Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Шведов Сергей : " Родить Минотавра " - читать онлайн

Сохранить .
Родить Минотавра Сергей Шведов
        Любить банкирш занятие небезопасное… Журналисту Сергею Резанову жизнь не оставила выбора. Он обязан защитить свою женщину и еще не рожденного ребенка. Ситуация осложняется тем, что Ксения далеко небезгрешна, и оппоненты вправе предъявить ей счет на весьма солидную сумму. Среди этих оппонентов, как криминальные авторитеты, так и чиновники, которые никак не могут взять в толк, откуда явился сумасшедший, утверждающий, что жизнь ребенка дороже миллионов баксов. А потом вдруг из финансово-криминального беспредела возникает фигура
«жреца Атемиса», сухого, прямого как палка старца, взявшего на себя роль судьи и палача.
        Сергей Владимирович Шведов
        Родить Минотавра
        Хоронили вождя. Раскалённое добела светило нещадно обжигало обнажённые спины наёмных плакальщиков, подхлёстывая их не хуже бича на новые подвиги скорби по ушедшему в сады Иллира величайшему из живших - Доху-о-доху. Погребальная колесница, влекомая парой вороных коней, торжественно катила по каменным мостовым Эбира мимо горестно притихших горожан, вышедших из-под жидких навесов и солидных крыш, чтобы проводить в последний путь лучшего из вождей. Во всяком случае, именно так величали его глашатаи, объявляя горестную весть народу. Никто с ними не спорил: ну, била власть по наглым мордам и непокорным спинам, так ведь била она всегда, а не только при благословенном Доху-о-доху. И засухи были, и моры, и неурожаи, и военные походы не всегда оборачивались удачей, но ведь от подобных неприятностей никто не застрахован. А что касается почившего вождя, то в последние годы он вообще никому особенно не докучал, даже собственным жёнам, которые сейчас обливали слезами эбирскую мостовую.
        Барабанщик Элем, отстукивающий на своём священном инструменте Великую Песню Печали, в искренность двадцати пяти вдов вождя не верил. Женщины были как на подбор, красавицы из красавиц, молодые и полные сил, поэтому чахнуть под крылом ослабевшего плотью мужа им, надо полагать, не доставляло удовольствия. Если бы Элему выпал жребий наследования Доху-о-доху, то он непременно выбрал бы вон ту темноволосую вдову с широкими бёдрами, чуть прикрытыми куском прозрачной материи, и ничем не прикрытой грудью. Мысли Элема слишком откровенно проявились на обожженном солнцем лице, и потому, видимо, глава эбирских барабанщиков, знатнейший муж Салем бросил на него зверский взгляд.
        Преемник великого Доху-о-доху благородный Фален шёл следом за посыпавшими голову специально припасённым пеплом плакальщиками, и на лице его, к радости всех собравшихся горожан, была написана скорбь. Конечно, радоваться на похоронах глупо, но с другой стороны, скорбь на лице вождя-преемника означала, что ушедший был человеком приличным, и люди, преданно ему служившие, репрессиям подвергаться не будут.
        Благородный Фален, которому сегодня предстояло стать великим Фаленом-о-фаленом, являлся абсолютно законным наследником Доху-о-доху, и то, что он на пути к власти свернул шею десятку-другому столь же законных наследников, никого особенно не волновало. Всем было хорошо известно, что Доху-о-доху так долго просидел на троне только потому, что его ближайшее окружение никак не могло выдвинуть из своих рядов достойного претендента. Но слава Огусу, тяжёлые времена выборов уже позади, и благородный Фален, мужчина крепкий и суровый, делает сейчас последние шаги к славе и величию.
        Барабаны печали смолкли, и наступила тишина. Элем вытянул шею, чтобы лучше видеть, как высохшее тело старого вождя волокут на костёр. В конце концов, вождей хоронят не каждый день, и если судить по надменной осанке Фалена и по притихшей в отдалении знати, то оплакивать его будут не скоро. Элем к тому времени уже состарится, и его просто выкинут из городских барабанщиков, которые, как предписывал устав, должны быть молоды, высоки, стройны и мускулисты. И будет он простым солдатом глотать пыль военных дорог вдали от родного Эбира, несчастный, голодный и никому не нужный.
        Доху-о-доху настолько истаял на этом свете, что почти не чадил на тот, и Элем уже начал сомневаться, что пепла из его останков хватит для погребальной урны. Всё-таки как грустно, что умирают даже великие, бросая на произвол судьбы не только чад своих, но и жён.
        А темноволосая очень хороша и, наверное, девственница, поскольку Доху-о-доху в последние годы было не до женщин. Элем почему-то был уверен, что Фален выберет именно эту вдовушку с широкими бедрами и большими грудями, но у нового вождя были совсем иные пристрастия, и он остановил свой выбор на светловолосой и узкобедрой блондинке, ничем особенно не выделяющейся из общего ряда жён. С этой худышкой Фалену и предстояло слиться в религиозном экстазе во славу божественного быка Огуса, доказывая мужественность народу.
        Барабанщики тут же задробили Великую Песнь Любви и Ликования во славу Огуса и его будущего избранника. Элем, слегка огорченный выбором багрянородного, барабанил особенно усердно. Очень может быть, что это его усердие и было отмечено будущим великим вождём эбиреков, хотя, не исключено, что это была просто случайность, а точнее, неслыханная, немыслимая удача, на которую простой барабанщик даже надеяться не смел. Тем не менее, она свалилась на его голову: именно Элему Фален вручил каменную пластину, дающую право на одну из вдов великого вождя Доху-о-доху. Таких пластин было двадцать пять, по количеству вдов, но остальные предназначались знатнейшим людям племени, и только одна выделялась простому горожанину. Наверное, в эту минуту Элем должен был умереть от счастья, но он почему-то не умер и даже счастья не испытал, объятый страхом. Потому что мало быть избранным, надо ещё суметь достойно пронести по жизни свалившуюся на тебя ношу удачи.
        Новоявленного наследника почившего Доху выдернули из строя барабанщиков и кинули в хвост свиты претендента, где ему отныне надлежало играть роль избранника судьбы.
        Толпа эбирцев подвывала и пела, барабаны Огуса не умолкали ни на минуту, а Элем, обливаясь потом, тащился среди достойнейших и знатнейших, стараясь казаться как можно менее заметным. Но именно к его рослой фигуре были прикованы сейчас взгляды возбужденного простонародья, именно на него показывали пальцами, именно ему завидовали, именно ему не могли и не хотели прощать незаслуженно выпавшей удачи. И самое ужасное, они были правы. На их месте Элем и чувствовал и вёл бы себя точно так же, потому что не было за ним никаких заслуг ни перед будущим вождём, ни перед божественным быком Огусом, за которые следовало бы награждать, а были только обычай да почти шулерское счастье. Процессия в строгом порядке двинулась под своды храма Огуса, куда простому народу хода не было. На миг Элему показалось, что сердце вот-вот разорвётся в стеснённой груди, но всё, кажется, обошлось. Оказавшись внутри Храма, он вдруг почувствовал облегчение и вновь обрёл способность видеть и слышать. Но увидел он в первую минуту всего лишь большие карие глаза, смотревшие на него не то, чтобы с ненавистью, но с большой долей презрения.
Глаза эти принадлежали той самой брюнетке, о которой он тайком вздыхал подле громогласного барабана. Вблизи эта вдова Доху-о-доху смотрелась куда старше, чем издали. Вероятно поэтому, она досталась барабанщику Элему, когда её более молодых товарок расхватали знатные и могущественные наследники почившего вождя.
        Один за другим наследники великого Доху-о-доху на пару с обретаемыми жёнами восходили на ложе и сливались с ними в религиозном экстазе во славу божественного быка. Как водится, не всё шло гладко, кое у кого жажда богатства и почестей не соответствовала физическим возможностям. Осрамившихся тут же предавали позору - срывали одежды и бичами гнали из Храма на потеху улюлюкающей толпе.
        Неудачников сегодня было многовато, и Элем сообразил, что таким вот странным образом новый вождь Фален избавляется от престарелых сподвижников Доху-о-доху. Конечно, если ваши годы не молодые, а скорее наоборот, то, простояв целый день под палящими лучами солнца, вы теряете и тот скудный запас сил, который у вас должен был вроде остаться.
        Девятнадцатая пара, которую составляли почтенный Салем, мужчина грузный, но далеко ещё не старый, глава городских глашатаев, непосредственный начальник Элема, и рослая красавица с выточенными талантливым резцом грудями, не вызывала вроде бы сомнения в расположении к ним божественного Огуса, но увы. Толстое лицо уважаемого Салема покрывалось потом, вызванным не столько трудами, сколько отсутствием оных. В мгновение ока гроза Эбира, взгляда которого страшилась городская чернь, перестал быть почтенным и уважаемым, превратившись во всеобщее посмешище. Неблагодарная толпа встретила его появление столь дружным улюлюканьем, что это не могло не навести на мысль об изначальной порочности рода человеческого. Падение столь значительного лица повергло Элема в трепет, а дикие, разом осоловевшие, глаза Салема надолго запечатлелись в его памяти.
        - Не осрамись, - жарко прошептала на ухо Элему стоящая рядом брюнетка.
        В глазах её уже не было презрения, а был испуг перед предстоящим испытанием и готовность сделать всё, чтобы избежать публичного позора и рабства. Двадцатая пара с грехом пополам справилась с заданием, а с двадцать первой опять вышел конфуз.
        - Перестарался Фален, - негромко произнёс кто-то за спиной Элема. - Чернь может решить, что его избрание не угодно Огусу.
        Видимо и сам Фален был того же мнения, поскольку лицо его становилось всё мрачнее и мрачнее, тем более, что двадцать третья пара тоже осрамилась, и народ встретил её уже не улюлюканьем, а глухим ропотом. - Идём, - брюнетка взяла Элема за руку, и он шагнул вслед за ней к ложу Огуса. - Ну здоров же ты спать, Резанов.
        Несколько мгновений Резанов ещё балансировал на грани сна и бодрствования, но всё-таки вынужден был подчиниться тормошившей его властной руке.
        - Иди, умывайся, - Ксения продолжала энергично размахивать руками и гнуть из стороны в сторону своё теряющее стройность тело. - Сейчас я закончу, и пойдём завтракать. Лентяй.
        Как ни странно, барабаны Печали, совместно с флейтами и свирелями, продолжали наигрывать нехитрую мелодию, и Резанов не сразу сообразил, что Ксения занимается под музыку. Музыку, между прочим, она могла бы выбрать и поприличней, не столь раздражающую ухо.
        Вставать Резанову не хотелось, а главное - жаль было эротического сна, из которого его выдернули самым бесцеремонным образом. Он почему-то был уверен, что выдержал бы испытание на ложе Огуса. Хотя всё могло случиться, конечно. Вдруг сказалась бы ночь, проведённая бок о бок с Ксенией, которая не имела привычки щадить партнёра и норовила выдавить из него все соки. И, тем не менее, Резанов вновь прикрыл глаза в надежде припомнить лицо своей несостоявшейся жены из прерванного сна и с огорчением убедился, что помнит только недовольное лицо Ксении.
        - Идём, - Ксения протянула руку, которую он и взял в замешательстве. - Нет, ты совсем обнаглел, Серёжа, даже шевелиться перестал.
        Это точно была Ксения и к тому же не на шутку рассерженная. Резанов, недовольный насилием, всё-таки приподнялся на локте и провёл по заспанному лицу ладонью. И что за дурацкая манера у этой женщины будить его ни свет, ни заря. Хорошо ещё, что она не каждую ночь проводит в его постели, а тратит свой пыл на работе и в семье, оставляя на Рязанова лишь крохи.
        Чистить зубы Резанов не любил с детства, эта ежедневная процедура вызывала у него раздражение. К сожалению, вся наша жизнь состоит из процедур не всегда приятных до такой степени, что и собственное тело иногда бывает в тягость. Резанов поспел в кухню как раз вовремя. Благодаря его героическим усилиям завтрак был спасён, и появившаяся в этот момент на сцене легкомысленная кухарка только руками всплеснула.
        - Сон видел, - сказал Резанов, присаживаясь к столу. - Эротический. - Ну и… - в глазах Ксении было неподдельное любопытство. - Ты меня разбудила на самом интересном месте.
        Ксения любила слушать вольные пересказы Резановсних снов, но для хорошего пересказа Резанову сейчас не хватало вдохновения, и поэтому он отложил эту процедуру на более располагающее к эротике время, пообещав не упустить ни одной подробности.
        Ксения на него слегка обиделась и от обиды, видимо, демонстративно уткнулась в газету. Резанов против повышения культурного уровня любимой женщины не возражал, тем более, что и сам непрочь был иной раз почитать за обеденным столом, соединяя приятное с полезным.
        - Нет, каков негодяй! - Ксения не удержалась от комментариев, нарушив тем самым процесс Резановского пищеварения. - Какой-то Неразов и тоже, между прочим, Сергей. - Не думал, что тебя интересует оппозиционная пресса. - Этот Многоразов ведёт с тобой самую настоящую войну. - Неразов, Ксюша, - поправил Резанов. - Не надо походя оскорблять оппонента, это неблагородно.
        Ксения возмущённо зафыркала и даже отбросила прочь газету: - Ты почитай, что он пишет, этот негодяй, он же тебя с грязью мешает. Он всех нас облыжно обвиняет чёрт знает в чём, чуть ли не в сатанизме. И это, по-твоему, благородно. Если у меня есть счёт в банке и пятикомнатная квартира на троих, так я уже и сатанистка. Нет, ты почитай, может быть найдёшь, что этому мерзавцу ответить.
        Возмущение Ксении было совершенно искренне, и столь же искренне оно Резанова забавляло. И вообще ему нравилось смотреть на Ксению, когда та сердилась. Глаза у неё начинали блестеть как после рюмки хорошего коньяка, а щёки розоветь. Ксения в такие минуты становилась похожа на обиженную девочку, что чрезвычайно Резанова трогало.
        - Я не только читал всё это, моя хорошая, - я это писал.
        Ксении следовало бы удивляться почаще, глаза у неё в этот момент становятся большими и глубокими, как чёрные омуты. Кажется, у неё даже зрачки расширяются.
        - Неразов - это анаграмма фамилии Резанов, ты могла бы и сама догадаться. - Догадаться?
        Вот этого Резанов в ней как раз и не любил, а точнее, терпеть не мог, поскольку кричала она на какой-то особенно визгливой ноте, вся мелодичность её голоса куда-то пропадала, и появлялась ужасающая дисгармония, действующая на нервы. - Вы послушайте его, этого двуличного Януса, этого… - Если двуличный, то не Янус, - успел вставить Резанов. - А если Янус, то двуликий.
        Ксения смотрела на Резанова в некотором обалдении, но первую волну праведного гнева он всё-таки сбил, и тембр её голоса стал близок к нормальному. - Двуликий, двуличный - что ты мне голову морочишь, Серёжа. Тебе что, денег не хватает, если ты продаёшься этим…
        - В моём доме попрошу не выражаться, - остерёг рассерженную даму Резанов. - Деньги здесь совершенно ни при чём. Да и какие могут быть деньги у оппозиционной газеты? И в статьях, подписанных Резановым, и в статьях подписанных Неразовым я совершенно искренен, даже если мне пришлось писать их в один день. - Но ведь есть же убеждения.
        - Убеждения не меняют только идиоты. Какая разница, меняются взгляды с периодичностью в пять лет или в течение пяти часов, всё равно они меняются,
        - Но позволь, - Ксения растерянно смотрела на Резанова, жующего, как ни в чём не бывало, слегка пригоревший омлет. - Это же полный абсурд: менять взгляды и убеждения в течение пяти часов, это всё равно, что вообще их не иметь. Это же самый настоящий цинизм. - Цинизм предполагает корысть, а я бескорыстен или почти бескорыстен, поскольку кое-какие гонорары получаю и от тех и от других.
        Ксения так рассердилась, что принялась мыть посуду, не в силах, видимо, иным способом перебороть раздражение. Резанову представилась возможность вволю налюбоваться её спиной. Всё-таки Ксении мало помогала её физкультура. Толстой её, конечно, назвать нельзя, но сдобной очень даже можно. Пять лет назад она была стройнее, во всяком случае, бёдра не столь вульгарно выпирали из-под халата.
        Ксения закончила уборку и присела на диван рядом с Резановым, вид у неё был не то, чтобы расстроенный, но какой-то озабоченный и задумчивый. - Между прочим, сегодня ровно пять лет, как я объяснился тебе в любви. - Браво, Резанов, в первый раз за сегодняшний день ты меня приятно удивил.
        Свёрток Ксения разворачивала с неподдельным интересом, но и разочарование было вполне искренним. Разочарование быстро переросло в обиду, хотя обиду попытались скрыть.
        - Это же обычная галька. - Там на обратной стороне рисунок.
        Резанов уже решил, что его подарок так и не будет оценен по достоинству, и приготовился к оправданиям, но рисунок Ксению заинтересовал и даже в большей степени, чем он мог предполагать.
        - Этому рисунку несколько тысяч лет.
        Картинка действительно была примитивной, со свойственным всякому примитивизму пристрастием к деталям, которые люди цивилизованные стараются не выпячивать. Была в этом высеченном древним художником быке какая-то первобытная сила, быть может, поэтому такой покладистой и покорной смотрелась под ним корова.
        - Симпатическая магия, - пояснил Резанов. - Наши предки не бросали зёрен в борозду, не окропив её предварительно собственным семенем.
        - А бык здесь при чём? - Бык олицетворяет силу, мужское начало. - А это не подделка?
        - Кто его знает, - пожал плечами Резанов. - Не исключено, что кто-то повторил в точности древний рисунок. Но дело это не меняет - с таким энтузиазмом мог творить только очень наивный человек, твёрдо верящий, что его работа даст быстрый практический результат. Кстати, я думаю, мой сон был навеян именно этим рисунком.
        Слушательница Ксения была благодарная и неизменно вдохновляла Резанова на самые безудержные фантазии, но в данном случае ему придумывать ничего не пришлось, поскольку сон сам по себе был достаточно забавен. Камень Ксения зажала в кулачок и подпёрла тем кулачком щеку. Сейчас Резанов готов был поклясться, что именно Ксения в его сне исполняла роль старшей жены умирающего вождя Доху-о-доху, а в роли барабанщика Элема выступал он сам.
        - А почему же старшая? - обиделась Ксения. - Не такая уж я старуха. - Извини, дорогая, - развёл руками Резанов. - Другие там были значительно моложе. - И значит, по случаю пенсионного возраста мне и подсунули оборванца Элема. - Во-первых, почему же оборванца, - возмутился Резанов. - Можно сказать, лучший среди барабанщиков Эбира. А во-вторых, этим Элемом был я.
        - А я почему-то решила, что ты, это новый вождь Фален-о-фален. Если бы мне снились сны, то я непременно была бы в них королевой, а уж никак не барабанщицей. - Вот поэтому тебе сны и не снятся. Слишком уж завышенные претензии.
        Ксения действительно не помнила своих снов или, точнее, помнила совершенно несущественные детали, которые никак не хотели складываться в красивую мозаику. Укол Резанова она приняла с обидой - человек, в конце концов, не властен над своими снами.
        - А как меня звали? - Понятия не имею. Я ведь всего лишь простой барабанщик, мне воспитание не позволило расспрашивать знатную даму. И вообще ты смотрела на меня поначалу с презрением, но потом, когда стали терпеть фиаско самые знатные эбирские мужи, взгляд твой значительно потеплел. Я думаю, что ты просто испугалась бича.
        - Какого ещё бича? - Всех, потерпевших неудачу, жрецы бичами гнали из храма Огуса и выставляли на продажу.
        - Какой ужас. - Раньше им рубили головы или бросали на растерзание леопардам за оскорбление божественного быка, но в последнее время нравы мягчают даже в моих снах. - Ты-то хоть не подкачал?
        - Не могу знать. Ты разбудила меня на самом интересном месте. - Жаль, - вздохнула Ксения. - И почему мне не снятся сны?
        Резанов перехватил её взгляд, но только на секунду, поскольку Ксения тут же вильнула глазами в сторону. Впрочем, выражение её лица не позволяло усомниться в искренности только что произнесённых слов, а тело под Резановскими руками расслабилось для самых рискованных предложений.
        - Мы могли бы с тобой завершить сон наяву, - сказал он, склоняясь к её лицу. - Благо все компоненты налицо. - А как же бичи?
        - Бичи не понадобятся, - уверил её Резанов. - Побережём твои ягодицы.
        Ксения засмеялась, но на слишком продолжительное веселье ей уже не хватило дыхания.
        Резанов не ждал от сегодняшнего утра подлянки, но, как всем давно и хорошо известно, человек предполагает, а судьба в это время роет ему глубокую яму. Не успел он перешагнуть порог своей редакции, как его стремительно завернули в кабинет главного редактора, не дав расслабиться и выпить чашечку кофе. Резанов успел посетовать на жизнь попавшемуся навстречу Булыгину, но тот лишь вздохнул да расстроенно поправил очки. Похоже, Николаша был уже в курсе ожидающих развесёлого журналиста неприятностей. - Паленова убили.
        - Это, который Паленов? - не сразу врубился Резанов. - Твоя статья об этом юном пионере отечественного бизнеса в позавчерашнем номере напечатана.
        - Ты смотри, что делается, - слегка посмурнел лицом Резанов. - Бьют ихнего брата, чем ни попадя.
        - В этот раз из снайперской винтовки, прямо на выходе из родного подъезда. - Круто, - согласился Резанов. - За что же его так? - Я тебе говорил, чтобы ты с этим типом не связывался. - Это ты о Паленове?
        - Нет, это я о Лёшке, - рассердился Николаша. - Тот ещё налим. - А в чём дело? - удивился Резанов. - Ну, убили и убили, нам-то что? Я этого Паленова в глаза не видел.
        - Это ты прокурору будешь объяснять, - зловеще прокаркал Булыгин. - Вот там, в прокуратуре, и пошуткуешь. Там тебя оценят, там любят шутников.
        Выдав серию мрачных пророчеств, Николаша покинул впавшего в беспокойство Резанова. Вот ведь сукин сын Лёха! А ведь клялся, что Паленов чистейшей души человек. Хочу, мол, дорогому шефу подарок ко дню рождения сделать. Резанову даже статью писать не пришлось. А если быть ещё откровеннее, то он её толком не читал. Пробежал вскольз глазами, памятуя о том, что Алексей Астахов профессионал высокого класса и сумеет облизать начальника с чувством собственного достоинства. И, в общем, насколько помнил Резанов, так оно и было. Статья казалась скорее суховато-строгой, чем слюняво-восторженной. Под таким опусом подписываться было не стыдно. Но тем более тогда непонятно, за что же так осерчал на добродетельного журналиста Резанова грозный редактор Селезнёв Василий Викторович.
        А то, что осерчал, видно и по строго поблескивающим глазам и по сумрачному лицу. Редакторская доля, что во времена прошлые, что времена нынешние, не сладкая. Но тут уж вольному воля: хочешь покоя, не берись за гуж.
        - Писал бы ты, Резанов, лучше об эротике, - выдохнул давно видимо заготовленную фразу Селезнёв. - Оно хоть и порочно, но безопасно.
        - Эротика не может быть порочной, - запротестовал было Резанов, но Селезнев в его сторону только рукой махнул. - Звонили мне вчера, - сказал он глухо. - Ума не приложу, откуда они телефон тёщи узнали? Если бы ко мне на квартиру, то ещё куда ни шло.
        - А при чём здесь тёща? - удивился Резанов. - Посоветовали включить телевизор и послушать городские новости, - продолжал всё тем же бесцветным голосом редактор. - Я, было, заикнулся - а в чём, собственно, дело? Но мне в весьма невежливой форме посоветовали заткнуться. Из теленовостей я узнал, что Паленов убит. - Ну и… - не выдержал Селезнёвских пауз Резанов. - Сказали, что и меня не минует чаша сия, - вздохнул Василий Викторович. - Слишком-де много знаю и плохо держу язык за зубами.
        - Это из-за статьи, что ли? - поразился Резанов. - Там ведь нет ничего особенного. - Чёрт его знает, - поморщился Селезнев. - Я статью раз десять прочитал. Ну, ничегошеньки в ней нет такого, за что на нас можно обидеться вплоть до убийства, да ладно бы журналиста, а то сразу главного редактора.
        У Селезнёва было своеобразное чувство юмора, не всегда стыкующееся с Резановским, но сейчас он, кажется, не шутил. Да и несмешно совсем человеку, обременённому семьёй, когда ему грозят карами за невесть кем свершённый грех.
        - А мне чем грозили? - Четвертованием, - порадовал любопытствующего журналиста главный редактор. Так и сказали: на куски порвём гада.
        - По-моему, шпана какая-нибудь, - усмехнулся Резанов. - Серьёзные люди так себя не ведут. А за Паленовым серьёзные люди стоят. Можно сказать, наша элита. Пришить они, конечно, могут, но попусту балаганить не будут.
        - Твоими устами да мёд бы пить. Но с Астаховым ты поговори. Узнай, чем они занимались, из статьи-то ни черта не видно.
        - Зато какие характеристики, - глянул краешком глаза на разложенную на столе газету Резанов. - И деловой, и активный, и, само собой, талантливый. Жалко терять такие кадры.
        - Вот-вот, - серьёзно отозвался на Резановское ерничанье Селезнёв. - Расспроси, за что делового и талантливого человека, с прекрасной репутацией, отправили на тот свет.
        Сам Резанов о Паленове знал мало. Никто из знакомых журналистов тоже ничего худого о покойном не писал. Что, разумеется, ни о чём ещё не говорило. В оппозиционных газетах Паленова, правда, пинали, но пинали в общем ряду, а на классовую ненависть у нас ныне обижаться не принято. Во всяком случае, Паленов не обижался. Более того, если верить осведомлённым источникам, не отказывал в субсидиях антилиберальным партиям в период избирательных компаний и в промежутках между оными.
        О связях Паленова с оппозицией Резанов узнал от давнего своего знакомца, партийного активиста Володи Чижа, который выдал сию тайну под большим секретом и чуть ли не на конспиративной квартире, куда затащил собеседника чаю попить. Резанов любил Чижа за информированность и компетентность в вопросах классовой борьбы, а также редкостное гостеприимство. Чиж, хоть и считал Резанова контрой и соглашателем, однако отдавал должное его таланту и склонности к философскому осмыслению действительности.
        - Сволочью он был, конечно, большой, - сказал Чиж, отхлёбывая чай из пиалы, - но человеком - вполне приличным.
        Такая двойственность характеристики не показалась Резанову странной, поскольку он тут же сделал поправку на классовое чутьё Чижа и слегка даже удивился столь тёплому его отношению к покойному. - У одного нашего товарища ребёнок сильно захворал, так Паленов дал деньги без всяких условий и более о них не заикался. Согласись, как человека это его характеризует с положительной стороны. Ну а деловая репутация у него, сам знаешь. Я его даже не сужу. В том смысле не сужу, что коли в дерьмо полез, то чистым уж точно не останешься.
        - А вашим он деньги подбрасывал? - Спонсировал, - подтвердил Чиж. - Но тут деловые отношения. Паленов в губернаторы собирался и намыливал где только можно. Многим наверху это не нравилось. Там своя бодяжка. Паленов круто пёр, ни с кем и ни с чем не считаясь. Школы политической борьбы у него не было.
        Чиж Паленову сочувствовал. С человеческих, естественно, позиций, а не с классовых. Было здесь ещё и то обстоятельство, что Паленов никогда в партии не состоял, следовательно, отступником его считать было нельзя. А Чиж как раз лютее всего ненавидел номенклатуру, которая, сделав совершенно немыслимый для рядовых партийцев кульбит, чуть не в полном составе оказалась во главе либеральных реформ.
        - Ренегаты, - подтвердил Резановские подозрения Чиж. - Ну, ты скажи, как же можно за таких голосовать?
        Резанов с Чижом согласился на все сто процентов и даже заверил, не покривив душой, что никогда за номенклатуру не голосовал и голосовать не будет. Собственно, Резанов за все годы демократических реформ так ни разу и не удосужился добрести до избирательного участка, но признаваться в своей пассивности он не стал. Чиж подобного поведения не одобрил бы, поскольку после честности превыше других качеств ставил политическую активность. Сам он буквально бурлил энергией, занимая своей небольшой плотно сбитой фигурой больше пространства, чем превосходящий его и ростом и весом Резанов.
        Надо сказать, что обитал Чиж не в хоромах, и конспиративная квартира, куда он привёл Резанова, кроме функций политических выполняла ещё и функции чисто житейские. И кроме Чижа здесь проживали его сердитая половина и трое их отпрысков, переходного или близкого к тому возраста.
        - Жениться тебе надо, Серёжа, а то путаешься абы с кем.
        Резанову совет не шибко понравился, а потому чуткий и деликатный хозяин сменил тему разговора.
        - В этом деле мне одно непонятно: как это твой Селезень так опростоволосился? Ведь налим из налимов, пересидевший уйму начальников, а тут нате вам, печатает статью главного конкурента своих покровителей.
        - Моя вина, - покаялся Резанов. - Договорился с дежурным редактором и поменял в последний момент свою статью на Астаховский опус.
        - Не знаю, не знаю, - покачал головой Чиж. - Но не исключено, что Астахов обратился к тебе за помощью с тайным расчётом. Ему твоя фамилия нужна была и именно в связи с этим Паленовым. - Ну, ты скажешь, - усмехнулся Резанов. - Не такая уж я важная персона, чтобы вызвать сотрясение пусть даже и местного масштаба.
        - Зато твоя пассия персона довольно крупная и со многими влиятельными людьми связанная.
        - Насколько мне известно, Ксения с Паленовым никаких дел не имела. - Много ты о её делах знаешь, - нахмурился Чиж. - По моим сведениям, твоя дама сердца содержательница номенклатурного общака, и через её банчок сомнительные операции прокручиваются. И уж конечно все заинтересованные люди осведомлены, с кем она встречается, и кто спит в её постели. - Выходит, я этой статьёй не только Селезня, но и Ксению подставил? - Кое-кто мог расценить статью как альянс между Паленовым и Ксенией, очень осведомлённой дамой.
        - Вот сволочь, Лёха, - выругался Резанов. - Не думал я, что он меня так по-гадски подставит. - Волчьи нравы, - согласился Чиж. - Тебе следует быть поосторожнее и пассию свою предупреди. Сдаётся мне, что Паленов не последняя жертва в этом конфликте. Опять кто-то что-то делит и, по нашему обыкновению, в средствах не стесняется. - Спасибо за чай и информацию, - сказал Резанов, поднимаясь со стула. - Пойду, потрясу дорогого друга.
        - Бог в помощь.
        То ли атеист Чиж своим неуместным пожеланием сглазил, то ли по какой-то другой причине, но Лёшка на зов жаждущего встречи друга не отозвался. На работе его не было, дома тоже. И если на службе к отсутствию Астахова отнеслись равнодушно, то домашние были, похоже, не на шутку взволнованы.
        - Его нет уже два дня, - отозвалась на Резановский вопрос Агния. - Прислал телеграмму с дороги. Дурацкая, прямо скажу, телеграмма, но вполне в Лёшкином духе. - Мне нужно с тобой словом перемолвиться, как насчёт чашечки кофе? - Пусть будет кофе, - легко согласилась Агния.
        С Агнией Резанов не виделся более года, но никаких перемен в её внешности не обнаружил. Выглядела она весьма элегантно в синем деловом костюме, очень выгодно подчёркивающем её ещё нерасплывшуюся фигуру. Хотя юбка, по мнению Резанова, была слишком длинна и скрывала то, что прятать преступно - красивые ноги. - Ты тоже ничего смотришься, - улыбнулась на Резановский комплимент Агния.
        Кафе, куда он её пригласил, было пустовато по причине то ли дороговизны, то ли безвременья - обедать было уже поздно, а ужинать рано. Появление в зале новых посетителей не вызвало переполоха среди обслуживающего персонала, кажется, их поначалу не заметили, а заметив, ничем существенным не порадовали. Во всяком случае, Резанов предложенным меню остался недоволен - за что боролись, спрашивается!
        - Тебе, Серёжа, ни одна экономическая формация не в состоянии угодить. Дабы перевести разговор в нужное русло, Резанов полюбопытствовал, как у собеседницы обстоят дела на трудовом фронте. О работе Агния распространяться не стала, сказала только, что жаловаться не приходится. - Не всем везёт, как тебе, - вздохнул Резанов.
        - Ты меня пугаешь, Серёжа, - голос Агнии, впрочем, звучал ровно. - Ты что, переживаешь очередную любовную драму?
        - С чего ты взяла? - Мне показалось, что ты как-то странно переглядываешься с женщиной за третьим столиком. Обычно так ведут себя мужчины, жаждущие приключений.
        Агния была не права: Резанов бросил на женщину взгляд, но всего лишь мимолётный. К тому же шатенка почти сразу же ушла, так что упрекать его вроде не в чем.
        - Неужели ваш роман с Ксенией всё ещё продолжается? - удивилась Агния, выслушав оправдания собеседника. - В таком случае поздравляю, ты становишься постоянен в чувствах.
        - Возраст сказывается, - закручинился Резанов. - Кошмары по ночам стали одолевать. - Ой, ты меня удивил, - всплеснула руками Агния. - Ты посмотри, что наяву делается. - Потому и хочется отдохнуть хотя бы в собственных снах, - улыбнулся Резанов. - Между прочим, ты в них тоже присутствуешь.
        - И именно меня ты называешь кошмаром? - Зря смеёшься, - скорбно покачал головой Резанов. - У меня сердце кровью обливалось, когда тебя сначала выпороли бичом, а потом продали в рабство.
        - Спасибо тебе, Резанов, за такие сны, - не на шутку обиделась Агния. - Ты первый мужчина, который продал меня в рабство.
        - И в мыслях не держал. Просто твой кавалер оплошал на священном ложе божественного быка Огуса.
        - Какого ещё быка? - ахнула Агния. - Хотя постой, Лёшка мне показывал какой-то рисунок и хвастался, что этому рисунку не то три, не то четыре тысячи лет. И что эта каменная пластина обладает колдовской силой.
        - Спасибо твоему муженьку, - возмутился Резанов. - Эту штуковину он мне подсунул, не предупредив о негативных последствиях. Вот и делай после этого добро людям. - У тебя неприятности?
        - Пока нет, хотя возможно будут. Я не стал бы тебя беспокоить, но это может затронуть и Астахова. Он знает о смерти Паленова?
        - Он уехал за день до убийства. Боже, в какое время мы живём, - покачала головой Агния. - К тому же Алексей полгода уже как расстался с Паленовым. Разве он тебе об этом ничего не говорил?
        - При мне он называл Паленова дорогим шефом и статью о нём написал хвалебную. - Расстались они с Паленовым со скандалом. Причём скандал был публичным.
        - А из-за чего они поссорились? - Из-за меня, - не сразу, но ответила Агния. - Ты же знаешь Лёшку, если ему шлея под хвост попадёт…
        Вообще-то Астахов действительно был человеком ревнивым, но, однако, не из тех ревнивцев, что теряют голову и впадают в раж. Во всяком случае, так до сих пор казалось Резанову. Но у прокуратуры может сложиться иное мнение. - Худо будет, если найдутся свидетели ссоры, а у Лёшки не окажется твёрдого алиби.
        - Но ведь он уехал накануне, - удивилась Агния. - В любом случае у следствия возникнут к нему вопросы. Мне надо с ним поговорить до того, как нас потащат в прокуратуру.
        - К сожалению, я не знаю, где сейчас Астахов, - поморщилась Агния. - Телеграмму он дал с какого-то полустанка. Вот полюбуйся.
        Резанов терпеть не мог телеграмм, они его угнетали лапидарностью стиля. Но в данном случае Лёшка проявил недюжинные способности и умудрился уложить в пару строчек вопль растревоженной разлукой с любимой женой души. Послание гласило: «Я уползаю гадким ужом в расселину, чтобы потом вернуться к тебе бодрым соколом на крыльях любви».
        - Вечные шуточки, вечное нежелание и говорить, и жить всерьёз. Вечные метания из стороны в сторону. Ну, кажется, пристал к прибыльному делу, так держись за него. Ничего подобного, это не в характере Астахова. Он и ревность свою дурацкую выдумал, чтобы поссориться с Паленовым.
        - Почему ты так решила? - Потому что в этот раз действительно не было никакого повода, понимаешь, никакого.
        Резанов, как человек деликатный, не стал акцентировать внимание собеседницы на словах «в этот раз», хотя данная оговорка и наводила на размышления о том, что
«в другой раз» повод возможно был. Что же касается желания Астахова, во что бы то ни стало рассориться с «дорогим шефом», то оно показалось Резанову подозрительным. Лёшка не был скандалистом. Никаких особых метаний за своим знакомым Резанов прежде тоже не замечал. Он всегда считал Астахова целеустремлённым человеком, готовым многим поступиться ради карьеры и денег. Из газеты-то Лёшка, кстати говоря, ушёл не в поисках свободы.
        - Откуда взялась эта пластина, Алексей тебе не рассказывал? - Я как-то случайно видела его с одним немолодым человеком, а когда спросила, то он засмеялся и ответил - «жрец».
        - А почему жрец? - удивился Резанов. - Понятия не имею. Но в лице незнакомца действительно было что-то аскетическое и сильное. Знаешь, такой суховатый, высокий и очень прямой, словно у него позвоночник совсем не гнётся.
        - Ты думаешь, что этот старик подарил ему каменную пластину? - Точно не скажу, - покачала головой Агния, - но какая-то связь здесь, наверное, есть. А «жрец» не такой уж и старый - лет шестьдесят разве что. - Ты держи меня в курсе, - сказал Резанов Агнии на прощание. - Думаю, что все, в конце концов, прояснится и обойдётся.
        Об этом знаменательном событии Элия мечтала всю жизнь, ну если и не всю, то с момента, когда еще совсем глупой девчонкой стала женой великого вождя Доху-о-доху, могущественного и непобедимого мужа. Во всяком случае, таким он ей казался издалека, во время торжественных церемоний, на которых ей доводилось бывать. И когда отец объявил о том, что выбор вождя пал именно на неё, она покраснела от радости, поскольку знала, что Доху-о-доху и его жёны находятся под покровительством божественного быка Огуса, который даёт мужчинам силу, а женщинам счастье испытывать эту силу на себе. Отец выглядел озабоченным, а мать расстроенной, поскольку приглядела уже другого жениха для дочери. Изель нравился Элии, он был наследником богатых родителей, и она стала бы его первой женой, но Изель не шёл, конечно, ни в какое сравнение с любимцем божественного быка Огуса, и Элия думала в ту минуту о незадачливом женихе без сожаления.
        Никакой радости в объятиях Доху-о-доху она не испытала. Вблизи он смотрелся не столь величественно, как издали. На нём не было ни пышного головного убора из перьев дукана, ни тканых золотом одежд, худое его тело заросло черными волосами, а на темени была пустота. Он сделал ей больно и сразу же ушёл, чтобы появиться вновь у её ложа только через много дней. Дело в том, что у великого Доху-о-доху было много жён, и хотя он часто жертвовал их божественному быку Огусу, на место ушедших тут же приходили жёны новые, более молодые.
        - Не гневи судьбу, Элия, - шептала ей служанка Фалия. - Этот хоть старик да один, а отдадут в Храм, там каждый тебя иметь будет за горсть медных оболов. Что выпало тебе, то и выпало.
        И Элия терпела, хотя и терпеть ей особенно было нечего, поскольку Доху-о-доху вскоре потерял к жёнам всякий интерес, предоставив им возможность развлекать друг друга, как заблагорассудится. Четырнадцать раз сезон дождей сменялся суховеями, а в жизни Элии не происходило никаких перемен. Молодые жёны сменяли старых, и она сама не заметила, как из жены младшей превратилась в старшую.
        - Скоро твой черёд, - сказала ей высохшая за это время Фалия. - Уж, наверное, лучше в Храме первому встречному отдаваться, чем вот так ни за что пропадать.
        И самое постыдное, Элия была с ней согласна. Хотя почему постыдное? Ведь в служении Огусу для девушки знатного рода нет ничего унизительного, ни она первая, ни она последняя. Вот только думать об этом не следует. Нехорошо воображать себя в объятиях Изеля, когда ты законная жена великого вождя. Да и небезопасно всё это. Три жены Доху-о-доху уже поплатились за желание испытать радость в объятиях других мужчин. Их бросили на съедение леопардам вместе с соблазнителями. В ушах Элии до сих пор звучали крики несчастных, а в глазах трепетали их окровавленные тела. Доху-о-доху не был злым человеком, просто обычай требовал наказания виновных, вот он и наказал. А с кастрата Калема сняли кожу за то, что любил золото больше, чем великого вождя. - Вот если бы он умер, наш великий вождь, да продлятся дни его вечно, тогда конечно.
        - А что тогда? - спросила Элия у служанки. - Новый вождь раздаст жён умершего своим приближённым, и, очень может быть, тебе привалит счастье в образе доблестного мужа. Надо только не сплоховать на ложе Огуса и продемонстрировать божественному быку свою любовь. Много лет тому назад в Эбире правил божественный Огус, входя в приглянувшегося ему мужа. И он же сам покрывал божественную корову Огеду на священном ложе. Говорят, что жизнь тогда была много лучше нынешней.
        - А почему он перестал приходить на нашу землю? - Вожди мешают божественному быку вернуться в Эбир и защитить своё стадо от жадных шакалов. Хотя, конечно, и мы гневим Огуса неразумием и ленью. Вот если бы нашлась женщина, похожая на божественную корову Огеду, то божественный бык не устоял бы. И вновь в Эбире наступили бы благословенные времена, не то, что сейчас: засуха следует за засухой, голод сменяется мором, а мор войной.
        Элия уже не слушала старую служанку, она думала о своём. С этой минуты Изель перестал тревожить её воображение, а его место занял божественный бык Огус. В этом, конечно, не было греха, ибо верной жене вождя не возбраняется думать о божественном Огусе в любом из его земных обличий. Возможно, Элия заходила слишком далеко в своих мечтах, но ведь она ни с кем ими не делилась, даже с Фалией, и потому великий вождь Доху-о-доху мог спать совершенно спокойно. - Раньше стоило только одной из жён пожаловаться на невнимание вождя, как его тут же душили, - продолжала бубнить Фалия.
        - Не может быть, - поразилась Элия. - А вот и может, - стояла на своём старая ворчунья. - Это означало, что божественному быку прискучила старая оболочка, и он жаждет нового воплощения, чтобы со свежим пылом заставить плодоносить наши поля и размножаться наш скот. - А жёны?
        - Их потому и ставили в позу божественной коровы, чтобы не обидеть Огуса. Ведь одна из них наверняка была его любимой женой Огедой, и он обязательно к ней возвращался, но уже в обновлённом обличии. Разве ж в прежние времена позволили бы вождю состариться на покое…
        Теперь Элия уже без всякого стеснения думала о смерти Доху-о-доху. Этот дурно пахнущий старик занимал чужое место, мешая божественному быку вернуться к своей Огеде. А ведь вполне может быть, что Огедой является она, Элия.
        Первой, с кем Элия поделилась своими соображениями, была Ледия, худенькая узкобёдрая блондинка с большими печальными глазами, которая не успела испытать даже тех куцых радостей, что выпали Элии на заре семейной жизни.
        - Он гневит Огуса, - горячо шептала ей на ухо Элия. - Он препятствует воле божественного быка.
        Слова Элии нашли отклик не только у Ледии, но и у других жён престарелого Доху-о-доху. И частенько, собравшись для омовения и отдохновения вдали от злых глаз кастрата Глера, они обсуждали эту волновавшую всех проблему. - Может быть, Доху-о-доху не виноват, - сказала однажды Сегия. - Просто нашим мужчинам не хватает смелости, чтобы помочь ему переселиться в сады Иллира. - Правильно, - подхватила Элия. - Бедный и несчастный Доху-о-доху, он так устал управлять Эбиром. - Ему наверняка хочется в сады Иллира, - поддержала её Агия. - Там к нему опять вернуться молодость и здоровье.
        А потом все очень долго молчали, пока Элия не произнесла тихим голосом, что Доху-о-доху помочь просто некому, кроме его жён. Ведь все они так любят своего мужа и так жаждут его осчастливить.
        Старуха Фалия отправилась к гадалке в один из самых грязных притонов Эбира и принесла от неё волшебный эликсир вечной молодости. А ещё через день великий вождь Доху-о-доху, задыхаясь от счастья, отправился в чудесные сады Иллира, оставив безутешными двадцать пять своих жён. Элия прилежно исполняла все положенные по обычаю обряды и ждала…
        Ждала той самой минуты, когда сольётся в экстазе с новым избранником на ложе божественного Огуса. И кто знает, быть может, сам божественный бык захочет назвать её своей Огедой. Ей верилось в это до того момента, когда она узнала, что ее суженным, волею нового вождя Фалена, стал некому неведомый эбирский барабанщик. Это был такой удар, что Элия едва не завыла от тоски. Не было никакого сомнения в том, что божественный бык не пожелает войти в тело простолюдина, когда для него открыты тела двадцати четырёх самых знатных эбирских вельмож. И никогда уже Элии не стать божественной коровой Огедой и не слиться в любовном экстазе с божественным быком. Стоило отправлять в сады Иллира Доху-о-доху, чтобы получить взамен столь жалкую личность, не способную даже держаться с достоинством в приличном обществе. И почему Элии так не везёт с мужьями?!
        Верховный жрец храма Огуса, старый, но ещё бодрый Атемис стоял у священной плиты, опираясь на посох, увенчанный рогами. Рога еще большего размера украшали его бритую голову. Выглядел, он внушительно и почти свирепо. Вдоль прокопчённых стен храма стаяли младшие жрецы, с такими же как у Атемиса посохами в руках, и железные рога тускло поблескивали в свете чадящих факелов.
        Несмотря на обилие факелов, в огромном храме царил полумрак. Солнечный свет пробивался лишь через небольшое отверстие в потолке, расположенное над священным ложем. Именно через это отверстие приходил божественный Огус к своей Огеде в давние счастливые времена. Первой к священному ложу подошла Сегия, и последний луч уходящего на покой солнца ласково скользнул по её ягодицам. Жрец ударил посохом по серому камню, и где-то за стеной мелкой дробью отозвались барабаны.
        Лица Сегии Элия не видела, но могла представить, что та сейчас испытывает, да и сама замерла в предчувствии чуда. Но ничего удивительного не произошло, если не считать того, что знатный муж Регул справился со своими обязанностями. Элии показалось, что жрец Атемис не слишком дружелюбно покосился на торжествующего Регула, но ведь у старого кастрата нет никакой реальной власти, а Регул один из самых близких к новому вождю вельмож. Жрецы потеряли влияние в Эбире с тех самых пор, как божественный Огус в последний раз сошёл к своей Огеде в образе прекрасного юноши. Но пребывал он на грешной эбирской земле недолго и вскоре покинул бренное тело. А Эбиром с тех пор стали управлять великие вожди и знать, оттеснив жрецов, огорчивших божественного Огуса.
        Лицо жреца Атемиса вдруг осветилось торжествующей улыбкой, и его длинный посох обрушился сначала на плечи почтенного Псахаса, а потом на спину растерявшейся Ирии, которая продолжала стыть в позе божественной коровы, хотя барабаны за стеной Храма смолкли. Ирия всегда была немножко рассеянной, к тому же она была страшно ленивой, чем раздражала старшую жену Доху-о-доху, но когда жрецы стали бить её бичами и гнать из храма на городскую площадь, Элия едва не расплакалась.
        А дальше пошло хуже и хуже, и всё чаще тяжёлый посох Атемиса опускался на согбенные спины и беззащитные плечи, и с остервенением свистели жреческие бичи.
        Теперь Элия смотрела на своего избранника уже другими глазами, поскольку именно от его усилий зависела её будущая судьба. Конечно, он не знатного рода, но кое-что из наследства Доху-о-доху перепадёт и на его долю, да и сама Элия достаточно богата, чтобы прожить жизнь в относительном благополучии. Пусть она не будет божественной коровой, но не будет и рабыней, доживающей жизнь в грязи и унижениях.
        Может быть, неприлично шарить в складках мужской одежды, но ведь этот человек не был знатным мужем, он был всего лишь барабанщиком, а потому Элия вправе…
        Она удивилась, поскольку ничего подобного не предполагала обнаружить. Элия вдруг почувствовала волнение, оно пошло от рук к голове, а уж потом растеклось горячей волной по телу и сосредоточилось внизу живота. У Элии кружилась голова, она уже не смотрела в сторону священной плиты, то, что происходило в ней самой, было куда интереснее и захватывало её целиком. Она едва не пропустила момент, когда жрец поднял посох, приглашая её на ложе Огуса. Элию грубо подтолкнули в спину, и только тогда она опомнилась. - Идём, - сказал Элия барабанщику. - Скоре.
        Ксения проснулась оттого, что в комнате стало совсем темно, поначалу ей показалось, что наступила ночь, но потом она поняла, что это всего лишь испортилась погода. Несколько минут она с интересом рассматривала спящего на спине Резанова и осталась осмотром вполне удовлетворена. В общем, она не ошиблась в выборе пять лет назад. Несмотря на интеллигентскую заумь, Серёженька мужик не из последних, а главное обладает редкой способностью удивить не только в философской дискуссии, но и в постели. И это после пяти лет знакомства. Не будь он столь легкомысленным, возможно она и стала бы строить на его счёт далеко идущие планы. К тому же он моложе её на целых три года. Рано или поздно, но это неизбежно скажется. Удивительно уже то, что их связь длится целых пять лет, и никаких признаков охлаждения она в нём пока не замечает. Скорее уж наоборот: он становится всё жаднее и жаднее до её тела, которое всё-таки не удаётся сохранить в первозданных формах, несмотря на немалые усилия к тому прилагаемые.
        Ксения легко соскочила с дивана, не потревожив спящего Резанова, и отправилась в ванную. То ли душ на неё так подействовал, то ли ей вспомнилось нечто, связанное с водой, но она вдруг ощутила неясное беспокойство. Кажется, она всё-таки видела сон, и сон тот был связан с дождём. Она вдруг вспомнила чёрный провал над головой и воду, с шумом падающую оттуда. Это был самый настоящий ливень, можно сказать, потоп, хотя совершенно непонятно, почему она вдруг это вспомнила. Может быть потому, что под дождём с ней происходило что-то очень хорошее и приятное? Как жаль, что она совершенно не помнит своих снов, не исключено, что они ещё более красочны, чем у Сергея. Стоило бы соврать ему что-нибудь эротическое, дабы у него глаза на лоб полезли. Но как назло именно сейчас Ксении на ум ничего путного не приходит. В голове крутится чернуха, не имеющая к эротике никакого отношения.
        Резанов проснулся и теперь нежился хорошо погулявшим котом на лежанке. Вот ведь лентяй, честное слово, а на теле не жирнки. Хотя покушать любит. И куда у него всё это уходит? А тут схватила лишнюю калорию, и вот уже юбка не сходится.
        - Хозяйка, в этом доме кормят? - Резанов с любопытством разглядывал Ксению. - Во-первых, хозяин в этом доме ты, а во-вторых, что ты на меня так смотришь, словно прицениваешься?
        К удивлению Ксении, Резанов слегка смутился, что с ним случалось чрезвычайно редко. - Мне на днях показалось, что ты очень хочешь родить.
        - Что? - Ксения от удивления едва не выронила полотенце, которым вытирала голову. - И часто у вас бывают галлюцинации, молодой человек? Кстати, когда ты, наконец, купишь фен, Резанов, это же сплошное безобразие.
        Вообще-то раздражение её относилось к неуместному замечанию Резанова, но выплеснула она его в совершенно другую форму.
        - Ты извини, конечно, - гнул своё Резанов. - Возможно, я не совсем правильно выразился: родить хотело твоё тело. Прошу прощения за дурацкую рифму.
        - А от кого хотело родить тело, оно тебе случайно не сказало? - Ксения возмущённо фыркнула, не в силах сдержать негодование. - Ты иногда бываешь поразительно бестактен.
        - Прости, дорогая, - Резанов чмокнул её со вкусом в щёку. - Но твой гнев наводит меня на мысль, что я всё-таки прав.
        За свою проницательность Резанов тут же был отправлен на кухню, чистить картошку. Нашёл чем шутить, кот мартовский! А может, это скрытое предложение руки и сердца? Неужели он к ней так привязался за пять лет? О ребёнке мужчины, подобные Резанову, ведут речь только в том случае, когда деваться некуда. Но ведь Ксения сама ещё не решила, будет рожать или нет. А если будет, то говорить ли Резанову, что ребёнок от него или лучше промолчать? Хотя этот вопрос, конечно, придётся как-то решать. Замужем Ксения уже четырнадцать лет и нельзя сказать, что в замужестве ей плохо. Правда, и Резанов очень удачно пристроился сбоку. Александр всё-таки человек другого плана, совершенно на Резанова не похожий, но, безусловно, обладающий рядом положительных свойств. Кто бы ещё с таким терпением сносил её безобразные выходки? Если Ксения сама вслух не назовёт Резанова отцом ребёнка, то Костиков, пожалуй, промолчит. Хотя сомнений в своём отцовстве у него будет более чем достаточно. А точнее, их вовсе не будет, учитывая характер их отношений в последние несколько месяцев.
        Александр ею дорожит, ну пусть не столько ею, сколько налаженным бытом. Да и годами он уже не мальчик, далеко за сорок. В его годы тяжело резко менять жизнь. А потом, у них есть дочь, и расставаться с ребёнком по вине взбрыкнувшей мамаши он вряд ли захочет. Но, конечно, Резановский ребёнок в семье и сам Резанов, в качестве приходящего отца - это для Костикова будет слишком. Всё-таки приличия надо соблюдать. - Между прочим, королева, не прикажите ли обед вам постель подавать?
