«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя Владислав Валентинович Стрелков
        Если над Святой Русью нависла смертельная угроза, если Батыевы полчища уже вторглись в приграничные княжества и движутся на север, уничтожая всё на своем пути, - кто спасет Русскую Землю от погибели?
        Лишь пришелец из нашего времени, способный изменить ход истории и предотвратить двухвековое Иго!
        Он один знает, как изготавливать «огненное зелье» (порох), лить пушки, делать ракеты и закладывать фугасы.
        Он возглавит оборону против Орды и даст степнякам решающий бой у стен града Китежа!
        Владислав Стрелков
        «Огненное зелье». Град Китеж против Батыя
        Тут рассветы горят и поют соловьи.
        Ветры в рощах шумят. Тихи воды твои.
        Ты скажи, Светлояр, память предков открой,
        Покажи святый град. Дай душевный покой.
        Но молчит Светлояр. В роще ветер шумит.
        Скрыл он тайну свою, лишь волною рябит.
        И летят облака в отраженье твоем,
        В синих водах храня тайну давних времен.
        Я в густую траву на твоем берегу,
        Закрывая глаза, отдохнуть упаду.
        Стихли птицы вокруг. И в лесной тишине
        Стали звон, боя звук вдруг послышится мне.
        Это предки мои, защищая свой дом,
        Перед градом святым тут сражались с врагом.
        Гром набата и плач. Треск пожара и смрад.
        Так в огне погибал мой святой Китеж-град.
        И, молитвы воздав, лик Христа вознося,
        Русь ушла в Светлояр, град в сердцах унося.
        И раскрыл Светлояр глубину своих вод!
        От безумства смертей, вражьих яростных орд
        Скрыл в тумане своем вольный русский народ.
        И опять Светлояр лишь волною рябит.
        Вдаль летят облака. Ветер в роще шумит.
        Тайну града в веках Светлояр сохранил.
        Виден град лишь тому, кто сердце открыл.
        В светлых водах твоих, сохраненный с тех лет,
        Китеж-град мне открыл предков славных завет.
        Все заветы отцов точно я передам.
        Расскажу я о том внукам и сыновьям.
        Моя память горит ярким, жарким огнем.
        И стоит Китеж-град крепко в сердце моем.
        
        
        Глава 1
        А-а-а! Приснившийся кошмар сдернул меня с кровати. Немного посидел, пялясь на сумеречное окно, затем обтер пот с лица и поковылял в ванную. Отражение в зеркале пугало: оброс, щетина превратилась уже в небольшую бороду, но бриться не буду. Умылся и, на ходу вытираясь, дохромал до окна. Рассвело, точнее посветлело. Белые ночи, если можно так назвать. В июне по-настоящему темно часа три. Туман молочным киселем разлился между поселком и лесом. Взял сигареты и вышел на крыльцо. Ежась от прохлады, закурил. Вспомнил сон. С кем я там рубился? С каким-то степняком, вроде. Почему именно с ним? И меня опять убили!
        У каждого человека бывает полоса неудач. Но когда неудачи идут чередой, начинаются срывы. Первый срыв случился, когда я вернулся из госпиталя домой. Тяжелое ранение, вкупе с тем, что я оказался единственным выжившим из всей разведгруппы, оставило след на душе. Дома я обнаруживаю пустую квартиру и емкую записку: «Я полюбила другого». Что говорить - запил. Тяжело и надолго. И в первый раз приснился этот кошмар. Непонятный. Очень реалистичный. Пугающий.
        Дальнейшая служба была под большим вопросом, так как после ранения правая нога перестала сгибаться. Последовала череда операций, помогло мало: сустав начал гнуться, но немного - достаточно, чтобы хоть ходить нормально. Однако трость все равно была нужна. Про бег уж и говорить нечего. Если садился, то правую ногу приходилось выставлять вперед. Меня перевели в инструкторы. Тренировал ребят и заодно пытался разработать сустав, применяя различные методики. Все бы хорошо, но такая ровная жизнь меня не устраивала. Хотелось действия, адреналина. Десять лет в спецназе, постоянно по горячим точкам, предельные нагрузки - все это теперь мне недоступно. Что делать потенциальному инвалиду, умеющему только воевать? Ребята меня понимали. Подбадривали, как могли, но легче не становилось, и с лечением ноги - никаких подвижек.
        Потом грянул новый удар - в автокатастрофе погибли родители. После похорон запил. Тяжело. И вновь приснился этот кошмар. Почему меня убивают раз за разом? Может, потому, что в реальной жизни не погиб?
        Вернулся в дом. Три часа ночи. Что делать, спать? В голову ничего не шло, кроме как принять «лекарства» и завалиться в постель. Взял из холодильника початую бутылку водки и налил стакан. Выпил, закусывать не стал. Чуть подумал… и выпил остатки водки прямо из горла. После лег и сразу заснул.
        Встал уже в десять, еле поднялся. Чувствовал себя старой боксерской грушей. Даже нога начала болеть сильнее, чем обычно. Настроение, согласно утренней пословице, - почти ноль. Открыл холодильник, взял банку с рассолом и весь выпил. Немного придя в себя, подумал: что делать буду? Вот ведь, докатился - заняться нечем. Ноющая боль в ноге напомнила о ходьбе. Надо расхаживаться. Но просто так ходить неинтересно. В лес пойду, на тихую охоту.
        Надел старый, почти выцветший камок, берцы, прихватил сигареты. Корзину в руку и термос с кофе на плечо. Закрыл дом и через пять минут был у опушки.
        Вот и лес. Не тот, что в кино снимают. Иногда такое ощущение возникает, что режиссеры настоящего леса никогда не видели. В парках снимают свое кино. В настоящем лесу кучи старой листвы и осыпавшейся хвои, сухие сучья и поваленные ветром деревья. А в фильмах все чисто и вычесано, как парк у дома отдыха. Усмехнулся, представив себе, как какой-нибудь герой из таких горе-фильмов пронесся бы с той же скоростью здесь, например - руки-ноги переломал бы.
        Ага! Вот первый боровичок. Обрезав ножку гриба, сунул в корзину. Белые грибы растут небольшими семействами, и если нашел один, то рядом надо искать еще. Оглядев местечко, я пошел по спирали, тростью вороша траву и заодно оглядывая и пройденное. А вдруг не заметил какой-нибудь гриб с прежнего места? Обойдя полянку, нашел с десяток. Двинулся дальше, посматривая под ногами.
        Воздух в лесу пьянящий. Смесь свежести, запаха зелени и грибов, земляники, из которой получается самое вкусное варенье. Смешанный лес имеет более колоритный запах, чем березовый или сосновый. Он же и грибами богаче.
        Обошел несколько полянок. В корзине грибов было мало, только-только дно покрыло. А попадаться перестали. Не беда, знаю одно место. У огромного дуба - примечательного, надо сказать. Толстый ствол в несколько обхватов, местами закрытый шубой мха, с мощными корнями и огромной кроной. Само дерево стояло обособленно, на небольшом, метра в полтора, возвышении, относительно ровном, покрытом камнями, мхом и мелкими молодыми дубками, что смогли прорасти под большой кроной своего папы. Возвышение было овальным, примерно метров двадцать в ширину и с тридцать в длину. По краям редко стояли сосны и березы, росли небольшие кусты орешника. Там-то как раз и растут одни белые, и никогда не бывает червивых. Правда, идти туда километра четыре. Не велико расстояние, однако придется пробираться через завалы сухих деревьев и чапарыжника. Местами елки растут чуть ли не в обнимку и образовывают настоящие засеки. Можно обойти, но тогда расстояние увеличивается в три раза, и придется переходить через топкие заливчики небольших речек.
        На это место я набрел случайно, когда в первый раз, дорвавшись до грибного леса, совсем не следил куда иду. Ну и заплутал. Потом, когда, набрав полную корзину всячины, спохватился, не зная, где оказался, решил идти напрямую, ориентируясь по солнцу. Продираясь сквозь еловые заросли, выбрел к дубу, где и обнаружил, что тут растут одни белые крепыши. Не сравнить с тем, что лежит в корзине. Какая-то смесь из мятых сыроежек, червивых подберезовиков и красноголовиков. Решительно вывалил все на землю и пошел по откосу, срезая боровички.
        С тех пор это было мое тайное место. Пусть идти далеко, но зато хороших грибов набрать можно.
        Наконец дошел, можно сказать, доковылял. Остановился, любуясь великолепной картиной: огромный дуб с подсвеченной солнцем кроной, а вокруг высокие стройные сосны.
        Красота! И божественный запах. Щебет птичий аккомпанирует еле слышному шуму листвы. Эта музыка леса как бальзам на сердце усталого и израненного тела.
        Сделал шаг и чуть не наступил на гриб. Ишь, как спрятался! За листьями ландыша притаился. Присел, потянулся к грибу, тут же увидел другой. И, как всегда, ничуть не торопясь, в течение минут двадцати набрал полную корзину белых. Теперь и отдохнуть не помешает. Нога расходилась и почти не болит, однако посидеть стоит.
        Опираясь на трость, взобрался по откосу и направился к дереву-гиганту, у которого имелось удобное местечко, образованное изгибами корней и очень похожее на кресло, которое природа «обтянула» густым мхом. Венчала это кресло здоровенная шишка, или нарост, на стволе, но он почти не мешал. Если сидеть, то чуть больше пяти сантиметров над головой.
        Вот тут я и собирался отдохнуть. Очень удобно. Правая нога вытянута и покоится на мховом покрывале. Спиной я облокотился на ствол, кора тут не такая ребристая.
        Все бы хорошо, но заныл сустав, будь он неладен. Пока ходишь, не беспокоит, если, конечно, не пытаться присесть на правую ногу. А как сядешь… ладно, потерплю. Посижу немного, отдохну - и домой.
        Взял термос, налил немного в крышку-кружку кофе, выпил. В следующий раз лучше чаю заварить, с шиповником и мелиссой. Достал сигареты и закурил, любуясь на лесной пейзаж, красиво подсвеченный солнечными лучами.
        Вот где надо отдыхать! Тут даже комаров нет совсем. Когда собирал грибы вокруг возвышения - были, а рядом с дубом - нет. Может, здесь что-то растет, чего они не любят?
        Докурив, сунул окурок между мхом и тщательно затушил.
        - Кгарррг!
        Я подскочил от неожиданности и больно треснулся о нарост. Держась за голову, огляделся. Слева, метрах в двух, на камне сидел огромный - как сажа черный - ворон и смотрел на меня.
        - Блин, напугал. - И, пощупав растущую шишку, добавил: - Чертило пернатое!
        Ворон повернул голову и, раскрыв мощный клюв, вновь проорал:
        - Кгарррг.
        После чего подпрыгнул, взлетел и, маневрируя среди стволов, скрылся в лесу.
        Проводив глазами наглую птицу, поднялся. Стоп, а где корзина? Обошел дерево. Корзины нигде не было. Что за напасть? Куда она девалась-то? Не ворон же унес, хотя я же видел, как он улетал.
        - Эй, кто тут шутит? В торец захотел?
        Тишина.
        Оп-па, и трость куда-то подевалась! Что за шутки? И тут замер от неожиданного открытия - нога не болела. Совсем. И сустав сгибался, как у молодого. Задрал штанину и уставился на ногу.
        - Вот, етить!
        Там, где был узор из шрамов, была ровная кожа. Обалдеть! Резво стащил куртку, чуть не оторвав пуговицы, задрал тельник - на животе и боках никаких следов от ран. Так же были чисты предплечья. На спину не посмотреть, но и там, скорей всего, никаких шрамов.
        В голове завертелись мысли с вопросительным знаком, но логичного объяснения не находилось. Ну, не ворон же своим карканьем мне все шрамы рассосал? Кашпировский во фраке!
        Мое чудесное излечение, хоть и необъяснимое, прибавило настроения. Похлопав по карманам, провел инвентаризацию: зажигалка и сигареты на месте, причем сигарет в пачке с десяток. Что еще? Так, нож здесь…
        Термос! На мне его нет - как снял его, чтобы налить себе кофе, так и повесил на сухом сучке, рядом с камнем. Но термоса я не обнаружил. Интересные дела творятся!
        Подошел к месту, где оставлял корзину, и принялся его изучать. Странно, нет даже следов, что тут могло что-то стоять. Да что же это такое? Что происходит? В раздумьях сделал еще круга три. Посмотрел на часы - ровно семнадцать. Быстро время пролетело! Где же корзина, куда подевался термос и трость? Чертовщина какая-то! Как могли незаметно для меня исчезнуть три вещи?
        Чьи это шутки? Хотя вылеченная нога - бонус хороший. Надо домой идти. Завтра приду разбираться. Не кружить же сейчас вокруг дуба, как спутник. Итак, тропу уже натоптал.
        В последний раз, все внимательно оглядев и искомого не обнаружив, поплелся в сторону поселка. По дороге, продираясь через куст орешника, вдруг обнаружил, что не узнаю тропу.
        Нет, заблудиться я не мог. Ориентирование в подкорку вбито. Солнце слева и чуть сзади, все правильно, но я не узнаю лес. Другой он. Должен быть смешанный, а тут только сосны с елками. Но ложбина та же, если вдоль нее идти, аккурат к поселку и выйдешь.
        Вышел на небольшую поляну и с удивлением увидел через ряд кустов орешника пашню. Что за ерунда, у поселка давно никто не пахал. Трава была по пояс. Выкосили и распахали, пока я по лесу ходил? Обойдя кусты, остолбенел. За вспаханным полем, у леса, которого там НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, стояли то ли сараи, то ли дома. Вновь зачесалась голова от мыслей. Куда-то не туда я вышел. Огляделся. Место вроде то, но лес другой, то есть стоит не так.
        Справа послышались голоса. Кто там? На краю поля, за двумя вроде бы быками, мужик в странном наряде какой-то корягой пашет землю. В конце пашни, у берез, носятся несколько детей в каких-то мешках, не разберешь. Пойду спрошу, может, что прояснится.
        Пока шел, разглядывал эту странную компанию, и с каждым шагом возникали новые вопросы.
        Главное, где я, куда попал и как до дому добраться?
        Что это за люди?
        Почему так странно одеты?
        Почему пашет землю допотопным орудием - кажется, рало называется, или орало, а может, соха?
        Мужик, одетый в длинную серую рубаху по колено, уже промокшую от пота, штаны, чуть темней, чем рубаха, и босой, напрягаясь, наваливался на ручки.
        Щелк!
        - Хей, дохлые!
        Только сейчас разглядел еще одного паренька лет двенадцати, что шагал сбоку от быков, подбадривая их хлыстом. Одет так же. Наверное, мода такая. В конце пашни в тени березы на земле сидел голый малыш не старше двух лет, а рядом, размахивая палкой, прыгал пацан лет шести в одной длинной рубахе. Похоже, у семейства с одеждой напряг, или старообрядцы какие-нибудь. Вот только откуда они тут взялись?
        Мужик довел борозду и выдернул соху из земли. Потом босой ногой счистил немного налипшей земли с резца, и отшлифованное почвой железо засияло, как серебро. Надо же, совсем как плуг. Тут мужик перекрестился и что-то пробормотал. Ну, точно старообрядцы!
        Мне осталось шагов десять сделать, как мужик повернулся и крикнул в сторону березы:
        - Третей, сбегай в дом, мать позови. Да скажи - пусть снедь несет сюда, здесь поснедаем. Потом допашу.
        Паренек развернул быков, откинул к небольшому пеньку вожжи и петлей закрепил их на нем, потом выпряг быков из сохи. Быки тут же потянулись к траве. Средний пацан, что Третеем назвали, вприпрыжку побежал к домам, что я сначала принял за сараи.
        Надо ж, Третей. Это третий, значит? Если он третий, а по росту средний, значит, есть еще один, старший. Что это сыновья этого мужика, я не сомневался. Тем временем паренек, что помогал с быками, уселся рядом с малышом. Интересный малыш - сидит молча, не капризничает, как некоторые, что-то теребит в руках…
        Я уж подошел к мужику, когда он наклонился и, подняв небольшой кувшин, стал жадно пить.
        - Ух, хорошо! - Он поставил на землю кувшин, утер рукавом русую бороду и посмотрел на вспаханное поле.
        - Здравствуйте.
        Но мужик продолжал, щурясь, смотреть на пашню.
        - Здравствуйте! - громче повторил я. Вдруг он глуховат?
        Мужик что-то пробормотал, перекрестился, развернулся и пошел к детям у березы. Не понял? Он что, еще и слепой?
        - Эй! Вы меня слышите? - Я его догнал и схватил за плечо. Вернее, хотел схватить.
        Моя рука пролетела сквозь мужика, и я от неожиданности плюхнулся на землю. Все мысли вылетели из головы и тут же вернулись миллионным роем. В голове загудело. Больно, как шершни, стали жалить страшные мысли.
        Что это было?!
        Своими глазами видел, КАК МОЯ РУКА ПРОШЛА СКВОЗЬ ТЕЛО ЭТОГО МУЖИКА!
        Что это значит? Я умер?
        Когда? Когда о дуб треснулся? Поднял руку и потрогал место, где на голове была огромная шишка.
        Шишки НЕ БЫЛО! Как будто и не трескался о ствол! И не болит ничего. Может, поэтому с ногой все в порядке? Кто я теперь, дух или привидение? А шрамы исчезли, потому что у привидений их быть не может?
        Я вскочил и помчался к березе, где мужик уже полулежал рядом с детьми и что-то с улыбкой слушал. Мне не до улыбок было. Подбежав и размахивая руками, заорал:
        - А-а-а, мужик, а мужик, скажи?
        Махнул рукой, которая, как прошлый раз, прошла через тело, меня пронесло чуть вперед, упал на траву и замер. Паника отхлынула, и я закрыл глаза и стал думать. Надо спокойно подумать, как говорится в известной передаче «Что? Где? Когда?». Очень, оказывается, важные вопросы.
        Итак - что произошло? Собственно, черт его знает. Вернулся из леса, где грибы собирал. Белые, не мухоморы, а глючит, как будто собрал все бледные поганки в лесу и тут же все сожрал.
        Кошмар!
        Так, следующее - где? Попал туда, не знаю куда. Местность вроде знакомая, но различия есть. Лес почти такой же, но его чересчур много. И там, где должен поселок стоять, тоже лес. А на поле, у начала пашни, старая ферма была, а сейчас ее и в помине нет.
        Вот насчет когда? - тут вообще мрак. Самое интересное - когда этот кошмар кончится?
        Я раскинул руки и левой рукой ударился о камень. Подскочил. Больно! Значит, не привидение! На всякий случай щипаю себя за мочку уха - больно. Как ни странно, боль в радость. Что еще?
        Рассматривая свою руку, вспомнил про часы. Времени, кажется, прошло - вечность. Часы показывали девятнадцать тридцать семь. Надо же, а думал, действительно вечность прошла. По лесу от дуба два часа спокойным ходом. Немного, минут пять, стоял у поля. И полчаса кошмара! Рука сама собой лезет в карман: сигареты и зажигалка на месте, пачка смята. Открываю: девять штук. Закурил.
        - Ну, проголодались, пахари? Волош, а где Первуша?
        Это кто Волош? Это мужика Волошем зовут? Я повернулся. К березе подходила удивительной красоты женщина. Она с трудом несла по большому кувшину в каждой руке, а за ней Третей тащил корзину. Когда она подошла ближе, увидел, что она беременна. Да, силен мужик! Четверых пацанов заделал, и еще будет. Уважаю. Ну, точно старообрядцы. Столько детей иметь в наше время - это подвиг.
        - Ох, страсть как голодны, Агаша, счастье мое. - Волош поднялся, перехватил кувшины из рук и поставил на траву. - Старшого я до запруды послал, верши проверить. Коль припоздает, то вечерять один будет. Треша, ставь корзину здесь.
        Имена-то у них какие! Давно не слышал, чтоб так людей называли. Агаша - это, кажется, полностью Агафья?
        Агафья, в просторном белом платье, похожем на большой сарафан, перетянутом сразу под грудью, устало опустилась на траву. Смахнула платок, повязанный узлом назад, и, оглядев сидящих, спросила:
        - А чем здесь пахнет, будто горит что?
        Все завертели головами и стали принюхиваться, а малыш состроил рожицу и выдал:
        - Тья-тья ух.
        Я посмотрел на дымящуюся сигарету. Неужели чует дым? Легкий ветерок дул чуть в сторону от них, и запах от дыма сигареты могли учуять все. Волош, было вскочивший, сел обратно.
        - Нет, кажется тебе, Агаша. Дыма нигде не видать. Давайте снедать уж, а то мне еще допахивать надо.
        Агафья принялась выкладывать из корзины завернутую в полотенца еду и тут же раскладывать.
        Ого! Пироги разные, яйца, горшочки с чем-то и еще много чего на вид аппетитного. Быстро уставив все на расстеленном полотенце, Агафья сняла с кувшинов тряпицу и достала из корзины кружки.
        Берестяные! Вот это да! Странная экономия у них. А чай они из чего пьют?
        Волош смотрел на жену и улыбался:
        - Ох, сколько всего наготовила, красава моя.
        - Полноте, ну, с Богом!
        Все принялись читать молитву, и я с удивлением услышал, как через общее бормотание, пробивается отчетливый лепет малыша. Закончив молиться, Волош взял кусок пирога и принялся есть. Остальные тоже взяли по куску. Агафья разлила из одного кувшина молоко по кружкам и расставила каждому из детей. Потом одну из кружек подала малышу, и он, проливая на себя, стал пить. Агафья улыбнулась.
        - Не торопись, горе мое.
        Волош, прожевав кусок пирога, тоже улыбнулся.
        - Слышала бы ты, как он «Отче наш» читал. Все правильно говорил, почти не ошибался. Умница, Глебушка наш. - И, протянув руку, взъерошил русые волосы малыша.
        Семья трапезничала с таким аппетитом, что у меня невольно слюни потекли.
        Блин! А ведь я со всеми этими приключениями как-то не заметил, что голодный давно. Дома позавтракал только и весь день кофе пил. А от разложенной на траве всякой всячины пахло обалденно. Интересно, если я приведение, то почему чувствую боль и есть хочу? И чем, интересно, привидения вообще питаются? Привстал и уставился на пироги.
        Агафья, посмотрев на то место, где сидел я, нахмурилась. Волош, перестав жевать, спросил:
        - Что, Агаш?
        - Да вот опять почудилось, что дымом пахнет.
        - Почудилось, не горит ничего. Пироги есть еще? Первуше оставить надо.
        - Да ешьте все, в дому еще есть. Я много напекла.
        И опять посмотрела в мою сторону. Нет, она определенно чувствует что-то. Я поднялся и двинулся по кругу, обходя семейство. Интересно, если моя рука проходит через тела, то как я хожу? Я остановился и потопал по земле. Хм, и удары чую, и вроде трава приминается. Так, а если приминается, то я имею вес. И если они меня не видят, то могут видеть следы. Правда, трава тут же поднимается. Надо ходить осторожно. Не хотелось пугать детей и беременную женщину.
        Опять посмотрел на пироги. Так, людей мне не коснуться, но по лесу я шел, и ветки деревьев, мешающие мне пройти, легко убирались в сторону рукой. Значит, предметы можно взять. А что взять? Поблизости только кувшины и оставшиеся два куска пирога. Я посмотрел на семейство. Они спокойно ели, вниз на еду никто не смотрел. Я протянул руку и коснулся пирога. Ура! Сдвинулся. Так что это значит? А значит, что я могу здесь что-то взять. Чушь какая-то. Предметы рукой сдвигаются, а людей рука не чувствует. Как это понимать? Может, это не я тут привидение, а они всей семьей? А может, это все сон? Только длинный какой-то. Или я в коме, с нескончаемым кошмаром?
        - Чудесно, едрит твою! - выругался я.
        И тут же заметил, что маленький Глеб смотрит в мою сторону. Улыбнулся ему и показал язык. Он засмеялся. Оп-па, а ребенок-то меня видит! И слышит, я ведь ругнулся в голос.
        Волош посмотрел на Глеба и снова взъерошил ему волосы.
        - Наелся, радость наша? - Потом оглядел остальных. - Ну, богатыри, пора дело закончить. Агаша, забери младшего в дом.
        Я с сожалением смотрел, как остатки пирога Агафья убирает в корзину.
        - Кгарррг!
        Я вздрогнул. На пашне сидел давешний огромный ворон и смотрел на людей. Агафья, выронив берестяные кружки, перекрестилась и забормотала «Отче наш». Волош, схватив кружку, кинул в ворона.
        - Кыш, проклятый!
        - Кгарррг!
        Ворон, подпрыгнув, взлетел и быстро скрылся за лесом.
        - Не к добру, - хмуро пробормотал Волош.
        Меня тоже кольнуло нехорошее предчувствие. И тут же мелькнула мысль! Задрал рукав и вздохнул - шрам не появился. Может, ворон другой? Протянул руку к мужику, но пальцы, не встречая сопротивления, вновь прошли сквозь тело.
        - Боярин!
        Все обернулись на крик. От леса, что рядом с домами, бежала какая-то девчонка. Волош посмотрел, прикрываясь рукой от солнца, и сказал удивленно:
        - Это же Верея. Откуда она здесь? Не случилось ли беды?
        Девка лет пятнадцати подбежала, тяжело дыша, и, сбиваясь, заговорила:
        - Боярин… степняки… на Хохолы налетели. Мужиков побили. Баб и детей в полон увели. Я у леса была, былие собирала, как их увидела, спряталась. Потом в Верши побежала. Боярину Горину рассказала. Он своих воев исполчил, а мне велел вам весть передать.
        - Вот ведь накаркал, гавран проклятый! А дома не пожгли?
        - Нет, Влодей Дмитрич, не пожгли.
        Волош, то есть Володей, ударил кулаком в ладонь.
        - Значит, уходить не собираются. - Володей развернулся: - Василий, беги к загону и запрягай Серка. Скачи к запруде, Бориса найдешь и скажешь, пусть к дому скачет, оружается, потом на Верши, там сбор будет. Коня ему отдашь, а сам на Заимку.
        Василий побежал к домам, а Володей присел перед женой.
        - Агаша, ты тоже к Заимке иди, поспешай. Детей береги.
        Агафья прильнула к мужу:
        - Сам уберегись. Живого жду.
        - Ну, успокойся. Все хорошо будет. - Волош повернулся к девке: - Верея, ты здесь останься. У пролеска схоронись. Бориса дождешься, с ним в Верши возвратишься.
        И быстро пошел к домам. Агафья, поторапливая детей, собрала кружки в корзину, двинулась туда же.
        От всего этого у меня какой-то ступор случился. Степняки. Боярин Володей Дмитрич. Е-мое, куда я попал? Может, я сплю, а кошмар продолжается? Хотя какой это сон? Такой длинный и подробный? Сколько он длится? Глянул на часы. На часах было двадцать десять и…
        Как это понимать? Часы показывали время, дату, месяц и число. Число-то двадцать девятое. А вот месяц! Сбились или глюкнули? Нажал на кнопку, и на дисплее загорелась полная инфа по дате. Ничего не понимаю. Как я раньше не разглядел? С утра был июнь, а сейчас часы показывали двадцать девятое апреля тридцать седьмого года! Какого тридцать седьмого? Там, где должны стоять первые две цифры, стояли просто точки.
        Так! Это не сон, меня действительно засунуло в прошлое. Тридцать седьмой год, только какого века? Как узнать? По одежде не определишь. Еще апрель месяц. Странно, что я не заметил, что листва гораздо зеленее, чем обычно.
        Из-за домов на коне вылетел Володей в доспехах. В руке копье, сбоку, чуть за спиной, овальный щит. Он остановился, глядя, как заходят в лес Агафья и дети, махнул рукой и ускакал в пролесок. Я обернулся: Агафья с детьми скрылась в лесу, как раз там, где я вышел.
        Надо что-то делать и не сидеть на месте, как идиот. Посмотрю в домах - может, с годом как-нибудь определюсь.
        Обходя постройки, я рассматривал их внимательно. Всего их было четыре. Один дом, или сарай, стоял отдельно, метрах в двадцати от других. За ним был большой загон - видимо, для домашней скотины. Ага, вот быки, на которых пахали. Пока я в удивлении лупал глазами, их успели увести. Остальные постройки, вместе с остроконечным высоким забором в четыре метра, образовывали периметр в пятьдесят метров сторона.
        Обнаружил ворота просто - все тропинки сходились в одном месте, упираясь в глухую стену. Интересно, как внутрь попасть? Закурил и стал осматривать ворота. И как они их открывают? Похоже, ушли все и дверь за собой захлопнули. Нет ни ручки, ни щели, все подогнано плотно. А вот дырка, будто от сучка: может, здесь замочная скважина? Я посмотрел в нее. Нет, насквозь видать. И на замочную скважину не похоже, хотя…
        Видел я простые замки с небольшим отверстием, ключом к которому служили простая трубка или пруток из железа с пропилом вдоль и пластиной. Когда ключ вставляли в отверстие, пластину выпрямляли вдоль прутка. Пластина, на выходе, падала вниз, и получался классический ключ. Несложный и достаточно надежный замок. Вот где может быть спрятан ключ? Так, стену я осмотрел, посмотрим на земле. О, камень. Трава вокруг примята, с чего бы это? Я приподнял его и хмыкнул - тут тоже кладут ключи от квартиры под коврик. Здесь, правда, под камень положили, но и ключ большой!
        Стоп. Кто-то скачет. Камень и ключ на место, спрячемся. Сделав шаг от ворот, усмехнулся. Идиот, я же - как бы - не виден. Из-за угла на коне вылетел парень лет шестнадцати. Это, наверное, Борис. Перед воротами он осадил коня и спрыгнул у камня. Достал ключ и вставил в отверстие. Чуть повернул и навалился на створ. Ворота сдвинулись внутрь, парень толкнул сильней, и в открывающихся воротах я увидел толстую веревку, привязанную к верху створа, а с земли поднималась большая колода. Интересная система, видимо, для быстрого закрытия ворот. Зацепив крюком створ, Борис завел коня внутрь и привязал его к столбу рядом с воротами. Потом побежал к крыльцу большого дома и влетел внутрь, не закрыв дверь. Я двинулся было за ним.
        - Борька! Борька, степн… - Крик оборвался, и раздались глухие рыдания.
        Это Верея. Я кинулся обратно. Выбежав из ворот, шарахнулся от неожиданности в сторону. Навстречу неслись всадники. Трое влетели в ворота, а двое копошились у угла. Подбежав, увидел, что один держит Верею за руки, второй пристраивается между ног.
        Вот твари! Ненавижу насильников! С разбегу пнул держащего за руки. Счас. В злости забыл, что я как бы призрак. Пролетев два метра от них, головой боднул что-то в траве. Черт! Схватил рукой, это оказался березовый шест. Выхватив из травы дубину, с размаху долбанул по загривку того, что устраивался промеж ног Вереи. Хекнув, степняк ничком навалился на девушку.
        - Уечн шайтэн! - Второй, округлив глаза, откинулся на задницу и заелозил от летающей по воздуху дубины.
        - Куда? Стоять! - Дубиной приложил его о шлем, который от удара, кувыркаясь, улетел в кусты.
        - Вот теперь порядок!
        Верея, рыдая, пыталась выбраться из-под тела. Я подошел и, удачно подсунув дубину, откинул степняка. Девка отползла в сторону, все еще подвывая. Степняк застонал. Ух, живой еще? Размахнулся и с силой вогнал торец дубины в лицо степняка. Рыдания за спиной резко смолкли. Обернулся - Верея оторопело смотрела на дубину. Ладно, с ней все в порядке, а как там Борис? Кинулся к воротам. Завернув во двор, увидел, что у крыльца с топором в голове лежит степняк, а двое других, помахивая саблями, зажимают Бориса у стены.
        Парень, тяжело дыша, держался за грудь, где расплывалось темное пятно. В правой руке сабля.
        Эх! С разбегу дубиной сшибаю ближнего. По инерции разворот по горизонту. Бум! Шлем, как у насильника, отлетает. Я опустил дубину на землю и обернулся. Борис сполз по стене на землю. Устало посмотрел на стоящий неизвестно как березовый шест. Страха в его глазах нет. Как будто у них тут летающее дубье в порядке вещей.
        - Спасибо тебе, кто бы ни был ты, друг неведанный, - прохрипел парень и закрыл глаза.
        - Не за что, - хмыкнул в ответ. - Только я скорее невидимый.
        Откинул дубину и подошел к Борису. Кровь из ран еще сочилась, однако опасна была лишь одна, на животе. Как ему помочь? Поднес руку к груди парня и попробовал коснуться. Странно. Рука вроде проходит, но чувствуется какое-то сопротивление. Может, я уже проявляюсь в этом мире как фотография? Еще чуть-чуть - и по местным лесам будет носиться полупрозрачный человек, а аборигены станут толпой его ловить или с ужасом разбегаться. Ха! Будет потом новая сказка про то, не знаю что.
        - Борька? - Во двор осторожно заглянула Верея. - Борька!
        Девушка, семеня, кинулась к Борису у стены, со страхом обойдя тела, и, сбиваясь, запричитала:
        - Там… они… они, меня… ох…
        Потом, раскрыв широко глаза, выдала:
        - Там береза их убила. Вот!
        Вот ведь дуреха! Тут она увидела кровь.
        - Бориска, ты ранен?
        - Вереш, полотенца неси, перевязать, сухого моха и воды, обмыть.
        - Сейчас.
        Верея кинулась в дом. Я поднялся и, прихватив дубину, отошел к воротам. Пока девка не видит. Еще хлопнется в обморок. Кто тогда Борису поможет? А я пока посторожу у ворот.
        Борис проводил взглядом улетающую к воротам дубину. Вот понятливый и смелый парень. Завалил степняка и отбивался от двоих. Страха в глазах не было. Настоящий воин!
        А мне стоит искать ответы на вопросы. На данный момент первый вопрос - когда я? Где я нахожусь, могу представить. Примерно где и жил, не знаю - сколько лет тому…
        Ориентироваться здесь можно, овраги и холмы почти не изменились, если судить по пути от дуба. Дуб! Вот ключ! Чертовщина там началась. И ворон ни при чем. Этот большой черный птах только индикатор будущих неприятностей. В следующий раз по клюву подлец получит, как плохую весть принесший.
        Я решил посмотреть степняков. Те двое, которых я первыми дубиной приложил, лежали недалеко. Лица как лица. На туркменов похожи, впрочем, и на других представителей восточных народов.
        Поднял шлем, повертел, заглянул в него. Простой, остроконечный. Посмотрел на тела. Оп, у второго не шлем, а остроконечная шапка, с железными нашитыми пластинами. Хозяин шлема в кольчуге, а второй в халате. Железо в древние времена очень ценилось. Что еще? У обоих пояса с мелкими мешочками. Стукнул по ним пальцем. В одном зазвенело. Сорвал с пояса и вытряхнул на ладонь. Хм, монеты. Пара золотых - остальные серебряные. И явно не местные, впрочем, я не нумизмат. Ссыпал их в карман - может, пригодится.
        Подобрал сабли. Сдернув ножны с одной, осмотрел клинок. Местами покрошен, но острый. Не широкий, чуть изогнут и плавно сужается к острию. Рукоять простая, без гарды и крестовины.
        Вторая же была с крестовиной. А сам клинок был хорош. И бывший хозяин хорошо следил за ним. И какой вывод? Я хоть и владею холодным оружием, но историей клинков никогда не интересовался. Лишь кольчуги могут дать примерный ответ. Насколько помню, их использовали до середины семнадцатого века. Получается, на триста пятьдесят лет кинуло?
        Стоп! За углом частокола кто-то есть. Покрутил в руке саблю, привыкая к ней, и стал подкрадываться к углу. Выглянул. Тьфу. Два коня мирно пощипывали траву. Осторожно подошел, лошади, насторожившись, отступили. Надо же, чует меня скотинка! Поймать бы - лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Я часто катался на лошадях. Заправским жокеем не стал, однако в седле держался уверенно. Ласково бормоча, стал приближаться и успел ухватить одного за уздечку. Второй отбежал. Мне и одного хватит. Потянул коня за собой, он нехотя пошел. Вот и славно, я теперь на транспорте силой в одну лошадь! Привязав его к березке, заглянул во двор. Там медпроцедуры закончены, кони уже навьючены. Ого, даже тела успели раздеть. Ну да, что с бою взято - то свято. Все оружие степняков увязано и приторочено к тюкам.
        Борис, надев плотную рубаху, взял кольчугу, снятую с тела степняка, и, встряхнув, что-то сказал. Я прислушался.
        - Говорю тебе, Бориска, надо на Заимку идти. Там подлечишься.
        - Нет, я в Верши идти должен. Так отец сказал. И прекрати меня жалеть, не младый, - парень кивнул на тела, - трех порешил в честном бою.
        Борис, морщась, влазил в кольчугу. Видимо, что-то там зацепилось, и парень, резко одернув плетение, зашипел от боли.
        - Борька! - Девка вертелась вокруг парня и помогала облачиться в бронь. - Ну, куда тебе увечному. Там и без тебя вои есть.
        - Как ты не поймешь? - взвился парень. - Я вой. Мой отец вой и дед, все мои пращуры вои были. В Верши пойду. Я сказал! Помоги сумы перекинуть.
        Верея подхватила сумы, и они вместе перекинули их у седла. Борис привесил к седлу еще какой-то короб, что сужался книзу. Я пригляделся - вроде на тул похоже. Да, точно, тул и есть.
        - Кгарррг!
        От неожиданности я подпрыгнул. Обернулся - за воротами, недалеко сидел старый знакомый. Вот ведь взял привычку исподтишка каркать! Ворон, будто убедившись, что его услышали, улетел. А у меня появилось чувство опасности. Надо уходить. Эта пятерка степняков - лишь разведка. Где-то шляется отряд крупнее этого. Забежал во двор. Борис замер, увидев летевшую по воздуху саблю, а Верея вскрикнула и спряталась за парня.
        Интересно, а как им сказать-то? Написать на земле? А они грамотные? Попробую. Начинаю выводить: «Уходите, монголы близко!». И с удивлением вижу, что у меня выходит: «Ристать, борзо мунгиты!»
        Мать моя! Это на каком я сумел-то? На древнерусском? Вот блин, житие мое!
        А эти двое оторопело смотрят на надпись и не шевелятся. Наверное, неграмотные. Нет, Борис шевелит губами, читает. Долго он что-то соображает. Решаю поторопить и дописываю: «Быстро уходите!» Получается: «Вельми гоньзнути!», и машу саблей на ворота. Борис, шевеля губами, читает новую надпись, а Верея круглыми глазами следит за саблей, бормоча молитву.
        Наконец доходит смысл написанного. Борис развернулся, довольно резко, Верея, не ожидав, сделала шаг вперед, но шустро отпрыгнула, спряталась за коня и заорала. Борис, собирая навьюченных коней в караван, цыкнул на испуганную девку:
        - Замолчи, дуреха, помогай коней управить. Сама на этом поедешь. - И он показал на коня, что в связке был первым.
        Перекидных сум на нем было две. На остальных, в сумах и тюках, были увязаны снятые с убитых степняков доспехи и оружие. На последнем - один тюк и связка копий. Я смотрел на сборы, сложив руки на груди, саблю держал в двух пальцах и покачивал ею. Неприятности ждать не любят.
        - Бориска! Что это, дух? Боюсь я.
        Верея выглядывала из-за коня, не решаясь выйти. Она неотрывно смотрела на висящую в воздухе саблю.
        - Не знаю, кто это, но вреда не было. Наоборот, весьма помог мне. Без него я бы не управился с погаными. Давай трогаться, пора уж.
        Он помог девушке забраться на коня.
        - Правь за мной, не отставай.
        Сам влетел на жеребца, и караван легкой рысью ушел за ворота. Рванул за ними. Завернув за ворота, увидел, как Борис остановился у привязанного мной коня. Спрыгнул, перевязал его к своему и влетел в седло. Я почти вместе с ним, не так умело, угнездился на коня за ним. Только я сунул саблю за ремень, как парень пустил коней чуть ли не галопом. Как не вылетел из седла, сам не понял. Вцепился руками в гриву, как клещ. Сразу по заднице забарабанило, отчего напрочь забыл - чему учили. На повороте к полю успел прижаться к гриве. Лошадь не велосипед, у каждой свой норов, и без практики навык забывается, а я ездил на спокойных и никогда в галоп не пускал.
        Мы выехали на поле и поскакали вдоль пашни. Пришлось вцепиться в гриву сильней. Блин, если прибавят ходу, будет скверно. Словно на родео, вот только я вовсе не ковбой. Не слететь бы.
        Кони неожиданно остановились. Чуть не выдрал клок гривы, пытаясь не улететь вперед. Посмотрел, почему остановка. Ого, проблема! В пятистах метрах, у того края поля, стоял конный отряд степняков. Около десятка.
        - К лесу!
        Верея уже завернула свою тройку, Борис сдернул поводок моей лошади, повернул за Вереей, на ходу доставая из короба колчан и лук. Кони на полном ходу подлетели к плотной стене из елок. Девушка завела свою тройку в небольшой проход, а Борис притормозил, развернулся и, как пулемет, зачастил стрелами. Я от резкого поворота в седле не удержался и влетел в елочный бомонд. Чертыхаясь, вывалился на маленькую полянку. Дальше начинался густой лес. Вереин караван уже уходил в чащу. Подбежал и успел из связки выдернуть одно копье. По елкам зашуршали стрелы степняков. Нырнул в ветки и выглянул на поле. Степняки уже были близко. Ого! Их уже шестеро. На пашне лежали четыре тела, а лошади бродили рядом. Остальные всадники перестроились на ходу в колонну по двое, передние прикрылись щитами, а задние стали стрелять из луков. Борис метнул еще три стрелы, подстрелил еще одного и завернул коней в проход. Я нырнул за ними, стараясь не отстать, но парень и не собирался уходить в лес. Он отбросил поводья заводного и встал с копьем справа от прохода. Не перестаю удивляться отваге молодого парня. Уполовинил из лука врагов,
да еще и засаду приготовил. Думаю, степняки разозлены и сунутся в заросли сразу. Встану-ка я слева. Забрался на заводного коня и подвел его к нужному месту. Поднял копье, стал ждать. Борис посмотрел на лошадь и висящее в воздухе копье и кивнул. С другой стороны елочной стены раздались крики, и в проход осторожно высунулся степняк. Парень ткнул копьем, и с хлещущей из горла кровью степняк забился под ветками. С той стороны яростно заорали, и через ветки стали выпрыгивать стрелы.
        Ха! Елки тут стояли так плотно, что стрелы, пущенные с одной стороны, вылетали с другой, уже не могли даже поцарапать. Борис усмехнулся и что-то крикнул. С той стороны опять заорали. Похоже, сейчас попробуют прорваться в плотном строю и все вместе. Я глянул на парня. Он сидел спокойно, как будто у него такие развлечения каждый день. Ветки затрещали, но в вылетевшего первым всадника попасть копьем я не успел. Наконечник прошел за спиной степняка и воткнулся в ствол елки, превратив копье в перекладину на уровне груди. Зато успел Борис. Он насадил на свое копье степняка, будто шашлык на шампур. За первым летели остальные, и меня просто снесло с коня. Рядом посыпались и степняки. Довольно-таки кучно. Борис резко выхватил лук и всадил остатки стрел в эту кучу. Потом, подъехав к первому убитому, выдернул копье, вернулся и начал яростно втыкать его в стонущих степняков.
        Потом, как-то осунувшись, он наклонился к гриве и застонал. Конь отошел от елок, и я увидел обломок стрелы в бедре парня.
        Тут ветки раздвинулись, и на поляну выскочил степняк в доспехах. Последний? Он оглядел поляну и развернулся к Борису. Ну, это он зря, хотя откуда ему знать про меня, если я невидим.
        Я взял саблю, сдернул ножны и, сделав шаг, ударил. В последний момент воин, видно, почуяв, резко присел и развернулся. А затем его глаза округлились - висевшая в воздухе сабля сделала оборот и воткнулась в землю. Я решил этого взять живым и, воспользовавшись ступором степняка, перехватил его руку привычным приемом, ударом руки в кисть выбил саблю, резко выкрутил руку, затем подсечкой и ударом локтя в загривок впечатал степняка землю. Завел руки оглушенного назад и его же ремнем связал.
        - А-а-а! - Это Верея оторопело смотрела, как степняк, непонятно почему, стал корчиться, выгибая неестественно руки, затем упал на землю и сам связался. Тут застонал Борис, и девка, выйдя из ступора, кинулась к нему. Я наклонился, подобрал клинок степняка и стал его рассматривать. Отличная сталь, с булатным узором. Сняв ножны, кивнул связанному:
        - Ты не против? - И привязал саблю к своему ремню.
        Вид у меня внушительный! В выцветшем старом камуфляже и с саблей на боку. Жаль, не видит никто, чтобы оценить. Что там у Бориса? Верея не стала вынимать обломок стрелы. Она обложила рану сухим мхом и перевязала тряпицей.
        - Ну, теперь точно на Заимку ехать.
        Она быстро сбегала в чащу и привела навьюченных коней. Я наблюдал, как девка перевязывает поводья коней, составляя караван по-другому. Первой она поставила свою лошадь, затем жеребца Бориса, потом коней с тюками, последней - мою, на которую, думаю, она хотела поместить связанного. Но, подумав, она взяла лежащее на земле копье и всадила его в степняка. М-да, как просто они убивают. Жизнь наших предков, насыщенная такими событиями, и хлопнуть человека - им как два пальца…
        Е-мое! Только сейчас до меня дошло - я ж его коснулся! И завалил приемом. Не понял. Может, я уже видим? Состроил рожицу в сторону Вереи. Ноль эмоций. Хотел коснуться и ее, но Верея, плюнув на убитого, быстро взобралась на переднюю лошадь и осторожно повела караван по лесу. Я, слава Богу, успел забраться на последнюю и теперь опять старался крепко держаться за гриву.
        Через полчаса петляния между деревьев караван вышел к пролеску, и Верея пустила лошадей легкой рысью. Блин, надо было лучше учиться на лошадях ездить. Но кто же знал?
        Выскочив на более чистое от деревьев место, кони ходу прибавили. На небольшом повороте караван огибал дерево с торчащим суком, увернуться от которого не смог только я.
        Потирая грудь, проводил глазами отдаляющихся коней. Отряд не заметил потери бойца. Достав сигареты, закурил. Интересно, та это Заимка или не та? Дело в том, что мой отец родился в деревне с таким же названием. Правда, деревни давно нет, и на ее месте лес пророс. А если та? Древняя деревня, получается. Нет, не та. Если, к примеру, Борис мне дальний предок, то, интересно, он мне дед в какой степени? Впрочем, где она находилась - я знаю и найду без труда, а пока надо проверить мое чудесное дерево.
        Продрался через очередную стену елок и оказался у дуба. Забрался по склону и подошел к месту, где корень дуба образовал природное кресло. Обошел ствол несколько раз - никаких следов. Шагнул к стволу, положил ладони, а затем прислонился щекой. В первый миг показалось, что от дерева шел тихий гул. Прислушался - нет, показалось. Развернулся, собираясь присесть и…
        - Вот, етить!
        Огляделся - никого. Затем наклонился и снял с сучка термос. Свинтил крышку, щелкнул клапаном и нацедил полную чашку кофе. В голове прояснилось, но вопросов не убавилось. Что за чудеса? Вот стоит корзина, и термос на месте, даже трость рядом лежит. В голове щелкает догадка. Чашка летит в мох, а я сдираю с себя куртку и тельник - все шрамы на месте. А нога?
        Подвигал…
        Ха! Чуть ли джигу не станцевал. Хоть все шрамы заняли свои привычные места, но нога абсолютно здорова! Чудеса! Расскажи кому - не поверят. Ладно, пойду домой. Поднял корзину с грибами, трость, термос повесил на плечо и весело зашагал к поселку.
        Глава 2
        Где это я? Оглянулся - всюду лес. Куда я попал? Сделал шаг и вдруг оказался на дороге. Странной дороге. Не широкой, с высокой и плотной стеной леса по краям, состоящего из одних елей, которые, казалось, растут так плотно, что руку не просунуть меж веток. Дорога впереди поворачивала, оглянулся - там тоже поворот. Но за тем поворотом пылал пожар. Огромное зарево освещало все небо, казалось, затмевая заходящее за горизонт солнце. Так могут гореть только дома. Слышался треск рушившихся прогоревших перекрытий.
        Вдруг среди треска пожара я услышал пение. Нет, не пение - молитву. Молитву, звучащую множеством голосов. Из-за поворота показалось шествие. Сделал шаг навстречу и… оказался рядом с людьми. Впереди шел священник. Лицо его было очень знакомо, но кто это - я никак вспомнить не мог. Следом за ним два человека несли икону. С нее на меня печально смотрел образ Богородицы, нежно прижимающей маленького Христа. На мгновение мне показалось, что из глаз обоих льются слезы. Икона медленно проплыла мимо, и я увидел, что она на самом деле мироточила.
        Люди с вдохновением читали молитву, и их глаза неотрывно смотрели вперед. Казалось, что они видят что-то необычное.
        И тут они стали проходить сквозь меня. Я, словно привидение, не чувствовал ничего. Вытянул руку, и через нее прошел старик, прижимающий к груди маленькую иконку с ликом Христа. Сквозь меня шли тысячи людей, и конца этому шествию не видно.
        Вдруг я увидел женщину. Мне показалось, что я ее знаю. Нет, точно знаю! Это Агафья. Она шла, как все, смотря вперед, и проговаривала слова молитвы, держа на руках маленького ребенка. Это же Глеб! Он улыбался и смотрел на меня. За Агафьей следом шел Третей. Я вспомнил их имена. Но откуда я их знаю?
        Людской поток вдруг кончился, а я смотрел на спины удаляющихся людей и не мог сдвинуться с места. Куда они идут? Почему сзади большой пожар?
        Люди скрылись за поворотом.
        И вдруг среди треска пожарищ услышал гул, медленно переходивший в частый топот, очень похожий на топот конского табуна. Я увидел, как из-за поворота показались всадники. Много всадников. Лица их пылали от ярости. Они размахивали оружием и орали.
        Я вдруг понял, кто они. Это были монголы. Монголы, пришедшие покорить, а непокоренных разорить, растоптать, разрушить…
        Оцепенение спало, и я кинулся по дороге.
        - Люди! Уходите!
        Конная злобная лава настигла меня. Замелькали кони, я споткнулся и… оказался на полу. Едрит твою медь! Опять кошмарный сон, и все на одну тему. Это следствие вчерашних приключений? Только не уверен, было это на самом деле или нет. Черт, башка болит и сушняк жуткий. Только опохмелиться нечем, все выдул вчера. Как прибежал с лесу, так к соседу за самогоном сходил. Снял, называется, стресс! Пошел на кухню и открыл холодильник. Из «лекарств» только рассол, и того на самом дне банки. Допил. Мало.
        Я сидел за столом, пил крепкий кофе и вспоминал вчерашний день.
        Так, с чего все началось? Пошел за грибами. Вышел на рыбн… грибное место. Потом сидел и отдыхал на корне, затем каркнул ворон, я подскочил и приложился головой о нарост. Дальше пошла какая-то хрень. Вышел к поселку, а его и в помине нет. Потом вообще непонятный кошмар начался. Я вроде привидения был. Еп, там же я кого-то грохнул, степняка какого-то, и не одного…
        Прислушался к себе. Хм, совесть молчит. Впрочем, чего беспокоиться? Сколько у меня «холодных» на счету? Враги есть враги. А может, не было ничего? Или мне все это привиделось? И ворон, и степняки, и пропавшие шрамы…
        Начинаю осторожно двигать правой ногой - не болит и гнется от и до. Вскакиваю и начинаю шагать, затем прыгать, под конец сплясал джигу и упал на шпагат. Правой ногой толкнул некий предмет под столом. Сабля! Значит, это все на самом деле было? Чудеса!
        Кинулся к большому зеркалу в прихожей. Покрутился, разглядывая себя, - шрамы от ранений никуда не делись, каждый рубец на своем месте. Интересное лечение! Можно сказать - сказочное, раз объяснить всю произошедшую со мной чудесатость не выходит.
        Настроение поднялось, даже голова перестала болеть. Надев спортивный костюм, вышел на крыльцо покурить.
        Напротив дома, у гаража, увидел соседа, который, похоже, опять что-то мастерит. Подошел, имитируя хромоту, чтобы лишних вопросов пока не возникло. Сосед выпиливал электролобзиком большой овал из бакализированной фанеры.
        - Привет, Васек, - поздоровался я, - чем опять маешься?
        - О, Иваныч, здорово! - поднял голову Куклин. - Да вот, хочу щит сделать. Выпилю сейчас основу, а потом наклепаю поверх нержавейки.
        - Тяжеловат получится.
        - Пусть, зато как за броней.
        - Ну-ну.
        Вася был ролевиком и любителем старинного оружия. Его жена терпела его чудачества и называла его «толкнутым». Васька смеялся, поясняя мне в первый раз, что она просто не знает, как правильно называть ролевиков. У Куклина были золотые руки. Он за гаражом построил кузню и пробовал ковать мечи и кольчуги. Что-то получалось, что-то нет. Очень долго возился с кольчугой, ковал кольца, но не получалось. Отложил. Выковал меч. Решил попробовать - срубит полудюймовую трубу или нет. Воткнул метра два трубы в землю и рубанул. Сложенная пополам труба улетела на соседний участок. Оттуда донесся звон разбитого стекла и испуганно-возмущенный ор. Как оказалось, соседка выставила самодельное вино на солнце в большой бутылке на двадцать пять литров. Труба и угодила аккурат в нее. Дальше был грандиозный скандал. Васькина жена, правда, выступила в защиту мужа - редкий случай, по причине лютой вражды с соседкой. После этого Васька долго не заходил в кузню, возясь в мастерской у гаража.
        Куклин замкнул разрез и выключил лобзик.
        - Ну-ка пойдем, - сказал он, - похвастаться хочу.
        Васька открыл дверь большого сарая рядом с гаражом и вошел внутрь.
        - Иваныч, иди сюда.
        Затерев окурок, я вошел внутрь. Куклин уже держал в руке сверток.
        - Зацени!
        - Что это?
        Он встряхнул, и в руках у него развернулась кольчуга. Плетение было очень плотное, немного напоминавшее сетку-рабицу.
        - Помоги.
        Васька стал надевать ее на себя.
        - Ух, холодная, - он передернулся. - Надо было поддоспешник сначала надеть.
        Он расставил руки и начал крутиться.
        - Ну, что скажешь?
        - Нормально, - пожал плечами я, вспомнив кольчугу на том степняке. Если оценивать критически, то на вид изделие Куклина лучше выглядит. Вот насколько оно крепче?
        - Из чего мастерил?
        - Сталистая проволока. Три недели потратил.
        Куклин стянул кольчугу с себя, положил ее на верстак и вынул из шкафа меч.
        - Ну-ка, ну-ка, - протянул руку я.
        Сосед подал клинок рукоятью вперед. Взяв меч, я вышел из сарая. Сделал несколько взмахов, крутанул петлю - меч пел, рассекая воздух, и был удивительно легок, несмотря на метровую длину - чуть больше килограмма. Очень удобная рукоять - сосед сделал черен ребристым, вместо яблока - ромб с отверстием в центре, небольшая крестовина, но больше всего привлекал внимание сам клинок. Он отсвечивал булатным узором, если, конечно, Васька не воспроизвел его вытравливанием. Удивленно посмотрел на соседа, а он, довольный моей реакцией, рассмеялся:
        - Каково, а? Что скажешь?
        - Из чего он? Легкий больно. - И я опять крутанул мельницу.
        - Булат! - гордо сказал Куклин.
        - Ага, из «камазовской» рессоры.
        Нет, меч мне определенно нравился. Просто зубоскалил от хорошего настроения и наслаждения легкостью клинка. Пожалуй, таким можно быка пополам разрубить.
        - Не рессора это, - обиделся сосед. - Это первый был из нее, а этот я по древней технологии делал!
        - Ладно, верю. - И вновь рассекаемый воздух поет под клинком. - Великолепный меч!
        - Ага! - с улыбкой до ушей кивнул Васька. - Хочешь испытать?
        Не дожидаясь ответа, юркнул в гараж и вынес двухметровую полудюймовую трубу.
        - Вот, - он воткнул трубу в землю, - попробуй.
        Куклин отошел к сараю. Я вновь крутанул мельницу и сразу нанес удар - труба распалась на две части.
        - Круто! - восхитился Васька, рассматривая срез на трубе. - Нет, тебе определенно надо со мной под Тулу ехать. Здорово ты мечом владеешь.
        - Учили, - скромно ответил я. Интересно, что он скажет, когда я ему трофейную саблю покажу?
        - Слушай, подгребай ко мне через полчаса. Я в магазин за пивом сгоняю. Сядем и поговорим.
        - Лады. - Сосед взял у меня меч, убрал в сарай, затем вернулся к гаражу, а я пошел в дом.
        Я вернулся из магазина, где прикупил разных продуктов и взял пятилитровку с пивом. Дома начистил картошки и пожарил ее с грибами. Выключил плиту, поставил сковороду на стол, достал и нарезал хлеб. Полез в холодильник приправы достать, наступил на валяющуюся на полу куртку от комка. Поднял. Что-то весит она много. Затем вспомнил: монеты! Открыл клапан кармана и высыпал ценные трофеи на стол. Полюбовался на еще одно доказательство моего вчерашнего «вояжа», затем пересчитал это богатство. И что я имею?
        Итак, две монеты желтого металла, то есть золота, и тридцать семь из белого, соответственно - серебра. Все монеты в хорошем состоянии, почти не потерты, гурты… отсутствуют, то есть просто закруглены. На первый взгляд все монеты разные. Затем пригляделся - не все. Рассортировал по группам. Вышло пять групп.
        Начал с золотых. Первая монета диаметром примерно тридцать миллиметров. На аверсе оттиснуто изображение… священника, что ли, непонятно. На оттиске реверса узнал Иисуса Христа. Интересно, что за монета такая и откуда она у монгола взялась? Убрал пока в карман.
        Вторая монета имеет чуть меньший диаметр, чем первая. На обеих сторонах отчеканен бородатый мужик. Нимба у него не имеется - значит, не Иисус Христос, а возможно, какой-то царь или князь. Присмотрелся - на монете есть надписи, буквы вроде славянские. Древний червонец, что ли? Тоже в карман, потом разберемся.
        Теперь серебряные монеты.
        Двадцать три штуки с изображением орнамента или арабской вязи в трех кругах. Наверное, валюта из Средней Азии. Далее - семь с изображением пирамиды, креста и четырех колец. Немецкая, наверное. Шесть самых маленьких тоже славянские надписи имеют, только непонятно написано. И одна монета, похожая на золотую, с изображением князя и шатра.
        Помедитировал на лежащее серебро. Что сказать? Ни на одной монете года выпуска не отчеканено. Когда они в хождении были? Может, Куклин знает?
        Потер щетину, щелкнул пальцами и пошел в спальню за ноутбуком. И почему сразу не догадался в Интернете посмотреть? Пока система грузилась, я отделил от каждой группы по одной монете. Остальные ссыпал в карман к золотым.
        Как появился значок соединения, в поисковике набрал «древние монеты» и кликнул по первой ссылке. Только начал просматривать сайт, как послышались шаги, затем три раза постучали, и сразу открылась дверь. Я свернул окно и отставил ноут в сторону. Монеты тоже убрал.
        - А вот и я! - Васька зашел по-монгольски: сначала голова, потом сам, на порог не наступил.
        - Проходи, Сергеич, садись.
        Куклин придвинул стул, уселся и потянул носом:
        - Ух, с белыми жарил?
        - С белыми. - Я сунул ему ложку. - Бери шанцевый и приступай.
        Мы быстро съели всю картошку. Я достал полулитровые стеклянные кружки и набулькал в них пива. Сдвинули кружки, сказав короткий тост:
        - Пусть всегда! - И окунули носы в пену.
        Налил по второму, но я пить не стал.
        - Короче, Сергеич, есть дело. Ты вроде в древностях всяких понимаешь, мне нужно узнать - когда сделана одна вещица.
        - Какая?
        - Сейчас принесу. - Я подошел к кровати, достал из-под нее саблю и протянул Ваське.
        Куклин обнажил клинок. Минуту разглядывал его, затем поднял на меня глаза размером с блюдца.
        - Да это же дамасский литой булат! Персидский шамшир.
        - Ты уверен?
        - Уверен! - твердо сказал Куклин. - Вот тут, смотри.
        Он провел пальцем по клинку.
        - Видишь, каков узор? А теперь взгляни сюда, - и показал на орнамент, шедший по рукояти. - А знаешь, сколько тут слоев? До трехсот! Мне пришлось бы года два такую делать.
        - А свой меч ты сколько делал?
        - Полгода. - Куклин любовно провел рукой по клинку, попробовал заточку: - Острая. Где взял?
        - Трофейная.
        - А-а-а… - понятливо кивнул Васька.
        А что, правду сказал. Почти. Ну, не говорить же, где и когда. Не поверит, скажет, белочка пришла. А он подумал, что я на службе затрофеил. Когда приходилось помогать на зачистке селений, бывало, находили в оставленных домах интересные экземпляры разного оружия. И ножи, и сабли… Один раз турецкий ятаган попался, в доме на стене висел. Естественно, ребята прибирали такие вещи. Мне на холодное оружие не везло. Зато попался ГШ-18 с ПБС. Хорошая машинка на восемнадцать патронов. Ее я, кстати, в городской квартире оставлять не стал, сюда привез. Лежит в отцовском сейфе, в тайном отделении.
        Васька наслаждался саблей, как я некоторое время назад мечом. Он разве что на вкус ее не попробовал. Хорошо хоть размахивать не стал. Он упер острие в петлю погреба.
        - Смотри… - и сосед надавил: клинок выгнулся дугой. - Видишь?
        - Вижу. Ты мне скажи - когда ее сделали?
        - Хм, - Куклин почесал затылок, - если бы не отличное состояние, то век двенадцатый - тринадцатый, а так, думаю, восемнадцатый.
        Блин, а я надеялся, что он мне точно скажет. Забрал клинок у Васьки, пока он не попробовал чего-нибудь разрубить, вогнал в ножны и убрал на шкаф.
        - А ты знаешь, сколько она стоит? - спросил Куклин, с сожалением провожая глазами саблю.
        Я пожал плечами.
        - Тысяча евро, не меньше! Можно и дороже продать!
        - Кстати, про бабки!
        Я полез в карман, а Куклин насторожился:
        - Иваныч, я отдам…
        - Я не про долг, - прервал я Ваську, - а про это.
        И выложил отложенные серебряные монеты на стол.
        - Можешь сказать - что за монеты и год их изготовления?
        - Везет же людям! - потрясенно проговорил сосед. - Клады находят…
        Он принялся разглядывать монеты. Покрутил одну, ту, что с князем и шатром, и сказал:
        - Эта монета русская, называется сребреник, век одиннадцатый или двенадцатый. Есть еще златник, золотой то есть. Почти такая же на вид.
        Куклин отложил сребреник и взял следующую, самую маленькую:
        - Это новгородская чешуйка. Я такие много раз видел. Их еще до Ивана Грозного чеканили. А это дирхем. - И он взял монету с орнаментом в трех кругах. - Век пятый или шестой.
        Я вздохнул. Такой разброс по годам! И как определить дату моего вчерашнего провала в прошлое?
        - А вот эта… эта… хм, не знаю. - Куклин рассматривал монету с пирамидой, крестом над ней и кольцами внизу.
        - Пфенниг, что ли? - предположил он. И вдруг спросил: - Где взял?
        - Где взял, где взял? - Я забрал монеты у Куклина и положил их в карман. - Тоже трофей!
        Васька пожевал губы и предложил:
        - Если будешь продавать, то могу свести с одним человеком. Он коллекционер, в одном клубе я с ним. И клинками он интересуется, но по ним не специалист, однако сведет с кем надо. Если все продать, то тысяч на пятьдесят евриков выйдет!
        Васькин энтузиазм погасил звонок мобильного. Он выслушал абонента и сник.
        - Жена звонила, - на немой вопрос ответил он, - в город за продуктами ехать надо. А я хотел… спросить - у тебя сапоги есть? Военные. Для реконструкции нужно.
        - Есть, яловые. Этого добра навалом. Могу полевой формы подкинуть, ту, что с галифе идет.
        - Не, галифе мне не надо, только сапоги. У них чуть фасон изменить - и будут боярскими.
        - Ладно, размер сорок три только.
        Куклин закивал, а я полез в чулан, где стоял большой сундук. Там были сложены десятки пар сапог. Взял две пары и отдал соседу. Васька обрадованно пожал руку и убежал. Честно говоря, я не представлял, как выглядят «боярские» сапоги, но знал: Куклин сделает как надо, меч в пример.
        Пора разобраться с золотыми монетами. Открыл ноут и запустил поисковик с запросом «древние золотые монеты». Уже через минуту я знал - первая монета была византийской и называлась «Хиперперон», а вторая, как назвал ее Куклин - златник. И обе начали хождение в одиннадцатом веке. Значит, надо просмотреть все тридцать седьмые года, начиная с одиннадцатого века. И через минуту нашел. Было немного стыдно не знать историю своей земли. Школьный курс как-то забылся, да и этот предмет был не очень любим мной. Начал искать материалы по монгольскому вторжению, карты, передвижения монгольских орд…
        Через три часа оторвался от ноута, вышел покурить и заодно подумать. Появились две интересные идеи. Первая - Куклин своим предложением заронил зернышко интереса к продаже исторических раритетов. Могу легко поправить свое финансовое положение. Например, наконец полностью расплатиться за квартиру. И много еще чего. Вторая - вмешаться в ход событий. Обе идеи заманчивые. А вот по сердцу только одна. Минуту назад я закончил изучение того, как монгольские орды полностью истребили русские рати. Сжигали города, уничтожили людей. И если многие материалы из того, что я прочитал, - правда, то у меня лишь одна задача - вторжению помешать, а Батыя уничтожить.
        В любом случае надо идти на разведку.
        Затушив сигарету, вернулся в дом. Зашел в спальню и открыл шкаф. В нем было сложено почти все, что я привез из городской квартиры. Первым делом достал десантный ранец и вытряхнул все, что в нем было. В принципе, обычный тревожный мешок - три ИРП-5, топографические карты, комплект одежды, фляжка, котелок, тактический фонарик, аптечка и прочее. Из бокового кармана вытащил сверток. Снял чехол и развернул маскхалат. Его я приобретал сам, так, на всякий случай. Он был идеален для выполнения моей задачи - немецкий «Гилли» с окраской «лес». Достал из шкафа берцы, поставил под стол. Пошел в чулан. На верхней полке лежала палатка в чехле. Легкая, компактная. Брать? Решил не брать. Иду на сутки, максимум на три. Соберу информацию, потом вернусь, обдумаю и решу - что надо взять. Так, снаряжение практически готово. Осталось оружие. Оно в подвале, где у отца была мастерская. Спустился в подвал. Большой самодельный сейф стоял за старым шкафом в самом углу. Открыл обе створки.
        Справа, в оборудованной пирамиде, стояли две ижевских двустволки и карабин «Тигр-1». Над ними коробки и ящики с патронами, капсюлями, порохом и прочими охотничьими вещицами. Левая часть сейфа делилась на нижнюю полку и верхнюю. В центре ее висело два бронежилета «Кора-1», когда-то давно привезенных мной по просьбе отца. Хм, а броник-то мне пригодится! Снял один, повертел, осматривая, - нормально; правда, класс защиты первый, но что есть, то есть.
        Теперь оружие. Вынул коробку со старыми гильзами из нижней полки, сунул руку под полку и нащупал скобу. Потянул - открылся тайник. Чтобы достать коробку с пистолетом, пришлось встать на колено и сунуть руку глубже. Вот она, коробочка. Заодно нащупал сверток. Странно, я его туда не прятал. Значит, отец? Достал коробку, сверток и сразу развернул. Присвистнул - два пакетика, в одном золотой крест на цепи, грамм на триста потянет, и пакетик с драгоценностями. Перстни, кольца и прочее я узнал - это мамино, а вот крест вижу в первый раз. Откуда он взялся и почему спрятан тут - загадка. Ни мама, ни папа никогда в церковь не ходили, хотя и были крещены. Да и крест какой-то не канонический. Надпись непонятная…
        Положил все пока на верстак. Открыл коробку и выложил из нее ГШ-18, ПБС, два магазина и две коробки патронов с маркировкой 7Н31. Усмехнулся - можно любые доспехи того времени насквозь пробивать, хоть в три слоя надевай. Но у степняков мало кто в доспехах был, дорогое это удовольствие. Избыточно выходит, да что поделать?
        Вытряхнул на верстак еще патронов россыпью, но уже простых. Пересчитал - тридцать шесть. Как раз на два магазина. Тут же их и снарядил. Прикрепил ПБС к стволу. Подержал на весу пистолет. Насадка чуть вниз уводит, но привыкнуть можно. Положил ГШ-18 на верстак и повернулся к сейфу. Двустволки мне не пойдут. Я на разведку иду, а не канонаду устраивать. Вот карабин…
        Взял в руки «Тигр». СВД охотника! Ему бы ПБС приспособить. Самое простое решение - изготовить его из пластиковой бутылки. Но способ не надежен, может слететь и глушит плохо. Изготовить самому ПБС не проблема, но как крепить? Немного подумав, нашел решение, но придется обратиться к Куклину. У него есть нужный инструмент. Поставил пока карабин в пирамиду и начал перебирать коробки с патронами, ища патроны к карабину. Нашел всего три - две барнаульские и «Матч». Причем чешских было всего десять в упаковке. Еще на полке лежала оптика к «Тигру». Тоже выложил на верстак.
        Итак, в принципе, имеется все, что нужно мне для разведки обстановки в прошлом. Патронов, правда, мало, но армию недругов там не встречу, и задача у меня только собрать сведения, а контакт, тем более огневой, - в крайнем случае. Значит, сегодня за вечер изготавливаю ПБС, а в полночь - выход.
        Позвонил Куклину и спросил - когда тот вернется? Оказалось - уже едут обратно. Вот и славно!
        Глава 3
        Где это я? Все в плотном тумане. Слышатся голоса. Нет, это молитва. Из тумана появляется толпа людей, несущих впереди икону. Кажется, Владимирскую икону Божьей матери. Толпа подошла к берегу, и… Мать моя, а я где стою? Глянул вниз. Я же на воде стою! От неожиданности рухнул вниз и… вскочил с постели весь сырой. Третий сон, и третий кошмар. Почему мне снятся сны из прошлого?
        Десятый час. Сумерки на улице, и время еще есть. Но больше ждать я не могу. Принял душ. Минуту рассматривал себя в зеркале, раздумывая - бриться или нет? Решил бороду оставить. Поел, благо, что перекусить я приготовил заранее. Затем надел камуфляж, бронежилет, разгрузку, нацепил самодельную кобуру с пистолетом, обулся. Присел на дорожку, затем надел куртку, накинул лямки ранца на плечи, повесил чехол с карабином, водрузил панаму на голову и вышел из дома. Ключ от замка повесил на гвоздик под почтовым ящиком.

