Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Шмаев Валерий / Мститель : " №02 Бывших Офицеров Не Бывает " - читать онлайн

Сохранить .
Бывших офицеров не бывает Валерий Геннадьевич Шмаев
        Мститель #2
        Попавший в прошлое в самый разгар боев лета 1941 года капитан спецназа ГРУ Виктор Егоров не только выжил сам, но и спас от немецких карателей десятки советских людей. Бывших офицеров не бывает - Егоров сколачивает из добровольцев отряд и учит их не просто воевать, а наносить противнику существенный урон.
        Золотая осень сорок первого пахнет сгоревшим порохом и смрадом расстрельных ям, враг зверствует на оккупированной территории. Но Виктор, взявший себе позывной Второй, быстро научит фашистов бояться на русской земле каждого куста, каждой тени. Его диверсионный отряд начинает рейд по глубоким тылам противника…
        Валерий Геннадьевич Шмаев
        Мститель. Бывших офицеров не бывает
        
        Зона действий группы армий «А» 103-й тыловой район группы армий
        Директива
        Полиции безопасности (ГФП Гестапо и уголовной полиции), службе безопасности (СД), полиции порядка (ОрПо), войскам СС, Айнзатцгруппе А Генерального округа «Латвия», территориальным органам полиции безопасности, 284-й охранной дивизии, подразделениям охраны тыла, а также зондеркоманде 1а, эйнзатцкоманде 2z и вспомогательной полиции.
        В зоне действий генерального округа «Латвия» действует особо опасная диверсионная группа НКВД под командованием капитана НКВД под псевдонимом «Второй» численностью более ста двадцати человек, использующая оружие, документы и униформу военнослужащих Вермахта. Кроме того, группа использует различную бронетехнику, в частности бронеавтомобиль советского производства БА-10, с нанесёнными на него знаками Вермахта, танк советского производства неустановленной марки, штабной бронеавтомобиль Sd Kfz 247, три автомашины «Опель-Блиц» и мотоцикл «БМВ», ранее захваченные противником.
        Зона действия группы: Екабпилс и окрестности. Резекне и окрестности, Краслава, Дрисса, Освея и предположительно Даугавпилс. Принять все меры для немедленного поиска и уничтожения диверсионной группы противника.
        13.08.1941
        13 сентября 1941 года
        Мы уже сутки отдыхаем, а Виталик со своей группой пришёл только под утро. Сейчас спят. Я уже поговорил коротко с Виталиком. Всё, как я и предполагал. Виталик был на том самом хуторе, который обнаружил «Серж» с девчонками. Тогда они не просто наблюдали за домом, но и чуть было не ввязались в перестрелку. Девчонки с трудом удержались. Не смогли спокойно смотреть, как на этом хуторе зарезали троих людей. Молодую девчонку «Серж» даже оглушил и связал.
        Вот к тому хутору я и отправил наблюдателей и специально прикрепил к ним Давида, жестко проинструктировав «Погранца» и Виталика. Мне необходимо было, чтобы Давид понаблюдал за хутором и посмотрел, что там творится. Творятся там по сути дела самые обыкновенные зверства. Это мы ребята привычные, а Давид пусть закаляется, а то устроил мне в прошлый раз «сопли в сахаре». Послушал бы он допросы и почитал показания пленённых нами карателей, сам бы пошёл на том хуторе детей голыми руками душить.
        Именно поэтому у меня конкретно в допросах принимали участие только мы с «Сержем», а показания записывали? Правильно, приз в студию: Сара, Эстер и «Дочка». А почему они записывали показания? Потому что сами в боевых действиях участвуют только издали. У меня нет цели сделать из них зверей, но вот учиться стрелять теперь они будут даже во сне. Ну а «Фею» злить - только портить, она так и не отошла от Сарьи, и прилежней ученика у меня нет, а потом они будут старшими снайперских пар. Я никогда ничего не делаю просто так и пока положиться в этом отряде могу только на этих девчонок. Просто девочек я буду стараться беречь. Конечно, это война, и никто ни от чего здесь не застрахован, но это самое малое, что я им в этой жизни должен.
        Кроме всего прочего, если нас ищут в округе, то именно мимо той развилки дорог проехать невозможно. Так что можно ехать чистить хутора, заодно и упырей очередных вырежем. На сегодня понятно.
        14 сентября 1941 года
        Десять утра, и опять передо мной сидит весь отряд.
        - По нашей традиции слово предоставляется командиру отряда, - шутливо начал я.
        - Начну с прошедших операций. Моя личная благодарность «Погранцу». Вот разгильдяй, но какие глаза и терпение! Твоему командиру низкий поклон за то, что из тебя «Погранец» человека сделал. Чувствуется рука мастера! - Смех слегка прошелся по немного напряженным людям.
        - Так как я тебя медалью наградить пока не могу, а то, что вы сделали, никак меньше чем на медаль не тянет, вот возьми лично от меня, - и нож ему протягиваю в богато инкрустированных ножнах. Был у нас в трофеях охотничий тесак, и не один, так что таких «медалей» я могу много раздать.
        - Вот научишь наших разведчиков так фиксировать наблюдения, я тебе автомат так разукрашу! Третий лично займётся. Скажешь только, в чём тебе сделать, в серебре или в золоте. - Опять смешки в народе.
        - Всем остальным разведчикам моя искренняя благодарность, а «Дочке» шоколадка. Держи, «Дочка». - Вот этого и добивался. «Дочка» покраснела, а народ ещё больше оживился.
        - Теперь о втором выходе! Всё прошло, как и планировали. Кого-то убили, что-то взорвали, и все, что самое главное, вернулись живыми, целыми и невредимыми. Немного оживили движение на одной из дорог. Хочу отметить «Гнома», Арье, «Оду» и «Руля». Молодцы, ребята, с вами первый раз работал, всё очень качественно.
        Сара и Эстер, девчонки вы мои ненаглядные, вам огромное спасибо за то, что вы у нас есть. Стрельба, маскировка и выдержка во время операции на самом высшем уровне. И самое главное, мы порадовали немецкое командование, а то оно без нас совсем заскучало. Ещё одно маленькое, но приятное «но» - нас теперь ищут за сто пятьдесят километров отсюда. - Теперь улыбаются точно все. Подождал, когда стихнет оживление.
        - Ну а теперь о серьёзном! Разведка показала, что у нас рядом завелись очередные упыри. Кроме того, они располагаются не так далеко от того места, где мы будем работать и, может быть, жить поэтому. Сегодня ночью на немецком броневике выезжает группа разведки в составе: «Серж», «Стриж», «Девятый», «Гном», «Дочка», «Фея» и Эстер. Можете взять кого-нибудь из новых девочек на своё усмотрение. Старший группы «Серж».
        Задача группы. Осмотреть хутор на наличие обитателей, снять поставленные мины. «Серж» ставил. Осмотреть, если есть места подрывов, если нет, осмотреть места минирования. Остальная группа приедет на нашем броневике и грузовиках, поэтому тщательно проверить дорогу. Приедем ночью, ближе к рассвету, через сутки. «Серж», ночью на въезде или перед ним поставь «фишку» для встречи колонны. На базе остаются «Погранец», «Восьмой», Сара и молодые девчонки с врачами и ранеными. Основную группу формирует «Старшина».
        - Командир! А почему я на базе? - О! Это то, чего я ждал! Сара с сольным выступлением. Ну, сейчас ты у меня получишь.
        - Сара! Свет очей моих! Радость ты моя бестолковая! Ты мне этот вопрос задаёшь? Забыла о списке «Дочки»? Мне при всех его зачитать? Давай людей повеселим? - Ага. Это редкость. Сара покраснела, а потом и побагровела. Я этого и добивался. Список «женских праздников» я помню даже лучше всех своих девчонок, потому-то Сару в рейд и не беру. Ибо нефиг. Пусть сидит на базе. Заодно и новых девчонок с «Погранцом» натаскает.
        - Я вообще-то о том, что «Фее» тоже надо на боевых заданиях работать, а не о том, о чём ты сейчас подумала, но мне нравится ход твоих мыслей. - Теперь смеются все девчонки, и громко так, с переливами. Мужики, понятно, недоумевают.
        - Милые вы мои, красивые женщины. Я повторю только то, что сказал в своё время «Дочке». Я у вас и за маму, и за папу, и за командира, и за бронезаслонку. Вот такая я «мапа». И я хочу, чтобы все это знали. Я за любую из вас порву любого в отряде или на кухне сгною, а «Старшина» поможет, а не в отряде вырежу всю округу. Я вам всем по жизни должен. Просто потому, что вынужден учить красивых девчонок убивать, а не делаю это сам.
        Все мужики нашего отряда должны это помнить как «отче наш», а забывчивым «Старшина» напомнит с подробнейшими объяснениями. Список объяснений у него постоянно пополняется. Ну, на этой лирической ноте мы с вами закончим сегодня наше общение. Готовьтесь. Все свободны. Сара, «Погранец» и «Восьмой» останьтесь. - Когда все вышли, продолжил: - В первую очередь просьба к Саре. Новые девочки. Всё как всегда. Личные характеристики, привычки, ваши наблюдения. Пожалуйста, не забывай советоваться с «Погранцом», «Старшиной» и «Третьим». Можно ли учить парами или надо разбивать вашу пару с Эстер? В этом вопросе решаешь ты, мне больше не на кого положиться. Я поэтому и обкатываю вас по очереди с ними.
        «Восьмой». На тебе гранаты. Не торопясь с помощником или с помощницей, можно и с девочкой - они очень внимательные, только объясни, что это опасно, чтобы человек понимал, на что он идёт, делаешь гранаты без замедлителей. Это по времени не горит, но когда приедем, начнётся стройка и тебе будет не до того. Кроме того, надо заминировать все тропы вокруг дальней «фишки».
        - Командир. Зачем так много? Я много сделаю, - недоумённо сказал «Восьмой».
        - Будем сидеть по приезде на общем сборе, напомни, я при всех скажу, чтобы не повторяться, но поверь, сколько бы ты ни сделал, всё мало будет. Просто знай: то, что ты сделаешь, будет неожиданный привет упырям лично от тебя. Хочешь, даже листовки такие нарисуем. На боевые операции я тебя буду брать только в самых крайних случаях - твоя работа нам всем нужна как воздух. Шашкой махать кому найдётся, а твои руки у нас одни, и я буду их беречь.
        «Погранец»! Вот смотри по карте. Вот эти два хутора надо аккуратненько разведать. Подходы, подъезды, количество людей, выходы к воде, количество лодок и прочие мелкие разности, но только издали смотреть, а не лазать по огородам. Никаких действий и не запались. Чтобы хозяева даже не подозревали, что за ними смотрят. К нашему возвращению мне нужны готовая карта и вся информация, что соберёшь. С согласования с Сарой можешь брать кого-нибудь из новых девочек и потихонечку натаскивать.
        Будь аккуратен. На дальнем от нас хуторе есть пожилой мужик. Он очень грамотно держится за винтовку, причём у него не трёхлинейка, а какая-то охотничья винтовка. Видел его издали, близко не подходил. Во дворе видел собаку на цепи: если есть одна, значит, могут быть и ещё. У охотника может быть какая-нибудь охотничья шавка, а они очень звонкие.
        На ближнем к нам хуторе полно детей. Все дети в том возрасте, в котором знают каждый куст вокруг своего дома. Никому не нужно, чтобы они тебя видели.
        «Погранец», «Восьмой», Сара, в случае любой, я подчёркиваю, любой опасности на вас эвакуация врачей на запасную базу. Без врача отряд просто вымрет уже через полгода. Смотрите за мелким мальчишкой, чтобы на мины не залез. И ещё. Оцените людей: если человек боится, не хочет учиться или просто необучаемый, не страшно. Люди мирных профессий нам тоже нужны до последней крайности. Отряд растёт, все рвутся в бой, а без тылового подразделения мы элементарно поесть по-человечески не сможем. Ну, вроде всё, какие вопросы есть?
        - Есть, командир, - угрюмо сказала Сара.
        - Пойдём тогда погуляем, смотри, какая погода хорошая, - а на улице идёт холодный осенний дождь. Вышли на улицу и встали под навес крыльца.
        - Командир! Зачем ты так, я же как лучше хотела. - Видно, что Сара обижена. С тех пор как я сказал, что она мне нравится, я больше ни разу с ней не заговаривал. А вот не могу я. Права не имею расслабиться и позволить себе хоть какие-то человеческие чувства, по крайней мере сейчас, хотя эта девочка мне действительно очень нравится.
        - А мне что, очень хотелось? Не могла потихоньку подойти? Я что, не человек? Или мне приятно девочку, которая мне нравится, клоуном перед всеми выставлять? А на смерть вас посылать мне каково? Ты вот над тремя девчонками старшей стать не хочешь, а у меня вас восемь человек. Я за неделю четверых курсантов потерял. Чуть с ума около операционной не сошёл и знал ведь, что раненый мальчишка умрёт. С такими ранениями не выживают, а всё равно на чудо надеялся.
        Прелесть моя, я хочу, чтобы ты знала. Я в отряде доверяю только «Третьему», «Дочке», тебе и Эстер и по-особому «Фее». Доверяю как себе. Мужики - это мужики, мозги у них иначе устроены, а вы женщины - у вас преданность и надёжность на первом месте. Подумай об этом. Всё, иди, а то начну сейчас руки распускать, и «Старшина» меня на кухне сгноит, а я ещё пользу могу принести. - Честно сказал, глядя Саре прямо в глаза.
        - Я подумаю. Спасибо, командир, - так же глядя мне в глаза, сказала Сара. Так и разошлись.

16 сентября 1941 года
        Всё как в первый раз. Кино и немцы. В девять утра броневик с крестами на бортах и два больших грузовика весело подкатили к просторному хутору. Развернувшись на площадке перед домом, броневик остановился и навёл на дом орудие и два пулемёта. Грузовики встали в разных углах подворья, и из кузовов шустро посыпались немцы с автоматами, в маскировочных халатах и масках и парами разбежались по хутору. Потом борта грузовиков откинулись, и на дома уставились тупые рыла станковых пулемётов.
        Захват произошёл в считаные минуты. Хозяев выгнали на улицу, споро связали, вставили кляпы и завязали глаза, а вот дальше начались странности. Сначала из-за дома вытащили двоих мужиков, тех, кто выскочил из дома и побежал в лес, а затем из сарая вывели трёх батраков, которые сидели там на цепи. Немцы всё так же молча осматривали хутор, оставив у сидящих людей троих из тех, кто сидел за пулемётами.
        - Странные немцы, - подумал пулемётчик, сидящий на чердаке, и повёл стволом пулемёта в их сторону. Это было последнее, что он сделал в своей жизни.
        - Ещё один, - почти беззвучно прошептала Вера. - Надо будет вечером записать. - Вера слышала от командира, что снайперы делают зарубки на ложе винтовки, но свою винтовку девочка любила, холила, лелеяла и называла про себя «Верина дочка» Она завела маленький блокнотик с карандашиком и назвала его «всё о винтовке». Увидела в трофеях и попросила «Старшину», и записывала всё в него крупными детскими буквами. Это был восьмой лично её. Тех, кого она уничтожила в группе, Вера не считала, хотя Виталий всегда считал и рассказывал участникам боевых операций, сколько они убили на задании немцев и полицаев. Про себя Вера никогда не называла Виталия «Третьим».

* * *
        Больше в доме никого не было, а этот пост на чердаке обнаружили ещё вчера. Не было и детей: и на фотографиях на стенке в горнице - детей нигде не было.
        В этот раз первыми допрашивали батраков, и тут нас ожидал сюрприз. Увидев перед собой командира НКВД и услышав обращение «Второй», молодой, здоровый, правда, измождённый, сильно избитый и худой мужик зарыдал и, давясь слезами, начал рассказывать.
        Уже только на основании этого рассказа хозяев можно было закопать в землю живыми, но человек я добрый. Мне опять-таки ямы под землянки и схроны копать надо. Ну не мне, а для базы и людей. Чего это всё мои бойцы надрываются? Вон какие сытые, здоровые и накачанные ребята и девчата, и они так просят хоть чем-нибудь нам помочь. Прямо рвутся на работу. Особенно когда увидели в руках своих бывших батраков винтовки с примкнутыми штыками.
        Правда, они думали, что это они для себя яму копают, но потом поверили мне на слово. Для себя яму они выкопают за полем, в овраге, когда здесь закончат, а бывшим батракам и новым бойцам нашего отряда я пообещал, что они последнюю яму закопают, когда бывших хозяев в неё уложат. Так что «трудовая энтуазизма» у всех на высоте. Стаханов от зависти удавится. Странно. А из хозяев одна тётка в обморок упала, когда услышала обращение «Второй». Чего это она? Я же добрый. Местами.
        Ой! Ё! Давно я так не удивлялся! Какие на ухо землянки? Вот это да! Вот это хозяева! Я же говорил, что хозяин хутора, ныне покойный, бывший майор? Где его похоронили? Я хочу ему венок на могилу прислать с надписью «С благодарностью от «Второго». У немцев ни оружие, ни боеприпасы при налётах можно не брать. Можно и продукты не брать.
        Нет! Брек! Продукты надо брать. Мне много продуктов надо, у меня отряд ещё сам себя прокормить не может. Кто-нибудь видел двухуровневую землянку на двадцать человек? Даже Виталик от этого зрелища в осадок выпал, со своим-то белорусско-деревенским опытом строительства. Вот и я до сегодняшнего дня не видел, а здесь таких три. И так упакованы и оружием, и боеприпасами, и продовольствием, что я обзавидывался. Причём в разных углах этого неширокого, но длинного леса. Конечно, хозяева очень не хотели про них говорить, вот только батраки слышали, что они где то есть.
        Дальше всё как всегда. «Гном», который не Иванов. Один из батраков, который тоже почему-то совершенно не Иванов, и Старшина, который Иванов только местами. Новый кол, который доверили вытёсывать новому не Иванову. Двое тех, кого отловили в лесу. Даром, что ли, «Серж», Давид, «Фея» и «Стриж» там с ночи сидели? И наконец, под занавес я, великий и ужасный, и беседа потекла в нужном направлении. Оказывается, я очень популярный малый. Нет. Не в том смысле, что меня связывают с этими хуторами. За меня уже награду объявили, только мало что-то, всего двадцать пять тысяч марок. Оккупационных. Это прямо оскорбление. Жлобы.
        День прошёл с огоньком. Умели всё же хозяева хутора работать. Целых восемь ям под землянки выкопали, территорию облагородили, жердей берёзовых нарубили, и всё это без завтрака, обеда и ужина. В общем, старались, как могли, но всё заканчивается рано или поздно. В восемь часов вечера наши почти добровольные помощники закончили с последней ямой, в которую бывшие батраки уложили своих бывших хозяев. Проводили, так сказать, в последний путь. А куда мне их ещё девать? Кто пленных ночью охранять будет? Я, что ли? Мне что, заняться нечем? У нас ещё работы здесь как грязи.

17 сентября 1941 года
        Наверное, всё же есть бог на свете, и не важно, как его зовут, но то, что вчера произошло, иначе чем чудом назвать было нельзя. Ещё ночью я дрожал от холода, зарываясь в гнилую солому, и ждал продолжения своей мучительной смерти, а потом произошло это чудо.
        В сарай, где мы жили, вошли двое немцев. Один тут же убежал и вернулся ещё с одной парой таких же немцев. Они сняли нас с цепи, отвели во двор, посадили на крыльцо и тут же разбежались по двору и дому. Мы как хозяева сидели на крыльце, а все хозяева валялись связанные на земле.
        Прямо напротив дома стоял маленький танк, уставив на дом пушку, и два грузовика с откинутыми бортами и двумя пулемётами. Потом трое немцев выпрыгнули из грузовиков, где стояли пулемёты, и оказались какими-то маленькими и совсем не страшными.
        Неожиданно где-то вдалеке раздался выстрел, и я услышал, как на чердаке кто-то упал. Обычно там сидел у пулемёта Янек, один из племянников господина хозяина. А потом к нам подошёл невысокий немец и начал с нас снимать колодки, а потом крикнул на чистом русском языке:
        - «Гном», иди мне помоги, - а потом я увидел этого «Гнома», тоже немца, но этого не могло быть, потому что и это было чудо. Немец был таким же, как и я, евреем. Ещё был врач, которого все называли просто «Док». Меня мыли и стригли, и покормили чем-то безумно вкусным, и уложили спать на хозяйскую кровать, и я думал, что это тоже сон.
        В этом счастливом сне я увидел жену и дочек. Они шли совсем недалеко от горизонта по синей глади озера, рядом с которым прошла вся наша жизнь, медленно поднимаясь в небо, и махали мне руками. Я совсем не удивился этому, но вдруг встал, изо всех сил побежал за ними, догнал их, и мы вместе пошли по бесконечному белоснежному облаку.

* * *
        Истощённый, замордованный до смерти человек умер во сне. Клаус с сильным акцентом, всё же русский неродной, просто сказал «я не бог», а на кровати сидел Давид, держал в своих сильных крестьянских руках измождённую руку измордованного до смерти человека и плакал. Это он вчера занимался этим человеком: купал, стриг и брил, разговаривал как с маленьким ребёнком, кормил куриным бульоном и всю ночь сидел у его постели, и был единственным, кто не понимал, что этот человек умирает.
        Остальные двое были немного посвежее, хотя тоже в почти дистрофическом состоянии, так что ещё вчера нам помогали. Сегодня чистые и побритые во всех местах, где только можно, они сидели вместе с нами за столом. По-моему, они ещё пока не верят в то, что это всё наяву. Один сидит рядом с «Гномом», второй - рядом с «Белкой».
        - Так, бойцы, сегодня коротко. Чтобы не путаться, двое новых бойцов работают с «Доком». Новых бойцов кормит только «Док». Все остальные, кто меня слышит. Спасённым нами людям можете протянуть только кружку воды и только с разрешения «Дока». Кормить много нельзя - убьёте людей.
        Новые бойцы. Хотите жить, слушайте «Дока», как маму родную. Если вы не в состоянии удержаться, мы нагружаем вас продуктами, сколько унесёте, и до свидания. Умрёте сами от заворота кишок. Все остальные правила отряда вам расскажут наставники и командиры подразделений.
        «Старшина». До сегодняшнего вечера у новых бойцов должны быть новые имена.
        «Серж». Со своей группой до ночи отдыхаешь. Отдыхаешь - это значит по хутору не шаришься. И всё, то же самое по хутору «Погранец» - снять старые мины, осмотреть места подрывов, не обнаруживая себя, разведать хутор. Через сутки мы к вам подтянемся. Все остальные работаете со «Старшиной».
        «Старшина». Копаешь здоровую яму или две ямы в одном из сараев и загружаешь туда весь дом. Некогда таскать материалы в выкопанные ямы и землянки. Туда загрузим то, что останется, сам решишь, что и куда, списки составить не забудь. Сами землянки будешь строить, когда будем разбирать дом и сараи. Мы с «Третьим» работаем по дому. У тебя два дня.
        «Фея» и Эстер, на вас дневная «фишка». Пока всё.
        19 сентября 1941 года
        На дороге был подрыв, как и на том хуторе, где сейчас работает «Старшина», но остальные мины сняли. Поэтому всё равно пришлось проверять дорогу, а за день это полностью сделать не успели, потому что дорога на этот хутор заминирована по-новому и очень густо. Причём мины стоят вразнобой. Явно какой-то умелец ставил по своей схеме, так что на хутор пошли пешком.
        Группу вёл сам. Игрушки закончились, здесь надо работать по-серьёзному. Лес с левой стороны хутора не заминирован, но между лесом и хутором здоровенное поле. С правой стороны лес примыкает к жилым постройкам.
        В прикрытии осталась только «Дочка». С ней вторым номером Виталик, поэтому перед выходом нарезал ей сектор обстрела. Виталя тоже вооружился снайперкой. Стреляет мой помощник не мастерски, скорее как твёрдый середнячок, но наблюдатель он хороший. В силу своей обстоятельности Виталик фиксирует то, что другие обычно пропускают.
        - Мутный хутор, непонятный, - сказал я, выслушав «Дочку», «Сержа» и «Стрижа» и посмотрев зарисованные схемы построек. Действительно, очень странно расположены сами здания. Два жилых дома с прилегающими к ним длинными сараями стоят друг напротив друга. Один жилой дом, грубо говоря, спиной к лесу, другой так же к здоровенному полю, а двор у них общий. Первый раз я такое расположение домов здесь встречаю, да и не здесь тоже.

«Стриж»
        Мудрит что-то командир. Что там непонятного? Тоже мне «командир». Подумаешь, мины не сняли: ползай теперь по лесу ночью, упирайся носом в его сапоги. Объехали бы по обочине, а потом по полю и всё. Чего это он? Мина? В лесу? Никогда же не было! Ещё одна? Так чего мы сюда попёрлись? Вдоль дороги пройти не могли? Три мины нашёл и снял. Прям и чтец, и жнец, и на дуде игрец. И сторож у девок. Следит за ними как политрук - не подойти. На заставе и то таких порядков не было. Ладно, поглядим, что дальше будет.

* * *
        Ночью подползли к дому со стороны леса. Правильно, что полз первый. Лес заминирован. Не сильно, но три мины нашёл - простые нажимные противопехотки, но тем не менее. Хорошо, что вышел сильно заранее - было время осмотреться и проторить более-менее нормальный проход. Остальные двигались только за мной по пятам и ползком. Понятно, что полз не по таким привлекательным тропинкам, а напрямую по кустам черники. Пришлось обнюхивать всё на ощупь. Все три мины нашёл у поворота тропинки: даже представить боюсь, что там, в лесу, вокруг дома творится.
        Доползли до дома, обползли его, рассредоточились вокруг и стали ждать утра. Около фундамента мин нет, а вот если брать правее от дома, куда тропинка в лес уходит, так сразу четыре штуки стоят. Я даже трогать их не стал. Опять светодиодный фонарик помог. Удобная штука, а дома вечно нос воротил от подобных вещей.
        В пять утра в коровник через дом вылезла тётка. Подоила четырёх коров и ушла. В домах света нет. Вообще никакого шевеления нет, а так в деревенских домах не бывает. Кто-нибудь по дому и пройдёт, во двор обязательно выйдет, в туалет сходит, а тут тишина.
        Мне не нравится. Вот не нравится, и всё. Чуйка верещит дурным голосом. Потом понял. Ёкарный бабай! Конь ты педальный, а не командир. Сеновал не просматривался от наблюдателей, а он закрыт. Если там какое железо типа танка или броневика, мы все здесь ляжем - противотанковых гранат-то у нас нет. И уходить поздно. До рассвета не успеем, и в лесу мы целую дорогу протоптали. Ну что ж, значит, не судьба, а могли бы хозяева умереть спокойно, во сне.
        Оставил «Сержа» и Зераха у сеновала, а остальных рассредоточил под окнами. Самое главное было расположить всех в «мёртвых» секторах пулемётов. Я очень внимательно рассмотрел схему хутора, нарисованную «Дочкой» и «Сержем», и в том, что пулемёты здесь есть, ни разу не сомневался.
        Пулемёты стоят на чердаках в слуховых окнах, направленных на старую дорогу, в сторону поля и во двор, иначе нет смысла минировать лес, то есть прикрывать направления, которые пулемётами не простреливаются. К тому же то, что дорога заминирована наглухо, а на хуторе полно людей, означало только одно: то, что подъезжают к хутору теперь с другой стороны. Это недоработка «Сержа». С другой стороны, если бы «Серж» полез в лес без «Девятого», вся разведка осталась бы в лесу. Да и с «Девятым» тоже, скорее всего.
        В шесть утра мы начали закидывать оба жилых дома гранатами. Через тридцать минут всё было кончено. На сеновале и на чердаках обоих домов были оборудованные пулемётные точки. На чердаке одного из домов пулемётчиков убила «Дочка», на сеновале я и «Серж». На чердак второго дома «Гном» тоже закинул гранату, причём абсолютно без команды. Как только пулемёт завёлся, «Гном», которого я поставил под фронтальное окно, сначала закинул две гранаты в дом, а потом одну на чердак.
        Но и одной гранаты РГД-33, закинутой «Гномом» на чердак, хватило, чтобы пулемётчик развалился на несколько запасных частей. Правая рука с очень неплохим чешским пулемётом «Брен Мк 1» вылетела наружу, а всё остальное неравномерными кусками было раскидано по чердаку. Пулемётчик хрен с ним, а вот пулемёт жаль. Ствол погнуло, ствольную коробку осколками побило, приклад кровью залило. Хорошая была машинка. Англичане с этим «Бреном» и его модификациями всю войну прошли. Я почему знаю? Этот пулемёт чехи ещё до войны придумали и поставляли его в британскую армию, а англичане с ним даже на Фолклендах воевали. То есть пулемёт стоял на вооружении британских войск более пятидесяти лет и, соответственно, его во всех фильмах показывали.
        После всего втроём прошлись по домам на зачистку. Живого нашли только одного, да и того с сильной контузией и тремя ранениями, но всё равно по каждому делали контрольный выстрел. Старались, конечно, в голову, просто не у всех были целые головы. Это мой прокол. Повезло здорово, почти вовремя тормознул, а могли бы влететь. Не хотел сначала шуметь, но после сеновала передумал.

«Стриж»
        Ну, командир! Ну, жук! Попёрлись бы мы по полю! Да здесь мин больше, чем картошки. И на обочинах, и на дороге, и по краям поля, и в лесу на тропинках, а ездили хозяева вообще вокруг - новую дорогу через поле протоптали. Вот как командир догадался, что на сеновале вместо сена машина стоит? Он же никогда здесь не был?
        Откуда он про пулемёты знал? Мы же о них даже не подозревали, хотя весь день за домом смотрели! Ведь всех за руку под окна подвёл и поставил. Никто под пулемёты не попал. Стрелять они сразу после первых взрывов начали, потом откуда-то сбоку две короткие очереди - и пулемёт замолчал. Если бы сам такое не увидел, никогда бы не поверил.
        Зашли бы мы в дом. Ага. Я даже и не знал, что так бывает. Во всех домах двойные двери, и на кухнях по человеку, оказывается, сидели, вроде дневальных. Откуда командир про это знал?
        Вот как он нас по лесу провёл через мины? Как? «Девятый» глаза вылупил и так целый день ходит. Он к этим минам подойти боится. «Девятый», между прочим, сапёр. Подошёл он с командиром к этим минам, побыли они там - что-то командир ему показывал, а потом вернулся, сел на скамейку у дома, попробовал закурить, а у самого руки трясутся - цигарку скрутить не может.
        То, что мне попало, так сам дурачок виноват. Сказал же командир: «бросил гранату, ложись под окно», а я к дверям рванул, ну и попало осколком. Рикошетом прилетело.
        Да! Командир силён! А ребята теперь смеяться будут.

* * *
        - Командир! Как его перевязывать-то? Как там бинт мотать? - спросил «Гном», озадаченно разглядывая задницу «Стрижа» с торчащим из левой ягодицы мелким осколком гранаты.
        - Никак. Аккуратненько тампоном прижми, сейчас освобожусь, вытащу его и сам перевяжу. - Я едва сдерживал смех. Нервное напряжение, в котором я пребывал с ночи, отпускало, и организм требовал разрядки, но ржать нельзя, иначе «Стрижа» потом затравят.
        - Вот дурная голова, «Стриж», ногам покою не даёт, но в данном случае пятой точке. Я, конечно, понимаю, что ты соскучился по ранениям, героическим подвигам и красивым медсестричкам, но я вынужден тебя огорчить. Нет ничего героического в ранении по глупости и в задницу. Ближайшие две недели ты проведёшь на животе, а вместо медсестричек у тебя будут «Иванов» и «Мех», которым надо откормиться. Потом вместо боевой работы ты будешь учиться выполнять приказы. Я думаю, «Старшина» найдёт тебе применение, а жаль. Из тебя со временем может получиться толковый боец. Ну, ничего, урок будет.
        Хреновое ранение. Неудобное. Как ни повернёшься, будешь бередить. Место такое - центральное в организме человека. Соответственно и заживать будет долго, не больно - просто противно. Ни лечь по-человечески, ни ходить, ни поесть, ни наоборот. Ну да ничего страшного. Осколок - это не лом в заднице для исправления осанки. Умнее будешь.

* * *
        Как только с хутором управились, прошлись с «Девятым» и «Гномом» по новой дороге. Мин на ней нет, только на въезде три нажимные противотанковые, но это и понятно - их проще снимать, самим же ездить надо было. Мы тоже так поступаем, я просто у нас хитрее сделал. После дождя места минирования хорошо были видны, а так дорога чистая. Так что подогнали нашу технику сюда, выставив на дороге «фишки», чтобы не засветиться при переходе.
        Все три машины загрузили материальными благами, которые бывшим хозяевам хутора больше не понадобятся. Пришлось перестрелять всю домашнюю скотину и порезать всю птицу - сюда скоро не вернёмся. Что-то традиционно закопали в сараях и в процессе утащили подальше в поле бывших хозяев, ну то, что от них осталось, и бросили так. Не хоронить же? И так времени мало. Рабов, кстати, нет, а цепи и колодки в одном из сараев есть, видимо, убили уже - уборка урожая в полях закончилась. Этот хутор заминировали, и противотанковые мины я переставил. Понятно, что не я, а «Гном». Ему нравится, пусть тяжести таскает.
        21 сентября 1941 года
        Ночью вернулись обратно на хутор к «Старшине» и, загрузив ещё груз от него, отправили колонну на базу. С колонной хозяйственников отправились в госпиталь «Иванов», «Мех» и «Стриж». «Иванов» - это тот еврей, который выжил. Второй - «Мех» - белорус из Могилёвской области, его «Белка» к себе заберёт, говорит, он механик-водитель танка. Вернётся техника только через три дня, а у нас тут дел много.
        Два дня занимались новой базой. В основном перераспределением материальных ценностей и консервацией и маскировкой новых складов. Опять потихоньку разбираем хозяйственные постройки и строим. Хорошо, что перетащил сюда Виталика. Самой стройкой теперь занимается он, а «Старшина» и «Девятый» на подхвате. Оба изумлены до предела.
        Ну да, это у меня руки, как я уже говорил, растут из того места, на котором все люди сидят, а Виталя в деревне вырос, и отец его с детства к стройке приучал, так что скорость строительства максимально возросла. Дорвался Виталя до любимого дела. Вся эта война Виталику по барабану. Из всей войны ему только в сапёры, а ещё лучше дома строить или, вот как сейчас, землянки.
        Пока мы здесь, надо всё по максимуму посчитать и убрать в землю. «Старшина» только этим и занимается, подключив девчонок к составлению списков. Ну а мы с «Сержем» традиционно занимаемся поиском тайников - работать руками мы всё равно не умеем.
        25 сентября 1941 года
        Ночью дошли до разведанного «Погранцом» и Виталиком хутора. Сегодня весь день смотрю за его обитателями, и всё, что я увидел, мне здорово не нравится. Ой, как хорошо, что в этот раз я на точку с Давидом поставил «Сержа», а саму точку расположил максимально далеко и под неудобным углом обзора.
        Ничего себе домик! Ёж вашу мать! Вы меня что, предупредить не могли? То есть вот это вот дом? Тогда тот хутор, в котором сейчас толкается вся наша группа, собачья конура. Перед наступлением темноты оттянулся глубже в лес на точку сбора и дождался Давида и «Сержа».
        - «Серж»! Эфиоп твою мать! Ты в курсе, что ты самка собаки? Ты что творишь? Жить надоело? Наблюдатель гребучий! Тебя кто учил? Ноги ему вырвать! Ладно, «Погранец» - щенок переросток, но ты вроде волкодав, должен такие вещи влёт просекать! Обурели разведчики, мать вашу. Если до дома доберусь, я тебе гланды вырву без наркоза через задницу.
        - Ты чего лаешься, командир? Что случилось-то? - «Серж» реально встревожен. Я никогда так с ним не разговаривал.
        - Это я ещё не лаюсь. Лаяться я на базе буду, если выживем. «Упыри, упыри». Это такие же упыри, как и мы с тобой. У вас гранат без замедлителя много? И остальных гранат? - В разведку мы берём только «лимонки». Они просто компактнее и удобнее в обращении, да и места меньше занимают.
        - У меня шесть штук, без замедлителя нет. - Это Давид.
        - У меня десять, без замедлителя ещё три. - «Серж», понятно, при гранатах, а вот за то, что у курсанта гранат нет, я ему отдельно уши надеру, если до временной базы целыми кусками доберёмся.
        - Это с личными? Или вообще? - Я давно уже всем выходящим бойцам объяснил, что к немцам им живыми лучше не попадать, и на задания я беру только таких людей.
        - Нет, командир, личные отдельно. - Это опять Давид.
        - Хорошо. Может, и проскочит. Значит, так! Сейчас по-тихому идём на вашу точку. Вы никуда с неё не уходили?
        - Никуда, командир, - шустро хрюкнул «Серж». Понимает, что своих звездянок он по-любому выхватит.
        - Опять хорошо. Точку минируем растяжками, и вы валите отсюда, «Серж». Только по дороге и по сухим местам. Хорошо дождя не было. От места растяжек совсем понемногу и в разных местах присыпаешь след смесью, но совсем немного, чтобы только запах. Лучше всего мизерную щепотку скидывай приблизительно с поясной высоты - она собьёт запах и будет вообще невидима. Не часто, от перекрёстка двести метров и больше не обрабатывай.
        У нашей «фишки» даже не вздумайте, иначе тот хутор просто по точкам обработки найдут, если нас будут травить грамотными поисковыми командами. Саму «фишку» перенеси метров на сто пятьдесят от дороги, и сидите тихо. Мне оставьте автомат Давида, патроны, продукты, что остались.
        - Да что случилось-то, командир? Пойдём вместе. - «Серж» был не на шутку встревожен.
        - Нельзя. Это, скорее всего, разведшкола или школа подготовки диверсионных групп. Что те же бойцы, только в профиль. У них нет проводной связи, но есть рация. Я должен остаться и показать, что я здесь. Если их с утра выпустить, они завтра нас по следам найдут и загонят.
        Вы по-любому наследите. Мы ночью следы в перелеске замаскировать не сможем, но если всё правильно сделать, завтра они ваши следы сами затопчут. На свои следы я их не пущу, а потом выведу на дорогу. По мне одному они привязаться к следу не смогут. Замучаются листья глотать.
        Нас всех засекли днём. Вокруг дома стоят три минных полосы и оборудованы пулемётные точки. Вероятнее всего, расчёт зенитного орудия - капонир там за домом. Причём выкопан он недавно, да и замаскирован так себе. Три точки наблюдения из дома. Минимум один снайпер. Одного я засёк точно, с той стороны дома может быть второй. Нас пока не проявили, но однозначно засекли и пока не знают, кто мы. Я не понимаю, почему они не вызвали подкрепление днём или не натравили на нас группу охраны из дома.
        Их разведка вышла только что и вернётся, наверное, рано утром. Они вас съедят и не заметят. Подъезд к базе минировать по максимуму. Лес в шахматном порядке растяжками, дорогу только минами. Скажешь «Третьему» - он знает, как сделать.
        Я с хозяевами особняка завтра поиграю и вернусь. Приду только в том случае, если буду знать, что облава уйдёт в другую сторону, но сразу не ждите. - Я реально испугался за своих щенков. В доме знали, что за домом наблюдают. Засекли они именно меня, когда я передвигался по лесу, и я действительно не понимал, почему нас уже не перебили.
        Точку наблюдения «Сержа» и Давида немецкие наблюдатели тоже наверняка засекли или засекут завтра утром. Сейчас я сделаю так, что завтра утром наблюдатели обязательно обнаружат ту позицию и сочтут её основной. Саму позицию мы хитро заминируем, поставив растяжки на тропе таким образом, что, нарвавшись на первые две гранаты, оставшимся в живых некуда будет уйти, кроме как в стороны. При взрыве сработают минимум пять «лимонок», а стоять они будут так, что накроют всю группу, втянувшуюся в заминированный карман. Кроме этого я поставлю четыре гранаты без замедлителя поперёк дорожки следов «Сержа» и Давида, как раз для того, чтобы гранаты позже сняли.
        Я видел три точки наблюдения из дома и минимум одного снайпера. Спецом лежал до темноты и всё же дождался выхода разведки. Трое ушли через заминированную полосу к тому месту, где я лежал днём. Значит, в минном поле за домом есть проход. Сам проход в полутьме я прояснить не смог - расстояние всё же немаленькое, а вот место выхода засёк.
        Сейчас разведчики заминируют мою точку наблюдения и будут ждать, когда я подорвусь, или вернутся утром в дом и будут ждать в тепле. Я ждал бы в лесу, но то я, а они вернулись за час до рассвета и нарвались прямо на растяжку из двух гранат. Один стонет уже полтора часа, а сначала орал. Он торопится к врачу. Остальные двое лежат смирно - им уже торопиться некуда.
        Интересно, они в атаку пойдут? Или просто обстреляют? Я еле успел сделать ложную позицию там, где лежали вчера Давид с «Сержем». Ага, вот оно, всё же пулемёт. Не стали рисковать. Что ж, разумно. Предсказуемо, но разумно. Короткими лентами стреляет, по пятьдесят патронов, но уже штук сто пятьдесят выпустил. К раненому поползли всё же, под прикрытием пулемёта - значит, на ложную позицию купились. Очень хорошо. Сейчас вы мне, ребята, всю схему минирования покажете. Вот и поворот. Хитро.
        Второй пулемёт подключился. Видно, перетащили с той стороны особняка. Вон и кавалерия поскакала: под прикрытием двух пулемётов из дома по дальнему краю поля стартанули восемь человек. Сапёры раненого потащили. Молодцы. Значит, ребятишки в здании, точно уверены, что я на той позиции прижат пулемётами.
        Взрыв. Ещё один. Двойной взрыв, ещё один двойной! Что, всё? Что-то мало, неужели компактной группой бежали? Что же вы так орать-то любите? Чуть что, сразу в крик. Вот теперь следы Давида и «Сержа» точно затёрты. Там сейчас трупы и раненые, и в крови всё. Никакая собака след не возьмёт. Вы ещё остальные растяжки снимите и порадуйтесь на досуге. Теперь можно и расслабиться.
        Интересно, у них врач есть и раненых повезут на чём? Я только две мины снять успел и у ворот поставил. Хорошие мины. Противотанковые! Нет, всё-таки машина. Ну не машина, а очередной бронетранспортёр. Вот гадство. Он колёсный! Мне не могли вовремя подогнать? Я так не играю.
        Взрыв! Мина долбанула очень душевно. Она же на танк рассчитана, а тут какая-то колёсная каракатица с пулемётом. Летает эта каракатица в принципе неплохо, но недалеко. Вторая мина чуть дальше стоит. Вот и ладненько. Пусть постоит. Глядишь ещё кто нарвётся. Может, в гости кто подтянется? Но я тут ни при чём. Я вообще лежу чёрт-те где. Мины сами переползли. Я вас, уроды, научу Родину любить. Германию в смысле.
        Классная штука светодиодный фонарик, без него я фиг чего успел бы поставить. Заклеить его, правда, пришлось и материей замотать, чтобы свет только теплился через красный материал, но это дома Виталик постарался. Жаль, что скоро батарейки сядут. Впрочем, здесь не одноразовые батарейки, а аккумуляторы. Может, Виталик зарядить сможет?
        Да ладно? Не может быть! По проходу опять ползут двое. Так. Вон тот маленький сапёр, я его видел уже, а здоровый, похоже, снайпер. Или разведка? Блин. Без бинокля не видно, какое у него оружие, а смотреть в оптику винтовки дурных нема. Засечёт местный снайпер или наблюдатели - и трындец, здесь меня и закопают. Ну, это, конечно, образно. Дотащат до базы и там внимательно изучат мою хладную тушку, но это уже несильно важные для меня подробности.
        Сапёр вернулся. Если здоровый через меня пойдёт - значит, разведка, если в воздухе зависнет - снайпер. У снайперов всё не как у людей. Только непонятно, почему один?
        Всё же разведка. Конечно. Эта ложбинка ниоткуда не просматривается, ни от дома, ни от леса, а он про неё знает. Этот амбал даже место увидел, где я лежал до этого, только обернуться не успел. Таких умельцев живыми брать нельзя. Таких красавцев живыми брать опасно, а нож в затылке - это гарантия, что ты мне в спину не выстрелишь. Был бы «глушак», не стал бы поганить любимые ножи.
        Упакованный дядя, и размерчиком в полтора меня. Автомат и два «Люггера». Ого! Подвесная подмышечная кобура со стволом! Ничего себе. Никогда здесь такого не видел. И ствол какой-то странный. Некогда, потом посмотрю. Два ножа и гранаты, подсумки и ранец. Ну и зачем ты с собой ранец-то потащил? Знал бы, что ты мне столько оружия принесёшь, ребятам автомат оставил бы. Мне теперь кроме своей винтовки и автомата Давида ещё и твой автомат с пистолетами таскать. А вот хрен я что брошу. Это не мой метод.
        Теперь раздеваемся до трусов. Бельё хорошее, шёлковое. Да ты пижон, дядя! Жетончик на серебряной цепочке! Опа! Наколка на руке - эсэсовец! Падшая женщина! Кто здесь базируется-то? Так. Всё в узел. Удобный у тебя камуфляж, штанины на завязочках.
        Все мелкие шмотки в штаны вошли. Получился отличный мешок, который можно пристроить на шею. Теперь верх ремнём перетянуть - и можно бегать, но сначала кайенскую смесь рассыпать.
        Что там у дома? Одна цепь человек в пятнадцать крадётся по полю в сторону ложной позиции, одна перебежками от дома к машине. И всё это под трескотню двух пулемётов, а пулемёты у нас развёрнуты совсем в другую сторону. Можно работать не напрягаясь.
        Это, похоже, у нас инструктор. Был. Потому-то ты в лес один и попёрся. Оказывается, понты не в наше время придумали. Интересно, твои детишки сильно обидятся? Теперь моя очередь с ними играться.
        Где тут у нас снайпер? Да на крыше, в чердачном окне, даже позицию не сменил, рожа наглая. Что же ты такой беспечный-то? Нельзя так халатно относиться к работе. На! Снайпера ударом пули снесло в глубь чердака. Винтовка вывалилась на покатую крышу и скатилась на самый край.
        Теперь по ближайшей цепи. Вы у меня как на ладони, и не сильно далеко до вас, ближе, чем до снайпера, и залегли все, идиоты. Бежать надо. Кто вас учил-то? Звездец какой-то! Залечь на открытом поле, чтобы спрятаться от снайпера. Но я в голову стрелять не буду, мне главное - вас из строя вывести. Главное же не убить, а разозлить.
        Если стрелять в туловище, там разницы нет, куда попадёт - в плечо или, простите, в задницу. Результат один: в лучшем случае тяжёлое ранение. Две обоймы расстрелял по ближним упырям. Ещё две обоймы по дальним.
        На поле песня - воплей и стонов на хоровой оркестр. Извините, ребята, я забыл сказать, что винтовка у меня автоматическая, а стрелять я с детства люблю. Позицию намеренно не меняю. Времени развернуть пулемёты у вас нет. Ещё одну обойму прямо по окнам, но это просто, чтобы вы меня побыстрее обнаружили. Надо же, чтобы вы меня гарантированно засекли и сильно удивились. Меня даже ваш инструктор здесь не ожидал увидеть.
        Вот теперь, подволакивая ноги, в лес. Здесь под ёлочку растяжечку, там вторую. Вот и ладненько! Отсюда направление движения меняю и аккуратненько, не оставляя следов, бежать отсюда, на точку, где свои вещи оставил. По пути ещё три растяжки поставил, чисто по мелким ёлочкам, и не по одной, а веером. Про «путанку», я надеюсь, вы ещё не знаете. Это чтобы позлить и придержать немного, да и шмотки тащить легче. Я вас что, ждать, что ли, буду? Ну, нет, не сегодня.
        Не скучайте без меня, детишки. Ты давай, инструктор, передавай от меня привет своим ученикам. Я смотрю, им «лимонки» понравились. И под тебя парочку заложил. Всё же инструктор! Вот и посмотрим, как и чему ты их учил.
        Не поймали они меня. Хотя до перекрёстка по следам дошли, но шли долго, по ходу «путанка» сработала. Оставался у них на базе ещё один инструктор. Затем я смесь прямо на перекрёстке насыпал и по дороге ушёл. Отметился и поиздевался. Я ведь именно поэтому группы по дорогам вожу. Никто этого не ждёт.
        Сколько следов на просёлочной дороге? Да между несколькими крупными деревнями? Немерено. Это не осенний лес, где всё видно. Чем мне нравятся здешние дороги, так это тем, что здесь грязи почти нет - почва песчаная. Если инструктор грамотный, то он всё сразу поймёт. Перекрёсток - это четыре направления поиска плюс лес и поле напротив перекрёстка.
        Сам я издали с удовольствием наблюдал, как мои преследователи на дороге дёргаются. Долго один икру метал, минут тридцать. Может, просто не знал, что икру мечут в основном по весне, а сейчас осень? Нет, благородная рыба размножается по осени, но то благородная, а вам, ребята, до лососёвых рыб, как до Китая боком.
        Что меня больше всего радует, так это то, что собак у них нет. Разыскная собака - машинка специфическая, абы с кем не работающая и настроенная на конкретного проводника. Здесь этой неразлучной парочки нет и быть не может. А где есть? Правильно. В концлагере, а ближайшие концлагеря у нас в Даугавпилсе, в Резекне и в Себеже. Так что если собачек и привезут, то только к завтрашнему утру, а так как след обработан, сначала надо будет искать в округе хоть какую-то зацепку и плясать уже от неё. Для этого по всем направлениям надо будет направить грамотные поисковые группы, а это, на минуточку, минимум восемь штук. Нельзя ведь исключать, что я по той же дороге обратно ушёл.
        Четыре дороги, восемь обочин, соскочить в лес я могу в любом месте. Сколько надо задействовать народу для поиска следа? Вот то-то! Необходимо срочно устроить тотальный поиск грамотными поисковыми группами, а к тому времени, когда они найдут хоть какую-то зацепку, если найдут, от собак будет мало толку. След-то «простынет», грамотная ищейка всегда на вес золота. Спросите у охотников, как у них ценится собака с верхним чутьём? Через сутки запаха уже не останется - сам след я смесью забиваю. Я потому и к перекрёстку всё вывел, чтобы количество направлений для поисковых групп увеличить. К тому же та толпа народа, которая будет искать следы, затопчет наши следы напрочь.
        На этом месте, где сейчас лежу, я тоже специально остановился. Здесь очень далеко от перекрёстка - больше чем восемьсот метров по прямой. Но это по прямой, а по дороге, по которой я ушёл, все полтора километра. Я до поворота дороги дошёл, соскочил в лес, а потом по краю поля сюда вернулся. Отсюда перекрёсток видно как на ладони. Лежал здесь до позднего вечера. Дорога не оживлённая. Так… пара телег проехала. Облавы нет, в эту сторону по крайней мере. Что тоже странно, но объяснимо. Пока в разведшколе соберутся, отправят радиограмму и наберут загонщиков, день закончится. Надо же своих раненых перевязать, трупы собрать, над своим инструктором погоревать, виновных в этом безобразии поискать, а там, глядишь, меня искать времени уже не останется.
        Но вот очень мне любопытна одна деталь. Как здесь оказался «Серж» при первой разведке? Это же совсем в другую сторону от нашей базы, а от хутора, на котором мы базируемся сейчас, километров двадцать. Тогда «Серж» мне зарисовал этот перекрёсток и очень грамотно обозначил все ориентиры. По этим ориентирам я ставил группу «Погранца» и сразу отметил, чтобы они близко к дому не приближались. Меня интересовал больше перекрёсток и движение на нём. Я был уверен, что если на районе есть поисковая группа, то базироваться она будет на этом хуторе, а мне в донесениях никто не сказал, что это не хутор, а барский особняк.
        «Погранец» приказ выполнил дословно. Недаром я его перед этим дрючил. Именно поэтому мы все сейчас живы. Если бы их засекли тогда, за трое суток немцы подготовились бы и взяли их живыми, а ещё через сутки нас всех накрыли бы по полной программе. Когда вернусь, «Погранца» и Виталика в задницу поцелую.
        Полиция безопасности ГФП (гестапо).
        Центральное управление ГФП города Рига.
        Собеседников двое. Бригаденфюрер SS (генерал-майор) Гельмут Штольк и офицер по особым поручениям гауптштурмфюрер SS (гауптман, капитан) Курт Бонке.
        - Что же произошло около школы, Курт? Твой доклад я читал, расскажи, что ты об этом думаешь. - Со скучающим видом бригаденфюрер невыразительно смотрел на своего доверенного человека. Казалось, что ему совсем не интересно, но гауптштурмфюрер прекрасно знал своего патрона. Точно с таким же невыразительным взглядом бригаденфюрер подписывал расстрельные списки на сотни человек или смотрел, как самым разным людям специально обученные сотрудники вырывают ногти на ногах, а потом и ломают эти самые ноги. Так что обольщаться не следовало, следовало твёрдо и уверенно доложить то, что он накопал за последние двое суток. Иначе можно было легко оказаться в том самом подвале управления.
        - Господин бригаденфюрер, я начну с самого начала. Школа была открыта в тридцать четвёртом году при генеральном штабе латвийской армии. Вальтер был в ней старшим инструктором и первый выпуск тренировал и выпускал сам. Это были полностью его люди, и ориентированы они были на Великобританию и САШ. Общее количество агентов - более пятидесяти человек, точное количество на сегодняшний день неизвестно.
        Курс обучения был рассчитан на один год, но иногда курсанты проходили дополнительное обучение у отдельных специалистов и учились у самого Вальтера. Наборы в школу проходили ежегодно, и в тридцать девятом году был очередной набор в количестве пятидесяти восьми человек. Курс был ориентирован на Советский Союз. Курсанты были в основном русские, проживающие на то время в Прибалтийских странах.
        В сороковом году, когда большевики захватили Латвию, курсантам были выданы документы для дальнейшей работы в Советском государстве. Это было гениальное решение Вальтера - легализировать курсантов школы на месте для врастания в среду. Связь с курсантами и какая-либо их деятельность не предусматривались. Основная задача выпускников была выжить в изменившихся условиях и по возможности обрасти связями среди партийных и хозяйственных чиновников «Советов».
        Об этих агентах знали только Вальтер и его помощник из русских дворян, бывший офицер латвийского генерального штаба. После начала войны всех курсантов собрали в условленном месте. В данном случае местом сбора оказался особняк одного из инструкторов школы.
        Дело в том, что так называемые выпускные экзамены Вальтера представляют собой жёсткие проверки, максимально приближенные к боевым условиям. К примеру, из первого выпуска школы на экзаменах погибло двенадцать курсантов. Саму школу охраняют будущие курсанты школы численностью около взвода.
        На момент приезда Вальтера в школе помимо сорока семи человек выпускного курса находились шестьдесят два кандидата, составляющие взвод охраны. Система обучения построена так, что, кроме инструкторов, больше никто не видит курсантов в лицо. Взвод охраны проживает в отдельных помещениях и с выпускниками не пересекается.
        Двенадцатого сентября наблюдателями группы охраны было обнаружено скрытое наблюдение за особняком. Штурмбанфюрер Ранке посчитал, что это начало проверки Вальтера. Наблюдение обнаружили, но наблюдатели в ночь на тринадцатое сентября снялись и ушли. Группа наблюдения предположительно составляла два человека.
        Вальтер приехал двадцать четвёртого сентября и сразу затребовал личные дела курсантов. Двадцать пятого сентября опять было обнаружено наблюдение за школой. Наблюдатель был один, передвигался по лесу очень грамотно, был вооружён, но место наблюдения было обнаружено. После доклада Вальтер приказал действовать, согласно обстановке. В действия руководства школы он не вмешивался, оставив для себя роль стороннего наблюдателя.
        Вечером двадцать пятого сентября была выслана группа разведки из числа взвода охраны, которая заминировала лёжку наблюдателя. По возвращении, уже на рассвете, группа разведчиков попала на мины. Двое были убиты, один тяжело ранен. После того как рассвело, была обнаружена лёжка снайпера.
        - Я сказал, о чём ты думаешь, Курт? Не надо мне пересказывать доклад этого тупоголового кретина Ранке. Я читал доклады, меня интересует твоё мнение. То, о чём ты не написал в докладе. - Бригаденфюрер не был зол. Этот невысокий, полноватый, похожий на лавочника в провинциальном городишке лысеющий мужчина был замотан до последней крайности. Гибель уникального инструмента, а иначе как инструментами Штолька своих подчинённых он не называл, со всем его личным архивом отбрасывало бригаденфюрера на несколько лет назад, а попадание архива этого самовлюблённого кретина в чужие руки могло иметь абсолютно непредсказуемые последствия. Если личный архив вообще был у Вальтера с собой.
        - Хорошо, господин бригаденфюрер. - Гауптштурмфюрер помолчал, якобы собираясь с мыслями. Выдавать всю информацию патрону он не собирался.
        Бонке был неплохим аналитиком, умел вытягивать правдивые показания даже у полумёртвых подследственных и мог подать собранную им информацию в лучшем для себя свете, но сейчас говорить всю правду было смертельно опасно.
        За последние недели в нескольких районах Латгарии неизвестной диверсионной группой противника было совершено несколько нападений на военнослужащих Вермахта. Причём группа действовала крайне нагло, а главное - использовала в числе прочего оружия русские автоматические винтовки СВТ.
        Если связать нападение на Вальтера с нападениями диверсионной группы, то можно остаться в этих лесах до её уничтожения, а к этому Бонке не стремился. В том случае если документы захвачены русскими диверсантами, они уже почти наверняка переправлены за линию фронта. Диверсионную группу могут и не найти, и командующий местными ослами гауптштурмфюрер станет «козлом отпущения». Бригаденфюрер скор на расправу, и простой отправкой на Восточный фронт можно и не обойтись.
        Ко всему прочему гауптштурмфюрер очень не любил выскочку Ранке, продвигавшегося по службе с помощью своего высокопоставленного дяди. Ранке стал начальником разведшколы сразу после Нойманна, хотя талантами разведчика не блистал, предпочитая работать кулаками, а не головой. Новоиспечённый начальник разведывательно-диверсионной школы латвийского генерального штаба был конченым садистом и никогда не скрывал этого. К счастью, этот самонадеянный индюк Ранке вообще не читал оперативные сводки по району и не связал нападение на школу с диверсионной группой. Поэтому Бонке уверенно продолжил:
        - Это не русские. Это не их почерк. Да, использовались русская самозарядная винтовка и русские гранаты, но это не русские. Я бы мог предположить, что это англичане - на это указывают уровень подготовки диверсанта и безукоризненность исполнения операции в целом, но это было бы просто предположение, не основанное ни на каких фактах. Поэтому повторю:
        - Во-первых, очень высокий уровень подготовки диверсанта. Убить Вальтера ножом смогут единицы, а диверсант, я подчёркиваю, был один.
        Во-вторых. Идеальное время выхода диверсанта на позицию. Точно в то время, когда Вальтер приехал в школу, а этой информацией достоверно не располагал никто даже из нашего окружения или руководства школы. Подобное поведение характерно для Нойманна.
        В-третьих. Это сделал тот, кто знал, что Вальтер при возникновении внештатной ситуации пойдёт в лес один, и тот, кто знал, что он всегда носит свои досье с собой.
        В-четвёртых. Практически все курсанты были ранены. Погибли лишь трое, и среди них, по удивительному стечению обстоятельств, заместитель Ранке, обер-лейтенант Карл Витт, приказавший курсантам пойти в атаку.
        И наконец, последнее. То, о чём умолчал Ранке. Что сделают русские диверсанты после нападения? Побегут в лес, он же рядом, и это очень большой лес, уходящий в другой район.
        У русских не было бы никаких проблем с проводником, но была превосходная возможность уйти через лес, и ко всему прочему они никогда не работают по одному. Подвести по лесу большой отряд, захватить всю школу целиком и уничтожить всех, кто в ней находился, было достаточно просто, но в лесу не было обнаружено никаких следов присутствия большого количества людей. Были лишь старые следы предположительно двух человек, но это с большой вероятностью следы тех двух наблюдателей, которые были обнаружены ранее.
        Диверсант же, напротив, вышел на дорогу, не особенно скрываясь, дошёл до перекрёстка. После чего мастерски сбил след кайенской смесью и, вот это самое главное, целый день просидел в поле, наблюдая за перекрёстком. Лёжку наблюдателя обнаружили через три дня при детальном прочёсывании территории. То есть диверсант или его напарник видел всех, кто вышел на дорогу, и не стрелял.
        Более того, при осмотре места не было обнаружено вообще никаких следов присутствия там человека, кроме двух маленьких деталей: следов от сошек ручного пулемёта и небольших примятостей на траве на месте самой лёжки. Что само по себе означает, что это человек, прошедший специальную диверсионную подготовку и умеющий передвигаться и маскироваться в лесной местности.
        Объяснение всего этого простое - у него были наши документы. Это не русские, это ребята одного из разведывательно-диверсионных подразделений Вермахта. Если начинать с конца, тогда все логично. К тому же Вальтера раздели практически догола, забрали даже нижнее бельё, что может означать только одно. То, что человек, делающий это, имел информацию о потайных карманах в одежде Вальтера.
        Если предположить, что перед своим приездом Вальтер встречался со своим агентом, работающим ещё и с нашей спецслужбой, тогда объясняется точное время выхода диверсанта на позицию. Другого объяснения этому не существует.
        Утверждение штурмбанфюрера Ранке, что это русские, основано только на типе оружия, но винтовками СВТ и русскими гранатами вооружены и финны, и «Советы», и наши войска. Привязка к оружию в данном случае - это неумение оперировать фактами.
        С большой вероятностью можно предположить, что это агент, прошедший подготовку в одной из наших школ, либо агент, прошедший подготовку у самого Нойманна. У меня есть обоснованное предположение, что Вальтер оставил для собственного использования некоторое количество людей из числа якобы погибших курсантов из первого выпуска, таких мною отмечено четверо, и из последующих выпусков, общее количество которых по известным причинам пока неизвестно. Вполне возможно, что кто-то из них решил таким образом обрубить все концы. Поимённый список предположительно живых курсантов всех выпусков с моими дополнениями и выписками из досье вот в этой папке.
        Кроме того, неизменный и незаменимый помощник Вальтера Нойманна, русский дворянин и бывший капитан латвийского генерального штаба Елагин Алексей Петрович, который мог бы прояснить очень многие детали по курсантам, так как большинство курсантов школы и личных агентов Вальтера проходили через его руки, выполняя приказ обер-лейтенанта Карла Витта, был ранен. Днём позже по непонятной причине сам Ранке применил к нему методы специального допроса, отчего состояние его в настоящую минуту критическое.
        Сейчас он прооперирован и находится в госпитале под круглосуточной охраной, но в сознание до сих пор Елагин так и не пришёл. Сам же штурмбанфюрер Ранке на вопрос о причине допроса отвечать отказался. - Бригаденфюрер по-прежнему невыразительно смотрел на подчинённого. На его лице не отразилось никаких эмоций.
        Это была его ошибка. Это он, поговорив с Ранке по телефону, приказал допросить русского дворянина. Бригаденфюрер не учёл одного, того, что Ранке жутко ненавидит любимчика Вальтера. Расчёт был на то, что в течение суток Ранке в достаточной мере подогреет русского офицера и тот к приезду Бонке будет готов на всё что угодно, но когда Курт приехал в школу, было уже поздно. Меньше чем за сутки Ранке превратил русского в кровоточащий страшными ранами полутруп, не добившись практически ничего.
        Но главное во всей этой истории было не это, и Штольк об этом не знал. Главным было то, что штурмбанфюрер Ранке, уверенный в собственном превосходстве и абсолютной безнаказанности во время допроса, похвалился Елагину, что приказ на проведение допроса он получил от бригаденфюрера. После этого русский дворянин замолчал и в течение допроса более не проронил ни слова.
        27 сентября 1941 года
        Ранним утром на «фишке» меня ждал мой тупоголовый помощничек с группой поддержки. Дозор усиленный - шесть человек при двух пулемётах, но это он зря. Забрали у меня всю мою поклажу и чуть ли не на руках донесли до дома, а там даже банька теплится. Проснулся только под вечер. Утром в бане помылся до блеска, дополз на ватных ногах до кровати и как провалился. Устал всё же очень здорово.
        Вышел в горницу из нашей с Виталиком спальни, а тут сюрприз. Мои трофеи прямо на столе разложены, и вид у «Сержа» довольный. Ранца и жилета только нет, я их сразу Виталику отдал, чтобы заныкал. Кроме «Сержа» в горнице «Старшина» с «Девятым» и Виталик с «Дочкой». Но это пока. Сейчас ты у меня, мой дорогой соратник, ещё больше будешь доволен, если не сказать больше. Давно хотел это сделать.
        Подошёл и молча, со всей дури засадил красному командиру с ноги по роже. «Сержа» немного приподняло и унесло в угол, прямо под ноги к «Старшине». К нам приехал ревизор. Правда, ревизор не приехал, а пришёл, но это ничего для «Сержа» не меняет. Виталик только чуть приподняться успел, но он меня прекрасно знает и знает, что, когда я вот такой спокойно-безразличный, это кому-то сейчас звездец настанет. Повезло «Сержу», что босиком, а то разнёс бы ему морду лица как «зафутболенному». Я только чуть-чуть сдержался. Добрый стал, постоянно себя сдерживаю. Вот и этому долбодону повезло нарваться на мою доброту.
        - «Старшина», приведи своего командира в чувство, - коротко приказал я. «Старшина» с «Девятым» молча облили «Сержа» водой и посадили его на лавку между собой. Сказать, что они были изумлены, это не сказать ничего, но сделали всё молча, ожидая продолжения. Сам я подошёл к столу и взял документы, лежавшие на форме, прямо в открытом виде.
        Что тут у нас? Какая прелесть! Непонятно только, почему они меня отпустили? Если отпустили, то зачем? Какой в этом смысл? Или я реально такой везучий? Ну, это тогда полная фантастика. Положив документы обратно, я не торопясь дошёл до оружия, взял автомат, передёрнул затвор и вернулся к столу.
        «Серж» уже пришёл в себя, хотя взгляд плавал, а на скуле наливался синяк. Голова на темечке была разбита, и струйка крови медленно пробивала дорожку среди волос. Нехило его о стенку приложило. От удара этой деревянной головы даже дом закачался.
        - Если вы не ответите на мои вопросы, я вас троих убью, - сказал я негромко.
        «Третий», «Дочка». Вооружиться. Быстро. А потом перебью всех, кто пришёл с вами. - Повысив голос, я рявкнул «Старшине», «Девятому» и приходящему в себя «Сержу»:
        - Руки держать на столе. - Виталик с Верой испуганными воробьями порскнули за автоматами. Для них моё поведение тоже было неожиданностью, но вот какая выучка. Моментально и без каких-либо сомнений на сидящих уставилось уже три автомата. Неплохо.
        - Командир! Что случилось? - глухо пробасил «Старшина».
        - Ничего не случилось. Разбор прошедшей операции. Я пытаюсь понять, ты с немецким диверсантом заодно или он один работает? Руки. Ты документы, что я принёс, видел? Что в них написано? Написано в них, что я вчера убил штурмбанфюрера войск SS. Знаешь, что это? Это капитан или майор, хрен я что понимаю в этих эсэсовских званиях, но точно не сержант. Минимум заместитель начальника разведшколы, которую этот дебильный командир с первого раза не распознал и всех нас послал на убой. Я вот хочу понять, по собственной дурости или он на немцев работает. - Почти мгновенно вокруг «Сержа» образовалась пустота. И «Старшина», и «Девятый» моментально отодвинулись от него. Я же намеренно не смотрел на «Сержа», я смотрел в ноги. Нападение всегда начинается со взгляда и с ног, и стрелять я начну сразу, как только он напряжёт хотя бы одну мышцу на ногах. Да и смотреть в глаза человеку, которого допрашиваешь, нельзя. Когда человек, с которым ты говоришь, не видит твоих глаз, он теряется, чувствует себя очень неуютно. Оптимально смотреть на мочку уха, тогда человек видит, что ты смотришь прямо на него, а взгляд поймать
не может. Визуальный контакт в разговоре для допрашиваемого всегда очень важен.
        Я ни на минуту, ни на секунду не думал, что «Серж» - немецкий агент. Немцы давно бы меня взяли, и Виталика, и Веру, и понты с гранатами нам бы не помогли. Да упаси боже! Я просто его «опускал» и параллельно «качал» всех остальных. «Серж» начал тянуть одеяло на себя, и его надо было спустить с небес на землю.
        - Я жду, падаль! Ты уже лишнего на свете живёшь. Как ты оказался в той стороне? Разведшкола находится в двадцати километрах от этой базы и совсем не в нашу сторону. Ты не мог не заметить минированной территории. Ты доложил, что на хуторе издеваются над людьми, но забыл добавить, что это не хутор, а барская усадьба и это стандартное обучение ножевому бою при подготовке диверсантов. - Я, в общем-то, этого не знаю. Откуда я могу знать, как немцы диверсантов готовят? Конечно, это блеф, но какой убедительный. Просто если кого-то просто так режут, значит, кому-то другому это надо. Технология простая, что здесь, что в нашем времени. Я так же своих малолеток учу, чтобы они крови не боялись.
        - Я не немец. - О как! Очнулся. - Я могу встать? - Такой резкий переход из непринуждённой и дружеской обстановки в почти экстремальное состояние ломает даже специально подготовленных людей. «Серж» в данном случае не исключение.
        - Медленно. - Говорил я резко. Короткими, рублеными фразами. Это тоже элемент экспресс-допроса, да и вообще здорово отличается от моего обычного стиля общения.
        «Серж» медленно встал и распоясался, потом снял немецкий китель, нательную рубаху и вывернул её наизнанку.
        - Сесть. Ступни ног убрать под лавку. - «Серж» сделал, что я сказал. - Не отрывать, отдать так. Брось на стол, я прочту. - Ну да, конечно, это то, что я ждал. На шёлковом лоскуте номер воинской части и печать, старший лейтенант. Документ не объясняет, что ты делал у разведшколы.
        - Представьтесь и предъявите документы. - Вот сразу видно профессионала. Приятно, что я не ошибся. Сейчас я тебя удивлю, сучонок.
        - С какой это стати? - Я глумливо усмехнулся. - Ты кто такой, чтобы я вообще с тобой разговаривал? Ты забыл, откуда я тебя вытащил? Так могу тебя обратно туда отправить. Со всеми твоими спутниками, выступлениями и документами.
        В документе что написано? «Оказывать содействие». Тебе содействие оказали. Тебя достали из немецкого плена и ни разу не поинтересовались, какого мужского полового органа ты вообще там делал.
        Теперь забирай своих людей и пошёл вон отсюда! А я отряд, что уговаривались, создал и дальше буду воевать. Теперь это партизанский отряд, а он никому не подчиняется, пока у меня нет воинского звания. Присвоить мне воинское звание ты не можешь, пока ты не подтвердишь свои полномочия. - «Серж», «Старшина» и «Девятый», вот как назвать их вид? Ошеломлены наглухо - не то слово. Во-первых, я вроде ничего не нарушал. Во-вторых, логика присутствовала. Я ведь действительно собрал отряд, вооружил его и очень эффективно воюю. И при этом, в-третьих, тупо выгонял их. Я ведь на самом деле им не подчинён, и у нас изначально была такая договорённость.
        Я жду ответа на свои вопросы, и пока ответов не получу, ты для меня немецкий агент и живым отсюда не уйдёшь. Мне всё равно, какие у тебя документы. - Я намеренно давил на «Сержа». Понятно, что я его никуда не отпущу. Мне его проще похоронить, чем отпустить, но он-то об этом не знает. Ровно как и «Старшину» с «Девятым». Мне они все нужны как воздух, но размазать их по горнице просто необходимо, иначе начнётся красноармейское двуначалие, которое мне ни в какое место не упёрлось.
        - Мы можем поговорить наедине? - глухим, невыразительным голосом спросил «Серж». Теперь было видно, что он сильно подавлен. Первый наезд не прошёл, и он отчаянно ищет выход из создавшегося положения.
        - Можем, но у меня секретов от «Третьего» нет, так что он останется.
        - Хорошо, пусть будет так. - «Серж» так и сидел на табурете, не глядя мне в глаза.
        - «Старшина», «Девятый», «Дочка», сделайте, пожалуйста, что-нибудь поесть и сами не пропадайте, накрывайте на всех, мы пока к нам в комнату пройдём. «Третий», прихвати этот хлам со стола. - Виталик смёл со стола вместе с вещами эсэсовца одежду «Сержа» и направился к нам. Вера так и стояла у дверного проёма на кухню, наставив на сидящих автомат. Умничка девочка, я в душе млел от восторга. Я же пропустил «Сержа» вперёд и, контролируя каждое его движение, не торопясь двинулся за ним. Мы зашли к нам в комнату и сели за стол.
        - Кто вы такие? - завёл свою шарманку «Серж».
        - Я тебе предлагаю три варианта развития событий. Первый. Я тебя сейчас убиваю и всем говорю, что ты немецкий агент, и мне не придётся отвечать на твой вопрос. Второй. Ты забираешь свою группу и уходишь к Бениной маме, то есть к Себежу, и там, в голом осеннем лесу, тебя затравят как бешеную собаку, и я не отвечаю на твой вопрос. И третий. Ты остаёшься на некоторых условиях с нами, и, может быть, когда-нибудь ты получишь ответ на свой вопрос.
        Я честно тебе скажу. Можно ответить на твой вопрос и на много других вопросов, которые обязательно сразу возникнут после моего ответа, прямо сейчас. Но! Ты тоже в этом случае будешь секретоносителем высшей категории, что в условиях нахождения глубоко в тылу врага не есть хорошо, а с учётом твоего непонятного поведения смертельно опасно.
        - Какие условия? - заинтересованно спросил «Серж».
        - Ты знаешь, за что ты сейчас по роже получил? - как старый одессит, вопросом на вопрос ответил я. - Ты сейчас получил за то, что ты место своё забыл. В разведке не принято трогать чужие трофеи и вещи командира. Это закон для всех. Так вот я здесь - командир, «Третий» - мой заместитель, ты начальник разведки и при этом сотрудник НКВД и занимаешься контрразведкой. Занимаешься ты только этим и войной, то есть воюешь без дураков, учишь людей и при этом ни к кому не лезешь в душу и не ищешь врагов там, где их нет. Если мне хоть кто-нибудь намекнёт, что ты делаешь наоборот, я без предупреждений, раздумий и колебаний пущу тебе пулю в затылок.
        Можешь ответ мне не давать, до конца ужина у тебя время есть. Говоришь «да», я представляю тебя отряду в новом качестве, тем более что ты уже засвечен, тогда в будущем у нас будет время поговорить. Говоришь «нет», завтра уходишь из отряда.
        - Ты не будешь меня больше ни о чём спрашивать? - Это опять «Серж». Я его прекрасно понимал. Он мучительно ищет выход из положения, в которое сам себя загнал.
        - Я выслушаю от тебя только то, что ты расскажешь сам. Расскажешь не сейчас, а на нашей базе, но сделаешь это так, чтобы выглядело правдоподобно. Если соврёшь и я буду чётко знать, что ты врёшь, получишь ещё раз, только в полную силу. Если тебе повезёт, выживешь, нет, закопаем в лесу и забудем.
        Мне не нужны подробности твоего задания, мне на это наплевать с высокой колокольни. Мне нужно понимать, что ты есть такое и как ты оказался у разведшколы. Потому что разведшкола - это твоя подстава, а когда я что-то не понимаю, мне очень хочется виновника убить. Всё остальное мне неинтересно. Одно дело наши договорённости, другое - твоё поведение.
        У каждого человека есть свои тайны. Ты мог бы заметить, я слушаю только то, что человек мне рассказывает, и тупых вопросов не задаю. Я собираю именно мнения людей о человеке, а только после этого начинаю прокатывать его в работе. Мне наплевать, какое у человека прошлое, я о нём ни единого человека в отряде не спросил.
        Мы с «Третьим» живём настоящим и по нему судим о человеке. Пока не начнёшь гадить отряду и мне, ты с нами. Просто ты должен помнить - я командир. Я буду с тобой советоваться, но окончательное решение всегда за мной. Кроме того, ты узнаешь очень много нового, очень многому научишься и узнаешь, какую ценность для отряда представляет «Третий».

