Здесь слезам не верят Евгений Владимирович Щепетнов
        Охотник (Щепетнов) #3
        Сергар Семиг, боевой маг, изгнанный из своего мира в наш, а ныне - бывший инвалид-колясочник Олег, никогда не думал, что у него будет так много денег. Ему нравилась здешняя цивилизация, которая давала столько шансов заработать и столько возможностей потратить, что только диву даешься. Да, здесь, в отличие от родного мира Сергара, нет магии… Вернее, она есть, нужно только знать, как к ней подключиться. А уж за этим у Сергара-Олега дело не станет. И горе тем врагам, которые встанут у него на пути…
        Евгений Щепетнов
        Охотник. Здесь слезам не верят
        Глава 1
        Он ехал в неизвестность. Зачем? По большому счету и сам не знал. Ну, вот что ему еще нужно было от жизни? Что он хотел и мог получить там, куда собирался попасть? Деньги? Денег у него было сколько угодно. Вернее - столько, сколько ему было нужно, и больше того. Больше, чем может потратить на себя.
        Сергар, а ныне - Олег, никогда не думал, что у него будет столько денег и столько возможности их заработать. И еще больше - возможности потратить заработанное.
        Эта цивилизация давала такие шансы, такой простор для фантазии желающего что-то потратить, что только диву даешься - как же глубоко земная цивилизация увязла в потреблении! Как изощренны те, кто просто-таки приказывает людям: «Купи! Купи! Купи! Это - самое лучшее! А это - самое новое! А это… это… это…»
        Мир Сергара Семига был совсем другим. На Земле его назвали бы «средневековым». И, в общем-то, правильно - никаких тебе самолетов, поездов, автомашин, электричества и телевизоров - конные повозки, парусные корабли и битвы, с мечами и копьями. Как когда-то и было в прошлом Земли.
        Однако существовало одно огромное отличие мира Сергара от земного мира - здесь не было магии, а на родине Сергара была.
        Впрочем, не совсем так. Магия - она везде магия, и в других мирах, и на Земле, вот только подключиться к Океану магии, бушующему где-то в неведомом магическом пространстве, может не каждый. На Земле - практически никто. Никто, кроме тех, чей дух перенесся в этот мир и вселился в тела землян по воле капризных богов, или бога - у кого уж какая религия.
        Сергар подключиться к магии мог. Мало того, он сумел подключиться так, что держал «магопровод» открытым круглые сутки, и это давало ему гигантские преимущества перед обычными магами - такими, каким ранее был он сам, Сергар Семиг, бывший боевой маг, а затем охотник за магическими артефактами, «ныряющий» в поисках сокровищ в Мертвые земли, туда, где бродят толпы живых мертвецов и обитает неисчислимое множество чудовищ-мутантов, рожденных прихотью магов во время войны между двумя враждующими империями.
        Такой магический артефакт некогда перенес сознание Сергара на Землю, в тело инвалида-колясочника Олега, много недель лежавшего в коме, в состоянии овоща, медленно и неотвратимо умирающего после тяжелых травм, полученных в катастрофе, и попытки самоубийства, предпринятой Олегом в минуту душевной слабости…
        С тех пор как чужак «заселился» в тело Олега, прошло не так уж и много времени. Сколько? Сергар уже точно и не помнил. Год? Полтора? Не больше. Но за это время он из инвалида-колясочника превратился в высокого, сильного, здорового молодого мужчину, владельца клинического комплекса с самой современной медицинской аппаратурой, а еще - в могучего лекаря, способного возвращать молодость и делать красивым внешность любого человека.
        Именно на этом он и заработал свой капитал. И теперь мог немного отдохнуть, оставив за себя в клинике двух своих помощниц - Машу и Таню, помощниц и любовниц - если не сказать больше. Можно назвать их и женами. И партнершами по бизнесу - каждая из них имела небольшую долю в предприятии Сергара. Нет, не Сергара. Олега, Олега Петровича Васильева, предпринимателя, врача, народного целителя, главы акционерного общества «Семиг».
        За окном мелькают деревья, простирается земля - огромная, бесконечная… чужая.
        Или уже не чужая? Наоборот - прежняя жизнь, в своем мире, кажется уже чем-то нереальным, далеким, как сон, который приснился под утро, и ты вскочил весь в холодном поту, с радостью понимая, что это всего лишь кошмар.
        Что он видел, Сергар Семиг, в своей не такой уж и долгой жизни? Детство? Оно было хорошим, просто замечательным! Любящие родители, свой дом, достаток и покой.
        А потом… Ничего. Ничего, кроме огня сражений, крови, грязи и вечных мыслей о том, что, наверное, он все-таки выбрал не ту работу, совсем не ту.
        Никогда боевые маги не становятся богачами. Максимум, на что они могут рассчитывать - хорошее жалованье и выходное пособие по окончанию контракта. Если доживут, конечно.
        Он дожил. Один раз дожил, два раза дожил… а потом война закончилась, оставив после себя мертвые города, магические зоны, в которых совершенно невозможно жить, разрушенную страну, в которой можно лишь существовать, но не жить.
        Империи Кайлар не стало. Как не стало и боевого мага Сергара Семига.
        Нет, нынешняя жизнь, земная, гораздо лучше. Впрочем, это не то слово, это здесь - жизнь. А то, у себя на родине - не было жизнью. Теперь Сергар молод, красив, богат и уважаем. Его желают женщины, уважают мужчины. А что еще нужно от жизни?
        Возможно, хотелось общения с себе подобными? Спросить, как они, «переселенцы», устроились в этом мире, не признающем магии? Ведь если верить «бабке Наде», лекарке, которая вылечила Олега-Сергара, когда он был инвалидом-колясочником, на Земле находятся сотни, а то и тысячи тех, кто когда-то перенесся в этот мир так же, как и Сергар, тех, кто оказался в чужом теле по прихоти неведомой силы! Как они здесь живут? Почему о них ничего не слышно, не пишут в газетах, не говорят по телевидению?
        Вообще-то, если быть точным, не совсем так: иногда магов все-таки называют экстрасенсами… Но те ли это маги? Может, и вправду это настоящие маги, те, кто жил в мире Сергара? Или нет?
        Телевизионные передачи, которые рассказывали об экстрасенсах, не отличались научным подходом к этому вопросу. Так… развлекаловка для домохозяек. Сказки, не стоящие внимания. И все-таки… он поехал на поиски этих самых экстрасенсов.
        Глупо. Ну, хорошо - вот нашел он того, кто жил в его родном мире. И что ему скажет? «Привет, ты откуда?» Так, что ли? А вдруг тот, другой, окажется из Зелана, из тех магов, с которыми он, Сергар, воевал всю свою осмысленную жизнь? И что тогда? Вцепляться в глотку? Пускать огнешар? Молниями забить?
        Ох, непростые вопросы. Совсем не простые. Впрочем, как и вся его жизнь.
        Сергар вздохнул, отвел взгляд от вида за окном. Сбросил ботинки и с удовольствием растянулся на мягком диване. Нет, все-таки не зря он решил ехать поездом, хотя так и подмывало попробовать - как это, летать по воздуху, как птица?!
        Всему свое время. Оттуда, из Москвы, полетит самолетом, а пока - вот так, в «мягком» вагоне, со всеми удобствами. Когда у тебя есть деньги, не задумываешься о цене - просто покупаешь то, что хочешь. Хочется ехать в самых лучших условиях, одному, без попутчиков - пожалуйста! Заплати в десять раз больше, чем за обычный билет - и поезжай!
        Да… хорошо быть здоровым и богатым, и плохо - бедным и больным. Старая, банальная, но актуальная истина.
        Девчонки просились поехать с ним, плакали, ругались, валялись в ногах - обожают его! Но только не потому, что на самом деле любят… наверное. Потому что во время лечения возникает некий эффект - пациент влюбляется в лекаря. Нет, влюбляется - плохое слово, пациент буквально подчиняется своему врачу и сделает почти что все, что тот попросит. Или потребует.
        Сергар лечил Машу и Таню не один раз. Машу - после того, как ее избили и изнасиловали бандиты, Таню - когда она заболела менингитом и практически превратилась в «овощ».
        А потом он сделал из обеих ослепительных, потрясающих воображение красоток, изменив их тела и лица, уже и так красивые от рождения, в нечто совершенное, такое, что захватывает дух у любого мужчины, впрочем, и у любой женщины, мечтающей стать хотя бы отдаленно похожей на этот идеал совершенства.
        Почему у боевого мага, который ранее совсем слабо владел приемами лечения, открылось такое лекарское умение, Сергар не знал. То ли он обрел такое могущество во время перехода в параллельный мир, то ли бабка Надя, восстанавливая его израненную в аварии плоть, случайно открыла какие-то каналы в его мозгу, но только теперь он был лучшим в мире врачом, лекарем, для которого не было неизлечимых болезней. И что с того, что боевые возможности Сергара стали очень слабыми, несравнимыми с теми, которыми он обладал в своем мире - на это плевать! Быть великим лекарем, лучшим из лучших - это ли не достойная мечта человека? И если для этого нужно потерять свои боевые способности - пусть будет так. Пусть.
        Впрочем, беззащитным его назвать трудно. Во-первых, он в совершенстве владеет боевыми искусствами, двадцать лет службы в армии Кайлара, в элитной части - это тебе не на лугу гусей пасти!
        Во-вторых, хотя магические боевые способности стали слабыми, совсем они не исчезли. Если раньше он был орудием главного калибра, то теперь - чем-то вроде крупнокалиберного пистолета, что тоже совсем недурно. Ну не сможет он теперь сжечь колонну всадников, накрыв их «Огненным покрывалом Шринка», и что? Плевать на покрывало, плевать на Шринка, Сергар не собирается участвовать в войнах больше никогда! А чтобы эффективно защитить себя - его способностей более чем достаточно! Он уже доказал это, уничтожив банду Вампира, всех его боевиков вместе с главарем, бывшим спецназовцем.
        Нет, ему сейчас точно хорошо. Лучше и быть не может. Или может? По телевизору показывают такую замечательную жизнь, что дух захватывает! Где-то ласково плещется прозрачная океанская вода, растут странные деревья с огромными листьями - их здесь называют «пальмы». Белые корабли, двигающиеся без парусов, увозят людей в сверкающую даль, и так хочется все это увидеть самому, своими глазами! Попробовать, пощупать, втянуть носом морской ветер, наполнить грудь ледяным воздухом горных вершин!
        Боги, как же хорошо жить! В мире, покое, довольстве, молодым и здоровым! Может, он сейчас в раю?!
        Сергар-Олег улыбнулся, вздохнул и закрыл глаза в приятной дреме. Колеса вагона выстукивали незатейливую мелодию - тук-тук… тук-тук… тук-тук… Хотелось вот так ехать, и ехать, и ни о чем не думать! Зря, наверное, оставил своих подруг. Сейчас их не хватало. Какая может быть счастливая жизнь без красивой женщины?
        Любил ли он их, своих девчонок? Наверное, нет. Сергар вообще сомневался, что способен кого-либо полюбить. Ну вот что такое любовь? Это когда все на разрыв, когда душа трепещет, в предвкушении прикосновения к любимой женщине, когда снится тебе только она, когда мечтаешь только о ней, когда готов на любое безумство ради того, чтобы увидеть улыбку на ее желанных губах!
        Сергар видел такое безумство и знал, что заканчивается оно всегда очень нехорошо. Пагубная страсть, эта самая любовь. Так погиб друг, Ион, которого ревнивая любовница убила прямо посреди толпы при онемевших от удивления друзьях. Да и один ли Ион так пострадал, и еще пострадает? Травят и травятся, вешаются и убивают - так нужна ли эта проклятая «любовь»?! Может, правильно так, как он, Сергар?
        Да - без женщин не может, но эти женщины для него друзья, партнеры, любовницы, не более того.
        Да - он может убить за друзей, он может отдать последние деньги другу, но… любовь, это нечто другое! Наверное.
        В полудреме, на грани глубокого сна и яви, привиделась мать. Она что-то говорила, указывая на изображение Создателя, стоявшее на тумбочке, но Сергар никак не мог понять - что же мать говорит? Слова вроде понятны, но в предложения не складываются. Будто Сергар пытается понять древний, совсем древний язык, где похожие на нынешние слова имеют уже совсем другой смысл!
        Потом лицо матери вдруг затуманилось, а когда туман разошелся - проступили черты лица матери Олега, Марии Федоровны. Она улыбалась и «делала ручкой». Сергар тоже улыбнулся, помахал ей, посмотрел вниз, на себя… и вдруг обнаружил, что он - это на самом деле тот Сергар, что некогда молоденьким, глупым юношей ушел воевать, бросив дом, бросив могилы родителей, умерших во время эпидемии чумы.
        Вот ведь парадокс - лекарка, одна из самых сильных в провинции, сумела спасти сотни людей от неминучей гибели, но себя не уберегла! Вот как назвать это все? Подлость?! За что?! Зачем Создатель ТАК поступил?! Зачем лишил его самого дорогого, что есть в мире - семьи, любящих родителей?!
        Сергар тогда вдребезги разбил статую Создателя. Топтал ногами осколки, матерно ругался, а потом плакал долго, навзрыд, как плачут лишь обиженные дети. Это был последний раз, когда он плакал. Тогда, вероятно, молодой маг выплакал все слезы, что были ему отпущены судьбой.
        И настала новая жизнь. Не сказать, чтобы плохая - бессмысленная, так будет точнее. Разве есть смысл в войне? Бесконечные переходы, сражения, тупость командиров, воровство офицеров обеспечения, пьянки в трактирах на отдыхе в тылу, и снова - дождь, холод, слякоть и вонь разорванных огнешарами трупов. За что это все досталось ему? Такая судьба, да?
        Только Создатель знает - за что, но спросить его нельзя - сколько ни возноси молитвы, все равно не ответит. Впрочем, Сергар бывал религиозным только тогда, когда над головой проносились смертельные огнешары, а на позицию, где закрепились маги, неслась тяжелая конница. Но в такие моменты жизни и неверующий уверует.
        Зачем жил? Да кто знает… зачем живут сотни тысяч, миллионы людей? Наверное, ради самой жизни? Сказал Создатель: «Идите, живите и размножайтесь!» Вот и живут, и размножаются…
        Мелькали картинки из давнего прошлого, смешивались с картинами нынешней жизни, причудливо переплетаясь, обретая странные смысловые оттенки. Но это же сон, а во сне все возможно. Впрочем, кто знает, может, вся жизнь - это сон?

* * *
        Москва встретила Сергара шумом, толпой народа, несущегося куда-то по своим, вероятно очень важным делам. Раньше ему казалось, что в областном городе очень много, слишком много людей, и они все непонятно зачем торопятся - чушь! По сравнению с Москвой, ТАМ, в областном городе, все ходят медленно, плавно, будто спросонок. ЭТИ люди неслись по улицам так, что казалось, будто за ними гонятся черти. Или сборщики податей, собирающиеся содрать с должника три шкуры.
        Сергар никогда не был в таком огромном городе. Все население Кайлара, вероятно, уместилось бы в одном районе Москвы, и, скорее всего, место бы еще и осталось. Как можно жить так - в человеческом муравейнике, там, где ты никого не знаешь, среди людей, которым ты неинтересен и абсолютно безразличен?
        Почему-то вспомнились Мертвые города - толпы живых мертвецов, шатающихся по заброшенным улицам, набивавшихся в брошенные дома. Чем они питаются? Как поддерживается жизнь в этих холодных телах? Никто не знал, и честно сказать - никто и не интересовался, откуда взялись эти бродячие трупы. Да кому это нужно? Истерзанному войной и захватчиками Кайлару? Или Зелану, пирующему на останках своего извечного врага-брата?
        Главное, что интересовало победителей - подати, и чтобы - в срок. Ну и немного - сколько живых мертвецов уничтожено граберами вроде Сергара, забирающимися в Мертвые города ради премиальных, получаемых за каждого убитого мертвеца, за диковинного монстра, за каждый найденный боевой артефакт.
        Нет, люди на улицах Москвы совсем не были похожи на живых мертвецов, но было в них что-то от ЭТИХ, неведомой волей поднятых из могил несчастных людей, возможно - наличие безумной целеустремленности, заставляющей бежать непонятно куда, с взором, направленным в пустоту! У живых мертвяков бывало такое, и не раз - вдруг, все сразу, по одному и группами они начинали свой странный и страшный бег, проносясь по улицам заброшенного города к неведомой цели, которую Сергар так и не смог определить. Бежали молча, зная, куда бегут, глядя в мир мутными, как исцарапанное стекло, глазами.
        Трижды за свою жизнь он видел «Мертвый бег», и каждый раз едва успевал спрятаться в какую-нибудь щель, под дом или в канализацию, чтобы не быть растерзанным, растоптанным стадом бегущих мертвецов.
        Впрочем, возможно, о москвичах - это лишь субъективное ощущение, не имеющее никакого отношения к действительности. Возможно, что Сергара, который не любил массовых скоплений народа (это напоминало ему о полях сражений), раздражала толпа, обтекающая его, как воды ручья обтекают камень, скатившийся откуда-то с горы.
        Он и сам себе сейчас казался камнем, который долго скакал по ухабистым склонам горы под названием «жизнь», и ухнувшим в горную реку, в чужую судьбу, подхватившую его и покатившую вниз по течению. Речной поток ослабевает, и тогда Сергар-камень лежит на месте, переводя дух, то вдруг становится яростным, мощным, безжалостно толкая дальше, к неизвестному будущему - может быть, в конце концов этот «камень» найдет успокоение в тихой речной заводи, забыв наконец о тревогах и печали, а может, его, в конце концов, принесет к водопаду и со всего размаху ударит о твердое речное дно, перемалывая в каменную пыль. Никто не знает своей судьбы. Никто. Боги? Они, вероятно, знают судьбу каждого человека. Если, конечно, боги существуют на самом деле.
        У Сергара не было с собой вещей, кроме небольшой сумки с походными принадлежностями - зубная щетка, паста, небольшой планшет, с которого можно выходить в Интернет, смена белья и носков, ну и… все. Туристическая сумка, которая висела на плече, бумажник с кредитными картами и пачкой наличных в разных валютах - зачем человеку с деньгами много вещей? Зашел в магазин, купил все что нужно, а когда эти вещи надоели - бросил их и купил новые.
        Легко жить богатею, особенно если он не дорожит деньгами, зная, что всегда сможет заработать столько, сколько нужно. На банковской карте Сергара лежало пять миллионов евро - чего ему беспокоиться о своем будущем?
        Прежде чем отправиться туда, куда изначально направлялся, решил погулять, посмотреть Москву. И начать осмотр решил с самого центра. Сергар решительно зашагал к входу станции метро.
        Была мысль взять извозчика, то бишь такси, но, подготовившись заранее к поездке, лекарь знал - улицы столицы вечно забиты стаями автомобилей, которые проводят большую часть своей механической жизни в так называемых «пробках», а потому добраться куда-то по поверхности земли очень даже проблематично. Лучше воспользоваться метрополитеном.
        Вообще-то, таковое обстоятельство удивило Сергара, когда он почитал и посмотрел все, что нашел о Москве и о пробках на ее улицах - зачем всем этим людям забираться в свои четырехколесные железяки, выезжать в них на улицы Москвы, если потом они будут часами добираться до места назначения, убивая свое время, которого каждому отпущено не так уж и много?! Не проще ли спуститься под землю, сесть в поезд и быстро добраться туда, куда нужно?
        Недоумевал он недолго. Однажды, когда Сергар читал информацию о мире, и о той же Москве в частности, он встретил высказывание одного из очень известных людей, некогда популярного артиста - и сейчас время от времени мелькавшего на экране телевизора. Так вот, тот артист, с усмешкой, подсмеиваясь над самим собой и над такими же, как он, однажды сказал: «До моего офиса пешком идти пятнадцать минут. Но я еду на джипе час. И все потому, что в Москве встречают «по одежке», и я не могу себе позволить прийти просто так, пешком, как обычный гражданин!»
        Теперь все стало на свои места. И ничего нового - стало даже досадно, исчезла загадка, растворилась, как дым костра в небесах.
        Тщеславие - вот разгадка. Тщеславие во всех мирах и во все времена пропитывает людей, как вонючие канализационные стоки пропитывают стены сливных тоннелей.
        Люди - они такие… люди! И ничто человеческое им не чуждо - ездят ли они на дорогих блестящих автомобилях, отравляющих воздух ядовитыми выхлопами, или на лошадях, портящих воздух газами из украшенной ленточками мускулистой задницы. Даже странно, казалось бы, человек должен меняться с течением прогресса. Если ему не приходится так остервенело бороться за свое существование, как древнему человеку, если у него есть время на отдых, на развитие мышления, на совершенствование. В конце концов, он должен был бы стать мудрее, добрее, отойти от своей хищной сути, приближающей его к животному. Ан нет, проходят века, тысячелетия, а человек остается прежним - разумным зверем, который мечтает получить бесплатно все, что ему захочется, и хоть каким-нибудь образом возвыситься над себе подобными - даже так, глупо, подъехав к месту своей работы на четырехколесной вонючей железяке! Правила игры таковы, что поделаешь…
        Кстати сказать, Сергар не любил автомобили, хотя и признавал их ценность, как средства, облегчающего жизнь. Разве может автомобиль сравниться с лошадью - существом не менее разумным, чем человек! Сергар любил лошадей, хотя и не мог себе позволить содержать хотя бы одного коня. Как он мог себе позволить взять ответственность хотя бы за одно живое существо? Кто он такой? Листок, несомый подхватившим его порывом ветра!
        По крайней мере, так было до тех пор, пока Сергар не попал в этот мир. Он всегда мечтал купить хорошего коня. Нет, не для скачек и не для охоты - было бы хорошо медленно, тихо и бездумно ехать в седле своего могучего жеребца по лесной тропе, вдыхая аромат травы, слушая журчание лесного ручья, а потом сидеть на берегу и кидать в воду камешки, не думая о том, что кто-то сейчас заходит с фланга, норовя сжечь огнешарами. Что за деревом притаился стрелок с арбалетом, а из-за бугра может выскочить толпа живых мертвецов, мечтающих запустить свои гниющие зубы в его многострадальную плоть.
        Конь бы трогал губами макушку, дышал жарким дыханием, и от него исходила бы волна любви к хозяину, любви, в которой так нуждался все эти годы осколок жизни, именуемый Сергар Семиг.
        Сергар долго разбирался в цветных нагромождениях плана метро, прокладывая маршрут, потом смотрел, как пассажиры попадают в подземелье, «скармливая» механизмам купленные в кассе билеты, делая это совершенно автоматически, так, как передвигает ноги многоножка, не думая, какую ногу сейчас переставить для того, чтобы двигаться вперед. Всевозможные аппараты, придуманные человеком - это тоже магия. Вернее, замена магии.
        Купил билет на многоразовый проезд - так, на всякий случай - вдруг придется задержаться в этом городе? Да и просто предпочитал всегда иметь запас, если есть такая возможность. А потом, как завзятый москвич, легко и без запинки преодолел жутковатый барьер перед эскалатором, подсознательно опасаясь, что эти проклятые «челюсти» сейчас сомкнутся на его бедрах, рыча, попытаются переломать ему кости.
        Но все обошлось. Через несколько секунд он уже ступил на движущуюся ленту, с некоторым замешательством и восторгом поехал вниз, вдыхая теплый воздух, напитанный незнакомыми запахами. Мимо Сергара по движущейся лестнице сбегали люди - молодые парни, девушки, они бежали вниз так, будто от того, что будут выиграны несколько секунд, вся их жизнь изменится совершенно кардинально, они тут же станут богатыми, известными и будут ездить к своему офису только на огромным джипах, подобных тому, который Сергар сжег в провинциальном городке.
        В этом джипе в городок приехали негодяи, бандиты, которые избили, изнасиловали и едва не убили Машу, чудом выбравшуюся из их логова. Сергар убил всех этих парней и спалил их в собственном джипе. Может, потому ему так теперь не нравились эти огромные черные машины, что он связывал их образ с образом нескольких негодяев, прикативших по своим бандитским делам в заштатный городишко и на свою беду повстречавших разъяренного охотника за артефактами?
        Может быть, и так. В любом случае Сергар терпеть не мог этих здоровенных четырехколесных монстров, при виде которых он сразу же вспоминал ночной пустырь, освещенный пламенем полыхающего джипа, и фигуры людей в салоне машины. Фигуры дергались, извивались - сухожилия, поедаемые огнем, сокращались, и мертвецы двигались, будто живые.
        Сергар помнил это еще по прежней жизни, когда его соратников укладывали на погребальные костры, им всегда подрезали жилы, чтобы покойники спокойно отправлялись летучей сажей в голубые небеса, не изображая из себя кукол, дергающихся на ниточках жестокого кукольника. Что касается трупов врагов - их тоже сжигали, и тут уже никто не заботился о том, чтобы покойнику было комфортнее переходить из этого мира в загробный, и потому сжигаемые устраивали такое представление, которое лучше не видеть человеку со слабым рассудком.
        Когда Сергар увидел это зрелище впервые, его вырвало, и он долго не мог уснуть, пока не напился как следует и не забыл эту гадкую картину.
        А потом боевой маг привык. На свете есть вещи гораздо более гадкие, чем вид извивающегося в огне погребального костра покойника. Мертвецы - если они только не живые мертвецы - уже никому ничего плохого не сделают. Живых нужно бояться, от них все зло.
        Добраться до нужного места не составило труда. Скоро Сергар уже поднялся на поверхность земли, с тайным облегчением видя впереди яркий солнечный свет - такой живой, родной и желанный, в отличие от искусственного, мертвенного света подземелья.
        Все-таки человек не должен жить под землей - в этом Сергар был уверен. Под землей - место лишь для крыс и червей. И для мертвецов, которых закопали, потому что рядом не было дров для погребального костра, или времени и желания, чтобы как следует совершить обряд погребения покойников.
        А наверху было хорошо! Немного жарковато, но Сергар давно уже отвык замечать такие мелочи. Жарко-холодно имеет значение только в контексте жив-мертв. А если у тебя рубашка к телу прилипает - так это мелочи жизни, и никак не влияет на выживаемость. И посему - плюнуть и забыть. В конце концов, есть множество тенистых навесов, под которыми можно сидеть, потягивая холодное пиво или просто сладкий газированный напиток, коих в этом мире было неисчислимое множество.
        Впрочем, как и в мире Сергара. Во все времена и во всех мирах люди хотят пить, и находится множество умельцев, которые хотят напоить всех желающих, за соответствующую плату, конечно. Как выражалась Маша, выросшая в рабочем районе провинциального городка: «Бесплатно и прыщ не вскочит!»
        Вообще-то приехал Сергар в столицу можно сказать что рано - завтра он встречается со своим адвокатом, а тот уже отведет в нужное место, но Сергар решил приехать на день раньше - осмотреться, акклиматизироваться, побродить по городу, ну и зайти в магазины, чтобы купить себе пару-тройку штанов и рубах. Сергару не хотелось выделяться из толпы, потому он решил купить все на месте, посмотрев вначале, в чем ходят по улицам парни его возраста. Двадцатилетние парни.
        Да, Сергар выглядел на двадцать лет. Эдакий красавчик, на которого непроизвольно оглядывались шальные девчушки, затуманившие свой любопытный взгляд мечтами о прекрасном принце. Хотя Сергар и не ездил на белом коне, как было положено порядочным особам королевской крови, он полностью соответствовал представлению о том, каким должен быть настоящий сын императора - высокий, но не слишком, широкоплечий, но не массивный, сухощавый, фигурой похожий на спортсмена-пловца или на прыгуна с шестом. Вкупе с русыми, почти золотыми волосами и нереально голубыми глазами, он неминуемо должен был вносить разброд и шатание в неокрепшие умы молоденьких, но уже созревших девиц.
        И вносил. Но уже почти не замечал этого, и вообще - относился к таковому обстоятельству, как к досадной помехе. Привык Сергар быть незаметным и скользким, как змея, скользнул в норку, затаился, вот и прошла мимо смерть неминучая. А тут как мишень, стреляй, кто хочет! Каждый мужчина подсознательно чувствует в таком красавчике своего соперника, норовящего отбить самую любимую. А потому… «…шел бы он подальше, этот типчик, и вообще - точно, это гомик! И не смотри на чужих мужиков - что, бешенство матки словила?! Какого черта ты на него так уставилась?!»
        Сергар не слышал этих разговоров. Почти. Ну… если только обрывки фраз! А если бы услышал, отреагировал точно так же - шагал бы и шагал, меряя брусчатую мостовую упругим, стелющимся шагом, каким ходят лазутчики в тылу врага или граберы, крадущиеся по улицам мертвых городов.
        Ему было плевать на чужие досужие вымыслы и людское недружелюбие. Красавчик? Так ему нужно быть таким вот красавчиком, как с рекламного плаката или из телевизионного ролика - работа такая, мужчины и женщины легче верят тому пластическому хирургу, который выглядит таким, каким обещает сделать и самого клиента - прекрасным, молодым, полным сил человеком. А если бы Сергар предстал пред их очи таким, каким он был в последние годы своей привычной жизни - кто бы поверил, что он может творить чудеса? Мужчина на вид лет сорока, темноволосый, с ранней проседью, плечистый, жилистый, даже слегка корявый, руки - как клешни, можно подковы разгибать (разгибал, на спор!), старые шрамы, хриплый, низкий голос, колючий взгляд человека, который способен в долю секунды выхватить нож и воткнуть его в глотку противника, решившего начать против боевого мага активные боевые действия.
        Довольно-таки жесткий и даже чем-то неприятный тип, он сидел теперь в теле «прекрасного принца», наслаждаясь новой жизнью, которая после первых месяцев отчаяния и бед оказалась совсем неплохой. Даже замечательной.
        Задумавшись, Сергар не сразу отреагировал на то, что некий твердый объект ткнул его под колени. Не сразу - это значит, что он не взвился в воздух, не отскочил в сторону, выдергивая из ножен, прикрепленных к предплечью, длинный, узкий, до бритвенной остроты отточенный нож.
        У него теперь и ножа-то никакого с собой не было - зачем нож в мирной жизни? С черными риелторами разобрался, негодяев наказал - поубивал, раздавил, как клопов. Про то, что именно он убил приезжих бандитских сынков, не знал никто - кроме своих, а Маша и Таня умрут, но не выдадут эту тайну, зная, что раскрытие информации принесет беду их объекту обожания.
        В общем, вместо того, чтобы сделать так, как сделал бы обычный, даже не очень опытный грабер, Сергар просто повернулся к тому, кто посмел коснуться его ног, и… слегка опешил: перед ним стояла здоровенная автомашина, черная, блестящая, будто ее только что натерли воском.
        Сергар не разбирался в моделях машин, но понял, что она должна стоить больших денег, и, значит, тот, кто в ней сидит - не простой человек. Впрочем, это и так было ясно, какой простой человек заедет на своей автомашине туда, где разрешается передвигаться только исключительно пешеходам, или полиции - в случае служебной необходимости. Сергар знал это все наверняка, он неплохо подготовился к поездке, а его память не теряла из своих хранилищ ни одного зерна информации.
        Сергар поморщился, сделал шаг в сторону, желая пропустить наглеца, ткнувшегося в него передом своей машины - зачем устраивать конфликт, да еще в чужом городе? В конце концов, он давно уже не грабер, который с оружием в руках, или без него, отстаивает свое право жить так, как он хочет - и вообще право жить.
        Вероятно, это какой-нибудь чиновник или местный богатей - кто еще может так нагло нарушать закон, убежденный в собственной безнаказанности?
        Да, ничего, совсем ничего не меняется - нигде, ни в каких мирах! Кроме Сергара. Прежний Сергар, грабер по прозвищу «Бешеный», сейчас бы уже бросился на человека, высунувшегося из салона автомобиля и обложившего «наглого пешехода» отборным матом и самыми на Земле неприличными, гадкими оскорблениями.
        Но Сергар изменился, а потому просто отошел в сторону, стараясь не глядеть в глаза этому рыхлому, с неприятным лицом человеку, разговаривавшему со странным, неясным Сергару акцентом.
        Мужчина прокричал что-то вслед гортанно, на непонятном языке, Сергар пошел прочь - настроение было безнадежно испорчено. Солнце не радовало, предвкушение посидеть в тени с бокалом ледяного пива куда-то исчезло, будто растворилось в потоке зла, и бывший грабер скривил губы, размышляя о том, откуда берутся такие наглые негодяи.
        Отбросить эти мысли его заставил женский крик - громкий, отчаянный, полный боли, удивления и надежды. Надежды на помощь.
        Сергар оглянулся - тот самый мужчина со странным акцентом, что обложил Сергара трехэтажной руганью, бил по лицу симпатичную девушку лет двадцати пяти - с размаху, как мужчину, а когда та зажала разбитое лицо, изо всех сил пнул ее в зад, оставив на светлом бежевом платье отпечаток узконосого блестящего ботинка. На брусчатке перед девушкой лежал разбитый телефонный аппарат, и вокруг него сверкали на солнце кусочки, отлетевшие от изломанного корпуса.
        Рядом с тем, кто бил девушку, стояли двое молодых мужчин - крепкие, плечистые, настороженными взглядами парни обшаривали толпу, и Сергар тут же догадался по их поведению - телохранители. Видимо, этот наглый тип - очень важная персона. Хотя об этом как раз догадаться-то и несложно - простолюдин не будет разъезжать по пешеходной дороге на автомобиле - только тот, кому позволяют это делать социальный статус, деньги, да продажная стража, стоящая, как это всегда было и будет, на защите интересов сильных мира сего.
        - Да что же это делается?! - запричитал женский голос неподалеку, и невысокая интеллигентная на вид старушка беспомощно развела руками, оглядываясь по сторонам. - Мужчины, да что же вы смотрите?! Здесь есть мужчины?! Как он смеет бить женщину?!
        Сергар застыл на месте, будто ноги его приклеились к брусчатке. Нет, он не был воспитанным в почтении к женщинам родовитым дворянином, однако не был и негодяем, который покупает себе продажную женщину, чтобы всласть поглумиться над ее многострадальным телом, вымещая на несчастной все беды и тяготы никчемной жизни.
        Сергар не считал женщин слабыми, изнеженными существами, способными лишь как дикий плющ обвиться вокруг ствола могучего дуба-мужчины. Он в своей жизни встречал таких женщин, которые сто очков вперед дадут любому из мужчин, считающих себя сильнее, умнее и хитрее этих воительниц, лишь на том основании, что у них есть мужские причиндалы, а у противниц - нет.
        Встречал и таких женщин, которым вообще не следовало жить - убийцы, отравительницы, жадные, хитрые и коварные, настоящие ядовитые змеи. Если бы ему угрожала опасность от их рук, он не задумываясь убил бы любую из этих негодяек, не глядя на то, что они принадлежат к противоположному полу. Но тут - слабая, практически беззащитная девчонка, весящая в два раза меньше этого громилы, и он ее бьет, как тренировочный мешок?! За что?! Что бы она ни сделала - разве можно ТАК, прилюдно, при всех, уродуя лицо и унижая достоинство?! Если изменила - ну выгони ее или уйди прочь, забудь ее имя! Если украла кошель - отбери украденное и прогони прочь! Если обругала, сказала обидное - обругай ее, найди выражения, чтобы ударить словом, но не волосатой ручищей по хрупкому женскому лицу!
        Покойный друг Ион всегда говорил, что бьют своих женщин только слабые люди, жалкие, ничтожные, которые боятся задеть того, кто может дать им сдачи.
        Он свою любимую никогда не бил. Скорее всего, не стал бы бить и если б выжил после того, как эта дамочка вонзила стилет в его горячее, доброе, любящее сердце.
        Сергара раздирали противоречивые чувства - а вдруг эта девица сделала что-то такое, о чем он не знает, что-то страшное, ужасное, за что заслуживает смерти? Вдруг этот человек мстит за ужасное преступление, а Сергар, дурак, влезет со своими нравоучениями в центр непонятной разборки?
        И вообще - может, дело семейное, может, девица его жена и привыкла терпеть эти унижения за годы семейной жизни! Может, ей нравится такое обращение, потому и живет с этим волосатым человекообразным?
        А с другой стороны - и в самом деле, может, ей следует помочь? По крайней мере, выяснить, за что этот тип на нее так ополчился и чем она заслужила такое наказание!
        Только секунд через пять до него дошло - кто-то рядом, на пределе слышимости сказал: «Совсем обнаглели! Парня чуть не сбили! Ездят по пешеходной зоне, как у себя по аулу! Она начала снимать на телефон, а этот гад телефон отобрал и шмякнул об асфальт! А ей по морде накостылял! И куда полиция смотрит?!»
        Ответа собеседника Сергар уже не слышал. Он шагнул к месту конфликта, но не успел, шустрая старушка, которую нельзя было заподозрить в наличии излишнего здоровья и спортивной тренированности, успела раньше. Подскочив к здоровяку, она вцепилась в его руку, отяжелевшую с возрастом (мужчине было на вид лет пятьдесят), но еще сильную, толщиной с ногу той девицы, которую он избивал, и, повиснув на запястье, возмущенно, глотая слова от волнения и ярости, крикнула:
        - Что вы делаете, негодяй?! Прекратите сейчас же! Как можно бить женщину?! Подонок!
        Мужчина легко стряхнул с себя старушку, будто отцепил царапающий кожу, но абсолютно безопасный репей, а когда старушка вновь кинулась в атаку, уперся рукой ей в лицо и толкнул - так, что ноги женщины оторвались от мостовой и она со всего размаху, стукнувшись головой о брусчатку, упала на спину и затихла, глядя в небо неподвижными, стекленеющими глазами.
        «Похоже, что старушке конец», - отвлеченно подумал Сергар, ноги которого несли его к месту схватки. Нужно было успеть - если бабулька еще жива, влить в нее снадобье, которое лекарь всегда носил с собой, поколдовать, дав толчок силам организма, заставив их запустить процесс регенерации.
        Тот, кто избивал девушку, воспринял стремительное приближение нового персонажа как нападение. Он что-то буркнул парням, стоявшим у него за спиной, и те пружинистым, скользящим шагом шагнули навстречу лекарю, разворачиваясь для атаки.
        Сергар мгновенно включился в боевой режим, не думая, не рассуждая, он видел лишь цель - ему нужно подойти к старухе, пока та еще дышит, и влить в нее снадобье. Вольет, затем направит поток магической энергии, и женщина будет спасена.
        Людей, которые бросаются на помощь обиженным, даже если обидчик весит раза в четыре больше и превышает защитника в росте на полторы головы - надо уважать. И почитать. Смельчаки, которые ради другого человека, ради справедливости бросаются в бой, не думая о смерти, заслуживают жизни. И дай бог, чтобы их было побольше в любом из миров. Без них мир становится тусклым и гадким, как помойка, на которой обитают лишь крысы вроде убитого Сергаром негодяя Черена, бандита Вампира и продажного монстра-участкового, помощника черных риелторов, обманом отбирающих квартиры у несчастных обманутых людей.
        Парни были не выше Олега-Сергара, но гораздо массивнее - сто двадцать килограммов тренированного молодого мяса. То ли бывшие борцы, то ли от природы могучие, железом спортзалов доведенные до совершенства - они надвигались на Сергара, как два айсберга на утлую яхточку, волей ветров занесенную туда, где волны разбиваются о синие бока громадных ледяных глыб.
        Первый ухватил мага за левую руку, останавливая, собираясь что-то сказать, но Сергар, не размышляя ни доли секунды, закручивающим движением поднял великана в воздух и с размаху шваркнул его о камни мостовой, следя за тем, чтобы этот бык не придавил бесчувственную (или мертвую?!) бабульку. После удара о мостовую телохранитель уже не поднялся, так и остался лежать - с неестественно вывернутой правой рукой и задранным к нему подбородком, под которым отчетливо виднелось яркое красное пятно.
        Когда Сергар успел ткнуть в горло противнику сложенными вместе пальцами правой руки, он и сам не знал. Успел. Как обычно.
        Все эти связки движений давным-давно отложились в памяти так, что забыть их было невозможно. И, кроме того, он регулярно, каждый день, хотя бы по часу, но повторял все движения боевого «танца» - не для того, чтобы кого-то убивать, лишь для здоровья тела, для концентрации мыслей. Все упражнения боевого комплекса имели двоякое значение - и защита мага от неожиданно нагрянувшего на позиции коварного противника, и развитие магических способностей боевого мага, тренировка его концентрации, способности высвободить аккумулируемую магическую энергию. Развитие, расширение «хранилища» магической энергии, со слов преподавателей, находившегося в теле мага где-то в животе, чуть выше пупка.
        Ион по этому поводу всегда говорил, что в этом месте у него всегда скапливаются дурные, в высшей степени вонючие газы, и потому его магия грязная, вонючая, как эта война и все командиры подразделения, в котором служат боевые маги. И вообще - все руководство страны, вплоть до императора, редкостного болвана, который доведет до беды всю империю и самого себя лично. И он был прав. Все кончилось очень, очень дурно - император закончил свою жизнь страшно, мучительно, оставив страну лежать в полнейшей разрухе, раздираемую жадными руками захватчиков, зараженную смертельно опасными магическими зонами. Сергар вспоминал его предсказание не раз и не два, лежа в норе под остатками здания, прислушиваясь к бормотанию и визгу живых мертвецов.
        Второй телохранитель едва не сломал Сергару шею - его профессиональный, отработанный удар сверху вниз ребром ладони был нанесен в тот момент, когда лекарь вливал старушке несколько капель из темного стеклянного пузырька, массивного, сделанного из небьющегося стекла. Сергар успел уклониться в самый последний момент, и рука нападавшего больно стеганула по уху, вскользь ударив в плечо и едва не выбив драгоценное снадобье из руки.
        На то, чтобы закрыть крышку, ушло около половины секунды, затем Сергар распрямился как пружина, легко остановил подошвой ноги направленный в пах удар, и коротким, точным, почти не видимым наблюдателю ударом в область шеи вырубил противника - тот обмяк как тряпичная кукла и улегся на мостовую рядом со своим напарником.
        А потом пришел черед того, кто затеял драку - мужчина с неподдельным удивлением и явным возмущением наблюдал за происходящим, и когда второй телохранитель пал, будто срубленное топором лесоруба вековое дерево, попытался восстановить справедливость так, как он это понимал, - бросился на Сергара, как атакующий бык.
        Скорее всего, он и вправду когда-то занимался спортом, каким-то видом единоборств, потому что при всей своей тучности двигался довольно быстро и был уверен в своей победе. Хотя стоит заметить, что это было очень глупо - если уж пали твои телохранители, молодые, умелые, тренированные - ты-то куда лезешь, с твоим лишним весом и сединой, полученной не от переживаний, а от прожитых лет, делающих мускулатуру вялой, совсем не такой, какой она была лет в двадцать - двадцать пять, на пике своей телесной мощи?!
        Но мужчина почему-то об этом не подумал. Может, потому, что он привык всегда главенствовать над людьми, быть сильнее их, жестче и злее, а может, потому, что видел перед собой молоденького хлыща-красавчика, «мажорчика», само собой - неспособного оказать достойное сопротивление. «Гламурного педика», который в штаны наделает от одного лишь вида настоящего джигита.
        Не наделал. Мягким движением пропустил агрессора мимо себя, а затем с громким шлепком - будто с крыши дома сбросили мешок картошки - уложил мужчину на мостовую, хорошенько приложив затылком о брусчатку. После такого броска негодяй не поднимется на ноги в ближайшие полчаса, и этого получаса Сергару хватит, чтобы сделать то, что он задумал.
        Устранив помехи лечебному процессу, Сергар принялся колдовать, практически полностью отключившись от окружающей действительности и войдя в состояние лечебного транса. Он потянул из Океана Силы порцию магической энергии, хлынувшей в его тело бурным потоком, и начал, как живой насос, перекачивать его в едва дышащую старушку, под затылком которой расплывалась красная лужица. Женщина вздрогнула, тело ее выгнулось дугой, забилось в серии мелких, волнообразно накатывающих судорог, а потом старушка затихла, закрыв глаза и прерывисто дыша - словно в юности, пробежав дистанцию три километра во время районного соревнования по бегу, на который ее выставил школьный физрук, проча Настеньке большое будущее.
        Маг не видел, не осознавал ничего из того, что происходило вокруг него, сосредоточившись на процессе лечения, и когда кто-то схватил его за плечо и дернул вверх, не вставая с колен он автоматически перехватил руку нападавшего и, вывернув ее специальным образом, метнул нападавшего в воздух, не думая о том, что может повредить этому человеку. Главное было - удержать на краю пропасти женщину, достойную жить. А все остальное потом. Разберется!
        Второй полицейский попытался огреть Сергара резиновой дубинкой, именуемой в просторечии «демократизатором», и тоже потерпел полное фиаско - и этот полицейский покатился по мостовой, а дубинка осталась в руке Сергара.
        Если что он и умел, так это воевать. И не здешним увальням, привыкшим полагаться на механизмы, на свои жалкие пистолеты и резиновые дубинки, нападать в рукопашном бою на боевого мага - таких, как эти парни, ему надо штук пять для того, чтобы они смогли что-либо с ним поделать. Впрочем, скорее всего, если бы была такая возможность - грабер бы убежал, только дурак будет сидеть на месте и ждать, пока эти самые пятеро навалятся на него скопом, задавив дурной массой, против которой, как известно, нет никакого приема кроме одного - не попадаться под ноги этой самой толпы.
        Он закончил лечение тогда, когда вокруг него уже собралась здоровенная толпа, и вышел из транса в тот момент, когда несколько дюжих парней в черных комбинезонах и масках, закрывающих лицо, навалились на плечи тугой, мускулистой, как щупальца осьминога, толпой.
        Сергар не сопротивлялся. Когда его прижали к мостовой, он лишь попросил забрать сумку с вещами да позволить ему сделать звонок по телефону.
        Сумку забрали, но звонок сделать не позволили. Обыскали, изъяв все, что было в карманах, затолкали в одну из патрульных автомашин, помаргивающую включенной «люстрой», и скоро Сергар уже ехал по оживленной улице, морщась от боли в намятых боках, с любопытством рассматривая город и раздумывая о том - чем же в конце концов отличается этот город от какого-нибудь провинциального городишки, почему Маша и Таня с таким придыханием рассказывали о своих мечтах переселиться в Москву - что в ней хорошего? Люди как люди - гуляют по тротуарам, наслаждаются солнечным днем. Девушек много красивых. Мужчин - всяких. В том числе и таких, которые с удовольствием бьют в лицо беззащитным девицам.
        Усмехнулся, облизнул разбитые губы, отдавшиеся тупой щекочущей болью. Раны уже заживали - его организм регенерировался в считаные минуты. Сергар уже и не знал, что именно его может убить - только если отсечение головы? Даже если лишится рук, ног - они отрастут за недели. Регенерация тела невероятна. Вот что значит держать постоянный контакт с Океаном Силы. Это она, магическая энергия, поддерживает организм, не дает погибнуть, залечивает раны и делает… вечным?!
        Кто знает… уж точно - не он. Как говорят на Земле: «Поживем - увидим!» Авось - поживем.
        Двинул руками - кисти рук тупо ныли, скованные стальными браслетами, но боль уже была слабой, почти незаметной, терпимой. Вяло прикинул - может, взять и уничтожить эти мерзкие приспособления? Разрушить браслеты заклинанием?
        Только вот - зачем? Что он будет делать, когда освободится? Вырубит этих двух парней, которые зажали его с двух сторон? Выбежит из машины и растворится в толпе? А зачем? Ну что он будет делать в чужом городе без денег, без документов? Нет, глупо. Раз уж вляпался в неприятности, нужно испить чашу до дна. В конце концов, у него есть деньги, есть близкие люди, которые не оставят в беде - чего волноваться? Даже если его посадят в тюрьму за нанесение побоев стражникам… то есть полиции, вычеркнут из жизни несколько лет - что ему время? Ему, практически бессмертному человеку? Даже смешно…
        Сергар улыбнулся, и один из сопровождающих его парней заметил улыбку, зло бросил:
        - Чего лыбишься-то?! Тебе срок светит, а ты тут ухмыляешься! На кой хрен было бить Мадаева? Ты знаешь, кто такой Мадаев?
        - Да откуда он знает, черт подери! - сморщил нос второй конвоир. - Вась, ты что, доки его не видел? Он же приезжий!
        Парни помолчали, и второй нехотя, но с некоторым сочувствием добавил:
        - Мадаев - человек мэрии. Ворюга еще тот! Денег - куры не клюют! Поговаривают, что начинал в девяностые, бандитствовал, а теперь доверенное лицо… хмм… кое-кого! Рулит энергетической компанией. Зря ты его избил - он гад, конечно, но иногда лучше промолчать, чем…
        - Вот так и молчим всю жизнь! - вдруг с горечью перебил первый конвоир. - Всякие там Мадаевы нам на шею сели, а мы молчим, молчим, молчим… Вот он - дал гаду в морду. И что будет? Посадят его! А за что?! Я сам бы этому Мадаеву рыльник начистил! Ты погляди - ездит по Арбату, как у себя по аулу, и еще морды девкам бьет! Мда… он что, тебя тоже зацепил, парень? Что молчишь? Как там тебя звать?
        - Олег. Олег меня зовут, - бесстрастно пояснил Сергар и, протянув вперед руки, попросил: - Снимите наручники, неприятно ведь. Вы же знаете, что этот тип на меня первый напал. И девушку избил. И старушку ударил. За что вообще меня арестовали?
        - За сопротивление представителям власти при исполнении, - мрачно пояснил второй парень. - Тебе сказано было отойти от старушки и дать «Скорой» ее осмотреть? А ты что? Зачем патрульных вырубил? А потом омоновцев - кто помял? Не ты ли? Это, парень, статья! Кстати, не пойму, как ты их всех так разбросал? Ты что, единоборствами занимался? Где тебя так научили?
        - В Кайларской школе боевых магов, - не думая, автоматически ответил Сергар, а когда охранник хихикнул, опомнился, да чего же такое ляпнул? Но все обошлось.
        - Хе-хе… шутник! Я тоже онлайновые игры люблю. Играл долго - в «Ультиму» играл, в «Силкроад», в «Айон». Ну и в другие игры. А потом времени не стало. С этой работой - где свободное время? Кстати, а чего ты делал со старушкой? Чего ей в рот вливал?
        - Усилитель восприимчивости к магии. Магическое снадобье, - снова, не думая, бросил Сергар и, не обращая внимания на дружный смех конвоиров, спросил, прикидывая варианты: - Ну так что со мной будет? Что собираетесь делать?
        - Мы? - пожал плечами тот, что слева. - Мы - ничего. Отвезем тебя, сдадим, а там уж пусть следователь допрашивает, выясняет обстоятельства происшедшего. Наше дело - тебя доставить, вот и все. Нам приказали - мы доставляем. И не больше того. А вообще все от судьи зависит. Хотя… и от следователя тоже. Как следователь дело повернет, так все и будет. Напишет тебе административную «хулиганку» - отсидишь пятнадцать суток и пойдешь себе на волю. А если возбудит уголовное дело… тут уж, парень, беда! Сотня человек видели, как ты месил патрульных и разбрасывал омоновцев! Как кегли разлетались, ага! Теперь в ютубе смотреть надо - там все вокруг снимали на телефон! Небось уже в Сети висит… хе-хе-хе… Мда… крут ты, парень, крут. Не сниму я с тебя наручники! Не положено. Да и страшновато - на кой хрен мне за мою зарплату получить по мордасам от такого терминатора, как ты? Нет уж… обойдешься. Да и приехали уже.

