Ивлада, сидела у его костра. Он не захотел проситься на ночь в избу или терем старосты в какой-нибудь деревне: раз все ратники отдыхают у костров, то и ему хотелось так же - из упрямства или из желания показать, что младший брат не нежнее старших. А Лита с опаской смотрела на ужинающих ратников и вздрагивала от их резких голосов, прижимаясь боком к Ивладу. Ему нравилась её доверчивая близость.
        - Если бы не проклятие, - проговорила Лита, краснея, - ты бы остался со мной?
        Ивлад поражённо обернулся. Вопрос был таким неожиданным, что он не понял, не послышалось ли ему.
        - С тобой?
        Лита не сводила с него упрямо распахнутых глаз, хотя щёки и уши её отчаянно розовели.
        - Со мной. Не обязательно в лесу. Просто где-то рядом. Мы могли бы видеться по новолуниям.
        До Ивлада начал медленно доходить смысл сказанных девоптицей слов. Он вспомнил Литу в теле девушки - хрупкую, ранимую, беззащитную. Вспомнил её поцелуй - невесомый, тёплый. И тут же - умирающий отец, заболевший после того, как полюбил девоптицу.
        - Так не принято, - неуклюже ответил он. - Девушки не предлагают себя сами.
        - У нас принято. И твоя сестра сама выбрала себе мужчину.
        Ивлад мягко погладил Литу по щеке, и она прильнула к его ладони - такая доверчивая и звонкая, словно первоцвет среди оледенелых сугробов.
        - Никто не говорил о том, что проклятие можно разрушить, - с тоской проговорил Ивлад. - Но если бы появилась хоть малейшая возможность, я бы ухватился за неё так крепко, как только смог. Я бы хотел остаться с тобой, Лита. Очень хотел.
        Она с тихим шелестом расправила крылья - такие большие, что могли бы поднять в воздух человека, - и обняла Ивлада, окутав своим теплом.
        - Жалко, что никто не знает про проклятие, - вздохнула она.
        - Да. Очень жалко.
        Он не стал говорить Лите, что, с тех пор как он узнал об обещании отца, лес стал сниться ему чаще. В новых снах уже не плакал ребёнок, но в груди становилось тяжело и тесно. Отец принёс клятву - его отец. С лёгкостью завещал ещё не родившегося ребёнка, зная, что обрекает его на медленную смерть. И эта клятва - данная не им, а отцом - проворачивалась в сердце Ивлада тонким ножом, тянула чувством вины. Он должен уйти в лес, потому что отец это обещал.
        Ратники со жгучим любопытством глазели на Литу с Ивладом, на девоптицу, обнимающую человека, но не решались громко высказываться. Лютай прошёл мимо и махнул обеими руками, приказывая отвернуться. Но Ивладу было всё равно. Пусть смотрят, раз так хотят.
        Глава 22. Метели и костры
        Рагдай выбрал постоялый двор в деревне к востоку от Азобора. Михле обходила эти места стороной - колдуны говорили, староста не позволял никому рисовать яблоки над дверьми. Михле заговорила коней, и они домчали их до места быстро. Ружан бурчал и сопротивлялся, когда Рагдай изложил ему свой замысел, - говорил, что не хочет отпускать последнего воеводу, которому доверяет. Михле переживала, что царевич не сможет удержаться в седле, но, даже слабый и больной, он сидел удивительно прямо, пусть и дышал тяжелее, чем обычно.
        Михле не знала, хватит ли её колдовства для того, чтобы Рагдай доскакал до Стрейвина и вернулся обратно, но она не высказала своих сомнений вслух. Шепнула ещё раз на мягкое лошадиное ухо, потом - на другое, дохнула на свои ладони и огладила ими конские бока и поджарые ноги. Рагдай попросил у хозяина двора два туеска с плотно закрывающимися крышками. С собой он взял оружие: лук, колчан со стрелами, кинжал и несколько ножей. Михле видела, в каком волнении собирается воевода, и сама волновалась вместе с ним.
        - Как быстро я смогу вернуться? - спросил он, затягивая ремни седла.
        - Без заговора путь отсюда до Стрейвина занял бы дней восемь, - подсчитала Михле. Рагдай хмурился - конечно, он и сам это прекрасно знал. - Но заколдованный конь отнесёт тебя за день.
        - Только туда?
        - Не знаю. Скорее всего, да. День туда, день обратно. Я не сильная зверословка. Я вообще не сильная колдунья.
        - Но кто-то другой может помочь мне в Стрейвине?
        - Если после меня другой зверослов заговорит коня, то будет лучше. Поищи их у границ, когда будешь возвращаться. Но тогда найди и вьюжных тоже. Я постаралась навести наговор, чтобы метели не резали коню глаза.
        Рагдай упрямо кивнул и вскочил в седло.
        - Смотри за Ружаном. Не позволяй ему делать глупости. И умирать не позволяй, слышишь?
        - А ты будь осторожен!
        Рагдай пришпорил коня и вылетел со двора так стремительно, что поднявшийся ветер сбил платок с головы Михле. Тяжело вздохнув, она спешно вернулась в избу, где они устроили Ружана.
        Он смирно сидел на скамье и выдавил ухмылку, когда Михле вошла и заперла за собой дверь.
        - Я так хотел стать царём, - прохрипел Ружан, - а теперь прячусь от всего мира. Надеюсь на силу какого-то забытого колдовства, а ведь оно-то, стараниями моей прабабки, и погубит мою семью.
        Глаза Ружана уже давно оставались чёрными, а не красиво-льдистыми, как привыкла Михле. Язвы покрыли всю правую сторону лица, там, где был порез. Ружан приказал хозяину постоялого двора принести как можно больше вина: по его словам, вино притупляло боль. Михле хотела ему верить, но находиться так долго наедине с постоянно хмельным и проваливающимся в забытье Ружаном было страшновато. Несмотря на то, что она искренне привязалась к нему.
        - А я ведь уже примерял корону, - вспоминал он. - Она хранится в оружейной, отец почти не надевал её. Говорил, тяжела для его слабой шеи. Однажды мы с Домиром и Рагдаем пробрались туда и по очереди примерили.
        - И вы им позволили?
        - Лишь на несколько мгновений. Потом отобрал и долго в ней ходил. Пока нас не обнаружили слуги. Отец был прав. Корона тяжела.
        - Вы тоже сможете надевать её, только по особым случаям.
        Ружан ухмыльнулся сухими бескровными губами. Кожа в уголке рта треснула, и там тут же разрослось пятно, похожее на след от раздавленной черники.
        - Михле, вы верите, что у меня есть надежда?
        Михле хотела бы верить. Она столько плакала в прошлый вечер, что теперь глаза оставались горячими и совершенно сухими.
        - Я бы хотела, чтобы вам стало легче.
        - Вам больно смотреть на моё уродство?
        Михле дотронулась до его руки. Палец попал на язву, и Ружан, шикнув, отдёрнул руку.
        - Простите. Мне больно смотреть на ваши страдания. Не на уродство.
        - Но всё же раньше я выглядел куда лучше. Я нравился девушкам.
        Михле улыбнулась:
        - О, не сомневаюсь. Вы очень красивый.
        - Был. И принимал красоту как должное. Теперь думаю: надо было щедрее дарить красоту девушкам. Быть может, тогда у меня уже рос бы где-нибудь сын. Будущий аларский царь.
        - Ещё обязательно вырастет. Не говорите так, будто для вас всё решено.
        Ружан вздохнул и отвернулся к стене. Его спина теперь почти всегда горбилась, он держался, чуть завалившись на одну сторону. Михле стало его ещё жальче: если не видеть жестокое, хмурое, изуродованное язвами лицо, то он становился похожим на обычного больного юношу, каких всегда можно было встретить на улицах.
        - А вы, Михле? Вы когда-то любили?
        Михле сглотнула. Она не могла понять, к чему он спрашивает.
        - Вам лучше лечь отдохнуть, Ружан Радимович.
        - Не хотите отвечать. Ясно.
        - Просто не думаю, что вам действительно нужно знать, - принялась она оправдываться. - Вы просто хотите чем-то занять время. Пустым разговором.
        - Человек, которому остаётся жить недолго, ценит любой разговор. И мне хотелось бы узнать о вас больше.
