Жанна д'Арк из рода Валуа Марина Владимировна Алиева
        Этот роман объединил в себе попытки ответить на два вопроса: во-первых, что за люди окружали Жанну д'Арк и почему они сначала признали её уникальность, а потом позволили ей погибнуть? И во-вторых, что за личность была сама Жанна? Достоверных сведений о ней почти нет, зато существует множество версий, порой противоречивых, которые вряд ли появились на пустом месте. Что получится, если объединить их все? КТО получится? И, может быть, этих «кто» будет двое…
        Жанна д'Арк изрода Валуа
        книга первая
        Марина Алиева
        Создано винтеллектуальной издательской системе Ridero.ru
        Предисловие
        (6января 1409года)
        Женщина рожала очень тяжело. Она уже неметалась попостели, как час назад, когда усилились схватки, атолько глухо рычала, зажав зубами, скрученное жгутом полотенце. Голова её, соспутанными, взмокшими волосами, вдавилась затылком вподушку. Шея словно удлинилась, выгнулась дугой - вся красная, совздутыми, напряженными мышцами. Итолько пальцы по-прежнему скребли попростыне смонотонностью, говорившей отом, что боль совершенно измотала женщину.
        Над постелью озабоченно склонилась суровая повитуха. Снедовольным бормотанием она без конца ощупывала живот роженицы, отрываясь нато, чтобы бросить пару слов своей помощнице, да вочередной раз развести встороны сведенные болью колени рожающей женщины.
        - Неправильно идёт, - ворчала повитуха. - Плохо… Ноты терпи. Даст Бог, пересилишь… Колени-то несводи! Задохнётся дитё-то!
        - Я нехочу его! - глухо застонала женщина, роняя кляп наподушку. - Ненадо… Нельзя, м-мм… Его отец… Ни зачто!
        Она сгребла рукой простынь, инасжатых вкулак пальцах, кровавой искрой полыхнул драгоценный рубин вперстне, который роженица так инепожелала снять. Тутже, словно привлеченная этим сверканием, отстены вглубине алькова отделилась женская фигура. Кутаясь вмеха, она почти упала перед постелью, обхватила обеими руками дрожащий всудороге кулак рожающей истрастно зашептала:
        - Ктоже отец, ваше величество? Может, ему следует сообщить?
        - Не-е-ет!!! - почти завизжала роженица иснова забилась попостели. - Нехочу, нехочу!!!…
        Повитуха сердито глянула наженщину вмехах, нонепрогнала. Ата, словно уловив одобрение вглазах повитухи, ещё сильнее навалилась напостель, приближая губы куху рожающей.
        - Ктоже отец, ваше величество?
        Внезапно всё стихло. Голова роженицы повернулась кспрашивающей, вглазах её появилось осмысленное выражение.
        - Кто отец? - настойчиво, ноласково спросила женщина вмехах.
        - Аты кто? - тихо ипокорно, как неговорила даже наисповеди, спросила её роженица.
        - Я ваш друг, королева.
        Женщина напостели коротко всхлипнула.
        - Я нехочу этого ребёнка.
        - Иненадо, - осторожно, словно боялась что-то спугнуть, прошептала женщина вмехах. - Мы отдадим его отцу… Ктоон?
        Целое мгновение роженица смотрела куда-то вглубь себя, потом вдруг застонала, выгнулась дугой ирезко опала, уронив подбородок нагрудь.
        - Эй, эй! - всполошилась повитуха. - Нельзя, нельзя, ваше величество! Сознание нетеряйте!
        Она кинулась кизголовью кровати, ипринялась хлестать роженицу пощекам, почти крича:
        - Давай, давай, очухивайся!
        Женщина вмехах испуганно отскочила откровати иснова погрузилась втень.
        - Я немогу больше - прохрипела роженица, струдом разлепливая почерневшие веки, ивсотый раз повторила: - Я нехочуего…
        Повитуха нахмурилась.
        - Ежели дитё помрет ввашей утробе, вам тоже нежить, ваше величество.
        Вглазах роженицы мелькнул испуг.
        Повитуха кивнула помощнице, ита подстелила накровать бурый кожаный фартук.
        - Уж, как Бог даст, - пробормотала повитуха, - ародить вам надо.
        Она обошла вокруг постели, взобралась коленями наеё изножье, почти рывком раздернула ноги роженицы и, нахмурившись, бросила втемноту алькова:
        - Скороуже…
        Потом велела помощнице:
        - Вставь ей кляп - скоро начнётся, адитё ножками идёт… Орать будет… Да факел поднеси.
        И, почти через мгновение, хлопнув пооголённому бедру роженицы, прикрикнула:
        - Тужьтесь, ваше величество, тужьтесь! Авось выдюжите!
        Подскочила помощница сфакелом, ивего пляшущем свете, засверкали жадным любопытством глаза женщины, кутающейся вмеха.
        Неотрываясь, она следила запроисходящим, словно ожидая чего-то большего оттого, что должно было произойти. И, когда вруках повитухи появилось блестящее отслизи икрови тельце ребёнка, вся подалась вперёд.
        - Кто там? Говори!
        - Девочка, - буркнула повитуха.
        Женщина вмехах тутже бросилась кмаленькой двери начерную лестницу.
        - Погоди ты! - остановила её повитуха. - Может неживая…
        Изавозилась сребёнком.
        Кроженице, потерявшей сознание, подошла только помощница. Но, нерешаясь делать что-либо без приказа, лишь обтерла её лицо выпавшим изо рта полотенцем.
        Через несколько секунд вкомнате раздался слабый детский писк.
        - Живая, - сообщила повитуха.
        Женщина вмехах тутже исчезла задверью.
        Ближе кутру, когда все следы ночных родов были убраны, икоролева заснула, так инепожелав взглянуть наребёнка, кповитухе, хмуро смотревшей сквозь бойницу насерый рассвет, подошла фрейлина, час назад спешно разбуженная женщиной вмехах.
        - Это деньги, - сказала она, протягивая увесистый кошель. - Ипомните - одно лишнее слово погубит всю вашу семью.
        Повитуха взвесила кошель вруке, перекинула его помощнице икивнула.
        - Недобрая нынче зима, - сказала она совздохом, - Земля вся голая… Вдороге, да поморозу - боюсь дитё насамом деле невыживет.
        Фрейлина пожала плечами, давая понять, что эти заботы их уже некасаются иповела глазами надверь.
        Повитуха степенно подняла сполу свой узел. Перекрестилась. Потом указала фрейлине накровать, заопущенным пологом которой спала королева:
        - Жар унеё утром случится. Тайные роды всегда нехорошие. Ейбы лекаря какого…
        - Ступайте, ступайте, - замахала руками фрейлина. - Навсе воля Божья. Авамбы сейчас лучше быть подальше. Да поскорее…
        Она почти вытолкала повитуху спомощницей через потайную дверь, потом проверила запоры натой двери, что вела всоседние покои иподошла кбойнице.
        Снега, действительно, небыло. Ивпредрассветной январской серости легко растворилась повозка, увозившая новорожденную девочку. Девочку без имени, про которую утром фрейлина должна сказать её матери-королеве - «умерла»… Грех, конечно. Ноона возьмёт его надушу искажет…
        Если только про девочку вообще кто-то спросит.
        Авэто время, вжарко натопленной инаглухо зашнурованной повозке, нестарый ещё мужчина, вполосатом, желто-оранжевом камзоле илиловом плаще, озабоченно всматривался вкрошечное личико новорожденной, едва видимое среди простыней имеховых накидок.
        - Девочка, - прошептал он удовлетворённо. - Воистину, Провидение нанашей стороне.
        И, взглянув набледную женщину впростом холщевом платье, сидевшую напротив, усмехнулся.
        - Неплохо, еслибы эти роды ещё имать натот свет унесли,да?
        Женщина тускло улыбнулась.
        - Что-то нетак, мадам? - спросил мужчина, неслишком сурово, ноугроза вего голосе всеже прозвучала. - Вас неустраивает ваша роль? Что-то смущает? Если так, лучше скажите теперь, чтобы мадам Иоланда успела найти кого-тоещё.
        Женщина испуганно замотала головой.
        - Нет, нет, что вы! Я выращу этого ребёнка! Я слишком многим обязана герцогине… Но.., - она беспомощно развела руками. - Мадам де Монфор сказала, что роды были тяжёлыми, девочка родилась неправильно, очень слабенькая… Что, если она непроживет игода?
        - Навсё воля Божья, - философски заметил мужчина. - Её как следует обмыли иосмотрели, кормилица уже дожидается, что ещё нужно? Некаждому, родившемуся нормально, так везёт. И, ничего, выживают… Должна выжить иона, - добавил он снажимом наслово «должна». И, помолчав, снова спросил: - Других причин для вашего угнетённого состояниянет?
        Женщина отрицательно качнула головой. Немного подумав, она потянулась кдевочке ивзяла её наруки. Ребёнок завозился вворохе покрывал.
        - Крошка какая, - улыбнулась женщина. - Всегда хотела иметь девочку.
        - Втаком случае, поздравляю вас, мадам Вутон, - усмехнулся мужчина, - сегодня Бог исполнил ваше желание.
        - Я должна её как-то назвать?
        - Разумеется. Только назовите как-нибудь попроще.
        - Тогда, свашего позволения, я назову её Жанной…
        Часть первая. Герцогиня
        Сарагосса. Сватовство
        (август 1399года)
        1
        Епископ Лангрский размашисто шагал поСарагосскому дворцу засутулым провожатым инедовольно хмурился. Час назад присланный изФранции гонец принес ему дурную новость - сэр Генри Болингброк, никого толком непредупредив, высадился вАнглии, прошёл поней практически победным маршем, арестовал (о, Боже, арестовал!!!) законного короля Ричарда исилой вынудил его отречься отпрестола! Отподобной наглости епископ даже испариной покрылся. Вот так вот, запросто пришёл, арестовал, заставил! Иэто наглазах увсей Европы! Чёртов Цезарь!
        Нет, лично против сэра Генри епископ ничего неимел. Вконце концов, граф для Франции нечужой - столько прожил при французском дворе, будучи визгнании, друзей завёл, всегда был любезен, обходителен, хотя инелишён позёрства. Впрочем, кто нынче непозёр - все хотят произвести впечатление. Граф, покрайней мере, основания имел - родовит, вопале уанглийского короля, что при дворе французском делало его особенно интересным. Высок, статен, незаменимый человек наохотах, завсегдатай рыцарских турниров… Вечно появлялся скаким-нибудь новшеством, то вдоспехах, то воружии. Иобязательно эффектно, так, чтобы заметили…
        Вот, теперь заметят! Теперь кего персоне столько внимания будет, что, пожалуй, можнобы ипоменьше.
        Епископ сдосадой потряс головой. Всё-таки слишком нагло! Уж коли так приспичило, могбы нанять людей, Ричардабы тихо придушили, отравили, устроилибы, наконец, несчастный случай наохоте… Господи, ведь полно способов, которые потом можно выдать заБожье провидение исадиться натрон, прикрываясь хоть какой-то законностью! Благо родовитости сэру Генри незанимать… Интересно, как он теперь будет именоваться? Генри Четвертый Болингброк? Или Ланкастерский? Ужас! Скоро отПлантагенетов, Капетингов иТрастамаров вЕвропе ничего неостанется…
        Новсё-таки как нагло! Это настолько нагло, что, пожалуй, ипройдёт. Вконце концов, король Ричард подписал отречение собственной рукой. Добровольно, недобровольно - это уже другой вопрос, главное - сам ипока ещё жив издоров, хоть ивтюрьме… Врядли кто-нибудь вЕвропе пойдёт дальше простого возмущения… Да иепископу, всущности, наплевать, как они там вАнглии разберутся, лишьбы сновой силой невспыхнула эта нудная война зафранцузское наследство, которая ему сейчас, ох как некстати!..
        2
        Как младший сын герцога де Бара, епископ Лангрский, потрадиции, готовил себя только кдуховной карьере иникем другим, кроме как прелатом, естественно, быть немог. Хотя, что греха таить, мечталось иногда иокрестовых походах, иокровавых сражениях снепременным подвигом, закоторый король обязательно дарует герою собственное герцогство или графство, иобездоленный пятый сын, неимеющий никаких надежд продолжить династию, станет родоначальником династии новой, своей собственной.
        Но, увы, традиции жестоки ижёстки. Воевать прелату неполагалось, четверо старших братьев наздоровье нежаловались, акогда ксмертному одру старого герцога слетелись вполном составе все искатели наследства, молодой Луи де Бар окончательно уяснил, что стать первым вэтой толпе можно только спомощью наёмных убийц или яда. Поэтому, оставив встороне честолюбивые устремления, епископ пораскинул мозгами инашёл единственно приемлемый путь наширокие просторы династической мечты иреальной власти. Путь хоть ихлопотный ичрезвычайно извилистый, зато безгрешный инадёжный. Путь откровенной купли-продажи, которую для людей родовитых ивысокопоставленных давно уже заботливо окрестили политикой.
        Благо ивгосударстве дела складывались так, что без дипломатии наплаву никак неудержишься.
        Безумие, поразившее короля Шарля, привело ктому, что вборьбе завласть сцепились между собой его брат - Луи Орлеанский идядя - герцог Филипп Бургундский. Аэто всвою очередь раскололо светское общество точно также, как ещё раньше противоборство двух пап - Авиньонского иРимского - раскололо духовенство. Итому, кто научился маневрировать вбурном море церковной политики, море светских страстей было уже нестрашно.
        Единственное «но» - вовсей этой неразберихе требовался крепкий покровитель, наплечах которого, как нафундаменте, можно было выстраивать для себя прочную лестницу ксияющей мечте овласти, могуществе итайном влиянии насильных мира сего.
        Иепископ начал перебирать.
        Изо всех кандидатов, придирчиво им рассмотренных, самым идеально подходящим оказался Луи Второй Анжуйский, герцог Анжу.
        Выгода тут виделась совсех сторон сразу. Вовнутренней междоусобице герцог держал нейтралитет, был чрезвычайно родовит, ещё молод иимел обширные родственные иполитические связи. Нокакбы ни была ценна родовитость иабсолютная власть вогромном герцогстве, всёже самыми весомыми для епископа показались неутоленные амбиции герцога вИталии, где ещё его батюшка затеял войну заНеаполитанский иСицилийский троны. Это последнее обстоятельство было как нельзя более наруку, ведь, неимей Луи Анжуйский никаких проблем, кнему, пожалуй, инеподступишься. Атак…
        Так можно было ипомощь предложить.
        Всем известно, что номинальные королевские титулы закрепляются иподтверждаются либо военным путем, либо браком.
        Молодой герцог Анжуйский сражения, конечно, любил ипродолжал дело отца отдуши иотсердца. Но, будь его воля, предпочёлбы волновать себе кровь набесчисленных турнирах, где очень весело, празднично, все навиду, неслишком разорительно инетак кроваво. Епископу ничего нестоило при первом удобном случае намекнуть герцогу, что успешное решение семейных притязаний легко ипросто можно объединить спраздником - то есть сженитьбой накакой-нибудь девице, кприданому которой будут прилагаться титулы королевы Сицилии иНеаполя. Атакая вЕвропе была одна - Виоланта Арагонская, дочь короля Хуана иИоланды Французской, урожденной де Бар. Иначе говоря, родная племянница епископа.
        Блеск вглазах герцога Анжуйского яснее ясного дал понять, что наживку он оценил. Нокоролевская кровь, затекшая вего жилы пару поколений назад, требовала хотябы видимости раздумий, ипрямого ответа герцог недал.
        Впрочем, идумал его светлость совсем недолго.
        Письмо, вкотором недвусмысленно звучало требование начинать сватовство, епископ Лангрский получил отнего так скоро, что вдругое время счелбы подобную спешку даже неприличной. Носейчас, радостно потирая руки, он исам незамедлительно надиктовал пышное многословное послание Арагонскому королю иотправил сличным гонцом сединственным требованием - нигде незадерживаться. Письмо, перенасыщенное лестью вадрес всех заинтересованных сторон, суведомлением оскором приезде самого епископа иоего страстном желании повидать «драгоценную племянницу» для того, чтобы предложить ей будущее, достойное особы королевских кровей.
        При этом епископ даже непредполагал, насколько своевременным окажется его приезд вСарагоссу. И, уж конечно, он немог знать, что где-то ввысших сферах, недоступных ничьему пониманию, кто-то уже вложил сватовство герцога кВиоланте Арагонской, как крупицу мозаики, вдавно составляемый узор изсложного переплетения судеб исобытий, исватовство это легло там прочно иосновательно, как иположено событиям, которым суждено дать Истории новый толчок, поворот или новую легенду.
        3
        Провожатый наконец остановился перед портьерой смавританскими узорами и, почтительно приподняв её, пропустил гостя внутрь.
        «Господи, помоги мне! - мысленно вздохнул епископ. - Девица, конечно, перезрела - двадцать лет, авсё незамужем. Нооттаких-то как раз беды ижди. Начнёт сейчас выяснять, каков собой, набоженли, добродетелен… Апотом ещё, неприведи Господи, соберётся „подумать“! Вот уж что будет совсем некстати. Время нетерпит, бог его знает, что теперь вЕвропе начнется? Надо как можно скорее решить вопрос сэтим браком, да возвращаться домой, радовать герцога. Пусть отправляется вочередной итальянский поход слегкой душой, тем вернее он склонит там свой слух кразговорам осозыве Пизанского собора. Собор изберет нового папу, ановый папа… Дай, Господи, чтобы им оказался тот, кто нам нужен… Короче, если герцог Висконти сможет заручиться поддержкой его светлости, я слёгкой душой тоже смогу начать выстраивать новую ступень своей лестницы. Но,но…»
        Лицо епископа скисло искривилось. Как всё-таки неприятно зависеть откого-либо, тем более отперезрелой набожной девицы! Король накануне намекнул наеё желание уйти вмонастырь. Вот былабы глупость!
        Караульный запортьерой, заметил недовольство налице прибывшего важного гостя, иторопливо стукнул обпол алебардой. Тутже, справа отвхода, открылась высокая резная дверь, откуда навстречу монсеньору степенно выползла дуэнья созлым лицом, одетая вовсё черное. Кивком головы она отпустила провожатого, анаепископа взглянула соткровенной неприязнью.
        «Ну вот, начинается, - подумал монсеньор. - Неуспел прийти - сразу вызвал недовольство. Какбы ещё эти мамки-няньки невмешались инеуговорили девицу напостриг… Незря, ох незря, торопил меня герцог! Как чувствовал…»
        Навсякий случай он осенил дуэнью небрежным крестным знамением ипротянул руку для поцелуя. Ностаруха только взялась заего пальцы своими - холодными ижесткими, иепископа передернуло отэтого прикосновения, как будто поруке пробежал липкими лапами паук.
        - Принцесса ждёт вас, - проскрипела дуэнья, поджимая сукором ибез того морщинистый рот. - Давно ждёт…
        «Дура! - мысленно выругался монсеньор Лангрский. - Тут такие дела творятся… Я что, должен был сказать гонцу, который без продыху скакал отсамой границы, подожди, любезный, я сначала схожу посватаюсь, апотом послушаю про дела вАнглии?! Ибез того голова кругом… Опоздал-то всего наполчаса, астарая идиотка уже кривится. Чёрт их подери совсем! Испанские бабы… Науме одни молитвы да свадьбы…»
        Иепископ ввеликом раздражении переступил порог.
        Арагонская принцесса Виоланта сраннего детства была воспитана натом убеждении, что королевская власть даётся Всевышним нестолько, как право, сколько как тяжелейшая обязанность.
        Верная этому убеждению, она, сранней юности, предпочитала танцам, лютневой игре, вышиванию ипрочим девичьим делам чтение книг сописанием царствований славнейших монархов Европы, изучала причины иход наиболее выдающихся войн исражений, инекраснела отбрезгливости, слушая европейские придворные сплетни, которыми развлекали фрейлины её француженку-мать.
        Однако, ранняя смерть родителей, заставшая её врасплох втринадцать лет - то есть, втаком возрасте, когда дверь вбольшую жизнь только-только открывается - внесла свои коррективы вкоролевское воспитание юной Виоланты. И, если раньше ещё можно было надеяться нанесколько лет безмятежности, то теперь многое пришлось подавить всебе, как недостойный, простолюдинный бунт, иособенно, романтические мечты олюбви ипрекрасном возлюбленном.
        Отныне, слабостей принцесса себе позволить немогла.
        Отцовский трон занял дядя Мартин, асама Виоланта мгновенно превратилась вцентр притяжения оппозиции, иначались новые уроки - уроки недоговоренностей, полунамёков ииносказаний, интриг ипредательств, которые начисто стёрли изпамяти все благородно-поэтические книжные представления овласти иподпирающих её основах.
        Реальность была груба, нодевочке, которая давно уже без удовольствия рассматривала себя взеркале, она вдруг открыла безграничные возможности оказывать влияние надругих идобиваться своего одним только, хорошо организованным, расчётливым умом, неприбегая кпомощи ненадёжного очарования. Инерастраченная страстность - дар отиспанца отца - едва незатянула её вворонку политических интриг сголовой. Упиваясь новым, стремительно возрастающим умением перемещать посвоему желанию людей, как фигурки вбалагане, Виоланта чуть было незашла слишком далеко. Новодин прекрасный день приправленный изрядной хитрецой французский ум матери воззвал ктвёрдым убеждениям инапороге междоусобиц и, едвали негражданской войны, девушка вдруг одумалась изамерла.
        Что дальше?
        Просчитать все возможные варианты развития событий особого труда для неё несоставило - уобойдённых наследников арсенал средств нетак уж ивелик. И, когда стало ясно, что любой путь, ведущий натрон, обязательно приведёт крекам крови, юная принцесса деликатно отмежевала себя отоппозиции истала всё чаще покидать столицу, прикрываясь, как щитом, набожностью.
        Неговоря противникам короля ни «да», ни «нет» и, невступая воткрытые противоречия сдядей, Виоланта споразительной (да инемного подозрительной) аккуратностью пропадала вокрестностях Сарагосы, где снедавнего времени обосновалась довольно скромная францисканская община. Принцесса оставалась там надлительные богомолья, делала дорогие подношения, которые выписывала изРима иАвиньона, словно недоверяя арагонским мастеровым, стала скромна, немногословна. Итутже, как покоманде, подворцу поползли упорные слухи оскором её постриге.
        Обрадованный король Мартин, поверить немог, что отделался так легко исчастливо! Уход вмонастырь опасной племянницы был настолько кстати, что, желая придать ускорение этому процессу, арагонский король пообещал испросить уримского папы статус аббатства для скромного монашеского поселения, идаже велел составить соответствующее письмо, причём велел это некому-нибудь, алидеру оппозиции, снаслаждением глядя при этом вего лицо, прокисающее прямо наглазах.
        Подстраховался он исдругой стороны. Французские легкомысленные фрейлины давно покинули двор иприставленные Мартином кВиоланте старухи-дуэньи, заплесневелые отбесконечного девичества, изо дня вдень уговаривали принцессу непротивиться голосу сердца.
        Их уговоры сопровождались смиренными кивками состороны самой слушательницы. Илицемерные старухи, получив вответ одну только любезную улыбку, инезамечая насмешливых искорок, летевших им вспины, доносили - кто королю, акто иперекупившим их главам оппозиции, что Виоланта «внимает».
        Как долго все это могло тянуться, представить трудно - принцесса Виоланта была одинаково убедительна ивтом, чтобы принять постриг, ивтом, чтобы непринимать его никогда, ограничиваясь одним только покровительством братьям-монахам. Нооппозиция, недовольная тем, что законная наследница ускользает изрук вместе снадеждами навласть, подняла наноги всю свою шпионскую сеть иочень скоро слухи обобщине, давно уже смутным туманом затянувшие простолюдный Арагон, просочились вслои высокой знати иоткрыли истинную причину самозабвенного увлечения принцессы иеё частых поездок…
        4
        Отец Телло…
        Слепой приблудный монах, пришедший неизвестно откуда ипопросивший когда-то вобщине приюта наодну ночь…
        Он был уже очень стар. Нонезрячие глаза, неизменно устремлённые внебо, итакиеже чистые иглубокие, казалось, вобрали всебя всю жизнь этого старца, исмущали любого, кто осмеливался вних заглянуть…
        Отец Телло был провидцем.
        Сначала братья-монахи нехотели его впускать. Чума, гуляющая поЕвропе, зацепила подолом иокраины Арагона - Бог знает, что мог занести вобщину бродячий слепец? Ноон сказал, что опасаться следует нечумы, апожара, который случится ночью вдеревушке, начьей окраине возвели свои убогие кельи братья-францисканцы, ипопросил дозволения поспать хотябы наулице, заоградой крошечных огородов. Иначе, дескать, впанике, которая поднимется ночью вдеревне, слепого старца запросто затопчут.
        Пожар действительно случился, иубогая деревушка едва невыгорела дотла, неприкажи глава общины, навсякий случай, заполнить водой пустые бочки назаднем дворе.
        Утром, отыскав слепого пророка среди перепачканной сажей братии, он, заикаясь отправедного негодования, потребовал ответить, почему, зная наверняка опожаре, старик непошёл прямо вдеревню инепредупредил её жителей? Новответ получил кроткую улыбку икороткое объяснение: «кому Господь велит говорить, тому иговорю. Мнели мешать деяниям Его?»…
        Так ипоявился вокрестностях Сарагосы прорицатель отец Телло.
        Братья-францисканцы оставили его вобщине, астарик нестал сопротивляться, как, впрочем, инеудивился, как будто знал, что никуда больше отсюда неуйдет.
        Хотя, может, изнал…
        Он пророчествовал много иохотно, вплоть дотого, что утром мог посоветовать кому-то неделать того, или иного втечении дня. Иесли предупреждаемые отцом Телло неслушались иделали то, что собирались, их, уже квечеру, обязательно настигало какое-нибудь несчастье, или поражал легкий недуг, или просто неполучалось то, что они так упорно делали.
        Естественно, слава опровидце разнеслась поокруге сневероятной быстротой, инепрошло игода, как потянулись кобщине первые, жиденькие пока «ручейки» уверовавших. Ночем крепче иуверенней становилась слава, тем многолюднее делалась дорога, ведущая кдомику отца Тело. Авскоре вэтой пешей реке замелькали, как лодки, всадники, которые современем обрели ипаруса-гербы. Атам икорабли-кареты потянулись…
        Провидец неотказывал никому, и, что особенно кнему располагало, большой таинственности насебя ненапускал. Навсе расспросы освоем даре неизменно улыбался ибеспечно говорил: «Просто меня ничто неотвлекает», намекая насвою слепоту. Но, когда спрашивали, КАК именно он этот дар осознал, затихал надолго, как будто кчему-то прислушивался или вспоминал, апотом устало закрывал глаза: «Научился»…
        Именно ототца Телло Виоланта услышала отом, что править вАрагоне она никогда небудет, что будущее её связано синой страной, более великой. Новтой туманной перспективе невозможно было разобрать, скакой именно - слишком тесно сплелись между собой две воюющие державы. Настолько тесно, что пословам слепого пророка, вего видении они «перетекают друг вдруга, подобно оттенкам одного звука».
        «Ты получишь всё, чего будешь желать без сомнений, - говорил отец Телло Виоланте. - Запомни - БЕЗ СОМНЕНИЙ - это очень важно. Ябы сказал это всем, кто ко мне приходит, нодалеко некаждый способен, выбрав наперепутье одну дорогу, несожалеть потом одругой, аты это можешь. Вовсяком случае, всё это заложено втебе, как вчеловеке, призванном совершить великое… Ты видишься мне статуей, вырезанной изкамня, ивруках твоих сосуд, ауног две реки. Изкоторой черпать решишь ты сама, нодругая должна будет для тебя пересохнуть…»
        Виоланта слушала отца Телло стемже вниманием, скоторым прежде читала овеликих правителях, инеслишком огорчилась потерей арагонской короны. Ей исамой давно уже стало ясно, что просто так дядя трон неотдаст, из-за чего, учитывая жизненные убеждения самой принцессы, выбор оставался небольшой - или замуж, или вмонастырь.
        Посчитав, что две реки ввидении отца Телло - это иесть два возможных пути, предложенных ей Судьбой, юная принцесса, без колебаний выбрала «замуж». Оставалось лишь определиться, какой стране отдать предпочтение. Причём, именно стране, поскольку будущий муж непредставал ввоображении Виоланты какой-то конкретной личностью. Да исаму себя она невидела, лишь как добродетельную супругу изаботливую мать.
        ХОЗЯЙКА, заботящаяся одоме идомочадцах, как властительница, которая печётся освоих подданных - вот единственно возможный жизненный выбор - иначе зачем было Господу одаривать её королевской кровью?
        Обложившись книгами, Виоланта погрузилась вмир рассуждений, нравоучительных советов, пророчеств иих толкований Иоанна Капистриана, Эрминия Реймского, блаженного Дунса иБеды Достопочтенного, ичитала без удержу, сравнивая, взвешивая иперекладывая содной чаши весов надругую достоинства инедостатки то одной стороны, то другой. Она выбирала будущий дом через схоластику, теологию иясновидение, искренне полагая, что только такими тропами приходит клюдям Предназначение.
        Иведь нашла! Высмотрела себе СВОЁ! Изнак - один изтех, которые удостоверяют: «да, ты выбрала правильно!», был явлен принцессе незамедлительно.
        Как раз втот момент, когда Виоланта зачитывалась «Историей церкви англов» Беды Достопочтенного, пришло письмо отеё французского родственника Луи де Бара, епископа Лангрского, икороль Мартин, более чем довольный возможностью сплавить подальше опасную наследницу, которая, похоже, ни вкакой монастырь уже несобиралась, немедля ни минуты, велел составить официальное приглашение для монсеньора. Иприглашение это даже без пышных уверений врасположенности идружбе само посебе уже звучало, как предварительное согласие.
        Теперь оставалось сказать своё слово самой Виоланте.
        Епископ переступил порог непривычно светлой, выбеленной намавританский манер комнаты, даже непытаясь снять слица озабоченное выражение. Пусть племянница спросит, вчём дело, ион торжественно преподнесёт ей английскую новость.
        Событие хоть иизряда вон, новрядли при арагонском дворе обо всём этом узнают раньше завтра. Влучшем случае - сегодня, ближе квечеру. Ноэто уже неважно! Главное - сразу дать понять этой девице, что французская родня крепко держит руку на… как это он слышал недавно… удачное такое выражение? Ах, да! На«политическом пульсе Европы». Иесли принцесса покаким-то причинам решит заартачиться, набить себе цену, то её должно отрезвить то обстоятельство, что собственный мелкопоместный брак всего лишь эпизод, скоторым стыдно нянчиться нафоне ТАКИХ событий!
        Перекрестив страдальчески-суровым взором чёрных, как вороны, придворных дам, епископ поискал глазами иувидел вглубокой оконной нише фигуру принцессы, одетой вжёлто-оранжевое полосатое платье, ярким солнечным пятном выделявшееся вэтой непривычной чёрно-белой комнате.
        Великолепный часослов напюпитре, который Виоланта листала вожидании, был тутже захлопнут, асама она без улыбки пошла навстречу епископу, обняла его по-родственному и, участливо заглядывая вглаза, выговорила наодном дыхании:
        - Дорогой дядя, я всё прекрасно понимаю: эти события вЛондоне заставляют вас желать поскорее вернуться ко двору своего короля. Поэтому, немедля ни минуты, спешу сообщить освоём согласии стать женой герцога Анжуйского ивыразить всего одно пожелание: пусть этот брак принесёт мне нетолько мужа, ноиподдержку вовсех начинаниях оттех, кого моя мать считала своей семьёй.
        Ошарашенный епископ еле успел удержать налице остатки суровой озабоченности.
        Все как-то сразу пошло нетак, ивэтом «нетак» он ещё неуспел разобраться. Ночто-то отвечать было нужно, поэтому, согласно закивав ипостоянно потирая лоб, чтобы прикрыть растерянность, монсеньор печально забормотал:
        - Дитя моё, вы поступаете очень разумно… Конечно, жаль, что всё вот так, нескладно иволнительно. Такие дела, что… Незнаешь, чего ждать… Ногерцог будет счастлив. Очень счастлив… Поверьте мне, Анжу - прекрасное герцогство, ивы полюбите его… Виноградники вСомюре так хороши, что голова кругом идёт…
        Набольшее фантазии нехватало, инесчастный епископ умолк, размышляя, чтобы ещё добавить.
        Он готовился совершенно кдругому разговору, желал поразить осведомленностью, политической значимостью итеперь особенно остро ощущал всю глупость своего положения. Выходило, что перезрелая девица, жеманства которой он так опасался, высказала все коротко, ясно, по-мужски деловито, итолько он один стоит тут теперь ибормочет освадебной ерунде!
        Ночёрт возьми! Откуда этой принцессе стало известно про английские события так скоро?! Засвоего гонца епископ готов был поручиться - человек всё-таки нажаловании уего святейшества, аненаказенном. ВоФранции все эти королевские посланцы так величественно медлительны, что отних всегда всё узнаёшь последним, однако здесь, кажется, дела обстоят иначе…
        Спросить?
        Нет, глупо получится. Уж лучше сделать вид, что ничего другого инеожидал.
        - Да, голова кругом, - повторил епископ, убирая руку ото лба. - Простите, дитя моё, я слегка потерян… Милорд Болингброк хоть инебыл мне близким другом, новсёже я неплохо его знал… Дерзости ему всегда было незанимать, ноэто как-то слишком… Ачто думает овыходке сэра Генри его величество?
        Вответ Виоланта небрежно пожала плечами.
        - Его величество, скорей всего, ещё незнает. Новы можете прямо сейчас пойти исообщить. Заодно иузнаете, что он думает…
        Брови епископа удивленно поползли вверх.
        - Акакже вы?..
        - Ая предпочла дождаться вас, - ответила Виоланта, по-своему истолковав вопрос дяди. - Уменя нет ни нужды, ни желания первой сообщать новости, плохи они, или хороши. Достаточно итого, что я их первая узнаю.
        Нопоскольку лицо монсеньора всё ещё выражало изумление, она улыбнулась икоротко добавила:
        - Уменя свои источники информации.
        Епископ Лангрский вдруг вспомнил, как вбытность свою вАвиньоне встречался сприехавшим изИталии епископом Новары Филаргосом. Итот вскользь упомянул опатронаже арагонской принцессой какой-то непростой францисканской общины вокрестностях Сарагосы, которая приютила усебя слепого пророка, итеперь туда идут иидут совсех сторон иверующие, исведущие… Филаргос ставил тогда общину впример, как возможный вперспективе способ сбора сведений, учитывая растущий раскол между Римом иАвиньоном… Да икороль Мартин, кстати, жаловался - племянница, дескать, ездит иездит без конца ккакому-то старцу: толи пророку, толи шарлатану… Адуховник сэра Генри как раз изфранцисканцев… Иесли сложить одно сдругим…
        «Ай, да племянница!» - подумалось монсеньору,
        Он искоса глянул наворонью стаю придворных дам имысленно усмехнулся.
        «Похоже, его величеству информацию, действительно, доставляют нете источники. Иони… м-м-м, несколько устарели… Однако девочка-то какова! Дальновидна! „Нет ни нужды, ни желания…“ Очень, очень похоже навлияние францисканцев - гордость нищих, новсесильных… Какбы вбудущем непришлось делать ставку нагерцогиню, аненагерцога. Если невделах государственных, то вцерковных - уж точно! Такие связи дорогого стоят. Вот что значит французская порода!»
        Ивполне искренне, сбольшим чувством, он произнес, склоняя голову:
        - Нет слов, дорогая племянница, чтобы высказать, как приятно вы меня сегодня удивили. Осмелюсь предположить, что герцог отбрака свами получит много больше того, что ожидает.
        - Ая? - без улыбки спросила Виоланта. - Хотелосьбы знать, дядя, что ожидать отбрака мне? Ограниченных обязанностей хозяйки Анжуили…
        - Боюсь, ничто несможет удержать вас от«или», дорогая, - заметил епископ, соблегчением сознавая, что разговор приобретает столь привычный для него деловой характер. - Номой долг предупредить: французский двор изрядно запутался вбезумии короля Шарля ивтом раздоре, который вызревает сейчас между его дядями ибратом. Если так пойдёт идальше, да ещё сэр Генри развяжет войну сновой силой… О-о-о, - монсеньор обреченно махнул рукой, - уверяю вас, ваше высочество, завяжется такой гордиев узел, накоторый нового Александра Македонского уже ненайдется.
        Виоланта как-то странно улыбнулась.
        Выстрелив взглядом всторону старухи-дуэньи, которая хоть истояла вотдалении, нодаже непыталась скрыть своего напряженного внимания, принцесса сделала приглашающий жест кокну.
        - Нежелаете посмотреть мой часослов, ваша светлость? Пейзаж августа сделан как раз изтого окна…
        - Сбольшим интересом взгляну.
        Епископ еле удержался оттого, чтобы тоже неоглянуться настарую каргу, ипоспешил заВиолантой вту самую оконную нишу, где она дожидалась его прихода.
        - Необязательно быть Александром, чтобы разрубить путаницу одним ударом меча, - перелистывая страницы, заговорила принцесса. - Вкоролевстве всегда можно навести порядок, если ничем непренебрегать. Вы слышали опророчестве, которое сделал Беда Достопочтенный оДеве, что придет изЛотарингии?
        Епископ свёл брови кпереносице.
        - ОДеве, которая спасёт Францию? - переспросил он ипро себя подумал: «Кчему это она?» - Да, я слышал, ноэто ошибка - Беда Достопочтенный такого предсказания неделал. Английский монах, откуда ему знать… Влучшем случае он лишь перетолковал старое пророчество Мерлина иимел ввиду, скорее всего, Алиенору Аквитанскую как женщину, которая Францию погубит…
        - Нет, он подтвердил пророчество именно оДеве, - неподнимая глаз отчасослова, состранным упрямством заявила Виоланта.
        - Хорошо, - епископ пожал плечами. - Пусть так, если вам хочется… Но, милая моя, я несовсем понимаю, какая может быть связь?!…
        Принцесса как-то неопределенно качнула головой кплечу.
        - Пророчества просто так непроизносятся.
        - О, Боже… - Лицо епископа почти машинально приняло выражение лёгкой скорби, которое он всегда «надевал», беседуя натемы пустые ибесполезные. - Всё это сказки, ваше высочество. Неужели вы вовсё это верите?
        - Верю, - строго ответила принцесса. - Иоснований верить уменя много больше, чем вы всостоянии представить!
        - Ноэто смешно! - Епископ заволновался, подозревая, что поторопился свыводами оразумности племянницы. - Дева изнарода! Господи, откудаже ей там взяться внаше-то время?! Я надеюсь, вы несобираетесь сами вершить чудо Господне истать чем-то вроде этой Девы?! М-м… какбы это сказать? Выйдя замуж, вы утратите право даже называться таковой…
        Он хотел добавить ещё что-нибудь вразумляющее, нонеуспел. Виоланта вдруг расхохоталась, да так заразительно, что лицо епископа поневоле само собой стало расплываться вглуповатой улыбке
        - Очём вы, дядя? - сквозь хохот выдавила девушка. - Вот уж недумала, что вы ТАК поймете… Ей-богу, смешно! Теперь мне ясно, почему воФранции всё только запутывается.
        - Почемуже?
        Виоланта вдруг оборвала смех истала совершенно серьёзной.
        - Потому что никто ни вочто неверит.
        Она сердито вернула листы часослова на«Январь» стаким видом, словно именно епископ Лангрский был виновен вовсем французском неверии инедостоин смотреть наеё август. Нотот лишь покачал головой.
        - Надежда насказки тоже ни кчему хорошему неприведёт.
        - Ненадежда, авера, - назидательно поправила Виоланта. - Ивера без сомнений, иначе сказка так сказкой иостанется.
        Монсеньор посмотрел наплемянницу соткровенной жалостью.
        - Вера… Да. Ввопросах веры наше общество много потеряло сейчас. Ноэто всего лишь результат взросления и, увы, горького опыта. Авы принимаете все близко ксердцу, потому что ещё слишком молоды ичисты. Я сам прошёл через подобное ипрекрасно понимаю: пророчества, тайные знаки, знамения - это волнует ипривлекает… Допоры довремени. Апостоянно вних верит только чернь. Простолюдины, для которых государственные дела всё равно что балаган наплощади - раз так показывают, значит, так иесть. Другого они представить невсостоянии, да инадоли им это «другое»? Мы - те, кто стоит заширмой - вот мы знаем, чем икак латаются мантии… Мы видим изнанку вовсей её красе ипонимаем: кроме, как всебя, тут больше невочто верить… Так что вы, дорогая моя (уж простите, что показываю свою осведомленность) некидайтесь супоением простолюдинки навсе те сказки, которыми забивают вашу умную головку братья-францисканцы. Вы благорасположены кним, я знаю, иэто само посебе очень похвально идальновидно, нобудьте умны доконца. Продолжайте покровительствовать изабудьте все эти пророчества оДевах, знамениях ипрочей ереси… Это всего лишь
способы влияния, неболее того. Ноненавасже! Вы ведь хотите иметь влияние собственное?
        Виоланта опустила глаза, однако приподнятая бровь явно выражала несогласие идосаду.
        - Разве возможно влияние без поддержки? Иособенно церкви?
        Епископ тяжело выдохнул.
        Она задавала вопросы, над которыми исам он когда-то бился, сокрушаясь обутраченных подвигах. И.., да, конечно, поддержка церкви дорогого стоит даже теперь, но… «О, Господи, мнебы её заботы!» Впоисках твёрдой опоры вжизни схватишься, конечно, зачто угодно, норазве можно сравнивать его положение иеё?! Ей только инадо, что сказать «да», тогда как ему ради этого её «да» столько пришлось потрудиться исколько ещё придётся ради других «да» отеё будущего супруга, авозможно, иотнеёже… И, кстати, вчём она желает найти поддержку уЦеркви?! Впризнании этой старой сказки про какую-то мифическую Деву?! Смешно, ей-богу…
        - Церкви самой сейчас требуется поддержка людей влиятельных. Таких, кпримеру, как ваш будущий муж, - скосив всторону глаза, пробормотал епископ. - Полагайтесь насебя, ваше высочество. Сгодами придет мудрость, ивы многого сможете достичь, если, конечно, нестанете надеяться начудо. Хотя при том положении, которое вас ждёт, это совсем несложно, поверьте. Авремена чудес… Они исами давно стали сказкой…
        Девушка, все также неподнимая глаз, задумалась. Холодный декабрьский свет извытянутого шпилем окна делал тоньше иострее её лицо - помнению монсеньора, несамое красивое вроду де Баров, ноприятно одухотворённое - иказалось, что раздумья эти склоняют её принять точку зрения дяди. Вовсяком случае, поднятая бровь гладко опустилась.
        - Полагайтесь только насебя, - ласково повторил епископ. - Принятое вами решение инаше родство дают мне право быть откровенным, ия скажу, что, положение герцогини Анжуйской избавит вас отнеобходимости искать поддержку вком-либо, идаже вцеркви. Всё переменится очень быстро - вы получите вруки действительную власть искорее сами сможете стать поддержкой для всех, кто вас любит икто… м-м сможет быть полезен вбудущем. Атам можно иоФранции подумать. Только без этих… без Дев изнарода.
        Серые, совсем неиспанские глаза Виоланты сверкнули влицо епископа быстрой улыбкой.
        - Вот видите теперь, как я нуждаюсь вмудром наставлении ивпастыре вроде вас, дорогой дядя! - слишком пылко воскликнула она. - Вы ведь поможете мне напервых порах, правда?
        Озадаченный такими подозрительно-быстрыми переменами, епископ, неподумав, неуверенно кивнул:
        - Ну-у, конечно…
        Иосёкся.
        Что-то вповедении племянницы его без конца смущало, инеопределённость этого «что-то» заставляла чувствовать себя нетак уверенно, как хотелосьбы. «Бог знает, что она там задумала?» Епископ никогда недавал опрометчивых обещаний исейчас несобирался, однако, словно под гипнозом, уже было сказано это «конечно», инавсякий случай монсеньор решил добавить:
        - Только вразумных пределах, моя дорогая, без чудес, иначе я негарантирую…
        - О-о, я буду очень разумна, вот увидите! - перебила Виоланта. - Очень, очень!!!
        Илюбой, кто слышал её вэту минуту, нисколько неусомнилсябы вискренности этих слов. Однако монсеньор Лангрский почему-то почувствовал себя ещё глупее, чем вначале разговора.
        Париж
        (Конец августа 1399года)
        Копьё расщепилось навтором ударе, игерцог всердцах откинул его всторону. «Чёртов оружейник! Вот вернусь, насажу его наэто копьё - пусть осознает, каково мне биться его оружием!»
        Луи Анжуйский развернул лошадь, всё ещё нервную после удара, который едва неопрокинул их наземлю, ипотрусил кшатру переживать поражение.
        Самое обидное, что биться теперь придется намечах, искем!!! СГектором де Санлиз! Сним ивлучшие времена неочень-то сладишь, ауж теперь, когда даёт себя знать старая рана…
        Прошлой весной вовремя боев под Неаполем угерцога надломилась шпора, и, соскакивая сконя, он пробил ступню досамой кости. Рану тогдаже иподлатали, носейчас, сприближением осени, она что-то снова заныла. Утром шёл клошади - хромал… Потом, правда, расходился, новдруг, всамый разгар боя, неудачно наступит, подвернёт ногу, ивсё - пиши пропало! Санлиз неизтех, кто отпустит. Обязательно шарахнет пошлему. Испортит дорогую вещь… Да ещё отлёживайся потом целый месяц, всамое удобное для похода время, вместо того чтобы возвращаться назад вИталию!
        Подбежавший оруженосец подставил колено, чтобы герцогу удобнее было спешиться, номонсеньор Анжуйский пребывал всильном раздражении ипотому спрыгнул сам. Отболи, молнией, пробившей тело досамого затылка, он покачнулся, неловко махнул рукой вжелезной рукавице изадел лошадь, которая тутже взвилась надыбы. Пришлось герцогу отступить иснова набольную ногу.
        «Лошадника тоже накопьё насажу», - зачем-то подумал он, хромая квенецианскому креслу, которое специально вынесли изшатра, чтобы его светлости удобнее было наблюдать затурниром.
        - Утебя плохой оружейник, монсеньор, - крикнул сидевший неподалеку Бертран де Динан. - Сколько ты отдал заэто копьё?
        - Непомню, - огрызнулся герцог.
        Рухнув вкресло, он растопырил локти, чтобы оруженосец мог снять снего часть доспехов, и, кривясь отболи ираздражения, заворчал:
        - Каждый турнирный сезон обходится мне втысячу золотых салю.
        - Ого! - присвистнул Динан.
        - Аты думал! При таких расходах терпеть ещё ипоражения! Аскоро опять навойну… Илекаря эти чёртовы три шкуры дерут… - Герцог зашипел, потирая ушибленный бок, который, наконец-то, освободился отжелеза, ипростонал: - Надва вчерашних синяка они ухитрились наложить потри повязки иуверяли, что именно столько инадо. Анаэтот бок все десять наложат! Надоеловсё!
        Он проводил глазами пажа, который проносил мимо поломанное копьё, сплюнул ивыругался.
        - Кстати, неплохой был удар, - заметил Динан. - Если также ударишь поСанлизу мечом, тут будет начто посмотреть.
        - Неударю. - Герцог блаженно вытянул ноги иводрузил их намаленькую скамейку, заботливо поднесенную оруженосцем. - Я вообще подумываю отказаться отэтого вызова. Что-то невформе наэтот раз. Если выйду намечах, обязательно проиграю, амне такие расходы… Былобы ради чего.
        Оба, несговариваясь, посмотрели всторону помоста для зрителей.
        - Тут я тебя могу понять, - пробормотал Динан, глядя набезвольно поникшего вкресле короля. - Жалкое зрелище,да?
        Герцог ничего неответил, новзгляд, которым он смерил королеву, что-то сосмехом шептавшую наухо Луи Орлеанскому, говорил омногом.
        Вглазах Динана тоже промелькнула ненависть, только смотрел он ненакоролеву, атуда, где цепко ухватившись заспинку королевского кресла, стоял Филипп Бургундский. Старый герцог всем своим видом давал понять, что слушает одного лишь герольда, вызывающего рыцарей для нового поединка, номаленькие глазки под тяжелыми черепашьими веками, то идело беспокойно перебегали сгерольда нагерцога Орлеанского.
        - Пожалуй, ты прав, ваша светлость, - процедил сквозь зубы Динан. - Санлиз - пёс изБургундской псарни. Непринимай его вызов. Они сейчас злые.
        Между тем, наисходные позиции выехали рыцари, вызванные герольдом, исобеседники подались вперед, незамечая всадника, который подскакал кшатру. Он спешился, бросил поводья оруженосцам иподошёл как раз втот момент, когда прозвучал сигнал кначалубоя.
        - Вчём дело? - снеудовольствием спросил герцог.
        Рыцари наристалище уже пришпорили лошадей, вскидывая копья, ион нехотел пропустить момент удара.
        - Письмо вашей светлости отего преподобия епископа Лангрского, - отрапортовал всадник.
        Он почтительно протянул запечатанную епископской печатью бумагу ипотихоньку тоже скосил глаза наристалище.
        - Давай.
        Герцог, необорачиваясь, выдернул угонца письмо, дождался, когда граф Арманьякский без особых усилий выбьет изседла своего противника, переглянулся сДинаном, отметив, как скисло лицо герцога Бургундского, итолько потом сломал печать.
        «Дорогой друг, писал епископ, спешу сообщить, что Ваши дела вАрагоне счастливым образом уладились.
        Все именно так, как мы ипредполагали - Ваша будущая жена оставляет засобой титулярное право именоваться королевой Арагона, Неаполя иСицилии, носфактическим отказом отпритязаний наарагонский трон. Выже утверждаетесь взаконных правах именоваться королем Сицилийским, нотакже обязуетесь непосягать наформальный трон супруги. (Впрочем, кчему Вам Арагон, верно?)…
        …Хотелосьбы написать несколько слов иосамой принцессе Виоланте.
        Даже отбрасывая всторону родственные симпатии, немогу непризнать, что Ваша будущая жена обладает многими достоинствами. Годы ненанесли ущерба её красоте, лишь придали чертам спокойную уверенность. Одевается она без испанской чопорности, увлекается благородными искусствами, исама весьма искусна ввышивке. Новсё это неидёт ни вкакое сравнение стеми богатствами характера, которые я нашёл всвоей племяннице. Она умна, образованна иочень, очень дальновидна! Осмелюсь предположить, что брак сдевицей, полагающей основой семейного счастья нелюбовь, нокрепкую уверенность взавтрашнем дне, принесёт Вам, помимо очевидных выгод, ещё иудовольствие чувствовать рядом надёжного союзника. Внынешнее смутное время что ещё можно оценить выше?
        …Как я полагаю, свадебная церемония состоится неранее будущего года, очём заранее скорблю, так как дела нашего авиньонского папы врядли позволят мне долгие отлучки теперь… Но, если Вы небудете против, ябы очень рекомендовал пригласить для встречи будущей герцогини Анжуйской Новарского епископа Петроса Филаргоса. Моя племянница питает слабость кмонахам францисканского ордена, но, помолодости лет, считает каждого, подпоясавшегося верёвкой, достойным её внимания иопеки. Отец Филаргос напервое время может стать для принцессы отличным наставником внауке отделять зерна отплевел. Уверен, он также станет полезен иВам, вВаших итальянских делах, поскольку пользуется особым расположением герцога Висконти…
        …Иещё одна просьба личного характера, связанная сустройством при вашем дворе сына моего давнего друга исоратника мессира Ги де Руа - мальчика очень способного иумного…»
        Дальнейшее герцог прочел подиагонали, ауверения вдружбе, которую несделает сильнее даже грядущее родство, вообще пропустил. Все это можно будет перечитать ипозднее. Асейчас следовало хорошо подумать.
        ОПетросе Филаргосе Луи Анжуйский уже слышал иничего неимел против того, чтобы завязать сним взаимовыгодное знакомство. Ноон никак немог понять, при чём здесь принцесса Виоланта? Почему монсеньор Лангрский советует завязать знакомство ситальянским епископом ненасвадьбе, что былобы естественно, аначать совстречи будущей герцогини, где, пообычаю, герцог недолжен присутствовать? Что такого важного может быть впоучениях его будущей жены?
        «Аможет, она просто дура? - думал герцог, сворачивая письмо. - Его преподобие что-то уж очень усердствует, расписывая племянницу. Умна, дальновидна… Апокровительствует всем без разбора, да ещё «помолодости лет», иэто вдвадцать-то! Гдеж тут ум?..
        Впрочем, умная жена - достоинство спорное. Авот «спокойная уверенность вчертах» настораживает. Дура, иладно - это невсегда плохо, новдруг она ещё иурод?! Вот уж нехотелосьбы…»
        Герцог вздохнул ипочесал кончик носа.
        - Плохие новости? - спросил Динан.
        - Нет, скорее, хорошие.
        Луи Анжуйский встал ипотянулся, разминая ноющийбок.
        - Носхватку сСанлизом придётся отложить долучших времён. Сейчас надо поберечься. Женюсь.
        Динан поднятыми бровями продемонстрировал, что новость произвела нанего впечатление.
        - Накомже?
        Герцог усмехнулся.
        - Надевице соспокойной уверенностью вчертах, - пробормоталон.
        Франция
        (Декабрь 1400года)
        1
        «Боже, как холодно! - думал монсеньор Петрос Филаргос, приплясывая наснегу ибез конца запахивая иперезапахивая свою епископскую мантию. - Надеюсь, мои муки стоят того, чтобы их терпеть, иепископ Лангрский незаблуждается всвоих предположениях».
        Монсеньор бросил ещё один безнадёжный взгляд напустынную дорогу, что вела отзаставы нафранко-испанской границе, и, запахнувшись вочередной раз, всёже потрусил степенной рысью ккострам возле повозок ишатров.
        Сегодня арагонская принцесса Виоланта должна была пересечь границу.
        Поэтому случаю нафранцузской стороне собралось весьма представительное общество ибыл разбит небольшой лагерь.
        Сначала, правда, ожидалось, что принцесса прибудет морским путём, прямиком вНант, что было разумно вовсех смыслах - ипуть короче, идоАнжера рукой подать. Ноофициальные переговоры освадьбе сильно затянулись из-за проблем герцога вюжной Италии, которые ивнесли свои коррективы.
        Всю зиму Луи Анжуйский слал гонцов кЛадиславу Великодушному, пытаясь дипломатическим путём утвердиться вправах короля Неаполитанского. Но, естественно, добился только того, что весной была развязана новая военная кампания, куда герцог иотправился сполным удовольствием, справедливо полагая, что сженитьбой, впринципе, всё уже утряслось, и, как только её высочество надумает ехать вАнжу, он тотчас вернётся.
        Сосвоей стороны, Виоланта тоже неспешила ксемейному очагу. Сборы приданого, новый гардероб… Потом пришло известие оскоропостижной кончине отца Телло… Атут уже иосень, холода, внезапная простуда… Витоге, ссылаясь напатологическую нелюбовь принцессы кморским путешествиям, арагонская сторона сообщила, что встречу следует организовать нафранко-испанской границе, из-за чего невеста сможет прибыть кжениху неранее декабря. (Всё-таки, по«сухому» пути ей предстояло пересечь нетолько пол-Испании, ноипочти половину Франции, сюга насевер.)
        Герцог остался крайне доволен таким поворотом дела. Кдекабрю он исам собирался отступить назимние квартиры, поэтому, желая отблагодарить будущую герцогиню заделикатное промедление, навстречу непоскупился.
        Уже вначале месяца жители Тулузы могли синтересом наблюдать забогатейшим обозом, тянущимся через их город кгранице. Многие, как паломники, двинулись следом, чтобы собственными глазами увидеть обустройство чудо-лагеря, и, вернувшись, рассказывали обо всем, захлёбываясь отвосторга.
        Тут, действительно, было начто посмотреть.
        Самый большой шатёр - бело-синий, затканный всоответствии срисунком Анжуйского герба, золотыми крестами побелому фону игеральдическими «шишками» посинему, - выделялся нетолько размерами, ноибогатством драпировок ипривезённой утвари. Здесь принцесса должна была передохнуть, прежде чем отправляться дальше, вАнжу, поэтому, взнак особого почтения, всё внутреннее убранство было выдержано вжёлто-оранжевых тонах арагонского дома иукрашено стой избыточной роскошью, которую многие тщеславные мужчины, желая произвести впечатление, считают необходимой.
        Тяжёлые кованые сундуки-гардеробы сфранцузскими нарядами для принцессы (вобычных поездках обходились двумя-тремя), были привезены втаком количестве, что их хватилобы нацелый двор. Причём только меховыми накидками иплащами доверху оказались заполнены целых два сундука, чтобы будущая герцогиня могла всякий раз представать вновом облике, меняя меха посвоему усмотрению хоть каждый день. Точно также герцог поступил исдрагоценными украшениями, забив ими доотказа большой ларец итальянской работы, при котором неотлучно находились двое стражников.
        Почти половину шатра занимал огромный дорожный алтарь, выдержанный виспанском стиле, раскладная кровать ираскладныеже венецианские креслица, так густо обложенные посиденью подушками, что сесть вних уже непредставлялось возможным.
        Вдень приезда принцессы прямо сутра вшатре полыхала жаром небольшая печь и«дышали», подогреваясь теплым вином, придворные дамы будущей герцогини. Им было строго-настрого наказано встретить арагонскую принцессу стемже почтением, что икоролеву, итеперь разомлевшие оттепла дамы сосмехом обсуждали, надоли воспринимать слова герцога буквально, без нюансов, или он хотел сказать больше того, что сказал, поскольку нынешнюю королеву Франции - мадам Изабо - мало кто почитал.
        Заглавным шатром полукругом расположились шатры поменьше. Ихотя выглядели они скромнее, гербы, выставленные перед входом, могли затмить любые шёлка ипозолоту.
        Да исамо общество, переходящее вожидании отжаровни кжаровне, должно было впечатлить принцессу спервыхже её шагов поФранции если иневажностью при нынешнем дворе, то родовитостью - уж точно!
        Здесь прогуливались, подмерзая, Пьер Наваррский, граф де Остреван, барон Жан де Линьер сосвоим старым, новсё ещё влиятельным отцом - мессиром Филиппом, будущая золовка принцессы - герцогиня Мари сосвоей ближайшей подругой, дочерью Пьера Благородного, Мари д'Алансон, рыцари дома д'Аркур, де Бар иде Руа, Бонна Прекрасная Беррийка, опирающаяся наруку своего мужа - графа Арманьякского, идаже посланник кастильского короля Энрике Транстамарского.
        Этот, впрочем, ждал нестолько принцессу, сколько своего кузена, едущего веё свите скакими-то важными семейными документами, ногерб кастильского монарха, выставленный среди прочих, вполне достойно дополнил общую картину. Чего, кстати, нельзя было сказать осамом посланнике. Бедняга так замёрз, что, плюнув навсе условности, большую часть времени проводил зашатрами - там, где плотной стеной стояли возки, кареты иподводы, накоторых привезли всю утварь, игде устроили бивуаки рыцари изсвиты, лучники иоруженосцы. Они разложили огромные костры, возле которых игрелись назависть всем остальным. Инесчастный посланник готов был плюхнуться прямо нагорящие дрова, настолько он промёрз…
        2
        Епископ Филаргос обозревал все это многоцветное великолепие, неузнаваемо изменившее унылый приграничный пейзаж иневольно усмехался про себя. «Воображаю, что былобы, - думал он, - соберись принцесса плыть накорабле. Уверен, отНанта доАнжера дорога былабы выстлана коврами санжуйскими гербами повсему полю, ажителей окрестных деревень обязалибы петь иплясать при приближении кортежа. Сгерцога, пожалуй, станется - вон как расстарался… Хотя иябы сейчас сплясал, ей-богу!.. Господи, такой мороз!..»
        Как бывший воспитанник францисканцев, Филаргос, постарой памяти, всё ещё неодобрительно относился кроскоши. Ноположение обязывает, иепископ, потирая руки над жаровней, нет-нет да ипоглядывал стайным удовольствием наогромный сапфир, который пришлось одеть поверх бархатной перчатки.
        Пришлось…
        Этот перстень, заверсту бросающийся вглаза, служил опознавательным знаком, покоторому принцесса должна была сразу, без представления, отличить Филаргоса оттех священников, которые представляли дома де Руа ид'Айе. Ихотя сам он считал, что греческая внешность достаточно его выделяет, всёже епископ Лангрский настоял именно наперстне.
        Чтож, пусть будет, решил для себя Филаргос. Переписка епископов относительно встречи принцессы нафранцузской земле велась почти тайно, из-за раскола между Римом иАвиньоном. Такойже тайной, ноподругим (политическим или внутрисемейным причинам) она могла быть уфранцузского епископа исплемянницей. Что поделать, тайная политика - дело очень тонкое и, вотличие отполитики официальной, оперирует нюансами, невсегда напервый взгляд ясными. Сплошные намёки, иносказания, недомолвки… Скорей всего, перстень являлся нестолько опознавательным, сколько условным знаком, которым монсеньор Лангрский что-то давал знать арагонской принцессе. Авот что именно, Филаргос счёл заблаго невыяснять. Ивообще решил неслишком демонстрировать свою догадливость инеспорить из-за пустяков. Пока он им нужен, всё, что делается, делается напользу иему. Лишьбы только ипринцесса необманула ожиданий. Пусть хоть десятая часть того, что писал оней монсеньор Лангрский, окажется правдой, итогда Новарский епископ признает любые дипломатические уловки правомерными, атакже признаёт ито, что незря мёрз наэтой пограничной дороге.
        Наконец, между деревьями полупрозрачной рощицы, что скрывала заставу, замелькали жёлто-оранжевые бока испины копьеносцев, затрубили сигнальные фанфары, изамерзающий вожидании лагерь пришёл вдвижение. Свита побежала занимать свои места, изглавного шатра высыпали дамы, поправляя наряды, идаже несчастный кастильский посланник, закрыв оледеневший нос меховым шарфом, оторвался, наконец, откостра изаковылял костальной знати, проклиная железные доспехи, положенные ему покастильскому дипломатическому уставу.
        Надороге появились первые всадники.
        Все они были одеты водинаковые полосатые камзолы имеховые плащи, тканую сторону которых арагонские мастерицы расшили берберскими имавританскими орнаментами. Всадник, ехавший воглаве отряда, держал вруке флаг, вуменьшенном виде копирующий королевский штандарт - напоминание отом, что титул королевы Арагона всего лишь номинальный. Следом наогромных носилках двенадцать пажей тащили золотую исеребряную посуду; заними двигалась подвода, доверху гружёная сундуками идрагоценными ларцами - приданым принцессы, азаней восемь конюших дворянского звания вели вповоду великолепных скакунов - подарок принцессы будущему супругу.
        Замыкали шествие отряд французских рыцарей воглаве сгерцогом ди Клермоном, которые представляли Луи Анжуйского, отряд арагонских дворян, повозка сфрейлинами принцессы иогромная, переваливающаяся зимняя карета, увешанная совсех сторон гербами королевств Сицилии, Неаполя иАрагона.
        Откареты вовсю валил пар, изтрубы накрыше веял легкий дымок, ивсе встречающие, ёжась икутаясь, невольно позавидовали принцессе, которой сейчас явно было итепло, иуютно.
        Изокна своей натопленной кареты Виоланта обозрела собравшееся общество, дождалась, когда откроют дверцу иготовая выходить накинула наплечи меховую накидку.
        - Улыбнитесьже, ваше высочество! - прошипела дуэнья, сидевшая напротив. - Вы должны спервой минуты произвести хорошее впечатление!
        Виоланта окинула её холодным взглядом ипередернула плечами, толи отхолода, толи отпренебрежения. Стоилоли отвечать? Старуха отсюда поедет обратно, она ей больше неуказ. Атем, кто сейчас ожидает её выхода, она ещё успеет улыбнуться, чуть позже, когда поговорит сФиларгосом иопределится, кому эта улыбка нужна, кому - неочень, акто её вообще недостоин.
        Францисканцы незря учили Виоланту нелицемерить без нужды. «Сладкие улыбки ифальшивые речи могут, конечно, обмануть врагов, нолюдей умных, несомненно, отпугнут, - говорили они. - Непытайтесь понравиться всем сразу. Лучше, при встрече слюдьми, которые как-либо вас интересуют, держитесь так, чтобы никто этого интереса незаметил иничего про вас сразу непонял, ноуважением проникся. Заинтересуйте непонятностью иприсматривайтесь… Асамое главное - молчите дотех пор, пока они невыскажутся осебе сами исамым исчерпывающим образом!»
        Поэтому Виоланта вышла изкареты даже непытаясь придать лицу какое-то определенное выражение. Она просто вышла, пробежала взглядом полицам встречающих ипоклонилась.
        Нопоклонилась так, что всем сразу стало ясно - вих лице арагонская принцесса кланяется Франции.
        3
        Филаргос уже устал одной итойже рукой поправлять то шапку, то ворот мантии. Стого момента, как принцесса вышла изкареты, он только этим изанимался. Да ещё тем, что несводил взгляда сеё лица. НоВиоланта всё представления иприветствия слушала, глядя исключительно наговоривших сней, ини единого взора небросила всторону сверкающего епископского перстня. Даже когда представляли самого епископа, получилось так, что уВиоланты отстегнулась отпояса иупала наснег меховая муфта, вкоторой она отогревала руки. Ди Клермон и, стоявший сдругой стороны д'Айе, бросились эту муфту поднимать, из-за чего создалась некоторая сумятица иепископу пришлось отступить, оставив принцессу без крестного знамения итрадиционной подачи руки для поцелуя. Аведь он уже приготовился. Идаже, презрев устои воспитавших его францисканцев, переодел перстень наосеняющую руку!
        Филаргосу такое начало знакомства совсем непонравилось. Раздражаясь всё больше, он отстоял встороне все положенные случаю церемонии и, теряя терпение, совсем уж было начал мысленно составлять епископу Лангрскому гневное послание, как вдруг увидел, что кнему спешит герцог ди Клермон, только что внекотором смятении, выскочивший изшатра Виоланты.
        - Ваше преподобие! - начал он ещё издалека. - Прошу вас… Духовник её высочества вдороге заболел… Она скорбит, что вынуждена пересечь границу Франции без исповеди иотпущения грехов, акаяться впрошлых грехах перед французом… ну, вы понимаете…
        Едва удержавшись от«наконец-то!», епископ степенно кивнул и, дыша наозябшие руки, двинулся загерцогом кшатру.
        Все, кто находился внутри, идамы, ирыцари были тотчас выдворены, увхода поставлена охрана иепископ смог, наконец, осенить свою духовную дочь крестным знамением под сверкание драгоценного сапфира.
        - Давайте сразу кделу, ваше преподобие, - произнесла Виоланта, указывая Филаргосу настул исама усаживаясь напротив.
        Все ещё полагая, что речь идёт обисповеди, епископ потянулся ксвятым дарам, нопринцесса его удержала.
        - Ненадо. Моя совесть абсолютно чиста исама я содня последней исповеди неуспела пока нагрешить. Лучше сядьте ирасскажите всё, что вы знаете про людей, которые меня встречают ипро вот этих, кстати, тоже.
        Деловито порывшись внедрах злополучной муфты, принцесса извлекла мелко сложенную бумагу ипротянула её Филаргосу.
        - Это полный список всех приглашенных насвадьбу, - пояснила она. - Я получила его отмонсеньера епископа Лангрского. Если хотите, начнем снего. Вы ведь знаете, что меня интересует?
        Немного ошарашенный таким напором Филаргос, кивнул, как под гипнозом.
        - Конечно, ваше высочество.
        - Тогда приступайте. Я нехочу спервогоже дня прослыть здесь грешницей, которой для исповеди требуется полдня.
        Епископ послушно взял бумагу изабегал глазами построчкам.
        - Так, так… Ле Менгр, де Рье, де Шампань - два маршала иконнетабль… Личности, конечно, заметные, нонейтральные. Вы зря потратите время наних… Та-ак, Жан де Монтегю, великий управляющий двора… Берёт взятки, немарайтесь. Если возникнет нужда пристроить кого-либо, лучше действуйте вобход, через подставных лиц, иначе, он обязательно припомнит вам оказанную услугу… Герцог ди Клермон, ваш будущий деверь… Нет, слишком молод. Относитесь кнему, как кродственнику, неболее. Авот сбудущей золовкой, герцогиней де Блуа, советую подружиться. Незамужняя дева, живёт чужими страстями иочень вних сведуща, атакая информация людям, заинтересованным влюбых мелочах, может дать немало… Так, дальше. Филипп де Жиресм, Великий шталмейстер… Этот, несомненно, будет без ума отваших скакунов, нобольшего неждите - того ума только налошадей ихватает. - Епископ вздохнул иприбавил чуть тише: - Увы, безумный король нафоне людей разумных казалсябы ещё безумнее… Всё закономерно ибольшую половину французского двора составляют люди.., какбы это сказать помягче? Несамые мудрые, пожалуй… Зато, вот вам человек, ко двору неблизкий, но, при
случае, крайне полезный - Жак д'Аркур. Разумен, храбр, служит капитаном при Филиппе Бургундском, однако, неочень хорош смолодым мессиром Жаном, имейте это ввиду, вбудущем может пригодиться - заполучить служаку, верного, как пёс, дорогого стоит… Его брат женат наМари д» Алансон, которая, очень кстати, приходится кузиной вашей будущей золовке. Дама тепло принята при дворе идавно стала неисчерпаемым источником дворцовых сплетен иальковных историй…
        Епископ, сопаской, покосился напринцессу - неоскорбиласьли её девственность такой вольной фразой вустах священнослужителя, ноВиоланта, похоже, ничего незаметила. Нахмурив брови, она сосредоточенно «переваривала» информацию.
        - Кстати, попросите её научить вас новой игре, которая при французском дворе стала более чем популярна, - продолжил Филаргос. - Раскрашенные картинки - короли, дамы, валеты… Их называют «карты», иуже поговаривают, что это игра политиков, хотя, придумали её, всего лишь, для развлечения несчастного короля Шарля…
        Виоланта задумчиво кивнула и, вдруг, указывая насписок, спросила:
        - Амессир де Сорвильер?
        Епископ пробежал глазами построчкам иудивился.
        - Великий сокольничий двора? Ачто внём такого? Разве что вохоте толк знает.
        Виоланта покачала головой.
        - Нескажите… Наохоте, порой, серьёзные дела решаются. Разве небывало так, что человек, отличившийся наохоте бывал обласкан иприближен ко двору вобход многих других?
        - Довольно шаткое положение, - пожал плечами Филаргос. - Делать ставку намимолетный успех - недальновидно.
        - Ноиспользовать это можно.
        Виоланта откинулась вкресле и, сцепив пальцы, очем-то задумалась, аепископ, отметив про себя азарт, промелькнувший вовзгляде принцессы, подумал, что её дядюшка, пожалуй, прав - эта девица запрялкой сидеть нестанет. Иврядли ей так уж нужны те мелкие характеристики, которые он даёт накаждого, упомянутого всписке. Похоже, будущей герцогине требуется чётко разделить поле деятельности начерные ибелые квадраты, ауж фигуры она исама потом расставит…
        - Дитя моё, - зажурчал сладким голосом епископ, сворачивая листок ирасплываясь отеческой улыбкой, - чтобы наша исповедь действительно незатянулась, давайте небудем разбирать всех поимённо. Положение при французском дворе таково, что всем волей-неволей приходится выбирать между Орлеанским иБургундским домами. Личности, стоящие особняком, как ваш будущий супруг, например, крайне редки. Скорее нас должны интересовать союзы икланы. Сейчас всиле Орлеанский дом илюбой француз посоветовалбы вам делать ставку наних. Ноя - итальянец. Я смотрю состороны, откуда перспективы заметнее. Луи Орлеанский слишком любит себя. Это ивузком обществе неприятно, авмасштабах целого государства может обернуться полной катастрофой. Он молод и, простите запрямоту, глуп. Увы, потакание собственным страстям наказуемо даже вребёнке, ауж для брата короля совсем недопустимо! Помяните моё слово - сейчас он всиле только потому, что главный его противник - герцог Филипп - стар иболен. Но, как только герцогом Бургундским станет молодой мессир Жан, многие, очень многие повернутся вего сторону. Итогда приверженцам Орлеанского дома
придётся туго. Мессир Жан засиделся нацепи. Власть, которую его отец делил сгерцогом Бретонским иЛуи Орлеанским, понадобится ему вся, целиком, иради этого он ни перед чем неостановится…
        Виоланта слушала молча итрудно было поеё лицу определить направление мыслей, однако епископ особенно инестарался. Он разделил доску набелое ичёрное, адальше решать принцессе. Хотя напару полезных фигур можно былобы иуказать.
        - Единственный, кого я выделю, как вероятного противника для мессира Жана, это граф Арманьякский. Его вы сегодня уже видели. Умный человек ипрямой, непример своему сеньору, хотя тоже ни перед чем неостановится. Ибудет тем злее, чем меньше прав будет иметь. Управлять им врядли возможно, нограф обладает редким свойством, которое даст ему несомненное преимущество - он умеет подбирать себе людей. Недавно приблизил двух молодцов изсемейства дю Шастель - Гийома иТанги… Кстати, присмотритесь кним, когда представится возможность. Служат честно исполным пониманием. Понынешним временам вещь полезная, абратья дю Шастель вэтом смысле особенно хороши. Я немного знаком сих семейством иготов поручиться. Ихбы вовремена короля Артура… Хотя, кто знает… Эти люди влюбые времена положение завоёвывают ненаохоте…
        Филаргос ожидал какой-нибудь отповеди насвоё последнее замечание, ноВиоланта лишь вскинула нанего внимательные глаза икивнула, как прилежная ученица.
        Ободрённый таким послушанием, епископ поднялся, подошёл кпечи и, опустив внеё листок сименами, немного подержал руки над огнем.
        - Ивот ещё что, - прибавил он неторопливо. - Несбрасывайте сосчётов королеву. Будь она добродетельна, её врасчёт можно былобы инебрать. Нораспутство, простите меня затакую откровенность, скрывает под собой глубокий омут, вкотором тонет любая высокая цель. Многие вЕвропе недооценивают мадам Изабо, считая её всего лишь легкомысленной, ноя уверен - она себя ещё проявит инеслучшей стороны. Икэтому надо быть готовым…
        Филаргос помолчал, обдумывая собственные слова - всёли сказал? Да иверноли? И, снова недождавшись никакой реакции состороны принцессы, вернулся наместо.
        - Ацерковь? - вдруг спросила Виоланта.
        Епископ замер. Наступал момент, который он считал очень важным для себя. Теперь надо было свеличайшей осторожностью выбирать слова, чтобы не«пережать», ноинеостаться ни счем.
        - Церковь переживает нелучшие времена, как вам известно, - вздохнул он, разводя руками. - Увы, два папы - это всегда плохо, авыбор нового, единственного, крайне затруднён. Его святейшество Бенедикт, конечно, предпочтителен для многих изнас, ия ужасно огорчился, когда узнал, что он готов отречься отАвиньонского престола лишьбы церковь вновь обрела единство. Нобеда втом, что римский папа Бонифаций компромиссов непризнает, отсвоего престола неотступится ираскол церкви его неволнует. Что поделать - старость невсегда дарит мудрость дошедшему донеё. Итеперь, когда отречения Бенедикта стали требовать, едвали несилой, трещина между Римом иАвиньоном расширилась иуглубилась. Его святейшество выдерживает всвоём дворце настоящую осаду и, фактически, отстранён отдел.
        - Я слышала, это очень роскошный дворец, - заметила Виоланта.
        Филаргос незаметно перевернул перстень наруке камнем внутрь.
        - Ну, что вы, крепость, как крепость, - пробормотал он. - Хотя, да, конечно, бывают ошибки… Многие, ксожалению, полагают, что для полного отрицания роскоши надо сначала понять её суть. Я несторонник такого образа мыслей, однако, такое мнение существует, иглаза нанего незакроешь… Хотя, должен вам сказать, что слухи онас, священнослужителях, побольшей части, вымышлены. Вот вам ещё одна беда нынешней церкви - оговор. Рим клевещет наАвиньон, Авиньон наРим… Два папы - это всегда плохо…
        Епископ сдосадой оборвал сам себя - зачем повторился?! Повторы говорят онехватке аргументов, анехватка аргументов - ослабой позиции…
        Впрочем, позиции унего действительно слабоваты, иначе, сиделбы он здесь!.. Нотем, откого ждёшь помощи, слабость всё равно показывать нельзя.
        - Я вижу только один выход, - заговорил Филаргос, как можно бодрее, - созыв Пизанского собора, который объявит святейший престол вакантным ивыберет нового папу.
        - Ивы думаете, Рим подчинится решению собора?
        - Немне судить. Здесь очень помоглабы поддержка людей, мнение которых имеет вес вовсех европейских делах. Мой покровитель герцог Висконти, вэтом смысле, высоко ценит вашего будущего супруга, аепископ Лангрский считает, что Европа скоро заговорит иогерцогине Анжуйской…
        Тутже последовал осторожный взгляд налицо Виоланты - понравитсяли ей такая неприкрытая лесть? Нопринцесса сидела, опустив глаза, как будто ничто изсказанного её некасалось.
        - Избрание единственного папы принесёт благо всем, - продолжил монсеньор. - Объединившееся духовенство укрепит Церковь ивернёт ей власть, достаточную для наведения порядка вЕвропе.
        - Вы хотите сказать, что новый папа прекратит войну? - удивленно вскинула брови Виоланта.
        Епископ запнулся. Его глаза забегали поубранству шатра, словно впоисках ответа. Сам он незнал, что отвечать. Содной стороны, принцесса могла задать свой вопрос просто так, ничего неимея ввиду, итогда Филаргосу придётся признать, что она нетак умна, как показалась вначале - ведь ясноже - войну может остановить только чудо. Но, сдругой стороны, вопрос могбы стать неплохим аргументом для созыва Пизанского собора, и, кто знает, может Виоланта хочет услышать приемлемое объяснение…
        - Ну-у, недумаю, что это возможно так уж скоро, - осторожно начал епископ, - однако, согласитесь, ваше высочество, только единой церкви это под силу.
        - Значит, чудо вы отрицаете?
        Филаргос часто заморгал, непонимая, очемречь
        - Чудо? Какое чудо?
        - Явление Спасителя.., или Спасительницы. Выже знаете опророчествах?
        «Господи, какие пророчества?».
        Наепископа было жалко смотреть. «Или я что-то непонял, или упустил, или… О, Боже, она глупа! Ия напрасно здесь распинался, - подумал он. - Хотя, нет, непохоже… Может, это их сепископом Лангрским, какие-то дела, иона меня просто проверяет… Но, ради всего святого, что застранный способ?!»
        Растягивая время, чтобы обдумать ответ, Филаргос степенно откинулся наспинку стула имедленно сцепил пальцы наруках, как это недавно делала сама принцесса.
        - Чудо явления Спасителя.., или Спасительницы происходит отБога. Акто служит Богу вернее, чем Церковь?
        - Ну и?.. - Виоланта явно ждала продолжения.
        «Чёрт возьми, чего она хочет? - разозлился епископ. - Может, спросить напрямую?»
        - Ваше высочество, что вы хотите услышать? - поинтересовался он сосладкой улыбкой…
        - Только одно - явись миру такая Спасительница, что сделает Церковь - признает её запосланницу Божию, или распнёт, как еретичку.
        Филаргос мысленно выдохнул ивдруг вспомнил описьме монсеньора Лангрского. «Моя племянница, - говорилось там, - имеет опасную склонность ко всяким предсказаниям имистическим знамениям. Постарайтесь, сосвоей стороны, убедить её внедостойности подобных увлечений иукажите иной путь для приложения своих способностей»
        «Только то! - порадовался епископ. - Да ради Бога, почему инепризнать, раз ей так хочется это услышать. Новсеже она глупа, если насамом деле верит вовсе эти предсказания очудесных явлениях».
        - Ваше высочество, - торжественно объявил он, - как только Церковь станет едина, ничто непомешает ей узреть чудо Явления, ановый папа, как верный слуга Господа нашего, всегда признает нового Спасителя.., или Спасительницу!
        Виоланта наклонила голову. Состранной улыбкой она смотрела наФиларгоса, как оценщик, который прикидывает, пригодна или непригодна вещь для заклада, ивдруг спросила:
        - Как скоро вы намерены принять кардинальскийсан?
        УФиларгоса перехватило дыхание. «Ох, нет, она умна! Очень умна! Умнее многих!» - лихорадочно пронеслось вего голове. То, как Виоланта смотрела, позволяло предположить, что вопрос был задан неизпраздного любопытства. Если Пизанский собор созовут, папу нанём смогут избрать только изчисла кардиналов, ивсане епископа Филаргос оставался всего лишь человеком, (хотя ипервейшим человеком!), которому избранный папа былбы обязан своим рукоположением… Однако, кто незнает отом, как коротка память усильных мира сего - вчера был благодарен, сегодня равнодушен, азавтра? Иное дело самому вкардинальской шапке, да ещё при поддержке светской знати…
        Нонет, нет - обэтом пока нельзя! Главное, непережать. Смирение, итолько смирение! Вглазах этой принцессы оно лишь украсит будущего папу…
        - Навсе воля Божья, - тихо пробормотал Филаргос, опуская глаза.
        - Иподдержка тех, чье мнение вЕвропе чего-то стоит, нетакли? - добавила Виоланта.
        - Аминь.
        Принцесса встала, давая понять, что беседу пора заканчивать.
        Встал иепископ.
        «Забавно, адядюшка-то, похоже, толком ничего непонял, - подумал он, - Кчемубы её высочество склонности ни питала, немне менять её путь, потому что она его уже ОПРЕДЕЛИЛА. И, как кажется, все эти предсказания лишь поверхностная рябь натом омуте, что скрывает вдуше эта девица. Ах, знатьбы, что действительно унеё науме! Воистину, добродетель лишь оборотная сторона распутства, иэтот омут такойже глубокий итёмный… Может, стоит, ради опыта, бросить туда камешек ипосмотреть, что закруги разойдутся?»
        Епископ степенно пошёл квыходу изшатра, нонапороге, словно спохватившись, остановился.
        - Ах, да, - сказал он, какбы взабывчивости потирая лоб рукой, - я знаю, что вСарагосе вы держали патронаж над францисканской общиной. ВАнжу увас тоже будет прекрасная возможность возобновить свое благородное покровительство. Недалеко отСомюра есть аббатство Фонтебро. Обратите нанего внимание. Возможно, там найдётся много интересного иопредсказаниях разного рода… Кстати, оттуда рукой подать довладений Карла Лотарингского. Его предок - Готфрид Бульонский участвовал впервых крестовых походах иосновал когда-то один очень таинственный орден. Втом смысле, что все тайны францисканцев лишь отголосок его тайн…
        Епископ произнес это, какбы между прочим, но, выходя, взгляд налицо Виоланты всёже бросил.
        Принцесса вежливо улыбалась:
        - Увас чудесный перстень, святой отец, - вымолвила она напрощание. - Камень чистый, как небесные помыслы. Мой дядя неошибся, рекомендуя вас всоветчики.
        Апро себя подумала: «Ловко. Имою наживку заглотил, непоперхнулся, исвою мне подбросил. Но, дорогой монсеньор Филаргос, здесь мне ибез ваших подсказок всё давно уже интересно…»
        Исповедь явно затягивалась. Подмерзшее общество, уже успевшее рассмотреть приданое будущей герцогини ирасспросить герцога ди Клермон обо всём, более-менее интересном, снова столпилось ужаровен. Откостров заповозками потянуло запахом жареного мяса иподогретого вина. Там готовился обед, которого все заждались, но, судя поголосам, раздававшимся всё громче, кое-кто изчеляди уже успел неплохо отобедать. Вскоре, вместе сзапахами стали долетать ишутки поповоду затянувшейся исповеди, вкоторых, наразные лады, перемалывалась брошенная кем-то фраза отом, что воФранции стало наодну королеву-грешницу больше. Герцог ди Клермон снеодобрением поглядывал всторону разгулявшихся слуг и, совсем уж было, собрался пойти исделать внушение, когда полог сине-белого шатра откинулся, выпуская епископа. Лицо Филаргоса светилось умилением, руки были молитвенно сложены и, закатив глаза, монсеньор, вродебы сам себе, нотак, чтобы иостальные услышали, произнес:
        - Чище души я невстречал!
        Герцог почтительно замер. Акогда изшатра вышла Виоланта, снял шляпу, поклонился исявным облегчением пригласил кстолу, радуясь, что скучные церемонии, наконец, закончились.
        Все отметили про себя, что принцесса тоже как-то преобразилась. Она улыбалась, иулыбалась очень приветливо. Наприглашение кстолу ответила без ожидаемой чопорности, авина себе велела налить вдрагоценный золотой кубок, «чтобы подчеркнуть радость отпервой трапезы наземле Франции». Когдаже все общество собралось унакрытых по-походному столов, сама задала пиршеству легкий, непринужденный тон, вполне вофранцузском духе.
        Витоге, обедали шумно ивесело, иособенно потому, что ничего подобного неожидали.
        Даже арагонская свита недолго выдерживала церемониал. И, как только их тела отогрелись, аумы «подогрелись», приезжие рыцари охотно поддались общему настрою. Лишь несколько дам арагонского двора маялись встороне под присмотром старухи-дуэньи. Кто-то читал молитвенник, кто-то перебирал чётки, косо поглядывая напирующих, ноникакого ответного набожного рвения их вид ни вком невызвал. Скорее, наоборот. Итолько Филаргос, устыдившись намгновение, благословил бедняжек стем особенным усердием, которое всегда появляется улюдей, осчастливленных надеждой. Нопотом тоже, весьма резво, поспешил кстолу.
        Виоланта была любезна иочаровательна.
        Герцогиням де Блуа, д'Алансон иБонне д'Арманьяк она предложила дальше ехать веё натопленной карете. Мессиру д'Аркур, который исам незаметил, как опрокинул её бесценный кубок свином, этот кубок тутже иподарила, и, вконце обеда, воспользовавшись всеобщей сытостью ирасслабленностью, незаметно поднесла Филаргосу дивной красоты рубиновый перстень.
        - Он нехуже вашего сапфира.
        «Ипод цвет будущей мантии», - дрожа отрадости, подумал епископ.
        Ачуть позже все заметили, что граф Арманьякский, вопреки своей обычной надменности, что-то увлеченно рассказывает принцессе. Причем, увлекся он настолько, что нестал садиться вкарету, когда, наконец, тронулись впуть, аоседлал коня, догнал карету Виоланты ипоехал рядом, необращая внимания нахолод иначавшийся снег.
        4
        Долгие переезды сместа наместо небыли такой уж редкостью вте смутные времена. Короли, королевы, принцы, герцоги идаже дворяне помельче, нодостаточно зажиточные, чтобы позволить себе переезд, несидели подолгу водном итомже замке, акочевали нехуже цыган. Причем впутешествие отправлялись совсем скарбом, двором исмебелью, снаряжая такое бесчисленное количество повозок, что первая уже подъезжала кместу назначения, апоследняя ещё только выезжала заворота покинутого замка. Потому кортеж принцессы Арагонской привлекал внимание нестолько самим фактом своего передвижения постране, сколько роскошью ипредставительностью.
        Вкаждом городе, ко всякому постоялому двору, где общество останавливалось для отдыха, сбегались десятки зевак. Разинув рты они рассматривали гербы, вкоторых далеко невсе что-то понимали, нозато все могли оценить обилие золота, драгоценных мехов итканей. Иэто великолепие вызывало влюдях, обнищавших завремя войны инедавно прошедшей чумы, нестолько зависть, сколько изумление - неужели ещё возможно так жить?! Часами стояли они инаблюдали заэтими, невесть откуда, свалившимися небожителями, незамечая, что также подолгу, изокна отведенной ей комнаты, наблюдает заними приезжая принцесса…
        Уже вТулузе кпоезду присоединился выздоровевший духовник Виоланты. Это был францисканский монах поимени отец Мигель. Одевался он, как иположено, вкоричневую сутану, подпоясанную верёвкой, вгрубый коричневый плащ скапюшоном, итолько наногах, послучаю холодов, красовались меховые сапожки, имевшие, впрочем, весьма потертыйвид.
        Нанедавно болевшего отец Мигель мало был похож, благодаря круглому веселому лицу сосвежим румянцем. Ногерцог ди Клермон посоветовал всем лишних вопросов омонахе незадавать ивообще, меньше задумываться наего счёт.
        - Он, толи провидец, толи колдун, ноочень, очень странный, - доверительно шепнул герцог своей сестре - Мари де Блуа. - Порой такие вещи говорит - волосы наголове дыбом встают! Вот, хоть недавно, когда ехали через Кастилию, случай был: утром седлаем лошадей, аон идёт мимо иговорит Жану, моему оруженосцу: «Увидишь волка, негонись заним». Идальше себе пошёл. Мы, естественно, ничего непоняли, Жан увиска пальцем покрутил. Аднём, около полудня, смотрим - наперерез волк бежит. Мы все, конечноже, вдогонку, иЖан снами, самым первым. Аволк, гадина такая, вывел креке ипольду припустил! Берег там узкий, из-за деревьев сразу инеувидишь, что кчему, вот Жан ивылетел снаскока. Лёд пробил… Хоть инеглубоко, новспомнил предсказание, испугался, поводья дернул - конь назад рванул, да под ветки! ИЖан лицом наострый сук… Хорошо, глаз целый остался, нощёку так распорол, что шить пришлось…
        Герцогиня Мари испуганно охнула, аКлермон, желая произвести ещё большее впечатление, добавил:
        - Ипро Мерлина, того самого, как начнет говорить - ну вот, ей Богу, будто сам сним, заодним столом, ипил, иел!
        Герцогиня ото всего сказанного была вполном восторге. И, поскольку сказано это было сугубо приватно, уже через сутки после прибытия отца Мигеля, вкортеже неосталось даже самой распоследней служанки, котораябы неузнала под большим секретом, что духовник арагонской принцессы видит любое чужое прошлое, как свое собственное, абудущее, читает, как раскрытую книгу идар свой получил прямо отвеликого Мерлина.
        Первое время все опасливо косились всторону монаха, ожидая отнего страшных пророчеств. Ноотец Мигель только дружелюбно улыбался всем подряд иничем своих способностей невыдавал. Аесли ибрался что-то рассказывать, то только старые байки окрестовых походах, да ите слышанные-переслышанные через «десятые руки».
        Неудовлетворенное любопытство так иклубилось вокруг прискучавшего вдолгой дороге общества. Пересудов отом, что рассказал герцог ди Клермон, хватило напару дней, неболее, ивсе жаждали новых впечатлений, буквально изнывая отих отсутствия. Новсё было также, как влюбой другой поездке, идаже дамы, ехавшие водной карете сВиолантой, ничего несмогли разузнать оботце Мигеле. Навсе вопросы «кто?», «что?», «почему?» и«откуда?» принцесса отвечала крайне односложно, или просто пожимала плечами, полагая, видимо, что все объяснила одно фразой: «Отец Мигель мой духовник».
        Наверное, дамы, привыкшие кболее пространным беседам, сочлибы себя уязвленными, нереши они между собой, чуть раньше, что принцесса Арагонская - дама несамого большогоума.
        Идействительно, завсё время пути, Виоланта всё больше помалкивала, почти незадавала вопросов, атолько слушала всё то, что дамы считали нужным ей сообщить. Хотя, справедливости ради, они немогли непризнать, что слушала она отменно! Искренне удивлялась всему, чему следовало удивиться, ахала иохала внужных местах, аесли собеседницы смущенно умолкали, затронув какую-то деликатную тему иразвив её слишком далеко, нелезла кним сглупыми просьбами продолжить или уточнить.
        Естественно, большую часть времени занимали разговоры отурнирах ипразднествах.
        Бонна Беррийская, большая любительница развлечений, могла без устали сравнивать увеселения прошлых лет, какими они были добезумия короля Шарля, стеми, какими стали теперь. Ей были памятны победы всех рыцарей, атакже имена дам, вчесть которых эти победы одерживались. Аесли вдохновительницей побед бывала она сама, мадам Бонна небрежно, (ноочень красиво), взмахивала рукой, подкатывала глаза итомно вздыхала.
        Как редкая красавица исупруга первого вельможи при дворе герцога Орлеанского, графиня непропускала ни единого повода показать себя все равно кому - будь то обычная толпа, глазеющая назнать, или королевский двор, ицепко держала впамяти любую мелочь, неупуская её ипри пересказе. Без запинки могла перечислить участников последнего приёма укоролевы, при этом строго разграничивая натех, кто бывает изгода вгод, кто впрошлом году небыл, нобыл впозапрошлом, акто вообще впервыйраз.
        - Иимейте ввиду, моя дорогая, - поучала она Виоланту, - её величество крайне любезна сновичками, однако, нежалует женщин, которые вчем-то её превосходят. Особенно покрасоте…
        - Что, кстати, совсем несложно, - вставила Мари д'Алансон.
        Идамы дружно захихикали. Анеловкая Виоланта снова уронила свою муфту, которую потом долго немогла пристроить так, чтобы она больше непадала. Наэтом тема закрылась сама собой…
        Однако, какуюбы интересную историю ни рассказывали вэтой «дамской» карете, стоило Мари де Блуа открыть рот, чтобы вставить слово освоём брате, как всё внимание принцессы целиком иполностью переключалось набудущую золовку.
        Она вообще, налюбое упоминание оЛуи Анжуйском, реагировала так, словно ехала заключать брак непополитическим расчётам, апострастной идавней любви. Иэто, почему-то тоже сочли запризнак небольшого ума, ногрехом непосчитали. Всё-таки, Виоланта воспитывалась непри французском дворе, где добродетельное почитание мужей давно вышло измоды, и, вконце концов, что ей сейчас ещё остаётся?..
        5
        Наконец, наступил торжественный последний день.
        Накануне вАнжер отправили гонцов, ирано утром, как только пересекли Луару ипереоделись соответственно моменту, вкаретах иповозках оживленно завозились, предвкушая окончание долгого пути. Да ипогода, как позаказу, выдалась солнечной итёплой, что только усилило радостное возбуждение.
        Уже стали видны замковые ворота иполосатые башни Анжера среявшими над ними стягами Анжу, Сицилии иАрагона, уже серая толпа сбежавшихся изокрестных селений вассалов стала распадаться нафигуры илица, как вдруг принцесса велела кортежу стать ипотребовала коня.
        - Я желаю въехать вАнжер верхом ивокружении рыцарей, которых его светлость послал замной вСарагосу, - сообщила она ди Клермону, подъехавшему узнать, вчем собственнодело
        Коня немедленно подвели. Ипока его обряжали впарадную жёлто-оранжевую попону сгербами Арагона, Сицилии иНеаполя, принцесса объясняла ди Клермону, как именно она желает предстать перед будущим супругом. Придворные дамы, ничего пока непонимая, испуганно перешёптывались - уж непридетсяли иим забираться вседла? Ногерцог, проходя мимо, чтобы отдать распоряжения свите, успокоил:
        - Такое впечатление, что мы отправляемся натурнир! Неволнуйтесь, дамы, ваши места, как всегда, натрибунах.
        Имахнул рукой всторону карет.
        - Непонимаю, зачем она это делает? - пожала плечами Мари д'Алансон, наблюдая засборами. - Дорога раскисла, грязная… Платье наверняка испачкается… Втаком виде ивпервый раз перед мужчиной… Ябы нерискнула.
        - Ябы тоже, - согласно закивала Бонна Беррийская.
        Агерцогиня де Блуа промолчала.
        «Нетак уж иглупо, - подумала она, глядя через окно кареты нато, как ладно сидит вседле Виоланта. - Пожалуй, дама, забрызгавшая платье таким образом, произведёт набратца большее впечатление чем матрона, степенно вылезающая изкареты»
        - Кажется, мы поторопились свыводами, - вымолвила она, наконец, слегкой усмешкой, - Вот увидите эта арагонская принцесса окажется нетак проста, как показалась иочень скоро всё здесь приберёт крукам.
        - Ты шутишь? - удивленно приподняла брови Мари д'Алансон.
        - Ничуть. Я даже неудивлюсь, если клету его светлость совершенно забудет про свои итальянские дела… И, может быть, он её даже полюбит…
        Между тем, кортеж двинулся кАнжеру, еле поспевая загруппой конных рыцарей, окруживших Виоланту. Герцог ди Клермон вырвался вперед и, размахивая шляпой, первым подскакал кярко разукрашенному помосту, накотором, под бело-синим балдахином, уже стоял вкартинной позе Луи Анжуйский совсем своим двором.
        - Брат мой! - крикнул ди Клермон, - Я привёз вашу невесту! Поприветствуйте её! Вы - счастливейший изсмертных!
        «Она что, едет верхом? - удивился герцог, рассмотрев среди рыцарей женскую фигуру. - Ничего себе! Однако, посадка недурна… Да ифигура, кажется, тоже. Вот, еслибы ещё инеурод…»
        Он тоже снял шляпу, ноиз-за яркого солнца никак немог рассмотреть лица принцессы.
        «Нет, вроде неурод… Ах, чёрт, как мешают эти флаги, иэто солнце… Ирыцари эти… Окружили - ничего неувидишь! Нонедура, нет. Дуры так неприезжают…»
        Сулыбкой, более искренней, чем сам отсебя ожидал, герцог Анжуйский сошёл спомоста, помог невесте спешиться илегко прикоснулся губами кеё губам.
        «Совсем, совсем неурод… Ябы даже сказал - очень недурна… Ислава Богу!»
        - Неутомилали вас дорога, сударыня? - любезно спросилон.
        Виоланта, разрумянившаяся после проезда верхом, действительно выглядела очень привлекательно. Неотпуская руки герцога, накоторую опиралась, она слегка сжала её и, улыбаясь так, как улыбаются только счастливые женщины, ответила:
        - Я любовалась Францией, ваша светлость, разве это может утомить? И, еслибы невстреча сВами, желалабы продлить путешествие идальше.
        «Недура инеурод, - заключил герцог. - Ия - король Сицилии. Всё сложилось просто прекрасно!»
        Ему вдруг захотелось сказать что-то очень хорошее. Нелюбезное, нетакое, что обычно следует говорить, анечто особенное, чтобы сразу стало ясно - он ей действительнорад.
        - Моя дорогая, - приосанившись, начал герцог, - отныне главной моей заботой станут только ваши удовольствия. Клянусь, напервомже турнире, я раскрою шлем наГекторе де Санлиз исключительно ввашу честь!
        Виоланта улыбнулась ещё шире. Новеё, переполненном благодарностью взгляде, вдруг промелькнуло странное выражение - толи жалость, толи скука…
        «Нонеурод - и, слава Богу», - подумала принцесса.
        Втотже день всем было объявлено, что, после бракосочетания, супруга герцога желает именоваться нафранцузский манер, иотныне называть её следует - мадам Иоланда Арагонская, герцогиня Анжу.
        Анжу
        (1400 - 1408г.)
        Мари де Блуа почти неошиблась - очень скоро Луи Анжуйский действительно готов был забыть обо всём насвете, идаже освоих любимых военных забавах наюге Италии.
        Свосторгом, абсолютно детским, следил он задействиями супруги, ловко иочень толково занявшейся ведением его дел. И, вконце концов, пришёл квыводу, что брак порасчёту, несущий всвоей основе заранее оговоренные выгоды, может принести исовершенно неожидаемые удовольствия.
        Появившись перед своим двором наутро после первой брачной ночи игорделиво подождав, когда слуги растянут перед придворными окровавленные простыни, герцог Луи оповестил всех, что супруга его «совершенная прелесть». Его утомлённый, нодовольный облик значительно подкрепил эти слова, изумляя придворных своей неожиданностью. Все знали, что плотских утех его светлость никогда нечурался, но, неимея времени иособенного желания для галантных ухаживаний, принятых всвете, предпочитал развлекаться смаркитанками своего войска, некапризными пастушками изокрестностей Анжера, да сзаезжими шутихами избалаганов. Мадамже, новая герцогиня, мало того, что вдевках засиделась, так ещё ивоспитана была напостах имолитвах. Ктоже ожидал отподобного союза иных радостей, кроме тех, которые давал один только расчёт? Ивот, надоже…
        При анжуйском дворе долго гадали, чем икак эта принцесса-монашка смогла так хорошо удовлетворить их герцога, пока непришли квыводу, что новое всегда интересно, и, раз его светлости понравилось, то, дай Бог, чтобы продлилось это как можно дольше, инекончилось уже через месяц.
        Однако, некончилось!
        Прошёл целый год, и, хотя Господь непослал герцогской чете никакого потомства, никто при дворе несомневался втом, что герцог регулярно посещает покои супруги, иделает это нетолько изчувства обязанности… Многие, правда, считали, что мадам Иоланда, налюдях, сним несколько холодна. Нознатоки, постигшие тонкости любовной науки, уверяли, что «вэтом-то всё идело…»
        Одним словом, вчёмбы там дело ни было, агерцог Анжуйский обрёл вбраке счастье исовершенно этого нескрывал.
        Да, супруга его небыла изысканно хороша собой, зато мила, асамое главное, необычайно умна ихозяйственна. Затри года она нетолько преобразила Анжер иСомюр - родовые замки герцога - достроив иусовершенствовав их, нои, сама преобразившись абсолютно нафранцузский манер, завела новые, очень полезные связи при дворе. И, побольшей части, связи эти складывались негде-нибудь, азакарточным столом королевы!
        Нарыцарских турнирах которые вту пору были ещё часты, икоторые Луи Анжуйский предпочитал непропускать, мадам Иоланде оставляли место рядом скоролевской четой, где она сидела рядом c Валентиной Орлеанской иМаргаритой Бургундской. Отменное, надо сказать, соседство. Игерцогиня, естественно, обернула иего себе напользу. Узнав отмадам Маргариты опристрастиях её мужа - всесильного Филиппа Бургундского, она раздобыла где-то старинный манускрипт оподвигах сира Роланда, украшенный дивной красоты гравюрами, и, дождавшись повода, поднесла его герцогу Филиппу вподарок. Нельзя сказать, чтобы Луи Анжуйский пришёл ввосторг отэтого её поступка - герцога Филиппа он всегда недолюбливал - но, снекоторых пор, ко всем действиям жены его светлость относился скаким-то изумлённым почтением. Ктомуже, подарок оказался так хорош, что мадам Иоланду любезно пригласили вДижон, где хранилась большая часть книжных сокровищ Бургундии, игде после знакомства сдревними рукописями, герцогине был представлен давний воспитанник иверный союзник герцога Филиппа - Карл Лотарингский, только-только вернувшийся изГермании.
        Никому уже неприходило вголову считать Иоланду Анжуйскую женщиной несамого большого ума. Несмотря накрепнущее положение при французском дворе, она, судивительным чутьём итактом, умела отступать втень, как только затевались обычные интриги, возвышающие сегодняшних фаворитов-однодневок инизвергающие вчерашних. Иепископ Лангрский, сбольшим удовлетворением писал вМилан своему другу Филаргосу: «Дела моей племянницы отменно хороши. При дворе, где она принята сдолжным почтением, врядли найдется кто-либо другой, умеющий так умно подняться надо всем этим переплетением пристрастий иненависти Королева кней благоволит, герцог Филипп приглашает осмотреть свои коллекции… Даже наши учёные авиньонские кардиналы находят много разумного веё речах, ия, сособой радостью отмечаю, что её светлость совершенно избавилась отгубительных пристрастий ко всякого рода предсказаниям ипрочим еретическим сказкам… Она также завела крайне полезные для нашего дела знакомства. Ипокровительство, которое моя племянница иеё муж нам оказывают, воистину неоценимо! Поговаривают, также, что герцог Лотарингский имел сней продолжительную
беседу, после которой выглядел крайне изумлённым изадумчивым идаже.., только умоляю вас необижаться, друг мой, преданный мне человек слышал, как его светлость произнес что-то вроде: «Коли так, пусть сажают своего Филаргоса хоть накол…»
        Полагаю, что, несегодня-завтра, смогу одним изпервых поздравить вас, друг мой, скардинальской шапкой…»
        Епископ ничуть нелукавил. Светские дела ихозяйственные заботы вАнжу мадам Иоланда успевала сочетать сустройством Пизанского собора. Равно как испродолжением самообразования, только теперь интересы её, действительно, приобрели иную направленность.
        История ивеликие правления были уже достаточно изучены. Остались впоре бездействия итуманные пророчества осудьбах стран иотдельных личностей, аинтерес её светлости переориентировался наболее высокую ступень познания.
        Тайные учения, опыт общения сдухами ипотусторонними мирами, алхимия, как средство получения материальных субстанций, изменяющих дух, ипрочие подобные знания окружили герцогиню плотным кольцом откровений, изкоторых она придирчиво отбирала самое необходимое.
        Благо инедостатка винтересующем её материале небыло. ИзАль-Мудайка - королевского дворца арагонских королей наМайорке - ей, помимо романтических поэм францисканца Раймонда Луллия, переслали иего философские трактаты, включая сюда знаменитую «Книгу влюбленных ивозлюбленных». Здесь мадам Иоланда нашла много интересных иполезных мыслей обистине, принимающей разные личины, иоборьбе противоположностей, составляющей основу мировой истории. Зачитывалась герцогиня исочинениями Франциска Асизсского - основателя францисканского братства, итрактатами его самого верного последователя монаха Фратичелли, особенно интересуясь рассуждениями последнего оприроде стигматов, полученных святым Франциском отшестикрылого Серафима. Немало ценного почерпнула она, читая записи откровений Иоахима Флорского отрёх эпохах мировой истории, согласующихся сосвятой Троицей. Ивыводы, которые мадам Иоланда сделала, стяжали ей славу «женщины неординарного ума» среди епископов икардиналов при французском дворе.
        Ктомуже, всеми правдами инеправдами, духовник герцогини отец Мигель доставал откуда-то полные, некастрированные официальными церковными властями, издания «Изумрудных скрижалей» Гермеса Трисмегиста, теорию «Слов силы» каббалиста Абулафия идаже приблизительные описания устройств волшебного зеркала доктора Мирабилиса иговорящего андроида, созданного Альбертом Великим.
        Луи Анжуйский навсе эти ученые забавы жены смотрел сквозь пальцы. Авернее былобы сказать - незамечал их совсем. Стоило его светлости появиться вполе зрения герцогини, как все книги моментально закрывались, свитки скатывались, имадам охотно переключалась наобсуждение узора для новых доспехов кпредстоящему турниру, или выслушивала рассказы герцога осоветах, которые он дал каменщикам, укрепляющим северную башню Анжера. Втакие минуты отец Мигель удалялся почтительно ибесшумно, анапервый план выходил секретарь герцогини - толковый молодой человек, нанятый ею посовету мадам де Блуа.
        Однажды натурнире вПариже, устроенном вчесть прибытия нового германского посла, герцог Анжуйский, сражаясь намечах смессиром дю Шастель, так разошёлся, что едва нераскроил тому голову. Несчастного капитана унесли оруженосцы, агерцог, поддев мечом, вкачестве трофея, искореженный шлем противника, отправился ксвоему шатру.
        Нельзя сказать, чтобы он слишком уж мучился угрызениями совести - турнир есть турнир, малоли что наних случается, тем более, что это была уже третья славная победа, и, похоже, вэтом сезоне равного герцогу побою намечах уже небудет. Хорошобы изавтра показать себя также удачно накопьях, авсе остальное он готов уступить кому угодно другому…
        Герцог отбросил вугол шатра шлем побежденного дю Шастеля, стянул снамокшей отпота головы свой собственный, неторопливо переоделся и, отослав слуг, кликнул виночерпия.
        Каковоже было его удивление, когда вместо Себастьяна, обычно прислуживавшего ему натурнирах, вино принёс один изоруженосцев.
        - Себастьяна мадам герцогиня отправила кмессиру дю Шастель, - пояснил оруженосец, наливая герцогу вино, - справиться оздоровье капитана, да поднести ему флягу Сомюрского красного. Аещё она велела спросить - несоблаговолители вы сами навестить шатер мессира дю Шастель?
        Луи Анжуйский буркнул вответ что-то неразборчивое, залпом осушил кубок и, отослав оруженосца, задумался.
        Заподозрить супругу винтересе любовного толка ему даже вголову непришло - мадам Иоланда для этого слишком дальновидна. Но, что такого важного мог представлять собой этот дю Шастель, раз герцогине вздумалось переживать оего здоровье?
        Исам Танги, иего брат Гийом, всего лишь дворяне наслужбе угерцога Орлеанского. Да, храбры, честны иблагородны, нотаких ипри Анжуйском дворе хоть пруд пруди. Неужели его супруга строит наних какой-то расчёт вотношении Орлеанского дома? Нет, слишком мелковаты эти дворянчики для крупныхдел.
        Хотя… Дела жены всегда так загадочны итак мудрено запутаны…
        Содной стороны, довольно странно, что дама её положения заботится окаком-то капитане. Но, сдругой - нельзя непризнать, что дела герцогини приносят одну только пользу! Ивмешиваться вних, неразобравшись.., нет! Пожалуй, лучшее, что его светлость может сделать - это помочь. Да ипри дворе нехудо благородством блеснуть…
        Герцог вздохнул ипокосился нановый, ещё ни разу непользованный шлем, который собирался надеть завтра напоединок сМонлюсоном.. «Чтож, - подумал он, - вещь, конечно, дорогая… Пожалуй, даже слишком дорогая для мессира дю Шастель. Ноя, вконце концов, герцог Анжуйский, имоё благородство цены неимеет!.. Сам, конечно, вего шатер непойду, ношлем отправлю. И, раз уж её светлости так нужен этот капитан, думаю, она будет довольна. Король нерасплатилсябы щедрее…»
        Темже вечером, когда Гийом дю Шастель наведался влекарский шатер, где приходили всебя раненные натурнире рыцари, он был немало поражен. Лежа напоходной кровати сперевязанной досамых глаз головой, его брат Танги изумленно рассматривал роскошный, невероятно дорогой шлем, стоящий перед ним наспециальной болванке, которые обычно можно увидеть влучших оружейных.
