Путь до весны Виктория Александрова
        Серебро и сталь #1.5
        Позади жестокая война, и в королевстве Драффария наступает мир и покой. Но леди Кристине Коллинз, ставшей правительницей большого объединённого аллода в результате брачного союза, предстоит преодолеть ещё немало трудностей. Она отправляется в новый военный поход не только для укрепления своей власти на землях мужа, но и ради спасения собственной чести и репутации.
        МЕТКИ: аристократия, война, Средневековье, рыцари, казнь, мятежи.

***
        Это небольшое продолжение к работе «Серебро и сталь», после которого уже следует «Ветер, кровь и серебро». А ещё есть приквел, действие которого происходит за 9 лет до «Серебра и стали» - «Сталь от крови пьяна».
        То есть получилась этакая полуторная часть, и на сюжет второй части она никак не влияет и по сути может читаться отдельно. Но если у вас возникнут вопросы - я всегда буду рада ответить и прояснить непонятные моменты.
        Виктория Александрова
        (Viktoria Alex)
        Путь до весны
        Немного о мироустройстве: есть королевство Драффария, схожее с Европой XIV - XV веков. Здесь действует система вассалитета подобного вида: король - лорды - герцоги/графы/бароны - рыцари. В мире присутствует магия, но в данной работе ей особого внимания не уделяется. Дискриминация по признаку пола - есть, но постепенно побеждается.
        Такие дела. Приятного чтения и наслаждайтесь жижей))
        Ваша Вика.
        Глава 1
        С самого утра в Айсбурге было неспокойно и весьма шумно. Обстановка в главном замке Бьёльна была под стать погоде за окном: шёл последний месяц зимы, васарис[1 - Васарис - февраль.], и он принёс с собой снега и ветра, мороз и ненастье. Но если зима билась и рыдала из-за того, что ей скоро предстояло покинуть этот мир и уступить место весне, то в Айсбурге беспокоились по иной, более приземлённой причине.
        Не так давно до замка дошли слухи о возможном мятеже на западе, в доме графов Хенвальдов, и сейчас леди Кристина и лорд Генрих ждали вестей от разведки, которую тайно послали во владения недовольных вассалов.
        Кристина прекрасно понимала, чем именно они были недовольны, да и свою прямую причастность к этому осознавала вполне ясно. Поэтому ей было особенно тревожно, даже, пожалуй, страшно: если мятеж и вправду начался, то виной всему - она и её, казалось бы, благая задумка.
        Гонца они принимали в главном зале Айсбурга, собрав здесь также всех, кто мог бы стать достойным советником в сложившейся ситуации. В зале было довольно холодно, пронзительный свет зимнего солнца проникал сквозь достаточно узкие окна под потолком и кое-как разрезал вечернюю темноту - не успело пробить пять пополудни, как уже начало темнеть. Кристина ёрзала на своём деревянном кресле, стоящем возле трона мужа, - то ли от холода, то ли от волнения, то ли от того, каким это кресло было неудобным. Трон, впрочем, тоже мягкостью не отличался: подобно её собственному, что находился дома, в Эори, он был каменным, почти без узоров (если они и были вырезаны когда-то, то давно уже стёрлись от времени) - и всё равно поражал своим величием.
        - Милорд, миледи… - начал гонец, поклонившись, и протянул небольшой пергамент, присланный разведчиками. - Боюсь, слухи о мятеже подтвердились.[2 - Для начала, учитывая основной конфликт работы, отмечу, что она никак не связана с современной политической ситуацией и навеяна вообще «Ведьмаком».]
        Генрих принял свиток, развернул, быстро прочитал. Кристина тоже взглянула - она сидела близко и смогла разобрать довольно крупные буквы, похожие на книжный полуустав. Те, кто письма не видел, зашептались, по залу пробежал общий раздосадованный вздох.
        - Неужели всё дело в налогах? - подала голос баронесса София Штольц, нервно сцепив пальцы в замок. Её большие зелёные глаза, обрамлённые длинными тёмно-рыжими ресницами, наполнились звенящей тревогой.
        - Полагаю, да, - вздохнула Кристина.
        Именно ход с налогами и был её изначально благим, пусть и тяжёлым решением.
        Началось всё ещё в прошлом году - неудачном, неурожайном, завершившимся жутко холодной зимой. Из-за страшных морозов на растопку было вырублено гораздо больше леса, чем планировалось, быстро иссякали и без того скудные запасы продовольствия. Боялись, что засеянная осенью озимая пшеница погибла и не взойдёт по весне. Всё это грозило привести к настоящему голоду, а ещё к тому, что доходы с торговли с другими королевствами будут попросту мизерные - что продавать-то, если самим едва хватает?
        Всё это время Кристина часто слышала жалобы, ругань, возмущения и даже проклятия, причём ото всех, начиная своими и мужниными вассалами и заканчивая юродивыми нищими на рынках. Кто-то даже заявлял о грядущем конце света, но таких проповедников жёстко осуждали священники, убеждая в паству в храмах, что подобное испытание - далеко не самое страшное, что может послать Господь. Вот уж от кого Кристина не ожидала поддержки, так это от церкви, но приходы исправно платили свои налоги и пресекали всякие еретические и изменнические речи, призывая к смирению.
        Зато понимала она, что со светской властью, в отличие от церковной, всё будет не так просто. Особенно от неурожая и зимы пострадали земли её родины - Нолда, недавно объединённого с Бьёльном посредством брачного союза леди Коллинз и лорда Штейнберга. Долго думая, споря, рассуждая и даже ссорясь, они оба пришли к выводу, что налоги, собираемые с Нолда, в этом году придётся сократить. Северные и центральные части Бьёльна тоже пострадали, и их участь также было решено облегчить. Не затронуло бедствие лишь бьёльнские земли на западе - именно там и проживали мятежные Хенвальды, а ещё дом графов Варденов, всегда неизменно богатый и благополучный.
        Кристина, впрочем, не питала напрасных надежд касаемо вассалов своего мужа: вряд ли они снова захотят помочь северным соседям-нолдийцам. И так уже достаточно помогли - на той войне, что разразилась почти два года назад в результате захвата Нолда шингстенцами. А теперь леди Коллинз-Штейнберг сама не хотела их ни о чём просить и ни к чему обязывать, но понимала, что придётся. Поэтому налог в западных землях она не уменьшила.
        Это и вызвало возмущение Хенвальдов, но странно, что только их. Или нет?
        - Нет, дело не в налогах, - подал голос Генрих, оторвавшись от чтения письма. Он кивнул гонцу, и тот, поклонившись, удалился из зала. Когда за ним закрылась дверь и повисла тишина, лорд Штейнберг продолжил: - Дело в вас, ваша милость.
        Не сразу поняв, что речь о ней, Кристина вздрогнула. Она без малого полтора года была леди Бьёльна, но далеко не все бьёльнцы приняли как её саму, так и закономерное объединение с Нолдом. И от этого становилось как-то больно. Будто всё, что она делала, было зря и не имело никакого смысла. Будто её гибель на войне принесла бы гораздо больше пользы.
        - А миледи-то здесь причём? - подал голос барон Хельмут Штольц, сидевший на длинной скамье рядом с женой, ближе всех к помосту с троном. Кристине захотелось даже благодарно ему улыбнуться, потому что она до сих пор не смела ожидать какой-либо поддержки и защиты от своего старого «заклятого» друга… Но она сдержалась. Всё-таки обсуждались серьёзные вещи, да и на душе было настолько мерзко, что нормальной улыбки бы точно не получилось.
        - Не все ваши добрые соседи довольны моим появлением в ваших краях, барон, - хмыкнула Кристина с горечью, сжимая подлокотники своего кресла; драгоценные камни на её кольцах тускло блеснули. Она быстро всё поняла, в глубине души изначально догадываясь, в чём же всё-таки причина. - Кому-то не нравится в целом идея с объединением Нолда и Бьёльна, кому-то то, что, несмотря на наш с милордом договор и королевский указ, я сохранила полную власть в Нолде, а не отдала её своему мужу, согласно традиции. Я думаю, налоги - просто повод, которого они так долго ждали. А причина во мне.
        Говоря это, она наклонила голову, словно ей было невероятно интересно изучать носки чёрных кожаных туфель, выглядывающие из-под подола серого шерстяного платья. Из несложной причёски выбилась тонкая каштановая прядь, и Кристина резко заправила её за ухо. Она ощущала на себе сочувствующий взгляд Генриха и знала, что он при этом был очень рассержен - он, как и любой другой разумный мужчина, готов был глотки рвать за честь своей жены.
        - Интересно, почему восстали лишь Хенвальды, - задумался барон Хельмут. - На западе, точнее, в тех его местах, что не пострадали от неурожая и морозов, есть ещё дом Варденов…
        - Вардены вам не враги, ваша милость, - наклонила голову леди Луиза, тихо сидевшая на самом дальнем конце скамьи. - Мой отец всегда был на вашей стороне, вы знаете это.
        Пожалуй, она говорила правду. Луиза была женой одного из младших братьев Генриха, Вольфганга Штейнберга, до недавних пор - прямого наследника Бьёльна. С появлением Кристины её жизнь изменилась: она потеряла право называться первой дамой аллода, лишилась своей главной привилегии, поэтому и на новую леди всегда смотрела с пренебрежением, даже, пожалуй, с ненавистью. Правда, открыто она никогда не проявляла свою злобу, но в речах её, обращённых к Кристине, всегда слышался яд. Даже сейчас, говоря о своём отце, графе Роберте, и его извечной верности дому Штейнбергов, Луиза не удержалась и бросила на леди Коллинз-Штейнберг короткий взгляд - такой, что Кристина поморщилась.
        Но отец её действительно был верным вассалом. Два года назад, когда война только-только началась, он принимал непосредственное участие в составлении плана освободительного похода, да и отряд тоже предоставил достаточно большой и боеспособный. Однако это не заставило Кристину загореться доверием и симпатией к леди Луизе.
        - И ваш отец, миледи, будет готов заплатить столько, сколько от него потребуется, пусть даже больше, чем все остальные вассалы его милости? - поинтересовался барон Хельмут как бы невзначай, голубые глаза его так и светились насмешкой, а губы растянулись в лукавой улыбке.
        - Уверена, что да, - чуть растерялась Луиза, голос её прозвучал глухо и сдавленно. Она будто нарочно выбрала место подальше от помоста, в мрачном углу, и делала вид, что ей, в общем-то, совершенно плевать на происходящее и никакого влияния на все решения она оказать не может. Её серое с тёмно-зелёной отделкой платье почти полностью сливалось с окутавшими её тенями, светлые волосы тоже не особо выделялись в темноте.
        - Восстание, господа, мы говорили о восстании, - напомнила Кристина, оторвавшись от внимательного изучения своей дальней родственницы. - Мы же не можем позволить Хенвальдам собрать войско…
        - Войско у них уже есть, - напомнил Генрих, приподняв в руке свёрнутый пергамент, в котором как раз было написано о том, что граф Ульрих Хенвальд действительно собрал войско из своих вассалов-рыцарей и ополченцев и готов идти на войну. - Теперь, видимо, пойдут на Айсбург… К сожалению, разведка пока не в курсе точных планов мятежников, но что им ещё делать, в конце концов?
        - Надо подавить мятеж на корню, и как можно быстрее, - пожал плечами барон Штольц и будто бы невольно сжал пальцы Софии в своей ладони. - Какую армию собрали Хенвальды? Думаю, милорд, ваших с миледи гарнизонов, а также моих людей должно хватить, чтобы достойно принять бой.
        Это было правдой: в Айсбурге находилась весьма большая гвардия, Кристина из Эори всегда брала с собой не менее ста человек, столько же привёл барон Хельмут из Штольца - с ним были и его собственные люди, и люди Софии. К тому же не помешало бы набрать небольшое ополчение из окрестностей… если на это останется время, конечно.
        - Разведка докладывает, что у графа Ульриха Хенвальда пока около тысячи с лишним человек, но он может собрать в два раза больше, насколько мне известно, - ответил Генрих, его зелёные глаза раздражённо блеснули. - К тому же он вряд ли потеряет надежду переманить на свою сторону кого-то ещё, помимо Варденов, подбить на бунт другие дома, чтобы ослабить нас. Этого нельзя допустить, господа, поэтому нам следует начинать готовиться к войне как можно быстрее. Лорд Вольфганг, велите собирать ополчение.
        Сейчас, во время официального совета, приходилось называть на «вы» не то что жену - даже родного брата.
        Вольфганг с готовностью кивнул, поднимаясь со скамьи, протянул руку супруге - и леди Луиза весьма грациозно наконец вышла из густой темноты, чтобы прошествовать с мужем к выходу.
        - Барон Хельмут, подготовьте ваших людей, - продолжил Генрих. - Если им вдруг не хватит оружия, доспехов или ещё чего-то - сообщите, я распоряжусь обеспечить. Миледи, - он повернулся к Кристине, - ваши люди наготове?
        - Мои гвардейцы всегда готовы защищать мою честь и честь всего Нолда, - гордо вскинула голову она. - И… милорд… раз уж зашла речь о моих людях… - Тут же Кристина чуть склонилась, чувствуя, что к щекам прилила кровь, а голос начал чуть дрожать от волнения. - Вы окажете большую честь, если доверите управление и командование войском именно мне.
        В зале воцарилась кромешная тишина, волосок упадёт - и то слышно будет. Генрих взглянул на жену с плохо скрываемым недоумением, а она посмела в ответ бросить вопросительный взгляд - что, мол, такого я сказала? Потом увидела, что Хельмут усмехнулся, будто вспомнил что-то очень забавное, и не сдержала усмешки сама.
        - Миледи, я беспокоюсь за ваше здоровье, - протянул Генрих после долгой паузы, не сводя с Кристины этого своего взгляда, - в том числе и душевное. Вы прекрасно помните, как отразилась на вас прошедшая война.
        - Не стоит беспокоиться, я уже давно оправилась после родов, а уж после войны - тем более, - парировала Кристина. - Но, господа, - она повернулась к залу, ко всем присутствующим, ловя их взгляды, полные, в основном, такого же недоумения, - раз уж я стала причиной этой розни, то я хочу собственноручно положить ей конец. Может, нам даже не придётся воевать с Хенвальдами, я просто поговорю с графом Ульрихом… Он узнает меня получше и поймёт, что все его возмущения из-за меня были напрасны.
        - Я не был бы столь уверен в миролюбии графа Ульриха, - вдруг подал голос Рихард Штейнберг, самый младший брат Генриха, что до этого сидел тихо и безмолвно и не принимал участия в разговоре - ему ещё не исполнилось восемнадцати и мало кто хотел к нему прислушиваться. Но он всё же решил высказаться, не выдержал… Кристина ободряюще улыбнулась ему - она понимала его как никто другой. Помнится, на военных советах, что проходили до и во время минувшей войны, её тоже никто не хотел слушать, но не из-за возраста, а из-за пола. Однако прошло два года, и по примеру Кристины сейчас на совете присутствовали и леди Луиза, и баронесса София, и другим женщинам, окажись они здесь, тоже бы дали право голоса.
        - Я тоже не уверена, - вздохнула Кристина, - но всё же я хочу исправить это досадное недоразумение. Оно может привести к кровопролитию, гибели людей и очередной войне, которая снова порвёт на части наше королевство.
        - Наоборот, не возмутит ли графа Ульриха то, именно вы поведёте войско, призванное подавить его мятеж? - тихо спросила София встревоженным голосом, сжав пальцами ткань своего лилового платья.
        - Я хочу дать ему понять, что я иду не воевать, а мирно поговорить, - отозвалась Кристина.
        На самом деле странное, доселе незнакомое чувство вдруг закралось в её душу, и она поняла, что имя ему - тщеславие. Она очень хотела проявить себя, показать, чего стоит. Во время прошлой войны ничего подобного не наблюдалось, даже напротив - Кристина то и дело ощущала приступы беспомощности и самоненависти, чувство вины грызло её душу, а самооценка упала куда-то на морское дно. Желания как-то проявить себя тогда тоже не было, Кристина хотела лишь отвоевать свою землю и вернуть ей свободу. А тут… да как смеют эти Хенвальды пренебрежительно к ней относиться? Теперь она - их законная правительница наравне с Генрихом, они не могут не признавать её! Она не какая-то там чужеземка, она - такая же драффарийка, как и они, она не захватывала силой их землю, а получила власть над ней в результате мирного союза.
        Подобные мысли, возмущение и неприязнь и вызвали в ней это столь странное чувство гордыни.
        Кристина напряглась, стиснула подлокотники кресла, заскрежетала зубами, чтобы сдержать столь неуместные сейчас эмоции. Но, кажется, в зале никто и не заметил этого внезапного возмущения, на мгновение вспыхнувшего в её серо-голубых глазах.
        Генрих размышлял молча, не глядя ни на кого, - казалось, что противоположная стена зала его интересовала сильнее, чем все присутствующие здесь. Но Кристина понимала, что он смотрел вовсе не на стену, а куда-то в пустоту, в неизвестность, взвешивая все «за» и «против». Она понимала его сомнения и беспокойства, понимала, что он уже много раз пожалел о том, что когда-то позволил ей отправиться с ним на прошлую войну… Но понимала она и то, что муж не сомневался в ней как в воительнице. Он знал, что ей можно доверить оружие и войско, поэтому не мог сейчас сразу принять решение.
        - Ну хорошо, миледи, - вдруг заговорил Генрих - он повернулся к ней лицом, чуть приподнявшись на троне и улыбнувшись. В зале зашевелились: Рихард покачал головой, Хельмут закатил глаза, а София отчего-то улыбнулась. - Возьмите войско и остановите мятеж Хенвальдов. Но всё же я думаю, что командовать армией, пусть и небольшой, в одиночестве вам будет несколько трудно. - Почувствовав крошечный укол обиды, Кристина, тем не менее, признавала его правоту. - С вами поедет капитан Герхард Больдт, вы сами знаете, какой это опытный и отважный человек, ему можно доверять, и он всегда даёт хорошие советы. - Кристина согласно кивнула, не сказав больше ни слова, и Генрих встал: - Спасибо, господа… и дамы, - добавил он, явно ещё не привыкший к тому, что на военных советах последнее время стало больше женщин. - На сегодня пока всё.
        У дверей Кристину внезапно остановил Рихард - из зала вышли почти все, кроме них двоих. Юноша выглядел взволнованным и даже несколько растерянным, будто то, что было сегодня сказано на совете, его напугало.
        - Миледи, я не стал просить разрешения у брата, потому что и так знаю, что он ответит… - начал Рихард, пряча глаза. - Но я спрошу у вас. - Он бросил взгляд на коридор, ведущий из зала, и, убедившись, что его уже никто не услышит, исправил: - У тебя. Могу ли я отправиться в поход с тобой?
        Кристина сама попросила его называть её на «ты» ещё до её свадьбы с Генрихом, хотя Рихард иногда забывал об этом.
        - Тебе же…
        - Уже вот-вот исполнится восемнадцать, - радостно прервал её он, улыбнувшись.
        Кристина оглядела его с ног до головы. Рихард, в отличие от Вольфганга, был очень похожим на своего старшего брата: такие же зелёные глаза и тёмно-русые волосы, выдающиеся скулы и высокий рост - в свои неполные восемнадцать юноша был выше Кристины почти на голову. Он был очень отважным и ответственным - Хельмут, у которого Рихард служил оруженосцем, не раз это подтверждал.
        - Я помню, что у тебя скоро именины, - улыбнулась она. - Вы с его светлостью и его супругой поэтому сюда и приехали, верно?
        - Ну да, это я его уговорил, - хмыкнул Рихард. Он завёл руки за спину и начал переминаться с ноги на ногу, будто не вёл непосредственный разговор с женой брата, а отвечал невыученный урок. - Мне хотелось встретить совершеннолетие дома, и было бы здорово, если бы и в рыцари меня посвятили здесь… Его светлость не возражал.
        «И слава Богу», - подумала Кристина: присутствие Хельмута в столь непростой ситуации было как нельзя кстати. Несмотря на свою заносчивость и высокомерие, барон Штольц был отличным воином и часто на военных советах подавал неплохие идеи. Да и после свадьбы с Софией, в девичестве баронессой Даррендорф, он спеси поубавил, стал меньше выделываться, прекратил отпускать язвительные подколы и неприличные шутки.
        - Но если ты отправишься со мной, то твоя мечта не сбудется, - заметила Кристина, положив руку Рихарду на плечо. На нём был серый камзол из мягкого бархата - ткань ощущалась невыразимо приятной, а богатая фиолетовая вышивка на воротнике не могла не радовать глаз. - Ты встретишь восемнадцатилетие в походе, в шатре или под открытым небом, и даже если барон Штольц тоже пойдёт в поход (в чём я, впрочем, сомневаюсь), то обряд посвящения будет не таким торжественным и роскошным, как ты заслуживаешь. Так что оставайся дома.
        - Ну тогда, может… - Рихард запнулся, а потом резко поднял на Кристину взгляд - в нём плескалась надежда и юношеский задор. - Могу я попросить тебя хотя бы попытаться вернуться к моим именинам? Буду очень рад тебя видеть, - добавил он.
        - Я постараюсь, - кивнула Кристина.
        И вздохнула украдкой.
        Несмотря на уверенность в победе, у неё всё же оставался шанс сложить голову на поле боя.

* * *
        К новому походу удалось подготовиться быстро - за четыре дня. В Айсбурге и без того было собрано множество боеспособных людей, гвардейцев и рыцарей; крестьяне из окрестных деревень, привыкшие мгновенно исполнять приказы своих хозяев, тоже особо не мешкали. Кристина, как и прочие воины, усердно готовилась к походу, порой пренебрегая сном и едой: собирала вещи, примеряла новые доспехи, стёганки, сапоги, выбирала боевых и походных коней… Также ей потребовалось новое оружие: личный меч Кристины, Праведный, находился на починке у кузнеца и пока ещё не был готов.
        Но самым главным, конечно, были тренировки.
        Из-за беременности и родов Кристина много седмиц не прикасалась к оружию, лишь спустя два месяца после рождения сына лекари позволили ей вернуться к упражнениям с мечом. Она хоть и не растеряла хватку, но всё же понимала, что явно кое-что подзабыла за столь большой срок. Поэтому теперь изо всех сил старалась наверстать упущенное, целыми днями пропадая на тренировочном дворе, особенно сейчас, когда стало теплее. Из-за долгого перерыва мышцы жутко болели, Кристина быстро выматывалась, но всё же не позволяла себе расслабляться, каждый день увеличивая нагрузки и очень стараясь отточить свой навык владения мечом до идеала.
        Последний вечер перед походом выдался относительно спокойным - будто штиль перед страшным штормом. Кристина слышала, как солдаты в казармах весело шутили, подбадривали друг друга и даже пели песни, и это вселило в неё ещё больше уверенности в успехе грядущего дела. В конце концов, она взяла на себя огромную ответственность и теперь не имеет права подвести своего мужа и его… их землю. О том, что будет, если ей не удастся подавить мятеж, если она проиграет битву графу Хенвальду, Кристина старалась не думать.