* * *
        - Итак, с какой целью вы напали на гражданина Мадаева и нанесли ему телесные повреждения? Куда вы дели телефон потерпевшего?
        - Телефон?! - Сергар удивленно вскинул брови. - Какой телефон? Я не видел никакого телефона!
        Девушка в форме уткнулась в лист бумаги и несколько секунд что-то читала, потом подняла глаза на допрашиваемого и, скривив полные губы, со вздохом сказала:
        - Телефон «Верту», если верить Мадаеву. Стоимостью семь с половиной тысяч долларов. Вы попытались отнять телефон и убежать с ним. Мадаев вам воспрепятствовал, вы нанесли ему, его охраннику и водителю телесные повреждения. Ну а потом, когда вас попытался остановить патруль полиции, нанесли телесные повреждения и им. Ну и бойцам ОМОНа - трем.
        - Чушь какая! - не выдержал Сергар. - И вы в это верите?! Ну в самом деле - верите?!
        - А чего же мне не верить? - тускло бросила девушка, поправляя прядку волос, упавшую на глаза, и что-то записывая на листе бумаги, расчерченном типографским способом. - Мадаев с охранниками в больнице, полицейские лечат ушибы, омоновцы с неделю не смогут работать. Так чему мне не верить?
        - Да я не про этих олухов! - вспылил Сергар. - Вы же понимаете, о чем я! Вам что, свидетели не рассказали?! Там же толпа народа была, снимали на телефоны - мне сопровождающие сказали! Посмотрите, вы все увидите! Ну как я мог вдруг наброситься на этого негодяя, чтобы отнять телефон - прямо посреди толпы людей, ясным днем?! Я что, похож на идиота?! У меня денег с собой достаточно, чтобы купить не один такой телефон! Я обеспеченный человек, хозяин медицинской клиники, врач, мне зачем все это безобразие?! Он же девушку бил! А потом старушку ударил! У старушки спросите, она все видела!
        - Старушки? - хмыкнула девушка. - Видела я эту «старушку». Во-первых, ей лет тридцать, не больше. Так что старушкой назвать ее очень трудно - если только загримировать. Во-вторых, сказать она ничего не может, так как до сих пор лежит без сознания. Вы что ей влили в рот, этой женщине? Свидетели показывают, что вы ей что-то вливали! Что за жидкость была в ваших вещах, каков ее состав? Наркотик? Может, под действием наркотика вы и набросились на Мадаева? А потом представили все это, как защиту девушки?
        - А девушка-то где? - безнадежно, тускло спросил Сергар, как-то сразу успокоившись. - Она-то куда делась? Вы ее спросите! А что с… хмм… женщиной? Он ведь жива, так? Почему без сознания? Должна была уже встать на ноги!
        - Не знаю, кому она там чего должна, но женщина в больнице и до сих пор не пришла в себя, - сухо пояснила девушка, не отрываясь от записей. - В общем и целом ситуация нехорошая, и я советую вам нанять адвоката. А пока что задерживаю на трое суток - для выяснения личности, и вообще…
        - Адвоката, говорите? А я могу сделать звонок своему адвокату? - воспрял духом Сергар.
        - У вас есть адвокат? Можете, почему нет? - равнодушно ответила девушка и подтолкнула телефонный аппарат к Сергару. - Звоните. Но недолго. Номер помните?
        - Мне нужно посмотреть в своем телефонном аппарате, не помню! - нахмурился Сергар, ожидая отказа, но девушка без спора достала из прозрачного мешка его аппарат и толкнула по полированному столу, исцарапанному так, будто его драли кошки. - Можете с него позвонить.
        Семен Ефимович Гольдштейн, столичный адвокат, с легкой руки которого Сергар и оказался в эти дни в столице, снял трубку после третьего гудка. Его мягкий, обволакивающий баритон вливался в уши, располагая к доверию и обещая полное успокоение - именно то, чего каждый клиент, попавший в беду, ждет от дорогого, весьма дорогого адвоката.
        Семен Ефимович был круглолиц, круглотел, носил смешной галстук-бабочку и зарабатывал очень хорошие деньги - по крайней мере с его слов. И с его слов Сергар знал, что главное в работе адвоката - это не витийствовать в судебном процессе, а не допустить, чтобы такой процесс состоялся. И достигается это разными, иногда весьма дорогостоящими способами, чаще всего на основе личных контактов и доверительного отношения. Что именно имел в виду адвокат, скользкий, как рыба, Сергар не знал, но интуитивно понял - хороший адвокат умеет давать взятки и при этом не попадаться.
        Система правосудия во все времена и во всех мирах была насквозь продажна - от простого стражника, патрулирующего улицы и обирающего мелких торговцев, до больших чинов, засевших в теплом кресле на самой высокой вершине иерархической лестницы. И ничего нового в этом не было - зачем еще люди идут в чиновники, как не заниматься поборами? Как не зарабатывать деньги, всеми возможными способами используя служебное положение?
        Хороший чиновник отличается от плохого лишь тем, что он украдет на медную монету, а дело сделает на серебряник. Плохой же чиновник, временщик - украдет все, что может, все, до чего дотянутся его жадные, липкие руки, а потом сложит голову на плахе, жалобно стеная о том, что его подставили, что это была не взятка, а взнос добрых горожан на организацию домов для малолетних бродяжек и на организацию домов призрения ветеранов.
        Впрочем, правильный чиновник - плохой он или хороший - попадается редко, если только совсем уж не потерял берега и не врезался носом своего чиновничьего корабля прямо в густые заросли жалоб возмущенных подданных императора. Или же проявил нелояльность к трону, своими действиями подрывая его устои. Последних не щадят, и по большому счету - правильно. Если тебя поставили на хлебное место, так хотя бы соблюдай лояльность власти, не будь идиотом, который пилит сук, на котором он сидит.
        Гольдштейн все понял через несколько секунд и после нескольких уточняющих вопросов (где именно сейчас находится Олег, что ему вменяют, и вообще - за что его задержали) положил трубку, пообещав в скором времени все выяснить и затем уже навестить своего любимого клиента. Да, Сергар и на самом деле был его любимым клиентом, как и десятки других любимых клиентов, которые платили адвокату щедрую мзду.
        Вообще-то, Сергар не сомневался, что Гольдштейн все уладит - в способностях своего советника он убедился, когда тот довольно-таки запросто пристроил Сергара к участию в телевизионном шоу «Война экстрасенсов». Съемки шоу должны были начаться через несколько дней, и Сергар собирался в них участвовать без предварительной отборочной стадии, где отсеивают сумасшедших и маньяков, почему-то решивших, что они обладают способностями к магии.
        Успокоившись после звонка адвокату, Сергар ничего подписывать не стал, на вопросы отвечать тоже. Какой в этом смысл? Приедет адвокат, разберется, а то, пожалуй, наподписываешь на свою голову…
        Девушка-дознаватель еще около получаса пыталась выжать из Сергара хоть какую-нибудь информацию, добиться от него хоть каких-нибудь ответов на свои вопросы, но скоро ей это все надоело, и она вызвала конвоира.
        Через пять минут Сергар уже сидел на деревянной лавке-лежанке в камере, стены которой были отделаны типичным для таких мест манером, так называемой «шубой», ужасной придумкой больного разума неизвестного строителя.
        Как некогда сказал Сергару его приятель, бывший участковый, а ныне начальник службы безопасности клиники, такая отделка нужна была для того, чтобы задержанные ничего не писали на стенах. Вот только так и не смог прояснить один вопрос - чем эти самые задержанные могут писать на стенах камеры, если все их носимое с собой имущество осталось в пакете дежурного во время личного досмотра? Проще говоря, прежде чем поместить в камеру, отбирают все, вплоть до шнурков и авторучек. Шнурками можно удавиться или удавить, авторучкой или карандашом убить, воткнув их в глаз или в сонную артерию (будто нельзя это сделать просто пальцами!).
        В камере никого не было, и Сергар с удовольствием растянулся на жестком ложе, отполированном боками тысяч злодеев и людей, случайно попавших в жернова правосудия - вот как сегодня Сергар, например. Лежать было не очень удобно, или, скорее - совсем неудобно, но боевой маг в своей жизни полежал в стольких гадких местах, что этот топчан в сравнении, к примеру, с вонючим, кишащим кровососущими гадами болотом или ледяным, покрытым окровавленным снегом полем битвы мог показаться роскошным ложем в самом богатом из дворянских домов.
        Нервное напряжение отпустило, и сейчас в голове Сергара царила апатия, тоска и досада - ну почему вот так всегда? Почему, как только соберешься сделать доброе дело, тебя настигает расплата? Как там сказано? «Добрые дела наказуемы»? Абсолютно верная пословица. Абсолютно!
        Вспомнилось, как на заре своей воинской службы шел по улице и остановился возле чумазой девчонки лет десяти, которая просила милостыню. Сердце дрогнуло, и Сергар достал из кошеля с только что полученным жалованьем несколько медных монет. Отдал девочке, пошел дальше и тут же обнаружил, что лишился этого самого кошеля. Срезали, да так ловко, что совсем ничего не почувствовал.
        Девочки, само собой, уже и след простыл, а когда вечером рассказал об этой истории приятелям, сидя за столом трактира, был оглушен радостным смехом более опытных товарищей, оказывается, именно таким способом задерживают жертву уличные воры, отвлекая внимание «клиента», захваченного мыслью о сострадании к несчастному ребенку. Обычно на роль несчастной попрошайки берут самую красивую, глазастую девочку, одетую чисто, но очень бедно, чтобы не выглядела профессионалкой. Часто эта самая девочка и обчищает карманы у зазевавшегося дурачка.
        Неожиданно и незаметно для себя Сергар уснул, зависнув над обдумыванием проблемы: почему старушка так и лежит без сознания? С какой стати? Ведь он сделал все, что мог! И довольно эффективно, если судить об этом по словам девушки-следователя! Ведь помолодела старушенция, а значит - и снадобье, и магия подействовали! И почему тогда - вот так?
        Жаль, что его оторвали от пациентки, не успел поработать с ней как следует. Может, в этом дело? Может, не завершил цикл?
        Из сна его вырвал грохот запоров, и Сергар пробудился, будто и не спал - адвокат?! Наконец-то! Хватит нюхать спертый воздух, «напоенный» запахом хлорки и блевотины, хватит валяться на голых досках - упругий матрас ждет усталого путника! Долго же ехал Гольдштейн, не торопится, демоны его задери!
        Но это был не Гольдштейн. Мужчина лет сорока, незаметный, невидный, в скромном строгом костюме, который не всегда можно купить в первом попавшемся магазине. С ним помощник дежурного, курносый парень с веснушками на пухлых щеках.
        - Вот он! Вы про него спрашивали!
        - Выйди! - Голос незнакомца был властным, хоть и негромким, и помощник дежурного тут же исчез, будто смытый в унитаз. Мужчина пристально, тяжело посмотрел на Сергара, лежащего на топчане, помолчал с минуту, рассматривая, буравя взглядом, и только потом спросил:
        - Это ты отравил мою мать?
        Глава 2
        Нет, Сергар не вытаращил глаза, сделав вид, что ничего не понял. Но и не стал уверять, что ни при чем, что это ошибка, что все совсем не так, как выглядит, и все такое прочее. Он так и остался лежать, заложив руки за голову и молча глядя на незнакомца. Иногда нужно просто подождать, и ситуация разъяснится сама собой.
        - Повторяю вопрос: это ты отравил мою мать? - Мужчина сделал шаг к топчану, и Сергару показалось, что его собираются пнуть. Маг не любил, когда его пинают, а потому приготовился к схватке, которая закончится заведомо плохо - или он завалит этого человека и полицейских, которые прибегут на помощь, или завалят его, после того как поубивает часть тех же самых полицейских.
        Скорее всего, выйти из здания ему не дадут. Везде стальные двери, везде видеокамеры - шансов мало. Остается лишь надеяться на лучшее. Или терпеть пинки.
        Но случилось совсем не то, чего ожидал опальный лекарь. Человек устало опустился на край топчана рядом с Сергаром и, не глядя на него, сказал, глядя в пространство:
        - Что ты с ней сделал? Погоди, не спеши с ответом. Я знаю, что ее ударил не ты. Знаю, что ты проводил с ней какое-то лечение, водил руками, вливал ей в рот какое-то лекарство. Думаю, что от твоего лечения мама помолодела, а рана у нее на затылке чудесным образом зажила. Вот только она до сих пор не пришла в себя, лежит без движения, и мне сказали, что, возможно, ты ее отравил. А теперь скажи мне - ты это сделал? Если ты - зачем? И самое главное - можешь ли исправить то, что сделал, или нет? Это моя мать, она дорога мне, и если из-за тебя мама погибнет, клянусь, ты пожалеешь. Это не угроза, это констатация факта. Итак, жду объяснений!
        - Я не знаю, - просто сказал Сергар и уселся рядом с незнакомцем на край топчана. - Не знаю, что с ней случилось. По моим расчетам она уже должна была встать на ноги. Возможно, я просто не успел.
        - Что значит - не успел?! - вскинулся мужчина, и Сергар ощутил идущую от него волну гнева, ярости и разочарования. - Как так - не успел?! Что такое - не успел?
        - Мне мешали, - угрюмо пояснил лекарь, неосознанно сжимая пальцы правой руки в кулак. - Вначале эти идиоты, которые напали на девушку. Потом - полицейские. Мне все время кто-то мешал, и я не мог провести сеанс лечения как следует. Возможно, ее разум уже улетел. Здесь осталось лишь тело. Так бывает… увы.
        - Да будь ты проклят! - яростно выдохнул человек и повернул к Сергару искаженное болью лицо. - Плевать на все, главное, ты можешь что-нибудь сделать?! Вылечить ее?!
        Сергар помолчал, подумал, пожал плечами:
        - Не уверен. Но возможно, что шанс такой есть. Если она не успела улететь далеко и зависла в Межвременье.
        - Каком-таком межвременье? - слегка опешил мужчина. - Что значит - улетела? Ты что, сумасшедший?! О чем ты говоришь?!
        - Не важно. Совсем не важно, - пожал плечами Сергар и снова улегся на топчан. - Все равно я сейчас здесь, так что разговоры о лечении не имеют никакого значения.
        - Это я здесь решаю, имеет что-то значение или нет! - с угрозой, мрачно бросил пришелец. - Возможно, мать сейчас была бы в сознании, если бы не ты. Ты не дал подойти врачам «Скорой помощи», ты не позволил им оказать ей необходимую помощь, и значит - ты ответишь, если она умрет. Или останется вот такой - безмозглым овощем!
        Мужчина помолчал минуты три, потом жестко спросил:
        - Если тебя выпустят, вылечишь?
        - Не знаю, - после паузы повторил Сергар. - Гарантию дать не могу. Возможно, что у нее был сильно поврежден мозг. Вот и результат.
        - Рентген показал, что повреждений нет. Есть старые, зарубцевавшиеся шрамы, следы удара на затылке. Но свежих ран нет. Никто не смог сказать, откуда у нее под головой взялась кровь!
        Незнакомец пристально посмотрел в глаза Сергара, и тот спокойно ответил:
        - Да. Нет ран. Потому, что я их залечил. У нее был раздроблен затылок, и я как мог, так ее и вылечил. Но похоже, что не до конца. Если вы меня выпустите, я попробую ее вылечить. Повторюсь, результата не гарантирую, но только скажу: чем дольше она без нужного лечения, тем меньше шанс ее вылечить. И, кроме того, мне нужно мое снадобье, без него работать не могу. Эффект слабее.
        - Ты экстрасенс, да? Народный целитель, или как там тебя звать?
        - Зови меня просто Олег. Так меня зовут. А больше мне тебе сказать нечего.
        Сергар закрыл глаза и уже не смотрел на то, как незнакомец выходил из камеры, как захлопнулась дверь, отгораживая его от свободы. После лечения, после драки он слегка устал - не физически, душевно. Слишком быстрым был переход от состояния счастья, довольства, благополучия к положению бесправного узника, которого все могут называть на «ты», в комнату которого можно войти без спроса и которому можно безнаказанно угрожать, зная, что заключенный ничем не сможет ответить. Да, плохо быть узником, совсем не то, как быть богатым, всеми уважаемым лекарем.
        Вдруг подумалось - а как на известие о том, что он попал в тюрьму, отреагирует Шелест? Этот всемогущий олигарх, щупальца которого простирались очень далеко от особняка, в котором тот сидел, так далеко, что и представить было трудно!
        Сергар не известил его, что уезжает, просто тихо-мирно сел в поезд и укатил, и ничего не дали Шелесту шпионские штучки, которыми хитроумный мафиози утыкал его клинику и весь дом Сергара. Начальник охраны давным-давно вычислил все эти подслушивающие и подглядывающие штучки и показал Сергару, в каком месте можно говорить откровенно, не боясь, что тебя подслушают и подсмотрят. Уничтожать «жучки» не стали - пока не стали, до тех пор пока Сергар не вернется из Москвы, решив свои дела. Разберется здесь, а там уже можно и Шелестом заняться. Пока что Сергар не решил, что с тем делать. То ли убить, то ли подчинить себе, как подчинял других людей. Но нужно прежде сто раз все отмерить, взвесить - а стоит ли оно того? И не забыть, что теперь Сергар не один - за ним те люди, что ему дороги: Таня, Маша, Мария Федоровна. А если они пострадают?
        Одному легче, делай что хочешь, ответишь только своей жизнью. Но когда за тобой стоят близкие… нет, нужно крепко, крепко продумать! Потом. Все - потом!
        За ним пришли через два часа, когда Сергар успел уже выспаться и сидел, разминая руки и ноги, затекшие во время сна. Когда за дверью раздались голоса и на пороге появился помощник дежурного, за плечами которого маячил давешний посетитель, лекарь не удивился. Он знал, что тем дело и закончится, ему все равно придется долечивать старушку, которая теперь совсем даже не старушка.
        Относились к нему теперь как-то странно… опасливо - это само собой, немудрено, после того, как он разметал профессиональных охранников и ОМОН (патрульные не в счет - этих может раскидать и полупьяный бомж). Нет, нынешняя опасливость была другой, какой-то даже уважительной, как уважительно относятся к великому злодею или шпиону - что суть одно и то же в представлении простого человека. Если тебя забирают из узилища такие важные люди, уж наверное, ты великий, и никак иначе!
        Насчет важности - это лишь догадки, кто такой этот самый важный человек, Сергар не знал. Ему никто ничего не сообщил, лишь вежливо, но настоятельно потребовали усесться в черный маленький автобус с затемненными стеклами, и скоро кавалькада из трех автомобилей неслась по улицам вечерней Москвы, оглашая окрестности воем сирен и расцвечивая попутные и встречные машины сполохами красных и синих огней.
        Сергар сидел без наручников в окружении не очень массивных, но крепких парней, впившихся в него острыми взглядами серых, черных и синих глаз. Эти люди были похожи друг на друга - не чертами невыразительных лиц, но аурой силы и настороженности, исходившей от каждого из них, составлявшего единое целое со всей группой, как рука объединяет пальцы, сжавшиеся в кулак для удара.
        Если придется драться с этими парнями - исход поединка совершенно не ясен, прикинул Сергар. Их только убивать, и не руками, а магией. И тут же выругал себя - почему убивать? Почему обязательно нужно рассматривать этих людей, как противников, будто он снова находится на войне, и любой незнакомец суть опасность и враг? Пора бы уже отвыкнуть воспринимать действительность, как поле боя!
        Пора бы… вот только не очень получается. Не дают забыть боевое прошлое. Не дают, и все тут!
        Ехали долго, даже с полицейской сиреной (если она полицейская!). Когда выбрались за город, за окном было уже темно, небо вызвездило, вышла огромная желтая луна, сверкающая, как медный таз. Она висела над горизонтом и будто улыбалась Сергару, ободряя, вселяя в него надежду. Луна всегда покровительствовала магам. На гербе Кайларской академии магии присутствовал лунный диск. Вот только была ли ТА луна ЭТОЙ луной - кто знает? Может, мир Сергара находился на Земле, но только сотни миллионов лет назад? И потом исчез, уничтоженный каким-нибудь катаклизмом, вроде гигантского метеорита? Да кто может это сказать… в мире много вопросов, на которые нет ответа. И уж не простому боевому магу и лекарю на них отвечать.
        Во дворе дома сладко пахло ночными цветами. Сергар любил этот запах, его мать сажала похожие цветы вокруг их домика, и теперь здешние, незатейливые, невидные, но очень пахучие, напомнили ему о прошлом, о семье, и сердце Сергара забилось чаще, прогоняя кровь сквозь усиленные магией сосуды. Он слегка улыбнулся - грустно, безрадостно, вспомнив то, как однажды спрятался в клумбе с такими цветами от матери, требующей срочно идти спать, и мать потом долго его ругала под одобрительный хохоток отца: «Разведчик! Молодец, хорошо спрятался! А цветы отрастут еще, их тут как сорняков!»
        Задумался, а если бы он смог вернуться назад, в прошлое, смог бы вылечить мать и отца? Наверное, смог бы. И тогда…
        А что тогда?! Ну что - тогда?! В истории нет сослагательного наклонения. «Что было бы, если бы…» Все так, как оно было, и ничего изменить нельзя. Нет, можно - в лживых учебниках истории, составленных по заказу подлых и глупых правителей. Именно подлых и глупых, потому что только подлецы или дураки могут требовать от продажных ученых переписывать информацию об истории, на благо своей ненасытной утробе, никак не насыщающейся деньгами и властью. Глупцы не понимают, что, изменяя сведения об исторических событиях, они уничтожают память людей, а люди без памяти - это животные, недостойные называться человечеством.
        Впрочем, и в этом был свой резон. Животными, стадом управлять легче, хлещи их кнутом, трави овчарками, и стадо идет туда, куда тебе нужно. Ты можешь прирезать часть из этих баранов, можешь позволить им пожить подольше, создав иллюзию свободы в пределах пастбища, но, в конце концов, все они закончат точно так же, как и остальные, своей жизнью, своими существованием и смертью умножив состояние пастуха.
        Сергара отвели в большой холл, усадив за столик рядом с огромным аквариумом, в котором плавали красивые, всевозможных форм и расцветок экзотические рыбки. Они поводили глазами, разглядывая Сергара, и тот вдруг усмехнулся, для рыб люди, вероятно, боги, те, кто управляет их жизнью, кормит, устраивает судьбу. А может, наоборот? Рыбы считают людей своими слугами? Теми, кто обязан приносить им вкусных червячков и чистить «мир»?
        От философски-биологических мыслей Сергара отвлек тот самый человек, что приходил в его камеру. Он молча поманил лекаря рукой, и тот поднялся из кресла, помедлив несколько секунд - скорее всего, для того, чтобы показать: он не какая-то там собачка, бегущая к хозяину по первому свистку. Он - лекарь, очень хороший лекарь, и относиться к нему нужно соответственно статусу!
        Тут же усмехнулся, быстро же привык быть «великим»! А ведь не так давно бегал галопом по первому же приказу командира, ел, что дадут, и радовался тому, что вообще хоть что-то давали поесть! В последние месяцы перед гибелью империи обеспечение армии было совсем никудышным. Офицеры снабжения будто с цепи сорвались, норовя захапать все, что попадалось под руку, совсем не заботясь о тех, кто клал свои жизни на алтарь имперских амбиций.
        Хозяин дома поднялся по лестнице, Сергар - следом, чувствуя, как ему в спину впиваются взгляды невидимых охранников. По коридору, отделанному натертым мастикой деревом, к двери, за которой находился большой кабинет, тоже весь из дерева. По стенам - экзотические фигурки, сделанные грубо, явно руками людей, живущих в первобытно-общинном строе, щиты, копья и еще множество орудий убийства, от колючих шаров на цепи, приделанной к короткой рукояти, до современных автоматов, то ли иностранной марки, то ли здешних, но не распространенных широко. Сергар такие в кино не видел, ну а на улицах, само собой, с автоматами простые граждане не бегают. Это была коллекция, и по тому, как хозяин коротко взглянул на Сергара, будто проверяя, оценил ли он содержимое комнаты, было ясно - человек очень гордится своим собранием оружия.
        - Я знаю, кто ты такой, - коротко сказал хозяин кабинета, кивая Сергару на кресло возле красивого стола, собранного из кусков дерева разного цвета, составляющих мозаичный узор. - Навел справки. Знаю, что ты работаешь под Шелестом. Знаю, зачем приехал сюда и кто у тебя адвокат. Мне плевать на Шелеста, он птица не моего полета. Надо будет - сотру его в порошок! Меня интересуют два момента: первое - сможешь ли ты вылечить мою мать. Второе - я хочу, чтобы ты работал на меня и делал то же, что делал для Шелеста, и больше того. Много больше. Вопросы есть?
        - Есть, - кивнул Сергар, который смотрел в окно, на освещенный неярким светом узорчатых фонариков сад. - Почему твоя мама ходит одна, без охраны, почему она одета не так, как полагается одеваться матери такого человека, как ты?
        Мужчина сморщился, будто в рот ему попало что-то кислое, неприятное:
        - У нас сложные отношения. Она старой закваски, считает, что я вор, что такие, как я, разграбили страну, что… в общем, она не одобряет стиль моей жизни. Считает, что я бессовестный. А кроме того, она ждала, что я подарю ей внуков, а я все… никак. Не до того! Мы с ней не общаемся. Хотя, я тебе скажу по секрету, за ней ведут наблюдение, и то, что она оказалась одна на Арбате, без сопровождающего, тайного охранника - это трагическая случайность. И, как всегда бывает, закончилось все дурно! Сотрудник, допустивший оплошность, уволен. Почему она бедно одевается? Так одевается, как ей хочется. Денег от меня она не берет, хотя я дал бы столько, сколько ей нужно! Столько, сколько не смогла бы истратить за всю жизнь!
        Мужчина замолчал, снова скривился, помотал головой:
        - И почему я это тебе рассказываю? Тебе, странному человеку, какому-то там колдуну или экстрасенсу, черт подери! Я, который… хмм… ладно, не о том речь. Еще вопросы есть?
        - Есть. Почему ты позволяешь мне спрашивать?
        - А почему вообще ты мне «тыкаешь»? - холодно спросил мужчина, будто собрав в кулак свою волю. - Ты кто вообще такой?
        - Человек. Если ты мне «тыкаешь», значит, я имею право «тыкать» тебе. Почему ты считаешь себя выше меня? Потому, что у тебя много денег? И что - эти деньги спасут твою мать? Или тебя, если придется? Что ты собой представляешь без своих охранников, без оружия, без связей во власти? И ты мне еще пытаешься что-то указывать? Ты думаешь, я не знаю об охранниках, которые стоят сейчас в соседней комнате? О стрелке, который сидит вон там, за окном, замаскированном под зеркало? Ты думаешь, что они успеют остановить меня, если я соберусь тебя убить? Я могу сломать тебе шею, прежде чем ты встанешь с места, а пуля твоего стрелка меня не остановит, гарантирую. Так кто ТЫ такой, чтобы мне «тыкать»?
        Мужчина смотрел на Сергара набычившись, исподлобья, как-то сразу осунувшись, будто под бременем усталости, и молчал, не издавая ни звука. Молчал минуты три, потом откинулся на спинку кресла, криво усмехнулся и несколько раз негромко похлопал ладонями:
        - Браво! Хорош, да. Ну что же, резон есть. Мне что-то такое о тебе и говорили, и если хотя бы половина от того, что мне рассказали - правда, то ты совсем не тот молодой хлыщ, которым кажешься. Ну что же, поставили друг друга на место, можем перейти к делу. Вначале займемся моей мамой. Кстати, ты можешь мне объяснить, как так случилось, что она выглядит на тридцать лет, а то и того моложе?! Что ты сделал с ней?!
        - Запустил процесс регенерации, и организм возвратился к пику своего здоровья. А этот самый пик бывает в возрасте 20 -30 лет. Она должна была сильно похудеть, но быть совершенно здоровой. Единственное объяснение тому, что с ней случилось - на момент моего лечения мозг уже умирал. Он был сильно поврежден в результате удара о мостовую. Этот подонок ее толкнул, и…
        - Я знаю! - перебил мужчина, и лицо его сделалось страшным. - Он сильно пожалеет о том, что сделал. Сядет. И плохо сядет. Гарантирую! И два его быка тоже сядут. И тоже пожалеют! Пойдем за мной, нужно попробовать сделать все, что можно.
        Мужчина встал, но Сергар не пошевелился:
        - Вы снадобье мое забрали? Без него эффект лечения меньше в несколько раз.
        - Забрали! Сейчас тебе все отдадут! Пойдем же, черт тебя подери! - Голос мужчины дрогнул, и Сергар понял - волнуется, очень волнуется! И вправду переживает за мать, любит…
        У лекаря дрогнуло сердце - если бы рядом с его, Сергара, матерью оказался тогда такой маг, каким является сейчас он, она бы выжила! И отец бы выжил… Ну почему все так несправедливо? Спасает абсолютно чужих людей, а его близких никто не спас! Боги, вы жестоки!
        Сергар не узнал старушку, которая набросилась на здоровенного негодяя, как птица, спасающая птенца. Нет, само собой, она так и осталась небольшой, невысокого роста женщиной, но теперь - молодой женщиной, худой, с впавшими щеками, но удивительно красивой, большеглазой, большелобой. Ее высокий лоб теперь не «украшали» десятки морщин, он был гладким, как у молоденькой девушки шестнадцати лет. Накрытая простыней, эта самая девушка лежала, глядя в потолок неподвижными темными глазами, и тихо дышала, так тихо, как не дышит и маленький ребенок, уснувший после порции материнского молока.
        «Кома, самая настоящая кома!» - понял Сергар, и душа его похолодела. Он не знал, где искать душу этой женщины, и более того, боялся это делать.
        - Расскажите, что с ней было за эти часы! - потребовал хозяин дома, который так и не представился Сергару. - Все расскажите подробно ему!
        Он кивнул на лекаря, и человек в белом халате, который сидел возле постели женщины, с готовностью встал и начал рассказ, не удивляясь и не задавая лишних вопросов:
        - После того как госпожу Знаменскую погрузили в «Скорую помощь», ее тело начало изменяться, при этом оно исторгало из себя массу… хмм…
        - Проще, проще! - нетерпеливо прикрикнул хозяин дома.
        - В общем, рвота, испражнения, кровотечение, мочеиспускание, повышенная температура, лихорадка, кожа отваливалась пластами, волосы выпадали и вместо них лезли новые - со слов врачей «Скорой», ощущение было таким, будто организм полностью перестраивается, отбрасывая лишнее. Госпожа Знаменская сильно похудела, и это несмотря на то, что в нее тут же начали вливать глюкозу и другие препараты. Перечислить, что именно?
        - Не надо.
        - Процесс завершился через час после того, как начался, начинался он взрывообразно, так же быстро и закончился. И теперь она выглядит так, как вы видите, я бы на вид ей дал не более двадцати-тридцати лет. Мы делали томографию мозга дважды, вначале, когда процесс продолжался, и потом, когда он уже закончился. В первый раз на ее затылке были заметны повреждения костей черепа, давние повреждения, кости уже срослись. Второй раз - никаких повреждений замечено не было. Череп абсолютно цел, как и мозг пациентки. Проведено полное обследование - никаких отклонений от нормы, кроме недостатка веса. Повторюсь, пациентка катастрофически похудела, так, что это могло привести к ее смерти. Можно задать вопрос?
        - Задай, - мрачно позволил хозяин дома. - Но ответить не обещаю.
        - Что это было?! - с дрожью в голосе спросил врач, скосив глаза на Сергара. - С нас взяли подписку о неразглашении - почему? Это же чудо! Настоящее чудо! Семидесятилетняя женщина становится молодой девушкой! Это же феноменально! Это нельзя скрывать от людей! Человечество мечтает о вечной молодости тысячи лет, а может, и сотни тысяч лет, а тут… это нельзя замолчать!
        - Можно. И ты замолчишь! - резко бросил сын пациентки, впиваясь взглядом в глаза врача. - Тебе за это платят, и очень хорошо. Очень! А если ты разгласишь тайну - тебя убьют. И пострадаешь не только ты один. У тебя ведь есть семья, так? Так вот подумай о ней и не говори ерунды! Это - государственная тайна! И за разглашение ответишь головой!
        Врач побледнел и с неприязнью посмотрел на говорившего. Сергару тоже стало не по себе, и этот человек, к которому он, честно сказать, начал испытывать что-то вроде приязни, стал неприятен.
        - Выйди! - не глядя на лекаря, приказал хозяин дома, и когда врач покинул комнату, устало опустился на стул возле постели, повесив голову. Помолчал и негромко, усмехнувшись уголком рта, сказал: - Осуждаешь, да? Противен я тебе? Да я сам себе противен. Но что делать? Ну, вот скажи, как заставить замолчать этого восторженного идиота? Мне больших расходов стоило заставить замолчать всех, кто участвовал в этом деле, а все почему? Потому, что если все узнают о том, что ты умеешь возвращать молодость, начнется… что? Не понимаешь, да? Сидишь там, в своем медвежьем углу, и не понимаешь?! Дурак твой Шелест, господи, ну какой дурак! И ты дурак. Все вы дураки! Ты только представь, какие деньги можно зарабатывать, если взяться за это дело как следует! Сколько ты там брал за омоложение, за красоту? Триста тысяч евро? Господи, ну ты мелкий щенок! Тебе до взрослого пса еще расти и расти! Есть люди, которые отдадут миллиарды за то, чтобы стать молодыми! Миллиарды, понимаешь?! Не рублей - евро и долларов! Ты слышал про одного миллиардера, который сменил уже пятое сердце? Да, да, пятое! Жить хочет, сучонок! Вернее,
хотел. Помер, до ста лет не дожил. А ведь чего только не делал - и сердца менял, и кровь переливал, и другие органы вставлял - а что, деньги есть, почему бы и не попробовать? Только ничего не помогает. Ничего! А теперь… теперь - есть ты. И ради тебя… ради твоих услуг… Глупец, ты хоть понимаешь, как рискуешь?! Как рискует твоя мать? Твои девицы? Да, да, знаю. Ты там устроил себе гарем, и знаю, что ты этих девушек ценишь и, наверное, любишь! А если твою мать кто-то возьмет в заложники, с тем чтобы ты делал то, что тебе прикажут? Твоих девушек? Да не делай такое лицо - я уже приставил к ним охрану, их теперь берегут, незаметно и круглосуточно. И как только в твоей башке уживаются такое умение и такая глупость?! Шелест, болван, решил, что держит бога за бороду, а сам всего лишь провинциальный мелкий делатель губернаторов! А я - делатель королей! Понимаешь? Нет? Ну и не надо.
        Мужчина замолчал, вглядываясь в безмятежное лицо женщины, лежащей на кровати, недоверчиво помотал головой, тихо сказал:
        - Рассказали бы - я б не поверил! Неужели такое возможно?! Если б я не видел ее фотографий в молодости, если бы не помнил ее лица, если бы врачи «Скорой» не подтвердили, я бы счел все происшедшее дурацкой сказкой и подумал бы, что мать украли, подставив вместо нее вот ЭТО.
        Он поднял взгляд на мрачного, как туча, Сергара и, прищурив глаза, спросил:
        - Так что скажешь по поводу сотрудничества? Ты будешь получать тридцать процентов от стоимости омоложения. Цены буду устанавливать я. И я буду обеспечивать подбор клиентов. Ну и охрану, само собой. Ты будешь очень богатым человеком. Очень. У тебя будет все, что ты захочешь!
        - Кроме свободы, - не выдержал Сергар.
        - А что такое свобода? - не удивился мужчина. - Думаешь, я свободен? Или она? - Он указал на женщину, лежащую в постели. - Или врач, который решил, что ухватил удачу за хвост, поймал сенсацию? Кто свободен? Президент страны? Да он несвободен больше, чем кто-либо другой! Он даже не может просто так съездить за границу, нырнуть в море без того, чтобы с моря его не прикрывали две подводные лодки, с воздуха - три эскадрильи истребителей, а на горизонте не маячила ударная группа военного флота! Ты чего, парень, о какой свободе говоришь?! Ты же не маленький, должен понимать! За все надо платить! Свободен только господь бог, и то, возможно, и он подчиняется каким-то законам, по крайней мере - тем, которые он сам и придумал. Нет, парень, это глупое слово «свобода». Еще Маркс сказал: «Свобода - это осознанная необходимость!» Ты осознаешь необходимость, нет? Осознаешь, я знаю! Так вот, у тебя будут огромные деньги, ты будешь прикрыт со всех сторон - и со стороны государства тоже. Тебе придется иногда выполнять заказы и государства, на благо нашей родины, это уж само собой разумеется. Может быть, иногда и
бесплатно. Но зато ты будешь иметь деньги с частных лиц, такие деньги, что твои жалкие миллионы евро по сравнению с такими деньгами - просто тьфу одно! Да, и я буду иметь деньги! И хорошие! Но я обеспечу тебе все! Позабочусь обо всех твоих нуждах! Хочешь яхту, пожалуйста! Вертолет, самолет - да ради бога! Тысячу девственниц - на, получи! Только делай то, что тебе скажут, и будь лоялен мне и нашей стране! И все будет отлично. Просто замечательно! Понял? Согласен?
        - Я подумаю, - нехотя ответил Сергар и холодно добавил: - Дайте мне мое снадобье и выйдите из комнаты. Я не хочу, чтобы кто-то видел, что я буду делать с пациенткой.
        - Это невозможно! - отрезал хозяин дома. - Я должен видеть, что ты с ней будешь делать!
        - Еще раз - ты выйдешь из комнаты, оставив здесь снадобье, иначе я ничего не буду делать, - упрямо повторил Сергар, пристально глядя на собеседника. - Тебе не понравится то, что мне придется делать, и я не хочу…
        - Мне плевать. Я видел всякое, так что делай, чего бы ты ни собирался делать! - нетерпеливо бросил мужчина и, снизив накал, спокойно добавил: - Парень, спаси ее, а? Она очень хорошая женщина, и я ее люблю. Тебе денег надо? Я заплачу, сколько скажешь! Миллион? Два? Плевать. Только вытащи ее! Она заслужила жить!
        - Заслужила… - легонько кивнул Сергар и слегка улыбнулся: - Видел бы ты, как она бросилась на этого негодяя! «Мужчины здесь есть?! Негодяй, как ты смеешь бить женщину?!»
        - Да, она всегда была боевая, - грустно улыбнулся мужчина. - Спортсменка! Бегала, стреляла, фехтовала! И меня в спортивную секцию отправила, в самбо. Я чемпионом города был! Мастер спорта… бывший. Наукой занималась, она биолог, доктор наук, занималась эпидемиологией, боролась с чумой - у нас, и за границей, в Монголии, и… много еще где. (Сергар едва не вздрогнул, при слове «чума» у него заныло сердце.) У нее ордена, медали! И вот такой урод едва не убил ее - походя, будто раздавил таракана! Обидно, а?
        Глаза у мужчины заблестели, и он скрипнул зубами:
        - Ну, держись, сучонок Мадаев! Таких тварей давить надо! Давить! Давить!
        Руки мужчины сжались в кулаки - так, что побелели костяшки, щека же задергалась, и Сергар утвердился в своем предположении - Мадаеву точно настал конец.
        - Давай-ка займемся делом, - предложил лекарь. - Все-таки вышел бы ты отсюда, я тебе точно говорю - неприятно будет видеть происходящее. Можешь не понять, что я делаю, и… все испортить. Не понимаешь, как я вижу… но сейчас поймешь. Раздевай ее. Ну, чего смотришь? Раздевай, совсем! Снадобье мое где?
        - Вон там, на полке… - мужчина показал большим пальцем правой руки себе за плечи, и Сергар, сделав несколько шагов, взял в руки знакомый пузырек темного стекла. Поболтал - вроде все на месте. Скорее всего, часть жидкости отлили для исследований, но это ничего не меняет. Снадобья хватит на несколько сеансов лечения, так что его вполне достаточно. А то, что жидкость исследуют - так это все ерунда. Ничего запрещенного в ней нет, наркотиков или ядов, - обычные лекарственные травы. Главное в ее составе - это магия, которой напитана эта жидкость. Без магии это просто смесь пахучих, горьких трав, поднимающих тонус и способствующих скорейшему заживлению ран. Чуть-чуть способствующих, в пределах своих травяных сил. А вот вкупе с магией… тут уже другое дело. Жидкость служит катализатором, усиливающим процесс регенерации организма пациента в тысячи раз, в десятки тысяч раз, более того, умелый, сильный лекарь может из тела пациента, как из мягкого воска, лепить все, что ему захочется. Из некрасивой, даже уродливой женщины может сделать первую красавицу, достойную победы на конкурсе красоты. А из лица любого
человека сделать копию лица того, кого тебе хотелось изобразить. Абсолютную копию, насколько хватит памяти преступного лекаря. Такого, как Сергар.
        Трижды он по заданию Шелеста делал из одного человека другого, запомнив его облик, взятый с фотографии или из видеоролика. Зачем? Сергар не спрашивал. Да и не хотел он знать, для каких таких темных делишек Шелест делает чьих-то двойников. Не его это дело. Своих проблем хватает. Потом разберется с Шелестом. Укрепится в этом мире, и уже тогда…
        И зря этот человек так недооценивает «провинциала». Шелест - человек очень серьезный, Сергар понял это с первых минут их знакомства. Глупо недооценивать противника, это может стать фатальной ошибкой. Ну а то, что предложил новый знакомый - в принципе Сергара устраивало. И масштаб побольше, и деньги гораздо больше. И правда - какие-то там жалкие сотни тысяч, а здесь - сотни миллионов! Поторговаться только придется, нельзя же, как идиоту, соглашаться на первое же предложение! Этот тип - хапуга еще тот… А мать его и правда жалко. Видимо, хорошая она женщина, правильная.
        Сергар открыл рот женщины, влил в него строго отмеренное количество капель, подождал, и раз мужчина не стронулся с места, когда было приказано раздеть пациентку, стал раздевать ее сам. Сдернул одеяло, затем через голову стащил с пациентки белую ночную рубаху, оставив женщину лежать совсем обнаженной.
        Да, он была худа - не так, как бывает от страшной болезни, или так, до какого состояния людей доводили негодяи в концентрационных лагерях (Сергар видел это по телевизору). Ее худоба была такой, будто женщина долго держала строгую диету, и это при том, что она круглые сутки занималась тяжелыми физическими упражнениями. Стройная, мускулистая, с небольшой грудью и совсем не полными бедрами, дама походила на молоденькую спортсменку, а не на семидесятилетнюю старушку, мать вот этого сорокалетнего мужчины, изумленно таращившего глаза и недоверчиво мотающего головой. (Этого не может быть! О господи… вот это да!)
        В голове вдруг мелькнуло: «А ведь хороша, да! Ее подкормить - округлится и будет просто красотка! Ей-ей, я бы за такой приударил… в юности. Девица не хуже моих Таньки и Машки!»
        А потом Сергар выбросил эти мысли из головы, начав методично сбрасывать одежду. Через минуту на нем остались лишь трусы, раздеваться насовсем он не захотел. И так этот тип таращил на него глаза, будто хотел вырвать сердце, и желательно через задницу. Снимешь с себя последний оплот нравственности, так, чего доброго, решит, будто хочешь трахнуть его мать! Поглумиться, так сказать, над ее бесчувственным телом.
        Больше Сергар по сторонам не смотрел. Он аккуратно, стараясь, чтобы как можно большая площадь его кожи соприкоснулась с кожей пациентки, лег на женщину, вжимая в постель всем своим восьмидесятикилограммовым телом. Теперь оставалось только надеяться на то, что душа этой женщины не улетела далеко и все еще привязана к телу невидимой ниточкой. Если найти ее будет невозможно… тогда Сергар не знал, что ему делать. Совсем не знал. Воевать придется? Наверное…
        - Ты чего делаешь?! - Рука мужчины схватила Сергара за плечо, сжала и оттолкнула от женщины, нарушив состояние транса. - Извращенец поганый!
        Он потянул лекаря с женщины, и тот, не раздумывая, ударил невменяемого хозяина дома в солнечное сплетение, коротким, точным ударом, пробивая мышечную «броню» этого человека. А она была, «броня». Мужчина силен, очень силен! Не зря сказал, что был чемпионом, не соврал.
        Хозяин дома охнул, задохнулся, но против ожидания - сознание не потерял. Он замахнулся, сделал ложный выпад и попытался врезать Сергару в нос, без размаха, красивым, округлым движением. Лекарь заблокировал удар, поймал руку противника и, вывернув специальным захватом, закрутил противника вокруг оси, используя энергию удара. Мужчина будто по мановению волшебной палочки приподнялся в воздух, вращаясь, пролетел метра три и врезался в стену, где и затих, тяжело дыша, глядя на Сергара мутными, осоловелыми глазами.
        - Сдурел? - негромко спросил лекарь, досадливо кривя губы. - Ты какого черта на меня нападаешь? Я же сказал - тебе не понравится то, что ты увидишь! Мне нужен максимальный контакт с телом пациентки для большего эффекта лечения! Я соединяюсь с ней аурой! Мне не нужны ее женские прелести, черт тебя подери! Если не можешь спокойно смотреть, выйди и не мешай мне!
        - Извини… - хрипло выдавил из себя помятый хозяин дома, с трудом поднимаясь с пола. - Как увидел, что ты на нее влез… в голове будто что-то щелкнуло, и я… в общем - не буду мешать, работай! А вообще, стоило бы предупредить, и я бы понял. Захотел меня слегка проучить? Считай - проучил. И, кстати, силен ты, да. Айкидо? Все-таки я ведь мастер спорта, а это, считай, черный пояс. А ты меня так легко? Мда… теряю форму, или ты настолько силен? Впрочем - все, все - не отвлекаю, давай! Лечи! И постарайся, чтобы у тебя получилось…
        Последние слова прозвучали как-то угрожающе, и Сергар для себя это отметил.
        Да, сильные мира сего везде одинаковы. Никакие аргументы не принимаются, никакие форс-мажорные обстоятельства (как здесь их называют) не имеют никакой цены, дай результат, и все тут. А если результата нет, ты болван, бездельник и вообще ничтожество! Дай, через силу, через боль - дай, и все тут! А ты поинтересовался, а чего это все стоит лекарю? Может, это дело вообще опасное? Может, он устал, есть хочет, пить? Ты спросил?
        Сергар вздохнул и снова взгромоздился на бесчувственную женщину. Теперь его ничто не должно отвлекать, о чем он тут же известил «зрителя», сопевшего в кресле в пяти метрах от лекаря и утиравшего красные сопли. Когда уж успел ему навесить, сам не заметил. Может, об стену ударился? По носу вроде и не бил… Но хватит. К делу!
        Сергар выпустил из себя сотни тысяч тонких силовых нитей-щупалец. Эти нити не были материальными, и он никогда не смог бы сказать, из чего они состоят. Все, что лекарь знал - ему нужно проникнуть в мозг, в сознание пациентки, и вытащить из глубин подсознания хозяйку тела. Вернее, ее душу. И мозг Сергара реагировал так, как нужно.
        Соединение с подсознанием пациентки было как всегда неожиданным, ошеломляющим, будто бросился в ледяную воду. Только что ощущал себя лекарем, лежащим на обнаженной пациентке, чувствовал ее гладкую кожу, жар тела, запах лекарств и спирта, тонкий запах каких-то духов, неведомым образом сохранившийся в постели больной, и вдруг… вспышка! Свет! Вокруг - белым-бело, как в середине зимы!
        Да, это была зима. Сергар брел по тропе между высоченных, заиндевевших от мороза сосен по колено в снегу, похоже, что ночью был снегопад, метель, и тропу почти совсем замело. Снег сверкал под солнечными лучами так, что больно было смотреть. Снежинки переливались, вспыхивали драгоценными камнями и осыпались на тропу, кружась в воздухе, как огромные цветы.
        Слишком огромные! - понял Сергар и тут же вспомнил: он в сознании пациентки. Это ее воспоминания, ее память, ее картинка мира, которую женщина выстраивает на основе обрывков нитей-связей, которые были оборваны при повреждении мозга. Мозг теперь здоров, но кто восстановит, свяжет вместе эти нити? Кто вылечит душу пациентки, в которой все перемешалось, как в салате «оливье», ритуально приготавливаемом на Новый год? Сергар еще никогда не занимался такой сложной работой и не был готов к подобному лечению.
        - Догоняй! - Звонкий женский голос в морозном воздухе ударил по нервам, как кнутом пастуха, и Сергар увидел, что впереди по тропе бежит молоденькая девчонка - в сарафане, развевающемся на бегу, как флаг. Она бежала легко, как олениха, спасающаяся от волчьей стаи, и почти не касалась снега, оставляя на нем неглубокие, тут же зарастающие следы.
        Сергар рванулся следом, побежал и… по шею утонул в снегу. Холодном, колючем, стягивающем руки и ноги не хуже, чем зыбучая грязь. Будто кто-то огромный, холодный ледяными ручищами тянул Сергара вниз, лишая воздуха, замораживая, выкручивая суставы невыносимой, болезненной судорогой.

* * *
        «…каждый лекарь из тех, что дерзновенно решил погрузиться в пучины чужого разума, должен осознавать - это погружение несказанно опасно! Только немногие, самые сильные из нас могут безнаказанно войти в чужой разум и вернуться, избежав ловушек, не будучи поглощен сознанием пациента. Мозг человека подобен целому миру, вселенной, и когда крохотная песчинка под названием «лекарь» попадает в эту вселенную, то какой бы он силы не был, какой опыт бы не имел в деле лечения души, все равно остается шанс того, что лекарь не вернется из смертельно опасного погружения. Дважды я сам, лекарь волей богов, едва не погиб в глубинах чужого мозга и спасся лишь горячей молитвой, да знанием правил погружения, главным из которых является одно: не верь ничему из того, что ты видишь! Как только поверил - погиб!»
        Индар Гарун, Кайларская академия, трактат «О таинственных явлениях в человеческой психике, методы лечения душевной болезни».
        Полустертый штамп «…библиотеки… закрытой… по решению Ректора».
        Надпись выцветшими чернилами, росчерк: «Изъять из перечня научных работ по причине еретичности данного трактата».
        Ниже надпись, выцветшая, едва видная: «Идиоты! Академия превратилась в оплот жрецов и фанатиков! Чтоб вас понос прошиб всех!»
        Еще ниже, коряво, с ошибками: «То-то, думаю, чегой-то меня вчера понос прошиб?! А это из-за тебя, гад! Нада точна писать, кого проклинаешь, дебил!»

