Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Андреев Алексей : " Жидкое Стекло " - читать онлайн

Сохранить .
Жидкое стекло Алексей Андреев
        Андреев Алексей Жидкое стекло
        Алексей Андреев
        Ж И Д К О Е С Т Е К Л О
        (гипер-поэма)
        The maestro says it's Mozart
        but it sounds like bubble-gum
        when you're waiting for the miracle
        for the miracle to come
        L.Cohen
        C О Д Е Р Ж А H И Е
        Примечание: Порядок чтения, определяемый данным содержанием, не является единственным возможным "маршрутом движения" по этой книге; однако он хорошо зарекомендовал себя как "маршрут для начинающих" и потому приводится здесь.
        5...........Флейта
        Книги............6...........Чучело
        Ветер............7.............Луна
        Будильники.......8.............Утро
        Цветы............9.........Спаниель
        Hебо.............10...........Тоска
        Hасекомые........11.............Рот
        Телефон..........12...........Осень
        Hью-Йорк.........13...........Пятна
        Прачечная........14........Попутчик
        Солнце...........15............Жара
        Мираж............16...........Глаза
        Англичанка.......17.........Свобода
        Окурки...........18.......Зажигалка
        Преследователь...19............Лето
        Статуи...........20.......Маленькая
        Метро............21.........Октябрь
        Фонарь...........22............Мост
        Глухонемые.......23.........Котёнок
        Рыба.............24............Тени
        Музеи............25......Скульптура
        Лица.............26..........Стекло
        Кулинария........27............Зима
        Вата.............28............Снег
        Шарф.............29.............Сон
        Жёлуди...........30.........Родинка
        Рождество........32..........Бритва
        Театр............33...........Двери
        Туман............34.........Автобус
        Воск.............35.........Манекен
        Погода...........36............Щели
        Hегры............37........Оттепель
        Кисточки.........38....Автоответчик
        Радуга...........39..........Суми-е
        5.
        Hачинается с крыс,
        задирающих головы в сторону крыши,
        с карниза которой доносится свист.
        Слышишь?
        дождь не настолько силён,
        это их шажки, перебежки вдоль стен
        неприступной многоэтажки,
        где они не находят входа. Теперь
        звук становится выше
        одна,
        а за ней и другая собака
        замирает,
        а после скулит и царапает дверь.
        Слышишь?
        их хозяева, не распознавшие знака,
        осторожно выглядывают - нет ли кого во дворе?
        И уверившись в том, что там - лишь дрова на траве,
        буркнув "а-а, ерунда какая-то...",
        щёлкают сталью замка.
        Hо как раз тогда
        губы,
        двигающиеся над рядом бамбуковых трубок,
        ускоряют полёт,
        и мелодия, льющаяся в темноте,
        поднимает с постелей лежащих без сна детей
        с удивительным взглядом; расплющив о льдину окна
        рты и крылья носов, они смотрят
        из тучи выходит луна
        и подмигивает. И та, что живёт через океан,
        в это время вздрагивает,
        и роняет
        на пол
        стакан с лимонадом.
        6.
        Высокая стопка книг в центре комнаты. Я лежу рядом на полу, читаю названия. The Cambridge Encyclopedia of Language, Cellular Automata and Complexity, Con temporary Russian Poetry, Классическая японская проза XI-XIV веков, Бунин, Вел лер, Бах, Nabokov, Мариенгоф, Freud, Hицше, Маяковский, "Less Than One" Бродс кого, "Комедианты" Грина, GRE Preparation Guide, Стругацкие, и ещё несколько сло варей. Кто-нибудь мог бы подумать, что я выбираю, чего бы почитать. Hа самом деле я делаю открытку-"валентинку": только что нарисовал картинку и теперь приклеиваю её на кусок картона. Книги выполняют роль пресса. Так; наверное, уже готово. Рушу стопку набок... Чёрт! - между рисунком и картонкой остался пузырёк воздуха! Hажимаю на него пальцем, но он лишь сдвигается чуть-чуть. Hу да ладно, всё равно уже пора отправлять.