«Серж»
        Сказать, что я удивлён, поражён, - это не сказать ничего. Я уничтожен, раздавлен, распят, и произошло это мельком, походя. Меня взяли и как комара прихлопнули. Раздавили и растоптали, а потом подняли, почистили и, поправив на мне одёжку, поставили перед выбором, прекрасно зная, что выбора у меня нет. Этот человек раскрыл меня, раскрыл давно, всё понял обо мне, всё знал или по крайней мере догадывался. Знал и ничего не делал.
        То, что он мне говорил, я принял на веру. Всё так и было в действительности. Ему не нужны были мои грехи, ему хватало своих проблем. Он и его спутник делали своё дело - убивали немцев, делали это потрясающе эффективно, и больше их ничего не интересовало. Они просто идут по жизни туда, куда им надо. И он опять прав. Я действительно забыл своё место, и мой последний аргумент, за который я хватался как за последнюю соломинку, не возымел на него никакого действия. Он знал о нём или по крайней мере предполагал о его существовании, но ему было наплевать на любые документы.
        Капитан делал своё дело и предлагал мне делать его вместе с ним, указав чёткие рамки наших взаимоотношений, и опять был в своём праве. И мне действительно интересно. Мне интересно с ним работать. Здесь есть цель и её достижение. Я здесь нужен и уже давно принял решение. С этим человеком можно идти до любого конца.

* * *
        - Я согласен, - тихо сказал «Серж».
        - Что? Я не понял? - Я намеренно давил на психику. Если ставить точки над «i», надо ставить их сразу.
        - Я согласен, командир, - громче и твёрже повторил он. Вот это другое дело.
        - Хорошо. Ты бы оделся и пошли есть. - Так я получил отличного помощника, очень опытного командира и в дальнейшем надёжного друга.
        За стол мы пришли вместе. Накрыто было интересно. С торца, я так понял, моё место, слева «Дочка» и место оставлено для Виталика, справа на лавке «Старшина» с «Девятым», а дальний торец свободен, а там ни тарелки, ни еды, куска хлеба даже нет, табуретка одна. Отряд высказал своё мнение. «Серж» всё понял и прошёл к своему табурету. Я Виталику кивнул, а он Вере. О как! Она его с полувзгляда уже понимает. У «Сержа» тарелка тут же появилась, стакан и вилка с ножом. «Дочка» сильна! И картошку из чугунка она ему первому положила, а Виталик на палец коньяк налил.
        - Ладушки, отряд. Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет, тому оба. Поэтому представляю вам нового начальника разведки и контрразведки нашего отряда. Звание вы слышали, полномочия между нами подтверждены, а ошибки, они ошибки и есть. Не ошибается только тот, кто не работает. Выпьем за то, чтобы наши ошибки обходились нам малой кровью. Приблизительно как ранение «Стрижа». - Заулыбались все. «Стриж» да! Ржать теперь над ним будут долго.
        - Теперь по делу, «Серж». Определись, в качестве кого ты выступаешь, то есть оставляешь прежнее имя или светишь настоящее. И то, и то имеет свои плюсы и минусы.
        - А как надо, командир? - Вот это правильно, это он сразу просёк. Уважаю.
        - В общем, смотри сам, но сейчас у тебя есть авторитет и люди тебя не боятся. Наденешь форму, многие зажмутся, мало ли у кого какие отношения с органами. Поэтому я предложил бы следующее: мы знаем, и хорошо. Посторонних здесь нет, понадобится - скажешь, приглашу, кого скажешь, и представлю. Если какой командир попадётся, продемонстрируешь документ. Немцы нас и так боятся, их пособники в обморок падают, а своих нам пугать ни к чему.
        - Да, это хорошая идея. Годится, командир. - Слишком быстро «Серж» принял моё предложение. Значит, он в процессе моего монолога прокатал его и понял, что в данном случае мы его перед всеми не светим, а это опять странно. Чтобы представитель справедливых, но карательных органов не рвался рулить и не тряс своими «корками», понтами и полномочиями? Всё «страньше» и «страньше», что-то он скрывает. Да и ладно, подождём.
        - Вот и ладненько, «Старшина». Работаем по этому хутору в прежнем режиме. Полная уборка и консервация всего. Дом разваливаем, потом переходим к заминированному хутору и делаем всё то же самое. Не торопись, делай всё обстоятельно. Эта база нам пригодится. Список того, что есть, покажи мне, я определю, что возьмём при отъезде.
        Да. Я там одну вещь видел: винтовочные гранаты. Покажешь «Третьему», он у меня такой умелец. Из телеги и мотоцикла самолёт сделает, а если ему не мешать и дать побольше времени на творчество, этот самолёт сам будет бегать по перелеску и маскироваться.
        Берём все типы боеприпасов для СВТ, и много. Я где-то видел швейную машинку: забирай и её, и все швейные принадлежности. Все парашюты, что лежат на складе. Весь брезент, что найдёшь. Мыло, и побольше - нас уже почти сорок человек, а я планировал не больше тридцати с тыловой службой. Смотри, чего у нас нет. Пока не зима, может, подвернётся где или немцев ограбим.
        «Девятый», на тебе мины, гранаты, взрывчатка, детонаторы. В первую очередь взрывчатка и детонаторы. Будет время зимой, будем мудрить с фугасами, и вообще посмотри своими глазами, что нам надо.
        «Третий», смотришь трубки под «глушаки». Здесь неплохая слесарная мастерская, выгребай всё. Начинаем использовать твои «золотые руки». При работе по хутору смотрим тайники. Я уверен, что мы и половины заначек не нашли.
        28 сентября 1941 года
        Я сижу у нас в комнате и разбираю вещи убитого мною эсэсовца. Разбираю и пока ничего не понимаю. У меня складывается впечатление, что этот человек всё своё носил с собой.
        Необычно большой ранец, сшитый на заказ. Широкие, прошитые тройным швом лямки. Отдельная лямка, охватывающая бока и застёгивающаяся на поясе как ремень. Дополнительные накладные карманы с удобными кожаными застёжками. Древний аналог туристического рюкзака, только без станка и из очень качественной кожи.
        Ранец полон. Нет. В нём нет личных вещей. Всяких там помазков, бритв и носков тут нет и в помине. Ничего лишнего и личного, только стопка писем, перевязанная толстой чёрной шёлковой лентой.
        Очень странный немец. Один набор оружия обескуражил меня ещё там, в лесу, но тогда у меня не было времени с этим разбираться. Ни одной стандартной кобуры, все сшиты на заказ из неброской, но, видимо, очень дорогой кожи. Эсэсовский кинжал, кстати, висел не на поясе, а лежал в специальном кармашке снаружи на ранце. У меня складывается впечатление, что мне жутко повезло, что я убил его со спины.
        К примеру, у него на щиколотке была кобура с маленьким «Маузером», но на правой щиколотке, под левую руку. Два «Люггера» под обе руки, что само по себе означает, что это очень подготовленный диверсант, так как стрельбой по-македонски владеют единицы что у нас, что у немцев. Я вот, к примеру, с левой руки стреляю очень хреново, хотя специально учился. Да и накачан он был дай боже, а на левом предплечье у него был метательный нож и удавка на поясе, в отдельном кармашке.
        Я смёл с него всё, даже бельё, жетон и серебряный крест. А «Браунинг Лонг»? Тот самый пистолет, что висел у немца в подмышечной кобуре. Очень нестандартный пистолет для немецкого офицера. А то, что он пошёл один? Что мешало взять ещё десяток человек? Понты? Малочисленность инструкторов? Или ты недавно приехал и не хотел, чтобы по твоим многочисленным документам лазали чужие руки?
        Неужели на этом поле были все курсанты и я выбил всех, оставив только тех, с кем ты никогда никуда бы не пошёл? Но ты пошёл в лес раньше, чем они вылезли на поле. Кто приказал им сделать такую глупость? Пока у меня нет ответа на эти вопросы. А ещё сверху толстых папок с документами лежали пачки с патронами к «Браунингу» и, похоже, те самые, заряженные ампулами с ядом. Я по крайней мере таких боеприпасов никогда не видел, правда, я и не эксперт.
        Кроме того, под мундиром на эсэсовце была надета жилетка из плотного, почти неубиваемого материала, и в ней было девять потайных карманов, равномерно распределённых на поясе. В восьми карманчиках были фотоплёнки в жёстких металлических футлярах, а в одном такой же металлический футлярчик, почти доверху заполненный бриллиантами. Бриллианты очень крупные, от шести карат как минимум. Это целое состояние в любом мире. Ещё изнутри к жилету был прикреплён пояс из плотной материи, наполненный небольшими, исписанными бисерным почерком листочками в хрустящем целлофане.
        Очень упакованный мужик, очень умелый и очень сильный. Был. Последнее реально не может меня не радовать.
        Вот «Серж» нам всем удружил с этим «родовым гнездом». Как бы нас здесь всех за это хозяйство вместе со всем лесом не закопали. В том, что я сбил погоню с наших следов, я уверен на все сто процентов, но, похоже, нас искать будут до посинения. Нашего посинения или их, не знаю. Одно знаю точно. «Сержу» я всё это не покажу.
        В том, что старший лейтенант НКВД знает немецкий язык, у меня нет никаких сомнений, и знает очень хорошо. Слишком он… благороден, что ли? Его поведение отличается от поведения всех остальных встречаемых мною бойцов и командиров. Дворянин? Очень похоже, а это значит, что он знает не один иностранный язык. Вот и проверим на базе, скажет «Серж» про это или нет.
        Я пока не уверен, что развалил «Сержа» до конца. Построил, да. Вот только есть ещё одна странность - «Серж» слишком быстро сдался, как будто его всё устраивает. Ну да, с этими хуторами нам повезло, мы захапали сразу столько, что за три года не переварить, тем более я и не собираюсь сидеть здесь три года. Но старший лейтенант НКВД мог и покувыркаться за ништяки и главенство в отряде, а он осознанно идёт в подчинение непонятно к кому. Именно это странно до изумления.
        Тогда я ещё не знал, что эти документы перевернут всю мою жизнь. Не знал и того, что немцы случайно потеряли меня. Так как последний здравомыслящий человек в этой действительно малочисленной, элитной разведывательно-диверсионной школе, курсантов которой я, как в простом тире, расстрелял прямо на поле, нарвался на мою хитрую тройную растяжку и умер, не приходя в сознание через несколько часов, подарив такое драгоценное для меня время. А за двадцать минут перед моим приходом на перекрёсток через него прошли несколько человек местных с телегой, и немцы, вызвав по рации группу карателей, отправили их на перехват именно этих крестьян. На свою беду, крестьяне успели добраться до дома, и немцы вырезали больше половины жителей очень крупной деревни, потеряв более суток.
        Следов же, внятных и читаемых следов я не оставлял даже в лесу, обмотав свои такие заметные ботинки собственным нижним бельём ещё ночью, отчего следы превратились в бесформенное ничто. Это потом, много позже, немцы перетряхнут все листья в лесу и найдут пребывание ещё нескольких человек на первой точке сбора и коротком отрезке в лесу. Но так и не смогут определить направление поисков, так как через сутки пойдёт сильный дождь, который смоет с дороги остатки следов «Сержа» и Давида.
        5 октября 1941 года
        Мы раздолбали оба хутора наглухо. Оставили только остовы двух домов и развалины хозяйственных построек, с кучами мусора на их месте. Под этими завалами остались ямы с нашими закладками.
        Переставили мины и наставили их дополнительно, а противотанковые мины поставили с сюрпризами. Заодно потренировал «Девятого» и остальную толпу в установке несложных мин-ловушек в связке с дополнительными растяжками. «Лимонку» ведь можно так воткнуть, что противник будет удивляться уже на том свете.
        Загрузили три грузовика, и даже на броневике едет десант. Бойцы забились по трое в кабины машин и по одному на каждую подножку машины. Забрали всех лошадей с обоих хуторов, понятно, что с упряжью. И вот, наконец, мы дома. Нас встречают у «фишки», мы опознаёмся и катимся дальше.
        На следующий день мы встретились в старом составе, то есть до Сарьи и снайпера. Узкий круг в смысле. На завтрашний день назначены общий сбор и маленький праздник.
        - Вы знаете, я долго думал, как начать сегодняшний разговор, а потом решил, что мудрить нечего! Я хочу сказать вам всем спасибо! Спасибо за то, что вы со мной! Спасибо за ваш труд, за ваше терпение, за уничтоженных полицаев и немцев. Мне очень повезло с вами, и я рад, что мы воюем вместе.
        Теперь несколько объявлений и предложений. «Серж» назначается начальником разведки и контрразведки отряда. Вся информация по бойцам сначала отдаётся ему. Разумеется, я и «Третий» тоже будем её знать. Отдельное спасибо лично от меня и от «Третьего» вы получите каждый и не за столом. Я прошу принять мои подарки. Не понравится, выбросите, озеро рядом, но я прошу оставить. Жизнь большая, длинная и извилистая, меня может уже завтра не быть, а память об этом дне останется.
        Не дай бог, но никто не знает, как повернётся ваша жизнь в дальнейшем: может, этот подарок спасёт вашу жизнь или жизнь вашего ребёнка. Это часть наших трофеев, и вы тоже имеете на них частичное право, а моральные терзания и какие-то сомнения киньте в меня, я сам отвечу и перед богом, и перед людьми. - Я выбрал действительно хорошие вещи с правильными камнями и собираюсь поступать так и впредь. В любом случае это признание их заслуг, а как они поступят с подарком, уже их дело.
        - Персонально «Погранцу» и «Третьему». За старую разведку лично от меня абсолютно одинаковые награды. «Погранцу» за то, что дословно выполнил мой приказ, и, соответственно, теперь опять будешь ходить старшим. «Третьему» за общее руководство разведкой и выполнение моего приказа. Только дословное выполнение приказа нас спасло. Вы не сунулись куда не надо, и мы все живы.
        Эти «Люггеры» не штатное оружие, как «Вальтеры», а наградное, как у «Старшины», «Гнома» и «Бати». Чтобы все понимали - такое оружие у немцев редкость. Эти пистолеты я лично взял с убитого мною эсэсовца и сам вам дарю.
        «Старшина». Я знаю, что ты у нас любитель подымить, а правильного табака у тебя нет. Вон те четыре вещмешка лично от меня, нашел у одного упыря в загашнике - понимал урод в табаке. «Третий» потом объяснит, как всем этим пользоваться. Ну да, у майора латвийской армии я нашёл настоящие гаванские сигары и хороший листовой табак, а ещё приличный французский «Житан». Понимал, гадёныш, в напитках и табаке, хотя о «Житане» хорошо отзываются только французы.
        Очень небедный был упырь, но о находках позже. Главное, в загашниках этого хозяйственного человека мы нашли очень хорошую цейсовскую оптику и мосинские винтовки со снайперскими прицелами ПУ. Так что теперь мы не только снайперские пары оптикой обеспечим, но и в каждую из рейдовых групп отдадим по снайперке, что повысит боеспособность каждой группы на несколько порядков.
        Я предлагаю использовать маскировочные халаты как повседневную форму одежды. У нас их достаточно много, штука в носке удобная - загрязнится на тренировке, можно просто сменить на такой же маскхалат. Можно и цвета по принадлежности использовать. У снайперов одни, у остальных другие, да и на девчонках будет хорошо смотреться.
        Мы будем всем выдавать «Вальтеры» как личное оружие, но новые бойцы получат его только при прохождении определённого времени. Будем называть его «курсом молодого бойца». Ношение личного оружия у всех без исключения постоянное и обязательное, и потом какое-никакое, а мы воинское подразделение.
        Теперь о вопросе «Восьмого». Перед нашим отъездом ты мне задал вопрос, зачем нам столько гранат без замедлителя. Первое. Очень удобно всё минировать, нет паузы перед взрывом. И второе. Представьте себе ситуацию. Убили мы немца, а оружие и боеприпасы забрать не успели или забрали, а по карманам не прошлись. А в кармане лежит наша граната. Что сделает немец?
        - О! Граната! - И положит её к себе в карман. Потом где-нибудь понадобится ему граната, а она у него в руках взорвётся. Гранаты кидают из укрытия, в укрытии он может быть не один. Или сняли нашу растяжку. Та же картина.
        - Ой! Граната в руках у Ганса взорвалась! - Хозяин уже не скажет, где он её взял.
        - Проклятые русские! Не могут гранату нормально сделать! - И заметьте. Мы здесь совершенно ни при чём. - Рассказывал я всё с соответствующей интонацией и мимикой, так что выглядело это достаточно смешно. «Погранец» самый эмоциональный. Заржал он так, что, откинувшись, чуть не свалился с лавки, за ним засмеялись и все остальные. Хохот потряс горницу.
        Вот это чудо! Улыбнулась «Фея». Ай, хорошо. Надо девочку потихонечку раскачивать. Я давно этим занимаюсь, но самыми первыми аккуратненько, ласково и нежно этой раскачкой занимались только Виталик, «Старшина» и девчонки с Верой во главе. Это были самые близкие к девочке люди, и к ним у «Феи» было больше всего доверия.
        Однажды, в самом начале, я поймал взгляд этой маленькой озлобленной на весь мир девочки и испугался, что дал ей оружие. Девочка была похожа на сжатую до упора пружину, готовую сорваться в любой момент, но пистолет уже был у неё в руках, и я не счёл возможным отбирать его. Пистолет был наградой девчонкам за их помощь всему отряду, и, отобрав его, я оскорбил бы «Фею» и опустил бы доверие к себе как к командиру отряда ниже плинтуса.
        На следующее утро после Сарьи я категорически запретил всем мужикам подходить к девчонкам и даже смотреть запретил не по делу, а один игривый даже удостоился ласкового шлепка от «Старшины». Ничего, что он вторым глазом смог смотреть на мир только через пять дней, зато практический урок для всех остальных.
        Затем, по ходу дела, я дал чёткие инструкции Виталику, «Погранцу», «Старшине» и «Сержу». Тогда, ещё при строительстве первой базы, мы начали использовать девчонок только в дозорах и сразу начали учить их. Они жили, ходили в дозоры, питались, мылись и учились только вместе. Я отгородил их от всего остального мира, дав простой и понятный выход: возможность убивать врага. Лучше смотреть на мир в прицел оптики, чем есть самого себя и окружающих тебя людей. Однажды, когда «Фея» мылась, Вера заменила ей её «Вальтер» на точно такой же «Вальтер». Только её новый «Вальтер» не стреляет. Совсем - у него спилен боёк.
        У поломанного психологически, а тем более физически человека наглухо съезжает голова. У всех, кто прошёл через Сарью, в той или иной степени «поехала крыша». Более-менее готов к Сарье был «Серж», потом я, «Старшина» и все, кто прошёл через концлагерь, а Веру жизнь пожевала до этого.
        Именно по этой причине я разделил людей на небольшие группы. Самое простое и понятное чувство человека - это месть. Я дал людям обычную, обыденную работу, выдал оружие и связал им ноги. Они сварились в собственном соку, и уже после постройки базы с ними можно было работать, а потом нам удачно попались упыри. Это была очень хорошая психологическая разрядка, с практическим применением. Если бы упыри не попались, их пришлось бы придумать или найти других, но здесь это несложно. Мы на днях этим как раз и займёмся.
        - Теперь следующее. До наступления холодов нам надо построить базу за озером. С послезавтрашнего дня занимаемся только этим, разумеется, учёба и тренировки по графику. На боевую работу ходим я, «Серж» и «Погранец», с собой берём одного или двух снайперов. Для снайперов это практическая учёба. Все остальные только то, что я сказал, и работа с «Третьим», но он сам будет выбирать, что и от кого ему надо. Будет много нового оборудования, одежды и тактических приёмов. Вам надо будет всё осваивать, учиться и учить других.

«Серж»
        И вот опять. Я слушал, что говорит этот человек, и недоумевал. Сказать, что я поражен, это не сказать ничего. Я уже давно перестал называть его капитаном даже сам с собой. Он не был капитаном и никогда не служил в НКВД. Такой человек никогда не выжил бы в нашей системе. Всё, что он делал, шло вразрез с той установкой, которая была в органах, да и во всей стране.
        Он берёг людей. Для него люди были величайшей ценностью. Любой мальчик или девочка в нашем отряде были для него дороже и ближе, чем безумно дорогие золотые изделия с драгоценными камнями, которые он, походя, просто подарил людям, и люди отвечали ему тем же. Он брал простой булыжник, держал его в руках, укладывал в мозаику, и оказывалось, что это именно тот фрагмент, которого так не хватало.
        А решение с гранатами? Этот человек - гений! Я тоже до самого последнего момента и не подозревал о такой возможности, а ведь это так просто. Просто и, как всегда, красиво. При этом он говорит, что это не все новинки. Он использовал выражение «тактические приёмы», но это уровень академии генерального штаба, а он говорит это вчерашним школьникам. Он говорит, что вот этот тихий и незаметный человек специалист, но при этом этот ценный специалист тоже ходит на боевые операции, и это в их среде норма поведения. Я уже устал думать, кто они и откуда пришли. Я просто ничего не понимаю.

«Фея»
        Она любила этого человека. Каждый его жест и улыбку. То, как он говорит с людьми и просто сидит и смотрит в листы карт или какие-то бумаги. То, как приказывает и просит. Как учит на занятиях и даёт задания инструкторам. Как объясняет и ругает «Погранца», а «Погранцу» достаётся больше других, но и хвалит тоже, и награждает, говоря добрые слова. И даёт боевые имена. Вот её назвал «Фея». Назвал сразу, ни на секунду не сомневаясь, и все приняли это, и она это приняла. А немцев и полицаев теперь все называют упырями, и это самое мерзкое слово в отряде. Любила за всё. За то, что он есть в её жизни.
        А подарок! Господи, какой это был подарок! Как можно такую красоту выкинуть в озеро? Перед собранием он подошёл к ней и попросил протянуть ему обе руки и закрыть глаза, а потом положил ей на одну ладонь что-то, накрыл другой её ладонью и, держа её ладошки своими большими, сильными руками, сказал:
        - Это тебе вместо ордена. Пусть у тебя будет память обо мне. - Она раскрыла ладонь и увидела бабочку. Нежную, воздушную, ажурную, золотую бабочку с блестящими камешками вместо глаз и заколкой на брюшке. Бабочка была настолько красива, что у неё на мгновение захватило дух.
        А ведь сначала она хотела его убить. Убить всех и в первую очередь его. Не прошло и получаса после того, как она решила его убить за это очередное унижение, она увидела то, ради чего это было сделано. Она увидела убитых на посту немцев. Увидела, как свалили эти изломанные смертью куклы в одну большую кучу и как где-то там, в середине, под толстого немца он аккуратно, объясняя всем, положил гранату без чеки.
        А потом он сделал то, что привело её в восторг. Это было невозможно, немыслимо и перевернуло всю ее. Он распорол штаны на верхней кукле, пристроил большой куст ромашек прямо между ягодиц и объяснил, что теперь немцы знают, кто убивает их солдат, и будут его искать, а значит, и её, если она будет рядом.
        А ещё он дал ей в руки оружие, сказал ей спасибо и повернулся к ней спиной. И это его доверие к ней раздавило её. Это потрясение было больше, чем случилось с ней утром, и пришла в себя она много позже. Потом был полицейский, которого они повесили на берёзе, - и это тоже сделал он.
        Произошло всё это в один-единственный день, и она не сразу осознала всё это. Слишком быстро в спокойное, мирное течение её жизни ворвался беспощадный военный кошмар.
        Её жизнь изменилась сразу же. В её жизни появился смысл. Смысл всей её дальнейшей жизни: убивать немцев и полицаев. Ей дали винтовку и учили её, и она воспринимала это как должное, но была одна вещь, которую она поняла много позже. Поняла и поразилась, как сразу он понял её. Ей никто с того времени не смотрел в глаза. Кроме него и «Дочки». Никто и никогда. Даже те, кто постоянно общался с ней, их инструктора, никогда не делали этого. Они смотрели на оружие, на её руки, на местность и вообще куда угодно. «Дочка» только однажды сказала ей:
        - Командир запретил, - и ещё она сказал тогда: - Командир сразу запретил к нам приближаться, сказал расстреляет. - Много позже она узнала, что однажды «Старшина» ударил парня из их деревни. За то, что пытался подойти к их палатке. Ударил так сильно, что парень два дня не мог встать.
        Всё, что происходило с ней до сегодняшнего дня, было настолько странно и необычно, что она не сразу осознала это. Никто и никогда в прошлой жизни её так не защищал. Забота командира ощущалась во всем. В боевой учёбе, в постоянном присутствии «Старшины», в повседневной жизни и даже в вечерних посиделках и ответах на их бесконечные и часто бессмысленные вопросы. Но их новые учителя отвечали на эти вопросы, учили их, тренировали и заботились о них как о собственных детях, и со временем это стало для всех привычным.
        Вот и сейчас командир говорит простые и понятные вещи. Говорит так, как будто рассказывает смешную историю. Историю, как они будут убивать упырей, а значит, и она. И очень скоро она пойдёт с ним на работу. Ту работу, которой он её учил: убивать упырей. И она не подведёт.
        6 октября 1941 года
        Опять мы сидим за нашим столом. Только теперь сидим всем отрядом, все наши тридцать два человека. Ещё шестеро сейчас в дозорах. «Старшина» с Виталиком творчески подошли к моему предложению, и действительно отряд преобразился. Всё же одинаковая одежда сближает.
        Себе я взял камуфляж как на снайперах. Девочки-снайперы по моей рекомендации выбрали маскхалаты «широкий лист», и больше этот камуфляж никому не дали. Пусть будет небольшая кастовость в отряде, только этим я могу их выделить. Но самое интересное, в камуфляже врачи, и всей семьёй, хотя мы и привезли им всем гражданскую одежду. Абсолютно новую одежду, даже с торговыми бирками. Видно, упыри обнесли магазин. Камуфляж выдали по их просьбе.
        Молодец доктор. Я так и не смог поговорить с ним, у меня пока не было времени. Все с оружием, кроме новичков, и это тоже выделяется. Здесь сидят все, даже раненые, только «Стриж» стоя, и все потешаются над ним.
        - По традиции при сборе отряда слово предоставляется командиру отряда! - как всегда, с лёгкой усмешкой начал я.
        - Нас стало больше, и меня лично это радует. В нашей семье появились доктора. Да, я не оговорился, именно в семье. Война закончится, нас разбросает по жизни, но наши отношения так и останутся близкими и родственными. Наши раненые, спасённые нашими докторами, не позволят относиться друг к другу иначе.
        Как это бывает в любой нормальной и дружной семье, у нас уже появились традиции, и одну из них пора продолжить. Сегодня мы вручаем личное оружие тем, кто прошёл «курс молодого бойца». - Я кивнул, и «Старшина» с Виталиком раздали «Вальтеры» молодым, и в том числе неожиданно и всей семье врача. Чем поразили их всех.
        - Да, да, Генрих Карлович, - обратился я к обескураженному старому доктору. - У нас принято, чтобы человек мог защитить себя и свою семью в любую минуту. Только сейчас оружие у вас всех не заряжено. У вас в семье ребёнок. Сегодня пройдете обучение с инструктором - тогда и выдадим патроны. Врачи обычно некомбатанты, но, к сожалению, не в вашем случае. Я хочу, чтобы у вас был ещё один хотя бы мизерный шанс спасти свою жизнь и жизнь близких вам людей.
        Вы все должны понимать. Первый этап нашей войны закончился. Теперь отряд учится. Для того чтобы хорошо выполнять свою работу, надо учиться. Учиться, чтобы эффективно работать.
        Наша работа простая и доступная. Наша работа - убивать немцев и полицаев. Это не месть, не война, не какие-то высшие чувства и материи. Это обыкновенная для сегодняшнего времени работа.
        Как и любому другому ремеслу, убивать надо учиться. Вы все это делаете с тем или иным успехом, но этого пока мало. Мы все живы только потому, что в нашей команде есть «Серж», «Старшина», «Погранец», «Белка», «Батя», «Восьмой» и «Девятый». Их до войны учили и учили хорошо. Они учились, выучились и теперь учат вас. Правда, «Погранца» немного не доучили, но ничего, «Погранец», я тобой персонально займусь.
        А про тебя, «Стриж», я скажу отдельно! Все посмотрите на «Стрижа». Если будете действовать так, как он, будете вечными дежурными по кухне. Хотя это тоже тяжёлый труд. Попробуйте в одно лицо картошки на сорок человек почистить и воды натаскать. - За столом засмеялись все и врачи тоже. Они, между прочим, тоже на кухне часто трудятся и по собственной инициативе.
        - Ну, ничего, научишься, а первый свой опыт ты уже получил. У нас много инструкторов, и война завтра не закончится, - добавил я, переждав смех.
        - Теперь о деле. Мы перейдём к личным тренировкам и тренировкам по рукопашному бою. Немецкий язык обязателен для всех без исключения. Для боевых групп будет составляться индивидуальная программа тренировок. На боевую работу пока будут ходить единицы. Пока не выучитесь правильно убивать врага, никто на боевые задания ходить не будет.
        Объясню, что значит «правильно убить врага». Надо его убить, потом ещё одного, и ещё, и ещё, и тихонечко, и обязательно живым и невредимым вернуться на базу. Убить, чтобы погибнуть самому, не годится. Зачем мы тогда будем вас учить? Чтобы усилия десятка инструкторов поменять на одного вшивого, не за столом будет сказано, упыря? Я категорически против этого. Ваши жизни нужны в первую очередь вашим будущим детям и внукам.
        И последнее на сегодняшний день. Сейчас мы всем раздадим по монете. Считайте обязательной к ношению, как оружие. Хоть на шею на верёвочку повесьте - скажете «Третьему», он сделает. Это необходимо особенно тем, кто уходит на боевые задания. Отчитываться по ней необходимости нет. Потратили, потеряли, подошли к «Старшине» или «Третьему» и получили новую.
        На монету можно купить то, что необходимо в дальнем рейде. Еду, одежду, да хоть коробок спичек или кружку воды. Главное - ничего не отбирать у мирных людей. Тогда вам это может спасти жизнь. Основа всей нашей подготовки: не размениваться на мелочи. Мне ваша жизнь дороже всяких железок. - И всем раздали золотые николаевские червонцы. Всем. Даже маленькому сынишке врачей, прибив старого доктора окончательно.
        - Ой, Генрих Карлович! И нэ глядите ви на мэнэ так! Ниымба у меня нэт и кирильев тоже. Я такой ангел, с которым лучше нэ встречаться на киривой дорожке в тёмное время суток, особенно когда я голодный. И вообще надо съесть всё, шо нам послал бог и нэмцы! - сказал я, изменив голос и вызвав очередной дружный хохот. И мы перешли к еде. Так и закончился наш семейный праздник.

«Доктор»
        Он опять поразил меня простой и логичной речью, простыми поступками и оружием, розданным в том числе и нашей семье. Я уже видел такие же пистолеты у девочек, живущих в нашем доме. Сара, высокая, красивая, как богиня, одетая в немецкий мундир девушка, как-то сказала нам за столом, что командир сам вручает личное оружие, и поразила меня тем, с какой теплотой она говорила о командире. Я и сам уже стал думать о нём не с иронией как о молодом человеке, а уважительно, как и все остальные, как о командире всего отряда.
        Но последнее его действие. Эти золотые, известные всему миру николаевские червонцы, розданные всему отряду и всей моей семье, даже моему несмышлёному внуку, потрясли меня до глубины моей циничной души. Само объяснение этого поступка - «может спасти вашу жизнь» - до сих пор никак не укладывается в моей старой голове.
        Он сказал, что жизнь этих детей и их будущих детей и внуков ему дороже «всяких железок». Назвал железками эталонное золото, ценящееся во всём мире. Сказал, открыто упомянув Бога, и я понял, что всё, что он говорил мне при нашей встрече, чистейшая, не замутнённая ничем правда. Такой человек просто не мог быть сотрудником НКВД. Но кто же он и его друг?

«Погранец»
        Всё, что произошло со мной за последние неполные два месяца, промелькнуло перед моими глазами ярким, стремительным росчерком. Задания, которые давал мне командир, его приказы были просты и понятны. Неожиданно для себя я стал не просто бойцом, но ещё и инструктором у избитых, поломанных полицаями девчонок. Я стал их старшим братом и учителем, наставником и близким другом. Командир несколько раз повторил, как надо разговаривать и вести себя с каждой из девочек и даже как смотреть на них. Например, запретил прикасаться к ним руками, а «Фее», маленькой хрупкой и почти невесомой на вид девчушке, запретил смотреть в глаза.
        Это было странно, необычно и смешно, но ровно до того момента, пока я не попытался до неё дотронуться. Я учил «Фею» ползать и положил на неё руку, чтобы прижать к земле. Но «Фея» тут же вывернулась у меня из-под руки, перевернулась, отбросила мою руку и схватилась за пистолет. К моему счастью, рядом был «Старшина», который оттолкнул, отбросил меня в сторону, прикрыл меня своей широкой, могучей спиной. Только потом, уже вечером, наливая мне полную кружку водки, «Старшина» сказал мне, что на «Вальтере» «Феи» спилен боёк.
        Наутро «Фея» вела себя как обычно. Внимательно слушала меня, кивала, чему-то удивляясь, распахивала большие серые глаза и не улыбалась. За все эти дни «Фея» ни разу не просто не засмеялась, она даже не улыбнулась, оставаясь всегда спокойной, уравновешенной и опасной, как готовая в любой момент ужалить змея.
        Неожиданно для себя я привязался к черноокой и чернобровой Эстер, и мы часто проводили вместе по вечерам короткие минуты, наполненные учёбой и, как говорил командир, «боевой работой» дней. Вчера командир опять удивил меня. Он отвёл меня в сторону и подарил большие, тяжелые, золотые часы «луковицу», усыпанные мелкими и блестящими камешками, а затем, как-то по-доброму улыбнувшись, попросил передать это Эстер и положил мне на ладонь две вещи. Большую сверкающую такими же мелкими камешками брошь и маленькое колечко с красным камешком, сказав, что завтра у Эстер день рождения. Он знал и помнил даже об этом, хотя сам был занят всё время.

* * *
        Я дал всё же людям ещё один выходной. Слишком напряжёнными были последние дни, да и разобрать и растащить по загашникам привезённое нами было необходимо. Ещё вчера я отослал «Погранца» с Эстер на дальнюю «фишку» на целый день. Виталик сам отнёс туда большую корзину провизии с бутылкой лёгкого вина и нашими поздравлениями. Это была та самая «фишка», мимо которой в своё время я прошёл по боковой тропинке. Теперь все тропы вокруг «фишки» были заминированы самим «Погранцом» и «Восьмым».
        Особенного смысла в этой «фишке» не было, но я стремился привязать «Погранца» к Эстер сильнее. Дело в том, что мягкой и ранимой Эстер был нужен защитник, а «Погранец» при всей своей бесшабашности и даже иногда безбашенности был очень одиноким человеком, так как был из детского дома и родственников у него не было в принципе.
        Городских девчонок, работавших на хуторе, к счастью, изнасиловать просто не успели, привезя их на уборку урожая, но вот всех их родственников расстреляли за городом. Так что у меня оставались только две проблемы. Непреступная Сара и крайне опасная «Фея», которую сторонились все парни отряда. Эпизод с «Погранцом», произошедший ещё на старой базе, усилиями «Старшины» получил широкую огласку.
        10 октября 1941 года
        Опять раннее утро. Ещё не рассвело, а мы уже в пути. Это пока только лёгкая разведка с обязательным кровопусканием. Я хочу уехать как можно дальше и поискать ещё один мотоцикл. Пока не холодно, надо потренировать снайперов, да и хоть немного утолить им жажду крови, а то перегорят. Девчонок надо вывозить - одних их не отпустишь, а пешком мы будем ходить потом, когда окончательно похолодает. Я совсем не забыл о тех полицаях, что живут недалеко от нашего хутора, просто ещё не время. Убить их можно и зимой, закопав по-тихому где-нибудь в снегу.
        Сегодня выезд двойной. «Погранец» со «Старшиной», «Белкой», Эстер и Зерахом ещё ночью уехали на телеге по одной из просёлочных дорог на разведку и свободную охоту за одиночными полицаями или, если повезёт, за одиночным мотоциклистом. Старший группы «Старшина». Ну а мы втроём с «Сержем» и «Феей» едем на мотоцикле. Я прекрасно вижу, как девочка ко мне относится, но пусть лучше будет так. Со временем её влюблённость пройдёт, наверное. Она ведь совсем маленькая, почти ребёнок. Через два месяца «Фее» исполнится пятнадцать лет. Перед операцией «Дочка» поменяла «Фее» «Вальтер».
        Я хорошо изучил карту и выбрал время, так что уже в районе десяти утра мы находились недалеко от довольно оживлённой дороги километрах в семидесяти от базы. Сегодня только стрельба, хотя листовки я тоже прихватил. Свой мотоцикл мы закатили в небольшой ельник рядом на просёлке, а сами добежали до трассы. «Серж» с биноклем и немецким ручным пулемётом, я с «Феей» с винтовками СВТ.
        Повезло почти сразу. Редкие машины мы не трогали, но через полчаса появилась телега с пятью полицаями. «Фея» не подкачала - трое были её. К полицаям у девочки неутихающая ненависть. Никто за оружие так и не схватился, даже с телеги соскочить не успели. Правда, я первым выстрелом убил лошадь, чтобы не дёргалась и прицел «Фее» не сбивала. Потом мы выскочили на дорогу. «Фея» добила из личного «Вальтера» специально раненного мной в живот полицая, сама оставила пару своих листовок. Прихватили ППШ, гранаты, патроны, по традиции вытряхнули карманы, забрав документы, и оставили одну гранату от «Восьмого». Я же обещал сюрпризы.
        «Фея» ликовала! Это надо было видеть. Дали ребёнку игрушку. Я знаю, что это не по-человечески, но я не знал в Росице, не знаю и сейчас, как удержать ее от безумия. Я специально переключал её внимание на себя и «Дочку», но «Дочка» - её напарник и самый близкий ей человек, а я наиболее подготовлен психологически, так что пусть будет лучше так.
        Мы остались на месте. Засада пока полностью не отработала. Первый грузовик, здорово чем-то загруженный, чуть притормозил. Сидящий рядом с водителем офицер рассматривал убитых полицаев, и «Фея» убила водителя. Грузовик чуть дёрнулся, не торопясь покатился, сильно забирая влево, и свалился на обочину. Выполняя мой жестовый приказ, «Фея» сменила обойму на зажигательные патроны и стала стрелять по баку. Всё было, как в тире. Попытавшегося вылезти из машины офицера я убил, и выстрелом его отбросило обратно в кабину. В это время грузовик загорелся. Горящие капли начали вытекать из бака, и грузовик неспешно охватывало пламя.
        Надо было уходить, но с другой стороны, из-за поворота, появилась машина. Выскочила она сразу, и до неё было метров триста. Открыли огонь мы втроём: сначала мы с «Феей» по кабине грузовика, а потом и «Серж» по выскакивающим на дорогу пехотинцам. Затем «Серж» добил остаток диска по затянутому брезентом кузову, а я прибил неосторожно высунувшегося унтер-офицера. Неудачно парнишка попробовал в атаку подняться - подождал бы пару минут, остался бы жить. Я на таких расстояниях не промахиваюсь. Судя по тому, как он грохнулся, умер он значительно раньше, чем достиг земли.
        «Фея» же методично, пулю за пулей, посылала зажигательные по второму грузовику. Вот теперь точно пора уходить, в нашу сторону начали изредка постреливать, а кузов грузовика вдруг с какого-то перепуга занялся весёленьким пламенем. Впрочем, стреляли немцы именно в нашу сторону, а не прицельно. Валяющийся на дороге унтер-офицер личным примером показал своим подчинённым, как делать не следует. Похоже, его подчинённые всё понимали без слов. Голову из канавы не поднял никто, а жаль, так хотелось поставить точку кому-нибудь в лобешник. Ну да ладно, в другой раз.
        Я тронул «Фею» за плечо и указал на лес. На всякий случай я всё же присыпал след смесью табака и перца, благо у нас почти никто не курит, а сигареты и махорку мы всё равно на каждой операции выгребаем, да и у упырей запас был. Хватило мне одного раза бега от собак по пересечённой местности. Имел я этих друзей человека во все мыслимые, а лучше немыслимые места.
        Нас никто не преследовал. Мы добежали до мотоцикла, завели его и не торопясь покатились по просёлку к параллельной дороге, выходящей чуть дальше к нашему шоссе. Я сидел в коляске у пулемёта, наши винтовки и трофейный ППШ забрал к себе, и мы уже выкатывались на дорогу, когда я повернул голову и посмотрел на девочку.
        «Фея» сидела позади «Сержа», обняв его руками и крепко, насколько это возможно, прижавшись к нему всем телом. Голова была повёрнута в мою сторону, глаза закрыты, а на детской мордашке девочки цвела мечтательная улыбка. С этого дня «Фея» начала изредка робко улыбаться, но только мне и «Сержу».
        Мы вернулись почти сразу, пока не началась облава, да и по дневной дороге прокатиться надо было. Шоссе достаточно оживлённое, но местных мало и в основном полицаи. А так одиночные машины, редкие колонны, видел два санитарных автобуса, опять в одном месте много разбитой нашей техники и четыре упавших самолёта. Пока ехали, отметил на карте: пришлю потом «Погранца», пусть пошарится. Мотоциклисты, к сожалению, так и не попались. Надо будет засаду где-нибудь на просёлке ставить.
        Опять проехали две деревни на трассе. Постов никаких нет, да и в самих деревнях народу очень мало. Идиллия, погода хорошая, день солнечный, дорога накатанная, как будто и войны нет. Трогать больше никого было нельзя, чтобы не дать немцам понять, в какую сторону мы перемещаемся на технике, так что уже во второй половине дня мы были на базе.
        Начальнику штаба 284-й охранной дивизии подполковнику Генриху Штайнеру.
        Рапорт
        Докладываю Вам, что 10 октября 1941 года в 09.40 неизвестной группой противника было совершено нападение на военнослужащих войск Вермахта и вспомогательной полиции. Диверсионная группа численностью до пяти человек использовала ручной пулемёт MG-34 и русские автоматические винтовки СВТ. Группа противника скрылась в лесу. След был присыпан кайенской смесью, в результате чего розыск диверсионной группы по следам оказался невозможен. Силами второй роты и приданных частей вспомогательной полиции проводится прочёсывание прилегающей местности.
        Командир первого батальона 94-го полка 284-й охранной дивизии
        гауптман Роберт Рихтер