        - Однако… - Гийом обошёл вокруг шлема, оценивая нестолько красоту гравировок нанём, сколько прочность иудобство. - Если это плата герцога Анжуйского заразбитую голову, то, ей-богу, Танги, твоя голова того нестоит. Какая сталь! Какая работа! Унас такую неделают. Как думаешь, германская, или итальянская?
        - Испанская, - медленно выговорил Танги.
        - Да? - Гийом ссомнением поднял брови. - Тебе виднее, конечно… Ноподарок хорош! Неожидал отего светлости. Неслужи я уже угерцога Орлеанского, поехалбы проситься наслужбу вАнжу. Если там так залечивают раны - эта служба как раз помне.
        Он ещё раз обошёл шлем и, поскольку брат задумчиво помалкивал, отхлебнул вина избутыли, стоящей визголовье походной кровати.
        - Авы тут неплохо живете, - Гийом радостно осмотрел бутылку, - ивино отменное! Откуда такое?
        - ИзСомюра, - ответил Танги. - Подарок её светлости мадам Иоланды.
        - Ого! Семейство решило тебя обласкать? - Гийом присел кбрату накрай постели ипонизил голос. - Что происходит, Танги, откуда такое внимание?
        - Незнаю…
        Танги дю Шастель покосился наостальных раненных. Сегодня днём, когда принесли сначала вино, апотом шлем, кое-кто изних заметил сусмешкой, что капитану очень повезло сгерцогской женитьбой. Дескать, такая щедрость Луи Анжуйскому несвойственна, ностех пор, как появилась герцогиня, вАнжере всё стало сног наголову…
        - Ты должен чем-то ответить, - развел руками Гийом. - Брат ты мне, или небрат, но, повторяю, твоя голова таких подношений нестоит.
        - Ая иотвечу!
        - Чемже?
        Танги дю Шастель осмотрел свои поношенные доспехи, лежащие прямо наземле, далеко неновую одежду набрате иустало прикрыл глаза.
        - Бесконечной преданностью, Гийом, - прошептал он. - Больше уменя, всё равно, ничегонет.
        Вблагодатном 1403году брак между герцогом Анжуйским имадам Иоландой Арагонской был вознаграждён появлением первенца. Его, как водится, назвали Луи, ижизнь герцогской четы основательно переменилась.
        Уж итак всю беременность мадам Иоланда провела вАнжере, полностью оградив себя отпоездок, волнений ивсяких случайностей, которые могли привести кпотере ребёнка. Но, когда спустя полгода после рождения Луи выяснилось, что герцогиня снова втягости, Луи Анжуйскому пришлось столкнуться сновой, ещё нераскрытой чертой её характера, ион уже незнал, радоваться ему, или огорчаться.
        - Вам следует возобновить притязания наНеаполитанский трон, мой друг, - заявила мадам Иоланда, едвали несразу после крестин новорожденной девочки, которую нарекли Мари. - Если Господу будет угодно даровать нам ещё сыновей, мы недолжны волноваться заих будущее
        - Но, мадам, - воскликнул Луи Анжуйский, - наш сын итак, поправу рождения, может претендовать наНеаполитанский трон!
        - Он должен непретендовать нанего, аиметь, - отрезала герцогиня. Нотутже добавила мягче: - Ивы можете ни очём неволноваться здесь - совсеми делами я управлюсь исама.
        Вот уж тут его светлости возразить было нечего. Вчём, вчём, авделах хозяйственных его супругу мало кто мог превзойти. Она прекрасно обходилась без показной роскоши, докоторой герцог когда-то был так охоч, ноинескупилась - всё только самое лучшее. Витоге, Анжуйский двор стал, едвали несамым изысканным двором Франции. Инастолько богатым, что ивоенный поход можно себе позволить…
        Так что, пришлось герцогу Анжуйскому встряхнуться и, сбросив счастливую расслабленность последних лет, снова начать собираться вИталию.
        Звуки боевой трубы ивид собранного войска вернули герцогу прежнее состояние настоящего, нетурнирного, азарта. Мерно покачиваясь вседле он слышал заспиной перезвон уздечек, лязг оружия, тяжёлый скрип обозных телег и, молодея душой, вкоторый уже раз, подумал про жену, что она умница.
        Асама мадам Иоланда, наводнив оба своих замка мастеровыми иоставив их напопечение расторопного секретаря, сголовой погрузилась вдела духовные.
        - Пока вкоролевстве царит относительное спокойствие, я должна хорошо подготовиться, говорила она отцу Мигелю. - При этом короле здесь небудет порядка. Поверь мне, двор я достаточно узнала, так что, пусть лучше его величество непоправляется вовсе. Нето, просветлев умом, увидит, недай Господи, что изсебя представляет его окружение, инатворит что-нибудь невразумительное. Ауменя дети. Им нужно спокойное королевство иуверенная жизнь…
        Да, нанехватку наследников вгерцогстве Анжуйском жаловаться уже неприходилось.
        Распалившийся, как встарь, герцог, лишь ненадолго вернулся домой, чтобы залечить душевные раны оточередного поражения, ноэтого вполне хватило для новой беременности герцогини.
        Ксожалению, роды небыли удачными, иЛуи Анжуйскому снова пришлось возвращаться, только теперь ради душевных ран супруги, что ипривело кпоявлению насвет, вянваре 1408года, ещё одного мальчика, которого нарекли Рене.
        Досамого дня крестин перепуганный предыдущей смертью герцог велел окружить младенца такой заботой, какой неокружали, наверное, даже дофина Франции.
        - Мой муж безумно боится заразы, - объясняла мадам Иоланда герцогине Мари, когда та приехала изБлуа посмотреть наплемянника, нонесмогла пройти дальше порога детской. - Недавняя чума вЛе-Мане заставляет его осторожничать сверх меры. Если так будет продолжаться идальше, то накрестинах он велит огородить курильницами даже купель, авсех служек заставит вымыться вподогретой воде инатереться морским камнем.
        Мадам Мари рассмеялась. Она судовольствием смотрела наслегка располневшую после родов жену брата иневольно вспоминала свою первую встречу сневзрачной арагонской принцессой, которую они сБонной Беррийской иМари д Алансон - смешно теперь подумать - сочли женщиной несамого большого ума. Теперьже, послушать одну идругую, окажется, что они сразу, спервого взгляда, распознали настоящую правительницу вскромной навид девушке, без конца роняющей свою муфту…
        - Что нового при дворе? - поинтересовалась мадам Иоланда.
        Она ещё недоконца оправилась, поэтому всё время проводила вжарко натопленной спальне, куда, кроме мужа, допускались только её служанка, духовник исекретарь. Да вот ещё для герцогини Мари было сделано исключение, никого, впрочем, неудивившее. Между обеими женщинами родственные отношения быстро укрепились додружеских, крайне доверительных. И, пожалуй, никто больше немог похвастать такими обширными познаниями обистинных причинах поездок герцогини Анжуйской ко двору иовсей той работе, которую она там проделывала. Только парижские ювелиры могли ещё дополнить общую картину размерами тех сумм, которые мадам Иоланда тратила навсевозможные украшения. Ноиони оченьбы удивились, обнаружив львиную долю своих изделий ненагерцогине, анафрейлинах её величества. Итолько для мадам Мари все было яснее ясного - она сама помогала золовке советами вподкупе, тасуя придворных дам, словно колоду карт, раскладывая насамых ловких, самых удобных, самых полезных исамых ненужных.
        Витоге, запоследние пару-тройку лет, состав фрейлин королевы заметно изменился. Мадемуазели Исуар, де Невер, Корбиньи, Леве, де Ватан, Шательро, де Вьерзон истаршая фреqлина - мадам де Монфор… Королева Изабо исама уже невспомнилабы, счего вдруг решила уволить одних ивзять ксебе наслужбу именно этих. Кого-то, кажется, присоветовал герцог Орлеанский, кого-то Филипп Бургундский, или епископ Льежский?. Аможет иВеликий Шталмейстер двора?.. Какая, впрочем, разница, если девицы оказались милы, застенчивы ипредупредительны. Когда нужно, они крепко держали язык зазубами, акогда ненужно, распускали его дополного бесстыдства…
        Хотя отом, что происходило впостелях её фрейлин, королеве знать было незачем - своих грехов достаточно. Зато добродетельная герцогиня Анжуйская очень ловко управлялась этими постелями, изгоняя оттуда одних - уже ненужных, иподкладывая других, для чего-то насей момент надобных. Витоге, уже через год, покоридорам Лувра ходили, весьма довольные, личный секретарь короля, егоже врач, Великий сокольничий двора, Великий шталмейстер, имногие другие, кто тоже поразилбы парижских ювелиров обилием драгоценных безделушек, деланных ими когда-то для герцогини Анжуйской.
        - При дворе? - переспросила мадам Мари. - Что может быть нового при дворе? Королю стало лучше, икоролева снова беременна. Луи Орлеанский был почти безутешен после кончины мадемуазель д'Энгиен, нотеперь успокоился…
        - Она умерла? - удивленно вскинула брови герцогиня.
        - Увы,да.
        - Странно…
        Мадам Иоланда сердито поджала губы. Девица, конечно, была продажная, да иглуповата, новполне могла ещё пригодиться.
        - Иотчегоже она умерла?
        Герцогиня Мари пожала плечами.
        - Говорят, что отравили, номне неверится. Кому могла помешать эта мадемуазель?
        Женщины переглянулись, понимая друг друга без слов, имадам Иоланда, хмуро сдвинув брови, бросила презрительный взгляд насеребряное настольное распятие, присланное ей королевой послучаю рождения сына.
        - Ачто стало сребёнком? - спросила она. - Кажется, умадемуазель д'Энгиен был сын отего светлости?
        - Да, маленький Жан. Валентина Орлеанская взяла его навоспитание - всё-таки, отчасти, он приходится братом её детям, ипоговаривают, что всемье его уже прозвали Жан Бастард. Ноофициально мальчик носит титул графа Дюнуа.
        - Бедный ребёнок, - вздохнула герцогиня. - Надеюсь, отец его любит?
        Мадам Мари пожала плечами.
        - Я тоже наэто надеюсь. Но, стех пор, как умер старый герцог Филипп, мессиру Луи налюбовь времени совсем неосталось. Воюет навсех фронтах. Впрочем, обэтом вам должно быть известно лучше меня, верно?
        - Да, - кивнула мадам Иоланда. - Нам даже пришлось отложить очередную Итальянскую кампанию.
        Обе дамы имели ввиду недавние события, когда вражда между Жаном Бургундским иЛуи Орлеанским достигла своего апогея, затянув вэту бесконечно вращающуюся воронку ненависти изначительную часть высшего дворянства Франции
        Жан Бургундский, который после смерти герцога Филиппа, ещё четыре года назад, принял понаследству опеку над королевскими детьми, наконец-то собрался приехать вПариж, чтобы приступить кисполнению своих обязанностей. Сторонники подготовили ему торжественную встречу, нобрат короля - герцог Орлеанский, загодя, демонстративно покинул столицу вместе скоролевой идофином. Пришлось Бургундцу, неслезая сконя, проехать весь город изконца вконец имчаться вдогонку, чтобы воспользоваться своими правами исилой вернуть дофина обратно. Тутже Луи Орлеанский принялся собирать армию, чтобы «освободить узурпированный Париж иковарно захваченного короля». Вответ, Жан Бургундский начал собирать армию свою. Итогдаже он прискакал ивАнжер, где, как позаказу, очень удачно икстати, собрались идяди короля - герцоги Беррийский иБретонский, ичасть высшего духовенства Франции.
        Гневные крики вадрес Луи Орлеанского разносились повсему замку, номадам Иоланда, которая наблюдала запроисходящим сверхней галереи большого зала, только усмехалась про себя. Зачем так много слов, думала она, если всё можно было выразить одной-единственной фразой: «Видите, господа, он первый начал!»…
        - Как вы думаете, унас начнется внутренняя война? - спросила герцогиня Мари.
        Мадам Иоланда опустила глаза иоткинулась втень, наподушки.
        - Посмотрим.
        Что поделать, старые дворцовые привычки, откоторых неизбавиться уже никогда, непозволяли даже вприватной беседе счеловеком, благорасположенным, показывать свои истинные мысли ипереживания. ИМари де Блуа, нехуже герцогини усвоившая теже самые привычки, спониманием улыбнулась. «О, да, мы тоже посмотрим, - подумала она. - Моя дорогая Иоланда заменит нам даже короля, если это будет необходимо для процветания Анжу, так что, думаю, внутренней войны можно неопасаться».
        Дрова вкамине затрещали, огонь пыхнул жарче, игерцогиня Мари поспешила укрыться затяжелым гобеленом, отгородившим столик для умывания. Её платье, хоть иобладавшее модным декольте, всеже считалось зимним, апотому было щедро оторочено мехами, неслишком уместными возле жаркого камина.
        - Как увас душно, дорогая, - воскликнула она, обмахиваясь обеими руками.
        - Увы, - вздохнула мадам Иоланда, - мой врач наэтом настаивает иневелит открывать окна. Надеюсь, заточение вспальне продлится недолго - я так скучаю вэтой изоляции… Возьмите настолике веер, вам станет легче.
        Герцогиня Мари подхватила прямоугольное опахало итальянской работы, больше похожее нафлажок, расправила юбки, устраиваясь наскладном стульчике уокна, ивдруг вспомнила, чем ещё можно развлечь заскучавшую без новостей подругу.
        - Азнаете, - заговорила она, оживленно обмахиваясь, - поговаривают, что его светлость Карл Лотарингский окончательно запутался втяжбе из-за города Нефшато сЛуи Орлеанским, да ктомуже, разругался сЖаном Бургундским, ипри дворе теперь гадают, окажетли герцог Жан хоть какую-то помощь своему давнему союзнику, или будет ждать, когда его обэтом попросят.
        - Вот как… - безразлично заметила мадам Иоланда, ноглаза её при этом так сверкнули, что, останься герцогиня Мари напрежнем месте, онабы заметила это даже втемноте алькова.
        Однако, холодного январского света сквозь слюду оконца пробивалось слишком мало, атяжёлый балдахин, нависающий над кроватью, совершенно топил втени всё, что под ним находилось, поэтому, когда мадам Иоланда ровным голосом добавила: «Очень интересно. Расскажитеже, сделайте милость», было непонятно - насамомли деле новость интересует герцогиню Анжуйскую, или она просто оказывает любезное внимание гостье.
        - Ах, да что там рассказывать! - махнула веером мадам Мари. - Карл сидит усебя вНанси инесегодня-завтра ожидает нового нападения. АЖан… Боже, немогу поверить, что он всё ещё дуется! Хотя, уэтого коротышки такая злобная память… Вы ведь знаете эту историю стурецким пленом?
        - Я нежила тогда воФранции.
        - Новсё равно, наверняка, слышали. Обэтом вся Европа судачила. Перед самой битвой под Никополисом, мессиру Жану де Хелли слышались голоса, которые советовали уклониться отсражения. Мессир настоятельно предупреждал герцога Жана непренебрегать этим знаком, норазве его светлость слушает кого-нибудь! Возомнил себя выдающимся полководцем, красой Бургундского дома, которому вратном деле иГосподь неуказ, авитоге, прогневал небеса, наделал глупостей ипопал вплен, растеряв половину войска! Спасло его только то, что Баязет пленникам, имеющим такое высокое положение, как герцог Жан, головы нерубил. Он назначил выкуп, иФилиппу Бургундскому пришлось заплатить очень.., ну оч-чень большие деньги. АКарл Лотарингский, как преданный союзник Бургундского дома, принимал всборе выкупа самое непосредственное участие. Причем, настолько непосредственное, что ябы, наместе коротышки Жана, считала себя ввечном инеоплатном долгу.
        Под балдахином послышалось какое-то шевеление - это мадам Иоланда приподнялась налокте, чтобы лучше видеть собеседницу.
        - Неужели Филипп Бургундский немог заплатить выкуп самостоятельно? - удивленно спросилаона.
        - Естественно, мог! - воскликнула Мари, радуясь, что смогла заинтересовать родственницу. - При желании он могбы, наверное, иодин заплатить завсех дворян, которым Баязет назначил выкуп. Нонаши пленники возвращались народину слишком долго ислишком расточительно. Останавливались вкаждом городе, вкаждом порту, наделали долгов, пользуясь своей славой ивысоким положением. Апотом ивовсе застряли - уж непомню где - вобществе каких-то красоток, накоторых спустили все деньги, присланные для уплаты долгов… Понадобилась целая экспедиция, чтобы их выцарапать. Иона тоже обошлась недёшево. Говорят, это сильно подорвало здоровье герцога Филиппа, аКарл Лотарингский страшно кричал наЖана, когда тот вернулся иобозвал его… Впрочем, этого я при вас повторить немогу, ноих отношения тогда сильно испортились. Ивот теперь, когда уКарла большие неприятности сгерцогом Орлеанским, все ждут, что предпримет Жан. Лично мне кажется, он ничего несделает. Идаже упустит шикарную возможность щёлкнуть поносу своего давнего соперника, лишьбы заставить Карла Лотарингского попросить унего помощи. Авы, как полагаете?
        Мадам Мари умолкла, ожидая услышать ответ. Ногерцогиня Анжуйская снова откинулась наподушки иизтёмного алькова довольно долго ничего небыло слышно. Только трещали дрова вкамине, да какая-то птичка заокном выстукивала вдеревянных ставнях что-то, видимое только ей одной.
        - Я думаю, Карл Лотарингский никогда непопросит опомощи того, кто чем-то ему обязан, - донеслось, наконец, из-под балдахина.
        - Иправильно сделает! - тутже подхватила Мари де Блуа. - Ябы тоже скоротышкой связываться нестала. Он страшный - вечно ходит злой, смотрит исподлобья, иноги унего кривые. Герцогу Карлу лучше былобы смириться сЛуи Орлеанским ипринять его сторону. Нехочу, чтобы нами, вконце концов начал править Жан! Луи, хоть инеблещет умом, зато такой красавец…
        - Да, он раздражающе красив, - согласилась мадам Иоланда.
        - Ибудет очень жаль, если понимая столь явное превосходство над собой, герцог Жан решит как-нибудь втихаря прирезать его бедняжку.
        - Помилуй Бог, счего вы взяли?! Поднять руку набрата короля! Кто может отаком даже помыслить? - снова подскочила напостели мадам Иоланда.
        - Уродливый кузен, ктоже ещё, - засмеялась мадам Мари…
        Дамы ещё немного поболтали, пока герцогиня де Блуа нерешила, что слишком засиделась иутомила хозяйку дома.
        - Уж неначинаетсяли увас жар, дорогая? - встревожилась она, целуя подругу напрощание. - Я совсем вас заболтала. Непослатьли заврачом?
        - Ненадо - это наверняка отдухоты, - слабо улыбнулась мадам Иоланда.
        - Тогда, вот вам ваш веер, ивелите служанке обмахивать вас, асами поспите.
        - Вы так добры ко мне, мадам, - послушно приняла веер совершенно обессилевшая больная.
        Ноедва Мари де Блуа покинула спальню, оттомности герцогини неосталось иследа.
        Откинув одеяло, она почти спрыгнула спостели иприказала вбежавшей похлопку служанке:
        - Немедленно подай мне платье, да позови отца Мигеля! Оденусь я сама.
        «Вот иповод подружиться свами, мессир Карл, - думал мадам Иоланда, просовывая руки вмеховые рукава домашнего платья. - Я так долго его ждала, что теперь неимею права ничего испортить. Жан Бургундский мне хорошо известен - он безумно высокомерен, Карл Лотарингский - горд, аЛуи Орлеанский - глуп. Все это замечательно. Нонельзя допустить ни единой случайности, способной нарушить это равновесие и, хоть вчём-то их изменить!».
        Герцогиня выдернула из-под ворота свои длинные, неубранные волосы, едва успела надеть наголову неслишком обременительный домашний убор, как вспальню, снизким поклоном вошёл отец Мигель.
        Проскользнувшая следом служанка мгновенно задернула полог нараскиданной постели итутже выскочила, прекрасно зная, как нелюбит мадам Иоланда присутствия посторонних вовремя её бесед сдуховником.
        - Пришла пора действовать, Мигель! - еле сдерживая возбуждение сообщила герцогиня, как только они остались одни. Сейчас ты внимательно послушаешь мой план, ивместе мы решим, как его обезопасить…
        Карл Лотарингский
        (1408г.)
        Замок вНанси был уже довольно стар, иновостройки вокруг него, образовавшие целый город изначительно превосходящие повысоте прежние низкорослые домишки, совсем почти скрыли изгиб дороги, ведущей кподъемному мосту. Да идеревья помогли - разрослись, невпример прежним годам, так что скоро скроют отглаз всю округу. Анезагорами весна. Икружевные тополиные верхушки снова залепят вороньи гнезда сптенцами, откарканья которых впокоях, где сейчас тихо, опять нестанет никакого спасения.
        Карл Лотарингский попрозвищу Смелый, граф Эльзасский иМецский, сеньор де Бов исеньор де Рюмини, сын Иоганна Первого, герцога Лотарингского иСофии, дочери Эгерхарда Третьего, графа фон Вюртемберга, стоял убойницы западной башни и, ёжась отхолодного февральского ветра, втысячный раз перебирал вуме все возможные причины, покоторым герцогине Анжуйской могло взбрести вголову начать сним переговоры обудущем воспитании её сыновей.
        Причин, разумеется, хватало. Да исам герцог Карл воспитывался когда-то при дворе Филиппа Бургундского, обучаясь военному делу. Но, какуюбы изпричин ни начинал герцог рассматривать более пристально, всё ему казалось притянутым «зауши», поскольку существовало ещё больше причин против любого союза между Лотарингским иАнжуйским домами. Взять хоть треклятый Пизанский собор игреческого выскочку Филаргоса, которого герцог Анжуйский поддерживал всеми правдами инеправдами. Или всё тогоже дурня Луи Орлеанского, который, при каждом удобном случае похвалялся тем, что уж кто-кто, акороль Сицилийский помощь ему всегда окажет… Да малоли разногласий существует между сторонниками разных партий! Итут это письмо, аточнее, предложение, изложенное внем…
        «Герцог Луи Анжуйский, конечно, уделяет слишком много времени своей итальянской войне, - размышлял Карл, - норазве нет вего родне или вего окружении рыцарей достаточно именитых, чтобы доверить им воспитание наследников? И, кстати, сама мадам Иоланда, послухам, более чем умна ирасчётлива, ия очень склонен этому верить. Закороткий срок цена её покровительства выросла воФранции настолько, что герцогиня, пожалуй, нехуже любого именитого рыцаря, справится своспитанием кого угодно, хоть королевских детей. Образована она так, что позавидуешь, иесли мне неизменяет память, сам герцог Филипп спрашивал когда-то её совета поповоду одной затянувшейся тяжбы, аБодиньи - его придворный хроникёр - вообще заявил, что мадам Иоланда «ПООБЩЕМУ УБЕЖДЕНИЮ прекраснейшая имудрейшая изо всех принцесс христианского мира»! Впрочем, она ему тогда кажется что-то подарила…
        Нет!.. Нет. Совершенно ясно, что мадам нужен предлог для встречи и, второпях, она просто непридумала ничего интересней… Нозачем ей это? Союз? Для чего? Или… против кого? Или все-таки…»
        Отвнезапно пришедшей наум мысли показалось, что холодный ветер усилился, игерцог Лотарингский отошёл отбойницы. Раньше ему здесь хорошо думалось, носегодня.., толи слишком холодно, толи тревожно… Чёрт побери, вкакие тяжкие времена приходится жить! Пожалуй, стоит вернуться взамок, хоть немного, отогреться ипонять, понять, наконец, чего хочет эта герцогиня!
        Карл пошёл клестнице. Ибашенный часовой, мгновенно приосанившись, стукнул концом алебарды обпол.
        - Следи засигнальными вышками, - бросил ему Карл.
        Потом спустился вгалерею, ведущую кзамку, ипошёл поней вглубокой задумчивости, сутуло, заложив руки заспину…
        Четыре года назад Карл Лотарингский ездил вБургундию, нестолько повидаться, сколько попрощаться сгерцогом Филиппом. Старик был уже очень иочень болен, ивсё сокрушался из-за того, что оставляет слишком много власти своему сыну Жану.
        - Ах, еслибы тебе.., - почти шептал Филипп, стискивая слабеющими руками ладонь своего воспитанника. - Жан небудет вести себя также умно, как могбы ты… Он очень изменился после плена, никого неслушает, изабыл.., совсем забыл мои уроки…
        Измученное телесной болью лицо совсем скривилось, истарый герцог устрашающе бессильно заплакал.
        Карлу тяжело было смотреть наэту слабость.
        Сраннего детства воспитываясь вдоме Филиппа Бургундского он привык видеть только силу, которой непереставал восхищаться. Ипостоянно учился иучился тому, что это восхищение вызывало… Да, он былбы старому герцогу лучшим сыном, чем самодовольный ибезрассудно заносчивый коротышка Жан. Беда заключалась втом, что, сколькобы Филипп ни говорил: «лучшебы ты…», сына своего он все равно продолжал любить…
        - Поговори сним, Карл, - шептал умирающий, теряя силы. - наш король безнадёжен, ему непоправиться. АЛуи Орлеанский дурак искоро сам себя загонит вловушку. Надо только недавать ему одуматься инемного подождать… Я так хорошо все подготовил… НоЖан нетерпелив иобязательно.., обязательно испортит… Силы мои кончились, удержать его некому… Ах, еслибы ты… поговори сним, Карл!
        Да, еслибы, еслибы…
        Вдругое время Карл Лотарингский обязательно напомнилбы Филиппу, что они сЖаном никогда особенно неладили, апосле турецкого плена ивовсе разругались. Нотеперь, чувствуя владонях последнее тепло этой мощной когда-то, нотеперь усохшей ипокрывшейся старческими пятнами руки, он понимал, что отчаянная просьба умирающего непросто забота отца осыне.
        - Я всегда любил иФранцию тоже, - выдохнул старик. - Аон… он бездумно разорит её… При дворе незря говорят - «Бургундец»… Моя вина, что ненаучил его любви большей. Да имудрости научить неуспел, что уж тут говорить… Моя вина, атебе расхлёбывать. Нокомужещё…
        Иумолк.
        Разговор лишил его последних сил, позволив болезни вспыхнуть новым приступом боли.
        Познаку Карла сиделка сбегала залекарем, который, кроме пускания крови, никаких других средств дать облегчение больному незнал. И, чтобы неприсутствовать при этом тягостном зрелище, герцог решил прямо сейчас попытаться исполнить последнюю волю своего воспитателя.
        Жана он нашёл несразу, обойдя почти половину Руврского замка, нонесчитая для себя возможным расспрашивать слуг. Потом догадался, наконец, заглянуть вместа, знакомые ещё стех пор, когда сам он - уже зрелый икрепкий юноша - находил, попросьбе герцогини Марго её маленького, непоседливого первенца, и, уворачиваясь отукусов ибитья палкой, возвращал его вкомнаты обеспокоенной матери
        Как иожидалось, коротышка, поигрывая кинжалом, развалился настаром походном сундуке втесной каморке возле оружейной. Он скосил глаза наКарла иусмехнулся:
        - Ктобы сомневался, что придёшь именно ты, Карл. Карл Смелый… Или вернее былобы сказать: Карл верный? Карл рассудительный? Или Карл послушный?..
        Герцог, сцепив зубы, переступил порог иприкрыл засобой гладко обструганную дверь.
        - Ты забыл добавить «любящий».
        - Как, как? Любящий?!!
        Закинув голову Бургундец расхохотался, рывком сел насундуке, широко раскинул ноги и, воткнув кинжал вкрышку, оперся нанего рукой.
        - Любящий говорилбы сейчас несомной, астем, что осталось вбольном старике отпрежнего герцога Филиппа.
        - Ему стало хуже.
        - Ая это итак понял, как только увидел тебя… - Коротышка опустил голову. - Хуже… Ему теперь, что ни день, все хуже ихуже, ноя туда предпочитаю неходить… Вот ты, раз уж такой любящий, ответь напростой вопрос: тот, кто тебя сюда отправил, действительно прежний Филипп или ослабевший умом умирающий, закоторого говорит его болезнь?!
        - Он твой отец.
        - Мой отец - Филипп Бургундский! Ия снова спрашиваю тебя, Карл, там, впокоях моего отца по-прежнему он, или это уже другой, ничем нанего непохожий старик?
        Карл Лотарингский досадливо поморщился, ноБургундец истолковал выражение его лица по-своему.
        - Вот видишь! - воскликнул он. - Ты тоже понял, что Филипп Бургундский уже мёртв. Аего тень, говорящая языком боли, учить нас стобой уже неможет. Так что нетрать понапрасну слов, выполняя его просьбы. Лучше давай забудем старые обиды, объединимся ипожмём друг другу руки, хотябы ради памяти моего отца.
        Неслезая ссундука, Жан протянул герцогу тёмную отзагара пятерню, нотот вответ лишь покачал головой.
        - Я неподам тебе руки, уж извини.
        Коротышка сощурился.
        - Это почемуже?
        - Твой отец ивболезни остался мудрым. Аты, как ираньше, будешь упираться истоять насвоём, даже тогда, когда всем вокруг давно ясно, что ты неправ. Бургундии нестать отдельным государством, как ни старайся. При разоренной Франции иона, рано или поздно падёт, или станет…
        - Ну, хватит!
        Жан соскочил ссундука ивстал против Карла. Рука, которую он протягивал для рукопожатия, медленно сжалась вкулак.
        - Можешь непродолжать. Всего этого я уже наслушался, да итвои имперские амбиции мне хорошо известны. Ты даже свою Лотарингию сдашь, лишьбы слепить один большой кулак сфранцузами или германцами. Ноя другой, Карл! Исвоего упрямства нестыжусь. Сдетства неоткого-нибудь, аотсвоего отца, только ислышал, что «Бургундия, Бургундия!», инет для меня другой империи, кроме этой земли! Так что слепись хоть вся Европа водну кучу, моя Бургундия станет вэтом кулаке вот таким вот неудобным пальцем!
        Исложив увесистую фигу, Жан сунул её герцогу поднос.
        Карл невольно отступил нашаг.
        - Ты забываешься,Жан!
        - Аненадо было выводить меня изсебя.
        Бургундец вернулся ксундуку исел нанего уже боком.
        - Я всю свою жизнь почитал отца. Спроси любой: «Кто первый после Бога?», иябы незадержался сответом. Нотеперь мне надо заставлять себя войти вего комнату. Болезнь победила, авидеть Филиппа Бургундского побеждённым для меня невозможно… Ты ведь тоже говоришь, что любил его, Карл, поэтому обязан понимать, что именно ради отца я ипродолжаю то, что делаю!
        Карл Лотарингский тяжело вздохнул.
        Собственно говоря, ачего он ещё хотел? Жан оставался Жаном, иждать отразговора сним какого-то иного исхода было глупо. Нодолг перед умирающим Филиппом следовало исполнить доконца, поэтому, как можно миролюбивее, оставляя толи себе, толи Жану последний шанс, герцог спросил:
        - Чегоже ты, вконце концов, хочешь?
        Коротышка радостно осклабился.
        - Я рад, что ты захотел узнать мои планы, иохотно ими поделюсь, тем более, что после смерти отца, мне никто иничто непомешает. Итебя ствоим германским тестем я, кстати, тоже небоюсь. Да иФранцию губить несобираюсь. Только поставлю её наместо. Бургундия уже почти государство, нравится тебе это или нет. Ия - прямой потомок Жана Доброго - сумею сделать её даже более могучей, чем была подыхающая ныне Франция! Кто ещё вольет живую силу вдрево Валуа? Правящая ветвь династии отсыхает имой полоумный кузен Шарль тому прямое доказательство, апро кузена Луи я даже незаикаюсь… Провидение подарило ум исилу нашему роду. Отец вынужден был смириться сположением второго человека вгосударстве, номне подарен шанс жить иправить втакое время, когда довольствоваться положением второго просто преступно! Наконец, я единственный изо всех моих недоумков братьев, кто умеет управляться сармией. Я многому научился уБаязета, когда жил вплену… Да, Господи, зачем тут много перечислять?! Комуж иправить, как немне?
        Присев накрай грубо сколоченного стола, кое-как прикрытого старой попоной, Карл Лотарингский наблюдал заразглагольствующим Жаном почти отстраненно, сосмешанным чувством презрения идосады.
        Всё ясно - бесполезный этот разговор ни кчему неприведёт.
        Новзадрожавшем, словно отстраха, свете единственной свечи, фигура Бургундца, скорчившаяся накрышке сундука, приобрела вдруг что-то зловещее, толи отвзлетевшей кпотолку великоватой тени, толи открасных отблесков, заплясавших вглазах коротышки, игерцогу Карлу стало непосебе.
        - Много насебя берёшь, - заметил он, стараясь казаться спокойным.
        - Акто мне теперь здесь помешает? - ощерился Жан. - Кузен Луи? Его любовница королева? Или, может быть, англичане?
        Он сипло засмеялся, обнажив порченные втурецком плену зубы.
        - Королеву я быстро пристегну ксвоему поясу, как только получу права опеки над дофином, исвоего любовника она сама мне отдаст совсеми потрохами. Амальчишка дофин ещё совсем сопливый, будет делать то, что я скажу. Ивместе мы, для начала, остановим войну.
        - Это какже?
        Жан снова, одним броском, соскочил напол.
        - Думаешь, так трудно договориться сангличанами? Сэр Генри сейчас воюет сШотландией, ему недонас. Ктомуже, говорят, унего проказа. Нонатот случай, когда станет «донас», я кое-что приготовил. Вот, взгляни.
        Он подошёл квысокому ларцу наступенях оконной ниши и, открыв его, достал дивной красоты золотую цепь сбольшим неогранённым изумрудом вцентральном звене.
        - Видал, какая редкость! Камень принадлежал ещё Робберу Набожному, имой отец заказал цепь специально под него. Но, как только старик умрёт, я отправлю сокровище вподарок английскому принцу Генри Монмуту. Несегодня - завтра ему править. Иэтот символ будущей дружбы придётся как раз кстати. Черт сним, пускай получит ещё кое-какие территориальные уступки впридачу, зато мешать нестанет.
        - Тебя распнут заэти уступки, - процедил сквозь зубы Карл.
        Жан Бургундский подбросил вруке тяжёлую цепь ихитро засмеялся.
        - Ая отдам земли Орлеанского дома. Точнее, нея, адофин. Или отего имени королева. Здорово получится, правда? Так что, распинать будут их, ая под этот шум разверну Бургундские знамена, брошу клич, соберу всех - идрузей, ивчерашних врагов - ивсё отданное отвоюю обратно. Я - Жан Бесстрашный, которому затакую победу преподнесут иэти земли, имногое другое. Вот тогда, друг мой, наэтой голове, - Жан постучал себя полбу, - корона Франции станет лишь дополнением Бургундской короны.
        Карл поднялся
        - Я под твои знамёна невстану, - сказал он, глядя прямо вчерные глаза коротышки
        Тот молча повел шеей, как будто раздвигал тугой ворот. Потом, стяжёлым грохотом, вларец упала цепь и, следом, захлопнулась крышка.
        - Значит, невстанешь…
        Жан выдернул изсундука свой кинжал, заставив герцога, хорошо знающего этот бешеный нрав, похолодеть намгновение, иподошёл почти вплотную.
        - Нехочешь сомной - твоё дело. Ноимешать невздумай. Когда отец умрёт, я стану очень опасным врагом, Карл. Так что, нелезь вмои дела помехой. Дорого обойдется…
        Даже теперь, спустя годы, при этом воспоминании Карл Лотарингский сдосадой оборвал сам себя.
        Да, герцог действительно готов был поступиться суверенитетом своей Лотарингии ради мощной империи, неподрывающей себя изнутри мелкопоместными распрями. Однако здесь, воФранции, союзников вэтом деле ему небыло - все занимались только собой исобственными делами… Король Шарль безумен, королева распутна, да ибрата короля, этого красавчика Луи Орлеанского, разумным идобродетельным никтобы неназвал. Заключение сним какого-либо альянса было для Карла также неприемлемо, как исоюз сЖаном Бургундским
        Хотя…
        Хотя, как посмотреть. Иесли нет другого выхода, издвух зол надо выбрать меньшее. Ради создания своей империи иКарл Великий небрезговал пожимать руки всяким ничтожествам, потому что отничтожеств беды впервую очередь ижди. Жан Бургундский, хоть иупёрт ихамоват, новсёже личность, одержимая идеей, иэто герцог Лотарингский мог понять. НоЛуи Орлеанский - этот беспутный щёголь, никем теперь неограниченный, то самое ничтожество иесть! Пусть даже невсоюзе сним, атолько рядом, вКоролевском совете, вдолжности какой-нибудь вроде должности коннетабля - нотам, увласти, чтобы отбирая излюдей разумных, создать помеху варварским планам Бургундца!
        Да, при такой перспективе можно былобы иЛуи Орлеанскому руку пожать… Но, Господь Всемогущий, какже это противно для него - Карла Смелого!
        Итут, толи Судьба, толи провидение, аможет ичья-то воля, разом избавили герцога отвсех сомнений.
        Луи Орлеанский, почуяв себя единоличным правителем королевства после смерти Филиппа Бургундского, решил, (наудивление дальновидно), укрепить свои военные позиции наслучай каких-либо посягательств состороны Жана. Тутбы ему иулыбнулась удача, поскольку нацелился он наобласть Рейна и, вчастности, наЛотарингский городок Нефшато. Носвоё требование кгерцогу Карлу непрепятствовать вводу его войск, облек вформу такую наглую игрубоватую, (да ещё иподкрепленную унизительным напоминанием овассальной зависимости отнего герцога Лотарингского), что Карлу неоставалось ничего другого, как, прорычав: «выродок!», ответить решительным отказом ибросить скомканное послание влицо побледневшему посыльному.
        Стало ясно, что без боя Нефшато невзять.
        Однако водиночку Луи Орлеанский нерешался идти натакого противника, как Карл Смелый, особенно учитывая стоящего заего спиной тестя - германского императора Рупрехта, да исобственные, весьма скромные способности вратном деле. Поэтому, для начала, вбоевую готовность были приведены юристы, игрозила разразиться нудная, выводящая изсебя тяжба.
        Нотут Карл был готов кобороне, поскольку ничего нестоило доказать, что Нефшато кчасти вассальных владений неотносится.
        Ивдруг, год назад, вПариже, быстро иактивно составилась целая коалиция против Карла. Причём, одним изпервых, вступивших вэту коалицию, числился герцог де Бар - родной дядя Иоланды Анжуйской - иего давние союзники графы фон Сальм ифон Юлих, атакже епископ Верденский…
        Вот тогда-то герцог Карл окончательно ивышел изсебя!
        Едва стало известно, что войска коалиции собраны иготовы двинуться наЛотарингию, он тоже развернул боевые знамена ипоставил под них всю свою армию, отозвав даже ту её часть, которая, подоговору сРупрехтом, отошла для укрепления германских границ…
        …Нельзя сказать, что сражение под Нанси было каким-то особенно яростным или кровавым. Луи Орлеанский, как иожидалось, показал себя несамым блистательным полководцем, да ивойска коалиции действовали как-то вяло, слишком быстро иохотно признав свой полный разгром. Нодаже сейчас, когда они отступили кПон-а-Му, герцог Карл понимал, что ничего ещё некончено. Идержал лотарингскую армию вбоевой готовности, асам каждое утро лично поднимался всторожевую башню где, стоя усеверной амбразуры, ждал малейшего сигнала, чтобы приказать трубить общий сбор.
        Ивот втакой-то момент, нежданно-негаданно, появляется посланник отгерцогини Анжуйской ссамым обычным, ноотэтого особенно подозрительным письмом!
        «…Невижу никого более способного внушить идеалы подлинного рыцарства моим сыновьям, кроме Вас - единственного, могущего вызвать вних уважение после их отца…» Звучит, конечно, красиво, идля любого другого вполне убедительно, особенно после одержанной победы. Но, учитывая личность этой дамы, Карл недавал себе обмануться. И, вместо того, чтобы обдумывать, как лучше ответить - высокомерным согласием или лицемерным отказом, он без конца размышлял над тем, какой расчёт строит нанем герцогиня? Иособенно теперь, всамый разгар вражды сеё дядей иего союзниками?
        Да, лет пять или шесть назад они встречались вДижоне. Мадам Иоланда поразила тогда Карла глубокими познаниями втаких областях схоластики имистики, окоторых некаждый мужчина имеет представление. Ауж для дамы её положения обладать подобными знаниями было совсем невероятно! Впрочем, скорей всего, именно положение позволяло герцогине эти знания получать. Иудивило герцога, впервую очередь, нето, что она их имела, ато, что ЗАХОТЕЛА иметь.
        Беседа велась вдрагоценной библиотеке Филиппа Бургундского, где он любезно позволил «похозяйничать» своей гостье. И, перебирая древние свитки ифолианты, мадам герцогиня очень ловко переходила оттемы ктеме, завлекая своего собеседника визвилистый лабиринт умозаключений ивыводов, которые она сделала, изучая Историю, как тайную, так иявную.
        Помнению мадам Иоланды все более-менее значимые события, даже если напервый взгляд они ничего общего друг сдругом неимеют, связаны между собой единым замыслом Провидения, который представляется ей нитью снанизанными нанеё бусами. Взору непросвещённому инепосвященному эта нить невидна, ноесть избранные, которым дано проследить её направление нетолько вглубинах прошлого, ноивбудущем, абсолютно скрытом отпростогоума.
        Примеров приводилось великое множество, отпророков времён короля Пиппина доастрологов короля Генри Короткая Мантия, ноувенчало всё пророчество Мерлина оДеве, которая придет, чтобы спасти гибнущее королевство. Ипоскольку попредсказанию прийти она должна изЛотарингских земель, пример этот был весьма уместен именно вбеседе сКарлом.
        - Некажетсяли вам, ваша светлость, - какбы между прочим спрашивала герцогиня, сосредоточенно рассматривая гравюру настаринном, ещё рукописном, издании «Кодекса Манесса» - что все события воФранции изаеё пределами складываются именно так, анеиначе, как раз для того, чтобы это пророчество свершилось? Все эти войны, эпидемии, браки исмены правителей… Даже безумие нашего короля! Невидители вы вовсём этом лишь шахматные ходы, которыми Провидение убирает одни фигуры ивыдвигает другие, медленно, новерно подводя их ктой единственной, появление которой можно приравнять ко второму Пришествию?
        Она взглянула нагерцога иулыбнулась, давая понять, что высказывает одно только предположение. НоКарл вответ досадливо поморщился.
        Он нелюбил эту тему.
        ВЛотарингии только ленивый непредрекал, время отвремени, что вот-вот, ещё немного, иДева явится, чтобы разом избавить их ото всех бед инапастей. Выезжая наохоту, герцог то идело натыкался накресты, понаставленные его рабами для молитв оеё скором приходе, идавно уже устал отбесконечных донесений, что где-то, вкаком-то приходе родилась очередная чудо-девочка, укоторой или сияние вокруг головы, или ладошки взолотой пыльце, или нателе родимое пятно ввиде короны, окружённой звёздами. Потом, естественно, оказывалось, что ничего такого небыло, ивсе сияния померещились, как иродинки, вкоторых, при желании, можно было усмотреть что угодно, хоть даже исобачью голову. Нозато оставался горький осадок разочарования.
        Вюности исам Карл свято верил вприход Спасительницы. Перечитал все пророчества, сделанные наеё счёт после Мерлина, включая сюда исамые ненадёжные, вроде откровений какого-то слепого испанского монаха… Кстати, тот много странствовал и, как говорят, осел где-то народине этой мадам Иоланды. Уж неунеголи набралась она всех этих идей?
        Впрочем, думал герцог, какая ему, всущности, разница? Повзрослев икак следует узнав жизнь, сменившую юношеские радужные цвета навсе оттенки черного ибелого, Карл давно уже понял - появление Девы нереально. Инезамедлительно высказал это герцогине Анжуйской вответ наеё вопрос-предположение.
        - Да, да, вы абсолютно правы, - сразу согласилась она, печально покачав головой. - При нынешнем положении дел вЦеркви, окаком чуде Господнем может идти речь… Разве что появится новый папа, способный отрешиться отмирских разногласий.
        Итут Карл понял, вкакую ловушку завлекает его герцогиня.
        «Так вот Вы очём, мадам, - усмехнулся он про себя. - Все эти умные речи сводились кодному - кпопытке уговорить меня непрепятствовать созыву вашего никчемного собора! Ая-то уж было подумал… Но, какбы тонко вы ни подводили меня кнужному для вас решению, всё равно это глупо. И, раз уж нато пошло, извольте - откровенность заоткровенность».
        - Так вы считаете, что появление третьего папы это положение улучшит? - спросил он, нескрывая сарказма. - Чтож, наэтот счёт я вам сделаю своё собственное пророчество ипредреку, что некий греческий епископ наСвященном престоле вызовет смуту ещё большую, чем прежде, вкоторой, как иваш супруг, я приму активное участие, только спротивной стороны. Несочтите меня грубым, новотличие оттех, кто готовит Пизанский собор, я вовсе несчитаю этого выскочку Филаргоса бусиной нанити Провидения.
        - Да полно вам, герцог, - непрерывая своих занятий, беззлобно откликнулась мадам Иоланда, - никто его таким несчитает. Нопомоему разумению, вотличие отныне действующих пап, монсеньер Филаргос может стать просто очень удобной вехой, через которую нить Провидения скорее достигнет нужно цели. Икроме этого, ЕСЛИ ХОТИТЕ, он ни вочто больше вмешиваться нестанет…
        Тогда, переходя отизумления краздражению иобратно, герцог Карл неувязал вединую цепь миссию Филаргоса ипришествие Девы. Все разговоры опророчестве он посчитал всего лишь приманкой - переходом ктому главному, чего хотела добиться отнего мадам Иоланда. Ктомуже, пять-шесть лет назад единственное чего можно было ждать отнового папы - это прекращение войны, поскольку внутренние междоусобицы своего нынешнего размаха ещё недостигли.
        Носейчас, зная истинное положение дел ипонимая, что спасти Францию может только чудо, Карл Лотарингский вдруг припомнил тот давний разговор ипризадумался. Что если герцогине действительно нужен тесный союз сним? Как женщина умная идальновидная, ктомуже, близкая ко двору, она немогла непонимать вкаком положении находился сейчас герцог. Как ито, что он ссамим чёртом готов побрататься, лишьбы вкоролевстве нестало ещё хуже. И, кто знает, неизвестноли ей нечто такое, зачто Карл, нето что счёртом побратается, ноидушу ему продаст?!
        Водворе поднялся какой-тошум.
        Герцог остановился и, перегнувшись через деревянные перила галереи, посмотрел вниз.
        Большая телега, видимо въехавшая совсем недавно, стояла посреди двора, совсех сторон облепленная свободными откараула лучниками ихохочущими служанками скухни. Что происходило нателеге видно небыло, носквозь грубый солдатский гогот ивизгливые подначивания служанок пробивался тонкий девичий голосок, умоляющий ничего нетрогать.
        - Что происходит? - крикнул герцог.
        Запахнув плащ плотнее, он, вместо того, чтобы идти всвои покои, спустился побоковой лестнице водвор.
        Челядь мгновенно расступилась, согнувшись впоклонах, иКарл увидел совсем юную заплаканную девицу, почти лежащую накорзинах, укрытых соломой. Подол юбки надевушке был задран, анатонкой белой ноге виднелись грязные следы отсолдатскихлап.
        - Что здесь происходит? - нахмурившись, переспросил герцог.
        - Торговка изЛюневиля привезла овощи, мессир, - ответил, неразгибая спины, один излучников.
        Карл снова перевел взгляд наобнаженную ногу, идевушка быстро одернула подол. Из-под ровных, темных бровей нагерцога сверкнули поразительно зеленые глаза.
        - Ты кто такая? - спросил он, осматривая небольшие, ещё незагрубевшие кисти рук ичистую шею, видимую сквозь раздерганную полотняную одежду девушки.
        - Ализон Мэй, - опуская ресницы, пробормоталата.
        - Ты крестьянка?
        Девушка густо покраснела, видимо совсем смутившись оттакого внимания, изамолчала, теребя подол передника, откоторого неотрывала взгляда.
        - Её отец служит вцеркви Святого Георгия регентом, - сообщила одна иззамковых служанок. - ААлизон сматерью живут вЛюневиле, выращивают овощи ипродают. Уних там ещё двенадцать детей.
        Карл подошёл кповозке поближе.
        - Чем ты торгуешь?
        Все ещё неподнимая глаз, девушка сдвинула сверха корзины солому, выудила, порывшись вней, ярко-красное позднее яблоко ипротянула его герцогу.
        «Дева, - пронеслось вголове уКарла, когда пальцы их намгновение соприкоснулись. - Дева изнарода, ночистая ипрекрасная, непохожая нагрязных крестьянок ираспутных дочерей ленников… Господи Боже, как всё былобы просто ихорошо! Норазве смогут наши спесивые принцы ибароны принять такую? Нет, даже представить невозможно…»
        - Через месяц поступишь вуслужение кстаршей фрейлине герцогини, - буркнул он, неглядя надевушку. - Деньги затебя будут переданы отцу, аматери выделят землю…
        Кто-то изслужанок завистливо охнул, иАлизон, наконец-то, подняла глаза.
        - Спаси вас Господь, мессир, - еле слышно прошепталаона.
        Состороны кухни прибежал запыхавшийся паж. Видимо форшнейдер, заметив водворе своего господина, послал узнать, вчем дело.
        - Расплатись изабери всё, - велел ему герцог. Азатем повернулся клучникам. - Иесли отец этой девицы пожалуется, что дочь его обесчестили вмоём замке, имейте ввиду - перевешаю всех, накого он укажет.
        Посеревшие лучники расступились, когда он пошёл мимо них, авголове Карла все ещё вертелось: «Дева… Дева изЛотарингии… Спасительница… Эх, будь моя воля, самбы её призвал! Пусть избавит нас именем Господа ото всех дураков. И, впервую очередь, отЛуи Орлеанского…»
        Стоп!!!
        Герцог даже остановился.
        «Ачто если мадам хочет тогоже, что ия?! Что, если иона… О, Господи! Тогда становятся понятными ивсе те давние туманные разговоры, идаже треклятый Филаргос сего папством! Она готовит приход Спасительницы. Ия ей нужен, как хозяин Лотарингии, чтобы всё было, как впророчестве…»
        - Тревога! - закричал состорожевой башни караульный. - Сигнальные огни состороны Пон-а-Му!
        - Труби сбор! - приказал герцог, ссожалением отмахиваясь отпоразившей его мысли.
        Даже если итак, то потом.., всё потом.
        Подвору тутже забегали, заметались лучники, раскрывая двери конюшен иоружейной; выскочили изсвоих помещений оруженосцы, вытаскивая боевое снаряжение; беспокойно заныли сигнальные рожки. Кто-то схватил под уздцы лошадь втелеге Ализон Мэй ипотащил её всторону…
        «Ну вот, снова началось! - азартно задрожав впредчувствии битвы, подумал Карл. - Извольте пока подождать ответа, драгоценная мадам Иоланда. Иесли воля Божья намоей стороне, то сегодня я окончательно покончу сэтой чертовой коалицией, апотом… Потом, для какихбы целей вы мне союз ни предложили, я знаю накаких условиях приму его отвас…»
        Вполне возможный заговор
        (весна-лето 1408г.)
        Шахматный король состуком полетел напол.
        - Нехочу больше играть!
        Герцог Анжуйский отпихнул отсебя доску, повалив последние стоящие наней фигуры иоткинулся навысокую спинку своего стула.
        Желтоватый свет, льющийся сквозь драгоценные цветные стёкла наокнах, показался ему тревожным, полным дурных предостережений. Исокол, дремавший рядом нажёрдочке, беспокойно встрепенулся, словно почувствовал настроение хозяина.
        - Это потому, что вигре ты обычно больший дурак, чем я вжизни, - заметил придворный шут герцогаЖак.
        - Придержи язык, - оборвал его герцог.
        Впоследнее время он все нетерпимее относился костротам своего шута, хотя раньше Жаку вэтом доме позволялось многое.
        Как младший сын разорившегося дворянина изрода де Вийе, ещё мальчиком, Жак был отдан наобучение вСомюрский замок, чтобы, оправдывая надежды отца, пройти весь путь отпажа дооруженосца и, может быть, когда-нибудь, заслужить право быть посвящённым врыцари. Вовсяком случае, разорившийся господин де Вийе такую возможность вполне допускал. И, полагая своё разорение большой бедой, всёже надеялся, что кто-то изтрёх его сыновей честь идостаток рода обязательно восстановит.
        Но, если беда щелкнула поносу один раз, она этим врядли ограничится.
        Двух старших братьев Жака унесла гуляющая поЕвропе чума, окончательно подорвав силы издоровье престарелого родителя. Асам Жак, хоть исумел счастливо избежать болезни, отнового увесистого удара Судьбы так инеувернулся.
        Как-то раз, фехтуя напалках сосвоими сверстниками, такимиже обучающимися пажами, мальчик забрался накрышу сарая, обветшавшую после снежной зимы иещё неперекрытую заново. Неосторожно прыгая там сбалки набалку, он оступился иупал внутрь, исцарапавшись обострые прутья перекрытий ипереломав обе руки. Испуганные приятели оттащили пострадавшего куправителю замка господину Бопрео. Итот, несчитая возможным тратиться налекаря из-за такого пустяка, сам, как смог, наложил шины иповязки. Раны, слава Богу, незагноились ипрошли довольно быстро, авот кости рук срослись неправильно, после чего пажескую службу ещё можно было продолжать, ноорыцарстве следовало забыть окончательно.
        Скорее всего, именно это обстоятельство иразвило вмальчике то злое остроумие, которым он сначала отбивался отнасмешек сверстников икоторым затем стал сражаться совсем миром, пробиваясь сквозь него, как сквозь вражеское войско.
        Ксемнадцати годам Жак де Вийо поднаторел вискусстве острословия настолько, что позволил себе дерзость громко комментировать рыцарский турнир, устроенный вСомюре послучаю кануна Пятидесятницы. Втом турнире участвовал молодой Луи Анжуйский, иостроумные замечания пажа-переростка развеселили его настолько, что уже натретий день будущий хозяин Анжу неотпускал отсебя остряка ни наминуту, требуя высказаться вадрес того, или иного рыцаря или сражения. Акогда турнир закончился, ивовсе забрал его ссобой вАнжер без какой-либо определенной должности. Когда было надо, Жак исполнял роль приятеля, когда ненадо - пажа ипорученца. Ношутом он оставался всегда ивезде. Ичем прочнее закреплялось заним это положение, тем злее инетерпимее он становился.
        Мадам Иоланду Жак де Вийе невзлюбил сразу инавсегда стого первого раза, когда, вответ наего, довольно удачную, остроту веё адрес, герцогиня ответила неменее остроумно. Апотом, под всеобщий хохот, посоветовала ШУТУ больше оеё персоне невысказываться. Исделала это так жёстко, что Жак пренебрегать советом больше нерискнул. Новсякий раз, оставаясь наедине сгерцогом, нет-нет, да ивворачивал пару, тройку острот поповоду его женитьбы и, особенно, поповоду того главенствующего положения, которое день ото дня всё больше закреплялось загерцогиней.
        Мелочное удовольствие, которое он получал слушая смех господина, утешало ирадовало, пусть крохотной, новсё ещё совместной насмешкой, как вбылые времена.
        Вот исегодня Жак решил удобного момента неупускать.
        Сраннего утра, едва мадам герцогиня отправилась накакое-то странное богомолье вФонтевро, (куда, кслову сказать, она впоследнее время зачастила), шут, уловив абсолютно собачьим чутьем, напряжение инервозность вповедении герцога, уговорил его нашахматную партию.
        Невнимательность вигре идосадные промахи господина убедили Жака втом, что его светлость целиком иполностью занят собственными мыслями, имысли эти неизприятных. Поэтому, едва фигуры были отброшены, он поднял сполу шахматного короля, поставил его против королевы и, двигая ими втакт песенке, гнусаво затянул:
        Брак полюбви - несчастный брак:
        Один издвух всегда беспечен,
        Другой обманут идурак,
        Ипотому их брак невечен.
        Женись срасчётом наденьгах,
        Или возьми жену срасчётом.
        Ивот ты сыт, ивот ты благ,
        Нестанешь плакать, что рогат -
        Кто ловок, тот ипри рогах
        Всегда вбольшом почёте!
        Раньше эта песенка всегда веселила герцога, утешая ирадуя Жака. Однако сегодня, ещё инедопев доконца, он понял, что момента неугадал.
        Тяжёлый неприязненный взгляд Луи Анжуйского словно завис над игральным столом между ними, сгущая вокруг Жака тишину, которая скаждой секундой делалась все более зловещей. Апотом герцог ивовсе прошипел сквозь зубы:
        - Пошёлвон!
        Икогда резво кинувшийся кдвери Жак уже готов был скрыться заней, вспину ему долетело:
        - Отправляйся конюшим вШинон! Ичтобы я тебя больше невидел!
        Врядли даже достигнув нового места службы иуспокоившись Жак де Вийе смог доконца разобраться впричинах своей отставки. Позволявший ему говорить всё иобо всех, герцог Анжуйский никогда прежде неопускался ни дотакого тона, ни дотакого гнева. И, уж конечно, никогда вжизни, даже всамом страшном сне, господин де Вийе немог себя представить отлученным отАнжуйского двора, пусть ивпочётной должности конюшего!
        Амежду тем, причины для перемен были. Иеслибы шутник Жак относился клюдям, которых привык только высмеивать, чуть более внимательно, онбы давно понял, что отношение его господина кжене перешло некую черту, закоторой любые остроты иколкости, прямыели, косвенныели - неважно, кажутся уже святотатством. Исмекнулбы, своим притуплённым остротами умом, что восемь лет безмятежного семейного тепла ипокоя ни разу неомрачённого взаимным непониманием, необратились впривычку, как следовало ожидать, апроросли новым, крайне неудобным ибеспокоящим чувством, имя которому Любовь…
        Да, герцог Анжуйский вдруг полюбил свою жену.
        Иэта самая Любовь, так презираемая и, что уж тут греха таить, всегда его светлостью отрицаемая, словно вотместку, обошлась сним совсем нетак, как обходится обычно стеми, кто ей предан.
        Первым делом, она сорвала защитную пелену, застилающую герцогу глаза, иобраз добродетельной супруги изаботливой матери - такой привычный иобыденный - вдруг дополнился чёткими штрихами жёсткого политика. Взгляд, растревоженный Любовью, неожиданно стал подмечать иобширную переписку, ведущуюся порой сутки напролет, ивизиты служителей, как церковных, так исветских, случающиеся, вродебы, попричинам весьма невинным, ато ипросто проездом, новсегда накануне каких-то значительных событий вгосударстве. Ауж подметив всё это, сопоставить одно сдругим оказалось совсем несложно.
        Взять, хотябы, кпримеру, приезд сразу двух папских легатов - Авиньонского иРимского, накрестины их первенца Луи. Герцог тогда непридал этому никакого значения, кроме того, которое подразумевалось само собой. Он, вконце концов, король Сицилийский, так почемубы обоим папам неприслать своих представителей для крестин его наследника?! Ищедрое подношение нанужды Церкви, которое мадам Иоланда тогда сделала, было, пожалуй, излишне щедрым. Ногода непрошло, как Рим, безо всяких сопротивлений состороны Авиньона, пожаловал Филаргоса камилавкой, сделав его, ктомуже, папским легатом вЛомбардии, что значительно облегчило созыв Пизанского собора иувеличило шансы самого Филаргоса наизбрание. Оставалось только диву даваться, какими такими уговорами можно было заставить обоих пап собственными руками устроить дела опасного конкурента!
        Атут ещё испешно созванная вПариже военная коалиция, воглаве слюбезным дядюшкой де Баром, (тоже, кстати, заезжавшим накануне), так удачно ивовремя отвлекла внимание серьезного противника собора - Карла Лотарингского. Худо-бедно, нопровозился он сэтой коалицией достаточно долго, идаже тот факт, что Карл одержал победу, истинным поражением для сторонников собора нестало. Вконечном итоге, осрамился ведь только Луи Орлеанский, накоторого, всущности, было наплевать, аФранции вцелом его срам шёл только воблаго.
        Герцог Анжуйский неуспевал озираться посторонам навсе эти удачно складывающиеся моменты. Он уже довольно потирал руки, предвкушая перспективы, которые откроются для него вИталии своцарением нового папы, итут вдруг произошла сним эта беда… Любовь.
        Исразу все счастливые стечения обстоятельств сложились втонкий, дальновидный, исключительно ловко продуманный план.
        Вистинном свете, предстали ищедрые подношения супруги, игонцы, выезжающие изих замков чаще, чем королевские вестовые изЛувра, иписьма, привозимые обратно, черт знает откуда, носкрепленные такими печатями, что поневоле задашься мыслью - анесталли Анжу третьим Римом? Да ився семейная жизнь вдруг предстала перед герцогом огромной политической воронкой, вкоторой крутились икрутятся, перетасовываясь, рождения, смерти, брачные альянсы, короны, должности идаже альковные страсти…
        «Я женился наполитике», - вынужден был признаться сам себе герцог.
        Итрудно сказать, огорчило его это открытие, или только подбавило жару неопытным чувствам.
        Вконце концов, уняв первое тревожное сердцебиение, Луи Анжуйский умиленно решил, что всё это делается ради него, ивсем своим полюбившим сердцем твердо решил помочь!
        Но, чтобы помочь, надо, как минимум, знать, вчём конкретно эта помощь требуется! Акак подступиться срасспросами кженщине, превосходство которой ивделах хозяйственных признавал безоговорочно, ауж теперь-то… Теперь, когда приходилось вступать натакое поле деятельности, где только копьём имечом мало чего добьешься… Какую помощь мог тут оказать вечно воюющий завсегдатай турниров?
        Пожалуй, только немешать.
        Нонемешать активно! Так, чтобы супруга всегда знала - он рядом, и, если что, при нём всегда его меч, его войско, его безграничная любовь, иего жизнь, которую он заэту чёртову любовь отдаст безоговорочно!
        Повод объясниться подвернулся сам собой иочень быстро.
        Как раз втот день, когда изОсера пришло сообщение обокончательном разгроме Луи Орлеанского под Понт-а-Му, герцогиня пребывала впрекрасном расположении духа, игерцог решился.
        Была среда - обычный её почтовый день. Секретарь, подвязывая находу чернильницу кпоясу, уже спешил кпокоям герцогини сраспухшей отбумаг папкой иочинёнными перьями. Ивлюбое другое время никто, даже прислуга детей, неосмелилисьбы прерывать такого важного занятия. Ногерцогу нетерпелось! Радужное настроение, вкотором пребывала мадам, придало Луи Анжуйскому храбрости. Он решительно отослал секретаря, велел седлать лучших лошадей, апотом, всамых изысканных выражениях предложил мадам Иоланде совершить прогулку поокрестностям замка.
        День стоял солнечный, как позаказу. Раскисающая повесне земля уже достаточно подсохла, чтобы небыло риска вней увязнуть, имадам Иоланда, удивленная лишь слегка, согласно кивнула.
        Она потратила напереодевания небольше получаса, оказалась вседле даже раньше супруга, апотом, пока герцог отдавал распоряжения свите, пришпорила своего коня ивынеслась заворота, необращая внимания начелядь, еле успевающую увернуться откомьев грязи из-под копыт…
        - Завами неугнаться, мадам! - радостно крикнул герцог.
        Он догнал жену уповорота наЗаячье поле, где осенью всегда так хороши охоты, ивтысячный раз отметил про себя, что герцогиня отменно держится вседле.
        - Давайте поедем уже шагом, дорогая. Кони перестояли зазиму… Да исвита еле плетётся. Смотрите, совсем отстала…
        - Аразве это так плохо? - Герцогиня состранной улыбкой посмотрела намужа - Вы ведь, сударь, хотели поговорить сомной очём-то важном, нетакли? Зачемже нам лишниеуши?
        Она насладилась произведенным эффектом, придержала коня, бросила поводья иподставила лицо солнечному теплу, словно понимая, что сейчас герцога взглядами лучше несмущать. Атот, напротив, отизумления инеожиданности дал шпоры, проскакал мимо герцогини чуть вперёд, где изавозился, неловко отдуваясь и, то натягивая, то отпуская повод, чем совершенно сбил столку коня, растерянного, как ионсам.
        Бедняга Луи Анжуйский совсем скис.
        То, что утром представлялось таким простым иприятным, здесь, наэтой дороге, вдруг затяжелело, заскрипело иготово было покатиться назад.
        Ионобы непременно покатилось, неотсеки мадам все пути котступлению.
        Герцогу вдруг стало ужасно стыдно. Супруга ждала отнего важного разговора, ноучитывая её интересы, которые Луи Анжуйский так недавно для себя открыл, любовная страсть могла оказаться последней постепени важности! Ихорошже он будет, когда краснея изаикаясь начнёт признаваться влюбви, авответ наткнется напрезрительное недоумение. Уж такого-то разговора мадам Иоланда отнего точно неожидает. Однако, как без объяснения предложить свою помощь герцог, уже составивший вголове весь разговор, заново, сходу, придумать уже немог. Поэтому, выгадывая время, обернулся напридворных, махнул им рукой, чтобы ближе неподъезжали, потом прокашлялся и, удивляя самого себя, выдавил:
        - Мадам, я решил неделать этим летом похода наИталию.
        Герцогиня еле удержалась, чтобы нерасхохотаться.
        «Неделать похода наИталию…"! Вот так вот… Аона-то, глупая, ждала пылкого любовного признания…
        Ипочему всё так нескладно?! Почему втом порядке, который Господь устроил для людей, мужчина неможет выразить свои чувства каким-нибудь удобным для него способом? Кпримеру, погоней вон затем зайцем, который, лениво подбрасывая зад, пробирается пополю стаким видом, будто точно знает, что вся эта свора людей выехала иззамка неради его убийства… Или вызвать напоединок каким-нибудь особенным способом кого-нибудь особенного, чтобы сразу стало ясно. Или… О, Господи, да малоли моглобы тогда быть случаев, вкоторых её супруг сумел себя проявить более достойно! Атак… Или струсил, или несмог подобрать слов…
        Впрочем, какая теперь разница - момент уже упущен.
        Герцогиня легко вздохнула иулыбнулась.
        То тайное, что герцог собирался ей сообщить, для самой герцогини давно уже было совершенно очевидно.
        Всамом деле, многоли требуется умной женщине, чтобы распознать любовь ксебе вмужчине, который её только-только начал чувствовать, как зарождающуюся болезнь? Пожалуй, ничего для этого ненужно - мужчина сам себя выдаёт сголовой. Ипока он втискивается вэту новую область отношений иобживается вней, такой неудобной, нотакой притягательной, женщина, невлюбленная имеет массу времени, чтобы определиться, насколько полезна может быть для нее эта страсть, инужнали она ей вообще?
        Мадам Иоланда уже определилась.
        Более того, это внезапно вспыхнувшее вмуже чувство она сочла задобрый знак, запоощрение иодобрение свыше. Её дела, досих пор вполне удачные инетребовавшие особой поддержки, перешли встадию активных действий, издесь без такого человека, как Луи Анжуйский было уже необойтись. Следовало посвятить его всвои планы. Нодля человека неподготовленного они могли показаться слишком безумными иопасными. Настолько опасными, что вдругое время герцогиня рисковала очутиться под домашним арестом изапретом накакую-либо переписку!
        Новмешалась Любовь!
        Чувство тонкое хотя иглуповатое. Иесли правильно расставить акценты, если заставить герцога смотреть напомощь ей, как назащиту прекрасной дамы, то всё может получиться, идаже лучше, чем предполагалось…
        Так идумала мадам Иоланда, неслишком стараясь изображать удивление перед внезапно появившимся вмуже желанием прокатиться сней верхом взапретный для развлечений почтовый день. Она уже даже продумала как начнёт излагать свои планы иждала только одного - скорейшего объяснения, чтобы начать без помех…
        Но, увы! Похоже, решимость его светлости насвежем воздухе улетучилась. Так что придется ей снова, как ивсегда, брать инициативу всвои руки иизмножества разваливающихся наразрозненные части ситуаций создавать одно нужно ей событие.
        - Мой друг, - ласково произнесла герцогиня, протягивая мужу руку, - наверное, я никогда непривыкну ктому, как предупредительны вы сомной бываете. Уже несколько дней незнаю под каким предлогом икакими словами уговорить вас непокидать меня вэтом году надолго ивдруг вы сами, так прозорливо.., так трогательно решаете никуда неехать…
        Голос герцогини прервался. Лошадь её переступила ногами ипротянутая рука легла прямо назапястье пристыженного супруга. Герцог тотчасже схватился свободной рукой заэту тонкую, затянутую вперчатку ладонь, покрыл её поцелуями, апотом, чувствуя невероятное облегчение, забормотал что-то онеготовности, обольших расходах, отом, что скоро состоится Пизанский собор и… ополной невозможности сней - дорогой женой - расстаться!
        Герцогиня только счастливо кивала иулыбалась.
        - Вы возвращаете меня кжизни сударь, - сказала она, когда поток герцогского красноречия иссяк.
        Носказала таким тоном, что бедный влюбленный мгновенно забыл все свои дела инамерения…
        - Что такое, душенька? - встревожился он. - Вы нездоровы? Или ваши дела.., ну, те.., вы понимаете… Яже недурак, кое-что замечаю… ТЕ, откоторых вы так заботливо меня отгородили… Там что-то нетак?
        - Да, - твёрдо сказала герцогиня, глядя мужу вглаза. - Там нехватает вас ивашей помощи, без которой я чувствую себя совершенно бессильной. Иесли вы согласитесь меня выслушать, апотом ипомочь, то счастливей меня небудет наэтом свете ни одной другой женщины…
        Ответ ей уже нетребовался.
        Как, впрочем, иожидаемое объяснение. Изглаз герцога потоками исторгались благодарность, обожание итакая готовность помочь, что можнобы ипоменьше. Он что-то ещё говорил, краснея исбиваясь, снова целовал ей руки иклялся перевернуть Францию вверх дном, если это ей понадобится, номозг герцогини уже вносил поправки взадуманный разговор, придирчиво перебирая весь арсенал доводов, чтобы неиспугать, неотвратить ивернее заставить герцога верить вовсе также убеждённо, как верила она сама.
        Втот день почта так инебыла отправлена.
        Несчастный секретарь доночи просидел перед покоями герцогини, ожидая, когда его позовут. Один раз даже показалось, что позвали, ион вскочил, роняя перья илисты. Ногромкий голос оказался голосом герцога Анжуйского извал он совсем несекретаря. Что-то похожее на: «Ты сошла сума! Я непозволю!..» прорвалось сквозь двери покоев, апотом снова стало тихо. Итолько когда вереница фрейлин почтительно пронесла мимо него приборы для умывания, секретарь понял, что услуги его сегодня непонадобятся.
        Неимея приказа удалиться, он провел всю ночь здесьже, настаром дорожном сундуке, долго инеудобно ворочаясь. Акогда сновидения все-таки заставили его угомониться, из-за двери покоев донесся долгий сладострастный стон герцогини.
        Судя повсему, герцог «позволил»…
        Через день Карл Лотарингский получил письмо, подписанное уже самим герцогом Анжуйским.
        Там, среди поздравлений снедавними славными победами, впышном обрамлении обычной словесной шелухи, снова было высказано желание заключить союз искрепить его традиционно рыцарским воспитанием водном иззамков Лотарингии младшего сына герцога Анжуйского - Рене. Кписьму прилагалась короткая записка, писанная рукой мадам Иоланды. Ито, что прилагалась она кпочти официальному письму отсамого герцога, снова заставило Карла задуматься.
        Видимо дело приобретало нешуточный размах, раз уж мадам подключила кнему своего супруга. Нолюбой размах вделах политических требовал крайней осторожности. Поэтому, поразмышляв несколько дней, Карл сочинил ответ вдухе «ни то, ни сё», новполне допускающий его согласие, иотослал гонца вАнжер. Аспустя месяц, впервый день лета, подгоняемый любопытством идоговоренностью, он приехал вФонтевро, где умогилы Алиеноры Аквитанской встретился, наконец, смадам Иоландой.
        Настоятелю аббатства велено было удалить изэтого придела церкви всех монахов, так что разговор их никто неслышал. Номаленький служка, которого отправили поменять свечи вчасовне, пробегая мимо, заметил, что её светлость герцогиня Анжуйская что-то сказала, аего светлость герцог Лотарингский отшатнулся, страшно побледнел исхватился заголову.
        Больше служка ничего невидел, потому что убежал, опасаясь кары заподглядывание. Новозвращаясь изчасовни, снова неутерпел - заглянул вцерковь. Её светлость герцогиня все ещё что-то говорила, аего светлость уже недержался заголову ислушал, хоть ихмуро, ноочень внимательно…
        Видимо, герцогиня рассказывала вещи очень интересные, потому что беседа растянулась надолгие четыре часа, иотец настоятель уже начал волноваться - неотдатьли приказ готовить комнаты для ночлега именитых гостей. Ноничего такого непонадобилось. Неуспели вернуться монахи, посланные им засвежей соломой ичистыми простынями, как изцеркви, уверенно осеняя себя крестным знамением, вышла герцогиня Анжуйская иследом заней герцог Карл, перекрестивший себя рукой, едвали недрожащей.
        - Да, выкидыш был, - договаривала герцогиня, - Ноя знаю абсолютно точно, что она снова беременна. Ибеременность эту скрывает…
        Отец настоятель, ставший невольным слушателем, быстро отступил втень густого кустарника. Ипока его светлость герцог Лотарингский что-то тихо отвечал мадам Иоланде, быстро поцеловал висевший нашее крест изашептал молитвы.
        «Грехи, грехи.., - думал он, перебирая гладко отшлифованные чётки. - Весь мир погряз вгрехе разврата иневерия. Отсюда изло, ивойны, ивсе наши беды… Отгордыни, алчности, властолюбия…» Он хотел добавить ещё пару пороков, нотут заметил, что герцог Карл уже откланивается, придерживая руками длинные полы своего расшитого серебром одеяния, аслуга мадам герцогини надевает седло наеё разнузданную лошадь.
        Почтительно появившись изсвоего укрытия, настоятель предложил их светлостям отужинать изаночевать, ноответа так инедождался. Именитые гости были слишком заняты своими мыслями.
        Мадам Иоланда сразу направилась кворотам, где ожидающие её лучники уже засуетились, разгоняя обуревавший их сон. Агерцог ещё постоял взадумчивости, натягивая перчатки инезамечая ни своего оруженосца, ни подведённого им коня.
        - Ах, да! - вспомнила герцогиня, неуспевшая ещё далеко отойти - Я забыла ободном, очень важном…
        Она оперлась ногой наподставленное колено слуги, вознесла себя вседло, иподъехала кгерцогу, разгоняя его задумчивость.
        - Девочке будет нужна какая-то мать… Алучше - целая семья изваших владений. Женщину я подобрала. Выже, если хотите, можете подобрать ей достойного мужа. Только, ради Бога, попроще…
        Герцог хмуро кивнул, но, тоже поднимаясь вседло, заметил:
        - Сначала пускай ребёнок родится…
        - Ну-у, это влюбом случае неизбежно, - улыбнулась герцогиня.
        Их светлости развернули коней, еле склонив головы наблагословение, ипоскакали заворота. Обе свиты тронулись следом, итолько паж содной стороны илучник сдругой, подбежали котцу настоятелю, сунули ему вруки поувесистому кошельку икинулись догонять остальных
        - Благослови вас Господь, судари, - пробормотал монах, взвешивая подношения. - Благослови ипрости вам грехи ваши, какие были, икакие будут… Аминь.
        Королева Изабо
        (23ноября 1407года)
        Поздно ночью покой королевской резиденции наулице Барбет был нарушен конским топотом, криками илязганьем клинков.
        Королева Изабо, схватившись завыпирающий живот, как ужаленная, подскочила спостели, накоторой только что задернула полог, и, дрожа отстремительно нарастающего ужаса, прислушалась.
        Шум приближался.
        Где-то внизу зашлась плачем служанка, иясно прозвучало слово «покушение».
        «Убивать идут!»
        Изабо зажала себе рот рукой, чтобы незакричать. Как кошка прыгнула обратно напостель илихорадочно принялась ощупывать простыни под подушками. «Кинжал!.. Вот он! Против шпаги, конечно, ерунда, ноесли подойти кубийце поближе…»
        Вдверь спальни заколотили.
        «Если пришли убивать то, кого? Меня или Луи?»
        Изабо машинально бросила взгляд наогромную подушку, совершенно бесполезно обшитую поканту драгоценным жемчугом. Сама она таких нелюбила, нодержала специально для герцога Орлеанского… Как жаль, что он ушёл так рано…
        Дверь сотрясалась под ударами.
        - Что случилось, вконце концов?! Кто посмел? Я неодета! - крикнула королева.
        - Откройте, ваше величество! - слезно заголосила задверью кастелянша замка. - Его сиятельство, герцога Луи только что убили!
        «Слава Богу, неко мне», - успела подумать Изабо, прежде чем отодвинула засов. Нокинжал изруки невыпустила, алишь прикрыла его длинным рукавом, наспех накинутого пеньюара.
        Вдверях, тяжело дыша, стоял один изоруженосцев герцога Орлеанского. Камзол, лицо ируки были забрызганы кровью, ворот ирукав разорваны - видимо, убийцы пытались его удержать.
        - Ваше величество! - вбольшом волнении закричал оруженосец. - Его светлость только что зарезали наулице Тампль!
        - Тихо!
        Изабо втащила оруженосца вспальню изахлопнула дверь.
        - Что вы кричите?! Совсем необязательно оповещать пока всю округу. Рассказывайте, носпокойно итихо.
        Оруженосец нервно сглотнул.
        Спокойно… Какое уж тут спокойствие, когда вушах ещё стоят крики ихрипы убиваемых.
        - Мы доехали доулицы Тампль, - начал он, еле унимая дрожащие руки. - Там такой навес… ночью под ним ничего невидно. Они были верхом… Унашего Анри заржала лошадь, илошадь кого-то изних, изубийц, заржала вответ… Мы остановились, итут все началось! Они выскочили, как черти изпреисподней! Герцог даже шпагу неуспел достать, ая так инесмог подать ему другую… Анри закололи сразу. Мы сПьером пытались отбиваться, нотам неповернешься! Его стащили слошади… Меня тоже пытались стащить, но.., сам незнаю, как вырвался… Чудом ноги унес…
        «Тебя нарочно отпустили, болван, - подумала Изабо. - Отпустили, чтобы ты помчался сюда иподнял весь этот переполох. Атеперь, верно, ждут, что я, вне себя отгоря, подниму крик, или, совсем как дура, помчусь рыдать над трупом любовника…»
        - Номне известно, чьих рук это дело! - продолжал, между тем, оруженосец. - Нарукаве того, кто меня схватил, я заметил красный бургундский крест! Апотом…
        - Знаешь, так держи при себе, - холодно перебила королева. - Если ты прав, то этого убийцу ненакажут, можешь мне поверить.
        Оруженосец отудивления перестал дрожать.
        - Акороль?! Этоже его брат! Онже сам мирил их сБургундцем1Трёх дней непрошло… Неужели он непокарает?!
        Наэто Изабо даже нестала отвечать. Страх постепенно вытеснялся вней раздражением. Король… Полоумный дурак - вот кто ваш король! Кукла наверёвочках, которой управляет тот, кому эти верёвочки попадут вруки. Нетак давно они были вруках Луи, авот теперь… Теперь ей, пожалуй, надо всерьёз задуматься освоей безопасности, да иодальнейшей жизни тоже…
        Ребёнок вживоте завозился, ипальцы нарукояти кинжала, непроизвольно стиснули его ещё сильнее.
        Красивый клинок. Подарок герцога. Взамен он получил золотой медальон сеё изображением ихвастался, что носит его, неснимая…
        Королева повернулась коруженосцу. Тот тихо плакал.
        - Где сейчас герцог? - спросилаона.
        - Незнаю… Наверное, тамже.., наулице Тампль…
        Ох, как плохо!
        - Иты посмел бросить своего господина?! - закричала Изабо.
        Оруженосец упал наколени иотчаянно затряс головой.
        - Нет, нет, я звал напомощь! Там вышли какие-то люди… Вместе мы вернулись, новсё уже было кончено, убийцы разбежались. Я оставил тех людей охранять убитых, асам поспешил сюда…
        Изабо еле сдержала рвущееся наружу раздражение. Оставил охранять! О, господи! Эти проходимцы, наверняка уже обшарили трупы исняли сних всё ценное! Если конечно.., если «те люди» неторчали там нарочно…
        Она передернула плечами, словно замёрзла. Отдвижения пеньюар соскользнул. Изабо вскинула руки, поправляя его, иостро отточенный клинок сверкнул отраженным светом факела, горевшего вспальне.
        Оруженосец невольно отшатнулся.
        - Встаньте сколен, - ласково сказала королева, игубы её задрожали.
        Пора, пора изображать безутешно горюющую. Если медальона наместе небудет, значит, иеё конец незагорами…
        Всем своим видом Изабо давала понять, что, наконец-то, осознала, какая беда нанеё свалилась.
        - Встаньте ивозьмите этот кинжал. Теперь он ваш. Это очень ценная вещь, особенно потому, что принадлежала когда-то его светлости…
        Голос королевы прервался. Она выронила клинок иприжала пальцы кглазам, как будто пыталась удержать рвущиеся наружу слёзы. Смущённый оруженосец благоговейно поднял кинжал, поцеловал его, апотом сунул запазуху, ксамому сердцу ипрошептал:
        - Я сделаю всё, что вы прикажете, ваше величество.
        Изабо тутже вытерла едва увлажнившиеся глаза.
        - Сейчас вы возьмёте людей измоей охраны иотправитесь назад. Угерцога нагруди должен быть медальон. Вы заберёте его ипринесёте мне, сюда. Но, если медальона там неокажется.., - королева наклонилась ксамому лицу, так иневставшего сколен оруженосца, иглаза её недобро сверкнули. - Если медальона там неокажется, вы ведь найдёте его для меня, правда? Любой ценой найдёте, даже если придётся разыскать иперебить всех ТЕХ людей…
        Оруженосец понимающе кивнул. Стараясь несмотреть наживот Изабо, он встал ибоком попятился кдвери.
        - Иещё… Постарайтесь пока поменьше говорить окрасных крестах, которые вам померещились, - проводил его голос королевы.
        20ноября, затри дня доубийства наулице Тампль, вознаменование мира исогласия, которого требовали все принцы исеньоры Франции, герцог Луи Орлеанский прибыл вПариж, чтобы протянуть руку дружбы своему давнему неприятелю - коротышке Жану, получившему после смерти отца титул герцога Бургундского. Кузены принародно обнимались, лобызались, обменивались драгоценностями ивместе приняли причастие.
        Однако, показная дружба мало кого смогла обмануть, и, впервую очередь, королеву Изабо.
        «Бургундский волк подобрался ксамому горлу», - подумала она тогда готовая ко всяким неприятностям. Нодаже всамых смелых своих предположениях ей ивголову немогло прийти, что уже через три дня произойдёт это наглое убийство!
        Асамое главное - зачем?!
        Бургундец немог непонимать, что нанего, напервого, падёт подозрение. И, раз уж решился наэтакое злодейство, то либо он совсем обезумел, либо тайком заручился уПарижской знати настолько мощной поддержкой, что совсем ничего боится. Ивыходит, что бояться отныне следуетей…
        Сидя накраю размётанной постели, почти незамечая волнующееся вутробе дитя, королева перебирала вуме все тревожные иподозрительные знаки последних дней ипоследних часов, которые помоглибы ей определить круг заговорщиков.
        «Луи никогда неуходил отменя ночью - думала она, - всегда ждал рассвета. Носегодня заним пришел Томас де Куртез - камердинер короля (!) - исказал, что мой полоумный супруг срочно требует герцога ксебе…
        Напервый взгляд, нетак уж странно. Шарль любит выдергивать людей изпостели, особенно, измоей. Носегодня… Неужели он знал опокушении?!»
        Королева сжала голову руками.
        «Нет, неможет быть! Вовремя приступов Шарль сам хватается замеч иразит всех, без разбора, как это было вовремя похода наБретань. Он несталбы посылать камердинера - явилсябы лично, идуша Луи сейчас горелабы ваду вместе смоей. Но, когда разум короля светлеет, никто иничто непринудит его кубийству из-за угла…
        Значит, что? Значит, Бургундец подмял под себя ближнее окружение Шарля, итеперь те, кто управляет настроениями безумного короля, кормятся сего рук…»
        Королеве стало жарко. Она подошла кузкой бойнице встене, крестом прорезающей стену особняка, ижадно вдохнула отголоски холодного ночного воздуха
        «Ох, Луи, Луи, стобой последнее время было непросто, нотеперь я осталась совсем одна… Очень скоро Бургундец добьётся прощения затвое убийство, итолько Бог знает, что втаком случае, будет ожидать меня… Заточение? Изгнание?
        Если король кубийству непричастен, то сейчас коротышка, скорей всего, вбегах. Ноон обязательно вернётся! И, когда он вернётся, то станет здесь полновластным хозяином. Все будут искать сним дружбы. Имне придется тоже…»
        Королева безвольно привалилась кхолодной стене.
        «Господи, изачто только он меня так возненавидел? Что плохого я ему сделала? Я всегда была так мила, всегда тепло относилась кего отцу ибратьям! Чтоже дополитики… Боже мой, я всего-навсего любила Луи, поэтому ибыла наего стороне!»
        Перед глазами Изабо вереницей протянулись обрывочные воспоминания опоследних трёх днях. Вот Жан Бургундский выходит из-за спины короля, чтобы пожать руку Луи.., вот он наклоняется, чтобы поцеловать её.., вот смотрит - смотрит страшно истрастно… Вот протягивает руку вечером, наприёме, чтобы вести её натанец, иснова смотрит так, что холодеет спина…
        Внезапно, вголове королевы мелькнула спасительная иочень приятная догадка: «Ачто если, Бургундец просто влюблён иненавидит меня потому что ревнует?»
        Она выхватила изкованного держателя настене горящий факел ипошла сним кпротивоположной стене, где стояло большое венецианское зеркало. «Я хороша, - сказала себе Изабо, поворачиваясь самым выгодным ракурсом. - Я все ещё хороша… Атри дня назад, всоборе, причесанная иубранная, вовсех своих драгоценностях, была просто прекрасна! Вот коротышка исмотрел наменя так, как смотрят только ревнивцы, готовые навсё…»
        Факел дрогнул вруке, иотражение королевы затрепетало. Отневерного света вглубинах зазеркалья что-то тоже дрогнуло, пугая Изабо, иона невольно вспомнила…
        Тринадцать лет назад, когда умер Шарль Мудрый, так инеуспевший заключить политически выгодный брак между своим сыном идочерью герцога Баварского-Ингольштадского, дело доконца довел Филипп Бургундский. Завершая начатое братом, искавшим сильных союзников вГермании, он привёз племяннику вкачестве невесты 15-летнюю Елизавету, которую нафранцузский манер все стали называть Изабо.
        Ах, какие были времена! Тогда народ ещё обожал свою королеву, отдавая должное её застенчивому взгляду, нежному цвету лица ибезупречному вкусу. Изабо сама придумывала себе наряды, головные уборы и, желая скрыть маленький рост, ввела вмоду каблук, так выгодно изменивший осанку дам французского двора. Аещё - глубокое декольте, потому что ей всегда было что показать.
        Изабо вздохнула, глядя взеркало. Свободной рукой натянула сорочку нагруди так, чтобы чётче обозначились формы, изалюбовалась отражением.
        Да, грудь унеё - всем назависть, даже, несмотря навыпирающий живот ипредыдущие двенадцать беременностей. Хорошо ещё, что организм уИзабо обладает удивительными свойствами восстанавливаться очень быстро. Небудь этого, все вынашивания ироды совершеннобы её изуродовали. Уж итак, пословам врача, последняя беременность завершилась трагично именно потому, что случались они слишком часто. Новорожденный мальчик, ксожалению, умер едва родившись. Аведь она хотела назвать его Филиппом, вчесть старого герцога Бургундского, вопреки всем возражениям состороныЛуи…
        Изабо поникла иотпустила сорочку.
        Ну, вот теперь возражать некому. Она вольна назвать будущего ребёнка, как хочет… Итеперь, скорей всего, назвалабы мальчика Луи - вчесть отца… Жаль только, что ион должен умереть. Если иневбуквальном смысле, что былобы благом идля него, идля неё, то для двора исвета этот ребёнок вообще недолжен существовать.
        Ажаль. Возможно, он сталбы любимым…
        Издвенадцати детей, которых королева родила, живы лишь семеро. Нодаже изних любит она далеко невсех. Пожалуй, больше всего старшего, Луи - он дофин исможет, если что, заступиться замать. Да ещё малышку Катрин, потому что она, как никто, похожа насвоего убитого отца…
        Ночетырёхлетнего Шарля Изабо видеть неможет!
        Уж этот точно откороля…
        Она нарочно отослала сына вПуатье, несмотря нашушуканья при дворе икосые взгляды заспиной. Отослала, чтобы немаячил перед глазами иненапоминал одне своего зачатия…
        Потелу королевы пробежала дрожь отвращения, идвойник взеркале тоже задрожал.
        Мужа своего она никогда нелюбила.
        Шарль непонравился Изабо спервойже встречи. Сначала своими близко посаженными маленькими глазками, апотом постоянным желанием её облапить изатащить впостель.
        Старые придворные дамы, видя слёзы наглазах юной королевы, утешали её, приговаривая: «Ничего, ничего, стерпится - слюбится». Нотерпеть Изабо становилось все тяжелее. Акогда она впервые встретилась взглядом сголубыми глазами молодого герцога Орлеанского, инепросто так, идалеко непо-родственному, стало ясно, как Божий день - не«слюбится» никогда. Страсть, вызванная братом мужа, поглотила её целиком ипоказала, как счастлива может быть женщина влюбви.
        Стех пор Изабо еле терпела слюнявые поцелуи мужа иего суетливые, полубезумные ласки. Атот, как назло, словно раззадоривался отвращением жены. Устраивал поповоду ибез повода турниры иувеселения, апотом завершал их всегда одной итойже фразой: «Я порадовал вас, душенька. Теперь порадуйте ивы меня». Итолько воспоминания отайных итаких бесконечно сладостных свиданиях сЛуи, инадежда нановые, спасали Изабо вовремя тягостных обязанностей насупружеском ложе.
        Где уж тут было замечать кривоногого коротышку созлым лицом, который, то появлялся втени своего отца, то исчезал воглаве армии, воевавшей против турок. Там он ухитрился попасть вплен ибыл выкуплен, как герой, нодаже тогда привлёк внимание королевы лишь размером выкупа, да скандалом, связанным сего долгим возвращением.
        Что поделать, рядом сЛуи коротышке Жану нехватало красоты ироста, арядом сотцом - герцогом Филиппом - власти. Авласть, как Изабо теперь понимает, куда привлекательней красоты. Незря она всегда тепло относилась кстарому герцогу. Засвой брак, конечно, небыла ему особенно благодарна, хотя он исделал её королевой, нозато никогда незабывала поддержки, оказанной герцогом Филиппом вте трудные летние дни 92-го года, когда безумие впервые поразило ее супруга.
        Что уж теперь притворяться… Любовь любовью, однако, закрывать глаза нато, что Луи неспособен управлять страной, былобы большой глупостью. Кое-как Изабо сумела убедить честолюбивого герцога переложить большую часть королевских обязанностей надядей - герцога Бургундского игерцога Беррийского, асамим утонуть вморе любовных утех, расточительства ибеззаботности, ноэто было так сложно! Луи изо всех сил упирался, требовал полной власти итолько дипломатичность герцога Филиппа позволила устроить так, чтобы все остались довольными. Изабо считалась регентшей, которую, ради еёже безопасности, удалили отбезумного Шарля. Луи, изображая короля, сорил деньгами направо иналево, ивводил новые налоги, поднимая муть плебейского негодования вчерни. Агерцог Филипп любезно закрывал глаза навсё, устраивая дела свои, своего герцогства исвоего кривоногого сынка.
        Он предоставил Луи рыть себе могилу собственными руками.
        Ноэто Изабо понимает только теперь. Тогдаже она совсем потеряла голову отсвободы, отлюбви икажущейся абсолютной власти!
        Вте счастливые времена она ещё жалела коронованного безумца. Сажать под замок его неосмеливались, ноон сам, целыми днями, дрожал всвоих покоях ибросался скриком «Измена!» налюбого вошедшего…
        О, Господи, какже сложно было искать ему слуг тогда! Все боялись.
        Изабо исама долго немогла без дрожи слушать рассказы очевидцев опозорном окончании Бретаньского похода. Словно наяву вставали перед ней убитые мужем беспечные дворяне, авушах начинался звон искрежет его меча ожелезные доспехи тех, кто, пользуясь их относительной неуязвимостью, решился всёже подъехать иусмирить обезумевшего монарха.
        Нет, нет! Онабы нехотела увидеть водин прекрасный день, как супруг несётся нанее скриком «Измена», пусть даже исволосяной подушкой вруках…
        Нотогда онбы нанеё ещё некинулся… Налюбого - да, нотолько ненанеё - вожделенную жену, припав кгруди которой, Шарль засыпал, как доверчивый ребёнок. Иона изредка дарила ему эту радость, приезжая вЛувр, как укротительница, как спасительница иангел утешения!
        Эх, придушитьбы полоумного идиота прямо тогда!
        НоИзабо была слишком счастлива. Она даже честно пыталась лечить супруга иосыпала милостями любого, кто обещал, хоть какое-то, исцеление. Однако, ни медики, ни оккультисты, всех мастей, ничего несмогли сделать. Разве что, появилась при дворе новая игра враскрашенные картинки, которую придумали специально для успокоения безумного короля.
        Апотом внезапно улучшение наступило само собой.
        И, кстати, поначалу всё было нетак уж иплохо. Вослабевшем короле прежнего любовного пыла почти неосталось. И, хотя он старался донимать супругу, как ираньше, силы были уже нете.
        Неосталось их инауправление страной. Витоге, даже при относительно здоровом короле, владели Францией, всё теже, два человека - герцог Бургундский, умный икорыстный политик, готовый разделить страну сангличанами, как хлебный пирог, лишьбы они наелись инеразевали рот наБургундию; игерцог Орлеанский - весело разорявший отечество, ради собственных прихотей.
        Болван Шарль слушался их вовсем, даже вминуты просветления непонимая, что эти двое пользовались Францией, как иего женой - один сосладострастным упоением, адругой - снеизменной выгодой. Еслиже король, вдруг, начинал артачиться, его, словно младенца соской, немедленно усмиряли каким-нибудь турниром или празднеством, поустройству которых все тут были мастера.
        Впрочем, Изабо подобные тонкости мало волновали. Пускай себе тешатся - ей ведь тоже перепадало. Главной заботой, по-прежнему, оставались удовольствия. Акритерием счастливой жизни было отсутствие всего, что моглобы этим удовольствиям помешать.
        Икоролеве, действительно, мало что мешало.
        Шарль, благодарный зазаботу вовремя болезни, позволил Изабо оставить свой двор вособняке наулице Барбет, где она укрывалась впериод безумия супруга. Исвидания сЛуи продолжились открытыми исвободными, даже при здоровом муже. Так что скоро Изабо исама уже толком незнала, откого унеё родились почти подряд три девочки - Мари, Мишель иКатрин.
        Хотя, нет, Катрин точно отЛуи - унеё такиеже голубые глаза…
        Зазеркалье подернулось странной дымкой, икоролева почти вплотную приблизила лицо котражению.
        Какая гладкая кожа. Ишея ровная, ни единой морщинки. Как долго они ещё останутся таковыми? Инепропадетли красота, как ипрежнее её счастье, невовремя иочень быстро?
        Недай, Господи!
        Она уже стояла однажды напороге отчаяния идосих пор отлично помнит, как прятала под высоким воротом синяки иссадины наэтойшее…
        Изабо жадно всматривалась всобственное лицо. «Нехочу, нехочу! - сотчаянием повторяла она. - Я каменею перед страхами иунижениями! Если Бургундец обвинит меня перед королем, начнется ад, хуже того, который был, ия тысячу раз позавидую Луи, потому что он ещё легко отделался…»
        Пять лет назад укороля снова начались приступы безумия, игерцог Филипп почти приказал ей непокидать особняк Барбет.
        НоЛувр нетюрьма.
        Влучшем случае, Шарль сидел где-нибудь, втемном углу, часами смотрел водну точку и, пугаясь каждого шороха, испражнялся прямо под себя, хотя стул для испражнений всегда ставили сним рядом.
        Безумие пожирало слабую плоть всякий раз по-разному.
        Нопорой, бодрый идеятельный, он вдруг переходил всвоем возбуждении какую-то черту, ибольной разум, словно кривое зеркало, гнул икорёжил действительность, превращая её изопасной вовраждебную. Тогда Шарль начинал бегать поЛувру впоисках оружия ираздавал оплеухи направо иналево, неглядя, слуга ему подвернулся, или дворянин. Внезапно мог потребовать коня, чтобы съездить к«душеньке-королеве», аесли надворе вэто время была ночь, иему обэтом говорили, впадал вярость, всё вокруг крушил иорал, брызгая слюной, что «кэтой шлюхе только поночам иездить!».
        Даже вминуты просветления, приезжая внезапно вособняк Барбет, король пугал гостей Изабо молчаливым обходом зала, когда, заглядывая вовсе углы, он вдруг задирал юбку накакой-нибудь даме и, злобно смеясь, спрашивал: «Кого это вы тут прячете?», апотом устраивал допрос фрейлинам королевы, почему, дескать, спят только слюдьми герцога Орлеанского, аего свиту гоняют отсебя, как паршивых псов?
        Изабо шутками инапускной беззаботностью старалась сглаживать неловкие моменты, нобеда заключалась втом, что её вид больше неуспокаивал Шарля, идвор всякий раз угрюмо замолкал при появлении короля, поскольку никто нечувствовал себя вбезопасности рядом сним.
        Как-то раз он ударил икоролеву. Почти случайно так, что сам испугался сделанного. Нострах налице жены, видимо, произвёл впечатление, потому что Шарль, помедлив мгновение, снова ударил её уже нарочно. Потом ещё раз, иещё, инеизвестно, сколькобы ударов пришлось тогда надолю Изабо, неперехвати герцог Филипп руку короля, занесённую для нового удара.
        Аоднажды… о, этот кошмар страшно даже вспоминать… Однажды, король появился наулице Барбет, как всегда, внезапно. Прямо спорога закричал, что, верно, ошибся воротами иэто дом его брата. Потом подошёл ккарточному столу, закоторым сидела Изабо снесколькими дворянами, схватил её заподбородок иповернул лицом ксебе. «Нет, неошибся, - глумливо захохотал король, - это неВалентина Орлеанская! Смотрите, как эта шлюха похожа намою жену, которая, почему-то, сомной неживёт!».
        Изабо стало страшно. Поглазам мужа она видела, что начинается новый приступ, норядом небыло ни медиков, ни его дядей, которые, единственные, могли физически усмирить безумца. Попробовала отшутиться, чтобы успокоить гостей, ноШарль вдруг отскочил отнеё, закрываясь руками, завопил: «Оборотень! Шлюха-оборотень!», апотом вырвал алебарду устражника возле двери и, радостно оскалившись наразлетевшихся, словно пух отметлы, гостей, заорал то самое страшное «Измена!».
        Острым концом алебарды он погнал королеву иззалы идальше покоридорам досамой спальни. Там сорвал скричащей, перепуганной жены одежду, повалил напостель, изнасиловал ипринялся избивать.
        Крики опомощи, перемежаясь свизгом, разносились повсему дворцу, нони гости, ни челядь, ничего немогли сделать. Король есть король. Идаже безумный, он всё равно остаётся неприкосновенным помазанником Божьим! Только когда крики перешли вхрип, ивсем стало ясно, что королева вот-вот будет задушена, Гийом дю Шастель решительно бросился вспальню и, оглянувшись - невидитли кто - ударом крепкого кулака усмирил навремя обезумевшего монарха.
        Шарля тутже увезли вЛувр кмедикам, которые констатировали ухудшение всостоянии больного. Синяк налице Божьего помазанника списали нанеудачный удар одревко алебарды, афиолетово-черные отметины нашее королевы покрыл поцелуями, срочно вернувшийся изШартра, герцог Орлеанский.
        О, Луи тогда был вярости! Какой повод! Какой простор для гнева имщения! Он даже пытался развить бурную деятельность, желая всем доказать, что вделах чести неостановится даже перед братом-королем!
        Безопасности ради тутже отослал изПарижа Гийома дю Шастель вместе сего братом Танги, велев им затеряться вдействующей армии, где-нибудь насеверо-западном побережье. Затем вызвал ксебе Бернара д'Арманьяка инадолго уединился сним, предложив Изабо «пока неволноваться».
        Ноона волновалась!
        Ох, как она тогда волновалась!
        Стиснув руки, ходила изугла вугол иникак немогла отделаться отвоспоминаний орождественском бале водворце Сен-Поль, вянваре 93-го. «Праздник горящих одежд» прозвали его внароде, ивсе были уверены, что тогда произошел всего лишь несчастный случай. НоИзабо догадывалась.., да нет, знала наверняка, что слишком любопытный человек сфакелом, захотевший поближе рассмотреть танцующих иподошедший для этого ближе, чем следовало, сделал это непросто так, инепосвоей воле.
        Натом балу мало кто знал онамерении короля присоединиться кгруппе шутников, которые разделись догола, обмазали тела дёгтем иналепили насебя кусочки пакли, чтобы изобразить заросших шерстью дикарей. Имадам Куси, которая своими юбками сбивала пламя стела, внезапно загоревшегося танцора, тоже незнала, кого спасает…
        АЛуи знал.
        Изабо сразу поняла это поего лицу. Брат короля сам всегда хотел быть королем… Икак раз накануне, он впервые узнал отвозлюбленной, как страдала она отназойливых супружеских домогательств!
        Что скрывать - впервый момент тогда ей стало лестно - корона икоролева Франции были для Луи равноценны. Ногерцог Филипп остудил её пыл. Как только всё улеглось истало ясно, что король непострадал, он велел унести умерших отожогов дворян, взял побледневшую Изабо заруку и, якобы утешая, прошептал: «Неприведи мне Господь, мадам, узнать, что это было покушение. Виновному я сразу гарантирую плаху ипьяного палача ступым топором впридачу…»
        Вот тогда-то она впервые ипочувствовала этот противный холодок наспине, ивполне искренний испуг звучал веё голосе, когда, бросившись кмужу, она спрашивала, всёли унего хорошо…
        Впрочем, вте времена было несложно обойтись без разбирательств ишума - сражение под Никополисом ипленение лучших дворян Франции, среди которых был иЖан Бургундский, перевесило гибель нескольких шутников. Разбираться нестали. Ктомуже, король-то остался жив и, разве что, неочень здоров - новсё равно обошлось… Итёплые чувства кгерцогу Филиппу стали ещё теплей.
        Однако, вте дни после изнасилования она прекрасно понимала - если Луи исейчас что-то задумает, ему это срук несойдёт!
        Времена изменились. Пришла пора расплачиваться задолгий, безрассудный кутёж.
        Герцог Филипп слишком стар, несегодня, завтра умрёт, аего кривоногий сын будет только рад вцепиться Луи вгорло. Граф Арманьякский слишком ненавидит Изабо, чтобы хранить верность досамого конца. Асам Луи… О, Боже! Луи ещё ни одно дело непродумал настолько, чтобы довести его доуспешного окончания - всегда что-то складывалось нетак!
        Нет, случись что, теперь им никто непоможет. «Плаха ипьяный палач ступым топором…» О, Боже! НоЛуи так упрям! Апосле произошедшего удержать его сможет только чудо…Или…
        Или другая женщина!
        Ах, как горько было Изабо признаваться себе вэтом. Ноправда есть правда - женщины Луи всегда увлекали иотвлекали. И, раз уж всё равно отовсюду доходят слухи, что герцог изменяет своей королеве скаждой встречной, то, почемубы неиспользовать эту слабость себе воблаго? Тем более, что последствия изнасилования незамедлили сказаться, ибеременность, замешанная нанервном срыве, протекала очень иочень тяжело…
        Изабо усмехнулась отражению.
        Мужчины могут сколько угодно играть мышцами натурнирах, выпячивать грудь набалах ираздувать щёки, заседая вСовете. Все они легко предсказуемы ипослушны, когда женщине приходит вголову блажь поиграть сними, или, наоборот, отдохнуть отних, дав поиграть другим.
        Мариетта д'Энгиен иОдетта де Шандивер… Эти дуры досих пор уверены, что только собственными чарами смогли увлечь - одна Луи, авторая - короля. Нофокус втом, что ита, идругая, были просто вовремя подставлены иподсажены внужные места, где их заметили и, как раз втот момент, когда заметить хотели! Спасибо герцогине Анжуйской - это она, очень кстати, прислала одну, адругую, уже давно, подсунул герцог Филипп. Самимже девицам иобъяснять ничего непришлось, быстро сообразили, что отних требуется.
        Витоге, вто время, когда вМеюн-сюр-Евр королева Изабо корчилась вродовых схватках, рожая ненужного ей сына Шарля, вБоте-сюр-Мари мадемуазель д'Энгиен готовилась стать матерью для мальчика, которого впоследствии назовут Жан Бастард Орлеанский, граф Дюнуа. Ивэтоже время безумный король Шарль пристраивал голову нановую грудь, которая, поего мнению, оказалась нехуже предыдущей.
        «Идиллия», - сотвращением подумала Изабо, вспоминая события четырёхлетней давности. Луи тогда так пошло её обманывал, авыскочка Мариетта совсем обнаглела. То, что она шпионила для Филиппа Бургундского - это ещё полбеды, нозаявить, вовсеуслышание, вприсутствии королевы, что ЕЁ герцог подарил ей замок - это вообще ни вкакие ворота… ИЛуи тоже хорош - отсвеженького раскис, размяк, решил, что весь свет просто обязан его обожать… Господи, дочегоже ничтожными становятся мужчины, когда смотришь наних глазами обманываемой женщины! Икакой странной начинает казаться уходящая любовь…
        Королева перекрестилась. Всё-таки, опокойном плохо нельзя… Ноихорошего изтой поры вспомнить нечего. Глупости сыпались изЛуи, как остроты изкоролевского шута, веселя его многочисленных врагов. Париж роптал, граф Арманьякский несколько раз открыто просил одуматься, ноктоб его ещё слушал! Для Луи все было прекрасно - там любовь, тут любовь, власть, Париж, Франция… исобственное самодурство. О, чёртов Библейский змей, ну почему ты неподсунул яблоко Мудрости Адаму?!
        Пришлось отравить эту дуру Мариетту.
        Атут ещё игерцог Филипп так некстати умер. Иего кривоногий сынок стал Жаном Бургундским, получив, вместе ститулом отца всё его полномочия. Теперь он являлся опекуном, инетолько короля, ноикоролевских детей. То есть, говоря по-простому, получил законные права влиять надофина ивоспитывать его пособственному усмотрению!
        «Плаха ипалач ступым топором…»
        Как только Луи узнал, что Бургундец едет вПариж, он тутже закатил Изабо настоящую истерику. Нехочу, дескать, делить власть сэтим недомерком! Ипотребовал немедленного отъезда сним исдофином вМелен, аоттуда вШартр.
        Наивный, он думал, что всё ещё имеет дело состарым герцогом Филиппом! Ан, нет! Жан Бургундский оказался нетакой уж дурак. Хотите ехать - пожалуйста, ещё илучше, нотолько без дофина. Поэтому, въехав вгород иузнав овыходке Луи, Бургундец даже сконя неслезал, апромчался отодних ворот додругих исполовины дороги вернул наследника престола встолицу.
        Встреча, которую, послухам, им устроили граф Клевский иархиепископ Льежский, была сродни национальному празднику. Свора, наконец-то получила вожака, способного повести её накрупного зверя. Иполитические качели закачались сперевесом всё больше ибольше водну сторону.
        Если Луи собирал армию для похода наПариж, якобы узурпированный Бургундцем, тот немедленно созывал армию, превосходящую втрое. Инезабывал при этом показывать, что действует, якобы, непосвоей воле, ипризвать всвидетели все нейтральные стороны влице герцога Беррийсккого, герцога Бурбонского, атакже других принцев исеньоров, которые, как позаказу, съехались вАнжу ккоролю Сицилийскому…
        Изабо потёрла лоб рукой.
        Вся Франция… Булоне, воглаве ссиром Арпеданом, Шартр, Дрей иНанси сгерцогом Лотарингским, клан Алансонов, азаними весь Орлеан… Луи везде терпел поражения ибыл обречён, ноупрямо стремился вПариж, полагая, что брат короля - это почти король, совсеми правами иполномочиями. Никакие доводы им врасчёт непринимались, никакие уговоры недействовали. То одно, то другое ополчение топталось вокруг столицы, нанося окрестным поселениям урон, сравнимый сэпидемией чумы. Того игляди, могла начаться гражданская война.
        Нотут, посчастью, вмешались нейтральные стороны.
        Приехавшие кЛуи герцог Анжуйский игерцоги - Беррийский иБурбонский - неслишком деликатничая, поставили брата короля перед выбором: или он один сражается против всей Франции, или идёт намировую сБургундцем. Впоследнем случае все обещали обставить смаксимальным почтением идля Луи, идля королевы.