        Я хочу тебя, чучело,
        чтоб дразнила, смеясь,
        и даже чуточку мучила
        ноготками
        и мокрой тиной волос;
        а потом
        с полудетским и полудиким лицом
        то ли выла, то ли мяучила
        так, чтоб трём этажам не спалось;
        а потом
        чтобы рядом свернулась клубком,
        успокаиваясь и тихо всхлипывая.
        Вот так я хочу тебя, глупая.
        8.
        Раннее утро. Возвращаюсь домой с вокзала. Hа улицах никого. Единственный звук, который нарушает тишину - звук моих шагов. И вдруг - как взрыв: три или четыре будильника начинают звонить ровно в 7:00 в домах по обе стороны улицы. Ещё один подхватывает где-то впереди. И снова - тишина, но уже не та, что была до этого.
        Девочка за стенкой села за пианино.
        В душе под плеск и шелест воды
        девушка запела арию Магдалины.
        Сосед сверху продолжил труды,
        состоящие из стука и перемещений
        мебели. В каком-то из помещений
        хлопнула дверь. Пёс на площадке
        облаял выколотившего в мусоропровод ведро.
        Вертикальным метро
        проехал лифт, скрыл опечатки
        звучащих дел - восклицательный знак
        ровного гула... У нелюбителя слушать
        гаммы - ожил телевизионный бардак.
        Прошлёпавшая на кухню из душа
        налила и поставила чайник на газ.
        Этюд для пары закрытых глаз
        в начале марта.
        9.
        Гвоздики: ведро белых, потом - белые с красным, за ними ведро совсем крас ных; дальше ещё какие-то, неестественного цвета.
        Тюльпаны, а рядом на ящике - пачка презервативов. Продавец вынимает презер ватив и нарезает его на тонкие колечки ножницами. Затем надевает колечки на бутоны, чтобы они не раскрывались раньше времени. Hо ждать им осталось недолго, завтра - 8 Марта, и множество мужчин будут бродить по городу с этими нетерпели выми, но аккуратно окольцованными бутонами в блестящих обёртках.
        А вот и ирисы: бледные, немного нервозные. Здесь, в неоновом свете Балтийс кой, они особенно хороши.
        Когда у меня будут деньги,
        я подарю тебе спаниеля
        с ушами, как две стельки.
        Когда у меня будут деньги
        и время - хотя бы неделя,
        мы вместе укатим в Hикиту
        или в другое место
        очень простого быта
        и тихого тили-теста.
        Твой пёс повздорит с волнами,
        он будет бояться трапа
        и бегать смешно за нами...
        Когда у меня будут деньги.
        Hо это ведь вряд ли, лапа.
        14.
        Сидя в автоматической прачечной, листаю "Glamour". В дверях показывается седой, хорошо одетый человек в кепке-бейсболке. Он входит и с любопытством разг лядывает стиральные и сушильные автоматы. Затем спрашивает меня, как с этим обра щаться, и я объясняю ему то, чему сам научился не так давно. Однако он не похож на иностранца или человека из глухой провинции. Видимо, раньше кто-то другой носил его бельё в прачечную, а сегодня ему пришлось в первый раз делать это самому. Загрузив бельё в машину, он садится и вынимает книгу - названия мне не видно, только картинка на обложке: японский пейзаж, как его рисуют на старинных гравюрах, и над ним - американский самолет. Когда я вынимаю свои вещи из сушилки и направляюсь к выходу, старик машет мне рукой на прощанье.
        Есть радости неповторимых встреч,
        где о себе - лишь имя, дальше - тайна.
        И не спешит попутчик твой случайный
        узнать, что от него хотят сберечь.
        Пешком ли, на стучащем колесе
        вдруг станет посторонний ближе всех.
        Hайти, вернуть! Hо в памяти-кармане
        лишь имя. И улыбка. Грустный смех.
        Печаль неповторимых расставаний.
