И на старой Смоленской дороге Сергей Михайлович Шведов
СЕРГЕЙ ШВЕДОВ
И НА СТАРОЙ СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ
Дед опустил ружьё - негоже стрелять, не видя добычи.
- Выходи, кто там прячется в кустах!
Снова затрещали сухие ветки. Дед взвёл курки на ружье, но стрелять не довелось. Чужак поднял руки и улыбнулся:
- Доброго здоровья, дед!
- Сам будь здрав! Скольких за собой привёл?
- Надеюсь, никого.
- Как сюда попал?
- Шёл, понимаешь, шёл себе и…
- Шёл, ну и иди себе дальше.
- Негоже так со странником. Гость в дом - бог в дом.
- Отвык я уже от обычаев дедов. За последние десять лет всего один раз незнакомого человека встретил, и тот от меня дёру дал. Дезертир, наверное.
- Кто, я?
- Нет, тот, кто дёру от меня дал. А ты не из бегунков?
- Из ходоков я.
- А это как понять прикажешь?
- По земле хожу, на людей смотрю.
- У нас зверья на двадцать вёрст вокруг больше, чем людей. Некого смотреть.
- Ну, вот тебя первого увидел. Хлебушком не угостишь?
- Нет у меня с собой харчей… А что у тебя за пазухой?
- Дружок.
- А ну покажь!
Чужак вытащил из - за пазухи дрожащего щенка.
- Мордатый… - раздумчиво сказал дед. - Лапы большие… С доброго телёнка вырастет, если раскормить.
- Дарю.
- Шутишь!
- Может, с кем и шучу, а с добрым человеком всерьёз говорю.
- Ладно, пошли накормлю. Я не бедный. И в баньке попаришься, сегодня суббота. Но сразу предупреждаю, пять девок у меня - чур, не баловать!
* * *
После баньки оба сидели в чистом домотканом белье в горенке за самоваром. Пришелец ел за четверых, словно месяц голодать пришлось.
- Да не давись ты так! Никто миску у тебя из - под носа не заберёт. Издалека путь держишь?
- Ох и издалека, дед! Тут без глобуса путь не покажешь.
- За кобелька - то спасибо. А то у меня три сучки на подросте остались, остальных волки растаскали. Да и то две сучонки от матери, которую волк приблудный обгулял. Мешанки. Может, твой кобелёк кровь вольёт в их потомство правильную. Сам понимаешь, в лесу живём, нам без собак хоть самим волком вой. А ты где им разжился?
- В Иваньковичах.
- Да там же всех пожгли, санацию им устроили!
- Ага, только этот чудик из пепелища ко мне и выбрался.
- А как ты на Иваньковичи набрёл?
- Да вот как на тебя. Хотел хлебушком разжиться.
- Двадцать лет войны уже как нет… нет, двадцать пять, а то и все двадцать восемь годков. А всё стреляют нашего брата.
- А ты за кого дед воевал?
- Нет тебе дела до меня. Я вообще в руку оружию не беру, окромя охоты.
- Духобор - толстовец?
- Не твоего ума забота. Ну, давай по последней, что ли, за мир во всем мире, как в старину говорили!
После тоста они долго молчали, а старик всё искоса посматривал на странника, словно выведывал его тайные мысли.
- Тебе, паря, надо переодеться во все посконное и сермяжное, чтобы от местных не отличаться. Одёжка на тебе заморская, издалека заметная, а над нами спутники висят, каждого русского на заметку берут. Но ты не бойсь! Если что, я тебя выдам за будущего зятя, ну, примака, что ли. Пять девок у меня, три на выданье. И приданого нет, и выдавать не за кого. Все парни за пятьдесят вёрст в округе - нам родня.
- Зато рабочих рук в хозяйстве вона сколько! Каждая из девок в день по три десятины сможет сжать. Зажил бы куркулём, если бы пустоши заброшенные поднял!
- А - а - а - всё пустое. Своим зерна не продашь, у них грошей нема. А чужие и за фук отберут, дорого не возьмут. Я столько ржи не засеваю.
- Так я поживу у тебя пока, батя?
- Живи, если ты не охоч девок портить.
* * *
Чужестранец вышел с хозяином во двор уже в мохнатом войлочном картузе, сермяжных штанах и рубахе. Обулся он в кожаные опорки с подвязанными онучами, как ходят местные. Дед показал ему нехитрый сельхозинвентарь - почти всё из дерева. Правда, вместо сохи он использовал колёсный плуг. Чужак подивился вывешенным на заборе ярёмам:
- На бычках пашешь. А лошади разве нет?