        Генрих уговорил её хотя бы в эту ночь лечь спать пораньше, поэтому она прекратила тренировку ещё до заката, быстро поужинала, приняла ванну и перед сном отправилась в детскую навестить сына. Ему едва исполнилось четыре месяца, и он нуждался в постоянном внимании, любви, заботе и ласке, и женщина уделяла ему столько времени, сколько могла, жертвуя сном и забывая порой поесть. Лишь сейчас, перед походом, она реже заходила к нему, отчего постоянно переживала и чувствовала угрызения совести. Да, у маленького Джеймса, которого Кристина назвала в честь своего отца, были и няньки, и кормилица, но всё же ясно, что никто, кроме матери, не сможет подарить ему достаточно любви и нежности.
        Подходя к детской, Кристина вдруг увидела Софию и даже замерла от неожиданности.
        Она была рада, что в Айсбург, помимо Хельмута (его присутствие уже было большой удачей) приехала его жена. Кристина и София дружили много лет и были искренне рады видеть друг друга, даже сейчас, когда назревала очередная война, пусть и местных масштабов.
        Но на этот раз Кристина не ожидала увидеть её здесь. Она думала, что баронесса Штольц со своим благоверным давно уже спала - обычно после ужина их где-либо, кроме выделенных им покоев в гостевом крыле, застать было сложно. Здорово, что они проводили так много времени вместе, что их редко можно было встретить поодиночке, друг без друга. Для Кристины это было важно хотя бы потому, что она сама устроила их брак.
        Но если София хотела видеть её и поговорить наедине, то почему пришла именно сюда, а не в кабинет, например? Тем более в такой поздний час?
        Сейчас она выглядела так, будто ложиться ещё и не собиралась, а напротив, только недавно встала, оделась и причесалась: рыжие волосы заплетены в две косы у висков и уложены вокруг головы, шёлковое розовое платье-блио смотрелось как с иголочки, лишь взгляд у Софии был уставшим и тревожным.
        - Здравствуй, - улыбнулась подруге Кристина.
        Рыжеволосая баронесса вздрогнула, будто сильно испугалась её голоса, но тоже смогла выдавить из себя улыбку. Однако даже в полутьме коридора легко было заметить, что в глазах у Софии тлела странная печаль, вот-вот готовая вырваться из неё горькими слезами.
        - Всё в порядке? - тут же поинтересовалась Кристина с тревогой в голосе.
        - Д-да, просто… - София сглотнула. - Вы наверняка завтра уедете рано, и я хотела пожелать вам удачи сейчас.
        Несмотря на давнюю дружбу, у Кристины не вышло отучить девушку называть её, подругу и родственницу, на «вы». Наверное, сыграла роль разница в возрасте - Софии ещё не исполнилось девятнадцати, а Кристине было уже двадцать шесть, и она сама благодаря этой разнице всегда относилась к подруге покровительственно и участливо как единственная оставшаяся в живых старшая родственница.
        - Не беспокойся за меня. - Она приобняла Софию за плечи. - Этот поход не сравнится с той, предыдущей войной, поверь мне. Я уверена, что всё разрешится быстро и почти без потерь.
        - Сложно не беспокоиться, - вздохнула девушка.
        - Ну чего ты так расстроилась? Твой Хельмут со мной не едет, останется здесь, с тобой. А обо мне не переживай.
        - А вдруг… вдруг ничего не получится?
        Ясное дело, что будет, если ничего не получится. Восстание разрастётся, словно лесной пожар, охватит весь Бьёльн, превратится в новую гражданскую войну… Придётся разрабатывать сложную стратегию, собирать войска в Нолде, чтобы подавить все очаги мятежа, взяв численным превосходством. А потом ещё несколько месяцев разбираться с последствиями, восстанавливая как разрушенные в ходе войны замки, города и деревни, так и собственную репутацию.
        Кристина незаметно вздохнула, подумав об этом, но голос её зазвучал звонко и уверенно:
        - Всё получится, главное, не падать духом. На нашей стороне правда и закон. - Она кивнула на дверь, ведущую в детскую. - Пойдём, поможешь мне Джеймса уложить.
        София вдруг округлила глаза, отпрянула, невольно сбрасывая ладонь Кристины с плеча, и едва не споткнулась, запутавшись в длинном подоле своего платья. Слава Богу, женщина вовремя успела ухватить её за предплечье и тем самым спасла от падения.
        - Нет, не стоит, я не… я не умею, у меня же своих нет! - залепетала София и с мольбой взглянула на Кристину.
        - Ничего, это неважно, пойдём, - усмехнулась та, открыла дверь и кое-как протолкнула туда подругу.
        Комнатка Джеймса (Кристина решила, что он должен жить отдельно от сына Вольфганга и Луизы, и распорядилась обустроить для него свою детскую) была небольшой, но очень уютной. Деревянная кроватка-качка стояла у окна, зашторенного светло-синими занавесками, весь пол был застелен большим мягким ковром заморского производства, возле двери стоял ящик с игрушками, а возле противоположной стены располагалась выкрашенная белой краской скамья - чтобы уставшей маме или няне можно было присесть, качая кроватку или играя с малышом.
        В детской сейчас находилась лишь кормилица Джеймса, тридцатилетняя Авелина. Она держала мальчика на руках, чуть покачивая его, а тот едва слышно плакал, явно готовясь зарыдать по-настоящему.
        - Не наелся? - встревожилась Кристина, подходя к Авелине. София же замерла в дверном проёме.
        - Вроде наелся, мледи, грудь больше не берёт, но чего-то хнычет… - пожала плечами кормилица. - Пелёнки я ему поменяла, осталось только уложить.
        Кристина приняла от неё на руки большой свёрток одеял и пелёнок, посреди которых виднелось залитое слезами личико Джеймса-младшего. Женщина тут же поцеловала его, прижала к себе, надеясь, что ощущение материнского присутствия, тепла и любви его успокоит. Молча кивнула Авелине, и та, сделав неумелый реверанс сначала самой Кристине, а потом освободившей проход Софии, быстро удалилась.
        - Ну что, маленький мой, будем ложиться? - Кристина чуть отстранила от себя младенца, отчего он заревел уже громче. - Зайчонок, надо спать, - улыбнулась она.
        Услышала сзади шаги - София несмело подошла к ней, приглядываясь, будто хотела рассмотреть в мальчике что-то необычное. Во взгляде её плескались тем временем совершенно разные эмоции - от умиления и явного интереса до глубокой, болезненной печали.
        - Какие глаза у него красивые, - заметила она вдруг.
        - Да, необычно получилось, - хмыкнула Кристина, будто они с Генрихом, вообще-то, изначально планировали сделать просто зеленоглазого ребёнка, в отца, но случайно что-то пошло не так, и один глаз внезапно приобрёл серый цвет. Впрочем, объяснение этому было: у матери Кристины, леди Лилиан, были серые глаза, и Джеймс мог унаследовать цвет именно от бабки. - Хочешь подержать? - предложила она, и София отпрянула.
        Однако тут же уверенно кивнула и протянула руки, осторожно принимая младенца. Впрочем, опыт обращения с детьми у неё явно имелся: у Софии был младший брат, Роэль, нынешний барон Даррендорф, а разница в возрасте у них была в целых тринадцать лет, так что девушке наверняка не раз доводилось качать его на руках, и она прекрасно знала, как правильно держать ребёнка.
        София улыбалась малышу и что-то нашёптывала, но Кристина видела, что в глазах её собирались слёзы, а губы дрожали - она готова была вот-вот заплакать на пару с младенцем. Женщина погладила её по спине в знак поддержки, понимая, что никакие её слова и жесты не смогут унять эту тоску бедной Софии.
        Та уложила ребёнка в кроватку - тот затих, перестал хныкать и закрыл глазки, погружаясь в свой тихий младенческий сон.
        - Как ты с ним хорошо поладила, - заметила Кристина.
        Она чуть подтолкнула качку и, чтобы лучше спалось, тихонько пропела:
        - Из кувшина через край
        Льётся в небо молоко…
        Спи, мой милый, засыпай,
        Завтра ехать далеко.[3 - «Мельница» - «Двери Тамерлана».]
        - Да, вот только… - София решилась заговорить лишь спустя пару минут после того, как Кристина закончила петь колыбельную. Но отчего-то не договорила - тяжело вздохнула и быстро стёрла всё-таки пробежавшую по щеке одинокую слезинку.
        - Ну не плачь, не нужно… И у тебя обязательно будут дети. Вы же совсем недавно поженились…
        - Уже почти год, - возразила София. Обе они говорили тихо, приглушёнными голосами, чтобы не разбудить Джеймса, но сейчас она не выдержала и заговорила громче: - Мы поженились прошлой весной, и всё это время у меня ни разу не получилось. Есть ли смысл вообще надеяться, что получится в дальнейшем?
        Не зная, что ответить, Кристина лишь сжала её плечи, ловя потускневший взгляд. Она понимала, что утешения, убеждения в том, что всё ещё впереди и не стоит отчаиваться раньше времени, могли не только не подействовать, но и навредить, ввести Софию в ещё более глубокую тоску, из которой не найдётся выхода. И очень боялась, что случайно скажет что-то не то и тем самым обидит подругу.
        - Но вообще… - Кристина слабо улыбнулась. - Сама видишь, что растить детей не так просто, как может показаться. Джеймс, например, очень нервный, часто плачет и капризничает…
        - Да я на всё готова! - прервала её София, покачав головой. - Я знаю, что во время беременности может быть очень плохо, и тошнит, и устаёшь быстро…
        - И зубы страдают, - подтвердила Кристина, не убирая улыбки. - У меня один коренной шатается, другой почернел… А Авелину ты сама видела - у неё и передних нет.
        Она, конечно, и не надеялась как-то переубедить подругу этими рассказами о нелёгкой судьбе беременной женщины. Было видно, как сильно София хотела детей и как переживала из-за того, что не могла зачать. И если утешить её хоть и нелегко, но возможно, то отговорить… Да и зачем отговаривать, зачем призывать смириться, если им с Хельмутом наследник нужен так или иначе?
        - Я и роды видела, - продолжила София, - когда мама рожала Роэля. Видела, как это больно и… и грязно… И как мама при этом страдала. И я готова… - повторила девушка и опустила голову. - Я готова пережить всё это, или даже, наоборот, не пережить, лишь бы только у нас с Хельмутом был сын! - Неожиданно она улыбнулась: - Такой же белокурый и голубоглазый.
        Кристина не ответила, не зная, что сказать. Да, она сама буквально полгода назад думала так же и готова была многим пожертвовать, в том числе здоровьем и возможностью владеть мечом, лишь бы дать жизнь своему сыну… Слава Богу, что в итоге ничем жертвовать не пришлось, беременность и роды прошли вполне благополучно, Джеймс родился здоровым и крепким, а она быстро оправилась. Но слова Софии поразили её до самого сердца. Её жертвенность, упорство и это бесконечно сильное желание завести детей не могли не восхищать.
        - Пока меня не будет, - Кристина коснулась её влажной от слёз щеки пальцами, заставляя поднять голову, внимательно взглянула в глаза, - присмотри за Джеймсом, пожалуйста. Авелина, конечно, очень хорошая и исполнительная, но и она не всесильна и может устать. К тому же у неё своих детей - семеро по лавкам.
        София так и засветилась, уголки её губ поползли вверх, а в глазах вспыхнул поистине детский восторг.
        - Конечно, миледи, - закивала она. - Я вас не подведу, обещаю!
        Прижимая Софию к себе, Кристина услышала, как быстро и радостно бьётся её сердце в предчувствии долгих дней, полных одновременно и тревоги за подругу, и счастья общения с малышом.
        Глава 2
        Кристина легла действительно рано, однако спать ей почти не хотелось - слишком много мыслей разрывало голову, слишком сильное волнение перед походом она испытывала… Но желание показать себя никуда не делось, уверенности в себе тоже особо не убавилось, и все эти противоречивые чувства в итоге мешали спать.
        Генрих вернулся в постель чуть позже, чем она. Сначала он, видимо, решил, что Кристина уже уснула, и поэтому вёл себя довольно тихо. Но когда понял, что она не спит, то тут же прижался к ней, провёл рукой по щеке, скользнул к груди, а потом - под одеяло… Губами коснулся её шеи, и Кристина громко выдохнула. Поначалу она с радостью отвечала на его поцелуи и ласки, но вскоре её осенило, и она отстранилась.
        - Не хватало ещё забеременеть перед походом, - ухмыльнулась она.
        Женщина всегда считала дни: после последней крови прошло седмицы две, и именно сейчас, по словам лекарей, существовал большой риск зачать ребёнка. Конечно, в походе и лунная кровь вряд ли хорошую службу сослужит, но ранние признаки беременности наверняка скажутся на Кристине куда хуже, чем тянущая боль в животе. К тому же она опасалась попросту скинуть ребёнка, посему решила этой ночью воздержаться, несмотря на ощутимое желание.
        Однако Генрих нашёл способ доставить ей удовольствие без привычного супружеского воссоединения. Он ведь так и не убрал руку из-под одеяла. Его пальцы, длинные и изворотливые, буквально сводили с ума, и под конец Кристине даже пришлось сдерживать стоны, чтобы ненароком не разбудить спящего в соседней комнате сына, которого она так хорошо уложила несколько минут назад.
        После Генрих улыбнулся и откинулся на спину, но из объятий жену не выпустил, да и Кристина тоже не хотела отстраняться. Кто знает, когда они увидятся снова… Может, через две седмицы, а может, и не раньше, чем летом. Конечно, Генрих уже уже не раз изъявлял желание поехать с Кристиной, хотя оба они понимали, что оставлять Айсбург без властителя сейчас как никогда опасно. Поэтому они решили, что Генрих останется здесь и будет готов в случае возможного провала их изначального плана собрать и отправить подкрепление, а также регулярно направлять на запад обозы с провизией.
        - Ты как? - участливо, с плохо скрываемой тревогой в голосе спросил Генрих, обнимая её. - Хорошо себя чувствуешь?
        - Ты не подумай, я не боюсь! - заверила его Кристина. - Просто… просто немного волнуюсь. Но я уверена, что всё разрешится благополучно.
        - Бескровным путём? - уточнил он.
        - Хотелось бы… но я не обещаю, конечно.
        Она сделала паузу, обдумывая то, что сказала. Вспомнила те битвы, что ей уже довелось пройти: конечно, было безумно страшно, буквально до разрыва сердца, и Кристине не хотелось бы вновь лицезреть кровопролитие и уж тем более - участвовать в нём… Но если кровопролития не избежать, то ей придётся загнать все страхи в самые потаённые углы своей души, взять себя в руки и пойти в битву.
        Кристина всё ещё кипела от ярости из-за того, что кто-то в Бьёльне посмел оспорить её власть. Видит Бог, что прошлую войну она прошла не ради того, чтобы сейчас так легко сдаваться и признавать правоту своих новых противников. Пожалуй, впервые в жизни она была так зла из-за уязвлённой гордости.
        - Но обещаю, - вздохнула Кристина, - что если битвы избежать не удастся, то я не позволю тебе потерять меня.

* * *
        В один из прохладных, но в целом погожих дней васариса, третьего месяца зимы, небольшая армия под предводительством леди Кристины Коллинз-Штейнберг выдвинулась из Айсбурга. Выдвинулась на юго-запад, где располагался замок мятежных Хенвальдов. Они жили почти на границе с Амфиклией - королевством, что граничила с Драффарией на западе. Согласуясь с данными разведки, армия должна была пройти по Зелёному тракту несколько десятков километров и не позже, чем через три-четыре дня после начала похода, встретиться с войском графа Ульриха где-то в середине пути до его вотчины. Там предстояло действовать по обстоятельствам: либо попробовать начать переговоры, либо нападать, не позволяя мятежникам добраться до Айсбурга.
        Лорд Генрих до последнего не хотел отпускать жену одну, а так как сам решил остаться, то предложил, уже по давней традиции, отправить с ней их общего друга - Хельмута, и он даже был не против, но тут в дело вмешались София и Рихард. Первая просто не соглашалась отпускать мужа в поход, боясь за его жизнь, а второй задал весьма уместный вопрос: «А кто будет меня посвящать в рыцари?» Кристина тут же вспомнила свой разговор с юношей и поняла, что если Хельмут пойдёт в поход, то и оруженосца непременно возьмёт с собой. И потому она отказала другу и тем самым утешила Софию.
        Из-за всего этого командовать их небольшой, но серьёзно вооружённой, боеспособной и воинственно настроенной армией выпало Кристине. Да, были ещё Герхард Больдт, капитан гвардии Айсбурга, и сир Георг Хайсен - вассал Хельмута, взявший под руководство его людей. Но всё же Кристина чувствовала на себе огромный груз ответственности, знала, что на неё надеются, в неё верят, что она не имеет права подвести. В конце концов, она стала невольной виновницей восстания - и дело было даже не в её идее с налогами, а в самом её появлении в Бьёльне.
        Поэтому Кристина хотела доказать, что она - не чужая, не лишняя здесь, что она - законная леди и правительница Бьёльна, ведь Бьёльн и её родной Нолд теперь - единая земля.
        Поход сопровождался хорошей погодой и вполне приподнятым настроением солдат и рыцарей. Первые были обрадованы неплохими условиями и щедрыми пайками, вторые - так удачно подвернувшейся возможностью показать себя, завоевать почести и трофеи, а также новому оружию и доспехам. И вот вечером третьего дня войско остановилось для привала на лесной поляне и среди высоких, но редко растущих деревьев, ещё не успевших покрыться листвой. Едва солнце закатилось за горизонт, прискакали разведчики. Кристина, позвав капитана Больдта и сира Хайсена, приняла их в командирском шатре, ещё будучи не в силах поверить, что этот шатёр теперь принадлежит ей.
        - Армия Хенвальда встала километрах в десяти отсюда, - доложили разведчики, указывая на разложенную на столе потрёпанную карту. - Может, если бы вы, миледи, с вашим войском не остановились для привала и шли всю ночь, то наутро бы точно встретились с ними.
        - Они ждут нападения с востока? - уточнила Кристина, не отрывая взгляда с карты. Небольшая точка, нарисованная одним из разведчиков, обозначала именно то место, где сейчас остановился граф Хенвальд, и она впилась взглядом в эту точку, будто надеялась через неё испепелить мятежников всех до одного.
        - Похоже, они пока ничего не ждут, - предположил капитан Больдт, и разведчики уверенно закивали его догадке.
        Герхард был человеком опытным, в гвардии Айсбурга он служил давно, хотя семья его, жена и дети, жили не с ним, а в поместье Больдтов на юге Бьёльна. Впрочем, Герхард часто навещал их, а в Айсбурге не стеснялся рассказывать о том, как идут дела в его семье. Но он был не только любящим отцом и заботливым мужем, но и воином, закалённым в боях: помимо прошлой войны, он участвовал ещё и в войне с Фареллом, северным королевством, которое около одиннадцати лет назад предъявило свои права на некоторые драффарийские территории. И во внешности его всё говорило о том, что он - солдат, многое повидавший на своём веку: высокий рост, суровое лицо, морщины, прибавляющие к его сорока пяти ещё несколько лет, ястребиный пронзительный взгляд серых глаз и эта немного пугающая презрительная ухмылка, каждый раз, когда речь заходила о мятежниках, искривляющая его тонкие, перечёркнутые с правой стороны старым шрамом губы.
        Именно из-за этого опыта, а также из-за отсутствия всякой жалости к врагу Генрих и поручил Герхарду быть советником Кристины во время этого похода.
        - Если планы Хенвальда не изменились, - сказал он, - то есть - добраться до Айсбурга и вынудить вас, миледи, покинуть Бьёльн путём штурмов и осады, а также заставить присоединиться к восстанию как можно больше ваших с милордом вассалов… Если всё это так, то вряд ли они будут готовы к битве один на один.
        - Вы предлагаете незаметно напасть на них? - уточнил сир Хайсен. Этот человек был полной противоположностью капитана Больдта. Он был молод и красив - зелёные глаза, светлые с рыжиной волосы, извечная ухмылка и прямая горделивая осанка. Он носил новые блестящие доспехи: бряцающие друг о друга поножи с наколенниками и наручи с налокотниками, внушительные, под стать широким плечам, наплечники, гладко вычищенная кираса… Кристина представляла, во что превратится вся эта стальная красота после битвы, и невесело усмехалась.
        - Да, пожалуй, - пожал плечами Герхард. - Если, конечно, наша численность не уступает их.
        - У Хенвальда пока, - разведчик выделил последнее слово, - около полутора тысяч: сам граф Ульрих с сыном, его собственная гвардия, а также трое его вассалов с внушительными отрядами, в основном конными. В общем, очень мощная кавалерия.
        - Тогда как у нас… - Сир Хайсен кивнул на выход из шатра, за которым слышались разговоры и смех солдат-ополченцев, простых крестьян, которым привычнее держать в руках косу или грабли, нежели меч или копьё. Конечно, встречались среди них и умельцы вроде кузнецов, поражающих своей силой, и ловкие охотники - отличные лучники… Но в целом они были не воинами, а крестьянами.
        Хотя именно такие люди во время прошлой войны и отвоевали для Кристины Нолд. Генриху и его вассалам тогда пришлось собирать все силы и возлагать большие надежды именно на ополчение, а не на опытных, но малочисленных рыцарей, ибо им нужно было взять врага не только внезапным нападением, продуманной стратегией и умениями, но и числом.
        Поэтому Кристина знала, что не стоит их сбрасывать со счетов. Даже сейчас, когда большую часть их войска составляли всё же не ополченцы, а опытные рыцари и хорошо обученные, дисциплинированные гвардейцы.
        - У нас достаточно людей для быстрой атаки и равноценного боя, - сказала она, радуясь, что ей не надо больше повышать голос, чтобы к ней прислушались, не надо как-то выделять себя среди мужчин, собравшихся на военный совет. Всё это ей приходилось делать в прошлый раз, но теперь все вокруг наконец-то поняли, кто она и чего стоит, и охотно прислушивались к ней сами. - Но раз они ждут нас с востока, мы обманем их ожидания. Капитан, - повернулась она к Герхарду, - поправьте меня, если я сейчас в чём-то ошибусь, но мне кажется, что нам следует поступить так. - Кристина сделала глубокий вдох, уверенная, что всерьёз её слова воспринимать не станут, что поступят не так, как она скажет сейчас, а по-своему… Эти опасения остались у неё ещё от прошлой войны, и она понимала, что надо бы с ними бороться, но это было не так просто. Она отбросила короткую каштановую косу с груди на спину и заговорила: - Мы разделимся на три части: авангард, который будет идти, как и ожидает Хенвальд, с востока, за ним - резеврный полк, он вступит в битву лишь при необходимости, если вдруг враг начнёт теснить авангард. И… - Она
вытащила из чернильницы одно из перьев и чуть южнее той жирной точки, что обозначала армию графа Ульриха, нарисовала ещё одну, только другим цветом. - И назовём это засадным полком. Хенвальд ждёт нас с востока, а мы ударим ещё и с юга, чтобы взять их в клещи и застать врасплох. Противник, увидев небольшой авангард, решит, что победа у него в кармане, но одновременно с авангардом ударит засадный полк, и уж если у них двоих не будет что-то получаться, в дело вступит резерв.