        Вообще-то Резанов был прав в своём возмущении: манкировать обязанностями даже по причине задумчивости не очень-то красиво. - Что-то ты, по-моему, никак проснуться не можешь, - посмотрел на Ксению Резанов. - Сон, что ли, страшный видела?
        - Не видела я никаких снов.
        Ответ прозвучал неожиданно резко, и она сама удивилась негативному всплеску эмоций. Потому и поцеловала его в губы, чтобы как-то загладить неуместную вспышку. - Видела дождь, но никак не могу понять, к чему бы это? Как ни старалась, ничего не вспомнила, кроме мрачного зала, почти чёрного от копоти.
        Ксения нахмурилась, потому что как раз в эту минуту увидела совершенно отчётливо мрачного старика, державшего в руках длинный посох, увенчанный двумя похожими на рога жалами. - Жрец ещё там был - Атемис. - Успокойся, - Резанов ласково погладил её по волосам. - Эка невидаль, сон. - Да, наверное, - Ксения уже пришла в себя и немного удивилась глупому своему страху. - Сон был эротическим? - пришёл он ей на помощь. - И поза, наверное, была та же.
        В словах Резанова ей почудилась насмешка, поэтому и ответила ему почти резко: - Да, стояла в позе божественной коровы Огеды и ждала прихода божественного быка Огуса - ты это хотел знать?
        Только по удивлённым глазам Резанова Ксения поняла, что в её словах было нечто новое и для него, и для неё, а потом осознала, что, собственно, сказала. И потёрла в растерянности виски. Выходит, что-то там было, в этой голове, но это что-то никак не хотело себя обозначить и прорывалась наружу странными обрывками.
        - Ты не волнуйся, - успокоил её Резанов. - О быке Огусе я тебе сказал, а твоя Огеда, это производное от моего быка. Я думаю, на тебя подействовал рисунок на камушке.
        Этот рисунок она видела не только на крохотной пластине, но и на большой плите. Теперь она вполне отчётливо представляла всю картину: и себя в этой позе, и жреца Атемиса, поднявшего свой грозный посох…
        А потом сверкнула молния. Опускаясь на плиту Элия уже знала, что он придёт - божественный бык Огус непременно придёт к своей Огеде. Она ощущала его приближение всем телом, дрожащим в нетерпеливом ожидании. И когда сверкнула молния, осветившая перекошенные ужасом лица жрецов и знати, она не испугалась, а только чуть осела назад, чтобы принять в себя божественную силу. Эта сила заполнила её всю и вибрировала в ней столь неистово, что грозила разметать её податливое тело по отдалённым уголкам храма. Божественный бык издал рёв торжества прямо над её ухом, но она не испугалась этого рёва, а отозвалась на него протяжным стоном, признавая свою слабость и прося защиты.
        Оказывается, шёл дождь, а Элия заметила это только сейчас и с наслаждёнием захватила несколько капель высунутым языком. А божественный бык утолял жажду, слизывая влагу прямо с её спины, и это было Элии почему-то особенно приятно. Дождь не был обычным явлением в Эбире в это знойное время, скорее уж его можно было назвать чудом. И это чудо, конечно же, совершил он, божественный бык Огус, который пришёл к своей Огеде, воспользовавшись для этой цели телом простого эбирского барабанщика, и отвергнув тела знатных вельмож и даже самого Фалена.
        Видимо до этой простой мысли додумалась не только Элия, сидевшая у ног божественного возлюбленного, но и жрец Атемис, который поднял вдруг грозный посох. И прежде чем Фален сумел вымолвить хотя бы слово, два острых рога пробили его широкую грудь. Ноздри Огуса дрогнули, а по телу сверху вниз прошла крупная дрожь. Божественный бык одобрил действия жреца. - Огус сам будет править своим народом, - громко произнёс Атемис, и в глазах его сверкнуло торжество.
        И никто из стоящих в храме знатных эбирцев не посмел ему возразить. Жрец Атемис подал знак подручным, и тело Фалена унесли с глаз долой. А на голову божественного быка Огуса возложили корону с двумя золотыми рогами, грозно торчащими в сторону непокорных. И на голову божественной коровы Огеды тоже водрузили её рога. Она приняла их со смирением.
        Огеде показалось, что Огус заколебался, не решаясь ступить на плиты, залитые кровью Фалена, и тогда она помогла ему, ступив в кровь первой. А дождь всё лил и лил, и очумевшая толпа замерла на площади в ожидании новых чудес. Божественный бык Огус, после долгого перерыва, вновь ступил на землю своего народа в скромной оболочке простого эбирского барабанщика, выразив тем самым презрение знати и подчеркнув свою любовь к простолюдинам. А потому толпа взвыла от счастья, увидев, наконец, своего бога, который шёл упругой поступью к высокому помосту, чтобы явить себя во всём блеске Эбиру, и тело его блестело в каплях благословенного дождя. - Огус-это ты, - сказала Ксения и посмотрела на Резанова почти с ужасом.
        Кажется, она не сразу поняла, что находится уже не в кухне, а в комнате на диване, и Резанов осторожно гладит её по волосам: - Всё это ерунда, - сказал он, ласково улыбаясь. - Ты просто испугалась грозы, молния ударила слишком уж неожиданно. - Я вспомнила, я всё вспомнила.
        - Вот и хорошо, - Резанов засмёялся почти весело. - Но это сон, понимаешь, всего лишь сон, который теперь уже можно забыть.
        Смех Резанова подействовал на Ксению отрезвляюще и успокаивающе, во всяком случае, дрожь прошла, и она почувствовала необычайную легкость во всём теле. Ей было уютно в объятиях Резанова, и дождь за окном её не раздражал, а скорее успокаивал. Она только обняла Сергея за шею и прижалась к нему потеснее. Шея у него была надёжная, как у быка Огуса. Хотя об этом эбирском божестве лучше бы не вспоминать, на сегодня Ксении действительно хватит впечатлений.
        Ксения уснула, и Резанов осторожно укрыл её одеялом. Пропади он пропадом этот дурацкий камень, вместе с нарисованным на нём быком. Вот уж не думал Резанов, что женщина, которую он знал пять лет, окажется такой впечатлительной. Пораскинув умом, Сергей пришёл к выводу, что дело здесь не только во впечатлительности. Что-то с Ксенией было не так. Никогда прежде она не проводила в его квартире столько времени, как последние два месяца. Могло показаться, что она потеряла голову от любви. Но Резанов отлично знал, что никакая страсть не способна сделать расчётливую Ксению безголовой. Были все основания полагать, что дело здесь не в страсти, а в страхе. Быть может, в страхе не до конца осознанном, в котором Ксения не хочет признаваться даже самой себе. И сон её можно лишь условно назвать повторением Резановского сна. Рассказ Ксении был сбивчивым, но всё-таки кое-что Резанов из него уяснил. Например то, что Фален был убит, а ведь в Резановском сне ему предстояло стать великим вождём эбиреков. И убит был Фален злобным жрецом Атемисом. И уж конечно спор у них шёл о власти.
        Фален - странное имя, но ведь это имя из Резановского сна. Сергею вдруг пришло в голову, что Фален, это Паленов - созвучие имён более чем очевидно. Но тогда кто же такой Атемис, нанёсший Паленову роковой удар? Ведь в Резановском сне Атемиса не было. Резанов понятия не имел, были ли у Ксении дела с Паленовым, но убитого бизнесмена она знала, и уж конечно его трагическая смерть произвела на неё впечатление. И здесь расхожее изречение, что все, мол, под Богом ходим, вряд ли может служить утешением для таких, как Ксения. Под Богом ходим все, это верно, но у некоторых этот путь ещё и под оптическим прицелом, что, конечно же, не может не нервировать впечатлительные натуры.
        Подъехав к роскошному зданию с горделивой надписью по фасаду, Резанов аккуратно прикрыл дверцу своего пошарпанного до неприличия «Москвичонка» и тут же сделал вид, что не имеет к этой консервной банке никакого отношения, а приехал сюда если и не на роскошной «Тойоте», то на «Вольво» наверняка. Во всяком случае, значительность в выражении лица, и благородство в осанке на это неопровержимо указывали. - Вы по личному делу? - Я журналист, - сказал истинную правду Резанов. - У меня даже личные дела имеют оттенок общественной пользы.
        Фраза была замысловатой, и Рёзанов сам не совсем понял, что сказал, а уж от молоденькой секретарши требовать понимания было просто бессовестно. Вообще-то, по мнению Сергея, Ксёнии следовало бы взять секретаршу посолиднее, поскольку от этой девчушки проку наверняка немного. Нет, если бы Ксения была мужчиной, то Резанов её понял бы, девчонка совсем недурна: в меру длинноногая, с большими глазами на худом скуластом лице и с целой копной белокурых волос.
        В святая святых его всё-таки пропустили, но хозяйку кабинета он узнал не сразу. Ксения никогда почти не повязывала голову платком, разве что лёгкой косынкой, выходя на улицу в ветреную погоду, а уж со своими волосами она носилась так, что Резанова порой зло брало. Взять хотя бы фен, который он всё время забывал купить, и о котором она ему каждый раз напоминала. Несколько раз он советовал Ксении подстричься, но его советы оставляли без внимания. А сейчас Резанову показалось, что Ксения последовала его совету, но, кажется, не совсем удачно. Видимо, вид опешившего Резанова сильно расстроил Ксению, потому что она тут же отвернулась к окну. Её фигура на фоне этого огромного окна выглядела потерянной, и Резанов, пожалев Ксению, ругнул себя за дурацкую реакцию.
        - Ты что, в монастырь собралась, - спросил он её с улыбкой, обнимая сзади за плечи.
        Ксения заплакала совершенно неожиданно для Резанова, и не просто заплакала, её буквально затрясло от рыданий. Резанов развернул Ксению к себе и прижал обвязанную платком голову к плечу.
        - Да будет тебе, Ксюша, подумаешь, испортила причёску.
        - Я не испортила, - сказала она сквозь слёзы. - Я побрила голову. - Побрила? - удивился Резанов. - А зачем?
        - Жрец Атемис посоветовал. Иначе кто-нибудь использует мои волосы для магических заклинаний ребёнку во вред.
        Сказать, что Резанов удивился её словам, значит, ничего не сказать, он просто испугался. Ему-то казалось, что история с дурацкими снами давно уже выветрилась из её головы.
        - Я беременна, Серёжа. - Это ты тоже от жреца Атемиса узнала? - Нет, сама догадалась.
        - Ну, хоть тут без мистики, - вздохнул с облегчением Резанов. - Тебе нужно отдохнуть, всех денег всё равно не заработаешь, а здоровьем бросаться не следует. - Ладно, - Ксения, кажется, взяла себя в руки. - Я подумаю. Ты сегодня вечером свободен? Хочу сходить в ресторан, слегка развеяться.
        Резанову показалось, что ресторан не самое подходящее место для беременной женщины, но вслух он ничего такого говорить не стал. В конце концов, Ксении виднее.
        - Я свободен вечером, буду ждать тебя у входа.
        В «предбаннике» Резанов одарил улыбкой хрупкую секретаршу. Однако ответной реакции не дождался, у девчушки был уж слишком напуганный и встревоженный вид. Резанову даже показалось, что она хочет сообщить ему что-то важное, но не решается.
        - Проблемы? - Резанов дружески подмигнул блондиночке. - А вы родственник Ксении Николаевны? - в свою очередь полюбопытствовала секретарша.
        - Видишь ли, детка, - по-отечески улыбнулся Резанов, подсаживаясь к столу, - твой шеф - молодая женщина, у которой, помимо деловых, имеются и другие интересы. Понимаешь?
        - Да, - кивнула головой секретарша, и лицо её порозовело от смущения.
        А ещё утверждают, что наша молодёжь не в меру развратна, насмотрелась-де того, что их родителям даже в похабных снах не снилось. Но если судить по горевшему в краске смущения лицу этой девочки, то старшее поколение в который уже раз ошиблось в младшем.
        - Тебя как зовут? - спросил Резанов, дабы перевести разговор в более непринуждённое русло.
        - Лидия, - отозвалась блондиночка и тут же без передыха добавила. - Ксении Николаевне угрожали сегодня. - Кто? - Не знаю, - покачала головой Лидия. - Мужской голос по телефону. Я случайно слышала.
        - О чём был разговор?
        - Я не поняла, - голос Лидочки дрогнул. - Сказал только: будешь упрямиться - тебя ждет участь Палёного. А Палёный, это ведь Паленов, которого убили недавно. - А больше никаких имён не называли? - Я не слышала, - испуганно покосилась на дверь кабинета Лидия. - Ты давно у Ксении Николаевны работаешь?
        - Три месяца. - Бизнес работа нервная, - пояснил неофитке Резанов. - Люди срываются, часто ругаются попусту и угрожают не всерьёз. Так что ты особенно не пугайся. Но если услышишь что-нибудь подобное - звони мне. Договорились? - А я ваши статьи читала, - призналась Лидия и вновь покраснела. - Мне понравилось.
        - Выходит, мы с тобой давние знакомые, а значит, есть все основания дружить и дальше.
        На этом Резанов расстался с застенчивой секретаршей, озабоченный случившемся гораздо больше, чем захотел показать испуганной девушке.
        Чеботарёв встретил старого друга почти равнодушно, словно расстался с ним накануне, хотя, по прикидкам Резанова, виделись они в последний раз полгода назад. Впрочем, эти шесть месяцев не оставили на покрытом вечным загаром лице Виктора никаких следов. И все с тем же насмешливым скепсисом смотрели на мир его прищуренные глаза. Фигура Чеботарёва тоже не претерпела существенных изменений, и не похоже было, что он собирается когда-нибудь потолстеть. Те, кто имел неосторожность посчитать его худую и не слишком представительную фигуру слабой, очень скоро раскаивались в своей опрометчивости, ибо Чеботарёв обладал отменной реакцией и хорошо поставленным ударом, который Резанов, грешивший по молодости лет боксом, имел возможность попробовать собственными боками. Было время, когда они практически не расставались, но потом жизнь развела их по разным углам.
        - Что новенького? - задал традиционный вопрос Чеботарёв, наливая Резанову чай в пиалу, разукрашенную цветочками и райскими птичками.
        - Потихоньку сходу с ума.
        Виктор бросил на гостя быстрый оценивающий взгляд:
        - Сейчас вся Россия сходит с ума, так что ты не одинок в своём помешательстве.
        Сидел Чеботарёв на стуле основательно, чай пил не торопясь, отхлёбывая мелкими глотками, словно получал от этого скучнейшего в своей традиционности напитка неизъяснимое наслаждение. Надёжность и всегдашняя уверенность в собственных силах были главными достоинствами Виктора Чеботарёва. Если мир и рухнет, то только после того, как Чеботарёв с гостем почаевничают и обсудят все проблемы.
        - Читал я твои статьи, Серёжа: и те, что от Резанова, и тё, что от Неразова - блажишь, старик.
        - Углядел, - Резанов огорчённо покачал головой. - А я-то думал, что хорошо замаскировался.
        - Служба такая, - поскромничал хозяин. - Иной раз и рад бы сморгнуть, да уже, видимо, в привычку вошло всё замечать и за всё спрашивать.
        - Так уж и за всё? - не поверил Резанов. - Уел журналист, - засмеялся Чеботарёв. - Видит око, да зуб неймёт. А что касается статей - твоё счастье, что наша политизированная интеллигенция только себя читает, в крайнем случае, товарищей по борьбе, а то стоптали бы тебя в два счёта.
        - Интересно, - задумчиво протянул Резанов. - Значит, будут бить? - Ты выкладывай свои горести, Серёжа, я же вижу, что ты не просто так пришёл. - Даже не знаю с чего начать, - вздохнул Резанов. - Начну, пожалуй, вот с этого.
        Чеботарёв с видимым интересом взял из рук гостя каменную пластину. Рисунок, однако, не произвёл на него особенного впечатления.
        - Семейная реликвия? - Гонорар за проделанную работу, - поправил Резанов. - Или, точнее, плата за оказанную услугу. Ты мою статью о Паленове читал? - Так это Паленов тебя отблагодарил? - Нет, - покачал головой Резанов. - Лёшка Астахов. Статью он написал. Я бы не стал тебе всё это рассказывать, если бы не появилось целых два «но». Первое, Астахов внезапно уехал за день да убийства Паленова, огорчив и взволновав жену, и второе, Ксении звонил какой-то тип и угрожал расправой, намекая на участь Паленова.
        - Это Ксения тебе о звонке рассказала? - Нет, секретарша. Но с Ксенией творится что-то неладное. Началось всё с моего сна.
        Резанов пересказал Чеботарёву сначала содержание своего сна, потом Ксеньиного. Виктор слушал внимательно, и глаза его оставались серьёзными на протяжении всего повествования.
        - Ксению нужно показать врачу.
        - Я думаю, что у Ксении это не совсем сон - раньше она их никогда не видела, точнее, не помнила содержания.
        - То есть она фантазирует на заданную тобой тему? - Что-то вроде этого, - кивнул головой Резанов. - Правда, Агния мне сказала, что рисунок на камне обладает колдовской силой, но для прагматика вроде тебя подобные утверждения - не аргумент.
        - Ну почему же, - возразил Чеботарёв. - Вещицу это утверждение не характеризует, а вот Агнию - очень даже. А нак камешек вновь у тебя оказался, ведь ты же подарил его Ксении?
        - Ксения в последнее время, можно сказать, переселилась ко мне. И, похоже, сделала это неспроста.
        - Ты ей кажешься более надёжной защитой, чем благоверный? - Не знаю, - честно признался Резанов. - До убийства Паленова Ксения вела себя совершенно спокойно. Никаких признаков страха я за ней не замечал. Если бы не звонок, то я бы до сих пор считал, что всё дело в беременности.
        - А беременна она от тебя? - уточнил Чеботарёв. - Да, от меня.
        - Какие у неё отношения с мужем, ты не в курсе? - Интеллигентный человек, - пожал плечами Резанов. - Я, правда, видел его всего несколько раз, да и то мельком. Но он известен в научных кругах, автор нескольких монографий.
        - Которые печатались на деньги Ксении, - дополнил Чеботарёв. - Не могу знать, - рассердился Резанов. - Я в чужие бумажники заглядывать не привык.
        - Мне это тоже не доставляет удовольствия, - отпарировал Чеботарёв, - но приходится иной раз. А круг научных интересов Александра Аверьяновича, если не ошибаюсь, распространяется на культы Древнего Востока.
        - Откуда ты знаешь? - удивился Резанов. - Слышал краем уха, - отмахнулся Чеботарёв. - Астахов, конечно, в курсе ваших с Ксенией отношений? - Он нас и познакомил, - подтвердил Резанов. - С профилактической целью, дабы я не вздумал засматриваться на Агнию.
        - Астахов, сколь я помню, человек мстительный, ревнивый и себе на уме. - Да брось ты, - махнул руной Резанов. - Не было у нас ничего с Агнией и даже не намечалось.
        - Занятно, - протянул Чеботарёв. - А за Ксенией присматривай. Заметишь что-нибудь подозрительное, сразу же звони мне, и не вздумай разыгрывать из себя героя. По нынешним временам в твоём Эбире безопаснее, чем в России.
        Чеботарёв проводил своего несколько успокоенного дружеским разговором гостя и покачал головой: нервное время. Настолько нервное, что у людей мозги набекрень съезжают без всякого к тому повода. С Резанова спрос невелик - творческой личности сам Бог велел время от времени сходить с ума, а вот от Кceнии Виктор ничего подобного не ожидал. Очень трезвая во всех отношениях женщина, и вдруг-божественная корова Огеда. Наверняка этот российско-эбирский барабанщик Элем Резанов запудрил бабе мозги.
        Чеботарёв налил в пиалу уже изрядно подстывшего чая и отхлебнул поити машинально, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Как ни крути, а история всё-таки странная. Об убийстве Паленова Чеботарёв, разумеется, был наслышан, хотя дело вёл совсем другой человек. Вмешательство в расследование было бы нарушением и закона, и профессиональной этики. С другой стороны, никто ведь ещё не доказал, что угрозы в адрес Ксении и убийство Паленова как-то связаны между собой.
        Агния Чеботарёва вспомнила, хотя и не сразу - встречались несколько раз в компаниях. Виктор был тогда почему-то уверен, что у Резанова с Агнией роман, но, выходит, ошибся. На встречу Астахова согласилась сразу, слегка удивив Чеботарёва покладистостью. Отсутствие мужа, видимо, всерьёз её волновало, в противном случае она, конечно же, постаралась бы уклониться от встречи со следователем прокуратуры.
        Агния почти не изменилась с тех пор, как он её в последний раз видел, разве что краски на лице стало поменьше или качество её улучшилось. Впрочем, судьей себя в этом вопросе Чеботарёв не считал, поскольку, по мнению некоторых особ, был излишне старомоден.
        Астахова догадывалась о предмете разговора, но сохраняла спокойствие. Очень может быть, что дело выеденного яйца не стоит, но, возможно, Агния принадлежит к числу женщин, умеющих владеть собой в любых обстоятельствах. Чеботарёв слишком мало знал эту эффектную женщину, чтобы составить о ней определённое мнение.
        Поданная Виктору при встрече рука была холёной, увенчанной целым созвездием бриллиантов небольшой величины. Да и платье Астаховой выдавало благополучную особу: либо преуспевала она сама, либо - её муж.
        Чеботарёв заказал кофе и вопросительно посмотрел на даму. - Нет, спасибо, - улыбнулась Агния. - Свою норму я уже выпила и съела. - Вас, наверное, удивил мой звонок?
        - Нет, - покачала головой Агния. - Я ведь была знакома с покойным Паленовым, а значит, прокуратура рано или поздно должна была задать мне свои вопросы.
        - Я не расследую дело Паленова. В прокуратуру вас ещё вызовут. Меня, собственно, интересует Резанов.
        - А что он натворил?
        - Кто-то угрожал Ксении Костиковой, хорошей его знакомой, вот он и обратился ко мне.
        - Хорошая знакомая Резанова вращается в таких сферах, где взаимные угрозы явления не такие уж редкие, - ехидно заметила Агния.
        - Да, наверное, - легко согласился Чеботарёв. - Но меня заинтересовала пластина, которую презентовал Резанову ваш муж.
        - Она что, краденная? - Вроде нет, - усмехнулся Чеботарёв. - Просто она так зачаровала Ксению Николаевну, что Сергей Михайлович всерьёз опасается за здоровье женщины. - Шутите? - недоверчиво улыбнулась Агния.
        - Нет, не шучу, - серьёзно ответил Чеботарёв. - Ваш муж, кажется, интересовался культами древнего Востока?
        - Было, - подтвердила Агния, - Даже книгу собирался написать. Он и в институт Востока ходил и там познакомился с Костиковым, мужем Ксении. Александр Аверьянович Астахова консультировал. Книгу Алексей так и не написал, но хорошие отношения с сотрудниками института сохранил. Особенно с Певцовым Василием Степановичем, очень приятным человеком, доктором наук. Скорее всего, эту пластину ёму подарил либо Певцов, либо Костиков.
        - Алексей в последние годы занимался бизнесом, если не ошибаюсь? - Чем он только не занимался, - махнула рукой Агния. - Характер у него легкомысленный. Эмоций много, а толку мало. Шуточки ещё его бесконечные и совершенно дурацкие. Вот почитайте.
        Чеботарёв взял из рук Агнии телеграмму и прочёл вслух с удивлением в голосе:
        - «Наш скорбный труд не пропадёт, из искры возгорится пламя». Это Алексей прислал, здесь нет подписи?
        - Стиль его, - подтвердила Агния. - Когда мы с ним в ссоре, он всегда шлёт мне телеграммы подобного содержания. Поначалу меня это раздражало, но с годами притерпелась.
        Кажется, эту женщину волновало долгое отсутствие мужа, хотя она и пыталась это скрыть. А телеграмму мог отправить кто угодно, не обязательно Алексей Астахов. Но в этом случае отправитель должен быть в курсе Астаховских привычек.
        - Занятно, - задумчиво проговорил Чеботарёв. - В розыск подавать не собираетесь? - Подожду недельку. Он ведь и раньше, случалось, исчезал на несколько дней.
        Чем больше Чеботарёв слушал Агнию, тем меньше ему нравилась вся эта история с быками. Каким бы ни был Астахов шутником, его отсутствие в свете разворачивающихся событий не может не настораживать. Да и телеграмма, как показалось Чеботарёву, содержит в себе намёк на важные обстоятельства.
        - Если не возражаете, то я наведу по своим каналам кое-какие справки. - Наводите, - разрешила Агния. - Я что-то стала за него волноваться.
        Ночное дежурство выдалось у Чеботарёва на редкость удачное, он даже успел выспаться, никем не потревоженный почти до самого утра. И только когда в плохо помытых окнах дежурной комнаты забрезжил рассвет, поступил всегда неожиданный сигнал тревоги. Судя по огорченному лицу эксперта-криминалиста Пряхина, дело было нешуточным, и Чеботарёв отмобилизовался почти мгновенно. Сашок уже завёл своего потрёпанного мустанга, и тот судорожно бил копытом в щербатый асфальт. Бывают же такие таратайки, прости господи, способные не только остатки сна вытрясти, но и душу в придачу.
        - Три трупа, Виктор Васильевич, - Корытин даже крякнул от возмущения. - Ну почему именно мне так везёт, ведь самая малость до конца дежурства осталась.
        У Корытина предстоящий день был ответственным - юбилей тёщи, вот он и злился по поводу столь не ко времени свалившихся неприятностей. Неизвестно теперь, когда освободишься.
        Инспектор ГИБДД, нервно куривший возле своего мотоцикла, при виде приближающейся машины бросился ей навстречу чуть ли не бегом.
        - Случайно заскочил, - пояснил он. - Тормознул мотоциклиста, а он вздумал убегать, да и чёрт бы с ним, а я с дуру начал его преследовать, ну и нарвался на этих. Сначала думал, что авария, а потом…
        Инспектор был прав: на аварию это мало похоже. Машина действительно была опрокинута на бок, но тела лежали в стороне, причём настолько в стороне, что вряд ли их отбросило на такое расстояние при столкновении.
        - Скорее всего, их встречная машина сбила, - Корытин вопросительно глянул на следователя.
        - Может, просто драка, - ответил за Чеботарёва эксперт. - И с кем же они интересно дрались? - скептически хмыкнул Корытин. - Если судить по состоянию тел, то с Кинг-Конгом.
        Чеботарёв осмотрел «Жигули»: непохоже, чтобы они перевернулись на скорости, даже стёкла остались целы. Скорее уж какие-то шутники, проходя мимо, опрокинули машину на бок.
        - Не такими уж беззащитными были эти молодые люди, - Корытин брезгливо, двумя пальцами, поднял с земли пистолет.
        - Проверь, стреляли из него или нет, - попросил Чеботарёв эксперта. - Похоже, стреляли, - кивнул головой Пряхин. - Одной пули в обойме не хватает.
        Значит, в последнюю минуту увидели опасность и решили защищаться, но, судя по тому, что выстрел был сделан всего один, события развивались стремительно. Что же их так напугало, прямо не лица, а маски ужаса? И непохоже, что убегали. Если уж бежать, то по направлению к заброшенному дому, где машине не развернуться, а эти почему-то бросились к дороге, на открытое место. И лежат они кучно, хотя выскакивать должны были из разных дверей.
        - А мотоциклист твой ушёл? - спросил Чеботарёв у инспектора. - Я думал, что там тупик, ан нет - дыра в заборе и сразу выезд на дорогу. - И машина там пройдёт?
        - Вполне.
        Чеботарёв не поленился и сходил к забору: дыра, судя по всему, здесь была проделана давно, и вероятно о ней знали многие. Слева - глухая стена, справа - полуразваленное здание. Место узкое, двум машинам не разъехаться. Видимо поэтому
«Жигули» перевернули на бок, чтобы освободить дорогу.
        Провозились несколько часов. Дотошный Корытин, надо отдать ему должное, треп трепом, а служба службой, настолько усердно взрыл вокруг себя землю, что нашёл целую гореть стреляных гильз,
        - Пистолетами вооружены были двое, у третьего, похоже, был автомат, который убийцы прихватили с собой, - сказал он. - Среди гильз только одна «макаровская», а остальные от «Калашникова». - Займись опознанием убитых, - попросил Чеботарёв Корытина. - Сделаем, - кивнул тот головой. - Но на кого они нарвались а?
        Слово своё Корытин сдержал и даже быстрее, чем Виктор на то рассчитывал. Все материалы об убитых легли на Чеботарёвский стол уме к обеду.
        - Сахаров Алексей Петрович, - докладывал Корытин. - Мигунько Валерий Спиридонович, трижды судимый, Колесов Игорь Александрович, тоже судимый, двадцати пяти лет от роду, привлекался за угон автомобиля и последующую его перепродажу. Кстати, обнаруженная нами машина числится в угнанных около года. Угнана в соседней области. Хозяин, надо полагать, обрадуется без меры - машина-то на ходу, недавно капитально отремонтирована, чуть только дверца с левой стороны примята, перевернули неаккуратно.
        - Что ещё известно об убитых?
        - Ребятишки были шаловливые, ничем не брезговали: угон машин, вымогательство, наркотики, не исключены и заказные убийства. Кстати, Сахаров единственный несудимый из этой троицы. Бывший офицер, уволенный ещё в девяносто пятом году. Какое-то время числился по разным мелким должностишкам, но потом перестал обременять себя справками о трудоустройстве. Особенно нигде не выпячивался, с мелкой шпаной не знался, но и среди тузов замечен не был. Думаю, что именно он возглавлял группу - двое других хоть и урки со стажем, но интеллектом не блещут, вечные шестёрки.
        - Связи их проверяются? - Разумеется, - подтвердил Корытин. - Начальство икру заметало, что с ними в последние годы редко случается. Ты освободи меня хоть на вечер, Виктор Васильевич, - тёща мне не простит подобной неотзывчивости.
        - Ладно, - свеликодушничал Чеботарёв. - Свободен до утра.
        Корытин исчез раньше, чем Виктор успел закончить фразу, впрочем, самое время ему было отдохнуть, иначе завтра от него толку не добьешься. - Машина? - спросил Чеботарёв у подоспевшего на смену оперу Пряхина. - Сначала машина, а потом добили тяжёлым предметом по черепам. - Зачем такая жестокость?
        - Возможно, боялись быть опознанными, а может, страх наводили. - Жестокостью сейчас вряд ли кого испугаешь, - вздохнул Чеботарёв. - Значит, случайный наезд исключается?
        - Абсолютно, - подтвердил Пряхин. - Если судить по следам протекторов, то дело обстояло так: Сахаров со товарищи перекрыли своей машиной пролом в заборе и бросились навстречу первой машине, не приняв в расчёт того, что за ней может появиться вторая. Вот эта вторая машина на полном ходу вмяла их в землю, а после выскочившие оттуда бравые ребята добили ещё живого Сахарова, поскольку двое других были уже покойниками.
        - Сахаров успел выстрелить из пистолета, - напомнил Чеботарёв. - Он стрелял, скорее всего, по первой машине. А вот автоматная очередь была, по всей видимости, выпущена в белый свет, как в копеечку, просто палец у стрелявшего дёрнулся во время наезда. Я думаю, их ослепила первая машина, а вторую они если и заметили, то в самый последний момент.
        Чеботарёв остановился на площадке между первым и вторым этажом, чтобы достать из почтового ящика газеты, и долго шарил по карманам в поисках ключа. Вообще-то рассеянность не была ему свойственна, и он даже рассердился на самого себя за столь раннее проявление старческого склероза. Ключ он всё-таки нашёл, но, видимо, неудовольствие столь отчётливо читалось на его лице, что проходившая мимо соседка взглянула на него с испугом. Чтобы как-то сгладить неловкость ситуации, Чеботарёв ласково улыбнулся ей и кивнул головой. Знал он соседку плохо, хотя жила она всего лишь этажом ниже, но, встречаясь на лестнице, вежливо здоровался. И получал в ответ такое же вежливое - здравствуйте. На этом их общение заканчивалось. Соседке было около тридцати, она была замужем, и у неё был ребёнок. Но сегодня ему показалось, что соседка кроме «здравствуйте» ещё что-то хотела сказать и даже покраснела от смущения, встретившись с ним глазами.
        Чеботарёв нагнал её ещё раз на третьем этаже, где она пыталась открыть дверь собственной квартиры.
        - У вас проблемы?
        Вопрос имел двоякий смысл, и его интерпретацию Чеботарёв отдавал на усмотрение соседки.
        - Почему-то дверь не открывается.
        Будь Чеботарёв патентованным жеребцом, вроде Резанова, он вполне мог бы вообразить, что соседка воспылала к нему неземной страстью и ищет только повод, чтобы отдать ему своё слегка располневшее тело. Бабёнка-то как раз в Резановском вкусе, именно таких широкобедрых и полногрудых он и привечает, не обращая внимания на масть. Впрочем, если судить по локону, выбивающемуся из-под косынки, то эта женщина волосы красила.
        - Ну вот, - сказал Чеботарев, поворачивая ключ, - Кажется всё в порядке.
        И вновь Виктору почудилось, что рот её приоткрылся для вопроса, который так и не прозвучал. Женщина слишком поспешно скрылась за дверью, словно испугалась собственной несостоявшейся смелости. Только на пороге своей квартиры Чеботарёв вспомнил имя соседки - Ирина, но это было, пожалуй, всё, что он о ней знал.
        Сон Чеботарёву перебили. Так почему-то получалось всегда, стоило ему только завалиться спать чуть раньше положенного срока. Телефонный звонок следовал незамедлительно и неизбежно, траурной мелодией отзываясь в голове. И после этого сон к нему не возвращался, хоть плач. Приходилось долго лежать, ворочаться с боку на бок, а потом вставать, тащиться на кухню пить чай, просто от безысходности. Он пробовал читать и мучился с подвернувшейся под руку книгой больше часа, пока не понял, что эта галиматья ему абсолютно неинтересна. Однако кое-какую пользу из долгого чтения Чеботарёв извлёк: его неудержимо стало клонить ко сну. В окно он глянул случайно, отправляясь на боковую. Чеботарёв никому не посоветовал бы по нынешним временам разъезжать по тёмным улицам в одиночку, тем более красивой женщине. Он был уверен, что в машину садилась именно Агния, и очень удивился тому, что какая-то нелёгкая занесла её в столь непрестижный район. Впрочем, Чеботарёва прогулки чужой жены по засыпающему городу абсолютно не касались, поэтому, зевнув сладко на чужую суету, он отправился спать.
        Проснулся Чеботарёв в прескверном расположении духа: то ли не выспался за ночь, то ли предстоящий день обещал быть не слишком радостным, и настроение испортилось раньше, чем поступили дурные вести. Впрочем, и вести не заставили себя ждать, были они не то, чтобы горестные, но и приятного в них оказалось мало. Ничего нового Корытин добыть не смог, зато долго и нудно рассказывал о связях почившей троицы в известных правоохранительным органам кругах. Всплыл, правда, в связи с Сахаровым некто Рекунов, по сведениям, весьма серьезный субъект, но эту ниточку ещё нужно было проследить досконально. - Звонил тут один журналист, - Корытин долго рылся в бумагах, разыскивая запропавшую фамилию. - Рязанов кажется.
        - Резанов, - поправил Чеботарёв. - Это мой хороший знакомый. - Так он не тебя искал, Виктор Васильевич, он спрашивал, кто ведёт дело о тройном убийстве, якобы у него есть важные сведения. Эти журналюги совсем обнаглели, но если он твой друг, то тогда конечно.
        - Ему сообщили, что я веду расследование? - С какой стати, - удивился Корытин. - Дали мои координаты и попросили навестить в удобное время. Чем чёрт не шутит, может и сообщит что-нибудь интересное. - С Резановым я сам поговорю.
        - В таком случае у меня всё.
        Скорее всего, Корытин прав - Сергей Резанов в своём репертуаре. Криминальной хроникой он, правда, до сих пор не занимался, но, видимо, учуял, что дело не обычное. Сведений у него наверняка никаких нет, а позвонил он с целью выведать хоть какую-то информацию.
        Резанов был дома и трубку взял сразу. - Сознавайся, какую лапшу ты собирался навесить на уши моим ребятам. - Так это ты ведёшь дело? - Резанов огорчился этому обстоятельству. Знал, что выбить у Чеботарёва по дружбе хоть сколь-нибудь важные сведения - дело безнадежное.
        - Соврал всё-таки, - сделал вывод Виктор. - Стыдно, молодой человек, отвлекать занятых людей от дела.
        - Если следствию мои показания неинтересны, то тогда о чём разговор.
        Судя по ноткам торжества в голосе, кое-что Резанов действительно знал, и Чеботарёв насторожился.
        - Видел я этих ребят ночью на том самом месте, где произошло убийство. - Ты уверен, что это были именно они?
        - Стопроцентной гарантии я тебе дать не могу, но приметы совладают. Настроение у меня было паршивенькое, а тут ещё Ксения со своими страхами… - Ксения была с тобой?
        - Конечно, - удивился Резанов. - Разве я тебе не сказал? Забрал её с работы, поужинали мы в одном хорошем месте и отправились ко мне.
        - О дыре в заборе ты давно узнал?
        - Уже больше месяца там езжу. Я тебе честно скажу, струхнул малость: темень кругом, а тут нам дорожку аккуратно так подрезали - ни вправо, ни влево хода нет. У моего «Москвича» мотор заглох от чужого коварства. Они посветили фонариками сначала на меня, потом на Ксению: извини, говорят, мужик, ошиблись.
        - А про этот проезд многие знают? - Нельзя сказать, что там движение оживлённое особенно по ночам, но автомобилисты народ ушлый и всё время норовят проехать не той дорогой, которую им указывает наше доброжелательное ГИБДД. Я думаю, эти ребята не случайно там оказались, они кого-то ждали. Причём этого кого-то они явно не опасались, иначе не пошли бы на меня столь беззаботно.
        - Спасибо за помощь, Сергей Михайлович, - официально поблагодарил информатора Чеботарёв. - Приношу вам свои извинения за проявленное в начале разговора недоверие.
        - Какие пустяки, Виктор Васильевич, - хмыкнул Резанов. - Но вы уж не забудьте нас по части информации.
        - Ты будешь в очереди первым, - не слишком любезно буркнул Чеботарёв и повесил трубку.
        Выходит, ждали. Причём ждали человека абсолютно беззащитного - Резановские слова только подтвердили наблюдения Чеботарёва. Не исключено, что Сахаров с подельниками ошибся во второй раз, а нужная им компания воспользовалась удачно сложившейся ситуацией. Надо поговорить ещё и с Ксенией, Резанов человек с фантазией, мог что-то прибавить, что-то упустить, а у Ксении глаз практичный, женский. Правда, состояние Ксении, если верить Резанову, оставляет желать лучшего, но, в конце концов, Чеботарёвым движет не праздное любопытство: если разговор негативно подействует на женщину, то он в любую минуту может его прекратить.
        Ксения приняла Чеботарёва, как старого друга и засмеялась, глядя в его озабоченное лицо:
        - Признайся, я произвожу необычное впечатление? - Давненько не виделись, - вильнул Чеботарев. - К тому же я более выдержанный человек, чем Резанов.
        - А он тебе обо всём рассказал?
        Глаза Ксении излучали уверенность и оптимизм. Зря, между прочим, Резанов утверждал, что она пополнела, никаких особых изменений в ёё фигуре Чеботарёв не обнаружил, а худенькой Ксения никогда не была.
        - В общих чертах, - сказал Чеботарёв. - Он за тебя испугался. - Заигралась, - Ксения состроила извиняющуюся гримасу. - Я никак не предполагала, что он воспримет всё это всерьез. Он меня достал своими упрёками в отсутствии фантазии. А тут ещё я себе волосы испортила. Пришлось стричься под ноль.
        - Представляю, - сочувственно поддакнул Чеботарёв. - Да ничего ты не представляешь, - возмутилась его лицемерию Ксения. - Понять меня может только женщина, пережившая подобное несчастье.
        - Резанов здорово расстроился. - Да, я это слишком поздно поняла, мне то казалось, что он оценил мою игру.
        Виктору Ксения всегда нравилась - сильная, волевая, целеустремленная. И в этом своем офисе она не выглядела элементом чужеродным, наоборот смотрелась среди телефонов и компьютеров, как рыба в воде. Некто, Чеботареву незнакомый, приоткрыл дверь, но, встретив суровый взгляд начальства, тут же её и закрыл, не осмелившись даже слова произнести без разрешения.
        - Строга, - попенял Чеботарёв. - Мягче надо с людьми.
        Ксения вновь засмеялась:
        - Мягче с мужиками никак нельзя, у них воображение начинает разыгрываться, а мне Резанова с его фантазиями хватает за глаза.
        - Резанов мне говорил, что тебе кто-то угрожает? - Мало ли психов, - махнула рукой Ксения. - Звонил какой-то ненормальный, напугал мою секретаршу. Девочка у меня недавно и к хамству ещё не привыкла. - Я к тебе, собственно, по другому поводу, - уточнил Чеботарёв.
        Тень набежала на лицо Ксении, но Виктор не придал этому значения - редко кто добровольно рвётся в свидетели, да ещё по столь пакостному делу, как убийство трёх человек. Это у Резанова к подобным проблемам профессиональное любопытство, а для делового человека, чем он дальше от правоохранительных органов, тем лучше. - Я просто хотел кое-что уточнить, глаз у тебя трезвее, чем у Сергея. - Насчёт трезвости ты в самую точку попал, - улыбнулась Ксения. - Мы выпили в ресторане, я поменьше, он побольше. Поэтому Резанов и полез в тот тупик, не захотел перед гаишниками светиться.
        - Ты никого из этих людей прежде не встречала? - Нет, - уверенно отозвалась Ксения. - Она, видимо, в тени забора прятались, а затем выскочили неожиданно наперерез.
        - Резанов сразу вышел из машины? - А что ему оставалось делать, мотор-то заглох. Разговор, правда, был недолгим. Они подали машину назад и освободили проезд.
        - Спасибо за информацию. - Спасибо оставь себе, а меня, будь добр, не впутывай в это дело, Виктор Васильевич. Терпеть не могу, ходить в свидетелях.
        Визит к Ксении дал Чеботарёву ещё меньше, чем разговор с Резановым. Впрочем, никаких открытий он от этой встречи не ждал и пошёл на неё только для очистки совести.
        И всё-таки что-то в этом разговоре было не так. Чеботарёв несколько раз прокрутил его в памяти и не нашёл к чему придраться, но ощущение неискренности со стороны Ксении не пропало. Фальшь была не столько в словах Ксении, сколько в её поведении. Когда Резанов появился в Чеботарёвской квартире, он был не на шутку встревожен и расстроен. Да фантазёр, но не настолько же, чтобы не почувствовать игры женщины, с которой знаком пять лет. Сергей слишком умён и наблюдателен, чтобы его можно было так легко провести.
        Почему-то в сознании Чеботарёва всё время пересекаются два этих совершенно, казалось бы, не связанных друг с другом дела: Кинг-Конг, божественный бык, убийство Паленова и чудовищно изуродованные тела.
        Нельзя сказать, что Чеботарёв поджидал соседку, он просто знал, что в это время она укладывает своего малыша спать и отправляется в магазин на углу. Как-то, помимо его воли, этот факт отпечатался в памяти. Иной раз он досадовал на себя за излишнюю наблюдательность, но в данном случае она ему пригодилась.
        Интерес к Чеботарёву в глазах Ирины пропал, но всё-таки она вежливо ему улыбнулась и поздоровалась, с намерением проскочить мимо. - Извините, Ирина, но мне в прошлый раз показалось, что вы хотели меня о чём-то спросить?
        - Не о чём-то, а о ком-то, - Ирина слегка порозовела. - О человеке, который выходил из вашей квартиры, он показался мне знакомым:
        - А почему не спросили? - Постеснялась, да и не очень важно всё это было. - Видимо у нас с вами масса общих знакомых Ирина. Вчера я видел женщину у нашего подъезда…
        - Это моя подруга, - прервала Чеботарёва Ирина. - Давняя, ещё со школы. Мы с ней потеряли друг друга на долгие годы, а недавно случайно в кафе встретились. - Обознался, - виновато пожал плечами Чеботарёв. - Извините, что побеспокоил.
        Конечно, у женщин могут быть свои тайны, о которых мужчинам знать не обязательно, но лгут они с такой поразительной ловкостью и лёгкостью, что не всякий следователь прокуратуры способен разобраться в их показаниях.
        Элем и сам не знал, почему ему вдруг пришла в голову мысль навестить Элию. Во всяком случае, некоторое томление плоти он ощущал и в случае недовольства божественной коровы вполне мог на него сослаться. Вообще-то Элия ни в грош не ставила отставного барабанщика и не особенно скрывала своё к нему презрение. Не то, чтобы подобное отношение уж слишком обижало Элема, но всё-таки он полагал, что знатная женщина могла бы поснисходительнее относиться к тому, кто был отмечен божественным быком.
        Элема пугала мрачная громадина храма, под сенью которого он жил вот уже несколько дней, в окружении свирепых жрецов божественного Огуса. Он даже вздрагивал иной раз, заметив вдруг в полутёмной нише застывшую в неподвижности фигуру жреца-кастрата с рогатым копьём в руках. Ему почему-то сразу же вспоминался жестокий удар Атемиса, насквозь пробивший грудь Фалена. Всё-таки Элем, наверное, не был рождён солдатом, потому что кровь несостоявшегося вождя на плитах повергла его в ужас. А вот Элия шагнула в кровь так, словно это была самая обычная вода. Иногда очень выгодно родиться в доме знатного человека, это даёт уверенность в праве идти по чужим трупам к вершине власти. А Элем боялся - боялся жрецов, боялся казней, боялся гнева народного. Ибо народ в любую минуту может вообразить, что божественный бык покинул тело Элема, и тогда опустевшую оболочку, скорее всего, уничтожат. Таков, говорят, обычай. А обычаи своего народа Элем привык уважать. Правда, в данном конкретном случае народ мог бы войти в положение барабанщика, который к власти не рвался, а стал в некотором смысле жертвой любви божественного
быка. Но Элем был почти уверен, что эбирская чернь в такие тонкости входить не будет, а будет наоборот рвать глотки, требуя его казни.
        Барабанщик дураком не был и отлично понимал, что присутствие божественного быка на грешной эбирской земле выгодно в первую очередь верховному жрецу Атемису, и тот без крайней нужды не станет сообщать народу об уходе Огуса. Иное дело божественная корова Огеда - эта вдовушка Доху-о-доху в любую минуту могла заявить, что Огус покинул бренное тело барабанщика Элема и выбрал для себя иную, более достойную оболочку. Поэтому Элем делал всё от него зависящее, чтобы ненароком не раздразнить божественную корову, которая в гневе была просто невыносима, и успокоить её мог только сам божественный бык, который, надо отдать ему должное, всёгда в критические моменты приходил на помощь преданному барабанщику. Перед силой божественного быка Элия смиряла гордыню и становилась покладистой и услужливой, как проститутка из эбирского бардака, которой хорошо заплатили. Может, это и не совсем благочестиво, но Элем божественному быку завидовал, и много бы дал, чтобы Элия столь же истово покланялась и ему, простому барабанщику. Но всё это, конечно, из области несбыточных фантазий. Если Элия кого-то и уважала, то только
старого жреца Атемиса, к советам которого неизменно прислушивалась. Тоже не глупой курицей оказалась дочка знатного эбирского мужа Улека, сразу поняла, что повязана с жрецами одной верёвочкой.
        Покои божественной коровы Огеды были расположены довольно далеко от покоев её божественного супруга. Так пожелала Элия, а Элем не рискнул ей возразить. Конечно, для молодых его ног расстояние в пятьсот шагов не в тягость, и кабы речь шла о городских мостовых, барабанщик готов был прошагать и вдесятеро больше. Но храм, это совсем иное дело. Элем всё время боялся заблудиться в его бесчисленных переходах. По Эбиру ходили слухи, что человек, попавший в храмовый лабиринт, не выберется оттуда никогда. Элем с опаской косился на бесчисленные ответвления, попадающиеся на его пути, и молил Огуса о том, чтобы не позволил ему сбиться с верного курса. Впрочем, этот сегмент храма был барабанщику знаком, и он был почти уверен, что доберется до Элии без приключений.
        Свернув за угол, Элем едва не столкнулся нос к носу с кастратом Юдизом, который в сопровождении закутанного в тёмный плащ человека стремительно двигался ему навстречу. Барабанщик на всякий случай отступил в спасительную тень и, кажется, остался незамеченным. Испугался он не кастрата Юдиза, а его спутника, который, не будучи жрецом, тем не менее, расхаживал по храму, как по собственному дворцу. Хотя слово «расхаживал» в данном случае не совсем верно, поскольку эти двое бежали, словно спасались от погони. Элему показалось, что он опознал в спутника Юдиза знатного мужа Регула, и он очень удивился, что жрецы подпустили ближайшего сподвижника Фалена так близко к божественной корове.
        На взгляд Элема, в покоях божественной коровы Огеды было неестественно тихо для этого ещё не позднего времени. Обычно на ее половине толпились по нескольку десятков рабынь, служанок и прочих шумливых особ женского пола. Увидев подле дверей опочивальни божественной коровы спящую Ледию, Элем удивился ещё больше. И не только удивился, но некоторое время с удовольствием разглядывал её вольно раскинувшееся на лежанке тело. Божественный бык при виде столь лакомого куска тоже распалился, и барабанщик с некоторым испугом, как это с ним бывало всегда, почувствовал его пробуждение. И в этот самый момент в спальне закричала Элия…
        Увидев трёх мужчин, проникших в спальню Огеды, Элем обомлел от страха. Мужчины были вооружены мечами и явно пришли убивать. Объектом их внимания был не Элем, которого они даже не видели, а Элия, вскочившая с постели и в ужасе застывшая у противоположной стены. В руках у нее был кинжал, которым она беспорядочно размахивала, словно пыталась отпугнуть приближающихся убийц. У Элема был шанс скрыться незамеченным, и очень может быть, что он так и поступил, если бы не охватившая его вдруг нечеловеческая ярость, от которой тело затрясло крупной дрожью. Божественная корова подверглась нападению, и гнев быка Огуса был просто страшен. Ничего подобного до сих пор барабанщик Элем не переживал и не ощущал. Да и не было уже в этой комнате Элема, или, точнее, он был, но скукоженный до неприличия, и его уже можно было не принимать в расчёт. Божественный бык издал такой потрясающий рёв, что задрожали дворцовые стены. Элем не видел быка со стороны, но зато он отчётливо видел искажённые ужасом лица убийц и их выпученные глаза. Краешком сознания, чудом ещё сохраняющемся в океане ярости, Элем уловил, что происходит
нечто совершенно невообразимое, неукладывающееся в человеческие понятия. Божественный бык рвал и ломал своих противников, которые только хрипели, парализованные чудовищной мощью. Кровь жертв распаляла быка, и Элем отключился, чтобы окончательно не сойти с ума от всего пережитого и увиденного. В эту минуту ему показалось, что он уходит навсегда, поскольку его разум был слишком ничтожен по сравнению с той животной силой, которая овладела его телом.
        И всё-таки Элем вернулся в этот мир, когда бык, утолив и свою ярость, и свою страсть к божественной корове, утихомирился. На лице Огеды ещё оставались следы пережитого ужаса, но тело исходило в сладкой истоме завершающей фазы божественной любви. Элия была перепачкана кровью, что не помешало ей отдаться быку среди трупов с такой же страстью, как на священном ложе храма.
        Элема затошнило от отвращения, во всяком случае, должно было затошнить, но в эту минуту Резанов проснулся. Похоже, он съел сегодня за ужином что-то несвежее, и оно напомнило ему о себе чудовищным сном. Ну и, конечно, на него подействовала история с тройным убийством. Подсознание откликнулось на газетную шумиху таким вот странным образом.
        Всё-таки у Резанова есть все шансы однажды сойти с ума. Этот историко-эротический сериал затянулся и, похоже, собирается превратиться в кровавую трагедию с печальными для дурака Элема последствиями.
        Не исключено, впрочем, что дело не в Элеме, а в самом Резанове. Может это отравленное алкоголем Резановское сознание ухватило в ту ночь нечто, напомнившее о себе сутки спустя.
        А ведь он не был пьян. Резанов вспомнил это совершенно отчётливо. Он не был пьян, когда они вышли из кабака. И это он первым обратил внимание на преследующую их машину. Ксения испугалась и стала что-то лихорадочно искать в сумочке. Кажется - газовый баллончик, чем чрезвычайно насмешила Резанова. Хотя ситуация складывалась вроде бы невесёлая, и обезумевшая Ксения что-то кричала, возможно проклинала «Москвичонка», творившего чудеса на тёмных пустынных улицах. Сплоховал он только в тупике, который тупиком не был. «Жигуленок» обогнал заглохший «Москвич» и подрезал ему путь. Вот тогда Резанов и вышел навстречу тем троим…
        А что было потом, он не помнил, то есть помнил, но в основном по рассказам Ксении, которая поведала ему всю эту историю рано по утру. И тогда ему показалось, что он вспомнил, но теперь выходит, что вспомнил он не то, что было, а то, что хотела втиснуть в его мозги Ксения.