* * *
        В лесу темнеет раньше, чем на открытых местах. Но я этот лес изучил как свои пять пальцев. Найду дорогу к дубу даже в темноте. Однако шел не спеша. Прислушиваясь к ночным звукам, иногда я крался, чтобы определить - много ли я шумлю при движении по лесному мусору. Подсвечивая фонарем, специально выбирал участки с сухими ветками. Хоть совсем без шума не вышло, остался доволен - не потерял сноровки.
        К дубу вышел аккурат к полуночи. Даже несколько удивился такой точности.
        Итак, до рассвета три часа, есть время подготовиться и немного отдохнуть. Достал фонарик с режимом свечи, включил и поставил на камень. Затем расчехлил карабин и вынул из футляра ПБС.
        Прибор к карабину изготовили довольно быстро. У Куклина в сарае имелся небольшой токарный станок. Так как токарить я не умел, то попросил Ваську. Он очень удивился, когда узнал, что именно надо изготовить. Начал было двести двадцать второй статьей стращать, но я напомнил ему, что у самого рыльце в пушку. Так как снимать пламегаситель с мушкой я не собирался, то, измерив штангелем диаметр сразу за пламегасителем, выточили муфту и нарезали на ней резьбу. Затем распилили ее вдоль, поставили на колодку мушки и закрепили изготовленной для этого гайкой. Теперь можно было к карабину надежно прикрутить ПБС. На саму насадку потратили полчаса, изготовив ее из дюймовой трубы, двух муфт и десятка выточенных под размер шайб.
        Я полюбовался на ПБС - выглядел он как заводской, только покрашен краской, а не заворонен. Главное, что звук выстрела заглушит. Прикрутил прибор и проверил на шатание - стоит как влитой. Снарядил магазин и зарядил «Тигр». Занялся пистолетом, также поставив ПБС и зарядив его. Вынул из рюкзака маскхалат и баночку с тактическим кремом, надел «Гилли», однако наносить сразу маскировку на лицо пока не стал, а побрызгал репеллентом, так как комарье одолело. Надо было у самого ствола сесть, там кровососов нет, но побоялся задеть дерево. Вдруг обратное перемещение происходит не сразу…
        Затем достал из ранца фляжку с коньяком, открыл, глотнул немного и сунул в карман разгрузки. Потом надел на ранец чехол, с махрой, как у кикиморы, и закинул его за спину. Пистолет в кобуру, карабин на грудь. Все, готов.
        Поднялся к дереву, оставив фонарь за спиной. Такой у меня не один, а этот послужит индикатором перехода. Приблизился к стволу, немного помедлил и прислонился. От дерева пошел тихий гул. Значит, мне не показалось в прошлый раз. Оглянулся - фонаря нет. Значит, я на месте. Нажал кнопку на часах - на дисплее высветилось ноль часов тридцать три минуты. А дата немного озадачила - двадцать девятое мая тридцать седьмого года, естественно, как в первый раз, без столетий. Это что, в моем времени сутки, а тут месяц прошел? Дела!
        Вдохнул полной грудью - а тут гораздо свежее, даже прохладнее, и пахнет лесом острее. Это означает, что недавно был дождь. Отсверки молний где-то на западе подтвердили предположение.
        Ну, что же, двину, пожалуй. Куда идти, знаю - к даче Волоша, так как другие селения этого времени мне неизвестны. Кроме Заимки, конечно, но та эта Заимка или не та - выяснится потом.
        Путь занял гораздо больше времени, чем рассчитывал. В предрассветных сумерках на землю опустился туман. Видимость упала до шести метров, так что пришлось немного поплутать, пока не набрел на ложбину, которая, как нить Ариадны, вывела меня к распаханному полю. Туман тут был плотнее, чем в лесу. С одной стороны, он хорошо маскирует и можно подобраться ближе к укрепленному дому, с другой - есть возможность столкнуться с аборигеном, с последствиями, которые меня никак не устроят.
        Я засел за кустом орешника, вглядываясь сквозь молочное марево, но, кроме края пашни, ничего не видел. Что-то тут не то…
        Двинулся по краю поля. Только миновал молодую елочную поросль, как началась березовая роща и кустарник. Я помнил, что через пятьдесят метров будет загон, а дальше, собственно, укрепленный дом Волоша. Чем ближе подходил, тем явственней чувствовался запах пожарища. Наконец, приблизившись к загону, я увидел чернеющий остов - все, что когда-то было домом. Подошел, присел - тепла от обгоревших бревен не чувствовалось, потрогал головешки рукой - холодные. Значит, учитывая прошедший дождь, горело как минимум дней шесть назад.
        Это что же, те степняки до сих пор шляются тут? В первый раз я их увидел двадцать девятого апреля, то есть месяц назад по местному календарю. Интересно, что они тут делают? Если вспомнить, в какое время кочевники совершали налеты на Русь, то эти явно очень рано пришли. Или явились еще зимой, да ранняя весна перекрыла половодьем путь домой? Это ближе к истине. Тогда не понятно, о чем думает местное русское воинство? Какого… этого самого до сих пор не истребили степных разбойников?
        Я поднялся, достал фляжку и глотнул коньяку, затем закурил. И куда теперь идти? К Заимке? Тогда придется вернуться к дубу, от него гораздо ближе. Или поискать другие селения? В любые времена люди селились у рек, и в основном на холмах. Я сейчас стою почти на вершине холма, где в далеком будущем будет стоять поселок. Другое высокое место имеется в трех километрах на север, но там никаких рек нет. Ближайшая река - Ветлуга, изобилующая высокими берегами, а до нее пятнадцать километров. Впрочем, есть одна речушка совсем неподалеку. В наше время она распалась на цепочку бочагов, а местами вовсе заболотилась и оживала только в половодье. Кстати, протекает речка рядом с Заимкой. Значит, решено: иду туда, но возвращаться к дубу не буду. Пусть от него ближе, зато в этом времени речка может быть гораздо шире, и ее придется пересекать два раза. Пойду так, как я в будущем в первый раз за грибами пошел, по дуге, то есть по берегу, аккурат к Заимке и выйду. Только надо сориентироваться. Примерное расположение сторон света было известно, но точность не помешает. Достал из разгрузки компас, взял азимут и
направился через поле на юго-восток.
        Сначала лез через бурелом. Затем лес стал чище. Роща сменилась бором, стало светлее, и туман как будто поредел. Спускаясь в очередной распадок, почуял запах дыма. Даже порадовался удаче. Жилье! Чуть постоял, принюхиваясь и заодно определяя направление ветра. Ага, надо идти точно на восток. Только странно, что тут люди поставили дома. До Ветлуги еще далеко, а та речка совсем в другой стороне, разве что тут ручеек имеется. Впрочем, дача Волоша тоже у ручья стояла.
        Через сто метров послышалось еле слышное ржание. Запах дыма усилился, примешались ароматы жареного мяса. Пикник в четвертом часу? Впереди показался еще один распадок. Дым шел оттуда. Ступая осторожно, я крался от дерева к дереву, а в начале склона прополз к толстой сосне и осторожно выглянул. Ага, старые знакомые! Или друзья старых знакомых, которые месяц «куролесят» по керженским лесам, запертые весенним половодьем.
        До стоянки пятьдесят метров, и она как на ладони. Похоже, степняки встали тут на ночевку. Слева сбатованные кони, посередине - две загруженные чем-то телеги и поставленные оглоблями встречно. Горят два костра. Один выше по распадку, за лошадьми, второй - правее. Имеется еще пара кострищ, но они еле курятся. У крайнего левого костра сидит степняк. Рядом с ним три тела. У прогоревших костров тоже тела вповалку. У правого спит один, а бодрствуют двое. Один полулежа, что-то на палке в огонь сунул, мясо жарит, наверное; второй держит в руках сухие сучья и по одному подкладывает в огонь.
        Принялся пересчитывать степняков - выходило полтора десятка. Нет, есть еще кто-то. У телег разглядел тела, но подробности не разобрать. Пришлось сместиться левей и выползти вперед. Ага, понятно - это пленники. К оглоблям привязаны двое: молодая девушка за руки и старик, связанный еще и в ногах. У обоих кляпы. Отполз обратно к сосне. Что делать - ясно, как это светлеющее небо. Всех можно успокоить из карабина. Но выстрел, даже с ПБС, в лесной тишине даст громкий щелчок, и магазин у «Тигра» всего на десять патронов, значит, работаем так…
        Первым делом скинул ранец и, достав баночку, затемнил лицо тактическим кремом. Затем приготовил пистолет и положил его рядом. Приготовил свой «Каратель» и достал из ранца еще три ножа. Ими я сниму часовых.
        Начал с левого часового. Используя кочки мха, подобрался на расстояние броска и метнул нож - клинок вонзился в горло, и степняк откинулся от костра. Молодец какой - тихо подрыгал ногами и затих.
        С пистолетом наготове немного выждал - не поднимется ли тревога, но никто не шевелился. Забрав нож, вернулся к оставленным вещам и взглянул на правый костер. Тут склон немного круче, и ближе подобраться сложнее. Начал очень медленно ползти, замирая, если степняки поднимали головы. Уже добравшись на приемлемое расстояние, накосячил - хрустнул сучок.
        Часовые у костра, услышав посторонний звук, встрепенулись, но успели только приподняться. Я тут же поочередно метнул ножи. Тот, что полулежал, получив нож в горло, лишь дернулся и замер, а второй выронил сучья и упал головой в костер. Вот ведь… падла! Искры поднял и сопящего соседа разбудил. Пришлось в один прыжок метнуться к костру, и мой «Каратель» отправил степняка в сон навечно.
        Выдержал минуту, наблюдая за распадком, - тишина. Значит, я отработал на «отлично» - никто из спящих степняков не проснулся. Только пленники зашевелились. Было видно, что связанный старик пытается развернуться и посмотреть на склон. И девушка головою крутит. Пусть, лишь бы не мешали и молчали в тряпочку.
        Противно потянуло паленым. Надо действовать, а то от вони могут проснуться остальные. Первым делом вытащил труп из костра. Хорошо хоть ветер вонь в сторону относит, а то проснулись бы давно все.
        Резать спящих не самое приятное занятие. Но их сюда никто не звал. Из прочитанного помню, что кочевники были не прочь поиздеваться над жертвами. У монгол практиковалось медленное ломание позвоночника, особенно любили подвешивать людей на собственных внутренностях…
        Восьмерых упокоил без звука. Один, что-то почуяв, приподнялся, узкие сонные глаза вдруг округлились. Он что, меня видит? Хорошо хоть, что степняк узрел кошмарное мохнатое создание. Но крикнуть кочевник не успел. Быстро зажав ему рот, чиркнул «Карателем» по горлу. Тело забилось в судорогах, и раздался звон. Глянув за спину, тихо чертыхнулся. Степняк ногой задел медный котелок с какой-то железкой внутри.
        Трое оставшихся кочевников зашевелились, просыпаясь, но я успел вырубить только одного, самого ближнего, пнув его берцем по затылку. Двое вскочили, обнажив клинки, и закрылись щитами. Хмыкнув, выстрелил из ГШ-18 два раза в центр щитов, проследил за падением тел, затем сделал контрольку обоим. Покрутился, нацеливая пистолет на неподвижные тела и осматриваясь. Все, живых нет, разве что тот, который берцем контужен. Нашел кусок веревки, споро связал степняка и оставил его пока лежать.
        Подошел к связанным пленникам. Из-под телеги выглянула девушка. Глаза ее расширились, закатились, и она оплыла на землю. Ну да, вид у меня страшенный. Старик же смотрел во все глаза, постоянно дергался и что-то мычал. Снял капюшон маскхалата, сдвинул панаму на затылок и вынул кляп у пленника. Старик прочмокал губами и хрипло спросил:
        - Кто вы?
        - Леший, - пошутил я и разрезал путы пленников.
        Старик продолжал пялиться на меня. Проследил за его взглядом. Абориген со смесью ужаса и удивления смотрел на мое оружие. Его глаза так и скакали - пистолет-карабин-пистолет-карабин…
        Достал фляжку с коньяком и протянул старику:
        - Вот, глотни.
        Дед схватил ее, сделал глоток, и глаза его еще больше полезли из орбит. Прежде чем я успел забрать фляжку, старик сделал еще глоток. Ого, а это интересно! Второй раз он как бы получил удовольствие от напитка. Даже покатал коньяк на языке. Но в этом времени ничего крепче вина нет. Присел на оглоблю, задумчиво посмотрел на аборигена, достал сигарету и закурил. Глаза его еще больше расширились, но он не отшатнулся, а, наоборот, подсел ближе.
        - Вы кто?! - с надеждой прохрипел дед.
        Хотелось ответить вопросом на вопрос, но я сдержался, шок-то не у меня. Хотя вопросов к старику будет не меньше, чем у него. Этот хроно-абориген явно знаком и с карабином, и с пистолетом, а на сигарету-то как смотрит, не говоря про коньяк. Представлюсь, пожалуй, а там посмотрим. Поправив панаму, взял под козырек:
        - Капитан Велесов. Военная разведка.
        - Воен…ная разведка? - удивился дед. Затем спохватился, поднялся и хрипло представился сам: - Сорок четвертого драгунского Нижегородского Его Величества полка, поручик Матвей Власович Кубин! - И попытался щелкнуть каблуком, однако за неимением обуви вышло плохо.
        Поднялся и я, стараясь не выдать своего удивления. Пробежал взглядом по сверхпожилому драгуну. Отметил крепкие ладони, коренастость фигуры, а главное, взгляд человека, много повидавшего. Надо сказать - коллега, то есть вояка.
        - Тогда будем знакомы! - Я улыбнулся и протянул руку. - Владимир Иванович Велесов.
        Он пожал, очень крепко пожал. Хм, а силы у деда достаточно, несмотря на возраст. Видя, что он собирается вывалить кучу вопросов, остановил:
        - Матвей Власович, все вопросы позже. Первым делом надо кое-что сделать.
        - Да-да, я понимаю, - закивал драгунский старлей, - добро, взятое на меч, счесть…
        Эк, как его накрыло-то!
        - Нет, Матвей Власович, - перебил я деда и показал на связанного степняка, - надо языка допросить: кто, где и сколько. А вы пока, вон, девушке помогите, а то второй раз в обморок падает.
        И, оставив Кубина возиться с соратницей по плену, первым делом сходил и забрал у сосны карабин и ранец, вернулся, сложил все у телеги и подошел к связанному кочевнику. Тот уже пришел в себя и явно попытался освободиться, но только хлопотное это дело. Руки-ноги я ему спутал хитрым узлом, с петлей на шее. Любая попытка развязаться пресекалась удушением. Степняк, стараясь меньше шевелить конечностями, смотрел на меня с ужасом. В глазах читалось острое желание дать стрекача. Я «мило» улыбнулся, желая спровоцировать словоохотливость пленника, но такой реакции не ожидал - монгол дернулся и сразу стал пунцовым.
        Вот ети! Выхватил нож и полоснул по веревке, пресекая неожиданный суицид.
        - Шеитэн! - выдохнул степняк и закашлялся.
        Немного посмотрел на то, как пленник ерзает, стараясь отодвинуться от меня, затем спросил:
        - Таны нэр юу вэ?[1 - Таны нэр юу вэ? - Как тебя зовут? (монгольск.)]
        Кочевник заморгал, и к испуганному выражению лица примешалось удивление. Не понял, что ли? Или от шока свое имя позабыл? Странно, вроде бы правильно сказал. Монгольский язык я знал не очень хорошо, так сказать, бытовой минимум. Есть в Монголии небольшой городок - Сайн-Шанд, где мы прожили шесть лет в военном городке. Там же в школу ходил и с монголами общался. Вот и изучил немного. Родители у меня были полиглоты. Отец знал английский и французский, а мама - английский, немецкий и испанский. Так что задатки к знанию языков я имел. Однако за много лет монгольский подзабылся, вот и не понимает меня этот монгол. Или язык потомков Чингисхана за века сильно изменился, хотя вряд ли. А может, этот узкоглазый тип дурку включил? Не зря же пытался покончить с собой.
        Потер пальцем клинок «Карателя» и повторил вопрос:
        - Таны нэр юу вэ?
        Моргает и молчит. Схватил монгола за грудки и приложил о землю. Сильно. Затем нажал на точку за ухом и сразу зажал рот пленнику. Посмотрел ему в глаза.
        - Таны нэр юу вэ? - убрал руку, но без результата. - Вот упрямый монгол попался!
        Стоп, чего это он влево глазами стрельнул? Там только труп. Кстати, в хорошей кольчуге, которая ему не помогла. А может, это не монгол вовсе? Поэтому не понимает? Однако среагировал на мои слова.
        - Монгол, монгол, монгол, - повторил я несколько раз, наблюдая за реакцией. Затем спросил - где находятся остальные кочевники, вновь нажимая на болевую точку. - Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ?[2 - Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ? - Где находится ваше становище? (монгольск.)]
        - Тешенмий… - прохрипел степняк.
        Здрасте, приехали! Это точно не монгол. Не монгольский говор, уж наслушался за шесть лет. Может, татарин какой?
        - Матвей Власович! - позвал я Кубина.
        - Да, Владимир Иванович? - подошел дед, с интересом посмотрев на степняка.
        - Вы случайно татарским языком не владеете?
        - Увы, - развел руки старик.
        - Жаль.
        Тут я увидел, что он еще бос.
        - Матвей Власович, вы бы обулись. Поищите вон в хламе на телегах. Кстати, что там с девушкой?
        - С Софьей Ильинишной все в порядке. Напугана сильно. Владимир Иванович, не трудитесь с этим кощим, я знаю, где толмача сыскать. У купцов.
        Посмотрел на степняка. И действительно! Ударом по шее вырубил пленника и связал его опять особо, но без петли на шее. Просто руки и ноги вместе.
        Кубин вовсю колдовал у костра. На огне стоял котелок с водой, рядом грелось мясо, насаженное на заточенную палку. Я хмыкнул, хоть бы саблю вон взял, а обулся-то… впрочем, его дело.
        - Владимир Иванович, - почти взмолился старик, - не томите. Расскажите все! Кто, откуда, а главное - КОГДА?!
        Эк, как он вопрос выделил!
        - Что же, теперь можно и поговорить. - Я взял небольшой тюк с какой-то рухлядью, бросил рядом с костром и присел. Покосился на девушку, сидящую у телеги и настороженно наблюдающую за мной, и сказал:
        - Итак, я Велесов Владимир Иванович, из России две тысячи двенадцатого года.
        - Две тысячи двенадцатого! - потрясенно повторил дед.
        - А вы, я так понимаю, конец девятнадцатого - начало двадцатого?
        - Тысяча девятьсот четырнадцатый год, - вздохнул Кубин.
        - И сколько вы тут?
        - Тридцать лет уж. Мне тридцать пять было, как мы в прошлое попали.
        - Мы?
        - Четверо нас было. Как сюда попали, не знаем. С гостей ехали, заплутали, на ночь в лесу остановились. Утром выехали, а навстречу семь конных, странно все одеты. Хотели убить нас, только хлопотно это. Отбились, но брат мой рану в живот получил. Через день умер.
        И Кубин перекрестился.
        - А дата? То есть число какое было?
        - Двадцать седьмое июля было. А в чем дело?
        - На следующий день война началась, Матвей Власович. На ней больше десяти миллионов погибло.
        - Господи! - он застыл с закрытыми глазами. Затем потребовал: - Говори!
        Я начал рассказывать о Первой мировой все, что знал. О русских войсках, о первых победах, затем о поражениях. Кубин сидел, катал желваки и смотрел на костер. Но как только начал говорить про то, что случилось позднее, то вскочил:
        - Не верю! - Вскочивший Кубин сделал три шага от костра. - Нет! Не верю! Не может такого быть!
        Вернулся, сел на положенные на землю седла и, смотря мне в глаза, спросил:
        - Как такое может быть?
        Я пожал плечами:
        - Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше добавить нечего. Одно могу сказать - как говорили не раз - страну просрали, извините за мой французский.
        Кубин кашлянул:
        - А французы тут при чем?
        - А приговорка такая, не обращайте внимания.
        - И ничего не смогли сделать? - Расстроенный старик сплюнул. - Я всегда говорил, что жандармерия - это сборище тунеядцев.
        - А жандармерия тут ни при чем. Всю страну затянуло разом.
        - Всю страну затянуло… - тихо повторил Кубин и посмотрел мне в глаза. Морщины на его лице сдвинулись, глаза заслезились. - Скажи, что это неправда.
        - Это правда, Матвей Власович.
        Обхватив голову руками, он застонал:
        - Бедная моя Лиза… бедная моя мама… бедная моя страна. Как такое возможно? Как такое пережить?
        - Это еще не все, Матвей Власович.
        - Что? - вздрогнул Кубин. - Что еще может быть страшнее того, что ты мне рассказал?
        - Война, Матвей Власович. Другая ВОЙНА.
        Кубин вдруг резко встал и отошел. Вернулся с дровами. Бросил рядом и стал медленно подкидывать сухие ветки в костер. Поднял усталое морщинистое лицо.
        - Не надо дальше рассказывать. Пока не надо. В Китеже, в храме Владимирской иконы Божией Матери, - протоиерей Григорий, мой друг и один из четырех офицеров, что тридцать лет назад попали сюда. Нам вместе и расскажешь. Так лучше будет.
        Пристально посмотрел на Кубина - на его лице по-прежнему расстроенное выражение, никаких намеков на шутку.
        - Матвей Власович, я не ослышался?
        - Что? - не понял дед.
        - Вы сказали, что храм находится в городе Китеже.
        - А-а-а, - лицо старика посветлело, и он перекрестился. - Да, я не оговорился - град Китеж явен, как вы и я…
        Выстроенные в строгом порядке вопросы смешались в кучу малу. Былину о граде Китеже слышал - сказочно красивый город погрузился в воды озера Светлояр, чтобы не достаться на разграбление, бесчестье и смерть беспощадному врагу. Былина есть былина, то есть сказка, а в них я не верю, пока лично не увижу или не пощупаю. По словам Кубина, город заложил еще князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, а Юрий Всеволодович фактически достроил Китеж. Это не соответствовало известной мне истории. Но кто знает? За семь веков много вод утекло, и каждый последующий историк толковал события в угоду своей «мудрости». Был ли или не был - вопроса не стояло - рядом человек, говоривший, что Китеж - быль, значит, так оно и есть. Вот только Кубин произнес - стольный град Китеж. Насколько я понял, город стоит в версте от Светлояра, на берегу реки Люнды. Я могу ошибаться, но, насколько помню, речка в тех местах мелкая, в основном с заболоченными берегами. И явно не судоходная. Все торговые пути - в стороне, военной или политической роли город не имеет, так как находится далеко от Великих Княжеств, даже от нынешнего форпоста
Руси - Новогорода (то есть Нижнего Новгорода) находится за сто двадцать километров. Китеж не соответствует современным для этого времени требованиям. Значит, он имеет другую ценность - духовную. Однако все же стоит взглянуть на былинный город.
        - Я тоже повременю со своими вопросами, - решил я, - лишь уточните - какой сейчас год?
        - Шесть тысяч шестьсот сорок шестой год от сотворения мира, - ответил Кубин, затем поправился: - Одна тысяча двести тридцать седьмой от Рождества Христова.
        В точку! Именно на это столетие я больше внимания обратил при изучении материалов в Интернете. Тогда просто необходимо посетить Китеж и побеседовать с людьми, прожившими тридцать лет в прошлом. Наверняка они знают - что произойдет следующей зимой. И выяснить - что они сделали для того, чтобы предотвратить поражение русских войск.
        Посмотрел на Кубина и заметил, что он почти неотрывно смотрит на мясо. Хоть и вид оно имеет неаппетитный. Успело поваляться на земле, да и обглодано…
        Наверняка и девушка голодная. Тогда вопросы потом. На сытый желудок и разговор по маслу. Чем накормить? Не вопрос.
        - Вот что, Матвей Власович, бросьте эту гадость, - я показал на мясо. - Есть кое-что более съедобное.
        Взял свой ранец, сдернул защитный чехол и достал ИРП-5. Одного вполне хватит. Сам только кофе попью. Вскрыл упаковку рациона, вывалив все рядом с костром. Сунул галеты Кубину:
        - Вот, погрызите пока. И… Софью Ильиничну позовите. - А сам с котелком и упаковкой направился к роднику, замеченному еще при осмотре стоянки. Тщательно вымыл котелок, затем набрал воды и в него, и в пакет. Вода чистая на вид, но прокипятить необходимо. Вернулся к костру, повесил котелок на сук над костром, пакет поставил рядом - эта вода для умывания, а пока надо накормить голодных. Вскрыл все банки, расставляя их перед аборигенами.
        - Вот это тушеная говядина, это рис с курицей, это гуляш с картофелем, вот икра овощная…
        Кубин хрустел галетами и внимательно наблюдал за моей возней. Из-за его спины испуганно выглядывала девушка. Протянул вскрытую банку с плавленым сыром:
        - С этим вкуснее и сытнее. Матвей Власович, не смущайтесь, ешьте. Консервы можно на огне чуть подогреть. Софья Ильинична, не пугайтесь меня, я не демон какой, - я распечатал шоколад и протянул его девушке, - вот, это вкусно и питательно. Попробуйте.
        Софья, смущенно поглядывая, осторожно взяла протянутую упаковку.
        - Благодарствую, боярин.
        Удовлетворенно хмыкнул - боярином признали, а не хлопнулись в обморок, это уже достижение. Немного посмотрел, как, осмелев, аборигены навалились на еду, занялся своим лицом. Достал салфетки, смочил их водой и стер тактический крем. Протер лицо начисто еще раз, затем вытерся чистой салфеткой.
        Котелок уже закипел. Сдвинул его от огня, достал кружку, вскрыл пакетик кофе, высыпал порцию сахара и налил кипятка. Прихлебывая кофе, наблюдал, как аборигены, освоившись, уминали продукты из пайка.
        - Этот паштет просто невозможно вкусен! - Кубин облизал пластмассовую ложку, посмотрел на нее и спросил: - А что это за материал?
        - Пластик. Очень дешевый материал.
        - Удивительно! - он вновь зачерпнул паштет. - И вкусно!
        Я допил кофе и стал прибирать то, что не пригодилось сейчас: баночку с поливитаминами, жевательную резинку, таблетки пантоцида, сухое горючее, спички, дезинфицирующие салфетки…
        Все сложил в кармашек ранца. Заметив взгляд Кубина, хмыкнул, поняв его желание, и сделал ему кофе. Протянул кружку старику и показал на пакетики с сахаром:
        - Посластите.
        - Не надо.
        Я навел киселя из пакетика рациона в пластиковый стаканчик и подал Софье.
        - Вот, попробуй, краса-девица.
        - Благодарствую, - слегка покраснела девушка.
        - Только смотри, пей осторожно. Горячее.
        Матвей Власович пил кофе с наслаждением, причмокивая и громко выдыхая после каждого глотка.
        - Уф, велелепно-то как! Какое наслаждение! - Жмурился от удовольствия Кубин. - Боле тридцати лет не пил сей напиток. Уж и не чаял…
        Вдруг его взгляд стал более красноречив. Я поднял бровь. Кубин обернулся к девушке:
        - Софья Ильинишна, подь покамест посмотри обуву для себя, а мы с Владимиром Ивановичем поговорим. - И, дождавшись ухода девушки, продолжил: - Будьте любезны, закурить… пожалуйста…
        Усмехнулся и протянул раскрытую пачку старику. Тот вытянул сигарету, удивленно прочитал на ней название - «Петр Первый», - затем прикурил от уголька. Теперь он наслаждался табаком.
        - Вы простите старика, расклеился с оказии такой, - тихо проговорил Матвей Власович. - Неожиданно и невероятно все. Рассказ ваш о будущем, и вообще… за тридцать лет забыл, что это такое…
        Кубин поднял оброненную обертку от шоколада и с удивлением прочитал:
        - «У России есть только два союзника - армия и флот». Александр Третий».
        Взгляд его вновь погрустнел. Я выудил фляжку с коньяком и предложил:
        - Матвей Власович, давайте на «ты»?
        - Давай, чего уж… - махнул рукой Кубин.
        Я плеснул коньяка в кружку, и мы выпили на брудершафт.
        - Ну как? Власыч, полегчало?
        - У-у-ух! - Лицо его разгладилось. - Власыч? Мне нравится, Володя. И…
        Он улыбнулся, выразительно посмотрел на карабин и застенчиво попросил:
        - Можно посмотреть?
        Я отсоединил магазин, дернул затвор. Вылетевший патрон защелкнул в обойму и передал «Тигр» Кубину.
        - Это карабин «Тигр», гражданский вариант СВД. Прицельная дальность триста метров.
        - Какая интересная компоновка. - Кубин приложил приклад к плечу и прицелился в сосну. - Удобно, а СВД - это что, тоже винтовка?
        - Да, снайперская винтовка Драгунова - эффективная дальность восемьсот метров, с оптикой до тысячи трехсот.
        - Что за оптика?
        Я вынул из ранца футляр с прицелом, достал его и присоединил к «Тигру».
        - Попробуйте.
        Власыч посмотрел в оптику.
        - Изрядно-изрядно! А-а-а… - Его глаза остановились на рукоятке пистолета.
        - Это ГШ-18, - сказал я, вынимая пистолет. - Самозарядный пистолет Грязева-Шипунова. Калибр девять миллиметров, магазин на восемнадцать патронов. Убойная штучка. Шьет любой броне… любую современную броню. Даже щит ему не помеха.
        Кубин кивал, любовно поглаживал «Тигр», иногда прикладывался к карабину, целясь в разные места.
        - А что это на нем? - и он показал на зеленую махру, намотанную на цевье и прикладе.
        - Это для незаметности. Как мой маскхалат и чехол на ранец. Ладно, Власыч, - я поднялся и забрал «Тигр» у Кубина, - у нас много дел и вопросов, ждущих решения.
        Я зарядил карабин и перебросил его за спину.
        - Да-да, - поднялся Кубин. - Надо все добро прибрать.
        Для начала мы оттащили трупы в сторону.
        - Глянь-ко, Володя, - дед показал на мертвяка, одетого в хорошую кольчугу, - а ведь эта броня русской работы.
        Я пригляделся и пожал плечами. Для меня никакой разницы. Заметил лишь иное плетение, и мельче, чем у Куклина. И еще, это именно тот мертвяк, на которого косился пленник. Всмотрелся в лицо, затем осмотрел остальных. Хм, а этот отличается, и заметно. Разрез глаз ?же, скуластее, у всех обычная борода, а тут лишь тонкие усы… и вообще, этот дохляк лучше одет. Ох, недаром пленник косился на него.
        - Власыч, - позвал я Кубина, - я думаю, это был у них старший.
        - Согласен, - кивнул дед, - я хоть басурманского не разумею, но по разговорам понял - десятник это. Говорил резко, высокомерно и зыркал все время. Недобро так.
        Резкий говор как раз характерен для монгол, плюс непохожесть… и еще…
        - Власыч, - покосился я на деда, - а как ты в плен-то попал?
        - Как-как, - нахмурился Кубин, - с тремя отроками с Верш на Полески ехал. Эти выскочили из леса - и за нами. Отрокам сказал, чтобы уходили в лес, а сам поганых на себя отвлек. Они коня подо мной убили. Я соскочил неудачно - о сосну приложился. Очнулся уже связанным.
        Хм - я потер подбородок, тут что-то не то. Ладно, девку везли, тут все понятно, но за кой им понадобился старик? Как источник информации?
        - Власыч, я так понял: поганые тут давно пакостят. Почему местные власти не могут собраться и истребить эту заразу?
        - Да пытались! - зло ответил Кубин. - Как выйдет дружина, так исчезают без следа! Почитай с зимы беда такая. Мыслю, помогают им, и кто-то из местных. Мордва замирена давно, но поди ж имеются иуды…
        Если степнякам помогает кто-то из местных, тогда понятно, что до сих пор их тайное стойбище не нашли. Керженские леса густы и непроходимы, если не знать тайных троп.
        Кубин тем временем начал обыскивать трупы, откидывая в сторону наиболее ценные вещи. Раздевать их не стали - от стеганых халатов несло чем-то протухшим, да и кровью забрызганы были. Только забрали оружие и сняли единственную кольчугу. Затем занялись инспекцией транспорта. На телегах было сложено много чего. Приподнимая тюки и рулоны с сукном, приблизительно определили их количество. На второй телеге на дне обнаружили сундучок, три круглых футляра с расходящимся днищем, пять мечей, три сабли и сверток с разнокалиберными ножами.
        - Похоже, поганые какого-то купца разграбили, - предположил Кубин. - Столько сукна и прочего материала, а оружие какое…
        Матвей Власович развернул сверток с ножами, затем проверил каждый клинок, вынимая его из ножен.
        - Хорошие клинки.
        Затем он раскрыл один из футляров и присвистнул.
        - Что? - оторвался я от разглядывания булатного узора на одной из сабель.
        Дед вынул из футляра несколько специфичных деталей, в которых я узнал части от боевого лука.
        - Это лук, Володя. Дорогой лук. На дюжину гривен стоит. - Затем Кубин раскрыл остальные футляры. - И тут луки.
        - Еще в сундук надо глянуть.
        Мы вытащили тяжеленный сундук и поставили рядом с телегой. Я сбил незамысловатый замок, откинул запор и поднял крышку. Присвистнул одновременно с Кубиным, и было отчего - сундук полон серебра в узких брусках и монетах. Сверху лежали четыре мешочка. Я развязал один и вытряхнул на руку золотые монеты.
        - Точно купца разорили! - потрясенно проговорил Матвей Власович.
        Мы переглянулись.
        - Сколько тут?
        - Много, Володя, много.
        Я ссыпал золото обратно в мешочек и выудил серебряный брусок. Гривна была непривычной, чуть изогнутой формы.
        - Что можно купить на одну гривну?
        - Купить холопа, поставить деревеньку дворов на три-четыре, пяток саврасок, коров дюжины полторы, броню хорошую, вот как эта, - и старик показал на лежащую кольчугу, - булатной ковки меч или саблю. Много чего. Можно на десять гривен нанять дюжину воев. А тут… - Кубин выложил мешочки с золотом, приподнял сундук, поставил, немного постоял, загибая пальцы, что-то тихо бормоча, затем сказал: - Не считая золота, два пуда, значит, тут серебра на сто шестьдесят гривен! А золота… - Матвей Власович посчитал золотые монеты в мешочках. - Сто золотых…
        - И чье, интересно, это богатство?
        - Как чье?! - удивился дед. - Ты его на меч взял - значит, твое.
        Сдвинул панаму на затылок. Еще раз вопросительно посмотрел на Кубина. Тот закивал:
        - Твое-твое, все твое.
        Закурил, игнорируя удивленный взгляд Софьи. С ума сойти, всего лишь освободил двух пленных, при этом отправив к степным богам полтора десятка кочевников. А каков бонус - целая казна, это не считая прочих вещей и оружия, которые тоже имеют хорошую цену, если верить Кубину. Мне нравится это время!
        Кубин поднялся и подошел к куче трупов.
        - Кстати, я обратил внимание на раны. Отлично владеешь ножом, Володя.
        - Хорошо учили… - рассеянно ответил я. Меня занимали другие мысли.
        Не знаю - как ко всему этому отнестись. Вот так внезапно стать богатым. И не просто богатым…
        Возможно, я ошибаюсь, но по местным меркам у меня чуть ли не княжеская казна. На эту сумму можно нанять приличное войско. А можно поступить по-другому: вернуться в свое время, продать пару золотых и… попасть под внимание властей и ОПГ. Нет, не вариант, без связей золото не реализовать. Тем более в монетах до тринадцатого века. Оформить как клад - времени займет уйма, а у меня его нет. Если в моем времени прошел день, то тут - целый месяц. Значит, в моем распоряжении будет максимум пара дней. Но что можно успеть за два дня? Где денег добыть? Это тут я богат, а там… моих сбережений хватит на ящик патронов к «Тигру», только этого мало. И вряд ли мне продадут этот ящик без лишних вопросов, да и охотничьего билета я не имею. У отца в сейфе гильз, капсюлей, дроби и пороха к двустволкам достаточно для моего времени, однако смехотворно для этого. И что можно сделать парой двустволок с убойностью на сотню метров? Лучше уж арбалетов наделать… кстати, хорошая идея! Пороха тоже мало, про дробь вообще заикаться не стоит, разве что переплавить на пули. Вот бляха муха! Что делать-то? Связаться с ребятами и
попросить достать оружие и боеприпасы? Возникнут вопросы. Возможно, поверят, после демонстрации, но это опять потеря времени. Пока мы ходим туда-сюда, несколько месяцев пройдет, а там - здравствуй, зима и монгольские «гости».
        Значит, все деньги реализуем тут. И добро тоже. Что по надобности - оставим, остальное на продажу. Кстати, надо бы инвентаризировать, хотя бы приблизительно. Пробежался взглядом по всему, считая:
        «Итак, что мы имеем. Тридцать две лошади. Две телеги. Сукна и прочих тканей - восемнадцать тюков. Одежды всякой - четыре тюка. Обуви разной - двадцать три пары. Восемнадцать сабель. Пять мечей. Три десятка ножей разных. Две кольчуги, то есть одна - Кубин нашел свою кольчугу. - И деньги: сто золотых и серебра на сто шестьдесят гривен».
        Для задуманного дела пригодится все, даже секонд-хенд. В крайнем случае одежду и обувь продать можно. И много чего придется закупить, но все потребности надо хорошенько обдумать. Однако однозначно буду отталкиваться от ништяков из будущего. Все, что достать сумею.
        Посмотрел на Кубина, он явно что-то задумал. А-а-а, он решил лук опробовать!
        Тем временем дед достал из короба палку с плавными перегибами, оттуда же вынул тетиву. Зацепил ее за вырез нижнего плеча, затем оплел лук ногой, наваливаясь телом и сгибая лук, зацепил тетиву за верхнее плечо. Поднял, попробовал натяжение, затем, выхватив стрелу из рядом лежащего тула, выстрелил в сосну.
        - Хороший лук! - любуясь оружием, проронил Матвей Власович. - Володя, попробуй-ка!
        Кубин дал мне наручь, кольцо на палец, показал - как правильно надеть, хоть я это знал, однако промолчал…
        Я стрелял из лука. Куклин как-то делал его из можжевельника. Мы всю стену сарая истыкали! Но то был простой деревянный лук, красиво украшенный, а этот… этот внушал мощь, стоило только взять его в руку. Пожалуй, этим луком можно запросто закинуть стрелу на пять сотен метров. Если верить тому, что я прочитал в Интернете, то, действительно, стрелой, выпущенной из боевого лука, можно не только пробить насквозь всадника, но и пригвоздить его к лошади. Еще закованные в стальные доспехи рыцари прошивались бронебойными стрелами насквозь. И это на расстоянии за сотню метров!
        Что ж, попробуем! Взял тул, привязал его к ремню сбоку, вынул стрелу, наложил на тетиву и огляделся в поисках мишени.
        - Вон в ту же сосну и стрельни, - посоветовал Кубин, показывая на дерево в двадцати метрах.
        - Власыч, мы не ищем легких путей, - ответил я, резко разводя руки и спуская тетиву.
        У деда вытянулось лицо. Честно говоря, сам не ожидал такого результата. В ста метрах, в корявой сосне, ровно в центре круглого нароста торчала стрела.
        - Ты явно не впервой с ним дело имеешь… - удивленно пробормотал дед. - В ваше время в разведке учат стрелять из луков?
        Коротко кивнул, не выдавая своего удивления. Надо повторить прицельный выстрел, а потом на скорость стрельбы, если получится…
        Вновь стрела на тетиве. Цель та же - круглый нарост на корявой сосне. Прищурился, глядя на цель, - надо вновь попасть в самый центр. Теперь я разводил руки медленно, держа стрелу на одной линии с целью. Всего сто метров. У лука очень мощный бой, превышение можно почти не учитывать, разве только чуть-чуть. Вдруг показалось, что я вижу пятку торчащей в наросте стрелы, наконечник как будто уперся в нее. От неожиданности спустил тетиву…
        - Матерь Божья! - вырвалось у Кубина. - Прости меня, Господи!
        Он рванул к сосне, словно спринтер, за ним помчалась девушка. Я помотал головой, не веря своим глазам. Нет, тоже надо сходить, вдруг показалось? Подошел к сосне. Рядом соляными столбами застыли Кубин и Софья Ильинична.
        Вот это номер! Не ожидал, что так выйдет, - вторая стрела расщепила первую точно посередине, и обе вошли в ствол на треть. Будь сосна чуть тоньше, пробили бы насквозь.
        - Это поразительно! Володя, это… это… - Кубин покачал головой. - Знаешь, Володя, теперь я припоминаю. Когда-то давно, лет тридцать назад, я был сам удивлен изрядно, когда в первый раз лук в руки взял. Ведь и не стрелял никогда. Вообще! А тут раз, и… как будто с луком в руках родился. Но так стрелять… удивительно!
        М-да, дела. Все чудесатее и чудесатее… сказка, так сказать, продолжается! С любого пристрелянного огнестрела всегда выбивал сотку из десяти выстрелов. На любой спор. Так теперь выясняется, что из лука я робингудистее Вильгельма Телля! Хор-р-роший бонус!
        Вернулись к телегам. Весь путь ощущал на себе восторженные взгляды аборигенов, особенно Софьин. Причем при ответном взгляде она сразу краснела, отводя глаза. Отрадно, что смущение не от моего необычного для этого времени наряда. Что ж, продолжим зарабатывать очки у предков. Самому интересен дальнейший результат - как у меня выйдет стрельба «очередями»?
        В видеоролике о быстрой стрельбе из лука видел, как лучница без особого труда выпускает одну стрелу в секунду. Это примерно шесть-семь стрел, одновременно находящихся в воздухе. Однако все спортсмены стреляли из спортивных луков с силой натяжения двадцать пять килограммов. Как бы они вложились в свой норматив с боевым луком натяжением в восемьдесят кило?
        Мне бы темп и в две-три стрелы не помешал. Сначала потренировался в выхватывании стрел из тула. Выходило не очень. Не совсем удобное для быстрой стрельбы расположение футляра со стрелами - при вытаскивании наконечники цепляли верх футляра, и стрела порой вываливалась из пальцев. Приспустил тул пониже, стало удобней выхватывать, однако футляр если не волочился по земле, то передвижению точно бы помешал. В одном из фильмов видел стрелы в футлярах за спиной у стрелка. Но у меня за спиной - карабин. Передал его Кубину и переместил тул назад. Опять попробовал быстро выхватывать стрелы - лучше, но все равно - тренировка и еще раз тренировка, а пока воткнул рядом пяток стрел и приготовился к стрельбе.
        Попытался вызвать то состояние виденья мишени. Пригодится в будущем. Вновь прищурился, стараясь видеть лишь округлость нароста, однако эффект приближения на этот раз почему-то не сработал. Может, только со стрелой получается? Потом проверим.
        Подхватил торчащую у ноги стрелу, наложил, развел руки, выстрелил… с-ден… с-ден… с-ден…
        Пять стрел воткнулись в сосну с двухсекундным интервалом, образовав на наросте неправильный пятиугольник. Отрадно, что не промазал, так как метал стрелы лишь в сторону района прицеливания. Рядом взвизгнула Софья, а Матвей Власович похлопал в ладоши:
        - Неплохо-неплохо, Володя. А ну-ка…
        Кубин протянул мне карабин, забрал лук, пять стрел и быстро выпустил их в сосну. Нарост превратился во что-то похожее на дикобраза. Но скорость, с которой старик метал стрелы, поразила: шесть-семь в воздухе Кубин точно держит.
        Теперь аплодировал я. Матвей Власович картинно поклонился, а я замер, так как почувствовал, что в окружающей нас обстановке что-то поменялось…
        Глава 4
        Лесная тишина специфична. В зависимости от времени суток лес имеет разный фон. Ночью ли, утром или днем, с ветром или без, слышен шелест листвы и тонкое, на грани слышимости, зудение насекомых. С рассветом к фону примешивается щебет птиц. И всякое изменение этой какофонии заметно для понимающих.
        То, что мы не одни, я понял минуту назад. Соловьиное сольфеджио вдруг всего на пару секунд сместилось в одну сторону, и протрещала сорока. Именно там, откуда я пришел.
        Знаками показал Кубину направление опасности. Для Софьи приложил палец к губам, надеясь, что жест понятен, и кивнул на телеги, чтобы спряталась. «Тигр» с боеприпасами отдал Матвею Власовичу и показал на трухлявый пень чуть выше телег. Тот понял и занял позицию. Тихо ступая, я поднялся выше по распадку, затем сделал петлю, выйдя недалеко от обрыва, и затаился за сосновым стволом в два обхвата.
        Ага, вот и гость. Один или с друзьями? Шел он, надо признать, тихо. Однако какой здоровенный, бугай! Оп-па, а вот и друзья! Еще двое крадутся следом. Вооружены ножами и луками, правда, простенькими, охотничьими. У старшего имеется сабля. Всего трое. Тогда обойдемся без огнестрела. Бугай задержался около сосны, от которой я отстреливал часовых кочевников, и махнул рукой тем двоим. Один задержался, ему что-то бугай зашептал, а второй двинулся прямо на меня. Решил поверху обойти? Ну-ну. Расстояние между нашими соснами метров сорок, можно попробовать тихо нейтрализовать всех поодиночке.
        Первый «гость» прошел мимо сосны. Хватило секунды, чтобы вырубить его ударом по шее и спрятать бесчувственное тело за стволом. Совет закончился, и бугай пополз на край обрыва понаблюдать, а в мою сторону двинулся еще один кандидат. Похоже, исчезновения друга они не заметили. Отрадно! Уложив рядышком второе бесчувственное тело, глянул мельком на лица обоих… мальчишки, точнее парни тринадцати-четырнадцати лет! А не те ли это отроки, о коих Кубин говорил? И что, они втроем решили перебить полтора десятка степняков? Безумству храбрых… впрочем, не трусы - уважаю. Правда, их вполне может быть больше, например, на той стороне распадка, а эти как прикрытие. Стрел в колчанах у каждого по три десятка запасено. Ладно, посмотрим. Но нейтрализовать, пока они не наворотили дел, надо. Хорошо, что бил слегонца, только чтоб выключить ненадолго, дети ведь.
        Что там бугай? А он выглядел озадаченным, видать, узрел на стоянке непонятную композицию: спокойные кони, аккуратные стопки всякого добра, курящийся дымком костер, мертвые степняки неподалеку рядком лежат и тишина…
        Оп-па, кому-то знаки подает. Значит, на той стороне распадка еще «гости». Двинулся к бугаю. Подкрался вплотную. В последний момент он что-то почувствовал. Подскочил с разворотом довольно быстро. От огромного кулака я еле увернулся. Затем бугай оторопело замер. Пока он пялился на нечто мохнатое, «толкнул» его в солнечное сплетение, чтобы ненароком не покалечить. Взмахнув всеми четырьмя конечностями, парень улетел за сосну.
        - А-а-а! - с восточной стороны лощины поднялись с десяток человек с копьями и кинулись к телегам. Ага, вот и основной пионерский отряд!
        - Матвей Власович, это не ваши ли отроки?! - крикнул я из-за сосны.
        - Мои! - крикнул в ответ Кубин и поднялся во весь рост. - Стыдно признаться! Недотепы!
        Атакующие остановились и начали непонимающе оглядываться.
        - Что встали, олухи, - неистово кричал дед, - идите сюда! Вразумлять буду!
        - Не будьте к ним так строги, Матвей Власович. - Я вышел из-за сосны и начал спускаться вниз. - Они из чистых побуждений. Ведь освободить вас хотели!
        Парни, увидев «лешего», мгновенно сбились в кучу и ощетинились копьями. Улыбнулся на эту реакцию, ладно хоть не кинулись на «нечисть лесную». Скинул капюшон маскхалата и сдвинул панаму на затылок, хоть, видя человеческое лицо, не так пугаться будут. Присел рядом с ушибленным бугаем, уже приходящим в себя. Подошел Кубин и покачал головой:
        - И это мой лучший ученик! Ни тихо подойти, ни кощего имати! Бестолочь…
        - Ну-ну, Власыч, - решил вступиться за парня, - все-таки я в разведке уже пятнадцать лет. Много чего «умею». А это дети еще…
        - А мнить кто будет? - и Кубин постучал пальцем по голове парня. - Отрастил бестолковку…
        Я понял, что старик лишь делает вид, что сердится на ребят, на самом деле он был доволен, что они не бросили своего наставника. Парни смущенно топтались рядом и краснели от слов Кубина.
        - Кстати, там под сосной я двоих спать уложил. Пусть парни сходят и принесут их сюда.
        Я показал, в какой стороне оставил ушибленных.
        - Митяй! - Кубин наставил палец на впередистоящего. - Возьми еще троих, и сходите вон туда, Треша и Макара принесите.
        Четверо парней пошли в указанном направлении. Остальные столпились у трупов.
        Бугай наконец открыл глаза и… заелозил от меня вниз по склону, потом он заметил Кубина и замер, переводя взгляд то на меня, то на Матвея Власовича.
        - Ну, давай знакомиться, я Владимир Иванович Велесов.
        - Демьян… сыновец боярина Горина.
        - Что ж, хорошая реакция, Демьян Горин, - сказал я и, заметив, что тот непонимающе моргает, поправился: - Сноровистый, говорю, ты, вон как вскочил, даже ударить пытался.
        - Но не смог же, - смутился парень. - Вон как меня вдарил! Мне так не смочь…
        - Ничего, - подбодрил я Демьяна, - научим. Поднимайся.
        Сундук с деньгами мы предусмотрительно убрали под тюки, только оружие пока лежало на виду, в том числе и луки. Горин увидел боевой лук и чуть ли не слюну от восторга пустил. Учитывая его стоимость, восторги понятны. Это как с моей зарплатой на крутую иномарку в автосалоне любоваться. Кубин, заметив внимание парня, хмыкнул и сказал:
        - Не про твою честь сие. Владимир Иванович тут все на меч взял, так что негоже и зрить даже.
        Парни стояли у трупов и тихо переговаривались, иногда с опаской поглядывая на меня. Свое оружие они сложили, прислонив копья к телеге. Теперь стало понятно, что это охотничьи рогатины. Я взял одно в руки. Широкий обоюдоострый наконечник, похожий на кинжал, с поперечиной, был насажен на двухметровое рябиновое ратовище. Хм, и довольно-таки увесистое. С физической подготовкой молодежи тут не совсем плохо, как я подумал вначале. А если ребят поднатаскать в рукопашке и фехтовании, то толк будет.
        Кандидаты на учебу явно обсуждали раны у трупов. Софья, видно, была с парнями знакома и теперь тихо что-то им нашептывала, искоса поглядывая на меня. Наверняка рассказывает все страсти, что произошли тут до их появления.
        Солнце просвечивало сквозь кроны сосен. На небе ни облачка. День обещал быть жарким, а я из-за последних попрыгушек уже хорошо пропотел. Снял с себя «Гилли» и упаковал его в ранец.
        - Переодеться бы надо, Володя, - сказал Матвей Власович, глядя на камуфляж. - Твой наряд для леса хорош, но странен весьма.
        - Я с собой ничего больше не взял.
        - Так добра-то… - повел рукой старик по телегам. - Выбирай на вкус.
        Вкусы у нас разные. С одеждой на телегах возился не я, однако видел, когда Софья и Кубин тряпье перебирали, - один секонд-хенд. На первый взгляд из нового только сукно и прочая ткань. Не драпировать же себя простынями на римский манер или шитьем заниматься. Кислое выражение на моем лице Кубина удивило:
        - Никак брезгуешь местной одежей? Глянь-ка…
        Он начал выкладывать рубахи, штаны и обувку. Все разложил на тканых рулонах. Я посмотрел, пощупал, даже понюхал. Хм, вроде как новые, можно и надеть, но прежде надо умыться, хотя бы по пояс. Вылил из короба ИРП воду в котелок, сходил к роднику, набрал еще воды и вернулся к телегам. Пощупал ткани, выбрал подходящее для полотенца и оторвал кусок. Затем, не обращая внимания на взгляды, разделся до пояса. За спиной зашептались. Наверное, шрамы мои увидели.
        - Софья Ильинична, - позвал я девушку, - будьте добры, полейте мне, пожалуйста…
        - Да-да, боярин, - спохватилась она, - я мигом.
        Но, немного не дойдя до меня, девушка замерла. Постепенно на поляне стало тихо. Заметил, что Кубин тоже в ступоре. И что на этот раз? Шрамы удивили? Так они в любое время считались украшением мужчин. Или рисунок какой появился на мне? Даже на плечо покосился - нет, летучая мышь на коже не проступила. Все татуировки свел в свое время. Так было надо.
        - В чем дело, Матвей Власович? - поинтересовался я у старика.
        - Крест! - ответил он, троекратно крестясь.
        - А что крест? - я посмотрел на грудь. Ну да - крест. Ну, золотой. Ну, большой. И что? Я знал, куда иду, и надел его, так как других не имел. Я хоть и крещен, как и мои родители, но в церкви даже и не помню когда в последний раз бывал. А тут церковь - самое почитаемое и посещаемое место. Как бы я смотрелся без креста?
        - Этот крест… откуда он?
        - Отцов.
        - Да? - Кубин с интересом на меня посмотрел. - А можно… посмотреть?
        - Можно, - пожал плечами я. Однако снимать его не стал, мало ли чего подумают? Вроде как крестик никогда не снимали. Вообще. Матвей Власович подошел ближе, чуть приподнял крест, рассматривая его, затем повернул…
        - Матерь Божья! - воскликнул Кубин. - Это же…
        - Что?
        - Вот, Володя, буквы, - и он показал на уже виденную мной надпись: - «Кнж сн влхтг хрн iсхс».
        - Я их видел, только так и не понял - что за шифр такой.
        Когда я искал инфу по Интернету, то просмотрел множество сайтов по религии и символике, но ничего похожего не нашел, разве что четыре последних буквы смог расшифровать.
        - Это читается так: княжьего сына волохатого храни Иисус Христос!
        Какого княжьего, да еще волохатого? Смотрю на Кубина - тот тоже в некой прострации. Вокруг картина - к нам едет ревизор. Опять испуганный взгляд Софьи, в глазах парней лишь восторг и… что-то еще.
        - Власыч, - тихо шепчу я старику, - поясни мне - что все это значит?
        - Дело в том, Владимир Иванович, - вдруг чересчур официально произнес Кубин, - что такой же крест у боярина Владимира Дмитриевича. А волохатый сын - означает сын Велеса.
        Мысли спутались. Без пузыря не разберешь. Взял с телеги разгрузку, из кармана выудил фляжку и сделал пару глотков, а Кубину сказал:
        - Власыч, давай об этом позже. Умоюсь, оденусь, а там… - и остервенело почесал плечо. Комарье тут злющее, успели на моей спине пирушку устроить.
        - Да-да, конечно.
        Матвей Власович взял короб с водой и начал лить тонкой струйкой. Наскоро умывшись, растерся куском ткани и начал облачаться в древние наряды. Надел штаны из тонкого и мягкого войлока с кожаными вставками, рубаху с широким воротом и просторными рукавами. Сапоги оказались чуть великоваты, не смотря на мой сорок третий размер. Проблему решил просто - оторвал немного ткани и, под одобрительный хмык старика, намотал, как портянки. А что, хоть и чересчур мягкая подошва, но удобно. Кубин предложил широкий парчовый кушак. Однако я сначала нацепил бронежилет. Будет вместо поддоспешника. В завершение надел еще одну рубаху, а затем настал черед кушака.
        Жаль, зеркала нет. Полюбоваться бы, может, я по-идиотски выгляжу, однако Кубин только языком цокал. Что ж, доверимся вкусу аборигена. В завершение опоясался ремнем и нацепил трофейную же саблю.
        Хорошо, когда есть кому управиться, собрать все вещи. Я представляю, как седлать лошадей, однако разница есть - представлять и уметь. Парни споро собрали все вещи, оседлали лошадей, двух запрягли в телеги. Свой ранец я сунул в переметную суму, карабин замотал тканью, но так, чтобы быстро расчехлиться. Пистолет пристроил в налучье, пусть тоже будет рядом.
        Коня мне подвел Демьян и помог накинуть сумы на заводного.
        Эх, только бы не опозориться перед аборигенами. Тут все великолепные наездники, а я так, даже дилетантом не назовешь. Однако, на удивление, сел на коня без проблем. Он даже слушался меня! Странно, даже появилось такое ощущение, что в прошлой жизни я был кавалеристом. Это как умение ездить на велосипеде - раз научился, то на всю жизнь.
        Кубин отправил пару парней вперед дозором. Остальные двинулись следом, за ними телеги, последние мы.
        Матвей Власович какое-то время наблюдал за мной.
        - А ты, Володя, раньше на лошадях не ездил, хоть и держишься хорошо.
        - Это ты, Власыч, верно заметил. Мы больше на машинах ездим и только иногда пешком.
        - На машинах… - пробормотал Кубин и усмехнулся. - Прогресс посадил человека на колеса, и он это оценил. Наверное, и оружие самое совершенное?
        - Есть такое. Одним зарядом город уничтожить можно.
        - Нет, не надо больше, - вдруг решительно сказал Матвей Власович. - О будущем расскажешь моему другу, и я тогда послушаю, так будет лучше.
        - А почему только двоим? Вас ведь трое было.
        - Евпатин в Рязани сейчас, - сказал Кубин. - У князя рязанского Юрия Ингваревича сотником. Боярином знатным стал. Кстати! Догадайся, как его там называют?
        Тоже мне бином Ньютона. Только услышав фамилию, сразу выстроилась цепочка - рязанский сотник - Евпатин - Евпатий.
        - Вижу, догадался.
        - Евпатий Коловрат. Но почему? Это же выдуманный и сборный персонаж.
        - Я знаю, - кивнул Матвей Власович, - но теперь он настоящий, а не выдуманный. А почему? Так мы его по фамилии называли. Вот и приклеилось. А Коловратом нарекли после того, как он, защищаясь, кол с ограды выдернул, причем самый большой. Бояре смеялись потом: «Поменьше выбрать не мог?» А он злится, не нравится ему, как его называют. Историю он плохо знает. Я ему объяснил, кто такой Коловрат. Но он все равно ворчал, постепенно привык.
        - А я думал, что Коловрат - от слова «коло», то есть вечный круговорот, символ колеса. Есть еще знак, типа свастики.
        Кубин пожал плечами:
        - Ну, так народ называл.
        Еле заметная тропа пошла под уклон. Сосновый бор постепенно сменился смешанным лесом с густым подлеском. Тропа вывела на полянку, с края которой стоял кряжистый дуб. Сразу появился вопрос:
        - Кстати, знаете, как я, да и вы, попали сюда?
        - Как так? - заинтересовался Дед Матвей. - Ты знаешь, как сюда попал? И как?
        Интересно, они что, не додумались о месте переноса? Странно. Можно было сопоставить факты и вычислить место. Правда, я их истории пока не слышал, так что рано судить.
        - Понимаешь, Власыч, - начал рассказывать я, - один раз я в этом времени уже был…
        Телеги плелись впереди, на нас никто не смотрел, и я достал сигарету. Когда еще покурить придется? При аборигенах дымить больше не стоит. Предложил Кубину. Тот благодарно кивнул и тоже прикурил. Я затянулся, пустил дым в сторону и продолжил:
        - В первый раз, попав сюда, испугался сильно. Представь, я оказываюсь на месте поселка, которого нет, а на месте фермы из моего будущего - пашня. На ней пашет мужик в простой одежде. Подхожу, хочу спросить, где я оказался, а он меня не слышит. Мало того, я хватаю его за плечо, а моя рука сквозь тело проходит. Думал, с ума сошел. Потом решил, что я умер и привидением стал.
        Кубин сразу перекрестился:
        - Свят-свят.
        - Вот-вот. Представляешь мое состояние? Потом, как успокоился, стал эксперименты ставить. После того, как рукой ударился. Что интересно, предметы разные в руки свободно брал, а сквозь тело - рука как через пар.
        Кубин опять перекрестился.
        - Потом я рядом с семьей мужика этого сидел. Курил, и представляете, дым от сигарет женщина учуяла. Я как раз решил пересесть, как девка бежит, кричит «степняки!». Мужик распорядился, как и что кому делать, оделся в бронь и ускакал.
        - Погоди-погоди, - встрепенулся дед Матвей, - это в конце апреля было? Так это ты Борису помог?
        - Получается так, - кивнул я. - А тебе про это откуда известно? Кто рассказал?
        - Борис, конечно. Отцу ни слова, а мне, наставнику своему, рассказал. Я и не поверил, думал, выдумал все. Только не знал, как объяснить, откуда он трофей изрядный взял?
        Затянувшись, Кубин поперхнулся, прокашлялся, сказал виновато:
        - Лет тридцать не курил. Что дальше было?
        - Ну, после того, как я Борису помог, к дереву вернулся, с которого, как потом выяснилось, все и началось.
        - Что за дерево? - тут же спросил Кубин.
        - Дуб. Огромный. Я рядом грибы собирал. Далековато от дома, но для ноги полезно. Выхаживался, так сказать, после ранения. Потом присел у ствола отдохнуть. Затем рядом ворон каркнул. Я от неожиданности подскочил и головой о нарост на стволе приложился. Тут вся чертовщина и началась.
        Глянув на изумленно крестящегося Кубина, добавил:
        - Я ничего не придумываю. Сам в изумлении был. Сначала обнаружил, что пропала корзина. Она рядом стояла. Затем понял, что у меня нога здоровая. Абсолютно! А ведь пять операций было! И все без толку. Правда, шрамы все остались, но, видать, бывшие раны на здоровье не влияют. Потом к поселку пошел - и завертелось.
        - Невероятно! - пробормотал Кубин, он собрался вновь перекреститься, но рука его замерла на полпути. - Я припоминаю, что зуб у меня страсть как вечером болел, а проснулся утром - прошло… извини, перебил.
        - После всего я опять к дубу вышел. Так как понял, вся катавасия началась рядом с ним. Приложился к стволу и почувствовал, что что-то произошло. Смотрю - корзина моя стоит. И я понял, что в свое время вернулся.
        Какое-то время ехали молча. Старик, отвернувшись, смотрел в глубину чащи. Догадываюсь, какие мысли у него сейчас в голове, и не прогадал:
        - А мне и моим друзьям вернуться в свое время можно?
        - Матвей Власович, - как можно мягче сказал я, - как ты это представляешь? Меня назад вернуло в то же самое время, и минуты не прошло. Считай, я будто из своего времени и не пропадал вовсе. С вами гораздо сложнее. Представь: ты появился в родном доме, что произойдет? Узнают ли тебя? Для них ты молодой был, а тут заявился старик, извини. А еще, я думаю, древо, что вас сюда кинуло, искать надо. Именно то самое. А что ты скажешь по поводу брата? Матвей Власович, с тобой все в прядке?
        Кубин, обхватив голову руками, начал раскачиваться и стонать. Жаль, коньяка мало взял. Больше надо было. Я выудил фляжку - как знал, что пригодится - и подал Кубину:
        - На, выпей, Власыч, и не волнуйся.
        Он поднял лицо. В глазах стояли слезы. Глотнув из фляжки, он проговорил:
        - Ты прав, черт возьми. Прав. Не возвратиться нам уже назад. А я-то понадеялся…
        Кубин помолчал, затем, вздохнув, спокойно спросил:
        - Скажи, зачем ты второй раз сюда пошел?
        - Мой отец всегда говорил: сердце - женщине, душа - Богу, долг - Отечеству, честь - никому! Я видел, как сражался Борис. Видел погань степную. Я знаю историю. И знаю, что будет этой зимой! Просто не могу по-другому. Русский я. Поэтому мой долг - Россию защитить, пусть она сейчас пока не такая, как в будущем, но все РОДИНА. Как отец мой защищал. Как оба деда моих на войне. Понимаешь?
        - Понимаю, - облегченно вздохнул Кубин. - Значит, я в тебе не ошибся. Ты нам очень нужен. Мы тут тоже сложа руки не сидели. Многое пытались сделать, но нас не слушали. Кто мы для князей? Я и Кулибин все это время пытались доказать Великим князьям, что Русь надо объединить. Не вышло, а сейчас у нас должно получиться!
        Я покосился на старика. Нужен, значит? И как он смотрел на меня, когда крест увидел…
        - Давай-ка, Власыч, к тому разговору вернемся. Давай про крест и прочее объясняй.
        - Начну с того, род Владимира Дмитриевича от Рюриковичей идет. Ныне он удельный князь, вассальный великому князю Юрию Всеволодовичу. И у него такой же крест, от отца своего полученный. Но креста было два, абсолютно одинаковых! Второй у его родного дяди Ивана Владимировича, что был ближником великого князя Всеволода Юрьевича. После Липицкой битвы, когда Константин Всеволодович на отцов стол сел, что-то у них не заладилось, и Иван вместе с семьей и своей дружиной вдруг отъехал от нового великого князя. Говорили, на восток. И никаких вестей от него больше не было. Так вот, у Ивана Владимировича имелся сын - Владимир. Смекаешь?
        Я покивал, смекаю, мол, нащупывая фляжку. Остался ли коньяк или нет? История эта на страсти мексиканские похожа. Однако основной смысл вопроса Кубина я понял.
        - Ты предлагаешь мне представиться сыном этого Ивана Владимировича?
        - Да! - радостно закивал старик. - Ведь и отчество совпадает! И самое главное - как ты думаешь, какое было прозвище прадеда боярина Владимира Дмитриевича?
        Осталось только пожать плечами - откуда я могу такое знать?
        - Велесом его звали! И всех потомков тоже! Каково, а?
        Что ж, сюрпризы еще не кончились.
        - А почему этот дед получил такое прозвище? Ведь Велес, насколько я знаю, бог - и бог языческий!
        - Э-э-э, нет, ты ошибаешься. Прозвище не совсем от самого бога Велеса. Вспомни надпись - «Княжьего сына волохатого храни Иисус Христос!». Христос и волохатый, да на кресте! Так что не от языческого бога прозвище, а от мохнатого - волохатого - волоса - велеса. Понятно?
        - И это значит, что прозвище совпадает с моей фамилией!
        - Не только…
        Появилась мысль, что я просто сплю. Сумбурный сон какой-то. Ну, не может так все совпасть! Стоп, что не только?
        - Власыч, что ты последнее сказал?
        - Ты и Владимир Дмитриевич похожи. Я когда разглядел тебя в первый раз, думал - с ума сойду. - И вдруг Кубин встрепенулся: - Володя, я вот что подумал: а не является ли Владимир Дмитриевич твоим предком?
        Слова Матвея Власовича заронили в мои мысли сомнение. А мог ли быть этот боярин моим предком? Из рассказов отца я знал: Велесовы всегда были на военной службе, но и жили под Нижним Новгородом. Возможно, после раскола в церкви мои предки ушли в керженские леса. Однако это было в семнадцатом веке. Так что сомнительно думать, что боярин Владимир Дмитриевич и все его родственники здесь могут быть моими предками.
        - Не думаю. - И я изложил старику свои мысли по этому поводу.
        - Пускай не предки они тебе, но для дела надо…
        - Ладно, - согласился я, - представлюсь я сыном Ивана Владимировича. Тем более что имя менять не надо, только что мне это даст?
        - Иван Владимирович, - проникновенно произнес Кубин, - старший брат Дмитрия.
        - Власыч, перестань говорить загадками!
        Кубин вздохнул и принялся объяснять:
        - Володя, тут имеет место старшинство по роду. Так как Иван Владимирович - старший из братьев, то по лествичному укладу и сын его, то есть Владимир Иванович, княжить в уделе должен вперед своего двоюродника. Хоть это все, конечно, еще вилами по воде - главное слово здесь Великого князя Владимирского.
        Бр-р-р! Я помотал головой - пока не понятно, куда клонит Кубин. Мне что, надо явиться к этому боярину, то есть к князю, трахнуть кулаком по столу и заявить свое право на этот самый княжий стол? Или престол. Или удел…
        - У Владимира Дмитриевича под рукой полторы сотни бояр, - продолжил объяснение Матвей Власович. - Еще дети боярские. И они не одни исполчаются, а с холопами своими. Так что ратников, вместе с земским ополчением, князь до пятидесяти сотен собрать может.
        А, так вот он о чем толкует! В будущей «зимней кампании» понадобится много воинов, и Кубин хочет, чтобы я встал во главе поместного войска. Заманчиво. Старшинство и уклады - это хорошо, однако как это сделать?
        - Власыч, а расскажи-ка мне все про князя.
        - Сильный и умелый вой, как командир… хороший сотник, но воевода… посредственный. Это и великий князь Юрий Всеволодович отмечает, поэтому началовать его в походах не ставит. Сместить удельного князя со стола сложно, - признал Матвей Власович. - И расположение остального боярства навряд ли прибавится, кому ж охота насиженного-то места лишаться? А потому желательно тебе с Владимиром Дмитриевичем договориться совместно управлять: ему - княжий суд и земскую власть, а тебе - охрану княжества да воеводство в городовом полку, чтоб твое слово во всех военных вопросах было первым.
        - Согласен, это лучший выход, - кивнул я, - и порукой тому будет мое финансирование. Взятой на меч казны должно хватить.
        - Да, и в этом нам поможет Кулибин, то есть протоиерей Григорий. Он большое влияние на князя имеет.
        Тем временем местность стала как будто знакомой. Вот овражек с родником, он и в моем времени был. Там, за лесистым холмом, была Заимка, та, что в будущем. Интересно, а в этом времени она тут же?
        - Ладно, Власыч, для начала надо с князем познакомиться, а там посмотрим, как дела пойдут.
        Поднялись на холм, поросший молодыми соснами, и впереди показалась крепостица. Ух! Если это та Заимка, то она древнее нашего областного центра. Жаль, в летопись не внесли. А сколько таких селений, которые, возможно, древнее Нижнего Новгорода, а то и Москвы?
        Крепостица была обнесена глубоким рвом, валом и простеньким четырехметровым частоколом, из-за которого виднелись крыши домов, построенные в два этажа, а то и в три.
        Нас увидали с проездной башни и закричали, створы ворот моментально захлопнулись, и начал подниматься перекидной мост. Когда до ворот осталось метров сто, Кубин остановил коня и, махнув нам, чтобы стояли на месте, медленно поехал к стене. Его, видимо, узнали, мост опустился, и ворота стали открываться. Из проездной башни выбежал пацан с криком:
        - Дед Матвей приехал!
        - Трифон! Вымахал, пострел, совсем богатырем стал!
        Кубин подхватил его и посадил впереди.
        Когда мы въехали в ворота, я увидел на крыльце большого дома Волоша, Агафью и очень знакомого ратника.
        Откуда я его могу знать? Знакомое лицо… задумался… нет, не помню, странно. Пока пригляделся к хозяевам.
        Вот так сюрприз! Волош, он же Владимир Дмитриевич, то есть удельный князь собственной персоной. А я его еще мужиком кликал, это князя-то. Хорошо, что он меня тогда не слышал! И лицо… действительно, мы похожи, и почему я в первый раз это не заметил?
        Одет князь, на мой взгляд, не по-летнему, но богато! На голове шапка с высокой тульей и меховой опушкой. На плечах плащ с запонью на правом плече. Под плащом рубаха с серебряным узором. На ногах сапоги зеленого цвета. У княгини Агафьи наряд не менее богат, а то и более, чем у князя, - шикарное шелковое платье, полностью скрывающее фигуру, с воротником золотого шитья, с подолом, окруженным золотым шитьем и жемчугом. На голове тоже шапка с небольшой, но узкой тульей и свисающими вниз нитями жемчуга.
        Как радушные хозяева, княжья чета вышла на крыльцо встречать гостей. Что ж, посмотрим…
        Сразу за воротами мы спешились. Телеги проследовали в глубину двора. К нам подбежали молодые парни и приняли наших лошадей. Я выразительно посмотрел на Кубина, тот понял мой взгляд и шепнул пару слов двум отрокам из нашей команды, те кивнули. Один парень направился к телегам, а второй снял мои сумы с налучьем, зачехленным карабином и подошел к нам.
        Матвей Власович первым шагнул к крыльцу, следом я, за мной Демьян. Но, опережая нас, к крыльцу понеслась Софья Ильинична.
        - Батюшка!
        - Софья?! - удивился тот ратник и кинулся навстречу. - Ты как тут? Откуда…
        Владимир Дмитриевич посмотрел удивленно на девушку и повернулся к нам. Брови его полезли вверх.
        - Здрав будь, княже! - поздоровался Кубин.
        - И ты здравствуй долгие лета, Матвей Власович, - кивнул в ответ князь, косясь на меня.
        Во взгляде его читалось недоумение и тревога. Неужели он признал во мне своего двоюродника?
        Тем временем Кубин обернулся и представил меня:
        - Познакомься, княже, с боярином Владимиром Ивановичем.
        Во дворе стало тихо, только слышалось бубнение Софьи, прижимающейся к ратнику. Князь буравил меня взглядом и хмурился, наверняка просчитывая варианты поведения. Надо будет при первой возможности сказать, что на его удел не претендую, можно будет даже поклясться, положа руку на Библию, сердце или просто словом. Наконец он принял решение:
        - Что ж, здравствуй… боярин…
        Имени не назвал. Не рады тут моему появлению. Ладно, посмотрим…
        Владимир Дмитриевич посторонился, и вперед выступила княгиня Агафья с большим деревянным резным ковшом:
        - Испейте, гости дорогие, с дороги квасу хлебного!
        Кубин принял с поклоном ковш, приложился и сделал несколько глотков, затем передал его мне. Я посмотрел внутрь. Е-мое! Да тут литра три, а Старик отхлебнул всего-то чуть-чуть! Зараз я не пил столько. За спиной сопел Демьян, он парень здоровый, ему аккурат эта емкость за мензурку сойдет. Вдохнул побольше воздуха и начал пить шипучий квас. Но до чего он вкусен! Не то что в наше время, рецепт бы узнать. Влил в себя почти литр, и желание узнать рецепт исчезло, а с последующими глотками вовсе забыл напрочь. И тут вижу, что Демьян отошел и что-то тому знакомому ратнику тихо говорит на пару с девушкой. Пришлось пересиливать себя и допивать напиток. Слава Богу, что водки еще нет, а то налили б ее в этот тазик. Свалился бы тут у крыльца. Наконец я победно перевернул ковш. Кажется, правильно сделал, потому что князь крякнул одобрительно:
        - Силен, боярин! Корец в треть ведра осилил!
        Пошутили, что ли? Ну что ж, я тоже шутки люблю, только их надо тщательно продумать, чтоб не обидеть предков с черт знает каким чувством юмора. В голове слегка зашумело, местный квас градус имел, как у пива.
        - Княже?! - это подошел тот ратник.
        Владимир Дмитрич повел рукой:
        - Это, гость дорогой, боярин Илья Демьянович из рода Гориных, сотник великого князя!
        Вспомнил! Как имя произнесли, сразу вспомнил! И сразу легкий холодок проструился по спине. Не от страха, а от непонимания - вещих снов я прежде не видел. Это же тот ратник из кошмарного сна, в котором раз за разом, сражаясь плечом к плечу, мы погибали. Сначала он, Горин, затем я. Брат по битве, брат по вере, брат по пролитой крови.
        Мы синхронно поклонились друг другу. Я промолчал, а боярин начал благодарить:
        - Боярин, спасибо тебе за дочерь мою, из неволи поганской освобожденную! Долгие лета и милость Господа нашего!
        - И тебе здравия! - ответил я. - Это долг наш боярский - Русь защищать!
        - Что ж, славные речи! - сказал князь и показал рукой на дом: - Проходите, гости дорогие, в дом. Отобедайте с нами.
        Вошли в просторную комнату. Кубин отцепил оружие и положил на лавку у стены, я тоже снял саблю. К нам подошел паренек и стал помогать снимать брони. Затем прошли к большому столу и сели.
        - Сейчас стол соберут, а пока… - Владимир Дмитриевич сел напротив нас, - поведайте - какие вести есть?
        - Плохие, Владимир Дмитриевич, плохие, - ответил Матвей Власович, - поганые вновь объявились. На меня с отроками напали вечером недалече. Отроков я в лес послал, чтоб утечь успели, а сам сплоховал, уже связанным очнулся. Дочь Ильи Демьяновича там увидел.
        - Ведаю об этом, - кивнул князь. - Вчера степняки поганые на Полески налетели. Захара Демьяновича и смердов в куски порубили на поле, а всех молодок в полон увели.
        - Господи! Спаси и помилуй! Прими их души.
        - А по вечеру Полина Демьяновна и племянница Луша все побитые пришли, эту весть принесли. Я по поместным боярам гонцов послал, чтоб исполчались, и от обеда на поиск идти собирался.
        - Как побитые, княже? - спросил Кубин.
        - С виду целы, синяки на руках да малые порезы. Только у Полины плечо зело болит. Смотрели старые вои, говорят, перелом, но они не уверены. Нет у меня достойного балия.
        Балий - это медик, что ли? Медподготовка у меня чуть ли не в подкорку вбита. Был такой у нашего начальства бзик - уметь помимо прочего провести хирургическую операцию при ранении…
        Шучу, конечно, но оказать первую помощь могу вполне профессионально. Первое впечатление у князя не очень, может, так хоть симпатию заработаю.
        - Княже, - подал я голос, - дозволь раны посмотреть. Есть у меня снадобья, что помочь могут.
        Владимир Дмитриевич чуть подумал, затем сказал одному из парней, что за спиной у него стояли:
        - Вот что, Емельян. Евдокии передай, как Полина Демьяновна и Лукерья проснутся, чтоб нас позвала.
        - Исполню, Владимир Дмитриевич.
        Парень с поклоном исчез. А Велесов спросил Кубина:
        - Матвей Власович, а как же ты из полона-то вырвался?
        - За это спасибо боярину Владимиру Ивановичу… - И Кубин поведал, как я лихо перебил всех степняков и отправил вражин в геенну огненную. В общем, стрелами я всех положил, только нескольких зарубил и одного в полон взял. И что на меч взял оружие и товаров всяких, умолчав про сундук с казной. А потом пленников освободил, даже накормил…
        Агафья, что сидела тихой мышкой все это время, встрепенулась:
        - Оставьте пока разговоры. Ешьте и пейте, вина я распорядилась поболе принести. Помянем убиенных.
        Наконец обратили внимание на то, что было на столе. Глядя на заставленный стол, проще сказать, чего тут не было, чем перечислить, что есть. М-да, заморской икры не хватает да торта, пожалуй. Торт заменяло множество всякого печива. И это все натуральное, без консервантов и вкусовых добавок. Все достали ножи и стали накладывать себе на большие ломти хлеба кто что. Так, тарелок тут нет, вот вместо них и используют хлеб. Достал свой выкидной нож. На кнопку нажал, придержав лезвие рукой, чтоб не щелкнуло. Отрезал ломоть хлеба и наколол большой кусок вареного мяса. Добавил к мясу жареного рябчика. Пододвинул поближе миску с приправой. Неожиданно из-за спины появилась рука с кувшином и налила вина в большой бокал, похожий на кубок. Обернулся - сзади стоял парень, наливающий вино уже Кубину. Я отпил вина - недурно, вкусом похоже на аликанте.
        Велесов поднялся с кубком в руках:
        - Выпьем, бояре. Помянем всех, что живота лихован.
        Поднялись и выпили стоя. Не успел служка наполнить бокалы, как Горин поднялся:
        - За князя Владимира Дмитриевича, долгие лета!
        Выпили, и шума в голове прибавилось. Похоже, выпитый квас смешался с вином. Налег на закуску.
        - Княже, - вбежавший в комнату паренек поклонился, - Евдокия сказала, что Полина Демьяновна проснулась.
        Мне пришлось сходить в комнату, где сложили оружие и сумы. Не доставая ранца из сум, нащупал аптечку. В ней у меня много чего имеется. Белая пластиковая коробка с красным крестиком в самом углу может привлечь излишнее внимание. В суме нашелся мешочек, не большой, но довольно просторный, чтобы открыть коробку не вынимая из мешка. Меня проводили в маленькую, по сравнению с остальными, комнату. Со мной в светлицу зашел Велесов, Горин и Кубин остались в коридоре. В углу стояла кровать, точней то, что я сначала принял за кровать. На широких полатях с матрацем, похожим на слоеный торт, собранный из соломенных тюфяков и меховых шкур, лежала женщина. В глазах ее стояла боль.
        - Вот, Полуша, - представил меня князь, - боярин Владимир Иванович, зело в лекарстве сведущ. Поможет тебе с язвами твоими справиться.
        Я чуть поклонился:
        - Здравствуйте, Полина Демьяновна. Давайте посмотрим на вашу руку.
        Женщина округлила глаза, испуганно проговорила:
        - Как можно раздеваться пред чужим мужем?
        Вот ведь скромность русская! Как в баню всем вместе ходить, и мужикам и женщинам, так можно, как снять рубашку, так застеснялись.
        - Лекарю смотреть можно. Как вылечить больного, не видя его? Рубашку только снимите, остального не надо, а за пристойностью боярин Велесов присмотрит. Или кликните кого-нибудь из женщин.
        Велесов тут же выкрикнул:
        - Евдокия, Марья!
        В комнату вошли женщина и девушка в широких юбках-поневах, под которыми угадывалось еще множество юбок, одетых, видимо, для пышности. Велесов, выходя, распорядился:
        - Помогите в лекарском деле боярину Владимиру Ивановичу.
        - Теплой воды, руки обмыть, принесите, - добавил я.
        Ну, вот и славно. Нехотя, но рубашку все-таки сняли, и теперь, прикрыв груди снятой рубашкой, Полина Демьяновна лежала чуть на боку, прикусив губу от боли. Ополоснув руки, отодвинул помощниц в сторону и осмотрел плечо. Имелась припухлость в районе сустава. Дотронулся до плеча в разных местах, спрашивая:
        - Тут болит? А тут? И здесь тоже?
        Получая ответы, понял, что у женщины сильное растяжение связок. Положил руку на лоб, жар присутствует, значит, таблетки однозначно. Повернулся к помощницам:
        - Клюква в доме есть?
        - Есть, боярин, как же не быть-то, - прошамкала бабка Евдокия.
        - Истолочь и залить кипятком!
        - А полотно для новой повязки нести, батюшка?
        - Да, и побольше.
        - Слыхала, Марья? - рявкнула на девку бабка. - Отвар неси и повязок.
        Марья исчезла за дверью.
        - Я для облегчения болящей велела клюквенный квас вдоволь давать, да вон кувшин-то стоит… - и Евдокия показала на стол. - Ты, боярин, не беспокойся, родимый, сей же час клюкву девки истолкут и брусничный лист… зачем лист-то? Да как же без него, касатик? Испокон веку при любом жаре его запариваем…
        Слушал скороговорку бабки и кивал. Слово вставить все равно бы не успел. Вытерев руки, я достал из аптечки мазь, не вынимая аптечку из мешка. Левомеколь должна помочь снять опухоль и боль. Стал осторожно втирать мазь в плечо. Боярыня лежала молча, только раз скрипнула зубами. Больно, знаю. Не раз получал растяжения и переломы. Один раз, еще зеленым юнцом, получил перелом руки далеко в горах. С тропы сорвался. И, как назло, ни одного обезболивающего. До ближайшей точки с медпунктом километров пятьдесят напрямую. Но в горах напрямик только на вертушке, а пешком топать в три раза больше, кто хоть раз был в горах, знает. Пока дошли до дороги и вызвали транспорт, прошло пять часов. В медпункте даже пришлось резать куртку, так как руку раздуло. Сам я все помнил смутно, сильно болела рука и почему-то зубы. Потом рассказывали друзья, что я всю дорогу зубами скрипел.
        Пока втирал мазь, принесли то, что просил. Глянул на полоски ткани, больше похожие на мешковину, - коротковаты, хотя зафиксировать руку пойдет. Так, чтобы повязку наложить, боярыню поднять и посадить надо. Боярыня опять взъерепенилась. Стал объяснять Евдокии, что надо сделать. Повторил раз двадцать, вроде поняла. Сам, отвернувшись к мешку с аптечкой, принялся готовить питье. В кружку с клюквенным морсом покрошил две растертых в порошок таблетки анальгина. Повернулся, боярыню уж спеленали, даже руку правильно к телу притянули. Проверил настой, вроде не очень горяч.
        - Полина Демьяновна, вот выпейте. Это поможет снять жар и боль.
        - Спасибо, боярин, - слабо улыбнулась женщина, - мне уже легче. Руки у тебя добрые.
        Я объяснил Евдокии, что надо сделать, когда боярыня проснется, и вышел в коридор. Там стояли нетерпеливо топтавшийся Горин, Велесов и дед Матвей. Князь сразу спросил:
        - Ну что?
        - С ней все в порядке. Спит опять. Что делать, я Евдокии пояснил.
        - Добре. Матвей Власович, Илья Демьянович, идите, други, за стол, а нам с Владимиром Ивановичем разговор вести надобно.
        Владимир Дмитриевич повел рукой, приглашая идти за ним. Я поймал ободряющий взгляд Кубина, кивнул и пошел за князем.
        Эта светлица была просторной, с большим слюдяным окном. В центре стол с лавками по бокам, у стен большие сундуки. И высокий резной столик с множеством полок, очень похожий на бюро. Князь подошел к окну и всмотрелся куда-то.
        - Я помню наши игры, - произнес князь, - ты всегда меня побивал…
        Невольно улыбнулся: детские обиды движут князем или все-таки тревога за свой удел?
        - Давай забудем старые обиды, - предложил я, - все, какие есть между нами. Кто старое помянет, тому…
        - Тогда скажи, - Владимир Дмитриевич развернулся и посмотрел мне в глаза, - зачем ты пришел?
        Я вздохнул, таки придется давать клятву, что его удел мне не нужен.
        - Брат, я не буду говорить, что склоки меж родичами - зло, грех. Можешь не верить, но я не требовать удела пришел…
        - Склоки - грех, - согласился князь. - Чего же ты хочешь?
        Глава 5
        Во дворе слышался какой-то шум. Но у меня было срочное дело - три литра кваса и полулитра вина вовсе не шутки. Полагая, что туалет должен находиться на улице, я выскочил из терема, остановил проходящего мимо парня и спросил, где находится отхожее место. Парень показал куда идти. Пройдя метров двадцать вдоль стены, за углом обнаружил туалет. Такое строение не спутаешь ни с чем. И через восемь веков строить так же будут. Только этот еще резьбой разукрашен. Наскоро подивившись на древнее зодчество, нырнул внутрь.
        Оправившись, вернулся к крыльцу и увидел въезжающих в крепостицу всадников. Один из них показался мне знакомым. На крыльцо вышли князь, Горин и дед Матвей. Знакомый воин спрыгнул с коня и шагнул к крыльцу.
        - Здравствуй, батюшка. Здравы будьте, бояре.
        Он поклонился и подошел к Велесову. Тут я его и узнал. Это был Борис, старший сын Велесова. Владимир Дмитриевич обнял сына, потом повернулся и представил меня:
        - Знакомься, это боярин Владимир Иванович.
        Борис пристально на меня посмотрел, затем поклонился.
        - Здрав будь, боярин.
        - Сколько воев привел, ратник? - спросил князь Бориса.
        - Два десятка, отец. Еще с Выселок подойдет боярин Керженя со своим десятком. Но не это главное. У местечка, где Люнда большую петлю делает, степняков видели. Сабель сто. Похоже, на дневке стоят. Полона не видать. Мыслю, не скоро они с места снимутся. Я там холопов оружных оставил на присмотр.
        - Знаю это место, - кивнул князь. - Что скажешь, Илья Демьянович?
        Горин покачал головой:
        - У Люнды, говоришь? У тебя тут два десятка воев, Борис привел еще два. Вместе с нами чуть меньше пяти десятков получается.
        Горин замолчал, думая.
        - Не забывайте, бояре, про отроков, - подал голос Кубин.
        - Так они и не новики даже! - удивился Горин.
        - Не стоит этих отроков недооценивать, - вмешался я. - Они толково придумали, как освободить боярина Матвея Власовича, только опоздали малость.
        - Да-да, - согласно кивнул Матвей Власович, - Демьян, Треша и Макар - очень хорошие лучники и придумали справно, сзади зайти…
        - Там одно, здесь другое, - возразил Горин. - Тут бронные ратники нужны да опытные. А их порубят, и оглянуться не успеешь. И луки у отроков охотничьи, бьют недалеко.
        - Илья Демьянович, можно вынудить степняков делать то, что мы хотим. Тогда и от парней толк в бое будет.
        Князь взглянул на меня и сказал:
        - Ну, растолкуй, Володимир Иванович, как поганых заставить плясать под нашу дудочку.
        - Хитростью выманить их. Пусть десяток отроков проедет на виду у поганых. Они за ними кинутся. Любят они за беззащитными гнаться. А мы ударим навстречу. И вообще, во первой надо место то смотреть, возможно, лучше придумаем.
        - Добре, - кивнул князь, - так тому и быть.
        Я нашел глазами Демьяна, он стоял с парнями у коновязи.
        - Демьян! - Как он подбежал, сказал ему: - К выходу готовься. Бронь мою вынеси и сумы, оружие проверь, свое и мое.
        Он кивнул и кинулся в дом, а я подошел к деду Матвею. У меня было много вопросов, да и у него ко мне, думаю, тоже не мало.
        - Ну, как прошло? - спросил Матвей Власович.
        - Поговорили, - усмехнулся я, - по душам. И о княжестве говорили, и о воеводстве моем. Еще о том, почему до сих пор по княжеству шляются степные разбойники и их никак не могут найти и уничтожить.
        - А не перегнул ли ты палку, Володя? - сказал Кубин. - Ведь это для князя как бы в вину, не справляешься, мол, в своем уделе.
        - Ничего, - усмехнулся я, - это я «по-братски» его пожурил. Однако тут же разложил по полочкам причины неудачного преследования и поисков. Это больше всего князю не понравилось.
        - Что именно?
        - А то, - зашептал я старику, - что кто-то среди окружения князя шлет весточку поганым о всех намерениях княжьей дружины.
        - На Кутерьму намекаешь? - оглянувшись, тоже шепотом произнес дед Матвей. - Я лично Лисина знаю, и отца его, и брата. Очень смелые бояре. В сражениях труса не праздновали. Тут в сказаниях народ явно ошибся.
        Я пожал плечами. В былинах много чего добавлено для красного словца, додумано, а порой и откровенно наврано. Кутерьма, он же Лисин Григорий Макарович, в сказании о Китеже фигурирует как предатель, показавший монголам тайный путь ко граду. Возможно, боярина оболгали, а может - нет. Вообще в сказании много противоречий. Например, как Батый после разорения многих городов узнал о Китеже и после битвы с русскими полками приказал захватить этот город, куда отступил великий князь Юрий Всеволодович. Исторические справки говорят о том, что великий князь погиб в битве при реке Сить, и поэтому он никуда отступить не мог. Еще - как может уйти город в озеро, если размеры он имел большие, чем сам Светлояр? По словам Кубина, Китеж вообще находится в полутора верстах от озера. На реке Люнда. Поэтому не стоит верить всему, что говорится в предании, и действовать осторожно.
        - И что сказал на это князь? - спросил Кубин.
        - Владимир Дмитриевич сказал - не верит в иуду среди бояр, вот в то, что кто-то из мордвы служит поганым, он готов верить. А по мне, никаких решений князь не принял, сказал - подумает.
        - Значит, будет проверять - какой ты воин, - сделал вывод дед Матвей.
        Я согласно кивнул. Хоть князь вида и не подал, но явно отнесся скептически к рассказу о том, как я лихо освободил Кубина и дочь Горина из плена. Его право.
        Появился Демьян с Макаром, положили сумы, оружие и бронь.
        - Мы лошадей управлять, - сказал дюжий отрок, и оба парня умчались к конюшне.
        Мы начали надевать на себя кольчуги. Когда прицепили оружие к ремням, Макар принес два трофейных щита. Оба круглые, но один деревянный с умбоном и кожей обтянут, а второй из прутьев сплетенный. Даже название вспомнил - «халха». Вот, бляха, сейчас бы тот щит из нержавейки и бакализированной фанеры, что Куклин для ролевика сделал! Броня, а не щит, пусть и тяжелый.
        - Власыч, - привлек я внимание Кубина, - щит-то - смех один.
        - Щит как щит, от сабельного удара сбережет, - пожал плечами Матвей Власович, - от копья… Макар! - И Кубин сказал подбежавшему парню, чтобы принес другие щиты.
        Я по привычке попрыгал, проверил, как выходит сабля, сколько в туле стрел… заодно пистолет в налучи. Макар принес щиты, две рогатины и запасные тулы со стрелами, а Демьян подвел лошадей. Погрузили сумы на заводных, поднялись в седло. Остальные бояре уже были верхом и ждали князя. Владимир Дмитриевич появился на вороном жеребце, поднял руку и выехал из крепостицы первым, следом направились я, Кубин и Горин, а за нами остальные ратники.