        В шатре на несколько мгновений воцарилась тишина, и стало слышно, как в окружающем лагерь лесу ветер гуляет в пока ещё не покрытых листвой деревьях. Кристина даже поёжилась от внезапного холода, хотя она была одета достаточно тепло - походный дублет, жилетка сверху, плотный суконный плащ, шерстяные штаны и высокие сапоги с меховой подкладкой. Но холодно ей стало не от ветра, а от внезапного страха перед этими самоуверенными, твёрдыми в своих убеждениях, упрямыми мужчинами. А вдруг они сейчас её осмеют и предложат отправиться домой, чтобы не мешаться под ногами и не докучать своими глупыми планами?
        Отец с детства учил её сражаться - сначала обучал сам, потом начал нанимать учителей. Он считал, что его единственная дочь и наследница должна уметь за себя постоять, должна быть сильной, причём не только духом. Также лорд Джеймс часто рассказывал ей о тонкостях дипломатии, ведения переговоров, об экономике, деньгах и налогах, союзах, клятвах - словом, о правлении. Но он почти никогда не объяснял ей основы стратегии и тактики. Видимо, он считал, что здесь за неё всё же будет решать кто-то другой - муж, капитан гвардии, доверенные вассалы… Кто угодно, но не она. И поэтому Кристине во время прошлой войны пришлось учиться самой, слушая, запоминая, уточняя и задавая вопросы. Она и сейчас не считала себя хорошо разбирающейся в таких вещах, но всё же надеялась, что озвученный ею план не поднимут на смех.
        - По-моему, господа, это прекрасный план, - первым подал голос капитан Больдт. - Простой и понятный, но в то же время… У нас ведь тут всё-таки не война на несколько фронтов, а подавление мелкого мятежа. Мне кажется, мы можем воспользоваться общей схемой, придуманной леди Кристиной, для планирования нападения на войско графа Ульриха.
        - Да, мне тоже нравится, - с добродушной усмешкой кивнул сир Хайсен. - Если миледи позволит, то я и возьму на себя командование этим засадным полком, что нападёт на противника с юга.
        - Разумеется, позволю! - Кристина не смогла скрыть звенящего в голосе облегчения. - Капитан Больдт, возьмёте ли вы на себя ответственность командовать передовым полком и, в частности, конной его частью? Пехотинцев могу взять я сама.
        - Вы пойдёте в битву, ваша милость? - поднял бровь Хайсен, даже не делая вид, что удивлён.
        - Разумеется, пойду, - кивнула она. - Но, господа, вы же помните, чего именно я хочу от этого похода в первую очередь. Для начала я попробую с графом Ульрихом просто поговорить. Если он откажется или если переговоры не принесут плодов, то тогда… тогда мы ударим.
        - Если не секрет, миледи, - спросил вдруг капитан Больдт, - что вы хотите ему предложить?
        Кристина задумалась, не торопясь с ответом. Важно было донести мысль не только до самого графа Ульриха, но и до её людей, вассалов, которые присягнули ей и теперь ждали от неё каких-то действий. От того, правильно ли они её поймут, зависела их верность, их дружба и преданность. Они вполне могли из-за недопонимания не оценить того, что она придумала, могли посмеяться над ней… Кристина к этому привыкла и теперь, видя со стороны вассалов подчинение и уважение, была несколько удивлена. Будто они видели в ней не её саму, а её мужа, от лица которого она говорила. Впрочем, возможно, так оно и было.
        - Я скажу ему, что не хочу с ним воевать, попробую доказать, что я ему - не враг и что я - теперь не чужая здесь, в Бьёльне. Я имею над ним власть согласно королевским указам, я ведь не захватывала его силой. Если графу Ульриху так важна справедливость, я попробую объяснить, что выплата налогов с его стороны и была бы проявлением справедливости, а ещё милосердия и сострадания… но если для него это так важно, то я могу уступить. Я правда хочу решить это недоразумение, внимательно выслушать графа Ульриха, а потом… - Она вздохнула, уже не так сильно уверенная в мирном исходе. - А потом посмотрим.

* * *
        Гонцов в лагерь графа Хенвальда послали на рассвете, когда солнце только-только лениво начало выкатываться из-за горизонта, озаряя сумрачный мир своими нежными розовыми лучиками. Медленно, постепенно оно выхватывало из темноты и голые зимние деревья, уже почти готовые одеваться в зелёные весенние наряды, и густые сосны и ели, никогда эти зелёные наряды не сбрасывающие, и широкую зимнюю дорогу, покрытую мягким, плотным снежным покрывалом… А также блестящие доспехи, наконечники копий, рукояти мечей и разноцветные щиты армии леди Кристины, что стояла в полной боевой готовности и ждала известий, которые и должны были принести гонцы.
        Сир Хайсен ещё раньше повёл свой отряд на юго-запад - он тоже должен был подобраться к вражескому войску и во время битвы (если она, конечно, состоится) ударить с юга. А Кристина осталась здесь, на тракте. Она волновалась, ожидая ответа графа Ульриха, и мысленно готовила речь, с которой могла бы обратиться к нему, если он согласится на переговоры. Конечно, она понимала, что всё может пойти не так с самого начала: её перебьют или направят разговор в другое русло… Или вообще откажутся говорить.
        Что ж, тогда разговаривать вместо неё будет сталь. У неё всегда получается лучше - громче и убедительнее.
        Возвращения гонцов ждали не более часа, и вот уже вдалеке послышался топот копыт по холодной земле, а затем проступил конский силуэт - без всадника.
        Кристина вздрогнула, рука инстинктивно легла на рукоять её нового меча, пока ещё не испившего чьей-то крови.
        Когда лошадь мелкой рысью подскакала ближе, стало возможно разглядеть на снегу небольшие, но яркие алые пятна - это кровь капала из прикреплённого к седлу тёмного мешка. Два человека остановили лошадь в нескольких шагах от Кристины, и она замерла в недоумении, чувствуя, как её колотит от невесть откуда взявшегося страха - он, будто чья-то ледяная когтистая рука, сжал её сердце и мешал шевелиться. Она смотрела на этот непонятный мешок, из которого продолжала капать горячая кровь, создавая небольшую лужицу на снегу, и не могла отчего-то оторвать взгляд.
        - Миледи, - послышался сзади голос капитана Больдта, - позвольте, я взгляну?
        Кристина лишь кивнула, будучи не в силах озвучить позволение.
        Герхард уверенно и быстро подошёл к лошади, отвязал мешок от седла, развязал… невольно скривился от отвращения. Собрался что-то сказать, но в итоге промолчал, хотя Кристина сама уже поняла, что было в этом мешке.
        - Там оба? - тихо спросила она, решившись подойти ближе. Герхард лишь кивнул. Именно двух гонцов они посылали к Хенвальду, и оба гонца вернулись в лагерь… правда, не полностью - лишь в виде отрубленных голов. - Господи, что я скажу… - начала было Кристина, но резко прервала свою речь, понимая, что нельзя было сейчас показывать слабость перед своими людьми. Страх всё ещё раздирал душу и заставлял сильно дрожать, зубы стучали, а глаза невольно защипали от подступивших слёз. Она сжала руки в кулаки, пытаясь утихомирить дико дрожащие пальцы. Страшно представить, что сотворили мятежники с телами несчастных гонцов… - Значит, это его ответ. - Кристина постаралась сделать голос твёрже и увереннее, но получилось не очень хорошо. - Капитан Больдт, готовьте войска к наступлению и велите передать сиру Хайсену, чтобы он тоже был готов.
        - Миледи, здесь… здесь ещё кое-что. - Герхард сунул руку в мешок, стараясь при этом не смотреть туда, и быстро извлёк смятый, перепачканный кровью небольшой пергаментный свиток. - Полагаю, этого символического ответа Хенвальду было недостаточно и он решил объясниться с вами письменно.
        Кристина всё же проявила смелость и приняла пергамент. На её руках были перчатки, и она не боялась запачкать кровью пальцы, хотя понимала, что её руки и так уже в крови - и это только начало.
        «Ни один уважающий себя бьёльнец не станет разговаривать с северной шлюхой», - писал Хенвальд.
        Глава 3
        Битва завязалась как-то быстро, внезапно, словно налетевшая гроза или шторм. Зазвенела смертоносная песня стали, мечи застучали по дереву щитов… и до ушей Кристины донеслись первые людские крики - крики раненых и умирающих.
        Та дрожь, что охватила её, когда в стан пришла лошадь с головами гонцов, ещё не прошла и сейчас, когда вокруг закипел бой, грозила лишь усилиться. Но Кристина попыталась уговорить себя, что бояться ей нечего: на ней - крепкие доспехи, защищавшие конечности, кольчуга, горжет и сабатоны, у неё - новый острейший клинок из лучшей стали, лёгкий, удобный, способный одним ударом перерезать глотки и вспарывать плоть. На её стороне правда, в конце концов, ведь всё, что о ней говорил Хенвальд, было лишь попыткой очернить её репутацию и доказать бьёльнцам, что повиноваться ей не следует.
        И всё же Кристина боялась, боялась даже тогда, когда весьма легко и быстро уложила в этой битве своих первых жертв. Несмотря на то, что ей уже довелось убить немало людей, с тем, что сейчас снова пришлось убивать, она так и не смирилась.
        Действуя сообща с одним из своих пеших гвардейцев, Кристина быстро прикончила вражеского гвардейца, закованного в прочные латы. Несмотря на хорошую защиту, он оказался застигнут врасплох тем, что на него напали сразу двое, и когда Кристина подсекла ему ноги сзади и пнула коленом в спину, гвардеец, найдя просвет между шлемом и кирасой, пронзил его горло копьём алебарды. Засмотревшись на бьющий из-под доспехов фонтан крови, Кристина не сразу заметила, что на её союзника сзади скачет один из вражеских конных копейщиков.
        - Пригнись! - вскрикнула она и отскочила в сторону, освобождая путь кавалеристу.
        Тот, впрочем, решил, что ему вполне по силам разделаться с двумя пехотинцами: чуть замедлился и направил копьё прямиком в сторону Кристины. Та не растерялась, выставила вперёд меч, сталь столкнулась с древком копья. Удар был не слишком сильным, чтобы перерубить древко, но оружие всё равно оказалось испорчено. В тот же момент к конному противнику подскакал один из кавалеристов Кристины, а она, с лёгкой улыбкой кивнув своему гвардейцу, бросилась дальше.
        На неё нападали и падали замертво, она нападала и заставляла падать замертво в смертельном стремительном танце, краем глаза наблюдая за тем, как конные рыцари копьями пронзают друг друга, как топчут и колют вражеских пехотинцев, привычно защищённых хуже, чем кавалеристы, как брызжет кровь и сверкает в лучах зимнего солнца сталь. У её шлема было забрало, которые называли «волчьими рёбрами», - благодаря ему было хорошо видно не только впереди, но и вокруг.
        Солдаты Хенвальда сражались превосходно, защищались и смело шли в атаку, держа удар. Да, нападение не было для них неожиданностью, но ведь по ним должны были ударить ещё и с юга, и из-за этого они легко могли растеряться и даже обратиться в бегство, но пока Кристина ничего подобного не наблюдала. Неужели этот удар не стал для них неожиданностью или внезапной помехой?.. Нужно это как-то выяснить, но как? Не спросишь же у противника, с которым довелось столкнуться в бою, о том, знал ли он и его товарищи о расстановке сил тех, с кем сейчас бился…
        Возле Кристины оказался один из солдат Хенвальда с мечом и щитом. От одного его удара она увернулась, от другого - отскочила, и несколько секунд они внимательно изучали друг друга, ища прорехи в доспехах и выжидая, когда можно будет неожиданно напасть. Через мгновение Кристина бросилась на врага, сумев быстро нанести удар по защищённой шлемом голове в надежде хоть немного оглушить, затем - по плечу, удачно попав лезвием между горжетом и наплечником, но он в это время несколько раз пребольно ударил её по ноге - один раз доспех спас от ранения (впрочем, синяки останутся наверняка), но в какой-то момент Кристина ощутила режущую боль и поняла, что её ранили.
        Воин тоже был ранен - Кристина заметила, как кровавая струйка выползла из-под его наплечника, - но всё же снова занёс меч. Тогда она резко двинула его щитом в грудь, их клинки на миг скрестились в холодном воздухе, а потом она что было сил ударила его мечом по ноге, почти как он её минутой ранее, и ей удалось задеть незащищённую часть ноги - под коленом. Солдат тут же рухнул, кажется, взвыв от боли - вокруг стоял такой адский шум, что Кристина не поняла, он ли это кричал или кто-то поблизости.
        В тот же миг она обнаружила рядом ещё одного воина - на нём был небольшой шлем без забрала, но зато с бармицей, наручи, напоминающие большие браслеты, и чёрная бригантина. Конечно, легко крошить простолюдинов, когда у тебя и защита лучше, и меч крепче… Возможно, сражайся Кристина на коне, пехотинцы бы не решались на неё бросаться, зато ей попадались бы сильные и защищённые рыцари. Но в прошлый раз, во время битвы за Эори, ей не посчастливилось упасть с коня после чьего-то верного удара, а от смерти её спасло лишь чудо, имя которому было - Хельмут Штольц.
        Поэтому сейчас она решила сражаться среди пехотинцев, в рядах которых преобладали в основном простолюдины - вчерашние крестьяне, которым выдали шлем, кольчугу, копьё или фальшион. Но встречались здесь и опытные, хорошо обученные гвардейцы, да и вообще, именно в пехоте Кристина чувствовала себя на своём месте.
        Если во время кровавого сражения вообще можно чувствовать себя на своём месте.
        С новым противником она разделалась быстро: один его удар приняла на щит, другой отбила клинком, сама что было сил резанула сначала по плечу, распоров стёганку и человеческую плоть, а затем рубанула по бедру, ровно там, где заканчивалась бригантина. Окровавленный воин рухнул, Кристина бросилась дальше, на бегу увернулась от копья вражеского кавалериста, перепрыгнула через чей-то труп и подскочила к одному из солдат Хенвальдов, что только что уложил пехотинца в грязно-фиолетовом сюрко - человека Хельмута.
        Ей захотелось зарычать от досады и чувства вины перед другом, как будто она была обязана спасти этого воина и вернуть барону Штольцу всех его людей в целости и сохранности.
        Вражеский мечник был без щита, и Кристина понадеялась, что это станет его слабостью.
        Он держал меч высоко, и она успела ударить его по ноге, он же задел её плечо - клинок скользнул мимо щита. Она со злости обрушила на него град ударов, вовремя парируя его выпады. Чуть наклонилась, чтобы задеть ноги, противник же попытался ударить её по спине, но сначала не достал, а потом её спасла кольчуга (спасла, впрочем, только от раны, а не от синяка или ушиба). В конце концов Кристине удалось попасть лезвием в просвет между набедренником и наколенником, она рубанула изо всех сил, кажется, дойдя до кости. Воин рухнул, и она вонзила острие меча в его горло.
        Спиной почувствовала опасность: кто-то подбирался к ней, стараясь быть незамеченным. Она резко развернулась, взрезав воздух перед собой - противник вовремя отпрянул и избежал удара. У него тоже были одноручный меч и щит, и Кристина усмехнулась тому, что ситуация до боли напоминала тренировочный бой.
        Пара первых ударов пришлась на щит, как с его стороны, так и с её, удары были ленивые, пробные. Потом оба разошлись, она задела его плечо, но попала лишь по наплечнику, противник же смог ударить краем щита её голову, отчего в ушах зазвенело, но Кристина лишь поморщилась и даже с места не сдвинулась. Нельзя было показывать свою слабость, выдавать своё состояние. Тогда противник раззадорится, решит, что он сильнее, и начнёт бить с такой яростью, что врагу не пожелаешь.
        Кристина рубанула по его шее, и если бы не плотная кольчужная бармица, то наверняка смогла бы оставить рану поглубже. Да, кровь выступила, но противник тоже никак не выдал того, что хоть немного ослаб от этого ранения. Он занёс меч, Кристина отразила удар щитом, заметив, как из-под бармицы по серому сюрко разливается кровавое пятно. Он ослаб, а значит, можно нанести несколько ударов, с лёгкостью увернувшись от его слабых попыток атаковать, толкнуть сначала ногой, потом локтем и рубануть мечом по ноге… Сталь клинка скрежетнула о сталь поножа и внезапно встретилась с чем-то мягким, податливым, будто масло. Враг упал на землю, засыпанную последним снегом этой зимы, и снег тут же окрасился кровью.
        Кристина вздохнула.
        Она начала чувствовать усталость, слабую, едва заметную, но всё же дающую о себе знать дрожью в коленях и болью в мышцах рук. Замерла на мгновение, позволив себе расслабиться, а потом, покрепче сжав рукоять меча и перехватив щит, бросилась дальше. Щит, кстати, оказался значительно повреждён - выкрашенное белой и чёрной краской дерево треснуло, и лишь стальной обод не позволял ему развалиться надвое. Но Кристина всё равно возлагала большие надежды на этот щит: её новый меч был одноручным, сражаться, держа его двумя руками, как привычным полуторным, было бы крайне неудобно.
        У следующего её противника была алебарда и прекрасная кираса. Кольчуга Кристины не шла ни в какое сравнение с этой крепкой, большой стальной кирасой, и она уже привычно стала искать в броне врага какие-то прорехи, стыки между частями доспеха, открывающие части тела, куда можно было ударить. И быстро нашла: шлем. Шлем этого воина, бацинет, был с таким же, как у Кристины, забралом - «волчьими рёбрами». Сквозь эти рёбра можно было бы попробовать вонзить меч и выколоть ему глаз, доведя лезвие до мозга…
        Бой с этим рыцарем был тяжелым, но стремительным. Наконечник алебарды задел её бок, но кольчугу не пробил. Но будь это не наконечник, а топор - пробил бы наверняка… прорубил, точнее, и не только кольчугу, но и кожу, и плоть, и все жизненно важные органы. Кристина старалась не выдавать то, что хотела прикончить врага ударом в лицо, и поначалу целилась в ноги: пару раз ей удалось нанести серию ударов по защищённым бёдрам, наградив воина синяками и ушибами. Сталь, ударяясь о сталь, то звенела, то мерзко скрежетала, и воздух дрожал от этих звуков. Противник несколько раз попытался ударить алебардой её голову, но Кристина уворачивалась. Он задел её плечо кончиком копья, попав точно в просвет над налокотником, и наверняка оставил там относительно глубокую рану - рука на миг будто вспыхнула огнём. Кристина клацнула зубами от боли и чуть отшатнулась, но снова ударила по ногам - сначала клинком, потом щитом.
        Видимо, она причинила воину достаточно боли, потому что он вдруг осел на одно колено, на миг забыв о защите и блоках, которые мог бы выставить с помощью своей алебарды. Кристина поняла, что это её шанс, прицелилась и направила меч между «волчьими рёбрами». Пробила его щёку, оставив глубокую алую рану, снова ткнула мечом - и наконец попала в глаз.
        Внезапно Кристина ощутила в груди странный холод, хотя, казалось бы, бушующий пожар битвы и полученные раны должны был заставить её страдать от жары. Она видела вокруг себя множество обезображенных, окровавленных трупов, видела, как на серовато-белый снег поздней зимы льётся алая кровь, как она смешивается с землёй и прошлогодними гнилыми листьями и травой и как под ногами образовывается страшная бурая каша. Она видела, как люди убивают друг друга, пронзают мечами и копьями, отрубают конечности и даже головы, вспарывают кольчуги мечами так, как иголка пронзает ткань… И это заставляло её дрожать, словно в лихорадке, и чувствовать этот потусторонний холод в душе, в то время как тело будто бы горело в огне.
        Мимо неё проскакал очередной вражеский всадник, и Кристина отпрянула, выйдя из оцепенения. С конными ей лучше не связываться - у них больше преимуществ, они могут попросту затоптать, даже не прибегая к помощи копья или меча. Отбежав от всадника, она тут же столкнулась с вражеским воином в сером сюрко: после пары резких, болезненных ударов, которые заставляли её скрипеть зубами от ярости, Кристина замерла в шаге от противника. Он тоже не решался бить снова, но через мгновение Кристина резко ударила врага по плечу, поёжившись от того, как противно сталь клинка скрежетнула о сталь наплечника, приняла на щит его удар, который он планировал нанести, видимо, прямо в грудь, а затем опустила меч, проткнув его левое бедро - на нём не было набедренников, и лезвие с лёгкостью вспороло плоть, из широкой длинной раны прыснула кровь.
        Воин вскрикнул (или, опять же, вскрикнул кто-то ещё неподалёку, а Кристине показалось, будто это был он), пошатнулся, но не упал. Он тоже попытался ударить её по ноге, сначала по правой, потом по левой, ухитрился даже задеть незащищённое место над сабатоном, и Кристина увидела, что на стали латного сапога показался кровавый ручеёк. Но боли ни в этой, ни в других ранах она в тот момент не чувствовала, охваченная яростью и азартом битвы. После короткой и жёсткой серии ударов она рубанула его по горжету, потом, прицелившись, попала в просвет между доспехами. И лишь тогда воин наконец рухнул. Кристина так и не поняла, убила его или нет.
        На следующего противника она навалилась одновременно с солдатом Даррендорфов, так же, как и она недавно, увернувшимся от кавалериста. Грязно-розовые сюрко людей Софии обычно выделялись среди остальных геральдических знаков, но сейчас, как и остальные, они были заляпаны кровью. У солдата Даррендорфов был топор на длинной ручке, у противника из лагеря Хенвальдов - копьё, и Кристина даже почувствовала себя лишней среди этого торжества древкового оружия. Но когда враг, на некоторое время выведя из строя обладателя топора точным колющим ударом в плечо (вряд ли рана смертельна, впрочем, воин вскрикнул и отпрянул), бросился на неё - сразу выставила щит и меч в оборонительной позиции. Враг нанёс удар; наконечник копья резко проскрежетал по щиту, сколупывая краску, и тогда Кристине удалось ударить противника мечом по руке. Он отпрянул, в это время оклемавшийся солдат Даррендорфов попытался ударить его сзади, но враг резко развернулся и вонзил копьё ему прямо в лицо, распоров щёку, - шлем, к несчастью, был без забрала.