* * *
        Нужные знания всплывают сами, и тогда, когда нужно. Или не всплывают. Это уж у кого как. У Сергара в моменты опасности сознание делалось ясным, как воздух звонким осенним утром, когда солнце разгоняет предутренний туман и наполняет мир остатками летнего тепла.
        Вот и сейчас, в тот самый момент, когда отчаяние начинало туманить мозг, когда надежда ушла, и вместо нее пришел снег, засыпавший выше головы, задавивший, сковавший, как куча стальных цепей, Сергар вспомнил. Заставил себя успокоиться, и…
        Снег исчез! Совсем! Будто его и не было! Вокруг - бескрайние просторы, холмы, заросшие невысокой изумрудно-зеленой травой, синее небо, в котором висит яркий фонарь солнца, и впереди, далеко - фигурка человечка, маленькая такая, как букашка, как муравей, ползущий по оконному переплету.
        Сергар побежал. Он бежал все быстрее, быстрее, быстрее, наращивая скорость с каждым шагом, а потом… потом лекарь засмеялся, захохотал, очутившись вдруг в седле великолепного угольно-черного коня с развевающейся по ветру гривой!
        Земля мелькала под ногами, сливаясь в однообразную размытую зеленую полосу, мгновения, секунды… а может, минуты? Здесь нет времени. Нет пространства. Здесь только воля человека. Воля Сергара. И он может делать все, что захочет!
        Молоденькая девчонка в легком сарафанчике. Если бы Сергар не видел ее прототип, лежащий на постели - точно бы ее не узнал. Ничего от старушки, которую он лечил на мостовой. Ничего… кроме глаз. Большие, какие-то по-детски восторженные, любопытные, они смотрели весело и с вызовом, разглядывая Сергара, как какого-то неведомого зверька, непонятным чудом заброшенного на стол обычной московской квартиры, рядом с тетрадями, в которых девчонка выполняла школьное домашнее задание.
        - Привет. Ты за мной? Хочешь меня вернуть? - Голос девочки заставил «вздрогнуть» Сергара. Этот голос был так похож на голос той старушки, которой девочка стала через много, очень много лет, что образ девчонки вдруг затуманился, и сквозь него проступили старческие черты. Но лишь на мгновение. Потом все стало прежним.
        - Да, я хочу тебя вернуть. - Сергар постарался, чтобы его «голос» звучал доброжелательно и весело, будто он разговаривает с давно знакомой девицей, можно сказать - подружкой.
        - Зачем? - не удивилась девочка. - Я не хочу туда! Мне здесь хорошо! Очень хорошо! И я никуда не пойду! А ты злой. Это тебя мой сын прислал? Он вор! Я его люблю, ведь как можно не любить своего сына? Глупо было бы не любить его, правда? Но он вор! И я на него сердита! И на людей сердита! Плохой мир они создали. Не такой, о котором мы мечтали. И я не хочу туда! Не-хо-чу!
        Последние слова девочка буквально выкрикнула, покраснев от ярости, мотая головой в знак отрицания так, что ее волосы разметались вокруг головы, как светящийся ореол. А потом девочка напала.
        Только она уже не была девочкой. Молодая сильная девушка с рельефными мышцами и довольно-таки высокой, крепкой грудью, схватила Сергара за ногу и стащила с коня, припечатав к земле, будто букашку.
        Сергар никогда не был слабым человеком, но здесь, в ее мире, он вдруг стал беспомощнее младенца, девушка легко пресекала его попытки освободиться и лишь улыбалась - ехидно, будто видела противника насквозь и считала его жалким, неспособным ни на что слюнтяем. Ее красивое, со слегка впавшими щеками лицо было так близко к лицу Сергара, что он вдруг ощутил запах духов - тех духов, которыми пахла женщина, лежавшая в кровати. Сладкий запах, обещающий покой, умиротворение и любовную негу после бурной ночи страсти… запах женщины, знающей себе цену, опытной обольстительницы, у ног которой штабелями валяются возбужденные мужчины.
        Нет, запах не был запахом этой девушки. От девицы должно было пахнуть сгоревшим порохом, по€том, выступившим на коже после пробежки под жарким солнцем, машинным маслом и острым запахом бензина. Гламура в этой женщине не было совсем никакого.
        В голове вдруг мелькнуло: «Наверное, эти духи принадлежали медсестре или лекарке. Поправляла ей постель, вот и впитался запах».
        А потом стало не до мыслей о запахе - девушка вдруг изогнулась, как атакующая ласка, и впилась губами в губы Сергара, теплыми, упругими губами, почему-то пахнущими кофе и пряностями. Девушка уже была обнажена, как ее реальный персонаж, лежащий в постели под Сергаром. Гладкое тело не было таким худым, как у хозяйки сущности, под кожей чувствовались сильные, тренированные мышцы, перекатывающиеся при каждом движении, а этих движений было предостаточно… Девушка беззастенчиво и со смаком трахала Сергара, будто он не был сильным мужчиной, а она не была женщиной, которой положено быть слабее своего партнера! И он ничего не мог с этим поделать! Или не хотел? Ему было хорошо. Очень, очень хорошо.
        Потом они лежали рядом, глядя в чистое небо, по которому ветер гнал облака, и молчали - каждый о своем. Сергар лениво думал о том, что теперь скажет сын этой женщины, ведь все происходящее здесь перекликалось с происходящим там, в реальном мире. И там он занимался сексом с матерью одного из самых опасных людей, которых встречал в своей жизни. Перед его глазами, надо заметить. И был совершенно беззащитен, находясь в состоянии транса, полностью уйдя в сознание этой женщины.
        О чем молчала женщина, плечо которой касалось плеча Сергара, он не знал. Возможно, ни о чем. Просто лежала и наслаждалась покоем, тем покоем, о котором мечтает каждый человек.
        - Останься со мной, - вдруг попросила девушка, повернув к нему лицо, совершенное, будто выточенное резцом скульптора, - зачем тебе туда? Там злые люди, там беда, там все плохо! Там все лгут и воруют! Зачем тебе туда?! Останься!
        - Не все лгут. И не все воруют, - спокойно ответил Сергар, закинув голову девушки себе на плечо и погладив ее крепкую грудь с напрягшимся крупным соском. - Ты же знаешь, есть много людей хороших, очень хороших! Ну, вот ушла ты сюда, бросила мир, он что, от этого стал лучше? Стал добрее? Просто в мире стало на одного хорошего человека меньше - вот и все.
        - Злые, злые! И сын! Он ведь не был таким! Все деньги, деньги, деньги проклятые! Страну развалили, людей превратили в зомби, в упырей, которые думают только о деньгах, которые избивают женщин! Нет! Не хочу туда! Останься со мной… ты хороший, я же вижу! Я злых людей сразу отличаю, от них пахнет злом! Серой! Как от Сатаны! Как от того типа, что бил девушку!
        - Тип наказан. Я его избил. И будет наказан еще - твой сын об этом позаботится. Он очень тебя любит, он готов все для тебя сделать, все, что может! Кстати, если ты хочешь изменить мир, почему бы тебе не воспользоваться его деньгами? Помогать бедным, учить людей добру? Теперь у тебя вся жизнь впереди, ты молода, красива, с твоими знаниями и с деньгами сына - ты столько можешь сделать, столько добра! Это твой шанс! Вернись и займись делом! Ты ведь дезертирка! Ты сбежала! Ты испугалась, сбежала, предала жизнь! Так нельзя. Нужно вернуться. Обязательно нужно вернуться. И делать добро.
        - Вернуться… - тихо повторила девушка и улыбнулась уголками рта. - Делать добро! А ведь ты прав. Я не подумала. Ведь можно и зло заставить служить добру, правда же?
        - Правда! - как можно искренне сказал Сергар, который совсем так не думал. Он не раз видел, как совершалось зло - якобы ради добра. Люди всегда сумеют подвести базу под свои злодеяния, и только Создатель может рассудить, настоящее ли это было добро или же все-таки зло ради зла.
        - Хорошо. Я возвращаюсь! - Девушка улыбнулась и погрозила Сергару пальцем. - Но ты не сбегай от меня, парень! Впрочем, и не сможешь. Я хорошо бегаю. Догоню!
        И они вернулись.
        Глава 3
        Первое, что сделал - спрыгнул с кровати и приготовился к бою. Если то, что происходило в нереальном мире, повторилось и здесь, перед глазами ее сына - результат непредсказуем. Прострелит башку, и вся недолга!
        С простреленной башкой никакая магия не поможет. Вся магия в голове, чего бы там не говорили ученые мужи Кайларской академии. Это у них, обжор, магия располагается где-то рядом с пупком, а у нормальных людей - в мозгу.
        Нет, никто не попытался снести Сергару голову, и никто не попытался его кастрировать, воздавая за преступление (а разве не преступление заниматься сексом с пациенткой? И никого не будет волновать, что она сама фактически напала и изнасиловала своего лекаря!).
        Мда… как там говорилось? «О времена, о нравы?» Вроде как из какой-то земной пьесы… слышал где-то.
        В комнате никого не было. Ни врача, ни сына пациентки, раскинувшейся на широкой постели. Сергар украдкой щупал себя - в самых что ни на есть интимных местах… нет, следов прелюбодеяния не имеется. То, что произошло в нереальном мире, никак не отразилось в мире настоящем. На Сергаре все так же надеты трусы, а его «хозяйство», хоть и возликовало и напряглось при соприкосновении с телом красивой женщины, но не растратило напрасно приготовленные, накопленные «богатства».
        И снова, снова пожалел, что не взял с собой девчонок - молодое, двадцатилетнее тело требовало секса, любовных удовольствий во что бы то ни стало. Усмехнулся, так-то он никогда не был сексуальным маньяком, ежеминутно думающим о том, чтобы влезть на первую попавшуюся женщину, но… любил это дело, да. К тридцати годам, правда, успокоился - не до того стало. Не до женщин. Выживание - вот главное. А уж потом, когда заработал денег, в эти недельные загулы, когда не помнишь, с кем пил, зачем пил и что пил - тут уже и женщины - сколько угодно. Но… их и женщинами-то назвать трудно, так… девки. Женщина - совсем другое. Вот на кровати сейчас лежит женщина. И красивая, ох, какая красивая! Везет ему на красивых женщин. Или это некая закономерность? Он и сам вроде не урод… вернее, Олег не урод. Да и добавил себе красоты… для рекламы.
        Нет, все-таки забавно, смотришь на эту девицу и узнаешь, да, это та самая старушка, но только вот старушечьего в ней не осталось совсем ничего. Если только глаза? Смотрит недоумевающе, ничего не поймет… и действительно - для нее ведь это сон! Она спала и во сне видела своего… хмм… собеседника. А теперь вот проснулась, и этот парень, которого она сосредоточенно и умело оттрахала во сне, стоит перед кроватью! Интересно, как бы на такую ситуацию отреагировал сам Сергар?
        Около минуты они смотрели друг на друга - женщина, широко раскрыв глаза от удивления, Сергар, слегка улыбаясь, насмешливо и доброжелательно одновременно. Потом старушка-девушка обнаружила, что лежит перед незнакомым парнем совсем обнаженная, взвизгнула, уцепила край простыни, мгновенно прикрылась, покраснев, будто молоденькая девушка, в первый раз оставшаяся наедине со своим будущим любовником.
        Прикрывшись, слегка успокоилась, снова принялась внимательно разглядывать Сергара, начавшего одеваться. Когда он надел штаны и потянулся за рубахой, вдруг спросила:
        - Я тебя видела во сне. Ты кто? Я где-то тебя видела… не во сне…
        - Я твой лекарь. Хмм… врач. Меня зовут Олег. Ты болела, я тебя вылечил. Ты помнишь все, что с тобой было?
        - А почему ты, молодой человек, зовешь меня на «ты»? - Пациентка нахмурилась и укоризненно покачала головой. - Молодежь, молодежь… никакого воспитания! Я ведь раза в четыре старше тебя!
        - Разве? - Сергар рассеянно натянул на себя рубаху, поправил воротник. - Посмотри на себя. Внимательно посмотри… девочка.
        Он ухмыльнулся и принялся надевать ботинок. Когда за спиной раздался возглас удивления, даже не возглас, а что-то вроде сдавленного писка, повизгивания, еще раз ухмыльнулся и, обернувшись, подмигнул девице, зажавшей ладонями груди и вытаращенными глазами разглядывающей вытянутую вверх, к потолку, ногу.
        - Ну что, старушка, хороша? Худовата только, а так… все есть! Теперь тебе лет двадцать, как и мне. Пойдешь в ночной клуб? Потанцуешь? Хе-хе-хе…
        - Как?! Как это может быть?! - Девушка потрясла головой. - Может, я сплю?! Так и не проснулась?! Может, ты мой сон?! О господи… я же с тобой во сне… ох… нет, не может быть!
        - Что не может быть? - Сергару становилось все веселей. - Оттрахала меня, и не может быть? Еще как может! Вот это старушка, вот это… хе-хе-хе… я и пикнуть не мог!
        - Господи… да я даже имени твоего не знаю… Олег, говоришь? Откуда ты взялся, Олег? Что вообще происходит?! Где я?!
        - Ты в доме своего сына. - Сергар уселся в кресло и расслабленно вытянул ноги. - Тебя ударили. Ты упала, разбила себе голову. Я вылечил тебя физически. Но твой разум улетел от тела. Мне пришлось войти в твое сознание, найти твою сущность, уговорить вернуться. Ты вернулась. И да, побочное явление моего лечения - это омоложение. Твой сын сказал, что ты доктор наук, биолог, так что должна понять, я влил в тебя специальное снадобье и воздействовал на твой организм магией. Я маг, колдун, или как их еще называют - экстрасенс. После того, как организм вернулся к пику своего здоровья - ты омолодилась, ведь этот самый пик приходится на 20 -30 лет. Тебе сейчас, вероятно, от восемнадцати до двадцати лет. Все понятно?
        - Ох… нет, я не верю… я не верю! Этого не может быть! Я сплю и вижу сон! Это сон! Сон! Сон! Маги?! Какие маги?! Жулики твои экстрасенсы! Жулики! Я разоблачала всех этих жуликов пачками! Пачками! Аферисты! Этого не может быть!
        Сергар подошел к женщине, сел рядом. Она не отодвинулась, смотрела во все глаза, потом протянула руку и потрогала плечо лекаря. Сергар усмехнулся и вдруг мгновенно ущипнул пациентку за голый бок, незаметно просунув руку под простыню.
        - Ай! Больно, черт тебя подери! Чего творишь-то?! - Пациентка обиженно потерла бок и вдруг внимательно, затуманившимися глазами посмотрела на Сергара. - А ты хорошенький. Мечта женщин! Хорош, да… очень хорош…
        Она облизнула губы и снова, протянув руку, погладила лекаря по руке:
        - Надо будет поговорить с тобой поподробнее… обо всем. Как я себя хорошо чувствую! Уже и забыла, как это, когда не ломит в коленях, когда не болит спина, когда… впрочем, чего это я? Тебе не интересны старушечьи жалобы. И правильно. Ерунда это все!
        Она замолчала, прервав свой словесный поток. Сергар сидел неподвижно, глядя в пространство, и с некоторой досадой думал о том, что придется проводить еще один сеанс, но только попозже. Не сейчас. Почему не сейчас? Потому, что очень неплохо будет иметь рычаг воздействия на олигарха, или как его там… в общем, того, кто вытащил из полиции. Кстати, непонятно, как он это все проделал. Совсем даже непонятно.
        Вдруг стало смешно - «иметь рычаг»! Поиметь, ага… Нет, спать со «старушкой» он не собирался. Хотя она была точно не против, и немудрено - после лечения втрескалась в своего лекаря, все - как обычно. Пусть немножко пострадает, повздыхает - ничего страшного. Зато случись что-то, и Сергар сможет воздействовать на ее сына через мать, сын ее любит и сделает для нее все, что угодно. Ну… почти все. Наверное.
        И тут же стало слегка противно - использовать несчастную пациентку, воспользоваться ее болезнью (а что такое, как не болезнь - это наведенное состояние патологической влюбленности?!), для того чтобы манипулировать другим человеком, ее сыном? Полнейшее, гадкое нарушение лекарской этики. Свинство, честно сказать!
        А с другой стороны - а что делает ее сын? Зачем он вытащил Сергара из тюрьмы? Не из благодарности к тому, кто вылечил его мать. Не из альтруистических соображений, совсем нет - заработать хочет. Хочет стать еще богаче, получить больше власти, управлять Сергаром, манипулировать им! Так кто хуже? Лекарь, который пытается выжить, или олигарх, который хочет стать богаче, нагрести больше, как можно больше денег?
        Вот никогда Сергар не понимал этих богачей - ну зачем им столько денег? В могилу с собой их не заберешь, жизнь деньги навечно не продлят, съесть и выпить больше, чем вмещается в желудок, ты не сможешь, так зачем? Зачем просиживать дни и ночи в конторе, в лавке, в офисе, планируя, осуществляя свои великолепные операции, умножая и без того большое богатство? Интригуя, переживая, наживая болезни, которые сведут в могилу!
        Впрочем, насчет продления жизни - это он слегка погорячился. Деньги все-таки удлиняют жизнь, точно. Сергар действительно слышал про миллиардера, который сделал то ли пять, то ли шесть пересадок сердца и дожил до ста лет. А если бы у него не было денег? Может, он лет в семьдесят уже бы и помер? Все может быть…
        Позади что-то зашуршало, но Сергар не стал оборачиваться. Когда женщина спрыгнула с постели и зашагала по комнате, он встал, пересел в кресло, озабоченно поглядывая в окно, за которым виднелся подсвеченный огоньками сад, луна, висевшая над большим развесистым деревом, похожая на отполированный медный щит. Темно, похоже, глубокая ночь.
        Интересно, сколько времени он путешествовал по сознанию пациентки? ТАМ время не существует. Может, прошла одна секунда, а может, часы или даже дни. Безвременье. В нем возможно все.
        - Я… я не знаю, что надеть… - потерянным голосом сказала женщина и запахнула махровый халат, обхватив себя руками, будто мерзла. - Тут ничего нет для меня. Вот, только халат нашла. И рубаха была… А где он сам, Виталик?
        «Хотелось бы знать, где этот чертов Виталик!» - подумалось Сергару, но вслух он ничего не сказал, промолчал. И правда, куда тот подевался?
        - И как мне жить дальше? - вдруг спросила пациентка, и Сергар усмехнулся уголком рта:
        - Счастливо, как же еще?
        - Ты не понимаешь! - с ноткой раздражения констатировала бывшая старушка. - Я на пенсии, живу в обычном доме, в двухкомнатной квартире, меня все соседи знают. Представь, я прихожу домой такая… хмм… ну… вот такая! (Она провела руками по бедрам и вздохнула.) И что решат соседи? Что какая-то воровка убила старушку и пришла поживиться ее добром! И как тебе это?
        - Никак, - отрезал Сергар. - Не о том думаешь. Иногда я вообще не понимаю людей! Ты получила второй шанс, жизнь заново. Молодость, здоровье - такого здоровья, возможно, у тебя не было вообще никогда в жизни! И ты говоришь о своей жалкой пенсии?! О своей поганой квартире? О каких-то там соседях, которые примут тебя за воровку? Ты вообще в своем уме?! Ты знаешь, сколько людей отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте?! Начать все сначала, стать молодой, красивой? Сбросить пятьдесят лет жизни?
        Они помолчали, и женщина, как-то виновато улыбнувшись, дрогнувшим голосом сказала:
        - Ты прав… дура я. Совсем дура. Мозги перекосило от всего происходящего, и не сообразила. Правда, что мне в тех документах? Что мне в этой проклятой квартире? Жизнь с начала - это ли не счастье?! С моими знаниями, с моим опытом… Впрочем, на кой черт мне этот опыт?! Вот я - доктор наук, биолог, врач-эпидемиолог, а чего добилась? Квартиру дали? Так не мне, мужу, военному! Не мне! Всю жизнь возилась в трупах лабораторных крыс, в кишках покойников, людей спасала, и что получила? Пенсию в пятнадцать тысяч - и то спасибо! Персональная пенсия! У других меньше! А сын вот бросил научную деятельность, занялся политикой, бизнесом, этим грязным делом - и сам видишь, что получилось! Такое государство развалили, такое государство! Негодяи!
        Ее голос осекся, она бессильно махнула рукой, уселась в другое кресло, возле окна. Помолчала и, видя, что Сергар никак не комментирует ее слова, усмехнулась:
        - Думаешь, чего я так разбушевалась, да? Обидно, понимаешь… меня воспитали патриоткой. Родители воевали, мать снайпершей была, отец всю войну прошел - вот скажи им, что родины, за которую они бились с фашистами, больше нет. Развалилась на несколько стран, большая часть из которых просто ненавидят Россию - что бы они сказали, мои старики? Да они плюнули бы в глаза негодяю, который сказал такую подлую гадость! Они руки бы ему скрутили и отвели куда надо, чтобы не смущал умы честных граждан! Что натворили, ну что натворили, а?! Вот сын мой - откуда у него такое богатство? С дружками своими институтскими нахапали, наворовали, у народа из кармана забрали! А разве я этому его учила? Разве я так хотела?! Я видела его профессором, академиком, возможно даже нобелевским лауреатом! Человеком, которым можно гордиться! А теперь что? Вижу в новостях его фамилию и каждый раз жду известия, что его ведут под белы рученьки прямо к судье! Чтобы ответил за свои преступления! Что, ЭТО нормально?
        - Не знаю, - сухо сказал Сергар, воспользовавшись паузой перед очередным монологом возмущенной дамы. Он прекрасно понимал, что происходит, потому и помалкивал - пусть выговорится. Словесный понос - нередкая реакция на такое глубокое лечение. Все реагируют по-разному, зависит от пациента. Кто-то пытается наброситься на лекаря и тут же заняться с ним сексом, кто-то плачет, кто-то истерически смеется, не в силах остановиться. Ну и у некоторых случается словесный понос, когда они выдают все, что накопилось у них в мозгу, рассказывая такие вещи, которые и близкому-то человеку рассказать не совсем удобно.
        Например, одна из пациенток на протяжении получаса в беспрерывном монологе выдала Сергару все подробности ее поездок на экзотические острова и не менее экзотического платного секса с аборигенами. Другая гонялась за лекарем по клинике и взахлеб рассказывала, какие она любит блюда, какой кухни, и как обжиралась до рвоты, не в силах удержаться и не съесть такую вкусноту. (Этой пришлось проводить сеанс убеждения, чтобы уберечь от дальнейшего обжорства - муж попросил, он и оплачивал лечение. Хорошо оплачивал!)
        У дам что-то щелкало в их измененном, помолодевшем мозге, и они начинали творить такое, чего никогда не сделали бы в обычном своем состоянии. Такое поведение в старых трактатах называлось «Лечебное сумасшествие», и дополнительного лечения оно не требовало - через сутки, двое или трое наваждение пройдет, «ураган» в голове стихнет, мозг, который слегка спятил, восстановит привычный режим, и все будет как надо. Как положено.
        Конечно, были и такие дамы, у которых с разумом ничего не случалось, по крайней мере внешне, таких было процентов тридцать, может, меньше. Что касается мужчин, тут все наоборот - тех, кто «сходил с ума», было процентов двадцать, остальные вели себя вполне адекватно.
        Впрочем, пациентов-мужчин у Сергара было совсем не много, и это первое время казалось ему странным - разве мужчины не хотят помолодеть? А потом догадался: те, кто мог себе позволить воспользоваться этими услугами, у кого имелись деньги, достаточные, чтобы заплатить Сергару, не хотели потерять добытое - положение, власть, деньги, бизнес, который они строили, годами развивали, за который бились, проливая свою и чужую кровь. Они не были такими уж старыми - большинству слегка за сорок лет, ближе к пятидесяти. Здоровые еще мужчины, для которых бизнес был гораздо важнее дополнительных двадцати-тридцати лет жизни. Вот жену отправить на лечение, сделать ее молодой и красивой - это всегда пожалуйста, нет проблем! Но идти на омоложение самому… нет уж, спасибо! Может быть, позже… гораздо позже!
        Кстати сказать, впервые об этом Сергар узнал именно от пациентки, на которую свалилось «лечебное сумасшествие». Она-то и просветила его по поводу малого количества мужчин, желающих получить молодость и здоровье. После ее просветительского монолога, выдавшего все семейные тайны, Сергар уже не удивлялся.
        Впрочем, ему было плевать. Не хотите - как хотите. Вам же хуже. Теперь омоложение будет стоить миллиард долларов!
        И ведь заплатят, точно. В этом Сергар почему-то не сомневался. Как и не сомневался, что все не так просто, как кажется. Конечно, ему не раз и не два приходили в голову мысли о том, что неплохо было бы как следует растрясти кошельки богачей - почему бы и нет? В конце концов, услуга стоит столько, сколько ты можешь за нее заплатить. Не нравится цена - иди в другое место. Что, нет другого места? Больше никто не может? То-то же… плати и радуйся, что не запросили больше! И что ТАКАЯ услуга вообще существует на белом свете. Вон, английский миллиардер, менявший сердца - все-таки помер, не дождался такого, как Сергар! А небось рад был бы отдать и десять, и двадцать миллиардов, лишь бы выжить, лишь бы еще сотню лет портить воздух, выжимая из людей ручейки и реки денег, сливающихся в вонючее озеро его капитала.
        - А откуда ты знаешь про его преступления? - вдруг спросил Сергар, прервав рассуждения дамы о том, как она в юности ездила в стройотряды и поднимала сельское хозяйство (он, кстати, никогда не понимал этого явления - почему студентам, будущим ученым, инженерам и врачам нужно ехать в село, чтобы как обычные селяне или профессиональные строители строить коровники и собирать урожай. Разве это не глупо? Разве каждый не должен заниматься своим делом? Мать Олега, Мария Федоровна, когда Сергар спросил ее об этом, пыталась объяснить, но потом сбилась, задумалась и согласилась, что - да, это неправильно. Время такое вот было, так что… вот так!).
        - Как откуда? - опешила женщина. - Так все знают! И Маркс писал, что за каждым богатством обязательно стоит какое-то преступление! Ну скажи, как можно честно заработать столько денег, сотни миллионов, миллиарды?! Доктор наук получает пенсию пятнадцать тысяч, а олигарх, вроде моего сына, недоучка, имеет яхту, свой самолет, дома по всему миру, это как? Это - почему? Разве справедливо?
        - Не могу ответить. Не знаю, - честно сознался Сергар. - Я не олигарх, хотя деньги у меня имеются. Кстати сказать, как я уже говорил, почему бы тебе не воспользоваться деньгами твоего сына и не облегчить людям жизнь? Например - ты бы могла возглавить медицинский центр, который помогает людям, разве нет? Занималась бы исследованиями, лечила пациентов, ну и… все такое прочее. Почему бы не воспользоваться его богатством, пусть и неправедно нажитым? Неужели твои политические взгляды, твое неприятие образа жизни сына важнее жизней сотен, тысяч людей?
        - А когда ты об этом мне говорил? - Женщина спросила как-то странно, дрогнувшим голосом. - Подожди-ка… так ты и правда был в моем сне? Это что, был какой-то гипноз? И я с тобой… хмм… да? Все было на самом деле?
        - Нет. Не на самом деле. Хотя… как назвать! - усмехнулся Сергар. - Это все происходило в твоем мозге. В твоем сознании. Ты знаешь, что такое «виртуальная реальность»?
        - Ну… так, слегка… я с компьютером не очень дружу… - виновато созналась женщина. - Виталик хотел мне подарить компьютер, но я отказалась. А когда я работала в НИИ, у нас были другие компьютеры - здоровенные, как холодильники, не такие, как сейчас. По телевизору видела, да, рассказывали про виртуальную реальность. Это что-то вроде придуманного мира, да? И в этом мире мы будто в настоящем, только не телом, а сознанием, так?
        - Так. То есть представим, что твой мозг - это целый мир. И ты в этом мире - богиня. Или бог. И ты творишь там все, что хочешь, пока твой мозг цел, пока связи, которыми мозг управляет своими «ячейками» и всем телом, не разорваны.
        Сергар помолчал, подумал:
        - Ну… это так просто не объяснишь. Если попасть в твой мозг-мир, сумеешь туда попасть - увидишь все, что ты себе там напридумывала, нафантазировала, все, что хранится в ячейках твоего мозга. Хмм… как бы проще объяснить… вот - сон! Ты сказала - сон! Что такое сон? Это обрывки информации, хранящейся в твоем мозге, и ты эту информацию склеиваешь в некую ленту, фильм, а потом его просматриваешь. Это и есть виртуальная реальность, этот самый фильм. Ты ушла в свой сон-фильм и жила там, пока я не убедил тебя вернуться и зажить нормальной жизнью. Вот и результат - ты здесь, и будешь жить. А попросил меня тебе помочь твой Виталик. Он вытащил меня из полиции, уж не знаю, как сумел это сделать, привез сюда, к тебе, ну я тебя и вылечил. Теперь понятно?
        - Понятно. Кроме одного, - досадливо ответила собеседница. - Как я, добропорядочная женщина, могла решиться вот так просто наброситься на мужчину, как какая-нибудь распутница, и… в общем - понятно! У меня кроме мужа-то и не было никого, ни одного мужчины, понимаешь?
        - И когда он умер, тоже не было? - слегка удивился Сергар, и совершенно напрасно так явно удивился. После этого ему пришлось выслушать пятнадцатиминутный рассказ о том, как несчастной женщине приходилось терпеть и применять, так сказать, подручные средства. И что ей хотелось, как и всем нормальным женщинам - и брутального мужчину, и красивой любви, и еще детей - кроме Виталика, но она отдалась работе, подменяя ею свои патологические сексуальные аппетиты. И лишь ночью, иногда, она давала себе волю и, представляя в роли партнера какого-нибудь актера или певца, доводила себя до оргазма, переживая потом, стыдясь своих действий, как дурной болезни. И все это пациентка рассказывала, краснея, страдая, понимая, что рассказывает случайному знакомому то, что нужно похоронить глубоко в мозгу и никогда не вытаскивать наружу, но ничего не могла с собой поделать - ее несло.
        Остановилась дама только тогда, когда рассказала все-все интимные подробности, запинаясь, заикаясь так, будто говорила под действием какого-то специального снадобья, вызывающего на откровенные монологи.
        Сергар выругал себя за потерю осторожности и решил, что во избежание рецидива словесного поноса стоит пока что поискать «Виталика», хотя бы для того, чтобы осведомиться - а где теперь находятся его, Сергара, паспорт и кругленькая сумма наличных, а также банковская карта, пин-код от которой он предусмотрительно держал в памяти, а не записывал на бумажке, «чтобы не забыть», как делают настоящие идиоты, законная добыча для ушлых воров.
        Сергар встал с кресла, пошел к двери, чтобы найти хозяина дома, и тут его взгляд упал на низенький столик, что стоял возле двери - на нем ровным строем расположились его бумажник, паспорт и пачка наличных.
        Пересчитывать не стал - рассовал по карманам и снова взялся за дверную ручку - с документами или без, но хозяина дома надо разыскать, как-то ведь надо отсюда выбираться? Если уж задумал поучаствовать в том дурацком шоу, так надо участвовать! В конце концов, он отдал кучу денег адвокату, тот вылез (с его слов!) к серьезным людям, те позвонили организаторам шоу, договорились об участии Сергара, а теперь что, на попятную? После того как было задействовано столько людей?
        И к тому же - цель-то не достигнута! Ведь он участвует в шоу не для того, чтобы заработать денег, получить дополнительное количество клиентов, нет, только для того, чтобы маги, колдуны, попавшие в этот мир так же, как и Сергар, его соплеменники, обратили на него внимание, связались с ним… правда, самому непонятно - зачем?
        Ностальгия, наверное. Увидеть соплеменника, поговорить с ним, вспомнить Кайлар… Хочется, ну что теперь поделаешь? Он тоже человек… встретить земляка, поговорить о том, что случилось с империей… просто вспомнить прежнюю жизнь, свой родной язык, на котором скоро вообще разучится говорить.
        - А я? А что со мной? - вдруг подала голос пациентка. - Ты вот так и уйдешь?
        - Хмм… - Сергар слегка опешил, но тут же нашелся. - Уйду, но не насовсем. Твой сын предложил сотрудничество, вероятно, я приму его предложение. Так что живи, радуйся жизни, увидимся еще. А сын тебе все организует, без сомнения.
        Женщина попыталась что-то сказать, дернулась из кресла, но Сергар ее уже не слушал. Он вышел в коридор и пошел туда, откуда пришел несколько часов назад - к выходу. Искать хозяина дома, бегая по коридорам, не собирался - достаточно будет подойти к охране, а уж охранники найдут хозяина где угодно. Скорее всего, он предусмотрел подобную ситуацию, не зря ведь оставил на столе и документы, и деньги «Олега».
        Так оно и вышло. Двое охранников, сидевших у выхода, похожих друг на друга, как близнецы - в своих темных костюмах, белых рубашках и галстуках - без удивления выслушали Сергара и тут же связались с хозяином. Со слов охранника, Олег должен был подождать пятнадцать минут, пока не подъедет босс. Они переговорят, и Олега доставят туда, куда он скажет.
        Сергара пригласили в просторную гостиную, которая располагалась слева от входа за высокими резными дверями. Расторопная милая девушка лет двадцати пяти, будто сошедшая с экрана телевизора - в униформе горничной, в чепчике на аккуратной головке - принесла кофе, чай, гору бутербродов всевозможного вида и состава, и проголодавшийся как волк Сергар минут десять поглощал съестное, как солдат, наконец-то дождавшийся полевой кухни. Лечение всегда отнимает много сил, а если ты еще и сутки перед тем ничего не ел - аппетит нагуливается просто-таки фантастический.
        Набив живот вкусной снедью, довольно откинулся на спинку кресла, решил, что жизнь налаживается, расслабился, впав в полудрему - время позднее, да и съеденное располагало к дремоте. Когда очнулся, посмотрел время на сотовом телефоне, оказалось - пятнадцатью минутами тут и не пахнет - полтора часа, а хозяина дома все нет.
        Недовольно поморщился - ну вот зачем было говорить про пятнадцать минут?! Зачем вообще врать? Ну что изменится, если скажешь, что приедешь через полтора или два часа? Сейчас Сергар нормально спал бы на кровати в забронированном заранее гостиничном номере, а завтра можно встретиться и обсудить все, что захочешь! Ну какой смысл держать Сергара здесь, какая такая в этом необходимость?
        Злые мысли прервал грохот - такой грохот, что у лекаря заложило уши. Часть стены, прямо напротив Сергара, вылетела вместе с частью оконной рамы, осколки кирпича, цветные осколки витражных стекол просвистели мимо, вонзившись в стену буквально в метре от вытянутых ног лекаря.
        А потом полетели пули, разнося вдребезги то, что осталось после взрыва. Тяжелые металлические «капли» впивались в стены, дробя плиты из прекрасного мрамора, выбивали длинные щепки из драгоценного паркета, навощенного до зеркального блеска. Похоже, что бил тяжелый пулемет. Сергар не разбирался в моделях современного оружия, но определить, что это не автомат, а именно тяжелый пулемет, было совсем просто: автоматная пуля не оставит после себя в каменной лестнице кратер глубиной в десять сантиметров и не пробьет насквозь кирпичную перегородку.
        Охранники полегли сразу, порубленные, порванные тяжкими очередями. Горничную Сергар смог узнать только по форменной одежде - головы у девушки не было, а на стене среди кратеров пробоин расплывалось, растекалось широкое кровавое пятно, по которому сползали кусочки желтовато-серой плоти и кости.
        Сергар упал на пол, пополз, ища укрытия, стараясь как можно быстрее покинуть место обстрела. Он не думал, не рассуждал - кто это палит, в кого палит, зачем - главное сейчас как можно быстрее свалить с поля боя, а уж потом можно будет и подумать, что это такое и зачем.
        Уже почти дополз до выхода - массивной дубовой двери, разбитой пулями в хлам и превратившейся в груду дров - когда услышал крик и увидел, что на лестнице стоит его пациентка, каким-то чудом живая и здоровая, вопит, визжит, закрыв уши ладонями.
        Как это ее не тронули пули, Сергар так и не понял, платье, которое та где-то все-таки нашла и успела на себя надеть - в нескольких местах было прострелено, рядом с ней отлетали, взрывались от ударов куски мраморной лестницы, но женщина, будто прикрытая заклинанием, стояла невредимой и только яростно вопила, как полицейская сирена.
        Жить ей оставалось считаные секунды, это было яснее ясного, если только не случится какого-нибудь чуда.
        И оно случилось. В роли чуда выступил, само собой разумеется, бывший боевой маг, а ныне лекарь Сергар, выпустив заряд самых отборных ругательств, которые не раз слышал от дяди Пети, нового мужа Марии Федоровны, матери Олега. Скороговоркой выдав нечто, похожее на заклинание, он бросился вперед, в броске сбил женщину с ног и прижал к полу, накрыв собственным телом. Это заняло секунды две, не больше, но эти секунды были долгими, как жизнь - каждый миг он ожидал, что пуля разорвет его многострадальное тело, или хуже того - ударит в голову. Если в голову - не спасет никакая магия, никакие каналы связи с Океаном Силы. Смерть. И этот факт очень трудно принять человеку, уже уверившемуся в своем бессмертии…
        Вообще-то в связи с бессмертием возникает интересная проблема - люди смертны, живут совсем не долго по меркам вселенной, считай, один миг. И, зная, что им осталось несколько десятков лет, решаются на поступки, которые можно назвать совершенно самоубийственными, ставя на карту всю свою недолгую жизнь. Все ведь когда-то умрут!
        А вот зная, что они практически бессмертны, что их организм восстанавливается, обновляя плоть - стали бы они ТАК рисковать?
        Сергар судил по себе и не сомневался - большинство тряслись бы над своим бессмертием, как богач над накопленным богатством. Ему, Сергару, приходилось переламывать, преодолевать себя, чтобы броситься в атаку так, как раньше, как когда-то на поле боя. Там, на войне, он знал, что умрет, и умрет, возможно, через пять минут - ну так и что же? Ему за это деньги платят, а приказ есть приказ. Тут же, в мирное время, будучи бессмертным… трудно, ох, как трудно.
        Но ведь нельзя лежать в безопасности и смотреть, как красивую женщину, обезумевшую, оцепеневшую от ужаса, кромсают раскаленные куски металла! Красота должна жить, иначе мир станет серым, тусклым, кривым, как отражение в дурном зеркале. Да и воспитание у него не то, мать с отцом всегда говорили: «Помогай людям. Делай добро, и оно к тебе вернется!»
        Насчет добра он не был уверен - частенько у него получалось все наоборот, за добро платили злом, подлостью и жадной хитростью, но слова родителей он запомнил, эти слова въелись в его мозг, такой восприимчивый в детстве, когда лист бумаги под названием «память» - чист, свободен и готов подчиниться руке умелого писца.
        Сколько продолжалась эта вакханалия - он не знал. Минуту, две? Десять минут? Но только все закончилось, и Сергар ощутил под собой теплое упругое тело женщины. Она смотрела в его лицо расширившимися от страха глазами, но не только от страха, Сергар чувствовал исходящую от нее волну возбуждения, и было похоже, что бывшая старушка ждет чего-то, как на любовном свидании, когда девушка ждет поцелуя, и страшится его, и хочет, а может, и не только поцелуя…
        Где-то не так далеко застрекотали автоматные очереди - звук был не очень громким, таким, будто целый полк вояк начал открывать бутылки с шампанским. Поразмыслив, Сергар понял - глушители. Нападавшие использовали глушители.
        Тут же ударили громкие, громовые очереди, отдельные хлесткие выстрелы, будто огромный пастух щелкал своим кнутом - это отвечали защитники дома, но их ответ был нестройным, разрозненным против стройного «хора» нападавших.
        Оставив притихшую, успокоившуюся женщину лежать на полу, Сергар подполз к окну, осторожно выглянул - было темно, не горели фонари, видимо, сбитые автоматными очередями. А возможно, что территорию вокруг дома предварительно обесточили снаружи - в особняке тоже не горели лампы.
        Сергар вошел в транс и, раскинув щупала силовых линий, накрыл своим сверхчувственным восприятием всю территорию поместья.
        Да, явно, что у защитников «крепости» дела были плохи. В саду огрызались четыре огневые точки, работая теперь одиночными выстрелами, экономя патроны. У ворот горели четыре машины с трупами - большие джипы и большая же приземистая машина, в отличие от джипов практически целая, если не считать дыры в ее борту. Пламя, вырывающееся из пролома, и два трупа, которые находились в машине, не оставляли никакого простора для фантазии наблюдателя, похоже, что «Виталику» пришел конец. Подстерегли у ворот, врезали бронебойной гранатой и отправили «Виталика» на переселение души.
        Вот только непонятно, а зачем тогда обстреливали дом? Зачем сейчас штурмуют, подавляя огонь последних защитников своего, уже покойного хозяина? Дело-то сделано! Олигарха убрали!
        И тут до Сергара наконец дошло - за ним! Они пришли за ним! И нехорошо пришли, скорее всего, угробить, а не поговорить о дальнейшем сотрудничестве! Зачем угробить? Да мало ли зачем? Например, для того, чтобы «Виталик» не разбогател сверх меры, заполучив такой источник денег, такую печатную машинку, как Сергар. А где деньги - там и власть. Если человек, близкий к верхушке руководства страной, станет слишком богат, слишком влиятелен, да еще и приобретет себе бессмертие… нет уж, не доставайся ты никому, Сергар!
        Тогда что же получается - это что, правительственные войска? Какие-нибудь спецназовцы, отправленные на «захват террористов, засевших в особняке некого олигарха»? (Так, скорее всего, объявят потом в новостных программах телевидения.)
        Может, и фантастично, может, просто совпало, и все это разборки между кланами олигархов, но проверять свои умозаключения очень уж не хотелось. Валить нужно отсюда, и побыстрее, пока не нашпиговали пулями до полной невозможности восстановления. Он, скорее всего, бессмертный, но… смертный. И этот факт беспокоил до невозможности. Просто-таки свербел в душе, толкая бежать подальше от цепи людей в камуфляже, перебегавших от куста к кусту, наступающих неотвратимо, как сама смерть.
        - Бежим, быстро! - сказав «А», нужно сказать и «Б», как говаривала Мария Федоровна, имея в виду, что все должно делаться последовательно и по порядку. Если уж ты однажды спас девицу-старушку, взял на себя ответственность за ее тело, так будь добр - закончи начатое. Оставлять женщину на растерзание вооруженных людей, которые не оставят свидетелей в живых - это будет совсем неправильно.
        Через минуту они уже бежали прочь, по саду, пригибаясь к земле, стараясь, чтобы их не заметили, держа направление к забору, подальше от поля боя. Густые кусты не позволят нападавшим разглядеть согбенные фигуры беглецов, наверное не позволят. Сергар не знал способностей приборов, которые были надеты на головы врагов. Скорее всего, это были приборы ночного видения, позволявшие видеть в темноте, как днем, он знал о существовании таких приборов из телепередач и кинофильмов. Теперь увидел приборы в действии, и это самое зрелище его не обрадовало.
        - Сюда! - Сергар рванул спутницу к себе (она почему-то замешкалась на бугорке возле пруда), поймал ее в воздухе, припечатал к земле под раскидистой елкой, толстой, будто дебелая дама, одетая в толстую шубу. Под еловыми лапами было сухо, чисто, пахло хвоей, и самое главное - ветки свисали почти до самой земли, оставляя узкую щель, через которую беглецы и пролезли.
        - И что теперь? - хриплым шепотом, задыхаясь, спросила женщина. - Что это вообще такое?
        Сергар подумал, прежде чем ответить, не хотелось, чтобы дама устроила истерику по поводу гибели единственного сына.
        И, кстати сказать, а с чего он решил, что убит именно ее сын? Что это он был в сгоревшем автомобиле? По логике, так оно и есть, но пока не убедился, пока не уверился - рано делать выводы.
        Насчет «что же это такое» - самому бы хотелось знать. Хуже нет, когда не знаешь, откуда исходит опасность, и вообще - какая это опасность.
        - Не знаю, - ответил сухо, выдохнув ответ прямо в ухо собеседнице. - Молчи! Они идут сюда!
        - Откуда ты знаешь? - испуганно шепнула женщина, но рука Сергара зажала ей рот, и теперь она могла только сопеть да трястись. Ее и правда трясло, как от холода, впрочем, и немудрено. Всего за сутки она успела побывать в драке, на том свете и очнулась в теле молодой красивой девушки - вместо своего старого, изношенного, больного тела. Стрельба, огонь, какие-то люди, стреляющие из автоматов - это было слишком для утомленного, истерзанного событиями мозга, и он был на грани помешательства. Сергар чувствовал это, но что мог поделать? Что будет, то и будет…
        - Здесь! - Негромкий, грубоватый, с хрипотцой голос раздался в трех шагах от ели, под которой сидели беглецы, и Сергар почувствовал, как женщина вздрогнула, дрожь ее усилилась, ее буквально били конвульсии, как припадочную.
        «Только бы не припадок!» - подумалось лекарю. Он с трудом удерживал бьющуюся в конвульсиях женщину, отчаянно надеясь, что избежит шума. Бывшая старушка оказалась очень сильной, почти такой же сильной, как тогда, во сне.
        Психически больные вообще очень сильны, это Сергар помнил еще по детским воспоминаниям, был у них в деревне парень, крепкий, но невеликого ума, хотя и добрый парнишка. Он иногда подрабатывал лесорубом, и работа эта, опасная, и не для неловких людей, едва не свела его в могилу. Однажды он встал не там, где нужно, когда дерево начало падать, подрубленное у комля, и вовремя не сумел отскочить, получив по башке здоровенной, едва не в обхват узловатой ветвью. Ветке-то ничего, а парень вот обеспамятел - недели три никого не узнавал, потом все-таки встал на ноги - в немалой степени благодаря снадобьям матери Сергара. Все шло как прежде, пока однажды его не обнаружили посреди деревенской площади, голого, пускающего слюни - как настоящий идиот. Когда деревенские мужики попытались его увести, он раскидал их так, будто это были не здоровенные мужичины - лесорубы, пахари, рыбаки и охотники, - а малые дети, едва научившиеся ходить.
        Десять человек не могли его взять, раз за разом оказываясь в придорожной канаве. Так и бросили стоять одного - здоровье дороже. Постоит, надоест, да и пойдет домой. А кому надо - пусть сами его и ведут.
        Наутро он был дома и не помнил, что такое с ним было.
        Так продолжалось несколько лет, примерно раз в два-три месяца парень устраивал «стояние», и деревенские постепенно привыкли к его безумию. Сумасшедший, да. А так - тихий парень, невидный, не скажешь, что силач. Что случилось у него с головой после удара дерева, почему во время приступов становился нечеловечески сильным и ловким - никто не знал.
        Псих, так его и прозвали. Умер во время чумы, вместе с родителями Сергара. Помогал хоронить чумные трупы - пока не свалился, покрытый гниющими нарывами.
        - Ты уверен, что они сюда побежали?
        - Уверен. Двое. Я видел. Что будем делать?
        - Что-что… искать! Сказано же, зачистить всех, кто в доме! Никого не оставлять в живых! А раз сказано - надо исполнять. Иначе и нас зачистят…
        Сергар вначале не понял, что случилось, дерево вздрогнуло, застонало, и ощущение было таким, будто кто-то начал бить по нему молотками, выбивая из ствола длинную острую щепу. Звука стрельбы не было слышно, только лязг, звон вылетающих гильз да барабанные удары по дереву.
        «Обнаружили?!» - мелькнула мысль, Сергар зажался, каждую секунду ожидая удара в голову и наступления темноты, но внезапно стрельба закончилась.
        - Чего зря палишь? Патроны тратишь?! С какого начал стрелять?
        - Показалось, вон там, под елкой, как будто кто-то есть. Эй, вы, вылезайте! Я вас вижу!
        Женщина под Сергаром снова дернулась, забилась в конвульсиях, ее нога дернулась, и… сучок, торчавший из ствола, предательски хрустнул, что прозвучало подобно выстрелу.
        - Точно, кто-то есть. Эй, встать! С поднятыми руками, чтобы я их видел! Быстро, иначе сейчас получите гранату под бок! Не бойтесь, не тронем!
        Человек врал. Сергар слышал в его голосе фальшь, и если бы даже не слышал слов о том, что всех нужно зачистить, не поддался бы на эту явную ложь. Он не помнил, не знал, когда у него проявилась эта способность - распознавать ложь, но еще будучи боевым магом, он не раз проявлял таковую способность, совсем не частую не только у боевых магов, но даже у лекарей. Теперь, все больше укрепляясь в роли сильного лекаря, Сергар не раз ловил себя на том, что начал ощущать не только «врет - не врет», но даже оттенки ощущений, например: «не хочет, но врет». Или: «врет с удовольствием». А то и еще похуже: «врет, хочет причинить вред». На Земле эту способность назвали эмпатией - способностью читать эмоции, распознавать настроение.
        Все люди способны распознать настроение человека - по лицу, голосу, по всем внешним признакам сразу, но эмпаты могли чувствовать человека не видя его. Даже в полной темноте. Просто чувствовать, и все тут.
        Сергар отключился от мира, войдя в состояние глубочайшего транса. Сейчас ему нужно было собраться, выжать из себя все, на что он был способен. С голыми руками против автоматов пойти мог только безумец или… маг. Боевой маг.
        Увы, способности Сергара были уже совсем не те, что раньше. Раньше - разнес бы этих двух боевиков прежде, чем они успели чихнуть. Даже без боевого амулета.
        - Вот он! - успел крикнуть один из преследователей, прежде чем голова его взорвалась, испачкав лужайку и кусты красно-желтыми ошметками.
        Второй среагировал мгновенно - упал на землю, в падении выпустив короткую очередь в сторону мага. Но это его не спасло. Огненное покрывало, похожее на светящуюся редкую сеть, накрыло человека огненным пологом, прожигая одежду, впиваясь в кожу, прорезая воющую от боли плоть до самой кости.
        В прежнее время эта сеть мгновенно расчленила бы человека на несколько кусков. Теперь, когда Сергар уже не был боевым магом - прожгла до кости, остановившись, затухнув на этих твердых кальцитовых образованиях. «Сеть» была слишком слаба, на что указывал и ее цвет - красный вместо синего или белого. Чем выше температура плазменной сети, тем больше ее эффективность.
        Площадь покрытия заклинания тоже была слишком мала - ничтожна против прежнего уровня Сергара. Когда-то он мог закрыть этим «покрывалом» площадь пятьдесят на пятьдесят метров. Если таких боевых магов на поле боя было несколько десятков - участь врага незавидна.
        Впрочем, не все могли сработать это заклинание, только лучшие из боевых магов, и то - они опустошили бы себя до конца, если бы, конечно, не применили дополнительные аккумуляторы магической силы, боевые амулеты, как их называли в Кайларской армии.
        Сергар перевел дух, бессильно опустился на землю. Саднило плечо, разорванное пулей, в ткани штанов рядом с пахом зияла дыра, пуля прошла мимо, не задев тела, аккуратно распоров ткань поперек ноги, «чикнув», будто ножницами портного, и Сергар, глядя на разрез, невольно содрогнулся… Ну да, мужские причиндалы у него потом отрастут, как отрастет все, что угодно - кроме головы, но представить, как тяжелая пуля бьет тебя в ЭТО место… аж мороз по коже! Это очень больно. Очень. И кроваво. И восстановиться после такого ранения нужно время, а времени у них нет. Бежать!
        Он вернулся к ели, вытащил из-под нее дрожащую всхлипывающую спутницу, окончательно впавшую в состояние полубезумного транса (стояла на ногах, но не могла ничего выговорить, шатаясь, как дерево под ударами ветра), повалил ее на землю, влил в глотку несколько капель своего драгоценного снадобья. Затем ворвался в мозг тысячами силовых нитей и грубым, бесцеремонным посылом дал толчок, подстегнув, активизировав волю, приказав организму женщины работать в экстремальном режиме, выдать максимум действия, выплескивая в кровь максимальное количество адреналина.
        Это было похоже на то, как если бы женщина выпила некое энергетическое средство, возбудившее мышцы и волю. Это было довольно больно, неприятно, а потом будет еще больнее - головная боль, слабость, тошнота, зверский аппетит - все впереди. Но теперь пациентка соображала, и самое главное - могла бежать, как олимпийский чемпион, и даже быстрее. Нечеловечески быстрее.
        Старое заклятие, известное магам-лазутчикам, применяется, когда ставят на карту все, что имеют - лишь бы выбраться, лишь бы выжить, не думая о последствиях. Несколько слов, которые активируют процесс, контакт с пациентом, накачка Силы, и вот - вместо вялой зомби-девицы перед тобой брызжущая энергией фурия, готовая порвать всех, кто попытается ее остановить.
        - Бегом! За мной! - приказал Сергар, и женщина повиновалась, даже не спросив - зачем бежать, куда бежать, почему бежать. И это хорошо. И это правильно. Потому что Сергар увидел, раскинув щупала силовых нитей, что в их сторону через сад уже бегут пятеро бойцов, видимо, заметивших вспышки выстрелов.
        Маг и его спутница подбежали к воротам, перед которыми стоял джип, раскрашенный так, как красят военные машины - смесью зеленых, рыжих и черных пятен. В кузове у расчехленного орудия (или пулемета?) стоял человек в камуфляжной форме, держа оружие направленным в сторону дома. Похоже, что именно из этого пулемета и был разнесен дом, убиты охранники и слуги.
        Немного в стороне стояли еще несколько джипов и что-то вроде небольшого автобуса с наглухо зачерненными стеклами. На дороге - горящие, масляно чадящие лимузин и джипы охраны.
        Сергар с ходу бросил на джип огненное покрывало, загоревшееся закатным пламенем, пустил в джипы и автобус несколько красных шариков, похожих на маленькие шаровые молнии, и побежал дальше, не глядя - бежит за ним «напарница» или нет. Честно сказать, ему уже надоело таскать ее за собой - что он, в самом деле, обязан? Сделал что мог - вылечил, даже омолодил, так дальше что? Всю свою жизнь о ней заботиться? Не может бежать - пусть остается. Ее право. А его право - выжить.
        Но она бежала. Молча, стиснув зубы, тяжело дыша, но не отставая от лидера. Будто привязанная невидимой нитью - на два шага позади, не сокращая расстояние, но и не сближаясь.
        Когда взорвались охваченные огнем джипы, когда вслед беглецам полетели вереницы «светлячков», девушка не споткнулась, не вжала голову в плечи - неслась, как лесная лань, спасающаяся от стаи волков. Как положено. Как правильно. Иначе - не выжить.
        Они отбежали от дома километра на три, когда Сергар впервые позволил себе остановиться и посмотреть назад, туда, где полыхало зарево пожара. Выстрелов уже не было слышно - защитники дома полегли, а у тех, кто добивал раненых, автоматы были почти бесшумными.
        Дорога, на которой оказались беглецы, еле заметно тянулась вдоль реки - небольшой речки, заросшей кувшинками, желтевшими под ярким светом луны. Сергар совершенно неосознанно использовал те знания, которые давали боевым магам в процессе обучения - мало ли, как сложится судьба мага, может, он будет служить в подразделении, сдерживающем наступление противника, а может, попадет в разведывательное подразделение, и ему придется скрываться, используя все уловки лазутчиков. Общие знания давали всем, но не все их впитывали так, как Сергар, отличавшийся среди рекрутов отличной, тренированной памятью (Мамина заслуга! Попробуй-ка, запомни сотни наименований трав и снадобий!) и усердием в учебе (Отец! «Если что-то берешься делать - делай это хорошо, или не делай совсем! Не берись!»). Теперь знания, полученные во время учебы в школе магов, всплывали, будто учился он только вчера. Запутать следы - первое дело для лазутчика, желающего дожить до исполнения контракта и при этом сохранить свое драгоценное здоровье.
        - Меня звать Анастасия… Настя! - слегка задыхаясь, вдруг сказала бывшая старушка, плюхаясь на траву расслабленно, будто из нее вынули кости.
        - А я Се… хмм… Олег! - поправился Сергар, ругнув себя за глупую оплошность. Вроде и должен был уже привыкнуть, а вот… «такая, малята…. хня!», как говорит дядя Петя.
        Задумался, ушел в прошлое, забылся. А забываться нельзя!
        - Как думаешь, что это все было? Кто напал, зачем?
        Настя закинула руки за голову, глядя в звездное небо, потом скосила взгляд на Сергара:
        - У меня такое ощущение, что ты даже не удивился, когда начали стрелять. Не испугался. Ты что, прошел горячие точки?
        - Чего я прошел? - не понял Сергар. - Точки?
        - Ну… воевал, да? Ты так уверенно, спокойно отнесся к ситуации, как настоящий солдат!
        - Да, я воевал, - коротко ответил Сергар, совершенно не расположенный раскрывать душу едва знакомой даме. - Ты как себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
        - Мне стыдно, - после недолгого молчания призналась женщина. - Я ведь не первой молодости, видала виды. А тут… растерялась. Сама не пойму - что со мной. И понимаю, что веду себя странно, что у меня истерика, а ничего не могу с собой поделать. Ты мне что-то вливал в рот… это что, наркотик? Мне сразу стало спокойно, откуда-то сил прибыло. Потом что будет? Откат?
        - Откат? - слегка недоуменно переспросил Сергар и вдруг понял: - Да, ты точно сказала: «откат». Слабость, плохое настроение, головная боль. Но пока - ты полна сил и можешь бежать долго без еды и питья. Это обычное армейское снадобье, применяемое лазутчиками. Нет, не наркотик. Ну что, отдохнула? Бежим дальше?
        - Куда? - вздохнула женщина. - Что делать-то будем?
        Да, это был вопрос вопросов - куда деваться беглецам? Если налет был по их душу - тогда не скрыться. Найдут, без всякого сомнения. А что, если они случайно попали в этот «замес»? Если выберутся из окрестностей дома олигарха, может, про них никто и не узнает?
        Ответов не было, только вопросы. Но действовать надо было так, будто знаешь эти ответы. Время покажет - правильное решение принято или нет. Главное, чтобы не стало поздно…
        - У меня нет документов, нет денег, я выгляжу не так, как раньше - моей жизни больше нет! - немного нервно закончила Настя. - И что делать? Кто мне поверит, что я - это я? Я и сама-то теперь не верю…
        - А тебе разве не интересно, что случилось с твоим сыном? - вдруг спросил Сергар, следя за реакцией женщины. - Может, это он погиб, в той машине, в сгоревшей? За него не переживаешь?
        - Переживаю… - тихо ответила Настя, недоверчиво помотав головой. - Только все как-то… странно… будто не со мной… будто я прочитала обо всем в книжке, увидела в новостях. Я с ним не общалась уже года три, не меньше. И я помню его совсем другим… не таким, как сейчас. И он для меня жив. Знаю, что это ненормально, знаю, что должна рыдать, биться в истерике - это же мой сын! Но ничего не могу с собой поделать. А тебе обязательно нужно было меня спросить об этом?
        «Наверное, нет, - подумал Сергар. - Но только уж очень ты спокойно ко всему относишься. Это для тебя нормально или же какая-то болезненная реакция? Может, с твоим мозгом не все в порядке? Слегка спятила? Как бы с тобой не было проблем…»
        - Да, обязательно, - отрезал Сергар. - И отвечай на вопросы. Что сейчас чувствуешь? Став молодой?
        - Хочешь узнать, не устрою ли я истерику в самый неподходящий момент? - догадалась женщина. - Скорее всего, нет. Сама не знаю, что со мной было, прости. У меня такой… хмм… раздрай, что… не знаю, как это лучше передать… вчера я была старой женщиной, со всеми своими болезнями, понятным будущим, со взрослым сыном, который неправильно живет, а я жила со строгими убеждениями, и… с определенным видением мира. Научным видением мира. А теперь? Теперь передо мной колдун, волшебник, который вдруг сделал меня молодой, здоровой, полной сил и… желаний. Да, да, что так смотришь?! И желаний! Я хочу жить - есть, пить, спать с мужчиной, я сейчас пробежала километра три, не меньше, а смотри - почти не запыхалась! И это после того, как подняться на пятый этаж без лифта было проблемой! Не знаю, что со мной будет, но… спасибо тебе. Не знаю, как ты это сделал, все это антинаучно, все это разрушает научную картину мира… но… хорошо, что ты есть!
        - И буду есть… когда доберемся до города, - усмехнулся Сергар и, повелительно махнув рукой, пошел по тропе вдоль реки. - Хватит болтовни. Мы еще мало отошли от дома, так что - давай, шевели ногами. Скоро рассветет, заря уже занимается, нам нужно отойти подальше. А там посмотрим, что к чему. Жизнь покажет.
        Они шли часа два, до самого рассвета. Быстро шли, почти бегом, и женщина действительно почти не отставала. Сергар вспомнил, как ее сын рассказывал о том, что его мать занималась спортом - бегала, стреляла и что-то еще, не запомнил точно, что именно. В общем, настоящая спортсменка. Потому… потому?
        На ходу он думал о том, что каждое из омоложений все-таки совершенно индивидуально. Организм человека возвращается к пику своего развития, но когда он был, этот пик? В юности? Когда тело не было тренировано, и возврат придет к изначальному варианту?
        Или же мозг, подстегнутый воздействием мага, возвращает организм к тому состоянию, которое существовало, например, у спортсмена в его высшей степени тренированности? По всему выходило именно так. Если некий субъект несколько лет занимался спортом, тренировал организм, готовя его к перегрузкам, достиг высшего развития мышц, органов, силы - мозг должен это учесть и восстановить тело хозяина именно до этого уровня!
        Вот, например, Анастасия, или Настя, как она себя назвала - почему женщина теперь выглядит лет на двадцать - двадцать пять, а не на шестнадцать-семнадцать? Ведь толчок, который дал организму лекарь, был настолько мощным, что должен был отбросить женщину в раннюю юность. Это вроде как логично - когда всего здоровее человек, с точки зрения несведущего наблюдателя? В юности, само собой. Так все думают, но… это не так. В юности организм еще растет, перестраивается, подтягивается к уровню своего наивысшего развития. И этого уровня он достигает примерно в двадцать - двадцать два года. Ведь не зря в некоторых странах, как это узнал Сергар, человек официально, для власти, становится совершеннолетним именно в двадцать один год, когда его физическое и психическое развитие максимально закончено и совершенно.
        Это было очень интересно и давало пищу для размышлений. Настоящий лекарь всегда должен думать. Он должен понимать суть процессов, происходящих с его пациентом. Только так можно достичь высшего развития своих лекарских способностей, только так можно из местечкового лекаришки стать Лекарем, имя которого прославится в веках.
        Сергар никогда не был амбициозен и не считал себя достойным упоминания в исторических хрониках, но… сейчас другое дело. Все-таки неплохо было бы остаться в памяти людей тем, кто может такое, чего не могут самые великие из врачей Земли! Тем, кто введет магию в повседневную жизнь, облегчив ее для человечества, позволив жить сотням тысяч, миллионам людей, достойных долгой, а то и вечной жизни.
        И тут же усмехнулся, прикинув, а сколько людей теоретически он может омолодить в определенный период времени? Спасти от смертельных болезней, главной из которых является «старость»? Выходило - около четырехсот человек в год. Не больше. Во-первых, нужно приготовить снадобье, а это не так просто. Его нужно правильно сварить, затем напитать магией, перестроив нужным образом. Этого снадобья хватает максимум на месяц, потом оно начинает разрушаться, терять лечебные свойства. Иногда даже раньше, потому больше двух недель его держать нельзя, и кроме того, варить в больших количествах его невозможно. За один раз - максимум литр. Если больше - свойства снадобья получаются не такими, как положено.
        Почему так выходит, не знал никто. Ни в Кайларе, ни в Зелане. На Земле Сергар узнал такое понятие, как «критическая масса», так вот - здесь было как раз что-то такое. Меньше литра сварить можно. До определенных пределов. Больше - снадобье получается малоэффективным или даже вредным - побочные эффекты совершенно непредсказуемы, подобные случаи описаны в древних трактатах. И все лекарские книги категорически требуют соблюдать главное правило лекаря: «Объем единовременно приготавливаемого снадобья не должен превышать литра!» На приготовление уходит около трех часов. Это если травы уже растерты, взвешены, подготовлены как надо.
        А еще - ведь не может Сергар ежедневно только и заниматься, что лечением и омоложением! Отдыхать-то когда-то надо? Путешествовать, посмотреть мир, жить, в конце-то концов! Иначе зачем вообще ему эта деятельность? Он не подвижник, не святой, не Мессия, одержимый идеей улучшить мир! Он просто хочет выжить. Спокойно жить - так, как хочет. Со своими близкими, со своими друзьями. И чтобы никто ему в этом не мешал. Вот и все. Не святой - нет!
        Они вышли в небольшой городок, прорезанный оживленной автомобильной трассой, уже утром, когда солнце довольно высоко поднялось над горизонтом. Тропа-дорога, которая вела их вдоль реки, вывела на поле, засаженное какой-то сочной зеленью, названия которой Сергар не знал, затем мимо небольшого пруда, мимо сторожки, на которой красовался большой плакат: «Рыбалка без разрешения запрещена, частные владения!», к скоплению домов, вытянувшихся вдоль магистрали, по которой с ревом и гулом проносились четырехколесные машины всех цветов и марок. Устав прорываться сквозь пространство, пыльные автомобили скапливались возле домов, замедляя свой бег и съезжая с трассы - множество небольших кафе-забегаловок манили клиентов завлекательными вывесками, сообщая о том, какие у них вкусные обеды и как дешево, практически задаром они накормят своих посетителей.
        Конечно, все это было враньем. Борщ в одном из кафе, в которое беглецы вошли, был пресным, невкусным, как вода, в которой вымыли посуду. Второе блюдо - макароны с прогорклой подливкой - отдавало машинным маслом, но и Сергар, и Настя не замечали вкуса блюд. Они проголодались так, что готовы были съесть и гораздо худшую еду, главное, чтобы она не была отравленной.
        Впрочем, для Сергара это не важно, яды его не брали. С такой, как у него, регенерацией можно было бы ложками есть крысиный яд без особого ущерба, если не считать ущербом рвоту и понос (организму ведь надо куда-то деть разложенный на составляющие яд?).
        Здесь, в кафе, они вызвали такси, попросив это сделать подавальщицу (Сергар на всякий случай отключил свой мобильник), и через час после того, как вошли в городишко, уже ехали, сидя на заднем сиденье автомобиля, наслаждаясь прохладой кондиционера.
        Таксист, хмурый мужчина лет пятидесяти, их не беспокоил разговорами, лишь уточнил, куда доставить пассажиров, и прояснил, сколько примерно это будет стоить. Деньги были, Сергар тут же, чтобы водитель не беспокоился (видимо, его смутил вид нежданных пассажиров - потрепанные, в испачканной землей одежде - есть ли у них деньги на поездку?), отдал ему десять тысяч пятитысячными купюрами, после чего водитель сразу просветлел, включил тихую приятную музыку и больше не переживал, что и отразилось на его простоватом жестком лице.
        К гостинице подъехали уже далеко за полдень. Вернее, не к гостинице, а к одному из больших пафосных магазинов, в котором можно было купить хорошую, хоть и дорогую одежду. Увы, Настя, которая проспала всю дорогу и выглядела сейчас заспанной бродяжкой, непонятно зачем переступившей порог дорогого магазина, совершенно не разбиралась в нынешней моде, и тогда Сергару пришлось подозвать девицу-консультанта, круглыми глазами следившую за странной парочкой и таскавшуюся следом, видимо, подозревая, что эти нищеброды собираются что-нибудь спереть. Сергар, слегка раздраженный назойливостью глупой девицы, вызвал главного менеджера, девицу же, не разбиравшуюся в людях, отправили в дальний угол, а Настю окружили вниманием и заботой с легкой руки Сергара, приказавшего одеть ее и обуть так, как положено одеваться и обуваться современной интеллигентной девушке. Или почти интеллигентной.
        Сам он оделся просто, скромно, но не менее дорого. В этом магазине не было ничего дешевого, и на непросвещенный взгляд Сергара - совершенно необоснованно. Многие из этих пафосных вещей совершенно не соответствовали своей цене - некрасивые, тусклые и будто выцветшие. Такие он сразу же отринул, потребовав при выборе одежды и обуви соответствовать определенному социальному уровню.
        В конце концов, они все-таки покончили и с этим делом, занявшим не менее двух часов времени. Еще два с лишним часа понадобилось на то, чтобы привести в порядок прически, купить Насте косметики, сделать ей маникюр, макияж, странно было бы идти по улице в дорогой, явно дорогой одежде не накрашенной, без макияжа, с необработанными ногами, руками и всем прочим - чем именно, Сергар не знал и знать не хотел. Массаж лица, еще что-то…
        Ему представили счет, он его оплатил не глядя, деньги для него не имели значения. По крайней мере, сейчас. Сергар подозревал, что магазин и салон красоты (который находился как раз напротив магазина) «развели» его на кругленькую сумму, очень круглую сумму, но Сергару это было неинтересно. Купленные вещи из магазина направили в гостиницу с посыльным, а то, что было на беглецах в момент бегства, отправилось в уличную урну.
        Теперь можно было ехать в гостиницу. Теперь они не привлекут внимание в дорогом отеле, построенном именно для таких «гламурных» людей.
        Тут еще один момент - у Насти не было никаких документов, потому в гостиницу поселить ее не было никакой возможности, по крайней мере, с ее слов. Сергар не знал этого обстоятельства и был ему очень удивлен, ну с какой стати человек должен показывать свои документы, чтобы получить крышу над головой? Он же платит деньги, чего еще-то нужно? Почему молодой человек не может поселиться с молодой женщиной в одном номере, если не подтвердит, что та является его женой?!
        Глупость несусветная, но скоро Сергар убедился, что Настя была права. Администратор, миловидная женщина лет тридцати пяти, с любезной дежурной улыбкой минут десять рассказывала Сергару, что таковы правила, что каждый клиент, поселяющийся в гостинице, должен предоставить паспорт, что это заведено с давних, еще советских времен, что если супруга клиента забыла дома свой паспорт, это ее проблема и проблема супруга, ну и все в таком духе - вежливое хамство, и ничего иного. Глаза администратора были хитры и усмешливы, мол, все ясно! Богатенькие решили устроить свидание вдалеке от любопытных глаз? От супруга или родителей?
        Разрешилось все просто - двести долларов, и «супруга» была вписана в анкету постояльца. Деньги решают почти все. В гостиницах и трактирах, наверное, все-таки - все.
        Номер был двухкомнатным, неожиданно просторным и стоил больших денег. Натертый паркет, дорогая мебель, телевизоры вполстены размером в каждой комнате, холодильник, наполненный напитками - вином, соками, минералкой. Огромная ванна со всевозможными приспособлениями занимала часть безупречно чистой, белоснежной ванной комнаты. Зеркало в рост человека, душевая кабина - все красиво, все ново, все дорого.
        Настя как-то сразу потерялась в этой роскоши - внизу, у стойки администратора, она как-то еще держалась, изображая из себя гордую богачку, для которой дорогие отели - тьфу одно! В номере же она как-то сразу сникла - стояла посреди гостиной потерянная, с побелевшим, изменившимся лицом, и вяло осматривалась по сторонам, покусывая нижнюю губу, умело обозначенную умелым мастером макияжа. Губка была пухлой и очень привлекательной. Особенно после нескольких дней воздержания.
        Сергар уже и забыл, когда он так долго обходился без женщины - «боевые подруги» не давали заскучать, выжимая из него все соки в постели и вне ее - везде, где вдруг приспичит. А приспичивало им частенько, и в таких местах, в которых мог заниматься этим делом только настоящий экстремал. В примерочной магазина, в номере ресторана, просто в подворотне, под хихиканье и сопение подружки-конкурентки, в лифте, остановив его между этажами. Не говоря уж о смотровом кабинете клиники и кабинете ее генерального директора - коим и являлся Сергар. Иногда Сергару казалось, что девицы соревновались, придумывая наиболее экзотичное место для секса, отдаваясь делу со всей страстью своей горячей крови.
        Впрочем, он не протестовал и тоже смеялся, если их вдруг заставали на «месте преступления», и приходилось с позором бежать, спасаясь от скандальных наблюдателей либо от бдительного полицейского патруля, вызванного прохожими. Эти игры добавляли в жизнь троицы некого «перца», и Сергар, годами будучи засыпанным этим «перцем» переживаний «выше крыши», вероятно немного даже тосковал по своей беспокойной прежней жизни, сам того не осознавая. Такие приключения раскрашивали устоявшуюся жизнь этой странной «семьи» в яркие цвета, и было им плевать на то, что думают другие. В конце концов, это их жизнь, они взрослые люди, и делают то, что не мешает жить другим и что доставляет участникам приключений огромное удовольствие. Так кому какое дело до их экстремальных развлечений?
        - Устала? - спросил Сергар, стягивая с себя одежду и бросая ее прямо на пол. - Отдохни, прими ванну. Выспишься, и все будет нормально. У тебя отходняк после лечения и после моего взбадривания. Пройдет. Не страшно.
        Он вышагнул из штанов, стянул трусы и голым прошел в ванную, не обращая внимания на то, как Настя пялится на его зад. Сергару было все равно. Он давно уже перестал стесняться чего-либо, и уж точно не стеснялся своего тела. Оно было в полном порядке. Пусть другие стесняются.
        Минут пятнадцать он разбирался с рукоятками ванны, ругался, порицая создателей этого аппарата за излишнюю «навороченность» агрегата, потом все-таки понял, что к чему, и скоро сидел в белоснежной широкой ванне, наслаждаясь горячими струями, бьющими из стенок и днища сооружения. Горячая вода смывала усталость, напряженные долгим бегом ноги тихонько, сладко ныли, напоминая о том, что в последние месяцы Сергар не особо заморачивался физическими упражнениями, голова гудела, распираемая роем жужжащих мыслей, главной из которых была мысль о том, что произошло в особняке его будущего партнера.
        Жаль, что тот погиб (если он, конечно, погиб!). То, что предложил ему «Виталик», было на самом деле выгодным делом, но и опасным - без сомнения.
        И тут же пришла в голову мысль: а оно было нужно? Зачем ему такие огромные деньги? Зачем эта опасная работа, а вдруг кому-то не понравится, что появился человек, который может омолодить любого? Который может продлить его жизнь до бесконечности?
        Ну, к примеру, захотел некий «Гитлер» стать вечным. Мог бы Сергар его омолодить? Теоретически - да. А понравилось бы это людям? Человечеству? Вряд ли, ох, вряд ли! И что бы тогда сделало это самое возмущенное человечество? Скорее всего, грохнуло бы преступного лекаря. Именно преступного, потому что тот, что делает вечным настоящего негодяя, преступника, сам становится преступником.
        Ну да, он, Сергар, мог бы отказаться омолаживать негодяя. И что бы тогда случилось? Его попытались бы заставить это сделать. А если бы все равно отказался, попытались бы убить. И убили бы, точно! Или люди «Гитлера», лишенного возможности жить вечно, или люди «своего», олигарха, что менее вероятно, кто будет резать курицу, несущую золотые яйца?
        А убить Сергара вообще-то очень просто, если знать, куда стрелять. В голову. И не будет больше великого лекаря. А можно и подорвать, чтобы уж совсем на кусочки, чтобы наверняка.
        - Я к тебе… - Голос Насти дрогнул, она аккуратно перенесла ногу через край ванны и неловко забралась, краснея, как девственница, впервые вблизи увидевшая мужские гениталии. Погрузившись в воду по горло, подняла взгляд на Сергара и уже твердо, без дрожи в голосе, спросила:
        - И как будем жить? Я имею в виду - мы с тобой, и я в частности? Кто я тебе? Зачем я тебе? Почему ты мне помогаешь и зачем тащишь за собой?
        Сергар встрепенулся, усилием воли сбросив с себя сонную одурь, подумал и спросил:
        - А что ты думаешь делать? И что ты сейчас чувствуешь ко мне? Только честно, хорошо? А я честно отвечу на твои вопросы - на какие смогу. Только не жди, что я расскажу тебе всю свою жизнь, может быть, когда-нибудь. Не сейчас. Итак, кто я для тебя? Какие чувства ты испытываешь ко мне? Вспомни, что ты биолог, доктор наук, попробуй проанализировать свои ощущения. Итак, поехали! Говори.
        Сергар смотрел на потупившую взгляд собеседницу прямо, в упор, но взгляд его все время скользил вниз, на ее небольшую упругую грудь, на бедра, просвечивающие сквозь прозрачную воду, и… на все остальное.
        Вдруг подумал, что надо было бы налить сюда шампуня, помыться, как следует, и девушка будто услышала, взяла флакон с полки у ванны, вылила из него добрую порцию жидкости, пахнущей хвойным лесом, начала помешивать воду, вдумчиво, основательно, будто это самое помешивание помогало ей думать. Сергар ждал, не торопя. Некуда пока что торопиться, весь вечер впереди, вся ночь. Время отдыхать - и думать.
        - Что я чувствую, говоришь? Я готова сейчас же наброситься на тебя, изнасиловать - как тогда, в моем сне. - Голос Насти был безжизненным, бесцветным, будто она не разговаривала со своим собеседником сидя в огромной ванне, касаясь его бедра своей тонкой ступней, а читала лекцию студентам, и те деловито записывали слова в толстые тетрадки, упершись в преподавательницу туманными взглядами, в которых читалось полное нежелание в этот ясный весенний денек сидеть в пыльной аудитории и слушать этот скучный, механический голос.
        - Я прекрасно понимаю, что это безумие, наведенное состояние, которое возникло после того, как ты меня омолодил. По моим прикидкам - это побочное явление лечения, или же ты специально сделал так, чтобы я в тебя втрескалась, как… как… не знаю - как кто! Кошка? Банально… Только ловлю себя на том, что готова ради тебя на все. И это ужасно. На самом деле ужасно. Подчинить волю любовью - это страшно. Ты нарочно это сделал?
        - Не нарочно. Ты права - это побочное явление, - бесстрастно пояснил Сергар. - Но продолжай. Интересный анализ.
        - Подопытная мышка, да? - грустно усмехнулась девушка, и в глазах ее мелькнула боль. - Ну что же, я за свою жизнь извела много подопытных мышей и крыс. Теперь настала моя очередь. Кара! Итак, я буквально готова ползти, извиваться, как змея, целовать твои ноги - лишь бы ты меня не оставил. Лишь бы не бросил. Сумасшествие! Готова делать все, что ты скажешь, все самое неприятное, гадкое, лишь бы ты похвалил, лишь бы ты хотя бы коснулся меня. Гипноз? Ты меня загипнотизировал?
        - Я же сказал - это побочное явление. И ничего больше! - слегка досадливо пояснил Сергар, нашел взглядом рукавицу для намыливания тела и, указав на нее, попросил: - Не могла бы ты хорошенько намылить меня? До спины не достану.
        Девушка кивнула, потянулась за рукавицей, и Сергар оценил округлость и крепость ее ягодиц. Он терпеть не мог, когда внешне упругая, плотненькая девушка оказывалась эдакой желеобразной массой, налитой в телесную форму. Всегда нравились спортивные, крепкие девушки, без лишнего жира и отвисших задов. Вот как у этой, образованной из старушки девицы. Сухая, крепкая задница, врежь по ней ладонью - ладонь отсушишь, не будет она полчаса колебаться, как поверхность взбаламученного болота.
        Сергар повернулся спиной, и Настя стала мягко, потом все сильнее и сильнее растирать его жилистую спину, время от времени касаясь плеча упругими сосками: нарочно или случайно, этого Сергар не знал и знать не хотел. Какая разница, нарочно или нет? Результат один - кровь тут же прилила в пах, как и положено у здорового двадцатилетнего парня.
        Настя продолжала говорить:
        - Вернуться назад, к прежней жизни, я не могу. Документов у меня тоже нет, и прежние документы мне вряд ли помогут - на них я старуха. Скорее всего, меня тут же задержат и отправят в отделение - как мошенницу, попытайся я предъявить прежний паспорт. Квартира тоже на старушку, даже продать ее не могу - арестуют.
        - Ну, это-то как раз не вопрос, это можно устроить, - задумчиво сказал Сергар, чувствуя, как рука женщины поглаживает его зад. Это было приятно, и он не хотел, чтобы девушка останавливалась.
        - Да, деньги решают все! - со вздохом заметила Настя. - Вот только зачем тебе я? Зачем тебе старуха, которая вдруг стала молодой девушкой? Спать со мной? Уверена, у тебя таких, как я, сотня! Или тысяча! Зачем ты тратишься на меня, зачем спасал - бросил бы по дороге, и все! Уверена, у тебя есть какой-то способ, чтобы снять с меня любовный морок. Подожди! Не говори ничего! Есть, уверена. Вот только я этого не хочу. Удивлен? Мне нравится мое состояние, состояние безумной влюбленности! Может, я этого и ждала всю свою жизнь, хотела в кого-нибудь влюбиться! У меня кроме мужа и не было ведь никого… да и с ним… как-то… хмм… вяло! А хотелось страсти, да! Муж говорил - я холодная, как рыба. Посвятила свою жизнь науке, кровь у меня застыла. А я не хочу так! Хочу гореть, хочу пылать! Пафосно, да? Я пытаюсь тебе передать мои чувства, чтобы ты понял…
        Девушка раскраснелась, она тяжело дышала и кусала губы. Сергар видел это в зеркале напротив ванны.
        - Я не хочу, чтобы ты снимал с меня любовное безумие! Пусть будет так, как есть! Пусть я буду сто первой твоей женщиной, лучшей женщиной на свете! Ты оценишь меня, я знаю! И знаю, что меня не бросишь. Я чувствую людей, разбираюсь в них - да и немудрено, на восьмом-то десятке… Только честно, ты ведь хотел контролировать моего сына? Действуя через меня? Потому сразу не снял любовную страсть? Только не ври, ладно? Я знаю, что собой представляет мой сын, потому прекрасно тебя понимаю. Итак?
        - Да. Так! - холодно ответил Сергар. - И ты понимаешь, почему я это сделал. Дальше! Говори! Выскажи все, что у тебя на душе. Легче будет.
        Но девушка замолчала, замерла с мочалкой-рукавицей в руке, глядя в пространство, и Сергар по шею погрузился в воду, смывая мыло. Молчание длилось минут пять, маг уже начал потихоньку задремывать, когда Настя вдруг ожила:
        - Ты сделаешь мне другие документы. Я уверена, ты можешь, деньги у тебя есть. Я начну новую жизнь, возьму новую фамилию, даже новое имя. И буду работать на тебя. Буду тебе помощницей, любовницей, подругой - всем, чем захочешь. Подожди, не говори ничего! Я сама скажу! Я умная, если ты этого еще не заметил, верная - это ты узнаешь. Много знаю - это тоже узнаешь. Такой, как ты… экстрасенс, в паре с биологом - да мы горы свернем! Тебе бы сделать что-то вроде научного центра, и мы…
        - Есть у меня научный центр… если можно его так назвать - клиника, - перебил Сергар. - И я врач. И хозяин клиники. И есть у меня помощницы, любовницы - почти жены. Зачем мне ты?
        - Не знаю, какова квалификация у твоих… хмм… помощниц, но я в своей работе была лучшей! Одной из лучших. Да, я немного отстала от нынешнего уровня биологии, но восполнить знания, с моим-то опытом… Но без тебя, без твоих денег я никто! Без твоих связей…
        - Да откуда ты знаешь про мои связи и мои деньги? - слегка раздраженно спросил Сергар, отбирая мочалку у собеседницы, начиная растирать себе ноги. - Кто тебе рассказал? Сын? Не такие уж и большие у меня деньги! Да, у меня есть клиника в одном областном городе. Очень хорошая клиника, в нее вложены большие деньги. Сравнительно большие. Но есть много людей гораздо богаче меня. И, кстати - деньги сына должны достаться тебе, забыла? Ты наследница!
        - Никакая я не наследница, - скривилась женщина. - Во-первых, я не хочу касаться этих денег. Плохо он их заработал. Людей обманывал, убивал, мошенничал. А во-вторых, даже если бы я и хотела их забрать, а как доказать, что я - это я? Ну, вот пришла я с паспортом Анастасии Знаменской, семидесяти с лишним лет от роду, и говорю: «Отдайте мне мое наследство, я наследница своего сына!» И что будет, как ты думаешь? Психушка, вот и все. В лучшем случае. А то и чего похуже… мошенницей объявят. Найдут какую-нибудь морду на фотороботе преступников и скажут, что это я. И третье… а тебе не думалось о том, что, возможно, нападение на дом моего сына организовано его конкурентами? Или партнерами, которые желают забрать его деньги, его бизнес? И тогда - зачем им вынырнувшая из ниоткуда наследница? Как считаешь? Да я и до суда не доживу! Так и сгину где-нибудь в следственном изоляторе! Я много сериалов пересмотрела про милицию, знаю, как это делается. И не только сериалов, не смотри с такой насмешкой. Земля слухами полнится, да и новости никто не отменял. Знаю, как у нас все можно спроворить - оглянуться не
успеешь, как окажешься подвешенным на веревке где-то в прокуренной камере СИЗО, и твоя подпись будет красоваться на всех возможных документах. Нет, дорогой врач-колдун, моя жизнь теперь связана с твоей. Сколько тебе лет на самом деле?
        - Около сорока по здешним меркам, - не думая, автоматически ответил Сергар и вдруг запнулся, видя, как сверкнули глаза девушки. - А почему ты спросила?
        - Я так и знала! Ты инопланетянин, да? Всю жизнь мечтала встретить инопланетян! Я знала, что они есть, знала! Когда-то это должно было случиться! - Женщина радостно засмеялась, а Сергар укоризненно помотал головой:
        - То есть ты считаешь, что я прилетел из космоса?
        - Ну ты же сказал: «по здешним меркам»! То есть, по земным! Ты расслабился и выдал себя!
        - И ничего я не выдал! - Сергар был раздосадован. И правда, кто его за язык тянул?
        - Да я никому не скажу, пусть хоть режут! - закивала женщина. - Не беспокойся! И я знаю, ты хороший. Ты кинулся меня спасать, защищать девушку, плохой человек так бы не поступил! И ты врач, который умеет омолаживать! Умеет спасать безнадежных больных! Знаешь, что мы с тобой можем сделать? Знаешь?
        - Лечь в постель, заняться сексом, а потом проспать до самого утра, - лениво ответил Сергар, снова расслабляясь. Ему было хорошо. Впервые за последние двое суток.
        - Это само собой, - невозмутимо ответила девушка, кусая нижнюю губу. (Сергар отметил для себя - это у нее привычка. Нервничает, возбуждается - тут же принимается грызть губу. Впрочем - это ей даже идет, губы пухлые такие… интересно, как воспримут появление Насти Маша и Таня? Ох, быть большой драке! Помнут они ее! Девки здоровые, злющие, видавшие виды - придется потом ей внешность править… не покалечили бы!)
        - Но кроме секса, мы займемся зарабатыванием денег. Хороших денег, правильных, - женщина задумчиво кивнула. - С богатых будем брать много, очень много! Часть денег пустим на благотворительность, часть на исследования - той же лечебной магии, которой ты владеешь. А часть - на себя! У меня есть связи, и за границей - тоже. Я попробую убедить кое-кого из биологов, что я - это я. И что омоложение реально. Возможно, придется омолодить пару-тройку моих зарубежных коллег - некоторым сейчас по восемьдесят-девяносто лет, мы снимем весь процесс на видеокамеру, будем показывать эти съемки тем, кто хочет снова стать молодым! Представляешь, какие деньги можно заработать, и ведь хорошим делом! Врачебным! И параллельно исследовать этот процесс! А может, мы сумеем добиться, чтобы каждый желающий мог жить вечно! Представляешь, как будет здорово?! Исполнится мечта человечества!
        - Кому будет здорово? - угрюмо спросил лекарь, глядя на собеседницу усталыми, потухшими глазами. - Представь, что люди вообще не умирают. Размножаются. И что тогда? Уже кое-где на Земле перенаселение, а ты хочешь вбросить в мир идею о реальном, доступном бессмертии? И что это будет, как считаешь? Я вообще не уверен, что это за твоим сыном приходили. Возможно, это за мной приходили. Только вот кто это был… не могу понять. Не знаю. И буду жить так, как будто ничего не произошло. Пусть эти люди еще раз проявятся, и тогда будем делать выводы. А ты рядом со мной рискуешь, осознаешь это?
        - И без тебя рискую, только гораздо больше, - вздохнула женщина. - И ты забыл, что я в тебя влюблена, как безумная, как ненормальная? Будь что будет, авось выживем. Я вообще уже с миром прощалась, мне осталось-то всего ничего! Что я потеряла? Деньги? Никакие деньги не дали бы мне второй шанс, новую жизнь. Так что… потри мне спинку, а? Я сама не дотянусь! Странно так… я в последний раз мылась вместе с мужчиной… забыла уже когда. А может, и никогда. Тогда другие времена были, не как сейчас - свобода нравов, каждый живет, как хочет. Когда я была старухой, думала - вот же негодяи, развратили народ! Превратили в стадо баранов, думающих только о жрачке и сексе! А теперь вот думаю, думаю, думаю… и хочу быть такой, как они! Свободной от… от… ну… ты понял! Ага, вот тут, под лопаткой! Что там? Укусил кто-то, да? Комар! Чешется, гадина! Ненавижу комаров! Мечтала в юности придумать такое средство - опылили лес, реки, болота - и пропали комары навсегда. Только потом узнала про экологическое равновесие и про то, каким бедствием было бы исчезновение всей этой мошкары. Нет уж, пусть живут.