* * *
        Горин, Велесов, Кубин и я стояли на пригорке за кустами ивы и осматривали стоянку степняков. Они расположились в весьма удобном месте, ничего не скажешь. Подобраться тихо не получится. Поляна, точней узкое поле, заросшее травой, растянулось с вершины пологого холма на полкилометра и заканчивалось полосой сухого камыша. Самой реки видно не было, только высокий яр противоположного берега.
        Вширь поляна была чуть более пятидесяти метров, местами сужалась, но у самого камыша раздавалась на сотню, или даже полторы, метров.
        - Внезапно не ударить, - сделал вывод Горин, - успеют подняться в седло.
        - Ну, что скажешь, боярин, на это? - спросил меня князь.
        - Есть мысли, - ответил я. - Но нужны уточнения. Илья Демьянович, вон за теми кустами и камышом что?
        Горин глянул.
        - Там трясина, а далее река.
        - А за холмом? - показал я в сторону.
        - Перелесок.
        Ну что, все понятно. Идею ударить прямо из леса отмел сразу, тут он был густ, сплошь чапарыжник и бурелом. Выход один - атаковать от вершины холма. Плюсы - вниз по уклону лучше скорость и легче лошадям. Минусы - как правильно заметил Горин, успеют подняться в седло, но это пусть, сила удара латной конницы страшна, а среди кочевников никто лат не имеет. Минус в другом - успеют закидать стрелами атакующих ратников. Если не поранят людей, так лошадей побьют. Значит, надо ударить, подгадав момент, когда поздно будет кидать стрелы. Сделав знак отойти, направился в глубину леса. У елки высокой сдвинул в сторону самую нижнюю лапу, разбросал старые иголки и палочкой нарисовал увиденную местность. И начал пояснять свои мысли, показывая палочкой на рисунке:
        - Смотрите, бояре. Встаем тут. Здесь ставим лучников, то есть отроков. Как поганые поднимутся по склону до вот этого места, мы и ударим, а отроки пусть им в бок бьют, а то и в спину.
        - Толково, - кивнул Горин и посмотрел на князя.
        - И как их выманивать? - спросил Владимир Дмитриевич. - Али вечера дожидаться будем?
        - Пусть часть отроков на лошадях поскачут к поганым, стрельнут раз из луков, и сразу назад. Чтоб успели в лесу спрятаться.
        - Побьют ведь!
        - Другие мысли есть?
        Все посмотрели на рисунок. Молчали, думая.
        - Тогда можно сделать чуть по-другому, - выдал я еще один вариант действий. - Выманивать поганых будут не отроки, а холопы. Дюжины, мыслю, хватит, а отроки пусть на опушке стрелами поганых встречают.
        Горин, подумав, кивнул и посмотрел на Владимира Дмитриевича.
        - Быть по сему, - решил князь.
        Молча спустились в овраг, где скопилось наше войско. Князь выделил десяток холопов и принялся им втолковывать задачу. Матвей Власович собрал всех отроков и тоже начал объяснения. Я подошел к своим лошадям. Рядом объявился Демьян. С деловым видом стал поправлять сбрую, осмотрел свою рогатину. Похоже, что он собрался в копейной атаке участие принять.
        - Демьян, ты что тут делаешь? А ну, марш к деду Матвею. Он сейчас там о будущей сечи речь ведет.
        Демьян вскинулся:
        - Я не чалый отрок, чтоб в броне по кустам сидеть. А лучников хватит. Наших и боярина Велесова отроков с две дюжины есть.
        Пробежался взглядом по этому парню. Статью и ростом он фору многим боярам даст.
        - Матвей Власович, - обратился я к подошедшему Кубину, - вот Демьян собрался в копейную атаку. Как думаешь, брать или нет?
        - Такого в качестве тарана грех не взять, - усмехнулся дед Матвей. И добавил строго: - Во втором ряду пойдешь. И вперед не лезть! Понял?
        - Понял! - Лицо Ильи засияло.
        Я поднялся в седло и… замер - на толстой сосновой ветке сидел ворон. Огромный. Каркнет или нет? Пусть лучше молчит, а то накаркает еще. Пернатый вестник взлетел и скрылся в чаще леса. Проводил взглядом ворона и сплюнул три раза через левое плечо.
        Князь поднялся в седло и поднял правую руку. Так, с поднятой правой рукой, и двинулся по тропе. За ним потекли десятки бронных ратников. Замыкали колонну Горин, Демьян и я.
        Дед Матвей принял командование отроками и выдвинулся вслед за нами.
        Для того чтобы выполнить задуманное, отряду пришлось обойти поле лесом. Так как скорость передвижения снизилась, то вдоль лесной опушки пешком двигались два наблюдателя, на случай появления дозора степняков, или если они снимутся со стоянки. В этом случае план надо будет менять. Через час вышли к небольшому перелеску. Вперед ушел пеший отряд в десяток ратников - проверить, нет ли у степняков дозора на выходе из поля. Ведь, по сути, кочевники в ловушке сидят. Так и оказалось - часовые имелись. Их тихо вырезали и подали знак нам. Вперед выехали парни с дедом Матвеем и, не доезжая края рощи, скрылись за деревьями. Князь махнул рукой, и холопы легкой рысью ускакали в поле выманивать кочевников. Я с Демьяном выехал из перелеска. Остановился около князя. За нами чуть стали выезжать ратники, выстраиваясь в две линии. Горин обернулся:
        - Как поганые в погоню кинутся, Матвей Власович знак подаст.
        За нами ратники деловито подтягивали доспехи, двигали сабли в ножнах, в общем, привычно готовились к бою. Я осмотрел собственные латы, вроде все нормально. Шлем на месте, то есть если на голову его надеть. Водрузил на голову, чуть не забыв подшлемник, который мне нашел дед Матвей. Бармицу откинул, пока. Проверил саблю - в ножнах не застревает, латы сидят удобно, перчатки надеты, копье рядом. М-да, надо очень постараться попасть этой оглоблей во врага и самому уклониться, или отбить щитом вражеское копье. Кстати, о щите. Надо будет заказать новый щит, по типу куклинского.
        - Знак, княже, знак!
        Мы, привстав, всмотрелись в край рощи. Там махал руками парень. Князь поднял копье вверх и крикнул:
        - Не посрамим ратной славы наших отцов и дедов! С нами Бог!
        И, опустив личину, пустил коня в рысь. Мы нагнали князя и, ускоряясь, начали собираться в плотный ряд. Я обернулся - прямо за мной, во второй линии, скакал Демьян. Из-под бармицы азартно блестели глаза. Страха в них нет. Мне тоже не страшно, даже странно…
        Из-за рощи вылетели холопы, за ними в двухстах метрах скакали монголы, похоже, вся сотня. Нет, не вся. Отроки из рощи вовсю стреляли из луков, и очень метко. Степная сотня разделилась, шесть десятков преследовали холопов, остальные, прикрываясь щитами, свернули в сторону стрелков.
        Князь опустил копье и закричал:
        - Китеж!
        - Ки-ите-е-еж!
        Сбившись еще плотней и опустив копья, мы мчались на степняков. Похоже, наша хитрость удалась, они не ожидали встретить кованую конницу и растерялись. Половина степняков, осадив коней, закрутилась на месте и начала метать стрелы, остальные, опустив копья, поскакали навстречу.
        Две конных лавы стремительно сближались. Я уже отчетливо различал злобные вражьи лица. Все ближе и ближе. Выбрал того, кого наколю на свое копье. Прицелился и чуть отвел руку назад, Теперь главное не промахнуться. По спине пробежал холодок и исчез, как будто его сдуло ветром. Мыслей в голове не стало. Степняк, готовясь отбить копье, приподнял перед собой щит. Я целил прямо в него, чуть опустив наконечник вниз.
        Сшиблись! Каким-то чудом успел отбить вражье копье вверх. Мое же попало в край плетеного щита, пробило его насквозь и погрузилось в тело. От удара ратовище выбило из руки. В этот момент краем глаза уловил мелькнувшее лезвие другого степного копья, успел подставить щит, но сильный удар буквально выдернул меня из седла. «Вот и все», - пронеслось в голове. Грохнувшись на землю, с удивлением отметил, что еще жив, только в легком нокдауне. Рядом лежит мой щит с расщепленным краем. Затем что-то падает на меня, и я отключаюсь.

* * *
        Сколько уже валяюсь? По крикам и звукам боя - совсем немного, может, только пару минут в отключке лежал. Шевельнулся и чуть не взвыл - больно, блин. Приподнялся. Из-за торчащей во все стороны травы видно только небо с мелкими облачками. Скрипнув от боли зубами, перекатился на бок и, опираясь на щит, попробовал подняться. Дернуло в боку так, что потемнело в глазах. Черт! Провел левой рукой вдоль тела, но крови не обнаружил. Нащупал только разорванные кольца кольчуги, дальше - черт его знает. В голове немного прояснилось. Сделал глубокий вдох. Если ребра были бы сломаны, то больно было бы дышать. Но боль не утихала, похоже на ушиб, но не уверен. Чуть приподнялся, оглядывая место схватки. Везде лежали только тела степняков. Это что же, я один сбит был? Или просто не вижу. Рядом кто-то зашипел с подвывом. Пришлось чуть сдвинуться, чтобы посмотреть: это оказался сбитый мною степняк. Он держался за пах, похоже, моя рогатина пропорола ему причинное место. Ну, ему оно больше не понадобится. Рядом взрыл землю конь. Поднял голову. Под бармицей узнал довольную физиономию Демьяна. Жив, слава Богу.
        - Цел, боярин?
        - Вроде. Рентген бы сюда или томограф. Тогда ясно будет, цел или нет. - Последнее пробормотал тише. - Встать помоги. Коня моего не видел?
        Демьян покрутил головой.
        - Вон он. Сейчас приведу.
        Он поймал и привел моего коня. Спрыгнул и помог подняться. В боку опять дернуло, неужели ребра все-таки сломаны? Скверно будет. Я ухватился за седло правой рукой, ослабил на поясе ремень, приподнял подол кольчуги и сунул руку под бронежилет, заменивший мне поддоспешник. Ощупал бок - сухо, крови нет. Скинул ремень полностью, поднял кольчугу и посмотрел на большой рубец на бронике. Старый бронежилет, вкупе с кольчугой, спас меня. Прав был Васька, когда говорил, что бронник - это лучший поддоспешник. Если вернусь, спасибо ему скажу.
        Чпок!
        Демьян спрятал кистень, а держащийся за пах монгол ткнулся лицом в землю. Сурово и справедливо. Кстати!
        - Демьян, а у нас убитые или раненые есть?
        Он рассмеялся.
        - Нет, боярин Владимир Иванович. Мелкие язвы, абы и говорить не требно.
        - А что поганые?
        - Поганые в камыш попрятались, там и сидят. А те, что в сшибке уцелели, сначала к роще поскакали, но дед Матвей с отроками и боярами их из луков всех постреляли.
        Такая удача в бою редка. С нашей стороны убитых нет, даже тяжело раненных не имеется. Чудесно, что еще сказать! Поднял поврежденный щит и повесил его к седлу, затем поднялся сам. Сидя боль была более терпима. Как заводных коней приведут, так мазью натру, и повязку наложить надо бы.
        К нам подъехал дед Матвей. Оглядел меня и улыбнулся.
        - Жив? Вот и славно.
        Потом повернулся к отрокам и холопам:
        - Приберите тут все. Коней и добро там соберите. Третей старший. - И, кивнув мне, легкой рысью пустил коня к боярам, что стояли на холме.
        - Поехали, Демьян. Тут без тебя справятся.
        Я пустил коня шагом, чтоб меньше тревожило ушиб. У камыша стояли бояре. Некоторые скакали вдоль зарослей, выцеливая степняков, с луками наготове. Я медленно подъехал к стоящим вместе Горину и Велесову. Они что-то обсуждали. Горин говорил, что надо прочесать камыш и убить всех поганых. Князь согласился, что убить, конечно, надо, но не лезть в топкую заросль, а просто обстрелять его стрелами.
        - Тут воза два стрел на каждого боярина потребно. И то, мыслю, не всех поганых истребим.
        Князь посмотрел на меня:
        - Что скажешь, Владимир Иванович? Не подумай, что трусим, но терять ратников не дело.
        Я посмотрел на заросли - а чего тут гадать? Решение просто до невозможности. Сухого камыша тут в достатке. Только спичку поднести.
        - Выжечь.
        - А верно, бояре. Выжечь, и вся недолга.
        Горин вдруг кашлянул:
        - А как же… Ведь луки у поганых добрые. А… - И махнул рукой.
        Велесов нахмурился:
        - А поганые от огня в реку не бросятся?
        Я пожал плечами:
        - Даже если и бросятся, пока по яру поднимутся, стрелами перебьем, хотя… вряд ли - у них стойкая боязнь воды. Они и грязь не смывают, боясь счастье и удачу смыть.
        - Как это не моются? А реки они как переходят?
        - Броды есть, - я опять пожал плечами. - В воду ведь кони входят. Даже на лошадях, чтоб не замочить, ноги поджимают.
        Когда в Монголии жил, заметил, что в баню только русские и ходили. Удивился только раз, когда в баню зашел, как показалось, монгол, а оказалось, что наш офицер, казах, уж больно похож был на местное население. Потом узнал про «счастье и удачу».
        Два ратника споро разожгли костер, взяли палки с намотанными на них тряпками, пролили их чем-то и сунули в огонь. Факелы вспыхнули, выбросив облачка черного дыма. Подбежали к зарослям и разошлись в стороны, поджигая сухой камыш. С сухим треском огонь разрастался. Казалось, горят не сухие камышины, а порох. Огонь сожрал край зарослей и быстро побежал вдоль берега. Бояре разделились на два отряда. Одни с приготовленными луками следовали за огнем, другие, чуть отъехав в сторону, приготовились отсечь степняков, на случай прорыва их из горящего камыша. Огонь быстро уполовинил заросли. Среди густо летающих искр и дыма проглядывался высокий яр противоположного берега. Если монголы и смогут с помощью лошадей переплыть на другой берег, то взобраться на яр не получится. Там омут и сразу подъем высотой четыре метра. Странно, в моем времени я не видел Люнду в таком виде. Там она течет спокойно, берега пологие, и заросла камышом и тиной. Да и не такая широкая, как здесь.
        В камыше раздались крики, бояре сразу натянули тугие луки и выстрелили на голоса. Некоторые стали метать стрелы с невероятной скоростью. Было видно, как то тут, то там трясется камыш от мечущихся в панике степняков. Вот-вот догорят остатки…
        Из огня, визжа от ужаса и рассыпая искры, вырвались всадники. Бояре защелкали луками, как из пулемета. Выскакивающие из огня степняки не проезжали и десяти метров, на глазах превращаясь в дикобразов с иглами в виде стрел. С реки раздалось несколько шумных всплесков. Похоже, кто-то решился спастись от огня в реке, или, скорей всего, лошади сами понесли от пожара прочь, не слушая своих седоков. По реке проплыли четыре коня и, отфыркиваясь, выбрались на берег уже у сгоревшего края, но без седоков.
        Вот и все. Князь с Гориным и с частью бояр поскакали к куче трофеев, а я подъехал к деду Матвею. Появился Демьян, сияя ярче новой гривны. В руках держит лук. Дед Матвей нахмурился.
        - Где ты взял этот лук, отрок? - Тон Кубина не предвещал ничего хорошего.
        У Демьяна улыбку сдуло с лица, лук он спрятал за спину, а сам понурился.
        - Это лук боярина Володимира Ивановича. У боярина все равно кольца нет, как бы он его натянул?
        Дед Матвей, подъехав, отвесил подзатыльник, прямо по шлему. Да так, что он съехал на глаза.
        - Спрашивать надо, бестолочь. Сними шишак-то, руку отбил, - затряс отбитой рукой дед Матвей. - И много поганых ты настрелял?
        Демьян скинул шлем и глянул исподлобья:
        - Каждый вторый - мой.
        Кубин захохотал. Я тоже усмехнулся.
        - Ну-ну, Робин Гуд. Три десятка ратников по двум дюжинам поганых стреляло, и каждый второй - твой?
        А дед Матвей, отсмеявшись, сказал:
        - Перехвалил я тебя давече, перехвалил. Но насмешил, отрок, ой, насмешил. Только не ври боле. И не хвастай. Не дело это. Грех!
        - Я правду говорю! - вскинулся Демьян. - Доказать могу. Поедем, бояре.
        И поскакал к телам степняков. Мы с Кубиным не спеша направились за ним. Демьян остановился у убитого степняка и показал на тело:
        - Вот, бояре, мое доказательство.
        - Ну, стрелы, и что?
        Парень, не смутившись, показал на оперение.
        - Посмотрите, бояре. Мои стрелы трехперые, а у остальных два пера. Мои стрелы убили поганого.
        Я показал на утыканное стрелами тело.
        - А эти стрелы его что, пощекотали?
        - Я их выдернул из головы, посмотрите.
        Мы слезли с коней и посмотрели на голову степняка. Обе глазницы были пробиты. Демьян сказал гордо:
        - И так у дюжины.
        Мы в молчании обошли все трупы. Что говорить? У двенадцати глаз не было. В них торчали трехперые стрелы.
        - Ну, ты даешь! Прям, Вильгельм Телль какой-то.
        Кубин покачал головой:
        - Нет слов.
        Демьян задрал нос:
        - Я ж говорил.
        - И зачем ты две стрелы тратил на каждый глаз?
        - А оно так верней будет.
        Я посмотрел на тело степняка. В нем так стрел с тридцать торчит, а дед Матвей озвучил мой вопрос:
        - Остальные бояре, значит, их не убили бы тремя дюжинами стрел в каждого. И скажи мне, зачем тратить вторую стрелу, если первой попал куда целил? Ведь в два раза больше настрелял бы поганых. Токмо время терял. Чему я тебя учил?
        Демьян понурился:
        - Как лучше хотел.
        - Как лучше он хотел. Броню нацепил, а ума не прибавилось.
        К нам подъехал князь.
        - Что тут у вас, бояре?
        - Посмотри, княже, - показал на Демьяна Кубин, - зело вострый лучник у нас появился. Половине поганых в каждый глаз по стреле вогнал.
        Взгляд князя остановился на налучье, с боевым луком.
        - А где сей отрок добрый лук взял?
        - Дал свой, на время, - ответил я за парня. - Надо же отроку боевые трофеи иметь.
        - Ну, коли так, - князь посмотрел на трупы степняков, хмыкнул, глянул на деда Матвея и сказал: - В каждое око, говорите? А ну, отрок, видишь, береза на отшибе стоит? Положишь три стрелы в трех вершках от каждой, то дам самый добрый лук.
        Я оглянулся. Метрах в двухстах стояла береза. Трудную задачку подкинул «брат» для парня. Но расстояние Демьяна не смутило, он наложил стрелу и, резко оттянув тетиву, выстрелил. На стволе одна за одной выросли три стрелы.
        - Поедем, бояре, - сказал Владимир Дмитриевич, - глянем на стрелы. Коли Демьян в урок уложился, самый добрый лук из добытых ему дадим.
        Подъехав к дереву, князь посмотрел на стрелы и довольно произнес:
        - Что ж, выполнил урок достойно! А теперь победу и отпраздновать не грех. С обеду отъехать пришлось. Пойдемте, бояре.
        И показал на расстеленные ковры, где холопы споро расставляли снедь. На медных блюдах лежали запеченные гуси, зайцы, копченая рыба. Несколько пузатых бочонков с вином. Деревянные плошки с квашеной капустой, мочеными яблоками и брусникой. Откуда только все взялось? Вслед за нами обозом шло?
        Холопы расставили медные кубки, выбили крышки у бочек и споро разлили вино по кубкам. Велесов поднял свой кубок вверх:
        - Выпьем, бояре, за брань удачную, за буесть воев лихих. Слава!
        Наполнившие кубки бояре взревели:
        - Слава!
        На пустой желудок выпивать - это гарантированное быстрое опьянение. Почти сразу зашумело в голове, и я поспешил закусить. Отхватил кусок хлеба и оторвал ногу запеченного гуся. Не успел откусить от ножки, как Горин поднял кубок:
        - Выпьем, бояре, за острые сабли наши, что век не затупятся о головы поганых. Слава!
        - Слава! - Я поставил пустой бокал, и появившийся рядом холоп сразу наполнил его вином. Не успел я вкусить гусиной ножки, как сидящий рядом Кубин поднял кубок:
        - Выпьем, бояре, за князя! Многие лета! Слава!
        - Слава!
        Да, любили на Руси вина попить во все времена. Я и закусывать не успеваю. Если так дело пойдет, скоро окосею. Вино тут коварное. Не успел дожевать ножку, как меня двинул локтем Кубин. Посмотрел на него - дед Матвей глазами показывал на кубок. Ага, теперь мне тост произносить. Точно окосею. Тихо вздохнул и поднял кубок. Огляделся. На меня уже внимательно смотрели. За победу выпили, за воинов тоже, за князя кубок подняли, тогда… на глаза попался Демьян…
        - Выпьем, бояре, за новиков, славных воинов будущих! Слава!
        - Слава!
        Кажется, тост понравился, так как, выпив, бояре закричали наперебой, повернувшись к дальнему концу коврового стола:
        - Сюда славного новика!
        - Где стрелец вострый, что поганым стрелами зрици целовал?
        - Сюда Косую Сажень!
        Поднялся смущенный Демьян. Под крики бояр подошел к нашему краю. Ему сунули полный кубок.
        - Выпей, новик, за первый славный бой свой!
        Демьян, улыбаясь смущенно, огляделся. Что-то дернуло меня подняться и крикнуть:
        - Бояре, есть обычай такой. Новики пьют вино с оружия доблестного.
        Все взоры обратились на меня. Я выдернул саблю, поставил кубок на клинок и стал пить, стараясь удержать совсем не легкую емкость. Демьян, глядя на меня, попытался повторить - не пролив ни капли, выпил он вино и тут же уронил кубок. Я же допил до дна, снял и поставил кубок на ковер. Бояре одобрительно взревели:
        - Любо! Любо!
        Вскочили и, поставив кубки на сабли, стали повторять трюк. А Горин, выпив вино, подкинул саблей вверх медную чарку и разрубил ее пополам. Все опять взревели криками. Князь одобрительно крякнул, явно забавляясь действом.
        - Ой, любо!
        Похоже, чуть переделанный обычай пить с локтя боярам пришелся по вкусу. А Горин, озабоченно озираясь, закричал:
        - Трифон! Кубок мне принеси.
        То тут, то там в стороны разлетались разрубленные пополам кубки.
        Пока бояре развлекались порчей посуды, я занялся закуской. Не хотелось заснуть головой в салате. Салатов тут не было, зато имелись деревянные блюда с брусникой и квашеной капустой, мочеными яблоками и сушеными фруктами.
        Отрезав себе вареного мяса и оторвав еще одну ножку запеченного гуся, я принялся за еду. Кубин, отхлебнув вина, наклонился и произнес:
        - Владимир Иванович, ты бы хоть совета спросил. Они ж как дети. Нового что дай, не успокоятся. Теперь всю посуду переколотят и упьются, как сапожники. Даже дозоры не выставят. Пойду хоть отроков озадачу.
        Потом Матвей Власович подчерпнул еще вина в почти опустевшей бочке, вскинул кубок и прокричал:
        - Боярству удалому и непобедимому слава!
        Опьяневшие бояре взревели наперебой:
        - Слава! Слава!
        Дед Матвей под эти крики незаметно исчез. Я, прожевав мясо, запил вином, набрал в руку кураги с орехами из деревянного блюда, закинул смесь в рот и огляделся. Горин с Демьяном о чем-то бурно спорил, размахивая руками. Немного в стороне бояре пытались в очередной раз повторить трюк с кубком на сабле. Получалось плохо. Подкинутая чаша летела больше вбок, и пьяные ратники рубили воздух, тут же падая. Не поразрубали бы друг друга. Ничего, скоро кубки кончатся, и развлечение заглохнет само собой. Интересно, как вино пить будут? Бочку по кругу пустят? Ага, двое отроков деревянные ковшики разносят. Чуть дальше, в десяти метрах от ковров, холопы развели костры, и на некоторых запекались большие куски мяса. По-видимому, конина. В бою пали лошади, правильно, чего добру пропадать.
        Я столько мяса давно не видел. Все больше в пельменях и сосисках, где его, возможно, и нет, - сплошная соя или хрящи. Зачерпнул вина, отхлебнул и вновь огляделся - похоже, кубок остался только у меня. Остальные бояре пили вино из деревянных ковшей, которые на клинок не поставишь.
        Вдруг подумалось, что как-то неестественно все выглядит. Пируем тут, а воевать кто будет? Я понимаю, боевой задор надо куда-то деть, да и то не бой был, а больше избиение, и это несмотря на численное превосходство кочевников. А сколько их еще по этим лесам прячется? Ой, чую, будет ложечка дегтя в нашей праздничной бочке.
        Вернулся Кубин, сел рядом, посмотрел по сторонам, затем наклонился и прошептал:
        - Вот что я тут помыслил, Володя, слишком уж гладко все вышло…
        - И я только что о том же подумал. Князь вроде мобилизацию по уделу объявил, надо к месту сбора идти, а мы тут празднуем. Сколько еще таких отрядов по княжеству шастает? Где княжьи дозоры? Чем занимаются?
        Взглянул на Владимира Дмитриевича, беседующего с Гориным, и добавил тихо:
        - И вообще - каков поп, таков и приход.
        - Зря напраслину наговариваешь, - так же тихо возразил дед Матвей, - так принято, после боя…
        - Ага, понимаю, стресс снять.
        - Стресс? - спросил Кубин. - Что это?
        - Стресс? - улыбнулся я. Стало интересно, как отреагирует Матвей Власович на определение стресса. - Стресс - это состояние повышенного напряжения организма, своеобразная защитная реакция на различные неблагоприятные факторы, такие как - голод, холод, физические или психические травмы…
        Лицо деда Матвея вытянулось. И я пояснил точней:
        - В нашем случае оставшийся боевой азарт бояре гасят вином. Но алкоголь порой еще больше раззадоривает, поэтому я идею с кубками подкинул, а они ее еще и развили, лихо перебив всю посуду. Князь, видать, это тоже понял и останавливать бояр не стал, хотя, видать, он сам не прочь подобным образом порезвиться, однако… э-э-э…
        - Невместно, - подсказал Кубин.
        - Именно! Кстати, о «невместности», в первый выход сюда я видел, как князь землю пахал. Согласись, не княжеское занятие.
        - Ну почему же, - не согласился дед Матвей, - если надо, то княже и топором помашет вместе со своими ратниками, и в волокушу впряжется, а Владимира Дмитриевича так к земле и тянет.
        - Если землю любит, так пусть ею и управляет. Эстет. Похоже, в вопросах личной безопасности он полный… - я замолчал, подбирая более мягкое выражение и подходящее по смыслу, а то Кубин вряд ли бы понял слово «лох». Да и обидеться мог. Но тут раздался крик с поля:
        - Княже!
        Мы обернулись. К нам скакал отрок из нашего дозора, за ним на небольшом расстоянии три незнакомых ратника и какой-то мужик в простой рубахе, полотняных штанах и коротких кожаных сапогах.
        - Княже, - повторил отрок, подъехав ближе, - дозор с северу пришел, с вестями.
        - Хорошо, - кивнул Владимир Дмитриевич.
        Ратники спешились, подошли и поклонились.
        - Княже, - начал говорить один из ратников, - вот Никола, черемис из рода Белеста, что в прошлом году крещение приняли, - он показал на приехавшего с ними мужика, - поганых видел. Войско большое, говорит.
        Черемис выступил вперед и поклонился.
        - Верно ли, Никола, сие? - спросил князь.
        - Верно, княже, - с поклоном ответил черемис. - Видел я воев чужих.
        - Сколько их?
        - Счесть сложно, княже, - ответил черемис, - сотен двадцать на виду было, но ближе не подобраться, на сухой старице они стоят. Хотел я обойти, да Малика увидел.
        - Малика?! - удивился князь.
        - Да, княже, Малика. Он воям баранов пригнал, и хлеба дюжину телег, и зерна всякого…
        - А не врешь?
        - Истинный крест, княже! - И мужик, перекрестившись, достал и поцеловал свой крест.
        - Кто такой Малик? - тихо спросил я Кубина.
        - Мелкий князек марийский, - так же тихо пояснил дед Матвей, - крестился о прошлом годе и на верность Владимиру Дмитричу крест целовал, да вот, видать, внове к жречеству языческому вернулся и степнякам помогает, иудин сын…
        - Где ты видел поганых? - продолжал спрашивать черемиса князь.
        - У места, где Безмя в Кержень впадает. Токмо с Холохомской стороны они были.
        - Удел Малика аккурат в тех местах, - прошептал Кубин.
        Если названия рек не изменились, то Безмя это Безменец, а Кержень, соответственно, Керженец. Близко они прятались. Но разумно, надо признать. Там леса, наверное, самые непроходимые, много высохших стариц, где можно пасти лошадей, и река рядом, по которой могут доставить продовольствие.
        - Хорошо, Никола, что ты хочешь за весть такую?
        - Всю весь нашу поганые разграбили. Я мстить буду, княже, в дружину меня и брата моего возьми.
        - Хорошо, Никола, будь рядом пока.
        Черемис с поклоном отошел.
        - Двадцать сотен только на виду, - задумчиво пробормотал Горин, - а сколько поганых черемис не счел? Мыслю, княже, боярской рати мало будет.
        Владимир Дмитриевич кивнул и сказал:
        - Илья Демьянович. Твоя сотня в Вершах стоит. Отправляйся туда. Разошли вестников - пусть собирают ополчение. Назначаю сбор войска на поле у Больших Ключей. Я на Заимку. Княгиню с детьми в Китеж отправлю, а к вечеру в Вершах буду.
        Затем он посмотрел на меня:
        - Владимир Иванович. Ты тоже в Верши поезжай.
        Я собирался ехать с князем. В Заимке много чего осталось нужного, например, лошади, телеги с добром, а главное - казна в сундуке. Впрочем, спорить не буду, во всем есть свои плюсы. По словам Кубина, Верши - городок довольно-таки крупный, имеющий свой торг на берегу Ветлуги. А торг мне как раз нужен. Не только от ненужного барахла избавиться, приодеться бы не мешало.
        Изобразил полупоклон, и вместе с Кубиным и Демьяном направились к нашим вещам. Первым делом заглянул в сумы и проверил оружие. Зачехленный карабин никто не трогал. Пистолет тоже на месте. Его пришлось из налучья перед атакой выложить, и хорошо, что сообразил, выпал бы, и ищи его потом в траве…
        - Демьян, я и Владимир Иванович в Верши, а ты с князем езжай и отроков с собой всех возьми. Стоп. Не делай такие глаза. Там добро наше, на меч взятое, лошади. Заберешь все как есть и в Верши приедешь.
        Глава 6
        - Р-равняйсь! Смир-рно!
        - К торжественному маршу! Поротно! Первая рота прямо, остальные направ-во!
        - Шагом марш!
        Замершие шеренги слитно отпечатали первый шаг. Мы шли первыми. Уже не курсанты. Офицеры!
        - И-и-и раз!
        Прошли мимо трибуны, где, подняв руку в воинском приветствии, стояло командование училища. Начальник училища, похожий на Брежнева, но имевший кличку Стеклорез (из-за фамилии Алмазов), с улыбкой смотрел на печатающих шаг молодых офицеров. Может, себя молодого вспоминал?
        В конце плаца нас встречали родители и наши девушки. Мои мама и отец приехать не смогли, но была она, моя будущая жена.
        - Здравствуй, мой лейтенант. - В легком красивом платье, с обалденно шикарными длинными волосами она была для меня самой-самой красивой. Королева.
        Счастливая улыбка вдруг сменилась злобной маской. В руке у нее появилась сабля.
        - Но ты никогда не станешь генералом!
        Взмах. Пытаюсь отклониться, но… правая рука падает на землю…
        Толчком проснулся. Опять кошмар: моя бывшая приснилась - произнесла свою любимую фразу и… отсекла мне руку. Левой рукой провожу вдоль тела и не обнаруживаю левую. В панике вскакиваю и чуть не взвываю от боли. Левая рука, напрочь отлежанная, вылетает из-за головы и трескается о край полатей, а в голове одновременно начинает гудеть. Сижу, моргаю от тупой боли в голове и сильного сушняка во рту, массирую руку и пытаюсь сообразить - где я нахожусь?
        Просторная светлица с мутным окном, у стены сундук и лавка, мои сумы под ней и резной столик у широкой кровати, то есть полатей с соломенным матрасом. На столике обнаруживаю крынку, накрытую полотенцем. Посмотрим… да в ней квас! Вот спасибо. Выпил весь. Показалось маловато, но сушь ушла. Ура!
        Дверь распахнулась, и в комнату заскочил паренек лет двенадцати. Его ко мне приставили, чтоб я ни о чем не беспокоился, и по первому зову он являлся в светелку.
        - Звал, боярин?
        Похоже, «ура» я крикнул вслух.
        - Где тут можно умыться?
        Парень что-то хотел сказать, но, передумав, кивнул и исчез. Но тут же дверь открылась, парень занес медный таз и большой кувшин с водой. А его, случайно, не Фигаро зовут? Или все было приготовлено заранее и стояло наготове у двери?
        - Полить, боярин?
        - Как зовут тебя, пострел?
        - Митяем кличут, боярин.
        Я скинул рубашку и уставился на нее. Не моя. Так, разберемся потом, сначала умоемся. Наклонился, сделал руки ковшиком и сказал пареньку:
        - Ну, лей, Митяй-скороход.
        Потом отправил Митяя из комнаты, сказав ему, что заберет все потом, и достал щетку и пасту.
        Закончив с туалетом, оделся и осмотрел себя. Рубашка с косым воротом, украшенная вышивкой по рукавам и воротнику. Штаны из мягкого войлока. Кожаный пояс и сапоги, мягкие и легкие, как домашние тапочки. Затем уселся на полати и задумался. Вчерашний вечер был очень насыщенным. Вспомнилась баня и часть пира, но только часть. Ага, после бани вместо своей одежды обнаружил эту. Это сколько вина надо выпить, чтобы последние события выветрились из головы? Наверное, очень много, а раз голова еще и болит, то пили не только вино. Ладно, надо вспоминать по порядку. В баню меня привел Митяй. Там уже раздевались Горин и Кубин…
        - Матвей Власович, - поинтересовался я у деда Матвея, - где ты пропадал?
        - Делом занимался, Володя, делом!
        - Это каким же делом, Матвей Власович? - весело спросил Горин.
        - Пленника в поруб отвез, - ответил Кубин, - затем съездил в гостево, нашел толмача и принялся за допрос.
        - И как, разговорили?
        Дед усмехнулся, а мы понимающе покачали головой. Смотря как допрашивать, можно перестараться не умеючи, и вопрошаемый с «пристрастием» возьмет на себя абсолютно все имеющиеся на свете грехи или вовсе помрет молча али с криками. А можно вдумчиво спросить и нажать, например, на теле болевую точку и получить всю нужную информацию. Похоже, Кубин, или тот, кто с ним вел допрос, знали - как надо спрашивать.
        - Понимаешь, Володя, - сказал дед Матвей, - странен этот степняк.
        - Чем? - удивился я. - Очень чистым был, что ли?
        - Да нет, - скривился Кубин, - не об этом я. Ты давеча про татарский баял, так не татарин он, даже не кипчак, мы с толмачом еле разобрались. Но поганый нам вот что поведал: он из земли, где течет сразу семь рек, но где это - я так и не понял.
        - Знаю, где это, - кивнул я, - ты дальше говори…
        - Я и говорю, значит, поганый поведал, что сюда они пришли в начале апреля, аккурат перед оттепелью, двумя отрядами. Один в три тысячи сабель, состоящий из его земляков и кипчаков разных родов. Вот второй чисто монгольский и точного количества не знает, но во втором отряде воев гораздо больше. Оба отряда стоят в разных местах, однако место стоянки монгольского отряда никто кроме тысячника не знал. Их задачей являлось в любой момент поддержать действие монгольских сотен, когда понадобится, но пока гонцов от них не было.
        - Интересно-интересно… - задумался я. - Чего им тут в таком количестве надо?
        - Вот-вот, - кивнул дед Матвей, - а с конца апреля они, несмотря на запрет, начали разорять близлежащие веси, так как местный князь, то есть Мал Кута, стал меньше пригонять баранов и привозить продукты.
        - Во-о-от ка-а-ак! - удивленно протянул Горин. - Запрет нарушили… а что именно им тут надобно?
        - Этого поганый не знает. Поговаривали, что монголы на закат малыми отрядами ходили, но куда, никто не ведает.
        - Так, что мы имеем, - начал подводить итоги я, - поганые в количестве до пяти тысяч сабель, а то и больше, находятся от нас в… - я вспомнил карту и прикинул расстояние в верстах, - в двадцати пяти верстах, то есть совсем рядом.
        - Надо князю поганого показать, - сказал Кубин.
        - Обязательно, и со сбором войска поторопить…
        - Ладно, бояре, - прервал меня Горин, - о ратных делах потом поговорим. Пар ждет.
        Кубин и Горин нырнули в парную. Быстро скинул одежду и шагнул следом. Меня обдало жаром, и я, пригибаясь, рассмотрел необычную для меня баню. Почти в центре располагался открытый очаг, вокруг которого была наложена куча камней и стояли два больших медных котла с горячей водой, а справа у стены три больших бочки с холодной водой. Напротив полок в две ступени, где уже сидел Горин, а дед Матвей вливал в шайку с водой что-то из глиняной крынки. Он обернулся и сказал:
        - Полезай греться, Владимир Иванович. Сейчас я холод разгоню.
        Это холод? Да такая температура достойна самой жаркой парной. Залез на полок и сел рядом с Гориным. Уши и нос, казалось, уже сварились, и я, прикрыв их, стал осторожно дышать раскаленным воздухом. А еще начало нестерпимо жечь обработанный мазью бок. Вдруг раздалось шипение и… меня вынесло из парной вместе с клубами пара. Вслед мне хохотали Кубин и Горин. Я, распластавшись на полу предбанника, думал: «Стыд-то какой. А еще считался заядлым парильщиком». Однако с мазью надо что-то сделать. Удаляют ее маслом, а где его взять?
        Дверь открылась, и вошли две девицы. Хихикнув, глядя, как я прикрыл окаянное место рубахой, они вкатили небольшой бочонок и сообщили:
        - Квас, боярин.
        - Х-хор-рошо. Ид-дите. Стойте!
        - Да, боярин?
        - Масла принесите, подсолнечного, конопляного, какое есть…
        - Мигом, боярин!
        Казалось, дверь и не закрывалась. Девица мне плошку с маслом протянула, затем, поглядывая и хихикая, ушла. Блин, забыл, что на Руси мужики и бабы до Екатерины Второй мылись вместе.
        Тщательно протер маслом бок, затем осторожно промокнул льняным полотенцем. И самоотверженно шагнул в парную. На самом верху полока сидели Горин и Кубин.
        - Не замерз там, боярин? - усмехнулся Илья Демьянович. - Влезай сюды, парить будем. Вот, шапку надень.
        И он протянул мне войлочный колпак. Ну, слава Богу! Теперь буду крепиться. Только я залез к ним, Кубин тут же достал веники.
        - Ложись, Владимир Иванович.
        Опять зашипела вода на каменке, и я понял - как себя чувствуют куры гриль…
        Ох, упарили меня и упарились сами. Краснокожие, как индейцы, мы вывалились в предбанник. Состояние мое было - посоли и ешь. Почти без сил плюхнулся на лавку. Кубин, выбив дно у бочонка, зачерпнул квас и подал мне.
        - Спасибо.
        После кваса почувствовал легкость в теле. Благодать.
        - Чудны раны твои… - это Горин рассматривал мои шрамы. - Это стрелами, мыслю, а это…
        Как объяснить ранения осколками?
        - Клинками, Илья Демьянович, - нашелся я, - клинками.
        Не знаю, что смог прочитать Горин по моим шрамам, но смотрел он очень уважительно.
        - Эх-ма… пойду-ка я, бояре, ешшо попарюсь.
        И Горин ушел в парную. Кубин покосился на мою грудь и показал на один шрам:
        - На самом деле это пулевые ранения?
        - Да, и этот, и этот тоже, а тут ножевое, здесь осколком…
        - А на ноге? Почему он такой… страшный?
        Дед Матвей прав, шрам страшный. На всю жизнь напоминание о фугасе, гибели всей нашей разведгруппы и о предательстве.
        - Вот ты, Власыч, не веришь в предательство Кутерьмы, - тихо проговорил я, - я тоже когда-то не верил, но… - и рассказал Кубину все о последнем своем боевом выходе. Как выдвигались на исходные, как под нашим «Уралом» сработал фугас, как проводили расследование…
        - О нашем маршруте знали единицы, и вычислить того, кто слил информацию, не составило труда. Однако взять предателя не удалось, исчез. Ребята поклялись во что бы то ни стало найти его и покарать. А самое горькое, что он был мне другом, а теперь… теперь бывший капитан Пряхин Алексей Павлович - тот враг, которому я без сожаления свернул бы шею. За всех ребят, погибших при взрыве… а ты вот в предательство не веришь…
        - Я понимаю, - так же тихо ответил Кубин, косясь на дверь парной, - но и ты пойми, нельзя по наговору, которому семь веков, обвинять знатного боярина.
        Дверь парной распахнулась, и в предбанник вывалился Горин.
        - Ух, велелепно-то как! Теперь и попировать не грех.

* * *
        Я поднялся и посмотрел в окно. Естественно, ничего не увидел, вместо стекла был натянут бычий пузырь. Потянул фрамугу и открыл окно. Свежий ветерок коснулся лица. Итак, все, что было до пира, я вспомнил, а вот потом как-то смутно все. Что мы пили вчера? Вот уж не подумал бы, что я столько вина выпью, чтоб память отшибло, даже с водки такого не было. А пили-то мед. Не тот, который с пасеки, а тот, что алкоголь содержит. Коварная штука - бьет не в голову, а в ноги. Попробуй после кубка пройдись ровно. Фиг! Такие кренделя вместо прямой сделаешь. А потом вино пили. Разное. Что интересно, оно и не кончалось. Как будто тут в погребах его цистерны. Потом вроде квас пили. Тоже в голову шибает неслабо. Вот и ответ провалу памяти: намешал разного алкоголя. И это несмотря на хорошую закуску. Большое изобилие мяса и рыбы. Копченой, тушеной, вареной… разве что котлет нет и колбас. Вспомнил, что передо мной на блюде лежал трехметровый копченый осетр. Прикинув, сколько бы он стоил на рынке в моем времени, я сразу отрезал кусок на половину своей зарплаты. Потом в основном им и закусывал.
        Помнится еще всеобщее веселье, как будто не было больше проблем и напастей в виде противника почти под боком. Звучали здравицы и поздравления, в том числе и мне, за которыми последовали знакомства со всеми и, конечно, тосты с большими кубками вина в них.
        М-да, а еще вчера я дома был, в двадцать первом веке, и не думал, что за один день успею два раза повоевать и два раза на пиру побывать. Причем на второй раз напиться до потери сознания. А все-таки, как я комнате оказался? Сам пришел или меня принесли?
        Когда я вошел в зал, где мы вчера пировали, то встретил боярина Горина.
        - Как спалось, Владимир Иванович?
        - Хорошо.
        Горин вдруг рассмеялся. Чего это он? Наверное, я вчера накуролесил.
        - Силен ты, боярин! - покачал он головой. - Вина выпил больше всех, но спать своими ногами ушел. А остальные на столах так и уснули.
        - А я ничего не вытворил там? - облегченно вздохнув, спросил я.
        Горин опять засмеялся:
        - Так ты трюк с кубком с десяток раз показывал.
        - Надеюсь, хоть пить еще есть в чем?
        Горин похлопал меня по плечу:
        - Есть, пойдем за стол.
        - А я думал, сегодня в церковь пойдем.
        - В церковь пойдем завтра, - ответил Илья Демьянович. - Негоже с дурной головой к причастию идти. И князя дождаться надо.
        На столах, где вчера мы пировали, уже убрались. Прислуга сменила все блюда. Не тревожа спящих на столах, они аккуратно убирали грязную посуду и объедки. Крупного телосложения ратник, кажется, по фамилии Брагин, зажав в руках обглоданную кость, отмахнулся во сне от пытающегося ее забрать холопа. Бедняга от этого «взмаха» перелетел через лавку и растянулся на полу. Другие служки так опрометчиво не поступали. Некоторые бояре, проснувшись, обнаруживали перед собой кубок, полный вина, и сразу похмелялись. Вчерашний пир, начавшийся вечером, для них незаметно перетекал в завтрак.
        Я сел за стол и, глотнув кваса из медного кубка, отрезал себе большой кусок копченого мяса. Рядом зашевелился спящий боярин и, подняв голову, осмотрелся. Это оказался Кутерьма.
        - А, боярин, - проскрипел сонно Лисин, - а у меня получилось. Гляди.
        Он наклонился и из-под стола вынул саблю без ножен, подхватил медный кубок, полный вина, и поставил его на кончик сабли. Чуть расплескав, поднес ко рту и медленно выпил. Потом подкинул кубок и разрубил его. Половинки со звоном разлетелись по сторонам.
        - Охолонись, Кутерьма, - поморщился Горин. - Уже с дюжины две кубков извел. Теперь на торг поедешь восполнять запас. А то скоро пить будет не из чего.
        - А торг далеко? - спросил я Илью Демьяновича.
        - За городищем, в посаде. А что?
        - Одежи прикупить, да и бронь починить надо бы.
        - Понятно, - кивнул Горин. - Вон с Кутерьмой и поедешь, хотя… Нет. С ним не надо. Кутерьма всех купцов достал своими шутками. Митяя с тобой пошлю. Он парень хваткий. На торгу поможет и лучшего кузнеца покажет.