* * *
        «Старшина» с группой вернулись на четырёх телегах. «Старшина» в своём репертуаре: опять прихватил всё, до чего смог дотянуться. Одетые в полицейскую форму ребята неспешно двигались по просёлочным дорогам и трижды за день повстречались с настоящими полицаями. Первый раз прямо на дороге с двумя, так что Эстер даже за винтовку взяться не успела. Уже через два десятка минут две телеги так же неспешно двинулись в одном направлении, оставив в лесу два остывающих ободранных до нижнего белья трупа.
        После обеда, по возвращении, «Старшина» решил сделать засаду на перекрёстке двух просёлочных дорог. Не торопясь, пообедав и поглядывая за перекрёстком, ребята дождались ещё троих упырей на полностью загруженной телеге. В этот раз Эстер выстрелила первой, и за оружие не успели схватиться «Старшина», «Погранец» и «Белка».
        В третий раз «Старшине» просто повезло. Зацепил он двоих наших соседей, наверное, папашку с сыном, на полностью загруженном мешками с зерном транспортном средстве. Они как раз поворачивали на один из хуторов совсем недалеко от нашего расположения, когда с ними поравнялись наши телеги. Отличились сам «Старшина» с «Погранцом». Мирных жителей они бы не тронули, но мирные крестьяне оказались в форме и со стволами. К тому же сынулька, увидев связанного Зераха, сидящего на одной из телег, радостно подскочил с намерением поприветствовать последнего прикладом своего винтаря. Совсем немного не добежал, наткнувшись на нож «Погранца».
        Зерах был очень недоволен, он тоже нож приготовил. Глава семейства прожил на несколько секунд дольше. Он как раз у «Старшины» пытался прикурить. Прикурить-то он прикурил, но немного не так, как планировал изначально. Соседей притащили к нам на хутор и после обычной тренировки с трупешниками закопали в лесу.
        Перед выездом я специально проговорил со «Старшиной» и «Погранцом» порядок их действий на выезде и маршрут передвижения. По просёлочным дорогам между небольшими деревнями и отдельными хуторами двигаются в основном местные полицаи и крестьяне. Ни крупных групп полицаев, ни немецких подразделений, ни постов на этих дорогах можно было не ждать.
        Именно по этим просёлкам мы с «Сержем» катались в разведку, а теперь там прокатился «Старшина», притащивший пулемёт «Максим», два «Дегтяря» - ручные пулемёты Дегтярёва, три десятка наших винтовок, шесть ППД, четыре десятка разнообразных гранат и приличное количество патронов. У троих полицаев был неплохой арсенал. Видно, насобирали на местах боёв и тащили к себе на хутор.
        Уже после ужина, сразу после доклада Виталика, я зашел в дом к девчонкам. Меня всё же вывели из себя, хотя внешне это заметно не было, и виновницей оказалась Вера. И хотя она прикрывала «Фею», меня это волновало мало. Так что, зайдя в комнату к девочкам, я попросил остаться только Веру и лежащую под одеялом «Фею».
        - Давай показывай, что там, - сказал я девочке, испуганно глядящей на меня из-под одеяла. «Фея» отчаянно замотала головой.
        - Вот, - сказал я укоризненно, - плохой Вера командир. Неправильно объяснила, кто я для вас, а должна была сказать, что я и мама, и папа. Не будешь слушаться, загоню в госпиталь к докторам. Они, на минуточку, тоже мужчины. Так что, Маечка, давай я гляну или ты думаешь, у меня плечи другие? Знаешь, как я в детстве прикладом плечо отбил? Больше ты от меня ничего скрывать не будешь.
        - Командир! Ты меня ещё на работу возьмёшь? - вдруг робко спросила «Фея».
        - Как же я тебя возьму, если ты мне не доверяешь? - делано удивился я. - Напарникам доверять надо, а ты куксишься. Так не годится. Нам с тобой плечо лечить надо, потом винтовку тебе делать, а как её мы с тобой делать будем? Через одеяло? - Так и уговорил. С трудом, надо сказать. Несильно пока понимаю, как мне общаться с этой девочкой.
        Плечо девчонка отшибла сильно. Хорошо, что перелома нет и трещины тоже. Хотя с неё станется потерпеть. Я не проконтролировал, забыл, что «Фея» ещё ребёнок. Из меня командир как из дерьма пуля, постоянно что-то забываю. Но, с другой стороны, такой сборной солянкой я никогда не командовал. С мужиками много проще. Да и физические кондиции у любого мужчины много выше.
        Всё же не для её комплекции отдача при выстреле. Как «Фею» отдачей с опушки в лес не унесло? Ко всему прочему она в эйфории приклад сильно не прижала, вот и получила синяк во всё плечо, а я перепугался, что перелом. Ну да ладно, придумаем что-нибудь. Придётся приклад резиной обшивать. Надо будет Виталика озадачить. Мало ему проблем. После чего подозвал Веру поближе.
        - Вот что, командир. За то, что ты меня обманула и не сказала о ранении «Феи», месяц без боевых выходов. Ещё раз обманешь - переселишься на кухню навсегда. Мне не нужны бойцы, которые врут своему командиру. Это не шутки, мы на войне, а не на танцульках в клубе. - Потом обратился к «Фее».
        - Тебе, радость моя, скажу так. Я возьму тебя в напарники, если будешь меня слушать во всём и никогда не будешь мне врать. Я вас всех учить собираюсь, чтобы вы у меня выжили, а вы сами себя в могилу загоняете. В напарниках ты у меня будешь, когда начнёшь нормально питаться, а то врачи мне говорят, что ты совсем не ешь ничего. Теперь тебе это необходимо. Ещё ты пройдёшь мои личные курсы, а это зимой.
        Плечо заживёт, «Третий» начнёт винтовку тебе подгонять. Сядешь рядом с его руками и будешь говорить, как тебе удобно, только не покусай его. У меня «Третий» один и больше не предвидится, так что ты меня не расстраивай. Сейчас придёт Мария, покажешь ей плечо. Договорились?
        - Договорились, командир! А можно вопрос? - обратилась ко мне «Фея».
        - Можно, конечно! Хоть два. Когда я на ваши вопросы не отвечал? - вроде шутливо удивился я.
        - Когда у тебя день рождения? - неожиданно спросила девчонка.
        - Двадцать пятого марта, - спокойно ответил я.
        - Спасибо, я думала, не ответишь, - тихонько прошептала ошарашенная «Фея». О личном мы никогда с Виталиком не рассказывали.
        - Я не вру напарникам. Мы живём вместе. Работаем, учимся, отдыхаем и, если придётся, умрём тоже вместе. Так что просто не вижу смысла. Потом как-нибудь спросишь у «Третьего», врал я ему когда-нибудь или нет. Могу не ответить, если это касается какого-то дела или другого человека, но сразу скажу, что тайна не моя. Всё, отдыхайте, сейчас доктора пришлю. - Выйдя от девчонок, я пересёкся с врачом и его женой и коротко поговорил с ними. Мне нужно было, чтобы Мария помягче разговаривала с «Феей», хотя врачи и так очень вежливые, но девчонкам не хватает именно участия и чисто материнской теплоты.
        11 октября 1941 года
        На следующее утро у нас произошёл бунт, прямо на зарядке. Инициатором бунта оказался новичок «Иванов». Классический еврей, приблизительно такой, какими их так любят рисовать в анекдотах, средних лет, невысокий, очень въедливый и дотошный. Сначала он не хотел учить немецкий язык, апеллируя тем, что учить язык врага не надо, надо этого врага убивать. Затем не хотел выходить на зарядку, потому что считал это бессмысленным, а сегодня, увидев меня, заявил, что может, а нет, требует ходить на боевые операции и желает убивать немцев. Надо сказать, «Иванов» даже собрал вокруг себя пяток последователей во главе с Давидом. Я прямо даже не знал, как его благодарить, пора было преподать всем урок рукопашного боя, а то пару раз автомат разобрали и крутыми себя почувствовали.
        - Таки ви говорите, требуете боевых операций, «Иванов»? Очень интересно! Прямо-таки и требуете? Какая прелесть! Ви все требуете или только «Иванов» себя крутым воином почувствовал? - изменив интонации, перестал глумиться я. - Хорошо. Сейчас зарядка, завтрак сегодня вполовину нормы, то есть половина стакана чаю, и больше ничего, а то вдруг ранение в живот, а вы с полным желудком, и общее построение отряда на улице. Форма одежды как для тренировок. Будет вам боевая операция. - Я собирался устроить показательное выступление. Пора ввалить им всем звездюлей. Аники-воины, мля. У Виталика всё было готово, ну почти всё. Для подобной тренировки в смысле. На площадке перед домом собрался весь отряд. Виталик попросил прийти даже всех врачей и взять медицинскую сумку. У нас сейчас обязательно появятся раненые.
        - Итак, отряд! Кто считает себя готовым к боевым операциям? Два шага из строя. Снайперы на месте. - Вышли все. - Уй! Как всё запущено! - глумливо сказал я. - Начнём с инициатора боевой тренировки. «Иванов», возьмите винтовку со штыком и убейте меня. Я вражеский часовой. - «Иванов» оказался упрямым. Слетев пару раз на землю и разок перекувырнувшись, в четвёртый раз он потерял сознание. Жалеть его я не стал. Зубы остались на месте, губа заживёт, а синяк на скуле сойдёт очень быстро.
        - Доктор. Прошу вас. Приведите бойца в сознание, утомился сердешный немецкого часового убиваючи.
        - Задание несколько сложнее. «Старшина», ударьте меня.
        - Командир! Может, не надо? - «Старшина» явно не ожидал, что в качестве манекена я выберу его.
        - «Старшина», наряд вне очереди за невыполнение приказа. - Удар последовал моментально. «Силён «Старшина»! Увернуться от такого удара было значительно сложнее. У этого, казалось, медлительного и степенного человека помимо силы оказалась приличная реакция, но я был готов. Первый раз я просто отпрянул, надо сказать с трудом, ещё и изогнуться пришлось, пропуская это полено, которое «Старшина» по недоразумению рукой называет. Второй - подбил ему это полено вверх и слегка, открытой ладошкой, щёлкнул по боку, и когда увлёкшийся «Старшина» с широкого замаха ударил меня со всей силы, подшагнул под него, перехватил руку, чуть повернулся. И вот уже «Старшина» стоит на цыпочках с вывернутым наружу локтем, а я, придерживая его одной рукой, второй с невесть откуда взявшимся ножом показываю удар в низ живота. При таком ударе при сильном везении противника возьмут в гарем смотрителем, а невезунчик просто истечёт кровью менее чем через минуту. Перевязать располосованную бедренную артерию нереально.
        - Простите, товарищ «Старшина». Не хотел так сильно, но наряд всё же придётся отработать, - сказал я обескураженному здоровяку, ослабляя захват, но для наглядности продолжая придерживать его руку, слегка поворачиваясь по оси и показывая всем захват и удержание. Наверное, нечасто его бьют.
        - Ну, ты ловок, командир! Где так намастрячился-то? - «Старшина» только сейчас увидел нож, которым я его уже убил бы, будь это в бою. Удивлению его нет предела, да и наши инструкторы во главе с «Сержем» такого фокуса явно не ожидали. Но если водилы и сапёры смотрят на всё это как на представление в цирке, а «Погранец» и «Стриж» как на боксёрский поединок, всё же у них есть минимальная подготовка, то «Серж» реально оценивает всю связку и находится в глубокой прострации.
        Впрочем, в бою я убил бы «Старшину» сразу после первого удара, а скорее всего, до него. Двигается он быстро, но закрываться от ударов и ставить блоки его никто не учил. «Старшина» совсем не ожидал, что я начну уворачиваться от ударов. Судя по скорости проведения ударов и положению всего тела, это у него коронная связка. Первый удар был нанесён из весьма неудобного положения, а нанёс удар «Старшина» привычно, не напрягаясь. Если бы он по мне попал, загнал бы в землю по уши. Силы в нём немерено.
        - Ох, «Старшина»! В глаза бы тебе не видеть такой опыт! - вырвалось у меня.
        - Усложняем задание. «Третий», раздайте желающим реквизит. Восемь человек, у вас в руках ножи. Ваша задача коснуться меня ножом. - Вместо боевых ножей у желающих были деревянные учебные ножи. Как раз и ошалевший «Иванов» пришел в себя.
        - В бою задача - убить противника. Моя задача - вывести вас из строя. Ваша основная задача - коснуться ножом любой части моего тела. Кто коснётся, пойдёт на задание. «Третий». Засеки время. - Это я так, чтобы Виталя потом показал курсантам секундомер. Из-за количества мальчишек я не скромничал и совсем не медлил, даже переглянуться им не дал.
        Первый начал, первый и закончил, добивая стойкого и на удивление вёрткого «Гнома». После первой плюхи он слишком быстро оклемался и снова бросился в бой. Всего получилось одиннадцать ударов. Шесть бойцам, два Давиду и три «Гному». Крепок всё же парнишка, надо с ним персонально заниматься. Потом, прихватив на болевой стоящего на четырёх костях Давида, дошёл с ним до «Иванова», стоящего рядом с изумлёнными донельзя зрителями, и нанёс ему удар ногой по голени. «Иванов» с воем рухнул на землю. Впрочем, у меня за спиной тоже не молчали, хорошо, что позавтракать не успели. Я же обещал ранение в живот.
        - Ох, «Иванов»! Простите. Шальная пуля. На войне бывает. А шо ви не готовы? - После чего показал курсантам на Давиде точку на шее и, неожиданно выпустив его, коротко ткнул его ребром ладони. Давид молча рухнул на землю рядом с верещащим во весь голос «Ивановым».
        - Доктор! Прошу вас. Займитесь, пожалуйста, ранеными. Тренировка не окончена. - Третий! Собери реквизит и готовься. - Виталик мне, конечно, не спарринг-партнёр, но я и не собирался с ним драться. На площадке появились щиты, пехотные лопатки, штыки от СВТ и штыки от немецких винтовок. Подождав, пока все придут в себя, я, как всегда негромко, произнёс:
        - Итак, бойцы. Это то, что вы должны освоить к следующей весне. - И переправил всё железо в круги, нарисованные на щитах.
        - Бойцы. Продолжим тренировку? Или всё же будем учиться? Ну, хорошо, тогда продолжим. Итак, кто ещё желает убить противника? Я вижу, «Иванов» желает! - обратился я к ошарашенному донельзя учебному пособию. Этот наглый еврей - очень полезный манекен, я вообще его из расположения не выпущу. В некоторых случаях удобно быть знающим всё командиром отряда.
        - Задача та же. Убить противника. - Доброжелательно сказал я, протягивая «Иванову» немецкий штык. Теперь прихрамывающий «Иванов» был осторожнее. Я бы на его месте не рисковал, но у «Иванова» дело принципа.
        - Как-то странно вы убиваете противника, товарищ «Иванов»! Интересно, немцы дадут вам столько времени? - продолжил издеваться я. «Иванов» бросился на меня и опять потерял сознание. Бывает. Сломанная нога срастётся месяца через полтора. Жалеть его я не собирался - «Иванов» мне позарез нужен именно со сломанной ногой. Дураков, говорят, и на алтаре бьют, а этому манекену я бы ещё добавил, но так пинать потерявшего сознание бесполезно. Воспитательный эффект теряется.
        - В последний раз хочу объяснить всем, чем диверсант отличается от таких солдат. - При этих словах я кивнул на «Иванова», до сих пор валяющегося на земле в отключке.
        - Диверсант не ходит в штыковую атаку, но его обязанность - проникнуть в укреплённый город, выполнить задание и вернуться живым и невредимым. Вернуться, чтобы выполнять следующие задания. Бесшумное уничтожение одиночного часового - это основа любой диверсии. Уничтожение противника холодным оружием или голыми руками - это основа подготовки диверсанта.
        Никому из вас даже в голову не пришло кинуть в меня нож, а это ведь так просто. Нападать надо было сразу и всем вместе. Кинуться в ноги, чтобы сбить или дезориентировать противника. Наносить удары одновременно, а не по очереди. Какие вы бойцы, если вы восьмером одного завалить не смогли?
        Что мы сделали вчера? Мы уехали далеко от месторасположения отряда, уничтожили больше десяти солдат противника, сожгли машину с грузом и повредили ещё одну. Вроде мелочь. Но!
        В первый день машина и десяток солдат. Повезло. Во второй пара полицаев. В третий. Никого, но поставили парочку мин в разных местах и разведали воинскую часть противника. В четвёртый. Заметили линию связи, перерезали её, смотали весь провод, который смогли, и подождали троих ремонтников. В пятый. Опять никого. Ну не попался никто по пути. Но на проводе, который вы ободрали у немцев, поставили парочку растяжек у разведанной части.
        Дальше продолжать? Это я вам описал четверть одного-единственного рейда в три человека. При этом вы проводите разведку и изредка, я подчёркиваю, изредка стреляете в пути. Всё разведанное вами наносите на карту, по которой будут ходить другие группы или вы сами. Не важно. Главное - это будет уже не вслепую.
        Один рейд. Три человека. За неделю. Один результат. Десять групп за такую же неделю - совсем другой. Но вы ведь на одной неделе не остановитесь? В месяце четыре недели. В году двенадцать месяцев. Сотни убитых упырей силами троих подготовленных диверсантов.
        Сколько стоит грузовая машина, которая налетит на вашу мину? Сколько стоит метр провода, который вы ободрали на линии связи? Сколько необходимо солдат противника, чтобы найти двух человек, которые только один раз выстрелили и за час пробежали три километра от места выстрела? Да задолбаются они вас искать. Вы же через час не остановитесь перекурить, а побежите дальше и через несколько часов, отдохнув, выстрелите ещё пару раз. И опять побежите.
        Упереться рогом и погибнуть несложно - окружат, задавят числом и прибьют как щенков. Главное - выжить и убивать. Значит, надо уходить как можно дальше, спрятаться, чтобы тебя не нашли, сбить следы. Если понадобится, залезть в болото по самые ноздри и переждать облаву. Обмануть противника и убить снова. Вот только для того, чтобы делать так, как я описал, надо очень много учиться и тренироваться.
        - Командир! Можно вопрос? - Это Давид.
        - Да, Давид! Можно.
        - Почему мы не можем сейчас пойти убивать упырей? - Вот сейчас, Давид, ты меня конкретно достал. Гадёныш. Сам жить не хочет и всех на кладбище за собой тащит.
        - Хороший вопрос, Давид. Почему не можете? Можете. Да хоть прямо сейчас. Вопрос только куда? На дорогу? На соседний хутор? В соседнюю деревню? Отлично, Давид.
        Ты, Давид, возьмёшь мину и гранаты, которые я тебе дал. Возьмёшь автомат и патроны, которые тебе опять дал я. Вкусно позавтракаешь в тёплом надёжном доме. Затем ты, Давид, пойдёшь на дорогу, которая находится в пятнадцати километрах от базы, и убьёшь там целых десять упырей. Отличный результат. Подвиг. Будет о чём девочкам рассказать и перед приятелями погордиться.
        После этого повседневного для тебя, Давид, подвига ты, радостно подвывая и во весь голос исполняя военные марши, промаршируешь на базу, приведёшь за собой карателей, и все сдохнут, потому что тупой Давид подвиг совершил - десять полицаев грохнул. Так? Я ничего не пропустил?
        Да на хрен ты мне сдался такой нарядный, лучше бы я тебя в Сарье бросил. - Вот теперь я был в показной ярости и делал вид, что вышел из себя, а на курсантов, и особенно на Давида, было жалко смотреть. Такого меня они ещё не видели, а я с каждой фразой только повышал голос и теперь уже рычал, а не говорил.
        - Умрут врачи, которые вас лечат, и их ребёнок. Умрут девчонки, которые вас кормят, и раненые. Мы лишимся боеприпасов, медикаментов и продовольствия и не сможем дальше воевать, потому что остатки отряда будут вынуждены искать себе кусок хлеба. Зачем я три месяца всё это запасаю? Чтобы на десять упырей всё это променять?
        Вы не знали, с какой стороны взяться за автомат, не умели правильно бросить гранату. У нас двое раненных осколками собственных гранат. Вы три дня блевали всем отрядом, когда мы вас штыковому бою учили. Вы сейчас и двадцатой доли не знаете из того, что вам надо знать, чтобы в первом же рейде не подохнуть. - Тут я опять сменил интонацию. Орать на подчинённых тоже надо уметь. В своё время, ещё будучи курсантом, я получил наглядную практику, стоя навытяжку, вылупив глаза и тряся поджилками. Но всё равно я говорил непривычно громко, чётко проговаривая каждое слово.
        - Все операции, которые мы провели, были далеко от местоположения отряда. Все они тщательно прорабатывались, и вы чётко знали своё место в них, а когда решили проявить инициативу, мы потеряли троих бойцов. Ещё один боец погиб, нарушив мой прямой приказ, и меня чуть было с собой на тот свет не утащил. Я же в том бою вывел из строя, то есть убил и тяжело ранил, около тридцати хорошо подготовленных солдат противника. В одиночку. Причём я старался именно ранить противников, когда у меня была такая возможность. Я выжил, вернулся, учу вас и убиваю упырей и совсем не стремлюсь умереть раньше времени.
        В самостоятельные рейды, для которых мы вас готовим, вы ходить не готовы. Что значит самостоятельные рейды, я объясню коротко. Группа из нескольких хорошо подготовленных и правильно экипированных бойцов будет уходить в свободный поиск для уничтожения живой силы противника. На неделю, две или больше. Резать связывать и убивать. Убивать не одного, не двоих, не троих. Десятки за один рейд.
        Чтобы это делать, вам надо не только хорошо стрелять, бросать гранаты и ставить мины. Надо обязательно иметь необходимую информацию, уметь маскироваться, прятаться в самых неожиданных местах, уметь запутывать и сбивать собственные следы и, главное, Давид, уметь думать. Думать головой, а не тем местом, которое вы, как особую драгоценность, носите в отхожее место.
        Наша задача как командиров отряда и инструкторов научить вас не умереть в таких рейдах. Цель всего этого не убить их как можно больше - убивать упырей ваша работа. Цель - выжить. Победить и жить дальше, растить детей, увидеть внуков, а может, и правнуков. Жить для своей семьи, а не подохнуть на радость вшивым полицаям, которые будут весело мочиться на ваши трупы.
        Те, кто хочет покинуть отряд, получат оружие, продукты и снаряжение, будут вывезены за пределы лагеря и навсегда забудут сюда дорогу. Сдыхать будете от голода, я мимо пройду. Слабаки и покойники нам не нужны. Лучше мы останемся с девочками-снайперами, которых научим убивать врагов, чем с самовлюблёнными, маленькими и недалёкими мальчиками, которые стремятся умереть без пользы и раньше времени. Чего-чего, а мужчин мы найдём. Вон их сколько в концлагерях. Задаться целью и освободить три десятка человек не проблема. Не хотите учиться убивать врагов, свободны, не занимайте чужое место, и сразу же практически без перехода и, не меняя интонации, приказал Виталику:
        - «Третий», продолжать тренировку. Отнесите «Иванова» в госпиталь. - Ну да, «Иванову» сначала предстоит лечение. Я его позже ещё навещу и объясню кое-что, а то он совсем расслабился. Виталик - слишком мягкий командир, да и не было нас на базе.
        Цель этой показухи была растормошить «Сержа». Он, похоже, забыл о нашем уговоре. Да и лекция с практикой даром не прошли. Впечатлились все, даже врачи и инструктора во главе со «Старшиной», но ничего, я и «Старшине» чуть позже объясню порядок наших дальнейших действий. Объяснять придётся сразу после вечерней тренировки, которую я устрою для инструкторов, иначе следующий бунт будет уже с ними.
        В принципе я уже прокачал всех, кто находится в отряде, и составил базовую программу тренировок. Ничего сложного давать я пока не собираюсь. В первый год это просто бессмысленно. Специфику я буду преподавать следующей зимой тем, кто выживет будущим летом.
        Сейчас главное - научить их ходить, прятаться и убивать. То есть полностью сломать им практический и психологический стереотипы, которые у них выработались за всю их жизнь. Именно поэтому я так вцепился в этих мальчишек и девчонок. В отличие от взрослых людей и пленных, их мозги пока не забиты шагистикой, начальной военной подготовкой и идеологией.
        Начальная военная подготовка сейчас - это «Ура» со штыком на пулемёты. А идеология полностью отключает инстинкт самосохранения, потому что к «Ура» добавляются «За Родину. За Сталина!» На хрен мне такая идеология не впёрлась. Мальчишек и девчонок не напасёшься. Идеологию моим курсантам вполне заменит ненависть к врагам. Желание отомстить за смерть близких и родных им людей значительно сильнее любой идеологической накачки.
        Вечером я пришёл в госпиталь. В комнате были трое. Плечо у «Бати» уже заживало, «золотые руки» всё же у доктора. «Стриж» тоже шёл на поправку, хотя ранение было действительно неудобным. Присев на кровать «Иванова», я сразу сказал засобиравшемуся «Бате».
        - Бойцы, вы нам не мешаете. Останьтесь, - и, обращаясь к «Иванову»: - Я пришёл поговорить с вами, Авиэль. Пока не говорите ничего, но ситуация в трёх словах такая. Просто убить полицая не проблема. Я вам его хоть завтра отловлю и убьёте, но от этого толку чуть. Ни знаний, ни умения это вам не прибавит. У меня нет цели угробить свой отряд в первом же бою. Вас достали из плена не для того, чтобы вы о кирпичную стену убились. Есть такое желание? Не проблема. Отдаёте то, что вы мне должны, и вперёд с песней. Я в тот же миг забуду, что вы существуете на этом свете. - На лице «Иванова» появилось изумление.
        - Я вам ничего не должен, командир. - Ну да, ну да, сейчас я с тобой поговорю так, как ты понимаешь лучше всего.
        - Правда? Вас спасли из плена, откормили, одели, обогрели и обучали. Вы пришли в себя и подняли голову. Но наше подразделение не колхоз - дело добровольное. Наш отряд - разведывательно-диверсионное подразделение НКВД СССР. Но тем не менее после того, как вы оспорили приказ командира, вас не расстреляли по законам военного времени, а лечат и кормят бесплатно.
        И вы говорите, что ничего мне не должны? Очень интересная позиция. Вы мне ещё полтора месяца будете должны, так как раньше нога не заживёт. Значит, я должен вас кормить и лечить? С чего бы это? Посторонним мне людям я ничего не должен. Вам сразу предлагали мешок продуктов и до свидания, а вы остались в отряде. Причём сделали это добровольно и без принуждения.
        Простой пример. Для того чтобы воспользоваться услугами доктора, мы потеряли четверых бойцов убитыми и «Батя» был ранен. Так сколько вы мне должны? Это первый вариант. Вариант второй. Вы боец моего подразделения, и я отношусь к вам как к своему бойцу. Какой вариант вы выберете?
        - А что, у меня есть выбор? - спросил «Иванов» с сарказмом.
        - «Батя»! Вот за шо я люблю ентих людей! Шо Авиэль, шо доктор задают мне одни и те же вопросы, с одной интонацией в голосе, и я уже чувствую себя виноватым. - Заулыбались все.
        - У меня просьба, Авиэль, надо сделать выбор сейчас. Мне надо, чтобы мои бойцы слышали ответ.
        - Меня, конечно, устраивает второй вариант. - Хитрый «Иванов» и здесь пытался выкрутиться.
        - Авиэль. Мне нужен чёткий, конкретный ответ, без выкрутасов и условий, - отрезал я.
        - Я хочу остаться в вашем отряде, командир. - Торжественно, но с издёвкой в голосе ответил он.
        - Отлично. Я, в свою очередь, принимаю тебя на испытательный срок. В осназе воюют все. То есть делают то, что умеют лучше всего. Поэтому, «Стриж», ты переселяешься завтра в другой дом. Авиэль! Тебя называть по имени или по позывному? - Он даже не подозревал, какую ловушку я ему приготовил.
        - А шо? Это таки важно? - Казалось, что Авиэлю нравится меня доводить, что, впрочем, так и было на самом деле.
        - Для меня, как командира, да.
        - Таки есть разница? - Хитрый еврей продолжал тонко надо мной издеваться.
        - Значит, оставляем тебе прежний позывной. - Надоело мне. - Ну а раз возражений нет, с завтрашнего дня боец «Иванов» начинает делать то, что умеет делать лучше всего, то есть шить. Отряду нужны зимние маскировочные халаты, разгрузки, рейдовые рюкзаки и удобная одежда для бойцов. Помощники у тебя будут с завтрашнего утра. - Ха-ха-ха! Знай наших! Надо было видеть лицо изумлённого «Иванова». Он что думал, что я не знаю о его гражданской специальности? Наивный еврейский юноша. Я ему только поэтому ногу сломал, а не руку.
        Можно было бы ограничиться и набитым таблом, но урок должен быть наглядным для всех. «Батя» ему потом подробно это объяснит сразу после общего инструктажа. Инструкторы потом всем подробно объяснят то, что курсанты сегодня увидели. Мало ли, вдруг кто-то что-то не понял. В том смысле, что у человека очень много костей и сломать ногу можно не только «Иванову», а у самого «Иванова» есть ещё одна нога, которая тоже весьма деликатный инструмент.
        - Командир! У вас случайно евреев в семье не было? - только и смог пробормотать он, как-то странно глядя на меня. Видимо, перехитрили его впервые в жизни.
        - Ой! Кого у нас только не было, но ежели и было, то далеко не случайно. Лично мне вот Сара очень нравится. Вряд ли мои предки во вкусах чем-то от меня отличались, - в тон ответил я.
        - Я себя помню только от хана Батыя и монголо-татарского нашествия. Таки увсе были - и иудеи, и русины, и татары, и всякой другой твари по паре! А шо? Есть возражения к моей маме? Таки лучше её не забижать, а то она пожалуется сыну, и он сломает тебе вторую ногу. - С улыбкой и соответствующей интонацией сказал я.
        - Единственное, что могу тебе пообещать, - добавил, переходя на нормальный тон. - На боевые операции ходить ты будешь обязательно, но только тогда, когда это решит командир отряда, а не тогда, когда кто-то подумает, что он имеет право сделать это самостоятельно. У нас воюют все. Нас слишком мало, а большее количество народу мне ни прокормить, ни спрятать.
        Уже завтра утром к тебе придут мои «золотые руки», которые у меня одни. Так вот этот человек тоже ходит на боевые операции, хотя это то же самое, что золотым молотком забивать сваи в болоте.
        Когда «Третий» расскажет тебе, что нам надо и для чего эти вещи предназначаются, поверь мне на слово, тебе самому будет очень интересно. Ты о таких вещах даже не слышал, не говоря уже о том, чтобы видеть. Так надо будет экипировать весь отряд, и только от твоей работы будет зависеть жизнь каждого бойца и количество уничтоженных всем отрядом упырей. Всё, бойцы. Отдыхайте. - Так закончился этот бунт. Интересно, а как будет удивлён «Иванов», увидев мою «горку» и эскизы разгрузки с моими подробными объяснениями?

«Старшина»
        Слов у меня никаких нет. Видал я ловких ребят в осназе, и инструктора, что их учил, видал, но тот пожиже будет. Нет, мужик-то он крепкий и в годах уже был, но с капитаном ему не тягаться. Связка эта у меня коронная. Тот инструктор осназа попал под второй удар, а от третьего его метра на два откинуло. Я ведь так и не понял, как командир меня прихватил. Вроде и попал уже, миг, и я за спиной командира приплясываю. Про вторую руку я даже не вспомнил. Боль такая, что, казалось, рука в локте сломается, а плечо из сустава вылезет. Командир меня одной рукой, да ладно рукой, тремя пальцами держит и ещё по кругу меня провёл, как телка на верёвочке, и лишь потом я нож у него в левой руке увидел. Оказалось, что он меня уже убил.
        Всё утро мы под впечатлением от этой тренировки проходили. И я, и «Погранец», и старший лейтенант Васильев, которого капитан «Сержем» назвал, но это оказалось ещё не всё. За четыре часа до ужина собрались мы во дворе перед домом. Все инструкторы и чуть поодаль весь отряд, даже раненые, доктора и девочки с кухни. Всех он собрал, кроме дозорных, даже «Иванова» принесли из госпиталя. Только теперь штыком капитана бил я, а не новичок «Иванов».
        Минут двадцать я пытался капитана штыком и прикладом достать. За эти двадцать минут капитан условно убил меня четырнадцать раз. Учебный нож у него прямо порхает в руках, мелькает, не уследишь, а сам он плавно и быстро двигается.
        Вроде вот он, я его вижу, штык его уже почти коснулся… и всё. Открываю глаза. Лежу. Рядом доктор мне под нос пихает какую-то гадость, а капитан в двух шагах от меня стоит с винтовкой моей. Меня никогда в жизни с ног не сбивали и сознания я никогда не терял, а тут два раза подряд. Мне ведь потом «Погранец» сказал: сбоку ладонью он меня ударил, но так, что удара почти никто не увидел.
        Потом дал он мне штык от СВТ и говорит: «Бей как в бою, не жалей». Ударил я штыком, а попасть не смог. Рука как провалилась, а штык у него в руках оказался. Не понял я с первого раза, а он мне: «А теперь бей медленно, чтобы все увидели». Ударил я, а он мне руку отвёл, чуть повернулся, отобрал у меня штык и пальцем в бок ткнул. Больно. И так двенадцать раз подряд.
        Вот он стоит - рукой дотянуться можно. Бью штыком - не попадаю. Сверху, сбоку, тычком - промахиваюсь. И ладно бы он от меня бегал, но на месте ведь стоит. По полшажка только делает то назад, то вбок. Либо корпусом провернётся, либо моя рука в его хитрый захват попадает, либо просто голой рукой удар отводит и тут же меня с ног валит. Как? Не понимаю. Мой штык у него в руках раз за разом оказывается, а я или падаю, или в живот, в грудь или в горло получаю, или с рукой заломленной скрюченный перед ним на коленях стою, или кубарем дальше качусь. Быстро бью ли, медленно. Результат один - штык у него в руках и он меня им же «убивает».
        После этого капитан начал сам бить меня. Сначала одного, потом вдвоём с «Погранцом», потом втроём с Давидом. Приказывал нападать и бил. Нападал сам на нас троих. Хитро так, почти одновременно. Гонял нас капитан как мальчишек утром. Гонял и бил по-серьёзному, то есть больно очень. Я и не думал, что так больно на тренировках бывает.
        Бил командир нас сначала деревянными ножами, с которыми он против настоящих штыков вышел, потом пальцами и ладонями, потом ногами. Лягается командир ногами своими как мерин полковой, а пальцем ткнёт - и света белого не видно. Аж выворачивает всего. Не кулаком! Ладонью бьёт! Кулаком ни разу никого не ударил, но так быстро, что ударов и не видно.
        Двигается капитан, как танцует, - легко, плавно перетекает из положения в положение, но при этом ни одного движения лишнего не делает. Может и просто стоять, но сразу видно - настороже. Моргнёшь, а он уже в другом месте стоит или к другому противнику перекатился.
        Никто из нас ни разу по нему не попал. Бью я его, а он перекатом в ноги к «Погранцу» уходит и ладошкой того по боку шлёп! Легонько ведь шлёпнул, будто муху на столе прихлопнул, а «Погранец» винтовку уронил, на колени упал и скорчился весь. И корёжит его, и выворачивает, мы с Давидом аж остолбенели.
        Давид первым в себя пришёл, он и ближе был. Винтовкой замахнулся, как вилами в стог сена, даже хекнул и точно в землю перед собой попал, а капитана и нет уже перед ним. Он в это время уже ко мне в ноги перекатился и как дал мне ногой в живот, что я минуты через две только в себя пришёл.
        Вот как можно было так Давиду ногой влупить, что он метра три только летел? Как? Я сам видел! А ведь босой! Командир перед тренировкой разулся, чем нас всех насмешил поначалу. Был бы в сапогах, убил бы он Давида с одного такого удара. Под самый конец Давид штык снял, винтовку за ствол взял и махать как дубиной принялся. Уж больно разозлился. Улетели они почти сразу. Винтовка в одну сторону, Давид в другую.
        Потом капитан дал нам отдохнуть, а сам начал разминаться и провел, как он сказал, «бой с тенью». Ой, что он творил! Бил ногами, ножами, коленями, ладонями и локтями. Крутился, прыгал с перекатами и ногами с полуприседа атаковал, ножи кидал из разных положений, штыки и лопатки, а в самом конце просто ладонью доску сломал, которую «Третий» в сторонке на чурбаках пристроил. Как в цирке каком, да и в цирке такого не увидишь.
        Размялся он таким образом и принялся гонять «Сержа». Летал наш старший лейтенант по двору, как сухой лист от ветра, а он совсем не новобранец. Бил его командир даже сильнее, чем нас, тоже минут десять, но немного не так. Сначала кинет или ударит, а потом нам и ему на «Третьем» показывает. Ладно бы только бил и кидал.
        Раз «Серж» замахнулся, а капитан полшага к нему сделал и вплотную к «Сержу» встал. Никто и сообразить ничего не успел, а «Серж» перед капитаном уже на коленях стоит. Подошли мы все ближе, а оказывается, командир держит «Сержа» за верхнюю губу двумя пальцами и хитро так. Между губой и указательным пальцем командира гильза от немецкой винтовки, а «Серж» натурально плачет. Слёзы так и бегут, а сам он пошевелиться боится. Я о таком даже подумать не мог. Потом на себе вечером попробовал. Больно! Да и не один я пробовал, весь отряд наверняка примерялся.
        Затем командир «Третьего» позвал, и стали они вдвоём на «Серже» приёмы показывать, как на манекене. Не только как и куда бить и как кидать, но и как руки и пальцы на излом брать. Как водить противника с заломленной рукой, как посадить пленного, чтобы он встать сразу не смог, как связывать, как от захватов освобождаться и тут же противника убить голыми руками. Вместе с «Третьим» к тренировке подключился Клаус с манекеном, который капитан макиварой назвал.
        Саму тренировку командир начал с утреннего приёма. Показал всё подробно по движениям на «Третьем», а Клаус показал и рассказал на манекене, что бывает, когда нож в определённую точку тела попадает. Оказывается, в организме человека много мест, в которые если попасть, сразу убить можно. Даже на ногах и руках артерии есть. Командир так и сказал: «чиркнул бы ножом тебе по бедру изнутри, умер бы ты, «Старшина», секунд через сорок от потери крови».
        Никогда в жизни меня так не учили, и манекенов таких я никогда не видел, но с ними и понятно, и доступно всё. Потом командир инструкторов и курсантов на пары и группы разбил и к каждой группе макивару поставили и врача, который принялся рассказывать про человеческие органы, обозначенные на макиварах. Как четыре часа до ужина пролетели, я и не заметил, но интересно. Ой, как всё интересно!
        То, что капитан в отряде сделал, и то, как он воюет, я вообще не понимаю. У меня в голове это никак не укладывается. Сколько мы уже немцев и полицаев перебили! Правда, из засад всех. Но разница-то какая? Главное, как он говорит, результат. Скольких мы уже убили? А четверых только и потеряли, и троих по моей глупости. Мне ведь он ничего не сказал, но я-то не новобранец. Моя то была ошибка, я только потом это сообразил.
        Последний выезд меня тоже поразил. Простотой своей. Двигаться по дороге в полицейской форме и на карту наносить всё, что увидим. Весь день мы так катались. Как в шапке-невидимке. Никто на нас внимания не обратил. Связали Зераха с Эстер и на телегу посадили и везде своими оказались. Мне бы никогда в голову такое не пришло, а командир опять оказался прав.
        С курсантами-то что он придумал? Смеялись мы все над этим весь вечер после ужина, а ведь всё правильно говорит. А мы повторим, всё повторим, если им это жизнь спасёт. Вот интересно мне, где всему этому учат? Я ведь даже не слышал про такое, а пятнадцать лет уже в армии. Вот правда хочется всё это увидеть. Я теперь и сам научиться всему хочу. И «Погранец», и «Стриж», и «Серж», и «Белка», да и все остальные хотят научиться. Правильным вещам командир учит, нужным, а война завтра не закончится. В этом он тоже прав.
        14 октября 1941 года
        Общаться с «Сержем» мы сели через три дня после приезда. Все эти дни мы с Виталиком занимались рукопашкой. Утром, пока курсанты занимаются своим наработанным комплексом, который у них зарядку заменяет, гоняем инструкторов. Днём они под нашим присмотром гоняют курсантов. Вечером разбираем ошибки, и я преподаю теорию инструкторам у нас в горнице. Очень содержательно прошли дни. Главное - теперь у них не остаётся сил на бунт, а втянутся, я им ещё добавлю развлекаловки. Скучно никому не будет.
        Сидели у нас в горнице за кухонным столом. Начал, как водится, я.
        - Сначала, «Серж», мне надо задать тебе несколько наводящих вопросов. Первый. Лейтенант вообще шёл за линию фронта и по какой дороге? Для начала это основное.
        - Да. Лейтенант шёл за линию фронта, по дороге на Псков. Это же ближе, - ответил «Серж».
        - Ясно. Дураков жизнь не учит. Тогда второй вопрос. Насколько вероятность того, что лейтенант изменил маршрут?
        - К чему эти вопросы, командир? - «Серж» не понимал, зачем я задаю ему эти вопросы.
        - К тому, отправлять мне «Старшину» со сведениями или подождать ещё? У меня лично не горит, но сведения очень важны. Они важны не сейчас, не через месяц. Они будут важны и через два года. Вот только от того, когда откроют новые производства - сейчас или через два года, - будут зависеть сроки окончания этой войны.
        - Кто ты такой, командир? Откуда у тебя такие сведения? - ошарашенно спросил «Серж», такого он явно не ожидал.
        - Кто ты такой, старший лейтенант, чтобы задавать мне такие вопросы? - в тон «Сержу» ответил я. - Я задал тебе вопрос. - Надавить на «Сержа» было необходимо, а то он опять уйдёт в свою энкавэдэшную борзоту.
        - Лейтенант не будет менять маршрут, он будет прорываться, - чуть помолчав, ответил «Серж».
        - Насколько вероятна возможность захвата лейтенанта немцами? - Не сильно меня это и волновало, если честно, но пусть болтает языком.
        - Вряд ли, в плену он уже был, ему просто не простят, но он упрямый. Почему тебя это так волнует, командир? - ответил «Серж» быстро, что косвенно подтверждало, что он говорит правду. Впрочем, для меня правдивость ответов не важна.
        - Именно потому, что ты об этом спрашиваешь. Лично я никому не должен отвечать на такие вопросы, кроме представителей Ставки, а ты какой-то мутный старший лейтенант, который по какой-то причине завис в тылу врага и совсем не рвётся за линию фронта, как будто его в любом случае там ждёт расстрел. Не хочешь отвечать на вопросы, которые тебе заданы. Адрес знаешь. Вот бог, а вот порог. Можешь собираться и сваливать отсюда прямо сейчас. Никто тебя здесь не держит.
        Жаль, конечно. Диверсанта с твоей подготовкой найти будет сложно, а курсантов я только через год натаскаю. Но что поделать? Непонятно, с кем работать вообще нельзя. Так что решение за тобой. Это если ты хочешь остаться.
        Есть второй вариант. Ты предоставляешь командованию мои сведения. Я тебе сразу скажу, за такие сведения тебе все твои грехи простят, но я не могу тебе гарантировать, что за принадлежность к этим сведениям тебя тут же не поставят к стенке или чтобы их скрыть. К кому попадут. По этой же причине я не хочу отправлять «Старшину». Ещё расстреляют мужика из-за меня. Вот как-то так. - Последнюю фразу я вставил специально. Если я хоть немного разбираюсь в этой мутной ситуации, «Серж» не рвётся за линию фронта. Нарваться на пулю ещё и по моей вине ему совсем не улыбается.
        «Серж» пару минут помолчал, видимо, собираясь с мыслями, потом негромко, тщательно подбирая слова, начал рассказывать:
        - Мы должны были эвакуировать документы особой секретности из управления НКВД города Риги. Я был откомандирован из центрального управления для сопровождения группы, охраняющей документы. Практически сразу после выхода из города группа попала в окружение. Один грузовик сломался, пришлось документы спрятать и значительную часть уничтожить. Из группы, которая прятала меньшую часть документов, в живых остался я один. Лейтенант и два сержанта были из группы сопровождения колонны. Некоторая часть документов была уничтожена при них. Поэтому они ушли, а я остался. Только я знаю, где лежат оставшиеся документы. - «Серж» замолчал. Я тоже не проронил ни звука.
        - И ты прав, командир. Меня в любом случае расстреляют, - после долгого молчания добавил «Серж».
        Опять без напрягов говорит. И на лабуду мою не купился. Всё «страньше» и «страньше». Вот же способ реабилитировать себя, вернуться в привычную для него среду обитания на белом единороге и с сундуком золота под мышкой, а он не ведётся. Не хочется ему предстать перед светлыми очами своего руководства, что само по себе означает, что либо он говорит не всё, либо что-то не так с документами, которые он сопровождал.
        - Это-то понятно. Такие проколы у вас не прощают, но это не объясняет, как ты оказался у особняка, - напомнил я.
        - Этот особняк - дом моей семьи. Один из домов моей семьи. Моя мама из старинного дворянского рода. Ещё в прошлом году там жили моя тётя, сестра моей матери, и мой двоюродный брат. Я видел его, когда приехал к особняку. Это он тогда убил ножом пленных. Всё бы прошло чисто, я просто не думал, что «Дочка» скажет тебе о доме и ты заинтересуешься им, а потом ты послал туда разведку, и я уже ничего не мог сделать.
        - То есть твой брат был курсантом этой школы? Или инструктором? - моментально ухватился я.
        - Я не знаю. Но, судя по всему, не курсантом. В латвийской армии он был капитаном, - опять без напрягов ответил «Серж».
        - Тогда ему могло сильно не повезти. Я там много народа перебил. И курсантов, и как минимум двоих инструкторов, - прихвастнул я специально. Надо было понимать, как он отнесётся к возможной гибели ближайшего родственника, а «Серж» никак не реагирует, как будто мы о засушенной мухе разговариваем.
        - Одно только непонятно, как тебя с таким происхождением взяли в самую секретную службу страны, да ещё и на сопровождение секретных документов, но на этот вопрос можешь сейчас не отвечать. Это просто мысли вслух. Ещё один вопрос. Что ты собираешься делать? У немцев ты будешь желанным гостем. Особенно если сдашь мой отряд и нас с «Третьим».
        Сам всё понимаешь, это логично. У немцев ты станешь инструктором по диверсионной подготовке или консультантом по внутренней структуре НКВД, тем более что ты из центрального аппарата. То есть минимум звание обер-лейтенанта ты получишь. Как я это понимаю. Тем более тебе язык учить не нужно. Кстати, какие языки кроме немецкого ты знаешь? - спросил я, опять резко поменяв тему беседы.
        - Испанский и немного английский. Я не пойду к немцам. Я пока не знаю, что мне делать, но к немцам я не пойду, - ответил «Серж». Отвечал на все вопросы он тем же тихим голосом, практически не меняя интонации и без пауз.
        - Значит, получается, что те документы, которые ты не вывез, это списки агентурной разведки управления. Иначе послали бы простого лейтенанта и не тряслись бы так над этими документами, а просто сожгли бы во дворе. Но у таких документов всегда в центральном управлении есть дубликаты или копии. Либо это документы, которые попали в НКВД недавно, иначе они давно были бы в Москве. Извини, это опять логично. - Я чуть надавил на «Сержа».
        - Не знаю. Мне выдали сопроводительные документы, в них был список номеров документов. Что было в пакетах, мне неизвестно. Б?льшая часть документов была сожжена в присутствии лейтенанта, облитая бензином вместе с грузовиками, а потом нас взяли в плен. Мы машины жгли в восьмистах метрах он немецких танков. - Опять очень логично отвечает, хотел бы сдаться, сдавался бы с тем, что у него было на руках. Зачем возвращался в группу?
        - Что-то нелогично. Чтобы немцы, взяв четырёх сотрудников НКВД, запихнули их в простой лагерь военнопленных? Так не бывает, - делано удивился я.
        - Мы не были в форме сотрудников. Переоделись в форму пехотинцев, как только попали в окружение, - с трудом выдавил из себя «Серж».
        - С этим всё понятно, и хотя многое не вяжется, примем за рабочую версию. Вопрос остаётся открытым. Что ты собираешься делать? - спросил я, опять сменив тему разговора. Пора его отпускать, больше я из него ничего не выдою, а в депрессняк вгоню. Надо подбодрить и работать дальше.
        - Я хочу остаться с тобой, - быстро ответил «Серж».
        - Ещё один вопрос. У тебя есть семья и близкие родственники, из-за которых тебе обязательно надо вернуться, даже с учётом того, что тебя поставят к стенке? Вопрос существенный. Он задан не просто так, - добавил я, увидев возмущение на его лице.
        - Нет! У меня почти никого не осталось, - ещё тише пробормотал «Серж». Хм. Странно. Дворянина с родственниками в сопредельной и враждебной стране отправляют на сопровождение совершенно секретных документов. И при этом у него нет близких родственников в Москве. Очень странно. Как устами одной долбанутой на всю голову девочки говорил известный только благодаря ей укуренный наглухо математик: «Всё чудесатее и чудесатее».
        - Хорошо, оставляем всё как есть, но два условия. Ты учишь всех тому, что знаешь. Причём учишь жёстко, то есть максимально приближенно к реальности. В первую очередь «рукопашному бою», или как у вас это называется, и языку, для начала немецкому. Комплекс тренировок для курсантов прорабатываем сначала со мной. Разнообразия не даём. Пять, шесть ударов и связок, столько же бросков, удары по болевым точкам, захваты, удержания, чуть позже работа с ножом. Просто на большое количество приёмов нет времени, лучше мало, но до автоматизма.
        Нам необходимо, чтобы все наши бойцы научились быстро и эффективно убивать противника голыми руками, ножом и прочими подручными предметами. Зимой будем учиться стрелять и своими руками делать мины и фугасы. Научу я всех делать простейшие мины и фугасы осколочного действия. Ты таких и не видел никогда, но это ближе к зиме.
        Все занятия проводить только на немецком языке. Меня тоже будешь учить немецкому и испанскому языкам, но испанским мы будем заниматься чуть позже. Я же, в свою очередь, попробую сделать тебе предложение, от которого ты, наверное, не откажешься. Скажу тебе честно. Ты мне нужен. В первую очередь как инструктор.
        - Какое предложение? - заинтересованно встрепенулся «Серж».
        - Об этом тоже чуть позже. Предложение поступит тогда, когда я решу, можно ли тебе говорить правду и придёт ли кто-то через лейтенанта, но, думаю, я тебя не разочарую. Пока всё, что я тебе могу предложить, - это простые человеческие радости, обучение людей и обычная работа уничтожать упырей всеми доступными нам способами. Ты ещё и половины этих способов не увидел, но скоро обязательно увидишь. Как тебе такой вариант?
        - Годится, командир, - и «Серж», улыбаясь, пожал протянутую ему руку.
        - Ещё одно, «Серж»! Я подумаю, и мы вернёмся к этому разговору. Если всё так, как ты говоришь, то это всё мне здорово не нравится. - Мне действительно не нравится вся его ситуация в целом, но мне надо подумать в спокойной обстановке. Тухлятиной несёт от его рассказа.
        - Чем, командир? - спросил «Серж».
        - Не вяжутся детали и действия. Не твои действия, а твоего руководства, - добавил я, увидев его возмущённый взгляд.
        - Я подумаю. Ладно? Мы потом с тобой сядем и подробненько всё разложим. - Теперь «Серж» был нужен мне. Читая в своё время о Великой Отечественной войне, я удивлялся всегда одному. Тому, как легко в то время уничтожали нужных стране людей.
        Если всё так, как говорит «Серж», то у него при переходе через линию фронта вообще нет шансов на жизнь. Ну, максимум довезут до Москвы, потом выбьют местонахождение оставшихся документов и расстреляют, спасая свою собственную задницу в мягком кресле. И это человека со знанием двух языков потенциального противника. Именно по этой причине я сам не рвался на ту сторону. Неизвестно ещё, к кому попадём. Кроме всего, мне что-то не нравилось в этой ситуации. Если «Серж» всё это не придумал, то это похоже на большую подставу.
        - Хорошо, командир.
        - Тогда так. Берёшь «Гнома» и Арье и начинаешь натаскивать прикладным знаниям. Первые тренировки проводишь со мной и «Третьим», потом сам. Рукопашный бой. Пять-семь приёмов до автоматизма и пяток связок. Учить будете по той короткой программе, что отработаете со мной. Ножевой бой - то же самое, и без особенных сложностей. Им не на соревнованиях выступать, а полицаев и немцев резать.
        - Командир! А почему их?
        - «Гном» с удовольствием учится. Вообще всему. Ты видел, как он с нами по городу шёл? Он вообще не боялся. С Арье они в одной возрастной группе, из одной деревни, и Арье физически развит. Не так, как «Гном», но всё же. Значит, время на привыкание можно сократить. Потом к ним присоединим ещё кого-нибудь или так оставим - и группа готова, или старшими групп поставим. Как пойдёт. Обкатаем в несколько дней их, возьмёмся за следующие пары, которые отберут остальные инструкторы.
        - Хорошо, командир! Когда приступать?
        - Сегодня. Забираешь их у «Старшины» и занимаешься только с ними и снайперами. На первые три тренировки забираешь «Погранца» и «Стрижа», Зераха и Давида. Пусть посмотрят и поработают в парах.
        На эти тренировки приходят все, кто свободен. Раненые, врачи, девочки с кухни. Сначала просто смотрят, потом будут учиться. Мы с тобой не в состоянии учить всех, надо иногда воевать. Через пару месяцев любой из врачей будет в состоянии обучать новобранцев начальному комплексу тренировок и контролировать, чтобы не сачковали на зарядках. Параллельно они же учат языку и медицинскому комплексу с моими дополнениями.
        16 октября 1941 года
        - Один есть, - сегодня за завтраком заявил Виталик прямо за столом.
        - О как! Когда успел-то? - делано удивился я.
        - Да ночью сидел, не спалось что-то, вот и сварганил, - ответил Виталик позёвывая.
        - И на что? - Дело в том, что вот уже четыре дня он сидит над глушителями постоянно и пару недель перед этим готовился, подготавливая всё для сборки.
        - На «Вальтер» пока, но надо ещё поработать и подогнать получше, я пока не успел. - За столом все насторожились. «Серж» тот вообще уже давно греет уши.
        - Ну, покажешь после завтрака, давай только чай допьём.
        «Серж», ты тогда тренировки проконтролируй, а то пока я разберусь, что мой персональный Кулибин сварганил, уже обедать надо будет, - подогрел я его любопытство. - И кстати, готовься к выходу, пробежимся до «железки». Есть у меня одна задумка.
        - А что вы придумали-то, командир? - не выдержал «Серж».
        - Да так, мелочь одну, очень полезную в нашем деле. Пойдём на прогулку, покажу. Заодно и обкатаю. - Мы специально подогревали интерес всего отряда к работам Виталика. Мне было необходимо в первую очередь найти ему постоянного помощника, от этого зависела скорость изготовления глушителей и всего того, что я задумал сделать за зиму. При этом я не мог взять на эти работы абы кого. Этих людей потом из лагеря не выпустишь, но деваться некуда, пусть пока это будут сапёры.
        Тяжёлые получаются «глушаки» - трубки сами тяжёлые. Так что пришлось рукоятку ставить на сам глушитель и держать «Вальтер» двумя руками, как короткий автомат, но лучше под глушитель подставлять левую руку. Вот сегодня поэкспериментируем на воде, а дальше видно будет.
        Часа два мы стреляли из лодки. Виталик сделал и патроны с разными навесками пороха, и даже небольшой деревянный приклад. На «соплях», правда, всё. Впрочем, приклад я забраковал сразу. Его надо дорабатывать серьёзно, и сам приклад делать из толстой проволоки и под конкретного человека. Поэтому это не сейчас. Но получилось классно.
        Просто я собрался на паровозе покататься. Не даёт мне покоя та деревня, где каратели базируются. Там от «железки» километров шесть. Много взрывчатки мы с собой не утащим, но по паре килограммов легко. Надо же на ходу на поезд запрыгивать и так же сходить, а с большим весом это просто опасно.
        Ещё «Иванов» порадовал. Виталик посидел с ним пару дней, порисовал да на пальцах объяснил, что я из-под них хочу, и они мне предоставили первую, смётанную на скорую руку разгрузку. Ничего так получилось. «Иванов» как узнал, для чего это, даже ночами сидит и что-то пришивает. Сам видел. Сейчас наш умелец по нашим с Виталиком корявым рисункам придумывает полукомбинезон, и всё это в процессе основной работы. Ему ещё две девчонки помогают с кухни, так что производительность растёт. Скоро можно будет швейный цех открывать.
        Мы с Виталиком влёгкую швейный цех откроем. И швейный цех, и пиротехническую мастерскую, и тир, и лютеранское кладбище. Впрочем, лютеранское кладбище мы уже открыли. Теперь надо заполнить это кладбище до упора.
        19 октября 1941 года
        Идём сегодня днём, ближе к вечеру. Я экипирован почти по полной программе. Те разгрузки, что я носил дома, просто рядом не валялись по сравнению с тем, что на мне надето. Это вообще шедевр. Во-первых, она надета на сшитую «Ивановым» куртку с капюшоном и подогнана по фигуре. Во-вторых, в ней размещается кроме шести гранат десять обойм к «Вальтеру» и пара ножей. На спине маленький рюкзак с патронами, взрывчаткой и едой. И всё. Никакого оружия, кроме «Вальтера», я не беру. С рейдовыми ранцами Авиэль работает отдельно. Я показал ему наброски туристических рюкзаков и ранец эсэсовца, так что он теперь сидит и мудрит над рейдовой «трёхдневкой».
        Сам пистолет изменился до неузнаваемости. Кроме «глушака» с рукояткой на нём появился трёхточечный ремень, так что пистолет, не придерживая, можно носить под мышкой и, не делая лишних движений, сразу переводить его в боевое положение. Ещё он перехватывается стропой парашюта и его можно наглухо закрепить на спине или на груди, оставляя при этом руки свободными.
        Теперь простой армейский «Вальтер», с учётом достаточно массивного и тяжёлого глушителя, выглядит как обрез охотничьего ружья, только с пистолетной рукояткой и проволочной ручкой на самом глушителе. К сожалению, у нас не слесарная мастерская. Всё сделано добротно, но на коленке. Зато выстрела практически не слышно, но стрелять надо исхитряться. Без поддержки второй рукой можно стрелять только в упор.
        Вчера Виталик продемонстрировал второй глушитель. Сам глушитель раза в полтора длиннее первого, но эстетика для меня не важна, главное - звука выстрела практически нет, только лёгкий хлопок. Понятно, что ни лязг затвора, ни звон вылетающей гильзы никуда не делись, но «Старшина», «Погранец» и «Серж», присутствующие на испытаниях, от потрясения не смогли выдавить ни звука. Для них это какая-то нереальная фантастика.
        Опять странность: и у нас, и у немцев глушители уже известны. Правда, используют их только спецслужбы: у немцев СД, у наших НКВД. Наши используют глушители «БраМит», то есть братьев Митиных. В ограниченном количестве, но они есть. Больше всех удивлен «Старшина», который всю свою жизнь провёл в армии и бывал на многих десятках стрельб.
        «Серж», когда увидел всё это в комплекте, челюсть вывалил на пол кухни - он видел в Москве только «БраМит» под «Наган». Весь комплект выглядит довольно необычно. Ему-то приготовили только рюкзак и простой «Вальтер», чтобы не с пустыми руками ходил. Что мы себе у карателей оружие, что ли, не найдём? В край, по пути у кого попросим. Вежливо. Нам стопудово не откажут.
        До шоссе доехали на телеге с группой поддержки из «Погранца», «Белки» и молодых на лошадях. Самое поганое то, что начался мелкий и противный дождь, что само по себе не есть хорошо. Поручни на вагонах будут мокрые, а при температуре в плюс пять само существование на улице переходит в удовольствие ниже среднего.
        Группа «Погранца» сегодня в лагерь не возвращается, они идут к местам, где лежит разбитая техника и самолёты. Пусть прогуляется, а то застоится, да и молодых выгуляет. Ребята поболтаются сутки. Они достаточно мобильны, одеты в полицейскую форму, так что особого опасения за них нет. Пошарятся по округе, доедут до разбитой техники и посвинчивают с неё то, что нужно Виталику по его списку. Может, прибьют кого по пути, как в прошлый раз.
        Мы же с «Сержем» дальше бегом, по моей традиции вдоль железнодорожного полотна, километра полтора до полустанка. Хорошо, железка идёт почти всё время по лесу. Просто перед полустанком поезд притормаживает. Этот экстрим с поездом для «Сержа» непривычен. Это и по лету в хорошую погоду тяжело, а сейчас втройне. Ну да ладно, поживём - увидим, а пока мы заныкались в лесу и дождались неспешно ползущую «электричку».
        Нет, всё же беспечные ещё немцы. Или оборзевшие? Расслабили их европейские войны. Эшелон, идущий на фронт, и без охраны. Надо лечить, пока другие не вылечили.
        Подсели мы на одну площадку товарного вагона. Выдвинул я «Сержа» вперёд вагонов на восемь по ходу движения, запрыгнул, утвердился коленями на площадке, упёрся спиной в какую-то железяку враспор и, выставив руку, подхватил напарника, зацепившегося и болтающего ногами. Подтянуть ноги с непривычки очень сложно - ветром отжимает. Скорость вроде небольшая, но, если промедлить, руки устают и можно легко оказаться ногами под колёсами.
        Лететь по откосу «железки» ногами вперёд - это гарантированно остаться без ног. Минимум. Как я и предполагал, одной рукой «Серж» промахнулся. Так что, не будь меня в качестве страховки, было бы у меня два напарника, но на дорожном полотне, а не на тормозной площадке «теплушки».
        «Серж», когда заполз на площадку, очень красноречиво промолчал, глядя на меня. А я что? Не нравится, пусть за паровозом бегает. Никто не говорил, что будет легко. Ночью такие выкрутасы невозможны в принципе. Я по молодости лет всегда прыгал днём. Мы с моим приятелем Генкой Листопадовым довольно часто ездили таким образом из Истры в Кубинку и обратно. Летом, правда.
        У Генкиных родителей под Истрой была дача, и они, наивные, отправляли сына после школы туда, полагая, что раз в Истре нет трамваев и троллейбусов, то и опасности никакой для отпрыска нет. Знали бы они, что Генка способ передвижения на товарняках освоил ещё в седьмом классе.
        Я, если честно, тормознул, и мы чуть было на станцию не въехали. Вот это был бы номер! Хорошо перед станцией поезд опять скорость сбросил, и я, увидев какие-то блёклые отсветы, глянул на часы. По времени как раз и вышло, что мы перед городом. Соскочили без проблем - поезд еле полз, но всё равно оказалось, что мы прямо перед стрелкой. Я как увидел это, сразу упал, «Серж», чуть промедлив, за мной.
        Вроде и не нашумели, а часовой у стрелки насторожился. Вот с него и начал, расстояние было небольшое. Так что «Серж» вооружился винтовкой, ну и вытряс часового чисто по привычке, чтобы не пропадать добру. Самого часового мы оттащили подальше от стрелки, чтобы его не сразу обнаружили. В наступающей темноте это вообще будет непросто.
        Времени у нас было вагон и маленькая тележка, темнеет осенью быстро, поэтому решили подскочить до станции. В надежде, что найдём что-то подходящее для своих фугасов. Всё же на станции мы ещё не отмечались, к тому же я Авиэлю, который «Иванов», обещал его листовки оставить. Пусть человеку будет приятно. Он с меня такую головную боль снял, в смысле экипировки отряда по новому образцу, что я готов его на руках носить, предварительно сломав ему вторую ногу, чтобы никуда не убежал. Шутка, но в каждой моей шутке есть своя доля правды. Лучшего завхоза для отряда я не найду, так что пока он мне не экипирует весь отряд так, как мне надо, я его никуда из расположения не выпущу.
        Ну а пока мы с «Сержем» шаримся по задворкам станции. Если честно, ничего здесь путного нет, это что-то вроде железнодорожного отстойника. Пустые вагоны, пустые цистерны и открытые площадки, какие по одной, какие по три или пять. Ближе к центру станции я заходить побоялся. Обнаружат ещё, и будем вместо пакостей бегом по сильно пересечённой местности заниматься. Я, если честно, таким образом иду в сторону деревни с базой карателей. По пригороду народу всё же больше, а здесь мы только в одном месте троих железнодорожников пропустили. Чего они здесь бродят, я не сильно понял.
        Выписка из памятки об охране военнопленных.
        Женевское соглашение о военнопленных не действует между Германией и СССР.
        …Военная служба в «Советах» рассматривается не как выполнение солдатского долга, а вследствие совершенных советскими русскими убийств характеризуется в целом как преступление. Тем самым отрицается действие норм военного права в борьбе против большевизма.
        …Охране и ее начальникам, как правило, не знающим языка военнопленных, часто невозможно определить, является ли невыполнение приказа следствием недоразумения или протеста. Вследствие чего применение оружия против советских военнопленных, как правило, является законным - освобождает охрану от любого раздумья.
        …Комендантам лагеря для военнопленных рекомендуется действовать более жестко, чем предусмотрено, чтобы они были уверены в том, что им самим не придется нести ответственность.
        Приказ № 8 начальника полиции безопасности и СД
        Секретно! Дело государственной важности!
        В приложениях направляю директивы о чистках в лагерях пленных, где размещены советские русские.
        …Казни не должны проводиться ни в самих лагерях, ни поблизости от них. Они должны проводиться не публично, а по возможности скрытно…
        17 июля 1941 года
        Справка:
        До февраля 1942 года из примерно трёх миллионов трёхсот тысяч советских солдат, попавших в немецкий плен, около двух миллионов умерло от голода, холода, эпидемий или было расстреляно.