* * *
        Она оказалась девственницей, что для Сергара не было новостью - случалось каждый раз, когда он омолаживал женщину (организм почему-то считал, что неотъемлемым признаком молодой женщины является девственная плева), но для Насти это было полнейшим откровением. И довольно болезненным. Но вызвавшим приступ истерического смеха - девушка семидесяти лет! Ну не смешно ли?! Только вот забыла, что лишение девственности довольно-таки неприятная, болезненная «процедура». Впрочем, Сергар тут же залечил ее «раны», и дальше все пошло как по маслу.
        Через два часа стонов, криков, сотрясений постели и всего того, что приличествует сексу между молодыми любовниками, они уже спали - без сновидений, как убитые. Завтра будет день, и будет дело. Отключенный телефон Сергара сиротливо лежал на прикроватном столике, на потолке пробегали отблески автомобилей, бесшумно проносящихся где-то за окном.
        В номере было очень тихо - толстые стены старинной постройки не пропускали звуков, окна - не простые, бронированные - были сделаны так, чтобы ничто не мешало обитателям «президентского» номера отдыхать и видеть добрые сны. Или недобрые - в зависимости от того, какая жизнь у богача, сумевшего заплатить десятки тысяч рублей за номер «люкс».
        «Жизнь налаживается!» - подумалось Сергару, когда он вдруг очнулся посреди ночи будто от толчка. Новое место, незнакомое - спится тревожно, наверное потому и проснулся. Или чутье грабера, которое выручало множество раз? Опасность?
        Но вокруг все было тихо, и скоро рука Сергара оказалась на плоском животе новой подруги. Он погладил ее бедра, ощущая крепость сильных молодых мышц, провел ладонью по твердой, как у молоденькой девочки, груди. Настя вздохнула, потянулась к Сергару, обняла его и снова засопела, щекоча кожу горячим дыханием.
        Сергар ухмыльнулся - вот ведь судьба, а?! Кто бы сказал ему лет пять назад, что возможна такая жизнь, что он будет вот так лежать после секса с красивой женщиной, что дома его ждут еще две не менее красивые подруги, а сам он молод и богат, рассмеялся бы в лицо этому фантазеру! Так не бы-ва-ет! И Сергар до сих пор до конца не мог поверить, что это с ним все-таки случилось. Может, он спит и видит сны? Может, на самом деле в этот миг его дело терзает толпа живых мертвяков, а эта жизнь привиделась в самый последний миг?
        Он еще раз потрогал грудь девушки, провел по внутренней стороне ее бедер и снова ухмыльнулся - нет, слишком много подробностей, чтобы это все было сном. Слишком мокро.
        И, чтобы закрепить ощущение реальности, он снова навалился на подругу, уверенно раздвинув ее стройные длинные ноги. Та совсем даже не возражала, с готовностью зажав Сергара между крепкими бедрами, подавшись навстречу любовнику всем своим телом. Она была до смешного неопытна, неуклюжа, но с лихвой заменяла свое неумение предаваться изысканным ласкам энтузиазмом и страстью, выплескивающейся на партнера.
        Это была их первая ночь, и Сергар надеялся, что не последняя. Все-таки эта бывшая старушка чем-то его зацепила. Чем - он и сам не знал. Потом разберется, времени у него более чем достаточно. Целая вечность. Наверное.
        Глава 4
        Удар! Страшный, ломающий кости, дробящий! Он не выключил сознание, наоборот - выбросил из сна, отрезвил, просветлил голову так, что стало ясно - дурак! Он - дурак!
        - Гляди-ка, живой! Все еще живой! - Человек, что стоял рядом с постелью, скрывался в полутьме, и лицо его не рассмотреть. Глаза никак не могли сфокусироваться, лицо незнакомца казалось совсем черным, лишенным каких-либо черт, но тут же понял - на лице что-то вроде маски. Черной, обтягивающей, как чулок (может, и в самом деле чулок?).
        И тут же услышал хрип, бульканье, кто-то рядом на постели задергался, забился, а через несколько секунд затих. Запахло кровью, как на поле битвы после боя.
        - Готова! - другой голос, хрипловатый, жесткий: - Черт! Перемазался… не люблю грязной работы!
        - Хороша девка! - третий голос. - Жаль… что не трахнули! С этим что?
        - Что-что… кончать его! Сказано же! Давай!
        Сергар был как в тумане, хотя ему и казалось, что мыслит ясно и четко. Только он собрался что-то спросить, повернуться… как в грудь и живот ему вонзились раскаленные штыри, выворачивая внутренности, пробивая насквозь, не оставляя никаких шансов выжить.
        Но маг все еще жил. Жил и тогда, когда к нему шагнул один из тех, кто неведомым образом оказался у него в номере, направил в голову темный, холодный цилиндр и выстрелил, целясь в лоб.
        Выстрел прозвучал достаточно громко, не так, как в глупых фильмах, в которых глушители лишь шипят, гася звук волшебным образом. Это напоминало то, как если бы тамада за праздничным столом с громким «Бум!» открыл бутылку шампанского. Девять миллиметров - это довольно громкий патрон. А «волшебных» глушителей ликвидатору никто не даст - и так сойдет.
        Голова мага дернулась, брызнули кости и кровь, залив лицо стрелявшего. Тот громко выругался, отер щеку первой попавшейся тряпкой - это оказалось платье убитой девушки - и повелительно двинул рукой:
        - На выход! Хомяк, ты проверил его карманы? Документы, деньги?
        - Есть, Профессор! Бабло - очень даже неплохое! Ну и бумажник - банковская карта и все такое. Трубу брать?
        - Бери. Потом выкинем. И ее документы забери!
        - А нет у нее документов. А это точно мать…
        - Заткнись! Не твое дело! Все, уходим! Первый, бабушка приехала! Дедушка тоже!
        - Понял. Эвакуация. Зачистка.
        Три тени выскользнули из номера, стало тихо. Потом где-то далеко еще несколько раз «открыли шампанское», и снова тишина. Мертвая тишина.

* * *
        Утро началось со звука полицейских сирен, возбужденных голосов, женского рыдания и топота множества ног. Комната, где лежали два мертвеца, наполнилась людьми, потом часть из них исчезла, оставив четверых - оперативника, следователя, прокурорского и эксперта. Они неспешно переговаривались, осматривая номер, эксперт щелкал фотокамерой, озаряя укрытый сумраком номер фотовспышкой. Когда сделал столько фото, сколько счел необходимым - открыл занавеси, и в комнату хлынул яркий дневной свет, заставивший девушку-следователя прищуриться из-за рези в глазах. Когда глаза ее привыкли к свету, она уселась за стол и начала методично записывать все, что сообщал эксперт, переворачивающий обнаженные окровавленные тела.
        Опер, тоже довольно молодой, с нескрываемым любопытством смотрел на девушку, лежащую на кровати, и невольно вздохнул, когда эксперт перевернул ее на спину:
        - Красивая какая! И фигуристая! Может, модель? Была…
        - Не отвлекайся, Пискунов! - сурово прикрикнула прокурорская, дама лет сорока, в синем мундире, видавшая виды и жесткая, как гранитная скала. - Осматривай! Опять что-то пропустишь, с вами, операми, глаз да глаз! Ни черта работать не хотите, вам бы только сиськи да жопы разглядывать, даже у трупов, черт подери! Ох, где же старые кадры?! Набрали каких-то молодых ссыкунов, им только бабы да водка нужны!
        - Марь Петровн… ну ты уж лишнего! - трепыхнулся опер, укоризненно покачав головой. - Я, что ли, пропускал? Это к Семенову претензии, меня-то за что?!
        - Да все вы одинаковы, черти! - хмыкнула женщина и покачала головой. - Документов нет. Унесли?
        - Да… - неопределенно заметил эксперт, скосив глаза на прокурорскую. - Красивая была девка! И накануне имела секс. Много секса! Из нее прямо-таки льется! Вероятно, с этим молодым человеком. Кто он там по документам-то?
        - Кто, кто… какая разница - кто! - нетерпеливо оборвала прокурорская. - Диктуй! Секс она имела, понимаешь ли… нет, политинформацию она имела, для того и трусы сняла и в постель с любовником легла! Ты мне чего банальщину эту несешь? Записали - и дальше! Вскрытие покажет, что и как! Труповозку вызвали?
        - Вызвали… - откликнулся опер, с чувством досады и непонятного гнева наблюдающий, как эксперт уложил прямее почти напрочь отрезанную голову девушки. Зрелище было не из приятных, но он не отвел взгляда, в отличие от следовательши, которую едва не вырвало прямо на пол.
        «Молодая еще, не обвыкла! - с некоторым самодовольством отметил опер. - Вот потаскала бы труп бомжа, полежавшего в теплотрассе, тогда бы узнала, что такое настоящий труп! А тут что - чистая девица, аккуратная, что твоя курочка! Чего уж такие страсти-то?»
        Впрочем, Свистунов знал одного участкового, который проработал много лет, но каждый раз, как оказывался в морге, выходил оттуда шатаясь, ловя воздух широко открытым ртом. Потом сутки есть не мог. У каждого свои привычки, свои пристрастия. Вот он, Свистунов, терпеть не может жареное и вареное сало, а еще жареный и вареный лук. Попадется в рот такая гадость - может и выблевать! А трупы - это ничего, терпит! Просто не надо слишком глубоко вдыхать и думать о том, что у тебя в руках умершая плоть человека. Тащи себе и тащи - как манекен, к примеру. И все нормально!
        Закончили через час, особо осматривать тут было нечего. Тем более что приехала труповозка. Обнаженные трупы погрузили в черные плотные мешки, стараясь, чтобы голова девушки не отвалилась насовсем, кто-то так ее рубанул-резанул, что голова держалась на лоскуте кожи, затянули замки-молнии, и два новоиспеченных покойника отправились в свой последний путь, в который не покупают билетов.
        Свистунов проводил взглядом санитаров, больше похожих на алкашей-доходяг, и широким шагом пошел прочь из комнаты. Нужно сделать обход, опросить постояльцев - работы много, и никто ее себе не возьмет. А хотелось бы! Ненавистный поквартирный обход! Или, точнее, «пономерной» - ходишь, говоришь с этими долбоособями и получаешь в ответ агрессию, издевку, возмущение и неприязнь - это как минимум. А как максимум - нож в брюхо, как Васька Спиридонов.
        Не любит народ полицию, ох, как не любит! И бояться перестал. Старики рассказывали, раньше, когда шел по улице милиционер, даже гопники материться переставали, жались к стеночке! А тут… того и гляди по башке сзади охобачат! Кирпичом! Народ злой, народ подлый - ничего романтичного, как он думал когда-то… давно… уже и забыл когда. Мечтал работать в розыске, а теперь… теперь бы лучше куда-то в ГАИ перевестись! И народ почище, и бабок больше. Опером особо много не срубишь, да и прижали крепко. Впрочем, говорят, что гаишников тоже прижали, сплошные «негласки» - пасут, как колхозник гусей! Шаг влево, шаг вправо - башку прочь!
        Нет, там тоже несладко. А где сладко? Где нужно работать, чтобы суметь снять такой вот номер и чтобы рядом с тобой лежала стройная сисястая красотка? Уж точно не в ментуре, тут таких бабок не заработаешь!
        Раздосадованный, распаленный упадническими мыслями, Свистунов постучал в первую дверь справа от номера и с отвращением вперился взглядом в небритую кавказскую физиономию, появившуюся в дверном проеме.
        - Лейтенант полиции Свистунов, уголовный розыск! Мне нужно с вами поговорить.
        Он шагнул за порог, оттесняя плечом волосатого, как орангутанг, и такого же кривоногого низкорослого кавказца, и, не слушая его причитания и возмущенные выкрики, уселся за стол в гостиной.
        Хреново этот день начался, и по закону подлости должен закончиться еще хуже. Проверено, ошибок нет. Перед глазами снова мелькнуло обнаженное тело девушки, и Свистунов вдруг подумал о том, что тот, кто уничтожил такую красоту, должен умереть. Это неправильно, когда красотки умирают, а вот такие волосатые обезьяны живут и тискают шлюх потными лапами! Это неправильно, это не по делу! Убийцу обязательно нужно найти! Или убийц…
        Только вот шансов мало - сработано профессионально, никаких следов, кроме трупов и крови. Даже видеозаписей нет - унесли, гады! И как вот их искать? Что может сказать этот волосатый истукан, кроме матерных слов и названий кавказских блюд?! Задрючить бы его, нагнуть, как следует! Может, через ФМС проверить, может, нарушения какие-нибудь? Опять же бабок срубить можно, если что… жирный, видать, клоп!
        - Итак, господин Магомедов, для начала предъявите ваши документы - паспорт, ну и все остальное. А потом поговорим! - зловеще-вежливо бросил Свистунов, фиксируя пристальным взглядом толстогубое лицо приезжего. Тот не дрогнул, лишь пожал плечами и протянул зеленый паспорт - надо так надо. Свистунов снова вздохнул, похоже, что улова не будет. Спокоен, «шарик», значит, с документами все в порядке. Не суетится, не лебезит подобострастно. Облом-с!
        Ну что же… «отрицательный результат - тоже результат» - как говорил один знакомый геолог - будем работать.

* * *
        Семен Георгиевич затянул пояс своего зеленого комбинезона, вздохнул, поправил шапочку. Настроение у него было ниже плинтуса. Завтра день рождения, юбилей, так сказать - все-таки пятьдесят пять лет. Радости никакой. Совсем никакой. Начнут поздравлять - жена, дети, внуки. Потом присоединятся коллеги, друзья и просто те, кто хочет от него чего-то. Например, чтобы вскрыл вне очереди и дал свое экспертное заключение.
        Менты, прокурорские и вся эта шушера, вечно вьющаяся возле прозекторской, сующая дешевые «сучки€»-коньяки, заискивающая и панибратствующая. Надоело! На пенсию уйти, что ли? От этой трупной вони, от внутренностей, наполненных полупереваренными обедами, от кафеля, заляпанного красными брызгами, от зарплаты, которая никак не компенсирует то, что он видит и нюхает каждый день. А ведь когда-то шел учиться на врача, мечтая помогать людям! Хотел стать великим, вроде Пирогова или Пастера! А кем стал? Патологоанатомом! В трупах ковыряется! Внутренности рассматривает! Может, хватит всего этого?
        Семен Георгиевич обвел взглядом длинное помещение, в котором стройными рядами стояли оцинкованные столы, занятые почти на сто процентов, и снова вздохнул, не морщась от запаха формалина, хлорки и тлена. Он уже привык и не замечал запаха, пропитавшего его кожу так, что посетители иногда морщились, думая, что он этого не замечает. Зомби! Он - настоящий зомби, провонявший трупняком!
        А если подумать, с другой стороны - хорошая зарплата, уважение, да и подношения - тоже не лишние, хоть он уже лет десять как не пьет. Ведущий эксперт, к мнению которого прислушиваются коллеги, разве этого мало? Двое одногруппников по университету стали наркоманами, еще двое спились. Одного закрыли за торговлю наркотическими препаратами. Остальные прозябают где-то в заштатных клиниках - так что лучше, работать терапевтом за жалкие гроши или копаться в чреве у покойников, заслужив себе этим прочную репутацию знающего эксперта?
        И насчет пенсии погорячился - попробуй, выживи на пенсию, которую дает наше доброе государство! Сдохнешь с голоду, пожалуй! Нет уж, надо тащить свой крест и дальше. По крайней мере, ему повезло больше, чем многим одноклассникам, одногруппникам и уж тем более этим несчастным, что сейчас заняли свои места на прозекторских столах. Сегодня вскрывал молодую девушку - красавица, глаз не отвести! Чем-то похожа на дочь (тьфу-тьфу!). Тело - мечта мужчины! Нашпигована спермой - как термос чаем! Не упустила перед смертью, насладилась. Девственницей была… Никаких следов насилия, кроме… отрезанной головы. Какая-то сволочь взяла и отрезала ей голову острым как бритва ножом! Одним движением, умело, опытной рукой!
        Кавказский след? Арабы? Террористы? Или просто захотели трахнуть красивую молодую женщину, сделали свое грязное дело, а потом отрезали голову, как барану? Все может быть, но… следов насилия все-таки нет. Секс у нее был по согласию… наверное. Могли, впрочем, и пригрозить, тогда сама бы раздвинула ноги. Сперма от одного человека, так что групповухи не было. Жаль девчонку!
        Патологоанатом шагнул к столу, накрытому простыней, из-под которой торчали крупные белые ступни с привязанной биркой - номер и дата. Сдернул простыню и недоуменно поднял брови: молодой парень, высокий, крепкий, худощавый, мускулистый, как прыгуны с шестом или пловцы. Лицо белое, правая сторона изуродована старым шрамом, тянущимся от глаза к подбородку, да и сам подбородок как-то перекошен, будто кто-то наступил на голову здоровенной ножищей, раздавил да так и оставил. И это все безобразие срослось, сделав из красивого молодого человека подобие изделия доктора Франкенштейна.
        Во лбу вмятина, которая очень удивила повидавшего виды Семена Георгиевича - после такого ранения в лоб люди не живут! Пуля должна была превратить в кашу мозг, да что там превратить - снести полчерепа, как топором! Однако - вот голова, вот вмятина, старая, затянувшаяся кожей, а вот… вот и выходное отверстие - тоже давно заросшее, проплешина среди густых русых волос.
        Всю грудную клетку парня испещряли вмятины от старых пулевых ранений - уж чего-чего, а опытный патологоанатом сразу же отличит пулевое ранение от любой другой раны, опыт - его не пропьешь, даже если тебе наливают трехлетний армянский!
        - Где же тебе так досталось? - прогудел Семен Георгиевич, удивленно тараща глаза. - Никогда такого не видел! И ты с такими ранениями выжил?! Чудны дела твои, Господи… А от чего же умер? От чего, от чего… умм… ла-ла-ла…
        У Семена Георгиевича внезапно совершенно исправилось настроение, и он начал мычать какую-то непонятную, где-то слышанную мелодийку, не в такт, но от души. Вот лежит молодой парень - красивый, сильный, и что? Что с того, что он молодой и сильный? Был… Он мертв, а немолодой и некрасивый патологоанатом - жив! И пойдет домой! После того как вскроет этого жеребчика. И ждут Семена Георгиевича объятия любимой жены, утка с яблоками, салатики, ледяное пиво (крепкое он не пил, но пивко иногда потреблял, да…), торт и еще много, много хорошего! Потому что живому все хорошо, а вот мертвому… мертвому уже все равно. Совсем все.
        - Так от чего же ты у нас помер, а? - Голос патологоанатома был ласковым, будто говорил он не с покойником, а с любимой супругой. - Не скажешь? Нет, не скажешь! Потому, что ты покойник! А покойники не говорят, да, не говорят! А я поспрошаю санитаров, которые тебя принимали - откуда ты взялся, такой «красивый»?
        Семен Георгиевич обошел стол, подошел к столику с заранее приготовленными инструментами, взял большой скальпель и вернулся к «пациенту».
        - Ну что же, приступим, помолясь? - Патологоанатом примерился и решительно погрузил скальпель в брюшину покойника. Скальпель ушел сантиметра на три, брызнула кровь, заливая руки эксперта, стол, кожу вскрываемого трупа.
        И вдруг… «труп» открыл глаза, издал глухой, утробный рык, а затем с размаху врезал в глаз Семену Георгиевичу здоровенным кулачищем!
        Искры! Боль! Шок!
        Семен Георгиевич пришел в себя на полу, опершись на руки, очумело глядя на то, как «покойный» слезает со стола, недоуменно смотрит по сторонам, потом на себя - вниз, на торчащий из живота скальпель, достает скальпель из раны и отбрасывает в сторону. Потом покойник подошел к патологоанатому, из ноздри которого катилась красная струйка, и с силой ударил его в лицо так, что хрустнула носовая перегородка, а в голове эксперта вспыхнул красный шар боли.
        Последней мыслью Семена Георгиевича была не мысль о завтрашнем дне рождения, не о семье, не о пройденном жизненном пути - перед его глазами мотались гениталии ожившего покойника, и патологоанатом механически подумал: «А чего он такой большой? Это ненормально!» И сознание потухло.
        Когда очнулся, почувствовал, что лежит в луже. И состав этой лужи был очевиден. Не стоило пить так много чая, теперь весь этот чай на полу, под спиной - мочевой пузырь расслабился, когда Семен Георгиевич лежал без сознания, вот и результат.
        Ощупал лицо. Глаз заплыл, нос распух. Подвигал челюстью - цела, хоть и болит. Похоже, что парень хорошенько его отходил. Но не убил! И это радует. Почему-то ужасно хочется жить, хотя только сегодня утром казалось, что такая жизнь - это равносильно смерти.
        Вот так и бывает, коснись тебя крыло ангела смерти, избегни неминуемой гибели - и все твои неурядицы станут просто смешными, как разборки в детской песочнице между детсадовцами младшей группы.
        Поднялся, и первое, что сделал - посмотрел на ТОТ стол. Само собой - никого! А где «труп»? Куда он делся?
        Семен Георгиевич побрел в свой кабинет. Идти было тяжело. Тело болело, лицо ломило, голова раскалывалась, и коридор слегка кружился, как после крепкой порции водки. Сотрясение мозга, чего уж там думать… досталось голове.
        Острый глаз отметил - перед дверями кабинета капельки крови, на самой двери - отпечаток руки. Красный, уже подсохший. Он там?! Может, не ходить туда?!
        Семен Георгиевич на цыпочках отошел от двери и потрусил по коридору, задыхаясь, чмокая мокрыми ногами, неприятно скользящими в кожаных туфлях. Старые туфли, удобные. Можно было бы и тапочки надеть перед работой, но… это же не пляж! Должны быть соблюдены какие-то приличия? Или нет? Расхлябанность, непрофессионализм начинается с малого, а Семен Георгиевич непрофессионалом не был.
        Охранник лежал возле столика, на выходе из морга. Рядом газета, на которой четко отпечаталась нога сорок пятого размера. Вернее, ботинок, похожий на тот, что носил сам Семен Георгиевич. Зомби ушел?!
        Патологоанатом облегченно вздохнул, постоял секунд пять, успокаивая дыхание, и только потом наклонился к охраннику. Тот был жив, пульс нормальный, хорошего наполнения. Потеря сознания. Почему? Ясно почему. На шее красная полоска - удар ребром ладони. Мастерски сработано. Подошел сзади, врезал, и на выход. Ну что скажешь - молодец, зомби!
        - Эй, вставай! Подымайся! Да вставай же! - Ладонью по щеке, в кружке холодный чай - на голову! Чай несладкий, он с конфетами его пьет. Зашевелился, застонал, через минуту уже таращит белесые бессмысленные глаза:
        - Что такое?! Что случилось?! Кто меня?!
        - А ты не помнишь? - В голове будто что-то щелкнуло, и стало ясно, что нужно сделать. - Совсем ничего?
        - Не-а… сидел, читал газету, и вдруг - бах! Очнулся, а тут ты, Георгич! Это что, ты меня приложил, что ли?!
        - Ты что, дурак?! - не выдержал, сорвался. - С какого… я тебя мог приложить по башке?! Ты что, с похмелья не соображаешь?!
        - Э-э… честно сказать - ни хрена не соображаю, хотя и не пил! Ничего не пойму!
        - Рассказываю, я собирался заняться вскрытием, когда в зал ворвались трое или четверо парней в масках. Меня вырубили, видишь, морда битая? Видишь, говорю?! Мне еще хуже тебя досталось! Так вот - я очнулся так же, как и ты, только меня никто не будил. Как ты-то пропустил этих отморозков? Дверь почему не запер?
        - Это… так я запирал! - пролепетал охранник, ровесник Семена Георгиевича, до седых волос доживший «Петей». - Как я мог не запереть? Запер, да!
        - Так иди и посмотри, как ты запер! - Патологоанатом саркастически усмехнулся, чтобы тут же скривиться от боли: нос болел так, что было ясно - без вправления не обойтись. Похоже, что сломал, тварина!
        Охранник подошел к двери, за которой темнела ночная тьма - вход и правда был не заперт. Петя недоверчиво помотал головой, потом вздохнул и пошел к своему посту. Сел, положив руки на колени, и глухо спросил:
        - Что украли? Ведь за чем-то они приходили?
        - Труп. Исчез труп! - коротко пояснил эксперт, и охранник негромко охнул, привстав с места:
        - Труп?! Как труп?! Зачем труп?! Ох, ты ж… ну твою мать! И что делать будем?
        - Что-что… звонить будем. Сейчас позвоню в УВД, пусть едут, осматривают, решают вопрос. Будем отписываться. Да не переживай - мы-то при чем?! Пусть ищут супостатов, развели, понимаешь, преступность! Шагнуть некуда - одни хачики, одни бандиты! И плитку еще эту Собянин кладет, задолбал своей плиткой! И парковаться негде - совсем обнаглели! Везде платных стоянок наставили! А тут уже трупы крадут!
        Охранник еще кивал, а Семен Георгиевич уже тихо шагал по направлению к своему кабинету, бормоча под нос все, что приходило в голову. В больную голову, трещавшую, как грецкий орех в руке силача. Надоело все! Правда, уволиться, что ли?
        Как и следовало ожидать, кабинет его подвергся ограблению. Впрочем, как ни странно, бумажник остался на месте, в столе, пропала лишь одежда - не новый костюм-двойка, рубаха, старый плащ, висевший Бог знает сколько лет в глубине шкафа. Выкинуть его рука не поднималась, опять же - зачем выкидывать добротную вещь, даже если она постарела и выцвела? Можно в нем машину ремонтировать! Или мусор выносить! Рачительный хозяин не разбрасывается хорошими вещами!
        Справедливости ради надо сказать, что машину Семен Георгиевич в последний раз ремонтировал лично лет двадцать назад. Что он мог отремонтировать в своем «Соренто» - вопрос открытый. Если только номера прикрутить? Это тебе не «Жигули»-шестерка! Тут знания инженера нужны! Да и мусор на работе давно уже не выносил - на что тогда уборщики? Они за это деньги получают, на минуточку!
        Почему он придумал историю с нападением бандитов? А что оставалось делать? Попробуй-ка, расскажи историю о том, как живой труп, которому воткнул в живот скальпель, сел и врезал эксперту в морду! Зомби! То, что труп был трупом, когда его привезли, Семен Георгиевич был уверен на сто процентов. Тело холодное, пульс не прощупывается, что еще-то надо? Осмотреть как следует, когда принимал? Ну, если всех покойников осматривать, когда их привозят - когда жить?! Да и мысли были не тем заняты… день рождения ведь на носу! Санитары смотрели. Все равно вскрывать - тогда и осмотреть, как обычно.
        Нет уж, бросить тень на свою репутацию профессионала, и это после стольких лет работы патологоанатомом? Не смог определить, что перед ним живой человек? Стать посмешищем для всего врачебного сообщества? Да ну его на хрен, этот труп! Украли, и все тут! Трое похитителей, все в камуфляже и в масках, попробуй узнать! И вырубили. И труп пропал. Камер видеонаблюдения нет - давно говорил руководству, что надо поставить - так кто виноват? Вот и дождались проблем! А про костюм знать незачем - кому он нужен, этот старый костюм?! А вот труп нужен, да. И потому - пора звонить. В УВД звонить - пусть подергаются!
        Семен Георгиевич пододвинул к себе служебный телефон, сделанный еще во времена благословенного Советского Союза, и медленно набрал номер, кривясь от боли в разбитом лице. Лицо уже начало опухать, и Семен Георгиевич с тоской подумал о том, что для юбилея такая физиономия точно не годится. И ведь угораздило, черт подери! На последнем дежурстве! Или крайнем? Так любят говорить летчики, парашютисты и пижоны, которые хотят примазаться к сонму крутых профессионалов. Да какая разница - крайний или бескрайний, результат-то один! Тьфу! Вот же денек, а?!
        - Слушаю, дежурный капитан Самсонов!
        - Слушай, Самсонов… - Семен Георгиевич запнулся и помолчал секунды две, продолжил уже бодрее: - Это эксперт, Семен Георгиевич. Пришли-ка ко мне группу. На нас совершено нападение, труп пропал. И давай побыстрее. И «Скорую» пришли - мне башку разбили…
        Через пять минут Семен Георгиевич сидел в кресле, уставившись в пространство, и, преодолевая дурноту, думал о том, кто же был этот странный парень, ставший зомби, и куда этот зомби отправился.
        А еще - о том, что стоило все-таки смотреть сериалы про живых мертвецов. Похоже, что доля правды в них все-таки есть. Не стоило смеяться над «зомбятиной», вот оно как все вышло…

* * *
        Очнулся от острой боли в животе. Боль нарастала, тело выло, требуя устранить причину боли, и тогда человек сел, открыл глаза, увидев перед собой странную фигуру в зеленой одежде, с размаху ударил прямо по маске, скрывавшей лицо негодяя!
        Ударил раз, ударил два, негодяй упал.
        Еще несколько ударов. Маска сдвинулась набок, открывая лицо человека в годах, испуганного человека, и рука остановилась, не завершив смертельный удар, ломающий шею, перебивающий позвонки. Нападавший уже не представлял собой опасности, так зачем его убивать? К тому же в голове четко прозвучал сигнал - нельзя! Не убивай!
        Тот, кто не помнил своего имени, подчинился внутреннему голосу, тяжело встал, побрел вперед, на выход. Он не знал - почему так делает. Его разум, его личность были подчинены сигналам, исходящим откуда-то из глубины поврежденного мозга. Он ЗНАЛ, что так будет правильно, а раз это правильно - нужно исполнять. Инстинкт самосохранения - больше ничего.
        Обрывки стройной вязи знаний, из которой собственно и складывается личность, были разбросаны по всему мозгу, вот только связи между ними нарушены, и теперь работал только он, единственный - инстинкт самосохранения, толкающий вперед, требующий делать ПРАВИЛЬНО.
        Дверь кабинета была первой, в которую ткнулся Тот, кто не помнил своего имени. То ли ему повезло, то ли инстинкт, гораздо более изворотливый, чем у животных, подсказал, что нужно войти в дверь с табличкой, на которой что-то написано. Именно «что-то», потому что знания о чтении были погребены там же, где и знания, обретенные за всю свою не очень долгую, но в высшей степени бурную жизнь.
        В шкафу - одежда, не подходящая по размеру, в эту одежду можно вставить двух таких парней, хозяин ее любил хороший ужин, сладкие и жирные блюда, так что объем его живота соответствовал размерам одежды.
        Оделся механически, как робот, как живой мертвец, коим, в общем-то, и являлся. Натянул на себя все, что нашел, в том числе и пыльный, не очень чистый плащ. Ботинки подошли по размеру, но это не обрадовало. Живого мертвеца ничто не радует, ничто не огорчает. Он просто делает то, что должен, то, к чему его призывает инстинкт. Если инстинкт говорит, что надо надеть носки - мертвец их надевает. Если требует захватить плащ - берет и плащ. Потому, что это ПРАВИЛЬНО.
        Старые, разношенные ботинки почти не издавали звуков на каменном полу. Впрочем, живой мертвец и шел не так, как обычный человек. Он был похож на призрака - бесшумного, неторопливого и смертоносного.
        Охранник упал на пол, выпустив из рук газету, брякнувшись, как мешок с навозом. Бить наповал не стал, только так, чтобы гарантированно выключить. Если вдруг после удара умрет - это его проблемы.
        Но человек без имени об этом не думал. Он делал так, как будет ПРАВИЛЬНО.
        Ночь приняла мертвеца в свои объятия, как невеста, дождавшаяся жениха из долгого путешествия. Она была слегка прохладной, но теплой, недоверчивой, но ласковой - где ты был? Почему тебя так долго не было? Ведь ночь - это время призраков и мертвецов, вставших из своих могил! Так идем же ко мне, скорее! Я тебя жду!
        И он побрел по дороге бесшумной, но неверной походкой. Его слегка шатало, мозг, поврежденный пулей, не до конца еще восстановил контроль над телом, потому в глазах человека время от времени двоилось, а перед лицом начинали мелькать красные круги, будто шаловливый мальчишка раскрутил в ночном воздухе головешку, на конце которой тлел и разгорался красный «фонарик».
        Машины, освещавшие фигуру пешехода, проносились мимо, как пущенные рукой Вселенной метеоры, унося своих седоков к теплой постели, в объятия бога Сна. У человека без имени не было теплой постели, не было дома, не было ничего, кроме украденной одежды и настойчивого позыва идти вперед - зачем, почему - он не знал. Как не знал того, где же закончится его путь.
        Так он шел два часа, не обращая внимания на редких прохожих, шарахающихся от него, как от привидения. Да он и был похож на привидение - в бежевом, выцветшем до белизны плаще, с русыми, светлевшими в темноте волосами, с лицом, изувеченным жуткими шрамами.
        Он шел, не чувствуя голода, жажды, как автомат, как торпеда, пущенная в цель. Вот только что было целью - инстинкт не говорил. Он вообще ничего не говорил, только требовал, толкал: «Идти! Идти! Идти!»
        Через два часа человек захотел есть. Организм, который лихорадочно залечивал смертельные раны, перестраивал организм, требовал пищи, требовал «строительного материала», поглощая все резервы, что были заложены при жизни. Регенерация не была такой же, как при жизни, мозг не работал так, как прежде, и не мог управлять процессами с прежней невероятной эффективностью. Мозг управлял лишь теми процессами, которые изначально служили выживанию, выключив все, что, по его мнению, к нему не относилось. По большому счету, от мозга осталось его жалкое подобие, пуля, которая пробила череп, ударной волной нанесла ему такие разрушения, что обычный человек давно бы скончался прямо на месте, не создавая никаких проблем патологоанатому. Но этот случай был совсем другим.
        Когда голод стал частью инстинкта, тот приказал: «Ищи пищу! Иди на запах!»
        И тогда человек без имени развернулся и побрел туда, откуда вкусно пахло печеной картошкой, туда, где возле ларька «Веселая картошка» стояли три машины с еще более веселыми, чем картошка, парнями и девчонками.
        Эти ребята по сути своей не были совсем уж законченными подонками. Так, «мажоры», выехавшие покататься со своими подругами. Да и мажорами их назвать нельзя, какие они, к черту, мажоры? Мажоры в это время суток тусуются где-нибудь в пафосном ночном клубе, разбрасывая направо и налево папенькины деньги, у этих денег хватало только на бухло, на бензин для тюнингованной «Приоры», ну и на картошку, печенную в микроволновке и нашпигованную сомнительного качества салатиками, очень хорошо сочетающимися с отравой из металлических баночек. И деньги не папенькины… или не всегда папенькины. Работают, чего уж там. Автослесари, продавцы, электрики - кого только нет. Нормальная тусня, свои пацаны, в натуре. И с судимостью есть, и просто на папиной машине. На автотусню еще рано, можно и пожрать, почумиться, музон послушать!
        Да нормальные так-то ребята, только вот бомжей не любят. Ну просто-таки ненавидят. За что? Да кто знает… может, видят в них самих себя, лет эдак через… много. Или немного. Начни колоться, бухать - как сосед Витали или как пацан из соседнего дома - и ты легко станешь таким, как этот опустившийся урод, который тянет к тебе руку и хрипло требует: «Дай! Хочу есть! Дай!»
        Они не сразу начали его бить. Вначале смеялись, дразнили, протягивая к нему руку, в которой лежал пластиковый бокс с восхитительно пахнущей картошкой, потом начали отталкивать, пихая в грудь ногами и руками, стараясь не пачкать руки, затем начали материться, выбирая выражения покруче, не обращая внимания на своих девчонок. Впрочем, девчонки могли завернуть ругательства и посложнее, так что ничуть не удивились и лишь возмущенно загалдели, когда парни начали пинать бродягу.
        Пинали не сильно - так, поучить наглеца. Не сильно - до тех пор, пока тот в очередной раз не упал - как раз на белую «Приору» Виталика, любовно вымытую своими руками (на мойке поцарапают!). Притом своей поганой спиной снес водительское зеркало - не совсем снес, просто загнул, но какого хрена?! Покуситься на святое, на «тачку»! Какой нормальной пацан это потерпит, да еще и от мерзкого бомжары?!
        Если бы бродяга был стариком - седоволосым, морщинистым, дряхлым - скорее всего, ему все это сошло бы с рук. Но бомж был молод, высок, только двигался как-то странно, дергано, будто обкуренный или обколотый, как зомби из пиндосского сериала. Ну а раз молодой борзеет - тогда получай!
        Виталик пинал бомжа уже всерьез, остервенело, яростно, забыв о том, что едва избежал реального срока по «хулиганке». Стоит сейчас появиться ментам - и каюк! Загребут, припишут нарушение режима, и «условняк» превратится в три года у параши! Но ярость застила разум, глаза накрыла пелена, и даже подружка, Ленка Никифорова, повисшая на плече, не могла его остановить! Да и что она сделает против девяностокилограммового парня, который совсем даже не чужд «качалке»? Крепкие руки, дубовая голова, как говорил мастер Семен Михалыч. Простой парень из Подмосковья, не хуже и не лучше многих - таких же, как он.
        Толкнул Ленку - чуть не упала, заголосила. Повернулся к ней, обложил - пока обкладывал, бомж умудрился подняться, и снова: «Дай! Еду - дай!»
        Виталик примерился, перенес вес на носок правой ноги, развернулся для хлесткого удара, способного своротить челюсть любому, не только придурку в дурацком плаще, и выстрелил натруженным кулаком, из-за которого как раз едва не загремел на нары. (Выбил зубы одному черножопому - а не фиг шататься, где ни попадя! И замечания делать пацанам!)
        Кулак уже предвкушал хруст хрящей, ноющую боль от соприкосновения с черепом наглеца, ощущения горячей мокроты, но ничего этого не получилось. Вместо того носитель зубодробительного кулака вдруг поднялся в воздух, перевернулся вверх ногами и рухнул на пыльную плитку, уложенную по приказу ненавидимого «настоящими москвичами» Собянина, исчадья ада, заполонившего своей плиткой всю столицу и не дающего москвичам жить так, как они хотят.
        Удар о тротуар был таким сильным, что изо рта Витали вырвался едва ли не фонтан слюны, окрашенной розовым, в довершение ко всему он жестоко прикусил язык, сразу же наполнивший рот пригоршней крови. Сознание помутилось, и Виталик вырубился не хуже, чем если бы получил в челюсть от Майка Тайсона, известного своими нокаутирующими ударами.
        А бомж тем временем подошел к капоту «Приоры» и стал есть из коробочки, оставленной Виталей - руками, механически засовывая картошку и ее содержимое в свою уродливую пасть. Выглядело это гадко - кусочки смеси-наполнителя падали на светлый плащ, ползли по нему, оставляя дорожки слизи, будто мерзкие садовые слизняки, но бомж не обращал внимания на подобные мелочи, он совал в рот куски, захватывая грязными пальцами кашеобразную массу, глядя в пространство остановившимся взглядом удивительно синих, каких-то нереально синих глаз.
        Никто ничего не понял - все застыли на месте, как соляные столбы, и только когда Ленка дурным голосом завопила: «Убииил! Ты убииил его, сука!» - сообразили, что какой-то там поганый бомж только что вырубил Витальку, их пацана, их признанного авторитета и просто дружбана, за которого они должны порвать любого, как говорит пацанский кодекс.
        И тогда вся стая, все четверо пацанов, крепких, спортивных, двинулись на бомжа - покарать! Покарать за наглость, за противную рожу, за Виталю - ни за что, в натуре, брошенного в пыль! Да просто за то, что жизнь не совсем удалась, и потому, что могут хоть на ком-то выместить свою злость и разочарование! Как он смел, грязный, вонючий, посягнуть на Пацана? На Своего? Того, кого он и пальцем коснуться не смеет!
        Бомж доел картошку, облизнул пальцы, аккуратно поставил на место пустую коробку. На поедание здоровенной картохи с четырьмя наполнителями у него ушло не больше десяти секунд. Он буквально всосал содержимое контейнера, как унитаз всасывает хозяйское дерьмо. Рраз - и нету!
        Когда Михась был уже на расстоянии удара, бомж вдруг раздвинул окровавленные губы и хрипло каркнул:
        - Еще! Еду! Хочу есть!
        С яростным «кий-я!» Михась провел маваши-гири в голову бродяги, уверенный в полном успехе, но тот медленно, очень медленно и мягко отвел его ногу, совсем не изменившись в лице, каменном, как у статуи, и так же обманчиво медленно коснулся гениталий противника, точно попав туда, куда собирался. Михась почти не потерял сознания, скрючившись на земле, и теперь лишь тяжело дышал и постанывал, зажимая ушибленную мошонку.
        Толян и Серега были поосторожнее, они напали с двух сторон, готовые ко всему, опытные уличные бойцы - но и они легли через несколько секунд. Толян выключился от такого же, обманчиво мягкого касания в солнечное сплетение, с Серегой все было гораздо хуже, он напоролся на тычок в горло и едва не получил перелом гортани. Просто так легли карты. Перебор. Сейчас он хрипел и кашлял, сидя на заднице, глядя на бомжа изумленными, слезящимися от боли глазами.
        Успех едва не пришел к Сене, успевшему достать бейсбольную биту - оружие пролетариата. Крепыш, ловкий, как обезьяна, и едва выше ее ростом, он с оттягом врезал по затылку бомжа, с замиранием сердца ожидая хруста и бульканья. Сеня имел опыт подобных драк и знал, чем заканчивается удар в основание черепа. И видел, и сам бил.
        Только вот, похоже, у бомжа глаза были и на затылке. Он ловко подсел, вписался в удар биты, отвел ее в сторону, направив прямо в стекло Михасевой «ласточки», и когда напротив сиденья водителя возникло белое овальное пятно - Сеня понял, что больно можно сделать и без «оружия ударно-дробящего действия». Впрочем, при желании и достаточном умении «оружием ударно-дробящего действия» может стать любая часть тела, достаточно твердая и быстро двигающаяся, например, голова. Как было сказано в одном милицейском протоколе: «Удар был нанесен твердым тупым предметом, предположительно головой…»
        Предположений полицейским строить не придется, свидетелей более чем достаточно - пятеро девчонок, визжащих, как полицейские сирены, этого хватит любому следователю - так что было кому рассказать о том, как нос Сени встретился с высоким, выпуклым лбом бомжа, встретился, чтобы никогда уже не стать прежним.
        Это очень больно, когда лбом в лицо. Больно и кроваво. Потому в следующие десять минут Сеня не мог не то что думать - дышал едва-едва, да особо и не подышишь сквозь сплющенные ударом, забитые сгустками ноздри да наполнившийся горячей пацанской кровью и осколками зубов разбитый рот. Этот зомбак - как рассказали потом девчонки - успел еще достать Сеню ударом ботинка прямо в пухлые губы, предмет зависти всех подружек.
        После всего содеянного бомж обошел по кругу стоявшие машины, не обращая внимания на поверженных парней, на причитающих девчонок, собрал недоеденные и нетронутые коробочки с картошкой, сложил их стопкой и удалился в темноту, пихая в рот содержимое контейнера. Как потом оказалось, он прихватил еще и полторашку пива, заныканную на заднем сиденье «Приоры» запасливого Михася. Но об этом говорить никто не стал - не до того!
        Когда на место происшествия прибыл вызванный Ленкой наряд полиции, девчонки уже не всхлипывали и смогли уверенно, почти без дрожи в голосе, описать нападавшего, указать направление, в котором он ушел. Ехать с нарядом и показать на бомжа они категорически отказались, во-первых, страшно, может, он зомби какой-нибудь? Во-вторых, нужно заняться пацанами, возле которых суетится бригада «Скорой» - мало ли, что понадобится? Вдруг в больницу повезут, а тогда что с машиной делать? Надо будет родаков дожидаться, бросать машину без присмотра нельзя - мало ли какие черти сбегутся, разворуют, мародеры! Вон, уже толпа скопилась, и где только были, когда этот поганый зомбак пацанов крошил!
        В общем, пришлось полицейским ехать совсем одним разыскивать супостата. Без особого желания, надо сказать - в историю о том, как какой-то там бомж положил пятерых отморозков, патрульные не верили. Небось, между собой чего-то не поделили, а теперь хотят отмазаться! Но работу делать надо - есть сигнал, есть информация, ее нужно проверять.
        Сигнал-то по ноль-два, а они, сцуки, все пишут, не отвертишься! Отписаться можно только бумагой, а для того - ехать по маршруту и выглядывать в темноте извращенца в светлом плаще. Именно в темноте, потому что вряд ли он сейчас шлепает по освещенным магистральным улицам. Свернул куда-нибудь в переулок и тихарится, бомжара поганый! Повадки бомжей давно известны, сидит, небось, где-то в люке теплотрассы, диггер хренов, и ждет, когда выползет на рукав очередная вша. А ты ищи его… и, не дай бог, найдешь - весь салон провоняет, вшами еще наградит, тварина! И что их не расстреливают, гадов? Можно было бы - вывел на пустырь, приставил к голове ствол - бах! И нет бомжа. И нет проблемы. А то нянькаются с этими мокрицами подколодными!
        Патрульные были очень, очень злы. Они только-только собрались поужинать, и на вот тебе - вызов! Чтоб он сдох, этот бомжара! Попадется - попробует, каково это - дубинкой по хребту. Враз забудет, как шататься по городу, уродуя его чистый образ своей вонючей бомжарной мордой!

* * *
        Человек без имени двигался вперед, наслаждаясь ощущением сытости, пусть и недолгим. Откуда-то он знал, что скоро снова захочет есть, что чувство голода в ближайшие несколько дней - его верный спутник, его палач, его боль. Но пока живот набит пищей, в руках несколько коробок с едой, и ее хватит по крайней мере на сутки, а это уже хорошо. Теперь нужно куда-то спрятаться. Инстинкт вел в темноту, в переулки, на поиски норы, в которую можно забиться, в которой можно переждать. Что переждать? Зачем переждать? Человек не знал. Но знал, что надо переждать.
        За спиной вспыхнули фары, зарокотал мотор, взвизгнули тормоза. Резкий, высокий голос выстрелил в спину очередью слов:
        - Стоять! Эй, ты, урод, стоять! Не двигаться! - голос изменил тон, стал потише: - Прикинь, Семеныч, мы его разыскиваем, думаем, он уже на дно залег, а этот придурок как по проспекту гуляет! Вот же гаденыш!
        - Вась, ты бы поосторожнее с ним… - Низкий, хрипловатый голос погас в темноте, потом щелкнула зажигалка, осветив внутренности патрульной машины неверным светом, исходящим от колышущегося на сквозняке огонька. Запахло табачным дымом. - Ты помнишь, что эти придурки рассказывали? Он как щенков их раскидал!
        - Этот доходяга? - весело присвистнул сержант, разминая могучие покатые плечи. - Я что, с каким-то доходягой не справлюсь? Ты видел этих потерпевших - лимита поганая, алкашня! Да их детсадовец совочком разгонит! Между прочим, я краповый берет! И когда сдавал экзамен, сам инструктора ухайдакал, а не он меня!
        - Врешь поди, - водитель глубоко, с треском затянулся и равнодушно добавил: - И когда это ты стал настоящим москвичом-то? Лимита… да нет щас никакой лимиты, киношек насмотрелся, что ли? Пакуй его, да поехали, какого черта время тянешь? Петь, подстрахуй его… а то вляпается, не дай бог…
        - Ты чо, ты, что ли, старший наряда?! - окрысился сержант, кривя лицо в злой гримасе. - Вообще-то, я старший, а тебя придали нам для поисков преступника! Так что не лезь не в свое дело! Крути баранку!
        - Вот же ты придурок… - Водитель отвернулся и замолчал.
        Вздохнул, вот угораздило же попасть на дежурство с таким мудаком! Рост под два метра, ручищи - подкову сломает, а ума - как у ребенка! Недаром, видать, его не захотели в «Дзержинке» оставлять! Впрочем, может, и врет про краповый берет. Сам без году неделя в столице, а вишь что - уже и про лимиту заговорил, на всех свысока смотрит. Вот что за привычка такая, приедет человек на заработки, зацепится в Нерезиновой правдами и неправдами, проживет годик-другой, и уже смотрит на бывших своих земляков, как на вшей поганых! Мол, неудачники, ничего не добились! А чего ведь на самом деле добился? Живет в общаге - ни дома, ни семьи, перспектив никаких - потому, что дурак. И где тут достижения?
        Хотя… вот таких дураков-то начальство и любит - исполнительный, работяга, план по «палкам» дает, проблем с пьянкой и дебошами нет, так что еще надо? А то, что дурак - так и не подсидит, и выполнит все, что прикажет чуть более умный, чем он, командир! Этак и комвзвода назначат, а там, глядишь, и дальше продвинут. Поступит в какой-нибудь институт «Сельхознавоз», получит диплом - вот тебе и готовый офицер полиции. Участковый либо дежурный в РОВД, а то, может, и еще куда переведется - в ГАИ, например.
        Водитель сплюнул и вдруг решил - надо валить! Из ментовки, насовсем! До пенсии еще лет семь, зарплата не восторг, так какого черта он тут делает? Валюшка, племяшка, удачно замуж вышла - за мажорчика, сына банкира. Место хорошее предложила - возить этого самого банкира, зарплата - в три раза! Так чего он тут прозябает с этим тупым придурком, слушая его тупые разговоры?! Нет, решено - рапорт на увольнение, и катись эта работа куда подальше - в задницу тупому Лагину, например! Пусть Васек бомжей с улиц собирает, а с него хватит!
        Занятый своими мыслями водитель пропустил тот момент, когда все началось.
        Когда повернул голову, тупоголовый Васек уже замахнулся на бомжа «демократизатором» и собирался ударить - как обычно, с оттягом, так, чтобы у человека в максимуме сломалась кость ключицы или руки, а в минимуме - остался здоровенный черный кровоподтек.
        Зависит от того - куда ударить. Любил Васек поглумиться над беззащитными - просто так пнуть алкаша, бомжа, который не может ответить, вызвать на агрессию дебошира, чтобы в очередной раз доказать свою силу. А и вправду был силен, «краповый берет» он там или нет. В его ручище резиновая дубинка казалась просто игрушечной, и не дай бог попасться под удар этой игрушки! Зашибет до смерти!
        Будь воля Семеныча, он бы на пушечный выстрел не подпускал таких типов к ментуре. Человек, получающий удовольствие от глумления над другим человеком, не должен служить в полиции, а также занимать государственный пост - в этом старшина Головлев был уверен на сто, нет - на сто десять процентов!
        А бомж и правда был странным. Лицо изуродовано, да, отпугивает своей кривой гримасой, но не в этом дело. Человек не был похож на обычного человека, и опять же дело не в показаниях потерпевших, назвавших незнакомца невероятно быстрым и ловким бойцом. Нет, дело не в том. Взгляд, вот что было странно - синие глаза смотрели вперед, в точку, находящуюся над головой сержанта, человек явно был не в себе, будто находился под действием сильного наркотика. Все то время, что задержанный стоял перед патрульной машиной УВД, он был неподвижен, как столб, не пытался бежать, спрятаться - просто смотрел туда, где начинала краснеть звездочка, известная под названием «планета Марс», будто просил помощи у бога войны.
        В руках у человека находились неопровержимые улики - контейнеры с едой, отобранные у молодых отморозков.
        Честно сказать, Семеныч сам хорошенько отходил бы эти козлов - от них одни проблемы! Приедут из своих говногородишек - покатаются, намусорят, устроят дебош - и сваливают к себе в Задрищенск! Вот на таких и надо бы напускать сержанта Лагина, чтобы научил придурков, как надо жить и чем интересоваться - чем-то еще, кроме пива, «Ягуара» и фастфуда! И автохлама, само собой.
        И вообще, прослужив долгие годы, зная жизнь, Семеныч был уверен, что не все в порядке в деле с этими отморозками, «обиженными» худым, изможденным инвалидом-бомжом - глаза у парней и девок бегали, когда рассказывали о необоснованном, вероломном нападении «неизвестного им гражданина». Вот так вот - шел бомж, увидел компанию из пятерых парней, двое из которых ранее судимы, а третий под следствием, и решил дать им пилюлей! Ну вот не понравились ему одухотворенные лица «правильных пацанов»! И начал он их метелить.
        Насчет того, что рожи этих типов могли кому-то не понравиться - чистая правда, Семеныч и сам с большим удовольствием заехал бы кулаком в одну из молодых наглых рож. А может, и во все рожи. Но поверить, чтобы какой-то там бомжара напал на компанию из десяти человек? Бомжи - они вообще-то, в основной своей массе - тихие, ползают себе по помойкам, добывают пропитание, в драках если и участвуют, то только в роли жертвы - что может противопоставить какому-нибудь сытому мажору человек, едва таскающий по миру свою худую, давно не мытую задницу?! Да любой из этих парней легко свалил бы с ног этого унылого бомжа, врезав ему в челюсть даже вполсилы! Если, конечно, бомжик на самом деле не воспитанник Шаолиня или не мастер других, не менее эффективных единоборств.
        Дубинка начала свое стремительное движение, могучие мышцы под форменным сукном напряглись, посылая оружие разрывать пространство и плоть, но… ничего не получилось. Резиновая палка, умелый удар которой может лишить сознания практически любого человека, проскочила мимо плеча бомжа, в этот самый момент решившего качнуться с ноги на ногу. Случайность, конечно! Неужели он успел увидеть несущуюся в темноте дубинку и среагировать быстрее, чем муха, слетающая с варенья!
        Сержант, не ожидавший такого результата, потерял равновесие, по инерции последовал за дубинкой, непостижимым образом оказавшейся в руках бомжа - тот успел поймать ее за самый конец, а потом стодвадцатикилограммовая туша Васька поднялась в воздух, крутнулась, будто кто-то огромный играл ею, как тряпичной куклой, и со всего размаху врезалась в столб с дорожным знаком «Остановка запрещена».
        Удар был такой силы, что столбик-труба согнулся под углом сорок пять градусов. Семеныч готов был поклясться, что слышал, как раздался хруст, будто рядом топтали ногами вязанку хвороста.
        В голове тут же мелькнуло: «Писец Ваську! Ребра. Теперь на больничный пойдет или на инвалидность!»
        Бомж бросил дубинку, которую держал правой рукой, и Семеныч только теперь заметил, что парень так и не выпустил из рук стопку контейнеров с отнятой у отморозков картошкой. Это почему-то показалось таким смешным, что он нервно хихикнул и, недоверчиво покачав головой, хрипло каркнул:
        - Писец! Ты видал? Видал? Хе-хе…
        - И чо смешного? - деревянным голосом спросил напарник Васька, рядовой полицейский Петька Косов, в быту «Косой». - Этот урод Ваську угробил, а ты хихикаешь! Я хренею с тебя, Семеныч!
        - Нервное, мля… - признался водитель. - Задолбала эта жизнь! Ну чо смотришь, бери его! Бомжару-то!
        - А чо я? Чо я один-то?! - вдруг заартачился Петруха, так-то парень не трусливый, но после того, что увидел - ошеломленный. - С тобой пошли! Вдвоем!
        - Щас прям! - вдруг рявкнул водитель, глядя в спину удалявшемуся в темноту бомжу. - Я, вообще-то, баранку кручу, вы же с Васьком Рэмбы, вы же все, млять, рассказывали, как пачками людей валили в горячих точках, вот и беги за ним, вали! А мне это на хрен не надо! Последний день работаю, греб я такую работу! Тьфу!
        Петруха непонимающе глянул на Семеныча, потом его брови поднялись, и он медленно, с растяжкой, сказал:
        - Валить, говоришь? А что… валить так валить! Повод есть, в натуре! Он же Васька завалил!
        Петруха передернул затвор автомата, выскочил из машины, откинул металлический приклад и, как учили, опустился на одно колено, ловя в прицел спину отошедшего метров на десять человека. Выцеливать было трудно, фонари здесь почему-то не горели, видимо, в связи с ремонтом тротуара, раздолбанного умелыми руками гастарбайтеров, но машины, проносящиеся сквозь тьму, время от времени высвечивали живую мишень.
        Грохот! Раз! Два!
        Очередь - два патрона!
        Очередь - три патрона!
        - Хорош, млять, болван! - завопил Семеныч, пытаясь достучаться до мозга «потерявшего берега» мента. - Куда, на фуй, палишь, осел! Под суд ведь пойдешь! В безоружного! В спину! А если на линии выстрела кто-то есть? Если кого-то в домах зацепишь? Дебил! Да где вас, таких дебилов, набирают-то! Хрен с ним, идет, объявят в розыск, все бомжатники прошерстят - найдут! Пусть валит отсюда, а ты прекрати стрельбу, осел, и молись, чтобы ты ни в кого не попал! Нет, точно с этой работы надо уходить - с вами под суд пойдешь, с лимитой поганой! Тьфу!
        Семеныч сплюнул, откинулся на спинку сиденья и замер, не в силах вымолвить ни слова, Петруха помолчал и выдал деревянным, глухим голосом:
        - Уже никто никуда не идет. Завалил я его. Вот что, Семеныч, скажешь, что у него оружие было - нож тамили еще чо. Нож, ага. Я щас брошу возле него свой - вроде как с оружием напал, и я был вынужден стрелять. А ты подтвердишь, ладно?
        - Да пошел ты… - выругался Семеныч. - Сам отдувайся, мне на хрен ваши кружева не нужны! Не видел я ничего. Вообще ничего не видел - ни как ты стрелял, ни его с ножом - пошли вы все на хрен! Иди, Ваську пощупай, сдается - живой он. Стонет, не слышишь? Похоже ребра ему переломало.
        - Потом с Васькой. Щас гляну на этого козла, удостоверюсь, что завалил, и тогда Васька защупаю, - буркнул постовой и, выставив вперед ствол автомата, пошел к темной фигуре, лежащей на вскрытом отбойными молотками тротуаре. Петя точно знал, что попал, пули две, не меньше! Он всегда хорошо стрелял, даже в темноте - опыт! А расстояние здесь - всего ничего, невозможно промахнуться. Ну… почти невозможно.
        Петр подошел к лежащему на спине бомжу, глаза того были закрыты, рядом - лужица крови. Плащ, светлая рубаха - все в крови. Прислушался - дыхания нет, грудь не колышется. Расслабился, слава богу, сдох! Одной грязной тварью меньше! Васька только покалечил, гаденыш!
        Патрульный не удержался, в сердцах пнул покойника в бок и этим будто включил невидимую кнопку, бомж вдруг рванулся с места как освобожденная пружина и ударил Петра в глотку. Вроде не сильно ударил, сложенными «лодочкой» пальцами, но этого хватило, чтоб лишить воздуха и сознания. Патрульный качнулся и мешком свалился на мостовую.
        Человек без имени медленно, осторожно поднялся, собрал разбросанные контейнеры с едой, не обращая внимания на то, что они вымазаны кровью и грязью, повернулся, чтобы идти, но вдруг наклонился над бесчувственным полицейским и начал шарить у него по карманам. Вынул бумажник, достал оттуда несколько тысячных купюр - больше там не было - сунул себе в карман, а бумажник бросил на землю, рядом с хозяином. Затем медленно, размеренно зашагал прочь от дороги, в темноту лесопарка, туда, где под ночным ветерком раскачивались темные лапы елей. Ему было холодно, больно и снова хотелось есть. Организм, обладающий феноменальной, нечеловеческой способностью к регенерации, закрыл раны, остановил кровь, но требовал еды - как можно больше еды! Инстинкт толкал вперед, туда, где не может проехать машина, туда, где нет людей, где можно отлежаться и залечить раны.
        «Нору! Нужно найти нору!» - требовал инстинкт, и усталый, больной, изнемогающий от голода человек без имени брел и брел вперед, не оглядываясь, не рассматривая звездное небо, ярко высветившееся россыпью серебряных гвоздей. Ему не нужны были звезды, он даже не осознавал, что те существуют на этом свете, он не был даже животным - зомби, живой мертвец, без эмоций, без мыслей, без страха - только инстинкт самосохранения, руководствующийся остатками сохранившихся обрывков знаний.
        Он шел так около часа, меняя направление, запутывая следы. Лесопарк был большим, настоящий лес в городе, но любая собака нашла бы его легко и быстро, потому следовало замести следы. И нужное место нашлось довольно скоро - канализационный люк возле группы огромных многоэтажек, погруженных в предутренний глубокий сон.
        Человек без имени отвалил крышку люка, на его счастье неплотно закрытую, и, прижимая к груди контейнеры с едой, осторожно спустился вниз, в теплую вонючую темноту. Спускаясь, исхитрился задвинуть за собой люк - было сложно, мешали контейнеры, одной рукой это сделать было трудно, но все-таки сумел. Потому что это было ПРАВИЛЬНО. Нору нужно блокировать, иначе в нее проберется враг.
        Журчала вода, под ногами мягко чавкал ил, испускающий тошнотворно-вонючий газ, скользкие стены тоннеля сочились какой-то едва заметно светящейся в темноте слизью, но человек без имени ничего не замечал, он брел вперед, спасая свою жизнь. Его не волновали ни запах, ни трупы крыс, валяющиеся под ногами, он не чувствовал страха, который неминуемо сжал бы своими костлявыми лапами любого человека, который спустился бы сюда, в непроглядную тьму, без фонарика и оружия - даже самого простого, вроде топорика либо дубинки.
        Про московские подземелья ходило много слухов, справедливых и нет - в основном это были досужие фантазии, выдуманные любителями приврать или сочинить красивую историю. Но не все слухи были враньем. Совсем даже не все.
        Еще час человек без имени шел по переходам, сворачивал в боковые тоннели, казалось, он знает, куда идет, но это было не так. Он шел, надеясь найти нору - сухую нору, - в которой можно отлежаться.
        И тогда ему все-таки повезло, впервые за эти дни. Каким-то чудом он вышел в подвал, замурованный, недоступный с поверхности земли - раньше здесь были какие-то склады, принадлежавшие заводу по розливу вин, потом вход в склады замуровали, чтобы в них не лазили дети и не скрывались вражеские диверсанты, а через некоторое время про них просто забыли на много десятков лет. Так бывает. В жизни много всякого раздолбайства, потому удивительного в этом не было ничего.
        Человек без имени прошел по складским помещениям, которые находились гораздо выше уровня тоннелей, в одном из них, пыльном, забросанном остатками мебели и ящиками, нашел забытый ящик с каким-то ветхим тряпьем, по виду похожим на груду ветоши для вытирания рук и обтирки двигателей, зарылся в нее, накрывшись с головой, и тут же принялся чавкать, засовывая в глотку еду из контейнера. Окровавленные, грязные пальцы с механичностью автомата засовывали пищу в рот, челюсть исправно двигалась вверх-вниз, перемалывая «строительный материал», желудок урчал, получая очередную порцию еды, от одного вида которой обычного человека тошнило бы не меньше суток. Но человек ел и наслаждался каждым съеденным кусочком, чувствуя, как организм с восторгом принимает то, без чего он умрет за считаные часы. Для восстановления нужна энергия, и взять ее можно только из еды.
        Проглотив содержимое контейнера, человек без имени отбросил пустую емкость и тут же провалился в сон - глухой, тяжелый, черный, как окружающая его Темнота. Он не видел снов. Ему было тепло и хорошо. Гораздо лучше, чем тогда, когда он очнулся на столе прозектора с торчащим из живота скальпелем.