* * *
        Митяй ехал на своей лошади чуть впереди. Не знаю, что там наговорил ему Горин, но важность из него так и перла, как разварившаяся крупа из кастрюли. Выехали за ворота и прибавили ходу, по дороге обгоняя возки с сеном, груженные чем-то и укрытые рогожей, людей, что шли на торг.
        Рынок, или торг, оказался не таким уж большим, как я его представлял. Но от него повеяло чем-то родным, так похожим на будущее. Сначала мы проехали мимо лотков с различными продуктами. Не остановились и у лавок, продающих упряжь. Задержался я только у продавца оружия. Соскочив с коня, я шагнул внутрь лавки. Ножи, топоры, щиты, мечи, копейные наконечники, пучки стрел, кистени, рогатины. Прям оружейная палата. Появился молодой парень.
        - Что из оружия боярин желает? - спросил он. - Могу предложить отличный клинок.
        Волшебным образом у него в руках материализовалась сабля в богато украшенных ножнах. Чуть сдвинув ножны, он повернул к свету и показал на лезвие.
        - Посмотри, боярин, какой узор на клинке. А ножны с эфесом? Эта сабля князей достойна. Персидская работа.
        Сабля меня не интересовала, тем более что почти такая же осталась в моем доме в будущем. И есть у меня сабли и мечи, вот насчет ножей… показал на некоторые из них.
        - Вот эти возьму. Покажи-ка.
        Продавец с готовностью подскочил:
        - Отличный выбор, боярин. А к ним я могу предложить отличный пояс.
        Ну, конечно, все как всегда. Но пояс хорош. Я кивнул продавцу.
        - Я его беру и эти ножи. Но это все.
        По продавцу было видно, что он с удовольствием продаст мне хоть всю лавку.
        - Сколько с меня?
        - Четь куны, боярин.
        Вынул одну серебряную монету и подал продавцу. Тот принял ее и, достав большой кошель, выложил на прилавок несколько мелких монет.
        - Вот разность, боярин.
        Вот и славно. Я забрал сдачу - это остаток куны, пятнадцать ногат, если не ошибаюсь.
        Снаружи, с лошадьми, меня терпеливо дожидался Митяй, щелкая дынные семечки. Я сунул покупки в сумы и поехал дальше. Высмотрел в одной лавке шкуры. Вот это мне надо. Быстро сторговавшись, купил себе большое одеяло из овчины и несколько воловьих шкур. Из них потом палатку сооружу. Остановился у лавки с одеждой. В ней на выбор висели рубахи, штаны, налатники с мехом… В общем, в этом тряпичном отделе можно было приодеться с ног до головы. Но мне много не надо. Пара рубах, пара штанов, а остальное можно пошить из трофейного материала. Как Демьян приведет обоз, так найду швею и сделаю обширный заказ. А пока принялся разглядывать рубахи, украшенные орнаментом по рукавам и оторочке ворота. Узор, переплетаясь, напоминал свастику, и я вспомнил его название - коловрат.
        М-да. Глядя на вышивку, которая включала в себя коловратный узор, в который замысловато вплетались птицы, похожие чем-то на орлов, я подумал: «Гитлер был страшный плагиатор. Вот орлы, кого-то дразня, выпускают свои языки. Вот коловрат, похожий на свастику. Это мы, русские, были наследниками ариев, а не они. Испоганили символ, твари. Вот и получили по полной от настоящего великого народа».
        Наверное, тут все продавцы знакомы с магией, так как этот парень появился из ниоткуда, словно джинн, тут же выдав извечную фразу:
        - Что боярин желает?
        - Приодеться желаю. Рубах две-три, штанов пару, куртку и налатник.
        - Э… куртку?
        И, как по волшебству, у него в руках появилось нечто, похожее на пальто. Ну, куда мне такое?
        - А что-то другое есть?
        Опять не заметил, как парень что-то сделал руками и показал мне как бы плащ. Но мне куртка нужна. Тут я понял, что вся одежда тут как бы одного образца и отличается только материалом и отделкой. Рубахи почти одного размера, штаны тоже, разве что плащи разные. Привычного мне фасона курток не найти. Пожалуй, придется долго объяснять швейному мастеру, что именно я хочу. Объяснил парню, что мне нужен швей для большого заказа.
        - Тимофей!
        Из глубины лавки появился мужичок. Недолго думая, я сказал швею, что желаю пошить много одежды для себя и что для объяснений и снятия мерок надо явиться в детинец. Затем я купил налатник, отороченный мехом, три рубахи с разным узором, две пары штанов, шапку с мехом по кругу и ермолку. Спросил, где можно купить сапоги, меня тут же проводили в лавку напротив. Там выбрал готовые мягкие сапоги и легкие туфли типа мокасин, кожаные и на коротком меху.
        Выйдя от сапожного мастера, я оглянулся. Где Митяй? Лошади стояли у коновязи, а этого пострела нигде не было. Пока я упаковывал в сумы покупки, появился Митяй и сразу оправдался:
        - Кубков заказал, боярин. Куда сейчас едем?
        - К кузнецу.
        - Тогда к Тюте поедем, - деловито кивнул парнишка, - он всегда срочные заказы принимает. И делает справно.
        - А почему кузнеца зовут Тютя?
        - Вообще, его зовут Ефрем Рябов, а Тютя - потому что маленький.
        Ах да, Тютелька, как я не сообразил?
        - Ну, поехали к Тюте.
        Кузнечный квартал был как бы в стороне. И верно, ведь звону от них много. Митяй проехал вглубь кузнечных дворов и заехал в распахнутые ворота двора, из глубины которого доносились удары с гулким эхом. Под большим навесом работал кузнец. Действительно, Тютя - маленького роста, но с широкими плечами и мощной мускулатурой. Кузнец одной рукой держал раскаленную деталь клещами, а второй молоточком постукивал место, куда подмастерье обрушивал тяжелый молот.
        Бух!
        Деталь зашипела в масле. Кузнец положил инструмент и утер обильный пот. Я слез с коня, передал поводья Митяю и подошел поближе.
        - Ты Ефрем Рябов?
        Кузнец кивнул и, взяв кувшин с водой, стоявший на чурбаке, стал жадно пить. Потом опять утерся и спросил:
        - Что боярину угодно, починить что али выковать?
        - И починить, и выковать.
        Я вынул кольчугу и подал кузнецу.
        - Починить надо и выковать пластины по размерам.
        Дело в том, что я задумал сделать заказ на необычную бронь. Нечто похожее на юшман, только грудная пластина пусть будет сделана в виде зерцала. На руки - наручи, для ног - тоже защиту. Еще заказал умбон с широкими краями, почти во весь размер щита.
        Пришлось объяснять, показывая на себе, и чертить на утоптанной земле. Наконец поняв, что надо сделать, кузнец спросил о сроке.
        - Завтра к вечеру.
        - Хорошо, боярин, но за срочность это будет стоить… полгривны кун.
        Митяй сделал большие глаза, и я понял, что это дорого, но согласился. Вообще, цены тут чудные. На гривну можно купить большой дом, еще и на продукты останется. Я потратил на все, вместе с барахлом, четверть гривны, нигде не торгуясь. Поэтому, наверное, меня из лавок провожали как почетного гостя. Были бы дисконтные карты, был бы платиновым клиентом.
        Я кивнул Тюте:
        - Добро, только в детинец снеси.
        Расплатившись с кузнецом, мы отъехали.
        Глава 7
        Я шел по Китежу и любовался красивыми дворцами, украшенными затейливой резьбой. Дома были в несколько этажей и, казалось, пронзали небо высокими острыми шатровыми крышами, на которых, как живые, трепетали на ветру флюгера в виде петухов. Дворцы, первые этажи которых были каменными, чередовались с деревянными часовнями и церквями. Много-много церквей с шатрами и золотыми крестами. Главная улица была заполнена весело гудящим народом, идущим по своим делам. Они улыбались друг другу, и от этих улыбок, казалось, повсюду веселей играли солнечные зайчики. Дети, весело галдя, носились по улице.
        Вдоль дороги разлился благовест. Он шел от великолепного и красивого храма с множеством золотых куполов. Благовест подхватили остальные церкви. И теперь перезвон шел отовсюду.
        Вдруг, перебивая благовест, раздался набат. Люди тревожно заозирались. От городской стены, откуда летел набат тревоги, раздался крик:
        - Поганые! Поганые пришли!
        Все кинулись кто куда. Матери стали звать своих детей. В сторону ворот торопливо побежали ратники. Я кинулся за ними.
        Башенная лестница гудела от топота поднимавшихся на стену защитников. Проглатывая широкими шагами ступени, я вылетел на стену и замер от открывшейся картины.
        - Сколько же их? - прошептали рядом. - Господи, спаси!
        Все поле перед городом было заполнено врагами. Они не торопясь окружали город, медленно подступая к стенам. Ратники, имеющие луки, наложили стрелы и приготовились стрелять, но степняки остановились на расстоянии выстрела. Вперед выехал всадник, держащий длинный шест, на котором были белые и черные конские хвосты. Под ними висело полотнище. Всадник подъехал к воротам и вскинул над собой шест. Ветер развернул полотнище, и все увидели на нем серого кречета с черным вороном в когтях. За полотнищем затрепетали на ветру длинные черно-белые ленты.
        Всадник величаво оглядел стены и закричал:
        - Урусуты! Этот город и все земли вокруг принадлежат Бату-хану, внуку великого Потрясателя Вселенной Хана Чингиса. Склонитесь перед повелителем и целуйте землю у его ног!
        - Кху! Кху! Кху! - взревели тысячи чужих воинов.
        - Ишь, чего удумали, поганые, - прошипел ратник с боевым луком в руках. - Поцелуй своего царя сзади, под хвостом! Ирод!
        Монгольский воин еще раз дернул знаменем и проорал:
        - Склонитесь перед богатурами Бату-хана! Рабы!
        Я не выдержал и заорал:
        - Сначала попробуй нас взять!
        И защитники взревели яростным криком.
        - Боярин, Владимир Иванович, вставай. Снедать будем.
        Я провел рукой по лицу, разгоняя сонливость, и обнаружил Демьяна с серебряной ложкой в руках.
        Вот, блин, так это сон! А думал, что это я наяву в Китеже побывал. Почесав зудящий затылок, полез из палатки. Вздрогнув от утренней прохлады, посмотрел на небо. Ни одного облака. День обещает быть жарким. Потянувшись и зевая, как бегемот, огляделся. Лагерь курился множеством костров. Большое поле превратилось в палаточный городок. Недалеко на холме была видна деревня - по-видимому, Большие Ключи.
        - Здравствуй, боярин.
        Я кивнул прошедшему мимо ратнику. Справа вышел высокий и худой парень и тоже поклонился.
        - Доброе утро, боярин.
        - И тебе доброе утро. - Проводил его взглядом, повернулся и достал из палатки флягу, но не успел глотнуть, как мимо прошли еще трое бояр. Они смотрели на меня и улыбались. Чего это они? Наперебой поздоровались:
        - Здравствуй, боярин!
        - Многие лета тебе, Владимир Иванович!
        - Здрав будь!
        И все трое поклонились. Чего это они? Подобрав выпавшую от удивления флягу, двинулся к костру, у которого сидел Кубин и о чем-то говорил с Демьяном. По дороге опять раскланялся с ратником, совершенно мне незнакомым. Блин, сговорились они, что ли? Смотрят на меня, как на бога, и кланяются. Разве что не крестятся. Или это проделки Кутерьмы? Нет, не должно. Его настрого Горин предупредил завязать с приколами, а то, блин, по закону военного времени… это я мысленно шучу. Но почему, интересно, все так на меня пялятся и кланяются? Может, я вчера отчебучил чего? Вроде нет, и выпил два кубка всего. Трезвый, как стекло… хрустальное, в палатку ушел спать.
        - Здравствуй… - поздоровался Кубин.
        - Вот только кланяться не надо, хорошо?
        - Ты чего, Владимир Иванович? - удивленно пробормотал дед Матвей. - Какие поклоны? Аль приснилось чего?
        - Приснилось, но сон тут ни при чем, - уселся рядом с котелком, от которого вкусно пахло, и достал свою ложку. - Выхожу из палатки, а там ратники что мимо ни идут, то здороваются и кланяются, как иконе, ей-богу. Грешным делом подумал, что Кутерьма опять чудит.
        Зачерпнул ложкой варево и подул, остужая.
        - Не знаю, чего это они, - пожал плечами Матвей Власович. - Демьян, мож, ты что ведаешь?
        Парень проглотил ложку каши и улыбнулся:
        - Как вы вчера ушли, Третей рассказал, как справно Владимир Иванович всех поганых погубил, когда дочерь Горина из неволи вызволил.
        Я пожал плечами:
        - Не велика заслуга. Это не повод смотреть как на чудо.
        Демьян засмеялся и продолжил:
        - Так это не все. Он еще про твою стрельбу из лука рассказал.
        - Да-а-а, Владимир Иванович, - усмехнулся Кубин. - Сумел ты всех удивить.
        Я сам не думал, что вновь получится попасть стрелой в стрелу. Но по-другому было нельзя. Все Кутерьма, будь он неладен!
        Еще в Вершах Кубин похвастал, что с его подачи тут воинскую школу образовали, так и поехали проведать, как идет обучение отроков. Там как раз парни из луков стреляли. В общем, все стреляли нормально, но, как всегда бывает, есть исключения. Наставник как раз распекал нерадивого стрелка:
        - Немочь ты, Никола. Нерадивая немочь. Ну, как можно стрельнуть вперед и попасть назад? Стыдно. Девки, вон, и то стреляют лучше.
        Увидев нас, ратник дал парню подзатыльник и шагнул навстречу:
        - Здравы будьте, бояре.
        Кубин кивнул и спросил:
        - Что, Иван, так плохо?
        - Да не, не все, - покачал головой ратник. - Половина стреляет хорошо, другие посредственно. Но трое даже в сторону чучела метнуть стрелу не могут. Этот вот чуть меня не подстрелил.
        И строго посмотрел сторону нерадивого стрелка. Кубин спрыгнул с коня и позвал парня:
        - Николка, а ну, подь сюда.
        Никола, смотря в землю, подошел. Кубин положил руку ему на плечо и сказал:
        - Вот что, Николай. Батьку твоего поганые убили. И ты теперь за старшего в семье остался. Так будь прилежным и упорным, чтоб стать воином справным и отомстить врагам за отца. А как стрелять из лука, я тебе сам покажу. Примечай и старайся.
        Откуда-то сбоку раздался голос Кутерьмы:
        - А пусть боярин Велесов умение свое покажет.
        Горин обернулся и пригрозил:
        - Ох, Гришка, дождешься у меня.
        Потом повернулся и, глядя на меня, сказал:
        - И вправду, Владимир Иванович, покажи-ка отроку, как стрелять надо.
        Вот елки, не было печали. А Кутерьма опять подал голос:
        - Если лука с собой нет, так вот. - И подает мне лук. Шутник, и шутки у него плоские. На кой мне охотничий, пусть отроки ими тренируются. Не подав вида, бросил Лисину:
        - Спасибо, у меня свой есть.
        Вынул лук из тула и взглянул на Лисина. Кутерьма впился глазами в него. Я достал кольцо и пристроил его на пальце. Взглянул на мишени - так, до ближней пятьдесят шагов, а до дальней сто. Выбрал дальнюю. Наложил стрелу и, не особо целясь, развел руки и спустил тетиву. Со всех сторон одобрительно загудели - стрела торчала точно в середине мишени. Довольно хмыкнул - определенно, у меня в предках Робины Гуды были. Послышался голос Кутерьмы:
        - Пусть еще раз стрельнет.
        Все, достал! Но во мне не было ни капли раздражения. Только боевой задор и уверенность. Я знаю куда попаду, а это главное! Выхватил стрелу, наложил и навел на мишень и, смотря прямо в глаза Лисину, выстрелил.
        - Ох! - раздалось со всех сторон.
        - Не может быть! - пробормотал Кутерьма. - Стрела в стрелу!
        Упаковал лук обратно под восторженный гвалт бояр и отроков.
        Эти воспоминания хорошо подняли настроение, но парню спокойно сказал:
        - Ну, стрельнул метко, что такого?
        Демьян аж подскочил:
        - Да так никто не стрелял никогда! Стрела в стрелу! Да всех завидки взяли. Даже мне завидно, - тише добавил он. - А Никола после этого в мишень попал. Все потому, что ты для него стал примером. И другие стрелять лучше стали.
        Кубин зачерпнул кашу и пробурчал:
        - Говорите-говорите, мне больше каши достанется.
        Я зачерпнул полную ложку и сказал парню:
        - Давай лопай. Психолог, блин.
        Котелок быстро опустел. Во втором котелке я заварил чай. Посидели молча, хлебая ароматный напиток.
        - А теперь, Владимир Иванович, пора нам в Китеж, Кулибина навестить.
        - Демьян, князю скажи, мы в Китеж поехали. А пока коней приведи.
        Демьян кивнул с кислой миной, а дед Матвей добавил:
        - Без заводных пойдем.
        Пока Демьян бегал к Горину, мы надели бронь. Все-таки Тютя - молодец, вон как заказ выполнил. Теперь я заметно потяжелел, зато меня на рогатину теперь взять трудней, острие просто соскользнет. И у бояр мои латы вызвали восхищение. Они сразу оценили достоинства новой защиты. Все уши прожужжали - мол, кто такое сделал? Похоже, у Тюти, то есть кузнеца Ефрема, теперь будет много работы.
        Нацепил саблю, пристроил ножи. Попрыгал. Хорошо подогнанные пластины нагрудников даже не звякнули. Вот и славно. Повернул щит к себе, пытаясь разглядеть в размытом отражении себя. Увидел бородатое чудище с густой шевелюрой. Провел рукой по бороде и волосам. М-да, стригся я месяц назад, а брился с неделю. Это за неделю так все обросло? Хорошо хоть здесь все бородатые. А ничего бородка, только чуть подровнять, и подстричься бы не помешало, а то скоро шлем не влезет.
        Глянул на Кубина. Он давно снарядился. Ну, правильно, ему только в кольчугу влезть.
        - Выедем к холму, - дед Матвей махнул в сторону деревни на холме, - а там стороной лагерь обойдем. Ага, вот и наши кони.
        Честно говоря, я в лошадях разбирался плохо, точней, вообще никак. У меня, оказывается, были две кобылы, остальные оказались меринами. Хоть и объезженные все, но Кубин мне посоветовал ездить именно на кобылах, они, мол, спокойней. А со своими кобылами я сдружился, даже имена дал - Дуся и Фрося. Дуся рыжая, с белым пятном на лбу, а Фрося вороная. Обе спокойные и дружелюбные. Демьян привел мне Дусю. Помог накинуть сумы. Лошадь стояла спокойно, чуть шевеля ушами.
        - Все. Ты тут смотри, Демьян. Если что, свернешь палатку, вещи и…
        И, не договорив, мол, и сам поймет, поехали к холму.
        - Куда ты ведешь нас, Сусанин-герой?
        Кубин хохотнул и соскочил с коня. Я тоже слез, так как через эти засеки верхом не пройти. Елки росли плотно, сцепляясь ветками, словно пазлы, и представляли собой лабиринт из непроходимых стен. Сначала мы въехали в лес, напоминающий парк, но потом… потом начался кошмар. Я, конечно, видел непроходимый лес, но этот. Это не лес, это какая-то засека! Лабиринт! Мы петляли, как по серпантину, огибая елочные стены. Иногда мне казалось, что тут мы уже не раз проезжали. На небольшой поляне с толстой сосной посередине остановились чуть отдохнуть. Я ослабил подпругу и пустил Дусю пощипать травы. Дед Матвей сделал то же самое и направился к огромной сосне. Сосне!
        - Стой!
        Кубин замер и, обернувшись, спросил:
        - Что случилось?
        - Власыч… Кхм. Матвей Власович. Я бы не стал приближаться к сосне, на всякий случай.
        Дед Матвей посмотрел на дерево, верхушка которого терялась в высоте.
        - Ты думаешь, это…
        - Не знаю, - пожал плечами я, - но лучше поберечься, вдруг попадем в каменный век или к динозаврам?
        Кубин усмехнулся:
        - Сосны так долго не живут, хотя… ты прав. Береженого Бог бережет.
        - Власыч, а далеко еще? Совсем закружил или путаешь меня специально?
        Кубин взял травинку и стал жевать. Ответил не сразу:
        - Я не путаю тебя. Просто путь срезал, покороче. Напрямки еще верста. Если вернемся на хорошую тропу, то верст семь.
        Ого! Интересно.
        - А это почему?
        - Тут сплошь ручьи, впадающие в болота, и вот такой лес. А тропа не такая и широкая. Она огибает болото. А ты как думаешь, сколько от Больших Ключей напрямки будет отсюда?
        В этом однообразии петляния ощущение времени я потерял, но, глянув на часы, прикинул, сколько мы ехали от Больших Ключей и сколько в этом колючем рассаднике. Получилось, два часа мы петляли по лесу, а это десять-пятнадцать километров. Нет. В таком случае это не короткий путь. По таким буеракам петлять такое расстояние? Лучше уж длинной тропой. Блин, не знаю. Посмотрев на Кубина, пожал плечами и помотал головой.
        - Пять верст.
        Не может быть! Удивление, видимо, нарисовалось у меня на лице. Кубин, улыбаясь, сказал:
        - Сам не знаю, но в этом месте всегда так. Думаешь, что проехал десять верст, но на самом деле три. Ладно, пора…
        И мы вновь окунулись в хвойный суп. Ехали верхом, и через сто метров открылась небольшая поляна. Кубин остановился и, подняв руку, застыл. Я замер, тихонько сунув руку в налучье и берясь за рукоятку ГШ-18.
        Дед Матвей медленно вынул свой лук, наложил стрелу и выстрелил - стрела влетела в елочную лапу, и оттуда вывалился заяц. Дед Матвей подъехал к тушке и, наклонившись, схватил косого за уши. Поднял, показывая, и улыбнулся:
        - Еще пару, и на обед заработали, а я зайчатину люблю.
        - Блин, Власыч, предупреждать надо. Я думал - опасность, а ты охотиться задумал.
        Тот, смеясь, выдернул стрелу и запихнул зайца в суму.
        - Если б я тебя предупредил, то обед бы уже убежал. Свой лук приготовь, зайцев возле болота много. Конечно, лучше с кистенем за ними охотиться, но это по полям. А тут у них под каждой елкой убежище.
        Подумаешь, охотник. Ладно, достал лук и приготовил стрелу. Метров через десять Кубин опять выстрелил. Косой даже из-под лапы не выпрыгнул, скончался там. И как он их видит? Вглядываясь в нижние ветки елок, матерю про себя братцев кроликов. Блин, когда не надо, эти твари сигают, а сейчас сидят тихо и не дергаются.
        О! Я заметил что-то под веткой. Заяц? Навел стрелу. Во! Точно заяц. Динь!
        Победно подъезжаю, наклоняюсь и, подобрав трофей, показываю его Кубину.
        - Отлично! - кивнул он. - Есть почин.
        Проехали по краю болота, обходя трясину. Само болото было неширокое, всего лишь метров семьдесят. С той стороны вдоль болота тек ручей. Дуся потопталась в ручье, смывая грязь болота. Потом крутой подъем и опять елочная засека.
        Хм, и это короткий путь? В гробу я его видел, блин. Теперь иголки из кольчуги вытряхивать придется, и пахну, как лесной бальзам.
        Как-то неожиданно для меня выехали на поле.
        - Китеж! - выдохнул Кубин, смотря вперед и крестясь.
        Я жадно вгляделся на город из легенды. Сразу отметил невысокие стены, по сравнению с Вершами ниже раза в два. Правда, перед стеной высокий вал и широкий ров с водой. Или это река?
        - Власыч, а почему стены маленькие?
        Кубин хмыкнул:
        - А незачем Китежу высокие стены. Его лес защищает, сам ведь почуял. А на дороге к граду крепостица есть. По ее краям засеки навалены - мышь помрет, пробираясь.
        - Что, и троп обходных нет?
        - Есть, по одной мы только что шли, но про них мало кто знает. А местный люд оброк и товары по дороге возит.
        Кони шли легкой рысью по выкошенному полю. Я смотрел во все глаза на город. А во сне совсем другое видел. Вместо высоких десятиметровых стен - трехметровые, правда, с навесом вдоль стены. Рубленые башни, похожие на современные нижегородские, стояли метров через пятьдесят друг от друга. За стеной высились пирамидальные шатры церквей, увенчанные православными крестами. Вдалеке мелькнул золотистый купол храма. И в этот момент над землей поплыл радостный благовест. Крестясь, подумал, что его громкий перезвон слышно, наверное, даже в космосе. А ведь какое красивое звучание! Сердце радуется.
        Нас заметили, и навстречу понеслись с десяток всадников. Кубин остановился и пробормотал:
        - Быстро они на этот раз.
        Всадники споро взяли нас в кольцо.
        - А, Матвей Власович, княжья нянька! - весело крикнул ратник с длинной бородой. - Почто, как тать, через лес едешь? И что за боярин с тобой?
        - Нас, Игнат, борзо к себе протоиерей Григорий звал. Вот и прошли по аркудовым тропам. А это боярин Владимир Иванович Велесов.
        Ратник странно посмотрел на меня и, поклонившись, сказал:
        - Здрав будь, боярин. Слышал я про тебя. И бачко твоего знал.
        Кубин прервал его:
        - Ладно, Игнат, нам пора.
        И мы поскакали вдоль рва.
        У дороги, что упиралась в мост, ведущий в башню, толпились ратники. Не останавливаясь, мы завернули в город. Те, что сопровождали нас к воротам, остались перед мостом. Мы остановились и слезли с коней, чтоб перекреститься на икону над воротами. Башня была такая же, как и в Вершах. Только подъемный мост через ров был больше. А вот бойниц во внутреннем коридоре я не увидел. Кубин кивнул стражникам у внутренних ворот, и мы поехали по широкой, мощенной деревянными досками улице. Странное дело, во сне мне приснились каменные дома. Здесь я видел такие же по форме дома, но построенные из дерева. И откуда в легенде взялись упоминания о каменных белоснежных дворцах? Вот они, деревянные, можно пощупать, но побеленные. Хм, подъехав ближе, провел рукой - точно побелено. Потер ладони, избавляясь от извести. Может, поэтому всем думалось, что город из камня? Улица была полна весело гудящего народа, идущего по своим делам. Вон толстый боярин в богатой одежде с меховой накидкой. Прошел навстречу, важный такой. Наверное, потеет сильно? В такую жару в мехах ходить, увольте. Тут в броне-то упарился.
        Вежливо улыбнулся в ответ девушке с жемчужным ожерельем. За такую улыбку и умереть можно. Проводил ее взглядом и на прощание получил еще одну улыбку. Вообще, все люди на улице улыбались друг другу. Эти улыбки, казалось, отражались от белых стен домов и возвращались обратно, как солнечные зайчики. Играющие дети заполняли улицу веселыми криками. Дома в три этажа сменялись маленькими часовнями. Церквей с пирамидальными шатрами мне встретилось уже три, это не считая часовен. Уже недалеко виднелся большой храм с золотым куполом. Сколько тут церквей? Вместе с тем храмом я уже насчитал восемь, учитывая часовни.
        - Власыч, сколько церквей в городе?
        - Тридцать! Впечатляет?
        М-да, впечатляет. Если бы это был не святой Китеж, то можно было подумать, что это паранойя. Столько церквей, я слышал, имели много городов. Например, Арзамас имел больше тридцати. Но какой размером Арзамас - и какой Китеж. Город, по прикидке, имел примерно километровый диаметр. Значит, жилых домов тут половина. Интересно, как народ церкви посещает? По очереди? В размышлениях не заметил, как подъехали к храму Владимирской иконы Божьей Матери.
        Ого! Вот это красота! Мы слезли с лошадей и подвели их к ограде с коновязью.
        - Пойдем, Володя. Поговорим с другом моим.
        И, троекратно перекрестясь, вошли.
        У меня опять появилось то странное чувство возвышенности и легкости, какое я испытал в Вершах, на причастии в церкви. В единственную в Вершах церковь мы пошли с раннего утра. Храм не вмещал столько народу сразу, молящиеся стояли в проходе и на ступенях.
        Я и в свое время бывал в церкви, но эти посещения были без особой охоты. Маясь от тяжелого запаха лампад и свечей и слушая пение, смысл которого от меня ускользал, без всякого интереса рассматривал иконы и росписи на стенах, иногда забывал даже креститься.
        Но тут! Услышав звучный голос священника, вдруг внял весь смысл слов молитвы. Росписи на стенах и потолке заиграли, образа засветились, и… стало так легко на душе. Было чувство, что я заново родился. Все люди в храме стали единым целым. Я проговаривал слова молитвы, как будто их хорошо знал. А я знал!
        Знал. Знал, что это.
        Это была Вера. Настоящая. Она шла от людей мощным потоком, пропитывая все вокруг.
        Вера - дающая верующему великую силу.
        Вера, которой так недоставало русскому народу в будущем.
        Вера, которую заменили верой в деньги и власть.
        А здесь народ верил по-настоящему. Честно. Всей душой.
        В храме Владимирской иконы Божьей Матери людей не было, только в центре стоял священник. Кубин подошел и, преклонив голову, сказал:
        - Здравствуй, отче.
        Священник улыбнулся и, положив руку Кубину на плечо, произнес:
        - Ну-ну, мой друг. Полноте. Представь мне спутника своего.
        Кубин выпрямился и, повернувшись, сказал:
        - Боярин Владимир Иванович Велесов.
        Священник внимательно посмотрел на меня:
        - Так вот ты какой? Ну-ка, молодой человек, представьтесь по полной.
        Я, смотря в умные глаза Кулибина, а это, как я догадался, был он, выпрямился и отрапортовал:
        - Капитан Велесов Владимир Иванович. Военная разведка.
        Кулибин улыбнулся:
        - Вот как, к-хм. Позвольте представиться - отец Григорий. В миру - Кулибин Иван Петрович.
        И показал на маленькую дверцу в углу:
        - Проходите, господа.

* * *
        - Вот и все… - я закончил свой рассказ обо всем, что случилось в будущем.
        Во время повествования меня ни разу не прервали. Лицо отца Григория отражало вселенскую скорбь, а Матвей Власович, уже слышавший часть истории, реагировал более спокойно, чем в прошлый раз, лишь часто меняясь в лице. Иногда из глаз пробивались слезы.
        - За что такие испытания? - тихо простонал он. - За что?
        - За грехи наши… - поднялся протоиерей, - за грехи…
        Отец Григорий подошел к Кубину и положил руки на его плечи.
        - Уберег нас Господь увидеть то страшное время, но дал нам другой урок. Бремя наше всегда тяжело, но на все воля Господня. Сейчас Божественная литургия, но вы тут побудьте. Расскажи Владимиру Ивановичу нашу историю.
        Пришедший служка помог отцу Григорию облачиться, затем они вышли, а Кубин тяжело вздохнул и начал рассказ:
        - Начну с того, что я, приехав в Москву из Нижнего Новгорода, вышел в город и только взял извозчика, как меня окликнули. Поворачиваюсь - батюшки! - мой брат Олег. Оказалось, он в отпуске. Представил меня другу, поручику Николаю Александровичу Евпатину. Вместе зашли в ресторацию. За обедом поговорили. Оказывается, Олег уже четыре дня, как в Москву приехал, шалопай такой. В имении Евпатиных, что под Подольском, обитает. Стали они вдвоем уговаривать меня с ними в имение поехать, и уговорили ведь, было у меня два дня в запасе. Согласился, как узнал, что там будет мой давний друг, капитан Иван Петрович Кулибин. У Евпатиных имение большое, богатое. Даже конезавод есть. А через день Николай предложил съездить в соседнее имение. Мол, там есть стрелок изрядный, что лучше его и нет. Так как мы все стреляли отлично, то решили взять револьверы, патронов и ехать.
        - А возвращались мы обратно изрядно пьяными, - усмехнулся дед Матвей. - Впотьмах свернули не туда, ну, и заплутали. Решили переночевать. Слезли с коней, а они вдруг как рванут от нас, только их и видели. Ну, куда деваться? Тьма непроглядная. Стали укладываться. Мох у сосны мягкий…
        - Погоди, Матвей Власович, - прервал я Кубина, - а как спать легли, я имею в виду, дерева вы касались?
        - Ну да. Прямо на корни головы положили, мха подстелив. Не впервой так ночевать.
        Кубин вновь тяжело вздохнул и продолжил рассказ:
        - А поутру, как проснулись, смотрим - вокруг лес стеной. Даже непонятно, как сюда-то пробрались. Удивились изрядно. И вопросов много, да ответов нет. Кулибин сказал, что железная дорога должна в десяти верстах проходить, если на юг идти. Ему, конечно, видней, мы карты в голове не держим, а он в том году два курса академии генштаба закончил, собирался на дополнительный курс идти. Так он все карты, как «Отче наш», изучил. Мы на юг и стали пробираться. Заросли кругом, не пролезть. Мы тогда удивлялись: и как могли пройти эти заросли вчера? Вышли, значит, мы к перелеску, а там дорога. Даже не дорога - тропа тропой. Кулибин осмотрелся и сказал, что идти на запад надо. Шли мы по тропе этой с час, наверное. И тут навстречу всадники. Семеро. Нас увидели и сабли достали. Мы, честно, опешили сперва, на землю попадали. Думали, маскарад какой. Но потом Олег удар получил. Я закричал и, достав револьвер, стал стрелять. Одновременно со мной стал стрелять Кулибин, потом и Евпатин достал револьвер. Отстреляли все патроны, что в барабанах были, еще долго впустую курками щелкали. Я к брату кинулся, рана у него
страшная, кровь еле остановили. Все исподнее извели, Евпатин за сухим мхом бегал.
        Кубин помолчал немного, утер выступившую слезу и продолжил:
        - Я брата перевязал, а он глаза открыл и улыбается. А у меня прям мороз по коже. Олег бледный весь. «Что это они? За что?» - спрашивает. А меня самого трясет, и не знаю, что сказать. Тут Кулибин подходит. «Посмотрите, господа», - говорит и показывает саблю. Мы не понимаем, в чем дело. А он говорит: «Это же булатная сталь». Нам, если честно, это ничего не говорило, а Кулибин поясняет: «Такие, как эта сабля, делались очень давно. Сейчас их можно встретить только в частных коллекциях или в музее». Потом хмыкнул и сказал: «Вы не поверите, господа офицеры. У этих бандитов нет огнестрельного оружия. Только сабли, клевцы и по три ножа на поясе. Еще короткое копье, то бишь рогатина, и вот это». И Николай Петрович вытянул руку, из которой выпал железный шарик с полкулака на кожаном ремешке. Кистень. «Я осмотрел всех семерых, у каждого почти одинаковый набор подобного оружия. Судя по ним, эти бандиты как будто из Древней Руси попали сюда». Евпатин тогда и спросил: «Что делать-то будем?» Я посмотрел на Олега, он был совсем плох. Надо срочно к доктору его везти, а как? Кулибин оглянулся и сказал: «Николай
Александрович, поймай лошадей. Матвей Власович, мы с тобой срубим две елки и сделаем волокушу. На ней, чтобы не растрясти, Олега повезем». А я спросил: «А тела как? Убрать с дороги?» Кулибин поднял палец: «Тела оставим для полиции. Как доберемся до Подольска или до первого отделения, полиции и сообщим».
        - Не знали мы тогда, куда попали, - горько усмехнулся дед Матвей. - В какую ИСТОРИЮ вляпались. Каламбур какой-то.
        - Пока Евпатин ловил лошадей, мы срубили пару елок и связали их комелями. Положили потник на ветки и перенесли Олега на волокушу. От комеля привязали веревку к седлу коня. На него сел Евпатин. С одной стороны волокуши ехал Иван Петрович, с другой я - и смотрел на Олега. Боже мой, с такими ранами не выживают, я знаю. Но если доставить в госпиталь, то надежда есть. Через три версты мы выехали на поле, за которым увидели селение. Кулибин огляделся и удивленно произнес: «Странно. Тут должна проходить железная дорога». - «Может, ты путаешь, Иван Петрович?» - спросил Евпатин. «Нет, Николай Александрович, я не путаю. Странно это. Место как будто то, но ощущение такое, что железнодорожное полотно свернули, насыпь сровняли и все деревьями засадили». Кулибин показал на часовню, стоящую на пригорке посреди селения: «Едем туда. Там спросим, куда нас нелегкая занесла». Мы подъехали к селению и по околице проехали до часовни. Селение, домов в тридцать, как будто вымерло. Людей нигде не было видно. Мы спрыгнули с лошадей, и Евпатин постучал в дверь часовни. Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул священник,
маленький, одетый в черную рясу, подпоясанный простой веревкой, на голове островерхая шапочка, на ногах лапти. «Мир вам, добрые люди. Что ищете? Куда путь держите?» - спросил он и достал из-за двери икону, которую стал держать у груди. Мы перекрестились. Священник поднял брови: «Никак христьяне?» Кулибин шагнул вперед: «Православные мы, отче». А священник спросил: «Зело странно одеты вы, мыслю, из дальних краев путь держите?» - «Ты прав, отче, из дальних краев. А что это за место, как называется? И где все люди?» Священник убрал икону и ответил: «Подолом сие место называют. А люди попрятались, вас увидав». Я спросил: «А доктор здесь есть?» - «Кто?» - не понял поп. «Ну, врач, санитар, целитель, наконец». Поп смотрел, не понимая. Я показал на волокушу: «Там раненый у нас, его лечить срочно надо». Священник махнул рукой на ближний к часовне дом: «Везите к дому Фомы Кустахи. Там остановитесь, а я позже подойду. Как имя уязвленного?» - «Олег», - ответил я. Кулибин вдруг спросил: «Скажи, святой отец, какой сейчас год?» - «Год 6715 от Сотворения мира», - ответил поп и скрылся в часовне. Иван Петрович отвел
нас в сторону и сообщил: «Господа, вы обратили внимание на дома? Посмотрите на окна. Они обтянуты чем-то серым. Возможно, промасленной бумагой или, скорей всего, бычьими пузырями». Мы посмотрели на окна домов. И точно, ни в одном доме не было стекол. А Кулибин продолжил: «Я тут подумал, господа офицеры… Первое - проснулись не там, где уснули. Второе - нападение бандитов, одетых в доспехи времен Мономаха. Третье - нет железной дороги там, где она должна быть. Четвертое - это окна. Я не видел даже в самых нищих домах окон без стекол. А тут? Пятое - священник сказал про год шесть тысяч семьсот пятнадцатый от Сотворения мира, а это тысяча двести седьмой год. Я не сомневаюсь в нормальности священника». Он помолчал. «Вывод один - мы попали в прошлое, и сейчас тринадцатый век. Матвей Власович, ты в истории силен, кто в тысяча двести седьмом году великий князь?» - «Всеволод Юрьевич, по прозвищу - Большое Гнездо». - «Вот, - поднял палец Кулибин, - от этого и будем отталкиваться». - «То есть?» - не понял Евпатин. «Обживаться тут будем». Евпатин расстроился: «А домой что, не попадем уже?» Кулибин пожал плечами:
«Как? Вот и я не знаю. Кстати, господа. Сколько патронов осталось? У меня полный барабан и еще шесть патронов». «У меня тоже», - сказал Евпатин. Я похлопал по карману и достал револьвер. Откинул барабан: «У меня только шесть выстрелов, господа». Иван Петрович вздохнул: «Будем беречь. Придется обходиться холодным оружием, надеюсь, уроки фехтования вами не забыты? Вот и славно, а с остальным оружием потренируемся».
        Мы подъехали к указанному священником дому. Евпатин соскочил с коня и заколотил кулаком по воротам. С минуту подождав, ударил по воротам сильней. Из-за ворот спросили: «Кто там?» Кубин громко сказал: «Ты Фома Кустаха? Открывай, святой отец на постой к тебе нас определил. Раненый у нас есть. В дом его надо». Ворота скрипнули и раскрылись, к нам вышел мужик лет сорока. Одетый в простую рубаху до колен, подпоясанный кожаным ремешком, на ногах штаны и босой. Поклонился: «Проходите, бояре». Повернувшись, крикнул: «Лукерья! Светлицу приготовь, воды согрей». Олега осторожно занесли в дом. Дом был большой. Большая печь посередине избы, казалось, занимала всю жилую площадь. Олега мы пронесли в огороженную комнату. Впереди, постоянно говоря: «Вот сюда» и «Осторожно, порог - и пригнитесь», семенил хозяин. Олега положили на широкую лавку, застеленную матрацем, набитым соломой. Укрыли одеялом и вышли в сени. Кулибин положил руку мне на плечо: «Матвей, оставайся с братом, а мы за трофеями. Знать бы сразу, взяли б еще там. Но кто знал? Смотри тут…» Сколько времени их не было, не знаю. Я погрузился в такое
отчаяние. Как во сне, я наблюдал, как обмывают и перевязывают брата. Потом вдруг рядом оказался священник и что-то делал, оказалось, отпевал. Я и не сразу понял, что Олег умер. В себя пришел от того, что по лицу мне хлестал Кулибин и говорил: «…ицер ты или нет, приди в себя». Я вдруг обнаружил себя перед могилкой с небольшим деревянным крестом. Могилой… брата…
        Кубин замолчал, глядя перед собой.
        - Что дальше было, Матвей Власович? - спросил я, когда пауза затянулась.
        - Как же давно это было. Все и не вспомню. Ясно помнил день первый, а потом как-то размыто все. Помню, как к Москве подъехали. Непривычно было видеть небольшой деревянный кремль с малым посадом вокруг. Потом поступили на службу в дружину к Великому князю Владимирскому.

* * *
        На большой холстине я разрисовывал карту района, как ее помнил, - все изгибы реки Керженец с впадающими в нее речушками и ручьями. Ставил точки населенных пунктов, но не подписывая их, просто так было проще всю топографию вспоминать. Соответственно, я пояснял, что это за точки. Кубин и отец Григорий иногда подсказывали мне известные им ручьи и овраги.
        - Вот, примерно так, - отошел я, любуясь на холстину.
        Потом добавил на карте стрелочку и подписал «север». Кулибин одобрительно хмыкнул:
        - Хорошая память, Владимир Иванович.
        - Привычка все запоминать, - пожал плечами я. - Теперь ваша очередь. В мое время было много полей, просек и лесозаготовительных участков, сейчас лес другой, так что дополняйте.
        Матвей Власович взял уголек и начал дорисовывать:
        - Вот тут лес сплошь. Тропа есть, но много людей не провести. По тому берегу дубрава, однако завалы такие, что проще вплавь по реке.
        - А броды? - спросил я. - В мое время Керженец в этих местах сильно обмелел, и перейти его можно порой лишь штанины закатав.
        - Броды есть, - сказал Кубин и ткнул в линию реки, - вот тут, единственный, где Безмень в Кержень впадает, остальные броды гораздо ниже по течению. А река тут достаточно глубока.
        Я согласно кивнул. Еще по рассказам отца помнил, что до середины семидесятых годов по Керженцу активно сплавляли лес. По тем отмелям, что были в позднее время, сплава не организуешь.
        - Далее… - дед Матвей обвел угольком довольно приличный район, - этот лесной массив практически непроходим. Тут и тут тоже лес. Перелески есть, но молодой поросли много, и тут…
        Наконец карта была закончена. Но картой это можно было назвать с большой натяжкой, хотя на данный момент времени, может, единственной и довольно-таки точной. Примерный масштаб как у километровки, но в одном сантиметре вышло чуть более пяти километров.
        Из крупных поселений обозначили только Китеж, Заимку и Верши на берегу Ветлуги. Немного полюбовавшись на совместное творение, я спросил:
        - Где удел Малика?
        - Вот, - Кубин показал на карте. - По краю Кержени и на север.
        Удел оказался не очень велик. Тоже мне, княжество. Хотя северные границы дед Матвей не обозначил. И вокруг - непроходимые леса… а как они тогда якшаются? Ведь должны быть хоть какие-то дороги или тропы.
        - Матвей Власович, тут ты обозначил этот лес как непроходимый, - озвучил я свою мысль, - что, дорог или троп совсем нет?
        - Вот тут есть путь… - и Кубин обозначил пунктиром по краю лесного массива. Я пригляделся и хмыкнул - часть пути совпадает с железнодорожной веткой и частично дорогой местного значения, что будут проложены в будущем.
        - А в каком месте черемис поганых видел? Где эта старица, про которую он толковал?
        - Тут, почти у брода, - показал дед Матвей чуть выше места, где Безменец впадает в Керженец. - Кстати, эту излучину ты не совсем верно нарисовал.
        Кубин подправил изгиб реки, а я отметил, что в будущем там будет деревня Никитино.
        - Итак, какие будут мысли?
        - Про сбор поместного войска, мыслю, они уже знают, - произнес Матвей Власович. - Уж Кута озаботится о соглядатаях, раз встал на путь иудин. Как думаешь, отче, куда поганые пойдут?
        - Я мыслю, у них два пути, - изрек отец Григорий. - Один на запад, каким пришли, второй - вниз по Кержени. Если они двинутся вниз, то вот здесь они перейдут Кержень по броду и по восточному берегу, по высохшим старицам и заливным лугам до низовых бродов, а там хоть во все стороны…
        Протоиерей задумался. С минуту он рассматривал карту, затем сказал:
        - Князь Владимир Дмитриевич если поспеет, то может отрезать западный путь степнякам… - и протоиерей, взяв уголек, провел пунктир, почти повторяя путь, начерченный Кубиным, но на половине уходящий южнее. - Тут войско должно пройти. Здесь лес чище, и лощина аккурат к реке ведет, а Кержень здесь хоть и глубок, но переправиться можно, и оба берега пологи. Всего десять саженей вширь, может, чуть поболе. - Отец Григорий отметил место на карте. - Почему именно тут? Потому что если князь переправит войско на западный берег Кержени в этом месте, то перекроет степнякам первый путь. Вот, посмотри… - протоиерей опять рисует пунктиры, - здесь можно пройти и здесь. Кута, мыслю, темнику про все пути рассказал. И темник должен оценить каждый путь отхода. Я мыслю, степняки пойдут вниз по Кержени. Почему, как мыслишь?
        - В тех местах никакого преимущества у легкой конницы, - сказал Кубин. - Не развернешься. Даже пара сотен для степняков станет хорошей преградой, а вдоль восточного берега довольно широкие луга имеются.
        - Именно! - подтвердил отец Григорий. - И именно от этого места можно идти хоть куда, так называемый… э-э-э… забыл…
        - Оперативный простор? - подсказал я.
        - Да. Видишь? - И Иван Петрович начертил три стрелки: вдоль реки на юг, на юго-восток и восток. - Если темник поведет свой тумен на восток или на юго-восток, то в первом случае выйдет к Вершам, а во втором - к Китежу.
        - Значит, надо оставить часть дружины тут.
        - Ты прав, мой молодой друг, - улыбнулся отец Григорий. - Именно об этом и речь. Смотри, какая там особенность…
        Протоиерей на чистом месте холста схематично нарисовал реку, рядом две узких и одну широкую полосу, которая сужалась в нижней части.
        - Вот это Кержень, - Иван Петрович показал на левую полоску, - это - старица, местами заболочена, а это, - он показал на сужающуюся полосу, - луг. И по краям лес с дикими завалами. Вот тут, с луга, можно узким местом пройти, всего четверть версты по старому руслу. А там…
        - Оперативный простор… - пробормотал я. - Хорошо местность знаете, даже карты не надо.
        - Довелось хаживать, когда мордву замиряли, - пояснил отец Григорий, - я тогда еще тысяцким был.
        - Ясно, - я еще раз внимательно посмотрел на карту. - Значит, князь идет с дружиной к Керженцу, переправляется, оставив часть ратников тут, - я ткнул в точку на карте, - затем он проходит здесь, проверяет все места, где черемис Никола видел степняков, и, если их не находит, идет к Безменинскому броду и движется вниз по реке.
        - Именно так, - подтвердил отец Григорий.
        - Хороший план, - сказал я. И мысленно хихикнул - некоторый подтекст выражения, вкупе с тем, что мы тут все за всех решили, несколько веселил. - Осталось довести решение штаба до полководца. Не заартачится ли княже?
        - Владимира Дмитриевича я беру на себя, - произнес протоиерей. - И о тебе, Владимир Иванович, с князем поговорю.
        - Заградотряд?
        - Он самый, - кивнул Иван Петрович. - Устоишь в сражении - станешь воеводой. Об этом я тоже с князем потолкую.
        Глава 8
        Дружина переправилась на западный берег Керженца, оставив под моим началом часть ратников. В общем, мне достались мощные, блин, силы. Триста сабель, если полусотню отроков не считать. Впрочем, после подсчета всех ратников оказалось, что собралось две тысячи бояр и оружных холопов. Еще подошло городское ополчение, но их было всего чуть более тысячи. Вот и получилось, что против шести-семи тысяч кочевников мы выставляем всего четыре с половиной тысячи.
        Поутру отец Григорий имел долгий разговор с князем, а затем Владимир Дмитриевич собрал боярский совет, на котором Велесов объявил «свой» план. Что интересно, при оглашении боярин Горин сразу поддержал эту идею и сам вызвался встать под мою руку. После молебна войско выдвинулось к Керженцу. Переправлялись вплавь, но споро. Мой отряд прикрывал переправу на этом берегу, а потом выдвинулся на север вдоль реки.
        Что ж, все как отец Григорий и описывал: узкий проход по лощине меж лесных завалов вывел на холм, за которым раздался в стороны довольно-таки просторный луг. Я привстал на стременах, оглядывая поле, поросшее густой травой и молодыми березками.
        Слева за густым кустарником и кучами сухого сплавника угадывался Керженец; чуть ближе, параллельно реке, была старица. Справа стеной стоял лес. Сам луг тянулся почти на километр, постепенно расширяясь, и заканчивался перелеском. За теми мелкими березками - еще один луг, но шире этого.
        - На бутылочное горло похоже, - хмыкнул Матвей Власович, осматривая местность.
        - Ага, как отец Григорий и говорил…
        - Иван Петрович - стратег, - сказал Кубин, - недаром в академии генштаба учился. Вот токмо пробка для этой «бутылки» размером маловата оказалась.
        - Что есть, то есть, - согласился я. - Но пропустить поганых нам нельзя, за нами верста по оврагу и оперативный простор. И Верши, и Китеж. Помнишь, что отец Григорий сказал нам после молебна?
        - Помню, - кивнул дед Матвей. - Мы стражи града Китежа, а значит, всей Руси великой.
        - Ну, так давай устроим тут Фермопилы.
        - Точно! - воскликнул Кубин. - А я все думаю, что в голове крутится? Нас ведь триста ратников, полусотня новиков не в счет.
        - О чем это вы, бояре? - Горин все молчал, глядя вдаль, а теперь будто очнулся.
        - Это мы про одну давнюю битву. Был на свете такой… князь Леонид. Он с тремястами воинами остановил очень большое войско.
        - Большое? Тьма?
        - В двадцать раз больше тьмы!
        - Двадцать темников! - восхитился Горин. - Славный, наверное, был князь. И славная битва!
        Кубин кивнул:
        - Славная. Эти герои погибли. Все. Но о них знают теперь во многих местах!
        Горин вздохнул и, улыбнувшись, произнес:
        - Так про нас тоже узнают. И все будут говорить про славную битву при Кержени.
        А он прав. Почти прав. Был такой мультфильм по мотивам легенды о граде Китеже и назывался «Сеча при Керженце». Однако на самом деле такой битвы в истории не было. Теперь будет, точно будет!
        Я еще раз внимательно осмотрел окрестности. А что, план отца Григория вполне реалистичен, надо признать, если, конечно, у темника не найдется более хитрого хода. Это нельзя исключать. Также нельзя исключать и предательства. Я специально узнал, кто входит в дальние дозоры: один из них - старший боярин Лисин, то есть Кутерьма.
        - Ладно. Тимофей Дмитриевич! - окликнул я десятника городского ополчения.
        Ко мне подъехал могучий ратник.
        - Вот что сделай. Видишь, старица слева за кустами пошла? Возьми пару ратников и разведай - можно ли по ней пройти и, если что, на поле выйти для атаки.
        Он кивнул и, развернув коня, отъехал.
        - Что задумал, Владимир Иванович?
        - Впереди наверняка дозор пойдет. Думаю, от полусотни до ста. Вот и надо перехватить их, чтоб не предупредили основной отряд.
        Горин кивнул:
        - Добре. Надо еще лучников вон там поставить, тогда никто не уйдет.
        Горин показал налево, где особенно плотно стояли кусты ивы.
        - Э, нет, Илья Демьянович. Их лучше с другой стороны поставить, кстати, отойти в бурелом им будет проще. А по старице их могут нагнать и посечь.
        Горин, помедлив, кивнул.
        - Лука Фомич! - окликнул я второго десятника ополченцев. - Вот что, Лука Фомич, выдели людей, чтобы стен нарубили, полторы сажени в высоту и две в ширину. Сколько успеете. И Суромяка позови.
        Ратник кивнул и отъехал.
        - Зачем щиты?
        - Матвей Власович, - улыбнулся я, - а разве не смекаешь?
        - Гуляй-город? - поднял брови Кубин.
        - Именно! Расставим в этом горле по краям и еще ветками прикроем, чтобы не сразу заметили.
        Мысль о гуляй-городе мне пришла во время осмотра. Просто реально оценил силы и принялся размышлять - как нам продержаться хоть пару часов. Если выйдем напрямую, то нас просто нашпигуют стрелами, особо не напрягаясь. С этим и дозорная сотня хорошо справится. Даже остро пожалел, что с собой взял только карабин, однако пулемета я и не имел, и запас боеприпасов к «Тигру» смехотворен. Но для него у меня работенка есть. Кроме меня с ним Матвей Власович работать может. Надеюсь, за тридцать лет жизни в прошлом он навыков не утратил. А пистолет я оставлю у себя, мало ли что…
        Тактика кочевников во все времена была одинакова - закрутить «карусель», то есть обстрелять противника стрелами. А их тут будет в два с лишним раза больше, чем нас. Поэтому мы укроемся за стенами гуляй-города. Если степняки решатся на штурм, то им придется спешиться, так как я собираюсь применить еще одну штуку - ежи. Их и сколачивать не надо. Изготавливается просто: берется верхушка с ветвями от срубленных сосен, затем каждый сучок остро затачивается, причем каждый последующий сучок длиннее предыдущего, макушка тоже заостряется. Ежи укладываются перед щитами.
        Подошедшему Егору Суромяку я растолковал - как делать ежи и сколько их нужно.
        С низины к нам степенно подъехал Демьян. Его поставили старшим над пятью десятками новиков. Для него тоже нашлось дело.
        - Вот что сделай, - сказал я парню, - ты со своими новиками вон туда езжай. Две дюжины щитов в глубине леса поставь и ветками прикрой, чтобы незаметно было. Будете оттуда поганых стрелами бить.
        - Сделаю, - кивнул Демьян и, кликнув свой отряд, ускакал в указанное место.
        - Вот что, бояре, - сказал тихо, - я не хочу, чтоб эти парни погибли сегодня, поэтому прикрывать нас своими луками будут до того, пока мы сражаемся. Потом они должны уйти. И… - я посмотрел в глаза Кубину, - Матвей Власович, надеюсь, ты понимаешь, о чем речь?
        Дед Матвей кивнул:
        - Понял тебя. Ты хочешь, чтоб увел их я?
        - Да. Они тебя послушают. И я никогда не сказал бы так, но… как старший по званию я приказываю. Они должны жить! И им про это пока не говори.
        Дед Матвей закрыл глаза и кивнул. Горин удивленно смотрел то на меня, то на Кубина, потом спросил:
        - Вы это о чем, бояре?
        Я вздохнул и сказал:
        - Пойдем, бояре. У нас еще есть время на то, чтоб последний раз поднять кубок. Илья Демьянович, пусть все старшины у нашего костра соберутся.
        Я присел на землю и, откинувшись на снятые сумы, закрыл глаза.
        С ума сойти, они все тут фаталисты. Делай что должно, и пусть будет что будет. Я знаю, что будет, и меня это не устраивает. Но ситуация такая, что деваться некуда. Не зря я упомянул про Фермопилы. Нереально остановить превосходящего численностью врага и остаться в живых. Если мы тут все поляжем, то зимой все пойдет, как в истории писано. М-да, прав отец Григорий, Бог нам в помощь.
        Господи, дай мне сил одолеть тьму вражескую! Ведь без победы нет будущего. Здесь, на этом поле, будет решаться вечный вопрос - быть или не быть…
        Керженская сеча… интересно, станет ли известно о ней потомкам? Или превратится в легенду, как и Китеж? Потомкам… То есть и мне в том числе.
        Послышались шаги. Это подходили ратники. Все расселись, и я, оглядев всех, стал говорить:
        - Поганые идут сюда. Их необходимо остановить здесь и продержаться до подхода основного полка. Он должен ударить поганым в тыл.
        Один из ратников ополчения усмехнулся:
        - Большой полк, мыслю, кувалда: а мы, значит, наковальня.
        - Да, нас мало, - кивнул я. - Нас всего тридцать десятков, я новиков не считаю, но будем биться. Считайте, что за нашими спинами наши матери, жены и дети.
        - Все мы понимаем, боярин, - прогудел десятник Садов.
        - Кстати, что там со старицей? - Я тут же махнул рукой: - Сиди, Тимофей Дмитриевич.
        Ратник сел обратно и гулким басом начал говорить:
        - По старице завалов много и местами вода. Но не глубоко - если расчистить, то кони пройдут свободно. Я уже послал людей, они растащат старые стволы и ветки и из них ловушки соорудят.
        - Постой, какие ловушки?
        Тимофей Дмитриевич улыбнулся:
        - Ну, так если придется от поганых старицей уходить, так за собой завал обрушим.
        - А, ясно. Извини, что перебил. Продолжай.
        - Чуть дальше середины бочаг начинается. Сначала не глубоко, но потом… Как раз в этом месте на поле выйти можно.
        - Хорошо, учтем.
        Я чуть подумал, выстраивая тактику боя, и начал излагать свой план:
        - Значит, так, бояре. Дело справим так - все бронные ратники собираются у старицы. Это почти две сотни. Остальные укрываются за щитами и работают луками. Бронные же ждут удобного для удара момента. Но после удара уходим за щиты. Дозор поганых, мыслю, будет полусотня-полторы. Сомнем в один момент, но никого упустить нельзя.
        Ратники согласно закивали. От кустов выбежал Демьян.
        - Боярин, разведали все. Там хорошее место для лучников. Сделали щиты и прикрыли их ветками.
        - Хорошо, сядь. - И я продолжил: - Повторюсь: нельзя пропустить поганых через овраг. Там их уже не остановить.
        - Не сумневайся, боярин, побьем поганых.
        Про себя улыбнувшись оканью этого ратника, я сказал Кубину:
        - Давай, Матвей Власович, сюда котел-то. Сейчас я вас, бояре, заморским напитком угощу.
        Полез в сумы. Нащупал пакет с кофе, затем прикинул размер котла, решил высыпать весь кофе, чего беречь? И сахар тоже засыпал весь. В ИРП разве что осталось…
        - Готово, черпайте.
        Котла хватило на всех, и теперь ратники осторожно отхлебывали новый для них напиток.
        - А ничего, вкусно сие питие. Изрядное. На сбитень похоже.
        - Или на вино, ишь как бодрит.
        - Горячее.
        Я пил кофе и улыбался про себя. Нескоро еще тут попробуют сей напиток.
        - Скачет кто-то. - Горин, поднявшись, вбежал на холм и посмотрел в сторону поля. Подбежал наблюдатель, сидевший у кустов на холме. И оба одновременно крикнули:
        - Это Треш.
        - Один скачет, - добавил Илья Демьянович, - а Ульяна нет.
        Это был один из дозорных, посланных вперед, чтоб предупредить появление монгольского отряда, но возвращался только один. Хотя мы обговаривали разные ситуации, но волнение все-таки закралось в душу. Вдруг что-то не так? Второй должен был остаться только в крайнем случае. Это если монголы шли общим табором. Тогда второй, кто остался, должен был пропустить монгольский отряд и скакать навстречу нашему основному полку.
        Взмыленный от быстрой скачки Треш соскочил с коня и, тяжело дыша, сообщил:
        - Идут. Впереди сотня дозором, почти все бездоспешные. Ульян остался там, он не успел проскочить. Увидели бы. Я и то больше по кустам…
        - Хорошо, Треша, - кивнул Горин, - иди отдохни.
        Я подошел к Кубину и тихо сказал:
        - Матвей Власович, ты знаешь, что надо делать.
        Он кивнул, забрал мои сумы, сверток с карабином и, вскочив на коня, ускакал к правой стороне леса.
        Бронные ратники поднимались в седло, остальные шли к щитам.
        - Кгарррг!
        Я поднял голову - на корявой березе сидел черный ворон. М-да, значит, начинается.
        - Тьфу, погань окаянная, прости Господи! - выругался Горин.
        Ворон взлетел и скрылся за лесом. Ратники, крестясь и бормоча молитву, проводили его глазами.
        - Все, бояре. Поганые рядом.
        Поднялись в седло и двинулись вдоль старицы. Действительно, не глубоко, и дно достаточно твердое. Вдоль берега старицы густой ивняк и высохшие деревья. Ратники, что проверяли проходы по старице, растащили все сухары, соорудив из них своеобразные баррикады. Если придется отходить обратно, то останется только обрушить все за собой.
        - Здесь, - показал рукой Садов.
        Подъем на берег был достаточно пологим, кусты раздавались в стороны, но проход больше смотрел на юго-восток.
        - Лепо! - произнес Горин. - Прямо в спины бить можно.
        - Верно! - согласился я.
        Вдалеке виднелись замаскированные щиты, и если бы не знать, что они там стоят, то ничего бы не заметил. Потолкавшись конями, ратники встали в четыре ряда. Мы с Гориным чуть поднялись, чтоб видеть поле. Все. Фигуры расставили. Главное - успеть монгольский дозор уничтожить, а там… а там будем стоять насмерть, пока в тыл поганым не ударит основной полк.
        Ратники негромко звякали железом. Кто проверял, как выходят из ножен сабли и мечи. Кто поправлял поддоспешники. Лица спокойны. Поганые? Ха! Побьем и поганых!
        Я тоже проверил саблю, натяжение тетивы на луке, поправил сетку бармицы. Провел рукой по грудным пластинам. Хорошая получилась защита, теперь меня просто не взять. Нет у монгол кумулятивных стрел, только бронебойные. И то пробьют мою бронь разве что в упор.
        - Идут, - сказал Горин, прислушавшись.
        И точно, уже слышался топот множества копыт. Только тихо так. Странно, мне казалось, что гул от конницы должен быть громче. Или монгольские кони не так шумят?
        Из-за дальнего поворота вылезла грязно-серая лента. Монгольский дозор шел рысью, на ходу перестраиваясь в несколько рядов и сбавляя скорость. Заметили замаскированные стены гуляй-города? Вряд ли.
        Мы отошли в самую глубину кустарника, даже под берег спустились. Наконец дозор кочевников миновал середину поля и начал замедляться. Уже видны их спины. Пора.
        Взмахнул рукой. Две сотни быстро выехали на поле, развернулись в несколько рядов и начали разгоняться. Кто-то из кочевников оглянулся и закричал. Поздно. По-любому эта сотня поганых обречена. Степняки сделали полукруг, и в воздухе запели стрелы. Ратники сбились плотнее и прикрылись щитами. Жалобно заржали раненые кони. Но нас уже не остановить. Мы хорошо разогнались и превратились в мощный железный кулак.
        От степняков отделился десяток всадников и кинулся вдоль опушки, пытаясь уйти от удара. Остальные пошли прямо на нас. Ага, хотите связать боем, а эти весть темнику понесут? Никто не уйдет! Но этот десяток не наша забота, а засадного отряда отроков. Аккурат мимо них скачут.
        - Ки-и-ите-е-еж! - взревели ратники перед сшибкой.
        Поймал злобный взгляд монгола, несущегося навстречу. Вот кого я насажу на острие копья.
        Удар! Гул от нескольких сотен скачущих лошадей взорвался металлическим лязгом и яростными криками. В последний момент я опустил копье, метя чуть выше седла. Степняк отбить не сумел, и ратовище из моей руки вырвало. Наконечник монгольского копья я успел поймать щитом - острие ушло вбок и вверх. И… передо мной поле. Как быстро через строй пролетел! Выдернул саблю и осадил лошадь. Рядом разворачивали коней остальные ратники. У всех довольные лица.
        Оглянулся. Там добивали последних степняков. Что-то не верится, что все так хорошо.
        Тут кто-то закричал:
        - Уходит! Поганый уходит!
        Один из степняков, что были сбиты отроками из засады, вдруг ожил и, вскочив на ближнего коня, кинулся наутек. Защелкали луки. Но степняк умудрялся уворачиваться. Да еще прикрыл спину щитом.
        Горин закричал:
        - Стреляй, боярин! Скорей! Уйдет ведь!
        Мог бы не кричать. Как только я увидел беглеца, руки сами сделали нужное. Прищурился, смотря в удаляющуюся фигурку. На пути монгола вырастали рощи стрел, но степняк, как заговоренный, продолжал удаляться. Придется потратить две-три стрелы.
        Щелк! Тетива лука загудела, степняк вдруг как-то нелепо взмахнул руками, и только после этого моя стрела вонзилась ему в спину. Затем еще несколько стрел от отроков. Лошади вообще досталось больше десятка. Сначала упал всадник, затем рухнула лошадь. Из леса показалось несколько фигур, одна держала очень знакомый предмет. Хм, похоже, дед Матвей все-таки не растерял навыков. С первого выстрела снял.
        К беглецу уже спешили проверить - не оживет ли он опять? От леса примчался Демьян, следом и Кубин подъехал.
        - Всех положили, - констатировал он. - Даже не верится.
        Я поднялся на стременах, высматривая раненых или убитых. Не видать.
        - Раненые или убитые есть?
        Подъехал один из десятников:
        - Степана Стерха убили. Язвленых десятка два, однако сражаться могут.
        - Хорошо. Прибрать тут. Тела в кусты, лошадей согнать к нашим заводным. И коней сменить на свежих.
        Ратники сгоняли лошадей, прибирали оружие, трупы, привязав к ногам веревку, оттаскивали к старице.
        - Все не скрыть, следы боя останутся, - сказал Матвей Власович. - Натоптали, да и кровь тут…
        - Зато сразу не заметят. Пойдем, Илья Демьянович, коней сменим.
        Рыжая Дуся хоть и выглядела свежо, но впереди долгий бой, и стоит сменить лошадей. Пусть теперь послужит вороная.
        Поле расчистили. Бронные ратники все собрались у входа в лощину.
        - Всадник! - крикнул наблюдатель. - Один!
        Демьян резво взбежал на холм и глянул на поле:
        - Это Ульян.
        - Стало быть, все сюда идут.
        У меня появилось чувство чего-то неправильного. Ведь даже несмотря на одного убитого, все идет слишком гладко. Чего-то не хватает. А вот чего?
        Нет, убитых два. Лошадь Ульяна остановилась, и парень, в спине которого торчало семь стрел, свалился. Его подхватили подошедшие ратники и понесли вниз. Положили на землю и перекрестились. Угрюмо помолчали. Мальчишка, почти ребенок еще…
        - Поганые!
        Мы поднялись на холм и выглянули на поле. Серая масса выползала из-за леса.
        Поднялись в седло. Горин смотрел на поле и считал:
        - … две, три…
        - Брось, Илья Демьянович, - сказал я ему, - всех не сочтешь. Лука Фомич! Ты знаешь - что надо делать.
        - Да, боярин, - кивнул десятник и отъехал к щитам.
        - Двадцать сотен насчитал, - съехал со склона сотник.
        - Как двадцать? - удивился я. - Еще один дозор?
        - Боле нет, - пожал плечами Горин и посмотрел на меня. - Как мыслишь, где остальные?
        - На большой полк повернули? - предположил я. - Никак темник задумал что? Но нам разницы нет, бояре. Тут стоять насмерть потребно…
        Я задумался, сразу появилась идея: а что, если еще раз повторить трюк? Только чуть по-другому…
        - За мной! - и я направил коня по старице. У того подъема на берег нас встретил наблюдатель. Вынырнув из ивняка, он сообщил:
        - Двадцать одна сотня и три с половиной десятка.
        - Ты уверен? - спросил я. - Всех счел?
        - Всех, боярин. Если только следом еще поганые не подойдут.
        Наблюдатель нырнул в кусты, а мы выстроились в ряд. Рядом замер Демьян.
        - Ты что тут делаешь? - зашипел я ему. - А ну, обратно дуй. Твое место с отроками.
        Демьян упрямо мотанул головой:
        - Не пойду. Здесь мое место.
        Огляделся и махнул рукой - поздно его отправлять. Все стали тихо молиться и креститься. Я вдруг услышал бормотание стоявшего за Демьяном ратника:
        - Я вижу славных предков своих. Вижу всех отцов и дедов. Они смотрят на меня и зовут к себе.
        Стоявший с другой от меня стороны Горин не обращал на языческую молитву внимания, и, когда ратник произнес последнюю фразу: «Я чту и помню отцов своих!», Горин произнес: «Аминь!»
        Вдруг на мое плечо легла рука Ильи Демьяновича.
        - Прости меня, брат! - сказал он мне.
        Я увидел, что в соседнем ряду ратники, положа руку на плечо соседа, просят прощения и прощают.
        - Прощаю тебя, брат, - ответил я, затем повернулся и положил руку на плечо Демьяна: - Прости меня, брат…
        Стал понятным старинный обряд. Воины, шедшие в последний бой, прощались и прощали. Скоро наша кровь смешается, и мы станем кровными братьями навек.

* * *
        Монгольское войско плотной массой прошло по полю, замедлилось и окончательно встало на месте нашей стычки с дозорной сотней. Степняки начали перемещаться, явно выстраиваясь для атаки. Замаскированные щиты они видеть не могли, но следы битвы их насторожили. Наверняка в этом месте должен был остаться небольшой отряд для встречи. Перестраховываются?
        - Удачно встали, - хмыкнул Горин.
        - Я вот что думаю, - сказал я, пристально наблюдая за приготовлениями степняков, - как только они двинутся вперед, наши встретят их стрелами, а поганые карусель затеют, то есть щиты обстреливать начнут. Подождем, как их тулы опустеют, тут и ударим.
        - Не побьют наших-то?
        - Гуляй-город прикроет, если под стрелы сами не выскочат. А мы момент подгадаем и ударим наискось, аккурат в спины выйдет, они и развернуться толком не успеют. Затем влево уходим, путь поганым отрежем. И заводных у поганых отобьем.
        - Лепо, - согласился Илья Демьянович, - ой, как лепо! Меж нами и гуляй-городом окажутся. А коли еще поганые появятся и уже нам в спины ударят?
        - Тогда уходим за щиты, а там… посмотрим.
        Я приподнял щит. Тяжеловат немного, зато так просто его стрелой и рогатиной не пробьешь. Горин посмотрел на щит с интересом.
        - Хороший щит, Владимир Иванович. И бронь хорошая.
        - Подарю, как поганым по сусалам настучим.
        Ратники засмеялись. И чего такого смешного я сказал?
        Монгольское войско начало двигаться к устью поля, больше прижимаясь к старице, затем повернуло влево и… началось. Что там творится, видно плохо, но стрелы летели очень густо. Горин внимательно следил за перестрелкой из кустов, затем сбежал вниз и поднялся в седло.
        - Пора, Владимир Иванович.
        - Тогда с Богом!
        Выехали на берег и, пока незамеченные, начали ускоряться. Выскочили из ивняка, сбитые в один мощный кулак. Степняки заметили, закричали и смешались: кто развернул коня навстречу, кто попытался ускориться, чтобы выйти из-под удара вдоль опушки, но было поздно.
        - С нами Бог! - выкрикнул я и опустил рогатину.
        - Китеж! - закричал Горин. И по полю понесся боевой клич:
        - Ки-и-ите-е-еж!
        Сшиблись! Степняк, выбранный мной как цель, вскинул щит, но удар копья отбить не успел. Вражину снесло, а ратовище вырвалось из руки. Закрывшись щитом, я выхватил саблю. По спине что-то больно ударило, но боль сразу ушла. Стрельнул глазами влево, там Демьян мощным ударом щита сбил монгола с лошади.
        Бах! По щиту со скрежетом прошел наконечник копья и вылетел вверх. Я толкнул древко в сторону и коротко рубанул поганого по руке. Под вороную полетел обрубок. Увидел впереди степняка, который нацелился копьем на Демьяна. Наклонился чуть влево и замахнулся саблей. Степняк поднял щит, но я ударил не саблей, а, поставив щит ребром, с силой ткнул его в бок. Сквозь крики и лязг оружия я услышал, как трещат ребра. Еще одним меньше. Бум! В голове зазвенело. Рванул поводья и развернулся к монголу в кольчуге. Это что за фрукт? Его оттеснили от меня лошади без седоков. С радостью заметил, что кони не наши, а монгольские.
        - Ущ![3 - Ущ! - Эй! (монгольск.)] - Степняк, крутясь, смотрел на меня. Нас разделяли три стоящих лошади без седоков. Я плюнул в его сторону и оскалился:
        - Сайн байна[4 - Сайнбайна - здравствуй (монгольск.)], урод.
        Он взревел и махнул саблей:
        - Чи боол! Нохой![5 - Чи боол! Нохой! - Ты раб! Собака! (монгольск.)]
        Ну уж, хрен тебе. Направив на него клинок и ударив краем щита по сгибу, крикнул:
        - Ба биш боол! Явах ба ялах, хуу тэмээн![6 - Ба биш боол. Явах ба ялах, хуу тэмээн. - Я не раб. Иди и сразись, сын верблюда (монгольск.)]
        О! Он понял, и жест тоже понял. Ударив коня плашмя саблей, монгол стал пробираться ко мне. Ну, иди сюда. Степняк с ходу ударил. Я отвел саблю в сторону и ударил сам. Монгол увернулся, и вот поганец, распластавшись, достал кончиком сабли мой бок. Ох, спасибо тебе, Тютя, за хорошую работу. Вороная развернулась сама, умница, как будто понимала, куда мне нужно.
        Бдзинь! В край щита воткнулась стрела. Наша, двухперая. Вот ети! Они что там, не знают, куда стрелять?
        Шипя, словно змея, монгол крутанулся, и мы опять сшиблись. Попытался проделать трюк со щитом, да не тут-то было. Опытный вражина попался и верткий, зараза. Нас опять разнесло пробегающими лошадями без седоков. Тут степняка кто-то ткнул с земли копьем, и тот выпал из седла. Я осмотрелся. В трех метрах двое поганых насели на Горина. Направил вороную туда, по пути огрел краем щита поднимающегося с земли монгола. Затем полосонул поперек спины ближнего степняка, Горин свалил другого и, стряхнув кровь с сабли, посмотрел на меня:
        - Жив, боярин?
        - Жив, мне еще щит дарить тебе.
        Горин хмыкнул и огляделся. От гуляй-города густо летели стрелы. Основная масса кочевников оказалась посередине поля. Как и задумывал. Неожиданный удар почти ополовинил врагов. Однако их все равно больше. У нас тоже много потерь. Но дело все равно надо делать, лишь бы нам самим в спину неожиданно не ударили.
        - Лепо! Ой, лепо! - привстав на стременах, сказал Горин.
        - Китеж! Китеж! Китеж!
        Со всех сторон донесся ответный. Горин поднял руку с саблей и закричал:
        - Ко мне! Ко мне, вои!
        Вокруг нас начали собираться ратники. Кто на своих лошадях, кто на монгольских…
        Степные сотни сбились в кучу. Стрел уже не метали - конечно, запасы не бездонные, а от заводных с запасом мы их отрезали. Ратники выравнивались в ряд, угрюмо посматривая на монгольские ряды и подбирая копья степняков. Медленно подъехал тот воин, что стоял рядом с Демьяном. Он тщательно обтирал распухшие губы и часто сплевывал, при этом ругаясь. Горин посмотрел на него и улыбнулся:
        - Кто эдак тебя, Михаил?
        Ратник еще раз ощупал губы и пробормотал:
        - Да вот, резвый поганый попался. Так торопился с копия слезть, что своей ногой поганой мне по сусалам заехал.
        Собравшиеся ратники захохотали.
        - И что ты ему сделал? Убил второй раз?
        - Кому такой должок возвратишь?
        Ратник, сдержанно смеясь, показал на край поля, где степняки выстроились для атаки:
        - Вон другам егошним возверну.
        Рядом со мной появился Демьян. В руках он держал копья, одно он подал мне и, подняв сетку бармицы, утер пот.
        - Жарко.
        Я показал на монгольские сотни, что начали движение к нам:
        - Сейчас жарче будет. Ты, это, поберегись, парень.
        Он кивнул и стал смотреть на разгоняющихся степняков. Горин спокойно ждал.
        - Смогут ли отроки дострелить сюда? Далековато.
        Горин кивнул:
        - Далеко, вот и ждем. Пусть ближе подойдут.
        Когда до монгольской лавы осталось двести метров, Горин кивнул:
        - Пора.
        - С Богом! - крикнул я.
        - Ки-и-ите-е-е-еж!
        Лошади всхрапнули и взяли в рысь. Сбиваясь плотней и опустив копья, мы понеслись навстречу врагу.
        Молодцы, парни! Дострелили! Напротив нас закувыркались монгольские кони. Большинство слетевших всадников вскакивали и кидались в сторону, но тут же попадали под собственную конницу. Стрелы летели плотно и сшибали врага уже по всей линии.
        Сшиблись! Мне показалось, что моя рука оторвалась вместе с ратовищем. По щиту противно проскрежетало. Что-то ударило в правый бок и по плечу. Опять удар в щит, да такой, что еле удержался в седле. Ржание вороной и тупая боль в левой ноге, а я саблю никак не могу достать, рука онемела.
        Бум! Зазвенело в голове. И еще боль в спине…
        Острие копья прошло мимо щита и ударило в бок, не совсем заживший ушиб отдался резкой болью. Что же с рукой? Я пытался сжать рукоятку сабли, но не мог. Оставалось только отбиваться одним щитом.
        Вдруг все осталось позади. Вырвался? Огляделся. Точно - весь строй степняков проскочил. На удивление быстро. И живой! А ратников вырвалось всего десяток. Они тут же развернули коней и кинулись обратно. Я поднес руку к лицу, пытаясь понять, что с ней? Постепенно рука оживала, и я принялся разминать ее, приводя в чувствительность. Похоже, один из ударов пришелся в локоть, прямо по нерву.
        Битва кипела. Много монголов метались пешими, сшибленные при ударе, но много и верховых. В этой каше было трудно разобрать русских ратников. Разве что по концентрации степняков вокруг кого-то. Тут на меня кинулись двое. Бросив разминать руку, выхватил, наконец, саблю. Ткнул вороной в бока и кинулся навстречу, забирая вправо.
        - Умри! - ловко уйдя от удара монгольского клинка, удачно попал краем щита в голову врага, затем рванул на себя узду, разворачивая вороную. Степняк выбросил вперед копье. Я пригнулся, отводя острие в сторону, и собрался ударить сам, но враг вдруг дернулся и ничком свалился на землю. Рядом в землю воткнулась стрела. Стрела! Саблю в ножны. Достал лук. Наложил стрелу.
        На! И враг слетел с коня со стрелой в глазу.
        На! И у одного из ратников стало противников меньше. На! На! На! Тот ратник развернулся, увидел меня и кивнул. Спасибо потом скажешь. В толпе сражающихся увидел Демьяна. Он отбивался сразу от двоих. На! На!
        Крутится волчком ратник с разбитыми губами. Его меч рассекает врага, а с израненного тела слетают кровяные брызги…
        Как мало стрел в колчане! Рука цапнула пустоту…
        Как же я мог забыть?! Выхватываю ГШ-18. Восемнадцать выстрелов, смена магазина, и еще восемнадцать вражин отправляются к своим степным богам. Все, опять настала пора сабли. Сунул пистолет в саадак и ткнул пятками вороную, но она жалобно заржала.
        - Ну, ты чего, девочка? - я погладил ее шею. - Давай, вперед, Фрося.
        Кобыла медленно стала разгоняться. По пути подхватил монгольское копье, торчащее из земли. Снял щит, висевший справа. И на полном ходу насадил зазевавшегося степняка. Увидел впереди отбивающегося от пятерых Горина. Кинулся к нему, заорав:
        - Китеж! Ура!
        Один монгол развернулся навстречу и вдруг метнулся с копьем под лошадь. Вороная, всхрапнув, кувыркнулась, и я вылетел из седла. Удачно сбив двоих поганых, вскочил рядом с Гориным.
        - Что? - тяжело дыша, спросил он.
        - Что-что? На помощь пришел. Изранен весь.
        Горин отбил монгольский клинок и рубанул в ответ.
        - На себя посмотри…
        Я резко развернулся, поведя саблей. Степняки отпрянули. Скосил глаза вниз. М-да, штаны проще выкинуть, чем отстирать. А боли нет… если выживу, то боль придет потом…
        - Ущ! - Монгол в кольчуге медленно подходил ко мне. Живой, падла. И как уцелел в первой сшибке?
        - Ты силный богатур, урус, - прохрипел он. - Мне будет сайн[7 - Сайн - хорошо (ий, ая) (монгольск.)] убит тебе.
        Я поправил щит и покачал саблей.
        - Ты понимаешь нашу речь, степняк?
        - У меня пять боол[8 - Боол - рабы (монгольск.)] урус! - ощерился монгол. - Ты был бы шестой.
        - Счас! - усмехнулся я.
        - Умри, урус.
        И степняк ударил. Ушел вбок и отбил его саблю. Справа мелькнул наконечник копья и ударил в щит. Меня рвануло в сторону и кинуло на землю. Монгол торжествующе закричал, замахнулся, дернулся, удивленно уставившись на свою грудь.
        - Му байна[9 - Му байна - плохо (монгольск.)], - прохрипел он и упал прямо на меня.
        Я отбросил труп и вскочил. Степняк, что чуть не наколол меня на копье, уже разворачивался, намереваясь повторить атаку. В таких сражениях хоть юлой крутись, хоть глаза на затылке отращивай. Запросто ударят сзади, и помрешь, не зная - от кого смерть пришла.
        Я собирался проделать тот же трюк, что проделали со мной. Монгол уже близко и…
        В последний момент, пожалев коня, я прыгнул не вправо, а влево, рубанул по копью, направляя его в землю. Не ожидавший степняк не успел отпустить древко, я вложил все силы в удар и отскочил… от половины тела, а конь понес нижнюю половину дальше. Тут увидел, что Горин падает, а над ним уже занесена сабля. Я метнул щит во врага, схватил торчащее копье и бросился вперед. Тяжелый диск сбил степняка с ног, и я пришпилил его к земле копьем. Затем кинулся к Горину.
        - Ты как?
        - Плохо, Владимир Иванович. Умираю.
        - И это княжий сотник говорит? Поживешь еще.
        К нам подскочил монгол, замахиваясь огромным шестопером. Так в замахе и рухнул, с аккуратной дыркой в голове. Это Кубин. Зоркий дед, и как нас в этой резне углядел?
        - Я умираю, боярин, - хрипло повторил Горин.
        Я подтянул щит и сунул его Горину:
        - Вот возьми.
        Он попытался его отпихнуть:
        - Тебе нужней.
        - Нет, я обещал. Дал слово. Держи щит.
        Рядом рухнул, как подкошенный, еще один степняк, а Горин закрыл глаза и прошептал:
        - Саблю возьми… отцова…
        И улыбнулся. Изо рта хлынула кровь…
        Я взял саблю. Поднялся и осмотрелся. Кажется, конец. Русских ратников почти не осталось. По полю бегали пешие монголы. Кони шарахались от людей, крови и звона железа. Почти все разбежались, оставив людей самим разбираться между собой. Меня сильно толкнуло в спину, и я почувствовал, как по спине потекла кровь. Махнул назад саблей и сбил стрелу. Наконечник остался внутри. Вновь толчок. Пришлось сбивать вторую стрелу и валить от стрелка, а то найдет бронебойную и - здравствуйте, предки. Краем глаза увидел, как из леса шагнул Кубин, выстрелил и скрылся в лесу. Хорошо бы в монгольского лучника, что умудрился сберечь стрелы…
        Я кинулся на врага. Страха нет. Смерти не боюсь. Видел я ее. Два раза. Всю душу заполнила ярость и ненависть. Две сабли превратились в сеялку смерти. Степняки отпрянули. В правое предплечье ударила стрела. Я отмахнулся левой, срубив вражине руку вместе с саблей. В глазах поплыли огни, и навалилась тяжесть. Ухватился за торчащее из груди убитого монгола копье. Сабля Горина упала рядом. Поганые перемещались вокруг, опасаясь приблизиться. Наконец трое решились. Оскалился - монголы отпрянули. Боятся! Я улыбнулся. Триста ратников вышли против двухтысячного отряда. И мы остановили врага!
        Я засмеялся, а степняки взвыли от злобы. Страшный урус положил вокруг полтора десятка. Он один. Ранен. И он смеется над ними. Монгол в кольчуге что-то крикнул, и они достали луки. Я смотрел на тело Горина.
        - Прости, брат.
        Из последних сил крикнул:
        - Простите меня, браты!
        В грудь впилась стрела, сильно. Бронебойная…
        - Ки-и-ите-е-е-еж! - ударило по ушам громким кличем.
        Выстояли! И я провалился в темноту.
        Глава 9
        Пульсирующая боль перестала мучить, красные всполохи угасли, вокруг все почернело и стало так легко, что появилось ощущение полета, а впереди яркий свет, такой красивый, манящий.
        Вдруг на пути возникли руки. Они обхватили мою голову и потянули. Потом я ощутил, что лежу, а мою голову кто-то держит. Я открыл глаза - вижу плачущую маму. Рядом хмурился отец. Они заметили, что я пришел в себя, и шумно вздохнули.
        - Как ты напугал нас, сынок, - прошептала мама. - Зачем ты без разрешения в воду полез? Там же глубоко.
        И стала обтирать мне лицо платком.
        - Мама, я не хотел. Я поскользнулся…
        Вздохнул, закрыл глаза, и… чернота опять обволокла меня. А чтобы от нее избавиться, надо двигаться к свету. И вновь на моем пути появляются руки, много рук. И опять меня тянут куда-то вниз и прижимают к чему-то твердому. Чернота сменяется на красное марево, но уже без боли. Я слышу тихое, ровное гудение и звяканье металла. В красном мареве замелькали белые пятна. Одно пятно приблизилось.
        - Он очнулся, - сказало пятно приятным женским голосом.
        Потом мягкий баритон произнес:
        - Ты в рубашке родился, парень. Теперь жить долго будешь. Отдыхай.
        Потянуло в сон. Засыпая, разобрал слова:
        - Один взрыв, и один выживший. Единственный из тридцати… Вот так.
        Как один? А остальные погибли? Все мои друзья?
        А-а-а! Пусть чернота скорей кончится. Свет, зовущий к себе, уже близок. Но появляется бледная и костлявая рука, которая хватает меня за плечо. Я шарахаюсь от нее, но возникает вторая рука. Они хватают меня и тянут в пугающую и страшную черноту. Сил отбиваться нет. Рот в беззвучном крике. От дикой боли.
        Чувствительно толкают в грудь, и боль уходит. Мне поднимают голову, и в рот вливается что-то горькое. С трудом раскрываю глаза и вздрагиваю. Передо мной натуральная Баба Яга.
        - Вот теперь можешь спокойно спать, - сообщает сказочная старуха. - Марена от тебя отвернулась.
        - Кто такая Марена? - Но ответа я не услышал.
        Казалось, спал одно мгновение. Без снов, и слава Богу. Ну их. А то все кошмары снятся. Открыл глаза. Интересно, где я? Ровные рубленые бревна, подбитые мхом. Потолок из плотно подогнанных и отструганных досок. На стенах висят пучки сухих трав и веники непонятно из чего. Пахнет полынью, зверобоем и немного мятой. Справа контур двери. Она закрыта. Свет льется из окна, но, чтоб в него посмотреть, надо было повернуть голову, а двинуться сил нет. Попробовал приподняться, но все, что удалось, - лишь немного сдвинуть руки. От натуги закружилась голова.
        Дверь открылась, и комнату наполнил громкий птичий щебет. Стало гораздо светлее. Поклонившись порогу, в дом вошла старушка в длинной рубахе с узором на рукавах, с веревочным поясом и платком на голове. В правой руке держит деревянную плошку. Увидев, что я не сплю, всплеснула левой и, семеня, подбежала ко мне.
        - Лежи, касатик, лежи. Язвы твои не зажили. Вот, выпей. - И, приподняв мне голову, поднесла плошку к лицу. Какое-то очень густое варево зеленого цвета, почему-то пахнущее куриным бульоном. Точно куриный бульон, только горьковатый.
        - Спи, баскак, спи. - После этих слов сразу потянуло в сон. Точно - Баба Яга!
        Проснулся весь в поту. Тело невыносимо зудит, особенно в районе груди, ног и спины. Почесать бы, так рукой не двинуть. Хотя двинул, чуть-чуть, но толку мало.
        Видимо, услышав мое кряхтение, появилась старушка.
        - Пей, боярин. - И у лица опять та же плошка с бульоном. - Пей, говорю, легче станет.
        С трудом проглотил варево. Легче не стало, зато опять потянуло в сон. Снотворное это, что ли?
        Следующий пить не буду. Как бы по слабости не оконфузиться…
        Первое, что сделал, как проснулся, это вытер пот. О, руку поднял! Откинул одеяло, сшитое из овчины. Блин, летом под овчиной! Вот и упарился. Рука сразу полезла по всем местам, где чесалось, а чесалось везде. Особенно под повязками. Кстати, что там? Попытался на ощупь определить степень ранений, но не преуспел. Повязки присутствовали везде, кроме головы и левого предплечья. А еще на мне что-то надето. С трудом приподнял голову - длинная рубаха до пят из серой ткани, а под ней ничего, кроме повязок. Куда делась вся одежда? В стирке, или выкинули, чтобы не заморачиваться? Скосил глаза на пол. Так, интересно, а где мои вещи? Чуть сдвинул голову и посмотрел в открытое окошко. Обнаружил, что на березе, что аккурат стоит напротив окна, сидит старый знакомый - огромный черный ворон. Ворон внимательно смотрел на меня, будто изучая - как скоро я окочурюсь и когда можно к трапезе приступить.
        - Не дождешься, - буркнул я в окно.
        Ворон повернул голову и передвинулся на ветке. Словно сел удобнее.
        - Черный ворон, черный ворон, - от нечего делать затянул я. - Что ты вьешься надо мной?
        Птица внимательно слушала.
        - Ты добычи не дождешься, черный ворон, я не твой!
        Ворон встрепенулся, перья взъерошились, словно в возмущении. Ну-ну, пернатый, фигу тебе, я помирать не собираюсь пока, так что подождешь. Я пропел всю песню и только закончил последний куплет, как ворон взлетел и исчез.
        Открылась дверь, и в дом вошла давешняя старушка. В руках вместо плошки медный котелок, исходивший паром.
        - А, проснулся, касатик, и песни поешь? Не вставай пока. Сейчас рубаху снимем, перевязи снимем. Обмою и оботру тебя. Небось, свербит везде?
        - Свербит. Чешется, мочи нет.
        - Так и должно быть, - кивнула старушка. - Потерпи, касатик.
        - Бабушка, как звать-то тебя? И где я?
        Старушка поставила рядом ушат с водой и из медного котла в него вылила кипяток.
        - Мягой меня зовут. Бабушкой Мягой. Ты дома у меня.
        Вот так - Мяга, почти как Яга. Только ударение на я. И вид, как у Бабы Яги. В сказку попал, блин. Где у нее тут метла со ступой? Сразу захотелось выйти из дому и посмотреть под избу, только как сил больше будет. Баба Мяга принялась стаскивать с меня рубаху.
        - Почто ужимничаешь? - строго на меня посмотрела старушка. - Видела я мужиков глезных поболе вашей рати. Я тебя сейчас отваром целебным оботру, а в баню пойдешь, как сил прибавится. Лежи смирно.
        И стала снимать повязки. Я косил глазами, следя за процессом. Умело и быстро старушка сняла бинт, обнажая розовый рубец.
        Ё-мое! Это сколько я тут лежу? Неделю? Две? Месяц?
        Баба Мяга сняла все бинты. Рубцы покрывали тело затейливым узором, вполне гармонично вплетаясь в старые шрамы. И все они выглядели уже зажившими.
        - Баба Мяга, а сколько я тут лежу?
        Старушка намочила тряпку в ушате, чуть ее отжала и стала обтирать меня.
        - Три дня, касатик.
        - Не может быть!
        Она вновь намочила тряпку и продолжила процедуру.
        - Может. Тебе бы девку ладну ба. Зараз бы силы вернулись.
        Я не сразу понял, о чем она говорит. Потрясение от быстрого заживления ран еще стояло. Она обтерла меня всего. И, бросив тряпку, взяла плошку со стола.
        - Пей вот.
        Автоматом выпил варево и тут же повалился в сон.