        Михле помедлила. Ружан растянулся на скамье - далеко не так вальяжно, как прежде, - и опустил воспалённые веки. Михле была рада, что не видит сейчас эти страшные чужие глаза, похожие на погасшие угли. Она тихо призналась:
        - Нет. Никогда.
        - Сколько вам лет?
        - Восемнадцать.
        - Почти как Ивладу…
        Михле смутилась. Она побоялась, что Ружан сейчас начнёт сватать её своему младшему брату: тонкому, белокурому, похожему на девушку. Он совсем ей не понравился. Ружан гораздо красивее, у него широкая грудь и длинные ноги. Да и руки тоже хороши: сильные и крепкие. Но Ружан затих, лёжа на скамье. Чёрные кудри прилипли ко лбу, и Михле со вздохом пошла просить средства от жара.
        Едва она собрала нужные снадобья, как наткнулась на высокого мужчину, стоящего прямо у теремка, в котором они остановились с Ружаном. У Михле душа ушла в пятки, когда она узнала Вьюгу. Он стоял тихо и скромно, словно случайно забрёл на постоялый двор. Даже снял свою накидку, чтобы быть неприметнее. Михле крепче стиснула туесок со снадобьями и упрямо поднялась по крыльцу. Сердце стучало так громко, что Вьюга, несомненно, это услышал - или почувствовал.
        - Михле, могу я с вами поговорить?
        Она перекинула косу за спину и смело встретилась взглядом с верховным.
        - Вы станете уговаривать меня не помогать ему?
        Вьюга едва заметно дёрнул уголком рта.
        - Напротив.
        Михле подумала, что ослышалась.
        - Что?
        - Пойдёмте внутрь. Там вы прячете будущего царя? Разговаривать о таких вещах на улице… неправильно.
        Михле недоверчиво сощурилась, но позволила Вьюге пройти за ней. У неё с собой был ножичек, чтобы крошить корни в отвар, отрезать повязки и откупоривать плотные крышки, Михле носила его на поясе - там же, где висел отяжелевший замшевый кошелёк. Но пустить ножик в ход против верховного колдуна она, конечно же, не решилась бы. Как и противиться ему любым другим способом.
        - Ружан Радимович спит, - пояснила она, указав на закрытую дверь. - Говорите здесь.
        Вьюга хмыкнул, но послушно остался в сенях.
        - Вы ведь поняли, что я не рассказал бы ничего о Килате, если бы не хотел, чтобы это узнали.
        Михле поставила туесок на стол и оперлась спиной о дверь, спрятав руки в складки платья.
        - Тогда для чего? И почему вы сейчас говорите со мной, неумелой вьюжной, которую даже изгнали из дома?
        - Я помогу Ружану принять силу Смерти, - просто ответил Вьюга.
        - Зачем вам это? Разве верховные не противятся возвращению костяного колдовства?
        - Станут противиться, если костяные начнут изменять людей колдовством. Если Смерть станет считать себя выше остальных. Как Стальга, до того изменившая тела и сознание своих учениц, что они обернулись чудовищами, когда её сила оказалась на свободе.
        - Но вы не ответили. Зачем это вам?
        - Вы, Михле, удивительная вьюжная. - Вьюга тепло улыбнулся ей, но Михле не могла поверить в его благие намерения. - Вам нечего терять, поэтому вы мне дерзите. Но я ценю, когда передо мной не заискивают и говорят честно. Я обещал своему наставнику и девоптицам, что позабочусь о благополучии Серебряного леса. Килата прокляла царскую семью - прокляла своей силой Смерти, но я думаю, что ответное колдовство того же рода должно сработать в обратную сторону.
        - Снять проклятие? Колдовство перестанет приносить несчастья царским детям?
        Михле пыталась придать своему голосу недоверчивость, но её заинтересовало, что говорил Вьюга.
        - Верно. И девоптицы тоже перестанут загораться вблизи царей. А Серебряный лес и вовсе получит такую мощь, что разрастётся вширь и вдаль. Аларии и Стрейвину не придётся воевать за него, яблок хватит на всех.
        - Почему вы не предложите это другим верховным?
        - Потому что они не поймут, из-за чего я озаботился проклятием царской семьи. Им удобно воевать: иногда подкармливать лес, иногда затевать стычки за него. Я и сам подкармливал его до недавней поры, пока меня не осенило: можно разом решить множество задач, всего лишь повернув запретную силу в нужную сторону.
        - Это всё ради неё? Ради аларской царевны?
        - Из-за неё в том числе. И для того, чтобы исправить ошибку Килаты. Мой… отец любил её.
        Михле поджала губы и несколько раз медленно кивнула. Царевна была похожа на женщину, ради которой мужчины готовы на безумные поступки. Высокая, статная, с красивым подвижным лицом и густыми волосами цвета зимней ночи. Совсем не такая, как Михле.
        - Я прослежу, чтобы всё прошло как надо, - добавил Вьюга.
        - Ладно, - сдалась Михле. - Идёмте.

* * *
        Рагдай закутал лицо тканью, оставив только глаза: из-за сумасшедшей скачки ледяной воздух вместе со снегом мешали дышать. Над головой проплывал яркий синеватый месяц, верный конь едва касался ногами земли, от разгорячённого тела валил пар.
        В голове укладывалось с трудом: он, воевода Ружана Радимовича, скачет в Стрейвин на заговорённом коне. И не просто скачет, не по своей воле, а наслушавшись речей верховного колдуна - того самого, чьи силы едва не сгубили его однажды.
        Вдруг колдун их обманет? Вдруг утаил правду? Но ведь он, напротив, предупреждал не делать этого. Это Рагдай сам решил: раз колдун отговаривает, то нужно поступить наоборот.
        Он промчался мимо аларского города, лишь ненамного уступающего в размерах Азобору, забрал по узкой дороге к западу. Вдалеке по правую руку виднелись вершины Серебряного леса, но в этот раз Рагдай даже не думал о нём.
        Когда впереди стали возвышаться пограничные заставы Аларии, он погнал коня под своды елового бора. В темноте стремительного всадника на чёрном коне не заметили: он проскакал так быстро, что на заставе даже не успели бы поднять шум.
        Рагдай держался ближе к морским берегам: слева чернели каменистые обрывы, задувал солёный ветер, и в голове искрами вспыхивали непрошенные воспоминания: такой же солёный ветер, только смешанный со снегом, нечеловечески ледяной, рвёт паруса, одежду, тела… Перед глазами замелькали изуродованные лица и оледеневшие воины. Рагдай не соврал Ружану: он тоже помнил тот день, и погибшие ему снились. Он так же ненавидел этого Вьюгу, но сейчас важнее было другое.
        Перед отъездом Михле шепнула ему про чароводную реку: она совсем маленькая, скорее ручеёк, и протекает недалеко от границы. О ней даже сами стрейвинцы мало знали, но Михле всю жизнь прожила рядом с ней, в деревеньке на болотах.
        Он отыскал её к рассвету: тонкий ручей с чёрной водой, не замерзающий даже в зимнюю стужу. Вода закручивалась воронками, текла с упрямой скоростью, а по берегам росли кряжистые ольхи и ели, сплетаясь ветвями над головой.
        Рагдай присел на колени перед рекой и задумался. Вдруг он ошибся? Вдруг лишь потратит время и не поможет Ружану? В ветвях закаркали вороны, сидя в своих гнёздах, похожих на меховые шапки. Рагдай закусил губу и подумал: пристрелить бы одного и проверить, подействует ли сила реки? Но нет: ворон-то наверняка не впитал в себя колдовство, разве если наклевался чароплодов…
        Достав нож, Рагдай расчертил себе руку длинным порезом. Он снял крышку с одного туеска и набрал воды против течения, а потом плеснул себе на руку. Порез затянулся. Довольно хмыкнув, Рагдай наполнил оба туеса: один - по течению, другой - против. Отряхнулся и вновь вскочил на коня.
        Осталось отыскать хоть какого-нибудь зверослова, чтобы он вновь заговорил коня, потому что колдовство Михле уже начинало рассеиваться. Сильно хотелось есть, и Рагдай на ходу сунул в рот сухарь, а коня подкормил овсом и кусочком сахара.
        Если Прародительница поможет, он скоро вернётся к Ружану.