        Кристина, дрожа от гнева и усталости, пнула врага в спину коленом, хотела ударить по голове щитом, но тот пригнулся, обернулся, выставил копьё с намерением уколоть её в грудь или живот. Боковым зрением она заметила, что к копейщику подобрался его товарищ, с мечом и щитом-баклером, и зарычала - сражаться сразу с двумя будет сложно… Солдат с баклером бросился на неё, она хотела ударить его мечом по левой руке, на которой как раз был баклер, но попала по доспеху. Один удар меча отразила щитом, слыша, как он в очередной раз затрещал, второй же удар пропустила - воин с копьём пребольно кольнул её в верхнюю часть бедра, чуть выше набедренника. Понадеявшись, что рана не опасна, Кристина рубанула копейщика по плечу и смогла буквально впечатать разрубленные куски кольчуги вместе с распоротой стёганкой в его кожу. Второй тем временем ударил её баклером в грудь, она пошатнулась, но смогла удержать равновесие. Пнула раненого копейщика, который тут же рухнул в снег, и бросилась на солдата с баклером. Их мечи скрестились в холодном воздухе, ещё один её удар воин принял на баклер. Кристина чуть пригнулась,
уворачиваясь от очередного выпада, задела мечом его ногу, ударила ещё раз и ещё, а поднявшись, задела плечо. От боли солдат ослабил хватку и в итоге выронил меч, и тогда она, сначала пнув его чуть пониже живота, вонзила клинок в его грудь.
        Ох, сразу с двумя ей сражаться ещё не доводилось…
        Тут же Кристина заметила, что вражеские солдаты всё чаще поворачивают, словно отказываясь от брошенных ею вызовов, не лезут больше на рожон, и поняла, что Хенвальд, видимо, дал сигнал к отступлению. Тогда она оглядела поле битвы, пытаясь обнаружить вокруг своих людей, и вскоре увидела большой конный отряд во главе с капитаном Больдтом, который обратил в бегство изрядно потрёпанный отряд кавалеристов Хенвальда. Она бросилась за отрядом Больдта, по пути сталкиваясь то с одним вражеским солдатом, то с другим: кто-то ещё пытался защищаться, но большинство попросту разворачивалось и убегало прочь.
        «Эта битва выиграна, - поняла Кристина, но облегчения не почувствовала, - битва, но не война».

* * *
        Кристина смогла остаться наедине с собой далеко не сразу.
        Сначала лекари долго обрабатывали её раны особыми растворами, мазями, затем перебинтовали, уверяя, что ничего серьёзного нет и крови она потеряла совсем немного. Но раны всё равно болели, особенно достаточно глубокий порез на левом бедре, а ещё после битвы осталось множество ноющих синяков и ушибов. Хотя Кристине не было до этой боли никакого дела - она чувствовала куда более сильную и жгучую боль внутри своей души.
        Потом она обсуждала результаты битвы с благополучно пережившими её капитаном Больдтом и сиром Хайсеном: они считали потери, вспоминали ход боя и пришли к выводу, что об их плане - напасть внезапно с юга, обманув ожидания врага, - Хенвальд всё же как-то узнал. Сир Хайсен подтверждал это, рассказывая, что при нападении его засадного полка ожидаемой суматохи и растерянности в рядах противника не произошло, будто его уже ждали.
        Но теперь это было неважно. Битва закончилась победой, мятежники бежали, и беспокоиться больше не о чем.
        И вот лишь сейчас Кристина осталась одна.
        Снаружи уже смеркалось: тёмно-розовый свет закатного солнца разливался по небу, окрашивая небольшие нежные облака; силуэты деревьев начали темнеть, издалека напоминая сказочных чудовищ, и без освещения костра или факела вокруг мало что было видно. Снега на земле оставалось немного, он не выпадал уже давно и теперь не искрился при свете заката и выступающих мелких звёзд, а напоминал скорее смешанный с грязью песок.
        Холод тоже сходил на нет; это сейчас, вечером, было чуть холоднее, чем в полдень, но в целом дни становились куда теплее и дольше, нежели зимой. Приближалась весна. Едва заметно шевеля губами, Кристина посчитала - до именин Рихарда оставалось пятнадцать дней. Успеет ли она вернуться? Сможет ли сдержать своё обещание?
        Она прилегла на жёсткую походную лежанку, прикрыв глаза.
        Нет, своё участие в этом походе она по-прежнему не считала ошибкой. Но всё же битва, смерть воинов вокруг неё, убийства - всё это разбередило её старые раны, оставленные прошлой войной. Во время битвы ей почти не было страшно, да и остальные человеческие чувства вроде сострадания или жалости в ней тоже на время исчезли. Она испытывала лишь ярость и гнев, хищнический азарт и какой-то странный холод в груди… Её не пугал вид крови, её не пугали ужасы смерти. И вот сейчас на Кристину накатились все те эмоции, что она утратила во время битвы, и она не знала, как справляться с этой сбивающей с ног волной.
        Вернулся страх, будто она прямо сейчас, а не несколько часов назад, убивала людей и сама рисковала быть убитой или израненной, изувеченной… Будто прямо сейчас её меч (который на самом деле лежал в ножнах) вспарывал людскую плоть, пронзал сердца и лёгкие, отнимал жизни и пил кровь. Кристина не знала, как ей дальше смотреть на лезвие этого меча, пока ещё безымянного: ей казалось, что во время боя он поглощал души тех, кого убил, и теперь эти души смотрели на неё вместо искажённого отражения с укором и немым вопросом.
        Подумалось, что меч можно было бы назвать Поглощающим Души.
        Кристина дрожала, будто она сейчас, а не утром, бежала по припорошенному снегом полю боя, среди редких деревьев, перепрыгивая через трупы врагов и союзников, видя, как её люди безжалостно режут людей Хенвальда, как выжившие обращаются в бегство, как воины Хенвальда, сопротивляясь, закалывают её людей. Капитан Больдт говорил, что погибло не так много, чтобы об этом беспокоиться, но Кристина не могла не беспокоиться: эти погибшие ведь тоже были людьми, а не тряпичными куклами или деревянными фигурками! Даже куклу с оторванной рукой жалко, а тут - человек… Да, может, их гибель на численность армии особо не повлияла, но какое дело до численности их семьям, жёнам, детям, любимым? Какое дело было до численности им самим, когда они умирали, теряя кровь и наблюдая, как их собственные кишки, словно коричневые склизкие змеи, выползают из живота?
        Кристина почувствовала, что дрожь усиливается, и быстро накрылась одеялом, но это её не спасло. Дрожь, вызванная вовсе не холодном, колотила, из-за неё стучали зубы и сердце бешено било о рёбра. Надо бы встать, разыскать лекаря (или велеть кому-то из солдат), чтобы сделал ей успокаивающий отвар… Но она отчего-то не встала, словно её пригвоздило к лежанке. Хотелось свернуться калачом, прижать колени к груди и заплакать, как ребёнок, но Кристина сдержалась. Прижала ладонь к левому плечу, где внезапно заныла боль. Глаза закрывать было страшно: пока шатёр освещался слабым закатным светом и несколькими свечами, всё было в порядке, а вот в темноте тут же всплывали картины минувшей битвы, искрящаяся на солнце сталь мечей и шлемов ослепляла, окровавленные наконечники копий и алебард пугали до смерти, а сталкивающиеся друг с другом в схватке воины так чудовищно кричали и бряцали доспехами, что хотелось заткнуть уши и завопить самой, лишь бы не слышать этого…
        Кристина понимала, что, возможно, этот поход принесёт пользу Бьёльну, избавив его от мятежника, но в то же время нанесёт вред ей самой. После прошлой войны ей было так плохо, а сейчас она сделала ещё хуже, ввязавшись в новую войну.
        И хотелось ей лишь одного: вернуться домой, обнять Генриха, прижать к себе сына и больше никуда не уезжать. Она жутко скучала и тосковала, без мужа было так одиноко и пусто в душе, а за сына она попросту беспокоилась - мало ли как он там, без матери… София, конечно, точно не подведёт, но ведь ребёнку никто не способен заменить мать. А вдруг с Кристиной что-то случится? Во время этой битвы ей повезло, хотя именно сейчас она поняла, насколько глупа была её самонадеянность. Хорошие доспехи, новый меч, да… у большинства участников этого сражения были хорошие доспехи, но она сама вполне справлялась с тем, чтобы искать просветы между латами или пронзать кольчуги насквозь. Теперь-то Кристина знала, что рисковала своей жизнью наравне с остальными. А если сегодняшний бой - не последний? Если им придётся штурмовать замок, куда Хенвальд со своими людьми и направился? Или он решит дать бой под его стенами, в открытом поле? И то, и то - опасно, страшно, рискованно, и Кристина понимала, что может легко погибнуть и оставить своего ребёнка сиротой, а мужа - вдовцом.
        Но понимала она и то, что возвращаться пока ещё рано. Хенвальд хоть и бежал, но не сдался, и теперь нужно вынудить его сдаться. Сесть с осадой или таки заставить провести переговоры, попробовать убедить в том, что его планам суждено провалиться… Почувствовав, как от всех мыслей и переживаний заболевает голова, Кристина решила не думать об этом сейчас - лучше всё-таки попробовать уснуть, а утром во всём разобраться.
        Но для начала надо всё же попросить у лекаря успокаивающий чай.
        Глава 4
        Осада длилась уже несколько дней, не меньше седмицы. Все послания, что отправлялись в замок Хенвальд, граф Ульрих оставлял без внимания: не выходил сам, не посылал кого-то вместо себя, не писал ответов… Он будто исчез, испарился, и Кристина не исключала этого, ведь после поражения в битве на Зелёном тракте он действительно мог сбежать в Кэберит или Амфиклию, да даже в Шингстен, оставив замок кучке растерянных, испуганных солдат.
        На приступ войска Кристины пока не шли, и причин для этого было несколько. Во-первых, она всё ещё надеялась решить проблему настолько мирно, насколько это возможно после минувшего боя. Один бой - это ещё не война, и можно снова попытаться всё уладить с помощью переговоров, а не убийств. Во-вторых, она ждала подкрепления из Айсбурга - должны были подвезти осадные башни, требушеты и лестницы с крюками, чтобы легче было взбираться на стены. Кристина ждала - и верила, что это всё не пригодится, но хоть немного припугнёт Хенвальда.
        Также ей было интересно возможное участие Варденов в этой внезапной смуте, а точнее - то, какую сторону они выберут. Луиза, помнится, уверяла, что её отец остаётся верен своим сюзеренам и ни за что не пойдёт на предательство, но кто знает, что на самом деле было в голове у графа Роберта. Возможно, он уже собрал армию и готов подойти к Хенвальду… чтобы либо помочь осаждающим, либо ударить по их кольцу и вызволить Хенвальда, тем самым присоединившись к мятежу.
        Вардены сильны и богаты, у них много людей, денег и продовольствия, они явно всем довольны и, скорее всего, не станут предавать Штейнбергов… С другой стороны, вряд ли они так уж горят желанием делиться всем своим добром с пострадавшими от неурожая и холода областями, особенно с Нолдом. То, что Вардены, в отличие от Хенвальдов, открыто не выражали своё несогласие с приказом Кристины, не значит, что они сильно ему обрадовались.
        В общем, всё было очень сложно и противоречиво, отчего Кристина не находила покоя и не спала ночами.
        Но бессонница терзала её и по иным причинам. Воспоминания и ужасающие сны о битве на Зелёном тракте преследовали её каждую ночь, и если днём она забывалась, отвлекалась заботами, разговорами, письмами, тренировками, то ночью… ночью спасения не было. Может, если бы Кристина оказалась дома, если бы она спала в супружеской постели в объятиях мужа, ей было бы намного легче. Генрих прекрасно умел утешать, легко находил нужные слова, а порой обходился и без слов, и лишь с ним Кристина чувствовала себя спокойнее и увереннее. А здесь, без супруга, без близких она чувствовала себя чужой и одинокой. Пожалуй, капитан Больдт был единственным, кого она могла назвать своим другом, а остальные воины оставались лишь подчинёнными, вассалами, верными слугами, внимающими каждому её слову, но, конечно, поговорить по душам с ними было невозможно.
        Кристина очень ждала, когда этот поход поскорее закончится и она сможет вернуться домой, к семье и друзьям, в обычную, мирную, спокойную жизнь.
        И вот спустя примерно седмицу после битвы и начала осады из Хенвальда выехал небольшой отряд воинов с капитаном гвардии во главе. Кристина не ожидала этого визита, поэтому вместо себя отправила к ним сира Хайсена: его ранили в битве, едва не отрубив ему руку по локоть, но он уже отправился от раны и, как обычно, не терял своего уверенного и позитивного настроения
        - Если и мою голову вам пришлют в мешке, то уж не обессудьте, - смеялся он.
        Впрочем, Кристина знала, что смех этот его был чем-то вроде защитного механизма: дома сира Хайсена ждали, как он выражался, его дамы - жена, сестра и маленькая дочь. И бросать их на произвол судьбы он точно не собирался. Да и Хельмуту тоже не захотелось бы так глупо терять своего верного вассала.
        Через несколько минут Хайсен вернулся и сообщил, что граф Ульрих всё-таки решился на переговоры.
        Кристина забеспокоилась, заволновалась; все слова, что она хотела сказать Хенвальду, тут же вылетели из головы. Она уже и не надеялась на переговоры и почти свыклась с мыслью о том, что ей не придётся никого убеждать и уговаривать - видимо, оружию придётся говорить вместо неё. А тут… как-то слишком легко и внезапно он согласился, и это несколько тревожило.
        Сир Хайсен передал, что граф Ульрих прибудет с десятком гвардейцев, включая капитана, однако его солдаты, в частности, лучники будут находиться в полной боевой готовности на крепостных стенах. Кристина могла понять такую предусмотрительность: у неё за спиной тоже была целая армия, готовая к бою. Одно неверное движение, одно лишнее слово - и начнётся битва, которая, возможно, решит судьбу всего этого предприятия.
        С графом Хенвальдом они встретились ровно между лагерем осаждающих и рвом вокруг замка - небольшого по площади, но высокого, из мощного желтовато-серого камня, с круглыми башнями и крупными зубьями бойниц. К западу и северу от замка расстилался лес со множеством речушек, озёр и болот, а южнее находились деревеньки, мельницы и сторожевые башни, рощицы и поля, с которых прошлой осенью собрали на удивление много урожая. И всё это принадлежало Хенвальду и его вассалам. Впрочем, у Вардена владений было побольше, а о Штейнбергах и говорить нечего.
        Рвение графа Ульриха оберегать всё это богатство было понятным, и Кристина хотела убедить его в том, что никакая «северная шлюха», чужачка и захватчица эти владения отбирать не хочет. Главное, чтобы он выслушал её и понял… и извинился. Тогда ему обеспечена пощада и сохранение всех его прав, владений и привилегий. Если же нет - пусть пеняет на себя.
        На высоком сером коне, в доспехах, под флагом с гербами Штейнбергов и Коллинзов Кристина выехала из лагеря в сопровождении десятка своих людей. Она велела сотникам быть настороже и готовить войска на случай, если что-то пойдёт не так. И поняла - не зря: подъехав ближе к замку, она обнаружила, что Хенвальд сдержал своё обещание. На крепостных стенах стояло множество воинов в кольчугах, со снаряженными луками и охапками стрел в колчанах. Издалека, к тому же снизу, они казались совсем крошечными, однако их вид всё равно побудил Кристину чуть натянуть поводья, заставив коня замедлить шаг.
        Хенвальд уже ждал её - тоже на лошади, тоже в окружении людей и тоже при стяге с его гербом - три зелёных холма на бежевом поле. В отличие от Кристины, он доспехов не надел, на нём был длинный серый камзол, тёмно-зелёный плащ с золотой застёжкой, на голове - скрывающий волосы чёрный берет. Ей уже доводилось видеть графа Ульриха - он участвовал в прошлой войне, помогая отвоёвывать Нолд у Шингстена, часто появлялся на военных советах и в итоге оказался среди гостей на свадьбе Кристины и Генриха. С тех пор он мало изменился, разве что постарел на пару лет - теперь ему наверняка было около сорока. А так - всё то же суровое лицо с небольшими морщинами в уголках глаз и между бровей, всё же же тёмно-зелёные, напоминающие болотную топь глаза, всё тот же русый с лёгкой сединой чуб, выглядывающий из-под берета. Руки Хенвальда, затянутые в чёрные кожаные перчатки, крепко сжимали поводья, выдавая волнение.
        При виде Кристины ему следовало бы сойти с коня и поклониться… ну или хотя бы просто кивнуть в знак приветствия, но он не сделал этого. Лишь вперил в неё внимательный взгляд, в котором читались одновременно интерес и презрение.
        Тогда Кристина кивнула ему первой, хотя это было, конечно, не по правилам. Граф Ульрих не отреагировал никак.
        - Ну и зачем ты вытащила меня из замка в такой холод? - вместо приветствия хмыкнул он.
        Она вздрогнула от этой неожиданной грубости, но постаралась сохранить непроницаемое, уверенное выражение лица.
        - Ваше сиятельство, я хочу услышать ваши претензии непосредственно ко мне и попробовать как-то решить все возникшие проблемы, - сказала Кристина громко и чётко, но голос всё равно едва слышно дрожал. - Если вас не устроил мой план по сбору налогов в этом году, вы могли бы…
        - Да-да, я мог бы приехать лично к тебе, броситься в ножки и попросить милости, - закатил глаза Хенвальд и рассмеялся. - Но разве я мог бы быть уверен в таком случае, что ты бы не обобрала меня до нитки и не выкинула за порог с голым задом?
        - Почему вы решили, что я бы так поступила с вами? - по-прежнему не обращая внимания на его грубость, поинтересовалась Кристина. Ей было обидно, конечно, но она не подавала виду.
        Хенвальд помолчал несколько мгновений, оглядывая её с ног до головы, будто видел впервые в жизни. Конечно, это не так: они часто пересекались во время прошлой войны - в Асйбурге или в военном лагере, иногда даже перекидывались парой слов… И всегда граф Ульрих был весьма вежлив и сдержан, называл её на «вы», да и Кристина никак не проявляла какого-либо пренебрежения, в котором он обвинял её сейчас. С чего ей было его проявлять? Хенвальд тогда помогал ей освобождать её родную землю, и она была искренне благодарна ему за это.
        Граф Ульрих вздохнул и заговорил:
        - Потому что ты - неблагодарная стерва, пекущаяся только о себе и своём драгоценном замке. На остальных тебе плевать, даже после того, как мы всем Бьёльном собрали армию и отвоевали для тебя пресловутый замок. Чем ты отблагодарила лично меня? Твой муженёк хотя бы выплатил мне достаточно денег за участие в том, что в мою вассальную клятву не входило. А теперь что? Теперь я должен подчиняться не только ему, но и тебе, и я был согласен подчиняться, а ты так меня за это наградила?
        Кристина опешила, несмотря на то, что именно этих слов она и ожидала. Он напрасно обвинял её в неблагодарности: она тоже презирала неблагодарных людей, но сама таковой не являлась определённо. Конечно, Хенвальд не был обязан помогать отвоёвывать Нолд у шингстенцев, но ведь он уже получил свою награду, что ему ещё нужно? Тоже сокращение налогов, хотя у него достаточно ресурсов и денег, чтобы выплатить их в полном объёме? Или что-то ещё?
        - Я просто хотела поступить по справедливости, - отозвалась Кристина, невольно выпустив поводья, - но если вы считали этот мой поступок несправедливым, то могли бы обратиться к королю. Он бы рассудил нас.
        - Теперь уже поздно, - заявил Хенвальд, поправляя свой берет.
        - Каковы же ваши условия, ваше сиятельство? - встрепенулась она, гордо вскинув голову.
        - Нет никаких условий, - вдруг понизил тон граф Ульрих. - Если я скажу, что хочу, чтобы ты убралась в свой Нолд поскорее и больше здесь не появлялась, вряд ли меня кто-то послушает. Выплачивать налоги в пользу Нолда я всё равно не буду. Иди к чёрту.
        С этими словами он пришпорил коня, разворачиваясь; окружающие его гвардейцы в блестящих латах и серых с зелёным сюрко расступились, пропуская его, и поскакали в замок вслед за ним.
        - Я не уйду, пока вы не сдадитесь, ваше сиятельство, и не принесёте извинения! - крикнула Кристина ему вслед, но он даже не обернулся.
        Хенвальд ясно дал понять, что ненавидит её, но разве это может быть весомым поводом для восстания? Она не поняла, каких именно результатов ему хотелось добиться, а он не желал об этом говорить. Не мог же он требовать развода Кристины и Генриха, отсоединения Нолда от Бьёльна и возвращения Кристины в родной аллод? Или мог? Она уже давно поняла, что дело было не только в налогах, что Хенвальд вряд ли успокоится, даже если она уступит и позволит ему не платить полную сумму… Но что же тогда ему надо, в конце концов?
        Когда за ним закрылись ворота замка и поднялся мост через ров, когда со стен пропали лучники, она вздохнула и позвала:
        - Капитан! Нужно отправить вести в Айсбург. Кажется, нам потребуется большое подкрепление, в том числе хорошо вооружённые рыцари и осадные орудия. Также, думаю, стоит напомнить графу Вардену о том, что ему пора сделать выбор, на чьей он стороне - нашей или мятежников.
        А ещё нужно было извиниться перед Рихардом за то, что она, скорее всего, не успеет приехать к его именинам.

* * *
        Кристины не было дома почти две седмицы. Уже настала весна, баронесса София встретила свои девятнадцатые именины, следом за ними приближалось восемнадцатилетие Рихарда. А там недалеко и до весеннего равноденствия и Дня Прощения… Жизнь текла своим чередом, несмотря на войны и мятежи, в том числе и здесь, в Айсбурге, до которого пожар восстания пока не добрался. И хотелось верить, что уже не доберётся никогда. Впрочем, это зависело целиком и полностью от Кристины, её удачливости, умений и сил.
        Она часто присылала письма, буквально каждые два дня в Айсбург приезжал гонец, и порой Генрих с трудом читал то, что писала ему жена. У неё и так был не слишком разборчивый почерк, но, видимо, от волнения и пережитого в битве ужаса, а также из-за спешки и полевых условий она стала выводить буквы куда менее старательно. Генрих читал - и представлял, как она пытается расположить кусочек пергамента в тёмном шатре, как дрожит её рука, как подряд ломаются несколько перьев, потому что она слишком сильно жмёт на них… Как слёзы застилают её глаза, но она сдерживает их, терпит до последнего, не позволяя им упасть на пергамент и размазать свежие чернила.
        Генрих догадывался, как Кристине сейчас нелегко, но всё же безоговорочно доверял ей, будучи полностью уверенным в успехе её дела.
        Самое новое письмо уставший гонец на взмыленной лошади принёс сегодня после обеда. Кристина рассказывала о неудачных переговорах с Хенвальдом, который вместо того, чтобы спокойно выдвинуть свои требования и обосновать претензии, попросту оскорбил её и заперся в замке, готовясь, по-видимому, к штурму. Кристина просила как-то поторопить Варденов с принятием решения насчёт того, чью сторону они намерены принять, а также прислать подкрепление и осадные орудия для возможного штурма.
        Генрих вздохнул.
        Ему снова пришлось собрать небольшой совет, позвать в том числе и леди Луизу, которая могла бы как-то повлиять на своего отца, уговорить его выступить на стороне законного сюзерена или хотя бы не присоединяться к мятежу. Но её тоже, в свою очередь, придётся уговаривать.