* * *
        Теплый ветер ласкал лицо и колыхал траву. Я отмахнул в сторону колосок, почесал щеку и открыл глаза. Рядом увидел девушку с большим венком на голове, она улыбалась и смотрела на меня. Я открыл рот, и… девушка быстро присела и закрыла его ладонью.
        - Тсс, - шепнула она, - молчи.
        И сняла с себя все. Богиня! Я думал - у меня сил нет. Угу, еще как есть! Кажется, у него силы всегда есть. Сказалось долгое воздержание, и рубаха встопорщилась в районе паха. Девушка улыбнулась и стала снимать ее с меня. Я хотел спросить ее имя, но тут мой рот накрыла ладонь.
        - Молчи…
        И головокружительно пахнет цветами. От наших движений этот аромат усилился, и к нему прибавился запах полыни…
        Проснулся и долго лежал. Потягиваясь, задел что-то. Посмотрел - венок. Значит, это был не сон? Мысль, промелькнувшая в сознании, заставила меня подскочить.
        Е-мое! Ведь женщин, кроме старушки Мяги, я больше не видел. Вот… бабуся! А ведь во сне выглядела на двадцать лет. То-то молчала и говорить не давала. Это чтобы по голосу не узнал? Точно, Яга!
        А что это я такой бодрый? Неужели эта, блин, терапия подействовала? Сижу и прекрасно себя чувствую. Руки слушаются нормально. Голова? Голова не болит, только чуть кружится и немного подташнивает. Ну, это понятно от чего - лежал долго, и пожрать бы надо. Спрыгнул с лежанки и расправил рубаху. Ну и покрой, в ней я как привидение. Где же мои вещи? Заглянул под лежанку. Пусто. Ладно, посмотрим снаружи. Переждал легкое головокружение и двинулся к двери.
        Снаружи меня ждал чудный вид. Напротив входа в дом простирался залив реки. По берегам, над рекой, нависали мощные и древние дубы. Высокие кроны почти не касаются друг друга, и подлеска практически нет. Ни дать ни взять парк, а не лес. От дома почти к самой реке выстелена дорожка из ошкуренных осиновых бревнышек. На помосте девушка из сна полощет белье. Или старушка еще не перекинулась в свой настоящий вид? Я сделал несколько шагов и обернулся. Нет, у избушки куриных ног не было. Только это ни о чем не говорит. Я присел на ступень и стал смотреть на девушку.
        - Здравствуй, молодец.
        Из-за дома вышла Мяга, несущая в руках глиняный кувшин.
        - Проснулся? И как себя чувствуешь?
        Я покосился на девушку, облегченно вздохнул и ответил:
        - Спасибо, хорошо.
        Старушка протянула мне кувшин и сказала:
        - Вот, испей.
        Я взял и подозрительно посмотрел внутрь:
        - А я не усну после того, как выпью?
        - Нет, боярин, - засмеялась Мяга. - Это просто квас. А до этого ты пил отвар целебный. И спал после него.
        Квас шипел и бодрил, как кофе, а еще жутко захотелось есть.
        - Спасибо. А как я сюда попал?
        Старушка забрала кувшин и пошла за дом. На ходу обернулась:
        - Матвей свет Власович привез.
        Я вскочил и бросился за ней.
        - А он-то где?
        Мяга поставила кувшин на стол под навесом и подошла к небольшой печи, что стояла рядом. На ней в нескольких медных котелках варилось что-то вкусное.
        - Он к отрокам своим отъехал. Обещался сегодня вернуться. Кстати, вот и он.
        Всадник появился из-за постройки, соскочил с коня и, повернувшись, замер.
        - Не может быть! - Дед Матвей подбежал и стиснул меня в объятиях. Думал, мои ребра затрещат, но обошлось - никакой боли не почувствовал.
        - Как же так? - Кубин пристально меня рассматривал. - День назад ты еще полумертвым лежал, а теперь… это чудо!
        Я помотал головой.
        - Сам в очудении, честно говоря. Думал, минимум пару недель уже валяюсь. Спасибо Бабе Мяге, чуть ли не с того света меня вытащила.
        - Не меня надо благодарить, - послышался голос старушки, - а Ладу, мою названую внучку, это она тебя лечила, а я так, помогала мал-мала. И тело у тебя, боярин, здоровое и крепкое.
        Потом выглянула из-за угла избы и улыбнулась Кубину:
        - Здрав будь, Матвей свет Власович.
        - И тебе долгие лета, ведунья.
        Я посмотрел в глаза Кубину и тихо спросил:
        - Власыч, кто еще выжил?
        - Мало ратников осталось из наших трех сотен, - вздохнул дед Матвей. - Десятка не наберется, и то все раненые. Только братья Варнавины без единой царапины. Да отроки все уцелели.
        - А Демьян?
        Кубин чуть улыбнулся:
        - Этот молодец жив и здоров. Все рвался сюда. Только я его урезонил: стал над отроками - командуй ими. Пойдем, я подробней тебе расскажу.
        Я наклонился ближе к Кубину и прошептал:
        - Как получилось, что ты, крещеный, меня, тоже крещеного, к язычнице привез? А Власыч?
        Кубин открыл рот, чтоб ответить, но у Мяги, наверное, был чуткий слух, и она, что-то мешая в бурлящем котелке, сказала громко:
        - А его ко мне тоже язвленым привозили. Много раз на ноги его поднимала. Вот и привез тебя ко мне. Вы подождите, бояре, скоро снедать будем.
        Мяга окрикнула проходящую мимо девушку, несущую белье:
        - Ладушка, как с бельем управишься, подходи, поможешь.
        Потом повернулась к нам, посмотрела на меня и сказала:
        - Послушай, боярин, что я тебе скажу. Все мы от одного Создателя. Только сам люд разный. И вера у каждого разная. Но не в этом главное. Главное, какая она, эта вера. Чистая ли? И сколько ее? Что есть человек? Сосуд. Что в него влито, то и будет. - Мяга помешала варево, подчерпнула немного и, подув, попробовала. - Только по-разному в нем все варится. Но одной веры мало. Вера без любви слаба. Мой совет тебе, боярин: делай все с любовью. Даже с врагом сражайся с любовью. Не давай заменить в себе любовь на ненависть. Ненависть разрушает. Любовь созидает. Пусть будет ярость, но никак не ненависть. Помни об этом.
        И, улыбнувшись, добавила:
        - А переоделся бы ты, боярин. В исподнем не след трапезничать.
        Эк, как она меня. А и правда, одежа неподходящая.
        - А где мои вещи?
        - У меня… - Кубин вскочил и побежал к коню. Вернулся, неся сумы.
        - То, что на тебе было, только на тряпки и годится. Я в сумы глянул, тут есть что надеть. Кстати, бронь твою вычистили и починили. Она тоже тут.
        Когда я переоделся и вышел из дома, стол еще не был собран, и мы пошли к реке.
        - Ну, давай говори, - потребовал я. - Какие еще есть новости?
        Кубин чуть замялся и, смотря под ноги, сказал:
        - Новости не очень хорошие. Честно говоря, даже и не знаю, что сказать.
        - Говори как есть. Как я понял, план удался, и монголов зажали с двух сторон.
        Кубин кашлянул:
        - Не совсем.
        - Как так?
        По-прежнему смотря себе под ноги, дед Матвей начал рассказывать:
        - В общем, остатки тех двух тысяч, которые, как мы полагали, просто идут впереди, большой полк добил. Но! Тут чертовщина какая-то. Бояре говорят, что эти поганые - единственные, что встретились. Больше не было.
        - Не может того быть. А куда могли деться остальные? Не сквозь землю ведь провалились? Слушай, а может, они ушли какой-нибудь тропой?
        Кубин помотал головой:
        - Там нет троп, чтобы такое войско могло незаметно уйти и следов не оставить.
        Мы остановились на берегу. Я смотрел на темную воду и думал. Блин, куда могло подеваться столько войска?
        - А кто темник, узнали?
        - Нет. Пленных не брали.
        - Зря! - Я в досаде сплюнул. Нас обвели вокруг пальца. Темник выставил против нас две тысячи, а сам увел остальных. Как и куда? И какая у них цель? Уж точно не прогулка. Хорошей добычи по деревням не собрать, мало их тут. Городов крупных - тоже. Из всех только Верши да Китеж. Ну, Китеж им еще поискать. А вот Верши…
        Крупный жук упал в воду и зажужжал, пытаясь взлететь. Раздался мощный всплеск рыбы, через мгновение вода успокоилась, и уже ничего не напоминало, что здесь барахталось насекомое. Мелькнула мысль…
        - Власыч, а в Керженец ведь полно ручьев впадает. Может, они по нему ушли. А вода следы скрыла. Погоди, не перебивай. К примеру, все идущие впереди сворачивают, убирая за собой следы, а те две тысячи, идущие последними, прямо. Они определенно знали, что впереди и сзади. Поэтому ушли, оставив две тысячи. - Тут мне смешно стало. - А знаешь, я думаю, нас действительно провели. Не такой уж темник дурак. Он, скорей всего, послал разведку, которую мы прохлопали, и сделал ход конем. Мы думали, что это мы время тянем, а на самом деле монголы время тянули, давая уйти основному отряду.
        Кубин досадно пнул ногой ветку.
        - Чтобы вот так уверенно уводить крупный отряд, надо тропы знать. А знают их местные.
        - Или бояре.
        Кубин посмотрел на меня:
        - Думаешь… все-таки Кутерьма?
        - Кто знает? - пожал плечами я. - Мал Кута, или, если верить легенде, Кутерьма… кстати, он из дозора вернулся?
        - Не видел, а спросить не догадался. Не до того было.
        Я повернулся и направился к дому.
        - Пойдем, Власыч. Про Кутерьму узнаем да новости, какие есть.
        Кубин придержал меня рукой.
        - Ничего мы не узнаем. Полк сегодня утром ушел к Большим Ключам. Тут только отроки остались да те ратники, что в сече при Кержени выжили.
        Я чуть не споткнулся.
        - Не понял. Князь, что, с ума сошел? А остальные монголы? Их искать не надо?
        Направился к дому, Кубин пошел за мной.
        - Зря ты так, - сказал он на ходу. - Дозоры-то он разослал. Просто оттуда проще, если что, выдвинуться.
        М-да, действительно зря.
        - Ладно, погорячился я. Меня ушедшие неизвестно куда монголы беспокоят. И цель у них - минимум Верши.
        Кубин тревожно посмотрел на меня:
        - Или Китеж.
        - Да. Если нашелся проводник, что показал тропу отсюда, то он же покажет дорогу к Китежу.
        - Никак куда собрались, бояре? - встретила нас вопросом Мяга. - А поснедать? Сил-то где возьмешь, на голодный-то живот?
        Я и Кубин переглянулись и направились к столу.
        - Ну вот, другое дело, - Мяга показала на лавку. - Садись, бояре.
        Я сел и оказался рядом с Ладой. Девушка улыбнулась и поздоровалась:
        - Здравствуй, витязь. - И покраснела.
        - Все разговоры потом, - сказала Мяга, подмигнув мне, - снедайте.
        Каша с мясом, копченая рыба и сбитень были необычайно вкусны. Несмотря на жуткий голод, испытанный мной недавно, насытился я быстро и отвалился от стола первым.
        - Наелся, касатик? - спросила Мяга. - Ты, Матвей Власович, и не ведаешь, какую песню я с Ладой слышала недавно. Боярин про ворона пел, да душевно так!
        - Про ворона? - удивился Кубин. - Ну-ка, ну-ка…
        Я замялся. Честно говоря, петь не хотелось.
        - Спой, - положила ладонь Лада мне на руку. - Пожалуйста. Про ворона спой.
        - Ладно.
        Я затянул песню. Сначала Кубин просто сидел и слушал, затем поставил руки на стол, оперся головой и закрыл глаза. Знакома эта песня деду Матвею. Вот как реагирует. Последний куплет, под удивленные взгляды Мяги и Лады, Матвей Власович пропел вместе со мной.
        - Кгарррг!
        От неожиданности подпрыгнули все, лишь я даже не вздрогнул. Кубин перекрестился, а Мяга с Ладой одновременно сделали круговое движение руками, затем этот воображаемый круг проткнули пятерней.
        - Чур-чур… - пробормотала Лада.
        - А, - махнул я рукой, - не пугайтесь, это он песню послушать прилетел.
        Ворон сидел на коньке крыши и внимательно нас рассматривал.
        - Вестник никогда не прилетает просто так, - наставительно сказала Мяга. - Никак случилось что?
        - Кгарррг! Кгарррг! Кгарррг! - будто подтвердил ворон и улетел.
        Мы переглянулись и быстрым шагом пошли к дому. Все мои вещи были в сумах. И я, подхватив их, выбежал из дома.
        - Бабушка Мяга, я вашего коня возьму.
        Лада помогла мне управиться с конем, затем сказала:
        - Я хочу сказать тебе спасибо.
        Я повернулся удивленно.
        - За что? Это мне надо спасибо говорить. Мне, а не тебе.
        Она помотала головой и прошептала:
        - Нет. Тебе. Ты сильный. Сила жизни в тебе большая. Я немного себе взяла. А от смерти ты сам себя спас. Я только руку протянула.
        Я улыбнулся:
        - Все равно это тебе спасибо, Ладушка.
        - К-хм… - Кубин давно был готов и уже сидел на коне. Я кивнул и закинул сумы на коня. Повернулся к девушке:
        - До свидания, Ладушка. До свидания, бабушка Мяга. Простите меня, и спасибо вам.
        Кубин тоже попрощался, и мы поскакали по лесной тропе. А вслед нам летело:
        - Прощайте, храни вас Великий Род!
        Галоп переходил в рысь. Из рыси в галоп. Потом лес стиснул тропу своими стволами, и она запетляла в густом подлеске. Пришлось сбавлять темп. Теперь кони шли шагом. Пересекли небольшой ручей. После него тропа стала шире, но запетляла еще сильней, а низкие ветви деревьев не давали ехать верхом.
        - Власыч, а сколько раз тебя Мяга лечила?
        - Три раза, - чуть помедлив, ответил Кубин. - В первый раз после битвы с булгарами, двадцать лет назад. Потом через год, после мелкой стычки с отрядом Мал Куты. Последний раз в день, когда Новый Город заложили. То есть Нижний Новгород. Завистник в спину нож воткнул. Я ведь у князя Юрия Всеволодовича в ближниках ходил. Каждый раз как труп к Мяге везли. Она меня на ноги ставила. Только не так быстро, как тебя. - Кубин усмехнулся. - Я помню, Мяга была очень красивая… ладная…
        Я чуть улыбнулся, вспоминая терапию ведуний.
        - Власыч, а ты все патроны истратил?
        - Не, пачка есть еще.
        - И к пистолету пачка…
        Тропа стала шире и перестала петлять, мы поднялись в седла и пустили коней рысью. Въехали в небольшую березовую рощу. Раздался резкий птичий крик, и из-за стволов выступили отроки с луками. Мы остановились.
        - Здравы будьте, бояре, - кивнул парень, выйдя к нам от кустов.
        Кубин кивнул и улыбнулся:
        - Молодцы!
        Тронулись дальше, а отроки исчезли в орешнике. Тихо ушли, надо сказать, даже ветки не шелохнулись. Однако отметил несколько ошибок: например, двое отчетливо белели рубахами, а тот, что в ореховом кустарнике, смотрит, как сверлит. Чувствуешь такой взгляд.
        - Наконец научились дозор, как надо, нести, - довольно произнес дед Матвей.
        Я лишь усмехнулся в ответ - тут с ними еще долго работать надо.
        Выехали на поле, на котором курились дымами множество костров. Мы подъехали к крайнему, у которого сидели ратники. Я узнал братьев Варнавиных - Михаила и Николая, Тимофея Садова, старшего полусотни китежского ополчения, еще двоих, имен которых я не помнил. Они медленно поднялись и удивленно уставились на меня. Общее изумление выразил Садов:
        - Чудны дела твои, Господи! Ты ли это, Владимир Иванович? Живой и здоровый?
        Я присел к костру.
        - Живой, живой. Садитесь, бояре. А что вы с войском не ушли?
        Садов кивнул на собирающихся вокруг отроков:
        - Мы решили, что не след оставлять отроков одних. Они нам зело в сече помогли. Почитай половину поганых стрелами перебили.
        Все согласно закивали. Парни, стоявшие рядом, смутились, остальные таращились на меня.
        - Верно, - кивнул я в ответ и покосился на парней. - Только я думаю, они сейчас во мне дырку глазами прожгут. Пялятся, как на чудо.
        - Не мудрено, - хмыкнул Садов. - Несколько ден назад ты почти мертвый был. Сейчас, как и не язвлен совсем.
        - А еще они сказывали, - заговорил Михаил Варнавин, - что ты, боярин, страшен в бою был. Аки пардус с горящими глазами, с двумя саблями поганых, как траву, косил.
        Сзади раздались шаги, и меня вдруг что-то подхватило, сжало в плечах и подкинуло вверх. В ухо радостно заорали:
        - Живой, боярин! Живой!
        Недавно зажившие ребра, казалось, затрещат от сильных объятий Демьяна. Весь воздух из меня выдавил. Из последних сил я просипел:
        - Отпусти, медведь. Задушишь.
        Под хохот ратников и парней Демьян посадил меня обратно. Я глубоко вдохнул и повернулся к сияющему Демьяну. Садов хлопнул его по плечу.
        - Славный вой вышел из нашей Косой Сажени. Видел я, как бился сей отрок. Мое слово - достойный витязь.
        Все одобрительно загудели.
        - Ладно, бояре, - поднялся я. - Собираемся.
        Лагерь закипел. Собирались довольно быстро. Я немного посмотрел на суету и достал бронь. Развернул свой счастливый поддоспешник. Только благодаря ему я еще живой, и только благодаря ему я не получил смертельных ранений. Все наконечники стрел увязли в нем, лишь чуть порезав кожу. Критически осмотрел бронежилет. Много отметок от стрел. М-да, а били в упор.
        Надел «поддоспешник», взялся за кольчугу. Кто-то вполне сносно залатал разорванные кольца. В глаза заплаты почти не бросались, только если приглядеться, было видно отличие. Это как заводское плетение отличается от кустарщины. Хотя на коленке исправить такие повреждения надо постараться. Нагрудные пластины имели несколько пробоин, аккуратно зачеканенных. Ладно, отдам Тюте, починит. Влез в бронь и попрыгал. Странное ощущение - как будто в колокол обрядился. Похудел я, что ль?
        Надел наручи. Затянул ремень. Поправил саблю. Открыл тул. Лук на месте, стрел полно. ГШ-18 я еще в лесу зарядил. Подвели мою рыжую Дусю. Кобыла потянулась ко мне, и я погладил ее.
        - Вот, осталась ты одна.
        Кобыла покосилась на меня и встала боком. Чего, мол, теперь, садись и поехали. Умное животное. Я чуть постоял рядом, поглаживая кобылу, и, вздохнув, накинул потник…
        Перекинул сумы на заводного. На седло справа подвесил щит, взял в руку рогатину и огляделся. Все уже были готовы. Похоже, ждали только меня. Поднялся в седло и махнул рукой. Пошли в две колонны. Со мной, во главе, пристроился Кубин. За нами Садов и еще двое ратников. Потом отроки. Замыкающими ехали братья Варнавины.
        Кубин, чуть наклонившись, тихо сказал:
        - Пойдем не к Большим Ключам, а ближе. Там по тайной тропе к Китежу пройдем. Я вперед дозор выслал.
        Я кивнул и, покосившись назад, сказал:
        - Думаю, всем туда идти не надо. Где-нибудь находим полянку, оставляем на ней отроков под надзором Варнавиных. А сами, с китежанами, идем к городу. - И тут же добавил: - Тропа хоть не такая, как в прошлый раз?
        Кубин пожал плечами и усмехнулся:
        - Не должна.
        Потянуло гарью. Ратники заозирались по сторонам.
        - Не к добру. Так большой пожар пахнет.
        Садов показал вперед:
        - Тянет с востока, аккурат от града.
        Перешли в галоп. Колонна сразу сильно растянулась. Быстрая скачка длилась недолго. Переправились через Люнду и въехали в густой подлесок, сразу пошли медленным шагом.
        - Сейчас будет поляна. Там и встанем.
        Вскоре действительно выехали на просторную полянку. Кубин обернулся:
        - Тимофей Дмитриевич, отроков оставим здесь. Пусть за ними Варнавины приглядят. Мы с вами в город по тайной тропе пройдем.
        Садов кивнул и отъехал в сторону, пропуская отроков. Я и Кубин подъехали к корявой березе, одиноко стоящей на краю поляны. Спешились. Стали менять лошадей. Снял с кобылы сбрую и отправил пастись.
        Подтянул последний ремень на сбруе, обнаружил, что только меня и ждут, опять я последний.
        В таком лесу не то чтоб скакать, просто ехать шагом невозможно. Петляя между елками, иной раз видишь замыкающего, идущего там, где только что сам проехал. Через три метра поворот, и идущий первым конь Кубина скрывается с глаз. Я посмотрел на небо сквозь елочные лапы и листву. Тучи плотным одеялом затянули небо - значит, быть дождю. Садов и остальные китежские ратники принюхивались и чертыхались. Сильно пахло гарью. У всех в голове только одна мысль - поскорей пройти этот дремучий лес и увидеть город.
        Наконец лес стал просторней. Кони даже перешли на легкую рысь. Впереди появился просвет. Яркий и даже красный. Запах гари резко усилился. Мы на полном скаку вылетели на поле и остановились.
        - Господи!
        Города не было. Был один сплошной костер.
        - Как же так?
        Мы растерянно стояли и смотрели на развалины догорающего города. Жар, шедший от огня, высушил всю траву в округе. Мы, даже стоя у самого леса, ощущали его. Я закрыл глаза. Все предельно ясно - предательство. Кто предатель, разницы нет. Кутерьма, Мал Кута или еще кто, потом выясним. Если бы монголы сами нашли дорогу к городу, то двести воинов сторожевой крепостницы смогли бы удержать их на узкой дороге и дождаться помощи. Но поганых провели тайной тропой, и они напали с тыла. Потом подошли к городу. Дальше? Что дальше, не знаю. Что стало с людьми? Погибли? Спаслись? Хотя как тут спасешься?
        - А-а-а! - Садов ранул поводья и поскакал к городу.
        - Стой! Куда?
        Кубин кинулся за ним, крикнув мне:
        - Помоги, его надо остановить.
        Но конь Садова сам резко остановился, испугавшись огня впереди. Ратник вылетел из седла и упал на землю.
        - А-а-а! - ратник начал биться головой и кулаками о землю, вырывать клочья дерна и размазывать его по голове. Мы соскочили с коней и кинулись к Садову.
        - Тимофей. Успокойся, Тимофей. Идти надо…
        Только он не слышал. Я оглянулся на остальных, все слезли с коней и стояли на коленях. Молились.
        - Смотри! Володя!
        - Что?
        Кубин показывал на землю. Вокруг нас было множество следов от копыт.
        - И что это значит? Понятно, что тут кони прошли.
        Кубин замотал головой:
        - Нет. Это не просто кони прошли. Видишь, какой след? Не наших коней. У наших копыто больше. Это монгольские кони прошли. Судя по следам, туда, - и Кубин показал на реку.
        - Хм. И зачем они туда-сюда ходили? Там ведь река по краю города. Не пройти.
        Кубин поднялся и посмотрел вправо. Показал рукой и сказал:
        - Там был мост и тропа к Светлояру. Широкая…
        Мы посмотрели друг на друга.
        - Поехали?
        Кубин обернулся и крикнул:
        - Михаил, Трофим! Идите сюда.
        - Михаил, Трофим… - повторно прокричали замершим ратникам. - Черт! Володя, бери Тимофея слева.
        Подхватили подвывающего Садова и потащили к лесу. Пронесли мимо стоящих на коленях ополченцев.
        - Ну, и как их тут теперь оставить? - выругался Кубин. - С собой не возьмешь, в таком состоянии-то.
        Посадили Садова у сосны и вернулись к остальным.
        - Их тоже потащим?
        - Надеюсь, нет.
        Стоящие на коленях все бормотали молитву. Кубин наклонился и стал слушать. В какой-то момент тряхнул седого ратника за плечо и крикнул:
        - Аминь! Все, вставай, Миша. Ты слышишь? Вставай. Ты нам нужен.
        Ратник перевел взгляд на Кубина и, моргнув, заплакал.
        - Матвей, там, там…
        Кубин приобнял его и забормотал:
        - Да, я знаю. Города нет. Но сейчас ты нам нужен. Вставай.
        - Да-да. Хорошо.
        Ратник встал и пошел к лесу. За ним поднялся и второй. Кубин вздохнул и показал глазами на лошадей. Я взял стоящих коней под уздцы и повел их к лесу. Дед Матвей уже говорил с пришедшим в себя седым ратником:
        - Слушай внимательно, Михаил Иванович. Мы сейчас по делам отъедем. Будьте тут. Ты тут за старшего остаешься. Присмотри за остальными. - Кубин показал на сидящих рядом. - Хорошо?
        Тот кивнул. Кубин положил ему руку на плечо:
        - Крепись, Михаил Иванович. Ждите нас.
        Мы поднялись в седло и поскакали вдоль леса по четкому следу прошедшей конницы.
        - Смотри, мост… сгорел!
        Кубин показал налево. Там действительно дымились остатки того, что было мостом. Но следы вели не к нему, а направо, к высокому яру. Мы подъехали к обрыву. Следы заворачивали вправо и, огибая обрыв по впадине, выходили на самый берег, где и терялись в воде. Кубин хмуро посмотрел на следы на другом берегу.
        - Не знал, что тут есть брод.
        - А предатель, значит, знал. Иначе монголы в реку бы не полезли. Поехали.
        Я направил коня в реку. Он, осторожно ступая, зашел в воду и стал переходить на другой берег. Темная вода поднялась до стремян. Прошли так до середины. Потом вдруг конь скакнул, погрузившись до крупа, и скачками вылетел на невысокий берег. Я дождался Кубина, и мы поскакали вдоль берега.
        - Смотри! - вдруг осадил коня Кубин и показал на четкие следы, ведущие от сгоревшего моста в сторону озера, где их перекрыли следы от монгольской конницы.
        - Поехали!
        Дорога к озеру часто петляла. Ёлки по краям стояли плотно, будто посаженные так специально. Мы внимательно смотрели на дорогу, но, кроме следов от прошедшей конницы, других не было. Плотная елочная стена сменилась высокими соснами, затем березовой рощей. Поднялись на холм и увидели Светлояр.
        Давно ли я тут был? Это как посчитать - семь веков тому вперед. Дорога к Светлояру подходила с другой стороны, не как в будущем. По левую сторону - так же растут сосны. По правой - ольха, береза, елка. Напротив небольшое болотце. Ощущение, что ничего не поменялось за века и никогда не поменяется. Только добавит загадок. Как сейчас.
        - Посмотри, - дед Матвей показал вниз. - Следы ведут к воде.
        Мы спустились к озеру. Проехали, внимательно осматривая берег. Такое ощущение, что всадники съехали к озеру, потоптались тут и уехали обратно. Следы были только от копыт. Других не было.
        - Не понимаю, - пробормотал Матвей Власович. - А люди-то где?
        Я спрыгнул с коня и присел у кромки воды. Показал на единственные следы, оставленные человеком и не затоптанные лошадьми. Они шли вдоль берега, по самому краю, и терялись в воде. Кубин посмотрел и сказал:
        - Как будто в воду прыгнул. Знаешь что? Давай-ка вокруг озера пройдем и посмотрим - вдруг найдем кого.
        Мы привязали коней и пошли по еле заметной тропке вдоль берега. Смотрели под ноги и по сторонам. Тщетно - никаких следов. Обойдя озеро, остановились у привязанных лошадей. Кубин еще раз прошелся по краю берега и посмотрел на единственные человеческие следы.
        - Как сквозь землю провалились.
        - Власыч, - я посмотрел на ровную гладь озера, - а люди не того… случаем, не утопились? Следы-то в воду ведут.
        - Да ты что! - перекрестился дед Матвей. - Это ж грех великий! Нет, не могли.
        - Ну, тогда не знаю. Может, схрон тут какой. Нет, вряд ли…
        Я достал последнюю пачку сигарет. Закурили.
        М-да. Китеж сгорел, а не скрылся в водах Светлояра. И как бы он там скрылся? Сам видел, где град стоял. И до озера - верста. Скрыться Китеж мог только в водах реки Люнды. Добавилась еще одна загадка. Куда делись люди? То, что они вышли из горящего города, сомневаться не приходится. Но куда они подевались потом? А монголы дошли до озера, постояли и ушли.
        Гадать можно долго. Но можно спросить у монголов. За все спросить.
        - Поехали, Власыч, - поднялся я. - Долг зовет.
        Сели на лошадей и выехали на вершину холма. Я обернулся и взглянул на озеро.
        О, Господи! По спине пробежал мороз. Мгновение - и видение исчезло, оставив в памяти образ Богородицы, парящей над градом, и эхо далекого перезвона колоколов.
        - Что? - обернулся Кубин. - Что там?
        Я проморгался - ровная гладь озера отражала только плывущие темные тучи.
        - Ничего. Показалось.
        Обратно к реке доскакали быстро. На берегу остановились. Вода в реке поднялась, и с этого берега было видно, как вода постепенно заливает часть поля вокруг догорающего города.
        - И как мы попадем на тот берег? Мочиться не с руки.
        Кубин махнул рукой вдоль берега:
        - Через пять верст есть брод, но завалы такие, что ноги переломаешь.
        - А там что, мелко?
        - Перекат. Камни сплошные. Поехали.
        Завалы пришлось обходить. Нанесенные половодьем старые стволы деревьев и мусор были просто непроходимыми. К перекату пришлось идти пешком, ведя коней в поводу. Кубин, переходя бурлящий поток, побурчал:
        - Странно, с чего вдруг вода так поднялась?
        - Может, дожди в верховьях идут?
        Углубились в лес. Опять опостылевшее петляние. Едешь, наклоняясь к самой гриве. Наконец плотные стены елок расступились, и мы выехали на поляну, в центре которой росла ветвистая береза.
        - Господи, помилуй! - вскрикнул Кубин, крестясь.
        На ветке, почти рядом со стволом, спиной к нам, висел человек. На краю поляны пасся конь. Мы подъехали ближе и посмотрели на повешенного.
        - Вот и ответ на вопрос!
        Это был Григорий Лисин, по прозвищу Кутерьма. Вот так, легенда в этой части правдива. Предатель все-таки он. Кубин смотрел на Кутерьму и что-то бормотал, потом сплюнул и сказал:
        - Посмотри. Вон там, на груди.
        Я присмотрелся и увидел деревянную бляху на кожаной веревке. Вот, блин, это ж пайцза! Ошарашенно повернулся к Кубину:
        - Власыч, насколько я знаю, пайцзу давали только лояльным. Что же он такого сделал, что ему выделили эту деревяшку?
        - Плевать, что он там сделал, - и Кубин опять сплюнул. - Повесили или сам повесился? В ад ему, иуде, и дорога.
        Он спрыгнул и направился к коню Кутерьмы. Я подъехал и сорвал деревянную бляху с висельника. Вгляделся в написанное - сверху вниз шла замысловатая вязь. Хм, с монгольской письменностью я не знаком. Да и на пайцзе было написано не по-монгольски. Это, скорей, на арабский похоже. Кубин привязал поводья к седлу и обернулся:
        - Поехали, Володя.
        Глава 10
        - Как тяжело… и досадно.
        - Что? - не понял Кубин. - Что досадно?
        - То, что целый тумен смог затеряться в квадрате пятьдесят на пятьдесят километров.
        - Предательство! - словно выплюнул дед Матвей. И мы опять едем молча.
        На окраину леса вышли как-то неожиданно. Вид горящего города удручал. Не сберегли…
        Вышедшая из берегов река залила половину поля, и хорошо, что залила. Еще чуть, и высохшая трава вспыхнула бы, а там недалеко и до лесного пожара. Насмотрелся я на них в своем времени. Из леса мы вышли ближе к реке, метров на триста от того места, где оставили троих китежан. Сейчас там горели костры. Вокруг них толпились больше двух десятков ратников. Нам навстречу поднялся Садов и, виновато опустив голову, сказал:
        - Простите меня, бояре, за слабость мою.
        - Ничего, Тимофей Дмитриевич, мы все понимаем. Горе-то общее…
        Я показал на людей, толпившихся у костров:
        - Откуда они?
        Садов, прокашлявшись, махнул рукой в сторону дороги:
        - Я как в себя-то пришел, сначала опять к граду кинулся, но вижу, не спасти там никого. Потом поскакал к крепостнице. А там… - он сглотнул. - А там… все вои побиты лежат, как будто со спины им ударили. Ворота даже не сорваны, а просто открыты. Я стал кричать, звать: «Есть кто живой?» Вот откликнулись… Они мне рассказали, что поганые от города ударили. Потом и по дороге тьма нагрянула. Как будто кто путь им указал…
        Ратники, толпившиеся рядом, согласно закивали:
        - Как есть правда.
        - Тихо от города пришли и ударили.
        - Попадись мне этот иуда! - заскрипел зубами Садов. - Голыми руками удавлю.
        - Удавился сам, иуда этот.
        Все чуть ли не одновременно выдохнули:
        - Кто?!
        - Лисин Григорий.
        Все уставились на Кубина.
        - Кутерьма?
        - Не может быть!
        - Он же славным боярином был.
        Я оглядел всех и сказал:
        - Может. Видели мы его. Он тут недалеко на березе висит.
        - Совесть иуду заела, - добавил Матвей Власович. - Сам повесился.
        Садов сплюнул:
        - Жаль, не попался он мне. Пусть теперь в аду горит вечно.
        Потом, помолчав, спросил:
        - Что же теперь делать нам?
        Мы с Кубиным переглянулись.
        - Есть у нас только одно дело, - сказал я. - Поганых бить.
        Ратники загудели:
        - Да где теперь их искать-то?
        - Мало нас.
        - Луков нет. Лошадей…
        Я поднял руку, прерывая гомон:
        - Знаю, нас мало. Но есть еще князь и его полк. Он к Большим Ключам шел. Вот туда и пойдем. Тут недалеко отроки лагерем стоят. Там найдется все. И луки, и сабли. Лошади тоже есть. На всех хватит.
        Сборы были недолгими. Быстро затушили костры, и, собрав и навьючив все на лошадей, ратники повернулись в сторону города. Все как один поклонились.
        - Прости нас, батюшка Китеж. Не уберегли мы тебя.
        И, перекрестившись, поднялись в седла. Первым в лес въехал Кубин, я за ним. Колонну замыкал Садов.
        - …ванович!
        - А? - встрепенулся я. - Что?
        Надо ж, задремал, и это сидя на лошади, которая совсем не стоит, а движется, хоть и медленно. Видно, совсем освоился. Или устал, как ломовая лошадь. Немудрено. После ранения, хоть и быстрого выздоровления, тело все равно еще было слабое. Требовался отдых. А когда отдыхать, когда такое творится? Впечатлений от увиденного хватило за глаза. Настроение подавленное. У всех. Только молодые парни рвались в бой. Если б не мы, то они рванули бы искать монгольское войско сами. Еле их уговорили не пороть горячку. Причем убеждал больше Садов.
        После прибытия в лагерь отроки, узнав о том, что произошло, сразу заявили: «Надо мстить!» И, несмотря на вечер, решили побыстрей добраться до лагеря основного полка у Больших Ключей. Довольно долго шли быстрой рысью. Потом, когда осталось пройти несколько верст, поехали медленно, давая отдохнуть лошадям, ну, и самим заодно. Мерное покачивание и однообразный глухой стук копыт меня и сморили.
        Потер лицо и посмотрел на Кубина. Он хмыкнул:
        - Заснул, что ль?
        - Ага, устал. Что случилось?
        Дед Матвей поднял руку, останавливаясь. Потом заставил всех замолчать и прислушался.
        - Нет, не показалось. Кто-то скачет.
        Я посмотрел вперед. Точно - далеко, среди маленьких березок мелькал всадник.
        - Ну и слух у тебя, Матвей Власович.
        - Жизнь заставила, - ответил он, вглядываясь в подлесок. - Научишься и ты. Внимание!
        Все сразу подобрались, взяли на руку щиты и стали внимательно осматриваться по сторонам.
        - Один всадник, - определил Кубин. - Во весь опор несется, будто гонится за ним кто. Странно.
        Мы внимательно смотрели вперед. Я на всякий случай снял крышку с тула и приготовился выхватить лук или пистолет, смотря что понадобится. Топот приблизился, и из-за кустов вылетел всадник.
        - Да это ж Третей!
        Третей, один из четверых дозорных, весь взъерошенный и бледный, резко осадил коня и, показывая дрожащей рукой назад, сказал, заикаясь:
        - Т-т-там, на-на-на п-п-п-поле н-н-н-наших побили.
        - Что-о-о?!
        Взревев, мы тут же рванули вперед. Бешеная скачка закончилась у края поля. Кони резко остановились, и мы чуть не вылетели из седел. Картина того, что я увидел, ввергнула меня в ступор.
        - Господи, помилуй!
        Я бродил среди тел. Вглядывался в лица, узнавая многих. Не верилось. Не хотелось верить глазам. Все погибли. Весь большой полк. Почти все тела утыканы стрелами. Все в стрелах. Только из земли торчит столько, что хватило бы и сотой доли на всех. Убитых пиками и с рублеными ранами тоже хватало. Бродил и смотрел на все это. Как так вышло? Их же побили, как младенцев. Многие без брони. Ратников в кольчугах - считаные десятки. Как такое могло произойти? Не выставили дозор? А может, опять предательство? Но кто?
        Господи!
        Ноги стали ватными. Вот боярин Карпов с рассеченной грудью, тот, что спорил со мной на совете. Вот Егор Бусин, ратник-великан, он кроме десятка стрел в теле имел колотую рану. Я остановился у незнакомого ратника, пронзенного копьем. На кузнеца Тютю похож. Не мог оторвать взгляд от его остекленевших глаз. Молодой… был…
        Я зашел почти в середину лагеря, превратившегося в большое кладбище. Еще одно Буево поле. Ноги подогнулись. Хотелось завыть.
        Меня трясло. Нет, это трясли за плечо и что-то говорили, но я не слышал. Голова мотанулась от удара, и слух прорезало:
        - …ди в себя. Черт возьми!
        - Как же так?
        - Не знаю, - скрипнул зубами Кубин. - Ну что, пришел в себя?
        - Пришел. Что теперь делать, а? Их же всех…
        - Не всех. Ополчения нет. Пойдем отсюда. Вон в той роще наши собрались. Там и подумаем, что делать.
        В себя пришел на небольшой поляне, отделенной от поля густыми кустами. Здесь уже запалили костры. Мы остановились у одного.
        - Садись, Володя.
        Кубин присел рядом. Выглядел он, наверное, не лучше меня. Окаменевшее, хмурое лицо, в глазах глубокая скорбь. Я так не могу. Еще чуть, и крыша съедет. Как он еще держится?
        - Вижу, прийти в себя не можешь. Понимаю.
        Дед Матвей смотрел на огонь и ежился, как будто мерз.
        - Страшная картина.
        Кубин перевел взгляд на меня и продолжил:
        - Странно. Когда сам сражаешься и столько крови видишь и товарищей убитых, воспринимаешь все не так. Я сам в первый раз, так же как и ты… Эх, водки бы… много.
        Я, смотря на огонь, спросил:
        - Власыч, как ты думаешь, что произошло? Кто опять предал?
        - Думаю, тот же. Кутерьма. Поганых к Китежу вывел и место лагеря показал.
        А ведь точно! Теперь вся картина стала ясной. Монголы, пройдя тайной тропой, показанной предателем, не только сожгли город, но и подготовили засаду для русских ратников. Вот только как со следами? Столько следов от конных должно было остаться, хотя…
        Искушенные в этих вопросах монголы смогли скрыть свои следы, недаром их так долго не могли обнаружить. А после того, как русское войско встало лагерем, они его окружили и ударили, перед этим вырезав дозоры. Скорей всего, так и было.
        - Я отроков разведать послал, - сказал дед Матвей, - как и что кругом творится. Так, чтоб по-тихому оглядеться. И в Верши весть тоже послал за подмогой. Тут нам одним не справиться. Дело у нас важное есть.
        Вокруг загомонили парни:
        - А как же поганые? Неужели спустим им это?
        - Будет еще у нас возможность с ними поквитаться. А сейчас товарищей наших похоронить надо.
        Из кустов вынырнул Демьян:
        - Владимир Иванович! Там наши. Велесов Борька и с ним еще дюжины две воев. И… там князь… умирает он.
        Последнее Демьян договаривал уже на ходу. Мы мчались туда, куда он указывал.
        Велесов лежал на небольшой полянке. Его голову держал на коленях Борис, а вокруг толпились уцелевшие ратники. Увидев меня, князь слабо улыбнулся:
        - А, боярин Велесов. Видишь вот, как вышло? Умираю я.
        - Нет, тятя, - всхлипнул Борис, - ты не умрешь. Боярин поможет тебе.
        Он поднял на меня умоляющий взгляд:
        - Ведь ты поможешь? Помоги, прошу.
        Я молчал. Помочь уже было невозможно - из груди торчали обломки стрел. Кольчугу снять и не пытались. Крови потерял много. Как он живой еще? Опустил голову, помочь я не мог в любом случае. Ну, не врач я, черт возьми! Борис все понял. Понял и Велесов. Он закрыл глаза и пробормотал:
        - Слушай меня, сын… я умираю. Ты теперь один остался. Дело твое выжить и род продолжить. Слушай Владимира Ивановича. Дядя он твой…
        Он перевел взгляд на меня:
        - Прости меня… не принял я тебя как брата… теперь…
        Он кашлянул и замер.
        Я положил руку ему на грудь:
        - Клянусь, я сделаю все, чтоб он выжил.
        Поднялся. Кубин, стоявший рядом, перекрестился и произнес:
        - Прими, Господи, душу раба твоего.
        Молчали. Борис смотрел отрешенно. Один из ратников, закончив молиться, перекрестился и спросил:
        - Что теперь делать-то?
        - Хоронить будем. Всех.
        Борис поднял голову и сказал:
        - Отца я похороню дома.
        Дед Матвей приобнял Бориса за плечи:
        - Боренька, далеко ведь. Поганые рядом. Похороним со всеми.
        - Отца я похороню дома! - твердо ответил Борис. - Хоть он будет рядом.
        - Погоди, а почему только он?
        Парень посмотрел сквозь меня, и я понял, что случилось.
        - Княгиня и братья в Китеже были?
        Он кивнул. Мы с Кубиным переглянулись.
        - Ладно, Борис, - согласился дед Матвей. - Завтра поутру и поедешь.
        Я повернулся к Кубину:
        - Матвей Власович, проводи его. Возьми людей сколько надо.
        Дед Матвей кивнул.
        - А теперь вы, - я медленно оглядел всех присутствующих ратников. - Старший кто есть? Сотники или десятники?
        - Нет сотников, - выступил вперед один, - полегли все. Я десятник, Бравый Иван.
        - Бравый, говоришь? А сколько вас тут, таких бравых? И как в живых остались?
        Ратник покачал головой:
        - Не суди так, боярин. Когда поганые налетели, мы на краю поля были. Многих сразу стрелами побило. Потом они в копья ударили. Всей тьмой. Что мы могли сделать тремя десятками? Вон, князя только в лес унести успели, да еще отбивались потом долго. Десяток полег, прикрывая нас, и еще трое скоро преставятся…
        - Ладно, - прервал я десятника. - Мы тут рядом встали. Собирай всех и веди туда, пока еще светло. Потом поговорим.
        Я нашел глазами Садова:
        - Тимофей Дмитриевич, проводи.
        Постоял, глядя, как укладывают тело Велесова на волокушу, сделанную из елок, и вместе с Кубиным пошел к лагерю.
        - Справишься? - спросил дед Матвей.
        - Да. Ты там за парнем пригляди.
        - Пригляжу, - вздохнул Кубин, - не беспокойся. Что делать будешь, как схороните всех?
        - В Верши поеду. Оставлю тут десяток воев, вдруг кто еще объявится. Выжившие или дозоры, еще ранее высланные, сюда вернутся. Вы, как Велесова похороните, тоже в Верши идите.
        Дед Матвей посмотрел на меня и спросил:
        - Что-то задумал?
        - Да. Готовиться будем. К монгольскому вторжению.
        Вечер уж вступил в свои права, а в лесу темнеет быстро. Кубин, Садов и я шли впереди, показывая всем дорогу.
        - Стой! - окликнули громко из густого орешника. - Кто там идет?
        Кубин выругался и ответил:
        - Бояре идут. Чего орешь на весь лес, олух?
        От куста отделилась тень и приблизилась к нам. Молодец парень - зашел сбоку, чтоб оказаться не на линии возможной стрельбы. Отрок оглядел нас внимательно, узнал и сказал кустам:
        - Свои.
        Потом повернулся к нам:
        - Как же не кричать, боярин? А кабы ворог шел? Своим криком я другие тихие дозоры упредил.
        - Во как!
        Я похлопал парня по плечу:
        - Ну, что ж, ты правильно сделал. Молодец!
        Кубин еле заметно кивнул, признавая. Я махнул рукой назад:
        - Там за нами люди идут. Это наши.
        Парень кивнул и скрылся в кустах. Там зашуршали и зашептались. Через пару минут вышли к кострам. Навстречу поднялся Михаил Варнавин. Он открыл было рот, но, споткнувшись на слове, стал смотреть нам за спину. Вслед за нами из леса выходили уцелевшие ратники. Дед Матвей сказал Садову:
        - Тимофей Дмитрич, будь добр, сочти людей и добро.
        Садов кивнул.
        - И увечных, какие есть, - добавил я.
        Садов опять кивнул и ушел. Сели к костру.
        - Люду у нас мало, - смотря на огонь, проговорил Михаил Варнавин. - Тяжкий день намедни был, а завтрашний еще тяжелее будет.
        Да, он прав. Похоронить столько народу будет трудно. А лопат у нас нет. Мечами да саблями копать? Вздохнул. Из темноты появился Демьян и Николай Варнавин.
        - Тихие дозоры проверяли. Спокойно все.
        - Хорошо. А сколько дозоров разослано и есть ли вести от них?
        Николай, чуть подумав, ответил:
        - На запад и восход дозоры прошли почитай до обеих рек, Кержени и Ветлы. Разорено все. Но люд в лесах весь укрыться успел. С севера вестей пока нет. Ну, им до Верш идти еще. А с полудня как сгинули. Я мыслю, не поганым ли попались?
        - Будем молиться, что нет.
        Опять уставились на огонь. Кубин крякнул и отошел, но тут же вернулся с большим котелком и водрузил его над огнем.
        - Хоть заварим чего.
        Есть не хотелось, но попить отвара не помешало бы, только где его взять? К костру подошел Садов, с ним пришел Иван Бравый. Они сели к костру. Я молча посмотрел на Садова. Он вздохнул и начал доклад:
        - Людей шесть десятков, из них увечены половина. Сильно язвленных дюжина, и до утра доживет, мыслю, два-три. В сечу может идти только три десятка. Вот такие пироги.
        Заговорил Бравый:
        - Оружие мы сохранили, луки есть у каждого, но стрел мало. И это не все. Лошадей на всех только десяток. Как стрелами лить стали, так коней побили, а иных угнали.
        - М-да, бояре, незадача. Лошадей-то найдем, вот людей… Завтра нам предстоит похоронить много народу. Не представляю, как сие сделать? Четыре десятка сотен могил!
        Кубин поправил:
        - Три. Ополчения нет. Ушло, наверное.
        - Куда? Думаю, что их тоже посекли. Только не здесь. Так какие будут предложения?
        Все подавленно молчали. Никто не представлял - как одновременно хоронить и не попасть под возможный удар врага. А то, что поганые могут вернуться - никто не сомневался. Из способных работать физически имелось сорок человек. Остальные - раненые и те, кто ушли в дозор.
        Как выкопать столько могил? Нереально. Работы на неделю, если учесть, что лопат нет.
        Хм. Когда-то слышал, что с копальщика после сорока выкопанных могил списывается один грех. Если это не выдумки, то полтора греха мы тут спишем. На каждого придется по шесть десятков захоронений. Черт, после такой работы хоть сам помирай. Из раздумий меня вырвал голос Садова:
        - Дозор вернулся, что на полдень ходил.
        Парень выглядел как выжатый лимон. Тяжело дыша, он доложил:
        - Аккурат у поворота к граду наших порубили. Все или не все ополчение побито, не знаю. Мы носа из леса не казали. Там следы поганых дальше на полдень уходят. Десяток верст прошли. Их не видели. Мыслю, совсем ушли. Мы вернулись к дороге на Китеж и встали недалече, а меня с вестью послали. Все.
        И обмяк, завалившись назад. Садов успел его подхватить.
        - Умаялся вой. Спать его отнесу.
        Вот так. Уже имеем потери, и это первая ласточка. Сначала не выдержат парни. Они, по сути, еще дети, хоть и стараются выглядеть взрослыми. Потом мы свалимся - это факт. И бери нас голыми руками. В то, что монголы ушли, мне не очень верилось. Хитрости им не занимать. Оглядел совсем понурившихся ратников.
        - Вот что, бояре. Никто, кроме нас, это не сделает. Хоронить братьев павших нам. Сделаем так. В полном оружии свозим всех павших в одно место. Потом треть нас - в первый дозор, остальные хоронят. Через два часа вторая треть в дозоре и так далее. Думаю, управимся быстрей и не так устанем. Да и ворога сможем вовремя встретить. Тут недалеко видел чудом уцелевший стог сена. Его по частям растащить по направлениям и использовать для подачи сигнала тревоги. В случае появления всей тьмы просто уходим в лес. Всем понятно?
        - Теперь ты, Матвей Власович. Много людей дать не могу. Три человека, и все. Постарайся пройти самыми тайными тропами. Пусть дольше, но надежней. Вернешься не сюда, а в Верши. И воев, что остались, исполчи с собой.
        - Понятно.
        Я повернулся к Бравому:
        - Так, Иван, что там с ранеными? Говори подробней.
        Ратник тряхнул головой и, потерев лоб, сказал:
        - Все раны от стрел. Стрелы-то вынули, но…
        - Понятно.
        Я отошел к сумам и достал аптечку. Кроме стандартного набора я ее дополнил всем, что было в доме, в том числе антибиотиками. Имелось и болеутоляющее в ампулах, только на всех не хватит. И шприцев мало. Придется использовать по нескольку раз. Бинтов уже нет. Кубин после моего ранения нашел аптечку, взял только бинты и вату, оставив «непонятные штучки» на месте. Еще есть антибиотики в таблетках. Переложил это все в кожаный мешочек. Прихватил полторашку с водой, для маскировки отделанную берестой и с насаженной круглой деревяшкой на крышку. Повернулся к Бравому Ивану:
        - Веди.
        - Я помогу, - поднялся следом дед Матвей.
        Раненые лежали вокруг костров на еловых лапниках.
        - Посветить надо, и воды горячей больше приготовьте. Можно заварить хвои, чтобы раны промывать.
        - Водой я займусь. - И Кубин исчез в темноте.
        - Давай, Иван, свети.
        Я склонился у первого раненого. Бравый поднял головню, и я убрал тряпицу, прижимавшую мох к ране. Вокруг все покраснело. Ну что, начнем. Открыл мешочек, достал шприц и ампулы. М-да, действительно, на всех не хватит. Придется как-то делить ампулы антибиотика на всех. Оглянулся на Бравого:
        - Не надо удивляться, Иван. То, что ты сейчас увидишь, сделано людьми для лечения.
        - Слышал я, - кивнул он, - что ты сестру боярина Горина лечил.
        - Было дело, свети давай.
        Вынув и собрав шприц, обломал ампулу и набрал половину жидкости. Надеюсь, поможет. Эх, спирта нет протереть. Сделал укол в ягодицу, прямо через штаны. Ладно, здесь все.
        - Пошли дальше, Иван.
        Он удивленно уставился на меня:
        - Это всё?
        Я посмотрел на застонавшего ратника:
        - Молитву бы прочитать кому. У нас-то дел полно…
        Бравый обернулся и от соседнего костра позвал кого-то:
        - Аким, подь сюды! Холоп это мой, - пояснил он мне. Подошедшему Акиму он сказал:
        - Посиди тут и помолись за него. Потом к нам подойдешь.
        Следующий раненый был с аналогичным ранением. На него потратил вторую часть ампулы. Пустую стекляшку кинул в костер. Похоже, у этого костра лежали самые легкораненые. С ними мы управились быстро. Подошедший Кубин и Аким помогли. У другого костра пришлось потрудиться. Пришлось вернуться к своему костру за иглой и нитками. Необходимо зашивать рану.
        Помог двенадцати ратникам. Думаю, антибиотик на предков должен действовать убойно даже в малых дозах. Шанс, что они выживут, большой, хоть и промывали раны простым еловым отваром. А кетгут кончился, его сэкономить не вышло. Теперь придется использовать простые нитки.
        У соседнего костра раздались крики, стон и ругань. Посмотрели туда.
        - Что там? Аким, глянь.
        Холоп быстро вернулся:
        - Дык, это Рябов, Тюти-кузнеца брат. Не дает стрелу достать, как не пытались.
        - Постой, Аким. А сколько братьев Рябовых?
        - Дык, трое. Ефрем, Еремей и Егор.
        - Это Егор?
        - Ну, дык, да.
        Переждал приступ головокружения и слабости, поднялся и подошел к Рябову. Стрела торчала из-под ключицы.
        - Ты чего не даешься, - спросил я Егора, - али со стрелой удобнее?
        Рябов отодвинулся и побледнел.
        - Жуть как больно, боярин. Я каленое железо в руку брал. Так не так болело. Не дам стрелу доставать. Пусть помру, но не дам.
        Я вздохнул. Придется на него последнюю ампулу тратить.
        - Слушай, Егор. Я могу достать стрелу так, что ничего и не почуешь. Ты только не дергайся, хорошо?
        Рябов еще отодвинулся и замотал головой:
        - Н-не выдюжу я.
        - Поверь мне, больно не будет, - принялся убеждать его я. - Будь настоящим воем. Ты ведь муж, а не баба, чтоб боли бояться. Что братья скажут, когда узнают? А отец и мать?
        - Старший брат у меня за отца, - насупился Рябов. - Мать померла давно, а отец на брани погиб. И Еремей… вот.
        Значит, я не ошибся. Тот ратник был братом кузнецу Тюте. Поднялся и отошел к Кубину. Взял два шприца. Один наполнил новокаином, второй антибиотиком.
        - Нечего его уговаривать, - тихо прошептал деду Матвею, Бравому и Акиму, - только время теряем. Я его отвлеку, а вы хватайте за руки и держите. Сделаю укол, потом достанем стрелу.
        Опять присел к Рябову.
        - Слушай, Егор. Вот с помощью этой штуки я сделаю так, чтоб тебе не было больно.
        Вот упрямый! И чего с ним цацкаться? Я кивнул Кубину, Бравому и Акиму. Они схватили и прижали Рябова к земле. Егор заревел как медведь. А силенок-то у него ай-яй! Не теряя времени, вогнал шприц возле раны и выдавил половину жидкости. Отскочил вовремя. Почти одновременно отлетели дед Матвей, Бравый. Аким получил удар в челюсть и отлетел чуть ли не в костер.
        - Уф, ну и силища!
        Внезапно на меня навалилась дикая усталость. Как будто укол сделали мне. Взял флягу и напился воды. Чего это я? Спать пока нельзя. Так, по-моему, обезболивающее начало действовать.
        - Ну что, Егор? Болит?
        Тот удивленно пробормотал, трогая торчащий обломок:
        - Нет, не больно. А как это?
        - Лекарство, - устало ответил я. - Так как, дашь стрелу-то вынуть?
        - Я сам.
        Ну, сам так сам.
        - Тогда вынимай. Только погоди, приложить чего приготовим.
        Кивнул Акиму, уже держащему сухой мох. Рябов выдернул стрелу и, глянув на наконечник, обмяк. М-да, воин. От вида крови в обморок падать. Ну и ладно, нам лучше. Быстро сделал еще один укол антибиотика.

* * *
        - …избави нас от лукаваго. Ибо твое есть царство и сила, и слава во веки. Аминь.
        Перекрестившись, мужики стали забрасывать очередную могилу. Какая она по счету? Сбился уже, но далеко за триста. И у каждой я или Садов попеременно читали «Отче наш». Почему именно «Отче наш»? Да потому, что, на мое удивление, подходящих молитв никто не знал. Ну, мне простительно, а местным?
        В полном вооружении, пешими - лошади были недалеко - мы переходили от могилы к могиле и попеременно читали над погибшими молитву. Потом мужики закапывали. Этих мужиков нам отроки отослали, верней, они передали весть о том, что случилось, встретив прятавшееся население окрестных деревень и выселок. Поутру, очень рано, прямо из леса выехали пять телег с тридцатью мужиками и двумя женщинами. Копать и свозить погибших начали сразу. Женщины принялись обмывать и готовить к погребению, а мужики копать. На предложение хоронить в общей могиле мне Садов ответил: «Как можно? Это же православные, а не поганые какие-нибудь». Вот и ходим, читая молитвы и поглядывая по сторонам, нет ли сигнала тревоги?
        Утром, проснувшись, сразу спросил про раненых. Мне сказали, что умерли два ратника, остальные живы и хорошо себя чувствуют. Кланяются и говорят, что всю жизнь за меня молиться будут. Потом уехал Борис в сопровождении деда Матвея и двоих вооруженных холопов. Тело князя положили на волокушу, сделанную из двух елок, и привязали его к ней. Кубин сказал, что к вечеру будут на месте. Раненых оставили у костров, благо поляну прикрывали густые кусты. Остальные бояре, полностью вооружившись, вышли на Буево поле.
        Кстати, бояр оказалось всего тридцать пять. Из них одиннадцать раненых. Остальные, так сказать, боевые холопы. Когда узнал эту подробность, то распределил силы так: в дозоре в полной готовности находятся все бояре, прикрывая возможное нападение; остальные работают, держа постоянно рядом оружие и доспех. После прибытия подмоги чуть скорректировал силы, и мы приступили к работе.
        - Аминь.
        Подошли к следующей могиле. Рядом с ней сидел большой ворон.
        - Кыш отсюда.
        - Каррг! - Ворон взмахнул крыльями и скрылся за лесом.
        Молча смотрели, как опускают в могилу тело. Легкая земля досталась павшим - сплошной песчаник. Мужики, не особо напрягаясь, выкопали уже пять сотен. Но все-таки за сегодня всех похоронить не успеем. Садов, видно, думал о том же:
        - Эх, товарищи наши. Не успеваем мы вас схоронить …кхлль…
        Фжж… В щит, висевший за спиной, два раза ударило. Рядом рухнул Садов с пробитым стрелой горлом.
        - Поганые! В щиты, все в щиты!
        Стрелы летели дождем. От леса неслись монголы, на первый взгляд около сотни. Скверно. Мы все почему-то оказались разбросаны. Со мной рядом семь ратников. В двадцати метрах остальные, и все спешенные. Вот черт.
        - Ко мне! Все в ряд. Щиты в ряд!
        Ближние ратники придвинулись ближе и закрылись щитами. Глянул мельком на врага. Они пока не нападали, кружились и кидали стрелы. Почему они сразу не напали? Нас тут меньше. Или с мужиками мы выглядим большей толпой. Кстати, что мужики делают? Оглянулся назад. М-да, половина драпанула к лесу, половина укрылась за телегами и осторожно выглядывает из-за них. Хорошо. Раненых мало, а убитых? Скосил глаза на Садова. Затих, других убитых не видно. В ряд встало больше ратников, а некоторые, достав луки и стрелы, принялись стрелять в ответ. Рядом задышал Демьян:
        - Владимир Иванович, вот лук твой.
        - Отлично.
        Я толкнул ратника, стоявшего рядом:
        - Держи щит.
        И вместе с Демьяном присоединился к стрельбе по врагу. Так, вот монгол в ярко-синем халате целится из лука. Почти в меня. На! Степняк вылетел из седла. На! На! На! Еще трое.
        С нашим присоединением к стрельбе монголы стали слетать с седел чаще. Я не мазал, да и Демьян тоже. Он тратил, как и я, на одного врага одну стрелу. Наконец, монголы пошли в копейную атаку.
        - Где копья? К бою!
        Я оглянулся. Мой конь с притороченным копьем ускакал к лесу. Рядом ратники выставили наконечники вперед и приготовились к удару.
        - Китеж! - это бояре пошли в атаку.
        Сшиблись! Нам навстречу вылетели всадники. Кажется, степняков не стало меньше. Положил свой лук и закрылся щитом.
        Удар! Меня приложило о землю, замелькали копыта, о щит еще раз что-то сильно стукнуло, и сознание погасло.

* * *
        Гудит что-то или гундит - непонятно. И давит, как будто на меня тел навалено. Кто-то взял за ноги и потянул. Дышать сразу стало легче. Открыл глаза - надо мной стоит монгол.
        - Ты кто? - спросил он почему-то по-русски.
        Я промолчал, стараясь незаметно размять затекшие руки.
        - Ты кто? - повторил вопрос степняк, и акцента нет.
        - Ты Велесов, так? - наставил на меня палец монгол, затем присел, внимательно меня осмотрел и кивнул утвердительно: - Ты Велесов.
        - Да, я Велесов! - Наконец руки отошли, и я со всех сил ударил монгола в челюсть. - На!
        Монгол отлетел, затем сел и, держась за челюсть, обиженно прошамкал:
        - За что?
        Тишина взорвалась хохотом. Не понял, чего это они? Монголы смеялись над своим? Я сел и помотал головой. Ерунда какая-то. Солнечный день вдруг сменился сумерками, а узкие и темные бороды степняков стали русыми и густыми. Я не понимая, озирался. Передо мной горит костер, над которым висит внушительный котел, и из него очень аппетитно пахнет, а вокруг сидят ратники и хохочут. Справа на карачках, уткнувшись в снятое седло, всхлипывает Демьян. А слева, в трех метрах, держась за челюсть, сидит Аким.
        - За что, боярин?
        Мать его за ногу! Так это сон был…
        Протер руками лицо и, толкнув подвывающего Демьяна, пробурчал:
        - Нежнее будить меня надо, нежнее.
        Затихшие было ратники опять захохотали. Улыбающийся Кубин спросил:
        - Хороший сон Аким прервал? Эк ты его приложил.
        - Ага, сон, - и покосился на все еще подвывающего Демьяна. - Чего ты все трясешься?
        Аким подвигал челюстью и выплюнул выбитый зуб.
        - Вот кудышкин корень! Он мне, боярин, разбудить тебя велел. Сам-то за ноги потянул и в сторону.
        - А я увидел, что Володимир Иванович кулак складывает, - хихикнул Демьян, - вот от греха и…
        И опять уткнулся в седло.
        Бравый, смеясь и утирая слезы, подошел к Акиму.
        - Ты как, Аким? Снедать-то есть чем?
        Холоп потер челюсть и прошамкал:
        - Снедать-то покамест есть чем, токмо будить больше не пойду.
        И под общий смех добавил:
        - И не просите.
        - Что с ранеными? - спросил я у Бравого.
        Улыбки сразу слетели с лиц.
        - Двое преставились.
        - Сколько? - насторожился я.
        - Двое, - повторил десятник. - Василий Соловей и Пахом Гусев.
        Честно говоря, я имен не знал. Раны были разные по степени сложности. Проще всего было с ранениями от стрел, а с рублеными сложнее. Но управился, даже не ведая - сильно ли повреждены внутренние органы. Препаратов у меня больше нет. Но посмотреть надо, вдруг пригодится?
        - Вот Пахом, а вот Василий Соловей.
        Я присел рядом, вспоминая, какими были их раны. Да, у обоих ранения от стрел. Похоже, стрелы что-то внутри сильно повредили, или в рану что-то попало, и крови они потеряли больше… я тут был бессилен.
        - Простите меня, братья.
        Поднялся и помолчал. Что тут говорить? Только помолиться за них осталось. Эх, священника бы сюда. Да где его взять?
        - Остальные раненые как?
        - Живы покамест. Мыслю, уже не помрут.
        - Ладно. Пойдем, Иван. Дел у нас уйма.
        Прошли мимо лежащих раненых. Пришлось даже прикрикнуть на них, а то старались подняться и поклониться.
        У самого края поляны горел костер. Рядом одиноко сидел Борис и смотрел на тело отца.
        - Он так и сидел?
        - Всю ночь, - кивнул Бравый.
        Молча вернулись к своему костру, где собрались почти все бояре. Ну да, бояре. Кроме раненых, тут сидели почти все. Остальные были боевыми холопами.
        У костра ждали только нас. Котел стоял на земле.
        - Садись, Володимир Иванович, поснедаем.
        Я достал из сумы ложку и присел рядом с Кубиным. Принялись есть, по очереди черпая кашу из котла. Садов, съев одну ложку каши, передал ее Бравому. Тот зачерпнул порцию, съел и вернул обратно.
        - Чего это вы, ложки нет?
        Бравый кивнул:
        - Поганые, чтоб им пусто было. Там на поле в котле и осталась. Потом ходил и искал. Нет ничего. Все позабирали, ироды.
        Я повернулся и сунул руку в суму. На ощупь нашел деревянную расписанную хохломскую ложку. Протянул ее Ивану:
        - На, держи. Дарю.
        Бравый взял и, глянув на нее, изумился:
        - Что за диво? Красота-то какая! И где такое делают?
        - Хохломская.
        - У нас есть Хохолы - это почти рядом, и Хохломы - подальше, за Керженью.
        Бравый облизал ложку и опять стал ее рассматривать.
        - У меня сестра в Хохломах есть. Муж у нее уж лепо из дерева резать горазд. Ему покажу. Авось и сладит такую.
        Бравого толкнул Садов:
        - Ешь, а то голодным останешься.
        В молчании доели кашу и запили ягодным отваром из другого котла. Холопы унесли котлы, а мы сели вокруг костра.
        - Сегодня у нас будет долгий и трудный день, бояре. Сделаем так - в охранение пойдут только бояре. Холопы, по двое на лошадь, свозят убитых. Так как павших много, то предлагаю хоронить в одной могиле.
        Получил толчок локтем от Кубина. Мол, глупость сморозил. Глупость или не глупость, но предложить надо. На мой взгляд, быстрей бы вышло. Бояре тихо загудели.
        - Как можно? - воскликнул Садов. - Это же православные, а не поганые какие-нибудь.
        Поднимаю руки в знак примирения и говорю:
        - Хорошо, бояре, хороним, как положено. Еще одно скажу. Так как поганым стали известны тайные тропы, надо бы еще на них тихие дозоры поставить. Вдруг они по ним придут? Тимофей Дмитриевич, про сено не забыли?
        Садов утвердительно кивнул:
        - Сено поделено и отвезено по местам, только у двух дозоров поджечь его нечем.
        - У меня есть.
        Подтягиваю одну из сум к себе. В запасе у меня были спички и зажигалки. Вот и пригодился запас. Зажигалки я не дам, а вот спички подойдут. Достал два коробка.
        - Вот чем зажечь можно.
        Все подались вперед, рассматривая лежащие на моей ладони коробки. Садов хмыкнул, а Кубин опять ткнул меня локтем. Я покосился на деда Матвея и, достав одну спичку, сказал:
        - Вот это - спички. Привезены из далеких краев. А зажигается она так…
        Я чиркнул ею о коробок, спичка загорелась. С интересом посмотрел на реакцию аборигенов. Сидят и изумленно смотрят на горящую спичку. Хм, думал, иначе реагировать будут.
        - Кто пойдет в те дозоры? - спросил я у Садова, но тот не ответил. - Дмитриевич!
        - А? - встрепенулся тот. - Да, задумался. Хорошая штука. Раз - и горит. Где, говоришь, такое лепо делают?
        - Далеко, Тимофей Дмитриевич, далеко. Так кто идет в те дозоры?
        - Отроки Трофим и Третей.
        - Пусть подойдут, объясню им по спичкам. Все, бояре, начинаем. Я пока Матвея Власовича провожу.
        Подошли с Кубиным к лошадям. Холопы уже уложили тело Велесова на волокушу. Кубин, смотря на приготовления, укорил меня:
        - Мог бы посоветоваться насчет похорон и спичек.
        - Не сердись, Власыч. Тут другое. Проверить надо было.
        Кубин глянул вопросительно.
        - Понимаешь, сны мне вещие опять сниться начали. Вот и проверяю.
        - И что на этот раз приснилось?
        Я пересказал содержание сна. Дед Матвей нахмурился:
        - Ты уверен, что поганые еще здесь?
        - Уверен. Заметил, что убитых монголов на поле не было? Ни за что не поверю, что ни одного монгола не убили. Значит, они увезли своих погибших, и заметь - все стрелы собраны…
        - А это значит, - перебил меня дед Матвей, - что тех убитых на поле у Керженца они заберут или уже забрали. Черт! Что делать будешь? Может, увести всех?
        - Я бы так и сделал, да как это остальным объяснить? Не поймут.
        Кубин задумался.
        - Еще одно, Власыч. Не успеем мы похоронить всех за один день, хоть тресни. Даже если все копать начнем. Ты вот что, как доберешься, высылай сюда всех, кого найдешь.
        - Хорошо, - согласился Матвей Власович, - так и сделаем. Ты тут осторожней. Если то, что было во сне, сбудется…
        - Отобьемся.
        Пожали друг другу руки, и Кубин вскочил на коня. Я кивнул хмурому Борису и сам поднялся в седло, чтобы проводить уходящих в уже светлый лес ратников.