* * *
        Рагдай вернулся к следующему вечеру. Ружан то приходил в себя и разговаривал вполне внятно: сначала его взволновало появление колдуна, но затем он вроде бы даже смирился; то забывался мутным подобием сна, метался и просил увести Вьюгу. И верховный, к удивлению Михле, с лёгкостью соглашался покинуть терем, пока Ружан не успокоится.
        Михле вглядывалась в окно: отсюда открывался вид на заснеженные холмы, вдалеке деревеньки пускали в небо столбики серого дыма, по большаку то и дело проезжали сани или небольшие конные отряды. Михле запоздало подумала: что, если Рагдая задержали стражи, когда увидели всадника, мчащегося с немыслимой скоростью? Но она одёрнула себя: у него хватило бы ума придержать скакуна вблизи деревень.
        Наконец воевода ворвался на постоялый двор: весь запорошенный снегом, с диким взглядом и изорванным дорожным плащом, на концах которого застыли сосульки. Оставив коня отдыхать и отъедаться, он взбежал по крыльцу и распахнул дверь. Обнаружив Ружана живым, Рагдай громко выдохнул, но затем заметил Вьюгу.
        - Снова ты, колдун.
        - Снова я.
        Михле смотрела на два узких вытянутых туеска у Рагдая на поясе и с каждым мгновением нервничала всё сильнее. Вдруг Вьюга обманул их? Вдруг они просто убьют Ружана и ничего не добьются? Она перевела взгляд на старшего царевича и подумала: уж лучше бы убить его милосердно, чем ждать гибели от болезни.
        - Вьюга подскажет, - вымолвила Михле.
        Ружан со стоном открыл глаза и сел на скамье. Михле едва сдержала всхлип: он почти не походил на того холёного красавца, каким предстал при их первой встрече. Ружан растянул рот в кривом оскале, увидев Вьюгу.
        - Пришёл-таки забрать меня в своё царство льдов.
        - Не стану переубеждать, - буркнул колдун.
        - Тогда давайте… - Рагдай сглотнул, - давайте начнём. Что нужно делать?
        - Разнести проклятое никчёмное тело на куски и собрать вновь, сказано же, - рыкнул Ружан, выхватил у Рагдая кинжал и вогнал себе в шею. Михле закричала.

* * *
        В небе висела половина луны, словно другую её половину откусило чудище с громадной пастью. Замёрзшие болота перед Серебряным лесом сверкали мутно-зелёным: накануне прошёл снегопад, добавив к слежавшемуся снегу слой свежего, невесомого. Ветки яблонь тянулись к луне, и на фоне чёрного неба казались чьими-то костяными руками с растопыренными пальцами.
        Издалека Ивлад увидел костры, которые жгли стрейвинцы. Они выстроились от границ по кромке леса, доходя до самых болот.
        - Колдовские сволочи, - процедил Лютай. - Давай гнать их с нашей земли, царевич.
        - Успеется, - неохотно ответил Ивлад. - Пускай войска остаются тут. Я потяну время, а там, может, и Ружана дождёмся.
        Лютай хмыкнул в бороду.
        - Дождё-ёмся. И что? Он после предательства Военеговой рати совсем из покоев носа не показывал. Везде ему враги мерещатся. А тут - колдуны. Он же их боится пуще огня и яростно ненавидит. Если и доберётся к нам, то какой приказ отдаст? Стрелять. А колдунов этим не напугаешь. Поднимут свои вихри и заморозят наши войска. Все тут смерть встретим.
        - Ты хочешь пойти против воли будущего царя, которому уже присягнул на верность?
        Лютай неловко поёрзал в седле.
        - Да нет, не хочу. Но и бойцов вести на гибель тоже не дело. Отдать бы им этот лес, да и дело с концом.
        Ивлад вскинул голову. В строю за ними послышались шепотки.
        - Отдать? Аларские земли?
        Лютай пожал плечами:
        - Ну а что? Кому сдались эти чудища? Одни беды от них. Ваш-то отец, спасёт его дух Прародительница, совсем на них помешался, аж на монетах печатать велел. Вы-то совсем не такой. Я имею в виду…
        Лютай резко замолчал, встретившись взглядом с Литой, сидящей перед Ивладом на его коне. Даже в лунном свете было видно, что лицо воеводы побагровело.
        - Ладно. - Ивлад пустил коня вперёд шагом. - Всё равно меня не любит народ и трона мне не видать. Поеду первым и заведу разговор. Что-нибудь да получится.
        - А если не вернётесь? Нападать?
        - Если они начнут первыми - отбиваться. Нас больше, пусть на их стороне колдовство. Я слышал от брата, что простых колдунов стрелы разят так же, как обычных людей. Они не лучше нас - из той же крови и плоти. А без сильной армии колдунов сами по себе верховные не так уж страшны, если не давать им подобраться слишком близко.
        Ивлад развернулся, глядя на аларские войска. Он бы хотел внушить им веру - в то, что их не убьют из-за его ошибки, в то, что он сам знает, как будет лучше. Но в груди самого Ивлада вместо сердца расползалась чёрная холодная ночь. Он бы себе не поверил - мальчишке, впервые выступившему в поход под аларским знаменем. Лита прижималась к нему спиной, и он легонько подтолкнул её. Она всё поняла.
        - Ты только вернись, пожалуйста, - шепнула так, чтобы не слышал никто, кроме Ивлада.
        - Вернусь, - пообещал он, жалея, что при всех не решится её поцеловать.
        Лита расправила крылья, оттолкнулась от луки седла и взмыла в воздух. За спиной Ивлада раздались восхищённые возгласы.
        - Девоптица!
        - Летит!
        - Краси-ивая…
        Ивлад проводил её взглядом. Сделав круг над болотами, Лита устремилась к серебристым яблоням. Оттуда послышались курлыкающие голоса: девоптицы собрались поглазеть на то, как два войска будут за них сражаться. Должно быть, им это льстило.
        - Оставайтесь на местах, - приказал Ивлад и двинулся вперёд.
        По его правую руку высился Серебряный лес. Ивладу казалось, что от деревьев исходит едва слышный зов - а может, просто обещание отца звучало в нём. Сквозь кроны то и дело пробивалось золотое мерцание, словно рассветное марево, а яблоки искрились рубиновыми крошками.
        В любое другое время Ивлад бы залюбовался, но сейчас все его мысли сосредоточились на том, как прогнать страх и беспомощность.
        С каждым шагом коня сердце всё глубже проваливалось в холодную бездну. Внутри разливалась пустота, щерила пасть. Ивлад прислушивался: так хотелось уловить хоть отголосок девоптичьей песни, чтобы ощутить пьянящую, безотчётную храбрость. Напитаться хоть ею. Хоть чем-то заполнить пустоту.
        Он надеялся, что Лита сейчас смотрит на него, видит, как он расправил плечи и твёрдо движется вперёд. Что бы ни случилось дальше, она должна запомнить его таким.
        Ивлад не оборачивался. Смотрел только на костры, которые становились всё ближе. Набрав в грудь воздуха, он пришпорил коня, и ветер загудел в ушах, вплетая в волосы жемчуг снежинок.
        Костры горели и на болотах, и у самой границы леса. У Ивлада застучало в висках: стрейвинцы подобрались прямо к деревьям, и как только девоптицы позволили разводить огонь так близко к серебряным яблоням?
        Шатры колдунов виднелись поодаль, около каждого горел высокий костёр, у которого грелось по паре десятков человек, а кругом вихрились защитные снежные стены, как возводил Вьюга. Кони стояли в похожих укрытиях, за шатрами выглядывали сани с фуражом. Ивлад скакал мимо таких убежищ, ловил на себе взгляды: любопытные, снисходительные, враждебные, насмешливые. Но он искал верховных.
        Самый большой костёр горел в глубине стрейвинского лагеря, окружённый плотной снежной стеной. Ивлад спешился и приблизился к ней. Лес тут подступал настолько близко, что можно было запросто оказаться под его сводами, если ступить за снежный заслон. Но тогда обратного пути не будет? Или будет, если снова откупиться кровью?
        Вихрящийся буран истончился в одном месте, прямо напротив Ивлада. Он увидел костёр, выплёвывающий в небо горсти искр, а позади него - огромный шатёр, устроенный вокруг трёх серебряных яблонь. Полог раздвинулся, и из шатра вышел Шторм.
