Белое безмолвие [сетевая публикация] Песах Рафаэлович Амнуэль
«Никто не знал и не мог знать, каким окажется другой мир. И где в другой вселенной осознает себя космонавт. На поверхности планеты? Маловероятно, но не исключено. Вблизи звезды? Более вероятно, но сознание натренировано и на такой вариант. Скорее всего - в космическом пространстве, в каком-нибудь межзвездном газопылевом облаке. Увидит близкие звезды, далекие галактики…
Может быть. Никто не знал».
Павел Амнуэль
Белое безмолвие
Это было красиво и страшно.
Страшная красота? Оксюморон.
Тем не менее…
Я не мог оторвать взгляда от ослепляющей белизны. Хотел, но не мог. Мог - если закрыть глаза, - но не хотел. Стало бы темно, если бы я все-таки закрыл глаза? Или свет проник бы и сквозь веки? Казалось, он был везде - и во мне тоже.
Никогда не думал, что белизна может вызывать страх. Я любил белый цвет. Белыми были стены в моих комнатах. Белый плюшевый медведь был моей любимой игрушкой в детстве. Белое платье и фата на Линде, когда мы шли к алтарю. Белый снег, искрившийся на солнце зимой. Снег на горных склонах Альп, куда я поднимался в тренировочный лагерь, когда нас испытывали на выживаемость.
Оказалось, что я любил белое, когда можно было отвести взгляд и посмотреть на голубое с редкими облаками небо. На синюю морскую даль, оттененную темно-зеленой береговой линией у горизонта. Желтые подсолнухи Ван Гога. Бордовую портьеру в спальне. Оранжевые апельсины на деревьях. Красную пожарную машину, огуречного цвета скамью в парке, коричневые стволы секвой…
И звезды. Любимые мои звезды. Голубой Денеб, оранжевый Арктур, багровый Антарес, зеленая Альбирео…
Многоцветье мира.
Здесь белым было всё. Белым и безмолвным. Безмолвия я ждал - в пустоте нет звуков, а связь с командным пунктом пропала, как и ожидалось, сразу после перехода. Я мог говорить сам с собой, себя-то я мог слышать, себя слышишь всегда, но белое безмолвие лишило меня дара речи. Казалось, что и дара мысли. Я не думал. Думать и вспоминать я смог потом, вернувшись. А там и тогда я был ошеломлен и мог только смотреть. На белое. Всюду. Везде. Казалось - всегда, хотя время моего здесь пребывания было определено с точностью до микросекунды: десять минут, ставшие для меня вечностью, потому что в белом безмолвии не могло быть и времени.
Белый безмолвный страх - страх вечности. Страх не вернуться. Остаться в белом безмолвии навсегда. Не умереть. Страх жизни…
Мозг попытался бороться с белизной единственным доступным ему способом - создал темноту сам. Темные точки то тут, то там возникли перед глазами. Так бывает, когда долго смотришь на яркий свет. Или на снег в горах. Снежная слепота.
Я слепну?
Может, в слепоте мое спасение?
Я должен… Что?
Я дол…
* * *
- Вижу, вы неплохо себя чувствуете. И все показания в норме. Ну, почти… Можете говорить?
- Да… Думаю, да.
- Рассказать?
Он вспомнил.
- Это… ужасно.
- Ужасно? - удивленно переспросил Франклин. Он не ожидал, что таким окажется первое слово первого человека, побывавшего в другой вселенной. Питер Лейбниц не был склонен к эмоциональным оценкам.
- Ужасно, - повторил Лейбниц. Он сидел в глубоком медицинском кресле, облепленный датчиками, и смотрел не на руководителя эксперимента, а на свои руки, будто видел их впервые.
- Страшно, - сказал он, и врач, сидевший у компьютера и следивший за показаниями, поднял голову и взглядом показал Франклину, что Лейбниц говорит именно то, что думает.
- Вы оказались… на планете?
- Нет. Я не знаю, где. Всё ослепительно белое. Вокруг. Везде. Ничего, кроме ослепительно белого безмолвия.
- Туман? Снег?
- Нет! Белое… не могу объяснить. Жаль, что не смог хотя бы сфотографировать.
- Вы же знаете, - мягко сказал Франклин, - что перейти может только сознание.