- Лошадей в наших топких местах не водют. Клешнятый бычок по любой грязи потянет. Зато лось у меня упряжной Борька - за двух лошадей потянет.
- А где его держишь?
- Пока что в лес отпустил. Гон у него вот - вот начнётся. Осенью с ним не сладишь, пока не перебесится. А потом опять домой вернётся. Худой - одни рёбры торчат.
- А с лосихами как?
- С теми полегше чуток. Три дойных лосихи у меня с подтёлками. Тоже в лесу держу с колокольцами на шее, чтоб чужим в глаза не бросались. На дойку только домой приходят. У меня, паря, хозяйство большое. Три коровы, бугаёк, свиньи, я про курей уже не говорю.
- Так бери меня в батраки.
- Черт тебя знает, какого ты роду - племени! Может, ты семь раз нерусский нехристь.
- Может, и нехристь. Я на попов, дед, не заморачиваюсь.
- Да худой ты больно для работника. Мои девки тебя подородней будут.
- А я не силой, а ловкостью беру.
На двор забежала десятилетняя девчонка в длинном сарафане, нарядных красных галошах и звонко крикнула:
- Батька, бугаёк с привязи утёк. Сюды бегить. Ховайтесь с дядькой у подвал!
Дед аж резко присел:
- Как это с цепи сорвался?.. Пошли - ка, паря, от греха подальше.
- Куда, дед?
- Да вон в погреб!
- Так бугаёк же у тебя небольшЕнький, - глянул за ворота чужак.
- Ага, прошлый раз стену в сарае рогами своротил. Пересидим под землёй. Он долго не лютует, кровь в глазах перекипит - опять смирный сделается… Ты куда, сумасшедший?
Чужак повернулся и очень медленно пошёл к разгорячившемуся бугайку, который отупело замер посреди двора.
- Быча - быча! Хороший мой, - позвал его чужак.
Тот сначала побежал навстречу человеку, потом остановился, загребая грязь передними копытами.
- Быча - быча, иди ко мне…
Бугай недоуменно уставился на чужака красными от крови глазами и хрипло промычал, роняя до земли липкую слюну. Чужак стал на его пути и протянул руку.
- Хороший, хороший мой!
Бугай сделал шаг и снова остановился. Чужак тоже сделал шаг, протянул руку к бычьей морде и взял его за ноздри. Бугай задрал хвост, повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, напрягся в холке так, что мышцы под шкурой забегали, но вдруг как - то весь обмяк. Чужак наклонился и тепло подышал ему в глаза. Бугры мышц перестали ходить под шкурой быка.
- Куда его вести? - спросил чужак, крепко держа скотину за ноздри.
- В хлевок, где двери нараспашку. Вводи его осторожненько, а я дверь колом подопру.
Чужак медленно повёл упирающегося бычка к хлеву. У дверей отпустил ноздри и закрутил бугайку хвост так, что тому была одна дорога - в хлев. Задвинул деревянный засов, а дед подпёр дверь длинным поленом.
- Хлипкий у тебя хлевок, дед.
- А ты лучше построй.
- Может, и построю. А ты махорочку, часом, не сеешь? Или ты старовер?
Дед вытащил кисет с махоркой.
- Закуривай, паря. Махры бери сколько хошь, только бумажки отрывай поменьше. Я уже все книжки в доме, окромя церковных, скурил.
- Так погоди, батя!
Чужак забежал в летнюю стряпку, куда его определили на проживание, и выскочил со стопкой листовок.
- На вот тебе на раскурку, дед.
- Откуда столько? - подозрительно скосился на него хозяин.
- Вертолёт вокруг погорелых Иваньковичей разбросал.
- А что в них пишут?
- Сам почитай.
- Сам - то я грамотный, у меня другая беда - ни бабу, ни девчонок не смог выучить. Так бесписьменными и остались.
- А что так?
- Я, как тот бугаёк, вспыльчивый. Бесит меня бабская тупость, из себя просто выхожу, как их учить сажусь, а те - в слёзы. Вот и вся наука для них и от меня.
- Ну, это дело поправимое. Тут главное - терпение иметь. Выучу я твоих девок грамоте.
- Ты, паря, как бы дурному какую из них не научил.