        - Давне-енько не виделись, целую пару дней! - хохотнул он и широко развёл руки, будто для объятий. - Что же, младшенький пришёл? А где старшой? Его-то и ждём.
        Ивлад приветственно поклонился Шторму и шагнул вместе с конём за снежную стену. Около костра было тепло и безветренно, вокруг шатра снег растаял. С колдунами сейчас не было Вьюги, но другие вьюжные наверняка постарались за него.
        - Он болен, - ответил Ивлад. - Я пришёл вместо него.
        - Так заходи, раз пришёл.
        Шторм сделал шаг в сторону, освобождая проход. Ивлад замялся. Шатёр уже точно располагался в самом Серебряном лесу, и если сейчас он ступит под свод, то снова окажется во власти леса, которому его обещал отец.
        - Боишься нас, что ли? А твой братец не побоялся.
        - Домир? - недоверчиво переспросил Ивлад.
        - А кто ж ещё. Ладно, мы с ним договоримся.
        - Но армия - за мной.
        Шторм спрятал в бороду хитрую улыбку.
        - И что твоя армия? Сколько ты привёл?
        - Больше, чем вы. Вас всегда было меньше. У нас оружие, оно вернее колдовства.
        - Не всегда, царевич, не всегда. Заходи. Хватит стоять.
        Ивлад тоскливо осмотрелся. Ветки над головой переплетались диковинным кружевом, покачивались мелкие яблоки. Костёр подсвечивал их снизу алым, и в глубине плодов виднелись тёмные косточки. Где-то рядом послышался тихий шелест крыльев, мелькнул мягкий золотой свет. Отголосок песни, ещё оставшийся в сознании, упрямо окрашивал воздух вокруг девоптиц манящим золотом. Ивлад вздохнул и опустил голову.
        Шторм скрылся в шатре, оставив полог незадёрнутым. Внутри полыхал костерок поменьше, бросая блики на землю.
        Ивлад собирался с духом. Где-то здесь он выследил Литу и пролил её кровь. Где-то здесь он должен был умереть по замыслу Ружана. Здесь он услышал пение девоптиц. И ещё до рождения отец решил, что это место станет его последним домом.
        Больше не сомневаясь, Ивлад шагнул в шатёр.
        Глава 23. Песня чудовищ
        Нежата не выпускала зеркало. Ручка уже стала горячей от её пальцев, крепко сжатых на резьбе. Колдовская вещица послушно показывала Ивлада впереди вереницы войск, а вот Вьюга и Ружан виделись смутно, будто сквозь круговерть снежной пурги. Нежату это тревожило.
        Судя по пути, который проделал Вьюга, он обнаружил Ружана на постоялом дворе к востоку от Азобора. Нежата маялась: сейчас она осталась единственной, кого связывала с дворцом царская кровь, и не могла броситься на помощь Вьюге или Ивладу, как бы ей того ни хотелось.
        Царевна встряхнула зеркало ещё раз и сощурилась, всматриваясь в мутное изображение.
        Она увидела плохо освещённое помещение - должно быть, где-то на постоялом дворе. Сначала ей показалось, что в тереме земляной пол, но белёсая муть рассеивалась, и Нежата поняла, что доски пола стали тёмными от крови. Её руки похолодели.
        Повернув зеркало чуть вбок, Нежата увидела Вьюгу. Ей сразу стало легче: жив и цел, отставляет в сторону пустой туес. Рядом топтался Рагдай, на скамье сидела та молоденькая колдунья, Михле, и прижимала ладони к лицу - то ли плакала, то ли радовалась, не разобрать. А с другой скамьи, совсем без одежды, поднимался Ружан.
        Нежата нахмурилась и потёрла зеркало пальцем. Туманный морок окончательно рассеялся, и она смогла разглядеть брата лучше. На его теле больше не было ни язв, ни шрамов, ни тёмных разводов - только розоватая кожа, будто только что из парной. На шее, руках и ногах у него виднелись чуть более яркие полосы, которые светлели на глазах, сливаясь с основным цветом кожи.
        Нежата не могла понять, что происходит. Ружан встал, расправил плечи и потянулся за одеждой, которую ему услужливо подал Рагдай. Вьюга быстро вышел из терема.
        Выходит, с Ружаном всё-таки случилось что-то, отчего его болезнь отступила? Неужели то самое страшное колдовство? Тогда почему же Вьюга никак этому не помешал? Нашёл другой способ помочь брату? Или… снова поступил по-своему?
        Нежата сморгнула подступающие слёзы и подошла к широкому окну, с тоской всматриваясь вдаль. Ах, если бы только она могла покинуть дворец и не волноваться ни о чём…
        - Будешь сбитень? - спросила Февета, заглядывая в светлицу.
        Нежата резко развернулась и задумчиво закусила губу.
        - Пожалуй, нет. Февета, милая, услужи мне. Если кто-то станет меня искать, скажи как раньше: царевна лежит с головной болью и выйдет позже.
        - А ты куда собралась?
        Нежата покрыла голову капюшоном накидки и хитро улыбнулась.
        - Хотела бы я остаться, да не могу. Моё место - с семьёй.

* * *
        - Домир! - Ивлад не скрывал радости при виде брата. Тот сидел в шатре, на кресле с низкой спинкой, и вскочил на ноги, когда Ивлад вошёл.
        - Ты ступил в лес? - удивился Домир. - Не стоило ведь…
        Он осёкся. Верховные тоже были тут, все трое, и им не нужно было знать об обещании царя. Ивлад выдавил извиняющуюся улыбку.
        - Ты не мог бы вечно оставаться за меня.
        Зверь кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание. Ивлад отошёл от Домира и сел в свободное кресло. Пустота в груди вновь начала заворачиваться воронкой.
        Пламя и Зверь сидели с другой стороны от костерка, Шторм задёрнул полог и присоединился к ним. Когда Ивлад впервые встретился с верховными, он был под воздействием девоптичьей песни, и его гнала вперёд жажда - вернуться домой, поквитаться с братом, но тогда колдуны не казались ему настолько угрожающими, как сейчас. Ивлад втянул носом воздух. Он боялся показаться жалким, хотя понимал: любой будет выглядеть жалко рядом с верховными колдунами.
        - Рада видеть сразу двух симпатичных юношей, - произнесла Пламя вместо приветствия. - Надеюсь, вы так же благоразумны, как красивы.
        - Рад видеть вас в добром здравии, - сухо поздоровался Ивлад. - И мы с братом готовы выслушать вас.
        Пламя широко ухмыльнулась алыми губами. Звёзды на её накидке горели огнём, шею украшало ожерелье из халкхийских самоцветов. Пламя притягивала взгляд, и Ивлад понял, что бесстыдно пялится, только когда в шатёр вошла стрейвинка-подавальщица и поставила на столик кувшин с вином и несколько кубков. Ивлад пересчитал: семь. Значит, всё-таки ещё ждали Ружана и Вьюгу.
        Пламя первая плеснула себе вина и демонстративно выпила.
        - Видите, мы точно не хотим вас отравить.
        - Но существует множество других способов убить двоих молодых людей, - заметил Домир.
        - И то верно. - Пламя приняла нахальную позу: закинула ногу за ногу. Ивлад никогда не видел женщин, сидящих таким образом. Под платьем из плотной ткани у неё виднелись узкие кожаные штаны, как у стрельцов.
        - Но не всегда людей нужно убивать, - заявил Шторм и расхохотался. Ивлад поморщился. Ему хотелось придвинуться ближе к Домиру, но он не смел показывать слабость.
        - Вот что мы можем вам сказать, - начал Зверь. Он встал и выпрямился. На его лице явно читалось недовольство: Пламя и Шторм расслабленно попивали вино и никуда не торопились. Тщедушный рыжеволосый колдун бросил быстрый взгляд наверх, туда, где в пологе шатра зияло отверстие, сквозь которое выходили наружу три яблоневых ствола. - Если сейчас дети Радима Таворовича подтвердят, что Серебряный лес принадлежит Стрейвину, мы развернём войска. Никто не погибнет.
        - А если не подтвердим? - спросил Домир.
        - Тогда мы начнём битву, - мрачно подхватил Шторм. - У нас хватит сил, чтобы уничтожить б?льшую часть ваших войск.