* * *
        Вот таким образом я до этих трёх вагонов и добрёл, да ладно бы только до вагонов. Стоял этот огрызок состава рядом с большим, длинным, кирпичным сараем типа пакгауз, и охранялось всё это хозяйство одиннадцатью, как потом оказалось, часовыми. Отделением то есть.
        Зашли мы с торца здания и с крайнего вагона - и я прямо в часового впёрся, уткнувшись ему чуть ли не в спину. Так что я просто выпустил из рук пистолет, который повис на ремне, и со всей дури засадил кулаком немцу, съёжившемуся от дождя, по загривку. «Серж» перехватил падающую винтовку, а я, подхватив немца под мышки, утащил его за вагон.
        Понимали мы с «Сержем» друг друга без слов, и через минуту новый часовой уже стоял на посту. Старому часовому повезло меньше. Ему уже ни стоять, ни бегать не придётся. Отмучился сердешный. Опаньки! Чёрные петлицы! А «Серж»-то у нас эсэсовец! Или это что-то охранное?
        Вот говорили мне в своё время «чёрные копатели»: «учись». Мать иху. Хорошие эти ребята «черные копатели», но все поголовно на всю б?шку отмороженные. А я тогда: «На фиг мне это надо! На фиг мне это надо!» Вот теперь надо, да поздно. Чего это на отшибе эсэсовец делает? Поставили бы обычного полицая.
        Пришлось оставить «Сержа» изображать манекен, а сам крадучись, на цыпочках, как в детском саду на тихом часе, обошёл пакгауз вокруг и подкрался к дальнему краю. У ближнего края часовой маячит, но совсем тихо не получилось, попалась под ноги какая-то железка. С другой стороны, хорошо, немец с той стороны, от тусклой, еле теплящейся лампочки перешёл ближе ко мне. В спасительную для меня темноту.
        Пришлось стрелять в еле различимый силуэт. Четыре патрона потратил. Чуть не запалился. Этот немец с автоматом, кстати. Цокнул «Сержу». Свист все различают, а незнакомый одиночный звук особого внимания не привлечёт, лишь бы это не металлическое лязганье было. Вот где гарнитуры с рацией не хватает.
        «Серж» подтянулся спотыкаясь. Это он удачно ни шинель, ни винтовку не скинул. Теперь у него есть автомат, а обе винтовки он аккуратненько поставил у стенки. Собиратель хлама. Блин.
        Оставил его здесь, а сам обошёл пакгауз сзади. Длинный сарай! Интересно, что здесь хранят? Опять светодиод помог: что бы я без него делал, здесь темно, как у негра в заднице. С этой стороны тоже часовой, опять шумнул, теперь уже специально. Ещё три патрона в минус и автомат в плюс.
        Сменил обойму и подошёл к краю пакгауза. Тоже такая же лампочка. Света от неё практически и нет. Маленький кусочек земли перед дверью только освещает. О, вот это интересно. Часовых больше нет, а за углом метрах в пяти дверь и за ней голоса. Негромкие такие, двое или трое говорят, не разберу. Так что подождать пришлось.
        Холодно, блин! Дождь так и не кончился, зараза. Это, видно, с той стороны вагонов часовой погреться зашёл. Они, похоже, парами стоят. Давай выходи, я замёрз уже. Голоса громче стали. Я сам за угол отошёл и присел на корточки.
        Дверь распахнулась, и вышли двое: такой же рядовой и высокий, худощавый унтер, не унтер, в общем, прыщ на ровном месте. Я превратился в одно большое ухо, а большой глаз, которым до этого обозревал обстановку, убрал за угол. Хорошо, что здесь значительно темнее, чем на пятаке перед дверью. Ага, шаги ближе. Идут, шаги печатают, как на параде. Видно, любитель уставов. Повезло фрицам с таким начальничком.
        - Ганс! - Это унтер вякнул. Не стал я ждать, чтобы он своего Ганса в голос разыскивать принялся. Шаги ближе. Ещё ближе. Они уже почти вплотную подошли. Сидел я на корточках, так и высунулся, и сразу начал стрелять. Унтеру, он пониже, в башню. Часовому в грудь. Двое в минус, винтовка, автомат и «Вальтер» в плюс.
        Никакой человек не ждёт нападения снизу - зрение у человека так устроено, и у нападающего всегда есть время. Обычно от полутора до трёх секунд. Пока команда до мозгов дойдёт, организм среагирует, и руки ствол автомата вниз направят. Всё зависит от особенностей и уровня подготовки организма. Эти организмы такой подлянки от меня не ожидали и шустренько понеслись в свою Вальхаллу или куда там солдат охранной дивизии принимают.
        Опять обойму сменил, а с той стороны уже тянется кто-то. «Серж»! Он так щёлкать и не научился, собака страшная, и я его чуть не пристрелил сгоряча. Стоп. В этих вагонах есть кто-то, мамой клянусь! Это же сколько в такую теплушку людей можно напихать? Мать вашу. Смену охранников, резать надо всю.
        Так что я как к себе домой открыл дверь, и мы с «Сержем» зашли в помещение. «Серж» первый, на нём хоть какая-то форма, шинель-то ему подошла, а я сзади примостился за его широкой спиной. Трое сидели за столом около здорового разукрашенного самовара, трое спали на топчанах, стоящих у стен.
        Стрелять я начал сразу, прямо из-за спины «Сержа», а он шустро метнулся к тем, кто спал. Стрелял я практически в упор. В грудь, в шею, в голову, в спину лежащим на импровизированных кроватях немцам. Всё равно, лишь бы из строя вывести, чтобы до оружия не дотянулись, автоматы у них у всех под руками. Каждому досталось по пуле, потом «Серж» добил троих раненых ножом. Получилось. Ей-богу, получилось! Сильны мы. И что нам теперь со всем этим делать?
        Собрали оружие, винтовки «Серж» притащил. Хомяк, блин. Я собрал документы - это Виталику для статистики. Винтовок у этого отделения всего три, у остальных немцев автоматы и два ручных пулемёта. «Вальтеров» соответственно тоже три, зато гранат целых четыре ящика отдельно стоят и продуктов полно. Нормально фрицы упакованы, прямо завидки берут.
        Пока «Серж» всё перетряхивал да патроны и снаряжение собирал, я одну листовку на окно прилепил, прямо на запотевшее, мутное стекло, а вторую под самовар засунул. Пусть Авиэль порадуется. Да и упырям будет приятно, что мы их не забываем.
        Вооружились мы с «Сержем» автоматами и к вагонам подошли. Говорок за стенами слышен, по-русски говорят, а сами вагоны только проволокой толстой закручены. «Серж» один вагон раскрутил, открываем дверь чуть-чуть на ладонь, и «Серж» тихо так:
        - Товарищи! Только тихо! Пусть кто из командиров подойдёт, здесь разведгруппа осназа НКВД. - В стандартную «теплушку» было набито больше семи десятков человек, многие раненые, ехали они уже трое суток, за всё время кормили их только два раза.
        Командовал пленными невысокий измождённый майор с пехотными петлицами. Ну, командовал, не командовал. Просто там, где собираются пять человек, появляется какой-никакой, но лидер, а здесь семь десятков. Вот он к щели и подошёл.
        - Только тихо, товарищ майор, - говорю негромко, - нужны одиннадцать человек, умеющих обращаться с немецким оружием. Мы охрану вашу перебили, надо сменить и на посты поставить, чтобы не всполошился никто.
        «Серж», забери бойцов, пусть сразу переоденутся в немецкую форму и на посты их. Назначь старшего. Переоденутся, забирай с собой пятерых и к пакгаузам, посмотри, что в них.
        Товарищ майор. Пулемётчики есть? Нужны двое. Отправьте со старшим лейтенантом. Со мной нужны четверо покрепче, только тихо, сами оставайтесь здесь, а то начнут ваши разбегаться, всех выдадут, - сказал я, отведя в сторонку выпрыгнувшего из вагона майора.
        Да. Сильно люди ослабли, майора ветром шатает. Через десяток минут «Серж» подошёл ко мне со своими бойцами.
        - «Серж»! Давай к пакгаузам, я в охранение, пулемётчиков предупреди, чтобы огня не открывали, - потом, отойдя с ним подальше, добавил ему: - Если какая заваруха, типа войны, встречаемся на базе. Мне всю взрывчатку отдай. Я тогда станцию на воздух подниму. На базу никого не води. Если всё будет тихо, пришлёшь ко мне гонца. Только одного, не больше. Всех сразу не выпускай, сначала склады осмотри, а потом действуй по результатам осмотра.
        Сам я метров на сто вперёд к станции уйду, здесь тропинка со станции одна. Часовых предупреди, чтобы в случае чего не стреляли. Поставь их по трое, если что, пусть присылают к тебе связного. - Так минут сорок в охранении и просидел, пока боец не подошёл. Услышал я его издали, хотя шёл боец аккуратно. Он на меня разве что не наступил.
        - Далеко собрался? - негромко спросил я.
        - Это вы, товарищ капитан? - Надо сказать, боец не испугался.
        - Я. Ты откуда так ходить научился? - Парень действительно ходить умеет, аккуратненько двигается, хотя темень хоть глаз коли.
        - Так охотник я, товарищ капитан, с под Архангельска, - отвечает и тихо говорит именно, а не шепчет, что тоже опытного человека выдаёт - нервами не бренчит.
        - Охотник - это хорошо. Полезное на войне умение. Ладно, пошли обратно. - Не торопясь, так же сторожко вернулись. Пленные в пакгаузах уже разместились. Оружия там не оказалось, как я надеялся, а вот обмундирование и, главное, шинели с сапогами там были. Ношеные, правда, а какие и со следами крови. Видно, не первый раз здесь вагоны с пленными разместили. Продуктов немного, в основном просроченные немецкие солдатские пайки, как мне «Серж» объяснил, ну не просроченные, это я уже перевёл, а слегка кончившиеся и мешки с каменными сухарями.
        Всего пленных набралось около ста пятидесяти человек. В последнем вагоне немцы держали раненых, так что живых там уже не было, поэтому я там говора и не слышал. Непонятно только, почему там часовой стоял, но спросить уже не у кого. Понятно теперь, откуда шинели со следами крови - с умерших раньше раненых. Это тупик, что-то типа фильтра перед концлагерем.
        - «Серж»! Этого бойца - на гонца показываю - с собой берём. У тебя что?
        - А всё, - говорит напарник, зябко передёргивая плечами. Тоже замёрз небось.
        - Делать что будем? Товарищ капитан НКВД. - Ага, это он на публику работает, точки над «i» расставляет. Видимо, его уже построить пытались.
        - Станцию взрывать. Что ещё? А потом задание выполнять.
        Товарищ майор. Среди бойцов есть сапёры, разведчики и краснофлотцы? - Подвис майор, построить меня с ходу не удалось.
        - «Серж», тех, кого назвал, ко мне! Давай мухой, нам ещё по путям полночи скакать, как бешеным зайцам.
        Майор, мы вас сейчас со станции выведем, дальше вы сами.
        - А с вами нельзя, товарищ капитан? - Это он меня слегка опустить удумал. Капитан госбезопасности равен армейскому подполковнику, а он меня капитаном назвал.
        - Куда, майор? В Кёнигсберг? Вам в другую сторону. Я с вами дальше следующей деревни не дойду. Мне ещё в Кёнигсберге задание выполнять надо, а свою взрывчатку я сейчас на эту станцию угроблю.
        Значит, так, выходим со станции, идёте, куда укажу, а мы подорвём здесь, до чего дотянемся, и внимание отвлечём. - Пока я разговоры разговаривал, «Серж» отобрал семь человек, это уже с моим охотником.
        - «Серж»! Оружие всё отдай и свой пистолет тоже, на станции у часовых возьмём.
        - У кого возьмёте, товарищ капитан? - Опять майор меня достал. С подковыркой спрашивает. Он от рождения такой тупой или прикидывается?
        - У часовых, товарищ майор. Вежливо попросим. Мы умеем. Здесь же попросили, и нам никто не отказал, вон даже двумя ручниками поделились. - Это да, с этим не поспоришь, так что майор только губы поджал.
        Его, конечно, понять можно, но мне куда тащить эту ораву? Всех своих закопать при этом? Как мне с этим военным потом половыми органами меряться? Полномочиями в смысле.
        Он вон только вылез, а уже с гонором наперевес. Хоть бы спасибо сказал за то, что его с того света достали. Вот почему с ними связываться не хочу. Прыщ на ровном месте, а уже своим денщиком обзавёлся, типа ординарец, а тот вторую шинель за ним тащит. Этот доморощенный генералиссимус до сих пор своей пустой башкой не понял, куда попал и из какой задницы мы его только что вытащили.
        Так что ещё через двадцать минут мы с майором распрощались. Как раз около стрелки, где бывший часовой в канаве валяется. Отправил я майора с людьми в сторону Себежа, там всё же лесов больше, может, и прорвётся кто-то, а сами с «Сержем» пошли прямо от стрелки в сторону станции. Бойцов, что себе отобрали, мы за пакгаузом оставили, наказав никуда не сваливать.
        Теперь взрывать станцию было необходимо, да и вооружаться надо снова. Где-то метров через восемьсот от края начались составы. И здесь у крайних вагонов стоял часовой, которого пришлось убирать. Достался нам опять стандартный немецкий карабин «Маузер 98-к», но у этого часового был ещё и ранец, в котором была какая-то еда. И тут я услышал шаги. Мы с «Сержем» тут же рассосались под вагонами, а мимо нас, подсвечивая себе фонариком, прошли четыре пары ног. Смена часовых, не иначе. Пришлось опять стрелять. Высадил всю обойму, но одного пришлось добивать ножом. Живучий оказался.
        Это они удачно зашли. У Сержа опять появился «Вальтер» и автомат МП-38, ну и теперь уже четыре карабина, которые теперь нам на хрен не нужны. Смели всё из карманов в ранец. Загрузили в карманы немцев пару гранат от «Восьмого» и листовки от Сары и Зераха и пошли дальше. Карабины брать не стали. Как с этими вёслами под вагонами-то лазать? Патроны только выгребли и в ранец сгрузили, гранат не было почему-то.
        Шли наискось, подныривая под составами, выдерживая направление на центр станции, и через шесть составов воткнулись в состав с цистернами, и здесь тоже был часовой и тоже, какая несправедливость, с карабином.
        Цистерны оказались с бензином. Не сильно торопясь, я дошёл до середины состава и, пристроив первый килограмм взрывчатки, запалил бикфордов шнур. Через четыре цистерны от меня то же самое сделал и «Серж», и мы сразу рванули к пакгаузам. Взорвалось всё, как только мы от пакгауза метров на триста отбежали, прихватив ждущих нас бойцов. Сначала был негромкий взрыв, потом грохнуло и осветило так, что я лес за посёлком увидел. И понеслось.
        Красиво цистерны летают. И громко. Коротковатые всё же шнуры, но я их и не рассчитывал на такой экстрим. Нас с «Сержем» чуть не сдуло, но не сдуло, а прилично оглушило всех семерых - пленных оказалось только пятеро. Двое краснофлотцев свинтили втихую, но это ж моряки, у них голова по-особенному устроена. Впрочем, каждый свою судьбу сам выбирает. Не хотят жить, значит, им не надо.
        Ушли с задворок станции мы, что называется, огородами. Пристанционным посёлком в смысле. Здесь тоже светло, как днём, но наученный горьким опытом народ на улицу носа не кажет, так что ушли мы нормально. Хотя и выглядели на пустой освещённой сполохами разгорающегося пожара улице как «три тополя на Плющихе». А на станции снаряды рваться начали и, похоже, бомбы авиационные. Ничего так мы костёрчик запалили. Говорила мне мама: «Не играй с огнём».
        Но далеко идти смысла нет. Так и сказал «Сержу». Потому что понравился мне один дом. Хороший такой дом. Большой, нарядный, и свет в нём горит, и, главное, рядом с ним машина стоит. Наша полуторка, это я уже различать стал. Я только рукой показал - «Серж» сразу всё понял. А зачем пешком ходить? Если проехать можно! Но напарник неправильно меня понял. Машина меня интересовала мало. Меня сам дом интересовал, вернее, его обитатели, которые сейчас на облаву уедут.
        - «Серж»! Ныкаемся на огороде и ждём, когда полицаи свалят. Сами в дом и ждём до вечера. Хозяева всё равно вернутся. Заодно и облаву переждём, - сказал я опешившему «Сержу», но больше него были ошарашены освобождённые нами бойцы. Как так? Бежать же надо. Привычка у всех такая. Нашкодили - и ломиться куда глаза глядят, не разбирая дороги. Голову включать никто не хочет.
        - Командир! А может, возьмём машину и к карателям? - «Серж» тоже слегка прибалдел от такого предложения.
        - И что ты там делать будешь? Где будешь сидеть днём? Или ты думаешь, что каратели сейчас на облаву не уедут? А здесь нас никто искать не будет. Пленные ушли в прямо противоположную сторону. Сейчас упыри всю округу оцепят, пленных примутся ловить, полицаев напрягать. К вечеру хозяева утомятся, привезут нам всю информацию, а заодно и машину пригонят. Вон смотри, полезли. - Ну да, из дома выскочили пятеро, видимо, папашка с сыновьями, завели грузовик и уехали в сторону города. Вернее, на объездную дорогу, потому что отсюда из посёлка две дороги: одна в город, а вторая в ту деревню, где каратели базируются.
        - Во! Теперь заходим, вяжем обитателей и ждём хозяев. Заодно ребят подкормим. Ну а немцы пусть по району бегают, ноги до коленей стирают. Учись, старший лейтенант.
        - Командир, а если здесь облава? - Видуха у «Сержа» обалделая донельзя. Солдаты тоже в крайней степени изумления прислушиваются к нашей беседе.
        - А здесь им что делать? Дом полицаев, их в округе все знают. Какой смысл обыскивать пристанционный посёлок? По улицам, конечно, прошвырнутся, но по домам однозначно не полезут. Сбежавших пленных обнаружат уже через полчаса. Концлагерь рядом. А лагерь - это собаки с проводниками. Пешком уйти шансов ни у кого нет. Пяток автоматов и пара ручников не оружие для ста с лишком человек. Можем поспорить, здесь никого не будет. Все туда стянутся. Общую облаву и поиск оставшихся можно ожидать только через пару дней, когда сбежавших пересчитают.
        - Ну, ты наглец, командир! Я это ещё под Себежем заметил. Любишь ты придумать что-то такое, чего не ждёт никто.
        - Да я, между прочим, никогда не скрывал, что наглец. - Так и сделали. Подошли к дому, зашли на крыльцо и вежливо, по-доброму, попинали ногами в дверь. «Серж» брякнул что-то по-немецки. Я вот только «цурюк» разобрал, только не понял почему, это же вроде «назад» переводится. Но открыли нам сразу.
        Вошли в дом, хозяина ласково погладили так кулаком по темечку. Хозяек, их двое: одна старшая, вторая помладше, лет тридцати пяти, взяли за ручки и хотели почтительно проводить в дальнюю комнату. Так нет, не понимают местные женщины вежливого обращения. Откуда младшая хозяйка «Наган» достала, теперь и не спросишь, а могла бы жить.
        Хорошо, что я рядом оказался. Отвёл руку с «Наганом» в сторону, прижал хозяйку к себе левой рукой, блокируя руку с оружием, и правой рукой воткнул нож в основание шеи. Женщина вздрогнула, удивлённо распахнула глаза и умерла. Никто такого не ждёт. Вроде приобнял и тут же убил.
        Пришлось хозяев пеленать и на кровать складывать. Потом на пару пробежались по дому и никого больше не обнаружили. А вот в одной небольшой миленькой комнатке я нашёл целый арсенал. И чего тут только нет! Но пришлось оставить милые моему сердцу игрушки. Потом посмотрим и подберём себе необходимые стволы. Ну, дальше простые человеческие радости. Солдат покормить, помыть и переодеть. Заходим на кухню, а здесь здрасьте, приехали. Наши солдатики уже по второй накатывают.
        - Отставить, бойцы! Война ещё не закончилась. - Ноль внимания, видно, оглушило сильно на станции. Ну ничего, я хорошо умею уши прочищать.
        - Боец! Я запретил пить самогон. Что-то непонятно? Тебе недостаточно приказа капитана осназа? - Вот наглец, как не слышит!
        - Не-а, - отвечает, зажёвывая предыдущую порцию бутербродом с салом, - недостаточно. - Наливает из здоровой бутыли, я такие бутыли только в кино видел, и накатывает полную кружку.
        Вот нормально так! Пока мы по дому бегали с «Сержем», они все причастились и так шустренько ещё по одной наливают. А нет. Охотник в сторонке сидит, а парень-то совсем молодой, ну так лет, может, двадцати пяти, жуёт хлебную корку. Понимает, что с голодухи много нельзя.
        Ну и ладно. Недостаточно, так недостаточно. Накатить - святое дело. Особенно в последний раз в жизни. Щёлкнул «Вальтер», пуля точно в висок попала, мозги, соответственно, на противоположной стенке, а «Вальтер» уже на троих оставшихся, обалдело глядящих на меня, смотрит. Даже «Серж» такого не ожидал.
        - Кому ещё недостаточно приказа капитана осназа НКВД? - спрашиваю. У одного из оставшихся в живых кружка из рук выпала, залив стол вонючим самогоном. Непонятливого к стенке снесло, только ноги мелькнули, а потом я пригляделся, а у всех троих наколки на руках. Разведчики, мля. Набрал «Серж» уголовников. С собой их тащить - это самоубийцей быть, пришлось ещё три раза на курок нажать. Никто и опомниться не успел. Охотник только оторопел малость, но видно, что опять не испугался. Молодец, мужик.
        Вашу ж маму! Всю горницу кровью забрызгало. Мне что, теперь с тряпкой носиться? Заняться мне больше нечем. Говорил ведь. В упор из «Вальтера» с глушаком стрелять - одно удовольствие. Никого добивать не пришлось.
        - Зачем? Что ты сделал, командир? Это же наши! - запоздало и заполошно заверещал «Серж».
        - Это такие же наши, как я испанский лётчик, - отвечаю. - Ты, «Серж», башкой начинай думать, а не командирским званием. У тебя восемь девок в отряде, а ты четырёх уголовников к себе тащишь. Этим никакой войны не надо. Им бы пожрать послаще, самогона побольше и бабу посговорчивей, а у тебя все бабы с оружием. Со сговорчивостью у них у всех проблемы, а стрелять мы их уже научили. Или тебе жить скучно стало? Так они тебя развлекут по полной программе.
        Пока мы с тобой по дому бегаем да полицаев режем, эти воины самогонку наяривают. Вон боец - на парня показываю, - даже за стол не сел, хотя наверняка голодный. Всё, закрыли тему. Давай уберём эту падаль. Сиди, боец, сами справимся, - добавил привставшему парню. Так и перетащили уголовничков к хозяевам в комнату, где я ещё два раза на курок нажал, заодно и обойму сменил. «Серж» только глазами сверкнул. А не фиг баловать. Отвечать все должны: и старые, и малые. Детей я пожалел бы, а этих нет.
        Живёшь с предателями под одной крышей, будь любезен с ними к стеночке, а то развели после войны демократию. Десять лет, десять лет. К стенке - и через шестьдесят лет вонять некому.
        Может, это и жестоко, но вспоминается мне одна история прошедшей у нас войны. После освобождения Одессы наши войска не сразу в город вошли, а когда входили, то город был прямо-таки увешан повешенными полицаями и предателями - местные жители, не дожидаясь смершевцев, показали своё отношение к прислужникам оккупантов. Но это будет после войны в Одессе, где сейчас живут правильные и конкретные люди, а в Латвии до конца пятидесятых фашистских прихвостней будут сажать. Так что лучше так.
        Надо пустые обоймы патронами набить, хорошо запас прихватил. Стреляю-то в основном я, «Серж» сегодня у меня за грузчика. Вернулись обратно на кухню, сели за стол, у парня спрашиваю:
        - Боец, так ты сам откуда? Представься. - Молодой пацан, а жилистый и невысокий. Бледный, небритый, измождённый, в сильно потрёпанной и рваной форме.
        - Младший сержант Архипов, снайпер. Были в разведке вот с этими вот - и на комнату кивает, где мои свежие покойнички лежат. - Товарищ капитан, вы правильно сделали, что их застрелили, из-за них нас всех в плен взяли. - Ну, это-то понятно. Для этого эти орлы в разведку и сдёрнули. Голодно сейчас под Ленинградом. Хоть и первая военная осень, но даже в армии жрать нечего. Уже не помню, когда там немцы Бадаевские склады разбомбили. Летом, по-моему. Норму питания всё время урезают, а войну не выключают. Передышки нет.
        Под Питером сейчас такое рубилово, что дальше только вешаться. Вот и свинтили эти новоиспечённые вояки подальше от войны, на вольную жизнь. Бегать из лагерей им не привыкать. Только одного они не знали. Привычные для них этапы и лагеря у нас - это просто пионерский лагерь по сравнению с немецкими порядками. Не ожидали уголовнички, что их в общий вагон определят и сразу голодом морить примутся, а до лагеря они ещё не добрались, чтобы под немцев улечься.
        - О как! Слышишь, «Серж»? У нас ещё один снайпер есть. Здорово. - Снайпер, да архангельский охотник. Только из-за этого парня имело смысл зайти на станцию. Теперь надо парня живым до базы довести. Похоже, сегодня каратели отменяются, с ним мы далеко не пройдём - парень на ногах еле держится.
        - Так, охотник. У нас в группе не принято по званиям никого звать. Я командир, он «Серж» и на «ты». Привыкай так. Про падаль эту забудь, было бы о ком думать. Не было их. Ошибка природы это. Ты давно не ел?
        - Два дня, - отвечает.
        - Так. Давай сначала жиденького похлебай, а потом спать ложись, а мы подежурим, - сам в печке лазаю. Ага. Вот похлёбка какая-то в чугунке и тёплая ещё.
        - Давай ешь, и немного, проснёшься, ещё поешь или помоешься сначала? - Смотрю, а у него ложка по пути замерла. Парень спит уже - разморило в тепле. Пяток ложек всего и съел, но он, видно, ещё чего-то перехватил со стола.
        Конечно. Двое суток не ел, да и перед этим, видно, ел не очень. Рядом с фронтом наверняка еще какой-то лагерь есть, типа фильтра, кормить там стопудово не принято. От двух до пяти дней он там провёл точно, пока всех собрали и на паровоз определили. Всё это время в холоде, голоде и в неизвестности, а потом сразу в тепло и безопасность. Кого угодно вырубит. Подобрали мы его с «Сержем», в спальню на кровать отнесли и двумя одеялами накрыли.
        Нет, всё же ходить в мокрой одежде в конце октября то ещё удовольствие, хорошо печка в доме горячая. Разделись мы почти догола, и всё своё сушиться повесили. Сменку на себя у хозяев надёргали. Вечно «Серж» несет какую-то хрень. «На машину, на машину». - Щаз. Так и простудиться недолго. Как я подвиги буду совершать? С мокрыми ногами и гремя соплями в носу? В общем, обсушились, поели и через одного поспали.
        Охотника я будил и кормил, потом опять спать уложил. Между хлопотами и оружейку местную разобрали. Я так и не понял, зачем хозяевам пулемёт «Максим». Нам он тоже ни в какое место не упёрся, к тому же есть у нас с десяток на базе, но если место в машине будет, обязательно заберу, пусть ещё один будет. Всё же станкач - это станкач, ну и всё остальное тоже заберём.
        Винтовки, пара сороковых СВТ, шесть СВТ тридцать восьмых, одна «Мосинка» с оптикой, ППД девять штук и два ручника ДП. Патронов склад целый, три стопки заводских ящиков с цинками у стенки и гранат много, двенадцать ящиков. Два из них РГД-33, остальные «феньки». За «лимонки» хозяевам отдельное спасибо, ну и за патроны тоже, их никогда много не бывает. А вот в холодной кладовке за крыльцом мы нашли вещи прямо валом, и все почти ношеные. Эти хозяева, похоже, тоже в расстрелах участвуют - ещё одни упыри-многостаночники. Обнаружив кладовку с вещами, вернулись в дом, прошлись по комнатам и устроили обыск. Нашли, разумеется, в этот раз «Серж» тайник нашёл. Учится потихонечку. Мозги бы ему ещё поправить, как напарнику цены не будет.
        Между делом наш «Охотник» печку протопил, мы же с «Сержем» городские. Куда там дрова пихать, я знаю, а что там надо открыть, чтобы не задохнуться, это точно не ко мне. Печки, кстати, две в доме, и около каждой внушительная такая поленница дров, так что даже на улицу выходить не пришлось.
        Пока «Охотник» спал, я автомат «Сержа» зарядил правильной гильзой, на СВТ сороковку оптику с «Мосинки» переставил и верхний патрон, который в патроннике, зарядил пулей без пороха. Человек мне нравится, но проверить его не мешает, хотя вроде всё путём. Боец как проснулся, увидел приготовленную для него снайперку. И тут же у меня спрашивает:
        - Можно, товарищ капитан?
        - Можно. Но не товарищ капитан, а командир. У нас как у лётчиков - боевая победа от всех зависит, но мы к этой победе вместе идём. Так что привыкай, - он только кивнул.
        Винтовку взял, всю разобрал, почистил, обоймы отобрал, патроны все прокатал и протёр. Сразу видно, с оружием обращаться умеет. Да и за СВТ уход нужен: если её как «Мосинку» эксплуатировать, перекосов очень много будет. У СВТ приколов внутренних вагон и маленькая тележка, я это только здесь от «Старшины» узнал.
        «Охотник» СВТ чуть не вылизал. Меня, кстати, попрекнул и другую винтовку себе взял. Завод-изготовитель и год выпуска ему больше понравились. Молоток. Разбирается. Я-то откуда это могу знать? Когда я родился, они только в музеях остались, а у моих криминальных знакомцев таких винтовок не было. Только «Маузеры 98-к» и «трёхлинейки», да и те в состоянии хуже некуда. Видеть я их видел и даже разбирал, но стрелять не пробовал. Боеприпасы до моего времени тоже добираются в состоянии «только на выброс», а пострельбушников на халяву и без меня в той компании хватало.
        Прицел «Охотник» сам перекинул, опять винтовку раскидал, и мой патрон, из которого я порох высыпал, забраковал. Царапины ему не понравились. А как я пулю без царапин вытащу? И так все патроны поштучно осмотрел, протёр и в обоймы зарядил. Ну и одели мы его по-человечески, а то его обноски только на помойку.
        После пяти вечера я стал полицаев ждать. Целый день они под дождём пробегали. Ночью их с усиления однозначно должны снять. В посёлке, кстати, было какое-то шевеление, но точно не зачистка, а сюда, в этот проулок, даже не заходил никто.
        В девятом часу полицаи пожаловали, и не одни. Ещё двоих притащили, и «в дрова» все. Двое идти сами не могли, так устали на работе. Так что переход из сильно пьяного состояния в наглухо мёртвое у многих прошёл практически незаметно. Несильно заморачиваясь, в этот раз мы с «Сержем» работали ножами. Двоих, правда, оглушили и по-быстрому связали. «Охотник» пеленал, да так умело. Я его узлы мельком потом глянул. Это только резать - развязать не получится. Надо будет у него поучиться.
        Словом, работы привалило. Пока всех раздели. А куда деваться? Отряд-то растёт, а полицейскую форму немцы мне почему-то не выдают. Приходится самому крутиться. От оружия освободили, документы на столе разложили, опять «Охотника» переодевать пришлось, да и «Сержа» заодно - я-то в кузове поеду. Пока «Серж» с «Охотником» делами занимались, я до машины дошёл, подсвечивая дорогу немецким фонариком, что с разводящего на станции взял. В кузов заглянул, а тут сюрприз, вернее целых три. Больше половины машины продуктов и две девчонки связанные.
        Вот, ёж вашу мать. Женский батальон, блин! Куда мне вас девать-то? Своих восемь штук уже. Дошёл до дома, обрадовал «Сержа», притащили они с «Охотником» девчонок. Присмотрелись, а они светленькие: то ли русские, то ли латышки. Мокрые, дрожащие, слегка побитые и сильно испуганные молодые девчонки. Но главное - живые. Уже проще, а вот фиг я вас у себя оставлю, это еврейку оставить здесь - на смерть её обречь, а эти к родственникам заныкаются. Найдут куда.
        Оттащили девчонок в спальню и, не развязывая, сгрузили на кровать. Сначала делом надо заниматься. Мне ещё полдома грузить. Не оставлять же здесь оружие и то, что нам надо, а нам всё надо. Вон те же подушки с одеялами. У меня список «Старшины» в голове напечатан. Нашему отрядному хомяку всегда всего мало, а машина у меня сейчас одна. В общем полночи паковали да грузили всё. Остаток свободного места в машине добили мешками с крупой, луком и картошкой. Но всё не вошло, а жаль - запасливые хозяева были. Много ещё можно было бы нахомячить.
        Между делом полицаев попробовали допросить, но от них толку чуть. Они оба «в дрова», в смысле лыка не вяжут, девчонки больше рассказали. Они как раз с той стороны жили, куда майор со своими бойцами пошёл. Не удержал майор людей, они у него ещё на шоссе разбегаться начали. Ну и понеслось. Девчонки сказали, что стреляли с разных сторон и бой был сильный, я-то его не слышал, у меня станция рядом. На станции ещё часа четыре что-то взрывалось. Душевно так мы по станционным задворкам прогулялись. Надо чаще практиковать подобные прогулки.
        Девчонки оказались родственницами. Не сёстрами, а просто родственницами. В таких деревнях все друг другу родственники, сами уже не знают, по какой линии. У их деревни кого-то из пленных полицаи выцепили и в деревню к ним заехали. А там слово за слово, и сразу партизан на месте нашли, когда девчонка понравилась.
        Ну и повезли проверять на предмет принадлежности к террористической организации, а заодно и целкости организма. Родственникам звездянок выписали, дома вытрясли и повезли всё дегустировать. Хорошо не убили никого, были в команде полицаев местные. Понятно, что в пути зарядились самогоном - «наша служба и опасна, и трудна», а тут мы с «Сержем». Печалька. Неудачный конец удачного дня, но это для кого как. По мне так мало их приехало, «Серж» только во вкус вошёл, а они уже закончились.
        Девчонок мы накормили, одели из запасов полицаев, разрешили набрать себе шмоток сколько унесут и наказали валить всё на нас. В смысле, если их поймают, не запираться и партизан не изображать, а сдать нас с потрохами. Могут только добавить, что нас много было, видели только троих, а в доме ещё люди были, по голосам пять или шесть человек, а то не поверят им и бить их будут. И что здесь ещё полицаи были и полицаев тех мы благодарили за помощь. Ещё и по два колечка золотых им подарил. Но это специально. Теперь они обе будут про нас молчать как партизан на допросе, но плести про нас будут всё что в голову взбредёт. Им-то зачем, чтобы нас поймали?
        Так и расстались. Мы на машине домой, походя сказав, что нам ещё до Риги ехать, а им наказал до утра сидеть в доме, а потом валить куда глаза глядят. Это на случай, если их отловят и начнут иголки под ногти загонять. Вот и пусть нас гестапо под Ригой ловит. Полицаев-везунчиков мы забрали с собой. Во-первых, допросить. Может, скажут чего путного, как протрезвеют. Во-вторых, надо же на ком-то ножевой бой малолеткам нашим ставить, а то они одну макивару, Виталькой сделанную, ножами уже разнесли. А в-третьих, одна из девочек вломила полицаев по полной программе - оказывается, это самые мерзкие твари в округе. Эти двое такое творят, что «Серж», слушая рассказ отогревшейся и ожившей девушки, побледнел. Удивительно, что именно они остались живы, и я пообещал девчонкам, что они просто так не умрут. Вот это завсегда пожалуйста - привезём на базу живое учебное пособие, заодно и допросим по полной программе.
        Ну и традиционные наши шалости. Авиэлевские листовки на столе кухни, куча трупов в палисаднике - замотались всех туда таскать. Традиционная граната под трупами и листовка, опять же от Авиэля, и торчащая из, простите, заднего прохода верхнего полицая, но в этот раз с «сержевскими» пояснениями на немецком языке. Он когда писал, от хохота заходился, но мне не перевёл. Собака страшная. Вот ведь взрослый человек, командир всесильного НКВД, а развлекается как мальчишка. Я вообще заметил: «Серж» отошёл, живёт с полной отдачей, как будто мешок цемента с души скинул.
        Зона действий группы армий «А» 103-й тыловой район группы армий
        Оперативная сводка по району
        В зоне действий генерального округа «Латвия» действует особо опасная диверсионная группа НКВД под командованием капитана НКВД под псевдонимом «Второй». В ночь на 20 октября 1941 года данная группа совершила нападение на санитарную зону шталага-347, находившуюся в технической зоне железнодорожной станции Резекне-1. В результате нападения были освобождены более двухсот военнопленных. После чего данные военнопленные разрозненными группами попытались скрыться в ближайших лесных массивах.
        В дальнейшем группа «Второго» совершила подрыв железнодорожного состава с авиационным топливом. В результате взрыва на станции Резекне-1 было уничтожено значительное количество военного имущества группы армий. Потери личного состава уточняются.
        21 октября 1941 года
        Ну «Серж»! Тумбочка волосатая! Сам за руль сел, а меня в кузов отправил - полицаев сторожить. «Сержу» с «Охотником» хорошо в кабине, а здесь опять дождь начался. Какого неприличного органа я напросился в кузове ехать? Сижу на щитке от «Максима», как мокрая курица на жёрдочке. Хорошо, удалось под задницу пару подушек положить и ноги на лежащего полицая поставить.
        Пленные дорогу восстановили, нигде мы не застряли и уже к утру были дома. Опознались на «фишке», позвонили на базу и подогнали грузовик к минам. Не нам же полицаев на своём горбу на базу тащить. Нам бы свои умотанные тушки до тёплой печки донести. Так что, когда перед минами остановились, немного подождать пришлось, но через полчаса целая толпа прискакала. Комитет по встрече, блин. Даже две девчонки - Сара и «Фея», одетые по-боевому, как на выход. Вера мне потом сказала, что, как только мы ушли, они оделись и так и жили всё время. Нас ждали. Опять повезло карателям: не добрались мы до них. Ну, ничего. Сейчас полицаев допросим, может, чего нового расскажут.
        Спасённый нами боец обалдел слегка от такого количества народа. Он-то всё недоумевал, куда мы столько всего набираем, а потом, когда в дом к нам вошли, вообще в осадок выпал, Сару с «Феей» со снайперскими винтовками увидев. Девчонки, как в дом вошли, обе на мне повисли, но они же разного роста. Обнял их, а «Фея» ногами болтает - так приподнял и держу одной рукой. Блин! Они тёплые, а я с улицы. Замёрз на своём насесте, как собака бездомная. Пообнимались, поставил «Фею», смотрю: смутились обе.
        - Всё, девчонки, - говорю, и сам смущён. Впервые в жизни у меня такое.
        - Как у нас дела? Рассказывайте, - и тут мне Сара выдаёт:
        - Командир. Вчера утром мимо нас полицаи проезжали. Три пустые телеги, двенадцать человек. По разговору хутор какой-то искали, но мимо нас проехали. Поехали в сторону Краславы от шоссе.
        - О как! Вечером не возвращались? - спрашиваю.
        - Нет, командир, - опять Сара. Ага, сегодня спать не придётся.
        - «Серж», «Старшина», готовимся к бою. Сара, «Фея», будите напарников, готовиться как на выход. Бегом. - Тут «Серж» вылез.
        - Что случилось, командир?
        - Полицаи вчера мимо нас проехали, искали какой-то хутор, вечером не возвращались. Значит, сегодня они возвращаться будут. Раз искали хутор - значит, не местные. А что они здесь делают? Надо брать. По возможности живыми.
        Народ! Знакомьтесь, наш новый боец, боевого имени пока нет.
        Ты с нами, «Охотник»? Или на хозяйстве останешься?
        - С вами, товарищ капитан. - Морда лица у парнишки сильно озадаченная. Никак не привыкнет к нашему колхозу.
        - Хорошо. С нами так с нами. «Старшина», одень бойца по-человечески.
        - Понял, командир. Пошли, «Охотник», - съязвил «Старшина».
        - «Погранец», у нас телефонного провода много? - «Погранец», как и все инструкторы, всё знает.
        - Да, есть, командир. Километров двадцать пять, наверное. - Если «Погранец» вопросу и удивился, то виду не подал.
        - Значит, так. Берёшь Зераха, «Девятого» и двоих на своё усмотрение и от «фишки» тянешь линию связи до первого поворота на дороге. Прямо через лес. Потом сидишь и ждёшь полицаев. Проедут мимо тебя - отзвонишься нам, скажешь состав, сам никуда не лезешь. Мы их встречаем на броневике и грузовике. - Схема проверенная и главное - нигде не засвеченная. В смысле живых свидетелей этого цирка мы никого не оставили.
        Завели броневик и один из «Блицев», нарядили всех в немецкую форму, каски и маски, которые стараниями Виталика, «Иванова» и девчонок стали превращаться в реальные маски, а не просто тряпки на лице. Пока готовились, согласовывали состав боевых групп, заводили технику и выдвигались на исходную точку, наступило утро. Пришлось прождать ещё три часа, но ожидание наше было вознаграждено. Дождались мы уже шесть полностью загруженных телег с теми же двенадцатью полицаями, которых встретили метрах в пятистах от поворота на наш хутор.
        Встречал «Серж» со «Старшиной» и нашей командой малолетних головорезов на «Блице». Я с «Охотником» и снайперами из леса контролировал процесс, и уже спеленали всех, а один полицай неожиданно подорвался. Пихнул ногой вязавшего его Давида, перекатился к телеге, вскочил на ноги и схватил автомат. «Охотник» с «Феей» выстрелили одновременно. Попали, разумеется, даже меня опередили, но я старшего полицая контролировал. Тот попробовал дёрнуться, но там же «Серж». Так что вязали старшего полицая уже в бессознательном состоянии и с разбитой головёнкой. Хороший у «Сержа» удар с правой. Прямо загляденье. Удар - нокаут. Как от такого удара у полицая голова не отвалилась, не знаю.
        Полицаев привезли на базу и развесили рядом с тем навесом, где танк стоял. Усилиями наших умельцев этот навес превратился в неслабую «качалку». Все тринадцать тушек достаточно комфортно поместились на свежем воздухе рядом с навесом. С учётом того, что на улице пошёл дождь со снегом, спать сегодня никому не придётся, допрашивать-то полицаев надо. Улица у нас ни разу не отапливается. Чуть промедлим, допрашивать будет некого. «Погранец» со своей группой сматывал телефонную линию и убирал следы на дороге, выставив наблюдателей, а мы ушли на базу. Похоже, полицаи искали нас - уж больно нервно они отреагировали на броневик. Надо трясти полицаев.
        21 октября 1941 года
        Ну да, как это ни погано, полицаи искали нас. Мало того, искали нас уже целенаправленно и все кому не лень, что в общем-то и неудивительно. Другое дело, что приказ полицаи получили неделю назад и всю неделю отрабатывали тот район, который им был назначен, но нам опять повезло. Вчера полицаи искали нас не там, где им приказали. Под шумок эти шустряки-самоучки себе на голову решили ограбить один зажиточный хутор, находящийся совсем в другой стороне от района, куда их направили. Что само по себе означало, что здесь нас никто не ищет. Иначе к нам обязательно заявились бы местные упыри, которых мы ещё не успели вырезать. Поэтому нам с Сержем надо собираться. У нас было максимум двое суток, пока полицаев не начали искать.
        - «Серж», собираемся на выход. Уходим сегодня ночью. «Старшина», после нашего ухода заваливаешь дорогу парой деревьев, так чтобы проехать было невозможно, и минируешь обходы и тропы. «Фишку» отодвигаешь за старый заминированный участок. По дороге мы больше не ездим. С завтрашнего дня «фишка» усиленная, не меньше трёх человек. Нас с «Сержем» готовишь на выход не менее чем на четырёхдневный срок. И сидите здесь тихо, как мыши. Нового бойца зовут «Рысь» - очень мягко и тихо ходит, да и «Белка» у нас уже есть. Включай его в обучение бойцов и снайперов. Возьми под своё крыло, объясни всё и посели рядом с собой. Парень молодой, но качественный, нам по-любому пригодится.
        - Командир! Куда в этот раз-то? - «Серж» явно недоволен. Я бы тоже пару дней отдохнул, но время, время, мать его за ногу. Сегодня уже снег с дождём шёл.
        - Время, «Серж»! Времени совсем нет. Что полицаи напели, слышал?
        - Ну, слышал, командир!
        - Не нукай, не запряг. Слышал, да не услышал. Они нас должны искать в другом районе, но о том, что они сюда пошли, родственники однозначно знают. Если они здесь пропадут, получим облаву по полной программе. Заметь, здесь нас не ищут, эти полицаи пришлые. Значит, их надо отвезти в их район, скинуть там, а дальше в том направлении засветиться и нашуметь. Пусть все считают, что мы их зацепили в их районе. Пойдём мы, если сегодня снег пойдёт, самое позднее завтра.
        - «Старшина»! - Но «Старшина» уже умёлся куда-то. Ладно, потом.
        - Найдёшь «Старшину» и передашь. Полицаев режем, но режем так, чтобы всем страшно стало. Хоть на куски их порубите и убитого тоже. После чего грузите их на две телеги. Пусть курсанты займутся, заодно и потренируются. Тех двоих упырей, что со станции привезли, после допроса отдайте снайперам, как в прошлый раз. Там и закопаете.
        Вечером уезжаем к их посёлку, оставляем телеги, обрезаем постромки и верхом уходим к следующему полустанку, где ждём поезд. На поезде едем к Даугавпилсу и максимально шумим там, со взрывами и прочими безобразиями, а потом потихоньку возвращаемся, сначала на попутке, потом пешком. Иначе с этой базой можно будет проститься. Как только упыри прочухают, что мы здесь сидим, они прошлогодний снег поднимут и в лесу всю листву перетряхнут.
        Можем пойти втроём. Возьмём «Гнома», тогда взрывчатки больше унесём. Фугасов «Восьмой» уже много наделал. - Собирались в этот раз очень основательно. «Гном», услыхавший, что он идёт с нами на задание, подпрыгнул чуть не до потолка и тут же проникся важностью задания. Получив целеуказания, он чуть не вприпрыжку ускакал доставать «Старшину», а я, озадачив по пути Виталика, дошёл до кровати, а то что-то сам уже умотался.
        Последняя декада октября, а здесь зима уже. Когда седьмого ноября парад в Москве будет, уже вовсю снег и морозы ударят. Я помню это по кинохроникам из своей жизни. Хорошо всё же будущее знать, хотя бы кусками, как я.
        У нас северо-западная роза ветров. Вся погода идёт из Питера. В Питере дождь - в Москве на следующий день. Мы сейчас ближе к Балтике, значит, у нас холода должны раньше начаться. Теоретически. Здесь немного южнее, так что ух его знает, какая погода вырастет дальше, но теплее однозначно не будет.
        Вечером, прихватив «Рысь», зашёл к врачам с очередным подарочным «Вальтером». Попал как раз на ужин и был усажен за стол. Кто бы сопротивлялся? Тем более меня посадили между Сарой и «Феей», которые меня накормили до отвала. За чаем попросил позвать Авиэля и в торжественной обстановке я вручил ему пистолет.
        - Спасибо, Авиэль! Хорошая работа. Правда, хорошая. Теперь пока так не будет экипирован весь отряд, из отряда ни ногой. Извини, всё равно зимой у нас никакой работы, кроме учёбы, не будет.
        А пока, Авиэль, я таки могу сказать тебе, шо ты хулиган. Это же надо! Один еврейский портной перебил восемнадцать немцев, освободил сто пятьдесят пленных и взорвал к Бениной маме станцию. Снаряды взрывались часов шесть. После чего зарезал пять полицаев и ещё двоих притащил на базу, как всегда, с грузовиком, полным всякого добра. И по пути раскидал в самых неожиданных местах свои листовки.
        Таки мало того. На одной листовке написал шо-то на немецком языке и, не за столом будет сказано, вставил эту листовку одному полицаю в то самое место, на котором мы все сейчас сидим, и всё это со сломанной ногой. Давай мы тебе сломаем вторую ногу? Может, война быстрее закончится? - Девичий хохот за столом чуть не выбил стёкла в окне.
        - Таки да, он сделал бы ещё больше, но листовки закончились. Мне не верите вот, он притащил свидетеля. Кстати, девочки, знакомьтесь. Ваш новый инструктор. Позывной «Рысь», специальность снайпер, мирная профессия охотник. Будет у вас инструктором по выживанию в лесу, по хождению и по стрельбе. Скоро «Третий» сделает вам приспособления для бесшумной стрельбы, сразу начнёте выходить в дозоры с этими приспособлениями и начнёте ежедневно стрелять с инструктором.
        - Командир, а когда ты нас на задания брать будешь? - Это Сара, не выполнил я своё обещание, не успел до снега.
        - Как снег сойдёт, радость моя! Теперь только как снег сойдёт. Большие задания имеются в виду, а по мелочи так с «Феей» по месту пешком походите. Как только сделаем вам глушители на винтовки и выучим вас слегонца, так сразу начнёте ходить на практические стрельбы. Хорошо, что у вас теперь нужный нам инструктор есть, не только я буду вас учить, а то «Погранец» мальчишек тренирует и уже не успевает.
        «Рысь», в первую очередь выбери всем девочкам винтовки, как себе выбирал, и подбери обоймы и патроны и покажи всё. У нас принято, что инструктор в любое время отвечает на любой вопрос бойца. Займись прямо завтра. Подбирай винтовки всем, у кого СВТ, но сначала Саре, Эстер, «Фее» и «Дочке». «Дочка» - старшая группы. Все вопросы по занятиям согласовываешь с ней и «Старшиной». Тебе тоже будут делать прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. По-простому глушитель. Понятно?
        - Понятно, товарищ капитан.
        - Девчонки. Объясните потом своему инструктору, как надо обращаться к командиру. Вот что армия с человеком делает, даже за столом тянется, - добавил с усмешкой.
        - «Фея». Прелесть моя! Как ты сама? Извини, некогда было раньше спросить.
        - Хорошо, командир. Уже лучше. Мария лечит, - отвечает тихо, а сама покраснела. Ничего страшного, пусть привыкает. Привыкает и к моей манере личного общения, и к тому, что я её в напарницы выбрал. Это просто для того, чтобы держать девочку всё время под надзором. Со мной рядом она никого лишнего не убьёт. К тому же я тоже присматриваюсь к людям и буду набирать группу для выполнения своих заданий, которые будут сложнее некуда.
        - Мария лечит, а ты добиваешь. Сегодня опять стреляла. Молодец, кстати, с «Рысью» одновременно выстрелила.
        «Рысь». «Фее» надо переделывать винтовку, для неё отдача СВТ слишком сильная. Учитывай при тренировках. «Третий», мой заместитель, будет заниматься этим, но ты тоже не забывай и вообще все рабочие вопросы согласовывай с ним.
        И напоследок, девчонки. Готовьте листовки с максимальным количеством имён. Завтра ночью мы уходим, так что к вечеру чтобы всё было готово. От Авиэля напишите обязательно, у него самого работы выше крыши. Ну, всё. Спасибо за ужин. - Зима дала нам ещё один день на подготовку. Снег пошёл на следующее утро. Ночью прилично подморозило, и под утро небольшой дождь превратился в небольшой снег.
        Странно, я и не заметил, как прошло три месяца моей войны. Целых три месяца. Я создал то, чего нет в этом мире. Почти то, что хотел с самого начала. Мобильное подразделение для уничтожения живой силы противника. Осталось самое главное: не угробить это подразделение за зиму.
        Мне во многом повезло. И с людьми, и с вовремя подвернувшимися хозяйственными и хорошо пограбившими упырями, и с этими набитыми всем необходимым для жизни людей хуторами. Главное, конечно, с людьми.
        Я гляжу на падающий за окном снег, сидя в тёплом и просторном деревенском доме, а не в промозглой и сырой землянке, а за окном бегают по заснеженному двору молодые люди. Бегают и негромко хором поют по-немецки. И поют, и бегают с каждым днём всё лучше и лучше.
        Те самые люди, которые должны были погибнуть уже три месяца назад. Сытые, экипированные, хорошо вооружённые и, главное, живые молодые люди. И руководит ими человек, который без нас с Виталиком в эту зиму умер бы от голода и холода в одном из многих десятков концентрационных лагерей. У нас есть и сапёры, и водители, и техника, и время для обучения людей, и эти желающие всему учиться мальчишки и девчонки.
        Мне очень во многом повезло, но теперь везение заканчивается. Наступает зима, а у неё совсем другие законы. Теперь, если неудачно высунуть голову, можно остаться вообще без всего. Хорошо, что у меня есть Виталик. Незаметно для всех он приобрел авторитет, и все в моё отсутствие называют его «командиром». Без меня он никому не только голову - палец высунуть не позволит, а ещё у меня есть «Старшина», который везёт всё возрастающий воз хозяйственных и бытовых проблем отряда.
        Мне же опять надо совершить невозможное. Максимально отвлечь внимание противника от этого района. Именно поэтому я беру «Гнома», и именно поэтому мы тащим максимальное количество взрывчатки и достаточно большое количество листовок с разными именами. Нет, всё же надо брать ещё и Арье. Троих мало, тем более что они с «Гномом» хоть и немного, но поработали в паре. Работать всё равно в основном будем мы с «Сержем», а таскать то количество взрывчатки и снаряжения, которое я собираюсь взять, одного «Гнома» недостаточно. Тем более что «Вальтеров» с глушителями у нас уже четыре и разгрузки и маскхалаты у нас есть на всю мою небольшую группу. Ну а сам Виталик, как только мы пришли с выхода, принялся за доводку глушителей по моим рекомендациям.
        Опять сидим за столом «малым кругом». Только в этот раз уже с новым инструктором-снайпером по имени «Рысь». Всего сутки прошли с нашего возвращения, но ошарашенное выражение у него на лице проскакивает периодически. Парень совсем не ожидал, что прямо под носом у немцев может вольготно расположиться такой многочисленный, хорошо вооруженный и экипированный отряд. Да и внутренний распорядок лагеря здорово отличается от армейских порядков.
        В первую очередь его с утра выгнали на зарядку, где его будущие подопечные шустро бегали по двору. Побегав с ними минут десять, парень, конечно, выдохся, а я вломил «Погранцу». «Рысь» только что из плена, а наши малолетние лоси бегают уже третий месяц подряд. Это только кажется, что по времени мало, а на самом деле - в этих крепких деревенских парней уже столько труда вложено!
        Так что «Рысь» отправили в «качалку» - это я так навес из-под танка окрестил, а они с ходу подхватили. Там теперь все тренируются. Набили сеном мешки, сделали из них маты, отгородили досками и теперь и приёмы отрабатывают, и ножи в макивары бросают, и пленные чуть в сторонке при надобности висят. Упырей, кстати, уже допросили и зарезали всех, на пару телег свалили и чуть в сторонку телеги отогнали.
        Пока «молодые» бегают, в «качалке» тренируются «Девятый» с «Восьмым», «Старшина», «Белка» с «Батей», Клаус с Еленой и все девочки-снайперы. «Качалка» небольшая. Конечно, она маловата для потихоньку увеличивающегося отряда, поэтому очерёдность жёсткая, а тренировки и разминки я ввёл для всех. Вроде бы зачем это молодым врачам? А нет, потянулись за девчонками. Мы с Виталиком и «Сержем» появляемся там эпизодически и в совершенно разное время. «Серж» ведёт занятия для всех, так что, когда мы не на выходе, он из «качалки» не вылезает.
        В общем, из «качалки» «Рысь» вышел очень сильно удивлённым, увидев в ней своего персонального опекуна «Старшину» и своего персонального диетолога Елену Лерман, в девичестве Винклер. Да и то, как молодые бойцы выполняют приказы командиров, удивление вызывает у всех, кто появляется в лагере. Инструктаж «Рысь» уже прошёл, и первые дни он будет проводить с «Погранцом» и «Старшиной», так что пусть сидит. Сейчас и первое задание получит.
        Начал, как водится, я.
        - «Старшина». По нашему выходу с базы сделай два завала. Один в лесу, метрах в ста пятидесяти от дороги, так чтобы с дороги видно не было. Его не минируешь. Где будешь делать второй завал, смотри сам, но не сильно далеко от базы, его минируешь, как я сказал. Дозорных ставишь за вторым минированием и маскируешь по полной программе. Проведёшь вторую телефонную линию, с первой провод не сматывай, пусть лежит, только либо отметь его, чтобы в случае под снегом можно было найти, либо на дерево подними.
        «Третий» сразу после нашего ухода займётся экипировкой снайперов. «Белка», «Батя», «Восьмой» и «Девятый» прикреплены к нему. Ни на что их не забирай. Как только они сделают глушители на немецкие карабины, начинаете тренировки по стрельбе с «Рысью». Дозоры на «фишках» ставишь с оружием с глушителями. Ну и, наверное, всё. Что у нас по запасной базе?
        - Почти всё готово, командир. Выкопано всё и перекрыто, печки только осталось сделать, но материалы есть. Сделаем. Полуторку разбирать?
        - Думаю, не стоит. Может, пригодится в следующем году, и пока земля не промёрзла, сделай ещё одну землянку для «Третьего». Ему под мастерскую надо. Поторопись, скоро морозы ударят, можешь просто выкопать сначала, а потом доведёшь до ума.
        - Хорошо, командир. Завалим дорогу, сразу займусь.
        - Загони в лес, на подготовленную стоянку напротив хутора, всю технику и законсервируй на зиму. Сними с грузовиков тенты и отдай «Иванову», он знает зачем. Потом въезд замаскируешь ёлками, а когда снегом засыплет, технику видно не будет.
        Землянки на новой базе маскируй, и пусть их снегом засыпает. Присмотрите место для постоянного дозора. Сделайте невысокое укрытие из жердей и замаскируйте.
        - «Погранец». Что у тебя с теми хуторами, которые разведывал? - Чуть не забыл я про это. Вовремя спохватился.
        - Там всё, как ты говоришь, командир, мутно. Хутора большие, есть рабы, людей много. На оба хутора приезжают полицаи. На дальнем хуторе дедушка-охотник. Меня не увидел, но лес слушал, насторожился. Надо при строительстве выставлять дозоры. До хуторов достаточно далеко, но как только озёра замёрзнут, если на охоту пойдёт, может на нас наткнуться. Очень много народу на хуторах, полицаи приезжают гружёные и часто.
        - Тогда так. При строительстве выставляешь усиленные дозоры, берёшь с собой «Рысь» и в процессе всех на пару учите ходить по лесу. «Рысь» проводит дополнительные занятия по ориентированию в лесу.
        Пока озёра не встали, я думаю, гостей можно не ждать, а потом, если этот дедушка объявится, грохните его. Удастся взять живым, возьмите, нет, не рискуйте, но живым его отпустить нельзя. Зимой будет время - зачистим оба хутора. Ну, вроде всё. Тогда до вечера, выдвигаемся за полчаса до наступления темноты. - Виталик подготовил нас очень хорошо. Немецкие автоматы у всех, личные пистолеты у каждого, дополнительные «Вальтеры» с глушителями, взрывчатка, гранаты, продукты на пару дней. «Глушаки» переделаны, разгрузки пошиты на всех четверых, боеприпасов взяли столько, сколько унесём на себе. Даже отстреляли по паре обойм, чтобы ребята привыкли хоть немного к необычному для них оружию, чем привели всех в жуткий восторг. Теперь разговоров в лагере будет на неделю. Немецкую форму мы надевать не стали, особого смысла в этом нет - если что, снимем с кого-нибудь на месте.
        За день прилично подморозило - к вечеру мороз опустился градусов до пятнадцати, и следов как таковых мы не оставляем. К тому же их за нами заметает начинающейся крутить позёмкой. В этот раз нас никто не провожает. Сразу за нами начали валить подрубленные загодя деревья, так что дорогу с завалом к утру ещё и заметёт. Везём мы с собой и четыре пары лыж с палками. По пути где-нибудь их выгрузим и замаскируем. Водилами кобыл у нас «Гном» и Арье. Мы с «Сержем» расположились в телеге, я так даже поспал три часа, пока ехали по дороге.
        На шоссе пустынно. Как только темнеет, движение на дороге замирает. Километров через пятнадцать мы выгрузили и замаскировали все четыре пары лыж. Лыжи - это так, на всякий случай. Мало ли как возвращаться придётся, да и «Погранец» в эту сторону ходить будет. Получится - заберём, нет - как-нибудь заберёт «Погранец». Таскаться с ними мы не собирались, а место очень приметное, лес почти вплотную подходит к дороге. У самой дороги мы лыжи оставлять не стали. Выбрали высокую сосну, выделяющуюся своей монументальностью, и, отступив от неё метров тридцать, в ёлочном подлеске замаскировали лыжи. Потом вернулись к дороге и попилили дальше.
        Проехали мы ещё километров двадцать - здесь совсем немного осталось до нашей первой остановки. До нашей базы километров тридцать с гаком только по шоссе, а до места, где жили эти неудачливые полицаи, оставалось километров восемь. Вот здесь, у небольшого поворота на очередную группу озёр и хуторов, мы оставляем телеги и дальше двигаемся на лошадях. Помимо двух лошадей, что были запряжены в телеги, у нас две загружены нашим хозяйством и две, уже осёдланные, идут в поводу. Так что Арье и «Гном» сейчас заседлают ещё двух, и дальше мы поедем на лошадях.
        Вы на лошади когда-нибудь ездили? Я и не думал, что это так сложно! У, зверьё! Оно ещё и против! Как я на неё залазил, это надо было видеть! Я люблю собак, прекрасно уживаюсь с кошками, ловил рыбу, нормально общался с тёщей, правда, недолго, и даже тигра в зоопарке видел, но вот конкретно с таким зверьём никогда не сталкивался. Нет, была у меня одна «модулька», которая, как она утверждала, «любит кататься на лошадке», но я её только один раз от конюшни забирал.
        Ёрш вашу медь! Я с таким средством передвижения столкнулся только сейчас. На что надо нажать, чтобы оно поехало? Блин, стоять. Где у неё тормоз? И оно живое и тёплое. Как этим управлять-то? По-моему, я ей сильно не понравился. Вон как башкой мотает не переставая. А эти инструкторы по этому средству передвижения, Арье с «Гномом», которые уже три минуты ржут закатываясь, глядя, как командир сначала пытается на это залезть, а потом с этого не свалиться.
        Эфиоп её мать! Мало того чуть шапку не потерял, так мне ещё на этом ехать надо. Проржавшись, эти малолетние долбодоны смилостивились. Взяли это за повод и за собой потянули. Мать твою, лошадь. Кто бы мне сказал, что я лошадь буду уговаривать стоять спокойно, в жизни бы не поверил. Я аж взмок, несмотря на мороз. Вот это потрясение, а если у меня аппетит пропадёт от этих треволнений?
        В Индии на слонах ездят, как погонщики туда забираются? Вот это экстрим так экстрим. Может, у слона просто мозга больше? Но с грехом пополам тронулись, и «Серж» тоже рядом гарцует - он-то точно лошадь видит не первый раз, а так хорошо было на телеге.
        Век живи - век учись. Ошизеть не встать. Ведь всё лето прошло. Вот что чудаку на букву «м» мешало пару уроков взять? Тем более половина отряда профессиональные инструкторы. Теперь мучайся. Лошадиная сила качается, ноги из стремян норовят выскочить, седло первичные половые признаки натирает. Как после этого ходить-то потом? Бедные мои бейцы! Ноги в смысле! А я что сказал?
        24 октября 1941 года
        Вот это мы дали стране угля! Мелкого, но до того места, до которого «Гном» обычно при ударе дотягивается. Много, в общем, и не только угля, как оказалось. Доползли мы до полустанка этого. В начинающейся метели я ушей своей кобылы не видел, да и не стремился пригревшись, и тут такая незадача - деревня неожиданно выросла. Ждать я её, конечно, ждал, но вот немецкой колонны в этом пристанционном посёлке не ждал совершенно. Удачно заехали, надо сказать.
        У околицы, уткнувшись в загон для домашней живности, мы остановились. Я от такой радости сполз со своей лошадиной силы и враскорячку поковылял вперёд. Мои спутники сделали это не в пример быстрее. Роли у нас были расписаны заранее, и мы с «Сержем» тихой сапой потянулись дальше, Арье перехватил повод у лошадей и остался на месте, а «Гном» пошёл с нами, я только указал ему на машину, стоящую у крайнего дома, чтобы проверил кабину и кузов.
        Первого часового мы задавили втроём. Спасаясь от ветра, он стоял прямо за первой машиной. «Гном» негромко стукнул ножом о ствол автомата, часовой, вглядываясь в темноту, повернулся в его сторону и получил штыком под левую лопатку.
        Грузовики оказались сильно загруженными. Сразу за ними стояли полугусеничные артиллерийские тягачи с орудиями, а у орудий были часовые, так что пришлось их убирать. Хорошо, что в белой круговерти мы с «Сержем» в своих маскхалатах совершенно не были видны, чего не сказать о часовых.
        Зимней формы у немцев ещё не было, и в своих шинельках они на фоне снега сильно выделялись, да и резать их было удобно; ветер с нашей стороны и все часовые, как по заказу, к нам спиной стояли. Пришлось поработать ножами, не так уж и легко это. Пойди пробей ножом картонную шинель, мундир и то, что под ним на часового намотано. Да без шума. Метель, правда, здорово помогала, скрадывая все звуки, но задачка была не из простых.
        В грузовиках у немцев, наверное, снаряды, а орудия нехилые. Ствол короткий, калибр, наверное, сильно за сто миллиметров, а в тягачах у них наверняка расчёт ездит. Грамотно. Интересно. Что будет, если в ствол этого орудия динамитную шашку засунуть? Наверное, красивая «розочка» получится.
        Пока наша конная бригада тянется за нами. Куда бы лошадей пристроить? Эту колонну обязательно надо обижать по полной программе. Дошли до предпоследней пары пушка - тягач, а часового нет. Куда он делся, собака? Хорошо, тягач проверили, а он в кабине сидит, пришлось рывком открыть дверь машины и резать нарушителя устава. Чуть не нашумел.
        В общем, всех часовых выбили, четырнадцать часовых получилось - артиллерийских тягачей всего двенадцать штук и по одному часовому в голове и хвосте колонны. Часовые стояли только у тягачей и у крайних грузовиков. Двенадцать тягачей с орудиями, шестнадцать грузовиков, броневик и легковушка. Калибр у гаубиц, пожалуй, здорово больше чем сотка, как бы не все сто пятьдесят.
        Отправили Арье с лошадьми дальше по дороге за посёлок, а сами, прихватив фугасы, пробежались в тот конец деревни, где машины стоят. Втроем быстро всё получается: один фугас вынимает, второй поджигает, третий закладывает. Зажигалку, правда, ветер задувает, но потом приноровились, пришлось хитрость применить, я ещё дома предусмотрел это. Для составов на очередной станции, правда, готовил, но пригодилось здесь.
        Я у «Старшины» окурок сигары упёр. Не очень легко это, между прочим, сделать было. Он на эти сигары разве что не молится, так они ему понравились. Так что я прикурил окурок, и со второй машины мы поджигаем бикфордов шнур по-быстрому. Впрочем, от третьей машины мы подожгли все шнуры сразу и, пробегая мимо очередного кузова, просто запихиваем шашку с уже горящим шнуром. Шесть фугасов пристроили, но и этого за глаза. Планировал я железку в пятаке мест обидеть, для того и наделали десяток небольших фугасов с длинными шнурами, но пригодились здесь.
        Долбануло в первый раз, когда мы уже в километре от посёлка были. Как я на лошади оказался и как это расстояние проскакал, не свалившись ни разу, я так и не понял. Наверное, это уже опыт. Или опять везение? Хотя, если бы я бежал, наверное, пробежал бы больше и быстрее. Хорошо бычок от сигары не потерял, он мне ещё пригодится.
        Пока мы бегали, Арье на телефонный столб листовку присобачил и на палисадник крайнего дома. Ну и пару часовых вытряс. Чисто для статистики, надо же знать, что это за часть. Была.
        Так и не удалось от скотины этой, которая лошадь, избавиться. Опять пилим по дороге. За спиной зарево и продолжают рваться снаряды. Интересно, сколько народу у немцев, проснувшись, наделали в штаны? А сколько проснулось на небесах? Надо поймать кого-нибудь знающего и спросить: двенадцать гаубиц - это что за часть? Полк или батальон? О! Точно! У артиллеристов всё не как у людей, у них дивизион. К тому же немецкие составы частей сильно от наших отличаются, там сам чёрт ногу сломает, разбираясь в этих хитросплетениях. В общем, какая мне уж разница? Орден мне не дадут, а поцелуй от Сары и «Феи» мне и так перепадёт.
        Начальнику штаба 284-й охранной дивизии подполковнику Генриху Штайнеру
        Рапорт
        Докладываю Вам, что в ночь с 24 на 25 октября 1941 года совершено нападение на 82-й тяжёлый пушечный дивизион 150-миллиметровых гаубиц, приданный пятому армейскому корпусу, девятой полевой армии, группы армий «Север», из резерва главного командования Вермахта. В результате нападения дивизион, состоящий из двенадцати гаубиц, уничтожен полностью. Потери личного состава дивизиона уточняются.
        Также 25 октября в 9 часов на дороге Даугавпилс - Резекне, в четырёх километрах от места диверсии, были обнаружены двенадцать сотрудников вспомогательной полиции, отправленных ранее на розыск диверсионной группы «Второго». Сотрудники полиции убиты холодным оружием с особой жестокостью. Униформа, документы и оружие полицейских похищены. На местах диверсий оставлены листовки с надписью «Арье», «Сара», «Давид», «Эстер» и цифрой «2». Отчего можно предположить, что нападение произведено диверсионной группой «Второго». Силами вверенного мне батальона, а также вспомогательной полиции проводятся мероприятия по розыску преступников.
        Командир первого батальона 94-го полка 284-й охранной дивизии
        гауптман Роберт Рихтер
        25 октября 1941 года
        Рассвет мы встретили в маленькой деревушке, километрах в четырёх от шоссе. В деревне домов десять, и мы выбрали маленькую избушку на дальнем от дороги крае деревни. В доме только две комнаты и печка. Лошадей удалось пристроить в сарай, а хозяевам сразу отдали золотую монету, отчего мы сразу стали лучшими друзьями. Хотя сразу договорились, что в течение дня хозяева из дома никуда не выходят.
        Передневали нормально. По рассказам этих милых старичков, полицаев в деревне отродясь не было, немцы заскочили только один раз при наступлении, а наши при отходе прошли вообще стороной. Красивая сказка, я почти поверил и чуть не прослезился от умиления. Это если не учитывать, что на стенке, где фото висят, была фотокарточка с мужиком в полицейской форме. Интересно другое. Когда мы разделись и я второй раз подошёл к стене, то этой фотографии на стене уже не было.
        Если хозяева и удивились наличию среди нас сынов израилевых, то виду не подали. Съели побасенку, что идём из Краславы в сторону Риги. Дедулька, божий одуванчик, только глазёнками из-под кустистых бровей сверкнул. Ох, явно поскачет немцам стучать. Мы ещё с ним дорогу пообсуждали, как лучше проехать. И послал он нас правильно, в сторону дороги, откуда мы приехали. Мы ещё посокрушались, что промахнулись.
        Точно дедулька поскачет немцам докладывать, а мы ему поможем обязательно. Одну из заводных лошадей ему оставим, чтобы он побыстрее до немцев добрался. Пускай они нас на дороге на Ригу ловят. У меня планы немного другие, но пусть всем сюрприз будет.
        Спали мы по очереди и парами, так что деду свинтить в течение дня не удалось. Я, если честно, планировал эту деревню использовать при отходе, но человек предполагает, а получается не всегда так, как хотел. На паровоз вот подсесть не удалось. Тормознул я, если честно, не сообразил, что станцию в Резекне ещё не восстановили, теперь и маршрут отхода надо прорабатывать новый.
        Снег, кстати, так и шёл целый день, то усиливаясь, то чуть утихая, а мороз так и завис на отметке в минус десять. Ну, никак привыкнуть к этому не могу. Это конец октября, я у нас такое только в детстве застал, а в последние годы дождь в ноябре-декабре в нашем мире - нормальное дело.
        Распрощались с хозяевами почти по-родственному, разве только без поцелуев. Хозяин чуть не прослезился, когда про лошадь узнал. Интересно, он сразу поскачет к полицаям или подождёт с полчасика? По телефону-то сообщить не удастся, я знаю, где провода идут, мы их сейчас оборвём, они невысоко. Вот интересно: здесь линия связи прямо вдоль дороги проложена. Столбы стоят, всё как у людей, как будто войны нет. Да и до города здесь километров двенадцать осталось.
        Если честно, давая этому аборигену информацию о нашем передвижении, я не думал, насколько популярен, хотя узнал об этом уже через несколько часов. Своей последней выходкой на станции я довёл немцев до белого каления, и цена за любую информацию об отряде «Второго» выросла до пятидесяти тысяч марок. Опять оккупационных. Жлобы фашистские. И теперь меня действительно искала с собаками вся округа, но пока мы об этом не знали.
        Деду мы слили столько информации по маршруту своего передвижения, что немцы сейчас поставят на уши несколько районов. Ну а мы сами, вместо того чтобы уйти по дороге направо в сторону Риги, повернули налево, в сторону Краславы. Вся наша проблема была не в том, что нас ищут немцы. Вся проблема была в лошадях. Мы не могли их нигде и ни у кого оставить. Нас тут же найдут и моментально затравят. Поэтому, не доходя пары километров до Даугавпилса, мы загнали лошадей в лес и застрелили их. Ребята меня поняли только к вечеру, когда увидели масштабы организованной на нас облавы. Вернее, как увидели? Услышали. Мы отловили очередного полицая.
        - В общем, так, бойцы. У нас две проблемы. Первая - нас ищут упыри. Причём очень ищут. Они до такой степени нас хочут, шо аж дымятся. Прямо-таки горят на работе. И вторая - ваш идиёт командир завёл вас точно туда, где нас ищут упыри. Что будем делать? - Вопрос я задал не просто так. Курсантам надо преподавать теорию на практике. Пусть учатся думать.
        - Командир! А может, пойдём обратно? - Это «Серж». Ну, с этим дуболомом всё понятно, но ничего, вылечу.
        - «Серж». Ты хреново изучал труды классика диверсий небезызвестного тебе «Второго». Во-первых, у нас ещё полно взрывчатки, и её надо использовать. Во-вторых, и как долго мы так пробегаем по заснеженным лесам? Нас где будут искать? А начнут откуда? Как мы прятались в прошлый раз? Подключи к мозгам соображалку. Начинаем бегать ногами. У нас порядка двух часов, пока они не обрадовались и не начали нас гонять. Никому в голову не придёт искать нас с другой стороны города. - Стартанули мы сразу, как только распределили груз.
        Хорошо бежим. Ветер в лицо снег кидает, маскхалат раздувается, тридцать килограммов груза, автомат, пистолет с глушителем, разгрузка. Уже через пятнадцать минут у меня штаны от пота к заднице прилипли. Говорила мне мама, бегай с курсантами на зарядку - командир на лихом коне. Мы с «Сержем» уже запыхались, а лосям нашим малолетним хоть бы что. Их «Погранец» каждый день так дрючит. Они привыкшие.
        Доскакав до окраины города, мы воткнулись точно в ту железнодорожную линию, которая мне была нужна, и резко взяли влево, в сторону реки. Туда как раз вела тупиковая железнодорожная ветка. Как я понимаю, в депо. По этой ветке, огибая город, мы добежали до этого самого железнодорожного депо. Здесь даже охраны не было. Топтался за воротами одинокий полицай, но мы не стали его беспокоить, и так парень замёрз на ветру. Главное - мы его видели, а он нас нет. Повезло упырьку, сегодня у него день рождения.
        Ломиться в само депо смысла не было. Я привык всё же спать в тепле, а не в холодном железном паровозе. Хотя в другой раз имеет смысл зайти. Может, найдём какие железки для нужд Виталика. Мало мне списка «Старшины», теперь ещё и железки на горбу таскать. Инструменты ему принеси. Вечно ему инструментов мало. Знать бы ещё, как эти метчики и плашки выглядят. «Гном», правда, сказал, что знает, что нам надо, и глянет сам - он последние несколько дней под руками у Виталика сидел.
        Вдоль забора депо мы добрались до самого посёлка и проскочили до реки. Здесь уже начинались городские окраины, и нам нужно было найти тёплый дом, но сами дома пока мне не нравились, и мы неслышными белыми привидениями не торопясь скользили по раздолбанному войной посёлку, огибая пригород вдоль реки и забираясь всё дальше и дальше.
        Блинчики-оладушки! Такое впечатление, что по посёлку лупили специально. Здесь и до войны-то ни у кого хором не было, а теперь вообще труба. Хотя, может, так не любили это депо, но это вряд ли. Видно, стреляли вообще без корректировки, на кого бог пошлёт, и теперь каждого четвёртого дома просто нет. Да и на все остальные дома теперь без слёз не взглянешь.
        Вот посёлок при депо закончился. Сразу за ним был пустырь, который мы обогнули слева, ближе к реке, по небольшой, слегка заметённой снегом тропинке и наконец добежали до следующего посёлка. Здесь обстановка получше. Сгоревшие дома тоже есть, но значительно меньше, это был уже фактически город. Если сейчас встать спиной к реке и пройти по городским кварталам пару километров, прямо в центр города попадём. Здесь до моста через реку осталось километра два. Попадём, в центр города обязательно попадём, но не сегодня.
        - «Серж». Бери «Гнома», идите на параллельную улицу и ждите машину, - скомандовал я, как только мы притормозили у крайнего забора.
        - Какую машину, командир? Улица же тупиковая. - «Серж» удивлён донельзя, по-моему, они все трое решили, что я окончательно сбрендил.
        - Ту самую машину, которая скоро за полицаями приедет, или ты думаешь, за ними пеших гонцов по городу пошлют? - Нет, всё же постоянное общение с представителями народа марки Авиэль приносит свои плоды - вон какой «Серж» озадаченный ускакал. Сам я дошёл до угла и, утвердившись пятой точкой на вещмешке со взрывчаткой, слегка перевёл дух. Теперь главное, чтобы штаны к заднице не примёрзли. Арье озадаченно топтался рядом.
        - Спрашивай, Арье, присаживайся и спрашивай.
        Арье примостился рядом и шёпотом спросил:
        - Командир! Зачем мы здесь?
        - Здесь - это где? Здесь - это вот в этом месте? Или почему в этом районе? - традиционно ответил я вопросом на вопрос, как старый иудей. Может, мне ещё и обрезание себе сделать? Нет, пожалуй, не стоит, я так привык. По крайней мере, не сегодня, я ещё не завтракал, а на голодный желудок заниматься членовредительством - дурной тон.
        - И то, и то, командир. Я не понимаю, - сказал озадаченный Арье.
        - Самая достоверная информация, Арье, это та, которую ты получаешь сам. Когда мы вошли в дом к этим миленьким старичкам, я первым делом прошёл в горницу и, посветив фонариком, осмотрел стенку, на которой висят фотографии. Там, среди прочих, висела фотография молодого мужчины в полицейской форме, а вот уже утром это фото со стенки куда-то убежало. Видимо, к соседям в гости. Дедушка с бабушкой говорили, что наших солдат у них не было, а в сенях штык от СВТ заныкан и сапоги командирские в уголке стоят. Наверное, в лесу нашёл, когда грибы собирал.
        - Командир. А чего мы его в живых оставили? - Арье был удивлён, даже ошарашен.
        - Ох, Арье, а кто бы немцам сказал, что мы на Ригу идём? Коня я ему зачем оставил? Вы с «Гномом» о чём на кухне говорили? Вы говорили, что «Второй» замучил вас гонять из Краславы в Ригу и обратно.
        - Да ведь бабка же глухая. Мы ещё удивились этому приказу, она же через слово переспрашивала.
        - Хорошо ещё вслух не удивились. Конечно, глухая, кто бы с тобой спорил. За полчаса до этого я «Сержа» попросил потихоньку выйти и калиткой стукнуть вполсилы. Вы внимания не обратили, а они оба встрепенулись и переглянулись. Наши глухие старички такие же глухие, как и вы с «Гномом», только они ещё и опытные. Они жизнь прожили и таких лопушков повидали достаточно. Были бы вы без нас с «Сержем», сейчас уже с полицаями бы общались.
        Самое забавное то, что тот полицай на фотографии - это один из тех упырей, которых вы на базе зарезали. Только вряд ли сын, скорее всего, племянник или ещё какой родственник. Как только мы ушли, дедушка рванул на нашей коняшке к полицаям, а линию связи мы порвали и смотали, сколько смогли, причём в нескольких местах. Вот и получается, что в город полицаи добрались на час позже нас.
        Пока информация о том, что разведчики и связные из группы «Второго» идут на Ригу, дойдёт до всех высокопоставленных городских упырей, пройдёт ещё час и час на сборы всех возможных сил. Полтора часа мы не торопясь бегали, ещё час придётся подождать. Зато теперь упыри твёрдо уверены, что мы базируемся под Ригой и напрямую связаны с Краславой. - Арье потрясённо молчал, переваривая, в общем-то, простую информацию.
        - Это по первому вопросу. Теперь по второму. Мы идём на Ригу на лошадях. Лошадь надо кормить, ходим мы только там, где пройдёт лошадь, и следы она лошадиные оставляет. Большинство полицаев - люди хозяйственные, для них коняшка - достаточно большая ценность. Тебе ведь в голову не придёт просто взять и убить пять лошадей? Им тоже. Они сейчас не нас будут искать, а этих лошадок, которых дедушка по приметам описал.
        Искать нас будут на дороге от Даугавпилса до Риги, причём с обеих сторон. То есть сгонят со всех сторон полицаев, окружат здоровенный район и начнут его просеивать. Сколько на это всё нужно людей? Главное, сколько времени они будут по лесам и хуторам шариться? Вот мы и ждём, когда за местными полицаями машину пришлют. Если пешком за ними гонца отправлять, то эти гонцы все наличные силы до завтрашнего вечера будут собирать. Именно поэтому мы в город пешком зашли - пеших нас никто искать не будет.
        - Командир. Почему здесь, а не в том посёлке? Там же ближе.
        - Хороший вопрос, но сам должен был догадаться. Ты улочки там видел? Там не дома, а лачуги. В том посёлке народ в основном живёт рабочий, значит, как минимум шесть-восемь человек в доме, а после обстрелов и бомбёжек и того больше. Нам их либо убивать, либо связывать всех, и всё равно к концу дня кто-нибудь в гости зайдёт поинтересоваться, почему соседей в течение всего дня не видно. Здесь смотри, какие дома, все с высокими заборами, добротные, улица широкая, это город почти. Значит, люди живут зажиточные, за власть цепляющиеся. Опять-таки правильно, там ближе к лесу и дороге, значит, и полицаи заскочить туда могут.
        Вопрос тебе, разведчик. Откуда на полустанке появились гаубицы? Как они там оказались? - Вопрос, естественно, с подвохом, но всё это элементы учёбы.
        - Просто к фронту идут, командир, - ответил до сих пор ничего не понимающий Арье.
        - Разведка. Учись думать. Этот тяжёлый гаубичный дивизион на дороге оказался потому, что мы станцию в Резекне взорвали. Значит, железнодорожная линия ещё не восстановлена. За весь вчерашний день ни одного поезда не прошло. Вот они и гонят на фронт то, что может само пешком ходить. Снега никто не ждал, а так их на паровозе до фронта бы дотащили, а дальше уже пешком и на конной тяге. Видимо, где-то понадобился, вот его и гнали до станции, где его паровоз ждал, теперь уже и не дождётся. - Тут к нам на полусогнутых подтянулся «Гном».
        - Командир. Машина. - Среагировал я сразу, но этим двоим надо давать чёткие и конкретные приказы.
        - «Гном». Смотрите, из каких домов полицаи вылезут и как машина разворачиваться будет, у нас-то развернуться просто негде. Никого не трогать, даже если на вас наступят.
        Ну, вот, Арье, а ты боялся. Что-то они быстро, и часа не прошло. Видимо, мы им зачем-то срочно понадобились. Может, на банкет пригласить хотят? Смотрим, в какие дома на нашей улице гонец зайдёт. - Полицаи вышли из девяти домов на двух улицах. После чего я сам, заглядывая во дворы и внимательно, насколько это было возможно, разглядывая обстановку во дворах, проскочил по нашей улице, потом по второй и уверенно вошёл в широкую резную калитку. Забор был высокий, а дом на просторном участке стоял средненький, не сильно большой. «Серж» постучал и, ломая язык, частично по-немецки, частично по-русски потребовал открыть дверь. Отстранив «Сержа», я с ходу врезал открывшей нам девице, одетой в домашний халат, в челюсть и заскочил в дом. Впрочем, в доме больше никого не было.
        26 октября 1941 года
        Через час все окна в двух комнатах и кухне были занавешены и горели керосиновые лампы. Хозяйка сидела в гостиной, привязанная к красивому, с высокой резной спинкой, стулу, с кляпом во рту. В весело горящей печке варилась картошка, а Арье уже притащил полицейскую форму, до этого висящую на улице на верёвке.
        - Спрашивай, Арье, - сказал я, откровенно насмехаясь над обоими курсантами.
        - Командир! Как ты догадался? - Потрясению «Гнома» и Арье не было предела.
        - Догадался, - немного ворчливо сказал я. - Учишь вас, учишь. Я вам что, гадалка? Для чего я во дворы заглядывал? Я смотрел на санки. Где детские санки стоят? Снег позавчера выпал, горка рядом. Детвора только снега и ждёт. Санки стоят прямо у калитки. Зачем их далеко таскать? На верёвках бельё висит, нет детских вещей, можно заходить. Здесь во дворе нет санок, а прямо рядом с крыльцом форма висит, да маленького размера, значит женская. Вот поэтому она с ходу в челюсть и получила. Когда думать начнёте, товарищи курсанты? - Пока наше красавище приходило в себя, судорожно пытаясь понять, что это такое свалилось к ней на голову с утра пораньше, ну как с утра, ночь ещё на дворе, мы все дружно перешли на кухню, где с удовольствием позавтракали чем бог послал. Хорошо хозяйка готовит, надо сказать. Пирог - просто супер. С куриным супчиком и домашним самогоном на воротнике. Мне сейчас хозяйку допрашивать, надо соответствовать тупому упившемуся быдлу.
        - «Серж». Я сейчас буду всякую пургу гнать и подписку с неё брать, подыгрывай.
        - Командир. Она же нас сразу сдаст. Нельзя её живой отпускать. - «Серж» чуть не подавился. Надо было всё же за чаем это сказать.
        - Конечно, сдаст. Я очень на это надеюсь. Расскажет нам всю правду, которая никому не повредит, и тут же сдаст. В надежде, что к ней связник придёт. Вот в гестапо-то порадуются! А, да! Здесь не гестапо, а их местная вспомогательная полиция, что, в общем-то, разницы нет, те же бейцы, только в профиль. - Зашли в горницу, развязали молодой и фигуристой блондинке глаза и пододвинули её стул к столу. Кляп пока не вынимали.
        - Мы разведывательно-диверсионная группа осназа НКВД из отряда «Второго», - чеканя слова, сказал я моргающей и щурящейся девице. Деваха в принципе была достаточно привлекательной. Рост метр семьдесят, узенькая талия, высокая грудь, подчёркнутая нарядным атласным халатом, длинная шея, правильные черты лица, белокурые волосы и злющие, горящие ненавистью глаза. Если бы взглядом можно было убить, то профессия снайпера не понадобилась бы. Ничего, и не таких «ночных фей» обламывали, понадобится - я тебе твои музыкальные пальчики переломаю или ещё чего заковыристое придумаю.
        - Предлагаю тебе подумать. Скажешь всё, что нас интересует, - умрёшь быстро. Будешь молчать - разденем догола и выставим на улицу. Умрёшь в мучениях от холода, но если выставим, разговаривать уже не будем. Муженька твоего дождёмся. - Глаза у девчонки расширились от ужаса.
        - Если поняла, кивни. - Это уже «Серж», девушка медленно опустила голову.
        - Это первый вариант. Второй вариант. Ты подписываешь договор о сотрудничестве и расписку в получении двух тысяч золотых рублей за предоставление всей необходимой нам информации. Информацию мы сегодня проверим, если она не совпадёт, мы тебя очень жестоко убьём. Посадим на кол, выставим на мороз или на воротах повесим. Как настроение будет. Не из-за того, что любим издеваться, а за то, что обманула. Обязательно напишем на трупе, что ты казнена за обман, чтобы другим неповадно было. Отдадим тебя вот этим классным парням, а они такие затейники. Ты не поверишь, они никого не допрашивают и никого никогда не слушают. Просто не умеют, и это не их работа.
        Подпишешь договор о сотрудничестве, никто тебя пальцем не тронет. Слово даю. Лишних слов говорить не надо. Уговаривать тебя никто не будет. Говоришь «нет» - мы обольём тебя водой и выставим голой на улицу. Сегодня минус десять, покроешься льдом уже через полчасика, а к вечеру умрёшь от переохлаждения. Правда, придётся помучиться. Говоришь «да» - вот ручка, чернила и бумага. Расписку напишешь на имя «Второго». В дальнейшем к тебе будет приходить связной. У нас во многих городах свои люди, так что маршрутные связные ездят постоянно. Если поняла, кивни. - Девушка кивнула.
        - Сейчас тебе снимут кляп, попробуешь закричать, убивать не будем. Тебя оглушат и очнёшься уже на улице.
        Арье! «Гном»! Подойдите сюда. «Третий»! Тебе кого оставить?
        - Давай как утром, - буркнул «Серж».
        - Арье. Сними с неё кляп. - Арье развязал скрученную в жгут тряпку, завязанную у девушки на затылке. Пока Серж с «Гномом» развлекались, изображая крутых энкавэдэшников, мы с Арье прошлись по дому.
        Дом был небольшой, всего четыре комнаты, но ухоженный. Большая кухня, просторная горница, кабинет и две спальни. Видно было, что хозяева свой дом любили. Дубовая мебель, красивые шторы, атласные покрывала, горки самых разнообразных подушек на кроватях, камин в кабинете. Похоже, в самом кабинете в последнее время хозяева бывали не часто. Настоящая городская квартира с претензиями на роскошь, а не скромный деревенский домик, как снаружи.
        Хозяева явно не стремились к популярности. Из кухни, совмещённой со столовой, был вход в просторную кладовку со всевозможными запасами. Здесь не было, наверное, только жареного мороженого. Был и люк в достаточно обширный подвал, заставленный самыми разнообразными консервами, вареньями и соленьями.
        Первым делом меня интересовала, как это ни странно, женская спальня. Вернее, вещи в высоком резном шкафу, в котором я обнаружил второй комплект формы. Так. Что тут у нас? «Вальтер ППК», документы в кармане, блин, на немецком. Ого, ещё комплект формы, хорошенькое дело, петлицы чёрные. Какое-то охранное подразделение, в них сам чёрт ногу сломит. Первая странность: спальня женская, а эта форма мужская и приблизительно пятьдесят четвёртого размера. Ладно, вытряхну на койку, а там пусть «Серж» разбирается. В крайнем случае один комплект формы у нас уже есть, а женские как раз на «Дочку» и «Фею».
        - Арье, сходи за «Сержем» и сам там останься. Калитку на улицу заперли?
        - Да, командир. «Гном» запер, - притормозил Арье в дверях.
        - Непорядок. Сходи открой, а «Гном» пусть за тобой с крыльца приглядит. Дверь в дом на засов не закрывайте, просто поглядывайте.
        - Понял, командир. Сейчас сделаем. - Арье шустренько умёлся, и почти сразу пришёл мой напарник.
        - «Серж», глянь документы и продолжай, я обыск ещё не закончил. - «Серж» быстро просмотрел документы и моментально переменился в лице.
        - Командир! Она переводчица городского управления латышской вспомогательной полиции, а имя другое назвала и сказала, что машинисткой в секретариате работает.
        - О как! Хорошо. Не говори ей, что понимаешь немецкий язык. Возьми любую бумажку и спроси, что написано. Пусть расскажет о своих сослуживцах что знает - имена, должности и домашние адреса. Да. Ещё адрес казино и кабаков, где офицерьё вечерами собирается. У них есть заведения только для немцев, по крайней мере должны быть. Можешь больше её ни о чём не спрашивать. Пока не говори, что знаешь её имя. Проговорись там, что я сплю. Только пусть сама пишет. Привяжите ей ноги к ножкам стула и перекиньте одну верёвку поперёк туловища к спинке. Спроси, в какое время она сегодня начинает работать. Я ещё покопаюсь. И вот ещё форма. Что это за звание?
        - Унтершарфюрер, - моментально ответил «Серж» и, видя, что я не понимаю, пояснил.
        - Унтер-офицер.
        - Ладно, понял, пришли Арье, мне надо ещё время, чтобы всё осмотреть. - Интересно, откуда «Серж» так хорошо в званиях СС разбирается?
        Ещё два часа я занимался этими тремя комнатами. В мужской спальне ничего интересного, кроме оружия и формы вспомогательной полиции, не было, ну разве только коллекция неплохого коньяка, а вот женская спальня и кабинет принесли столько сюрпризов, что я даже не знал, что с ними делать. Пришлось опять сгонять Арье за «Сержем».
        - Ну, в общем так. Полицай, который уехал, её младший брат. Спроси её напрямую, если соврёт, пусть ее «Гном» обидит, только не убейте. Потом покажешь вот эти фото. Я подобрал по годам. Когда я рассказывал об «ужасах НКВД», она не боялась, а испугалась, только когда я ей сказал, что мы её мужа подождём. Значит, своего брата она любит. Можно на этом поиграть.
        Форма унтершарфюрера, форма её второго брата, есть семейные фотографии, где они втроём. Последнее фото совсем свежее, вот оно. Форма та, которую в шкафу нашли.
        Все они фольксдойч - немцы латышского происхождения. Теперь сюрприз, посмотри, что я нашёл, очень интересные фото. - Я подал «Сержу» фотографию, потом ещё одну и ещё. Всего фото было шестнадцать штук. Всё-таки семейный архив - это такая удобная вещь. Несильно, правда, понимаю, зачем такие фотографии держать в семейном альбоме. Наверное, из-за мужика, с которым она фотографировалась. Фото, которые я нашёл, вполне можно было представлять на Нюрнбергском процессе.
        - Вот на этой фотографии посмотри звание, а то ты сам знаешь, я в званиях не здорово разбираюсь. С этим кадром она почти на всех фото. У неё вчера был день рождения. Двадцать пять лет исполнилось. Так сказать, юбилей. Где и с кем она планировала праздновать свой персональный праздник? Если она сегодня не выйдет на работу, а она точно не выйдет, может, этот красавец за ней вечером заедет? Тогда не придётся за ним по городу бегать. - На «Сержа» было страшно смотреть. Ну да, это вам не по телевизору ужасы концлагерей разглядывать. Здесь эти ужасы на каждом шагу.
        - «Серж». Давай без лишних эмоций. Она должна дожить до следующего утра, ну или хотя бы до сегодняшнего вечера. Если он сюда приедет, сколько народу его сопровождает, на какой машине он ездит и есть ли у него ночной пропуск. Вообще есть сейчас у них ночные пропуска и комендантский час, и во сколько он начинается.
        Работай, «Серж». Здесь развлекается латвийская вспомогательная полиция, мне нужны все сведения о ее отделении здесь и области и обо всех её сотрудниках, о которых она знает. Начинай задавать вопросы, я сейчас подойду. И пожёстче. Привяжите руки к стулу и ногам, а потом допрашивайте. - «Серж», молча кивнув, ушёл в соседнюю комнату, где тут же послышались звук удара и грохот упавшего стула. Похоже, «Серж» не доверил «Гному» вразумление врущей девицы. Что неудивительно - она только что переселилась из мира живых в мир мёртвых. Пока только виртуально, но это только пока.
        У меня стала вырисовываться забавная картинка. А ведь хотел только станцию взорвать, но видно, придётся задержаться ещё на пару ночей. Хотя нет, как только немцы узнают, что мы в городе остались, они полгорода перебьют, нас выискивая. Узнают они это самое позднее сегодняшней ночью. До такой степени мы популярные. Как удачно зашёл. Прямо не верится. Переводчица латвийской вспомогательной полиции, лично участвующая в массовых казнях и живущая с каким-то немцем. Мне просто интересно, зачем люди фотографируются рядом с кучей трупов? Или это уже не люди?
        - Арье! Найди мне керосина пару бутылок, а лучше весь, что найдёшь. Потом сходи в сарай, посмотри, можно ли туда красавицу нашу отнести. Только аккуратно, соседям не покажись. - Пока Арье осматривал сарай и искал керосин, я приступил к самому приятному. То есть к слишком тяжёлым полкам и дверцам письменного стола и массивного секретера. Я когда вытряхивал бумаги, обратил внимание, что писем нет вообще, а так не бывает. Финансовая переписка и переписка между людьми здесь сохраняться должна, это я ещё по своему деду помню. Мой дед всю свою переписку хранил и до самой своей смерти.
        Интернета здесь нет и в ближайшие пятьдесят лет не предвидится. Так вот, личной переписки я пока не нашёл. Кабинет нынешним хозяевам не принадлежит. Этот дом принадлежал родителям нынешних хозяев и, судя по фото, очень обеспеченным людям.
        Очередная странность: хозяева были людьми богатыми, а домик мизерный. Что-то типа тихой хаты? Места для встреч с нужными людишками? Кем у братьев с сестричкой папашка трудился? Пока несильно понятно, но, в общем, это логично - дом на окраине, рядом выход к реке и в рабочий посёлок.
        Когда Арье пришёл, я попросил его позвать ещё и «Гнома», и мы втроём раскурочили вышеуказанную мебель. Глаза у моих курсантов выпали на пол. В фигуральном смысле этого слова, конечно же. Килограммов шесть разнообразных золотых монет и десятков восемь различных безделушек с хорошими камнями мы наковыряли.
        И наконец-то я нашёл письма. За фальшивой стенкой письменного стола было то, что я искал. Целая пачка бумаг на немецком и английском языках, стопка писем, перевязанная простой бечевой, две толстые тетради, каждая из которых была уложена в конверт из плотной бумаги, и две пачки фотографий с надписями на обратной стороне. Очень интересный архив, придётся тащить всё это хозяйство с собой. Разбирать и переводить эти документы придётся уже на базе.
        Забавно, что если бы стол на мелкие детали не раздолбали, этот тайник так бы и не нашли. Это, видно, то, что пропустили энкавэдэшники при обыске. Странно, там на обысках лохов не держат. Видимо, до этого дома так и не добрались и обыскивали какое-то другое место.
        Арье меня не порадовал, в сарае стоял разобранный мотоцикл. Что ж, в доме есть маленькая комната, в которой сейчас спальня младшего брата. Вряд ли в ней есть что-то интересное. Надо дать задание своим малолетним напарникам - пусть поищут, а то после наших находок у них руки чешутся. Они же совсем ещё мальчишки. Для них эти находки яркое приключение. В принципе можно начинать, чего время зря тянуть? Пора порадовать хозяйку.
        - Арье, «Гном», организуйте кляп покойнице. - Недоумевающая хозяйка попыталась что-то сказать, но Арье слегка заехал ей в солнечное сплетение и накинул поперёк рта многострадальный жгут. Помнится, ещё на первой базе мы с Виталиком полдня потратили на занятие по связыванию и конвоированию пленного. Надо было дать отдохнуть курсантам от физических упражнений. Вот чтобы просто так не сидели, Виталик провёл мастер-класс, а мы с «Сержем» были подопытными кроликами.
        - Сдвиньте мебель в маленькой спальне, и даю вам двадцать минут, посмотрите под мебелью, может, что-то заныкано. Да и саму мебель проверьте, как в кабинете. Откройте окно настежь, мебель сдвинуть так, чтобы центр комнаты и подход к окну были свободны. Всё, что найдёте, и оружие сложите в женской спальне. Выполняйте.
        - Ну что тут у нас нового? - спросил я, беря в руки листы с корявыми буквами. Даже здесь издевается, этот почерк разобрать невозможно. Написано левой рукой, по-китайски, через правую заднюю ногу и с закрытыми глазами. Приблизительно таким почерком пишут пьяные до потери сопротивления медсёстры. Сильна деваха. Самообладания не теряет. Врагов тоже надо уважать, а ведь ей всего только двадцать пять лет. Ну ладно. Пообщалась с добрым «Сержем», теперь альтернативный вариант.
        - Рассказывайте, Лотта! Я, конечно же, слышал, что вы называете себя Греттой, но вы Лотта Гаймбах. Переводчица городского управления латвийской вспомогательной полиции. Только вот я так и не понял, в каком звании ваш друг? На фото очень плохо видно. Да, кстати, у Лотты Гаймбах отличный, почти каллиграфический почерк, не стоило так стараться портить показания. Впрочем, у вас всё равно завязан рот, и вы ничего не можете мне сказать. Не трудитесь. Мне больше ничего от вас не надо, - доброжелательно, с улыбкой на лице, сказал я моментально побледневшей переводчице и, обращаясь к «Сержу», добавил: - Я её дневник нашёл, очень занимательная вещица. Потом почитаешь, там такой классный почерк, - и опять по-дружески обращаясь к переводчице: - А ещё, Лотта, хочу вас порадовать, мы нашли то, что не нашёл при обыске НКВД, то есть бумаги вашего отца. Поэтому вы мне больше не нужны. Вы ведь расписку писали как Гретта Штаудер? К Гретте Штаудер, написавшей расписку, у меня претензий нет, а лично к вам есть. Мне очень жаль, Лотта. К моему глубочайшему сожалению, празднование вашего дня рождения сегодня придётся
отложить, но не расстраивайтесь, совместите со своими похоронами и поминками. Я же предупреждал, что за обман мы вас накажем. Пока мои подчинённые обыскивают спальню вашего младшего брата, мы отдохнём от общения с вами. Заодно я пока подумаю, что сделать, чтобы наша встреча показалась вам незабываемой. - И, больше не обращая внимания на пленную, сказал «Сержу»:
        - Давай компотику попьём, что ли? Я там, на кухне, видел. - Ещё через пятнадцать минут я, дружески улыбаясь, добавил подошедшему к нам Арье: - Арье. Отнесите её в маленькую комнату, срежьте всю одежду и облейте керосином. В спальне есть шёлковый халат, его тоже облить керосином и сверху накинуть. Лучше гореть будет, особенно когда к телу прилипнет. Потом дождёмся младшего братика и сожжем обоих живыми. - После чего торжественно обратился к помертвевшей переводчице:
        - Прощайте, Лотта, в этой жизни мы с вами больше никогда не увидимся. - И обращаясь к «Сержу», добавил: - Пойдём поедим, что ли? Да и выпить не помешает, не люблю я запах палёного мяса. - Здорово удивлённые курсанты, перехватив стул за спинку, волоком потащили мычащую и извивающуюся на стуле переводчицу. Я же усмехнулся и объяснил пристально смотрящему на меня «Сержу», знающему, что я категорически против алкоголя, особенно на боевой операции.
        - Ну и чего ты так на меня вылупился? Пусть посидит, подумает, а потом продолжишь допрос. Арье проинструктирован. Он её сейчас с ног до головы керосином обольёт и придвинет к раскрытому окну. Наша красавица с полчасика в испарениях посидит, помёрзнет и молить тебя будет, чтобы ты её о чём-нибудь спросил.
        С садистами всегда так. Ты её глаза видел? Она на всех допросах присутствовала да во всём участвовала. Ты фотографии из концлагеря хорошо разглядел? Советский Союз она люто ненавидит, коммунистов сама вешала и расстреливала. В НКВД её родителей либо шлёпнули, либо выслали - с сорокового года нет никакой переписки.
        Ей на твои разговоры наплевать и растереть. С ней можно месяц разговоры разговаривать, она только издеваться будет. Побоев она тоже не боится, ещё и не такие побои видела. Ей от таких звездюлей, которые мы сейчас можем выписать, только щекотно будет. Упёртая. Да и ни времени нет, ни желания из неё признания выбивать. Всё равно соврёт, а проверить мы с тобой никак не сможем. Значит, надо сделать что-то такое, чего она не видела и прикинуть на себя не могла.
        Может быть, на себя ей и наплевать, но на брате сломается однозначно. Только надо смотреть, чтобы не задохнулась. Откройте окно пошире, пусть как следует промёрзнет. Арье ей периодически будет свежего керосинчика подливать и молоточком по голеням слегонца постукивать, чтобы жизнь ей малиной не казалась. Ну да он знает, что делать, чтобы хозяйке скучно не было.
        - А я и вправду поверил, что ты её действительно жечь будешь, - сказал мне «Серж». - Ну, ты артист, командир, - добавил он и вышел из комнаты. Странный он какой-то. А кто сказал, что не буду? Обязательно буду, но чуть позже и не в доме. Вот только брательника её дождёмся. Толку от того, что мы их в доме сожжём? Никто же не узнает. Сгорели и сгорели. Мало ли деревенских домов горит? Сжечь - обязательно сожгу. Ещё и дровами обложу, и керосином погуще оболью, чтобы костёр не потух. За то, что мы на фотографиях увидели, надо жечь эту сестричку с её братиком по пять раз в день. Оживлять и снова жечь. Хорошо, что мы только на фото увидели кучу детских трупов, а не вживую, как на хуторе, но там с пяток детей было, а на этой фотографии человек семьдесят вповалку, и эта сучка улыбающаяся прямо рядом с виселицей.
        Поспать надо. Утро только начинается, да и «Сержу» с Арье надо отдохнуть, а «Гном» пусть подежурит, нам ещё ночью куролесить. Дошёл до спальни хозяйки, рухнул ничком на кровать и почти сразу отрубился.
        Проснулся в первом часу. Блин. С керосином я погорячился - воняет по всему дому. Но если воняет так здесь, что творится в маленькой комнате, я даже представить себе не могу. Разбудил Арье, спящего рядом со мной на кровати. Он проснулся и сразу сморщился. Огляделся, привставая. О! Здесь и «Гном» спит, но этот кадр, не заморачиваясь, вывалил всё из шкафа и разлёгся прямо на вещах. Отправил Арье за «Сержем». Пришедший напарник тут же огорошил.
        - Спишь крепко, командир, а у нас гостья. Подружка подошла на огонёк. Тоже в форме и, как ты любишь говорить, «теперь поют на пару» и так дружно, я прямо не успеваю записывать. Правда, я проговорился, что ты в город пошёл к связному. Лотту тут же прорвало, а потом и подружка подключилась.
        - Ты их хотя бы развёл по разным комнатам? Шустряк-самоучка.
        - Конечно, развёл, сейчас подруга поёт. Послушаешь?
        - Да я бы послушал, но я же ушёл, поймёт, что нагрели, замкнётся. Арье возьми, пусть учится. Что-нибудь интересное есть?
        - Есть. Всё интересно. Потом почитаешь. - Самую интересную информацию нам слила «подружка невесты». Как только она увидела, в каком состоянии и в каком положении находится сама «невеста», она тут же добровольно согласилась на вербовку. Видимо, просто не хочет оказаться рядом в костре. Что ж, вполне понятное желание. Вот её-то я и решил использовать как канал слива дезинформации.
        Мы с ней даже пообедали вместе, влив в неё в три приёма почти четыреста граммов коньяка. Нормально так. Засосала и не поморщилась. Я-то «пришёл из города» уже хорошо накатившим, с заплетающимся языком и подчёркнуто чёткой координацией движений. Потом мы с ней на пару ещё добавили и в процессе при ней уже столько наговорили. Причём подыгрывающий мне «Серж» периодически меня одёргивал. Вот, к примеру, про «Первого» в немецком штабе и про агента в полицейском управлении Риги, а то ведь немцы и полицаи совсем ничего про нас не знают, это ведь несправедливо. Я же обещал, что скучно никому не будет, вот и пусть развлекаются. Может, и правда кого найдут?
        Лотта с братцем однозначно у меня кандидаты в покойники, а эту, как бы её помягче назвать. Ну ладно, назову вещи своими именами. Этого лошарика придётся оставить в живых. Очень она лошадь лицом напоминает, так и хочется, как в том анекдоте, накормить её овсом, но чего не сделаешь для чистоты эксперимента. Да и овса у меня нет.
        Это только соловья баснями не кормят, а для этой лошары мои басни в самый раз. Единственное, пить с ней коньяк было несколько непривычно. Я никогда не квасил с лошадью, а под самый занавес, закрыв глаза и слушая её истерическое ржание, у меня сложилось полное впечатление, что я накатываю со своим покойным средством передвижения. Правда, моя лошадка была значительно спокойнее.
        В процессе поисков «Гном» с Арье обнаружили в спальне братца небольшой тайничок. Ничего серьёзного, но гордятся неимоверно и, надо сказать, заслуженно, и в спальне у Лотты было килограмма два драгоценностей, но это уже заслуга лично «Гнома». Недаром он шкаф перетряхивал, кладоискатель доморощенный. Ещё я нашим девчонкам нагрёб пару мешков всяких тёплых меховых вещей - Лотте они больше не понадобятся.
        Не скажу, что вещей у нас мало, но у меня девчонок восемь штук и мне их всё время жалко. Другое дело, что количество вещей, которые придётся с собой тащить, опять растёт, а как уходить отсюда, я ещё пока не придумал. Нет, есть у меня пара мыслишек, но они обе связаны со станцией, а станция здесь очень сильно узловая и, соответственно, хорошо охраняемая.
        Кроме всего остального рядом находится шталаг-340. Лагерь военнопленных, а в нем больше шестидесяти тысяч человек. Я про него знал, но не думал, что там столько народу. Это же представить себе невозможно. Когда-то в юности я подсчитал, сколько детей в московской средней школе. Опуская подробности, у меня получилось шестьсот человек. Здесь на четырёх футбольных полях людей на сто средних школ, и это помимо гетто, в котором расстреливают от пятидесяти до двухсот человек в день. А сколько народу там ежедневно умирают от голода и тифа, вряд ли кто вообще посчитать сможет.
        Только сейчас я узнал, что в Резекне тоже есть концлагерь. Шталаг-347. Вот куда, оказывается, «Рысь» привезли. Их просто без еды держали, чтобы раненые все поумирали. Теперь понятно, отчего там каратели рядом базируются. Самое поганое, что я ничего не успеваю. Нам с «Сержем» вдвоём не разорваться, а бросать сейчас в бой курсантов - это абсолютно бессмысленно уложить их в могилу. Вон они ходят за нами, как щенки новорожденные, и о челюсть свою нижнюю спотыкаются, а это самые подготовленные, про остальных я вообще ничего без мата сказать не могу.
        Самое интересное началось, как водится, вечером. Сначала объявился братец с каким-то своим приятелем. Давно нами ожидаемо хлопнула калитка, потом раздался возмущённый мат. Вот почему когда ругаются, так всегда по-русски. И латыши, и русские, и татары, и негры, и, честное слово, я даже китайца слышал, надо сказать, достаточно виртуозного. Была у меня по молодости лет одна подружка из «Лумумбария», так вот у неё в общаге всё это представление прослушал. Если кто не знает, «Лумумбарий» - это университет дрючбы имени Патриса Лумумбы. Никогда не понимал, зачем для дрючбы ещё и университет заводить.
        Разговаривал матом доблестный полицейский потому, что добрый Арье там, на дорожке у калитки, грабли положил. Ну да, как раз для этой цели, чтобы по-тихому не зашли, а не за тем, о чём все подумали. Арье туда ещё и ведро пристроил. Ну, уж как получилось, так получилось. Мои курсанты ни в каком месте не ландшафтные дизайнеры, они даже слова такого не знают.
        Заходит братец Лотты с приятелем в дом, а по дому такой амбре, что аж глаза режет. Особенно со свежего воздуха заметно. В общем и целом наши долгожданные гости огребли сразу, как только в дом вошли. Братец, не останавливаясь на кухне, успел заскочить в горницу и там зажёг фонарик, получив в излюбленной манере «Гнома» по месту ниже пояса, а его приятеля встретил я.
        На кухне такой закуток удобный есть. Вот в нём я и заховался. Не сильно церемонясь, я слегонца отоварил нетрезвого полицая кулаком по загривку, и он всем своим весом забодал кухонный стол. Голова оказалась крепкая, так что ещё немного он прожил. Ровно столько, насколько хватило его красноречия в рассказе о безуспешных поисках неуловимого «Второго».
        Искали нас весело и с размахом. Лошадок наших, невинно мною убиенных, как я и предполагал, пока не обнаружили и радостно шерстили огромный район от Краславы до Екабпилса, гоняя по просёлочным дорогам и местным хуторам все наличные силы и добровольных помощников.
        Надо сказать, что четыре раза нас даже поймали, два раза с перестрелкой, убив четверых ни в чём не повинных полицаев и в процессе поисков ещё семерых ранив. В общем, все развлекались, как умели. Впрочем, именно эта парочка никуда не ездила, руководя своими подчинёнными из штаба. Вот тут-то мы и узнали причину своей популярности. Всё-таки пятьдесят тысяч местных баксов по сегодняшним меркам - это как, не к ночи будет сказано, в девяностые годы шестисотый «Мерседес» на халяву.
        Словом, форму нам принесли, и мы её уже примерять принялись. Мне как раз форма братца подошла, только рукава опять короткие. Вот почему запасная форма этого упыря на меня не налезает? Бэушную с трудом натянул, а чистая ну никак не хочет. «Сержу», как всегда, повезло. Он теперь унтершарфюрер, Арье чистая форма хозяина досталась, он в ней уже полдня рассекает, в ней же и по двору шарится, чтобы внимания не привлекать, а мы с «Гномом» опять секонд-хенд донашиваем. Полностью одеться мы не успели, ввалился в горницу Арье, стоявший на крыльце, на шухере.
        - Командир! Машина подъехала. - Надо сказать, что о своём поклоннике Лотта молчала, как партизанка на допросе. Нет. Всякую дребедень она несла, прямо заткнуть было невозможно, но такую ересь гнала, что уши вяли. Подружка Лотты тоже не сильно откровенничала, отговорилась незнанием, сказала только, что штурмбанфюрер СС, что и так было видно на фотографии.
        Я догадывался о причине такого поведения, но сильно не настаивал. Если честно, боялся спугнуть даже неосторожными мыслями. Опять-таки не сильно веря, что оно сюда заявится. Всё же не по чину таскаться майору СС в деревенский дом, к своей пусть даже и молодой и фигуристой любовнице. Но всё же, не дождавшись свою пассию в кабаке и не найдя её на работе, штурмбанфюрер припёрся сюда, или всё же была у них такая договорённость, не просто же так они обе молчали.
        В этот раз мы с Арье успели выскочить во двор и расположиться за углом дома. Во двор зашли, судя по топоту, двое. Один зашёл в дом, а второй остался на улице и, гадёныш, стоял далеко и настороженно. Пришлось стрелять. Проконтролировав валяющуюся тушку, я метнулся к машине. Судя по работающему двигателю, в машине оставался водитель. Ну да, он даже на открывающуюся калитку среагировал, правда, не так, как надо. Теперь уже поздняк метаться и за оружие хвататься. Прибежал Арье, вытащил внезапно скончавшегося водилу и упёр его в дом, а я заглушил машину, прихватил с переднего сиденья автомат и отправился за ним.
        Машина была, надо сказать, неплохая - четырёхдверный «Опель». Интересно, нашему майору полагается бибика или он этот «Опель» на покататься подрезал? Теперь уже не у кого спросить. «Серж» перее… Хм. Отоварил майора с такой силой кулаком в грудину, что тот от возбуждения помер, явно не ожидая проявления таких горячих чувств. В общем-то туда и дорога. Не допрашивать же? И без него времени мало. Да и что мне может нового сказать начальник концлагеря? Комендант шталаг-340 штурмбанфюрер СС Эрих Кламмер живым мне был абсолютно не нужен. Жалел я лишь об одном, что не своими руками удавил упыря. Вот кого имело смысл сжечь живьём.
        Да ладно, какая теперь разница? «Сержу» надо было пар выпустить. Главное - результат. У меня на счету один штурмбанфюрер уже есть, так что счёт равный, а нам опять переодеваться: мне вот, к примеру, вполне подойдёт форма убиенного мною эсэсовца. Это, по ходу, у начальника лагеря «наличник» был, телохранитель в смысле. Но странный этот унтер-офицер. Форма у него десантная. Видимо, бывший парашютист. Очень интересно. Ну да. Точно. Раздев унтера, я увидел у него два серьёзных шрама на левой ноге и железный крест на кителе.
        Единственное только эту форму отстирывать надо, но Арье озадачил. Не командирское это дело - в крови ковыряться. Эфиоп вашу мать! Опять рукава короткие. Ёкарный бабай, когда же вы нормальные-то попадаться будете? Сейчас не лето, рукава не закатаешь. И форму пришлось надевать чуть влажную, что на морозе не есть хорошо.
        27 октября 1941 года
        Скажите мне, пожалуйста, где водятся дрезины? Во! Все зависли! А я вам скажу. В депо. В депо всё водится: и паровозы, и полицаи, и дрезины, но, для того чтобы найти одну дрезину, нам пришлось перебить охрану двух депо. Ну, почти всю. Сначала, понятно, нам знакомого, но там ничего, кроме паровозов и семи глупых «ментов», простите, полицаев, не было.
        Самое главное - у них даже оружия путного не было. Ну не считать же оружием семь ржавых «Мосинок» и старый «Наган»? Пришлось винтовки раздолбать. «Гном» даже стволы погнул, вытащил затворы и выкинул их на фиг. Но для «Гнома» такая активность привычное дело - ни минуты на месте усидеть не может. Погнуть, сломать, оторвать, провода перерезать, очистить карманы трупа, а перед этим сделать этот самый труп и далее по списку. Список постоянно пополняется. Сейчас вот добавился поиск тайников в жилых и нежилых помещениях.
        Бегали в депо втроём, оставив «Сержа» на хозяйстве, но ничего нужного нам, кроме десятка паровозов и пары ремонтных цехов, не обнаружили. Здесь даже взорвать нечего. Не взрывать же паровоз? Тем более что он уже сломанный. Документы только забрали и пару гранат и листовок оставили. Так сказать, привет от «Восьмого» и в этот раз от Эстер с Тамиром. «Гном», правда, дорвался до любимых Виталиком железок, и они с Арье загрузились инструментами по полной программе. Да как загрузились! Килограмм по пятнадцать на каждого.
        Вернулись, а «Серж» уже в багажник машины упаковал всё, что мы с собой тащим. Продуктов ещё три мешка нагрёб. Это он молодец, о подчинённых заботится. Бывших хозяев этого гостеприимного дома Арье с «Гномом» зарезали, перетащили во двор, обложили всякими тряпками, облили керосином и подожгли. Понятно, что сожгли неживыми. Во-первых, выть будут, а во-вторых, не дай бог спасёт кто-нибудь из соседей. Мы же до упора у костерка сидёть не будем - запахан будет как в крематории. Штурмбанфюрера СС с полицаем и двух раздетых догола немцев пристроили туда же.
        О своём безграничном цинизме я уже распространялся. Бесить фрицев я стараюсь постоянно, а времени у нас немного было. Поэтому курсанты притащили из дома два стула, между ними положили широкую доску, на доску поставили шесть стаканов с коньяком и накрыли эти стаканы кусками чёрного хлеба. Таскающие всё это Арье с «Гномом» ржали не переставая, а «Серж» только головой покрутил - видимо, начал привыкать к моим приколам. Ну и, разумеется, оставили в доме несколько гранат - я надеюсь, дружки хозяина разберут по карманам, и листовки. В этот раз «Гном» нашёл лопату для чистки снега, забил её черенком в землю прямо перед импровизированным столом, а на рабочую часть кнопками присобачил пару листовок и одно фото. Красиво получилось и, главное, доступно для понимания.
        Подружка именинницы, как я и обещал, осталась жива. «Серж» прострелил ей плечо и выстрелил в голову. Не попал. Пуля разворотила ей половину рожи, и теперь она будет своей «красотой» пугать прохожих на улице. Вот теперь наша почти добровольная помощница точно всё про нас вспомнит, расскажет даже то, что не слышала, а любить будет до самой смерти. Она и так-то была не красавица, а теперь вообще без слёз не взглянешь.
        Второе депо тоже было на отшибе. Мы, правда, немного заплутали. Или это я неправильно полицая в депо понял, или он напоследок послал нас таким образом в пешеходный эротический круиз. Но он же не знал, что мы на машине, так что из этого тупика мы быстро выбрались. Отловили очередного полицая в составе патруля из четырёх лиц и выбрались.
        Полицаям повезло. Злобный «Серж», выбравшийся из машины, работал ножом. Я и этого полицая еле успел отбить, а то и он отправился бы за приятелями. Полицаю я пообещал оставить его в живых, а я всегда выполняю обещания, но «Гном»-то никому ничего не обещал. Лучше его убил бы «Серж» или я, не так больно было бы.
        Подъехали мы прямо к воротам депо. С помпой, так сказать. С немецкими воплями пьяного штурмбанфюрера СС и русскими матами его спутников. Пока трое полицаев пытались объяснить, что высокопоставленный гость приехал не туда и что ни девочек, ни казино здесь нет, мы с Арье прибили ещё троих сидящих в караулке упырей. Здраво рассудив, что общаться с немцем отправился местный начальник караула - живыми мы никого не брали. Уже незачем.
        Сразу после этого беседа приняла более конструктивный характер. Правда, в живых остались только начальник караула и ещё один жутко везучий упырь. Почему везучий? Арье со всей дури зарядил ему кулаком в висок, а тот почему-то выжил. Ненадолго. Местное справочное бюро показало нам наше новое средство передвижения, рассказало, что движение на Резекне восстановили сегодня утром, а в соседней подсобке сидят тридцать пленных.
        И куда я их дену? Депо было здоровое, а сразу за ним пути с разнообразнейшими ништяками, добравшимися сюда из Европы. Так что сначала сбегали и вооружили пленных, завалив по пути дорожного рабочего и двоих караульных. Ну, извините, я не виноват, что работяга в это время с охранниками разговаривал. У меня времени и так нет, а потом я заметил, что местное население нас здорово не любит. Интересно, почему это?
        Обалдевшие пленные, увидев эсэсовского майора, оттаскивающего за ноги труп полицая и злобно матерящегося на чистом русском языке, выпали в осадок прямо в дверях этого сарая, по ошибке называемого подсобкой. Минут сорок нам потребовалось, чтобы их вооружить, одеть, чуть покормить тем, что было в караулке, организовать и построить, а то они собирались разбегаться. К счастью, был у них один более-менее адекватный мужик, я так и не понял, кто он по званию.
        - «Серж»! Ты мне лучше скажи, что мы теперь делать будем? - спросил я у напарника. Теперь получается нам либо станцию взрывать, либо на попутке ехать. Железку-то уже отремонтировали, и дрезина как средство передвижения отпадает. Можно прямо в лоб встречному составу приехать.
        - Не знаю, командир. Может, их с собой возьмём? - сказал «Серж».
        - С дуба рухнул? Куда мы их возьмём? Станцию не взорвём, нас к утру уже затравят. Половину из них вооружим, а остальные? Они в состоянии сутки бегать, как мы? Мы не можем никого взять с собой. Пять-шесть человек в машину - остальные пешком, и пусть идут на Краславу и в Белоруссию - это для них единственный выход. Отдадим им всё оружие, кроме наших пистолетов, и пусть сейчас уходят.
        Арье, выгружайте машину, возьмите с собой троих - пусть помогут вам притащить шмотки. - Мне не оставалось ничего другого, как остаться в городе. Причём я прекрасно понимал, что это идея безумная, но пленные спутали мне все карты. Мы, ко всему прочему, теперь и невооружены.
        Остались у нас только пистолеты с глушителями. Соваться за город с одними «Вальтерами» и мизерным количеством патронов - это такой изощрённый способ самоубийства. Где нас не будут искать, кто-нибудь знает? Вот и я пока не знаю. Переодеваться мы не стали, и дрезину я тоже оставил на месте, а пленным показал железнодорожный путь на Краславу и, отсыпав три десятка золотых монет, посоветовал просто захватывать жилой дом и сидеть там до ночи. Может, и выживут. Тем более что эти монеты мы всё равно у папашки переводчицы подрезали.
        С нашей стороны из депо была только одна дорога - через территорию депо, к стрелкам и дальше к путям, где стоят составы. Я поэтому и выбирал этот въезд. Он был ближе всего к объездной ветке, огибающей всю станцию и ведущей к железнодорожному пути в нашу сторону. Вот туда мы и направились, загруженные каждый тремя вещмешками и здорово похожие на мулов, и тут я увидел это. Не скажу, что это было оригинально, но давало неплохой шанс. Вдоль этой ветки, за невысоким деревянным забором, опутанным колючей проволокой, стоял пакгауз.
        - Стоять. - Сразу среагировал я. - Пошли обратно. - Вот что значит личный авторитет. Командир сказал «обратно», значит, обратно. Никто не возбухнул лишнего. Вернулись и пошли вдоль забора, только с другой стороны. Теперь уже по территории депо, правда, задами. Основные цеха как раз в другую сторону.
        - Ищем лестницу, - приказал я.
        - Какую лестницу? - удивился «Серж». Вот за что я люблю своих курсантов, так за исполнительность. Командир сказал «искать лестницу», ищут лестницу, тупых вопросов, как красный командир, не задают. Лестницу нашёл «Гном», заскакивающий по пути во все более-менее большие строения, но, к сожалению, лестница была немаленькая, так что оставили, где лежала, и дошли сначала до того самого пакгауза.
        Сгрузили все мешки под стенку пакгауза, и я отправил всю троицу за лестницей. Пока они ходили, я прошёлся вдоль неохраняемого строения. Видно, здесь какие-то железки, раз у пакгауза даже полицая не поставили, но тропа вдоль этих немаленьких сараев была натоптана. Так что я по-быстренькому пробежался по ней, но нет, такое же запустение. Очень хорошо, значит, бывают здесь нечасто. Вернулся обратно, как раз к приходу наших мулов с лестницей.
        «Серж» контролировал поляну, в смысле шёл позади пыхтящих от натуги курсантов. Приставили лестницу и с третьего раза выбили пару досок. После чего я залез наверх и огляделся. Фу-у-у! Слава богу! Чердак есть. Правда, доски голые, но куда деваться? Не баре. В общем, запёрли наверх всё хозяйство, кроме взрывчатки и нашей одежды, я остался внизу, а ребята с моей помощью затащили к себе лестницу. Потом они связали ремни и спустили «Сержа». Прямо здесь, на улице, мы шустренько переоделись в свою одежду и закинули наверх немецкие шмотки. Ну всё. Теперь держитесь, удоды недоразвитые, я на тропе войны стремителен. В смысле бегаю быстро.
        Пока мы шарились по депо и решали свои бытовые и хозяйственные проблемы, какая-то пад., какой-то нехороший человек поднял тревогу, и по месту предыдущих наших художеств бегала целая толпа народу. Поэтому удалось отловить только пару шальных полицаев с винтарями. Раздели мы их почти до подштанников, даже нательные рубахи я снял, и сразу вернулись обратно. То, что их найдут, я совершенно не боялся, так как полицаев мы закинули в топку стоящего в углу этого немаленького двора паровоза. Если их и найдут, то только утром, когда работяги потянут паровоз ремонтировать, а пока мы вернулись обратно, свистнули нашим сидельцам и в два приёма подняли очередные трофеи наверх. Ребята молодцы, уже связали достаточной длины ремень. Пришлось идти в другую сторону, огибая станцию и пути по широкой дуге, а в городе весьма некстати поднялась стрельба. То ли немцы так возбудились от своих находок, то ли пленных отлавливают.
        Зима, мать её! Ходим только по тропинкам. Похоже, эти тропинки железнодорожники протоптали, так что до нужных путей мы дошли быстро. Здесь тоже пакгаузы, уже охраняемые, но тут стоят немцы и парами. Правда, далеко друг от друга, вторую пару я случайно заметил. Вот чем мне нравятся глушители: выстрелил немцу в спину - и у тебя есть винтарь. Да и маскхалаты здорово помогают, немцы в своих шинелях на белом снегу всё же здорово видны. Две пары часовых мы обидели: вытряхнули из шинелей, завернули в эти шинели три карабина и незнакомый автомат, похоже, опять какое-то немецкое старьё, и сложили это хозяйство у тропинки.
        Дальше уже привычным ходом, по диагонали, пошли под вагонами и через шесть составов воткнулись в состав с бензином, часовой маячил достаточно далеко. Ну, мы ребята негордые, на ту сторону состава переползли и чуть под ноги к другому часовому не вывалились. Удивились мы все трое, но часовой много позже.
        Опять часовой с карабином. Да что же это такое? Где мой автомат? Оставил «Сержа» устанавливать фугасы, сам дошёл до второго часового, хорошо, узенькая тропинка была протоптана. Оставлять в живых второго часового было нельзя. Пришлось его ещё и под вагон соседнего состава затаскивать. Фугасов заложили три штуки, шнуры рассчитали на сорок минут и еле-еле успели добежать, прихватив кучу оставленного хлама, всё поднять и затихариться.
        Рвануло вроде сначала негромко, так, чуть слышный, всё же здесь больше километра, хлопок. Потом не в пример сильнее грохнуло, и мне показалось, что наш чердак весь изнутри осветился. Свет проникал через все щели. Грохот стоял такой, что я пожалел, что пакгауз стоит не в другом депо. Вдруг раздался взрыв. Оказывается, до этого были только цветочки, что это рвануло, я так и не понял. Потом долбануло ещё раз, чуть слабее, но моему многострадальному организму уже всё было по фигу. Мне лично показалось, что здоровенный пакгауз подпрыгнул вместе с наваленными в него железками.
        Пленный
        Если честно, я уже с жизнью простился. Целый день мы на станции отработали. Уже время ужина в лагере прошло, а мы всё ящики таскали, никаких сил уже не осталось. Потом вдруг полицаи пришли и нас куда-то погнали, прикладами подталкивая. Пригнали нас в депо и в сарай загнали, а там только солома гнилая и промёрзшая.
        Понял я. Всё. Последние наши часы. Сдохнем мы все за ночь, а завтра новых пленных из лагеря пригонят, они нас вытащат отсюда и закопают. Где-то через час это произошло. Сначала щелчки были непонятные, пять или шесть раз, потом прикладом по замку хрясть - и немец в форме охранника лагеря с фонарём заглядывает и тихо так нам говорит:
        - Ребята, выходите. Здесь осназ НКВД. - Меня с этой соломы как подбросило, откуда только силы взялись. Я первым к двери подошёл и остолбенел, как прирос к земле. Он ко мне спиной был, но я кожаное пальто узнал. Пальто это было нашего начальника лагеря, а человек этот незнакомый тащил за ноги труп полицая прямо к нам в сарай и матерился на чистом русском языке. А тот, что зашел первым, был в форме ординарца начальника нашего лагеря.
        Тот немец ну чистый зверь был. Каждый вечер по десять человек из строя после работы выводил и тренировался в стрельбе по ним. Нет, не издевался, не пытал. Просто выбирал самых измождённых. Тех, кто еле ноги волочил, и убивал их из своего пистолета. Как на стрельбище. Неужели и его тоже эти разведчики убили?
        Потом мы одежду у убитых полицаев взяли, кому досталось, оружие собрали. Осназовцев всего четверо было. Потом тот, высокий, одному из своих говорит:
        - Арье, выгружайте машину, возьмите с собой троих, пусть помогут вам притащить шмотки. - Я с ними пошёл, а у них машина нашего начальника лагеря. Ну точно она. Тогда я подумал: «Есть бог на свете», и я точно знаю, как он выглядит. Только тут я догадался спросить у тех ребят, что с нами были, кто они. Они помялись и говорят: мы тебе не говорили, но ты знать должен. Вон тот высокий, капитан НКВД «Второй», а другой «Серж», он начальника вашего лагеря одним ударом кулака убил. Только если немцам попадётесь, не говорите, что нас видели, а то они за нас вас живыми сварят, и листовку мне протягивает и вещмешок с продуктами.
        Так я в первый раз увидел листовку отряда «Второго», а самого «Второго» и того, кого те молоденькие ребята «Сержем» назвали, я никогда в жизни не забуду. Этот высокий капитан нам всё своё оружие отдал - и автоматы, и винтовки, и шесть «Вальтеров», а потом подошёл ко мне и тридцать золотых червонцев мне протягивает и говорит: «Местным заплатите за постой. Может, и не выдадут вас». И спас нас этим ещё раз. Ещё он сказал бежать по путям как можно дальше и в деревне захватить крайний дом и пару дней там прожить.
        Так и выжили. Бежали изо всех сил, пока бежали, шестеро нас осталось. Зашли в дом один, червонец золотой я сразу отдал, как капитан сказал, и ещё пообещал, и не выдала нас хозяйка. Чуть позже это началось. Мы километрах в семи от города были, грохнуло так, что земля задрожала, а в городе зарево поднялось. На станции это, и те ящики, что мы вчера перегружали, тоже. Грузили мы не снаряды и даже не бомбы, а взрывчатку. Несколько вагонов её было. Наша взрывчатка, по тридцать два килограмма ящик. Всё. Нет больше станции. Совсем нет.
        Не раз я потом листовки «Второго» видел, а ещё больше угроз и посулов немецких. И ловили немцы «Второго», и вешали, и расстреливали, а потом опять награды сулили. Всё больше и больше, а листовки всё появлялись и появлялись, до самого последнего дня немецкой оккупации, и все знали, что отряд «Второго» жив и дерётся. И как дерётся! Даже я, начальник разведки дивизии, не мог понять, как они вчетвером двенадцать полицаев так тихо перебили, а потом станцию взорвали, а ведь двое из них были мальчишки совсем.