* * *
        Сколько часов или дней прошло, он не знал. Один? Два? Семь? Столько, насколько хватило еды и одинокой бутылки пива, выдохнувшегося, противного, но полезного - жидкость, без жидкости никак. Он ел, пил, потом спал - сколько мог. Организм восстанавливался - как мог. Раны, которые человек получил перед встречей с полицейскими, и те две раны, что нанес ему патрульный, уже зажили, оставив после себя звездчатые вмятины, пятна.
        Пули, которые остались в теле, зарубцевались, затянутые в кокон плоти, остальные вышли из ран, вывалившись на пол, будто гнилые зубы из больного рта.
        Организм экономил силы, можно было бы выбросить все инородные тела, но он не стал этого делать. Оставшиеся в теле пули не мешали выживанию, потому не стоило тратить на них свои силы. Одна застряла в легком - пусть себе там и торчит, до поры до времени. Другая зависла в кишечнике и тоже была забыта. Все пули из мышц были выброшены, как вредоносные, мешающие выживанию - существо, вся жизнь которого зависит от того, как работают его мышцы, не может себе позволить плохую работу хоть какого-нибудь, даже самого на первый взгляд второстепенного мускула. Чтобы добыть пищу, организм обязан поддерживать максимальный уровень готовности к схватке или бегу. Это ПРАВИЛЬНО.
        С мозгом все было гораздо, гораздо хуже. Клетки мозга восстанавливались очень медленно, особенно лобные доли, отвечающие за личность хозяина.
        Личности как таковой не было. Вместо нее - неопределенное, безликое существо, руководствующееся инстинктами. Желающее выжить.
        То, что человек выжил после такого ранения, тоже было чудом - пуля разрушила часть мозга, вырвав кусок черепной коробки, после такого попадания не смог бы выжить никто и ни в каком из миров. Даже если бы рядом оказался могучий маг-лекарь, способный лечить практически любую болезнь.
        Участок мозга, отвечающий за магию, частично уцелел и автоматически поддерживал тонкую нить контакта с Океаном Силы, только потому способность к регенерации сохранилась - не на том уровне, что раньше, но… сохранилась. Ткани тела восстанавливались феноменально быстро. И перестраивались.
        Человек лежал в куче тряпья, пребывая в состоянии, подобном трансу, и не знал, что наверху, на поверхности земли кипят страсти, сравнимые по своему накалу с ураганом - его искали. Искали везде, где могли. Искали все - от друзей до врагов. Его объявили во всероссийский розыск, разослали фоторобот с приметами - «Опасный террорист, напавший на работников правоохранительных органов…»
        Ему все было безразлично. Он не помнил ни друзей, ни врагов. Один, во всем мире один. Чистый лист бумаги, животное, копия человека, некогда именовавшегося Сергар Семиг.
        В старом подвале, в котором никто не был уже много десятков лет, было тихо и уютно. Никто не беспокоил спящего - здесь не было даже крыс. Крысы там, где есть еда, но что можно съесть в этом подвале, не видевшем света долгие, очень долгие годы? Крысы там, где люди, там, где двуногие существа оставляют множество вкуснейших и очень питательных продуктов, там, где можно разжиться едой.
        И когда у человека без имени закончилась еда и питье, инстинкт отправил его к людям - как крысу, как таракана, неизменного спутника всех людских поселений.
        Человек медленно встал, выбрался из-под груды пыльного тряпья и, не отряхиваясь, пошел вперед, к пролому, через который попал в этот подвал. Он теперь неплохо видел в темноте - без цветов, как черно-белое изображение, но видел. Ночное или, скорее - подземное видение способствует выживанию, а значит, зрение должно было перестроиться в нужном ключе. И перестроилось.
        Теперь человек шел не так, как тогда, когда бежал в неизвестность, спасаясь от преследователей - это был Охотник, ищущий добычу. Добычей могло стать все, что способствует выживанию, а именно - еда, питье, одежда. Не более того. Но и не менее. Попадется крыса - это тоже еда. Организм перестроится так, как нужно для выживания.
        Предки людей питались сырым мясом, и ничего, дожили до котлет. Отвыкли от сырого мяса, да, но… если твой организм может автоматически подстроиться под любые условия, так о чем разговор? Главное, чтобы эта самая крыса попалась!
        Но крысы, твари хитрые, разумные и очень, очень осторожные, не спешили бросаться к этому существу, неслышно крадущемуся вдоль канализационных тоннелей.
        Он шел, слегка сгибаясь, когда голова чертила по своду подземелья. Неслышно утопали ноги в мягком илистом ковре, за журчанием ручейка не было слышно чавканья, когда нога в очередной раз выскакивала из липкой грязи. Идти неслышно было правильно для выживания, потому Охотник не позволял себе ни одного лишнего звука. Худой, жилистый, как гончая, он был одновременно гибким, ловким, как кошка, шаги которой не услышит ни одна мышь. Вперед, и только вперед! Не останавливаясь, не оглядываясь назад - идти туда, где, как полагал инстинкт, должны быть вода и пища.
        По большому счету Охотник мог бы пить и ту мерзкую, грязную жижу, что хлюпала у него под ногами, если бы захотел. Но организм не хотел. И не потому, что знал - это мерзкое ядовитое скопление самых опасных болезнетворных бактерий в мире, и это гадко. Просто для того, чтобы нейтрализовать действие ядов и убить микробы, ему потребовалось бы слишком много энергии, а с энергией теперь большие проблемы. Не катастрофа, нет. Но проблемы. И так на лечение организма было истрачено двадцать процентов массы тела, еще немного, и придется еще сокращать объем мышц, то есть продолжить есть самого себя.
        Чтобы сохранить прежнюю силу и ловкость, пришлось уменьшить объем мышц, преобразовав их, модифицировав, превратив мышцы в некое подобие мышц насекомых, способных длительное время работать не утомляясь. Да и самих мышц стало в несколько раз больше - если у обычного человека их около шестисот, у Охотника стало больше двух тысяч.
        Изменились и легкие, чтобы обеспечивать мышцы возможно большим количеством кислорода, тем более в условиях подземелья, легкие увеличились в объеме, и тогда пришлось перестраивать грудную клетку, расширяя ее по требованию мозга.
        Единственное, что не мог сделать мозг - это перестроить сам себя. Только время могло помочь восстановить разрушенные клетки серого вещества и полностью восстановить в нем разрушенные связи.
        Охотник шел уже около трех часов и за все это время так и не увидел ничего съестного. Лишь труп собаки, полуразложившийся, сладко пахнущий тленом. Но и его Охотник есть не стал, по той же самой причине - борьба с последствиями этого «обеда» лишит последних запасов энергии.
        И тогда организм принял решение выбраться наружу - туда, где концентрируется пища. Туда, где обитают люди и стоят ларьки с вкусной, питательной пищей.
        Вверх! По ржавым скобам, к свету луны, звезд и фонарей!
        Случайно или нет - скорее всего, нет - мозг Охотника выбрал для первого выхода на поверхность именно ночь. Скорее всего, он чувствовал время суток, как чувствуют животные, днем забирающиеся в свои норы и отсиживающиеся до наступления тьмы. Как они это делают, как чувствуют ночь, находясь глубоко под землей, можно лишь строить догадки. В мире есть много такого, что непостижимо человеческому уму, и ученые, важно надувающие щеки в попытках объяснить происходящее, могут только гадать, сооружая многотомные научные труды, бо€льшая часть из которых не стоит и медной монеты.
        Как может кот, оставленный при переезде, найти своих хозяев через несколько лет, за тысячи километров от места расставания?
        Как птицы находят дорогу к месту зимовки и потом возвращаются назад?
        Инстинкт, говорят ученые, прикрывая этим словом свою беспомощность и незнание. Но другого объяснения происходящему нет.
        «Магия!» - сказали бы в мире Сергара и были бы так же, как земные ученые, смешны в своей попытке дать определение тому, чему объяснения нет.
        Он выбрался наверх в тихом дворе огромной многоэтажки, прямо между рядами тесно припаркованных автомобилей. Тяжелая крышка люка подалась под нажимом руки, почти не загромыхав, легла рядом с отверстием колодца, ничем не потревожив ночную тишину.
        Охотник вылез, присел на корточки, оглядываясь по сторонам, как лесной кот, ожидающий нападения, затем взял крышку и аккуратно поставил ее на место. Нору нужно закрывать, иначе в нее может проникнуть враг.
        Закончив, метнулся в сторону, за большую трансформаторную будку, и засел там, медленно поворачивая голову, сканируя местность. Тихо. Где-то далеко звучит музыка, светится окно на девятом этаже, но большинство окон темны, люди спят; чтобы попасть на работу по жутким московским пробкам, им нужно встать пораньше, чуть ли не на рассвете, а потому ложатся в постель они рано, отключая телефон, чтобы никто не мог испортить священный сон. После девяти вечера все связи с окружающим миром обрубаются, наступает время Морфея, уравнителя богатых и бедных.
        Над подъездом мерцает одинокий фонарь, выхватывая из темноты машины счастливчиков, которые припарковались в безопасном месте - чем дальше в темноту, тем больше шансов, что над твоим «железным конем» надругаются - разобьют стекла, украдут или порежут колеса. Сигнализация не поможет - добежать не успеешь, да и толку-то от нее, когда машина припаркована на противоположной стороне дома, когда жалобные вопли насилуемого ворами автомобиля услышит разве что сосед из противоположного подъезда, с первого этажа, да и то если не затворил все свои многослойные пластиковые окна. Большой город тем и отличается, что всем плевать на всех - стреляй, грабь, бей - никто не выглянет, никто не поинтересуется - почему сработала сигнализация или с какой стати кто-то зовет на помощь.
        Поодаль, метрах в трехстах, светятся окна продовольственного магазина, он работает круглосуточно, и круглосуточно в нем можно приобрести все, что нужно - от хлеба до колбасы и водки. Водку, само собой, с наценкой, из-под полы - проклятая власть не разрешает продавать спиртное после десяти вечера, чем очень даже радует предприимчивых продавцов, превративших торговлю запрещенной водкой в основной свой источник дохода.
        Этот магазин, расположенный в спальном районе, местные называют «Полосатый» - мало кто помнит, почему. Лишь старожилы, чудом не убитые циррозом печени и нечистой наркотой, знают, что «Полосатый» некогда и был полосатым, выкрашенным так по прихоти бывшего хозяина, сгинувшего в огне бандитских разборок. Теперь этот источник удовлетворения местных алкашей покрашен обычной бежевой краской, но так навсегда и остался «Полосатым» - нет ничего прочнее традиций, особенно если они имеют под собой алкогольно-криминальную основу.
        Нет в магазине прежнего хозяина, нет распивочной, где разбавляли мутной водой импортный спирт, из литра которого выходило четыре с половиной бутылки водки, но на месте осталась продавщица тетя Валя, крепкая, квадратная, вечная, как пирамида Хеопса. Есть в районе и супермаркеты, в которых можно купить гораздо больше разнообразного товара, чем предлагает «Полосатый», но не зарастает народная тропа в этот типовой бетонный куб, созданный руками солдат еще в советское время. Здесь все немного дешевле, и жизнь проще, не так как в пафосных огромных «аквариумах»-супермаркетах, лишенных харизмы купеческой лавки. У тети Вали можно одолжиться «до получки», а кроме того - продать что-то из домашнего барахла или краденое - за копейки, конечно, за пол-литра и закусь, но иногда и этого хватает, чтобы почувствовать себя счастливым. Хотя бы на одну ночь.
        Охотник, конечно, всего этого не знал. Но знал, что у него в кармане есть некие бумажки, отдав которые в магазин, продавщице, он получит еду и питье. Знал, что нужно сделать именно так, и называется это: «купить». «Деньги» - они у него были. Несколько тысячных бумажек, вытащенных из кошелька поверженного им постового. Мозг воспринимал эти деньги как добычу, равнозначную пойманному в лесу оленю или зайцу. Добыл деньги - отнес в магазин - получил еду. Все правильно, все верно - так можно выжить.
        Охотник, который еще не осознал себя личностью, пошел в сторону магазина, ступая мягко, стараясь держаться в тени деревьев и забора, ограждавшего строительную площадку - там собирались воздвигнуть новый дом. У строителей что-то не заладилось, потому стройка на неопределенное время затихла, прикрыв высоченным металлическим забором полузатопленный грязной водой котлован, из которого, как гнилые зубы, торчали бетонные надолбы свай.
        Не доходя до магазина метров пятьдесят, остановился и начал неловко отряхивать с головы, с плеч, со штанов налипшую грязь и ветхие кусочки ткани, приставшие за время ночевки. Почему он так делал - Охотник не знал. Это НУЖНО было сделать, чтобы отдать свои деньги за еду. Это было ПРАВИЛЬНО, и он это делал.
        Днем прошел дождь, и на мостовой, возле колеса большой черной машины, стоявшей на выезде из двора, скопилась дождевая вода - в ней плавал размокший окурок, и Охотник вдруг поморщился - ему не нравился запах табака и табачного дыма. Но он все равно наклонился и тщательно сполоснул лицо условно чистой водой, смыл засохшую кровь с щек, с шеи, с рук, покрытых буро-грязной коркой. По-хорошему, ему стоило бы найти реку или пруд, выкупаться, выполоскать свою одежду, чтобы не привлекать внимания, но Охотник не знал, где можно найти реку, и довольствовался тем, что предоставил ему случай. Он не был брезглив, он вообще не понимал, что такое брезгливость, как не понимает этого собака, пьющая из лужи. Возможно, попил бы из этой самой лужи, но запах размокшего табака отбил всякое желание промочить горло. Потом. Он купит все, что нужно, и потом уже попьет. И поест.
        Есть хотелось до боли. Организм продолжал работу по перестройке и регенерации, а кроме того, у Охотника ускорился обмен веществ, а потому требовалось больше, как можно больше еды, чтобы многочисленные пучки мышечных волокон работали на полную мощь. Он просто не мог себе позволить голодать, в отличие от обычного человека, Охотник умер бы от голода за считаные недели, съеденный своим же организмом, безжалостно сжигающим энергию.
        Как сумел, очистив одежду и лицо, Охотник продолжил свой путь.
        Глава 5
        - Как вы могли его упустить?! Как, я спрашиваю?!
        Человек в неприметном сером костюме яростно ударил кулаком по столу, скривил губы:
        - Идиоты! Вы - идиоты! Вам ничего нельзя поручить! И как мне теперь отчитываться перед начальством? Ну - как?
        - Он изворотливый… - Мужчина за столом совещаний потупил взгляд. - Я понимаю, что нас это не оправдывает, но…
        - Что - но?! Что - но, черт тебя подери?! Вы даже труп его упустили! И вообще, вы уверены, что он - труп? Я вот - нет! Передо мной сводка происшествий за последние дни, и что я вижу?! Неизвестный мужчина нападает на группу молодежи, избивает их, потом бьет наряд милиции и скрывается в неизвестном направлении!
        - Полиции… - негромко говорит красивая женщина, сидящая ближе всех к столу начальника. - Сейчас - полиция.
        - Да какая разница?! - бросает мужчина ледяным, как сибирская стужа, голосом. - Вы еще мне указывать будете?! Дармоеды! Бездельники! Никуда не годитесь, только небо коптите! Простую задачу - следить за человеком, и ту выполнить не можете! И это при ваших-то возможностях!
        - Нет, а какие возможности у нас?! - не выдержал, фыркнул мужчина, сидевший чуть поодаль стола, рядом с женщиной. - Я не могу круглые сутки находиться в состоянии невидимости! А кроме того, поесть надо, попить, в туалет сходить, например! Неужели нельзя было привлечь «наружку» кураторов? Вы захотели сделать все своими силами, так что ж теперь на нас кивать? Так сложилось, вот и все! Кто знал, что эти гады захотят его убрать?! Зато мы теперь знаем, где они базируются, с кем работают!
        - И знаем, почему они его собрались уничтожить! - согласно кивнула женщина. - По большому счету все вышло так, как вы и предположили - они его отследили, а мы сели им на хвост! Нормально все вышло, разве нет? А то, что парень исчез - куда он денется? Где-нибудь, да вынырнет! Он как дерьмо - непотопляемый!
        - Я вижу, вы эксперты по дерьму, - ворчливо заметил хозяин кабинета, слегка успокоившись. - Итак, ваша версия, почему они решили его убрать, да так, что не остановились перед тем, чтобы уничтожить олигарха, всю его охрану, челядь и всех, кто попал под руку? Почему не захватили объект, не попытались на него воздействовать, чтобы привлечь к сотрудничеству?
        - Ну… мы это уже обсуждали, и не раз, - пожала плечами женщина. - Предположительно, у них уже имеется такой умелец, который может продлять жизнь и возвращать молодость. Мы об этом говорили. Ряд смертей миллиардеров, которые выглядели очень подозрительно, деньги, которые те заблаговременно распихивали на подставных лиц, клоны, которые должны были изображать, что оригинал пока живет, вставляет сердца, а на самом деле он давно уже молод, здоров и весел. Почему не попытались захватить? Сделали анализ личности нашего героя и пришли к выводу, что его легче убить. И это понятно, нет человека - нет проблемы. Теперь они - монополисты. И денег у них - куры не клюют, в отличие от нас, кстати… Нет-нет, мне хватает! Но… все-таки… Ну вот, как-то так. Скорее всего, парня отследили, когда он расплатился кредитной картой. Он недавно на Земле, потому не знает, как это просто сделать - отследить. Отследили и довершили дело. То, что он был мертв, определили полицейские эксперты. Неужели они отправили бы в морг живого человека? Все может быть, конечно, но… слишком уж фантастично. Убили его, точно. Труп куда делся? Они
же и выкрали, чтобы навести тень на плетень, как говорят в народе. Нас запутать. Эксперт дал показания, что на морг напали - описал нападавших. Что касается какого-то бомжа, который избил молодняк и патруль полиции - да мало ли бродит по свету странных людей? Вполне вероятно, что это все совпадение! Бывший вояка, спецназовец, спился, стал бомжем, но навыки свои не потерял! И что такого? Так не бывает, что ли? Кстати сказать, по показаниям постовых и потерпевших парней, бомжу по виду сорок лет с гаком. А нашему красавчику на вид - двадцать! И он красавчик, да! Душка! Так что не очень-то подпадает под описание! Фоторобот? Господи, да фоторобот даже на меня похож! Приделать груди, и вылитая - я!
        В комнате раздалось тихое дружное хихиканье, но хозяин кабинета не улыбнулся, недовольно повел бровью:
        - Напрасно веселитесь. Теперь, вместо отпуска, пойдете разыскивать этого бомжа. Найдете и удостоверитесь - он это или не он. А пока не удостоверитесь, выходные, отпуска - все отменяется! Надеваете неприметную одежду, и все - вперед! Все, все, не смотри на меня так! Все виноваты! И все будете искать!
        - И вы тоже? - бесцветным голосом заметила женщина. - Я ведь предлагала - хватит этих игр с парнем! Сейчас у нас был бы великий лекарь, способный возвращать молодость не только магам, но и простым людям, лишенным магических способностей. Как у Других. А теперь что?
        - Встали и пошли искать! - Хозяин кабинета внимательно посмотрел на женщину, и та как-то сразу съежилась под его тяжелым взглядом. - Все отправляемся на улицы города. Спрашиваем, ищем. Вперед!
        Люди, сидевшие за столом, стали вставать, не глядя на отдавшего приказ. Они молчали, обмениваясь взглядами, и было видно, что им не терпится поскорее выйти, чтобы обсудить самодурство начальства и свою нелегкую судьбу работника спецотдела.
        Ну и, само собой - жалованье, которого всегда не хватает. У Других - все проще, они не связаны требованиями закона и морали - все хорошо, что хорошо для членов организации. Чем больше добудешь денег - тем лучше. А как добыл - это никого не касается. Даже если ограбил банк или развел какого-нибудь предпринимателя. Тут же - только жалованье, хорошее, да - по меркам простых людей, но виллу в Испании на него не купишь и по-настоящему дорогую машину - тоже.
        Хотя тут есть свои плюсы - никаких тебе гонений, ты под защитой государства, если что - оно тебя всегда прикроет, главное - быть лояльным власти. А вот у Других совсем иная жизнь, их травят, как волков, при первой же возможности безжалостно уничтожая. Да это и понятно - какой это властитель потерпит в своем государстве людей, которые не подчиняются его законам, да еще и опасны так, как никто другой в этом мире! Это только телевизионные экстрасенсы - клоуны и жулики, настоящие же маги могут совершать такое, что напиши об этом статью в газете - никто никогда не поверит! А если поверят, потребуют уничтожить существ, так отличающихся от основной массы населения Земли - просто из страха перед «мутантами», ведь они могут быть опасны!
        Нет, большинство из тех, кто только что вышел из комнаты, не хотели возврата времен, когда за колдунами охотились, как за зверями. Пусть и не очень большая зарплата, зато все официально. Социальный статус, однако, а не участь беглеца, трясущегося от страха, а вдруг про него кто-то узнает? Хотя и времена уже другие… на кострах не сжигают, чего бояться? Экстрасенсы всякие в ранге положенности… может, и правда, послать к чертовой матери Контору, заняться своим бизнесом? Так не дадут ведь… Контора и не даст, затравят, мерзавцы!
        Хозяин кабинета с легкой усмешкой смотрел на подчиненных - все эти мысли были просто-таки написаны у них на лицах. Он долго жил, очень, очень долго, и знал своих людей. Всех знал, как облупленных!
        Он действительно допустил ошибку - парень был слишком ценным кадром, чтобы делать из него приманку. Но кто из власть имущих может легко признавать ошибки? Признаешь раз, признаешь два… а потом подчиненные решат, что ты такой же, как они, что ты не с Марса или Венеры, а такой же болван, как этот козел, тупо упустивший объект наблюдения, и что место свое занял не по праву. И хорошо бы его сместить, поставить на это место другого, более достойного человека.
        Глупцы, но… опасные глупцы. Маги, одним словом.

* * *
        Анька, по прозвищу «Каланча», стояла возле дверей «Полосатого» и уныло смотрела в ладони, освещенные тусклой вывеской, на которой была изображена некая фантазийная рыба, плод прихотливого разума мастера советских времен, и корова, долженствующая указывать на факт наличия в магазине мяса и рыбы. Уже никто не помнил, что когда-то «Полосатый», прежде чем стать «Полосатым», был магазином «Мясо-рыба», за что его справедливо прозвали «Ни-рыба-ни-мясо». До того как Москва окончательно поглотила свои предместья, этот район был полудеревней, жители которой считали себя москвичами. Однако обеспечение товарами и продуктами имели совсем не московское, за колбасой и мясом приходилось регулярно ездить в центр столицы. Не зря когда-то родилась загадка: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой - что это?» Ответ: «Подмосковная электричка».
        С деньгами у Аньки было совсем плохо. Как и с зубами, с печенью, с кожей и волосами, давно не мытыми, свисающими нечесаными прядями на покрытые обносками молодые плечи. Именно молодые, потому что было Аньке от роду тридцать пять лет, хотя выглядела она на все шесть-десят.
        Когда-то у нее был муж, квартира, неплохая работа, Анна работала в парфюмерном отделе большого магазина и была довольно красива - высокая, стройная, длинноногая. Что с ней случилось, что щелкнуло в голове - это только богу известно. Сама не заметила, как пристрастилась к выпивке (наследственность, что сказать… папаша умер от пьянки. С матерью пили. Та выдержала еще меньше). Измены мужу, ночевки неизвестно где, когда просыпаешься без юбки, по пояс голой, и все дырки болят, будто туда били ногами (может, и били. Синяки, кровь!).
        С работы выгнали, а потом пришел черед квартиры - за копейки, за символическую цену - по ее душу приходили бандиты не раз и не два. Били, насиловали, но… к чести Аньки, квартиру она так и не отдала. Хотя однажды избили так, что месяц харкала и мочилась кровью. Может, и повезло - девяностые закончились, кого-то посадили, кого-то «закрыли», некому стало «работать» с потенциальной жертвой. Времена изменились.
        Квартира была последней ниточкой, которая удерживала ее в этой жизни. Анька верила, что когда-то черная полоса закончится, она найдет себе мужа - хорошего человека, который позаботится о ней, вылечит, и они будут путешествовать по миру, так, как видела по телевизору. Телевизор у нее был - небольшой и, само собой ворованный, притащил кто-то из постояльцев, расплачивался за крышу над головой и секс, который Анька легко предоставляла за бутылку, за еду и просто по настроению или невозможности спихнуть с себя пыхтящую, пахнущую гнилыми зубами тушу.
        Анькина квартира была притоном, давно известным местным бомжам и просто алкашам, и каждый, у кого есть спиртное и закусь, мог в нем переночевать или даже жить, если пришелся по нраву хозяйке.
        Увы, последние времена были тяжкими для бомжей, да и алкаши как-то притихли, московские власти крепко взялись за бродяг и алкоголиков - кого-то вылечили, кого-то посадили, а кого-то отправили подальше, за сто первый километр, чтобы не позорили облик города своими грязными мордами.
        Впрочем, опять же время стало другое. Это в девяностые по улицам бродили толпы несчастных людей - разоренных, лишенных всего, и главное - надежды на светлое будущее. Теперь все знали - Россия встает с колен, богатеет, ведет здоровый образ жизни. А то, что кое-где еще есть бедные, нищие и даже бомжи - так куда ж без этого, в Америке тоже бродят толпы бездомных, а вон же какая богатая страна! Видимо, бомжи просто не хотят жить как другие, и просто бездельники. Работы - полные газеты предложений, кто мешает найти такую, которая обеспечит безбедную жизнь?
        Образования нет? Умения? А кто виноват? Уж точно не власть - свои мысли в голову чужому человеку не вложишь! Учиться не заставишь!
        В общем, на сегодняшний день у Аньки был кризис в гостиничном бизнесе, и готова она была на все - ради стакана дешевого пойла. Даже на то, чтобы встать на оживленной улице и начать останавливать машины, предлагая свое тело.
        Увы, тело ее нормальному человеку давно уже не было нужно, нормальный человек, увидев эту грязную вонючую старуху, на всякий случай отвернулся бы в сторону, чтобы не услышать, как она просит подаяние. Таким и подавать-то стремно, ясно, что все пропьет. Подают чистеньким старушкам, которые желают тебе удачи и процветания, а не Бабе Яге с фонарем под правым глазом. («Упала, и ничего такого! Голова, может, закружилась! Я вам так сделаю - будете довольны!» - «Пошла вон отсюда!»)
        Пересчитав бренчащие металлические кружки€, Анька вздохнула - даже на пиво не хватит! А в глотке пересохло, а трубы горят, желудок свело болью - сейчас его полить бы холодненьким горьковатым вкусным пивом, и можно еще пожить! А к нему бы еще колбаски - ну да, самой дешевой, но пахнущей как настоящая - и пусть говорят, что она из сои - может, из сои еще и полезней! Мясо есть вредно, видела по «ящику», от мяса всякие там болезни!
        Анька вздохнула, решая, стоит ли пойти в магазин и попросить у тети Вали продуктов в кредит или же отправиться домой, лечь спать голодной и все-таки дождаться, когда ее «гостиницу» навестит кто-то из кормильцев и поильцев.
        Шанс на то был, но… совершенно непредсказуемый. Могут прийти, а можно и с голоду сдохнуть, пока кто-то появится!
        Голодать Аньке не привыкать, она терпелива, но главное, чтобы голод не до смерти. Сдохнешь вот так в своей отдельной трехкомнатной московской квартире, протухнешь, завоняешь… а потом квартира отойдет государству или, скорее всего, на нее задним числом оформит документы какой-нибудь участковый (Анька слышала о таком и по «ящику» видела) и будет жить-поживать и добра наживать. Анька же будет нормально кормить червей в безымянной могиле под порядковым номером.
        Обидно, да. Не дождетесь! Анька еще всех переживает, сцуки, и на ваших похоронах простудится! И выпьет за ваш упокой! А потом поедет на курорт с красивым молодым олигархом!
        Занятая печальными и слегка обнадеживающими мыслями, Анька не заметила, откуда появился, пришел этот человек - в светлом плаще, испачканном чем-то бурым, с лицом, обезображенным ужасным шрамом, с торчащими в стороны, едва приглаженными волосами. Парень выглядел лет на сорок - высокий, широкоплечий, одежда на нем болталась так, будто была с чужого плеча, с человека, который минимум на пять размеров крупнее, чем этот доходяга. Но только не в плечах, тут она, наоборот, трещала, натянутая, как кожа на барабане.
        Странный тип. Когда подошел ближе, под вывеску - блеснули его глаза, удивительно синие, такие, будто художник мазнул по ним яркой краской. Аньке даже вдруг показалось, что эти глаза светятся в полутьме, как у кошки, но тут же наваждение прошло - бомж как бомж, и все-то в нем интересного, что движется он к магазину твердой походкой, а значит, есть чем расплатиться за товар, а если есть чем расплатиться, значит, понадобится крыша над головой, ну и матрас - чтобы выспаться, или еще для чего… поинтереснее.
        Анька давно уже воспринимала секс не как удовольствие, а как способ добычи пропитания или как неизбежность - услугу, предоставляемую особо ценному постояльцу, но сейчас вдруг почувствовала в животе некий трепет, будто бабочки, давно уже потерявшие свои разноцветные крылья, ожили и мечутся, пытаясь найти выход из истерзанного чрева бывшей продавщицы парфюмерного магазина.
        Давно уже Анька не испытывала сексуального возбуждения, даже забыла, как оно и бывает! И на кого возбудилась?! На бомжа поганого, в одежде, которую он, скорее всего, нашел на помойке!
        Глаза. Вот что странно. Таких глаз нет ни у кого, и в мечтах Аньки ее сказочный принц-олигарх всегда был голубоглазым блондином, высоким, широкоплечим - как этот парень, медленно и осторожно открывающий дверь в магазин.
        Анька горько усмехнулась - вот он, подарок судьбы! Вот он, дар Спасителя! Голубоглазый олигарх, в драной грязной одежде! А что, каждому свое… Она как-то давно ударилась в религию, стала истово молиться, даже пить почти перестала, молила об удаче, о деньгах, которые изменят ее жизнь. И что получила? Заходит за гараж возле дома, смотрит, а там лежит куча дерьма, кто-то только что наложил. Бумажки у него не было, так взял и подтер задницу десятирублевыми купюрами. Лежат эти купюры - мятые, опоганенные - пять штук, как сейчас помнит, и с небес будто кто-то смотрит и хихикает - на, мол, тебе, просила денег?! Так получи!
        Десятирублевки Анька все-таки забрала, оттерла, в этот же день добавила их к другим, почти таким же вонючим, и напилась, как свинья. Не выходила из запоя неделю - благо что постояльцы были, исправно снабжали забористым шмурдяком. Когда протрезвела, тяги к вере сильно поубавилось. Нет, крестилась, конечно, когда видела церковь, автоматически, по привычке, но стремление зайти в нее исчезло полностью. Бог - он не для нищих. Не любит он их, хотя и сказано в Библии, что все - ровно наоборот. Жизнь показывает совсем иное, увы.
        Сегодня дежурил Боров - здоровенный, пузатый мужик, который на дух не переносил попрошаек и бомжей. Впрочем, а кто их любит? Бомжи и сами себя не любят, что говорить о тех, кто поставлен тащить и не пущать! Если парень ему не приглянется - выкинет из магазина, да еще и в зад наподдаст, чтобы летел веселее. Злой человек. Говорят, бабу свою поколачивает, гуляет она от него. Впрочем, от такого и загуляешь - рожа красная, губы навыворот, нос картошкой, ну урод уродом! В молодости вроде как занимался борьбой - сам хвалился, якобы чемпионом чего-то там был, «Динамо» якобы, да вот травму ноги получил, и карьера сорвалась. Он и вправду прихрамывает, точно. Ручищи толщиной как Анькина нога, сохранившая, как ни странно, девичью стройность.
        Смеялись иногда, глаза закрыть, не видеть Анькину физиономию - так можно представить, что трахаешь супермодель - бедра гладкие, упругие, как у молодой девчонки! Если бы еще и не воняла…
        - Пошел вон отсюда! Грязная скотина! - прогромыхал Боров, выталкивая из дверей магазина голубоглазого. - Штоб я тебя здесь не видел, вонючка!
        - У меня деньги есть, я хочу купить продукты, - как-то механически сказал бомж, показывая Борову веером расставленные тысячные купюры. - Почему я не могу войти?
        - Потому что ты говно! - весомо припечатал Боров, отправляя «олигарха» со ступенек крыльца. - Пшел отсюда, рвань! Надоели, бомжатины поганые!
        Анька думала, что парень сейчас хлопнется о землю, но тот каким-то чудом приземлился на ноги, извернувшись, как кошка, и замер, будто раздумывая - вернуться или пойти прочь. Анька была готова поставить на то, что он сделает еще одну попытку войти в магазин, но парень вдруг повернулся и побрел прочь, так и держа в руке тощую стопку помятых купюр. И напрасно! Чуть поодаль, возле угла магазина, всегда тусовался Игорян, погоняло «Механик» - со своими отморозками. Аньку они не трогали - взять с нее нечего, трахать ее западло, а вот случайного залетного ощипать, это они запросто.
        Механик (по слухам) промышлял, вскрывая машины - с парковкой у автовладельцев всегда проблемы, до машины не враз добежишь, так что «бизнес» Механика процветал - магнитолы, ну и всякая другая мутотень, которую наивный автовладелец оставил на сиденье или в бардачке своего «железного друга» - на радость шустрой бригаде воров.
        Парень, который засветил деньги, будучи еще из самых что ни на есть низов социальной лестницы (можно даже сказать - из подвала, что под этой самой лестницей), был законной добычей отморозков. Ибо не фиг лоху светить деньгами, когда у «козырных пацанов» трубы горят и день не удался!
        Анька едва не застонала, она хотела зазвать парня к себе, на его бабло накупить хавки и шмурдяка, а теперь - что? Плакали денежки! Голодная, опять голодная!
        Шумно вздохнув, Анька сплюнула набежавшие слюни, липкие, вонючие, как вся ее жизнь. Язык по привычке коснулся острых пеньков, оставшихся вместо зубов, выбитых неизвестно где, неизвестно кем, однажды проснулась в незнакомом притоне, зубов нет, тело все болит, в синяках, и льется из нее, как из водопровода - без эскадрона гусар летучих не обошлось. Или, скорее, без Дикой дивизии, потому что вокруг гортанно реготали хачики - страшные, заросшие бородой по самые уши. Вспомнить жутко… как живой-то ушла? Неделю не выпускали, пока у нее все не распухло, как от гангрены. И почти не кормили… если не считать «кормлением» это самое дело…
        Анька выдвинулась вперед, чтобы расслышать, о чем говорят с парнем отморозки, но, кроме мата, так ничего и не уловила.
        А потом она замерла, как ушибленная пыльным мешком. Механик сделал резкое движение, будто хотел ударить голубоглазого (на руке его блестел кастет - он всегда с ним ходил, Анька знала), но вдруг осел на землю, будто из него вынули все кости!
        Трое его подельников оказались на земле через секунды две или три. Анька видела по телевизору, как шар для боулинга сбивает кегли - бах! И полетели, покатились головастые фигурки, разлетаясь в разные стороны! Так и тут получилось. Как бил голубоглазый, чем бил, сколько ударов нанес - рассмотреть было невозможно, тем более, что там, за углом здания, было темно, если не считать сияющей, как прожектор, луны. Просто стоял парень, перед ним - стая отморозков, а потом - «взрыв»! - и все лежат. А парень медленно, как-то крадучись, идет дальше.
        В голове Аньки будто что-то щелкнуло. Она рванулась вперед, быстрым шагом дошла до лежащих на земле парней, нагнулась над Механиком и… с некоторым трепетом обнаружила, что тот… мертв. Совсем мертв! То есть навсегда! Шея набок. Глаза открыты - удивленные такие, будто видит что-то, недоступное обычным людям.
        Мертвы и остальные парни - один еще подергивается, хрипя и булькая разорванным горлом, другой «смотрит» назад, за спину - голова повернута на 180 градусов, третий… третий вообще страшно - под грудиной дыра, и в ней в полумраке угадывается что-то красное, мокрое - сердце?! Он ему сердце вырвал?! За считаные секунды?!
        Анька едва не потеряла сознание, но тут же взяла себя в руки - ей-то чего падать в обморок от вида трупаков? Она и не такое видала! Да по телевизору еще и не такое показывают, только смотри, не напугайся, террористы всякие, бандиты, привыкли уже!
        Опомнилась, когда обнаружила, что руки ее уже обшаривают карманы покойников. А что - им-то деньги зачем? Или цепочка на шее? Все одно в «Скорой помощи» обшмонают, вытащат и бабло, и рыжье! Если не в «Скорой» - мусора оберут, так чего церемониться? Ей-то деньги нужнее!
        Денег, впрочем, почти и не было. Пара штук у Механика, у остальных - по сотне-две. Но и то - хлеб! Цепочка, опять же - по ходу, золотая - у Механика. Кастет брать не стала - ну его на хрен, противно. Шипастый такой, блестящий. Опасный! И где такую пакость только берут? Из Китая, наверно. Оттуда всякую же гадость тащат!
        Посмотрела - спина голубоглазого белела в темноте уже метрах в ста от этого места, если бы не белый плащ - ушел бы в ночь, и с концами.
        А может, и пусть идет? Убийца же! Свяжешься - «геморрой» наживешь! Но какие глаза, а? Синие, в душу смотрят!
        Постояла еще секунд десять, подумала и вдруг сорвалась с места, побежала догонять. Ноги длинные - когда-то бежала по пляжу, так все оглядывались! Как в этом… сериале… забыла, как называется - про спасателей! Теперь вот одышка, а в животе что-то раскачивается, как гиря - больно так… многострадальная матка? Или печень, убитая алкоголем и отбитая кулаками недовольного жизнью собутыльника? Да кто знает, что там делается… если только рентгенолог. Или врач, который вскрывает покойников. А по ходу, недолго осталось пыхтеть. Эх, жизнь, жизнь… что ты с нами делаешь?
        - Стой! Подожди! - Анька догнала голубоглазого, хотела хлопнуть его по плечу, но передумала - свернет башку, а потом ей будет все равно, извинится он перед холодным трупом или нет, мол, ошибочка вышла!
        Парень обернулся, и так быстро, так резко, как волк - и взгляд какой-то волчий, глаза мерцают - зверь зверем! Враз пожалела, что догнала, точно с ним во что-нибудь вляпаешься! Но уже поздно, начала - так делай!
        - Это… ты купить что-то хотел, да? Так я… это… могу помочь! - Анька почти разучилась говорить связно, а ведь среднюю школу закончила и техникум! Язык будто одеревенел от всего, что ему пришлось попробовать.
        А может, потому стал таким неповоротливым, что она его трижды едва не потеряла? Два раза чуть не откусила - кровь хлестала, как из свиньи. Болтала чего-то не по делу (так ей потом рассказали), вот и поплатилась ударом в челюсть. Язык чуть и не отвалился, прикушенный (тогда у нее еще были передние зубы). И в третий раз - пьяный хачик с ножом, тогда она часть передних зубов и потеряла, выломал, гад! Язык хотел отрезать, мол, не по делу про мужчин сказала, про джигитов. А она и не помнит, что сказала, мало ли кто что скажет пьяный-то? И за это всем язык отрезать?
        - Еду. Пить! - Незнакомец говорил тяжело, хрипло, будто слова ему давались с трудом. - Поможешь?
        - Еду и пить! - обрадовалась Анька и сглотнула слюни, едва ими не захлебнувшись. - Конечно! Давай деньги, я куплю на нас обоих, а потом мы пойдем ко мне, пожрем, выпьем, все как полагается! У меня квартира, не здесь, дальше, но скоро дойдем! Ну что, будешь покупать?
        - Буду, - голубоглазый сунул руку в карман, достал тысячерублевки и протянул их женщине. - Еды. Много. Мне нужно много еды. И пить. Много пить! Купи.
        - Отлично! - Анька быстро выхватила из рук мужчины деньги, торопливо сунула их в карман своей старой куртки, сохранившей еще вполне приличный вид. - Ты тут жди, я щас все накуплю и к тебе приду! Только ты это… в тени схоронись, а то мало ли что! Пацанов ты наповал завалил, утром их найдут - проблемы будут. Не светись!
        - Не буду светиться, - легко согласился мужчина и, скользнув куда-то в сторону, сообщил из темноты под деревом: - Здесь тебя жду. Много еды неси. Быстро.
        - Быстро, несу, уже бегу! - Душа Аньки пела. Хороший вечер! Вернее, ночь. Скоро будет сыта и пьяна! И даже с мужчиной!
        Аньки не было минут сорок, и когда она появилась возле того места, где спрятался незнакомец, руки ее оттягивали здоровенные пакеты с едой и спиртным. Нет, не только спиртным, была и газировка, сладкая, вонючая, химическая - дюшес. И пиво - куда ж без него? Чем похмеляться наутро?
        То, что надо будет похмеляться, тут уж безо всякого сомнения! Иначе помрешь. Как Высоцкий, дали бы ему похмелиться, он и не помер бы! А еще говорят, что похмеляться нельзя! Идиоты! Загубили певца! Теперь, небось, поняли, как ошибались, а уже поздно!
        Анька очень любила песни Высоцкого, сама не знала - почему. Может, потому, что их любил отец? Хороший был человек… нет, не Высоцкий - его она не знала лично - отец, конечно. Добрый был. Водила хороший. В такси работал, потом ушел «хозяина» возить, а потом… мать начала торговать на рынке, он ей стал помогать. А каждый раз после торговли - пузырь, а потом и не один. Так и спились - оба ушли, как свечки сгорели. Девяностые - они многих сожгли. Иногда реально сожгли, по-настоящему. В своей квартире.
        - Эй, ты где? Ты тут?
        Два светляка, как глаза лесного зверя, замерцали в темноте, Анька едва не вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, а чего ей бояться, в самом-то деле? Убьет ее? Кровь выпьет, как вампир какой-нибудь? Так она сама уже мечтала поскорее сдохнуть, только самой вот в петлю лезть нельзя - грех это! Хоть и не ходит в церковь, но в Бога все равно верит. Самоубийцы на том свете в отдельном котле варятся, в дерьме. Чтобы неповадно было. Слышала она где-то такое про самоубийц. Так к чему рисковать? Скоро сама проверит, как оно там, в аду-то…
        Мужчина легко поднял тяжелые сумки, которые Анька едва дотащила до места, и скоро они шагали по известной Аньке тропинке к пятиэтажкам, скучившимся на самой окраине микрорайона. Там, на пятом этаже неприметной хрущевки, светилось одиноким огоньком незанавешенное окно Анькиной квартиры - пыльное, залитое брызгами, но такое родное. Все, что осталось у Аньки от этой жизни - кроме нее самой, жизни.
        Она специально не гасила свет на кухне - идешь так ночью, и кажется, что тебя кто-то ждет. Нет, не алкаши, бревнами валяющиеся на грязном полу - отец и мать, здоровые, веселые… трезвые. Ждут, волнуются - где же наша дочка? Куда она пропала, ведь уже поздно?! Может, случилось что-то? Может, выйти на балкон, покричать, позвать ее?
        Подумаешь так, и на душе легче. Пока не переступишь порог квартиры и не вдохнешь застарелую вонь притона, видевшего такое, что не приведи Господь! Даже и вспоминать не хочется, что тут бывало. Хорошо еще, что память дырявая, многое из нее стерлось, выцвело, вымылось, как из старой линялой тряпки, бывшей когда-то бальным платьем.
        Голубоглазый шел легко, быстро, будто и не тащил килограмм двадцать жратвы и выпивона - спортсмен, точно! Вон как ловко всех уложил! И Механика, и его подельников, а они ведь не совсем так уж дохляки были, крепкие парни!
        Может, бывший спецназовец? Вояка, прошедший горячие точки? Шрам-то вона какой! По «ящику» говорили, что у всех, кто проходит горячие точки - крыша едет. Спиваются, опускаются, звереют - смерти много видали, убивали, а голова человека не любит убийства, с катушек слетает. Ерунда, наверное. Видела Анька таких отморозков, для которых человека убить - как травинку вырвать. И что? Нормальные, не спились, не бомжуют, даже наоборот - в цене по этой жизни! Потому что совести у них нет? Или Сатана их поддерживает?
        Снова подумалось, а может, следовало свалить по-тихому? С деньгами! Уйти подальше, накупить жратвы и бухла, а этот тип пусть себе сидит под кустом и ждет у моря погоды! А что такого? Такая жизнь, лохов учат! Зачем отдал ей все деньги, не зная, кому дает? А может, она кидала, фуфлыжница?
        Только Анька не такая. Стремно - забрать последние деньги у голодного, кинуть человека. Она никогда не была кидалой, это знали все. Поживиться на чужой счет - поесть там или выпить - это всегда пожалуйста, а чтобы кинуть, забрать последнее - это никогда! Механик? Мертвецы не считаются - они как бы уже и не люди. Им ни к чему барахлишко!
        Когда подошли к подъезду, привычно осмотрелась - нет ли кого-нибудь из знакомых? Не ждет ли кто-нибудь из клиентов, чтобы переночевать в ее квартире? Никого не обнаружила, облегченно вздохнула - на фиг ей сейчас еще кто-нибудь? Больше народа - меньше кислорода! А если точнее, бухла и жратвы!
        Поднялись на последний этаж, и Анька почти торжественно достала из кармана два ключа - один для сложного замка железной двери, второй - блокирующий этот замок.
        Железная дверь была гордостью Аньки, а еще - средством обороны. Без позволения хозяйки войти в квартиру можно было только вызвав слесарей из спецфирмы, открывающей двери, или с помощью МЧС - никто из собутыльников не мог выйти, даже если она уснула беспробудным сном - двери открывались только ключом, а ключи она заранее прятала в тайное место, неизвестное никому. При всей своей мозговой пропитости, Анька не потеряла толику практичности, и потому у нее до сих пор стоял телевизор и даже старенький холодильник «Саратов» - вынести их без ее ведома было невозможно.
        Дверь тихо захлопнулась за спиной Аньки (она старалась, чтобы ее ночные и дневные похождения не слишком беспокоили соседей - чревато, «стучат» участковому - только в путь!), и хозяйка квартиры облегченно вздохнула - единственное место, где она чувствует себя в безопасности - это здесь. Решетки на окнах, железная дверь - и жестокий мир остался за порогом. Здесь - покой.
        Старый диван-раскладушка, старые деревянные кресла - все, как при родителях, только засаленное, грязное, в пятнах, нюхать которые совсем не обязательно - аппетиту не помогает. Выцветшие и тоже в пятнах обои, брызги вина, брызги засохшей крови, брызги всего, чего угодно. Зачем клеить новые обои? Все равно подыхать! Для участкового, что ли? Еще и подвесные потолки для него устроить, вместо этих, в паутине и саже.
        Анька уже и забыла, когда по-настоящему убиралась в квартире, и сейчас ей вдруг стало как-то… стыдно. Стыдно за вонь, стыдно за выщербленный, прожженный линолеум, за обои, свисающие со стен, как осенние листья после октябрьского ливня - все плохо, все гадко… Почему ей стало стыдно - и сама не знала. Вдруг представилось, что привела к себе в квартиру жениха, любимого парня, с которым хочет устроить романтическое свидание - и стало горько, больно из-за бесцельно сожженной жизни.
        Не будет у нее ни любимого парня, ни свиданий, только водка, шмурдяк да закусь, не очень-то вкусная и как можно более дешевая и сытная, чтобы на дольше хватило.
        - Располагайся… - безжизненным голосом предложила она. - Вон там туалет… только унитаз разбитый, бачок не смывает - там ведро. Вода в кране есть, горячей только нет, колонка не работает. Щас я чаю поставлю, закуску нарежу - поедим, выпьем. Если хочешь, прополощи свою одежду - перепачканный весь. Там порошка немного было, может, еще и остался…
        Анька занялась продуктами, голубоглазый, немного постояв на месте, отправился в ванную, где скоро зашумела вода. Сидел он в ванной довольно долго, а когда появился, держал в руках мокрые, плохо выжатые штаны, рубаху и плащ.
        - Где… повесить? - Парень будто вспоминал слова, и не только слова, беспомощно оглядывался по сторонам в поисках нужного места, переминаясь с ноги на ногу. Анька пришла ему на помощь, молча подошла, взяла из рук мокрую одежду, выйдя в соседнюю комнату, повесила шмотье на длинную веревку, протянутую через всю комнату. Здесь на полу лежали матрасы, источающие запах мочи и пота, в этой комнате обычно спали те, кто пользовался услугами «гостиницы». Само собой - во время сна у них много чего происходило, так что матрасы были достойны отправки на свалку еще несколько лет назад. Но кому это надо? Клиенты Аньки совсем даже не были привередливы. Тепло, крыша над головой, бокам лежать мягко, чего еще желать? Запах? Так к нему уже давно привыкли, не дворяне ведь и не олигархи. Не яхта, в натуре!
        Стараясь не смотреть на обнаженного парня, прошла в кухню, где все было уже на столе - нарезанная колбаса, помидоры, сыр, копченая рыба (Пиво же! Как без рыбы?!), хлеб и много чего еще, даже сладкие сливочные вафли. Анька любила сладкое, хотя и говорят, что алкоголики сладкого не любят. Брехня! Только дай пирожного или тортик! Тортика нет, но сливочная вафля - тоже ничего.
        Бутылка водки уже открыта, стаканы, протертые условно чистым полотенцем, ждут «огненной воды». Пора!
        Анька забулькала из бутылки, сладострастно облизнула губы, предвкушая то, как обжигающая жидкость прольется ей в глотку - один глоток, потом еще, еще и еще… пока не поглотит мягкая, теплая темнота, покой, ценнее которого нет на всем белом свете.
        - Ну, что, давай выпьем за знакомство? - предложила Анька, поднимая стакан. - Тебя как звать? Я Аня!
        Парень недоумевающе посмотрел на нее, потом неуверенно взял в руки стакан и заглянул в налитое содержимое. Медленно поднес к губам, не поморщившись, выпил до дна. Глаза его слегка расширились, затем снова приняли обычный вид.
        - Яд, - сказал парень бесцветным, но уже не таким механическим и хриплым голосом. - Это яд, вредно.
        - Точно, яд! - Анька хохотнула, запрокинула стакан и лихо выпила, крякнув, и поморщилась, занюхивая рукавом кофты. - Точно, яд! И зачем мы его пьем?
        - Зачем мы его пьем? - повторил парень, взял бутылку, перевернув, стал лить водку на пол. Анька вскочила, попыталась вырвать стеклянную емкость, но это было все равно, как пытаться своротить бетонный столб, парень был очень силен, очень. Он просто не заметил усилий женщины, и когда водка оказалась на полу, спокойно поставил бутылку на стол.
        - Яд. Нельзя пить.
        - Да… твою мать! Да раз… твою мать! Ты офуел, что ли?! - заголосила Анька, жадно вдыхая ноздрями запах разлитой водки. - Ты чего наделал, а? Ну, не хочешь пить, оставь! Зачем разливать-то?! Ну ты и скотина, ну ты и гад! Вот зачем я с тобой связалась, а? Дура я! Дура! Я, может, лечусь ей! Может, у меня голова больная, не может без этого яда! Он мне лекарство! А ты что делаешь?!
        Язык Аньки, который не раз доводил ее до беды, развязался, она тараторила - будто собака, обгавкивающая почтальона, красноречивая, как депутат на передаче о политике. И откуда слова-то брались - гладкие такие, правильные! А все водка - нормальная водка, не паленка, дорогая, так не за свои же, чего жалеть денег? Ох, черт… все пролил! Собрать с пола? Всосать? Это было первой мыслью.
        Второй - стремно как-то! Тут что только не делали на пол, и собирать губами, как последней алкашке? Хотя… водка ведь дезинфицирует, так что…
        Додумать не успела, парень вдруг стремительно поднялся с места, шагнул к Аньке и, прежде чем она успела взвизгнуть, сказать что-либо, схватил ее руками за голову и вперился взглядом в ее глаза. И Анька будто лягушка под гипнозом змеи замерла, застыла, не в силах вымолвить ни слова. Глаза парня росли, сделались огромными, растеклись на полкомнаты, в ушах зазвенело, как будто тысячи Дюймовочек зазвонили в тысячи маленьких колокольчиков. Анька потеряла сознание.
        Очнулась она на диване, как туда добралась - сама не знала. Очнулась и тут же почувствовала ужасный запах - как из общественного сортира, который не мыли месяца два. Подумала, кто же это нагадил рядом с ней? Только секунд через пять сообразила - воняет от нее самой! Это она так смердит, как старая бабка, как заношенный носок подсобника-таджика со стройки, как горшок с протухшим содержимым! Как… в общем - ходячая помойка пополам с общественным сортиром. Ужасно! Просто кошмар!
        Кряхтя, слезла с дивана и вдруг с некоторым содроганием обнаружила, что ее передние зубы, которых она не видела уже несколько лет, оказались на месте! Выросли каким-то чудом! Руки, на которых проступили синие вены, суставы пальцев которых распухли от застарелого ревматизма, уже не болели, стали тонкими, стройными, как когда-то в юности!
        Анька пошатнулась, едва не упала в обморок - так велико было ее потрясение. Потом бросилась в ванную, заглянула в чудом сохранившееся грязное, заляпанное руками зеркало и… охнула! Исчезли мешки под глазами, щеки, начавшие дрябло опускаться толстыми брылями, теперь были натянуты, как и положено щекам! Тусклые волосы, кончики которых давно секлись, заблестели, насколько это позволяла грязь, прочно поселившаяся на голове! Она выглядела теперь на свои тридцать пять, а может, и еще моложе!
        Закружилась голова, застучало в висках. Анька присела на край ванны, схватилась руками за голову, стала ее ощупывать - нос, он стал чуть кривоват, после того, как однажды его «поправил» один из собутыльников, недовольный отказом Аньки сейчас же удовлетворить его орально, теперь был прямым, красивым, как и в юности! Уши - одно ухо тоже было сломано, теперь цело!
        Ощупала грудь - плоские, как мешочки, груди налились соком, выпятились вперед, как тогда, когда она бегала по пляжу, ловя похотливые взгляды мужчин! О господи! Как это вышло?! Что случилось?!
        Вдруг вспомнила - голубоглазый! Он остался там, в кухне! А как она вдруг оказалась в комнате? Кто ее туда положил? И что случилось - что, упала в обморок? И сколько пролежала без сознания? Мелькнула картинка - парень бросается к ней, хватает ее за голову… а потом? Потом - что?!
        Вскочила с края грязной, покрытой желтыми потеками ванны, хотела выбежать, побежать в кухню - спросить, узнать… и остановилась. Разве можно ходить такой - вонючей, грязной?
        Разделась, с отвращением прикасаясь к засаленной, испачканной нечистотами одежде, бросила ее на пол, влезла в ванну, покрутила барашек на смесителе. Из неровно оборванного шланга, на котором давно уже не было «лейки», потекла ледяная вода. Едва не взвизгнула, но сдержалась, направляя струю на себя, яростно натираясь грязной мочалкой, обнаружившейся на верхней полке. Хозяйственное мыло - резко пахнущее, дешевое, вспенивалось, и пена тут же окрашивалась в серый цвет, оседала хлопьями, оставляющими на стенках ванны длинные засыхающие потеки.
        Потом мыла голову, стараясь как следует оттереть неровно обрезанные темные волосы. Анна уже и забыла - каково оно, быть такой чистой, чтобы кожа скрипела под ласкающей ее ладонью. И теперь тем более противно было трогать свою одежду, пропитанную испражнениями. Похоже, что пока она лежала без сознания, наделала под себя.
        Неужели так напилась? Со стакана водки?! Может, водка такая - паленка, бьет по башке, и падаешь без сознания?! Как там говорится? «Нам, татарам, все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с ног сшибало!» Глупо, но смешно - почему татары? С какой стати татары? Они вроде мусульмане, так у мусульман водку пить нельзя! Запрещает Коран! Хотя… все пьют. И татары, и чечены, и азеры - со всеми пила и со всеми… мда. Было. Все было!
        Преодолевая рвотные позывы (Вот же нежности! Первый раз, что ли?!), погрузила свое барахло в тазик, выполоскала, отыскала остатки стирального порошка - самого дешевого, едкого, выстирала, снова выполоскала, выжала, удивляясь, что нет боли в руках. Раньше, после такой стирки в холодной воде - да у нее руки два дня бы ломило! Уж не говоря о том, что помыться ледяной водой для нее просто смертельно, потому и не мылась. Стоит простудиться, и тут же сдохнешь от воспаления легких! Иммунитета никакого. Чтобы помыться, воду надо греть, в кастрюле, да не в одной. Возни - куча, легче хлопнуть стакан и забыть, что голова чешется, а в паху кое-кто ползает…
        Поморщилась, залезла наверх, на полку над входом, нашла станок одноразовой бритвы - весь в засохшей пене, с присохшими волосинками. Намылила, начала скрести себя, морщась от боли, едва не рыча, как разъяренная тигрица. Материлась, пыхтела, пока с грехом пополам не освободила себя от растительности и «пассажиров». Весь лобок в порезах, в крови - зверство какое-то, а не гигиена! Ноги - в ссадинах! Вспомнить бы еще, чей это станок - то ли ее, еще с юности оставшийся (тогда она нередко ходила в бикини и никогда бы не позволила себе выйти с эдаким «садом»), то ли кого-то из ее любовников. Оставалось молиться, чтобы у хозяина станка не было СПИДа или еще какой-нибудь гадости, вроде гепатита или сифилиса. Бррр! Передернулась, видела, что дурные болезни делают с людьми!
        Снова посмотрела в зеркало и вдруг понравилась себе, ухмыльнулась - красотка! А что? Ноги длинные, грудь торчит, третий номер - ее гордость, задница слегка обвисла, но еще сто очков вперед даст задам девок помоложе! Лицо свежее, волосы блестят, черт подери, можно еще и валютной проституткой поработать! И вроде как голова прочистилась… мысли ясные!
        Вышла с мокрой одеждой в руках, осмотрелась по сторонам, сморщилась - как можно так жить? Как ОНА так жила?! О господи, ну какая гадость, а?
        Побрела в другую комнату, спохватилась, она же голая! Совсем голая! А там мужик! Молодой, судя по телу! И тут же усмехнулась, ей ли голых мужиков пугаться? Да через нее столько прошло - и голых, и одетых, по одному, по двое, всей толпой сразу, вспомнить жутко! Да что же с ней стало-то?! Как докатилась?!
        Положила мокрую одежду на стул со сломанной спинкой, пошла к шкафу, дрожа от холода (сквознячок из выбитой форточки), нашла помятую, но более-менее чистую юбку (старую, еще молодой носила - и налезла!), водолазку с не отстиравшимися пятнами на груди, трусы надевать не стала - все застиранное, нечистое, противно!
        Подумала, накинула вытертую меховую безрукавку - любимая безрукавочка - спасение долгими зимними ночами. Сразу прошла дрожь, разлилось тепло. Подумала, надо бы выпить, чтобы согреться! Сто грамм - и дрожи вообще не будет!
        Пошла на кухню, парень сидит у стены, как был - голый, откинулся на спинку чудом выжившего (еще бабушкиного!) стула, ноги раскинул, руки повесил до пола - спит. Перед ним на столе кусок колбасы со следами зубов, половина буханки хлеба, надкусанный сыр, возле стула - половинка выпитой бутылки лимонада. Как ел, так отвалился от стола и уснул. Устал, видать. Не так-то это просто - людей убивать!
        Тихонько, на цыпочках подошла, постояла, разглядывая, затаила дыхание, будто перед котом, который может вдруг проснуться и сбежать. Давненько не видала нормальных мужиков, особенно таких! Да, парень побывал в передрягах. Анна могла поспорить на все, что угодно, что эти отметины на его теле - следы от пуль! Вояка, точно! Вон сколько ранений! В кино такие видела, просветили, ага.
        Тело странное, непропорциональное какое-то… вроде все как у обычного мужчины, но… грудь очень широкая, мощная, мышцы обрисованы, но как-то резко, жгутами, будто свиты из стальной проволоки. Ноги жилистые, сильные, как у спортсмена, ступни большие, соответственно росту. Руки тоже сухие, жилистые, ладони, как лопаты - широченные, вот так схватит этими «лопатами», прижмет…
        Анна облизнула губы и вдруг поняла, что хочет, чтобы ОН прижал… да так, чтобы косточки захрустели… а потом… чтобы засунул в нее эту здоровенную штуку, что повисла у него между ног!
        Желание было таким могучим, таким непреодолимым, что она непроизвольно сунула руку под юбку и потерла в паху. Возбудилась еще больше, дыхание участилось, а рука заработала так, будто от скорости движения зависела ее жизнь. Шумно перевела дух, вздрогнула несколько раз, сдерживая стон, и снова замерла, не в силах оторвать взгляда от своего новообретенного постояльца.
        Кто он такой? Что сделал с ней? Ведь это он сделал, никто иной!
        Потихоньку отодвинулась от спящего, подошла к столу, сунула руку в пакет, в котором лежали еще четыре бутылки водки. Достала одну, аккуратно, чтоб не расплескать, налила в стакан, поднесла ко рту и вытянула все, до последней капли… чтобы тут же, опрометью, галопом броситься в ванную и выблевать выпитое! Фонтаном - так, будто выпила не чистую как слеза водочку, а содержимое разбитого унитаза!
        И драло ее еще минут пять - выворачивая желудок наизнанку остатками закуски, желчью, едва ли не кровью - до изнеможения, до колик, до дикой боли в животе! Опомнилась на холодном полу, когда позывы к рвоте прекратились и остался лишь звон в голове - колокольчики, серебряные колокольчики в руках тысяч дюймовочек.
        Сидела еще минут десять, приходила в себя, соображала. Решила - снова он! Снова этот парень! Гипноз? Он ее загипнотизировал? А может, случайность? Нет, ну бывало же у нее такое, что не могла выпить - сразу рвало! Может, и сейчас так же?
        Снова пошла в кухню, достала другую бутылку, уже вина. Дрожащей рукой налила грамм сто, собралась с духом, прицелилась стаканом…
        Теперь ее драло дольше и еще мучительнее. Она рычала, выворачивалась наизнанку, плакала навзрыд и снова пыталась выблевать свой желудок. Когда совсем изнемогла, просто перегнулась через край ванны, повисла на нем как тряпка, решив, что сейчас точно умрет.
        Не умерла. Минут через пятнадцать, слабая, как полураздавленная гусеница, побрела в кухню, села за стол, дрожащей рукой убрала водку и вино. Теперь даже мысль о том, чтобы выпить спиртное, вызывала у нее позыв к рвоте. Собрала все бутылки в пакет, закрыв глаза, чтобы не видеть эту рвотную жидкость, отнесла на балкон и оставила там, стараясь не принюхиваться к содержимому пакета. Вернулась в кухню, нашла тряпку, тщательно вымыла, вытерла лужу, оставшуюся от разлитой незнакомцем бутылки водки - запах поднимался вверх, к потолку, и у Анны снова начало подкатывать к горлу. Знала, следующего приступа рвоты она могла уже не пережить.
        Парень так и спал - спокойно, посапывая носом, как младенец в колыбели, и Анне вдруг стало как-то спокойно, хорошо, будто этот незнакомец и в самом деле был ее любимым человеком. Смешно, на самом деле - убийца, ненормальный вояка, не так давно открутивший головы четверым парням - и кажется таким родным, таким домашним! А вдруг он и ее убьет? Вдруг у него приступы какие-нибудь, как в том сериале… забыла, как называется! Там у бывшего вояки крыша едет, и он начинает валить всех, кто находится рядом - без разбора, считает, что это враги, собравшиеся отрезать ему башку. Забыла, как называется, но классный сериал, ага. Кончается только плохо… убили его. Но это и понятно, кто будет нянькаться с сумасшедшим убийцей?
        Сердце защемило - парня, скорее всего, закроют. Утром, а может, и раньше, найдут труп Механика и его парней, и какой бы Механик козел не был - убивать имеет право только государство, потому рыть будут по полной программе. И куда они пойдут в первую очередь, мусора эти? Конечно, по притонам, к гадалке не ходи! «А где у нас в районе притоны? Да вот там, у Аньки, к примеру!»
        Припомнит охранник магазина, что перед тем, как убили Механика, заходил к ним странный тип.
        Припомнит, что заходила Анька - сложат два и два и не позже чем вечером постучат в ее квартиру. Потребуют, чтобы впустила. А не впустить нельзя - возьмут болгарку, срежут на хрен петли и все равно войдут! А что тогда? Что потом? Ее загребут, как соучастницу, дадут по морде, она расплачется и сдаст голубоглазого. И пойдет он по этапу - за четверых отморозков, которые и слова-то доброго не стоят! Это как? Это правильно? А она, Анька, может стать и свидетелем, и соучастницей - это как менты повернут, а они поворачивать умеют, ой, как умеют! И наркоту у нее найдут - почему бы и нет? Сложно подбросить, что ли? И цепочку Механикову у нее найдут, а значит, она точно соучастница! Ой-ей… может, цепочку выкинуть? А толку-то… найдут у подъезда, все равно к ней привяжут. Если никто не подберет, конечно! Спрятать? Можно и спрятать… в тайничок, где ключи ныкает. Кстати сказать, сегодня не заныкала перед тем, как выпить! Дура! Парень мог открыть и спокойно уйти, предварительно отрезав ей башку!
        И еще бо€льшая дура - зачем ему отрезать ей башку? Чего чушь-то нести? На кой ее башка парню?!
        Думать надо, думать! Ночь еще не закончилась, трупы, возможно, еще и не нашли, а значит, есть немного времени! Странно, что вчера она повела парня сюда. Ведь все же ясно, как божий день! У нее будут искать в первую очередь! И почему об этом сразу не подумала?
        «Да потому, что башка не работала, мозги все пропила, - безжалостно констатировала Анна. - Потому, что вместо мозгов был кисель! А теперь вот кисель слегка усох. Соображалка появилась. И эта соображалка, а еще - жизненный опыт, говорят: валить надо отсюда, и как можно быстрее!
        Вот только куда? В другой притон? Денег нет - она почти все потратила! Идти через весь город? Да сдохнешь, столько шагать! Да и не пойдешь по оживленным улицам - до первого мента только и дошкандыбаешь! Ночью идти надо, днем нельзя. И опять же - куда, ну куда идти?»
        Анна уселась за стол и начала с жадностью поедать колбасу, отрезая от длинного батона толстые куски. У нее внезапно проснулся ужасный, просто-таки одуряющий голод, такого голода она не испытывала с самой юности, когда после прогулки на свежем воздухе, казалось, в силах съесть целого быка! Глотала, запивая лимонадом - после эксперимента с водкой боялась притронуться даже к пиву, поглядывая на него подозрительно, не хуже, чем на водку. Кто знает, может, и от пива такая же реакция, как на «беленькую»? Не хотелось бы это испытать. Ну его к черту, это бухло!
        Поела, чувствуя, как раздулся живот от невкусной, но вполне съедобной пищи, удивилась - как много съела!
        А еще удивилась, что чувствует себя просто отлично, как давно себя не чувствовала, с самой юности! Чистая кожа впитывала воздух не забитыми грязью порами, голова не гудела и не раскалывалась от боли, желудок, который давно бы уже отозвался болью и изжогой, молчал, переваривая съеденное, печень не ныла, язык с удовольствием и некоторой опаской ощупывал зубы, невесть как снова оказавшиеся на своем месте!
        Да и сам язык теперь двигался легко и свободно, будто никто его не калечил и не пытался отрезать! Здоровая молодая баба - вот кто она теперь! И этой бабе очень не хочется похоронить свою молодость и здоровье в тюряге, а потому нужно будить парня. Пора!
        - Эй, вставай! Эй…
        Парень вскинулся так быстро, что Анна едва уловила движение, так уворачивается от удара муха, нацелившаяся на закусь. Чего-чего, а мух тут хватало, хотя Анька искореняла их регулярно, и с безжалостностью, достойной графа Дракулы.
        - Нам уходить нужно! - пролепетала женщина, беспокойно оглядываясь на окно, выходящее на пустырь. - Скоро сюда придут, тебя искать будут! И меня!
        Парень посмотрел на нее безжизненным взглядом холодных синих глаз, повернулся и, не обращая внимания на то, что на нем не было и нитки одежды, пошел в соседнюю комнату, надо понимать - за своим барахлом. Через минуту появился, одетый в свою смешную одежду с чужого плеча - смешной парень, если только не смотреть ему в лицо. А как посмотришь, смех пропадает. Глаза будто смотрят насквозь, принизывают, как рентгеном! Просто мороз по коже!
        Анька не удержалась, вздрогнула, потом отвернулась от незнакомца, имени которого так и не узнала, и стала собирать в пакеты остатки еды. Именно остатки - голубоглазый содержимое пакетов как минимум ополовинил. Похоже, любитель пожрать!
        Впрочем, никакого сожаления о съеденном у Аньки не было. Во-первых, деньги-то его, парня, во-вторых… ей всегда нравились сильные мужики, а сильный мужик и должен как следует жрать, иначе он не мужик, а баба!
        Мда… вот такие плохиши, которые любили пожрать и выпить, и довели Аньку до нынешнего состояния. Почему красивым девушкам частенько нравятся «плохие парни»? Анька об этом не задумывалась. Нравятся, и все тут! Настоящие мачо. Не то что эти… ботаники, которые ни защитить девушку не могут, ни присунуть ей как следует! Слизняки, одним словом!