        Ивот, три дня назад, перемирие состоялось.
        Принцы необманули - народ кричал приветствия, путь был устлан цветами ивременно просветлевший умом король лично соединил руки брата икузена, азатем, нежно облобызал супругу. Он всем подарил своё прощение ипонимание…
        Это он-то - понимание!
        Изабо, уже вкоторый раз, вздохнула иотошла, наконец, отзеркала.
        «Чтож, - подумала она, - коротышке Жану невпервой подбирать заумершими титулы, должности иденьги. Подберёт илюбовницу. Слухи слухами, ноунас тут всё тайное становится явным только когда удостоверено крепкими доказательствами. Досих пор связь королевы игерцога Орлеанского почиталась, как союз регентши иодного изопекунов. Иесли медальон сейчас принесут, значит, погибели королевы Бургундец нежелает…»
        Изабо вернула факел наместо, села напостель икоснулась рукой остывших простыней.
        Авсёже жаль, жаль, жаль… Бургундец - неЛуи. Говорят, он груб ихамоват, илицо унего злое… Однако, теперь выбирать неприходится. Ктомуже, приз влице королевы коротышка Жан вполне заслужил уже хотябы тем, что начал рискованное дело идовёл его допобедного конца…
        Вдверь спальни робко постучали.
        Сердце Изабо вздрогнуло, носильнее незабилось. «Будь, что будет, - решила она, вставая, - я уже устала бояться».
        Засов скрипучий, точно голос усудейского, зачитывающего приговор, отодвигался струдом. Однако, бледный оруженосец прямо спорога протянул ей драгоценный медальон, словно помилование.
        - Где он был? - спросила Изабо.
        - Нагруди его светлости, - ответил оруженосец, опуская голову.
        Ивдруг разразился судорожными рыданиями.
        - Что свами? - удивилась королева.
        Ей были неприятны эти проявления чувств. Такое впечатление, что мальчишка укорял её - недавнюю возлюбленную убитого - горюя сильнее, чем она, которой следовалобы сейчас выть икричать, как простой крестьянке.
        Но, сдругой стороны, мальчика можно ипожалеть. Минуту назад держал её загорло злосчастным медальоном, аотдал просто так, неотторговав себе ничего. Дурачок! Могбы, ох, как мог позаботиться осебе - его положение, после смерти герцога, сделается таким шатким, что непозавидуешь…
        - Что свами, скажитеже, - переспросила она более ласково.
        - Мадам, - еле выдавил, сквозь рыдания, оруженосец, - его зарубили секирой, как какого-то простолюдина! Ируку.., руку сперстнем отрубили совсем! Вы ведь неоставите… вы потребуете откороля возмездия?!
        - Конечно, - как можно ласковее произнесла Изабо иулыбнулась совсей грустью, которую смогла найти всердце. - Я все сделаю, мой дорогой… Вы пока идите, приходите всебя. Апотом, напроцессе, мы вместе обличим негодяев…
        Всем наудивление, герцог Бургундский сбежал изПарижа только 25-го числа, как будто узнал обубийстве вместе сдругими, иеле успел собраться.
        ИзФландрии, где он нашёл приют, сразуже полетели бесчисленные гонцы списьмами ко всем влиятельным людям Европы, вкоторых герцог клялся, что никогда инепомышлял лишать жизни «дорогого кузена Луи», апросто пал жертвой оговора ичьих-то гнусных интриг. Вкачестве доказательства, беглец подробнейшим образом живописал душевную благодать имиролюбие, сошедшие нанего после совместного причастия с«дорогим кузеном».
        Король Шарль, пребывавший врадостном просветлении ума, смог лично прочесть письмо, азатем отправился наулицу Барбет, чтобы узнать мнение королевы обэтом деле.
        Он уже представлял, как Изабо станет валяться унего вногах, требуя наказать убийцу любовника, инаразные лады переставлял слова, вкоторых ей откажет.
        Новышло всё иначе.
        Кудивлению Шарля, королева прочла письмо без особых эмоций и, холодно пожав плечами, заявила, что нового ничего неузнала. Она, дескать, ибез этого была уверена вневиновности герцога - всё-таки, он принц крови исын её незабвенного друга ипокровителя, герцога Филиппа. Ивообще, она непонимает, скакой стати он вдруг решил сбежать?
        Король ещё надеялся обернуть встречу ксвоему удовольствию ипрямо спросил, хочетли королева возвращения опального герцога, иготовали даровать ему полное прощение, но, услышав утвердительный ответ, совсем расстроился иуехал обратно вЛувр.
        Изабо, затаившись, ждала.
        Настроения при дворе явно складывались впользу коротышки. Последней точкой стал спешный отъезд графа Арманьякского вАнжер, под крыло короля Сицилийского, исторонники Бургундца уже радостно потирали руки. Как вдруг, неожиданно для всех, поднял голос Жан де Герсон - доктор теологии иканцлер Парижского университета, сменивший наэтом посту Пьера д'Айе. Он публично потребовал откороля непросто разоблачений исуда, апрямого наказания герцога Бургундского заубийство Луи Орлеанского!
        Создалась неловкая ситуация. Содной стороны - французская знать, готовая простить ипринять обратно всвои ряды, асдругой - парижская общественность, требующая крови!
        Пришлось идти накомпромисс.
        Вялое следствие кое-как быстренько завели, нотутже, ещё быстрее, исвернули. Во-первых, главный обвинитель, так неожиданно объявившийся, вдруг, также неожиданно ипропал, инашелся только вЛионе, где уже увлеченно читал лекции потеологии. Аво-вторых, главный свидетель - единственный выживший оруженосец герцога Орлеанского - был как-то утром найден вСене сперерезанным горлом ипустыми карманами… Вероятно, его пытались ограбить.
        Таким образом, второе возвращение герцога Бургундского вПариж, если инебыло обставлено стойже роскошью, что ипервое, посути, являлось триумфом неменьшим, поскольку лишь один безумный король Шарль непонимал, что возвращается единовластный правитель.
        Надрагоценном золотом блюде прощеный убийца принес королю перстень сотрубленной руки герцога Орлеанского и, низко склонившись, покаялся:
        - Те, кто старался меня оклеветать, подбросили мне его, сир. Никаких прав наэтот перстень я неимею, делайте сним, что хотите.
        Идаже наколени пал, лицемер этакий…
        - Вы имеете право носить его впамять обубиенном, кузен, - милостиво ответил король ирадостно скосил глаза всторону жены.
        Герцог тутже натянул перстень накороткий, волосатый мизинец ирастопырил пятерню, любуясь игрой камней. Акоролева Изабо, смотревшая наэту сцену сослишком широкой улыбкой, вдруг содрогнулась, представив, как эта рука будет ласкать ее, ивозможно, уже сегодня…
        Париж
        (1408 - 1409гг.)
        Длинная вереница всадников медленно, как восне, откоторого ещё невсе отошли, выезжала изворот Лувра, будто давая возможность сбегающимся зевакам хорошенько себя рассмотреть.
        Король выезжал наохоту, демонстрируя своё здоровье.
        Выезд, конечно, был непарадный, новнимания он привлекал неменьше, чем торжественный кортеж послучаю какого-нибудь празднества. Его величество, крайне довольный скоплением своего народа, гордо озирался посторонам, заставляя толпу сгибаться впоклонах, инезамечал того, что кланявшиеся люди первым делом смотрели ненанего, ананового властителя Парижа - Жана Бургундского, стараясь рассмотреть его получше.
        Тот ехал нахмурившись, глядел только перед собой и, держась заповодья одной рукой, другую, сжатую вкулак, упёр вбедро ноги таким образом, что согнутый локоть торчал всторону, словно острыйшип.
        Бургундец был недоволен.
        Как будто впротивовес ему, подругую сторону откороля, втакойже многозначительной близости, ехал недавно возвращённый ко двору граф Арманьякский.
        Этот крайне неудобный для герцога Жана человек, недолго оставался уязвимым, потеряв широкую спину своего вчерашнего покровителя Луи Орлеанского. Он быстро сориентировался инырнул под мощный навес Анжера, откуда, словно феникс изпепла, явился сновым оперением. Да исам герцог Анжуйский, досих пор небаловавший двор своими посещениями, что-то зачастил вПариж. И, хотя рук ксытному пирогу власти непротягивал, ностоя заспиной графа, недавал окончательно того отпихнуть.
        Ах, еслибы неэти подозрения вубийстве! Уж какбы Бургундец тогда развернулся! Совсеми своими полномочиями опекуна, один наодин сбезумным королем ирастерянной королевой… Уж онбы сумел тогда помешать любому, кто полезбы наосвободившееся после кузена Луи место. Новышло, что помешали как разему.
        Герцог Жан терялся вдогадках - кого подозревать? Содной стороны, злодей оказал ему неоценимую услугу, носдругой, он исамого герцога так подставил, что теперь всем честолюбивым замыслам, если инеконец, то верная отставка вдолгий ящик! Так ктоже мог оказаться так ловок? Карл Лотарингский? Нет, невозможно. Во-первых, унего вПариже нет таких связей, аво-вторых… Во-вторых, Карл - рыцарь. Для него посягнуть наособу королевской крови также немыслимо, как иприбегнуть кпомощи наёмных убийц.
        Но, кто тогда?
        Герцог Анжуйский? Смешно подумать! Этот вояка неуспокоится, пока неперережет половину Италии ради своего Венецианского трона. Так что, грызня завласть вПариже - неего поле деятельности. Да изачем ему рисковать итратить деньги нато, чтобы убрать союзника, которого так долго поддерживал?
        Герцог Беррийский? Этому овечности пора думать, анеополитике…
        Сам король? Изревности? Нет, это уже слишком. Ихотя вголову безумца всякое может прийти, всеже, осматривая вцелом картину недавнего происшествия, герцог Жан находил столько неувязок, что версия окоролевской ревности выглядела безумнее самого короля. Абольше никого инеоставалось. Герцог Бретонский ничего незначит после своей опалы, Алансон весь вдолгах, Клевский… О, Господи! Можно перебрать вуме половину Франции, нопосле каждого нового имени неизбежно вставал вопрос: «Аему-то зачем?» Ивыходило, что только сам Жан Бургундский имел ивозможности, ипричины для убийства, но, вот ведь незадача, он-то знал, что неделал этого!
        Бургундец повёл шеей искосил глаза награфа.
        Арманьяк радости тоже неисточал. Имысли его, хоть иотличные отмыслей Бургундца, крутились, посути, вокруг тогоже предмета.
        Партия сторонников Орлеанского дома, которую он должен был возглавить, сколачивалась верно, ноочень медленно, аБургундец наместе несидел… Несегодня - завтра безумие короля вернется и, что тогда? Перевеса врасстановке сил никакого. Уж итак придворные остряки повторяют, что высокий дородный граф весит столькоже, сколько низенький ищуплый герцог. Апройдёт ещё немного времени, убийство Луи Орлеанского забудется совсем, ивесы придворной иерархии неизбежно покачнутся! Неужели итогда, большая оптимистка мадам Иоланда Анжуйская, будет говорить, что «это несущественная ерунда» изаверять, что любую неудачу можно обернуть себе напользу… Ох, неверилось вэто Бертрану д'Арманьяк!
        Поэтому иехали оба соперника сугрюмым безразличием ко всему окружающему, смотрели только внутрь себя и, вполне согласуясь снеприветливым серым днём, резко контрастировали совсеми остальными всадниками.
        Те, как дамы, так икавалеры, были, напротив, очень взбудоражены иохотой - развлечением, делающимся всё более редким, ипоявлением налюдях Одетты де Шандивер, только оправившейся после родов, которыми она подарила королю дочь Маргариту, и, самое главное, отсутствием наохоте королевы! И, хотя вслух никто наэту тему неговорил, почти каждый проезжающий подвору Лувра, нет-нет, да ибросал украдкой взгляд наодно изокон, закоторым, сквозь тонкую решётку, белело лицо оставленной Изабо.
        Собственно она исама несобиралась ехать. Роды могли начаться содня надень, поэтому пришлось сказываться больной всю последнюю неделю. Нообэтом тайном обстоятельстве знали только Изабо, да старшая фрейлина госпожа де Монфор. Для всех остальных королеве просто нездоровилось. Однакоже ни король, ни герцог Бургундский, ни кто-либо другой изпридворной знати, неудосужились справиться оеё самочувствии, неговоря уже отом, чтобы навестить лично ипредложить поехать вместе совсеми.
        Оттакого унижения доссылки вмонастырь всего один злобный шепоток, один неверный шаг, ивсё! Опала, решение королевского совета иразвод… Аона-то, глупая, надеялась, что коротышка Жан тайно внеё влюблён и, получив королеву влюбовницы, станет блюсти её интересы также рьяно, как иЛуи Орлеанский! Она даже придумала, как скрыть отнего беременность, когда дело дойдет допостели, номерзкий кривоногий урод избегал Изабо, словно зачумленную.
        «Дурак! Дурак! Господи, какойже он дурак! - вбессильной ярости повторяла про себя королева. - Возвысив меня, коротышка всембы здесь показал, что сам себе господин! Исамолюбие своё потешилбы, исоюзницу получил - такуюже помазанницу Божью, как икороль, только более надёжную…» Но, увы, кажется Бургундец вынашивал планы, вкоторых ей места небыло. Ибедной, покинутой всеми королеве ничего другого неоставалось, как провожать заплаканными глазами уезжающую содвора охоту, ипроклинать каждого, обернувшегося наеё окно.
        «Конец, конец! - думала она, яростно стирая слица очередную бессильную слезу. - Неужели ни любви, ни власти больше небудет? Врач говорит, что просветление Шарля ненадолго. Он снова свихнётся - это вопрос времени - апри дворе ни одной надёжной опоры! Я окончательно гибну иникому доэтого нет дела…»
        Платок тончайшего полотна, насквозь промокший, стреском разорвался, когда королева, закусила его зубами, чтобы незавыть, изапрокинула голову, невыпуская концов платка изстиснутых кулаков. Даже лёгкие шаги заспиной незаставили её обернуться ипрекратить горестные раскачивания изстороны всторону.
        - Ваше величество.., - снекоторой опаской позвала вошедшая вкомнату мадам де Монфор. - Ваше величество, её светлость герцогиня Анжуйская прислала узнать, когда ей будет дозволено навеститьвас…
        Королева замерла. Потом медленно обернулась.
        - Так рано? - вымолвила она первое, что пришло вголову.
        Апотом, словно осознала. Заметалась, нисколько нестесняясь присутствия старшей фрейлины, схватила зеркало… Да, при любой другой онабы сейчас изобразила раздумья. Онабы скривила лицо, нопотом назначила встречу, давая понять, что принимает герцогиню изодной только любезности… Нолюбая другая немоглабы сюда войти теперь, когда Изабо следовало выплакаться, итолько мадам де Монфор - поверенная вовсех делах - нестесняла своим присутствием опухшую отслез королеву.
        - Скажи, что вдесять!.. Нет, лучше попозже!
        Изабо даже незаметила, что вытирает лицо собственным рукавом иобращается кфрейлине на«ты».
        - Мне нужен лед! - коротко приказывала она, неотрываясь отзеркала. - Ивели, чтобы меня причесали… Да румян принеси! Нет! Румян ненадо!.. Идиже, искорей возвращайся - я немогу ей такой показаться!
        Мадам де Монфор боком выскользнула вдверь.
        Ах, как кстати и, как некстати эта герцогиня!
        Изабо отбросила, наконец, зеркало. Смотрись - несмотрись, пока непринесут лёд, эти красные пятна никуда слица неденутся! Асейчас следовало подумать… Как её принять? Очём говорить?! Мадам Иоланда никогда ничего неделает просто так… Напервый взгляд, она вообще никогда ничего неделает, нокое-какие слухи доходят… Вродебы мелочь, однако, всё всегда вовремя, всегда кстати, иникогда без толку! Раз она пришла так открыто кзабытой всеми королеве, значит, невсе нити ещё оборваны, идля Изабо - чёрт её возьми, если она неправа - невсё ещё потеряно!
        Разорванный платок полетел всторону. Надо хорошенько продумать, как её принять! Лёжа? Нет, нельзя - так беременность станет заметной, аэтого ни вкоем случае невозможно допустить. Лучше всего - сидя вэтом кресле инакрывшись. Вконце концов, она больна, может себе позволить… Аговорить… Пускай герцогиня сама скажет для чего явилась - Изабо необязательно первой начинать разговор. Нето опять расплачется, неприведи Господь, апоказать своё отчаяние ещё хуже, чем обнаружить беременность…
        Вдверь протиснулась модам де Монфор.
        - Я велела фрейлинам прийти вас причёсывать через полчаса, - сказала она, ставя натуалетный стол глубокую миску спостукивающими надне кусочками льда. - Асейчас попробуем привести впорядок лицо.
        Судя покрасным рукам, старшая фрейлина сама оббивала сосульки сокна, икоролева, никогда неумевшая быть благодарной, наверное, впервые заметила это проявление заботы осебе, ичуть было снова нерасплакалась. Она стойко перетерпела все обжигающие холодом примочки, посмотрелась взеркало иодобрительно кивнула, когда мадам де Монфор нанесла ей налицо легкий слой белил. Потом были приглашены остальные фрейлины, иуже кполовине одиннадцатого тщательно причесанная Изабо сидела вкресле, скрытая почти доплеч меховой накидкой ибыла полностью готова кприему герцогини.
        Мадам Иоланда ждать себя незаставила.
        Ровно вназначенный срок она появилась всопровождении пажа снебольшой серебряной шкатулкой вруках иносатого сутулого господина - судя поплатью игербу нагруди, личного своего лекаря.
        - Как вы бледны, ваше величество! - воскликнула мадам Иоланда, едва поднявшись изглубокого почтительного поклона. - Немогу поверить, что вас оставили одну, без врача!
        - Врач сопровождает короля, - грустно ответила Изабо имногозначительно повела бровями, дескать, «выже понимаете, безумца без присмотра неоставишь».
        - Новаше здоровье для нас неменее важно! - тутже возразила герцогиня. - Что если вам сделается хуже? Этого ни вкоем случае нельзя допустить, поэтому я решила привести своего врача, ипрошу вас позволить себя осмотреть.
        «Вот только лекаря твоего мне нехватало!», - обеспокоилась Изабо.
        - Это лишнее, ваша светлость, - сказала она, как можно любезнее. - Мне гораздо лучше.
        - Нопозвольте ему хотябы послушать ваш пульс, - неунималась герцогиня. - Ваша бледность меня пугает.
        Королева досадливо поморщилась. Хотя, сдругой стороны, поруке беременность неопределить. Поэтому она скрыла раздражение ипротянула подошедшему лекарю раскрытую ладонь.
        Носатый господин почтительно, кончиками пальцев подержался заеё запястье, потом попросил дозволения заглянуть вглаза, осмотрел язык, шею и, зачем-то, лодыжки. После чего удовлетворенно кивнул герцогине исообщил, что её величество действительно вне опасности.
        - Вот видите, - облегчённо выдохнула Изабо. - Ваше беспокойство было совершенно излишним. Ноя рада, что оно привело вас ко мне. Отошлите слуг ипосидите сомной немного. Последнее время меня визитами небалуют.
        - О, мадам.., - сослезой воскликнула герцогиня, нотутже голос её прервался.
        Махнув рукой пажу илекарю, чтобы уходили, она забрала умальчика серебряную шкатулку ипоспешила присесть возле Изабо.
        - Немогу поверить, ваше величество, что воочию всё это вижу! Какое падение дворянского сознания ипочтительности! Какое бессердечное отношение… Нестану кривить душой - сего светлостью герцогом Орлеанским, упокой Господь его душу, мы никогда большими друзьями небыли. Нотеперь, после подлого убийства, когда его нестало, особенно видно, как многие изнас ошибались. При его светлости мы хотябы имели твёрдую уверенность, что дополного выздоровления короля, государство находится внадёжных руках законной королевы ипервого принца крови, единственного, также законного, претендента напрестол! Это внушало уверенность взавтрашнем дне игарантировало спокойствие хотябы вотношении незыблемости традиций. Атеперь… Я даже незнаю, что идумать! Наваше величество больно смотреть, азасудьбу королевства делается просто страшно! Те господа, что появились возле престола, заняты каждый одними своими интересами, иразве можно сравнить их жалкую суетливость сблагородным размахом людей, помогавших королю нести его бремя совсем недавно…
        Изабо вответ только горестно кивала. Герцогиня говорила очень быстро игромко, икоролеве самой вдруг стало казаться, что старый герцог Филипп, Луи иона радели исключительно облаге государства, которое привели кполному процветанию, ипострадали каждый по-своему, новсе вместе - совершенно незаслуженно. Однако, напоследних словах герцогини отупрёка она всёже неудержалась.
        - Тем удивительней мне видеть, мадам, что вы иваш супруг поддерживаете такого человека, как граф д'Арманьяк. Оппозиция, которую он явно собирает инамеревается возглавить, врядли вернёт стране прежнее спокойствие, амне - должное почтение.
        Замолчавшая мадам Иоланда посмотрела королеве вглаза. Выражение сладкого участия, которое досих пор живо дышало негодованием, затвердело наеё лице точно налипшая маска. «Безмозглая дура! - подумала герцогиня. - Тебебы сейчас руки мне целовать изаливаться слезами, жалуясь навесь белый свет, анесчета выставлять замалое почтение. Небудь ты мне нужна, здесьбы неосталось даже госпожи де Монфор, неговоря уже обостальных. Да ия сама нетратилабы драгоценное время…» Однако, наружу своей неприязни её светлость вырваться недала. Только изумлённо всплеснула руками.
        - Какже нам его неподдерживать, мадам?! Граф безмерно любил ипочитал покойного герцога. Нельзя допустить, чтобы благородный человек страдал засвою преданность!
        - Нотеперь эту преданность он могбы перенести наменя, - упрямо надулась Изабо.
        - Ради этого мы его иподдерживаем.
        Герцогиня растянула губы вфальшивой улыбке и, наклонившись кИзабо поближе, понизила голос.
        - Ваше величество, увас гораздо больше сторонников, чем может показаться. Эти пустые покои ещё невся Франция. Наберитесь терпения, немного подождите, истрашная ночь сменится ясным рассветом.
        Теперь настал черёд королевы смотреть вглаза мадам Иоланде. Что она хочет сказать, эта ловкая особа? Тольколи утешает, или подарит надежду?
        Нолицо герцогини лучилось состраданием безо всякой многозначительности, икоролева разочарованно поджала губы. «Слова, слова, одни пустые слова, - думалось ей. - Мадам де Монфор утешает меня так каждый день, но, что проку? Она разве непонимает, что мне нужны конкретные имена иконкретные действия? Уж откого, откого, ноотвас, ваша светлость, я могла ожидать чего-то посущественней…»
        - Вы мне неверите? - спросила герцогиня, видя, что королева притворством себя утруждать нестала идосадливо поморщилась. - Амежду тем, я здесь для того, чтобы кое-что вам предложить.
        Вот теперь глаза Изабо сверкнули любопытством.
        - Говорите, - велела она, пожалуй, слишком горячо ипоспешно. Нотутже, словно желая загладить эту слишком явную заинтересованность, добавила:
        - Я, разумеется, несобираюсь ввязываться ни вкакие заговоры, новы ведь ничего такого мне инепредложите. Адобрый совет ивблагополучные времена неповредит.
        «Ещёбы, - усмехнулась про себя мадам Иоланда, - только влучшие времена ты их неслушала. Да итеперь, врядли послушаешь, нокое-чего я оттебя непременно добьюсь!».
        - Мадам, - начала она, снова откидываясь наспинку стула, - несколько лет назад, наодном изтурниров, мой супруг имел неосторожность повредить доспехи нарыцаре, несомненно, благородном, исполненным всяческих достоинств, истех пор считает себя, визвестном смысле, обязанным. Нетак давно стало известно, что этот рыцарь оказался вкрайне бедственном положении после убийства своего господина - герцога Орлеанского - так что представился удобный случай обязанность эту исполнить. Исупруг мой, ни одной минуты неколеблясь, предложилбы этому господину место при своём дворе, ноя сказала ему: «Подумай окоролеве. Мессир дю Шастель как раз изтаких рыцарей, которых теперь очень нехватает при дворе королевском. И, может быть, нам следует найти для его достоинств лучшее применение?..»
        - Как вы сказали, его имя? - перебила королева.
        Веё памяти, сквозь туман привычного эгоизма, хоть иструдом, новозник всёже образ высокого, довольно приятного, мужчины, который ударом кулака спас её когда-то отверного удушения обезумевшим супругом.
        - Дю Шастель, - подсказала герцогиня. - Вы должны его помнить.
        - Да, да.., - напрягла остатки памяти Изабо, - Гийом, кажется?
        - Нет. - Мадам Иоланда ласково улыбнулась, - квеликому сожалению, Гийом дю Шастель погиб встычке сангличанами где-то напобережье врайоне Дюнкерка. Я говорю оего брате, мессире Танги, который последние годы служил камергером при герцоге Орлеанском.
        - А-а, этот…
        Изабо потёрла пальцами висок. Образ Гийома дю Шастель вызвал неприятные воспоминания, аего брата она непомнила совсем. Ктомуже, непонятно было, какое отношение они могли иметь кеё сегодняшним бедам?
        «Ипосле этого ты ждёшь ксебе почтения, - думала вэтоже время мадам Иоланда. - Незнать людей своего любовника, которые единственные сегодня, кто могбы стать натвою защиту иснова наделить властью. Впрочем, мне это только наруку, и, слава Господу, что ты так глупа…»
        - Я вспомнила, оком вы говорите, - вяло кивнула королева. - Полагаю, ваш добрый совет сведётся теперь ктому, чтобы устроить при моём дворе этого человека?
        - Нетолько…
        Герцогиня опустила голову, скрывая растущее раздражение ивстала. Словно человек, еле справляющийся сволнением, заходила покомнате изаговорила, постукивая друг одруга стиснутыми руками.
        - Ваше величество.., боюсь, что вы можете понять меня несовсем правильно… Речь неидёт окаком-либо заговоре, или другом действии, способном отдалить вас откороля ещё больше. Напротив, я хочу предложить то, что вновь сделает вас добрыми супругами вглазах всего света… Невинный иничтожный, напервый взгляд, шаг, которым вы ступите нату дорогу, что вернёт вэти покои короля, анам, вашим подданным, позволит снова любоваться прежней блистательной королевой…
        Мадам Иоланда намиг замерла прямо напротив кресла Изабо, словно охваченная приятным воспоминанием. Отрезкого движения полы её накидки разошлись, икоролева чуть невзвыла ототчаяния, увидев роскошный наряд герцогини. Обычно непозволяющая себе чрезмерной роскоши, мадам сегодня надела затканное золотом тёмно-синее платье слифом, обшитым серебристым жемчугом, над которым, прикрывая довольно бледную грудь, сверкало сапфировое ожерелье дивной потонкости работы. Ахуже всего было то, что талия наплатье оказалась ниже, чем предписывала мода, отчего вся фигура мадам Иоланды выглядела тоньше истройнее, тогда как сама Изабо вынуждена была задирать талию насвоих платьях всё выше ивыше, обременяя её, ктомуже, обширными складками.
        - Разве такими должны быть покои королевы Франции? - продолжала, между тем, герцогиня, окидывая взглядом пустую комнату - Разве были вы когда-нибудь так бледны, как сегодня?! Нет! Любой, кто видел вас вбылые дни, помнит веселую красавицу сосверкающим взглядом, всегда окруженную поклонниками, сулыбкой, способной очаровать даже турка, исердцем, полным великодушия! Начните споследнего, мадам, если болезнь непозволит вам сразу стать прежней вовсем. Пусть вернувшийся сохоты король найдет вас нестрадающей отодиночества иунижения, аполной жизни, заботливой, великодушной супругой…
        Герцогиня сделала ещё круг покомнате, совершенно гипнотизируя Изабо сверканием своего наряда, иснова остановилась, теперь уже смечтательным выражением налице.
        - Вообразите, мадам, как будет он поражен, если вы заговорите сним, кпримеру, овашем маленьком Шарле…
        При упоминании нелюбимого сына королева недовольно сморщилась.
        - Тем вернее он изумится! - тутже отреагировала герцогиня. - Поверьте, приятно изумить мужчину - уже половина дела! Ачтобы изумление действительно стало приятным, проявите искреннюю материнскую заботу… Мальчик, кажется, живёт вПуатье иимеет собственный двор, нетакли?
        Загипнотизированная королева кивнула.
        - Вот ипредложите королю назначить управляющим двора вашего сына мессира Танги дю Шастель. Таким образом, изодного доброго дела вы получите сразу несколько неоспоримых выгод. Во-первых, растроганный король, которого вы несомненно этим расположите ксебе; во-вторых, преданный господин дю Шастель, который один стоит больше чем свора ваших нынешних придворных, икоторый будет блюсти ваши интересы вПуатье, как свои собственные; в-третьих - сторонники Орлеанского дома, которые обязательно отметят, что вы незабываете слуг убитого герцога исплотятся вокруг вашего величества быстрее иохотней, чем позову графа д'Арманьяк. И, я уже неговорю отом, какой удар вы нанесёте придворным сплетникам, выдумавшим нелепую историю отом, что маленький Шарль вам втягость… Апотом, недавая никому опомниться, продолжайте вести себя так, словно ничего плохого свами непроисходило. Верните румянец наэто дивное лицо, достаньте наряды, забыть которые невозможно, закажите новые… Желаете, я пришлю вам своего ювелира? Веселитесь, кажитесь беззаботной, когда его величество здоров, ипредельно заботливой, когда он болен, ивы сами
удивитесь, как скоро наступит день, когда мечта обуединении станет вашей единственной мечтой, ибез совета свами король невозьмется назначить наслужбу, нето что собственного камердинера, нодаже коннетабля…
        Герцогиня остановилась перевести дух и, судовлетворением отметила, что королева задумалась. «Главное, недать ей думать слишком долго», - сказала она себе, полагая, что Изабо размышляет над её словами. Ноперед глазами Божьей помазанницы, ещё недавно исторгавшими потоки слёз, плыли вэтот момент упоительные картины таинственных балов, наполненных мерцанием свечей ибросаемых изтемноты пылких взглядов, любовных утех иперешептываний под звуки лютни… Ах, неужели все это возможно вернуть всего лишь назначив надолжность какого-то там рыцаря?
        - Вы молчите, мадам? - вкрадчиво спросила мадам Иоланда. - Моё предложение кажется вам глупым инеисполнимым?
        - Нет, что вы, - встрепенулась Изабо, еле вырываясь изприятных грёз. - Я исама все время очем-то таком думала, просто немогла найти достойного повода… Этот ваш дю Шастель подвернулся очень кстати…
        Она хотела встать, новспомнив про треклятую талию, задранную чуть непоподмышки, передумала итолько поёрзала вкресле, ставшем вдруг ужасно неудобным. Ребенок вживоте тоже завозился, апотом толкнулся так, что королева охнула.
        - Что свами, ваше величество?! - кинулась кней герцогиня.
        - Ничего, ничего, - простонала Изабо, - это моё… недомогание. Так бывает.., отсильной головной боли…
        - Ода, я знаю.
        Герцогиня, стревогой вполне искренней, понаблюдала, как разглаживается, сведённое болью, лицо королевы, как проясняется её взгляд, потом, взяла вруки оставленную пажом шкатулку, достала изнеё небольшой сосудик мутного стекла сгорлышком, обвязанным чистым полотном, иснова подошла ккреслу.
        - Вы совершенно расстроены, мадам, - произнесла она участливо. - Простите. Мне неследовало так вас утомлять.
        - Нет… Ничего. Я вам даже признательна.
        - О, - герцогиня недоверчиво покачала головой. - Это говорит одно только королевское великодушие. Но, чтобы загладить свою вину, я хотелабы предложить вам чудодейственное средство. - Сэтими словами она протянула королеве стеклянный сосудик. - Это снадобье совершенно безобидное, однако побуждает все жизненные соки разносить потелу тепло ипокой. Секрет приготовления мне рассказал монах-францисканец ещё вАрагоне, истех пор я пользуюсь им также часто, как молитвенником.
        Изабо сопаской глянула намутное стекло, закоторым угадывалась какая-то тёмная жидкость, иневольно вжалась вкресло поглубже. Принимать незнакомые снадобья было всегда опасно, авеё положении - опасно вдвойне.
        - Вы, как будто знали, что я расстроюсь, - пробормотала она взамешательстве.
        - Я взяла ссобой всё, что могло понадобиться для лечения, еслибы мой лекарь счел недомогание вашего величества серьёзным, - ответила герцогиня. - Небойтесь. Чтобы вас успокоить, я могу первой его принять.
        Мадам Иоланда быстро отвязала полотняную обмотку сгорлышка иуже подносила сосудик кгубам, когда королева её остановила.
        - Неужели вы думаете, что я унижусь донедоверия, - спросила она стой долей высокомерия, которую герцогине ихотелось услышать. - Оставьте ваше снадобье, я приму его заобедом.
        - Его надо принимать доеды, мадам.
        - Хорошо. Подайте мне тот серебряный кубок.
        «Всё-таки недоверяет - хочет посмотреть, непотемнеетли серебро, - подумала мадам Иоланда. - Да ичёрт сней, лишьбы выпила!»
        Она наполнила кубок вином, затем поставила его иснадобье начеканное турецкое блюдо ипочтительно поднесла всё это Изабо.
        Королева, снапускным безразличием понаблюдала, как герцогиня доливает ей ввино темноватое зелье, потом выпила, всем своим видом демонстрируя полное доверие, и, пока остатки зелья убирались обратно вшкатулку, судивлением обнаружила, что покой итепло насамом деле разливаются поеё телу.
        - Мне ещё побыть свами, мадам, или вы предпочтете немного поспать? - поинтересовалась мадам Иоланда.
        - Пожалуй, идите, - расслабленно произнесла королева. Глаза её действительно вдруг стали слипаться. - Один ваш визит, безо всяких снадобий, уже принёс мне душевный покой. Новсё вместе - совершенно успокоило… Я как раз подумаю обэтом… дю Шастель.
        Герцогиня низко поклонилась ипроследовала кдверям, сверкнув напрощанье сапфировым ожерельем.
        Внебольшой приёмной, перед дверью вкоролевские покои, тутже подскочили сосвоих мест мадам де Монфор исутулый лекарь герцогини Анжуйской.
        - Ну, что? - обратилась герцогиня, прежде всего, клекарю.
        - Уверен - содня надень должно начаться.
        Герцогиня повернулась кфрейлине.
        - Повитуха уже здесь?
        - Да, ваша светлость.
        - Держите её наготове, мне кажется, что начнется уже сегодня.
        Потом она достала изподшитого кнакидке кармана увесистый кошель ипротянула его мадам де Монфор.
        - Этим расплатитесь сповитухой, как сочтёте нужным. Инемедленно сообщите моему человеку, если родится девочка.
        - Хорошо.
        - И, вот ещё что, - герцогиня придвинулась кстаршей фрейлине поближе, чтобы лекарю небыло слышно её слов. - Эта женщина.., де Вутон. Скажите ей, что датой рождения ребёнка.., девочки, должен стать день рождения Христова. Это очень важно, ия обязательно проверю…
        - Скажу, ваша светлость.
        - Ипусть непривязывается кней, как кродной - мне вэтом деле лишних страстей ненадо.
        - Я передам, ваша светлость.
        - Теперь ступайте ккоролеве ибудьте сней предельно любезны.
        Мадам де Монфор присела внизком поклоне, акогда твёрдые шаги герцогини зазвучали, затихая, уже вкоридоре, спрятала вшкафчике запортьерой кошель и, запахнув плотнее меха, вкоторые куталась, поспешила ксвоей госпоже.
        Вечером укоролевы начались схватки, аночью случились роды, которых она совсем непомнила из-за сильной боли ичастых обмороков.
        Утром, как ипредсказывала повитуха, королеву охватила горячка, ибольная, хватаясь ослабевшими руками замеха мадам де Монфор, требовала позвать только лекаря герцогини Анжуйской. Заним немедленно послали, ногонец подоспел слишком поздно - весь двор герцогини, ранним утром, отправился вАнжер, асама она, всопровождении лишь нескольких дворян, поехала вБоте-сюр-Мари, послухам, вродебы, проститься сВалентиной Орлеанской, так как вдова убитого герцога намеревалась оставить Францию ивернуться вМилан, котцу.
        - Господи, зачем ей эта дура?! - простонала Изабо, хватаясь заголову. - Кто мне теперь поможет? Надавала советов иуехала! Акороль вот-вот вернётся…
        - О, мадам, посмотрите! - воскликнула вдруг мадам де Монфор, которая все это время, прибиралась впокоях, зорко высматривая ненужные следы ночных родов. - Кажется, её светлость кое-что забыла вчера!
        Она поднесла кпостели, уже знакомый Изабо серебряный ларец.
        - Прикажете отправить вАнжер?
        - Нет!!!
        Королева всем телом потянулась кшкатулке, но, понимая, что такую тяжесть ей неудержать, лишь похлопала слабой рукой попостели возле себя.
        - Это подарок отеё светлости… Я просто забыла… Откройте, там должно быть то, что нужно…
        Мадам де Монфор поставила ларец рядом скоролевой, подняла крышку и, рассмотрев пузырьки ифлаконы, всплеснула руками:
        - О, Боже, ваше величество! Здесь лекарства! Мне знакомы некоторые названия! Вот этот, например…
        - Да, я знаю, - нетерпеливо перебила Изабо, наощупь перебирая рукой горлышки пузырьков. - Где-то здесь был такой флакон.., замотанный полотном…
        - Такого нет, мадам, - покачала головой мадам де Монфор. - Все флаконы сзолотыми пробками. Очень изысканно ищедро… Если позволите, я сейчасже составлю для вас лекарство.
        Королева откинулась наподушки.
        - Мне всё равно уже, - пробормотала она, прижимая ладонь ко лбу. - Сделайте хоть что-нибудь, лишьбы прекратить эти мучения.
        - Слушаюсь, мадам.
        Фрейлина подхватила шкатулку соснадобьями искрылась запортьерой. Там она достала из-за корсажа мелко сложенный листок, который получила вчера отлекаря герцогини Анжуйской, и, без конца сним сверяясь, составила питье для своей королевы.
        Изабо, видимо, стало совсем худо. Питьё она выпила безропотно ибезучастно, потом закрыла глаза ипризнаки жизни подавала только прерывистым дыханием. Номадам де Монфор, присевшая рядом, зорко следила замалейшими изменениями всостоянии королевы. Указания, которые она получила отгерцогини, были предельно ясными: любой ценой поставить наноги довозвращения короля! Поэтому, едва дыхание больной сделалось более ровным, алицо покрылось испариной, фрейлина удовлетворенно кивнула, составила еще одно питьё, сверяясь сзаветной бумажкой, иснова подсела кпостели, предварительно бросив бумажку вкамин.
        Квечеру состояние её величества заметно улучшилось Она саппетитом поужинала, чего неделала уже давно, потом долго ипридирчиво, поворачиваясь всеми возможными ракурсами, рассматривала себя взеркале и, прежде чем снова заснуть, велела прислать насвою половину сдюжину швей, чтобы опустили талию навсех платьях.
        Заботливая мадам де Монфор спросила, неследуетли ей собрать весь двор королевы кеё утреннему туалету, и, получив утвердительный ответ, попросила дозволения покинуть, наконец, королевскую спальню.
        - Ступайте - расслабленно махнула рукой Изабо.
        Веё засыпающем сознании мелькнула короткая мыслишка оребёнке, рожденном ночью, ноеё тутже вытеснила более важная забота отом, какие драгоценности приличней всего надеть завтра. Да иплатье.., ах, толькобы было готово! Аребёнок… Что ребенок? Небыло никакой беременности! Ивсей прошлой жизни сЛуи тоже небыло… Небыло, небыло, небыло… И, как, кстати, имя того дворянина? Дю Шастель? Да… Незабытьбы…
        Примерно втоже самое время сам мессир дю Шастель, проводив госпожу де Вутон иноворожденную девочку дограниц Лотарингии, скакал вАнжер, куда вот-вот изБоте-сюр-Мари должна была вернуться мадам Иоланда. ОтВалентины Орлеанской она добилась всего чего хотела без особого труда, иуже через месяц снебольшим маленький Жан Бастард должен будет перейти под опеку герцога Анжуйского.
        - Драгоценная моя, зачем он нам? - поинтересовался герцог, когда его, без особенных затей, поставили перед свершившимся фактом.
        - Акт милосердия, неболее, - ответила герцогиня, целуя супруга.
        Нодвумя днями позже, когда вернулся изПарижа граф Арманьякский срассказом опримирении королевской четы испоразительной новостью оназначении Танги дю Шастель управляющим двора вПуатье, мадам Иоланда, поздравляя последнего, обронила загадочную фразу:
        - Итак, создавайте двор, мессир. Аближний круг для нового короля я подготовлю…
        Часть вторая. Жанна
        Домреми
        (начало лета 1412г.)
        Девочка стояла прислонившись щекой кдереву, крепко зажмурившись, и, как будто прислушивалась ктому, что творилось под корой. Поеё ладошкам ползали муравьи, прямо над головой, блестя любопытным глазом, присвистывала какая-то птаха, нодевочка ни начто необращала внимания, полностью поглощенная своим занятием. Она только слегка шевелила пальчиками, подгоняя щекотливых муравьев, однако глаз неоткрывала, поэтому человек, идущий потропинке, смог подойти совсем близко. Апотом, бесшумно ступая, встать подругую сторону дерева, откуда тихо иласково, чтобы неиспугать, поинтересовался:
        - Чтоже тебе оттуда говорят?
        Всё ещё неоткрывая глаз девочка прошептала:
        - Горят, что бояться тебя ненужно.
        - Воткак…
        Человек удивлённо поднял брови.
        - Это тебе дерево сказало?
        - Да.
        - Аразве деревья разговаривают?
        - Все друг сдругом разговаривают. Невсе слышат, если сними говорят.
        - Аты всех слышишь?
        - Я слушаю.
        - Апочему глаза неоткрываешь?
        - Так меня ничто неотвлекает.
        Лицо учеловека при этих словах приобрело такое выражение, словно он споткнулся наровном месте иникак неможет понять, как такое могло приключиться.
        - Ктоже тебя этому научил? - спросил он медленно, почти сопаской.
        Девочка пожала плечами.
        - Никто. Этоже очень просто, иучиться ненадо. Хочешь - сам попробуй. Дерево сказало, что ты сможешь.
        - Какое оно, однако.., умное.., - пробормотал человек, почёсывая кончикноса
        - Оно просто всё знает.
        Девочка открыла, наконец, глаза, ичеловек невольно отступил - такой, непо-детски серьёзный, был унеё взгляд. Да ивсё поведение девочки, как иеё речь, сильно отличались отобычного поведения иречи крестьянских детей. Аона, судя поплатью, была именно изкрестьян, хотя инесамых бедствующих.
        - Откудаже дерево всё знает? - спросил незнакомец, нестолько ради ответа, сколько ради того, чтобы, хоть чем-то, скрыть своё смущение перед взрослым взглядом этого странного ребёнка.
        - Так ведь давно здесь стоит, - ответила девочка таким тоном словно всё было очевидно ибез её пояснений.
        - Ну ичто? - глуповато спросил незнакомец.
        - Если долго стоять наодном месте, оно делается, как вода - внём всё становится видно - идаже то, чего вдругом, совсем незнакомом месте нипочём неувидеть.
        Изумлённый человек потёр лоб рукой.
        - Это тебе тоже дерево сказало?
        - Нет, - девочка засмеялась. - Это тебе любая лесная фея расскажет. Их тут много, ноони летают, поэтому знают невсё.
        - Аты?
        - Ия наодном месте тоже долго боюсь стоять.
        - Почемуже?
        - Все знать страшно.
        Человек сминуту молча смотрел надевочку.
        - Сколько тебе лет, дитя? - спросил он, иголос его при этом почему-то дрогнул.
        - Незнаю.
        - Около пяти,да?
        - Незнаю.
        Девочка опустила голову, набычилась ипосмотрела исподлобья, сразу став похожей налюбого другого крестьянского ребёнка.
        - Азовут тебякак?
        Незнакомец присел перед девочкой, заглядывая ей влицо, иотметил про себя, что простой вопрос заставил её, почему-то, смутиться.
        - Нуже! Что тебя так озадачило? Ты иимени своего незнаешь?
        - Знаю… Дома все меня зовут Жанной…
        - Прекрасное имя. Нотебе, кажется, ненравится?
        - Нравится…. Просто дерево говорит, что я - Клод.
        Человек опустился натраву, неотрывая взгляда отдевочки. Было видно, что он взволнован, хотя исам, кажется, ещё непонял причины своего волнения.
        - Акак зовут твою матушку?
        - Изабо. Все зовут её Изабелетта Римлянка, акогда разговаривают сней, говорят - мадам Вутон.
        - Аотца?
        - ЖакАрк.
        - Значит, ты - ЖаннаАрк?
        Снова замешательство.
        - … Я просто Жанна…. Авэтом лесу - просто Клод.
        Позапинкам инеуверенности вголосе было ясно, что тема имени девочку, если инепугает, то очень смущает, ичеловек решил больше пока ничего неуточнять. Он снова задумался, нахмурив брови, аЖанна-Клод, пока он размышлял, осмотрела грубую коричневую сутану незнакомца, подпоясанную простой верёвкой, его истертые кожаные сандалии, ирешилась спросить сама:
        - Атебя как зовут?
        Человек, непрерывая раздумий, посмотрел девочке вглаза.
        - Спроси удерева, оно ведь всё знает.
        - Нет, - покачала головой девочка, - просто так оно нескажет. Ты подойди, обними его руками инемного постой, послушай…
        Человек, сулыбкой, замахал пуками.
        - Нет, нет. Для меня это слишком сложно. Лучше я сам тебе скажу, что меня зовут Мигель.
        - Какое смешное имя, - улыбнулась девочка.
        - Испанское…. Апо-французския…
        Нодоговорить он неуспел. Глаза девочки округлились, рот приоткрылся, иона, нестолько сказала, сколько трепетно выдохнула:
        - Я знаю… Как святой Мишель,да?
        Фонтевро
        (лето 1412г.)
        Растянувшееся напобережье Луары аббатство Фонтевро, летом представляло собой место, вполне достойное служить земным воплощением райского сада.
        Благоухающие мёдом цветники одурманивали каждого входящего иярким многообразием красок, икакой-то особенной, знойно-летней истомой, когда кажется, что нет насвете большего блаженства, чем прилечь где-нибудь втени, наизумрудной, сочной траве ицеликом отдаться созерцанию всего, начто упадёт переполненный ленью взор - отторчащей перед самым носом травинки, довысокого библейского неба.
        Вхозяйственных пристройках редко игусто мычали разморенные зноем коровы, ипчёлы вплетали свой низкий басовый гул втонкое птичье щебетание. Огородные квадраты наполях аббатства, хоть инебыли ещё тем образчиком итальянского искусства, которым, много позже, украшала окрестности своих замков Екатерина Медичи, всёже отличались отобычных крестьянских посадок ировностью рядов, игустотой взошедших побегов.
        Несколько монахов, влёгких летних сутанах, скрючившись, каждый насвоем огороде, исправно махали тяпками, отбрасывая всторону ненужные ветки, подгнившие после обильных дождей листья ивырванные сорняки. Работали они сосредоточенно, почти механически, новсякий раз, разгибая спину, чтобы вытереть напотевшее лицо, нет-нет, да ибросали любопытствующие взгляды всторону церковного сада, где, вот уже больше часа, по-светски оживлённо, проводила время пёстрая, жёлто-оранжевая свита герцогини Анжуйской, щедро «разбавленная» тёмными камзолами Лотарингских лучников.
        Поводом для встреч мадам Иоланды иКарла Лотарингского пару последних лет служила материнская тоска герцогини помаленькому Рене. И, хотя увоспитателей непринято было баловать воспитанников родительскими ласками, герцог Карл, несомненно подоброте душевной нет-нет да ипривозил мальчика вФонтевро, куда набогомолья приезжала игерцогиня Анжуйская состаршими сыновьями.
        Невинные итрогательные картины краткого семейного воссоединения продолжались, как правило, недолго. Дети, радуясь возможности поиграть ипохвастать всем тем, чем обычно хвастаются дети, видящие друг друга неболее двух раз вгод, быстро исчезали вгустых зарослях сада. Амадам Иоланда игерцог Карл удалялись для беседы вчасовню.
        Эта часовня давно уже стала любимым местом герцогини. Ивсякий раз, приезжая сюда даже водиночестве, она неизменно приходила поклониться одному изтрёх, расположенных там надгробий.
        - Вы отдаете дань уважения прежнему владельцу Анжу, или вас привлекает его легендарный сын? - спросил герцог Карл, когда, вслед замадам Иоландой, он соблегчением шагнул сразморенного солнцем двора впрохладную темноту часовни.
        - Ни тот, ни другой, - ответила герцогиня.
        Шурша тяжелым подолом покаменному полу, она подошла кединственному здесь женскому надгробию и, перекрестившись, опустилась наколено.
        - Мадам Алиенора? - усмехнулся герцог. - Мнебы следовало догадаться…
        - Да.
        Сквозь скудное оконце проникали солнечные лучи, создавая изневесомой пыли, кружащей ввоздухе, золотистую дымку вокруг каменного лица отчего казалось, что оно теплеет идышит, превращая свою владелицу изпокойной вспящую.
        - Ни одна женщина, когда-либо облеченная властью, непривлекает меня так, как эта, - почтительно произнесла герцогиня. - Великая королева ивеликая мать. Правительница, разуму которой следовалобы поучиться многим изнаших… Наверное, она заслужила всё то, что произошло сней вжизни, нотолько нетаких сыновей…
        Мадам Иоланда кивком головы указала нарасположенное слева, почти под прямым углом надгробие Ричарда Львиное Сердце.
        - Вот, хоть этот… Ничтожный, бездарный правитель, которого иправителем-то вполной мере назвать нельзя. Истерик, всю жизнь подчинявшийся только своим прихотям, амбициям истрастям. Испытывалли он хоть крупицу любви иблагодарности кматери? Аведь это она итолько она сделала изнего легенду, сохранив для сына трон, корону истрану, для себяже оставив только тень безвестности.
        - Хороша безвестность! - откликнулся герцог. - Эта мадам пол-Европы вынуждала осебе судачить инеодингод.
        - Сплетни ещё нелегенда.
        Огонёк высокой витой свечи возле надгробий отдвижения герцогини качнулся, затрепетал иснова вытянулся огненно-жёлтой пикой, словно ставя точку вразговоре.
        - Давайте уже поговорим оделе, Карл.
        Мадам Иоланда удобно устроилась накаменном выступе под окном ижестом предложила герцогу сделать тоже.
        - Для начала расскажите, каковы успехи уРене?
        - Прекрасные.
        Легким поклоном Карл Лотарингский дал понять, что садиться небудет итолько повернул привычным движением меч набоку так, чтобы нанего было удобно опереться.
        - Вотличие откороля Ричарда, ваш сын вполне достоин своей матери. Падре, дающий ему латынь, говорит, что давно уже невидел такого умного мальчика, мой придворный летописец нанего ненарадуется - истории королевских династий Рене запомнил, как молитву. Апридворный алхимик изТуля уже потирает руки впредвкушении будущего ученика. Мы недавно кнему заезжали, иваш сын проявил живейший интерес кэтой древней науке. Также, немогу непохвалить иего усердие вприслуживании подому…
        - Но, что? - перебила герцогиня, которая уже потону Карла поняла, что все эти похвалы лишь сладкая прелюдия перед чем-то неслишком приятным.
        - Неждите, что он станет выдающимся воином, мадам, - развел руками герцог. - Пока мальчик всовершенстве овладел только искусством отлынивать отбоя. Его воспитатель жалуется, что занятиями порыцарскому уставу Рене пренебрегает, прячась поразным углам скнигой или доской для письма!
        Мадам Иоланда тепло улыбнулась.
        - Ничего страшного. Пусть мальчик сначала укрепит дух, атело укрепится, когда он немного повзрослеет. Я потому ивыбрала вас ввоспитатели сыну, чтобы изнего неполучился один только безмозглый вояка, которые, ксожалению, всё чаще ичаще появляются внаше время. Пускай учится. Велите его воспитателям читать Рене нетолько латинские тексты изБиблии, ноикниги светского содержания. Я хочу, чтобы ссамого раннего возраста сын приучался кистории, схоластике инаукам отонких, духовных материях.
        Карл Лотарингский недоуменно пожал плечами, ноперечить нестал. Лишь втысячный раз, подумал отом, что давний порядок, непозволявший вмешивать родителей впроцесс воспитания детей, отданных вобучение, был нетак уж плох, инехудо былобы соблюдать его идальше.
        - Теперь одевочке. - Взгляд герцогини заметно посуровел. - Какона?
        - Растёт.
        - Итолько?
        Что-то вголосе герцога мадам Иоланде снова непонравилось.
        - Я понимаю, что вы неможете следить заеё жизнью изо дня вдень, нопочему женщина, которая заней смотрит, ничего вам несообщает?
        - Она сообщает.., - герцог потупился. - Исообщает, пожалуй, слишком много…
        Намгновение вчасовне повисло молчание.
        Карл явно собирался сдухом. Зная уже нрав мадам Иоланды, он подбирал слова, нерешаясь впростых, привычных выражениях сообщить ей то, из-за чего сам несколько последних недель потерял исон, ипокой. Однако, ледяное молчание герцогини подгоняло, поэтому, махнув рукой насловесную витиеватость, герцог хмыкнул, прочищая горло, приосанился для уверенности игордо вскинул голову.
        - Мадам, - произнес он решительно, - вы абсолютно уверены вправильности того, что мы делаем?
        Герцогиня сминуту смотрела нанего холодно инеприязненно, но, когда заговорила, голос её прозвучал довольно спокойно:
        - Я вас непонимаю. Объяснитесь.
        - Объяснюсь! Мадемуазель Мей, заботам которой я поручил Жанну, рассказывает оней вещи совершенно невозможные! Девочка еще так мала, ноуже проявляет черты характера инаклонности, вполне достойные всей своей родни!
        - Что вы хотите сказать?
        - Только то, что она уже излишне спесива, подвержена вспышкам необъяснимого гнева икрайне, я повторяю, крайне болезненна! Ещё немного, изараза этого рода скажется вовсей красе!
        - Вы забываете, что её отец безумным небыл.
        - Неважно! Гнилой ствол здоровых ветвей недаёт! Если водном брате безумие проявилось, то вдругом оно могло дремать, чтобы затем перейти кдетям!
        Рука герцога, придерживающая меч, невольно сжалась нарукояти.
        - Дохлый, выродившийся род, - глухо проворчал он, глядя себе под ноги. - Я, конечно, понимаю, что запростой деревенской девушкой ни одинбы французский рыцарь непошёл… Рабы - да, нотолько невысокородные дворяне… Ябы исам сместа недвинулся, осветись она, хоть тремя нимбами… Хотя, ябы, может, исдвинулся, потому что вчудо поверить готов, нодругим святость непременно надо доказывать, и, ещё вопрос, поверятли они. Королевская кровь, без сомнения, вернее. Номожетли такое быть, чтобы Дева, Божья посланница оказалась безумной?!
        - Аона безумна?
        - Нет пока. Ноона.., она странная!
        Мадам Иоланда удовлетворенно откинулась напрохладную стену часовни ирадостно прошептала:
        - Прекрасно! Господь определённо намоей стороне!
        Ошарашенный герцог, который ожидал какой угодно реакции, нотолько нетакой, отпустил рукоять меча инеловко покачнулся, потеряв точку опоры.
        - Теперь я непонимаю вас, мадам!
        - Ах, дорогой герцог, вы смотрите навсе спозиций одного только здравого смысла, авделе, которое мы начали, немного странности неповредит. - Мадам Иоланда поднялась истряхнула сюбки приставшую пыль, - Нехотитеже вы, всамом деле, чтобы Дева, призванная спасти Францию, была действительно похожа напростую крестьянку. Сами только что сказали - ни один рыцарь затакой непойдёт. Ия вполне свами согласна. Застранным инепонятным они пойдут вернее. Но, чтобы пошли без сомнений, надо, впервую очередь, несомневаться нам свами. Апуще всего тем, кто составит ближайшее окружение Девы инового короля…
        - Что?!!!
        Герцог, неуспевший доконца отойти отпервого недоумения, попятился отгерцогини, как отчумной, иостановился только когда упёрся вкаменное изваяние Генри Второго.
        - Нового короля?! Мадам, близость надгробие этой дамы опасно навас влияет! Я непомню, чтобы вовремя наших свами уговоров хоть раз вставал вопрос оновом короле!
        - Авы, чтоже, полагали, что нами вечно будет править Шарль Безумный?
        - Нет. Нонавсё воля Божья… Никто своего срока незнает. Больнойли, здоровый, аШарль может прожить ещё очень иочень долго. Иесли ввашем понимании спасение Франции заключено вгосударственном перевороте, то это без меня! Хватит иодного Луи Орлеанского…
        Герцогиня предостерегающе взглянула наКарла, ноон исам уже замолчал, только гневно сверкнул глазами веё сторону.
        - Вам что, его тень является? - сердито спросила мадам Иоланда. - Пяти минут непрошло, как называли этот род гнилым, ивдруг такая преданность…
        - Это преданность собственной чести, которая недаст пойти против законного короля. - вскинул подбородок Карл. - Герцог Орлеанский был всего лишь герцогом, тогда как Шарль - все-таки, Божий помазанник!
        - Ион останется им, успокойтесь.
        Мадам Иоланда раздражённо поправила наплечах скромную тёмную накидку. Господи, какже она устала всем икаждому объяснять, что любое чудо требует нетолько тщательной подготовки, ноихорошо продуманного будущего! Даже если, лет через десять, девочка, которая растёт сейчас вЛотарингии, сумеет быть убедительной изаставит поверить всебя, как вту самую Деву, нефакт, что это даст желаемые результаты. При том, разумеется, условии, что встране непроизойдут существенные перемены. Аони назревают. И, если вовремя невмешиваться, если пустить всё идти своим чередом, то перемены могут стать совершенно катастрофическими исвести нанет все их усилия!
        - Поверьте, герцог, я неменьше вашего ценю законность власти, потому что прекрасно вижу, каким пагубным становится для любой страны появление узурпатора. Нобезумец натроне - тотже узурпатор. Рядом всегда вылезет какой-нибудь брат, кузен, племянник, дядя, или, спаси Господи, недалёкая умом жена, иозаконной власти сразу можно забыть. Наш король уже отдал контроль над Парижем Жану Бургундскому, итому непонадобилось много времени, чтобы окончательно вывести изсебя оппозицию, аграфа Арманьякского изгнать вообще. Ичто унас началось? Стыдно сказать - французы осадили собственную столицу, афактический правитель, или узурпатор - незнаю, как вам больше нравится - обратился запомощью кангличанам! Мой супруг досих пор неможет спокойно вспоминать оштурме Сен-Клу… Спасибо Господу исэру Джеймсу Стюарту Шотландскому зато, что другому узурпатору - Генри Болингброку - сейчас недонас. Ноон очень болен, несегодня-завтра умрёт, акак поведёт себя натроне его преемник одному Богу известно. Вдруг Генри Монмут решит заключить перемирие сШотландией, ради одной победоносной войны, ивсе силы сосредоточит наФранции? Или, ещё
того хуже, окажет помощь Бургундии, разумеется, небескорыстную… Узурпатору всегда нужны победы иновые завоевания! Понекоторым сведениям, герцог Кларенс намерен уже этим летом выступить наБордо, апотом двинется через всю Аквитанию кПуатье! Вы понимаете, чем это грозит Анжу?!
        Мадам остановилась иневольно оглянулась нанадгробие Генри Второго. «Бывший владелец Анжу…» Англичане, того ижди, снова заговорят опресловутом Аквитанском наследстве иснова вспомнят отом, что когда-то их король был герцогом Анжуйским. Ох, недопусти этого, Господь! «Дай мне время, время ивремя! - мысленно взмолилась герцогиня. - Пусть это чахлое перемирие продлится еще несколько лет! Ачто икак сделать заэто время, я знаю сама…»
        - Да, время.., - повторила она вслух, поворачиваясь кгерцогу. - Нам свами нужно только время, чтобы девочка подросла иосознала своё предназначение. Пусть она явится перед французским дворянством, как воин господень, способный повести засобой ивельможу, ираба. И, чем сильнее её поведение будет отличаться отпривычного, тем, может быть, илучше. Апотом этот воин - воин-победитель - примет отречение отнынешнего короля ивозложит корону наголову нового, законного. И, заметьте, я это особо подчеркиваю, потому что сама непотерплю никакого узурпаторства.
        - Так вы имеете ввиду дофина? - усмехнулся герцог. - Мальчика, который уже теперь целиком под влиянием Жана Бургундского?
        Мадам Иоланда неопределённо повела плечом.
        - Укороля хватает сыновей.
        - Скорее, укоролевы. Относительно короля ябы небыл так уверен.
        Налице герцога Карла проступило брезгливое выражение, которое появлялось унего всегда, как только речь заходила оженском распутстве вообще, иораспутстве королевы вчастности.
        - Известноли вам, мадам, что я намерен запретить своим дочерям выходить замуж зафранцузов? Моя Лотарингия дорога мне также, как ивам ваше Анжу, ия нежелаю видеть её частью государства, где ни водном принце нельзя быть уверенным - того игляди, окажется бастардом. Иное дело Германия… Но, что свами, мадам? Вам, похоже, все это кажется смешным?
        Герцогиня, действительно, едва нерассмеялась над последними словами Карла, ноограничилась только широкой улыбкой.
        - Я всего лишь радуюсь тому, что наши устремления снова полностью совпадают. Нехотела касаться этой темы, но, вот вам ещё один аргумент впользу необходимости нового короля. Безумец, признающий своим любого ребенка, произведённого насвет его женой, сведёт нанет всякую законность. Но, всёже, дай ему Господь долгих лет жизни, потому что есть один принц, который, без сомнения, откороля, икоторый, нанаше счастье, давно уже воспитывается вдали отдвора.
        - Полагаю, речь идет ографе Пуатье? - спросил герцог.
        - Именно.
        - Вы думаете, унего есть хоть какой-то шанс? - нахмурился Карл. - Этот мальчик вочереди всего лишь третий
        - Тем лучше! Из-за него никто нестанет волноваться, подсылать убийц или плести интриги заправо влияния. Идите иберите! Бедный ребенок никому ненужен!
        - Ивы..?
        - Да, я строю нанём расчет. Для начала, решила женить Шарля насвоей дочери. Герцог Луи уже ведёт переговоры сих величествами, нодля верности я исама скоро съезжу вПариж. Апотом его высочество граф Пуатье поедет сомной вАнжер, где ибудет воспитываться допоры, довремени… Кто знает, что там ещё получится. Дофин тоже крайне болезненен.
        Мадам Иоланда замолчала, давая возможность герцогу доконца уяснить услышанное, итолько внимательно наблюдала заего лицом, меняющимся прямо наглазах.
        - Теперь вы понимаете, - добавила она, когда убедилась всвоей победе, - насколько я несомневаюсь вправильности наших действий?..
        Карлу Лотарингскому действительно понадобилось совсем немного времени, чтобы оценить дальновидный план герцогини. Ненайдя подходящих слов, он снял сголовы шляпу инизко поклонился.
        - Вот поэтому мне инужно, чтобы мой Рене учился увас скорее искусству человеческого общения идипломатии, нежели военному искусству, вкотором сведущ каждый второй внашем королевстве, - сказала ему мадам Иоланда, как можно ласковее. - Ачто касается девочки… Вот ей, пожалуй, нестоит забивать голову латынью ипрочими науками. Конь, копье и, может быть, меч. Востальномже, пускай пока больше молится…
        Монахи наогородах аббатства, заметили, наконец, что свита засуетилась и, побросав работу, потянулись взглянуть наотъезд герцога игерцогини.
        Они подоспели как раз вовремя - мадам Иоланда уже расцеловала сына напрощание, дала ему последние наставления, итеперь смотрела стёплой улыбкой нато, как ловко забирается мальчик наконя впереди своего воспитателя.
        - Кстати, мадам, - тихо произнёс герцог Карл, стоящий заеё спиной, - я вдруг вспомнил одно обстоятельство… Мелочь, возможно.., номне недавно донесли, что вДомреми пару раз видели вашего духовника… Зачем он там? Увас остались какие-то дела сгоспожой Вутон?
        - Что?!
        Удивление налице герцогини было настолько непритворным, что невозникало никаких сомнений - действия собственного духовника оказались для неё новостью. Иновостью несамой приятной.
        - Я никуда непосылала отца Мигеля.., - растерянно пробормоталаона.
        - Тогда, разберитесь сэтим, - глядя всторону, обронил герцог. - Иначе, я стану думать, что вы сомной недоконца откровенны.
        «Ничего непонимаю! Зачем Мигелю понадобилось посещать Домреми?!»
        Карету покачивало, имальчики, разморенные жарой ииграми, давно заснули. Амадам Иоланда всё размышляла над последними словами Карла Лотарингского.
        Новость неукладывалась веё сознании, потому что выбивалась изобщего плана, как непокорная прядь иззамысловатой прически. Асамое неприятное заключалось втом, что, вовсём её окружении, небыло человека, более посвящённого взатеянные дела, чем отец Мигель.
        Предательство?
        Нет, вэто герцогиня поверить немогла.
        Когда-то давно, еще вАрагоне, Мигель был одним издвух монахов, прислуживающих отцу Телло. Старый пророк сам выбрал их изчисла остальной братии, чтобы передать свои знания, нотолько Мигелю доверил он отвезти прощальные слова кмолодой арагонской принцессе. Мадам Иоланда прекрасно помнила, как кней впокои привели скромного монаха, подпоясанного верёвкой. Запоясом унего торчали перья, кодному изконцов этой верёвки была подвязана чернильница, амешок заспиной наполняли свитки сторопливыми размашистыми записями.
        - Отец Телло преставился, - ровным голосом сказал монах. - Он просил вам передать своё благословение инапомнить, что всякое истинное предназначение есть мечта овысоком. Незабывайте омечте, мадам, потому что высокая мечта - это шёпот Бога обИстине. Слушайтесь его, когда пойдёте поизбранному пути ини вчем несомневайтесь…
        - Что зарукописи ты ссобой носишь? - спросила тогда Иоланда.
        - Это записи… Я учился уотца Телло.
        - Имногому ты научился?
        Монах немного помедлил.
        - Я много понял, - сказал он твёрдо.
        Умной арагонской принцессе такого ответа хватило, чтобы оставить монаха при себе идаже забрать воФранцию вкачестве духовника, очём, досегодняшнего дня, ни разу непришлось пожалеть. Скорее, наоборот… Поэтому слова герцога Лотарингского застали мадам Иоланду врасплох. Девочку умадам Вутон давно забрали иперевезли вНанси, никаких дел вэтом захудалом Домреми, где она досих пор росла, больше небыло - так скакой стати понадобилось туда ездить?! Разумных объяснений действиям отца Мигеля герцогиня так иненашла, иоставалось только, стревогой насердце, покорно трястись поухабам пыльной дороги, смотреть наспящих сыновей, да изредка выглядывать вокно - непоказалисьли полосатые башни Анжера.
        Предательство…
        Нет, ей нельзя сомневаться ни вком, ини вчём! Особенно теперь, когда поеё выверенному иотстроенному, словно цитадель, плану побежали первые трещины.
        Всё началось субийства герцога Орлеанского. Вот когда она впервые дрогнула ибыла вынуждена убеждать, впервую очередь, саму себя. Убийство - грех тяжкий! Нообстоятельства требовали итребовали: «Действуй, Иоланда! Чем больше ты медлишь, тем хуже придется потом!»…
        Иона покорилась. Покорилась, окончательно уверовав вБожье благословение, когда изПарижа пришло письмо отмадам де Монфор отайной беременности королевы. Другого такого случая могло больше непредставиться. Откороля Изабо врядли когда-нибудь понесёт, да исгерцогом Орлеанским её отношения всё больше отклонялись всторону скорее политического альянса, нежели любовного. Адля замысла мадам Иоланды требовалась девочка непременно королевской крови. Иобязательно французской! Где такую ещё возьмешь, икогда?! Легкомысленная беспечность, скоторой Луи Орлеанский признавал внебрачных детей, заставилабы его ивэтот раз отправить ребёнка вдом законной жены навоспитание, ижди потом другой такойже случай… Аесли принять вовнимание его политические амбиции иего политическуюже глуповатость… Нет! Как ни прикидывала мадам Иоланда, как ни пыталась обойтись «малой кровью», авсёже признала, что герцог Луи стал помехой вовсех делах этого несчастного королевства, ивеё делах, вчастности.
        Пока умудренный жизненным опытом Филипп Бургундский, одной рукой удерживал нацепи своего сына, адругой неподпускал слишком близко ктрону красавчика Луи, ещё можно было обходиться письмами, переговорами иподкупом - то есть мерами мягкими инесамыми радикальными даже, если врезультате ивыходило что-то существенное, вроде похода Луи Орлеанского наГиень. Нопотом, когда старый Филипп умер, оба эти волкодава - иЛуи, иЖан - вдва прыжка, сцепились друг сдругом, ломая последние ибез того уже шаткие устои слабеющего государства. Илюбому мало-мальски мыслящему должно было стать очевидно, что без решительных мер здесь уже необойтись.
        Кслову сказать, герцогине Анжуйской инепришлось долго уговаривать ни своего супруга, ни Карла Лотарингского. При первых словах обубийстве, они, естественно, пришли вужас. Ноужас этот, видимо, небыл доконца искренним, раз оба дали мадам Иоланде возможность что-то объяснить и, вконце концов, убедить себя окончательно.
        «Все-таки мужская трусость большей частью замешана нанеспособности видеть наперёд сразу несколько перспектив, - думала она потом. - Вбольшинстве своём они выбирают действие, кем-то, когда-то уже испробованное, ирезультатов ждут такихже, опробованных. Предусмотреть иной результат изаранее обезопаситься кажется им слишком хлопотным и, как это ни смешно звучит, трусоватым. „Пускай мы погибнем, - гордо восклицают они, - нодело свое доконца доведём!“ Акогда гибнуть нехочется, тогда ссылаются наздравый смысл, назакон, наморальные устои ирыцарскую честь. Короче, навсё то, чем легко поступаются вситуациях менее сложных. Только те, кто позволяет себе храбрость срасчётом, делаются потом великими. Нодаже они никогда непринимают вовнимание одну-единственную перспективу, которая ипоражает их вподставленную „ахиллесову пяту“, подобно стреле. Пята эта - честолюбие ижелание покрасоваться вобразе героя-победителя, астрела - всего лишь Справедливость, нонапоенная ядом зависти иоперённая предательством. Любой, кто навиду, уязвим, авживотворной тени остаются мудрые идальновидные. И, хвала Господу, что мужчины, нужные
мне для выполнения задуманного, оказались достаточно мудры…»
        Да, первоначально замышлялось, что убийство герцога Орлеанского припишут Бургундцу, которого или казнят, или изгонят изстраны. Нанего указывало всё - идавняя вражда напоказ, ифальшивое примирение прямо перед убийством, излодеи-убийцы, щедро украсившие одежду красными бургундскими крестами, идаже рука, отрубленная ради перстня, накоторый герцог Бургундский зарился давно иоткрыто… Да исама королева виделась обвинителем достаточно мощным, так как сосмертью Луи теряла нетолько любовника, ноиединственную свою опору нашатком троне.
        При таком раскладе, уЖана Бургундского иего сторонников шансов наоправдание неоставалось. Ивсего одно убийство разом избавляло страну отобоих недругов. Аесли учесть ещё ито обстоятельство, что истеричное негодование, вкоторое королева Изабо повсем расчётам должна была впасть, могло навлечь королевскую немилость инанеё саму, получалось совсем прекрасно!
        Нонесложилось.
        Насмерть перепуганной Изабо хватило ума невпадать вистерику инетребовать отмщения сосвоим обычным упрямством. Апартия Орлеанского дома, толи растерялась слишком сильно, толи так уже устала отглупостей своего суверена, что несмогла быть достаточно убедительной ни вскорби, ни вправедном негодовании, ни втребованиях «призвать кответу».
        Пришлось, спомощью дядюшки де Бара, подключить кэтому делу Парижский университет, как сторону нейтральную инеподходящую под упреки типа: «Это они засвоего так стараются». Ректор Жан де Герсон, насмерть заинструктированный спешно покинувшим этот пост Пьером д'Айе, взялся задело крепко идотошно.
        Нотут, как назло, вмешалась церковь.
        Вот уж скем мадам Иоланде невезло, так это спапами! Неуспела она наладить добрые отношения сРимом и, вчастности, сИннокентием Седьмым, как он взял иумер. Наспех избранный вместо него Григорий Двенадцатый был, вродебы, мягкотел иуступчив, исоглашался навсё, вплоть дотого, чтобы подчиниться решению Пизанского собора, ежели таковой состоится иобъявит его низложенным, ради единства церкви. Но, когда всё уже было подготовлено иоставалось только «помирить» Жана Бургундского игерцога Луи, стало известно, что крючкотворы-священники, окружавшие безумного короля, убедили-таки его объявить онейтралитете Франции вовсех вопросах, касающихся Великого церковного раскола.
        Слов нет, грызня между конфессиями давно всем надоела инаносила ибез того слабеющей Франции весьма ощутимые финансовые удары. Но, Господь всемогущий, какже это решение было принято невовремя!!!
        Витоге все старания Парижского университета, илично мессира де Герсон, оказались «гласом вопиющего впустыне». Разобиженный Рим непроявил никакого рвения вследственных делах. Да исамо убийство осудил как-то вяло, хотя, влюбое другое время непременно ухватилсябы завозможность лишний раз щегольнуть перед всей Европой своим влиянием. Аследом заним иАвиньонский папа Бенедикт Тринадцатый, который всамые тяжкие свои времена смог получить поддержку только отгерцога Луи, ипоначалу присоединил было свой гневный голос кпартии Орлеанского дома, как-то стушевался, сник идал понять, что вполне солидарен сРимом. И, если мол Франция невмешивается более вдела церкви, то ицерковь дела Франции тоже более неволнуют.
        - Удивительно, насколько они бывают единодушны, когда ненадо! - выговаривала вте дни мадам Иоланда супругу. - Ноничего! Уж что-что, авытаскивать жемчужины из-под ног усвиней я умею!
        Идействительно, пары дней, проведенных засоставлением десятка писем, хватило, чтобы запустить тайный механизм той политики, которая никому невидна, ноединственная определяет судьбы народов ивершит Историю. Испустя некоторое время, налето будущего года, была твёрдо обозначена дата проведения Пизанского собора. Правда, ради этого, пришлось пожертвовать процессом, затеянным Парижским университетом против Жана Бургундского. Нонаэто мадам Иоланда, раздражённо поведя плечами, заметила, что процесс ибез того уже проигран.
        Теперь надо было непропустить королеву. Уж итак дотянули докритического срока. Луи Орлеанский упрямился, никак нехотел мириться сБургундцем ивозвращаться вПариж, авремя уходило иуходило. Пришлось снова писать письма ипризывать напомощь герцогов Беррийского иБретонского.
        Как дяди упрямого герцога истарые придворные интриганы, они хорошо знали, какие нити следует дёрнуть, акакие оставить впокое, так что, слава Богу, всё получилось. Примирение состоялось ибыло обставлено стакой пышностью, что замирало сердце, особенно учитывая, сколько крови уже успело пролиться…
        Однако, для мадам Иоланды главной заботой наэтой церемонии была королева. Имедик Анжуйского двора, специально привезённый ею наторжества послучаю совместного причастия двух непримиримых врагов, заверил герцогиню, что королева выглядит вполне здоровой, несмотря начастые переезды иволнения последних дней.
        Правда, чуть позже, мадам де Монфор, вписьме, написанном сразу после убийства герцога, выразила некоторую обеспокоенность состоянием королевы, которая «пережила настоящее потрясение, узнав обубийстве любовника». Вответ начто мадам Иоланда отписала, что, поеё мнению, для королевы смерть герцога - непроказа налице. Переживёт! «Главное, следите, чтобы Изабо незадумала вытравить плод раньше времени иизбавить себя ото всех забот оребёнке. Будьте при ней неотлучно - наперсницей, сиделкой, матерью - будьте кем угодно, лишьбы она доверяла только вам, иникому больше!»…
        «Как прикажете, ваша светлость», - пожала плечами Мадам де Монфор исожгла письмо, опасаясь, однако, что её светлость настроена всёже слишком оптимистично.
        Ноуже через несколько дней вновом письме она доносила, что королева чувствует себя нормально ибеременность протекает без осложнений.
        «Ни минуты вэтом несомневалась, - пробормотала мадам Иоланда, всвою очередь бросая вкамин письмо старшей фрейлины. - Её величество, даже при поверхностном знакомстве, предсказуема, как балаганное представление… Бог сней, лишьбы родила кого надо инормально. Авот сБургундцем пока ничего неясно…»
        Действительно, отразъярённого герцога ожидать можно было чего угодно. Мало того, что первая растерянность ипозорное бегство сменились тяжёлыми подозрениями - кто? Так, впридачу ко всему, подозрения эти навели герцога Бургундского намысль, что этот «кто» - его новый противник, идалеко нетакой простак, каким, при всём его лоске, являлся Луи Орлеанский.
        Первым подозреваемым, был, естественно, граф д'Арманьяк - фигура чрезвычайно подходящая, если брать врасчёт его, почти королевское честолюбие идавнюю ненависть кБургундскому дому. Новрядли эта ненависть была настолько сильна, чтобы убивать своего суверена покровителя ипочти родственника, ради того, чтобы навести подозрения нагерцога Жана.
        Получалась полная нелепица. Иозлобленный коротышка, который делался злее иопаснее день ото дня из-за невозможности что-либо понять, врядли мог дать мадам Иоланде хоть какую-то зацепку, чтобы повернуть ситуацию напользу ей иеё делу.
        «Поразительно! Мне всегда казалось, что частицу удачи можно откопать даже всамом проигрышном деле, - размышляла герцогиня, меряя шагами свои покои вАнжере. - Ноздесь наум пока приходит только одно - то, что подозрения вубийстве уже достаточно подпортили герцогу Бургундскому репутацию, и, даже вернувшись полностью прощённым, он неначнёт действовать слишком откровенно ирешительно. Аэто уже хорошо, поскольку даёт нам время. И, возможно, это время удлинится, из-за того, что разъярённый коротышка будет чувствовать заспиной таинственного кого-то, кто очень хочет убрать его подальше…»
        Успокоив себя такими размышлениями, мадам Иоланда сочла заблаго немножко подождать икак следует присмотреться кразвитию событий.
        Нотут - новая препона!
        Железная воля герцогини наткнулась натакуюже твёрдую волю графа д'Арманьяк, разъярённого неменьше коротышки, только попричинам кардинально противоположным. Уж он-то сомнений ни вчем неиспытывал, кто убийца знал наверняка, никакого другого знать нехотел ивозмездия заубийство требовал незамедлительного!
        - Ваша светлость! - кричал он, прискакав вАнжу сразу после похорон герцога Орлеанского. - Если этого бешенного пса непокарает король, я сам перережу ему глотку, ипускай меня вздёрнут, как какого-нибудь простолюдина!
        - Нобез вас Франция окончательно погибнет, - попыталась лестью успокоить его герцогиня, сбеспокойством замечая, что её супруг вполне готов разделить негодование графа. - Ктоже ещё имеет столько оснований иправ стать возле трона смудрым словом изащищающим мечом?
        Однако, грубая лесть особого действия невозымела. Граф продолжал бушевать итребовать расправы, агерцог Анжуйский, оставшись один наодин сженой, стыдливым шепотком объяснил ей, словно неразумной девочке, что убийство герцога Луи прекрасная возможность для Арманьяка привести свою партию кединоличной власти, ион просто боится этот шанс упустить.
        «О, Боже, дай мне ещё исилы! - каждый вечер восклицала тогда перед молитвой мадам Иоланда. - Какже я устала сэтими… вояками!»
        Успокаивая графа она затевала то псовую охоту накабана, то потешные бои между пажами, то просто конные прогулки поокрестностям Анжера, благо снега втот год выпало немного. Ивсякий раз упрашивала неторопить события, подождать. Идоводы приводила, один разумнее другого, как, кпримеру, тот, что многие дворяне, явные сторонники Бургундского дома, стали таковыми лишь из-за глубокого уважения кмощной личности герцога Филиппа. «Дайте им время, - убеждала герцогиня. - Полубезумные выходки его сына отвратят отБургундии многих. Итогда им ничего иного неостанется, как, либо держать нейтралитет, либо примыкать квашей партии».
        Нодаже наэто почтительно слушающий граф всего лишь растягивал рот вподобие улыбки, целовал мадам Иоланде руки, апотом сназидательным видом, который она терпеть немогла, замечал, что, раз уж всех этих дворян досих пор неотвратило отБургундии подлейшее изубийств, то ивбудущем уповать наних нестоит.
        Пожалуй, единственное, зачто вте дни мадам Иоланда могла испытывать благодарность кграфу Арманьякскому, было то, что вАнжу он явился смногочисленной свитой. Исамым приметным вэтой свите оказался некто иной, как мессир Танги дю Шастель.
        Вот уж где была подлинная удача!
        Понаблюдав замессиром пару дней, герцогиня неожиданно пригласила его осмотреть оружейни Анжера, потом библиотеку и, судя повсему, осталась очень довольна тем впечатлением, которое произвел нанеё этот рыцарь.
        - Душенька, откуда такой интерес кпростому дворянину? - поинтересовался герцог Анжуйский, который едва смог припомнить давний случай натурнире сподаренным шлемом.
        То есть, про шлем он, конечноже, помнил - стоила вещица действительно немало - носам турнир имессира Танги вспомнил струдом. Да ито, лишь после того, как господин дю Шастель, представляясь, рассыпался перед ним вблагодарностях заявленное тогда благородство.
        - Мне давно уже советовали обратить нанего внимание, - сказала герцогиня. - Мессир умён, судя поотзывам графа д'Арманьяк, отличный воин, ктомуже, нелишен романтизма иярый приверженец истинного рыцарства.
        - Ну ичто? - удивился герцог. - Иунас таких вассалов, хоть пруд пруди.
        - Унас - да. Номне нужен был человек состороны. И, кажется, господин дю Шастель именно тот, кто надо…
        Мадам Иоланда нестала обременять мужа подробностями ещё одного своего плана. Хватит снего ивозни сграфом д'Арманьяк иего партией. Номессиром дю Шастель она занялась всерьёз ипривлекла кэтому делу ещё иотца Мигеля.
        - Господин Танги, как всякий воин, неслишком хорошо образован. Постарайся это исправить, - наставляла духовника герцогиня. - Ноучти, что времени утебя нетак много. Я планирую серьёзно поговорить срыцарем уже доконца этого года, икмоменту разговора он должен иметь четкое представление олюбых аспектах будущей беседы и, также чётко, определить свое отношение кним.
        План мадам Иоланды заключался втом, чтобы приставить кзабытому всеми маленькому принцу Шарлю надёжного человека. Этому человеку следовало нетолько воспитывать мальчика внужном направлении, ноивтайне ото всех внушать нелюбимому никем ребёнку представление осебе, как обудущем правителе.
        Такая деликатная миссия требовала крайне осмотрительного исполнителя, нодаже сам поиск его нужно было осуществлять скрайней осторожностью. Нескажешьже, всамом деле, абы кому: «Извольте воспитывать третьего сына королевского семейства, как будущего короля»! Если человек глуп или привык выполнять приказы незадумываясь, он, конечно, мало что поймёт, нооттакого воспитателя толку мало. Аесли он умён, то подозрения вгосударственной измене обеспечены.
        Ктомуже, мадам Иоланда нисколько некривила душой, когда говорила герцогу Анжуйскому, что нехочет привлекать ксвоим планам вассалов Анжу. Видеале, онабы вообще отмежевалась отмальчика, как можно дальше, чтобы никому, даже просто так, отнечего делать, непришло вголову задаться вопросом: ачто унеё там заинтерес? И, еслибы отцу Мигелю удалось хорошо подготовить мессира дю Шастель, апотом ией самой поговорить сним достаточно откровенно, невозбуждая подозрений впопытке совершить государственный переворот, то мессир Танги явилсябы идеальным кандидатом нароль воспитателя будущего короля.
        «Он без конца твердит мне освоей преданности, - размышляла герцогиня, - ия легко моглабы взять снего клятву выполнить любое поручение, даже прежде чем он узнает, вчём это поручение будет заключаться. Нобеда втом, что мне неподходит слепой исполнитель, или человек, связанный порукам иногам честным словом, который вынужден будет исполнять то, кчему душа нележит. Стакими людьми, как господин дю Шастель, можно инужно действовать только напрямую исоткрытым забралом, как любят говорить все эти рыцари, свято соблюдающие свой кодекс. И, слава Богу, что они ещё неперевелись…»
        Единственное, чего вданном случае мадам Иоланда опасалась, было то, что процесс подготовки может слишком затянуться, авремени оставалось нетак много. Ноотцу Мигелю долго возиться непришлось. Мессир дю Шастель оказался нетак уж ипрост, игораздо умнее, чем ожидалось.
        - Если уеё светлости есть для меня какое-то поручение, - заявил рыцарь прямо навторой встрече, - я готов выполнить его, ибуду просить только ободном, чтобы оно оказалось как можно сложнее иопаснее!
        - Апочему вы решили, что её светлость вообще хочет вам что-то поручить? - спросил осторожный Мигель. - Кажется, я ни начто подобное ненамекал…
        Тогда дю Шастель указал натолстую книгу, которую, впрошлый раз монах перелистывал вовремя разговора, якобы любуясь гравюрами, да иногда оживлённо зачитывал целые абзацы, накоторые, якобы случайно, падал его взор, икоторые казались ему особенно интересными.
        - Нетак давно герцогиня показывала мне библиотеку. Среди всяких разговоров натемы науки, музыки ипоэзии, она, пару раз, спрашивала, незнаюли я опредсказаниях Беды Достопочтенного. Тогда я незнал, нопопросил угерцога дозволения взять пару томов ипрочёл. Предсказания интересные, особенно одно. Оно заставило серьёзно задуматься… Авчера, изэтой книги, вы цитировали мне пророчества Мерлина, ивсе они были натуже тему…
        - Вот как.., - отец Мигель быстро захлопнул книгу. - Ивот изэтого вы решили, что её светлость строит какие-то планы относительно вас? Странная логика.
        - Я незнаю наверняка, номне так показалось. Оба пророчества оспасении государства, погубленного женщиной… Королевой… Вот я иподумал - чем неФранция?… Играф Арманьякский неслучайно приехал именно сюда искать поддержки. Ая.., я, ради спасения Франции, готов налюбые действия. Иради её светлости, даже натакие, которые кто-то может посчитать государственной изменой!
        Отец Мигель, вродебы испуганно, наклонил голову иперекрестился.
        - Какие опасные вещи вы говорите, мессир, - пробормотал он, пряча радостное удовлетворение. - Ноя вижу, что помыслы ваши благородны, поэтому, если хотите, сегодняже узнаю уеё светлости, нетли какого поручения длявас.
        Разумеется, поручение нашлось. Иочень скоро мадам Иоланда свеликим удовольствием осознала, что Господь послал ей союзника, преданностью иединомыслием превосходящего всех прочих, кроме, разве что, отца Мигеля. Планы герцогини ошеломили его настолько, что, промолчав несколько минут, мессир дю Шастель ненашёл ничего лучше, как рухнуть перед герцогиней наколени ипринести рыцарскую присягу наверность, повсей форме, неупустив, при этом, ни единого слова изстаринного ритуала.
        - Встаньте, - велела растроганная мадам Иоланда. - Я ибез этой присяги верю вам, господин… Танги.
        Ито, что назвали его просто поимени, как равного или, как друга, превысило поценности идорогой шлем герцога Анжуйского, илюбую другую награду, ктобы ивкаком размере ее ни посулил.
        Вот так ивышло, что, уже через неделю после разговора смадам Иоландой, пока граф Арманьякский всё ещё убеждал герцога Анжуйского внеобходимости немедленного возмездия подлому Бургундскому убийце, мессир дю Шастель срочно отбыл вПариж, якобы для устройства каких-то личных дел. Насамомже деле, он мчался вербовать своих бывших сослуживцев, которым предстояло сплотиться вокруг принца Шарля вПуатье исоставить ядро его нового двора.
        - Небеспокойтесь, ваша светлость, - заверял Танги герцогиню, - я сумею их убедить. Большинство ибез меня давно считают, что уего величества нет другого сына, окотором можно былобы также уверенно сказать, что он откороля. Адругие обэтом просто ещё незадумывались…
        Герцогиня слегкой душой проводила своего рыцаря долгим взглядом изокна замка, исама стала готовиться котъезду. Наконец, вПариж засобирался возмущённый граф Арманьякский, которому удалось втолковать, что процесс против герцога Жана уже выдохся без поддержки церкви иименитого дворянства, аоткрытое выступление против Бургундца захлебнётся из-за вялости сторонников Орлеанского дома иразброда между ними. Зато, если вмомент королевского прощения, он - граф д'Арманьяк - будет стоять рядом строном, это значительно повысит авторитет его партии, да иБургундцу покажет, что нетак уж ипросто для него все тут сложится.
        Мадам Иоланде пришлось угробить уйму времени ипроявить чудеса изобретательности, чтобы граф думал, будто дошёл довсего своим умом. Но, воизбежание непредвиденных случайностей, было решено, что вместе сним вПариж отправится игерцогская чета.
        - Мы неимеем права оставаться встороне, - торжественно заявил Луи Анжуйский. - Бургундец делает ставку наангличан, ате, рано или поздно, обязательно предъявят свои права наАквитанию инаАнжу, что означает неизбежную войну…
        - Инесомненно, сильно нас беспокоит, - сулыбкой подхватила мадам Иоланда. - Поэтому, небеспокойтесь, граф, все наши интересы иубеждения целиком совпадают свашими. И, какбы ни складывалась ситуация сейчас, да ипотом тоже, всегда верьте, что даже всамом безнадёжном проигрыше всегда заложена крупица грядущей победы.
        «Ивсё-таки, что заинтерес уМигеля вДомреми?».
        Вкоторый уже раз герцогиня Анжуйская задавалась этим вопросом, ноответа так иненаходила. Даже самого невероятного.
        Может, он влюбился вэту мадам Вутон?
        Нет, это смешно… Мигель - францисканец. Для него любовь - недопустимая роскошь. Ктомуже, он ученик отца Телло. АЛюбовь, которой учил слепой пророк, стелесными утехами ничего общего неимеет, так что, свидания Мигелю нетребовались. Иничего похожего навлюбленность мадам Иоланда вповедении своего духовника незамечала! Все последние дни он вёл себя, как обычно.
        Хотя…
        Карету тряхнуло, словно кто-то невидимый захотел встряхнуть иперепутанные мысли герцогини. Инаповерхность тутже всплыло одно странное воспоминание последних дней…
        Это случилось, когда отдядюшки де Бар, епископа Лангрского, пришло письмо стревожным сообщением отом, что Томас Ланкастерский герцог Кларенс намерен, вближайшем будущем высадиться где-то врайоне Контантене иидти наБлуа. Графство Пуатье находилось вопасной близости, поэтому, естественно, мадам Иоланда обеспокоилась. Велев снаряжать вдорогу гонца, она вызвала секретаря ипродиктовала два письма - одно мессиру дю Шастель стребованием немедленно перевезти маленького Шарля вПариж, адругое - королю, спросьбой оприватной аудиенции.
        Вечером тогоже дня, исповедуясь духовнику, герцогиня сказала, что втайнах больше нет смысла, иследует, как можно скорее, добиться уего величества согласия набрак его сына сеё дочерью Мари. Апотом она заберёт Шарля ссобой, чтобы самостоятельно воспитывать его занадёжными стенами Анжера.
        Обычно Мигель никогда невозражал её светлости, особенно втом, что касалось дел света ижизни королевского двора. Новэтот раз он как-то смутился, замялся и, после удивленного вопроса мадам Иоланды: «Вчём дело, Мигель?», забормотал что-то отом, что пути Господни неисповедимы, и, возможно, они где-то отклонились отего замысла… Ивообще, может, нестоит пока торопиться…
        Изумлению герцогини небыло предела.
        Она потребовала объяснений, иотец Мигель, явно перебарывая себя изапинаясь, чуть ненакаждом слове, сказал, что запоследние два года знаки Господней немилости видятся ему повсюду.
        - Сами посудите, ваша светлость, неуспели наПизанском соборе избрать папой его сиятельство монсеньора Филаргоса, которого вы поддерживали, как через десять месяцев он умирает отнепонятной болезни! Ещё через год его величество отдает полный контроль над Парижем герцогу Бургундскому, играф Арманьякский, которого вы тоже поддерживали, вынужден сосвоими сторонниками осаждать Париж, словно вражескую крепость, чем полностью развязывает Бургундцу руки. Тот делает вид, что ничего другого ему неостается иобращается запомощью кангличанам. Совместными усилиями англо-бургундцы берут штурмом оплот арманьяков крепость Сен-Клу ичувствуют себя полноправными хозяевами!
        - Граф сам сглупил! - перебила мадам Иоланда. - Неследовало так явно, наглазах всего двора, презирать королеву, особенно втакое время, когда его величество снова проникся кней добрыми чувствами! Нужно было ненос воротить, атонко иумело, как это делал герцог Жан, подыграть ей веё, якобы величии, иконтроль над Парижем был сейчас вдругих руках… Впрочем, все поправимо. И, как только устроится брак Мари иШарля, я обязательно этим займусь. Чтоже касается его святейшества монсеньора Филаргоса.., или, точнее, папы Александра Пятого, то завремя своего короткого правления он успел сделать всё.., или почти всё изтого, ради чего его иподдерживали. Втом числе ивернуть Франции её авторитет перед Церковью, едва неподорванный этим дурацким указом онейтралитете…
        - Ноя слышал, что его отравили, - заметил отец Мигель. - Говорят, будто Бальдассар Косса нарочно заманил его святейшество вБолонью, где всё было заранее подготовлено для злодейства. Будь Господь нанашей стороне, онбы никогда недопустил такого.
        - Аты уверен, что правильно понимаешь деяния Господа? - Мадам Иоланда посмотрела своему духовнику вглаза. - Бальдассар Косса ныне именуется папой Иоанном Двадцать Третьим ивполне последовательно продолжает дела своего предшественника.
        Глаза отца Мигеля округлились.
        - Такэто…
        - Нет! - Герцогиня предостерегающе подняла руку. - Я кэтому непричастна. Нопока дела антипап невредят нашему делу, какая впринципе разница, кто занимает святейший престол, Александр или Иоанн? Главное, что почва уже подготовлена, ивнужный момент церковь признает Лотарингскую Деву, как чудо Господнее. Абольше нам инетребуется… Ностобой я соглашусь водном, - продолжила она более мягким тоном, так как заметила, что собеседник совсем пал духом. - Англичане снова, недопустимо нагло, защёлкали зубами, предвкушая те жирные куски, которые обязательно подбросит им Жан Бургундский. Поэтому сегодня, как никогда, надо быть решительными исплочёнными. Аты… ты, накоторого я всегда могла положиться, именно теперь заявляешь, что неуверен внашей правоте ивовсем видишь только знаки того, что Господь отнас отвернулся! Или ты устал, или что-то недоговариваешь, Мигель.
        Висповедальне повисло молчание.
        Вкакой-то момент монах поднял глаза, имадам Иоланде показалось, что сейчас он скажет ей что-то особенно важное - последний аргумент взащиту своих сомнений. Ноотец Мигель только покачал головой.
        - Немне отступаться отвас, мадам. Слуги более преданного увас небыло инебудет. Я только хотел напомнить, что шёпот Бога слышится иногда сквозь мирские бури, иего легко спутать сголосом искушения…
        - Путают слабые икорыстные. Амои устремления ты знаешь.
        - Потому я свами доконца…
        Больше, кажется, говорить было неочем. Исповедь закончилась. Но, уходя, мадам Иоланда всёже неудержалась:
        - Аведь ты хотел мне ещё что-то сказать, нетакли?
        Отец Мигель медленно покачал изстороны всторону низко опущенной головой, иснова показалось, что монах борется сам ссобой или сискушением - сказать, несказать?
        - Нет, - выговорил он, наконец.
        Иповторил, тверже игромче:
        - Нет, ничего.
        «Аведь хотел! Определённо, хотел!», - стукнула рукой обруку мадам Иоланда, вспомнив про этот разговор. - И, как я сразу недогадалась! Мигель знает ещё что-то, иэто «что-то» связано сДомреми! Видимо, там произошло какое-то событие, ион снова воспринял его, как знак Божьей немилости. Но, силы небесные, что могло случиться взахудалой деревушке?! Ипочему он мне сразу обэтом несказал?».
        Герцогиня, очередной раз, выглянула вокно, илицо её озарилось радостной улыбкой. Наконец-то, Анжер!
        «Ну, держись, Мигель! - решительно прошептала она. - Сейчас ты расскажешь мне всё! Даже если для этого придётся вздёрнуть тебя надыбе!
        Конский топот покаменным плитам иставшие более громкими перекрикивания дворовой челяди быстро оповестили весь замок отом, что герцогиня вернулась изФонтевро.
        Отец Мигель, ссамого утра мучающийся болью вспине, подошёл, держась запоясницу, кузкому окну своей кельи ивыглянул наружу. Он так давно знал мадам Иоланду, что поодному тому, как она поставила ногу наподножку кареты, как оперлась наплечо пажа ипомахала детям, чтобы быстрее выбирались, понял - вернулась мадам невдухе. Ауж когда она посмотрела прямо наего окно, Мигель обречённо опустил голову исам себе сказал, что серьезного разговора уже неминовать.
        - Навсё воля Господня, - прошептал он, осеняя плечи крестным знамением. - Сегодня, так сегодня…
        Потом подошёл кнебольшому столику состоящим нанём простым деревянным распятием, поднял кусок холста, укрывавший поверхность, достал тонкие листки дешёвой бумаги, исписанные довольно корявым почерком и, бережно разгладив холст, чтобы ни морщинки неосталось, замер впочтительном ожидании, лицом кдвери.
        Мадам Иоланда долго ждать себя незаставила.
        Как была, вдорожной накидке, порядком запылённая, она распахнула дверь кельи и, пока переступала порог, пока закрывала засобой хрипло заскрипевшую дверь, непереставала сверлить отца Мигеля глазами, непривычно злыми, но, втоже время, ибезмерно обиженными.
        Отец Мигель виновато улыбнулся.
        - Мадам, пока вы ничего ещё несказали, прочтите вотэто.
        Он протянул герцогине листки, которые достал и, когда она рывком их выдернула, снова почтительно замер, крепко сжав губы, как знак того, что больше пока ничего нескажет. Пришлось мадам Иоланде, тоже знавшей своего духовника непервый год, молча подойти кстолу, где было больше света, распрямить подмятые бумаги и, перекрестившись нараспятие, начать читать.
        Судя поотметке наполях, которые обычно делал её секретарь, это оказалось письмо, посланное, три года назад изНанси иадресованное герцогине Анжуйской.
        «Ваша светлость, любезная герцогиня, - начинался первый листок, - согласуясь свашею волей исмоим собственным пониманием, я непривязывалась всей душой кдевочке, вверенной мне для выкармливания напервом году младенчества. Как подошел срок, без слов отдала её, непролив ни слезинки. НоГосподь наш свидетель, покоя мне стой минуты небыло! Куда ни гляну, везде личико её вижу, ауж, когда начужих детей смотрела, ивовсе тошно делалось. Ещё немного, изаболелабы чёрной тоской. Нотут Господь Всемогущий явил мне свою милость ипослал облегчение. Однажды засбором хвороста влесу наткнулась я натело мёртвой женщины, рядом скоторой сидела девочка возрастом точь-в-точь моя Жанна. Её мать, как мне видится, была изтех беженцев, коих много идет теперь через наши земли изБургундии, иумерла она вдороге отран, вомножестве виденных наеё теле. Жан Арк, которого его светлость Карл Лотарингский определил мне вмужья, помог беженку похоронить по-божески, адевочку мы забрали домой.
        Жан сказал, что теперь она будет нашей дочкою, хотя я, без соизволения Вашей светлости, нерешаюсь показать её людям ивцерковь пока неносила. Потому иосмеливаюсь писать, инижайше прошу, проявите милость достойную воли Господа нашего, дозвольте перед всеми признать найденыша задочь иименовать её Жанною, как иту, что была унас прежде…»
        - Что это? - холодно спросила герцогиня, прерывая чтение.
        - Это письмо мадам Вутон…
        - Я неспрашивала, чье это письмо. Я спросила, что ЭТО! И, какое МНЕ довсего этого может быть дело? Аглавное, почему письмо, присланное, чёрт знает когда, досих пор небыло предъявлено ихранилось утебя вкелье?
        Отец Мигель переступил затекшими отдолгого напряжения ногами, чуть выгнул спину, давая нудной боли новое направление, иудивительно спокойно ответил:
        - Это письмо пришло собычной почтой изЛотарингии. Мадам Вутон для его отправки нарочно ездила вНанси, где под видом прачки, ищущей работу, виделась сАлизон Мей. Ата потом подложила письмо впочту герцога для вашей светлости…
        - Они что, сума сошли обе?! - вспылила герцогиня.. - Откуда Вутон узнала, где воспитывается девочка?!
        Отец Мигель пожал плечами.
        - Простолюдины незаботятся осудьбах Европы. Вих жизни происходит так мало чего-то значимого, что отскуки они придают значение каждой мелочи. Думаете так сложно, приехав вНанси, узнать где, укого ивкаком доме появилась вдруг воспитанница, или воспитанник? Несложно. Но, уверяю вас, мадам, больше эти женщины никогда невиделись. Инеувидятся.
        - Надеюсь. - Герцогиня брезгливо отбросила листки. - Чтоже дальше?
        - Адальше написьмо наткнулся ваш секретарь. Он, разумеется, ничего непонял, норешил, что письмо простолюдинки бумага слишком ничтожная, нестоящая вашего внимания, апотому передал егомне…
        - Отлично, - прошипела герцогиня, - какие интересные вещи я сегодня узнаю!
        - Только неругайте его, ваша светлость, - слегка улыбнулся Мигель. - Если помните, времена тогда были очень тревожные.
        - Они унас всегда тревожные.
        - Ноэто было как раз после смерти его святейшества папы Александра, иписем вы ожидали более серьёзных.
        - Ладно, пусть так! - Мадам Иоланда постучала пальцем поотброшенным листкам. - Почемуже тогда ЭТО стало таким важным для тебя?
        - Потому что, прочитав письмо, я вдруг заволновался. Сам незнаю, из-за чего это волнение возникло, но, повинуясь ему, я поехал вДомреми посмотреть надевочку.
        - И,что?
        - Сначала ничего. Девочка, как девочка, маленькая, худая, светленькая. Отдругих отличалась только крайней молчаливостью. Ия совсем уж было подумал, что волнение моё вызвано возможностью пересудов, которые могли начаться вдеревне после подмены девочки. Нолюди подмены незаметили. Маленькие дети, пока неначнут бегать увсех навиду, вообще малоразличимы для постороннего глаза, тем более, вдеревнях. Нобеспокойство внутри неотпускало. Хуже того, оно становилось всё нестерпимее, ия снова иснова ездил вДомреми наблюдать заэтой новой Жанной, пока, наконец, она неподросла настолько, что можно стало сней еще изаговорить…
        Мадам Иоланда мрачно усмехнулась.
        - Мигель, непугай меня! Что такого страшного могла сказать девочка четырёх снебольшимлет?
        - Ох, мадам, несмейтесь!
        Позабыв про боль вспине монах наклонился кстолу, закоторым сидела герцогиня, истрастно прошептал:
        - Вы должны сами съездить ипосмотреть, потому что ещё дотого, как я сней поговорил, уже небыло сомнений, что она та самая Дева изпророчества!
        Глаза мадам Иоланды медленно расширились, дрогнули, апотом застыли налице отца Мигеля стакой неподвижностью, что сделалось страшно.
        - Ты сума сошел, Мигель? - прошептала она одними губами.
        Монах отрицательно покачал головой.
        - Вы непредставляете, что испытываешь рядом сэтой девочкой, мадам! Её речь! Ее взрослое спокойствие! Ивзгляд… Этот взгляд я буду вспоминать даже насмертном одре! Так когда-то «смотрел» отец Телло, который видел куда больше любого зрячего. И, если помните, всегда говорил, что получается это потому, что его ничто неотвлекает?!
        Мадам Иоланда тяжело сглотнула.
        - При чём здесьэто?
        - Апри том, что девочка тоже смотрит навсё закрытыми глазами, потому что так лучше видно и, как ОНА говорит, ничто неотвлекает!
        Герцогиня встала так резко, что табурет под ней закачался, едва неупал иудержался только благодаря краю тяжелой накидки.
        - Ты… Ты мог напутать! Стал сомневаться изапутался окончательно!
        Она повернулась словно восне, пыталась пойти кдвери, носама запуталась вфалдах накидки, волокущей засобой табурет.
        Отец Мигель наблюдал загерцогиней, даже непытаясь помочь. Его лицо выражало сочувствие ипонимание. Ата, зло отпихнув чёртов табурет ногой, обернулась, выставила намонаха указательный палец ираздельно произнесла:
        - Быть. Такого. Неможет! Понятно тебе?!
        Монах кивнул. Но, когда мадам Иоланде оставалось только открыть дверь ивыйти, вспину ей прозвучало:
        - Иещё одно, ваша светлость. Девочка говорит, что дома её называют Жанной, нодеревья влесу зовут Клод.
        Герцогиня медленно обернулась.
        - Что?
        - Деревья влесу зовут её Клод, - терпеливо повторил отец Мигель. - Нодевочка ещё очень мала иможет невсё понимать. Что если зовут её недеревья, асам Господь?
        Грю-Домреми
        (осень 1412года)
        Простая деревянная церквушка, тёмная отливших всю неделю дождей, стояла нахолме, обсыпанном фиолетово-жёлтой палой листвой, иочень напоминала кусок объеденного пирога назолотом блюде. «Блюдо» это принадлежало местечку Грю, расположенному так близко кДомреми, что границы между ними практически несуществовало. Жители дружили, женились инавещали друг друга, незамечая, что переходят изодной деревни вдругую, потому что ипахотные земли, ипастбища, ирека срыбой давно уже почитались общими. Как и«Дерево Фей», возле которого обычно собиралась деревенская молодёжь, ицерковь, где служили два священника - отец Жан Мине ипомогавший ему накрестинах, свадьбах иотпеваниях отец Гийом Фронте.
        Втот первый бездождливый, новсе ещё тусклый осенний день народу вцеркви почти небыло. Только двое: женщина втёмной дорожной накидке, неподвижно сидящая наскамье, ближе кцентральному проходу, да монах-францисканец, тихо беседующий возле исповедальни содним изместных священников.
        Женщина, судя повиду, явно была дворянка инездешняя. Вцерковь они смонахом пришли пешком, рассказав обычную вэтих местах историю осломанном экипаже. Карету, вродебы, уже оттащили кместному кузнецу, асами они решили помолиться.
        - Неволнуйтесь, мадам, - шептал монах своей спутнице, когда провожал доскамьи, - она обязательно сюда придёт. Она ходит вцерковь понескольку раз вдень.
        Мадам, которая, судя повсему, чем-то была очень недовольна, вответ непроронила ни слова. Усаживаясь наскамью, она только еле заметно кивнула, потом сцепила взамок ладони иопустилась наних лбом.
        Эта поездка вымотала мадам Иоланде все нервы. Мало того, что она впервые вжизни чуть неразругалась ссупругом, так ещё, вдобавок кэтому, немогла припомнить другого случая, когдабы всей её разумности нехватило, чтобы толком объяснить даже самой себе, зачем, для чего, скакой целью она сюда поехала?! Адля человека, привыкшего каждый свой шаг рассматривать спозиций здравого смысла ицелесообразности, нет ничего страшнее ситуации, понять которую почти невозможно.
        Действительно, что может быть глупее? Ехать чёрт знает куда через всю Бургундию, которая буквально кишит мелкими отрядами шотландских наёмников, англо-бургундцев ипросто разбойников, чтобы посмотреть надевочку без рода иплемени, найденную влесу возле захудалой деревни?! Сказать отаком герцогу Анжуйскому, значило получить категорический запрет нетолько наэту поездку, ноиналюбые другие, потому что душевное расстройство, каковое он мог заподозрить вжене - это уже нешутки, ивоФранции обэтом слишком хорошо было известно. Ноинеехать герцогиня немогла!
        Долгие препирательства завершились компромиссом. Герцог настоял наотряде сопровождения размером снебольшую армию, амадам Иоланда выторговала заэто право нераскрывать пока целей поездки.
        - Мне так нужно, Луи! - закончила она снотками раздражения вголосе.
        Игерцог устало отступил…
        Странное беспокойство, охватившее когда-то отца Мигеля, словно зараза передалось игерцогине, свято верящей вБожьи знамения ивто, что человеческая жизнь начисто лишена какихбы то ни было случайностей. Досамых границ Шампани иЛотарингии она ехала вглубокой задумчивости, нисколько небеспокоясь даже если заокном её кареты слышались громкие окрики илязг вынимаемого изножен оружия. События последних лет, как бусины, нанизанные еюже самой нанить Времени, требовали тщательного пересмотра иосмысления, поэтому волноваться из-за возможного нападения мадам Иоланда предоставила свите иотцу Мигелю. Нодаже добравшись доВокулёра, потом доДомреми идоэтой вот церковной скамьи, она все ещё непонимала, зачем приехала сюда? Ипродолжала думать, думать идумать, всотый раз перебирая чётки событий.