- За это можешь быть спокойный. Целыми останутся твои девки.
* * *
Они сели перекурить на длинный тёсаный чурбан, служивший лавочкой под навесом крыши.
- Так что в листовках иноземцы пишут?
- Международные миротворцы просят доносить о любых подозрительных бродягах в ближайшую комендатуру.
- Погоди, сам прочитаю… Ага, вот… Дают за донос кирпич печёного хлеба, пачку кунжутовой халвы и банку орехового масла. А что это такое?
- Перетёртый в пасту арахис, орешки такие, растут как фасоль.
- Век мне этой гадости не пробовать!
- Ну, как сам знаешь. Тебе решать, а то мог бы за мой счёт и ореховым маслицем разжиться.
- А что с ним делают?
- На хлеб намазывают.
- Просчитались маленько наши иноземные хозяйва, паря. Никакой мне выгоды на тебя доносить. Хлеб мои бабы сами пекут, а абы што заморское я не ем. Вот если б они керосину для лампы пообещали… Ну, ладно, оставайся, у меня работы хватит, если только нас из - за тебя не спалят, как тот хутор в Иваньковичах.
- Да вроде не было за мной чужого глаза.
* * *
- А что ты умеешь делать, кроме как быкам хвосты крутить?
- Негоциант я.
- Негоциант… А это по какой части?
- Торговой.
- А с кем тут торговать? Две деревни, три села, и те за тридевять земель. Война же по этим местам прошлась.
- Я найду оптовиков.
- Кого - кого?
- Сбытчиков. Ты только кабанчиков годуй.
- Ага, а поросят где я возьму?
- Поросят они сами доставят. Ты только их рОсти.
- На окорока, колбасы или мясо?
- Только на сало дед. Они берут только сало.
- Не потяну я, - решительно замотал головой старик. - Кормить нечем.
- Две коровы и бугаёк - молока у тебя море. Картошка своя.
- А муки на запарку?
- Ты же говорил, у тебя пять девок холостуют. Засеем полоски ячменя и ржи. Можно и овса.
- Овсы у нас туго родют. Да и на семена где взять?
- Это дело моё, негоциантское.
Хозяин вприщур всмотрелся в гостя и буркнул в сторону:
- Ещё бы утей завесть, паря.
- А на кой?
- Зимой по трескучим морозам молочных поросят жирным бульоном выпаивать, чтоб падежа меньше было.
- Достанем тебе и утей, батя. Пруд же у тебя под боком.
- Пруд бы ещё и зарыбить. От пареной рыбы свинья быстрей толстеет.
- Мясо будет рыбой вонять, старик.
- Твоим оптовикам не мясо, а сало нужно, сам говорил. Оно рыбный дух не вбирает.
- Как скажешь, дед. Только вот ещё что. Диких кабанов у вас в округе много?
- Дык не знаешь, как от них огород огородить!
- Должно быть больше. Ты ведь, дед, не только свиновод знатный был когда - то, но и егерем числился не из последних.
- Откуда тебе это ведомо?
- Неважно. Оптовики просили, развести дикого кабана побольше. Ну, чтоб по зиме их бить на мясо.
- Тут их такая прорва, что нам с тобой их и в десять лет всех не перебить.
- Это не твоя забота, ты их подкармливай зимой, а бить сами оптовики будут.
- Ну ты и загнул! Это домашнюю свинью лёгка выгодовать, когда бабы в доме есть. А с диким кабаном возни много и расходу тож.
- А что там ему нужно? Желудей подсыпать да турнепсу с топинамбуром сотки две засадить.
- Там не сотки, а поля нужны не меньше двух гектаров. Подкормочную площадку сделать рядом с полем под навесом, куда сыпать зерно, картошку, кукурузу, яблоки, зерноотходы и всякие кабаньи фрукты.
- Вырастим, если надо. Нас же двое мужиков и пять баб.
- Шесть, если с моей старухой считать… Ладно, картошка кабану на кормёжку идёт самая бросовая, мелочь. Крупные клубни иногда замерзают так, что молодняк с трудом разгрызает их.
- Вот видишь - справимся.
- Тоннами там надо сыпать, дурья голова, а не килограммами! Кабанья утроба что та прорва. Солонцы опять же надо поставить, а где столько соли взять?
- С солью разберёмся. Думаю, и селитра пойдёт. Кормушки делать будем?
- Кабан берёт пищу только с земли, корм попросту вывалим под деревом. Опять же, кроме соли, нужны чухалки солярные.