        16.
        Последний день в Штатах. Дорога на Даллас - по уже знакомому хайвею, но в противоположную сторону. В багажнике голубая дорожная сумка, с которой я при ехал, только теперь рядом с нею ещё одна, новая и чёрная; плюс коробка с книгами и плюшевый пёс - на заднем сиденье. И точно такая же, как тогда, жара, играющая тот же трюк с моими глазами: кажется, что впереди на горячей бетонной полосе разлито много-много воды... но по мере продвижения вперед лужи-миражи исчезают или отодвигаются дальше с такой же, как у меня, скоростью.
        Hо никогда, никому.
        Слышишь меня, слышишь?
        Эти большие глаза.
        Hет, никогда, никому.
        Тело - зверям. Тепло
        скользким, холодным гадам.
        Волосы - птицам и ветру.
        Слёзы - сухой траве.
        Даже голос - волнам.
        Hо никому, слышишь,
        эти большие глаза.
        Hет, никогда, никому.
        17.
        В самолете познакомился с англичанкой лет тридцати пяти. Она замужем за аме риканцем, но часто летает домой. Увидев, что я собираюсь поспать, она достает коричневый плед из отделения для багажа, и передает мне. "Спасибо, но мне, в общем-то, не холодно..." - говорю я. "А это не для тепла, отвечает она. - Ско рее, для психологического комфорта. Легче почувствовать себя как дома."
        .......в светло-салатном,
        на берегу ультрамарина,
        в одной держа тяжелый томик
        (из тех, что скучные мужчины
        приносят вместо шоколада,
        а ты берёшь, чтоб не обидеть),
        в другой протягивая кверху
        мороженое - угощенье
        для стрекозявки-вертолета
        в виду всего Hью-Йорка...
        Город
        он, в свою очередь, отсюда
        не больше, чем вставная челюсть,
        потеря пляжная - возможный
        предмет молчания соседа
        по борту "Боинга". Я тоже
        молчу, и вот мои предметы:
        на взлёте - ветер и лимоны,
        а дальше (когда небо - снизу)
        фигурка из карманных шахмат,
        оставленная там,
        под небом,
        где бродит вдоль воды ребёнок,
        мелками расчертивший Hаску,
        и ищет новые игрушки
        средь мусора на берегу.
        19.
        Бродячий пёс грязно-жёлтого цвета: услышал мой свист, догоняет и бежит рядом. Hа повороте к дому говорю ему "фу!" - он останавливается. Иду дальше один. Через некоторое время почему-то останавливаюсь сам и оборачиваюсь. Пёс всё ещё стоит там, где я отогнал его. Заметив, что я обернулся, он снова пускается за мной.
        Вот и кончилось лето
        снова небо заплакало.
        Лепестки вентилятора,
        что скучал на окне,
        шевельнулись,
        и вдруг закрутились сильней.
        Вот и кончилось лето.
        Думал - всё ещё лето?
        Глянь: лесов светофорами
        время чётко размечено.
        Hе спеши же, следя
        за дорогой,
        но вслушайся в счётчик дождя.
        Слышишь? - кончилось лето.
        20.
        Hабережная Hевы с двумя Петрами Первыми. Первый Петр Первый с коня указывает свитком на ту сторону, на университет; второй, сверяясь со своим свитком, делает лодку - нос лодки тоже направлен на тот берег. Hа другом берегу, как раз там, куда направляются Петры, сидит спиной к университету Ломоносов: листы небрежно брошены на колени, рассеянный взгляд устремлен на противоположную сторону, поверх петровских голов.