* * *
        С поля слышались вороньи крики. Эк, сколько вас тут налетело! И кто из вас мне беду накаркает? Воронье, галдя наперебой, перемещалось от людей дальше. Холопы на лошадях начали свозить павших в одно место. Я подъехал к боярам.
        - Тимофей Дмитриевич, а холопы почто не в броне? Я ж говорил.
        - Дык они, копая, упарятся. Заступов-то нет.
        - Смотрите! - крикнул Михаил Варнавин и показал на край леса. Из леса выезжали телеги с людьми. Садов пришпорил коня и с тремя боярами поскакал навстречу.
        Если окажется, что это мужики, да еще в количестве тридцати человек, и еще две женщины, то надо готовиться к худшему. Садов вернулся и, улыбаясь, сообщил:
        - Помощь пришла. Отроки, молодцы, сообразили прислать. Они их в лесу встретили. Там пять телег и тридцать пять мужиков и отроков.
        Это рок. Знал бы Садов про то, что может случиться, так не радовался бы. Хотя… Так, он сказал пять телег и тридцать пять мужиков?
        - А что, баб нет?
        - Нет, - удивился Садов. - А почему спрашиваешь?
        - А обмывать покойных кто будет?
        - Мужики и обмоют, - отмахнулся десятник. - Главное, у них заступы имеются.
        Ну, хорошо, хоть так. Может, и не случится ничего, и монголы вообще не появятся.
        - Тимофей Дмитриевич, все-таки пусть холопы наденут брони, да и оружие под рукой держат. А телеги вон там пусть поставят, чтоб за ними, если что, укрыться можно было.
        - Так ушли же поганые, или…
        И, глядя на меня, сразу кивнул:
        - Добре.
        Кликнув Бравого, он ускакал к холопам. Братья Варнавины переместили колчаны за спину и стали настороженно озираться. Остальные тоже принялись проверять оружие: подвигали сабли в ножнах, проверили саадаки, стрелы в них. В кустах зашуршало, и из подлеска вынырнул Демьян. Взъерошенный и с красными глазами.
        - Тропы проверили. Спокойно все. Я на них тихие дозоры из оставшихся отроков поставил.
        - Хорошо. Вот что, Демьян, видишь холм рядом с деревней? Туда тоже кого-нибудь поставь. Пусть смотрит внимательно. Сколько хоть свободных парней осталось?
        - Восемь. Это те, что ночь стояли.
        - Дай поспать им часок, потом в эти кусты их определи сторожить.
        Демьян, вздохнув, кивнул и скрылся в кустах. Я подъехал к братьям Варнавиным:
        - Михаил, Николай! Ты, Михаил Терентьич, смотри в ту сторону, ты, Николай, туда. Как дымы заметите или еще что, знак подайте. Бояре! Все держимся тут, у кустов.
        - Боярин!
        - Что?
        Я повернулся к ломающему в руках шапку мужику.
        - Боярин, - поклонился он, - заупокойную будете читать?
        - Сколько могил выкопали?
        - Да уж больше тридцати десятков сробили. Пора уж и хоронить. Так будете читать заупокойную?
        - Будем. - Я наклонился и прошептал подъехавшему Садову: - Ты заупокойные молитвы знаешь?
        - Нет.
        Выругался про себя и вздохнул:
        - Вот и я не знаю. «Отче наш» читать будем. Поехали.
        Вместе с Садовым подъехали к краю погоста. Два мужика с лопатами стояли наготове. Дальше на том краю поля остальные мужики споро копали ямы под могилы. Мы слезли с коней. Я снял саадак и щит и повесил их за спину. Пусть будут со мной, так спокойней. Глазами показал Садову на щит. Он кивнул и закинул его за плечо. Тяжело все таскать, но так надо. Глянул на землю - песчаник. Собрался с мыслями и, перекрестившись, начал:
        - Отче наш, Иже еси на небесех!
        Да святится имя Твое,
        да приидет Царствие Твое,
        да будет воля Твоя,
        яко на небеси и на земли.
        Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
        и остави нам долги наша,
        якоже и мы оставляем должником нашим;
        и не введи нас во искушение,
        но избави нас от лукаваго.
        Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
        Аминь.
        Тело опустили в могилу. Мужики принялись засыпать ее землей, а мы перешли к следующей.
        Я прочитал молитву больше десятка раз и, в очередной раз запнувшись на «небесех», толкнул Садова:
        - Читай ты.
        Садов перекрестился и забубнил:
        - Отче наш, Иже еси на небесех!
        Да святится имя Твое…
        Я начал крутить головой, напряженно вглядываясь в подозрительные места. Наблюдатели исправно смотрели в свои стороны. Дымов не видать, пока все было спокойно. Может, и обойдется? Со счета я давно сбился, просто устал считать, сколько уже захоронено, и при этом еще работать головой, как радаром.
        Остановились у очередной могилы. Очередь читать «Отче наш» была Садова. Взмыленные, потные и шатающиеся от усталости мужики уперли лопаты в землю и повисли на них.
        - Ох, невмочь, боярин. Силушки больше нет, мож, отдохнем чуток?
        Я сам уставший, с гудящей головой, вялым языком и с саднящей шеей. Садов тоже выглядел не лучше.
        - Сколько уж погребли?
        - Чуть менее пятидесяти десятков, - хрипло ответили мне.
        Ого! Я посмотрел на солнце, оно уже клонилось к западу. Примерно часов шесть или семь мы неотрывно хороним. Я толкнул Садова:
        - Читай. А вы напрягитесь, после этой и передохнем.
        Садов забубнил, а я стал озираться, больше поворачиваясь всем телом, чтобы не тревожить шею.
        Что-то мелькнуло в воздухе. Стрела! Автоматически толкнул Тимофея в сторону. Стрела, чиркнув о наплечник, улетела в могилу. Рядом выросла еще одна. Трехперая.
        - Тревога! Поганые! В щиты! Все в щиты!
        Перекинул свой щит и закрылся, одновременно прикрывая встающего Садова. О щит несколько раз ударило. Выглянул. Монгольская сотня крутилась, поливая нас стрелами. Черт побери, откуда они появились? Неужели дозоры вырезали? Посмотрел назад. Ну да, конечно, половина крестьян драпанула к лесу, половина забилась под телеги и воет от страха. Двое, что рядом стояли, вместо покойника в могильную яму сиганули. Холопы, слава Богу, пока целы, перебежками двигались к нам. Небось поняли, что не зря в брони целый день парились. Рядом с нами уже встали пятеро и прикрылись щитами. Один коротко на меня глянул и кивнул на колчан. Я поставил щит и крикнул:
        - Держи!
        Вынул лук, взял стрелу. Черт, где Демьян? Он здесь вроде должен быть. Защелкали луки, что были у холопов. О, монгол в ярком халате. На! Твой халат крестьянам достанется. На! На! На! У этих халаты поплоше, однако в мужичьем хозяйстве тоже сгодятся.
        - Чего они сразу в копья не пошли? - крикнул Садов, метая стрелы. - Упустили время. Дали нам собраться.
        - Привычка. Сначала стрелами утыкать. Потом готовое, не напрягаясь, взять. Только готовы мы были.
        Где же Демьян? В монголов стрелы летели с нескольких сторон. От нас семерых, от телег, от подлеска и кустов, где стояли бояре. Монголы бояр не видели, их скрывали кусты. Вот и отлично. Деваться им некуда, только атаковать. Если сунутся обратно в лес, нагоним и порубим в капусту. Лес - это наша сила. Пешему в лесу проще, даже простой мужик сможет дать отпор конному степняку. Если не нападут и поскачут вдоль леса, половину перестреляем, остальных в сабли бояре возьмут. Монголы, убрав луки, начали разгоняться для удара.
        - В копья!
        Побросав луки, все схватили копья, и строй ощетинился почти ровным рядом наконечников. Почти ровным.
        А мое где? Где-где, на коне! Оглянулся, конь отбежал к лесу. Болван я, про свое копье-то забыл. Из-за кустов неожиданно выскочили два десятка бояр и врубились монголам во фланг. Сколько-то было выбито, но на нас летела оставшаяся часть степняков. Я прикрылся щитом, плотно и прочно стараясь упереться в землю. Бум!
        Теряя сознание, услышал более громкий клич:
        - Ките-е-е-еж!

* * *
        Ох, как же хреново-то! Такое ощущение, что по мне целый тумен потоптался. Все тело ноет, будто после контузии. Уже три раза за неделю из меня вышибают сознание. Второй раз чуть ли не летально, но обошлось. Надеюсь, четвертого раза не будет, убережет Святая Троица…
        - Владимир Иванович! Боярин, жив ли?
        Жив, но как бы частично. Открыл глаза и сразу зажмурился - больно резануло солнце. Повернул голову и сделал еще одну попытку. Обнаружил, что я лежу на овчине, ею же и укрытый, а рядом Аким, плошку протягивает.
        - Вот, боярин, выпей отвара…
        С жадностью проглотил живительную влагу. Стало легче. Попытался подняться. Только сел, как в голове сразу заколотило молотом. Ох, голова моя! Видать, хорошо меня приложило. Посидел минуту, боль ушла, гул прекратился, и я смог посмотреть по сторонам. Рядом стояли братья Варнавины, Садов и множество других, не знакомых мне бояр.
        - Жив, - произнес китежский десятник. - Вот и славно.
        Я ощупал голову.
        - Чем это меня приложило?
        - По тебе конь поганого кувыркнулся. Ты, как мертвый, всю ночь пролежал. Наутро заметили, что дышишь. Ну, и слава Богу, что жив.
        Я опять огляделся. Так, солнце в зените, а монголы появились к вечеру. М-да. Опять посмотрел на окружающих.
        - А что за бояре вокруг? Или у меня в глазах двоится?
        - Это сотня из дальнего дозора вернулась. Зело нам помогла. Аккурат сбоку поганым вдарили. Ибо совсем нам худо бы было.
        - А вот как. Помоги-ка мне встать, Тимофей.
        Поднялся и опять немного переждал легкое гудение в голове. Бояре подступили ближе. Один из них вышел вперед и спросил:
        - Что делать-то будем, Владимир Иванович?
        Имени его я не вспомнил, да и не до этого мне сейчас.
        - Подождите, бояре, все потом. Пройдемся, Тимофей Дмитриевич.
        Мы пошли по краю поляны.
        - Я помню, как на нас монголы налетели, что потом произошло?
        - Сотня боярина Лисина появилась. Это нам ее сам Господь послал. - И Садов размашисто перекрестился.
        - Дальше что?
        - Ну, порубили поганых, потом погубленных да язвленных собрали.
        - И сколько погибло?
        - Четыре холопа и все мужики, что к лесу утечь не успели.
        - Дальше.
        - Дальше стали решать - что делать.
        Интересно. Даже хмыкнул:
        - Что же решили?
        - Решили подождать, как ты, Владимир Иванович, очнешься.
        - Мудро-мудро. А почему именно меня стали ждать?
        Садов почесал затылок и произнес:
        - Ну, дык, ты Велесов.
        Ну да, я тут вроде как второе лицо в княжестве…
        В раздумьях подошли к дальнему краю поляны. Я запнулся об увиденную картину: у потухшего костра сидят два человека - пожилой с длинной бородой и молодой с только начавшими пробиваться усами. Оба отрешенно смотрят в потухший костер. Эти два ратника мне кого-то напоминали. Садов подошел ближе и шепнул:
        - Отец и брат.
        - Лисины? - догадался я. И шепотом спросил у Садова: - Как звать брата и отца по батюшке?
        - Макар Степанович и Илья Макарович.
        Я кивнул Садову и махнул рукой:
        - Иди, собери всех бояр на совет. Сейчас подойду.
        Присел рядом, Лисины даже не шевельнулись. Понятно, что их повергла в шок весть о предательстве.
        - Почему? Скажи мне как отцу, почему так случилось?
        Старший Лисин смотрел на меня, и в глазах его были боль и слезы. Я его понимаю, но что ему ответить? Откуда мне знать, что там с Кутерьмой случилось? Как его заставили, мне неведомо. Пытали? Не знаю, хотя на теле его следов пыток не видел. Напугали чем? Как его заставили предать? Теперь это тайна, которая прибавилась к другим многим.
        - Я не знаю, как это случилось. Но я знаю, что надо делать.
        Уже оба смотрели на меня. Парень поднял голову и смотрел с надеждой.
        - Что тут можно сделать? - Лисин-старший покачал головой. - Клеймо предателя легло на наш род, и его не смыть ничем, даже кровью. Теперь каждый будет говорить: «Это отец и брат Григория Лисина, того самого иуды».
        И оба опять опустили головы вниз.
        - А тут ты не прав, Макар Степанович, нельзя опускать руки. Позор смывается не кровью, позор смывается праведными делами. В том числе делами ратными. Очень скоро поганые вернутся, и у вас будет шанс сделать так, чтобы все знали: бояре Лисины - одни из лучших сынов земли русской. Если не опустите руки и пойдете со мной, то все забудут предателя Григория Лисина, а будут помнить только Гришку Кутерьму.
        И, помолчав, добавил:
        - А если будут позором поминать, будут иметь дело со мной.
        Старший Лисин усмехнулся:
        - Твоими устами мед сладкий пить.
        - Отец! - вскочил парень. - Отец, я согласен с боярином.
        - Только тяжко мне, Владимир Иванович, - словно не слыша сына, произнес Макар Степанович. - Отпусти домой, великий грех отмолить…
        Я посмотрел в его глаза и кивнул. Старший Лисин тяжело поднялся и побрел к стоящим недалеко лошадям. Перед тем как подняться в седло, он обернулся:
        - Я запомнил твои слова, боярин. Дай мне время, и я вернусь. Илья, ты остаешься?
        - Да! - твердо ответил парень.
        Лисин поднялся в седло, рванул поводья и скрылся в лесу.
        - Боярин! - Это из кустов выбежал Демьян. - Живой, как здорово! Ну и напугал ты меня, Владимир Иванович.
        Я хлопнул Демьяна по плечу. Здоровяк, блин, плечо, что твой камень.
        - Я тоже рад тебя видеть.
        Повернулся и показал на хмурого Илью:
        - Вот, забирай в свою команду. И смотри, чтоб не обижали.
        А я направился к собравшимся боярам. Пора было озвучить им, что скоро случится и что надо делать.
        - Здравы будьте, бояре.
        Ратники загомонили ответными здравицами.
        - Собрал я вас, бояре, вот по какому поводу…
        Глава 11
        Три телеги с сеном медленно поднимались по дороге к крепостице. Подъем был довольно крут и труден, сена нагружено много, лошади еле плелись. Но только телега достигла подъемного моста, как лошадка даже облегченно всхрапнула.
        - Мало нагрузил, Шанай! - весело крикнул ратник с навратной башни. - Гляди, княже тебе больше урок положит.
        Первый возница нервно оглянулся на телегу, и ратники у ворот засмеялись, довольные шуткой. Шанай пробормотал про себя молитву, тревожно вгляделся в огромную копну сена, затем, взяв себя в руки, посмотрел на ратников.
        - Имей совесть, Бисар, куда уж больше, и так лошадка еле везет.
        В ответ посыпались новые остроты. Шанай лишь поджал губы, взял лошадь под уздцы и направил ее точно посередине проезда, иначе груз мог не пройти в воротный створ. Стражники, посмеиваясь, разошлись в стороны, а те, что стояли в башенном тамбуре, прижались к стенам. Большая копна, почти стог, закрыла весь проезд. Сено зашуршало по рубленым стенам. Послышалось злое ворчание стражников в тамбуре…
        Я выскользнул из сена и схватил стражника за шею, у него в ужасе расширились глаза, но поднять тревогу он не успел. Аккуратно укладываю бесчувственное тело на пол. И у Демьяна все прошло тихо - второго стражника он вырубил и тоже вдоль стены пристроил. Из сена выпрыгнули еще несколько человек. Знаками распределив их на две группы, метнулся к внутренним створам. Наша задача - захватить верх навратной башни. Группа, затаившаяся во второй телеге, блокирует внутренние ворота, а ратники в третьей телеге должны убрать стражей у внешних ворот и помочь второй группе удержать башни с воротами и подъемным мостом до прибытия подмоги.
        Первая телега прошла внутрь крепостицы, мы дождались, когда вторая въедет в тамбур, пропустили ее вперед и ринулись следом. Я оббежал правый створ и мигом влетел по лестнице на смотровую площадку. На ней всего два стражника. Стоят и смотрят на заезжающие телеги. Мало того что оба бездоспешные, так оружие свое оставили в стороне. Будем наказывать…
        Один замечает меня, удивленно поворачивается, раскрывает рот, но крикнуть не успевает. Вырубаю его одним ударом. Второй отшатывается и кричит, но тут же получает удар от Демьяна, появившегося с другой стороны. Ратник падает, как подкошенный, однако орать не перестает. Демьян досадно сплевывает и добавляет ему еще раз.
        Тревожный крик с левой стены и соседней башни, затем закричали справа. В крепостице начинается суета. Поздно - ворота мы захватили, теперь только удержать. Знак уже подан, и от леса во весь опор несутся две сотни бояр во главе с князем Борисом. Им четыре сотни метров до ворот проскакать, а к башне уже бегут княжеские гридни, собираясь отбить захваченную башню и закрыть ворота. Несколько атакующих падают, пронзенные стрелами, остальные закрываются щитами и начинают медленно приближаться. Толкаю Демьяна в бок и показываю на другую опасность. Парень тут же переключается на стражников, что бегут к башне по стенам, а я, достав ГШ-18, делаю четыре выстрела в середину строя. Падают пятеро, похоже, одним выстрелом я свалил сразу двоих. Гридни бездоспешные, только со щитами. Из терема выскакивает ратник в богатых одеждах.
        - Мал Кута, - подсказывает Демьян.
        Совсем не мал этот Мал. Кута имел высокий рост и косую сажень в плечах. И довольно-таки громкий голос. Гридни сразу организовываются и начинают резво подступать к захваченной башне, но тут в крепостицу влетает кованая конница. Бояре растекаются в стороны, выстраиваясь в несколько рядов перед ощетинившимися гриднями. Хлопаю Демьяна по плечу и указываю на стены:
        - Смотрите по сторонам.
        И спускаюсь вниз. Что ж, крепость почти захвачена. А ведь никто не верил, что выйдет. Сплошная импровизация. На нашу удачу, в сторону крепостицы шли три телеги с сеном. План захвата сразу сложился. Можно было его назвать «Троянский конь», однако в нашем случае - телеги. На них быстро сколотили небольшие клети и обложили сеном до первоначального состояния. В клетях поместилось по шесть ратников, можно было посадить и больше, однако лошади не затащили бы тяжелые телеги к подъемному мосту, пришлось даже брони снять.
        Крепостица была довольно-таки большая, с Заимкой не сравнить. Стояла на высоком берегу Керженца. Имела высокую навратную башню, стены из вертикально составленных бревен, вал и глубокий ров, соединенный с рекой. Лес вокруг крепостицы вырублен на полкилометра, так что внезапным налетом взять не получилось бы. Пришлось идти на хитрость, и она удалась. Осталось самое малое - месть. В нашей дружине почитай все кровники, а роль марийского князя в прошедшей бойне не из самых последних.
        - Мал, выходи, собака! - это кричит князь Борис, гарцуя на вороном коне.
        Мал Кута выходит вперед и, уперев руки в бока, прищуривается.
        - Никак ты мне вызов бросаешь? - сверкнул холодным взглядом марийский князь и поднял руку, делая круговое движение кистью. - Посмотри вокруг.
        Со всех сторон, исключая навратную башню и часть стены, на бояр князя Бориса были нацелены луки. Не менее двух десятков. Гридней в строю чуть более пяти десятков, наверняка еще есть воины. Если мы тут сцепимся в смертельной схватке, то победим, конечно, вот только эта победа будет Пирровой. Сколько останется живых после этого боя? Надо отдать должное хладнокровию Куты. Быстрый и ошеломляющий захват навратной башни - это практически поражение при таком раскладе сил, но марийский князь, видимо, заметил, что никто из его ратников не убит, а только ранен. Это было мое условие, так как все вои князя нужны нам живыми, а он сам - нет. Кута это понял и решил идти ва-банк.
        У Мала окладистая борода, правильные черты лица и вообще такой типаж, про которых говорят: бабам нравится. Однако жены у него нет, зато много наложниц. Княжить он начал после смерти отца, но, как рассказал Кубин, там история запутанная. Два старших брата Куты погибли при странных обстоятельствах, когда замиряли мордву. Отец его был довольно крепок еще, но вдруг заболел и через три дня умер. Это наводит на «некоторые» мысли.
        По виду Мала, Бориса он за противника не считает. Кута примерно моих лет, и, по рассказам Кубина, имеет большой боевой опыт. И надо признать - у Бориса против марийского князя шансов мало. Если победит Кута, нам придется уйти. Так принято. Если же победит Борис, то он станет новым хозяином. Это все учитывалось на боярском совете, но был и запасной план, в который мы Бориса не посвятили. Дело в том, что на поединок князя может вызвать только равный, то есть Борис, но есть еще один вариант…
        Я протиснулся через строй и остановился у княжеского коня. Следом за мной подошел Кубин.
        - Остынь, княже.
        Дед Матвей придерживает Бориса, а я выступаю вперед. Мал пристально смотрит на меня, и лицо его начинает меняться.
        - Ты? - на лице Куты растерянность и испуг.
        Сюрприз - Мал знает настоящего Владимира Ивановича, а я на него похож. Возможно, между ними был конфликт или еще что. Потом разберемся, а пока надо подыграть.
        - Да, это я.
        - Не может быть! - шепчет Кута.
        - Ну почему же, - усмехаюсь я, - очень даже может.
        - Я же тебя…
        Что он меня, точнее, настоящего Владимира Ивановича - убил или смертельно ранил? Что ж, это мне на руку, а пока Кута в ступоре, куем железо…
        - Кровь наших братьев ратных и дым Китежа привели нас сюда! - крикнул я. - Так, бояре?
        - Да-а-а! - взревели бояре за моей спиной.
        - Ты! - я воткнул в Куту палец. - Ты укрывал и кормил их! Ты указал путь поганым! И ты виновен в смерти тысяч невинных душ!
        Отцепляю от пояса небольшой мешочек и швыряю к ногам Куты.
        - Тридцать сребреников, для дороги в ад!
        - Что мне ваш ад, - шипит Мал. - Я истинных богов не отвергал.
        - Но и через Калинов мост тебе пройти, - только для Куты говорю я.
        - Требую суда богов! - орет Кута.
        Все-таки надеется на благополучный исход? Считает, что он победит в поединке?
        - Суда требуешь? - голос мой сух. - Будет тебе суд. Бояре! И вы все…
        Вновь указываю пальцем на Мала.
        - Я вызываю Куту на бой! В моем праве! С одним щитом, и пусть Господь нас рассудит.
        Княжеские гридни и бояре согласно кивают. Для схватки освобождается место в центре.
        Мал снимает рубаху. Под ней кольчуга мелкого плетения. Кута снимает ее, затем еще рубаху и остается с голым торсом, в одних штанах, сапогах и кушаке. Он берет меч, щит с умбоном, но без окантовки и выходит на середину. Клинок у него метровой длины. Не совсем подходящий для пешего боя. Ну, это его выбор…
        Я тоже скидываю рубаху, бронежилет и нательник. Мне протягивают такой же щит, как у Куты, но вместо меча беру саблю Горина. Она немного тяжелее моей, но это только в плюс.
        Выхожу на середину. Кажется, еще такой тишины тут никогда не было. Гридни и Кута смотрят на мою грудь. Но если княжеские вои смотрят на крест, то Мал уставился на шрам немного левее креста и тихо шепчет что-то про богов и чудеса. О да, чудеса на свете бывают, как я убедился у того дуба. И Бог есть!
        - Начнем, - и я бью клинком по щиту.
        - Ир-р-р! - взревел Кута и ринулся вперед. Рубанул мечом, направляя его под совсем небольшим углом вниз. Я отклонился, немного отступив назад. Ф-ж-ж… клинок рассек воздух над головой…
        Движения Куты стремительны, но однообразны - пара ударов крест-накрест и один горизонтальный удар. Не сражается, а дерево рубит. Однако с упрямым напором, даже княжеские гридни приободрились. Всем кажется, что Кута сильнее. Да, он крупней меня, интенсивно атакует, но я не просто уклоняюсь, а изучаю его стиль, и он пока не меняется, все тот же тупой напор.
        Странно - я спокоен, словно делаю обыденное дело, уже решенное заранее и с известным финалом. Кута видит мое хладнокровие, и именно это выводит его из себя. Что ж, Мяга была права: ненависть разрушает, вот только и любви у меня никакой нет. Есть простая задача - победить.
        В принципе, я могу прекратить бой в любой момент. В стремительных движениях Куты есть маленькая пауза в замахе - достаточно, чтобы сблизиться, а там дело техники, и все равно, что у него будет в руках - меч, сабля или нож.
        Трах! Удар в щит передается в руку, чуть ли не отсушивая ее. Все, пора. Взмах саблей, Кута закрывается щитом, и я быстрыми ударами кромсаю кленовые доски вокруг умбона. Бояре начинают подбадривать меня, но мне все равно, даже дыхание не сбилось. Просто не даю Малу начать свою атаку, заставляя князя прикрываться щитом. В какой-то момент бью не саблей, а ногой. «Толкаю» так же, как Демьяна когда-то, только со всех сил. Если бы не щит, то перелом ребер как минимум. Треск - и щит Куты отлетает к гридням, а он падает.
        - Это был твой щит! - громко говорю я и под общее изумление оставляю на земле свой щит вместе с саблей.
        Мал вскакивает, откидывает ручку от щита. Удивленно смотрит на меня, затем на оружие у моих ног. Щерится.
        - Сейчас ты сдохнешь, - шипит он и поднимает меч.
        - Вряд ли, - усмехаюсь в ответ.
        Стремительный взмах клинком… на лице Куты торжество… всеобщий вздох и… Мал летит под ноги бояр. Никто ничего не понял, для всех князь просто отдал мне меч, а сам покатился кубарем дальше.
        - Это был твой меч! - объявляю я и бросаю трофей на свой щит.
        Кута поднялся, сжав кулаки. Ненавидяще смотрит. Делаю манящий жест. Лицо Мала перекашивает злобой, и он с криком бросается на меня. Подныриваю под огромный кулак князя, бью в висок - Мал по инерции делает шаг и падает. Все, Кута мертв. Жаль, не рассчитал удара, хотел нокаутировать, а затем свернуть ему шею.
        - Это была твоя жизнь.
        И вновь в крепостице оглушающая тишина. Все смотрят на тело Куты, будто не верят в его смерть. Кто-то из гридней роняет оружие, встает на колени и склоняет голову, потом опускается второй, третий… вот почти все на коленях. Стоять остается лишь один. Но голову склонил.
        За спиной взревели бояре. Оборачиваюсь - ратники трясут оружием и кричат мне здравицы. Лишь Борис пристально смотрит на меня. В глазах его целая гамма чувств, от восторга до опаски.
        Даю сигнал Садову, и он выводит свою сотню из крепостицы для патрулирования окрестностей. Остальные бояре спешиваются. Ко мне подъезжают Борис, дед Матвей. С навратной башни спустился Демьян и, прихватив мою одежду, подходит к нам.
        Гридни так и стоят на коленях. Пристально смотрю на седого ратника, что остался стоять.
        - Назови себя.
        - Валлах, княже, - глухо ответил ратник.
        Я покосился на Кубина, тот еле заметно кивнул, а Борис недовольно заерзал, но ничего не сказал. Что ж, понятно, меня признали князем. Осталось самое малое - привести к присяге.
        - Кем ты был у Куты?
        - Дядька я его, княже, - ответил ратник.
        Дед Матвей говорил, что у Мала родственников нет, а дядька этот просто воспитатель, но никак не родня. Наконец ратник поднял голову и прямо посмотрел на меня:
        - Дозволь похоронить Малика по обычаю предков?
        - Дозволяю. - И, повернувшись к боярам, окликнул Бравого: - Проверить тут все. Людей зазря не обижать.
        Осмотр крепостицы занял немного времени. Кута особым богатством не блистал, и если не считать оружие, упряжь и прочие вещи, то серебра набралось всего двадцать пять гривен. Поиздержался Мал, кормя степную ораву.
        Бродя по крепостице, обнаружил то, на что никто внимания не обратил. Любопытство завело меня к конюшням. Осмотрев их изнутри, заглянул в малый проход между ними и крепостной стеной. М-да, бардак, но этот бардак меня заставил задуматься. Просто там я увидел довольно-таки приличные кучи перегноя с белесым налетом. Почему тут копился навоз, вопрос, конечно, интересный, но это была потенциальная селитряница. Сомневаюсь, что Кута знал про «огненное зелье». Скорей всего, и про этот бардак с навозом он не знал, виной чему лень тех, кто смотрел за конюшнями.
        Итак, порох. Это сулит кучу очень полезных ништяков. Фугасы, пищали, пушки, наконец. Медь и олово тут есть. Видел в Вершах, как от кузниц колокол везли. Небольшой, но это значит, что тут есть литейщик. Деньги на покупку металла имеются, но проблема в самом порохе. Сначала надо изготовить достаточный запас огненного зелья, и лишь потом браться за артиллерию.
        Насколько помню, порох в Китае активно применяли. Не сомневаюсь, что китайцы использовали его против монголов. Но безуспешно. Что они могли применить? Пушки? Сомневаюсь. Фугасы? Но мина против конницы хороша только тогда, когда срабатывает в нужный момент. В ракеты поверю скорее. Однако эти ракеты тоже бестолковые - какой урон от них, кроме испуга?
        Значит, надо сначала заняться порохом. Мне известно множество рецептов изготовления пороховых смесей, но в этом времени доступны не все. Самый простой - черный порох и его три компонента: уголь, селитра, сера.
        Древесный уголь получить нетрудно. Для пробы можно у кузнецов взять. С получением селитры тоже не будет проблем, разве только процесс более трудоемкий. Я посмотрел на белесый налет, вспоминая - сколько надо таких куч, чтобы получить достаточно селитры для производства пороха. С одного кубометра селитрованного перегноя можно получить до пяти килограмм селитры. Тут примерно тонн семь. Наверняка найдутся еще селитряницы.
        Вот где взять серу? И знают ли о ней аборигены?
        От мыслей меня отвлек подошедший дед Матвей:
        - О чем думаешь, Володя?
        Я показал на кучи навоза и сказал всего лишь одно слово:
        - Селитра.
        Кубин шагнул к куче и провел пальцем по налету.
        - Это пока не селитра.
        - Знаю…
        Немного постояли, рассматривая кучи перегноя.
        - Помнишь, отец Григорий про схрон упомянул? - произнес Матвей Власович.
        - Помню, ты говорил, что там вы много чего спрятали. Оружие, брони трофейные…
        - А еще порох!
        Вот это сюрприз!
        - Власыч, а почему сразу-то про него не сказали?
        - Стыдно нам было, Володя. У нас было знание, но воспользоваться им мы не сумели. Закупили серы, наделали селитры и угля, смешали, испытали. Что сказать? Понимания у местных сей продукт не нашел, пришлось отложить до лучших времен. А потом как-то забылось в круговерти событий.
        - И сколько пороха там?
        - Сорок пять двухведерных бочек… и десять с серой.
        - Мало. Значит, все-таки придется пороховые мельницы ставить.
        - Бочек было больше, но мы их на испытания извели.
        - Из пушки палили?
        - Нет, - усмехнулся дед Матвей, - нормальная пушка была не по карману. Сделали что-то вроде пищали дюймового калибра.
        - И что? Князю понравилось?
        - Ничего, - скривился дед Матвей, - стрельба на сотню шагов князя не впечатлила. Мол, грохоту много, а толку… были бы деньги на хоть одну нормальную пушку меди купить…
        - Зато сейчас денег достаточно. Власыч, а серу где вы брали?
        - Купцы привозили… Да! - вдруг воскликнул Кубин. - Еще самогонный аппарат имеется. В схроне, вместе с порохом спрятали, чтобы с горя не спиться.
        - Ну, ты даешь, Власыч! Порох, конечно, вещь нужная, вот спирт или самогон совсем в тему. Для медицинских целей он незаменим! Да и внутрь принять порой не грех…
        - Истинно! - рассмеялся Кубин. - Ладно, пошли, князюшко, народ к присяге приводить…

* * *
        Караван из двух десятков всадников медленно двигался по лесу. За каждым шло по пять заводных лошадей. Сколько придется взять всякого разного из схрона, неизвестно. Кубин сказал, что его сделали около пятнадцати лет назад. Не думаю, что железо в сохранности, в лучшем случае все оружие поела ржа. Порох тоже мог отсыреть, хотя дед Матвей утверждал, что все делалось основательно. Доспехи и оружие хорошо маслились и перекладывались промасленной тканью, а порох хранился в бочках, промазанных дегтем. Сам схрон сделан из мореного дерева, что вселяло надежду на долговечность, и находился почти на вершине холма. Это значит, что грунтовые воды не могли ничего в нем испортить. Но схрон еще найти надо. Дорогу к тайнику Кубин вспомнил, а место само…
        Усмехнулся, представляя - за столько времени все там изменилось, и приметная сосна стала такой же, как и остальные.
        - Привал!
        Кубин слез с коня и отвязал заводных, передав подбежавшему холопу лошадей. Когда все лошади были отведены, я распорядился:
        - Оставайтесь тут. Веди, Матвей Власович. Хоть какая примета у сосны была?
        - Развилка на вершине, в виде трезубца.
        Мы полчаса нарезали круги по холму, но Кубин не мог определиться с местом, где находился вход в схрон. Весь холм зарос одинаковыми соснами со стволами толщиной в две пяди. Все они высоченные, кроны далеко и не просматриваются. Дед Матвей обошел очередную сосну и пожал плечами:
        - Нет, не эта. Тут все ровные, как мачты.
        Стали повторно обходить холм и, задрав головы вверх, рассматривали кроны.
        - Вот, наверху что-то похожее.
        - Нет, эта слишком близко к вершине холма, та должна стоять у подножия.
        Я поднялся на вершину, благо что холм был небольшой, и стал вглядываться в макушки деревьев. Потом спустился по откосу левее и, хмыкнув, решительно показал на одну из сосен:
        - Вот она.
        - Ты уверен?
        - Да.
        Я прошел от сосны несколько шагов и показал перед собой:
        - Где-то здесь.
        - Ты так уверенно показываешь, - удивился дед Матвей, - как будто сам схрон закладывал.
        - Сам мне про него рассказывал. Вы ведь его на восток от Китежа закладывали? Вот, определившись по сторонам света, я нашел сосну, глянь, наверху что-то похожее на трезубец.
        - Погоди, а как ты стороны света определил?
        Я объяснил. Кубин хмыкнул и, потыкав через мох грунт, удовлетворенно кивнул:
        - Вот и вход.
        Быстро расчистили от мха и лесного мусора проем люка. На вид все было трухляво. Я постучал по доскам - крепкие.
        - Дай топор.
        Поддев топором край двери и навалившись на него, с трудом подняли и сдвинули дверь в сторону. Толщина ее впечатлила - три вершка мореного дерева! Темный проем уже манил, не терпелось узнать, что с порохом и змеевиком.
        - Будем остальных звать?
        - Нет, Власыч, давай сами сначала посмотрим.
        - Хорошо. Расположение простое - с одной хранится порох, с другой оружие. Куда сначала?
        - К пороху, конечно.
        - Значит, налево.
        Входим в схрон. Он больше всего напоминает мощный блиндаж, только без амбразур. Темно, хоть глаз коли. Обрывая головами паутину, в темноте на ощупь находим бочки, осторожно снимаем одну из них и несем наружу.
        При попытке сковырнуть пробку ломается вся крышка. Как и ожидалось, порох слежался. Кончиком ножа наскреб немного от монолита, затем, ссыпав в кусок коры, идем в сторону на испытание.
        Зажег спичку - порох вспыхнул, оставив густой сизо-белый дым. Мы посмотрели друг на друга.
        - Нормально, если перетереть и загранулировать заново.
        - Посмотрим на остальное?
        - Давай.
        Во втором отделении лежали плотно уложенные тяжелые скатки. В темноте нащупали и вытащили один наружу. Развернули, точнее - срезали, так как слежавшиеся промасленные полосы ткани представляли как бы единое целое. После очистки перед нами предстала вполне приличного вида кольчуга.
        - А ты говорил, что все поржавеет, - удовлетворенно произнес дед Матвей.
        - Ладно, зовем остальных и выносим наружу. Эта скатка была сверху. А в каком состоянии нижние? И где твой змеевик?
        - Не терпится глотнуть чего покрепче?
        - Угу, напиться бы до невменяемого состояния. Шучу. Ладно, зовем рабочую силу.
        После того как все, что было в схроне, вынесли наружу, стали осматривать и считать, что, сколько и в каком состоянии. Все бочки с порохом выглядели нормально. Осталось только увязать их и навьючить на лошадей. Стали разворачивать упаковки и скатки с оружием и бронью. Как я и ожидал - все, что было на самом низу, придется отчищать от ржавчины и чинить.
        Кубин довольно потирал руки:
        - Сабель - два с половиной десятка. Мечей - пять десятков. Кольчуг в хорошем состоянии - около сорока, там еще с десяток починки требует, это кузнецам работа. Сорок пять бочек с порохом и десяток с серой. Еще есть запас наконечников к рогатинам и стрелам. К стрелам в основном срезни, есть и обычные.
        - Хорошо, а змеевик?
        Кубин наклонился, поднял небольшой сверток и развернул.
        - Вот.
        М-да, а что я ожидал? Правильную пружину главной части самогонного аппарата? То, что показывал Кубин, больше походило на изваяние постмодерниста-сварщика. Хотя какие тут еще могут быть умения в изготовлении трубок? Если этот зигзаг будет работать и давать самогон, то на внешний вид можно не обращать внимания.
        - Что, впечатлило?
        - А он в работе был?
        - Был, я же рассказывал.
        Пожимаю плечами:
        - Надеюсь, самогона нагоним и этим недоразумением.
        Холопы под нашим надзором начинают увязывать все в походные тюки и грузить на лошадей. Бочонки увязывались попарно, на каждую лошадь по четыре. Открытый бочонок заткнули обломками крышки и навязали кусок промасленной ткани, но это больше от попадания лишнего мусора. Все погружено, и караван медленно начинает путь назад.

* * *
        - Вот смотри, Власыч, несколько туменов под командованием самого Бату идут от Владимира на Юрьев-Польский, затем до Кснятина и Кашина, потом поворачивают на запад и по льду Волги двигаются к Твери. - Я нарисовал череду стрелок между городами и подписал - «Батый». - Два тумена под командованием Кадана и Бури направились от Владимира до Стародуба, затем вышли к Городцу и далее - по льду Волги до Косторомы.
        Уголек истончился, я взял другой и продолжил хронологию, отражая движение монгольских отрядов на карте:
        - Третий тумен под командованием Бурундая выступил на Ростов, затем к Угличу. Часть сил Бурундая совершила марш-бросок до Ярославля. А в начале марта Бурундай безошибочно нашел в заволжских лесах стан Юрия Всеволодовича, которого и разгромил в битве на реке Сить. Это доказывает, что все пути монголам известны.
        Кубин вгляделся в карту, затем показал пальцем на реку Сить и сказал:
        - А может, это совпадение? Просто Бурундай шел на соединение с Батыем от Галича. Ну и вышли случайно к стоящему русскому войску.
        - Не случайно, - возразил я, - совсем не случайно. Отряд, что сжег Китеж, как раз разведкой и занимался. Наверняка этих спецов раскидают по туменам, чтобы указывали путь. Они же и связь будут обеспечивать. Только этим можно объяснить логичность их маневров.
        - М-да, похоже, ты прав, - согласился Кубин. - И что ты предлагаешь сделать?
        Хороший вопрос - что? И я опять всмотрелся в карту, нарисованную на выбеленной холстине. Никакой топографии, лишь нитки рек да города, где отметились полчища Батыя.
        - Эх… - вздохнул дед Матвей, - отец Григорий очень бы помог. Не голова, а целый генеральный штаб…
        - Да, теперь мы сами генштаб.
        Помолчали, разглядывая карту.
        - Начнем сначала, чтобы понять - где и как мы можем остановить монголов. Итак, первыми под удар попали Ижеславец, Белгород и Пронск. Эти грады монголы взяли без особых усилий, на каждый потратили всего лишь день. На Рязань они потратили пять дней. Далее орда проследовала к Коломне, причем несколькими направлениями. У Коломны они задержались, так как знали, что навстречу движется владимирская армия. Монголы засылают посольство с предложением - стать данниками. Но великий князь Юрий Всеволодович отказывается. У него рать в шесть тысяч человек против двенадцати туменов Батыя, и это вместе со всеми данниками. Сражение под Коломной было жестоким и закончилось поражением русских войск, но оно показало силу русского воинства. Всего лишь шесть тысяч ратников на несколько дней сковали стодвадцатитысячную орду.
        - Как и в Керженской сече, - добавил Матвей Власович. - Так где и как мы остановим орду?
        - Между Рязанью и Коломной. - И я обвел район между двумя городами пунктирной линией.
        - Почему именно там?
        - Считаю, что Батый разделит силы на несколько колонн. Легкая конница пойдет перелесками и мелкими речками напрямую, а основные силы с обозами - по Оке. Возможно, обозы тоже пойдут напрямую. Но на месте посмотрим.
        Я взглянул на карту и еще раз пожалел об отсутствующей топографии.
        - Хорошо, и каков основной план сражения?
        Свой план я начал излагать с вопроса:
        - Чем сильны степняки?
        - Известно чем, - хмыкнул дед Матвей, - подвижностью. Сначала карусель закрутят, стрелами засыплют, потом кованой конницей ударят…
        - Вот! Значит, надо их как-то лишить свободы маневра. Заманить в такое место, где их преимущество сведется на нет. А еще лучше самим подготовить поле боя.
        - Поясни.
        - Необходимо заранее выбрать подходящее поле, и желательно с холмом. Подготовить щиты для гуляй-города, ежи наподобие тех, что в Керженской сече использовали. Необходимо заложить фугасы в местах предполагаемого скопления противника, а также Батыевой ставки. Оборудовать несколько баз с запасами продовольствия и оружия. В них мы сконцентрируем все свои силы, но просто на месте не сидим, а мелкими отрядами нарушаем монголам всю логистику, уничтожаем фуражиров и мелкие отряды, угоняем отары и табуны, устраиваем засады. Не сомневаюсь, что это разозлит Батыя.
        - Разозлит, - кивнул дед Матвей, - и Батый развернет на нас охоту.
        - Это нам и нужно. Пусть соберутся все, или хотя бы основные силы.
        - Что дальше?
        - Дальше встречаем монголов на подготовленном поле и принимаем бой на наших условиях. В подходящий момент основные силы ударят монголам в тыл.
        - Если, конечно, великий князь согласится с тобой и объединит все силы.
        - Значит, надо его обязательно убедить, заодно и Юрия Игоревича уговорить отвести дружину в леса. Монголы не рискнут штурмовать город с вражеским войском в своем тылу. Сколько, кстати, у рязанского князя воев?
        - Тысяч семь, не более.
        - И он с семью тысячами против всей орды выйдет?
        - Как и великий князь с шестью тысячами у Коломны…
        Помолчали.
        - Как думаешь, наши письма дошли? - спросил я Кубина.
        - Мыслю - да.
        - И какая будет реакция? Поверят?
        - Не знаю, Володя, - вздохнул дед Матвей. - Не знаю.
        - Надеюсь, нас князья поймут и примут наш план.
        - Да, план хорош, - говорит Кубин, - и может выгореть, если собрать достаточно сил. У нас-то их пока пшик.
        Тут дед Матвей прав - сил мало. Под мою и Бориса руку удалось собрать только чуть больше трех сотен ратников. Это не считая отроков, которых пополнилось в школе до ста пятидесяти. Правда, вернулись не все бояре, что были отпущены до своих вотчин. Не вернулись бояре Бедата, Стастин, Шишов и еще многие. До сих пор нет братьев Варнавиных, зато пришел Лисин Макар Степанович и привел с собой пять сыновей боярских с тридцатью холопами. Князь Борис прислал еще десяток ратников и пятнадцать отроков в Вершинскую школу. Сам обещал быть позже. Но где взять еще народу? Эх, я надеялся на большее.
        - Может, обратимся к народу?
        Дед Матвей пожал плечами:
        - Можно и обратиться, но много ли будет толку? Сколько надо обучить. Возьми отроков - стрелять не все умеют, меч или хотя бы саблю в руках правильно держать - еще больше. А бояре? Сколько их убеждать пришлось, чтоб учиться в каре встать?
        - Да, но нам хотя бы десять сотен ратников надо. Сам сказал: из того, что есть, даже маленькое каре не получится. Минимум три-четыре сотни в каре. Плюс конница и лучники. А у нас только-только три с небольшим сотни.
        - Не забывай, что нам еще пушкарей обучать, - напомнил Кубин.
        - Обучить-то обучим, главное - пороховые запасы, - ответил я. - Когда купцы обещали вернуться?
        - Через две седьмицы должны. А что ты из нефти задумал делать?
        - Огневую смесь. Напалм у меня вряд ли получится, но и с сырой нефтью можно работать.
        - А что такое напалм?
        - Напалм, Власыч, огненная смесь на бензине с загустителями. Горит долго и жарко, до восьмиста градусов!
        Снова сидим в молчании.
        - Пойдем, Власыч, посмотрим, как дела в школе идут, а потом литейщика навестим. Он обещал сегодня первый отлив из формы достать. Может, сразу испытаем орудие на прочность, пальнем пару раз, если, конечно, лафет готов.
        - Пойдем, - поднялся Матвей Власович.
        Школа находилась у крепостной стены и сначала была совсем небольшой по площади - всего лишь десять на пятнадцать сажен. После пополнения новыми учениками места стало не хватать. Чтобы школу расширить, я выкупил все стоящие рядом строения, после чего всю территорию переделали. И теперь на нескольких площадках шли занятия под руководством наставников. Со стрельбища, огороженного высоким частоколом, слышался звучный голос Демьяна:
        - Да не держи ты его, как ветку дубовую! Это не прут, а боевой лук. Теперь клади стрелу и смотри на мишень. Видишь ее? Тогда стреляй…
        С площадки, где под надзором боярина Бравого отроки в деревянных доспехах проводили парные схватки, гремело частым перестуком. А на полосе препятствий скакали, ползли и прыгали новики, подбадриваемые Валлахом. Этот ратник так и не принес мне клятву верности, но пожелал стать наставником у молодежи. Пусть занимается, под нашим приглядом.
        На самой ближней площадке отроки охотно валяли друг друга на подстилку из соломы. Мы остановились в воротах и стали наблюдать за процессом. Что интересно - отроки пытались воспроизвести тот прием, что я провел против Куты, отбирая его меч. Игнат, небольшого роста мужичок, с обманчивой медлительностью пояснял отрокам - как именно отобрать оружие.
        Мешать не стали и по-тихому ушли, но, видимо, нас заметил Демьян. Он нас нагнал около башни.
        - Владимир Иванович, я с вами поеду.
        - А кто отроков учить стрельбе будет?
        - Там Илья Макарович приглядит.
        У ворот к нам присоединились два десятка ратников с боярином Садовым. Теперь без сопровождения меня никуда не отпускали. Невместно князю одному, и все тут!
        Медные печи были построены на самом берегу Ветлуги. Но сначала мы завернули в кузнечную слободу. Впрочем, слобода была лишь номинальной - всего лишь дюжина кузниц. И все они сейчас трудились в основном над моими заказами. Но пока нам нужен был Ефрем Рябов. Мы застали Тютю за шлифовкой зерцала на брони, которая висела на деревянной подставке. Невольно залюбовались доспехом. Что говорить, красив! Рябов, не заметив гостей, отошел, критично посмотрел на свое творение и вновь принялся тереть металл, доводя его до зеркального состояния.
        - Хороша! - восхитился дед Матвей. Остальные ратники согласно загудели. Все знали, что каждый ратник в моей дружине получит подобную. Над этим заказом и трудились почти все кузнецы.
        - Да, - кивнул я, - думаю, великому князю она тоже понравится.
        - Здрав будь, Владимир Иванович, - поклонился кузнец.
        - И ты не болей, - ответил я. - Как дела, Ефрем?
        - С Божьей помощью, княже, - вновь поклонился Рябов. - Эта бронь почти готова. Осталось только позолотить.
        - Я пока не за ней. Крючья и прочее сделал?
        - Сделал, княже, сейчас…
        Пока Тютя ходил за заказом, я осмотрел его рабочее место. У каждого кузнеца полно всякого железного лома. У навеса я заметил помятый котелок, очевидно, приготовленный к починке. Мысль сразу оформилась в хорошую идею: помимо обычных фугасов можно и мины направленного действия заиметь, а чтобы мина взорвалась в нужное время - сделать кремневый воспламенитель. Думаю, с этим Тютя тоже справится, особенно когда хорошенько растолковать - что за штуковина.
        Рябов вынес из-под навеса метровый крюк, насаженный на длинную деревянную рукоятку, и три коловорота.
        - Вот, княже.
        Я осмотрел заказ и остался доволен. Коловороты, конечно, не ахти, и, возможно, бронзу сверлить будут плохо, но не мне же их крутить придется. Все передал Демьяну.
        - А что это? - спросил он, рассматривая инструмент.
        - Потерпи и увидишь. Ефрем, вон тот котелок - чей-то заказ?
        - Нет, княже, мой он, хотел починить, но не до него пока.
        - Отдай его мне.
        Рябов без вопросов снял котелок с крючка и передал Демьяну.
        - Поехали!
        Мы выехали на речной берег, где рядом с большим сараем стояла целая дюжина медных печей. У крайней суетились несколько человек. Получилось ли? От нетерпения пустил коня в рысь…
        Первым на глаза попался лафет. Что говорить, хорошо заказ исполнили, даже не зная - что именно делают. Вот как получилось то, что на этот лафет мы положим?
        Вся артиллерия началась с обсуждения калибра пушки. Основные заряды - картечь, а для нее - чем больше диаметр ствола, тем лучше. Но тогда орудие выходило просто неподъемным, и металла для него, соответственно, требовалось больше. Учитывая имеющийся запас меди и олова, пришли к единому мнению, что стомиллиметровый калибр с длиною орудия в два метра - самое то. Тогда по расчетам у нас хватало меди на десяток стволов, с небольшим запасом.
        Для начала из ствола липы изготовили макет пушки. Триста миллиметров диаметра в казенной части к срезу ствола сужались до двухсот. Посередине макета просверлили стомиллиметровые отверстия, в которые сразу вставили цапфы. Таковых макетов сделали десяток.
        Форм для литья сделали тоже десять. Они представляли собой опалубку из двух половинок с круглым стомиллиметровым отверстием. В одну половину ящика заливался глиняный раствор, затем укладывался макет, выравнивался, потом укладывалась промасленная ткань, которую обрезали по форме орудия, следом ставилась вторая часть ящика и полностью заливалась раствором. Формы сушились пару недель, после чего половинки аккуратно разделяли, вынимали макет и вновь соединяли. Форма для отливки была готова.
        Канал ствола предполагалось формировать во время заливки металла. Для этого изготовили прутки, на которые намотали веревку, а затем обмазали глиной, потом, вращая пруток, аккуратно срезали излишки глины, доведя толщину примерно до ста миллиметров. Форма для литья устанавливалась вертикально, внутрь вставлялся глиняный стержень, формирующий ствол, и закреплялся жестко.
        Когда мы подъехали к крайней печи, мастер уже разбил форму. Орудие лежало на земле и сверкало на солнце, а подмастерье под окрики литейщика длинным прутком выковыривал из ствола остатки глины.
        Дед Матвей слез с коня, присел у пушки и благоговейно погладил бронзу.
        - Хороша!
        - Хороша, - согласился я и тоже провел рукой по орудию.
        Если канал ствола при отливке не повело, то на щербатость поверхности можно внимания не обращать. Главное, чтобы пушка испытание прошла!
        - А ты что скажешь, Велислав?
        Литейщик, дед под сто лет, но крепкий телом, лишь головою покачал:
        - Еще никогда, княже, я не лил таких странных колоколов. Помяни мое слово, не будет петь сей колокол.
        - Будет, Велислав, - невольно улыбнулся я, - будет, да так, что от ворогов клочки по улочкам полетят!
        - Тебе виднее, княже, - не стал спорить дед.
        Я заглянул в ствол - каверн и мелких выщерблин достаточно. Ясно, что не идеал, но лучше у нас никак не получится, а для картечи и такое сойдет.
        - Вторуша, - сказал литейщик, - принеси-ка ту дубину, кою княже сделать повелел.
        Подмастерье сбегал к сараю и принес трехметровую слегу, на одном конце которой имелся ершик из конского волоса. Второй конец был толст, но отструган под диаметр ствола. Эта «дубина» послужит банником. Я взял ее и вставил в ствол до упора. Посмотрел со всех сторон - вроде канал проходит аккурат по центральной оси орудия.
        Теперь надо просверлить запальное отверстие. Сделал на слеге отметку ножом, вынул ее и приставил поверх. Царапнул на бронзе отметку.
        - Вот тут потребно отверстие сверлить. Демьян, отдай инструмент.
        Подмастерье взял один из коловоротов и принялся за сверление. Я немного понаблюдал за процессом, который грозился растянуться на несколько часов, и решил пока заняться другим нужным делом.
        - Велислав, - сказал я старику литейщику, - как просверлите, грузите все на телеги и везите за овраг, что за мельницей. Тимофей Дмитриевич, останься присмотреть.
        Садов кивнул, а мы поднялись в седла и поскакали к оврагу.
        Пороховой форт, как мы его назвали, поставили в овраге, на маленьком ручье, силы которого вполне хватило, чтобы крутить мельничье колесо. Сам форт делился на две части: в одной жгли уголь и вываривали селитру, во второй, что располагалась ниже по ручью, производили конечный продукт. Но пока запасы ингредиентов только накапливались, на мельнице переделывали старый порох, гранулируя его заново. Готовый продукт складывали в отрытых землянках по десятку бочек в каждой.
        Для начала посетили углежогов. Тут дела шли лучше всего - складские сараи стояли полнехоньки. Уголь жгли из ольхи, дуба и березы. Помедитировал на кучи наваленных березовых чурок длиной в сажень, затем окликнул одного из возниц, что брали уголь для кузниц и медеплавилен, и распорядился отвезти три десятка чурок на поле за оврагом. Потом направился к котлам с селитряным раствором. Махнул рукой мужикам, чтобы не отвлекались от работы, и заглянул в котел. Раствор пока не загустел - самое то! Нашел большой отрез сукна, который использовался как полотенце, оторвал несколько полос, затем прополоскал их в селитре и вывесил сушиться под навесом. Затем отправил Демьяна с наказом отвезти две бочки с порохом на поле, а одну, с пороховой пылью, доставить сюда. Подозвал двух работников, одного послал за камнями, второго к углежогам, чтобы нагрел смолы. Ему же вручил всю оставшуюся ткань и наказал - просмолить.
        Все сопровождающие меня ратники уже привыкли к причудам своего князя и вопросов не задавали. Кубин с интересом ходил за мной и тоже сначала крепился, хотя было видно, как его распирает любопытство.
        - Что ты задумал, Володя? - наконец не выдержал дед Матвей.
        - Хочу МОНку сделать.
        Брови Кубина вопросительно выгнулись, пришлось пояснять:
        - Мина противопехотная осколочная направленного поражения. Потерпи, Власыч, ты все поймешь и оценишь сам.
        Проверил полосы - подсохли, но еще влажноваты. Как раз подъехал Демьян и привез кадку пороховой пыли.
        - Это все, остальное в бочках. Их на поле повезли.
        - Больше и не надо.
        Я снял все полосы, обвалял их в порохе и каждую скрутил в тонкую веревочку. Почти готовые фитили повесил досушиваться. Котелок особо выправлять не стал, сойдет и помятый. Наполнил его пороховой пылью на две трети, затем приложил самодельный бикфордов шнур с краю и накрыл просмоленной тканью в три слоя, придавил, хорошо прижав к стенкам. После чего насыпал мелких камней с верхом и вновь накрыл несколькими слоями просмоленной ткани.
        - Готово!
        - И все? - удивился Кубин. - А где испытаем?
        - На поле, вместе с пушкой.
        Обоз с единственным пока орудием запаздывал. Решил не ждать и испытать самодельную МОНку. По моему указанию березовые чурбаки расставили на поляне, а точнее, вкопали в землю, так как тут пил пока не было и стволы рубили топорами. Чурбаки будут изображать врага. В десяти метрах от них вкопали пару чурбаков, но глубже, чем остальные. К ним я приставил самоделку и сориентировал направление на групповую мишень. Затем, заставив всех ратников укрыться в овраге, чиркнул спичкой и поднес огонь к фитилю. Шнур вспыхнул и густо задымил. Что-то слишком быстро он горит…
        Успел сигануть за обрыв, как глухо ахнуло, что-то пролетело над нами, и посыпалась листва… Ратники, включая деда Матвея, начали истово креститься.
        - Что это было, Владимир Иванович? - ошалело спросил один из воев.
        - Сейчас посмотрим, - пробормотал я.
        Выглянул на поле. Из-за клубов густого дыма пока ничего не разобрать. Полезли с дедом Матвеем смотреть, но пришлось ждать, когда ветерок отнесет дым в сторону. Результат порадовал: направленным взрывом положило траву и все ближние чурбаки. Дальние, с десяток, как стояли, так и стоят. Внимательно осмотрели каждый, отмечая попадания каменной картечи, а также плюсы и минусы самоделки. Плюсы - картечь легла с ожидаемым разбросом, в каждом из сбитых чурбаков отмечено попадание, приличная глубина поражения для собранной на коленке мины из трехлитрового котелка. Что ж, испытание прошло успешно. На вооружение берем.
        Тут на поле вылетели пять всадников.
        - Княже? - осадил коня Садов. - Грохотало вроде…
        - Ничего, Тимофей Дмитриевич, это наша придумка тут грохотала. А обоз-то где?
        - Следом едет.

* * *
        Бояре с любопытством взирали на суету с установкой пушки. Никто из них пока не представлял ее возможностей. Ничего, увидят результат - оценят. И пусть сразу привыкают к грохоту. Как орудий станет больше, надо будет устроить маленькие учения, все равно пушкарей необходимо готовить, заодно и люди, и кони к залпам привыкнут.
        Тем временем из телеги сгрузили лафет на указанное мной место, затем из другой телеги извлекли орудие, обвязав его веревками. Четверо мужиков, совсем не напрягаясь, подтащили бронзовый ствол к лафету. Цапфы точно легли в пазы, а казенная часть встала на регулировочный клин. Пока закрепляли орудие, я размышлял: пушку легко перенесли четверо, но вместе с лафетом орудие сдвинуть уже сложнее. Ставить ее на колеса смысла нет, проще уж сделать полозья, ведь боевые действия будут зимой. Однако тут имеется другая проблема - откат после выстрела. На полозьях орудие после выстрела может отъехать на приличное расстояние, которое необходимо скомпенсировать, например, упорами, или соорудить что-то наподобие корабельного такелажа. Об этом потом подумаем, а сейчас надо пушку зарядить. Имея практику стрельбы из всех известных артсистем (разведчик должен уметь все), я понятия не имел - сколько необходимо навесить пороха. Поинтересовался у Кубина.
        - Я кавалерист, - ответил дед Матвей, - и из пушек не стрелял, но слышал, что меряют по весу заряда.
        - Один к одному будет много, - не согласился я. - Возьмем половину или две трети веса, это будет двойным зарядом, а потом, если орудие выдержит, подберем оптимальный.
        - Нашел, Владимир Иванович! - Это появился Демьян, демонстрируя кусок исковерканного металла. Бывший котелок отбросило взрывом к деревьям, растущим вдоль оврага. Ничего из этого куска уже не выйдет, только переплавлять.
        - Отдай Велиславу. Вон сидит.
        Литейщик приехал с обозом и теперь с нескрываемым любопытством следил за нашими приготовлениями. Ничего, скоро услышит - как поет необычный «колокол», лишь бы не оглох, или, не дай бог, не помер от испуга. Надо будет всех подальше от греха отправить.
        Первым делом навел пушку на вновь вкопанные чурбаки. Затем в специально сшитые мешочки насыпал пороха, завязал и сунул в ствол. Протолкнул банником до упора. Следом вставил пыж из мочала и тоже протолкнул банником. Теперь следовало положить картечь, то есть мелкий речной камень и дробленный из крупных валунов. Невольно чертыхнулся, так как заряжать каменной россыпью горизонтально расположенный ствол очень неудобно и долго. Надо было сначала зарядить пушку, а потом наводить. Но это растягивает время между выстрелами, что недопустимо. Выход - использовать мешки под картечь? Можно, а лучше посадить мужиков за изготовление из бересты емкостей для каменного дроба. Получится своеобразный шрапнельный снаряд. Идея понравилась, и я поделился ею с Кубиным.
        - Если изготовить футляр из бересты, - продолжил мысль дед Матвей, - засыпать туда камень и соединить в одном унитаре с пороховым зарядом, то заряжание орудия выйдет быстрее.
        - Верно! А пока поступим проще…
        Мешочек с картечью положили в ствол и поработали банником. Осталось подготовить запал, но, посмотрев на отверстие, понял, что не хватает пробойника, чтобы проткнуть мешочек с порохом. Мое упущение, совсем об этом забыл. Тот крюк, насаженный на деревянную рукоятку, имел другое назначение - он, прокаленный на углях, служил для воспламенения затравочного пороха.
        Пробойник закажем у Тюти потом, а пока имеющимся острием пробил мешок в стволе, после чего насыпал пороха на затравку и закрепил самодельный бикфордов шнур. Пушка готова к испытанию, но прежде надо отвести людей на безопасное расстояние.
        - Тимофей Дмитриевич, - сказал я Садову, - проверь вон ту опушку, чтобы там людей не было.
        Затем приказал мужикам отвести телеги к реке, а остальным ратникам укрыться вместе с лошадьми в овраге. Когда поляна опустела, я достал зажигалку, так как спички решил поберечь. Нажал на кнопку и… замер, заметив огромного ворона, сидящего на самой вершине дерева и с любопытством на меня взирающего. Давненько не видались. В прошлые разы он перед чем-то нехорошим появлялся, а сейчас что должно произойти? Пушку разорвет? Каркнул бы, что ли…
        Но ворон молчал.
        - Летел бы ты отсюда, - посоветовал я черной птице. - Сейчас тут всем неуютно станет.
        И поднес огонь к фитилю. Шнур зашипел, густо дымя и разбрасывая искры. Появилась мысль использовать дымность пропитанной селитрой ткани, но это потом…
        Быстро побежал к оврагу, отметив, что ворон уже исчез. Видно, внял моему совету или почуял опасность. Я спрыгнул вниз. Вот-вот пушка выстрелит…
        - Бояре, рты раскрыть! - запоздало посоветовал я, сам раскрывая шире рот.
        Оглушающе ухнул выстрел, и ощутимо вздрогнула земля. Первая мысль - разорвало. Смотрю на бояр. Они явно ошарашены, даже немного контужены, раз крестятся очень медленно, при этом, словно рыбы, беззвучно и запоздало разевая рот. Пробкой выскочил из оврага, следом вылез Кубин. Облегченно выдохнули - пушка на вид цела, только ее отбросило на сажень и слегка развернуло. Что с чурбаками - пока не видно, все в дыму. Вместе с дедом Матвеем бегло осмотрели орудие.
        - Выдержала! - порадовался Кубин.
        - Погоди, надо в стволе тоже посмотреть… мало ли?
        Но ствол курился более густым дымом, и там что-то явно тлело. Я схватил банник и принялся чистить. Вновь смотрим внутрь - вроде трещин и раздутия нет.
        Бояре поднялись на поляну, оживленно обсуждая гром среди ясного неба. Дым уже развеяло, и я с удовольствием отметил, что все чурбаки сбиты. Надо бы поставить их больше и в шахматном порядке, чтобы определить область поражения. Пока я размышлял, дед Матвей начал объяснять ратникам - что именно произошло.
        - Смотрите, бояре, - громко сказал Кубин, - вон те чурбаки были ворогами. Теперь они сбиты, и если это был живой враг, то после «энтого грому» он мертв!
        Пока Матвей Власович просвещал ратников, я отправил мужиков за дополнительными чурбаками и начал повторно заряжать пушку. Подошел Демьян, затем приковылял старик литейщик, почему-то с коловоротом в руках. Как раз для прокалывания пороховых мешков подойдет. Демьян всюду лез, и, чтобы он больше не мешался, велел ему в сторонке разжечь костерок, калить запальный крюк.
        - Вот видишь, Велислав, - сказал я старику, - как поет сей «колокол»?
        - Энто не благовест, - ответил литейщик, - от такого токмо бежать без огляду…
        - Вот пусть вороги и бегут!
        При последующих выстрелах порох навешивали в половину первого отвеса. Картечь не ядро, далеко не полетит, так что в увеличении заряда проку мало, дальность возрастет не сильно, зато увеличится вероятность подрыва орудия. Глубина эффективного поражения не радовала - всего сто сажен, зато выбивала почти все чурбаки. Картечь их насквозь не пробивала, но глубина, на которую входил камень, намекала, что шансов у попавших под выстрел никаких.
        К Вершам возвращались к вечеру. Довольные и слегка оглохшие. Пока ехал, размышлял о зарядах к пушкам. Невольно вспомнил об остатке патронов к «Тигру» и ГШ-18 - десять и восемнадцать, соответственно, то есть по обойме. Знать бы, что меня закрутит водоворотом событий, так подготовился бы лучше. Но я ведь на разведку шел…
        И что теперь, вернуться в свое время и закупить боеприпасов? Но к «Тигру» еще возможно патроны приобрести, а вот пистолетные где взять? Даже если я с ребятами свяжусь, то боеприпасы найдутся, но не сразу. И на все про все у меня будет максимум два дня. Сколько тут пройдет времени, если учесть, что в прошлый раз соотношение было сутки-месяц. Стоит ли ради скромного количества боеприпасов к единственному в этом времени карабину терять столько времени? Вот такой каламбур…
        Что еще можно найти полезного в двадцать первом веке? Ту же серу, например, но вот закавыка - много ее мне не продадут, и не в чистом виде. И сколько я смогу принести и унести - слезки. Что говорить, за два дня я ничего сделать не успею, даже если помощников возьму. Но если пойду, то на кого оставить подготовку, учебу и прочее?
        Уже въезжая в Вершинские ворота решил окончательно: придется обойтись местными ресурсами, а остаток боеприпасов к оружию из будущего поберечь для настоящих целей.

* * *
        - Народ честной! Жестокий враг стал с мечом грозить нам. Он занес руку над нашей волей. И уже поработил всю землю на полдень. Теперь ворог собирается пустить огонь по уже нашей, отчей, земле! Поганые камня на камне не оставят от городов и сел наших. Молодых в полон угонят, остальных убьют. Так неужели попустим мы врагу такое? Неужто встанем на колени и в рабы подадимся?
        Я стоял на небольшом деревянном помосте, сделанном специально и поставленном вечером у церкви. Народ на площади слушал меня внимательно.
        - Поганые недавно приходили на нашу землю. Бог мне свидетель, и друзья мои боевые. Поганые коварны и жестоки. Только вы сами себе защита, защита наших пашен, сел, любимых детей, жен и родителей наших. И я спрашиваю вас: готовы вы дать отпор смертной орде?
        Собравшийся народ загудел, соглашаясь с моими словами, но послышались такие выкрики:
        - А может, они к нам сюда и не придут?
        - Авось мимо пойдут?
        - Нет! - возразил я.
        Народ вновь притих.
        - Нет, орда пройдет пожаром по всем русским городам. Разорят, разграбят и сожгут все! Как был сожжен град Китеж. И не осталось ни одного жителя из града. А всех воев, что защищали свою землю, убьют, как убили всех бояр у деревни Ключи. Никому пощады не будет, ни молодому, ни старому.
        На площади повисла абсолютная тишина.
        - Что молчите?
        - Ты, княже, скажи, что тебе от нас надо?
        - Нужно как можно больше воев. Нужны охотники для дела ратного. Кто не знает дела ратного - научим. Бронь и оружие если есть свои, то хорошо, если нет - дадим. Обучим всему. Чтоб бить поганых, когда придут на нашу землю.
        - И накормишь? - послышался веселый голос из толпы.
        - Накормлю.
        Из дальних рядов вдруг крикнули:
        - А почему ты рать собираешь, а не сотники и ближники великого князя? И где князь Борис Владимирович?!
        Садов выпрыгнул на помост, следом за ним забрался Кубин. Я высмотрел оравшего - мужик мужиком, хотя странно выглядит, слишком простовато. Дед Матвей грозно посмотрел в сторону вопрошающего, но тот куда-то успел скрыться.
        - Здесь я!
        Все повернулись к выходу из площади. Там стоял Борис Велесов. Народ зашептался и стал раздвигаться, давая дорогу князю. Он подъехал к помосту и развернулся. Оглядел всех и сказал:
        - Так что скажете, народ честной?
        Тут к помосту стали пробиваться Тютя с братом. Дед Матвей и Садов спустились, освобождая место маленькому кузнецу. Рябов выпрямился и, ударив себя в грудь, громко сказал:
        - Народ честной! Все вы меня знаете. Я, как отец и деды мои, всю жизнь делал доброе оружие и брони. Но когда приходили вороги, я вместе с вами на стенах стоял и на брань ходил. Так?
        Народ на площади загудел, и все закивали, соглашаясь, а Тютя продолжил:
        - Так я свидетельствую, что эти зерцала, что на князе, делал я. И на них есть метки, что поганые оставили. - Он показал на заклепанные дырки от бронебойных стрел монголов. - И еще. Князь брата моего от смерти спас. И других язвленных воев. Иди сюда, Егор. Низкий поклон тебе, княже.
        Рябов спрыгнул и вместе с братом поклонился до земли. Потом опять забрался на помост, снял свою шапку и швырнул ее с силой под ноги:
        - Бери меня, княже, и брата моего в свою дружину. А за брони и оружие платы не возьму. А как в поход, так меч мой завсегда вострый!
        От толпы отделился молодой мужик в простой рубахе.
        - Эх, и меня бери, княже!
        - И меня.
        - Я тоже поганых бить пойду.
        Вокруг помоста стали собираться добровольцы. Я посмотрел на Бориса и улыбнулся, а дед Матвей сжал кулак и подмигнул.
        Оставили заниматься пополнением в ратные ряды Садова, а сами поехали в сторону детинца. Вдруг сбоку выехал Бравый.
        - Исчез, поганец такой, - сообщил он.
        - Кто? - не понял Борис.
        Ехавший впереди дед Матвей пояснил:
        - Это я Ивана послал найти того крикуна.
        - А, понятно.
        - А я догадался, кто это был.
        Кубин придержал лошадь и поехал рядом со мной.
        - И кто же? - поинтересовался он.
        - Ясно кто - человек великого князя. Послали посмотреть да разнюхать: кто, что и как. Сам посуди: сначала приходит весть о поганых числом тьма. Вместе с ней известие о появлении некого Велесова Владимира Ивановича, очень похожего на пропавшего родного дядю Владимира Димитриевича Велесова. Не сомневаюсь, что об этом Великого Князя известили. Далее я представляю мысли князя: Велесов, Велесов, Велесов, и все. О поганых он не думает, скорей всего, сему не верит, полагая это преувеличением. Считает, что поместное боярство само справится. Тут же следом приходит весть о разгроме поганых у Керженца и гибели его сотника Горина Ильи Демьяновича, а также некого Велесова, то есть меня.
        Дед Матвей согласно кивает.
        - Далее. Великий князь успокаивается и собирается отослать сюда ближника или поехать сам. Но тут приходит другая страшная весть - о гибели Китежа, всего поместного войска и гибели князя Владимира. Следом идет весть о том, что некий Велесов, оказывается, жив, сел на княжий стол и собирает большую дружину. Как ты думаешь - напрягут такие вести Юрия Всеволодовича? Меня бы напрягли. Мало того что появился ниоткуда, но еще рать собирает. Так что его действия мне понятны. И этот гусь из толпы - как раз чтоб прояснить ситуацию.