        - Но стрелы летят дальше, чем колдовство.
        - Один из нас уже находится у вас во дворце, - напомнил Зверь. - Вьюга.
        - Значит, он не сможет наколдовать ледяные ветра против аларцев. - Домир повёл плечом. Ивлад поражался тому, как держится брат: невозмутимо и уверенно. Зверь поморщился: ему не понравились слова среднего царевича.
        - Мы можем его подождать, - сказала Пламя. - Вьюга всегда такой… медленный. Но это не умаляет его мощи.
        Ивлад косился на Домира: лицо брата оставалось величественным и спокойным. Неужели развеялись остатки чар? Он сам признавался, что попал под действие песни Литы и растерял способность мыслить ясно. Вдруг тоже раздобыл где-то колдовской порошок?
        - Хватит по нему вздыхать, - хмыкнул Шторм. Пламя оскорблённо цокнула языком. - Он нашёл себе девицу полезнее. Аларскую царевну. Вместе с собой она подарит ему целый дворец. Так что вы, мальчики, совершите глупость, если продолжите упираться. Алария уже в наших руках.
        - Вьюга не заберёт дворец, - возразил Ивлад. - Он не жаден до власти. Нежата уедет с ним в Стрейвин.
        Пламя злобно хохотнула:
        - В Стрейвин! Кто же её возьмёт, если у неё самой - целый Азобор?
        Домир повернул голову к Ивладу. В карих глазах промелькнула растерянность, но Ивлад не мог его ничем утешить. Конечно, они знали Вьюгу всего ничего - от силы половину луны, а верховные - всю жизнь.
        - Серебряный лес - земли Аларии, - уверенно ответил Домир. Ивлад выдохнул. Ему было легче от того, что брат первым высказал это решение. - Он принадлежал нашим дедам и нашему отцу. Теперь он наш. Если вам нужны яблоки - договаривайтесь о них с девоптицами. Не с нами.
        - А что думает золотоволосый мальчик? - спросила Пламя.
        Ивлад медлил. Если Вьюга ещё не присоединился к Стрейвину, значит, колдуны не смогут наслать тот страшный ледяной ветер, который с ужасом вспоминал Ружан. Есть надежда на то, что без своего верховного вьюжные не справятся. Домир был прав: стрелы летят дальше, чем колдовство. Значит, перевес сейчас на стороне Аларии. Было бы обидно, если бы кусок земель отдали юные царевичи - не коронованный царь, а безбородые мальчишки, даже не попытавшись биться.
        - Серебряный лес принадлежит Аларии, - подтвердил Ивлад и прикрыл глаза.
        На минуту в шатре воцарилась тишина, как вдруг раздался хриплый голос Зверя:
        - Пойте, девочки.
        Сверху, через отверстие в пологе, в шатёр хлынул поток золотого света.

* * *
        Руки Михле тряслись так сильно и так долго, что она уже всерьёз опасалась, что они так и останутся до конца жизни - неверными и дрожащими, холодными. Она боялась моргать, потому что стоило на миг закрыть глаза, и снова Михле ясно видела страшное: кровь хлещет из Ружана на пол, заливая и пропитывая доски.
        Вьюга услужливо подал Рагдаю топор из сеней, но Михле не смогла смотреть на то, что было дальше, - она выскочила на мороз, и её вырвало за углом терема.
        Съёжившись на крыльце, она плакала и ждала, когда всё закончится.
        Закончилось достаточно быстро, хотя Михле показалось, будто прошла половина ночи. Она была так напугана и растеряна, что даже забыла наколдовать вокруг себя защиту от стужи: так и сидела, дрожа от ужаса и холода.
        Наконец на ступенях появился Рагдай с совершенно диким, растерянным взглядом. Михле быстро посмотрела на него и тут же зажмурилась: вся его одежда была в крови. Рагдай вымыл руки, растерев снегом, а потом со стоном погрузил в сугроб лицо. У Михле так колотилось сердце, что сдавливало горло. Она еле слышно пробормотала:
        - Что с ним?
        И замерла, боясь услышать ответ.
        - Всё неплохо, - прохрипел Рагдай. От снега его волосы слиплись прядями, нос раскраснелся. Михле ахнула и кинулась обнимать Рагдая. Тот опешил, покачнулся и едва не сел в снег.
        - Какой ты умница, - прошептала Михле, глотая слёзы. - Как же Ружану Радимовичу повезло с тобой.
        Рагдай неловко отстранился и указал на грязную одежду.
        - Я… Мне… нужно переодеться.
        Михле закивала и утёрла глаза запястьем. Рагдай, пошатываясь, ушёл за терем, а Михле, немного поколебавшись, толкнула дверь.
        Внутри остро пахло кровью, и Михле вновь затошнило. Она вошла в покои, быстро распахнула окно и с опаской повернулась к Ружану.
        Он лежал на скамье. Целый, живой, пусть и бледный. На полу валялись пустые туески. Румянец постепенно возвращался на кожу старшего царевича, а самое главное - больше его тело не уродовали язвы и пятна.
        - Всё получилось? - спросила Михле Вьюгу.
        Колдун неопределённо повёл руками.
        - Следы царской болезни ушли. И… после всего он жив. Это уже хороший результат.
        - А сила? Сила Смерти?
        - Увидим позже. Пока нам важно, чтобы он хотя бы пришёл в себя.
        Михле не могла с ним не согласиться.
        Прошло несколько минут, и Ружан издал сдавленный стон. Он открыл глаза - к радости Михле, льдисто-серые, с крапинками - и сел на скамье, ошалело оглядываясь по сторонам.
        - Михле… Колдун… - проговорил он. - Рагдай?
        - Скоро придёт, - заверила Михле и тронула Ружана за руку. Она была тёплой. - Как вы себя чувствуете?
        Ружан сглотнул и только сейчас заметил, что его наготу скрывает лишь серое полотенце, наброшенное на живот.
        - Чувствую… Было хуже.
        - Возьмите одежду, - спохватилась Михле. - Вот, ваша. Чистая. Я отвернусь.
        Ружан сухо кашлянул, Михле не сразу поняла, что это был смех.
        - Можете смотреть, если вам так угодно.
        Михле раскраснелась от удовольствия: Ружан шутил, значит, всё действительно было неплохо.
        Когда вернулся Рагдай, Вьюга обратился к Михле:
        - Заговорите наших коней. Рагдаю понадобится новый, его скакун утомился. Нас ждут у Серебряного леса.

* * *
        Едва они собрались в путь, как Вьюга попросил вернуться по большаку немного назад, к Азобору. Михле не поняла, что происходит, но вскоре их нагнала царевна Нежата на своём красивом коне.
        Заговорённые скакуны неслись так, что их ноги едва не отрывались от земли, Вьюга оберегал их от холодных ветров и колкого снега. Всю дорогу Михле поглядывала на Ружана. Ей казалось, что он держал спину прямее и шире расправлял плечи, даже чем в их первую встречу. Иногда он содрогался всем телом, будто что-то рвалось у него изнутри, и Михле пугалась, но уговаривала себя: он привыкнет, это лучше, чем умирать, забывшись от жара.
        Проносились заснеженные поля, заиндевевшие рощи, деревни. Дороги были взрыхлены копытами сотен лошадей, но Вьюга гнал впереди холодный ветер, который сглаживал путь.
        У Серебряного леса стояли войска. Сперва показалась стоянка аларцев: люди разводили костры и проверяли снаряжение. Дальше раскинулся лагерь Стрейвина.
        Ружан остановил коня, осматривая воинов. Его прибытие уже заметили и начали выкрикивать приветствия. Ружан вскинул руку и нетерпеливо обернулся к Вьюге.
        - Что, колдун? Пойдёшь к своим?
        - Пойду, - спокойно ответил тот и пришпорил коня.
        Ноздри Ружана раздулись. Михле перепугалась, что на миг его глаза вновь стали чёрными, но это лишь тень набежала на половинчатую луну.
        - А ты? Пойдёшь за любовником? - спросил Ружан.
        Нежата держалась чуть поодаль. Её конь беспокойно переставлял ноги.
        - Я бы хотела отыскать Ивлада.
        Царевна выглядела растерянной, и Михле стало её жалко.