        Хотя был у него на уме ещё один способ, пожалуй, даже более действенный, чем уговоры.
        Сегодня большой зал Айсбурга выглядел пустынно, заброшенно; длинный стол, приставленный вплотную к помосту, не был заполнен даже наполовину: по правую руку от Генриха сидели Хельмут с женой и Рихард, по левую - Вольфганг и Луиза. Поэтому сам лорд Штейнберг решил не садиться на трон и просто занял высокий скромный стул во главе стола. Кресло Кристины почему-то не убрали с помоста, и оно тоже печально и одиноко стояло возле трона. Иногда в зал забегали слуги с бокалами вина, но мало кто из собравшихся хоть раз прикоснулся к напитку.
        - Леди Луиза, что говорит ваш отец? - как бы невзначай поинтересовался Генрих, когда текущую ситуацию подробно разобрали по полочкам и обсудили как следует.
        - Он не склонен присоединяться к мятежу, ваша милость, - опустила глаза Луиза, сжав пальцами ткань своего нового голубого платья - она ходила к швее за обновками едва ли не каждый день.
        - Да и вряд ли он бы встал на сторону мятежника, ведь вы сейчас находитесь здесь, среди тех, кому он мог бы противостоять вместе с Хенвальдом, миледи, - усмехнулся Хельмут, явно догадавшийся о том, как именно можно надавить на дочь графа Роберта и его самого. Иногда он был достаточно проницателен, чтобы понять Генриха даже без слов.
        - Дело не в этом, ваша светлость, - спокойно отозвалась Луиза. - Мой отец - верный человек и преданный вассал, он ни за что бы не встал на сторону какого-то бунтовщика, - она скривилась, - из-за пары сотен золотых. Вардены всегда жили в достатке, ему ничего не стоит выплатить налог в полном размере. Из-за этого мы по миру не пойдём.
        Что-то сегодня она особенно надменна и кичлива, даже Хельмут по сравнению с ней казался тихим и скромным человеком… Впрочем, он за последние месяцы действительно изменился, в том числе и благодаря браку с баронессой Софией, но всё же основных черт своего характера не растерял. Вот и сейчас он, кажется, собирался вступить в словесную дуэль с леди Луизой и в конце концов дать ей понять, какая роль ей предназначена во всей этой игре.
        Генрих чуть сжал подлокотники стула, подаваясь вперёд.
        - Миледи, но ведь вы должны понимать… - начал он, опередив Хельмута. - Предположим, что ваш отец поддержал бы мятежников. Понимал бы он при этом, что рискует вашей жизнью?
        В зале повисла тишина. Вольфганг, что доселе сидел безучастно и молча рассматривал свои ботинки, вдруг поднял голову и округлил глаза. Рихард усмехнулся, София продолжала сохранять спокойное выражение лица, изучая кольца с аметистами на своих пальцах, а Хельмут, кажется, готов был вот-вот рассмеяться от того, насколько ошарашенной оказалась Луиза.
        - Вы хотите сказать… - процедила она, попытавшись подняться со своего стула, но уселась, когда Вольфганг накрыл её руку своей. - Вы хотите сказать, что, выбери мой отец сторону предателя Хенвальда, вы бы… убили меня?
        - Нет, миледи, я думаю, его милость имел в виду обратное, - заговорила вдруг София мягким голосом. Кажется она и правда проявила сочувствие к Луизе, но та даже не взглянула на неё. - Ведь ваш отец очень любит вас и дорожит вами, верно?
        - В таком случае вы бы были хорошей гарантией того, что он не встал бы на сторону предателя, - кивнул Хельмут. Голос его вдруг стал непривычно холодным и жёстким.
        - Какая разница? - взвизгнула Луиза, всё-таки вскочив и опершись руками о стол. - Если бы моего отца идея Кр… её милости леди Кристины, - голос наполнился ядом, - возмутила настолько же, насколько и Хенвальда… Если бы они объединили свои армии и двинулись на Айсбург…
        - Он бы этого не сделал, зная, что вы здесь, - кивнул Хельмут. - И теперь не сделает, ведь так?
        Луиза молча сверлила его ненавидящим взглядом несколько минут. Затем она внимательно осмотрела каждого, кто присутствовал за столом совета, будто выбирая себе жертву. Правда, из всех ей по зубам была, пожалуй, только София, но она всё ещё продолжала смотреть на Луизу безо всякой злобы, насмешки или холодности. К тому же Хельмут наверняка бы смог защитить жену от нападок.
        - Вы не посмеете шантажировать моего отца, - вскипела наконец Луиза, не обращаясь при этом к кому-то конкретному. Вольфганг снова попытался её успокоить, но она злобно отмахнулась от него. - И не посмеете считать, что он в сговоре с предателем! Велите ему послать свои отряды к Хенвальду, и он их пошлёт, причём не на помощь предателю, а в качестве поддержки вашей драгоценной… леди Кристине, - прошипела она и тяжело упала в своё кресло, пытаясь отдышаться.
        - Так мы и поступим, - сказал Генрих спокойно, будто сейчас не было никаких взрывов гнева, насмешек и откровенных намёков, как Луиза верно подметила, на шантаж. - Возможно, леди Кристине придётся брать замок штурмом, и дополнительные войска, оружие, а также осадные орудия и провиант ей не помешают. А письмо, написанное вашей рукой, миледи, - он кивнул Луизе, попытавшись состроить доброжелательный взгляд, - наверняка только сильнее убедит графа Вардена в том, что он должен нам помочь.
        - Я напишу, - буркнула Луиза. - Да и особо уговаривать отца вам не придётся: ещё до начала похода он по вашему приказу собрал войска, которые ждут сигнала к наступлению на Хенвальд.
        Уже через час из Айсбурга выехали два гонца. Одного отправили на северо-запад, к владениям Варденов. Луиза и правда написала письмо сама, но не так, как обычно замужняя женщина может писать семье своего отца, а официально, от имени всего дома Штейнбергов. Второй же гонец был отправлен к лагерю Кристины, и письмо, которое он вёз, было сугубо личным. Генрих написал его быстро, но потом долго перечитывал, выискивая плохо подобранные слова и неудачные обороты. Кристина была очень чувствительным человеком, правда, всегда пыталась это скрывать, а сейчас она особенно нуждалась в поддержке и хотя бы словесной помощи. Поэтому плохо сформулированные попытки утешить могли даже обидеть её, но она, опять же, вряд ли бы показала это открыто. Генрих прекрасно знал свою жену, легко замечал, когда она была чем-то обижена, и уж тем более не хотел быть причиной этих обид.
        Он попросил её не беспокоиться за успех похода, потому что сделал всё от него зависящее, чтобы помочь ей победить. Попросил беречь себя и проявить осторожность в грядущем штурме (если он, конечно, состоится). Также посоветовал быть внимательнее с графом Варденом и не проявлять к нему особого доверия, но и не показывать этого открыто. Впрочем, Кристина наверняка бы сама об этом догадалась. Она никогда не была глупым человеком, а прошлая война заставила её набраться ума и опыта, сделав неплохой правительницей и отличной воительницей. И Генрих верил в неё - и в ум, и в силу.
        Но всё же он не мог не переживать, не мог не бояться за жизнь Кристины. Отпускал он её с чётким осознанием, что она легко может погибнуть, равно как и любой человек, отправляющийся на войну. На душе было неспокойно и порою страшно даже сейчас, когда Кристина успешно выиграла один бой и готовилась к другому. Удача - вещь непостоянная, переменчивая, и если жене повезло в одном бою, это не значит, что она выиграет второй - а за ним и всю войну. И ладно, если ей придётся просто отступать, потерпев поражение в одной из возможных битв. В этом деле всегда можно взять реванш, пополнить поредевшие ряды солдат, наковать нового оружия и возобновить поход.
        Но если Кристина… не дай бог… погибнет…
        Никогда раньше Генрих не боялся этого слова и не избегал его в своих мыслях. Он прошёл множество битв, видел тысячи смертей и не раз рисковал быть убитым. И лишь сейчас, когда в опасности оказалась его жена, он понял, сколько оцепенения, отторжения и откровенного страха вызывает в нём это слово.
        Если она не выживет… Он предвидел, что это будет просто адская боль.
        И всё же Генрих мог позволить себе верить в то, что она обязательно вернётся.
        После отправки письма он решил зайти в детскую, к сыну. После отъезда Кристины маленький Джеймс, названный в честь своего деда, отца Кристины, оставался на попечении нянек и кормилицы, женщины по имени Авелина. Иногда Луиза изъявляла желание посидеть с мальчиком, но Генрих ей не позволял. Нет, он вовсе не считал эту женщину способной причинить ребёнку какой-либо вред, но всё же… Доверия к ней не было, особенно учитывая её неприкрытую зависть и озлобленность по отношению к Кристине.
        Если Авелины не было в замке, за Джеймсом обычно смотрели служанки, но сейчас Генрих отчего-то не обнаружил в детской ни одну из них. Зато на небольшой низкой скамейке возле колыбели сидела баронесса София - они с Хельмутом раньше всех ушли из зала, и пока все суетились, составляя и отправляя письма, девушка спокойно прошла в детскую, видимо, отослала прочь нянек и осталась с малышом наедине. Но насчёт Софии, в отличие от Луизы, Генрих совершенно не беспокоился.
        У Штольцев своих детей пока не было, хотя с их свадьбы прошёл целый год. Хельмут если и переживал из-за этого, то виду не подавал, а вот его жена безумно тосковала - это было заметно издалека. Кристина уже рассказывала Генриху, что её подруга, оказавшись в Айсбурге, стала часто заходить в детскую, чтобы хотя бы просто взглянуть на маленького Джеймса, и вот сейчас, видимо, произошло то же самое.
        Но Генрих был не против.
        София не заметила, что он заглянул в комнату, она вся была поглощена безмолвным общением с младенцем. Джеймс не спал - округлил свои разномастные глазки и с интересом принялся изучать ту, что взяла его на руки. София негромко рассмеялась и поднесла к нему свой палец, за который малыш немедленно ухватился, будто боялся, что его не удержат и он упадёт.
        Генрих улыбнулся и прошёл в комнату, прикрыв дверь.
        Лишь тогда София заметила его. Она немедленно встала, но растерялась и так и не решила, что ей нужно сделать и в каком порядке - положить малыша в колыбель, поздороваться, присесть в реверансе… Генрих даже испугался, что она могла уронить Джеймса, но нет - девушка крепко прижала его к себе, словно желая защитить от неизвестной опасности.
        - Это всего лишь я, - усмехнулся Генрих, подходя к ней.
        - Простите, милорд. - София опустила глаза, всё ещё не зная, что ей делать с ребёнком. Тот забеспокоился, начал едва слышно хныкать и всхлипывать, и девушка погладила его по головке. - Я не должна была…
        - Да нет, почему же? Вы вполне имеете право здесь находиться.
        София сдержанно и коротко улыбнулась и уложила Джеймса в его колыбель, накрыв сверху шерстяным белым одеяльцем с кружевом. Малыш успокоился, плакать передумал и, видимо, собрался спать - что ему ещё оставалось делать, в конце концов? София наклонилась над ним, чуть качнула колыбельку и улыбнулась шире, менее натянуто. Но в глазах её читалась тоска, глубокая и сравнимая лишь с тоской потери. Словно у неё когда-то всё же был ребёнок, но она потеряла его и теперь оплакивала. Хотя, возможно, так оно и было, но Хельмут не рассказывал, что у его жены случались выкидыши, и поэтому Генрих был уверен, что им пока ещё вообще ни разу не удалось зачать. Но, возможно, он ошибался, а друг просто не хотел делиться такими неприятными вещами.
        - Если вы в этом нуждаетесь, конечно, - добавил Генрих, тоже заглядывая в колыбель.
        София резко подняла голову, и он ожидал, что она посмотрит на него с осуждением и укором, но ничего подобного в её взгляде не было - лишь всё та же тёмная тоска, и Генрих даже поёжился от этой тоски, будто она протянула свои чёрные липкие щупальца из души Софии в его душу и сжала её до боли.
        - Я нуждаюсь, - кивнула девушка, продолжая смотреть ему в глаза. - Но ещё сильнее… - Она сглотнула, ощутив дрожь в голосе. - Ещё сильнее я нуждаюсь в своём ребёнке, которого у меня уже, видимо, никогда не будет.
        Генрих ничего не ответил, едва ли не впервые в жизни не зная, что сказать. Все слова утешения и София, и Хельмут уже слышали тысячи раз - и от него самого, и от Кристины, и от других людей. Говорить о том, что всё ещё впереди, что пока они оба молоды и полны сил, у них есть все шансы зачать ребёнка, тоже бесполезно, к тому же это противоречило словам многочисленных лекарей и данным из книг о том, что после года безрезультатных попыток можно смело выносить вердикт о бесплодии… Может, Кристине и удалось бы её утешить сейчас - между девушками давно установились самые тёплые дружеские отношения, и они, помимо всего прочего, были родственницами, хоть и дальними. А в искренность слов Генриха София и вовсе могла не поверить.
        - Мне кажется, вы не совсем правы, - осторожно начал он, постаравшись сделать свою улыбку наиболее ласковой и дружелюбной.
        - Да, я знаю, - огрызнулась София и резко откинула с груди на спину две рыжие густые косы, перевитые фиолетовыми лентами. - Мне уже не раз говорили об этом.
        Задремавший было Джеймс, пробуждённый её громким голосом, тут же распахнул глаза и начал неистово вопить - его явно возмутило то, что ему не дали толком заснуть. Генрих по уже выработавшейся привычке схватился за край колыбельки и принялся её покачивать, но ребёнок не успокаивался.
        - Может, он голоден… - в недоумении протянул Генрих, не прекращая покачивать колыбель.
        - Он только что поел, - заметила София. - Авелина ушла за пару минут до того, как вы сюда зашли. - Она посмотрела сначала на малыша, а потом, почему-то умоляющим взглядом, на Генриха и тихо попросила: - Позвольте?
        Он кивнул, и София осторожно достала кричащего Джеймса из кроватки и прижала к себе, давая ему ощутить своё тепло и заботу. Плач стал тише, глуше, а потом и вовсе затих - малыш снова уснул. Но София всё не решалась опускать его обратно в постель. Она чуть отстранила его от себя и со слабой улыбкой взглянула на его безмятежное личико. Подумалось, что с такой любовью на Джеймса даже сама Кристина не смотрела, хотя казалось бы, кто может любить дитя сильнее, чем мать? Но во взгляде Софии читалась такая небывалая нежность, что у Генриха защипало в глазах.
        - Вам, наверное, с ним нелегко? - светским тоном поинтересовалась девушка. - Особенно сейчас, когда леди Кристины здесь нет.
        - Признаюсь - да, - пожал плечами он. - Несмотря на то, что у меня два младших брата… Собственный ребёнок - это совсем другое.
        София, у которой тоже был младший брат, молча кивнула. Она ещё немного покачала Джеймса на руках, а потом уложила обратно в кроватку - малыш спокойно и крепко спал, убаюканный её заботой.
        - Хотя до встречи с Кристиной я своих детей заводить не собирался, причём как раз из-за братьев, - сказал вдруг Генрих. - И если с Вольфгангом мама всегда справлялась сама, даже кормила его сама… а вот о Рихарде заботиться пришлось уже мне. Было… сложно, - он усмехнулся, и София понимающе кивнула. - Мне было немногим больше вашего - двадцать с лишним. Тогда я и подумал, что своих детей не хочу, да и зачем? Наследником можно было назначить Вольфганга, за ним - Рихарда и ничем себя не обременять.
        Действительно, на момент свадьбы Генриху было уже тридцать семь лет, и на тот момент мало кто верил, что он уже когда-нибудь женится и произведёт на свет наследников. Так что помолвка и дальнейший брак с Кристиной стали неожиданностью не для неё одной.
        - А Хельмут? - вдруг встрепенулась София и резко взглянула на Генриха, будто при этом испугалась его. - Он не говорил вам… ну… ничего такого?
        - Кажется, нет, - покачал головой Генрих.
        Он чуть солгал, потому что Хельмут, особенно в молодые годы, тоже частенько заявлял, что жениться и заводить детей не хочет. А причина была донельзя проста: десять лет назад другу пришлось расторгнуть помолвку из-за измен невесты. Это сильно уязвило Хельмутово самолюбие - безграничное, прославленное на всю страну, но от этого ужасно чувствительное. Он ругался, злился и страдал, а потом в сердцах заявил, что жениться и заводить детей в жизни не станет. Что, впрочем, не мешало ему спать с лагерными девками на войне и с крестьянками - в мирное время, а ещё заделать парочку бастардов.
        Наверняка в день свадьбы с баронессой Софией Хельмут забыл о своём старом обещании - и слава Богу.
        А соврал Генрих, чтобы не смущать девушку и не вызывать в ней суеверного страха, будто это Хельмут проклял свой род и лишил себя и свою жену возможности иметь законных, здоровых, живых детей.
        - Но в чём же тогда я не права? - С каждой фразой голос Софии твердел, тон становился холоднее, но во взгляде между тем виднелось всё больше и больше боли, обречённости, отчаяния… И это не могло не находить отклика в душе Генриха.
        - Я имел в виду несколько иное, - тихо сказал он. - Я думаю, ваша неправота заключается не в ваших словах, что у вас может и не быть детей вовсе. Простите, что я это сказал, - добавил он. - Но здесь, возможно, вы и правы. Я думаю, вы сами немало читали и слышали насчёт… насчёт женского бесплодия. Если смотреть с объективной точки зрения, то здесь вас не за что упрекать.
        - Что правда, то правда, - горько усмехнулась София, одёргивая рукава своего лилового платья.
        - Но вы не правы в том, что вы оставляете надежду, - тише продолжил Генрих. - А надежда иногда бывает сильнее объективной реальности.
        В знак поддержки он несмело положил ладонь на её плечо - отчего-то касаться её было несколько боязно, будто девушка была сделана из хрупкого стекла и хрусталя, и одно-единственное прикосновение могло её уничтожить.
        - Вы думаете? - хмыкнула София, с некоторым недоумением взглянув на его руку.
        - Мы живём в мире, где существует магия, - улыбнулся он. - Моя жена, а по совместительству ваша лучшая подруга - ведьма, если вы забыли. Хотя она уже давно не пользовалась своими способностями, по крайней мере, на моих глазах… - Кристина и правда уже почти год не прибегала к магии даже в быту, и огонь высекала кресалом, а не вызывала взглядом, и защитные амулеты с рунами на тонких деревянных дощечках не чертила… Она где-то вычитала, что использование магии беременной женщиной может навредить ребёнку, а потом это вошло в привычку, хотя она уже пару раз замечала, что надо бы вернуться к практике - иначе, говорят, можно сойти с ума… - Но вокруг нас и так немало людей, которые могут изменять эту объективную реальность.
        - Так то - маги, волшебники, - возразила София. - Они родились такими, а без врождённого дара магии обучиться нельзя. И что я могу? Что Хельмут может?
        Генрих чуть сильнее сжал её плечо и улыбнулся ей - тепло, ласково, будто она была его дочерью или младшей сестрой.
        - Вы можете поверить в то, что самое сильное волшебство на этом свете - это и есть надежда, - сказал он.
        Глава 5
        Несмотря на тяжёлое ранение, сир Хайсен рвался упражняться с оружием наравне со всеми. Он был хорошим мечником и отлично владел копьём, но сейчас, с раненой, перебинтованной рукой, немного сдавал позиции. Однако он просил Кристину не поддаваться и биться с ним в полную силу, пусть и затупленными мечами и без колющих ударов.
        От тренировки их отвлекли - чуть встревоженные солдаты сообщили, что приехал граф Варден. Кристина тут же бросилась приводить себя в порядок, хотя ей оставалось сделать всего пару выпадов, чтобы уложить Хайсена. Тот, впрочем, был доволен и пообещал, что к следующему разу уж точно восстановится полностью и покажет своё мастерство во всей красе.
        Граф Роберт не изменился с тех пор, как Кристина видела его последний раз, - а это было почти два года назад, в начале прошлой войны. Мысли о той войне приносили мало приятного, и Кристина невольно поёжилась, чувствуя, как начинают дрожать пальцы и колени. Но она всё же смогла взять себя в руки, поправила на плечах свой синий плащ и приветливо улыбнулась графу Вардену. Он был всё таким же седым, полным, но при этом так и лучился бодростью и величием, а его пронзительно-синие глаза по-прежнему светились одновременно и надменностью, и вниманием к окружающим.
        Он кое-как слез с коня при помощи двух гвардейцев, поправил свою тёмно-зелёную дорожную котту и чёрный плащ, тяжёлой поступью приблизился к Кристине и рухнул на одно колено, будто собирался делать ей предложение.
        - Миледи. - Варден припал губами к её пальцам, затянутым в перчатку. - Благодарю вас за доверие и возможность доказать, что никаких предательским помыслам не место в моей голове… - Кристина кивнула, и он, опять же, с помощью солдат, поднялся с колен, отряхиваясь от снега и грязи. - Думаю, вы должны знать, что бунтарь Хенвальд несколько раз писал мне с предложением присоединиться к тем непотребствам, что он творит. - В голосе графа Роберта зазвучало неподдельное возмущение. - Но я решительно отказался. Ваши налоги, миледи, меня нисколько не обременяют, а Хенвальд, видимо, настолько обнищал, транжиря деньги на вино и продажных девок…
        - Не думаю, что он обнищал, - прервала его Кристина. - Его солдаты хорошо вооружены, у всех есть шлемы и достойная защита корпуса, у рыцарей и гвардейцев так вообще - великолепная броня и оружие из крепкой стали. Дело не в том, что Хенвальд не хочет платить налоги. Они его, конечно, тоже возмутили, но…
        - А в чём же, миледи? - изо всех сил стараясь разыграть недоумение, протянул Варден.
        - В том, что он не желает терпеть меня в качестве соправительницы моего мужа и леди Бьёльна, - вздохнула Кристина. - Мы с ним переговорили недавно…
        - Если тот балаган можно было назвать переговорами, - хмыкнул стоящий рядом с ней сир Хайсен.
        - Да, и он назвал меня неблагодарной, растрачивающей блага Бьёльна в пользу Нолда и… прочее, - не желая вдаваться в подробности, осеклась Кристина.
        - Вы можете быть уверены, миледи, что я бы ни за что не позволил себе так даже думать о вас, - заверил её граф Варден с лёгким поклоном, прижав ладонь к своей белоснежной бороде. - Ещё тогда, два года назад, когда мы встретились на военном совете в Айсбурге, я понял, что вас ждёт большое будущее. Но если не верите моим словам, я готов доказать это на деле. Со мной тысяча воинов, включая рыцарей, а также несколько прекрасных новых катапульт, готовых разнести стены этого змеиного гнезда, - и он, скорчив гримасу, кивнул на замок графа Ульриха.