* * *
        После ужина я поднялся на самый последний этаж. Здесь было что-то вроде площадки для наблюдения. Прислонившись к перилам, стал смотреть на заходящее солнце. Борис тоже пришел, взглянул на красный закат и тяжко вздохнул.
        - Как так получилось, что вся твоя семья оказалась в Китеже?
        Парень сжал кулаки и скрипнул зубами.
        - Отец решил, что там безопасней… а теперь даже могилы нет.
        - Они теперь в лучшем мире, поверь мне.
        Борис не ответил. Стоял и смотрел вдаль.
        - Кто остался на Заимке?
        - Тимофей, холоп отцовский, - тихо ответил парень. - Старый он, но крепкий. Ратное дело знает. Ну и Верея…
        - Как у тебя с ней?
        - Свадьбу играть хотели на конец серпеня, как урожай соберут, - Борис горько вздохнул, - теперь какая свадьба? Благословление от кого получим? Мать и отец ее умерли в поветрие, у меня… у меня тоже не осталось никого.
        Я положил руку ему на плечо:
        - Помнишь, что сказал отец? Дело твое выжить и род продолжить. А благословление будет.
        - А я отомстить хочу! - вскинулся молодой князь. - За отца, за мать и братьев младших. Ты говоришь, поганые вернутся, так я им отплатить должен.
        - Послушай, что я тебе скажу, Борис. Месть не благое дело. Землю свою защищать - вот благое дело, а еще род свой хранить. Не забывай, что отец тебе сказал. Слушай меня и деда Матвея.
        И твердо добавил:
        - А поганым ты отомстишь.
        Глава 12
        Вся логистика на Руси долгое время держалась на водных путях. Все товары доставлялись на ладьях и стругах по рекам, и путь к покупателю порой имел замысловатый зигзаг. Лишь зимой прокладывались зимники, которые срезали путь почти вдвое. Но нам выбирать не приходится, денег на покупку ладьи, естественно, не хватило, смогли приобрести только четыре струга. Но эти струги много груза не возьмут, поэтому после недолгого совещания мы решили отправить на них разведчиков. Струги ушли вниз по Ветлуге. Путь их лежал до Волги, затем вверх по течению до Новогорода, то есть Нижнего Новгорода, потом по Оке. Не доходя до Рязани, разведчики должны скрытно уйти в леса и начать поиск подходящих мест для базы дружины и поля, где мы можем достойно встретить монголов.
        Путь нашего войска к Новогороду тяжел и долог. Большой обоз сдерживал не только своей медлительностью, но и тем, что на переправах следовало беречь груз от влаги. Особенно те телеги, что везли огненное зелье. Поэтому, если глубина брода была выше тележной оси, то быстро сколачивался мост, благо что все речки были неширокими.
        В дружине пять с половиной сотен хорошо экипированных ратников, а также две сотни обозников и охотников, что присоединились к войску перед самым отходом к Новому Городу.
        Пять сотен ратников, пять сотников - Стастин Глеб Иванович, Лисин Макар Степанович, Садов Тимофей Дмитриевич, Бравый Иван Пантелеевич и Горин Демьян Агеич. Причем сотня Демьяна самая большая - сто пятьдесят ратников, но состоящая в основном из новиков.
        В первый день прошли почти половину пути. После переправы через Керженец встали на дневку у деревни Хохломы. Быстро поставили палатки и разожгли костры. Осень хоть и выдалась теплой, но по ночам уже было холодно. На всякий случай я проверил телеги с огненным припасом, который делился на минный и артиллеристский. Минный - это фугасы, то есть обычные бочки с пороховой пылью, и МОНки, сделанные на основе любого куска металла, имеющего форму тарелки. Для подрыва имелся бикфордов шнур в достаточном количестве, причем защищенный от влаги слоем просмоленной ткани. Имелся и механический, а точнее, терочный воспламенитель. Но таких было изготовлено всего двадцать пять штук. Артиллеристский запас был на тысячу готовых выстрелов. Конечно, очень мало для боевых действий, но ресурсы для производства пороха были и так ограничены. Однако заряд для орудий являлся нашей гордостью. Соединив картечь и порох в одно целое, мы значительно ускорили время заряжания орудия. Унитар представлял собой берестяной цилиндр, разделенный на две части плотным пыжом, который обеспечивал достаточную обтюрацию при выстреле. С одной
стороны в цилиндр засыпана каменная дробь, со второй прикреплен мешочек с пороховым зарядом. Причем мешочек крепился к цилиндру таким образом, чтобы основная часть его выступала за края. Унитар вставлялся в ствол пороховой частью вперед и проталкивался до упора, затем мешочек прокалывался и досыпался затравочный порох…
        Но кроме картечных выстрелов имелись еще фугасные, правда, всего пять штук. Это были медные снаряды цилиндрической формы с никакой баллистикой. При выстреле полуметровый снаряд сразу начинал кувыркаться, однако летел в три раза дальше картечи, и если при ударе о землю корпус не раскалывался, то фугас подрывался, но лишь тогда, когда прогорит фитиль, воспламененный при выстреле. Рассчитать оптимальную длину фитиля в снаряде у нас не вышло. Потратив полтора десятка на испытаниях, просто плюнули и оставили как есть, так как рисковать орудиями и расчетами к ним из-за этих сомнительных ништяков не стоило.
        А пушек у нас имелось всего семь, все, что выдержали выстрел двойным зарядом. Остальные стволы испытания не прошли. Одно орудие дало вздутие, чему виной оказалась пустота в казенной части, очевидно, невольный брак при литье. Остальные стволы просто разорвало, благо никто не пострадал. Разбираться в причинах было сложно - может, сплав не удался, может, тоже пустоты при литье или хрупкость металла…
        Лить новые стволы не стали, и весь медный лом пошел на переплавку под изготовление походной утвари и прочих нужностей.
        Кроме огненного зелья еще имелась нефть. В основном она будет использоваться для поджога камнеметов врага. Емкости для нефти к стрелам тоже сделали из бересты, по типу тонких кружек, только пропитав их смолой и насадив на древко. Но при испытании оказалось, что нефть медленно растворяет смолу и начинает течь. Тогда было решено наполнять зажигающие стрелы перед выстрелом. Пытались делать глиняные емкости, но, вкупе с жидкостью, они давали большой вес, а такие стрелы летели недалеко. Для метания тяжелых стрел сделали пять десятков больших арбалетов, или как их назвали мастера - самострелов.
        Но результат от применения зажигательных стрел бояр впечатлил. Стреляли по изготовленным макетам камнеметов с трехсот метров, почти максимально задрав арбалеты вверх по направлению к цели. Стрелы, взлетев, навесом опускались к макету и вспыхивали огнем и черным дымом. Несмотря на то, что макет был сделан из сырого дерева, горело все. Даже упавшие мимо стрелы становились островком сплошного огня…
        Пройдя по всем телегам, я убедился, что с обозом все в порядке, однако профилактически накрутил хвосты всем ответственным, и под усмешки деда Матвея мы поехали к деревне. Бравый уже давно звал в гости к его здешней родне.

* * *
        Морось уже порядком надоела, а ведь только началась. Мелкие капли воды собирались в более крупные, скользя по намасленному железу. Еще вчера, предупрежденные Кубиным, сообщившим, что начинает ломить старые раны, а это к смене погоды, мы намазали маслом и жиром все, что могло ржаветь. До этого нас радовали солнечные дни, несмотря на конец октября. Лисин по приметам предположил, что зима будет снежной и морозной.
        - Встанем тут, - говорит Кубин.
        Осматриваю поляну, где предстояло перед переправой встать на стоянку. Вполне подходит для размещения всех ратников вместе с обозом. До Новогорода отсюда рукой подать, но на берег выходить не стали и специально встали вдалеке, чтобы не вызвать панику. Для начала надо предупредить о появлении дружины, иначе могут запереться в крепости и все лодки на тот берег перегонят…
        Вернулись головные дозоры, вместо них на волжский берег ушла группа ратников во главе боярина Лисина.
        - Матвей Власович, - спросил я Кубина, - а как переправляются гонцы или бояре, что приходят к князю с этой стороны реки?
        - Лодки есть, - ответил дед Матвей, - в надежных местах припрятаны. Да и некоторые рыбаки не прочь на перевозе заработать.
        М-да, в наше время до Нижнего Новгорода можно добраться за полтора часа, и платы за проезд по мосту нет. А здесь переправляться через большие реки, как Волга, - проблема, особенно осенью, когда холодно. По рассказам Кубина, обычно ратники переправлялись с помощью плота из двух сухостоин. Вещи грузились на плот, веревку в руку, а сами, взявшись за гривы коней, в воду и на другой берег…
        Переправляться через Волгу в октябре как-то не улыбалось. Ледяная вода - это гарантированное воспаление легких. Надеюсь, Лисин договорится насчет переправы…
        Костер весело трещал. Ратники грелись у костров и ждали, когда сварится каша и прожарится мясо. По дороге бояре, жадные до охоты, настреляли оленей. Это хорошо, так как сэкономим запас продовольствия, которое подразумевалось пополнить в городе на торгу. В Нижнем Новгороде придется ждать морозов, а точнее, ледостава. А чем кормить такую ораву все это время?
        Наша казна за последнее время значительно похудела. В основном деньги тратились на металл - самый дорогой продукт этого времени. И не зря - теперь все наши ратники имеют доспехи, намного опережающие время. Я не говорю о нашей артиллерии, которая при правильном применении вообще сущая вундервафля.
        Доход с княжества небольшой и мной не учитывался. Правда, продал зажигалку, по смешной цене, но огромной по времени нынешнему. А получилось так. Во время долгого торга за железо, что привез купец, я «нервно» сунул руку в карман и вытащил зажигалку. Ее носил по привычке, сигареты-то давно кончились, и я иногда крутил ее в руке, стараясь не показывать аборигенам. А тут купец вдруг ее узрел. Я показал и объяснил, что это типа огнива. Купец мне сразу - продай!
        И началась веселуха!
        Сторговал эту «диковину» за три с половиной гривны! Остались довольны оба. Купец с «вечным огнивом», а я с неожиданными деньгами и обещанием купца привезти нефть.
        В запасе имелись еще две зажигалки. Если продам еще одну, то смогу обеспечить продовольствием дружину запасом круп на месяц. Но если только продам, как и первую, - более трех гривен. Торг у Нижнего должен быть, недаром позднее город так на торговле поднимется. Слияние двух рек, а реки на Руси - главные торговые артерии, тем более такие, как Волга и Ока. А как насчет торга сейчас?
        - Власыч, а торг у Нижнего сейчас большой?
        - А как же, - кивнул дед Матвей. - Торг большой. А что ты покупать собрался?
        - Крупы, хлеба и еще по надобности всякого. И зажигалку продать подороже можно.
        - Вот потеха-то! - засмеялся Кубин. - Вечное огниво. А насколько ее действительно хватит?
        Пожимаю плечами:
        - Если баловаться с огнем не будет, хватит на год. Зажигалка-то пьезо, и газа она полная.
        - Чудные вещи у тебя.
        Топот коней возвестил о возвращении разведки.
        - Переправиться можно сейчас, - доложил Макар Степанович. - Там два струга и десяток лодок у берега, из деревень десятину везут в Новогород. На той стороне лодия стоит, на счет телег с хозяином можно сговориться, зараз обоз переправим.
        Вот и отлично. Хорошо, что вплавь переправляться не придется, а то тратить самогон, приготовленный для медицинских целей, было неохота. А нагнали мы его прилично. Все мои двухлитровые пластиковые бутылки, обделанные берестой, под завязку залиты первачом. Еще с десяток глиняных кувшинов заполнены самогоном. Естественно, имеются всякие настойки на мяте, малине, дубовой и ивовой коре. Но и для простого питья есть запас. Сам аппарат мы взяли с собой, надеясь пополнить запасы самогона за время ожидания ледостава.
        Через час караван телег уже подходил к берегу Волги. Там нас ждали струги и одна ладья. Как-то Кубин сумел договориться с купцом и хозяевами стругов. Интересно, сколько это стоило?
        Думаю, за перевоз всей дружины больше двух гривен не возьмут. Впрочем, финансовыми вопросами пусть дед Матвей занимается, он в местных ценах поднаторел за тридцать лет. А переправой и прикрытием займется Лисин Макар Степанович.
        Переправлялись через Волгу гораздо ниже слияния Волги и Оки. Лошадей по деревянным сходням загнали на ладью, а сами сели в струг, стоящий рядом. Переплывая, разглядывал противоположный берег. Крепость видна лишь частью. Странно было видеть отсутствие набережной и знаменитой Чкаловской лестницы. И еще многого, к чему я привык. Приставали к берегу напротив места, где в далеком будущем будут стоять трамплины для лыжных прыжков. В этом месте был сделан причал, от которого, петляя, на холм уходила дорога. С причалившей вслед за стругом ладьи на берег стали выводить наших коней.
        - Тимофей Дмитриевич, присмотри за выгрузкой на этом берегу.
        - Присмотрю, княже.
        Я, Кубин и Борис, в сопровождении бояр Бедаты Ивана Григорьевича и братьев Варнавиных, поехали по дороге к крепости Нового Города.
        По дороге обогнали несколько телег, везущих товар в город. На одном из поворотов вдруг ощутил на себе острый взгляд, причем с холма. Странно, кому это надо? Монголам? Нет, это называется паранойя. Князю? Так я сам к нему иду, или он все же опасается меня? Ну да, пять сотен - это уже сила, если считать, что княжеская дружина имеет столько же ратников. Тогда паранойя уже у князя, если он, конечно, тут, в Нижнем Новгороде. И на какой ляд наблюдателя на подступах к городу сажать, если вся дружина прекрасно видна с холма? Проверяют, каким количеством к городу идем? Скорей всего. М-да, значит, опасается меня великий князь. Предвижу серьезный и тяжелый разговор.
        Дорога с пристани пропетляла по оврагу и вывела на огромное поле, на котором паслись стада коров и табуны лошадей. А здесь довольно людно. Колонны телег и группы людей вытянулись вдоль дороги, ведущей к крепости. Вслед за нами к городу повернули телеги, которые мы обогнали на подъеме.
        Вдалеке видны высокие стены крепости. Прямая дорога вела к огромной башне с воротами. И тут, с приближением к крепостной стене, появилось странное чувство, что сразу и не объяснить. Что-то похожее на смесь восторга, страха и нетерпения. Ну, восторг - это понятно, нетерпение тоже, а вот страх… Нет, я не боюсь князя, монголов - тем более, и смерти я не боюсь. Умирал уже три раза. Нет, если считать Керженскую сечу, то четыре. Это, скорей всего, страх перед неведомым и непознанным. У Китежа испытал подобное, но не так остро. А сейчас…
        Кто сказал: «увидеть Париж и умереть»? Глупая поговорка. Каково увидеть легендарный Китеж? А древний Нижний Новгород?
        Дед Матвей что-то сказал, но я его не расслышал. Картина городских укреплений меня захватила. Высокая стена закрывала собой весь город. Башни, а их было видно только четыре: три в ряд и одна чуть в стороне. Дорога упиралась в самую большую башню. Высокие десятиметровые стены от нее ровной линией расходились до башен угловых. Частые узкие бойницы на стене были прикрыты сверху деревянным навесом, как и на самой башне, которая была очень похожа на Вершинскую, только гораздо крупней. Но, в отличие от Верш, башни и стены Новогорода были полностью сложены из дуба. Мощные венцы уходили под самый шатер башенной крыши. Башенные выступы гораздо шире, с люками для литья кипятка или горячего масла на штурмующих. Широкий мост с уходящими цепями к башне одновременно служил внешними воротами. Все внушительное и неприступное. На первый взгляд. Но… как известно, у Рязани более мощные укрепления, однако монголов это не остановило.
        Перед въездом в крепость дорога сделала петлю. И после двух поворотов, с глубоким рвом по краям, уперлась в подъемный мост. Мы объехали по обочине очередную колонну груженых телег, въезжающих в город, миновали десяток ратников, которые на нас взглянули мельком, и, перекрестясь на образ над проемом ворот, проскочили длинный шлюз башни. Как и ожидал, конструкция внутри - подобная Вершинской. Отличается только большим количеством бойниц. На выезде Кубин перебросился парой слов с охранниками. Странно, в город мы въехали беспрепятственно, хотя телеги и простой люд на въезде досматривали. Или тут ратникам доверяют, или про нас знают. Скорей всего, второе. Кубин выслушал ответ охранника и махнул рукой.
        - К кремлю.
        От городских ворот к детинцу шла прямая улица, не в пример шире Вершинской. Только отъехали от городской стены, как опять появилось чувство острого взгляда. Создается ощущение, что о каждом нашем шаге тут же сообщают князю. Как именно? Да пернатыми эсэмэсками, то бишь голубиной почтой. Другой быстрой связи тут нет. А голубей хватит? Сразу захотелось похулиганить - пусть вспотеют все писцы и устанут голуби. Все эти телодвижения и пристальные взгляды в спину, от которых у меня скоро глаза на спине отрастут, означают только одно - великий князь Владимирский Юрий Всеволодович тут.
        Главная улица выходила на широкую площадь перед кремлем, тут же располагался малый торг. Большой торг располагался на побережье, а здесь разный люд торговал мелкооптово. Продавались всякие продукты, хлеба, разного вида крупы, привезенные с поместных земель. Также торговали одеждой, обувью, другой всячиной. Мы будем брать оптом все товары на большом торгу, но договариваться с купцами лучше здесь, в гостевых дворах, так как основные амбары находятся в посаде, за городской стеной.
        Раздвигая толпу, медленно едем к главной башне кремля, ничем не напоминающую Дмитриевскую. Ну да, до ее постройки еще далеко, и кремль тут пока деревянный, не такой, как привык его видеть. Естественный овраг опоясывал Нижегородский кремль по периметру. Деревянные и более высокие, чем в будущем, стены, но аналогичная по форме башня с пирамидой крыши имела более многочисленную охрану у входа, чем на въезде в город. Спешиваемся у моста и, ведя в поводу своих коней, останавливаемся у входа. Над воротами висит образ Богородицы. Осеняем себя крестным знамением, и только после к нам подходит ратник из охраны.
        - С чем пожаловали, бояре?
        Ага, пока ехали, было ощущение, что о нашем визите известно всем. А эти или комедию ломают, или ко всем так обращаются. Только по ним было видно, что мы - исключение, и они прекрасно знают, кто мы.
        - Не боярин, а князь, - резко отвечаю я.

* * *
        Три часа! Столько времени ждать, когда Великий Князь соизволит нас принять. Накатило раздражение. Стараясь его унять, стал, не знаю в который раз, рассматривать узоры и резьбу, которые украшали светлицу с широкими лавками по краям. Большой стул, по-видимому, княжеский трон, стоял на выступе у самой стены. Очень неудобный. Долго на нем сидеть я не стал бы. И где его носит? Чтоб он на этом кресле всю задницу себе отсидел!
        А моя дружина давно в городе. В кремль ее вряд ли пустят, если князь всерьез опасается нас. Бояре ведь ему на верность не клялись и крест не целовали. Получается как в поговорке: «Вассал моего вассала не мой вассал», вот только я ему никто. Крест на верность целовать не собираюсь. И надо мной только Бог и земля русская, которую я и буду защищать. А использовать себя и дружину в политических играх я не дам. И в подчинение не пойду. Как помнится из истории, стратег он никакой, даже из рассказов вернувшихся ратников с битвы при Калке выводов не сделал. А как он битву при Липице продул?
        Как там мои бояре? Чем занялись? Не думал, что так выйдет, и о размещении их как-то не озаботился заранее. Считал, что всех пустят в кремль, тем более что тут разместить можно и большее количество ратников.
        Встал и стал мерить шагами пол. Немного сумрачно тут. Света от слюдяных окон мало, и его недостаток дополняют свечи, которые чадят страшно. Остальные мои спутники покорно сидят на лавке и потихоньку дремлют, мне же свербит, невмочь уже. Ну да, им привычно ждать приема - князь все-таки. А кто? И у меня никаких особых чувств к нему нет, он для меня интересен как исторический персонаж, который дал отпор монголам, хоть и бездарно. И еще как будущий святой. М-да. Похоже, нас на терпение испытывают и следят за нашей реакцией. Среди узоров на стенах наверняка имеются маленькие отверстия для наблюдения. Кубин предупреждал, что великий князь любит всякие шутки и испытания. Вот и испытывает наше терпение. Матвей Власович, дремавший все это время, потянулся и посмотрел на меня, меряющего шагами светлицу. Черт с ним, с князем, пойду проветрюсь, заодно древний кремль изнутри посмотрю.
        - Я выйду во двор, воздухом подышу.
        Дед Матвей кивнул и опять откинулся на стену. Только вышел в просторные сени, как сразу ниоткуда появились два молодца, одинаковых с лица, да еще габаритами с Демьяна.
        - Куда? - перегородили они проход.
        Я показал пальцем:
        - Туда.
        Ёмко и лаконично. Оба нахмурились, сдвинув брови, наверное, сложный ответ. Я протек между ними и вышел на крыльцо.
        Лепота - это правильное слово и очень подходит для описания того, что я видел. Моросящий дождь кончился, и в разрыве туч показалось солнце, красиво осветив кремлевский пейзаж. Конечно, в камне своя красота, но деревянные строения имеют свой необычайный шарм. Что говорить - Россия без деревянного зодчества не Россия. Ровные ряды венцов уходили ввысь, а узоры на оконных окладах завораживали замысловатой резьбой. Напротив княжеского терема - каменный храм Архистратига Михаила, который возвели сначала деревянным, а потом почти сразу его перестроили в камне. На церковном крыльце входа по бокам, в непривычном для этого периода стиле, как сторожа, сидят каменные львы. Из прочитанного помню, что храм будет служить домовой церковью и усыпальницей нижегородских князей. Но пока это главный храм кремля.
        Все-таки непривычно. Там, в будущем, над огромным промышленным городом будет висеть темное марево смога - бич современных городов. А здесь его нет и не будет целых семь столетий. И курить меня уже давно не тянет! Здоровый образ жизни, непривычный чистейший воздух и хорошая еда без пищевых добавок сделали свое дело. Даже не заметил, как перестала тянуться рука в карманы в поисках сигарет и зажигалки. Очень славно! Ведь в прошлом, то есть в будущем, неоднократно пытался бросить. А тут, занявшись настоящим делом, сам не заметил, как ушли раздражение и постоянный упадок настроения. Стаж курильщика у меня был о-го-го!
        А ворота в башне закрыты. Многочисленная охрана на стенах смотрела наружу. Значит, не хотят пока пускать пять сотен ратников в кремль. Опасаются. Кстати, как они? Ничего, там Лисин Макар Степанович за старшего остался, он опытный боярин, с ним не пропадут. Как сказал дед Матвей, гостевых дворов достаточно, найдут место, где расположиться. Вопрос только в деньгах, а они все у Кубина. Насчет постоя и запасов для дружины надо решить сразу. Только князь все дело тормозит, блин. Давно бы принял, и все вопросы снялись.
        Направился к противоположной стороне кремля посмотреть на великолепную панораму волжских просторов. Вид с нагорной части и в будущем был необычайно красив, а сейчас и подавно. Нет ни волжского моста, ни привычного ансамбля Нижегородской ярмарки, вообще на том берегу Оки ничего нет. Как нет и города Бор на противоположном берегу Волги. Сплошь девственная, не тронутая человеком природа. А знаменитая нижегородская ярмарка пока на этом берегу. Кстати, сам кремль сейчас маленький по площади. Это потом его перестроят в камне, отодвинув стены наружу и увеличив площадь кремля в два раза.
        - Эй, ты, а ну вернись в терем.
        Кто это так с князем разговаривает? А те двое из дворца - одинаковы с лица. Намерения на лицах читаются отчетливо. Уже начинаются шутки и испытания? А этих парней князю не жаль?
        Большая ладонь накрыла мое плечо, и я не стал дожидаться, когда второй близнец схватит меня за руку. Проскользнул за спину первому с захватом руки - правой за пальцы, левой за предплечье. Второй хватает руками воздух и удивленно разворачивается. Скрутил кисть бугаю и, чуть заломив пальцы в болевом захвате, почти легко разворачиваюсь с одним из близнецов ко второму, теперь первый семенит передо мной, мешая брату приблизиться.
        - Ой-ой, ш-ш-ш… - Парень привстал на цыпочки и зашипел, как змея.
        Несмотря на то что выглядят увальнями, двигаются парни быстро. Один мечется, пытаясь схватить меня, второй с моей помощью ему успешно мешает. Немного потанцевали таким макаром. Один, сопя, пытается меня достать, второй шипит от боли и, как марионетка, повинуется мне, закрывая меня собой от своего брата-клона. Наконец первому надоел этот мой сюрпляс, и он решил убрать мешавшее препятствие. Его брат взвыл, так как второй дернул его на себя, пытаясь вырвать из захвата руку. Исполать вам, отпускаю… Не ожидавшие такой подлости парни свалились кучно в сырую, еще зеленую траву.
        Краем глаза заметил, как на втором этаже княжеских палат приоткрылось окно. Князь интерес проявляет? Ну-ну, посмотри, как твои молодцы поваляются.
        Наконец мокрые и очень сердитые близнецы вскочили и, сверкнув глазами, развернулись ко мне.
        Первый потер свою руку и, по-медвежьи взревев, кинулся в атаку. А вот зря так он. Увернулся и подбил ему ногу, да так, что тот пролетел несколько метров и опять растянулся на мокрой траве, а я «ласково» встретил второго близнеца, который тоже собрался сграбастать меня за ворот. Только зря он так, конечно, кто как не я ему объяснит, что нападать таким макаром - это заранее проиграть. Шагаю в сторону, и его левая рука легко попадает в захват, болезненно скручиваю пальцы, и он, вытянувшись, как заправский кавказец, начал семенить, изображая лезгинку. О, первый уже вскочил, значит, опять надо прикрыться братом, или накрыть братом… Поворачиваюсь, и бугай покорно идет по кругу, а куда он денется? Веду близнеца постепенно ускоряя, так как второй вот-вот меня схватит, и, наконец, направляю моего визави навстречу брату. Удачно. Раздается звук, похожий на щелчок двух бильярдных шаров - близнецы, стукнувшись головами, в обнимку оседают на землю. Вокруг раздается одобрительный гул. Оказывается, в небольшом отдалении толпятся и наблюдают за нашей схваткой ратники, да и со стен стали поглядывать, а у крыльца
стоит группа бояр, среди которых хмурый Кубин, чуть бледноватый Борис, напряженные братья Варнавины. А рядом…
        Нет, не князь, а боярин в богато украшенной брони. Уж слишком крупный телом, князь поменьше будет. Так, я понимаю, что представление закончилось. Глянул мельком на братьев-близнецов, те, потряхивая головами, сидели на земле. Направляюсь к крыльцу. А боярин показывает на шевелящихся в очередном нокауте близнецов и говорит в сторону ратников:
        - Смолин, Бессчастный! В людскую их отведите да присмотрите, чтоб не учудили чего.
        - Знакомьтесь, бояре. - Кубин показывает на меня. - Это князь Владимир Иванович. А это сотник княжеской дружины боярин Дорофей Семенович.
        Вот и познакомился с еще одной исторической личностью. Он тоже, как и князь, погибнет в битве на реке Сить. Но до того сражения еще далеко, может, и обойдется, если у меня все получится. Улыбаюсь и, приложив руку к груди, говорю:
        - Здрав будь, Дорофей Семенович.
        Тот улыбается и протягивает мне руку. Крепкая рука у сотника, а он оглядывает меня и говорит:
        - Сразу видать - Велесовская порода. Знавал я отца твоего. Крепкий и справный боярин был, хоть и горд больно. А ловко ты, княже, братьев Борзовых увалял! Ловко. Хоть и по виду не силен кажешься.
        Он красноречиво посмотрел, как уводят за терем идущих на полусогнутых ногах близнецов. Ну да, каждый из них здоровей меня минимум в полтора раза. Кстати, Демьян, когда окрепнет и заматереет, станет таким же. Это я, получается, двух Демьянов увалял. А Дорофей Семенович махнул рукой и сказал:
        - Ну да ладно, пойдемте, бояре, князь ждет.
        Угу, натешился князюшка зрелищем, а теперь и поговорить захотел. Вошли в терем. В большой светлице, где мы сидели, ожидая приема, стало гораздо светлей. Это прибавилось свечей, вместе с ними прибавилось смрада. Тут дверь рядом с «неудобным» креслом открылась, и к нам вышел князь. Так, стоп, не понял? Это не великий князь. Вышедшему к нам парню на вид лет двадцать. Сын? Который? Их у Юрия Всеволодовича вроде как трое было.
        Парень подошел к деду Матвею и, улыбнувшись, сказал:
        - Ну, здравствуй, дядька Матвей. Давно я тебя не видел.
        - Да, Владимир Юрьевич, почитай пять годин не виделись.
        Так, понятно, это младший из братьев. Интересно, где сам Великий князь? И почему тут только младший сын? Он что, как в сказках, самый умный, или наоборот? Ага, пришел непонятный князь с дружиной, так пусть младший со мной разбирается, не жалко, а сам укатил в стольный град. Он его и в Москве за себя оставит, где княжич в плен и попадет. А Кубин обнял княжича, затем представил меня:
        - Позволь представить тебе, Владимир Юрьевич, Владимира Ивановича Велесова, князя Керженского.
        Княжич кивнул мне, не сводя глаз. И я поклонился тоже в стиле «а-ля самурай». Будь на месте Владимира Юрьевича его отец, великий князь, приветствовал бы так же. Княжич поздоровался с Борисом и остальными боярами, а затем спросил:
        - Скажи как есть, княже, для чего тебе большая дружина?
        - Как же князю без дружины? - улыбнулся я в ответ. - Невместно! И мыслил я с великим князем об этом поговорить, да придется, видно, подождать. Или нет?
        - Добре, - кивнул княжич. - Пройдемте в светлицу мою, а тут нам брячину соберут покамест.
        В дверь за креслом прошли все, кроме братьев Варнавиных. Дед Матвей что-то шепнул им, и они, поклонившись княжичу, ушли. Светлица княжича была немногим меньше той, откуда пришли. Тут тоже имелся большой стол. Я кивнул деду Матвею, и он поставил на стол тот ларец, в котором у нас хранились записи и наша карта. Пока Кубин доставал карту, я спросил парня:
        - Скажи, Владимир Юрьевич, а где великий князь?
        - Во Владимир уехал, по делам. Мне велел тебя встретить. Если с тобой вопрос благополучно разрешу, то даст мне на кормление Москву.
        Понятно, как я и думал. Рейтинг великого князя упал еще на один пункт, а его сына, наоборот, поднялся.
        Расстелили карту, увидев которую княжич, подняв брови, удивленно сказал:
        - Дивно сие. Видел я такое уже, только гораздо меньше и на коже нарисовано.
        Владимир Юрьевич склонился над картой и сразу нашел на ней Нижний Новгород. Потом, проводя пальцем по синим линиям рек, стал читать названия крепостниц и городов.
        - Я так мыслю, это Ока.
        - Да, Владимир Юрьевич.
        Парень остановил палец у Рязани, а дед Матвей сказал:
        - Вот сюда монголы нанесут первый удар.
        Княжич поднял голову:
        - Рязанское княжество имеет большую дружину и крепкие стены крепости. Князь Юрий Игоревич - весьма умелый вой.
        - Монголы придут большим числом. Кроме них будет множество мелких ханов из покоренных народов и выставивших своих воинов как данников. Всего в орде будет больше двенадцати темников. И не надо считать их плохими воинами. Данников можно разбить легко. Но если во главе встанет монгольский начальник…
        Дальше я рассказал о войске и тактике монголов. Об их вооружении и применении ими осадных орудий и китайских инженерах при них. Рассказал так же, что при обычном, принятом у русских построении рати поражение неизбежно. И то, что все наши города можно взять за неделю, особо не напрягаясь. Когда я закончил, княжич посмотрел на деда Матвея и спросил:
        - Ты тоже так считаешь?
        - Да, Володьша, мыслю, так и будет.
        Княжич задумчиво стал ходить туда-сюда.
        - Так, значит, первый удар поганые нанесут на Рязань? - спросил Дорофей Семенович. - Что ж, понятно почему. А что ты, Владимир Иванович, предлагаешь сделать?
        Вот это вопрос по существу.
        - Первое, это собрать наиболее подготовленных ратников и обеспечить хорошей броней. Как у нас. Второе, свести всех воев в два-три отряда. Третье, подготовить ратное поле, какое удобно для нас, а именно - построить гуляй-город, который надежно укроет от стрел. В эффективности такого метода бояре уже убедились. Иван Григорьевич может подтвердить.
        Боярин Бедата кивнул:
        - Верно сие.
        - Что значит - эффективность, и с чем ее едят?
        На вопрос Дорофея Семеновича ответил княжич:
        - Это по-латыни, эффектиус значит лучшее действие.
        Боярин понятливо кивнул, а я продолжил:
        - Согласитесь, стрелять из-за укрытия по крутящейся перед строем коннице лучше, чем под ливнем стрел. Так мы можем обороняться долго, что сбивает монголов со стратегической линии. Им придется атаковать строй в лоб. А тут приспособы, вроде ежей, сведут на нет конную атаку. Монголам придется идти на сечу пешими, а там мы их и прищучим.
        Дорофей Семенович сдвинул брови:
        - Что за ежи такие?
        Кубин тут же достал из ларца бересту с чертежом ежа и стал пояснять:
        - Сделать такие легко, даже на месте. Для одного ежа достаточно три саженных кола в полтора вершка толщиной. Колья-то вкопать зимой трудно, а вот ежи сделать можно сразу, да еще связать между собой три-четыре, чтоб не растащили.
        - Доброе решение, а, княжич?
        Дорофей Семенович посмотрел на стоящего у окна Владимира Юрьевича.
        Ага, вот то окно, из которого за мной наблюдали. Княжич заметил мой взгляд, вздохнул и произнес:
        - Хочу извиниться перед тобой, Владимир Иванович. Это я послал братьев Борзовых проверить тебя на силу. Интересно мне стало, справишься ли с силой буйной? - Он чуть помолчал и посмотрел прямо в глаза: - Так извиняешь?
        - Извиняю. И забудем это.
        - Вот и славно! - рассмеялся княжич, подошел к столу, вгляделся в карту и вновь стал серьезным. - А после Рязани куда поганые двинут свои орды?
        - На Коломну, Владимир Юрьевич. Далее на Москву…
        Парень стал ходить из угла в угол. Потом прошептал:
        - Не может быть.
        - Может, Владимир Юрьевич, может. Монголы выжгут все города, как сожгли Китеж. Убьют всех воев, как убили двадцать пять сотен ратников на Буевом поле у Больших Ключей и все поместное ополчение вырезали. Молодых угонят в рабство, и оскудеет земля русская.
        Княжич опять начал мерить шагами светлицу.
        - Жестоко, но верю сему. Мне рассказывали те немногие, что выжили после сечи при Калке. Жестокость у поганых в крови.
        Хмурый Дорофей Семенович остановил парня рукой.
        - Надо тебе с отцом переговорить. Мыслю, послушает тебя.
        - Хорошо, - задумчиво кивнул княжич. Затем тряхнул головой: - Ладно, бояре, когда это еще будет? Господь милостив, не допустит такой беды. А нам, уповая на Господа нашего, самим бы не сплоховать. Пойдем, бояре, брачина нас ждет. Выпьем за победу над супостатом и помянем воев славных, что сложили свои головы за землю русскую.
        Уже проходя в большую светлицу, где нас ждал огромный стол, я спросил у Кубина:
        - Ты куда Варнавиных отправил?
        - За остальными. Я с Дорофеем Семеновичем переговорить успел. Он сказал, что наших бояр лучше в крепости разместить, благо что места всем хватит с лихвой.
        Вот и славно, как камень с души, и не придется на постоялые дворы для такой оравы тратиться. Проще на две гривны большую казарму с конюшнями построить. Но сидеть на коште княжеском я не намерен. На днях на торг пойду, пора заботиться о хлебе насущном для моего войска.

* * *
        Эх, голова моя… не болит, однако. Странно, после вчерашних возлияний должна болеть. Мы же много всего, как обычно, перепробовали. Я даже решился достать настойку и угостить ею здешний бомонд. А что? Нам тут до морозов еще долго сидеть придется, можно и шикануть. Достаточно времени, чтоб не только восполнить, но и существенно дополнить запас лучшего обезболивающего на данный момент времени. А продукт понравился всем, только выразить внятно свой восторг окончательно никто не сумел. Высокий градус смешался с выпитым низким и, видно, сразу жестко ударил по ориентации и голове. Странно только, что я до своей светелки сам дошел. Остальных тащили холопы.
        Покрутил головой - нет, не болит. Вот что значит тренировка, здоровая пища и чистый воздух! И еще хорошие нагрузки на тело в придачу. Кстати, о нагрузках, надо вставать. Демьян, поди, уже ждет. Последнее время мы с ним занимались вместе. Нам требовалось отточить все, что показал Кубин, а именно бой на саблях.
        Вышел одетый во всю бронь из светлицы и спустился к выходу. У крыльца, глядя на восход, стоял Демьян. Я посмотрел на церковь - там вовсю шла служба. М-да, а в церковь сходить надо, только уж не сегодня, вчера с вином чересчур уж нагрешили. И, перекрестившись, спросил Демьяна:
        - Готов к бою?
        - Готов, Владимир Иванович. Я уже все, что нужно, принес.
        И показал на приготовленные щиты и четыре дубины вместо сабель. Они получились увесистые, но это как раз плюс. После тренировок настоящая боевая сабля кажется пушинкой и летает в руке, словно птичье перо.
        - Ладно, пойдем, спляшем танец берсеркеров. Только отойдем подальше, а то мы своим стуком всех тут переполошим.
        Кто такой берсеркер, Демьян уже знал, поэтому лишь хохотнул. Подобрав учебное оружие, мы двинулись на поиски подходящего места.
        Походив по кремлю, нашли уютную площадку между двух башен, что смотрели на слияние двух больших русских рек. Часовые на стене и башнях удивленно посмотрели на нас и вернулись к созерцанию огромных просторов волжской долины.
        Мы отложили лишнюю пару дубин в сторону и встали друг перед другом.
        - Ну, начнем, пожалуй.
        Демьян слегка стукнул саблей по щиту и погрыз его край, изображая берсеркера.
        - Ну-ну, шутник, - усмехнулся я, - только больше так не делай, а то вот пну по щиту.
        И обозначил пинок. Парень сразу двинул щит вперед, чтоб попасть мне по голени, но я сразу нанес резкий прямой удар дубовой саблей. Демьян принял его на щит.
        Ха! Хорошо, что мы отошли дальше от терема, а то щелчок оказался таким громким, что напугал стаю галок, мирно сидящих на шатровых крышах башен. Птицы стартовали и, к общему неудовольствию часовых, ну очень сильно напугались. Даже затылком почувствовал злобные взгляды ратников.
        Опять ударив в щиты, стали кружиться, выбирая момент атаки.
        Шаг вперед… и округа заполнилась частой дробью от стука деревянных сабель о щиты. Двигались быстро, резко нанося удары с разных плоскостей. Кубин, как-то наблюдая за нашим боем, заметил, что мы переросли своего учителя, и больше с нами на тренировку не ходил. А мы регулярно по утрам крушили щиты, потирая потом отбитые места.
        Мы хоть и обряжены в хороший доспех, но ушибить увесистой дубовой саблей можно запросто, да и если по голове попасть, то контузия обеспечена. Но раз договорились в полную силу, значит, терпи или не подставляйся под удар.
        Бах! Щит уж на ладан дышит, а взяли только по одному, и рука страшно ноет. Ох, не завидую я тому, кто сойдется с Демьяном в серьезном поединке. А щит-то у Демьяна вроде цел пока. Отражаю очередной мощный удар, а сам смотрю, когда парень подставится. Оп-па, есть! Горин сделал резкий выпад. Стараясь меня достать, делает больший, чем надо, шаг вперед. Я смещаюсь влево, щитом блокирую руку с саблей и подсекаю его ногу.
        - Уй! - Демьян валится на траву и, тяжело дыша, смотрит на кончик моей сабли. Деваться ему некуда - я стою у головы, готовый нанести «последний удар».
        - Сдаешься?
        - Угум.
        Перерыв, однако. Отбрасываю щит в траву, тот приземляется и разваливается окончательно. М-да, а стучали-то муляжами, правда, увесистыми. Демьянов щит летит туда же. И так же почти рассыпается. Вот так каждый раз - вдребезги, щитов мы с ним «наколотили» порядком.
        Хорошо размялись, главное, без синяков пока, а тренировка еще не закончена. Щиты раскромсали, но они и не нужны больше. Далее бой без щитов, с двумя саблями. Демьян как-то вспомнил бой у Керженца, и теперь обязательно каждую тренировку мы исполняли замысловатый танец с двумя увесистыми дубинами. Мало ли, пригодится…
        Размеренно дыша, осматриваюсь. О! А охрана-то на стенах службу несет… Кубина, блин, на вас нет. Все, кто был на башне и на стенах, поголовно пялились на нас. Тоже мне, цирк нашли. Жестом показываю - куда надо смотреть. Только улыбки в ответ. Показываю кулак. Ага, одумались, вот и несите службу как положено.
        - Хватит отдыхать.
        Беру по сабле в каждую руку и, ударив саблей о саблю, привлекаю внимание закрывшего глаза Демьяна.
        - А ну, подъем. Не май месяц, чего на земле разлегся.
        - Какой еще май? - вскакивает Демьян с дубинами в руках.
        Совсем забыл, что май сейчас называют травень, или цветень.
        - Неважно. Начали!
        Работать двумя саблями сложней, и освоить технику не совсем просто. Как и в обычном бое, мы сначала все повторяли медленно. Потом, с закреплением навыков, стали ускорять движение. Сейчас нас, конечно, мастерами не назовешь, но владели техникой работы с двумя саблями неплохо.
        Демьян выставил увесистые муляжи вперед, чуть их скрестив. Ну-ну, мушкетер, это же не шпаги. Сам я правую саблю поднял, а левая так и осталась у ноги. Ага, замахнулся, причем двумя, по очереди. Полшага в сторону, его саблю принимаю правой, не отбивая, а как бы отталкивая, левой саблей наношу хлесткий удар по Демьяновой заднице.
        - Ой! - парень отскакивает и трет пятую точку.
        Ухмыляюсь, ничего, в данном случае на ошибках учатся. Зато не повторится в реальном бою. Со стен и башни раздался смех, который сразу прервался, когда Демьян сверкнул глазами в их сторону. Конечно, ведь габаритами-то он с братьев Борзовых. А еще вон как с оружием управляется и к тому же еще сотник, правда, над такими же, как и он, новиками. Вновь смешки со стены. Все, после тренировки подойду к Дорофею Семеновичу и посоветую ему позвать Кубина, чтоб службу как надо поставил.
        Демьян опять в стойке. На этот раз она копирует мою. Ладно, посмотрим, как ты запомнил урок.
        На этот раз я выставляю дубовые сабли перед собой, но не скрещиваю их, как Демьян. Тот ухмыляется - значит, что-то задумал. Ну-ну, посмотрим. Ага, начал крутить мельницу. А хорошо получается, научился путем познания шишек и синяков. Демьян щерится еще шире и делает шаг вперед, я - шаг назад. Всматриваюсь в последовательность движений, в этом ничего сложного - сабли идут одна за одной. Правую саблю поднимаю чуть выше, а левая остается впереди, теперь только угадать момент. На очередном шаге Демьяна не отступаю, а, наоборот, делаю шаг вперед и чуть в сторону, вклинивая дубовый муляж в мельницу. Правая дубовая сабля Демьяна с силой ударяется в мою. Удар получился сильным, аж в зубах отдалось. Этот молодой лось и лом в руках так же легко крутить будет. Но сабля дело свое сделала. Демьян, не ожидавший такого, приложил по правой своей сабле левой, а я одновременно добавил своей. Вырвавшаяся из горинских рук дубина улетела к крепостной стене. А мы оба затрясли отбитыми руками. Через мгновение мы опять наготове, только у меня две сабли в руках. Ладно, уравняем шансы. Отбрасываю левую дубину, все равно
рука еще продолжает болеть от удара. Теперь продолжим танцы.
        - Атакуй, чего стоишь?
        Демьян вдруг взревел и нанес мощный прямой удар. Такой, что раскрошил бы щит, если бы он у меня был.
        Как говорил когда-то наш инструктор по беэспе: «Айкидо похоже на вежливость в автобусе, когда вы уступаете место кому-нибудь: вы встали, он сел, а в нашем случае - лег». Еле-еле успеваю ускользнуть в сторону и, откинув бесполезную дубину, принять в захват его руку. Кисть скручена, в этом мне помогает его сабля, ноги Демьяна уже за телом не успевают, конечно, инерция, однако. Руку с доворотом кисти резко вниз и ноги Горина чертят в воздухе полукруг. Бум! Приземлился Демьян неудачно, тут же зашипев, как змея, и стараясь подняться. Но смог только сесть. Умаялась Косая сажень, но он молодец. Так ему и сказал. Демьян скинул шелом с толстым подшлемником, вытер рукой обильный пот и покачал головой:
        - Но счет-то не в мою пользу.
        - Все равно молодец. Двигаешься уже лучше, хотя ошибки те же. И не забывай, что сабля - это не меч, она все-таки легче, даже этих дубин… - И чуть подумав, добавил: - Хотя тебе лучше меч дать, и чем тяжелей, тем лучше. Только тренироваться с ним уже на поганых будешь. Я в таких тренировках - пас. Ладно, пошли. Умоемся - и на торг, пора мне делами заниматься.
        Вид у Демьяна сразу стал обиженным, он вытер еще раз пот с лица и проканючил:
        - Владимир Иванович, ты ведь обещал, что свои хитрые, э… приемы еще раз покажешь. Надо же мне научиться также человека кидать!
        От такого заявления у меня встала дыбом вся шерсть. Сразу сильно заныли ушибы, полученные от его ударов. Представил себе, как я, будто тряпичная кукла, летаю в его клешнях, а потом его изумленный вид с моей оторванной рукой. И оторвет ведь. Силы у него немерено, и он пока ее не соизмеряет. И хорошо, что я не принял его удар на дубину, а то забил бы меня Демьян в землю, как сваю, с одного удара. Брр. Нет, нафиг-нафиг. Пусть тренируется на ком-то другом. О, идея!
        - Ты, Демьян, насчет этого с братьями Борзовыми договаривайся, а мне мои руки целые нужны.
        Горин расплылся в широкой улыбке, в которой читалось, что братьям Борзовым вскорости потребуется травматолог. Их проблемы - главное, с княжичем договориться.
        Огляделся. Все-таки место для тренировки хорошее. Странно, что зрителей нет, кроме часовых на стенах и башне, а то на стук наших ударов должны были сбежаться все. Значит, или заняты, или княжич беспокоить запретил. Но, думается, на следующей тренировке аншлаг обеспечен. Уходили под взгляды часовых. Нет, все-таки я попрошу деда Матвея поставить тут дисциплину в караулах.
        Поворачивая к княжескому терему, встретили стайку молодых девиц под предводительством взрослой женщины. Хотя какой взрослой? Лет так за двадцать пять, а остальным было от силы пятнадцать. По местным меркам - невесты. Все в меховых накидках, несмотря на то что дни стоят теплые, головы укрыты цветастыми платками, из-под которых шелком вытекают толстые русые косы, лица светятся улыбками и красотой без даже самого малого намека на косметику. Все-таки на Руси самые красивые женщины.
        Завидев нас, они сразу зашептали, смеясь и поглядывая на тут же расправившего и так широкие плечи Демьяна. Вид у него стал, как у павлина, разве что вместо веера-хвоста - разбитые щиты. Ну да, чего смотреть на какого-то князя, ведь высокий и видный парень - косая сажень в плечах - выглядел гораздо брутальнее, чем я. Наверняка уже все о нем знают. Новик, но уже покрывший себя боевой славой, красавец с вьющимися волосами и пушком усов и бороды. Самый молодой сотник и хороший стрелок из лука. Да что говорить, конкурент местным женихам, которым я не завидую, потому что Демьяну хоть не все, но некоторые «хитрые приемы» известны, вот только желающих поработать манекеном пока не было. Теперь точно будут.
        Девушки продефилировали мимо, одарив Демьяна мощным зарядом улыбок, от которых его сразу повело. Мне же досталась всего одна улыбка - от самой старшей. Эх, а как она зарядила меня! Сразу перестали зудеть ушибы, настроение скакнуло ввысь, а на лице сами по себе расправились все морщины. Если на меня одна улыбка подействовала, представляю, что творится с Демьяном, ему ведь досталась просто ударная доза. Ох, Демьян-Демьян, выдержишь ли ты такой мощный выброс гормонов?
        Завернули за угол, и у крыльца я увидел стоящего княжича. От него с поклоном отошел богато наряженный мужик. Владимир Юрьевич проводил взглядом его и повернулся к нам.
        - Мыслил было, что все дятлы во крепостницу слетелись и стены долбят, - пошутил с улыбкой княжич. - Ан это вы потешным боем развлекаетесь. Грешен, посмотрел немного.
        Когда это он смотрел и откуда? Никого не видно было, только часовые все на нас пялились. А княжич подмигнул раскрасневшемуся Демьяну и спросил:
        - Досталось на пироги?
        И тут же спросил меня:
        - А мне свои хитрые ухваты покажешь?
        Глава 13
        - Демьян, сзади!
        Из-за стены гуляй-города опять выскочила дюжина поганых. Сразу стало тесно, и замелькала сталь. На! И ты получи! Мне что-то орут, но в гуле и звоне крика не разобрать. Отбил клинок и успел второй саблей полоснуть по скуластому лицу попавшего под руку степняка. Удар в плечо, сабля вылетела из руки. Упал и с перекатом подхватил чей-то щит. Вскочил, сразу нанося удар его краем в спину монгола, бившегося с незнакомым ратником. Тот согнулся, и ратник тут же ударил его мечом.
        Оглянулся - там, где сражался Демьян, большая толпа поганых. Удар сзади, разворачиваюсь и подставляю щит, в край врезается сабля, глухо застряв в древесине. Дергаю щит на себя и саблей навстречу. На! Успел отбить, поганец. На-на-на. Степняк отбивает мои удары щитом и пятится, но, спотыкаясь об убитого, падает, а мне приходится отбивать клинок вынырнувшего из-за щитов другого монгола. Толпа степняков справа раздалась, верней, разлетелась, а в центре Горин с оглоблей в руках. Жив Косая сажень!
        А поганые лезут и лезут. Кто-то сзади падает мне под ноги, я валюсь на спину и вижу, как в грудь летит острие. Рванулся в сторону и… просыпаюсь на полу.
        Трясу головой, приходя в себя. Давно мне подобные сны не снились. Не к добру. Значит, что-то случится или пойдет не так. Где и когда? И почему во сне я с двумя саблями? И что это значит?
        Смотрю в окно, скоро рассвет, однако по шагам за дверью понятно, что народ собирается на заутреню. Храм, как обычно, не может вместить всех, люди стоят даже в проходе и на крыльце. Внутри церкви сумрачно, но, как ни странно, видна каждая мелочь. Фрески поражают своими яркими красками. Сонм святых невелик, но это неважно. А какая тут акустика! Бас священника раздается со всех сторон, как будто многократно усиленный, но это только кажется. Я опять чувствую накатывающую энергию, которая забирает все негативные эмоции, промывая душу начисто.
        Священник смотрит добрыми глазами, и я каюсь в своих грехах. Выкладываю ему все, утаив только то, что я из будущих времен, но мне кажется, что он знает про это и прощает мне и этот грех. Батюшка крестит и напутствует:
        - Святое дело не может быть грехом. Защити отчую землю, сын мой.
        Выхожу из храма, как заново родившийся. Почему же в будущем я такого не испытывал?
        У крыльца меня ждет дед Матвей и Демьян, рядом топчутся братья Борзовы. Сегодня мы едем на торг, а Демьян с близнецами будет тренироваться. Хлопаю Горина по плечу и говорю ему тихонько:
        - Ты там осторожней.
        - Да ничего им не будет, - улыбается в ответ парень.
        Мы идем к конюшням. Как тут говорится, «боярин всегда на коне», и уже верхом выезжаем из ворот кремля, сразу попадая на торг, где нам необходимо прикупить недостающие вещи и поговорить с купцом, что недавно беседовал с Владимиром Юрьевичем.
        Базар есть базар, неважно в каком времени, он везде одинаков. Такой же гул от спорящих, торгующих или рекламирующих свой товар приказчиков. Да, тут нет привычных моему времени вещей, но их заменяют местные аналоги. Вместо туфлей и кроссовок - разнообразные сапоги, чувяки, тапочки и даже лапти, которые тут может плести каждый. Рубашки почти одного покроя, отличаются только вышивкой и орнаментом, а вот штанов - совсем как в будущем - каких только нет… Спортивными вещами тут не торгуют, их заменяют подшлемники, поддоспешники и кольчуги, все, что относится к оружию. Вот лавка с одеждой - от легких кожаных безрукавок до теплых тулупов на любой вкус. Меха самые разнообразные - куньи, песцовые, собольи, беличьи, лисьи и бобровые… Странно, но бобровая шуба ценится дороже, чем из соболя. Я помня теплые армейские тулупы, прикупил себе за одну гривну бобровую шапку, меховую куртку и налатник, отороченный по краям куньим мехом, в очередной раз подивившись на странные цены этого времени. Проехали мимо лавок торгующих упряжью, нам тут ничего не надо, трофейной много осталось. У оружейной лавки тоже не
задержались, уж что-что, а оружием мы затарились с запасом, то же самое касается доспехов.
        Разве что про запас заказать, представив образец, а то здесь подобный доспех пока ноу-хау. Княжич, кстати, подивился на наши доспехи, сразу оценив, и тут же заказал подобные в крепостной кузне. Пришлось дать один доспех кузнецу для ознакомления. В загашнике была заначка, в подарок Великому князю, но о ней я княжичу не сказал.
        - Володя, нам туда. - Кубин показал на лавку, от которой тянуло пряностями. Пряности - это один из самых дорогих товаров, но пополнить запас перечно-солевых и ягодно-ореховых смесей необходимо. Последнюю можно было жевать вместо конфет. Продавался тут и сахар в виде монолитных мутно-желтых кусков, но очень дорогой. Приказчик со скуластым лицом и чуть раскосыми глазами цепко нас оглядел и расплылся в услужливой улыбке, провел рукой по раскрытым мешкам.
        - Что богатуры желают? - почти без акцента спросил он.
        Не нравится мне этот торгаш, наверняка соглядатай. Что говорить? Тут все купцы являются разведчиками. Торгуя в чужих городах, всегда замечают все и потом передают заинтересованным лицам. Нужный нам русский купец тоже не составляет исключения. Княжич подробно передал весь разговор с ним, но хотелось поговорить самому, задать другие вопросы, может, чего еще прояснится?
        А этот торгаш с востока, явный шпион, вон как сфотографировал нас глазами. Ну и пусть, сколько ратников пришло накануне в крепость, секрета не составляло. Сколько нас и в чем мы пришли, видели все. Что привезено в большом обозе - пусть гадают. А демонстрировать княжичу нашу артиллерию не будем, пусть и не просит. Каждый заряд на вес золота.
        Конечно, во всех подозревать шпионов - паранойя, но лучше перебдеть, чем потом расплачиваться кровью. Блин, и ведь ничего не докажешь - купец есть купец, они здесь как дипломаты моего времени, пока на торгу - лица неприкосновенные, если в обмане не уличены. Вот отплывут куда, тогда и карты в руки. Но заниматься пиратством я не собираюсь, не факт, что такой тут один. Всех не вычислить, наверняка найдется купленный или еще чем-то обязанный человечек, что регулярно шлет врагам донесения об обстановке в городе. А сколько таких в Рязани? Это ведь первый крупный град на очереди у Батыя.
        Кубин тем временем договорился с купцом о соли с перцем и мешке сухой ягодно-ореховой смеси. Обошлось это нам в три раза дороже меховой куртки, бобровой шапки и налатника вместе взятых.
        Купец вышел из лавки проводить нас, еще раз вглядевшись в лица. Наверняка он знает наши имена. Теперь ориентировки на всех князей, воевод и сотников пополнятся еще и нашими. Пропустить дружину более чем в пять сотен воев монгольская разведка не может. Не удивлюсь, если они знают все о каждом боярине.
        - Амбары Кузьмы Ерофеевича там. - И дед Матвей махнул куда-то вбок.
        Лавка и амбары нужного нам купца стояли у самого края торга. В них торговали почти всем, от одежды до доспехов и оружия, но основной товар у купца - это хлеб и крупы. Вот и едем поговорить с ним о его наблюдениях и сторговаться о запасе круп для дружины.

* * *
        Кузьма Ерофеевич оказался на месте и как радушный хозяин пригласил нас отобедать. Двор у купца оказался обширный, но заставленный телегами. Первые этажи дома были собственно амбарами, а второй этаж был жилым. Разносолов у купца - что на княжеском столе, разве что сам стол не такой большой, но блюд стоит - все не осилишь. Вино тоже разное, и дегустация могла затянуться надолго. Разговаривали на разные темы, но, впрочем, больше говорил Кузьма Ерофеевич - о вине, что прикупил по выгодной цене, о том, что он удачно расторговался этим летом, тут же посетовал, что урожай собран в этом году богатый и на крупы цены упали. Между делом он прикладывался к кубку с вином и порядком опьянел, но разговор вел размеренно. Кубин и я не прерывали монолог купца, поддакивая и иногда задавая наводящие вопросы.
        - Эхма, не успел я дела тут закончить, - вдруг пожаловался купец, - теперь в Новгород до холодов уйти не успею.
        Кубин и я переглянулись, и Дед Матвей осторожно спросил:
        - А чего так?
        Кузьма Ерофеевич подвигал бровями, залпом опрокинул остатки вина в рот и медленно произнес:
        - Чую, что-то будет. Я этим летом до самого Сарая доходил. Так слух там идет: местный хан данников не менее десяти сотен воев отправил куда-то. Не к добру это. Вот и мыслил я в Новгород податься.
        Мы опять переглянулись. У купца-то интуиция хорошая, чует, что может произойти, даже точно не зная, что именно. Похоже, больше он ничего не знает, а спрашивать напрямую не стоит: кто знает, как он себя поведет? Наш интерес к этому факту только подтолкнет купца к бегству из города, а за ним ринутся и остальные. А это нам не надо. Тут и до паники недалеко.
        Ладно, переходим к плану «Б».
        - Кузьма Ерофеевич, ты баял, что круп у тебя полны амбары, так мы у тебя их купим.
        Купец сразу улыбнулся бородой и бодро спросил:
        - Сколько надобно мешков - два али три десятка?
        - Две сотни гречи и хлеба сотни три.
        Купец округлил глаза, потом икнул и переспросил:
        - Сколько?
        - Ты не ослышался, Кузьма Ерофеевич.
        Купец удивленно покачал головой, потом посмотрел в пустой кубок и, повернувшись в сторону двери, проорал:
        - Прошка, сбитень неси!
        Дверь тут же отворилась, и в светлицу, будто лебедь, быстро вплыла румяная девица. Поставила большой корец на стол, небольшим ковшом разлила сбитень по кубкам и так же плавно уплыла за дверь. Вот так прошла! Совсем как под песню «Во поле березка стояла», так как девица двигалась, будто на ногах у нее были надеты ролики.
        Кузьма Ерофеевич отхлебнул сбитня и, посмотрев на нас, выдал цену:
        - Три гривны!
        Оп-па! А я думал дороже будет. Не ожидал, что цена на крупы низка. Ах, да, купец говорил, что год был урожайным и цены упали. Можно купить больше крупы, но как все увезти?
        Три гривны. Это три огромных дома под ключ, почти три дворца. Целых три деревни с холопами. Три коня или три эксклюзивных брони, как у меня или Кубина. Если сбить цену, то есть возможность заказать в кузне кремля доспех про запас. Я кивнул самому себе и предложил:
        - Гривна!
        Кузьма Ерофеевич поперхнулся сбитнем, и… понеслась потеха!
        Мы торговались самозабвенно. Купец бился над каждой долей гривны, я за каждую пластину к брони. Временами я поглядывал на молчавшего деда Матвея, но тот смотрел на наш спор невозмутимо, правда, отчего-то чуть багровея.
        - Две гривны!
        Купец мотнул головой и залпом опрокинул еще один кубок со сбитнем. Во дает, а до этого казался пьяным. Ладно, подключаем тяжелую артиллерию. Извлекаю зажигалку и будто бы невзначай начинаю крутить ее в руках. Кубин, заметив это, побагровел еще сильней и, схватив кубок стал медленно пить, а купец, сдвинув брови, лишь мельком глянул на незнакомый ему предмет.
        - Две и три четверти!
        Я нажал на кнопку, и над зажигалкой появился ровный огонек. Кубин булькнул что-то и пихнул меня ногой. Мне стало понятно его состояние, близкое к истерике. Но концерт еще не закончен, тем более что клиент мгновенно созрел. Кузьма Ерофеевич завороженно смотрел на маленькое пламя, не перекрестившись, как тот купец, что приобрел первую «вечную свечу». Ладно, этому клиенту про «вечную» говорить не буду. Пожалею Власыча, а то опять живот от смеха надорвет.
        - Что это? - завороженно спросил Кузьма Ерофеевич.
        Я отпустил кнопку и притворно заозирался:
        - Где?
        Купец показал на зажигалку:
        - Это.
        - Ах, это? Это самозажигающееся огниво. Редкая вещь, больше такой нигде нет. Бешеных денег стоит. - Я хищно улыбнулся про себя, называя цену: - Целых пять гривен отвалил за нее.
        В общем-то я не врал, зажигалка стоила пять рублей, но купцу не объяснить разницу между тем рублем и теперешней гривной. Не поймет, как я до сих пор не могу понять цен этого времени. На одну гривну нехилый дом построить! В моем времени бы так!
        Купец сглотнул и выпалил:
        - Четыре!
        Отлично! Рыба заглотила наживку, подсекаю - продано, и даже дороже, чем первая. Опять сильный пинок ногой. Терпи, дед Матвей, нужно терпеть.
        - По рукам!
        Купец получил свой эксклюзив, нажал на кнопку, пьезоэлемент щелкнул, и появился огонек. Не отпуская кнопку и завороженно смотря на огонь, купец, наконец, перекрестился. И как Кубин еще держится? Даже пинать перестал, ничего, смех продлевает жизнь. Пей, дед Матвей, сбитень маленькими глотками и терпи!
        Я провел инструктаж по пользованию огнивом. Теперь при рачительном использовании зажигалки хватит надолго. Предупредил о том, что долго держать в горящем состоянии огниво нельзя. Кузьма Ерофеевич с трудом оторвал палец от кнопки, а у меня промелькнула злорадная мысль - впулить купцу последнюю зажигалку, но я отогнал ее. Все-таки огниво самому понадобится, а спички, что остались, приспособлены для быстрого поджога моих фугасов.
        Наконец счастливый обладатель «самозажигающегося огнива» оторвался от созерцания оной и выкрикнул:
        - Прошка, вина неси!
        Ага, это правильно, как в лучших традициях, - сделку надо обмыть. Рядом вздохнул облегченно дед Матвей, поняв, что цирк окончен. В светлицу вплыла Прошка, и у меня опять в голове заиграла «Во поле березка стояла». И как так у нее получается?

* * *
        Торг уже затих, площадь почти опустела. Мы никуда не спешили и ехали медленно.
        - Знаешь, Володя, - усмехнулся Кубин, - ты так торговался, что я было подумал - ты в прошлой жизни купцом был.
        Я покосился на деда Матвея и хмыкнул:
        - Нет, Власыч, ты ошибаешься, для меня деньги - тлен, мусор. И торговался не ради денег. Каждая гривна - это одна хорошая бронь, вроде нашей, сабля или меч из булатной стали… да ты сам должен понимать.
        Дед Матвей понял, что неудачно пошутил.
        - Ладно, не обижайся. Просто я давно так не веселился.
        Но лицо деда Матвея вдруг стало задумчивым.
        - Давай-ка к реке спустимся, - предложил он, - посидим у воды, подумаем.
        - Давай.
        Мы развернули коней и вместе с выезжающими из города телегами проехали к главной башне посадской стены. Стражники скучно скользили взглядом по выходящему потоку телег и людей. Увидев нас, немного подобрались, а один даже доложил:
        - У нас все спокойно.
        Странно, чего это они? Или им стало известно все, что произошло в детинце, или дед Матвей уже взялся за воспитание местной стражи? А Кубин на доклад ратника только кивнул.
        После моста и извилистого поворота мы завернули направо. По дороге, которая через овраг, где протекала маленькая речушка Почайна, мы направились к нижним причалам, что стояли у самого слияния двух рек. Легкой рысью обошли несколько груженных чем-то телег.
        У причалов кипела работа. Купцы торопились отправиться с нужными товарами дальше, чтоб успеть добраться до ледостава. Тут же из больших лодок выгружалась пойманная рыба. В общем, обычная суета пока небольшого речного порта.
        Завернули налево и проехали вверх по течению, минуя причалы. Остановились за последним, у нагроможденных, нанесенных половодьем бревен, веток и всякого мусора. Привязали коней и подошли к самой воде. Присели на лежащее бревно. Я покосился на сидящего недалеко рыбака. Он взмахнул удилищем, забрасывая снасть, немного повернулся, и стала видна левая, покалеченная рука. Настроение упало.
        Немного посидели молча под плеск волн. Дед Матвей тяжко вздохнул - что-то его гнетет. Я открыл было рот, но вдруг спросил совсем не то:
        - Власыч, а что на самом деле значит «Помни отцов своих»?
        Кубин вздохнул и произнес:
        - Напутствие. А еще - это песня смерти… в исключительных случаях.
        Дед Матвей вдруг взял небольшую сухую ветку и у самой кромки воды написал: «Memento Mori».
        Я внимательно посмотрел на Кубина.
        - Давай, Власыч, выкладывай все, что наболело.
        Кубин долго молчал. Я его не торопил, пусть соберется с мыслями.
        - Понимаешь, Володя, - наконец произнес он, - мне опять начало казаться, что все наши попытки что-то изменить ни к чему не приведут.
        - Почему опять? И почему ты думаешь, что у нас ничего не получится?
        Кубин тяжело вздохнул и подчеркнул надпись.
        - Когда мы попали в это время и осознали, где мы, у нас сразу появилась цель. Цель с большой буквы. Ты меня понимаешь? - Я кивнул. - И времени как раз было в достатке, чтоб подготовиться, помочь, объединить княжества, сделать русскую землю сильней. Ведь у нас было знание. Нам легко удалось достичь высокого положения и княжеского признания. Мы стали вхожи в княжеский совет, к нам прислушивались, но… - дед Матвей переломил ветку, что держал в руках, - но все тщетно. Князя интересовало иное, а настойчивость пресекалась полным непониманием. Тогда мы решили разделиться. Евпатин уехал в Рязань, Кулибин в Ростов, а я остался во Владимире. Стал ближником Юрия Всеволодовича. Мы начали все заново, но опять попытка вразумить князей провалилась, а после Липицкой битвы у нас просто опустились руки. Мы устали, понимаешь? Я уехал за Керженец и стал учить молодежь уму-разуму, Евпатин собрал дружину и стал ходить в набеги. Иван Петрович принял постриг, со временем став настоятелем Храма Владимирской Божьей Матери.
        Он опять тяжело вздохнул.
        - Нам троим не удалось ничего изменить. Троим! Но вот появился ты, и все вдруг завертелось. С трудом, но все начало получаться. У меня и Кулибина появилась надежда, которая чуть не погибла вместе с тобой в Керженской сече. Я тогда коней загнал, везя тебя к Мяге. Потом была гибель Китежа… Буево поле. Но это не убило надежду. Тебе удалось больше, чем нам. За тобой пошли люди. - Кубин горько усмехнулся. - Пусть мало, но пошли. Я написал Великому князю письмо. Обо всем написал. О будущем вторжении, о том, что нужно собирать дружину. Но он опять не поверил, сына вместо себя прислал, который скоро… Знаешь, как горько и больно видеть глаза человека и знать, что он скоро погибнет? И ничего не сделать. Ничего! Время неизменно. Течет себе, как река.
        Он переломил ветку на четыре части и бросил одну в воду.
        - Смотри. Это мой брат. Погиб сразу.
        Потом кинул остальные. По воде поплыли уже три ветки.
        - Это мы. И что ни делай, нам никуда не свернуть. Мы как эти ветки, понимаешь?
        И я в первый раз за три месяца пожалел, что у меня нет курева. Рука скользнула к поясу, но фляги там не оказалось, забыл в крепости. Закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
        - Мои деды воевали, я тебе рассказывал о той войне. Мой отец военный, тоже воевал. Я… я помню «Отцов своих», и я не отступлю. Есть простое слово - надо!
        Я поднялся, поднял большой камень и бросил его в реку. Ветки, плывшие рядом, раскидало в разные стороны.
        - Смотри, камень торчит из воды, вот это те триста лет ига. А камень тоже можно разбить и изменить историю.
        Кубин посмотрел на расходящиеся круги и волну, которая сразу замыла надпись на песке, и… пожал плечами.
        - Власыч, я понимаю, что если долго долбить головой крепостную стену, то, естественно, не выдержит голова. Но руки нельзя опускать. Пусть нас мало, но у нас есть очень неплохой шанс.
        - Что, пробраться в стан и, как Милош Обилич, заколоть Батыя? Или пристрелить из твоего карабина?
        - Гм… заманчиво, а толку? - Я замер от внезапно пришедшей идеи, затем продекламировал:
        - Станем, братцы, вечно жить
        Вкруг огней, под шалашами,
        Днем - рубиться молодцами,
        Вечерком - горелку пить!
        У Кубина поползли брови вверх.
        - Давыдов? - Дед Матвей задумался, потом медленно продекламировал:
        - О, как страшно смерть встречать
        На постели господином,
        Ждать конца под балхадином,
        И всечасно умирать!
        - То ли дело средь мечей:
        Там о славе лишь мечтаешь,
        Смерти в когти попадаешь,
        И не думая о ней!
        Кубин улыбнулся, и я толкнул его кулаком в плечо.
        - Видишь, поэты за нас все решили.
        Дед Матвей взглянул на меня и вновь продекламировал:
        - Люблю тебя, как сабли лоск,
        Когда, приосенясь фуражкой,
        С виноточивою баклажкой
        Идешь в бивачный мой киоск!
        Когда, летая по рядам,
        Горишь, как свечка, в дыме бранном;
        Когда в б…е окаянном
        Ты лупишь сводню по щекам.
        Киплю, любуюсь на тебя,
        Глядя на прыть твою младую:
        Так старый хрыч, цыган Илья,
        Глядит на пляску удалую,
        Под лад плечами шевеля.
        О рыцарь! идол усачей!
        Гордись пороками своими!
        Чаруй с гусарами лихими
        И очаровывай б…й!
        Честно говоря, я удивился. Сколько лет прошло, а стихи Кубин помнит.
        - Что, не слышал такого Давыдова?
        - Слышал, но от тебя, Власыч, не ожидал. Ну, так как?
        Кубин улыбнулся и толкнул кулаком уже меня.
        - Мы вои земли русской. Надо поганых бить!
        - Вот и хорошо! Встаньте, поручик, офицеру не пристало отчаиваться. Нас ждет наше войско.
        Мы поднялись.
        - Княже!
        Мы обернулись. К нам подошел коренастый мужик и сказал:
        - Лодия пришла.
        - А сам Кузьма Ерофеевич на ладье?
        - Кузьма Ерофеевич сначала в крепостницу отъехавши, там он узнал, что вы к реке направились и у пристаней стоите, вот меня к вам послал, а сам остался бой смотреть.
        - Какой бой?!
        Мы выкрикнули одновременно и сразу развернулись в сторону крепости. Над кремлем кружилась огромная стая галок. Мать ети! Что там творится? Замелькали тревожные мысли - Демьян Горин и братья Борзовы, братья Борзовы и Косая сажень! Трое упертых и непримиримых к поражению. Охолонить их есть кому, но почему-то показалось, что дела, возможно, совсем плохи. Похоже, мысли летели у нас с Кубиным одинаково: мы переглянулись, синхронно запрыгнули в седла, рванули поводья и галопом понеслись по дороге на холм.
        Дед Матвей на одном из поворотов вырвался вперед - ну да, мне до его кавалеристского стажа как до страны Цзинь на карачках. Власыч тоже беспокоится за своего любимца, ведь двое против одного! Хотя, учитывая подготовку Демьяна, я бы больше за братьев Борзовых беспокоился. Но тут другие проблемы - не придется ли платить виру за выведение из строя двух непутевых новиков.
        У главной посадской башни промелькнули удивленно-испуганные лица стражников. Центральную улицу пролетели на полной скорости, благо что людей было мало, а все встречные шарахались от укушенных всадников в стороны. Стража у кремлевской башни только-только успела посторониться.
        Перед толпой я осадил коня, соскочил и крикнул:
        - Дорогу!
        Вынырнув из толпящихся, остолбенел. Как говорится - картина маслом: в стороне куча разбитых щитов и брошенные тренировочные дубовые сабли, на чурбаках сидят взмыленные братья Борзовы и Демьян Горин, но почему-то все трое улыбаются. А на середину выходят Илья Лисин, Третей и двое незнакомых мне парней. У всех в руках луки.
        - Что тут творится? - спросил я.
        - Мы тут об заклад бьемся - кто лучше, Владимир Иванович.
        А я и не заметил что, вынырнув из толпящихся ратников, раздвинул в стороны Дорофея Семеновича и Владимира Юрьевича.
        - Вот, ваш молодец уложил обоих Борзовых, - поведал мне княжич. - А я три гривны проиграл.
        Княжич, похоже, и не жалеет о проигрыше и выглядит весьма довольным. Еще раз осматриваю площадку, где уже приготовились стрелять из луков четыре стрелка, и облегченно вздыхаю. Блин, чего в голову-то не придет. Это все тот мужик: «бой, говорит, смотреть»; тьфу, мы тоже хороши, только о худшем привыкли думать. Подошел довольный Демьян:
        - А я все бои выиграл, княже! Почитай одну-две лишних гривны заработал.
        Дед Матвей смерил его строгим взглядом и сказал:
        - Вот лишнюю гривну в дружинную казну и отдашь.
        Я кивнул, соглашаясь с Кубиным, а княжич и воевода засмеялись:
        - Строго!
        Отсмеявшись, княжич и воевода переглянулись, и Владимир Юрьевич, уже серьезно, сказал:
        - Пройдемте, бояре, в светлицу мою. Поговорим.
        Княжич приоткрыл окно, и светлица наполнилась октябрьской прохладой. Немного постоял, всматриваясь на разворачивающееся снаружи действо, потом развернулся к нам:
        - Отец весть прислал. Повелел мне к нему срочно прибыть. Мыслю, слухи о собирающейся рати достигли и его. Поэтому я отбываю завтра. За крепостницу остается в ответе Дорофей Семенович. Куда ты, Владимир Иванович, бояр отправляешь?
        - По Оке до Городца-у-Рязани. Так мы с купцом условились.
        - Добре, до Вязьмы вместе пойдем.
        Владимир Юрьевич подошел и оперся о стол.
        - Что ж, княже, много я узнал от тебя и на многое ты мне открыл глаза. Не всему я верил, что о тебе говорили, и отец тоже не верил. - Он помолчал немного. - После вести о Китеже и гибели поместного ополчения он долго горевал и молился. Ведь град был для него дороже всего…
        Княжич вдруг повернулся и посмотрел на меня:
        - Скажи, Владимир Иванович, пойдешь под руку Великого Князя?
        Вот оно! Долго же решался сказать это мне княжич.
        Кем я стану при Великом Князе - тысяцким, воеводой? Присоединиться к общему войску - сразу поставить крест на дружине, которая в первом же бою с монголами поляжет от устаревших методов ведения боя. Как же это знакомо, господи! Во все времена Россия догоняла всех и училась на своих ошибках, стоя по колено в своей же крови. Нет, я не хочу загубить то, что задумал. Так что мой ответ - нет.
        - Передай Великому Князю мое почтение и признание, но не могу принять его предложение. Пусть не держит зла и не таит обиду. Я отпишу Юрию Всеволодовичу.
        Владимир Юрьевич пристально посмотрел на меня и кивнул:
        - Что ж, Бог тебе судья.
        Да, Бог мне судья. Но по-другому нельзя.