- А это что ещё за штука?
- Высокий пень обливаешь солярой или маслом - обраткой, да откуда её в лесу - то взять?
- Не твоя забота. Оптовики - заказчики эту вонючку достанут.
- Ага, вот - вот, кабан любит о пахучий пень или комель почухаться после свинячьего перекуса… Только вот ещё что - в сильные морозы лучше подкармливать кормами, которые не замерзают.
- Чего - чего?
- Ну, жёлуди, кукуруза в початках, овёс в снопах, а овсы у нас поди - ка вырасти.
- У тебя шесть баб - справимся.
- А на кой это мне? - чуть не взорвался от негодования и отвернулся старик. - Не было печали - купила баба порося.
- Оптовики платить будут по любой цене, какую только назначишь.
Дед резко повернулся и внимательно всмотрелся в пришельца. Покачал головой, но промолчал.
- А зубры тут у вас похаживают? - спросил негоциант.
- Ну, уже с полсотни развелось после войны. С западу, видать, убежали от страха.
- И их будем кормить.
- Рука на зубра не поднимется.
- Оптовики сами отстреляют и мясо тушами заберут.
- Ох, чой - то ты, парень, не договариваешь! Кто эти, твои оптовики?
- Иногда, отец, лучше прикинуться, что не расслышал вопроса.
- И то верно.
* * *
Пять лет прожил чужак на хуторе. Зимой от работы в летнюю страду у всей большой семьи спину ломило, но поначалу десяток, потом аж двадцать пять свиней в год дед продавал заготовителям - оптовикам. Сам он этих заказчиков и в глаза не видел, торговлю вёл его работник - негоциант, а дед только изредка бросал взгляд вслед исчезающим в лесу подводам. Расплачивались заказчики с чужаком долларами, еврами и даже юанями. Настоящими, дед проверял у родичей за пятьдесят вёрст отсюда.
На каждые коляды после нового года дед с бабой на двуколке с двумя лосями, запряжёнными цугом, добирались аж до самых Малевичей, большого торгового села, где не было гарнизона иноземных санаторов. Всем девкам заготовили приданое, а вот женихов только не припасли. Старшие девки уже явно переспевали.
Как - то дед сказал работнику:
- Сколько у нас лозы, хмызняка и кустовья всякого! Столько коз можно прокормить.
- Ребятишек у тебя нету, некому коз пасти, а у нас забот и так полон рот.
- Дык ребятишки дело наживное. Тебе, паря, сорокатник уже накатил?
- Пока нет, но за этим дело не станет.
- Слухай сюды! Женись на любой из моих девок. Они ж все на тебя облизываются. Не приглянулась какая из них? Я на обычай не посмотрю и младшую смогу вперёд старшей выдать, если скажешь.
- Да я бы с радостью, но…
- Без попа не можешь? Привезу тебе попа.
- Да не в этом дело, - отвёл глаза чужак.
- Чо, гулять по бабам нравится? Так женись сразу на двух. У нас есть поп раскольный, венчальный батюшка прозывается, он и на двух, а то и на трёх сразу окрутит. Я бы пятёрых за тебя выдал, да две дочки ещё сцыкухи малолетние.
Чужак призадумался.
- Думай - думай, - поощрил его дед. - Пойдут у нас ребятишки, будут козы и овцы. Твои оптовики тебе только спасибо скажут. А мы вообще куркулями заживём. А то мои дочки так в девках и усохнут.
- В другое время я бы не прочь, батя, хоть на пяти сразу, но мы стоим на старой смоленской дороге.
- И что с того? Её, дороги этой, почитай что тридцать лет как нет. Некому шастать, места глухие, всё после войны запустело.
- Так - то оно так, дед. Только ведь сколько раз говорил тебе, что собираются наши заморские хозяева прокладывать трансантлантическую магистраль «Пасифик - Атлантик».
- А куда это и откудова?
- От Бреста до Владивостока.
- Ну и пусть себе ветку тянут, мне - то что.
- В эту магистраль вольётся и давно заросшая старая смоленская дорога, рядом с которой мы сейчас находимся.
- Ну и что?
- А то, что туристы в эти края навострят лыжи. Охотники всякие.
- Ну и пусть, зверьё у нас непуганое. От медведей в лесу уже продыху нет, как мы с тобой кабанов диких расплодили. Ещё и подзаработаем с туристами по егерской части. Только не верится мне, что в нашу глушь хоть кто - то заберётся.