* * *
        Как показало время, никому и в голову не могло прийти, что мы заныкались прямо на задворках станции. Соорудив из притащенных нами шмоток гнездо, особенно пригодились меха, что мы девчонкам у переводчицы набрали, я, несмотря на взрывающиеся на путях снаряды, завалился спать. Звал и Арье, но он отказался, ну и зря. Днём будет однозначно интереснее.
        Днём действительно оказалось интереснее. В том плане, что немцы оцепили всю станцию, вернее то, что от неё осталось, и депо. Даже у нашего пакгауза полицай стоял, я по крайней мере одного видел, и периодически немцы пробегали: то вдвоём, то целыми толпами, один раз даже с собакой, перепугав стоящего на часах «Гнома». Но чего-чего, а собаки бояться не стоило. Собака в такой обстановке находилась в предынфарктном состоянии и сама не знала, на кого лаять и куда бежать. Огромное количество взорванной взрывчатки, скученность людей, запахи металла, смазки, гари и угля забивали её обоняние напрочь. Я, правда, так и не понял, чего их здесь носило. Видимо, имитация бурной деятельности. Деятельность-то надо изображать.
        Две такие диверсии на одном участке, с такими громадными потерями и разрушениями у кого угодно башню снесёт, а у некоторых вместе с погонами и должностями. Надо же теперь грузопоток на другие участки переводить. То, что здесь за эти дни скопилось, пока станцию в Резекне восстанавливали, переправить к фронту не успели. Ко всему прочему огромное количество имущества просто раскидало по весьма немаленькой территории. Не всё же взорвалось и сгорело, многое просто сдуло вместе с вагонами. Это всё собрать надо. Там и продукты, и медикаменты, и всякие сапоги с шинелями, и те же боеприпасы с патронами, что не взорвались. Всё это надо собрать, учесть и складировать.
        Кто-нибудь себе объём работы представляет? Я лично не очень. Это не объём работ, это бесконечные авгиевы конюшни. Станцию восстанавливать надо? Эта станция узловая, мощный железнодорожный узел. Был. С грузопотоком из портов Риги в сторону Полоцка и дальше на фронт - группа армий «Центр», а это наступление на Москву. Из Каунаса в сторону Пскова и дальше на Питер, он сейчас Ленинградом зовётся, - группа армий «Север».
        Понятно, что всё это можно обойти и со временем эти грузопотоки обойдут этот узел, но пусть хоть маленький ручеёк, но до фронта не дойдёт. Пусть немецкие тыловики лишка по морозу побегают. Да и хрен с ними, для меня не это главное. Для меня главное, что тридцать один пленный прошедшей ночью выжил. Может, хоть один из них войну переживёт, а если они по пути ещё пару-тройку немцев или полицаев пришибут, вообще хорошо.
        Немцам станцию надо восстанавливать, а восстанавливать станцию - это всё сначала разбирать. Те же вагоны, перевёрнутые взрывами, перетащить. Как это сделать? Рельсы-то все в узел завязаны. Где рабочих взять? В лагере. Значит, их где-то здесь размещать надо, кормить, охранять и прочие «радости». Вот и носятся все как в задницу ужаленные. И опять главное для меня не то, как немцы носятся, а то, что пленных будут кормить, а значит, они дольше проживут. Если ещё хотя бы один пленный из-за этого выживет, значит, я не зря это сделал.
        Просидели мы на чердаке три дня. Хорошо, что продуктов Серж нагрёб три мешка. Один мешок наш сердобольный «Гном» пленным отдал, но никто из нас не в обиде. Меньше таскать придётся. На морозе, правда, пришлось всё это время провести, но ничего страшного, не на снегу же. Главное - взрывчатку по делу пристроили, осталась у нас только пара фугасов по килограмму, но это я на всякий случай оставил. Проблема осталась прежняя. Как нам отсюда сваливать? Можем, конечно, пешком по путям, но это не совсем выход. До нашей базы больше девяноста километров, а по снегу и морозу, да пешком, не самая приятная и полезная для здоровья прогулка.
        1 ноября 1941 года
        Снег идёт, подморозило здорово, а ведь только начало ноября. Весь день сегодня мы немецкую форму чистили - решил я по городу пройтись. Вооружиться надо, да и пора немцев встряхнуть, взрывчатка-то осталась. На самом деле я все эти дни изучал материалы перекрёстных допросов и обнаружил несколько адресов, которые прозвучали у троих допрашиваемых. Один адрес мне понравился больше всего. Жили по этому адресу два брата полицая, и жили они почти в центре города, в большой пятикомнатной квартире.
        Отжали полицаи эту квартиру в первую неделю оккупации немцами, сгрузив хозяев в овраг за городом. Вылез этот адрес в том смысле, что и оба ныне покойных упыря, и Лотта со своей лошадинообразной подружкой периодически зависали на этой хате у этих самых братьев. Просто квартира удобно расположена, недалеко от кабака, где упыри гульбанили, и городского управления, где все трудились. Значит, появление посторонних людей особенного внимания не привлечёт. Ну, в общем, посмотрим на месте.
        - Командир. Я понимаю, что ты командир, и приказ не оспариваю, но не слишком ли нагло? - спросил меня днём «Серж». Наши курсанты навострили уши. Это был первый случай, когда мой напарник просто высказал своё сомнение.
        - Знаешь, я тоже думаю, что это беспредельно нагло. Более того, это вообще в голове не укладывается. Но прошло трое суток. Сколько могут продолжаться облавы в городе? Сутки? Двое? Не больше. Если нас не поймали за двое суток, значит, мы ушли и искать нас надо в лесах. Плюс ко всему сутки перед этим все полицаи ловили нас по этим самым лесам. Это с учетом того, что через станцию и депо мы уйти не могли, ведь там уже была облава. Остаётся направление на Каунас. Значит, то направление они будут держать в первую очередь. Плюс направления на Ригу и Краславу - старая информация ведь никуда не делась. К тому же надо отправлять людей на усиление охраны пленных, работающих на станции. У них просто не хватит людей столько времени гонять их ещё и по городу.
        Сам город забит проходящими к фронту войсками и автомобильными колоннами, которые перетаскивают по дорогам всё со складов и уцелевших составов на ближайшие станции городов Дрисса, Краслава, Екабпилс и Резекне. То есть перевозят то, что раньше шло по железной дороге.
        Сегодня третьи сутки. Большинство городских полицаев будут отдыхать. Нам опасны только патрули фельджандармерии, а не проходящие мимо нас полицаи и немцы. Не забывай, что мы в форме SS и к нам на кривой козе не подъедешь.
        Ну и последнее. Всё равно нам надо вооружаться и выполнять свою работу. Остаток войны на этом чердаке не просидишь. Наша основная задача была отвлечь внимание от нашей базы. Мы её выполнили. Помимо отвлечения внимания, двух больших диверсий и различных мелких пакостей, мы дважды слили дезинформацию о месте дислокации отряда. Что самое важное для нашей дальнейшей жизни. Теперь главное - не навести упырей при возвращении.
        Возвращаться нам придётся короткой дорогой - не май месяц, под кустом не заночуешь. Надо только понять как, а сидя здесь, мы этого не поймём. Нам нужен информированный «язык», понимающий сегодняшнюю обстановку в городе. Этот «язык» сам сюда не придёт. Значит, надо идти в город. К кому? Разумеется, к тому, на кого у нас есть информация. Что мы с тобой просто так по городу будем болтаться?
        Вот и получается, что пойдём мы в гости к двум братцам-упырькам, живущим недалеко от центра города в большой квартире недалеко от полицейского управления, где вся эта беспредельная шайка работает. Навестим, душевно пообщаемся, а там глядишь, еще кто-нибудь из их друзей на огонёк подтянется и рядом с брательниками повиснет. За компанию. Мы же с тобой не будем им препятствовать в их таких простых и естественных желаниях?
        - Да, командир, логично. Грамотно всё объяснил. Как всегда, прав, - подумав, сказал «Серж». Арье с «Гномом», открыв рты, слушали мои простые объяснения, а последняя фраза их жутко развеселила.
        Мы вышли в полвосьмого вечера. В этом тоже была своя логика. Был уже вечер, но это был вечер, а не ночь. На посту, на въезде в депо было только двое полицаев, сидящих в будке, и они вообще не среагировали на четверых немцев, выходящих из депо. Видимо, за день здесь мелькает столько немцев, что полицаи просто не хотят нарываться. К тому же эсэсовцы - это эсэсовцы, это как в Советском Союзе НКВД. Можно влёгкую на ровном месте огрести по полной программе, и хорошо, если только звездюлей. Свои зубы большинству людей жмут крайне редко, и разбрасываться ими по пустякам обычно не хочется никому.
        Мы не торопясь шли по городу. «Серж» впереди с пустыми руками, мы, нагруженные мешками и винтовками, позади него. Трёхлинейки полицаев мы брать не стали, а странный немецкий автомат я, подумав, навесил на напарника - будет у меня ещё один в коллекции. Первый мы из Резекне притащили, когда доктора с семьёй вывозили, теперь попалось вот это немецкое старьё. Но бросить такой раритет я не смог. Ещё неизвестно, попадётся ли мне он ещё раз, да и из вредности. «Гном» нагрёб в депо столько инструментов для Виталика, что мы сгибаемся от тяжести, а этот пижон с одним «Вальтером» в кобуре рассекает.
        Ближе к центру стали попадаться редкие прохожие, но мы с «Сержем» недаром сидели весь день за картами города, прорабатывая и запоминая маршрут нашего передвижения. Разумеется, в самый центр города мы не полезли, а обогнув его, пришли к нужному адресу со стороны недалёких здесь окраин.
        Необходимый нам дом был двухэтажный, квартира на втором этаже, а у подъезда стояла грузовая машина, у которой добрый «Гном», походя, проколол колесо. Вообще «Гном», передвигаясь по городу, развлекался, как умел, прокалывая колёса у стоящих машин, перерезая все провода, до которых мог дотянуться, и развешивая оставшиеся листовки. Арье помогал ему по мере сил и возможностей, но энергии у него осталось значительно меньше, чем у его двужильного напарника.
        Войдя в просторный, но обшарпанный и грязный подъезд, по широкой мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж и приготовили пистолеты. Впрочем, за массивными дубовыми дверями было тихо. Свалив у стены вещмешки и винтовки, мы с «Сержем» встали перед дверью, а «Гном» с Арье у стены. «Серж» протянул руку к большому позолоченному звонку, прозвучала мелодичная трель, послышались шаги за дверью, потом дверь открылась.
        Всклокоченный, заспанный и полуодетый мужик явно не ожидал увидеть на пороге офицера СС, да ещё и не одного. Не давая ему сказать ни слова, я, отстранив «Сержа», просто шагнул в квартиру, прямо на хозяина, заставляя его отшагнуть назад, и коротко ткнул его пальцем в кадык. После чего сразу, вскинув пистолет, двинулся через небольшой холл в квартиру, поочерёдно заглядывая в комнаты и светя в них фонарём. Пусто, пусто, пусто, кровать, на кровати кто-то лежит, прикрытый одеялом, я указал фонарём на комнату и двинулся дальше. В пятой комнате тоже никого не было. Я вернулся обратно и тщательней осмотрел квартиру. Курсанты уже упаковали хозяина и втащили в квартиру мешки, ранцы и винтовки, а «Серж» вырубил лежащую на кровати женщину.
        Вот за что я люблю местных полицаев, так это за любовь к оружию! Что бы я без местного упыря делал? Не квартира, а очередная пещера Аладдина. Честное слово, если бы Сара с «Феей» меня на базе не ждали, я здесь жить бы остался.
        - «Серж»! Вооружиться хотел? Миномёт не хочешь? Объясни мне, тупому, вот на кой полицаю миномёт? А пулемёт «Максим» зачем? Откуда такая страстная любовь к станкачам? - Так что мы достаточно быстро вооружились. Правда, правильный немецкий МП был только один, и я бесцеремонно отгрёб его себе, но остальным достались новенькие ППШ. «Шмайссер», правда, был грязен, как помойка, и вонял сгоревшим порохом, но это не страшно - буду стоять «на часах», вычищу.
        Провели и экспресс-допрос. Поняв, кто пожаловал к нему в гости, мужик помертвел. Оказывается, он был в том доме и в полной мере оценил наше посещение и стаканы с коньяком. Рассказывал он всё дрожащим голосом и очень подробно отвечал на все вопросы.
        Пленных почти всех поймали. Восемнадцать человек выловили и повесили в центре города, выбив из них показания о нас. Это были те, кто разбежался по городу. Сказать о нас они ничего не могли, а проблем себе огребли по полной программе. Специально же говорил, чтобы о нас не упоминали. Ещё пятерых обнаружили за городом и перебили. Сдаваться те ребята не стали, у них было оружие, и они понимали, что их ждёт.
        В группе, которая нашла тех пленных, был и наш упырь с братом. Привыкшие к безнаказанности полицаи нарвались на плотный огонь бывших пленных и сразу потеряли троих убитыми и одного раненым. Так что братца нашего упыря вчера зарыли на городском кладбище. Ещё восьмерых пленных так и не нашли, хотя искали очень тщательно, но пленные как сквозь землю провалились. Как я и предполагал, тотальная зачистка города и окрестностей длилась двое суток, а сегодня их отправили отдыхать.
        Мы очень удачно зашли. Квартира была большая, но неухоженная, но главное - она была тёплая. Сегодня на улице резко похолодало, и ночевать в промёрзшем пакгаузе было бы, мягко говоря, совсем не комфортно. Может быть, поэтому нас и не искали в холодных технических помещениях. Изнеженным европейцам, для которых температура в минус десять градусов - это национальная трагедия, в голову не могло прийти, что можно заныкаться прямо у них под ногами. Хотя даже для меня трое суток на продуваемом всеми ветрами чердаке стало настоящим испытанием, несмотря даже на шесть дополнительных шинелей, которые я снял с неудачливых полицаев и немецких часовых.
        Так что сейчас мы наслаждались теплом и горячим чаем, а хозяина с его женщинкой мы заперли в маленькой кладовке, выкинув из неё предварительно все вещи и бросив на пол пару матрасов и пяток лоскутных одеял. Полицай был нам даже благодарен, прекрасно понимая, что в этой кладовке мы спокойно могли бы положить их трупы. Я бы так и сделал, но, осматривая его вещи и оружие, я коротко хохотнул, чем привлёк внимание «Сержа». Подойдя ко мне, заржал и он, а наши курсанты развлекались минут пятнадцать.
        Дело в том, что все гранаты, модернизированные руками «Восьмого», были отмечены маленькой чёрточкой в условленном месте запала. Запал ведь можно выкрутить, поэтому условный знак ребята ставят на запал, а на самой гранате никаких следов. Так что упырь не врал о том, что он был в том доме. Именно он отмёл одну из гранат, оставленных нами.
        Пока я не торопясь рассматривал его многочисленный, но неухоженный арсенал, забрезжила у меня одна мыслишка по поводу этого полицая. Находясь пока где-то далеко на задворках моего извращённого контуженного мозга, она постепенно обрастала мелкими, но очень необходимыми детальками. Сама эта мыслишка показалась мне забавной, она решала сразу две небольшие проблемки: утилизацию местного гостеприимного хозяина и ликвидацию оставшейся в живых секретутки, на сегодняшний день пребывающей в местном немецком госпитале.
        За ужином я обрисовал план наших дальнейших действий, вызвав небольшое оживление. Всё же даже сидя здесь в тепле и относительном комфорте, мои спутники абсолютно не представляли, что им делать дальше. Я же, наоборот, попав в тепло и отогревшись, активизировался. Это в пакгаузе все мои мысли были о том, как не замёрзнуть и не заморозить своих бойцов. Поэтому даже на чердаке пакгауза мы спали не больше чем по три часа и всё время тренировались, делая «планку», отжимаясь или напрягая определённые группы мышц.
        Работающий организм человека замерзает много медленнее, а из-за опасения быть обнаруженными мы были вынуждены лежать практически без движения. Главное при таком времяпровождении - качественная и жирная еда, а никак не алкоголь, как думают многие. А уж с едой, а главное, с правильным и вкусным салом стараниями «Сержа» и «Старшины» у нас было всё путём. Ещё и осталось.
        После ужина, распределив дежурства, я отправил всех спать, а сам засел за картой.
        - Командир! Какие дежурства? Нормально же всё, дверь крепкая, засов накинем, и спи, сколько влезет, - возразил «Серж».
        - Сам не хочу, «Серж», но спать спокойно я буду дома, а сейчас мы на войне. Устав караульной службы написан кровью балбесов, решивших, что они в безопасности. Дежурства по три часа, чтобы привычный ритм не сбивать. Сам всё это прекрасно знаешь. Ещё что-нибудь такое от тебя услышу, по приходе домой четыре наряда отработаешь, а пока только два.
        - За что, командир? - удивлению «Сержа» не было предела. Не думал он, что простенькая шутка выльется в серьёзный разговор, а мне не хватало ещё анархии на выходе. У меня двое курсантов, а они все мелочи впитывают. Один раз слабину дать - и летом не будем знать, где их закопали. Если вообще закопали, а не в назидание другим свиньям скормили или закопали в землю, но живыми. Слышал я и о таких умельцах, у меня целая стопка подобных показаний.
        - За то, что забыл, где мы находимся. Мы находимся в тылу врага и на враждебной территории, а не на базе под прикрытием группы «Дочки». Где бы мы ни находились на выходе, хоть у Христа за пазухой, мы на войне. Всё. Разговор закончен. Я дежурю первым, после меня ты, потом «Гном», крайним Арье. - Зря он думает, что это всё. Получит он у меня звездюлей, когда проснётся, пока курсанты спят. Совсем расслабился в тепле.
        2 ноября 1941 года
        Утром, сразу после своего второго дежурства, я собрал всех на короткую беседу. Идея крутилась у меня в голове уже почти двенадцать часов, но озвучивать её я принялся только сейчас. Торопиться особенно было некуда - минимум сутки у нас ещё были, и провести их стоило с пользой. Так, как я это вижу.
        - Арье. «Гном». Остаётесь на хозяйстве. Старший Арье. Задача. Тщательно обыскать квартиру и допросить полицая с мерами физического воздействия. Поясню. Не калечить, не ломать кости, не бить по морде, но ваше общение он должен запомнить на всю оставшуюся жизнь. Выяснить не только всё, что он знает, но и то, что когда-то слышал или только догадывается. Имена, адреса, должности сослуживцев, произведённые аресты и расстрелы, всех участвовавших в них и прочие детали. Особое внимание обратите на немцев, работающих рядом с полицаями. Всё записать. Допросить сожительницу по той же схеме.
        «Серж». Мы с тобой погуляем по городу, но ближе ко второй половине дня.
        - Знаю я твои прогулки, командир. Опять придумал что-то? - угрюмо спросил «Серж». Возмущаться он и не пытался. Я его прекрасно понимал. В отличие от наших малолетних напарников, для него все наши действия - это беспредельно тяжёлая работа. Даже находясь в тепле и относительной безопасности, «Серж» был предельно напряжён, прекрасно осознавая, что с нами будет, если нас обнаружат в этой квартире, а вот Арье с «Гномом» ведут себя совершенно иначе.
        В отличие от «Сержа», они более непринуждённы и чувствуют себя значительно раскованней. Получая от меня и обучающих их инструкторов в течение последних недель чёткие и конкретные указания, они усвоили основное правило: чётко выполнять полученный приказ и делать это так, как их учили на занятиях. Именно поэтому у них нет никаких сомнений в полученном приказе и ни миллиграмма страха. Впрочем, страха как такового эти двое не испытывают вообще.
        Квартиру обыскать? Не вопрос - наизнанку её вывернут. Тем более что результат предсказуем. Полицая допросить? Никаких сомнений - полицай мало чем будет отличаться от обысканной квартиры. Выдоят из него всё вплоть до детского рукоблудия. Благо как допрашивать с пристрастием, они прошли на практике.
        - Прогуляемся почти в самый центр. К вокзалу. Спасибо нашему гостеприимному хозяину. Поделился бесценной информацией, сам того не желая. - На предварительном допросе полицая я действительно краем уха услышал очень интересную инфу, на которую «Серж» по своему обыкновению не обратил внимания. Ну как же! Небольшой праздник у тылового офицера - брательник из Франции приехал.
        Но небольшой праздник здесь - это минимум десяток офицеров с бабами и обслугой в хорошо охраняемом доме. Лезть вдвоём на этот праздник жизни - это быть самоубийцей. Как думает мой напарник. Вот только я считаю совершенно иначе. Поздравить подполковника просто необходимо, тем более что живёт он достаточно далеко от нашего временного пристанища. Почти на другом конце города. Заодно и прогуляемся по свежему воздуху. Нагуляем, так сказать, аппетит.