        - Вьюга не похож на того, кто навредит нам, - высказалась Михле. Нежата улыбнулась ей.
        - Я об этом не думаю. Просто боюсь за него.
        Михле не успела ответить. Со стороны Серебряного леса вдруг вспыхнул яркий золотой свет, словно солнце внезапно пронзило зимнюю ночь. Люди закричали, указывая на свечение, а он разрастался, разбухал, заливая всё вокруг так ярко, что было больно смотреть.
        - Уши! - крикнула Михле, мигом поняв, в чём дело. - Закрывайте уши!
        Она спрыгнула с коня и упала на снег, плотно прижав ладони к ушам. Нежата поступила так же. Рагдай и Домир поднесли ладони к ушам, не слезая с коней. Зато никто из войска не услышал призыв Михле: ратники продолжали стоять, вглядываясь в золотое свечение.
        Девоптицы пели изо всех сил: их голоса наливались такой мощью, что как Михле ни зажимала уши, но всё же не могла полностью оградиться от звуков. Напевы переливались полноводной рекой, разлетались золотом, пугали, завораживали, внушали такое множество чувств, что в груди всё переполнялось и бурлило.
        Ратники не успели защититься от пения: с криками вскочили на коней, некоторые встали в строй, другие кинулись как есть, вразнобой. Со стороны Стрейвина на аларские войска двинулась буря: сильный ветер поднимал с земли пушистый снег и гнал вперёд. Всё чаще в клубах бурана вспыхивали огни размером с огромный весенний костёр.
        Два войска столкнулись, с дальних рядов аларского строя полетели стрелы, но вспыхивали на лету. Несколько человек загорелись и упали замертво.
        - Нет! - выкрикнул Ружан и кинулся в гущу битвы.
        Михле села в снегу, не отнимая ладоней от головы. Рагдай пустился за Ружаном - руки у них обоих теперь держали поводья. Сердце Михле заколотилось о рёбра изо всех сил.
        Колдуны разили аларцев без жалости: дыбились шторма, вспыхивали костры, кружили вьюги, сплетаясь и наполняя округу непрекращающимся гулом. Болота перед Серебряным лесом заволокло страшными буранами, вспыхивающими пламенем. Михле никогда не видела ничего подобного, и зрелище могло бы завораживать, если бы не было таким жутким.
        Золото над лесом постепенно начало меркнуть, но из-за колдовских огней всё равно было светло. Девоптицы взлетали над деревьями крупными величественными силуэтами, перемещались, чтобы лучше видеть битву. Дождавшись, когда их песня смолкнет, Михле поднялась, запрыгнула в седло и поскакала вперёд. Нежата бросилась следом.

* * *
        Ивлад и Домир выбежали из шатра, когда поняли, что Зверь решил завладеть их разумом с помощью девоптиц.
        - Домир! - окликнул Ивлад. - Ты меня слышишь?
        Лицо Домира оставалось сосредоточенным, и Ивлада это ободрило.
        - У служанок был порошок. А ты?
        - У меня от Нежаты.
        - Пусть верховные думают, что они свели нас с ума, - предложил Домир. - Они ведь этого добивались.
        Судя по тому, как легко им позволили покинуть шатёр, так и было. Ивлад кивнул.
        Мимо них пронёсся отряд колдунов. Впереди разбухала и крепла снеговая туча, по команде взрывающаяся огнями. Пламенный вихрь оторвался от отряда и помчался вперёд. Пение девоптиц не могло заглушить крики, полные боли и безумия. Ивлад рванулся вперёд, но лес его не пустил, будто крепко держал невидимыми руками.
        - Они заколдовали войска! - крикнул Ивлад. - Теперь будет бойня.
        Ивлад и Домир двигались по кромке леса. Золотые лучи освещали всё как днём. В стрейвинцев летели стрелы, в аларцев - ледяные и огненные вихри. Крики мешались в сплошной непрекращающийся шум, люди падали замертво так часто, что сердце Ивлада заходилось от страха и сожаления.
        Мимо белым вихрем промчался Вьюга, и надежда воспряла в груди. Уж он должен уговорить верховных прекратить битву. Ивлад чувствовал себя самым бесполезным созданием на свете: привёл войска на защиту земель, а когда дошло до битвы, скрылся в лесу и не может его покинуть.
        Свет начал меркнуть. Снег на болотах уже густо пропитался кровью, воздух трещал и гудел от колдовства.
        - Ивлад! - крикнул Домир. - Лес!
        Ивлад сперва не понял, что имеет в виду брат, но потом увидел: Домир бежал вперёд, он смог выйти на болота, и лес его больше не держал. Ивлад, пригнувшись, бросился за деревья и, к его удивлению, не встретил никаких преград.
        - Что с обещанием отца? - ошарашенно спросил он.
        - Дорого заплатили. - Домир махнул рукой на погибших ратников, чья кровь стекала прямо под корни серебряных яблонь. - Держись ближе к стволам, не высовывайся.
        Вдруг по болотам прокатилось что-то страшное: чёрная стена, сметающая на своём пути и колдунов, и аларцев. Чёрная туча то оформлялась силуэтом какого-то невиданного существа, то распрямлялась в струнку, металась и сносила с ног. Такого колдовства Ивлад ещё не видел. Сражённые не поднимались: их тела меняли форму, сжимались чёрными высохшими комками и застывали, неестественно воздев кверху конечности. Рядом с Ивладом взметнулся чёрный вихрь и ударил в ствол дерева, обрушив вниз несколько яблок.
        - В лес! Глубже! - крикнул Домир.
        - Мне нужно дать команду к отступлению!
        Брат дёрнул его за плечо.
        - Ты с ума сошёл? Куда ты полезешь? Они тебя не послушают!
        Макушки деревьев раскачивались от ветра, там сидели девоптицы и наблюдали сверху за сражением. Вьюжных буранов сперва стало меньше, а потом они вовсе исчезли - Вьюга отозвал своих.

* * *
        Михле сперва скакала верхом, потом спешилась и спрятала коня в лесу: туда не попадали колдовские вихри. Она побежала, пригнув голову: так ей было легче уворачиваться от стрел, огней и порывов ветра.
        Мимо промчались две фигуры: белая и чёрная, Вьюга и Нежата. Снежные бураны разом стихли, крепкий мороз ослаб.
        Кругом были разбросаны тела стрейвинцев и аларцев, снег слипся и почернел от крови. Колдовские силы разили страшно, но ещё страшнее было чёрное нечто, мечущееся сразу повсюду. Оно не просто убивало: превращало тела в скорченные горстки костей, вывернутых самым немыслимым образом.
        Сила Смерти.
        Михле видела Ружана: он стоял на снегу, его коня нигде не было видно. Старший царевич расправил плечи, а от его тела отлетали те самые разящие чёрные тени. Не тени даже: плотные вихри, стремительно снующие и сжирающие целые отряды.
        - Ружан Радимович! - крикнула Михле. Её голос потонул в шуме. - Ружан Радимович!
        Чёрный вихрь пролетел совсем рядом, но, едва не настигнув Михле, резко развернулся и растворился в небе. Михле вскрикнула от страха, но не остановилась.
        Она не знала, что будет делать - и стоит ли. Но не могла не попытаться.
        На Ружана надвигались огненные ветра, в них щерились звериные пасти, но чёрные вихри настигали их и обращали шипящими снопами искр. Если до Ружана доберутся верховные, то даже новообретённая сила не спасёт. Нужно прекратить это, пока он не убил всех… и себя.
        Собравшись, Михле побежала со всех ног - к Ружану.
        - Что же вы делаете! - воскликнула она и с силой толкнула его в бок. Ружан упал, ещё несколько вихрей вырвались из его рук и груди. Михле заглянула ему в лицо и вскрикнула от ужаса: он не был похож на себя, взгляд остекленел, челюсти были крепко сжаты. Он попытался сбросить с себя Михле, но вихри огибали её, будто не хотели ей навредить.
        - Успокойтесь! - рыкнула Михле и ударила Ружана в грудь кулаком. - Вы слышите меня? Что вы творите?! Вы убиваете людей! Своих людей! Аларцев!
        Она ударила ещё раз: теперь в челюсть. Ружан кашлянул, его глаза испуганно заметались.
        - Михле?
        - Ну а кто же ещё вас образумит?