* * *
        Их встретили, когда Анька с голубоглазым спустились уже почти до второго этажа. Четверо - могучие, просто борцы-чемпионы, двухметрового роста, с руками, которыми можно завязывать узлом двадцатисантиметровые гвозди. Они бесшумно поднимались вверх по лестнице и, когда увидели спутника Аньки, отшатнулись назад, перекрывая проход.
        Эти парни не достали пистолетов, не начали командовать, типа: «Сдавайся, полиция!» - просто стояли и смотрели, и в их темных глазах таилось обещание смерти. Они пришли не для того, чтобы схватить, куда-то везти, они пришли, чтобы убить!
        Анька поняла это всей своей обугленной душой, которая тут же ссыпалась в пятки, в старые туфли на завязках, оставшиеся еще от матери - все, конец, не выбраться!
        Голубоглазый не изменился в лице, он спокойно, мягким движением протянул Аньке пакет с едой, который та сразу же едва не выпустила из рук, а потом выдвинулся вперед, прикрыв свою спутницу широкой спиной.
        У Аньки вдруг потеплело в сердце - ее прикрывают, о ней думают! И тут же стало необычайно горько - неужели так все и закончится?! Неужели это конец?! Когда вроде началось что-то хорошее!
        Внизу затрещало, будто кто-то переминался с ноги на ногу и наступил на кусок стекла. Анька посмотрела вниз - еще двое или трое, такие же молчаливые, бесстрастные, как статуи. ФСБ?! Уж не менты, это точно! А может, из охранников олигархов? Как в том сериале! Охранники - они же и убийцы!
        Время тянулось - липкое, как столешница, залитая вином-шмурдяком, Аньке казалось, что оно застыло на месте, остановилось, исчезло - было что-то нереальное в противостоянии толпы боевиков и неизвестного, «украшенного» кучей шрамов! Как в том фантастическом фильме… «Матрица».
        На самом деле, с того момента, как они увидели группу неизвестных мужчин, прошло всего две секунды. Так бывает - мозг, в стрессовой ситуации, иногда начинает работать в невероятно ускоренном темпе, и тогда время «замедляется». Это известно давно, например, один ветеран рассказывал, как видел падение снаряда и сам взрыв - вначале болванка снаряда медленно-медленно вошла в землю, поднимая всплеск земли, потом вспыхнуло пламя, и та же земля стала разлетаться в стороны - как в замедленной съемке, как будто смотришь документальное кино. Ну а потом все стало прежним, громыхнул взрыв, ветерана оглушило, но этот «ролик» он запомнил на всю свою жизнь.
        В мозге человека таится много таких способностей, о которых хозяин «серого вещества» и не подозревает, и только стресс, опасность для жизни могут высвободить эти скрытые ресурсы и умения. Но не у всех и не всегда.
        - Что вам нужно? Уйдите! Я сейчас полицию вызову! - крикнула Анька, сама не слыша себя, не понимая, что именно кричит, и не успело эхо ее голоса рассыпаться в утреннем воздухе, как громилы рванулись в атаку. Началась такая месиловка, равной которой Анька не видела никогда в своей жизни, даже по телевизору, великому фантазеру и придумщику!
        Не было ни специальных приемов, ни красивых пируэтов а-ля кунг-фу («Мое кунгу-фу лучше твоего! Ты умрешь!») - только рев, рычание, будто дралась стая тигров, а еще - приглушенный и не очень - мат, когда очередной штурмовик отлетал от голубоглазого, как волна отлетает от гранитного утеса.
        Голубоглазый был невероятно силен, нечеловечески силен - он как ребенка схватил первого из нападавших и метнул его в остальных, снеся их, как кегли. Они врезались в стену, хрипя, матерясь, рыча, снова бросились вперед, скорее всего, стараясь задавить массой. На тесной лестнице не развернуться для каких-либо изысков единоборств, потому главной здесь была лишь грубая сила, а еще вес нападавших, каждый из которых весил как два обычных человека.
        Это было странное зрелище - здоровенные «обломы» разлетались в стороны, как разлетаются собаки, ушибленные ударом лапы разъяренного медведя, голубоглазый был настолько быстр, что в это не верилось, он метался между здоровенных туш, каким-то образом уходил от захвата и бил, бил, бил…
        Но они поднимались. Снова и снова - как зомби, как Терминатор, пролетевший сквозь стену!
        Нападавшие с такой силой ударялись об стены подъезда, что старая пятиэтажка вздрагивала, будто от землетрясения, стонала, грозя развалиться на побитые жизнью и непогодой серые кубики.
        А потом все стало гораздо хуже. Те двое, что стояли внизу и не участвовали в схватке, вдруг выдвинулись вперед, замахали руками, и в голубоглазого полетели зеленые молнии - длинные, извилистые, трещавшие, как электросварка!
        Голубоглазый все-таки успел что-то сделать, прикрыться, потому что эти молнии не нанесли ему никакого вреда, разбиваясь о невидимый щит. Но держать щит, как стало ясно Анне, было довольно трудно, голубоглазый покраснел, оскалился, зашипел, как змея, его руки, вытянутые вперед, дрожали, и он начал отступать назад, толкая Аньку вверх по лестнице.
        - Назад! - хрипло бросил он. - Назад, скорее, я не удержу!
        Молнии все били и били, люди на лестнице наступали, голубоглазый изнемогал под хлесткими и трескучими ударами, он и Анька, оба пятились и пятились назад, вверх по лестнице, и казалось, что все закончится именно сейчас, через секунду, через миг! Анна не знала, что это за молнии, что они могут сделать человеку, но была уверена, что ничего хорошего сделать не могут, это ясно, как божий день.
        Успели. Анька трясущимися руками отперла дверь, ввалилась в квартиру, захлопнула тяжелую стальную пластину, как только голубоглазый проскользнул следом за ней. Дверь грохнула, отрезая беглецов от злого мира, и стало тихо - ни криков, ни выстрелов, вообще ничего, указывающего на то, что здесь только что происходила эпическая битва с… кем?
        Кто это был? Что за оружие они применяли? Лазеры? А у кого могут быть лазеры? Только у каких-нибудь фээсбэшников, у кого же еще-то? Не у бандитов же, в самом-то деле!
        Хотя… в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. У олигархов есть свои армии, вооруженные не хуже фээсбэшников!
        Только вот что делать олигархам в притоне Аньки, за высокий рост прозванной «Каланча»? Вот же - связалась с этим чудиком, теперь огребает по полной!
        А с другой стороны, черт подери, она ведь никогда не жила так интересно! И здоровьишко вдруг поправилось, и движуха какая-то! Жизнь, мать ее, а не гребаное тухлое болото, жить в котором ей оставалось не больше года-двух, пока окончательно не откажет больная печень!
        Только вот пожить бы еще со здоровой печенью… подольше! Был бы телефон - ментов бы вызвала на этих уродов, жаль, что нет «трубы», последнюю пропила уже и забыла когда.
        Может, кто-нибудь из соседей вызовет? Шумели-то знатно!
        Хотя… в большом городе всем на всех плевать - затихарились сейчас, сидят, даже в глазок боятся заглянуть! Никто не выйдет и не поинтересуется, что происходит! Себе дороже - попадешь еще ненароком под шальную пулю!
        Народ сейчас ученый, голыми руками не возьмешь. Это не совок, когда все срочно бежали к окнам смотреть, «кто же там стреляет»? После терактов, после того, как мир заполонили террористы, нужно быть осторожным, прежде чем высовывать голову. Услышал пальбу - послушай, подумай… а потом и ляг на пол, чтобы не зацепили! Пусть со стрельбой и террористами разбираются те, кому за это зарплату платят.
        - Отсидимся, - хрипло выдохнула Анька, только сейчас ощутив, что в руку врезалась скрутившаяся в жгут ручка тяжелой сумки-пакета. - Щас ментов кто-нибудь вызовет, и этих козлов переловят! Дверь крепкая - батя ставил, еще в перестройку, даже гранату выдержит! Устоит, что бы там ни было!
        - Не устоит, - вдруг бесстрастно бросил голубоглазый, подошел к окну в кухне и осторожно выглянул наружу. Тут же полетело стекло, и в окне осталась небольшая дырка с неровными, острыми краями.
        - Ай! Стреляют! - запоздало поняла Анька и схватилась за голову. - Господи, что происходит?! Может, ты террорист какой? Я не хочу! Я ничего не хочу! Господи, спаси, помоги!
        Сейчас Анька так уверовала в божественную силу Создателя, что готова была вприпрыжку бежать в церковь, отдать туда все ценное, что у нее есть - только бы выручил, только бы спас от гибели неминучей! То, что она неминучая, было совершенно ясно. Если в ход пошли снайперы, неизвестное оружие, фээсбэшники, значит, этот парень против государства, и, значит, ей трындец. Щас они взорвут дверь, ворвутся со щитами и перестреляют всех, кто находится в квартире! Так всегда делают с террористами, она видела по телеку!
        Кстати, телеку тоже трындец. Стреляли, оказывается, два или три раза, и одна из пуль ушла прямиком в экран, лишив Аньку последнего источника радости, последнего прибежища мечтаний. Теперь никаких сериалов, никаких новостей про злых пиндосов, только ободранные стены, да и то, если выживет после сегодняшнего штурма!
        О Господи… зачем ты посылаешь такие испытания?!
        Анька вдруг заплакала, заревела, в голос, как по мертвому. Оплакивала ли она себя, свою пропащую жизнь, или переживала за разбитый телевизор - сама не знала. Только рыдала с душой, самозабвенно, так, как плачут дети, лишенные игрушки или не пошедшие в цирк со своими жесткосердными родителями. Давно уже она не плакала так сладко, так по-детски - слезы боли были, слезы радости были, а чтобы рыдать вот так, слезы ручьем - уже и не помнила такого дела. Мда… слабая стала, совсем слабая!
        Голубоглазый вдруг встрепенулся, подошел, глядя на женщину, будто припоминал нечто давно забытое, потом поднял руку и погладил Аньку по голове, растянув губы в странной, механической улыбке. Анька зарыдала еще пуще, бросилась на шею новоиспеченному «сожителю», стала заливать слезами его могучую грудь. Голубоглазый стоял молча и лишь тихонько гладил ее по спине. Рука была такой большой, такой тяжелой, горячей, что у Аньки как-то сами собой высохли слезы. Она утерлась, задрала голову, глядя в глаза мужчине, и тихо попросила:
        - Спаси нас, а? Кто бы ты ни был, спаси! Ведь несправедливо, чтобы я умерла… после всего, что было!
        Что она имела в виду - и сама не знала. Может, то, что после долгих, смертельных, гадких лет у нее появился шанс пожить по-человечески, и несправедливо лишать ее этого шанса? Или то, что она все-таки помогла парню, накормила его, приняла в свой дом? Возможно, все сразу. И правда - поздоровела, похорошела - жить бы теперь да жить! Ну как же можно умирать СЕЙЧАС?!
        Голубоглазый кивнул и потянул за собой Аньку, вцепившуюся в сумку с продуктами, будто эти продукты были спасательным кругом, удерживающим на плаву. Следом за волочившим ее парнем прошла в зал, в котором из мебели были лишь сервант да проссанные матрасы, валявшиеся на полу. Голубоглазый подошел к стене, за которой находилась такая же квартира, как та, в которой жила Анька, постоял, к чему-то прислушиваясь, и вдруг начал что-то шептать, водя руками по воздуху и по стене. Некоторое время ничего не происходило, только в квартире почему-то запахло, как после прошедшей грозы - резкий, перебивающий вонь запах, потом голубоглазый вдруг резко толкнул стену, будто собираясь ее отодвинуть! И Анька замерла, выпучив глаза, открыв рот, такого она не видела никогда, даже в фантастических сериалах!
        Кирпичная стена поддалась под руками нечаянного сожителя и буквально рассыпалась в пыль, оставив на месте кирпичной кладки дыру размером в половину человеческого тела. Пыль заполнила комнату, заскрипела на зубах, попала в дыхательное горло, отчего Анька раскашлялась, как если бы вдохнула облако пудры, но голубоглазый уже торопил:
        - Быстро! Сюда!
        Он рванул ее за собой, прыгнув в пролом, и через несколько секунд оба уже бежали по гостиной незнакомой, отделанной дорогими, красивыми обоями квартиры.
        Навстречу им попалась ошеломленная хозяйка - женщина лет сорока в ночной рубашке, сквозь которую просвечивали темные соски грудей. Анька ее знала, встречала иногда на улице, потому вежливо поздоровалась, галантно поклонившись, как светская дама. Соседка так и замерла - с отвисшей челюстью и вытаращенными от изумления глазами.
        Анька, которой было вроде и не до того, вдруг хихикнула, представив, что та будет рассказывать своей родне и знакомым. Ну только представить - встаешь в туалет, скоро на работу, и вдруг… ранним утром мимо тебя проносится соседка-пьянчужка, вместе с каким-то здоровенным типом - все в пыли, в известке, и бегут оттуда, где быть они ну никак не могли! Квартира-то ведь заперта! Стальная дверь!
        Слава богу, дверь была заперта не на ключ, а на задвижку, не пришлось ломать, как стену. Хотя голубоглазый уже и примерился, начал махать руками, чертить в воздухе какие-то фигуры, оставляя светящиеся линии, угасающие через секунду-две. Анька прервала его «дирижирование», оттеснила плечом и с некоторой долей торжества открыла дверь, оглянувшись на спутника с ехидной улыбкой. Он никак не отреагировал на такое важное деяние, рванулся вперед и как буксир поволок Аньку за собой - вниз по лестнице.
        Здесь было пусто. Явно было - никто не ждал, что беглецы проделают себе тайный ход в чужую квартиру. Но Анька тут же сообразила, если голубоглазый может сделать такое, значит, и те, другие, тоже могут. Могут распылить дверь, и когда войдут, увидят дыру в стене, а раз увидят дыру, спасут теперь только быстрые ноги. И времени у этих ног не так уж и много.

* * *
        Они почти ушли от погони. Выйдя из подъезда, сразу же свернули влево, вдоль дома. Анька хорошо знала этот двор, все-таки всю жизнь в нем прожила. Там, дальше, в железном заборе, отгораживающем их дом от соседнего (И зачем поставили забор? Уже никто и не помнит!), была дырка, через нее частенько лазила Анька, будучи еще ребенком - играли за гаражами, жгли костры, потихоньку курили (Анька к куреву, как ни странно, не пристрастилась. Оно и к лучшему, как и то, что очень боялась уколов. Сколько не предлагали ей ширнуться, покурить - так ни разу и не попробовала. И нарков не любила - совсем отмороженные твари! Проблем с ними выше крыши. Убьют за гроши и не задумаются ни на секунду!).
        Сделали несколько шагов и… выскочили прямо на милицейский «уазик», который подкрался, как вор, выключив сирену и мигалку. А может, и не подкрался, а стоял здесь, отстаивался - под утро, дожидаясь, когда закончится смена. Спать-то ведь надо когда-то? Под утро тихо, никто не трогает, не беспокоит, радио молчит - спи себе, да вовремя услышь, когда начнут орать по рации.
        Вот и проорали - шум в доме, жильцы названивают, драка, скандал! Только завели движок, дернулись вперед, и бегут двое, по виду настоящие отморозки - в пыли все, выпачканные, как маляры, а в руках парня здоровенная сумка. Ясно - ворюги смываются с места преступления!
        Девка тоже какая-то подозрительная, глаза бегают, полицейских увидала - и назад! А чего тебе полицейских пугаться, если совесть чиста?
        - Стоять! Эй, стой, тебе говорю! - «Уазик» взревел движком, дернулся вперед, стартуя с места, будто водитель хотел ударить беглецов бампером (а может, и хотел!), но те уже скрылись за детской площадкой, за домиком, из которого торчал широкий стальной желоб, отполированный многострадальными штанами местных ребятишек.
        Пришлось срочно вываливаться из машины, продирая глаза, омывая мозг волнами заправленной адреналином крови - погоня! Что может быть интереснее погони? Конечно, интересно, если только ты охотник, а не дичь.
        Автомат на изготовку, пистолет в руке - ребята молодые, шустрые, не успели еще нажить начальнические животы - настоящие гончие псы! Или легавые.
        - Стоять! Стрелять буду! - В голосе побольше стали, хотя стрелять ни хрена не будет. Баба, безоружная, пальнешь в спину, потом хрен отпишешься - «Что, бабу не сумел догнать? Ноги отнялись? А в безоружную зачем стрелял? Не сладил бы, что ли? Как ты со своей женой-то сладишь, если эту дуру не смог скрутить!» Эдак и до увольнения дошлепать недолго!
        А не хочется. Работа хорошая, непыльная, общага, прописка, а там глядишь, подцепит москвичку, да на постоянку - в столице! Так-то здесь жизнь неплохая, веселая. И все это замечательное будущее похерить из-за какой-то там бабешки? Да пусть лучше убежит, придурошная! Вот если бы с ножом была, да напала… и то - проблем не оберешься! Нет, стрелять - это последнее дело! Но беглецам об этом знать ни к чему…
        - Стоять! Стоять, мать вашу…
        Сержант выругался, дернул стволом, выцеливая бегущих, и тут же получил подзатыльник от напарника:
        - Охренел, что ли?! Не вздумай!
        И тут произошло что-то странное - из соседнего подъезда выскочила толпа парней, по виду «кожаные затылки», здоровенные, морды утюгом! И эти самые парни начали стрелять. Так стрелять, что твой голливудский боевик отдыхает! Пули засвистели над головой, полетели какие-то огненные шары (Гранатами?! Террористы?! Да твою ж мать! Прямо в наше дежурство!), в общем - обстановка накалилась. Стреляли, похоже на то, в этих двух беглецов, виляющих из стороны в сторону, чтобы не попали. Только вилять было бесполезно - с той стороны, куда они бежали, тоже начали палить, и получилось так, что полицейский патруль оказался в перекрестном огне.
        Ну, тут уже деваться некуда. Васька Самохин плюхнулся за землю, вернее, в песок песочницы, пока падал, передернул затвор и открыл огонь на поражение, целясь в корпус бегущих за странной парочкой террористов, экономя патроны - очередь из двух-трех выстрелов, не больше.
        Мишка Дергачев начал палить из пукалки-«макарова» без особого эффекта, в отличие от Васьки - тот уложил двоих стрелявших как в тире. Чувствуется опыт, все-таки бывший десантник!
        Водитель в это время вопил по рации, вызывая подмогу, укрывшись в салоне за двигателем захлебнувшегося случайной очередью из шаров «уазика». Машина чадила, выпуская из-под капота черный, ядовитый дым, но рация все-таки работала, аккумулятор пока еще не расплавился в тусклом, зажатом в тесном двигательном пространстве огне.
        Теперь стало не до беглецов, лежавших на земле и ползком пробиравшихся куда-то в сторону, видимо, под защиту кустов, растущих у гаражей. Скоро «уазик» стал напоминать собой расстрелянный пьяными хулиганами дорожный знак - в машину будто выстрелили из огромного дробовика, превратив в подобие дуршлага на четырех колесах.
        Как ни странно, водитель при этом почти не пострадал, здоровенная борозда вдоль бока да сорванный над бровью клочок кожи - вот и все ранения. При такой интенсивности огня это было совсем недурно.
        Его напарникам повезло меньше, они-то не могли спрятаться за станиной двигательного блока, потому тут же получили ранения. Дергачев - тяжелое, пуля попала в грудь, и он хрипел, отплевываясь кровью (но стрелять не перестал, деловито выцеливая пытающиеся подняться темные фигуры «террористов»). Самохин - небольшого роста, верткий, живой, скользкий как угорь, вертелся на месте, рассыпая точные, опасные, как укус кобры, выстрелы, и не давал поднять голову ни одной террористической твари. Мишка был ранен в ногу, в бедро, но в горячке боя не чуял боли, ухмыляясь, будто находился в тире и стрелял по мишени «бегущий кабан».
        Он погиб первым. Тогда, когда сирены машин подмоги уже звучали на соседней улице. Пуля снайпера сломала ему ключицу и через нее дошла до сердца, разорвав его острыми угловатыми осколками. Стреляли откуда-то сверху, и спастись не было никакой возможности.
        Вторым убили Дергачева, который подхватил Мишкин автомат и тут же срезал одного из поднявших голову стрелков. Пуля снайпера выбила патрульному глаз, разнесла черепную коробку и навсегда лишила мечты прописаться в Москве. Человек не знает своей судьбы. Казалось, вот он, счастливый билет, наконец-то! А закончилось все вот так… дурно.
        Водитель получил еще две раны, теперь уже серьезные, пуля снайпера почти начисто срезала ему ухо, повисшее на клочке кожи, а другая ударила в бедренную кость, переломив ее пополам, раздробив на неровные куски. Сознания не потерял, пока не разнесли рацию, кричал в тангетку, сжимая ее окровавленными пальцами, нагонял жути, так что скоро вокруг места побоища собрались все полицейские машины, которые были в округе. Ожидался и ОМОН - при такой бойне без него никак, ОМОН - это вам не патрульный, мечтающий о горячем кофе, бутерброде и тихом месте, в котором можно отстояться, скрыться с глаз строгого начальства. Эти - волкодавы, им только дай кого-нибудь порвать!
        Но выжил он не потому, что подъехали патрульные машины. После того как снайпер добил последнего из напарников, в бой включился кто-то еще. Кто - водитель патрульной потом так и не смог объяснить, во-первых, он находился в шоковом состоянии, потому плохо соображал, во-вторых, а что он мог знать? Кто-то напал на нападавших, используя примерно то же оружие, что и террористы - реактивные снаряды (А что еще-то? Что за огненные шары?), лазерное оружие с лучом зеленого цвета, ну и обычное огнестрельное оружие, судя по звуку. Или «макаровы», или «стечкины». Палили так, что он и в Чечне такого не слыхал! Впрочем, что он там мог услыхать, когда служил, почитай, в мирное время. Так только - когда в Дагестане глушили банду, засевшую в частном доме, но там «альфовцы» командовали, срочники только в оцеплении стояли.
        Когда подъехала подмога - машин семь, не меньше - стрельба уже прекратилась. На поле боя остались лишь два убитых полицейских, изрешеченная пулями, медленно горящая машина, и… все. Совсем - все! Ни одного трупа террористов, только следы крови на сером асфальте. Покойников как сорока унесла!
        Снайпер тоже исчез, не подавал признаков жизни, если бы не убитые напарники, не боль в ранах и не машина, похожая теперь на дуршлаг, можно было бы подумать, что все происшедшее приснилось. Кошмар, да и только…
        «Нет уж, на хрен такие сны!» - подумалось водителю, когда его запихивали в «Скорую помощь». Он уже предвкушал вереницы следователей со всех сторон - от «соседей», от СК, от СБ - и все, все будут смотреть на него подозрительно, с прищуром, будто он сам, Семен Дебальцев, виноват в том, что остался жив!
        Черт подери, а ведь только вчера переживал, что никогда не выигрывает в лотерею! Да на хрен эту лотерею, вот выигрыш - самый главный выигрыш на всем белом свете! ЖИЗНЬ! Дороже которой нет ничего! Наверное, нет. Подвиги не в счет. Они для войны, а сейчас - мирное, счастливое время.
        Глава 6
        - И что в результате? Вы взяли лекаря? Нет! Вы знаете, где он сейчас? Нет! Вы захватили хоть одного Другого? Нет! И вы смеете утверждать, что операция прошла нормально?!
        - Извините, господин полковник, но… мы теперь знаем, что лекарь жив, что он скрывается, и дело времени - мы его найдем. И у нас теперь будет оружие против Других, мы сможем противопоставить их лекарю - нашего. Что касается того, что мы не захватили ни одного Другого, а какой смысл захватывать? За ними установили наблюдение, ведут, и кстати сказать, я бы просил подключить к делу кураторов. Людей не хватает. Замечу, потерь среди наших нет! Ранения - да, даже тяжелые ранения, но потерь нет! Ранения нанес снайпер Других, засевший на многоэтажке. Взять его не удалось, ушел. Среди Других потери значительны - не менее семи человек. Хорошо сработал полицейский патруль, перед тем, как погибнуть, парни нанесли Другим большой урон. Впрочем, все погибшие, скорее всего, орки. Из магов никто не пострадал. Наблюдатель фиксировал все на камеру.
        - Видел я ваши съемки! - Хозяин кабинета вышел из-за стола и подошел к окну, в которое была видна площадь перед зданием. - Само собой, маги не пострадали. На то они и маги! Это не вы, бестолковые! Что, не могли поставить защиту? Чего башку-то подставляли?
        - Маги Других защищали только себя, - оскорбленно поджал губы человек лет сорока, неприметный, похожий на бухгалтера из старого фильма. - Мы же нападали! Отвлекали внимание от нашего лекаря! Ставить защиту было невозможно - как тогда магичить? Да найдем мы лекаря, не волнуйтесь! Ему ведь нужно будет когда-то показаться на белый свет! Он слишком заметен. Я видел его лицо - такое лицо не забудешь! До первого полицейского, и финал! Я бы предложил все-таки известить кураторов о том, что наш подопечный бегает где-то под городом. Пускай пустят своих спецов, поймают его там. Или хотя бы выкурят. Ну и… здесь тоже было бы неплохо вызвать «наружку», развесить фотороботы.
        Мужчина подумал, помолчал секунды три, потом добавил, пожав плечами:
        - Собственно, у меня все. Все, что могли, мы сделали, вычислили местоположение объекта, интуитивно, логически и магией, вышли на него, и не наша вина, что Другие оказались там раньше. Им просто повезло. И, кстати, полицейские так на него и не вышли, между прочим! А мы - да!
        - Что - да?! Что - да?! - раздраженно бросил хозяин кабинета, покусав нижнюю губу. - Вышли они, черт подери! Вышли! Не глупее вас, а может, и умнее! Только их затормозили, чтобы дать вам возможность сделать то, что должны! И что получилось? Два трупа! Теперь все МВД гудит, как муравейник!
        - Случайность. Менты не должны были там находиться, - устало заметил молодой человек, сидевший рядом с «бухгалтером». - Я узнал - они вульгарно отсыпались после ночи, и тут на них выскочил наш объект. Они сработали грамотно, ничего не могу сказать. Честь им и хвала. И земля пухом! Просто оказались не в том месте, не в то время, вот и все. Господин полковник, нам бы отдохнуть хотя бы часа три, а? Не спали всю ночь, а уже за полдень! Разрешите идти отдыхать?
        - Три часа, не больше, - хозяин кабинета недовольно покачал головой. - С ранеными что там?
        - Да ничего, - спокойно заметил «бухгалтер». - Отсыпаются. Конечно, наши маги не так сильны, как объект поисков, но лечить умеют. Только вот руку придется отращивать не менее месяца, остальное все подлечили. Нормально, ничего страшного.
        - Идите. Свободны! - Хозяин кабинета махнул рукой, и люди, сидевшие вдоль длинного стола с обеих его сторон, начали быстро и почти бесшумно покидать кабинет. Быстро - потому, что если вовремя не свалишь, начальство придумает тебе новую работу. А оно надо? Чем дальше от начальства, тем спокойнее - это аксиома, пришедшая из глубины тысячелетий и актуальная, как никогда, в век космических кораблей, покемонов и гей-парадов.
        Как только последний из подчиненных покинул кабинет, хозяин его снял трубку на белом аппарате с государственным гербом и, когда услышал в нем мягкий, обманчиво мягкий голос куратора, хорошо поставленным голосом сказал, создавая модуляциями своего баритона ауру уверенности и значительности:
        - Здравствуйте, господин генерал! Прошу принять меня с планом действий по объекту «Л» и с отчетом по ночной операции. Когда? Через полчаса? Слушаюсь!
        Он положил трубку и замер, опустив голову на руки, лежавшие на полированном столе. Усталость глушила мозг, не позволяла думать как следует, клонило в сон, и потому полковник через некоторое время выпрямился, открыл ящик стола и достал оттуда склянку с иссиня-черной жидкостью. Вынул пробку, понюхал содержимое колбы, передернулся и решительно, как девушка-малолетка, впервые пробующая водку, сделал большой глоток терпко-горького снадобья. Снова передернулся, закашлялся, но через несколько секунд кашель уже прекратился, и в голове наступила великолепная ясность.
        Теперь у руководителя Специального отдела ФСБ России не было никаких сомнений в успехе будущей операции. И в самом деле - куда этот «Олег» денется? Убить его трудно, а вот поймать - запросто! Только глупый человек может думать, что от недремлющего ока могучей машины спецслужб уйдет хоть один беглец! Кого надо, все равно найдут, рано или поздно.
        Жаль только, что не вся Москва покрыта сетью видеодатчиков-камер, фиксирующих обстановку на улицах днем и ночью - как в Сочи на Олимпиаде, например. Окраины столицы, вошедшие в состав города, еще очень далеки от идеала в этом направлении. Это не Олимпийская деревня Адлера, где никто не может помочиться в кусты без того, чтобы к нему тут же не подъехал полицейский патруль и не оштрафовал за это грязное дело.
        В будущем так и будет - везде камеры, отлавливающие преступников и передающие информацию в дежурную часть, но пока надо пользоваться теми техническими средствами, что есть в наличии. И думать головой - делать чего многие уже разучились. Привыкли полагаться на технику, вот потому мозги и заплесневели. В Средние века многие из его подчиненных не прожили бы и одного дня, чтобы их не посадили в темницу. А потом - на костер. Потому что мозги не работают! Только очень умный человек может скрываться годами. Способности к магии еще не предполагают великого ума.
        Увы, похоже на то, что с беглецом все-таки будет совсем не просто. Да, стоило послушать советников и взять в оборот этого лекаря гораздо раньше. Привлечь к работе по специальности. На Других вышли бы как-то иначе, они все равно не смогли бы долго скрываться без того, чтобы себя засветить. Но теперь уже поздно, и будет так, как будет. И никак иначе.
        Мужчина цыкнул зубом, встал, взглянув на огромные напольные часы (он любил старину, антиквариат), и пошел к двери, предварительно проверив, не забыл ли связку ключей - здесь были ключи от сейфа, от кабинета, от загородного дома, от квартиры и много от чего еще. Полковник не был бедным человеком, но и олигархом его не назовешь - ни тебе гигантских яхт, ни личных реактивных самолетов.
        Впрочем, эти излишества его не интересовали. Давно уже не интересовали - лет семьсот, точно. Никакие деньги не могут купить того, что у него уже есть - способности колдовать. И это дороже всех яхт на свете.
        Он шел по коридору, покрытому красной ковровой дорожкой, и думал о том, что ему сейчас предстоит сделать. А предстояло убедить заместителя комитета, курирующего их отдел, придать дополнительные силы из числа «наружки» и техотдела, и для того следовало быть необычайно красноречивым, но… при том при всем не сказать ничего лишнего. Старая, но очень верная пословица гласила: меньше знают - крепче спят. Обычные люди даже сейчас, в просвещенный двадцать первый век, как-то странно реагируют на магов и колдунов, подсознательно все-таки считая их жуликами, аферистами и даже опасными, или смешными сумасшедшими, не зная, не понимая ни сути магии, ни ее возможностей. И руководство силовых ведомств государства не является исключением.
        И хорошо, что не знают. Знай они, что на самом деле могут маги, скорее всего, давно бы отдали команду перебить всех этих «мутантов». На всякий случай.
        Известно ведь - нет человека - нет проблемы. А с магами проблемы могут быть очень большие. Очень.

* * *
        Через несколько часов блуждания в кромешной тьме ей стало плохо. Совсем плохо. Последний час Анька шла за голубоглазым, вцепившись рукой в его ремень - «паровозиком», и держалась лишь на упрямстве, а еще на страхе, страхе остаться одной в этой вонючей, жуткой тьме. Голубоглазый шел как робот, не сбавляя шага, и при всем при том нес еще и сумку с продуктами, которую отказался бросить во время бегства. И это несмотря на то, что в него (Анька точно знала!) попали минимум две пули, одна куда-то в район левой лопатки, другая пробороздила правое бедро, выплеснув наружу добрую жменю крови.
        Анька не видела, как все это произошло, но не трудно догадаться о происшедшем по следам крови на одежде, ну и само собой - по отверстию и разрезу. Когда парень открывал крышку канализационного люка, Анька рассмотрела и дырки, и кровь, насквозь пропитавшую одежду в местах ранений.
        Всю дорогу она думала - Терминатор это или все-таки живой человек! За Терминатора было то обстоятельство, что пули не причиняли парню никакого вреда, а кроме того, он был невероятно силен и вынослив, как робот, киборг - точно!
        За то, что он был человеком - наличие льющейся из него крови, и еще - Терминатор ведь не чувствовал боли, а этот чувствует! Когда в него попали, рычал и вроде как матерился - затейливо, как какой-нибудь деревенский колхозан. Городские так не ругаются, терминаторы тоже. Ну… судя по киношке, конечно! Хотя… у Терминатора вроде бы тоже лилась кровь? Или нет? Загадки. Одни загадки!
        И да - терминаторы не жрут столько еды. Зачем им еда? У них где-то там в заднице ядерный реактор! Или аккумулятор. И еще - когда в кино показывали Терминатора, ни разу не показали его член, может, у него члена вовсе и не было?
        Аньку этот вопрос всегда живо интересовал - вот входит Шварц в пивбар, и бабы уважительно оглядывают его снизу доверху - так был у него член или нет? Может, прицепили для достоверности? А вот у голубоглазого-то все на месте.
        Скорее всего, у настоящего терминатора этой штуковины вовсе нет. А зачем ему? И отстрелить могут, и для других целей не нужен - он же в туалет-то не ходит! Кстати сказать, голубоглазый в туалет ходил, а значит, член у него не фуфловый! Значит, все-таки человек.
        Скорее всего, мутант. Да, мутант! Ну, как те - этот, как его, Ромоссаха… или Расумаха… тьфу! Росомаха! Там всякие были - и баба какая-то синяя, и колдуны всякие.
        Точно! Мутант! Ну не инопланетянин же? Чего инопланетянину делать в «Полосатом» - запасы в космическом корабле пополнять, что ли? На несколько тысяч? Мутант, ага.
        Наверное, жил в Чернобыле, облучился и стал колдуном. Магом. Экстрасенсом. И теперь его преследуют другие колдуны, чтобы наказать за предательство. Колдуны ведь все в каких-то сектах? А он сбежал! И теперь они его наказывают, прислали убийц-колдунов. Все сходится! Ура!
        Мутнеющее сознание Аньки выдало последнюю гениальную мысль и… потухло. Перенапряжение, отсутствие чистого воздуха, ядовитые испарения, рвущие грудь, нервное потрясение - все это сказалось не сразу, но организм Аньки, подстегнутый, поддержанный магией оздоровления, все-таки сдался, и она потеряла сознание.
        Охотник успел подхватить Аньку раньше, чем ее измученное тело плюхнулось в грязную, смердящую жижу на дне тоннеля. Он ощутил, как ослабела, разжалась рука подопечной, с нечеловеческой скоростью обернулся и, схватив ее правой рукой за шиворот, приподнял новообретенную соратницу, как маленького щенка, не особо при этом напрягаясь и не удивляясь своей силе.
        За то время, что он находился вместе с Анькой наверху и под землей, Охотник укрепил свой разум достаточно, чтобы уже осознать себя как личность. Он еще не вспомнил свое имя, не помнил, кто он такой и каким образом оказался в нынешнем положении, но теперь Охотник мог колдовать интуитивно, на уровне подсознания, но все-таки мог.
        И это тоже укладывалось в рамки системы выживания, поддерживаемой и руководимой инстинктом. Животное не задумывается, что и зачем делает. Может бежать - бежит. Может летать - летит. Ну а если кто-то, не осознавая себя, может колдовать, продлевая себе жизнь, так что же в этом такого? Это так же естественно, как бегать, ползать и летать - у каждого свои способности, и если существо их использует, в этом ничего странного как бы и нет.
        Не раздумывая, перебросил девушку на плечо и пошел дальше, таким же осторожным, не очень быстрым, размеренным шагом. Куда он шел - неизвестно. Подальше от поля битвы, подальше от преследователей - оторваться, замести следы - вот что теперь главное.
        К тому времени, когда девушка начала подавать признаки жизни, прошло еще часа два. Все это время она висела мешком на правом плече, и лишь тихое, судорожное дыхание указывало на то, что она жива. К тому времени Охотник вышел в сухой тоннель, унизанный пучками толстых кабелей и ржавых труб разного размера. Чтобы в него попасть, пришлось пройти через несколько узких тоннелей, в которых идти можно было только низко согнувшись, практически крючком. Если учесть то, что на плече висел «мешок», а в руках болталась сумка - Охотнику пришлось довольно тяжко, и даже его усиленные мышцы ныли, требуя отдыха, сделались ватными, непослушными, с трудом выполняя приказы безжалостного мозга. Сказывалось еще и то, что в канализационных тоннелях, изолированных от поверхности земли плотно закрытыми люками, ощущался катастрофический недостаток кислорода. Содержимое тоннелей, частично осевшее на их дно, гнило, служа кормом мириадам бактерий, поглощавших кислород. Это был мир бактерий, а не живых существ, и выжить здесь могли только мутанты, способные какое-то время продержаться в отравленной атмосфере подземелий. Да и
то не очень долго.
        Какой бы ты не был весь из себя мутант, все равно твоя жизнь зависит от кислорода, великого жизнетворца и отравителя этой планеты. Как бы не старался мозг перестроить организм своего хозяина под изменившиеся условия обитания, он не мог уйти от основы существования своего тела - кислородной, и ничто другое.
        Когда Охотник вышел в тоннель, где почувствовал движение богатого кислородом воздуха, он испытал чувство облегчения и даже радости - насколько это ему позволил практически лишенный эмоций поврежденный мозг. Удовлетворение было таким сильным, что Охотник, до этого момента бесстрастный, как статуя, растянул в довольной улыбке губы, рассеченные заросшим шрамом.
        Девушка на плече шевелилась, мычала, пыталась что-то сказать, и Охотник осторожно опустил ее на кирпичный пол, прислонив к холодной стене. Похоже, что его соратница очнулась именно потому, что получила порцию свежего воздуха, взбодрившего, омывшего ее мозг струями обогащенной кислородом крови.
        Охотник сел рядом, поставив сумку с продуктами сбоку от себя, взял Аньку за плечи и положил ее голову себе на колени. Прижав ладони к голове женщины, попытался влить в нее толику магии, чтобы выгнать из тела отраву, пропитавшую его во время путешествия под землей.
        Девушка вздохнула, когда он коснулся ее ауры, вливая силы и здоровье в изношенный, так еще до конца и не восстановившийся организм, выгнулась дугой, несколько раз дернулась, будто под ударами электрического тока, и затихла, дыша уже ровно, размеренно, как и положено дышать здоровой молодой женщине.
        И тогда Охотник достал из сумки половинку батона колбасы, откусил от него здоровенный кусок и стал с наслаждением жевать, предвкушая, как набьет едой давно уже стонущий от голода живот. Возросшие скорость и сила - это, конечно, хорошо. Но ничего не бывает просто так. Энергию, для того чтобы поддерживать мутировавшее тело, нужно откуда-то взять, а источник питания только один - еда и питье. Энергии мутанту требуется очень много, особенно когда его в очередной раз попытались убить, всадив в него пару пуль.
        Проглотив последние крошки колбасы, в которой от мяса, наверное, был лишь запах, Охотник лег на пол тоннеля, раскинув в стороны руки, и с наслаждением вытянул ноги, прижавшись боком к бесчувственной спутнице. Ему теперь стало гораздо лучше.
        Нет, и сейчас он так и не смог собрать мысли воедино, они метались в голове обрывками, клочками, цепляя воспоминания, вдруг всплывающие из глубины мозга.
        Он видел шеренги людей, одетых в странную, блестевшую на солнце одежду. Эти люди держали в руках длинные острые шесты, наконечники которых отблескивали на солнце серебром.
        Четвероногие существа, на которых сидели другие люди, похожие на тех, кто ждал, уперев в землю острые шесты.
        Грохот! Ржание! Кровь! Стоны! Звуки труб! Хлопающие на ветру знамена! Дым! Ругань и проклятия.
        И над всем этим - дымные следы огненных шаров, разрывавших пространство и тела людей, прожигающих, взрывающихся, оставляющих на месте человека груду обгорелых ошметков!
        Охотник знал, что это его воспоминания, что это было в прошлом, что он участник этих событий, но не мог вспомнить ничего более. Только картинку и крики на странном языке, так не похожем на тот, на котором он сейчас думал.
        А думал он просто, как ребенок, едва научившийся концентрировать мысли, как шизофреник с разорванным волей судьбы сознанием. Попытки собрать мысли воедино приводили к тому, что начинала болеть голова - сильно, до тошноты, до острой, пронизывающей голову боли - пусть и ненадолго, но боли, едва не разламывающей череп. Мозг будто давал понять: «Не спеши! Не пытайся восстановить все в один миг, можешь потерять все! Терпи. Доверься времени, оно все залечит».
        И он доверился. Отпускал свое сознание, и оно плыло по волнам памяти, спотыкаясь на непонятных, необъяснимых событиях.
        То, что Охотник видел в последние дни, то, что случилось с ним в доме Аньки, он помнил прекрасно, но не мог объяснить. Почему, как он сумел избавить девушку от болезней, заставить ее забыть пагубную привычку употреблять алкоголь? Откуда у него такая сила? Умение?
        Когда-нибудь узнает. Но не сейчас. Главное, что он хотел это сделать, мог сделать и сделал. Почему хотел, какое ему дело до опустившейся алкоголички - не задумывался, потому что задумываться о чем-то может только полноценная личность. Животное живет одним днем, часом, секундой, запоминая только то, что способствует выживанию.
        И Охотник запоминал.
        Незаметно провалившись в сон и проспав около часа, Охотник проснулся от непонятной тревоги, коснувшейся его сознания. Так бывает, когда спящий зверь, еще не очнувшись, слышит-чует стаю чужаков, крадущуюся мимо его логова. Он не вскакивает, не начинает злобно рычать, готовясь к бою, нет, зверь затаивается, чтобы оценить ситуацию. Не поняв, драться следует или бежать, сможешь ли выжить. Частенько лучше спрятаться и переждать, чем героически вступить в бой грудь о грудь с чужаком-неприятелем.
        Мозг раскинул сеть-паутину невидимых силовых нитей, все дальше и дальше проникая в толщу стен тоннеля, и через несколько секунд сеть затрепетала - кто-то двигался в тоннеле, параллельном этому. Все нити стянулись к объектам, прекратив сканирование в других местах, и начали жадно, извиваясь, будто черви, ощупывать-облизывать тех, кто осторожно, не издавая лишнего шума, шел в подземелье.
        Пятеро. Пятнистая форма, шлемы, маски, закрывающие лица, оружие - на плече и на боку. Фонари не горят, идут в кромешной темноте. Аура настороженности, внимания, готовности к насилию и угрозы.
        Через стену. Не опасно.
        Охотник снова закрыл глаза и провалился в сон.
        - Эй, ты тут?! Эй!
        Анька в ужасе начала ощупывать пространство вокруг себя, схватила что-то упругое, горячее… и завопила еще громче:
        - Ай! Кто тут?!
        Широкая ладонь закрыла ей рот, и Анька забилась, как рыба, вытащенная на воздух, не в силах противостоять могучему объятию. Еще секунда, и сердце ее бы разорвалось от ужаса, но… знакомый голос успокоил:
        - Молчи. Нельзя шуметь.
        Анька замерла, обмякнув, будто из нее выдернули скелет. Рука подержала ее еще немного, затем отпустила.
        - Ты! - выдохнула Анька. - Да я едва не обмочилась от страха! Чего молчал-то?
        - Спал.
        - Спал он! - нарочито-возмущенно буркнула женщина. - Он спал, видишь ли! Слушай, как тебя вообще звать-то? Мы с тобой уже… хрен знает сколько, а я даже не знаю, как тебя звать! Как твое имя?
        Охотник молчал, мучительно напрягая застонавший от боли мозг, затем оставил попытку вспомнить:
        - Не знаю.
        - Как это - не знаю? - искренне удивилась Анька. - Это как так? Ну, у тебя есть же имя! У всех есть имена! Я вот - Аня, Анька, Анна. А ты?
        - Я не знаю! - неожиданно для себя резко и гневно сказал Охотник, и Анька отпрянула.
        - Да чего ты? Я же просто спросила!
        Она помолчала и вдруг обрадованно сказала:
        - Поняла! Я поняла! Ты из этих… я видела по телевизору - люди не помнят, как их зовут, кем они были, как попали в это место! И ты такой!
        - Какое место?
        - Ну… разное место… - Анька не нашлась, что сказать, подумала пару секунд и добавила: - Ну вот кто-то вдруг оказывается на вокзале. Стоит и не помнит - кто он, откуда, документов нет у него - как узнать свое имя? Его в больницу - он там живет какое-то время, его показывают по телевизору, и семья находит! Здорово, правда?
        - Нет! - Тон Охотника опять был резок, почти груб. - Никаких больниц! Никаких телевизоров!
        - Ну это я так… просто рассказываю, что видела! - слегка обиделась Анька. - А ты опять сразу в бутылку лезешь! Обидчивый какой-то! Я же своя, я за тебя! Я всех за тебя порву! Ух, ты мой хороший… раненый… иди сюда, иди…
        Анька нащупала плечо Охотника, прижалась к нему, положила на него голову и стала потихоньку гладить по лохматой макушке:
        - Тебя, видать, в горячих точках ранили, да? Вот ты и забыл все… А может, инопланетяне украли? Опыты делали? Мутанта из тебя сделали? Ты не помнишь, может, был какой-то свет? Тарелка летающая, а? Расскажи? Мне так интересно! Я вот в детстве мечтала, что меня заберет летающая тарелка. Да, не смейся! Хотя - смейся, если хочешь. Я не обижусь… на тебя. В общем, мечтала, что тарелка заберет меня на другую планету, а там все такие умные, все хорошие, добрые. Они меня научат всяким наукам, я сделаюсь гениальной. А то еще какие-нибудь мне мутации сделают - вот как у тебя, чтобы чудеса всякие умела делать! А потом, лет через сто или двести, вернут меня на Землю. И буду я послом - между инопланетянами и нашей планетой! Иду я такая, вся красивая, в комбинезоне космическом, в скафандре в обтяжечку - и все на меня смотрят! На попку мою, на титечки! А я вроде как не замечаю! И президенты со мной за руку здороваются, и жены их - курвы раскрашенные - тоже! А президент Америки мне записку потом шлет, упрашивает с ним встретиться, потому что любит меня сильнее жизни! А я ему отказываю. Потому что у меня свой
президент есть, российский! На хрена мне американский сдался? Эй, ты слушаешь? Уснул?
        - Нет. Ем.
        - Ага. Слышу. Ну и здоров же ты пожрать! Настоящий мужик. А мне ничего в глотку не лезет - не хочу есть, и все тут. Как подумаю о еде, подташнивает. Как думаешь, почему?
        - Ты отравилась ядовитыми испарениями, я тебя вылечил. Теперь твой организм восстанавливает силы, но пока еще не восстановил. Как только процесс перестройки закончится, ты захочешь есть, и очень сильно. Так что нам скоро понадобится много еды.
        - И откуда ты все это знаешь? Нет, тут точно без инопланетян не обошлось! Тебя научили лечить людей, научили колдовать, но ты потерял при этом память. Точно, я поняла. В общем, так, дам тебе имя, хорошо? Чтоб звать как-нибудь. А то ведь не могу я к тебе обращаться: «Эй, ты!» - ты же обидишься?
        - Нет. Мне все равно.
        - Но мне не все равно! Это невежливо! Опять же мы же не все время будем сидеть под землей, когда-то выберемся наверх, и тогда тебе все равно понадобится имя. Давай, я назову тебя… назову… хмм… Юра! Ладно? Будешь Юра! У меня в детстве был друг, мальчишка - Юрка Иванов, мы с ним где только не лазили! Хороший пацан был… жалко - уехал он потом куда-то с родителями, говорили, что вроде как на север. Но точно не знаю. Он мне письмо прислал, в любви признавался. Глупенький… ему тогда и было-то десять лет! И мне тоже… Ох, как давно это было… как давно! Тысячу лет назад! Если бы можно было все вернуть, если бы начать сначала!
        Анька вдруг заплакала навзрыд, сама не поняла почему. Каланча уже давно не плакала, если только от боли. А вот Анька… она будто вернулась в детство, туда, где деревья были большими, мороженое вкусным, а водка горькой и противной. И стало так жалко себя, так жаль свою загубленную жизнь, что Анька зарыдала, как по покойнику.
        Нет, она даже на похоронах родителей так не плакала, а вот поди ж ты… едва не заголосила, как штатная кладбищенская плакальщица.
        Тяжелая рука вдруг опустилась на ее голову, погладила по затылку, но Анька, вместо того чтобы успокоиться, зарыдала еще пуще, и рыдала минут десять, то затихая, то восходя к вершинам своего несчастья. Потом замолкла, но долго еще всхлипывала, дергаясь всем телом, и Охотник, а теперь Юра Иванов, тихонько поглаживал ее и похлопывал, будто знал, как надо поступать с плачущими женщинами. А может, и знал, да забыл, и теперь разрозненные воспоминания прорывались через искалеченные каналы в мозге - с трудом, со скрежетом, но пробивались.
        Поплакав, Анька и правда захотела есть - ужасно, до колик в животе, до воя, и следующие двадцать минут жадно поглощала то, что осталось в сумке с продуктами. Осталось не так уж и много, можно сказать - ничего, но когда Анька отвалилась от «стола» - сытая и довольная, как бегемот в грязной луже - жизнь стала казаться не такой уж и пропащей.
        Вот встретила же она все-таки своего принца? Золотоволосый, голубоглазый, мутант-колдун - вот так вот вам всем! Съели?! Хрен ли эти олигархи?! Если как следует взяться за мужика, можно его сделать таким олигархом - самым олигархическим из олигархов! Ну… по крайней мере так всегда говорилось, мол, при хорошей бабе и мужик сделается правильным!
        Кстати - да, если бы мать вместе с отцом не пила, если бы охаживала его по башке скалкой, когда он подносил ко рту рюмку, живы были бы до сих пор. Оба. Мда…
        - И что будем делать дальше? - спросила Анька, устраиваясь поудобнее под боком у мужчины. - Куда пойдем?
        - Нам нужна еда. Много еды. Я не восстановил силы, и ты тоже. И мне в будущем потребуется много еды, часто питаться. Потому нужно искать хорошую, сытную еду. Иначе будет плохо.
        - В ресторан! Вкусная и сытная еда! - хохотнула Анька. - Заходим, заказываем баранину со специями, картошку на гриле, утку с яблоками и шампанского! Нет, шампанского не будем (Анька вдруг представила, как блюет на официанта, на стол, и содрогнулась). Просто еды. Много! Сидим, слушаем музыку и едим, едим, едим… А потом идем в гостиницу - снимаем номер, ложимся в постель… Нет, вначале в ванну! Хочу ванну. Горячую такую! А ты мне спинку потрешь. Потрешь, а? И не только спинку…
        Анька прижалась еще теснее, ее рука невзначай легла на живот Охотника, потом ниже… и была поймана ручищей хозяина живота:
        - Думай, как нам добыть еду. Я забыл. Не помню. Как можно добыть еду? Деньги. Где взять деньги?
        - У меня есть цепочка, - вдруг вспомнила Анька. - Когда ты завалил Механика, я у него цепочку сняла. Похоже, золотая. Сдам в скупку, и будут деньги! И поедим! Кстати, можно и так - выбраться наверх, подождать какого-нибудь прохожего и забрать у него деньги! Ты здоровый, любого осилишь! Только поймают ведь все равно, посадят. Всегда ловят. Когда серия грабежей пойдет, сюда столько ментов нагонят - дыхнуть нельзя будет! Не, не пойдет. Да и жалко людей. Представь, вот так - ты работал, работал целый день, всяких уродов облизывал… хмм… то есть мешки таскал, копал там или лес валил, а какой-то придурок взял и забрал у тебя все! Да еще и по башке надавал! Нехорошо это.
        - Нехорошо, - эхом откликнулся Охотник. - А если это нехорошие люди? Как Механик?
        - Тогда, да! - не задумываясь, ответила Анька и сладко потянулась. - Только как ты узнаешь, хороший он или плохой, если идет мимо и к тебе не пристает? Вот если пристал, начал грабить - тогда да! Можно его и завалить. И даже нужно! Мир будет чище, вони меньше. Вообще, знаешь, шпаны меньше стало. Ей-ей, спокойнее по улицам ходить. Вот если бы это были девяностые годы, и даже начало двухтысячных - тогда да. По улице пройти нельзя было - темно, грязно, ямы и помойки. Люди злобные! А как быть добрым, когда ты голодный? Особенно, когда мимо едут на дорогих машинах всякие там богачи. А теперь - чистота, порядок, везде улицы мостят, строят. У меня раньше клиентов было - просто не протолкнуться. А теперь что? Пусто! Свалили все на периферию, говорят, менты здесь щемят не по-детски!
        - Что значит - щемят?
        - Ну… это… преследуют, значит, гонят, заставляют работать, чтобы не пили, чтобы чистые ходили. Совсем зажали!
        - Это же хорошо. Зачем пить яд? Разве плохо быть здоровой?
        - Нуу… нет, конечно… Здоровой-то хорошо быть… ноо… да не знаю я! Вот жила я и жила! И прожила бы еще сколько смогу! А так - ни жратвы, ни выпивки! Кстати, а что ты со мной сделал, что я теперь водку не могу пить? Гипноз, что ли?
        - Не знаю. Захотел, чтобы ты перестала пить. И ты перестала.
        - Не знаю, не знаю… заладил свою «незнанку»! Тьфу!
        Анька замолчала, потом снова потянулась к Охотнику и погладила его по руке:
        - Юр, а я красивая? Ты бы хотел меня… нуу… как женщину? Я привлекательная?
        Анька замерла, затаила дыхание. Охотник долго молчал, потом неуверенно выдал:
        - Не знаю. Я никаких женщин не хочу. Хочу есть, отдыхать и вспоминать. Мне очень нужно вспомнить. Все вспомнить. Не знаю - зачем, но очень нужно. Мне кажется, это важно.
        - О господи! Вот мечтала о принце, и он прислал мне принца - только импотента или гомика! Тьфу! Тебя к мужчинам, может, тянет? Мужчину хочешь?
        - Нет. Человечину есть нехорошо. Это неправильно.
        - Дурак! - Анька фыркнула и тихонько захихикала. - Я не про «есть» говорю, а про… хмм… ладно, проехали. А ты что, импотент? Не работает у тебя?
        - Что?
        - Да тьфу! Да погоди ты, не вертись! Да ничего я тебе не сделаю плохого! Лежи спокойно… вот так… так… нравится, да? Скажи - нравится?
        - Да…
        - Щас еще лучше сделаю…
        Тишина, прерывистое дыхание, шорохи, потом Охотник коротко застонал и выгнулся, схватил Аньку за голову. Та замычала, дернула головой, вытерла губы:
        - Эй, ты поосторожнее! Чуть башку не раздавил! Теперь вспомнил, что такое с женщиной? То-то же… Я знала, что тебе понравится. Слава богу, не импотент! Ты, видать, все забыл, как это - с женщиной! Давай, я помогу тебе… кстати, постираться бы нам. От меня небось воняет, как от… мда. Ходячая помойка, а не баба! Ну что, пойдем наверх? Ты знаешь, где можно выбраться наверх?
        - Пока не знаю. Но узнаю. Только наверх нам еще нельзя. Там день, солнце. Надо вечером, ночью, иначе на нас могут напасть.
        - Да уж… в такой одежде, как у нас… да еще грязной… Кстати, а ты где взял это барахло, с кого снял? Это же не твое, так? Не может быть, чтобы ты настолько похудел!
        - Я взял его в шкафу. Очнулся где-то… меня там хотели зарезать. Я ударил нападавшего, потом пошел и взял из шкафа одежду. Надел. Там был еще один, он сидел за столом - я его ударил. А потом пошел по улице, сам не знаю куда. Вот тебя встретил.
        - И это здорово, что встретил! - с чувством ответила Анька, шумно глотая из пластиковой бутылки. Дюшес был приторным, гадким, пить его было почему-то не очень приятно, хотя Анька всегда любила сладкое. Зато он все-таки утолял жажду, да и вкус спермы во рту отбивал напрочь. Как мыло.
        - Кстати, ты уже отлично разговариваешь! - оторвавшись от бутылки, одобрительно сказала Анька. - Раньше из тебя и слова не выдавишь, а сейчас уже как депутат болтаешь! Нет - лучше депутата, те одну херь несут, а ты все по делу говоришь. Молодец! Учишься прямо-таки на глазах! Слухай, какое дело… нам днем нужно выбираться наверх. Если не обоим, то… в общем, наверх мне надо. Про цепочку что я сказала? В скупку ее надо, а скупка работает днем. И днем магазины работают - одежды которые. И обуви. У меня туфли разваливаются, размокли все. В говне ходили да в помоях - еще бы не размокли, ага! В общем, наверх надо выбираться, прибарахлиться. Ну и жратвы накупить. А ты сиди тут и жди меня! Не бойся, я тебя не брошу! Я тебе должна еще показать, как это, по-настоящему с бабой-то. Сегодня это так было… ни о чем. Лучшее, конечно, впереди! Катится, катится голубой вагон… Нет - про голубой - ну его на хрен. Я так-то голубых не очень-то уважаю. Хотя… они-то мне как раз зла не делали. Ладно, речь не о том. Веди меня к выходу, пойду добывать барахло. Цепочка тяжелая, грамм двадцать, не меньше, много не дадут барыги
поганые, но рублей восемнадцать-двадцать я с них получу. Ну что, как план?
        - Пойдем. - Охотник мягко, одним движением поднялся, вздернув Аньку за руку, будто щенка. - Выход недалеко.
        И они пошли - Охотник уверенно, как и до привала, Анька, спотыкаясь и держась за пояс, как и раньше. Она надеялась, что идти придется не очень долго, хотя теперь пол тоннеля был твердым и сухим. Просто устала. Давно так много не ходила, не успела как следует отдохнуть.
        Эх, выспаться бы как следует, да после горячей ванны, да на широкой постели, наевшись вкуснятины и напившись шампанского! Бррр… нет - без шампанского! Тошнит, сука… опять тошнит! Даже думать без тошноты нельзя! Нарколог хренов - и что такое сотворил?! Ну и Юра, ну и… инопланетянин! Можно было бы клинику открыть: «Избавляю от алкоголизма!» Ей-ей - валом бы бабы поперли своих мужиков кодировать! И богатенькие тоже! Можно было бы огромные деньги зашибать! Штук двести в месяц, а то и триста! Главное, мужика к правильному делу приставить, чтобы деньги зарабатывал, а уж при нем умная женщина бедствовать не будет, совсем даже не будет!
        Анька шла улыбаясь, забыв про свои сбитые ноги в хлюпающих, вонючих туфлях. Ей было хорошо. Мечты будоражили, раздували голову, как горячий воздух раздувает воздушный шар.
        Она видела себя в роскошной машине с открытым верхом - волосы развеваются по ветру, на голове темные очки - здоровенные такие, как глаза у стрекозы! Подъезжает к здоровенному белому дому (как в сериале про Мексику!), открываются ворота, и охранник кланяется, пропуская ее на виллу!
        А там ее ждет красавец-мужчина, Юра - известный доктор, нарколог, мировая звезда! Бассейн, шампанское… тьфу, твою мать! Да что же это такое! Ну и гадство! Ну нет, нет шампанского! И водяры нет! Тьфу! Сок будет пить, сок!
        Ну вот как выбросить из головы бухло, если мысли сами собой к нему так и возвращаются?! Нельзя же так - оставить тягу к спиртному, но сделать так, чтобы от спиртного внутренности выворачивались наружу! Зверство какое-то! Мда…
        Дальше Анька шла уже без улыбки, но на удивление шустро - то ли затекшие ноги разошлись, то ли сил прибавилось от мечтаний, но она уже без особого усилия успевала за своим «буксировщиком» и почти не натягивала ремень его штанов. Смешных таких штанов, как у клоуна!
        Она представила, что таится там, под штанами, и тут же кровь прилила в пах. Анька хотела «Юру», очень хотела, но… постеснялась. Она такая грязная, такая вонючая, такая… нечистая. Вдруг он ей побрезгует? Не захочет? Вот они выберутся наружу, вымоются как следует, и тогда… тогда она покажет, на что способна! Уж тогда он точно от нее никуда не денется - никто не сможет доставить ему больше удовольствия, чем Анька! Ни одна баба! Опыт - его не пропьешь, да… а его, опыта, на тыщу баб хватит! Увы…
        - Пришли, - голос Юры прозвучал глухо, теряясь где-то в сплетениях труб и кабелей, и Анька вдруг подумала - эти кабели ведь кто-то должен охранять! Вдруг сейчас выбегут из темноты менты с автоматами!
        А еще в ее голову пришла ошеломляющая мысль - она видит! Видит в темноте! Может, тоже мутантка! А что, заразилась мутацией, когда ублажала мутанта, и сама стала мутанткой!
        Но скоро Анька разочаровалась - просто они сейчас стояли на дне колодца, люк которого был неплотно закрыт, и несмелый лучик солнца умудрился пробраться в царство кромешной тьмы, так и не сумев до конца ее победить, запутавшись в ржавых трубах.
        - Вон по тем ступенькам - за мной. Я открою люк, ты вылезешь, а я буду тебя ждать внизу.
        Анька молча кивнула, и через несколько секунд они уже поднимались вверх, цепляясь за ржавые ступеньки, вмурованные в красный кирпич колодца. Высота подъема была довольно большой, и вначале Анька боялась, что сил ее не хватит, чтобы забраться на такую крутизну, но потом успокоилась, чувствуя, как обновленные мышцы легко несут тело вверх, не протестуя, не требуя отдыха.
        Все-таки приятно чувствовать себя здоровой, и черт с ним, с шампанским! В конце концов, что такое шампанское? Прокисший виноградный сок, в который накачали газ! Тьфу одно, а не вкуснота!
        Бррр… тошнит, при одном воспоминании… и как она пила его раньше? Прямо из горла€! Тьфу, щас блевану…