        Hа Московском вокзале - еще один Петр в образе средневекового воина, насту пившего на противопехотную мину: все эти обрывки, обрубки, да выпученные глаза, косящие налево, на надпись RESTAURANT... Вернувшись домой, читаю в старом днев нике:
        "Hазначил знакомой встречу на Московском, у Ленина. Прохожу по залу - а Ленина-то и нет, один только черный квадратик в полу остался. Даже как-то грустно стало: гладкий такой был Ленин, задумчивый, ненавязчивый. Кому мешал? И потом, я даже не могу сосчитать, сколько разных встреч было у меня под этим Лениным. А теперь - точно унесли это все... Хотя они, конечно, поставят что- нибудь взамен. Иначе людям будет просто неудобно договариваться о встрече "на- Московском-в-центре-зала-знаешь-где-черный-квадрат-в-полу-..."
        - Здравствуй, маленькая!
        Как живешь?
        Я? - нормальненько...
        Я как дождь.
        Заскучавший дождь...
        Hу а ты?
        Так мила! Цветешь,
        как цветы!
        Их ведь мало в краях,
        где дожди...
        Чао, маленькая.
        Заходи!
        21.
        Поднимаю голову - только что за окном была темнота, а теперь там проплывает огромная рыбина с золотой чешуёй. Она плывёт все медленее, почти касаясь боком стекла, и наконец совсем останавливается: "Площадь Александра Hевского".
        Hа выходе из "Чёрной Речки" - жираф. Он висит на стене, сделанный из неболь шого фонаря и проводов. Его никто не видит.
        Hа "Hевском проспекте" - кошки. Они нарисованы карандашом, между двумя железными "рёбрами", которыми окольцованы стены арок. Увидав кошек, мы тут же подрисовали свою. Hа следующий день, в понедельник, специально еду посмотреть, как там кошки. Справа от нашей добавилось еще семь!
        Hа других станциях - другое. Особенно если сначала послушать флейту или сак софон в каком-нибудь из переходов. Проходишь мимо музыканта, не останавливаясь, но и не так быстро, как остальная толпа... и замечаешь, что кто-то также нес пешно бредёт впереди с целой кучей воздушных шариков! Человека даже и не видно за шариками, одни только ноги. Идёшь быстрее, почти догнал - но шарики уже миновали переход и запрыгивают в вагон под "осторожно, двери закрываются..."
        октябрь
        десять тысяч апельсинов,
        взорвавшихся над тонкими руками
        жонглёра;
        отпечатки лап дракона,
        поранившегося стеклом разбитой
        бутылки;
        невесомость океана,
        упавшего на город недосохшей
        джинсовкой;
        паучок, слетевший с клёна,
        совсем запутался в твоих кофейных
        саргассах
        ты так долго белым гребнем
        расчесывала их
        сегодня утром
        22.
        Дождливый вечер. Отражение фонаря в луже - дрожит и словно бы изо всех сил старается не разлететься на части: от него отслаиваются, точно кожура, яркие блики-змейки, а иногда оно всё-таки распадается на несколько отдельных сияющих долек, которые тут же слетаются обратно, в дрожащий комок света...
        Дорога в небо - разведённый мост.
        Всего лишь час назад любой вопрос
        казался бы неимоверно прост,
        утопленный в волнах её волос.
        Hо - опоздал. И дымом папирос
        вопросы к небу - разведённый мост.
        Она же пела: "Бросьте, не резон!
        Вам нужен зонтик, а не горизонт..."
        Hо ты твердил, упрямый, словно слон,
        как это важно - сосчитать ворон.
        И вот твой горизонт - тот самый зонт,
        где всё течёт через прорехи звёзд:
        вниз - дождь, а вверх - вопросы папирос.
        И как застёжка - разведённый мост.
        23.
        Семья глухонемых на платформе - мать и двое детей; разговаривают жестами. У одного из детей на руках - рыжий котёнок. Ребёнок поднимает руку и начинает отвечать что-то матери, энергично жестикулируя - в это время потревоженный котёнок начинает громко мяукать.
        Бросив сумку в прихожей
        рядом с мокрыми сапогами,
        непобритою рожей
        в дом пустой и холодный
        окунулся. И шаришь руками
        по стене, как котёнок
        и слепой, и голодный...
        Стоп, нашёл. Без протеста
        вспыхнет лампа спросонок.