        - Я всё ещё надеюсь, что нам не придётся идти на штурм и разрушать это змеиное гнездо, - покачала головой Кристина, поджав губы. - Если Хенвальд так и не сдастся, мы лишим его всех земель, титулов и прав, и тогда всё это отойдёт в домен Айсбурга. Впоследствии мы найдём человека, который присягнёт нам как верный вассал и возьмёт эти места под своё крыло. Не дарить же этому потенциальному вассалу груду камней и кучу битого стекла? - усмехнулась она.
        Хайсен вдруг расцвёл улыбкой - как будто Штольц уже успел что-то ему наобещать. Впрочем, о том, кому отойдёт Хенвальд после поражения графа Ульриха, Кристина и Генрих ещё подумают в будущем. Сейчас ей размышлять об этом было некогда, да и не хотела она так вольно распоряжаться бьёльнскими землями. Раз уж её власти здесь не особо рады… пусть Генрих сам решает. Он наверняка не откажет Хельмуту в возвышении его вассала и даровании ему графского титула.
        Кристине самой недавно пришлось провернуть подобное дело, кое-как обойдя земельные правила и законы наследования. Дело в том, что во время прошлой войны дом её вассалов, Бейкеров, оказался полностью истреблён шингстенцами: барон Рэймонд и два его сына, один из которых когда-то добивался руки Кристины, были повешены, а баронесса пропала без вести. Скорее всего, её тоже убили, предварительно надругавшись, но, в отличие от мужчин, не похоронили по-человечески. И из-за того, что дом вымер, Кристине пришлось думать, что делать с их землями. Бейкеры распоряжались всем северо-западным побережьем Серебряного залива и островами на нём, у них в подчинении было несколько рыцарских родов со своими башнями и небольшими феодами. В итоге она отдала земли Бейкеров одному из таких родов, Карразерсам, которые, по свидетельствам, очень отличились в морских боях за Серебряный залив, а молодой глава этого дома, новоявленный барон Аксель, был верным и отважным человеком.
        Хотя Кристина плохо знала его лично, и у неё пока не было возможности проверить свидетельства. Поначалу Аксель показался ей довольно заносчивым и фамильярным, но всё же в чём-то симпатичным… А вот в его доблести и отваге она пока убедиться не могла. Ну да ничего, он ещё молод и наверняка успеет оправдать свою репутацию в глазах своей леди.
        - Но что же мы будем делать, если не штурмовать? - поинтересовался граф Роберт, вырвав её из плена воспоминаний.
        - Надеяться, что Хенвальд, увидев ваших рыцарей и осадные орудия, поймёт, что оказался в западне, и сдастся на нашу милость, - пожал плечами Хайсен. Кристине оставалось лишь кивнуть.
        - И сколько же мы будем этого ждать? - протянул Варден с явным недовольством в голосе. - Приближается весна, время посевов, праздников и свадеб… А мы будем встречать равноденствие и День Прощения здесь, в лагере, под стенами замка мятежников?
        - По-моему, глупо ожидать, что Хенвальд снова согласится на переговоры, - буркнула Кристина несколько обиженно, почти детским тоном.
        - Но если он увидит разросшиеся войско и катапульты… Что ему останется делать?
        - И правда, миледи, - произнёс вдруг Хайсен. - Есть ли смысл ждать, если можно снова послать к Хенвальду? Сказать, что даёте ему ещё один шанс раскаяться и смириться с тем, что он проиграл?
        - Ну, может… - замялась Кристина.
        Ей, если честно, больше не хотелось разговаривать с графом Ульрихом. Его оскорбления действительно задели её самолюбие - видит Бог, оно и так было не особо выдающимся. И без того на душе было тяжело после пережитой битвы, а тут ещё такие обвинения… Да глаза б её не видели этого Хенвальда!
        Но в то же время она понимала, что долго ждать действительно нельзя, что выманить его из замка сейчас необходимо. Иначе они и правда могут здесь задержаться надолго… ну или следует устроить штурм и взять замок силой. А если Хенвальд снова покинет его стены, увидит, что к армии Кристины присоединилась тысяча свежих воинов, что у неё появились катапульты, что вовсю строятся осадные башни? Может, тогда он и согласится сдаться… Впрочем, особой надежды на это Кристина не питала.
        - Ваше сиятельство. - Она пронзительно взглянула на Вардена, который продолжал поглаживать свою бороду, расчёсывая пальцами спутавшиеся в дороге пряди. - Хенвальд рассчитывал на вашу помощь, а вы, в свою очередь, оказались в курсе кое-каких неприглядных подробностей его личной жизни, - заметила Кристина. - Я правильно понимаю, что вы с ним были весьма дружны?
        - Можно и так сказать, - пожал плечами Варден. - Но сейчас, миледи, я всецело на вашей стороне!
        - Я верю, - хмыкнула она, не понимая, зачем он так заискивает перед ней. Помнится, пару лет назад граф Роберт относился к Кристине едва ли не как к ребёнку - со снисхождением и даже пренебрежением. А теперь он только и делал, что льстил и бесконечно уверял её в своей преданности. Но, несмотря на это, она решила доверить ему кое-какое важное дело. - Именно поэтому я и хотела попросить вас, чтобы именно вы поговорили с Хенвальдом. Меня он слушать не станет, но вдруг прислушается к вам? Если вы, конечно, будете достаточно убедительны.
        - О, ваша милость, это… - Граф Роберт, кажется, был искренне обрадован её предложением. - Это большая честь для меня. Благодарю за доверие и клянусь, что не подведу. Вот только… - Он наигранно замялся, делая вид, что не знает, как подобрать слова. - Вам со мной на эти переговоры, наверное, идти не стоит. Вряд ли при вас Хенвальд будет достаточно искренен и сможет мне поверить.
        - Да, пожалуй, вы правы. - Кристина тоже сделала вид, что эта мысль прежде не приходила ей в голову. Но оставлять Вардена наедине с Хенвальдом она всё-таки не собиралась. - Скажите графу Ульриху, что я готова помиловать его, если он сдастся. Впрочем… говорите то, что посчитаете нужным, - поправилась она. - Вы же куда опытнее меня и лучше разбираетесь в этом.
        Граф Роберт улыбнулся крайне самодовольно, а Кристина, отвернувшись, улыбнулась лукаво. У неё выпал шанс не только разрешить ситуацию мирно, как она и хотела, но и убедиться в верности (или неверности) Вардена.
        Когда тот откланялся и ушёл к своим людям, чтобы как следует подготовиться к переговорам, Кристина позвала капитана Больдта.
        - Снарядите людей, - велела она. - Варден пойдёт на переговоры со своим отрядом, и он не должен знать о том, что за ним следят. Пусть затаятся где-нибудь неподалёку от места переговоров - оно, скорее всего, будет прежним - и слушают всё, что Варден и Хенвальд друг другу скажут. Потом доложите мне о результатах.
        - Слушаюсь, миледи, - улыбнулся Больдт.
        Кристина, конечно, могла бы сама проследить за Варденом, и ей для этого даже не пришлось бы возглавлять отряд и прятаться среди колючих можжевеловых кустарников, приглядываясь к каждому жесту графа и прислушиваюсь к каждому слову. Она могла бы просто закрыть глаза, сосредоточиться и выпустить на волю всю магическую силу, что покоилась в её душе. Только вот эта сила и так была невелика, а после того, как Кристина почти год намеренно игнорировала её, вовсе стала совсем никчёмной. Чтобы восстановить её, придётся часто упражняться, создавая сначала простые заклинания, а потом каждый день усложнять себе задачу. Во время этого похода Кристина уже пробовала применить заклинание взгляда сквозь пространство для разведки, но не смогла долго продержать его. Ей сначала стало безумно жарко, сердце заколотилось слишком сильно, отзываясь в ушах и стуча по рёбрам… потом её ударило в холод, как обычно бывает при лихорадке. Побоявшись за своё здоровье, Кристина прекратила колдовать. Лучше уж вернуться домой - и только тогда восстанавливать свои колдовские силы. Они ей ещё наверняка пригодятся.
        Когда капитан Больдт незаметно увёл разведчиков вслед за Варденом, Кристина вздохнула с облегчением. Кажется, её миссия по подавлению мятежа подходила к завершению.

* * *
        Нестерпимо хотелось вина, но вина у неё не было, и приходилось пить горячий ромашковый чай. Кристина двумя руками сжала жестяную кружку и чуть подула - жидкость не успела остыть и поэтому обжигала язык.
        Близился вечер, воздух становился прохладнее, а небо - темнее. В лагере зажигалось всё больше костров, всё явственнее ощущался запах дыма и мяса. Возможно, простые солдаты и даже гвардейцы были весьма довольны тем, что большую часть похода они проводят в спокойствии, а не в сражениях, атаках и отступлениях. Конечно, скучать им не приходилось: в лагере каждое утро кто-то проводил тренировочные бои с мечами и копьями, кто-то упражнялся в стрельбе из лука; многие из солдат часто стояли в карауле, в том числе и по ночам, иногда сталкивались с лазутчиками Хенвальда - те редко вступали в бой, чаще всего они пытались убежать, хотя некоторых удавалось поймать. Но это всё нельзя было сравнить с активными боевыми действиями и марш-бросками, и солдаты были рады, что им не приходится сильно напрягаться и подвергать свою жизнь опасности в этот раз. И Кристина тоже была рада. Зато рыцари, особенно сир Хайсен, от скуки места себе не находили. Они рвались в бой, желая как можно скорее взять Хенвальд штурмом, а на новенькие осадные орудия смотрели так, будто те были прекраснее любой женщины на свете.
        А Кристина ждала вестей от Вардена. Точнее, она ждала разведчиков, которых капитан Больдт послал следить за ним. Но никто из них не давал о себе знать уже несколько часов, и это вселяло в её сердце сильную тревогу. Неизвестность пугала сильнее, чем плохие новости, поэтому Кристина едва притронулась к ужину, зато осушила уже третью кружку ромашкового чая. Только вот желанного спокойствия так и не почувствовала.
        На закате, когда горизонт загорелся оранжево-розовым, её наконец-то позвал капитан Больдт.
        Кристина наспех набросила плащ поверх синего камзола, на всякий случай прихватила меч и выбежала из шатра. Она не стала собирать волосы, оставив их распущенными, и вечерний ветерок, который уже приносил отголоски едва наступившей весны, взлохматил её каштановые локоны.
        - Не знаю, миледи, разочарую я вас или обрадую, - вздохнул Герхард, слезая с коня, - но граф Варден во время разговора с Хенвальдом не произносил ничего такого, что могло бы заставить вас думать о нём как о предателе.
        - А Хенвальд? - насторожилась Кристина. - Он и Вардена матом покрыл, когда узнал, что он на моей стороне?
        - Ребята говорят, - кивнул Больдт на стоявших за ним солдат-разведчиков, - что он был очень угрюм и молчалив. Что графу Роберту нелегко было его разговорить, а также убедить, что он проиграл эту войну.
        - Но он всё же убедил? - вздрогнула она, поправляя застёжку плаща.
        - Пожалуй, да. Скоро он сам к вам придёт, переговорите с ним, если считаете нужным. Впрочем, ему нечего от вас скрывать, - добавил Герхард. - Никаких заговоров с Хенвальдом он не обсуждал, никаких крамольных речей не произносил… Просто очень долго и скрупулёзно капал ему на мозги, мол, сдавайся, выхода нет. - Он усмехнулся, и Кристина тоже невольно улыбнулась. - Хенвальд, конечно, обвинил его в лизоблюдстве и… кое-что погрубее тоже говорил… Но в целом он, кажется, смирился с тем, что ему следует сдаться.
        Кристина кивнула. Она была очень довольна, но ей ещё хотелось расспросить самого Вардена. И теперь она окончательно убедилась, что её попытки воспользоваться заклинанием взгляда сквозь пространство наверняка не привели бы к таким результатам. Её заклинание сорвалось один раз, велика вероятность, что оно сорвалось бы и во второй, или реальность как-то исказилась под воздействием неумелой магии, или сама Кристина бы что-то не расслышала и не поняла… Зато опытным разведчикам она доверяла сильнее, чем такой зыбкой и слабой вещи, как волшебство.
        Джонат Карпер, помнится, во время прошлой войны всегда полагался на магию, а ещё на собственную удачу и волю шингстенских богов. Он пренебрёг здравым смыслом, хорошо продуманной стратегией и, наверное, советами матери, которая была явно куда более благоразумна. И он проиграл. А Кристина поняла, насколько иногда опасно полагаться только на себя и свои силы, в том числе и магические. Хороший план, разведка, опытные союзники, численное превосходство - всё это было куда надёжнее, чем заклинания и руны.
        Граф Варден вернулся спустя пятнадцать минут после отчёта разведчиков. Он широко улыбался и, кажется, готов был броситься на Кристину с объятиями. Что ж, значит, разведка не подвела и новости правда хорошие.
        - Миледи, Хенвальд готов открыть вам ворота! - вместо приветствия заявил Варден, но тут же опомнился и поклонился. - Было нелегко, но я всё же уговорил его. Пришлось и по-хорошему пытаться, и угрожать, и убеждать…
        - Хенвальд сказал, что ему было нужно? - прервала его Кристина, осознав, что забыла спросить это у разведчиков. - Ну, в смысле, он поднял восстание… из-за чего - понятно, но ради чего? Какие у него были цели? Чего он хотел добиться?
        - Боюсь, ответ вам не понравится, - мигом помрачнел Варден. Она взглянула на него пронзительно, и ему пришлось ответить: - Он хотел вашей смерти.
        Кристина замерла, опустив взгляд. Она думала, что Хенвальд потребует, чтобы она вернулась в Эори или даже разделила Нолд и Бьёльн, вернув всё к исходной точке… Чтобы больше ноги её в Бьёльне не было, чтобы она не смела даже пытаться как-то руководить им… Она ждала каких-то немыслимых требований, которые граф Ульрих по сути не имел права выдвигать.
        А он хотел простого - чтобы она расплатилась за свою якобы неблагодарность жизнью.
        И когда на предыдущих переговорах он понял, что не сможет её убить, то прервал разговор и отправился в свой замок, видимо, чтобы придумать новый план её устранения. Может, спровоцировать на штурм или устроить какую-нибудь хитрую вылазку, которая, в отличие от предыдущих, не будет предотвращена… Или даже вызвать Кристину на поединок - это был бы, пожалуй, наилучший способ решить все проблемы для них обоих.
        Она горько усмехнулась, вспомнив, с чего началась прошлая война. А эта война таким образом бы закончилась.
        Но не будет ни поединка, ни, тем более, штурма. Раз Хенвальд сдался, то смысла в кровопролитии больше нет.
        - И поэтому, миледи… - Варден приблизился к ней, воровато оглянулся и зашептал: - Когда графиня в знак гостеприимства подаст вам чашу или рог с вином - не пейте.
        - Но… как же быть? - так же тихо спросила Кристина встревоженным голосом. - Ведь таковы традиции, как их обойти?
        - Вы имеете право пренебречь традицией, - закатил глаза граф Роберт. - Это же просто обычай, а не непреложный закон. Велите графине или самому Хенвальду сделать глоток первыми. Примите вино, но не пейте. Не знаю, сделайте что угодно, лишь бы себя обезопасить. Мне кажется, он ещё воспользуется шансом, чтобы…
        - Я вас поняла, - кивнула она и, повысив голос, позвала: - Капитан Больдт, сир Хайсен! Вы пойдёте со мной. Возьмите по отряду своих лучших воинов, пусть они наденут доспехи и вооружатся как следует. Хенвальд сдался лишь на словах, - добавила она уже скорее для себя самой, - но неизвестно ещё, что будет на деле.

* * *
        Подъёмный мост через ров опускался медленно, со скрипом. Затем поднялась решётка, и Кристина несмело взмахнула поводьями, направляя своего коня через мост в замок. Она волновалась, хоть и старалась не подавать виду, однако, скорее всего, окружающим легко было разглядеть, как она нахмурилась и напряглась, нервно вцепившись в поводья пальцами и то и дело сглатывая.
        Конечно, вести полную армию в Хенвальд Кристина не стала - все её рыцари и солдаты бы попросту не поместились на внутреннем дворе. Она взяла двадцать лучших айсбургских гвардейцев во главе с капитаном Больдтом, примерно столько же следовало за сиром Хайсеном, а граф Варден, поначалу не желавший снова ехать к Хенвальду, выбрал лишь пятерых телохранителей. Но в целом этого было достаточно, чтобы принять капитуляцию. Впрочем, Кристина велела всем сотникам держать солдат в боевой готовности - мало ли что может произойти… Не верилось ей, что Хенвальд наконец-то сдался. Стоило думать, что он не отказался от своего желания убить её и теперь готовил ей какую-то подлянку. Неспроста ведь Варден её предупредил.
        На внутреннем дворе Хенвальда было пустовато. Возле главной башни и вдоль стены стояли угрюмые гвардейцы в количестве примерно тридцати-сорока - им ещё предстояло бросить на землю оружие после того, как Хенвальд прилюдно объявит о том, что сдаётся. Интересно, а где остальные? Не только гвардейцы, которых явно больше, чем пара десятков, но и простые солдаты?
        Да и самого Хенвальда Кристина разглядела не сразу: он был одет просто, непримечательно, выделяясь среди своих людей лишь длинным тёмно-зелёным плащом с прорезями для рук. Как ни странно, Ульрих улыбался, стоял смирно, опустив руки и никак не выражая своего презрения и хоть какого-то недовольства происходящим. А вот его жена, имени которой Кристина не помнила, выглядела крайне испуганной. У неё было бледное лицо с небольшими голубыми глазами и прямым носом, каштановые волосы она распустила, будто в знак траура, и покрыла сверху прозрачным белым вейлом. Одета она была просто, под стать мужу, а в руках держала традиционную чашу с вином, которую должна была преподнести Кристине в знак приветствия и смирения перед сюзеренкой.
        Из-за плеча Хенвальда выглядывал его сын, юноша лет семнадцати, очень похожий на мать, - он держал за руку свою младшую сестру, десятилетнюю русоволосую девочку.
        И что же ей с ними делать?
        Кристина спешилась, и вслед за ней спешились Хайсен, Варден и капитан Больдт - остальные и без того были пешими. Лошадей увели назад, к воротам, Кристина поправила плащ, и Хенвальды дружно ей поклонились. Это тоже её насторожило, и она замерла, внимательно оглядывая графа Ульриха с семьёй и его немногочисленных гвардейцев. Все молчали, и Кристина понимала, что ей следует заговорить первой, но не знала, с чего начать. Однако графиня Хенвальд избавила её от этой необходимости.
        Она сделала пару шагов вперёд, будто при этом шла на плаху, и протянула ей чашу, не поднимая взгляда.
        - Добро пожаловать, миледи, - пискнула графиня едва слышно.
        Кристина осторожно, стараясь не пролить ни капли, приняла чашу, взглянула на налитую почти до краёв багровую жидкость, даже чуть принюхалась… Ничего подозрительного не виднелось и не ощущалось, но она всё же помнила слова графа Роберта - не пить первой. Внимательно рассмотрела саму чашу - из серебра, с рубинами, которые, по поверьям, спасали от отравления, с причудливыми узорами в виде цветов и птиц… Искусная работа. Было бы, пожалуй, даже почётно умереть, испив из такой чаши.
        Кристина усмехнулась.
        - Ваше сиятельство! - кивнула она Хенвальду, будто не собиралась прямо сейчас отбирать у него этот титул. - Я рада, что вы смирились со своей судьбой и отбросили эту безумную идею продолжать восстание… Но всё же вы сами понимаете, что окончательно довериться я вам не могу. - Поймав взгляд Ульриха, из спокойного, безмятежного в мгновение ока ставший раздражённым, она лишь вздохнула. - Поэтому давайте немного отступим от традиции… Первый глоток сделаете вы. - И она протянула чашу Хенвальду, стараясь не обращать внимания на крайне встревоженный взгляд его жены.
        - Но, миледи, разве не на взаимном доверии основан наш новый союз? - прошипел Хенвальд, делая пару осторожных шагов вперёд.
        - Нет, - мигом посуровела Кристина. - Пейте, - велела она и протянула ему чашу.
        Хенвальд взглянул на неё с неприкрытой ненавистью. Черты его лица исказились до неузнаваемости: глаза сузились, губы задрожали, Кристина даже могла поклясться, что слышала скрип его зубов. Он поправил свой плащ, осторожно взял чашу двумя руками, но не торопился подносить её к лицу. Кристина же смотрела в его глаза и ждала. Ему придётся выпить, иначе он подтвердит, что в чаше вместе с вином плескался яд. А если он там правда есть, то отравление избавит Ульриха от позорного изгнания и превращения его в едва ли не простолюдина.
        Хенвальд чуть приподнял чашу, кажется, и правда намереваясь сделать глоток…
        И тут же отбросил её назад, через плечо. Чаша глухо стукнулась о мостовую внутреннего двора, алое вино разлилось по серым камням, будто кровь.
        А граф Ульрих, распахнув свой плащ, извлёк меч из хорошо припрятанных за полами ножен.
        То же самое сделали его солдаты, что до этого стояли недвижимо и молча, а теперь будто проснулись от долгого сна.
        Кристина так и не смогла потом вспомнить, с какого именно момента начался бой: было понятно, что сигналом к нему стала опрокинутая чаша, но кто первым на кого бросился, чьи клинки скрестились в воздухе раньше остальных, чья кровь пролилась прежде всего, она не помнила.
        Наверное, Хенвальд прирезал бы её, потому что он стоял к ней ближе всех (графиня куда-то внезапно исчезла вместе с детьми), но ему помешал занести меч сир Хайсен. Он успел быстро извлечь своё оружие из ножен и ударил им по клинку Хенвальда. Щита у мятежного графа не было, как и доспехов, а Хайсен по совету Кристины облачился в латы и поэтому держался более нагло и уверенно.
        Стоящий справа от Кристины капитан Больдт тоже бросился в бой - он отцепил от седла свой щит, видимо, изначально почуяв неладное, и теперь умело им орудовал. Пинком он сбил с ног напавшего на него хенвальдского солдата, сначала двинул ему щитом в бок, а потом - опустил меч прямо на его голову. На него тут же бросился сзади ещё один солдат, Герхард резко обернулся, приняв его удар на клинок, сталь заскрежетала, в воздухе вспыхнул букет искр.
        Внезапно прямо перед лицом Кристины пролетела стрела, но она лишь инстинктивно отпрянула, даже, кажется, не вздрогнула.
        - Снимай лучников! - крикнул кто-то сзади.
        Нехотя, лениво она повернула голову и увидела, что та стрела попала прямо в грудь одного из её людей, тот глухо вскрикнул и рухнул, не выпуская меча из рук. Рядом с ним вдруг упал ещё один - ему вонзили меч под ключицей. Но убившего его хенавльдского солдата тут же рубанул по ногам солдат Кристины - один из айсбургской гвардии. Его враг не успел увернуться или поставить блок, отчего получил ещё один удар в плечо, и кровь хлынула, жидкой ржавчиной поражая его наплечник.
        От вида крови стало дико тошно, и Кристина схватилась за горло.