        В чём он тогда был одет? Костюма на нём, кажется, не было. Духота ведь стояла невыносимая, и даже к вечеру жара не спала. К Чеботарёву он ходил в джинсах, но, не с исключено, что всё-таки переоделся, отправляясь к Ксении. Резанов включил свет, хотя в этом уже не было необходимости - утро вступило в свои права. Заглянув в шкаф, он сразу понял, что взялся за непосильную задачу: во-первых, одежды у него было гораздо больше, чем он предполагал, а во-вторых, если бы из гардероба что-нибудь пропало, то он этого никогда бы не заметил. Костюмов он насчитал целых пять, но их могло быть и шесть, а о рубашках и вовсе речи не было. Любимые джинсы были на месте, но пятен крови
        на них не было, как и на остальной одежде, впрочем. Нет, джинсы, конечно, исключаются. Ксения, с её пристрастием к стилю, никогда бы не пошла с ним в ресторан, не будь он в костюме. Не исключено, что у него было всё-таки шесть костюмов, не исключено, что он просто сходит с ума.
        Допустим, он не был пьян, когда выходил из ресторана, допустим, их даже преследовал автомобиль, но не мог же Резанов вот так с бухты-барахты, даже окончательно спятив, порвать на куски трёх здоровенных мужиков, к тому же до зубов вооружённых. Какая бы сила инстинкта в нём не просыпалась, она не могла быть большей, чем возможности его собственного организма, пусть и не хлипкого, но и не настолько мощного, чтобы потрясать Вселенную.
        Нервы попросту разгулялись и больше ничего. Воспаление в мозгах, претензия на манию величия. Говорили же тебе разумные люди, Резанов, - сведут тебя бабы с ума.
        Чеботарёва Резанов встретил чуть ли не в шаге от собственного гаража. Следователь был чем-то озабочен, во всяком случае, глубокомысленно разглядывал тёмные пятна на асфальте, по мнению Резанова, абсолютно непохожие на кровь. Его помощник, ражий детина в клетчатой рубахе, о чём-то оживлённо беседовал с владельцем соседнего бокса.
        - Ты не ко мне случаем? - полюбопытствовал Резанов. - Нет, просто осматриваю местность, - Виктор вяло пожал протянутую руку.
        - Ищите следы крови? - А почему крови? - удивился Чеботарёв. - Нет, это масло. Случайно не из твоего «Москвича»?
        - Мой по ночам не писается, - усмехнулся Резанов.
        Чеботарёв с интересом разглядывал «Москвича», словно видел его впервые в жизни.
        - Твоей жестянке самое место на автомобильном кладбище. - Почтенная машина, - согласился Резанов. - Разрешаю вам обнюхать её на предмет утечки масла.
        - Корытин, - позвал Виктор помощника. - Побеседуй с товарищем. - А почему не с господином? - удивился Резанов понижению своего статуса. - Господа на таких не ездят, - объяснил ему подошедший Корытин. - Ваше счастье, что мы не из ГИБДД. Вмятин-то, вмятин сколько.
        - Ветеран, не первый десяток лет хорошим людям служит. - Пулевых ранений, к сожалению, не вижу, - вздохнул Корытин.
        - Мы же не танки какие-нибудь, в боевых действиях нё участвовали. - Долг требует настучать на вас в ГИБДД, - сказал Корытин, вытирая руки тряпкой, - но, принимая во внимание ваше чистосердечное раскаяние и готовность к сотрудничеству с правоохранительными органами, замнём для ясности. - Стукачам, значит, скидка?
        - Не стукачам, а добровольным помощникам, - поправил Чеботарёв. - Настоятельно советую тебе, Серёжа, сдать эту рухлядь в металлолом, пока шею не свернул.
        Корытин уже трепал у соседнего бокса очередную жертву, а Чеботарёв вновь с интересом уставился в грязь. Резанову не оставалось ничего другого, как сесть в оболганную машину. Капот, конечно, нужно заменить, вмятины его не красят, но в остальном автомобиль был хоть куда.
        Назло сыскарям, «Москвич» завёлся с полуоборота и так смачно плюнул в сторону хулителей бензиновым перегаром, что у Резанова сразу полегчало на душе.
        У божественной коровы были посетители. Впрочем, Резанов не скучал в приемной в обществе Лидочки и горячего чая. Блондиночка смотрела на словоохотливого гостя очень тепло. Она явно прибавила в уверенности за последние дни, и даже юбка её стала короче того стандарта, который Сергей Михайлович мог бы порекомендовать девушкам для ношения без ущерба для общественной нравственности.
        Ксения не то, чтобы удивилась, но и не слишком обрадовалась его приходу. Впрочем, у неё, кажется, сегодня вообще было неважное настроение, да и лицо смотрелось загорелым на солнце лимоном.
        - Ты не помнишь, куда подевались чехлы с москвичёвских сидений?
        Ксения осталась совершенно невозмутимой:
        - Разумеется, помню. Я заставила тебя их выкинуть, поскольку это вообще ужас какой-то.
        - И давно я их выкинул? - Месяца два назад. У тебя, по-моему, склероз, Серёжа.
        Что верно, то верно, теперь Резанов отчётливо припомнил всю эту дурацкую историю с чехлами. Ксения, с первого взгляда невзлюбившая несчастного механического ублюдка, в один прекрасный момент взбунтовалась: видите ли, её белый костюм не выдержит соприкосновения с засаленной до неприличия тряпкой. А Резанов тогда так разошёлся, что выкинул чехлы к чёртовой матери и пообещал купить новые под цвет лица любимой женщины.
        - Ты на что намекаешь? - взвилась тогда Ксения.
        Скандал закончился тем, что Резанов бросил «Москвичонка» на обочине и сел за руль Ксеньиного «Мерседеса», совершенно тупорылой и бесхарактерной машины, с лёгкостью необыкновенной отдающейся первому встречному.
        - А где твой «Мерседес»? - В ремонте.
        - Давно? - Нет, недавно. А что ты меня спрашиваешь всё время, словно у тебя память отшибло? - Сон видел. - Опять какая-нибудь эротическая гадость с элементами насилия, - возмущённо фыркнула Ксения. - Ты извращенец, Резанов. Прикажешь мне на голову встать или это будет ещё более изысканная поза? Хватит, Сергей Михайлович, мне твои фантазии надоели. Тем более что ты взял за правило меня же в собственных извращениях обвинять.
        - Я тебя обвинял? - несказанно удивился Резанов. - Не прикидывайся, пожалуйста, психопатом. Мало того, что обвинял, так ещё и раззвонил о своих извращениях всему свету.
        - Я раззвонил? - Резанов потихоньку переходил от простого изумления к бешеному. - Но не я же, - в голосе Ксении появились столь ненавистные ему визгливые нотки. - Следователь меня уже пытал по этому поводу. Пьяница ты и сексуальный маньяк.
        - Спасибо за откровенность, - сказал Резанов, пересиливая желание запустить в любимую женщину чем-нибудь существенным с её же стола. - Не смею больше обременять вас своим присутствием.
        - Шут гороховый, - прошипела Ксения ему вслед.
        Так круто они ещё никогда не ссорились, не говоря уже о претензиях Ксении к его внутренним и внешним достоинствам. Скажите пожалуйста, какие мы нервные. Допустим, он перебрал в тот вечер в ресторане, но ведь можно же объясниться по-человечески, не устраивая истерик. Быстро всё, оказывается, кончается в человеке: от любви до ненависти всего один шаг.
        Резанов остановил машину почти машинально, реагируя даже не на лицо и не на фигуру, а на умоляющий жест. Куда-то эта краснощёкая молодка явно спешила и, если судить по расстроенному лицу, опаздывала. Сумка у неё была неподъёмная и настолько объемная, что никак не умещалась в салоне. Резанов уже собирался выйти и помочь, но крашеная брюнетка справилась сама. Фигурой она напоминала Ксению, но была, пожалуй, помоложе.
        Сумка заняла слишком много места, и пассажирке совершенно некуда было деть ноги, которые в результате весьма неудобной позы обнажились чуть ли не по самые бёдра. Смущённая пассажирка пыталась юбку подтянуть, но от этого становилось ещё хуже. Или лучше, если смотреть с Резановского места.
        - Может вам газетку дать? - Резанов не выдержал и расхохотался.
        Пассажирка покраснела и отвернулась к окну.
        - Не смущайтесь, - пожалел её Резанов. - Я буду смотреть только на дорогу. - Вы это уже видели, - неожиданно сказала брюнетка и безнадёжно махнула рукой. - А что «это»? - не понял Резанов, которого разговор забавлял. - И куда вас везти? - Домой, - удивлённо вскинулась незнакомка. - У меня ребёнок маленький на соседку остался.
        - В таком случае укажите адрес, - улыбнулся Резанов. - Я думала, вы знаете, - пассажирка украдкой бросила на него взгляд. - Я вас тоже не сразу узнала.
        Дело принимало ещё более забавный оборот, чем он предполагал вначале. Хотя, быть может, и не такой уж забавный. Резанову вдруг показалось, что он действительно видит эту женщину не в первый раз, но где и при каких обстоятельствах состоялась их встреча, почему-то выпало из его памяти.
        - Вы так пристально смотрели на меня тогда в кафе, что мне показалось - узнал, - вздохнула брюнетка. - А потом мы столкнулись с вами на лестнице.
        - На какой лестнице? - не понял Резанов. - Ваш друг Чеботарёв живёт прямо над нами, - пояснила брюнетка. - Я, правда, не была уверена на сто процентов, но Агния подтвердила, что это действительно вы - Сергей Резанов.
        - Ирина, - вспомнил, наконец, беспамятный водитель.
        Впрочем, беспамятство Резанова имело под собой весьма существенную основу, поскольку видел он брюнетку, а тогда, кажется, шатенку от силы раза четыре, и было это десять лет тому назад. Тогдашнему Резанову хватило одной ночи, чтобы соблазнить невинную девушку. Вот так встреча. А он забыл Ирину через неделю
        и никогда о ней больше не вспоминал. Так что Ксения не так уж и не права в определениях - пьяница и сексуальный маньяк. Во всяком случае - свинья.
        - Вы могли бы узнать мой адрес, - сказал он с запоздалым смущением. - Ну, хоть бы у того же Егора. Написали бы письмо. Я ведь учился тогда в другом городе. - Вы дали мне свой адрес, только он оказался фальшивым. Я вам писала письма и ждала ответа. Но ответа не было и не могло быть. Обиднее всего, что кто-то читал мои письма, поскольку они не возвращались назад. Смеялся, наверное, до колик в животе.
        Резанов тихо ужаснулся своей тогдашней подлости. Неужели действительно дал Ирине фальшивый адрес? А главное, зачем? Струсил, что ли?
        - Да вы не расстраивайтесь, - как-то уж слишком бесшабашно махнула рукой Ирина. - С кем по молодости лет не случается подобных историй. Мне, правда, обидно стало: вот, думаю, столкнулись лицом к лицу, а он даже не узнал. А вообще-то всё, что было, быльём поросло. Я сейчас замужем и в семейной жизни счастлива. - Извините, - только и нашел, что сказать Резанов. - Да бросьте вы, - засмеялась Ирина почти беззаботно. - Если бы я знала, что вы так расстроитесь, то никогда бы в машину не подсела. Это меня девчонки подбили.
        - Какие девчонки? - Агния со Светкой, - пояснила Ирина. - Мы в кафе сидели, когда вы проехали мимо. Агния узнала вашу машину. А Светка сказала, что вы этой же дорогой назад поедите. Вот Агния и посоветовала к вам подсесть - мол, домчит до дома. Мы подруги были ещё со школы. Я им по глупости всё тогда выложила. Есть, мол, у меня красивый студент, как только институт закончит, так мы поженимся. И я не то, чтобы врала, а просто мне тогда так казалось. Имени вашего я не называла, но Агния догадалось после нашей недавней встречи в кафе. По моему лицу, наверное. Она глазастая, а я своих чувств скрывать не умею. Приезжала она ко мне чуть не ночью, хорошо муж был на дежурстве, всё выпытывала про вас - что да как. А я ей говорю - быльём поросло. - А Светка, кто такая? - спросил Резанов. - Среди моих знакомых она вроде не числится.
        - Не знаю, - недоверчиво покачала головой Ирина. - Из разговора я поняла, что им вся ваша подноготная известна - с кем спите, что едите. Светка-то с уголовником путается. То есть раньшё он был уголовником, а сейчас прямо и не знаю кто. Джентльмен удачи. Они меня за дуру необразованную держат, потому и говорили без стеснения. Агния эту вашу Ксению просто ненавидит, уж не знаю за что. А за вами следят, кажется. Во всяком случае, Светку предупредили, что вы через шесть-семь минут будете у перекрёстка. - Кто предупредил? - Жлоб-охранник с мобильным телефоном, - пояснила Ирина. - Светка-то вся из себя и без охраны не ходит. А у этого её джентльмена фамилия Рекунов, может, слышали? Сволочь, говорят, каких поискать. Вот я и решила разыграть перед ними простодушную дурочку, чтобы вас предупредить. Сначала хотела всё Виктору Васильевичу рассказать, а потом думаю - он ведь следователь прокуратуры, и может вам неловко его в свои дела вмешивать. - Спасибо, - поблагодарил Резанов, притормаживая машину. - Я вам помогу. - Нет, что вы, - испугалась Ирина. - Увидит кто-нибудь, а у меня муж ревнивый. Вам спасибо,
что подвезли.
        Вытаскивала она свою сумку из салона столь же мучительно, как и втаскивала. Так что у Резанова было время помучиться угрызениями совести, на неё глядя. Очень может быть, что Ирина на эти его угрызения и рассчитывала, а потому и не слишком торопилась. Но если это и была месть, то масштабом явно не по Резановской вине. И почему он дал ей тогда фальшивый адрес? А ведь за приличного человека себя держали, Сергей Михайлович, и даже брезгливо морщились, глядя на чужое паскудство. И женщина, что самое обидное, хорошая. Очень может быть, что Резанов той поры обманул не наивную девушку, а самого себя нынешнего. И по всему выходило, что так оно и есть. Оттого, наверное, на душе у Резанова в эту минуту было особенно тоскливо.
        Чеботарёв был дома и трубку взял почти сразу, так что Резанову не пришлось томиться ожиданием. Если судить по голосу, то Виктор был сильно не в духе, видимо, это дело с тремя покойниками покоя ему не давало.
        - Тебе фамилия Рекунов ничего не говорит? - Есть такой, и что дальше? - не очень охотно после продолжительной паузы отозвался Чеботарёв.
        - Ничего особенного, просто так спросил. - Темнишь, Серёжа. Имей в виду: вздумаешь Джеймса Бонда из себя разыгрывать - костей не соберёшь. У нас здесь не Англия с их леди и джентльменами. Понял? - Это я давно уже понял, ты напрасно обеспокоился. - От кого ты о Рекунове узнал? - От жреца Атемиса.
        - Всё шутишь, Сергей Михайлович? - Отнюдь нет. Этот Рекунов, а если брать в эбирской транскрипции, то Регул, через свою подружку Светлану организовал покушение на божественную корову. - А предотвратил ужасное преступление конечно барабанщик Элем? - Божественный бык, он их буквально на куски порвал.
        Молчание на том конце провода было продолжительным. Резанов ожидал мата, поскольку всё это очень уж походило на издевательство над занятым и озабоченным неудачами человеком, но Чеботарёв откликнулся вполне доброжелательно:
        - Когда ты видел этот сон? - Минувшей ночью. - Кто ещё участвовал в эбирском покушении кроме Регула? - Кастрат Юдиз, лица которого я, впрочем, не помню.
        - А Атемиса ты можешь описать? - Сухой, высокий и прямой как палка человек, лет пятидесяти. Во всяком случае, так его описывала Агния, которая, к слову сказать, если и не причастна к покушению, то поддерживает тесную связь с теми, кто его организовал.
        - Там, в Эбире? - Нет, здесь, в России. - Я тебя предупредил, Серёжа, - спохватился Чеботарёв. - Не вздумай заниматься самодеятельностью - не того калибра люди, чтобы понять душу метущегося российского интеллигента.
        Чеботарёв положил трубку и глубоко задумался. Интересный поворот сюжета. В первом сне Резанова никто не был персонифицирован. Разве что барабанщик Элем, как одна из сущностей самого Резанова, а Элия была неким идеалом Резановсних сексуальных устремлений. Именно Ксения стала вводить персонажей, наделённых чертами вполне конкретных людей, и эти люди принялись кромсать ажурную композицию Резановского сна. Лёгкие и хрупкие Резановские фантазии на вольную тему, благодаря усилиям Ксении, стали превращаться в пугающую реальность. Вся беда в том, что Ксении везде нужна определённость, ей нужно, чтобы Элем стал Резановым, а не просто символом, чтобы Элия была именно Ксенией, с её жаждой успеха. И тогда потребуется конкретный жрец Атемис, способный убить конкурента ударом двурогого копья. И божественный бык для неё не просто символ мужского начала, оплодотворяющий её лоно, а могучая сила, способная сокрушить врагов и расчистить путь к трону.
        Чеботарёву не спалось. Ему вообще плохо спалось все эти последние дни, с того самого момента, когда в его квартире объявился Резанов с бычьими проблемами. Всё закрутилось в совершенно немыслимый клубок, где сон мешался с явью, а реальность с мистикой. Резанов, скорее всего, лгал, когда дело касалось реальности, но, возможно, говорил правду, когда дело касалось снов. Не исключено, что он просто играл с Чеботаревым в безумную игру, правил которой не знал сам. Факты вещь упрямая, а они указывают не на божественного быка, а на вполне конкретную машину, которая, совершив наезд, скрылась с места преступления. Чеботарёв с Корытиным обнаружили перед Резановским гаражом следы забугорного масла, которое сам «божественный бык» никогда бы не стал заливать в свою развалюху, ибо она такой роскоши недостойна. А Корытин, опросив свидетелей, установил, что от ресторана Ксения и Резанов отъехали не на «Москвиче», а на «Мерседесе». Осмотрев стоящий на приколе «Мерседес», Корытин обнаружил затёртый народным умельцем след от пули. Даже умельца он отыскал, и это всего за один световой день - бесспорно Корытину по его
трудам можно ставить памятник, если он сгорит на работе. Но все эти добытые улики пока не позволяют предъявить обвинение Резанову или Ксении. Да, случайно оказались в центре чужой разборки, да, в нас стреляли, но к смерти тройки негодяев мы не имеем никакого отношения. Номер сбившей их машины не заметили, людей в ней сидевших тоже. А молчали обо всём, потому что испугались. Страх - это не преступление, сейчас все боятся.
        Рассмотрим две версии: одну реальную, другую фантастическую, в стиле Сергея Резанова. Версия реальная: Рекунов наезжает на Ксению, угрожая ей расправой. Ксения
        к разборке готовится, и при столкновении её люди выходят победителями. Версия вторая, фантастическая: Рекунов-Регул, наезжая на Ксению-Элию ни ухом, ни рылом не ведает, что ему предстоит иметь дело не с барабанщиком Элемом, а с божественным быком и его верными жрецом Атемисом, способным направить эту мистическую силу в нужное русло. И трое киллеров становятся жертвами этой силы. Между прочим, вторая версия не такая уж фантастическая, если взять в расчёт то обстоятельство, что жрец Атемис, реально существующий человек, который просто использует сложившуюся вокруг Ксении ситуацию, не открывая противникам лица. Рекунов и его подельники наверняка уверены, что им противостоит всего лишь женщина, а Атемиса за спиной своей Элии разглядел только чуткий Резанов. И этот высокий, сухой и прямой как палка старик с лицом аскета использует и Резанова, и Ксению, в первую голову, как подсадных уток в своей охоте на более крупную дичь.
        Серенькое утро Чеботарев встретил довольно бодро, не смотря на скверный сон. Долго и со смаком пил кофе, обдумывая первые шаги на пути подтверждения сразу двух своих версий, реалистической и фантастической. По части реализма пусть землю роют Корытин с его ребятами, а вот что касается эбирских фантазий, то тут ножки придётся бить самому.
        Агния Чеботарёвскому звонку не удивилась, ещё менее удивило её приглашение позавтракать вместе в уже знакомом кафе. Виктору даже показалось, что она заинтересована в этой встрече не меньше, чем он.
        На этот раз посетителей в кафе было много, и ни о каком серьёзном разговоре в такой обстановке не могло быть и речи.
        - Может, поговорим в машине? - предложил Чеботарев после обмена любезностями. - Если позволите, то я всё-таки допью свой кофе.
        Вид у Агнии был не то, чтобы помятый, но какой-то чрезмерно озабоченный. И
        даже подленькие мелкие морщинки появились вокруг слегка покрасневших глаз. Она то ли плохо спала, то ли много плакала. Во всяком случае, вид Агнии Чеботарёва насторожил - уж не получила ли известие о пропавшем муже? Впрочем, походка у неё оставалась всё та же, и сидевшие за столиками мужики оглядывались ей вслед.
        - Собираетесь меня допрашивать? - спросила Агния, усаживаясь на переднее сидение машины и беря из рук Чеботарёва сигарету.
        - Нет. Просто хотел поделиться с вами кое-какими своими сомнениями. - По поводу моего мужа?
        - Речь пойдёт о Резанове, - уточнил Виктор. - Но думаю, что и отъезд вашего мужа не был случайностью.
        - А какое всё это имеет отношение ко мне? - Агния нашла, наконец, удобную позу и глубоко затянулась. - Резанова я знаю постольку поскольку, а что касается Астахова, то мне его дурацкие выходки надоели.
        - У меня есть основания полагать, что Резанов убил трёх человек. - Вы с ума сошли? - Агния поперхнулась сигаретным дымом. - Шуточки у вас, однако, гражданин следователь.
        - Я не шучу, - холодно возразил Чеботарёв. - Почему же тогда он на свободе?
        - Потому что реакция прокурора будет приблизительно такой же, как ваша, и у меня появится шанс оказаться в психушке, особенно если я начну рассказывать ему о подвигах божественного быка.
        - А что, Резановский сон имел продолжение?
        - Представьте себе. Если верить этому сну, то смерть трёх несчастных, о которых вы, наверное, слышали, на совести Резанова или, точнеё, божественного быка в него вселившегося. К сожалению, божественного быка мы к суду привлечь не можем. Но вполне можем привлечь к ответу Резанова, Ксению и жреца Атемиса, который за ними стоит.
        - У вас своеобразное чувство юмора, Виктор Васильевич. - Боюсь, что чувство юмора здесь не при чём, - возразил Чеботарёв. - Это художественное осмыслёние событий, происходящих в последние дни. Вы ведь тоже участвуете в Резановсних снах?
        - Меня он продал в рабство, - поведала Агния. - Вот такие у нас с вами знакомые, Виктор Васильевич.
        - Резанов не уточнял, кому именно вас продали в рабство? - Я вас не понимаю, Виктор Васильевич, - возмутилась Агния. - С какой стати мы обсуждаем пьяный Резановский бред?
        - Этот бред, Агния Александровна, имеет вполне реальную основу, - возразил Чеботарёв и тут же без паузы добавил: - Вы на кого работаете?
        - Да как вы смеете!
        Про себя Чеботарёв отметил, что Агнии не возмущаться надо было, а удивляться. Тогда её вполне можно было счесть сторонним наблюдателем в этом деле. - Пока я не собираюсь выдвигать обвинения ни против вас лично, ни против ваших хозяев, - холодно заметил Чеботарёв. - Просто хочу предупредить: Ксения не одинока, за ней стоят серьёзные силы, о которых ваши хозяева не догадываются. И силы эти не только серьёзные, но и безжалостные. Именно жрец Атемис и его люди устранили и Паленова, и троих нанятых Рекуновым отморозков. Я думаю, что ваш муж, Алексей Астахов, работает на Атемиса. Он всегда на него работал, даже тогда, когда вам казалось, что он работает в стане Паленова на ваших боссов. - Сволочь.
        - Думаю, у него были основания поступать именно так. - Вы на что намекаете? - опять не к месту возмутилась Агния. - Я намекаю на вашу связь с боссом, - не стал щадить её Чеботарёв. - Женщины подобные вам, редко бывают деловыми партнёрами.
        - Это комплимент или оскорбление? - Разумеется, комплимент, - усмехнулся Чеботарёв. - В частных беседах я говорю женщинам только комплименты. В служебном кабинете я назвал бы это констатацией факта.
        - Спасибо за комплимент, - огрызнулась Агния. - Но вы ошиблись в своих предположениях.
        - Ваше опровержение несколько запоздало, - не остался в долгу Виктор. - А на будущее запомните, у опытного агента эмоция не должна опережать мысль.
        - Я не служу в разведке, - Агния попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривенькая.
        - Зато пытаетесь вести наружное наблюдение за своими знакомыми, что запрещено законом. Предупреждаю об этом не только вас, но и ваших хозяев.
        - Это официальное предупреждение? - Если потребуется, то будет и официальное.
        Самое время было Чеботарёву порадоваться своей проницательности, но как раз ликование в душе почему-то отсутствовало напрочь. Он никак не мог ухватить логику разворачивающихся событий, создавалось впечатление, что за всем этим клубком хаотичных действий скрывается направляющий ум, либо на редкость изощрённый, либо больной, а скорее и то, и другое вместе.
        Собранную Корытиным информацию Чеботарёв разбирал с особой тщательностью. Рекунов не произвёл на него впечатления человека склонного к мистике, скорее его можно было счесть реалистом, прагматичным и расчётливым. За свою далеко не безгрешную и далеко не трудовую жизнь Рекунов прокололся только однажды, на заре криминальной карьеры, и с тех пор являл собой пример гражданина, озабоченного судьбами проводимых в стране реформ. Во всяком случае, по Чеботарёвскому ведомству ничего серьёзного за ним не числилось. Были оперативные данные, что Рекунов отмывает через легальные структуры деньги, добытые не совсем чистым способом, но попробуйте определить, какие деньги по нынешним временам чистые, а какие нет. В последние годы Рекунов отошел даже от рэкета, которым грешил на определенном этапе своей криминальной карьеры, видимо, дело его было настолько серьёзным, что не терпело суеты. Можно было предположить, что Рекунов предоставил Ксении и ее партнерам некую сумму денег в кредит, которую те в результате возникших финансовых проблем не смогли выплатить сполна.
        Чеботарёв, с интересом разглядывая фотографию преуспевающего бизнесмена, сделанную расторопным Корытиным, пришёл к выводу, что человек этот вполне здоровый и крепкий, годы его небольшие, лет сорок, и вся его деятельность на ответственном посту еще впереди. И если такой человек, несклонный, если судить по лицу и биографии, к истерикам, привлекает Сахарова с компанией для того, чтобы устранить известную в городе деловую женщину, то вероятно сумма задолженности немаленькая.
        Светлана Резанову понравилась: длинноногая красавица с собранными в замысловатый пучок светлыми волосами и большими зелёными глазами. Резанову даже показалось, что окружавшая её компания мужчин недостойна такого соседства. Во всяком случае, по его мнению, только один из сидевших за столом хоть что-то из себя представлял. Вероятно, это и был Рекунов - лысоватый шатен с умными глазами и резкими чертами лица. Такие лица бывают у людей, которым жизнь не позволяет расслабиться даже в ресторане. Двое других смахивали скорее на среднестатистических наших граждан, чем на представителей криминального мира. Иное дело быки, торчащие у стойки с запросами явно не удовлетворяющими даже их минимальные потребности в отношении спиртного, - истинные урки. Надо полагать, это была Рекуновская охрана. Ребятки в неё были подобраны со вкусом, соответствующим репутации хозяина.
        Сам Резанов сидел на месте хоть и не почётном, но вполне его устраивающем. Подобные места занимают обычно люди случайные, заезжие и ни на что не претендующие в чужом городе кроме рюмки водки и приличной закуски по совершенно неприличным, на Резановский взгляд, ценам. К тому же Резанову не нравилась музыка, не говоря уже о полуголых девочках на эстраде, пытавшихся имитировать танец страсти. С девочками он примирился бы, но танец не лез ни в какие ворота, поскольку страсть изображалась с чрезмерной натугой, как при классическом запоре. Возможно, девушек не устраивала публика - в зале не было глаз, способных их воспламенить, но, по мнению Резанова, профессионал должен оставаться профессионалом в любой ситуации, и уж коли ты не способна изобразить страсть, то и не берись.
        - Безобразие, - сказал он вслух, чем привлёк внимание соседа по столику. - Рыба ни к чёрту не годится, - подтвердил тот, и вяло отхлебнул вино из большого фужера.
        - Вы на девочек посмотрите, - посоветовал ему Резанов довольно громко. - Чистая халтура. И за что только с доверчивых людей деньги берут.
        Резановские слова даром не пропали, поскольку, угодив в музыкальную паузу, разнеслись чуть не по всему залу. По крайней мере половина посетителей сочла своим долгом обернуться в сторону развязного ценителя. Обернулся и Рекунов, которого Резановская реплика задела видимо за живое, поскольку этот средней руки кабак принадлежал именно ему.
        Случайный собеседник Резанова был сильно смущён всеобщим вниманием и поспешил, расплатившись за недоеденную рыбу, убраться с глаз публики.
        А публика всё-таки выразила неосторожному ценителю своё возмущение устами одного из стриженных, оторвавшегося на короткое время от стойки бара. Резанову настоятельно посоветовали подышать свежим воздухом, поскольку ресторанная атмосфера плохо действует на его умственные способности.
        Резанов с такими выводами не согласился и, по мнению хорошего мальчика от доброго дяди, нарывался на скандал со всеми вытекающими для его наглой физиономии последствиями. Оба спорящих джентльмена голос не форсировали, и со стороны их беседа могла бы сойти и за мирную, но на самом деле пикировка катилась к зубодробительному финалу, в первую очередь для Резанова, поскольку его стриженый собеседник мог рассчитывать на горячую поддержку приятелей, которые уже демонстрировали, признаки беспокойства и готовность вмешаться. Ждали они сигнала от хозяина, но за хозяйским столом, видимо, ещё не приняли окончательное решение, во всяком случае, стильная блондинка в чём-то убеждала Рекунова. И, похоже, убедила, поскольку от стола последовал сигнал, но совсем не тот, которого ждали скучающие шестёрки.
        - Тебя зовут, - бросил хмуро Резанову, разом утихший оппонент. - Не зовут, приглашают, - поправил его Сергей.
        Впрочем, в данных обстоятельствах это уже не имело никакого значения, разве что стоило поломаться из соображений престижа. Но Резанов ломаться не стал, продемонстрировав тем самым покладистость характера. Стул ему подвинул гражданин средних лет и довольно интеллигентной наружности, во всяком случае
        в очках и при галстуке. Рекунов щедро отвалил гостю коньяка в большой хрустальный фужер:
        - Вам не понравились наши девочки? - Девочки мне как раз понравились, - возразил Резанов. - Не понравилось исполнение - на мой взгляд, ему не хватало страсти.
        - А вы что, профессиональный танцовщик? - Нет, я журналист - Резанов Сергей Михайлович. - Рекунов Игорь Витальевич, - представился в свою очередь хозяин. - Мне кажется, что вы не совсем правы, Сергей Михайлович, хотя на вкус и цвет товарищей нет. - Возможно, - согласился Резанов. - Но я оставляю за собой право на собственное мнение в свободной стране.
        - Собственное мнение, да ещё в свободной стране, чревато большими неприятностями, господин Резанов, - улыбнулся Рекунов, - вы можете нарваться на оппонента с более увесистыми кулаками.
        - Риск, - согласился Резанов. - Но когда речь идёт о вопросах фундаментальных, я готов рискнуть если не головой, то битой физиономией.
        Двое других мужчин, присутствующих за столом, в разговоре не участвовали, хотя слушали с интересом. Не исключено, правда, что этот интерес относился не к словам Резанова, а к его личности.
        - Никогда не думал, что дёрганье девочек под музыку имеет для кого-то важное, а уж тем более фундаментальное значение.
        По наблюдениям Резанова, Рекунов не пил, да и по части еды он не был большим знатоком - на блюде перед ним была та самая рыба, которую уже успел обругать Резановский сосед по предыдущему столику.
        - Речь идёт не о дёрганье и даже не о классическом танце, речь идёт о страсти, Игорь Витальевич. О той самой страсти, которая правит миром с той самой минуты, когда Адам и Ева согрешили по дьявольскому наущению. Согласитесь, что это вопрос всё-таки фундаментальный. Нельзя имитировать страсть, ей надо отдаваться целиком, либо вообще танцевать барыню. В народных танцах тоже есть своя прелесть, они греют душу, разгоняют застоявшуюся кровь по телу и способствуют сближению. Но уж если вы берётесь пробудить в мужчине инстинкт размножения, то будьте добры соответствовать. Нельзя шевелить бёдрами с рыбьими глазами.
        - Не лишено, - сказал пёстрый галстук. - Либо люби женщину, либо кушай мясо. - Именно, - подтвердил Резанов. - А за всё время танца я не заметил, чтобы хоть кто-то оторвался от закуски или от выпивки, а значит, перед нами чистая профанация страсти, которая рано или поздно приведёт общество к импотенции. - Однако вы делаете прямо-таки глобальные выводы из самой обычной ресторанной клоунады, - подала свой голос дама, которую Рекунов почему-то забыл представить гостю.
        - Вы когда-нибудь слышали, сударыня, о храмовой проституции? - Допустим. Но какое это имеет отношение к нашему разговору. - Самое непосредственное, - мягко улыбнулся ей Резанов. - Там страсть была не пороком, а формой служения Высшему Инстинкту размножения всего живого. И все эти движения живота и бёдер пришли к нам из древних магических танцев и имеют глубочайшее значение - это язык жестов для разговора с Высшим Инстинктом. Эти движения отрабатывались тысячелетиями, и пользоваться ими нужно осторожно, иначе усердие не по разуму чревато большими неприятностями и для исполнительниц и для зрителей. Имитация основного инстинкта ведёт к его ослаблению, а значит, в конечном итоге, к вырождению человечества.
        - Всё это не так страшно, - улыбнулся до сих пор молчавший худощавый брюнет, акцент и внешность которого указывали на среднеазиатское происхождение. - Размножаться можно через колбу.
        - Не выйдет, - покачал головой Резанов. - Основной инстинкт - это не только продолжение рода, это ещё и сохранение потомства. И не в последнюю очередь среды обитания. Человек смертен, а человечество может существовать ещё тысячи и тысячи лет, но только при одном условии - если не утратит основного инстинкта, поскольку только забота о потомстве заставляет нас прикладывать усилия к совершенствованию этого мира и сохранению природной среды. Утратив основной инстинкт, мы просто станем жить по принципу - после нас хоть потоп.
        - В некотором роде мы так и живём, - задумчиво проговорил пёстрый галстук. - В том-то и дело, что пока только «в некотором роде», - усмехнулся Резанов. - Хотя трудно не согласится с тем, что основной инстинкт под напором имитаций всё слабеет и слабеет. - А как же сексуальная революция? - удивилась Светлана. - Ведь это именно она освободила основной инстинкт от сдерживающих оков?
        - Инстинкт не нуждается в освобождении, по той простой причине, что его никто не порабощал. А сексуальная революция - это революция извращенцев, революция имитаторов, губителей основного инстинкта. И если угодно - врагов рода человеческого. - По-вашему, всех голубых и лесбиянок надо ставить к стенке? - возмутился пёстрый галстук.
        - Я не сторонник крайних мер, - пояснил Резанов, - но я против того, чтобы извращения навязывались человечеству в качестве нормы. Дело ведь не только в сексе. Важно не только произвести потомство, важно его сохранить. Именно поэтому все, кто похабит окружающую среду, мои враги. Все, кто похабит среду социальную, это тоже мои враги, потому что мои дети должны получить образование, медицинское обслуживание, нормальное питание, наконец.
        - Вы, господин Резанов, случайно не коммунист? - полюбопытствовал с усмешкой Рекунов. - Нет - ответил ему Резанов. - Я обладатель, и совсем не случайно, основного инстинкта, причём в ярко выраженной форме. Божественный бык, если угодно.
        - А вы не пробовали обращаться к психиатру? - засмеялась Светлана. - Тогда уж лучше к хирургу, - отпарировал Резанов, чем развеселил мужскую часть компании.
        - Хорошо, - сказал Рекунов. - Пусть будет инстинкт. Но ведь есть ещё и разум, который говорит инстинкту - нельзя. Или: это опасно, друг мой, в противоборстве с этими силами ты можешь лишиться жизни. И что в таком случае делать человеку?
        Говорил Рекунов с улыбкой, но глаза его смотрели на собеседника серьёзно. И читалась в них если не угроза, то предупреждение.
        - Бывают ситуации, когда человек не вправе рассуждать, - холодно сказал Резанов. - Он обязан действовать, подчиняясь инстинкту, а не разуму. Разум может подавлять инстинкт, но только до поры до времени. До той самой поры, когда возникнет угроза роду человеческому. И если основной инстинкт, почувствовав угрозу, вырвется из объятий разума, то берегитесь, господа, божественный бык не знает жалости. Для него не существует понятие «закон», он ничего не боится, он истребляет всех, кто косо смотрит на его божественную корову. - Забавно, - протянул Рекунов. - Но не очень страшно. Ибо за всем этим всего лишь человек, которого без труда остановит пуля.
        - Наверное, - согласился Резанов. - Но это будет борьба на истребление, без всякой надежды на примирение.
        - Звучит обязывающе, - хмыкнул пёстрый галстук, - во всяком случае, для божественного быка.
        - Боюсь, господа, я уже изрядно утомил вас своими теориями, - вежливо склонил голову Резанов. - А посему разрешите откланяться. - Рады были с вами познакомиться, Сергей Михайлович, - оскалился Рекунов. - Надеюсь, что эта наша встреча не будет последней.
        Корытин встретил следователя скорбной миной - верный признак того, что кое-какие сведения он всё-таки раскопал, но хочет, чтобы другие по достоинству оценили его титанический труд, и потому долго будет ходить вокруг да около, пуская дым в глаза.
        Чеботарев с вопросами не спешил, давая возможность Корытину дойти до критической точки, когда распирающая того информация сама рванёт наружу, срывая заслонки молчания.
        Корытин держался минут десять, делая вид, что страшно занят изучением какой-то невероятно важной бумаги, но на дальнейшую игру в молчанку у него просто не хватило сил.
        - Есть кое-какие сведения, Виктор Васильевич. Информация конфиденциальная, не для протокола.
        - Даже так, - усмехнулся Чеботарёв. - Ладно, выкладывай свои непротокольные сведения.
        - Один мой знакомый, назовём его «мистер Икс», давно уже служит в учреждении, ведающем нашими местными проблемами, и, что называется, вхожий в самые высокие кабинеты, убежден, что Ксения Петровна Костикова особа влиятельная и представляющая в деловой сфере интересы людей ещё более влиятельных. Так вот, этот мистер Икс предостерег и меня и вас от вмешательства в дела нас обоих совершенно не касающиеся.
        - Похоже на угрозу, - пожал плечами Чеботарёв. - Но непонятно пока, отчего такой переполох в высших сферах, если мы к ним ещё не подступались?
        - Вот и мне непонятно, откуда такая нервность. Убитые в лучшем случае тянут на вымогателей. К тому же все трое надёжно покойные. Нити, от них идущие, дальше Рекунова нас не пускают, так почему вдруг такой демарш? Может, мы недооцениваем этого хитрого урку?
        - А у тебя есть о нём дополнительные сведения? - В общем да, - скромно потупился Корытин. - Насколько я знаю, две не слишком доверяющие друг другу группировки всё-таки попытались провернуть совместно операцию, сулившую большие барыши. И главным исполнителем была Ксения Костикова. Насколько я могу судить, дело закончилось не слишком удачно. А проще говоря, куда-то исчезла громадная сумма денег. Группа мистера Р. посчитала, что её надули и страшно обиделась на группу, в которую входит мистер Икс. Словом, назревала большая разборка с взаимными претензиями. Однако в последнее время стороны стали склоняться к мысли, что «оба правы, девка виновата». «Девка», как вы совершенно правильно поняли, - это Ксения Костикова, сорвавшая, как полагают мистер Р. и мистер Икс, банк. Как только стороны пришли к столь прискорбному выводу, они тут же и достигли консенсуса. Этим консенсусом стали гражданин Сахаров и товарищи. Проблема состояла не в том, чтобы устранить Костикову, а в том, чтобы припугнуть её и заставить вернуть деньги. Вот тут и случилось то знаменательное событие, о котором мы знаем больше других.
Никто, конечно, не поверил, что слабая женщина в одиночку порвала на куски трёх неслабых мужчин, и в обеих группировках воцарилось тихое недоумение, граничащее с паникой, поскольку те деньги, которые исчезли, не идут ни в какое сравнение с теми, которые продолжает контролировать Ксения Николаевна. - Насколько я понимаю, этот мистер Икс предложил тебе сотрудничество?
        - В общем да, - усмехнулся Корытин. - И мистер Р. и мистер Икс очень заинтересованы в результатах нашего расследования в части нахождения убийц Сахарова, но совсем не заинтересованы, чтобы на поверхность всплыло дело о пропавших миллионах. И боже нас упаси трогать их священную корову Ксению Костикову.
        - Божественную корову, - поправил Чеботарёв Корытина.
        - А есть разница? - удивился тот.
        - Убийство Паленова имеет к этой суете какое-нибудь отношение? - Скорее да, чем нет, - задумчиво протянул Корытин.
        - Резановская хвалебная статья в газете, - догадался Чеботарёв. - Урки и номенклатура восприняли эту статью нак открытый вызов, и как подтверждение того, что Паленов действительно сговорился с Костиковой, и этот союз угрожает интересам многих людей. За Паленовым, как ты знаешь, тоже нехилые силы. Теперь эти силы чувствуют себя незаслуженно пострадавшими и горят жаждой мести.
        - Мистер Икс в большой панике? - Если говорить о друзьях мистера Икс, то эти ребята редко порют горячку, а вот что касается мистера Р., то здесь контингент более решительный и склонный к крайностям. Паленова устранил, скорее всего Рекунов. Он же настаивает на скорой и решительной расправе с Ксеней, считая, что убийство Сахарова с её стороны просто кровавый блеф. Короче, девушка заигралась, и пора с неё спросить за это. Группа мистера Икс склонна с расправой повременить и разобраться, не маячит ли за спиной банкирши более солидные силы, чем журналист Резанов,
        - Почему они так доверились Костиковой? - Слабая женщина, - развёл руками Корытин. - Целиком зависимая от расположения наделённых властью мужчин, за которой, как казалось, никто не стоит. И вдруг непонятно откуда высовывается волосатая лапа и гребёт под себя номенклатурно-криминальный общак.
        Вот тебе и божественный бык Огус, вот тебе и мистика, Чеботарёв. Остаётся только выяснить, какую роль играет во всём этом деле Резанов, хотя не исключено, что его используют вслепую. Во всяком случае, Чеботарёву с трудом верилось, что Резанов мог быть той силой, опираясь на которую, Ксения рискнула бы бросить вызов криминалу и номенклатуре, этим двум столпам нынешнего российского общества.
        - Между прочим, Виктор Васильевич, твой знакомый вчера встречался в ресторане
«Парадиз» с Рекуновым и довольно долго молол там всякую чушь. По моим сведениям, именно Резанов был инициатором встречи. Он даже устроил там небольшой скандальчик, чтобы привлечь к себе внимание.
        - О чём они говорили? - Об инстинкте и разуме, о свободе и воле, во всяком случае, это всё, что разобрал мой сотрудник, сидевший неподалеку. Но главное, у моего сотрудника сложилось впечатление, что Рёзанов угрожал Рекунову. То ли этот твой журналист редкостный нахал, Виктор Васильевич, то ли у него крыша поехала.
        - Кто ещё был с Рекуновым в ресторане? - Его подруга Светлана Лиховцева, ближайший сподвижник и герой криминальной нивы Селянин Николай Константинович и гость нашего региона Халилов Рустем Халилович. Последний прибыл, вероятно, по делу о пропавших миллионах.
        - Ты случайно не в курсе, Андрюша, Ксения Николаевна действительно беременна или это тоже блеф?
        - А, собственно, почему я должен быть в курсе столь интимных подробностей бытия такой важной особы? - удивился Корытин.
        - Не исключено, что этот нерождённый Минотавр будет играть ключевую роль в развивающихся событиях.
        Корытин посмотрел на следователя с интересом, но в этом интересе была и большая доля сомнения в его психическом здоровье. И, в общем, капитан был прав. Чеботарёв и сам чувствовал, как начинают скисать его мозги, стоит ему только ступить в область Резановсних видений. По мнению Виктора, самое время было подключать к коллективному психозу скептика Корытина, который, возможно, сумеет из всего этого сказочного по своему маразму материала пошить нечто годное и для повседневной носки.
        Корытин слушал пересказ Резановских сновидений даже с большим интересом, чём Чеботарёв ожидал. Всё-таки во всех нас сидит детская вера в то, что наши сны являются мистическим пророчеством жизни грядущей или на худой конец, объяснением дней ушедших.
        - Никогда не видел таких складных снов, - бросил Корытин как бы между прочим. - Судя по всему, мы имеем дело с очень серьёзной авторской правкой, - согласился Чеботарёв. - А потом у сна появился и соавтор, кардинально поменявший его первоначальную суть. Мне важно понять состояние Ксении, блефует она с этими снами, или они оказывают на неё какое-то воздействие. Беременные женщины суеверны.
        - Ну, извини, - покачал головой Корытин, - если со стороны Ксении это не блеф, то тогда сумасшествие в самой откровенной форме, и, по-моему, куда более опасной, чем у Резанова. Резанов ведь привык витать в воображаемых мирах и достаточно трезво соотносить их с реальностью, а для Ксении всё это может оказаться непосильной ношей.
        - Об этом я тебе и толкую. На уровне сознания она отлично понимает, что живёт отнюдь не в Эбире, а в России, но в подсознании у неё совсем иная мотивировка действий, чем та, что могла сложиться при столкновении с известной нам реальностью. - Ты хочешь сказать, что Резанов воздействует на её подсознание? - Скорее Резановский сон дал всего лишь выход для сложившейся в подсознании оценки ситуации, - пояснил Чеботарёв. - Она боится, да и есть чего бояться, но, тем не менее, продолжает упрямо верить в нечто её оберегающее. Нечто настолько могущественное, которому никакие урки не страшны.
        - В божественного быка, что ли? - поразился Корытин. - Я же говорю, что она сумасшедшая.
        - В том-то и дело, что она не сумасшедшая и весьма трезво просчитывает все свои ходы. Но она никогда бы не решилась на эти ходы, если бы в подсознании у неё не было уверенности в правильности избранного пути. Божественный бык у неё в подсознании. И ребёнок, которого она вынашивает, часть этой силы. Беременность не только не ослабляет её, а наоборот, толкает к самым отчаянным поступкам.
        - Удивил, Виктор Васильевич, - только и сумел выдохнуть Корытин. - Конечно, для Ксении предложенная Резановым бычья комедия - всего лишь игра, театр, но этот театр выражает её суть в гораздо большей степени, чем суть Резанова. Бык он или не бык, это ещё вилами по воде писано, но то, что Ксения божественная корова Огеда, вынашивающая своего Минотавра, это совершенно точно, и вести себя она будет именно в соответствии с этой внутренней своей сутью, какие бы обстоятельства ей не предложили. Мать Александра Македонского была уверена, что зачала своего сына от бога, который явился к ней в образе змея. И этой материнской уверенности сыну хватила на то, чтобы завоевать полмира. - Это что же - зомбирование?
        - Кто-то очень умный, досконально знающий и характер Ксении, и её стремление к деньгам и власти, и её слабости, то есть склонность к суевериям, сформировал у неё в подсознании выгодное для себя восприятие ситуации. Другое дело, что
        у нашей современницы Ксении, женщины деловой и вроде бы прагматичной, бог Огус будет не быком или змеем, а чем-то куда более приземлённым и реальным.
        - Всё это уж слишком фантастично, Виктор Васильевич, - усомнился Корытин. - Если ты начнёшь свой фрейдизм прокурору излагать, то он пошлёт тебя куда подальше, а в суде нас и вовсе засмеют.
        - Считай мои рассуждения просто фантастической версией для узкого круга лиц. Но чтобы эта версия не выглядела в твоих глазах сказочной, я сошлюсь на два факта: убийство Паленова и сопутствующие ему обстоятельства, и второй, каменная пластина, которую Астахов преподнёс Резанову в качестве гонорара.
        - А при чём здесь убийство Паленова? - При том, что оно совершено было чужими руками, - напомнил Чеботарёв. - Рекунова очень изящно подвели к мысли, что во всём виноват именно Паленов. И теперь, я думаю, не составит большого труда столь же изысканно натравить партнёров Паленова не только на Рекунова, но и на его номенклатурных союзников.
        - То есть, если я правильно понял, вся эта эбирско-российская история может закончиться большой бойней и прольётся в этой театральной постановке отнюдь не клюквенный сок?
        - Думаю, что жрец Атемис к этому и стремится, - кивнул головой Чеботарёв. - Я попытался через Агнию предостеречь подельников мистера Икса, но, судя по их демаршу, они то ли Агнии не поверили, то ли мне. Надо поговорить с ними пооткровеннее.
        - А как же тайна следствия. - Тайна тайной, - возразил Чеботарёв, - но если речь идёт о жизни людей, пусть мне и не слишком симпатичных, то я просто обязан их предупредить.
        - Я попытаюсь установить контакт с Рекуновым. - Действуй, - благословил опера Чеботарев
        Поначалу Резанову было непонятно, каким образом Агния оказалась связана с Рекуновым, пусть даже и через блондинку Светлану. Такая приличная во всех отношениях дама и вдруг такие предосудительные знакомства. Однако стоило только Резанову изобразить собой вопросительный знак, как на него тут же обрушился поток информации и ни где-нибудь на стороне, а в стенах родной редакции. Готовность, с которой коллеги делились сведениями, неискушённому человеку могла бы показаться верхом бескорыстия, но Резанов к неискушённым людям не принадлежал, а потому отлично сознавал, что из сброшенной ему мимоходом информации штанов не сошьёшь и обед не приготовишь. В том смысле, что эта информация хоть и представляла интерес для общественности, но не имела шансов быть напечатанной на страницах родной газеты, ибо редактор Селезнев никогда не позволил бы своим журналистам бросить тень на видного деятеля областной администрации. Да и вообще, какие могут быть амурные истории на страницах серьёзной газеты. Хватит нам за глаза одного Резанова с его теоретическими изысканиями в эротической сфере.
        Юрий Владимирович Дерюгин был старше Резанова разве что лет на пять, но далеко опередил его на социальной лестнице, занимая солидный пост в областной администрации. В отличие от других молодых да ранних Дерюгин сделал карьеру не на политических тусовках, а на хозяйственном поприще. Человек он был деловой, с хваткой преуспевающего хищника, но ни в чём предосудительном, с крупными скандальными последствиями, незамеченный. Говорило это не столько об исключительной порядочности областного чиновника, сколько о его предельной осторожности и умении заметать следы.
        Своими манёврами по городу следом за занятым человеком Резанов достиг немногого. Для полноценной слежки журналисту не хватало опыта, да и Дерюгин был не настолько глуп, чтобы афишировать предосудительные связи. Его контакты с Рекуновым происходили при посредничестве Агнии и Светланы. В общем-то, Резанов и не ставил целью, выведать столь неоригинальным способом секреты обременённого заботами чиновника. Для него важнее было другое: заметив слежку, Дерюгин должен был как-то отреагировать на чужое нахальство. И вчерашняя встреча с Рекуновым, и сегодняшнее мотание за Дерюгиным нужны были Резанову для стимулирования активности оппонентов. А заключительным аккордом было приглашение Агнии на чашку чая.
        Агния с недоверием посматривала на пошарпанные бока «Москвича», но приглашение, удостоить своим присутствием его потрёпанное чрево, приняла.
        - Что-то случилось? - взглянула она на Резанова с покровительственной улыбкой на тщательно накрашенных губах.
        - Случилось, - подтвердил Резанов, которому улыбки красивых женщин нравились в принципе, но он с трудом выносил улыбки фальшивые.

«Москвич» бодро рванул с места, шаловливо брызнув дорожной грязью в неосторожного прохожего, зазевавшегося на обочине. В суматохе буден Резанов не сразу осознал, что пришла сырая и скучная российская осень, и распустившаяся было павлиньим хвостом природа, уныло теряет свои зелёные перья до абсолютно голого безобразия. Деревья с течением дней становятся всё более обнажёнными, а женины - всё более одетыми, скрывая под модными тряпками свою и без того неясную суть.
        - Что нужно от Ксении твоему любовнику Дерюгину?
        Агния собралась было по привычке возмутиться, но потом передумала: - Мог бы и сам у него об этом спросить, ты ведь следил за ним сегодня с самого утра.
        - А он, значит, мою слежку заметил? - Слушай, Резанов, ты ведёшь себя как самый последний дурак. Рекунов тебя по асфальту размажет, а ты ещё надумал ссориться с Дерюгиным.
        - Размажет или нет, это ещё вилами по воде писано, - зло процедил сквозь зубы Резанов. - Но если с головы Ксении упадёт хотя бы волос, то Дерюгину худо придётся, так ему и передай.
        - Волос-то, между прочим, уже упал. И Дерюгин здесь абсолютно ни при чём. - Ты на что намекаешь? - Резанов так резко затормозил, что Агния едва не ткнулась головой в лобовое стекло.
        - С ума сошёл?! - воскликнула она. - Кто-то плеснул в Ксению кислотой, но она, похоже, легко отделалась. В следующий раз всё может обернуться куда хуже. - Следующий раз уже был, - глухо сказал Резанов, мысленно проклиная себя за недогадливость. - И по асфальту размазали не меня.
        - Ты хоть соображаешь, с кем связываешься, Серёжа?! - пыхнула гневом Агния. - Ведь не только её, но и тебя не пощадят. Шутка сказать, такие деньги.
        - Ксения беременна, - хмуро бросил Резанов. - Это многое объясняет, - согласилась Агния. - Женщине в таком состоянии чёрт-те что может померещиться. К тому же работа у неё, сам знаешь, нервная. Дерюгин Ксении зла не желает, а тебе тем более. Увези её куда-нибудь на отдых, пусть передаст дела помощникам. Если она вернёт деньги, то никто её преследовать не будет, это Дерюгин тебе обещает твёрдо.