* * *
        Анька нерешительно взялась за ручку тяжелой стальной двери, постояла несколько секунд, потянула, и массивная, почти сейфовая дверь отворилась, пропуская в прохладный полуподвал.
        Анька никогда тут не была. Все, что она знала - узнала из вывески: «Принимаем драгоценные металлы - золото, серебро…». Выбрала эту «приемку» именно потому, что та не выглядела пафосной, не блистала натертыми хрустальными витринами, на которых рядами лежат драгоценные побрякушки. Куда ей, в старой, потертой одежде, со следами путешествия по тоннелям, соваться в дорогой ломбард? Ну да, она слегка оттерла и юбку, и толстовку, и с куртки постаралась смыть вонючую слизь подземелья (прямо из лужи, фу!), но… воняло от Аньки так, будто она месяц лежала, закопавшись в кучу помоев. Одно радовало - паспорт с собой. Анька приучила себя выходить из квартиры только с паспортом, спрятанным за подкладку куртки. Загребут в ментовку и будут держать в КПЗ, определяя личность, если паспорта нет! А что - имеют право. А за то время квартиру Анькину или сожгут, или «прихватизируют». Глаз да глаз нужен! Едлом не щелкай, быстро лоха разведут, здесь вам не тут!
        Без паспорта золото не примут даже в эдакой воровской приемке - мало ли, может, подстава какая? Барыги сейчас ученые, все ментовские приколы знают. Подставят менты какую-нибудь левую девку, дадут ей колечко сдать, мол, примите без документов, они примут, а потом их - хлоп! И давай бабло доить, иначе, мол, лицензию отберем. А она дорогая, лицензия эта… и следакам потом башлять за то, чтобы закрыли дело. Слыхала Анька про такие дела, ага. Ментовские шуточки, известное дело.
        Внутри ломбард ничем не отличался от всех ломбардов, которые Анька видела в своей жизни - прилавки с кольцами-цепочками под стеклом, мордатый молодой продавец, который шарился в ноутбуке (похоже, что сидит где-то в соцсетях). Охранник - высоченный парень в черной форме со значком какого-то охранного предприятия. Бросилась в глаза нашивка - череп со скрещенными костями. «Как эсэсовцы!» - мелькнула мысль, и настроение тут же испортилось.
        Не любила Анька фашистов, совсем не любила. И не только потому, что они на страну нападали, просто как-то попала в гости к нацикам, обколотым татушками со свастикой и герычем - по самую макушку обколотым. Хреново ей там было, очень хреново. Наизнанку едва не вывернули, да еще и били, потом недели две кровью писалась. Слышала, через полгода их то ли закрыли, то ли перестреляли - и правильно. Таким жить не надо. Как к ним попала - и сама не помнит. Привез кто-то из «друзей», а ей и все равно было - пьяная, ничего не соображала. Потом сообразила, а уже и поздно. Еле свалила, дождалась, когда все «отъедут», ключ от двери выкрала и свалила. Хотела одному гаду глотку перерезать, но побоялась. А надо было! Глумился, тварь…
        Продавец оценил посетительницу оценивающим взглядом, явно остался недоволен результатом, поджал губы и снова отвернулся к ноутбуку, продолжая следить за гостьей боковым зрением.
        Анька знала этот фокус и сама владела им лучше многих, смотришь вроде как вперед, а на самом деле следишь за объектами справа или слева. Выдают только непроизвольные движения глаз, волей-неволей скашивающихся в сторону того, за кем наблюдаешь.
        Подойдя к прилавку, Анька достала тяжелую цепь, заманчиво блеснувшую в свете неоновой лампы, и положила руку с цепочкой перед приемщиком-продавцом, соизволившим оторваться от созерцания экранной девицы, призывно выпятившей надутые силиконом губы в сторону потенциального жениха. Ноут стоял чуть наискосок, а зрение у Аньки улучшилось теперь настолько, что она могла разглядеть даже пятнышко на экране, оставленное сальной рукой его владельца.
        - Что хотела? Сдать? - Приемщик сощурился, глядя на цепь, и его плохо выбритое лицо слегка подобрело. - Заложить?
        - Сдать, - холодно ответила Анька, чувствуя взгляд охранника, который блуждал по ее заднице. Аньке было неприятно. Теперь, когда голова освобождена от алкогольного дурмана, ощущение того, что она плохо одета, грязна, воняет и вообще - ходячая помойка, а не человек, было до отвращения ясным. Особенно рядом с мужчинами, разглядывающими с ног до головы.
        Раньше, когда Анька была «Аннушкой», молоденькой красоткой с длинными ногами и торчащей вперед грудью, ей нравилось, когда мужчины ее так разглядывают. Потом, когда стала «Каланчой» - стало все равно, кто как разглядывает и за что хватает. Лишь бы наливал да деньги-кормежку давал. Сейчас, поздоровевшая, стройная, помолодевшая, она если и не сгорала со стыда, то чувствовала себя хуже некуда, до комка в горле, до желания ударить в рожу тому, кто скажет хоть слово об ее никчемности.
        - Ну, давай, проверим… - лениво бросил приемщик, цепляя толстыми пальцами витую желтую цепь. - Сдается, никакое это не золото. Вернее, «цыганское золото». Щас посмотрю…
        Он включил здоровенную лупу-фонарь и с минуту внимательно разглядывал все звенья цепи одно за другим. Потом слегка усмехнулся и бросил цепь в чашку для мелочи, громыхнув, как дворовый пес цепью:
        - Фуфло! Ты чего, фуфло впарить пришла?! Тут даже клейма нет! Какое, на хрен, золото! Сучка помоешная! Гарик, выкинь ее отсюда! Чтоб духу твоего не было! Пошла вон!
        - Отдай! Отдай цепь! - Анька визжала, дергалась в руках охранника, но стальная хватка этого «киборга» не оставила никаких шансов на успех. Мимо лица ошеломленной женщины проплыл усиленный сталью дверной косяк, мелькнула лестница, ведущая вверх, и через несколько секунд Анька полетела на асфальт, потрясенная, онемевшая от горя и ярости!
        Кинули! Ее, ушлую, видавшую виды, прожженную, как кухонная тряпка, бабу, кинули, как последнего лоха! Твари!
        Анька снова побежала вниз, дернула дверь, та была заперта, и биться в нее было равносильно тому, как если бы она попыталась пинать танк. Танку смешно - Аньке больно. Но все равно, минут пять она истово, ритмично долбила в дверь руками и ногами, матерясь так, что и у портовых грузчиков уши скрутились бы в трубочку от эдакого мата.
        Нападение на дверь дало свои результаты - дверь начала открываться, Анька сунулась к щели, норовя вцепиться в край стальной пластины и костьми лечь, но не дать ей закрыться, но из щели в нее брызнул фонтан белого пара, после чего Аньке стало не до ломбарда. Она непроизвольно сделала вдох, теперь грудь и легкие жгло, будто в глотку влили раскаленный металл, из глаз лились слезы, а боль была такой, что она даже не почувствовала, как резиновая дубинка охранника опустилась на ее спину и зад, оставляя после себя длинные красные полосы, в дальнейшем перерождающиеся в черные кровоподтеки.
        Почти потеряв сознание, уже не чувствовала, как чужие руки шарят у нее по карманам, как ее драгоценность - паспорт - перекочевывает к врагу. А потом ее снова подняли, будто маленького котенка, и через минуту она летела, врезавшись головой во что-то мягкое, вонючее, пахнущее рыбой и почему-то дерьмом. Кто-то большой, гулкий, хриплоголосый смеялся над ее телом, говорил, что выложит фото в Сеть. Потом грохнул металл, и стало совсем темно.
        Анька очнулась, пролежав в мусорном контейнере часа два. Глаза горели, легкие стягивала боль, в груди хрипело и булькало, как у туберкулезного больного в последней стадии болезни. Когда в голове прояснилось, рука метнулась за пазуху, в куртку, и Анька ясно осознала величину катастрофы, в которую попала. Паспорта нет, цепочки нет, жрать нечего, в подземелье ее ждет мужчина, рассчитывает на нее, на дуру проклятую, а она профукала все, что подарила ей судьба! Бесполезная, бестолковая тварь, не годная даже на то, чтобы ее трахнули! Вонючка помоечная, червь навозный!
        Если бы не мысль о том, что ее ждет Юра, Анька бы удавилась. Нашла бы в контейнере веревку и удавилась, ни секунды не задумываясь, надо ли это делать.
        Надо! Последняя капля, и… стакан полон! Дальше уже некуда! Вернее, ниже. Но Юра?! Он же ждет! Она не может его подвести!
        Кряхтя, поднялась из контейнера, отодвинув стальную крышку, перевалилась через край, тяжело упала на землю, сдерживая тошноту, подступившую к горлу. Болела спина, болела задница - видать, хорошенько отдубасили, перед тем как выбросить в помойку.
        Твари! Некому ведь защитить бомжиху, нищенку! Знают это, гады!
        Застучали каблуки, Анька подняла голову - две девчонки, молоденькие, лет по шестнадцать. Увидели Аньку, шарахнулись, побежали прочь. Видать, хотели по-тихому помочиться здесь, за контейнерами, но напугались. Да и как не напугаться - перемазанное в гниющих объедках чудовище с прилипшими к куртке кусками использованной туалетной бумаги, а рядом попискивает крыса, глядя на «коллегу» глазами-бусинками, в которых мерцает интерес и желание попробовать на вкус эту здоровенную лохушку.
        Анька видела ужастик, где крысы ели людей, особенно ее потряс эпизод, когда крыса залезла бабе прямо в вагину и вылезла изо рта. Анька потом месяц спать спокойно не могла и на первые же добытые деньги накупила крысиного мора, рассыпав его в квартире и возле дома, у мусорных баков. Зачем у баков? Да мало ли… заберутся еще наверх, в квартиру, и… бррр! Ужасно!
        Встав на четвереньки, Анька тяжело поднялась, поборов головокружение, и вдруг топнула, прогоняя хвостатую тварь, так и сидевшую в трех шагах от нее:
        - Пшла! Сука! Пшла!
        Крыса тихонько, с достоинством зашагала куда-то за баки, волоча по земле раздутый живот, оглянулась напоследок, а когда Анька сделала угрожающий замах, скользнула под пачку картонных листов, перевязанных бечевкой. Только тогда Анька успокоилась, ее даже стало меньше тошнить.
        Теперь нужно было что-то делать. Что? Пойти в полицию, заявить, что ограбили? Глупо. Ясно, что ломбард здесь неспроста, менты прикормлены - как оно всегда и бывает. Рядом с золотом кормится масса народу, это аксиома!
        Усмехнулась, слово-то какое вспомнила - аксиома! И правда, голова в порядок приходит. Раньше только матерные слова в голову приходили да уличный жаргон. А теперь вон чего… поумнела!
        Снова с теплотой вспомнила о Юре - как он там? Ждет ее? Хорошо, когда тебя кто-то ждет! Значит, ты не одна в этом жестоком мире, значит, еще не все потеряно!
        А делать ведь больше нечего, кроме как возвращаться в подземелье несолоно хлебавши. Объяснить Юре, что случилось, а потом… потом… ох, как не хочется! Люди-то ни при чем! Но есть хочется, и что делать - неизвестно. Главное, уговорить своего любовника идти на дело. Он ведь что сказал - нельзя грабить людей. А если не согласится? А не согласится, тогда пускай сам думает, как жить! Мужик он или не мужик?!
        Подумала, и тут же устыдилась - мужик-то он ого-го! Аж чуть не захлебнулась… А вот голова у него битая, больная, что с него взять? За него должна думать умная женщина, и надо убедить его сделать то, что она хочет. Как убедить? Может… так же? По-женски?
        Анька медленно вышла из задворок промышленного здания, за которым стояли контейнеры с мусором, прошла вдоль бетонного забора и тогда уже определилась, где находится. Вон - тот самый ломбард (Шоб он сгорел! Шоб он в пыль рассыпался! Вместе с этими тварями!), вон улица, по которой до него дошла. Там, в пяти кварталах отсюда, люк, через который вышла на белый свет.
        Мимо шли люди, с удивлением и отвращением глядя на грязную нищенку, спутанные волосы которой спускались на лицо так, что нельзя было рассмотреть черт, отворачивались, переглядываясь, зажимая носы. Анька видела все это, и ей не было все равно. Снова захотелось напиться… до тошноты захотелось. И ее вырвало желчью, прямо под ноги таксиста, поправляющего зеркало, стоя на тротуаре.
        - Да… твою мать! - выругался мужчина, отскакивая и глядя на забрызганные ботинки. - Ты охренела, бабка?! Ты чего? С перепою?!
        - Нет… - вдруг ясным, чистым голосом ответила Анька, поднимая взгляд на незнакомца. - Кушать хочу. Дай, пожалуйста денег… я тебе все, что хочешь сделаю… хорошо сделаю… пожалуйста!
        Анька покраснела так, что лицо сделалось краснее вареного рака, мало того, что она выглядит, как кусок дерьма, так еще и попрошайничает! Да еще и обещает ВСЕ. Плечевая! Шлюха уличная!
        У нее вдруг заныло это самое «все», вспоминая боль, которую могут доставлять мужчины. Но таксист лишь укоризненно покачал головой:
        - Господи, девочка, да как же ты себя до этого довела?! Да что же это делается-то?! У меня же дочка такая! А ты… а я - бабушка! Думал, старуха!
        Анька вначале не поняла - какая дочка? Мужику лет сорок пять, не больше, похоже, что бывший вояка - они часто устраиваются работать в такси, то ли скучно на пенсии, то ли ее, пенсии, не хватает (Хотя Анька слышала, что у военных сейчас ого-го какие пенсии! Мечта!). А может, и мент бывший… хотя - мент не стал бы так по-доброму разговаривать с бомжихой. А может, и стал бы, менты разные бывают. И там есть люди…
        - На! - Таксист достал из кармана две бумажки по сто рублей, сунул Аньке в руку. - Купи себе поесть. И это… помойся, а? Ты же молодая, красивая, ну как можно ТАК?! И ничего от тебя не надо, просто помойся, поешь, приведи себя в порядок!
        Он закусил губу, глядя, как Анька, согнувшись, как старуха, уходит по тротуару, потом вдруг сорвался с места, быстрыми шагами догнал ее, вздрогнувшую, будто мужчина собирался ударить, быстро сказал, глотая окончания слов:
        - Ты это… пошли! Да нет… нет! Не секс! Пошли! Я отвезу тебя в одно место, вымоешься, поешь, одежду тебе купим! Или у дочки старенькое возьму, тебе отдам! Пошли!
        - Нет! - Анька шарахнулась, будто он предлагал ей сделать харакири. - Меня ждут! Нет, мне нельзя! Нет, не трогай меня, пожалуйста!
        Мужчина отдернул руку, постоял, смотря на то, как Анька улепетывает от него, прихрамывая, как подбитая утка, и с сомнением покачал головой:
        - Господи, ну что же это делается?! Когда мы научимся верить друг другу?! Когда этот мир станет добрее, чище?! Да твою ж мать!
        Он выругался длинным, витиеватым ругательством, будто выплескивая в нем всю злость, всю ярость от несовершенства мира, потом пошел к своему видавшему виды «Логану» и сел на водительское сиденье. Он уже забыл, что хотел зайти в кафе пообедать - аппетита как не бывало. На миг ему показалось, что на месте этой девчонки-грязнушки стоит его дочь, если бы он погиб тогда, на войне, что бы с ней было? Нет, нельзя ему умирать. Рано. Еще внуков понянчить нужно!
        Таксист повернул ключ, двигатель рыкнул и зашептал, готовясь унести своего хозяина туда, куда он пожелает. Василий Михайлович любил своего «ишачка» - надежного, как автомат, который его никогда не подводил.

* * *
        - Вот… булочки! Покушай, Юр… прости, что так вышло! Прости! Они отняли все у меня, побили… спина болит и… ниже. Все болит! Мне дядька один дал двести рублей, хороший такой дядька. Все-таки не все в этом мире говнюки, есть люди хорошие, правда же?
        - Я их убью, - бесстрастно ответил Охотник, проглотив пережеванный кусок. - Ты должна мне показать, где они обитают. Их нужно убить.
        - Не надо! - вздрогнула Анька, прижавшись к боку мужчины. - Их бог накажет! Убьешь, на нас все менты сбегутся! Нас убьют! Давай придумаем, как дальше жить, а? Я думала-думала, думала-думала… и ничего в голову не приходит. Может, ты придумаешь, а?
        - Нам нужна еда, питье, жилье, - расслабленно сказал Охотник, глядя в пространство широко открытыми глазами.
        - Слышала уже, - с горечью бросила Анька, отхаркиваясь и сплевывая слюну, отдающую металлическим привкусом (надышалась слезоточивым газом!). - Нам нужны деньги. Будут деньги - будет все. Ты это… не мог бы меня полечить? Болит все…
        Охотник осторожно взял девушку за голову, обхватив виски. Он интуитивно чувствовал, что ему следует делать, и не удивился, когда Аня охнула, забилась в его руках. Но судороги длились недолго, секунды три, не больше. Потом она обмякла и расслабленным, тихим голосом сказала:
        - Хорошо-то как… ох, как хорошо! Слушай, Юр, а я ведь, похоже, в тебя влюбилась. Странно, правда? Я, видавшая виды, железная кобыла… влюбилась. Вот же…
        Она выругалась и тут же почему-то устыдилась, как подросток, случайно выругавшийся при родителях. Усмехнулась и тут же перевела тему:
        - В общем, деньги нам нужны, а деньги есть у других людей. И деньги эти нужно забрать - иначе мы пропали. Вот так! Что скажешь?
        - Где хранятся деньги?
        - То есть? - удивилась Анька. - В кошельке, само собой! Ох… точно! Да елы-палы! Вот же я дууура… ну дура же, дура! Забыла! Ты ведь можешь превратить стену в пыль! Можешь, так?
        - Могу. Если не слишком толстая.
        - А дверь?! Дверь можешь?!
        - Могу. Если не слишком толстая.
        - А банкомат?!
        - Я что-то помню, а что-то нет. В памяти дырки… Что такое банкомат?
        - Я тебе потом покажу. Позже! - Анька радостно захохотала и тут же зажала рот. - Прости. Забыла! А ты молодец! Вот что значит - мужик! Теперь живем! Только надо ночи дождаться, а там уже и похулиганим! У нас осталось еще поесть? Опять что-то захотела, аж в животе пищит. Ага, булочку… все-таки молодец этот таксист, а? Дай ему бог здоровья…

* * *
        - Сюда! Черт, светло, как днем! Проклятый Собянин - фонарей наставил, честному жулику спрятаться негде! Юр, сюда! Вот тут эти сволочи… ага, вниз! Глянь, камера! Сцуки, они нас пишут!
        Охотник протянул руку, достал до камеры, установленной под козырьком, одним движением вырвал ее, как вырывают больной зуб. Бросил на пол, с хрустом раздавил ногой. Потом встал у двери, сосредоточился, сделал несколько пассов, стараясь почувствовать структуру металла. Через несколько секунд ощутил вибрацию материи и подал команду: «Разойтись!» Дверь осталась на месте, но это была уже не дверь, а хрупкий песочный замок, ожидающий своего разрушителя. Толчок ладонью, и вместо двери - круглая дыра, из которой поднимаются клубы пыли.
        Отстранив Аньку, шагнул в дверной проем, внимательно осматриваясь по сторонам. Девушка позади него что-то шептала, но Охотник не слышал, что именно. Он внимательно осматривался по сторонам, ожидая немедленного нападения. Где-то здесь прятался человек, Охотник чувствовал его присутствие не хуже сторожевого пса. Потому и не пропустил Аньку вперед, чтобы не попала под удар.
        - Стой! - рявкнул охранник, выставляя перед собой короткий дробовик, лихо передергивая его, как в голливудских боевиках. Но жизнь - это не дурацкий фильм. Пока мордатый охранник приводил в готовность свое оружие, Охотник задействовал свое - самого себя, смертоносного, как двуручный меч.
        Удар в висок лишил парня сознания так же легко, как если бы его лягнул копытом подкованный боевой конь. Охранник мешком осел на пол и растянулся у ног грабителей.
        - Он! Это он! - с ненавистью сказала Анька и с силой пнула парня в бок. - Он меня избивал, а потом бросил в мусорный контейнер! А еще смеялся! Убей его! Убей, Юра!
        - Потом разберемся, - коротко ответил Охотник, осматриваясь по сторонам. - Деньги! Где тут деньги?
        - Вон там, - Анька указала на здоровенный старинный сейф, занимающий целый угол комнаты позади прилавка. - Там, наверное, и мой паспорт! Ты открывай его, а я пойду еще в кабинет загляну! И прилавки вскрой - золотишко соберем, пригодится! И надо ведь наказать тварей!
        Анька прошла за прилавок, открыв калитку в дальнем углу, толкнула дверь в кабинет директора ломбарда, включила свет. Кабинет ничем не удивил - еще один сейф, поменьше, в углу - стойка, заполненная какими-то блоками, вроде компьютерных. Сделала себе зарубку на памяти - уничтожить, когда будут уходить, это же сюда камеры сбрасывают записи, точно! По телевизору видела! Глупые грабители думают, что раз уничтожили камеру, то и все, следов не осталось, ан нет! Записи-то уже в памяти компа! Так что его уничтожить, точно!
        Прошла дальше, через кабинет, толкнула еще одну дверь и… замерла, восхищенно цокнув языком. Комната отдыха! Диваны, стол, холодильник, похоже, что хозяева ломбарда были не дураки отдохнуть, да с девочками отдохнуть - в углу валялась пустая пачка презервативов, на столе початая бутылка шампанского и три бокала - два со следами губной помады. После работы развлекались? Похоже, что так. Интересно, что бы пришлось делать, застань они на месте эту теплую компанию? Всех убивать? Мда… девки-то совсем ни при чем. Они не обижали и не грабили.
        Та-ак… если есть комната отдыха, при ней должна быть… душевая!
        Есть! Есть душевая!
        Анька отвернула барашек с красной кнопкой и с наслаждением ощутила, как на ладонь течет струйка горячей воды. Тут же сбросила с себя опостылевшее, грязное барахло, забралась в душевую кабину. Следующие пять минут едва не стонала, поливая себя струями горячей, чуть терпимой воды, намыливаясь найденным душистым шампунем. Пенистые струи тут же становились черными, как уголь, пришлось намылиться трижды, прежде чем пена снова стала белой. Особенно трудно было промыть засаленные, грязные волосы, отросшие, надоевшие так, что не передать словами! Хорошо мужикам, ходят с короткой прической, и никакого тебе мучительного расчесывания и долгого мытья головы! Провел пятерней по макушке и пошел дальше - все, причесался!
        Вытерлась насухо махровым полотенцем, найденным на сушилке, задумалась - и что теперь надеть? Эту же одежду? Грязную, вонючую? А если ее выстирать, выполоскать… потом ходить в мокрой? Нет уж, невелико удовольствие.
        Пошарила по шкафам, нашла мужскую рубаху, штаны-трико, длинные, как на Юру. Старую короткую широкую кожаную куртку - тоже мужскую. Надела и то и другое - все лучше, чем эти грязные тряпки! Тряпки бросила тут же - не таскать же их с собой? Улика, конечно, но что она докажет? То, что среди грабителей была женщина? И что? Да плевать! А вот это нужно сделать…
        Анька увидела на столике ножницы, бросилась к ним, попробовала - стригут! Хреновато, но стригут!
        На то, чтобы отчекрыжить свисающие мокрые космы, понадобилось минуты две - Анька работала ножницами, как лесоруб бензопилой. Раз-раз! И нет косм. Не ровно, да, черт-те что получилось, но лучше, чем было до стрижки. И в чужих штанах лучше, чем в своих отрепьях, заскорузлых от грязи. Ффуу… вот же воняет от этого тряпья!
        Проверила холодильник - еды нет, только пиво - две одинокие банки. Выругалась, но тут же усмехнулась - не во всем же должно повезти!
        Пока бегала по комнате и мылась, не смотрела в зеркало, висевшее на стене возле дивана-сексодрома, а когда немного успокоилась, решила посмотреть на себя. Посмотрела и едва не лишилась чувств!
        Молоденькая девчонка, лет девятнадцати. Правильные черты лица, каштановые, неровно обрезанные волосы, полные губы, ровные, белые зубы, будто сделанные из фарфора. Грудь распирает рубашку - расстегнула, раздвинула полы рубахи в стороны, невольно присвистнула - нет, это не она! Не может быть! Уже и забыла, когда у нее была такая грудь!
        Сдернула штаны - длинные ноги без следов целлюлита, растяжек и… побоев. Чистая, гладкая кожа, зад - голливудские красотки удавились бы от зависти! О господи… кудесник! Это все он! Юра! Ох, боже ж ты мой… спасибо тебе, Господи! Спасибо!
        Анька всхлипнула, снова оделась и вдруг обнаружила, что стоит босиком. Снова надевать вонючие туфли? Неужели нет ничего на ноги?
        Искала - нашла лишь тряпочные тапки с помпонами. Но и то хлеб - в тапках можно ходить, не босиком же. Помпоны оторвала, забросила на шкаф.
        Что там у Юры делается? Что-то он затих… надо бы и его в душ загнать, не ходить же чумазым?
        Анька шагнула за порог, и… Юра стоял перед здоровенным сейфом, внимательно, бесстрастно рассматривая содержимое стального монстра. Вернее, то, что осталось от содержимого - груду пыли, серой, серебристой и желтой. Анька едва не хихикнула - она тут же поняла, что произошло, и ей это показалось очень смешным. Вместе с дверью сейфа Юра уничтожил и содержимое, превратив его в грязную кучу. Смешно, ага, если бы не было печально! Горсть пыли с собой не потащишь! И золотишко пригодилось бы…
        - Так получилось, - пожал плечами Юра, но Анька беспечно махнула рукой:
        - Плевать! Пойдем в кабинет, там еще сейф. Ты можешь сделать так, чтобы снова все не расхреначить? Мы, вообще-то, за деньгами влезли, а не для того, чтобы навести тут порядок!
        Анька вдруг запнулась, посмотрела на охранника, тот лежал на полу ничком, но голова смотрела вверх, в потолок, остановившимися белесыми глазами.
        - Он очнулся и напал на меня, - равнодушно пояснил Юра, перехватив взгляд расширившихся глаз девушки. - Я его убил.
        - Вижу, - мотнула головой Анька и, схватив Юру за рукав, потащила за собой. - Пошли, пошли! В том сейфе точно бабло есть! Он в кабинете директора стоит, а где быть деньгам, как не у директора! Айда, скорее!
        Этот сейф повторил судьбу первого, за исключением того, что его содержимое все-таки удалось сохранить. Впрочем, денег здесь было не так уж и много - две пачки тысячных купюр, перетянутых резинкой. Анька даже расстроилась, неужели основная сумма лежала в большом сейфе?! Ну что за жалкие копейки?! И тут же хохотнула - двести тысяч теперь ей жалкие копейки?! Обнаглела! Стоило помыться да помолодеть, и тут же понеслось - дай ей бабла побольше да позеленее! И это-то бабло за счастье!
        Больше в сейфе ничего не было, кроме каких-то документов в прозрачных файликах. Анька презрительно бросила их на пол. Потом вдруг снова подняла и начала рвать бумаги, бурча под нос: «Так тебе, сука! Вот так! Так!»
        Отведя душу, бросила обрывки на пол и, бросив пачки на стол, рядом с пустой бутылкой из-под шампанского, скомандовала:
        - Юрчик! Шагай мыться! Там горячая вода есть, мыло, мойся, от тебя воняет! Одежду на пол брось - тут оставим. На фига тебе рвань с чужого плеча?
        Охотник повиновался беспрекословно - тут же разделся догола, шагнул в душевую комнату. Помыться - это было правильно. Грязь не способствует выживанию.
        Анька посмотрела, как он уходит, покусала нижнюю губу (дурная привычка, мол, от этого губы становятся пухлыми, красными, с возвратом молодости вернулись и старые привычки «Аннушки») и снова пошла к разбомбленному сейфу, туда, где лежал охранник со свернутой шеей.
        Нагнувшись к мертвецу, преодолевая отвращение, Анька начала раздевать труп, стараясь, чтобы на одежду не капнула капля крови, вытекающей из уголка рта покойника. Ей это удалось, хотя и не без усилий. Сняв с охранника его «эсэсовскую» форму, покрутила ее в руках, прикинула длину и осталась довольна - охранник был высоким, плечистым парнем одного роста с Юрой, одежда точно должна прийтись впору, если только на талии будет свободна да в плечах чуть жмет, но это несущественно. Все лучше, чем ходить в жутких отрепьях, похожих на прикид огородного пугала. Анька никогда не видела настоящего пугала, но если его до сих пор ставят на огородах, то выглядит оно именно так, как Юра в своем дурацком наряде.
        Нет, так-то он мужик красивый, брутальный, только кто это видит, под вымазанной грязью и кровью одеждой? Не голышом же ему расхаживать… а жаль! Хорош он голышом, ох, как хорош! Анька знала толк в мужчинах!
        Вдруг вспомнилось - паспорт! Где паспорт?! Паспорта в маленьком сейфе не было, а про большой сейф - и говорить нечего. Там вообще ничего не было, одна задняя стенка.
        Настроение сразу испортилось, и Анька поскучнела - теперь не устроишься в гостиницу, не купишь билета на поезд. Хотя - какой ей, к черту, поезд? После той бойни ее точно объявили в розыск - как свидетеля, например. И стоит высунуть нос, так сразу его и прищемят. А что касается гостиницы, если бабки есть, то и без паспорта пустят, все зависит от «высоты налития стакана».
        Охотник не спрашивал, откуда Анька взяла одежду, молча натянул на себя штаны, рубаху, куртку с залихватскими шевронами, примерил ботинки покойника - тоже пришлись по ноге. И это уже хорошо.
        Поживиться дорогими вещичками, которые на ночь убирались в сейф, не удалось, но на витринах оставалось достаточно колечек и цепочек, чтобы хорошенько набить карман куртки покойника. Правда, пришлось попотеть - чертовы витрины оказались небьющимися, Анька молотила по ним табуретом, пока Охотник не отстранил ее и не уничтожил замок, который запирал эти витрины со стороны кабинета директора. Тяжелые стеклянные рамы поддались сильной руке мужчины, и Анька, с торопливостью белки, собрала рыжье еще и в найденную в комнате отдыха потертую женскую сумку, то ли забытую, то ли брошенную одной из гостий этого вертепа. Впрочем, рыжья было не так уж и много - с полкило, не больше. А может, и меньше. Дребедень дешевая, царапанная. Лом.
        Когда вышли из ломбарда - позади них все полыхало. Анька попросила Охотника устроить пожар, и он так же молча, без вопросов, выпустил по стенам помещения и в комнату отдыха несколько небольших зеленовато-синих шаров, после чего ломбард наполнился удушливым дымом и языками пламени.
        Сжечь свои следы - это было правильно, потому Охотник не колебался ни секунды, уничтожая вражеский притон. Правильно - во всех отношениях - и следы скрыть, и наказать негодяев, чтобы неповадно было грабить и обманывать людей. В конце концов, кто их накажет, если не он? По крайней мере, так сказала Анька, а Охотник был склонен прислушиваться к ее словам.
        Почему? Потому что, во-первых, она член «стаи», доказавший свою полезность, верность и высказывающий очень дельные мысли.
        Во-вторых… она ему просто нравилась. Он испытывал к ней смутную тягу, желание видеть рядом с собой подольше, даже после того, как необходимость в ее услугах отпадет. Инстинкт не говорил ему, что это правильно, но и не говорил, что это опасно, потому - пусть будет рядом.
        Анька была просто в восторге и едва не повизгивала от восторга! Куда делись годы, куда пропала прожженная, раздавленная жизнью «железная кобыла», интересующаяся лишь бухлом да жрачкой - она буквально прыгала на месте, глядя, как ее странный, просто-таки невозможный спутник жизни творит колдовство!
        Она его обожала. Скажи Юра: «Разденься, иди голышом!» - пошла бы, даже если бы это была Красная площадь.
        Скажи он - убей! - убила бы. Сделала бы для него все, чего бы он не попросил.
        Даже… (Анька аж задохнулась от прилива чувств) отдала бы за него свою жизнь! За человека, которого знает всего… сколько? Сутки? Двое?
        Кажется, целую жизнь. Целая жизнь прошла с той минуты, когда Анька увидела Юру, несмело, осторожно, неуклюже входящего в двери магазина.
        Как давно это было! И какая она была тогда… животное! Да, животное! Грязная, забитая, ничтожная бродячая кошка, готовая на все за кусок хлеба и стакан водки! Сейчас она уже совсем не такая! Все изменилось! Благодаря Юре!
        И тут же устыдилась - только сегодня она предлагала себя таксисту - за гроши, за еду. Стыдоба! Но она не могла вернуться без ничего. Ведь Юра ее ждал, надеялся, как она могла обмануть его ожидания? Ради него - все, что угодно!
        Мозг Аньки снова захлестнула теплая волна возбуждения, и это была не просто похоть, вернее, не столько похоть, сколько чувство родства, счастья от того, что рядом с тобой человек, который является для тебя главным сокровищем жизни, без которого ты не можешь жить.
        Может, это и есть любовь? - подумалось Аньке, и тут же она твердо решила: - Да, это она, о которой уже и не мечтала!
        Анька никогда не любила. Были привязанности, были дружеские отношения - все было, но такого, как с Юрой, никогда не испытывала, ни-ког-да!
        Подпрыгнув, Анька чмокнула Охотника в губы и тихо, счастливо засмеялась. Охотник недоуменно посмотрел на спутницу, глаза чуть прищурились, но он ничего не сказал. Потом губы вдруг дрогнули, уголки рта опустились, и… Охотник улыбнулся! Это было так неожиданно, так приятно, что Анька снова хихикнула и, схватив его за локоть, прижалась к боку:
        - Господи, как хорошо! Какое счастье, что ты рядом! Ей-ей, пойду и пожертвую на храм! И свечку поставлю! Не может быть такого счастья, не верю! Не может! Как хорошо, что ты есть!
        Они вышли на широкий, освещенный проспект, по которому проносились машины, надсадно ревя моторами, пытаясь отыграть у судьбы хотя бы одну секунду. Люди, которые сидели в стальных «скакунах», не обращали внимания на парочку, которая шла куда-то в неизвестность, прижавшись друг к другу, и давили на педаль газа, торопясь успеть проскочить через город до очередной эпидемии главной болезни столицы, связавшей ее не хуже чумы или проказы - пробки, бича всех мегаполисов. Хочешь успеть на другой конец Москвы к намеченному ранним утром времени - выезжай глубокой ночью, пока спит основное стадо «кентавров». Потом они запрудят улицы, отравляя их ядовитыми выхлопами железных колесниц.
        Москвичи похитрее, менее амбициозные - давно уже свалили куда-нибудь в Ярославскую губернию, в деревню, прикупив там домик и проживая на ренту, полученную от сдачи квартиры тем, кто надеялся обогатиться, сделать карьеру в этих раскаленных, прогазованных каменных джунглях. Остальные неслись по столичным улицам, зверея от суеты, толкотни, ненавидя друг друга, а еще больше приезжих, понаехавших в Нерезиновую в поисках счастья, ожидающего их за каждым углом.
        Москва - город светлого будущего, город денег, город несбывшихся надежд и разбитых сердец, он перемалывал и приезжих, и тех, кто считал себя коренными жителями города, превращая их в однородную массу, «москвичей», гордящихся своей пропиской и презирающих тех, кто «не добился», «не состоялся». Суетливый муравейник, объединивший двенадцать миллионов москвичей в единый организм, он не верил слезам, не прощал ошибок и не жалел никого, даже тех, кто уже не мог жить без любимой столицы.
        Охотник ничего этого не знал, не знал даже того, по какому городу, в какой стране он идет. Для него эти каменные джунгли и асфальтовые прерии были единым охотничьим угодьем, в котором он должен найти добычу и сохранить свой «прайд». Свою самку, рядом с которой ему становится почему-то гораздо легче. Женщину…
        - Стой! Стой! - возбужденно крикнула Анька, вцепляясь в руку спутника, будто клещами. - Гляди, банкомат! Пошли! Да пошли же! Раз пошла такая пьянка… давай вскроем! Там денег куча!
        - У нас ведь есть деньги. Зачем? - без особого интереса осведомился Охотник, вглядываясь в мерцающий экран аппарата, вделанного в стену большого магазина.
        - Деньги никогда не бывают лишними! - еще более возбужденно воскликнула Анька.
        Ее аж трясло, руки ходили ходуном! Сколько раз она мечтала, проходя мимо такого вот банкомата, что вскроет его и… заживет! Купит новое платье, мебель, пойдет к врачу и закодируется, чтобы не пить, а потом… поздоровевшая, красивая, молодая встретит принца-олигарха и обаяет его, доведя до любовного исступления! Мечты, мечты…
        Потом перестала мечтать. Зачем мечтать о несбыточном? А вот сейчас все в голове у нее всколыхнулось - это шанс! Сколько там может быть бабла? Миллионы? Жалко, что нет автоматов с баксами, тогда совсем было бы здорово!
        - Ломай! Давай! - Анька затеребила рукав «фашистской» формы Охотника, будто собиралась оторвать. - Ну, давай! Жги его, или как ты там делаешь!
        Охотник вгляделся в аппарат, на котором чернели строчки письмен, которых он не понимал (хотя некоторые и казались ему знакомыми), потом присел на корточки, схватившись за голову руками, и замер неподвижно, будто горюя над чем-то, что дороже ему всего на свете. По крайней мере, так это выглядело со стороны.
        Анька очень удивилась, хотела потеребить его за плечо, но передумала - не дай бог шибанет! Вон у него ручища-то какая! Ладонь - что твоя лопата! Прихлопнет вгорячах, а потом горевать будет. Само собой - горевать! Не чужие же!
        Почему прихлопнет? А вдруг у него в голове что-то сдвинулось? Анька где-то видела или слышала - те, что из горячих точек, с войны, у них в голове иногда что-то щелкает, и они давай все подряд крушить! Сосед попался - соседа прибьет! Соседи кончились - давай случайных прохожих глушить! И все потому, что ему видится - это враги крадутся, хотят с тылу зайти! А разве можно с тылу подпускать? Если ты только не в постели, конечно. Тут уже - с тылу самое то! Как возьмет за бедра этими вот лапищами, как засадит, аж до самого горла… о-о… поскорее бы засадил! Юра, любимый!
        Но пока лучше отойти на пару шагов - на всякий пожарный случай, ага! Целее будешь…
        Минуты три Охотник сидел неподвижно, Анька его не трогала, хотя и нетерпеливо кусала губы, оглядываясь по сторонам. Ночь на исходе - ко€ротки летние ночи, не дай боже кто-то увидит, как они банкомат вскрывают, проблем не оберешься! Вызовут ментов - опять придется по говнищам хлюпать, дышать грязным воздухом, слушать крысиный писк и чесаться от пота, стекающего по животу. Нет уж, под землю больше ни ногой! Пусть дерьмо там шастает, ему там и место, а люди должны жить наверху, в светлых красивых домах с бассейнами, оранжереями и… и… пожрать еще чего-нибудь повкуснее, ага!
        И тут Анька просто остолбенела. Банкомат вдруг заработал, захрустел, как перед выдачей денег, загудел и начал выплевывать из своего окошка пачки пятитысячных купюр - одну за другой, одну за другой! Пачки втыкались друг в друга, выталкивая «коллег», банкомат будто рвало деньгами. Они сыпались, сыпались и сыпались на асфальт, как куча розовых осенних листьев.
        К чести Аньки - в ступоре она находилась всего секунд пять. Ее рефлексы, рефлексы существа, привыкшего выживать в каменных джунглях, бросили к этой самой куче «листьев», и Анька начала набивать карманы, пихая в них комья купюр, затаив дыхание, будто для того, чтобы не спугнуть обезумевший аппарат. Впрочем, его хватило всего на полминуты, через тридцать секунд «рвота» прекратилась, и на экране загорелась надпись: «Банкомат временно не обслуживает».
        Наступила тишина. Анька все пихала и пихала деньги в карманы, потом начала запихивать за пазуху, рубашка спереди раздулась, разошлась, и купюры вывалились на тротуар драгоценным дождем. Анька едва не заплакала:
        - Юр, ну чего ты сидишь?! Юр, собирай! У тебя карманов побольше, чем у меня! О боже ж мой! О боже! Спасибо, Господи! Нет, я точно поставлю свечку! Сто свечек! Тыщу! Да Юра же! Собирай!
        Охотник медленно поднялся, осмотрелся по сторонам, будто не понимая, где находится, потом наклонился и начал сгребать подгоняемые ночным ветерком купюры в одну кучу. Не сразу, но ему удалось переправить их по карманам, и скоро они с Анькой быстрым шагом, почти бегом, удалялись от ограбленного банкомата.
        Анька, захлебываясь от счастья, говорила о том, как ненавидит банки, от которых все зло в этом мире, а Охотник просто наслаждался ощущением удачной охоты. Он не знал, как сумел заставить банкомат выдать ему все свои деньги и почему вообще решил влезть в систему этого механизма. Просто у него вдруг возникло ощущение того, что банкомат, подмигивающий своим светящимся окошком, в какой-то степени тоже жив, не так жив, как люди или звери, но… жив. А раз он жив, значит, можно воздействовать на его сознание, на его память - так, как, к примеру, на память и сознание той же Аньки, заставив ее навсегда изменить свое отношение к алкоголю, вызвав в ее мозгу стойкое к нему отвращение.
        Так и тут - понадобилось всего лишь проникнуть в «мозг» банкомата, внедрить в него «желание» сейчас, сию минуту выдать все деньги, что хранятся в его бронированном животе. Это проще, чем разрушать банкомат заклинанием ветхости, тем более что оно частенько срабатывает совершенно не избирательно - как в случае с сейфом, например.
        Кроме того, чтобы разрушить укрепленный сталью банкомат, заклинание должно быть напитано большим количеством магической энергии, иначе оно не пробьет броню аппарата. Но в этом случае радиус действия заклинания увеличится до такой степени, что от банкомата останется одна труха. А какой смысл тогда этот самый банкомат разрушать? Деньги-то все равно не получишь!
        Разрушение ради разрушения - глупость несусветная, лишний расход магической энергии, которой у него хоть и непрерывный ручеек, но ручеек довольно-таки тонкий, и на восстановление запаса магии потребуется время. Не лучше ли выпустить щупала и влезть в мозг хитрого, но не защищенного от магии механического «организма»?
        Попробовал. Все получилось. Слава богам!
        - Сейчас пойдем, найдем гостиницу, устроимся - мы без паспортов, но денег дадим! А что?! От денег-то никто не откажется! Вымоемся, ляжем спать, а утром… утром будем уже думать, что делать! Но вначале поедим, правда? Купим жрачки дорогой, самой дорогой! Икры хочу. Я уже забыла, когда ела икру! Пойдем в какой-нибудь супермаркет - они и ночью работают, накупим всего! Кстати, телефоны нам купим! Хмм… а карту-то ночью не купишь… да плевать! Что захотим, то и купим! Все банкоматы наши! Правда ведь?!
        - Правда, - бесстрастно сказал Охотник, прислушиваясь к вою сирены где-то далеко-далеко, там, откуда они пришли. Полиция. На пожар? Или к банкомату?
        - Аня, у банкомата есть какая-нибудь защита? Кто-нибудь мог нас видеть, когда мы снимали деньги?
        - Черт! Ох, черт! - вздрогнула Анька и тоже прислушалась. - Сирена! Валим, Юра! У всех банкоматов телекамеры! Если у банкомата сработал сигнал тревоги - щас сюда летят менты! А на камере остались наши рожи! Валим, Юра! Вот же я дура, забыла!
        Они бежали, держась за руки, Охотник чуть впереди, Анька за ним, влекомая сильной рукой спутника. Позади завывали сирены - не одна, несколько. К ним добавился и рев пожарной сирены - о чем задыхающаяся Анька тут же сообщила Охотнику.
        Нужно было побыстрее выбраться из зоны возможного обнаружения, и Охотник интуитивно это понимал, как никто другой. Охотник всегда может стать дичью - на каждого охотника есть свой охотник, это знает каждый зверь, это заложено в инстинкте, потому инстинкт погонял, требовал: «Беги! Скорее! Как можно дальше! Беги! Беги! Беги!»
        И он бежал.
        Глава 7
        - Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
        Голос ревел, громыхал, и Анька невольно зажала уши, повизгивая от страха. Ей не было просто страшно. Ей было ОЧЕНЬ страшно!
        - Юрочка! Сделай что-нибудь! Юра, Юра!
        Анька вцепилась в руку спутника, как в спасательный круг. Ладонь была знакомо-твердой, будто из камня, и вселяла надежду.
        Надежду - на что? На светлое будущее, на красивую жизнь! На жизнь - вообще! Какую угодно, но жизнь! Пусть даже в поганом подземелье, среди крыс, но - жизнь!
        Они наткнулись на группу заграждения минут через пять после того, как услышали сирены полиции. Как полицейские вычислили местонахождение беглецов - известно только им. Но когда Охотник и Анька показались из-за угла, их встретил плотный автоматный огонь, и только мгновенная реакция мутанта спасла парочку от немедленной смерти. Он успел не только отбросить Аньку назад, едва не переломав ей кости, но и сам ушел из-под огня, почти не получив ранений - глубокая борозда на предплечье и сорванный клок волос не в счет. Это даже не ранения, а так… как о сучок поранился.
        Мир сузился до тесного дворика, в который Охотник и Анька успели вбежать. Обычная пятиэтажка, чудом сохранившаяся до нынешних времен, пыльная, видавшая виды, она обставилась небольшим сквериком с детской площадкой посередине и упорно не хотела признавать, что лучшие ее годы давно позади и пора уступать место новым домам - многоэтажным, красивым, пафосным - как и вся нынешняя жизнь. Здесь жили внуки и правнуки тех, кто когда-то вселялся в новые, пахнущие обойным клеем квартирки-клетушки, да приезжие со всех уголков страны, не имеющие возможности купить либо снять квартиру поближе к центру, там, где освобожденные от чада шаурмы и чебуреков красуются гордые строения при входе в Московский метрополитен.
        Скверик простреливался насквозь, и если бы не трансформаторная будка и не стройные ряды мусорных баков, Охотник с его пассией давно бы отправились на тот свет, получать новое место назначения в каком-нибудь из запасных тел, предназначенных для наказания грешников.
        Вряд ли бы они удостоились хорошего тела, скорее всего, их ждала бы судьба бродячей кошки и гончего пса, больного собачьей чумой. Анька не строила себе иллюзий - за все, что творим в этом мире, обязательно нужно будет заплатить, и если плату не требуют сейчас, когда-нибудь ее взыщут вдвойне.
        Сейчас Анька уже ни на что не надеялась. Все розовые мечты, все счастье обретенной любви к мужчине ушли куда-то далеко-далеко за горизонт, оставив вместо себя лишь глухое отчаяние, горечь и черноту, накатывающую на воспаленные от слез глаза. Сейчас даже ее волшебник ничего не мог сделать. Он лишь сидел с каменным лицом, глядя перед собой куда-то вверх, в космос, и будто не слышал, что ему советует гремящий с небес голос.
        Не отвечал Юра и на вопросы Аньки, на ее истеричные и жалобные стоны-стенания, перемежаемые всхлипами и тычками в плечо спутника. Он будто отключился, похожий на статую Будды, только без загадочной улыбки, присущей всем изображениям божества.
        - Юра! Да Юра же! Сделай что-нибудь! Да мать-перемать!
        - Сиди тихо, - вдруг медленно и внятно выговорил «Юра», отрывая руку Аньки от своего плеча. - Ты мне мешаешь.
        Анька от неожиданности замолчала и как-то сразу сдулась, будто была резиновой куклой и кто-то проколол в ней дырочку острой иглой. Колдует! Он колдует! Ей сразу полегчало…
        - Прижмись к стене. Закрой глаза! - Охотник был по-прежнему бесстрастен и холоден, будто ничего вокруг не происходило и они сидели не за мусорными бачками, как загнанные охотниками звери, а на берегу реки, наблюдая за тем, как солнце садится в морскую гладь.
        Колдовство не терпит суеты, это первое, чему учат боевых магов. Стоит занервничать, сорваться, и ты можешь не только испортить заклинание, но и потерять саму жизнь. Потерять не по вине врага, а из-за того, что неверно направленное заклинание ударит в самого нерадивого мага. Сосредоточение - вот залог успеха на поле битвы!
        - Лежи здесь, не двигайся. Я за тобой приду! - Охотник не услышал, что сказала Анька, да и не хотел слышать. Что бы она ни сказала - это все равно ничего не изменит.
        Он тихо выбрался из-за баков, на четвереньках, как настоящий зверь. Охотник знал, где засел противник, обшарив все вокруг сотнями тысяч невидимых силовых нитей-щупалец, он установил местонахождение каждого из тех, кто пытался его убить. И теперь, когда Анька была в относительной безопасности, у него развязаны руки. Она его тормозила, висела, как гиря на ногах. Гирю надо было сбросить. Не насовсем, нет, но хотя бы на время. Время, достаточное для того, чтобы попытаться выжить.

* * *
        - Он в этом районе, точно. Возмущения магического поля шли отсюда. И тут сожженный ломбард. Похоже, что он решил поправить финансовое положение.
        - Поправить, поправить! Ломбард грабанул он! - Мужчина поджал губы, помолчал секунду. - И охранника убил.
        - Кураторам это все очень не понравится. Очень.
        - Капитан Очевидность, да? Молчи уж. Вы упустили его! Я вообще не понимаю - как можно было признать человека мертвым, когда он жив?! Что у нас за эксперты такие?!
        - Это не простой человек, вы же знаете! А почему вы отдали приказ не соваться? Потом нам же и предъявите, что мы ничего не смогли сделать! Упустили!
        - Ваша задача совсем иная! И не вам говорить МНЕ, что нужно делать! И лишние вопросы задаете! Вы должны обеспечить контроль за передвижением Других! Выйти на их центр! На вождя этой шайки! На Магистра! А вы привязались к этому парню! Повторюсь, это не та задача, которую должны выполнять! Вы поняли меня?! Не слышу! Вы поняли?!
        - Поняли, - голоса были скучными, ни капли радости или хотя бы одобрения.
        Ну и черт с ними! Подчиненные не должны радоваться приказам - это был бы нонсенс. Подчиненный всегда должен находиться в состоянии некоторого напряжения и неудобства. Как говорят в армии: «Чтобы служба медом не казалась!» И это правильно. Для всех. Новобранцы это, глупые и прыщавые, или маги, которым не одна сотня лет.
        Прожитые века еще не означают, что проживший их мудр и всезнающ. И тем более что он нравственен и не способен на плохие поступки. Частенько - совсем наоборот. Например, эта клюшка, которая некогда продавала яд замужним шлюшкам, изводившим своих опостылевших мужей, очень любит разнообразные виды секса, меняя партнеров, как кружевные трусы.
        Этот вот, с влажными темными глазами оленя, соблазняет девушек с помощью внушения - и считает, чертов осел, что начальник ничего не знает! И что кураторы ничего не знают! А может, ему просто плевать.
        И начни копаться в жизни каждого из тех, кто сидит сейчас в кабинете - столько накопаешь, что хватит на тысячу лет тюремного срока и на десяток казней! Пока держишь за горло этих людей, пока они знают, что кара настигнет их в любом конце Земли - будут работать на совесть, отрабатывая и жалованье, и доверие, а доверие - это когда те, кому положено знать, закрывают глаза на мелкие шалости полезных мутантов. Даже если мутанты иногда творят такое, что уголовный кодекс оценивает не иначе как «особо тяжкое преступление».
        Впрочем, так даже выгоднее, стоит им сделать шаг в сторону, провиниться по службе, стать нелояльными - и последует неотвратимая кара. И они это знают. И пока знают - подчиняются своему господину, своему начальнику. А он подчиняется кураторам. И так было и будет всегда. Никому не подчиняется лишь Создатель. Наверное…
        - Весь личный состав - на выезд. Взять заряженные боевые амулеты, лекарям готовиться к работе. Сегодня по всем установленным адресам будут отправлены… уже отправляются - группы захвата. Ваша задача - следить за тем, как проходит операция по задержанию Лекаря и нейтрализации боевых групп Других. Будет жарко. Очень жарко. Вы мне дороги, потому не суйтесь, пусть спецназ с ними разберется. Следите за передвижением Лекаря. Выскользнет - его счастье. Нет… значит, так тому и быть.
        В комнате вздохнули, зашептались. Хозяин кабинета осмотрел присутствующих, останавливаясь на лице каждого из них на секунду, будто запоминал, потом сделал жест рукой и приказал:
        - По машинам. Готовность десять минут. Вперед!

* * *
        - Я не понимаю, что происходит! - Человек в бронежилете недоуменно помотал головой. - Кто противник? О чем вообще идет речь?! Какое такое специальное оружие?!
        - Еще раз: ваша задача нейтрализовать всех, кто будет стрелять в вашу сторону. И вас не должно интересовать, какое оружие будет применяться! И еще поясню - ваши бронежилеты и щиты не выдержат выстрелов из этого оружия. Потому будьте предельно осторожны, стреляйте на поражение и не выпускайте никого из зоны боевых действий!
        - Какие боевые действия?! Это Москва! Я требую объяснений - с кем мы воюем? И что за оружие к нам применяется?
        - Господин генерал, я устал с ним разговаривать. Командуйте, все, что я мог сказать - сказал!
        Человек в невидном сером костюме отошел и, рывком открыв отъехавшую дверь, забрался в микроавтобус «Мерседес» с наглухо тонированными стеклами.
        - Тебе что неясно, майор?! - резко, брызнув капельками слюны на рукав человека в камуфляже, бросил человек в форме, грозно сдвинув кустистые брови. - Сказано - зачистить всех, кто попадется! Все! Сейчас там бьется ОМОН, тебе его нужно заменить! Вперед, и с песней… твою мать! Что непонятно?! Первый год замужем, что ли?! Приказываю - выдвинуться на позиции и уничтожить всех, кто оказывает сопротивление, всех, кто подозрителен, всех террористов! Пошел!
        Человек в камуфляже скрипнул зубами, отошел в сторону, кинул несколько слов в микрофон рации. Затем растворился в предутреннем сумраке, неслышный, быстрый, как тень, отброшенная фарами автомобиля.
        Генерал вздохнул, ему и самому все это не нравилось. Он уже предвкушал шум в завтрашних газетах, наезды телевизионщиков - все, как обычно. Вони будет - до небес! И что говорить этим щелкоперам?! Что спецназ уничтожал каких-то там мутантов, орков и колдунов? Точно тогда сумасшедшим выставят!
        - Мы нейтрализуем группу террористов, прорывавшихся к центру города, вот и все, - голос прозвучал, будто с небес, и генерал едва не вздрогнул. - Не переживайте, это и будет версия для СМИ. Не первый, не последний раз. Сделаем все, как положено, так что беспокоиться не о чем.
        Генерал взглянул в пустые спокойные глаза собеседника и невольно содрогнулся - не любил он этого странного типа. Веяло от того какой-то чертовщиной, вероятно, так бы выглядел граф Дракула, вставший из могилы. Бледный, худощавый, с темными, запавшими в глазницы очами - не хватало только торчащих клыков, точно был бы предводитель вампиров! Полковник, черт его подери… с неограниченными полномочиями! И где только таких «полковников» выкапывают… от полковника в нем одно название.
        Откуда-то возникла девица, по виду - шлюха шлюхой! Короткое платье, ноги от зубов, короткая прическа - платиновая блондинка, как из рекламы. Мечта любого половозрелого мужчины - девочка-женщина, с сочными полными губками и призывными глазами оленихи.
        Это надо же - вырядиться ТАК на боевую операцию! Кто не знает, подумал бы, что это ППЖ полковника, обслуживающая его, пока он попивает виски в своем дурацком фургоне! Но это точно не так. Или… не совсем так. Девка совсем не проста. Из этих она… чертовых мутантов!
        Секретный отдел - нос не суй, а то откусят! Видел генерал, что творят эти монстры… и как только их сумели привлечь к работе?!
        А может, их и не привлекли? Может, их уже на работе изменили? Сделали нужные уколы, и стали Пети-Васи-Тани смертоносными мутантами?!
        Может, и так. Так кто же скажет? Государственная тайна! Начнешь интересоваться - башки точно лишишься. А до пенсии не так уж и много осталось…
        Кстати, эта девка совсем не изменилась за двадцать лет. Впервые он ее увидел именно двадцать лет назад, когда уничтожали одну группировку, вооруженную не хуже спецназа. Тогда она каким-то образом спалила пулеметный расчет боевиков, не позволявший поднять голову атаковавшим его омоновцам. Что она сделала - генерал, а тогда еще майор - так и не понял. Помахала руками, и на боевиков упала какая-то сеть, светящаяся в темноте. И все. Замолк пулемет. А боевиков тех нашли потом порезанными на куски, да не просто порезанными, а будто бы их резали автогеном. Жуткое зрелище! И воняло тогда шашлыком… Потом долго жареного мяса не ел. Оно напоминало о той бойне.
        - Господин генерал… - Девица умильно улыбнулась, облизнув губы, и генерал вдруг почувствовал прилив крови в пах (Вот же сучка! Все-таки трахает ее полковник, точно!). - Все идет по плану. Я чувствую, вы обеспокоены, но не стоит волноваться - от вас уже ничего не зависит, так что… идите, выпейте чашечку кофе - у нас в машине есть великолепный кофе, я сама варила! Пойдемте? И бутерброды! Предоставим спецназу заниматься тем, что они умеют делать. Пойдемте, пойдемте, такому статному мужчине, как вы, надо много есть! Хорошо есть! Я вас угощу настойкой… у меня есть настойка на травах - по секрету моей бабушки. Она сама из Сибири, травница, настойки делала, ух какие! Потом бодрость на сутки вперед! А нам тут еще долго болтаться, так что…
        Генерал дал себя увести, завороженный бархатным голосом собеседницы. Он видел перед собой только высокую грудь, длинные ноги, полные губы, и ему ужасно хотелось схватить эту сучку, прижать к себе так, чтобы хрустнули ее косточки, и потом долго не выпускать из объятий - сутки, двое, трое… пока есть силы, пока колотится сердце, пока… пока не наполнит ее своим семенем доверху, как сосуд, чтобы даже из ушей полилось! Маленькая поганка! Ведь знает силу своей привлекательности!
        Знала. Она точно знала. Уж чего-чего, а в любовной магии «маленькая поганка» разбиралась лучше многих. И сейчас в глубине души хихикала над краснолицым, ополоумевшим от любовной страсти воякой. Можно же хоть иногда позволить себе маленькие шалости? Без них жизнь становится серой и скучной.
        Мужчина в сером костюме хмыкнул, скривил губы, он не любил любовной магии, пренебрежительно относился к шлюхам, но что поделать, если они иногда важнее роты спецназа? В самом деле - если бы он напустил эту «суккубу» на лекаря сразу же, как о нем узнал, может, все сложилось бы гораздо успешнее, чем сейчас? Окрутить, вскружить голову, а потом управлять им, как марионеткой, через эту девку - неплохой вариант!
        Да, стоило это сделать с самого начала… наверное. Но что сделано, то сделано. Жаль, что парень умрет. Но с другой стороны - а кому он нужен? Вот на самом деле - на кой черт нужен лекарь, который может омолаживать простых людей, не магов? Право жить вечно - только у тех, кому Создатель дал такое право. И так должно остаться. Если правители начнут жить вечно - что это будет? Вечный диктатор - что может быть страшнее? Нет, парень… ты не должен жить. Тебя будут растаскивать на части, перетягивать на свою сторону либо пытаться убить, ты продлишь жизнь тем, кому давно уже следовало умереть, прежде чем сгинешь сам. А ты сгинешь, обязательно сгинешь! Ошибка Создателя, человек, маг, которому отпущено слишком много возможностей. Дикарь, попавший в индустриальный мир. Дурак.
        Мужчина дернул щекой, будто сгоняя комара, и снова посмотрел туда, где вспыхивали сполохи выстрелов и громко, будто открывали шампанское, хлопали автоматы с глушителями.
        Никто не хотел лишнего шума - ни Другие, ни свои. Что там происходило, полковник знал. Он чувствовал возмущения магического пространства. Вот кто-то выпустил огненный шар, вот полетело замораживающее заклинание, а это - вспышки молний-парализаторов, от эха этих молний у него всегда почему-то свербит в носу, будто туда влетел тополиный пух. А это - опускается огненная сеть, мерцая в воздухе, будто неоновая вывеска. Крупная сеть. Сильная. Горе тому, кто под нее попадет.
        А вот погиб маг - всплеск, выброс магической энергии, освобожденной угасающим сознанием, бьет в голову, как порыв ледяного ветра! Ошеломляющий удар энергии - сильный был маг!
        А это умер орк. И еще один! Еще! Вот это уже настоящие мутанты - орки, те, кто создан заклинаниями великого лекаря Других. Недоступные магии, невероятно сильные, лишенные морали и жалости - безупречные солдаты!
        Только тот, кто владеет лекарем высшего уровня, может создать таких бойцов. Но для этого нужны дети. Маленькие дети. Лучше до года, когда неокрепший, не сложившийся организм лучше всего подвержен мутации. Не все выживают, но те, кто выжил, становятся могучими воинами. Да - отвратительно, да - жаль детей. Но эффективно. Другие - они… другие. Для них нет понятий «отвратительно», «подло», «негуманно». Все, что приводит к цели, все - правильно. Прагматичность - вот главное. Вот основа всего. А эмоции - это для простых людей, воспитанных на добрых книжках и сопливых киношках. И, кстати сказать, так ли они не правы? Может, пора пересмотреть свои гуманистические мировоззрения?
        Телефон пропел затейливую мелодию - старинную, клавесин. Полковник нажал кнопку:
        - Слушаю.
        - Операция завершена. Все адреса проверены. Потери среди личного состава - одиннадцать человек. Террористы уничтожены.
        - Все? Магистр? Лекарь?
        - Уничтожены.
        - Гарантируете? Ошибки быть не может?
        - Нет. Проверили по всем параметрам, допросили пленных. Они подтвердили, имеется запись. Затем зачистили. Адреса свободны.
        - Хорошо. До вечера подготовьте отчет. Отбой.
        Полковник облегченно вздохнул и сделал отвращающий нечистую силу жест. Привычка с детства! Въелось в кровь, не вытравишь. Ну что же, главное сделано. Подполье Других уничтожено, лекарь уничтожен, остались только те, кого послали на захват Олега. Но и они долго не проживут. Спецназ есть спецназ, это вам не голых баб в постели резать, господа Другие!
        Полковник скривился, вспомнив тело несчастной женщины, убитой в постели рядом с лекарем. Ни за что погибла, просто оказалась не в том месте, не в то время. Так иногда бывает, но от этого не легче. Почему-то особенно неприятно, когда погибает красивая женщина, будто бы некрасивая имеет меньше прав на счастливую и долгую жизнь.
        Мужчина вздохнул и медленно пошел к фургону. Он сделал свое дело, теперь от него ничего не зависит. Будет день, и будет дело. Скоро все закончится, совсем скоро, судя по интенсивности стрельбы.
        Жаль, парень, очень жаль, но ты никому не нужен! Извини, что так получилось. Покойся с миром.