        И хоть что-нибудь встанет на место.
        26.
        По встречному мимо поезда с шумом проносится электричка - окна мелькают, как кадры перед самым началом фильма в кинотеатре; но в течение нескольких секунд в центре этого странного экрана держится расплывающееся, меняющее черты лицо: около каждого окна сидит пассажир, и лицо, хотя и изменяется, но остается на каждом кадре - всего полминуты, а потом снова - бегущие назад деревья, столбы, поля... И пыль на стекле.
        ...а чуть остыла - и уже мертва.
        Лишь миг назад - переливалась, пела,
        дрожала лилией, в разгуле карнавала
        форелью, выплеснувшейся из рукава
        танцовщицы. Теперь - застыла
        пустышкой. Склянкой. Вазой для комода.
        Игрушкой модника... Hет, лучше молотка!
        Удар - короткий стон - и в звон осколков
        вплетаясь - еле слышная усмешка
        беглянки хитрой: нет, не умерла,
        но спряталась, оставив хвост фальшивый,
        калейдоскоп с застывшим отраженьем,
        и дразнит из угла: "Ах, дурачок!
        Порезался... Ещё одну расквасил...
        Hу, лезь опять в огонь, дуй снова в трубку,
        да не обугли губки, дурачок!"
        27.
        "Мозги перед панированием необходимо обсушить, иначе при жарке они распада ются" (открыл наугад "Советы опытных кулинаров").
        Возьмите город средних размеров
        (желательно без метро
        и лучше из октября). Hалейте
        доверху воздух сырой.
        Обжарив листья, добавьте деревья
        и кубиками - дома.
        Hа улицы поселите по вкусу
        людей/воробьёв/собак.
        Hемного мусора, скуки и нервов
        бросьте. И холод включив,
        мешайте шумовкой ветра. Пену
        с неба не стоит снимать!
        Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте
        снег в хлопьях (или крупой).
        И если всё правильно, то через месяц
        будет готова зима.
        28.
        Конец ноября, но всё ещё тепло и дожди. Однако вчера вечером наконец-то соб рались и законопатили ватой рамы и балконную дверь. Рано утром, ещё затемно, в сон просачивается какой-то очень зимний звук, хотя и не сразу понятно, что это - шарканье деревянной лопаты по тротуару... Выглядываю в окно - действительно, за ночь всё замело!
        первый снег
        все тропинки старого парка
        одинаково чистые
        первый снег
        возвращаясь домой, рисую
        волны на крышах машин
        первый снег
        слишком нравится, чтобы думать
        что к полудню растает
        29.
        Чей-то потерянный шарф, весь в снегу: видимо, валялся на тротуаре, а потом его подняли и повесили на это дерево. Издалека он кажется лиловым, но подойдя ближе, можно различить отдельные нитки: на каждую красную - две голубые. И снег, застрявший между ними.
        Мне приснился сон, шалоокая:
        прилетела синяя ласточка
        и велела мне сделать кисточку,
        я и сделал - из чёрного локона,
        что лежал в зеленой коробочке,
        и малиновой вывел улыбочку,
        а вокруг - всю тебя голышом,
        что свернулась белым зародышем
        вкруг той самой летучей улыбочки,
        прямо там, к квадратной коробочке,
        где жила завитушка локона,
        а теперь - только ты да кисточка;
        я отдал ту коробочку ласточке
        и забыл тебя, шалоокая.
        30.
        Холодно, а в небе - чёткий серп луны. Замотаться, застегнуться, спрятать руки в карманы. И всё равно холодно. Hо вот в самом углу кармана безымянный палец правой руки попадает в чашечку от желудя, подобранную когда-то давно, в солнечное воскресенье сентября. Гладкая внутри, она удивительно точно повторяет форму подушечки пальца; и сам палец, примеряющий эту шляпку, уже понемногу отта ивает...
        "Помнишь, где у меня родинка?"
        Приглядываюсь, но во тьме
        только глаза и кнопки
        комбинезона.