        В эту минуту Агния показалась Резанову почти искренней. К тому же если всерьез и без нервных взвизгиваний рассматривать свои шансы в противоборстве с двумя мощными группировками, то приходится со всей ответственностью признать, что они равны нулю. И Ксению Резанов не спасёт и свою голову потеряет. - Ладно, - кивнул головой Резанов. - Я поговорю с Ксенией.
        Поцелуй Резанова приняли не то, чтобы равнодушно, а как-то вяло. Похоже, божественной корове нездоровилось. Он довольно долго держал её в своих объятиях, не испытывая приступов страсти, а только нежность. Ксения просто отдыхала, прикрыв глаза. И Резанову вдруг пришло в голову, что эта женщина ему слишком дорога, чтобы он мог позволить кому-то украсть хотя бы волосок из её отрастающей причёски. А этот вызревающий ребенок волновал его лишь постольку, поскольку был частью её плоти и результатом их притяжения. Как, оказывается, странно зарождается жизнь и как долго вызревает, и как легко она обрывается чужой тупой волей, погрязшей в сволочных амбициях, порой даже не успев расправить грудь для первого крика, не осознав до конца, зачем она возникла, какую цель преследовала своим зарождением, и что должна была дать этому миру.
        - А вдруг родится не бычок, а тёлочка? - А тебе хочется бычка?
        - Мне всё равно, - сказал Резанов. - Пусть родится.
        А ведь может и не родиться из-за кучи грязных замусоленных бумажек, переданных кому-то с целью их умножения на некий процент. Абсурд. Дичь. Это и есть цивилизация? Когда живое приносится в жертву куче дерьма. Нет, господа, в инстинкте куда больше разума, чем во всех ваших законах, уложениях и правилах, во всей вашей цивилизации, которая убивает не задумываясь для того, чтобы набить чрево ублюдков, которым и жить-то не для чего: мало одного куска, дай два, и пусть он вторым подавится, но всё равно будет пихать его в свою вонючую пасть, и вовсе не из инстинкта самосохранения, а исключительно из жлобства, потому что ему можно. Можно отнять у других и присвоить. Они сильнее, они подлее, они ловчее, а потому закон на их стороне. Но кроме закона есть ещё и правда другая. Эта правда дана нам природой: прав тот, кто защищает нарождающуюся жизнь и выше этой правды ничего быть не может. - Познакомь меня с Атемисом. - С каким Атемисом?
        - Я хочу познакомиться с человеком, который заварил всю эту кашу. - Какую кашу? - Ксения отошла к столу и принялась перебирать бумаги.
        Все её поза выражала несогласие и упрямство, словно этот проклятый стол с бумажками придал ей новые силы в борьбе с жизненными передрягами. Зачем ей всё это нужно? Кому и что она пытается доказать? Дом - полная чаша. Денег хватит, чтобы безбедно прожить до глубокой старости. Так зачем же этот чудовищный риск? Зачем подставлять под удар и себя, и неродившегося ещё ребёнка? Ради чего?
        Резанов с трудом подавил вспыхнувшее раздражение: - Кто тебе помог облапошить Рекунова и Дерюгина?
        Ксения обернулась, в карих глазах её был вызов:
        - А почему ты решил, что вправе вмешиваться в свои дела? - Потому что за эти дела тебе уже грозят пулей, как и мне впрочем. - И ты испугался?
        - Испугался. Неужели деньги стоят наших жизней? - Дело не в деньгах, Серёжа, - Ксения смотрела куда-то в окно: то ли испугалась Резановских вопрошающих глаз, то ли вообще он был для неё в эту минуту не важен. - Просто им теперь придётся считаться со мной.
        - А как же те трое в тупике? Три жизни, это много, Ксения.
        - Они открыли стрельбу первыми, и моим людям не оставалось ничего другого, как уничтожить их.
        - Та самая иномарка, от которой мы так удачно убегали? Хотел бы я знать, чем ты меня опоила.
        - Никто не думал, что всё закончится так трагично. - И что ты собираешься делать дальше?
        - Не волнуйся, я всё улажу. - Ничего ты не уладишь, - Резанов с досадой хлопнул ладонью по столу. - Деньги придётся вернуть.
        - Нет, - твёрдо сказала Ксения. - Я заставлю этих людей уважать моё профессиональное и человеческое достоинство, иначе и мне, и моим детям придётся жить по тем правилам, которые им угодно вечно менять к своей выгоде.
        - Они от тебя не отстанут. - Пока я жива, они ничего не получат.
        Таких упрямых глаз Резанов у Ксении ещё не видел. Для этой женщины главным было дело, а он, Резанов, являлся чем-то второстепенным, хотя, наверное, иногда и приятным. И, в общем-то, ничего удивительного в этом не было, ведь так они сосуществовали на протяжении пяти лет, и его эта жизнь вполне устраивала. Почему Ксения должна теперь ставить его на первое место, неужели только потому, что они совместно способствовали зарождению ещё одной жизни? Но ведь и отвечает за эту жизнь пока что одна Ксения, а Резанов просто с боку припёка. Советчик. Бык-производитель, который сделал своё дело и отправился в сады Иллира, пощипывать изумрудную травку. Странное существо человек и поразительно-разнообразное в своих проявлениях. Но почему и в чём Резанов не прав? Ну не нравится ему грызня за деньги и власть - это ему даже не интересно. Ему нравится быть просто эбирским барабанщиком - пить вино и любить девочек. Или строить воздушные замки, которые так нравятся Ксении. Правда, тут же возникает проблема: Ксения начинает одевать его мечту в камень, чтобы расположиться там со всеми удобствами. Между прочим, у неё есть
свой резон: ребёнка придётся откармливать молочком, а не Резановской розоватой дымкой.
        Булыгин откликнулся на Резановское приглашение без энтузиазма. Не то, чтобы Николаша был очень уж трусоват, но как человек обременённый женой, двумя детьми и тёщей не считал для себя возможным пускаться в авантюры. А Сергей Резанов в его представлении, конечно же, был авантюристом, готовым подставить под бандитские пули голову не только свою, но и Булыгинскую.
        - Я тебя предупреждал, - сказал Булыгин с вздохом, усаживаясь на предложенный стул. - Будь добр, меня в это дело не впутывай.
        Резанов никуда Николашу впутывать не собирался, поскольку пользы от него в серьёзном деле никакой, а ненужного шума он производит с избытком. Николаша хотел было обидеться на столь нелестную характеристику, но потом передумал, удовлетворившись вместо извинений чашечкой кофе:
        - Только учти, что всё это предположения и никаких доказательств у меня нет. - Могила, - заверил его Рёзанов.
        - Ответь мне для начала на такой вопрос, Сергей Михайлович, - начал Булыгин издалека, - много ты встречал за годы реформ обедневших чиновников, хоть федеральных, хоть областных, хоть муниципальных?
        - Ну, ты даёшь, Коля, - засмеялся Резанов. - Где я найду тебе этих обедневших, мы, чай, не Гаити какая-нибудь.
        - На Гаити ты их тоже не встретишь, - досадливо отмахнулся Булыгин. - Но, согласись, это ведь парадокс: производство упало вдвое, народ обнищал до полного безобразия, а чиновничий класс процветает.
        - Воруют, - вздохнул Резанов. - Взятки берут. - И раньше брали, и раньше воровали, но всё это, брат, была самодеятельность. А тут ведь не десятки, не сотни, не тысячи, тут всё чиновное сословие процветает. Такое возможно только тогда, когда экономическая система работает именно на это их процветание. Схема проста до идиотизма: чиновник берёт госсредства и передаёт их банкиру под небольшой процент, банкир эти деньги пускает в оборот, а чиновник создаёт для этой финансовой операции обстановку наибольшего благоприятствования, используя административный ресурс с целью получения сверхприбыли. И тут уж, сам понимаешь, государственный интерес побоку, интересы промышленности побоку, тут преобладает сословный чиновничий интерес. - Ты хочешь сказать, что Ксения эту самую сверхприбыль не хочет возвращать номенклатуре?
        - Я тебе нарисовал идеальную схему, но бывают и не идеальные. Ксению подставили. Люди, которые должны были обеспечить быстрый оборот капитала, решили сыграть на чужого дядю. То есть её банк решили обанкротить. А в этом банке, между прочим, деньги многих промышленных предприятий, средних и мелких предпринимателей. Ксения передёрнула: взяла и пустила рекуновско-дерюгинские деньги по той самой обречённой схеме, а деньги своего банка по схеме прибыльной. По закону её никто ущучить не может, по той простой причине, что банк готов выплатить хоть сейчас и Дерюгинские, то бишь государственные, вклады и Рекуновские, но выплатить с документально зафиксированным процентом, а отнюдь не со сверхприбылью. Она заставила этих ребят за чужой интерес ноги бить, а свой интерес хоронить. Можешь себе представить степень их огорчения? А тут ещё выборы на носу, которые без денег не выиграешь.
        - На святое, выходит, покусилась? - На сословную привилегию, - поднял палец вверх Булыгин. - Это, брат, с ее стороны наглость почище большевистской в семнадцатом году. Она всё их нынешнее благосостояние под корень рубит.
        - Сволочи, однако, - холодно сказал Резанов.
        - То, что сволочи, это ещё полбеды, - вздохнул Булыгин. - Беда в другом: выстроенная под чиновный интерес экономика развиваться не может. Ведь схема, которую я тебя описал, далеко не единственная. Таких схем вагон и маленькая тележка.
        А общее у них одно: получение сверхприбыли с помощью административного ресурса. И все эти разговоры о скором росте полный абсурд. Тут либо к плану надо возвращаться с КГБ и партийным контролем, либо чиновную орду усмирять, дабы не мешала свободному перемещению капитала. Только как ты эту орду усмиришь, если вся власть у неё в руках. - Они что же, не понимают, чем для них всё это может кончиться? - Есть, наверное, отдельные особи, которые понимают, и, может быть, этих особей даже немало, но ведь тут корпоративный интерес, Серёжа. Тут ведь интерес орды. Силы мистической. Пока ты ей подчиняешься, ты свой, вздумал огрызнуться - затопчут. - Не будешь возражать, если я твои мысли в статью оформлю? - Оформляй, - пожал плечами Булыгин. - Но на меня, будь добр, не ссылайся. А вообще, Серёжа, не ввязывался бы ты в эту историю, ей богу. Мне не хочется мучится совестью ещё и на твоих похоронах.
        - А что, ты уже однажды мучился? - Да нет, - смутился Булыгин. - Это я к тому, что вот и Лёшка Астахов пропал. Может, он вполне здоровёхонек, но сбежал-то неспроста. Он ведь сначала на Паленова работал, а потом к другому дяде переметнулся.
        - Ты об этом дяде что-нибудь слышал? - Даже и не скажу тебе, старик, - вздохнул Булыгин. - Астахов тот ещё фрукт. Слушок про него шёл нехороший ещё в годы оны, что вроде как постукивал он в соответствующие органы.
        - Быть того не может. - Молодой ты, Серёжа, а Астахов тебя на десять лет старше, а десять лет у нас, это целая эпоха. И то, что тебе кажется диким и подлым, в те годы считалось не то, чтобы благородным, но допустимым и для карьеры полезным. Многие из тех, кто ныне ходит в записных либералах, в тех списках значится. - Так этот дядя из органов, что ли?
        - Чёрт его знает. Но уж больно хитро всё поворачивают. Профессионально, я бы сказал. Чувствуется школа беспощадной классовой борьбы.
        Элему нравилась эта женщина, а кроме всего прочего его не покидало ощущение, что они встречались с ней и раньше. Знал он эту красивую грудь и эти поразительно глубокие карие глаза. И пока Ирия самозабвенно трудилась над его телом, смывая с него грязь и усталость проведённого в суматохе дня, он, прижмурив от удовольствия глаза, лениво рылся в своей памяти, отыскивая там нечто трудноуловимое и без конца ускользающее, как кусок мыла. Старательная женщина, всё-таки он не ошибся, выбрав именно её из двадцати пяти своих покладистых жён и бесчисленных рабынь. Правда, своих, а точнее Огусовых жён, он познать ещё не успел, потому что уж очень жадной до любовных утех оказалась божественная корова Огеда. Конечно, Элем мог и бы и уклониться от её жарких объятий, поскольку чувствовал себя не очень ловко в её присутствии, но тут решающее слово было за божественным быком Огусом, который не хотел надолго разлучаться со своей Огедой.
        Элему даже в голову не приходило противиться божественному быку, но и бык вёл себя по отношению к нему пока вполне благосклонно. В частности, когда тот дремал, утомлённый своей Огедой, Элем вполне мог распоряжаться собой. И эта Ирия была его выбором, а вовсе не выбором Огуса, и как только Элем это осознал, он сразу же припомнил их первую встречу в прекрасном саду одного из красивейших дворцов великого вождя Доху-о-доху. Конечно, если бы Элем знал тогда, что эта женщина не рабыня, а жена вождя, то он никогда бы не осмелился заключить её в свои объятия и не только из любви и преданности к величайшему из живших, но и просто из трусости. Ему никак не улыбалось из-за прихоти бойкой бабёнки закончить свою жизнь в зубах голодных дворцовых леопардов. Кто мог тогда подумать, что простой эбирский барабанщик так высоко вознесётся по лестнице удачи. И сегодня его, Элема, нога топтала усыпанную в честь божественного быка цветами мостовую, и глаза всех эбирцев ласкали именно его тело. А сколько было вокруг женщин, готовых всё отдать за единственный знак его внимания. Даже когда он приказал казнить знатнейших
эбирских мужей Изеля и Акеля, никто и взглядом не посмел выразить ему своё неудовольствие. Вообще-то сам Элем ничего против этих знатнейших мужей не имел, но жрец Атемис требовал их казни, поскольку они были ближайшими сподвижниками Фалена, главного оскорбителя божественного быка, кроме того, эти негодяи сеяли в народе смуту, подбивая неразумных к бунту. И это в тот момент, когда бык Огус соблаговолил, наконец, после стольких лет ожидания ступить на землю своего народа, неся с собой счастье и процветание. Атемис, настаивая на казнях, ждал ответа от Божественного быка, но Огус почему-то молчал, и Элем, съёжившись от страха под взглядом верховного жреца, рискнул ответить за него сам. И, судя по всему, с ответом угадал. Во всяком случае, как сказала ему потом Элия, если бы смерть Изеля и Акеля была бы божественному быку не угодна, то Огус нашёл бы способ выразить по этому поводу своё неудовольствие. А то, что бык молчит, означает его полное доверие жрецу Атемису, днём и ночью охраняющему интересы своего господина. Объяснения божественной коровы Огеды вполне устроили Элема и очень понравились верховному
жрецу. Атемис преподнёс Элии богатейшее ожерелье из голубых камней, хранившееся в сокровищнице храма. Вся эта история навела Элема на одну простую мысль: он волен распоряжаться собой, как ему заблагорассудится, при этом не следует только раздражать жреца Атемиса и божественную корову Огеду. - Сегодня принесли в жертву ещё пятерых, - тихо сказала Ирия.
        Божественный бык в ответ на это известие промолчал, а уж Элему тем более не стоило волноваться по столь пустяковому поводу. Верховный жрец Атемис знает, что делает. Зачем она вообще открыла рот, потревожив тем самым его покой?
        Работала она, впрочем, усердно, и он решил простить ей эту невольную, надо полагать, дерзость. И, тем не менее, на душе его заскребли кошки. Он точно знал, что божественный Огус не требовал человеческих жертвоприношений. А значит, Атемис действовал своей волей, не удосужившись даже формально, через Элема, узнать мнение быка. В Эбире и во времена благословенного Доху-о-доху казнили виноватых. Но ведь Атемис приносил в жертву не только врагов божественного быка, но и его почитателей, не делая между ними разбора. Зачем? Вот этого Элем скромным разумом эбирского барабанщика постичь не мог. Одно он знал совершенно точно: после этих казней и жертвоприношений весь Эбир сейчас объят страхом. Чтобы понять это, ему не надо было даже выходить на улицу и опрашивать людей, ибо он сам был эбирцем, и страхи горожан были его страхами, а их мысли были его мыслями. Нет, не Огуса сейчас боятся горожане, а жреца Атемиса и его рогатых подручных, поскольку именно в их воле сейчас ткнуть пальцем и в виновного и в не виновного и тем самым решить его судьбу. Элему вдруг пришло в голову, что всё это, наверное, неправильно.
Что священный страх перед Огусом, это одно, а липкий и противный ужас перед жрецами, это совсем другое. Может быть даже постыдное, но уж никак не священное. Стоило бы, наверное, поговорить об этом с Элией. Вот только захочет ли знатная дама говорить с простым барабанщиком, ведь Атемису она верит безгранично. И не исключено, что напрасно. Однако спорить с божественной коровой себе дороже. Уж очень своенравна дочь Улека. Взять хотя бы эту историю с Сегией, одной из бывших жён Доху-о-доху, ныне перешедшей в наследство то ли Элему, то ли божественному быку. Огус, правда, был к Сегии равнодушен, а Элем и вовсе считал, что скандальную бабёнку лучше отправить к Регулу, который бесспорно заслужил это сокровище своими трудами на священной плите. Но мнение Элема по этому поводу как раз никого не интересовало, а непокорную Сегию божественная корова Огеда приказала отстегать бичами, как самую распоследнюю рабыню. Случай, конечно, неслыханный в благословенном Эбире, где свободных женщин имели право наказывать только их мужья. После столь решительного демарша Элии ропот среди её бывших товарок мгновенно заглох, а
Сегия и вовсе превратилась в верную рабыню божественной коровы. Правда, Элем в показную покорность Сегии не верил, скорее уж у него были все основания подозревать выпоротую бабёнку в предательстве. Наверняка она имеет какое-то отношение к недавнему покушению на божественную Огеду. Другое дело, что у Элема нет никаких доказательств вины Сегии. Как нет у него доказательств против Юдиза, одного из подручных Атемиса. Элем как-то раз отважился намекнуть верховному жрецу на возможную связь Юдиза с Регулом, но Атемис бросил на барабанщика такой взгляд, что у него сразу же язык прирос к нёбу. А ведь обеспечение безопасности божественной коровы входит в обязанности жреца. Очень может быть, что Атемис уверен во всемогуществе божественного быка, который защитит свою корову от происков врагов. Но у Элема в этой связи есть кое-какие сомнения. И сомнения эти он не только вслух не решился бы высказать, но даже и мысленно формулировать не спешит. Ибо даже лёгкая тень этой мысли, невидимкой проскальзывающая в мозгах, повергает его в священный трепет и отдаёт дрожью в коленях. Нет, не может такого быть, что у
божественного быка нет разума. Не может и всё тут. Скорее всего, это разум такого высокого порядка, что он доступен пониманию только избранных: жреца Атемиса скажем, божественной коровы Огеды, но уж никак не простого эбирского барабанщика.
        Чеботарёву Рекуновский дом понравился - солидный был дом, вполне приличной архитектуры, облицованный белой плиткой. И как-то очень к месту здесь были стальные двери, преграждающие вход в разбойное гнездо рыцаря российских реформ.
        Гостеприимный хозяин поднялся гостям навстречу, но руки не подал - видимо опасался, что она так и останется висеть в воздухе, не найдя опоры в ответном жесте. Кроме Рекунова в обширном холле первого этажа находились ещё трое: Халилов, Селянин, которых Чеботарёв предполагал здесь увидеть, и Тяжлов, присутствие которого в Рекуновских хоромах явилось для него неожиданностью. Тяжлов занимал высокий пост в областной администрации, и с его стороны не слишком красиво было афишировать перед следователем прокуратуры столь предосудительные знакомства. Но, похоже, мистер Икс, как называет его Корытин, решил не стесняться, в виду складывающихся драматических обстоятельств, и его присутствие должно было охладить пыл слишком уж прыткого следователя. Кивнул он гостям, впрочем, довольно дружелюбно.
        - Не скрою, господа, - Рекунов сопроводил свои слова приглашающим садиться жестом, - я удивлён вашим визитом. Давненько я уже не беседовал с работниками прокуратуры.
        Чеботарёву понравилась и мебель в Рекуновском доме - надёжная и со вкусом подобранная. На стенах несколько картин, а по углам две вазы, то ли японские, то ли китайские, на изящных подставках красного дерева.
        - Я пришёл к вам не как следователь, а как частное лицо, - Чеботарёв вежливо кивнул головой, принимая из рук красивой белокурой женщины чашечку кофе. - Вскрылись некоторые обстоятельства, господа, о которых я хочу вам поведать. - А вы уверены, что эти обстоятельства касаются именно нас? - спросил Селянин, чуть скосив глаза на Корытина, который с небрежным видом развалился в соседнем кресле.
        Костюм на Селянине был отличного покроя, а вот галстук ни к чёрту не годился, во всяком случае, Чеботарёв порекомендовал бы ему более скромную расцветку. - Я не буду ходить вокруг да около, - спокойно продолжал Виктор. - Хочу только предупредить, что разговор наш неофициальный, и сведения, которые я вам сообщу, не подлежат широкой огласке. Это в первую голову в ваших же интересах. - Вы нас заинтриговали, господин Чеботарёв, - вежливо откликнулся Рекунов, но вежливость эта была усмешливой, намекающей гостям, что хозяева люди занятые и временем для долгой беседы не располагающие. - Скажу сразу, речь пойдёт не о ваших финансовых дёлах с Ксенией Николаевной Костиковой, хотя я в курсе возникших между вами недоразумений. Меня интересует высокий, худой, прямой как палка старик.
        - Какой ещё старик? - искренне удивился Рекунов. - Жрец Атемис, - пояснил с кривой улыбочкой Корытин. - Настоятель храма Огуса в Эбире.
        - Я вас не понимаю, господа, - обиженно развёл рунами Тяжлов. - Мы что, собрались здесь шутки шутить? - Если вы, Николай Ефимович, считаете, что четыре трупа, это всего лишь невинная шутка, то тогда мы можем закончить беседу, - холодно заметил Чеботарёв. - Однако в этом случае у вас есть шанс стать трупом пятым и боюсь, что вами этот список не будет закрыт.
        - На что вы, собственно, намекаете, Виктор Васильевич? - нахмурился Тяжлов. - Я намекаю на убийство Паленова и тройное убийство в тупике. У нас есть все основания полагать, что здесь не обошлось без человека, которого мы пока называем жрецом Атемисом.
        Ответом Чеботарёву было скептическое молчание. Похоже, собравшиеся здесь люди знали кое-что об убийстве предпринимателя и рассматривали Чеботарёвский рассказ то ли как неуместную шутку, то ли как неумелую провокацию.
        - Я вовсе не утверждаю, что Паленова самолично убил жрец Атемис, но я знаю, что он его подставил под пулю. - Каким образом? - выказал некоторые признаки беспокойства Рекунов. - Статьей Резанова, - пояснил Чеботарёв. - Именно она стала причиной смерти Паленова, который, к слову сказать, никогда с Костиковой связан не был и пострадал безвинно.
        - А почему вы решили, гражданин следователь, что нас интересует смерть этого Паленова, был он там связан с Костиковой или нет?
        - В таком случае вы, Игорь Витальевич, единственный человек в городе, которого это происшествие оставило равнодушным.
        Рекунов засмеялся, но смех его не был поддержан и быстро умер в настороженной тишине.
        - Вы хотите сказать, - угрюмо бросил Тяжлов, - что этот жрец Атемис прикрывает Ксению Николаевну и руководит её действиями в своих интересах?
        - Именно это я и хочу сказать, Николай Ефимович. К сожалению, нам пока не ясно, в чём же, собственно, заключается интерес Атемиса и какие цели он преследует.
        Тяжлов всем своим видом выразил сомнение, можно даже сказать недоверие. Дело, скорее всего, представлялось ему более простым: сбрендившая бабёнка на пару с журналюгой-любовником вздумала водить за нос почтенных людей. А в своей почтенности Тяжлов не сомневается. Ну, хотя бы потому, что даже внешне являет собой законченный тип российского номенклатурного работника. То есть, тяжеловесен, упитан, лицо имеет одутловатое, но не слабое. Чеботарёва иной раз при взгляде на отечественных чиновников охватывало сомнение - уж не по спецзаказу ли их и не в колбе ли выращивают?
        - Так, может, никакого Атемиса нет? - с вызовом спросил Селянин. - А вы нам гражданин Чеботарёв, просто голову морочите, прикрывая своего дружка Резанова. Он много нам чего наплёл тут на днях. Представьте себе, Николай Ефимович, угрожал нам карами какого-то божественного быка, распоясавшегося основного инстинкта.
        - Какого ещё быка? - недовольно поморщился Тяжлов. - Божественного быка Огуса, - вежливо пояснил Корытин. - Видите ли, господин Тяжлов, если в действительности, то есть в нашей российской реальности, не существует жреца Атемиса, то придётся признать, что Сахарова и двух его подельников, вооруженных, кстати говоря, до зубов, порвал на куски именно Резанов, с помощью божественного быка Огуса, который в него вселился.
        - Вы что, издеваетесь? - побурел от гнева Тяжлов. - Ну и кадры у нас в правоохранительных органах.
        - Это всего лишь версия, - спокойно пояснил Чеботарёв. - Довольно фантастическая, но имеющая под собой некоторую основу.
        - Какую основу? - теперь уже явно растерялся Тяжлов. - Следователь считает, что этот Резанов вполне может оказаться маньяком, - подсказал молчавший до сих пор Халилов, - который вообразил себя божественным быком и мочит всех, кто косо посмотрит на его любовницу.
        - А вам не кажется в таком случае, что место этого маньяка в специальном заведении если не юридического, то медицинского профиля? - полюбопытствовал Рекунов.
        - Мы знаем и других маньяков, - сказал Корытин, - место которых на лесоповале, но, к сожалению, прокурор требует от нас доказательств их вины. - Представьте мне свидетеля, Игорь Витальевич, который подтвердит, что засада в тупике была предназначена для Костиковой, и я ручаюсь вам за суровые меры в отношении Резанова, - вмешался в пикировку Чеботарёв.
        - Где же я вам найду свидетеля, - развёл руками Рекунов. - Я всё-таки не пойму, Виктор Васильевич, что вы от нас-то хотите? - не выдержал Тяжлов.
        - Я хочу, господа, чтобы вы взвесили всё, как следует, прежде чем начинать противоправные действия, это в ваших интересах, ибо мы в данный момент не способны обеспечить вам защиту ни от жреца Атемиса, ни от божественного быка. А пока разрешите откланяться.
        Чеботарёву показалось, что он всё-таки произвёл некоторое впечатление на этих людей, но Корытин был иного мнения. Пока шли от роскошного особняка к своей не слишком авантажной машине, успели обменяться мнениями.
        - Я бы не поверил, - сказал Корытин. - Как бы наш демарш не привёл к обратному результату. Они ещё чего доброго вздумают заняться Резановым вплотную, тем более что он и сам непрочь подразнить гусей.
        - За Резановым ты присмотри, - кивнул Чеботарёв, - и за Ксенией тоже. Но главное - жрец Атемис. Ищи Алексея Астахова. И проверь все связи Костикова, мужа Ксении. Так или иначе, совесть наша чиста, мы сделали все, что могли на этот час.
        Неделя пролетела незаметно в вялой текучке буден, Чеботарёв поуспокоился и даже порой посмеивался по поводу своих страхов и фантастических версий. Поверили Рекунов с Тяжловым в жреца Атемиса или нет, но и светиться в наглую после визита странного следователя они, скорее всего, не рискнут. Кое-какое шевеление вокруг Ксении наблюдалось, во всяком случае, Корытин отследил пару встречь её ближайшего помощника Юдина и с Рекуновым, и с Селяниным. Встречался Юдин и с Дерюгиным. Создалось впечатление, что дело движется к примирению. Не исключено, что Ксения всё-таки решила пойти на компромисс, в конце концов, в её положении ввязываться в драку глупо. Никакие деньги не стоят жизни, а в данном случае речь шла уже о двух жизнях. Должен же в Ксении пробудиться инстинкт материнства. Чеботарёв всё собирался позвонить Резанову и расспросить, чем там у них в Эбире дело закончилось, да так и не позвонил: с одной стороны текучка заела, а с другой - решил, что не стоит бередить закрывающуюся рану, если она, конечно, закрывается.
        Телефон напомнил о себе неожиданно, и, наверное, поэтому у Чеботарёва ёкнуло сердце.
        - Беда, Виктор Васильевич, - голос Корытина звучал глухо и не только по причине изношенности телефонных сетей. - Взрыв в офисе у Костиковой. - Ксения? - Сама Ксения Николаевна отделалась ушибами и шоком. Секретарша её погибла, двадцати лет девчонке не было.
        - Я сейчас приеду.
        Сволочи! Чеботарёв едва удержался, чтобы не трахнуть трубкой по телефонному аппарату. Вот у кого инстинкты гуляют, не бычьи даже, а какие-то дьявольские. И эти холёные номенклатурные суки знали обо всём наверняка. Ах, Виктор, Виктор, нашёл перед кем фантастические версии развивать. Чёрта лысого они не испугаются, не то что божественного быка. И обделали наверняка всё так, что не подкопаешься. Арестовать бы этого подонка Рекунова, да где доказательства. Может быть, прав этот бык Огус - рвать хищную свору на куски и дело к стороне. Пусть потом эксперты разбираются, приделывая руки и ноги к туловищам покойников.
        Корытин смотрелся чернее тучи, а над тем, что ещё недавно было красивой девушкой, суетились люди в белых халатах, изрядно запачканных кровью. - Пытались спасти, - Корытин вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
        - Что успел выяснить? - Чеботарёв пытался и не мог найти в себе силы, чтобы взглянуть на развороченное взрывом тело. - Посылка или бандероль была на имя Ксении Николаевны, а вскрыла её Лидочка, естественно в присутствии хозяйки. Ксению спасло то, что она в дверях стояла, а заряд был не слишком мощным. Но на девочку, как видишь, хватило.
        - А охрана куда смотрела? - В том-то и дело, что вся почта, а уж тем более бандероли и посылки проходят через руки охранников и лишь за тем ложатся на стол секретарши. Видимо, и Ксения, и Лидия были абсолютно уверены, что с этой посылкой всё обстояло точно так же. - А что говорят охранники? - Клянутся, что никаких посылок ни вчера, ни сегодня в офис не поступало, - пояснил Корытин. - Я звонил на почту, там слова охранников подтвердили. - Выходит, кто-то из своих подложил?
        - Есть основания полагать, что это сделал Юдин. У Ксении не было причин ему не доверять. У Лидии тем более. С утра Юдин был в офисе, потом исчез, сейчас мои ребята ищут его по всему городу.
        - Резанов знает? - Я ему позвонил. - Напрасно, - покачал головой Чеботарёв. - А пошли они все, - грубо выругался Корытин. - Для этих сук законы ещё не написаны.
        - Он здесь был? - Повез Ксению в больницу. Только что отъехали. Я так и знал, что эти подонки не успокоятся. Была бы моя воля, эта братия давно бы уже гнила у параши.
        - Мне не истерика твоя нужна, а улики. Рой землю, Корытин, но дай мне хоть какую-нибудь зацепку. Рекунов у меня сядет, пусть не по этому делу, пусть хоть за неуплату алиментов или неправильную парковку автомобиля, но сядет.
        - Не доживёт твой Рекунов до отсидки, - криво усмехнулся Корытин. - У меня такое предчувствие.
        - Это ты брось, - взвился Чеботарёв так, что белые халаты обернулись в его сторону. - Ты же и будешь охранять Рекунова от самосуда.
        - А вот это дудки, Виктор Васильевич, - со свистом прошипел Корытин. - Пальцем не шевельну, разве что верёвку попросят намылить. И прокуратура мне в этом деле не указ.
        С минуту смотрели друг на друга с такой ненавистью, словно были самыми заклятыми врагами. Чеботарёв опомнился первым и провёл чуть подрагивающей рукой по взмокшему от духоты лицу. С такой работой и сам психом станешь, почище Резанова.
        - Займись пока делом, - сказал он Корытину почти спокойно. - А об остальном потом поговорим.
        Надо перехватить Резанова, а то он в таком состоянии чёрт знает что может натворить. Девчонку уже не вернёшь, а свою и Ксеньину жизнь он окончательно покорёжит. Ах, как глупо устроена жизнь, так глупо и безнадёжно, что порой выть хочется.
        В больницу Чеботарёв опоздал, Резанова там уже не было, а к Ксении его не пустили.
        - Мы со своей стороны сделаем всё возможное, чтобы сохранить ребёнка, а уж вы постарайтесь обеспечить охрану. Мне, знаете ли, неожиданности здесь ни к чему.
        Если судить по лицу и глазам эскулапа, то Чеботарёв был, по меньшей мере, причастен к этому преступлению. Впрочем, на оправдания у Виктора не было ни времени, ни сил. Да и что он, в сущности, мог сказать? Что закон бдит и впредь не допустит? Но даже это по воде вилами писано - допустит или не допустит. У врача всегда есть и будет перед следователем преимущество: он может спасти человеческую жизнь, а Чеботарёв способен только доказать чужую вину в свершившемся факте смерти. Но покойнику будет уже всё равно, там, наверху, вероятно есть свой суд, который уже тем хорош, что для него не надо собирать улики.
        Домой Чеботарёв попал уже ближе к ночи и долго пил чай, тупо уставившись в изученную до мельчайших трещинок стену. Видимо, чай оказался слишком крепким, поскольку ворочался Виктор в постели так долго, что потерял счёт времени, а на часы решил не смотреть из принципа, дабы не ужасаться понапрасну. Ждал он тревожного звонка, и это ожидание начисто отбивало сон. Глупо было скрывать это от самого себя, но и признаваться тоже не хотелось, потому что совесть тут же требовала ответа: а всё ли ты сделал Виктор, дабы предотвратить возможное преступление, и если не всё, то не пора ли тебе подать заявление об уходе по собственному желанию, по той простой причине, что следователь должен обслуживать закон, а не собственные эмоции.
        Наверное, следовало сразу и вплотную заняться финансовыми проблемами Костиковой, вот тут сразу бы появились зацепки и против рекуновых, и против дерюгиных. Беда только в том, что ему не позволили бы вмешиваться в чужие темные делишки, а прокурор счёл бы повод надуманным. Чеботарёв почти уже уснул, когда раздался долгожданный звонок: - Ещё четыре трупа, Виктор Васильевич, - услышал он на этот раз совершенно спокойный голос Корытина.
        - Где? - вопрос прозвучал неискренне, потому что ответ Чёботарёв уже знал. - В доме Рекунова. Впрочем, дома как такового уже нет, хотя возможно пожарным удастся спасти кирпичную кладку с левой стороны.
        - Откуда ты узнал, что трупов четыре? - Допросил свидетелей по горячим следам. - А свидетели откуда взялись?
        - Тебе лучше подъехать, Виктор Васильевич, а то по телефону разговор слишком долгим получается.
        Чеботарёв глянул на часы - три ночи. Вот тебе раз, а он считал, что промучился бессонницей часов шесть, по меньшей мере, - то ли мысли у него бежали слишком быстро, то ли время сбилось с привычного ритма. Любопытно, откуда там взялся Корытин, неужели сам вёл наблюдение после трудового рабочего дня. Теперь при случае он сможет сослаться на усталость, а уголовный розыск предъявит счёт прокуратуре по поводу нечуткости следователя, вконец измотавшего несчастного опера. А, между прочим, тому же Корытину можно было бы впаять и соучастие, что, конечно же, из области фантастических рассуждений, но почему бы ни пофантазировать, пока тряская машина везёт тебя к месту преступления. - Сашок, ты бы хоть рессоры поменял.
        Сашок к замечанию следователя остался равнодушен, а Чеботарёв не стал настаивать на своей явно завышенной, если иметь в виду бюджет родного ведомства, претензии. Лезла почему-то в голову разная ерунда, не давая возможности сосредоточиться на главном.
        - Загорелся дом примерно в два часа ночи. Во всяком случае, звонок о пожаре поступил в это время, - сообщил вышедший навстречу Чеботарёву Корытин.
        - А где были твои люди? - Вон за теми кустиками стояла машина. - Где те кустики и где дом.
        - Прикажешь под все окна посадить по человеку? И вообще, в чём дело, гражданин следователь, - может, там просто баллон с газом взорвался. Пожарники, например, придерживаются именно этой версии. Между прочим, в доме было оружие и большое количество патронов, не исключено и наличие взрывчатки.
        - А твои люди что, не только слепые, но и глухие? - Мои люди отъехали от дома в половине второго по служебной надобности. - Смотри, Корытин, с огнём играешь.
        - А вот это ты напрасно, Виктор Васильевич, - обиделся капитан. - Вызов был серьёзным, а других машин поблизости не было.
        - Красиво у тебя получается, Андрюша. - Прикажешь слёзы лить по этим подонкам? - Трупы опознали?
        - Их ещё не извлекли из-под головёшек. Но, по словам Халилова и Светланы, в доме остались Рекунов, Селянин и два охранника. - А эти как спаслись? - Халилова выбросило из окна, или он сам выпрыгнул, а что касается Светланы то, если верить её словам, кто-то вынес её из дома на руках. Их Березин допрашивал, ты с ним поговори, - Корытин неожиданно рассмеялся.
        - Чему ты радуешься? - прошипел Чеботарёв, которого Корытинское легкомыслие возмутило не на шутку.
        Березин стоял с задумчивым видом посреди двора, курил сигарету и наблюдал за суетой пожарных, которым, похоже, удалось, наконец, сбить пламя.
        - Вот уж не чаял тебя здесь увидеть, Виктор Васильевич, - знакомый, что ли? - Проходил у меня по одному делу. Взрыв в офисе сегодня днём.
        - Так это Рекуновская работа? - удивился Березин. - Были на этот счёт кое-какие оперативные данные. - Значит, месть не исключена, - Березин задумчиво почесал затылок. - То-то, я смотрю, Корытин пепел носом ковыряет.
        - Что показали свидетели?
        Березина аж передёрнуло от этого невинного на первый взгляд вопроса: - Ох уж эти свидетели. Нет, конечно, после такого шока чёрт знает что может привидится. Халилов утверждает, что в дом ворвалось чудище невообразимое, которое плевалось языками пламени, и пуля это чудовище якобы не брала. Можешь себе представить?
        - А женщина?
        - С этой ещё хлеще. Как только чудище ворвалось в дом, она испугалась до полусмерти и закрыла глаза, а открыла она их только тогда, когда пожарники её под кустом отыскали. Но что интересно, она утверждает, что именно этот плюющий огнём монстр вынес её из дома на руках, а потом успокоил её нервную систему очень распространённым у мужчин способом.
        Стоявшие рядом с Березиным оперативники и пожарники подавились смехом. Сам Березин тоже не удержался, и только Чеботарёв сохранил на лице серьёзность.
        - Можешь себе представить, как будет реагировать прокурор на мой завтрашний доклад. Да что там прокурор, надо мной все сыскари смеяться будут. Между прочим, оба свидетеля были в момент происшествия сильно под мухой. На свежем воздухе они немного оклемались, да и встряхнуло их будь здоров, вот только, похоже, не в ту сторону.
        - А того человека Светлана не запомнила? - Не человека, а монстра, - усмехнулся Березин. - Я же тебе говорю, у неё глаза были закрыты.
        - Может, отправить её на биологическую экспертизу? - Да господь с тобой, Виктор Васильевич, шла бы речь об изнасиловании - другое дело. А этот самый оргазм она могла испытать ну буквально за секунду до взрыва. В доме было пять мужиков. Нет, тут либо баллон с газом рванул, либо с взрывчаткой неосторожно обошлись.
        - Рекунов слишком опытный человек, чтобы после столь громкого преступления хранить взрывчатку в доме.
        Березин на слова Чеботарёва только рукой махнул: - Брось, Виктор Васильевич, эти урки в последнее время совсем обнаглели. Осмотрим трупы и, если нет огнестрельных ран, спишем дело в архив. Не идти же, в самом деле, в суд с этим чудовищем, пугающим пьяных мужчин и утешающим хорошеньких женщин.
        Чеботарёв покосился на ухмыляющегося Корытина и зябко передёрнул плечами. Опровергать Березина, у которого, похоже, уже сложилась своя версия происшествия, вполне реалистическая, кстати говоря, которая наверняка придётся по вкусу начальству, совершенно бессмысленно. При чём тут, спрашивается, жрецы и божественные быки. Стоит только Чеботарёву заикнуться о мистической силе, как он тут же окажется в одной клинике с Халиловым и Светланой.
        - Свидетели, как только немного очухаются, сразу же изменят показания в угодную Березину сторону, - сказал негромко Корытин. - Люди ведь неглупые, зачем им лишние хлопоты. Халилов возвратился в город только вчера вечером, на момент взрыва в офисе у него железное алиби. Светлана любовница всего-навсего, с неё вовсе спрос невелик.
        - Найди мне Резанова, Андрей, из-под земли достань. - А суд даст разрешение на его арест?
        - Для задержания оснований у нас более чем достаточно, а об ордере потом думать будем. - Страшновато с божественным быком связываться, - ухмыльнулся Корытин. - Реализм реализмом, но чем чёрт не шутит.
        - Вот именно, - нахмурился Чеботарёв. - Про Резанова, это ты зря, Виктор Васильевич, - спохватился Корытин. - Каким бы быком он ни был, но в одиночку такое дело не провернёшь. Нафантазировать можно что угодно, а тут профессионалы действовали, если, конечно, это не божий промысел. Преступление и тут же наказание. Как хочешь, Виктор Васильевич, но не тянет твой Резанов ни на монстра, ни на профессионала.
        - Не знаю как там с монстром, но действительную он в армейской разведке проходил, - хмуро бросил Чеботарёв. - И взрывное дело знает.
        - Это меняет многое, - нехотя согласился Корытин. - Но к делу армейскую службу не пришьёшь.
        Чеботарёв мог бы ещё кое-что поведать Корытину про Резанова, но с этим торопиться не стал.
        - А Юдин, помощник Ксении, что с ним? - Совершенно вылетело из головы, Виктор Васильевич, - Корытин хлопнул себя ладонью по лбу. - Юдин был обнаружен сегодня около двенадцати ночи в собственной машине мёртвым. Инфаркт по предварительному заключению. Однако есть все основания полагать, что перед смертью его то ли пытали, то ли избили.
        - У тебя есть телефон Тяжлова?
        Видимо хозяин досматривал третий или четвёртый сон. Половина пятого ночи, не самое удобное время для телефонных разговоров, Чеботарёв знал это по собственному опыту.
        - Николай Ефимович, здравствуйте, это Чеботарёв говорит. - Какой Чеботарёв? - на том конце провода ещё не проснулись. - Ах, это вы, Виктор Васильевич… но позвольте, который час?
        - Извините, что беспокою вас, Николай Ефимович, - Чеботарёв выдавил из себя самый сочувственный из вздохов. - Обстоятельства складываются в эту ночь на редкость трагически.
        - Что вы имеете в виду? - в начальственном баритоне господина Тяжлова послышались нотки раздражения чрезмерной словоохотливостью следователя прокуратуры да ещё в столь неурочное время.
        - Убиты Рекунов, Селянин и два охранника при весьма загадочных обстоятельствах. Я звоню вам сейчас от дома Рекунова или, точнее, от дымящихся развалин, которые ещё вчера были домом покойного. Чудом уцелевшие Халилов и Светлана дают такие показания, что не знаешь, плакать или смеяться. - Но этого не может быть, - начальственные нотки в голосе Тяжлова пропали и появились другие, весьма Чеботарёва порадовавшие. - Я ведь вас предупреждал, Николай Ефимович. - Но мы полагали, что это блеф. Неудачная выходка зашедшего в тупик сыскаря. Согласитесь… - Согласитесь и вы, господин Тяжлов, что десять трупов, это уже не шутка сыскаря. - А кто десятый? - насторожился Тяжлов, умевший, видимо, хорошо считать. - Десятый - Юдин, помощник Ксении Костиковой, человек хорошо известный господину Дерюгину, который встречался с ним буквально накануне взрыва в офисе. - А при чём здесь Дерюгин?
        - Это нам ещё предстоит выяснить, - ушёл от ответа Чеботарёв. - Юдина нашли сегодня ночью мёртвым со следами насилия на теле и искаженным от ужаса лицом. - Вы что, опять на быка намекаете? - в голосе Тяжлова прозвучала растерянность. - А более реалистической версии у вас нет?
        - Можно и реалистическую версию подыскать, - покладисто согласился Чеботарёв. - Но вам-то какая разница, Николай Ефимович, реалистически будут описывать вашу смерть или фантастически.
        - Это шантаж, - неожиданно взвизгнули на том конце провода. - Вы просто сговорились с этим негодяем журналистом.
        - Николай Ефимович, - спокойно сказал Чеботарёв, - я сейчас брошу трубку и предоставлю вам возможность самому выпутываться из того положения, в которое вы угодили не по моей вине. А звоню я вам только потому, что мне надоело разгребать завалы из трупов.
        - Почему вы не арестуете этого маньяка Резанова? - Резанов сейчас в розыске, хотя, если честно, мне особенно нечего ему предъявить. Ни суд, ни прокурор не поверят в божественного быка, а если мне придётся доказывать вину просто Резанова, то сразу же всплывёт дело Костиковой. Ей богу, Николай Ефимович, если бы этого жреца Атемиса не было, то я бы на вашем месте его выдумал. Иначе найдутся люди, которые решат, что это именно вы и ваши компаньоны устраняете мешающих вам в политике и бизнесе людей. Сначала это был Паленов, потом Ксения, потом Рекунов. Как видите, у меня куда больше оснований арестовать вас, чем Резанова.
        - И почему не арестовываете? - Сохраняется надежда что вы ещё не окончательно свихнулись, - откровенно пояснил Чеботарёв. - Но очень может быть, что подельники Рекунова думают иначе. Не исключено, что иначе думают и сторонники Паленова. Я думаю, за вами скоро начнётся охота и организует её жрец Атемис.
        - Бросьте вы эту мистику, - не очень уверенно попросил Тяжлов. - Хорошо, - согласился Чеботарёв. - Если я скажу, что жрец Атемис бывший высокопоставленный сотрудник спецслужб, это вас больше устроит?
        - Но с какой целью он всё это затеял? - Тяжлов, ступив в область привычных реалий, обрёл утерянное равновесие.
        - Об этом можно только гадать, - ушёл от прямого ответа Чеботарев. - Я позвонил вам, Николай Ефимович, чтобы предупредить об опасности. Мы со своей стороны сделаем всё возможное, но и вы предупредите всех участников финансовой операции, пусть держатся настороже.
        - Я не знаю, о какой операции идёт речь, - холодно возразил Тяжлов. - Очень жаль, Николай Ефимович, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, - вздохнул Чеботарёв. - Но тут уж воля ваша. Если вы мне понадобитесь как свидетель, то я вызову вас повесткой. Всего хорошего.
        Чеботарёв бросил телефон на сидение автомобиля и покачал головой. Надо полагать, Тяжлов и его подельники предпримут необходимые меры безопасности, но у Виктора было предчувствие, что со смертью Рекунова ничего ещё не кончено. Наоборот, есть все основания полагать, что задуманная кем-то операция только вступает в решающую фазу.
        Пожар на Рекуновской усадьбе был окончательно погашен, пожарники сматывали шланги, а эксперты и помощники Березина потянулись на пепелище. Вмешиваться
        в чужую работу Чеботарёв не стал, попросил лишь Корытина озаботиться результатами экспертизы.
        - О муже Ксении выяснил что-нибудь интересное? - Был я в институте Востока, - усмехнулся Корытин. - Собственно, институт, можно сказать, существует как тень былого величия. Поскольку живых денег там давненько не видели, то сотрудники его промышляют, кто, чем может, и кто, как может. Степан Иванович Горбунов, директор института, поведал мне с гордостью, хотя и под большим секретом, что в своё время работами его сотрудников зачитывались ребята из КГД.
        - И чем Горбунов объяснял столь необычный интерес занятых людей к пыли веков? - От Степана Ивановича я узнал, что общность человеческая во все времена держалась и держится не только на силе и порождаемом ею страхе, но и на системе понятий и системе образов, то бишь на идеологии и искусстве. С давних времён накоплен огромный опыт и разработаны эффективные технологии управления как массами людей, так и отдельными особями. И если за силу государства отвечали вожди, та за системы понятий и образов - жрецы, которые весьма нервно реагировали, если кто-то со стороны вторгался в сферу их деятельности. Такого человека объявляли колдуном и врагом народа, с известными последствиями. Ничто не ново в этом мире, Виктор Васильевич. - А наши кгбшники, выходит, опыт перенимали у древних коллег?
        - Опыт перенимали не только наши кгбшники, но и их црушники, - подтвердил Корытин. - Да и нынешние наши политики не оставались в стороне. По словам Горбунова, покойный Паленов у них тоже бывал и не раз.
        - Любопытствовал? - Паленов готовился к выборам и искал эффективные технологии по запудриванию мозгов избирателей.
        - Нашёл? - Степан Иванович не в курсе. Человек он немолодой, новым веяниям чуждый, а потому Паленов лично к нему не обращался. Кандидата в губернаторы консультировал Василий Семёнович Певцов. Кстати, Алексея Астахова Горбунов тоже очень хорошо знает. Тот бывал у них неоднократно и даже числился нештатным сотрудником, без зарплаты, но с корочками.
        Чеботарёв высадил Корытина и велел Сашку рулить к дому. На сон времени уже не оставалось, но чайку со вкусом попить стоило. День предстоял суматошный, гонять чай в служебном кабинете Виктор не привык. Дома же, в утренние часы, с чашкой чая в руке, ему хорошо думалось.
        Как ни крути, а главным подозреваемым в совершённом преступлении остаётся Резанов. И ладно бы он оставался таковым только в глазах следователя. Но у Чеботарёва были основания полагать, что и подельники Рекунова, и подельники Тяжлова могут углядеть в божественном быке серьёзную опасность и устранить его просто из предосторожности. Корытин, уже успевший, похоже, проникнуться к Резанову симпатией, видит в нём только пишущего интеллигента, с брезгливым скепсисом взирающего на суету вороватых людишек. Андрею и в голову не приходит, что есть и совсем другой Резанов, который прячется до поры за весёлым цинизмом статей и являет себя миру лишь время от времени в ситуациях критических или близких к тому. Чеботарёв очень хорошо помнит последний бой Резанова на ринге, когда этот божественный бык расчётливо и хладнокровно забивал насмерть своего противника. Хотя слова «расчётливо» «хладнокровно» здесь не совсем подходят, поскольку основой Резановских действий была дикая ярость. Он ненавидел своего противника, и тот, надо признать, эту ненависть заслужил. Пройдёт всего лишь полтора года и тогдашний оппонент
Резанова на ринге будет убит сотрудниками милиции при задержании, а шлейф кровавых преступлений, который он оставил за собой, прокуратура разматывает до сих пор.
        Резанов знал тогда, с кем имеет дело, во всяком случае, догадывался, но в глазах Чеботарёва это его не оправдывало. Конечно, можно предположить, что Резанов действовал тогда в состоянии аффекта, но в том-то и дело, что ярость божественного быка не была слепой. Даже рефери на ринге ничего странного в поведении противников не заметил и очень удивился, когда Седельников, тренер Резанова, выбросил белое полотенце. Зрители же и вовсе бесновались добрые полчаса, требуя продолжения боя. Слишком уж очевидным было для них преимущество Резанова, а его противнику до нокаута оставалось всего ничего. Седельникова потом обвинили во всех смертных грехах. Заподозрили во взяточничестве. Разбирательства тянулись не один месяц, и единственным человеком, который безоговорочно поддержал тренера во всех инстанциях, был Чеботарёв. Другое дело, что ни Чеботарёв, ни Седельников так и не смогли сколь-нибудь вразумительно разъяснить свою позицию. А единственным их аргументом в пользу столь странного решения являлось то, что противник Резанова после боя был отправлен в больницу. Седельникову пришлось уйти из спорта с клеймом
нечистоплотного человека, и Виктор ему искренне сочувствовал. Резанов же всё это время молчал, упиваясь ролью жертвы заговора. Однако на ринг он после того случая больше не выходил. И это косвенным образом подтверждало правоту Седельникова, на что Виктор как-то раз прямо указал Резанову в минуту предельной откровенности. В ответ Сергей только плечами пожал. Больше они к этой теме не возвращались.
        Конечно, нельзя исключать и того, что Седельников с Чеботарёвым просто ошиблись в оценке состояния Резанова, а дело всё бело в спортивном азарте, захватившего целиком вышедшего на ринг спортсмена. Хотя, по наблюдениям Виктора, Сергей не был азартным человеком, да и спортсменом был весьма своеобразным: мог выиграть практически у любого и столь же блестяще мог практически любому проиграть. Причём выигрывал чаще всего нокаутом, а проигрывал по очкам. Чеботарёв, следивший за Резановым чуть ли не с мальчишеских турниров, когда сам ходил в мастерах, всегда поражался той лёгкости, с которой тот переживал свои поражения, и тому странно-тяжёлому взгляду, который он замечал у него после побед. С таким же взглядом Резанов вернулся из армии, и это был пик в Резановской спортивной карьере, когда все прочили его в чемпионы, и которая драматически оборвалась по вине тренера Седельникова, как многие думают до сих пор.
        Сейчас Чеботарёв мучился сомнениями по поводу собственных ощущений почти десятилетней давности. Наверное, поэтому он не рискнул поделиться ими с Корытиным. Конечно, Виктор мог бы оправдаться перед собой тем, что, отправляя за решётку Резанова, он тем самым спасает его от возможной мести Рекуновских подельников, и, в общем, это было бы правдой. Тучи над Резановым с этой стороны действительно сгущались. Однако спасая его таким образом от бандитской пули, Чеботарёв, сам того не желая, мог обречь возможно невинного человека на пожизненное заключение. Ибо кое-кому в прокуратуре Резанов мог показаться идеальным кандидатом в виновники всех нашумевших убийств. Чеботарева, как старого друга подследственного отстранят от дела, а расторопные коллеги, под диктовку номенклатурных товарищей, ныне, впрочем, господ, оформят путёвку в места не столь отдалённые не только Резанову, но и Ксении. Что, безусловно, устроит если не всех, то очень многих в областных верхах.