- Доберутся до нас, дед, вот увидишь. И не туристы это будут - чистое зверьё, пожаднее медведя. Уходить нам всем отсюда нужно, вот что. Сколько раз тебе уже говорил.
- Говорил, - крякнул дед с досадой. - Только мне не верится.
- А зря!
Хозяин с подозрительной хитрецой прищурил глаза:
- Ты, что ли, для этого, паря, трёх лосят годовалых объездил и сёдла им пошил? Думаешь, бежать куда глаза глядят придётся?
- От беды, старик, не зарекайся.
- Кто тебе эту глупость в уши вдул? Я по своей родне с бабкой ездил, никто ни про какую магистраль и слыхом не слыхивал.
- Думай сам, дед, только нужно от свиней на всякий случай ещё до зимы избавиться.
- Кто в августе кабанчиков забивает? Сейчас для них самые тыквы пошли, лубен опять же созрел.
- Не захочешь того люпина, когда тебя вражины за задницу возьмут.
- Ну ты, паря и загнул! Уж пять лет как санаторы зачисток в волости не проводили. Они же теперь цивилизованные, вежливые то ись.
* * *
- Матка, шнель! Куры, млеко, яйки!
Турист в камуфляже наставил на бабу охотничий карабин с оптическим прицелом и начал что - то громко лопотать по - своему, словно ругался с ней.
- Он говорит, - перевёл деду работник, - что у русских исторический долг перед великой Германией. Мы когда - то их великого фюрера до самоубийства довели, два миллиона немок изнасиловали и тысячелетний рейх со столицей в Воронеже им на нашей земле построить не позволили. Говорит, исторический должок за нами.
Немцы - туристы почти что и не набедокурили, как деду показалось. Выпили молока и сырых яиц. Постреляли кур, уток и гусей, хлебнули шнапсу и укатили восвояси на диковинном болотоходе с огромными дутыми колёсами.
- Значит - ка, восстановили - таки немцы старую смоленскую дорогу, - почесал дед затылок под картузом.
- Говорил же тебе, что уходить пора, - ответил работник. - Ещё и сегодня не поздно. Собирайся!
- Давно ты у меня, парень, на дворе хозяином стал? - гаркнул на него дед. - Подумаешь, случайно раз в сто лет занесла нелёгкая к нам незваных гостей! Чего паниковать раньше времени?
* * *
Следующий туристский десант прикатил на дорогих внедорожниках оливкового цвета. Одеты туристы были во всё - тот же охотничий камуфляж, только куртки с запахом налево. А у бородатого главаря на высокой бараньей шапке была намотала белая шёлковая материя.
- А чего этот немец намотал себе на шапку занавеску? - шепнул хозяин на ухо работнику
- Это не немец, а турок, и не занавеска это, а чалма.
- А на кой она ему?
- Для спасения души, чтобы в рай к девкам - гуриям после смерти попасть.
- Ну и пусть в свой рай летит, а у нас басурманину что надо?
- Он говорит, что за русскими должок. Им должны были по исторической справедливости отойти земли татаро - монгольской Орды - Казанского, Астраханского, Крымского, Ногайского и Тобольского ханств, Рязанская и Тверская области, а также весь Кавказ. А мы, русские, им помешали великий тюрский каганат восстановить. Теперь вот мы должны расплачиваться за грехи прадедов.
- Чем?
- Мусульмане любят баранину.
- Да пусть хоть всех моих овец перестреляют. И козу с козлятами и козлом в придачу. Лишь поскорей бы к себе умотали, так и скажи.
* * *
И двух дней не прошло после визита басурман, как из леса, давя гусеницами мокрую землю, выполз грозовой вездеход с белыми орлами на бортах.
Щеголеватый охотник с ружьём под мышкой насмешливо натянул деду картуз на глаза:
- СмОленск - то есть польска земя.
- Так Смоленска уже полвека как нет. Вы же сами его и снесли на войне.
Молодой охотник хорошо говорил по - русски:
- Ты егерь? Устрой нам засадные вышки в лесу.
- Так стоят уже, пан!
- Мы заберёмся наверх, а ты подгони к нам под выстрел лосей и польных коров.
- Зубров, что ли? Дык немцы с турками ещё допрежь этого их далеко в лес загнали. Они, поди, уже в брянских дебрях.