        Ружан приподнялся. Вокруг всё полыхало и свистело порывами ветра, но чёрные вихри вдруг стихли. Михле сползла на снег.
        - Что вы здесь делаете? Вам нельзя здесь быть. Тут опасно. Возвращайтесь!
        - Из-за вас стало ещё опаснее.
        Ружан растерянно огляделся. Его глаза расширились, когда он увидел изуродованные тела.
        - Это… я?
        Михле кивнула:
        - Простите. Но вы.
        Ружан медленно поднялся и закружился на месте. Мимо просвистели стрелы отбивающихся аларцев, и впереди несколько колдунов упали замертво.
        - Из-за меня погибли мои люди? Из-за моего… колдовства?
        Он говорил так растерянно, словно заблудившийся ребёнок. Михле захотелось пожалеть его, но она понимала: для Ружана эта весть звучит страшнее всех других.
        Ружан поднёс к лицу руки, будто впервые их увидел. Запрокинул голову в небо, вглядываясь в половинчатую луну. Потом медленно осел на колени и, обхватив голову руками, протяжно застонал.
        Михле видела, как из его сгорбленной спины поднимается новая чёрная волна - больше и страшнее, чем все предыдущие. Михле ткнула Ружана в бок, но ничего не изменилось. Тогда она попробовала отстранить его руки от лица - так, чтобы он видел её.
        - Ружан Радимович! Очнитесь! Так только хуже!
        Волна всё росла и росла, закрывая собой небо. Если она вырвется и обрушится, то сметёт собой всё: и оба войска, и Серебряный лес, и самого Ружана вместе с Михле.
        - Я не смог их защитить, - беспомощно прошептал Ружан. - Напротив, убил…
        Он застонал, будто от боли. Вокруг Ружана поднялся ветер, закружил, заворачивая чёрную тучу плотным шквалистым ураганом. Михле уже не видела, что творится вокруг: только лицо Ружана, перекошенное от ярости и боли, но всё равно такое красивое, что захватывало дух.
        - Если вы не остановите это, то убьёте вообще всех. И братьев, и Рагдая, и меня. Умоляю вас, Ружан Радимович, миленький…
        Серые глаза остекленели. Тело царевича забилось в судорогах, будто уже не могло сдерживать то, что распирало его изнутри и выходило чёрной стеной. Где-то рядом кричали люди.
        Михле нащупала на поясе тонкий ножик. Руки снова начали трястись.
        - Ружан Радимович, простите меня, - проговорила она и вогнала нож ему между рёбер. Кровь хлынула ей на руки, Ружан охнул и стал заваливаться на бок. Михле добавила уже тише, одними губами:
        - Я люблю вас.
        Волна замерла, будто решая, в какую сторону качнуться. Михле задрала лицо к небу, слёзы потекли ей к ушам. Чёрная туча оторвалась от тела Ружана и шевельнулась к лесу, как вдруг что-то её пронзило - белый посох. Михле встрепенулась.
        Вьюга на коне проткнул тучу посохом, протянул к ней руку, будто хотел схватить сгустившуюся тень. Михле испугалась: верховный вьюжный заберёт на себя силу Смерти? Но колдун ухватил черноту и метнул её в сторону Серебряного леса. Напоровшись на ветки, она рассыпалась золотыми всполохами, вновь осветив всё небо.
        Глава 24. Алые яблоки
        Ивлад отыскал Лютая: тот пытался раздавать команды своим людям, но на лицах аларцев застыл такой ужас, что они почти не слышали воеводу. К ним подлетел Рагдай: Ивлад был рад его увидеть.
        - Отступаем! - выкрикнул Рагдай. - Уходим!
        В глубине болот метались страшные чёрные тучи, убивая всех без разбора. Рагдай замер, напряжённо вглядываясь в страшные тени. Его лицо болезненно скривилось, словно он догадался о чём-то, что причинило ему боль.
        - Это Ружан, - обречённо сказал Рагдай.
        - Ружан? - беспомощно повторил Ивлад.
        Но оба воеводы уже умчались.
        Силы колдунов слабли. Вспышки огня и ветра виднелись всё реже.
        - Верховные не сражались, - подметил Домир. - Им нужно было просто развязать бой.
        - Чтобы пролить как можно больше крови у леса?
        Домир кивнул:
        - Думаю, да. Не удивлюсь, если девоптицы знали об этом замысле.
        Ивлад отвязал коня, вскочил в седло и бросился туда, где поднималась новая чёрная туча. Если Ружан не прекратит убивать аларцев, от их войска почти ничего не останется…
        Вдруг туча поднялась, раскинулась чёрными крыльями и устремилась к лесу. Взорвалось золотым - так ярко, что пришлось прикрыть глаза локтем. Ивлад пришпорил коня, перепрыгивая через груды тел.
        Старший брат лежал на снегу. Рядом замерли Нежата и Вьюга, тут же, в снегу, на коленях стояла Михле. Ивлад спрыгнул вниз и увидел, что из-под Ружана натекла целая лужа крови.
        - Что случилось? - спросил он.
        Михле подняла на него мокрое от слёз лицо.
        - Ивлад Радимович… Я просто хотела, чтобы это прекратилось.
        Из бока Ружана торчала рукоять ножа.
        Ивлад охнул, присел и взял брата за руку. Примчались Рагдай и Домир, вздыбив копытами снег.
        - Прости меня, малыш Ивлад, - прошептал Ружан. Из уголка его рта стекала струйка крови. Он протянул к Ивладу руку и уцепился за его кафтан, с мольбой заглядывая в глаза. Только сейчас Ивлад отметил, что брат стал очень похож на отца, только без бороды: даже впалые щёки очертились так же резко. - Прости. И не ты умрёшь здесь. А я.
        Михле рыдала так сильно, что Ивлад почти не слышал слова Ружана. Он попытался улыбнуться.
        - И ты не умрёшь.
        - Ружан! - Рагдай положил ладонь на его щеку. - Что же ты? После всего, что я сделал на проклятом постоялом дворе… Неужели тебя убьёт какой-то детский ножик?
        - Он стал Смертью? Тогда почему простой нож вошёл в него? Вьюга? - Ивлад требовательно обернулся на колдуна, припоминая, как от него отскочила стрела.
        - Не вошёл бы, если бы он умело обращался с силами. Но у него не было времени научиться.
        - И ты не воспрепятствовал, - тихо укорила Нежата.
        Вьюга приобнял её за плечи и указал рукой в сторону Серебряного леса.
        - Зато смотри, что сейчас будет.
        Ивлад проследил за его движением, ничего не понимая. В лесу снова начал взбухать свет. Девоптицы взлетали и пересаживались на другие ветки, чтобы лучше видеть происходящее. Ратники отступали, возвращались к своему лагерю. Иные, околдованные песней сильнее других, садились прямо на болотах, зачарованно задрав лица к небу. Ивлад снова повернулся к Ружану.
        Взгляд брата потерянно блуждал, пока не остановился на Домире. Рагдай сухо кивнул.
        - Как видишь, он здесь. Я ослушался тебя. Прости.
        - Д-домир, - прошелестел Ружан. - Я рад, что ты жив.
        Ружан хотел ещё что-то сказать, но закашлялся, кровь изо рта потекла сильнее.
        - Вьюга! - возмутилась Нежата. - Ты можешь что-то сделать?
        - Лишь немногое.
        Он шевельнул пальцами, и бок Ружана покрылся инеем. Кровь стала идти медленнее.
        Михле со злостью повертела головой, всматриваясь в мёртвые тела и остатки войска.
        - Где у вас лекари? Почему они не придут?
        Со всех сторон вдруг послышались странные звуки. Земля под снегом зашевелилась, вздыбились сугробы, между стволами заструились золотые лучи. Ивлад поднял голову и застыл. Из-под снега проклёвывались серебристые ростки - там, где в землю ушла кровь колдунов.
        Лес вырастал, съедал болота и луга. Молодые деревца тянулись к небу, к луне, разворачивали ветки. Везде, насколько хватало глаз, засеребрилась крепкая поросль.
        Над головой зашуршали десятки пар могучих крыльев. Девоптицы кружили над полем битвы и перешёптывались довольными голосами. Лита опустилась на снег рядом с Ивладом.
        - Ты живой, - выдохнула она.