        Сир Хайсен продолжал биться с Хенвальдом. После серии взаимных ударов, ни один из которых не задел ни миллиметра живой плоти, воины замерли друг напротив друга с поистине безумными выражениями лиц. Мало кто из сражающихся успел надеть шлем, поэтому взгляды Кристина видела прекрасно - ни в одном из них не осталось ни капли человечности.
        Она поняла, что дрожит, что ногти неосознанно впиваются в кожу шеи - надо было надеть перчатки, может, благодаря им сейчас не было бы так больно… А в груди, где-то в области сердца было безумно холодно, будто кто-то сделал дыру в её плоти и теперь её внутренности через эту дыру продувал ледяной ветер.
        Хенвальд бросился на сира Хайсена, тот, отбив удар, оттолкнул его локтем и ударил сам, но Хенвальд смог увернуться. Недалеко от них капитан Больдт сражался сразу с двумя: у одного был меч, у другого - копьё. Копейщику Герхард довольно легко и быстро пробил бок, мечнику двинул щитом сначала в челюсть, потом - в грудь, а когда тот чуть отшатнулся, вонзил ему клинок в шею. Раненый копейщик всё же попытался задеть его плечо, но Больдт отразил удар, пнул противника по ноге, занёс было меч для удара, но солдат успел коротко кольнуть его под колено - наконечник копья вонзился между наколенником и поножем. Герхард в долгу не остался: задел мечом левую руку копейщика, а потом очень удачно попал в прямо в грудь.
        Кровь хлестала фонтаном, и Кристине казалось, что она брызжет прямо в её лицо. Она провела дрожащей ладонью по щеке, но ничего не обнаружила - кожа была сухой и холодной, хотя через мгновение женщина почувствовала, что по щеке вдруг потекло что-то мокрое, будто капля дождя. Лишь благодаря тому, что глазам стало горячо и больно, она поняла, что плачет.
        Она так и стояла всё это время, не шевелясь, и не могла до конца осознать, что происходит. Она словно онемела и потеряла власть над собственным телом: ноги приросли к земле, пальцы адски дрожали, а сердце колотилось с бешеной скоростью и силой, будто раненый зверь в клетке.
        У Кристины был меч в ножнах на поясе, она тоже надела доспехи и в целом была готова к сражению, но когда сражение началось, то она поняла, что не может, просто физически не способна принять в нём участие.
        Наверное, её сейчас убьют.
        Перед её глазами солдаты убивали друг друга; мечи вспарывали стёганки, остро заточенные клинки и панцербрехеры пробивали кольчуги, лезвия попадали в просветы между латами; изредка мимо пролетали стрелы, одна из них вонзилась в ногу айсбургскому гвардейцу, другая застряла в горле у кого-то из людей Хайсена. Сам же сир Георг продолжал драться с Хенвальдом: тот сейчас стоял спиной к Кристине, и она плохо видела, какие манёвры совершал Хайсен, но в какое-то мгновение ему удалось задеть незащищённое плечо мятежника. Хенвальд вскрикнул, но оружия из рук не выпустил, хотя рана явно выбила его из колеи, и следующий удар, чуть повыше бедра, он отразить не смог.
        Хенвальд рухнул на колени, и Кристина подумала, что сейчас она могла бы добить его. Стоит ей вытащить меч из ножен и вонзить его в спину мятежника - и всё будет кончено.
        Но этот дикий испуг, эта адская дрожь, эти рыдания, сковавшие её шею, помешали ей вовремя сделать всё это.
        - Миледи! - вскрикнул вдруг сир Хайсен, и этот вскрик заставил её очнуться.
        Спиной почувствовав опасность, Кристина резко развернулась на каблуках, молниеносно извлекла меч из ножен и вовремя успела скрестить его с мечом напавшего на неё сзади солдата. Удар получился таким сильным, что меч - точнее, фальшион - выпал из рук противника, и через мгновение Кристина пронзила своим клинком его живот.
        Она развернулась, хотела было прикончить наконец Хенвальда, но не обнаружила его на прежнем месте. Зато сир Хайсен стоял там же, он улыбался, видимо, довольный тем, что смог выбить Кристину из этого странного ступора.
        Кристина тоже улыбнулась ему с благодарностью во взгляде.
        А через миг горло Хайсена пронзил длинный наконечник копья.
        Кровь окрасила наконечник сплошняком, будто он был из раскалённой стали, и Кристине показалось, что убийца не остановится на этом и, не вынимая копья из шеи Хайсена, прикончит и её саму. Но копьё всё же исчезло, из раны вырвался фонтан крови, и Георг даже не попытался зажать её - просто вяло улыбнулся и упал, не успев закрыть глаз.
        - Георг… - ошеломлённо проронила Кристина, понимая, что впервые в жизни назвала его по имени.
        Копейщик всё ещё стоял напротив неё: он был без доспехов, лишь в наспех надетом на голову шлеме с опущенным забралом. Едва ли не зарычав от внезапно поразившей сердце ярости, Кристина кинулась на него, он успел отбить один её удар древком копья, но другой пропустил, и клинок без труда распорол его живот, оставив кровавую рану, внутри которой виднелось что-то коричневато-серое.
        Вовремя пригнувшись от летящей стрелы, она подбежала к капитану Больдту - тот разделался с очередным противником, а двое айсбургских гвардейцев под его началом держали окровавленного Хенвальда. Так вот куда он пропал! Видимо, его схватили тут же, как только его ранил сир Георг…
        Хенвальд шипел, видимо, от боли, а взгляд его был каким-то пустым и остекленевшим. Кристина поняла, что он, не отрываясь, смотрел на только что убитого ею копейщика, из распоротого живота которого всё ещё обильно сочилась кровь. И лишь когда к трупу подбежала, судя по всему, где-то прятавшаяся всё это время графиня, Кристина поняла, что, сама того не ведая, убила наследника графа Ульриха, его единственного сына и того самого человека, что мог бы попытаться восстановить род Хенвальдов после того, как его отец навлёк на него позор.
        Графиня стащила шлем с головы убитого сына и, проведя пальцами по его бледным щекам, зарыдала.
        Кристина даже не знала, как звали этого юношу и сколько ему было лет - возможно, он даже был несовершеннолетним и не прошедшим через обряд акколады. Прямо как Рихард… Однако ему хватило сил и мужества ринуться в битву, воспользоваться последним шансом отстоять свой замок и попытаться убить её… Может, у него бы это получилось, если бы не жертва сира Георга, который так «удачно» оказался между ними.
        Не зная, что и думать обо всём этом, она вернула меч в ножны и попыталась вытереть руки о плащ - ей показалось, что и ладони, и пальцы, и запястья обагрены кровью… Но на плаще не осталось ни следа, ни пятнышка, и Кристина с удивлением обнаружила, что руки её были вполне чистыми, лишь под ногтями виднелись следы грязи.
        Графиня убивалась над телом сына, и теперь, когда эта короткая битва закончилась, когда затихли песнь стали, крики раненых, стоны и ругань, был слышен лишь её надрывный плач.
        Над Хенвальдом потихоньку собирались тучи - уже явно не снеговые. Недавно начался новас[4 - Новас - март.], пришла весна, и снега впредь можно не ждать. Скорее всего, тучи принесли дождь: воздух стал холоднее и свежее, бледно-серое небо потемнело, и вскоре на землю несмело упали редкие капли первого весеннего дождя.
        К ночи этот дождь смыл с мостовой внутреннего двора всю кровь.
        Глава 6
        Кристина готова была опустошить все запасы винных погребов Хенвальда - напиться, забыться, стереть из памяти то, что произошло… И эту неожиданную битву, которая окончательно лишила бывшего графа Ульриха права на помилование, и убийство Хенвальда-младшего, и смерть сира Георга Хайсена… Что ей скажет Хельмут, когда узнает об этом? Хайсен был его вассалом и, по-видимому, другом. Он умер из-за неё, и теперь барон Штольц имеет полное право обвинить её в этом.
        В тот же вечер пришла запоздалая лунная кровь: Кристина резко ощутила тянущую боль в животе и вскоре обнаружила, что от крови придётся отстирывать не только брэ, но и штаны. Месячные задержались на пару дней и теперь ударили с такой силой, что хотелось просто лечь, свернуться калачом и выть от боли. Но времени на это не было. Поэтому, поменяв бельё и одежду, женщина продолжила заниматься делами, параллельно предаваясь мечтам о вине.
        Но мечты так и остались мечтами, и пить Кристина всё же не стала - уже привычно обошлась ромашковым чаем, любезно предоставленным ей одним из лекарей. К слову, лекари трудились всю ночь, помогая пострадавшим, перевязывая и зашивая раны, накладывая обезболивающие и обеззараживающие мази, вправляя вывихи. Хенвальду тоже обработали его раны, а также позволили переодеться и поужинать, прежде чем отправить на допрос к Кристине.
        Она не очень хотела его слушать - да и он тоже давно высказал всё, что думал. Но для составления приговора ей нужно было поговорить с ним ещё раз. А потом с его женой и вассалами, что тоже присоединились к восстанию, предоставили войска и участвовали в битвах… Кристина тяжело вздохнула. Конечно, никто не говорил, что будет просто, но как же ей сейчас не хватало кого-то, кто мог бы помочь, что-то посоветовать, взять на себя часть дел и обязанностей… Капитан Больдт был ранен и не мог к ней прийти, да и с её стороны было бы по меньшей мере неуважительно что-то ему приказывать в такой момент. Поэтому придётся справляться самой…
        Испуганные, бледные хенвальдские служанки натаскали ей целую ванну горячей воды, и Кристина первым делом вымыла голову - та уже начала чесаться. Затем женщина быстро вытерлась и оделась: конечно, платьев у неё с собой не было (хотя жаль, что ей не пришло в голову взять с собой хотя бы одно), и пришлось надеть на официальную беседу серый дорожный камзол, на локтях которого зияли прорехи. Другие её вещи отправили в стирку или на починку, и этот камзол оказался самым целым из всех, что у неё были, остальные же оказались гораздо более рваными. Также она нашла просторные штаны из чёрной шерсти - если опять выступит кровь, то её хотя бы не будет видно.
        Кристина принимала Хенвальда в его собственном рабочем кабинете - небольшом тёмном помещении, большую часть которого занимал дубовый стол с высоким жёстким креслом. Окошко было зашторено серыми плотными занавесками, а пол покрыт коричневым весьма искусно сделанным ковром. На столе стоял небольшой канделябр с тремя свечами, столько же горело на шкафе возле дверей, а вот бронзовая люстра под потолком пустовала. Хенвальда ввели сюда два стражника, и Кристина кивнула им, велев остаться внутри и встать у входа. Всё-таки она несколько боялась оставаться с мятежником наедине.
        Хенвальд напоследок решил одеться понаряднее: на нём была белая рубашка с коричневой отделкой на рукавах, сверху - красная котта нараспашку, вышитая золотом, широкий ремень из чёрной кожи… Ткань на правом плече чуть выпирала: видимо, там были бинты.
        Что ж, значит, в этом его и казнят.
        Кристине надоело вести с ним бессмысленные разговоры, и, когда Хенвальд в очередной раз смерил её презрительным взглядом, она спросила:
        - Граф Роберт передал, что вы хотели убить меня. - Она выразительно взглянула на юношу-писаря, одного из молодых айсбургских гвардейцев, которого капитан Больдт назначил ей в помощники на этом допросе. Юноша тут же схватил перо, готовый записывать ответ. - То есть это и была цель вашего восстания?
        - А какая теперь разница? - хмыкнул Хенвальд.
        - Помнится, во время наших неудавшихся переговоров вы ответили мне примерно так же, - вспомнила она. Живот снова пронзило болью, и Кристина поморщилась. - Но, ваше пока ещё сиятельство, разница правда есть. Если бы вы меня убили, то… что дальше?
        - Может быть, тогда бы лорд Штейнберг хотя бы попытался задуматься о том, с кем ему впредь стоит заключать союз, - пожал плечами Ульрих.
        Кристина вздохнула. Она знала, что внятного ответа вряд ли добьётся, но всё же уточнила:
        - И вы надеялись, что моё убийство сойдёт вам с рук?
        - До того, как этот старый боров Варден убедил меня открыть вам ворота, - с внезапной охотой заговорил Хенвальд, - я был уверен, что сойдёт. Ты не погибла в битве на Зелёном тракте, и я ждал, что ты пойдёшь на штурм. В штурме погибнуть куда легче, чем в обычной битве, ты это знаешь? - Это его «ты» коробило, потому что Кристина всё-таки привыкла к элементарному уважению со стороны вассалов, в том числе и мужниных, но сейчас она всё же не стала его поправлять. - Ты бы умерла, а я бы, может, и успокоился. Кто знает, что было бы тогда.
        - А после ваших переговоров с графом Робертом вы решили, что терять вам нечего, и подали мне отравленное вино, - догадалась Кристина. Низ живота болел адски, но она ничего не могла сделать, лишь положила ладонь на тянущее болью место.
        - Взял бы тебя в ад за компанию, - оскалился Хенвальд.
        Кристина взглянула на писаря - тот кивнул, давая понять, что записал всё, до единого слова.
        - Уведите его, - устало позвала она стражников, - и приведите сюда графиню.
        - Надеюсь, хотя бы дочь мою ты допрашивать не будешь, - горько усмехнулся Ульрих, спокойно отдаваясь на милость стражников.
        Чтобы хоть немного побороть боль, Кристина обхватила живот руками и тут же услышала голос писаря:
        - Миледи, вы ранены?
        - Нет, - улыбнулась она. - Просто… просто устала.
        Графиня Хенвальд, в отличие от мужа, до сих пор не переоделась: на ней было всё то же неброское серое платье со шнуровкой спереди и испачканный белый вейл на распущенных волосах. Что ж, теперь в ближайшие сорок дней волосы в причёску она убирать не будет, по крайней мере, прилюдно. А серое платье придётся сменить на чёрное.
        - Ваше сиятельство, напомните, пожалуйста, как вас зовут, - попросила Кристина, стараясь сделать голос мягче и сострадательнее.
        Она правда сочувствовала этой женщине, но всё же оставить её с дочерью править отобранными у Ульриха землями не могла. Мало кого в этой ситуации волнуют личные чувства Кристины, да и руководствоваться ими в принятии решения нельзя. Здесь у неё один советчик - закон. А законы Драффарии Кристина знала неплохо, ибо её с детства заставляли заучивать наиболее важные части свода. И она помнила, что предатели и мятежники всегда расплачиваются смертью, а их семьи лишаются прав на земли и титулы. Так что графиня с дочерью потеряют всё, станут никем, но с жизнью, слава Богу, не расстанутся.
        Графиня молчала, и Кристина попросила вновь:
        - Ваше сиятельство, назовите ваше имя.
        - Грет… Гретхен, - откашлявшись, тихо отозвалась женщина. - Маргарита, - поправила она.
        У Кристины в мыслях мелькнуло, что Нолде бы её имя сократили до, например, «Мэгги».
        Графиня Маргарита стояла, сцепив пальцы в замок и не поднимая взгляда. Будто она боялась смотреть леди Коллинз-Штейнберг в глаза. Может, так оно и есть… Всё-таки нелегко глядеть в лицо убийце своего сына, хотя леди Элис, помнится, смотрела смело и прямо. Впрочем, и Кристина, в свою очередь, фактической убийцей Джоната не была. Его казнил Генрих, а вот сын графини Маргариты пал именно от её руки.
        - Прошу вас, отвечайте честно, - ещё более мягко и деликатно сказала она. - Насколько сильно вы поддерживали своего мужа в его желании разжечь мятеж?
        - Я… я делала всё, что он мне говорил, - почти прошептала Маргарита и всхлипнула. Кристина вздрогнула от этого всхлипа: по щекам женщины потекли слёзы. - Я не хотела войны и насилия, я лишь… я подчинялась ему. Как и всякая хорошая жена.
        Перо зашуршало по пергаменту - юноша быстро записывал слова женщины.
        - Вы не пытались отговорить его? Убедить в том, что не следует это всё затевать? - подсказала Кристина.
        Графиня лишь покачала головой.
        - Откуда вы родом, Гретхен?
        Она решила, что, обратившись к ней сокращённым именем, вызовет в ней хоть каплю доверия… а потом вспомнила, что убила её сына.
        - Из дома вассалов моего мужа, Эбелей, - нехотя ответила графиня. - Мой отец, как следовало любому верному вассалу, пошёл вслед за моим мужем и во всём ему помогал. Я прошу вас, миледи, не казните хотя бы его! - Вдруг Маргарита подняла голову и взглянула на Кристину так, что та невольно отпрянула, вжавшись в твёрдую, жёсткую спинку кресла. Во взгляде женщины плескался такой адский страх, будто она смотрела на всесильное божество или всемогущее чудовище из древних сказок, которое было способно уничтожить целый замок своим огненным дыханием. - Вассалы моего мужа шли за ним, исполняя свой долг, и ни я, ни Ульрих не можем сказать, что было у них в мыслях и на душе, что они о думали о вас и вашем приказе насчёт тех проклятых налогов… Но мой отец - это всё, что у меня осталось! Вы отняли у меня сына, завтра отнимите мужа, но хотя бы отца не отнимайте! Я клянусь вам, что мы с моей маленькой Ульрикой уедем в Эбель и проведём там остаток дней, не пытаясь вернуть себе права на Хенвальд… Я клянусь, миледи, я клянусь!
        И она упала на колени, сложив руки у лица, будто молилась в храме перед статуей Господа.
        Кристина опешила, не зная, что ей делать. Слова Маргариты были будто стрелы, впившиеся своими острейшими наконечниками в её плоть и пригвоздившие её к креслу. Даже боль от месячных отошла на второй план под напором этих ощущений.
        Юноша-писарь продолжал шуршать пером, записывая в пергамент последние фразы Маргариты, а один из стражников, стоявших у дверей, бросился к ней и, грубо схватив за плечо, заставил подняться. Больше он от неё не отходил - женщина в голос рыдала и чуть пошатывалась.
        - Я опрошу всех союзников вашего мужа так же, как и вас, и решу, как мне быть, - честно ответила Кристина. Голос задрожал от волнения - слишком уж её поразило поведение графини. - А вы свободны, ваше сиятельство.
        Она и правда опросила вассалов Хенвальда, слава Богу, их было не так много, к тому же не все оказались среди восставших. Видимо, кто-то отказался или выдумал отговорки, чтобы не участвовать в мятеже, пусть и нарушая при этом вассальную клятву, но в то же время спасая себя от неумолимой кары. В целом ей пришлось говорить с четырьмя рыцарями, и все они, кроме отца графини Маргариты, были весьма молоды и неопытны, но при этом всё же не глупы. Все они уверяли её, что шли за Хенвальдом подневольно, потому что дали клятву, потому что были обязаны предоставить ему армию взамен на дарованные земли и защиту… А отец Маргариты, сир Эбель, ещё и напомнил Кристине, что опасался за жизнь дочери.
        Леди Коллинз-Штейнберг хмыкнула. Граф Роберт тоже опасался за жизнь дочери - и именно поэтому не принял сторону мятежника.
        В конце концов она приняла решение.
        Это было нелегко, и до последнего Кристина всё порывалась написать Генриху и попросить его совета. Да, лучшим советчиком сейчас был свод законов королевства, но всё же… Графа Ульриха следует казнить, это было решено и никаким обжалованиям не подлежало. Но графиня Маргарита и маленькая Ульрика не заслуживали казни. Они не поднимали восстаний, не оскорбляли свою леди, не готовили её убийство… Наверное. Сейчас Маргарита с радостью бы её прикончила - чтобы понять это, её можно было даже не спрашивать.
        Вассалы Хенвальда тоже, на её взгляд, казни не заслуживали, они ведь выполняли клятву, а это было даже похвально…
        Уже готовясь ко сну и мысленно шлифуя отдельные формулировки будущего приказа, Кристина услышала стук в дверь. Разрешила войти, думая, что пришёл кто-то из её людей со срочным донесением, но это оказалась всего лишь юная служанка, напуганная, бледная и отчего-то растрёпанная, словно её срочно подняли с постели.
        В её руках был небольшой свёрток - нечто, спрятанное в грубое коричневое сукно и перевязанное толстым шнурком.
        Не поднимая глаз, служанка протянула этот свёрток Кристине и пролепетала:
        - Сир Эбель и графиня Маргарита смиренно просят вас о милости к их жизням, миледи.
        Не успела она забрать свёрток, как служанка тут же выбежала вон - из-за дверей раздался грубый смех стражников. Интересно, о чём наврала им эта девчонка, чтобы её пустили?
        Кристина сорвала шнурок, развернула сукно - внутри обнаружился небольшой кожаный кошель, наполненный золотыми и серебряными монетами, поверх которых лежал массивный золотой браслет с крупным фиолетовым аметистом. И на кой чёрт он ей? А служанка так быстро убежала, не оставив даже шанса отказаться от этой мзды…
        «Генрих, любовь моя, что же мне делать? - думала Кристина, сидя в своей постели. - Что бы сделал ты?»
        Она хотела написать ему, но в последний момент передумала. Вынесение приговора дому Хенвальдов и казнь его главы откладывать нельзя. Кристина планировала сразу после казни взять небольшой отряд людей и галопом погнать лошадей к Айсбургу - до именин Рихарда оставалось два дня, и она очень хотела на них успеть. Она же обещала ему. Если она не приедет, это для неё будет сродни убийству Хенвальда-младшего.
        Поэтому Кристина приняла решение сама. И это, видит Бог, было последним решением, принятым ею в Бьёльне. Пусть дальше Генрих правит сам, единолично, как раньше. А она будет править у себя в Нолде. Вряд ли король станет возражать, вряд ли ему вообще есть до этого дело.
        Наверное, Генрих бы пожурил её за излишнюю мягкосердечность, но всё же казнить Кристина решила одного лишь Хенвальда. Пусть Эбель с дочерью и товарищами думают, что леди Коллинз-Штейнберг сохранила им жизни благодаря взятке. Деньги лишними уж точно не будут, а браслет можно подарить Софии - её девятнадцатые именины Кристина пропустила, однако оставлять без подарка подругу всё же не хотела. А вассалы Хенвальда должны будут заплатить штраф, который тоже, вкупе с полным налогом, пойдёт на восстановление пострадавших от неурожая и холода земель.
        Сына Ульриха было решено предать земле завтра, после казни отца. Кристина выяснила, что звали его Эрихом и что он правда был несовершеннолетним - в конце прошлого года ему исполнилось семнадцать. Она всё ещё не понимала, что чувствует по поводу его убийства: всё-таки Эрих убил сира Георга и мог убить её… Но ведь она не защищалась, он даже не успел на неё напасть. Она напала сама и прикончила его почти молниеносно, и глазом не моргнув. Может, знай она на тот момент, кто он такой, она бы не стала… Может, если бы на нём не было того злосчастного шлема, она бы просто велела схватить его…
        Но сейчас уже поздно думать об этом.
        Завершение этого жуткого спектакля состоялось на следующий день, в ровно в двенадцать часов.