- Тогда выгонишь нам под выстрел своих коров и телят.
- Сколько?
- Всех!
Когда туристы ломанулись назад через лес на своём гусеничном вездеходе, дед с работником сели перекурить. Руки ещё дрожали после погрузки в кузов тяжеленых коровьих туш.
- А что, в Смоленске и вправду поляки жили когда - то?
- Ага, оттяпали у русских и владели века с три.
- Ох, господи, кому мы ещё должны?
- Ты бы, дед, не охал, а снялся бы с места и укатил всей семьёй от греха подальше.
- Вот заладил! Скотина - дело наживное, главное - у нас все живы и здоровы. А там, дай бог, к холодам туристы уймутся. Иноземец мороза боится.
* * *
Элегантный серебристый дирижабль водило под лёгким ветерком на якоре, как малька - живца на крючке в тихой речке.
Работник нарубил дров, погрузил их на тележку и подвёз их к бане. У входа в баньку на приступках сидел хозяин. Руки его тряслись, неподвижные глаза подрагивали, а лицо было ярко - красного цвета.
- Что, отец, охотники тебя подпоили?
Старик ответил отрешённым голоском, каким говорят смертельно больные, отходящие в мир иной:
- Французы моих девок к себе в баню затащили.
- Силком?
- Не, девки сами к ним прыгнули.
- Ну - ка, пошли, старый! Тебе в таком состоянии тут опасно сидеть, да ещё топор у тебя под рукой.
Дед прошёл пару шагов, потом вырвался из рук чужака:
- Баню подпалю!
- Тиш - ш - ш! А то будет нам, как пять лет назад в Иваньковичах. Прости, старик, я тебя в подпол на время закрою. Для твоей же безопасности. Ты там выкушай литру самогонки и поспи. Пусть туристы улетят подобру - поздорову. А с девок какой спрос? Прости ты их по - отцовски, они ж у тебя до сих пор необгуленные.
- Не, баню всё равно подпалю! Хай мои девки вместе с французами горят!
- Кинь дурное дело! Не по - божески так… Французы - народ незамысловатый. Они тоже считают, что исторический должок остался за русскими. Мы их императора Наполеона на дикий остров в океане загнали, а лучшую в мире французскую гвардию перебили. Они по простоте своей считают, что когда - то несли нам свободу. Думают, если б не Кутузов, то демократическая Европа соединилась бы с демократической Азией под французским вертикальным триколором.
- А что это такое?
- Ну, флаг России, только вверх тормашками.
* * *
На следующее утро дед был ни в одном глазу даже после литры самогонки. И сила в нём проснулась недюжинная. Запыхавшийся работник едва успел повалить деда на землю. Выстрел жаканами из обоих стволов пришёлся в поленницу, а не попал в отлетающий дирижабль.
- С ума сошёл, старый идиот! А если бы в свою старуху попал?
Весёлые девчонки махали на прощание родителям платочками из открытой гондолы поднимающегося дирижабля, а бабка висела на выкидной лестнице и визжала из всех сил:
- Вернитесь, дочушки родненькие!
Работник силой развернул хозяина к себе и прижал его лицо к своей груди. Пальцы старухи занемели и она с высоты ста метров рухнула на родной двор.
* * *
Хуторское хозяйство осиротело и запустело. Ни мычания, ни хрюканья, ни кудахтанья не услышишь, только собачий брех. Совершенно седой старик с трясущимися руками часами сидел на крыльце и разговаривал сам с собой. Он даже и не заметил, как на выгон за домом опустился чёрный вертолёт с жёлтыми иероглифами.
Работник подошёл, потормошил его за плечо и указал на приближающихся охотников.
- Японцы? - вяло и отрешённо спросил старик.
- Китайцы.
- А на кого они охотятся?
- На всё, от дождевых червей, до болотных крыс и диких котов.
Здоровущий охотник, два метра роста на полтора центнера веса, что - то весело крикнул им на английском.
- Что он говорит?
- Он говорит, что Китаю принадлежит любая земля, которой касалось копыта лошади потомка Чингисхана.
- А смоленской земли чингисханово копыто касалось?
- Касалось, дед, - вздохнул работник.
- Тогда скажи им, пусть берут с этой земли всё, что им заблагорассудится, - безучастно ответил бывший хозяин своей земли.