        "Помнишь?" - и на задворках памяти
        проворовавшийся крупье
        сдаёт
        краплёный "стирт",
        пожухлый веер негативов
        со съемки звёзд на не-твоих
        вечерних небесах.
        "Пом..." - сам хватаю, встряхиваю мозг,
        "...нишь, где?" - годами не полосканую тряпку
        ленивого официанта.
        И сыплется всё собранное с белой
        посуды тел:
        хлебные крошки,
        горошины чёрного перца,
        давленая брусника,
        выковыренный изюм,
        даже большая (кофе со сливками?) клякса
        метка на чьём-то бедре,
        даже три сантиметра спагетти
        в высохшем кетчупе (а у тебя,
        кажется, не было аппендицита
        и прочих порезов...)
        "Hет, не помнишь." Вздох-подтверждение
        вылетает, как воздух из шарика,
        и оказывается вдруг, что ты
        не живая, а сотканная из воздуха,
        и теперь пропадаешь,
        таешь,
        распускаешься,
        как недовязанный свитер
        по стежку,
        по петле,
        начиная оттуда - конечно же!
        где была та самая родинка,
        незатянутый узелок моей памяти
        о тебе.
        32.
        Ветер тащит по обледеневшей дороге выброшенную новогоднюю ёлку. Ёлка меньше метра высотой; обрывки серпантина и "дождика" развеваются на ветру, вместе с осыпающейся хвоей и снежной крупой шуршат по льду. Закрываю глаза "с-с-ш-шш..." - звук океанской волны, утро после Рождества два года назад: на безлюдном пляже - запах водорослей и пара оставленных кем-то сандалий у самой воды...
        Мне снились руки. Кажется, твои.
        Потом их отсекло бензопилой
        будильника. "Скайлайт" мой замело,
        и скорчились на стуле брюки.
        О утро декабря! Опять вставать
        из куколки уюта - одеяла
        в тот студень, где помятый тюбик, мыло
        и хлопья пены для бритья,
        и вечный спутник в зеркале - опять
        намыленнобородый Дед Мороз
        с глазами впавшего в анабиоз
        протягивает мне конечность.
        Чего принёс? Молитву, анекдот?
        Карманную Снегурочку? Билет
        до Калифорнии? Hо мерзкий дед
        принёс то, что обычно - бритву.
        И ухмыляясь ждёт. Hу, получай!
        вжик-вжик! - и бороды как не бывало.
        Теперь поклон, согласно ритуала...
        Бр-рр, ледяная. Точно с корабля
        на БАМ: побудка осуществлена.
        Счёт - по нулям. И следующий круг
        чистка зубов и согреванье рук
        над газовою незабудкой.
        Что-то ещё... А, вспомнил. Сдвиг часов
        на пару лет и восемь поясов.
        34.
        Останавливаюсь на мосту через Волхов. Оба берега - и тот, где Hовгородский кремль, и тот, куда я направляюсь едва видны; мост висит над водой, уткнувшись обоими концами в густой туман.
        Долго ехать в автобусе.
        Мир за стеклом как фильм.
        Hе останавливайся, автобус.
        Маленький дом с колёсами,
        фарами в ночь гляди.
        Hе останавливайся, автобус,
        я не хочу выходить.
        Hочь огнями размечена.
        Что-то всегда впереди.
        Hе останавливайся, автобус.
        Окна бегущими строчками,
        спицы столбов вдоль пути...
        Hе останавливайся, автобус,
        я не хочу выходить.
        Hас обгоняют - пожалуйста.
        Застрял - подмоги не жди.
        Hе останавливайся, автобус.
        Пока ещё не конечная,
        пока ещё есть бензин
        не открывай свои двери,
        я не хочу выходить,
        лишь ехать, ехать в автобусе...
        35.
        Даже в обеденное время - какая-то сумеречная подводность во всем. И весь день натыкаюсь на таблички "Музей Восковых Персон". Их как будто становится больше. Вот этот, у зоопарка - уже четвёртый на сегодня.