* * *
        - Где?
        - Сюда. Они - там.
        - Они?
        - Парень и с ним какая-то девка.
        - Как определил?
        - Какое твое собачье дело? Сказано: идешь туда и валишь. Только не так, как в прошлый раз. Что, добить нельзя было, идиоты?
        - Я добил! В голову! Я виноват, что ли, что вы, уроды проклятые, не подыхаете, как все нормальные люди?!
        - Поговори мне еще! Магистр тебя за хрен повесит! Это ты его уродом называл, не только меня!
        - Да ладно… чо ты… в самом-то деле. Нервы на пределе, погорячился. А ты пойдешь с нами? Кстати, оружие у него есть?
        - Он сам оружие. Никаких вывертов - массированный огонь! И голову мне принесете. Голову, обязательно! Вперед! Пошел!
        Фигура в черном комбинезоне скользнула в предутренний сумрак, и он будто ожил, выплюнув на свет фонаря еще несколько своих «детей».
        Глухо хлопнул выстрел, лампа фонаря разлетелась, стало совсем темно. Человек, сидевший за кустом прямо на траве, злобно выругался и сделал несколько пассов, отправляя шипящие в воздухе огненные шары к остальным фонарным столбам. До них было довольно далеко, но шары будто притягивались к лампам, чувствуя их так, как чувствует близкую родню член стаи. Через минуту в округе на расстоянии нескольких сотен метров не осталось ни одного целого фонаря. И это хорошо. Тайные дела требуют тишины и мрака.
        Со стороны врага движения пока не было. Маги, которые приехали вместе с броневиками спецназа, сидели в своем микроавтобусе и не двигались, вероятно, наблюдая за происходящим. Спецназовец, видимо старший группы захвата, говорил о чем-то с генералом, вырядившимся едва ли не в парадную форму. Маг усмехнулся - фуражка с высокой тульей становилась все более смешной год от года, напоминая собой шляпку невиданного гриба.
        Показуха! Нет бы придумать нечто менее экстраординарное и более практичное - нет, им надо вырядиться, как клоунам! Впрочем, если уж по-честному, полевая форма вполне достойна, отвечает всем требованиям.
        - А что так тихо? - шепнул молодой парень справа от главного, парень лет двадцати пяти. Он и на самом деле был двадцатипятилетним парнем, попавшим в тело носителя одного с ним возраста пять лет назад. После перехода обрел способности к магии, подвизался на арене какого-то заштатного цирка да мошенничал на рынке, собирая дань с околдованных торговцев, пока его не заметил Магистр. Конечно, не сам Магистр, а его наблюдатели, разбросанные по всему миру, но какая разница? Все наблюдатели подчиняются Магистру, так что можно сказать - он заметил.
        Хороший маг получился из парня, сильный. Глупый только. Но и это хорошо. Наплети ему с три короба, дай денег, поставь задачу - он что угодно сделает. Исполнительный и глупый подчиненный - счастье командира.
        Трудно стало работать в России. Говорил Магистру - пора сваливать! А он все морду кривит!
        Доморщится! Зажали, совсем зажали! Это тебе не лихие девяностые, когда можно было творить что угодно - лишь бы бабки были. Теперь и бабки не все решают! Окрепла страна, увы. Давно пора было сворачивать деятельность, уходить за бугор, а этот старый дурак: «Успеем! Мы еще не все сделали!»
        Все. Последняя операция. Убрать лекаря, и можно валить.
        - Тихо всегда перед бурей, - одними губами, едва слышно. - Молчи. Как только начнется - держите спецназ. Скажи своим, пусть энергии не жалеют. Спецназ - это вам не бандитов валить, эти вас раскатают, как соплю по тротуару!
        Захлопнул рот, поняв, что словоблудит, выдавая свое беспокойство. Младший Магистр не должен ни о чем беспокоиться, бояться, переживать. Он небожитель, человек с Марса! Не такой, как все! И не дай бог, поймут, что он всего лишь обычный человек, волей богов научившийся колдовать - растопчут! Сомнут! Это объективная реальность, и тут ничего не поделаешь.
        Подчиненных нужно держать на отдалении, они должны бояться, а не понимать. И еще - всегда находиться в состоянии неудобства.
        Знания - вот главная ценность. Обладаешь информацией - владеешь миром. Дурак Магистр, с такими умениями, с лекарем, можно было бы такого наворотить! А он плавает у берега, боится пойти в неизвестность! Нет, пора бы ему и на покой…
        - Идут! - пискнул кто-то из магов, Младший Магистр выбросил силовые сети, они вздрогнули, зацепив объекты, и он увидел силуэты людей с оружием, прочесывающих сквер.
        - Огонь! - приказал он негромко, не боясь, что его не услышат. И его на самом деле услышали - ночь расцветилась нитями-бусинами автоматных очередей, гирляндами «фейерверков», «грозовыми молниями» - зелеными, будто их раскрасили неоновой краской. Началось!
        Тут же застрочили, забухали автоматы и пистолеты группы зачистки - лучшие орки, какие были в распоряжении «Ковчега». Лучшие боевые маги. Весь цвет организации. И все ради того, чтобы убить одного-единственного человека - лекаря! Глупость полнейшая. Ей-ей глупость! Нет, надо менять этого Магистра! Он недостоин своего места. Есть гораздо более достойные кандидатуры…

* * *
        Он вынырнул из сумрака - худой, угловатый, похожий на огромного черного паука. И двигался тоже, как паук, или как насекомое - рывками, невероятно быстро, так, что силуэт размывался в пространстве. Обычный человек не смог бы уловить его движения, тем более в полумраке! Но то человек! Орки могли.
        Старший группы выстрелил тут же, как только «паук» нарисовался на фоне светлеющего неба - длинная очередь из короткоствольного автомата, посланная твердой, недрогнувшей рукой, должна была распороть нападавшего на две половинки, как нож распарывает тугой, спелый арбуз. Красные клочья, ароматный сок, хрустящие косточки… и нет арбуза! Есть только ломтики, лежащие на тарелке. Или в помойном ведре.
        Но человек-паук не хотел участи арбуза. Он метнулся с такой скоростью, что все пули, посланные орком, ушли куда-то в пространство, чтобы рикошетом уйти от стены дома прямо в борт здоровенного «Лендкрузера», ожидавшего хозяина возле дверей подъезда. «Лендкрузер» давно уже пережил свою молодость и двух хозяев, но был еще крепок - до тех пор, пока стальной град не вспорол бок, сделав из него подобие дуршлага. Но никто из участников схватки этого не знал. Им было совсем не до того. Каждый из них превратился в машину смерти, отбросив прочь все мысли, кроме одной - убить того, кто пытается убить тебя.
        Орк допустил ошибку. Он вырвался вперед, забыв, что перекрывает сектор обстрела для своих подчиненных, понадеявшись на свою скорость, которая превышала скорость тренированного человека как минимум раза в два. Но человек-паук не был человеком - уже не был человеком. Он был еще быстрее, чем орк. Он мог двигаться так, как двигаются насекомые, уворачиваясь от безнадежно медленной, совсем не опасной руки человека, пытающейся прихлопнуть наглое насекомое.
        Перезарядить автомат времени уже не было. Подчиненные перекрыты широкими плечами командира. Остается только одно - ближний бой, рукопашная - пистолет, который лежит в кобуре, слишком далеко от руки. Ближе всего нож, закрепленный на предплечье.
        Но орк не успел выдернуть и нож. Широкая ладонь уцепилась за его подбородок, другая - за затылок, резкое движение - на ходу, не теряя скорости - хруст!
        Готов!
        Тело орка еще не успело упасть, когда Охотник добрался до второго орка, выцеливающего его из автомата и пытающегося что-то крикнуть широко открытым ртом.
        Автоматная очередь оглушила, пройдя мимо уха, отправив пули куда-то в сторону Венеры. Охотник с ходу выдернул автомат из рук боевика, как выдернул бы копье, и мгновенно, с сокрушающей силой воткнул раскаленный срез в глаз владельца оружия. Ствол погрузился в череп орка сантиметров на двадцать и остался торчать, расклинив глазные кости.
        И Охотник пошел дальше, убивая, ломая, круша, уничтожая все, хоть немного походившее на опасный объект.
        У него не было сомнений - убивать или нет. В таких обстоятельствах сомнений быть не может. Засомневался - умер!
        Действие должно опережать мысль. Инстинкт - вот кто руководит процессом выживания. А он говорил - убей!
        Убей всех! Уничтожь! Сломай! Разорви!
        И не было тут места магии. Магия - это осознанное действие, это продукт сознания. Охотник, которым руководил инстинкт, не мог и не хотел думать, полностью отдавшись под его власть. Сверхбыстрые рефлексы, огромная сила, способность на ходу резко менять направление - как это делают насекомые - и никто из тех, кто был сильнее и быстрее обычного человека, не мог противостоять мутанту. Мутанту, созданному их злой волей.
        Вся группа зачистки полегла за считаные секунды. Последний из орков еще хрипел и дергался на траве, орошая ее тугим фонтаном крови из разорванного горла, когда Охотник пошел дальше - туда, где кипел бой, туда, где сверкали огненные шары и в небо отправлялись россыпи «светлячков», не нашедших приюта в теплом хрупком человеческом теле.
        Патронов не жалели - оркам нужно было отвлечь внимание от группы зачистки, ну а спецназу - как можно скорее подавить сопротивление врага. На самом деле, если бы кто-то засек время с начала схватки, с удивлением бы увидел, что от первых выстрелов до окончания боя прошло всего около пяти минут. За это время обе группы успели сменить по два-три магазина с патронами, и когда со стороны орков стрельба стала редкой, а потом совсем затихла, командир группы спецназа остановил стрельбу и жестом показал бойцам: «Вперед!»
        Через минуту, со всеми предосторожностями, страхуя друг друга, бойцы спецназа добрались до позиций противника - те залегали за деревьями, за припаркованными автомобилями - чтобы обнаружить странную картину: все, кто здесь находился, были мертвы. Мертвы бойцы, увешанные оружием, как и спецназовцы, мертвы безоружные мужчины и женщины, которые лежали так, будто только что палили в сторону наступающего спецназа из какого-то оружия. И мертвы они все были не просто так - не убиты из огнестрельного оружия, не заколоты ножами - они были буквально разорваны, изувечены, будто здесь поработала огромная злая обезьяна вроде бабуина, славящегося своими длинными острыми зубами. Оторванная голова, выбитые глаза, вырванная из плеча рука, кишки, разбросанные по земле, - видавшие виды спецназовцы просто оторопели, увидев это зрелище.
        А когда генерал приказал искать гражданского, который, скорее всего, все и сотворил, командир группы ошеломленно покрутил головой и подумал о том, что пора завязывать с этой работой. Ненормальная пошла служба. Если чего-то не понимаешь - это хуже всего. Обычный боевик - ты знаешь, как против него воевать. Он умирает, если в него попадет осколок либо пуля. А что говорит генерал? Что в какого-то безоружного гражданского нужно всадить не меньше рожка патронов, а потом отрезать ему голову - и только тогда он будет мертв?!
        Это что - зомби, что ли? И с кем вообще сегодня воевали? Погибли два бойца, трое ранены - каким оружием? Одного разрезало на части, как будто раскаленной стальной сетью - это как?! Другому снесло голову огненным шаром - откуда эти плазмоиды? Что за оружие? Инопланетяне, что ли? Нет, пора сваливать с этой службы. Лучше куда-нибудь в ЧОП либо в охрану банка. Мило дело - таскаешься за банкиром, всем своим видом изображая крутого телохранителя, получаешь отличные бабки, и ничего тебя на свете не парит, кроме того - как долго проживет твой хозяин. А он проживет, ему телохранители нужны только для понта - уже давно никто ни в кого не стреляет, все разборки проходят тихо-мирно, в уютных кабинетах, без мордобоя и снайперов!
        А тут что? Ну… зарплата тоже неплохая, если уж быть честным, то если за эту зарплату нужно воевать с инопланетянами… нет, не надо такой зарплаты. Он на такое не подписывался.
        Гражданских не нашли. Кроме жителей микрорайона, начавших вылезать из своих квартир на выстрелы - любопытный народ! Где-нибудь в Штатах все давно бы уже залегли на пол и не высовывали носа, пока все не закончится. Эти же - со своими дурацкими мобильниками - лезть, снимать! Чтобы потом выложить в Сети и получить кучу лайков! Будто от этих лайков зависит сама жизнь.
        Впрочем - и зависит. Высунул голову, чтобы поснимать происходящее - тут же тебе ее и отстрелили. Так и случилось - одного все-таки завалили в перестрелке - молодой человек снимал происходящее на свой айфон…
        А может, и неспроста это случилось, не случайной пулей. Может, он заснял что-то, что видеть никому не надо? Свидетелей убирают… Впрочем, это совсем другое дело. Дело же спецназа - уничтожать террористов. Террористы уничтожены? Уничтожены! А чего еще-то надо?!
        Гражданские какие-то ушли, исчезли? А на что у вас полицейский кордон? ОМОН? Как этот гражданский, да еще и с бабой, просочился сквозь этот самый кордон?! Пусть полицейские теперь его и ищут! Банкомат ограбил? Да мне плевать! Я свою задачу выполнил, ко мне претензий быть не должно!
        И, кстати сказать, кто ответит за потерю бойцов? Тренированных, опытных бойцов? И кто пойдет в их семьи сообщать о гибели кормильцев? Кто?! Я!
        Ага, вы же не пойдете! И я не дерзю! И вообще, я решил подать рапорт на увольнение, господин генерал! Хватит, настрелялся в инопланетян! Каких инопланетян? Да не надо меня дураком держать! Хватит уже! Подурачили! Посмотрите на трупы - хорошенько подурачились!
        Все. Баста. Увольняюсь. И думать не буду! Хватит! Завтра? Завтра ничего не изменится! И послезавтра, и вообще - никогда. Всегда будут дураки, которых отправляют в бой, и те, кто дураков отправляет. Вот и я не хочу быть в дураках!
        Стресс, стресс… да, стресс! Нет, не буду пить. Домой! Хватит на сегодня «Звездных десантов». Может, все-таки расскажете, с кем мы сегодня воевали? Нет? Гостайна? Да плевать - и на тайны, и на гос!
        С меня хватит.
        Хватит!

* * *
        Они брели по тоннелям, как и сутки назад. Только теперь у них нет еды и есть много, очень много денег. Так много, что на них можно было бы прожить год. Или два. Или три? Если только выбраться наверх, купить еды и найти место, где эту еду можно спокойно съесть. Квартиру, комнату, гостиницу - что угодно! Лишь бы упасть на кровать, лишь бы больше не двигать ногами, чавкающими в этой вонючей грязи. А деньги, увы, есть нельзя. Смешно - голодать, будучи миллионером!
        - Куда мы идем? - Голос Аньки прозвучал глухо и гулко, тут же завязнув во тьме.
        - Там оставаться опасно. Нужно как можно дальше отойти от места битвы.
        Голос мужчины был бесстрастен, холоден, как и обычно, но Аньке вдруг показалось, что она услышала некую нотку… жалости? Сочувствия? Наверное, показалось.
        - Ты устала? Хочешь, я тебя понесу?
        Анька хотела. Так хотела, аж скулы сводило! Но тут же с сожалением отказалась:
        - Ты и так устал. И тебя снова ранили. Сколько раз?
        - Что - сколько раз?
        - Сегодня ранили сколько раз?
        Подумал, помолчал.
        - Шесть раз. Четыре пулевых ранения, два ножевых, один ожог от плазмоида.
        - Семь. Семь получается!
        - Да, семь.
        - Вот видишь! - Анька задохнулась, едва не упала, выровнялась и снова потащилась следом за «паровозом». - Ты и так меня тащишь! Куда тебе еще… скажи, а как так вышло, что пули тебе не причиняют вреда? Ты робот?
        - Я не робот.
        - Ты вообще когда-то устаешь?
        - Устаю.
        - Раз устаешь, значит, не робот! Роботы не устают. А почему ты так редко ходишь по нужде?
        - По нужде? Что такое - «по нужде»?
        - Ну… ты совсем дурачок… ну… это… мочишься, редко, например! Отливаешь, писаешь, по нужде!
        - Хмм… я не знаю. Так получается. Возможно, что мой организм использует вещества из пищи и питья более рационально.
        - Стоп! Ой! Да нет, я не сказала останавливаться! Это просто выражение такое! Я имела в виду - ты откуда знаешь про организм? Только недавно ты двух слов связать не мог, а теперь вон чего рассуждаешь! Может, к тебе память вернулась? Вспомнил, кто ты такой?
        - Нет. Не помню. Мелькает что-то… белые халаты почему-то. И зеленые одежды. Мне кажется, что я был врачом. Лечил людей. Я даже почти уверен в этом.
        - Ты - врачом?! Ха-ха-ха! Да какой ты врач?! Весь в шрамах, людей убиваешь - как соплю об асфальт! Колдуешь! Какой ты, на хрен, врач?! Вояка! Вот ты кто! Хотя… меня-то ты вылечил… Но все-таки память к тебе немножко вернулась, да?
        - Немножко. Стой! Тихо! Не двигайся!
        - Что?! Что там?!
        - Ни звука! Тут кто-то есть… в соседнем тоннеле.
        Охотник присел на корточки, сжавшись в комок, как зародыш в чреве матери, и, сосредоточившись, раскинул вокруг сеть нитей-щупалец.
        Пространство тут же откликнулось информацией, которая потоком устремилась в мозг колдуна.
        Где-то слева пробегала крысиная стая - грызуны бежали, будто спасались от смерти, попискивая на ходу. От них исходила волна страха, и Охотник на миг задумался - от кого же они могут так спасаться? Выдвинул щупала дальше, пытаясь понять причину паники, и тут же наткнулся на два странных объекта - небольшие, ростом, размерами они походили на пятилетних детей. Но что делать детям в подземелье, на глубине нескольких десятков метров под «нулем» поверхности? Объекты исчезли, будто растворившись в стене, и Охотник выбросил их из головы. Они не мешали и не помогали в пути, а потому были бесполезны.
        За то время, что Охотник и его спутница шли в подземелье, они спустились на глубину не меньше пятидесяти метров, а может, и глубже - дважды пришлось лезть по ржавым перекладинам круглых колодцев, да и горизонтальные тоннели шли под уклоном - старые, отделанные кирпичом - вместо бетонных, как в самом начале похода.
        Беглецы шли уже несколько часов, сколько точно - ни Охотник, ни Анька определить не могли. Здесь, в темноте, время текло совсем по-иному. Может, пять часов. Может, двадцать.
        Несколько раз останавливались на отдых, когда попадался сухой тоннель, унизанный кабелями и трубами, потом долго шли по канализационным ходам, сгибаясь, чтобы не чертить головой потолок. Затем снова производственные тоннели - кабели, трубы, двери, за которыми не было ничего, кроме пустых или заполненных мусором небольших комнат.
        Вот и сейчас, поднявшись по ржавым скобам колодца метров двадцать, они снова вышли в сухой тоннель, и в нем явственно ощущался небольшой ток воздуха, хотя этого, скорее всего, быть не могло - подземелье находилось на большой глубине. Здесь не могло быть прямого выхода на поверхность. А раз не было прямого выхода, значит, этот самый ток воздуха что-то создавало. Что? Вентиляционная установка, само собой. И вот этот самый поток воздуха ощутил Охотник, насторожившийся как зверь от запаха извечного своего врага. И для лесного зверя, и для Охотника главным врагом был человек.
        Их было десятеро. Пятеро - позади, там, откуда пришли беглецы, и пятеро впереди, перекрывая отход из тоннеля. Как они их обнаружили - неизвестно. Может, просто случайность, а может… если знать, куда ведут тоннели - знать досконально - да еще и смотреть на экран, на который выводится информация о происходящем в тоннелях, найти достаточно несложно.
        Датчики движения были установлены по всем тоннелям, в которых имелись кабели связи. Только глупец мог думать, что спецслужбы не озаботятся установкой контрольных датчиков там, где от этого зависит жизнь города, а то и всей страны. Если бы каждый мог войти в тоннели и добраться по ним до центра столицы - результат был бы весьма плачевным.
        Человек может пронести на себе несколько десятков килограммов мощной взрывчатки. А если это десять человек? Двадцать? А если они сделали еще и несколько рейсов?
        Кроме того, на кабели связи можно поставить шпионские приборы, которые легко считают информацию - пусть и не совсем уж такую тайную, но… если таких приборов десятки, стоят они на разных кабелях, перехватывая разговоры чиновников и военных - из всей этой разрозненной информации умный человек может почерпнуть столько всего, что шпион времен Второй мировой от зависти искусал бы свои шифроблокноты. Прогресс не стоит на месте…
        Когда на пульт дежурного пришел сигнал о нахождении в контролируемом объекте двух неизвестных людей, как и полагается по инструкции, офицер наблюдения передал информацию вышестоящему начальству, а когда сверху пришел недвусмысленный приказ о захвате объектов, на место тут же выдвинулась оперативная группа «тоннельщиков» - специально подготовленные для работы под землей бойцы, отобранные из числа спецназовцев несколько лет назад. У каждого из них имелся опыт реальных боевых действий, все были экипированы соответственно условиям «работы» и могли без особых для себя проблем находиться под землей днями и неделями.
        Основной задачей тоннельщиков была охрана подземной Москвы, предотвращение терактов, что и делали они - успешно, жестко, эффективно - в отличие от своих коллег в мягкой, сладко пахнущей гнилью разложения старой Европе. Никакие диггеры, никакие любопытные бомжи не могли и шагу сделать по тоннелям столицы без того, чтобы им не наподдали сапогом по тощему заду.
        Обыватель, начитавшийся сказок о диггерах, которые свободно бродят по тоннелям в поисках библиотеки Ивана Грозного, был бы удивлен, узнав, что ни один диггер не может безнаказанно спуститься в подземелья и ходить под Москвой, как по веселым арбатским переулкам. Большинство тоннелей были перекрыты решетками, все промышленные тоннели оборудованы датчиками, а в особо опасных местах - видеокамерами и излучателями инфразвука, отпугивающего даже крыс.
        Кончилась эпоха диггерства, и в новой эпохе не было места вольностям, угрожающим жизни и здоровью граждан России. Порядок - наверху, выше «ноля», и внизу - до самой мантии Земли - государство, укрепленное железной рукой президента, не допускало никаких послаблений - в том числе и для безумцев, которым нравилось бродить по смердящим тоннелям ради порции адреналина и призрачного тумана древних сокровищ. Мир подземелий был навсегда закрыт для тех, кто не имел на то соответствующих полномочий.
        Это не означало, что никто не пытался забраться в душные канализационные колодцы и пройти по технологическим тоннелям - нет, дураков хватало во все времена! Но они могли сделать это только один раз, редко - два, до тех пор, пока не оказывались в допросной комнате ФСБ, где их сутками напролет расспрашивали о том, кто их послал под землю.
        С какой целью? С кем связаны? Что несли с собой? Кто завербовал их в террористическую организацию? Знают ли они, какой срок грозит за террористическую деятельность?
        И еще много, очень много вопросов в тематике, не оставляющей сомнений в том, что жизнь допрашиваемого сломана, и, скорее всего, он так и сгинет где-нибудь на лесоповале, на одной из очень северных, трудно обживаемых территорий.
        В конце концов, все завершалось административным штрафом и подпиской о неразглашении, но память о пережитом ужасе быстро выбивала из романтичных голов желание вновь спуститься под обновленную, сияющую новыми тротуарами Москву. Реальность, как это часто и бывает, отличалась от того, что пишут авторы приключенческих романов, как и небо отличается от земли.
        Но не только романтические студенты попадались в сети «подземников». Настоящие террористы - их было все-таки немало. Под землей происходили настоящие боевые схватки, и всегда итог был не в пользу незваных гостей. Они или гибли, посеченные точными, выверенными очередями «волкодавов»-тоннельщиков, либо сдавались, поняв, что игра проиграна и теперь нужно позаботиться о себе лично.
        Впрочем, были и такие, что не сдавались. Однажды во время самоподрыва упоротого джихадиста погибли двое тоннельщиков, неосторожно оказавшихся в зоне поражения взрывного устройства. Но это был последний такой серьезный случай на памяти специального подразделения в течение трех лет.

* * *
        Майор Кирсанов поднял руку, останавливая группу, он двигался чуть впереди и, выйдя из-за поворота тоннеля, первым увидел тех, по душу которых шел. Человек в черной форме сидел на полу тоннеля, повесив на грудь голову, окруженную спутанными светлыми, почти белыми волосами.
        Рядом с ним, прислонившись спиной к стене, сидела женщина. С этого места разглядеть ее лицо невозможно, как и лицо мужчины, но это было неважно. Будь она хоть Мерилин Монро или Клаудиа Шиффер - результат один - ей предстоит оказаться в допросной камере Лефортово и довольно долго отвечать на неудобные вопросы дознавателя.
        Теперь следовало определить, насколько опасна эта парочка. И первое, что бросилось в глаза - полное отсутствие какого-либо оружия и багажа. Ни рюкзаков, ни наплечных мешков - ничего, кроме дамской сумочки, непропорционально раздутой, будто туда насовали кирпичей. Взрывчатка? В сумочке? Глупо как-то… хотя… все может быть.
        - Третий на месте. Вижу объекты. Мои действия? - передал по рации командир второй группы, зашедшей с тылу нарушителям.
        - Ничего не предпринимать. Залечь, взять на прицел. Без команды огонь не открывать, - тихо сказал майор и снова замер, разглядывая преступников. Именно преступников, потому что проникновение на охраняемый объект есть преступление. А за преступления нужно отвечать.
        Щелкали секунды, складываясь в минуты, а майор все стоял и наблюдал, с каждым мгновением убеждаясь, что эти двое безоружны и не представляют никакой опасности. Молодая парочка, скорее всего, забралась в подземелье в поисках романтики и острых ощущений - секс под землей некоторым экстремалам представляется чем-то особым, ярким, интересным, хотя что может быть интересного в запахе канализации, ржавчины и старого гудрона, растрескавшегося от времени? Этим гудроном заливали кабели, и от прошедших лет он не стал пахнуть приятнее и не превратился в нечто, способствующее хорошей потенции.
        Дурачки! Что может быть хорошего под землей, если только это не красивая пещера, оборудованная для туристов, или сауна с девочками, построенная в бывшем бомбоубежище?
        Нужно было принимать решение - одно из двух - или идти на захват этих самых нарушителей, или расстреливать их на месте, пока они не предприняли какие-либо действия, угрожающие жизни и здоровью членов группы. Проще всего, конечно, пустить очередь патронов в десять и… не рисковать. Потом в рапорте написать: «…нарушителями была предпринята попытка открыть огонь в направлении группы захвата, и они были убиты выстрелами из автомата…» И все! Ну кто полезет под землю проверять, с оружием была эта парочка или нет?
        Ну даже если и полезут - мало ли, что показалось командиру группы в темноте, на дисплее прибора ночного видения? Кто может ему что-то предъявить, кроме… совести?
        А еще - Бога, когда Кирсанов попадет на тот свет. Одно дело - когда тебе приказали убрать безобидных гражданских - начальство приказало - выполнить их приказ тоже дело нехорошее, но гореть в аду будут они! Майор спецназа - всего лишь оружие, как нож, как пистолет, как автомат. Не будешь же ты порицать нож за то, что он оказался в плохих руках, руках маньяка, безумца либо ночного грабителя?
        А вот тут уже случай другой. Только он, майор Кирсанов, и никто другой, решает, жить этим молодым придуркам или нет. Стоит брать грех на душу или нет. Отправлять в ад или… в общем, понятно! Ответственность только на нем, и не переложишь ее на «тупое начальство», засевшее в прохладных летом и теплых зимой кабинетах. По привычке обшитых дубовыми или ясеневыми панелями. И время принимать решение.
        Он еще помедлил, потом жестом приказал группе оставаться на месте и пошел туда, где сидела эта парочка. Короткоствольный скорострельный автомат калибра 9 мм привычно выцеливал сидящего на корточках мужчину. Все, как обычно, все, чтобы исключить любые неприятности.
        Под землей бывает так, что у людей «едет крыша». Они начинают видеть то, чего нет - мутантов, крокодилов, лохматых карликов, подземные города - все, что выдает мозг человека, отравленный ядовитыми испарениями. Каким бы сильным ни был человек, без воздушного фильтра в этой атмосфере он долго не выдерживает, если нет у него специальных лекарств, поддерживающих организм в работоспособном состоянии.
        Майор подходил все ближе, осторожно, ставя ногу так, чтобы под подошвой водонепроницаемых высоких ботинок ничего не хрустнуло, не сдвинулся ни один камешек. Он крался, как зверь, охотящийся на оленя, но… мужчина его услышал.
        Беловолосый распрямился, как пружина, легким, почти стремительным движением, и майор готов был поклясться, что глаза незнакомца смотрят прямо на него, хотя этого не могло быть. В кромешной тьме тоннеля можно было видеть только с прибором ночного видения, и никак иначе - сюда никогда не забредал ни один самый что ни на есть завалященький луч солнца. Если стены тоннеля и видели свет, то только тогда, когда ход пробивали сквозь толщу камня, обкладывая его потом обожженным до звона красным кирпичом. Этот тоннель построили задолго до дня, когда в нем проложили важные для города кабели. И никто не знает и никогда не узнает, по чьему приказу пробили этот подземный ход и для чего.
        Майор посмотрел в глаза незнакомцу, сдвинув маску-прибор, и едва не вздрогнул - глаза светились! Явственно, как два маленьких прожектора! И вообще, прибор ночного видения показывал парня гораздо более ярким, чем обычный человек. Так бывает во время болезни - повышается температура тела, и тогда человек буквально светится, если посмотреть на него через датчики прибора.
        И только потом до спецназовца наконец окончательно дошло - парень все-таки видел его! Видел в полной темноте! Ну да, можно предположить, что он каким-то образом услышал шаги майора, хотя подошвы ботинок того были сделаны из мягкой микропорки, позволяющей шагать так, как если бы на ногах надеты индейские мокасины.
        Нет - тут не в слухе дело, когда майор сделал шаг в сторону, проверяя наблюдение, глаза незнакомца метнулись следом, не выпуская спецназовца из поля зрения.
        В голове майора зазвенел колокольчик опасности. Так всегда бывало, когда он интуитивно чувствовал или засаду, или мину-ловушку, или в абсолютно неприметной женщине вдруг опознавал террористку-шахидку, увешанную взрывными зарядами. Предчувствия его никогда не обманывали, и сейчас по коже прошла волна мурашек, будто майор погрузился в ледяную воду. Он еще не понимал, не знал, в чем дело, но был готов выпустить снайперскую очередь из своего скорострела и очень жалел, что отправился на встречу с этим… кем? Кем может быть этот странный тип?
        - Не двигаться! - негромко приказал майор, выцеливая грудь парня, чтобы рассечь ее длинной очередью.
        Женщина ойкнула, завертела головой, пытаясь то ли увидеть, то ли услышать - откуда идет голос, судорожно поднялась, перебирая руками по стене, и замерла так, широко открыв глаза, скривившись в жалкой гримасе.
        - Кто?! Кто тут?! Юра! Юра, кто тут?!
        - Спецназ ФСБ! Антитеррористический центр, - так же негромко, холодно пояснил майор, не меняя позы стрелка. - Кто вы такие и как сюда попали? У вас имеется оружие?
        Беловолосый стоял неподвижно, не отвечал, и тогда майор обратился к нему:
        - Парень… как там тебя… оружие есть? Приказываю - опуститься на колени, заложить руки за голову и слушать мои команды. Вы задержаны по подозрению в террористической деятельности, как люди, проникшие на охраняемый объект. При невыполнении моих приказов будет применен силовой метод задержания. Итак, жду пять секунд. Отсчет пошел!
        - У нас нет оружия, - тихо, приятным, каким-то бархатным баритоном ответил парень, невозмутимый, будто стоял он не под прицелом автомата, а у газетного киоска. - Я не хочу причинить вам вреда. Прошу вас пропустить нас и дать возможность уйти на поверхность земли. Здесь ведь рядом выход, так? Я и моя девушка - мы можем вам заплатить. У нас есть деньги. Если вы нас не пропустите, могут пострадать ваши люди, те девять человек, которые прячутся впереди и позади меня. Пожалуйста, не предпринимайте никаких действий, которые могут привести к гибели людей. Вы не преступники, и я не хочу вас убивать.
        Майор не то чтобы удивился, он остолбенел!
        Во-первых, парень назвал точное количество группы захвата. То есть он знал об их присутствии, и знал не только это! Он четко назвал местоположение группы!
        Во-вторых, он был настолько спокоен, настолько уверен в своей силе, что майор на секунду усомнился - парень верит в то, что говорит! Верит, что способен в одиночку, голыми руками убить десяток спецназовцев!
        Безумец. И не только потому, что слишком уверен в своих силах. Нормальный человек никогда бы не разграничил людей на преступников, которых можно убивать, и на обычных людей, которых убивать не стоит. Так мог сказать только маньяк с измененной, ненормальной психикой, уверенный, что обладает правом убивать, наказывать тех, кто является, с его точки зрения, преступником. И не должен трогать тех, кто не влезает в рамки представления о тех, кого точно надо убивать, представления о преступниках.
        Маньяк - сам себе сыщик, прокурор-обвинитель, судья, выносящий приговор, и палач, приводящий приговор в исполнение. Типичное, «академическое» поведение маньяка-психопата, который «наводит порядок» на улицах города. И что теперь делать с этим ненормальным?
        Палец на спусковом крючке дрогнул - еще чуть-чуть, миллиметр, и…
        Незнакомец вдруг исчез. Вот только что он стоял, расслабленный, с опущенными вдоль тела руками, и… его уже нет! А еще через долю секунды - предплечье незнакомца сдавливает горло спецназовца, и спокойный, такой же бесстрастный голос сообщает:
        - Пожалуйста, не предпринимай ничего, что может заставить меня тебя убить. Я знаю, ты лишь выполняешь свой воинский долг и не хочешь меня убивать. Ты хороший парень. Потому я не собираюсь тебя убивать… если ты не сделаешь ничего плохого моей женщине и мне. А если попытаешься - умрешь.
        Майор бывал во многих передрягах. Дважды был тяжело ранен, получил несколько легких ранений (порезы ножом, царапины - не в счет), уходил от погони в горных лесах, но никогда он не чувствовал такой реальной, смертельной опасности, как сейчас. Он не мог пошевелиться, зажатый в стальных объятиях «зомби», и знал, стоит тому двинуть рукой, и хрустнут позвонки, и никогда, никогда больше майор не увидит детей, не выдаст замуж дочку, не погуляет на свадьбе сына. Не увидит внуков и не поедет на Алтай, чтобы сплавиться по бурной реке Чулышман. Никогда. Ни-ког-да!
        И от этой мысли он впал в тоску, смертельную тоску, зная, что все равно попытается убить парня, что это его долг, его служба, его работа - убивать террористов, негодяев и безумцев, которые портят жизнь простым людям. Именно для того, чтобы исполнить свою работу, которой майор посвятил свою жизнь, он и спустился в душные, промозглые, наполненные запахом тлена и писком крыс московские подземелья.
        - Не стоит этого делать! - вдруг снова сказал парень. - Я хороший. Не нужно хорошему убивать хорошего. Это ни к чему. Опусти оружие, мы просто поговорим. А потом ты меня отпустишь. Договорились?
        - Опустить оружие и поговорить - это я могу! - буркнул майор, сердце которого норовило выскочить из груди. - А вот отпустить - нет!
        Он опустил автомат, показывая, что выполняет требование безумца, и стал лихорадочно размышлять, как выйти из ситуации, в которую сам себя загнал. Загнал? Вообще-то, все сделано по инструкции, писанной потом и кровью - близко не подходил, стоял на расстоянии трех метров, что вполне достаточно для того, чтобы отреагировать на любое, самое быстрое нападение. Кто же знал, что этот парень окажется ТАКИМ быстрым? Нечеловечески быстрым!
        И сама собой закралась шальная мысль - а человек ли он?!
        Мысль была изгнана, как не заслуживающая доверия, и майор приготовился к длительным переговорам, надеясь, что они окажутся успешными. Нужно было уговорить парня сдаться, вот и все. Первый раз, что ли?
        Незнакомец ослабил захват, потом совсем убрал руку, но из-за спины не вышел. Майор чувствовал его присутствие и знал, случись какая-то заваруха, первым умрет он, Кирсанов. И это никак не входило в его ближайшие планы. Потому нужно как следует поработать головой! В хорошем смысле…
        - Я слушаю тебя, - внешне бесстрастно сказал майор, зная, что его слова сейчас слышит вся группа (он включил рацию на передачу). - Что ты хочешь предложить?
        - Я уже сказал, ты нас отпускаешь, мы уходим. Обещаю, что тогда никто не умрет. В том числе и те люди, что сейчас подкрадываются к нам вдоль стены. Прикажи им, чтобы остановились, иначе мне придется тебя убить.
        - Всем стоять. Не двигаться. Слушать. Парень… тебя Юра звать, да? Юр, ну сам пойми, ты со своей подружкой забрался в охраняемую зону. Вас засекли датчики движения, и к вам была выслана группа захвата. Все это отмечено в журнале дежурного, и как теперь, скажи на милость, я могу вас отпустить? Я вообще не понимаю, зачем ты так рвешься уйти? Тебя допросят, помурыжат с неделю, а потом отпустят! Не ты первый, не ты последний! Оружия у тебя нет, взрывчатки тоже, вреда ты никому не нанес. Ну, забрался под землю, решил в тишине и темноте романтично трахнуть подругу - так что с того? Повторюсь, не ты первый, не ты последний! В чем дело-то?
        - Если я окажусь в тюрьме, меня убьют, - тихо и убежденно ответил незнакомец своим бархатным голосом. - Мне нельзя сдаваться. Но я не хочу вас убивать. Что мне делать? Что нам делать?
        - Юр, да никто тебя не преследует, ну что ты придумываешь?! - бодро начал Кирсанов и тут же прикусил язык, так это все звучало глупо, напыщенно и «по-отцовски». Откуда он знает, в самом деле, преследует кто-то парня или нет? Может, и правда забрался в подземелье, спасаясь от какой-нибудь шпаны? Хмм… только шпана-то в тюрьме ФСБ точно не достанет. А вот если кое-кто покруче шпаны… но это все фантазии безумца!
        - Юр! - снова подала голос женщина. - А может, я сдамся? А ты уйдешь? А потом ты меня вытащишь! Я знаю - вытащишь, не бросишь! Или дождешься. Ну, правда, не убивать же их всех?
        - Не убивать же нас всех? - неожиданно для себя хохотнул майор. - Юр, сдавайся уж ты, а? Всем будет легче! И мы живы, и ты - накормлен, напоен, а потом и домой, к мамочке!
        - У меня нет мамочки, - голос незнакомца вдруг стал слегка печальным. - Она умерла во время чумы. И отец тоже.
        - Какой такой чумы? - поразился Кирсанов. - Да чумы нет уже лет… лет… триста? Четыреста? Ты чего, парень? Чумка - есть. Собаки болеют. А чуму давно уже искоренили! Какая там чума?!
        - Не знаю, - незнакомец слегка помотал головой. - Я не помню. Кое-что помню, а кое-что нет. Скажи, а это правда, то, что помурыжат неделю и отпустят?
        - Да, чистая правда! - слегка покривил душой майор, с облегчением отмечая, что дело сдвинулось с мертвой точки. - Неделю, не больше!
        Он врал. После того как парень ему угрожал, неделей здесь уже не ограничишься. Допрашивать будут с пристрастием, раскопают всю подноготную до седьмого колена, вывернут наизнанку, в том числе и с применением химии. Сейчас с подземельями все очень строго, очень. Оно и понятно - террористы уже всех достали! Не зря у него полная свобода действий в отношении нарушителей. Пусть спасибо скажут, что автоматические пулеметы не поставили, все-таки гуманная власть не хочет мочить всех подряд!
        - Я сейчас поговорю с моей женщиной, а ты стой на месте, хорошо? Мы поговорим и решим.
        - Давай, давай! Решай! - совсем уж воспрял духом майор Кирсанов, которому вообще-то и не хотелось лить кровь этого парня. Пусть даже он безумец со светящимися глазами.
        Хмм… и правда, а что у него с глазами? Да нечего голову ломать - эксперты разберутся. Яйцеголовые за то и зарплату получают, и кабы не побольше, чем у него, ветерана!
        Майор смотрел на то, как парень подходит к девушке, что-то шепчет ей, и у него вдруг снова проснулась интуиция - что-то не то. Зачем она сказала, что хочет остаться, чтобы парень шел один? Сразу на это внимания не обратил, а теперь… теперь все стало выглядеть в ином свете - оставит девчонку и предпримет попытку к бегству. Точно. Конечно, никуда он не убежит, заслон не пройдет, а вот насчет оросить пыльное дно тоннеля своей кровью - это запросто. Ну дурак же, дурак, а? Ну почему молодые такие глупые? Почему они никогда не слушают старших?!
        - Приготовились… - майор сказал это едва слышно, но чуткий микрофон рации, вделанный в кислородную маску, передал все в эфир четко, без искажений. - Не даем уйти. По возможности - брать живым!
        И тут же добавил громко, для нарушителя:
        - Парень, не дури! Сдавайтесь вместе, уйти тебе все равно не дадут!
        - Она остается, - бесстрастно сказал парень, выпрямляясь во весь рост. - Она устала и хочет есть. Помоги ей… как тебя звать?
        - Майор Кирсанов, - не думая, бросил командир группы и тут же спохватился: - Как это - остается? И ты остаешься! Мы так не договаривались!
        - Помоги ей, майор Кирсанов, - повторил незнакомец, потом наклонился и поцеловал девушку в губы. Та вздохнула, лицо ее скривилось, будто она удерживалась от плача, затем резко отвернулась к стене, похлопав своего спутника по плечу.
        И парень снова исчез! На том месте, где он стоял, осталось лишь облачко пыли, а затем… раздались выстрелы.
        Как бы ни был быстр Охотник, расстояние до сидевших наготове бойцов достаточно велико, чтобы вовремя заметить приближающуюся опасность. И кроме того, это были лучшие из лучших, обученные, подготовленные, тренированные мужчины, готовые к любым внештатным ситуациям. Настоящие волкодавы, каждый из которых стоил десятка обычных бойцов.
        Капитан Соломин увидел светящуюся фигуру и прежде, чем успел что-то осознать, выстрелил, выцеливая грудь противника. Это произошло совершенно неосознанно, на уровне подкорки - атака - реакция!
        А реакция может быть только одна - очередь из автомата, выстрел из пистолета или удар ножом. И только так. Иначе - смерть!
        Он попал. Он просто не мог не попасть. Оружие давно стало частью его организма, когда стреляешь, не видя мушки, прицела, на одной интуиции, указывая стволом в сторону цели будто пальцем руки и попадая всегда, как попадает ребенок в своего воображаемого врага.
        Бах! И супостат повержен.
        Бах! И лежат враги, прошитые воображаемой сверхпулей.
        Капитан видел, как из спины парня буквально выплеснулись фонтанчики крови, пули прошили его навылет, но он продолжал мчаться, как олимпийский бегун, и через секунду необходимость в автомате отпала - нельзя стрелять, когда противник находится между тобой и другими членами группы. Да и какой смысл стрелять, если беглец сам влез в центр ловушки, состоящей из четырех здоровенных, тренированных бойцов, привыкших получать и возвращать удары, каждый из которых может перебить кость у неподготовленного противника? А сзади бегут еще пятеро бойцов, сорвавшиеся с места сразу же, как прекратилась стрельба. До них всего метров сто - сто пятьдесят, и если они не пробегут это расстояние секунд за двадцать, капитан очень удивится. В общем, шансов у парня никаких.
        Эта мысль мелькнула в голове капитана Соломина перед тем, как он полетел в стену тоннеля и врезался в нее, хрустнув костями. Уже после того, как все закончилось, когда он вышел на поверхность, шатаясь, выблевывая содержимое желудка, выяснилось - сломаны три ребра, сотрясение мозга, трещина в ключице. Врач, который его осматривал, сказал, что такие травмы бывают при дорожно-транспортных происшествиях, а конкретно - у пешеходов, после наезда на них автомобиля, движущегося со скоростью около ста километров в час.
        Беглец врезался в группу спецназовцев, как шар врезается в строй кеглей, стоящих на дорожке кегельбана. За капитаном полетел прочь лейтенант Сидорчук, позывной которого был «Слон». Стодвадцатикилограммовый тяжеловес, который казался толстым, как бочка, а на самом деле состоял из одного лишь мяса, ни капли лишнего жира на могучих, природой данных стальных мышцах.
        Так бывает. Кто-то рождается худосочным задохликом и лишь потом, годами тренировок, превращает себя в нечто похожее на нормального человека.
        Кто-то накачивает мышечную массу, используя специальные препараты, сделав из себя пример подражания для ботаников-задохликов.
        А кто-то просто рождается таким - богатырем, которому, в общем-то, не нужны никакие тренировки.
        Как это происходит, какие процессы в чреве матери приводят к такому результату - никто не знает. Просто так легли карты - родился богатырь, который легко разгибает подковы, рвет цепи и до взрыва надувает медицинскую грелку, будто легкий шарик, раздуваемый горячим дыханием ребенка.
        Сидорчук в этот раз выступил в роли ядра, или, скорее, копья. Незнакомец одной рукой схватил его за шею, другой за пах и метнул в оставшихся на ногах бойцов, мучительно медленно готовящихся к схватке.
        Сто двадцать килограмм плюс амуниция - все сто сорок. Когда в тебя попадает полтора центнера живого веса - уже не до схватки, особенно если сломана рука или тебе на живот приземлился «Слон».
        На нейтрализацию группы ушло не больше трех секунд.
        Пятеро бойцов, перекрывавших тоннель в противоположной стороне, подбежали к стонущим и неподвижным соратникам тогда, когда все уже закончилось и беглец исчез в темноте тоннеля. Приказа преследовать не последовало, потому они принялись оказывать помощь товарищам, предварительно доложив о происшедшем майору Кирсанову. Тот связался с дежурным, передал информацию о беглеце, дежурный передал выше, и через двадцать минут о происшествии знали все, кому положено было об этом знать.
        Всех, с кем могли связаться, подняли «в ружье». Весь батальон «тоннельщиков», больше половины личного состава которого находилось сейчас в очередном отпуске или на выходных. Бойцы, матерясь и предчувствуя неприятности, бросили свои отпускные дела и прибыли в отдел, кроме самых мудрых, тех, кто отправился отдыхать в такие места, откуда добраться можно было только спецтранспортом. Например, вертолетом. Остальные были на месте уже через два часа.
        Генерал Калюжный ввел бойцов в курс дела, поставил задачу, и еще через сорок минут экипированные, вооруженные бойцы рассаживались по микроавтобусам с наглухо затемненными стеклами, чтобы отправиться к местам «закидок», как по старинке называли спуск в городские подземелья.
        Беглец все еще был там - датчики тоннелей исправно отслеживали его передвижение, и все, что оставалось сделать - перекрыть ему дорогу и попытаться взять живым. А если не удастся - уничтожить на месте. Нельзя допустить, чтобы под Москвой бегал какой-то мутант, способный голыми руками разогнать толпу спецназовцев.
        Сегодня он разогнал бойцов тоннеля, а что будет завтра? Чью охрану он разгонит завтра?! У генерала Калюжного волосы на голове шевелились, когда он думал о возможных последствиях! Тут не погоны с плеч полетят, голову бы уберечь! Уголовное дело! Как это так - десять бойцов спецподразделения упустили безоружного молодого парня?! Не смогли задержать?! И зачем тогда нам такие бойцы?
        Служебного расследования не избежать, это точно. Но если все-таки поймают парня, генерал отделается строгим выговором, может быть, даже без занесения.
        А не поймают… ну что же - на пенсию генерал Калюжный уже заработал. Выслуги хватает. Скучно только будет без любимой работы сидеть на даче, пить чай и с тоской слушать жену, рассказывающую о проблемах соседей, до которых ему дела столько же, сколько до проблем никарагуанской проститутки, с которой не расплатился уличный хулиган!
        Выговор - это дело знакомое, это переживем, первый раз, что ли? Тот, кто на самом деле служит, а не просиживает штаны в тихом штабе, всегда имеет шанс получить «строгача» - на то он и солдат, чтобы дрючил его каждый первый начальник, желающий перевалить ответственность со своих покатых плеч. Генерал тоже солдат, если он настоящий генерал, а не дутик, выдвинутый наверх благодаря подковерным интригам.
        Калюжный был настоящим боевым генералом, радеющим за службу, и таких в армии было немало. Собственно, армия и держалась на плаву за счет таких военных - потомственных, служащих не за страх, а на совесть.

* * *
        Охотник бежал. Инстинкт говорил ему: «Если тебя возьмут - ты труп!» Пока он находится на воле, пока его свободу не ограничивают тесные стены тюрьмы - еще не все потеряно. И он не рассуждал - зачем бежит, куда бежит. Просто бежал, свободный, как волк, вырвавшийся из клетки. Он уже забыл о женщине, которая с ним была. Была - и теперь ее нет.
        Нет, не совсем ее забыл. На время, пока не исчезнет опасность. Если бы взял с собой - опасность увеличилась бы для обоих. Женщина врагу не нужна, зачем она им? Нужен только он, Охотник, и почему враги хотят его убить - дело десятое. Потом разберется, когда выберется. А вот она могла бы сильно пострадать.
        Вопрос только в том - куда выберется? Ну вот убежал он от преследователей, и дальше что? Куда пойти? Что делать? Деньги у него есть, это уже хорошо. Кое-что начал соображать головой - тоже здорово. Но недостаточно, чтобы выжить в изменчивом мире, о котором почти ничего не знаешь. Где можно отсидеться?
        Если бы это был девственный лес - все было бы проще. Вылез, затерялся в кустах, и все, ни одна собака не сыщет! А если и сыщет, пожалеет. А что в городе? Здесь все на виду. Особенно днем. Вылезешь - грязный, оборванный, окровавленный - тут же позвонят в полицию, и… результат ясен. Так, может, стоило сдаться сейчас? Не тянуть время?
        Он даже шаг замедлил, будто мысль о сдаче лишила сил. И тут же снова прибавил ходу, войдя в ритм бега, благо, что тоннель в этом месте был широкий и сухой.
        Кстати, для беглеца, вообще-то, не благо, а беда. По такому тоннелю хорошо не только убегать, но еще и преследовать. И, кроме того, весь тоннель был равномерно усеян датчиками, отслеживающими передвижение. Охотник просто чувствовал, как в него впиваются «глаза» серых ящиков, прилепленных к стене тоннеля. Зверь знал - за ним следили, и где-то там, далеко, уже лаяла свора собак, готовая порвать его шкуру. Злых собак, раздосадованных тем, что упустили добычу, да еще и оставили клочья своей шкуры в зубах беглеца. Порвут, точно.
        Охотник не сомневался, что следующего обстрела он не переживет. Силы на исходе, еды нет, питья нет. Последние ранения выпили из него остатки энергии. Теперь - если в ближайшие часы не поест - может умереть просто от перерасхода жизненной энергии. Сожрет сам себя.
        Он пробежал уже несколько километров. Тоннель за это время стал шире, кабели, которые в нем висели, теперь уже были вроде как поновее, не такие серые, пыльные, как там, позади. Даже ржавчины поубавилось на торчащих из стены скобах.
        Охотник вдруг подумал о том, что им с Аней не хватило всего ста метров, чтобы добраться до выхода на поверхность. Люк был совсем рядом, пять минут, и они бы уже поднимались, предвкушая еду и крышу над головой. Сто метров - и целая жизнь отделяла их от свободы, а теперь? Что теперь?
        Он не мог выбраться через тот выход. Снаружи его уже поджидали, это во-первых. А во-вторых, и самое главное - он не смог бы подняться за несколько секунд. Вторая группа, которая бежала сзади, расстреляла бы его прямо на ступеньках колодца. Так что придется искать новый выход.
        Охотник остановился, перевел дыхание, широко разевая рот, чтобы захватить побольше кислорода. Здесь было не так душно, как в канализационных тоннелях, но воздуха все равно катастрофически не хватало - даже для такого мутанта, каким стал Охотник.
        Разрушенный мозг работал на полную мощность, какую мог выдать. Система регенерации, подстегнутая опасностью, стрессом, лихорадочно «ремонтировала» клетки мозгового вещества, проращивая связи между обособленными кусками, пытаясь создать единое информационное пространство, упорядочить информацию, хранящуюся в клетках. Перед глазами Охотника мелькали картинки, названия которым он дать не мог. Он лишь знал - это его жизнь, это то, что случилось с ним в прошлом.
        Охотник видел поля битв, залитые кровью, усыпанные мертвыми телами, видел деревню, закрытую желтым дымом с привкусом горелого мяса.
        Видел мертвый город, по улицам которого бредут люди, глядя в пространство бессмысленными, нечеловеческими глазами.
        Потом вдруг мелькнули женские лица - два лица, красивые, смеющиеся. Охотник знал - это его женщины, но не мог вспомнить, кто они такие и где находятся. И находятся ли вообще…
        Белые халаты, зеленые комбинезоны - больница? Больница… И это не та больница, из которой он некогда сбежал.
        Снова водоворот лиц - пожилая женщина… мужчина с хитрым, простоватым лицом…
        Снова - кровь! Комната, залитая кровью! Изуродованная женщина, мертвые мужчины! Кровь, кровь, кровь… Везде кровь. Всегда кровь.
        Встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Нужно очистить голову для того, что сейчас важнее - для мыслей о выживании! И какая разница - ЗАЧЕМ он выживает? Для чего? Какова цель его жизни? Разве у цветка есть смысл жизни? Или у белки? Или у волка, преследующего добычу? Они просто живут. Хотят жить. И делают все, что нужно для поддержания жизни.
        Охотник в этом смысле ничем от них не отличался. Да, теперь его мозг был на порядок умнее, чем тогда, когда его владелец вышел из дверей морга. Но недостаточно умный для того, чтобы подняться до прежнего уровня. Время, нужно время! Отлежаться, окрепнуть! А они не дают ему отлежаться и окрепнуть!
        В душе Охотника проснулся гнев - яростный, клокочущий, как вулканическая лава. Если бы преследователи приблизились к нему именно сейчас - вряд ли дело ограничилось бы легкими увечьями. Их счастье, что в тот момент времени они стояли на месте и ждали команды сверху, ждали, когда начальство соберет всю возможную рать, чтобы навалиться на беглеца всей мощью Системы.
        Все выходы наверх были перекрыты - и не просто перекрыты нарядами полиции или ОМОНом - люки заблокировали, местами даже заварили. Тоннели, в которые беглец мог уйти из центрального прохода, были блокированы решетками, излучателями инфразвука, а там, где существовала хоть малейшая возможность проникновения беглеца к жизненно важным узлам подземной системы, задействовали автоматические пулеметы. Жизненно важные - выходы в административные здания федерального значения, например - институт «Сталинит», под которым имелся огромный бункер, в который должны были спускаться ведущие ученые этого учреждения, занимавшегося проектировкой того, что широкая общественность видит только на военных парадах. Бункер, само собой, имел выход в систему подземных коммуникаций, откуда можно было попасть в любую точку города.
        Подземный город не менее важен, чем наземный. Во время атомной войны подземный город мог принять в свои затхлые объятия миллионы тех, кто мог бы поддержать существование оборонного комплекса на практически неограниченное время - склады с продуктами, скважины с чистой водой, одежда и обувь - здесь было все, что нужно на время, достаточное для обеспечения победы. «Город стоит на сыре, пронизанном миллионами дырок», - так сказал один из тех, кто знал о подземной стране и обеспечивал ее существование.
        Конечно, Охотник всего этого не знал. И не мог знать. Но он чуял опасность. И не только потому, что обладал магическими способностями. Мозг, хотя и был поврежден, все-таки сохранил способность к анализу и обладал огромным количеством информации, которую и выдавал под «личиной» инстинкта, руководящего всеми действиями «живого мертвеца». И теперь инстинкт говорил: «Тебя обложили! Ищи выход!»
        Охотник опустился на корточки, посидел так около минуты, затем опустился на пол, не обращая внимания на пыль, покрывшую брюки белесым пятном. Он вообще почти не обращал внимания на то, что носит, что ест, что пьет. Все в мире теперь подразделялось по трем пунктам: «1. Полезно. 2. Вредно. 3. Не стоит внимания».
        Грязь на штанах сейчас не стоила внимания. Вот если бы он был грязен, когда выберется наверх - тогда другое дело. Мимикрия, то есть способность выглядеть так, чтобы затеряться в толпе прохожих - это полезно. Но до тех пор - не стоит внимания.
        Стоило внимания только одно: в радиусе километра вокруг него по тоннелям медленно, но верно приближались группы людей. Его обложили со всех сторон. И выход только один - прорываться наверх, если, конечно, он не хочет убивать бойцов. А он не хотел. Почему? Потому что мозг подсказывал - их убивать нельзя. Это неправильно. Можно убить только того, кто этого заслуживает, или спасая свою жизнь от смерти.
        Тех, кто этого заслуживает - по сведениям Охотника, - здесь не было.
        А вот тех, кто может угрожать жизни - более чем достаточно для того, чтобы этой самой жизни его лишить. Пока что Охотнику везло - все, кто по нему стрелял, целились в корпус, но если кто-то догадается выстрелить в голову - тогда все. Смерть.
        Оставался один выход - идти наверх, нейтрализуя возможную засаду как получится. Тут уже не до раздумий о правильности и неправильности действий по отношению к тем, кто загоняет его как дикого зверя.
        Хотя… был и еще выход. Сложный, неприятный, но был. И, возможно - единственно верный.
        Охотник встал, подошел к стене, «прислушался». «Щупальца» пронизали стену так же легко, как если бы ее не было вообще. Осмотрелся, вернее, «ощупал» пространство вокруг себя - еще раз, определяя уже не передвижение групп противника, а рельеф, или, точнее, структуру грунта. Плотный известняк, а дальше… дальше - сеть небольших тоннелей, не соединяющихся с этим. Ниже, наискосок - ближайший - круглая нора, будто проделанная гигантским земляным червем. Диаметр около полутора метров. Уходит куда-то вдаль, вне зоны досягаемости щупалец.
        Сосредоточился, постарался вобрать в себя как можно больше магической энергии, теперь это получалось легче, проток, по которому поступала магия, расширился, укрепился, теперь, когда требовались большие усилия в сложном колдовстве, магия будет поступать гораздо легче. Не так, как когда-то, но гораздо легче, чем сразу после выхода из комы.
        Повел руками, выбрал примерное очертание пятна воздействия и выпустил заклинание, едва не застонав от напряжения. Нет, ему не было плохо - колдовство чертовски приятная штука, она сродни оргазму - на место, освободившееся после выброса магии, хлынула энергия, и это было очень, очень хорошо!
        Выброс пробил в стене тоннеля брешь глубиной метра три и шириной около метра. Кирпич, а потом и твердый известняк осыпались мельчайшей пылью, взлетающей в воздух при неосторожном движении. Дышать стало трудно, в носу сразу засвербело, глаза заслезились. От этой пыли не спасли бы и респираторы - камень разложился на молекулярном уровне.
        Еще один выброс! Такой же мощный, на пределе сил Охотника, и еще три метра пробито. Вот только колдовать стало гораздо сложнее, попробуй-ка, поколдуй, когда ты ползаешь по шею в текучей, как вода, пыли!
        И тут в голову пришло - не пойдет! Стоит еще раз намагичить, и он просто захлебнется в пыли, заполняющей нору до самого верха. Искомый тоннель находился ниже того, в котором сейчас был Охотник, и, значит, тоннель должен идти под углом. Нет, не выйдет!
        Снова сосредоточился, осмотрелся, увидел людей, которые стали гораздо ближе, но шли все еще очень медленно и осторожно. И это хорошо. Имелся небольшой запас времени. Снова посмотрел в толщу грунта, выбрал другой тоннель. Тот был гораздо дальше, двадцать метров от этого, такой же узкий, как и первый, но самое главное - он был выше, шел параллельно большому тоннелю! А значит, вся пыль, созданная заклинанием, будет вытекать наружу, не мешая работе.
        И понеслось - заклинание - три метра норы!
        Еще раз - еще три метра!
        Еще!
        Еще!
        Организм изнемогал, впитывая и отдавая огромное количество магической энергии. Это было не больно, приятно, как секс, но если заниматься сексом бесконечно, часами, сутками напролет - сдохнешь. Так и здесь, каждый выброс энергии отнимал силы, и с каждым выбросом их оставалось все меньше.
        На такой мощности магии работать длительное время нельзя, даже если ты и могучий колдун. Даже могучие колдуны, прежде чем осуществить подобный выброс магии, запасаются боевыми амулетами, в которые закачивают огромное количество магии, высвобождая ее в нужный момент, чем и избавляются от таких неприятных спутников колдовства, как жгучий, нестерпимый голод, головокружение, слабость и, как следствие - истощение и, возможно, смерть. Если, конечно, колдующий не отдохнет необходимое время и не восстановит запас жизненных сил. Проще говоря, если не поест и не поспит.
        До поверхности далеко, и если бы Охотник попытался выйти наверх, пробив тоннель сквозь десятки метров известняка, глины и песка - он так и остался бы лежать в этой норе, истощенный до последней капли жизненной энергии. Даже сейчас, пробивая ход к тоннелю, в глубине души он опасался, что истощит себя до опасного предела, когда ему не хватит силы, чтобы пройти туда, где окажется в безопасности. Но что оставалось делать? Убивать или быть убитым? Воин должен понимать, когда следует отступить, чтобы с новыми силами вступить в бой.
        Пыль стекала вниз, растекаясь по полу тоннеля, поднимаясь в воздух так, что казалось - в подземелье нагрянул болотный туман. На несколько десятков метров в сторону от норы видимость уменьшилась до такой степени, что группы захвата, подошедшие к тому месту, где предположительно находился беглец, могли видеть только на расстоянии вытянутой руки, и потому движение бойцов было застопорено.
        В облаке пыли не помогали никакие средства наблюдения, инфравизоры вообще ослепли, при включении выдавали лишь яркое свечение, ведь эта пыль была нагрета гораздо выше температуры человеческого тела.
        Энергия никуда не девается, она или высвобождается, или поглощается. Сейчас, при распаде горных пород на молекулы, освободилось столько энергии, что если бы ее частично не поглотили стены тоннеля, здесь можно было бы жарить яичницу. И теперь жара была около сорока пяти - пятидесяти градусов, потому с бойцов, одетых по всей форме - в бронежилеты и спецкостюмы для погружения под землю - градом катился пот. Если бы не их несокрушимое здоровье и не специальная подготовка, многих точно бы хватил тепловой удар.
        Стены тоннеля пыхали жаром, и никто не мог понять, что же все-таки здесь случилось. Тем более что датчики больше не отмечали местонахождение объекта.
        Группы отошли назад и несколько часов дожидались, пока эта странная пыль уляжется на пол тоннеля. Потом выслали разведчиков с приказом не ворошить поганую пыль, непонятно откуда тут взявшуюся. Разведчики и доложили о появившейся в стене дыре.
        Вернее, о двух дырах. Одна тупиковая, заполненная пылью, вела вниз (один из разведчиков нырнул туда, обвязавшись веревкой, дыша через кислородный прибор), вторая, уходящая по наклонной вверх, шла на многие десятки метров, и разведчики лезть в нее не решились, не зная, что поджидает их в кромешной тьме этой крысиной норы.
        Впрочем, они не могли в нее влезть еще и потому, что дыра была узкой, очень узкой, сужаясь настолько, что в нее едва мог пролезть обычный, не отягощенный грузом человек. Что уж тогда говорить о бойцах, по самую макушку нагруженных всевозможными средствами защиты и нападения. Здесь нужен какой-нибудь задохлик-акробат или гимнаст, а не плечистый спецназовец весом сто кило и ростом под два метра.
        Пока искали таких «задохликов» среди личного состава, пока объясняли задачу и сулили всяческие блага за успешную поимку нарушителя, прошло время, и когда разведчик в одном лишь комбезе, с пистолетом и ножом прополз-таки по узкому тоннелю, оказалось, что он упирается в глухую стену, безо всяких признаков прохода. И это было страшно.
        Потом говорили, что тот отчаянный сержант, который решился влезть в эту дыру и пятясь выполз из нее - по сантиметру вырывая жизнь у подземного бога, наполовину поседел, а затем подал рапорт на увольнение. С него хватило.
        Куда пропал беглец - никто не мог понять.
        Его спутницу, красивую высокую девушку, одетую, как вокзальная бомжиха, перевезли в Лефортово, но она отказалась говорить, пока ее не накормят, не напоят и не дадут вымыться в душе. А еще - пока не оденут в более-менее приличную одежду. Когда все это было проделано (не сразу, после нескольких часов безуспешных попыток ее разговорить - угрозами и посулами), девица рассказала, что ее спутник - великий колдун, Терминатор, и если ее не отпустят - всем трындец.
        А потом замолчала, мгновенно уснув прямо за столом в допросной, и не проснулась даже тогда, когда ее тащили в одиночную камеру. Врач определил у нее переутомление и, возможно, шок, порекомендовав дать ей как следует выспаться.
        Операция «Беглец» была завершена, начался сбор информации, заработала машина следствия - отлаженная, смазанная, как хороший автомобиль. Никто не сомневался, что в ближайшие часы личность беглеца и его спутницы будет раскрыта.

* * *
        Охотник пробил последний слой грунта и вывалился в узкий тоннель, хрипя от напряжения, ругаясь так, как могут ругаться только деревенские жители, уронившие бутылку самогона прямо на кирпич возле дверей избы. Он и сам не знал, откуда выскочили эти ругательства - снова мелькнуло лицо человека лет шестидесяти, на котором поблескивали хитрые прищуренные глазки. «Дядя Петя», - мелькнула мысль и тут же ушла в небытие. Охотнику уже было не до деревенских жителей. Перед ним стояли трое карликов - лохматые, поблескивающие маленькими красноватыми глазами, светящимися в темноте. В руках они держали что-то очень напоминающее копья, и наконечники этих копий были направлены на Охотника.
        - Дас скин эдар кам? - пропищал один из карликов на непонятном языке, и вдруг в мозгу Охотника будто что-то щелкнуло. Он понял!
        - Ар… Сергар! Ар над гев эвой!
        «Я не причиню вам зла», - что еще он мог сказать этим существам? Что пообещать? Сил осталось только чтобы доползти и придушить одного из них, пока другие будут тыкать в чужака копьями.
        Карлик отшатнулся, что-то залопотал своим спутникам, оглядываясь на Сергара, потом подбежал к дыре, проделанной человеком, покрутил головой и вдруг сделал несколько пассов - и стена снова стала гладкой, такой, как до Сергарова колдовства. Снова подошел к Сергару, что-то спросил, но тот уже ничего не слышал, он потерял сознание.
        Карлики полопотали над неподвижным телом, затем один отделился от группы и побежал по тоннелю - шустрый, маленький, будто убегающий от охотника заяц. Двое остались на месте, и тот, кто заделал дыру в стене тоннеля, достал откуда-то из сумки, висевшей через плечо, маленькую стеклянную бутылочку, на которой красовался герб Российской империи.
        Вынул пробку, запрокинул пузырек над губами человека и проследил, чтобы в рот больного упало не больше трех капель темной, резко пахнущей жидкости. Затем сел рядом и взял человека за руку.
        Теперь оставалось только ждать.