        Всю ночь в замке работали не только лекари - к утру на внутреннем дворе Хенвальда был готов эшафот. Кристина пожалела солдат, работавших под проливным дождём, и велела им почаще меняться. Те, кто отработал, получали горячую пищу и питьё и имели право отправиться отдыхать. Благодаря их слаженной работе и поощрению со стороны леди Коллинз-Штейнберг уже к шести утра затих стук топоров и молотков. Нашли также хорошую, крепкую верёвку и высокий прочный стул без спинки, что послужил бы опорой для ног.
        Кристина, внимательно изучив то, что успел начиркать писарь, составила приказ и подписала его тоже в шесть утра, сразу после своего пробуждения. В эту ночь она проспала всего часа три, но ей и этого хватило, чтобы насмотреться кошмаров и проснуться с тошнотой в горле и дрожью во всём теле. Да и боль в животе никуда не делась, и крови по-прежнему было довольно много.
        К девяти утра дождь закончился, а к полудню над Хенвальдом засветило солнце - предвестник наступившей весны. Дышалось легко и приятно, в воздухе витал свежий запах влаги и хвои, булыжники мостовой сверкали в свете полудня, и ничто уже не говорило о том, что вчера в этом месте состоялось страшное кровопролитие. Что вчера здесь погибли люди, в том числе и семнадцатилетний юноша. Природа радовалась уходу зимы и обновлению, только вот Кристина её радости не разделяла, несмотря на относительно лёгкую победу.
        Перед казнью Хенвальду связали руки, но его жену и дочь оставили без пут, хоть и под охраной. Кристина очень их жалела, но пойти против правил она не могла: их тоже вывели на эшафот, чтобы совершить символическую, бескровную казнь над ними. И всё это время Маргарита стояла, опустив взгляд и рассматривая носки своих ботинок, а дочь её, Ульрика, смотрела на Кристину огромными глазами, полными первобытного страха. Ей было всего десять лет, но взгляд этот принадлежал вполне взрослому человеку, прекрасно осознающему, что происходит. Девочка выросла похожей на отца, и Кристина в глубине души надеялась, чтобы его мятежный характер она не унаследовала. Сам Хенвальд же скрипел зубами от ярости, в его глазах плескалась такая злость и ненависть, будто битва ещё не кончилась и он готов был драться насмерть. Но его держали за плечи два гвардейца, а руки его были накрепко связаны, так что он ничего бы сделать не смог.
        Разве что…
        - Ну что, шлюха нолдийская, ты довольна? - выкрикнул он, когда Кристина вышла из замка с пергаментом в руке. Она тут же замерла и взглянула на него недоуменно. Казалось бы, он уже сказал всё ночью, на допросе… Она не ожидала, что он воспользуется шансом высказаться напоследок. Но Хенвальд таки воспользовался. Он сыпал оскорблениями всё время, пока Кристина с гвардейцами, хромающим капитаном Больдтом и графом Робертом подходила к эшафоту. - Нужно было прикончить тебя ещё тогда, когда ты нищей попрошайкой приползла под стены Айсбурга молить о защите и помощи. Да кто ж знал, что ты окажешься не леди, а волчицей, разбойницей, грабящей собственных вассалов и убивающей их детей! - После этого упрёка Кристина всё же вздрогнула, замерла на мгновение, но затем ускорила шаг. - Сука, порождение дьявола, будь ты проклята! - прогремело над Хенвальдом.
        До этого Кристина вообще не ощущала холода - она даже не стала надевать камзол, оставшись в одной чёрной рубашке, правда, плащ всё же сверху накинула. Но после этих слов ей показалось, что чья-то ледяная рука сдавила её сердце, заморозила всю кровь, отчего стало невыносимо холодно, по телу побежали мурашки, а конечности буквально закоченели.
        Нет, граф Ульрих магией не владел, Кристина это точно знала. Наверное, будь он магом, то смог бы по-настоящему проклясть её, наложить страшные заклинания, как-то воздействуя на неё и её душу… Но простые, не магические слова - тоже вещь опасная. Даже в устах не мага, а обычного человека они могли иметь силу и оставить свой отпечаток. Если Бог и Дьявол и вправду есть, они слышат их и принимают к сведению. Кристина знала об этом, верила в это, а посему проклятие Хенвальда заставило её задрожать и ощутить холодный липкий страх, заползший в душу.
        - Граф Ульрих Хенвальд, - несмотря на всё это, начала она, раскрыв пергамент со своим приказом. - Вы обвиняетесь в измене своим сюзеренам, дому Коллинзов-Штейнбергов, в организации восстания и подстрекательстве к мятежу. - Она бросила выразительный взгляд на графа Роберта Вардена, стоявшего справа от неё, чуть позади. - Также вы обвиняетесь в покушении на жизнь своей леди и убийстве нескольких человек, в том числе сира Георга Хайсена. - Его тело уже отправили домой, в земли Штольца, чтобы похоронить там, в склепе родного замка. - Разумеется, я не стала брать в расчёт людей, погибших в битве на Зелёном тракте, - опустив пергамент, добавила Кристина, - но вчерашняя стычка битвой не была. Это было именно покушение, равно как и отравленное вино. - Она набрала в грудь побольше воздуха: - Граф Ульрих Хенвальд, я лишаю вас титула, всех ваших прав, привилегий и земель. Хенвальд и все ваши владения переходят в домен Айсбурга, а о том, кто будет новым их владельцем, подумает мой лорд-муж. - Хенвальд лишь усмехнулся, когда Кристина прочитала эту часть приговора. Кажется, он ни о чём не жалел. - За все
вышеперечисленные злодеяния вы приговариваетесь к смертной казни через повешение.
        Когда больше года назад казнили Джоната Карпера, человека, захватившего Нолд, то титулов и прав лишать его не стали, поэтому он был казнён чистой казнью - ему отрубили голову. Но сейчас повторить подобное Кристина попросту не могла - и не хотела. Хенвальда повесят и никакой иной чести не окажут.
        - Графиня Маргарита Хенвальд и графиня Ульрика Хенвальд тоже лишаются всех своих титулов, привилегий, а также права наследовать земли Хенвальда, - сделав глубокий вдох, продолжила Кристина. Голос звучал громко, звучно, но всё же чуть дрожал. - В качестве наказания они отправятся в Бьёльнскую женскую обитель, где и останутся до конца своих дней.
        Маргарита просила отправить их с дочерью к сиру Эбелю… Но Кристина не смогла внять её просьбе. Если в мыслях бывшей графини вдруг появится идея восстановить их с дочерью права на Хенвальд, то нового кровопролития избежать не удастся. Сир Эбель наверняка поддержит Маргариту, возможно, они попытаются свергнуть назначенного Генрихом владельца этих земель и поднять очередное восстание… А монастырь сдержит её получше, чем стены родительского поместья.
        Кристина сглотнула: ей было неприятно составлять, а теперь и читать следующую часть приговора:
        - Граф Эрих Хенвальд также лишается титула, земель, привилегий и права наследования - посмертно. - Это было всего лишь формальностью, но необходимой формальностью. Чуть повысив тон, она зачитала заключительную часть приговора, перечислив имена вассалов Хенвальда и даровав им помилование с условием выплаты штрафа. - Мой лорд-муж в ближайшее время назначит вам нового сюзерена, - добавила она уже от себя. - Вы сможете решить сами, станете ли подчиняться ему или уйдёте искать себе нового господина. Силой здесь мы вас не держим.
        Она осторожно сложила пергамент вчетверо и положила в поясную сумку.
        - Раз уж ты придумала этот чёртов приговор - то и сама приведи его в исполнение, - хмыкнул Хенвальд, когда гвардейцы повели его к виселице.
        - С радостью, - оскалилась Кристина.
        Оскал был притворным, а ответ - лживым. Она лишь хотела показать Хенвальду, что вовсе не жалеет его и не прощает. Если бы она хоть как-то дала ему понять, что ей жаль, то проявила бы слабость и бесхребетность. А перед такими людьми, как Хенвальд, этого делать нельзя ни в коем случае.
        Священник из замкового храма начал негромко читать отходную молитву, изредка кладя руку на грудь и кланяясь на восток. Кристина тоже один раз повторила этот жест, как на мессе в церкви. Наверное, священник уже приходил к Хенвальду перед казнью принимать исповедь, если тот, конечно, не отказался от таинства. На это ей было плевать. Религиозные формальности её не касались - главное, соблюсти светские.
        Кристина нервно сглотнула. Она замерла на мгновение, собираясь с силами, затем подошла к Хенвальду и сама надела петлю на его шею - один из гвардейцев помог затянуть её потуже.
        Отец, лорд Джеймс, никогда не нанимал палачей. Казнил он всегда сам, в основном - через отрубание головы, даже если к смерти был приговорён какой-нибудь простолюдин-убийца или насильник. Разумеется, отец не учил её, как правильно вешать предателей.
        Хенвальд решительно поднялся на стул, и лишь тогда его жена посмела на него взглянуть. Кристина не заметила слёз в её глазах, зато обнаружила в них такое отчаяние, такую безнадёжность, что это не могло её не тронуть. Видимо, Маргарита и правда его любила… Раз она была такой покорной и кроткой, а теперь так тосковала, то стоило предполагать, что в их отношениях были определённые чувства, даже если брак изначально, возможно, был по расчёту.
        Маргарита прижала Ульрику к себе и заставила спрятать лицо в складки платья. Девочка, кажется, плакала - её плечи вздрагивали, а пальчики сжали подол материнского платья с такой силой, будто она хотела его порвать.
        А Хенвальд всё это время смотрел на Кристину странным взглядом, будто был сторонним наблюдателем, следившим, правильно ли она всё делает и не нужно ли её как-то поправить. Она же старалась не обращать на него внимания и никак не выдавать своего безумного волнения. Но всё же взгляд его пронизывал до костей. По сути, это был взгляд покойника, и она знала, что он ещё не раз явится ей в кошмарах. Поэтому хотела было отвести глаза напоследок, но невольно подняла голову, когда он прошипел:
        - Будь ты проклята, чёртова ведьма.
        Кристина зажмурилась на мгновение. Господи, только дай сил… Если она сейчас оплошает, над ней будут смеяться не только враги, но и союзники. «Генрих, любовь моя, как поступил бы ты?»
        Она открыла глаза, когда поняла, что сил у неё было достаточно, и резко ударила пинком по стулу, выбивая его из-под ног Хенвальда.
        Маргарита не выдержала и завизжала, бросилась было вперёд, и гвардейцам пришлось держать её сильнее и крепче. Капитан Больдт, коснувшись плеча Кристины, заставил её чуть попятиться - подальше от дёргающегося висельника, чтобы тот случайно не задел её во время предсмертных конвульсий. А Кристина смотрела на него, понимая, что сейчас, в этот самый момент, в час этой казни, она перешла некую черту, некий определённый рубеж, невероятно важный для неё и её будущего. Она впервые совершила казнь, впервые убила кого-то не в бою, и вряд ли это событие позволит ей спокойно жить дальше.
        Хенвальд бился в конвульсиях недолго.
        Верёвка, слава Богу, не подвела - хорошо, что она оказалась действительно крепкой.

* * *
        Кристина переживала, что из-за прошедшего в ночь перед казнью дождя весь Зелёный тракт превратится в одно большое болото, по которому невозможно будет передвигаться. И чтобы успеть хотя бы к вечеру дня, когда пройдёт акколада Рихарда, придётся передвигаться через лес галопом, объезжая обширные грязные лужи и становища… Это будет очень нелегко, но Кристина была готова на всё, лишь бы успеть.
        Рихард взял с неё обещание, а обещания она выполняла всегда.
        Она оставила в Хенвальде верных людей во главе с капитаном Больдтом: он быстро шёл на поправку и уверял, что готов выполнить любое её поручение, лишь бы не пришлось слишком быстро ходить. Кристина улыбалась и благодарила его, но в глубине души беспокоилась. Дело было вовсе не в том, что она не доверяла Герхарду, - совсем напротив, лишь ему она могла поручить решение всех связанных с Хенвальдом проблем, что не требовали её непосредственного вмешательства. Кристина боялась, что в её отсутствие здесь произойдет что-то важное, а она это пропустит и не сумеет ни на что повлиять. Правда, она не могла даже представить такое событие, предотвращение которое было бы только в её силах.
        Поэтому надо ехать. Рихард ждёт, да и отчитаться Генриху следует как можно скорее - ему ещё предстоит принять решение о том, кому передать земли Хенвальда, а этот вопрос требует тщательного рассмотрения. Поспешности такие дела не терпят, но чем раньше Генрих начнёт обдумывать их, тем быстрее примет решение - справедливое и устраивающее всех. Жители окрестных деревень и городков, слуги, крестьяне и рыцари-ленники не должны долгое время жить без сюзерена и хозяина.
        Повесив Ульриха, Кристина тут же занялась организацией отряда, который бы сопроводил Маргариту и её дочь в монастырь. Единственная женская обитель Драффарии находилась в северо-западном Бьёльне, недалеко от границы с Нолдом на севере и Кэберитом на западе, во владениях Варденов, поэтому граф Роберт вызвался сопровождать пленниц сам. Но Кристина по-прежнему не вполне доверяла ему. Вдруг, оставшись наедине с бывшей графиней, он предложит ей заключить союз и отомстить за Ульриха, подняв новое восстание? Вроде бы Варден уже доказал свою верность, да и дочь его всё ещё оставалась в Айсбурге… Хотя лукавый блеск в его синих глазах не заметил бы только слепой. Он всегда был себе на уме, и кто знает, о чём думал сейчас, после подавления восстания.
        Поэтому Кристина попросила Герхарда Больдта разобраться с Гретхен. Ему самому ехать в монастырь было необязательно, но он мог выбрать своих лучших людей, верных и порядочных, которые не стали бы издеваться над несчастной женщиной и как-то посягать на её честь. Помимо всего прочего, Кристина написала настоятельнице монастыря, предупредив её о приезде Маргариты с дочерью и попросив её монахинь по возможности встретить пленниц на тракте.
        Затем Кристина поехала домой.
        Она взяла с собой всего десять человек охраны - чем меньше эскорт, тем быстрее он доскачет до Айсбурга. Наскоро побросала в седельные сумки те свои вещи, что успели зашить и выстирать, велела собрать припасов на два дня, воду, палатки и прочие необходимые вещи. Если им и правда приходится сворачивать с раскисшего тракта и ночевать в лесу, а не на становищах или в весях, то это всё им ещё пригодится.
        Однако Кристина ошиблась: грязь на тракте, конечно, была, но не такая вязкая, как она ожидала. Чем дальше они продвигались на восток, тем суше оказывалась дорога, и в итоге за неполный день её отряд преодолел половину пути, остановившись на ночлег в придорожной веси из полутора десятков маленьких домишек.
        А именины Рихарда наступят уже завтра. Хотя бы к вечеру надо попытаться успеть… Сам обряд акколады она уже точно пропустит, и это было, конечно, обидно, но хотелось верить, что Рихард её простит. Поэтому Кристина велела выезжать в шесть утра, однако ночью снова зарядил дождь, который шёл всё утро. Сидя у окна крестьянской избы и наблюдая за тем, как капли громко барабанят по брёвнам, как они увлажняют пыльную землю и создают грязные лужи, Кристина волновалась и нервно крутила обручальное кольцо на большом пальце. Не дай Бог непогода продлится до вечера… Тогда она тем более никуда не успеет.
        Зато за это время она наконец-то придумала, что подарит Рихарду на восемнадцатилетие. Поглощающий Души, покоящийся в ножнах, что лежали на её кровати, был мечом лёгким, удобным, простым, но всё же по-своему красивым: блестящая сталь, хорошая крепкая рукоять, украшенное простым узором навершие… Стоит немного починить чуть испортившийся в результате двух битв клинок - и будет идеальный подарок.
        К полудню небо начало светлеть, ветер разогнал тучки, и, хотя дождь ещё едва накрапывал, Кристина велела седлать коней. Мысленно она молилась, чтобы дождь не ударил с новой силой, чтобы ничто не помешало ей спокойно добраться до Айсбурга хотя бы к вечеру… То, что за два дня она преодолела такое расстояние, проскакав через пол-аллода, уже было чудом.
        То и дело взмахивая поводьями, подгоняя лошадь и ощущая, как ветер треплет её волосы, выбивая пряди из наспех заплетённой короткой косы, Кристина вспоминала убитого ею Эриха Хенвальда. Судя по всему, отваги этому юноше было не занимать, и этим, а ещё возрастом он напоминал ей Рихарда, и она не могла отделаться от этих ассоциаций. Бросился бы Рихард в битву, пока ещё не имея на это права, но зная, что его помощь будет неоценима? Что он сможет кого-то спасти - своих друзей, близких, родственников? Что при этом подвергнет себя опасности и увеличит свои шансы погибнуть? Скорее всего - да. Кристина хорошо знала младшего брата своего мужа, они были знакомы ещё со времён прошлой войны, поэтому она считала, что её суждения вполне справедливы.
        И теперь, подгоняя коня, словно пытаясь убежать от неумолимо заходящего солнца, она надеялась, что, сдержав обещание, ещё и попытается спасти Рихарда от чего-то такого, на что невольно обрекла Эриха. Вряд ли, конечно, жизни Штейнберга-младшего сейчас что-то угрожает, но Кристина всё равно ощущала этот необъяснимый, доводящий до дрожи и исступления страх. И никак не могла от него избавиться, понимая, что он уйдёт лишь тогда, когда она увидит юношу воочию.
        Солнце размеренно катилось на запад, будто огненное колесо, и когда вдалеке, на укреплённом скалистом холме, показались очертания Айсбурга, Кристина выдохнула с облегчением. Ещё час-два, и она вернётся домой. И больше не будет никаких битв и войн, казней и обвинений, крови и боли. По крайней мере, не она теперь будет решать, кого ей казнить, а кого миловать. Пусть Генрих дальше разбирается сам.
        Солнце уже почти село, когда Кристина подъехала к высоким воротам неприступного Айсбурга.
        Эпилог
        Я не понял, почему маршалу победы ещё не налито? («Смерть Сталина»)
        Несостоявшийся эпиграф
        Она отказалась от ванны и платьев, это всё можно отложить на потом. Она надела свою кольчугу поверх стёганки - на некоторых кольцах засела ржавчина, оставленная чьей-то кровью. Потом она достала из груды привезённых вещей знамя Хенвальдов - огромное полотнище, на котором были вышиты три зелёных холма на бежевом поле. Но уже никогда это знамя не будет развеваться над полем битвы, над строем рыцарей и солдат, над замком из желтоватого камня, что стоит средь лесов и холмов на западных границах Бьёльна. Те знамёна, что реяли над башнями Хенвальда, были сожжены в день казни Ульриха. Осталось лишь это, боевое, под которым его войска ходили в битву, под которым они поднимали восстание и убивали людей Кристины.
        Она пошла по длинным, тёмным, пустым коридорам в главный зал, откуда доносились звуки музыки и смех - даже на первом этаже огромного замка это всё хорошо было слышно. Она шла, и за ней шли те десять человек, что она забрала с собой из Хенвальда раньше других. И сердце её бешено стучало, будто направлялась она не в пиршественный зал, а на битву - в очередной раз.
        Кристина сжимала стяг, то и дело свободной рукой проверяла меч на поясе, чувствовала, как дрожат её пальцы, но на лице всё равно не шевельнулся ни один мускул. Врагов в Айсбурге у неё нет, разве что одна Луиза, но всё равно показывать свою слабость, свои переживания сейчас нельзя. Уже потом, после пира, в супружеской спальне она выговорится Генриху, поделится с ним тем, что терзало её все эти дни и терзает до сих пор, даст понять, как сильно ждёт его утешений и приободряющих слов и объятий.
        Но это будет позже.
        Сейчас Кристина шла в зал знакомыми коридорами, не боясь пропустить поворот или зайти не туда - Айсбург она знала хорошо, потому что он с недавних пор стал её домом, а два года назад - ещё и спасением от лишений и отчаяния. И теперь она вернулась сюда после подавления восстания, после кровавых стычек и страшной боли, в том числе и душевной, и снова искала здесь поддержки и спасения.
        «Нужно было прикончить тебя, когда ты нищей попрошайкой приползла под стены Айсбурга», - сказал ей Хенвальд. В чём-то он был прав: у Кристины тогда не было ни средств, ни армии, ни союзников, но всё же чувство собственного достоинства она не потеряла. И эти бесконечные тёмные коридоры сейчас напомнили ей, как важно сохранить это самое достоинство в столь непростое, страшное время.
        Кристине хотелось верить, что сохранила она его и теперь, после всего произошедшего.
        Два стражника с улыбкой распахнули перед ней двери в большой зал, и Кристина вошла в этот океан света, что давали многочисленные свечи на люстрах и факелы на стенах, в этот круговорот счастья и смеха… Но когда она вошла, музыка тут же стихла, равно как и смех, и взгляды всех присутствующих оказались прикованы к Кристине. Здесь находилась сотня человек, не меньше, и все смотрели на неё… Все были рады ей, все ждали её - Кристина чувствовала это, и сердце её счастливо трепетало. Она всё-таки уходила на войну, рисковала погибнуть или получить тяжёлую рану… И сейчас, когда все присутствующие видели её живой и здоровой, когда они явно выражали свою радость по этому поводу, она поняла, насколько ей повезло.
        Кристина подошла к помосту, стуча каблуками по полу. Генрих, как всегда, сидел на высоком хозяйском месте, но сегодня для Рихарда поставили не менее высокий стул, и сейчас они были на равных. Рихард весь сиял, и в прямом, и в переносном смысле: его золотой коллар был украшен изумрудами, на пальцах, сжимавших нож, виднелось несколько колец, хотя обычно юноша их не носил; светло-серый праздничный дублет радовал глаз золотой искусной вышивкой на груди и манжетах. Юноша улыбался, но при этом в глазах его читалось некоторое волнение: видимо, он уже не ожидал её возвращения и теперь, когда она таки пришла, всё ещё не мог поверить.
        Хельмут сидел по правую руку от него, на стуле чуть пониже, тоже донельзя нарядный и довольный, и София рядом с ним буквально светилась красотой. А когда Кристина наконец поймала взгляд Генриха, то невольно расплылась в улыбке, хотя до последнего пыталась сохранить серьёзность и суровость.
        Она бросила стяг со знаменем Хенвальдов перед помостом. Древко застучало по полу. Если до этого в зале ещё велись какие-то тихие беседы, слышался негромкий шёпот, то сейчас затихло всё, повисла абсолютная тишина, и ничто, даже треск поленьев в очагах, не могло её нарушить.
        - Восстание подавлено, милорд, - громко сказала Кристина и поклонилась.
        notes
        Сноски
        1
        Васарис - февраль.
        2
        Для начала, учитывая основной конфликт работы, отмечу, что она никак не связана с современной политической ситуацией и навеяна вообще «Ведьмаком».
        3
        «Мельница» - «Двери Тамерлана».
        4
        Новас - март.