        Итак, девочку мог найти кто угодно, нонашла, почему-то, именно мадам Вутон! То есть, та единственная женщина, которая без ведома герцогини ничегобы несделала иобязательно должна была поставить её визвестность освоей находке! Более того, даже тот факт, что письмо отВутон попало котцу Мигелю, имонах его несколько лет скрывал, говорило впользу неслучайности произошедшего. Что греха таить, поразмыслив обо всём более спокойно, мадам Иоланда вынуждена была признать, что попади письмо сразу кней, онобы наверняка осталось без ответа и, без сомнения, забылось. Госпожа Вутон свою миссию выполнила - ребёнок, рождённый королевой неумер идостаточно окреп, чтобы передать его дальше, под присмотр Карла Лотарингского. Так скакой стати было интересоваться её, Вутон, дальнейшей жизнью?
        Вте дни самым первостепенными представлялись подробности обэтом мерзавце Бальдассаре Косса. Отравил он Филаргоса или неотравил, выяснять было поздно - пизанский антипапа уже умер. Носможетли Косса, когда придёт время, благословить Лотарингскую Деву отимени святейшего престола? Это нуждалось вуточнении, ислава Богу, что новый папа оказался достаточно прозорлив инедобавил мадам Иоланде забот, связанных сего устранением!
        Иное дело Мигель. Этот неполенился, съездил, разузнал, посмотрел надевочку… Значит, что-то почувствовал Уловил еле слышимое дуновение неземного шёпота… Нопочему только он?! Разве сама мадам Иоланда небыла предана без остатка их общей мечте?!
        Герцогиня подняла голову сосцепленных рук, и, под тихими сводами деревенской церкви, ей почудился голос отца Телло.
        - Дай мне твою ладонь, - прошептал слепец также, как шептал когда-то насолнечном лугу возле францисканской общины под Сарагосой. - Вбездонном пространстве, которое мне дано обозревать, твоё будущее полыхает, словно жаркий огонь. Многим даётся право совершить чудо, нодалеко некаждому даются такие возможности. Под любой твой шаг ляжет ступенька, чтобы пророчество оДеве взошло вовсем своем величии. Итут, имеющий глаза, да увидит! Неспасение одного государства, ноСпасение принесёт Она. Аты призвана распознать, как можно этому помочь… Будь милостива. Дай людям возможность прочувствовать, что им дано прощение ивторой шанс. Инароды примирятся вновой вере, как втой колыбели, изкоторой все мы вышли, но, понеразумению своему, самиже свою колыбель повалили исломали… Ты тоже ещё дитя, Виоланта. Итоже готова была играть дарованными тебе жизнью икороной. Нотвой выбор решил многое… Ведь рано или поздно, каждому надо ответить навопрос: для чего мне была подарена эта жизнь? И, вместе свопросом, открываются два пути… Аможет, инесколько. Нотолько один ведёт кПредназначению, итолько он наполнен смыслом. Душа
распознаёт этот путь сразу, номало кто подчиняется одному её голосу… Тебе повезло - ты свой выбор сделала Разумом, слившимся сДушой. Ивтотже миг будущее твоё вспыхнуло жарким огнём, который я так отчетливо вижу. Следуй кнему, принцесса Виоланта! Ини вчём несомневайся - этот огонь втвоей душе, чист иясен…
        Мадам Иоланда вздрогнула. Показалось, что кто-то зашёл… Итутже внутри неё словно замолотила хвостом огромная собака.
        Кто там?!!!
        Она обернулась, посмотрела посторонам…
        Нет… Показалось…
        Собака утихла, нопротивная дрожь отпустила несразу.
        Что это? Откуда такой страх? Неужели она, всесильная герцогиня Анжуйская, боится маленькую девочку?!
        Мадам Иоланда выпрямилась наскамье. Взгляд её упал нараспятие, где лицо Христа было каким-то особенно милостивым.
        Всепрощение ивторой шанс…
        Господи! Онаже никогда непреследовала целей низких икорыстных! Всё так хорошо продумала! Нашла девочку, подготовила нужных людей исобрала под своё крыло тех, кто через несколько лет составит обновлённую знать иокружение нового короля. Того короля, которого самаже она воспитает, икоторого, когда придёт время, возведёт напрестол Дева, стакойже, как унего, королевской кровью!
        Это последнее обстоятельство мадам Иоланда считала единственно правильным, потому что сраннего детства знала - помазание непустая формальность, асимвол родства короля земного иЦаря Небесного, иновое прощение может принести только его потомок! Незряже втайных рукописях, привезённых далеким предком Карла Лотарингского изкрестовых походов, есть указание нато, что вжилах самого Христа текла царская кровь!
        Так гдеже, где, (если, конечно, Мигель прав), отступила она отпути истинного?!
        Собственный план казался мадам Иоланде идеальным. Ребёнок откоролевы ибрата короля должен был убедить высшую знать. Завысшей знатью пойдут дворяне пожиже, ато, что воспитывалась девочка упростой крестьянки, поведёт заней рабов.
        Тут, правда существовала некоторая сложность - содной стороны, воспитательница изпростой крестьянки никакая. Даже кормилиц для королевских детей выбирали изчисла обедневших дворян. Поэтому идля будущей Девы нашли напервое время мадам де Вутон - женщину изсемьи дворянской, новременно дворянства лишенной попричине крайнего обнищания. Имужа ей подобрали такогоже, как позаказу. Однако нищие дворяне открестьян мало чем отличаются, да иДомреми местечко слишком захудалое. Там всё навиду, адевочку кеё миссии следовало ГОТОВИТЬ! То есть, сраннего детства обучать верховой езде, обращению скопьём, неговоря уже обумении ясно мыслить имысли свои также ясно излагать. Герцог Лотарингский готов был выделить пару дворян для этого тайного обучения, ноневДомремиже это делать, всамом деле?!
        Исемейство Арков приближать ксебе тоже пока нехотелось. Втом, что девочка воспримет свою миссию, как Божье предначертание, мадам Иоланда несомневалась - королевская кровь просто так недаётся. Нопреждевременное приближение кЛотарингскому двору семьи простолюдинов могло впоследствии подпортить чистоту истории оДеве. Вот когда она воссияет вовсём своём величии, тогда эту семью уже НУЖНО будет предъявить иприласкать…
        Одним словом, проблема возникла, ипренебрегать ею неследовало…
        Мадам Иоланда тяжело вздохнула.
        Нет, неправ Мигель, говоря, что Господь отних отвернулся! Будь так, разве послалбы он Калу Лотарингскому простую крестьянскую девушку поимени Ализон Мэй? Иразве моглабы простая торговка овощами, молоденькая иглупая, завоевать сердце герцога одним своим появлением, без Божьего промысла, итем самым решить все их проблемы?
        Какое-то время Ализон находилась вуслужении уфрейлин герцогини Лотарингской, где быстро выучилась иблагородным манерам, иправильной речи. Нокогда склонность кней его светлости стала бросаться всем вглаза, девушку рассчитали иоправили кматери вНанси, где она теперь ижила, получая отгерцога пансион достаточно солидный, чтобы позволить себе девочку-служанку избедной деревни…
        Мадам Иоланда упрямо тряхнула головой. Господь наих стороне иона недолжна сомневаться втом, что сделала! Всё правильно. Всё продумано. Всё взвешено, измерено ипризнано годным…
        Ноэтот найдёныш! Эта девочка излеса…
        Почему нашла её некакая-нибудь Одетта или Мари, аименно Изабелетта Роме де Вутон, которую самаже герцогиня Анжуйская определила, как приёмную мать для СВОЕЙ Девы?! Это-то для чего?!
        Непонятно. Авсе непонятное требуется понять и, тогда само собой станет ясно - зачем?
        Раздался дробный стук, как будто пополу покатились крупные яблоки, игерцогиня снова вздрогнула.
        - Авот иЖанна!
        Голос священника окончательно разогнал тишину, висящую вцеркви.
        - Эта девочка приходит наисповедь так часто, что её грехи заней непоспевают.
        Мадам Иоланда медленно обернулась.
        Враскрытых дверях церкви стояла обыкновенная девочка. Стояла иулыбалась вовесь рот, демонстрируя дырку отнедавно выпавшего зуба. Покрасневшие отхолода ладошки были наспех сложены начистом простеньком передничке, вокруг которого заворачивались ещё неостановившиеся после бега юбка инакидка. Из-под чепца наголове хулигански торчали светлые метелочки косиц, перевязанных холщёвыми лентами, ивеселый румянец нащеках красноречиво свидетельствовал оздоровье иотличном настроении.
        - Неужели опять наисповедь, Жанна? - спросил священник, притворно хмуря брови. - Смотри, надоест Господу нашему слушать твои истории ион пошлёт тебе страшное искушение.
        Девочка рассмеялась серебристым колокольчиком, ничуть неиспугавшись. Взгляд её любопытно скользнул полицу мадам Иоланды, апотом наткнулся наотца Мигеля. Ивесёлый смех тутже оборвался радостным вздохом.
        - Здравствуй, дитя, - выступил вперед Мигель. - Вдобромли здравии пребывают твои родные?
        - Да, - быстро кивнула девочка. - Иродители здоровы, иЖакемин, иПьер сЖаном, ималенькая Катрин, иовечка, которая вчера родила, идаже её ягненок!
        Повсему было видно, что девочке очень хочется рассказать про ягненка, ноона незнала, стоитли говорить обэтом вприсутствии незнакомой молчаливой дамы, которая, едва Жанна вбежала вцерковь, встала соскамьи иподошла. Дама эта, видимо из-за чего-то расстроилась, или сильно задумалась, потому что смотрела хмуро инезамечала, что уже два раза стягивала срук перчатки, снова их надевала итеперь стягивала втретийраз…
        - Аты опять пришел поговорить сомной? - спросила девочка уотца Мигеля, решив всёже, что при незнакомке оягнятах болтать нестоит.
        - Сегодня я сопровождаю эту даму, - ответил монах, указывая нагерцогиню легким поклоном.
        Мадам Иоланда выпрямилась иснова натянула перчатки..
        - Это про тебя святой отец говорит, что ты бегаешь наисповедь понескольку раз задень? - спросила она, высокомерней, чем собиралась.
        Девочка широко улыбнулась, снова продемонстрировав молочную дыру между зубами, икивнула.
        - Новлес я хожу еще чаще, - сообщила она. - Там также хорошо, как ивцеркви, нотолько летом. Сейчас стало холоднее. Деревья заснули, илесные феи сомной больше неразговаривают. Наверное, они улетели вместе сптицами
        Итутже спросила, сдетской непосредственностью итак обыденно, как еслибы спрашивала обимени, или опогоде:
        - Авы святая?
        Священник поперхнулся.
        - Дитя.., как можно! Тебе следует сейчасже…
        Ногерцогиня подняла руку, останавливаяего.
        - Почему ты решила, что я святая, Жанна? - спросилаона.
        - Увас руки, как усвятой.
        Мадам Иоланда проследила завзглядом девочки иувидела фреску засвоей спиной, выполненную художником несамым умелым, ноочень старательным. Сцена изжизни святой Марии была прорисована совсеми подробностями. Назаднем фоне жила своей жизнью деревенька - вероятно Домреми - снеба закрестьянами наблюдали ангелы, асземли - лесные звери, выглядывающие изгустых зарослей травы икустов шиповника. Сама святая смиренно молилась, ируки её, молочно-белые нафоне тёмных одежд, словно светились, подчеркивая непричастность кгрубому труду той, которой следовало только молиться.
        Герцогиня совсем уж было собралась объяснить, что изнеженные руки ещё непризнак святости, нотут взгляд её упал нафигурку нарисованной девочки, видимую лишь частью из-за плаща святой. Девочка, похоже, пасла небольшое стадо овец, держала наруках маленького ягненка инисколько непоходила нату, которая стояла сейчас перед герцогиней. Нопочему-то подумалось, что изображена именно она. Исердце мадам Иоланды, Бог знает почему, сдавила вдруг непонятная тоска.
        - Я несвятая, - пробормотала она. - Мое имя… Марго, иеду я из… Блуа.
        Девочка понимающе кивнула, новзгляд ее, по-прежнему, выражал полнейшее восхищение.
        - Я просто знатная дама, - зачем-то добавила герцогиня, неузнавая себя вэтом глупом оправдывающемся тоне. - АМигель… мой друг.
        Она неловко замолчала, смущаясь всё больше ибольше под этим детским взглядом. Вего абсолютной доверчивости небыло видно ни тени сомнения втом, что святая просто нехочет выдавать себя. Но, вместе стем, девочка нисколько неудивлялась, атолько радовалась явленному чуду, как будто веё жизни подобные явления были обычным делом.
        Разубеждать её, почему-то показалось стыдно, имадам Иоланда еле собралась смыслями, чтобы сменить тему.
        - Ты что-то говорила олесных феях. Откуда ты про них знаешь?
        - Так ониже повсюду летают, - развела руками девочка. - Ичирикают, как птички, только нежнее.
        - Акак ты их понимаешь?
        - Я незнаю, как… Услышала однажды смешные такие голосочки… Они сказали, что вечером пойдёт дождь, идождь пошёл. Стех пор ипонимаю.
        Отец Мигель многозначительно поднял брови, делая герцогине знак прислушаться, нота лишь сердито поджала губы.
        - Выходит, эти феи рассказывают тебе отом, что будет? - спросилаона.
        Лицо девочки потухло. Улыбка испарилась мгновенно, как будто её задули, словно свечу. Исама она, нахмурив светлые бровки, горестно выдохнула:
        - Да. Только я это нелюблю…
        - Почему?
        - Они, бывает, говорят плохое - что кто-то неродится, или умрёт - ивелят это передать… Ая нелюблю передавать такое.
        - Так непередавай!
        - Они тогда ругаются. Говорят, что только Бог решает, кому что надо знать…
        Теперь уже мадам Иоланда сама переглянулась сМигелем.
        - Нобывает, что феи говорят ихорошее, - продолжила девочка, снова заулыбавшись. - Итогда я бываю очень рада.
        - Жанна действительно предсказывает иногда, - поспешил вставить слово священник. - Вот, недавно, пришла наисповедь иговорит, что следующий, кто придёт заней, потеряет висповедальне кошелек. Я решил проверить, иточно - следующим оказался проезжий солдат изТуля. Он вёз жалованье для своей семьи иобронил кошелек. Еслиб Жанна несказала, ябы исмотреть под ту лавку нестал. Где потом ищи-свищи этого солдата?.. Хорошо, что сразу нашлось. Рад он был - непередать, уж так благодарил…
        - Икак ВЫ это объясняете? - перебила герцогиня.
        Священник пожал плечами.
        - Она слышит какие-то голоса… Незнаю. Ничего дурного отэтого пока небыло… Хотя истранно, конечно, но.., - Он понизил голос, чтобы девочка неслышала. - Жанна вообще немного странная. Ноочень, очень набожная! Кто знает, может заэту набожность ипослан такойдар?
        Девочкаже, понимая, что говорят оней иуверенно полагая, что плохого сказать нечего, решила немного помочь святому отцу.
        - Аещё мне птички наплечи садятся, ивсе зверьки даются вруки! - сообщила она таким тоном, каким дети обычно сообщают освоих успехах.
        Герцогиня внимательно посмотрела навесёлое румяное личико.
        - Я тоже хочу, чтобы ты передала кое-что своим родителям.
        Она сделала знак Мигелю подать ей кошелёк, достала пару монет ивложила их девочке владошку.
        - Нужно поблагодарить, Жанна, - наставительно заметил священник.
        Девочка кивнула, толи соглашаясь сосвятым отцом, толи благодаря.
        - Как вас зовут? - спросила священника герцогиня.
        - Отец Гийом, - поклонился тот. - Гийом Фронте.
        - Я хочу, отец Гийом, чтобы вы заботились обэтой девочке иучили её всему…
        - Она итак лучшая христианка вприходе!
        - Учили всему, что знаете сами вграмоте ивопросах богословия, - терпеливо закончила герцогиня.
        Бросив кошелёк Мигелю исняв сруки перчатку, она провела рукой посветлым волосам девочки, нокак-то неловко, словно впервые вжизни прикоснулась кребёнку.
        - Вы ещё ко мне придете? - шёпотом спросила Жанна, неотрывая отлица герцогини своих широко раскрытых глаз.
        Угерцогини, почему-то комок подступил кгорлу.
        - Если ты будешь хорошей девочкой, - сдавленно проговорилаона.
        Ивдруг бросилась квыходу, почти бегом.
        - Это наваш приход, - только иуспел сказать Мигель, втолкнув кошелёк вруку отца Гийома, прежде чем броситься засвоей госпожой.
        Священник попятился, еле устояв наногах оттакого дара.
        Нонапороге церкви монах вдруг остановился, вернулся кдевочке иприсел перед ней, упираясь впол одним коленом.
        - Никому неговори обэтой даме, ладно? - ласково проговорил он, прикладывая палец кгубам.
        Ответом отцу Мигелю стал серебристый смех ивновь явленная дырка отвыпавшего зуба.
        Слуги, ожидавшие возле кареты, доглотав непрожёванными кусками остатки своей трапезы, еле успели вскочить наконей, чтобы сопровождать её светлость иотца Мигеля, который, запыхавшись, влезал вкарету почти находу. Монах обещал, что вцеркви герцогиня пробудет, скорей всего, достаточно долго, нопрошло неболее часа, как она, чуть-ли небегом (!), вернулась, недожидаясь пажа, сама открыла себе дверцу кареты иприказала отправляться.
        Непривычная нервозность госпожи передалась, кажется, даже лошадям. Сорвавшись сместа, они выкатили тяжёлый дорожный экипаж напроезжую дорогу стаким сильным креном, что едва его неповалили. Сидящих внутри хорошенько тряхнуло, аногу отцу Мигелю ещё ипридавил завалившийся короб спровизией. Причитая ипостанывая, он вернул короб наместо, проверил, всёли внём впорядке ихотел было спросить всёли впорядке ссамой герцогиней, ноглянул наеё лицо инерешился.
        Они молчали икогда миновали Вокулёр, инапостоялом дворе при крепости, где ненадолго задержались, чтобы передохнуть, перекусить изабрать двух фрейлин герцогини иотряд анжуйских лучников. Итолько когда заокном кареты макушки деревьев полыхнули красным закатным пламенем, икомандир отряда стал выкликать имена тех, кому следовало ехать вперёд иискать приличное для ночлега место, только тогда отец Мигель решился.
        Ссочувствием глянув назастывшее, как укаменного истукана лицо герцогини, он прокашлялся испросил:
        - Ваша светлость, чтоже вы, всё-таки, скажете?
        Закаменевшее лицо едва дрогнуло.
        - Ачто тут скажешь, Мигель?
        Герцогиня смотрела заокно, как больной, неимеющий возможности двинуться. Казалось, ей тяжело даже произносить слова. Но, после долгой паузы, завремя которой монах решил, что ничего уже больше неуслышит, тихий голос мадам Иоланды зазвучал снова.
        - Какой страшный закат, Мигель. Ссамого детства я чувствую непонятную тоску при этих красных закатах. Ещё вотцовском дворце, маленькой, когда видела их заокном, всегда хотела заплакать. Без отчаяния.., просто чувствовала себя так, будто что-то упускаю…
        - Отец Телло всегда говорил, что красный цвет вызывает тревогу.
        - Да… Телло… Он многое видел… Только теперь мне страшно.
        Карету тряхнуло наухабе, ногерцогиня этого незаметила.
        - Знаешь, чего мне больше всего хочется, Мигель? Мне хочется сказать, что это самая обычная крестьянская девочка, и, чтобы именно так ибыло насамом деле. Хочется, как ираньше, ничего оней незнать иничего небояться…
        - Авы боитесь, ваша светлость? - удивился Мигель. - Ночего?!
        - Сама незнаю.
        Герцогиня странным, почти судорожным движением вскинула руку кгорлу ирасстегнула две верхние пуговицы своего дорожного платья.
        - Уменя, Мигель какая-то паника вдуше. Толи заэту девочку страшно, толи завсех нас… Толи страшно, что уверовала против воли…. Иведь сама прекрасно понимаю, что ничего особенного непроизошло - девочка, как девочка… Голоса унас, то идело, кто-нибудь слышит. Но… Еслибы только она так несмотрела… Итоска эта, как будто что-то упускаешь…
        Герцогиня пошире раздвинула ворот, оторвала, наконец, взгляд отокна, иглаза её, словно вобравшие всебя всю красноту неба, обратились наотца Мигеля.
        - Скажи мне, как объяснить это чувство? Как будто вынули изтебя совесть, отчистили её ото всего ненужного, поставили перед тобой ивелели смотреть ей вглаза.
        - Это знак, ваша светлость.
        - Знак чего?
        - Вашей избранности, - печально улыбнулся Мигель. - Нельзя сотворить Чудо, непосмотрев вглаза своей совести.
        - Аразве сам ты тогоже неиспытываешь? Прислушайся ксебе иответь - только честно - недрожитли твоя душа при осознании того, что прямо сейчас, вэту минуту, поземле ходит новый Спаситель воблике маленькой девочки? Ты готов, понимая всё это, встретиться сней вновь вчас её славы, когда каждому придется предъявить свою веру втом виде, вкотором она имеется. Вистинном виде, понимаешь?! То есть, говоря иначе, мы должны будем признать, что неверили вэто второе пришествие, раз уж взялись творить его собственными руками! Атакже признать ито, что, когда Господь сам явил свое Чудо, первым порывом было его непризнавать! Деревенская девчонка - все! Допоследней минуты я сидела идумала, какбы это невыпускать ее изглухомани Домреми, чтобы нерухнули мои грандиозные планы…
        - Асейчас? - тихо спросил Мигель.
        Герцогиня косо усмехнулась.
        - Отец Телло завещал мне несомневаться. Досих пор сомнений небыло, значит, всё что делалось, делалось, как надо… Я хорошо подумала. Пусть обе девочки растут, каждая насвоём месте. Одна станет душой, адругая телом. Карл Лотарингский воспитает ту, ты, мой друг, проследишь заэтой, ая… Я пока посмотрю вглаза своей совести ипоищу способ как эти душу итело совместить… - Глаза герцогини сверкнули. - Так итянет сказать, что призвание моё втом исостояло, чтобы создать тело для этой небесной души, да, Мигель? Но, покарай меня Господь, если я вру - такой тоски итакого страха вомне никогда небыло…
        Комендант Вокулёра, мало что понимая, смотрел изокна наотъезжающий отряд анжуйских лучников. Рано утром ему передали прошение отих командира, господина де Жен, одозволении разместиться напостоялом дворе при крепости. Вбумаге указывалось, что отряд сопровождает две кареты стремя путешествующими дамами издома герцога Анжуйского идуховника самой герцогини, также, прилагались охранные грамоты для проезда потерритории Шампани.
        «Чёрт их знает, что им тут нужно?», - подумал комендант. Разрешение, скрепя сердце, дал, новелел своим людям строго следить и, «ежели что.., короче, незевайте!».
        Времена наступали ненадёжные, чуть расслабишься, ивчерашние друзья мигом нож вспину воткнут! Вон, Бургундия… Отродясь сними никакого дележа небыло, атретьего дня, говорят, две деревни под Удленкуром пожгли. Аэто совсем рядом! Икак только эти анжуйские дамы ухитрились проехать?!
        Комендант поскрёб лысеющий затылок. Странный отряд, ох, странный! Одна карета куда-то уехала, потом, скоро, вернулась. Пол дня непрошло, аотних новое прошение - обохранной грамоте дограниц Лотарингии, дескать, съезжаем! Он-то думал, дальше поедут, аони развернулись, да обратно… Вот игадай теперь, зачем приезжали, ичто тут делали?
        «Герцогу, чтоли сообщить?» - подумалось коменданту.
        Содной стороны, отряд, вроде вёл себя вполне безобидно, носдругой… Сдругой стороны, отряд есть отряд, ктомуже, вооружённый. Иэта отъезжавшая куда-то карета… Нет! Кчёрту! Дамы там, недамы, агерцога лучше поставить визвестность!
        Комендант решительно подошёл кстолу, порылся вворохе бумаг нанем, откопал под вчерашними донесениями относительно чистый лист ипринялся искать перо. Оно нашлось далеко несразу, общипанное исовершенно измочаленное наконце, что привело коменданта Вокулёра вокончательное иполное раздражение.
        Кликнув слугу, он приказал очинить ипринести новое перо, ноито, спервыхже строк, зацепилось забумагу, плюхнув налист жирную кляксу, итак ипродолжало писать дальше, цепляя любую неровность, словно пьяница, спотыкающийся накаждой кочке.
        Комендант глухо зарычал.
        Ссамого утра унего болела голова, ломало колени ипальцы, атеперь ещё иэто! Проклятья наголовы нерадивых слуг облегчения собственной голове непринесли, поэтому, брызгая чернилами вовсе стороны, комендант составил герцогу Лотарингскому донесение, изкоторого выходило, что вооруженный дозубов отряд анжуйцев вторгся вокрестности Вокулёра, под предлогом сопровождения каких-то дам, но, видя его, комендантскую, бдительность, непонятных своих намерений неосуществил иубрался темже путём, каким иприбыл. «Никаких неприятностей унас тут неслучилось, потому разрешение напостой иотъезд я дал, - выводил комендант. - Носчёл своим долгом известить вашу светлость, ибо волнуюсь, неразведкали то была…» Сподробным указанием времени, он описал странную отлучку кареты спостоялого двора и, последовавший затем отъезд отряда, более похожий набегство.
        Итолько когда письмо уже было готово котправке, вбольной голове коменданта промелькнула, было, мысль отом, что стаким эскортом сюда могла приехать инкогнито сама Иоланда Анжуйская, но… «Малоли что! Никаких указаний наэтот счет я отсвоего герцога неполучал, - решил комендант. - Герцогиню эту вглаза невидел, откуда мне знать… Происшествие странное, я обязан онём сообщить и - точка!».
        Париж
        (осень-зима 1413года)
        Лувр, обычно более похожий насъезжую, из-за вечной толчеи вего залах икоридорах, помере приближения кпокоям короля, делался всё пустыннее, тише ихолоднее.
        Вэтом крыле почти нетопили потому, что откаминного жара уего величества то идело случались удушья, иподмерзающая свита, разбивая поутрам ледяную корку втазах для умывания, неуставала молиться отом, чтобы грядущая зима неоказалась слишком суровой.
        Три-четыре раза вдень через приёмную проходила вереница лекарей слицами, давно уже озабоченными нестолько состоянием короля, сколько состоянием собственной озабоченности. Потом, примерно сполчаса, туда-сюда сновали слуги, вынося дурно пахнущие вёдра, какие-то склянки иполотенца, потом ненадолго заходили Великий управляющий двора исекретарь его величества, апотом наступало затишье, которое скучающие стражники давно уже приспособили для безнаказанной игры вкости.
        Даже бурные события августа, когда партии арманьяков удалось, наконец, выгнать изПарижа Жана Бургундского изаполнить Лувр новыми лицами иновыми веяниями вполитике, никак невсколыхнули стоячие воды этого отчужденного мирка безумия искуки. Здесь никто громко неразговаривал, никто несмеялся инепел. Выстуженные покои лишь номинально оставались первыми покоями королевства, стороной их обходили нетолько люди, ноисама Жизнь.
        Давным-давно заведенный порядок одеваний, раздеваний, приёма лекарей, еды, ими прописанной, илиц, привычно необходимых, как теже раздевания иумывания, нарушался только пожеланию самого короля, которому вминуты редкой светлости ума вдруг срочно требовалось куда-то ехать или кого-то увидеть. Ножелания короля бывали, как правило, так неуверенны ипеременчивы, что порой, спешно вызванный посетитель, потоптавшись вприёмной несколько часов, так иуходил восвояси, ломая голову - для чего вдруг понадобился? Аснаряжённая для выезда карета сиротливо торчала водворе доследующего утра, итолько конюхи, выносившие лошадям еду, ласково уговаривали их потерпеть ещё немного: «Скоро его величество передумает, имы вас снова, встойло…»
        Вот исегодня, водин изранних декабрьских дней, перед закрытыми дверями королевского кабинета, уже около часа, прогуливались двое - мальчик, лет девяти имужчина, одетый впростой тёмный камзол.
        Назначенный им срок давно миновал, акприглашённым досих пор никто невышел. Оба без особого интереса пронаблюдали заобычным ритуалом выхода слуг срезультатами лекарского осмотра, затем проводили завистливыми взорами проносимые мимо блюда королевского обеда итяжело вздохнули - ждать предстояло ещё долго. Поэтому, спасаясь отскуки, мальчик принялся рассматривать старинный гобелен настене, амужчина начал давать пояснения тому, что было изображено.
        - Это сцена иззнаменитой «Битвы Тридцати», - говорил он, снизив голос дошёпота. - Она произошла вБретани вовремена правления вашего прадедушки, короля Иоанна Доброго. Бретань тогда принадлежала герцогу де Блуа, нововремя войны он попал вплен из-за предательства графа де Монфор, ипозже помирному договору, заключённому между королем Филиппом ианглийским Эдуардом, часть его владений, включая иглавнейший город Кале, отошли Англии вполное владение…
        - Значит, там Кале? - тоже шёпотом спросил мальчик, показав наизображенную влевой части гобелена крепость.
        - Нет. Это замок Плоермель награнице английской Бретани. Его комендант, сэр Бемборо, плохо обращался сместными жителями, что ипослужило причиной вызова набой…
        Мужчина поманил мальчика кправой части гобелена.
        - Видите, нахолме? Это замок Жослен, остававшийся вовладениях Франции. Его гарнизоном командовал Жан де Бомануар - рыцарь, перед которым каждый француз, достойный носить оружие, обязан преклонить колено иснять шлем!
        - Это он вызвал англичан набой? - спросил мальчик.
        - Он подписал сБемборо турнирное обязательство, покоторому тридцать рыцарей-французов вызывали напоединок тридцать английских рыцарей идавали клятву неуходить споля сражения дотех пор, пока рыцари одной изсторон небудут убиты или взяты вплен.
        Глаза мальчика восхищенно сверкнули.
        - Ух ты! Ябы натакой бой вызвался!
        - Отбретонских рыцарей тоже небыло отбоя, - стайной завистью вздохнул мужчина. - Мессир де Бомануар вынужден был обидеть отказом очень многих, отобрав тридцать самых лучших. Зато Бемборо так инесмог собрать заявленное число. Недостаток он добирал изнаёмников германцев ивассалов графа де Монфор…
        - Значит, это германец? - перебил мальчик, рассматривая изображенного всамом центре свирепого воина согромным молотом, занесённым над головой противника.
        - Нет, это скорей всего Бильфор - англичанин. Он дрался молотом, который весил двадцать пять фунтов!… Арядом сним, наверное, Гюштон, судя покривому ножу, прозванному «дъявольским когтём»…
        - Аэто кто? Весь вкрови…
        - Это сам де Бомануар. Вбою он был ранен и, теряя силы, просил пить усвоего соратника Жоффруа дю Буа… Видите, он вот здесь, напервом плане, вонзает меч втонкую щель между доспехами Бемборо…
        - Он его убил?!
        - Да, убил. Асвоему командиру ответил: «Пей свою кровь, Бомануар, ижажда пройдёт»…
        - ИБомануар пил?!!!
        Отвосторга иужаса мальчик даже незаметил, как повысил голос, напугав задремавших стражников.
        - Нет, конечно, - покосился наних мужчина. - Ноответ дю Буа воодушевил рыцаря. Силы его словно удвоились, ион вновь кинулся вгущубоя.
        Мальчик ещё раз осмотрел яркие фигуры, кучно бьющиеся натесном поле гобелена.
        - Аразве смерть командира неозначает полного поражения? Если Бемборо убили, Бомануар мог больше несражаться.
        - Нет, немог. - Глаза мужчины мечтательно блуждали повытканным далям Жослена иПлоермеля. - Турнирное соглашение - это слово чести. Иесли оговорено, что бой заканчивается лишь, когда последний воин одной изсторон лишается оружия, сил или жизни, значит, так ибудет, даже если командира убьют одним изпервых. Наместо Бемборо встал его оруженосец Крокар ипродолжил бой нехуже любого изрыцарей…
        Вэтот момент дверь вкабинет короля бесшумно отворилась, инапороге показался герцог де Бурбон - верный сторонник Бернара д'Арманьяк, недавно назначенный при его посредстве надолжность Великого управляющего двора. Приложив палец кгубам, он дал понять подобравшимся стражникам, что мешать беседующим иреагировать наего появление ненужно исам синтересом прислушался.
        - Впоследствии, ваш прадедушка король Иоанн, - тихо говорил мужчина, - предлагал Крокару французское дворянство, рыцарство иженитьбу надочери одного изславнейших семейств Франции, нополучил отказ.
        - Почему?
        - Крокар был англичанин ипредпочёл вернуться народину. Помоему разумению, этот его поступок заслуживает неменьше уважения…
        Бурбон громко хмыкнул и, выдавая себя, заметил:
        - Однако, народине он рыцарем так инестал.
        Мужчина смальчиком разом обернулись.
        Герцог де Бурбон сулыбкой подошёл кним поближе.
        - Очень поучительная история, нетакли, ваша светлость? - спросил он, слегка кланяясь мальчику. - Вот так, иной раз, достаточно лишь попытки возвеличить врага, чтобы окончательно убить его славу народине.
        Лицо мужчины потемнело.
        - Я уверен, что король Иоанн был искренен, воздавая должное достойному врагу.
        Бурбон снисходительно усмехнулся. Несмотря навозраст, позволявший ему считаться человеком ещё молодым, царедворцем он был уже достаточно опытным, апотому лишённым всякого романтизма.
        - Короли небывают искренними, чтобы нестать уязвимыми, господин дю Шастель, - заметил он назидательно. - Еслибы английский король сделал тоже самое вотношении Бомануара, кто знает, может мыбы сейчас несчитали этот бой таким уж героическим. Ктомуже, (вы ведь нестанете отрицать этого), далеко невсе там было поправилам рыцарской чести.
        Танги дю Шастель опустил глаза.
        - Каждая монета имеет две стороны, герцог. Те, кто видит только одну сторону, незамечают другую, инаоборот. Вопрос втом, кто какую сторону предпочитает.
        - Да, да, знаю, - закивал вответ де Бурбон, - мы свами предпочитаем стороны разные. Зато отодной монеты. И, поскольку я могу позволить себе слабость быть искренним, признаю - ваша сторона нетак захватана нечистыми руками, номеньше пригодна купотреблению. Слишком слепит глаза…
        Танги дю Шастель молча поклонился.
        Вприсутствии Шарля, которого он всеми силами старался ограждать отпридворного цинизма, продолжать подобный разговор неследовало. Ктомуже, пригласили их сюда совсем для другого, и, чтобы напомнить обэтом герцогу, Танги поспешил сменить тему.
        - Как самочувствие его величества? - спросил он сосдержанной озабоченностью. - Нас готовы принять?
        Лицо де Бурбона мгновенно изобразило возвышенную печаль.
        - Увы…
        Он виновато развёл руками, потом покосился намальчика итронул дю Шастеля залокоть.
        - Давайте небудем мешать его светлости рассматривать картину иотойдём всторону. Мне есть очём свами поговорить.
        Танги повернулся кШарлю.
        - Вы позволите, ваша светлость?
        Мальчик кивнул.
        Ещё утром, когда заним прислали откороля, он взмолился отом, чтобы встреча сотцом несостоялась, исейчас сразу догадался, что молитва его была услышана.
        Шарль отца нелюбил.
        Те редкие встречи, которые уних случались, ничего неоставили вдетской душе, кроме недоумения, брезгливости иобиды. Безумный отец часто заговариваясь, то идело называл его именами старших братьев. Или лихорадочно ощупывал трясущимися руками плечи иголову сына, словно наверстывал то, что упустил загоды болезни, и, заглядывая ему влицо, часто-часто моргал близко посаженными, слезливыми глазками. Отнего дурно пахло немытым телом иподсохшей мочой. Акогда однажды отец вздумал его обнять, Шарлю внос ударил кислый запах кое-как состиранной содежды рвоты.
        Говорить им было неочем. Ато немногое, что выговаривалось, лишь увеличивало пропасть между ними, явным непониманием отца, скем именно изсыновей он разговаривает. Исердце мальчика, готовое ответить хотябы сочувствием, такомуже изгою, каким он сам себя ощущал, собидой сжималось, наглухо закупоривая внутри все добрые чувства.
        Была, конечно, ещё имать-королева, носней дела обстояли итого хуже. Пугливое обожание, которое Шарль привёз всвоем сердце изПуатье, очень быстро сменилось недоумением - зачто сним так? - апотом ивовсе уступило место тайной, невысказываемой иоттого особенно крепкой ненависти. Сквозь это чувство, как сквозь увеличительное стекло, рассматривал теперь мальчик весь французский двор, подмечая ипостигая тонкие оттенки лицемерия, нюансы ханжества иприемы карьеризма. Скрытый отвнимательных глаз всеобщим безразличием, тон которому задала его мать, Шарль, прежде времени выучился таким вещам, откоторых детей обычно оберегают. И, возможно, очень скоро, онбы начал упиваться своим никчемным положением стой болезненной имстительной радостью, которая обычно возникает улюдей долго ибезуспешно ищущих любви исострадания, неслучись рядом Танги дю Шастель.
        Спервогоже дня вПариже мессир решительно перешагнул границы своих должностных обязанностей, превратившись изуправителя двора взаботливую няньку, телохранителя, воспитателя, почти что друга, ивсего один шаг отделял его отпочетного звания советника повсем вопросам. Причём, шаг этот обиженный всеми мальчик давнобы сделал, неограничивай сам рыцарь степень своего влияния.
        - Послушайте, Танги, - зашептал де Бурбон, едва мужчины отошли отпринца напочтительное расстояние, - оздоровье короля я вам сообщать, разумеется, несобираюсь. Сами знаете, дело обычное - объелся заобедом острой пищи, вот вам иприпадок. Новы всёже сделайте лицо побеспокойней идержитесь так, словно обсуждаем мы только промывание его желудка.
        Вэтот момент через приемную резво протрусил дежурный лекарь всопровождении вереницы слуг скувшинами итазами.
        - Повара следует четвертовать, - процедил де Бурбон, провожая их глазами. - Отего стряпни иябы свихнулся. Но.., - он повернулся кТанги, - давайте-ка оделе… Вам, конечноже, известно, что наднях вПариж прибыла герцогиня Анжуйская.
        - Известно.
        - Иотом, что приехала она устраивать брак своей дочери иэтого мальчика вы, разумеется, тоже знаете?
        - Разумеется.
        - Отлично. - Де Бурбон переместился так, чтобы стражники видели только его спину. - Атеперь я скажу, что известно мне. Понекоторым сведениям, герцогиня благоволит вам настолько, что уже упросила мужа подыскать должность при своем дворе, чтобы после подписания брачного договора вы смоглибы уехать вАнжер вместе сШарлем. Ноисточник, сообщивший эти сведения, полагает, что служить вы будете нестолько при герцоге, сколько при самой герцогине…
        Дю Шастель резко поднял голову.
        - Тссс! - Герцог едва заметным движением стиснул запястье мессира Танги и, вскинув брови, тонко улыбнулся. - Я неимел ввиду ничего дурного. Её светлость известна мне слишком хорошо, чтобы подозревать её вкаких-то недостойных привязанностях. Имелась ввиду лишь та степень доверия, которой герцогиня вас удостоила. И, помоему разумению, лучшей кандидатуры она найти немогла. Яже неслучайно сказал, что смотрим мы свами наодну монету, только по-разному.
        Танги дю Шастель высвободил руку.
        - Я непонимаю, чего хочет ваша светлость.
        - Только одного - желания понять. - Улыбка налице герцога сделалась шире, новзгляд стал напряжённей итвёрже. - Партия, ккоторой я принадлежу, увласти очень недолго иположение наше непрочно. Все понимают, что Жан Бургундский всвоем замке мирно сидеть небудет, ктомуже, как опекун дофина, он всё ещё имеет кое-какие права… Норечь неонём. Бургундец, вконце концов, далеко. Зато прямо здесь, вПариже имеется враг такойже непримиримый иочень нам мешающий… Я надеюсь, пояснять, кто это, ненужно?
        Герцог сделал вид, что поправляет ворот камзола ибросил осторожный взгляд настражников инадверь.
        - Пока королева имеет здесь хоть какое-то влияние, - зашептал он, - мы все находимся под дамокловым мечом перемен! Состояние короля.., скажем так: несамое стабильное. Назначения наключевые должности вгосударстве наших сторонников итак проходят очень тяжело, иотом, чтобы коннетаблем стал граф Арманьякский остается только мечтать, атут ещё эта вавилонская блудница! Выже понимаете, что полномочия дофина нетак уж велики, иправо второй подписи по-прежнему заИзабо, что, поверьте, очень мешает нашим планам..
        Танги дю Шастель, невыдержав, пожал плечами.
        - Ваша светлость, если вам было нужно только понимание, то суть ваших проблем уже достаточно хорошо ясна. Однако, начали мы разговор сдругого, икое-что там меня задело, поэтому извольте объяснить, почему вдруг планы герцогини Анжуйской дали вам повод думать, будто брак двух детей поможет вашей партии удержаться увласти? Ипричём тут я, вконце концов?
        Доверительность налице герцога исчезла мгновенно, как будто захлопнули окно.
        - Небрак, - произнес он холодно, - ародство дома Анжу сдомом короля. Оно придаст влиянию герцогини совершенно иной статус, иесли вы сможете подвести её светлость ктому, чтобы возглавить оппозицию против Изабо, наша благодарность…
        Договорить герцог неуспел. Состороны коридора послышался вдруг шум множества шагов, совершенно непривычный для этой части дворца, ичерез мгновение приемную буквально затопило людьми.
        - Её величество королева! - запоздало выкрикнул изумленный де Бурбон исогнулся впоклоне.
        Следом заним согнулись впоклонах идю Шастель сШарлем. Один - по-рыцарски преклонив колено, адругой - досадливо закусив губу.
        Шаг назад
        Изабо крайне редко бывала вЛувре. И, хотя скука, которую она здесь ощущала, давно уже перебралась вособняк наулице Барбет, королева всё равно продолжала считать, что там, вособняке, ей живётся ибезопаснее, ивеселее.
        Хотя, какое уж там веселье?!
        Прошедший год истрепал Изабо все нервы.
        Сначала герцог Жан, этот наглый коротышка, наводнил Париж своими английскими наёмниками! Видители, ему без них столицу неудержать. АуИзабо отодного их вида тошнота подкатывала кгорлу! Все, как один, ненавистно рыжие, веснушчатые, спустыми глазами ивеками, словнобы лысыми из-за бесцветных ресниц. Скукой отних веяло замилю, зато наглостью все эти «сэры» и«милорды» могли потягаться даже скоротышкой!
        Слава Богу, что вмарте умер их король Генри ивсю свору словно ветром унесло. Помчались присягать новому королю, акоротышку Бургундца бросили одного… Ох, как быстро он притих! Особенно, когда «арманьяки» снова подняли головы, инепросто так, аспомощью техже самых англичан! Куда только подевались ивысокомерие, иснисходительная медлительность, иэтот наглый, ненавистный жест, которым он, при добром расположении духа, хватал её загрудь… О, Господи! При одном воспоминании обэтом уИзабо портилось настроение, идаже если закрадывалась всердце какая-то жалость кповерженному герцогу, её тутже выталкивало прочь отвращение.
        Неужели это всё, что ей осталось?
        Аведь кажется, только вчера, юные вассалы слюной исходили, целуя подол её платья, заглядывали жалобно вглаза итолько что хвостом невиляли, мечтая, чтобы их поцелуям было позволено подняться выше.
        Ах!
        Сколько раз, вспоминая обэтом, Изабо закрывала глаза иснова, иснова, как втот далёкий год её самой прекрасной юности, встречалась взглядом сещё живым ибожественно красивым Луи Орлеанским….
        Ощущения, конечно, были уже нетак ослепительны - время многое вних подтерло, добавив мрачности избудущего - ноглавное всегда оставалось неизменным. Иповернувшееся кней лицо, всё также медленно, вореоле, затмевающем всё вокруг, выплывало изтолпы иприближалось, приближалось, приближалось…
        Отэтих тысячекратно вызываемых видений Изабо чуть сума несошла.
        Июль выдался наудивление жарким, поэтому спать она перебралась вверхние покои, где имелся выход наширокий каменный балкон, густо заросший виноградом. Прохладными ночами здесь так отрадно мечталось обидеальном возлюбленном сглазами Луи, его телом иголосом, совсеми его лучшими манерами ипривычками, сего тёплыми руками имягким голосом. Ивозлюбленный этот был незнатен, небогат, только более предан ей, и, уж конечно, неумирал под топором наёмного убийцы из-за глупых политических притязаний!
        Изабо даже плакала несколько раз, так прекрасна была её грёза, ипостепенно довела себя дотакого исступления, что несразу поняла, какая беда свалилась нанеё вавгусте, когда Жан Бургундский так позорно сбежал, сдав Париж своим противникам.
        Беда эта звалась Бернар д'Арманьяк, ипосравнению сним даже наёмники-англичане показались королеве милыми людьми. Граф ираньше её нежаловал, нотеперь, без Луи, без защиты коротышки Бургундца, идаже без королевской защиты, (потому что идиот Шарль вдруг снова стал впадать вподозрительность), негнушался выставлять свою ненависть напоказ.
        Впрочем, спроси кто-нибудь, вчём конкретно эта ненависть выражалась, Изабо врядли смоглабы ответить. Внешне граф был довольно почтителен, королеву ни вчём непритеснял, (если, конечно, несчитать пары новых фрейлин, приставленных кеё двору изорко следящих завсеми делами королевы), ноона ПРОСТО ЗНАЛА, что он её ненавидит, иэтого было вполне достаточно, чтобы посчитать графа виновным влюбых огорчениях иувидеть вкаждом его поступке ущемление собственных прав. Вовсяком случае, без его вмешательства дурачок Шарль никогдабы снова ненадулся насвою «душеньку»! Да ивообще, какое право имеет этот плешивый зануда совать свой нос вдела королевства?! Этот вопрос Изабо без конца себе задавала, раздражаясь уже наодно только имя - Бернар д'Арманьяк. Но, почему-то больше всего обидело её то, что наплоской исовершенно бесцветной дочери графа женился некто-то, асын Луи Орлеанского, (Её Луи!!! Её самого лучшего, обожествленного возлюбленного!), который, ещё доженитьбы, при всех называл ненавистного Арманьяка «отцом», подчеркивая тем самым нераздельность их взглядов. Теперь он стал часто появляться при дворе,
инебесно-голубые глаза, доставшиеся мальчишке вместе ститулом исостоянием, смотрели накоролеву, влучшем случае, неприязненно, напрочь испортив сладкую грёзу!
        Господи, дочегоже одинокой ощутила себя Изабо накаменно-виноградном балконе!
        Тусклые образы случайных любовников, еле выглядывающие изтумана памяти, ничем помочь немогли, атолько разозлили. Целую неделю французская королева провела вслезах ираздражении, срывая его нафрейлинах ислугах, ичуть неотказалась ехать наприём, который Парижский университет устраивал вчесть правящей партии. Однако, здравый смысл всёже возобладал. Вконце концов, она все ещё королева! Да ипроклятым «арманьякам» неследует давать повод для злорадства… Ноодевая парадный наряд бедняжка снова чуть нерасплакалась. Она ещё так хороша вэтом венце изсапфиров, ивэтом тугом корсаже согромным декольте! Зачтоже, Господи, зачто злые люди лишили эту красоту даже мечты?! … «Сегодняже велю заколотить дверь набалкон, ибольше никогда, никогда…»
        Может, такбы ивышло, инесчастная Изабо, проплакав ещё неделю, сообразилабы, наконец, что слишком замечталась, инехудо былобы помочь вернуться коротышке Жану, при котором заней шпионили нетак строго ипозволяли, всеже, кое-какие радости. Но… Кто знает, покаким винтовым лестницам спускаются кнам иразумные мысли, инелепые случайности, вроде той, что произошла наприёме Парижского университета?
        Собственно говоря, пустяк… Ничего незначащая мелочь… Всего-навсего большая ночная бабочка, изтех, что сотнями слетаются вечерами насвет пылающих факелов. Она села накрай огромного декольте королевы ислегка напугала её неожиданностью появления.
        - Позвольте, я сниму это свашего величества? - тутже раздался рядом вкрадчивый голос.
        Иуже вследующее мгновение изысканно красивый молодой человек, почтительно натянув наруку перчатку, снял бабочку скоролевского плеча. Затем посмотрел нанеё, толи сзавистью, толи сжалостью, исмял бархатное тельце вкулаке.
        - Сней всё равно неслучится ничего более восхитительного, - сказал он, словно самому себе, - значит, ижить дальше нестоит.
        Силы небесные! Изабо еле устояла наногах! Как это было сказано!
        Так просто и, втоже время, изысканно, сзатаённой дрожью втонком, невероятно волнующем голосе… Даже незабвенному Луи никогда неудавалось выражать свои чувства - вот также подобострастно ивеличественно! Впрочем, куда ему! Луи всегда ощущал себя королем - исней, испрочими другими, которые, как эта несчастная бабочка, слетались наего блеск. Аэтот молодой человек словно изгрёзы.., словно подсмотрел её мечты иявился - без славы, без имени…
        Акстати, кто он такой?
        Изабо тяжело вернулась кдействительности. Почти приказала себе холодно улыбнуться ипройти мимо, лишь слегка кивнув головой. Уж итак непозволительно долго смотрела вглаза этого, этого… Нет, определённо, нужно немедленно выяснить, кто этобыл!
        Короткого вопросительного взгляда намадам де Монфор было достаточно, чтобы та немедленно растворилась втолпе и, спустя какое-то время, вернулась сновостями.
        - Шевалье де Бурдон, мадам, - зашептала она, подавая королеве кубок свином. - Нетак давно поступил наслужбу ксыну герцога Орлеанского графу де Вертю…
        Изабо чуть непоперхнулась - такое странное совпадение!
        - Очень услужлив, обходителен, прекрасно ладит совсеми, особенно сдамами.
        Королева фыркнула прямо ввино.
        Сладкая азартная дрожь, едва незабытая завсеми идеальными мечтами, защекотала её изнутри, как развеселая, поверенная вовсе дела подруга, которой только что сообщили оновой влюбленности.
        Чтож, кажется, прощай скука!
        Тойже ночью мечты обидеальном возлюбленном вернулись слицом иголосом шевалье де Бурдона ибыли греховны исладки, как запретный плод, поданный Искусителем.
        Стех пор любые столичные мероприятия, накоторых обязан, (или только мог), появиться граф де Вертю совсеми своими дворянами, посещались королевой, как аккуратной придворной дамой. Удивив всех, она явилась даже наскромный турнир, устроенный Бернаром д'Арманьяк, чтобы почтить память славного коннетабля Дюгесклена. И, хотя многие недоброжелатели шептали, что турнир этот граф устроил исключительно ради собственной выгоды ипоощрять его нестоит, Изабо ни одной минуты нежалела отом, что пошла туда. Во-первых, она показала свою лояльность сторонникам графа, (асреди них, как ни закрывай наэто глаза, было немало людей стоящих), иво-вторых, затея благополучно провалилась сама собой. Из-за резкого похолодания король так иневыехал изЛувра, что сделало одинокое присутствие королевы более похожим нанасмешку. Ктомуже, счастливое выражение наеё лице раздосадованный граф приписал нетолько своей неудаче стурниром, ноиоткровенному поражению нанём. Собственный зять, несильным ударом, выбил д'Арманьяка изседла прямо перед королевской трибуной, икажется, сам испугался того, что сделал. Королеваже рассмеялась так громко
инеприлично, что перекрыла своим смехом сочувственные возгласы сдругих трибун… Что поделать - взбешённый граф выглядел так потешно!
        Асамое главное, никто так инепонял, что истинная причина королевской веселости стояла тутже, уристалищного ограждения, слюбовной тоской налице, сошляпой, картинно сорванной сголовы, несмотря насентябрьский холод, извалась эта причина шевалье де Бурдон.
        «Её величество стала крайне весела, - причитала пару дней спустя герцогиня Анжуйская вписьме отмадам де Монфор. - Боюсь только, что чрезмерная забота состороны графа д'Арманьяк может стать препятствием кдальнейшему развитию этой веселости. Хорошо зная королеву, я могу предположить, что уже доокончания этого месяца она попытается что-либо предпринять и, боюсь, совершит непоправимую глупость».
        Мадам Иоланда задумчиво сложила письмо.
        Скуку нельзя злить, вытесняя её лишь короткой надеждой. Если дурочке Изабо так приспичило влюбиться, нужно дать ей возможность утолить свою страсть. Исделать это деликатно, незаметно, чтобы ни укого, упаси Господи, невозникло итени сомнения вдобропорядочности её величества. Жаль, конечно, что дворянчик этот изчужой «конюшни», но, если всё хорошо организовать…
        Мадам Иоланда решительно встала.
        Да, пора! Кажется, дело обраке её Мари иШарля Валуа решится без проблем. Аесли всё действительно хорошо организовать, то идругие вопросы, современем, тоже можно будет неплохо разрешить.
        Шаг всторону
        Жизнь встолице любого государства отжизни вегоже провинциях может отличаться какими угодно определяющими чертами, новезде ивсегда существовало исуществует отличие, неизменное, как восход солнца над горизонтом. Впрочем, именно из-за этого различия такие понятия, как «восход» или «заход» солнца для столицы любого государства делаются совершенно неактуальными. Деятельность этих огромных человеческих ульев нетеряет активности круглые сутки. Ипока провинция мирно засыпает после обычных житейских дел, столица, словно праздный аристократ, припудривается, наряжается иотправляется свизитами, возможно инетакими официальными, как днем, зато более значимыми.
        Ауж Париж, господа, вовсе времена был всем столицам столица!
        Парижский особняк графа Арманьякского входил вприданое мадам Бонны неуклюжим имрачноватым строением, бочком зацепившимся зааристократический квартал. Переделок иусовершенствований он пережил немало, нони одно несмогло украсить его больше, чем изменение вобщественном положении самого хозяина.
        Несамый многолюдный впрежние времена, теперь этот особняк неуспевал перевести дух между посетителями. Вдневное время весь его внутренний двор ипервый этаж выглядели нехуже дворцовых галерей вчасы приемов. Просители, секретари ипосыльные множились иубывали взависимости оттого, находилсяли граф Бернар дома, или уезжал вкакое-то другое место поделам государственным. Зато торговцы всякой снедью, цирюльники инищие кворотам особняка только прибывали иприбывали, заполняя собой крошечную площадь перед входом. Все они прекрасно понимали, что здесь недворец, иникто их прочь непогонит, нопосетители, томящиеся вожидании, обязательно захотят перекусить, подравнять, отскуки, отросшие волосы, рвануть больной зуб, или, выходя отвсесильного графа вхорошем расположении духа, бросить монетку-другую нищему калеке, которого, идя сюда сгрузом проблем наплечах, раздраженно пнули ногой.
        Прежней немногочисленной челяди для обслуживания уже нехватало. Пополнение изокрестных деревень набирали лично старшая фрейлина графини исекретарь графа. Истранно, наверное, было этим деревенским жителям наблюдать, как снаступлением темноты улица перед особняком непустела ивблагодатный сон непогружалась. Она только меняла свое лицо, окончательно избавляясь отнищенских лохмотьев иторговых лотков, ипреображалась вдаму знатную, непачкающую ног огрязь мостовой. Длинные вереницы скороходов сфакелами то идело подбегали кворотам, обрамляя дымным ореолом то богато украшенные носилки, то карету, то дорожный возок. Нодвери следовало распахивать перед всеми одинаково широко, потому что инасамом невзрачном экипаже, оранжевым отблеском отфакельных огней, мог блеснуть герб, составлявший нетолько славу Франции, ноиеё богатство.
        Так ислучилось вьюжной ночью конца ноября, когда управляющий графа Арманьякского, сбесконечными поклонами, распахнул дверцы большой кареты сгербами Анжу иАрагона, иподал руку даме вполосатой, желто-оранжевой перчатке.
        - Вашу светлость давно ждут, - сказал он стем почтением, которое заставляет даже собак, бегающих под ногами, замереть итихо отсесть всторону.
        Дама зябко повела плечами, окинула равнодушным, вродебы, взором костер водворе, греющихся возле него слуг игербы наих перчатках[1 - Перчатки сгербом хозяина были обязательным атрибутом слуг.], чему-то едва заметно улыбнулась ипошла вдом.
        * **
        - О, ваша светлость, дорогая моя, какое счастье снова видеть вас вПариже!
        Прекрасная более, чем когда-либо, Бонна д'Арманьяк аккуратно положила игральные карты накрай стола иподнялась навстречу герцогине.
        - Никак немогу выпустить изрук ваш подарок. Пять минут назад мой драгоценный зять даже грозился уехать, если я немедленно неотложу колоду всторону, ая сказала, что он просто завидует!
        Мадам Иоланда осмотрелась.
        Щедро освещённая комната была заполнена людьми, но, судя потому, что из-за карточного стола поднялись, приветствуя её, только двое мужчин, все остальные, согнувшиеся впоклонах, были лишь дворянами их свиты. Авдамах герцогиня узнала фрейлин мадам Бонны.
        Чтож, значит, лишних нет. Тем лучше…
        - Если граф желает, я велю заказать для него такуюже, - произнесла она сулыбкой.
        Пару дней назад герцогиня приехала вПариж, ивтотже день посыльный сеё гербами накамзоле принес вэтот особняк красиво украшенную коробку, внутри которой мадам Бонна, свосторгом, обнаружила колоду карт итальянской работы. Подарок безумно дорогой иприсланный сявным расчетом. Страстная поклонница модной игры, графиня, конечноже, несмогла оставить подношение без ответа, исегодня устроила прием исключительно вчесть этих новых карт и, естественно, их дарительницы.
        Вписьме, которое мадам Бонна ей отправила, особо оговаривалось, что партнеров для игры дамы выберут сами. Своего графиня уже пригласила, испрашивала, кого мадам Иоланда сочлабы достойным партнером для себя? Герцогиня ответила короткой запиской сименем и, перечитав ещё раз письмо мадам Бонны, улыбнулась сявным удовлетворением. Всё-таки, что ни говори, алюдей она хорошо знала - вотсутствие занятого делами мужа, графиня пригласила партнером именно того, кого иследовало…
        Ивот теперь, закарточным столом собрались люди, напервый взгляд несамые значительные, но, потайным планам мадам Иоланды, крайне ей необходимые.
        Партнером Бонны д'Арманьяк выступал молодой граф де Вертю - сын убитого Луи Орлеанского, который вскоре должен был вступить взаконные права наследования отцовского титула.
        Сразу после убийства ипрощения явного убийцы, юноша демонстративно покинул Париж, укрылся вимении графа д'Арманьяк, дуясь навесь белый свет, ивскоре стало известно, что графа он начал называть отцом, влюбился вего дочь идаже обручился сней, завершив обручение браком около трех месяцев назад.
        Свадьба разочаровала многих, желавших выделиться перед лидером новой правящей партии. Она была настолько приватная, что, впрежние времена, показаласьбы донеприличия скромной. Однако, времена переменились, итеперь, став фактическим правителем Парижа, Бертран д'Арманьяк посчитал расходы напышные празднества роскошью непозволительной, иограничился только короткой церемонией вприходе своих владений.
        Впрочем, злые языки итут нашли кчему придраться. Говорили, будто скромность бракосочетания была слихвой компенсирована богатством ироскошью подарков, которыми все заинтересованные лица смогли показать свою лояльность. Насколько правдивым было это утверждение, знали одни дарители, да ито - каждый лишь про себя, уверенно при этом полагая, что именно он ибыл самым щедрым
        Мадам Иоланда встороне тоже неосталась. Отлитое изсеребра настенное распятие, которое изготовили вИталии поеё собственноручному эскизу, нестыдно было подарить любому изпап икрайне польстило имолодым, иотцу невесты. Иможно было надеяться, что уверения вбезграничной благодарности состороны нового герцога Орлеанского неостанутся одними лишь уверениями.
        Подругую сторону карточного стола, вкачестве партнера герцогини Анжуйской, сидел, сетуя наслишком ранние морозы, старый герцог де Бурбон. Этот выбор могбы показаться довольно странным, если незнать того, что вПариж герцогиня приехала ради устройства брака своей дочери смолодым Шарлем Валуа, игерцог давно уже был приглашен ей вкачестве одного изсватов.
        Кандидатура оказалась пригодна вовсех смыслах. Во-первых, старый герцог, поправу знатности рода истарых военных заслуг, состоял вКоролевском совете, что придавало сватовству легкий оттенок дела государственной важности. Во-вторых, приходился королю прямой родней полинии матери, азначит, был очень «кместу», как сват. И, в-третьих, никогда особенно открыто невыступал против Жана Бургундского, что немогла неотметить королева. Именно заней оставалось последнее слово вустройстве этого брака, аподонесениям мадам де Монфор, Изабо впоследнее время вовсем усматривала попытки давления состороны правящей партии. Так что, издесь присутствие демократичного Бурбона оказывалось весьма кстати…
        - Моя дорогая, вы стали ещё прекраснее, - сказала герцогиня, целуя мадам Бонну вподставленную щёку. - Воздух Парижа вам явно клицу, чего немогу сказать осебе. Здесь я почему-то все время чувствую себя уставшей.
        - Естественно. Всё отваших бесконечных дел, - ответила Бонна. - Ноничего, это мы сейчас вылечим. Праздный вечер вхорошей компании примирит вас сПарижем изаставит приезжать почаще, нам нарадость.
        Она повернулась кде Вертю иБурбону и, погрозив им пальцем, сообщила.
        - Её светлость любит карты, иигрок она отменный. Так что, извольте сегодня стараться, иначе она заставит нас всех раскошелиться, ирешит, что Париж для неё ещё искучен.
        Мужчины снисходительно улыбнулись, аде Вертю, направах ближайшего родственника, распорядился:
        - Кто-нибудь, подайте стул для герцогини.
        Тутже оттолпы придворных отделился изящный молодой человек, похожий натанцора. Подхватив стул, он поднес его кстолу иподобострастно поклонился.
        - Кто вы, месье? - спросила мадам Иоланда.
        - Шевалье де Бурдон, куслугам вашей светлости, - ответил тот исамым изысканным образом опустился наколено.
        Напервый взгляд шевалье показался очень красивым, ногерцогиня сочла, что улыбается он чересчур сладко. Да ипадание наколено выглядело несколько наиграно, сявным прицелом произвести впечатление. Содной стороны, хорошо - мальчик знает, как себя подать, носдругой - неслишкомли?..
        - Де Бурдон служит при моём дворе, - небрежно пояснил граф де Вертю, пока герцогиня усаживалась. - Он впервые вПариже. Приехал насвадьбу, оказался полезен, ия его оставил.
        - Он действительно очень услужлив.
        - Ода. Искоро наши дамы разорвут его накусочки, - засмеялась мадам Бонна, передавая герцогине ее карты. - Зате пару месяцев, что он здесь, половина моих фрейлин из-за него перессорилась. Теперь уних разбиты сердца, они без конца плачут, ивсе это плачевно сказывается намоей прическе.
        Мадам Иоланда обернулась нашевалье, уже поднявшегося сколена, новсе ещё стоящего заеё спиной, ипосмотрела нанего более внимательно. Молодой человек сготовностью согнулся, словно желая показать себя иближе, илучше.
        - Увас прекрасный расклад, ваша светлость, - прошептал он, касаясь оттопыренным мизинцем карт герцогини. - Если желаете, я могбы помочь вам вигре.
        - О, нет, сЭТОЙ игрой я справлюсь сама, - улыбнулась герцогиня.
        Чтобы смягчить отказ, она вложила всвою улыбку, как можно больше, ласки ипоощрения, ишевалье, споклоном, отошел.
        Послушный. Это хорошо…
        - Небоитесьли вы держать при дворе такого красавца? - спросила она уграфа де Вертю. - При молодой жене, этакое соседство может быть даже опасным.
        - Небоюсь! - свызовом ответил граф.
        Однако, взгляд его, брошенный нашевалье, апотом инатёщу, беспечным мадам Иоланде непоказался.
        - Обожаю карты! - мгновенно сменила тему мадам Бонна, струдом пытаясь разложить всвоей небольшой руке огромные плотные листы. - Обожаю, даже несмотря нато, что они такие неудобные истрашно дорогие. Воистину, пристрастишься кигре иначнешь думать, что безумие короля невсегда так уж плохо для его подданных, как обэтом кричат. Агосподин Грингонер настоящий гений, раз смог такое придумать. Знаете, некоторые ученые люди полагают, что карточная игра - это… м-м, …сейчас… - Прекрасная Беррийка закатила глаза, вспоминая. - Ах, ну да, вспомнила! Это символ общественного устройства! Несовсем, правда, понимаю, вкаком смысле, нозвучит впечатляюще.
        - Ваш Грингонер обычный придворный живописец, мадам, - заворчал сосвоего места герцог де Бурбон. - Я точно знаю, что ещё Людовик Святой запрещал карточную игру. Заослушание светским людям полагалось наказание кнутом, аигравшим монахам.., точно неприпомню, ночутьли, несмерть.
        - Боюсь, вы преувеличиваете, мессир, - заметила мадам Иоланда, рассматривая доставшиеся ей «жезлы», «динарии» и«кубки». - Мой дядюшка Иоанн Кастильский тоже запрещал карточную игру, нонаказания там для всех были нетак строги.
        - Выходит, наш век милосерднее, - засмеялся герцог. - Вот вам исимвол общественного устройства.
        Он сделал первый ход и, обращаясь кхозяйке дома, пояснил:
        - Что такое туз? Это деньги! Нотуз бьет всех, даже короля, иполучается - укого деньги, утого ивласть.
        - Гдеже, втаком случае, Бог? - спросила мадам Иоланда, выкладывая свою карту.
        - АБог - это «джокер», - игриво повел бровями, молчавший досих пор де Вертю.
        Щедрым жестом он выкинул настол семерку «мечей», которую тутже забрала мадам Бонна.
        - Нет, «джокер» - это слепой случай! - заявила она. - Нослучай удачный, поэтому тот, кому он достается, всегда ввыигрыше.
        - Боюсь, что разочарую вас, дорогая Бонна.
        Мадам Иоланда задумчиво провела пальцем погубам, выбирая карту, и, остановившись навосьмерке жезлов, выложила ее настол.
        - Удачный, или неудачный, нослучай никогда небывает слепым. При благоприятном исходе - это всего лишь правильно использованная возможность. При неблагоприятном - возможность неиспользованная, или недооцененная. Человек свои «случаи», как правило, создает сам, даже неведая, порой, что творит. Но, обладая достаточно смелым умом, любую случайность всегда можно направить внужное русло. Если, конечно, незапустить.
        - Ах, для меня это слишком сложно!
        Мадам Бонна сделала неправильный ход и, осознав, что проиграла, капризно надула губки.
        - Вот, видите! Стоит застолом начаться слишком умным разговорам, как вмоей голове неостается ни капли разума. Давайте, наконец, поговорим очем-то более легкомысленном.
        Герцог де Бурбон добродушно хмыкнул.
        - Надо было привезти ссобой жену…
        Номадам Бонна тутже испуганно замахала руками - напоследнем приеме вЛувре старая герцогиня совершенно замучила ее рассказами освоих болезнях.
        - Акак здоровье её величества? - спросила мадам Иоланда при новой раздаче.
        - Королева втоске, - лаконично заметила хозяйка дома.
        - Она по-прежнему живет наулице Барбетт?
        - Естественно! Наверное, только там её величество может чувствовать себя достаточно счастливой…
        При этих словах все невольно взглянули награфа де Вертю. Атот, прекрасно понимая, какие воспоминания навеяло это, неслишком удачное замечание мадам Бонны, сердито поджал губы ипокраснел.
        Тень Луи Орлеанского облаком повисла над карточным столом имадам Иоланда поспешила её рассеять.
        - Я намерена вближайшие дни нанести королеве визит.
        - Нелучшее развлечение, - усмехнулась графиня.
        - Я инееду развлекаться. Мы сгерцогом едем решить вопрос обраке моей дочери ипринца Шарля.
        Де Вертю потянулся через стол квыигранным картам.
        - Много времени увас это незаймет, мадам. Кузен Шарль мало кому нужен при дворе и, менее всего, матери. Вот увидите, она вас ещё иблагодарить начнет.
        - Наша королева? - притворно удивилась мадам Бонна. - Умоляю вас, герцогиня, если такое произойдёт, обязательно расскажите - я безумно люблю истории очудесах.
        Все посмеялись, инекоторое время игра проходила вмолчании.
        - Ура! Наконец-то я выиграла! - радостно воскликнула хозяйка дома после того, как мадам Иоланда сделала несколько неудачных ходов.
        - Неожидал отвас, герцогиня, - проворчал де Бурбон.
        Он сердито собрал карты, и, пока раскладывал их перед игроками, довольная мадам Бонна решила возобновить разговор осватовстве.
        - Насколько я знаю, ваш супруг уже вернулся изИталии, - обратилась она кгерцогине, - значит, кроме нашего дорогого Бурбона вам нужен кто-то ещё для полного представительства?
        - Да, - мадам Иоланда сделала огорченное лицо. - Ия вполной растерянности - при дворе столько перемен, что мне, женщине отдвора далекой, трудно разобраться, чья кандидатура принесёт пользу, ачья только навредит.
        - Можно обратиться кмоему сыну, - начал было старый герцог, номадам Бонна радостно его перебила.
        - Азачем далеко ходить?! Вторым возьмите де Вертю!.
        Чутьё придворной дамы, охочей довсякого рода пикантных ситуаций, мгновенно подсказало ей, каким интересным может оказаться появление сына Луи Орлеанского вособняке Барбетт.
        - Уверена, мой зять будет рад оказать эту услугу ивам, герцогиня, иеё величеству - заверила она, необращая внимания нахмурый вид молодого человека. - Шарль сам только что говорил, как тяготит нашу королеву присутствие вПариже именно этого сына.
        Де Вертю надменно пожал плечами.
        - Ради ее светлости я готов оказать услугу даже королеве.
        - Вот ичудесно! - похлопала зятя поруке графиня. - Видите, Иоланда, как удачно все устроилось!
        - Благодаря вам, дорогая Бонна, - улыбнулась герцогиня.
        Они сыграли ещё несколько партий, вовремя которых мадам Иоланда проиграла сумму, неслишком обременительную для своего кошелька, нодостаточную, чтобы порадовать хозяйку дома, изавершили вечер, (или встретили утро), легкой закуской. Граф де Вертю вызвался проводить герцогиню докареты, итам, уже усаживаясь, мадам Иоланда, внезапно вспомнила омелочи, которую «едва неупустила извида».
        - Возьмите ссобой ккоролеве того красивого шевалье, милый граф. Я привезла принцу подарок иочень хочу, чтобы его подали, как можно изысканней. Аваш месье де Бурдон, кажется, сумеет сделать это лучше других…
        * **
        Через день вособняке наулице Барбетт дым стоял коромыслом!
        Изабо сраннего утра готовилась квизиту сватов.
        Её фрейлины сбились сног, утягивая, перекалывая иподшивая роскошный наряд королевы, вкотором она то идело находила какие-то изъяны.
        - Вот тут, навышивке, выбилась нитка! Немедленно подтяните! Наэтом рукаве оторвалась жемчужина! Сейчасже найдите точно такую ипришейте! Сэтой стороны подол потёрся… Увас что, глаз нет?! Подвернуть иподшить, чтобы ничего видно небыло!
        То идело хлопали крышки сундуков иларцов сдрагоценностями. Под ногами снующих туда-сюда дам крутились служанки, подтирая лужу, оставшуюся после умывания королевы - Изабо заметила под губой маленький прыщик ивярости перевернула таз сводой. Теперь мадам де Монфор, переступая через руки фрейлин, подшивающих подол, ходила перед королевой, как живописец перед картиной, изатирала злодея белилами для лица.
        Наконец, всё было закончено. Последний взгляд взеркало, одобрительный кивок икоролева, светясь совершенством, вышла взал для приёмов.
        Гости уже прибыли. Тихо переговариваясь, они терпеливо дожидались выхода Изабо, чтобы почтительно склониться, как только управляющий её двора возвестит:
        - Её величество, королева!
        Герцогиня Анжуйская стояла впереди всех. Вопреки заведённому порядку, она даже супруга оставила заспиной, итеперь выделялась намногоцветном фоне принаряженных дворян исвоей независимостью, иподчёркнуто скромным платьем. Она, словно спервыхже минут, давала понять королеве, что своё положение просительницы понимает прекрасно, но, втоже время, имеет право рассчитывать наотношение ксебе, как кравной.
        Изабо это неслишком понравилось. Но, поскольку голова её была занята другим, она лишь рассеянно кивнула навсе приветствия и, усевшись перед гостями насвой стул, быстро обежала глазами присутствующих.
        Вот тут-то ипоявился повод обиженно закусить губу. Шевалье де Бурдона небыло!
        Аведь буквально накануне вместе списьмом герцогини иеё прошением обаудиенции был получен список участников этого смехотворного сватовства, где оказались перечислены все, ну абсолютно все, собравшиеся сейчас взале, инебыло только одного - того единственного, ради которого Изабо ирешила принять всё это всерьёз! Ивсё утро она наряжалась иприхорашивалась, как ненормальная, вовсе недля того, чтобы радовать взоры престарелого Бурбона или скучного де Вертю…
        - Ваше величество, - бархатно начала между тем герцогиня Анжуйская, - рады видеть вас вдобром здравии идоброжелательно настроенной.
        Изабо кисло улыбнулась.
        - Причина, покоторой я, мой супруг герцог Анжуйский, ивсе эти господа решились вас побеспокоить, хорошо всем известна, поэтому я нестану утруждать ваш слух её повторением…
        Королева неопределённо дернула плечом. «Вот возьму, да иоткажу тебе прямо сейчас», - подумала она враздражении.
        - … Я только желалабы продемонстрировать наше уважение иполучить увашего величества одобрение тем дарам, которые принц Шарль получит отдома Анжу втом случае, если мы сегодня придём ксогласию.
        Познаку герцогини двери взал распахнулись, идвое слуг внесли столик, накрытый дорогой сицилийской парчой. Следом заними пажи под руководством стройного дворянина бережно иплавно пронесли тяжёлый повиду ларец, установили его настолик испоклонами разошлись. Дворянинже, порхнув вокруг столика, как танцор вокруг дамы, ловко отщёлкнул замки наларце иподнял крышку.
        Королева встала, как восне.
        О, да! Исверкающий графин, изолотая чаша, утопленные вбархатных недрах сундучка - всё это было великолепно, роскошно, дорого! Пожалуй, даже слишком дорого для её Шарля… Ноценность подарка неизмеримо возросла - просто взлетела донебес - потому что представил его, некто иной, как любезный сердцу шевалье де Бурдон!
        Дрожа отвосторга королева подошла кларцу.
        - Какая красота, - проговорила она, глядя влицо шевалье.
        Его крепкие руки все ещё придерживали крышку, иИзабо чуть незастонала, представив, как моглибы они обнимать её! Бережно, пылко, сежеминутно нарастающей страстью - додрожи игрубости, которая вэти минуты так простительна, что обижает лишь ее отсутствие…
        - Взглянитеже наэто, господа!
        Голос королевы ослабел, глаза очень кстати затуманились - подарок всамом деле был хорош! Изабо обернула сияющее лицо кпридворным, ивсе тутже придвинулись кстолику изатоптались вокруг него, всплескивая руками, заглядывая через крышку ивосхищенно прищёлкивая языками.
        - Вы, герцогиня, вкоторый уже раз, удивляете нас щедростью ивкусом, - проговорила королева.
        Она великодушно отошла всторону, чтобы немешать остальным осматривать подарок, имадам Иоланда, поблагодарив низким поклоном, отошла следом.
        - Смеюли я считать такой лестный отзыв отвашего величества предварительным согласием?
        О, Господи! Опять она обэтом!
        Королева даже сморщила носик, ничуть нетаясь.
        Охотаже этой герцогине говорить оскучном именно сейчас?! Втакой момент, когда тело Изабо готово обмякнуть иопасть, словно сброшенная упостели одежда… Толпа придворных возле ларца совершенно заслонила шевалье де Бурдона, но, как зверь, учуявший добычу, королева каждой своей частью ощущала его присутствие взале.
        - Право незнаю, герцогиня, - пожала она плечами, - вы сделали такой подарок… Ей Богу, мой Шарль его нестоит.
        - Ваше величество нехочет оставаться вдолгу? - шутливо спросила герцогиня, сделав вид, будто неприняла слова Изабо всерьёз. - Втаком случае, уменя есть одна приватная просьба, исполнив которую, вы уравновесите разницу.
        - Что запросьба?
        Мадам Иоланда обернулась натолпу возле ларца и, став кней спиной, понизила голос.
        - Неуверена, что вы заметили молодого человека, который представил мой дар, но, снедавнего времени, я принимаю некоторое участие вего судьбе, иоченьбы хотела представить шевалье вашему величеству.
        УИзабо перехватилодух.
        - Зачем? - спросила она негнущимися губами.
        - Видители, мадам, наднях шевалье оказал мне услугу, которую я немогу оставить без ответа. Услуга пустяшная, но, вы должны понять, я тоже нехочу оставаться обязанной…
        - Продолжайте, - кивнула Изабо, которой даже непришлось изображать понимание.
        - Дело втом, что служит шевалье умолодого графа де Вертю. Вскором времени граф намерен вступить внаследственные права ивзять насебя титул иобязанности своего отца герцога Орлеанского. Как вы понимаете, всвязи сэтим, все должности при его дворе будут пересмотрены, ия боюсь, что дела шевалье де Бурдона сложатся вэтом случае нелучшим образом.
        - Ивы ищете ему место при моем дворе?
        - Что вы, мадам! Ябы никогда неосмелилась предложить куслугам вашего величества дворянина, отвергнутого вашимже вассалом. Но, возможно, при дворе короля… Там вакансий всегда хватает.
        - О, да, я понялавас!
        Изабо показалось, что грудь её вот-вот лопнет отликования.
        Господи, дочегоже умна бывает порой эта герцогиня! Конечноже, только при её дурачке-муже иможно сегодня совсеми удобствами держать такого любовника, как шевалье! Пожалуй, появись при её дворе молодой икрасивый новичок, шпионы этого гнусного Арманьяка недалибы ей ишагу ступить. Нопосыльный, являющийся каждый день свестями осамочувствии короля - это совсем другое дело!
        - Сегодня чудесный день, герцогиня! - беззаботно рассмеялась Изабо. - Мы стали почти родственницами иразве могу я вам вчем-то отказать?
        - Значит, вы согласны набрак наших детей, - вежливо улыбнулась вответ мадам Иоланда, нестолько спрашивая, сколько констатируя уже свершившееся.
        - Ай-яй-яй, ваша светлость, - игриво погрозила ей пальчиком Изабо, - как вы, однако, лукавы! Неужели, хоть намгновение, вам вголову могла прийти мысль оботказе?
        «Инераз», - подумалось мадам Иоланде. Новслух она только слегким вздохом заметила:
        - Как знать, ваше величество, времена сейчас такие ненадёжные… Так я представлю вам шевалье?
        Вот так иполучилось, что уже наследующий день Лувр был осчастливлен появлением королевы, которая, уже Бог знает сколько времени, небаловала супруга, нето что визитами, ноипростым вниманием, выражавшимся когда-то давно впересылке фальшиво-заботливых записочек изеё особняка вэти скорбные покои.
        «Дочегоже удачно все сложилось! - думала Изабо, проходя погалереям нелюбимого дворца. - Кажется судьба мне снова улыбается ижизнь больше небудет так скучна!».
        Идействительно, ктобы наеё месте думал иначе? Королеве снова представилась возможность показать себя идоброй матерью, устраивающей судьбу сына, ипреданной супругой, незабывающей «советоваться» смужем, пусть даже ибольным, изаботливой правительницей, пекущейся осудьбе самого распоследнего подданного, иотменной родственницей, незабывающей опросьбах… Разве незатем она явилась сегодня вЛувр, чтобы порадовать супруга известием опредстоящей помолвке его никчёмного сына сдочерью одного измогущественнейших герцогов Франции? Иразве несобирается она, между делом, выполнить просьбу самой могущественной герцогини королевства? Господи, да она просто обязана это сделать! Исделает обязательно, потому что лично для себя ей ничего ненужно…
        «Вы сможете присылать его ко мне сизвестиями овашем здоровье, - мысленно говорила Изабо, вызвав впамяти образ слабо соображающего супруга. - Новое лицо станет для меня лицом надежды наваше полное иокончательное выздоровление, вотличие отскучных иравнодушных лиц, которые досих пор меня только огорчали…» Инапоследок, как самый веский аргумент, ещё раз отом, что просила зашевалье герцогиня.
        Пускай иШарль, ивсе, кто трётся возле него, мечтая отделаться отсвоей королевы, запомнят - она всего лишь печётся очужих делах!
        Адальше…
        Нообэтом Изабо предпочитала пока недумать.
        Всему своё время. И, когда молодой человек нашьёт накамзол геральдические лилии, когда получит официальное право навещать её водворце, ипреданная мадам де Монфор, потайным коридорам, проведет его впокои кИзабо, та получит свою материализовавшуюся грёзу без примесей воображаемых иллюзий…
        «Все будет просто отлично!», - заверила саму себя королева, заходя вприёмную перед покоями короля. Ивтот момент, когда Великий управляющий двора растерянно выкрикнул: «Её величество королева!», налице последней играла самая безмятежная улыбка.
        * **
        Шарль осмелился поднять глаза лишь тогда, когда понял, что мать остановилась передним.
        - Хорошо, что вы здесь, сын мой, - произнесла королева без обычного раздражения вголосе. - Я как раз пришла кего величеству, чтобы говорить овас.
        Вот это новость!
        Отудивления мальчик растерялся инесразу сообразил, что ему теперь нужно делать? Обычно мать заговаривала сним, чтобы поругать заплохо подобранную одежду, заиспачканные руки, или ради чего-то подобного. А«сыном» называла итого реже - только накаких-нибудь больших приёмах, перед послами, впоследнюю очередь после старших братьев… Наодно короткое мгновение всердце мальчика толкнулась было старая надежда, нотутже ипотухла. Слишком поздно ей было воскресать.
        - Я вас слушаю, матушка.
        Губы Изабо привычно изогнулись. Нет, всё-таки вэтом её ребёнке совершенно нет ничего привлекательного. Глаза маленькие, как уотца, волосы какие-то бесцветные иголос тусклый ивялый, словно он некоролевский сын, апаж, милостиво взятый избедной семьи навоспитание… Впрочем, это последнее, ему, кажется, народу написано.
        - Герцогиня Анжуйская желает видеть вас своим зятем, - надменно произнесла Изабо, - ия невижу причин, мешающих такому союзу. Восемнадцатого числа мы подпишем соглашение, покоторому вы, вположенный срок, вступите вбрак сМари Анжуйской, адотого времени будете жить водном иззамков герцога под присмотром мадам Иоланды. Герцогиня берёт насебя тяготы вашего воспитания, Шарль, ивы должны быть послушны настолько, насколько это позволяет ваше положение.
        Изабо запоздало подумала, что последняя фраза получилась несколько двусмысленной, нодля мальчика она прозвучала, как внезапный раскат грома. Шарль еле-еле удержал налице безразличное выражение. Судя потону, его мать, видимо, решила, что отъезд изПарижа будет воспринят им, как подобие ссылки, и, будь его ненависть менее сильна, мальчикбы неупустил возможности показать, как обрадовала его возможность уехать отэтого враждебного двора подальше. Ноименно эта враждебность инаучила Шарля держать свои истинные чувства наглухо закрытыми, чтобы они нестали той самой уязвимой щелью вего доспехах равнодушия, через которую любой враг сможет нанести ощутимый, если несмертельный удар.
        - Благодарю вас, матушка, - бесцветно пролепетал мальчик. - Я обещаю, что буду послушным.
        И, почти соблегчением, увидел расползающееся поеё лицу разочарование. Азатем ипривычное недовольство.
        - Герцогиня - женщина сбольшим вкусом, - назидательно инемного брезгливо произнесла Изабо. - Я нехочу, чтобы она жалела освоем выборе, глядя нато, как дурно вы выглядите. Вашему воспитателю следует сделать внушение, да ивам самому немешалобы следить засобой получше.
        Стоявший внекотором отдалении Танги дю Шастель густо покраснел. Насодержание Шарля выделялось так мало средств, что ему порой приходилось докладывать свои, чтобы иметь возможность купить или заказать вещи поприличней.
        - Я буду следить засобой, матушка, - монотонно, как заученный урок, выговорил мальчик. - Спасибо, что так печётесь обомне.
        «Он безнадёжен», - мысленно вздохнула Изабо и, несказав больше ни слова сыну, скоторым вскоре должна была расстаться, двинулась дальше, кпокоям короля.
        - Прошу вас, мадам, - попытался остановить её герцог де Бурбон, - укороля недавно был приступ, ион, возможно, несовсем готов вас принять…
        - Следуйте замной, сударь, - приказала Изабо, незамедляя шага. - Вы сейчас можете понадобиться. Я уверена, его величество захочет отдать вам кое-какое распоряжение. Иучтите.., - она остановилась намгновение, чтобы дать стражникам возможность распахнуть перед ней двери, - это распоряжение следует выполнить незамедлительно, всчитанные дни, чтобы успеть доотъезда герцогини Анжуйской изПарижа.
        * **
        Через десять дней, 18декабря, вприсутствии герцога Анжуйского, графа де Вертю иБернара д'Арманьяк договор опомолвке Шарля Валуа герцога Пуатье иМари Анжуйской был торжественно подписан. Забезумного короля подпись поставил его старший сын, дофин Луи герцог де Гиень.
        Все отметили, что королева вэтот день была особенно хороша, весела идоброжелательна.
        Анадень следующий, под искристым морозным снежком, через ворота Сент-Антуанской заставы, сначала проскакала внушительная кавалькада всадников, воглаве сгерцогом Анжуйским, аследом выехала большая дорожная карета содним лишь скромным арагонским гербом надверце. Закаретой, как подвязанный хвост, тянулась вереница крытых возков счелядью ишироких телег, гружённых сундуками, конской упряжью изавернутой вхолсты дорожной мебелью. Сопровождал этот поезд дозубов вооружённый отряд издвадцати пяти верховых рыцарей исорока лучников намулах, ксёдлам которых были привязаны плоские деревянные лопаты наслучай снежных заносов.
        Мадам Иоланда возвращалась домой обстоятельно, иникаких задержек иметь впути нежелала.
        Напрошедшем вчера скромном, теперь уже почти семейном, приёме благодарная вовсех отношениях королева поднесла герцогине свой подарок - двенадцать золотых кубков сгербами Арагона. Ипринимая их, мадам Иоланда, (которая уже успела заметить всвите дофина наряженного свыше всех своих финансовых возможностей, шевалье де Бурдона), искренне пожелала её величеству всяческого счастья. Вответ Изабо вздохнула, довольно фальшиво заметила, что полностью счастлива будет только после выздоровления «дорогого мужа» и, обращаясь кгерцогу Анжуйскому, мимоходом сообщила, что его просьба относительно мессира дю Шастель полностью удовлетворена.
        Герцог, который уже успел благополучно забыть одоговоренности сженой, что, вместе сШарлем, приедет иуправляющий его двора, недоуменно захлопал глазами. Носупруга, рассыпавшись вблагодарностях перед королевой, незаметно сжала его руку.
        - Все впорядке, друг мой, - сказала она, как только Изабо отних отошла. - Господин дю Шастель единственный человек, которого Шарль Валуа несчитает своим недругом. И, коль уж мы устроили этот брак сдальним прицелом, то должны сэтим считаться… Отвашего имени я предложила мессиру должность ижалованье при вашем дворе, иуверена, жалеть вам непридётся.
        - Надеюсь, - пожал плечами герцог.
        Запоследние дни он, слышал имя дю Шастеля несколько раз, то отБурбонов, то отсамого графа д'Арманьяк, ивсегда всвязи сименем жены. Любой другой супруг, ей Богу, заподозрилбы существование тайной связи между рыцарем имадам Иоландой. Ноего светлость стоял выше подозрений. Будучи прекрасно осведомлённым омасштабных планах супруги, невникая при этом вмелкие нюансы, он предпочитал принимать всё наверу ислушаться. Поэтому, ни слова несказал даже сегодня утром, когда мадам Иоланда решила, что герцог должен ехать вперёд, чтобы всё подготовить ких прибытию, асама она поедет сШарлем имессиром Танги, которому подороге объяснит все тонкости его новых обязанностей.
        - Ах, мадам, желалбы я быть самой политикой, - только ипопенял герцог, усаживая жену вкарету ицелуя ей, напрощание, руки. - Вы тогда любилибы меня больше всего насвете…
        - Какое счастье, что вы неполитика, сударь, - втон ему ответила герцогиня. - Иначе мне пришлосьбы ненавидеть вас всей душой.
        Париж остался позади, иТанги дю Шастель облегчённо откинулся наспинку своего сиденья.
        - Ну, вот ивсё! - выдохнул он. - Я очень рад, герцогиня, что все ваши дела благополучно устроились.
        - Наши дела, Танги, наши, - поправила мадам Иоланда. - Вы теперь моё доверенное лицо идолжны хорошо понимать, что дела унас теперь общие, ичто это далеко ещё невсё. Впереди заботы более сложные, вкоторых мне понадобятся иваша храбрость, иваше благородство…
        - Имоя безграничная преданность вашей светлости, - посерьёзнев лицом, добавил дю Шастель.
        Он готов был горы свернуть, лишьбы выразить мадам Иоланде глубочайшую признательность задоверие, новую должность и, как ни страннобы это прозвучало сточки зрения расчетливого королевского двора, засвоего воспитанника.
        Сознание Шарля вэти дни словно раздвоилось - содной стороны, уехать изПарижа иизЛувра было очень даже неплохо, но, кто может сказать, что зажизнь ожидает его вАнжере? Танги нагерцогиню только что немолится, ноон вассал, ему так иположено. АШарль слишком мало общался сбудущей тещёй, чтобы, хоть что-то оней понять. Вроде, высокомерна инеприступна - даже сего матерью говорила немного свысока. Насамого Шарля внимания обратила небольше, чем все другие, ион совсем уж было решил, что меняет одно тягостное положение надругое, носегодня утром, когда мальчик вышел ккарете, все анжуйские рыцари приветствовали его, поменьшей мере, как дофина.
        Кподобным почестям Шарль приучен небыл, поэтому слегка замешкался идаже глупо оглянулся - уж неслучилосьли чудо, иневышелли его проводить старший братец Луи, или, спаси Господи, отец?!
        - Идите сюда, сын мой, - ласково позвала откареты мадам Иоланда. - Я позволила себе пригласить кнам впопутчики господина дю Шастель. Официально он вам больше неслуга, но, если ваше высочество полагает такое соседство для себя нежелательным, господина дю Шастель уже ждёт осёдланная лошадь.
        Выходило так, будто герцогиня сним советуется. Иэто было сказано громко, при всех, ибез тени насмешки! Исовершенно неготовый кчему-либо подобному, Шарль повёл себя ещё глупее. Зачем-то нахмурился, раздул щёки, буркнул что-то невразумительное, полез вкарету, поскользнулся иобязательнобы упал, неподхвати его стоявший возле дверцы дю Шастель.
        «Вот теперь все точно начнут смеяться», - подумал мальчик вотчаянии. Он забился всамый угол кареты иобречённо ждал нравоучений или порицания, которыми его мать давнобы уже разразилась. Носнаружи слышались только обычные предотъездные возгласы, герцогиня иТанги вели себя так, будто вообще ничего неслучилось, апотом кто-то скомандовал отправление, иони поехали, медленно пробираясь поузковатым парижским улочкам.
        Отсладостей, предложенных мадам Иоландой, Шарль отказался, носладкого вина выпил. Навопрос, теплоли ему, только молча кивнул, итакже молчаливо подтвердил догадку герцогини отом, что «мальчик просто невыспался». Карету немедленно остановили, отдали необходимые распоряжения, и, уже через минуту, Шарль был совсех сторон заботливо обложен подушками иукрыт меховой полостью.
        - Настоящий воин никогда неупустит возможности хорошо поспать, - подбодрил воспитанника дю Шастель, когда они поехали дальше. - Отдохните, сударь, последние дни были для вас слишком тяжелы.
        Мальчик послушно закрыл глаза.
        Да, волнений запоследние дни накопилось слишком много. Хоть иповзрослевший прежде времени, ноещё некрепкий детский мозг требовал отдыха иразрядки. И, какимбы туманным ни представлялось будущее, мерное покачивание кареты быстро сделало своё дело, убаюкав переволновавшегося Шарля нехуже детской колыбели. Щека его мягко утонула втеплом мехе воротника, голова затылком ткнулась вбольшую волосяную подушку заспиной, аперед глазами поплыли видения. Сначала это был портрет немного надменной девочки сзолотой сеткой наволосах, апотом он вдруг слился сполузабытым образом доброй женщины, ухаживающей заним вту пору, когда он был ещё совсем маленьким идумал, что унего есть мать… Больше Шарлю ничего невиделось.
        - Смотрите, Танги, кажется наш принц заснул, - заметила мадам Иоланда.
        Она наклонилась вперед, чтобы снять съехавшую налоб мальчика шапку, ивнимательно всмотрелась вего лицо. Восне оно стало совсем детским, открытым иочень несчастным.
        - Он неслишком чувствителен?
        Дю Шастель покосился нанедавнего воспитанника.
        - Сним нелучшим образом обращались, мадам.
        - Ивас это задевало?
        - Да… Я рыцарь, ваша светлость. Ирыцарские законы учил, как все, перед аналоем. Теперь это мои молитвы, одна изкоторых гласит, что щит рыцаря должен быть прибежищем слабого иугнетённого.
        - Впервые слышу, чтобы королевского сына называли слабым иугнетенным.
        Герцогиня откинулась наспинку своего сиденья.
        Заокном тряско двигалось обширное поле счерными точками ворон. Нетак давно рассветившееся восходом небо, нежно румянилось, обещая день ясный исолнечный. Ирядом суснувшим принцем, вся эта езда казалась покойной иумиротворяющей.
        - Да.., королевский сын, - медленно повторила мадам Иоланда.
        Было слышно, как снаружи начальник стражи что-то громко крикнул своим лучникам, которые, спустя мгновение, проскакали вперед - видимо расчищать дорогу.
        - Этот мальчик через несколько лет должен будет стать нашим королём, - произнесла герцогиня, словно говоря сама ссобой. - Королем, способным остановить эту глупую войну неперемириями, неуступками, аполной иокончательной победой Франции, чтобы вглазах потомков заслужить прозвище «Победоносный»…
        Карета остановилась, имадам Иоланда замолчала, опасаясь, что проснется Шарль. Но, как только двинулись дальше, имальчик, сонно повозившись, затих, она снова заговорила.
        - Я вовсе непризываю вас, Танги, забыть свои рыцарские принципы, нодумаю, что вам следует пересмотреть своё отношение кпринцу.
        - Оно итак будет пересмотрено, мадам, - заметил дю Шастель, - я ведь больше неслужуему.
        - Да, конечно, вы больше небудете выносить его горшки изастегивать нанём камзол, нолюбить-то вы его будете, как ипрежде - как «слабого иугнетённого», амне именно этого иненадо. Шарлю отныне неследует искать утешения завашим щитом. Теперь он должен учиться чувствовать засобой все рыцарские щиты Франции, авы должны его этому учить, вне зависимости оттого, кому сэтой поры служите.
        - Я вас понял, мадам, - склонил голову дю Шастель.
        Он хотел было ируку кгруди приложить, новэтот момент полость, укрывавшая мальчика, поползла вниз, ирыцарь кинулся её заботливо поправлять.
        Мадам Иоланда улыбнулась. Ей нравилось, что Танги никогда незадавал вопросов. Надо - значит, надо! Идаже тот факт, что третий сын короля никаких юридических прав напрестол неимел, новоспитываться должен был, как дофин, казалось совсем его неволнует. Амежду тем, вопрос отом, каким образом исчезнут сдороги Шарля два его старших брата, должен былбы нераз возникнуть урыцаря вголове…
        - Скажите, Танги, почему вы ни разу неспросили меня озаконности того, вочто я вас втягиваю? - спросила герцогиня. - Вы так слепо мне верите, или тоже, как многие другие, считаете Шарля единственным законным сыном короля?
        - Я вам верю.
        - Норазве необходимость верить вслепую вас необижает?
        - Нет.
        Дю Шастель посмотрел герцогине прямо вглаза, ивэтом взгляде прочиталось всё, что стояло заэтим твёрдым, коротким «нет». Мадам Иоланда даже смутилась, так явно она увидела преданность, опирающуюся наглубокую любовь. Пожалуй, сэтакими чувствами никтобы вопросов незадавал, и, начитайся всвое время арагонская принцесса любовных романов, онабы, наверное, дрогнула и, кто знает, кто знает… Ногерцогине Анжуйской было недострастей.
        - Мой милый, Танги, - начала она властно иотстраненно, - я очень ценю вашу преданность, однако, среди людей, отобранных мной впомощники, нет ни одного слепого исполнителя. Досих пор невыдавалось удобного случая посвятить вас вовсе тонкости моего плана, носейчас сделать это иможно, инеобходимо…
        Она подняла руку, останавливая Танги, который, судя повсему, собрался её горячо благодарить, ипродолжила, неменяя тона:
        - Вы пока только слушайте, сударь. Снотворный порошок, который я подсыпала ввино Шарлю, очень слабый идействует недолго, асказать я должна очень много… Итак, помнители вы то пророчество оДеве, которое ия, иотец Мигель так навязывали вам когда-то для прочтения?
        - Я охотно его прочёл…
        - Неперебивайте. Главное, что вы помните онём… Так вот, мессир Танги, Дева эта уже родилась! Она растёт вЛотарингии, под присмотром герцога Карла, ивоспитывается вместе смоим сыном Рене. Года через три Рене вернётся вАнжер, чтобы стать товарищем нашему Шарлю, аещё чуть позже Лотарингская Дева явится миру, как Божья посланница ивозведёт натрон подлинного короля, воспитанного вдали отбеспутной матери ибезумного отца, который изавершит войну. Церковь исторонники Орлеанского дома окажут нам поддержку, признав явление Девы свершившимся пророчеством, что заставит обоих старших братьев Шарля подписать отречение вего пользу. Таким образом, Франция одержит окончательную победу, алюди получат возможность укрепиться ввере, ибо, что есть явление Девы, как невторое пришествие?!
        Глаза Танги восхищённо блеснули.
        - Мадам.., - только исмог пробормотать он, - мадам.., я ненахожу слов…
        - Инеищите их, - покачала головой герцогиня. - Сейчас, как никогда, нужны действия. Мы пока всамом начале пути. Девочка слишком мала, Шарлю требуется время, чтобы осознать своё предназначение, авойна может начаться влюбую минуту. Английский король сел насвой трон бесправно иудержать наголове корону может только весомыми завоеваниями. Ачто может быть весомее для Англии, чем французские земли? Причём, желательно, все! Изаповодом далеко ходить ненадо! - Мадам Иоланда сердито сложила руки нагруди. - Я даже знаю, что он потребует впервую очередь! Прованс иАнжу - своё, якобы, французское наследство, ккоторому, говоря по-совести, ни он, ни его отец отношения неимеют, нопочемубы инепотребовать, раз уж англичане того желают. Естественно, ни один француз, даже безумный, натакое требование согласием неответит - вот вам иповод обратиться впарламент засредствами иполномочиями. Ирландией или Нормандией рот противникам всё равно незаткнешь, как имелкими стычками понашему побережью, апод французское наследство дадут всё - ивойско, иденьги, инаправомочность носить корону глаза закроют…
        Мадам Иоланда посмотрела заокно стаким выражением, словно вся округа уже принадлежала англичанам.
        - Нет, Генри Монмуту нужна только победоносная полноценная война зафранцузскую корону, ивыжидать долго он нестанет, что, впрочем, иправильно. Вот вы, Танги, человек военный, скажите, можноли выбрать другой такой удобный момент для завоеваний, чем тот, что сложился сейчас?
        - Незнаю, - пожал плечами дю Шастель, - помоему разумению, при Жане Бургундском дела наши выглядели плачевнее. Будь он все ещё увласти иразразись война, ябы сказал, что шансов напобеду уФранции нет. Нограф Арманьякский взялся задело очень толково. И, хотя невсе его методы я готов принять, всеже, людей наключевые посты он расставил подостоинствам.
        - Ноон слишком открыто пренебрегает королевой, - заметила мадам Иоланда. - Аэтого нельзя делать, неимея наруках гарантированной возможности свести её влияние кнулю… Что вы там говорили оБурбонах? Пытаются составить оппозицию против Изабо,да?
        - Мне так показалось.
        - Глупцы! Совершать два раза одну итуже ошибку! Будь я наместе королевы, ябы иждать нестала, когда уних что-то получится. Самабы нашла главаря для заговорщиков, чтобы этот гнойник поскорее созрел, исамаже егобы ивскрыла, сшумом икриком, чтобы даже добольного короля дошло, какое злодейство готовилось! Апотом вернулабы вПариж герцога Бургундского, при котором мне лично нетак уж иплохо жилось. Или, что былобы совсем хорошо, правилабы сама… Впрочем, это недля Изабо… Беда втом, что, как герцогиня Анжуйская, я немогу допустить ни того, ни другого.
        Дю Шастель понимающе улыбнулся.
        - Будем надеяться, что укоролевы нет вашего ума, мадам, иона дотаких мер врядли додумается.
        - Теперь уже нет, - обронила герцогиня.
        Небудь поставлено накарту так много, онабы, наверное, даже посмеялась сейчас, вспоминая, как неуклюже изображала перед ней Изабо своё безразличие кшевалье де Бурдону. Даже непотрудилась сделать вид, будто забыла его имя, когда сообщала отом, что судьба шевалье устроена. Разумеется, это никогобы необмануло, новыглядеть могло достойнее. Ей Богу, граф де Вертю, этот новый герцог Орлеанский, итот держался сбольшим соответствием, когда позволил «подарить» шевалье вместе сдарами для Шарля. «Делайте сним, что хотите, мадам. Я мало что потеряю, ктомуже этаких шевалье отмолодых жён лучше держать подальше»… Умный мальчик - отца, пожалуй, переплюнет. Надо постараться удержать его насвоей стороне как можно дольше. Сразу сообразил, что красавчика де Бурдона «подарят» непросто так. Игерцогиня ни минуты несомневалась - вечером тогоже дня, когда ей был отдан шевалье, граф де Вертю поставил визвестность обо всем своего тестя.
        - Теперь, если граф Арманьякский неупустит момента, - вслух добавила она, - нужда взаговорах отпадёт сама собой, иеё величество собственными руками даст им неодин повод свергнуть себя.
        ДоТура доехали ещё засветло. Мадам Иоланда ласково потрясла Шарля заплечо испросила, неголоденли «её мальчик»?
        Шарлю стало ужасно стыдно - он так позорно заснул… Как маленький! Аведь добрую герцогиню следовало отблагодарить, если инесамой умной беседой, то, хотябы, проявлениями радости, что жить он теперь будет под её опекой, изаверениями всобственном послушании…
        - Нам нужно хорошенько отобедать, - говорила, между тем, герцогиня. - После такого отменного сна иеда должна быть ненаспех.
        Весь поезд расположился водворе дома Турского епископа. Проскакавший здесь ранее герцог Анжуйский позаботился одостойном приёме, поэтому путников очень быстро расселили всоответствии сих чинами, агерцогиню сШарлем проводили впокои епископа. Все кланялись мадам Иоланде сособым подобострастием, ноона при каждом удобном случае выставляла перед собой Шарля так, чтобы все знаки внимания ипочтения приходились наего долю.
        - Почему вы все время стараетесь идти замоей спиной? - спрашивала она совсем несердито. - Идите вперёд, небойтесь! Здесь все служат вашему отцу, азначит, ивам. Смелее! Садитесь воглаве стола ипомните - если епископ нецелует вам руку, апротягивает свою, то это лишь оттого, что тут он единственный, кто служит некоролю, ноБогу!
        ИШарль, ещё неловко иробко, словно высовывал голову из-под своего панциря ичувствовал, что эти новые ощущения ему нравятся. Заепископским столом он даже позволил себе пару раз высказать кое-какие суждения - поступок, накоторый он ни зачтобы нерешился вЛувре - ивсякий раз игерцогиня Анжуйская, иепископ Турский почтительно замолкали, внимательно его выслушивали, апотом, или соглашались, или приводили аргументы против, новсегда, как сравным. Как счеловеком, сказавшим неглупость, над которой можно посмеяться изабыть, анечто стоящее внимания иобсуждения. Отвсего этого сделалось так хорошо, что Шарль почти сожалел озавершившейся трапезе, ноепископ лично повёл его показать отведенные принцу покои, чем продолжил череду новых ощущений. Аутром вышел проводить игорячо благодарил заоказанную честь.
        Так продолжалось напротяжении всего пути, гдебы они ни останавливались, из-за чего, вконце его, когда показались обновлённые стены Анжера, Шарлю они показались стенами райского сада, вкоторый его, каким-то чудом, пускают пожить!
        - Вот ваш дом, сын мой, - сказала герцогиня, едва их карета прокатилась под поднятой решёткой главных ворот. - Издесь, отныне, ваша семья, готовая принять вас срадостью.
        Она сама помогла мальчику выбраться изкареты и, взяв его заруку, повела взамок.
        - Вот эти три комнаты ваши, Шарль.
        Мадам Иоланда распахнула красиво окованную деревянную дверь, закоторой открылись покои внесколько раз превышающие те, что были умальчика вЛувре.
        - Здесь вы вольны делать всё, что угодно, даже запираться ото всех, если пожелаете.
        Никогда неимевший полной личной свободы Шарль, уже нестолько сизумлением, сколько слюбопытством, озирался посторонам. Вчудесном раю всё должно быть чудесным! Издесь, Господи помилуй, ничто необманывало его ожиданий! Даже уотца невидел он такой роскоши - огромные окна вприёмной, сцветными стёклами, словно вбольшом соборе, дорогие ковры настенах, мебель итальянской работы… Да икомната вЛувре уШарля была всего одна. Возможно, так могла жить его мать, нокней впокои его никогда незвали.
        - Аэто ваши слуги, - продолжала герцогиня, указывая, как показалось мальчику, нацелую толпу согнувшихся впоклоне людей. - Если вдруг кто-то изних вам непонравится, скажите мне, иего немедленно заменят.
        Шарль еле переводил дух, ночудеса никак некончались.
        - Авот здесь, - поманила его засобой мадам Иоланда, - ваш новый молитвенник икниги, которые вам будут читать ипояснять.
        Напюпитре, сделанном точно под рост мальчика, лежала развёрнутая книга, скартинкой наодной стороне разворота изатейливо выписанным текстом надругой. Картинка была дивно хороша! Яркая, спозолоченными кое-где деталями, прорисованная насовесть, совсеми подробностями, иизображала она мытарства святого Иосифа. Оторвать глаза отэтого совершенства было невозможно! Номадам Иоланда уже разворачивала перед ним новую книгу, взятую состола, где лежали ещё несколько.
        - Я заказала их вИталии ивГермании специально для вас, сын мой, потому что досих пор должного внимания вам никто неуделял, ипробелы ввашем образовании нужно заполнить, как можно скорее.
        - Меня будут учить наукам, мадам? - спросил Шарль, заметив, что вкниге, которую раскрыла герцогиня, нарисована часть географической карты.
        - Да. Вы должны будете узнать экономику, юридическое право, схоластику, теологию, историю идаже алхимию. - Герцогиня смягчила устрашающий перечень добродушной улыбкой. - Ивсякий раз, когда узнаете что-то новое, вы будете мне обэтом рассказывать, хорошо?
        - Хорошо.
        - Атеперь умывайтесь, приводите себя впорядок иотдыхайте. Вечером я познакомлю вас сбудущей супругой.
        Герцогиня ушла, авокруг Шарля тутже засуетились почтительные слуги. Ион, поворачиваясь изстороны всторону итолько поднимая иопуская руки, мысленно пообещал всему белому свету: «Клянусь, я полюблю свою будущую жену!».
        - Как вы доехали, душенька? - спросил герцог Анжуйский, заходя впокоижены
        - Без вашей заботы все это былобы куда утомительней.
        Мадам Иоланда сблагодарностью поцеловала мужа.
        Всякий раз, когда дела её хорошо устраивались, она находила, что исупруг ей был послан провидением именно такой, какой ибыл нужен. Всамом деле, окажись он похожим насвоего жестокого отца, или обладай характером, вроде такого, каким Господь наградил Жана Бургундского, все её замыслы утратилибы стройность из-за жёсткого вних вмешательства, если вообще реализовалисьбы. Асмилым любящим Луи, который искренне считал политику «разбавленным винцом» против хорошей вооруженной схватки, мадам Иоланда словно поднималась полестнице, опираясь накрепкие надёжные перила.
        - Многоли писем пришло вмоё отсутствие?
        - Как обычно.
        Герцог кликнул слугу, велел принести вина ипослать засекретарём герцогини.
        - Пара писем изЛотарингии, одно отепископа, вашего дядюшки, иодно для меня, изАнглии…
        Мадам Иоланда живо обернулась.
        - ИзАнглии?!
        - Да, мессир де Рубэ поехал туда поделам Бургундского дома ибыл очень любезен, отписав мне постарой дружбе, отом, что закороль достался англичанам.
        - И, чтоже?