        - Трусливо отсиживался в лесу, - отмахнулся он и вновь повернулся к Ружану.
        Лита замолчала.
        - Ты дал лесу силы, - проговорила Нежата, обращаясь к Вьюге. - И ты… помог Ружану стать Смертью? Ради этого?
        Вьюга сухо кивнул:
        - Ради этого. Но немного не успел. Я не хотел битвы. Если бы он пришёл раньше, я отдал бы его силу лесу и не пришлось бы проливать столько крови. Верховные привели только слабейших - тех, кто лишь недавно начал постигать колдовство. Чтобы за их счёт дать сил тем, кто больше преуспевает. Вырастить чароплоды.
        Кашель Ружана перешёл в свистящий хрип. Он шевельнул рукой в сторону Михле, но его глаза закатились, и голова безвольно упала на бок.
        Ивлад зажмурился.

* * *
        По окнам стучала капель. Солнце ломилось во дворец, просачивалось в самые маленькие оконца и гуляло бликами на сводчатых потолках. Вьюжные колдуны, которые оставались в Азоборе, притихли, после того как поняли, что колдовали против своего верховного. Ивлад опасался, что Вьюга сурово их накажет, но тот лишь невозмутимо поводил плечами.
        Ивлад терпеливо ждал, когда слуги начистят все пуговицы на его праздничном кафтане. А праздновать было что.
        В главном зале собралось столько гостей, что конюшни Азобора едва вместили всех лошадей. Слуги готовили без перерыва, и весь дворец пропах запахами, от которых кружилась голова. Прибыла даже невеста Домира, халкхийская княжна с лицом нежным, словно первоцвет.
        Собравшись, Ивлад по привычке заглянул на балкон. Тучка увязалась за ним. Теперь Серебряный лес ещё лучше виднелся из дворца: должно быть, выросло несколько сотен новых деревьев, так что Стрейвину хватит напитать силами не одно поколение колдунов.
        - Ты посмотри, сколько же их…
        Он потрепал борзую по ушам и указал ей на нарядных гостей, поднимающихся на главное крыльцо. Тучка только вильнула хвостом, ничего не понимая.
        - Ладно. Идём.
        В зале выставили дюжины длинных столов, и слуги с трудом протискивались между скамьями, держа над головами блюда со снедью. На Ивлада налетела Нежата: ослепительно красивая, в праздничном кокошнике и белоснежном платье, сплошь расшитом жемчугом. Длинные рукава струились за ней, как снежные вихри.
        - Золоточек, собираешься дольше, чем невеста!
        Ивлад поцеловал её в румяную щеку. Нежата залилась счастливым смехом и обвила его шею руками.
        - Уж думал ли ты когда-нибудь?..
        - Что моя сестра выйдет замуж за верховного колдуна, да ещё и так скоро? - Ивлад рассмеялся. - Ни за что в жизни.
        Музыканты расставляли инструменты и пробовали их звучание: по залу разносились отдельные ноты, никак не складывающиеся в единую песню. Бояре уже расселись за столами. Ивлад хмыкнул, глядя на бородатых мужчин с толстыми животами. Они не знали и половины всего, через что пришлось пройти Аларии за короткий промежуток времени.
        Вскоре в зал вошёл Вьюга, и даже у Ивлада перехватило дух: он выглядел так величественно и красиво, словно ему предстояло принять сегодня аларскую корону. Колдун подошёл к Нежате и поцеловал ей руку.
        - Разве невесту не выводят к жениху позже? - спросил Ивлад.
        - Сперва коронация, - напомнила Нежата. - А царь уже даст согласие на наш брак. Ты позабыл? У нас пока есть время, чтобы… - Она шепнула что-то на ухо Вьюге и засмеялась. Колдун быстро приподнял одну бровь и стиснул губы, встретившись взглядами с Ивладом.
        В зал внесли корону под взбудораженные возгласы бояр. Гости постепенно занимали свои места. Вошёл Домир под руку со своей княжной: брат надел изумрудный кафтан и красиво умаслил каштановые локоны. Ивлад приветственно поднял руку.
        Корона сверкала самоцветами. Издалека было видно, какая она тяжёлая и дорогая. Ивлад не удержался и потрогал средний зубец.
        - Может, примеришь, пока не поздно?
        Он с виноватым видом отскочил от короны и быстро улыбнулся.
        - Что ты. Она твоя.
        Домир сверкнул зубами. Братья постояли, глядя друг на друга, а потом не сговариваясь шагнули вперёд и крепко обнялись.
        - Вот и осталось нас двое да сестра. И то она завтра уедет в Стрейвин, - прошептал Домир.
        Ивлад шмыгнул носом. От волос Домира сладко пахло благовониями.
        - Зато проклятия больше нет. Сила Смерти уничтожила то, что породила Килата. Аларский царь не обожжёт девоптиц. А колдовство не сгубит нашу семью. И всё благодаря Ружану.
        Домир отстранился, положив руки на плечи Ивлада. Невеста-княжна скромно ждала в стороне и вежливо улыбалась гостям.
        - Колдовство уже сгубило. Нет тех Радимовичей, какими мы были. И Ружана нет. Что с той колдуньей, которая его убила? Ты слышал?
        Ивлад кивнул с неохотой:
        - Она сбежала.
        Домир неохотно сжал губы:
        - Быть может, она всё сделала правильно. Как думаешь, не пустить ли Рагдая на её поиски?
        Обернувшись, Ивлад наткнулся взглядом на Рагдая. Тот разговаривал с халкхийским князем. После смерти Ружана Рагдай стал ещё более хмурым и неразговорчивым, но сейчас вроде бы даже слегка улыбался при беседе.
        - Пусти. Это развлечёт его. Если Ружан привёл её во дворец, то, может, тут ей и место?
        Ивлад схватил со стола алое яблоко - самое обычное, из глангрийских садов, цветущих круглый год, - и откусил сочный кусок.
        Скорее бы закончилось пышное празднество. Одну встречу он ждал больше, чем коронацию брата и свадьбу сестры: близилось новолуние, и они с Литой условились встретиться в Азоборе.
        Благодарности
        Заканчивая читать чужие книги, я обязательно просматриваю страничку с благодарностями: есть в них какое-то необъяснимое ощущение уюта. И в своей новой книге тоже хочу оставить такую страничку, потому что мне действительно есть кого благодарить.
        «Песня чудовищ» рождалась в непростое для меня время: наверное, это можно назвать самым настоящим писательским кризисом. Мне очень хотелось написать эту историю, но не моглось. И, вероятно, я бы так и удалила файл с наработками, если бы не моё упрямство и окружающие меня люди.
        В первую очередь хочу написать спасибо своей подруге и потрясающей писательнице Яне Лехчиной. Я рассказывала ей все идеи по этой книге, показывала черновики, а от Яны получала вопросы, которые здорово встряхнули меня и помогли пересмотреть многие вещи касательно рукописи. Без тебя этой книги не было бы! Спасибо!
        Второе спасибо - моим отважным охотникам за девоптицами, читателям из закрытого чата, которые самыми первыми следили за Ивладом и компанией от главы к главе. Ваши реакции, комментарии, отзывы, вопросы и шутки здорово поддерживали меня во время написания чистовика. Обратная связь для писателя бесценна, спасибо каждому из моих тридцати пяти первых читателей. Отдельно хочу поблагодарить Галю, Сашу, Алину, Арину и Катю, которые не только читали, но еще и рисовали по книге.
        Большое спасибо издательству «Эксмо», и в частности - редакторам Кире и Дине. Кира, спасибо за веру в девоптичье колдовство! Твоё письмо пришло в тяжёлое время и озарило его. Пусть каждый твой день несёт в себе волшебство. Дина, спасибо за бережную редактуру и дельные замечания по тексту.
        И, конечно, спасибо всем, кто сейчас читает эти строки. Я очень ценю ваше внимание и надеюсь, что эта история принесла (или принесёт) вам приятные эмоции.
        Пусть ваша жизнь будет наполнена только добрыми сказками!
        Вклейка
        notes
        Примечания
        1
        БРАТИНА (-ы; Ж.) - старинный большой шаровидный сосуд, в котором подавались напитки для разливания по чашам или питья вкруговую.
        2
        Приказная изба (разрядная изба) - орган военно-территориального управления на Руси.