«Серж»
        Вот уже несколько недель я находился в состоянии всё возрастающего с каждым прожитым мною днём изумления. Началось всё с того памятного для меня сентябрьского дня, когда командир размазал меня по горнице деревенского дома сразу после своего возвращения из разведки загородного дома княгини Елецкой - моей родной тёти. Размазал и тут же, ни секунды не сомневаясь, протянул мне руку помощи. Это было первое ошеломление, и в течение последующих недель оно нарастало как снежный ком.
        Следующий удар я получил на показательной тренировке по, как он сказал, «рукопашному бою». Название этого вида борьбы было необычным для меня, но то, что он творил, было потрясающе. То, с какой лёгкостью командир валял меня и «Старшину» на утоптанной нашими ногами земле, поразило меня, но это было не главное.
        Главным было то, что то, чему он стал учить наших курсантов, было не разрозненными убойными приёмами, а выверенной и в высшей степени эффективной системой подготовки простого необученного человека и превращением его в крайне опасного и абсолютно непредсказуемого в бою бойца. Эффективными были не только разнообразные боевые приёмы, но и вся система общефизической подготовки, не применяемая нигде и никем в нашей стране.
        И мы не учили наших курсантов строевой подготовке никогда. Никогда! Не проводили политинформации, а когда я заикнулся об этом, он устало, наш разговор был уже поздно вечером, сказал:
        «Нет времени, «Серж». Просто нет времени. Я понимаю, что строевая подготовка учит новобранцев дисциплине и сплачивает их, но им надо научиться ещё такому количеству дисциплин, чтобы не погибнуть следующим летом, что всем им спать будет некогда. А политинформация нашим бойцам просто не нужна. Никакая политинформация, никакая идеологическая накачка и никакой политрук не научит бойца сильнее любить свою Родину и мстить за погибших родных.
        Вместо «шагистики» проще выработать внутренние правила уважительного обращения к командирам и инструкторам в различной обстановке, в том числе и правила жестового общения на боевых выходах, а вместо политинформации необходимо проводить еженедельные занятия по изучению знаков различия и структуры Вермахта, гражданских организаций Германии, работающих в оккупированных областях и местной полиции.
        События последних двух недель вообще убили во мне понимание окружающей действительности и моего места на этой войне. Удобная экипировка, оружие с глушителями и необычная диверсионная тактика. Порознь это не бросалось бы в глаза, но всё вместе это выглядело как отработанная многими годами войны система. И далеко не одной войны. Это я осознал неожиданно даже для себя самого. Но какие это были войны? В Африке? Австралии? Америке? Китае? Где командир научился всему этому?
        Я видел глушители «БраМит» под «Наган» и трёхлинейную винтовку и даже стрелял из «Наганов» с ними, но глушители, что сделал «Третий», были много компактнее и эффективнее. Звук выстрела был значительно тише, а конструкция самого глушителя была совершенно иная.
        В то же время умения и знания «Третьего» были просто поразительными, и это касалось всего - от конструирования и шитья разгрузок и рейдовых ранцев до строительства землянок и изготовления глушителей. У этого неприметного и тихого человека были воистину золотые руки.
        Экипировка. Сам маскхалат «Третьего» не был бы чем-то необычным, кроме разве что расцветки, но его дополняли наколенники, налокотники, удобная подвесная система, названная командиром «разгрузкой», и вместительный ранец, названный им же «трёхдневкой». Всё вместе это выглядело просто потрясающе удобно, и… командир пользовался всем этим явно не первый год. Настолько совершенно всё вместе это выглядело.
        Диверсионная тактика. Для меня это было нечто невообразимое. Рейд в Резекне. Безумная поездка на площадке «теплушки» была воспринята им обыденно, как нечто само собой разумеющееся. Удобно сидящий на площадке теплушки командир перехватил меня за шкирку и, усмехаясь, затащил меня к себе. Как будто он знал, что я промахнусь по поручню и судорожно буду цепляться за ступеньки, медленно, но неотвратимо сползая под колёса вагона.
        Щелчок «Вальтера», лязг затвора, вылетевшая гильза - и убитый в голову часовой. Пуля попала точно в переносицу. В полутьме, навскидку, с восьми метров. Удар в основание шеи второму часовому, и молча рушащееся на землю тело. Удар - труп. Взорванная станция. Надо бежать как можно дальше, но он остаётся в доме полицаев. Хозяйка схватилась за «Наган» и тут же умерла, удивлённо распахнув глаза, - моментальный и неожиданный для всех удар ножом. Мгновенный расстрел не выполнивших его приказ бойцов и тут же ласковое обращение с оставшимся в живых. И постоянное участие в его экипировке, вооружении, питании. И обыденное включение его в работу на базе. Без каких-либо сомнений и колебаний. Как будто командир уж всё знает об этом случайно попавшем в отряд человеке.
        Рейд в Даугавпилс меня просто раздавил, и, даже двигаясь с ним по заснеженному городу и машинально отвечая на приветствия проходящих мимо солдат противника, я пребывал в каком-то ступоре.
        Вот зачем? Зачем он, надменно усмехаясь и страшно коверкая русские слова, позвал за собой двух латвийских полицейских в полуразрушенный тяжёлым снарядом дом? Я даже зайти в заметённую снегом подворотню не успел, а он уже обыскивал два трупа мгновенно и как-то буднично зарезанных им латышей. Причём он взял только документы, дрянные немецкие сигареты, несколько оккупационных марок и снял затворы с винтовок, выкинув их далеко в снег. Какой смысл в убийстве этих двух латвийских полицейских? Но ответ на этот вопрос пришёл сразу же. В рот одного из убитых командир засунул одну из листовок, спешно написанных Арье. И только ради этого он рисковал нашими жизнями?
        Мы опять двигались по городу. Я в своём шикарном кожаном пальто с меховой подстёжкой и лисьим воротником, щегольских сапогах и фуражке с высокой тульей отчаянно мёрз на пронизывающем ветру, и он в каске, десантном костюме и коротких немецких сапогах, с небрежно повешенным на левое плечо автоматом.
        В этот костюм и униформу немецкого десантника был обряжен ординарец убитого мною начальника концлагеря, но на командире эта форма выглядела не менее буднично, чем на кадровом немецком унтер-офицере. Вот только кроме неизменных запасных магазинов к автомату на стандартной немецкой подвесной системе у него висело целых четыре штык-ножа от немецких винтовок. Два спереди и два сзади. Впрочем, у командира и в рукавах есть по парочке коротких метательных ножей, и на ранце в специальном кармашке, и за воротником на спине, и в сапоге, и где-то ещё.
        Мы подошли к цели нашего путешествия - монументальному трёхэтажному дому, стоящему на небольшом отдалении от остальных домов, в глубине небольшого сквера. Я небрежно козырнул вытянувшемуся часовому, топтавшемуся на небольшом пятачке у въездных ворот, и пошёл по очищенной от снега дорожке к подъезду. Командир, отставая на полшага, двигался следом. Перед подъездом, на небольшой площадке, стояли три легковые машины, и прохаживался ещё один отчаянно мёрзнущий часовой. В этом доме жили в основном немецкие офицеры и полицейские чиновники, а сами квартиры были огромны.
        Именно здесь, на втором этаже этого шикарного особняка, жил подполковник тылового управления Люфтваффе, только вчера приехавший из отпуска, который он проводил во Франции. На службу он вернулся со своим братом - начальником Гестапо одного из французских городов. Так сказать, брат приехал с ответным визитом - ведь для него это была экскурсия на победоносный Восточный фронт.
        Перед самой дверью в подъезд командир обогнал меня и решительно распахнул её предо мной, почтительно пропуская меня вперёд. Я ступил в тёмный подъезд - и тут же в его руках вспыхнул фонарь, освещая грязный мраморный пол, обшарпанные стены и небольшую дверь в углу обширного холла. Видимо, в дворницкую.
        - Не торопись, - чуть слышно прошептал командир и перенаправил меня в дальний угол холла.
        - Я работаю. Ты добиваешь раненых и держишь боковые комнаты. - Говоря это, командир раздевался - прямо на пол скинул автомат, каску, подвесную систему с подсумками и ремень с ножами. Одним движением сбросил ранец. Снял десантную куртку и прямые брюки цвета фельдграу. Оставшись в одном мундире, очень похожем на мундир Люфтваффе, он снова подпоясался ремнём со своими четырьмя штыками. И только после этого достал из ранца все три «Вальтера» и принялся наворачивать на них глушители.
        Внутри меня сжалась пружина. То, что командир предложил в квартире полицая, было очередным безумием, но он опять действовал без каких-либо раздумий и колебаний. Навернув глушители на пистолеты, он передал их мне, достал из ранца пузатую бутылку французского коньяка, прихваченную им в доме переводчицы, и, фальшиво насвистывая и подсвечивая себе в ноги фонарём, направился вверх по лестнице. Мне пришлось собрать все его вещи и двинуться следом. Ни о каком прикрытии командира и речи не шло - я был нагружен как мул. Впрочем, сейчас это было и не нужно.
        На площадке второго этажа было светло. Не так, как днем, конечно же. Свет проникал из квартиры, из которой доносились нестройные мужские голоса, женский смех и музыка. И тут я с удивлением понял, что командир насвистывает ту самую мелодию, что доносится из патефона. Как она там? Лили Марлен?
        В это время дверь квартиры распахнулась шире и из квартиры, громко разговаривая, вышли сразу три немецких офицера. Я не успел их разглядеть и не успел ничего сделать.
        - О! Нашим проще! Подержи-ка! - вполголоса по-русски сказал командир и протянул крайнему к нему офицеру бутылку коньяка. Тот машинально взял её. Неожиданно луч фонаря метнулся вверх, в упор осветил лица всех трёх нетрезвых немецких лётчиков, ослепляя их, и тут же опять наступила полутьма. Взмах рукой, другой и, кажется, третий. Мне показалось, что мелькнули крылья гигантской летучей мыши.
        - Мерси. - И командир забирает у уже мёртвого, но ещё не понявшего этого немецкого офицера свою бутылку, аккуратно ставит её на пол и, повернувшись ко мне, берёт у меня два пистолета. Рядом с бутылкой с тихим шелестом сползает по стенке мёртвый майор Люфтваффе с железным крестом на расстёгнутом форменном кителе. Из груди его, прямо из сердца торчит рукоятка ножа.
        - Это мы удачно зашли. Через две минуты затащишь их в квартиру, - как сквозь вату слышу я, глядя, как командир, выдернув нож, вытирает его о мундир убитого им немецкого офицера.
        - Очнись, «Серж»! Работай. Спину мне прикрывай. - Злой шёпот командира приводит меня в себя, но самого его рядом со мной уже нет.
        Не знаю, сколько прошло времени, но пока я затаскивал в квартиру убитых им немецких офицеров, слышались только глухие хлопки «Вальтеров» и звон вылетающих и раскатывающихся по натёртому паркету гильз. Лишь раз уже в самом конце этого безумия взвизгнула женщина и удивлённо воскликнул мужчина. И воцарилась тишина. Нет. Музыка ещё играла. Патефон старательно крутил пластинку, и из его раструба доносились последние аккорды популярной в Германии песни, но нестройные голоса как по мановению волшебной палочки утихли.
        Командир вышел в коридор из одной из боковых комнат, а не из гостиной, как ожидал я. Пистолет, почему-то один, он держал в обеих руках. Нет, не вышел. Вытек. Плавно, одним движением вытек из комнаты и тут же наставил на меня толстую трубу глушителя.
        - Тьфу, чёрт! Чего вылупился? Дверь закрой, разденься и пойдём квартиру ещё раз проверим. Ранец мой возьми. Помощничек, мля. - Негромкий голос командира выдернул меня из оцепенения. Я машинально снял кожаное пальто, повесил его на заполненную форменными шинелями вешалку, пристроил рядом фуражку и, прихватив ранец, пошёл за ним.
        Что увидел я в огромной гостиной? Бойню. Пять офицеров Люфтваффе, офицер Гестапо, две молодые девушки в форме вспомогательной полиции и три в нарядных платьях. В некогда нарядных платьях, залитых сейчас их собственной кровью.
        У красивой статной блондинки в крепдешиновом платье прямо из левой глазницы торчала самая обыкновенная вилка. Причём из глазницы торчали именно зубья серебряной вилки, а прямо рядом с ней на столе лежал второй «Вальтер» с глушителем. Я машинально отметил - осечка.
        Сосед блондинки - толстый гестаповский офицер - сидел, грузно навалившись на блондинку. Голова его была неестественно вывернута, а взгляд остановившихся глаз выражал безграничное удивление. У одного из офицеров Люфтваффе было располосовано горло, и кровь ещё сочилась из страшной раны, а его подружка в форме вспомогательной полиции была зарезана, видимо, тем же штыком. Он так и торчал из левой лопатки. Остальные были застрелены в грудь и в голову. Но это было ещё не всё.
        Несколько позже, уже когда мы полностью очистили трупы от документов, денег, личных вещей и украшений и прошлись по этой огромной квартире, я увидел в одной из спален уединившуюся парочку. На кровати просто плавали в собственной крови офицер Гестапо с девушкой, а на кухне были застрелены два денщика и, видимо, экономка.
        Девятнадцать человек за три минуты? За четыре? Меня мутило. Я умею убивать врагов, но то, с какой лёгкостью он уничтожил женщин, потрясло меня. И хотя там, где-то на задворках своего мозга, я понимал, что это было необходимо, но принять этого никак не мог.
        - Это неправильно, - с трудом выдавил я из себя, не глядя на командира. Перед моими глазами стояло удивлённо-испуганное лицо потрясающе красивой женщины. Пуля попала ей в висок, залив кровью и кусками мозгового вещества обер-лейтенанта Люфтваффе, сидевшего рядом с ней. Сам обер-лейтенант получил пулю точно в середину своего аристократического лба.
        - Так нельзя, командир. Зачем было убивать женщин?
        Командир мрачно усмехнулся.
        - А что мне с ними было делать? В плен взять? Потом притащить к себе на базу, и ты всю зиму будешь их охранять и заодно перевоспитывать в духе коммунистической идеологии? - И продолжил негромко, но очень жёстко: - Хоть одна успела бы заорать - и нас рядом с ними уложили бы. В соседней квартире начальник полиции квартирует. На этом празднике жизни его нет, а должен был быть. Либо свалил уже, нажравшись, либо на работе задержался, что вряд ли - перерабатывать такие кадры не любят. Скорее всего, он своих баб знакомому немецкому офицеру подогнал и свалил отсюда - не его компания. Здесь он будет в положении унтерменша, а начальник полиции города к этому не привык. Вот он и уехал, сославшись на службу. Повезло гадёнышу.
        Ладно. Собираемся. Пора и честь знать. В гостях хорошо, а до дома ещё пешком через весь город пилить.
        - А… - Я обвёл глазами квартиру, не в силах объяснить свою мысль, но командир понял меня правильно.
        - А их до завтрашнего вечера, а то и до послезавтрашнего утра никто не хватится. Квартиру мы закроем на ключ. Денщики и экономка здесь. Подполковник - начальник отдела управления, и наверняка все его подчинённые знают, что он принимает в гостях родного брата.
        Управление тылового обеспечения Первой воздушной армии Люфтваффе находится в Риге, а в этом городе подполковник начальство изображает - инспектирует наши окружные склады на предмет, что бы такого оторвать к себе в управление, а не тащить это из Германии. Если его будут искать, толкнутся в запертую дверь и свалят в город. Мало ли у кого брательники ещё бухают?
        Вспомогательные девахи тем более не перерабатывают, а их начальник знает, у кого они зависли. Офицеры Люфтваффе после пьянки отсыпаются. Где? Да хрен их знает. Асы Люфтваффе - белая кость. Простых офицеров здесь нет. Сутки у нас есть. Минимум. За сутки мы из города уйдём обязательно. Это к бабке не ходи. Вот только… - Командир на мгновение запнулся. - Пойдём мы не сейчас, а завтра утром. Форму надо кое-какую прихватить, пистолеты не все забрали, документы в сейфе глянуть. Нам эти накладные девать некуда, но не пропадать же добру? Может, что интересное попадётся. Да и уходить утром проще. Чего мы ночью-то попрёмся? Только патрули распугивать твоим лисьим воротником на щегольском кожаном пальтишке. К тому же «Гнома» у нас нет - чемоданы с хабаром таскать. Придётся самим корячиться. - Ночь прошла спокойно. Командир опять всё рассчитал как по нотам. Ночью нас никто не побеспокоил, а ранним утром мы, закрыв дверь на замок, ушли из квартиры.
        Мы опять шли по замёрзшему городу. За ночь мороз усилился, но стих ветер. Вышли мы затемно - ещё не было семи часов, но часовые у дома уже сменились. Мы шли по городу. Я с щегольским стеком в руках, взятым мной в разгромленной нами квартире. Командир с автоматом, набитым документами и деньгами солдатским ранцем и с двумя большими чемоданами в руках. Командир нагрёб в них несколько комплектов формы на нас двоих, обувь, пистолеты, боеприпасы, несессеры с туалетными принадлежностями и мыло и все без исключения награды и значки, что были на мундирах офицеров.
        Я шёл по городу и не видел его, даже машинально отвечая на приветствия солдат противника. У меня перед глазами было лицо командира и его ответ на мой вопрос: «Зачем мы сюда приходили? Это же обыкновенные тыловые офицеры». Задавая этот вопрос, я не понимал, насколько я глуп и неопытен.
        «Тыловые офицеры»? - переспросил командир, и лицо его закаменело. - Это офицеры Люфтваффе. Офицеры транспортной и бомбардировочной авиации Первого воздушного флота группы армий «Север». Те, кто бомбил Таллин и Ригу, Псков и Новгород. Те, кто сейчас бомбит блокадный Ленинград и Волхов. Те, кто выбрасывает в тыл наших войск диверсионные группы. Те, кто расстреливает колонны с беженцами и в каждый свой вылет бомбит санитарные поезда. Этих «тыловиков» надо вешать и на кол сажать, но ничего. Дай нам немного времени. Мы им всем устроим «небо в алмазах».
        Транспортный самолёт сбить недолго, а вот готовить таких лётчиков надо годами. Они прошли несколько европейских войн, а начинали ещё в Испании. У каждого из этих асов Люфтваффе налёт по несколько тысяч часов и гигантский опыт, который они теперь не передадут молодым лётчикам. Скоро на их место придут малолетние щенки, которых завалят наши ребята, дерущиеся в небе, - и глядишь им будет немного полегче.
        Кроме этого уничтожение нескольких известных лётчиков в тыловом городе - это хлёсткая пощёчина командованию тылового района и единовременное напоминание командованию воздушной армии, что все они смертны. К тому же мы с тобой гестаповца из Франции завалили. Мелкого, вшивенького, но теперь его сослуживцы знают, что Восточный фронт ни разу не Франция. Здесь убивают даже в глубоком тылу.
        Я шёл по захваченному немцами городу и не видел его. Сейчас я, как сказал командир, «работаю лицом», а он с подобострастием тащит чемоданы «господина штурмбанфюрера». Я шел на эту операцию в качестве статиста, не понимая, зачем мы это делаем, а командир чётко знал, что этих людей необходимо уничтожить. Знал, как это сделать, и изначально знал зачем. Тем более что, как он сказал мне абсолютно серьёзно, «мы поймали их со спущенными штанами».
        4 ноября 1941 года
        - Жить хочешь? - Такой простой вопрос загнал полицая в ступор. Он поверить не мог, что это адресуется ему, поэтому перед ответом резко соглашающе замотал головой. Вытащив во второй половине дня полицая из кладовки, я недолго думая посадил его за стол и налил гранёный стакан самогона. Не верящий своим глазам полицай заглотил содержимое стакана одним махом, даже не поморщившись.
        Разница между вчерашним общением с «Гномом» и Арье и сегодняшней инсценировкой была огромна, так что полицай ожидал продолжения банкета, а я взял театральную паузу. Полицай, прилежно не мигая, ел меня глазами и, видимо, увидел над моей головой нимб. Именно такое удивлённо-благолепное выражение было на его небритой морде.
        - Мы у тебя появились здорово не случайно. Ваш с братом адрес выдала ваша подружка Илзе Гайлитис. Вернее, не только она, но она первая. Обычно, когда мы допрашиваем несколько человек, мы предлагаем сотрудничество. Первый, кто соглашается, убивает своих друзей и остаётся жить. Илзе согласилась первая. Вас здесь двое, такое же предложение получит и твоя подружка. - Я не успел договорить, соображал полицай очень быстро, он прекрасно понял, почему ещё жив и почему его посадили за стол.
        - Я согласен. Что подписать? - О как! Всё понимает влёт.
        - «Гном», Арье, займитесь, заодно подписку Гайлитис покажите и доведите до господина полицейского простую мысль - с нами надо играть честно, иначе будет дико больно перед очень непростой смертью. - После чего, обращаясь к полицаю, добавил:
        - Я никогда не вру, просто не вижу смысла, но люди обычно не верят. - Прорабатывая эту инсценировку, я прекрасно понимал, что, как только мы выйдем за порог этого дома, полицай тут же поднимет весь город на уши. Это было бы обязательно, если бы не одно маленькое обстоятельство. Полицай чисто физически не сможет этого сделать вовремя. Как только упырь прикончил свою сожительницу, его опять провели на кухню. Ну не нам же было ее убивать? Пусть работает.
        - Теперь первое твоё задание. Не позднее чем через две недели Илзе Гайлитис должна быть мертва. Как ты это сделаешь, нам всё равно. Если через две недели она будет жива, эта расписка окажется в Гестапо. У нас есть возможность отправить её прямо по адресу в Риге. Объясню почему, просто Илзе не выполнила условия нашего с ней соглашения.
        Второе задание значительно проще. После уничтожения Илзе, но только после уничтожения, закинешь гранату в любой двор рядом со своими покойными приятелями. Всё равно когда, время суток значения не имеет, можешь в сарай закинуть или просто во двор с улицы, особой разницы нет. Если кто спросит, скажешь просто по пьянке - большевистская рожа хозяина подворья не понравилась. Так мы будем знать, что ты задание выполнил, там, рядом, есть наш информатор. Граната должна быть «лимонкой» - звук у неё от немецких гранат отличается.
        О наших с тобой отношениях. Выполняй наше соглашение, и никто и никогда не узнает, что мы здесь были. Сделаешь всё быстро, получишь премию - за каждый день два золотых червонца. Здесь, в городе, у нас есть свои люди, тебе передадут. Закинь гранату дорогой, любую закинь, у тебя теперь четыре гранаты и все четыре из мастерской «Восьмого». Их и было у тебя всего четыре штуки, одна наша, три твои, имеются в виду «лимонки», это помимо двух ящиков немецких колотушек, но давать тебе ни единого шанса я не собирался. То, что полицай будет ловить несуществующего информатора - это к бабке не ходи. Здорово будет, если примется разыскивать не один, значит, и гранатой не ему одному достанется.
        А теперь праздник жизни. Что бывает, когда в организм после деревенского самогона попадает неплохой кагор? Абсолютно без закуски и на голодный желудок? Вот так вот, запивая самогон кагором, полицай плавно переместился в нирвану. Услышав это предложение, он усмехнулся, понимая, что другого выхода у него нет, и что-то пробормотал на латышском языке. Я тут же кивнул «Гному» - и на упыря обрушился град ударов. Били его не затем, чтобы убить, а затем, чтобы понимал, с кем и о чём он разговаривает.
        - Теперь повтори, что ты сказал, и учти, мы переведём, и если обманул, убьём тебя. Я всегда наказываю за обман.
        - Я сказал, что ты хитёр, как дьявол. - В голосе упыря не было подобострастия, а было… Уважение?
        - Дьявол у меня в приятелях ходит, а я «Второй». И я всегда выполняю свои обещания - чтобы все всегда знали: нарушишь слово - сдохнешь так заковыристо, что дьявол попросит последовательность действий записать. - Вот теперь на лице у упыря было изумление. Так, изумлённый до последнего предела, он и вырубился.
        Когда полицай утром проснётся, он в любом случае о нас не забудет. Изнутри к входной двери «Гном» ножом прибил нашу листовку. Так сказать, прощальный привет. Разумеется, мы провели с «Сержем» для «Гнома» и Арье мастер-класс по обыску помещения. Так что полицай нас стопудово не забудет, а тащить всё то, что мы нашли в этой огромной квартире, опять курсантам, и вообще мы подсобрали то, что нам пригодится.
        Пока «Серж» с «Гномом» поили полицая, мы с Арье, сделав тайник, оставили на чердаке дома оба своих фугаса, всю взрывчатку, что была у упыря, оба ящика немецких гранат и пару автоматов с патронами. Мало ли когда пригодится, не тащить же взрывчатку обратно на базу. Заминировал я всё это хозяйство двумя гранатами от «Восьмого» и связал их с фугасами, но это так, на всякий случай. Понадобится закладка кому из наших, снимут мои ловушки - я схемку зарисовал. Ну а залезет кто посторонний, значит, ему не повезёт, но перед смертью полетает. Четыре с лишним килограмма взрывчатки и сорок шесть гранат - это такой потрясающий фейерверк! Незабываемые ощущения фирма гарантирует.
        Вышли опять вечером, закрыв очередную квартиру на ключ и нагруженные как маленькие ослики. После жилища братцев ещё килограммов пять золота в монетах и изделиях в мой ранец добавилось, а «Гром» патефон с пластинками упёр. Про два чемодана «асов Люфтваффе» я и не говорю. Их Арье тащит. Грампластинки там тоже есть - так моим бойцам проще будет учить немецкий язык. Коллекция пластинок у подполковника была просто отпадная, и пройти мимо неё я не смог.
        Уходили из города той же окраиной, что и зашли. Так как усиление сняли, патруль нам попался только один, да и тот в городе и всего из трёх замёрзших полицаев, нашу встречу не переживших. В этот вечер листовки мы не оставляли и вообще уходили тихо. Хотя озорник «Гном» всё же пристроил четыре «лимонки», взятые у гостеприимного упыря, под попавшиеся по дороге машины, но это так, чисто похулиганить, мы и так свою задачу перевыполнили. Я не возражал, пусть развлекается мальчишка, всё же какая-никакая польза, да и ему практика.
        Уже в десять вечера мы были на дороге на Краславу, и тут нам повезло. Прорабатывая маршрут ухода, я собирался выйти на эту дорогу и прихватить машину, стоящую в посёлке, перебив ночующих в доме немцев. Это, конечно, была засветка, но идти пешком в двадцатиградусный мороз не самое приятное занятие, и иного выхода просто не было.
        Мы уже шли по посёлку, когда за нашей спиной послышался звук мотора и мелькнули фары. Среагировали все, я вышел на середину дороги и вскинул автомат, прижав моментально разложенный приклад к плечу, «Серж» повелительно вскинул руку, а курсанты после моего сигнала метнулись к кузову притормаживающей машины. Правда, в кузове были ящики, а в кабине кроме водилы сидели двое - пожилой фельдфебель и средних лет рядовой, да и сам водила молодостью не блистал.
        Немцы совсем не ожидали, что прямо в посёлке, среди стоящих на обочине машин их будут убивать. Как только водитель вытянул ручной тормоз, не глуша машину, я распахнул водительскую дверь и встал на подножку, наставив пистолет с глушителем на опешивших немцев, а увидев рядом с собой подскочившего ко мне Арье, моментально открыл огонь.
        Если бы в кузове были солдаты, Арье подал бы условный знак, а дальше пришлось бы выкручиваться «Сержу». Выжил только фельдфебель, успевший выйти на улицу к «господину штурмбанфюреру» и стоящий перед ним навытяжку. Плюху фельдфебелю отвесил «Гном», изменивший сегодня своему правилу и влепивший фельдфебелю в «солнышко» с не меньшим, впрочем, эффектом. Вот, правда, силён мальчишка, его бы силу да в мирное русло.
        С учетом сильного мороза и глубокого вечера смена состава в машине прошла незамеченной, и уже через десять минут Арье разворачивал машину. Дело в том, что у нас все курсанты водят машину. Они вообще учатся всему и всё свободное время, получая чисто практические знания.
        Когда-то очень давно я вычитал, что во время войны во Вьетнаме американцы не учили своих лётчиков устройству вертолётов, давая им только практическую учёбу полётов. Не знаю, правда это или нет, но здесь у меня тоже нет возможности разобрать движок и показать на практике, как он работает и как его отремонтировать. На это у меня просто нет времени и чисто практических возможностей.
        В рейде проще захватить другую машину, чем возиться со сломавшейся. Поэтому наши водители с самого начала учили всех только вождению и мелкому ремонту, зато всех курсантов, включая девчонок и врачей. Сам учебный процесс построен так, что каждому инструктору отводится определённое время, и вождение техники - одна из обязательных дисциплин. Теперь все при случае могут завести мотоцикл, или машину, или танк, или броневик. Завести и уехать. Так что сейчас мы не торопясь выезжали из посёлка.
        Фельдфебеля мы допросили через час, когда уже вышли на нужную нам дорогу, отъехали по ней несколько километров и нашли небольшую расчищенную площадку. В общем, всё так, как я и предполагал. Со складов и уцелевших на станции составов грузы перетаскивают машинами. Но вот то, что усиленный автобат располагается в Краславе, я не знал, а если учесть, что там же находится крупная часть, которая ремонтирует разбитую технику, означает, что немцев в Краславе полно. После получения нашей дезинформации Гестапо всех на уши там поставит. Вот и пусть развлекаются. До весны времени много, я надеюсь, успеют кого-нибудь найти среди своих камрадов.
        Последние дни сильных снегопадов не было, и дорога была неплохо почищена. Машина везла сборный груз армейских хозтоваров, несильно нам нужных, но в кулацком хозяйстве всё пригодится, «Старшина» точно найдёт всему применение. Даже трупы трёх немцев своё отработают в нужное время - не выкидывать же их прямо на дороге, а у наших водителей смена состава. Останавливались мы ещё два раза. В первый раз просто поменялись водилы, во второй - забирали лыжи, у Арье с «Гномом» свои договорённости, я в их дела не лезу.
        Пристанционный посёлок, где мы взорвали артиллерийскую колонну, был пуст. Вернее, не так, от самого посёлка остались только остовы двух крайних домов и тот столб, на котором висела наша листовка. Всё остальное было развалено и сгорело. Несколько домов, у которых стояли грузовики, просто сдуло с лица земли, а на дороге было двенадцать присыпанных свежей землёй пополам со снегом ям. На занесённых снегом обочинах валялись какие-то обломки и обугленные останки, но что это было, никто из нас разглядеть так и не смог. Хорошие снаряды немцы везли. Интересно, какой всё же численный состав у этого дивизиона? Мне просто для статистики надо, мы же документы только с часовых взяли.
        Рассказывая группе о планах захвата машины, я тут же нарвался на ехидный вопрос «Сержа»:
        - Командир, куда машину-то девать будем? Давай немцам отгоним на фронт. Может, медальку какую выпишут? Всё же ценное имущество сохранили. - Голос «Сержа» был полон ехидства, и вообще, общаясь с семьёй доктора и ехидной «Ивановым», все начали потихоньку превращаться в нашу белошвейку. Остряки-самоучки.
        - Да легко. Можно и немцам отвезти, они как раз станцию в Резекне восстановили. Там и концлагерь есть, шталаг-347 называется. Знаешь, как упыри будут рады, что мы сами туда добрались? Но есть предложение получше. У нас кто начальник разведки? Не напомнишь? Кто мне самый последний доклад по разведке давал перед нашим отъездом и о чём он был? - По привычке вопросом на вопрос ответил я. А не фиг, «Сержу» тоже пора мозги включать, пусть учится.
        - Тормоз ты, а не начальник разведки, тебя надо заместителем начальника гаража поставить, в подчинение к «Белке». Я с «Погранцом» разговаривал о хуторах на той стороне озера. Их всё равно надо уничтожать, там обычные упыри, нам на ухо не нужные в непосредственной близости от расположения.
        «Погранец» хутора разведал: земля промёрзла, дорога к хуторам утоптана, снега навалило немного. Загоняем машину к хутору, ставим недалеко, красочно раскладываем трупы немцев на дороге, а потом самые недогадливые надевают лыжи и скачут в отряд прямо через озеро. Тем временем мы с Арье… - В это время Арье громко засмеялся. Я переждал смех, пусть мальчишка развлекается, эмоциональная разрядка - вещь необходимая, а потом продолжил: - А мы с Арье подождём поутру упырей. Вылезут - перебьём, не вылезут - перебьёт пришедший с недогадливым начальником разведки отряд. Потом машинку наши умельцы раскидают, и лишнее утопят в озере. Как-то так. Нашел кого подкалывать. Голову надо включать, а не только в неё есть и шапку носить.
        - Командир, - «Серж» был удивлён и раздосадован, - так давай я останусь.
        - Ну уж нет, кто первый встал, того и тапки. Я придумал, мне и в засаде сидеть, а ты побегай, поработай ногами, заодно и голову проветришь, может, лучше работать будет. Если меня на эти лыжи поставить, я до базы только к весне дойду, - добавил с усмешкой над собой.
        В середине ночи мы не торопясь доехали до нужной дороги. Снег был не слишком глубокий и немного прибитый, по всей вероятности всё же санями. Карта у меня была трёхвёрстка, и мы остановились почти в нужном месте, чуть больше чем за километр до хутора, и сразу заглушили машину. Курсанты залезли в кузов и выпихнули оттуда три трупа, две пары лыж и полтора десятка ящиков. Теперь оставался только последний инструктаж.
        - «Серж», идёте вдвоём с «Гномом». Идёте мимо хутора - это самая короткая дорога. Идёте быстро. Если там есть собака, быстро её убиваете и валите оттуда. Никаких боёв, атак и прочей войны. Грохнули Шарика - и растворились в ночи. Главное - быстрота. На базе все переодеваются в немецкую и полицейскую форму и максимально в маскхалаты. Если у «Старшины» есть готовые волокуши, возьмите. По возможности берите врача, но только Клауса и только если он выдержит темп движения. За жизнь врача отвечаешь лично ты, чтобы ни один волос с его головы не упал.
        Хутор нужно глушить полностью - здесь были рабы. Если они выжили, в каком они состоянии, одному богу известно. Вдвоём идёте, чтобы не было никаких сложностей. При возвращении сначала охватываете хутор, блокируете его, затем присылаете мне гонца. В первую очередь блокируете со стороны леса. Со стороны озера оставь пару снайперов. Всё. Идите, удачи. - Как только ребята ушли, мы с Арье перетащили немцев и, подсвечивая себе фонарём, разложили их перед машиной.
        Машину я остановил почти у опушки, у небольшого ельника и туда мы с Арье перетащили все ящики и сложили из них невысокий бруствер, присыпав снегом и замаскировав срубленными ёлочками. Одного немца бросили перед машиной. Второго - у подножки водительской двери, а третьего - немного в стороне от самих ящиков, чтобы оправдать тропинку следов, ведущую в ельник, оставив на виду только торчащие из ельника ноги немца. В общем, ничего сложного мудрить я не стал. После чего мы зашли поглубже в ельник и нарубили несколько охапок еловых веток и мелких ёлок, накидав их на землю около бруствера. Звуков стрельбы в течение часа мы не услышали, отчего я сделал вывод, что наши гонцы прошли нормально. Теперь оставалось только ждать. Так прошло несколько часов.
        Зона действий группы армий «А», 103-й тыловой район группы армий
        Оперативная сводка по району:
        В зоне действий генерального округа «Латвия» действует особо опасная диверсионная группа НКВД под командованием капитана НКВД под псевдонимом «Второй».
        25 октября 1941 года группа совершила нападение на 82-й тяжёлый пушечный дивизион 150-миллиметровых гаубиц, приданный пятому армейскому корпусу, девятой полевой армии, группы армий «Север», из резерва Главного командования Вермахта. В результате нападения дивизион уничтожен полностью.
        27 октября 1941 года данная группа совершила нападение на вспомогательное депо железнодорожной станции Даугавпилс. В результате нападения уничтожена охрана депо. В ту же ночь совершено нападение на техническую зону железнодорожной станции Даугавпилс и последующий подрыв состава со взрывчатыми веществами, стоящего в технической зоне станции. В результате взрыва шестидесяти тонн тротила железнодорожная станция Даугавпилс уничтожена полностью. Все составы с военным имуществом, стоявшие на путях станции, уничтожены или значительно повреждены. Потери имущества на пристанционных складах подсчитываются.
        В результате совместных действий Полиции безопасности (ГФП (Гестапо) и уголовной полиции), службы безопасности (СД) и вспомогательной полиции диверсионная группа «Второго» рассеяна и уничтожена. Расстреляно и повешено шестьдесят семь бандитов. Сам «Второй» уничтожен.
        6 ноября 1941 года
        5 ноября 1941 года
        Рассвело как-то незаметно. Сначала появились еле заметные глазу тени, проступили очертания деревьев на той стороне просёлка, стали видны морозная дымка и ветки елок, засыпанные снегом. Через полчаса окончательно посветлело. Красиво всё же зимой в лесу. Нереально красиво. Перестал я замечать эту красоту. Последний раз зимой в таком заснеженном лесу я был лет десять назад, если не больше, да и то занесло совершенно случайно с очередной подружкой.
        Ранним утром, когда мы с Арье уже нормально задубели, я услышал скрип полозьев. Полицаи успели проснуться раньше моего отряда. Впрочем, я с самого начала не слишком обольщался - нашим было слишком рано. Единственное, на что можно было надеяться, так только на то, что обитатели хутора со сранья никуда не стронутся, но у них были явно другие планы. Я увидел упырей значительно раньше, чем они нас. Всё же смотрели они на дорогу, а не всматривались в привычный для них подлесок.
        Трое крепких молодых мужиков, одетых в подходящие погодным условиям овчинные полушубки и меховые шапки. Две винтовки и ППД в качестве бесплатного, но крайне необходимого крестьянского инвентаря. Добротные сани, запряжённые парой невысоких мохнатых лошадок. Что, в общем, правильно: две лошадиные силы всегда лучше, чем одна. Увидев построенный нами натюрморт, полицаи притормозили прямо напротив засады. До них было метров восемь - я специально так рассчитал, устанавливая ящики.
        Получилось так, что они мимо нас даже метра на четыре проехали и были у нас как на ладони, и как только они притормозили, мы сразу же начали стрелять. Я свалил двоих, Арье одного. Хорошая штука глушитель, и хорошо, что массово не распространён, и хорошо, что в спину. Отстрелял не жалея всю обойму, сменился и добавил в корчащиеся тела ещё по паре патронов. Ибо не хрен. Вы мне живые не нужны.
        - Всегда, когда есть возможность, надо стрелять врагу в спину, ничего постыдного в этом нет, главное - результат, - негромко сказал я Арье.
        - Запомни, Арье, на будущее, мы вас для этого готовим. Воевать вы должны именно так. Сделали засаду, убили и ушли. Стреляйте в спину, в окна домов, кидайте гранаты в баню, когда упыри моются. Главное - не подставляйтесь, не ждите, когда по вам будут стрелять в ответ. Вы не должны допускать, чтобы кого-то из группы ранили. Ранение даже одного бойца может привести к гибели всей группы. Помни об этом. Маленькая группа в три человека за трёхнедельный рейд может уничтожить десятки упырей и остаться в живых. Если вас убьют, кто будет убивать упырей за вас?
        Прятаться надо так, чтобы никому в голову не пришло, что вы сидите у полицаев под носом, это могут быть даже хозяйственные постройки самих упырей. Никто не будет искать вас там, но при этом не надо никому показывать, что вы самые смелые. Ходить в атаку на пулемёты, размахивая штыком, - это не твоя работа. Именно для таких операций мы делаем оружие с глушителями. Всё надо делать тихо и быстро менять место дислокации. Тому, чему я вас учу, пока не учат нигде в мире, это мои личные разработки. Запомни и расскажи всё, что увидел, своим друзьям.
        - Я запомнил, командир. Мы с «Гномом» расскажем, мы всё запомнили. - Лицо у Арье было серьёзным и сосредоточенным. Этот рейд перевернул всё его представление о войне. Одно дело постоянно слышать и совсем другое - увидеть своими глазами практическое применение навыков, которые мы им прививаем. Вот и ладушки, это одна из причин, почему я брал именно этих ребят. Они живут в одном доме со всеми курсантами, и рассказ об этом рейде в ближайшие недели будет у них сказкой на ночь.
        А мы пока за трофеями, пока трупы не закоченели, а то потом упырей из полушубков не вытряхнешь. Не сообразил я немцев сразу раздеть, сейчас бы меньше мёрзли. Арье взял под уздцы лошадей и подвёл их к машине, привязав постромки за буксировочный крюк, хотя идти они явно не хотели, опасливо косясь на труп бывшего хозяина, лежащий на дороге. Потом мы перетащили полицаев вместе с их вещмешками и оружием в ельник, вытряхнули их из полушубков и перешли обратно к ящикам. Ну и что, что полушубки в крови, зато не так холодно, а картошка ещё тёплая, что вообще супер, а то у меня даже зубы замёрзли.
        Стрельба началась неожиданно, нарушив величественную тишину зимнего леса. Резко ударили автоматы, защёлкали СВТ, впрочем, и закончились выстрелы быстро. Это была не перестрелка. Стреляли только из нашего оружия. Работали СВТ снайперов и немецкие автоматы, и работали одновременно. Очень похоже на расстрел или подавление спонтанного сопротивления.
        Мать вашу! Сказал же без меня не лезть. Самка собаки, а не начальник разведки, ноги вырву гадёнышу. Будешь у меня не начальником разведки, а начальником сарая, где наши лошади стоят.
        Коротко бросил Арье «бегом», скинул наброшенный полушубок, одним движением закинул за спину тяжелый ранец с золотом и прямо по нетронутому перед ящиками снегу рванул на хутор. На бегу бросил пистолет, который повис под мышкой, стянул с шеи ремень автомата, откинул у него приклад. Всё это, только наращивая темп бега, так что Арье нагнал меня только у хутора.
        На хуторе была нездоровая суета, но, присмотревшись, я увидел, что на волокуши укладывают незнакомых мне людей. Падшая женщина «Серж», мало я тебе ввалил в прошлый раз. Не терпится красному командиру покомандовать. Ещё издали ухватил взглядом всех. Длинного «Погранца», Клауса, стоящего на коленях перед волокушей, суетящегося «Девятого», «Старшину» с невесомым в его лапищах телом. Меня увидели.
        - Командир. - Первой среагировала «Фея» и понеслась ко мне с винтовкой чуть не наперевес, за ней бежала «Дочка», успевшая сунуть кому-то в руки свою «Светку». Добежали они до меня почти одновременно, «Фея» только на пару шагов опередила «Дочку». Чуйка у меня не просто орала, она истерически вопила неестественным голосом уже секунд тридцать, значительно опередив тот самый вопль «командир».
        Движения в чердачном окне я не увидел, скорее почувствовал. Стрелять я не мог, девчонки были прямо на линии огня, и я элементарно не успевал погасить стрелка. Поэтому я, просто перехватив «Фею» за плечи и перенаправив вектор движения, отшвырнул девочку в сторону. Лёгонькая девчонка пушинкой, подхваченной ветром, улетела с дороги в невысокий сугроб. К «Дочке» я не успевал, она была прямо передо мной. К тому же, подскочив, девочка вцепилась в меня руками, и я, обхватив и прижав её к себе, повернулся вокруг. Выстрела я не услышал.
        Удар. Боль. Всё.