        - Боюсь, ничего хорошего…
        Вернулся посланный слуга, игерцог замолчал, дожидаясь, когда его кубок наполнят вином. Затем, сделал приличный глоток, нахмурился ипродолжил:
        - Воля ваша, мадам, ноотчеловека, который примеряет корону ещё неумершего отца, хорошего ждать неприходится.
        - Это Рубэ так считает?
        - Нет, конечно. Рубэ бургундец, адля них сейчас хорошо всё, что плохо для французов. Носвоё мнение он имеет, итакую поспешность одобрять несклонен. Хотя, кое какие достоинства всёже описывает. Кпримеру, ходит этот юнец по-королевски величественно, медлительно, инакоронации держался сбольшим достоинством Взгляд унего, неповозрасту жёсткий, асуждения резки. Поговаривают, что его трения сЙорками могут завершиться казнями, докоторых недошли руки прежнего короля, и, если так, то многие вЛондоне напрягутся… Аещё Рубэ особо отмечает то, что новый английский король просто помешан назаконности своих прав.
        - Так я изнала, - пробормотала герцогиня, огорченно опускаясь вкресло. - Теперь войны неизбежать… Ая ещё так мало успела сделать.
        Герцог посмотрел нажену ссочувствием иприосанился.
        - Неволнуйтесь, мадам, вэтом доме найдется кому завас постоять.
        Мадам Иоланда ответила грустной улыбкой. Да, когда дела идут гладко, её супругу цены нет, нопри серьёзных проблемах отэтого вояки, ксожалению, толку мало.
        - Как дети? - спросила она, меняя тему. - Я их ещё неуспела повидать. Маленький Шарль неболеет?
        - Все здоровы, слава Богу. - Герцог допил вино иотставил кубок. - Как вы ивелели, я сказал им, что сШарлем следует обращаться по-дружески, но, ей-богу, этот малый так неуклюж, что детям будет трудно удержаться отсмеха.
        - Ивсё-таки, им придется. Надеюсь, никаких неприятностей сегодня непроизойдет?
        - О, тут можете быть спокойны, дорогая, наши дети хорошо воспитаны. ОсобенноЛуи…
        Рука герцога, при этих словах сжалась вкулак, словно демонстрируя увесистость отцовских аргументов впользу неуклюжего Шарля, имадам Иоланда засмеялась.
        - Чтобы я без вас делала, - сказала она, раскрывая объятья. - Лучшего помощника вделах, чем вы, мой дорогой, несыскать…
        Вечером встоловой согромным камином всё Анжуйское семейство собралось, чтобы приветствовать будущего супруга восьмилетней Мари.
        Нарядно одетый ипривлекающий ксебе всеобщее внимание Шарль, снова едва неощутил себя объектом для насмешек, когда увидел гордого, как принц, младшего Луи Анжуйского идругого, незнакомого юношу, который стоял, заложив руки заспину, исмотрел, как казалось, соткровенным вызовом. Третий мальчик, совсем маленький, дергал заюбку свою няньку, явно что-то требовал инаШарля внимания необращал, тогда как несколько рыцарей ипридворных дам герцогини рассматривали герцогского зятя, хоть ибез насмешки, нодостаточно пристально, чтобы вызвать вмальчике неловкость.
        Самих герцога игерцогини Анжуйских ещё небыло, иединственным близким лицом вэтом зале было лицо Танги дю Шастеля. Нокэтому спасительному берегу прибиваться-то как раз было инельзя. ИШарль чувствовал, как скаждой минутой убывает его уверенность всебе, накопленная завремя поездки.
        Наконец, стоящий увхода управляющий двора возвестил оприбытии герцогской четы. Все взале низко склонились, идаже малыш оставил впокое нянькину юбку.
        Герцогиня вошла первой, ведя заруку девочку сзолотой сеткой наволосах. Их появление выглядело очень внушительно, благодаря мощной фигуре герцога иослепительным парадным одеждам, новпечатление смазал малыш, срадостным визгом бросившийся кматери.
        - Тихо, тихо, мой дорогой, - ласково погрозила ему пальцем герцогиня. - Сейчас мы должны сделать одно очень важное дело, апотом уделим внимание итебе.
        Она жестом велела няньке забрать малыша иподвела девочку кШарлю.
        - Вот невеста вашего высочества. Подойдитеже, познакомьтесь сней.
        Девочка навид была самая обыкновенная. Некрасавица, ноинедурнушка. Некосая, нехромая, асамое главное, небыло унеё того чопорного вида, который так непонравился Шарлю напортрете.
        - Здравствуйте, сударь, - слегка присела девочка. - Меня зовут Мари.
        - Аменя Шарль, - буркнул вответ мальчик, хмуря брови, как делал всегда, когда смущался.
        - Можноли мне вас поцеловать? - Девочка сложила руки перед собой ипосмотрела очень ласково.
        - Я сам вас поцелую, - выпалил вдруг Шарль.
        Нагнувшись, он неумело ткнулся губами вмягкую щеку девочки игусто покраснел, уверенный, что все вокруг сейчас засмеются.
        Мари, неготовая ктакому обороту, испуганно покосилась намать, ноуже вследующее мгновение опустила ресницы имило зарумянилась. Авсе вокруг действительно заулыбались, нотак, как иследовало улыбаться при виде двух целомудренно поцеловавшихся детей.
        - Яже говорил, хлипковат унас зятёк, - шепнул герцог Анжуйский супруге. - Я вего годы, уже ого-го как целовался…
        - Ничего, он наверстает, - шепнула вответ герцогиня. - Хорошо уже то, что перестал дичиться.
        Улыбаясь, она подошла кШарлю, обняла его заплечи иповела знакомиться состальными детьми.
        - Это - мой старший сын Луи, будущий герцог Анжуйский, король Сицилийский иНеаполитанский… Это - самый маленький, Шарль, - она обернулась кмалышу, которого нянька взяла наруки. - Когда подрастет, он станет для вас добрым другом ипомощником, как имой средний сын, Рене, который живет сейчас вЛотарингии.
        Мадам Иоланда подошла кнезнакомому юноше, взгляд которого показался Шарлю вызывающим.
        - Аэто - ваш кузен, Жан Орлеанский. Он бастард, нопризнан официально, испяти лет, слюбезного соизволения мадам Валентины Миланской, навещает Анжер так часто иподолгу, что я сгордостью могу назвать его исвоим воспитанником тоже. Хотя, главным его наставником является, конечноже, мессир де Вийер…
        Мужчина, стоявший заспиной Жана Орлеанского, низко поклонился.
        - Рад знакомству свашим высочеством, - сказал юноша, быстро окинув глазами фигуру Шарля ислегка кивнув головой
        - Я тоже рад, - ответил Шарль игордо выпрямился.
        Юноша был выше истарше его и, казалось, нисколько несмущался положением бастарда. Скорее наоборот, здесь, среди людей, принадлежавших одному измогущественнейших семейств Франции, этот, спозволения сказать, кузен выглядел, как равный, итолько лишь потому, что вид имел независимый, смотрел гордо, неожидая насмешек инепытаясь провалиться сквозь землю. И, наверное, именно присутствие Орлеанского бастарда стало тем последним щелчком, который окончательно отрезвил юного Шарля.
        Сдостоинством, удивившим его самого, приветствовал мальчик рыцарей, которые подходили кнему представиться. Акогда одна изпридворных дам герцогини присела перед ним внижайшем поклоне, Шарль вдруг почувствовал, что улыбается ей незастенчиво, через силу, как вынужден был улыбаться всем икаждому вЛувре, авысокомерно иснисходительно, как иположено господину… Стараясь нерастерять это опьяняющее ощущение, он повернулся кгерцогине и, заметив явное одобрение веё глазах, произнес громко иуверенно:
        - Мадам, сегодня я обрел семью лучше той, что была уменя раньше. Этим счастьем я обязан вам ипотому сейчас, при всех, прошу дозволения всю оставшуюся жизнь называть «матушкой» вас одну!
        Азенкур
        Глава, которую можно нечитать
        Английский король Генри Монмут стоял наколенях вдырявом шатре перед косо спиленным деревянным чурбаном и, положив нанего сцепленные руки, молился.
        Номолитва нешла.
        Сосредоточиться мешал вопрос «Почему?», который, как монотонный колокол, раскачивался вголове короля весь последний месяц.
        Два года он готовился.
        Два года, закоторые было сделано так много! Иармия собрана лучше, чем когда-либо, ивооружение мощнее. Иситуация, как внутри страны, так ивне неё, создана максимально выгодная…
        Сначала, будучи ещё принцем, он раззадорил французскую междоусобицу, помогая то арманьякам, то бургильонам, апотом, короновавшись, бросил их напроизвол судьбы ипослал безумному королю французов письмо, крайне оскорбительное, нонесомненно возвышающее короля английского вглазах его соотечественников. «Благородному принцу Шарлю, нашему кузену ипротивнику воФранции - Генри, божьей милостью король Англии иФранции…» Вот так вот! Идальше, почти слово вслово все то, очём говорил впарламенте, когда встал иобъявил, идрузьям, инедругам, что готов.., нет - обязан, воимя справедливости, восстановить права своих предшественников-королей!
        Теперь, ктобы ни раскрыл рот, чтобы напомнить онезаконности прав Генри Монмута наанглийский престол, тот мгновенно становился изменником перед лицом всей страны.
        И, между прочим, запримерами для острастки тоже далеко ходить непришлось. Йорки - эти давние враги - громче всех кричали обузурпации власти, поэтому никому ивголову непришло засомневаться, что именно они состряпали заговор против своего короля. Адальше, как помаслу - заговорщиков призвали кответу, при полном, единодушном порицании их устремлений иказнь главнейшего недруга, Ричарда, графа Кембриджа уже никого невозмутила… Зато, при первомже подвернувшемся случае, так великодушно имилостиво, был приближен, уже наказанный когда-то отцом исильно присмиревший, Эдуард Йоркский… Атут игерцог Бургундский порадовал - заявил дофину Франции, что ненамерен защищать ни его, ни страну. Аследом заним играф Арманьякский прислал парламентеров и, отимени короля, предложил, вместо войны, брачный союз сдочерью Шарля Безумного. Так что, совсех сторон выходило, что воспринимают его непросто всерьёз, аочень иочень всерьёз… Куда серьёзнее, чем его отца…
        Монмут вздохнул.
        Да, пожалуй, следовалобы призадуматься уже тогда. Давно известно - коль всё так хорошо, жди беды иготовься принять удар состороны самой неожиданной.
        Его высадка нафранцузском побережье, вустье Сены, была почти триумфальной. Монмут несомневался, что сналёта возьмёт Арфлёр, который, словно ключ, откроет ему всю Нормандию. Нослабенький гарнизон Арфлёра, нежданно-негаданно, оказал мощное сопротивление. Монмут две недели обстреливал стены города, пытаясь одну задругой разрушить все его двадцать шесть башен, нопушки итребюше, хоть инанесли постройкам значительный урон, всеже непробили брешей достаточных для проникновения вгород.
        Пришлось становиться внепредвиденную, долговременную осаду.
        Итут случилась первая беда! Отавгустовской жары иосадных условий ванглийской армии началась эпидемия. Солдат буквально выворачивало наизнанку кровавой рвотой ипоносом, иони умирали сначала десятками, апотом исотнями, устилая могилами поле вокруг Арфлёра.
        Затем, предвестником ещё одной беды стала попытка де Гокура - командующего осажденным гарнизоном - вырваться запределы города. Сама посебе эта вылазка, конечноже, никого неиспугала, ибравый Джон Холланд сумел загнать французских крыс обратно, едва неворвавшись вАрфлёр следом заними. Носам факт говорил омногом! Чуть раньше, отперехваченных французских шпионов стало известно, что безумный король Шарль принял орифламму ваббатстве Сен-Дени, аэто могло означать только одно - военный вызов Генри Монмута принят, ипод священную хоругвь собирается огромное войско, которое уже двинулось навстречу английскому королю, грохоча боевыми доспехами. Если это войско дойдёт сюда прежде чем рухнет сопротивление Арфлёра, беды неминовать!
        Правда, собственные шпионы доносили, что движется войско крайне медленно из-за разногласий внутри него имежду двумя командующими - Жаном ле Менгром, маршалом Бусико иконнетаблем Шарлем д'Альбре. Ноэто было слабым утешением для мучающейся поносом армии, поэтому навоенном совете постановили восемнадцатого сентября идти наАрфлёр решительным штурмом, пока, как выразился Хэмфри Глостер, «армия незатонула всобственном говне»…
        Может, именно это иследовало сделать? Или оставить проклятый город впокое исразу двигаться назимние квартиры вКале?
        Король Генри сжал ладони так, что побелели переплетенные пальцы.
        Нет! Он пришёл сюда, как король, ипришёл завоевывать! Кто виноват, что получилось иначе? Еголи собственный рок, или провидение, легкомысленное, как ифранцузы, которым оно решило вдруг благоволить? Кто? Зачем? Почему? Чего теперь спрашивать? Даже если ответы навсе вопросы загорятся сейчас перед ним, подобно огненным письменам напиру уВалтасара, изменить всё равно уже ничего нельзя. Ивсё случилось именно так, как случилось, потому что навсё воля Божья, ииначе быть немогло…
        Акак хотелосьбы, чтобы было иначе!
        Тогда, после военного совета, будто подслушав его решение, Рауль де Гокур вдруг решил вступить впереговоры. Спечальной свитой всего издвух всадников, бледный, изможденный иеле-еле держащийся наногах, командующий арфлерским гарнизоном попросил дать ему ещё четыредня.
        - Унас кончилось продовольствие, нет воды, - почти шептал де Гокур, - люди немогут больше заделывать бреши встенах… Иоборонять их тоже немогут. Если зачетыре дня помощь непридёт, клянусь собственной честью, двадцать второго числа гарнизон откроет ворота Арфлёра безбоя.
        Что тут было делать? Рыцарское достоинство непозволяло Монмуту ответить отказом. Да иктобы наего месте отказал? Идти против людей, которые сами сообщили освоей слабости.., идти, заранее зная, что победа станет лёгкой, ипокрыть себя позором такой победы?! Последний рыцарь напровинциальном турнире непозволилбы себе поступить подобным образом. Акороль Англии рыцарь непоследний вовсей Европе!
        Исоглашение было заключено.
        Тут, кслову сказать, Генри Монмут мало что терял. Поего подсчетам, помощь Арфлёру непришлабы изамесяц, так зачем попусту гнать собственных измученных солдат наштурм, где, даже при самом слабом сопротивлении, кто-то обязательно погибнет. Атак, иармия сохранена, ичесть, ипобеждённый заранее противник, нелишился последней надежды.
        Де Гокур слово сдержал. Двадцать второго сентября ворота Арфлёра, неспасённого собственной армией, открылись, впуская победителей.
        Вошли они, правда, нетак торжественно, как собирались, имногие выглядели чуть лучше изголодавшихся восаде горожан. Нопобедителей, ещё современ Горациев, несудят - судят они сами, исудят так, как считают нужным…
        Английский король кровавой расправы ещё нежаждал. Всех рыцарей несамого знатного происхождения, защищавших город, он велел отпустить под обязательство небрать вруки оружия дополной выплаты назначенного им выкупа. Рыцарей знатных, втом числе иРауля де Гокур объявил пленными, передав их под почётное внимание герцога Бедфорда. Агорожанам предложил присягнуть ему, как королю, единственно законному… Иочень удивился, узнав, что желающих присягать ненашлось.
        Чтож, законы военного времени, впервую очередь, касаются побеждённых. Среверансами рыцарских турниров уних общего мало, поэтому непокорных горожан попросту изгнали, агород был объявлен новым английским форпостом, наподобие Кале.
        Теперь следовало, как можно скорее отступить назимовку и, собравшись сновыми силами, продолжить начатое. Собственные шпионы доносили, что французская армия, узнав осдаче Арфлёра, изменила маршрут итеперь будет пытаться отрезать путь английскому войску, взяв под контроль все броды ипереправы через Сомме. НоГенри Монмут очень надеялся успеть дойти доудобного брода под Бланш-Таке раньше.
        Увы… Пострадавшая отэпидемии его армия восстанавливалась нетак скоро, как хотелосьбы, разомлев после осадных бивуаков вгородских жилищах. Срочно прибывший изАнглии обоз спровиантом илекарями принес некоторое воодушевление иоблегчение, ноизадержал изрядно. Поэтому, только вначале октября, оставив вАрфлёре укрепленный гарнизон и, имея засобой около тысячи тяжелых конников ипять тысяч лучников, Генри Монмут ускоренным маршем двинулся наКале. Он рассчитывал, что доберётся туда дней завосемь, непозже, потому распорядился всю артиллерию, атакже удобный, номедлительный обоз засобой нетащить. Оставил при себе только драгоценности короны, и, впервую очередь, её саму. Этот золотой венец стал уже чем-то вроде амулета, идолжен был увенчать его голову вславе, атем более, всмерти. Генри Монмут ижить, иумирать жаждал только королём… Но, Господи, Боже! Почему?! Почему именно умирать? Почему так скоро?! Итак позорно?!
        Они, конечноже, неуспели. Маршал Бусико уже ждал упереправы под Бланш-Таке, забив её дно острыми кольями изаставив двигаться дальше идальше вдоль реки, непереходя нанужный берег. Атут ещё полили дожди, дорога раскисла, превращаясь местами вгрязевое болото изамедляя их движение, как восне, когда бежишь, бежишь кжеланной цели, иона, вродебы, наместе, но, как ни убыстряй шаг, всё неприближается. Атут исырость, иснова голод, потому что двигались без обоза, инеустроенность вдороге, которая значительно удлинилась, благодаря движущемуся параллельно Бусико… Короче, одна невзгода задругой заставили подлеченную было армию снова заболеть.
        Генри Монмут видел, что его военачальники, то идело, переходили ототчаяния кгневу иобратно. Он пообещал, что все захваченные подороге города будут безжалостно истребляться, нодаже такого утешения Господь им недал. Шарль Безумный, или его советники, видимо струхнули ненашутку иразослали посвоим городам воззвания, вкоторых обращались запомощью… кгорожанам!!! Французский король умолял своих подданных строить оборонительные укрепления иусиливать уже построенные! Иэто неслыханное унижение принесло-таки свои плоды! Измотанная, обессиленная армия таяла наглазах, вынужденная обходить стороной места, где могла отдохнуть икоторые должна былабы предавать огню, чтобы хоть как-то выплеснуть свое отчаяние!
        Только под Бове им повезло. Замок удалось захватить, нозадерживаться внем, атем более, оставлять какой-то гарнизон, было немыслимо, поэтому воинство утешило себя единственно возможным способом - все винные запасы замка были разграблены, арыцари илучники напились так, что вздумай французы переправиться инапасть, навстречу им вышелбы только король. Да ещё Хэмфри Глостер.
        Ивот теперь, оставив засобой длинный путь, усеянный могилами, они всёже переправились через Сомме… Под Бетанкуром обнаружился единственный неохраняемый брод. И, хотя дамба там была почти разрушена, её удалось достаточно хорошо укрепить, разобрав набревна окрестные крестьянские дома, азатем переправиться иидти дальше…
        Идти… Нозачем? Чтобы после двух недель медленного умирания под проливными осенними дождями загореться надеждой, азатем упереться носом вподошедшее, наконец, французское воинство иосознать, что первоеже сражение принесет быструю, ноокончательную смерть…
        Тяжелый отсырости полог шатра закачался, сдвинулся, ивнутрь, пригнув голову, вошел Хэмфри Ланкастерский, герцог Глостер - младший брат английского короля.
        - Молишься, Гарри? - спросил он, устало опускаясь напоходный сундук.
        - Пытаюсь.
        - Иправильно. - Глостер вздохнул, как только что, донего, вздыхал Генри Монмут. - Сегодня нам всем следует молиться.
        Король поднял голову отсложенныхрук.
        - Что влагере?
        - Дождь перестал, - пожал плечами Глостер.
        - Аукрепления?
        - Нанашем участке всё готово. Я проверил рыцарей - тех, что стяжелым вооружением, вполне хватит навсе три линии обороны. Лучников тоже достаточно, чтобы прикрыть сфлангов… Ивсёже, Гарри…
        - Что уостальных? - перебил Монмут.
        - Йорк ещё незакончил заготавливать колья, аКамойс сЭрпингемом сейчас подойдут, доложат.
        - Надо отправить их поспать, - пробормотал король. - Сегодня всем следует отдохнуть хорошенько…
        Глостер сутуло поник насундуке. Может, Гарри иправ, нежелая разговаривать отом, как слаба их армия. Говори, неговори, людей отэтого больше нестанет, ипушки, оставленные вАрфлёре, неприкатятся. Пожалуй, действительно, лучшее, что они могут сделать - это хорошо выспаться ипомолиться отвсей души. Азавтра… Что уж теперь.., как получится.
        Герцог хотел лечь прямо тут, накрышке, нозаметил надругой её стороне королевские доспехи и, поверх них, золотой венец.
        - Аэто здесь зачем? Я думал, ты всё отправил собозом втыл.
        - Нет.
        Генри Монмут поднялся наноги.
        - Место английской короны нашлеме короля, которого каждый воин должен видеть вбою ивоодушевляться.
        Глостер отвел глаза.
        - Взавтрашнем бою ты недолго сможешь воодушевлять своих людей. Нам непродержаться идополудня. Я сейчас делал обход… Всёже, позволь мне сказать, Гарри! Многие рыцари так истощены, что невсилах надеть насебя всё вооружение. Корнуэлл вообще решил драться водном полукафтанье, потому что так, покрайней мере, сможет дорого продать свою жизнь…
        Монмут ничего неответил. Втусклом свете чадящего факела Глостеру даже показалось, что король улыбается… Хотя, возможно, то была просто гримаса человека, которому нечего терять?
        Вшатер, пригнувшись, как впоклоне, вошли ещё четверо. Первым, Эдуард Йоркский, командующий левым флангом, затем лорд Камойс, командующий правым, исэр Томас Эрпингем, командующий лучниками. Заспиной последнего, усталый иперепачканный, почтительно переминался сноги наногу его племянник Уильям Клопток.
        - Приветствую, милорды, - кивнул им король. - Что скажете?
        Герцог Йоркский, ещё ненадевавший доспехи ипришедший водном только кожаном гобиссоне, снял сголовы шишак.
        - Мои укрепления готовы. Осталось обтесать сдесяток кольев, небольше…
        - Мы тоже готовы, ваше величество, - подхватил Камойс. - Лошадей проверили, негодных нет. Рыцари духом непали… Вооружены более-менее сносно, нонамногих только панцири…
        - Знаю, - оборвал король. - Я сам распорядился ехать всем налегке, инезабыл обэтом. Что улучников?
        Эрпингем пожал плечами.
        - Многие босы, ваше величество. Водних камзолах, инеукаждого нож… Кое-кто обтесывает тонкие колья, чтобы сделать изних что-то вроде пик… Ноя разрешил оружейникам подогнать под себя луки умерших, итеперь они готовятся занять позиции покраям флангов. Так, покрайней мере, унас будет больше бойцов.
        - Это хорошо.
        - Да, хорошо, - горько усмехнулся герцог Йоркский. - Чтобы нам победить нехватает самой малости - ещё тысяч десяти лучников.
        Генри Монмут исподлобья посмотрел нанего, итеперь уже всем показалось, что он улыбается.
        - Где лорд Саффолк?
        - Наисповеди, - отозвался Глостер. - Ксвященникам сегодня очереди…
        - Я сам отпущу грехи своему войску, - вскинул голову Монмут. - Идите отдыхать, милорды, аперед рассветом соберите всех… Три мессы исвятое причастие утешат павших духом. Король Англии неповедёт вбой людей, которых напутствовали только исповедники. Те подготовили душу ксмерти, яже вселю внеё надежду… Велите моему оруженосцу привести мне наутро пони, вместо боевого коня. Я хочу проехать перед войском, как святой отец, благословляющий нажизнь инаподвиг… Ступайте, милорды. Эта ночь тянется слишком долго, ивы ещё успеете помолиться водиночестве.
        Военачальники сминуту смотрели насвоего короля, потом молча низко поклонились.
        - Моё войско состоит изсолдат Бога! - услышали они, покидая шатер.
        * **
        Сырая, нахмуренная ночь ванглийском лагере действительно тянулась неимоверно долго. Ни звука, ни шороха, ни света… Генри Монмут строжайше велел соблюдать тишину, пообещав внаказание ослушникам-дворянам конфискацию доспехов иконя, авсем остальным - отсечение одного уха. Ноон зря измышлял эти кары. Ванглийском лагере мало кому пришлабы охота веселиться иболтать.
        Люди, придавленные страхом перед наступающим днём, остаток этой ночи ибез того проводили неподнимая глаз инераскрывая ртов. Засеянное озимыми поле между двумя французскими деревушками казалось им преддверием Чистилища, через которое всем завтра придётся пройти.
        Оплене даже немечтали. Король Гарри, вкачестве выкупа завсю армию, предложил Шарлю д'Альбре вернуть французской короне Арфлёр. И, говорят, что старый коннетабль, вместе смаршалом Бусико, явно призадумались. Ногордые французские герцоги, одуревшие отсчастья, что смогли, наконец, собраться вгигантский, тридцатитысячный кулак, ответили презрительными плевками иоскорблениями.
        - Мы отрежем каждому вашему лучнику подва пальца направой руке, чтобы ни одна английская собака несмогла больше натянуть лук ипустить стрелу всторону Франции! Апотом заберём иАрфлёр, иКале впридачу!
        Ивот теперь, зажмурив глаза ишепча про себя изасебя молитвы, всё английское воинство, вкотором только-то иосталось чуть больше восьми сотен конников именее пяти тысяч лучников, готовилось принять смерть оттридцати тысяч французов, веселящихся поту сторону Азенкурского поля.
        * **
        Жан Ле Менгр, принявший понаследству ототца прозвище Бусико, стоял тойже ночью перед французскими позициями и, сявным недовольством, косился набесчисленные походные шатры, заразноцветными пологами которых шло разнузданное веселье.
        Какой-то шутник, ещё днем, притащил размалеванную всякими непотребствами повозку, имногие бароны играфы - представители знатнейших семейств - хороводом плясали вокруг неё, выкрикивая наперебой, вкаком именно виде они завтра повезут вэтой повозке пленённого английского короля…
        Ле Менгру всё это ненравилось.
        Засвои сорок девять лет маршал прошёл неодну войну. Вшестнадцать он уже отличился при Росебеке, всражении, перед которым его посвятил врыцари старый герцог де Бурбон. Затем испанская кампания, война стурками, Венгрия, Никополис… Потом османский плен, изкоторого был выкуплен вместе сЖаном Бургундским, Константинополь, Генуя, Венеция, Лангедок… Маршальский жезл Ле Менгр получил более двадцати лет назад и, перевидав насвоем веку множество армий, давно понял, что всякое войско сильно нечисленностью, ножелезной дисциплиной, продуманной стратегией ивыверенной тактикой.
        Вэтомже воинстве царил полный хаос!
        Они иАрфлёру напомощь неуспели, исюда двигались соскоростью улитки только из-за того, что каждый, приведший засобой более тысячи воинов, уже считал себя вправе командовать ираспоряжаться наравне смаршалом иконнетаблем. Из-за этого возникли сложности инедоразумения собозом ифуражом. Исегодня ночью далеко невсе солдаты шатались отчрезмерного приема «горячительного». Иные были попросту голодны. Рыцари, носившие громкие имена, переругались между собой запленников, которых ещё незахватили - каждому хотелось взять выкуп более дорогой - исейчас, вполовине этих веселящихся шатров, азартно бросали кости наГлостера, Саффолка, Йорка…
        Ле Менгр вздохнул. Себя ему винить, конечно, невчем - броды ипереправы, вверенные его авангарду, были блокированы надёжно, и, еслибы неразногласия сконнетаблем, англичане досих пор так ишлибы вобход, подыхая сами посебе. Но, увы, неуспели люди маршала как следует разрушить дамбу под Бетанкуром, как поступил приказ отШарля д'Альбре - срочно идти под Азенкур для воссоединения сосновными силами!
        Чтож, дисциплина есть дисциплина - пришли! И, что? Напервомже военном совете, когда опытный маршал предложил первыми пустить вбой лучников иарбалетчиков, его чуть неподняли насмех.
        - Вы хотите, чтобы вассалы шли впереди господ? - поднял брови молодой Луи Орлеанский. - Во-первых, это непоправилам, аво-вторых, имея такое численное превосходство, я немогу позволить первыми идти дурно одетым крестьянам.
        Он сосмешком обернулся костальным.
        - Что онас подумает противник?
        Ився эта именитая молодежь, возбужденно сверкая глазами, одобрительно засмеялась.
        - Нет! Мы двинемся наних, блистая нетолько силой, ноикрасотой. Слава Франции! Лучшие рыцари, сплотившиеся попервому зову своего короля! Намли плестись вхвосте затолпой рабов?!
        Еле-еле Ле Менгру ид'Альбре удалось уговорить их, хотябы прислушаться ктому, что даже при численном превосходстве нужно иметь какую-никакую стратегию. Поле между Азенкуром иТрамкуром слишком вытянутое иузкое ихорошо простреливается схолма, накотором засели англичане… Кое-как договорились, что наступать будут тремя баталиями. Примерно восемь тысяч тяжеловооруженных пеших рыцарей иполторы тысячи конных впервой, три тысячи всадников ичетыре тысячи стрелков вовторой, ивосемь тысяч всадников втретьей. Легкая конница поддержит сфлангов, аорудия сподкреплением, которое вот-вот подойдет, разместятся сзади.
        - Вних небудет нужды, - легко взмахнул рукой красавец Алансон. - Мы растопчем эту жалкую армию уже первой баталией идаже незаметим, когда грязь под нашими ногами превратится вих тела!
        Ох, как пожалел вту минуту маршал Бусико, что нельзя вернуть английских герольдов, которые, отимени Гении Монмута, предлагали отдать захваченный Арфлёр вобмен набеспрепятственный проход вКале. Вэтом вопросе Ле Менгр сд'Альбре впервые были единодушны. Получить без боя стратегически важный город, вкотором сидел теперь мощный английский гарнизон стяжелой артиллерией, было очень иочень заманчиво. Так заманчиво, что можно былобы, пожалуй, ипропустить это хилое войско. Пусть тащатся всвой Кале, обосравшиеся иопозоренные бесславным походом!
        Но… Существовала идругая сторона. Имаршалу, всю жизнь воевавшему заФранцию, был вполне понятен порыв графа Ришмона, который, плюнув под ноги герольду, пообещал, что заставит Генри Монмута самого принести ключи отгорода! Наколенях, погрязи, точно также, как английский король заставил это делать городских старшин Арфлёра! Ктобы стал, после такого, говорить оперемирии? Особенно, когда заспиной, вподтверждение громких слов, стоит тридцатитысячная армия?! Когда, буквально накануне, наторжественной, величавой церемонии, хоругвеносец снял сосвоего тела, обернутую вокруг его талии, орифламму изСен-Дени, исвященная хоругвь была поднята над войсками…
        ИЛе Менгр, ид'Альбре нестали тогда даже спорить.
        Но, Господь Всемогущий, почемуже так тяжело надуше при виде занимающегося рассвета?! Ипочему старый маршал, глядя навесёлый свой лагерь, заранее празднующий победу, то идело возносит заспасение их душ одну молитву задругой, ощущая застрявший вгорлеком…
        * **
        Перед самым рассветом Генри Монмут вышел изсвоего шатра взолотом венце нашлеме ивмантии, расшитой лилиями илеопардами. Молчащее войско было уже построено, икороль некоторое время, тоже молча, осматривал бесконечные ряды склонившихся перед ним голов.
        Почему-то подумалось, что, если велеть всем им покрыть головы, то рыцарские шлемы покажутся каплей вморе среди простых плетеных шапок… Неужели всем им суждено сегодня погибнуть?!
        Отстояв мессу иприняв причастие, король сел наподведенного оруженосцем пони ипоехал объезжать позиции. Боевого коня вели сзади вповоду, ивид государя, одетого словно для победы, новзирающего насвоих подданных несверху вниз, акак равный наравных, поневоле воодушевлял ирыцарей, ипростолюдинов. Их возлюбленный Гарри всё также горд иуверен всебе! Он касается своей рукой каждой протянутой кнему руки и, словно приказывает - живите! Ради победы иславы, назло кичливым французам, живите ипомните, что вы все вольные подданные своего короля, вотличие оттех рабов, которые, подпирая зады своих господ, пойдут навас сегодня, как стая саранчи египетской!
        - Они хвалились, что отрежут подва пальца каждому нашему лучнику, так вот им! Попробуйте, возьмите!
        Ивсторону французского лагеря, ксветлеющему свинцовому небу взлетела королевская рука свыставленными средним иуказательным пальцами.
        - Пока наши руки способны натянуть лук, ни одному французскому псу неуйти отвозмездия! Их много, да! Норазве славный король Эдуард непобедил их при Кресси, когда англичан тоже было втрое меньше?! Разве Эдуард Черный Принц неразгромил гордеца Жана Французского при Пуатье? Аведь итогда соотношение сил было почти такимже! Нам невпервой бить эту свору, ия своему воинству верю. Верю настолько, что сегодня свой золотой венец непожалую никому другому. Нафранцузов плевать - пусть знают, что английский король отних непрячется! Главное, чтобы каждый лучник видел - слава Генри Монмута ещё сияет! Ипомеркнет она только тогда, когда падет его войско!
        * **
        Тусклый рассвет 25-го октября застал обе армии неподвижно стоящими друг против друга.
        Словно нарочно, чтобы немешать предстоящему сражению, низкие тучи, висевшие нанебе всю прошедшую неделю, разошлись, предоставив осеннему солнцу хотябы через пелену тонких серых облаков осветить поле битвы. Ивот теперь, повсему этому полю, отсвечивали отражённым светом свинцовые лужицы, оставленные вчерашним дождем…
        Первая французская баталия, вполной боевой готовности, выжидающе стояла под знаменами ифлажками, сердито хлещущими наветру. Роскошные доспехи сверкали гербами, которые красноречиво свидетельствовали отом, что здесь собрался весь цвет французского рыцарства. Блистательная конница пофлангам, словно натурнире, горделиво красовалась перед единственными зрителями - местными крестьянами, которые сраннего утра робко выбрались изсвоих домов итеперь жались вотдалении, как раз науровне второй французской баталии. Перед ней веселый ибеззаботный прохаживался герцог Алансонский. Своим людям он обещал, что основной их заботой, скорей всего, будет нанесение завершающего удара поанглийскому войску, да сбор пленных, что представлялось занятием особенно приятным. Третьяже баталия, справедливо полагая, что донеё дело может вообще недойти, позволила себе пока нестроиться. Её командующие - Антуан Брабантский иФилипп де Невер - младшие братья Жана Бургундского, прибывшие под Азенкур вопреки желанию последнего - даже непотрудились ещё надеть доспехи. Резерв, есть резерв! Ктомуже, вот-вот должно было подойти подкрепление
- бертонская артиллерия, которая где-то досадно застряла…
        Английская сторона тоже непроявляла желания нападать первой, новыжидала она нетак терпеливо. Лихорадочное напряжение затри часа стояния дошло, наконец, докритической точки идольше продолжаться немогло. Генри Монмут невыдержал.
        - Подтолкнем их, милорды, - сказал он своим командующим, собравшимся возле центральных укреплений. - Похоже, французов что-то смущает. Давайте смутим их ещё больше…
        Поего команде расположившийся полумесяцем строй английских лучников сделал вид, что атакует. Тяжело вооруженные рыцари поцентру двинулись вперед. Нопройдя около восьми сотен ярдов, остановились, давая возможность лучникам, продвинувшимся всего насотню ярдов, восстановить строй, азатем вернулись вцентр. Весь фронт снова ощетинился остроконечными кольями, молниеносно вбитыми вземлю.
        Манёвр цели достиг.
        Решив, что противник атакует, первая французская колонна иконница сфлангов начали наступление.
        Застоявшиеся рыцари струдом выдергивая стальные ноги изгрязи и, увязая каждым шагом враскисшей земле, неуклюже двинулись вперед. Шестидесятифунтовые доспехи сковывали движения ивдавливали вполе, превратившееся вдруг внастоящее болото. Движение конницы, лихо сорвавшейся сместа, тоже стало напоминать какую-то медлительную переправу через илистый брод…
        Итут началось.
        Словно град, припозднившийся ко вчерашнему ливню, обрушились наголовы нападавших стрелы английских лучников. Закаленные четырехгранные наконечники, пущенные срасстояния вдвести ярдов, легко пробивали нетолько лошадиные наглавники, ноидоспехи всадников. При этом английские лучники стреляли истреляли без перерыва, превратив небо над головами атакующих встремительно летящий смертоносныйрой.
        Конница стала гибнуть, недобравшись доцели.
        Ввеликом смятении, пригибаясь почти досёдел, рыцари вразнобой, суматошно, разворачивали коней. Те сшибались, то задами, то мордами, пятились, взмывали надыбы, ржали, выгибая шеи, наконец, развернулись иврезались прямиком вподошедшую первую баталию. Кто-то пытаясь остановиться, натягивал изо всех сил поводья изаваливался вместе сконем, подсекая скачущих сзади. Другие налетали прямо напеших, ите падали, словно столбы, увлекая засобой ещё двух, трёх… Жидкая грязь мгновенно просачивалась под шлемы, забивая решётки ищели так, что нечем было дышать. Если кому-то изрыцарей иудавалось извернуться наспину, то встать они все равно уже немогли. Из-за большой скученности ималого пространства тем, кто ещё оставался наногах ирвался вперед, ничего неоставалось, как шагать потелам уже павших. Ирыцари буквально топили своихже товарищей вэтом вязком Азенкурском поле.
        Оскалив зубы, Генри Монмут следил сцентральной части холма, накотором закрепилось английское воинство, закопошащимся стальным монстром, медленно ползущим кего укреплениям. Ноздри его нервно подрагивали, побелевшие отазарта глаза непропускали ни единой мелочи впроисходящем, руки нетерпеливо сжимались иразжимались нарукояти меча… Как только остатки первой колонны подошли достаточно близко, он поднял этот меч, давая сигнал крукопашной, и, сбросив свой расшитый плащ наруки подскочившего пажа, одним изпервых бросился ватаку.
        Острые колья английских укреплений раскроили, ибез того узкое поле, натри части. Наступающие рыцари стремились прорваться кцентру, которым, как водится, командовали люди именитые, способные дать засебя огромный выкуп, игде блистала золотом королевская корона. Из-за этого между центральными укреплениями образовалась такая давка, что некоторые рыцари, вдавленные вгущу боя подошедшими сзади, неимели возможности даже поднять свое оружие. Вход пошли «пощады» икороткие секиры. Закованные всталь кулаки, как отмух, отбивались отлучников, часть изкоторых, вооружившись кинжалами изаостренными кольями, присоединилась кбою. Влегкой обуви, ато ивовсе босые, они без труда карабкались погрудам неповоротливых тел ислёгкостью наносили удары всамые уязвимые места надоспехах - возле шеи иналице. Герцог Бретонский, получив такой удар сквозь щели своего шлема, рухнул, как подкошенный назахлебнувшегося грязью королевского виночерпия Жана де Краона итутже был буквально погребён ещё несколькими телами, упавшими сверху. Наверное, вэту минуту он горько пожалел отом, что, вняв уговорам герцога Бургундского, сделал всё,
чтобы подкрепление, идущее через его земли, опоздало под Азенкур…
        - Йорк! Йорк! Иди наменя! Выходи ко мне, Йорк! - кричал налевом фланге Шарль д'Альбре, еле перекрывая голосом визгливое ржание коней, беспрерывный зуд спускаемой тетивы налуках, звон стали исиплое рычание дерущихся. - Выходи идай мне вырезать твоё поганое сердце!
        Юркий английский лучник метнул вконнетабля заостренную пику, нотот, неглядя, отмахнул её мечом. Инеуспел ещё отрубленный наконечник долететь доземли, как Ла Брюс, бившийся рядом, широким круговым размахом секиры перерубил илучника, икакого-то рыцаря, поднявшего свой меч для удара.
        - Моё сердце ещё отобьёт твои последние минуты! - прорычал Йорк, прорываясь кд'Альбре.
        Оруженосец герцога слицом страшным открови игрязи, следуя засвоим господином, весело оскалился, иотбросил заградившего им дорогу французского рыцаря наукрепления. Рыцарь захрипел, дернулся было вперёд, нотут нанего упал ещё один убитый, буквально нанизав первого наострыйкол.
        Шарль д'Альбре скриком выдернул ногу из-под какого-то мертвого тела, обеими руками обхватил рукоять меча инанёс удар. Лезвие процарапало Йорку нарамник иоплечье шлема, нобольшого ущерба ненанесло. Герцог отклонился, замахнулся для ответного удара, итут коннетабль, почти нецелясь, ткнул его прямо под нижний край панциря. Меч вошел внезащищенное тело дополовины, иэтого оказалось достаточно. Герцог покачнулся, попытался нанести-таки свой удар, нолишь плашмя уронил меч наподставленный щит д'Альбре иповалился кногам оруженосца…
        Направом фланге маршал Бусико, схладнокровием опытного воина бился, привалясь спиной кгруде мертвых тел. Его уже несколько раз тяжело ранили, нодаже истекая кровью, Бусико тянул допоследнего. Улучив момент, глазами, перед которыми всё уже стало расплываться, он осмотрел поле боя, увидел вотдалении неуклюже ковылявшую баталию герцога Алансонского ипонял, что силы его иссякли.
        - Всё! - прохрипел маршал иподнял вверх руку без меча. - Всё… Сдаюсь.
        Его противник отступил нашаг. Опустив оружие, дал понять окружающим, что здесь бой закончен.
        - Извольте отойти заукрепления, сударь, - приказал он, тяжело дыша, икое-как отсалютовал мечом. - Вы пленник Ричарда Вира…
        Стянув сголовы шлем, маршал пошел споля боя. Он старался недумать ни очём, кроме одного - какбы уйти сдостоинством, нехромая, нескользя, непадая. Нозрелище, которое открылось ему ванглийском тылу, было также неожиданно истрашно, как исамо сражение.
        Сотни пленных, израненных, искалеченных, кто привалясь кдеревьям, кто просто лёжа прямо вгрязи, хмуро иобреченно ожидали своей участи, стыдясь поднять друг надруга глаза. Среди них маршал увидел командира авангарда Жана де Бурбон - одного изсыновей старого герцога, посвящавшего его врыцари. Жан тоже заметил маршала. Дернулся было ему навстречу, нонаступил нараненную ногу, изкоторой сочилась кровь, охнул иповалился наколено. Перед глазами Бусико поплыли тёмные круги. Все звуки внезапно стихли, ипоследнее, что он увидел, прежде чем потерял сознание, был целый холм оружия, отданного пленными.
        Генри Монмут бился холодно ияростно под прикрытием двух оруженосцев, герцога Глостера иМайка Ла Поля, 3-го графа Саффолка. Гора мёртвых тел перед ним множилась, икороль поднимался поней, словно полестнице, вознося свой золотой венец высоко над полем, так, чтобы видно было издалека. Брат Хэмфри сражался рядом бесшабашно ибеспощадно. Его рука недрогнула ни наминуту даже когда наносила смертельный удар Эдуару де Бар - старшему брату епископа Лангрского, выкуп закоторого мог стоить половины всех его владений. Французский герцог, яростно пробивавшийся вперёд, даже охнуть неуспел, как оказался лежащим нахолме изтел воинов, убитых ранее. Оруженосцы Глостера завершили дело, добив беднягу булавами. Брат Эдуара Жан, сотчаянным криком запоздало бросился напомощь, нопал исам, пробитый содной стороны мечом Ла Поля, асдругой копьём безвестного английского лучника.
        Ктому моменту, когда наместо боя подошла вторая баталия, перед английскими укреплениями уже неосталось свободного места. Всё пространство занимали груды человеческих тел, закованных вжелезо, где под слоем мертвых задыхались ещё живые; лошади спереломанными ногами, страдальчески поднимающие кнебу изогнутые шеи, итрупы тех, кто захлебнулся грязью, так иневступив всражение…
        Новая баталия принесла наалтарь этого боя новые жертвы.
        Врезавшись всамую гущу сражающихся, герцог Алансонский рубил себе дорогу только кодной цели - кзолотому венцу Генри Монмута. Тяжелый щит был отброшен ещё подороге, себеже под ноги, чтобы незавязнуть влипкой грязи зашаг добоя, итеперь, без его прикрытия, приходилось туго. Ногерцог, словно заговорённый, успевал отбивать удары сразу снескольких сторон, необращая внимания намелкие уколы ислучайно нанесенные раны. Да ещё находил при этом силы выкрикивать оскорбления вадрес английского короля.
        Оруженосцы Монмута хотели было прикрыть своего господина, ноон растолкал их, прямо сходу бросаясь наАлансона. Удар, обрушенный им наголову герцога, разрубилбы стальной шлем пополам, неуспей Алансон увернуться. Самже герцог, так яростно пробивавшийся ккоролю, только теперь почувствовал, насколько ослабел из-за бесчисленных кровоточивших уколов, накоторые досих пор необращал внимания. Сцепив зубы отдосады насобственное бессилие, он вложил всё, что унего осталось, впоследний отчаянный замах. Меч молнией свистнул ввоздухе, новпоследний момент, раненная перед тем рука дрогнула, иудар получился слабее, чем ожидалось - шлем остался цел, потеряв лишь часть золотого украшения. Герцогже, завалившись вслед засвоим мечом, навторой удар уже неподнялся.
        Отчаянно закричав, он поднял вверх ослабевшую руку.
        - Сдаешься? - прорычал нависая над ним Монмут.
        Приставив «пощаду» кшлему противника, он весь трясся, готовый воткнуть этот гибкий клинок прямо вщели забрала, игерцог снял шлем, чтобы его еле слышный ответ хотябы читался погубам вэтом адском шуме. Нотут Саффолк, который видел, как Алансон замахивался, прорвался, наконец, ксвоему королю и, долго неразмышляя, раскроил герцогу череп короткой секирой.
        Втоже самое время Хэмфри Глостер, пожелавший захватить вкачестве трофея одно изфранцузских знамён, увлёкся, оторвался отсвоих оруженосцев, слишком глубоко врезался вгущу противника и, оказавшись фактически окружённым ибез прикрытия, пропустил несколько ударов. Стрела, пущенная арбалетчиком второй баталии, пробила панцирь изаставила его упасть. Глостер беспомощно взмахнул руками, понимая, что подняться ему недадут. Что есть силы он закричал, нослабый голос утонул вшумебоя…
        Отнемедленной смерти герцога спасала лишь гора мертвых тел, имже самим здесь иположенная, нофранцузы напирали. Только что потерявшие своего командира, они врядли бы задумались овыкупе, разрывая Глостера начасти.
        - Руби их! - заорал Монмут, круша мечом спины смыкавшихся вокруг герцога французов. - Глостера неотдам!!!
        Водин гигантский прыжок он оказался возле брата, прикрыв его, словно хищная птица, обороняющая свое гнездо. Ипока оруженосцы кним пробивались, король защищался один, отбрасывая врагов сдвух рук - мечом исекирой, выдернутой изголовы Алансона.
        - Всех..! ЗаГлостера! Ипленных небрать!!!
        Откислого запаха крови, конского ичеловеческого пота, отмокрой стали искрежета оружия голова Монмута пошла кругом. Совершенно обезумевший, готовый зубами вырвать уСудьбы победу наэтом поле, он сам, под прикрытием нескольких командиров, оттащил тело брата подальше отсражения, передал его подбежавшим слугам исобирался снова ринуться вбой.
        Нотут втылу, взаброшенном монастыре, внезапно итревожно, забил колокол…
        Иотзадних рядов, где часть лучников караулила пленных, пофлангам, апотом иближе, полетело перекличкой отсолдата ксолдату: «Король мертв!», «Наш Гарри пал!»…
        * **
        Полутора часами раньше, видя, что дело совсем плохо, местный сеньор Исамбар д'Азенкур, снебольшой группой своих вассалов проскакал отполя боя всторону Азенкурского замка.
        - Мы ненатурнире, господа! - кричал он подороге. - Соберем рабов иобойдем Монмута стыла! Здесь уже недоправил!
        Хорошо зная эти места, он рассчитывал пробраться через лес, чтобы отбить иосвободить пленных, иради этого готов был прибегнуть даже кпомощи простолюдинов.
        Много времени сбор крестьян незанял. Те ибез того уже вооружались чем могли, потому что прекрасно понимали, какой бедой обернётся для них завтра сегодняшняя победа англичан. Нателегах, акто ипросто бегом, они последовали засвоим господином. Иочень скоро, знакомыми тропами этот наспех собранный партизанский отряд обошёл противника пофлангу ивыскочил прямо кзаброшенному монастырю, где стоял английский обоз.
        Здесь сражение было коротким. Неожидавшая ничего подобного охрана, неуспела даже схватиться заоружие…
        Грабить обоз Исамбар недал.
        Взобравшись спарой своих дворян наколокольню, откуда были видны исражающиеся, ипленники, он попытался оценить обстановку.
        Увы, картина им открылась безрадостная. Пленных охраняло около двухсот лучников. Удобства ради, они часть рыцарей загнали втесный деревянный сарай, стоящий наотшибе, остальных, даже тяжело раненных, поставили наколени, ивдлинных вереницах коленопреклоненных, понурых людей зияли теперь провалы - кое-кто упал, потеряв сознание.
        - Английское быдло, - прошипел сквозь зубы д'Азенкур. - Жаль нас мало, нето посадилибы самих вэтот сарай, нацепь, наколени.., ивходбы забили…
        - Смотрите, мессир, - воскликнул один издворян, указывая наполе битвы, - вон там, поцентру, кто-то бьётся взолотом венце. Как думаете, это их король?
        - Незнаю, - покачал головой д'Азенкур, - я его невидел… Может обманка?
        - Арядом тоже кто-то определенно знатный… Ого, кажется, упал! Неужели сражен?.. Аэтот, взолотом венце… Смотрите, как он бьется затого, упавшего… Точно! Неэтот, атот король! Старый трюк - они поменялись! Но, если их король сражен, тогда…
        Исамбар д'Азенкур долго размышлять нестал.
        - Звоните вколокол, - приказал он. - Звоните икричите, что Монмутпал!
        Дворяне удивленно посмотрели насвоего господина.
        - Нонас неуслышат.
        - Услышат пленные. Это даст им шанс…
        Крики сколокольни извон набата разнеслись далеко поокруге. Было видно, как многие пленные снадеждой подняли головы. Кое-кто даже встал наноги, крича что-то охране иуказывая рукой всторону монастыря. Те забегали, завертели головами, и, следом заколокольным звоном, понеслась крядам сражающихся весть: «Монмут погиб!»…
        - Что это? Откуда?
        Необращая внимания налетящие стрелы, король Генри взбежал насамую высокую точку обороняемого холма. Обострившимся взором он мгновенно охватил всё - исмятение всобственных рядах, идрогнувших вбезумной надежде пленных, ирастерянность охраны.
        Нет! Отдать так, по-глупому, победу, которая сама шла вруки, было никак невозможно!
        - Эрпингем! - заорал он взлом отчаянии - Какого черта?!!! Я жив! Немедленно разобраться!
        Запыхавшийся Эрпингем подбежал кМонмуту.
        - Клопток уже поспешил туда, ваше величество… Уверен, это какая-то уловка… Возможно, хотят освободить пленных. Надобы усилить охрану, их слишком много.
        - Я немогу выводить людей избоя! - рявкнул король.
        Безумными отзлости глазами он обвел весь фронт сражающихся. Вот она, победа! Почти победа.., исейчас никаких неожиданностей быть недолжно!
        - Перебейтеих…
        Эрпингему показалось, что он ослышался.
        - Перебить? Кого?
        Монмут подступил кнему почти вплотную.
        - Пленных, милорд. Я ненамерен держать заспиной целую армию, способную взбунтоваться. Оставьте только принцев изнать, остальных перебейте!
        Побелевший командир лучников отступил нашаг.
        - Ваше величество, никто изрыцарей этого несделает.
        - Тогда пусть глотки им перережут твои лучники! - снова заорал Монмут. - Это приказ, милорд! Приказ короля. Извольте выполнить!
        Третья баталия французов вступила вбой, так толком инесобравшись. Бретонское подкрепление неподошло, зато подоспели сведения обужасе, творящемся наполе боя, иАнтуан Брабантский приказал выступать незамедлительно, своими силами.
        Как был, без доспехов изнаков различия, нацепив насебя только одолженный угерольда камзол, молодой герцог помчался вбой, горя желанием, хоть как-то исправить положение. Щит он тоже подхватил подороге, но, ксожалению, несамый прочный - обычный дешевый «экю» - ивынужден был сбросить его при первыхже ударах противника, которые легко раскололи ненадёжную защиту надвое. Пришлось, прямо вбою, отцеплять отседла палицу, нощегольской шарф, привязанный кеё основанию, обмотал цепь, запутавшись вкольцах, инедавал возможности вооружиться. Герцог отвлекся всего насекунду, иэтого хватило, чтобы сдесяток лучников окружили его коня истащили бедного Антуана наземлю.
        Камзол герольда сыграл злую шутку. Понимая, что запростого посыльного хороший выкуп недадут, английский лучник просто перерезал герцогу Брабантскому горло…
        Чуть позже погиб иФилипп Нэверский, под которым убили лошадь. Упав вместе сней, он сумел вскочить наноги идаже пробежал, сражаясь, несколько шагов сболтающимся наодном плече камзоле, украшенном гордым Бургундским гербом. Стрела угодила прямо вовзметнувшегося золотого льва, навеки приколов его ктелу графа, нослабеющий Филипп всеже отбил несколько ударов, рвущихся кнему английских рыцарей, идаже успел пронзить мечом самого Саффолка.
        Носилы были неравны. Нежелая ни плена, ни мук, ни бесчестья, Филипп бросился насобственный меч, когда понял, что дела его безнадёжны….
        Вскоре ився третья баталия разделила участь первых двух…
        Аванглийском тылу уже пылал гигантским костром сарай спленными, накоторых пожалели стрел. Испешно добивали других, пощадив лишь наиболее знатных…
        Рыцарство погибло.
        Монастырский колокол давно стих. Расстрелянные излуков Исамбар д'Азенкур иего вассалы лежали под колокольней грудой переломанных тел. Их крестьяне давно разбежались, даже нетронув английского обоза…
        Кконцу дня сражение под Азенкуром было безнадежно проиграно Францией.
        Назакате, все ещё неотошедший отбоя Генри Монмут, снова объезжал свои войска.
        Нанем небыло мантии, расшитой лилиями илеопардами, позолоченные узоры доспехов скрыла грязь, покоторой рисовала новые узоры стекающая чужая кровь, нозолотой венец, по-прежнему гордо сидел нашлеме, слегка примятом ударом герцога Алансонского. Ивойско, уже немолчащее, небледное иненапуганное, приветствовало своего короля громкими криками.
        - Сегодня ночью я усердно молился, как ивсе вы, - сказал Монмут. - ИГосподь озарил меня пониманием. Все невзгоды, что выпали нам досегодняшнего дня, были всего лишь испытанием веры. Веры взаконность наших прав наэту землю. Сомневающийся мог погибнуть, ноя несомневался! Я был твёрд допоследней минуты, иверил так, как неверил ещё никогда! И, видите, сама земля помогла нам сегодня!
        Вответ кбагровому закатному небу взмыло бесчисленное количество плетёных шапок - король Генри потерял вэтом бою неболее четырёхсот человек.
        - Авы говорили, что они плохо вооружены, больны ибосы, - обратился он ксвоим командирам. - Французская кровь пропарила ноги моих лучников нехуже какой-нибудь микстуры вподогретой воде идоКале мы все теперь дойдём здоровыми…
        Он спешился перед погибшими, почтительно уложенными наткани, снятые сшатров, опустился наколено перед Йорком иСаффолком. Кместуже, где стояли оставшиеся вживых знатные пленники, король подъехал впоследнюю очередь.
        Маршал Бусико, Луи Орлеанский, умирающий Робер де Бар, Клод де Бовуар, Жан де Бурбон имногие, многие другие, раздавленные, униженные, ноболее всего потрясённые кровавой расправой над цветом французского рыцарства - все они стояли наколенях сосвязанными заспиной руками имолились воспасение душ своих товарищей.
        Генри Монмут долго имолча смотрел наних. Потом тронул поводья своего коня…
        - Желаю ужинать, - объявил он, презрительно осклабясь. - Хоть даже исырыми овощами сокрестных огородов. Ноужинать желаю, как король-победитель - запиршественным столом исприслугой. Вмоём войске прислуги нет, так пускай служат они - эти пленные. Инаколенях! Погрязи… Я слышал, они это любят.
        Часть третья. Время невзгод
        Грю-Домреми
        (декабрь 1415года)
        Манускрипт был очень древний, крайне ценный исодержал такие тайны, закоторые вРиме поголовке непогладилибы. Да ивовремена Ги Бульонского, чьим именем манускрипт был подписан, их тоже, судя повсему, следовало тщательно скрывать. Иначе, зачем было могучему герцогу, предку нынешнего Карла Лотарингского, возводить вокруг этих тайн целую охранную организацию, именующую себя Сионским приоратом.
        Сам герцог Карл держал документы предка вособом хранилище, никому никогда непоказывая и, тем более, невыдавая. Даже мадам Иоланда тщетно пыталась получить доступ вэто хранилище идовольствовалась лишь жалкими крохами, которые перепадали ей вовремя теологических бесед сгерцогом. Поэтому отец Мигель ивсамых смелых своих мечтаниях немог представить, что когда-нибудь возьмёт один изэтих документов всобственные руки, атем более, прочтёт! Он итеперь, глядя напокрытый древней пылью футляр, всё ещё неверил, что герцог сдержал слово иприслал документ именно изсвоего драгоценного хранилища, да ещё под клятву, серьёзнее которой отец Мигель вжизни недавал! Нарушив её, монах рисковал потерять всё - отрасположения герцогини Анжуйской досамой жизни, но… Как иугерцога, унего были свои «особые обстоятельства».
        Пару месяцев назад, повелению герцогини Анжуйской, отец Мигель прибыл вЛотарингию списьмом для герцога Карла ипрошением отмадам Иоланды позволить её духовнику пожить какое-то время вдеревеньке Грю, что рядом сДомреми. Письмо содержало довольно скупое сообщение оЖанне-Клод, игерцог только скептически усмехнулся, когда прочитал оней.
        Дева, - сказал он, убирая письмо. - Незнаю… Еслибы обэтом написал кто-то другой, ябы, наверное, посмеялся. Ноизуважения кеё светлости просто оставлю без внимания. Хватит нам иодной…
        Примерно такой реакции отец Мигель иждал. Однако его очень удивило, что при беседе присутствовал сын мадам Иоланды Рене. То есть, само посебе присутствие мальчика было вполне объяснимо - приехал духовник его матери. Ноотца Мигеля удивило другое - заспиной Карла стоял стол, который был буквально завален старинными манускриптами, писанными напергаменте. Одни, обернутые вокруг деревянной основы, ждали своей очереди, адругие, уже разложенные иприжатые поуглам для удобства, Рене явно изучал перед приходом отца Мигеля, вместо того, чтобы биться сосверстниками водворе надеревянных мечах. Зоркий натакие вещи глаз францисканца сразу углядел знаки ипечати Сионского приората, аболее всего то, что игерцог, исам Рене явно нервничали истарались отвести отца Мигеля подальше отэтого стола, иотэтих рукописей.
        Чтож, прикидываться простачком ему было невпервой. Но, дав себя увести, монах крепко задумался…
        Судьба послала герцогу Лотарингскому - наследнику ихранителю чрезвычайно интригующих тайн - одних дочерей. Уж нерешилли он, что сын мадам Иоланды, женщины умной, практичной ивлиятельной, подходящая кандидатура для членства вприорате, инеготовитли он его всвои духовные преемники?
        Мигель еле сдержался, чтобы открыто нерассмеяться. Всё-таки герцогиня получила доступ ксекретному хранилищу! Несама, так через сына! Иэта дальновидность патронессы, вочередной раз восхитила её духовника. О! Мадам всегда знала, что идля чего делает! Ноодного она явно непредусмотрела - Мигелю тоже безумно хотелось заглянуть вбумаги приората. Иради этого, он готов был превысить даже данные ему полномочия…
        Вопрос опроживании решился легко ибыстро. Отец Мигель поселился вГрю, вдоме мэтра Обери иего жены, мадам Жанны. Для всех вокруге монаха представили испанским родственником мадам, ита отменно играла свою роль, оправдывая ложь, закоторую было щедро заплачено. Но, какбы она ни старалась, окружая отца Мигеля заботой, неотличимой отродственной, всёже главным достоинством этой дамы было то, что приходилась она одной изкрестных матерей странной девочке изДомреми. Ивсе эти крайне удобные, как ложные, так икосвенные родственные связи, надёжно укрыли покровом естественности частые беседы мнимого испанского родственника сэтой самой девочкой…
        Они действительно много беседовали. Мадам Иоланда строго-настрого велела своему духовнику убедить ребёнка, слышавшего голоса фей идеревьев, что это глас единого Бога, иникого больше. Но, вот беда, чем больше они общались, тем слабее делались убеждения самого монаха, ився его вера, считавшаяся досей поры незыблемой, вдруг дрогнула, сдвинулась, подобно вековой льдине, попавшей втеплые воды, потеряла строгие очертания, исловно поплыла поширокой бескрайней реке впечатлений - многоводной, доселе неведомой - вливаясь внеё, как новая составляющая. Бедный Мигель чувствовал, что теряет все свои позиции ижизненные устои и, как заспасительную соломинку, ухватился зату мысль, что древние рукописи изхранилища Карла Лотарингского вооружат его достаточно крепкими аргументами ипозволят, хоть немного, приравнять странное мировоззрение Жанны-Клод кобщепринятому. Этим отец Мигель словно оправдывал предстоящие действия, которые собирался сделать втайне отгерцогини, идолго себя убеждать ему непришлось.
        Всё началось чуть больше месяца назад, когда вэтойже самой комнате, глядя через этоже низенькое деревенское окошко нальющий ссамого утра дождь, Жанна-Клод вдруг тихо ипечально сказала:
        - Сколько грязи… Никогда недумала, что земля может быть такой грязной.
        Отец Мигель вэто время писал письмо вАнжер и, решив, что чего-то недослышал, переспросил:
        - Какая земля, Клод?
        Нодевочка, вместо ответа, обхватила лицо ладонями, скрючилась наскамье, словно её ударили, изарыдала так горько, что отец Мигель забрызгал начатое письмо чернилами иопрокинул стул, бросаясь кней.
        - Что стобой, Клод?!!!
        - Мне очень больно…
        - Где?! Где?! - метался вдоль скамьи переполошившийся монах.
        - Здесь. - Девочка ткнула себя вгрудь. - Всё болит, как будто тысячи ног ирук месят вомне землю, иона превращается вгрязь…
        - Господи! Клод! Надо послать залекарем!
        - Нет! Нет! Ненадо! Всё равно, никто непоможет…
        Она пришла всебя также внезапно, как изарыдала. Вот только глаза… Такой тоски Мигель вних никогда прежде невидел исмутился, как перед великим, безутешным горем.
        - Какое сегодня число? - спросила Жанна-Клод.
        - Двадцать пятое.., - пробормотал Мигель. - Октября двадцать пятого…
        - Ябы хотела вычеркнуть этот день, - зашептала девочка, неотводя отчаянных глаз отего лица. - Ты мудрый, Мишель, ты много знаешь, скажи мне - кому этот день был так нужен?..
        Он тогда ничего несмог сказать иничем ей непомог. Даже пониманием.
        Ачерез несколько дней скорбный звон, начавшийся под Азенкуром, заполнил печалью всю Францию идолетел доЛотарингии. Иотец Мигель вспомнил - «октября двадцать пятого»…
        Вот тогда он ирешился окончательно
        Найти предлог для визита вНанси труда несоставило. Первоеже письмо отгерцогини, пришедшее после Азенкурской трагедии дало ему такой повод. Мадам Иоланда просила своего духовника принять исповедь иотпустить грехи её сыну, дескать, так она будет кнему, словнобы, ближе вэти тяжелые дни. Иотец Мигель, собравшись вмгновение ока, поспешил взамок.
        Мальчик добросовестно покаялся вовсех своих грехах, после чего получил их полное отпущение сперечнем тех молитв, которые ему следовало непременно прочесть перед сном. Апотом отец Мигель приступил кглавному и, простившись сРене, попросил герцога Карла уделить ему пару минут.
        - Как непогодам умён этот мальчик! - говорил он, идя сего светлостью иззамковой часовни покрытой галерее кворотам внутреннего двора. - Икак благостна его юность, наполненная светочем познания. Мудрейшие изучителей те, кто дарует именно такой светоч, анемеч карающий.
        - Мадам Иоланда желает, чтобы Рене изучал прежде всего науки духовные, - отозвался наэту цветистую речь Карл. - Я непрепятствую, хотя это ипротив правил обычного воспитания. Но, справедливости ради, должен заметить, что последнее время ивискусстве боя мальчик тоже стал хорош.
        - Сего умом, чистотой ипроисхождением трудно унизить себя допосредственных успехов, - кивнул головой Мигель иприостановился, словно любуясь окрестностями.
        Пришлось остановиться игерцогу.
        - Мне кажется, - задумчиво продолжил монах, - что, свозрастом, Рене могбы стать одним извеличайших богословов нашего времени. Вы так несчитаете, ваша светлость?
        - Я считаю, что нашему времени более всего нужны воины, - нахмурился Карл.
        Отец Мигель опустил глаза.
        - Вы правы. Ноходят упорные слухи, будто военную победу Генри Монмуту принесло его благочестие. …Кто знает, может быть наше время тем иознаменуется, что бОльших успехов добьётся невоин, нобогослов… Пусть даже инадевший доспехи. Мнение света переменчиво. Квеликому несчастью, мода натех или иных людей становится схожей смодой наплатье. Я вижу вэтом падение нравственности. Но, чем ниже нравственность, тем выше делается ответственность задуши юные, которым придется определять приоритеты времени грядущего. Обэтом впоследнее время часто приходится думать, итогда я кажусь себе таким слабым ибеспомощным из-за того, что девочка, вверенная моему попечению её светлостью, скоро выйдет изсчастливого детского неведения ипознает мир таким, каков он есть. Её сверстники ничего ей впротивовес дать немогут, амои познания так малы… Я неготовил себя ко встрече стаинственным итеперь жалею…
        Налице герцога отразились досада искука.
        - Вы всё ещё полагаете, что эта ваша крестьянка изДомреми помечена Божьим откровением?
        - Так считает её светлость, - уклончиво ответил монах.
        - Авы? Выже общаетесь сней. Вы сами, что думаете?
        Отец Мигель собрался сдухом и, стараясь невспоминать омадам Иоланде, которая лишилабы его идоверия, ипокровительства, услышь она то, что он собирался сказать, произнёс совершенно крамольное:
        - Я думаю, что для Девы, которую всем скоро предстоит считать отмеченной Божьим откровением, требуется много больше, чем одна только королевская кровь. Имоя подопечная обладает этим «большим» вполной мере.
        - Вы так считаете, или есть доказательства? - спросил герцог.
        - Доказательства есть… Иони поразили меня совершенно… Я даже её светлости нерешился обэтом написать, ибо невсилах постичь природу того тайного, что мне открылось.
        Отец Мигель выдержал достаточно завлекательную паузу, азатем, рассказал заинтригованному герцогу овидениях Жанны-Клод вдень Азенкурского сражения. Рассказ получился весьма отличным отдействительности - монах готовил его долго итщательно - ното, что Жанна-Клод могла предсказывать исход событий, которые ещё несвершились, он донес вполной мере.
        Онбы расписал всё ещё цветистее, нобыло одно, очем отец Мигель несчёл себя вправе говорить… Это было выше любой корысти, любой благой цели илюбой тяги кпознанию… Это было НЕЕГО. Ипотому монах промолчал отой боли, которую девочка тогда чувствовала.
        Герцог вответ тоже молчал очень долго. Налице его небыло больше ни скуки, ни досады. Идаже когда холодный ветер, гулявший погалерее, распахнул полы его кафтана, Карл, погруженный всвои мысли, этого незаметил.
        - Так вы говорите, она предсказала исход сражения ещё дотого, как оно закончилось? - спросил он, наконец.
        - Да.
        - Ивы вэто верите?
        - Абсолютно.
        Герцог снова помолчал.
        - Ладно, - сказал он, начто-то, похоже, решившись. - Я вам помогу… Мне всё это стало интересно… Её светлости знать обэтом необязательно… Хотя, вконечном итоге, мы делаем одно дело, новсёже… Одним словом, завтра вам доставят рукопись… Прочтите её этой вашей пророчице, апотом, непременно, сообщите мне, как она это восприняла… Посмотрим… Королевская кровь способна повести засобой войско людское, ноя уверен, что вэтой войне победят только воины Бога…
        Отец Мигель вздохнул, обтёр пыль спотёртого кожаного футляра иосторожно двумя пальцами вытащил свёрнутый трубой большой плотный лоскут пожелтевшего пергамента. Если слухи охранилище Карла Лотарингского правдивы, то, может быть, хотябы здесь, он почерпнёт опору для своих убеждений. Или окончательно растворится втех безмерных просторах, которые открывались перед ним после бесед сЖанной-Клод…
        Монах невесомо провел ладонью попергаменту, расправляя его, истаринный лист разогнулся, точно ворчливый старик.
        Никаких узоров ирисунков. Только нетвёрдые, неслишком умело написанные буквы, больше похожие нате значки, что рисовал когда-то наощупь, помягкой земле Сарагосской общины, слепой мудрец Телло.
        - Чтож, давай, расскажи, что ты хранишь, - прошептал Мигель, склоняясь над рукописью. - Я нетакой уж новичок втайнах, имного запретного насвоем веку перечитал. Необмани иты моих ожиданий…
        Струдом продираясь сквозь старофранцузский, он перевёл для себя несколько первых строк исразу понял, что текст списан счего-то ещё более древнего. Причём это «древнее» было, скорей всего, языческим, то есть ересью, поэтому переписчик осторожничал, что сделало язык рукописи скованным иочень туманным. «Прежде услышь. Нонеищи глас сказавшего подле себя, потому как идёт он изместа, накотором стоишь ты, инадо сдвинуться, чтобы слышать дальше…»
        Мигель оторвался отчтения. Недавно он снова расспрашивал Жанну-Клод отом, как именно она слышит тех, кто сней говорит, нодевочка непонимала иобъяснить немогла. Для неё это было также трудно, как любому другому трудно объяснить, что значит слышать вообще. Или видеть. Или дышать…
        - Ты можешь слышать, как ия, - пожимала она плечами. - Ивсе могут. Просто все боятся слышатьТАК.
        - Я ничего небоюсь, - возражал Мигель.
        Нодевочка считала иначе.
        - Ты жил дольше ивидел больше. Ты знаешь все оболезнях, обопасностях инесчастьях, ислух твой стал, как полотно, через которое матушка цедит молоко. Она ведь тоже боится впустить зло внашу еду. Икаждый, кто так боится, думает, будто выгнать это зло уже неполучится. Нозло заползает ичерез глаза, ичерез дыхание, ичерез мысль… Хочешь, я научу тебя его изгонять?..
        Отец Мигель тряхнул головой…
        Да, онабы научила. Она действительно может многому научить. Нопочему, всякий раз, когда она говорила: «Хочешь, научу», первым его желанием было крикнуть: «Нет!!!»?
        «Уединение ума оплатишь скорбью, ибо познавать будешь сам себя», прочёл он новую строку изманускрипта. Иновое видение поплыло перед глазами.
        «Всё знать страшно», - сказала Жанна-Клод при первой встрече…
        Нет, чтобы там она ни могла, Мигель нехотел унеё учиться! Всю жизнь мечтая постигнуть самые сокровенные тайны сущего, он - самый любопытный измонахов Сарагосской общины - насмотревшись вглаза этой девочки, понял вдруг, что сострахом всезнания несправится. И, как только подумал, тутже ощутил другой страх.
        Ещё незасебя…
        Пока незасебя, азадевочку, обречённую видеть суть вещей без каких-либо обрядов посвящения, ивоспринимать чужую боль острее, может быть, чем свою собственную.
        Он снова попытался читать, нослова старинной рукописи исобственные мысли, цепляясь друг задруга, повлекли отца Мигеля дальше идальше. Ипервое сочувствие, сейчас, над этой рукописью, обернулось вдруг пугающим осмыслением. «Мы неготовы, - бормотал он сам себе, сжимая руками виски ичувствуя вдуше, едвали, непанику. - Мы, все! Ислужители церкви, имиряне - откороля допоследнего раба… Даже наши папы… Никто! Никто неготов стать лицом клицу перед этой девочкой, когда она обретёт вполной мере всю свою силу! Чему смогу научить её я - жалкий иничтожный, один измногих?.. Мы думаем, что искренне помолившись ипокаявшись вгрехах, уже получаем право жить дальше, согласуясь только сосвоими интересами иубеждениями. Новсе мы нечисты! Икогда вглазах этой девочки отразится наш облик, даже насамых белоснежных одеждах проступят грязные разводы завистливого собственничества, пятна властолюбия ичерные складки всевозможных обстоятельств! Чтобы стряхнуть всё это понадобится уединение ума. Ноникто незахочет познавать себя, ибо, познав себя, познаешь всё! Авсё знать страшно, потому что жизнь сначала неначнешь…»
        - Смотрите, святой отец, вот иЖанна!
        Голос хозяйки вернул отца Мигеля кдействительности.
        Стряхнув оцепенение отпоразивших его мыслей, монах выглянул через оконце иувидел, что поровному, выпавшему недавно снегу, идёт, переваливаясь словно уточка, Жанна-Клод. Оно шагала, высоко поднимая ноги, чтобы следы оставались ровными ичеткими, ипостоянно оглядывалась, любуясь отпечатанной наснегу цепочкой. Светлые косы уже неторчали задорными хвостиками, аотрасли ичинно выглядывали из-под краёв теплого платка ровными, слегка загнутыми кончиками. Плотно перехваченный вталии кафтан был немного великоват, как исумка изгрубой холстины, переброшенная через плечо иболтающаяся изстороны всторону, словно маятник, втакт шагам.
        - Чистый ангел! - умильно сложила нагруди руки мадам Жанна, выглядывая из-за плеча своего, якобы, родственника. - Наобе деревни лучше девочки несыскать!
        Накануне ей заплатили очередное щедрое вознаграждение запредоставленный кров, ипотому, наверное, голос её звучал сегодня особенно убедительно.
        - Мнебы хотелось немного почитать Жанне изстаринных манускриптов побогословию, - сказал отец Мигель. - Пошлите её ко мне, как войдёт.
        Мадам активно закивала, почтительно протиснулась мимо стола, накотором лежала рукопись и, перекрестившись пару раз, удалилась, сообщив уже отдверей, что испекла капустный пирог, который подаст кобеду. Так что, пусть малышка Жанна после чтения сразу неуходит.
        «Уйдёт она, какже, - мысленно проворчал Мигель, окончательно вернувшийся нагрешную землю. - Какимбы ангелом Жанна-Клод ни была, вкусно поесть она любит, как обычный человек. Авэтом доме готовят нехуже, чем вАнжерском замке…»
        Он стоской посмотрел наманускрипт, иотголосок недавнего страха неприятно кольнул сердце. Может, нечитать ей ничего? Агерцогу сказать, что сдевочкой снова ошиблись… Нотогда пребывание здесь отца Мигеля становилось бессмысленным. Герцог сообщит мадам Иоланде, та отзовёт духовника обратно, иэто было как раз то, чего Мигель хотел сейчас менее всего. Мало того, что придётся объясняться сгерцогиней, которая наслово может инеповерить, приедет разбираться иуличит отца Мигеля волжи совсеми последствиями, так ещё исам он прекрасно понимал, что уже невсостоянии покинуть Жанну-Клод, неразобравшись толком, кто она есть насамом деле - ангел, посланный, как Чудо, или человек, способный научить переосмысливать всё сущее идаже… Мигель испуганно перекрестился - о, Боже, он награни ереси! - новсёже мысленно закончил: идаже веру, которая чрезвычайно запуталась ивходе бесконечных войн, ивпротивоборстве трёхпап…
        Стук деревянных башмаков затих перед его комнатой. Жанна-Клод возникла напороге, вся окутанная морозной свежестью, румяная, как всегда, улыбающаяся. Увидев, что Мигель крестится, она перекрестилась тоже извонко возвестила:
        - Добрый день, Мишель! Дай мне грифель, я хочу кое-что записать!
        Монах удивленно округлил глаза.
        - Разве ты умеешь?
        - Для себя умею, - охотно сообщила Жанна-Клод. - Номой грифель сегодня утром совсем раскрошился, аугольки слишком пачкаются.
        Для пущей убедительности она достала изсумы набоку несколько плотных листков, накоторых вмонастырях иаббатствах обычно записывают хозяйственный приход-расход, ипротянула отцу Мигелю, демонстрируя чумазые следы покраям.
        Монах синтересом рассмотрел листки
        Совершенно непонятные значки покрывали их сверху донизу, носбоку нанекоторых красовались смутно узнаваемые изображения цветов иптиц, подкрашенные кое-где соком ягод, чистотела ипережженной древесной корой.
        - Что это? - развел руками Мигель. - Этоже невозможно прочесть!
        - Иненадо, - решительно заявила девочка. - Это толькомоё.
        - Нонакаком языке ты пишешь?
        - Ни накаком. Я пишу значками, которые сама придумала, чтобы никому немешать.
        Отец Мигель истолковал её слова по-своему.
        - Ноя охотно обучу тебя иписьму, ичтению. Будешь писать, как все.., - начал было он иосёкся.
        Жанна-Клод смотрела так, словно монах предложил ей обучиться чему-то совершенно бессмысленному.
        - Я никому нехочу мешать, - повторила она. - Исебе тоже. Что надо придёт само итак, зато ненужное останется неведомым… Так ты дашь грифель?
        Отец Мигель смущенно кивнул ипринялся обшаривать стол, довольно бесцеремонно спихнув напол футляр отманускрипта. Жанна-Клод тутже подбежала, подняла его изачем-то понюхала, прикрыв глаза ивтягивая запах глубоко имедленно. Потом положила футляр настол, заинтересовалась манускриптом ипотрогала его кончиками пальцев.
        - Ты снова что-то читаешь?
        - Да, - спохватился Мигель, - ихотелбы почитать это тебе.
        - Апро чтотам?
        - Ну-у, видишьли, так просто этого необъяснить… Давай я лучше прочту.
        Нодевочка, подумав неболее секунды, отрицательно покачала головой.
        - Несейчас, ладно?
        Иулыбнулась широко иобезоруживающе. Апотом, потыкав пальцем заспину, доверительным шепотом добавила:
        - Меня там ждут… Я уже обещала, что послушаю его. Поэтому инужен грифель - всё записать!
        - Что послушаю? - непонял Мигель. - Кому обещала?
        - Сейчас…
        Стуча башмаками, Жанна-Клод убежала всоседнюю комнату, откуда крикнула: «Амы утебя вкомнате, ладно?!» ивскоре вернулась столстым, ленивым хозяйским котом, которого тащила, обхватив обеими руками заобширный живот.
        - Вот,ему!
        Она пристроила кота воконную нишу, схватила протянутый грифель, один излистков, пристроилась рядом истала выводить свои непонятные значки, медленно истарательно. Удивило отца Мигеля то, что, презиравший всё насвете, своенравный котище сидел смирно игромко мурчал, так, что состороны казалось, будто он действительно что-то рассказывает.
        «Чушь какая! - подумалось монаху. - Я полный идиот, если позволяю ей этим заниматься!». Ноещё большей глупостью представилось ему, почему-то, что сейчас он отнимет удевочки её грифель илисток, прогонит кота иусядется читать ей отайных мистериях, обрядах посвящения иотправных точках веры…
        «Для неё это всё, как азбука для ученого, - заговорил вМигеле кто-то другой, более спокойный. - Это нам, обычным людям, кажутся безмерно важными всякие тайны, мистические озарения ивыдуманные условности. Это мы прячем для чего-то друг отдруга собственную мудрость, чтобы невступала впротиворечия стеми глупостями, которые творим. Аэтой девочке дела довсего этого ровно столькоже, сколько ихозяйскому коту. Она даже сним играет нетак, как другие дети, начавшие свои жизни сподражания взрослым - то-то исидит он смирно, как привязанный, словно чувствует сней связь древнюю, намного древнее, чем самый сокровенный манускрипт изхранилища герцога Лотарингского… Коту вжизни тоже никто немешал…. «Что надо придет само…«».
        «Бог сней, - слились ведином решении оба Мигеля. - Герцогу скажу, что учить эту девочку нечему, исам нестану ей мешать».
        НоЖанна-Клод, как будто услышав его мысли, вдруг оторвалась отсвоего занятия изамерла, глядя вокно.
        - Унас осталось очень мало счастливых дней, Мишель, - пробормотала она, еле слышно, имонах готов был поклясться, что вглазах Жанны-Клод стоит сейчас такаяже тоска, как вдень Азенкурского сражения. - Новые холода принесут новые беды… Ещё больше грязной земли игрязных тел… Аты скоро уедешь.
        - Куда уеду?
        Девочка опустила глаза, тяжело вздохнула ипрошептала:
        - Хоронить кого-то…
        Сомюр
        (май 1417года)
        Высокое окно пропускало свет, который казался стальным из-за низкого серого неба, готового разразиться холодным дождём сгрозой имолниями. Ився комната внутри замка выглядела тревожной исырой, вполне отвечающей настроению окаменевшей мадам Иоланды. Бесшумные слуги, опасливо поглядывая всторону госпожи, занимались своими каждодневными делами иисправно подносили ей еду, которую потом забирали нетронутой. Под вечер фрейлины уводили её, безучастную ко всему, вспальню, где причёсывали, переодевали иукладывали, чтобы утром проделать всё вобратном порядке… Словно восне переходила герцогиня изкомнаты вкомнату, таща засобой шлейф белоснежного покрывала, которое особенно подчеркивало её почерневшее лицо, иногда подолгу замирала перед окнами, то сворачивая, то разворачивая давно уже ненужный платок, исмотрела, смотрела вневидимые загоризонтом дали покрасневшими сухими глазами.
        Все слёзы были выплаканы.
        Мадам Иоланда уже месяц, как стала вдовой.
        * **
        Герцог Анжуйский скончался вконце апреля, внезапно, отнепонятной болезни, развившейся слишком скоротечно, чтобы дать кому-либо опомниться. Ислово «яд», хоть иневысказанное вслух, упрямо завертелось вумах его приближённых.
        Впрочем, лекарь, осматривавший тело уже после кончины, уверял, что никаких следов отравления необнаружил. И, когда первое горе было выплакано ипришла пора его осмысления, опасные подозрения потеснились, давая простор мыслям иного толка.
        Мадам Иоланда впервые чувствовала себя такой сломленной.
        Последние два года итак были полны бедствий, носмерть супруга поразила её совершенно новыми переживаниями. Герцогиня уже теряла близких идорогих людей, однако, ТА скорбь нешла ни вкакое сравнение сэтой. Ещё девушкой закрывшая свое сердце для любви, мадам Иоланда вдруг почувствовала её слабое биение вэтом безбрежном горе исужасом поняла, как это моглобы быть прекрасно, осознай она всё вовремя.
        Память, то идело, рисовала образ умершего герцога то всумеречном лунном свете, просочившемся сквозь окно спальни, то вполумраке замковых галерей икоридоров, когда пугливое дрожание свечи наполняло жизнью неясные очертания втёмных углах. И, уронив последнюю слезинку, мадам Иоланда полностью ушла втот безмолвный монолог, обращённый ктени усопшего, закоторый при жизни Луи Анжуйский продалбы душу.
        Она полюбила сумрак иодиночество. Ото всех, кто мог требовать её заботы, сбежала вСомюр, где ижила последние недели, словно затворница, решившая заживо похоронить исебя. Ивспоминала, вспоминала, вспоминала… То корила себя, то хвалила, то вотчаянии заламывала руки. Она непонимала, настоящуюли любовь ощутила. Но, даже если иненастоящую, алишь её подобие, всё равно, потеря иэтого случайного прикосновения казалась невосполнимой, иприводила вужас размышлениями отом, что должен был переживать бедный Луи, неполучая должного ответа насвоё чувство! Вовсех собственных поступках видела теперь герцогиня одну чёрствую эгоистичность, и, если хвалила себя, то только зато, что подарила мужу сыновей. Всё остальное тонуло впотоках самобичевания.
        Так могло продолжаться целую вечность, инеизвестно, кчемубы привело, невернись водин прекрасный день возникшие когда-то подозрения.
        Слово «яд», отогретой мухой, снова закружилось ввоздухе, назойливо проникая вдеятельный когда-то мозг ивзбивая внём опасную смесь изотчаяния, вины изарождающегося гнева. Это дало мыслям мадам Иоланды совершенно новое направление. Итогда, сжав почерневшие губы, струдом иболью возвращаясь кжизни, она стала вспоминать другое.., то, что случилось около года назад.
        Ещё один шаг назад ивсторону
        Неуспела ещё вся Франция оплакать погибших под Азенкуром, как новая беда заставила королевский двор достать траурные одежды. Отскоротечной мучительной болезни скончался дофин Луи - старший сын короля Шарля. Изнать, собравшаяся, чтобы проводить наследного принца впоследний путь, выглядела скорее растерянной, нежели огорчённой.
        Да иктобы тут нерастерялся? Победа под Азенкуром убедила Генри Монмута втом, что он король-праведник, вершащий благое дело, тогда как французское королевство, ибез того наказанное безумным королём ираспутной королевой, настолько неугодно Господу, что теряет нетолько лучших рыцарей, ноисаму надежду. Отголоски пышных празднований вЛондоне докатились доПарижа пророчеством новых поражений. Поэтому, стоя над гробом принца, многие задумывались уже необренности земного бытия идаже неотом, что смерть неотвратимо приходит иксильным мира сего, ноотом, каковаже станет их собственная жизнь доэтой самой смерти, когда Монмут придёт и, сильно ненапрягаясь, возьмёт всё, что итак уже считает своим.
        Более других растерянным выглядел Бернар Арманьякский. Король назначил его коннетаблем, вместо погибшего д'Альбре, нографа долгожданная должность уже необрадовала. Во-первых, безумный Шарль забывал освоих назначениях очень легко ивпоследнее время охотно шел навстречу желаниям королевы, когда ей приходила вголову блажь приехать вЛувр иизобразить какую-никакую заботу. Во-вторых, партия арманьяков понесла самые ощутимые потери, тогда как первейшие враги - бургундцы попросту отсиделись подомам, асам герцог Жан, послухам, уже отправил какое-то немыслимое подношение английскому королю суверениями вдружбе иготовности оказать при случае любую помощь, как военную, так иполитическую.
        Вподобной ситуации графу ничего другого неоставалось, как, небрезгуя, восполнять потери изчисла людей далеко неблагонадёжных. Таких, кпримеру, как мессир де Ла Тремуй, граф де Гин. Несамый приятный человек при французском дворе, запятнанный ктомуже недавней службой при дворе Жана Бургундского. Носразу после победы «арманьяков», он открыто перешёл наих сторону, сражался при Азенкуре, попал вплен, и, как-то очень быстро, был выкуплен. Все ожидали, что Ла Тремуй, первым делом, отправится вБургундию, подальше отставшего опасным Парижа, где он занимал почётную, нонесамую влиятельную должность смотрителя вод илесов. Однако, мессир всех удивил, вернувшись ко двору французскому спредложением своих услуг, как государственного, так ичастного порядка. Графу Арманьякскому, например, он подробно разъяснил каким образом лучше всего вести переговоры овыкупе заего зятя, герцога Орлеанского, чем сразу ксебе ирасположил. И, хотя дело свыкупом зятя почти непродвигалось, визиты словоохотливого Ла Тремуя стали своеобразным лекарством для безутешной дочери графа, которая таяла прямо наглазах, истекая слезами, подобно
сказочной ледяной царевне.
        Можноли было непринять такого ко двору, особенно учитывая кровь, пролитую всражении и, главное, поредевшие ряды соратников? Года непрошло, как мессир Ла Тремуй стал Великим управляющим двора его величества, вместо попавшего вплен Луи де Бурбона, иявно несобирался наэтом останавливаться…
        И, наконец, третья причина, покоторой долгожданная должность коннетабля совсем нерадовала графа Арманьякского, заключалась втом, что скоропостижная смерть дофина вызвала множество разных слухов, сходившихся, всущности, кодному - юношу отравили. Иоснования для подобных слухов, увы, были.
        Граф, являясь теперь вторым лицом вгосударстве, присутствовал при вскрытии, после чего удалился ксебе идолго там размышлял, запершись ото всех.
        Кто?!!!
        Ответ наэтот вопрос был, кнесчастью, также очевиден, как ито, что обнародовать версию оботравлении изатевать разбирательство неследовало ни вкоем случае.
        Причин хватало. Во-первых, потому что истинный виновник, (неотравитель, аподстрекатель), находился вне досягаемости, запределами Парижа. И, возможно, даже дальше, чем думалось - невоФранции, адалеко заЛа Маншем. И, во-вторых, при дворе кое-кто считал, что отравление дофина было стойже долей вероятности выгодно игерцогу Анжуйскому. Так что, начнись официальное расследование, герцога обязательно следовало вызвать для объяснений, иновый коннетабль, прекрасно зная гордый нрав его светлости, ни минуты несомневался, что подобный вызов положит конец их добрым отношениям. Аэто, понынешним тяжёлым временам, равносильно самоубийству.
        Ломая голову итак, иэтак, граф Арманьякский решил, что самое лучшее сейчас сделать вид, будто слухи - только слухи, исмерть дофина произошла отестественных причин, навремя затаиться, присмотреться, выявить подобравшихся слишком близко предателей и, самое главное, неиспортить добрых отношений смогущественным семейством Анжу…
        Стакими мыслями, чувствуя смертельную усталость отпадающих как снег наголову горестей ипроблем, истоял граф Арманьякский напохоронах королевского сына.
        Он нелюбил подобных церемоний, ито, что новая должность обязывала его принимать самое непосредственное участие вих подготовке, могло окончательно выбить несчастного графа изколеи. Нотут снова неоценимую помощь оказал Ла Тремуй.
        Он взял насебя все основные заботы поустройству похорон, был деятелен, расторопен, незаменим истал уже для всего французского двора почти такимже утешителем, каким был досих пор для одной только дочери графа Бернара.
        Печальный день закончился нескоро.
        Сразу после похорон, увязавшись следом зад'Арманьяком вего покои, новый управляющий отослал слуг и, склонившись над жёстким креслом, вкотором обмяк уставший отдолгой церемонии граф, заговорил деловито иозабоченно:
        - Боюсь, нам свами следует подстраховаться, мессир. Как можно скорее, ехать вАнжу, ивыражать свое почтение его высочеству принцу Шарлю!
        Д'Арманьяк струдом повернул затекшуюшею.
        - Это зачемещё?
        - Новый дофин слаб здоровьем, - понизил голос Ла Тремуй, - несегодня-завтра, неприведи Господь, отправится забратом, аего преемник проживает запределами Парижа, всемействе, слишком могущественном, чтобы небрать врасчёт их интересы. Только Бог ведает, что запланы строит напринце герцогиня, которой, как я слышал, палец врот неклади. Аона итак уже положила туда много больше… Вы заметили, мессир, что никого изАнжера небыло сегодня нацеремонии?! Это странно, если несказать хуже. Боюсь даже произнести, что могли подумать при дворе…
        - Дороги опасны. Мадам Иоланда просто нехотела рисковать, - вяло отозвался граф.
        - Тем неменее, слухи уже ходят. Я сам слышал, как вовремя церемонии, люди шептались оботравлении дофина.
        - Назовите мне имена шептунов, ия быстро их успокою.
        Ла Тремуй скорбно улыбнулся.
        - Врядли это поможет. Всем известно, что вы многим обязаны герцогу, анамекают именно нанего… Нет, граф, самое лучшее сейчас, самому поехать вАнжу. Пускай для всех это выглядит, как попытка вернуть принца вПариж, атам, кто знает, возможно его светлость исам поймёт целесообразность такого шага. Он человек умный… Никому другому смерти старших братьев Шарля так невыгодны, как ему. Зачем идальше навлекать насебя подозрения…
        - Принц Жан ещё жив, слава Богу, - напомнил д'Арманьяк.
        Скорбная улыбка налице Ла Тремуя словно поползла куда-то вбок, неуловимо преображаясь, пока нерастянулась втонкую саркастическую линию.
        - Да… жив. Ноэто всего лишь вопрос времени, если его светлости известно что-то такое, что неизвестнонам…
        Кресло под графом гневно скрипнуло, иВеликий управляющий поспешил добавить:
        - Простите, мессир, затакое смелое предположение, нонадо предвидеть любые возможности. Само собой, ввиновность герцога Анжуйского я неверю, однако, чтобы там ни было, преемника лучше держать ивоспитывать здесь, аневАнжу. Малоличто…
        Играф Бернар, поразмыслив немного, согласился.
        Как ни парадоксально это выглядело напервый взгляд, новозвращение принца вПариж именно сейчас, втакие опасные времена, могло стать очень выгодным делом для партии «арманьяков». Какимбы ничтожным ни казался Шарль двору, он всёже был королевским сыном, ктомуже, избежавшим дурного влияния герцога Бургундского исобственной матери. Такого негрех поставить накакой-нибудь ключевой пост, особенно учитывая его родство сАнжуйским семейством…
        Истоило д'Арманьяку вспомнить те времена, когда Луи Анжуйский помогал ему иделом, идружеским советом, он посчитал поездку вАнжер нетакой уж плохой идеей. Тем более, что давно туда собирался.
        Граф мечтательно прикрыл глаза. Ах, еслибы невсе эти горести! Какой простой иясной виделась ему теперь прежняя хлопотливая жизнь. Жизнь доАзенкура!
        Именно вте дни чтобы обезопасить свои тылы, граф Бернар намеревался, ни больше, ни меньше, как разоблачить перед королём любовные увеселения его супруги идобиться её изгнания. Иединственное, что мешало осуществлению этого плана была, неслишком ожесточённая, новсёже борьба, которую вели внём рыцарь сгражданином.
        «Вот, еслибы мадам Иоланда выразила мне своё одобрение, - думал тогда д'Арманьяк, размышляя, ехать или неехать ему вАнжер. - Изо всех высокопоставленных дам Франции она самая разумная имногое понимающая… Ненадо словами! Пусть только косвенным намёком, ничего незначащим кивком головы…» Уж онбы понял. Онбы уловил… Исделалбы то, что должен, слёгкой душой, потому что поддержка герцогини Анжуйской воФранции ещё дорогого стоит…
        Впрочем, горести непомеха! Иименно сейчас, забытые навремя планы уместно былобы снова воскресить. Азаодно использовать поездку вАнжер смаксимальной выгодой - исовет получить, иподкрепить дружеские отношения сгерцогом, выказав ему свое расположение изаботу, ипринца, который, чёрт его знает, вдруг иправда станет когда-нибудь королём, сделать своим надёжным сторонником…
        * **
        ИзПарижа выехали очень рано, нарассвете.
        Несмотря навнушительность свиты, все переходы старались совершать только вдневное время, когда дороги нетак пусты иопасны, играф Арманьякский был неприятно поражён количеством беженцев, окоторых, естественно знал, новпервые увидел так близко.
        Люди тянулись наюг, заЛуару, подальше отопасного севера сего хиреющей столицей. Их пустые лица были напряжены. Нити оставленных привязанностей рвались трудно ибольно, играф внезапно ощутил такуюже боль. Ему вдруг показалось, что вернувшись вПариж через пару дней, он уже ненайдёт внем ничего прежнего, как ивовсей своей жизни, словно отсеченной отпрошлого Азенкурским мечом. Арманьяк хотел поговорить обэтом сЛа Тремуем, нотот лишь небрежно ответил, что уныние свойственно рабам, неподдаватьсяже иим, рыцарям, таким низменным плебейским настроениям.
        - Всё будет хорошо, граф! - заверил Тремуй, подбоченясь вседле. - Особенно, если мы привезём ссобой принца.
        НоБернар д'Арманьяк подобного оптимизма разделить немог. «Или Ла Тремуй глуп, или неискренен, - думал он, искоса поглядывая наспутника. - Хорошобы коли глуп, новедь нескажешь… Пожалуй, зря я его взял. Ещё испортит всё дело своими требованиями вернуть задохлика Шарля из-за подозрений при дворе, амне ни сгерцогом, ни сгерцогиней ссориться нельзя… Придётся искать случая, чтобы поговорить сними наедине, ивсё объяснить. Может, мадам Иоланда ивотношении этого графа что-нибудь дельное посоветует…»
        Арманьяк вздохнул, снова возвращаясь мыслями кмучавшему его делу.
        Жанли Бургундский подослал кдофину отравителей, или Генри Монмут было уже нестоль важно. Гораздо больше пугало то, что действовать неприятель стал решительно инагло. Иэто явно означало готовность кновому нападению. Нападению сразу сдвух сторон… Аможет, истрёх!
        Граф д'Арманьяк презрительно сплюнул.
        Королева.., чёрт её раздери! Вот откого незнаешь, чего ещё ожидать!
        Изабо небыла впредставлении графа Бернара женщиной, из-за которой следовало ломать копья натурнире. И, уж конечно, он невидел вней королеву, закоторую стоило умирать наполе боя. «Ведьма! - думал граф. - Настоящая ведьма! Еёбы следовало прибить кпозорному столбу осиновыми кольями, чтобы недать погубить королевство! Но, вырвать уэтой змеи жало, можно только засунув руки впомойную яму её постели ивытащив насвет всё грязное бельё, аэто противно ислишком низко. Иврядли вызовет одобрение увысокопоставленных рыцарей, неговоря уже про их дам. Всем при дворе известна давняя вражда королевы сомной, иона легко защитит себя, указав напредвзятое отношение…»
        Арманьяк снова вздохнул иещё раз покосился наЛа Тремуя.
        «Вот кто могбы стать идеальным обвинителем, небудь он таким непонятным. Толи снами, толи нет? Отношения скоролевой унего прекрасные, можно сказать, он вкурсе всех её дел, скрасавчиком де Бурдоном тоже накороткой ноге, и, пожалуй, даже чересчур… Но, чёрт его знает, для чего этот граф так любезен скоролевой иеё любовником? Если изподобострастия, тогда он ивправду глуп. Еслиже строит какие-то свои расчёты, то какие, иради чего? Или кого? Может, дружба сЖаном Бургундским непрервалась? Или эти заигрывания скоролевой - та самая солома, которую подстилают, чтобы сильно неушибиться?… Или…»
        Д'Арманьяк даже заёрзал вседле.
        «Авдруг он тоже?!!»…
        Что если скользкий Ла Тремуй вовсе нетак плох, как онём думают? Что если, хлебнув лиха под Азенкуром ипобывав вплену, он насамом деле решил сделать всё возможное, чтобы недать англичанам одержать верх?! Вэтом случае, устранение королевы былобы действительно шагом первым иочень логичным. Итакой человек, как Ла Тремуй, непобрезговалбы втереться вдоверие кИзабо ради собственных целей…
        Но, как узнать наверняка? Спросить? Нет… Если Арманьяк ошибся, такой вопрос может стать предисловием кприговору. Но, если неошибся, то, возможно, стоит повременить идать Ла Тремую довершить его дело, непрепятствуя ни вчеём?..
        - Скажите, граф, - внезапно спросил сам Ла Тремуй, иголос его разметал мысли д'Арманьяка как раз втот момент, когда он уже заносил топор над головой Изабо, - аправду говорят, что принц Шарль называет герцогиню Анжуйскую матерью?
        - Правда.
        Ла Тремуй неодобрительно покачал головой.
        - Боюсь, это неочень хорошо. Её величеству королеве это может непонравиться. Надобы как-то деликатно объяснить герцогине… Всё-таки, несовсем удобно… Да ипринца следует подготовить. Навсякий случай. Вдруг он сам захочет вернуться…
        Граф Бернар ответил тяжёлым взглядом.
        «Жаль…», - подумалон.
        Апотом указал рукой вперёд.
        - Заэтим лесом Анжер, - сказал, ничего невыражающим голосом. - Когда приедем, можете пойти кпринцу иповедать ему онедовольстве её величества. Ноучтите, граф, вЭТОМ деле я вам уже непопутчик…
        Голоса ввысоком каминном зале звучали отчётливо игромко, совсеми нюансами, так что даже малейший вздох между словами был слышен навысокой галерее, углом нависавшей над входом извнутренних покоев. Там, никем незамеченная, стояла мадам Иоланда ивнимательно слушала, очем говорят сеё мужем коннетабль иВеликий управляющий двора.
        Приезд этих двух господ нестал такой уж большой неожиданностью, новсёже выглядел совсем нетак, как ожидалось. Во-первых, ждала герцогиня одного только графа иуже давно, аво-вторых, никак недумала, что поводом для приезда станет попытка увезти Шарля обратно вПариж!
        Мадам де Монфор писала оттуда достаточно часто, чтобы мадам Иоланда имела представление отом, как развивается любовная интрижка королевы сшевалье де Бурдоном. Судя повсему, обосторожности Изабо беспокоилась уже нетак усердно, азначит, Бернару Арманьякскому оставалось только хорошенько подтолкнуть её ктой пропасти, которую герцогиня любезно разверзла перед королевой, «подарив» ей шевалье вдень сватовства…
        Нослучился Азенкур, потом почти вслед этому горю умер дофин Луи игерцогиня вполне обоснованно решила, что графу сейчас «недотого», и, как глава обескровленной партии, он изыскивает средства для укрепления её рядов, азначит, исвоего положения при дворе…
        Однако граф приехал именно тогда, когда его неждали. Да ещё ипривёз этого неприятного Жоржа Ла Тремуя!
        Увидев перед собой нового управляющего двора, герцогиня никак немогла отделаться отчувства брезгливости. Ей непонравилось внезваном госте всё, отбесхарактерного лица иторчащих из-под короткой прически огромных ушей, доугодливого подхихикивания при разговоре, выражения преувеличенной заботы, когда речь заходила овещах серьезных ислезливого умиления, когда говорили окоролевском семействе. Всё это выглядело насквозь фальшивым изаставляло думать либо оглупости Ла Тремуя, либо окорыстном лицемерии. Имадам Иоланда предпочла склониться клицемерию, тем более, что вотличие отграфа Арманьякского она ничем Ла Тремую небыла обязана инестаралась прикрыть его «непонятность» иллюзорными надеждами навыстраданный вплену патриотизм.
        Вот почему, унизившись доподслушивания, стояла она сейчас нагалерее ивнимательно следила закаждым словом, жестом, или взглядом разговаривающих мужчин. Истаралась, хоть вчем-то, разобраться.
        - Ваша светлость, - говорил, между тем коннетабль, - поймите нас правильно. Желание забрать принца Шарля вПариж их величествами невысказывалось, поэтому вы вольны нам отказать ипоступить так, как сочтёте нужным. Но, поверьте, желание это было продиктовано исключительно соображениями безопасности…
        - Безопасности? - спритворным удивлением перебил герцог. - Выходит, если я правильно понял, вы хотите забрать Шарля избезопасного Анжера, чтобы увезти вПариж, где, как я слышал, все только ишепчутся оботравлении дофина?
        - Анжер нетак уж ибезопасен, - возразил граф. - Подороге сюда я видел толпы беженцев. Среди них нетолько рабы, ноидворяне, аваш дом, насколько мне известно, слишком открыт… Я нехочу сказать, что вы принимаете всех, без разбора, но, как сейчас угадать, кто враг, акто друг? Подосланный убийца может прикинуться кем угодно…
        Герцог откинулся настуле исложил нагруди руки.
        - Значит, слухи оботравлении всёже верны… Тогда почему вы незовёте вПариж именя, ивсе моё семейство?
        Граф Арманьякский тяжело вздохнул.
        - Вы нужны неотравителям, асплетникам…
        И, увидев, как взлетели брови герцога, поспешил увести разговор подальше отопасной темы, которой так неловко коснулся.
        - Ваша светлость, поверьте старому другу, слухи отом, что дофина отравили начались ненапустом месте. Лекарь при мне осматривал тело и, хотя явных признаков необнаружил, свои сомнения он всё-таки высказал, ая эти сомнения принял врасчёт потому, что, согласитесь, трудно умереть вдевятнадцать лет будучи абсолютно здоровым…
        При этих словах Ла Тремуй округлил глаза ипроизнёс свидом наивного простака:
        - Что вы, мессир, принц всегда отличался крайней болезненностью.
        Арманьяк поморщился.
        - Я сейчас говорил одействительных болезнях, анеотех, которые случаются отпереедания или других излишеств, которым, спопущения герцога Бургундского несчастный Луи, упокой Господь его душу, предавался смалолетства.
        Голос коннетабля звучал устало.
        - Мнебы тоже хотелось думать, что наследный принц королевства, терпящего одно бедствие задругим, умер отестественных причин. Носейчас, ксожалению, слишком многие хотелибы избавить Францию отправления Валуа. Поэтому, как человек, обремененный ответственностью, я немогу закрывать глаза насуществование неких враждебных сил среди окружения их величеств! Иобязан принять меры! Если дофина действительно отравили, глупо полагать, что заговорщики наэтом остановятся…
        Он хотел добавить, что лично будет следить заШарлем вПариже инепозволит волосу упасть сего головы, что, постарой традиции, назначит его напост главнокомандующего, иэто даст сторонникам правящей партии ощущение хоть какой-то стабильности, заставит сплотиться, добавит уверенности… Нонеуспел.
        Ла Тремуй вдруг собрал губы щепоткой идостаточно громко фыркнул.
        Все тутже кнему обернулись.
        - Что означает ваш смех, сударь? - холодно спросил герцог Анжуйский. - Вы несогласны сконнетаблем?
        - Нет, нет, я сним полностью согласен, - тутже озаботился лицом Ла Тремуй. - Мне просто кажется, что мессир несколько преувеличивает опасность. Слухи озаговоре действительно ходят при дворе, ноя ни разу неслышал, чтобы говорили обистреблении ВСЕХ королевских наследников.., - он застенчиво потупился. - Просто, считают, что есть некий расчёт.., называют кое-какие имена…
        - Какиеже? - глухо спросил герцог имадам Иоланда поголосу догадалась, что он еле сдерживается.
        - Разные, ваша светлость… Новосновном, имена тех, кому может быть выгодна смерть дофина иего первого преемника, - развел руками Тремуй.
        Он выдержал паузу итолько потом добавил.
        - Вот почему граф исказал, что прибыл сюда изсоображений безопасности… Безопасности нетолько принца, ноивашей светлости. Как только Шарль вернётся вПариж, это лучше любых других мер заткнет рты недоброжелателям…
        - Что?!!!
        Мадам Иоланда вздрогнула - ей показалось, что взале прозвучал раскат грома. Ноэто всего лишь упал стул, скоторого герцог вскочил слишком резко.
        - Значит, говоря простыми словами, без выкрутасов, - прорычал он, - именно меня считают отравителем дофина?!
        Коннетабль иЛа Тремуй тоже подскочили.
        - Ваша светлость, вы нетак поняли.., - забормотал д'Арманьяк. - эти слухи мы инехотели допустить…
        Ногерцог неслушал.
        - Приехать сюда было твоей идеей, Бернар? - спросил он, неснижая тона.
        Коннетабль беспомощно взглянул наЛа Тремуя, игерцогиня невольно подалась вперед, нотот стоял сотрешенным видом, словно говоря: «Я тут непри чём».
        - Так вот, - неунимался герцог, - помоему разумению, если коннетабль Франции едет вАнжер, чтобы забрать принца, он только подтверждает все слухи иподозрения! Иненадо говорить окакой-то там безопасности! Чтобы называться моим другом, нужно было прежде всего, разыскать истинных отравителей вПариже итолько потом ехать вАнжер, ивезти их отрубленные головы, как доказательство, что Шарлю ничего неугрожает! Может, вэтом случае ябы сбольшим пониманием отнёсся кнеобходимости его возвращения инечувствовал, как сейчас, что меня попросту обводят вокруг пальца, да ещё иоскорбляют неслыханными подозрениями!… Неожидал отвас, граф… Никак неожидал! И, еслибы вы небыли моим гостем, немедленно отправилбы квам своего герольда свызовом!..
        Всё остальное мадам Иоланда слушать нестала.
        Прекрасно зная своего супруга, она могла суверенностью предсказать, что дальнейшая беседа превратится всловесную воронку - всё покругу - одна сторона станет уверять, что её нетак поняли, адругая упрямо доказывать, что её смертельно обидели. Всё это было уже неинтересно, тем более, что короткий взгляд'Арманьяка, брошенный им наЛа Тремуя, сказал герцогине много больше, чем весь предыдущий разговор.
        Неслышно ступая, она ушла сгалереи.
        Потайная лестница вела отсюда прямо вгерцогские покои, номадам Иоланда миновала её и, пройдя подлинному коридору, оказалась перед дверью вкомнаты Шарля, где изамерла накороткое мгновение.
        Вечером, заужином, юноша должен был предстать перед гостями, которые невидели его смомента отъезда изПарижа. Произошедшие впринце перемены неостанутся ими незамеченными, ивыводы, которые будут сделаны, предугадать несложно, поэтому сейчас перед этой дверью мадам Иоланде следовало решить, какой совет дать юноше, называющему её матерью, икоторому лично она предрекла трон икорону Франции?
        - Я непоеду вПариж, матушка! - завопил Шарль едва герцогиня появилась напороге. - Велите немедленно устроить нашу сМари свадьбу, или скажите, что я тоже болен ивот-вот умру, как мой братЛуи!