        Чиж довольно долго изучал Резановский опус, хмыкал про себя и головой качал. Резанов спокойно сидел на стуле и партийца не торопил. В конце концов, одно дело статьи по теории классовой борьбы печатать и совсем иное - компромат, задевающий лиц весьма влиятельных и наделённых властью. Конечно, Резанов и раньше пописывал в оппозиционной прессе, но то были статьи совсем иного сорта, конкретно никого не цепляющие, а потому по сути безвредные. В основном - общие рассуждения на тему падения нравов. Причём эти рассуждения оппозиционного Неразова лояльный к переменам Резанов тут же опровергал, вступая с ним в ожесточённую полемику. Чиж на эти метания от Резанова к Неразова смотрел с интересом и не то, чтобы одобрял, но, во всяком случае, сочувствовал.
        - Селезень тебе этого не простит, - предостерёг Чиж. - Выкинет из газеты в два счёта. У нас же выборы на носу.
        - Выкинет, если на нынешних выборах победу одержит действующий губернатор, усмехнулся Резанов. - А если произойдёт смена караула, то изгой Резанов превратиться в героя Резанова, которым будут козырять перед новой властью. - Демократия, - вроде даже сочувственно вздохнул по поводу редакторских мучений Чиж. - Не знаешь, кому угождать. То ли дело раньше: есть генеральная линия, и дуй в этом направлении, через черту не переступая. Я одного не понимаю, с какой стати люди подобные Селезнёву, коих у нас пруд пруди, вдруг ударились в либерализм, он ведь им нужен как зайцу стоп сигнал. - Начальство ввело солидных людей в заблуждение. Из Кремля поступило такое указание - быть либеральными. Многие не устояли.
        - Я для себя понять хочу, - не принял Резановского шутливого тона Чиж. - Как можно свои собственные мозги так вывернуть. Я Селезнёва почти тридцать лет знаю, ещё с комсомола. Ведь искренним же был партийцем. Ты его статьи почитай пятнадцатилетней давности.
        - Ради карьеры врали, - осторожно защитил подельников Резанов. - Не стали бы врать, так сидели бы на кухне, а то и в более скорбных местах. - Нет, Серёжа, здесь не то, - покачал головой Чиж. - Это вам, молодым, они могут вешать лапшу на уши по поводу зверств Брежневского режима. Никто их в партию силком не гнал. Но выгода, конечно, от партбилета была. Кто громче всех лозунги кричал, тому и пайка больше доставалась. Но ведь и сейчас то же самое и даже много более того. Чем ближе к власти, тем пайка больше. И выходит, что эти люди ничегошеньки в себе не меняли, суть их осталась та же самая. - Вот тебе раз, - удивился Резанов. - Ты вокруг-то посмотри.
        - Я и смотрю. У нас как выборы, так вибрация - кто придет, и что он натворит? Один человек там, наверху, выдвинет любую, самую идиотскую идею, и селезнёвы, имя которым легион, её подхватят. Потому что такова их холуйская суть, а мировоззрение они готовы перестроить в соответствии с текущим моментом. Сказали, даёшь приватизацию, они её дали. Скажут - сажай приватизаторов, они посадят. Они сами себя будут сажать. Вот такой у нас, Серёжа, выходит либерализм. - Страшновато, - поежился Резанов.
        - Я это к тому, чтобы ты знал, с кем бороться вздумал, - пояснил Чиж. - Это ведь только в сказках богатыри в два замаха побеждают Кощеев Бессмертных. А в жизни реальной у Кощеев голова отрастает, а вот у богатырей нет. - Интересно, - задумчиво протянул Резанов. - А где сердце у Кощея?
        - В желудке. Кощей сожрал коммунистическую идею, сожрёт и вашу либеральную.
        Чижу явно хотелось спросить Резанова о взрыве в Рекуновском особняке, но врожденная деликатность мешала. Поэтому и начал он издалека, чуть ли не от Адама, стараясь подвести под чужую очевидную подлость хоть какую-то очеловечивающую базу. Резанов же Рекунова с компанией за людей не считал и по поводу их кончины скорбеть не собирался.
        - Самосуд, однако, не метод, - вздохнул Чиж. - Всё-таки убийство есть убийство. - А как же революционная целесообразность?
        - Со смертью Рекунова ничего в нашем обществе не изменилось. Индивидуальный террор никогда и никому ещё не приносил успеха.
        - Для массового террора у меня пока что нет под рукой ни партии, ни силовых структур.
        Чиж намёк понял и слегка обиделся. Хотя Резанов только отплатил ему той же монетой: хозяин заподозрил гостя в индивидуальном терроре, а тот его в склонности к диктатуре пролетариата с известными всем последствиями. Чиж объяснение гостя выслушал с большим вниманием и, если по лицу судить, призадумался. Резанов нисколько не сомневался, что Володя, как отдельно взятый человек, мухи не обидит, но если партийная труба позовёт, то долг он свой выполнит, пусть и с содроганием и с болью в сердце.
        - Наверное, - не очень охотно согласился Чиж. - То есть крови я не хочу, но ты, похоже, прав. Конечно, сейчас время другое, но сказать «нет», значит отречься от многих товарищей, которые в иные, более суровые времена, вершили-таки суд и расправу. Я говорю о тех, кто вершил их без корысти в душе.
        - Я тоже крови не хотел и не хочу, - сказал Резанов. - Но в отличие от тебя, я уже убивал из чувства долга.
        - Но ты ведь был солдатом и там стреляли, - сочувственно поморщился Чиж. - Это совсем другое.
        - Здесь тоже война и противостоят мне не ягнята, - возразил Резанов. - Вот ведь в чём дело, Володя. Ситуация такая, что я сам должен определить - война или не война, убивать или не убивать.
        - Порок должен быть наказан, но не в рамках же беспредела, - запротестовал Чиж. - Иначе зло восторжествует на наших костях.
        - Ладно, - устало махнул рукою Резанов. - Статью-то напечатаешь? - Статью напечатаем. Бьёт она не в бровь, а в глаз.
        - Ещё одна просьба у меня к тебе, Володя. Есть у меня сведения об одном человеке. Сведения смутные, но, похоже, что именно он является творцом беспредела в нашем городе. Сухой, высокий и прямой как палка старик. По нашим с Булыгиным расчётам, в годы оны он служил в компетентных органах и сейчас задействовал свою тогдашнюю агентуру. Очень опасный тип. Нам он известен под именем жреца Атемиса, и, возможно, его фамилия как-то созвучна этому имени.
        - Не припомню, - задумчиво протянул Чиж. - Но спрошу у своих. Жрец, говоришь? А каким богам служит этот жрец?
        - Вот это мне как раз и хотелось бы узнать.
        Рустем Халилович Халилов с нервами, похоже, уже совладал и на божественном быке-монстре более не настаивал. Большого физического ущерба он не понёс, а хорошо организованная нервная система быстро вернула организм к нормальному состоянию. На Корытина, пришедшего к нему почти что с дружеским визитом, он смотрел хоть и настороженно, но без враждебности.
        - Всё, о чём знал, я уже рассказал следователю Березину.
        - Ваши показания я читал, - кивнул головой Корытин. - Вы упомянули там вскольз о шутливом звонке за минуту до взрыва.
        Халилов поморщился, вспоминать об этом ему, видимо, было неприятно. Кажется, он испытывал чувство неловкости за свой испуг и за откровения о божественном быке сразу же после взрыва, столь развеселившие почтенную публику. - Следователь решил, что это обычное телефонное хулиганство и, наверное, так оно и есть.
        - Баллоны с газом хранились в подвале? - Вероятно, - пожал плечами Халилов. - Я ведь в этом доме был только гостем. Но сноп огня вырвался нак раз по центру в том месте, где сидели Рекунов и Селянин. А я стоял у раскрытого окна - душновато, знаете, было и накурено. Звука взрыва я не слышал. Очнулся в кустах, когда всё вокруг горело.
        - О чём был звонок? - Привет от божественного быка и до встречи в каких-то садах. Рекунов повторил это вслух. Селянин, я помню, успел засмеяться, а после рвануло.
        - На месте взрыва было обнаружено три трупа, а по вашим первоначальным показаниям, в доме к моменту взрыва было шесть человек, включая вас и Светлану. - Обычно при Рекунове было два охранника. Была ещё и приходящая обслуга, но об этом лучше спросить у Светланы. Не исключено, что Рекунов отпустил или отправил по делу охранника.
        - Значит, охранников с вами в комнате не было? - Нет, мы пили втроём: я, Рекунов и Селянин.
        - А Светлана? - Светлана сказала, что у неё голова болит и отправилась спать минут за пятнадцать до взрыва.
        - Скажите, Рустем Халилович, вы никого из этих людей не знаете?
        Корытин достал пять фотографий и протянул их Халилову. Халилов даже приподнялся с кровати, чтобы получше рассмотреть предложенные снимки. На лице его читалось сомнение:
        - Не уверен. Может быть вот этот. По-моему, он похож на шофёра «Жигулей», которые накануне привозили продукты. Впрочем, ручаться не могу, Видел я его мельком. Просто отметил мимоходом, что человек видимо подрабатывает. Светлана
        с ним рассчитывалась. - В дом шофёр входил? - Заносил коробки с продуктами. - А почему вы решили, что этот человек подрабатывает?
        - Повадки не шоферские. И губы всё время кривились презрительно. - Спасибо за помощь, - сказал Корытин поднимаясь.
        - Ко мне есть какие-то претензии? - спросил Халилов. - У нас нет, - утешил его Корытин. - А что до Березина, то он вам об этом сам скажет.
        Чеботарёв Корытинский доклад выслушал с большим интересом. Ещё раз внимательно посмотрел фотографии. Алексея Астахова он узнал сразу по всегдашней ухмылке полноватых губ. С Костиковым он тоже пару раз сталкивался. Очень выразительное лицо, хотя и слегка обрюзгшее. Лицо типичного российского интеллигента со скорбной улыбкой на бледных устах и мудрым прищуром окружённых мелкими морщинами глаз. Третий снимок ничего ему не говорил, но, видимо, это был Костиковский коллега Певцов. Тоже, если судить по снимку, весьма и весьма интеллигентная личность, с залысинами и скепсисом во взоре. - Выяснил, откуда поступил продуктовый заказ?
        - Ну а как же. Рекунов их постоянный клиент, точнее не сам Рекунов, а Светлана. Именно она в последний раз составляла перечень необходимых продуктов. - И в магазине тоже опознали по фотографии Астахова? - В том-то и дело, что нет, - усмехнулся Корытин. - Там клятвенно утверждают, что за продуктами приезжал Рекуновский охранник Сеня, которого в магазине очень даже хорошо знают, ибо он там бывает чуть ли не еженедельно. Все продавщицы в один голос утверждают, что ошибиться не могли. Да и не похож этот Сеня на Астахова - здоровенный громила в метр девяносто ростом. - Выходит, Халилов сказал тебе неправду?
        - Ничуть не бывало, - покачал головой Корытин. - За продуктами ездил действительно Сеня, как я выяснил у Рекуновской кухарки. Милая женщина средних лет, очень напуганная всем происшедшим. У Сени сломалась машина. Он звонил Светлане и просил помощи. Видимо, помощь ему была оказана, по словам кухарки, продукты доставили жёлтые «Жигули». Водителя она, правда, не разглядела, поскольку в кухню он не заходил. К сожалению, мне не удалось поговорить со Светланой, врачи к ней пока никого не допускают. Утверждают, что состояние пациентки не позволяет ей общаться с работниками правоохранительных органов.
        - А что с Сеней? - Одно из двух: либо его разметало на атомы, либо он благополучно скрылся. Если этот Сеня уцелел, то подозрение может пасть на него. Или, точнее, та же Светлана может указать на охранника, как на возможного виновника трагедии и указать не нам, а подельникам почившего авторитета. Но может и не указать, а подтвердить, скажем, что Сеня был отправлен Рекуновым по какой-то срочной надобности. То есть судьба Сени в руках Светланы.
        - Хочешь сказать, что он им понадобится для каких-то грязных дел? - Если Светлана причастна к взрыву, то обязательно понадобится, - подтвердил Корытин. - Чтобы отвести от себя подозрение, она, скорее всего, укажет на Резанова, как на виновника. А Сени поручат деликатное дело устранения журналиста. Выбор у охранника невелик: либо он устранит божественного быка, либо его объявят сообщником убийцы.
        - Не могу понять, зачем им понадобилось привлекать Астахова, - задумчиво протянул Чеботарёв. - Что-то здесь не так.
        - Так может его привлек Резанов? - А что у нас с Резановым?
        - Мы едва не прихватили его на квартире у Чижа, но, увы. Теперь он удвоит осторожность, а возможно и ляжет на дно.
        - Займись Сеней, а также связями Светланы. И Халилова не выпускай из виду.
        Корытин ушёл выполнять возложенные на него многотрудные задачи, а Чеботарев остался в кабинете, размышлять и анализировать. По его расчетам Астахов должен был вот-вот объявиться подле заждавшейся женушки, если уже не объявился. Причём не просто так, а в роли спасителя. Астахов должен предложить через Агнию Дерюгину и компании план разрешения возникших проблем. Страху на областную элиту жрец Атемис нагнал, и, не исключено, что чиновники дрогнули сердцем. Многое, если не всё, будет зависеть от аппетитов жреца, но сам объём подготовительных работ говорил о том, что прётензии будут немалыми. А вот поведение Резанова Виктору было непонятным, если, конечно, тот не работал в команде жреца, что казалось маловероятным. Ну а если божественный бык вздумал вести свою игру, то в результате достигнутых договорённостей его устранят. Устранить его, впрочем, могут и раньше, использовав смерть Резанова как средство шантажа.
        После недолгих колебаний Чеботарёв всё-таки взял трубку и набрал номер телефона Агнии:
        - Я слышал, что ваш супруг вернулся?
        Видимо, Агния не ожидала столь прямого вопроса, а потому некоторое время колебалась.
        - Да, вернулся, - нехотя отозвалась она, наконец. - Нашлась пропажа. - Передайте ему, что Виктор Чеботарёв хотел бы перемолвиться с ним словом. Я жду его в два часа в кафе, где мы с вами встречались. Всего хорошего.
        Агния кажется пыталась что-то возразить, но Чеботарёв не стал её слушать и повесил трубку. Вряд ли Астахов рискнёт проигнорировать звонок давнего знакомого. Чеботарёв даже почувствовал гордость по поводу своего умения просчитывать ситуацию. Правда, разрастись этому чувству до гипертрофированных размеров мешал червячок сомнения. В конце концов, даже вычислив всех подручных жреца Атемиса, он пока не располагал мало-мальски значимыми уликами по поводу их причастности к противоправным делам. А не имея на руках козырей, оставалось только блефовать, причём блефовать в игре, все нити которой находились в руках другого человека, устанавливавшего вдобавок ко всему ещё и правила этой игры.
        Ждать Чеботарёву пришлось недолго. Астахов приехал минут через десять после того, как Виктор припарковал свою машину у знакомого заведения. Чеботарёв не видел Алексея года два и с неодобрением отметил, что время отыгралось на его знакомом. Впрочем, знакомы они были шапочно, через того же Резанова, который представил их друг другу лет восемь или десять назад. Астахов тогда писал в газете на спортивные темы и слыл большим знатоком бокса. В те поры Астахов был тридцати трехлетним добрым молодцем, развесёлым и заводным. Чему способствовала утерянная ныне стройность и пышная тогда шевелюра, делавшая Астахова любимцем дам.
        - Слышал, слышал, - сказал присаживаясь в Чеботарёвскую машину Астахов. - Ксения в больнице. Паленов убит. Кошмар какой-то.
        - Статью о Паленове действительно написали вы?
        Астахов вопросу не удивился, хотя и ответил не сразу, прикидывая что-то в уме. Взволнованным он не выглядел, разве что слегка встревоженным.
        - Я по-глупому рассорился с Паленовым и рассчитывал на примирение, но, увы. - А почему не под своим именем напечатали?
        - Не хотелось слишком откровенно прогибаться, - слегка смутился Астахов. - Мне важно было другое: показать Паленову, что я могу быть ему полезен своими связями в журналистских кругах.
        - А презент? - Галька, что ли? - не сразу сообразил Астахов. - Это хохмы ради. Мне её один чудак подарил. Очень интересный старик, помешанный на древностях. - Высокий, худой и прямой как палка.
        - В общем да. А вы откуда знаете? - От вашей супруги, - пояснил Чеботарёв. - Это вы познакомили старика с Ксенией?
        - Не с Ксенией, а с её мужем, - поправил Астахов. - И сделал я это по просьбе Паленова. Поскольку этот человек интересовался культами Востока, а Костиков в этих проблемах специалист.
        - Как фамилия старика? - Честно говоря, не помню, - наморщил лоб Астахов. - Что-то нерусское, хотя по имени отчеству Иван Иванович. Видел я его от силы пару раз. Свёз в институт к Костикову, и на этом всё закончилось.
        - У меня есть все основания полагать, что этот Иван Иванович оказал большое влияние и на Костикова, и на Ксению, и даже на Резанова.
        - Сергей-то здесь при чём? - Вы знаете, почему Резанов бросил занятия спортом? - Была какая-то неприятная история, - припомнил Астахов. - Кажется, он покалечил соперника.
        - Мог бы и убить, если бы его не остановили. - Бросьте, - не поверил Астахов.
        - Резанов не спортсмен, он боец. И в определённых ситуациях он бьётся насмерть. - Агния мне рассказывала про божественного быка, который во сне якобы вселился в Резанова, но я решил, что это его очередная хохма. Серёжа любит смущать дам подобными рассказами.
        - Его рассказы действуют не только на дам, но и, представьте себе, на мужчин.
        Пересказ показаний Светланы и Халилова Астахов выслушал с недоверчивой усмешкой:
        - Бывают же такие суеверные люди. - Шок, - пожал плечами Чеботарёв. - Но боюсь, что этот шок может и не пройти. Внешне люди поуспокоются, найдут более разумное объяснение случившемуся, но в подсознании останется именно божественный бык, как причина пережитого ужаса. И как возможность продолжения этого ужаса в дальнейшем. Эти люди, я имею в виду Халилова и Светлану, будут искать возможность, избавится от подсознательного страха, а поуспокоившееся и протрезвевшее сознание подскажет им объект - Резанов, разумеется, не в качестве божественного быка, а в качестве ловкого убийцы или опасного маньяка, которого следует устранить для собственного спокойствия.
        - Забавно, - криво усмехнулся Астахов. - В том смысле забавно, что страх родился из ничего, из пустой байки. Вы ведь не думаете, что это Резанов взорвал Рекуновский дом. - А почему нет, Алексей Петрович? - спокойно возразил Чеботарёв. - У него были причины не любить покойных. Да и среди живых есть люди, которых Резанов с полным основанием может считать соучастниками преступления. - Но ведь в Рекуновском доме, если верить газетам, рванул газ. Я читал интервью с вашим коллегой.
        - Газ действительно рванул, - согласился Чеботарёв. - Но для того, чтобы он рванул, надо было оставить открытым вентиль. Кроме того нужна искра.
        - Мало ли, - пожал плечами Астахов. - Вентиль могла не закрутить кухарка, а далее спичка или окурок, вот вам и взрыв.
        - Могло быть и так, - кивнул Чеботарёв. - Но стопроцентно согласиться с таким раскладом мешают два обстоятельства: во-первых, звонок, буквально за пару минут до взрыва, и во-вторых, появление на территории Рекуновской усадьбы постороннего человека, который заносил коробки в подвал, где хранились баллоны с газом. По неосторожности моего сотрудника Халилову была предъявлена фотография одного человека, и, представьте себе, гость с юга его опознал.
        - Вы хотите сказать, что это была моя фотография? - Вы ведь хороший знакомый Резанова, а мы проверяем всех, с кем он вступает в контакт.
        - Абсурд, - возмутился Астахов. - Я действительно завозил эти чёртовы коробки к Рекунову. Но это произошло по чистой случайности. Светлана была у нас в гостях, Агния попросила отвезти её домой, а на дороге мы повстречали дебила-охранника, у которого сломалась машина. Светлана попросила меня помочь. Да спросите же у нее, наконец.
        - Светлана подруга вашей жены, и она вполне могла вступить в сговор с врагами Рекунова.
        - Вы что же, и меня подозреваете? - возмутился Астахов. - Подозреваю я вас или нет, это пока для вас не суть важно. Опасность в том, что вас подозревает Халилов
        - Я ни в чём не замешан и ни к чему не причастен. - В этом я как раз не уверен, - вздохнул Чеботарёв. - Хотя предъявить вам в качестве обвинения мне действительно нечего. Не хотите сотрудничать со следствием - воля ваша. И жизнь, о которой идёт речь, тоже ваша. Я же свой человеческий и служебный долг выполнил.
        - Агния мне рассказывала, как вы выполнили свой человеческий и служебный долг перед Рекуновым и Селяниным, - Астахов смотрел на Чеботарёва с ненавистью. - Теперь они покойники.
        - У каждого свои методы работы, уважаемый, - холодно бросил Чеботарёв, - у меня свои, у жреца Атемиса свои. Хотя кое в чём они совпадают, вы не находите? - Я не знаю никакого Атемиса.
        - Как угодно. Я предложил вам выход из смертельно опасной для вас ситуации, вы его отвергли. Пеняйте теперь на себя. Всего хорошего, Алексей Петрович, не смею вас больше задерживать.
        Смерть Ледии, смазливой девчонки, на которую он, впрочем, прежде не обращал особого внимания, потрясла Элема. Он нисколько не сомневался, что копьё, прилетевшее из тёмного угла огромного Храма, предназначалось божественной корове Огеде. Кажется, это поняла и сама Элия. Во всяком случае, это именно она настояла на переселении во дворец Доху-о-доху, где прошла её несчастливая юность. Впрочем, и здесь её охраняли всё те же мрачные как ночь рогатые жрецы-кастраты. Куда-то, правда, исчез Юдиз. Краем уха Элем слышал, что его покарал Атемис. Как покарал верховный жрец и великого Регула, грозу Эбира. Всё и вся ныне было подвластно жрецу. Уцелевшая знать вроде бы покорно гнула перед ним выю. Но за этой покорностью ещё чувствовался протест, это понимал даже барабанщик Элем, что же тут говорить об Атемисе. Казни и жертвоприношения продолжались. Страх рос, как в душах эбирцев, так и в душе барабанщика Элема. Он почти не сомневался, что в один прекрасный, а точнее непрекрасный момент станет для жреца Атемиса лишним. Зачем верховному жрецу божественный бык, не говоря уже о барабанщике Элеме. Огус должен пастись
в садах Иллира, а вся власть в Эбире будет принадлежать его жрецам, поскольку только они способны постичь его мысли. А этих самых мыслей, к слову, у божественного быка не было. Огус обладал только силой, чудовищным могуществом, способным в порошок стереть всё и вся, в том числе жреца Атемиса и город Эбир. Такую силу очень опасно иметь под рукой, тем более что эта сила заключена в оболочку простого эбирского барабанщика.
        В последнее время Элем заподозрил, что Атемису не нужна и Элия с её ещё не родившимся сыном. Этот младенец мог стать угрозой не только для знати, но и для рогатых слуг Огуса. Именно сын Огуса стал бы проводником воли своего божественного отца, а жрецам оставалось бы только ловить на лету знаки его внимания.
        Странно, что Элия этого не понимала. И не хотела верить, что последнее покушение на её жизнь осуществилось при попустительстве верховного жреца. И чем больше становилась власть жрецов в Эбире, тем всё менее ценными в их глазах становились жизни Элема и Элии. И наступит момент, когда за эти жизни не дадут и медного обола.
        - Ты, жалкое подобие человека, как ты посмел осквернить чистое имя жреца Атемиса своим поганым языком. Жрецы храма - это глаза, уши, ноги и руки божественного Огуса, и только они способны воплотить его устремления в жизнь.
        То, что божественная корова не сдержана в проявлениях чувств, Элем знал и раньше, но в этот раз она, кажется, грозила превзойти саму себя. Конечно, барабанщик мог бы ей сказать, что ноги и руки Огуса, это как раз он, Элем, но не стал раздражать и без того впавшую в неистовство женщину.
        Для Элии он ничтожество, пустое место, эбирский простолюдин, которому приятная наружность и крепкое тело позволили пробиться в барабанщики. И, в общем-то, Элия права, как правы были и многие простые эбирцы, презиравшие Элема за выпавшую ему в день похорон Доху-о-доху слепую удачу. Он не заслуживает уважения. Он болтается в волнах чужой воли, как чурка, не делая даже попытки выбраться на берег. Так как же может женщина, вынашивающая под сердцем ребёнка, довериться такому ничтожеству. Она будет держаться обеими руками за Атемиса до той самой минуты, когда жестокий кастрат её предаст.
        Когда-то Элем любил бродить жаркими ночами по Эбиру. Ночной город казался ему тогда более гостеприимным, покладистым и доброжелательным, чем город дневной, быть может потому, что надзирающих глаз становилось меньше. Стража, конечно, обходила Эбир и ночью, но старалась держаться поближе к центру, где вокруг храма Огуса селилась знать, нищие кварталы оставались на ночь без присмотра и развлекались в своё удовольствие на горстку меди, заработанную тяжким трудом. Все питейные заведения были переполнены в эту пору, а где вино, там и женщины - в проститутках благословенный Эбир никогда не испытывал недостатка. И вспоминая сейчас, на мягких пуховиках, хмельные ночи, проведённые на грязных циновках в компании эбирских потаскух, Элем испытывал легкое чувство сожаления о том, что не придётся больше окунуться в атмосферу разгула и бесшабашного веселья. Барабанщик Элем не был последним человеком в весёлой компании, а о его подвигах в делах любовных могли бы рассказать не только эбирские проститутки. Случалось, что и эбирские жёны и не только подлого происхождения, воспользовавшись отсутствием мужей, либо сами
посещали притоны, либо посылали своих рабынь за достойными кандидатами. Естественно, что наибольшим успехом у знатных эбирских женщин пользовались барабанщики божественного Огуса - сливки эбирского простонародья.
        Элем знал массу историй о похождениях своих приятелей в самых знатных домах и сам бы мог порассказать немало интересного. В те, молодые годы, он мечтал поселиться в богатом доме, с какой-нибудь нестарой вдовушкой, чтобы не знать больше нужды и забот. Кто мог тогда знать, что его жизнь так взбрыкнёт одичавшей кобылой и вынесет его к таким высям, о которых он и помыслить не мог.
        А в сущности, почему бы ему не посетить питейное заведение. В конце концов, очень может быть, что божественному быку подобная жизнь придётся по вкусу. Ведь недаром же он вошёл в простого барабанщика, а не в вельможу. Остаётся только ускользнуть из-под бдительного надзора жрецов-кастратов, и вот она, желанная свобода. Для любого другого задача выбраться из столь тщательно охраняемого дворца абсолютно нереальна, но только не для эбирского барабанщика, привыкшего серым мышонком скользить по чужим спальням. Самое удобное одеяние для этой цели - покрывало рабыни. Грубая материя хорошо скрывает тело, а темнота скрадывает рост.
        Глупая Ирия только глазами захлопала в ответ на его просьбу, и Элему довольно долго пришлось разжёвывать ей суть своей затеи.
        - Прикажи только, мой господин, и никто не посмеет тебе помещать.
        Бывают же такие безмозглые бабы! Зачем, спрашиваётся, Элему объясняться по таким пустякам с Атемисом, если он может уйти совершенно незамеченным ни верховным жрецом, ни его подручными кастратами.
        Ирию ему удалось убедить, а вот у самого появились сомнения: что будет, если Элема узнают на улицах Эбира? Конечно, в столь странном наряде он по улицам разгуливать не станет, но всё равно, в городе слишком мало мест, где лицо Элема не было бы знакомо. И нет в Эбире человека, который бы не слышал, как простой барабанщик полюбился божественному быку.
        И всё-таки он решился. Покинуть дворец Доху-о-доху оказалось делом даже более простым, чем он ожидал. Никто из высокомерных жрецов божественного Огуса даже не обратил внимания на старую рабыню, кутающуюся по причине ночной прохлады в кусок плотной и не слишком чистой материи. Жрецы и на молоденьких девочек не смотрели.
        Элем не стал раздражать стражу у главных ворот. Высокое каменное ограждение не могло послужить препятствием человеку молодому и ловкому. Рабскую одежду Элем оставил здесь же на стене и легко спрыгнул на брусчатку мостовой. Оставалось только не нарваться по глупости на городскую стражу, которая могла с дуру пустить в ход древки копий.
        Элем испытывал в этот момент такое невероятное чувство свободы, что готов был тут же сплясать весёлый танец качу, не дожидаясь, когда ему поднесут красного как бычья кровь вина в глиняной кружке.
        Всё-таки недаром он более десятка лет слонялся ночами по Эбиру в поисках приключений. Здесь ему знаком был каждый камень и каждый закуток. К тому же у Элема явно улучшилось зрение, во всяком случае, в темноте он видел почти так же хорошо, как днём. Поначалу это его немного испугало, но потом он пришёл к выводу, что ему помогает сам божественный Огус, которому прогулка, видимо, пришлась по душе.

«Пёстрая бабочка» была полна под самую завязку, а на нового посетителя никто даже внимания не обратил, быть может потому, что Элем никогда раньше не был завсегдатаем этого заведения, предпочитая ему «Весёлую муху» или «Разбитного шмеля». Особенно хорош был «Шмель», который принадлежал приятелю Элема толстому Аркелу, знающему толк и в вине, и в крутобедрых девочках. А в «Пёстрой бабочке» собирался народ постепеннее и посолиднее, в основном горшечники, оружейники и торговцы с рыбных рядов.
        Почётное место в главном зале занимал очаг, над которым колдовал хозяин с рабами-подручными. Многочисленные гости располагались самым живописным образом прямо на полу, если не хватало циновок. Впрочем, на подобные пустяки никто внимания не обращал. Девочки, как и положено, сидели в дальнем углу сильно поредевшей кучкой и о чём-то болтали, потряхивая обнажёнными грудями и соблазняя клиентов хитрыми улыбочками.
        Ни одна из них Элему не понравилась. Из покоев Доху-о-доху они казались куда более привлекательными. Да и вино в «Пёстрой бабочке» было до отвращения кислым, словно его разбавляли ослиной мочой. Одно из двух: либо хозяин притона добавляет в благородный напиток уксус, либо Элем уже настольно разбаловался за эти четыре месяца роскошной жизни, что неспособен оценить скромные радости простолюдинов.
        Божественный бык помалкивал, судя по всему, выбор девок тоже показался ему скудным, а их достоинства сомнительными. К тому жё их не мешало бы тщательно ломать, но, к сожалению, вода в Эбире слишком дорога, чтобы ее расходовать на потаскух.
        - Говорю же вам, что жрец Атемис солгал. Где это видано, чтобы божественный Огус вселялся в обычного барабанщика, когда к его услугам столько знатных мужей.
        - Но ведь никто из них не возразил жрецу Атемису? - Убийство Фалена многим заткнуло рты. А Атемис ещё и подстраховался, отправив в сады Иллира многих из тех, кто мог бы открыть глаза народу.
        - А почему молчит божественный Огус? - Так говорю же, что всё это ложь - не было никакого Огуса. - А дождь. Я сам стоял в тот день на площади. На моей памяти, а я уже почти сорок лет топчу городскую мостовую, ничего подобного в сухое время года не было. И молнии сверкали так, что казалось, пробил последний час для благословенного Эбира.
        - Это гневался божественный бык, глядя на бесчинства жреца Атемиса.
        Элем сидел спиной к говорившему и не мог видеть его лица, но голос ему показался знакомым. Улучив удобный момент, он обернулся: самодовольная физиономия горшечника Калая была ему неприятна и в былые дни, что уж говорить о днях нынешних, когда этот сын змеи и тарантула покусился на святая святых божественного Огуса. Вообще-то горшечник был завсегдатаем «Веселой мухи» и не совсем понятно, каким ветром его занесло в Бабочку", которая находилась в трёх кварталах от его мастерской. Собеседников Калая Элем не знал, да и не особенно интересовался их сонными физиономиями.
        Калай, видимо, отдавал себе отчёт в крамольности собственных речей, во всяком случае, маленькие его глазки настороженно зыркали по сторонам. Любой из его слушателей и соседей мог оказаться осведомителем Атемиса, и тогда горшечнику не поздоровилось бы. Кажется, взгляд Элема его насторожил, хотя вряд ли Калаю могло придти в голову, что буквально в шаге от него сидит скрываемый полумраком носитель духа божественного Огуса.
        Элем не торопился и дал возможность Калаю спокойно покинуть «Бабочку». Каким бы дураком и негодяем не был горшечник, вряд ли бы он осмелился на свой страхи риск подвергать сомнению слова и действия верховного жреца. Можно было не сомневаться, что за Калаем стоит человек или группа людей, заинтересованных в том, чтобы подорвать веру народа в возвращение божественного быка Огуса и право жреца Атемиса повелевать Эбиром от его имени. Горшечник был человеком жадным и способным за пару монет продать родную мать. И таких, как Калай, в Эбире можно было навербовать ни один десяток. Наверное, так оно и было. И эти люди разносили яд сомнения и неверия по самым людным местам Эбира.
        Калай уходил из «Пёстрой бабочки» тёмными городскими переулками, беспрестанно оглядываясь назад. Элем не стал его преследовать по пятам, а воспользовался одному ему известной дорогой через дырку в стене рыбного ряда, потом обогнул несколько глинобитных хижин, слегка потревожив расположившихся прямо во дворе по причине духоты хозяев, и вышел Калаю наперерез, как раз неподалёку от входа в
«Разбитного шмеля».
        Калай, видимо, решил, что давно оторвался от своего преследователя и никаких мер предосторожности не взял. Элем неожиданно вынырнул из-за угла и нанёс ему удар кулаком по печени, а потом ещё добавил ребром ладони по худой шее. Калай обиженно хрюкнул и прилёг на мостовую. Элем сноровисто связал ему руки его же собственным поясом. Оставалось найти местечко потише, чтобы допросить негодяя. - Элем, - очухавшийся Калай был не столько напуган, сколько удивлён.
        Элем солидно молчал, давая возможность горшечнику почувствовать важность переживаемого момента. Калай почувствовал, во всяком случае, глаза его стали округляться от страха. - Мне жаль тебя Калай, - сказал Элем голосом, от которого у него самого побежали мурашки по телу. - Ты оскорбил божественного быка, и он сам решил тебя наказать.
        - Но я ведь ни в чём не виноват, - пискнул горшечник. - В Эбире нет человека более преданного божественному быку, чем я. - И твоя преданность заключается в том, что ты болтаешься по притонам и поливаешь грязью божественную корову Огеду, верховного жрёца Атемиса и даже, несчастный сын гиены и шакала, осмеливаешься усомниться в сошествии божественного быка на землю Эбира и сеешь семена неверия в других.
        Возможно, в этот раз голосу Элема не хватило значительности, а возможно этот голос был настолько хорошо знаком Калаю, что никак не совпадал в его представлении с божественной сутью, но в глазах горшечника появились весёлые огоньки.
        - Слушай, Элем, ну признайся, что ты просто дурака валяешь по приказу Атемиса, а потом можешь даже убить меня.
        - Тебе очень не везло в этой жизни, горшечник. А все твои несчастья оттого, что ты мнишь себя умнее других. Сколько тебе заплатили?
        - Десять оболов. - Всего-навсего?! - удивился Элем. - И за такую жалкую сумму ты рискуешь своей шкурой?
        - Десять оболов мне платят каждую ночь. Этого вполне хватает, чтобы вволю погулять в трёх-четырёх кабаках и пощупать девочку на выбор, а, кроме того, я тебя ненавижу, Элем, - ты выскочка. Я никогда не поверю, что божественный Огус польстится на такого грязного бродягу, как ты.
        - Ещё один твой недостаток, Калай, - ты завистлив. Разве ужасная смерть трёх негодяев в спальне божественной коровы недостаточное доказательство моей силы? - Не морочь мне голову, Элем, - криво усмехнулся Калай. - Это работа жрецов Атемиса, а уж никак не твоя. Только эти живодёры способны так искромсать человеческое тело.
        - Хорошо, - неожиданно легко согласился Элем. - Допустим, ты прав, но в таком случае у меня есть к тебе предложение: проводи меня к тем людям, которые платят тебе за труды.
        Калай удивился, во всяком случае, ответил не сразу, а даже попытался почесать голову связанными руками.
        - А ты уверен, что тебе этого хочется, Элем, - ведь они разорвут тебя на куски. - Ну а ты-то чем рискуешь? Я даже согласен поменяться с тобой местами.
        - Каким это образом? - на лице недоверчивого горшечника было написано сомнение. - Ты скажешь этим людям, что выследил меня в «Пёстрой бабочке», оглушил и связал. За меня ты можешь требовать не десять паршивых медяков, а двадцать или даже тридцать золотых монет. За такие деньги можно купить три таких кабака, как
«Шмель».
        Предложение Элема потрясло горшечника до глубины души, у него даже пот выступил на грязном лице: - Первый раз вижу человека, который так жаждет мучительной смерти - Кто знает, - усмехнулся Элем. - Быть может, мы договоримся с твоими хозяевами полюбовно. - Отчаянный ты человек, барабанщик. Но, в конце концов, ты сам выбрал этот путь, а куда он тебя приведёт - не моя забота. Только учти, мой наниматель в этом деле не главный. По слухам, всем заправляют знатные эбирские мужи Дерик и Ташал, но полной уверенности в этом у меня нет.
        - Веди сюда своего нанимателя, - Элем развязал руки Калаю. - А там видно будет.
        Калай скользнул прямо в разинутый зев «Шмеля». Элем твёрдо рассчитывал на помощь божественного быка, хотя в случае крайней нужды готов был и к самостоятельным действиям. Только бы Дерик и Ташал заглотили наживку, а там уж эбирский барабанщик сумеет проявить себя во всём блеске. Зря одна красивая и знатная женщина считает его полным ничтожеством.
        Дерюгин явно нервничал, и Тяжлов с неудовольствием это отметил. Нет слов, загадочная смерть Рекунова событие пренепреятнейшее, тем более что случилось оно незадолго до выборов, будь они неладны, но это ещё не повод для того, чтобы впадать в панику. На Юрия Владимировича слишком уж сильное впечатление произвёл визит пустобрёха Астахова. Чёрт знает, что он здесь наплёл. - Шизофреник какой-то, - не выдержал Дерюгин.
        - Совершенно с тобой согласен. К тому же у этого шизика на тебя зуб, и ты знаешь, откуда он вырос.
        Дерюгин в ответ на Тяжловское замечание ухмыльнулся и успокоился, кажется, до такой степени, что смог приступить к серьёзному разговору. Тяжлов знал Юрия Владимировича вот уже лет десять, из коих последние пять особенно близко, ценил за ум и деловую хватку и был удивлён и даже слегка разочарован его реакцией на пустые угрозы. Эка фигура, скажите на милость, Астахов. Николай Ефимович тоже, надо признать, в какой-то момент был сбит с толку чрезмерно напористым следователем Чеботарёвым, но давно уже успел обрести себя и собраться для отпора. В жизни он много чего пережил и повидал такого, что не шло ни в какое сравнение с нынешними дрязгами. Ещё при Советах едва
        в тюрьму не угодил из-за суммы, смешно даже сказать, в пять тысяч тогдашних рулей. И светило Николаю Ефимовичу никак не менее десяти лет. Вот как тогда обращались с ценными кадрами, а ныне для чиновного человека не служба, а рай. Не говоря уже о материальных стимулах. Может, в материальных стимулах и лежит суть Дерюгинского страха? Жалко Юрию Владимировичу терять нажитое, пусть и не совсем честными, но тяжкими трудами. Экий приличный особнячок он себе отгрохал для интимных и деловых встреч. И уж конечно переезжать из таких палат на нары нуда обиднее, чем из хрущобы. Но пока ни о каких нарах даже речи не идёт.
        - Что Чеботарёв говорит об убийстве Рекунова? - спросил Дерюгин.
        Следствие по делу о взрыве в Рекуновском доме вёл Березин, мужик покладистый и готовый к сотрудничеству с солидными людьми. Причиной взрыва он считал неосторожное обращение с газом. И эксперты, и свидетели это подтвердили. Халилов даже показал, что почувствовал то ли запах, то ли стеснение в груди, поэтому пошёл открывать окно. Окно он открыл, но в это мгновение Селянин захотел побаловаться сигареткой.
        - Поначалу он давал другие показания, - напомнил Дерюгин. - Шок, - пожал плечами Тяжлов. - Мало ли что может померещиться человеку в таком состоянии.
        - Любопытная история. И думаю не всё в ней так чисто, как думает Березин. Вот почитай, что пишет Резанов.
        Тяжлов поморщился в ожидании очередной порции компромата на солидных людей, но с облегчением увидел всего лишь отрывок из романа. По мнению Николая Ефимовича, это был абсолютный бред. Но чего только нынешние газеты не печатают.
        - Обрати внимание на фамилии - Дерик и Ташал, это мы с тобой. - Ты сам догадался? - удивился чужой прозорливости Тяжлов. - Агния подсказала, - нахмурился Дерюгин. - Но по моим сведениям Резанов опасный псих. Это безотносительно к тому, что о нём Астахов наплёл.
        - Не убивать же его за то, что он псих, - возразил Тяжлов. - Да ещё и подставляясь при этом самым дурацким образом. Может, твоя Агния на руку муженьку играет? Сговорились и теперь морочат нам голову. Стоит только согласиться на устранение Резанова, и они нас до конца жизни доить будут. - Очень даже может быть, - кивнул головой Дерюгин. - Я пригласил Резанова, хочу с ним поговорить откровенно. Тем более что он сам напрашивается на встречу с Дериком и Ташалом.
        - Пожалуй, - согласился Тяжлов. - Историю с Ксенией надо заканчивать. Губернатор страшно недоволен поднявшейся суетой. Покушение на беременную женщину - скандал. Чёрт бы побрал этих урок.
        - Поторопились мы с банкротством банка. - Зато какая была возможность спрятать концы в воду, - вздохнул Тяжлов. - Кто ж знал, что дрянная бабёнка взъерепенится.
        Дерюгин вдруг подхватился на ноги и бросился к окну. Тяжелов посмотрел на него с удивлением. Вот ведь издёргался человек, прямо весь на нервах. До чего же народ пошёл жидковатый.
        - Выстрел, - испуганно охнул от окна Дерюгин. - Да брось ты…
        Тяжлов не докончил фразы, ибо за первым выстрелом тут же прозвучал второй. Ошибиться было нельзя, стреляли буквально в нескольких шагах от Дерюгинского дома.
        - По-моему, там человек лежит у ворот, - дрогнувшим голосом сказал Дерюгин. - Василий, проверь.
        Дерюгинский шофёр, по совместительству и охранник, застучал ботинками в прихожей, заскрипел входной дверью. Встревоженный Тяжлов поднялся с удобного кресла и подошёл к окну. Шагах в тридцати от входных дверей лежал человек, слабо освещённый уличным фонарём. Охранник, держа в руке пистолет, и озираясь по сторонам, осторожно приблизился к телу, заглянул в лицо и тут же заспешил обратно, перейдя с шага на бег.
        Дерюгин с Тяжловым выдвинулись ему навстречу. - Мёртвый он, - сказал тяжело дышавший Василий. - Лицо и грудь в крови. По-моему это Резанов.
        - Откуда ты его знаешь? - Он за нами уж который день ездит. В «скорую» надо звонить и в милицию. - Вот чёрт, - выругался Дерюгин. - Иди, звони.
        Пока Василий что-то бубнил расстроенно в трубку, Дерюгин с Тяжловым рискнули выйти во двор. Близко подходить к убитому, однако, не стали. С улицы во двор через невысокую ограду заглядывали двое любопытных, но вопросов пока не задавали.
        - Неужели действительно Резанов? - Дерюгин сделал шаг в сторону убитого. - Не надо, - остановил его Тяжлов. - Наступишь в кровь, оставишь следы. Да вот уже, кажется, и врачи.

«Скорая помощь» действительно ждать себя не заставила. Коротко рявкнув сиреной, она остановилась напротив дома, и три человека в белых халатах и с носилками вбежали в Дерюгинский двор. Юрий Владимирович вздохнул с облегчением. Тяжлов сделал было несколько шагов навстречу медикам, но те не обратили на него внимание. Николаю Ефимовичу пришлось довольно громко окликнуть их: - Живой? - Пульс едва прощупывается, - откликнулся врач и обернулся к помощникам: - Несите быстрее.
        Тело погрузили на носилки и потащили к машине. Включив мигалку и звуковой сигнал, «Скорая» рванулась с места. Дерюгин с Тяжловым переглянулись. Врачи сработали на удивление оперативно, еще и пяти минут не прошло, как прозвучали выстрелы.
        - Увезли? - спросил Василий. - В милицию дозвонился?
        - Сказали, сейчас будут.
        Ночь выдалась довольно прохладной, а недавно посаженная во дворе куцая аллейка была пока что слабой защитой от ветра и начавшегося дождя. - Откуда стреляли? - спросил Тяжлов у охранника, но тот в ответ только руками развел.
        Милиция задерживалась. Тяжлов продрог, а Дерюгин изнервничался. Вернувшись в дом, хозяин потянулся было к водке, но Тяжлов его остерёг. - Неужели Резанов? - повторял Дерюгин надоевший Тяжлову вопрос. - Черт знает, что могут подумать.
        - Да кто подумает-то, - не выдержал, наконец, Николай Ефимович. - Что ты завибрировал, в конце концов. Я свидетель. Василий свидетель. Наконец, два олуха за забором всё видели. Вычислят траекторию выстрела. Подтвердят, что стреляли с улицы.
        - Тела-то нет, - напомнил охранник. - Как же они её вычислят. Я в кино видел, как вокруг трупа контур мелом обводили, а уж потом труп забирали. - Врач сказал, что он живой, - рассердился Тяжлов. - Какой может быть контур, человека надо спасать.
        Разговор выходил дурацкий, но и молчать сил не было. Тяжлов попросил Василия заварить чаю, и тот ушел в кухню, с трудом унимая волнение. Охранник, прости Господи. Крови испугался. Вот ведь подобрались кадры, сплошные неврастеники
        - Это Халилов, - почти взвизгнул Дерюгин. - Захотел меня подставить и пришил Резанова прямо под моими окнами.
        - Если пришил, то с него и спрос.
        Тяжлов посмотрел на коллегу с осуждением. Надо же, такой по виду крутой мужчина, с лицом героя боевика, и вдруг расплылся как кисель в самый неподходящий момент. Легко им всё досталось. Сам-то Тяжлов с самых низов поднимался: от станка в мастера цеха, от мастера в парторги завода, потом райком, райисполком… А эти раз два и в дамках. Менеджеры. Из комсомольских вожаков сразу в замы главы администрации области. Тут у кого хочешь, голова закружится. Дорога для них мёдом была вымазана. Ни тебе КГБ, ни партийного контроля. То Ямайка, то Америка. Презентации, пятизвёздочные отели, роскошные любовницы. А кишка тонковата. Если эта роскошь вам, ребята, почти даром досталась, то ещё не факт, что вы её удержите. В этой жизни рано или поздно, за всё приходится расплачиваться
        - Чёрт знает что, - не выдержал, наконец, уже и Тяжлов. - Как у нас правоохранительная система работает.
        Николай Ефимович взялся за трубку, назвал себя и потребовал объяснений. В дежурной части на фамилию и должность среагировали, но изрядно подивились претензии. По их словам вызова из Дерюгинского особняка не поступало. Точнее, он поступил, но минут пятнадцать назад из автомата. Так что машина вот-вот будет.
        - Василий, ты до милиции дозвонился? - А как же, - удивился охранник. - Сказали - едем. - Вот народ! - Тяжлов в сердцах едва не плюнул на ковёр. - Больше часа прошло, теперь будут врать и изворачиваться.
        - Может, Василий впопыхах не туда попал? - предположил Дерюгин. - «Скорая» их должна была поставить в известность, - возразил Тяжлов. - И наверняка поставила.
        Через двадцать пять минут машина всё-таки подъехала. Тяжлов вздохнул с облегчением, увидев в окно сухощавую фигуру следователя Чеботарёва. Среди сопровождавших следователя лиц Тяжлов опознал и знакомого опера, хитроватого и нагловатого капитана, весьма приличных габаритов.
        - Человека не то убили, не то ранили, - пояснил Николай Ефимович. - Прозвучали два выстрела, мы, естественно, бросились к окну и увидели тело.
        Чеботарёв спокойно выслушал Тяжлова, потом Дерюгина и, наконец, Василия. Сидел он у стола нахохленный и явно чем-то недовольный, полы чёрного плаща топорщились, как крылья ворона. Да и вообще во всей его фигуре было что-то от нелюбимой Тяжловым птицы. - А где труп-то? - спросил Корытин. - Так увезли, - сказал Василий. - «Скорая» увезла.
        Чеботарёв, отправив опера на улицу, сел на телефон. К удивлению Тяжлова, он стал обзванивать больницы. И обзванивал с результатом неутешительным. Во всяком случае, минут через двадцать он сообщил заинтересованным лицам потрясающую новость.
        - Человек с огнестрельными ранениями в больницы города сегодня ночью не поступал.
        - Может, умер по дороге, - предположил Тяжлов. - Отправили сразу в морг. - Морги я обзвонил, результат тот же самый.
        - Собственными глазами видел, - растерянно произнёс Василий. - Лицо в крови. Похож на Резанова.
        - А вы что, ждали Резанова? - вскинул глаза на Дерюгина Чеботарёв. - Мы договорились о встрече. Почему бы не поговорить, интеллигентные же люди… - Вы утверждаете, что убитый - Резанов?
        - Ничего мы не утверждаем, - вступил в разговор Тяжлов. - Это шофёр предположил. А мы с Юрием Владимировичем близко к телу не подходили.
        - Не оказали помощь пострадавшему? - Это вы бросьте, Виктор Васильевич, - возмутился Тяжлов. - Просто не успели. «Скорая», видимо, была поблизости, потому что подъехала буквально через три минуты. Врач сказал, что пострадавший жив. И тут же они его увезли. - Значит, вы не уверены, что это был Резанов? - повернулся Чеботарёв к Василию. - Я Резанова пару раз мельком видел, - пошёл на попятный охранник. - Запомнил только джинсы и кожаную куртку. Этот тоже был в джинсах и куртке, а лицо в крови. Ну а поскольку Юрий Владимирович ждал Резанова, то я подумал, что это он.
        - Вы его вблизи рассматривали? - Не подходил он к нему, - опять вмешался в разговор Тяжлов. - Десяти шагов не дошёл.
        - Кровь увидел на лице, - признался Василий. - Жутковато стало. - А выстрелы вы слышали?
        - Я ничего не слышал, - сказал Василий. - Я телевизор смотрел. Вот тут, в прихожей. - А по телевизору шёл боевик?
        - Боевик. - А в боевиках, как известно, стреляют, - усмехнулся Чеботарёв. - Может, вы именно эти выстрелы слышали?
        Ответить Дерюгин с Тяжловым не успели, поскольку вошёл сердитый и изрядно промокший Корытин и ругнулся с порога:
        - Ни следов, Виктор Васильевич, ни свидетелей. Нашёл одного, который видел, как к дому машина подъезжала, и вроде в неё что-то грузили, а более он ничего не знает. По утру ещё порыскаем, сейчас неудобно людей беспокоить. А что с трупом?
        - Нет трупа. Люди с огнестрельными ранениями ни в больницы, ни в морги не поступали.
        - Что же вы нам голову морочите?! - возмутился Корытин. - Солидные люди. - Вызов поступил не из этого дома, - осадил опера Чеботарёв, - а из автомата. - Нет уж, позвольте, - запротестовал Тяжлов. - Мы звонили в милицию дважды, сначала Василий, потом я.
        - Может, пьяный был или обкуренный, - предположил Корытин. - Перевалился через забор, шмякнулся мордой о камень и затих, а в «Скорой» оклемался. Врачи разобрались что к чему и выкинули его по дороге. А сейчас все будут отказываться, что мальчик был.
        - Ладно, - вздохнул Чеботарёв. - Составим протокол и возвращаемся. - А что писать-то? - спросил Корытин, подсаживаясь к столу. - Пиши, что во дворе дома было обнаружено тело, - продиктовал Чеботарёв, а потом обернувшись к Василию спросил: - Вы будете настаивать, что это было тело Резанова?
        - Нет, не буду - Тело мужчины в джинсах и кожаной куртке, с окровавленным лицом, - продолжал диктовать Чеботарёв. - На выстрелах будете настаивать?
        - Чёрт его знает, - засомневался Тяжлов. - Скорее я бы отметил звуки неясного происхождения.
        - Запиши: звуки похожие на выстрелы.
        - Позвольте, - запротестовал Дерюгин. - Если выстрелов не было, то не было и звуков. - Так были выстрелы или нет?! - рассердился Корытин. - Раз люди не хотят подписываться под выстрелами, то не вноси их в протокол. Номер «Скорой» не запомнили?
        - Нет, - развёл руками Тяжлов. ` - Значит так: трое людей в белых халатах, предположительно врачи… - Что значит «предположительно»?! - возмутился Тяжлов. - Мы вызвали «Скорую», она приехала и увезла пострадавшего.