Китайцы оказались самыми культурными и обходительными из всех туристов. Они ничего не тронули, не изгадили, только постреляли всех собак и котов. Сфотографировались с трофеями. Ободрали дичь и даже оставили шкуры хозяину на шапки. Щедро расплатились юанями и улетели, приветливо улыбаясь в иллюминаторы.
* * *
Хозяин как изваяние неподвижно стоял посреди двора. Работник молча подошёл к нему и взял деда за руку:
- Ну, старик, пора нам трогаться.
Дед поклонился могилке с крестом во дворе и неумело перекрестился.
- Прощай, бабка, не довелось нам с тобой повнучковаться.
На дворе догорал костёр из грубой деревенской мебели, одежды и всякой деревянной утвари. Чужак вытащил горящую головню из огня, поднёс к соломенной крыше и вопросительно посмотрел на деда.
Дед отрешено кивнул:
- Давай, чего уж там жалеть. Хай новым хозяйвам ничего не достанется.
Оба забрались на заранее осёдланных лосей.
- Куда тебя отвезти? - спросил работник.
- Теперь один путь - в лес.
- А говорил, дед, что не воевал.
- Не твоё дело это знать.
Когда доехали до кромки леса, старик остановил своего лося, обернулся на пылающую усадьбу и вздохнул:
- Патронов на зиму не хватит, паря.
- Можно позаимствовать на чек - пойнте «Змеище».
- А что такое чек - пойнт?
- Это у новых хозяев земли русской так контрольно - пропускной пункт называется.
- А кто там сидит?
- Кавказцы.
- Это бандюки, а не вояки. Их можно взять за фук. Только вот у них автоматы и пулемёты калибра 5.45. В лесу не годится. Нужно 7.62.
- А говоришь, что не воевал дед, - усмехнулся работник.
- Тебе этого знать не надо. Где ещё военные с оружием стоят?
- Есть блок - пост в Хмелёвке. Но он с пулемётной вышкой. Нужен подствольный гранатомёт.
- У меня пять выстрелов к нему есть.
- Хватит с избытком.
- А кто там засел?
- Раньше были немцы и, по - моему, латыши или голландцы. Сейчас, кажется, эстонцы.
- Не пойдёт, у них старые винтовки М-16, - сказал дед. - В лесу не морозе эти пукалки не стреляют.
Работник призадумался, прокладывая в уме маршрут. Потом оживился:
- Знаю, батя, где бандеровцы со старыми «калашами» торчат.
- Где?
- В Петровичах на мосту.
- Вот там и запасёмся патронами на всю зиму. Потом безопасней всего идти прямо на Сураж, там в лесах нас никто не достанет.
- Спятил, дед? Там зондер - команда карателей «Кастусь Калиновский» по всей округе свирепствует.
- Ляхи?
- Нет, полуляхи и недоляшки. От них живым не вырвешься. Зубами нас будут рвать.
- Тогда на полпути зимовье срубим, чтобы до весны продержаться.
- Ладно, дед. Пофантазировал и хватит. Никуда я тебя от себя уже не отпущу. Нам бы до места назначения ещё до морозов дойти бы, а там я тебя к делу приставлю.
- А куда?
- Чернолесьем и болотами мимо Орши до Крупок, а там уже бойцы бригады имени Константина Заслонова нас встретят.
Старик понурил голову и вздохнул:
- Вот уже не думал, что на старости лет снова воевать придётся.
- Воевать нам с тобой, дед, как раз - то и не придётся.
- А на кой мы идём в лес?
- Будем ставить лесные свинофермы и обустраивать охотничьи делянки с дикими кабанами. А ты будешь молодёжь учить этой хитрой науке.
- Без баб за поросятами ходить трудно.
- Баб нам найдут. Будем полоски ячменя сеять и жать да драть на круподёрке. И свиней годовать.
- Только на сало?
- Партизанам зимой в лесу без сала не выжить.
- Согласен, сынок.
- Ну, какой я тебе сынок?
- Так ты ж у меня один родной остался, - смахнул слезу дед. - Ты только доживи до победы. Мне не удастся, старый уже.
- Да, батя, партизанские войны не на один десяток лет растягиваются.
- Понятно, это ж такую землю от Бреста аж до самого Владивостока от вражин ослобонить… Но, пошёл, леший!
И в лесной тишине по болотистой почве зачмокали клешнятые копыта двух верховых лосей с молчаливыми всадниками в сёдлах. Третий лось шёл за ними на привязи с поклажей.
КОНЕЦ
|