        Втом молодом человеке, вкоторого он теперь превратился, мало кто отыскалбы прежнего потерянного мальчика, таящего всебе ростки озлобления ко всем, кто его нелюбил. ВАнжере он окреп, если инетелом, повторявшим тщедушную фигуру отца, то, уж точно, духом, который укреплялся, благодаря заботам мадам Иоланды, учителям, нанятым ею ипортным, одевавшим мальчика по-королевски.
        Мадам Иоланда сдержано улыбнулась. Пройдя внутрь, жестом выгнала прочь слуг, ожидавших приказаний всоседней комнате, уселась настул ивелела Шарлю сесть напротив.
        - Разумеется, вы никуда непоедете, сын мой. Успокойтесь. Свадьбу вдни траура устраивать нельзя, и, тем более, неследует даже заикаться окаких-либо болезнях. Особенно смертельных.
        Она взяла юношу заруку и, притянув ближе, заставила смотреть себе вглаза.
        - Я хочу предупредить вас, Шарль. Эти господа приехали сюда, прекрасно понимая, что однажды вы сможете надеть насебя корону Франции. Сегодня вечером они будут присматриваться, чтобы решить, насколько вы окажетесь удобны вроли короля, ия полагаю, следует дать им понять - вы уже непрежний мальчик, скоторым можно было несчитаться. Покажите всё, чему вы научились вАнжере, даже если им это непонравится. Даже если это навлечет навас целую армию наемных убийц иотравителей, все равно, покажите им, каким вы стали, аболее всего, каким ещё можете стать.
        Герцогиня отпустила руку мальчика, новзгляд неотвела.
        - Возможно, кто-то сочтёт этот мой совет безумным… При дворе итак считают, будто мы сгерцогом причастны ксмерти дофина, илюбое, даже самое косвенное доказательство лишь утяжелит подозрения. Ночеловеку, рожденному королем, нельзя скрывать свое достоинство. Оно даётся нелюдьми, иотнято ими быть неможет. Икембы я была, еслибы после двух лет воспитания советовала вам сейчас снова надеть личину всеми забытого принца, ради собственной безопасности? Вы согласны сомной?
        Шарль медленно кивнул.
        - Конечно, матушка.
        Мадам Иоланда действительно была ему подлинной матерью, учившей нетолько словам ипоступкам, ноиих глубинному смыслу. Он прекрасно помнил свой первый месяц вАнжере, когда, едва начав учиться иупиваясь собственной вседозволенностью, позволил себе избить палкой учителя, всё время повторявшего ему: «Это вы знаете плохо», «Это вы ответили неверно»… Кучителю тогда пришлось позвать лекаря, акШарлю пришла мадам Иоланда. Мальчик подумал, что сейчас ему устроят выволочку, испугался, стал бормотать какие-то слова всвоё оправдание, ногерцогиня приложила ему палец кгубам иотрицательно покачала головой.
        - Конечно, вы ни вчем невиноваты, Шарль. Просто завтра я отставлю отдолжности мессира дю Шастель. Ему больше нет веры. Видимо, сам воспитывать вас этот господин поленился ипозвал ввоспитатели обычных простолюдинов. Я нехочу, чтобы отподобного воспитания пострадал кто-то ещё, поэтому завтраже квашим услугам будет назначен бывший наставник моего Луи, асучёбой пока повременим…
        Ох, как стыдно стало тогда Шарлю! Впервые, вопреки обыкновению, его неругали! Занего хотели наказать кого-то другого! Но, чёрт возьми, почему-то отэтого было намного хуже?! Мальчик видел, что мадам Иоланда чего-то ждёт отнего иготов был упасть наколени, иумолять ненаказывать бедного дю Шастеля! Однако, нечто новое, выросшее внем запоследний месяц, подсказывало: «Нельзя, нельзя!». Итогда, вскинув голову, Шарль посмотрел герцогине влицо итвердо сказал:
        - Спасибо заурок, матушка. Новый наставник мне ненужен. Аучитель, когда поправится, пускай, ввашем присутствии, примет уменя тот урок, который я сегодня неответил. Надеюсь, моё усердие он примет, как самые искренние сожаления…
        Радость, вспыхнувшая втот день вглазах мадам Иоланды, досих пор заставляла Шарля краснеть отгордости.
        Он прошёл это испытание! Имногое для себя уяснил… Стех пор все человеческие добродетели стали рассматриваться им также пристально, как он рассматривал прежде изъяны королевского двора.
        Помнил Шарль ито, как пылая гневом после Азенкура, герцогиня говорила, что вжилах Монмута примесь королевской крови давно выдохлась, ато, что осталось, заставляет спасать свою ничтожную шкуру чем угодно, даже подлым убийством пленных рыцарей. Эти слова засели вголове неразрешимым пока вопросом: ачтобы сделал он? Ноодно было ясно уже окончательно ибезоговорочно - королевское достоинство статья особая, ни счем несравнимая, и, какиебы испытания вжизни ни выпадали, нужно руководствоваться только им, даже если это оказывалось небезопасно.
        Поэтому мальчику легко было понять истинный смысл того, очём ему говорилось сейчас. Он исам собирался вести себя сгостями так, как просила герцогиня…
        - Небеспокойтесь, матушка, мне нетрудно будет сними встретиться.
        Мадам Иоланда провела рукой пощеке юноши.
        - Это хорошо, Шарль… Ипомните, войско герцога Анжуйского иего состояние позволяют необращать внимания налюбые сплетни.
        - Я это знаю.
        - Тогда верните ваших слуг иоденьтесь, как подобает.
        Герцогиня встала, чтобы уйти, нотеперь Шарль удержал её, взяв заруку. Внимательно глядя вглаза, он спросил:
        - Скажите, матушка, Луи насамом деле был отравлен?
        Брови мадам Иоланды слегка дрогнули.
        Это был важный момент вих отношениях. Рано или поздно мальчик должен был повзрослеть дотаких вопросов, иотответа зависело многое…
        - Незнаю, - ответила она, неотводя глаз. - Ноесли народу мне написано привести вас ктрону, верьте, эта дорога королевской кровью запачкана небудет.
        Вечером, перед появлением принца, все старательно делали вид, что никакой ссоры между герцогом иего гостями небыло. Обе стороны сошлись натом, что просто неправильно друг друга поняли, итеперь Бернар д'Арманьяк рассказывал Луи-старшему иЛуи-младшему оделах, сложившихся вПариже, сетовал нато, что армия обескровлена исовершенно неготова кновому вторжению Монмута, азаодно беспокойно поглядывал всторону герцогини, скоторой никак неудавалось поговорить наедине.
        Зато Ла Тремую это, кажется, удавалось вполной мере. Неотставая ни нашаг, он следовал позалу замадам Иоландой иеё фрейлинами, сготовностью вытягивал шею, когда кнему обращались, иочень напоминал графу грызуна, который принюхивается ктому, что намерен укусить.
        Как ни странно, д'Арманьяк непосчитал сегодняшнее поведение Ла Тремуя ни вызывающим, ни подлым. Скорее, он был ему даже благодарен - теперь неоставалось никаких сомнений внеблагонадежности Великого управляющего, араскрытый враг совсем нетак опасен, как доброжелатель, сжимающий заспиной кинжал.
        Мимолетное сожаление одочери, обманутой внадеждах наскорое вызволение изплена любимого супруга, сменилось вопросом, для чего Ла Тремую было нужно поссорить его сгерцогом Анжуйским, да ещё так явно?
        Ответ вертелся накрохотном пятачке событий, где-то между смертью дофина, усилиями, которые прилагала королева, чтобы вернуть прежнее влияние намужа итем, что незадолго докончины наследного принца, герцог Бургундский заключил сМонмутом крепкий союзный договор. «Вероятно, меня хотят оставить без поддержки, - думал Бернар д'Арманьяк. - И, судя потому, что герцог вразговоре подчеркнуто холоден иотчужден, агерцогиня очень маневренно меня избегает, Ла Тремую поставленная задача пока удалась». Но, кто её поставил? Герцог Жан или королева? Или, недай Господи, сам герцог Бэдфорский, оставленный назавоеванных землях наместником английского короля. Может, для этого он иосвободил своего пленника так быстро?
        «Чтож, вы сами развязали мне руки, - мысленно решил граф. - Хотите оставить совсем одного? Извольте! Нозагнанный вепрь, когда понимает, что бежать некуда, бросается наближайшего охотника. Аближе всех ко мне сейчас её развратное величество. Снеё иначнём… И, пожалуй, даже без совета герцогини Анжуйской. Один, так один! ДоРождества следует побыстрее избавиться откоролевы, затем передушить, как крыс, всех её прихлебателей, апотом, нечувствуя заспиной предательских ножей иприкрываясь делом обизмене Изабо, навести, наконец, встране жёсткий порядок, пусть даже ценой собственной популярности!»
        Он ещё раз взглянул наЛа Тремуя, что-то оживлённо говорившего мадам Иоланде. Потом наеё внимательное лицо, слишком надменное для благожелательного расположения, иусмехнулся.
        «Воистину, сумеешь сделать правильные выводы, илюбое, даже самое провальное, напервый взгляд, дело может принести неожиданную пользу! Времени почти неостается. Сейчас зима, азимой Монмут, слава Богу, ненападет. Новую армию можно собрать только жёсткой рукой. И, как ни горько это признавать, нозаобразец придётся взять старого Филиппа Бургундского. Атот мало считался стем, что онем думают… Пускай задохлик Шарль остается вАнжере, я исам сумею править нехуже любого изкоролевских сыновей или кузенов. Атам, как Бог даст… Если победим, судить меня никто нестанет. Неполучится.., чтож, покрайней мере, наполе боя я сумею стяжать славу неменьшую, чем была уконнетабля Дюгесклена. Аон, кстати, тоже плевать хотел наобщественное мнение…»
        Тут, как раз возвестили оприбытии Шарля, играф замер наполу слове.
        Таких перемен он неожидал!
        Пробормотав подходящие случаю соболезнования, д'Арманьяк отступил, изумленно наблюдая, как уверенно ивластно ведёт себя недавний неуклюжий подросток, про которого, ещё совсем недавно, все вЛувре, посмеиваясь, говорили: «дохляк - сын алебарды», намекая наобстоятельства его зачатия… Что-то похожее напредостережение почудилось коннетаблю ивовзгляде этого нового Шарля, ивтоне, которым он произнес: «Вас, мессир д'Арманьяк, я особенно рад видеть». Инедавние грёзы овласти вдруг распластались перед действительностью, поразившей коннетабля внезапным открытием…
        Удивленным выглядел иЛа Тремуй. Представляясь Шарлю, Великий управляющий двора еле сумел придать лицу обычное подобострастное выражение, после чего выпрямился ислишком громко возвестил:
        - Я привёз вам поклон отвашей матушки, принц. Вэти горестные дни она особенно остро осознала, как дороги ей все её дети ижелалабы видеть вас подле себя, как можно скорее.
        Зал притих.
        Холодно посмотрев сквозь Ла Тремуя, Шарль слегка кивнул, словно благодаря, иповернулся кмадам Иоланде.
        - Матушка, разве вы невидите меня каждый день? Иразве сегодня я неговорил вам, что неуеду изАнжера никогда? Неужели вэтом разговоре было что-то обидное, итеперь ваш поклон мне передает третье лицо?..
        Он слегка приподнял брови иулыбнулся.
        - Впрочем, отвас, мне, приятно любое внимание. Спасибо…
        Затем снова посмотрел наЛа Тремуя.
        - Вас, мессир, благодарю тоже. Уверен, вы старались, хотели сказать что-то приятное ия это оценил. Садитесь застол возле моей невесты, ей будет интересно послушать парижские новости, ая, после ваших слов, очень хочу сесть сматушкой…
        Слова «Я имел ввиду королеву» так изамерли нагубах растерявшегося Ла Тремуя.
        «Аещё говорили, что этому ничтожеству достаточно будет приказать вернуться, ион вернётся.., - подумалось ему. - Глупцы! Теперь он сам научился приказывать».
        Иследуя загерцогской четой кприготовленному столу, Ла Тремуй, как донего играф Арманьякский, вдруг осознал совсей ясностью - они опоздали! Усебя вАнжере герцогиня Анжуйская уже подготовила для Франции нового короля.
        Снова Сомюр
        Воспоминания заставили мадам Иоланду схватиться заголову. Хотелось зажать уши, вкоторых долгим стоном снова послышался похоронный звон, два года висевший над Францией, словно тяжелая, напитанная слезами, туча. Казалось, этот звон настигал, рано или поздно каждого француза изаставлял испытывать почти мистический страх - Господь отних отвернулся!
        Что греха таить, необошлась без подобных мыслей исама герцогиня сеё безжалостным умением видеть нетолько частное, ноицелое. События, которые, как правило, располагались пожизни синтервалом внесколько лет, сплелись вте страшные дни настолько, что превратили короткий год после Азенкура водно непрерывное горе. Ненасытная смерть уносила жизни, как подвыпивший крестьянин, выкашивающий вместе слугом исобственный огород. Она тасовала планы королей ипростолюдинов, словно карточный шулер, ивыкладывала ухмыляющегося джокера счерепом вместо головы именно тогда, когда игрокам-людям только-только удавалось разложить свои мысли внужном порядке…
        КРождеству вПариже скончалась безутешно оплакивающая своего плененного мужа дочь графа д'Арманьяк. Поговаривали, что последней смертоносной каплей яда, погубившей молодую женщину, стал отказ герцога Бэдфорского принять хотябы часть выкупа заеё Луи иотпустить его под честное слово.
        Это известие огорчило мадам Иоланду вдвойне. Поеё расчётам, пренебрежение, так открыто высказанное Шарлем поотношению ккоролеве, должно было подтолкнуть графа крешительным действиям. Нотеперь, сломленный внезапным горем, он снова ни начто нерешится, инужно искать другие способы устранить Изабо, ставшую всвоем любовном безрассудстве ибесполезной иопасной одновременно.
        Однако, беды инеудачи, уж если вцепятся вкого-нибудь слабого, уже неотпускают. АФранция была слаба, иочень скоро получила новый ощутимый удар - быстро инеожиданно, точно также, как его старший брат, скончался иновый дофин - Жан, оставив единственным возможным престолонаследником принца Шарля.
        Вот теперь мадам Иоланда действительно испугалась! Все её планы рушились иломались под натиском неведомой уверенной силы. Одно получалось слишком рано, адругое заним никак непоспевало, инужно было как-то исправлять ситуацию, что-то срочно предпринимать, ночто икак - оставалось вопросом неразрешимым. Иподступивший внезапно страх, советчиком тут был никудышным.
        Эта, первая наего памяти, растерянность жены чрезвычайно растрогала герцога Анжуйского. Он решил взять, наконец, инициативу всвои руки итвердо заявил, что поедет вПариж напохороны.
        - Если несделать этого исейчас, - говорил герцог, - то вскором времени коннетабль Франции снова приедет, ноуже некак друг, акак официальное лицо, ведущее расследование. Я должен опередить всех ипоказать двору, что совесть моя чиста! Вкрайнем случае, попытаюсь поговорить скоролём… Шарля вАнжере нам больше неудержать - место дофина вПариже, нозато я, как ближайший родственник, могу занять место вКоролевском совете, ивсегда буду рядом, чтобы защитить его отлюбых врагов…
        Герцогиня чувствовала внутри себя какое-то неприятие этого плана, новозразить ей было нечем. Отсиживаться вАнжу тоже был невыход. Лёгкий шепоток после смерти дофина Луи ещё удавалось непринимать врасчёт, поскольку оставался молодой ивполне здоровый Жан. Носмерть иэтого принца словно указывала наАнжер, приговаривая: «Это они! Это им выгодно!». Ибыло ясно, что сторонников уподобного обвинения найдётся немало. Люди охотнее поверят вэту НЕСТРАШНУЮ причину гибели принцев, нежели виную. Вту, которую подсказывал здравый смысл иполитический расчёт английского короля да ивсех его союзников.
        - Я непозволю всуе трепать своё имя! - продолжал убеждать толи жену, толи самого себя герцог. - Даже последнему дураку должно быть ясно, что любые враждебные действия против меня выгодны, впервую очередь, этому, чёрт его раздери, Монмуту! Ещёбы! Анжу причина всех раздоров! Часть Аквитанского наследства! Ему плевать, что герцогство давным-давно отвоёвано - он его хочет, ион его получит, негнушаясь никакими средствами! Иобвинять меня сейчас, хоть вчём, хоть вничтожной какой-то мелочи, равносильно предательству!..
        Герцог шагнул кжене иобнял её заплечи.
        - Неволнуйтесь, душенька, я вернусь очень скоро. Коннетабль нетак глуп, чтобы арестовать меня. Но, даже если это ипроизойдёт, вину ещё нужно будет доказать. Ая уверен, вы сумеете найти хороших защитников, чтобы этот процесс заглох накорню…
        Нельзя сказать, что подобное утешение сильно взбодрило мадам Иоланду, нонепризнать правоту мужа она немогла. Поэтому, скрепя сердце, согласилась наотъезд, оговорив, однако, что поедет иТанги дю Шастель, иещё несколько преданных дворян, лично ею отобранных. Врезультате чего, герцог Анжуйский отправился вПариж воглаве небольшой армии, которая, потайному указу мадам Иоланды, должна была нетолько защищать, но, всамом крайнем случае, отбить его светлость, хоть даже иуконнетабля, ивернуть вАнжер.
        Посчастью, ничего подобного делать непришлось.
        Меньше чем через месяц, живые иневредимые, все возвратились обратно. Герцог, весьма собой довольный, рассказал, что - да, после смерти Жана слухи опричастности Анжуйского семейства котравлениям вспыхнули сновой силой, нопотом, как-то быстро угасли. Официальная версия, ивэтот раз, оглашена была самая безобидная, идля всей Франции «болезненный» принц Жан умер отпричин вполне естественных, выразившихся вповрежденном когда-то давно, при падении слошади, мозге…
        - Ноон действительно небыл отравлен? - беспокойно допытывалась герцогиня, ещё неверящая вблагоприятный исход дела.
        - Незнаю, душенька, - беспечно ответил герцог. - Арманьяк говорил обэтом как-то туманно… Впрочем, уже ито хорошо, что Шарля вПариж пока никто нетребует. Зато место вКоролевском совете уменя уже есть…
        - Ачто королева?
        - Её невидел. Одни говорят, будто Изабо вне себя отгоря заперлась всвоем особняке, чтобы никого невидеть. Другие подтверждают - да, заперлась, носовсем подругой причине. Нонам-то свами, душенька, какая, всущности, разница, правда?
        Норазница была!
        Мадам Иоланда чувствовала всем сердцем, что точка вэтом деле ещё непоставлена! Тревожась ибесконечно удивляясь, она расспрашивала мужа обо всех подробностях поездки ипыталась разобраться, чтоже её, вконце концов, так беспокоит? Однако герцог, как всякий презирающий политику мужчина, видел только то, что видел, инавсе расспросы отвечал одно: «Всё хорошо. Вы слишком переволновались, дорогая. Уверяю вас, никакой опасности нет, там всё спокойно…», чем нестолько успокаивал супругу, сколько злил.
        Нелучше дело обстояло исдю Шастелем. Ноутого, покрайней мере, были уважительные причины ничего незнать, поскольку, пораспоряжению Ла Тремуя, всех дворян, прибывших сосвоими сеньорами изокрестных графств игерцогств, расселяли невЛувре, азарекой, вквартале святой Мари.
        - Я, конечно, старался при каждом удобном случае быть рядом сего светлостью, - рассказывал Танги, - но, боюсь, это была излишняя предосторожность. Никакой враждебности поотношению кнам я незаметил, иникто непытался расспрашивать нас оШарле. Вам следует поверить вашему мужу, мадам. ВПариже, действительно, всё слишком спокойно, ислишком печально…
        Апотом герцог Анжуйский внезапно занемог, имадам Иоланда, как-то сразу, обреченно подумала: «Вот оно…»
        Вызванный лекарь поначалу только развёл руками - обычная простуда. Надворе зима, агерцог, большой любитель верховой езды, неслишком заботился отом, чтобы одеваться теплее. «Нечему удивляться, мадам - организм его светлости уже нетак молод, как раньше, илегче поддается недугам. Это недомогание скоро пройдёт».
        Слегка успокоившись, деятельная герцогиня тутже достала все свои снадобья исобралась всерьёз заняться заболевшим, носупруг над ней только посмеялся.
        - Изрыцаря хворь выходит спотом, - заявил он. - Я просто засиделся.
        И, пригласил Танги дю Шастеля размяться сним намечах.
        Бой вышел коротким. После нескольких выпадов инесильных замахов герцог Луи вдруг побледнел, зашатался иупал вобморок.
        Прибежавший лекарь уже непожимал плечами. Кинув встревоженный взгляд нагерцогиню, он покачал головой:
        - Я незнаю, что сего светлостью, мадам. Появились новые симптомы… Если позволите, ябы хотел пригласить изуниверситета нескольких своих коллег для консультации.
        Мадам непросто позволила. Она велела снарядить заучёными медиками собственную карету, акогда они приехали, готова была сама им прислуживать, лишьбы помогли! Но, увы, многочисленные обследования инеуверенный диагноз, что уего светлости «что-то вроде желудочной болезни», состояние герцога неулучшили. Он ещё бодрился, говорил, что вот-вот встанет наноги ибезропотно принимал все снадобья герцогини, однако, угасал скаждым днем всё больше ибольше.
        Апотом, одним ужасным весенним днем, жизнь Луи Анжуйского оборвалась, исолнце почернело вглазах мадам Иоланды.
        «Его отравили, отравили, отравили!!!», - повторяло теперь вСомюрском замке бесконечное эхо. «Разве мало насвете ядов, неоставляющих следов?! Надо было обследовать язык, глаза, кожу под волосами… Как я могла быть такой легковерной?!. Хотя, что уж теперь. Луи мёртв исама я, словно неживу, вэтом перестроенном, отделанном для счастливой жизни, замке»…
        Руки, сжимавшие голову, бессильно опустились. Похоронный звон вушах сделался тише, иглаза обожгло подступившими слезами, как будто нарастрескавшуюся сухую землю брызнуло долгожданным дождем.
        Да нет, полно!
        Герцогиня зло встряхнула головой.
        Ейли опускать руки?! Ведь есть ещё Анжу - её государство, её дом исемья, вотчина, ради процветания которой она готова спасать всё королевство французское! Есть незаконченные дела - две девочки вЛотарингии, которым необходимо дать спокойно вырасти. И, наконец, ссегодняшнего дня, есть огромное желание отомстить.
        - Эй, кто-нибудь! - закричала герцогиня. - Немедленно мою карету! Я возвращаюсь вАнжер!
        Она горела нетерпением уехать немедленно, поэтому, когда спустя всего минуту водворе замка послышался стук копыт игрохот колес подъезжающего экипажа, мадам Иоланда решила, что это перепуганные слуги поспешили выполнить её распоряжение почти мгновенно.
        Как была, вдомашнем платье ивдовьем покрывале, герцогиня спустилась вниз, ноувидела перед входом несвою карету. Надверце этой чужой, запыленной, явно проделавшей долгий путь, красовался красно-белый герб сзолотыми арманьякскими львами. Арядом, почтительно склонившись, стоял исам коннетабль Франции.
        - Мадам, - сказал он, - её величество, королева Изабо требует возвращения принца Шарля вПариж. Ия приехал сюда, чтобы просить вас помочь мне её уничтожить.
        Париж
        (лето 1417года)
        Покусывая край смятой простыни, совершенно нагая Изабо лежала наживоте посреди своего обширного ложа имрачно наблюдала, как одевается шевалье де Бурдон, спешащий вЛувр, кутреннему пробуждению короля.
        - Тебе идёт траур, - лениво заметила королева.
        - Тебе тоже, - осклабился шевалье иокинул выразительным взглядом полноватую, новсе ещё соблазнительную фигуру любовницы.
        - Толку-то, - невнятно пробормотала Изабо.
        Потянувшись всем телом, она зевнула иперекатилась наспину.
        - Наднях собираюсь уехать вВенсен. Уже достаточно тепло. Может быть там, подальше отэтого унылого Парижа, мне будет нетак скучно.
        Шевалье замер.
        - Ты уезжаешь? - спросил он немного растерянно, - нотогда мы несможем видеться так часто.
        - Сможем, неволнуйся.
        Согнув вколене одну ногу, Изабо рассматривала узоры набалдахине своей постели идаже неповернула головы кде Бурдону.
        - Наднях вПариж вернулся мой сын Шарль. Ты знаешь, какое наглое письмо я получила отгерцогини Анжуйской, поэтому хочу уехать, чтобы показать им, как мало значения придаю этой её уступке. Ктомуже, она наверняка что-то задумала, так что лучше будет понаблюдать завсем издали… Ноты здесь тоже неостанешься. Я спросила иЛа Тремуй обещал мне добиться твоего назначения напост коменданта Венсенского замка. Как только приказ подпишет мой никчемный муж, ничто уже непомешает нам быть вместе столько, сколько захотим.
        Вглазах де Бурдона плеснула радость.
        Аккуратно застегнув последнюю пуговицу накамзоле, он пылко бросился кИзабо исжал её вобъятиях.
        - Ты очень этим обяжешь, дорогая! Честно говоря, мне досмерти надоело служить утвоего Шарля.
        Изабо медленно запустила пальцы вроскошно-густую шевелюру своего любовника иглубоко вздохнула.
        Этот красавчик давнобы ей надоел, необладай он именем самого прекрасного изсвоих предшественников итакимиже красивыми волосами, какие были когда-то угерцога Орлеанского. Поночам, вминуты высшего наслаждения, когда королева шептала: «Ах, Луи, Луи!», она словно переносилась вдни счастливой молодости иснова становилась юной, восторженной девушкой, засмотревшейся однажды вголубые глаза своей мечты…
        Это ощущение было таким острым, итак поразило Изабо ссамого первого раза, когда де Бурдон оказался веё постели, что она - хоть ижелала очень страстно - всёже воздерживалась отнового свидания достаточно долго, даже самой себе объясняя это воздержание предусмотрительной осторожностью. Ноглубоко вдуше жил страх - авдруг неповторится?! Вдруг невероятное, ни счем несравнимое ощущение, так разбередившее душу, было вызвано всего лишь новизной, ивсе последующие свидания сжеланным шевалье отравит бесплодное ожидание?..
        Но, нет! Всё повторилось, ивследующий раз, ипотом. Иповторялось, повторялось, повторялось, даже когда, идеальный вовсех отношениях де Бурдон, неизбежно превратился взаурядного любовника иначал обретать недостатки.
        Да, он был иглуповат, ислишком фамильярен, иодин раз даже посмел, вприсутствии фрейлин, обратиться поимени ксвоей королеве. Изабо устроила ему тогда отменную выволочку сбольшим удовлетворением наблюдая, как затряслись губы шевалье, как испуганно он попятился ипобледнел. Для первого раза это было даже трогательно. Настоящий Луи - герцог Орлеанский - такой, каким он стал впоследние годы, вответ наоралбы сам изаставилбы бледнеть её… Впрочем, опокойных плохо нестоит. Тем более, что дело было, всущности, невнём, авбеспечном юном возрасте, сним связанном. Ради мгновений этой вечной молодости, ради иллюзии её бессмертия, иготова была Изабо закрыть глаза наглуповатость ифамильярность шевалье. Вконце концов, место своё он помнил иохотно возвращался всвое придворное стойло, когда королева того хотела.
        - Ах, Луи, Луи, - прошептала она, крепче прижимая кгруди голову любовника, - теперь ты будешь сомной вечно…
        Полчаса спустя, крайне довольный своими успехами де Бурдон вышел изспальни её величества, снял сплеча длинный золотистый волос и, неповорачивая головы, бросил дежурившей удверей фрейлине:
        - Королева желает умыться. Распорядитесь, чтобы ей принесли всё необходимое… Ипобыстрее! Она сегодня поедет вЛувр.
        Молоденькая фрейлина подскочила ипочтительно поклонилась, несмея поднять глаза нашевалье. Но, как только он вышел изпокоев ишаги его затихли, из-за портьеры, прикрывающей дверь вкомнаты прислуги появилась мадам де Монфор.
        - Что вы делаете? - строго спросила она. - Почему вы кланяетесь этому шевалье, как принцу или герцогу? Незабывайтесь, милочка, он всего лишь посыльный его величества!
        Пухлые щеки недавно поступившей наслужбу фрейлины, покрылись густым румянцем. Склонившись ещё ниже, она почти прошептала:
        - Простите, мадам, больше этого неповторится.
        - Надеюсь.
        Мадам де Монфор три раза стукнула вдверь, изкоторой вышла и, спустя мгновение, оттуда появилась служанка скувшином итазом для умывания
        - Ступайте, скажите, чтобы приготовили платье королевы иголовной убор, - велела мадам де Монфор фрейлине. - Здесь я обо всем распоряжусь сама.
        Отослав служанку идождавшись, когда вкомнате никого неостанется, она достала шкатулку смазями измозгов кабана ипритираниями, которыми Изабо пользовалась поутрам, проверила, всёли наместе и, задумавшись намиг, чему-то удовлетворенно улыбнулась.
        Шевалье сказал, что королева собралась вЛувр?! Отлично! Получается, что вВенсенн она всё-таки поедет, аэто значит… О!!! Это значит, что скоро мадам де Монфор сможет оставить, наконец, опостылевшую службу при её величестве иубраться подальше отэтого гнилого двора!
        Последний год дался старшей фрейлине особенно тяжело. Бесконечные похороны ипрочие напасти угнетали её чрезмерно. Ноболее всего то, скаким пренебрежением относилась ко всему Изабо. Даже смерти собственных сыновей она восприняла всего лишь ссожалением. Да ито, неоних…
        «Что поделать, - пожимала плечами королева, - стех пор, как герцог Бургундский всех нас тут бросил, иЖан, иЛуи совсем растерялись истали ни начто негодны. Аведь я так наних надеялась… Нотеперь, когда стало ясно, что править им всё равнобы непришлось, незачем ижить…»
        Мадам де Монфор пыталась возражать, говорила, что вкоролевских сыновьях была последняя надежда Франции, исчастье, что вживых остался хотябы Шарль. Что нужно особенно беречь этого последнего принца, потому что реализованные амбиции английского короля отнимут корону нетолько унего, ноиусамой королевы. НоИзабо лишь вскидывала брови.
        - Лично мне Монмут обещал достойную жизнь, - говорила она. - Адурачка Шарля, после смерти его полоумного отца, он обещал оставить своим наместником воФранции. Чем плохо? Набольшее ЭТОТ мой сын всё равно нетянет. Апомне, уж лучше иметь правителем Монмута, чем выскочку д'Арманьяка, который всю власть готов прибрать крукам, дай ему только волю… Кстати, надо послать его вАнжу - пускай, наконец, привезёт Шарля. Герцог умер, агерцогиня, если уж так привязана кмоему никчемному сыну, пускай едет вместе сним. Мы её тут развлечём…
        Несчастная мадам де Монфор незнала, что ей делать. После смерти мужа мадам Иоланда наеё письма неотвечала, аидти засоветом кконнетаблю, ненавлекая насебя подозрений, старшая фрейлина королевы никак немогла. Поэтому продолжала исправно нести тяжкий крест своей службы, играя роль крайне преданной наперсницы, скоторой можно говорить откровенно иобо всем.
        Ивдруг, нежданная радость! Гонец изАнжера сдвумя письмами! Одно - официальное - для королевы, адругое, переданное тайком - для мадам де Монфор.
        Прочитав своё письмо, Изабо сначала неповерила собственным глазам. Апотом побагровела так, что сидевшая рядом поэтесса Кристина Пизанская, скоторой они только что мило ворковали, обсуждая «Книгу ограде женщин», вскочила, закричав: «Скорее, зовите лекаря! Сеё величеством удар!».
        Удар действительно был, да ещё какой! Мадам Иоланда больше неутруждала себя подбором слов. Её письмо, написанное чётким, размеренным почерком, набумаге обычной, дообидного дешёвой, послогу ничем ненапоминал прежние, затейливые, словно узоры, письма иречи всесильной герцогини. «Женщине, которая живёт слюбовником, ребёнок абсолютно ненужен. Недля того я его кормила ивоспитывала, чтобы он помер под вашей опекой, как его братья, или вы сделали изнего англичанина, как вы сами, или довели досумасшествия, как его отца. Он останется уменя, ивы, если сможете, попробуйте его отобрать!».
        Для Изабо, как для любого человека, небрезгующего ни подлостью, ни ложью, подобные прямые выражения показались вопиющим бесстыдством! Раскричавшись, словно площадная торговка, она призывала наголову герцогини все проклятья, какие только смогла вспомнить! Требовала карету, чтобы немедленно ехать ккоролю ижаловаться, ипросить всего, чего только можно - наказания, изгнания, отлучения! Посылала немедленно кконнетаблю, чтобы заШарлем отправили вАнжу армию. Ноуспокоилась быстро, хотя изло, как только мадам де Монфор шепнула ей наухо, что любые меры против герцогини Анжуйской потребуют предварительного следствия, ипридётся обнародовать письмо. Акоролеве это было совсем ненужно.
        Сама старшая фрейлина вести получила более чем благоприятные. Во-первых, мадам Иоланда снова прислала ей чёткие иподробные указания, что идля чего нужно делать. Аво-вторых, она обещала, как только королева будет изобличена вневерности изаперта водном иззамков навремя расследования, весь её двор распустят, имадам де Монфор сможет, наконец, уехать домой. «Впрочем, - гласила приписка вконце письма, - если служба при дворе моей дочери покажется Вам привлекательной, всчет Ваших прошлых заслуг инашей благодарности, можете претендовать налюбую приемлемую для Вас должность…»
        ОГосподи! Да ради избавления отвечного притворства инеобходимости прислуживать женщине, так инесделавшей ни единого вывода изсобственной жизни, мадам де Монфор готова была сама выдать королеву совсеми её «шевалье». Но, посчастью, ничего подобного нетребовалось. Старшей фрейлине нужно было всего-навсего подкинуть Изабо идею провести лето вВенсенском замке. Авсё остальное сделают другие.
        Водворец де Бурдон опоздал.
        Спомощью своего слуги, предусмотрительно державшего для него отпертой дверь набоковую лестницу, шевалье оказался впокоях короля, когда того уже умывали. Молодой человек неслышно проскользнул взатемнённую комнату истал заспинами слуг, терпеливо ожидавших указания отВеликого управляющего двора приступить кодеванию. Но, какбы тихо он ни ступал, несколько человек всёже обернулись, исреди них Ла Тремуй, который сурово сдвинул брови инеодобрительно покачал головой.
        - Как хорошо! - произнес вэтот момент его величество, которому обтерли шею прохладным мокрым полотном.
        Впоследние дни Шарлю стало намного лучше. Асегодня он порадовал подданных даже лёгким румянцем нащеках, что незамедлил отметить лекарь, внимательно изучавший сейчас встороне содержимое королевского ночного горшка.
        - Сегодня меня обещал навестить мой сын, - сказал Шарль, ни ккому конкретно необращаясь. - Я очень рад, хотя иудивлён. Говорили, будто уменя больше неосталось сыновей…
        Лекарь отставил горшок, поманил слугу сводой и, ополоснув руки, приблизился ккоролю.
        - Лучше всего вам былобы погулять сего высочеством навоздухе, - сказал он, почтительно прощупывая пульс навялой желтоватой руке. - Дни сейчас стоят тёплые, солнечные, иэта прогулка доставит вам ипользу, иудовольствие.
        Шарль послушно кивнул.
        Познаку Ла Тремуя слуги содеждой пришли вдвижение иобступили короля, асам Великий управляющий, пользуясь этой легкой суматохой, подобрался поближе кде Бурдону.
        - Почему вы опоздали, сударь? - шепнул он сердито.
        Шевалье ответил беззаботной улыбкой.
        - Израя вад неторопятся, мессир.
        - Как раз повам этого нескажешь…
        Они отступили всторону, пропуская слуг, выносивших приборы для умывания, иде Бурдон, незаметно для окружающих, дернул Ла Тремуя зазапястье:
        - Лучше скажите, как обстоят дела смоим назначением?
        - Никак.
        Глаза Ла Тремуя беспокойно забегали покомнате.
        - Имейте терпение, сударь. Чтобы подписать такой указ без лишних вопросов - авопросы, как вы понимаете, легко могут возникнуть - нужно выгадать подходящий момент. Таковой пока непредставился.
        Шевалье пожал плечами.
        - Мне-то что, - сказал он, сузив глаза, - это нея тороплюсь, аеё величество. Наднях она уедет, так что вам ябы посоветовал быть расторопнее.
        Сэтими словами де Бурдон порхнул ккоролю, который, протискиваясь врукава камзола, уронил свой платок. Шевалье ловко подхватил этот скомканный, несвежий кусок ткани прямо налету и, улыбаясь, протянул Шарлю.
        - Какой молодец! - обрадовалсятот.
        - Нетебе меня учить, - почти вунисон скоролем, пробормотал Ла Тремуй.
        Приказ оназначении шевалье де Бурдона комендантом Венсенского замка был подписан три дня назад, когда его величество, расстроенный пасмурной погодой, был особенно невнимательным. Исегодня этот наглый любовничек своё назначение обязательнобы получил, как доказательство особой расторопности Ла Тремуя - преданного слуги её величества. Иона, несомненно, осталасьбы благодарна изапомнила того, кто оказал ей эту услугу, еслибы…
        Еслибы уже вчера вечером господин Ла Тремуй неизорвал этот приказ намелкие клочки, которые без остатка сжег вогне своего камина.
        * **
        Объяснение такому странному поступку заключалось всобытиях, произошедших двумя днями ранее, когда коннетабль д'Арманьяк вернулся изАнжера ипривёз, наконец, Парижу его дофина. Немедленно все лица, занимающие особо важные должности при дворе, поспешили предстать перед новым наследником, чтобы выразить ему своё почтение, исреди них, разумеется, иЛа Тремуй.
        После недолгой церемонии, ничем непроявивший себя Шарль, любезно всех поблагодарил, сказал несколько слов отом, как он опечален трагическими обстоятельствами, приблизившими его ктрону, иудалился, невызвав всвоих подданных ни замешательства, ни удивления. Принц, как принц.
        Лицо коннетабля тоже было бесстрастно. Даже когда он пригласил Ла Тремуя всвои покои, ничто ни втоне, ни вовзгляде графа Бернара непредвещало никакой опасности. Но, едва дверь заними закрылась, д'Арманьяк схватил Великого управляющего зашиворот, швырнул настул ипрорычал:
        - Атеперь, поговорим начистоту!
        Ошеломлённый Ла Тремуй съёжился, бормоча, что ничего непонимает, нод'Арманьяк навис над ним, словно грозовая туча.
        - Хватит, сударь! Я ненамерен больше наощупь пробираться среди друзей иврагов. Пора определяться! Возвращение дофина вПариж вовсе неуступка её величеству, а, скорее, наоборот. Ивы, Ла Тремуй, если хотите сохранить свой пост, аможет исаму жизнь, невыйдете отсюда, пока неответите намои вопросы.
        Граф сделал паузу, давая Ла Тремую возможность переварить услышанное ипродолжил, неснижая тона.
        - Мне известно, что королева намерена уехать вВенсен, ито, что вы пообещали пристроить её любовника, ни больше, ни меньше, как комендантом Венсенского замка…
        Ла Тремуй сделал последнюю попытку прикинуться несведущим.
        - Как вы смеете, граф, так оскорблять королеву?! - выпрямился было он, нотутже снова был отброшен наспинку стула.
        - Я уже сказал - хватит! - рявкнул коннетабль. - Идиота будете изображать перед королевой иде Бурдоном, аздесь исейчас мне нужен чёткий ответ - вы сомной, или против меня?
        Ла Тремуй заерзал настуле.
        - Что значит, свами, или против? - спросил он, обиженно поправляя ворот. - Вы так говорите, будто все мы тут друг сдругом воюем.
        - Атак иесть!
        Д'Арманьяк обошёл вокруг стула, взял лежащий наего столе, поверх прочих бумаг, какой-то документ иткнул его под нос Ла Тремуя.
        - Вот! Приказ обаресте королевы, уличённой визмене, суказанием приступить кнемедленному расследованию этого дела. Очень скоро он будет обнародован, ия полагаю, вам ненадо объяснять, чем обернётся подобное расследование для всех, кто считает, что очень ловко скрывает свои отношения сбургундцами иангличанами.
        Ла Тремуй проглотил ком, застрявший вгорле.
        - Вы меня обвиняете, граф?
        - Пока я только задаю вопросы.
        Великий управляющий присмотрелся кбумаге.
        - Приказ ещё неподписан, - сипло заметилон.
        - Когда его подпишут, отвечать намои вопросы будет поздно. Иуже ненужно.
        Поспокойному, уверенному тону коннетабля было ясно, что шутить он ненамерен, закоролеву взялся серьёзно, иподдержку имеет настолько мощную, что небоится посвящать всвои планы даже того, кому неслишком верит.
        Подумав совсем немного, Ла Тремуй опустил глаза имолча кивнул.
        - Приказ оназначении де Бурдона уже подписан? - спросил д'Арманьяк.
        - Вчера.
        - Порвите его иприготовьте новый. Полагаю, его величество невспомнит, что один раз уже подписывал подобную бумагу?
        - Невспомнит.
        Ла Тремуй коротко глянул наконнетабля. Если граф намерен поставить ему ввину использование состояния короля вличных целях, то наэто Великому управляющему исамому есть что сказать. Нод'Арманьяк ничего подобного делать несобирался.
        - Пускай королева едет одна, - говорил он. - Пускай поживёт какое-то время без любовника, поволнуется иписьменно потребует его назначения… Впрочем, письмо сгодится любое - спростым напоминанием, упоминанием, новой просьбой. Лишьбы имя шевалье там было… Аон, кстати, своей любовнице пускай шлёт письма, как можно чаще, вы поняли?
        Ла Тремуй неопределенно пожал плечами.
        - Королева может иненаписать.
        - Напишет. Это уже неваша забота. Но, как только письмо придёт, вы сразуже сообщите мне, итогда мы оба пойдём ккоролю, каждый сосвоим приказом. Вы предъявите свой, как настоятельную просьбу её величества, которую обязаны выполнить, ая… Я задам только несколько вопросов ипредложу наподпись эту свою бумагу, вместе сприказом обаресте идопросе шевалье де Бурдона, который тоже уже готов…
        Ла Тремуй усмехнулся. «Похоже, я просчитался, поставив ненатого рыцаря наэтом турнире», - подумалось ему. Ноконнетабль расценил эту усмешку по-своему.
        - Инепытайтесь, сударь, помешать тому, что неизбежно произойдёт, свашей помощью, или без неё. Арест королевы - дело решённое. Новвашихже интересах, чтобы натом следствии, которое начнётся, невсплыл вопрос: для чего, ипочьему наущению вы пытались рассорить меня сгерцогом Анжуйским? Заметьте, досих пор я обэтом неспрашивал, новедь могу испросить.
        Великий управляющий вздохнул.
        - Если арест королевы дело решённое, зачем вам я? - спросил он, глядя всторону.
        - Считайте, что это моя благодарность, - после короткой паузы ответил коннетабль. - Уж незнаю, изкаких соображений, новы недонесли отех переменах вдофине, которые всем нам бросились вглаза тогда, вАнжере, и, тем самым, дали мне время…
        - Может идонёс, откуда вам знать? - хмуро буркнул Ла Тремуй.
        Коннетабль покачал головой.
        - Нет. Иначе, заШарлем послалибы неодного меня, спустя полгода, ацелую армию исразуже…
        * **
        «Да, да, да! Я просчитался!» - твердил себе Ла Тремуй, почти бегом удаляясь отпокоев д'Арманьяка. - «Королеву выводят изигры слишком уверенно. Дурачка де Бурдона, скорей всего, казнят, нопрежде выбьют изнего всё, что смогут обургундских связях Изабо, иобо всех её посредниках. Страшно подумать, что тогда начнется! Арманьяк будет единолично править отимени дофина, пока того окончательно ненатаскает навласть герцогиня Анжуйская, апотом они объединятся впартию более крепкую, и, кстати, более законную…
        Господи, благодарю тебя, что позволил хоть вчем-то неошибиться ипоступить разумно!»…
        Полгода назад Ла Тремуй действительно ничего несказал королеве отех переменах, которые обнаружил вмолодом Шарле. Слишком уж явно они были продемонстрированы, чтобы незадуматься, иЛа Тремуй задумался, ирешил неспешить. «Герцог игерцогиня чересчур сильно привязались квашему сыну, мадам, - доложил он тогда королеве. - Её светлость так пугается, так боится всякой опасности, которая может угрожать её драгоценным детям, что перенесла этот страх инавашего Шарля. Она считает, что дорога вПариж слишком опасна, чтобы ехать именно сейчас. Может быть, весной, или летом… Или, может быть, вам лучше послать вАнжер официальный приказ?»…
        Он ждал гнева, ждал обвинений внедостаточном рвении, нокоролева вответ лишь небрежно пожала плечами иотмахнулась, хотя должнабы была, помнению Ла Тремуя, ухватиться заидею вернуть Шарля вПариж, настаивать идобиваться своего.
        Великий управляющий презрительно усмехнулся. Женский ум… Укого-то коварный ибезжалостный, укого-то изощрённый, особенно вотношении алькова, укого-то вообще непоймёшь - есть он, или нет. Но, когда наголове женщины корона, считаться приходиться слюбым. Это политика. Аполитика - дело изменчивое. То требует действий попервому порыву инаказывает поражением задолгие раздумья, то, наоборот, заставляет думать, идумать… Особенно затех, укого непоймёшь, что под короной. Вот подумав, Ла Тремуй ирешил - будь принц сам посебе, онбы его непросто выдал, онбы его привёз иотдал. Королеве, бургундцам, хоть чёрту - делайте, что хотите. Нокороткой беседы сгерцогиней хватило, чтобы понять - заспиной Шарля стоял нестолько герцог Анжуйский, сколько сама мадам Иоланда, дама неменее опасная чем, кпримеру, Жан Бургундский. И, если уж кое-кому хотелось лишить Бернара Арманьякского одной изсамых мощных его поддержек, то отравить следовалоеё…
        Ла Тремуй замер ииспуганно осмотрелся посторонам. Нет, здесь теперь даже думать откровенно нестоит… Ах, зря он так глупо мечтал обыстрой карьере при этом дворе! Лучше всего было исчезнуть куда-нибудь. Но, куда теперь исчезнешь? Выходит, раз уж сглупил, раз уж оказался всамой гуще инасвету, то надо хотябы превратиться навремя впослушную, бездумную тень того, кто вырвался впервые ряды иготов стоять увсех навиду - ненавидимый, обожаемый, обсуждаемый… Самже Ла Тремуй теперь знает - вэтой драке, чем незаметней, тем лучше…
        Он снова поправил ворот, который досих пор казался смятым ивывернутым.
        Аведь ему, всущности, итрудиться особенно ненадо - граф Бернар именно это ипредложил - стать послушной тенью. Чтож, извольте, мессир - пешка, так пешка. Тоже фигура, вконце концов, ивозможность для действий унеё нетак уж имала. Одно плохо - наполе приходиться стоять меж двух огней. Ноулюбой игры, вконце концов, есть свои правила - слишком дерзкие пешки всегда оказываются биты, зато пешка, которая продвигается состорожностью, может заменить собой впоследствии любую фигуру… «Может, мне вас изаменить, граф? - подумал Ла Тремуй без особой злости. - Слишком уж нахраписто взялись вы заповодья вэтой колеснице, атаких быстро убирают… Яже всегда готов предоставить править другим. Только подскажу, вкакую сторону лучше…
        Впрочем, торопиться нестоит. Вы приказали - я исполню. Адальше разбирайтесь-ка, пока, сами»…
        * **
        Через день королева уехала вВенсен.
        Накануне, как исобиралась, она заехала водворец, чтобы повидаться смужем исыном. Носын вовстрече отказал, сославшись напростуду, которую подхватил добираясь сюда. Её никак неудавалось вылечить, поэтому дофин непринимал никого, кроме коннетабля имессира дю Шастель, присланного герцогиней Анжуйской. «Все такойже дохляк, - презрительно заявила своим фрейлинам Изабо, - Но, согласитесь, он стал умнее. И, если эта зараза опасна, я готова полюбить Шарля зато, что принимает он только Арманьяка иверного пса этой наглой герцогини». Фрейлины засмеялись, акоролева слегким сердцем отправилась сообщить королю освоем скором отъезде.
        Несчастный безумец искренне огорчился. Долго упрашивал «бесценную душечку» непокидать его теперь, когда он так быстро поправляется, ноИзабо уже трудно стало растрогать.
        - Я вернусь квашему полному выздоровлению, - сказала она, безразлично целуя мужа всухой, как песок, лоб. - Авы, мой друг, распорядитесь пока, чтобы вВенсене мне непришлось испытывать никаких беспокойств. Говорят, там досих пор нет коменданта, аэто очень неудобно…
        - Кудаже подевался прежний? - искренне удивился Шарль.
        - Он умер, мой дорогой, - произнесла Изабо, сукором глядя намужа.
        - Умер? - опечалился тот. - Как жаль… Что-то все вокруг умирают…
        Ивдруг заплакал, тихо игорько.
        Изабо отвернулась.
        - Позовите лекаря, - распорядилась она, покидая королевские покои стремительно ишумно, как будто боялась заразиться здесь, толи безумием, толи жалостью.
        Ла Тремуй поспешил следом.
        - Я все помню, ваше величество, - изогнулся он вподобострастном порыве. - Пока небыло возможности подписать назначение, но, неволнуйтесь, шевалье получит эту должность очень скоро.
        - Я иневолнуюсь, - холодно произнесла королева. - Это вам следует волноваться, Ла Тремуй.
        - Разумеется, мадам…
        Он остановился, непоспевая закоролевой, которая ни намиг незамедлила своего стремительного бегства, и, глядя ей вслед, снова подумал, что политика - дама, пожалуй, стольже изменчивая исвоенравная, как избалованная женщина. Что если она вот также капризно надует губки, иуграфа Бернара всё пойдет нетак, как он задумал? Ведь, что ни говори, ноесть ещё английский король иЖан Бургундский. Ипока один, спревосходством победителя договаривается сдругим, ни вчём нельзя быть уверенным доконца!
        «Надобы издесь подстраховаться», - подумал Великий управляющий, потираялоб.
        Итут напряжённо работающий мозг выдал вдруг решение простое ибезопасное! Сердце Ла Тремуя радостно заколотилось. Нераздумывая больше ни минуты, он поспешил кпокоям старшей королевской дочери, соображая находу, какими словами уговорить её последовать заматерью вВенсен и, необъясняя причин, заставить непокидать Изабо ни при каких обстоятельствах, даже если этого потребует сам король.
        * **
        Дней десять после отъезда королевы Великий управляющий двора выдерживал натиск настырного шевалье иизворачивался, как мог, объясняя, почему приказ оего назначении досих пор неподписан. Наодиннадцатый день пришло долгожданное письмо откоролевы…
        Видимо, её величество сильно заскучала. При явном желании быть осторожной, она, все-таки допустила вкороткой записке несколько досадных оговорок, которые заставили Бернара д'Арманьяк, впервые запоследние полгода, широко улыбнуться.
        - Вот теперь пора! - воскликнул он, бережно пряча нагруди бумагу, исписанную королевой.
        Всё дальнейшее напоминало бой без неожиданностей, повсем правилам воинского искусства, когда исход ясен уже доначала поодному тому, как расставлены войска, икакова их численность…
        Далёкий отдурных мыслей шевалье де Бурдон долго немог понять, чего отнего хочет присланный коннетаблем Танги дю Шастель. Свысокомерием неочень умного человека он требовал почтения ксвоей персоне, все ещё пребывая виллюзорном заблуждении, что королева своим всемогуществом его защитит. Номессир Танги совершенно его уничтожил, показав приказ обаресте, подписанный королем.
        Изабо тоже никак нехотела верить… Рыцарь Дюпюи, которого коннетабль прислал вкачестве её тюремщика предъявил все нужные бумаги, втом числе иотдельное указание его величества отвезти Изабо вТур, где исодержать под арестом доконца следствия. Но, даже видя, как перепуганные служанки собирают её вещи, даже садясь вкарету без гербов иукрашений, содной только дочерью ибез единой фрейлины, королева продолжала надменно заверять, что Арманьяк перестарался, иочень скоро безумный король переменит свое решение, аконнетаблю придётся завсе ответить…
        Досамого Тура она сидела вкарете очень прямо, нешевелясь, ибез отрыва смотрела заокно широко раскрытыми неподвижными глазами. Кместу своего заточения проследовала сгордо вскинутой головой, итолько брезгливо поморщилась, заметив перебегающую пустой зал крысу. Но, когда Дюпюи распахнул перед ней дверь сыроватой, необустроенной комнаты, Изабо вдруг побледнела ипошатнулась.
        Вид жёсткой лежанки вуглу сказал ей яснее самого жёстокого приговора, что всё кончено! Небудет больше ни жарких ночей вобъятиях красавца шевалье, ни юности, ни обманчивой иллюзии вечного любовного восторга - ни-че-го! Исамого шевалье де Бурдона тоже никогда больше небудет, ни веё жизни, ни наэтом свете.
        Изабо застонала, представив, что сделают сэтим красивым телом палачи Арманьяка взастенках Шатле! И, рисуя ввоображении картины, одну страшней другой, она поклялась, что отныне свою недорастраченную страсть обратит наненависть ко всему, что хоть как-то связано счеловеком поимени д'Арманьяк!
        Весь вечер ивсю ночь королева проплакала, жалея себя инесчастного де Бурдона, которому столько предстояло вынести. Ноона ошибалась. Обезумевший отстраха шевалье невыдержал первогоже допроса. Он умер вовремя пытки, рыдая икрича, что ничего незнает освязях королевы сЖаном Бургундским, после чего попросил воды, которой уже недождался. Эти слова, последние вкороткой жизни красивого юноши, были аккуратно записаны, вместе совсеми его «незнаю», ипереданы Бернару д'Арманьяк, который, читая, лишь безразлично повёл бровями.
        - Что делать стелом, мессир? - пустым голосом поинтересовался судейский стряпчий.
        Недумая ни минуты, коннетабль ответил:
        - Сами незнаете? Бросьте вСену. Он мне больше ненужен.
        Бурже
        (Зима 1417 - 1418года)
        Первое без герцога Анжуйского Рождество прошло печально искромно. Угроза нового вторжения Монмута заставила герцогиню спешно переехать вШер, вовладения герцога Беррийского, где она теперь ижила водном иззамков недалеко отБурже. Нонестолько эта угроза, сколько невыносимая тоска иневозможность видеть так любовно обустраиваемый когда-то дом, выгнала мадам Иоланду изАнжера, где теперь оставался полноправным хозяином её старший сын Луи, третий герцог Анжуйский.
        Из-за траура посвящение врыцари его идофина Шарля прошло более чем скромно - небыло даже турнира. Нони сами юноши, ни посвящавший их коннетабль непридали значения внешней форме обряда, полагая его внутреннее содержание более значимым именно вэти дни, иименно втаком скромном обрамлении, нежели уобряда, проведённого повсем правилам вдни более спокойные.
        Заботы, связанные сустранением королевы, немного вернули мадам Иоланду кжизни, нодушевное умиротворение покинуло её, кажется, навсегда. Иособого удовлетворения она тоже неиспытывала. Изабо была нетем противником, которого следовало уважать, хотябы зацелеустремленность. Гораздо более важным представлялось герцогине теперь то, как сумеет Шарль освоиться вПариже, при дворе своего отца, вновом качестве принца, уже непрезираемого, ноинеуважаемого ещё должным образом.
        Граф Бернар, правда, сумел оценить плоды воспитания дофина. Разговора наэту тему уних смадам Иоландой небыло, нопотому почтению, позаботе, скоторой коннетабль обращался сШарлем, увозя его вПариж, было ясно итак - он всё понял ипринял, доказав тем самым, кчести своей, что печётся всёже неоличной выгоде, аоделах государства. Иблагодарная герцогиня неунизила его просьбой беречь дофина, как зеницу ока, инепоехала вПариж, вопреки ожиданиям коннетабля, аосталась вБурже содним только младшим сыном. Хотя инастояла впоследний момент натом, чтобы верный Танги дю Шастель находился при Шарле, как вбылые времена. «Вам преданные люди тоже неповредят», - сказала она Бернару д'Арманьяк, объясняя свое решение. - «Кто знает, сколько ещё врагов вы приобретете, устранив королеву, аТанги изтех людей, накоторых ненадо оглядываться вминуту опасности…»
        Граф оценил иэтот жест. Многочисленные потери друзей иблизких сделали его более жёстким кврагам, ноиболее внимательным ктем немногим сторонникам, которые ещё оставались. Он прекрасно понимал, насколько тяжело деятельной натуре герцогини Анжуйской оставаться водиночестве. Нопонимал он ито, что мадам Иоланде требовалось время для окончательного восстановления, поэтому, уезжая, пообещал сделать для неё то единственное, что мог - держать вкурсе всех событий.
        Обещание своё д'Арманьяк исполнил. Подробное письмо обаресте Изабо, де Бурдона ивсех тех, кого посчитали врагами правящей партии было передано вБурже смадам де Монфор, чтобы её светлость могла нетолько прочитать, ноипослушать изпервых рук обо всём, что её интересовало.
        Ода, можно несомневаться, герцогиня выспросила всё домалейшей детали и, едвали ненаизусть, выучила письмо. Единственное, что неприятно кольнуло, было непреклонное желание принцессы Мари следовать заматерью кместу её заточения. Принцесса, обещанная вжёны английскому королю, была пока лишь тенью нагосударственной шахматной доске - Монмут влюбой момент мог передумать, отказаться, или подыскать партию скаким-то новым расчётом. Нопока этого неслучилось, графу Бернару всёже неследовало выпускать королевскую дочь изобласти своего внимания, даже учитывая, что гарнизон вТуре надёжный.
        Впрочем, беспокойство поэтому поводу, было такое смутное и, вродебы, безосновательное, что всознании тоскующей герцогини легко заменялось более важным беспокойством забудущее Шарля. Итеперь, вканун Рождества, сидя всвоих покоях, вокружении многочисленных подношений отдворянских родов Анжу иШера, где буквально накаждом кубке, блюде или ларце красовались изображения святого семейства, мадам Иоланда втысячный раз задавала себе вопрос: как быть дальше?
        Заширокой спиной супруга, как вуютном гнезде, прикрывшись, словно крыльями, его титулами ивлиянием, очень легко было оставаться вотносительной тени ипретворять вжизнь собственные планы, непривлекая ненужного внимания. Теперь дело осложнилось. Спина графа д'Арманьяк была тоже достаточно широка, новней зияли две огромные дыры - он небыл также простодушен, как несчастный Луи, инебыл так влюблен. Кроме того, уграфа имелись собственные интересы, которые, хоть инешли вразрез спланами герцогини, новсёже, небыли доконца общими. И, задавая себе вопрос: «что дальше?», мадам Иоланда оказывалась перед дилеммой - посвящатьли коннетабля Франции вовсе свои секреты, или пытаться им управлять иносказательно, рискуя водин прекрасный день столкнуться снепониманием инеприятием, что неизбежно повлечёт засобой какой-нибудь конфликт. Итогда уже поздно будет раскрывать истинное положение дел. Союзниками становятся или ссамого начала, доверяясь друг другу вовсём, или нестановятся вовсе. Но, сдругой стороны, вынужденное доверие вразгар событий, врядли будет принято сдолжным пониманием. Имадам Иоланда, при всём её знании
людских натур, никак немогла вычислить возможную реакцию графа насвои откровения. Одно дело воспитать короля изпринца, неимеющего шансов сесть напрестол, исовсем другое выдавать зачудо Господне то, что сотворено собственными руками…
        Оставалась, правда, ещё иЖанна-Клод, нокмыслям оней мадам Иоланда, даже сама ссобой, подступалась осторожно, словно боялась переступить черту, закоторой всё уже будет нетак, как ей виделось теперь, изакоторой иАнжер, иФранция, асамое главное, искупление перед памятью несчастного Луи иместь занего, станут уже нетак важны…
        Поразмыслив итак, иэтак, герцогиня наверное впервые вжизни, решила, что лучше всего будет спросить совета. Благо ичеловек, способный его дать, приехал кней, будто позаказу ибыл никем иным, как милым дядюшкой де Баром, бывшим епископом Лангрским.
        После смерти старшего брата, носившего наследственный титул герцога, игибели под Азенкуром других братьев, юношеская мечта епископа стала, наконец, явью - теперь он сделался единственным наследником герцогства де Бар. Ноодно дело мечтать, исовсем другое очутиться один наодин среальностью. Последняя оказалась нетак уж иупоительна, асбывшаяся мечта далась слишком дорогой ценой…
        Усталый ипостаревший, новый герцог приехал кплемяннице наРождество, потому что никого изродни более близкой унего неосталось. Да ией хвастать многолюдным семейным застольем неприходилось. Ивечером, сидя вместе возле камина, иглядя наогонь одинаково пустыми взглядами, они долго молчали, думая каждый освоих потерях.
        Де Бар, словно чётки, перебирал длинными белыми пальцами края рукавов непривычной светской одежды. Он часто вздыхал, отказался отАнжуйского вина, которое прежде очень любил, и, явно несразу, собрался сдухом, прежде чем заговорить растянутыми, задумчивыми фразами.
        - Мне стало горько жить, Виоланта… Горько, потому что переоценивать свою жизнь оказалось крайне тяжело. Никогда этим незанимайся… Особенно, насклоне лет… Я вот взялся, итеперь опустел… Прежние планы ичаяния развеялись, ановые так туманны… Это вюности хорошо мечталось… Юность тщеславна игорда… Жизнь она признаёт только, как подвиг, сблеском славы, сдеяниями вместо дела, которые непременно должны иметь приставку «великие». Всё остальное уже неудача… Даже служение Богу. Чтобы стать деянием, оно тоже требовало суеты… Новот теперь я получил игромкий титул, овеянный славой предков, ивласть, позволяющую ВЕРШИТЬ, нонет больше юности, способной принять всё это срадостью. Как нет исамой радости… Когда теряешь близких иосознаёшь это, как самое большое горе, начинаешь хвататься залюбую соломинку, которая может дать тебе вэтой жизни хоть какую-то опору… Ия стал много думать, Виоланта… Иникогда ещё небыл настолько священником, как теперь.
        Вглазах де Бара мелко задрожали две алые искорки - отблеск каминного огня назарождающихся слезах. Впоследнее время епископ стал замечать засобой излишнюю чувствительность, скоторой никак немог совладать. Ноздесь, вприсутствии всёпонимающей племянницы, её небыло нужды прятать иможно было даже нестыдиться.
        - Воистину, многие печали имногие знания связаны неразрывно. Когда служишь великому так долго, как служил я, пусть даже ивмирской суете, волей-неволей приходишь кжеланию послужить истинно, без учета чьихбы то ни было амбиций.., иособенно своих… Я так хорошо знаю этот свет, дорогая, что давно перестал сомневаться иприкидывать, где выгода, агде пустое занятие… Ты заметила, как я разделил? Выгоду ипустое занятие поставил полюсами друг кдругу. То есть, то, что невыгодно, обязательно пусто… Но, как научиться понимать, вчём истинная выгода? Раньше ответ был для меня очевиден - влияние, деньги ивласть, как конечная цель. Нотеперь это, как-то само собой, опустело… Требуется новое наполнение, акнему.., толи я неготов, толи боюсь оказаться сосудом слишком мелким… Нозато спугающей ясностью понимаю - как только тебе начинают ДАВАТЬ, готовься заэто заплатить…
        Мадам Иоланда посмотрела надядю, нешутитли?
        - Разве мало вы заплатили?
        - Мало… Говоря посовести, я ещё инеплатил…
        Де Бар ссилой потер переносицу. Разговор предстоял серьёзный, слезам сейчас неместо… Он сразу предупредил племянницу, что приехал неспраздным визитом. Ноименно теперь, прежде чем приступить кглавному, так хотелось, чтобы она поняла…
        - Цена, назначенная мне, будет объявлена, когда я определюсь стем даром, которого так жаждал когда-то, икоторый теперь получил… Вы ведь знаете, Виоланта, что бывший соратник идруг фон Юлих предъявил права намоё наследство, и, возможно, война сним иесть то испытание, вкоторое заложена эта будущая цена. Я могу проиграть тяжбу иостаться ни счем, могу выиграть, иводин прекрасный, самый беззаботный день своей новой жизни дождусь, наконец, «оценщика», который обязательно придёт помою душу… Как ни крути, всё плохо для человека ЖЕЛАЮЩЕГО… Вот я иподумал, ачто если нежелать?
        Герцог замолчал, неотрывая глаз отогня вкамине. Его тонкие пальцы наконец обрели покой, аголос, которым он произнес последние слова, небыл больше ни тихим, ни тоскующим. Это был голос человека, задавшего вопрос только для того, чтобы тутже произнести нанего ответ. Ответ давно продуманный, очень важный инеимеющий альтернативы.
        - Что вы хотите этим сказать, дядя? - настороженно спросила мадам Иоланда.
        Герцог словно проснулся.
        - Прежде всего, я решил прекратить давнюю вражду меду родом де Бар иКарлом Лотарингским, - почти небрежно заявилон.
        - Ну-у.., это прекрасно, - пробормотала герцогиня, невидя пока никакой связи между долгим началом разговора иэтим неожиданным заявлением. - Вам потребуется моя помощь?
        - Совсем нет. Или - нет, несовсем… Разница тут, честно говоря, невелика. Я уверен, что прекрасно справлюсь сэтой задачей исам.
        Мадам Иоланда вежливо удивилась.
        - Зная его светлость, немогу неспросить: какимже образом?
        - Через сватовство.
        Де Бар вытянул руку и, сверкнув герцогским перстнем, слегка похлопал племянницу поладони.
        - Дорогая моя, уж вчём, вчём, авэтом я толк знаю, неправдали?
        Герцогиня печально наклонила голову.
        - Я всю жизнь буду вам благодарна.
        - Вот иКарлу, для одной изего дочерей, я намерен предложить такой брачный союз, закоторый он нетолько овражде забудет, ноипоможет мне выиграть тяжбу уфон Юлиха. Я ведь догадываюсь, что, отчасти, весь этот процесс его рук дело…
        Мадам Иоланда отрицательно покачала головой.
        - Герцог давно уже поклялся, что невыдаст дочерей зафранцузов.
        - Заэтого выдаст, потому что свататься я намерен отимени вашего сына Рене, которому хочу передать все права нагерцогство деБар.
        Взгляд герцогини замер.
        Веё голове словно запрыгал солнечный зайчик, перескакивая отмысли кмысли иосвещая их по-новому.
        Герцогство для её Рене!
        О, Господи, да мыслимоли такое?!
        Герцогство, сразу ставящее Рене вровень ссамыми влиятельными людьми королевства! Плюс кэтому, расчёт, который строил наюноше Карл Лотарингский, готовя его кслужению втайном ордене! Плюс ктому, возможность обрести владетельные права вЛотарингских землях, где росли Жанна иКлод! Иочень существенная военная поддержка, которую её мальчик теперь сможет оказать дофину, случись втом нужда! Анужда случится обязательно, вэтом сомнений небыло…
        Да, ничего нескажешь, против подобного союза ни одной стороне невозразить - тут дядя верно рассчитал. Герцог де Бар - это уже непросто второй сын герцога Анжуйского - это зять, выгодный вовсех отношениях! Иможет стать ещё выгоднее, если удастся выхлопотать для него ититул маркиза дю Пон-а-Муссон, накоторый давно имелись виды…
        Герцогиня едва незажала себе рот рукой.
        Выгода!
        Дядюшка только что говорил оней и, вероятно, неспроста! Он мог измениться, мог перестать желать идействительно заняться переоценкой ценностей, забыв овыгоде впрежнем её понимании. Но, как закоренелый политик, никогда ничего нестанет делать без тонкого расчета! «Когда начинают давать, готовься заэто заплатить» - это его слова… Значит, сейчас последует ицена. Иещё вопрос, сумеетли герцогиня Анжуйская эту цену заплатить? Иначто она пойдет, чтобы заплатить, потому что блистательные перспективы уже поманили, отних уже тяжело отказаться, но, Бог свидетель, неради собственной выгоды…
        Мадам Иоланда почувствовала, что дыхание унеё перехватывает иневольно подняла руку кгорлу.
        - Вы искушаете меня, дядя?
        - Нисколько! Отдавая права нагерцогство, я вовсе нехочу, чтобы Рене стал женихом более выгодным. Я хочу, чтобы он этим женихом непременно СТАЛ. Ипочему-то уверен, что нашему мальчику ни зачто непридётся расплачиваться… Вовсяком случае, нетеперь, инезамойдар.
        Мадам Иоланда внимательно всмотрелась вглаза Де Бара.
        - Я неверю вбескорыстие, дядя. Любое действие преследует какую-то цель. Пусть даже самый невинный, норасчёт должен произойти. Иначе, я стану думать, что вы просто переложили свои страхи намои плечи иприбрели весьма выгодное облегчение своей душе.
        Де Бар грустно улыбнулся.
        - Вы, как всегда проницательны, моя дорогая. Я действительно нетак уж бескорыстен, идействительно хотелбы кое-что получить. Нотолько одно! Иэто одно - всего лишь возможность участвовать вваших делах, Виоланта. Я ведь неслучайно упомянул отом, что готов послужить чему-то истинно великому… Досих пор вера вприход Девы-спасительницы казалась мне абсолютной утопией, ноныне дела воФранции таковы, что без Чуда нам необойтись… Ия, наконец, уверовал… Неотводите взгляд, дорогая. Я люблю вас, может поэтому идогадался отом, чем вы занимаетесь втайне ото всех… Да, иуменя были свои шпионы при дворе, которые доносили омногом, иотом, что делалось свашей подачи, вчастности. Я просто сопоставил исделал выводы… Нодаже самым сокровенным тайнам требуется иногда поддержка ввиде новых посвящённых. Я ведь вам друг и, смею надеяться, что совсем неглуп. Иготов помогать вовсём сполным пониманием, даже если окажется, что всё это, смоей прежней точки зрения, пропитано ересью.
        Мадам Иоланда закрыла глаза.
        Впервые запоследний год, душа её ликовала, наполняясь уверенностью иновыми силами.
        - Спасибо, дядя, - прошептала она. - Спасибо… Ипрямо сейчас, чтобы доказать свою благодарность, я хочу просить увас совета.
        - Какогоже?
        - Относительно Бернара д'Арманьяк…
        Мадам Иоланда хотела разъяснить, что именно смущает её вличности графа, как возможного союзника, ноосеклась. Лицо де Бара вдруг стало отчужденным инепроницаемым, как вте времена, когда влиятельный епископ ещё умел прятать слезы. Изего голоса, как-то сразу, ушла вся мягкость
        - Нестоит, дорогая… Граф Бернар долго непротянет, уж поверьте. Он, конечно, несамый худший изтех, кто пытался ипытается получить власть над королём, исделал немало полезного, хотя ирастерял свою былую популярность, (чего, кстати, иследовало ожидать), чистым трудно оставаться, когда вычищаешь грязь… Нобеда втом, что посреди сложнейшей обстановки, когда завсем нужно следить вдесять глаз, граф допустил серьезный просчёт, закоторый, нетолько он сам, ноимы все скоро поплатимся. Иединственный совет, который я могу вам дать - поскорее сообщите дофину Шарлю, чтобы готов был покинуть Париж влюбую минуту. Для егоже блага…
        - Окаком просчёте вы говорите? - спросила герцогиня, чувствуя неприятный холодок внутри.
        Луи де Бар подался кней всем телом, словно боялся, что его услышит кто-то ещё, ипрошептал:
        - Удалив изПарижа мать, следовало оставить внём дочь. Атеперь эту карту разыграют другие. И, как мне кажется, более успешно…
        Тур
        (декабрь 1418года)
        Изабо делала вид, что молится, хотя сумбур веё голове нешёл ни вкакое сравнение стем душевным умиротворением, которое требовалось для молитвы. Что-то бессвязно бормоча, она то идело оглядывалась навход небольшой церквушки, где стоял, подпирая стену исповедальни, её тюремщик, рыцарь Дюпюи.
        «Пропади ты пропадом!», - увязала свои мысли королева вединственную осмысленную фразу иподняла глаза нараспятие. Лик Иисуса показался ей суровым, как будто он знал, какое святотатство здесь готовилось. Но, содрогнувшись внутренне, Изабо упрямо тряхнула головой. Разве несвятотатством было запирать королеву Франции вгрязном, запущенном замке игрозить ей судом ирасправой?! Разве несвятотатство, что принцесса Мари, герцогиня Баварская, без пяти минут жена английского короля, едвали ненаколенях упрашивала ничтожного дворянчика Дюпюи омилости, вкоторой неотказывают даже самой грязной крестьянке - всего лишь иметь возможность молиться ипосещать мессу?!
        Вдругое время Изабо ни зачто непозволилабы дочери унижаться, носейчас было недогордости, исама она, уже почти пять месяцев, улыбалась всем своим тюремщикам, отДюпюи допоследнего солдата, ибыла тиха, кротка исмиренна…
        * **
        Стого дня, как ей сообщили, что шевалье де Бурдона зашили вмешок иутопили вСене, королева жила только одним - она придумывала достойную казнь Бернару д'Арманьяк. Нокартины, одна страшней другой, сменялись веё голове, непринося никакого удовлетворения, потому что для этого злодея всё казалось мало…
        Почти месяц она провела мысленно колесуя, четвертуя ипрожаривая, пока, водин прекрасный день, мрачный слуга, приносивший ей еду, необронил рядом смиской мелко свернутое письмо. Стого дня жизнь Изабо полностью переменилась.
        Она потребовала немедленного свидания сдочерью, окоторой досих пор почти невспоминала, акогда Мари вошла, бросилась ей нашею сослезами иосыпала поцелуями, чего, вотношении своих детей, неделала уже давно. «Я хочу замолить свои грехи ради тебя, моя милая!» - был основной мотив их беседы. Иуже наследующий день юная принцесса, которая ни вчём непровинилась иузницей несчиталась, стала просить Дюпюи дать ей охрану, чтобы съездить ваббатство Мармутье, расположенное неподалёку. Потом она стала проситься съездить вэто святое место вместе сматерью, акогда Дюпюи отказал, принцесса повела настоящую осаду повсем правилам воинского искусства, беря измором упрямую душу тюремщика.
        Само собой, Дюпюи скоро сдался.
        Во-первых, Мари, как-никак, была дочерью его короля, аво-вторых, он справедливо рассудил, что месса имолитва занятия вполне безобидные, авотношении Изабо так ивовсе полезные. «Пусть отмолит все свои прегрешения», - сусмешкой заявил он остальной охране, усаживаясь вседло, чтобы сопровождать королеву сдочерью вМормутье.
        Жаль, что вэтот момент Дюпюи несмог увидеть, какой ненавистью сверкнули глаза его узницы. «Я тебя самого заставлю каяться!», - прошипела сквозь зубы Изабо. НоМари испуганно накрыла её ладонь своей, икоролева, проглотив ненависть, как тугой ком, застрявший вгорле, опустила взор совсем смирением, накоторое была способна…
        Письмо, полученное ею было отЖана Бургундского. Довольно сухо, ноуверенно, герцог сообщал, что план освобождения Изабо унего уже готов, надёжные люди собраны вШартре, инужно только сообщить им очисленности иоснащенности гарнизона, присланного вТур для надзора закоролевой. Сведения удобней всего было оставлять ваббатстве Мармутье, ради чего её величество позволила дочери унизиться допросьб, исама теперь унижалась, лелея вдуше сладкую мысль отом, как поквитается совсеми после освобождения.
        Несколько невинных поездок кмессе, вовремя которых ничего предосудительного неслучилось, совершенно усыпили бдительность Дюпюи. Последние дни он уже невсегда сам сопровождал королеву, посылая вместо себя то одного офицера, то другого, ате ивовсе несли службу спустя рукава - какого подвоха можно ждать рыцарям отдесятка слабых женщин? Итут, очень кстати, общую картину дополнили фрейлины принцессы Мари, изкоторых вплан освобождения посвящены были двое-трое особо доверенных, остальныеже постоянно имели вид напуганный, что льстило тюремщикам ипозволяло ещё уверенней думать, будто королева окончательно сломлена иопобеге непомышляет.
        Все эти подробности аккуратнейшим образом были записаны ипереданы герцогу Бургундскому. Иоставалось только ждать…
        * **
        Внезапно сулицы донёсся какой-тошум.
        Женщины, бормочущие молитвы, замолчали, стали переглядываться, завертели головами. Итолько Изабо, сжав досиневы ладони, оставалась неподвижной.
        Дюпюи, который насвою беду, приехал сегодня сам, вышел наружу.
        - Что тут такое?!
        Какой-то солдат, бледный отстраха, подбежал кнему, тыча рукой всторону дороги.
        - Там бургундцы, мессир!
        - Что?!!! Откуда?!
        - Взгляните сами!
        Дюпюи непришлось долго приглядываться. Вхолодном декабрьском свете красные бургундские кресты выделялись наодеждах далеких всадников, как кровавые раны.
        - Всех коружию! - коротко приказал он и, еле сдерживаясь, чтобы небежать, вернулся вцерковь.
        Королева все ещё молилась.
        - Извольте следовать замной, мадам, - сказал рыцарь, стараясь необращать внимания намечущихся впанике фрейлин.
        Он надеялся вывести дам через дверь вбоковом приделе ипод прикрытием своих людей отступить сними вТур. Ещё существовала слабая надежда нато, что бургундский отряд оказался здесь случайно, покакому-то глупому недосмотру. Но, когда Изабо встала иповернула кнему лицо, уДюпюи неосталось сомнений - он совершил огромную ошибку, позволив ей отмаливать свои грехи.
        - Даже ненадейся, что я помогу тебе спастись, - холодно процедила королева.
        Неотрывая злых глаз отэтого ненавистного лица, Дюпюи громко крикнул:
        - Стража!
        Двое солдат, торопливо крестясь иоглядываясь, вбежали изамерли напороге.
        - Я вынужден буду увести вас силой, мадам.
        Эти слова перекрыли даже поскуливания фрейлин, которые, как ни были напуганы, замерли иуставились напроисходящее стаким видом, словно наступал конец света.
        Накакое-то короткое мгновение глаза Изабо потемнели отстраха. Ноголоса сулицы зазвучали громче излее, послышались первые вскрики - видимо, бургундцы уже добрались ивступили вбой, икоролева, отступив нашаг, демонстративно взялась зарешетку клироса одной рукой, адругую вскинула ксуровому лику Христа.
        - Богом клянусь, ты заберёшь меня отсюда только мертвую!
        Дюпюи незнал, что ему делать. Очень медленно он положил ладонь нарукоять своего меча, нодостать его нерешался. Полицу Изабо расползлась злая улыбка.
        - Только обнажи его, ибудешь проклят вовеки, - прошипелаона.
        - Оторвите её отрешетки, - приказал Дюпюи солдатам
        Принцесса Мари испуганно прижалась кматери, толи стараясь защитить, толи ища защиты, ноИзабо придавила её крешетке своим телом, вцепившись впрутья уже неодной рукой, адвумя, иотчаянно закричала:
        - Я все ещё ваша королева! Вы несмеете ко мне прикасаться!
        - Что было можно де Бурдону, то можно имоим солдатам! - заорал вответ Дюпюи.
        Нотут, заслонив намиг свет сулицы, вцерковь вбежало сразу несколько человек. Теперь уже кровавые кресты наих одежде казались размазанными отпятен ипотеков настоящей крови. Мечи увсех были обнажены итоже окровавлены, авпереди всех, вопреки ожиданию, Изабо увидела негерцога Жана, абургундского дворянина Гектора де Савез.
        Зажав локтем свой меч, он перекрестился, чем подал пример остальным, потом быстро оценил обстановку. Королева иеё дочь, словно распятые нарешетке клироса, были всёже, живы издоровы. Истошно визжащие фрейлины сбились вбеспорядочную кучу - кто упав, кто присев, кто прижавшись кстене - исоздали суматохи много больше, чем можно было отних ожидать. Под этим благодатным прикрытием, Дюпюи, вместе сосвоими двумя солдатами, непомешкав ни минуты, скрылся задверью бокового придела. НоСавез даже неподумал их преследовать.
        - Мадам, - сказал он королеве почтительно, хотя ислёгкой усмешкой, - можете отпустить эту решетку. Его светлость, герцог Бургундский ждёт вас снаружи, чтобы почтительно проводить вШартр. Отныне вы свободны.
        Изабо опустила руки.
        - Уберите меч, Савез, - велела она, - вы всё-таки вцеркви.
        Ипошла квыходу, прямая ивеличественная… Пожалуй, даже слишком, для человека, желавшего казаться спокойным. Изнутри её всю трясло. Как глупо она только что кричала ицеплялась зарешетку! Может илучше, что герцог Жан неутрудил себя личным её спасением, априслал всего лишь Савеза. Но, увидев герцога наулице, Изабо порывисто бросилась кнему, необращая внимания наваляющиеся повсюду трупы ипотеки крови. Ей нужно было пасть вчьи-то объятия, пусть даже ивтакие…
        - Ваше величество, - слегка отстранённо поклонился Бургундец, приветствуя её и, одновременно, останавливая. - Рад видеть вас вдобром здравии. Надеюсь, сеё высочеством тоже всё впорядке?
        - Всё замечательно, герцог, - нервно дернула плечом Изабо. - Мы вам благодарны. НоСавез упустил Дюпюи, иесли это ничтожество доберется доТура, сюда прискачет весь гарнизон!
        Жан Бургундский, широко улыбнулся.
        - Ну, что вы, что вы, королева, неволнуйтесь, никто неприскачет. Вот ваш Дюпюи… Нескажу, что живой издоровый, нозато неподвижный…
        Ипоказал куда-то всторону.
        Там, из-за угла церквушки, двое солдат скрасными крестами нагруди, как раз вытаскивали тело убитого рыцаря. Он так инесумел убежать, напоровшись сразу надва меча задверью бокового придела…
        - Слишком легкая смерть для него, - пробормотала королева.
        Она была немного обескуражена встречей. Герцог Жан могбы проявить побольше сердечности, всё-таки он спасал её иззаточения, как рыцарь изкакой-нибудь баллады. Но, когда напороге церкви появилась Мари сосвоими перепуганными фрейлинами, аналице коротышки, при виде её, проступило явное удовлетворение, Изабо вдруг осенила догадка!
        Шагнув кБургундцу ипонизив голос доеле слышного шепота, она спросила:
        - Скажи, Жан, еслибы я была одна, тыбы стал меня спасать?
        Неглядя нанеё, герцог пожал плечами.
        - Разумеется. Ты прекрасно знаешь, что нужна мне, как союзница, Изабо.
        - Насколько я знаю, ты нашёл себе нового союзника заЛа-Маншем.
        - Несебе, анам, - поправил герцог. - Скоро Монмут развяжет новую кампанию, ивстороне уже никто неостанется… Он, кстати, дал твёрдое согласие жениться натвоей дочери, так что пусть, вместе сней, заберёт ивсю Францию! Ты отсмены короля ничего непотеряешь, зато получишь регентство досамой смерти своего Шарля, почёт исвободу. Аты ведь очень хотела получить свободу, нетакли, Ваше величество?
        - Чтоже получишьты?
        - Суверенитет для Бургундии… Это моя свобода, Изабо. Аещё Париж, как компенсацию задва изгнания. Неплохая цена, да? Я сней согласился. Иты тоже соглашайся. Война унесёт много мужчин, аты стареешь… Прежней жизни больше небудет… Хочешь, принимай такую правду иоставайся сомной, нехочешь - путь доТура свободен. Нопринцессу Мари я забираю.
        - Ты жесток…
        - Я бесстрашен. Иуменя есть цель. Быть моим союзником скоро станет очень выгодно, дорогая кузина. Так что, непрогадай. Ивобмен насвою откровенность, я выполню любое твоё желание.
        Изабо плотно запахнула плащ, словно только теперь почувствовала уличный холод. Её замёрзшие глаза ничего невыражали.
        - Так что? - Спросил герцог. - Желания утвоего величества ещё остались?
        Глядя ему влицо, королева выговорила глухо ираздельно:
        - Когда Париж станет твой, обещай, что неубьёшь Арманьяка сразу.
        - Чтож, клянусь…
        Жан Бургундский хотел было добавить, что это ему исамому подуше, тем обычным насмешливым тоном, которым он всегда говорил сИзабо наедине, нопочему-то несмог. Её взгляд был теперь взглядом совсем другой женщины
        - Теперь мы вместе? - спросил он, неузнавая собственного голоса.
        Изабо кивнула.
        Брезгливо подобрав край мехового плаща, она переступила через кровь под ногами ипошла навстречу дочери.
        Теперь инавсегда она была сама посебе - германская принцесса Изабелла, которая теперь точно знала зачто икак она погубит Францию.
        Часть четвёртая. Если нея, токто?
        Лотаринргия
        (весна 1419года)
        Весна вЛотарингии выдалась ранняя, пышная идушистая, как будто природа пыталась внушить людям, хотябы собственной красотой инежностью, что жизнь может быть прекрасна сама посебе, без вражды идележа земель. Миролюбиво гудящие пчёлы уже начали понемногу собирать дань слуговых цветов, бережно их облетая, незабирая лишнего иневороша сбессмысленной жестокостью лепестки. Птичьи трели наполняли воздух радостным предвкушением инадеждой, если инедля людей, то, хотябы, для своих собратьев. Пособственным непреложным законам природа взывала кжизни, ивсё живое, что летало, скакало имягко кралось измест своих зимовок, начало производить потомство, позабыв про охотников икрестьян изближних деревень. Икаждый тихий рассвет, после стрекочущей ночи, поднимался над этими благодатными землями робким предложением воссоединиться вмире.
        Одним таким утром молодой человек, слицом привлекательным нестолько правильностью черт, сколько его разумным непогодам выражением, сидел наконе посреди просыпающегося благоуханного поля, исулыбкой наблюдал задевочкой, стрелявшей излука посамодельной мишени. Лицо девочки было сосредоточенно, глаза смотрели внимательно иостро, истрелы, которые она посылала, уверенно впивались вближний круг, отмечавший центр мишени, адве даже торчали, покачиваясь, всамой его сердцевине.
        - Ты стала отлично стрелять, Жанна! - крикнул молодой человек. - Ещё немного, ия никому непосоветую стобой состязаться.
        Девочка повернула кнему довольное лицо, радостно помахала рукой ипошла выдергивать стрелы. Молодой человек тронул поводья.
        - Может, попробуешь задание более трудное? - спросил он, подъезжая. - Видишь птицу натом дереве? Попади внеё.
        Жанна намгновение замерла. Её довольное лицо моментально переменилось.
        - Я никогда нестану стрелять вживое! - сказала она, сердито выдергивая последнюю стрелу. - Всё, что дышит, создано Господом, иобрывать эти жизни, влюбом случае, убийство. Тебебы следовало знать это, Рене.
        Молодой человек стыдливо потер кончик носа рукой вгрубой кожаной перчатке.
        - Я забыл, Жанна, прости… Носвою вину готов загладить. Хочешь, прямо сейчас поедем коврагу?
        Девочка даже присела.
        - Имы сможем попрыгать?!
        - Конечно.
        - Амадемуазель Ализон?
        - Мадемуазель Ализон разрешила.
        Взвизгнув отвосторга, Жанна ловко просунула плечо иголову под тетиву лука и, роняя стрелы, помчалась ксвоей лошадке, пасущейся неподалёку. Платье её раздувалось, словно парус. То идело она возвращалась, подбирала стрелы иснова бежала, успевая ещё ирадостно подскакивать подороге.
        - Отдай мне лук, онже будет тебе мешать! - прокричал, смеясь, Рене.
        НоЖанна уже добежала долошади ивскочила нанеё, едва коснувшись ногой стремени. Ей теперь ничто небудет мешать! Ещёбы! Мадам Ализон, наконец, позволила, исегодня она перелетит через вожделенный овраг, словно птица! Рене оставалось только махнуть рукой ипришпорить своего коня, чтобы окрыленная радостью Жанна необогнала его иневздумала прыгать самостоятельно.
        Стех пор, как девочку научили ездить верхом, более любимого занятия для неё небыло. Вот только овраг… Перескочить через него стало для Жанны каким-то рубежом, особого рода планкой, пролетев над которой можно было сказать: «Да, я другая!». Исказать сгордостью, потому что «другая» вданном случае подразумевалась, как «взрослая». Только, вот беда, мадемуазель Ализон Мэй, укоторой вдоме Жанна была кем-то вроде служанки-воспитанницы, ислышать нежелала опрыжках через такое опасное место, как овраг! «Он глубокий, он широкий, он повесне слишком скользкий накраях, ия нехочу, чтобы ты упала иразбилась обострые камни надне!», - твердила она всякий раз, когда девочка начинала спрашивать: «Аможно мне…» Ивсякий раз, отпуская их сРене наверховую прогулку, она брала сюноши честное слово, что коврагу они непоедут.
        Ивдруг, такая радость! Имадемуазель отпустила, иРене нестал осторожничать! Так что, сегодня Жанна сможет показать всё, начто способна, потому что давно знает - способна она намногое, иничего сней неслучится!
        Изсвоих крестовых походов Ги Бульонский привёз когда-то абиссинских жеребцов, чьи потомки составляли сейчас гордость конюшен герцога Карла, исекрет особого умения ими управлять. Этой особенной выездке научили всвоё время иРене, и, чуть позже, Жанну, которую втайне ото всех, уже года два готовили кеё будущей миссии. Юноша сам вызвался обучать девочку. Вставая ни свет, ни заря, он выводил изконюшни своего коня инебольшую смирную лошадку для Жанны, иещё довосхода солнца добирался иззамка доНанси, где наплощади перед церковью Святого Георгия стучал вворота красивого, утопающего взелени домика. Любой зевака, очутившийся вэто время рядом, мог видеть только то, как молодой человек входит. Потом, если конечно было огромное желание имного свободного времени, он мог гулять поплощади досамого вечера, чтобы увидеть, как молодой человек выходит иуезжает обратно взамок. И, даже если кому-то пришлобы вголову обежать поузеньким боковым улочкам половину города ивыскочить прямо назадворки красивого домика, онбы смог рассказать потом, что унылый конюх впростой одежде, всопровождении девочки-служанки, несущей длинный
свёрток изрогожи, повёл жеребца илошадку знатного господина иззамка навыпас, надальние луга. Вот ивсё. Ауж что делал сам господин вдоме Ализон Мэй - всем известной любовницы Карла Лотарингского - никого некасалось. Слуг втакие дни издома удаляли, свежие овощи доставляла мать Ализон, давно уже торгующая ими вНанси, атворог, молоко ивсё прочее, что требовалось закупать ежедневно, проносил вдом брат Ализон, ито через заднюю дверь.
        Таким образом, только птицы да пугливые олени влесах Лотарингского герцога могли видеть, как унылый конюх превращался налугу втого самого статного молодого человека, приехавшего иззамка, адевочка-служанка, развернув рогожу, доставала изнеё лук, стрелы, кусок угля идощечку. Мишень рисовали тутже. Потом юноша закреплял её наспециальном складном треножнике, который всегда привозил иззамка, притороченным кседлу своего коня, одевал сам идавал Жанне перчатки для стрельбы идолго тренировал её, показывая, как лучше натянуть тетиву - по-английски, «отглаза», «отуха», или «относа» - учил, как метать копье, как уклоняться отудара мечом, как уберечь коня под собой и, как недопустить, чтобы выбили меч изруки… Апосле занятий оба носились полугу верхом.
        Молодым людям ничто неугрожало, даже «вольные дружинники» изБургундских земель. Герцог Карл давно уже распорядился, чтобы ежедневно окрестности Нанси патрулировались его солдатами. Авте дни, когда Рене навещал домик Ализон Мэй, изворот замка выезжал ещё ивнушительный отряд рыцарей, желающих поохотиться. Трофеев, правда, они привозили немного, ато ивовсе непривозили, потому что, пословам редких очевидцев, ограничивались, восновном, легким пикником сослушанием труверов где-то наокраинах дальних лугов. Так что, случись какая беда, Рене достаточно было протрубить врог…
        Жанна обожала эти прогулки! Молодой человек объяснил ей, что хороший всадник должен слиться сосвоим конём водно целое, добиваясь исполнения своей воли нешпорами икнутом, ноодним только этим единением. Инаучил особым разговорам, которые, поего уверениям, поймёт любое животное, нолошадь более других, потому что она счеловеком испокон веков бок обок…
        - Мне это нравится, - серьезно говорила Жанна. - Очень-очень нравится. Ты неволнуйся, Рене, я все легко запомню. Я теперь так много знаю…
        Она действительно знала много больше любой своей сверстницы. Герцог Лотарингский напрасно когда-то сетовал, что девочка растёт своенравной иповторяет худшие черты своих родителей. Дружба сРене содной стороны ипопечительная забота Ализон Мэй сдругой, сделали свое дело. Последняя, будучи необразованной дочерью торговки овощами, новолею судьбы ставшая метрессой всесильного герцога, могла научить Жанну только искренне молиться, однако преуспела вэтом больше чем самый ученый богослов вкаком-нибудь монастыре. Возможно, такая набожность была вызвана подспудным желанием замолить свой грех прелюбодеяния. Но, возможно идругое - стыдясь лишь одной частью своего существа, мадемуазель Ализон также подспудно ощущала всебе инекую избранность. ИЖанну, откоторой своё положение она старательно скрывала, эта молодая женщина учила вкладывать вмолитву нестолько покаяние, сколько радостную благодарность…
        Впрочем, какбы там ни было, акогда ксвоим обязанностям приступил Рене, его учение пало напочву вполне подготовленную, ивсходы дало, вобщем, ожидаемые. Ноони совершенно обескуражили тем, что вышли именно такими, как их ожидали. Идаже лучше…
        Полшага назад
        - Видишь, вот Лотарингия, асюда, ближе кмоей руке, это уже Бургундия. Вот эта лента - это Луара, аздесь Анжу - моя родина.
        Рене водил пальцем побольшой карте, которую привёз иззамка ирасстелил прямо наобеденном столе мадемуазель Ализон. Вместе сЖанной, придерживая плотные без конца сворачивающиеся края, они нависли над тонким, вчерточках иштришках изображением Франции итеперь, без конца передвигая свечу, изучали расположение всех прилегающих земель, рек, дорог, городов изамков…
        - Это Париж, там живет король Шарль. Аэто Тур, куда недавно заточили злую королеву Изабо. Ноона сбежала спомощью герцога Бургундского, итеперь живёт вАмьене… Погоди, я свечку передвину… Вот! Вот это Амьен. Здесь она считает себя правительницей Франции идаже созвала собственный парламент. Ты знаешь, что такое «парламент»?
        Жанна кивнула, выпрямилась ипроизнесла, как заученный урок:
        - Это собрание людей, которые помогают королеве править.
        - Королю, - поправил Рене. - Тот парламент, который собрала королева, незаконен, анастоящий вПариже. Ипервый, кто помогает королю там править - граф д'Арманьяк. Он умный человек, ноему сейчас очень трудно. Королева собрала вокруг себя его врагов, ивсе вместе они очень мешают графу… Вот, посмотри, это Нормандия. Весь её север захватил английский король ипродолжает захватывать всё новые иновые земли сюда, наюг. Ещё немного, ион подойдет кРуану…
        - И, что тогда?
        - Если английский король захватит Руан, откроется дорога наПариж. АФранция очень слаба, унеё почти нет армии. Ктомуже, вспомни, сколько бургундских бандитов шныряет понашим лесам. Как только король Монмут нападёт наРуан или наПариж, все они станут ему помогать.
        Жанна подняла наРене испуганные глаза.
        - Знаешь, что.., - прошептала тихо, одними губами, - я тебе хочу кое вчем сознаться…
        Она обернулась надверь вкомнаты мадемуазель Ализон и, словно нырнула вкруг света возле свечи, как будто там, укарты, её было нетак слышно.
        - Это очень плохо, ивсе говорят, что ближнего надо любить.., ноя.., я их ненавижу, Рене!
        Жанна выдохнула слово «ненавижу», как святотатство идаже покраснела, ноРене пока ничего непонял.
        - Кого ты ненавидишь?
        - Бургундцев!
        Жанна чуть неплакала отстыда засвою ненависть.
        - Напрошлой неделе они почти полностью сожгли Невшатель, атам жила сестра мадемуазель Ализон смужем идетишками. Их всех убили, имадемуазель так страшно плакала…
        Рене помрачнел.
        - Да, я знаю.
        Сам он вНевшатель неездил, новидел беженцев ислышал рассказы очевидцев. Всё было слишком обычно и, поэтому страшно.
        - Разве наш герцог немог заступиться заэтих людей?
        - Бургундские бандиты неармия, Жанна. Как отних защитишься? Те, кто ходят вразброд инападают внезапно, когда хотят, всего лишь, пограбить - непредсказуемы. Герцог итак делает всё, что может.
        Жанна отчаянно посмотрела накарту.
        - Акороль?
        - Он очень болен.
        - Агосподин д'Арманьяк?!
        - Он один… Он неможет собрать достаточно сильную армию, чтобы воевать надве стороны…
        - Акто сможет?
        Девочка смотрела стаким отчаянием, что внутри уРене что-то сжалось изамерло. Неужели… Неужели сейчас?
        Его мать всвоих письмах строго-настрого запрещала рассказывать Жанне пророчества оДеве. Она считала, что лучше всего это сделать позже, когда девочка, воспринимающая как игру стрельбу излука иверховую выездку, наконец спросит, азачем ей всё это? Номомент был слишком хорош! Иврядли мадам Иоланда невоспользоваласьбы им сама, окажись она сейчас вэтой комнате.
        - Кто сможет? - задумчиво повторил Рене, растягивая паузу.
        Апотом, точно также, как иЖанна донего, бросил быстрый взгляд надверь вкомнату мадемуазель ипригнулся ккарте.
        - Я тоже хочу сказать тебе одну тайную вещь, - зашептал он. - Нообещай, что никому иникогда обэтом нерасскажешь!
        - Обещаю.
        - Так вот, давным-давно один мудрец следил заходом звезд иувидел будущее! То есть, те события, которые произойдут через много лет после его смерти идаже внашидни!
        - Откуда ты это знаешь?
        - Прочёл.
        - Где?
        Рене нетерпеливо мотнул головой.
        - Неперебивай! Я потом принесу итебе почитаю… Он свои видения описал итам было сказано, что государство.., могучее ивеликое государство, погубленное женщиной, спасёт Дева изЛотарингских земель!
        Жанна охнула.
        - Погоди, - поднял руку Рене, видя, что сейчас посыпятся новые вопросы, - дай закончить. Я самого главного несказал. Эту Деву, пословам мудреца, пошлёт сам Господь, иона будет чиста, словно ангел, иповедёт засобой невиданное войско, благословленное небесами!
        Глаза Жанны наполнились слезами.
        - Гдеже она, эта Дева? - прозвучал еле слышный вопрос.
        Рене выпрямился. Выносить взгляд девочки вдруг оказалось трудно.
        - Никто незнает, - ответил он после паузы, сглотнув ком, застрявший вгорле.
        Пальцы Жанны накарте, беспокойно задвигались. Она разгладила плотный шершавый лист, словно жалея эти исстрадавшиеся земли иглубоко вздохнула. Пламя свечи затрепетало, подгоняя время.
        - Она должна быть воином, - тихо добавил Рене, ненавидя сам себя. - Должна многое уметь, чтобы вести засобой целую армию, изнать что-то такое, чего ни один простой человек знать неможет.
        - Чтожеэто?
        Глаза Жанна неподнимала.
        - Незнаю, - выдавил изсебя Рене. Больше врать он немог.
        Нодевочка больше ни очём инеспрашивала.
        Немного помолчав, она тоже вынырнула изсветового круга так, что Рене были видны лишь отблески свечи веё глазах, да плотно сжатые губы.
        - Спасибо, что рассказал.., - произнесли эти губы мелено и, как будто через силу. - Небойся, я никому нескажу… Аты научи меня лучше бросать копьё иуправляться смечом. Ладно?
        Рене, конечно, пообещал иочень скоро привёз иззамка свой старый, выструганный издерева, меч, скоторым, ещё будучи мальчиком, отрабатывал удары, выпады ивсякие обманные уловки, применяемые вбою. Копьё для Жанны он смастерил прямо налугу, обстругав ствол засохшей осинки - илёгкое, как раз для девчоночьей руки, исломать нежалко. Лучшебы, конечно, было срубить свежее дерево - изнего копьё получилосьбы прочнее, ноЖанна недала.
        Новых разговоров оДеве между ними невозникало. Однако Рене чувствовал, что кзанятиям сним девочка стала относиться иначе. Раз заразом она заставляла себя повторять то, что неполучалось, дотех пор, пока непросто получится, аполучится хорошо. Самже он иподправлял, иобучал, иподсказывал, по-прежнему делая вид, будто всё это только игра.
        Оразговоре над картой, ни герцогу Карлу, ни матери Рене несообщил. Это был их сЖанной секрет. Да иочем сообщать?! Ничего страшного неслучилось, стало даже лучше. Ито, что девочка тоже помалкивала иделала вид, будто никакого разговора небыло, заставляло Рене относиться кней сособенным уважением. Вот почему, вкачестве своеобразной награды, он иупросил сегодня мадемуазель Ализон позволить им съездить, наконец, квожделенному оврагу, чтобы поучиться прыгать через преграды…
        Доместа Жанна доскакала первой, ноостановилась дальше, чем обычно, чтобы иметь место для разгона. Ожидая Рене, она что-то тихо бормотала, поглаживая лошадку пошее, ита кивала головой, будто счем-то соглашалась. Мадемуазель Ализон сшила Жанне простые мальчишечьи штаны, которые удобно скрывались под юбкой, так что девочка сидела невженском седле, ауверенно, по-мужски. Сброшенные деревянные башмаки болтались тутже, вмешке, подвязанном кседлу, ибосые пятки ласково елозили побокам лошади, словно успокаивая её перед препятствием иподготавливая кпрыжку.
        Жанна исама уже непомнила, скаких пор это место стало вдруг таким притягательным. НаЛотарингских равнинах встречались идругие овраги, помягче. Новсякий раз, когда Рене разрешал ей пустить лошадку вгалоп, она мчалась именно сюда, ивсякий раз восторженно замирала насамом краю каменистого обрыва. Та, другая сторона казалась ей идеальной! Ровный луг, похожий натолько что растянутый ковёр, полукружьем обрамляла невысокая, прозрачная рощица, азаней, сквозь мерцающие голубые просветы, угадывались вясной дали крепостные стены Вокулёра, шпиль его церкви, игустой, совершенно волшебныйлес.
        Еслибы кто-нибудь спросил, что такого особенного Жанна вовсём этом находит, вразумительного ответа онбы неполучил. Номесто всё равно манило. Иказалось, что стоит только перенестись через этот нежелающий зарастать никакой травой шрам наземле, как дальше появятся какие-то новые силы! Иможно будет лететь досамого Вокулёра, нечувствуя под собой ни этого ровного луга-ковра, ни послушной лошадки - ни-че-го, кроме одного только упоительного полёта сквозь душистый весенний воздух, пропитанный поднимающимся солнцем!
        - Ты только ничего неговори, - попросила Жанна, когда Рене подъехал. - Я хочу сама, как умею… Ладно?
        Юноша ссомнением осмотрел овраг, прикинул расстояние. Нетак уж широко сточки зрения опытного всадника, нодля первого раза довольно опасно.
        - Может, сначала всё-таки я, - предложилон.
        - Нет,нет!
        Жанна пятками подтолкнула лошадку наразгон и, уже наполном скаку, крикнула:
        - Сомной ничего неслучится! Неможет…
        Она уверенно ивнужный момент пригнулась иподалась вперед. Сжав ногами бока лошади, приподнялась над её спиной, слегка отпустила поводья инавсё время прыжка мгновенно сжалась, подобралась, превратившись вкакой-то спинной нарост, неотделимый отлошади. Итакже мгновенно потом, когда очутилась надругой стороне, распрямилась, выровнялась, раскинула руки ипонеслась поблестящей траве, словно нескакала, алетела, подхваченная невидимыми ладонями воздуха…
        Шумно исоблегчением выдохнув, Рене тронул поводья, чтобы прыгнуть следом, нотут ветерок донёс донего счастливый, совсем ещё детский, смех Жанны имолодой человек замер.
        Только теперь дошло донего, вкакую бездну хотят они отправить эту девочку. Они - благородные господа - направляющие её волю, как стая волков, которая гонит жертву туда, где она вернее всего погибнет. «Ради спасении Франции», - твердила его мать, иРене соглашался, понимая, что цель слишком огромна имногое оправдывает. Нопочему-то солнечный день померк вего глазах. Словно невидимая рука поднимающейся войны вытянулась из-за его спины инакрыла костлявой ладонью иэтот мирный луг, ирезвящуюся нанём, как мотылек, Жанну.
        - Немедленно вернись! - закричал Рене изо всехсил.
        Ужас истыд вдруг превратили обычный овраг воскаленную ухмылкой пасть. Ито, что Жанна послушно развернула лошадку, готовая снова через неё прыгать, усилило ужас дополного оцепенения. Кричать «остановись!» было ипоздно, иглупо. Оставалось только смотреть. НоненаЖанну, потому что невозможно, анакопыта её лошади. Так было легче ипочти нестрашно, если недумать…
        - Ну, что?! Видел?!!! Яже говорила!
        Отрадостных воплей зазвенело вушах.
        Жанна подскакала кРене изавертела унего перед носом ладошками, которые, будто сами посебе, искрились солнцем.
        - Ты видел?! Видел? Нет, ты видел, как я перескочила обратно?!!!
        Она буквально захлебывалась радостью, иРене смог, наконец, вздохнуть, чувствуя, как уползает темная костлявая рука, снова давая ему доступ ксветломудню.
        - Яже совсем недержалась, Рене!!! Я, как будто перелетела! Сама!.. Ты это видел, а?! Скажи, видел?!
        - Ты сума сошла, - выговорилон.
        - Нет! Просто сомной ничего неможет случиться, поэтому я всё могу!
        Глаза их встретились, ивзгляды сцепились, как руки двух путников, идущих сразных сторон кодной итойже цели.
        - Рене.., - прошептала Жанна. - Авдруг, этоя…
        - Нет!
        Конь под юношей закрутился изадёргал головой, непонимая, чего хочет всадник, так беспорядочно дергающий заповодья.
        - Счего ты взяла?!. Я понял, что хотела сказать.., нонет! Нет!!! Почему, вдруг,ты?!
        Споводьями удалось, наконец, разобраться, иРене, недожидаясь ответов, поспешил прочь отпроклятого оврага.
        - Я хорошо стреляю, умею бросать копьё, имеч вмоей руке держится крепко, - летело ему вспину.
        - Нет!
        Господи, слышалабы его сейчас мать! Онабы отреклась, прокляла, неповерилабы, что это говоритон…
        - Ты ещё многого незнаешь, Жанна!
        - Рене…
        Тихий голос удержал его, как накинутая петля. Молодой человек остановился иоглянулся стоской.
        Уже потону было ясно, что прежней власти старшего над этой девочкой он больше неимеет. Счёртова луга натой стороне кнему вернулась повзрослевшая девушка. Исейчас она скажет то, счем ему придется жить доконца своих дней, сгорая отстыда…
        - Мне ненадо много знать, Рене. Только что я поняла главное.
        - Чтоже?
        - Если нея, токто?
        Нанси
        (весна 1418года)
        Три письма лежали настоле.
        Ветерок, веявший израскрытого для тепла окна, слегка шевелил шнур собломком печати, свисающий содного изних. ИКарл Лотарингский, который уже около часа задумчиво барабанил пальцами постолу, смотрел нараскачивания этого шнура, как завороженный. Три письма, понескольку раз перечитанные, свёрнутые иаккуратно разложенные им, как грани треугольника изтрактата омагии фигур, где одна грань прошлое, другая - настоящее, атретья - будущее. Все расположены друг кдругу под определенным, неизменным углом, ивсе отражаются друг вдруге под этим углом так, что вкаждом намешано иоттого, иотдругого…
        Письмо-будущее касалось его дочери, Изабеллы. Оно пришло изБурже, ноподписано было немадам Иоландой, как можно было ожидать, аеё дядюшкой, герцогом де Бар, иновости содержало крайне приятные. Похоже, судьба старшей дочери Карла неплохо устраивается…
        Матримониальные планы относительно Рене давно закрадывались вголову Лотарингского герцога, ионбы неколеблясь отступил отданного когда-то слова, невыдавать дочерей зафранцузов, будь молодой человек первым сыном инаследником своего отца. Впрочем, Карл инаэтобы глаза закрыл - мальчик проявил недюжинные способности, как вобщих науках, так ивделах приората, и, пословам тех, кто его экзаменовал, вполне готов идостоин занять почетную должность вшаге отмагистра. Ногерцогу требовался преемник, нетолько посвящённый втайные мистерии, ноиоблечённый достаточной светской властью, чтобы отстаивать внынешние тяжкие времена интересы Лотарингской империи, созданной стаким трудом. Ивот, кажется, всё счастливейшим образом разрешалось! Щедрое предложение епископа Лангрского, внешне довольно неожиданное, но, посути, вполне объяснимое, решило проблему так, что довольными оставались все заинтересованные стороны. Земли де Баров издревле входили всостав Лотарингии, так что теперь, женившись иполучив это герцогство, Рене делался лицом имущественно заинтересованным вдальнейшем процветании области, атакже владетельным князем
справом набирать собственное войско изаседать вКоролевском совете. Таким зятем непогнушалисьбы даже дяди икузены короля, желающие укрепить собственные территории, ауж Карлу Лотарингскому, кажется, сам Господь велел немедленно браться заперо иписать вБурже освоём безусловном согласии.