        - Диспетчерская ваш вызов не подтверждает, - возразил Чеботарёв. - Ты посмотри, что делается! - всплеснул руками Тяжлов. - Но ведь и про вас, Виктор Васильевич, можно сказать - предположительно следователь Чеботарёв, предположительно прибыл на место преступления, которого предположительно вообще не было.
        - Мой выезд на место преступления зафиксирован в дежурной части, - спокойно возразил Чеботарёв. - И состоялся он по звонку из автомата. Не назвавший себя человек сообщил о трупе во дворе вашего дома.
        - С этими ребятами и из «Скорой» и из милиции я ещё разберусь, - пообещал Николай Ефимович. - А пока попрошу отметить в протоколе наши звонки.
        - Да что ты прицепился к этим звонкам, - удивился Юрий Владимирович. - Эка важность.
        - Вы, господин Дерюгин, на звонках настаивать не будете? - Ты в своём уме? - рассердился на хозяина гость. - Нас же обвинят в том, что мы не оказали помощь пострадавшему. Я настаиваю на том, чтобы звонки были занесены в протокол. А без этой записи я его не подпишу.
        - Буря в стакане воды, - вздохнул Корытин. - Этот пьяница уже третий сон в своей постели видит, а мы тут попусту нервы мотаем.
        Протокол, наконец, оформили, как положено, подписали и начали прощаться. Засобирался и Тяжлов, время было позднее. Впрочем, отъехал он не раньше, чем с Дерюгинского двора убрались огорчённые пустыми хлопотами сыскари.
        - Не нравится мне всё это, - сказал хозяину Николай Ёфимович, садясь в машину. - Так вроде обошлось всё, - удивился Дерюгин.
        - Это ещё по воде вилами писано. По-моему, это был всё-таки Резанов. И если журналюги пропал, у нас с тобой будут большие неприятности.
        - Хочешь сказать, что Астахов привёл свою угрозу в исполнение? - тихо ужаснулся Дерюгин. - Но ведь это чёрт знает что.
        - Паниковать раньше времени не будем, - остерёг коллегу Тяжлов. - Но на всякий случай будь начеку.
        Тяжлов уехал, а у Дерюгина всё внутри оборвалось. Говорил же этому старому индюку, что Астаховские угрозы не пустое сотрясение воздуха. Да и не осмелился бы этот трусоватый сукин сын шантажировать солидных людей, если бы не чувствовал за собой силу. И сила эта - не какие-нибудь уголовники и уж тем более не мелкие аферисты. Не того калибра человек Астахов, чтобы кидаться в авантюры. Но предлагал-то что, мерзавец, - петлю предлагал себе на шею накинуть, а конец верёвки ему в руки дать. Захочет сейчас задушит, захочет немного погодя. Ведь можно было бы и помягче это дело провернуть. В конце концов, Дерюгин не шантрапа уголовная. И если ему противостоят, а точнее принуждают к сотрудничеству государственные структуры, то почему бы ни поставить переговоры на деловую основу.
        Время было позднее, но сон к Юрию Владимировичу не шёл. Мелькнула даже мысль, не поехать ли на городскую квартиру к жене под бочок, но эту идею пришлось оставить. И время позднее, и отношения у них с Татьяной сейчас не те, чтобы горестями делиться. Чёрт повязал в своё время Дерюгина с Агнией. Мало кругом девок, что ли, а вот его угораздило спутаться с замужней женщиной. Теперь её муженёк будет крупно гадить Юрию Владимировичу. И осуждать его глупо. На его месте Дерюгин вёл бы себя точно так же. Даже не потому, что Отелло какой-нибудь российского разлива, а просто - должен же мужик сдачи дать, если у него увели бабу, пусть и не шибко любимую. Нагадить сопернику и получить от этого удовольствие. А Астахов, по доходившим до Юрия Владимировича сведениям, человек самолюбивый и мстительный. Самым обидным было бы сейчас дать слабину и от испуга наделать глупостей. Тяжлов-то, пожалуй, во многом прав - не стали бы специальные службы действовать столь топорно. Проверить надо Астахова, выявить его связи, если таковые имеются, а уж потом делать выводы.
        Сведения, которые раскопал Корытин за последние дни, показались Чеботарёву весьма любопытными. Выяснилось, что в магазине, где отоваривался Рекунов, работает родственница Певцова. Оказалось так же, что Светлана знакома не только с родственницей, но и с самим Василием Семёновичем. Более того, у них был или намечался роман.
        - Рекунов свою пассию заподозрил в неверности, - пояснил Корытин. - Во всяком случае, Певцову всерьёз угрожали и даже набили физиономию, что зафиксировано в отделе милиции по месту жительства.
        - А почему ты решил, что его били люди Рекунова?
        - Среди свидетелей инцидента проходит Светлана. Надо полагать, и для неё прогулки с Певцовым не обошлись без неприятных последствий.
        - Значит, и у Светланы, и у Певцова были причины ненавидеть Рекунова? - Были, - подтвердил Корытин. - Рекунов, несмотря на некоторый внешний лоск, так и остался уркой. Думаю, что Светлану он держал в чёрном теле, весьма скупо оплачивая её сексуальные и иные услуги.
        - Иные? - насторожился Чеботарев. - Связь между Рекуновым и Дерюгиным осуществлялась через Светлану и Агнию, а значит, милые дамы были в курсе тех сумм, которые прокручивались в банке Костиковой:
        - То есть Ксения не знала, что в её банке отмываются деньги Рекунова? - Поначалу, видимо, нет, но ей, похоже, открыли глаза. И открыли при участии либо Агнии, либо Светланы. И это многое объясняет в поведении Ксении Николаевны, которая не убоялась кинуть номенклатуру, хотя у них на неё наверняка была заготовлена узда. Однако в определённый момент козырь Костиковой оказался старше - видимо, в её руки попали документы, подтверждающие связи Дерюгина с преступным миром. Можешь себе представить, как напугала губернскую элиту предполагаемая связь Ксении с Паленовым, после спровоцированной Астаховым статьи Резанова. В качестве подтверждения серьёзности своих намерений они испортили Костиковой причёску. Вот тут некто и предложил ей своё покровительство. В тупике состоялась проверка нового союза на прочность. - Ксения здорово рисковала, согласись?
        - Для страховки она взяла с собой Резанова, и я думаю, твой приятель, Виктор Васильевич, был готов к стрельбе.
        - Ты хочешь сказать, что Резанов был абсолютно трезв по выходе из ресторана? - В этом я абсолютно уверен, ибо опросил более десятка свидетелей. Ксения с Резановым были в том кабаке не в первый раз, и обслуга их отлично знает.
        - И, тем не менее, по утру он ничего не помнил, иначе не стал бы нам звонить. Зачем ему светиться?
        - Похоже, Ксения чем-то опоила своего любовника, дабы уйти от ответа на неприятные вопросы. Но не исключено, что это сделал Атемис, который не хотел светить своих людей перед Резановым.
        Версия выстраивалась прелюбопытнейшая. Если предположения Корытина и Чеботарёва были верны, то некто чрезвычайно умный проводил в жизнь очень сложный и хорошо просчитанный план.
        - Мне машина нужна, - сказал Чеботарёв. - Та самая, на которой сбили Сахарова с подельниками. Рой землю, Андрей, нюхом чую, что машина эта из Паленовского стана. Проверь все мастерские, а также все личные машины людей из окружения покойного.
        - Задал ты мне задачку, Виктор Васильевич, - почесал переносицу Корытин. - Но ты хоть скажи, почему паленовцы непременно должны были участвовать в столкновении с Сахаровым?
        - Они не участвовали, - усмехнулся Чеботарёв. - Но их непременно должны были подставить. Я думаю, жрец Атемис сначала пытался договориться с Паленовым, но у него ничего не вышло, и тогда он сделал ставку на нынешнюю областную власть, рассчитывая, и, похоже, не без оснований, прибрать к рукам её наиболее видных представителей. А паленовцы ему мешают. И верный своей тактике он непременно должен был оставить след, указывающий на паленовцев, как активных союзников Ксении Костиковой.
        - Но мы-то след не нашли? - Я не исключаю, что вмешался случай. Машину должны были бросить на видном месте.
        - Пожалуй, - согласился Корытин. - Но тогда, выходит, что Атемис для Ксении весьма ненадёжный союзник?
        - Более чем ненадёжный, - подтвердил Чеботарёв. - Он пальцем не пошевелил, чтобы её защитить. Скорее всего, в создавшейся ситуации смерть Ксении ему выгодна. Уж слишком много она знает, в том числе и о самом Атемисе.
        - Будем рыть, - сказал Корытин.
        Астахов застал старого знакомого не то в растерянности, не то в смущении. Александр Аверьянович выглядел заблудившимся в своей собственной весьма обширной квартире. Астахов с привычной завистью оглядывал Костиковские хоромы и пил предложенный хозяином кофе, привольно развалившись в удобном кресле. Костиков сидел напротив, время от времени потирая обросшую двухдневной щетиной щеку. Вообще-то Александр Аверьянович был редкостным аккуратистом, и Алексей впервые видел его небритым.
        - Я бы хотел повидаться с Иваном Ивановичем.
        Костиков дёрнулся и поморщился. Его задумчивый вид очень не понравился Алексею. Не время сейчас хандрить, ибо наступает решительный момент, сулящий либо блестящие перспективы, либо небо в крупную клетку. Не исключено и кое-что похуже, в виде деревянного ящика украшенного цветами.
        - Иван Иванович мне не звонил, и где он сейчас я не знаю. - А деньги? - напрягся Астахов.
        - Деньги поступят на счёт банка уже через три дня. А куда потекут эти деньги, будет зависеть от Тяжлова с Дерюгиным, именно из люди сейчас распоряжаются в банке.
        - На чиновников и будем давить. Не забывай, что на них сейчас висит подозрение в убийстве.
        - Именно подозрение. - Я тебя не понимаю, - возмутился Астахов. - Резанов ведь убит? - Не знаю, - раздражённо выкрикнул Костиков. - Я в этом не участвовал, слышишь, не участвовал.
        Астахов посмотрел на перетрусившего Александра Аверьяновича с отвращением. Вот ведь слизь интеллигентская - «не участвовал» Можно подумать, что Алексей его в этом подозревает.
        - Всё пока идёт по плану, - взял себя в руки Астахов. - Не понимаю, почему ты запаниковал. Жаль, конечно, Резанова, но он явно сбрендил. И убийство Рекунова тому подтверждение. В конце концов, не наша вина, что Сеня его устранил. Но не сделай он этого, божественный бык наверняка разделался бы с Дерюгиным. - Туда Юрию Михайловичу и дорога, - неожиданно зло выдохнул Костиков. - На вот, послушай.
        Астахов с удивлением взял аудиокассету и вставил её в стоящий на столе магнитофон.
        - Это ещё кто такой? - спросил он, услышав незнакомый голос. - Юдин.
        - Как Юдин?! - ахнул Алексей. - Он же покойник!
        Астахов хотел было ещё кое-что уточнить, но торопливый говорок ушедшего в мир иной человека привлёк его внимание. Юдин излагал поразительные вещи. Он не только сознавался в организации взрыва в офисе, но и прямо называл фамилии Рекунова и Дерюгина. Так что Алексею не оставалось ничего другого, как солидаризироваться с Александром Аверьяновичем в отношении Юрия Владимировича - действительно сволочь.
        - Я ведь Лидочку ещё ребёнком знал, - сглотнул ком в горле Костиков. - Это по моей просьбе Ксения её в секретарши взяла. А этот Юдин, он ведь у нас в доме бывал. Мы с ним сидели, разговаривали, как с тобой сейчас, водку пили. Кому верить, Алексей, а?
        - Как эта кассета к тебе попала? - В почтовый ящик подбросили.
        - А кто подбросил? - насторожился Астахов. - Юдин-то мёртв. - Поручил, наверное, кому-нибудь, - пожал плечами Костиков. - В случае его смерти разослать по адресам. Страховался.
        - Похоже на то, - согласился с хозяином гость. - Значит, не только ты эту запись получил?
        - Я проверил тайник, о котором он говорит, там уже пусто.
        - Милиция?
        - Это вряд ли, - усомнился Костиков. - Скорее копия этой кассеты была отправлена Резанову. Он и изъял из тайника весь компромат. К Дерюгину он шёл не с пустыми руками. Ты мне лучше скажи, почему тебя Певцов подставил?
        - Певцов здесь ни при чём. Просто дикая случайность. - Не верю я в случайности, - хмуро бросил Костиков. - У Васьки Певцова на Рекунова был зуб. Ивану Ивановичу Рекунов тоже мешал. Вот и думай, Алесей, что да почему.
        А ведь действительно, было над чем подумать. Тем более что и Чеботарёв намекал Астахову на возможность оказаться лишним в Атемисовом раскладе. Вот ведь чёрт, не хотят делиться, что ли?
        - Трупа нет, - прервал Астаховские раздумья Костиков. - Резановского. - Как нет?
        - возмутился Алексей. - Светлана уверяет, что собственными ушами слышала, как этот Сеня, по её мобильнику, кстати, докладывал Халилову об устранении божественного быка. Два выстрела - один в грудь, другой в голову.
        - Выстрелы были, был вроде и человек, то ли убитый, то ли раненый. Этого человека увезла «Скорая помощь», и следы его затерялись.
        - Какие следы может оставить покойник, - рассердился Астахов. - Ты в своём уме? - Пока да, - раздражённо отозвался Костиков. - Я звонил сегодня дважды в редакцию, но мне сказали, что Резанова нет, возможно, будет завтра.
        - Ну и что? - А то, что если бы Резанов находился в морге или в больнице, то редакцию наверняка бы известили. Певцов наводил справки у Дерюгинского шофёра, тот подтвердил, что тело было, но исчезло. - Куда исчезло? - Откуда же мне знать, - огрызнулся Костиков. - Меня больше интересует вопрос, кому понадобилось похищать тело?
        - Неужели Иван Иванович вмешался? - нерешительно спросил Алексей. - Исключено, - покачал головой Костиков. - Зачем ему так подставлять Дерюгина, какая ему радость оттого, что Юрием Владимировичем займётся прокуратура?
        Вообще-то по плану Ивана Ивановича никто Резанова устранять не собирался. Наоборот: жрецу Атемису нужен был живой божественный бык, чтобы пугать им нервного номенклатурщика. И надо признать, что Резанов даже превзошёл возлагавшиеся на него надежды А роль самого Астахова сводилась к тому, чтобы предложить озабоченным людям помощь в разрешении сложных проблем. И первый визит Алексея к Дерюгину прошёл довольно успешно. Неужели Иван Иванович решил в последний момент переписать сценарий. Но зачем? Ведь так хорошо всё складывалось.
        - Халилов, - неожиданно осенило Астахова. - Больше некому. Халилову нужны гарантии, что Дерюгин его не кинет. Согласись, причин доверять Дерюгину после смерти Рекунова и Селянина у него нет. Номенклатура в любой момент может сделать большие глаза и заявить, что не только о Халилове, но и о Рекунове первый раз слышит. Спрятав труп, Рустем в любой момент может предъявить его правоохранительным органам. Причём тело будет найдено в месте так или иначе связанном с Дерюгиным и Тяжловым. Под это тело он сорвёт с них такой куш, какой его подельникам и не приснится. Восточный человек - штучка тонкая.
        - Не лишено, - задумчиво протянул Костиков, который заметно приободрился после Астаховского открытия. - И что ты теперь собираешься делать?
        - Будем действовать по плану, - усмехнулся Астахов. - Тем более что у нас на руках такие козыри, о которых раньше можно было только мечтать.
        - Моё участие обязательно? - А как же, - возмутился Астахов. - Ведь Дерюгин должен твёрдо увериться, что мы в курсе всех его финансовых махинаций. А с кем, как ни с мужем, Ксения Николаевна могла поделиться своими тайнами. Едем, времени у нас в обрез.
        Время действительно поджимало, это Костиков знал не хуже Астахова. Иное дело, что оптимизма своего старого знакомого он не разделял. Да и оптимизм Астаховский был скорее показным, чем естественным. Костиков нисколько не сомневался, что внутри у Алексея сейчас всё вибрирует. Агенты из них обоих, надо честно признать, хреновенькие. У Костикова в последние дни нервы окончательно расстроились. Взрыв в офисе, а потом смерть Резанова привели его в истерическое состояние. Всюду начали мерещиться враги. Сегодня по утру Костикову показалось, что за ним следят. От магазина до дома он почти бежал и, добравшись, наконец, до собственной квартиры, впал в отчаяние, из которого его с трудом вытащил Астахов. Александру Аверьяновичу в какой-то момент показалось, что вдвоём пропадать легче.
        Астахов вёл машину уверенно и аккуратно, сказывался навык человека вот уже не первый десяток лет сидящего за баранкой собственного лимузина. Костиков водить машину так и не научился. Хотя Ксения не раз предлагала ему сдать на права, и уж, конечно, колёсами она бы его обеспечила. Но Александру Аверьяновичу то ли гордость мешала, то ли нерешительность. Жгла душу обида на Ксению. Умеют же люди смотреть сквозь пальцы на шалости своих жён. Взять хоть того же Астахова. Но Александру Аверьяновичу нынешние свободные нравы, как нож в сердце. Самое обидное и неприятное, что многие считают Костиковскую близорукость за расчётливость хорошо устроившегося мужика. Певцов даже сказал как-то с обычной своей кривой усмешкой, что брак ныне, это деловой контракт, а чувства здесь совершенно ни при чём. То ли уколоть хотел Александра Аверьяновича, то ли приободрить, а может и то, и другое вместе. Пятнадцать лет уже знают они друг друга, но многие особенности Певцовского характера Костиков стал примечать только сейчас, в ситуации критической. Про себя же Александр Аверьянович твёрдо знал, что удерживает его рядом с
Ксенией далеко не только выгода. Ксения в нём нуждалась и нуждалась, может, в большёй степени, чем в жеребце Резанове. И не только не скрывала своей нужды, но и часто подчёркивала ее. Конечно, делалось это отчасти демонстративно, дабы подсластить мужу пилюлю и оправдаться в его глазах за измену, но была у Ксении и настоятельная потребность в сохранении семейного очага.
        У Ксении сильный характер, но это женский характер. Не сразу, но Александр Аверьянович разобрался, что к чему. Ксения не столько сознательно, сколько подсознательно искала опоры, надёжного плеча, к которому можно прислониться. Именно поэтому она столь упорно и настойчиво просвещала мужа в свои дела и спрашивала у него совета. Поначалу Костикова это возмущало и раздражало, поскольку казалось ему снисхождением со стороны жены к неудачнику мужу, потом он, однако, сообразил, что Ксения не притворяется, она действительно считает Александра Аверьяновича умнее себя. Десять лет назад так оно и было. Доктор наук Костиков, чья карьера развивалась успешно и даже блистательно, был опорой для своей жены. И был он этой опорой на протяжении достаточно долгого времени. Ксения усвоила это на уровне подсознания. И сейчас она не просто делает вид, что не замечает, как изменилась ситуация, она действительно не замечает, что Александр Аверьянович потерял себя, что в этой жизни он уже никто, пустое место. Осознав ситуацию, Костиков слегка ужаснулся, хотя с другой стороны, подсознательная вера Ксении вдохнула в него
силы. Точнее, ему показалось, что вдохнула. Ему вдруг показалось, что он обрёл своё место в жизни, что его ум, опыт, знания востребованы, пусть и одним человеком, но зато имеющим возможность влиять на общественные процессы. Так неожиданно для себя Александр Аверьянович оказался в роли серого кардинала при собственной жене. Какое-то время ему эта роль успешно давалась. Но то ли он заигрался, то ли Ксения зашла слишком далеко, следуя его советам, но Костиков вдруг с ужасом осознал, что его советы могут привести к трагическому финалу. Заметалась и Ксения, не до конца ещё осознавшая, насколько просчитался её серый кардинал, но трезвым умом оценившая критичность ситуации. Ни в чём она Александра Аверьяновича не обвиняла, но отношение к нему стало меняться. Причём Ксения и сама, похоже, не отдавала себе в этом полного отчёта, просто она практически переселилась к Резанову. Для Костикова это означало катастрофу, он оказался несостоятелен и нак муж, и как человек. И человеческое достоинство страдало куда болезненнее мужского самолюбия. Костиков вдруг понял, что теряет не только женщину, с чем можно было бы
смириться, он теряет место в жизни и уверенность в собственных силах, уже без всякой надежды на возрождение. И остаётся ему либо в петлю лезть, либо доживать в жалком состоянии полного ничтожества. И именно в этом состоянии растерянности и мучительного поиска выхода Астахов свёл Костикова с Иваном Ивановичем.
        Надо отдать должное этому то ли бывшему, то ли действующему генералу спецслужб, он умел внушать доверие. От безвыходности Костиков выложил ему всё и попросил совета. Иван Иванович не отказал не только в совете, но и в реальной поддержке. По его словам выходило, что не Костиков просчитался в оценке ситуации, а сама ситуация была результатом грубого просчёта, чтобы не сказать преступной деятельности, представителей высших сфер. Конечно, вызов, брошенный Костиковым отечественной мафии, можно было бы счесть донкихотским, но дело всё в том, что честный человек не мог поступить иначе. Иные действия обрекали и Костикова, и Ксению, и всю страну на неизбежную гибель. У Александра Аверьяновича был выбор: либо погибнуть, сопротивляясь фатальному ходу событий, либо не сопротивляться, но тогда уж наверняка погубить не только себя, но и страну. А ошибка Костикова в том, что он пытался действовать в одиночку там, где нужна система. Система созидания, противостоящая системе разрушения. Колесо истории, свернувшее в пропасть, следовало не просто остановить, но и развернуть на столбовую дорогу. А для этого нужны
были не только мозги, но и грубая сила.
        Александр Аверьянович принял предложение о сотрудничестве и, как ему тогда казалось, принял из-за жены, потом, в какой-то миг, он осознал, что спасение Ксении для него не главная цель, и более того, для достижения этой главной цели он готов пожертвовать и ею.
        Костиков не был до конца уверен в этом, он не был уверен, что подставил Ксению специально, но он усомнился в чистоте своих помыслов. А тут ещё Певцов, показав себя редкостной сволочью, намекнул Костикову, что смерть Ксении сделает Александра Аверьяновича не только свободным, но и состоятельным человеком.
        - Как здоровье Ксении Николаевны? - Не знаю, - нехотя отозвался Костиков на праздный вопрос Алексея. - То есть, как не знаешь? - возмутился тот. - Ты что не был у неё в больнице? - Был или не был, это моё дело и только моё, - взорвался Костиков.
        - Ну, извини. Вот уж не думал, что тебя так взволнует мой невинный вопрос. - Уехала Ксения. В санаторий.
        - В какой санаторий? - Откуда же мне знать. Я получил от неё записку с приветами, пожеланиями и тому подобным.
        - Дочь тоже не в курсе? - Девочка сейчас у моих родителей. Ксения просила не волновать её понапрасну. - Я в ваши отношения не вмешиваюсь, - мягко сказал Астахов. - Но мне этот её отъезд неизвестно куда не нравится.
        - Брось, - нерешительно возразил Александр Аверьянович. - Врач сказал, что самочувствие у неё хорошее. Больницу она покинула самостоятельно, у входа её ждала машина.
        - Чья машина? - Да что ты в самом деле, - не на шутку вспылил Костиков. - Хахаль, наверное, отвёз.
        - Хахаль уже второй день как покойник, - в свою очередь взъярился Астахов. - Ты что, забыл, с какими ублюдками имеешь дело?!
        Костикова после этого выкрика Алексея пот прошиб. Ведь даже в голову ничего подобного не приходило. Всё покрыла оглушившая обида. Врач ведь как обухом по голове ударил, сообщив, что ребёнка удалось сохранить. Для Костикова беременность Ксении была новостью, и он даже не сумел скрыть свою неосведомленность от врача. Ребенок был от Резанова, и то, что Ксения собралась его рожать, говорило о том, что она ставит крест отношениях с Александром Аверьяновичем.
        Астахов как-то уж слишком по хозяйски шагнул во двор чужого дома и уверенно зашагал к крыльцу по асфальтированной дорожке. Костиков же не то, чтобы робел, но чувствовал себя очёнь неловко. Разговор предстоял пренеприятнейший и попахивал откровенным шантажом. К счастью, а может быть, к сожалению, Алексея подобные тонкости не смущали.
        Дерюгин был один, если не считать молодого человека в прихожей, вероятно охранника, и о предстоящем визите он был извещён. Во всяком случае, появление в доме Астахова и Костикова не было для него неожиданностью. На Алексея он смотрел почти с ненавистью, на Александра Аверьяновича с недоумением. Радости гости своим появлением хозяину не доставили, но сесть он им всё-таки предложил.
        Держался Дерюгин достаточно уверенно, хотя и настороженно. Костиков отметил, что одет Юрий Владимирович нак для делового приёма: в костюме и при галстуке, словно не в своём доме посетителей принимал, а в служебном кабинете. - Чему обязан? - сухо спросил Дерюгин, когда гости уселись в предложенные им кресла.
        - Резанов исчез, - спокойно сказал Астахов. - А я ведь вас предупреждал Юрий Владимирович, что вы играете с огнём.
        - Вы не предупреждали, господин Астахов, а шантажировали, - не остался в долгу Дерюгин. - И могу в ответ лишь повторить уже однажды сказанное: не на того напали
        - Мы не нападаем, мы пытаемся вас защитить. - Должен вам сказать, Астахов, что вы никуда не годный аферист. Поменяйте профессию, - усмехнулся Дерюгин. - К тому же меня не покидает ощущение, что вы пытаетесь свести со мной личные счёты, господа рогоносцы. - Ого, - оскалился Астахов. - Как круто сказано. В принципе я мог бы тривиально набить вам морду, но это не мой стиль. Своих оппонентов я предпочитаю уничтожать в словесных дуэлях. Видите ли, Юрий Владимирович, Агния мне давно уже
        не жена, хотя дружеские и дёловые контакты мы поддерживаем. А при вас она выполняет не очень приятную роль агента. Не очень приятную в том смысле, что ваши мужские достоинства, Юрий Владимирович, сомнительны. Это не мои, это её слова. Но, увы, мы живём в очень меркантильное время.
        - Иными словами, вы обвиняете свою то ли бывшую, то ли нынешнюю жену в проституции?
        - Ни в коем случае, - даже слегка обиделся на Дерюгинскую грубость Астахов. - Дело ведь не в ваших жалких подачках, Юрий Владимирович, а в том солидном куше, который мы получим с вашей помощью.
        - От меня вы не получите ни цента. - Центы мы оставим вам на расходы по оплате сексуальных услуг. Было бы негуманно оставлять вас совсем уж с пустыми карманами, ибо таких мужчин, как вы, даром не любят даже жёны. Что же касается денег, то вы не только отдадите нынешние поступления, но и впредь будете перечислять все заработанные деньги на указанные нами счета.
        Дерюгин засмеялся. Смех, по мнению Костикова, был неискренним, уж слишком заметно нервничал хозяин. Глядя на его потеющие руки, Александр Аверьянович неожиданно для себя успокоился. И не только нервозность Дерюгина была тому причиной, но и уверенный тон Астахова. Такую властность тона мог себе позволить только человек, за спиной которого была реальная сила.
        - Я и сам удивляюсь, Алексей, почему вообще пустил тебя на порог. - Да брось, Юрий, - охотно перешёл на «ты» Астахов. - Твоё положение настолько аховое, что привередничать по поводу гостей тебе не пристало. А если будешь упрямиться, то скоро у тебя вообще не будет гостей, а будут только передачи и встречи под надзором тюремной обслуги. Пожизненное заключение тебе, пожалуй, не грозит, но лет пятнадцать за убийство Резанова впаяют. - Хватит, - рёзко поднялся Дерюгин. - Я никого не убивал. Вы забываетесь, господин Астахов.
        - Знаю, - спокойно отозвался Алексей. - Да вы садитесь, Юрий Владимирович, в ногах правды нет. Я знаю, что Резанова убили не вы, но беда вся в том, что обвинят именно вас, и крыть это обвинение будет нечем. Все козыри будут у обвинения, и суду не останется ничего другого, как отправить на нары не то, чтобы совсем невинного, но в данном конкретном случае не виновного человека. Да садитесь вы, наконец.
        К удивлению Костикова, Юрий Владимирович приказу подчинился. Потели у него теперь не только руки, но лицо и шея. Дерюгин несколько раз повёл из стороны в сторону головой, пытаясь освободиться от душившего его галстука.
        - Это вы, - прохрипел он, бурея от натуги, - вы убили Резанова. - Побойтесь Бога, Юрий Владимирович, - возмутился Астахов. - Резанова устранил Халилов, руками одного отморозка по имени Сеня. Убил в вашем дворе, чтобы потом на глазах свидетелей вывезти и спрятать тело. Именно поэтому вас обвинят не просто в убийстве, а в предумышленном убийстве и попытке замести следы. В квартире Резанова обнаружат кассету с записью откровений покойного Юдина, в которых он прямо указывает на вас, как на заказчика взрыва в офисе Костиковой. Там же будут найдены и собранные Юдиным доказательства ваших преступных деяний, что снимет всякие сомнения по поводу мотивов, толкнувших вас на убийство.
        - Лжёте, - выдохнул Дерюгин. - Нет такой записи и нет таких документов. - Запись есть, - неожиданно даже для себя вмешался в разговор Костиков. - И документы тоже.
        - Александр Аверьянович очень деликатный человек, - усмехнулся Астахов. - Я потратил много усилий, чтобы убедить его принять участие в нашем с вами разговоре, но согласился он только тогда, когда на сто процентов уверился, что вы, Юрий Владимирович, повинны в смерти девушки и страданиях его жены. Желаете послушать Юдина?
        Дерюгин пожелал, однако, слушал недолго, через три минуты нажал на кнопку магнитофона.
        - Чего вы от меня хотите? - Раскаяния, - холодно отозвался Астахов. - При мне видеокамера. Вы сейчас подробно перескажете мне всё, что знаете о деятельности Тяжлова и нашего дорогого губернатора. Словом - все тайны мадридского двора. Как вы понимаете, эти сведения нам нужны не для разоблачительных статей. Ваша вина, гражданин Дерюгин, доказана, но мы оставляем вам шанс, искупить вину честным трудом на благо Родины.
        - Я должен подумать, - почти умоляюще попросил Дерюгин. - Поздно вам думать, - резко возразил Астахов. - Не забывайте, что у нас нет причин вас щадить. Ваш отказ от сотрудничества будет означать начало конца. Не надо подозревать нас в меркантильности. Предание суду потерявшего совесть и человеческий облик чиновника, это большая победа спецслужб. Две минуты, Юрий Владимирович, это всё, что я могу вам дать. Через две минуты я звоню в прокуратуру и объясняю им, где они могут взять откровения господина Юдина. И жернова закрутятся. Те самые жернова, которые перемелют в муку цветущего вида мужчину.
        - Хорошо, - выдавил из себя Дерюгин. - Я согласен.
        Каялся Дерюгин минут сорок. Костикову от его признаний стало тошно. А на Астахова Александр Аверьянович посматривал теперь с некоторым страхом, настолько профессионально тот работал. По выходе из Дерюгинского дома Костиков не удержался и спросил:
        - Ты давно в органах служишь? - С детства, - ухмыльнулся Алексей.
        Костиков ему не поверил, но вслух своих сомнений высказывать не стал. Тем более что Астахов выглядел не столько торжествующим, сколько озабоченным. Александр Аверьянович вскоре убедился, что Алексёй тоже захворал манией преследования. Во всяком случае, он всё время косил глазом в зеркало заднего вида, а то и просто оборачивался.
        - Ты что, слежки боишься? - Есть чего бояться, - отозвался Астахов. - Ведь это же бомба, понимаешь, бомба. - Ну так отдай эту кассету Ивану Ивановичу.
        - До встречи с Иваном Ивановичем ещё дожить надо. Дерюгин скоро очухается и настучит на нас подельникам.
        Костикову стало не по себе. В Дерюгинские признания он особенно не вслушивался и уж тем более не пытался их запомнить, но всё же успел заметить, что перетрусивший Юрий Владимирович сказал много такого, о чём его даже не спрашивали.
        - У тебя есть место, где можно бурю пересидеть? - В общем да, - кивнул головой Костиков. - А что? - Домой тебе пока соваться не стоит. Мобильник у тебя с собой? - Да, - хлопнул Костиков себя по карману. - Номер ты знаешь.
        - Я тебе позвоню. А без моего звонка сиди тихо и жди.
        Александр Аверьянович с минуту наблюдал за удаляющейся машиной, потом поднял воротник плаща, надвинул поплотнее на лоб шляпу и, отворачиваясь от бьющего в лицо ветра, направился к автобусной обстановке. Слежки вроде бы не было, и это обстоятельство приободрило Костикова.
        У Тяжлова с самого утра было предчувствие крупной неприятности. Ждал подлянки на службе, но там вроде всё обошлось. Подъезжая к Дерюгинскому дому, он был почти уверен, что опасность придёт именно отсюда. И что самое поразительное, не ошибся в своих предчувствиях. Дерюгин был не то чтобы пьян в стельку, но сильно навеселе, причём веселье носило истерический характер.
        - Следователь был? - спросил Тяжлов у Василия. - Следователя не видел, - шёпотом отозвался охранник. - Были Астахов и ещё один серьёзный мужчина в плаще. Юрий Владимирович что-то наговорил им лишнее. - В каком смысле «лишнее»? - насторожился Николай Ефимович.
        - Не знаю, - развёл руками Василий. - У Астахова была видеокамера, и он снимал долго. Около часа.
        За час много чего наплести можно. Тяжлова аж передёрнуло: вот сволочь, Юра, неужели сдал? Присмотревшись к пьяненькому Дерюгину, Николай Ефимович понял, что так оно и есть, а потому врезал в отвившую слюнявую челюсть без предупреждения. Боксёром Тяжлов не был, и удар оказался слабым. Во всяком случае, хмель из Дерюгинской головы этот удар не вышиб, хотя язык развязал.
        - А что я мог, ведь за горло взяли. Они всех нас за горло взяли.
        Тяжлов присел к столу, брезгливо отодвинув в сторону пустые бутылки, слегка удивившись их количеству. Неужели этот слюнтяй столько выпил? Здоровьишко у него, однако. Или он настолько перетрусил, что даже алкоголь его не берёт?
        Дерюгин сидел на диване в заляпанной винными пятнами белой рубахе и трясся, то ли от рыданий, то ли от страха, то ли от дикого перепоя. Смотреть на него было тяжело и противно.
        - Никак согреться не могу, - произнёс он кривыми губами. - Озноб. - Всех продал? - спросил Тяжлов.
        - Не я продал, меня продали, - взвизгнул Дерюгин. - Юдин сволочь. А эти всё про нас знали, мне оставалось только головой кивать. Халилов гад! Убил Резанова, а меня на нары за убийство.
        - Что конкретно Юдин наплёл? - Признался, что мы с Рекуновым натравили его на Ксению, - выдавил с трудом Дерюгин. - Вот ведь сволочь. Сдох уже, а норовит укусить с того света.
        - Ты что несёшь, ты в своём уме, кто тебя кусает? - Собственными ушами слышал, - всхлипнул Дерюгин. - Сволочь он, сволочь. - Вы что, действительно его подбили, убить Ксению? - нахмурился Тяжлов. - А вот это ты брось, - погрозил пальцем Дерюгин. - Всё ты, Николай Ефимович, знал. Рекунов сказал ему: не сделаешь - убью. И убил. Такие деньги. Стерва, Ксения. Из-за неё всё. Всех в крови измарала. А теперь её муженька тоже повязали и
        на нас натравили. - Кто повязал? - Органы, - ехидно протянул Дерюгин. - А может, это и к лучшему. Наведут порядок, лишних в расход. А я патриот, Ефимыч, патриот. К чёрту всех, так вам, гады, и надо. Зажрались. О народе забыли, идеалы предали. К америкашкам переметнулись. Всех вас в бараний рог согнём, либералы. На Святой Руси пил и топоров хватит. И на лесоповал. Строем пойдёте, сволочи, с песней и под охраной. «Интернационал»` будешь петь, Тяжлов, громче всех будешь петь, и громче всех будешь каяться в совершённых ошибках. Всех сдашь, Ефимыч, всех.
        - Пьянь и дрянь, - смачно плюнул в пол Тяжлов. - Второй Костиков, что ли, был? - Костиков. Тоже заюлил перед органами, гад. Жена-то банкирша. Вызовут в партком, да спросят - почто на буржуйские деньги жил?
        Тяжлов Дерюгина уже не слушал, тот, похоже, окончательно впал в маразм. Знал же, что слабак, но не знал, что до такой степени. Неужели действительно компетентные вмешались? Но ведь людишки не те. Астахов, Костиков - вшивота интеллигентская, кто ж таким серьёзные дела доверяет. Чеботарев - иное дело. Этот будет до конца копать. Упорный. Если к нему эти записи попадут, то всё. Уж он-то найдёт, как ими распорядится. Тогда его только пулей остановить можно будет. И здесь без помощи Халилова не обойтись.
        - Ты что тут про Рустема плёл? - Убил твой Рустем Резанова, - хихикнул Дерюгин. - Вот тогда во дворе на наших глазах и убил, а потом вывез. Понял? А может, он не ко мне труп подкинет, а к тебе, Ефимыч? Найдут на огороде твоей тёщи и привет.
        Похоже на правду, очень похоже. У этого Халилова голова варит. На уркаганский манер конечно, но варит. Скорее всего, просто подстраховался. На случай если деловые партнёры вздумают медлить с расчётом. Но коли так, то дело можно уладить. Но откуда Астахов всё вызнал, да ещё так ловко воспользовался сведениями? Конечно, если за спиной шаромыжника солидные люди, то удивляться не приходится, но если этот подонок просто блефует, то спрос ему следует учинить строгий.
        - Астахов ведь на Паленова работал?
        Вопрос был задан Дерюгину, но тот его не услышал. Сон сморил, наконец, исстрадавшегося от собственной подлости Юрия Владимировича. Слизняк! Уходя Николай Ефимович кивнул на бесчувственное тело охраннику: - Присмотри за ним, чтобы глупостей не натворил.
        Халилова звонок Тяжлова удивил, но на просьбу о встрече он согласие дал незамедлительно. Похоже, что у Рустема Халиловича накопилось к Николаю Ефимовичу много вопросов. Встретились, можно сказать, в чистом поле. Тяжлов осторожничал, а потому не решился на откровенный разговор в машине и предложил Халилову прогуляться по аллеям ближайшего сквера. В отличие от Николая Ефимовича, Рустем Халилович приехал не один, а в сопровождении трёх быков, которые не то охраняли его, не то стерегли.
        Накрапывал нудный осенний дождичек, а шаловливый ветерок то и дело подхватывал полу длинного Тяжловского плаща, стараясь раздеть уважаемого человека на глазах честного народа. Честного народа в сквере, правда, было немного. Не считать же в самом деле за таковых приехавших с Халиловым ребят. Ребята эти, судя по всему, были из Рекуновской бригады, которая, похоже, в чем-то подозревала восточного гостя. Во всяком случае, у Тяжлова создалось именно такое впечатление.
        - Зачем вы убрали Резанова? - сразу же взял быка за рога Тяжлов. - Я его не убирал, - удивился Халилов и удивился, похоже, искренне. - А эти? - кивнул головой Тяжлов в сторону рекуновцев.
        - Исключено. У них сейчас разлад, бригада раскололась надвое, Сумин спорит за первенство с Усковым, и дело вполне может закончиться усобицей и кровью. - Большое наследство оставили покойные, - усмехнулся Тяжлов, намекая на Рекунова и Селянина.
        - Я в их дела не вмешиваюсь, у меня своих забот хватает.
        Тяжлов намёк понял и в задумчивости почесал щёку:
        - У нас проблемы, Рустем Халилович. - В банке?
        - Нет, - успокоил Тяжлов. - Ситуация в банке под моим личным контролем, поступление денег ждём в ближайшие дни, и если всё обойдётся, то долю свою вы получите без проблем. Это я вам гарантирую.
        - А что, может не обойтись? - Астахов вам знаком? - в свою очередь спросил Тяжлов. - Видел однажды.
        - Его нужно найти во что бы то ни стало, - сказал Тяжлов. - Я играю в открытую, Рустем Халилович, и не от хорошей жизни, как вы догадываетесь. У этого сукина сына кассета с записями, которые, попади они в руки паленовцев, могут решить судьбу губернаторского кресла. Так что вы можете представить, какие суммы стоят на кону.
        Халилов представил и присвистнул, потревожив резвившихся неподалёку воробьёв. Тяжлов вытер платком капли дождя с лица и протёр стёкла очков. Игра предстояла рискованная, но и другого выхода у него тоже не было.
        - Нашему делу этот Астахов тоже может повредить? - Может, - кивнул головой Тяжлов. - По словам этого негодяя, он связан со спецслужбами, и если это действительно так, то…
        - В этом случае на мою помощь не рассчитывайте, Николай Ефимович, - резко отозвался Халилов.
        - Я понимаю ваши опасения, и разделяю их. Но есть основания полагать, что Астахов блефует. Не исключено, что они с Резановым инсценировали убийство последнего, дабы шантажировать, Дерюгина.
        Халилов даже крякнул от возмущения, выслушав Тяжловский пересказ деяний «агента» загадочных спецслужб.
        - Дурак этот ваш Дерюгин, - покачал он головой. - Так дёшево купиться. - Кто ж спорит, - вздохнул Тяжлов. - Но у Астахова был ещё один весомый аргумент - аудиокассета с признаниями Юдина. Вы не знаете, кто этого банковского служащего устранил?
        Халилов отозвался неохотно и не сразу: - Рекунов. Поначалу он хотел его спрятать, но потом решил вытрясти информацию о ваших, Николай Ефимович, делах. Речь шла о каких-то бумагах. К сожалению, у банковского служащего оказалось слабое сердце, он умер во время допроса. А как Юдинская кассета попала к Астахову?
        - Либо через Костикова, либо через Резанова. Не исключено, что этих кассет несколько.
        - Костиков домой не вернулся, - сказал Халилов. - Видимо, чего-то опасается. Но мы разрабатываем одного его приятеля, и рано или поздно до мужа Ксении Николаевны доберёмся.
        - Кто он такой, этот приятель? - Певцов, коллега Костикова по институту и большой друг Светланы. - Рекуновской пассии?
        - Не только пассии, Николай Ефимович, - усмехнулся Халилов. - На Светлану оформлены ресторан и казино. Разумеется, пока живы Сумин и Усков, владение это чисто номинальное. Но ведь и Усков с Суминым не вечны.
        - Так вы считаете, что именно Светлана с Певцовым организовали взрыв в Рекуновском доме?
        - У меня есть серьёзные основания думать именно так, - подтвердил Халилов. - Как видите, Николай Ефимович, мы с вами в своих поисках натыкаемся на одних и тех же людей. Астахов, Костиков, Певцов, возможно Резанов, если ваши предположения о его инсценированной смерти верны.
        - Не исключено, что за их спинами есть ещё некто, ведущий многовариантную, а потому беспроигрышную игру. - Очень может быть, - согласился Халилов. - Меня беспокоит в этой связи следопыт Чеботарёв. Вы не могли бы его нейтрализовать по своим каналам?
        - Не могу обещать, но сделаю всё от меня зависящее. Вот вам список паленовцев, с которыми в своё время контактировал Астахов. Если сядете ему на хвост, сообщите мне об этом.
        - Хорошо. Можете на меня положиться, Николай Ефимович.
        Если бы Тяжлов был круглым идиотом, вроде Дерюгина, то он, конечно, положился бы на Рустема Халиловича. Но мозги у Николая Ефимовича ещё варили, а потому он отлично сознавал все неудобства положения, связанные с попаданием компроментирующих кассет в руки восточного гостя. Халилов, конечно, выжмет из ситуации всю возможную для себя пользу. То есть просто-напросто сядет на шею областной администрации. Если бы не до крайности стеснённые обстоятельства, то Тяжлов к Халилову не обратился бы. К сожалению, выбора у него не было. Тут не до жиру, быть бы живу.
        Халилов отбыл с места рандеву в сопровождении своих то ли сторожей, то ли охранников, а Николай Ефимович еще долго сидел в машине, обдумывая под успокаивающий шёпот дождя возможные варианты страховки на случай чужого коварства. Были, конечно, у Тяжлова надёжные люди в правоохранительных структурах и их придётся, видимо, подключать на завершающем этапе, но в этом случае без губернатора не обойтись, а тревожить того до поры до времени Николаю Ефимовичу не хотелось. Помочь-то он поможет, одной веревочкой все повязаны, но в этом случае Тяжлов будет выглядеть в глазах областной элиты рохлей и растяпой, с соответствующими выводами по поводу дальнейшего сотрудничества. А если выяснится, что обвели вокруг пальца Николая Ефимович журналисты с кандидатами, то смеху будет не обобраться.
        Тяжлов набрал номер телефона и, услышав знакомый голос, спросил: - Ты не помнишь, что там у нас за бумаги были из института Востока?
        Секретарша, что значит стаж и дрессура, владела даже столь малозначительным и безнадёжным вопросом:
        - Деньги просят, Николай Ефимович, да где ж их взять. - Позвони завтра с утра директору, пусть пришлёт ко мне Певцова для переговоров. Только Певцова и никого больше, поняла?
        - К которому часу пригласить? - К трём. Всё. Будь здорова.
        С Чеботарёвым вопрос, конечно, разрешить будет посложнее, но в этом случае, не грех связаться с губернатором. До которого дозвониться, однако, оказалось сложнее, чем до секретарши. И отозвались на Тяжловский зов не слишком любезно.
        - Неужели не мог до рассвета дотерпеть, Николай Ефимович? - Извини, что потревожил, Борис Виленович. Сам понимаешь, запарка. Неприятности с банком.
        - Это взрыв у Костиковой? - Ты понимаешь, всё там уже ясно: некто Юдин, один из помощников Ксении Николаевны, связался с урками, а когда Костикова его разоблачила, он попытался её ликвидировать. Этот Юдин скончался от сердечного приступа. То ли от страха, то ли совесть замучила. Ты скажи прокурору, чтобы заканчивал с этим делом. Чего там следователь возится? Народ попусту волнует, а у нас выборы на носу. Этот следователь Чеботарёв сливает своему дружку журналюге всякую грязь, а тот связан с паленовцами. Вот тебе и независимость прокуратуры. Ты что молчишь?
        - Я слушаю, слушаю. - Крови Чеботарёва я не жажду, но совесть надо иметь, честь мундира тоже не пустой звук. В конце концов, мы и официальное заявление можем сделать по поводу незаконного вмешательства прокуратуры в избирательный процесс на стороне одного из кандидатов. Пусть Сенчук отправит Чеботарёва в отпуск от греха подальше. Надо же хоть внешне приличия соблюдать.
        - Я твоё возмущение разделяю, - поведала трубка Тяжлову бархатным голосом. - И с Сенчуком поговорю.
        Тяжлов вздохнул с облегчением и отложил мобильник в сторону. Сенчук человек осторожный и на открытый разрыв с губернатором не пойдёт. Однако нейтрализация Чеботарёва, это ещё полдела. Николаю Ефимовичу не хотелось верить в худшее, но нельзя было сбрасывать со счетов того обстоятельства, что за спиной Астахова стоят люди серьёзные. Уж слишком продуманной казалась ему игра. И нити этой игры вполне могли тянуться на самый верх. Одно дело, когда несколько придурков собираются сорвать куш, и совсем иное, когда к делу подключается мощная организация, имеющая огромный опыт контроля над протекающими в стране процессами и способная направить эти процессы в нужное русло. В свете происходящих в столице перемен появление такой силы не показалось бы Тяжлову абсурдом. Другое дело, что проявляла себя эта сила рановато, ибо структурироваться за такой короткий срок она бы не успела. Так же как и обрести утерянную за последние годы уверенность в своих силах. Как человек умудрённый опытом, Тяжлов появление этой силы ждал, но испытывал в этой связи сложные чувства, которые можно было бы обозначить как протест. Нет,
он никогда не был диссидентом, но всегда норовил выскочить из общего ряда. И не корысть двигала во времена советские Тяжловым, а точнее, не только она. Досадно было исполнять роль простой шестерёнки, от которой, не смотря на накопленный опыт, в сущности ничего не зависело. Реформы Тяжлов воспринял с чувством облегчения, как освобождение от стесняющих душу и разум оков. Но, увы, освободили от оков не только Тяжлова, и дело пошло далеко не так, как хотелось бы. Словно выдернули вдруг надёжный стержень, вокруг которого крутилась вся жизнь, и при этом забыли очертить границы, через которые переступать нельзя, во избежание крупных неприятностей. Если бы речь шла только об этих границах, то Тяжлов усилия федеральных властей поддержал бы, даже в ущерб себе, но с диктатом он, пожалуй, уже не согласится. Просто не хватит душевных сил на игру в понятливого Ваньку, готового поддержать любую, даже самую идиотскую инициативу властей.
        Для Чеботарёва вызов на ковёр неожиданностью не явился. Он нисколько не сомневался, что рано или поздно его оппоненты задействуют административный ресурс, дабы остановить настырного следователя. Сенчук же был не из тех начальников, которые ради торжёства справедливости грудью встают на защиту своих подчинённых. Возросший на местной почве прокурор очень даже хорошо чувствовал свою кровную связь с областной элитой. Другое дело, что Сенчук был трусоват, и в силу этой причины ни в каких серьёзных махинациях не участвовал, хотя попытки втянуть его в противоправные мероприятия предпринимались неоднократно. Однако Сенчук, достигший в годах ещё относительно молодых видного поста, блюл девственность, в расчёте на продолжение удачно начатой карьеры.
        Видимо чуя зыбкость позиции, Сенчук напустил на себя строгость, что придавало его совиному лицу оттенок комизма. Сходства с осерчавшей птицей добавляли и круглые очки, из-за которых сейчас посвёркивали на подчинённого настороженные глаза. На столе перед Сенчуком лежала газета, и Виктор Васильевич нисколько не сомневался, что перед встречей со строптивым следователем прокурор её прочитал. Газета была, конечно, со статьёй Резанова, в которой Сергей отвязался на областной бомонд по полной программе.
        К докладу по взрыву в банковском офисе Чеботарёв был готов, и сделанные им выводы оказались для прокурора неожиданными.
        - Ты считаешь, что дело можно считать законченным? - с видимым облегчением спросил он.
        - Известен исполнитель - Юдин, известен заказчик - Рекунов, известна причина - желание прибрать банк к рукам. Костикова попыткам Рекунова и Юдина воспротивилась, после чего её решили устранить физически. Когда эта попытка провалилась, Рекунов, заметая следы, ликвидировал Юдина.
        - А смерть самого Рекунова? - Дело о взрыве в особняке криминального авторитета расследует Березин, так что твои вопросы не ко мне, Михаил Борисович.
        - Но у тебя есть какие-то предположения? - От предположений ты меня уволь, тем более в официальном разговоре, - засмеялся Чеботарёв. - Ты же знаешь, Березин мужчина самолюбивый и обидчивый. К тому же по моим сведениям на него давят и давят сильно. Кому-то очень не понравилась статья Резанова, и от Березина требуют обуздать журналиста, привязав оппозиционера к делу о взрыве. Но это опасно, очень опасно, Михаил Борисович. - Я знаю, что Резанов твой друг и имел уже по атому поводу неприятный разговор с губернатором, - поделился с вздохом Сенчук. - Но если на Резанова падают серьёзные подозрения, то Березин просто обязан принять меры.
        - Ситуация уж больно щекотливая, Михаил Борисович, - понизил голос Чеботарёв. - Резанов пропал, и есть основания полагать, что он убит, более того убит ни где-нибудь, а во дворе дома Юрия Владимировича Дерюгина, как раз в тот момент, когда там находился Тяжлов. Труп исчез самым таинственным образом. Тяжлов настаивает, что, обнаружив тело, они позвонили в «Скорую» и милицию, но ни там, ни там звонки не зафиксированы. А по показаниям свидетелей, тело из Дерюгинсного двора вывезли на машине без опознавательных знаков. Я уже предупредил Березина, чтобы не вздумал поддаваться давлению и цеплять Резанова. Чего доброго на Березине и отоспятся. Тело-то пропало.
        - Как пропало? - Ни в морге, ни в реанимации его нет. Конечно, всё это может быть диким совпаденим. И Резанов просто загулял с девочками, но ты понимаешь, чем это может обернуться для губернатора, если труп найдут.
        - Чёрт знает что, - покачал головой Сенчук. - Надо возбуждать дело. - Повода нет, - развёл руками Чеботарёв. - Не исключено, что во двор Дерюгинского дома забрёл пьяный, который протрезвел в «Скорой», и врачи, чтобы не возиться, просто выпнули его из машины, в чём теперь, конечно, ни за что не сознаются. Но возможен и другой расклад, куда более серьёзный. Есть основания полагать, что окружением губернатора занялись, как бы это помягче выразиться, некие службы, связанные с федеральными верхами, но со статусом полуофициальных, что ли.
        - Виктор Васильевич, ты в своём уме? - растерялся Сенчук. - Что значит
«полуофициальных»?
        - А то и значит, Михаил Борисович, что нашу расшалившуюся элиту хотят посадить на короткий поводок и принимают к этому необходимые меры, используя метод не совсем чистые, но ведь и в нашей элите не дюймовочки. - Но это же… - начал Сенчук и осёкся.
        - Это политика, - вывел его из затруднительного положения Чеботарёв. - Ты тут с Березиным посоветовались и решили, что нам в эти дрязги вмешиваться не след. Люди наверху в подобных делах опытны, разберутся и без нас. - Пожалуй, - задумчиво протянул Сенчук. - Это вы правильно решили.