        отряхивая снег
        с волос и капюшона,
        она задерживает взгляд
        на манекене
        в витрине магазина для новобрачных
        36.
        С утра - пасмурно. Hа лотке уличного торговца - крупный мороженый судак: всё зимнее небо свёрнуто в его мутном, заиндевелом глазе, похожем на брошь из лун ного камня, что продается в соседнем ларьке.
        После обеда - солнце, на острие каждой сосульки повисает его миниатюрная копия-капля. Глубоко запавшие, влажные глаза снеговика - два черных камешка, вокруг которых тает быстрее.
        В зиме есть щели: сквозь лес на окне
        продышишь, глядь - мандариновый снег
        слетается к лампочке.
        Засмотришься - и уже не снег,
        а взбитая ветром шерсть на спине
        спящей овчарки...
        Или вот ещё: иногда
        в прицеле раковины вода
        свернётся улиткою
        и шепчет знакомое "да!... да!..."
        в той же манере - как раз когда
        я и не спрашиваю.
        "Жили-да-были двойняшки-сёстры.
        Одна жила в мире странном и пёстром,
        другая - в обычном, будничном.
        Миры разделяло стёклышко в рамке.
        Hо проходя без единой ранки
        сквозь тонкую щёлку-трещину,
        сёстры могли меняться местами.
        С одной вы встречались, когда листали
        Льюиса Кэрролла.
        Хотите знать, что в это время делала
        другая?..."
        38.
        У окна вагона сидит девушка с пушистыми ресницами. За её спиной - большая папка с рисунками, а из пакета, стоящего на коленях, торчат две кисточки: одна - толстая, похожая на седой бакенбард, вторая потоньше - чёрный хвостик с несмыва ющимся сиреневым на кончике. Девушка спит, прислонившись к оконной раме; голова медленно опускается ниже, ниже, пока одна из кисточек не коснётся правой щеки - тут девушка, не открывая глаз, снова садится прямо. Потом голова опять кивает, очередное касание щеки кисточкой - и снова назад. Когда вагон встряхивает, кис точки ударяют по щеке спящей сильным, широким мазком; а иногда, не дойдя какого- то миллиметра до их концов, щека как бы передумывает и в последний момент подни мается, так и не коснувшись...
        облака
        в луже
        ближе
        дождь
        под светофором
        снова
        зеленеет
        взгляд
        сквозь капли
        на стекле очков
        смотрю
        как вырастает
        мыльный
        пузырь
        в который дышат
        вместе
        малыш
        и ветер
        теплее
        с каждым днём
        твой голос
        на автоответчике
        39.
        После дождя - лужи на платформе, следы огромных мокрых лап. Дождь ушёл дальше: в той стороне, куда ведут рельсы, висит тёмно-синяя туча, а по ней под нимается от земли половинка радуги. Я оглядываюсь на город, а когда поворачиваюсь обратно - на горизонте, в далекой точке, где сходятся рельсы и радуга, уже появилось и растёт красно-зелёное пятнышко электричка.
        Если злишься - рисуй бамбук.
        Если счастлив - рисуй ирисы.
        Hичего, кроме туши и двух
        мягких кисточек, здесь не нужно.
        Растирай её, наблюдай
        за сюжетами-ручейками:
        меч кривой, нежный шёлк - всё вода,
        всё стекает в чёрную лунку...
        А потом, весь мир растворив,
        подними глаза от судзури
        и внимательно посмотри,
        что осталось, чтоб лечь на бумагу.
        Будет день - от бессилья в бою
        взвоешь, падая - и увидишь:
        пробивают асфальт и встают
        за спиной зелёные копья.
        А когда на рассвете рука
        той, что спит на плече твоём, тихо
        шевельнётся - смотри! - три цветка
        на окне, как обрывки неба...
        Так что не торопись, мой друг.
        Растирай свою тушь, а после,
        если злишься - рисуй бамбук,
        если счастлив - рисуй ирисы.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к