        Ноон неспешил.
        Неспешил, потому что существовало идва других письма - письмо-«настоящее» иписьмо-«прошлое» - иследовало все действия совершать очень осторожно, чтобы без потерь пройти потонкому лезвию того меча, которое отделит нужное отненужного.
        Письмо-«настоящее», то самое, накотором покачивался гипнотизирующий герцога шнур собломком печати, было подписано дофином Шарлем.
        Скупо и, вродебы без особых эмоций, Шарль сообщал Карлу Лотарингскому, что войска герцога Бургундского захватили Париж, беспрепятственно войдя вгород через ворота, открытые предателями изчисла горожан. Резня, которая началась после этого наулицах ивдомах, неимела ничего общего стеми, якобы, благородными побуждениями, которыми Бургундец себя оправдывал. Его солдаты так яростно избавляли город от«арманьякской заразы», что под угрозой оказалась жизнь исамого дофина, которого рыцарь Дю Шастель вынес изЛувра, завернутого водеяло, при посредничестве камергера короля Раймона де Виллара. Рыцарей игорожан, пытавшихся защищаться, либо резали без разбора, как свиней, прямо наулицах, либо выбрасывали изокон их домов под дубины радующейся разбою черни.
        Спомощью городских старшин дофину удалось скрыться вБастилии изакрепиться там снесколькими верными людьми. Оттуда, состен крепости, особенно хорошо было видно, что вторжение герцога Бургундского более всего напоминало военный захват, когда город отдаётся наразграбление ипоругание. «Скорей всего, исама Бастилия подвергнется осаде повсем правилам военного похода, - писал дофин, - ноя нетеряю надежды выбраться отсюда невредимым, итогда возмездие незаставит себя ждать. Крики „Долой приспешников Арманьяка!“, которые звучат здесь повсюду, приравнены нами кгосударственной измене, поскольку наш венценосный отец всегда благоволил графу. Абунт черни, взбудораженной герцогом Бургундским, сродни тому, что случился вгоды правления нашего прародителя, Божьей милостию короля Шарля Мудрого…»
        Письмо это доставил падающий сног гонец, который еле смог вырваться избунтующего Парижа. Ехал он долго, кружным путем, поэтому значительно отстал отшпионов самого герцога Карла. Витоге, читая вписьме дофина оразбоях встолице, его светлость уже знал, что безумный король, все равно что вплену усобственной жены игерцога Бургундского, граф Арманьякский брошен втюрьму и, скорей всего, уже мертв, асамому Шарлю удалось благополучно бежать вМелен.
        Новцелом - исообщения шпионов, иэто письмо - составили довольно объёмную картину, которая позволила определить своё отношение кписьму третьему…
        Оно пришло последним, уже иззахваченного Парижа. Листок, исписанный достаточно небрежно, чтобы неоставалось сомнений - писала сама королева. Лично! Ипредлагала она Карлу, ни больше, ни меньше, как должность коннетабля при своём новом дворе.
        Приди это письмо вдругое время инеспервыми двумя, герцог давнобы ответил отказом идумать забыл обэтом, впринципе лестном, нолично для него, унизительном предложении. Однако, именно сухость тона более всего убеждала, что королева предлагала высокую должность счужих слов. Иединственным, кто мог ей такое посоветовать, был несомненно Жан Бургундский.
        Вот поэтому-то, отослав секретаря уже более часа назад, герцог Карл сидел всвоем нетопленном кабинете, размышляя инеотводя глаз отшнура собломком королевской печати…
        Вдверь робко просочился слуга, которому велено было незамедлительно сообщить оприбытии Рене. Наеле слышный шорох Карл сразу вскинул голову, выбравшись, наконец, изоцепенения.
        - Что?!
        - Господин Рене прибыл, ваша светлость.
        - Хорошо. Зови сюда.
        - Слушаюсь, ваша светлость.
        Слуга исчез, агерцог поднялся из-за стола, разминая спину ипоёживаясь.
        Отдолгого сидения внетопленном кабинете пробирала дрожь.
        Нет, всё-таки, здесь чертовски холодно даже вначале лета!
        Карл зябко передернул плечами, ругая себя зато, что опрометчиво недал слугам растопить камин, амеховую накидку, которую все ещё носил из-за ломоты впояснице, оставил вспальне. Но, ктоже знал, что разбор почты займёт столько времени…
        Карл резко взмахнул руками, словно рассекал воздух невидимым мечом, схватился запоясницу, итутже одернул сам себя. Стареть иразваливаться из-за сырости ему рано! Надо собраться иподготовиться и, ни вкоем случае, неупустить ни единого шанса изтех, что даровали эти письма!
        Уж итак, как будто предчувствуя нечто важное, он поосторожничал - выслушав своих шпионов, нестал ничего говорить Рене озахвате Парижа. Хотел, чтобы сначала мадам Иоланда сама написала сыну, ауж онбы потом рассказал герцогу опланах Анжуйского семейства. Носудьба распорядилась куда торопливее герцогини, итеперь Карл исам мог предложить действия, куда весомее любых других.
        Он подошёл кокну. Какое великое обновление творится сейчас вприроде! Солнце снаружи грело так притягательно, носюда, вэту комнату, будто боялось заглянуть, поглаживая жаркими руками только края оконной ниши, да её каменное основание, которое углом спускалось внутрь. Хотелось положить ладони напрогретый камень иглубоко вдохнуть тёплый весенний воздух, чтобы впустить обновление исюда…
        «Надобы приказать, чтобы заменили ткань настенах, - подумалось Карлу. - Патриотичный голубой ссеребром слишком холодит. Пусть набьют что-нибудь тёплое, охристое сзолотом, как удевочек вкомнатах…»
        Да.., девочки…
        Пожалуй, Изабелла будет рада выйти заРене. Да имальчик её общества неизбегает… Интересно, знаетли он уже опредложении де Бара? Наверняка знает. Ведь даже для герцога оно большой неожиданностью нестало…
        Смесяц назад епископ изСен-Флур, ехавший поделам вСарбур, остановился уКарла взамке и, беседуя отом, осём, вскользь намекнул овозможном отречении епископа Лангрского отнаследственных прав нагерцогство впользу среднего сына покойного герцога Анжуйского. Намёк был мимолетный идовольно тонкий, ноуж что-что, аподобные вещи герцог Карл понимал сполуслова. Поэтому, проводив говорливого епископа ихорошенько подумав, он первым делом решил замять процесс между Луи де Баром иего бывшим соратником фон Юлихом, который самже испровоцировал из-за давней вражды сде Барами. Через подставных лиц, надавил нафон Юлиха, заставив последнего, уже нетак рьяно, отстаивать всуде свои наследственные права, итяжба, грозившая затянуться нагоды, фактически завершилась.
        Но, если Буржского епископа посвятили вподобные замыслы, то почемуже самого Карла так долго держали вневедении? «Надо будет поинтересоваться», - подумал он. «Аещё узнать, что его светлость герцог де Бар попросил угерцогини взамен, потому что врядли этот хитрый лис станет утруждать себя такой неслыханной щедростью изодной только любви кродне…»
        Карл невольно усмехнулся. Вприватных беседах ему нередко приходилось называть де Бара, вместо «святейшества», «хитрейшеством», итеперь, хоть он мог никогда этого неузнать, всёже ужасно интересовало - перехитрилли дядюшка племянницу, или наоборот…
        Сзади послышались шаги, ивкабинет, без стука, как ему давно было позволено, вошёл Рене.
        - Что-то случилось, Карл? Слуга сказал, что меня ждут незамедлительно.
        Герцог ссожалением убрал руки стёплого камня, ноулыбнулся широко икрайне приветливо. Ему нравилось, что мальчик ходит позамку так, словно уже здесь хозяин. Инравилось, что иногда он позволяет себе называть наставника поимени. Правда, только один наодин иочень почтительно, новсё равно, некак отца, акак доброго друга. Сам будучи человеком разумным, Карл ценил проявления ума вдругих, иобщение сними накоротке делало беседы интимнее ипридавало им лёгкий привкус избранности.
        - Ох уж эти слуги, - заворчал герцог, возвращаясь кстолу. - Это их вечное рабское рвение… Никогда неугадаешь, как они преподнесут твои слова. Я просил незамедлительно сообщить, когда ты появишься, ипригласить сюда, только ивсего… Можно было так инеторопиться… Хотя, дело, конечно, того стоило, ноябы подождал…
        - Я уже здесь. - улыбнулся Рене.
        Многословием иворчливостью его светлость часто прикрывал начало сложных для себя разговоров. Имолодой человек, который тоже планировал переговорить оЖанне ивсю обратную дорогу готовил убедительную речь, невольно поддался привычке наставника инасочинял для вступления целый ворох фраз, неотносящихся кделу. Теперьже это сходство натур, проявленное совсей очевидностью, его очень позабавило.
        - Чтож, тогда, кделу… Я получил письмо, мой мальчик, - торжественно сообщил Карл. - Письмо неожиданное, изБурже, где сейчас гостит дядюшка твоей матери. Ихотя сде Барами унас давняя соседская вражда, оно меня чрезвычайно порадовало.
        Герцог протянул листок юноше, чтобы тот тоже прочел, ноРене спокойно покачал головой.
        - Я знаю, очём там, - сказал он, неотводя глаз. - Матушка мне писала.
        - Вот как?..
        Карл поднял брови ибеззлобно поинтересовался:
        - Заранее сговорились замоей спиной?
        - Как любой другой нанашем месте, - ответил Рене.
        - И, как давно?
        - Смесяц… Его светлость хотел сначала уладить наследственные дела изавершить тяжбу сфон Юлихом, чтобы вы неподумали, будто вэтом деле он имеет какую-то корысть. Теперь дело улажено, ивам тотчас написали… Если желаете, я покажу иписьмо отматушки.
        - Да нет, ненадо…
        Герцог первым отвел взгляд, скрывая понимание идовольство собой - всё-таки неошибся иприструнил фон Юлиха как раз вовремя. АРене передвинулся втень иоблегченно выдохнул, благодаря всех насвете зато, что его светлость так инеувидел, как покрылись густым румянцем щеки юноши, ещё ненаучившегося лицемерить некраснея. Согласись Карл взглянуть написьмо мадам Иоланды, онбы узнал, что Буржский епископ изСен-Флур неслучайно заторопился вСарбур, где идел-то унего особых небыло… Просто мадам Иоланда, нежелая иметь никаких затяжных неприятностей впроцессе дядюшки де Бара против фон Юлиха, решила таким образом ускорить благоприятный исход дела…
        «Я нехочу, чтобы его светлость узнал обэтом, - писала она сыну. - Он милейший человек, ноименно таких следует оберегать отлишней информации. Пусть просто порадуется. Мне это гораздо приятнее, чем чувствовать себя обязанной зауслугу. Уж лучше сделать обязанным его…»
        Герцог отбросил подписанный де Баром листок обратно настол ирастянул губы вулыбке. Очень хотелось выглядеть искренним хотябы теперь, когда повод для радости действительно был. Но, дела требовали иного подхода, поэтому улыбка вышла довольно кислой.
        - Сейчас мне следовало раскрыть объятья исказать, как я счастлив видеть именно тебя своим зятем, мой дорогой. Ноесть обстоятельства, Рене… Очень неприятные для нас обстоятельства, из-за которых я сижу над этими письмами целый день, решаю, как поступить.., мёрзну излюсь… Ихотя решение уже почти принято, без твоего согласия иодобрения оно так иостанется встенах этой комнаты, всего лишь неудачным размышлением вслух.
        Сэтими словами герцог подтянул ксебе два других письма, взял их вруки инамгновение замер, словно взвешивая одно идругое.
        - Прочти, для начала, вотэто.
        Он протянул письмо дофина, которое молодой человек пробежал глазами споразительным хладнокровием, хотя ибыло видно, что новости застали его врасплох. Только бледнеющее наглазах лицо икрепко сжатые челюсти выдавали степень его обеспокоенности, да ещё вконце, когда под отогнутым краем письма обнаружилась дата, Рене невыдержал, вскинул нагерцога испуганные глаза.
        - Но, что сШарлем теперь? - спросил он севшим голосом. - Гонец что-нибудь рассказал?
        - Только вобщих чертах. Он был сильно измучен, ия отправил его отдыхать… Но, вродебы, сторонников унашего дофина ещё хватает, ипословам гонца, намомент его отъезда Шарль уже готовился бежать вМелен, откуда, надо полагать, отправится вБурже, квашей матушке.
        Рене ещё раз пробежал письмо глазами.
        - Это ужасно! - пробормотал он. - Ачтоже сграфом Арманьякским? Шарль ничего онем непишет.
        Карл ответил многозначительным взглядом.
        - Нестоит надеяться, - сказал он, как можно мягче.
        Потом потянулся было затретьим письмом, номахнул рукой ивкратце сам изложил Рене его содержание, ничем невыказывая, впрочем, собственного отношения клестному предложению королевы. Выдержал вконце паузу испросил:
        - Ну, что скажешь?
        - Чтоже вы хотите услышать отменя, ваша светлость? - опустил глаза Рене.
        - Твоё мнение.
        - Акаково ваше?
        Карл усмехнулся.
        - Ты всё-таки слишком сын своей матери, юноша. Это большой плюс для моего будущего зятя, номинус для друга, которого я хотелбы втебе видеть.
        Герцог потёр поясницу. Потом перетащил стул кисточающему тепло окну, тяжело опустился нажёсткое сиденье, изадумчиво забормотал:
        - Старею кажется… Вмоём прошлом было слишком много сквозняков иогорчений, чтобы сохранить прежнюю стройность. Какой изменя коннетабль… Видишь, как скрючило… Носкажу тебе, человек вообще тянется пособственной жизни стакими искажениями, что любой взгляд впрошлое запомощью или запониманием вынужден пробиваться сквозь повороты всевозможных обстоятельств, превратностей имелких случайностей. Плохо, что при этом взгляд неизбежно мутнеет итеряет первозданность восприятия. Это мешает.., очень мешает ясно оценить то настоящее, которое требует изогнуться вочереднойраз.
        Герцог ткнул пальцем вдругой стул.
        - Сядь, Рене. Я хочу видеть выражение твоих глаз.
        Молодой человек послушно присел.
        - Письмо королевы заставило меня заглянуть впрошлое. Моё прошлое, вкотором герцог Жан был достаточно откровенен ивыложил все свои планы… Глупо думать, будто Изабо сама посебе позвала меня наслужбу. Это сделал Бургундец. И, согласись, что для человека, который стал фактическим правителем Франции, звать навысокий пост меня, который его никогда особенно неодобрял, несовсем логично. Да, мы старые приятели, мы вместе росли ивравной степени уважали герцога Филиппа. Ноираскол между нами длится уже непервый год. Вот идумай теперь, какая корысть честолюбцу, почти достигшему всего, чего он хотел, втом, чтобы коннетаблем при нём стал человек ненадёжный? Или он желает полной своей победы, иэтим предложением даёт мне шанс признать его правоту, или понял, наконец, что вынашивать грандиозные планы водиночку, презирая других, значит заранее обрекать их напровал, икак раз тогда, когда кажется, что всё уже достигнуто…
        Холодной ладонью герцог помассироваллоб.
        - Заодин только этот год, инеслишком напрягаясь, Монмут взял Фале, Вир, Шантелу.., совсем недавно пали Бек иБомон-ле-Роже. Ещё немного ион дойдёт доРуана. Как долго город продержится восаде, одному Богу известно, но, коль скоро вПариже теперь сидит Бургундец, икоролева вскором времени перетащит тудаже свой двор, помощи оттуда небудет никакой. Ивсё! ЗаРуаном падёт Париж, адальше досамого Орлеана путь фактически открыт. Графу Арманьякскому изего могилы, если конечно ему вэтой милости неотказали, армию несобрать. Адофин… Тут незнаю. Вашей матушке, наскорую руку, придётся, видимо, сотворить какое-то новое чудо, чтобы выиграть время. Новсё равно, при живом короле да ещё ипри регентше, правящей отего имени, много охотников поддержать последний отросток гибнущей династии ненайдётся… Вот искажи мне, Рене, для чего втакой ситуации нужен коннетабль? Что он сможет сделать?
        - Незнаю.
        - Так я скажу. Только две вещи - подчиниться или найти доводы впользу противостояния Монмуту ивозможности ему противостоять. И, как мне кажется, именно этих доводов ивозможностей Жан Бургундский отменя иждет. Он знает, что я неотмахнусь ипомогу. Аещё, он наверняка догадывается отом, что ствоей матушкой меня связывает кое-что большее, чем только твоё воспитание. Правда, думает, скорей всего, что связано это стеологией ипрочими премудростями, нодля нас внашей ситуации, это неважно.
        - Так вы полагаете, что Бургундец ищет союза сдофином против Монмута? - догадался Рене. - Иэто теперь, когда самже заставил его бежать?!
        - Именно! - усмехнулся Карл. - Ивозможно, нетак уж он изаставлял… Скорей всего наш дофин испугался слишком рано.
        - Нозачем нужно было так нагло захватывать Париж?! Разве нельзя было просто договориться иоставить вживых играфа, иего сторонников, которые моглибы оказаться полезными?
        - О, мальчик мой, неспеши. Здесь политика. Содной стороны, усыпить бдительность Монмута - дескать я верен договору. Сдругой, расправиться сдавним врагом. Истретьей, показать дофину, кто вдоме хозяин, хорошенько его напугать, подержать какое-то время визоляции, апотом предложить союз насвоих условиях, который тем вернее будет принят, чем сильнее испугается Шарль. Сам подумай, какую силу может он выставить теперь, когда нет графа Арманьякского ибольшинства его сторонников?! Только войска твоего старшего брата, собственную крошечную гвардию, итакиеже крохи оттех, кто остался более-менее верен… Нет, это невойско. Нобеда втом, что исам Бургундец слишком увлёкся. Впереди английский король-победитель, которому уже мало интересен союз сБургундией - он исам всё завоюет. Да ибрак спринцессой Катрин неможет служить такимже сдерживающим фактором, каким он был, скажем, доАзенкура. Будь увласти одна только королева, онабы, незадумываясь, щедрой рукой отдалабы Монмуту всё засобственную спокойную жизнь. Ногерцог Жан нетаков, терпеть под боком превосходящую силу несможет. Он хочет править, анеподчиняться.
Инаверняка уже просчитал, что спомощью хилого дофина сможет призвать под свои знамена тех, кто, как ия, досих пор вдраку нелезли, отогнать Монмута, апотом… Ну, тут я гадать нестану, норискну предположить, что вусловиях союзного договора сдофином обязательно будет хитрая закорючка, которая позволит Бургундцу идальше удерживать власть, только теперь более законно! Для него это крепкий шанс, Рене. Игерцог Жан ухватится занего мертвой хваткой, уж я-то знаю!
        Глаза Карла Лотарингского азартно сверкнули. Он поднялся состула почти без усилий иэнергично потёр руки, толи отхолода, толи отвозбуждения.
        - Теперь-то ты понимаешь, чего я хочу?
        - Кажется,да.
        - Мы немного повременим соглашением ипомолвкой, да, мой мальчик? Совсем чуть-чуть.., или столько, сколько потребуется… Я нехочу, чтобы Бургундец узнал заранее… Это, как игра вкарты! Я соглашусь надолжность коннетабля, дождусь, когда герцог Жан выложит настол свой расклад, апотом.., только потом, Рене, предъявлю ему собственный козырь - брачный договор между Лотарингским домом идомом Анжу, плюс твоё герцогство! И, поверь, я знаю, что говорю, это будет такой кулак под нос, изкоторого Бургундия фигу уже неслепит!
        Герцог нервно рассмеялся ипочесал кончик носа.
        - М-да… Как всё, однако, возвращается… Или вращается…
        Он уже нечувствовал холода, несмотря нато, что уходящее напокой солнце понемногу подтягивало свои жаркие руки кгоризонту. Зато кабинетная сырость кажется, передалась Рене.
        - План прекрасный, Карл, ия готов ждать оглашения опомолвке сколько угодно, - проговорил он, ощущая неприятный холодок наспине. - Но, что если мы ошибаемся, игерцог Бургундский никакого союза сдофином нежелает, ноочень хочет, чтобы так думали вы? Апотом, когда подумав, вы согласитесь стать коннетаблем ипримете присягу, отступать уже будет поздно иостанется только выполнять приказы…
        Карл снежностью посмотрел наюношу.
        - Как я рад, что именно ты станешь моим зятем, Рене. Конечно, наэтом свете всё возможно, инеяли тебя учил рассматривать любые обстоятельства, как предмет, вкотором скрыты тайники? Хорош былбы учитель, неследующий собственным указаниям. Однако, уменя есть ведь идругой козырь - «шут» без масти, способный бить любую карту, когда его объявляют… Он даст возможность повернуть ситуацию, как нужно, мне, итолько мне. Но… Как раз тут без твоей помощи необойтись, поскольку предъявить его я смогу только спозволения твоей матушки.
        - Господи, - охнул Рене, - нехотитеже вы рассказать Бургундцу оЖанне?!
        - Апочему нет? Чего ты так испугался? Тяжелее, чем теперь, положения уФранции небыло. Королевство безусловно гибнет, как ипредсказано, ислухи оДеве-Спасительнице только ждут своего часа. АБургундец суеверен. После того, как Жан де Хелли под Никополисом услышал «голоса», предостерегающие отбитвы стурками, апуще того, после поражения, которое тогда случилось, герцог Жан стал очень чувствителен ко всякого рода предсказаниям. Я могу ему конфиденциально сообщить, что Дева уже появилась намоих землях иживет под моей опекой. Идобавить, что только вмоей власти выпустить её воглаве всех внеё верующих, или позволить объединенным силам Франции иБургундии самим остановить Монмута… Ты понимаешь, очемя?
        Рене, всё ещё испуганный, кивнул.
        - Да… Править, анеподчиняться… Он, конечно, выберет второе…
        - Но, сдругой стороны, - продолжил герцог, - Дева-Спасительница нетолько моё дело. Имадам Иоланда, твоя матушка, никогда мне такого самоуправства непростит…
        - Аесли Бургундец захочет увидеть Жанну, вы её покажете?
        - Нет, конечно.
        - Ноон может представить это, как условие.
        - Тогда я покажу ему ту, другую, скоторой возится духовник твоей матери. И, возможно, именно для такого случая. Нерисковатьже нам, всамом деле, настоящей!
        Одругой девочке Рене уже слышал, номать строго-настрого запретила ему наведываться вДомреми, или что-то самостоятельно выяснять. Сказала, что дело там сложное, иМигель сам вовсем разберётся. Однако, священник уже давно непоявлялся взамке, иникаких толковых сведений отнего непоступало. Последний раз, перед самой смертью герцога Анжуйского, он вернул Карлу Лотарингскому древний манускрипт, ичто-то долго ипутано объяснял про девочку, которая «итак все знает ини вкаких иных знаниях ненуждается».
        - Она - сама истина! - страстно убеждал Мигель. - Иесли вы ждете прихода Спасительницы, то возрадуйтесь идайте вашим душам глаза, чтобы увидели себя изнутри иподготовились, ибо она срединас!
        Рене тогда едва неповерил, ногерцог посчитал такую экзальтацию лишь легким душевным расстройством ибыстро юношу разубедил.
        - Я много видел помешавшихся после чтения манускриптов измоей кладовой, - говорил он. - Жаль. Отец Мигель казался человеком разумным. Он именя едва неубедил втом, что крестьянка изДомреми какая-то особенная. Говорил, что она предсказала Азенкур… Хотя теперь, задним числом, таких предсказателей объявились сотни, хоть пруд изних пруди… И, знаешь, что ещё, мой мальчик - может ихорошо, что святой отец ошибся… Ей богу, я дал ему манускрипт…, идаже надеялся. Нопотом поразмыслил иподумал, что несмогу решить, как сэтим управиться, если окажется правдой… Ожидать чудо иполучить его - две большие разницы. Ия предпочитаю деятельное ожидание растерянному обретению…
        Возможно, Рене все равно задумалсябы отой девочке, поскольку интерес матери кДомреми немог быть пустым. Носудьба распорядилась иначе. Молодой человек очень быстро обо всем забыл, сраженный пришедшим известием осмерти отца. Иневспоминал дотой минуты, когда слова герцога остранной девочке невоскресили её впамяти, словно прошлогодний призрак.
        - Нет, так тоже нельзя! - вырвалось унего.
        - Так надо, Рене, - мягко, носнажимом произнес герцог. - Только так мы заставим Бургундца заключить союз насвоих собственных условиях. Ауж какими именно они будут, предоставим решать отимени дофина вашей матушке. Или его святейшеству, епископу Лангрскому, который весьма смышлен всловесных хитросплетениях… Я срадостью уступлю им это право, поскольку желаю расплатиться защедрыйдар…
        Герцог обнял Рене заплечи ислегка встряхнул.
        - Ну, что ты вдруг загрустил? Какой ещё тайник вовсем этом тебе мерещится?
        - Ачто, если жажда власти вБургундце настолько велика, что он подошлёт кдевочке убийц, лишьбы неиметь никакой угрозы заспиной? - спросил Рене.
        - Ичто? Пусть подошлёт, - ничуть необеспокоился герцог. - Ониже придут вДомреми, ктой, кдругой, аона всё равно ненастоящая.
        - Ноивы потом несможете предъявить настоящую!
        - Почему? - искренне удивился герцог. - Подменами все пользуются. Даже короли надевают корону наголову другого, чтобы обмануть противника. Всё можно, если цель того заслуживает. Изапомни - заключая союз стем, кто только иждет удобного случая, чтобы воткнуть тебе нож вспину, всегда носи кольчугу, нонеупускай шанс эту спину подставить. Пусть неприятель ошибется, сделает неверный ход, ивсё! Он уже неправ навеки веков! Зато сам, если захочешь ударить, бей только тогда, когда найдешь все тайники.
        Рене посмотрел герцогу вглаза.
        - Я запомню, ваша светлость.
        Иулыбнулся.
        «Всё можно, если цель того заслуживает». Почемубы инет?
        Молодой человек глубоко почитал герцога, ноникто неговорил, что цели уних всегда должны совпадать. АЖанна, беззаботно скачущая пополю, досих пор стояла перед глазами Рене странным, пристыживающим видением.
        - Полагаю, раз помолвки пока небудет, я должен немедленно ехать кматушке, поддержать Шарля ирассказать им оваших планах? - спросилон.
        - Я рад, что ты всё понимаешь сполуслова.
        - Тогда, свашего позволения…
        - Конечно, конечно, иди собирайся, мой мальчик! - Герцог ещё раз встряхнул юношу иотпустил - Бери любого коня истолько охраны, сколько сочтешь нужным. Мне нетребуется официальное оглашение, чтобы заботиться отебе, как ородственнике…
        Рене низко поклонился.
        Он больше некраснел.
        Говорить сейчас оЖанне иотом, насколько убежденно уверовала она всвоё предназначение смысла небыло. Но, шагая ксебе впокои погалерее замка, Рене, безо всяких угрызений прикидывал, как именно он разрушит стройные планы герцога, если появится хоть малейшая угроза для жизни девочки, которую он убедил ввысокой, нотакой непосильной для неё миссии. Теперь главной своей заботой юноша почитал безопасность Жанны… «Да итой, другой, тоже…», - почему-то подумалосьему.
        Бурже
        (июнь 1418года)
        - Матушка, зачто мне это?! Зачто, матушка?!!!
        Размокшим отслёз лицом Шарль уткнулся вколени мадам Иоланды, неловко скрючившись возле неё намаленькой скамеечке дляног.
        - Я только-только начал жить, как принц! Сомной все считались! Граф… Он был заботливей родного отца! Он мог спастись.., бежать ибросить меня…
        - Тсс. Ненадо, невспоминайте обэтом, Шарль, - погладила его поголове герцогиня.
        - Нет, я хочу, чтобы все знали! - упрямо исновой силой запричитал дофин. - Граф Арманьякский пожертвовал собой, чтобы спасти меня!!! Он отвлёк их… Он оставался наместе доконца, пока дю Шастель неспрятал меня вБастилии! Встретил врагов лицом клицу, как воин… Ипогиб так страшно! Страшно! Я спать немогу, матушка, нето что договариваться субийцами!
        - Всё! Хватит!
        Мадам Иоланда решительно встала, почти сбросив голову дофина сколен.
        Она нехотела, чтобы Шарль без конца себя казнил вместе снесчастным графом Арманьякским…
        Послухам, коннетабля Франции мучили напротяжении трёх дней, кусочками сдирая снего кожу. Вродебы говорили, что Изабо велела поставить для себя стул впыточной иупивалась каждым криком истоном. Нокак раз вэто многие неверили, считая, что слухи слишком преувеличены. Однако, мадам Иоланда несомневалась - королева, растерявшая почти всё, что имела иполучившая взамен всего лишь иллюзию власти допоры, довремени, способна иненатакое.
        - Перестаньте плакать, Шарль, - почти приказала герцогиня. - Вы несможете воскресить умершего. Для этого надо, чтобы Господь спустился снебес ивмешался втворимые бесчинства. Нопока он неспустился, вы - носитель крови Божьих помазанников - остаетесь единственной надеждой тех, кто здесь собрался! Поэтому вставайте, утирайте слезы иидите замной квашим подданным, пока они неначали думать, что насмену королю безумному приходит король безвольный.
        Вкаминном зале замка действительно собралось целое представительство изпрежних сторонников Бернара д'Арманьяк, рыцарей, оставшихся без своих сюзеренов после Азенкура, тех, чьи земли находились насевере страны ибыли уже захвачены, атакже тех, кого победа бургундцев вовнутреннем противостоянии, впринципе, неслишком задевала, нокто немог оставаться безучастным ксудьбе гибнущего государства. Были здесь илюди, прибывшие поособому приглашению мадам Иоланды. Вожидании дофина, когда, возбужденно переговариваясь, все разбились нагруппы «поинтересам», они стояли немного особняком - бергамец Бартоломео Баретта изадумчивый Теодоро Вальперга - итальянские наемники наслужбе Франции, ещё ничего нерешившие, ноуже понимающие свою нужность. Атакже капитан Суассона Гишар Бурнель имаршал Лангедока Арно Гийом де Барбазан, имевший прозвище «Рыцарь без упрёка», апотому, без колебаний приведший целый отряд напомощь дофину.
        - Противодействие законной власти есть бесчестье! - говорил он, воинственно сжимая рукоять драгоценной «пощады» усебя набоку. - Я никому непозволю обесчестить собственноеимя!
        - Особенно такому выскочке, как Бургундец! - сготовностью поддерживал его Этьенде Виньоль, горячий, как все гасконцы. Зачто, вероятно, он иполучил своё второе имя - «Ла Ир», которое одни переводили, как «ворчание собаки», адругие, как «ярость». - Я стерпел вчетыреста восьмом, когда он убил брата короля, нотеперь, когда эта светлость посягнула насына самого монарха, ипосадила натрон Франции эту шлюху Изабо, увольте! Это плевок навсехнас!
        Вместе снеразлучным другом Потоном де Ксентралем он явился сам, без приглашения, итоже привел целый отряд, что позволяло ему выступать резко, спревосходством поглядывая надругих. Впрочем, слушавшие рыцари вполне разделяли его точку зрения исогласно кивали.
        Чего нельзя было сказать огерцоге Жане Бретонском, единственном человеке вэтом зале, который, вотношении Бургундца был настроен весьма лояльно. Его мадам Иоланда пригласила вБурже при посредничестве молодого Шарля де Бурбона натот случай, если понадобятся переговоры сМонмутом. Впрошлом году герцог уже ездил вЛондон посредником между Англией иФранцией ивесьма успешно. Именно он подписал договор, покоторому обе стороны обещали воздерживаться отведения военных действий друг против друга, что давало возможность Бернару д'Арманьяк, как коннетаблю, хоть немного восстановить армию, почти погибшую под Азенкуром. Нотеперь, после Парижских событий исмерти графа, никто немог поручиться, что Монмут ненарушит этот договор. Вовсяком случае, все военачальники, собравшиеся вБурже, единодушно считали, что, будь они наместе английского короля, онибы незамедлили воспользоваться ситуацией. Поэтому многие исчитали, что переговоры сМонмутом неизбежны, агерцог Бретонский сбольшой охотой готов был их вести, надеясь попутно решить вопрос обосвобождении своего брата - Артюра де Ришемона, попавшего вплен под Азенкуром.
        Затянувшиеся споры-беседы вкаминном зале то громко взлетали кверхней галерее, эхом разносясь под сводами потолка, то шепотком проползали заспинами собравшихся, ища согласных иогибая колеблющихся. Кто-то, несмотря намалые силы, решительно выступал заответный захват Парижа изаточение (ато иказнь!) герцога Бургундского икоролевы. Кто-то считал, что лучше снова договориться сМонмутом ипопросить помощи унего, уступив некоторые спорные территории - нетак, чтобы вущерб себе, но, всё-таки достаточно весомые, чтобы он взял. Апотом, когда страсти улягутся, их можно отвоевать иобратно. Акто-то - как раз шёпотом - предлагал подослать убийц кгерцогу Бургундскому. Или, если это неудастся сделать тайно, выманить его под предлогом переговоров, иубить открыто! Сам-то он, вконце концов, несильно гнушается подобными средствами…
        Этот шепоток был взаде особенно тихим. Ноименно кнему снескрываемым интересом прислушивался единственный здесь человек, который прибыл вБурже посоображениям, нестолько политического, сколько личного характера.
        Мессир Пьер де Жиак, один избогатейших рыцарей Франции, иминистр короля Шарля желал смерти Бургундца потой простой причине, что, вот уже года два (аможет ибольше) его супруга, живущая вМонтеро, состояла влюбовной связи скоротышкой. Пользуясь отсутствием мужа, занятого вПариже государственными делами, герцог открыто навещал мадам де Жиак веё замке, прекрасно понимая, что разводиться ссупругой или изгонять её мессир Пьер нестанет, поскольку значительная часть его богатства состояла изприданого жены. Поэтому единственной возможностью избавить себя отунижающего звания рогоносца господин де Жиак посчитал убийство герцога Бургундского, прикрываясь для безопасности, тем, что поддерживает законные наследственные права дофина.
        - Вкрайнем случае, господа, - шептал он, косясь напрогуливающегося позалу внимательного епископа Лангрского, - если здесь решат обойтись полумерами, мы можем действовать самостоятельно! Тайно отправим вМонтеро несколько отрядов иустроим засады надороге, возле замка иуИоннского моста - там есть удобное место. Неполучится уодних, получится удругих, ноубить Бургундца следует незамедлительно!
        Сторонники де Жиака тоже кивали итоже косились посторонам осторожными короткими взглядами, выдававшими их сголовой.
        - Если эти господа затеют какие-нибудь глупости, я невозьмусь ни закакие переговоры, - сказал Жан Бретонский, поймав заруку проходившего мимо епископа Лангрского иуказывая нагруппу возле де Жиака. - Ваша светлость должны знать, что английский король терпимо относится ко всем нашим предложениям только дотех пор, пока воФранции существует мощная оппозиция влице герцога Бургундского. Любое её устранение вызовет ответные меры, которые вся Европа признает законными
        - Господи, помоги мне, - перекрестился епископ совздохом, - вкакие странные времена приходится жить. Прежние короли нешли воевать из-за того, что оскорбленный рыцарь смывал ссебя оскорбление кровью оскорбителя, кембы последний нибыл.
        - Тогда, пускай ваш де Жиак посылает открытый вызов! - прошипел герцог. - Боюсь, правда, что он небудет принят…
        - Он небудет послан, - смягкой улыбкой перебил епископ. - Такой вызов только официально подтвердит то, что досих пор считалось слухами. Амы неможем подкреплять бесчестье преданных нам людей, как недолжны создавать игерцогу Бургундскому славу победителя вовсём.
        - Втаком случае, несоздавайте ему иславы мученика его убийством. Сейчас, как никогда, герцога следует беречь, иначе, повторяю, никаких переговоров сАнглией небудет.
        - Я понял вас, ваша светлость, - наклонил голову епископ. - Если желаете знать моё мнение, то, полагаю, нам даже переговоры следует начать именно сгерцогом Жаном, анескоролем Генри…
        - Иэто будет очень разумно, - поджав губы, вставил Жан Бретонский.
        - Но, ксожалению, моё мнение здесь мало что решает, - закончил епископ испоклоном отошёл.
        Кружа позалу, он подобрался, наконец, кРене Анжуйскому, которого досих пор старательно обходил, и, делая вид, будто показывает ему новые доспехи дофина, заказанные мадам Иоландой ивыставленные взале, тихо прошептал:
        - Приготовься, мой мальчик. Сегодня вэтом зале должно произойти интереснейшее событие, которое, как мне кажется, достойно места вИстории…
        Шаг насутки назад
        Рене прибыл вБурже буквально накануне.
        Игородок, изамок показались ему похожими наразворошенный улей, или навоенный лагерь, готовящийся квыступлению. Повсюду он замечал настоящие походные шатры, оснащённые, как иположено, арсеналом ипоходнойже кузней; сложенные кострища сподвешенными над ними огромными котлами, вкоторых уже что-то варилось, ивертелами суже готовящейся дичью. Отряды, приведённые изДангедока, Прованса иГаскони обустраивались деловито ирешительно. Всадники слошадьми терпеливо дожидались своей очереди кместным кузнецам, еле успевавшим сновать отадского пламени своих жаровен кнаковальням. Их вспотевшие подмастерья, высунув языки, подтачивали ичистили мечи икинжалы, ажёны сноровисто приторговывали всевозможной снедью издомашних кладовых. Те, что помоложе, зазывно подмигивали пришлым солдатам, радуясь неожиданному разнообразию, ворвавшемуся вих заведённую раз инавсегда провинциальную жизнь. Их мало заботили политические расчёты герцогов идофина, ианглийский король, подобно мифическому дракону, полыхало гнём где-то залесами, загорами. Нодоехав дозамка, Рене всёже ощутил разлитый ввоздухе всеобщий напряжённый азарт, исам, ни
разу ещё небывавший вбою, вдруг страстно захотел какого-нибудь сражения, трепета перед боем, ощущения, что рука недержит меч, азаканчивается им, иупоительного, наверняка ни счем несравнимого понимания, что рядом стобой, или против тебя сама смерть!
        Мадам Иоланда встретила сына созабоченно сдерживаемой радостью. Скупо расцеловала ипроводила вотведённые ему покои, сетуя, что замок стал похож напостоялый двор, идаже собственного сына она вынуждена размещать, как попало.
        - Здесь немного тесно, - констатировала герцогиня, открывая дверь внебольшую, нодорого обставленную комнату. - Что поделать, лучшие покои пришлось отдать Бурбону игерцогу Бретонскому - уменя наних большие планы… Зато изэтого окна тебе будет прекрасно виден каждый въезжающий ивыезжающий, аэто, поверь мне, насегодняшний день солидное преимущество перед другими…
        Рене такому приёму неудивился. Её светлость ивпрежние времена неотличалась материнской мягкотелостью. Тем более глупо было ждать отнеё чего-либо подобного теперь, когда вгосударственном масштабе требовалось что-то решать идействовать. Поэтому, едва сняв двухцветную попоследней моде, щегольскую шляпу, молодой человек первым делом достал изподшитого внутрь рукава кармана письмо герцога Лотарингского сбезусловным согласием набрак его дочери Изабеллы иРене, и, слёгким поклоном, протянул его матери.
        Герцогиня написьмо еле взглянула - ничего другого она влюбом случае неждала - исразу спросила:
        - Ачто насловах?
        - Многое.
        - Тогда отложим разговор.
        Она подошла кокну ибросила короткий взгляд вовнутренний дворик.
        Там бесконечно сновали туда-сюда чьи-то слуги, конюхи иоруженосцы. Переносились, целыми вязанками, простые мечи идеревянные, окованные медью «экю», чинились сёдла иподправлялись гнутые доспехи. Для лошадей, непоместившихся вконюшне, спешно сколачивали назаднем дворе новый навес сяслями, номонотонный стук долетал сюда, ивовсем этом грохочущем, хохочущем, лязгающем инеутомимо шевелящемся мужском месиве молочным домотканым пятном выделялась прикрытая чепцом голова сердитой толстой прачки скрасными руками иогромной корзиной, которую весело щипали совсех сторон, недавая подобраться кчёрному ходу…
        - Взамке появилось слишком много ушей, - сказала герцогиня, снеудовольствием отворачиваясь, - ия неуверена, что все они искренне нам преданы… Одним требуется одно, другим - другое, атретьи озабочены только собственными интересами, ивсё это нужно как-то увязать вединое целое, ненаделав глупостей. Асамая большая глупость сейчас - это раскрывать комубы то ни было свои собственные планы… Вечером, после службы, приходи всад зачасовней, там ипоговорим. Его светлость де Бар тоже придёт… Только невздумай рассыпаться вблагодарностях - он это оговорил особо. Лучше будь готов выполнять все его пожелания - нам здесь очень нужны люди, накоторых можно положиться. Иприготовься рассказать нам обо всём, что делается вЛотарингии…
        Она покосилась навозившегося увхода свещами Жана де Дьёмуара - оруженосца Рене, и, снажимом, повторила:
        - Обо всём… Ты понял?
        Ещёбы непонять!
        Рене кивнул инизко поклонился уходящей матери.
        - Еду я велю принести тебе сюда, - обернулась она вдверях. - Ипостарайся довечера ни скем пока неговорить. КШарлю тоже неходи. Он все ещё непришёл всебя ивыглядит довольно жалко. Нельзя, чтобы став королём, водин прекрасный день, он вспомнилбы вдруг, что ты его таким видел. Будет достаточно, если я просто передам оттебя выражения глубокого участия.
        Рене ещё раз поклонился. Акогда дверь заеё светлостью закрылась, приказал Дьёмуару приготовить ему навечер одежду, позвать каких-нибудь слуг сгорячей водой и, сняв ссебя только оружие, блаженно рухнул накровать.
        Рассказать обо всём… Извольте, он исам непротив. Вопрос втом, КАК именно рассказать? Беспристрастно выложить всё, что ему велел Карл Лотарингский, или воспользоваться, наконец, приобретёнными знаниями исместить акценты так, как нужно…
        Ох, знатьбы ещё, как нужно.
        Инужноли рассказывать отом, что Жанна уверовала?..
        Матушка вочередной раз мудро подстраховалась, посоветовав ему ни скем неговорить донеё. Или опасалась, что кто-то сумеет хитро разговорить Рене прежде времени, или хотела именно беспристрастного изложения фактов. Имолодой человек могбы слёгкостью предоставить её светлости самой вовсем разбираться ирешать, насколько приемлем план герцога Карла, нетяготись он обострившимся возле оврага чувством ответственности заЖанну, да ещё ивнезапно возникшим интересом кдевочке изДомреми.
        Кстати, эту загадку он едва нерешил, придумав, как ему казалось, отличный план. Ностоило Рене заикнуться отом, что нехудо взять ссобой кматушке ещё иотца Мигеля, как герцог Лотарингский замахал руками.
        - Ни вкоем случае! Я нехочу ссориться сгерцогиней из-за того, что её духовник сунул нос втайные бумаги приората ипомешался. Возникнет нужда - она сама заним пришлёт, аты пока поезжай, нетрать время попусту…
        Так что пришлось юноше размышлять почти «вслепую». Но, какбы он ни прикидывал, всё равно выходило, что разумнее всего нехитрить сматерью, вруки которой сходились все сведения обобеих девочках, апостараться выяснить унеё всё интересующее и, вслучае надобности, что-то ей объяснить иубедить…
        Рене прислушался ксобственным мыслям, потом запрокинув голову ирасхохотался.
        Выяснить всё интересующее… Абсурд! Его матушка откровенной небывает даже, кажется, сама ссобой. Ауж убедить герцогиню Анжуйскую вчём-либо можно только втом случае, если она исама решила также. Впрочем, справедливости ради - решения мадам Иоланды всегда отличались продуманностью ивзвешенностью. Но, где гарантия, что обдумав ивзвесив, она непризнает план герцога Карла вполне приемлемым, невыдаст прежде времени Жанну инеотдаст назаклание маленькую крестьянку изДомреми, так инепрояснив, кемже она насамом деле была?
        Рене задумчиво потёр подбородок.
        Как, однако, странно получается, что втойже семье, которая растила Жанну, утойже самой кормилицы, растёт иэта, другая девочка… Совпадением это быть неможет - слишком явная связь. Но, пожалуй, страннее всего вэтом деле то, что он раньше надо всем незадумался, хотя, как сын, хорошо знающий свою мать, должен былбы обязательно это сделать…
        - Жан, где моя вода, чёрт побери?! - закричал Рене, услышав вкоридоре голос оруженосца.
        Дьёмуар тутже просунул голову вдверь.
        - Все котлы заняты, господин. Я договорился накухне, нотоже придётся подождать…
        - Неси холодную!
        Рене нетерпеливо вскочил наноги.
        Может, дядюшка де Бар поможет?
        Засвоё герцогство он потребовал все сведения оготовящемся чуде, значит догадывался ираньше?.. Домреми находится наего территории, иврядли мадам Иоланда смогла поселить там кормилицу сноворожденной Жанной, непоставив визвестность дядю. Апотом, кто знает, что исчем он ещё сложил, чтобы догадаться окончательно? Зато теперь знает наверняка, ипро тайну происхождения Жанны, ипро её миссию, ипро то, что делает вДомреми отец Мигель…
        Дьёмуар боком протиснулся вдверь, затаскивая вместе сзамковыми слугами лохань сводой.
        - Извольте раздеваться, сударь. Уменя уже всё готово.
        Рене уверенно потянул зашнур накамзоле.
        Решено, он попробует переговорить сгерцогом де Баром! Итам, кто знает, возможно именно сним, сРене, этот великий хитрец будет откровеннее…
        Кое-как ополоснувшись холодной водой, молодой человек, изтрёх приготовленных ему костюмов, выбрал самый строгий, наиболее подходящий случаю, истал одеваться.
        - Я тут кое скем переговорил, сударь, - сообщил ему Дьёмуар, затягивая шнуровку накамзоле. - Сослугой господина де Жиак. Он говорит, что половина собравшихся здесь господ будут завтра требовать убийства герцога Бургундского.
        Рене косо усмехнулся.
        - Так уж иполовина?
        - Вовсяком случае, сам господин де Жиак хочет срезать свои раскидистые рога толькомечом иникак иначе.
        - Аостальные? Те, кто нехочет смерти герцогу Бургундскому, оничто?
        - Трудно сказать наверняка. Но, вроде, склоняются ктому, чтобы договориться сэтим чудовищем Монмутом. Хотя, помне, сударь, уж лучшебы им было поладить сБургундцем.
        - Почему?
        - Вот сейчас, когда вы меня позвали, я как раз говорил скузеном моего отца, который служит уих светлостей герцогов Бурбонских. Недавно он вернулся изЛондона, куда отвозили часть выкупа замессира Луи, исобственными ушами слышал, как тот рассказывал брату про резню, которую Монмут учинил над пленными рыцарями! Неслыханное злодейство, скажу я вам, сударь. Вот иполагаю - уж лучше герцогЖан…
        - Твой Бургундец тоже недалеко ушёл отчудовища, судя потому, что он устроил вПариже, - пробормотал Рене, продевая руки впрорези надлинных рукавах своего камзола иповорачиваясь спиной кДьёмуару, чтобы тот по-модному сцепил их сзади. - Интересно, кто-нибудь завтра рискнёт заикнуться осоюзе сним?
        - Неслыхал, сударь.
        - Ещёбы… Здесь натакое мало кто отважится.
        Он прицепил кпоясу кинжал, надел шляпу и, велев оруженосцу ужинать без него, отправился кчасовне.
        Епископа Рене увидел сразу. Всветском платье, больше похожий науставшего отпоходов рыцаря, чем насвященника, тот прогуливался покороткой садовой аллее, снаслаждением вдыхая медовый аромат пышно цветущей липы. Нашаги молодого человека епископ лишь слегка повернул голову, но, рассмотрев, кто перед ним, раскинул руки для объятия.
        - Мальчик мой, как ты возмужал! Ей Богу, нашему герцогству будет чем гордиться вскором времени, неговоря уж отой поре, когда ты станешь зрелым мужчиной!
        - Дожитьбы донеё, ваша светлость, - сказал Рене, становясь коленом прямо взолотистую липовую пыльцу, щедро засыпавшую аллею, ицелуя епископский перстень.
        - Ну, ну, полно! - поднял его де Бар. - Передо мной неопускайся так низко ни всловах, ни вмыслях. Ты ещё слишком молод, чтобы высматривать границы своей жизни. Лучше расскажи обуспехах, опланах… Вы уже наметили день свадьбы?
        - Боюсь, сосвадьбой придётся подождать, - забросил наживку Рене.
        - Что так? - удивился епископ. - Неужели Лотарингца задели, наконец, заживое наши французские дела?
        - Его светлость ими весьма озабочен. Нообэтом вдвух словах нерасскажешь.
        Юноша приготовился ктому, что сейчас последует предложение нестесняться временем ирассказать. Он даже передвинулся так, чтобы удобней было наблюдать залицом де Бара. Нотот всего лишь легко пожал плечами.
        - Тогда, оставим пока любезного герцога впокое… Всё равно, твоя матушка взяла сменя обещание, что без неё мы ни слова нескажем оделах. Так что, повернись, милый юноша идай-ка мне рассмотреть тебя получше… Чёрт побери, какой прекрасный костюм! Это французский портной, или итальянский?..
        Разочарованный Рене послушно раскинул руки имедленно повернулся перед епископом, сосмесью восхищения инедовольства думая оматери, которая подстраховалась издесь. Интересно, чего она так опасается? Или кого?..
        Втечение почти что часа они подробно беседовали ни очём, пока всаду несгустились сумерки инепоявилась, наконец, сама мадам Иоланда. Словно компенсируя несамый материнский приём утром, она, первым делом, ласково погладила сына поволосам. Но, уже вследующее мгновение, решительно уселась наскамью ипотребовала, как можно подробнее рассказать обо всех Лотарингских делах иотом, что герцог Карл просил передать насловах.
        - Иможешь неопасаться лишних ушей, - добавила герцогиня, видя, что её сын ссомнением поглядывает назаросли густого кустарника. - Вэтом саду хороший смотритель, аунего толковые подмастерья. Ивих преданности я несомневаюсь…
        Рассказ Рене много времени незанял. Очень коротко он упомянул отом, что Жанна делает успехи взанятиях, обошёл молчанием всё, что касалось их последней встречи иповедал про заботы Карла Лотарингского, вызванные предложением королевы занять должность коннетабля при её дворе. При этом, особо выделил, что желание герцога это предложение принять вызвано только суровой необходимостью ибеспокойством обих общем будущем. Апотом упомянул ипро надежды Карла нато, что именно брачный договор между Лотарингией иАнжу станет солидным перевесом впользу дофина, инедаст герцогу Бургундскому слишком уж заноситься, составляя условия будущего союза.
        Мадам Иоланда слушала очень внимательно, неперебивая. Сепископом она непереглядывалась, словно того здесь инебыло. Однако, когда Рене закончил, сразуже вопросительно посмотрела надядю.
        - Ну, что вы думаете, ваша светлость?
        - Резон вэтом есть, - сказал епископ после короткого обдумывания. - Нонам придётся очень постараться, чтобы уладить это дело здесь, состороны дофина.
        Мадам Иоланда вздохнула.
        - Я тоже согласна совсеми доводами герцога Карла, но, что он сделает если Бургундцу уже известно наше желание породниться сЛотарингией? Ни я, ни вы особой тайны изэтого неделали. И, хотя накаждом углу обэтом тоже нетрубили, достаточно лёгкого слуха, чтобы новость разлетелась быстрее английских стрел ко всем, кто вней заинтересован… Боюсь, его светлость насвоей новой должности легко может оказаться заложником, которого придётся потом «выкупать» ценой унизительных условий будущего договора…
        - Да, такое может быть, - согласился де Бар, - но, возможно, угерцога Карла есть взапасе ещё какие-то доводы, нетакли, Рене?
        Потупившись, молодой человек отбросил носком сапога мелкий камешек из-под ноги итихо произнёс:
        - Да, есть…
        Потом, неглядя влицо матери, раздельно иочень весомо выговорил:
        - Его светлости известно осуеверии Бургундца, поэтому, накрайний случай, он просит увас дозволения рассказать ему оДеве, которая, согласно пророчеству, уже растёт наЛотарингской земле.
        Рене был уверен, что сейчас последует взрыв негодования ивозмущённый категорический отказ, которыйбы его успокоил, номадам Иоланда только откинулась наспинку скамьи изадумчиво повела бровями.
        - Рассказать одевочке?.. Нозачем? Это ему ничего недаст… Да, согласна, все знают, что после турецкого похода герцог Жан стал очень чуток кпророчествам. Нонельзя забывать, что он ещё ибольшой прагматик, ичеловек крайне нетерпеливый. Отлюбого действия ему требуется мгновенный результат, пусть даже икратковременный. Сейчас Бургундец врядли примет врасчёт, что заДевой поднимется такая мощная сила, как рабы имастеровые. Опасности вней он неувидит, потому что сам только что поднял такую силу вПариже ислёгкостью её усмирил. Аразличие между чернью, поднятой для разбоя ирабами, идущими насмерть заверу, выше понимания его светлости. Скорее он посмеется над Карлом, изобразив ему, какие лица будут увсех наших герцогов, если воглаве их поставить простую крестьянку…
        - Ну, положим, крестьянка несовсем простая, - сусмешкой заметил епископ.
        - Кем насамом деле является эта девочка нашим высокородным рыцарям мы сообщим сами, позднее, да ито, если действительно будут «делать лица», - ответила герцогиня. - НоЖану Бургундскому говорить обэтом ни вкоем случае нельзя! Как только он, или королева узнают… Нехочу этого даже представлять, ноони избавятся отдевочки, незадумываясь. Визвестном смысле, любой бастард скаплей королевской крови может оказаться ещё одним опасным претендентом напрестол. Аунас их итак избыток. Вы согласны, дядя?
        - Да, конечно.
        - Аты, Рене?
        Обрадованный тем, что появилась возможность прояснить для себя хотябы часть тайны юноша придал лицу самое простодушное выражение идоверительно сообщил:
        - Я почти тоже самое сказал герцогу Карлу, матушка. Ноон считает, что именно для такого случая отец Мигель воспитывает вДомреми другую девочку, как двойника…
        - ЧТО?!!!
        Отвырвавшегося угерцогини крика, стало непосебе даже епископу. Номноголетняя привычка держать себя вруках недала мадам Иоланде полностью поддаться гневу. Она только широко распахнула глаза, приложила руку кгруди иглубоко втянула воздух. Однако Рене больше всего поразила нестолько эта мгновенная ярость, сколько выражение страха, которое он даже вообразить немог налице матери.
        - Карл сума сошёл?! - всё ещё взволнованно выдавила изсебя герцогиня. - Ему немедленно надо написать, чтобы даже думать забыл обэтой девочке! Пускай соглашается надолжность, пускай выкручивается там, как хочет, нобез упоминаний оДеве, иначе никакого брачного договора иникакой поддержки смоей стороны!
        - Виоланта, успокойся, - осторожно тронул её заплечо епископ. - Ничего страшного ещё непроизошло. Напишем герцогу, ион никому ничего нескажет.
        - Когда произойдет, волноваться будет поздно! - снова чуть невзорвалась гневом герцогиня. - Если Карл считает, что союз сБургундцем это то, что нам сегодня необходимо - пускай! Покрайней мере, хоть напервых порах, его светлость, герцог Жан обманется, полагая, что всё предусмотрел, ивсё вего планах сработало. Нам какое-никакое время наэтом можно выгадать. Нолучше я здесь попытаюсь уговорить дофина сделать первый шаг кпримирению, чем герцог Карл там будет строить хитроумные ловушки, вкоторых мало что смыслит! Уж итак, благодаря ему, придется теперь думать, как побыстрее убрать первую девочку изНанси ипотратить уйму драгоценного времени, убеждая собравшихся здесь, что Лотарингия наш союзник, несмотря нато, что её герцог собирается служить королеве…
        - Нозачем убирать изНанси девочку? - удивился епископ.
        - Затем, что ПОКА ничего страшного неслучилось… Я неимею права рисковать, даже если появляется хотябы намёк наопасность
        - И, как ты собираешься это сделать, Виоланта? Всё было подготовлено слишком тщательно, чтобы вот так, водночасье, это ломать… Где ты намерена её теперь прятать?
        - Надо подумать…
        Герцогиня потёрла лоб рукой.
        - Кажется, года три назад, мы заменили коменданта Вокулёра, нетакли?
        - Да, - кивнул епископ. - Там теперь Робер де Бодрикур - сын Льебо, моего камергера.
        - Очень хорошо… Аэтот.., муж кормилицы де Вутон.., Арк, кажется?
        - Да.Жак.
        - Он ведь дворянин?
        - Был когда-то, нолишен дворянства из-за крайней нищеты.
        - Неважно… Аестьли там поблизости какое-нибудь поместье или замок, которые можно выставить наторги?
        Епископ пожал плечами.
        - Есть поместье вГрю… изамок Шато д'Иль. Если тебе надо, я готов их предоставить…
        Герцогиня мгновение думала, что-то прикидывая вуме. Наконец, сказала:
        - Да… Я хочу, чтобы замок, как можно скорее, был выставлен наторги, агосподин Арк внезапно получил наследство икупил его. Затем, пусть этот ваш Бодрикур даст ему какую-нибудь должность - дуайена, генерального откупщика, командира местных лучников… Одним словом, что угодно, лишьбы семейство Арк стало жить обособленно, ненавиду увсей деревни… Глаза крестьян слишком остры, амне надо, незаметнее чем когда-либо продолжать готовить девочку кеё миссии. Теперь она станет жить упрежней кормилицы, нопод строжайшим секретом… Может быть, даже под видом мальчика.
        Мадам Иоланда вздохнула иприбавила совсем тихо, обращаясь нестолько кдяде исыну, сколько ксамой себе:
        - Видимо пришла пора объединить душу итело…
        Той ночью Рене неспалось.
        Деловитая озабоченность матери иепископа непозволила ему настаивать наобъяснениях. Аробкий вопрос отом, кемже всё-таки являлась девочка изДомреми, остался без ответа.
        - Несейчас, Рене, - почти огрызнулась мадам Иоланда. - Современем, ты всё узнаешь, апока будь здесь инаблюдай. ВЛотарингию невозвращайся.., вовсяком случае, вближайшее время. Идержи язык зазубами. Если мы несумеем быть убедительными, завтра ряды наших сторонников значительно поредеют, поэтому, лучше пока молчком всё хорошенько обдумать.
        Она очень быстро ушла изсада, попросив епископа составить письмо для герцога Лотарингского, которое потом подпишет.
        - Амне, видимо, придётся всю ночь убеждать Шарля внеобходимости союза сБургундским убийцей. Он его теперь иначе неназывает, - добавила она напрощание.
        Рене сепископом остались вдвоём. Но, вответ навопросительный взгляд юноши, Де Бар сразу поднял руку ипредупредил:
        - Неспрашивай ни очём. Вэтом деле я только подмастерье твоей матушки. Но, поверь, она прекрасно знает, что делает…
        Пришлось снова размышлять самостоятельно. Только теперь, прорвавшийся намгновение гневи страх матери позволили делать это уже ненастолько вслепую, как раньше. Версий вголове уюноши они породили достаточно, но, после обдумывания, все были отвергнуты, как недостойные волнений мадам Иоланды, кроме одной-единственной. Той, покоторой девочка изДомреми выходила Девой Спасительницей, напророченной давным-давно незабвенным Мерлином иБедой Достопочтенным.
        Впервые подумав обэтом, Рене недоверчиво усмехнулся. После всех премудростей, вычитанных врукописях герцога Лотарингского вчудеса он, конечно, верил, ноневтакие. Кпримеру, история окороле Артуре, выдернувшем меч изкамня, неказалась ему сказочным вымыслом, как идругие подобные легенды. Достаточно должным образом укрепить дух исознание, чтобы совершать действия, несовместимые, казалосьбы счеловеческой слабостью. И, чем глубже вдревность уходили легенды, тем охотнее Рене верил вих правдивость, потому что ни минуты несомневался - древние ЗНАЛИ! Твёрдо знали про то, что человек, созданный повысшему образу иподобию, тоже триедин. Дух, Сознание иТело должны развиваться внём вравной степени, переплетаясь, словно пряди длинных волос втугой косе. Ссамого рождения, когда высший Разум, (подаренный вмомент величайшего таинства появления новой жизни вчреве матери), ещё сохраняется вребенке, достаточно всего нескольких посвящённых рядом, чтобы начать «плести» эту косу, превращая человека вземное подобие Создателя. Итогда, вабсолютном триединстве, словно ветер, заворачивающийся воронкой вчаше холмов, появляются
невиданной силы возможности. ИДух может покинуть израненное Тело натри дня, ивознестись всамые высокие сферы заисцелением изнанием, которое передаст Разуму для нового возрождения. Человек воскреснет, араны нанём затянутся. Только для этого нужно полное уединение взамкнутом пространстве, очем тоже знали посвященные древнейших времен, выдалбливая вскалах пещерки сузким отверстием, или вытёсывая изогромных каменных монолитов ящики-саркофаги. При этом и«пробки» для пещер, икаменныеже крышки для саркофагов весили ровно столько, чтобы сдвинуть сместа иподнять их могло определенное количество людей. И, разумеется, неслучайных…
        Юноша искренне восхищался тем, что узнавал. Но, квеликому сожалению Рене, после трагедии древнего Массада ипоголовного истребления катаров триста лет назад, часть знания была утеряна, количество посвященных сократилось доединиц, авсё, что касалось тайных мистерий древности было объявлено вреднейшей ересью, которую, опасаясь даже говорить оней, выжигали повсеместно кострами, обкладывая еретика мокрой соломой, чтобы мучениями Тела нарушить гармонию триединства.
        Рене часто размышлял отом, почему всё стало именно так? Иоднажды вголове его появилась совершенно крамольная мысль. Что если царство дьявола наземле установилось именно сприходом нынешней, воинствующей инепримиримой церкви, совсеми её крестовыми походами, расколами имногочисленными, растекающимися вразные стороны, словно мутные ручьи, толкованиями священных писаний. Да исами эти священные писания стали таковыми поволе людей, тщательно их когда-то отобравших избогатого наследия древних, иподправивших пособственному разумению. Теперь Дух был посажен нацепь убеждений особственной ничтожной заземлённости, Разум заперт вклетке раз инавсегда установленных канонов, аТело следовало умерщвлять, отказывая ему влюбых удовольствиях. Этому последнему пункту одни предавались сфанатичной убеждённостью, что только таких бессмертный дух сможет подняться квысшему озарению. Адругие, также фанатично стремились ублажать только тело, находя особую сладость взапретном. Между ними, как между жерновами, перетирались сомнениями ищущие имыслящие, асовсем встороне, если, конечно, они ещё оставались, стояли единицы
посвящённых.
        Ни себя, ни герцога Карла, ни кого-либо ещё изизвестных ему членов приората, Рене истинно посвящёнными несчитал. Слишком зависимы все они были отсвоего времени, войн, иполитики. Нозато твердо верил, что если наэтом свете требовалось Чудо, то создавать его следовало собственными руками, как раз так, как делала мать, герцогиня Анжуйская. Саможе посебе это Чудо наголовы свалиться немогло именно потому, что слишком плотные шоры надели навсех время, война иполитика. И, уж конечно, совсем глупо было думать, что где-то вобычной деревне, всемье, хоть инекрестьянской, новрядли озабоченной чем-то, кроме земных, насущных дел, могла появиться девочка, которая, если верить отцу Мигелю, отрождения пребывает всостоянии абсолютной, триединой гармонии, сравнимой стой, что была наэтом свете, разве что уСпасителя…
        Оруженосец, спавший насундуке удвери, сладко всхрапнул. ИРене невольно позавидовал. «Воистину, многие знания рождают многие печали, - подумал он. - Втом числе ибессонницу отраздумий. Номатушка так испугалась забезвестную девочку изДомреми, что поневоле задумаешься…»
        Он откинул полог кровати ипосмотрел вокно. Темнота заажурным переплетением уже наливалась молочным перламутром, гася звёзды. Значит, скоро рассвет. Искоро снова задышит, завозится всё это людское скопище, оторванное отпривычной жизни расчётливой политикой.
        - Как мы все глупы, - пробормотал Рене, снова откидываясь наподушки.
        Ему безумно захотелось спать. Нозазакрытыми глазами, вшаге отсладкого провала вовременное небытие, благодарный мозг вытолкнул наповерхность подсказку. «Чем сложнее кажется задача, тем проще её надо решать. Ачто может быть проще, чем поехать ипосмотреть самому?!». Матушка, правда, невелела пока возвращаться вЛотарингию. Нодевочки теперь будут жить вместе, и, значит, надо просто-напросто убедить мадам Иоланду внеобходимости его присутствия возле Жанны. Для этого ивеский аргумент имелся - ведь именно ему удалось кразвивающемуся Телу девочки «подплести» новый уровень её Разума… Правда, совесть внутри возмущённо попыталась поднять голос, ноРене, поколебавшись, велел ей замолчать.
        «Всё допустимо, если цель того стоит»…
        Бурже
        (июнь 1418года, продолжение)
        Дофин вошёл впереполненный людьми каминный зал высоко подняв голову, сглазами покрасневшими, носухими иодетый, как ивсе остальные, по-походному - влёгкий панцирь, укрывавший его отшеи добёдер, снадетым поверх нагрудником иприкреплёнными нарамниками. Такой воинственный ирешительный вид произвёл насобравшихся благоприятное впечатление. Все они, уверенные, что сейчас их призовут кответным решительным действиям против Бургундца, накоторые каждый был готов содня захвата Парижа, склонились ипопятились отдвери, чтобы освободить дофину проход кспециально приготовленному помосту.
        Шарль прошёл поэтому коридору медленно, оглядывая склонённые перед ним головы ибормоча приветственные слова особо именитым рыцарям впервых рядах. Перед самым помостом он замер, коротко оглянулся наидущую позади герцогиню Анжуйскую, нотутже отвёл взгляд, нервно иглубоко вздохнул ирезко повернулся лицом кзалу.
        - Мессиры, - голос дофина прозвучал тихо, нотвёрдо, - я счастлив видеть ввас нестолько подданных, сколько друзей, оставшихся сомной вэти трудные дни. Итвёрдо уверен - если Господь даровал мне вашу дружбу, он даровал мне ижизнь…
        Одобрительный гул был ему ответом.
        - Насегодня мы имеем двух врагов, - слегка повысив голос продолжил дофин. - Двух.., скаждым изкоторых водиночку неуправиться. Я знаю, что многие извас готовы, хоть сегодня, двинуться наПариж, безо всяких шансов науспех. Ноя также знаю, что невправе рисковать людьми, доказавшими свою верность. Знаю, что некоторые надеются нановый договор санглийским королём, хотя, вэтом случае, риску подвергается сама корона Франции, начто я тоже права неимею, ни перед вами, ни перед Господом…
        Шарль перевёл дух, избегая напряжённого взгляда мадам Иоланды, потом заговорил снова, сявным усилием разжимая сведённые челюсти.
        - Известно мне ито, что никому извас непришла вголову идея договориться сгерцогом Бургундским, так подло нас предавшим. Изаэто я всем глубоко признателен. Носегодня, руководствуясь теми соображениями, что издвух зол надо выбирать меньшее, сам хочу предложить рассмотреть возможность такого договора.
        Сказав это, дофин неловко повернулся, взошёл, наконец, напомост исел, хмурясь ипокусывая губу, предоставляя собравшимся хорошенько осмыслить его слова.
        Зал перед ним словно онемел. Только Жан Бретонский, прокашлявшись, осторожно спросил:
        - Ваше высочество действительно полагает это зло меньшим?
        - Нет, - почти выкрикнул вответ Шарль, - если вы сумеете предложить мне такой договор сМонмутом, покоторому он откажется отлюбых военных действий нафранцузской территории иотсобственных притязаний натрон моего отца!
        Взале загудели.
        - НоБургунцу нельзя доверять! - перекрыл нарастающий гул голос «Ла Ира». - Обэтом могбы хорошо рассказать герцог Луи Орлеанский, который тоже пытался заключить сним договор… Жаль только, что герцога убили!
        - Он договора подписывает секирами! - тутже подхватил Аршамбо де Вийяр, чей воспитанник, граф Дюнуа, бастард герцога Орлеанского, уехавший вПариж вместе сдофином, был захвачен бургундцами и, хотя послухам был ещё жив, тем неменее, содержался втюрьме, как какой-то преступник.
        Взале загудели сильнее.
        Молчаливое изумление после слов дофина быстро сменялось негодованием. Никто неожидал ничего подобного, особенно после военных приготовлений, которые велись вБурже все последние дни. Сильнее всех возмущались рыцари, окружившие Пьера де Жиак, асам он только лихорадочно сверкал глазами, ивертел вовсе стороны головой, чутко улавливая общее настроение ивысматривая тех, кого можно будет привлечь воппозицию.
        - Констанцский собор недавно избрал единого папу, можно пригласить его легата третейским судьей, - попытался вставить слово Теодоро Вальперга.
        Ноего предложение только подлило масла вогонь - всем было известно, что новый папа благоволит герцогу Бургундскому. Итальянец замолчал иотступил, переглянувшись сБареттой, который хмуро наблюдал запроисходящим, непроизнося ни слова. Молчали игерцоги. Они, словно заранее зная обо всем, столпились возле мадам Иоланды инепроницаемо ждали, когда страсти улягутся.
        Шарль насвоем помосте побагровел. Голова его втянулась вплечи, как впрежние времена, когда ещё были живы более любимые двором братья, аотнего никто ничего неждал, кроме неуклюжих глупостей. Набычившись изамерев, он стал похож насобственное изваяние, все чувства которого собрались водних только глазах, страдальчески перебегающих слица налицо. ИРене, так истоявший сепископом возле выставленных доспехов, подумал, что ещё чуть-чуть, идофин совсем сгорит состыда, дрогнет изакричит навесь зал, что тоже нехочет никакого союза с«Бургундским убийцей».
        - Почему матушка ничего несделает? - обеспокоенно спросилон.
        - Потому что сейчас мой выход, - ответил епископ.
        Смиренно сложив руки, он протиснулся сквозь негодующую толпу вцентр зала ивстал прямо против «рыцаря без упрека», мессира де Барбазана, ккоторому восновном иобращался, когда, заинтригованный его выходом зал слегка притих.
        - Позвольте мне, господа, сказать несколько слов. Это наше единодушное негодование воистину прекрасно, потому что лишний раз доказывает инашу решимость, ипреданность закону ипрестолу. Но, отдав дань поверхностному чувству, давайте уже обратимся кголосу разума… Или ктрезвому расчёту, что несомненно более подходит ктакому шагу, как договор сгерцогом Бургундским.
        Епископ помолчал, убеждаясь, что все слушают его достаточно внимательно ипродолжил:
        - Представим наминуту последствия других наших шагов. Предположим, что союз сБургундцем будет сегодня отвергнут, иуважаемое собрание решит обратиться запомощью канглийскому королю. Предположим даже, что его светлости, - поклон всторону герцога Бретонского, - удастся снова получить отМонмута отсрочку ввоенных действиях, авозможно иреальную поддержку вотвоевании Парижа. Но, что нам это даст? Кратковременную победу, закоторую потом придется отдать втрое больше, чем мы получим сейчас!
        - Мы освободим короля, - сдвинул брови мессир де Барбазан. - Пускай он болен, ножив, идосих пор ни вкаких регентах ненуждался. Покойные герцог Филипп, Луи Орлеанский играф Арманьякский, упокой Господь его душу, конечно, имели определённые, скажем так, «полномочия», ноникогда незабывались настолько, чтобы, превышая их, создавать собственный двор иправить страной, узурпируя власть…
        - Только Арманьяк казнил всех без разбора, поэтому весь Париж так жаждал его смерти, - громко хмыкнул «ЛаИр».
        - Чернь, поднятая для разбоя, ещё неПариж! - взвился «рыцарь без упрека».
        Ноепископ успокаивающе поднял обе руки.
        - Нестоит тревожить души усопших обвинениями, которые нам непринадлежат. Граф действовал, как лекарь, который причиняет боль, чтобы, вскрыв язвы, их прочистить. Поэтому инебыл популярен. Нолучшели поступает сейчас королева?!Словно хитрая лиса она зализывает эти язвы, разнося заразу повсему телу, атело это, нечто иное, как Франция! Объявив себя регентшей исозвав собственный парламент, её величество всему миру показала, что намерена править сама, притом, что законный государь, её муж, жив! Квеличайшей общей радости католического мира, закрывшийся вапреле Констанцский собор положил конец великому расколу нашей церкви идал нам единого папу, который могбы выступить против подобного произвола. Носдругой стороны, квеличайшему нашему огорчению, его святейшество, Мартин Пятый, получил всвои руки отнюдь неземлю обетованную, но, покрытое трещинами раздоров поле боя, где пока празднует победу английский король. Втакой ситуации глупо ждать отпонтифика, только-только вступившего насвой, ещё непрочный, тяжёлый путь, что он пойдёт против сильнейшего. АМонмут регентство королевы принял, полагая, что женитьбой
напринцессе Катрин обеспечит себе право наследования французского престола вобход дофина Шарля. Поэтому, господа, легко может получиться так, что, одной рукой помогая нам вборьбе сгерцогом Бургундским, он другой рукой схватит нас зашиворот, как изменников изаговорщиков, поскольку, все здесь прекрасно понимают, что выступая против герцога, мы выступаем ипротив королевы тоже.
        Епископ снова помолчал, ожидая, когда смысл его слов окончательно довсех дойдёт, исудовлетворением отметил про себя, что многие уже нефыркают снегодованием через каждое слово, амолчат, хоть исердито, нозадумчиво.
        - Чтоже втакой ситуации может предложить ваша светлость? - спросил де Барбазан. - Если вы видите какой-то выход, то поделитесь снами. Ато я начинаю думать, что положение совсем безвыходное.
        - Почему я?! - едвали невозмущенно изумился епископ. - Господь велик, ивсвоей мудрости послал нам наследника престола, вполне способного принимать решения. Аесли я позволил себе сейчас вмешаться, инаминуту отвлёк ваше внимание, то лишь для того, чтобы страсти вэтом зале поскорее улеглись. Аещё потому, что вчера вечером, как исповедник его высочества, имел высокую честь видеть, как тяжело далось нашему дофину его решение. Этот тяжкий крест, подобно Спасителю, он принёс сюда, кнам, иожидает только понимания, как помощи…
        Казалось, что молчание взале можно резать мечом, таким плотным инапряженными оно стало. Потом еле слышно вздохнула мадам Иоланда. Аследом заней Гийом де Барбазан первым повернулся кпомосту, где сидел дофин и, опустившись наодно колено, произнёс:
        - Я готов выслушать всё, что скажет ваше высочество.
        Замаршалом последовали все ленгедокские рыцари. Итутже, словно вответ, громыхнув оружием, преклонил колено «Ла Ир» сосвоими гасконцами, чем подал пример остальным собравшимся. Вконце концов, стоять остались только де Жиак иего окружение, итальянские наемники, мадам Иоланда иЖан Бретонский, который снеудовольствием поглядывал вокруг
        Всё ещё красный Шарль исподлобья осмотрел склонившихся передним.
        - Я рад, мессиры, что вы готовы выслушать меня без раздражения, - выдавил он. - Исразу хочу заявить, что договор сБургундским изменником мы намерены заключить некак подданные королевы-регентши, акак правительство законного наследника ибудущего короля. Для этого, прямо сейчас следует избрать новый парламент - мой собственный - представительство которого заключит сБургундцем такой договор, который король обычно заключает сосвоенравным вассалом, если стране угрожает опасность.
        - Нодва правительства, это неизбежный раскол! - тутже подал голос Жан Бретонский.
        - Конечно, раскол, - холодно произнесла мадам Иоланда. - Новина занего должна будет лечь накоролеву. Это она всему миру показала, что его величество недееспособен. Значит, повсем законам, управление страной переходит кдофину, который уже давно неребёнок, имы, принимая его правление, действуем поправилам общепринятого порядка. Влюбой европейской стране поступилибы так, включая Англию. ИЧёрный Принц Эдуард тому подтверждение…
        - Ноунас сейчас другая ситуация!
        - Закон ситуацию врасчёт неберёт.
        Герцогиня вздернула подбородок иприсела перед дофином, словно извиняясь зато, что осмелилась его прервать.
        Шарль бросил нанеё затравленный взгляд. Он боялся того, что делал. Боялся инепринимал. Нопродолжал говорить уже начатое, цепко держа впамяти разговор, состоявшийся ночью ипродолжавшийся почти половину сегодняшнегодня.
        - Путь любого властителя - это путь компромиссов, - втолковывала ему мадам Иоланда. - Достоинство невтом, чтобы пробивать закрывающиеся пути собственным лбом, теряя при этом корону, аможет ижизнь - оставьте это воинам ирыцарям натурнирах - новтом, чтобы находить достойную дверь там, где другие, как раз иколотятся лбами! Учитесь соглашаться сврагами, нетеряя чести…
        - Соглашаться?! - дофин сверкал нанеё глазами белыми отбешенства. - Когда-то выучили меня совсем другому, матушка!
        - Я всегда учила вас одному - сохранять свое достоинство даже перед лицом смертельной опасности. Исейчас призываю ктомуже! Договор сБургундцем также опасен, как договор санглийским королем, аможет, иопаснее. Ноунего есть одно преимущество - время. Вы можете тянуть его, несоглашаясь наусловия, которые сочтёте неприемлемыми, можете выдвигать свои, которые сочтёт неприемлемыми он, новремя, убывающее для него, даст вам возможность собраться смыслями и, может быть, сновыми силами…
        - Новремя будет убывать идля меня! Вместе слюдьми, потому что обязательно найдутся недовольные!
        Аэто уже моя забота, Шарль, - улыбнулась мадам Иоланда, подавая ему лист бумаги. - Сейчас мы наметим ваш будущий парламент сучётом любого возможного недовольства…
        Ивот теперь, стараясь, чтобы голос его звучал, как можно увереннее, Шарль называл имена будущих министров перед затаившим дыхание залом.
        - Аизвестноли вам, мадам, кого прочат вконнетабли при враждебном вам дворе? - тихо спросил Жан Бретонский, пользуясь тем, что внимание всех было приковано кдофину.
        - Известно. Это Карл Лотарингский.
        Бретонец придвинулся ближе, иещё больше понизил голос:
        - И, как это понимать? Стратегия, или просчёт?
        - Очемвы?
        - Судя послухам, вы собирались сним породниться… Вот я изадаюсь вопросом, состоитсяли ТЕПЕРЬ эта свадьба?
        - Время покажет, - пожала плечами мадам Иоланда.
        - Я охотно подожду, - задумчиво проговорил герцог. - Но, позвольте узнать, что нас ждёт дальше?
        - Очемвы?
        - Отом времени, когда союз сБургундцем себя исчерпает, ивойска Монмута, сБожьей помощью, может быть, будут остановлены…
        - Откуда мне знать?
        Герцог опустил голову иеле слышно прошептал:
        - Подозреваю, мадам, что вэтом зале только вы это изнаете…
        Вэтот момент дофин произнёс:
        - …Вчисле своих министров хотелбы видеть ивас, мессир де Жиак. Я очень надеюсь навашу помощь.., исейчас, ивбудущем…
        Все обернулись, асам будущий министр, наглазах, сначала глупея, азатем озаряясь пониманием, задрожал отрадости также, как совсем недавно дрожал отнегодования.
        - Можете располагать мной, ваше высочество! Неручаюсь заостальных, ноя вас неподведу!
        Герцог Бретонский, состранным выражением налице, поджал губы.
        - Кажется, я ошибся, ваша светлость. Судя повсему, наш дофин тоже знает, что будет дальше.
        Париж
        (ноябрь 1418года)
        «Дочегоже неисповедимы дела твои, Господи! Икакже чудны бывают их обороты…»
        Магистр искусств, лиценциат канонического права идоверенное лицо герцога Бургундского Пьер Кошон смотрел изокна Наваррского коллежа наприсмиревший, затаившийся Париж ибез ложной скромности перебирал вуме события последних трёх лет итрёх месяцев. Годы он плодотворно провел вКонстанце, возделывая церковный собор, как пашню, амесяцы пролетели засбором законного урожая, сыпавшегося нанего сблагодарных рук герцога Бургундского.
        Ещё вянваре 15-го года, когда стало ясно, что Констанцский собор состоится, преподобный Кошон отправился туда одним изпервых, чтобы вкачестве исполнителя особых поручений при его светлости герцоге Жане подготовить всё для прибытия остальной бургундской делегации. Сделал он это настолько хорошо итолково, что глава их фракции Мартин Поре как-то сразу расслабился ипредоставил Кошону идальше вести все дела. Витоге среди всеобщего подкупа икелейных соглашений, которые мгновенно разваливались, стоило кому-то другому заплатить больше, только бургундцы выделялись строгой дисциплиной ибескомпромиссностью. Они единственные отказывались ото всех подарков идаже отпышных обедов, которые, визвестном смысле, тоже можно было расценить, как подкуп. Самже Кошон, вкулуарах, охотно идипломатично улыбался всем без разбора иявно желал всем нравиться. Ноназаседаниях делался жёстким инепримиримым, озадачивая обманутых его улыбками, изаставляя думать осебе уже нетак пренебрежительно, как раньше.
        Спеной урта Кошон требовал низложения троепапства иобъединения церкви под рукой единого папы, имя которого он, опятьже, почти единственный навсём соборе, произносил без добавлений типа: «будет лучше если…», или «возможно, мы рассмотрим…»
        - Сделайте мне папу только изкардинала де Колонна! - напутствовал своих делегатов герцог Бургундский.
        ИКошон всеми силами старался исполнить этот приказ, потому что прекрасно понимал - дело совсем невединстве церкви, автом, кто именно стянет всвоих руках путы духовной иполитической жизни мира. Ичеловек случайный или предложенный кем-то другим был неприемлем потой простой причине, что вовсём Констанцском соборе герцога Жана волновал только один вопрос - каким образом разрешится его тяжба поделу об«Оправдании тираноубийства». Аблагоприятный исход как раз игарантировал щедро осыпанный всевозможными подношениями кардинал ди Колонна, втом случае, разумеется, если будет избран папой…
        Сложное это дело корнями уходило надесять лет назад, кубийству герцога Орлеанского икобвинениям вэтом убийстве Жана Бургундского. Кошон, вту пору ещё несостоявший наслужбе угерцога, был ввосторге откровавой расправы ивосторга своего нестыдился инескрывал. Искренне оправдывая убийство, он накаждом углу готов был кричать, что герцог Бургундский избавил страну оттирана, ипотому охотно игорячо поддержал своего единомышленника Жана Пти, который сначала выступил спубличной оправдательной речью, апотом изложил её тезисы втрактате под названием «Оправдание тираноубийства».
        Тезисов было девять исих помощью Пти, непререкаемо логично, как ему казалось, доказывал, что «если убийство тирана есть благо, аЛуи Орлеанский был именно тираном, значит, убийство его есть благо тоже». Однако, убедили тезисы далеко невсех.
        Впору правления ничего незабывшего Бернара д'Арманьяк трактат этот был прилюдно сожжён вПариже государственным палачом, асам его автор объявлен опаснейшим еретиком навеки вечные. Итребовалось только подтверждение высшего духовенства, чтобы окончательно узаконить этот приговор и, как следствие, довести дело доконца иосудить герцога Бургундского, как убийцу, невзирая нато, тирана он убил или просто королевского брата.
        Именно стребованием «узаконить» иприбыла наКонстанцский собор делегация «арманьяков» воглаве сЖаном де Герсоном, когда-то так неудачно требовавшим возмездия для Бургундского коротышки. Вот уж кого Кошон терпеть немог ещё совремён университетской юности! Всегда высокомерный, упрямый, как осадный таран, невыносимо логичный, он издесь, насоборе, выставил против девяти тезисов Жана Пти свои двадцать один, заставив бургундскую делегацию заметно напрячься. Назащиту Пти, сменяя друг друга, поднимались то сам Кошон, то его друг, тоже современ учебы вуниверситете, Николя Бопер идаже Мартин Поре. Все они прекрасно понимали, что накарту поставлена нестолько судьба красноречивого еретика, сколько политическая значимость, ато ижизнь, их герцога. Абез него… Что уж тут говорить! Без герцога Бургундского летели под откос все их блистательные карьеры и, самое главное, незамутнённая никакими разочарованиями, мечта Кошона оепископском сане.
        Впрочем, зря они волновались. Победу вспоре принесла, как всегда, нелогика, авыплаченная нужным людям сумма.
        «Кардиналам Орсини иПанчера пополторы тысячи экю золотом, кардиналу Дзабарелла - сто двенадцать франков, уплаченных запосуду ипрочие вещи иззолота исеребра.., - холодно подсчитывал вуме Кошон, получавший подва франка вдень. - Аещё помелочи изделий иззолота исеребра, да бочонки боннского вина для заседателей пожиже…» Он вздохнул иусмехнулся. «Вовсём этом утешать может только то, что невинность сегодня снова вцене».
        Само собой, вынесенный вердикт заставил делегацию «арманьяков», слишком надеявшихся наздравый смысл илогику, вбешенстве удалиться. Все обвинения вереси сЖана Пти были сняты и, соответственно, герцог Бургундский полностью оправдан при активной поддержке набиравшего обороты Одоне ди Колонна. Вшаге отпапской тиары этот отпрыск древнейшего римского рода зрением, особо обострившимся, зорко всех высматривал изапоминал. И, естественно, омало кому известном французском прелате мнение составил самое благожелательное.
        - Эта свинья далеко пойдёт, - сплюнул Герсон, покидая зал заседаний после оглашения вердикта поделуПти.
        Говоря «свинья» он явно намекал нафранцузское звучание имени Кошон. Но, оглянувшийся наэто замечание епископ Винчестерский, тонко улыбнулся и, являя прекрасное знание пикардийского инормандского наречий, вкоторых «кошон» трактовалось, как «оборот», сказал его преподобию:
        - Полагаю, «оборот» сегодняшнего дела изменит вашу жизнь клучшему, господин Кошон?
        Ответом ему был дружественный взгляд, полный благодарности.
        Трудно сказать, кто изних кого рассмотрел первым - английскийли епископ или французский «оборотистый» прелат, нонесомненно, что обоих прибили друг кдругу расчёт идальновидность. Кошон нескрывал своего желания сойтись поближе сприехавшим недавно вкачестве наблюдателя отлица английского короля герцогом Бофором, аепископ Винчестерский непрочь был оказать эту услугу доверенному лицу перспективного Жана Бургундского. Обоюдная выгода была очевидна, иподкреплена несколькими приватными, нопышными обедами, докоторых епископ был охоч, как любое духовное лицо, икоторые Кошон устроил сприсущим ему старанием.
        Эта дружба сангличанами, вглазах герцога Бургундского, стала дополнительным плюсом ко всей деятельности преподобного наКонстанцском соборе. Атут ещё, после смерти графа д'Арманьяк вскрыли его архивы, итам, среди бумаг, обнаружилась внушительная пачка тщательно пронумерованных списков сименами людей неугодных ещё недавно правящей партии. Список под номером пять открывало имя Пьера Кошона. Иособенное, доверительное отношение герцога возросло настолько, что вовремя торжественного въезда королевы вПариж, виюле этого года, он был включён всостав приближенной свиты, уже вдолжности королевского советника. Аещё через неделю ко всем прочим обязанностям добавилась идолжность ходатая при королевской резиденции.
        Все эти благодеяния, хоть иобрекали его нажизнь хлопотную, зато делали фигурой при дворе заметной. И, разбирая жалобы, поданные наимя короля, Кошон, наконец-то вполной мере осознал, что совершил-таки тот оборот, который напрямую выведет его кепископскому сану - хрустальной мечте юности инынешней, зрелой жизни.
        - Увас вид захватчика, преподобный.
        Пьер Кошон вздрогнул иобернулся. Он совершенно неуслышал шагов, поглощённый собственными мыслями, поэтому пропустил тот момент, когда кнему подошел Филипп Бургундский - сын его сюзерена ипокровителя.
        - Любуетесь поверженным городом,да?
        Опустив глаза, Кошон смиренно поклонился.
        - Любоваться можно только возрождением, нонеупадком, ваша светлость. Ия невольно забылся, вообразив, какого величия достигнет Париж теперь, когда рядом скоролём встал ваш батюшка…
        - Илюди, подобные вам, разумеется.
        - Моя роль скромна. Но, если она внесёт свою лепту вгрядущее возрождение.., - Кошон намгновение замялся. - Возможно, это даст повод вашей светлости снисходительней относиться клюдям, подобныммне.
        Филипп вответ только усмехнулся.
        Кошона он недолюбливал совремён своей женитьбы, когда вчетыреста девятом отец решил связать его сМишель Валуа, дочерью короля икоролевы. Мишель была слишком голубоглаза, чтобы невызывать сомнений вотцовстве короля, ктомуже, досих пор была бесплодна. ИФилипп, ссамого начала спрезрением относившийся ксвоему браку, перенёс это презрение инаКошона, хотя, втом сватовстве роль прелата действительно была скромна. Молодой Кошон тогда только-только поступил наслужбу кгерцогу Жану ижелал быть полезным вовсем, поэтому сготовностью ввязывался влюбое значительное мероприятие. Но, когда выигрываешь водном, вчём-то другом неизбежно проигрываешь. Ирасплатой заособо доверительное отношение Жана Бургундского стало презрение его сына.
        Когда неслышал отец, Филипп тоже называл преподобного Пьера «свиньёй» инераз прилюдно интересовался его происхождением. Кошон снеизменным смирением сообщал, что является сыном простого винодела, иэто молодого герцога всегда ужасно забавляло. Остроты сыпались изнего, как изрога изобилия, становясь, раз отраза, всё изощрённее, пока кто-то нешепнул Филиппу, что Кошон, возможно, свое происхождение скрывает. При этом шептавший уверял, что имеет веские резоны считать преподобного потомком древнего тамплиерского рода, очём вРеймсе, откуда Кошон явился вПариж, старожилы моглибы порассказать более подробно.
        Такую скрытность молодой герцог одобрять тоже небыл склонен. Ноего раздражение усугублялось ещё итем, что все остроты поповоду имени Кошона предназначались простолюдину. И, если прелат действительно принадлежал кстаринному рыцарскому роду, нопозволил себе их терпеливо сносить, апуще того, позволил герцогу их произносить, то ничего удивительного небыло втом, что презрение Филиппа только укрепилось. Нельзя любить того, кого незаслуженно оскорбил ивыглядел при этом недостойно.
        Впрочем, никаких особенных козней против отцовского фаворита его светлость никогда нестроил. Только недавно, когда узнал про последнее назначение Кошона надолжность советника, разбирающего жалобы, несдержался ибрезгливо заметил:
        - Чтож, свинье вгрязи самое иместо.
        Ивсе вокруг засмеялись истали строить предположения, какие ещё блага «выкопает» Кошон вчужих жалобах, чем заставили Филиппа снова почувствовать себя так, словно поступил он недостойно.
        Лучше всего былобы, конечно, поменьше встречаться сэтим прелатом. Ноотец, привлекая Филиппа кгосударственным делам, как нарочно, давал то одно, то другое поручение, занимаясь которыми молодой герцог без конца натыкался наКошона.
        Издесь, вкоридорах коллежа они встретились тоже неслучайно.
        Подолгу службы и, как человек, получивший соответствующее образование, Кошон должен был заниматься ещё иведением процессов поделам клириков, обвинённых впособничестве «арманьякам». Ивчастности, над епископом Парижским, откоторого, если верить обвинительному заключению «терпел преследования» герцог Бургундский. Филипп присутствовал назаседаниях, как представитель истца, азаодно, как наблюдатель «засоблюдением законности», поскольку ведение процесса принесло Кошону сто франков вознаграждения, которые он должен был разделить собвинявшим клириков Парижским университетом. ИФилиппу вглубине души оченьбы хотелось, чтобы противный прелат эти деньги присвоил.
        Нопридраться, увы, было некчему. Осмотрительный идальновидный Кошон деньги разделил посовести. Более того, ещё раньше без звука заплатив налог наурожай сконфискованных иподаренных ему виноградников, он теперь активно хлопотал отом, чтобы Парижский университет такой налог неплатил, идаже добился вэтом деле определённых успехов. Ихотя окончательное освобождение отналога вступало всилу только вдекабре, крайне благодарное университетское руководство уже теперь обратилось кпапе Мартину Пятому спросьбой предоставить Кошону превотство Сен-Пьер де Лилль, несмотря наего, ибез того многочисленные обязанности.
        Как раз сегодня казначей коллежа приватно сообщил опапском согласии, поэтому-то прелату так отрадно размышлялось. Ипоэтому, вответ наего смиренную кротость, так усмехался, прекрасно знавший обо всём, герцог Филипп.
        - Я ибез того слишком снисходителен ктаким, как вы, - сказал он, отходя и, вродебы уже неКошону, нотот услышал.
        «Зря… Очень зря вы пренебрегаете нами, ваша светлость», - подумалось прелату. - «Рано или поздно натура возьмёт верх, ивы пойдёте-таки против батюшки. Автаком противостоянии только предпочтения людей, подобных мне, определят, начьей стороне будет перевес…»
        Как человек крайне наблюдательный, он давно уже заметил, что все действия ираспоряжения отца молодой человек воспринимал слёгким налётом неудовольствия. Осторожностью итерпением пойдя вмать, Филипп порой искренне непонимал, почему герцог Жан совершает тот или иной поступок, руководствуясь сиюминутным импульсом? Особенно заметным это стало впоследнее время. И, пожалуй, сумей молодой Бургундец преодолеть своё презрение кКошону, онибы нашли точку соприкосновения, потому что обоим было непонятно странное желание герцога перетянуть насвою сторону Карла Лотарингского, (давно иоткрыто пренебрегающего старинной дружбой), идаже дать ему одну изключевых должностей при новом дворе.
        Пытаясь хоть как-то оправдать своего покровителя, Кошон несколько раз, вовсеуслышание, заявлял, что таким образом его светлость вносит раскол ввозможный альянс между герцогствами Лотарингским иАнжу и, следовательно, желает ещё больше ослабить дофина, который активно ищет сторонников постране. Но, говоря так, прелат исам понимал, что звучит всё неслишком убедительно. Куда уж проще - заключить союз сМонмутом, разгромить коалицию, собравшуюся вокруг дофина, пока она необросла новыми сочувствующими, апотом полюбовно договориться санглийским королём, дав ему, вкачестве откупного, владения Орлеанских герцогов, да ещё ичасть южных провинций, чтобы больнее ударить поносу заносчивую герцогиню Анжуйскую.
        Но, видимо, существовали какие-то другие резоны, окоторых особо доверенное лицо ничего незнало. Итеперь, когда прервав приятные размышления, он снова оних вспомнил, Кошон только тяжело вздохнул ипобрёл изкоридора коллежа всторону, противоположную той, куда удалился герцог Филипп.
        Франция
        (осень1418года)
        Портрет был дивно хорош! Выставленный назолочёной треноге под самым выгодным углом ксвету, он радовал взор сдержанным благородством исполнения, перетеканием фона отослепительно светлого ктёмно-синему ичёткими контурами фигуры, одетой встрогий костюм без украшений, который, словно вторая рама, обрамлял лицо, приковывая кнему внимание любого смотрящего. Родовая черта - близко посаженные глазки - делалась нетакой заметной при ракурсе втри четверти, анизкий рост, присущий изображенному, компенсировал надменный взгляд, как будто сверху вниз иненазрителя, анемного всторону, как герцог Бургундский обычно делал, разговаривая вКоролевском совете или скем-то, кого он нежелал посвящать втаинство своего взора.
        «Определенно, похож», - думал коротышка, вкоторый уже раз рассматривая собственное изображение. При этом он старался необращать внимания надоказательство лести художника - слишком тонкие ибелые руки, которые неимели ничего общего сего грубоватыми пятернями.
        Когда портрет был показан ему впервые, герцог едва невышел изсебя, увидев эти тоненькие женские пальчики иэти узенькие ладошки, изящно положенные одна надругую. НоКатрин, умница Катрин рассмеялась ибросила мазиле фламандцу кошель, полный золота.
        - Потрудам ирасплата, - сказала она, хватая герцога загрубые, иссеченные шрамами ладони.
        И, подтащив кпортрету, заставила вытянуть их прямо перед нарисованными.
        - Кембы ты хотел остаться вистории, Жан? Воином, или тонким политиком?
        - Хотелосьбы итем, идругим.
        - Тогда посмотри напортрет внимательней. Твое лицо сомнений вотваге невызывает, аруки умны, потому что меча такими неудержать. Они чисты, как руки женщины или ребёнка. Ни грязи, ни крови… Вот только это следует убрать.
        Катрин постучала пальцем потщательно прописанному перстню герцога Орлеанского.
        - Востальномже портрет великолепен!
        Перстень художник аккуратно замазал. Итеперь, когда прошёл почти год содня написания портрета, герцог Бургундский смотрел нанего снеизменным удовольствием, уделяя внимание лицу ипочти неглядя наруки, которые он великодушно подарил Истории.
        «Умница, Катрин!», - подумал коротышка, как думал всякий раз, когда, пресытившись любованием, снова возвращался кделам. «Умница, что заставила меня этот портрет заказать».
        Катрин де Иль-Бошар последние годы была единственной любовницей Жана Бургундского. Досыта нагулявшись поальковам уступчивых женщин разного сорта, откоролевы домолочницы, герцог, наконец-то, споткнулся очувство, непохожее наобычную похоть. Катрин была красива, неслишком строга.., даже, пожалуй, совсем нестрога ввопросах морали, иочень богата. Ачто ещё может желать отженщины мужчина, который вот-вот положит вкарман целую Францию? Ктомуже очень многими чертами своего характера Катрин напоминала герцогу Алиенору Аквитанскую - королеву, несомненно, великую иединственную женщину, перед которой Жан Бургундский готов былбы преклониться, несчитая себя униженным.
        Вюности, перед самым турецким походом, они сКарлом Лотарингским ездили вФонтевро кпраху мадам Алиеноры. Иоба тогда смеялись, воображая, как рвалисьбы ватаку нынешние рыцари, появись она перед ними, как вбылые времена, вполном воинском снаряжении исобнаженной грудью.
        - Где сейчас такие женщины? - совздохом спросил тогда Карл.
        ИЖан, указав нанадгробие, ответил:
        - Вымерли.
        Носейчас, сидя всвоей Парижской резиденции ичувствуя странные приливы тоски поКатрин, герцог вдруг подумал, что дай он своей любовнице волю, онабы, вмгновение ока, очутилась возле него, воглаве Бургундского воинства, и, незадумавшись ни наминуту, обнажилабы грудь, попроси он её обэтом.
        Коротышка даже захохотал, представив себе, как это моглобы выглядеть, потому что, поего мнению, получалось очень смешно. Содной стороны, они сКатрин, да ещё втаком фривольном виде, асдругой, её унылый муженёк, еле поднимающий голову под тяжестью увесистых рогов. Говорят, сейчас он, чутьли неправая рука дофина… Чтож, ничего удивительного - тот исам всю жизнь был каким-то убогим, итакихже убогих набрал себе всоветники…
        Хотя, нет, поправил себя герцог, правой рукой Шарля всегда была иесть Иоланда Анжуйская. Баба скверная, уже хотябы потому, что умная. Слишком умная! Атаких герцог Бургундский никогда нелюбил, потому что хорошо знал, какую гремучую смесь составляют вженщине ум ивласть. Его собственная мать была такойже. Но, если Маргарита Бургундская своё властолюбие направила внутрь семьи, то мадам Иоланда, кажется, решила, что её семья вся Франция!
        Герцог досих пор немог отделаться отмысли, что убийство красавчика Луи было как-то подстроено именно ей, ноникаких доказательств тому небыло. Как небыло имотива. Уж кому-кому, агерцогине кузен его светлости мешал меньше всего. И, тем неменее, где-то глубоко внутри, жило вгерцоге ощущение её причастности. Может, именно поэтому, впервыйже год после своего помилования ивозвращения, он пристроил пару шпионов вАнжер, повелев им сообщать обо всём, что покажется подозрительным или настораживающим. Ноотчеты, увы, ничего криминального несодержали. Переустройство замков, обычные материнские исупружеские заботы ипаломничества вовсевозможные монастыри иаббатства. Единственным, кчему, при желании, можно было придраться, была обширная переписка герцогини Анжуйской, которая, словно флюгер, делалась особенно оживлённой инасыщенной втех направлениях, где происходили какие-то значимые для французов события. Нопользы оттакой информации небыло никакой, потому что переписка исамого герцога Бургундского, илюбого другого владетельного князя, хоть светского, хоть принадлежащего лону церкви, была такимже точно флюгером.
Авостальном… Востальном её светлость представала абсолютно безгрешной. «Прямо святая…», - раздражённо подвел итог герцог Жан. Изавсеми своими заботами постепенно, нето, чтобы забыл, нокак-то остыл и«отвратил взор свой» отАнжера, сосредоточив его всё-таки наПариже.
        Последний всплеск интереса случился из-за помолвки принца Шарля сдочерью мадам Иоланды. Точнее, чуть позже, из-за ситуации, сделавшей изникчемного принца наследника французского престола. Новозможности герцога, изгнанного ктому времени изПарижа были чрезвычайно малы, он мало что мог сделать, чтобы помешать, или использовать ситуацию себе воблаго, да идругих забот хватало. «И, кстати, - подумал герцог, поглядывая через окно наПариж, - разобрался я сними блестяще»… Однако, то, что происходило теперь, было уже непросто всплеском, ацелой волной любопытства, захлестнувшей Бургундца сголовой!
        Слухи, слухи, слухи… Многочисленные, невсегда понятные иочень похожие натонкую вуаль снесколькими бессвязными штрихами, которая, сложившись внесколько слоев, вдруг показала, что неясные штрихи образуют тонкий, замысловатый узор! Итеперь уже угерцога неоставалось никаких сомнений втом, что узор этот прочерчен именно рукой Иоланды Арагонской!
        Всё началось стуманных разговоров отом, что герцог де Бар, епископ Лангрский, вродебы собирается передать право насвои владения Рене Анжуйскому… Ну, собирается, иладно. Вовсем этом Бургундского герцога заинтересовало только одно: самли епископ принял решение, или его вынудила так поступить драгоценная племянница? Вконце концов, незряже, несколько лет её странноватый духовник проживает вовладениях епископа вЛотарингии. И, как сообщали шпионы ещё года четыре назад, совсем уже прижился вкакой-то деревушке. Как там её.., Домреми, кажется? Одним словом, похоже, дядя иплемянница хитрят друг сдругом, иБог им впомощь! Хорошобы дохитрились дополного разлада…
        Другим слухом, ккоторому его светлость отнесся более серьёзно, стали, опятьже, неконкретные разговоры овозможном браке Рене Анжуйского сИзабеллой Лотарингской. Итут уже следовало призадуматься. Во-первых, скакой стати непримиримый Карл вдруг забыл освоей клятве невыдавать дочерей зафранцузов? Аво-вторых, мадам Иоланда заключала браки слишком дальновидные, чтобы пропускать такой слух мимо ушей, непытаясь вмешаться.
        Хотя…
        Герцог сдосадой поджал губы. Сэтим неудачником Шарлем он сам здорово помог, потому что торопился, убирая старших принцев, идоконца всех возможностей непредусмотрел. Аследовалобы, зная, что изсебя представляет эта мадам герцогиня…
        Бургундец вздохнул. Какой идеальный план тогда получался! Даже нежалко было отравленных принцев, потому что короли изних всё равно вышлибы дохлые, будь они хоть действительными детьми безумного Шарля, хоть бастардами красавчика Луи. Порода-то одна. Ивсё то, что закороткую бытность их опекуном, Жан Бургундский пытался им внушить, осело наглупых мальчишках лишь поверхностной пылью, которую граф д'Арманьяк мог сдуть, ненапрягаясь. Атак кругом выходила одна только выгода! Изгнанника, «тихо» сидящего вДижоне, никто вотравлении незаподозрил, Монмуту удалось намекнуть, что ему расчищают дорогу ктрону, (ион поверил, судя потому, как ловко прикинулся ничего непонимающим), и, наконец, общественное мнение… Оно мгновенно обернулось против того, «кому выгодно». Авыгодно было только Анжуйскому семейству. И, еслибы герцог Луи так удачно нескончался, последнего дофина забралибы позакону, после разбирательства иосуждения его, так называемых, опекунов. Изабралбы неих прихвостень Арманьяк, асовсем другие люди, которые позаботилисьбы оШарле так, как он того заслуживал.
        Ивсё! Путь ктрону загораживалбы тогда только Монмут, крайне благодарный завсё и, вчастности, задискредитацию могущественного семейства. Нонаанглийского короля уже давно имелся другой план, ещё более идеальный и, практически, беспроигрышный… Но, увы, неучитывавший все обстоятельства.
        Теперь, квеликой досаде, этот план пришлось пересмотреть… Хотя.., может инекдосаде… Может правду говорят, что вкаждой неудаче уже зреет зерно выгоды? Монмут оказался более грозным противником, чем представлялось вначале, когда он охотно шёл напереговоры и, вродебы благодушно кивал, апотом наносил удары, вроде того, что случился под Арфлёром, неговоря уже обАзенкуре. Сейчас он терпеливо осаждал Руан, успокоенный заверениями, что военная помощь состороны Франции туда послана небудет. Но, как долго продлится это терпение никто немог предсказать, аодин наодин стаким противником Бургундцу оставаться нехотелось. Вот ивыходило, что теперь, когда слабоумный король был вполной власти герцога ибезропотно подписывал любые указы, бесполезный когда-то дофин очень иочень мог пригодиться. Договорившись сним, (точнее, сего сторонниками), можно было объединёнными усилиями поубавить прыти английскому королю, апотом, неторопясь, разобраться скаждым изних поотдельности.
        Одно было плохо - «неторопясь» выходило только потом. Сейчасже навалились многочисленные дела, которые требовали скорейшего разрешения, из-за чего толком разобраться втом, что представляли вполном объёме новые брачные планы герцогини Анжуйской непредставлялось возможным. Время поджимало, снова заставляя торопиться. И, раз уж сдофином, приходилось заключать союз, то следовало обезопаситься набудущее жёсткими условиями этого союза, ипостараться недопустить этого нового брака, ещё больше укреплявшего позиции Шарля.
        Ктомуже, Бургундцу казалось неплохой идеей убить сразу двух зайцев - имадам Иоланде насолить, изаодно попытаться всё-таки привлечь насвою сторону Карла Лотарингского. Чем чёрт нешутит? Авдруг получится - недуракже он, всамом деле, чтобы непонимать, начьей стороне реальная сила! Поэтому, скрепя сердце, герцог решился нашаг, который «лежал наповерхности», ивыглядел из-за этого довольно беспомощным - он предложил должность коннетабля при новом правительстве Карлу, чем вызвал непонимание почти увсех своих сторонников.
        Уж итак многие изних немогли взять втолк, зачем нужны переговоры сдофином, когда можно договориться сМонмутом. Идоводы отом, что Карл, досих пор открыто невставший ни начью сторону, может помочь влюбых переговорах, их, естественно, неубеждали.
        Ноне рассказыватьже им, всамом деле, что вмечтательном будущем герцога Бургундского корона Франции укладывалась наего голову, как влитая!
        Пришлось объяснить, что вглазах Европы Лотарингец был иостаётся фигурой значительной, авглазах дофина он человек, которому можно доверять. Ирука, протянутая сего помощью, будет выглядеть как рука миротворца и, как демонстрация доброй воли нового правительства. Поэтому, если дофин отэтой руки отвернётся, никто неупрекнёт Жана Бургундского или королеву внежелании считаться сзаконом, зато любой упрекнёт дофина втом, что он неверит даже тем, кто кнему расположен…
        Убедилоли это кого-нибудь, Бургундец предпочитал невыяснять.
        Впрочем, королева тоже пыталась упираться глупо иупрямо. Ион, (при том, что вполне мог просто приказать), снизошёл дотого, чтобы объяснить ей всё, как есть - дескать, нужно любой ценой внести разлад вготовящийся брак между Анжу иЛотарингией, чтобы её сыночек невозомнил, будто унего есть надежда «отыграть» трон обратно. Нодаже взгляд недалёкой Изабо выразил недоумение. Давно неодобряющий действий Бургундца Карл легко мог отказаться ипоставилбы икоролеву, игерцога Жана вглупое положение.
        НоЛотарингец всех удивил.
        Мало того, что согласился, так ещё иприехал вПариж так быстро, как только смог, хотя прекрасно должен был понимать - первое, что отнего потребуют, будет ведение переговоров сдофином, причём наочень жёстких условиях. Агде дофин, там имадам Иоланда, иона нажёсткие условия ни зачто несогласится. Вплоть дотого, что ивыгодный брак расторгнет…
        Этим последним обстоятельством Бургундец рассчитывал «надавить» наКарла. Нополучилось что-то совсем несуразное.
        Приехавший Лотарингец был явно озадачен тем, что опредстоящем браке его дочери вПариже уже знали. Иугерцога Жана создалось вполне уверенное впечатление, что новость ородственном союзе сАнжу приберегалась, как средство давления нанего впредстоящих переговорах сдофином.
        Это Бургундца изрядно позабавило. Видимо, усебя вЛотарингии Карл совсем утратил нюх, итеперь, верно, досадует, что так глупо попался. Нооба герцога всё-таки слишком давно ихорошо знали друг друга, чтобы делать поспешные выводы. И, поразмыслив немного, его светлость пришёл квыводу, что победу праздновать рано.