        - Чёрт его знает, правильно или нет. Конечно прокуратура вне политики, но ведь и бездействия не одобрят. Ты не мог бы, Михаил Борисович, по своим личным каналам провентилировать этот вопрос. Узнать хотя бы общую установку нынешних федеральных властей. - Трудно. - Я понимаю, - посочувствовал Чеботарёв. - Тогда остаётся одно - наблюдать, а если вмешиваться, то только в том случае, когда преступление очевидно. А губернатору надо бы унять расшалившихся замов. И чем дальше он дистанцируется от этих людей, тем для него лучше.
        - Ты, однако, замахиваешься, Виктор Васильевич, - возмутился Сенчук. - Не я замахиваюсь, - возразил Чеботарёв. - И если органы замахиваются всерьёз, то тебе, Михаил Борисович, придётся им что-то предъявить. Иначе не совсем понятно, чем мы здесь занимаемся и занимаемся ли вообще.
        Сенчук страдал, Чеботарёв ему не сочувствовал, хотя суть этих страданий понимал очень даже хорошо. Далеко не все представители областной элиты были замешаны в финансовых махинациях, но и Сенчук, и многие другие областные руководители были частью общества не то чтобы тайного, но живущего не по тем законам, по которым предлагается жить остальному населению. И такая избранность предполагаёт финансовое обеспечение из номенклатурного общака, впрочем, далеко не всегда в форме прямых субсидий. Субсидии чаще бывают косвенными, когда «своих» поддерживают, а «чужих» топят, и выпадать из когорты «своих» в безвоздушное пространство Сенчуку не хотелось. Изъяв Тяжлова и Дерюгина из номенклатурной тусовки, Чеботарёв мог серьёзно подорвать устойчивость системы, когда финансово ослабевшие «свои» становились лёгкой добычей «чужих», с последующим перераспределением властных полномочий.
        - Здесь есть ещё один нюанс, Михаил Борисович, - осторожно поделился Чеботарёв. - Именно полуофициальность миссии делает её уязвимой.
        - Не понял. - В случае большого скандала, неудачи, человеческих жертв, провала руководителей миссии, от них там наверху все откажутся. Сделают большие глаза, пожмут плечами и скажут, что не в курсе. И вообще - закон превыше всего. - Любопытно, - прищурился Сенчук. - А я ведь тебя, Виктор Васильевич, не держал за доброхота нынешней областной власти.
        - И правильно делал, - согласился Чеботарёв. - Но всё познаётся в сравнении. Я не уверен, что за миссионерами из центра стоят силы более здоровые, чем те, что шустрят у нас на местах. Грубо говоря, хрен редьки не слаще. Но если на областную редьку мы с тобой ещё способны оказывать воздействие, то до московского хрена нам уже не дотянуться. И единственное, что нам останется, это делать хорошую мину при плохой игре и убеждать себя и других, что столичный хрен всё-таки слаще доморощенной редьки.
        - Огородник ты, однако, Виктор Васильевич, - не удержался от смеха Сенчук. - Но от меня тебе что нужно?
        - Ничего. Тебе лучше ни во что не вмешиваться. Что допустимо для следователя как промах, то недопустимо для прокурора, поскольку ты фигура во многом политическая. Я же со своей стороны постараюсь разрегулировать ситуацию с наименьшими потерями.
        Сенчук размышлял довольно долго, и не только страх за карьеру был тому причиной. Михаил Борисович ангелом, конечно, не был, но и за рамки морали далеко не заступал. Государственный интерес и торжество закона тоже не были для него пустыми звуками. Другое дело, что мелодия нынешнего правового гимна была, мягко говоря, невысокого качества и следование ей для взыскательного уха было истинным мучением. Уж слишком много фальшивых нот, сознательно или по недосмотру, было вставлено в эту мелодию.
        Сенчук всё-таки дал согласие на невмешательство, и Чеботарёв ушёл от него не то, чтобы окрылённым, но уверенным в себе.
        Корытин уже поджидал его в кабинете с последними вестями с невидимого фронта.
        - Неужели Астахов раскрутил Дерюгина? - слегка удивился Чеботарёв. - И, похоже, очень серьёзно, - подтвердил Корытин. - Астахов чуть не плясал, выходя от Дерюгина, А вот Тяжлов, посетивший Юрия Владимировича чуть позднее, выскочил из дома просто в ярости и сразу же метнулся к Халилову.
        - Астахов не пытался связаться с паленовцами? - Кто его знает, - вздохнул Корытин. - Нет у меня, Виктор Васильевич, такого количества людей, чтобы проконтролировать все объекты. Пока мы сосредоточились на Халилове, который усердно пасёт Певцова.
        - А что у нас с машиной? - Есть, - сверкнул глазами Корытин. - Ты не поверишь, Виктор Васильевич, машина принадлежит Горячеву, одному из самых близких к покойному Паленову человека и давнему моему знакомцу. Мы с ним в институте вместе учились.
        - Как ты её нашёл? И почему её не обнаружили раньше? - Дикая случайность, Виктор Васильевич. Машину, скорее всего, действительно бросили на видном месте, но она была на ходу. И ею попользовались нехорошие люди. Судя по обилию шприцев в машине, наркоманы. Машину они изуродовали до такой степени, что восстановлению она уже не подлежит. Гоняли наркоманы на ней чуть ли не неделю. И только когда я начал сопоставлять срок угона с преступлением в тупике, меня осенило. Проверили мы Горячевскую машину, и нашли следы пуль. Кроме того, эксперты обнаружили пятна крови на капоте и волосы Мигунько. - Я так понимаю, что паленовцы после смерти шефа честолюбивых планов не оставили?
        - Ни в коем случае, - подтвердил Корытин. - Горят жаждой реванша. Кандидат у них уже наготове.
        - Присмотри за ними, в первую очередь за Горячевым. Мне почему-то кажется, что Астахов именно им попытается сбыть полученную от Дерюгина информацию.
        - А как же Атемис? - удивился Корытин. - Он вполне способен учинить спрос с отступника.
        - Думаю, Астахов это знает и сумму с Горячева запросит соответствующую.
        Тяжлов кивнул гостю приветливо, но навстречу не поднялся, а лишь указал на ближайший к столу стул. Певцов гостеприимством хозяина воспользовался охотно и на предложенном месте утвердился уверенно, словно был давним завсегдатаем сановных кабинетов. Мужчиной Певцов был не старым, сорока лет ему ещё не исполнилось, рослым, по спортивному подтянутым, залысины его не портили, а придавали сухому лицу значительность. И самоуверенный вид, и одежда выдавали в нём человека преуспевающего, хотя, по сведениям, имевшимся у Тяжлова, это было далеко не так. В одном он убедился с первого взгляда: если этот человек и не преуспевает, то очень жаждет успеха. И ради этого пойдёт на многое, возможно, даже на всё. Во всяком случае, не моргнув глазом, Певцов устранил двух самых влиятельных городских отморозков и сделал это почти безупречно.
        - Вам не надоел ваш институт, Василий Семёнович? - А что, вы собираетесь предложить мне место в областной администрации? - вежливо улыбнулся гость.
        - Это место ещё заслужить надо.
        Певцов возражать не стал, просто сидел напротив и изучал прищуренными карими глазами Тяжлова. Николай Ефимович тоже не спешил начинать беседу. Молчали они минуты три, пристально глядя друг на друга.
        - Вы мне понравились, - прервал, наконец, молчание Тяжлов. - Да и рекомендовали мне вас, как очень способного человека.
        - Кто рекомендовал, если не секрет? - Халилов, - не стал скрывать Тяжлов. - Если довериться его подозрениям, то именно вы, Василий Семёнович, устранили Рекунова и Селянина.
        - Вот как? - Певцов отреагировал на обвинение куда спокойнее, чем Тяжлов ожидал. - Вы что, собираетесь меня шантажировать?.
        - В общем, да, - кивнул головой Тяжлов. - Дело о взрыве Рекуновском доме ведёт мой хороший знакомый, следователь прокуратуры Березин. Думаю, что после моей подсказки и на основании показаний Халилова он вас посадит.
        Певцов засмеялся, да и по лицу незаметно было, что он испугался недвусмысленной угрозы.
        - Я не знаю, в чём меня подозревает Халилов и какие имеет к тому основания, но точно знаю, что от следователя прокуратуры вышеназванный субъект будет держаться на расстоянии.
        - Вы намекаете на убийство Резанова? - усмехнулся Тяжлов. - Вынужден вас разочаровать, Халилов журналиста не убивал. И вообще у меня есть все основания полагать, что этот сукин сын живёхонек.
        Пожалуй, за всё время разговора впервые по лицу Певцова скользнуло недоумение. Возражать он, однако, не спешил, давая возможность оппоненту потихоньку раскрывать имеющиеся козыри.
        - Ваш хороший знакомый Астахов на пару с вашим коллегой Костиковым провернули одну весьма удачную операцию, которая тянет не менее чем на пятьсот тысяч долларов. В принципе ни я, ни Халилов зла на вас не держим, Василий Семёнович, но нам нужен Астахов.
        Кажется, Певцов осознал всю опасность ситуации, в глазах его загорелись злые огоньки и тут же погасли. Держался он неплохо, но замаячившая перспектива ареста не могла его не тревожить. - Беседа идёт под запись?
        - Боже упаси, - возмутился Тяжлов. - Подобная запись компрометировала бы меня в большей степени, чем вас. Вы были в курсе Астаховских махинаций?
        - В некотором смысле, - ушёл от прямого ответа гость. - Бросьте, Василий Семёнович, - возмутился Тяжлов. - Вы были активным участником, но вас кинули. Понимаете? Астахов вас кинул на полмиллиона, по меньшей мере. Они вам звонили вчера?
        - Звонил Костиков. - Значит, вы в курсе, как они раскрутили Дерюгина? - Костиков говорил только о кассете Юдина, о Дерюгине речи не было. - Связь с шефом осуществляется через вас?
        - Я уже позвонил ему и сказал, что кассета у Костикова. - Скверно, - покачал головой Тяжлов. - Скверно и для вас и для нас - Для вас, скорее всего, да, - спокойно отозвался Певцов. - А вот что касается меня, то вряд ли ваш Березин станет ноги бить, если за меня замолвят словечко высокие покровители.
        - А вы уверены, что замолвят? - пристально глянул ему в глаза Тяжлов. - И так ли уж высок ранг вашего шефа. Так ли уж велики его полномочия. Может быть, он просто блефует и, сорвав куш, спокойненько уберётся с добычей в свою нору, оставив вас в дерьме? Астахов-то поумнее вас оказался, Василий Семёнович, если решил сам обеспечить себе достойную старость.
        - Что вы от меня хотите, Николай Ефимович? - нахмурился Певцов. - Мне нужна кассета Астахова, и если она окажется у вас в руках, мы можем продолжить этот разговор.
        - Вы сами назвали сумму - пятьсот тысяч долларов, - быстро проговорил Певцов. - Я не обещаю вам всю эту сумму наличными, но есть и другие формы расчета. Вы человек мыслящий, Василий Семёнович, с крепкими нервами, такие люди нам нужны. Певцов криво усмехнулся:
        - До недавнего времени моих способностей никто не замечал. - Это потому, что вы не очень стремились их обнаружить. Место под солнцем нельзя завоевать без усилий и риска.
        - Наверное, вы правы, - охотно согласился Певцов. - С моей стороны винить, кого бы то ни было глупо. Я так понимаю, вы поставили Халилова в известность о постигшем вас несчастье?
        - Да, - подтвердил Тяжлов. - В охоте на Астахова у вас будут конкуренты. - Вы здорово промахнулись, Николай Ефимович. Если компромат попадёт в руки Халилова, вам солоно придётся. Ей богу, для вас лучше, если Астахов передаст эту кассету в руки паленовцев, не говоря уже о моём шефе. Рустем Халилович Халилов птица такого полёта, по сравнению с которой все эти рекуновы и селянины - мелкая сошка. Он наркоделец большого масштаба.
        Тяжлов переваривал эту новость с трудом. Во всяком случае, скрыть своей растерянности от Певцова он не смог. Однако и Певцов не спешил торжествовать по поводу Тяжловского несчастья, в глазах у него появилось даже нечто похожее на сочувствие.
        - Я постараюсь вам помочь, Николай Ефимович, но, как вы понимаете, долг платежом красен.
        Тяжлов проводил глазами удаляющуюся фигуру Певцова и провёл ладонью по разгорячённому лицу. Он отчётливо сознавал, что проиграл партию гостю и проиграл вчистую. Николай Ефимович вдруг с горечью осознал, что - стар. И сил для борьбы за место под солнцем практически не осталось. А выйти достойно из игры ему не дадут. Наверх буром прёт племя молодое-незнакомое, взращённое в каких-то уж совсем сатанинских инкубаторах. Без морали, без нервов, без сострадания, способное походя раздавить заслуживающего почётную старость человека. Николай Ефимович угодил между двух огней, и в лучшем случае ему уготовано место на скамье подсудимых в показательном процессе, в худшем - его просто пристрелят, ибо плясать под дудку наркомафии он не собирался. Была, конечно, возможность встретиться с Чеботарёвым и выложить всё как на духу, но следователь прокуратуры не всесилен. О помощи губернатора в данной ситуации даже думать нечего - сдаст, только бы самому устоять. Вот ведь ситуация - хоть топись.
        Топиться, однако, Николай Ефимович не стал, а обнадёженный вдруг нежданно промелькнувшей мыслью вышел из кабинета и быстро сбежал по лестнице вниз. Физическая форма позволила Тяжлову сделать это без больших перебоев в дыхании. Кабы не истрепавшиеся нервы, да не изработавшиеся мозги, мог бы ещё лет десять вершить судьбами области.
        Селезнёв визиту Тяжлова удивился. Прямо надо сказать, бывало второе лицо области в кабинете редактора газеты не часто, а точнее не бывало никогда. Для разговора Николай Ефимович всегда вызывал Селезнёва на ковёр. Но ныне нужда заставила изменить сановным привычкам.
        Селезнёв верхним чутьём уловил, что визит высокого лица состоялся неспроста, а выслушав просьбу гостя, и вовсе впал в растерянность.
        - Да где же я тебе его возьму, Николай Ефимович, - понизил он голос. - К тому же слух прошёл про него нехороший.
        - Резанов живой, - твёрдо сказал Тяжлов. - Это я знаю точно.
        Булыгин на зов начальства явился незамедлительно, однако, ничем существенным поделиться не смог: то ли не захотел, то ли действительно ничего не знал. - Это важно не только для меня, но и не в последнюю очередь для Резанова, - рассердился Тяжлов. - Судьба области от этой встречи зависит.
        - Может объявление дать, - предложил Булыгин. - Резанов родную газету просматривает от и до. У него такая привычна.
        - Как ты представляешь себе это объявление? - удивился Селезнёв. - Что-нибудь вроде: Ташал ищет встречи с божественным быком Огусом. Если Резанов откликнется, то мы сведём его с Николаем Ефимовичем.
        - С ума сошёл! - возмутился Селезнёв Булыгинскому совету. - Какой Ташал, какой бык?
        - Пожалуй, - неожиданно согласился с журналистом Тяжлов. - Печатайте.
        Риск был, конечно, велик, ибо прочитать объявление в газете мог не только Резанов, но и многие заинтересованные недоброжелатели. Но Николай Ефимович надеялся, что им будет не до газет.
        Певцов вышел от Тяжлова в приподнятом настроении, информация, полученная от областного чиновника, была из ряда вон выходящей и открывала перед предприимчивым человеком перспективы, от которых захватывало дух. Риск, впрочем, тоже был немалым. Контакт с Халиловым сулил большие приобретения, но и таил немалую опасность в виде простреленной мимоходом головы. Головы, между прочим, не последней в России. Василий Семёнович давно уже высоко оценивал свои способности и получил тому даже официальное подтверждение в виде когда-то весьма почетного звания. Ныне, правда, всем званиям и степеням в России грош цена. Зелёными платили за разворотливость, и многие из разворотливых собрали хороший урожай, пока Певцов пребывал в меланхолии. А были эти расторопные и разумом скорбны и талантами небогаты. Певцов не рискнул включиться в гонку на начальном этапе, когда родимое государство разбрасывало собственность пригоршнями. Не подбирали её только ленивые и предусмотрительные. Ленивые не подбирали, естественно, из лени, а предусмотрительные - потому что знали: за первым этапом экспроприации неизбежно последует второй,
когда начнут экспроприировать экспроприаторов. Второй этап для расчетливого человека безопаснее и надёжнее в смысле устойчивости достигнутого положения. Ныне вторая волна экспроприации набирала ход, и самое время было Певцову подсуетиться. Моральная сторона дела не особенно волновала Василия Семёновича, деньги, как известно, не пахнут, а собственность, на которую он претендовал, досталась её нынешним обладателям отнюдь не в поте лица.
        Иван Иванович одобрил планы расторопного Певцова в отношении Рекуновской собственности одобрил и даже оказал содействие. За что Василий Семёнович благодарить его пока не спешил, памятуя о том, что лишь счастливый конец - делу венец. А до счастливого окончания задуманного предстояло ещё немало потрудиться. И большую помощь Певцову в хлопотах мог оказать другой человек, тоже весьма примечательный в своём роде - Халилов Рустем Халилович.
        Между прочим, Халилов был бы давно уже покойником, если бы жрец Атемис не похлопотал о его судьбе. Пораскинув мозгами, Певцов пришёл к выводу, что Иван Иванович имеет на восточного человека свои виды. А теперь у Певцова и вовсе не было сомнений, какого рода эти виды. Жрец Атемис обустраивался на захваченной территории с размахом, и Василию Семёновичу оставалось только доказать свою полезность высоким договаривающимся сторонам.
        План Атемиса, как его понял Певцов, был прост: для того, чтобы ограничить распространение наркотиков в России, надо взять под контроль каналы их доставки. Как-то в присутствии Певцова Иван Иванович обронил, что полностью истребить эту заразу не удастся, но ввести её в определённые рамки, не угрожающие безопасности государства, просто необходимо. И в подтверждение своих слов он сослался на опыт цивилизованный стран, где все эти вопросы отрегулированы и взяты под надзор соответствующими органами. Такой подход к проблеме показался Певцову разумным. Он соглашался даже закрыть глаза на то, что наши спецслужбы, в лице Ивана Ивановича, готовы были не только контролировать потоки, но и получать от этого контроля немалые суммы. Об этом жрец Атемис, разумеется, и не заикался вслух, но Певцов сам сообразил, к какому делу его подпускают и сделал вывод, что в случае крупного промаха его не простят. Но с другой стороны, никто не будет возражать, если нужный и ценный работник, блюдя интересы государства, не забудет выгоды своей.
        С Халиловым Певцов связался через Светлану, не желая лишний раз светиться среди подельников покойного Рекунова. Рустем Халилович предложение принял и даже прибыл на свидание в гордом одиночестве. Правда, Певцов, обнаружив за соседними столиками трёх смугловатых молодых людей, не очень удивился этому обстоятельству и уж тем более не стал предъявлять по этому поводу претензий озабоченному собственной безопасностью человеку.
        Встреча проходила под тентом уличного кафе, где большинство столиков по причине испортившейся погоды пустовало. Певцов пил кофе, поёживаясь под пронизывающим ветерком.
        - Выбрали вы место, однако, - недовольно пробурчал Халилов, присаживаясь к столу. - Вас уполномочили вести со мной переговоры?
        - Пока нет. Но я не сомневаюсь, что очень скоро Иван Иванович пожелает с вами встретиться. Иначе с какой стати ему хлопотать о вашем здоровье.
        - Так это он предупредил меня о взрыве? - О взрыве вас предупредил я, но по его совету. - Солидный человек?
        - Более чем, и условия он выставит жёсткие. Боюсь, вам придётся на эти условия согласиться.
        - А вы почему боитесь? - засмеялся Халилов. - Деньги-то не ваши? К тому же я полагал, что вижу в вашем лице ближайшего сподвижника жреца Атемиса.
        - Я претендую на более самостоятельную роль, - доверительно поделился Певцов. - Знаете, как опасно сидеть между двух стульев? - Знаю, - кивнул головой Певцов. - И, тем не менее, я на это иду. - Вы, кажется, претендуете на Рекуновскую собственность? - Мне думается, что устранение Ускова и Сумина в интересах нак ваших, Рустем Халилович, так и Ивана Ивановича. Использовать их в серьёзном деле затруднительно, они засвечены со всех сторон, и всякий, вступающий с ними в контакт, тут же будет взят под контроль. Иное дело я: доктор наук, с безупречной репутацией бессеребренника и связями в демократической тусовке. Мне сегодня Тяжлов уже предлагал место в областной администрации. Словом, элите со мной и договариваться, и сотрудничать будет легче, чем с патентованными урками. - Вы, значит, в курсе опасных Дерюгинских откровений?
        - Естественно. - Кассеты у Костикова? - Одна у Костикова, другая у Астахова. Костиков, как воспитанный в лучших традициях комсомола пай-мальчик, готов немедленно передать компромат Ивану Ивановичу, а вот с Астаховым комсомол в своё время успел дать маху. Эта сволочь, я имею в виду Лёшку, ведёт свою игру.
        - Вы предлагаете устранить Костикова. - Боже упаси, - всплеснул руками Певцов. - Человек он покладистый, кассета уже жжёт ему руки, и он готов отдать её от греха подальше. - Отдать жрецу Атемису?
        - Я бы предпочёл, чтобы она оказалась в ваших руках, Рустем Халилович, дабы уравнять шансы сторон. Я имею в виду вас и Ивана Ивановича. Согласитесь, только те договоры бывают крепки, которые одинаково выгодны обеим договаривающимся сторонам.
        - А если Костиков заупрямится и не отдаст вам кассету? - Так я и не собираюсь её брать у него, - возразил Певцов. - Мне же потом придётся перед Иваном Ивановичем отчитываться. Я просто выведу ваших ребят на Александра Аверьяновича. В укромном месте они его потрясут. Только ради Бога, Рустем Халилович, без рукоприкладства. Костиков человек впечатлительный, а мне с ним ещё работать. Сопротивляться он не будет, уверяю вас. - Ладно, - сказал Халилов. - Ваши предложения меня устраивают, но договор о сотрудничестве мы с вами заключим только тогда, когда Костиковская кассета будет у меня в руках.
        Резанов объявился у Чижа под вечер, и визит прошёл на высокой дружеской ноте, поскольку хозяин при виде гостя едва не прослезился:
        - А про тебя слухи ходили нехорошие. Я уже не знал, что думать. - Бог не выдаст - свинья не съест, - усмехнулся Резанов, беря из рук хозяина досье на интересующего его гражданина.
        Досье было интригующим. Присутствовала здесь и фотография, на которой представительный старец жал руку известному в городе политику левого толка. - Пытался установить контакты с нашими, - подтвердил Чиж, - но малость промахнулся. Имел неосторожность представиться высокопоставленным офицером КГБ в отставке. Но наши быстро его раскусили. Вышли на сотрудников этого ведомства, в своё время работавших в кадрах, те его не опознали, но по своим каналам навели справки. И, как видишь, всплыли интересные подробности. Этот сукин сын почуял недоверие с нашей стороны и больше в поле зрения не появлялся.
        Если верить досье - жрец Атемис аферист чуть ли не с сорокалетним стажем. Неоднократно привлекался, но сроки получал только дважды, да и то непродолжительные.
        - Волосатая рука ему, похоже, ворожила. - Там есть кое-какие его связи, и прошлые и нынешние, но, сам понимаешь, фактов меньше, чем предположений.
        Факты, тем не менее, были, были и две фотографии, где жрец Атемис находился в окружении людей, лица которых были известны всей стране.
        - Не исключаю, что его прикрывают высокие чины нынешних структур. - Ну, спасибо, Володя. Удружил.
        - Ты уж извини, - Чиж взял из папки одну фотографию, - но своего товарища от жреца Атемиса я на всякий случай оторву. А всё остальное в твоём распоряжении. Можешь всё это хоть в газете напечатать.
        - А вы почему не напечатали? - Что толку, - махнул рукой Чиж. - Ещё один проходимец, вхожий в высшие сферы, кому это интересно. Сколько уже о таких атемисах писали, а толку никакого. Да и фактов для разоблачительной статьи маловато. Осторожный, видимо, сукин сын. Зря ты в это дерьмо лезешь, Серёжа.
        - Кто-то должен и дерьмо разгребать, - вздохнул Резанов. - Если разгребать, то начинать надо с Кремля, иначе этих аферистов ловить, не переловить.
        Для политических дискуссий у Резанова времени уже не оставалось, а потому он сердечно распрощался с хозяином. Чиж как всегда мыслил в общероссийском масштабе. Резанов же, то ли в коленках был пожиже, то ли буржуазный индивидуализм его в очередной раз подводил, но только посчитаться он решил со злом конкретным.
        Захваченный врасплох Александр Аверьянович Костиков проявил куда меньше радушия при виде гостя, чем Чиж. Резанов уже начал опасаться за его разум, поскольку лицо Костикова стало дёргаться, а глаза разбежались в разные стороны. Как человек от природы гуманный, Резанов поспешил его успокоить:
        - Я не с того света, Александр Аверьянович.
        Костиков не сразу, но обрёл дар речи, правда, вопрос задал бестактный, видимо, от волнения:
        - Как вы меня нашли? - Просто был здесь однажды. Можно сказать, случайно.
        Хозяин указал гостю на ближайший стул. Эта халупа принадлежала ещё отцу Ксении, человеку всю жизнь протрубившему на заводе, а потому небогатому. Умер он рано, мать Ксения устроила в месте более удобном и престижном, а вот дом почему-то продавать не стала. Возможно, из-за участка, ибо родовая усадьба Ксении была расположена в городской черте, и рано или поздно цивилизация должна была сюда дотянуться.
        - Я хотел, чтобы вы прочли вот это, Александр Аверьянович, - Резанов протянул хозяину папку.
        - Зачем? - спросил Костиков, но папку раскрыл.
        Читал он быстро, сказывался навык. Глаза стремительно пробегали листок за листком, а лицо при этом не то, чтобы каменело, а становилось как-будто всё более неживым. Закончив чтение, он зажмурил глаза.
        - Я вас не осуждаю, Александр Аверьянович, - мягко сказал Резанов. - Мошенники для того и существуют, чтобы обводить вокруг пальца честных людей. К тому же побуждения ваши были благородны.
        - Нет, вы знаете далеко не всё, - покачал головой Костиков. - И в снисхождении вашем я не нуждаюсь.
        - Оставим этот разговор, - поморщился Резанов. - Я здесь по другому поводу. Вас предал Певцов? - Кому?
        - Есть такая очень большая сволочь - Халилов, наркоторговец.
        - Дожили, - выдохнул в пространство Костиков. - У вас на руках компромат?
        - Юдинская кассета, - не стал запираться Костиков. - Какие же они все сволочи. Да и мы, наверное, не лучше.
        - Мы только наверное, а они-то наверняка, - скаламбурил Резанов. - Кассету вы должны передать Атемису?
        - Да, мы договорились о встрече. И связывал нас Певцов, тут вы правы. - Вы могли бы изменить место встречи, не извещая Пёвцова? - Иван Иванович дал мне телефон, но это на крайний случай. - Тогда сделаем так: вот вам билет и деньги, это от Ксении. Поживёте месячишко у родных. А кассету перед отъездом положите в камеру хранения и позвоните Атемису. Скажите, что за вами следят, что вы не можете далее подвергать свою жизнь опасности, а если ему нужна кассета, то пусть возьмёт её на вокзале.
        - Вы что, собираетесь устроить на него засаду? - Не волнуйтесь, ваша кассета дойдёт до адресата, а что будет дальше, вас уже не касается. В это время вы уже будете далеко от этих мест.
        Как и предполагал Резанов, жрец Атемис сам светиться не стал, прислал за кассетой подручного. Молодой человек в длинном чёрном плаще и жёлтых забугорных мокасинах пружинистой походкой прошествовал по залу ожидания и огляделся внимательно по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, посыльный открыл нужную ячейку. Резанов ему не мешал. Просто стоял, прислонившись спиной к колоне, и наблюдал, как молодой человек достал из камеры хранения свёрток и направился к выходу. Резанов оторвался от колонны и побрёл ему навстречу.
        В зале было довольно многолюдно, и Атемисов посыльный не успел заметить надвигающуюся опасность. Вынырнув спины солидного дядьки, Резанов нанёс оппоненту удар в челюсть. Молодой человек рухнул, даже не охнув, зато заохали вокруг несколько сердобольных женщин, кто-то даже вслух вспомнил о милиции. Резанов стражей порядка дожидаться не стал, а, подобрав выпавший из рук поверженного противника свёрток, быстрым шагом покинул место происшествия. Нечаянные свидетели Резановского демарша дружно осуждали хулигана, а возможно даже грабителя, но задерживать его не пытались. Попетляв меж снующих пассажиров, Резанов миновал без приключений вокзальные двери и оказался на улице.
        По иронии судьбы жрец Атемис остановил свою машину буквально в десяти шагах от Резановской. Будь Резанов на собственном «Москвиче», чужая роскошь, возможно, травмировала бы его поэтическую душу, но он был на Ксеньином «Мерседесе», а потому гордо прошествовал мимо настороженной охраны жреца и утвердился в салоне взятой напрокат машины,
        Двое громил, в таких же как у недавно поверженного молодого человека плащах, косили в сторону Резанова недобрыми глазами. Жрец Атемис, стоящий, опершись на изящную трость, в шаге от передней дверцы своего лимузина, тоже весьма недружелюбно глянул на Резанова. Недружёлюбие превратилось в настоящую враждебность, когда журналист использовал по назначению свой фотоаппарат, щёлкнув пару раз троицу. Его поведение было расценено, как хамство, Атемис кинул свою охрану на врага, но Резанов уже нажал на педаль газа и на прощанье помахал дядям ручкой. Сделал он это как раз вовремя, поскольку обиженный им молодой человек уже бежал от здания вокзала к шефу и что-то громко кричал своим слегка обалдевшим от чужой наглости подельникам.
        Попетляв по улицам и убедившись, что за спиной нет ни погони, ни хвоста, Резанов свернул к Булыгинскому дому. Машину он оставил на стоянке, дабы случайно не скомпрометировать чувствительного к подобным вещам Николашу, а в гости к коллеге отправился пешком с фотоаппаратом в руках.
        Булыгин по поводу визита старого друга восторга не выразил, но и от порога гнать не стал.
        - Я на минутку, Коля, - утешил его Резанов. - И со слёзной просьбой: есть в этом аппарате два кадра, один из которых следует напечатать в завтрашнем номере. И обязательно за моей подписью.
        - Номер-то уже свёрстан, - Булыгин постучал по циферблату часов. - Ты на время посмотри.
        - Выкинь какую-нибудь фотографию, а мою вставь. Дело, можно сказать, государственной важности.
        - Не надо меня пугать, - замахал руками Булыгин. - Тут и так весь на нервах. Тебя, кстати, Тяжлов разыскивал. Мы решили даже объявление в газете дать.
        Резанов взял номер Тяжловского телефона и кивнул хозяину:
        - Я улетучиваюсь, но ты подсуетись, Коля. Сама фотография криминала в себе не несёт, обычная жанровая зарисовка. Вечерний город: три человека то ли трамвай ждут, то ли улучшения погоды. А нужна там лишь моя фамилия. Про фамилию не забудь.
        Булыгин попытался то ли запротестовать, то ли выругаться, но Резанов слушать его не стал и мгновенно ретировался.
        Разговор с Тяжловым он не стал откладывать в долгий ящик и позвонил сановному лицу из ближайшего телефона-автомата. В отличие от Булыгина, Николай Ефимович Резанову обрадовался.
        - Вас не смутит, что я пожалую к вам прямо на квартиру. - Я распоряжусь, чтобы вас пропустили.
        Визит, конечно, получался поздним, но его бесспорно можно было считать деловым. В подъезде Резанова, однако, тормознули - в этом доме жили значительные люди, и беспокоить их абы кому без дозволения хозяев не полагалось. Торможение не привело к серьёзным последствиям, и после соблюдения формальностей гостя признали полноценным.
        - Рад, что мои умозаключения подтвердились, - сказал Тяжлов, встречая с усмешкой Резанова у входа. - Не понимаю только, зачем вам понадобилось разыгрывать этот спектакль?
        - Художественная натура, - оправдался Резанов. - Кроме того, спектакль освободил меня от наручников, которые уже готовы были защёлкнуть на моих запястьях наши заботливые органы. А в результате я таки встретился лицом к лицу со жрецом Атемисом и его подручными. В завтрашней газете, если Булыгин не подкачает, вы найдёте подтверждение этому факту. Впрочем, вы можете познакомиться с вышеназванным персонажем уже сегодня. В деле есть его фотография.
        Тяжлов был куда более выдержанным и куда менее впечатлительным человеком, чем Костиков. И работал он с документами солидно, не суетясь и не спеша, словно пытался навечно зафиксировать их в своей памяти. Резанов Николая Ефимовича не торопил, а спокойно пил кофе и изучал обстановку в квартире хозяина. Квартира была солидная, спору нет, но никакой особой роскоши Резанов здесь не обнаружил. В конце концов, Тяжлов и в советские времена жил не хуже. Семью, что ли, хотел на тысячу лет вперёд обеспечить Николай Ефимович? К разгульной жизни Тяжлов не склонен, да и возраст его не тот, чтобы пускаться во все тяжкие. Так за каким чертом он так рискует?
        - Жук, - покачал головой хозяин. - Но людишки за старым аферистом стоят влиятельные.
        - А главное, с претензией, - добавил Резанов. - Вот ведь порода человеческая, уж, казалось, нахапали сверх меры, а всё неймётся. - Вы, Сергей Михайлович, как я понимаю, не только их, но и меня имеете в виду? - Считайте это профессиональным любопытством, - не стал отнекиваться гость. - Впрочем, на ваш счёт Булыгин мне дал кое-какие пояснения. Про ордынскую солидарность вы, вероятно, читали в моей статье. - Статья любопытная, - подтвердил хозяин. - И если бы не конкретные выпады в мой адрес, то я бы получил от чтения большое удовольствие.
        - Здесь тоже много любопытного, - сказал Резанов, выкладывая на стол кассету. Не желаете послушать?
        Хозяин пожелал. Юдин откровенничал на полную катушку, словно торопился выговориться перед смертью. Разоблачал он не только Дерюгина и Рекунова, но и подельников Юрия Владимировича из федерального центра, в деятельности которых даже для Тяжлова, похоже, были белые пятна. В финале своего захватывающего рассказа Юдин указал место клада, содержащего, если верить его словам, очень важную информацию. Впрочем, эта часть записи была отцензурирована Резановской рукой.
        - Костиков изъял Юдинский архив? - Я получил копию этой кассеты и опередил Александра Аверьяновича. Там есть весьма любопытные документы. Мне кажется, Юдин собирался шантажировать подельников Дерюгина, не смотря на их столичный статус. - И поплатился за это. - А он поплатился?
        - По словам Халилова, Рекунов хотел что-то у Юдина выпытать, но неудачно, тот умер раньше, чем успел хоть что-то сказать.
        - Чёрт с ним, - жёстко отмахнулся Резанов. - Об одном лишь могу сожалеть - легко он умер. А вот что касается Дерюгина…
        - Это наследственное, - перебил Тяжлов. - От отцов перешедший страх. А этот ваш Астахов - сукин сын, сразу видно, что в сексотах ходил.
        - Не любите вы наши органы, Николай Ефимович. - Какая тут может быть любовь. Эти органы бояться даже те, которые ими пользуются. Как принято сейчас говорить - не дай Бог.
        - Не хотелось бы, - солидаризировался с хозяином гость. - А кассету можете оставить себе на память. Дайте послушать коллегам, в качестве профилактического средства.
        - Как я понимаю, - сказал Тяжлов, пристально глядя на Резанова, - оригинал вы в ход пускать не собираетесь.
        - Вы правильно понимаете, Николай Ефимович. Однако обстоятельства могут сложиться таким образом, что мне придётся пойти на сделку с Чеботарёвым. Чтобы спасти Ксению, я вынужден буду вас сдать.
        - Ну и что вы предлагаете? - нахмурился Тяжлов. - Ваша последняя махинация, Николай Ефимович, под наблюдением не только прокуратуры, но и жреца Атемиса. Костиков считает, что она изначально была под контролем жреца и его покровителей. Это наживка, заглотив которую, вы оказываетесь в мышеловке. Дерюгинские признания далеко не единственный аргумент в грядущем шантаже. У вас будет выбор: либо сотрудничать с Атемисом, либо отправляться на нары в строгом соответствии с законом, который вы нарушили. Конечно, вы лично можете сделать выбор в пользу второго варианта, но если ваши коллеги не проявят такой же твёрдости, то вас просто убьют. Поэтому я бы на вашем месте не брал наживку, а распределил доходец по статьям областного бюджета. Вас в этом случае могут обвинить в финансовых и прочих нарушениях, но главного, личной корысти, в ваших действиях не будет. А на нарушения, идущие к государственной пользе, у нас принято смотреть сквозь пальцы.
        Тяжлов задумчиво тёр подбородок. Заботили его сейчас не деньги, речь в буквальном смысле шла о его жизни. Резанову он, конечно, не доверял, но, похоже, искал аргументы, чтобы довериться.
        - Кстати, о вашем романе, Сергей Михайлович, отрывок из которого я прочитал в газете. Почему этот безумный кастрат убивает не только виновных, но и вполне лояльных к нему людей?
        - Если убивать только виновных, то невиновные перестанут бояться. А без страха не бывает обожания. А Атемис хочет, чтобы его обожали. Он сам хочет быть богом и распоряжаться судьбой людей по своему усмотрению. И его будут любить, ему будут поклоняться те, кого он мог убить, но не убил. Уж так устроена человеческая психика, Николай Емельянович.
        И вновь барабаны Огуса отстукивали великую песнь Любви и Линования, а многочисленная толпа колыхалась в задаваемом ими ритме. Едва ли не всё взрослое население Эбира собралось сегодня перед храмом, чтобы выразить божественному быку благодарность за собранный с полей урожай. Праздник урожая был самым весёлым праздником в Эбире, и огромная толпа пританцовывала в предвкушении великого разгула, который должен был последовать за официальной церемонией на площади, а потом в стенах храма, куда простой народ не пускали.
        Элем помнил томительные минуты ожидания, когда огромная толпа замирала под суровым взглядом верховного жреца Атемиса, который после долгой паузы неизменно и торжественно объявлял о благосклонности божественного быка к своему народу. А потом следовал взрыв всеобщего ликования, и весь Эбир с этой минуты только и делал, что пил, ел и предавался безудержному разгулу в течение трёх последующих дней.
        Сегодня всё было как всегда, но только не для бывшего барабанщика Элема, который, похоже, навсегда был выдернут из стройных рядов эбирских барабанщиков и брошен словно слепой кутёнок в чужую и непонятную жизнь. Жрец Атемис открывал шествие, за ним, в окружении рогатых жрецов, следовали сам божественный бык Огус и его божественная корова Огеда, располневший стан которой указывал внимательному наблюдателю на скорое прибавление в божественном семействе. Никто не сомневался, что будет мальчик, как не сомневался и в том, что рождение этого младенца принесёт Эбиру неисчислимые блага.
        Правда, по Эбиру на протяжении последних месяцев ходили и другие слухи. Ходили упорно, несмотря на усилия жрецов пресечь заговор в самом зародыше. Договорились уже до того, что божественный бык и не думал спускаться на эбирскую землю, а изображающий ныне быка барабанщик Элем просто ничтожество и безвольная игрушка в руках жреца Атемиса. Не то чтобы сплетникам верили, но кое-какие сомнения в головах думающих людей появились, и эти думающие сходились на том, что для своего земного воплощения божественный Огус мог бы выбрать оболочку и позначительнее. Зачем же вносить сумятицу в уже давно сложившийся порядок вещей: барабанщик должен барабанить, торговец торговать, горшечник делать горшки, а знатные мужи править Эбиром.
        Поговаривали, что верховный жрец Атемис именно сегодня объявит о возвращении божественного Огуса в сады Иллира. И много ещё о чём болтали накануне праздника Урожая в кабаках и на рынках благословенного Эбира. Этим сплетням можно было верить и не верить, но почти никто не сомневался, что именно сегодня случится нечто важное в жизни города, о чём потом можно будет наговориться всласть под унылую дробную мелодию наступающего сезона дождей.
        Говорят, что верховный жрец Атемис знает Слово, которое может либо призвать быка, либо заставить его покинуть Э6ир. Но, скорее всего, никакого Слова нет вовсе. Как только рогатый посох Атемиса пробьёт грудь Элема, так божественный бык покинет свою оболочку и вознесётся высоко-высоко, куда живому человеку взглядом не дотянуться. Говорят, что в сады Иллира пускают только избранных, тех, кто усердно служил Огусу на земле. Элема должны, наверное, пустить, поскольку никто в Эбире не оказал быку столько услуг, сколько простой барабанщик.
        Иное дело, да простят его святоши, что Элем покидать Эбир не торопится, ему хорошо и на грешной земле. Именно поэтому он вступил в сговор со знатными мужами, врагами Атемиса.
        Элем оглянулся, хотя делать этого не следовало. Божественный Огус должен смотреть только вперёд, на каменную громаду храма, которая на протяжении столетий вбирает в себя любовь многих поколений эбирцев к своему кумиру. Знатные мужи шли следом за божественной парочкой и их лица были непроницаемы ни для Элема, ни для жрецов-кастратов. Правда, в отличие от последних Элем знал, что стараниями знатного мужа Ташала жрецу Атемису готовится сюрприз. Барабаны Огуса смолкли, процессия во главе с верховным жрецом Атемисом втянулась под своды храма. Здесь, вдали от глаз простонародья, должен был решиться главный вопрос: кому отныне властвовать над Эбиром.
        Элем вновь оглянулся на стоящего за спиной Ташала. Густая проседь в волосах одутловатого вельможи указывала на почтенный возраст, а глаза, пристально смотревшие на барабанщика, выражали презрение к простолюдину, характерное для человека очень долго властвовавшего над другими.
        - Почему ты так глупо попался, барабанщик? - спросил Ташал, когда Калай притащил Элема к заговорщикам.
        - Я попался, но не глупо, - ответил тогда он. - Я пришёл к вам сам, и не потому, что верю вельможам. На мою любовь вы можете не рассчитывать. Просто мы связаны с вами одной петлёй. Удавив вас, Атемис потом расправится и со мной, и с божественной коровой Огедой и с ёё нерождённым младенцем. Атемис желает властвовать единолично. Он даже быка Огуса прогонит обратно в сады Иллира. - А есть, кого прогонять? - брезгливо прищурился Ташал.
        - А какое это имеет значение, уважаемый. Я знаю только одно: если Атемиса оставить в живых - он будет править Эбиром, а мы с вами будем гнить в земле. Ибо вряд ли жрецы разорятся на погребальный костёр для таких ничтожеств как вы. - Убийство верховного жреца вызовет волнение среди простонародья, - хмуро бросил знатный муж Орфик. - А в храме Огуса и без Атемиса есть кому направить их недовольство в нашу сторону.
        - И что же прикажешь делать в таком случае, уважаемый? - возмутился Ташал. - Ждать пока Атемисовы псы передавят нас по одиночке?
        - Атемиса может покарать только божественный бык Огус, - мягко сказал Элем. - Можно и чужими руками.
        - Заткнись, барабанщик, - зло оборвали его из полумрака. - Тебя никто не спрашивает.
        - Нет, погодите, уважаемые, - поднял кверху палец Ташал. - Этот сын червя навёл меня на интересную мысль: почему бы Атемиса не поймать в ту же самую ловушку, которую он расставил для других?
        - Можно ли верить барабанщику? - От него требуется всего ничего: выразить одобрение нанесенному смелым человеком удару. Невелик труд, но народу этого будет достаточно. Ибо Атемиса хоть и бояться, но не любят.
        - Есть ещё и божественная корова, - напомнил Орфик. - Она в любую минуту может заявить, что божественный бык покинул свою недостойную оболочку, и всё завертится с новой силой.
        - Есть ещё один вариант, - предложил Элем. - Объявить правителем Эбира, после смерти Атемиса, сына божественного Огуса, рождённого божественной коровой Огедой, а до его совершеннолетия поручить управление городом уважаемым Ташала и Орфику. Это сразу же заткнёт рот жрецам, которые не посмеют открыто оспаривать власть у сына Огуса.
        - А как быть с самим божественным быком? - Он покинет землю Эбира сразу же после рождения сына. - А его пустую оболочку отвезут за стены города и скормят воронью? - вежливо улыбнулся Орфик. - Если барабанщик Элем исчезнет, то обязательно где-нибудь найдётся человек, который станет выдавать себя за убитого и утверждать, что божественный бык его не покинул. И найдётся немало недовольных, которые сделают вид, что поверили ему, - Элем вопросительно оглядел задумавшихся вельмож. - Не лучше ли вернуть меня в строй барабанщиков, чтобы я всегда был у народа на виду, как живое напоминание о недавнем визите Огуса на благословенную эбирскую землю?
        Орфик захохотал, откинув назад лысеющую голову, а одутловатый Ташал расплылся в улыбке.
        - Не на многое же ты претендуешь, барабанщик. - Я претендую на жизнь, а это не так уж мало. - Божественный Огус покидает нас, - голос жреца Атемиса гулом отозвался под сводами храма.
        И в эту минуту вздрогнувший Элем увидел то, что подслеповатые глаза Атемиса не увидели бы никогда: там, в дальнем углу, прикрытые непроницаемым мраком, притаились люди, крепкие руки которых сжимали гибкие эбирские луки, а наконечники оперённых стрел целились не только в грудь Атемиса, но и в грудь божественной коровы Огеды. Будь они прокляты, эти знатные эбирские мужи! Они обманули Элема! Умрёт не только Атемис, умрет и Огеда, и её ещё неродившийся ребёнок. Наверняка, вельможи сговорились со жрецами, во всяком случае, с теми из них, кто недоволен всевластием Атемиса. А Элема они силой, и угрозами заставят одобрить смерть как Атемиса, так и Огеды. И народ поверит. Поверит божественному быку, у которого нет ни разума, ни языка. А может быть, не поверит, но всё равно промолчит. Кого волнует жизнь или смерть какого-то барабанщика, был он оболочкой Божественного Огуса или не был?
        Свирепое лицо Атемиса надвинулось на Элема, зажженные факела выхватили из полумрака толпу знатных мужей, остановившихся у входа. Всё остальное утонуло в темноте, которая должна была стать для Элема вечной. В эту минуту и пришла в голову барабанщика одна удачная мысль:
        - Божественный бык желает проститься со своей коровой.
        На лице верховного жреца явственно проявилось неудовольствие, но отказать божественному быку или, точнее, наглецу Элему повода не было. Атемис поднял посох, и божественная корова стала разоблачаться.
        Божественный бык проснулся при виде её сверкающего белезиной тела, и покорный его воле Элем шагнул на священную плиту. С глухим стуком ударил о камень рогатый посох Атемиса, и в ту же секунду за храмовой стеной зарокотали барабаны. Элему показалось, что божественный бык щадит Огеду, сдерживая рвущуюся на волю силу, да и внимание его было направлено в тот угол, где таились наёмные убийцы.
        - Божественный Огус нас покинул.
        Элем обернулся и посмотрел в глаза жреца Атемиса. Свирепое лицо кастрата исказила ненависть, а грозный посох устремился в грудь барабанщика. Но эта грудь так и осталась недосягаемой для двурогого копья. Элем вырвал оружие из рук Атемиса.
        - Божественный Огус остаётся, чтобы защитить свою Огеду.
        Двурогое копье вонзилось в грудь Атемиса, и тот вспыхнул ярким факелом. Толпа знатных мужей завопила от ужаса, подалась назад и тут же обмерла, повинуясь невидимой, команде. Элем смотрел в их перекошенные ужасом лица и улыбался. Впрочем, торжествовал, кажется, не он - торжествовал кто-то другой, разраставшийся прямо на глазах до невероятных размеров. Во всяком случае, глаза Элема смотрели на происходящее уже сверху, из-под свода храма.
        Чудовищный язык пламени рванулся с высоты и накрыл, захлестнул огненным плащом таившихся в углу наёмных убийц. Два десятка жизней слизнул этот красный язык, осветив храм до самых потаённых и удалённых его уголков. Уцелевшие лежали ниц на каменных плитах. Элем подал руку Элии и повёл её к выходу прямо по этим трепещущим от страха телам, и барабаны Огуса дробили Великую песнь Любви и Ликования в честь божественного быка и его Огеды.
        Чеботарёв явлению убиенного супостатами Резанова не удивился, даже не попенял ему за беспокойство в столь поздний час. Судя по лицу, Виктор спать ещё не ложился и на все сто процентов был готов к разговору. Надо сказать, что Чеботарёвские апартаменты были наихудшими из всех, в которых за сегодняшний день побывал Резанов, о чём он не постеснялся сказать старому другу. Посетовав вскольз на государство, столь скупо оплачивающее хлопоты своих верных стражей.
        - Воскрес, значит, - только и сказал в ответ на его сочувствие Чеботарёв. - А от тебя я ждал большей отзывчивости, - укорил Резанов. - Мог бы и всероссийский розыск объявить.
        - Не было необходимости, - махнул рукой Чеботарёв. - Корытин расколол твоего
«убийцу» Семёна Крылова в ту же ночь. На чём, кстати, вы с ним поладили?
        - Мы с первого взгляда понравились друг другу ещё в ресторане. К тому же нашлись люди, которые склоняли Сеню к тому, чтобы убить меня всерьёз. Сеня хоть и не ангел, но в киллеры не рвётся.
        - А зачем ты его заставил якобы звонить Халилову в присутствии Светланы? - Хотел дать в руки Лёшке Астахову козырного туза. Карта была краплёной, но он этого не заметил.
        - Арестовать бы тебя, - задумчиво проговорил Чеботарёв. - За что же?
        - Хотя бы за хулиганство на вокзале, где ты нанёс побои неустановленному лицу. - Пострадавший типчик, о котором ты столь сочувственно вздыхаешь, как раз и сидел за рулём иномарки, размазавшей троицу в тупике. Шрам у него заметный на подбородке, когда бил, вдруг вспомнил. Это он прикончил одного из ещё дышавших урок, добил рукоятью пистолета.
        - На стволе найденного пистолета есть отпечатки пальцев, - подтвердил Чеботарев.
        - Ну, тогда сравни, - сказал Резанов, протягивая Виктору футляр от кассеты. - Здесь тоже должны быть отпечатки.
        Чеботарёв взял коробочку и аккуратно положил её на стол. Отпечатки жирных пальцев видны были даже невооруженным глазом.
        - Моих не ищи, - разочаровал следователя гость. - Я в перчатках работал. - Жаль, - вздохнул Чеботарёв. - Можно было бы и тебя привлечь за сокрытие важной улики и помехи, чинимые следствию.
        - Когда государство бессильно, гражданам волей-неволей приходится проявлять активность. - Активность, гражданин Резанов, вы можете проявлять в своих снах. А Россия, это тебе не Эбир, и на божественных быков мы найдём управу. Не надо испытывать моё терпение, Серёжа, все твои художества фиксируются на бумаге. Если ты зайдешь слишком далеко, то я отправлю тебя на скамью подсудимых, хоть и без особой радости, но с чувством исполненного долга.
        - Ладно, - согласился Резанов. - Если поймаешь, то посадишь. Кстати, Тяжлов уже созрел для сотрудничества с тобой и готов вернуть в казну деньги, взамен отпущения грехов.
        - Не поздновато ли спохватился?
        - Начать честную и беспорочную жизнь никогда не поздно, - усмехнулся Резанов. - А губернатор уже, выходит, сдал тебе проштрафившегося зама? Вот сволочь, прости господи. Значит, мы с Тяжловым правильно просчитали ситуацию. Деньги он вернёт в бюджет, кассету с Дерюгинскими откровениями я изыму раньше, чем вы доберетесь до Астахова. Так что шансов у тебя, следователь, будет немного. - Зарываешься, Сережа.
        - Ты не можешь посадить Дерюгина и Тяжлова, не затронув Ксению, а я не могу допустить, чтобы любимая женщина провела лучшие годы своей жизни на нарах. Войди же и в моё положение, Виктор Васильевич.
        - Бросаешь вызов правоохранительным органам? - Плевал я на твои органы, Витя. Если в стране не действует право, основанное на морали, то эти органы превращаются в бюро обслуживания сильных мира сего. Вот я и хочу проверить, насколько эти ребята сильны. Вот тебе фотографии. Полюбуйся на столпов российского общества, подельников жреца Атемиса. Это их интересы ты защищаешь, Виктор Васильевич. Это они устанавливают в России законы, выгодные для собственного кармана, и эти законы становятся для таких как ты, Чеботарёв, руководством к действию.
        - Ты, кажется, вообразил себя народным мстителем? - На народного я не претендую. Эти люди покушаются на мою личную свободу, и на мои права. И я обязан показать им, привыкшим не считаться ни с моралью, ни с законом, как опасно покушаться на права Сергея Резанова. Я, может быть мало смогу, но всё, что смогу, я сделаю. И помощь твоего застенчивого закона мне не нужна. И на мораль я оглядываться не собираюсь. Если хочешь спасти Атемиса, то посади его. Тюрьму я штурмовать не буду.
        Экспертиза подтвердила, что отпечатки оставленные на коробке совпадают с отпечатками пальцев на стволе пистолета, найденного на месте преступления. Это было уже кое-что, а потому Корытин, докладывая Чеботарёву результаты экспертизы, сиял как медный пятак. Виктор Васильевич чрезмерного Корытинского оптимизма не разделял, ибо нё приходилось сомневаться, что жрец Атемис тут же открестится от своего шофёра, как лица случайного. Кстати, отпечатки пальцев шофёра в картотекё не значились, и запрос, отправленный по всем инстанциям, надежд Корытина не оправдал. Однако капитан не растерялся, подключил ГИБДД и вскоре выяснил, что фамилия шофёра Морозов, а имя-отчество Никита Сергеевич.