- Да, но…
Лейбниц тренировался пять лет. Тренировал сознание адекватно реагировать на любые внешние условия и обстоятельства. Никто не знал и не мог знать, каким окажется другой мир. И где в другой вселенной осознает себя космонавт. На поверхности планеты? Маловероятно, но не исключено. Вблизи звезды? Более вероятно, но сознание натренировано и на такой вариант. Скорее всего - в космическом пространстве, в каком-нибудь межзвездном газопылевом облаке. Увидит близкие звезды, далекие галактики…
Может быть. Никто не знал. Это могла оказаться вселенная с другими законами природы. Сознание космонавта тренировали и на такой случай. Лейбниц был лучшим в группе. Двадцать восемь лет, холост, два высших образования - физика и прикладная математика, участие в экспедиции на Звурон, вторую планету Проксимы Центавра.
Страх? Это не про него.
- Страх из-за белого…
- Нет! Страшно было не потому… Точнее, не только потому, что всё вокруг ослепительно белое… - Лейбниц сделал паузу, собираясь с мыслями. - Страшно, потому что понимаешь: это бесконечно, это везде, во всей вселенной нет ничего, кроме белого безмолвия, оно было всегда и будет вечно, и ты будешь вечно…
- Это, - сказал Франклин, пытаясь представить, - ваше умозаключение, и оно…
- Нет! Это не умозаключение. Я не думал. Я знал. Это было во мне, понимаете? Осознание вечности и бесконечности.
Врач и Франклин переглянулись. Врач пожал плечами. Что он мог сказать? Физически Лейбниц был здоров и говорил правду.
- В конце… - голос у Лейбница был тихим, он говорил не для Франклина, не для записи (Лейбниц знал, конечно: запись ведется), он говорил для себя, приучал себя к мысли, что он дома, среди коллег. Страх всё еще оставался с ним, но уже отступил в подсознание.
- В конце, - повторил он, - то есть я не знал, что это конец, сейчас только понял… В бесконечной белизне я разглядел темные точки, разбросанные повсюду… Может быть, у самых моих глаз… Может, далеко. Может, вообще в бесконечности.
- Если долго смотреть на белое… - подал голос врач.
- Я знаю, - перебил Лейбниц. - Мушки. Да. Но нет. Мне показалось… Нет, я уверен, это не был обман зрения. Не успел всмотреться.
- Жаль, - повторил Франклин. Может, следующий переход - пойдет Борн, дублер Лейбница - окажется более информативным. И наверняка вселенная будет другая. Непременно другая. В бесконечности вселенных невозможно вторично оказаться там, откуда вернулся.
Но что за странный мир…
Лейбниц закрыл глаза. Он устал от зеленых стен больницы, голубых врачебных халатов, серой, с металлическим отливом, аппаратуры. От голосов… Белое безмолвие было страшно, а привычный, удобный и безопасный человеческий мир - раздражал. Это пройдет. Он очень надеялся, что пройдет. И он, наконец, вернется.
* * *
- Вы не поняли? - подняв брови, спросил Девитт, руководитель астрофизического департамента проекта «Глубина».
Франклин покачал головой.
- Нет. В программе подготовки не было модели такой вселенной, где оказался Лейбниц.
- Была, - вздохнул Девитт. - Была, уверяю вас. Это наша вселенная. Наша.
- Наша? Белое безмолвие? О чем вы?
- Наша, - повторил Девитт. - С одной только разницей. Наша вселенная ограничена горизонтом в сорок шесть миллиардов световых лет. А та, где оказался Лейбниц, на много порядков старше, размер ее… Не знаю, конечно. Может, та вселенная вообще бесконечно стара и бесконечно велика. И она прекрасна!
- Белое безмолвие?
- Нет! Там немыслимо большое число звезд самой разной яркости, самых разных масс и самых разных температур. Звезды всех цветов. Всех, понимаете? Куда вы ни посмотрите, ваш взгляд непременно увидит не одну звезду, а множество - далеких и близких. Звезды заполняют всё небо, не оставляя для взгляда пустоты.
- Белые звезды?
- Наверняка есть и белые. Кстати, вы же знаете, что Солнце выглядит желтым только потому, что эта область спектра меньше поглощается в атмосфере. На самом деле Солнце белое. Но это неважно. Та вселенная заполнена всеми цветами радуги. Включая невидимые глазу. Всеми цветами! Без исключения. Не представляю себе большей красоты!
- Но белая…
- Черт возьми! Сложите все цвета - от фиолетового до красного - и вы получите белый цвет! Та вселенная полна звезд!
- А темные точки, которые увидел Лейбниц?
- Вы не догадались? Конечно, тоже звезды. Очень близкие. Ну, не знаю… Может, пара световых месяцев. И их можно различить на общем белом фоне. Если бы Лейбниц успел приглядеться, увидел бы их цвет. Желтая звезда, красная, оранжевая…
- Открылась бездна, звезд полна, - пробормотал Франклин. - Звездам числа нет, бездне - дна…
- Именно. Только бездна эта - ослепительно белая…
|