«Фея»
        Прошло уже больше недели, как командир с «Сержем», Арье и «Гномом» ушли из лагеря. Жизнь шла своим чередом. «Фишки», тренировки, зарядки, теоретические занятия, немецкий язык. У нас появился новый инструктор - «Рысь». Спокойный, тихий, внимательный и вроде совсем незаметный молодой человек давал нам практические занятия по хождению по лесу и маскировке.
        Давал он нам то, чему уже учил «Погранец», но делал это совсем иначе и доступнее. Учил двигаться по лесу, не торопясь и не делая резких движений. Долгими минутами смотреть на разные объекты, плавно переводя взгляд. Учил внимательности и терпению, и мне нравилось этому учиться. В этом невысоком и худощавом молодом парне было что-то от командира: такая же негромкая речь, внимание к собеседнику, спокойствие и уверенность в том, что он делает и говорит.
        «Рысь» выбрал нам всем винтовки, забрав все наши. Уже на следующий день после ухода командира они со «Старшиной» принесли нам восемь винтовок. Четыре СВТ и четыре немецких карабина, и «Рысь», собрав нас в горнице командирского дома, стал объяснять нам, почему он выбрал каждую винтовку. Как подбирать, смазывать, чистить, разбирать и ремонтировать магазины к каждой винтовке, выбирать патроны и ещё много, очень много разных деталей, как оказалось, жизненно необходимых снайперу. Ещё через два дня «Третий» нам сделал первый глушитель к винтовке. Пока не к нашим личным винтовкам, а просто к винтовке, и мы стали стрелять из неё, пока мало, потому что и «Третий», и «Рысь» каждый день что-то в ней меняли. Глушители стали делать на немецкие карабины, потому что у них меньше отдача, а СВТ остались нашим штатным оружием. И уже то, что у нас появилось оружие как у командира, хотя это был обыкновенный карабин, мне нравилось больше всего.
        Прошло уже больше недели, и сегодня я сломалась. Что-то во мне оборвалось, и я не могла больше делать вид, что ничего не происходит. Просто не встала на зарядку, не пошла на завтрак, лежала на кровати и тихо плакала. Слёзы сами катились по моему лицу, но никто из девчонок не подходил ко мне. Потом пришла «Дочка» и села рядом со мной. Я давно знала, что её зовут Вера и у неё тоже, как и у меня, никого нет. Вообще всё о ней, о её семье, о её погибшей сестрёнке и её Виталии знала. Ближе «Дочки» у меня никого не было. Она была мне больше чем сестрёнка, и я для неё тоже. Вот только про командира «Дочка» не знала вообще ничего. О прошлом Виталий никогда ничего не рассказывал.
        Ночью, уже почти под утро, вдруг кто-то вошёл в дом - и сразу все задвигались, просыпаясь. Загорелась свеча на столе, и Вера громко сказала:
        - Командир вернулся, все живы. - Я знаю, что она это сказала для меня, а не для всех, чтобы моментально снять с меня то напряжённое состояние, в котором я находилась. Оказалось, что мы выходим на задание. Прибежали «Серж» с «Гномом», а командир с Арье остались недалеко от хутора, который разведывал «Погранец», и мы все уходили туда. Хорошо, что я не на «фишке», так что пока все собирались, я, уже готовая к выходу, нашла «Сержа». «Серж» сам, не давая мне ничего сказать, улыбнулся, показал мне большой палец и сказал:
        - Командир тебе подарков притащил. Этого хомяка за ноги из города надо вытаскивать, всё норовит своим девчонкам очередной мешок подарками набить. - Потом был бег по заснеженному озеру. Уже привычный для всех бег, как на простой зарядке. Перед самым хутором отряд разделился. Пятеро во главе с «Погранцом» зашли к хутору со стороны леса, мы с Верой упали на снег и навели винтовки на дома, а остальные, ведомые «Сержем» и «Третьим», не сбавляя темпа, бросились дальше.
        Хутор мы захватили без единого выстрела, я тогда даже удивиться этому не успела, настолько быстро и слаженно это произошло, но лишь много позже поняла, что всё, что мы делали при захвате хутора, было вызубрено нами прежде на занятиях. Это было одно из первых занятий с командиром после его тренировки со всем отрядом: «Тактика действий при штурме и зачистке помещений». Мы тогда три дня один из наших домов штурмовали, наставив друг другу синяков и ссадин, а сейчас ребята очень быстро заскочили в дома, нейтрализовали хозяев и никого не убили. И я опять удивилась: два месяца назад никто из нас слова «нейтрализовали» не знал. А теперь вот так. Быстро, слаженно, чётко. Как на тренировке.
        Хозяев выгнали на улицу - всех, и детей, и стариков тоже. Потом мы с Верой услышали чей-то крик и бросились к дому. Оказалось, что в сарае на цепи сидели семеро людей. Скелеты, обтянутые кожей, сквозь лохмотья просвечивало жёлтое, неживое тело.
        Кто выстрелил первым, я так и не поняла. Много позже мне сказали, что я. Стреляли все, залпом, не разбирая, просто по упырям. Потом у меня кончились патроны в винтовке, а стрелять было уже не в кого. Я была в каком-то оцепенении, стояла чуть в стороне и смотрела, как людей кого несут в дом, кого укладывают на волокуши, которые мы притащили с собой. Давид запрягал лошадь, чтобы везти людей на санях.
        Мне казалось, что все смотрят на меня осуждающе, с каким-то презрением, огибая меня, если надо пройти рядом. Вера стояла рядом со мной с винтовкой наперевес и как будто охраняла меня.
        Вдруг кто-то сказал чуть слышно: «Командир» - и уже совсем громко: «Командир». Я оглянулась и увидела подбегающего к хутору командира, а за ним и Арье, и мы с «Дочкой» побежали к нему. Я первая уже почти подбежала к командиру, как он неожиданно схватил меня за плечи и резко, спиной вперёд, отбросил в сторону, а сам схватил Веру и повернулся спиной к дому. В это время я ударилась о землю всем телом, и головой, и по ноге меня ударил приклад винтовки. Выстрела я не слышала, увидела только, как Арье, злобно оскалившись, стреляет из автомата в сторону дома, а потом на чердаке вспухло облако взрыва, и ещё одно, и ещё.

«Погранец»
        Всё было как в немом кино. Время тянулось тягучей патокой. После расстрела хозяев дома я ненадолго отключился, так неожиданно для меня начали стрелять ребята. Я не успел ни скомандовать, ни выстрелить, ни даже произнести ни звука и так и стоял у угла дома, в каком-то оцепенении до возгласа «Оды» «Командир».
        Развернувшись, сначала я увидел, как от командира отлетает «Фея», увидел, как командир схватил «Дочку» и резко повернулся, а потом в него, прямо в рыжий немецкий ранец, висевший у него на спине, попала пуля.
        Неожиданно вернулись звуки. Арье длинной, бесконечной очередью стрелял из своего ППШ в сторону дома. Пули с грохотом колотились в доски чердака, залетали в маленькое окно, крошили остатки стёкол и раму, бились о стропила. Тут же туда залетела чья-то граната, потом ещё одна. Рядом с командиром, придавившим всем своим телом «Дочку», я оказался одним из первых и услышал приказ «Третьего».
        - Отойти всем, «Погранец», помоги. - Пока я придерживал командира за плечи, «Третий» расстегнул на нём короткую немецкую куртку и прямо через одежду уколол его непонятно откуда взявшимся у него в руке маленьким, игрушечным шприцом. Потом Арье пригнал из леса сани, запряжённые парой лошадей, и мы аккуратно положили на них командира. В эти сани сели Арье с «Третьим», и они уехали, не взяв почему-то доктора, а в «Дочку» пуля не попала, так и осталась в командире. Клауса мы отправили следующими санями вместе с Давидом и тремя рабами.

«Доктор»
        Когда его привезли, внесли в дом и раздели, срезав с него одежду, я понял. Всё. С такими ранениями не выживают. Даже если я каким-то чудом сделаю операцию, он всё равно умрёт - просто от боли. Непонятно, почему он уже не умер. Неожиданно «Третий» сказал:
        - Всем выйти отсюда. Доктор, Елена, Мария, останьтесь. Все остальные быстро ушли отсюда. Бегом. - Это было неожиданно. Этот человек никогда и ни с кем так не разговаривал. Видя, что люди не торопятся выполнять его приказ, «Третий» достал пистолет и выстрелил в пол. Выстрел прозвучал неожиданно громко.
        - Всем выйти отсюда. Буду стрелять на поражение, - повторил заместитель командира и, уже обращаясь к нам, быстро сказал:
        - Я дам вам лекарства, инструменты и шовный материал. На все вопросы вам ответит командир. Если выживет. Удивляйтесь молча. Аннотации к лекарствам есть. Обезболивающее лекарство я вколол. Можно сделать ещё одно. Это наркотик, и это всё, что я знаю. Я не врач. У вас есть немного времени. - Когда он достал то, что он назвал лекарствами и шовными материалами, мы всей семьёй испытали шок. Я потерял дар речи, вчитываясь в мелкие буквы инструкций. Этого просто не могло быть. Этого не существовало ни в природе вещей, ни в известной мне медицине, но это было прямо передо мной, в моих руках, в руках близких мне людей. Самое настоящее чудо.
        Я сделал операцию. Сделал теми инструментами и материалами, используя те лекарства и шприцы, что дал мне «Третий». По сравнению с ними мои инструменты были молотком пещерного человека, а набор для наркоза поверг меня в состояние, близкое к экстазу. В таком же состоянии находились и близкие мне люди.
        Операцию пришлось делать, максимально взяв себя в руки, так как волнение, присущее студенту медицинского учебного заведения, не давало мне не только выполнять свой долг, но и нормально дышать. Пришлось на ходу учиться, но мы справились.
        Закончив операцию, я обессиленно привалился спиной к стене. Я сделал всё, что мог: достал пулю, удалил часть лёгкого, но в целом операция прошла успешно. Теперь осталось только ждать и учиться. Пока я всё не прочитаю, не лягу спать, моя семья, похоже, тоже. Осознание порядка применения и использования всего этого придёт много позже, но сейчас любопытство съедало меня.
        Даже закрыв глаза, я видел невероятное: срок изготовления препарата - две тысячи десятый год. Этого просто не могло быть, но это было так же явственно, как и мои руки в тончайших хирургических перчатках, на которых осталась кровь человека, который может ответить на все наши вопросы.
        Сара
        Я теперь понимаю, что, когда командир говорит, надо внимательно слушать и понимать, что то, что он говорит, всё не просто так. Он нам всем подарил подарки, и я радовалась вместе со всеми. И правда, очень красивая брошь, ни у кого из нас никогда не было таких потрясающе красивых вещей, но подарок был не в этом. Понимание этого пришло ко мне только сейчас. Сам подарок был значительно раньше.
        Командир нам всем подарил жизнь, оружие, знания, наше место на войне и даже это безопасное место. Когда он сказал: «Меня завтра может уже не быть, а память останется» - мы все смеялись, а ведь он не шутил ни тогда, ни сегодня, когда закрыл собой «Дочку». На том собрании всё было сказано про сегодняшний день. Он нам всегда говорил, что порвёт за нас любого, и сегодня доказал это, легко, как и всё, что он делал до этого мига, отдав свою жизнь за жизнь «Дочки».
        Ноябрь 1941 года
        В России везёт дуракам и пьяницам. И, несмотря на то что в России по пьяни каждый год гибнет огромное количество пьяных идиётов, эта поговорка дошла до моего времени практически без изменений. Я вот почти совсем не пью, но такое везение присуще только тем уникальным людям, которых упыри сразу и без лишних разговоров отстреливают вместе с соплеменниками Авиэля.
        Иначе как объяснить тот необъяснимый факт, что, получив в спину одиннадцать граммов свинца, я остался жив? При том, что я был абсолютно трезв, что само по себе означает, что очередному идиёту повезло. Против науки не попрёшь! Статистика - штука конкретная.
        Любого другого эта пуля пробила бы на фиг, а я ничего, живее всех живых, как дедушка Ленин. Такой же жёлтый и почти не двигаюсь, и бегает вокруг меня всё население моей маленькой страны, даже очередь на посещение существует. А вы как думали? Если бы умер, такого ажиотажа бы не было. Просто идиёт командир - это такая редкость, что все приходят на него посмотреть.
        Везучий идиёт. Почему везучий? Получить в спину, прямо в позвоночный столб одиннадцатиграммовую пулю из винтовки Бердана, в народе именуемой просто «берданкой», тыща восемьсот лохматого года и остаться в живых - это везенье, а дальше начинается везенье идиёта.
        Пуля попала в кучу золота, которую я собираю как хомяк в любом походе и с маниакальностью гоблина таскаю с собой, снимая немецкий ранец только в исключительных случаях и не убирая его дальше вытянутой руки. Даже, простите, погадить хожу с этой драгоценной ношей.
        Попав в кучу монет, пуля потеряла голову от счастья, слегка притормозила, сбилась с пути и, вместо того чтобы разнести мне позвоночник и, вырвавшись на волю, оказаться в юном и потрясающе красивом Верином теле, осталась в куске мяса старого циника. Это ли не везение? Всё остальное - логическая закономерность.
        Попав на заре своей молодости в руки военных врачей, я оставил о них самые лучшие впечатления, искреннюю благодарность и стойкое желание никогда больше к ним не попадать. Я твёрдо уверен, что военный хирург - это человек уникальный, почти посланец бога, но лучше всего с ним больше никогда в жизни не пересекаться. Хотя, если честно, три знакомых военных врача у меня есть. Три - это те, к которым можно обратиться в любое время дня и ночи и с любой, я подчёркиваю с любой, проблемой по их профилю.
        Что там говорить? Они мне один раз даже маленького лосёнка лечили, привезя в Вологодскую область малый хирургический набор, три своих лица и полную машину стволов. Даже «Муху» припёрли. Видимо, в качестве дополнения к хирургическому набору. Пацифисты армейские.
        Рассказ о том, как вразумляли оборзевших браконьеров, может вылиться в отдельную книгу и целый букет уголовных статей. Правда, после посещения весёлых докторов в тот район наведался мой бывший командир с командой своих отморозков, б?льшая часть которых моими друзьями числятся, но это мелкие и никому не нужные подробности, в которые меня посвятить не удосужились.
        Знаю только то, что теперь к лесам, где Ванька трудится егерем, боится подходить даже областная администрация. Сам Иван вообще не закрывает двери своего дома, хотя уже лет пять точно прошло, а сгоревший джип, ранее принадлежащий сынку местного олигарха, пару лет не забирали, пока местные на металлолом не утилизировали. С Ванькиного, кстати, разрешения, а иначе он так и стоял бы в лесу, отпугивая незадачливых браконьеров. Впрочем, после попадания в него «Мухи» забирать пришлось бы только металлолом.
        Странная вещь. Одноразовым оказался не только гранатомёт, но и джип, а его хозяин мне на слово не поверил. До кучи одноразовыми оказались дорогущее помповое ружьё, две охотничьи двустволки, челюсть и несколько зубов хозяина джипа, бейцы и три руки двух его приятелей. Напрасно они не поверили, что я контуженый.
        Попав домой после госпиталя, я понял, что неправильно прожил всю свою жизнь. Поэтому, начав зарабатывать более-менее вменяемые деньги, я стал собирать необходимые мне знания, умения и материальную базу. Именно поэтому у меня сейчас осталась жизнь, так как с собой в этот мир я утащил свою аптечку, а моя аптечка - это нечто. Это совсем не автомобильная аптечка, кастрированная медицинскими реформаторами с образованием слесаря очень третьего разряда, в которой после всех пертурбаций остались только жгут и бинт.
        Однажды, увидев мою аптечку, гаишник потерял дар речи, а потом взял рацию и вызвал всех, до кого смог дотянуться. То есть трёх мужиков с поста и ещё две патрульные машины. Охренели они всем составом. Я бы тоже удивился, если бы увидел у совершенно неприметного человека половину лекарств из среднестатистической аптеки, это не считая малой хирургической армейской аптечки. При наличии этого набора можно в полевых условиях делать полостные операции.
        Хотя я ни разу не медик, но с маниакальностью идиёта собираю и таскаю всё это с собой, и надо сказать, два раза эта аптечка спасла людям жизнь. Правда, в первый раз приехавшие медики, а потом и подтянувшиеся за ними «менты» долго докапывались, кто сделал пострадавшему укол промедола. Кто-кто? Верблюд в пальто. И у меня, и у Виталика шприц-тюбик промедола вообще теперь висит на шее вместо медальона или ладанки, кому как больше нравится. Оберег, мля.
        А во второй… Хирург, который отдыхал с нами в Архангельских лесах, сделал операцию, как раз используя мою аптечку. Оставшиеся три недели отпуска при виде меня он крестился и честно сказал, что следующего сына назовёт моим именем. Хорошо, что мы с ним пересекались не так часто, чтобы он меня в святые не записал.
        Увидеть в заднице мира, в которую занесло его семью без всякой надежды на скорое возвращение, малую хирургическую армейскую аптечку он никак не ожидал. Если учесть, что в тех местах не берут сотовые телефоны, а после прошедших дождей по дорогам можно было проехать только на танке, а ещё лучше на «маталыге», то наша встреча была сродни выигрышу джекпота в казино Лас-Вегаса.
        Да, я маньяк. Да, у меня после первого ранения поехала башня. Да и вообще после войны у меня слетела и в неизвестном направлении исчезла крыша, зато сейчас я живой и почти здоровый. Аптечка - это что? Это ерунда по сравнению со всем остальным! У меня на двух левых дачах такое заныкано. Лет на пять, а при продаже на десять лет строгого режима по тамошнему уголовному кодексу. С конфискацией всего непосильным трудом нажитого имущества, которое нажито в том числе и продажей этого самого «такого». А вы думаете, откуда у Денискиных разбойников современные автоматы с подствольными и неподствольными гранатомётами?
        Имел я в виду и Уголовный кодекс, и моральные принципы. Я вообще контуженый маньяк, хотя внешне это незаметно. Я только бэтээр не купил, а всё остальное к нему у меня в полном комплекте. Бэтээр я не купил, потому что ставить некуда. Хотя один мой армейский приятель и соглашался его у себя поставить, но перегнать бэтээр за Урал из Подмосковья было бы очень проблематично, и эта затея завяла на корню. Впрочем, я знаю, где стоит этот армейский микроавтобус. Его купил Денискин батя, и теперь он пару раз в год рассекает на нём по Селигеру, распугивая местных «ментов». К сожалению, мне до его финансов, как до Китая боком, так что богу богово, а кесарю кесарево.
        Жизнь у раненого скучна и однообразна. Кормят как на убой, а персональные сиделки меняются через каждые три часа. Мне вообще кажется, что здесь у меня пост номер один и сначала выставляются у меня, а потом ставят дозор на «фишку». Врачи смотрят на меня как на посланца небес, хотя пока молчат, оберегая мой покой.
        Привезя меня на санях с хутора упырей, Виталик первым делом остановился у нашего дома, где, проведя несложные манипуляции с полами под кроватью, вытащил собственные заначки. Проще говоря, вскрыл тайник и достал два здоровых вещмешка с моей медициной, которую мы таскаем с самого начала нашей эпопеи.
        Когда он принёс всё это в дом, куда уже перетащили меня и, срезав одежду, с тоской взирали на слепое пулевое ранение в моей почти бездыханной тушке, в доме было слишком много скорбящего народу. Поэтому Виталик сначала вежливо, в присущей ему интеллигентной манере, попросил присутствующих покинуть помещение. Когда до скорбящих зрителей вежливая манера общения не дошла, он, достав подаренный мною «Парабеллум», более доходчиво объяснил свою точку зрения.
        Зрители вымелись из горницы, которая заменяла операционную, значительно быстрее, чем утих звук выстрела. Я и не знал, что Виталик умеет быть настолько убедительным. Надо будет потом поучиться на досуге. Прискакавшему чуть позже «Сержу» возбуждённые поклонники объяснили, что Виталик без разговоров стреляет через дверь. Надо сказать, что «Серж» сдуру сразу не поверил, и совершенно напрасно. Виталик стрелял поверх голов в качестве предупредительного выстрела, а потом на поражение. Так что после первого раза «Серж» решил больше не настаивать.
        С врачом мне тоже повезло: у Генриха Карловича действительно золотые руки. Тоже элемент везения. Найти в неизвестном тебе городе, заполненном оборзевшими упырями, качественного хирурга с ассистентами и притащить всех к себе на базу - это счастливый лотерейный билет. Ну а то, что этот врач рискнёт применить абсолютно незнакомые ему препараты, только прочитав инструкции по их применению, - это вообще из области фантастики. Правда, к этим инструкциям были ещё аннотации, распечатанные на принтере для таких идиётов, как я.
        Я же говорил, что у меня есть знакомые хирурги. Ребята долго надо мной ржали, причём всем госпиталем, но армейские медики тем и отличаются от гражданских. Они за свою нелёгкую и разнообразную жизнь столько контуженых видели со всякими различными фобиями, что перечислять замучаешься. И если хочется какому идиёту держать у себя в машине пару статей Уголовного кодекса, так и ветер ему в парус. А мне, если честно, откровенно фиолетово.
        Сам я ни в каком месте не наркоша, но если есть возможность наличием препарата спасти жизнь себе, или знакомому, или вообще незнакомому человеку, то надо этой возможностью пользоваться. А моральные и этические принципы вместе с идиётским Уголовным кодексом моей Родины могут идти в пешеходный эротический круиз.
        Это где-то там, в районе Таиланда, если кто не понял ещё, говорят, где-то в Перу это место нашли. Название этого места состоит из трёх очень популярных у русских букв с предлогом «на» перед ними.
        В общем, операцию мне сделали. Не скажу, что без проблем, но потихоньку-полегоньку выкарабкиваюсь. Зато у меня отдельная палата, та самая, в которой раньше лежали Авиэль с «Батей» и «Стрижом». «Батя» и «Стриж» выздоровели, а Авиэлю выделили отдельное помещение под мастерскую, в которой он теперь живёт и трудится на благо отряда.
        Ещё у нас прибавление в семействе. В том смысле, что на двух хуторах покойных упырей обнаружили семнадцать человек. Семь на хуторе, где ранили меня, и десять на втором. Двое умерли от истощения уже на нашей базе, но остальные потихонечку откармливаются и приобретают вкус к жизни. Как бы цинично это ни звучало.
        Живут они на запасной базе в землянках, под присмотром части курсантов во главе с «Погранцом». Тащить их сюда Виталик категорически запретил. В общем-то это правильно. Не хватало ещё нам здесь во всём хуторе вшей выводить. К тому же всё равно там «фишку» надо держать, сейчас зима и по озерам можно пройти в любую сторону.
        Обитателей обоих хуторов выбили всех до единого человека. Первый раз спонтанно, увидев состояние пленных - у «Феи» просто перегорели предохранители. Говорят, что она стреляла даже тогда, когда у неё закончились патроны в магазине. Успокоила её только «Дочка», остальные просто боялись подходить. «Фея» не реагировала вообще ни на что и ни на кого, наводя ствол на всех, кто хотя бы просто пытался на неё смотреть. Поэтому она и бежала ко мне с винтовкой как в атаку, хорошо, что без штыка.
        Второй хутор уничтожили целенаправленно, перебив вооружённых упырей засадой. «Серж» использовал мою схему с глушаками. Дедушку охотника снайпером. У нас есть свой охотник и, судя по рассказам всех, кто у меня побывал, покойный дедушка с «Рысью» рядом не валялся. Остальных сразу после дедушки, заваленного прямо во дворе собственного дома, закидали гранатами. Просто чтобы потом никто не говорил что-то типа давидовского «там дети».
        Коллективное преступление здорово сближает, а ни моральных, ни этических принципов у моих подчинённых нет и в помине. Я вообще пока не представляю, во что выльется сидение на цепи у этих пятнадцати несчастных и тех, кто за ними ухаживает.
        Оба хутора ограбили напрочь, вывезя практически всё ценное на запасную базу, чтобы потом два раза не перетаскивать, забив четыре землянки под завязку, а в основном складировав всё под открытым небом и накрыв всё это разнообразное хозяйство элементами крыш. Ну, это «Старшина» в своём репертуаре. Затем развалили и сожгли остатки построек. Машину, на которой мы приехали, разобрали и спустили под лёд.
        Содержимое машины оказалось не таким уж и бесполезным, как мне показалось на первый взгляд, так что немцы по-прежнему продолжают нас снабжать самыми разнообразными ништяками. Хотя если бы попалась машина с навозом, приехали бы на ней. На улице не май месяц, просто «Гном» сидел бы на замёрзшем в каменное состояние навозе или подложив под пятую точку толстого фельдфебеля.
        Хорошо ещё «Серж» с Виталиком сообразили поставить на дорогах засады и однажды выцепили четырёх пришлых полицаев на санях, не вовремя заскочивших в гости к знакомым. Одного из них взяли живым, а после вежливо допросили, нежно расковыривая ему штыком от СВТ раненую ногу. Разумеется, без наркоза, не считать же наркозом ласковые поглаживания «Старшины» по почкам и печени.
        Очень содержательная беседа прошла в тёплой и дружественной обстановке. Оказалось, что отряд «Второго» был полностью уничтожен, сам «Второй» подорвался на гранате, а позже то, что от него осталось, было повешено на площади в Даугавпилсе. Видимо, в назидание другому «Второму», который, как я надеюсь, скоро поправится.
        Всё это в присущей Авиэлю манере рассказал мне «Серж», бывающий у меня ежедневно. Почти ежедневно - его не всегда ко мне пускают. Я вот только несильно понимаю, откуда взялся первый «Второй»? Неужели это наш упырь, который задание получил и гранату во двор закинул? Что-то он быстро. Видно, решил премию заработать, а заодно какую-то свою аферу провернуть. Ну да ладно, это его личные сексуальные трудности. Кстати, о «сексуальных трудностях»: интересно, как там поживает наша общая с «Сержем» секретутка? Если вообще поживает. Но отсюда, к сожалению, не видно. Доживём до лета, будет время, поинтересуемся.
        Обнародование результатов допроса здорово развеселило весь отряд, а участвовавшие в выходе «Гном» с Арье до сих пор сияют, как медные пятаки или как дежурные золотые червонцы. Я же говорил, что выход на боевое задание у них - любимая сказка на ночь. Она теперь обрастает всё новыми подробностями, а учатся они все теперь так, что валятся от усталости на тренировках. Впрочем, для них это уже привычное состояние, а раз у нас зима, то помогают с боеприпасами и сидят под руками у Виталика и «Восьмого». Да и ладно, больше знают, легче будет потом и мне, и Виталику, и «Восьмому», и им всем.
        К тому же нас всех убили. Получается, что мы недаром сходили, прогулялись. И сами размялись, и молодёжь поучили, и пейзаж на станции обновили, и самый разнообразный народ развлекли. Всем теперь проще. В первую очередь немецкому командованию - не надо никого искать. Во вторую - местным упырям. Обломайтесь десять раз - «Второго» убили, и бабки за него выплачены. Об этом немцы тоже раструбили на всю «ивановскую». Говорил же, жлобы. И наконец, в третью - лично мне. Можно спокойно учить народ. Нас же всех убили, и мы тихонько побудем мёртвыми несколько месяцев.
        Где-то через три недели, когда я более-менее стал воспринимать окружающую среду, я обнаружил очень интересную подробность, здорово меня удивившую. Оказывается, что живу я не совсем один, а рядом стоит кровать, на которой периодически спят то «Дочка», то «Фея», то Сара, то Эстер. В основном «Дочка» и «Фея». Ну, точно пост номер один и, простите, справление естественных физиологических особенностей организма выливается в некоторую проблему этического характера. Я, конечно, попробовал потрепыхаться, но был решительно послан всей четвёркой персональных сиделок в некие далёкие дали, с подробными пояснениями этих физиологических подробностей и с присущей только деревенским женщинам скромностью.
        Если честно, я только второй раз в жизни был красный как варёный рак, а некоторые идиоматические обороты услышал вообще впервые в жизни, хотя я совсем не выпускник института благородных девиц и сам могу послать в такие далёкие дали, что жизни не хватит, чтобы туда добраться. Забавно, но послан я был не один, а вместе с Виталиком, «Сержем», «Старшиной» и всем отрядом, вместе взятыми. Команда докторов поддержала своих добровольных помощниц, правда, в более интеллигентной манере.
        Пришлось смириться, ибо сиделки-то они сиделки, но ведь вооружены и пистолетами пользоваться умеют. Сам вооружал и учил. Опять-таки наличие «Феи» в комнате напрочь исключает посещение меня любимого кем-либо. Исключение составляют доктора, девчонки и иногда Виталик с «Сержем», причём «Сержа» могут вежливо завернуть обратно.
        От нечего делать я стал думать, и чем больше думал, тем интереснее мне стала казаться ситуация с «Сержем». Раньше у меня просто не было времени сопоставить некоторые мелкие детали, но сейчас мне всё больше и больше кажется, что «Сержа» просто подставили. Подставили немцам, и теперь появление «Сержа» у собственного командования выльется в физическое уничтожение этого тормоза и всей нашей команды до кучи. Вот кажется мне так, и всё тут.
        К тому же меня здорово напрягала ситуация с особняком. Напрягало не то, что там сидели немцы, а то, что «Серж» якобы не заметил того, что это уже не жилой дом, а разведшкола. На самом деле, для того чтобы заметить, что у особняка есть минированные полосы, наблюдатели и снайперы, надо обладать такой квалификацией, как у меня. Невооружённым и неподготовленным глазом, да ещё и с той точки, где сидели «Серж» с девчонками, этого не видно.
        Просто на момент моего общения с «Сержем» мне до крайности было необходимо его по максиму закошмарить. Что у меня, в общем-то, и получилось с блеском. Сам не ожидал такого эффекта. Ко всему прочему «Серж» сидел на одном месте и не позволил девчонкам шариться по окрестностям, даже в туалет водил сам и в противоположную от особняка сторону. В свою очередь, я внимательно рассматривал особняк с разных точек.
        А вот всё остальное… Человеческая душа так устроена. Даже самый кровавый маньяк, зарезав в весеннем лесу маленького ребёнка, может отвлечься на кустик ландыша или сочащийся соком порез на старой берёзе, вспомнив какой-то эпизод из своего безоблачного детства.
        «Серж» далеко не ангел, и в раю ему места нет. Попав в ад, он легко вырежет половину чертей, а остальных построит и заставит петь себе серенады, но он действительно сентиментален. Издержки воспитания. Поэтому я думаю, что «Серж» просто видел своего брата и вспоминал какие-то эпизоды из прошлого, а не то, что брат показывал курсантам, как пластать на куски пленного или снимать ножом часового. Это как раз проходило мимо его восприятия, он и сам умеет проделывать такое с не меньшей эффективностью. Была у меня возможность в этом убедиться, поэтому я вызвал «Сержа», настоятельно порекомендовав ему на время вызова взять выходной, а дежурившую «Дочку» попросил поспать в другой комнате.
        - В общем так. Звездянок за своё командование ты у меня будешь получать в следующий раз, когда будем производить разбор полётов, а сейчас я хочу попросить тебя вот о чём. Прошу отнестись очень серьёзно к моим словам. Мне надо чётко понимать такую вещь. Что из всего того, что ты мне рассказал, правда, а что художественный вымысел? - После нашего возвращения из Даугавпилса и в последние сутки этого выхода «Серж» стал относиться ко мне с полным доверием и беспрекословно выполнял все приказания и даже просьбы, подавая тем самым пример всем курсантам и инструкторам. Поэтому неудивительно, что он ответил мне честно.
        - Да всё правда, командир. - Видимо, он тоже размышлял над нашим разговором.
        - Тогда совсем не складывается, - огорошил я его. - Странно, что ты сам этого не замечаешь. Ты уже не мальчик. Учили тебя хорошо. Крови ты не боишься, значит, обучение проходил на практике, а вот аналитика не твой конёк. Последняя наша операция это явно показала. Ты зависаешь даже в простых бытовых ситуациях, при том что рабочие моменты решаешь самостоятельно. Зарезать, взорвать, допросить, у тебя проблем нет. Подумать, как убрать собственное заднепроходное отверстие, - моментально подвисаешь. Ты извини, я называю вещи своими именами. - «Серж» если и удивился, то очень немного.
        - В общем да, командир, я работал в от… - но я успел раньше.
        - Меня не интересует, где ты работал, как называется твой отдел и прочие мелкие подробности. Меня они не касаются. Пока не касаются, но коснутся обязательно позже. Это мы с тобой тоже отдельно обсудим. Если всё так, как ты мне описал, тогда это похоже на очень грамотную подставу.
        Я тебе скажу больше. Недавно у тебя наверху, где-то через ступень, сменилось руководство. Не твой непосредственный начальник, а на ступень или две выше. - На лице у «Сержа» проступило изумление, граничащее с мистическим испугом.
        - Откуда ты знаешь, командир? Кто ты такой? - Хорошо. Точно попал. Молодец я.
        - Давай сразу скажу? Я никакого отношения к вашей системе не имею и к твоему руководству тоже, но обо мне потом, это всех касается или напрямую коснётся, и скрывать я ничего не буду. Сравнительный анализ всей ситуации вроде бы логичен, но я тебя удивлю ещё раз. Причём я тебе скажу сейчас то, что ты мне не говорил.
        Машина, которая сломалась, была одна, сломалась она в лесном массиве, и возможность спрятать документы была. Теперь ключевой вопрос. Водитель машины сбежал или погиб? Или ты убил его сам? Просто от этого зависит твоя дальнейшая жизнь. - Изумлению «Сержа» не было предела.
        - Командир. Ты говоришь так, как будто сам находился рядом со мной. Нас было трое, по инструкции я должен был убить охранника и водителя, но сам охранник попытался меня убить, был мною ранен, и пока я его добивал, водитель пытался уйти, и я догнал его только через несколько десятков метров. Потом я вернулся и спрятал документы. - Ну, «Серж». Я знал, что ты туповат, но не думал, что до такой степени. Неудивительно, что тебя слили. Мне бы попасть в твоё управление, в заместители Берии выбился бы.
        - Ладно, слушай. Учти, это только предположения, но основанные на анализе ситуации в целом. - Тут мне пришла в голову ещё одна мысль. Блин, как же я об этом сразу не подумал?
        - Ещё один обязательный вопрос. Вернее, предположение. Когда ты летел в Ригу, ты ведь вёз какой-то пакет или летел с фельдкурьером? - Очередное изумление, но я уже устал удивляться его тупости.
        - Да что вообще происходит, командир? Откуда ты всё знаешь?
        - Просто ответь на вопрос. Я не знаю вашей системы. Мне нужно понимать всю схему. Вот и всё. - Впрочем, я уже знал ответ. Этот «тормоз» сопровождал курьера спецсвязи.
        - Я сопровождал фельдкурьера с документами. - Давно я так не ржал. Блин, больно же смеяться. Вот «Серж» насмешил. Что ты вообще делал в НКВД? Тебе в цирке надо выступать. Я думал, что я один такой клоун, а оказывается, это сборная команда клинических идиётов.
        Впрочем, это подход современного человека, а в этом времени это называется преданность. Преданность системе, организации, в которой работаешь, да и стране в целом. Родине, наконец. У «Сержа» это наложилось на воспитание и вылилось в безграничную веру в собственное руководство. На мой смех заглянули Виталик и встревоженная Вера. Махнув приглашающе Виталику, я отправил Веру обратно.
        - У меня от «Третьего» секретов нет, считай, что мы одно целое. Предварительную беседу я пропущу. Из моего анализа и так всё будет ясно. - Я помолчал, сплетая мысли в логическую цепочку с правильными словами.
        - Старший лейтенант НКВД, благородного происхождения, преданный власти, отчего не поддерживает никаких связей со своими родными. Исполнительный, надёжный, хорошо тренированный и обученный, с родственниками в сопредельной стране, которые относятся к нему с ностальгической грустью. - На «Сержа» смотреть было и жалко, и грустно одновременно - большой ребёнок, и такого человека тупо слили. Невероятно и до слёз обидно. Страна идиотов. Впрочем, в этой стране таких людей, как «Серж», тысячи. Чего их жалеть?
        - Прежде чем я тебе нарисую картинку, ответь на один вопрос. Только не мне, а себе и несколько позже. Зачем для сопровождения документов прислали сопровождающего из центрального аппарата? Только не озвучивай тот бред, который напели тебе. Зачем потеряли столько времени? За то время, пока тебя собирали и ты добирался, документы могли проделать треть пути или вообще могли быть отправлены самолётом, если их ценность уже на тот период не оставляла сомнений. Если бы ты умел сопоставлять разрозненные факты, ты бы сам всё это понял. Не обижайся. Это не оскорбление, это констатация факта. Аналитика не совсем простая наука, и даётся она не сразу, и далеко не каждому человеку.
        Если бы тебе приказали, всё было бы проще и честнее. Ты бы выполнил приказ и с чувством выполненного долга сгинул бы в СД, но тебя разыграли втёмную. Я не знаю, когда было принято решение о сливе дезинформации и как долго её готовили, но с началом войны операцию решили ускорить. Именно поэтому тебя отправили быстро, самолётом, в сопровождении курьера. Причём в тот самый момент, когда сомнений в том, что город Рига оставят, уже не оставалось. Это не ты сопровождал курьера, а он тебя. Извини, но ты сам вёз свою собственную подставу.
        Курьер вёз документы, которые должны были попасть к немцам. Попасть эти документы должны были вместе с тобой, и то, что они попадали вместе с тобой, означало только одно - то, что они подлинные. Твою личность при наличии твоих личных документов пробили бы влёгкую.
        Кстати, твой документ на шёлке почти наверняка больше недействителен, если вообще не использовался как канал слива очередной дезинформации. После начала войны подобные документы меняются или в них добавляются дополнительные условные знаки. Кроме этих документов фельдъегерь вёз письменное подтверждение приказа о начале операции. Причём он не знал, какие документы везёт, это его обычная работа. У него свои внутренние инструкции, жестче которых нет больше нигде в армии.
        Когда ты мне сказал, что видел своего брата в особняке, я очень удивился, а ещё ты мне сказал, что год назад они жили в особняке. Ты сам понимал, что говорил? Это физически невозможно.
        Если твои родственники разведчики и тебя отправляли туда для усиления, ты бы знал об этом, и вообще тебя проще было бы оставить при отходе или, соответственно, внедрить туда год назад. Но это нелогично и совсем не в правилах спецслужб - собирать всех родственников в одном месте. Проще послать к ним группу боевиков с чистыми документами.
        Значит, твой брат с матерью были оставлены там специально, и при этом им явно были даны надёжные гарантии неприкосновенности. Либо их в течение года не трогали по каким-то своим оперативным соображениям. Вполне возможно, отслеживали связи с ними различных людей, включая тебя, что само по себе означает, что операцию готовили давно и ты и твои родственники были включены в неё как дополнительный фактор. Или же изначально прорабатывалась возможность слива дезинформации через них, опять-таки используя тебя.
        Документы «дезы» положили в общий хлам, который можно было уничтожить во дворе управления. Этот общий хлам был подобран так, что документы «дезы» не отличались от него смыслом и темой самой информации и в глаза не бросались, но при просмотре и проверке были бы замечены. Нумерация документов была сделана либо у вас в управлении, либо уже на месте. Одну папку выкинули, вторую положили. Не мне тебе объяснять, как это делается.
        Помнишь, ты сказал, что вы жгли машины в прямой видимости немцев? У командира охраны колонны были свои инструкции, и он их выполнил. Я не знаю, был ли лейтенант в курсе твоего задания, но скорее всего, нет. Вероятнее всего, он получил приказ жечь остальные документы в самый последний момент, после того как к нему присоединятся сотрудники управления, чтобы были свидетели уничтожения документов. Там не было ничего ценного, но лейтенант этого не знал. Его и всю группу сопровождения колонны тоже пустили под нож во имя великой цели.
        Увидев тебя, лейтенант не удивился и посчитал, что так и должно быть, но принял твою информацию к сведению. Если он дошёл до линии фронта, то информация о тебе тебе лично не поможет, а навредит, так как лейтенант доложит, что к нему присоединился ты, а не лица, сопровождавшие тебя. Вы ведь не обсуждали ситуацию, произошедшую с тобой. Ты из-за извечной подозрительности не поставил его в известность, а он из-за субординации. Ведь лейтенант знал, кто ты такой изначально.
        Дальше объяснять? Если бы ты был в курсе, то сдался бы в плен самостоятельно, и всё прошло бы как запланировано. Водитель сам сломал машину на лесной дороге. Выполняя приказ командования, он должен был тебя тяжело ранить или убить и оставить на дороге, где тебя подобрали бы немцы. Сам водитель с охранником, то есть свидетелем выполнения приказа, ушёл бы и доложил, что задание выполнено.
        В дальнейшем тебя опознают твои родственники, подтверждают, что ты сотрудник центрального аппарата НКВД, и дело по проверке документов ускоряется. Но ты не только не был ранен, но и убил обоих сопровождавших тебя сотрудников. Теперь получается, что ты в любом случае носитель опасной информации. Немцы тебе уже не поверят, значит, операция провалена, а у твоего руководства ты как гвоздь в заднице и на тебя проще списать провал всей операции.
        Ситуация простая. Обычные игры спецслужб с обязательным кровопусканием у собственных работников для ротации кадров. Используется нечистыми руководителями для карьерного роста и заодно для продвижения собственных сотрудников. Ты давно в системе: должен сам всё понимать. Ничего личного. Обыкновенная производственная необходимость.
        Руководитель, придя в отдел, затребовал личные дела сотрудников. Наткнувшись на тебя, он матерно удивился и понял, что сыграть тебя втёмную в данной ситуации риска значительно меньше, а в случае провала операции на тебя можно спустить всех собак. В то, что ты предан системе, он не поверил. Посчитал, что тебя держали или для каких-то своих дел, или для ситуации аналогично этой, или просто вовремя не пустили под нож. Вот он тебя таким образом и утилизировал.
        Извини, «Серж». Так просто логично и всё объясняет от начала и до конца. Ещё одно здорово неприятно - это то, что мы с «Третьим» и вся наша команда в случае возникновения рядом с тобой во избежание утечки информации автоматически уничтожаемся. Причём безо всяких разговоров и сомнений.
        Если лейтенант дойдёт до твоего руководства, то нас всех будут искать, чтобы уничтожить, что тоже логично. При этом моя информация становится никому не нужной. Сливали и разведгруппы, и залегендированных разведчиков, и просто случайных людей за значительно меньшие грехи, а за срыв операции стратегического значения закопают даже траву, на которой мы стояли.
        Мы с «Третьим» и вся остальная толпа выступаем в данном случае в качестве жертвенных баранов. Бывшие военнопленные однозначно без разговоров и сомнений ставятся к стенке, а малолетки и все остальные получают от десятки и едут валить лес в далёких северных краях. Куда отправят нас двоих, я даже представить не берусь, но то, что мы будем молить о пуле в затылок, никакому сомнению не подвергается.
        Два следующих обстоятельства уже улучшают твоё и наше положение. Первое - это то, что ведомый маниакальной привычкой, я убираю свою любимую пятую точку как можно дальше от места собственной засветки. И второе - это то, что ты попал именно к нам.
        - И что ты собираешься делать? - «Серж» уже пришёл в себя и как-то немного подобрался. Видимо, вместе с моими словами прокручивал ситуацию.
        - Да вот пусть «Третий» ответит. Учти, мы с ним ни о чём не договаривались. Он всё это только что сам услышал, - добавил я с лёгкой усмешкой, приблизительно зная, что скажет Виталик.
        - Да имел я их всех конём! - Виталик высказался несколько иначе, но не менее эмоционально, да и общий смысл был именно такой.
        - Шли бы они все лесом семимильными шагами. О чём здесь думать? Воевать надо. Чтобы перехитрить контуженого «Второго», нужно обладать наглухо отбитыми мозгами.
        Имели мы извращённую половую связь с твоим руководством, твоим отделом и всем твоим управлением, а твоё НКВД я вообще на колодезном журавле вертел. Мало мне своих проблем, я об их геморрое ещё париться буду. Мне некогда думать, как его поручения выполнять, мне ещё и этим бредом заниматься, - очень эмоционально и убедительно сказал Виталик. Вторая фраза тоже звучала несколько иначе. И хотя русский разговорный и русский командный здорово похожи, я просто не знаю, как перевести б?льшую часть слов, выражений и местоимений на общепринятый язык.
        При личном общении с Виталиком мне очень часто не хватает словарного запаса. С другой стороны, да. Так как я валяюсь на койке, Виталик не только возглавляет все наши мастерские, но и контролирует весь процесс обучения курсантов, и спит он не более шести часов в сутки.
        - Ты «Фею» видел? Скажи ей, что кто-то на «Сержа» зуб имеет, она стрелять начнёт раньше, чем ты фразу закончишь. - Это тоже верно. После той засады на дороге «Серж» попал в круг избранных «Феей» людей, но всё равно это прозвучало смешно и неожиданно, так что заржали мы втроём.
        - Уй блин. - Я опять скривился от боли. Всё же радостный смех пока мне противопоказан.
        - Тебе «Третий» ответил на все твои вопросы сразу, но я добавлю. Это то, ради чего я создавал отряд. Заметь, я всем говорю: «Мы одна большая семья». Мне всё равно, какое у тебя прошлое, вероисповедание, идеология и прочая ересь. Мы здесь собрались с одной целью. Убивать немцев, националистов, полицаев и прочих разных фашистов. Добавится в этот список ещё и твой отдел НКВД? Да и флаг ему в руки, и барабан на шею.
        Вся идеология отряда замешана на семейных узах. Это основа сплочённости отряда. Именно поэтому я ввёл обращение на «ты». Любой человек, который попробует это оспорить, будет мною морально уничтожен. Уважение в любой семье исходит от уважения к старшему и опытному человеку. Необязательно к отцу или деду - к старшему брату тоже. В нашей семье это мы и «Старшина». Все остальные инструкторы в меньшей степени, и так должно остаться в дальнейшем.
        Проблемы с НКВД не у тебя, эта проблема даже не у нас, эта проблема у НКВД со всем нашим отрядом. Мы сейчас гоняем упырей нескольких районов страны. Пусть и небольшой страны, но тем не менее. Так это мы отряд ещё не выучили, а когда выучим, они все икать замучаются, нас вылавливая и уворачиваясь от ответных ударов подготовленных групп отряда.
        Что касается непосредственно твоего управления. Ты забыл, где мы находимся? Мы с тобой находимся глубоко в тылу противника. Ты как себе представляешь возможность прислать сюда группу? На деревню к дедушке? Где здесь отряд «Второго»? Нас прислали «Сержа» уничтожить? Угу. До постов только и доберутся. Заодно дозорные потренируются.
        Теперь последнее. Моё предложение к тебе обязательно прозвучит. Я просто не знаю когда, но вероятнее всего, в самое ближайшее время, и оно тебя очень здорово удивит и, думаю, наверняка понравится.

«Серж»
        Не скажу, что я сильно удивился. Я просто не рассматривал свою проблему именно так, но, слушая его, я поражался другому. Тому, как легко, только на основе косвенных и абсолютно разрозненных данных, он просчитал достаточно сложную схему моего внедрения и, как он сказал, «утилизации». Похоже, всё так и было, и новый заместитель начальника управления, действительно совершенно недавно пришедший с другого направления, на самом деле выбрал меня по моей анкете. И известная мне информация о моем брате, ранее служившем в латвийской армии, очень чётко укладывалась в нарисованную командиром схему.
        Я и раньше ездил по различным заданиям и командировкам в областные управления НКВД, но этот вызов был очень странным, а само задание весьма необычным для оперативного сотрудника моего уровня. Припомнил я и различные мелкие детали, на которые тогда, в судорожных попытках уйти от наступающих немцев, совершенно не обращал внимания. Я с удивлением вспомнил, что сопровождающий нашу машину сержант НКВД и водитель общались со мной как с равным по званию. Да и уровень их подготовки был явно выше среднего, хотя до меня им было, конечно, далеко. Только поэтому я, почувствовав движение за своей спиной, ушёл от удара ножом, сломав сержанту руку, одновременно уйдя с линии огня водителя. Тогда я списал их нападение на меня на желание сдаться немцам вместе с документами и сотрудником центрального аппарата НКВД, но мне и в голову не могло прийти такое развитие событий.
        Уже поздно ночью, лёжа и вспоминая те дни, часы, а главное, минуты у своего руководителя, я вспомнил искорку жалости в его глазах, лёгкую тень сомнения, какой-то налет недосказанности в его напутствиях и понял: да, это действительно так и никак иначе. Другое дело, что я не понимал, что мне дальше делать.
        Опять-таки вспоминая прошедший разговор, я удивился реакции и безапелляционным словам «Третьего». Этому человеку было откровенно наплевать на всё наше управление и на мощную спецслужбу огромного государства. У него были другие заботы, и он считал их более волнующими его, чем «какое-то НКВД». «Третий», говоря это, был чётко уверен, что командир эту проблему уже решил или решит так же играючи, как и разложил ситуацию со мной.
        Решение в формировании и «идеологии отряда», объяснённое командиром, объясняло вообще всё произошедшее за последние месяцы. Изначально отряд создавался как всё увеличивающаяся организация единомышленников, скреплённая почти родственными связями. Пример с маленькой девочкой, которая за несколько месяцев научилась виртуозно обращаться со снайперской винтовкой и которая без раздумий убьёт любого, кто покусится на мою жизнь, был приведён «Третьим» абсолютно спонтанно, но соответствовал действительности.
        Странно было и то, что я решил «воевать и будь что будет», а эти люди приняли меня в «свою семью» и включили в руководство этой «семьёй» легко и абсолютно естественно. Как будто никаких сомнений во мне не было и мои проблемы не считались ими проблемами вообще. Был бы человек хороший, а его проблемы мы будем решать по мере их возникновения.
        Но чем больше я обо всём этом думал, тем меньше находил выходов лично для себя. Рано или поздно меня найдут и уничтожат. Возможности и мощь собственной организации я прекрасно представлял. Захотят - найдут в любом уголке земного шара и, в этом командир абсолютно прав, убьют всех, кто рядом находится. Решение может быть только одно. Мне надо отсюда уходить, но сначала необходимо ещё раз поговорить с командиром. Поэтому утром я опять пришёл к нему.