        - И ещё одна примечательная подробность, Виктор Васильевич, нарушитель дорожного движения предъявил удостоверение сотрудника ФСБ. И на запрос ГИБДД из кадров этого учреждения пришёл ответ, что такой действительно имеется. А вот когда я сделал запрос в те же места, но от нашего дома, то оттуда ответили, что таковой хоть и имеется, но из Москвы не выезжал и в наши палестины не направлялся. Судя по всему, этого Морозова будут прикрывать, но только до тех пор, пока мы не предъявим серьёзных доказательств его вины, после чего от него немедленно откажутся.
        - А что известно об остальных подельниках Атемиса? - Резанов опубликовал в своей газете любопытный снимок. Вот взгляни, Виктор Васильевич.
        Старик, изображенный на фотографии, действительно подпадал под описание, данное ему в своё время Агнией. Смотрел жрец в объектив фотоаппарата весьма недружелюбно. А два сопровождающих его молодых человека и вовсе грозили незадачливому фотографу кулаками.
        - Мои люди, следившие за Резановым на вокзале, эту троицу, к сожалению, не зафиксировали. - Резанов будет пытаться через Певцова выйти на Астахова и Атемиса, - предупредил Чеботарёв.
        - Певцовские дела совсем плохи, Виктор Васильевич. Любопытная картина вырисовывается.
        По данным Семёном Крыловым показаниям, он взял из магазина две объемистые сумки. Одна из этих сумок, и это подтверждалось показаниями двух свидетельниц-продавщиц, была привезена Певцовым. Никого это в магазине не удивило, поскольку девушки были в курсе его романтических отношений со Светланой и предположили, что там лежит подарок для любимой женщины. По словам Сени, машина у него действительно сломалась в самый неподходящий момент. Да ещё напротив поста ГИБДД. Сеня по этому поводу не слишком скорбел, но на Светлану, которой он позвонил, эта подробность произвела сильное впечатление. Настолько сильное, что она уговорила Астахова ей помочь, не взяв в расчёт того, что появления Алексея на Рекуновском подворье может быть уликой не только против Резанова, но и против Певцова, а главное, против неё самой.
        - Значит, Астахова изначально не планировали использовать как извозчика? - Светланина самодеятельность, - подтвердил Корытин. - Но Астахов вообразил, что его подставили намеренно, и затаил обиду. - Мне нужен Халилов, понимаешь? Астахов мелкая сошка. А Халилов фигура крупная, чуть не вся наркота к нам в область идёт по контролируемым им каналам. - За жабры его трудно будет взять, - покачал головой Корытин. - Осторожен. Люди, прибывающие к нему на подмогу, ни с ним самим, ни с другими в контакт не вступают. Мы засекли только трёх халиловцев, но не исключено, что их много больше. Думаю, он начнёт действовать только после того, как договорится с Атемисом и Тяжловым.
        - Ты имеешь в виду отстрел Рекуновской бригады? - Да, - подтвердил Корытин. - Они при таком раскладе лишние. - Кроваво, - покачал головой Чеботарёв. - Значит, нам пора вводить в игру Тяжлова? - Пора. В самый раз.
        Для Василия Семёновича Певцова наступила полоса неудач. Всё вроде складывалось как нельзя лучше и вдруг такой облом. Исчезновение Костикова с кассетой сразу же подорвало доверие к доктору наук, как со стороны Халилова, так и со стороны Ивана Ивановича. И по всему выходило, что причиной всех выпавших на долю Василия Степановича бед был не ко времени воскресший журналюга Резанов. Иван Иванович, с которым Певцов имел весьма неприятный разговор, без обиняков заявил, что Резанова надо приструнить раз и навсегда, а кассету из его рук вырвать, во что бы то ни стало. Сумрачный Морозов, слушая шефа, потирал щеку, а у Певцова холодок пробежал по спине. Жрец Атемис явно собирался прикончить божественного быка и рассчитывал на помощь малопригодного для таких дел Василия Семёновича. Хотя функции ему отводились чисто вспомогательные, Певцов вдруг осознал, что Иван Иванович берёт его на короткий поводок, и все мечты о самостоятельности придётся оставить, во всяком случае, до поры до времени. А уж до какой поры и до какого времени, в нынешней ситуации загадывать было трудно.
        Ущемлённое Певцовское самолюбие страдало, но разум подсказывал, что надо бы поумерить гонор, иначе можно оказаться в большой грязной луже и это ещё в лучшем случае. Честолюбивые надежды Василия Семеновича окончательно развеял Халилов, намекнув, что вместо благодарности один его хороший знакомый может заработать пулю, если вздумает и дальше водить за нос озабоченных проблемами людей. Халилов заподозрил Певцова в преднамеренном обмане. Ссылки на Резановскую наглость он в расчёт не принял, бросив вскольз, что очень хорошо знает, кто исполнил роль божественного быка на Рекуновских похоронах. Певцов, рассчитывавший на достойное посредничество в сделке двух солидных партнёров вдруг остро осознал, что высокие договаривающиеся стороны способны в два счёта порвать его на куски, в случае отклонения от полученных инструкций. Слуга двух господ оказался меж двух огней с весьма проблематичными шансами на выживание.
        До сих пор Василий Семёнович, увлечённый продумыванием искусных комбинаций, где ему удавалось блеснуть остротой ума, как-то упускал из виду, что разменной монетой в большой игре может стать и его жизнь. Жизни чужие он поначалу и вовсе в расчёт не брал, увлечённый открывшимися перспективами. Устранение Паленова Певцов задумывал вместе с Астаховым, и провели они операцию на таким высоком уровне, что даже сам Иван Иванович прицокнул языком от восхищения. Далее пошло несколько хуже: и если в тупике Василий Семенович выступал в роли пассивного участника, то в Рекуновском деле он стал участником активным. Более того, инициатива по устранению Рекунова исходила именно от него. Иван Иванович к планам Певцова отнёсся благосклонно, вскольз заметив, что обуздание уголовников бесспорное благо для России. Певцов, получив благословение жреца Атемиса, почувствовал себя кем-то вроде Джеймса Бонда, агента 007 с правом на убийство. Совесть Василия Семёновича не мучила ни тогда, ни сейчас. В сущности, он исполнил роль провидения, взяв око за око, зуб за зуб. Да бесспорно, Певцов получил от смерти двух негодяев свою
выгоду, но ведь без его вмешательства эти убийцы, до сих пор бы топтали землю и жили в своё удовольствие, поплёвывая на правоохранительные органы. Участие Певцова в операции свелось лишь к тому, что он доставил приготовленную Морозовым коробку в магазин. А дальше всё вершилось почти божьей воле.
        Певцов киллером себя не считал, хотя его вполне можно было бы назвать участником акта возмездия, и Василий Семёнович против такой оценки возражать не стал бы. Нынешняя ситуация угнетала его вовсе не фатальностью последствий для разыскиваемых им людей, а тем, что он превратился по сути дела в шестёрку на подхвате даже не у Ивана Ивановича, а у Морозова и его мрачноватых товарищей.
        На Астахова Певцов собирался выйти через Агнию и даже успел созвониться с этой весьма увёртливой особой, но к разочарованию Василия Семеновича жена беглого мужа на свидание не пришла, и он совершенно напрасно проторчал на ветру целый час. Проклиная в душе всех баб на свете, он вернулся в машину, где его ждал сюрприз в виде пистолета недружелюбно упёршегося ему стволом в голову как раз над правым ухом. Голову осторожный Певцов поворачивать не стал, но глаза скосил.
        - Очень удобная штука, эти тонированные стёкла, вы не находите?
        Певцов едва не выругался. Вот и работай после этого с профессионалами. Морозов со своими пас его всю дорогу, но при этом умудрился просмотреть Резанова под самым носом.
        - Сознавайся, какую гадость ты подсыпал мне в вино тогда в ресторане?
        - Чёрт его знает, - не стал запираться Певцов. - Сева дал какую-то таблетку. Пока вы с Ксенией топтались на кругу, я бросил её в твой бокал.
        - Кто он такой, этот Сева? - Всеволод Зайцев, капитан ФСБ. На опубликованной тобой фотографии он справа от жреца Атемиса.
        - А почему кстати «Атемис»? - Иван Иванович поведал Ксении в нашем с Костиковым присутствии, что в молодости он работал под псевдонимом «Артём», вероятно поэтому. - Соврал он, твой Иван Иванович, - усмехнулся Резанов. - Кликух у него было много, но такой не было. А в КГБ он никогда не работал, разве что стучал на подельников. Аферист он с большим стажем. - Врёшь, - напружинился Певцов. - Я сам видел удостоверения у Морозова и у Зайцева.
        - Липа для дурачков вроде тебя. - Но Астахов нам с Александром Аверьяновичем сказал, что лично… - Ложь, - небрежно бросил Резанов. - Неужели ты думаешь, что Лёшка настолько отчаянная голова, что стал бы играть в прятки с генералом спецслужб. Экая наивность в ваши-то годы, гражданин Певцов. Такая наивность, Вася, приведёт тебя прямиком на кладбище.
        - Не пугай. - Да кто тебя пугает, - удивился Резанов, убирая пистолет. - Как только Халилов с Атемисом договорятся, так вас и устранят. Астахов это понял, потому и прячется. Костикову я объяснил суть дела, после чего он благополучно залёг на дно, а ты, Вася, обречён. Много знаешь.
        Певцов открыл было рот для возражения, но потом его закрыл: слишком уж похожи на правду были объяснения и пророчества Резанова. К некоторому своему удивлению Василий Семёнович даже страха не испытал. Как-то всё это по киношному выглядело. Разве можно вот так просто взять и устранить известного учёного, доктора наук Певцова? И устранить, потому что он лишний. Ранее Певцов мог счесть себя кем угодно: талантливым, несправедливо обойдённым, недостаточно оценённым, плохо оплачиваемым, но лишним он никогда не был.
        - У тебя только один шанс на выживание, Вася: надо устранить и жреца Атемиса, и Рустема Халилова, но это, как ты понимаешь, даже Джеймсу Бонду не под силу. А ты у нас всего лишь среднестатистический российский интеллигент, вдрызг проигравшийся на чужом празднике жизни. Мой тебе совет, иди в прокуратуру и сдайся Чеботарёву. За Рекунова тебе много не дадут, ну лет пять-шесть от силы. Да и то если уж очень не повезёт. В крайнем случае, скажешь, что запугали тебя, принудили. И общественность тебе будет сочувствовать, и правоохранители тоже. Урки, они и есть урки, плакать по ним некому.
        - За твою жизнь я тоже медного грота не дам, - огрызнулся Певцов. - Иван Иванович приказал тебя устранить.
        - Сволочь он, однако, этот твой Иван Иванович. Как всё-таки генеральский чин, пусть и самозвано присвоенный, портит человека. Раньше за ним мокрых дел не числилось
        - Бред, - высказал вслух мучившую его оценку ситуации Певцов. - Абсолютно с тобой согласен. Сидят в машине посреди родного города два интеллигентных человека, видный учёный и видный журналист, и обсуждают проблему собственной выживаемости.
        Певцов засмеялся - ситуация была абсурдной до ужаса. Сдаваться властям Василий Семенович не собирался. Что-то злобное, дикое и по сути своей разрушительное зашевелилось в его душе. Но Певцова это не испугало. - Отдай им кассету, - предложил он Резанову, - и они оставят тебя в покое. - Не оставят. Ни меня, ни Ксению.
        Трезвый Резановский взгляд на проблему Певцову понравился. В конце концов, почему бы и нет. Кто они такие, эти халиловы и атемисы, чтобы вот так, за здорово живёшь, забирать Певцовскую жизнь. Но ведь уверены, что вправе. И эта уверенность имеет под собой прочный фундамент из костей. Ибо российская интеллигенция всегда вымирала покорно, хотя и небезгласно, но это был глас вопиющего в пустыне.
        - Привыкли, что мы сдаёмся без боя, - высказал вслух Певцовские мысли Резанов. - А потому пускать нас в расход можно безбоязненно.
        - Значит, за Атемисом всё-таки стоят «государственные» люди? - Ну а как же без них в таком большом и денежном деле. Правда, если Атемис здесь у нас провалится, то они от него немедленно отрекутся. Скажут, что их не так поняли. И вообще это не их стиль, а за урок-самозванцев они не в ответе. Может, нас с тобой ещё и наградят. За заслуги перед Отечеством.
        - И похоронят за казённый счёт? - Это у тебя завышенные претензии, Василий Семёнович, - запротестовал Резанов. - На такие траты в бюджете денег нет. Меня похоронят за счёт редакции, а тебя за счёт института. Ну и коллеги скинутся, надо полагать.
        - Не будем о грустном, - остановил журналиста Певцов. - Что ты предлагаешь?
        Резановский план Певцову понравился. Больших шансов на удачу он не сулил, но отчего бы не рискнуть, если положение всё равно безвыходное.
        Тяжлов откликнулся на предложение о встрече сразу же, как только получил на руки компрометирующие бумаги. В сущности, как и предупреждал прозорливый Резанов, жрец Атемис скрупулезно перечислял подробности финансовой операции, которую Тяжлов долгое время считал самой удачной из проведённых ранее, но, увы, она-то и обернулась страшным провалом. Из этих бумаг Николай Ефимович уяснил, что жрецу Атемису в сборе оглушающего компромата помогала чья-то уверенная рука, а возможно даже не одна. Каким бы изворотливым аферистом не был этот Атемис, но без помощи федеральных структур он до этой информации вряд ли добрался бы.
        Чеботарёв предложил Тяжлову прихватить с собой на встречу Корытина. На сомнения Николая Ефимовича, следователь прокуратуры откликнулся вескими аргументами:
        - Корытин под своим именем пойдёт. Пусть не думают, что мы здесь такие сироты, что и прикрыть нас некому.
        Тяжлов согласился: с Корытиным в тылу он чувствовал себя увереннее, да и обвинить его в случае чего в двойной игре было бы затруднительно. Конспиративная квартира обнаглевшего жреца охранялась тремя хорошо тренированными, если судить по внешнему виду, молодыми людьми. Они и встретили гостей в прихожей. На столь роскошном фоне Корытин, однако, не затерялся и продемонстрировал провинциальную уверенность в себе перед столичными штучками, наотрез отказавшись сдать оружие.
        - В чем дело, господа, - возмутился Тяжлов. - За кого вы нас принимаете?
        Хозяева проконсультировались с шефом и более препятствий гостям не чинили.
        Сидевший посреди комнаты в кресле Атемис навстречу вошедшим не поднялся, ограничившись полулюбёзной улыбкой и приглашением садиться. Тяжлов в ответ сухо кивнул головой и приглашение принял. - Капитан ФСБ Морозов, - представил стоявшего в задумчивости у окна молодого человека Атемис. - А меня можете называть Иваном Ивановичем. - Николай Ефимович, - в свою очередь представился Тяжлов. - А это капитан Корытин и, в отличие от вашего, не липовый.
        - Что вы хотите этим сказать? - слегка опешил от такого отпора Иван Иванович, и сухое лицо его потеряло благообразно-снисходительное выражение.
        - Только то, что сказал. По нашим сведениям, полученным из соответствующих структур, капитан Морозов сейчас находится в Москве.
        Демарш, предпринятый провинциалами, страшно не понравился столичному гостю, и он не сумел скрыть раздражение:
        - Вы получили мои бумаги? - Да. И отдаем должное вашей расторопности. - Это не только моя расторопность, - нахмурился Иван Иванович. - Я здесь представляю солидных людей и солидную организацию. - В солидных людей я верю, на этот счёт у нас имеется информация. А ват что касается солидной организации - извините, Иван Иванович, вы там не служили. И по нашим сведениям, не служите и сейчас.
        - Что не помешает мне отправить на нары лично вас в рекордные сроки, - ощерился на строптивца Атемис. - В это я верю, - слегка поморщился Тяжлов. - Я ведь трезво оцениваю ситуацию, вы напрасно взволновались. Просто не надо нас держать за беззащитных провинциальных лохов. У нас тоже есть кое-какие материалы и на вас, и на ваших покровителей. Итак, ваши предложения?
        Иван Иванович, ждавший, видимо, от гостей полной и безоговорочной капитуляции, растерялся. Тяжлову же его замешательство позволило попристальнее присмотреться к оппоненту. Лицо жреца Атемиса дышало благородством и, можно даже сказать, несло на себе отпечаток аристократизма. В кино или в театре такой человек вполне мог сыграть генерала КГБ и сыграть убедительно, но в жизни он никогда бы не смог им стать. Николай Ефимович постиг это даже не умом, а шестым чувством. И уже потом, по ходу разговора понял, почему у него создалось такое впечатление. Этот человек выражал себя в позе, а не деянии, оттого и пошел, наверное, в аферисты, а не в госслужащие.
        - Ваши планы, Иван Иванович, очень любопытны, - прервал Тяжлов излияния жреца. - Но мне не совсем понятно, почему мы с вами должны делиться. В ваших бумагах содержится серьёзный компромат, но сидящий за моей спиной юрист, господин Корытин, вам скажет, что преступным может считаться только тот умысел, который предполагает личную корысть. - Ловко, - сообразил Иван Иванович, к чему клонит Николай Ефимович.
        - Я же сказал, что мы приняли меры. Вы слишком неуклюже работали, уж извините за откровенность, уважаемый. Вы предлагаете нам серьёзное дело, в то время когда не урегулировали проблемы внутри своей команды. Извините, Иван Иванович, но так дела не делаются. Дошло до того, что ваши портреты в газетах печатаются. - Что вы имеете в виду? - А вот полюбуйтесь, - протянул Тяжлов газету собеседнику. - Я этого Резанова знаю. У него на вас собрано целое досье. Представляете, что будет, если всё это начнёт появляться в газетах в разгар предвыборной компании. Вы нас скомпроментируете в глазах избирателей.
        - Я знаю и о другом компромате, но уже на вас, - зло прищурился Иван Иванович.
        - Если ваш отморозок Астахов продаст нас паленовцам, то сегодняшний разговор теряет смысл. Мы проиграем выборы. - Советуете обратиться к паленовцам? - ехидно спросил Иван Иванович.
        - Не надо блефовать, уважаемый, - резко возразил Тяжлов. - Мы отлично знаем, что за паленовцами стоят недруги ваших покровителей, и договориться с ними вам не удастся.
        - Иными словами, вы отказываетесь? - жёстко спросил Атемис. - Ну почему же, - удивился Тяжлов. - Утрясите свои дела, угомоните сподвижников, предъявите нам свои ресурсы. Заинтересуйте нас, в конце концов, и мы вполне можем договориться. Всего хорошего, Иван Иванович. Я буду ждать вашего звонка.
        Логово «зверя'» покинули без приключений. Николай Ефимович был разочарован встречей, и этого своего разочарования от Корытина не скрыл. Садясь в машину, он сказал:
        - За кого они нас принимают, эти столичные умники? - Хотите сказать, что и без нашего вмешательства не стали бы с ними работать? - спросил Корытин.
        - Конечно, не стали бы, - спокойно отозвался Тяжлов. - Эти готовят большой чёс, а нам здесь жить.
        - Иными словами, большому чёсу вы предпочитаете долгосрочную ренту. - Именно, молодой человек. Нас называют удельными баронами, боярами-вотченниками. Но, между прочим, выгоднее иметь своего боярина, чем присланного на кормление из центра воеводу. Этот воевода приведёт за собой целую дружину атемисов, которые в два счёта разорят всю губернию.
        На Корытина рассуждения областного управленца произвели известное впечатление, и на следующее утро он не замедлил поделиться своими мыслями по этому поводу с Чеботарёвым. Виктор слушал опера хмуро и сосредоточенно, изредка кивая головой в знак согласия.
        - Ты всех Халиловских боевиков установил? - Шестерых вычислили, - сказал Корытин. - Похоже, Халилов пытается стравить Ускова с Суминым и воспользоваться плодами их кровавой вражды. Я смотрел сводку по городу, сегодня был убит один из ближайших к Ускову отморозков, некто Тетеря, в миру Терентьев Михаил Савельевич. Убит выстрелом в голову на выходе из контролируемого суминцами кабака.
        - Убийца с места происшествия скрылся? - Скрыться-то он скрылся, но недалеко. Вскоре был задержан по наводке какого-то доброхота, пожелавшего остаться неизвестным. В багажнике машины задержанного нашли ещё тёплый пистолет, из которого был застрелен Тетеря. А незадачливым стрелком оказался Старик, он же Старцев Валентин Иванович, правая рука Сумина. Естественно, Старцев свою вину отрицает, более того, аж слюной брызгает. Я имел возможность перемолвится с ним словом, человек прямо потрясён чужим коварством. Я ему подбросил пищу для размышлений, вскольз упомянув имя Халилова.
        - Будем выходить на паленовцев, - сказал Чеботарёв. - Займись Горячевым. Иначе они в раже сбора компромата подставятся под бандитские пули.
        Политикой Корытин не интересовался, но с политиками ему сталкиваться приходилось. А Горячева он знал неплохо, учились в одном юридическом институте. Друзьями не были, но отношения поддерживали. Однако старый знакомец визиту Корытина в свой деловой офис не только не обрадовался, но даже огорчился.
        Паленовцы, потеряв в усобице шефа и проходного кандидата, сходить с дистанции не собирались. Однако и называть имя своего избранника не торопились, исподволь подготавливая электорат к появлению нового и, надо полагать, не противного лица. Сам Горячев в губернаторы пока не годился, но был заметной фигурой как в Паленовском стане, так и на губернском политическом олимпе.
        Горячев был относительно молод, едва перевалило за тридцать, но расчётлив. Внешность имел благообразную, но с решительным изгибом тонких губ. Целеустремлённость за своим знакомым Корытин признавал, относительную порядочность тоже, но считал слишком суетливым и непоследовательным для роли, которую тот собирался играть.
        - Собрал пятьсот тысяч долларов? - с порога огорошил хозяина гость. - Но позволь, - возмутился Горячев. - Какие пятьсот тысяч? Ты что, с ума сошёл? - Не темни, Валера, - усмехнулся Корытин, присаживаясь к столу. - За эти деньги ты не компромат получишь, а пулю в лоб.
        Горячев сначала побагровел, потом побледнел, принялся было суетливо перебирать бумаги, но бросил и это занятие. Корытин за нервическими движениями старого знакомого наблюдал сочувственно.
        - Не знал я, что ты на нынешнюю власть работаешь, - угрюмо бросил Горячев. - Брось, Валера, - отмахнулся Корытин. - Если бы я работал на губернатора, ты бы давно ужё куковал на нарах. Тех троих, в тупике, сбили на твоей машине, всё было обставлено так, чтобы подозрение пало именно на тебя.
        - Но я же ни сном, ни духом…
        - Вот полюбуйся, - протянул Корытин хозяину газеты. - Здесь фотографии старца, подставившего Паленова под пули снайпера. А это он в кругу похитителей твоего автомобиля. Этот Иван Иванович пытался договорится с Паленовым? - Видел я его. Но нам его угрозы и предложения показались несерьёзными.
        - А предложения Астахова? Компромат-то хоть стоящий?
        Горячев собрался было отнекиваться, но, с минуту подумав, решил не искушать судьбу.
        - Откровения из области фантастики. Чёрт его знает, как они умудрились Дерюгина раскрутить, на вид крепкий вроде мужик. - На всякого мужика есть своя технология. Найдётся и на тебя, Валера. - Никто меня пока не шантажировал. Если, конечно, не считать за шантаж твои угрозы.
        - Я не шучу, Валера. Без нашей помощи тебе из угла не выбраться. Для жреца Атемиса жизненно необходимо завладеть этой кассетой, и в средствах он церемониться не будет.
        На лице Горячева откровенно проявились сомнение и недоверие. К сотрудничеству с правоохранительными органами он явно не был склонен. Не исключено, что вся его будущая политическая карьера зависела от того, сумеет ли он прибрать к рукам компромат. Сотрудничество с органами для Горячева в данных обстоятельствах означало полную потерю политического веса и без всякой надежды восстановить его в будущем.
        - Я подумаю. Спасибо, что навестил.
        У Корытина создалось впечатление, что Горячева уже кто-то предупредил об опасности, и не только предупредил, но и пообещал вооруженную поддержку. Этим человеком мог быть либо Певцов, либо Резанов.
        Вернувшись в кабинет Чеботарёва, Корытин изложил ему свои сомнения: - Придётся нам, Виктор Васильевич, разгребать трупы. Арестовать всю эту банду мы не можем, нет улик. Предотвратить разборку тоже. Божественный бык с доктором наук, надо отдать им должное, очень тонко разыгрывают свою партию.
        - Мы обязаны предотвратить кровопролитие. - Естественно, - поддакнул Корытин. - Я и сам по натуре гуманист. Но подставлять под пули своих ребят ради сохранения жизни отморозков и политических авантюристов, я не буду.
        - Никто от тебя этого и не требует, - спокойно отозвался Чеботарев.
        Астахов приходу Резанова не обрадовался, но и удивления не выказал. Видимо, Агния уже успела намекнуть муженьку, что старый его приятель жив-здоров и жаждет с ним встречи.
        Резанов оглядел знакомое помещение и присел в кресло. Астахов сидел у стола и держал под рукой пистолет. То ли боялся гостя, то ли ситуация сделала его настолько пугливым, что без оружия он не мог уже оставаться ни секунды. В сортир, наверное, и то с пистолетом ходит, почему-то подумалось Резанову. Астахов за последние дни здорово исхудал, даже скулы ввалились, а глаза лихорадочно блестели. - Когда Агния сказала, что ты Костикова спровадил, я подумал, что лучшего убежища, чем этот дом, мне не найти.
        - Я знал, что ты об этой Ксеньиной развалюхе вспомнишь. - Кассету я тебе не отдам, - твёрдо сказал Астахов. - Или отдам, но за полмиллиона долларов. Цена ей уже назначена, а мне всё равно с кого деньги получать, с тебя или с Горячева.
        - Деловой человек. - Проповеди мне только не читай, Резанов. Я не старух граблю, а хищников. - Кассета у тебя при себе?
        - Я не настолько тебе доверяю, - усмехнулся Астахов. - У тебя ведь хватит духу пристрелить старого друга. Стреляю я хуже тебя, Серёжа, но соображение имею.
        Резанов знал Астахова десять лет и поведению его не очень удивился. Лёшка всегда по натуре был картёжником. Он даже к Агнии относился как к ставке в игре с судьбою. Если Агния с ним, то он на волне успеха, если вильнула в сторону, то на жизненном пути замаячила катастрофа. Астахов мог быть покладистым человеком, мог быть рохлей, но только до той поры, когда сделал ставку. С этой минуты игра забирала его целиком, а все остальные правила и нормы оставались за пределами его сознания.
        - На Ксеньины деньги можешь не рассчитывать, - сказал Резанов. - Я не из тех, кто платит, не закончив игры. А Горячеву я бы на твоём месте не слишком доверял. Вряд ли осторожный Валера придёт на встречу один. Он тебе не верит, Лёша, он знает, что ты связан с Атемисом, лютым врагом его хозяев, он помнит, что однажды ты их уже предал, он догадывается, что именно ты подставил Паленова, и подозревает, что ты способен подставить и его. На месте Горячева, я бы взял на рандеву пяток отмороженных парней. Кассету бы у тебя взял, деньги отдал, но с места сделки отмороженные тебя бы не отпустили, и полмиллиона долларов стали бы для них платой за прикрытие.
        - Врёшь ты всё, - устало произнёс Астахов, глядя куда-то в пространство. - Ты отлично понимаешь, что я прав. Валерка не пойдёт на такую встречу без страховки.
        - Тебе-то какое дело до моих проблем? - скосил злые глаза на приятеля Астахов. - На твои проблемы мне наплевать, Алексей, я решаю свои. Не в моих интересах, чтобы кассета попала к паленовцам. Позвони жрецу Атемису и попроси у него поддержки.
        - С ума сошёл, - возмущённо дёрнулся Астахов. - Или продался? - А какая тебе разница, если в результате ты получишь свои деньги. Позвони Атемису, иначе они никогда не простят тебе поломанной большой игры. Они тебя и с деньгами и без них из-под земли достанут. Всю оставшуюся недолгую жизнь ты будешь бояться тележного скрипа.
        - Пристрелят они и меня и Валерку, - провёл ладонью по разом взмокшему лицу Астахов.
        - Если Валерка придёт один, то максимум, что ему грозит, это пару раз получить по морде, - возразил Резанов. - Зачем Атемису его убивать, он же не маньяк какой-нибудь.
        - А если Горячев придёт с подстраховкой? Поднимется дикая стрельба. Ты подсчитай, сколько трупов будет на нашей совести.
        - На нашей - ни одного, - возразил Резанов. - Вся вина падёт на Горячева, который нарушил данное тебе слово.
        - Я бы с тобой в карты играть не сел, Резанов. Передёрнул на заглядение. - А это не наша с тобой игра, Алексей. Нас силой заставляют в ней участвовать. Но в этом случае пусть не обижаются, если мы отойдём от стола не с пустыми карманами.
        В Усковском стане царило состояние очень похожее на панику. Во всяком случае, сам Усков держался настороже даже в присутствии безобиднейшего интеллигента Певцова. Доктора наук Усков конечно не боялся, просто сказывалась напряжённая обстановка последних дней. Василий Семёнович до сей поры вращался в сферах весьма далёких от уголовной среды и поэтому психология таких урок, как Ус, была для него загадкой. На вид вроде бы ничем от человека не отличается, но если верить Светлане, то на счету этого примата не одна прерванная жизнь. По глазам видно, что не дурак, но это явно какой-то другой ум, Василию Семёновичу недоступный. Конечно, совершить преступление может любой человек, в том числе и сам Певцов не без греха. Но одно дело преступить закон из выгоды или под давлением обстоятельств, и совсем другое - избрать преступление образом жизни. У подобных людей должна быть какая-то другая психика и по иному организованной сознание. Вроде бы сидят друг против друга два человеческих существа и между ними всего лишь стол, но под тем столом пропасть. Певцову вдруг пришло на ум, что гибели этого существа он
сопереживать не будет, более того, не будет испытывать угрызений совести, если придется такого в пропасть столкнуть. Скорее всего, Усков чувствует то же самое, и для него сидящий напротив интеллигент не враг, а чужой. Инопланетянин, на которого привычные понятия не распространяются. А враг для Ускова, это Сумин, вздумавший пустить в ход оружие.
        Разговор происходил в Усковском особнячке, глядя на который Певцов пришёл в ярость - живут же, сволочи. А по какому, спрашивается, праву они так живут, не говоря уже - за чей счёт. С последним-то как раз всё ясно - за наш. И вот ведь что удивительно: эти люди бросают прямой вызов власти, но наша российская власть этот вызов почему-то не замечает. То есть сажает их время от времени, иной раз совсем уж отмороженных пристреливает, но, в общем, не боится. Но стоит только певцовым заявить о своих законных правах, как их тут же уничтожают, а бывает, что уничтожают ещё до того, как они успевают рот раскрыть. Для профилактики. Что за свинство в самом деле. И что за власть такая, если у неё в социально близких вечно ходят отморозки вроде этого Уса? - Кусок большой? - лениво спросил урка.
        - Полмиллиона баксов, - отозвался Певцов. - И благодарность солидных людей.
        Сам хозяин пил кофе, однако, гостю не предложил. Кофе он заедал шоколадными конфетами, кои со смаком пережевывал на виду у глотающего слюни интеллигента. В этом смысле урки тоже были солидарны с властью, та если и сажала интеллигентов за стол, то кормила объедками. Причём требовала за объедки благодарности в виде хвалебных од и бурных аплодисментов. Усков в аплодисментах не нуждался и, пожалуй, только этим отличался от власть предержащих, и, по мнению Певцова, в лучшую сторону.
        - На кой мне их признательность и любовь, - презрительно хмыкнул Усков. - Жить в ладу с властями выгодно, а в нынешнем твоём положении тем более. - Ты свой нос в наши дела не суй, оторву вместе с головой. Слух идёт, что Рекунов с Селяниным, это твоя работа. Если слух подтвердится, то тебе не жить, сука. - Спасибо за откровенность. Только ты напрасно держишь меня за психа. Какая мне выгода от смерти Рекунова?
        - А Светка? - напомнил Усков. - К ресторанчику ручонки потянулись? - У Светки всей собственности только то, что на ней надето, - отмахнулся Певцов. - Я это понимаю не хуже тебя.
        - Рад, что понимаешь, мне понятливые нравятся. - Мне тоже, но тебя я к ним не отношу.
        - Но ты… - выругался Ус. - Ищи, кому выгодно, - сбавил тон Певцов. - Догадываешься теперь? - Это ты на Суму намекаёшь?
        - На Халилова я намекаю, - сказал Певцов и бросил на стол фотографии бравых смугловатых ребят, сделанные по случаю Резановым. - Вот полюбуйся.
        - Не понял, братан, - нахмурился Усков. - Это кто ж такие? - Киллеры по ваши с Суминым души.
        - Ты хоть знаешь, на кого сейчас хвост поднял? Одно моё слово Рустему, и с тобой всё.
        - Если со мной всё, то и с тобой тоже, - холодно отозвался Певцов. - Теперь вот на этих полюбуйся:
        - Старик какой-то.
        - Птица очень высокого полёта. Людей рядом с ним узнаёшь? - Кто ж их не знает, - сказал Усков, задумчиво разглядывая снимки. - Со связями старец.
        - А ты говоришь, зачем нам их признательность. Вот они истинные воры в законе. - Да уж, - самокритично признал Ус. - Воры не нам чета.
        - Грядёт союз этого старого афериста с Рустемом Халиловым, и работать этот союз будет под прикрытием нынешних областных властей, - продолжал вразумлять хозяина Певцов. - А вы с Суминым при этом раскладе оказываетесь лишними. Рекунов с Селяниным уже в мире ином, вы на очереди. - Вот сволочи, - Усков выплюнул недоеденную конфету прямо на пол. - Ну никому верить нельзя. Так ты считаешь, что Тетерю не по приказу Сумы завалили? - Прикинь сам. Ты этого Старцева лучше меня знаешь. Если он круглый идиот, то тогда конечно, можно заподозрить и его, и Сумина. Но где ты видел, чтобы человек с мозгами, убив недруга, оставил бы в багажнике автомобиля орудие убийства. Ешьте меня мухи с комарами. И действительно, тут же нашёлся мент, который остановил ни кого-нибудь, а Старцева, и сразу же полез в багажник. - Да, - почесал затылок Усков. - Похоже, что подставили.
        - Вот так Халилов и будет расчищать поле деятельности: одних устранит, других сдаст за якобы причастность к этим убийствам. А ментам, как ты понимаешь, только этого и надо. Плевать они хотели на то, что Старцев не убивал. Есть улика, и иди на нары. Теперь ты понял, почему в твоих интересах поддержать Горячева в его противоборстве с нынешней властью?
        Усков багровел от ярости, а возможно даже проклинал себя за глупость. И, по мнению Певцова, проклинал совершенно обоснованно. Если уж претендуешь на лидерство, пусть и в криминальной среде, то научись шевелить мозгами. У тупых в этом мире шансов нет.
        Корытин пришёл к Чеботарёву в приподнятом настроении. Сиял прямо как медный пятак. И вопреки обыкновению не стал напускать на себя значительность и таинственность, хотя сведения были из ряда вон.
        - Сработало, Виктор Васильевич. - Через Старцева?
        - Старцеву мы обеспечили связь с Суминым, но тут нам, похоже, и Певцов поспособствовал. По моим сведениям он встречался с Усковым.
        - А курьеров по наводке Сумина взяли?
        - Тёпленькими, - сверкнул глазами Корытин. - С размахом действуют сволочи. Центнер наркоты изъяли. Халилов наверняка локти кусает.
        - Что ж он так неосторожно пошёл на сделку с людьми, которым хоть и неофициально, но объявил войну?
        - Расчёт был на то, чтобы взять с Сумина и Ускова деньги за товар, а потом, устранив их, вернуть товар. Двойной барыш.
        Жадность, похоже, сгубит Рустема Халиловича. По прикидкам Чеботарёва, «восточный человек» оказался сейчас в весьма стеснённых обстоятельствах. Во-первых, не
        получены ещё деньги с Тяжлова, во-вторых, пропал товар на значительную сумму. И пропал по вине Халилова, на что ему, вероятно, укажут хозяева этого товара и в любом случае потребуют возместить потерю. Как человек неглупый, Халилов, надо полагать, уже уяснил, кто его подставил и почему. Потеряв доверие Сумина и Ускова, он потерял тем самым устойчивый рынок сбыта, не приобретя ничего взамен. А союз с Атемисом может сорваться. В этом случае Халилову ничего иного не останется, как пускаться в бега с пустыми карманами.
        - Халилов и Атемис загнаны в угол, - солидаризировался со следователем Корытин. - Им во что бы то ни стало нужно получить кассету Астахова, дабы заручиться поддержкой Тяжлова и компании, ну и уничтожить конкурентов в лице Ускова и Сумина.
        Оценку ситуации Корытин дал верную, скромно умолчав, однако, что сложилась она не без участия самого капитана и при сочувственной поддёржке следователя Чеботарёва. Были и ещё два человека, которые старательно подталкивали ситуацию к кровавой развязке.
        - Что там с убийством Терентьева? - Есть фоторобот подозреваемого, составленный со слов свидетелей, - доложил Корытин. - На Старцева этот фоторобот не похож. Зато похож на одного из смугловатых сподвижников Халилова. Вот он здесь на фотографии слева.
        - Кое-какой материал у нас на Халилова собирается. - Ни кое-какой, а весьма солидный, - возразил Корытин. - Тем более что и взятые с товаром курьеры дают против Халилова показания. Сдаётся мне, что они станут еще откровеннее, когда Рустем Халилович окажется за решёткой. Ну и на Старцева мы вполне можем рассчитывать. Человек, можно сказать, оскорблён в лучших чувствах. Впервые его арестовали безвинно, он прямо кипит благородным негодованием.
        - Остаётся жрец Атемис. - Здесь мы можем рассчитывать на показания Резанова с Певцовым и на отпечатки пальцев псевдо-Морозова. И вообще у меня предчувствие, Виктор Васильевич, что стоит нам только взять за жабры жреца и его банду и сделать запрос в Москву по их поводу, как материалов оттуда поступит с избытком. У нас сразу же обнаружиться масса бескорыстных помощников. Компетентным службам придётся доказывать, что данные особи не из их ведомства, а совсем даже наоборот. Честь мундира они спасут, а Атемиса закопают.
        Расчёт Корытина был верен, это Чеботарёв готов был признать. Правда, с закапыванием Атёмиса обрывались все его связи, ведущие в высшие сферы, но с этим, пожалуй, придётся смириться. Разве что сам обиженный жрец начнёт давать обличительные показания. Но как раз на словоохотливость жреца у Чеботарёва было мало надежды.
        - По всем прикидкам Большое Рандеву состоится сегодня, - Корытин взглянул на часы. - Я собираю людей к шести вечера, а там уж как Бог даст.
        Астахов нервничал, то и дело поглядывая на часы. Резанов спокойно занимался своим пистолетом. Лёшка нет-нет, да и косил на этот пистолет глазами.
        - Не дергайся, - успокоил его Резанов. - Не стану я отнимать у тебя заработанные баксы. Я не корыстолюбив.
        - Оно и видно, - огрызнулся Астахов.
        Ждали Певцова с последними известиями. Не исключалось, впрочем, что ему не удастся вырваться из цепких объятий подозрительного Уса. Но в любом случае, Василий Семёнович должен был позвонить, дабы окончательно уточнить место встречи. Время встречи уже было оговорено - двадцать один час сорок пять минут.
        Резанов успел поставить Корытина в известность и указал приблизительные координаты. Сообщение его было принято с признательностью и выражением надежды на продолжение сотрудничества. Резанов вежливого опера разочаровывать не стал. Пока что у него были сомнения только по поводу Халилова. Рустем Халилович не слишком доверял Певцову и мог, чего доброго, догадаться о ловушке.
        Певцов позвонил, как это и было оговорено заранее с Резановым, в половине десятого. Тем самым Астахову сводили до минимума возможность маневра, загоняя его в место глухое и весьма удобное для действий расторопных Корытинских ребят, Во всяком случае, Резанов надеялся, что Корытин подберёт именно расторопных, иначе за жизнь Сергея Михайловича поручиться мог разве что сам Господь.
        Астахов оправдал Резановские надежды и назвал именно то место, на которое и делался расчёт. Небольшой сквер, окруженный каменными зданиями старой постройки, очень похожими на лабиринт бесчисленностью тупичков и неожиданных лазеек. В общем-то, Астахов сделал не глупый выбор. Петляя по этим переходам можно было выскочить на четыре улицы и затеряться среди ещё довольно многочисленного в эту пору автомобильного стада.
        Певцов заверил, что Горячев будет в указанном месте в согласованный заранее срок, и гарантировал Астахову пять минут для совершения сделки. - Подъезжаем к Горячевской машине вплотную, - напомнил диспозицию Резанов. - Я остаюсь в машине, а ты подсаживаешься к Валерке.
        - Тебе-то, зачем рисковать? - с подозрением глянул на Резанова Астахов. - У тебя свои дела, Лёша, у меня свои. Так что бери деньги и сматывайся в темпе. Звони Атемису, самая пора жрецу подсуетиться.
        Пока Астахов разговаривал по мобильнику, Резанов прикидывал в уме шансы. Пять минут маловато, пожалуй, будет для Корытина, чтобы грамотно развернуть свом силы.
        Резанов всё рассчитал точно, прибыв к назначенному месту ровно в двадцать один сорок пять. Горячева ещё не было. Астахов покусывал губы и теребил потными пальцами рукоять пистолета.
        - Игрушку спрячь, - посоветовал ему Резанов. - Валерка мужик нервный, ещё решит, чего доброго, что ты его пристрелить собрался. Вылезай из машины и становись под дерево. Если Горячев подъедет один, подсаживайся к нему, а если в машине будет ещё кто-то - уноси ноги.
        Корытин на вызов откликнулся сразу, сообщение о месте встречи принял и успел даже, кажется, сказать спасибо. Впрочем, этого «спасибо» Резанов не услышал. Всё его внимание переключилось на одну из трёх ведущих к скверику дорог, где уже подмигивала фарами машина. Горячев, видимо, был уверен, что за рулём «Мерседеса» именно Астахов, во всяком случае, машину свою он тормознул, не доезжая метров десять. В салоне Горячевской иномарки вспыхнул свет. Это на редкость расторопный Лёшка уже усаживался на переднее сидение рядом с водитёлем. Через лобовое стекло Резанов мог видеть если не всё, то очень многое из того, что происходило в салоне чужой машины. Горячев взял кассету и вставил её в видеомагнитофон. Экрана телевизора Резанов, естественно, не видел, зато догадывался, что Астахов сейчас перебирает деньги, доставая их из лежащего на коленях чемоданчика.
        Прошло не более минуты, как деловые люди приступили к операции, но в нарушение всех договорённостей на место встречи спешили посторонние. Причём спешили с двух сторон. Резанов вылез из машины и выстрёлил сначала в одну сторону, потом в другую, после чего благополучно откатился под куст. Из приближающихся на скорости машин открыли беспорядочную стрельбу, но уже друг в друга. Астахов с Горячевым вывалились из иномарки и упали в траву неподалёку от Резанова. В руках у Лёшки не было чемоданчика. Горячев тоже был, похоже, пуст. Резанов подкатился к незадачливому политику и тихонько спросил:
        - Где кассета? - Там, - неопределённо махнул рукой Валерка.
        Горячевская машина представляла из себя решето, немалое количество пробоин насчитывал и разнесчастный Ксеньин «Мерседес», которому, похоже, на роду было написано попадать в разного рода передряги. Движок «Мерседеса» заглох, а вот Горячевский «Форд» ещё дышал. И стоял он очень удачно для бегства, как раз носом к третьей пока ещё свободной дороге. Однако, увы, и с этой стороны накатывала плюющая свинцом смерть. По прикидкам Резанова, в этой третьей машине должен был находиться Халилов с соратниками. Если они и припозднились к началу перестрелки, то всего лишь на пару минут. Зато действовали куда как решительно: именно из Халиловской таратайки вдруг зарокотал автомат, и пули веером просвистели над Резановской головой, потревожив сомлевшую от испуга листву.
        - Бой в Крыму, всё в дыму, - прокомментировал Резанов разворачивающееся действо.
        Пистолет в руке лежащего рядом Астахова ходил ходуном, и Резанов, во избежание неприятностей, отобрал его у владельца.
        - Уходите, - крикнул он ошалевшим соседям. - Мимо тех кустиков и далее во двор.
        Горячев с Астаховым послушались бывалого человека и двинулись сначала на четвереньках, а потом на задних конечностях, но пригнувшись, к спасительным кустам. Стрельба слегка поутихла, видимо, противники опамятовали после первого ошеломляющего столкновения и теперь пытались уяснить, кто с кем и почему воюет. Горячевский «Форд» плакал бензиновыми слезами. У ног Резанова образовалась целая лужа этих слёз. На всякий случай он отполз подальше.
        Из Халиловской машины вновь застрочил автомат, и стрелял он как раз по тем кустам, где по расчётам Резанова находились Горячев с Астаховым. Резанов поднял пистолет и выстрелил в сторону нервного автоматчика. А потом чиркнул зажигалкой и бросил её в лужу бензина. Бензин вспыхнул, огонь бодро метнулся к «Форду» и простреленная машина пыхнула факелом, осветив чуть ли не весь сквер.
        Атемис, похоже, собирался выйти из боя, во всяком случае, его машина пятилась назад, но пятилась неуверенно, её колёса были разодраны пулями в клочья. Из машины стреляли, но скорее испуганно, чем с уверенностью в собственных силах. Впрочем, маневр Атемиса пытались повторить и другие машины, видимо их незадачливые пассажиры сообразили, наконец, что их заманили в ловушку, и пора уносить ноги.
        Унести ноги они, однако, не успели, поскольку пути отступления им перерезали наглухо. Стрельба вновь усилилась, но на этот раз стреляли в воздух, и уверенный голос, усиленный мегафоном, предложил всем сложить оружие и выходить на свет с поднятыми вверх руками. Свет тут же дали, залив им всё пространство небольшого сквера. Резанов, как человек законопослушный, вынул обойму из пистолета, а сам пистолет швырнул в огонь. Горячевский «Форд» уже догорал, а вот Ксеньин
«Мерседес» по какой-то дикой случайности остался хоть и изрядно прокопченным, но целёхоньким.
        Возле трёх стоящих в отдалении машин уже суетились вооруженные автоматами люди, вытаскивая из-под жестяных крыш растерявшихся пассажиров, а Резанов продолжал лежать под деревом и с интересом наблюдать за работой Корытинских профессионалов. Работали они, надо признать, чётко и слаженно. Живым в мгновение ока надели наручники, а то ли мёртвых, то ли раненых извлекали с предосторожностями из машин и переправляли в подлетевшие к месту событий фургоны
«Скорой помощи».
        Резанова, наконец, тоже обнаружили и потревожили дулом автомата. Он поднялся без споров и так же без споров дал заковать себя в кандалы.
        - Случайный прохожий, - пояснил он строгим ребятам в камуфляже. - Несчастный журналист, угодивший в перестрелку.
        - Разберёмся, - холодно обнадежили его.
        Резанов попросил отогнать «Мерседес» от горящего «Форда» и его просьбе вняли. Ксеньин автомобиль послушно завёлся и дал отвести себя на безопасное расстояние. Резанов насчитал в его лобовом стекле три пулевых пробоины и сожалеючи покачал головой.
        Корытин самолично сортировал арестованных. Окинув подведённого Резанова оценивающим взглядом, он кивнул головой в сторону стоящих паиньками у казённой машины Горячева и Астахова. Валерка смотрелся окунём, выброшенным безжалостными руками из воды и успевшим позеленеть от небрежного обращения. Астахов уже пришёл в себя и теперь зыркал глазами по сторонам в поисках выхода из создавшегося положения.
        - Врать не будем, - тихо сказал товарищам по несчастью Резанов. - Встретились для передачи информации, что законом не возбраняется. Откуда взялись эти вооружённые бяки, знать не знаем, и ведать не ведаем.
        Астахов кивнул головой, Горячев, кажется, тоже Резанова понял и заморгал глазами.
        - Певцова не видел? - спросил Резанов у Астахова.
        Лёшка отрицательно покачал головой:
        - Атемиса видел, глаза как у сомнамбулы, но целый и невредимый. - Будем надеяться, что жрец не уйдёт от ответа ни на этом свете, ни на том. - А мы? - оскалился Астахов.
        - Мы жертвы криминального разгула, - усмехнулся Резанов. - С нас спрос невелик. Выразят сочувствие и отпустят.
        Алексей хотел выругаться, но передумал. Винит он сейчас во всём конечно Резанова, хотя на его месте Сергей просто радовался бы жизни, которая, между прочим, вполне могла оборваться в сегодняшнюю тихую осеннюю ночь. По прикидкам Резанова, целило в них никак не менее дюжины стволов. Можно сказать, что все трое в рубашке родились.
        - Деньги сгорели, - обрёл, наконец, дар речи Горячев. - Политика, - утешил его Резанов. - Привыкай, Валера. А полмиллиона долларов в свете открывающихся перед Россией либерально-демократических перспектив, это такая мелочь, о которой даже говорить смешно.
        - Ох, ты и сволочь, Резанов, - дыхнул ненавистью Астахов. - Ох, и сволочь. - От ангела с крылышками слышу. Продулся в чистую, стой и помалкивай. В другой раз будешь умнее.
        Чеботарёв прошёл мимо в компании камуфляжей, но в сторону Резанова головы не повернул, хотя, конечно, опознал. Вот она, неблагодарность человеческая. А между прочим, если бы не Резанов, то все эти урки гуляли бы сейчас на свободе и далеко не без ущерба для невинных душ. Охранители. Пока сам о себе не похлопочешь, никто руки помощи не подаст.
        Машины одна за другой разъезжались с места происшествия. Резанова пригласили в одну из них чуть ли не в последнюю очередь, что его слегка обидело. Впрочем, как сказал поэт, сочтёмся славою. И не в интересах Резанова настаивать на награде за проявленный героизм и расторопство.
        Двое суток Чеботарёв провёл почти без сна, действуя по пословице «куй железо, пока оно горячо». И, надо сказать, в трудах своих преуспел изрядно. Корытин, тот и вовсе ходил в именинниках, получая поздравления и от коллег, и от начальства. Шутка сказать, пятнадцать человек были взяты на месте преступления с оружием в руках. Ударными темпами шла ликвидация наркосети, которой оплёл город Рекунов с подельниками. И даже не участвовавший в перестрелке Сумин стараниями Корытина уже сидел на нарах и размышлял о превратностях судьбы. Спору нет, операция была проведена с блеском, но что-то мешало Чеботарёву от души радоваться несомненному успеху. Нехотя он взял со стола газету и углубился в описание происшествия двухдневной давности очевидцем. Словоохотливым очевидцем был, разумеется, Резанов, дававший свою версию криминальной разборки, в которую, если верить написанному, он угодил случайно. Чеботарёв закипал яростью, вчитываясь в Резановский опус. А возмущало его как раз то, что расторопный автор давал очень выгодную оценку происходящего, как для правоохранительных органов, так и для областных властей. Из
чего Чеботарёв сделал вывод, что божественный бык столковался с Ташалом и Дериком и уж конечно выторговал для своей Огеды полный контроль над банком. С одной стороны это, может быть, к лучшему, но Виктору неприятно было видеть откровенную корысть там, где прежде было только чувство. Минотавр, похоже, родился. И родился он в душе человека Чеботарёву не чужого и не безразличного.
        - Далеко пойдёт, - сказал вошедший Корытин, глядя то ли с удивлением, то ли с осуждением на газету.
        - Что с Певцовым? - спросил Чеботарев. - Пришёл сам, даёт показания. Между прочим, он утверждает, что сумку ему передал Морозов по просьбе Халилова, а сам Певцов якобы не знал, что в ней находится. Тот ещё налим, голыми руками его не возьмёшь. А показания Певцова нам на руку. Халилову теперь не отвертеться, да и Атемис на крючке. Жреца бы размотать, Виктор Васильевич, это такой клад, такие запредельные выси, что даже не знаешь, пулю получишь или орден. А вот Певцова придётся отпускать. Усков убит в перестрелке, а более никто о его связях с криминалом рассказать не сможет. Халилов, правда, обвиняет Певцова, но свидетельским показаниям Рустема Халиловича цена грош. Один из его людей, тот самый, что убил Тетерю, на допросе подтвердил, что Халилов готовил ликвидацию всей банды Ускова-Сумина. А губернатор мне лично выразил благодарность, Виктор Васильевич, такие вот дела. Паленовцы теперь, после конфуза Горячева, в глубоком ауте, и выборы Борис Виленович считай уже выиграл. Эх, нам бы кассету с Дерюгинскими откровениями, мы бы этих ребят раскрутили.
        - Если всех посадим, кто нами управлять будет? - усмехнулся Виктор.
        Корытин засмеялся, хотя и без большого азарта. В словах Чеботарёва была какая-то уж слишком невеселая правда. У каждого времени свой Минотавр и свои приносимые ему жертвы, и с этим, похоже, ничего уже не поделаешь. Во всяком случае, Чеботарёв с Корытиным сделали всё, что могли, а более, наверное, и требовать нельзя от обычных людей, вышедших на борьбу с нарождающимся чудовищем.
        - Ужасный век, ужасные сердца, - вздохнул, отсмеявшись, Корытин.
        Чеботарёв в ответ согласно кивнул головой.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к