        Поего мнению, Карл, несомненно, принимал решение самостоятельно. Нобез советов мадам Иоланды, которую он наверняка поставил визвестность, тут точно необошлось. И, если Карл всвоей Лотарингии мог нюх потерять, то уж герцогиня Анжуйская ничего подобного себе непозволяла. Уж она-то точно предусмотрела ито, что вПариже обих грядущем союзе могли быть поставлены визвестность, ито, что Карл мог оказаться заложником собственных расчётов, но, тем неменее, отпустила… Аэто, как ни крути, означало только одно - уподозрительного альянса между бывшим другом ичёртовой Анжуйской бабой имеется запазухой что-то ещё, очем Карл пока молчит. И, вероятнее всего, это «что-то» будет предъявлено, как раз, напереговорах. Азначит, отправляться туда, неузнав, чтоже это такое, попросту опасно…
        Герцог вновь перевел взгляд напортрет. «Вот таким я останусь вистории, - подумалось ему. - Пожалуй, больше политиком, чем воином. Нополитик, который может так смотреть, должен исовершить нечто такое, что подтвердит перед потомками его умение ВИДЕТЬ!».
        Бургундец улыбнулся.
        Чтож, он иувидел! Взял исложил прозрачные слухи так, чтобы проступил различимый узор. Идаже если его прозрение было всего лишь волей случая, всё равно, только он сможет теперь поставить точку вэтом деле, потому что никому иникогда понимание чего-либо недаётся простотак…
        Апонимание пришло стого дня, когда Пьер Кошон принял архивы королевской резиденции и, сприсущей ему скрупулезностью, разобрал завалы хранившихся там жалоб. Делалось это, восновном, содной целью - выявить затаившихся насегодня вчерашних пособников свергнутой партии. Кошон вычитывал, кто накого жаловался ипокакой причине, азатем, казавшиеся ему интересными бумаги, переправлял секретарю герцога сосвоими пометками наполях. Дальше эти жалобы сортировал секретарь, подавая герцогу нарассмотрение только самые существенные.
        Вот среди таких бумаг илегла как-то настол Бургундцу жалоба откоменданта провинциальной крепости Вокулёр насвоего преемника - Робера де Бодрикур.
        Несчастный комендант долго ислезно жаловался накозни, благодаря которым его сместили «родственных связей ради». Итакже долго перечислял свои достоинства напосту коменданта, приводя бесчисленные примеры собственной неподкупности ибдительности вэти тяжёлые времена. «Невзирая налица, даже особо знатных дам, желающих посетить окрестные деревни, я требовал соблюдения всех положенных правили докладывал, очём положено икому положено. Ивинить меня невчем, ибо коли уж знатная особа нежелает быть узнана, так я инеузнал, ивсё сделал, как положено…»
        Эту вздорную жалобу герцог Бургундский швырнул через стол секретарю, даже недочитав. Судя повсему, она ипрежним правительством врасчёт небыла принята. Ноневозмутимый секретарь вернул бумагу ипопросил обратить внимание напометки.
        Исразу стало интересно!
        Рукой Кошона наполях было написано: «Ближайшая деревня отВокулёра - Домреми. Домреми - падре Мигель, духовник герцогини Анжуйской. Герцогиня - знатная дама, нежелающая быть узнанной. Вокулёр иДомреми - владения герцогства де Бар…»
        Вот когда герцог схватился забумагу обеими руками! Тутже повелел найти ему всё, что осталось отшпионских донесений про дела Иоланды Анжуйской ипотратил целый день, перечитывая, отбирая нужное искладывая изразрозненных кусочков единое действие, словно мавританец, создающий свою мозаику. Акогда сложилось, масштаб замысла его едва ненапугал. «Чтоже они готовят?!», - думал герцог, потирая лоб. «Столько лет, планомерно, расчётливо… Инигде никакого намёка нацели исредства! Одни только побочные действия, окольные пути ивсё вродебы случайно… Ах, какже это некстати, нонадо снова послать вЛотарингию шпионов… Долго, конечно, нопока Карл уменя под рукой, попробую его разговорить…»
        Для этого ранним декабрьским утром врезиденцию герцога ибыл вызван новый коннетабль.
        Вызван совсем почтением, поклонами иизвинениями, накоторые Бургундец своим посыльным велел нескупиться. Пускай Карл думает, что чего-то по-прежнему стоит, хотя, напредварительных переговорах сдофином толку отнего было мало - отмолчался, отсиделся идумает, наверное, что обвёл-таки всех вокруг пальца.
        Нопусть.., нежалко. Тем легче будет строить разговор…
        Адля большего вдохновения, герцог Жан решил провести встречу вкабинете, где навидном месте красовался его портрет. Портрет тонкого политика, снадменным, непроницаемым лицом, снежными женскими руками ивзглядом, умеющим проникать всуть вещей…
        Бесстрашный против смелого
        (Париж, 1418год)
        - Ну что, давай попробуем поговорить подушам?
        Герцоги уже обменялись положенными приветствиями, иКарл успел сказать несколько слов опортрете, который трудно было незаметить, настолько выгодно он стоял иосвещался.
        - Полагаешь, я похож? - спросил Бургундец.
        - Абсолютно. Издесь особенно заметно, как ты стал походить наотца. Взгляд, выражение лица…
        - Аруки? Как они тебе?
        Карл рассмеялся.
        - Это мечта! Уверен, многие, взглянув наэти руки, пожелалибы, чтобы они были такими насамом деле.
        - Слабыми, да? - быстро подхватил Бургундец.
        Карл неопределенно повел плечами.
        - Ябы сказал - терпимыми… Более мягкими…
        - Согласен, - наклонил голову герцог Жан. - ВЕвропе полно народу, желающего, чтобы я был податливей. Неожидал, правда, что иты изих числа.
        - Ты знаешь, Жан, ябы вечно оставался тебе другом, небудь ты так непримирим.
        - Ты тоже упрямый, Карл, однако, я тебе другом остался.
        Карл недоверчиво взглянул наБургундца, нотот, словно инеждал никакого ответа, отвернулся, обошёл стол и, грузно навалившись нанего, как раз ипроизнёс:
        - Ну что, давай попробуем поговорить подушам?
        Карл тоже подошел поближе.
        - Почему «попробуем»? Думаешь, годы нас так сильно изменили, что мы неможем говорить, как прежде?
        - Последний раз несмогли.
        Бургундец легко поднял серебряный кувшин полный вина иразлил рубиновую жидкость подвум старинным кубкам, стоящим рядом.
        - Бургундское? - спросил Карл, разглядывая герб накубке.
        - Я другого непью.
        Герцог Жан пригубил вино, сявным наслаждением опустив наглаза тяжёлые веки, подождал, когда угостится Карл, апотом, неподнимая век иглядя, также, как напортрете, куда-то вбок, спросил:
        - Почему ты принял моё предложение, Карл?
        Герцог Лотарингский напрягся. Тон Бургундца неоставлял сомнений - разговор действительно будет подушам. Поэтому он медленно поставил кубок настол, попытался, затягивая паузу, поймать прямой взгляд Жана, но, непоймав его, осторожно произнес:
        - Скорее, мне надо спрашивать, почему ты меня позвал?
        Бургундец ещё сильнее прикрыл глаза.
        - Я желал видеть рядом ссобой друга.
        - Ябы тоже этого желал.
        Коротышка быстро глянул нагерцога, нотеперь лицо Карла оставалось непроницаемым.
        - Как странно, - пробормотал Бургундец, снова отводя взгляд, - мы оба желаем быть друзьями, новзаимопонимания между нами никакого.
        - Возможно, годы нас всё-таки изменили.
        - Нет. Скорее, утвердили напрежних позициях. Еслибы ты дал себе труд измениться, мыбы сейчас действительно говорили подушам, анекрутились вокруг главного вопроса, как волки вокругежа.
        - Каковже главный вопрос?
        - Скемты?
        Вопрос был задан настолько прямо, иБургундец так неожиданно уставился Карлу вглаза, что тот заметно растерялся.
        - Я?.. Норазве я нестобой?
        - Ты принял моё предложение, ноникак мне непомогаешь! - Коротышка держал Карла своим взглядом, словно напривязи. - Напредварительных переговорах говорил только де Жиак, убеждая тебя илюдей, которых я стобой послал, что условия договора слишком унизительны инеприемлемы для первого принца Франции. Аты, почему-то отмалчивался идавал всем право думать, что согласен сде Жиаком? Ты что, хочешь сорвать мне переговоры?!
        - Нет.
        Неотрывая взгляда отпритихшего Карла, Бургундец отхлебнул изкубка.
        - Кудаже, втаком случае, подевалось красноречие герцога Лотарингии? - спросил он, шумно сглотнув. - Старого друга, который, ещё недавно, охотно имногословно убеждал меня, что союза сдофином следует достичь любыми способами…
        - Я исейчас это повторю…
        - Аненадо!!!
        Коротышка грохнул кубком обстол стакой силой, что остатки вина выплеснулись наружу, залив кровавой лужицей поднос.
        - Ненадо уговаривать меня вступать напуть истинный, накоторый я вступил давным-давно! Ты лучше уговори своего дофинчика иего няньку герцогиню, чтобы приняли МОИ условия, исоюз будет заключён! Ноя подозреваю, что молчишь ты потому, что нехочешь испортить отношения сгерцогиней.
        - Да. Нехочу.
        - Асомной?
        Карл задержался сответом всего мгновение, ногерцогу Бургундскому этого хватило.
        - Вот! Поэтому я испрашиваю - почему ты принял моё предложение?
        - Я полагал, что коннетабль итот, кого ты желаешь считать другом, имеет право насобственное мнение идолжен удерживать отнеосмотрительных поступков, того, кому считает своим долгом помогать.
        Бургундец сминуту смотрел наКарла, потом, разинув рот, захохотал.
        - Ох, красиво сказал, Карл! Красиво ивитиевато. Такбы да напереговорах… Ну, хорошо.., апотом? Когда я наделаю одних только осмотрительных поступков, кому ты бросишься помогать?
        - Зачем спрашивать обэтом сейчас?
        - Затем, что нехочу получить нож вспину потом!
        Бургундец быстро обошёл стол иостановился прямо перед Карлом, заложив руки заспину и, словно став выше ростом.
        - Какие утебя дела сгерцогиней Анжуйской? - спросил он властно игрубо, сразу давая понять, что никакого непонимания своего вопроса непримет.
        Карл, против воли, тяжело сглотнул.
        - Какие дела.., - пробормотал он, ноосёкся и, чувствуя, как теряет позиции, решил прикрыть растерянность небрежностью. - Тыже знаешь, моя Изабелла выходит замуж заРене.
        - Нопочему занего? Гдеже рыцарская верность клятве отом, что ни одна изтвоих дочерей невыйдет зафранцуза?!
        - Этого француза я сам воспитывал. Он мне почтисын…
        - Ипочти владелец герцогства де Бар, где находится некая деревенька под названием Домреми,да?
        Бургундец буквально сверлил Карла взглядом, итот почувствовал необходимость начто-то опереться. Левая рука непроизвольно взялась зарукоять меча, чтобы развернуть его параллельно ноге иупереть впол. Нокоротышка, заметив это движение, резко отступил кстолу.
        - Я хотел всего лишь опереться, Жан, - вырвалось уКарла.
        Этот мгновенный испуг Бургундца вернул ему самообладание, ногерцог своих позиций тоже терять нехотел.
        - Тогда обопрись намою руку, - сказал он, снова делая шаг вперед. - Она тверда икрепка, когда протянута другу… Ну… Чтоже ты медлишь? Или знаешь руки покрепче? Чьиже? Герцога де Бара? Никчемного дофинчика? Иоланды Арагонской? Или, может быть, её духовника, который прижился утебя под боком, втой самой деревеньке? Чтоже он там делает, Карл?
        Ничего подобного герцог Лотарингский никак неожидал!
        Округлившимися глазами он смотрел наБургундца, непонимая, откуда тот мог пронюхать иобэтом?! Иэта растерянность была такойже явной, как иторжество Бургундца - он верно угадал! ВЛотарингских землях действительно что-то затевается!
        - Отец Мигель… очень сведущ втеологии.., - пробормотал Карл. - Он интересовался бумагами моих предков…
        - Ладно… Предположим, что так… Нопочему ты непоселил его усебя взамке, духовником, скажем, при Рене Анжуйском? Это былобы логично, ненаходишь?
        Карл нахмурился. Продолжать этот разговор было опасно вовсех смыслах. Поэтому ничего другого неоставалось, как заговорить сБургундцем тем тоном, каким вбылые времена герцог давал понять, что больше назаданную тему говорить ненамерен.
        - Кчему этот допрос, Жан? - спросил он высокомерно. - Оделах духовника герцогини Анжуйской лучше спрашивать унеё…
        - Ваша светлость!!! - заорал вдруг коротышка. - Вы мой коннетабль, герцог, извольте обращаться, как положено!
        Помедлив минуту, Карл низко поклонился, сбольшим облегчением отступив нашаг.
        - Значит, все-таки недруг… Какой приказ вашей светлости угодно датьмне?
        Пропустив первое замечание мимо ушей, герцог Бургундский вернулся застол изаговорил деловито, словно всего предыдущего разговора небыло.
        - КРождеству двор переезжает вТруа. Вы остаётесь здесь иподготовите все необходимые бумаги относительно помощи Руану. Точнее, объяснительные, почему мы неможем послать туда войска. Азаодно поразмышляйте одружбе, мессир коннетабль. Вдали ото всех это делать особенно удобно. Инепитайте иллюзий - вашу почту будут проверять особенно внимательно, равно как ипосыльных.
        Герцог Лотарингский гордо выпрямился.
        - Я вплену, ваша светлость?
        Бургундец осклабился.
        - Что вы, герцог, ктож осмелится… Вы под почётной охраной, учитывая, какие тяжелые времена наступили. Занимайтесь своими делами спокойно. Увас их прибавится, когда Монмут возьмёт Руан иподойдёт кПарижу… Может тогда иаргументы найдутся для вашей Анжуйской союзницы, чтобы была посговорчивей. Впрочем, доавгуста.., нет, лучше досентября, я ещё могу подождать… Если, конечно, вы дадите мне слово, что нестанете писать омоей осведомленности герцогине, или кому-то еще, кто посвящён вваши дела.
        - Аесли я недам такого слова?
        - Нехотите, недавайте, воля ваша. Только потом - необессудьте…
        - Чтоже вы намерены сделать потом, ваша светлость?
        - Для начала, сожгу кчертовой матери эту вашу Домреми совсеми жителями. Апепелище сравняю сземлей!
        Бургундец небрежно кивнул, давая понять, что аудиенция закончена. Но, прежде чем он отвернулся, Карл тихо произнес:
        - Я даю слово, ваша светлость.
        Герцог синтересом посмотрел нанего. Было видно, что молчание даётся ему струдом, икогда откланявшийся коннетабль пошёл квыходу, поджатые губы, несдержавшись, еле слышно выдохнули вслед:
        - Значит, всё-таки враг…
        Труа
        (примерно март 1419года)
        Вянваре 1419года Монмут взял Руан.
        Взял грубо, как насильник, который сначала усыпил бдительность деликатными манерами, апотом просто заломил руки.
        Двор, предусмотрительно переехавший вТруа следом закоролевской четой игерцогом Бургундским, встретил это известие настороженным ожиданием. Теперь уже всем, даже самым тугодумным, стало ясно, что союз сдофином необходим. НовБурже, хоть ипонимали степень надвигающейся опасности, ни вкакую нежелали соглашаться наусловия герцога Бургундского, аон, всвою очередь, упрямо отказывался изменить хоть слово вэтих условиях. Витоге, переговоры топтались наместе, австречи представителей отобеих сторон больше напоминали судебное разбирательство вдеревенском захолустье, когда каждый пытается доказать, что правда исключительно наего стороне, однако доказывает это нелогикой, акриком.
        - Можете сомной несоглашаться, нововсём виновата герцогиня Анжуйская, - говорила своим придворным королева. - Дурачок Шарль давнобы уступил иподписал соглашение, даже несообразив, что там заусловия. Ноунеё без конца какие-то расчёты, подсчёты, претензии… Помяните моё слово, она дождётся того, что Монмут заберёт её драгоценное Анжу, асаму её выгонит точно также, как герцог Бедфорд выгнал герцогиню Мари изАлансона, который английский король пожаловал ему, как какую-нибудь перчатку.
        Придворные вответ только вздыхали. Участь герцогини Алансонской иеё десятилетнего сына могла постигнуть любого изних. Нокоролева говорила слишком беззаботно, чтобы демонстрировать при ней собственные опасения, поэтому, повздыхав, придворные, естественно, соглашались сИзабо, несмотря нато, что ей откровенно было наплевать, как наих опасения, так инасогласия…
        После своего освобождения изТура королева словно затаилась, только внешне имитируя прежнюю жизнь. Когда никто невидел, она подолгу сидела всвоих тёмных покоях, неподвижно глядя водну точку. Втакие минуты выражение её лица напоминало охищном животном, которое уже увидело жертву идаже подобралось для прыжка, номедлит, потому что рядом где-то ходит охотник, нацелившийся натуже жертву. Инадо неупустить момент, когда он оступится истанет уязвим, чтобы напасть наверняка, сначала нанего, апотом догнать ирастерзать жертву.
        Жажда мести Изабо сосмертью Бернара Арманьякского удовлетворилась лишь частично. Никакой стул впыточной она, конечно, неставила, новудовольствии взглянуть намертвого врага себе неотказала. Иглядя всерое, замершее впоследнем жизненном усилии лицо графа, королева, словно обрывая лепестки сцветка, вырвала изпамяти всё, что было связано сшевалье де Бурдоном. Потом отвернулась и, проходя мимо кланяющихся тюремщиков, обронила:
        - Уберите его поскорее. Он смердит.
        Догнавший её уже навыходе герцог Бургундский, который тоже пришёл посмотреть, спросил собычной ухмылкой:
        - Ты довольна, Изабо?
        При этом ему очень хотелось увидеть, что выражает её лицо. Нокоролева, чтобы невыдать себя, лишь сильнее наклонила голову. Тяжёлый капюшон совершенно скрыл её отБургундца, итому пришлось довольствоваться только безразличным:
        - Абсолютно.
        Нодовольна она небыла.
        Весь этот двор, сам Бургундец идаже родная дочь, вина которой заключалась только втом, что наполитическом рынке она теперь стоила гораздо дороже матери, стали для Изабо ненавистны ивраждебны. Преданная когда-то мадам де Монфор подала вотставку сразуже, как только над королевой нависла угроза судебного разбирательства. Теперь, послухам, она занимала место старшей фрейлины при Мари Анжуйской. И, думая обэтом спротивным холодком вгруди, Изабо, даже всобственных мыслях, страшилась признать, что поверенная вовсе секреты её прошлой жизни мадам была всего лишь ловкой шпионкой герцогини Иоланды.
        «Я отомщу вам всем!», - как заклинание повторяла усебя впокоях неподвижная королева. «Дорожить мне нечем, кроме той жизни, что есть сейчас. Ивас неспасут даже мои воспоминания опрошлом, потому что, заплёванное изалапанное вамиже, оно ничего уже нестоит…»
        Единственный, кого она невносила всписок своих жертв, был король, да ито лишь потому, что Изабо давно вычеркнула мужа изжизни.
        Периоды просветления вбольном разуме прекратились. Окончательно возомнив себя стеклянным сосудом, сквозь который всё видно, Шарль без конца кутался вовсё, что попадало вполе его зрения ибезумно пугался, если кто-то подходил кнему, держа что-либо вруках - он думал, что его хотят разбить. Особо важные бумаги, которые требовали только королевской подписи, герцог Бургундский подавал исключительно после того, как слуги накрывали несчастного безумца толстой, простеганной накидкой. Это успокаивало Шарля ион мог, почти спокойно, взять вруку перо ипоставить свою подпись под документом, содержание которого герцог почтительно пересказывал насловах.
        Отсамойже Изабо никакого внимания ксупругу небыло. Вте редкие минуты, когда политическая нужда иэтикет обязывали их появляться где-то вместе, она смотрела намужа стемже выражением, скаким говорила над телом мертвого Арманьяка: «Он смердит». Король больше небыл объектом ни её забот, ни мести. Ногерцог Бургундский был иоставался для Изабо тем самым охотником, оплошности которого она, затаившись, ждала. И, рассказывая всем подряд, что виновата всрыве переговоров только герцогиня Анжуйская, королева очень надеялась наобщественное мнение, которое вынудит коротышку вступить воткрытое противоборство сэтой опасной женщиной. Ауж она, всвою очередь, заставит его оступиться. Итогда уИзабо появится шанс показать иэтой, ненавидящей её стране, ивсему миру, чего она насамом деле стоит!
        Однако, герцог вёл себя странно.
        Содной стороны, он делал всё возможное, чтобы загнать дофина вугол. Иради этого совершенно загонял своего доверенного падре. Кошон сбился сног, выезжая то вПонтуаз, то вБове, то вПровене, где без сна иотдыха убеждал колеблющееся дворянство неоказывать молодому Шарлю иего сторонникам никакой поддержки. Ностоило дофину только намекнуть оготовности возобновить переговоры, как Бургундец делался любезным исговорчивым инезамедлительно посылал своих представителей вБурже или вПуатье, взависимости оттого, где вэто время дофин находился. Науступки поповоду условий договора он, конечноже, нешёл, зато свою готовность заключить союз демонстрировал широко иохотно, ничем снекоторых пор невыказывая раздражения его задержками.
        Изабо терялась вдогадках идодумалась даже дотого, что Бургундец разгадал её тайные замыслы. Это пугало её несколько дней, дотех пор, пока водин извечеров он вдруг неявился впокои королевы состранной смесью тревоги иазартного возбуждения налице. Стаким лицом коротышка врядли пришёлбы высказывать претензии и, уж конечно, онбы нисколько нетревожился, вздумай сообщить Изабо, что ничего унеё невыйдет. Нет. Так он мог прийти только затем, чтобы что-то выведать или сообщить. Поэтому, коротко глянув налицо посетителя, Изабо мгновенно успокоилась.
        Она как раз слушала втысячный раз «Книгу ограде женщин» Кристины Пизанской ищекотала длинным пером мордочку хорька, недавно подаренного ей папским посланником. Хорёк скалил маленькие острые зубки, хватая перо сквозь прутья своей клетки иотчаянно скрёбся короткими лапками скрошечными белыми коготками. Изабо, вродебы бесстрастно наблюдала затщетными попытками зверька выбраться изащититься отназойливого пера, ноигра эта явно доставляла ей удовольствие.
        - Как женщина, ты должна былабы испытывать жалость кнему, - сказал герцог после того, как читающая фрейлина захлопнула книгу, согнулась перед ним впоклоне, ибыстро удалилась познаку королевы.
        - Это животное существует для моего удовольствия, - лениво заметила Изабо. - Захочу пожалеть - пожалею. Апока мне хочется играть.
        Она ткнула пером прямо внос хорька и, неподнимая нагерцога взгляда спросила:
        - Зачем ты пришёл? Что-то случилось?
        Вместо ответа герцог пересёк комнату, посмотрел вокно, затем вернулся, сел напротив Изабо, через стол рассеянно запустил руку всеребряную чашу сзасахаренным миндалем, который королева последнее время потребляла вогромных количествах, и, набрав полную горсть, ссыпал орехи врот.
        Изабо сотвращением наблюдала, как он перемалывает её угощение, новыражение налице сохраняла самое благожелательное. Предстоящий разговор обещал быть интересным. Ихотя герцог вёл себя так, словно вообще ни очём говорить несобирался, всёже, связанная сним несколькими годами общих устремлении, Изабо уже научилась различать тонкости его настроения. Тот факт, что он явился кней впокои без предварительной договорённости идаже без свиты, скоторой предпочитал теперь ходить повсюду, ясно говорил отом, что случилось что-то важное. Иэто важное касается их обоих. Поэтому королева терпеливо ждала, когда миндаль впасти герцога перемелется, асам он придумает, наконец, счего начать разговор.
        - Ты стала много говорить огерцогине Анжуйской. Почему? - спросил Бургундец, сделанным безразличием выковыривая иззубов остатки сахара.
        Изабо стемже безразличием пожала плечами.
        - Аты предлагаешь оней забыть?
        - Нет, конечно. Ноя думаю, что утвоего Шарля хватает идругих советников, которым можно предъявить претензии. Де Жиак, Ла Ир, дю Шастель…
        - Незабывай, всех их позвалаона.
        - Пусть так. Нодля женщины, которую я давно знаю, которая добилась своего иможет вновь предаваться удовольствиям, ты ведёшь себя слишком агрессивно. Ия хочу знать, вчём причина?
        - Времена удовольствий прошли, Жан, - вздохнула Изабо, отбрасывая перо. - Ноесли тебе неприятно.., если ты боишься, что я собираюсь играться скем-то ещё, кроме этого хорька, изволь, я забуду про герцогиню.
        Бургундец раздражённо заёрзал настуле.
        - Я ничего небоюсь, Изабо. Вделе управления страной ты мне несоперник. Номне важно знать причину твоей ненависти кмадам Иоланде.
        Изабо вскинула брови.
        - Ненависти?.. Нокто тебе сказал, что я её ненавижу?
        - Уменя есть собственные уши иглаза. Они иговорят.
        - Ноя ничего особенного кней неиспытываю! Да, любви особой нет, нонет иненависти. Только, вполне понятная неприязнь…
        - Нелги!
        Герцог повысил голос икоролева напряглась. «Неужели, - подумала она. - Неужели он клюнул иготов сцепиться сАнжуйской мадам, только ищет достойный повод? Чтож, ваша светлость, тут я вам охотно помогу…»
        - Ну, хорошо, - снеудовольствием откинувшись наспинку стула, Изабо тоже повысила голос. - Если это так важно, я скажу… Хотя, воспоминание неизприятных… Какое-то время назад она прислала мне совершенно хамское письмо. Так сосвоей королевой необращаются…
        - Про письмо я знаю. Чтоещё?
        - А, разве этого мало?!
        - Что ещё, Изабо?!
        «Ого, - подумала королева, - кажется всё действительно серьёзно».
        Она прикрыла радостно сверкнувшие глаза рукой, демонстрируя, как тяжело открывать ей горькую правду, иеле слышно выдавила:
        - Моя фрейлина, мадам де Монфор была её шпионкой.
        Асама подумала: «Если твой интерес нетот, что я жду, ты сейчас рассмеёшься».
        Ногерцог молчал. И, выждав немного, Изабо опустила руку, тряхнула головой исобидой, смешанной свызовом, спросила:
        - Ну, чтоже ты несмеёшься?
        Она хотела добавить ещё ифразу отом, что шпионство Бургундца всегда забавляло, однако, слова застряли вгорле. Коротышка, хоть иневеселился, зато смотрел стаким ликованием, словно услышал окапитуляции Монмута или дофина.
        - Чтоже могла знать отебе мадам де Монфор? - спросил он нетерпеливо.
        - Ничего особенного, - проговорила королева, несводя глаз слица герцога. - То, что знала она, известно теперь любой прачке вкоролевстве.
        - Это ты про шевалье? Мадам де Монфор привела ктебе Бурдона?
        Губы Изабо искривились, толи отгоречи, толи отпрезрения.
        - Нет! - Отрезала она. - Шевалье ко мне привела сама герцогиня… Ловко, правда? Ивполне достаточный повод для ненависти.
        Итут герцог захохотал. Изабо ни разу неслышала, чтобы Бургундец смеялся стаким удовольствием. Под тяжёлыми черепашьими веками даже выступили две слезинки, утирая которые он пару раз повторил: «Ай да, герцогиня! Вот чёртова баба…»
        Растерявшаяся Изабо незнала, как ей себя вести и, что думать. Она ждала чего угодно, только неэтого хохота, причину которого необходимо было выяснить немедленно, чтобы понять - собирается Бургундец воевать смадам Иоландой, или выспрашивал всё для того, чтобы вернее сней подружиться?! Вот былабы незадача… Но, как его спросишь? Этот дурацкий хохот всё перепутал вголове Изабо, мешая сосредоточиться…
        - Я непонимаю.., - пробормотала она итутже осеклась.
        Показывать растерянность было нельзя! Следовало немедленно взять себя вруки, чтобы неупустить этот важный момент инедать герцогу возможности просто повернуться иуйти, отравив её долгое выжидание сомнениями инеясностью… Годы власти, связанные сбесконечным притворством, научили её беспроигрышному ходу, поэтому королева выпрямилась настуле ихолодно потребовала:
        - Извольте прийти всебя, герцог. Незабывайте, кто перед вами иобъяснитесь!
        Продолжая смеяться, Бургундец встал ишутливо поклонился.
        - Прошу прощения, мадам. Номеня рассмешило то, как сильно вы недооценили её светлость. Вамбы благодарить герцогиню, авы ненавидите.
        - Вы что?.. Вы насмехаетесь?!
        - Ничуть. Нововсём королевстве ненашлось никого другого, кто смогбы разозлить вас так изощрённо иловко, как это сделала она. Итеперь, мадам, вы та самая женщина, которая ДОЛЖНА хотеть погубить Францию!
        Герцог, наконец, перестал смеяться и, встав перед Изабо, упёр руки вбока.
        - Она делает извас легенду, ваше величество. Ноневолнуйтесь, теперь, когда уменя всё сложилось, я получил против мадам Иоланды такое оружие, которое спутает все её планы…
        Он немного помолчал, окинул Изабо насмешливым взглядом, апотом добавил:
        - Или мы вместе сотворим-таки великое чудо, раз уж всё так отменно подготовлено. Мадам герцогине теперь некуда деваться, ией Богу, Изабо, ради такого я готов пожертвовать даже тобой. Но, - добавил он соткровенной издевкой, - утешением нам обоим должно служить то, что ты навеки войдёшь висторию, как новая Мессалина!
        Герцог снова низко поклонился и, пожелав её величеству приятного вечера, ушёл, несчитая нужным что-либо ещё объяснять. АИзабо так иосталась сидеть, глядя ему вслед. Хищник вней испуганно поджал хвост, потому что охотник внезапно выстрелил изкакой-то непонятной засады, иневжертву, авнего самого. Итеперь уже следовало наносить свой удар так, как подсказывал инстинкт выживания.
        Королева нервно позвала фрейлину.
        - Велите прислать моего секретаря, ипобыстрее!
        Потом вскочила, достала бумагу, перо и, брызгая вовсе стороны чернилами, написала: «Сударь, однажды вы невыполнили своего обещания итеперь должны мне услугу. Извольте явиться так скоро, как только сможете, ивыплатите свой долг».
        Акогда секретарь пришёл, королева тоном, ясно дающим понять, что поручение крайне срочное иважное, повелела:
        - Немедленно отыщите мне господина де Ла Тремуй!
        Сюлли - Труа
        (Февраль - март 1419года)
        Жорж де Ла Тремуй, увидев через окно въехавшего водвор верхового скоролевским гербом нагруди, побледнел, попятился иедва несвалил стул, скоторого только что поднялся, чтобы посмотреть, кто приехал.
        Ничего хорошего оттаких визитов он неждал.
        Ещё год назад неуспел отряд, посланный вТур для ареста королевы, покинуть Париж, как Великий управляющий королевского двора быстренько подал вотставку, ссылаясь наподорванное вплену здоровье. Азатем, наскоро передав дела, собрался иуехал вродовое поместье матери вСюлли, где изатаился внадежде, что «чистящий» двор Бернар д'Арманьяк нескоро онём вспомнит.
        Нодаже, когда власть встолице переменилась, инасмену Арманьяку пришёл герцог Бургундский, Ла Тремуй неспешил приносить присягу верности своему бывшему господину. Опыт подсказывал ловкому царедворцу, что ненастали ещё те времена, когда можно определиться свыбором суверена. Поэтому он коротал дни вскучном обществе супруги Жанны, сотвращением нахваливая её унылые монастырские вышивки ислушая очень чтимого ею трубадура сдохлым, сиплым тенорком.
        Иногда Ла Тремуй писал ничего незначащие письма родственникам жены, оставшимся вПариже, агоспода д'Овернь охотно ему отвечали, зазывая обратно, инедоумевали, почему Ла Тремуй невозвращается. «Здесь сейчас огромное поле деятельности, - писали они. - Наодних только переговорах сдофином можно сделать неплохую карьеру…» НоЛа Тремуй, недавал себе труда даже задумываться над этим. «Деритесь пока сами, ваши величества, высочества исветлости, - размышлял он, сворачивая прочитанные письма. - Драка между вами - тотже Азенкур, затопчете инезаметите. Нокогда-нибудь вруки одного извас шлёпнется-таки жирный кусок удачи, итогда, милости просим… Аточнее - позвольте представиться, я тот, чьё место под крылом сильного господина, когда ненадо бояться, что твоего покровителя удушат вкаком-нибудь сыром подвале или доведут доплахи клеветой, или просто вышвырнут, как ненужную собаку… Я подожду своего часа. Уж чего-чего, атерпения мне незанимать. Зато, когда этот час пробьёт, все вы удивитесь тому, начто я способен».
        Появление королевского гонца водворе замка стало для Ла Тремуя почти стихийным бедствием. Откого он? Откоролевы, или отгерцога?! Ито, идругое было неприемлемо, потому что королева реальной властью необладала, агерцог, напротив, был слишком силён сейчас, чтобы испытывать нужду вбывшем придворном. Скорее, желает расквитаться запрошлое…
        Впрочем, надогадки, кто откого изачем, времени неоставалось - слуга сдокладом оприбытии гонца мог явиться влюбую минуту. Поэтому, сорвавшись сместа, Ла Тремуй вдва прыжка, как мальчишка, добежал досвоей спальни, кое-как посрывал верхнюю одежду ирухнул впостель, еле успев натянуть насебя покрывало.
        - Передайте мои извинения посланцу зато, что принять его могу только здесь, - еле слышно заявил он пришедшему слуге. - Моё здоровье подводит меня всамые неожиданные моменты.
        - Нопосланец привёз только письмо, - сказал озадаченный слуга - всего полчаса назад он видел своего господина бодрым издоровым.
        - Давайте, - прошелестел Ла Тремуй, высовывая из-под покрывала ослабевшую руку.
        Он взял туго свёрнутое послание, рассмотрел насургуче печать королевы итяжело вздохнул.
        - Проследите, чтобы гонца хорошо накормили, пока я прочту исоставлю ответ.
        Слуга поклонился, нопочему-то неуходил, растерянно переминаясь возле двери.
        - Что ещё? - недовольно сморщился Ла Тремуй.
        - Надоли мне распорядиться, чтобы приготовили вашего коня идорожные вещи, сударь?
        - Зачем это?!
        - Гонец просил передать, что вернуться ему велели вместе свами, - неподнимая глаз выдавил изсебя слуга. - Он сказал, что это приказ её величества.
        Теперь полицу Ла Тремуя расползлась уже непритворная бледность.
        - Как.., - только исмог пробормотатьон.
        Потом махнул слуге, чтобы уходил, инесколько мгновений лежал, запрокинув голову наподушки ипереваривая, так некстати рухнувшее нанего несчастье. Притворство непомогло.., итеперь уже непоможет даже настоящая болезнь, которая запросто может сним случиться ото всех этих переживаний.
        Ла Тремуй совздохом откинул покрывало, сел напостели, устало согнув спину, ивскрыл письмо. Два коротких предложения инапугали, иуспокоили его одновременно. Содной стороны, стало ясно, что королеве снова пришла наум какая-то блажь. Ноблажь эта, скорей всего, опять награни безумства, иначе она несталабы напоминать одолге, связанном спечально завершившейся участью шевалье де Бурдона. Хотя.., конечно, Изабо могла вспомнить одолге ипросто так, ноЛа Тремуй посчитал, что натуру своей королевы изучил достаточно хорошо ибыл уверен вправильности произведенных расчётов. Вероятно, её величество снова задумала противозаконную аферу и, нуждаясь впомощниках, первым делом вспомнила того, кто совсем недавно помогал ей втакихже незаконных делах…
        Ла Тремуй вздохнул. Отказаться отпоездки очень хотелось, ноникакой возможности небыло. Мстительная баба Изабо, чтобы она там ни затевала, обязательно найдёт способ натравить наослушника Ла Тремуя герцога Бургундского. Да ещё инапомнит, такомуже мстительному герцогу, что его бывший вассал переметнулся втяжелые для Бургундии времена насторону Арманьяка. Ауж тот - только дай повод - ивсе прежние ошибки припомнит…
        Но, если дела Изабо действительно тайные, появляется шанс проскользнуть вПариж незамеченным, атам, кто знает, может ивыскользнуть также удастся.
        Ла Тремуй встал спостели почти бодро.
        Вконце концов, вовсём можно найти положительную сторону. Ато, что нанесколько ближайших вечеров он лишается перспективы слушать трубадура супруги делало любые сумасбродства королевы даже интересными. «Извольте, ваше величество, - подумал Ла Тремуй, совершенно успокоившись. - Я готов выплатить свой долг… Новразумных пределах, разумеется».
        Он кликнул слугу и, натягивая обратно сорванную кое-как одежду, велел приготовить для него коня.
        - Только неРужа, - добавил после короткого раздумья.
        Руж стоил баснословно дорого, апоездка ещё неизвестно чем закончится.
        - Седлайте Булонскую гнедую. Если что, её ипотерять нетак жалко…
        * **
        Жизнь королевского двора вТруа мало отличалась отжизни вПариже. Ноперемены, всё-таки были.
        Наполовине королевы, первым делом бросалось вглаза обилие новых лиц, как среди фрейлин, так исреди прочей прислуги. Ла Тремуй сразу обратил наэто внимание, заглянув восвещённые покои сквозь щель между портьерами. Эти портьеры закрывали вход втемную приватную приёмную, куда его провели почёрной лестнице свеличайшими предосторожностями. Провожала скромная девица, видимо взятая наслужбу изнесамой именитой семьи, апотому молчаливо изапуганно преданная. Неподнимая глаз наважную персону, девица робко предложила мессиру подождать, пока её величество неотпустит своих фрейлин иневыйдет кнему, после чего, сбыстрым поклоном исчезла.
        Ладно, ждать Ла Тремуй умел.
        Однако, разглядывая фрейлин королевы сквозь тонкий зазор между портьерами, он невольно обратил внимание нато, что двор её величество теперь почти весь состоял изтакихже тусклых ивстревоженных девиц. Тогда как раньше, вПариже, возле Изабо то идело можно было наткнуться наумненький ихитроватый взгляд, уверенный всвоей родовитой безнаказанности. «Или герцог Бургундский постарался, или разбежались, как мадам де Монфор», - усмехнулся про себя Ла Тремуй. После чего, он, вполне естественно, задался вопросом, покакойже причине вездесущая когда-то старшая фрейлина так поспешно сменила госпожу? Ипочему именно надочь герцогини Анжуйской? Былали мадам де Монфор обычной шпионкой, выполнившей свою задачу, или поступила так, согласуясь стемиже резонами, которыми обычно руководствовался исам Ла Тремуй - просто выбрала сильнейшего…
        «Ох, ябы тоже её светлости послужил…», - почему-то подумалось вдруг. Ноувы… Как ни хотелось обратного, невозможно было непризнать, что герцогиня его ксвоему двору иблизко неподпустит. Особенно после смерти супруга.
        «Бог его знает, каким чутьём она всё угадывает?»…
        Перед глазами загрустившего царедворца проплыли досадные ошибки того страшного семнадцатого года, благодаря которым сегодняшний Ла Тремуй сделался куда осмотрительнее.
        Авсё потому что тогда спешил ипостоянно выбирал нетех, кого следовало!
        Сначала был Бургундец, который после Азенкура сделался особенно непопулярен. Потом - граф Арманьякский сосвоими поисками «неверных»… Аглупее всего Ла Тремуй себя повёл, когда решил загладить предательство перед Бургундцем. Тоже, вкаком-то смысле, выплачивал долг, закрывая глаза нато, как приглашённый имже шарлатан-лекарь, подсыпает толченые изумруды вобычное лекарство принцев отнесварения…
        Он точно также закрыл глаза ивтот день, когда после похорон дофина Жана, приехавший соткровенным вызовом всему парижскому обществу герцог Анжуйский пожаловался налёгкое недомогание иполучил лекарство изрук тогоже шарлатана. Ла Тремуй искренне думал, что смерть неудобного герцога ему зачтётся. Новышло только хуже. Смерть Луи Анжуйского сняла все подозрения снего исего супруги, игерцог Бургундский выплаченным долг Ла Тремуя непосчитал.
        Последней отчаянной попыткой, хоть как-то реабилитироваться стала отправка вТур принцессы Катрин. Ноона, всего-навсего избавила Великого управляющего двора его величества отпреследований состороны герцога, затеявшего «чистки» нехуже тех, что были при графе Арманьякском. Авостальном… Ох, Господи, востальном, он так иоставался пока неслишком-то удачливым приближенным… Ко всем понемногу.
        «Глупо, - покачал головой Ла Тремуй, - очень глупо было так ошибаться!».
        Итеперь, глядя наизменившийся двор королевы, вынужденной довольствоваться робкими девицами, вся преданность которых держится наотсутствии сильной родни, он снова подумал, что изо всех могущественных герцогов Франции, только мадам Иоланда Анжуйская ни разу неутратила своих позиций, икголосу её, как прислушивались, так ипродолжали прислушиваться, иневажно - охотно, или против воли! «Азначит, - усмехнулся про себя Ла Тремуй, - мадам де Монфор, которую я, понезнанию, всегда немного презирал, перемудрила нас всех! Особенно, если ссамого начала шпионила для герцогини… Аведь она ишпионила! Иначе, взялабы её герцогиня наслужбу… Итолько Господь знает, какими секретами Изабо располагает сейчас её светлость!».
        Фрейлины, наконец, завершили дела при королеве и, заполнив шуршанием своих одежд её покои, удалились. Изабо ещё немного посидела, глядя им вслед снастороженностью, которая слишком омногом говорила, потом решительно поднялась.
        Ла Тремуй мгновенно отскочил отпортьеры итутже выбросил изголовы все ненужные мысли. Приосанившись, придал лицу выражение самой рабской преданности, ноудержать его долго несмог. Как только всё таже девица перенесла свечи изпокоев вприёмную, лицо Ла Тремуя изумлённо вытянулось.
        Досих пор Изабо сидела спиной кнему. Теперьже он смог хорошо рассмотреть королеву, которую невидел почти год, ипоразился произошедшим вней переменам! Лицо ифигура Изабо словно утратили четкий контур, зато взгляд исурово сжатые губы обрели жёсткость, которой прежде неимели.
        - Рада видеть вас, мессир, - холодно произнесла она. - Приятно сознавать, что остался хоть кто-то, способный прибыть попервому моему зову.
        Это тоже было ново иудивительно - горечь исарказм, скоторыми фраза была произнесена. Прежняя Изабо никогда несомневалась вжелании ей услужить. Даже вте времена, когда граф Арманьякский ясно давал понять, что управление государством нееё ума дело.
        - О, ваше величество! - пылко воскликнул Ла Тремуй. - Ябы встал повашему зову даже сосмертного одра!
        Королева потерла лоб рукой.
        - Ах, да, вы, кажется, болели. Нодеревенский воздух исцелит кого угодно, так что, давайте поговорим оделе, для которого я вас вызвала.
        Она села, аЛа Тремуй обиженно поджал губы - уж вчём, вчём, авпренебрежении ктем, кто ей служит, Изабо осталась прежней.
        - Счастлив выполнить любое приказание вашего величества. Особенно потому, что оно избавит меня оттерзаний… Ведь когда-то я несмог выполнить того, что обещалвам…
        - Бросьте, сударь! Ничем вы нетерзались, - глаза Изабо окинули Ла Тремуя сног доголовы изадержались, почему-то, наскромной серебряной цепи вокруг его ворота. - Здесь давно никто ничем нетерзается. Увас, покрайней мере, хватило ума сбежать отдвора подальше.
        - Но, мадам, я действительно был болен…
        - Сядьте!
        Ла Тремуй послушно присел, изображая огорчение оттого, что ему неверят.
        - Я желаю дать вам поручение чрезвычайной важности, - сказала королева. - Оно нетребует подписи его величества, или подписи герцога Бургундского. Оно вообще нетребует никаких резолюций, которые отсрочат его выполнение идадут, при желании, возможность сказать, что ничего невышло. Тут нужно только одно - ваша добрая воля.
        - Мадам, я готов.., располагайте мной…
        «Вразумных пределах», - хотелось добавить Ла Тремую, ночто-то втоне Изабо говорило само засебя - это уже непросто блажь, акое-что посерьёзнее. Возможно даже политическая интрига. Аинтриги мессир всегда почитал, как дело разумное…
        - Выбудете смеяться, - продолжала, между тем, королева, - ноя снова хочу отправить вас кдофину.
        - О, Господи! - вырвалось уЛа Тремуя. - Надеюсь, мадам, вы непотребуете, чтобы я привёз его вПариж, иначе мне совсем будет недосмеха!
        - Успокойтесь. Шарль мне тут совсем ненужен. Я просто хочу, чтобы вы кое-что передали ему насловах. Или.., - королева потерла пальцем кончик носа, - будет даже лучше, если вы убедите его сказать своей, так называемой матери, буквально следующее: герцог Бургундский осведомлен обо всех ваших планах иочень серьёзно намерен вних вмешаться. Только, прошу вас, передавайте дословно! Аесли они непоймут окаких планах идет речь, скажите просто: «Овашем чуде».
        Ла Тремуй нервно сглотнул.
        - Но, мадам.., - пробормотал он. - чтобы передавать подобное, надо иметь, хоть какое-то представление опредмете разговора…
        - Зачем? - удивилась Изабо. - Я тоже онем представления неимею. Однако, мне точно известно, что какие-то грандиозные замыслы угерцогини Анжуйской есть. Вы ведь её знаете - этой женщине сегодняшнего дня мало, исвой ум она растянула натридцать жизней вперед. Ипусть… Когда есть что растягивать… Нежалко… Мне даже интересно, чтоже такое унеё получится. Одно плохо - герцог Бургундский слишком озабочен переговорами сдофином, поэтому отметает всё, что им может помешать. Покакой-то счастливой случайности он узнал, что закамень прячет запазухой герцогиня, итутже вооружился своим собственным… Разумеется, навсё это можно былобы закрыть глаза. Но, поверьте, мессир, при всем желании скорее заключить сдофином добросердечный союз, я вовсе нехочу, чтобы переговоры превратились вкакую-то бойню! Франция ибез того достаточно настрадалась. Как регентша, я обязана недопускать распрей. Особенно между такими могущественными особами. Иособенно втакое время, когда Монмут одной ногой уже вПариже! Неспорю, можно былобы, конечно, иоткрыто отправить гонца кгерцогине, нобоюсь обэтом сразу станет известно его светлости. Азачем
нам нагромождать наодну, уже имеющуюся неприятность, новую, совсем необязательную? Вы сомной согласны?
        Ла Тремуй кивнул, скорее машинально, чем осмысленно, итакже заученно проговорил:
        - Ваша мудрость, как всегда безгранична, ваше величество.
        Асам подумал, что загод Изабо переменилась нетолько внешне. Или, скорее, видимые перемены стали прямым следствием перемен невидимых. Иоставалось только гадать, что конкретно вынудило беспечную королеву встать наэтот азартный, нокрайне скользкий путь политических расчётов. Лицемерные заботы оФранции Ла Тремуя, конечноже неубедили. И, судя повсему, королева непыталась его этим убедить. Она просто подбросила удобоваримое объяснение натот случай, если мадам Иоланда заподозрит всообщении Ла Тремуя какую-то ловушку.
        «Нетак глупо, между прочим», - подумал он, удивляясь всё больше ибольше.
        Само собой, герцогиню подобное объяснение тоже необманет. Нопокакому-то неписаному правилу, среди всей европейской политической знати, откровенно ничего незначащие, ногромкие слова стали, своего рода заклинаниями, обращающими личную корысть вцель высокую иблагородную. И, как только они произносились, даже самый разумный политик поджимал губы, поскольку, завтра сам мог воспользоваться такимже заклинанием. Апотом, спонимающим лицом, кивал, соглашался стем, что благородная цель вольна ввыборе любых средств, иуже, сособенным вниманием всматривался вто, что прикрыли так фальшиво иузорно…
        - Я всё понял, - сказал Ла Тремуй, наклоняя голову. - Правда, есть один нюанс, накоторый следует обратить ваше внимание. Её светлость, герцогиня Анжуйская меня неслишком жалует. Иесть опасение, что утакого гонца, как я, мало шансов достойно выполнить поручение вашего величества.
        - Знаю, знаю, - вздохнула Изабо. - Но, кмоему великому сожалению, никому больше я это поручение дать немогу. Вы мой должник, Ла Тремуй. Ктомуже, человек очень ловкий. Вы придумаете, как избежать личной встречи сгерцогиней. Более того - я уверена - найдёте способ извлечь изэтой поездки выгоду идля себя.
        - Но, мадам, я неищу выгоды! - оскорбился Ла Тремуй.
        - Азря. Втакие трудные времена, как теперь, только глупец её неищет. Неразочаровывайте меня, Ла Тремуй, скажите, что вы неглупец.
        - Ноя… Даже незнаю, ваше величество.., кроме вашего расположения… Другой выгоды я невижу, поверьте…
        Ла Тремуй совсем смешался. АИзабо, откинувшись наспинку своего стула рассматривала его соткровенным интересом иявно чего-то ожидала.
        - Зачем вам мое расположение? - ровным голосом спросила она. - Расположение герцога Бургундского куда весомей. Ивы моглибы очень неплохо себя обеспечить, рассказав ему омоём поручении…
        Ла Тремуй взвился состула, как ужаленный.
        - Я рыцарь, ваше величество!
        - Ая ваша королева. И, как Божья помазанница, призванная заботиться освоих подданных, неупрекну вас, если вы пожелаете упрочить свое положение при нашем дворе.
        Совершенно сбитый столку таким оборотом дела Ла Тремуй, невольно отступил втень, потому что послушное обычно лицо, как раз сейчас слушаться отказывалось. Как он ни старался, изумление упрямо вылезало наружу, асам он действительно ощущал себя глупцом.
        Королева, еле заметно усмехнувшись, встала. И, словно подводя под разговором черту, заметила, между прочим:
        - Герцог почему-то вас тоже нелюбит, сударь, хотя вы всегда бывали очень услужливы… Если станете говорить сним, сделайте это, повозможности, тайно. Илучше всего, после возвращения…
        Бурже
        (весна 1419года)
        Уже третий час мадам Иоланда писала письмо.
        Её тесноватый, меньше чем вАнжере, кабинет освещала всего одна свеча. Ногерцогине больше инетребовалось. То тайное, очём она писала, сумрак кабинета словно укутывал дополнительным покровом. Итолько колеблющееся отлюбого движения пятно света вокруг листа ирук герцогини, как редкие откровенные слова среди всех иносказаний, высвечивало смысл письма, адресованного отцу Мигелю.
        Мадам Иоланда писала вдохновенно ивосторженно, черпая ивдохновение, ивосторг втом открытии, которое сделала совсем недавно. Все беды этого года, иособенно захват Руана Монмутом, как будто перенасытили «раствор» её огорчений. Но, вместо того, чтобы сидеть итоскливо вопрошать: «зачто?», герцогиня вдруг взяла ивзглянула напоследовательность событий отстранённо ихолодно, как смотрела когда-то намедицинские опыты своего лекаря. Тут-то ей иоткрылось, что иСудьба, тасующая события, иПровидение, игриво подталкивающее её под руку непредвиденными случайностями, словно сговорившись, выстилали дорогу жизни ктойже самой цели, которую определила для себя мадам Иоланда. Иоставалось неболее одного шага.., ну, может быть, два или полтора, когда страна непросто будет нуждаться вЧуде, апотребует его, как последний шанс наспасение. Поэтому следовало сделать эти шаги особенно осторожно, чтобы непереспешить ини вкоем случае неоступиться!
        «Я всё делаю правильно!», - сказала себе герцогиня. - «Идоведу своё дело доконца, чегобы мне это ни стоило!».
        Атут, как раз, вернулся изЛотарингии имессир дю Шастель, спешно итайно посланный туда ещё летом прошлого года. Мессир уехал сцелым ворохом писем, надиктованных мадам Иоландой, ноподписанных кем угодно, только неей. Адресованы они были, частью кбальи некоторых городов, частью, коменданту Вокулёра иещё некоторым лицам, итолько одно-единственное, написанное герцогиней лично, предназначалось отцу Мигелю. Ответов она неожидала, нождала вестей, которые мессир, как раз ипривёз. Ивести эти, кроме того, что доставили герцогине несказанное удовлетворение, укрепили её ибез того твердый дух ещё больше.
        - Мадам, - говорил дю Шастель, сидя сеё светлостью, чутьли невкладовой, где никомубы непришло вголову их искать иподслушивать, - всемействе Арков недавно появился брат господина Жана, который приехал изСеффона ссостоянием весьма внушительным, что позволило купить саукциона замок Шато д'Иль. Семейство переехало сразуже, как только оформили купчую, а… м-м… мальчик изНанси появился там чуть раньше, как вы ихотели… Присмотр обеспечен хороший. Девочку внём никто нераспознал иврядли распознает, потому что прислуги взамке больше, чем требуется… Уверен, втакой толпе никто нестанет обращать внимания наслужку изгосподских покоев…
        Наслова Танги герцогиня кивала, нодовольным её лицо назвать было нельзя - слишком много непредвиденных вопросов, которые следовало решать мгновенно, поставило перед ней это вынужденное ирискованное предприятие.
        - Азамковая челядь? Она прежняя?
        - Заменена ещё доторгов, авовладетельной грамоте особо оговорено, что господин Жан неимеет права прогонять никого изслуг без ведома мессира де Бодрикура… Все отобраны тщательно, нознают ослужбе только одно - чужие взамке недолжны появляться… Мальчик изНанси числится среди пажей.
        - Хорошо. Что говорят вдеревне?
        - Падре Мигель передал для вас письмо, где пишет обэтом. Но, насколько я могу судить, особого удивления покупка замка невызвала. Приезд так называемого брата господина Жана был обставлен достаточно убедительно.
        - Как его зовут?
        - Дюран Лассар.
        - Хорошо…
        Мадам Иоланда побарабанила пальцами погрубому столу, накоторый опиралась.
        - Акак назвали… мальчика?
        Дю Шастель еле заметно улыбнулся.
        - Луи, ваша светлость.
        - Остроумно… Аполностью?
        - Луи де Конт. Имя дворянское, чтобы потом его можно было использовать…
        - Хорошо.
        Герцогиня протянула руку, идю Шастель тутже достал из-за пазухи письмо отца Мигеля.
        - Насловах он что-нибудь просил передать?
        - Только одно: «Они подружились».
        Глаза мадам Иоланды радостно затуманились.
        - Душа обрела тело, атело душу, - пробормотала она. - Этот Лассар хорошо знает, что отнего требуется?
        - Я сам ему всё объяснял.
        Герцогиня удовлетворённо кивнула.
        - Вам я доверяю, Танги. Ноплохо, что круг посвященных так расширился…
        - О, небеспокойтесь! Для всех взамке мальчик Луи - сирота изНевшатель, чьи родители погибли вовремя набега бургундцев. Агосподин Лассар знает только то, что девочку следует выдавать замальчика как можно дольше. Пока непоступят новые распоряжения.
        - Вот это-то иплохо, Танги. Человек, знающий лишь половину правды, исохранить её может лишь наполовину. Новыбора унас всё равно нет… Ачто наша кормилица, госпожа Роме? Отнеё никаких неприятностей небудет?
        - Она очень опустилась, мадам, стала обычной крестьянкой иврядли заинтересуется чем-то, кроме своих хозяйских забот. Жанну она неузнает, можете неволноваться.
        - Надеюсь.
        Герцогиняза думчиво повертела вруках письмо, соображая, что ещё могла упустить всвоих расспросах.
        - Акак мессир де Бодрикур отнёсся кпродаже замка? Неудивился, нерасспрашивал?
        - Никак. Прочел письмо его светлости епископа, пожал плечами исказал: «Чтож, наторги, так наторги…» Должен сознаться, мадам, сообразительность мессира де Бодрикур оставляет желать большего, нодля нас, возможно, так иудобнее…
        - Как знать, - покачала головой герцогиня. - Если мы хотим, чтобы наша Дева оставалась для всех крестьянской девушкой, необходимые условности следует соблюсти. И«открыть» её должен будет именно господин де Бодрикур, направах местного сеньора.
        - Полагаю, ему достаточно будет передать простой приказ, итогда он снова пожмёт плечами искажет: «открыть, так открыть…»
        Мадам Иоланда улыбнулась.
        - Вы незаменимый помощник, Танги, потому что можете ещё шутить… Я рада, что вывернулись. Особенно теперь, втакие тяжелые времена.
        - Отгерцога Лотарингского нет вестей?
        - Нет. Иэто меня тревожит. Впрочем, Жанну спрятать мы успели, так что, хотябы здесь можно немного расслабиться…
        Она повернулась квыходу, завершая разговор, иДю Шастель поспешил распахнуть двери.
        - Сейчас дофин вПуатье, - говорила герцогиня подороге ксвоим покоям. - Советники возле него неважные, Епископ нездоров, иРене, фактически, один. Поэтому, необижайтесь, мой друг, новам непридётся долго блаженствовать вБурже.
        Танги, без улыбки, кивнул.
        - Переговоры сгерцогом Бургундским мы затянули, как смогли идовольно успешно, - продолжала герцогиня, - нотеперь, когда захвачен Руан ипод угрозой оказался Париж, думаю, стоит начать действительно договариваться.
        - Нераноли, мадам?
        - Год проволочек - срок достаточный. Еслибы Монмут продолжал топтаться вНормандии итолько угрожал Руану, мыбы тянули ещё. Но, что вышло, то вышло…
        Мадам Иоланда остановилась, недойдя досвоих покоев, ипонизила голос.
        - Досих пор мы требовали отгерцога безоговорочно признать парламент дофина единственным законным, прекрасно осознавая, что наэто он никогда непойдёт. Носейчас, перед лицом общей опасности, Бургундец исам понимает, что уступки необходимы. Инужно только дать ему возможность уступить так, чтобы состороны казалось, будто уступилимы.
        - Атакое возможно?
        Герцогиня неопределённо покачала головой.
        - Предположим, что испугавшись захвата Парижа, мы «забыли» опарламенте иединственным условием теперь выставляем только то, чтобы санглийским королём герцог Бургундский договаривался сам, отимени нашего короля, неберя врасчёт королеву, как регентшу. Требование вполне законное, скакой стороны ни смотри. И, как только герцог сним согласится, парламент королевы можно распускать, потому что, юридически, король снова становится дееспособным. Следовательно, инаследственные права Шарля восстанавливаются…
        - Аесли герцог несогласится?
        Мадам Иоланда снисходительно подняла брови.
        - Сомневаюсь, что он так уж сильно дорожит королевой. Скорее, её дочерью Катрин, которую обещали Монмуту. Изабо, неколеблясь, отдаст заней вприданое всю Францию, ноБургундец намерен торговаться. Мы даём ему шанс указать королеве её место идаём все полномочия для торга отлица короля. Это фактически управление государством! И, если я правильно оцениваю герцога, он такой шанс неупустит. Пускай сам затягивает переговоры сАнглией сколько сможет. И, чем дольше, тем лучше для него. А, как следствие, идля нас. Хорошобы убедить Бургундца выторговать лет пять перемирия.
        - Монмут несогласится.
        - Монмут ещё молод итоже неупустит шанса выступить перед своим парламентом как правитель мудрый идальновидный. Финансовые ивоенные ресурсы Англии небезграничны, адолговременные осады дОроги. Ктомуже, незабывайте, он нас небоится… Нет, пять лет перемирия сейчас вполне реальны, особенно, если Бургундец даст понять, что ненамерен допускать дофина квласти. Аон даст, несомневайтесь, ибудет править сам, всё больше ибольше забываясь… Вы даже представить себе неможете, Танги, что затрясина власть! Монмут, вконце концов, невыдержит, перейдёт крешительным действиям, ноктому времени Шарль игерцог успеют собрать новое войско, воглаве которого - начто я очень надеюсь - встанет Дева, посланная Господом! Итогда, всё задуманное нами, сбудется!
        Лицо Дю Шастеля озарилось пониманием и, как ни странно, печалью.
        - Мадам, - пробормотал он, покачивая головой, - иногда я теряюсь вдогадках - зачто судьба подарила мне счастье помогать вам? Я его недостоин.
        - Это несчастье, атяжелая ноша, Танги. Иеё вы действительно недостойны. Нобез вас мне неунести такую тяжесть.
        Рыцарь совсем смешался, вскинул намадам Иоланду полные надежды глаза итутже подавил рвущийся наружу ответ.
        Герцогиня выдержала его взгляд, бесстрастно протянула руку, которую Танги поцеловал изадержал дольше, чем полагалось, азатем, резко отвернувшись, пошла ксебе.
        Как некстати.., как ненужно сейчас всё это! Политические расчёты нетерпят никакой расслабленности, атакой особенно… Мадам Иоланда отмахнулась отподскочивших при её появлении фрейлин ивелела принести ей письменный прибор. Она даже вмыслях непозволяла себе произносить слово, которое только что прочла вовзгляде Дю Шастеля. Именно слово, потому что само чувство, которое оно обозначало, было непросто ненужно - оно было преступно, недопустимо иопасно! Уж итак, накороткое мгновение, что-то дрогнуло внутри иразлилось потелу, вовлекая вбессмысленный водоворот головокружения…
        - Никого ко мне непускать, я занята!
        Письмо Мигеля сейчас, как спасение отненужных глупостей.
        Мадам Иоланда нетерпеливо раскрыла исписанные мелко ичётко листки ипогрузилась вчтение, заставляя то неудобное, что так сладко ещё кружило веё теле, замереть иснова вернуться под надёжные запоры благоразумия.
        Она перечитала письмо дважды. И, пока составляла ответ, то идело возвращалась то кодному, то кдругому абзацу, стараясь ничего неупустить инеоставить недоговоренным. Мигель должен четко представлять, что ему делать, потому чтотеперь вЛотарингии он остался один посвящённый.
        Пару раз мысль омолчащем герцоге Карле снова кольнула её досадной непонятностью, нобыстро улетучилась. Все возможные причины этого молчания были уже неоднократно пересмотрены иобдуманы, чтобы снова наних отвлекаться. Идаже если уКарла что-то пошло нетак, как он рассчитывал, особой беды это принести уже немогло, поскольку времени прошло достаточно много, ивсё остальное складывалось просто замечательно! Потому-то уже третий час мадам Иоланда иписала супоением ивдохновением человека, который ни вчём несомневается, ничего небоится иподвоха ниоткуда неждёт…
        Нобеды, как всем известно, только иждут того часа, который называют «своим». Разве может волнующийся из-за чего-либо человек вполной мере оценить свалившееся нанего несчастье? И, хотя готовым кбеде быть невозможно, все-таки особо страшной она кажется именно вминуты абсолютной уверенности.
        Тусклый рассвет уже поднимался над Бурже, сводя кненужности огонек свечи над законченным письмом, когда двор замка растревожился громкими криками иконским топотом.
        Мадам Иоланда, впоследний раз пробегающая глазами собственные наставления Мигелю, вздрогнула. Никогда всвоей жизни она неоказывалась вместах, подвергающихся захвату, поэтому испугалась несразу, носильно. Нехватало ещё, чтобы какой-нибудь шальной отряд подвыпивших бургундцев, желая доставить удовольствие своему герцогу, ворвалсябы сюда внадежде захватить дофина и, тем самым, спутал все её планы! Подобный погром без внимания неоставишь, иокаких переговорах тогда может идти речь?!
        Схватив состола короткий кинжал, который всегда лежал унеё наготове, герцогиня бросилась кокну.
        - Я немедленно желаю увидеть матушку! - услышала она голос Шарля изтемной группы въехавших водвор всадников.
        И, почти тутже, издверей замка, враздёрганном камзоле, смечом и«пощадой» выскочил Танги Дю Шастель.
        - Что случилось? - громко спросил он, разобравшись, что опасностинет.
        НоШарль, неотвечая, ивообще, кажется, незамечая, кто ичто перед ним, пробежал мимо Танги внутрь, ивскоре, его голос раздался перед покоями мадам Иоланды:
        - Оставьте нас все! Мне надо поговорить сматушкой один наодин!
        Мадам Иоланда медленно отложила кинжал и, почти машинально, сложила испрятала нагруди письмо. Веё покоях Шарль никогда себе такого тона непозволял. Похоже, случилось что-то изряда вон, если он скакал сюда всю ночь, да ещё так раскричался…
        Огонёк свечи дёрнулся изаметался - это фрейлины распахнули дверь вкабинет, чтобы, хоть как-то, соблюсти приличия перед госпожой идоложить оприбытии дофина.
        - Ступайте. Вамже сказали, что его высочество желает говорить наедине, - ровным голосом вела им герцогиня исдержанно улыбнулась: - Что-то случилось, или ты так сильно соскучился, Шарль?
        - Мне недошуток, матушка!
        Дофин, сердито поджав губы, вошёл иплюхнулся настул, где только что сидела мадам Иоланда.
        - Я приехал кое очём вас расспросить. Иочень надеюсь услышать правду.
        Такое начало разговора герцогине совсем непонравилось. Но, ничем себя невыдавая, она обошла стол исела насундук устены, где было потемнее.
        - Я всегда говорю вам правду, мой дорогой.
        - Неужели.., - дофин обиженно поджал губы. - Тогда объясните мне, что зачудо вы готовите, ипочему онём знают все, кроме меня?!
        Вот когда мадам Иоланда поняла, что есть вещи, ккоторым нельзя приготовиться. Услышать она ожидала что угодно, нотолько нето, что услышала. Каждое слово, произнесённое Шарлем было равносильно удару убийцы, неожиданно нанесённому изтёмной подворотни. Ибудь его высочество больше искушен впридворных интригах, или испытывай меньшее расположение кгерцогине, онбы схватил сейчас свечу, поднёс её клицу мадам Иоланды и, может быть, первым извсех живущих, увидел, как оно побледнело, икак мелко задрожали вцепившиеся друг вдруга руки. НоШарль ничего такого несделал. Более того, вытянув ноги ирастопырив локти поподлокотникам, он продолжил говорить капризным тоном оскорблённого самолюбия:
        - Наднях меня посетил приехавший изТруа господин де Ла Тремуй. И, полагая, видимо, что я вкурсе всех дел при моём дворе, приватно сообщил, что некий благожелатель, пожелавший, естественно, остаться неизвестным, предупреждает нас отом, что герцог Бургундский прекрасно осведомлён онаших делах инамерен вних вмешаться. Вы можете себе представить, мадам, что я чувствовал, слушая иничего непонимая?! Наверное, последний дурак воФранции неоказывался вподобном положении! Но, возможно, я иесть последний дурак, если поверил, что наэтом свете существует кто-то, кому я могу доверять…
        - Остановитесь, Шарль! - Мадам Иоланда, кое-как пришла всебя. - Остановитесь инепроизносите того, очем потом будете сожалеть.
        - Ноя абсолютно растерян, мадам! Я верил вам, как себе!..
        - Тогда успокойтесь иобъясните, как следует, что конкретно имел ввиду Ла Тремуй?
        Шарль развернулся кгерцогине всем телом и, спреувеличенной дурашливостью, развёл руками.
        - Ая исам незнаю! Мне пришлось сделать вид, будто я всё понял, ипоскорее его отпустить, чтобы невыдавать своего полного неведения!
        - Тогда повторите дословно, что он сказал.
        Дофин шумно выдохнул.
        - Извольте, я попробую, хотя это довольно сложно, учитывая моё состояние… Он сказал: «Некий друг при дворе королевы.., очень знатный друг, чтобы называть его поимени.., испытывая дружеские чувства квашему высочеству, равно как икеё светлости герцогине Анжуйской, желает предупредить отом, что герцогу Бургундскому стало известно онекоем чуде, которое готовится при вашем дворе. Сведения герцога настолько достоверны, что он намерен вмешаться, или пригрозить всё расстроить, чтобы добиться напредстоящих переговорах тех результатов, которые угодны ему…» Вот, пожалуй, ивсё. Вопросов, как вы понимаете, я незадавал. Просто выслушал, кивнул, сказал, что приму ксведению, апотом помчался сюда, квам… Итеперь жду, что вы, матушка, хоть что-то мне объясните!
        Мадам Иоланда встала.
        Её трясло отнегодования, страха иотмерзкого какого-то недоумения - кто выдал?! Неужели Карл?! Ноон неизтех людей, которые поступают подобным образом… И, если всёже, он выдал, то кто тогда этот неизвестный, предупреждающий благожелатель? Вернее всего былобы предположить, что именно Карл ипредупреждает, нотогда непонятно, почему посыльным он выбрал Ла Тремуя - человека скользкого, ненадёжного, крайне лицемерного ивообще, едвали знакомого? Икто, втаком случае, тогда предатель? Врядли при королевском дворе был кто-то более посвящённый, чем Карл Лотарингский… Разве что герцог сам догадался? Но, чтобы догадаться, надо начать подозревать… Неужели всё-таки Карл сболтнул лишнее, неведая, что творит? Апотом прислал Ла Тремуя… Нет, кого угодно, нотолько неэтого господина! Или неКарл!
        Круг вопросов замкнулся, наглухо перегородив герцогине доступ ккаким-либо вразумительным ответам. Ах, как досадно, что её небыло вПуатье, когда приехал этот чертов Ла Тремуй!..
        - Чтоже вы молчите? - как сквозь туман, услышала она голос Шарля. - Яжду…
        Ох ты, Господи!
        Мадам Иоланда резко повернулась кдофину.
        - Я удивляюсь вам, ваше высочество! Как можно быть таким легковерным?! Господин де Ла Тремуй нетот человек, который предан без корысти! Кто знает, может его сообщение всего лишь провокация! Ловкий ход наших врагов, желающих ссоры между мной ивами! Ия непоручусь, что услугами этого господина воспользовались именно бургундские сторонники - вравной степени это могли быть ипредставители английской короны. Авам, вместо того, чтобы слушать, разинув рот, следовало небросать все напроизвол судьбы, немчаться сюда, априказать арестовать Ла Тремуя, вызвать меня письмом идать возможность его как следует допросить!
        Подтянув ноги, Шарль испуганно вжался вспинку стула.
        - Но, матушка, - пролепетал он, - Ла Тремуй здесь… Я привёз его, как раз затем, чтобы вы расспросили…
        Мадам Иоланда едва непоперхнулась.
        - Здесь?!
        Час отчасу нелегче!
        Отрастерянности она несразу сообразила, что теперь делать… Хотя, может это ихорошо, что Ла Тремуй здесь…
        - Чтож, сын мой.., - подбирая слова, словно наощупь, проговорила герцогиня, - прошу простить завсе те резкости… Вы поступили очень благоразумно… Уверена, ничего страшного непроизошло… Идите, умойтесь сдороги ипередохните… Я приму этого господина утром… Через час… Апока.., - она потёрла лоб пальцами, потом решительно подошла кдвери вкабинет ираспахнула её. - Эй, кто-нибудь!
        Стражнику входа видимо придремал, потому что вздрогнул истукнул алебардой обпол сильнее, чем требовалось.
        - Позовите фрейлин, - велела ему мадам Иоланда.
        Она нехотела больше оставаться сШарлем наедине, чтобы он снова неначал приставать срасспросами. Ей всё равно нечего сказать дотех пор, пока ненаступит хоть какая-то ясность. Да исобственные мысли следовало привести впорядок. Услышанные новости изрядно их перетряхнули, и, Бог весть, что ещё предстояло услышать?!
        - Пока отдохните, Шарль, иприготовьтесь кразговору. Уверена, скоро всё прояснится…
        Фрейлины появились почти мгновенно, словно поджидали вкоридоре. Герцогиня распорядилась, чтобы они занялись его высочеством иприехавшей сним свитой. Акогда Шарль нерешительно и, явно пытаясь что-то сказать, всёже пошёл изеё кабинета, тихо попросила свою приближенную госпожу де Трэв Жанну де Мортеме срочно прислать кней господина Дю Шастель. Потом прикрыла дверь кабинета и, позволив себе, наконец, расслабиться, медленно сползла напол, наколени инесколько раз вдохнула так глубоко, словно досих пор обходилась без воздуха вообще.
        - Танги! - воскликнула она, когда вошедший споклоном рыцарь, испуганно бросился её поднимать. - Я ещё незнаю, что именно произошло, нокажется, наши планы вот-вот рухнут!
        Шаг назад
        Ла Тремуй радостно потирал руки!
        Удачи сыпались нанего совсех сторон. Ивэтой череде везений поручение королевы было, хоть ипервым, так сказать, отправным, нодалеко несамым весомым. Скорее наоборот, туманные намёки начудо, которое, якобы, готовила герцогиня Анжуйская, только испугали своей неконкретностью. Новот предложение переговорить обэтом сгерцогом Бургундским выглядело, хоть иопасным, ноинтересным, потому что давало простор для интриги. Авинтриге Ла Тремуй чувствовал себя, как рыба вводе!
        Ему несоставило труда догадаться, что королева желает столкнуть лбами мадам Иоланду иБургундца, внадежде, что один изних уничтожит другого. Без герцога Изабо становится полноправной регентшей, акрах герцогини позволит сломать хребет партии дофина. Как ни крути, её величеству всё наруку. Аесли эти двое навредят друг другу вравной степени, будет совсем идеально. «Но, прежде чем безоглядно кидаться ей помогать, - думал Ла Тремуй, - следует определиться, что будет выгоднее для меня».
        Потому, покидая замок, он невоспользовался тайным ходом, покоторому пришёл, адвинулся открыто, поцентральной галерее. Инеуспел ещё дойти довыхода, как был остановлен слугой сбургундским львом накамзоле, который дал ему иное направление - прямиком впокои герцога Жана.
        «Отлично! - усмехнулся про себя Ла Тремуй, - Как иожидалось, крысы-фрейлины уже донесли омоём визите. Чтож, тем лучше! Поговорю сего светлостью непосле возвращения, аДОотъезда! Ичесть моя, из-за принудительного действия, нисколько непострадает».
        Он прекрасно отдавал себе отчёт втом, как рискует. Донос фрейлин мог быть спровоцирован икоролевой, чтобы подставить его вместо кого-то другого, кого Изабо отправит сболее конкретным поручением. Новситуации, когда приходится быть сторонником неизвестно кого, без риска необойтись, поэтому, придав лицу выражение покорного недоумения, Ла Тремуй пересёк приёмную Бургундца и, снизким поклоном, переступил порог его кабинета.
        Герцог что-то писал, сидя застолом возле своего прекрасно выполненного портрета. Взгляд, которым он окинул Ла Тремуя, мало чем отличался отвысокомерного взгляда его изображения. Итолько взмах широченной ладони, которым его светлость дал понять, что сначала закончит уже начатое дело, апотом поговорит спосетителем, вносил хоть какое-то, отличие.
        Перо неторопливо скрипело вабсолютной тишине. Ла Тремуй переминался сноги наногу, неменяя выражения лица ичувствуя стоящего заспиной слугу герцога, как взятый вплен чувствует копьё или меч. Наконец, Бургундец присыпал письмо, отряхнул кое-как сложил и, запечатав своим перстнем поналитому покраю сургучу, протянул слуге.
        - Пусть отвезут немедленно, - коротко приказалон.
        Потом дождался, когда слуга уйдёт иподнял наЛа Тремуя тяжёлый взгляд.
        - Очём она вас просила?
        Голос герцога проскрипел, как перо.
        «Надоже, - подумал Ла Тремуй, - даже налицемерие нерасщедрился. Видимо, дела между ними совсем плохи…»
        - Ваша светлость, - забормотал он, почтительно разводя руки, - я невправе… Её величество почтило меня…
        Громоподобный удар ладони постолу заставил его вздрогнуть.
        - Отвечайте навопрос, сударь!
        Ла Тремуй приосанился.
        - Я дал слово чести, герцог. Я рыцарь. Идаже вы неможете меня заставить.
        Бургундец сминуту рассматривал его, потом усмехнулся.
        - Ладно. Пусть так. Тогда расскажите мне овашей службе графу Арманьякскому. Помнится, год назад, когда я допрашивал рыцарей, приносивших ему присягу наверность, вы как-то очень быстро исчезли изПарижа. Так что, полагаю, это большая удача, что мой паж заметил вас сегодня взамке, нетакли?
        Ла Тремуй сглотнул.
        - Я служил неграфу, аих величествам. Ислужил также честно, как готов служить исейчас. Скрывать мне нечего… Если ваша светлость спросит меня отимени короля, я готов ответить, как перед духовником - другой присяги наверность, кроме той, что была принесена когда-то вашему отцу, я недавал. Но, если верность моя потребовалась короне иФранции, я отдал её без остатка под Азенкуром, ипотом, втяжёлые времена, когда королю потребовалось вернуть ко двору последнего дофина… Если её величество сейчас снова обэтом вспомнила, мне остается только почтительно исполнить её волю…
        Втяжёлом взгляде герцога промелькнуло любопытство.
        - Так она отправила вас вПуатье, кдофину?
        Ла Тремуй еле заметно кивнул, новслух гордо произнёс:
        - Вы хотели спросить меня ослужбе Арманьяку, ваша светлость.
        Бургундец поскрёб пятернёй подбородок иобвёл глазами кабинет.
        - Вы только предполагаете, что нас здесь подслушивают, или знаете наверняка?
        Неснижая ни тона, ни осанки, Ла Тремуй отчеканил:
        - Наверняка я знаю только то, что служа сильным мира сего, всегда следует быть осторожным.
        Герцог, скислым выражением, поджал губы.
        - Какой вы стали смелый, Ла Тремуй. Счегобы? Тот факт, что королева сегодня ввас нуждается, стоит небольше венка, подаренного натурнире, где увас ипротивника серьёзного небыло. Завтра он завянет, азановый нужно будет как следует сразиться, помнитеэто…
        Ла Тремуй поклонился.
        - Когда вернётесь, извольте прибыть ко двору. Уменя остались квам вопросы, - сурово приказал Бургундец. - Иневздумайте снова ссылаться наболезни. Вмоём распоряжении целый штат лекарей, которые прекрасно лечат любые раны.
        «Ицелый штат палачей, готовых их нанести», - мысленно продолжил Ла Тремуй.
        Он ещё раз поклонился ипопятился кдвери.
        Содной стороны, вопрос прояснился - герцог Бургундский предпочёл забыть обо всех услугах иугрожал. Азначит, был совсем ненужен. Теперь надо было прояснить ситуацию сгерцогиней…
        Сцелым ворохом охранных грамот, полученных через посыльного королевы, Ла Тремуй кое-как добрался доПуатье, гадая итак, иэтак, почемуже всё-таки Бургундец его выпустил так легко? Ноуже наместе, когда стало известно, что вПуатье дофин находится только сосвоим «игрушечным» парламентом, аглавный «кукловод» - герцогиня Анжуйская осталась вБурже, ответ прояснился сам собой. «Видимо, нашего принца его светлость совсем небоится. Поэтому я иохранные грамоты получил без помех идоехал также, - рассудил Ла Тремуй. - Авот интересно, что былобы, вздумай я повернуть наБурже? Несчастный случай подороге? Грабители? Случайная стрела какого-нибудь бродяги? Нонедоехалбы, это точно… Азначит… Значит, надо расшаркиваться перед мадам Иоландой навсе лады, выпрашивая, как милостыню, изащиту, ислужбу. Возвращаться вТруа мне никак нельзя… Эх, знатьбы, что она насамом деле затевает?»
        ВПуатье человека скоролевскими охранными грамотами приняли, как очередного посланника поповоду переговоров ипропускали беспрепятственно досамого замка. Нопопасть кдофину оказалось намного сложнее, чем донего доехать.
        Вприёмных, предусмотрительный Ла Тремуй охранными бумагами королевы уже нещеголял, прекрасно понимая, как может себе навредить. Но, объясняя полунамёками, что принца ему нужно видеть «для очень важного разговора», он тоже далеко непродвинулся. Да инерассчитывал особенно продвинуться, потому что порядки королевских дворов знал прекрасно. Поэтому, попытав счастья всего один раз (ито, проверки ради - насколько тут всё серьёзно), и, нежелая привлекать ксебе ненужного внимания, Ла Тремуй стал искать среди окружения Шарля того, кто могбы ему помочь.
        Разговоры прислуги - ценнейшая вещь для того, кто умеет собирать информацию. Потолкавшись вприёмной всего полдня ловкий царедворец разобрался вобстановке, как знаток шахматной игры разбирается вположении фигур надоске. То, что без ведома герцогини Анжуйской здесь ничего особо важного непредпринимали, было очевидно. Ното, что вновом парламенте довольно внушительная группа воглаве смессиром де Жиак уверенно наращивала силу влияния надофина, тоже невызывало сомнений. Можно было попытаться действовать через них, однако, Ла Тремуй небыл уверен, как вкрепости этой новой группировки, так ивеё желании открыто противодействовать мадам герцогине. «Пожалуй, ещё рановато», - заключилон.
        Итут удача улыбнулась впервый раз! Как позаказу, втеже самые дни, вПуатье приехал вернувшийся изАнглии герцог Бретонский. Потихоньку расспросив прислугу иузнав, что переговоры овыкупе изплена брата герцога Артюра де Ришемон снова зашли втупик, Ла Тремуй вспомнил историю снесчастным Бернаром Арманьякским инапросился нааудиенцию кгерцогу, якобы желая помочь идать некоторые советы. Герцог Бретонский, зная, что Ла Тремуй сам был ванглийском плену, его охотно принял, ничего нового для себя, конечноже, неузнал, нобыл покорён страстным желанием помочь, обходительными манерами исостраданием посетителя. Поэтому, когда речь зашла опричинах пребывания Ла Тремуя вПуатье, туманные намёки на«очень важный разговор, откоторого многое зависит», были признаны вполне убедительными, вследствие чего встреча сдофином скоро состоялась. Герцог под свою ответственность провёл посланца изТруа впокои принца иделикатно оставался встороне, пока шёл разговор.
        Ла Тремуй подготовился кэтой беседе совсем возможным старанием. Он долго ицветисто объяснял причины, покоторым немог назвать имя доброжелателя, давшего ему поручение, иупирал при этом, восновном, насвою неподкупную преданность. Но, когда заветные слова, ради которых он приехал, были произнесены, стало ясно, что ловкий царедворец неподготовился ктому единственному, что ислучилось - дофин, точно так, как иЛа Тремуй, неимел представления отом деле, вкоторое герцог Бургундский собирался вмешаться, апотому оценить доставленную информацию нетолько несумел, он её попросту непонял!
        Это обескураживало. Но, видимо, Удача была вте дни вхорошем настроении и, начав улыбаться, продолжала делать это непереставая. Пытаясь «удержать лицо», дофин, как смог, скрыл своё неведение, ноприказал Ла Тремую немедленно собираться иехать, вместе сним вБурже, чтобы слово вслово повторить все мадам Иоланде.
        «Отлично! - думал Ла Тремуй вовремя бешеной ночной скачки. - Встреча сгерцогиней - это то, что надо! Кажется, совсем своим умом исовсей ловкостью, мадам замахнулась нанесколько дел сразу, аэто чревато ошибками. Если она действительно что-то затевает идержит Шарля вневедении, значит, это „что-то“ несовсем законно! Ислава Богу! Уверен, при таком раскладе я неплохо сумею развернуться!».
        Он терпеливо прождал вБурже целый час, моля Господа только отом, чтобы его предположения онезаконности действий мадам Иоланды оправдались. Иони оправдались, судя послишком сдержанному виду герцогини, потому, что приняла она его очень приватно, лишь вприсутствии дофина игосподина Дю Шастель, ипотем беспокойным взглядам, которые этот последний неумело пытался скрыть.
        - Вы должны сказать, кто вас послал, сударь. Иначе, согласитесь, весь дальнейший разговор неимеет никакого смысла.
        Герцогиня смотрела иговорила холодно. Образ Ла Тремуя, почему-то, плотно ассоциировался унеё сосмертью бедного Луи. И, даже еслибы она старалась, несмогла быподавить интуитивную антипатию кэтому господину. Ноона инестаралась.
        - То чудо, накоторое вы намекаете и, которое я, якобы, готовлю, нам неизвестно. Ипредупреждения тайного доброжелателя, вэтом случае, выглядят, поменьшей мере, странно, если несказать - провокационно. Или вы называете имя пославшего вас, или мессир Дю Шастель немедленно арестует вас, как шпиона.
        «Ах, как держится!», - невольно восхитился Ла Тремуй.
        Вопрос герцогини его нисколько необескуражил. Напротив, он его ждал. И, разобравшись вположении фигур наэтой доске, давно уже продумал единственно возможный для себя ход. Поэтому, скроив налице покаянную мину, он опустился наодно колено и, низко пригнув голову, словно отстыда, выложил, слово вслово, всю беседу скоролевой, последовавший заэтим разговор сгерцогом Бургундским, авконце гордо прибавил:
        - Как видите, мне нечего скрывать, мадам. Ваше неведение достаточно очевидно показало, что поручение, данное мне, лишь обходной маневр. Вероятно, её величество, желая отвлечь внимание его светлости откаких-то своих дел, выставила меня тайным гонцом, которого небудет жаль, когда его вздёрнут надыбу, либо сразуже вТруа поприказу герцога, либо здесь увас поприказу его высочества. Моя роль жалка. Но, устраивая собственные дела, мадам Изабо, судя повсему, вот так изощрённо поквиталась исомной запомощь вделах покойного графа Арманьякского…
        Голос Ла Тремуя обессилено потух, аопущенные, словно под тяжестью воспоминаний, плечи, явили всем, ивпервую очередь дофину, великолепно исполненную скорбь попогибшему графу…
        Слушая инаблюдая, мадам Иоланда искала иненаходила даже маленького намёка нафальшь. Искренность, скоторой Ла Тремуй всё им рассказал, сомнений невызывала, иможно былобы ему поверить, еслибы ненамёк начудо… Пусть даже сам он ничего незнает итолько повторил ничего незначащие для себя слова, нополучалось, что отайном, тщательно оберегаемом деле знала даже королева! Ивставал вопрос - насколько подробно она онём знала, инасколько искренней была, когда говорила, что незнает ничего?! Неговоря уже огерцоге Бургундском, который определённо что-то знал, иотом факте, что разговоры очуде вообще смогли возникнуть иобсуждаться при дворе!
        Единственным, кто принял всё происходящее зачистую монету, оказался дофин Шарль. Как только Ла Тремуй закончил, он хлопнул себя поклену ираздраженно воскликнул:
        - Так я идумал! Вам следовало сразу сказать мне, сударь, что здесь замешана моя, так называемая, мать, чтобы я неимел возможности, даже намгновение, усомниться вматушке! Почему вы несказали? Намбы непришлось нестись сломя голову вБурже ипугать всю округу!
        Ла Тремуй почтительно развернулся кпринцу.
        - Вы незадавали никаких вопросов, ваше высочество. Амне, как вы понимаете, трудно было поверить, что поручение обставили так… подло. Особенно, после слов облаге Франции. Грешным делом.., всего намгновение.., мне тоже показалось, что.., да простит меня герцогиня.., что её светлость что-то отвас скрывает. Нотеперь… Теперь я вижу, как ошибался иобманывался. И, если господин Дю Шастель сейчас меня арестует, я приму застенок, как возмездие засобственную глупость.
        Сказав это, Ла Тремуй склонился ещё ниже. Ему ненужно было видеть выражение их лиц. Дофин своё сочувствие особенно инескрывал, амадам Иоланда иДю Шастель, думая, что он невидит, переглянулись так выразительно, что Ла Тремую пришлось согнуться, как можно ниже, иначе они, упаси Господь, заметилибы торжество вего глазах.
        - Никто вас неарестует, успокойтесь, сударь, - небрежно махнул рукой Шарль. - И, если вТруа всё для вас так плохо, вам следует, пожалуй, поблагодарить нашу королеву зато, что отправила вас сюда, подальше отглаз Бургундского герцога.
        Ла Тремуй пылко вскинул голову.
        - О, ваше высочество!.. Я несмел даже надеяться… Неужели вы позволите мне остаться ислужить вам?!
        - Конечно…
        - Конечно, его высочество подумает идаст ответ чуть позже, - быстро вмешалась мадам Иоланда.
        Она прекрасно знала, как рад бывает Шарль любому, перешедшему наего сторону. Ноэтот господин небыл веё представлении тем человеком, которому следовало раскрывать объятия.
        - Для начала, ябы хотела сама переговорить свами, мессир… Вы прибыли изТруа, имоглибы рассказать нам онастроениях, которые там витают.
        - Увы, мадам, - повернулся кней Ла Тремуй, - я всей душой готов служить вам, нобоюсь год, проведённый вдеревне, сделал изменя глухого провинциала. Единственное, что откровенно бросается вглаза - это явный разлад между королевой игерцогом.
        - Счего вы взяли?
        - Новыже слышали, они шпионят друг задругом, значит, недоверяют…
        - Ничего это незначит! - Мадам Иоланда раздражённо дернула плечом. - Они могли всё разыграть, чтобы вернее внести разлад между мной иего высочеством Шарлем. Авы… Вы ведь тоже могли быть вкурсе. И, точно также, могли разыграть свою историю…
        Ла Тремуй медленно поднялся сколена.
        - Вы совсем неоставляете мне чести, мадам.
        - Я пытаюсь разобраться…
        Внезапно Шарль поднялся сосвоего стула.
        - Амне уже все ясно. Женщина, которую, понедоразумению, считают моей матерью, вместе стреклятым Бургундским герцогом, никак немогут рассорить нас свами, матушка. Ноони забыли, что я давно непрежний мальчик инезавишу больше отмнения тех, кто меня окружает! Теперь уменя есть двор, парламент идаже собственная армия! Иотныне я никогда больше непозволю себе ввас усомниться. Агосподин Ла Тремуй пускай отправляется сомной обратно. Если он приехал шпионить, Ла Ир недаст ему такой возможности, ночестному человеку при моём дворе всегда рады. Особенно, если этим можно позлить королеву…
        Лицо Ла Тремуя просияло благодарностью.
        - Аесли вы, матушка, считаете, что я поступаю опрометчиво, - продолжил Шарль, - то позвольте мне так поступить, чтобы доказать всем, ивпервую очередь своим врагам, что я никого больше небоюсь…
        - Ну, что вы скажете, Танги? - спросила мадам Иоланда, когда дофин ибесконечно кланяющийся Ла Тремуй оставили их наедине.
        - Мне всё это ненравится, ваша светлость.
        - Мне тоже.
        Стоя уокна герцогиня рассеянно ответила напоклон дворян, приехавших сШарлем изПуатье. Проходя через двор, они заметили её светлость ипочтительно сняли шлемы.
        - Абольше всего, мне непонравились последние слова Шарля. Я, конечно, желалабы видеть внем короля, принимающего самостоятельные решения, нопока он неготов. Нынешние времена могут потребовать решений неоднозначных, тень откоторых ляжет наего будущее правление. Аколь скоро корону наголову Шарля должна возложить Дева, посланная Господом, он просто обязан быть чист ибезгрешен. Досих пор мне удавалось следить заэтим, но, видимо, вновом парламенте нашлись умники, которым нетерпится самим оказывать влияние набудущего короля.
        Мадам Иоланда отошла отокна. Её лицо для произносимых слов было слишком спокойно. ИТанги, изучивший небезразличным сердцем все оттенки его выражений, понял, что она сосредоточена больше обычного, поэтому непозволяет себе ни гнева, ни страха, ни растерянности.
        - Что нам теперь делать, мадам?
        - Для начала, я поеду вместе свами вПуатье ибуду настаивать впарламенте наускорении переговоров инанеобходимости пойти науступки герцогу…
        - Значит, наши планы неизменились?
        Мадам Иоланда ответила несразу. Задумчиво покусывая губу, она стояла перед Дю Шастелем, глядя сквозь него, сквозь стены этой комнаты, как будто рассматривала что-то вне времени иокружающего её пространства. Потом вздохнула, совсем по-женски.
        - Ачто мы можем изменить, Танги, если ничего толком незнаем? Впредательство Карла Лотарингского мне неверится. Будь так, королевели, герцогу, или им обоим, достаточно было попросить его написать мне исообщить, что им всё известно, неприбегая куслугам этого скользкого Ла Тремуя. Ноони даже невзяли Карла вТруа. Держат подальше и, видимо, под строгим надзором, поэтому отнего нет вестей. Так что, нам остаётся только принять, как данность, что герцогу и, может быть, королеве что-то известно, идожидаться начала переговоров. Всё равно, непригрозив инепоторговавшись, они никаких решительных шагов непредпримут. Акогда станет ясно, чего им надо, мы тоже что-нибудь придумаем. И, может быть, поймём, каким образом наша тайна раскрылась…
        Но, увы, та самая Удача, которая без устали улыбалась Ла Тремую, втеже самые дни отмадам Иоланды решительно отвернулась.
        Засутки дотого, как она была готова выехать вПуатье, примчался запыленный ивстревоженный гонец изАнжу. Он сообщил, что сын герцогини Луи, поеё настоятельному требованию продолжавший дело отца вСицилии иНеаполе, был привезён изочередного похода втяжёлом состоянии. Охваченный эпидемией Неаполь, отбился отзавоевателей заразой. Имадам Иоланда, дав Дю Шастелю подробнейшие наставления иобязав его писать ей, как можно чаще, помчалась вАнжер.
        Первоеже письмо отТанги пришло вначале лета исодержало подробный отчёт опарламентских заседаниях, (кслову сказать, весьма единодушных), повопросу возобновления переговоров сгерцогом Бургундским. Вслух обуступках никто неговорил, ноиносказательно почти все приближённые кдофину министры высказались «за». Врезультате, уже виюне, дофин Шарль иЖан Бургундский встретились, наконец, вПуальи де Фор икое-как заключили формальное перемирие. Ни окаких других делах герцог вопреки ожиданиям даже незаикнулся. Видимо, отсутствие мадам Иоланды заставило его потерпеть. Но, заключая мир, он потребовал таких поправок понекоторым пунктам, что становилось ясно - вторая встреча совершенно необходима.
        «Былбы рад преподнести Вам эту новость, как хорошую, - писал Танги, - ночто-то вместных настроениях мне ненравится. ещё вчера здесь царило полное единодушие, теперьже спорят изадираются полюбому поводу. Его высочество стал крайне раздражителен. Часто уединяется всвоих покоях сде Жиаком и, вызывающе откровенно приблизил ксебе Ла Тремуя…»
        Вответна это встревоженная мадам Иоланда высказала пожелание, чтобы заЛа Тремуем, как завозможным шпионом, присмотрел Ла Ир. Иотдельно попросила мессира Дю Шастель добиться переноса второй встречи сгерцогом наначало июля. «Надеюсь, ктому времени мой сын окончательно поправится, ия приеду…»
        Однако, следующее письмо отТанги, как ивсе другие письма, герцогиня смогла прочитать только всередине лета, когда, заразившись отЛуи, сама еле-еле вернулась кжизни. Ипервое, очём она узнала, был захват Монмутом Понтуаза, что непросто открывало дорогу наПариж, афактически являлось открытой дверью встолицу!
        «Надо немедленно договариваться… Немедленно! Иублажать Бургундца, как угодно, лишьбы выхлопотал для нас время…» - думала мадам Иоланда, вскрывая письма изПуатье.
        «Ваша болезнь наделала здесь изрядного переполоха, - лаконично сообщал Дю Шастель оставляя заскобками то, как, узнав оболезни мадам Иоланды, сам рвался вАнжери неуехал только потому, что Ла Ир взял его, едвали, непод арест, апоспешивший кматери Рене пообещал сообщать окаждом вздохе герцогини. - Кое-кто решил воспользоваться этим иначать переговоры без Вас. Нотеперь уже герцог Бургундский сам перенёс встречу. Сослался нанеотложные дела вДижоне, потом нанеобходимость своего присутствия настроительстве оборонительных сооружений под Парижем… Однако, Вы прекрасно понимаете, что причина этому одна - герцог хочет встречи только сВами…»
        Кписьму прилагался отчёт отмессира Ла Ир, вкотором тот заверял герцогиню, что «господин Ла Тремуй ни вчём предосудительном замечен небыл, навстречу сгерцогом Бургундским ехать отказался попричине открытой неприязни, зато весьма полезен бывает его высочеству советами идобрым словом».
        «Умоляю Вас, Танги, удержите Шарля отнеобдуманных поступков! - писала вответ герцогиня слабеющей отусилий рукой. - Мой сын почти здоров. Я тоже очень скоро встану наноги… Заставьте принца вспомнить свою давнюю привязанность кВам ивстаньте между ним иЛа Тремуем!».
        Разумеется, Дю Шастель старался… Носкаждым новым письмом изПуатье или Бурже, куда двор дофина то идело переезжал, становилось понятно, что болезнь отняла умадам Иоланды нетолько здоровье. Отсылая вАнжер свои длинные встревоженные послания, Шарль беспокоился лишь осамочувствии «любезной матушки», носоветов уже неспрашивал, объясняя это, поначалу, нежеланием её обременять, апотом ивовсе безо всяких объяснений. И, еслибы неписьма Дю Шастеля иРене, спешно отосланного обратно, ко двору дофина, её светлость неимелабы никакого представления отом, что происходит…
        Ксередине августа мадам Иоланда почти совсем поправилась.
        Неслушая ни сына, ни лекаря, снова засобиралась кдофину. Нопагубная привычка писать письма поночам, при открытом окне сыграла сней злую шутку. Внезапно обрушились холода, ипростуда, усугубленная перенесённой болезнью, снова уложила герцогиню впостель. Правда насрок небольшой, поэтому всвоем последнем письме кШарлю её светлость клятвенно заверила, что «непременно приедет двенадцатого сентября».
        Монтеро
        (сентябрь 1419года)
        - Решайтесь, ваше высочество! Вы должны, наконец, решиться! Герцогиня приедет только двенадцатого - это удобный повод назначить встречу надесятое!
        Де Жиак нависал над Шарлем, настойчиво иупрямо, как неотвратимость того, начто он подбивал Дофина.
        - Другого такого случая небудет, ни для вас, ни для меня!
        - Знаю!
        Огрызнувшись, Шарль снова принялся зло обкусывать ногти наруке, изредка бросая косые взгляды то наскромно стоявшего всторонке Ла Тремуя, то наГийома де Барбазан, призванного де Жиаком оказать поддержку своим требованиям.
        Решение предстояло принять очень сложное, очень опасное, но, как представлялось Шарлю, совершенно необходимое.
        Ненавистный Бургундец напереговорах вПуальи де Фор вёл себя исключительно нагло, сосвоим обычным высокомерием, которое особенно заметно проступало нафоне того презрения, которое герцог испытывал, как ксамому дофину, так икего парламенту, икоторое он совершенно нескрывал. Вродебы согласился сновыми условиями договора, предложенными ещё мадам Иоландой, нонашёл повод придраться почти ко всем пунктам, включая даже тот, где его фактически соглашались признать, как временного регента вобход королевы. Весьма условный формальный мир герцог заключил свидом человека, делающего одолжение, авконце насмешливо поинтересовался удофина, почему, дескать, невидно его матушки, что для всех присутствующих прозвучало более чем двусмысленно. Ведь иокоролеве входе переговоров небыло сказано ни слова, как будто насвете несуществовало ни её самой, ни её регентства.
        Взбешённый Шарль, который заспиной герцога постоянно видел окровавленное лицо Бернара д'Арманьяк, вернулся всвои покои, готовый крушить всё подряд! Ибешенство это неулеглось даже зате недели, когда Бургундец, под всевозможными предлогами, уклонялся отновой встречи.
        - Он ждёт герцогиню Анжуйскую, - нашёптывал вэти дни неотходивший ни нашаг Ла Тремуй. - Значит, что-то всё-таки было… И, как ни печально это признавать, её светлость затевала, или затевает какое-то действо завашей спиной, иначе, зачем было герцогу так явно готовить почву для второй встречи? Разве недостаточно было одной?..
        Говоря это, господин де Ла Тремуй уже ничего неопасался. Тонкими, неуловимыми намёками он посеял вгруппировке, составившейся против влияния герцогини, уверенность втом, что её светлость ведёт двойную игру, одной рукой восстанавливая дофина против герцога, адругую протягивая англичанам итомуже герцогу, чтобы защитить своё Анжу. «Никто незнает, насколько её сын болен насамом деле, - шептал вузком кругу единомышленников де Жиак, охотно „уловивший“ эту идею. - Номадам герцогиня дама предприимчивая иуже нераз доказывала, что может обвести вокруг пальца иврагов, идрузей, если это будет нужно для процветания её герцогства. Я, например, нисколько неудивлюсь, когда мне скажут, что своего мужа, короля Сицилийского, она попросту отравила, чтобы снять подозрения вубийстве принцев совсего семейства…»
        Сам дофин оподобных разговорах, конечноже, незнал. Но, испытав забытое было унижение перед надменным лицом герцога Бургундского, он вдруг почувствовал обиду на«матушку», которая оставила его одного втакой тяжёлый момент. Иохотно склонил свой слух кнашёптываниям Ла Тремуя, тем более, что высказанные им подозрения всё больше ибольше подтверждались. То герцог затягивал встречу, всоответствии сболезнью мадам Иоланды, то посланные им дворяне или юристы, которым надлежало заниматься только условиями договора, использовали каждый удобный случай, чтобы узнать оздоровье её светлости ипоинтересоваться её планами после выздоровления…
        Наконец, дата приезда герцогини определилась, иЖан Бургундский тутже согласился нановую встречу. Правда, согласие свое изложил втакой форме, что ярость, охватившая дофина, переполнила-таки чашу его терпения!
        Да инетолькоего…
        Герцог, явно издеваясь, предлагал встретиться, ни больше, ни меньше, как вМонтеро-Фот-Йон. Аесли быть совсем точным, взамке Катрин де Иль-Бошар, своей нескрываемой ни откого любовницы ижены господина де Жиак. «Полагаю, вэтом месте договариваться будет приятно всем», - насмехался он. При этом, ивесь тон письма был выдержан вуверенно-хозяйской манере уже почти короля.
        - Оскорбление, нанесённое мне, рикошетом бьёт иповам, ваше высочество, - заявил, еле сдерживая свое негодование де Жиак. - Исмыть его я теперь должен нетолько, как обманутый муж, ноикак преданный слуга своего господина…
        - Ввопросах чести любой расчёт недопустим иунизителен, - вторил ему Лангедокский «рыцарь без упрёка» де Барбазан. - Такое смывают лишь кровью…
        - Иони правы, ваше высочество, - нашёптывал втихомолку Ла Тремуй. - Здесь ненужны даже советы её светлости, поскольку планы, которые она вынашивает, могут непредусматривать убийства герцога. Номы-то свами знаем, насколько опасен иковарен бывает Бургундец, когда рвётся кцели. Он уже навязал всему миру своего папу, атеперь хочет навязать ивам, ивсей Франции, жизнь, которой никто нехочет! Сначала он сделает послушной герцогиню, пригрозив расстроить её дела, поскольку, Бог весть, что ему оних известно. Итогда уже никто извашего нынешнего окружения несможет достойно вас защитить. Апотом добьётся отмены наследственных прав, оставив вам, влучшем случае, бесполезную роль младшего сына, или, недай Господи, объявит вас незаконнорожденным!
        - Ноубийство…
        - Оно вас спасёт! Азаодно спасёт игерцогиню Анжуйскую, исмоет пятно позора свашего ближайшего соратника!
        Ла Тремуй приблизил губы ксамому уху дофина.
        - Убейте герцога, принц. Так вы явите всему миру исвою независимость, испособность отстоять собственную честь…
        Честь, честь, честь…
        Это слово преследовало Шарля все последниедни!
        Честь идостоинство - то, чему всегда учила мадам Иоланда. Матушка. Первый человек насвете, давший ему оба эти понятия «потрогать»… Нет! Он небудет тревожить её просьбами дать совет! Он ибез того чувствует, насколько ему делается легче примысли отом, что проклятый герцог перестанет дышать одним сним воздухом! Апотому…
        - Решайтесь, принц!
        - Да, да, да!!!
        Ранним утром десятого сентября кЙоннскому мосту, что возле Монтеро, подъехала группа всадников. Сдругой стороны, той, что ближе кзамку, уже дожидалась другая группа, которая, завидев первую, медленно двинулась навстречу. Поднятые напиках ибьющиеся наосеннем ветру флажки, словно соперничали иугрожали друг другу. Содной стороны, той, что ближе кзамку, чёрный бургундский лев назолотом фоне, асдругой, вызывающе-королевские лилии насинем. Дофин Шарль прибыл навстречу, подняв наштандарт герб отца.
        - Он что, пугать меня этим вздумал? - сусмешкой пробормотал Бургундец Антуану де Вержи, ехавшему воглаве его свиты. - Или пытается таким образом доказать, что является законным наследником?
        Де Вержи тихо засмеялся.
        - Он это итак доказывает собственной глупостью, ваша светлость.
        Бургундец фыркнул, апотом, запрокинув голову, расхохотался.
        Вещё неразвеявшемся утреннем тумане этот хохот прозвучал как-то особенно громко, по-хозяйски, словно смеющийся упивался каждым мигом происходящего.
        Группа всадников, подъезжающая сдругой стороны, остановилась.
        - Выбудете говорить сним, ваше высочество, или нам напасть сразу? - спросил де Жиак.
        - Мне сним говорить неочем, - посиневшими губами выговорил дофин.
        Его бил озноб. Осенняя сырость, перемешанная сострахом иазартом, пробралась досамых костей, иникакими мехами нельзя было унять дрожь, идущую изнутри.
        - Въедем намост, - приказал Шарль.
        Ненавидимое лицо герцога Бургундского приближалось, выступая изтумана иделаясь всё чётче ичётче. Дофин видел только его. Только эти надменные глаза, прикрытые тяжёлыми веками сильнее, чем обычно, потому что герцог смеялся… Он хохотал открыто инагло над слабостью Шарля, над его бессмысленным детством инад непонятным будущим. Над страхом, над неуверенностью, над тем, что вот сейчас прихлопнет его, как муху, потому что уверен всвоем праве, аещё втом, что сумеет удержать единственную руку, способную Шарля защитить…
        - Ваше высочество, - поклонился герцог, неснимая шляпы, - рад, что вы непроспали… Господин де Жиак сам пригласит нас взамок, или это сделатьмне?
        Никто неответил.
        Только хлопанье флажков давало понять, что время движется.
        Вгруппе дофина ждали сигнала, носам он, словно окаменел. Приближался момент первого вего жизни решения! Момент истины, после которого жизнь уже небудет прежней зато вней станет наодного презирающего меньше. Идофин, неотдавая себе отчёта, почему так поступает, медлил, растягивая эту минуту абсолютной власти. Напряжение вокруг росло, как пьедестал, поднимая его над этим мостом, над обыденностью, над прожитой жизнью, инад этим хохочущим герцогом…
        - Ваша светлость.., - забормотал, почуявший неладное де Вержи.
        Нотут рука дофина, судорогой сведённая наповодьях, вдруг разжалась. Исловно разжалась какая-то пружина внутри. Озноб исчез.
        - Убейте пса, - приказал Шарль.
        Он невидел, кто бросился нагерцога первым. Невидел, кто ранил де Вержи. Он по-прежнему неотрывал взгляда отглаз, над которыми сначала удивлённо взметнулись тяжёлые веки, апотом их пронзили поочередно боль, недоумение, отчаяние и, наконец, смерть.
        Герцога убивали секирами. Подоговоренности. Точно также, как когда-то убили Луи Орлеанского, ивпамять ографе Бернаре, безуспешно пытавшемся законным путём призвать кответу убийцу. Итолько когда вкровавом месиве ничего нестало видно, Шарль прикрыл затяжелевшими веками свои глаза и, повернув лошадь, поехал прочь.
        Весь заляпанный кровью, де Жиак выдернул секиру изперерубленной руки герцога.
        - Ла Тремуй, - крикнул он предусмотрительно жавшемуся встороне царедворцу. - Поезжайте взамок, скажите, чтобы никого неждали. Я немогу втаком виде показаться перед женой…
        Ла Тремуй дважды повторять приказание незаставил. Брезгливо подобрав край накидки, он галопом промчался мимо остатков бойни и, неглядя, кто икак добивает герцогскую свиту, поспешил взамок.
        Ворота перед ним опустили сразу, едва заслышали крики «Беда!», скоторыми Ла Тремуй проехал через внешний ивнутренний двор. Но, когда он вбежал взамок, дорогу ему преградил управляющий.
        - Кто вы, сударь? Назовите себя, иначе я непущу вас дальше!
        - Я приехал сказать, что герцога Бургундского только что убили наЙоннском мосту! - задыхаясь прокричал Ла Тремуй.
        Тутже, наверхней галерее послышался стон извук упавшего тела.
        Управляющий бросился клестнице, аследом иЛа Тремуй.
        Вверху уже причитали иохали какие-то дамы, снизу бежали ещё слуги, ноЛа Тремуй, ступив нагалерею, никого иничего больше невидел. Схватившись рукой заперила он немог оторвать глаз отлежащей вобмороке женщины невиданной красоты исужасом понимал, что сним случилось худшее, что может случиться словким придворным интриганом…
        Словно вотместку запричастность ктолько что совершённому убийству, Судьба заставила его сразу инавсегда полюбить Катрин де Иль-Бошар…
        Через два дня, каменная отгнева мадам Иоланда слушала бесполезные оправдания Шарля итрусливо уверенные всвоей правоте объяснения его парламента, даже непытаясь предугадать, какие беды свалятся теперь наих головы.
        Изменить ничего уже было нельзя. Случилось, как страшное, так исамое страшное. Будущий король Франции запятнался худшим извсех грехов, итеперь герцогиня чувствовала себя так, словно оказалась накраю пропасти.
        Конец первой книги
8.07.2015
        notes
        Примечания
        1
        Перчатки сгербом хозяина были обязательным атрибутом слуг.