* * *
        «Серж» пришёл очень рано, ещё до завтрака. Был он расстроен, даже подавлен, лицо было осунувшееся, глаза красные. Видно было, что моя аналитика здорово ему не понравилась. Видимо, он припомнил какие-то свои мелкие детали и вогнал их в мою схему, отчего ещё больше расстроился. Мозги у этого парня варят, и «Серж» прекрасно понимает, что при таком раскладе он не жилец. Как только его руководство узнает, что «Серж» жив, охота не охота, но завалить его попытаются, а после войны найдут и закопают обязательно.
        - Командир, я тут подумал над твоими словами. Ты, наверное, прав, но неправильно оцениваешь ситуацию с моим управлением. Мне действительно опасно находиться рядом с вами, в первую очередь для всех вас. - Ой, как всё запущено! Я смотрел на «Сержа» со всё больше возрастающим интересом. Надо же, у этого мясника из НКВД даже есть совесть. Вот откуда что берётся? А его взяли и тупо слили. Я думал, в его времени таких индивидуумов уже не осталось.
        - В трёх словах, «Серж». Забудь о той ереси, которую ты надумал ночью. Ты правильно оцениваешь ситуацию, но делаешь неправильные выводы, - сразу сказал я, не выслушав «Сержа» до конца. Теперь надо развернуть ситуацию в свою сторону.
        - Вот почему. Ты думаешь, что если ты уйдёшь из отряда, то тебя здесь искать не будут? Будут. Место твоей последней засветки - отряд, а если твоё управление нас найдёт, то для нас лучше будет, если нас найдут немцы.
        Кроме твоих родственников, тебе идти некуда, и у них тебя будут искать в первую очередь. Остаются немцы, но немцы проиграют войну и, соответственно, прикрыть тебя не смогут, а я смогу.
        - Каким образом, командир? Про немцев я и не спрашиваю, - с тоской протянул «Серж».
        - Я же говорил, что аналитика не твой конёк, - подколол я напарника. - Считай сам. Во-первых. Немцы во всеуслышание объявили, что отряд «Второго» уничтожен. Они даже умудрились меня повесить, причём с очень немаленькой компанией совершенно незнакомых со мной людей. Ну, повесить не повесить, а уложить на койку им меня удалось, да и то совершенно случайно.
        Более того, они заявили о выплаченном вознаграждении, чем окончательно объявили об окончании охоты на нас. Значит, минимум до первой операции у нас время есть, а это будет не раньше апреля. Пока снег не сойдёт, мы учим своих малолеток. Во-вторых. Долго таким же образом тебя повесить, что ли? - На лице «Сержа» появилось изумление. Вот уж точно большой ребёнок.
        - Объявим тебя правопреемником отряда «Второго», с полным обозначением твоего имени, месяц покуролесим, выловим группу полицаев, переоденем их в камуфляж, принародно повесим и подставим под твоё имя. Тоже мне сложности!
        Теперь по поводу тебя лично. Ты забыл, что мы взяли на втором хуторе? Мы взяли снарядный ящик самых разнообразных документов на любой цвет, вкус и разрез глаз. Долго фотографию переклеить? Потом упыри ещё не закончились, можно под твой типаж подобрать «родные» документы, это если ты хочешь остаться в Советском Союзе.
        Но Советский Союз в лице твоего руководителя похоронил тебя в июне сорок первого года. Свой долг перед Родиной ты выполнил до конца, и не твоя вина, что Родина спустила тебя в деревенский туалет. То, что ты задержался на этом свете, мелкие и ненужные подробности для Советского Союза, но очень существенные для всех нас и для тебя лично. Соответственно, ты волен распоряжаться своей судьбой сам.
        Хотя я лично не вижу в этом никакого смысла, но мало ли, вдруг тебе не нравятся тёплые страны? Поедешь в Канаду, там климат такой же, как и в средней полосе России. Купишь себе землю и будешь жить припеваючи. Ну, это если не захочешь поехать со мной, а я знаю в мире очень неплохие места. Поверь мне на слово, тебе понравятся. Ты забыл, что мы взяли в Краславе? Ты очень обеспеченный человек, «Серж». Очень. Там хватит на несколько жизней, - сказал я, с усмешкой глядя на напарника, превратившегося в изваяние.
        - На проблемы со своим управлением наплюй и забудь. Мы тебе вчера сказали. Имели мы твоё управление во все мыслимые, а лучше немыслимые места. Потом сам прикинешь, кому и в какое место. В первую очередь не забудь того, кто тебя сюда послал.
        Если бы тебя отправили с конкретным заданием, хотя бы минимальным, ты должен был бы его выполнить - это был бы твой долг как командира и гражданина страны. А тебя тупо слили. Как никому не нужную грязную воду после мытья полов. Так что ты волен распоряжаться своей жизнью и своей судьбой сам.
        У нас своих проблем выше крыши. У отряда, если ты не заметил, война с упырями, и пока я не удовлетворю желание этих мальчиков и девочек оставить о себе кровавую память упырям всех мастей, срываться отсюда я никуда не буду. Кроме всего прочего у меня ещё есть здесь дела, в которых без тебя мне будет сложно справиться. - «Сержа» надо было видеть. Я только что подарил ему жизнь, свободу и цель в жизни. Столько преданности и благодарности в глазах я никогда не видел и наверняка больше не увижу. Теперь он будет думать о будущем и очень конструктивно работать в отряде, передавая курсантам все свои знания и опыт.
        - Ты подумай лучше, с какой целью я собираю одиноких еврейских мальчиков и девочек, у которых нет близких родственников, и почему у них такая жёсткая система тренировок, не используемая даже в армии. Кроме того, ты ещё нашу историю не слышал, а когда услышишь, точно никуда не захочешь уходить. Один. Но предвосхищая твой вопрос, это мы будем обсуждать не сегодня. Если честно, я пока не готов именно с тобой на эту тему разговаривать.
        Не забивай ты себе голову этой ерундой, у нас война, если ты забыл. Занимайся подготовкой, помогай «Третьему», а я пока поучусь, в первую очередь у тебя, испанскому языку. Учти на будущее, испанский язык у тебя скоро будут учить ещё несколько человек. Минимум вся наша с тобой группа. - Я давно держу это в голове, но у меня не было до этого времени, а сейчас всё же придётся засесть за учебники. Конечно, не за учебники, а за грамматику и языковую практику, ибо учебников как таковых у нас нет, но начну я всё равно с немецкого языка. У меня просто немереное количество материала, который надо переводить, а доверить я это пока никому не могу. Бедная моя голова, сколько туда придётся впихнуть за несколько зимних месяцев.
        - Зачем тебе испанский язык, командир? - Быстро «Серж» восстанавливается, что значит профессионал, вон как глазёнки заблестели.
        - По поводу испанского языка. Я дам тебе повод для размышления. Просто вспомни, в каких странах, кроме Испании, разговаривают по-испански, а заодно вспомни, какой там климат и типаж людей. «Серж», я правда отвечу на все твои вопросы. Когда мы расскажем свою историю, ты всё поймёшь. Пока бессмысленно всё рассказывать кусками.
        А ты пока подумай, к кому из своих родственников ты можешь обратиться. В первую очередь интересуют люди, к которым можно обратиться, минуя немцев. Ты сам это сделаешь или кто-то от твоего имени, для нас не важно. Может, это поможет нам всем отсюда уйти. Не сейчас, думаю, что не раньше, чем через два года, может, больше.
        У меня есть свои соображения, но я пока не составил общей схемы даже для себя. Если ты можешь уйти по своим каналам и хочешь этого, я тебя держать не буду. Просто попрошу об одной услуге. Услуга проста. Надо перевезти в нейтральную страну семью врачей в полном составе, может быть, с кем-то ещё в качестве охраны. Может быть, с тобой в качестве охраны.
        Разумеется, услуга не бесплатная, за то, чтобы эта семья оказалась в нейтральной стране, я готов заплатить любые деньги. Чтобы ты понимал, это необходимо в том числе и для твоей легализации в другой стране. - Надо сказать, что «Сержа» я загрузил по полной программе, впрочем, деваться ему пока было некуда. Зимой мы уйти никуда не можем, а ближе к лету будет понятно, куда бежать, кого мочить.
        К тому же мы так и не сходили к своему блиндажу. Ведь там есть рация. Всего остального у нас на три войны, а вот рация только в танке, да и та маломощная. Просто имея две рации, можно более организованно управлять отрядом и устроить пару засад на радиопеленгаторы. Я давно держу это в голове. Пока не время, но мы обязательно этим займёмся. Посадить радиопеленгатор на фугас - это такая пощёчина упырям, лучше издевательства и придумать невозможно.
        - Я не знаю, командир. Я просто не знаю, как и кого сейчас найти, - задумчиво сказал «Серж».
        - Сейчас никого искать не надо. Надо несколько месяцев побыть мёртвыми. Я пока немного не в форме. Отряд не готов ни к каким передвижениям, и никто из курсантов не готов к войне. Чуть позже мы опять сядем и вместе подумаем, может, к тому времени прояснится моя ситуация. - Я специально «нагонял туману», чтобы «Серж» считал, что выход из моей ситуации зависит от информации извне, мне же надо просто поговорить с врачом. Доктор ведь не идиёт, как я. Срок годности препаратов, которые он держал в руках, кого угодно загонит в психушку. Так что мне сначала надо поговорить с ним. В это время нам с «Сержем» принесли завтрак, и разговор прервался сам собой.

* * *
        Первый раз с Генрихом Карловичем мы поговорили недолго и сумбурно, и значительно позже этого разговора. Через пару дней привычное течение моего выздоровления прервалось высокой температурой и воспалением всего чего только можно было ожидать, и я опять достаточно широкими шагами зашагал на кладбище.
        Пару дней я ещё как-то потрепыхался, но потом съехал в полубредовое состояние и вернулся обратно только через полторы недели. Ко мне опять никого не пускали, а осунувшиеся «Фея» с «Дочкой», как я узнал много позже, сидели рядом со мной как на «фишке», сменяясь через каждые три часа. Обе девочки не без основания думали, что я спас им жизнь, и с юношеским максимализмом считали, что убивание себя у моей кровати мне хоть чем-то поможет.
        Все остальные девчонки, в приказном порядке освобождённые Виталиком от дозоров на зиму, помогали им, как могли, ухаживая за мной, как за маленьким ребёнком. Честно говоря, я был растроган до глубины души, обо мне никто в жизни так не заботился. В общем, я опять висел между жизнью и смертью.
        Прямо как в первый раз. Вынырнув из небытия сначала в госпитале в Ростове-на-Дону, потом в госпитале под Питером, в котором провисел между небом и землёй более двух недель, а потом чуть больше трёх месяцев не торопясь возвращался обратно. Правда, б?льшую часть этого периода уже в госпитале под Москвой, куда меня перетащила моя тогда ещё живая мама. Но тогда у меня было достаточно много времени, да и организм несколько моложе. Правда, внимания лично ко мне было поменьше, всё же тогда я был в госпитале далеко не единственным страдальцем подобного рода.
        Что помогло мне в этот раз, замотанный такими же ушлёпками, как и я, усталый белобородый старик, которого все фамильярно называют «Богом», сообщить мне не успел, вышибив меня с того света пинком под задницу. Видимо, был не в настроении, или работы было слишком много, или «Великий святой» решил разобраться в хитросплетении моих грехов в более спокойной обстановке. Хотя, когда она у него наступит, даже он наверняка не знает.
        Так что в одно прекрасное утро я мало того что очнулся, так очнулся голодным. «Фея», увидев, что я захлопал глазами, аж подпрыгнула и с воплем унеслась за врачом. Звонок вызова медсестры, блин.
        Прискакал врачебный консилиум со старым дохтуром во главе. Они опять смотрели на меня как на выходца с того света, а узнав, что я хочу есть, так возбудились, что я не без основания предположил, что за дверью они накатят на радостях за моё здоровье, и, сильно подозреваю, что без закуски.
        С этого дня я окончательно пошёл на поправку. Сначала понятно, что не пошёл, а пополз, причём крайне медленно, так как был, мягко говоря, слаб, но стараниями достаточно многочисленной команды врачей и их добровольных помощников процесс выздоровления начал набирать обороты.
        В этот раз, как только я смог внятно произнести «мама мыла раму», я упёрся рогом и настоял на продолжении обучения немецкому языку. Ко мне опять никого не пускали, информации никакой не давали, посылая в пешеходный эротический круиз всякий раз, когда я заикался о новостях отряда. Делать мне было абсолютно нечего, поэтому знания вливались в меня полноводным потоком, и я даже смог перевести адрес, куда послал меня старый доктор с моим маниакальным желанием отправиться обратно на тот свет. Тем не менее жизнь пошла по накатанной колее, и однажды я попросил врача остаться, предварительно выпроводив «Фею» и попросив её никого ко мне не пускать.
        - Я знаю, Генрих Карлович, что у вас накопилось ко мне очень много вопросов, и я таки готов немножечко на них ответить. Всё так и есть. Так, как вы прочитали в аннотациях к лекарствам, случайно прилипшим к вашим, без всякого сомнения, золотым рукам.
        Мы с моим другом попали сюда из XXI века. Попали случайно и не без основания считаем, что это не наш мир, в котором мы жили. Только не спрашивайте у меня физики процесса. Я и сам ни в чём не разбираюсь и до сих пор не понимаю, что за шлимазл на свою больную голову нас сюда закинул. Это неуправляемая машина времени, про которую расписывают в бульварных газетах, если у вас подобные газеты существуют в природе вещей. Пожалуй, пока это всё, что я могу вам сказать.
        У меня есть к вам и к вашей семье одно маленькое предложение, но озвучено оно будет несколько позже. Как только мы с моим другом очертим круг посвящённых в нашу проблему людей, мы тут же соберёмся всем составом. Вот тогда я отвечу на все ваши вопросы и озвучу те предложения, которые, надеюсь, вам понравятся.
        Ну, а пока у меня к вам будет маленькая просьба, Генрих Карлович. Не препятствуйте, пожалуйста, моему обучению. Мне это сегодня реально необходимо. Мы уже здесь, и здесь, как и в моём мире и в то же время, идёт война. К весне я должен если не бегло говорить, то хотя бы читать и понимать немецкий язык. Иначе я просто не смогу эффективно работать, а мои ошибки - это гибель наших с вами людей.
        Мне правда жаль этих мальчиков и девочек. Мы с «Третьим» не умеем сидеть на главном месте организма ровно и всегда ищем на это место самых разнообразных приключений. Как вы понимаете, эти приключения вместе с нами найдут и всех, кто с нами в этот момент находится. - Слегка глумившийся с начала разговора, я не ожидал такой интонации и таких слов от врача.
        - Хорошо, командир, как скажете, я ждал больше, подожду ещё, но вот моя семья, они жаждут поговорить с вами. - Старый врач говорил мягко и с какой-то несвойственной ему в отношении меня теплотой в голосе. Обычно своим ехидством и сарказмом он соперничает с «Ивановым».
        - Скажите им всё то же самое, что сказал я вам. Я не обойду их информацией. Всё, о чём мы говорим с вами, можете смело передавать им. Единственная просьба, дальше вашей семьи это пока пойти не должно. - Перешёл я на нормальный тон. Похоже, у меня появились ещё четверо единомышленников.
        - Договорились, командир. - С этого дня со мной начали заниматься значительно интенсивней, и со мной, и с «Феей», и с «Дочкой». Я решил сделать девочек своими доверенными лицами. Тем более что «Фея» вообще не отлипает от меня, а отталкивать её у меня нет ни возможности, ни желания. Пользы от девочки достаточно много, да и привык я к тому, что она всё время рядом. Стреляет она, по словам Виталика, уже лучше всех в отряде, а разговаривает только по-немецки, удивляя своим упорством всю семью врачей. Осталось подтянуть её по физическим параметрам, чуть погонять весной по взаимодействию и боевому слаживанию, и пусть ходит со мной на задания, а «Дочку» буду постоянно оставлять на базе с Виталиком.
        Наличие ещё одного снайпера в группе может существенно её усилить, да и ещё один доверенный человек в отряде мне просто необходим. Впрочем, как я узнаю чуть позднее, оставлять Веру на базе и вместе с Виталиком мне придётся в любом случае. Спасибо, Виталик, удружил. Пока я валяюсь в госпитале, Вера плавно переселилась в нашу с Виталиком комнату. С другой стороны, мне и здесь неплохо. Всё равно я собирался оставлять Веру на базе в качестве Виталькиного ординарца, но ребята просто расширили круг Вериных обязанностей и старательно работают над увеличением численности нашего отряда.
        - Мать твою за ногу, Виталик, - в один прекрасный день сказал я ему. - И какой пример ты подаёшь всему народонаселению нашей маленькой страны? Скоро, на минуточку, весна. У нас вроде как война намечается. А я буду парочки по кустам вылавливать? И ведь звездянок теперь никому не выписать, сразу будут на тебя кивать. Да ладно, нормально всё. Молодцы. Вера - хорошая девочка. Просто после моего выздоровления переселитесь сюда, а я на ваше место. Поближе к «Сержу» и «Старшине». - Про выздоровление это я сильно погорячился, и хотя посещения возобновились, до полного выздоровления было ещё очень далеко.
        В отряде всё шло своим чередом. Обучение людей шло достаточно стремительными шагами. «Серж», «Старшина», Виталик и «Погранец» вели жёсткие тренировки, включив в программу обучения рукопашный и ножевой бои. Изготовленные макивары с обозначением органов человека и с полными аннотациями врачей вошли в процесс этого обучения как обязательный элемент и очень здорово облегчили процесс понимания курсантами механизмов уничтожения противника.
        До осложнения своего состояния я успел обозначить на рабочих макиварах смертельные точки для снятия часовых. В основном в районе первого и третьего позвонков на шее, почки, печень, сердце, подключичная впадина, горло. Кроме того, приказал Виталику ввести в курс обучения владение малой пехотной лопаткой, что привело курсантов в полный восторг. Топором в деревнях умеют работать все, а бритвенно наточенная пехотная лопатка из-за меньшего веса, своеобразной конфигурации и ухватистости в бою много эффективнее топора. Теперь у каждого бойца в боевых группах пехотная лопатка - необходимый элемент холодного оружия.
        Сами боевые группы потихоньку оснащаются необходимым оружием и снаряжением, а Авиэль развернулся по полной программе. Теперь у него в помощниках ещё четыре человека, а сам он разрабатывает новую одежду, доставая Виталика и иногда меня. Я счёл необходимым экипировать группы полностью хотя бы разгрузками, для чего ещё осенью мы сняли с грузовиков все тенты и Авиэль перешил их. Впрочем, со второй базы мы привезли несколько больших армейских палаток, а они все из почти неубиваемой брезентухи. Да и «Погранец» из своих вылазок периодически притаскивает различное сукно, и теперь мы шьём разгрузки из всего, что попадается под руки моим хитромудрым отрядным умельцам.
        Девчонки тоже разделились. У Сары и Эстер новые напарницы. Две девочки остались на кухне. Во-первых, они очень здорово готовят, а во-вторых, помогают Авиэлю, что само по себе тоже неплохо. На такую толпу двух девчонок, конечно, маловато, но кухонные наряды так никуда и не делись, просто они идут по графику. У «Старшины» не забалуешь. Внутренняя структура отряда благодаря усилиям «Старшины» и Авиэля устаканилась и работает как швейцарские часы.
        Авиэль, пока я валялся без сознания, перестал быть «Ивановым», но стал неизменным помощником «Старшины», и теперь эти два хомяка гнобят отряд на пару. Что в принципе здорово, летом я буду забирать «Старшину» на задания, а от Авиэля на выходах пока никакого толка, хотя стрелковую подготовку из оружия с глушителями все проходят в обязательном порядке.
        В начале января, поговорив с Виталиком, мы стали отправлять «Погранца» и «Старшину» в короткие двухдневные рейды за разными железками. Места, где лежит разбитая техника, я в своё время обозначил. С «Погранцом» ходят обычно человек шесть, и трое, во главе с «Рысью», встречают группу и потом заметают следы лыж. По пути дважды «Погранец» щипал немцев на ближнем полустанке, но было это оба раза в метель и прошло всё без особенных последствий.
        Нашим соседям-полицаям тоже периодически не везёт. В процессе выходов за железками группы «Погранца» и «Старшины» прикопали в снегу уже сорок семь упырей. Жаль только лошадок с санями приходится отгонять подальше от мест нападений и оставлять сани в дальних деревнях, а самих лошадей позже убивать. Нет никакой возможности привести их на базу. Следы потом не уберёшь, да и провести по глубокому снегу лошадей просто невозможно.
        «Рысь», Сара, «Фея», Эстер, Роза и Илана постоянно выходят с группами на практические стрельбы. Оружие у всех бойцов теперь оборудовано глушителями, и вся стрельба ведётся только из него. Тир оборудовали на озере, и все учебные стрельбы проходят только там. По весне лёд растает, и гильзы просто утонут, не собирать же их по лесам.
        «Погранец» морально вырос. Каждодневное общение с Эстер приносит свои плоды. Спокойнее стал, что ли? Нет безбашенной лихости. Перестал доказывать, что круче его в отряде только «Старшина» и «Серж». Это давно никто не ставит под сомнение, но вместе с «Погранцом» выросли и «Стриж», и «Белка», и «Батя», и Давид с Зерахом, и «Восьмой» с «Девятым», и все без исключения его курсанты, врачи, и даже девочки с кухни. Совместные занятия и интенсивная система подготовки, запущенная нами ещё летом, никого не оставляют в стороне.
        Бывшие рабы из последнего поступления потихоньку вливаются в общую команду, а я так же потихоньку веду с каждым из них персональные беседы, предварительно изучив их личные дела. Кроме всего прочего в их числе есть действительно ценные для нас люди. Один Марк чего стоит. Это второй Авиэль, и по характеру, и по золотым рукам, и теперь у Виталика и у «Восьмого» есть незаменимый и вездесущий помощник, а если так пойдёт и дальше, похоже, они сами скоро станут его помощниками.
        Именно этого труженика я после длительных бесед с ним нагрузил изготовлением фугасов нажимного действия для подрыва поездов. Конечно, несложно совместить противотанковую мину и пару килограммов взрывчатки, но таскать саму мину из-за немаленького веса корпуса смысла никакого нет. Кроме нажимного фугаса я нарисовал и объяснил ему упрощённую схему монки. Надо сказать, что Марк ухватил идею сразу, а после усмехнулся и сказал, что корпуса противотанковых мин вполне подойдут для работы, а железного хлама, из которого они нарежут поражающие элементы, у них со «Старшиной» на пару кузниц.
        Оказывается, эти хомяки движки с машин притопили, но притопили в камышах у берега. Поднимут двигатели, нашинкуют их в мелкое ниоткуда, разрежут пополам корпуса противотанковых мин и получат из каждой противотанковой мины две мины направленного действия, набитые самым разнообразным металлическим хламом.
        Это ещё что! Я Марка ещё и накладные осколочные фугасы и мины-сюрпризы различных конфигураций научил делать из того же металлического хлама и обыкновенной смолы. Мы с Марком для примера даже пару взрывающихся камней сделали и на дороги уже подбросили. Два грузовика в минус ушли. «Погранец» вернулся из разведки в диком восторге - псевдобулыжники лежали прямо в колее. Никто на них внимания не обращал.
        Ох, как упырям не поздоровится! Я эти накладные фугасы при установке в систему с «монками» и ПМП свяжу. Мины ПМП делают у нас уже практически все, даже курсанты, из всего, что находят на выходах, и налепили их уже такое количество, что ими можно засеивать поля. Особенно всем понравились эксперименты с охотничьими патронами, набитыми порезанными гвоздями. Выстрел такого нежданчика гарантированно отрывает солдату противника ступню, а психологический эффект от такого «сюрприза» страшен своей непредсказуемостью. Так что подарки к весне мы приготовим убойные.
        Сам я сижу над документами, допросами, картами, различными справками и переводами. Латвийского языка-то я не знаю, а помогает мне тот же Марк, он у меня будет стопудово невыездной. После того что он от нас узнал, его проще похоронить, чем куда-то выпустить. Да и возраст у него сильно за сорок, к тому же Марк - ювелир и, опять-таки неслучайное совпадение, круглый сирота. Он и выжил у полицаев только благодаря своим золотым рукам, профессии и самым разнообразным знаниям и умениям. Марк не только ювелир, он может починить всё - от охотничьих ружей до наручных часов. Я сделаю его, и уже делаю, главным оружейником, а ювелирку покажу несколько позже, может, поможет оценить и раскидать на дорогое и не очень.
        Ну а пока Марк переводит мне те документы, что мы взяли у покойного городского полицейского главупыря и все бумаги из последней вылазки. Мы много нагребли бумаг за эти два выхода. Ничего особо секретного там нет, с шифрами никто не заморачивается, а информации столько, что у меня вечерами голова отваливается. Главное из всех этих бумаг - допросы, доносы и донесения. Это вообще песня! Если работать только по доносчикам, мне вообще работы на всё лето. Надо только координаты все подбить, а то повесим не того, кого надо. Так Марку и сказал, заработав благодарный взгляд и получив незаменимого помощника.
        Здесь вообще четверть страны надо повесить и ещё четверть расстрелять как пособников. «Фея» тоже нам помогает, заодно и учится систематизировать всё это хозяйство, я-то, простите, больше на животе лежу, а так много не напишешь. Немецкий язык тоже ведь никуда не делся, мне бы с ним теперь английский не забыть. К бумагам, что мы в доме Лотты взяли, я так и не приступал, а там больше половины на английском - видимо, папашка напрямую на англичан шпионил. Я только пару листов глянул и сразу всё это хозяйство отложил в дальний ящик, к Виталику в тайник в смысле.
        Пока я лежу в госпитале, вспоминаю, рисую и пишу всё, что помню, а знания у меня самые разнообразные. В основном, конечно, оружие и всё, что с ним связано, но это исключительно для себя, пока время есть. Тем же занимается и Виталик, втихую от «Дочки». Знания и опыт работы у нас разные, но это и хорошо - у него именно технические знания и умения.
        Как только я стал хоть немного вставать и передвигаться, я под присмотром Клауса стал проводить для «Старшины», «Погранца», «Стрижа», «Сержа», Виталика, Зераха и Давида мастер-классы по различным прикладным дисциплинам. А в частности, удары по болевым точкам под определённым углом, точечные удары по конечностям, энергетическим каналам конечностей, работа с оружием по конечностям, ключицам, точкам на ногах. Удары по точкам на спине и шее при снятии часового с пояснением воздействия. Противодействия наносимым ударам с точечным воздействием по конечностям с последующим добиванием противника по болевым точкам. Нанесение ударов по костям, в область паха, по лимфоузлам, удары под сердце, по лёгким, в солнечное сплетение. Удары по голове ладонями под углом в сорок пять градусов с целью дезориентации противника и последующим добиванием. В общем, всё то, что они уже делали до этих лекций, но бессистемно, а сейчас делают развёрнуто с моими пояснениями и практическими примерами.
        Всё это и многое другое тщательно конспектируется Клаусом, Еленой, «Феей» и «Дочкой» для последующих тренировок с курсантами. В комплексе с органами, обозначенными на рабочих макиварах, и аннотациями врачей это очень неплохо усваивается. Сам я в тренировках пока участия не принимаю, но теоретически прорабатываю плотно.
        Основное, к чему я подвожу все тренировки с инструкторами и старшими групп и мне самому интересно, - это разработка оптимальных приёмов для каждого своего бойца. Все курсанты у меня разной комплекции, у них разный возраст, сила, мышечная реакция и жизненный опыт. Поэтому в процессе обучения я стараюсь разработать для каждого из них оптимальный набор приёмов. Основная сложность заключается в том, что подобный комплекс я разрабатываю и для девчонок.
        В первую очередь я прорабатываю базовые комплексы упражнений и приёмов для различных возрастных групп. Обучиться всему и сразу - у моих бойцов нет времени, и учиться они будут в том числе и во время боевых действий. К тому же летом мы будем набирать новых людей, и их тоже придётся учить с самого нуля.
        Делаю я всё это только по одной причине - летом у меня не будет времени на теорию, а, кроме меня, подвести теоретическую базу для тренировок курсантов просто некому. То, что я сейчас преподаю, ни «Серж», ни «Старшина» даже не слышали, хотя определённая подготовка у них есть. Конспекты занятий пишут в четырёх экземплярах. Два рабочих для тренировок, один мне и один про запас.
        Немцы и полицаи нас не беспокоят, хотя «фишки» несколько раз за всё это время отмечали редкую отдалённую стрельбу. Я удачно отрезал базу от внешнего мира, а заваливший леса и дороги снег довершил дело.
        Мы немного превысили количество людей в отряде, но и цели и задачи у нас изменились, и то, что я разрабатываю по-тихому уже несколько недель, сидя за картами, читая показания и опрашивая людей, понравится всем без исключения. Особенно немецкому командованию и базе карателей, а окрестные и неокрестные хутора с упырями всех мастей просто взвоют от восторга.
        Я прекрасно помню документальные фильмы про литовских и латвийских карателей, орудовавших в Белоруссии, на Украине и в остальных областях моей немаленькой родины, но я ни разу не помню ни художественных фильмов, ни каких других публикаций о том, что творилось в этих небольших странах в годы войны. Что творили эти нелюди у себя дома? Сколько бойцов, командиров и членов их семей было убито этими скромными и трудолюбивыми крестьянами? Я не говорю уже про евреев, которых убивают не просто семьями, а целыми деревнями и местечками. Стреляют, вешают, морят голодом и забивают ногами и прикладами просто ради развлечения.
        Всех собак после войны спустят на немцев, но почему-то скромно умолчат о литовцах, латышах и эстонцах. Забудут про предателей, убивающих собственных сограждан. Просто забудут о тех тысячах людей, которые валяются сейчас по окрестным лесам и оврагам.
        Сейчас эти трудолюбивые упыри ходят рядом с нами, живут на соседних хуторах, ездят по тем же дорогам, по которым будут перемещаться мои боевые группы. И первое, что мы сделаем, - это начнём тотальные зачистки в таких вот хуторах. Немного подсократим количество карателей в будущих карательных батальонах, пока они не собрались в кучу. У меня скопилось очень много информации, и лично у меня сейчас огромное количество свободного времени. Достаточно для того, чтобы полностью проработать задания и маршруты боевым группам.
        Первое, что я хочу сделать, - это наведаться в Краславу и к блиндажу, для чего прорабатываю масштабную операцию, сопряжённую с массовым кровопусканием у упырей. То, что я задумал, должно немного встряхнуть несколько районов. У нас сейчас пять полноценных боевых групп. Четыре я планирую использовать как рейдовые для уничтожения живой силы противника, а свою буду ориентировать как маршрутную, работающую на технике. Пора огорчить станции и полустанки, а то совсем, наверное, без нас заскучали.
        Необходимо наведаться и в районы наших законсервированных баз и проверить их состояние. Летние художества мы начнём с первой базы, а туда необходимо перекинуть боеприпасы и взрывчатку. Основную оперативную базу мы сделаем за озером, выведем туда телефонные линии и заминируем подходы. У нас достаточно много мирного, но крайне необходимого для нашей работы населения, и их надо надёжно убрать с глаз. Остальные базы и уничтоженные осенью хутора тоже необходимо будет проверить, расконсервировать и подготовить для базирования рейдовых групп.

«Гном»
        Ранение командира потрясло весь отряд. Все всё видели своими глазами, а среагировал только он. Пока все чухались, командир спас двух девчонок, прикрыв «Дочку» собой, и каждый из нас точно подумал: смог бы он сам сделать такое? Я вообще постоянно задаю себе этот вопрос и пока не могу на него ответить. Про то, как мы на задание ходили, мы с Арье подробно рассказали сразу, но нас постоянно спрашивают, особенно Давид, а Арье отвечает, что и как командир ему объяснял. Мы этот выход даже с «Третьим» и «Сержем» на занятиях разбирали. Тогда Давид спросил, а не проще ли засаду сделать и всех перебить?
        «Третий» тогда ответил: «Засадить-то недолго, главное, потом свою задницу вытащить и целой домой принести». Это он прав. Мы с Арье считаем, что командир всё время делал так, чтобы нас даже не искали в тех местах, где мы прятались. И ещё одно непонятное: всех по группам разбили, а мы с Арье вдвоём тренируемся, только изредка к нам «Старшина» присоединяется, когда у него время есть. Один раз только «Серж» проговорился, что командир из нас грузчиков на хозяйстве сделать хочет, в помощь к «Старшине», и теперь над нами все смеются.
        20 января 1942 года
        Сегодня вечером у нас первый сбор нашей бригады грузчиков. Обставил как маленький праздник, попросил «Фею» пригласить после ужина Марка, Авиэля, «Старшину», «Рысь», Сару и Арье с «Гномом». Ну а «Серж» и Виталик знали изначально. Когда все собрались, заметил, что «Гном» кипит от возмущения, но «Серж» начал первым.
        - Командир! «Гном» не хочет на базе оставаться.
        Тут мальчишку прорвало.
        - Командир. Все воевать будут, а я на базе сидеть? - Возмущению «Гнома» не было предела, Арье вёл себя много сдержанней.
        - Какие мысли, Арье? - спросил я, обращаясь к курсанту, мне было действительно интересно. Не пропали ли мои уроки даром? И Арье меня не подвёл.
        - Как скажешь, командир. Скажешь грузчиком, буду грузчиком. Скажешь на кухне посуду мыть, буду мыть. Скажешь снег чистить, буду чистить до весны или пока другой приказ не отдашь. Скажешь половичком на входе в дом работать - лягу и прикинусь половичком. Мне фиолетово, - и, обращаясь к «Гному», добавил: - Ты забыл одну вещь. Командир никогда ничего не делает просто так. - О как! Меня уже цитируют. Пора памятник на родине ставить. Хотя нет. Бюст ставят на родине дважды Героя Советского Союза. Часто посмертно, а я как-то не тороплюсь.
        - Видишь ли, «Гном». Есть двое грузчиков, ты и Арье, есть старший грузчик «Старшина». Четверо подсобных рабочих «Рысь», Сара с Розой и «Фея». Помощник бригадира «Серж» и бригадир я. Ты, я так понимаю, работать с нами отказываешься? Придётся нам искать другого грузчика вместо тебя.
        Ладно, пошутили и будет. Предупреждаю сразу, чтобы ни у кого вопросов лишних не возникало. Снайперов буду брать на задания не всегда. Значит, на вас будут охрана лагеря и выполнение моих заданий. Почему вас у меня четверо? Группа будет ходить в разведку и на диверсии, нас нужно прикрывать на выходе. Кроме этого вами, то есть бойцами моей группы, при необходимости мы будем усиливать другие группы.
        Остальные группы работают по пехоте и мелким диверсиям и таких, как у нас, заданий выполнять не будут. Наша группа основная. Мы будем работать на технике, для чего в нашу группу будут привлекаться «Девятый», «Белка», «Батя» и «Мех», в зависимости от задания и привлекаемой техники. Кроме всего прочего «Старшина», «Рысь», Сара, Роза и ещё один-два бойца будут ходить на задания по уничтожению конкретных упырей по составленному мной и Марком списку.
        «Серж». Начинаешь готовить группу. Вы все начинаете думать как группа. Марк, Авиэль. Вы будете постоянно оставаться на базе. Марк - ты координатор нашей группы и старший по всему производству. Авиэль. «Старшину» я забираю на задания, соответственно, на тебе весь лагерь. «Третий» - общее руководство и охрана. Всё должно работать по высшему разряду. Вы трое, «Восьмой» и врачи - самые ценные люди отряда. Без вас мы все превратимся в пушечное мясо и не сможем работать максимально эффективно.
        Самое первое задание нашей группы будет скрытое проникновение в Краславу. В Краславе надо забрать и вывезти ценный груз, который мы обнаружили в прошлом году. «Серж», ты знаешь, на какой улице стоит нужный нам дом, начинай собирать информацию и прорабатывать маршрут движения по городу, состав группы, маршруты отхода. То есть пока составляй общий план и объясняй группе сложность задачи. Операция будет в мае, так что согласовать успеем.
        2 февраля 1942 года
        Наступил день, когда я попросил «Фею» пригласить ко мне Виталика. Пока я валяюсь в персональной койке, прошёл и день рождения «Феи», который я хотел отметить, и Новый год, и Рождество, и ещё почти десяток маленьких внутренних праздников. Но сейчас надо было решить, открывать нам всю правду о себе или ограничиться общими фразами из серии ничего не знаю, и вообще я попал сюда случайно, с завязанными глазами и без сознания. Я предпочёл бы сказать правду, но пока узкому кругу лиц.
        - В общем, так, Виталь, я чувствую себя всё лучше и лучше и скоро начну восстанавливаться. Поэтому считаю, что пора решить, что и кому мы говорим о себе. Говорить всё равно придётся, без них мы ничего сами не сделаем, начни со своих кандидатур.
        Виталик не стал ломаться.
        - Вера, «Фея», доктор и его семья, у меня всё, - коротко перечислил Виталик.
        - Согласен. Но добавил бы «Сержа» и чуть позднее с согласования с остальными Арье и «Гнома» и, может быть, Сару. В дальнейшем Эстер и «Погранца», но последних можно пока использовать втёмную, сливая информацию понемногу и готовя к уходу за границу. «Фея», Арье и «Гном» будут в нашей с «Сержем» группе.
        Я вот о чём подумал. Если мы попали сюда, может, можем попасть и отсюда? Просто мы не пробовали. В тот же день и в тот же час. Подумай об этом. Просто подумай, время ещё есть. Теперь давай так. Объявляй выходной или банный день и собирай тех, кого назвали. «Сержа» приглашай за полчаса до всех. «Гнома» и Арье пока не надо. Вере скажи предварительно сам, но лучше и «Фее» тоже. Пригласи к себе за пару часов до встречи и скажи обеим. Расскажи с подробностями - они всё-таки самые близкие нам люди, а я поговорю с «Сержем».

* * *
        Через пару дней у моей кровати стояли невысокий стол и несколько табуретов. На одном табурете сидел «Серж» и с ошарашенным видом читал инструкции предметов из малой армейской хирургической аптечки и инструкции из аптечки противошоковой, в основном, конечно, срок изготовления и срок хранения. Впрочем, «Серж» - профессионал, он ещё прочтёт и типографию, отпечатавшую инструкцию, ГОСТ и прочие мелочи. Я специально положил именно эту инструкцию самой последней, но он просматривал и искал именно такую.
        Я же говорил, что «Серж» практик. Он сразу понял, что всё, что лежит на столе, помимо бумажных инструкций не игрушки, хотя, конечно, не понимает ценности этих предметов и препаратов. Он и шрифт сравнил, и бумагу, и типографскую краску чуть ли не на зуб. И сразу нашёл отличия в инструкциях, что сразу давало ему то, что таких типографий, печатающих именно таким шрифтом, много. О! А вот теперь «Серж» действительно понял, что это не розыгрыш.
        - Вот поэтому, «Серж», я и говорил, что за такую информацию тебе простят все грехи, но сразу закопают просто за то, что ты об этом знаешь, - не переставая усмехаться, сказал я. «Серж» поднял на меня абсолютно круглые глаза.
        - Только благодаря этим препаратам я с тобой сейчас разговариваю, ну и рукам врачей, которые тоже теперь в курсе. Сейчас подойдут все заинтересованные лица и начнём вечер вопросов и ответов.
        - Знаешь, командир, я ожидал всего чего угодно, но только не такого. Я был уверен, что ты разведчик-нелегал из другой страны, представляющий интересы богатых и влиятельных лиц. Просто с очень интересной подготовкой. Это всё правда?
        - Абсолютная. Такая же, как и то, что я лежу перед тобой и инструментами, которые я притащил оттуда, мне Генрих Карлович выковырял из спины пулю от «берданки». Вот такая вот связь времён. - Ещё через полчаса вокруг меня сидели все заинтересованные лица, заинтересованные настолько, что дышали через раз.
        - Меня зовут Виктор Егоров, моего друга Виталий Дашкевич. Двенадцатого июля две тысячи десятого года мы совершенно случайно обнаружили в Невельском районе Псковской области блиндаж, оставшийся с Великой Отечественной войны, и заночевали в нём, а наутро оказались здесь. В блиндаже оказалось достаточно большое количество оружия, боеприпасов, продуктов и снаряжения, но не было никакого объяснения произошедшему с нами. Десять дней мы прожили в блиндаже, но обратного перехода в наш мир не произошло. Оставив в блиндаже б?льшую часть своих вещей, мы ушли оттуда. Оставаться в Псковской области было нельзя, так как мы прекрасно знали из истории, что уничтожение карателями мирного населения и партизанское движение в этих местах начнутся именно с лесных районов Псковской области и Белоруссии.
        Двигаться по прифронтовой полосе, находясь непосредственно на линии противостояния двух огромных армий, - это такой извращённый способ самоубийства. В случае нашего выхода к любой из отступающих частей нас никто не стал бы слушать, а просто поставили бы к стенке и всё. Переходить линию фронта сразу после прохождения немцев - та же картина. Я линию фронта с некоторой вероятностью пройду, а Виталик однозначно нет. Поэтому мы приняли решение остаться за линией фронта, собрать отряд, передать бойцам навыки и знания, которые у меня есть, и начать свою войну.
        Практически сразу мы встретили Веру, затем отбили группу пленных, ещё через сутки уничтожили группу карателей в деревне и забрали из неё тех, кого каратели убили бы в первую очередь. О тотальном геноциде еврейского народа я знал из истории своей страны. Именно поэтому мы всегда забираем всех евреев, которые нам встречаются.
        Наше базирование именно в Латвии не случайно. Партизанского движения здесь нет. Окруженцы, оставшиеся после боёв, неорганизованны, воевать в окружении не умеют и в самое ближайшее время, вероятнее всего, будут уничтожены. То, чем я занимался в самые первые недели войны, это снабжение, в противном случае нас выгнал бы из леса элементарный голод. В то же время полицейских, националистов всех мастей, карателей и немцев из тыловых подразделений и различных гражданских организаций Германии здесь очень много.
        Вся Прибалтика - это опорная база немецкого тыла, лояльная к фашистскому режиму. Для непосредственно боевой работы нам далеко ходить не надо. Жизненно необходимо умело прятаться, а всё остальное находится именно в шаговой доступности. На первом этапе наша с Виталиком задача была найти место базирования и с нуля создать систему обучения новобранцев, а затем создать отряд и обучить его. Сейчас этот первый этап заканчивается, и весной начинается второй. Непосредственно боевые действия силами обученных и сформированных групп.
        Теперь кратко о себе. Я окончил не самое мирное военное училище, специализирующееся в том числе и на боевых действиях в глубоком тылу противника. В нашем мире и в нашем времени технические средства доставки разведывательно-диверсионных подразделений непосредственно в места их боевых действий получили широкое применение, а подготовка бойцов ведётся годами.
        Сами бойцы таких подразделений получают самые разнообразные знания и умения. В результате чего люди, получившие навыки выживания в самых экстремальных условиях, способны в одиночку или в составе небольших, хорошо подготовленных групп выполнять задачи по уничтожению живой силы противника, диверсиям на коммуникациях, захвату и удержанию стратегических объектов и вообще способны выполнять любые, даже самые сложные и, казалось бы, невыполнимые приказы командования.
        Именно поэтому мы столько времени и сил тратим на подготовку отряда. Конечно, нескольких месяцев на подготовку крайне мало, но и цели и задачи отряда несколько отличаются от задач, которые выполняют подготовленные люди в моём времени. В любом случае обучение людей мы будем продолжать всё время, в том числе и на боевых операциях, так как пока мы даём только общий уровень знаний и минимальный набор необходимых для выживания умений.
        По поводу уровня подготовки бойцов спецподразделений в нашем времени могу сказать следующее. Если бы в момент перехода в ваш мир я решил в одиночку уйти, например, в Африку, сейчас был бы в Африке. Причём нигде и ни в каком месте я не был бы обнаружен. Во время движения я уничтожал бы людей, которые попадались мне на моём пути, независимо от пола и возраста, использовал попутный транспорт, униформу и оружие противника. При невозможности украсть или отобрать пропитание ел бы птиц, змей, лягушек, улиток и различные съедобные растения в лесу.
        С Виталием это было бы несколько сложнее, но тоже возможно, просто понадобилось бы несколько больше времени. В моём мире я некоторое время воевал на одной локальной войне, был ранен и контужен, а после госпиталя комиссован. Затем работал в строительстве, где познакомился с Виталиком. Долгое время мы работали вместе и достаточно притёрлись друг к другу. Об устройстве нашего общества расскажу позже. Сначала о времени, во время и после войны у нас, и о моих выводах.
        Сравнительный анализ событий, происходящий у нас и у вас, показывает, что различия весьма незначительны. В частности, в вашей квартире, Генрих Карлович, стоял большой глобус. Я очень внимательно его рассмотрел и отметил, что границы некоторых государств, в первую очередь Австрии, Германии, Италии и Испании, в которых в своём мире я бывал неоднократно, не совпадают. Правда, несовпадения весьма и весьма незначительны. Также страна, которая у вас называется Эллада, в моём мире называется Греция, а Эллада - древнее название, ставшее со временем простонародным. Почти наверняка есть и другие отличия.
        В качестве примера могу добавить, что Виталик отметил некоторые различия в родной ему деревне в Беларуси, но принципиальных отличий нет. Временных различий за всё это время я не обнаружил, равно как и событий, способных повлиять на ход истории.
        В нашем мире война с фашистской Германией закончилась 9 мая 1945 года, эти места освободили летом 1944 года. Гитлер покончил жизнь самоубийством. После войны большинство людей, сотрудничающих с немецкой администрацией, будут арестованы и сосланы в лагеря. Сроки будут даваться из головы, но не менее восьми лет, с дальнейшим поражением в правах.
        Так что, Генрих Карлович, вы и ваша семья легко можете оказаться в одном лагере с латышскими полицаями, причём с одинаковыми сроками. При этом вашего внука отправят в детский дом, где, вероятнее всего, сменят ему имя. То, что вы вынужденно работали в немецком военном госпитале, в расчёт никем приниматься не будет. Поскольку оперативные сотрудники на местах тоже люди и за годы войны они встречали и встречают и более изощрённых индивидуумов, скрывающих своё общение с фашистами. Кроме этого вы все изначально жили в Австрии и легко можете оказаться шпионами одной из стран гитлеровской или антигитлеровской коалиций.
        Это не мои выдумки. К сожалению, это история нашей страны. По таким очень часто надуманным обвинениям после войны сгинуло в лагерях огромное количество людей. Ещё большему количеству людей подобные обвинения сломали всю их дальнейшую жизнь. Даже если люди не попадали в лагерь, в течение всей своей жизни в характеристиках и анкетах отделов кадров они были вынуждены отмечать, что во время войны находились в оккупации. Подобная графа касалась всех, даже рождённых во время войны детей.
        О моих предложениях. Мы воюем, как прежде, не менее года, а то и более. Мне необходимо проверить одно своё предположение. Затем все, кто захочет уйти с нами, уходят в нейтральную страну. Вы, Генрих Карлович, со своей семьёй максимально легализируетесь. Механизмы вашего ухода мы будем прорабатывать отдельно. Как житель Австрии и представитель угнетённого еврейского народа вы имеете полное право жить где угодно.
        После легализации вы запатентуете некоторые вещи, которые я вам передам, и начинаете их производство. Мы же, в свою очередь, обеспечиваем вам и вашей семье охрану и финансируем все ваши начинания. Для достижения наших с вами целей вам и вашей семье, в том числе Клаусу и Елене, надо будет хорошо изучить два языка - испанский и английский. Английский язык дам вам я, испанский «Серж». Я бы предложил английским языком заниматься Елене, так как это открывает ей две необходимые нам страны - Великобританию и САШ, кстати, в нашем мире эта страна называется США. Клаусу - испанским языком, что соответственно открывает возможность свободного общения практически во всех странах Южной Америки.
        Я планирую купить крупный участок земли или остров для комфортного проживания всех, кто захочет уйти с нами, и вот для каких целей. В нашем мире огромное количество нацистских преступников и карателей всех мастей и национальностей ушли от возмездия. В конце войны у нацистов будет специальная организация по отправке нацистских бонз в Южную Америку и Африку, где они спокойно доживут свои дни.
        Кроме того, вследствие войны мир разделится на два противоположных лагеря: капиталистический и, соответственно, социалистический. Страны капиталистического блока будут активно укрывать бывших нацистов. Особенно будут усердствовать в этом Соединённые Штаты Америки. Очень много военных преступников укроется в этой стране и получит в дальнейшем государственную защиту.
        Я хочу создать свою организацию, специализирующуюся на физическом уничтожении фашистов и их приспешников. Организация будет финансироваться в первую очередь вашей семьёй, вернее нашей семьёй, которая к тому времени выйдет на достаточно большой финансовый уровень. Кроме того, мы, бывшие военные, организуем частную военную компанию, способную решать самые разные задачи, от охраны физических лиц и компаний до охраны маленьких государств. Наши производства тоже необходимо будет охранять.
        Основная база и штаб организации будут находиться в месте проживания, мобильные базы подразделений охраны на производствах и дополнительный офис частной военной компании, предположительно размещённый на одном из производств или вместе с представительством одной из ваших компаний. Я не скажу, что мы сможем уничтожить всех сбежавших нацистов, но хоть до кого-то дотянемся, и то хлеб. Это, «Серж», к вопросу, зачем мне испанский язык и зачем мы так интенсивно тренируем молодёжь.
        Разумеется, те, кто не захочет жить и работать с нами, могут уйти - мир достаточно большой, но в Советском Союзе после войны будет не жизнь, а выживание. Вследствие разрушительной войны и недальновидной политики государства в стране длительное время не будет хватать элементарных вещей и удобств. После войны продолжатся репрессии против отдельных граждан, по той или иной причине не угодивших отдельным государственным чиновникам или органам НКВД. В том числе будут преследоваться люди, побывавшие в плену, в немецкой оккупации и работавшие вследствие этой оккупации в немецких организациях.
        В конце сороковых годов в районе Иерусалима будет организовано Государство Израиль. В моём мире это небольшое, но достаточно сильное государство с боеспособной армией и одной из самых мощных спецслужб мира. Хотя в первые годы становления государства там будет жить очень неуютно. Позднее часть производств мы переведём в это государство, но я оставляю за собой право делиться с Советским Союзом научно-технической и политической информацией. Просто потому, что отставание в техническом плане такой огромной страны может нанести больше вреда, чем принесёт пользы.
        Советский Союз - единственная страна в мире, кроме Израиля, которая будет преследовать и уничтожать фашистов до конца в силу того, что эта война унесёт около тридцати миллионов советских граждан. Окончательное количество погибших в этой войне не было подсчитано и в моём времени. В дальнейшем мы будем набирать в свою организацию нужных нам людей, сотрудничать с организациями и странами, разыскивающими нацистов, и помогать выжившим узникам концлагерей. И вообще жить полной жизнью на сказочном тропическом острове с песчаными пляжами и прозрачной водой уютных заливов, - закончил я своё повествование с лёгкой улыбкой. Вдруг «Фея» встала со своего табурета, подошла ко мне и робко села на край моей кровати.
        - Я с тобой, командир. Возьмёшь меня?
        - Конечно! Куда же я без тебя? Вообще странная ты. Я же тебе ещё в октябре сказал, что ты мой напарник, а от напарников у меня нет никаких секретов. К тому же ты мой личный помощник и я тебе очень многим обязан. Тем более что ты наверняка моря не видела, а такого моря никто из вас не видел, и только ради этого туда стоит поехать.
        Жить там - это как в раю, там не бывает морозов вообще, а фрукты, которые там растут, здесь появятся только лет через двадцать, когда сократятся сроки доставки и условия их хранения и транспортировки. Там всё всегда зелёное. Деревья необычные, очень много самых разнообразных птиц ярких расцветок, очень тёплая вода в море, как парное молоко. В море много разных маленьких рыбок, ныряешь - и перед тобой под водой все цвета радуги.
        В это время, перебив меня в середине фразы, влез «Серж»:
        - Командир! В рай я первый. Я тоже напарник. Мне рай по должности положен! - Развлекающийся сотрудник НКВД, а теперь и мой единомышленник вызвал у меня внутреннюю усмешку, вылившуюся в слова.
        - Вот. Я же говорил, что все потихонечку превращаются в Авиэля. От тебя никуда не денешься. Мы все - одна большая семья и останемся ею, пока смерть не разлучит нас. Аминь. Но каждый из нас будет делать всё, чтобы это произошло как можно позже. Так что нам всем ещё пахать и пахать.
        Когда все разошлись переваривать наш разговор, я подозвал «Фею» и положил перед ней два пистолета. Маленький «Маузер» 1914-й модели тридцать четвёртого года, который я снял с убитого мной эсэсовца, и «Вальтер» ППК, который я забрал у сожженной нами переводчицы. Оба пистолета были компактны и сами по себе очень удобны в обращении. Авиэль сшил для них по две кобуры из мягкой кожи - наплечную и поясную, а ножная кобура на «Маузере» была изначально. Карманный «Вальтер» на ногу, конечно, не пристроишь, но всё равно машинка очень редкая и хорошая. Пусть эти маленькие, но надёжные пистолеты будут у девчонок, как оружие последнего шанса.
        - Майя! У тебя день рождения уже прошёл, а я так тебе ничего и не подарил, хотя и готовил. Так что «Маузер» тебе, а «Вальтер» отдай Вере от меня. Эти игрушки носите с собой постоянно. Привыкайте. Не дай бог, но жизнь они спасти могут. - Всё, что я сказал сидящим передо мной людям по поводу своих планов на будущее, была правда. Вот только осуществить всё это будет невероятно сложно, но человек так устроен - для дальнейшей жизни ему нужна цель и немного светлой сказки.
        Дойдём ли мы до этих тропических островов, я не знаю, но людям нужно будущее, мне по крайней мере точно. Впереди ещё вся война. Пули здесь летают совсем не плюшевые, и сколько мы потеряем этих светлых и чистых мальчиков и девочек, во многом зависит от меня. Это мой крест, и утешает меня только одно. То, что без меня их давно бы уже не было на этом свете.
        Какая мотивация у меня? Мне ведь и сейчас несложно всё бросить и уйти в ту же Африку, где жаркое солнце и изумрудная листва. Моя мама родилась в сорок пятом году восьмого мая. Праздновали всегда девятого. Сразу оба праздника, день рождения и День Победы. Просто в детском доме, откуда после войны дед забрал мою маму, так и не выяснили точно, когда она родилась. Мою маму, как и «Дочку», звали Вера. В детском доме вообще большинство девочек были Веры да Надежды. Ну и немного Любви.

«Доктор»
        Я поверил ему сразу, такое невозможно придумать. К тому же то, что он предлагал, было в его стиле. Никто из моих современников или присутствующих здесь людей не смог бы так чётко сформулировать свои цели и задачи на несколько лет вперёд и так ярко описать не виданные никем из присутствующих здесь людей земли и моря. Рассказать о них так, что захотелось там оказаться и увидеть всё это великолепие своими глазами.
        Мне на миг показалось, что мы находимся не в деревенском доме в зимнем лесу, а на неведомом морском побережье. Вот пахнуло свежим морским ветром, прошелестел шум прибоя, мелькнула и унеслась по своим делам невесомая раскрашенная птичка. Конечно, сам я видел море, но он рассказывал об океане и тропическом море так, как будто видел их своими глазами.
        Теперь я понимал его больше, чем раньше. Прекрасно понимал, зачем ему я и моя семья. Понимал, что моя семья будет «за» его предложение, кажущееся безумным в самом начале этой войны и в немецкой оккупации. Видя то, как они все готовят этих мальчиков и девочек воевать, я понимал, что этими тяжелейшими тренировками и разнообразными знаниями он пытается спасти им жизнь, и я поверил, что у него получится то, что он говорит. У него всё получалось, получается и получится дальше, а мы поможем ему изо всех своих невеликих сил.

«Фея»
        Я не уставала удивляться поступкам командира. То, что он спас меня и прикрыл собой Веру, потрясло не только меня. Весь отряд несколько долгих недель находился в каком-то оцепенении. Не было слышно смеха, шуток и громких голосов. Перестал задирать всех Авиэль, инструкторы были мрачными, а «Третий» бывал у врачей по нескольку раз в день. И вообще постоянно приходилось выгонять всех из нашего госпиталя. Мы с девчонками дежурили у командира не смыкая глаз, но ни мы, ни врачи сделать больше ничего не могли. А потом он очнулся и при перевязках начал шутить, и казалось, что ему совсем не больно. Бывало так, что у врачей от смеха тряслись руки, и вообще смех опять пришёл в наш отряд, как будто он уходил вместе с командиром. Только ночами, когда командир засыпал, я видела, как ему больно, но наступало утро, и он опять шутил и смеялся над своим состоянием.
        То, что рассказал Виталий, было похоже на сказку о волшебной стране, и я слушала это всё как сказку. Сказку о будущей жизни, о неведомых машинах, за считаные часы преодолевающих огромные для меня расстояния. О громадных и великолепных городах, которые вырастут в недалёком будущем, о разных странах и блиндаже в Псковской области, который перенёс сюда его и командира, а потом мы пришли к командиру, и я поверила. Поверила всему, что он говорил.
        Я не могла представить себе тропическое море, даже не знала, как оно выглядит, но очень захотела его увидеть, а главное - я хотела быть рядом с ним. Воевать, жить, убивать упырей, поехать на неведомые острова, но главное - быть всё время рядом с ним. Ещё у меня на ладони лежал маленький и очень удобный пистолет - очередной необычный подарок командира. Я никогда в своей жизни не получала столько подарков, но я знаю, что буду с командиром до конца своей жизни и когда-нибудь тоже буду делать ему подарки.

«Серж»
        Было очень странно держать в своих руках лёгонький, почти невесомый шприц с маленькой, тонюсенькой иголочкой. Потом я взял в руки несколько упаковок таблеток: разных, в блестящих, хрустящих под пальцами обёртках. Сначала я не очень понял, зачем они на столе. Да, необычные таблетки, я таких таблеток никогда не видел. Так же как и этих странных и непонятно из чего сделанных упаковок, но он же не просто так положил их на стол и с усмешкой наблюдал за мной.
        И тут я увидел это: выбитое на одной из обёрток число. Оно пронзило меня всего как электрическим током: тело стало ватным, а руки непослушными. Потом я взял ещё одну упаковку, ещё и ещё одну. Числа на них незначительно различались, равно как и набиты или напечатаны они были по-разному и разными цифрами.
        Не веря своим глазам, я взял листы инструкций и сразу стал искать объяснение в них, перелистывая и машинально отмечая и необычную фактуру бумаги, и мелкие буковки шрифтов, и краску, и наклон буковок. Я не медик, и то, что было написано в инструкциях, проходило мимо моего сознания, я искал число. То же самое, что и на таблетках. Две тысячи десятый год.
        Слушая немного позднее командира, я соглашался с каждым его словом. Да, дойти до руководства страны у него не было ни единого шанса, а исполнители на местах не стали бы брать на себя никакую ответственность. Значительно проще расстрелять проблему, чем выходить с ней наверх. Тем более в безумном, пропитанном паникой и ужасом отступления июле сорок первого года.
        То, что командир рассказал про дальнейшую жизнь, было созвучно с моими мыслями и желаниями, но я опять удивился, как поразительно точно сформулировал он свою и нашу будущую жизнь. Впрочем, с его знаниями это казалось проще простого. Теперь я понимал и необходимость обучить и экипировать отряд, и его стремление сохранить как можно больше людей.
        Понимал, откуда взялись его разнообразные и необычные знания и невиданные мной, да и никем из нас, глушители, разнообразнейшие мины, фугасы, разгрузки, убийственные приёмы, от которых у меня! У меня… опытнейшего оперативника, холодели на занятиях руки. Приемы, которые он преподавал, лёжа на кровати, были настолько эффективны, что вызывали у меня оторопь. Точечные удары с полным описанием и объяснением воздействия на организм противника я изучал даже ночами, отрывая время у и так невеликого времени сна.
        Сидя на кровати, он брал меня за руку, легонько нажимал на точку на моей ладони - и я тут же от дикой боли падал перед ним на колени. И уже на следующий день показывал этот приём на занятиях. Учебный процесс командир построил так, что первыми учились врачи и старшие групп и уже через несколько дней, а то и на следующий день они передавали свои знания курсантам, закрепляя полученное на практике.
        Приёмы были настолько просты, что я был сначала возмущён и раздосадован, но потом понял - он делает это специально, показывая на моём примере, что всему, чему он учит, может научиться каждый. Особенно когда он взял меня пальцами за верхнюю губу. Боль была такая неожиданная и сильная, что слёзы брызнули у меня из глаз. Сначала я был взбешён, но уже на следующее утро сам учил нескольким приёмам наших курсантов.
        Теперь я понимал его больше, чем прежде. Уже через несколько месяцев у него начнётся война, а найти через год евреев, а значит, и единомышленников, с такими темпами их уничтожения будет просто невозможно. И ещё я чётко осознавал, что то, что он говорит, мне нравится. Ради такой цели имеет смысл жить, и я пойду с ним до конца, какой бы он ни был.
        Конец второй книги

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к