* * *
        Всю ночь снились лица убитых на Буевом поле, и Илья Горин опять умирал у меня на глазах, а я кричал ему: «Прости».
        После утреннего молебна выехали провожать наш отряд, что шел в помощь первым разведчикам. В отряд входили братья Варнавины, бояре Бравый, Стастин и Бедата, и еще полусотня новиков. До реки ехали молча. Княжеский струг и купеческая ладья стояли рядом. Пока заводили на ладью лошадей, сказал напоследок боярину Бедате:
        - Иван Григорьевич, не забывай метки оставлять, чтоб вас потом найти. Удачи, и храни вас Господь.
        - Все будет хорошо, княже.
        Ладья отчалила, а я направился к стругу Владимира Юрьевича. Он, стоя у сходен, что-то говорил Дорофею Семеновичу. Я передал гридню княжича увесистый сверток с доспехом для великого князя.
        - Передай отцу все, что ты видел, и все, что я тебе говорил. Пусть не медлит и собирает большую рать. Мы победим, по-другому быть не может. И еще скажи, что Владимир Иванович помнит отцов своих.
        Владимир Юрьевич посмотрел мне в глаза. Затем кивнул и вбежал по сходням на струг. Когда струг отчалил, княжич поднял руку в прощальном жесте.

* * *
        Как же трудно ждать. Тянущееся время убивается делами, но, когда дела сделаны, чувствуешь опять, что часы как будто замерли. Раздражала зависимость от погоды. Ведь никуда не денешься, а ждать ледостава придется. Для дружины больше пяти сотен и огромного обоза нужны замерзшие реки, которые и есть в этом времени главными дорогами. Как назло, стояли теплые дни. Погода словно смеялась - по утрам легкий морозец, который только и мог заморозить небольшие лужи, а днем солнце растапливало лед.
        Дни стали похожи один на другой. С утра, после заутрени, неизменная тренировка, на которую стало приходить множество ратников, в основном молодых. В эти часы крепость наполнялась оглушительным треском тренировочных деревянных сабель и мечей, а стаи галок до вечера покидали привычные места. Братья Борзовы на всех тренировках стали завсегдатаями. После завтрака занимались отработкой построения щит в щит. Места для всех не хватало, стали выстраиваться вокруг храма. Святой отец на каждое построение выходил и крестил ратников, которые при этом не могли стоять к нему спиной. Еле уговорили его… не мешать. После обеда небольшой перерыв и стрельба из лука, за ней опять тренировка до темноты. И так каждый день.
        К концу грязника, то есть октября, к крепости пригнали небольшой табун лошадей, и дружинная казна значительно похудела. Заводных у нас хватало, а вот тягловых - не было. В начале грудня насыпало снега. Много. Но я не так был рад снегопаду, как серьезному морозу, что ударил через пару дней. Реку сразу затянуло пока еще тонким льдом. С этого дня началась подготовка к выходу. Распорядок дня дополнился проверками запасов продуктов, снаряжения, саней и прочего.
        Свою угрозу нерадивым часовым я выполнил, поговорив с Дорофеем Семеновичем и Кубиным, одновременно убив двух зайцев - организовал занятие для деда Матвея и повысил профуровень местной охраны. Теперь ратники на стенах и на башнях служили, как положено. Даже досмотр грузов, провозимых в телегах, которые до этого только осматривали поверхностно, стал проводиться тщательнее, на что Дорофей Семенович смотрел весьма положительно, чего нельзя сказать о хозяевах грузов.
        Каждый день проверялась толщина льда, приближая наш выход. Наконец день настал. Получив на молебне благословление и горячо попрощавшись с Дорофеем Семеновичем, дружина спустилась с холма на Окский лед.

* * *
        Лошади шли наметом, взрывая снег и пересекая многочисленные следы, оставленные поисковыми отрядами степняков. Дозорные, ехавшие впереди, подали сигнал, и отряд свернул с поля. Двадцатка всадников, переждав в небольшом овраге прохождения большого дозора степняков, вылетела из-за кустарника и быстро пересекла открытое пространство. Далее, прижимаясь к краю леса, ратники проехали до высокого холма.
        - Здесь, княже.
        Я взглянул на маленькие фигурки дозорных, умчавшихся вперед, кивнул Николаю Варнавину и направил лошадь на холм. Вслед за мной на вершину въехали остальные бояре.
        - Господи, спаси и сохрани!
        - Прими, Господи, души рабов твоих!
        Мрачная картина развернулась перед нами. Рязань горела. Дым черным толстым столбом поднимался к облакам. Ветер гнал его прямо на нас, и среди редких снежинок иногда падал пепел. Не сдавшийся врагу город сожжен, все защитники его уничтожены и рассеяны. Большая часть русской рати была отрезана от города и была вынуждена отступить в леса. Мы поэтому и сделали большой крюк, обходя город, в надежде встретить отступающих. Но не судьба - по пути встречались только стаи легкой конницы, выпущенной Батыем на поиски ушедших русских ратников.
        Скрипя зубами от бессилия, мы смотрели на агонию деревянного града. Слышался треск пожара, хотя холм, на котором мы стояли, находился довольно далеко от Рязани.
        Бояре словно одеревенели. Кто-то потрясенно произнес:
        - Вот так они и Китеж сожгли. Адово племя! Прости меня, Господи.
        - Гляньте, бояре, поганые, как реки, текут. Тьма, много тьмы их там.
        Вдали, почти рядом с горящим городом, перемещались массы монгольского войска. В этом сумбуре, казалось, никакого порядка нет, и иногда, действительно, поток конников превращался в серую реку. Но порядок там все же был. Наверняка от монгольского стана во все стороны уходят поисковые отряды легкой конницы на манер тех, от которых нам приходилось укрываться в оврагах и в зарослях кустов.
        Хотелось выругаться, причем матом. В груди стоял горький ком, и не терпелось выместить всю злость. Все, теперь пришло время расплаты. Мы вернем сторицей все тем, кто пришел на нашу землю с огнем и мечом.
        - Княже, дозорные!
        От леса, который острым клином упирался в холм, скакали дозорные, и я уже видел причину. С другой стороны лесного клина проходило русло маленькой речки, которая огибала холм и уходила в густоту лесного массива. По самому руслу плотным строем шла легкая монгольская конница, сверху похожая на длинного серого червя.
        Ну что ж, начнем. Раз первая задача рейда не удалась, то решим вторую. Я обернулся к боярам:
        - Земля русская требует отмщенья. Так, бояре?
        Все ощерились и, одновременно посмотрев в сторону горящего города, взревели:
        - За Китеж! За Рязань! Со щитами!
        Последний клич особенно понравился ратникам после того, как я рассказал про Керженскую сечу, а Кубин про битву при Фермопилах и то, что у спартанцев был особый клич: «Со щитами или на щитах!» Теперь это был клич всей дружины.
        - Демьян.
        Горин выехал вперед и встал рядом.
        - Приготовься. Будем поганых дразнить. Макар Степанович, делаем кусачий отход.
        Лисин кивнул и вместе со всеми боярами направился по склону вниз.
        Мы стояли у самого начала склона у всех на виду. Монголы шли степенно, не обращая внимания на двух всадников на вершине холма. Голова колонны уже скрылась за поворотом русла, когда, наконец, от строя отделился один монгол и, остановившись, посмотрел на нас.
        Мы синхронно достали луки и открыли тулы, по пятьдесят стрел в каждом. Для меня и Демьяна это на полминуты стрельбы. Но сейчас много выстрелов не сделать.
        - Бей!
        Успели выпустить десяток стрел. Всего десять врагов убито, но еще не вечер. Чем больше отрядят на поимку наглых урусов, тем больше мы намолотим поганых. Но как быстро начали отвечать! Только мы скрылись с виду, как из-за холма вылетела туча стрел. Пора уходить. А хорошо мы их раздраконили - думаю, кипящие от злости монгольские начальники пошлют не менее сотни в погоню.
        Холм был невысокий, но со стороны реки склон гораздо круче, он-то и даст нам большую фору. Мы нагнали бояр. Демьян и я скакали последними. Оглянувшись, увидел, что монголы уже спустились с холма, их как раз около сотни, и двести пятьдесят - триста метров между нами. Вот и будем держать их на этом расстоянии.
        Двадцать всадников уходили от погони по полю, постепенно прижимаясь к лесу. Промелькнула стрела, в щит за спиной стукнуло. Пробуют попасть? Они могут. Пора и нам пострелять.
        - Демьян, бей!
        Мы разворачиваемся и стреляем. Двое закувыркались. Вот так, не одни вы умеете стрелять!
        Еще по выстрелу - и вновь двое слетают в снег. Степняки взвыли, и стрелы посыпались градом. Всхрапнув, покатилась кувырком лошадь под Николаем Варнавиным. Боярин вскочил и кинулся в лес. Уйти успеет, надеюсь…
        В конце поля сворачиваем в пролесок и на повороте стреляем - еще минус два. Теперь ходу, так как степняки сократили расстояние на пятьдесят метров. Кони взрывают снег, уходя в кусты, и несколько стрел пролетают мимо, но в щит все равно противно стучит. Блин, только в коня бы не попали. Несемся через кусты и мелкую березовою поросль. Из-под копыт в разные стороны разлетаются зайцы. Даже становится смешно - у них тут что, сейшн косых и длинноухих? А степняки не стреляют - значит, уже в перелеске. Здесь не постреляешь.
        С пролеска вырываемся опять на поле, совсем узкое, но длинное и прямое. Мы несемся по полю к плотной стене елового леса, у которой и останавливаемся, выстроившись в ряд лицом к врагу. Степняки, выскочив из пролеска, увидели нас и взревели:
        - Уло! Кху-кху-кху!
        Они не стреляли, считая, что нам никуда не деться, и, улюлюкая, летели, предвкушая скорую расправу.
        Усмехнулся, глядя на спешку степняков. Мы стоим, а они скачут еще быстрей. Спешат напиться крови? Ну-ну, сейчас своей захлебнетесь.
        Я вложил в свой свист всю силу, от которой, показалось, вокруг покачнулись елки, стряхнув снег со своих лап. Кони вздрогнули, а мой жеребец вдруг взвился на дыбы. Пришлось вцепиться в гриву, чтоб не вылететь из седла. А елки действительно качнулись, выплескивая из своих объятий русскую кованую рать, тут же устремившуюся вперед.
        Успокоив жеребца, досадно посмотрел на атакующие сотни.
        - Китеж! - летел впереди боевой клич.
        Треск и крики, жалобное ржание…
        Степняки, уцелевшие от удара первого ряда бояр, тут же гибнут, налетая на острые рогатины второго ряда. Тех, кто выжил при столкновении, в мгновение располосовали саблями. Единицы скачут прочь, пытаясь уйти, но вылетают из седел, пронзенные сразу несколькими стрелами. А я хотел взять одного степняка живым. Ага, взял языка, выбирай любого - вон лежат. Еду к стоящим Лисину и Садову. Оба удовлетворенно смотрят на убитых монгол.
        - Тимофей Дмитриевич, мы же…
        Оба поворачиваются:
        - Что?
        И смотрят на меня, а в их глазах полыхает пожар Рязани и Китежа. Вздыхаю, ну что тут скажешь? Сказать нечего, особенно Садову. Языка в бою добыть будет проблема, а по одному степняки не передвигаются, предпочитают большие компании.
        - Все хоть целы?
        Лисин озирается:
        - Да вроде все. - И тут же добавляет: - Ну и свистнул ты, княже, что своего жеребца напугал.
        - Угу, - буркаю в ответ, - откуда я знал, что он такой пугливый?
        - Княже, а это что? - Садов показывает мне за спину.
        Оборачиваюсь и тяну поводья, жеребец послушно крутится на месте. Ратники, что стоят рядом, тоже улыбаются. Пристально смотрю на уже хохочущего Лисина.
        - Чего смешного, Макар Степанович?
        Лисин, утирая выступившие слезы, опять показал мне за спину:
        - Щит, Володимир Иванович. Ты на дикого образа стал похож.
        Снимаю щит со спины. М-да, густо натыкано. Свой щит я оставил, так как он давал блики, поэтому взял обычный.
        - Не дикий образ, - поправил я сотника, - а дикобраз.
        Про дальнего родственника простого ежа я рассказал после того, как Демьяна «дикобразом» обозвал. Тот после тренировки весь вспотел и, сняв шлем и подшлемник, предстал со всклоченными волосами. Выглядел он тогда действительно как дикобраз.
        А Горин уже рядом и показывает свой щит, тоже густо утыканный:
        - Я как его на руку перебросил, испугался было.
        - Поздно пугаться, - говорю я, пытаясь вытащить стрелу. - А я вот не перебросил, договаривались-то стрелами всех перебить. - И выразительно смотрю на сотников, а им хоть бы хны - довольны боем, и все тут. М-да, вот и планируй операции, все равно по-своему сделают. Вздыхаю и продолжаю пытаться вытащить стрелу. Она ломается. Плюнуть бы на этот щит да взять другой, но как же клич «Со щитами»? В бой-то с этим шел.
        - Понатыкали, ироды! - ругаюсь сквозь зубы. - Вот как стрелять-то на скаку надо! Только нам с Гориным и досталось.
        Демьян со стрелами поступил кардинально - он их просто обрубил.
        - А чего удивляться, мы последние скакали, а еще Варнавин рядом был.
        - Варнавин! Жив ли?
        Бояре крутят головами, а Лисин хмыкает:
        - Жив Николай. Вона, тож как дикий образ едет.
        Все смотрят в сторону перелеска, откуда на лошади, да еще с двумя привязанными заводными и чем-то нагруженными, едет Николай Варнавин. Облегченно вздыхаю - ну, слава Богу, жив. Варнавин здесь все тропы знает, и задание у меня для него имеется: ему вместе с братом предстоит поисковый рейд. Необходимо найти отряд Евпатина, то есть Евпатия Коловрата. Николай подъезжает, и все видят его щит за спиной, тоже утыканный стрелами. Он оглядывает поле, удовлетворенно хмыкает, перекидывает щит и, показывая нам, говорит:
        - Вот, смотрите, бояре, поганые поди весь свой запас стрел в меня всадили.
        Подлетает Михаил Варнавин и сгребает брата в охапку:
        - Жив!
        Николай отмахивается:
        - Да жив я. И с прибытком. - Показывает на заводных. - Только Ветерка жалко, и щит в ежа превратили.
        И он, так же как и Демьян, смахивает стрелы саблей. А Михаил его толкает:
        - Да ладно, ты лучше расскажи, как дело было.
        Николай чешет лоб:
        - Как-как, а так. Как коня-то подстрелили, успел я соскочить - и в лес, как говорили-то. А в щит так и бьет, так и бьет. Я за сосну-то спрятался, гляжу, а там трое поганых, прям на лошадях за мной так и прут. Вот так, не хоронясь-то. Ну, я взял и стрельнул. Двоих стрелой взял, третьего на саблю, вот. Выглядываю на поле, а там никого, все за вами погнались. Ну, собрал я добро и сюда скорей. Вот.
        - Все, пора отсюда уходить. Лошадей согнать и добро на них увязать. Уходим, бояре! - И я в последний раз смотрю на далекий дым.
        К вечеру следующего дня возвратились в лагерь. Кубин встречал нас, предупрежденный дозором.
        - Ну? - вопросительно посмотрел он на меня.
        - Рязань пала. Мы никого не встретили. Сотню поганых списали. Варнавиных с десятком ратников в поиск отправил.
        Дед Матвей вздохнул и отвернулся. Я понял, о чем он думает.
        Глава 14
        Зимний лес невероятно красив, когда одевается в снежное серебро. Разлапистые елки, украшенные снежными шапками, похожи на столпившихся подружек, которые собрались посмотреть на странных людей, замерших среди них.
        Люди затаились за рублеными щитами из бревен, замаскированными лапником, щедро присыпаны снегом. Сидели не шевелясь. Ждали.
        - Сигнал! Княже, сигнал!
        - Не кричи, вижу.
        Я поднял руку, показывая, что сигнал видели и поняли, толкнул Демьяна, и он, привстав повыше, замахал руками, подавая знак на другую сторону поля.
        - Приготовились, всем сидеть тихо.
        Послушал расходящийся шепот повторяющейся команды, потом повернулся к Борису:
        - Ну, все, Боря, иди с Богом. Только на этот раз как договаривались, лады?
        Борис кивнул и исчез в лесу.
        Эта засада не первая. Три раза мы делали ловушки для небольших отрядов монголов. Два раза обошлись без потерь, а в третий раз пошло не так, как планировал. Бояре, привыкшие к прямому бою, роптали на то, что выскакиваем, как тати из леса. Ну и выскочили, не дожидаясь нужного времени. В результате наши потери составили тринадцать ратников убитыми и одиннадцать тяжело ранеными, из них трое уже не бойцы. Причем мне даже отчитывать нерадивых не пришлось. Наставляли провинившихся Кубин и, неожиданно для меня, Лисин Макар Степанович, один из сотников, который вывел свою сотню в атаку только на поддержку остальных. Теперь, надеюсь, будет так, как задумано.
        Дозоры вернулись с вестью, что в эту сторону идет десять сотен степняков, и мы, используя особенности местности, сделали ряд засад. Узкая полоса поля или старицы, всего двести метров в самом широком месте, петляющая как дорога, хорошо подходила для первой засады. Вначале поле сужалось до пятнадцати метров, где были подпилены высокие сосны, для того чтоб завалить узкий проход, потом после нескольких поворотов упиралось в лощину, в глубине которой мы приготовили вторую засаду. В самом начале лощины, по-видимому, был большой водоем, довольно глубокий - более четырех метров. После того как мы уйдем по оврагу, специальная команда набьет по краю водоема много лунок так, чтоб лед только-только выдержал проход легкой конницы, и уйдет вслед за нами, оставив специально подготовленных мной ратников для подрыва четырех пороховых зарядов. Думаю, хватит, чтоб закупорить выход из лощины в случае отхода монголов из второй ловушки или отсечь возможную помощь. Обойти овраг не получится - слишком густые заросли и завалы.
        Для лучшего использования наших лучников я собрал самых метких стрелков в одной команде, на этот раз разделив на две части. Сотня на той, полторы сотни на этой стороне леса. Причем два отряда лучников сдвинуты друг от друга, чтоб каждый контролировал все части поля. Также по краям поля, в самой глубине леса, находились боярские сотни, которые ударят в нужный момент с двух сторон.
        Тщательно замаскировались, а в этом нам весьма помог снег, шедший весь вчерашний день и вечер. Наутро ударил крепкий мороз, но люди тихо сидели и ждали подхода поганых. Каждый понимал, что впереди жаркий бой и, возможно, для кого-то последний, так как решили замахнуться на больший, чем в прошлые разы, отряд степняков. Нас всего три сотни. Еще около сотни простых мужиков, что прибились к нам после освобождения из полона, которых как воев я не считал, отправив пока в обоз. Если монголы пройдут большим отрядом, то просто пропускаем их и ждем других. Задача у нас есть конкретная - отбивать полон и искать обозы с осадными орудиями. Ну, и по возможности уничтожать мелкие группы степняков, но только в подобных засадах. В любом другом случае мы просто обречены. Даже не приближаясь, такое количество монголов вмиг нашпигует нас стрелами, а оставшихся в живых накромсает в мелкий салат. Вот и приходится применять такие засады, ожидая, когда дозоры обнаружат то, что надо. Только обозы с камнеметами и камнями пока не встретились, а вот полон отбили раз, и сразу много.
        Степняки тогда вели куда-то огромную толпу, в основном молодых девушек. Бояре, увидевшие, как монгол плетью огрел упавшую девушку, сразу выхватили сабли - и в атаку. Удержать их было невозможно. Поганых была всего сотня, но они не кинулись врассыпную, не спаслись, а дали отпор, весьма грамотно прикрываясь полоном, не давая нашим лучникам работать в полную силу. Тогда-то наш отряд и понес первые потери. Но удержатся ли бояре в этот раз от преждевременной атаки?
        - Идут.
        Из-за поворота показались всадники, идущие широким, в несколько рядов, строем. И опять ничего не боясь. Считают, что нет им тут достойных противников. Исполать им.
        - Два, три, четыре…
        Демьян шепотом считал десятки проходящих монголов. Толкнул его локтем и тихо зашипел:
        - Уймись, считай про себя.
        Надо сидеть тихо, так как любой звук в зимнем лесу слышен далеко. Кто этих степняков знает? Может, кроме острого зрения у них еще чуткий слух? Все это понимали и сидели не шевелясь. Даже сороки, всегда гомонящие некстати, сейчас притихли. В тишине замерзшего леса были слышны только потрескивания деревьев от мороза и тихий гул тысяч копыт.
        Я смотрел за поворот, на крону сосны, что торчала в самом лесу, и была выше всех остальных деревьев. На ней сидел наблюдатель, который должен дать сигнал. Один взмах рукой - отряд один, и больше никого нет; два - отряд не один, и их необходимо пропустить. Уже не раз оговаривалось, что в случае прохождения очень большого отряда или тяжелой монгольской конницы все сидят не высовываясь. Иначе придется уходить с боем, так как даже внезапное нападение на небольшой отряд тяжелой конницы не даст нам преимущества. Но нам везет, опять мимо идет легкая, и их около десяти сотен. Ждем сигнала наблюдателя.
        Из-за ствола махнули один раз. Так, эти идут одни, и больше никого. Последние всадники поравнялись с нами. Пора.
        Подаю знак, и Демьян выстреливает стрелой с привязанной красной лентой. Это сигнал всем. Натягиваются луки, и лес наполняется треньканьем спущенных луков и шелестом стрел. Без крика и клича. Пусть поганые как можно дольше остаются в куче, так проще их бить. В прошлый раз взревели и потом долго перестреливались с кинувшимися в разные стороны монголами.
        В дружине стрелков хороших - полторы сотни, остальные на расстоянии больше двух сотен шагов стреляют не ахти. Но сейчас они бьют практически в упор.
        Со всех сторон щелкали луки, посылая смерть ненавистным врагам. Степняки взвыли и стали отвечать. В щиты очень часто застучало, но раненых или убитых, слава Богу, пока нет. Раздался резкий крик, и часть монголов рванула обратно к узкому проходу. Часть стрелков тут же переключилась на них, быстро выбивая поганых. Никто не уйдет!
        В узком проходе на поле малая группа мужиков, готовых завалить все подрубленные сосны, и князь Борис со своими ратниками, а с другой стороны поля - все остальные бояре под командой сотника Лисина.
        Рука хватает пустоту, сам не заметил, как опустели оба тула со стрелами.
        - Запас давай!
        Из-за ели вынырнул мужичок с полными тулами: один мне, другой Демьяну. У него тоже стрелы кончились. Я наложил стрелу, но стрелять поздно - из леса вылетели сотни тяжелой русской конницы с неизменным кличем:
        - Китеж!
        Стрелки, убрав луки и выхватив клинки, с ревом ринулись добивать остатки поганых. Часть осталась на контроле подходов - никто не должен уйти. Но по многим было видно, что еще чуть - и они кинутся в общую свалку.
        Хлопнул прыгающего от нетерпения Илью Лисина по плечу:
        - Иди помаши саблей. Мы тут сами управимся.
        Парень нырнул за ель, где стояли наши кони. Через секунду, опережая свой клич, Илья летел к сражающимся.
        - А я? - Демьян смотрел обиженно.
        - А ты как лучший стрелок смотри, чтоб никто не ушел.
        - Чего тут смотреть? Всех перебили, а кто жив еще - бояре приголубят.
        Вот уже четвертый раз такие разговоры на эту тему. Как ведь охота саблю наголо - и вперед. Ну да, время такое, люди такие. А на поле уже все кончено. Только вижу, что боярские сотники почему-то опять недовольные опять едут.
        - Что случилось, Тимофей Дмитриевич, что опять не слава Богу?
        За Садова с усмешкой отвечает Лисин:
        - Все слава Богу. Да только уж больно метки наши стрелки. Только с сотню поганых и было. Многие верную саблю вражьей кровью не порадовали.
        - А я успел! - воскликнул Илья Лисин. - Одного приложить успел.
        Лисин-старший подтвердил, хитро глядя на меня:
        - Всех побили, с Божьей помощью. Даже язв серьезных не получили.
        - Как всех побили? Ведь говорил же.
        Это случилось опять. В ярости бояре крушили всех, кто попался под руку. Мстили за Китеж, у множества ратников в святом городе жили родственники. Мстили за родных, угнанных из разоренных родовых вотчин. За сожженный дом. За погибших страшной смертью братьев и отцов на Буевом поле у Больших Ключей. Я не мог винить их за то, что в ярости боя они забывали о так нужных пленных. А мне требовались языки. Вестей от дозоров явно недостаточно. Бояре были со мной согласны, но как только они видели врага, то…
        Вот и опять, похоже, не судьба.
        Но Лисин усмехнулся и, сделав кому-то знак, произнес:
        - Есть, есть кощий. Я позаботился. Единственного, что мне живым попался, пришлось вязать и отбивать от боярых братьев.
        По полю на веревке за конем волокли пленника. А он хоть живой? Веревка-то привязана за ноги. Посмотрел на Лисина, и тот, поняв мои мысли, сказал:
        - Не беспокойся, говорить сможет. Бока и баялку ему хорошо намяли, это чтоб не блядовал, а правду глаголил. Резв оказался, уж в самом лесу настигли поганца.
        Ну и хорошо, хоть так, а то только одними наблюдениями дозоров обстановку знать не будешь, где кто находится не разведаешь, обозы с осадными орудиями и камнями не найдешь.
        - Ладно, с пленным потом поговорим. В обоз его, и смотреть, чтоб не сбег. Лошадей согнать, собрать оружие…
        Я оглядел укрытия, густо утыканные монгольскими стрелами, и добавил:
        - И все стрелы. Уходим в овраг.
        Дождался, когда последние сани втянутся в узкий проход оврага и, в последний раз посмотрев на поле, поскакал вслед, на прощание махнув оставленным наблюдателям. Для них, как в прошлый раз, выбрали высокую сосну в глубине густого ельника. Тут же осталась и команда с четырьмя пороховыми фугасами, которые подорвут лед водоема на выходе из оврага.
        Кони несли вперед, взрывая рыхлый снег. Выпало его уже порядком, но движению конницы он не мешал. Солнце опять заслонили облака, и, похоже, опять будет снег. Это хорошо. Прикроет следы от множества пробитых лунок на водоеме, набитых, чтоб фугасами разнесло весь лед наверняка, надежно закупорив ловушку.
        Этот бой удачен, даже не верится. Всегда бы так. Погибших нет, больше двух десятков раненых, но это несравнимо с успехом. Только…
        Только настораживает беспечность монгольских темников и тысячников. Какое-то странное ощущение неправильности. Почему этот отряд шел без заводных? Короткий рейд? С какой целью? Поиск нашего отряда? А может, это и не монголы вовсе? Народов, что выставило своих воинов под руку Батыя, было много. Но все они были под командой опытных монгольских военачальников. Что-то тут не так. Но что?
        Вечером, если по следу уничтоженного монгольского отряда не пройдет другой, побеседую с пленным. Позову всех сотников и десятников. Пусть присутствуют при допросе, а потом пленного в расход. Если Батый узнает про нас, то начнется большая облава, как на Николая Евпатина, которого здесь называю Евпатий Коловрат. Где он сейчас? Братья Варнавины уже давно отправились на его поиски. Ходят слухи, что Коловрат бьет монголов, причем успешно. Недавно слышали новость о большом разгроме пяти тысяч монголов под командой Хостоврула. Вот удалец, право! Ведь у Евпатина всего две тысячи ратников! Скорей бы Варнавины нашли его отряд.

* * *
        - Хэн тийм? Ярих![10 - Хэн тийм? Ярих! - Кто такой? Говори! (монгольск.)]
        Но пленный играл в молчанку. Надменное выражение сменялось презрительным. Похоже, он не понимал, что тут шутить не будут. На мои вопросы молчал и щерился. Ну-ну, я кивнул, и за него принялся боярин Бедата. Он прекрасно помнил, как расправились монголы с его семьей. И собрался проделать с монголом то же самое. Перехватив ноги пленника петлей и закинув веревку на толстый сук, Иван Григорьевич в один мах поднял пленника в воздух. Потом достал засапожный нож, присел и стал смотреть монголу прямо в глаза.
        Монгол дернулся и… заговорил по-русски.
        Ого! А акцента почти нет. Непростой нам язык достался. Я стал задавать вопросы. Монгол, поглядывая на боярина Бедату, отвечал сразу, долго не думая.
        Степняк сказался простым кыштым-цэриг[11 - Кыштым - легковооруженный воин из зависимых народов. Цэриг - воин, общий термин (монгольск.)] из рода Тумэты, зовут Буолом, и знает он совсем немного. Расположения всех войск ему неизвестно, передвижения обозов тоже не знает.
        В общем, по словам пленника - пустышка нам попалась. Только зря он так, мы же не совсем серые. Я встал с чурки, на которой сидел и задавал вопросы пленнику.
        - Все, Иван Григорьевич, он нам не нужен. - И подмигнул. Бедата ощерился и понимающе кивнул. Схватил монгола за подбородок и поднес засапожник к его горлу.
        - Нет! Не надо, я все скажу.
        Я резко повернулся:
        - Жить хочешь?
        Степняк мелко закивал, косясь на близкий клинок.
        - Тогда ты должен сказать то, что нас заинтересует. И подумай, прежде чем обмануть.
        - За нами идут десять сотен тяжелой конницы, - выдавил из себя монгол.
        - На каком расстоянии?
        - Три санга[12 - Санг - расстояние примерно 8 - 9 километров.].
        Это примерно двадцать пять километров.
        - Для чего?
        - Найти и уничтожить неизвестный отряд, который действует у нас в тылу.
        Ага, мы пока неизвестный отряд, но силы, выделенные для нашего поиска и уничтожения, внушительны. Уважают. И пленник совсем не прост.
        - А ты непростой кыштым-цэриг. Слишком хорошо по-нашему лопочешь. Я думаю, ты сотник. Тушимэл[13 - Тушимэл - офицер (монгольск.)], верно?
        Степняк сглотнул и, не отводя глаз, кивнул:
        - Харагул-цэриг[14 - Харагул - дозор, разведка (монгольск.)].
        О как! Повезло офицера разведки поймать. Хорошо, что его не упустили. Вот Лисин-то обрадуется.
        - Что он сказал? - спросил сотник. - Кто он?
        - Сотник дозора, Макар Степанович. Ты хорошего языка поймал.
        И сразу задал следующий вопрос монголу:
        - Сколько таких отрядов в поиске?
        - Пять. Впереди каждого идет дозором легкая конница.
        Так, это пять тысяч легкой и пять тысяч тяжелой конницы получается. Целый тумен за нами охотится. Ладно, надо действовать.
        - Хорошо, Буол, ты пока будешь жить. Потом я еще с тобой побеседую.
        Степняк чуть вздохнул и неожиданно сказал:
        - Я знаю, кто ты, бохадур.
        Я посмотрел ему в глаза и, улыбаясь, ответил:
        - Не сомневаюсь. - Повернулся к братьям Борзовым: - Увезти к Кубину. Глаз с него не спускать, головой отвечаете.
        Борзовы кивнули и, отвязав веревку, уволокли изумленного монгола прочь, а я задумался. Тумен - это для нас много, чересчур много. Даже если вычесть из этих сил уничтоженную утром тысячу, то все равно их много, надо уходить. Но просто бросить подготовленное место для засады не следует. Пусть она на тяжелую конницу не рассчитана. Тогда сделаем ловушку на лесном пруду - тут есть, где развернуться.
        - Что будем делать, княже? - спросил Макар Степанович. - Против десяти сотен тяжелых конных пойдем?
        - А почему бы нет? - И я повернулся к Бравому: - Иван Пантелеевич, зови всех десятников.
        Бравый кивнул и исчез среди деревьев.
        - Макар Степанович, сколько у нас земляного масла осталось?
        - Три бочки, а что?
        - Мало, а дегтя?
        Лисин пожал плечами:
        - В обозе должон быть. А что ты задумал?
        - Погоди, Макар Степанович, поясню, как соберутся все, но сразу скажу, что поганым это не понравится.

* * *
        Монгольская тяжелая конница двигалась медленно. Плотным строем по пять всадников в ряд. Внимательно вглядываясь в стену леса по краям оврага. Всадник, едущий во главе, поднял руку, и колонна остановилась. Резкая команда - и все тут же закрылись щитами, превратив колонну во что-то похожее на бронированную многоножку. Монгол спрыгнул с коня, откинул личину и присел, рассматривая многочисленные следы ушедших по оврагу русских. Многое ему не нравилось, но на лице невозмутимое, грозное выражение, повторяющее маску личины.
        То, что они обнаружили на поле перед оврагом, говорило о том, что неведомый отряд русских легко расправился с тысячей. Тысяцкий не мог понять - как это случилось? Почему не заметили такую засаду? Осмотрев все тщательно, он признал простоту и изящество засады, сделанной коварными урусутами. И, главное, судя по следам, урусов было вдвое меньше. Сейчас его не покидало чувство - этот лес опасен. Но приказ темника однозначен - найти отряд урусов и уничтожить.
        Овраг петляет и имеет крутые стены, иногда достигающие большой высоты, в три всадника. Злые демоны, ну почему этот лес такой? По краям оврага не пройти, разведчики вернулись сразу. И дно оврага настораживало. Чересчур ровное, совсем как в устье, где тысяцкому не понравилось то, что кто-то набил отверстий во льду. Значит, тут тоже водоем. Овраг, наверное, представлял собой рукав реки или протоки, однако довольно широкой, чтоб идти плотным строем. Выдержит ли лед прохождение тяжелой конницы?
        Впереди лощина значительно расширялась, превращаясь в небольшое поле, потом следовал новый поворот. Монгол посмотрел на многочисленные следы, оставленные ушедшим русским отрядом, и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Он бы сделал засаду тут, в самом узком месте. А там, впереди, стены оврага были меньше половины роста всадника. Да и лес там становился реже на первый взгляд. И просторней, чем тут, в овраге. Надо вывести тяжелую конницу туда и ждать результатов разведки.
        Демоны и дэвы, куда подевались разведчики?
        Из-за поворота появились всадники. Тысяцкий узнал всех троих, но среди них не было Сагана, старого и опытного воина. Значит, впереди врага нет, раз он не возвратился сам. Впрочем, сейчас он все узнает. Тысяцкий поднялся на коня и посмотрел на края оврага. Ёлки и деревья украшены выпавшим снегом. Тишина в лесу нарушалась только дыханием лошадей. Скорей всего, тут урусутов нет.
        Кони взрыли снег рядом, и после поклона дозорный сказал:
        - Мы разведали путь, Тенгуз-бохадур, на санг впереди по краям субуга[15 - Субуг - овраг.] только девственный лес. Следы урусутов уходят дальше. Саган послал нас предупредить тебя. - И дозорный опять поклонился.
        Тысяцкий задумался: если Саган не заметил ничего опасного, то почему так свербит? Не потому ли, что он уже сделал одну ошибку, втянув отряд в лощину, не дождавшись результатов разведки? Но он посылал проверить лес по краям лощины - там такие заросли и завалы, что не пролезут даже тарбаганы. Или беспокоят те набитые во льду многочисленные проруби? Нет, скорей всего, урусуты там ловили рыбу. Во всяком случае, надо двигаться вперед. Найти и уничтожить урусутов. Тысяцкий, наконец, снял невозмутимое выражение со своего лица и осклабился, представляя, как он будет казнить каждого уруса. Он опустил личину, скрыв свою улыбку под ней, и махнул рукой. Строй слитно сделал шаг вперед.
        Взрывая снег, тяжелая конница вышла на просторную поляну, миновав большие кучи веток и прочего мусора по бокам устья. Такая же куча торчала посередине поляны. Строй не стал объезжать ее, а просто, разделившись, обогнул с двух сторон. Проезжая этот завал веток и прочего мусора, присыпанный снегом, темник ощутил новый прилив беспокойства.
        Эти кучи на входе, и в центре, и… на выходе! Одновременно с последней мыслью тихий лес вдруг наполнился шелестом, похожим на звук летевшей тучей саранчи. Это стрелы! Они густо летели со всех сторон.
        Тысяцкий ощерился - глупые урусуты напали на гвардию. Им не по зубам отборные латники Сага-Тенгуз-бохадура! И они кидают легкие охотничьи стрелы! Глупцы! Охотничьи стрелы не могут пробить крепкие латы, даже лошадей не покалечат. Тысяцкий резко выкрикнул команду, и конница, втянувшаяся в широкую часть лощины, встала вкруг и закрылась щитами. Теперь мы готовы, только покажитесь.
        Стрелы летели и, ударяясь о бронь, отлетали в снег. Сага-Тенгуз-бохадур уже определил, где находятся основные силы урусутов, и отдал команду перестроиться. Конница выстроилась вытянутым овалом с основным направлением построения к пологому берегу оврага. Приказ стрелять в ответ тысяцкий пока не отдавал, все равно врагов не видно, а запас стрел не велик, тем более что стрелы урусутов урона не приносят, только беспокоят, как весенняя мошка. Вдруг что-то прочертило дымом тонкую полосу и воткнулось в большую кучу мусора, которая оказалась в самом центре строя. Полыхнул огонь, сразу зачадив черным и вонючим дымом. Стрелки, определив, что стреляли с высокой сосны, которая стояла недалеко, защелкали луками.
        Сага-Тенгуз-бохадур скривился в усмешке, глядя, как от полыхающей кучи лесного мусора в центре расходятся горящие дорожки к таким же на входе и выходе оврага. Глупые урусуты! Воины Темуджина не боятся огня земляного масла. На пылающий в центре строя огонь никто не обращал внимания, как и на вспыхнувшие костры у обоих выходов из оврага. Урусуты вдруг перестали стрелять. Тысяцкий усмехнулся - видно, поняли, что бесполезно.
        Вдруг что-то сильно ухнуло, сразу заложив уши, подняло и швырнуло вперед. Сага-Тенгуз в ужасе увидел, как огненные клубы растут со всех сторон. Он заорал от нестерпимой боли, но из горла вырвался только хрип. В гаснущем сознании промелькнула последняя мысль - коварные урусы его перехитрили.

* * *
        Да, стильно они приодеты! Я смотрел на тяжелых монгольских конников из-под большой разлапистой еловой ветки. Сразу видно: элиту против нас послали. Все в одинаковом прикиде, и цвет у всех один - коричневый. Доспех у тяжелого всадника был необычен, даже шлем непривычной, вытянутой формы не имеет привычного навершия, он обтянут кожей и украшен бахромой по кругу. Кони тоже неплохо защищены, причем не только спереди. На головах, закрывая глаза, были надеты жуткие маски, наверное, для устрашения врагов. Тяжелые всадники обычно врубаются во вражеский строй, и ничем их не остановить. Только я знаю, как это сделать.
        Издалека конница, плотно стоящая длинной колонной в овраге, была похожа на медленно ползущий бронепоезд. Колонна остановилась, не выходя на открытое пространство, ехавший впереди всадник что-то крикнул, и строй мгновенно закрылся щитами.
        - Во дают! - изумленно прошептал Илья Лисин. А сидящий рядом Макар Степанович тихо сказал:
        - На змия ползучего стали похожи.
        Монголы в строю действительно сейчас напоминали огромного коричневого питона, который выполз из пещеры и озирается в поисках жертвы. Тем временем всадник спрыгнул с коня и присел, рассматривая следы.
        - Он что-то заметил?
        - Вряд ли. Следов-то там уйма, и все ведут дальше в овраг, а наши следы мы зачистили, и снег, что шел всю ночь, нам помог.
        - Эвон, как внимательно в след смотрит.
        - Энто, похоже, тысяцкий, - заметил Макар Степанович.
        - А он деготь и земляное масло не учует?
        - Не знаю. Хорошо бы нет.
        Из-за поворота донесся топот, и показались скачущие всадники. Три часа назад по оврагу прошел монгольский дозор. Десять всадников покрутились, осматриваясь, и поскакали дальше. С вестями почему-то вернулись только трое.
        - Макар Степанович, кого ты отправил в дозор на ту сторону оврага?
        - Макарова Бориса Всеславовича.
        - Добре.
        Дозорные остановились у головы колонны тяжелой конницы и переговорили с тысяцким. Тот покрутил головой, как будто не веря тому, что сказали дозорные, и что-то крикнул. Бронированная колонна начала движение. Конница вышла на ровную гладь замерзшего лесного пруда. Рукотворная куча лесного мусора оказалась ровно посередине строя, который, разделившись, стал обтекать ее с двух сторон. Тысяцкий, глядя на кучу, остановился, потом посмотрел вперед.
        - Он что-то учуял…
        - Тише, Илья, не шуми, уже не важно, - успокоил я молодого Лисина. - Приготовились. Стрелять только охотничьими стрелами. Пусть кучней встанут.
        Тяжелая монгольская конница уже на две трети вышла из оврага. Скоро голова колонны войдет во второй створ. Пора начинать.
        - Бей!
        Все разом выстрелили из луков и с пулеметной частотой начали опустошать заготовленные накануне вечером охотничьи стрелы. Громкая команда - и монголы довольно быстро выстроились в круг. Лисин-старший не стрелял, наблюдая за перестроением степняков.
        - Эти стрелы им как укус комара. О, глянь, Владимир Иванович, в каре встали.
        Я хмыкнул, глядя на эволюции поганых:
        - Да нет, Макар Степанович, это не каре, это больше на яйцо похоже. Мы его сейчас изнутри… откроем.
        Подал знак сидящему на сосне Демьяну и приказал лучникам:
        - Приготовить боевые стрелы.
        Горин с сосны выстрелил из арбалета зажигательной стрелой в большую кучу мусора и тут же по веревке соскользнул на землю. В центре монгольского строя вспыхнуло пламя и зачадило черным дымом.
        - А поганые-то не испугались.
        Киваю, понятно, что они уже сталкивались с подобным в Китае, даже пороховые ракеты видели в действии, но то, что имеется у нас, монголы еще не испытывали. Огонь охватил всю мусорную кучу, которую мы загодя полили дегтем и нефтью, а потом накидали сверху снега. Ага, вот побежали огненные дорожки, и от них загорелись так же политые дегтем и нефтью сваленные сухие ветки и всякая гниль на выходах из оврага. Но это не главное, главное то, что внутри сваленных веток. Там, в центре выстроившихся монголов, под горящими ветками лежали шесть пороховых фугасов, бочонки со смесью дегтя и нефти и десяток МОНок с короткими фитилями. Все, что я взял в этот рейд. Стоит только огню добраться до фитилей…
        Бабах!
        Строй монгольской конницы вспучился изнутри. Всадников не просто раскидало, казалось, они просто разлетелись сами. Взрывная волна раздалась в разные стороны, выкидывая седоков и калеча лошадей. Огненные клубы мгновенно выросли и охватили центр строя, немного лизнув огнем передние ряды. Все сразу заволокло сизым дымом, а ввысь выплеснуло черный столб. Что-то отлетело в нашу сторону и взорвалось. Вжикнули осколки, а все ели здорово качнуло взрывной волной. Я от неожиданности дернулся, и приготовленная стрела ушла в сторону от цели. Сзади всхрапнули лошади, испугавшись грохота. А что творится там? Кони не так невозмутимы, как их наездники. Грохот взрыва с огненным вихрем дали такой мощный импульс уцелевшим в первых рядах, что все монгольские кони беспорядочно понеслись в нашу сторону. Из сизого дыма выплеснуло с сотню лошадей, и лишь половина была с седоками. Но это была не атака.
        С удивлением обнаружил, что наготове с луком стою я один, а все ратники остолбенели и пялятся, неистово крестясь, на поднимающийся черный гриб. Конная лава приближается, а бояре столбом стоят, мать ети!
        - Бей! Стрелой бей!
        Толкаю рукой Лисина:
        - Макар Степанович, вперед.
        Тот кивает и вскакивает. Ратники очухиваются, и из-за густых елей начинают вытекать русские сотни. Они успевают разогнаться и ударить беспорядочно скачущих монголов, точней, их остатки. Дым чуть рассеялся, и стало видно, как в центре пруда полыхает огонь и мечутся горящие люди и лошади. Постепенно их становится меньше. С удивлением вижу, что они проваливаются под лед, который просто сломало взрывом. Бояре сшибают выживших и успевают остановиться у края слома льда. Вскакиваю на коня и несусь туда. Повсюду стоит запах горелой шерсти и плоти. До сих пор чадят кучи на выходах из оврага.
        Вся дружина собралась по краям пруда. Завороженно смотрим на агонию тех, кто смог сбить огонь, но провалился под лед. Тонули люди, тонули лошади. Тяжелая бронь тянула на дно.
        Не думал, что шесть фугасов со старым порохом, вкупе с бочонками нефти и дегтя, раскидают и сожгут почти всю тысячу степняков, вдобавок взрывом сломает лед, и остатки выживших провалятся в пруд. Прогнозировал уничтожение половины монголов, а остальных рассчитывал взять стрелой и конной атакой. Учитывая психологический эффект, затруднений бы не было. М-да. Не учел только, что от этого впадут в ступор и бояре.
        Вот так, нечаянно, получилось проделать то, что случится у Александра Ярославича на Чудском озере с Ливонскими рыцарями.
        Стоим в молчании, под треск горящих веток на выходах из оврага. Бояре на пруд смотрят хмуро. Кто-то произносит:
        - Туда им и дорога.
        Все кивают, соглашаясь. Почти в полной тишине раздается крик, от которого я вздрагиваю даже больше, чем от взрыва:
        - Княже!
        От леса к нам скачет Макаров Борис Всеславович. Он осаживает коня рядом и выдыхает:
        - Княже, поганые.
        - Где?
        - С той стороны оврага.
        Боярин осматривается и потрясенно спрашивает:
        - Что тут случилось? Что так громыхнуло?
        - Зелье огненное, - отмахнулся я. И задумался. Так, похоже, это появился другой поисковый отряд степняков. Легкая конница, а за ними и тяжелая. И дозорные, что остались у начала русла этой реки или оврага, могут показать дорогу сюда. Черт, как некстати.
        - Борис Всеславович, далеко ли они и сколько их?
        Макаров, морща нос от дыма и тяжелого запаха горелой плоти, сказал:
        - К верхнему руслу верстах в семи многим числом подошли.
        Так, в какую сторону уходить? Путь, куда собирались, уже перекрыт. Идти вокруг леса, через место первой засады? А может…
        - Демьян, пошли кого-нибудь…
        Меня прерывает появление наблюдателей, оставленных следить за подходами недалеко от первой засады. Вынырнувший из-за елок ратник торопливо подбежал и выпалил:
        - Княже, поганых тьма идет.
        Понятно, перекрыли оба выхода. Знали? Нет, не должно. Скорей всего, верны своей тактике. Надо выбираться из этих клещей, значит, придется уходить лесом. Посмотрел на сотников и сказал:
        - Так, собирайте людей, уходим через лес. Демьян, твои стрелки с той стороны оврага пришли?
        - Нет еще.
        - Быстро всех сюда.
        Я кликнул Садова:
        - Тимофей Дмитриевич, ты идешь первым. Обозникам скажешь, чтоб шли за тобой. Все остальные следом. Сотня Лисина идет последней.
        Повернулся к мрачно рассматривающему обширную полынью Макарову:
        - Борис Всеславович, ты со своими останься и присмотри тут за погаными.
        - Добре.
        Через час, когда мы успели уйти достаточно далеко в лес, нас нагнал наш арьергард.
        - Поганых набежала уйма. Злобный вой стоял, просто жуть.
        Макаров улыбнулся:
        - Я видел, как один поганый головой о лед бился. А по нашим следам они не пойдут?
        - Нет, Борис Всеславович, в лесу они бессильны, и монголы это понимают.
        Идти через зимний лес тяжело. Приходится постоянно огибать завалы и часто растущие деревья. Порой тропа похожа на горный серпантин, и после очередного поворота сквозь стволы деревьев видишь то место, которое только что прошел. Это выматывает. Да и последние трое суток были трудные и динамичные.
        Вскоре пришлось вставать лагерем на ночь. Разожгли костры и уселись у огня в ожидании готовности каши. Все выглядели смертельно усталыми, но все-таки довольными. У костров шло бурное обсуждение разных эпизодов боев за прошедшие дни. Говорили и о сегодняшнем, но как о странном случае. Чаще сетовали, что и саблей не пришлось помахать, а вот про тот гром и огонь с черным дымом, очень похожий на растущий гриб…
        Из темноты вынырнул Демьян и уселся рядом.
        - Тихие дозоры проверил.
        Он поерзал, усаживаясь поудобнее, и спросил:
        - Володимир Иванович, а зачем мы в поганых охотничьими стрелами стреляли? Ведь толку от них никакого.
        Макар Степанович улыбнулся и закрыл глаза, а Лисин Илья навострил уши.
        - А ты на месте того тысяцкого что бы подумал? - спросил я.
        Демьян задумался, пожал плечами:
        - Ну, то, что вокруг охотники да простой люд собрались.
        Я наставил палец:
        - Вот видишь, почти правильно. Схитрить и заставить врага недооценить противника - значит, наполовину выиграть.
        И тут подал голос Илья Лисин:
        - Но проще было тяжелой стрелой их всех взять. Ведь ты, княже, да Демьян по сотне могли в землю уложить.
        - Неправильно мыслишь, сын. - Макар Степанович открыл глаза и с укоризной посмотрел на Илью: - Не сотню, совсем не сотню. Думаешь, поганые стояли бы на месте, пока всех не перестреляли? Нет, они пошли бы в атаку. И только Господь ведает, сколько русских воев полегло бы в той сече. А стреляя легкими охотничьими стрелами, мы заставили их собраться в одном, нужном нам, месте. Ведь так, княже?
        - Так, Макар Степанович.
        - Все-таки здорово бахнуло. Враз поганых раскидало, да еще сожгло и утопило. Эх!
        Илья зажмурился и продолжил:
        - А хорошо бы собрать всех поганых в одном месте и… бабах!
        И он махнул руками, изображая взрыв.
        - Соберем, Илья. Все у нас получится. Ладно, бояре, давайте спать. Завтра, чую, трудный день у нас будет.

* * *
        Дружина стояла у самого края леса, ожидая результатов разведки. Из-за снегопада видимость была плохой, но на другой стороне поля, вдалеке, угадывалась стена леса, а за перелеском, что соединял лесной массив, что-то дымило. Оттуда через перелесок шла широкая полоса вытоптанного снега. Похоже, тут прошли монголы, а там дымятся остова сгоревших домов какой-то деревни.
        - Княже, поганые сожгли деревню и ушли. Давно. Люда не видно, мыслю, в полон угнан.
        Кивнул дозорному и повернулся к Лисину:
        - Макар Степанович, ты со своей сотней первым иди. Как деревню пройдешь, то вставай у той опушки и встречай обоз. В случае появления монголов нас не жди, уходи.
        - Добре. - Лисин взмахнул рукой, и сотня стремительно пересекла поле, завернула в перелесок и скрылась в дымке снегопада.
        Такая погода хороша для открытого передвижения, если бы не одно «но». Монголы делают переходы в любую погоду и время суток. Поэтому из-за вероятности столкнуться с большим отрядом на открытом месте дружина и обоз пойдут сквозь лес. Пусть дорога к лагерю выйдет дольше, зато мы не столкнемся со степняками, которые сейчас очень злые.
        Пересекли поле, и за перелеском открылась картина сгоревшей деревни. Огромные, еще дымящиеся черные пятна пепелищ напоминали о том, что когда-то тут стояли дома и обширные хозяйственные постройки. В молчании проехали мимо, лишь задержавшись у темного пятна на снегу, которое падавший снег так и не смог прикрыть. Перекрестились и прочитали молитву.
        Впереди раздались крики, и мы рванули вперед. Оказалось, что там дозор встретил уцелевших селян, которые успели сбежать в лес. Дозорные стали в круг, в центре которого стояла всего одна семья. Мужик с женой, к которой жалось пятеро ребятишек. Они с тревогой смотрели на нас. Я отправил сотни дальше в лес, а с обоими Лисиными и Демьяном подъехали к ним.
        - Кто вы?
        Мужик скинул шапку и, ломая ее в руках, стал говорить:
        - Мы здешние, из Выселок. - Он махнул рукой в сторону деревни. - Мохов я, Пахом. Вои степные налетели. Я их случаем увидел. Закричал, предупреждая. Но токмо мои-то в лес и успели утечь. В лесу два дня прятались. Пожарище видели, но носу из лесу не казали.
        И мужик стрельнул глазами на большой кустарник недалеко. Я посмотрел в ту сторону. А там кто-то есть.
        - Эй, ты! Выходи.
        Из-за кустов поднялся паренек, по виду лет так на пятнадцать.
        - Энто сын мой, Первуша, - мужик быстро перекрестился, - Павлом крещен.
        - Иди сюда.
        Парень медленно приблизился. Смотрит настороженно. Лисин хмыкнул и спросил:
        - Ты что, боишься нас?
        Парень, сердито сверкнув глазами, выпрямился:
        - Я ничего не боюсь!
        - Ладно-ладно, Аника-воин. Мыслю, ты все, что творилось в вашей деревне, видел?
        Парень стиснул кулаки и кивнул:
        - Я за околицей в кустах спрятался. Видел, как поганые по домам кинулись. Они согнали всех в одно место и спрашивали…
        - Что?
        - Видели ли они русских воев.
        - Что, так и говорили «русских»? Или «урусов»?
        - Русских.
        Мы переглянулись.
        - Что дальше?
        - Никто ничего не знал. Так поганые обозлились и стали плетьми бить. Потом согнали всех в один дом и подожгли.
        Парень отвернулся, а его мать всхлипнула.
        Я прикрыл глаза. Деревню сожгли вместе с жителями. Изверги, каких на Русь приходило немало, и еще придет. Чувствую, как в груди зарождается свирепая ярость. Они должны ответить за это. С трудом удается погасить пылающий в груди пожар. Ладно, надо думать дальше. Почему поганые спалили деревню? Бесятся от того, что нас не нашли? Начали свою месть, вырезая всех, кто меньше тележного колеса? И еще странно то, что в их вопросе звучит не «урусуты», а «русские». Так может говорить только русский или тот, кто долго жил на Руси. Один из восточных купцов или их приказчиков? Скорей всего. Современная разведка, мать ее.
        - Макар Степанович, надо с этим Буолом поговорить еще раз. Идем без дневок. Думаю, лошадки выдержат. Как мыслишь, до вечера успеем?
        - Должны, - кивнул Лисин.
        Парень выступил вперед:
        - Возьмите меня, бояре. Я из лука метко стреляю.
        - Павша! - Мужик вскрикнул и опасливо покосился на нас.
        Не глядя на отца, парень твердо повторил:
        - Возьмите меня, бояре. Я отомстить хочу. Там Софьюшку… мою погубили… - И Павел сильно, до скрипа, сжал зубы и отвернулся.
        - Возьмем всех. Макар Степанович, будь добр, ты их в обоз определи. Демьян, как приедем, ты парня к себе заберешь и посмотришь, что может. Все, бояре, вперед.
        До основного лагеря добрались даже раньше, чем рассчитывали. Кубин, предупрежденный о нашем приходе тихим дозором, встречал у края болота.
        - Ну, как прошло, все живы? - спросил он, кося взглядом на проезжающих ратников. - Бой с тяжелой конницей был?
        - Да, был, был. Отлично все прошло, Матвей Власович. Даже раненых не имеем. Макар Степанович вон подтвердит.
        - Это так, Матвей, - кивнул сотник. - Правда, в этом придумка Владимира Ивановича помогла. За раз почти всех поганых в ад отправили. Господи, помилуй. - И Лисин перекрестился. - Но поработать сабелькой пришлось, правда, как-то странно получилось - в бою с легкой конницей у нас язвленые были, а тут нет.
        Пропустили мимо себя всю дружину вместе со всем обозом и поехали последними.
        - Про то, что наперво было, я ведаю, - сказал дед Матвей. - Мне братья Борзовы все обсказали. А что ты там, Володя, сотворил-то?
        Усмехнувшись, я сказал:
        - Да фугас я из всех бомб собрал и все бочки с нефтью и дегтем в центре поставил, а по краям оврага мин понатыкал.
        Кубин понятливо кивнул:
        - Адскую машину взорвал, значит. А как ты всех монголов у бомбы собрал-то? И как фитили поджигал?
        Я подробно пересказал деду Матвею все события. Потом свои впечатления высказал Лисин. Не хватало только, чтоб дополнить рассказ, детского восторга Ильи, который вместе с Демьяном Гориным ехал где-то впереди колонны. Впечатленный Кубин покачал головой, как бы не веря, и произнес:
        - Удивительно, но такое мне в голову бы не пришло. Жаль, сам не видел.
        - Да ладно, Власыч, увидишь еще. Тут вот какое дело есть. - Я переглянулся с Лисиным. - Мы деревню одну проехали. Погаными сожженную дотла. И жителей из нее уцелевших встретили. Так один паренек все видел и нам поведал. Монголы, похоже, наш отряд искали и о нас спрашивали. О русских. - Я выделил последнее слово.
        - Считаешь, о нас знают и ищут именно нас?
        - Да, и подробно об этом поведать может наш пленник. Его, кстати, Макар Степанович повязал. Тот почти незаметно в лес пробрался. Мы его допрашивали, и про отряды, что нас ловят, узнали. Чую, что не все он нам поведал. Хорошо, что я его с братьями Борзовыми к тебе отправил.
        - В порубе он сидит, под присмотром Борзовых. Я к ним после вести о вас зашел. Обрадовал, что назад возвращаетесь.
        - Лады. Надо будет с ним вдумчиво потолковать.
        Краем глаза замечаю, как в стороне тропы из-за кустов материализуется ратник, как я понял, из тихого дозора. Кивнув нам, он так же исчезает, как будто его и не было. Кубин, видя это, усмехается, а я говорю:
        - Хорошо ты, Матвей Власович, научил тихие дозоры нести караульную службу. Прям как лешие по лесу хоронятся.
        - Тьфу ты, Господи, лешего поминать, - крестится Лисин. - Но ты прав, Володимир Иванович, справно у них выходит.
        Лес сменился редколесьем. Сам лагерь был построен на острове среди обширных болот и озер в этих местах. Имелось только два прохода на остров, по одному из которых сейчас двигалась дружина с обозом. Он проходил прямо через болото, и в самых топких местах, которые даже в мороз не замерзали, была проложена гать. Другой проход был на противоположной стороне, там тропа проходила меж заболоченных озер, но по твердой почве. Незнающему человеку здесь не пройти. Белая гладь снега, покрывшего чуть прихваченную морозами болотную жижу, обманчива. Вроде обычное ровное поле, а ступишь на него - провалишься и «мама» сказать не успеешь.
        Проехали три настила, и после поворота, за плотно заросшим холмом, открылись срубы нашего основного лагеря. А хорошо постаралась посланная вперед бригада плотников. Всего за две недели тут успели много чего построить. И гать проложили, и домов понаставили с печами. Даже баню поставили в первую очередь, потому что без нее, родимой, жизни на Руси нет. Любит русский народ чистоту.
        Идиллию моих мыслей нарушили крики у крайнего сруба. Причем крики тревожные. Хлестнув лошадей и обходя по обочине медленно ползущий обоз, мы рванули вперед. У дома резко осадили коней. Из дому выскочил ратник и, увидев нас, крикнул:
        - Ой, беда! Братьев Борзовых убили.
        После этих слов все мы слетели с коней и почти одновременно вломились в дом. В сумрачном свете от небольшого окна, затянутого чем-то мутным, и от открытой двери угадывалось два тела. Это были братья Борзовы. И больше никого. Пленника не было. Я бросился к лежащему у самого выхода Михаилу Борзову, у которого в груди торчал засапожный нож. Провел руками по шее, пальцами нащупал вену. Жив! Теперь к Гавриле. Но, только взглянув на него, понял, что тот мертв. С головой, развернутой на сто восемьдесят градусов, не живут. Но как? Как? Как? Как, черт возьми, этот Буол смог развязаться? Как он смог справиться с Борзовыми?
        Сруб наполнился людьми. Все крестились, глядя на тела.
        - Найду поганца! - Дед Матвей сжал кулаки и повернулся, чтоб выйти, я его придержал:
        - Стой, Власович, ты мне тут нужен будешь. Отправь кого-нибудь, кто все тихие посты знает, и чтобы лагерь обыскать.
        Кубин кивнул и вышел из сруба. Там раздались его команды, а я склонился к Михаилу и тут же откинул руку Демьяна - тот пытался вытащить нож. Скинул с себя налатник и расстелил его рядом.
        - Помогите.
        Мы бережно переложили Борзова на налатник. В дверь протиснулся священник и склонился над Михаилом.
        - Отче, тебе не к нему, к Гавриле надо.
        Священник строго посмотрел на меня, перекрестил раненого и пошел к телу убитого.
        - Мишу нужно в дом перенести. Давайте, осторожно, подняли…
        Мы вынесли Борзова из поруба и понесли в теплый дом. Нас сопровождали чуть ли не все ратники дружины.
        - Демьян, - сказал я Горину, - дуй мухой до коня моего. Там возьми все сумы и в дом неси. Пусть кипяток приготовят да моха сухого и тряпок чистых.
        Мы внесли Михаила в дом. Следом вбежал Демьян с перекидными сумами, где у меня были запасы перевязочного материала и аптечка с жалкими остатками медикаментов. Жаль, антибиотиков и обезболивающего нет. Попробуем обойтись самогоном.
        - Так, бояре, подстелите что-нибудь на стол. А теперь взяли…
        Переложили Борзова на стол. Демьян распахнул тужурку, которая заменяла Борзову налатник. Под ней была только кольчуга, остальные латы он, по-видимому, снял. Я покачал головой, удивляясь силе удара, - узкое лезвие ножа пробило пару колец кольчужной сетки и вошло в мышцы на несколько сантиметров. Похоже, тот монгол нанес удар в сердце, но он не ожидал никаких лат под тужуркой.
        Рана не смертельная. Но почему тогда Михаил без сознания? Вырубили ударом? Я заметил торчащую рукоятку ножа из сапога. Ага, Михаила ударили не его ножом. Значит, монгол каким-то образом освободился от веревок, свернул хорошо тренированному и очень сильному Гавриле шею и его ножом ударил Михаила. Кубин ворвался в комнату и сразу скинул с себя верхнюю одежду.
        - Нет поганца в лагере, - выпалил он. - Я полусотню направил на поиски.
        - В какую сторону?
        - С какой приехали. На запасной тропе никаких следов. Ничего, дозоры его пропустить не должны. Поймают, а я с него кожу сниму. Медленно.
        Дед Матвей тряхнул руками и, кивнув на Михаила, с надеждой спросил:
        - Ну, что с ним, он жив?
        - Жив, только без сознания. Нож ничего не повредил, только мышцу рассек. И крови он мало потерял. Скорей всего, поганый его ударил очень сильно. Надо бы в чувство привести, а то очухается некстати, когда рану зашивать начнем.
        - Надо же, - покачал головой Кубин, - а степняк сильным не казался.
        - Ладно, ты, Власыч, у головы вставай, выдернешь нож и кольчугу снимешь. Демьян, ты к руке, придержишь, если что.
        Я обернулся к остальным:
        - Бояре, ноги придержите, а ты, - я кивнул ратнику с внушительными габаритами, - ты у другой руки встань.
        - Начнем. Ну, Господи, помоги!
        Сложность была в том, что нож застрял в теле и удерживался кольчугой и поддоспешником. И, не сняв кольчугу, рану не обработать. Хорошо хоть, поддоспешник был не очень толстый, и моя рука, подняв его и нижнюю рубаху, легко проникла к груди с комочком мха, завернутым в ткань и промоченным самогоном.
        Я кивнул Кубину, и он, взявшись за рукоятку, выдернул нож.
        - Йох…
        Борзов рванулся и выгнулся дугой. Он махнул руками так, что Демьян и ратник, напротив, разлетелись в разные стороны, но тут же вскочили и кинулись обратно. Борзов зарычал и попытался вывернуться. Ратники у ноги еле держали. Я успел сунуть руку к ране и прижать тряпицу, но чуть не отлетел от удара. Кубин навалился на Борзова и заорал ему в лицо:
        - Миша, Миша, успокойся. Это мы.
        Парень обмяк и открыл глаза. Он осмотрелся и, увидев меня, хрипло прошептал:
        - Княже, поганый сбежал.
        - Спокойно, Миша, знаем. Мы сейчас снимем кольчугу и поможем тебе, а пока ты рассказывай - что и как случилось. Власыч, стягивай железо.
        Я, с помощью ратника слева приподнял Михаила, удерживая руку с тампоном на ране, и Кубин осторожно стянул кольчугу.
        - Ты, Миша, не молчи, говори.
        Борзов сглотнул и начал рассказ:
        - После того как Матвей Власович сказал о том, что дружина возвращается, мы обрадовались и сказали поганому, что его ждет интересная встреча. Но тот сидел и улыбался…
        Мы начали разрезать поддоспешник, но тот резался плохо.
        - …а потом вдруг встал и сбросил веревки с рук и ног. Как будто и не завязаны они были.
        Мы замерли и переглянулись.
        - Постой, как это стряхнул? Его плохо связали?
        - Хорошо связали, - прохрипел Борзов. - Только он их взял и стряхнул. Как бы сбросил.
        М-да, мне этот монгол сразу странным показался, супермен, мать его.
        Наконец поддоспешник разрезали и откинули в стороны. Рубаху с запекшейся кровью распороли.
        - Дальше, Миша. Что дальше?
        - Дальше он встал и сказал что-то вроде «илжиг хэмжээ»[16 - Илжиг хэмжээ - наивные дураки (монгольск.)].
        Я скрипнул зубами - посмотрим, кто наивный дурак.
        - Гаврила кинулся к нему, но тот увернулся, совсем как ты, княже, и брат в стену ударился. Я не стал нападать сразу, а стал медленно подходить, чтоб его схватить наверняка. А он как закричит: «Я-а-а!» Чем он меня приложил, я не увидел.
        Понятно, чем ударил его монгол. Вот уж не думал, что тут кто-то может, как каратист, ногами махать.
        - Чую, спиной о стену приложился. У меня в голове гудит, туман в глазах, а там Гаврила взревел. Слышу хруст. Ну, думаю, конец кощему. Помотал головой, встал и вижу - поганый на меня смотрит и щерится. А брат сзади лежит. Дальше… не помню.
        Я кивнул Михаилу:
        - Понятно, Миша. Демьян, флягу мою дай.
        Горин поднес флягу с самогоном к губам Борзова.
        - Пей, Миша. Это тебе поможет.
        Борзов сделал глоток и поперхнулся.
        - Пей, пей. Все пей.
        Тем временем Кубин приготовил нить и иглу, тампоны, смоченные самогоном. Раненый сделал последний глоток и закрыл глаза. Я обработал рану и приготовился ее зашивать.
        - Сейчас будет больно.
        Откуда-то появилась деревянная палочка, которую сунули Михаилу в рот. Руки и ноги ему опять стали держать. Наложив швы и забинтовав грудь, я выпрямился и вытер пот с лица. Дверь открылась, и вошел боярин Бедата.
        - Объехали все тихие дозоры, - доложил он. - Чужих нигде не видели, никто мимо не проходил.
        Я переглянулся с Кубиным. В его глазах читались те же вопросы, что и у меня. Как так? Куда монгол делся? Улетел он, что ли?
        - Ты уверен, Иван Григорьевич?
        - Уверен. Я еще раз проехал вокруг. Следов кроме наших нигде нет.
        Не простой этот монгол оказался. Как в воду канул. Исчез, будто шапку-невидимку надел. Ниндзя, мля. Хреново, если он как-то умудрился проскользнуть мимо дозоров. Значит, остается только одно. Я опять посмотрел на Кубина:
        - Объявляй аврал, Матвей Власович. Сворачиваем этот лагерь и уходим ко второму. Срочно.
        Уходили на следующий день, после полудня, успев за ночь собрать все необходимое. По общему решению, всех освобожденных от полона решили отправить вместе с покалеченными ратниками в керженские леса. Им выделили сани и лошадей. Михаил Борзов уезжать в родные места категорически отказался. Да и понятно почему.
        Саней на все не хватало, стали делать волокуши, на которые грузили добро, продукты и сено.
        Жаль было оставлять уже обжитое место. Да и построенного было жаль. Люди оборачивались и долго крестились на высокий крест посреди строений, где со временем хотели поставить часовню. Батюшка долго стоял на окраине и бормотал молитвы, он уходил самым последним. Люди не роптали, каждый понимал, что если придут монголы, то вырежут в отместку всех до единого.
        Уходя, раскурочили гать и завалили вторую дорогу деревьями. Погони не боялись - дорога ко второму лагерю наполовину проходила через болотистые места. Так что монголы вряд ли сунутся за нами. Уже к вечеру колонна добралась до края болот. Поутру обоз разделился. Мы попрощались и направились в разные стороны.
        Глава 15
        Табуны лошадей и отары, большой обоз и охрана из тысячи всадников заполонили все речное русло. Тяжелые волокуши тянули волы, запряженные в несколько рядов. Что там нагружено - не понять, все укрыто рогожей и шкурами. Таких волокуш я насчитал двадцать. Были и поменьше. Наверняка хоть в одной из них найдутся и детали к осадным орудиям.
        - А охраны много, Володя. Не по силам нам.
        Кубин стоял рядом и всматривался через густые ивовые кусты на реку.
        - Да, ты прав, Власыч, слишком много их. Но попробовать стоит. Получится у нас, и на один обоз у Батыя станет меньше, сам он злее. А злость - плохой советчик.
        Кубин посмотрел на речной поворот, откуда вытекали табуны лошадей и хмыкнул:
        - А ведь и лошадей поганых лишить доброе дело будет. Так, Макар Степанович?
        Лисин кивнул:
        - Давно пора члены поразмять. Токмо много их, поганых-то. Как сполнять дело будем?
        - А может, просто обстрелять их, а обоз поджечь огненными стрелами и уйти?
        Садов сплюнул и поправил налатник. Я вгляделся в поток, ну-ка, ну-ка…
        - Матвей Власович, глянь-ка внимательней на охрану.
        Кубин обежал глазами монгольский обоз и нахмурился:
        - Охрана как охрана. Хорошая, нечего сказать.
        - А вы, бояре, что скажете?
        Но сотники пожали плечами. Только Лисин, внимательно осмотревший обоз, сказал:
        - Тяжелой конницы нет. А более я ничего и не приметил.
        Усмехнувшись, говорю озадаченным боярам:
        - Охрана-то из данников состоит. Тут монголов-то нет. А если есть, то мало. Вон тот десяток, возможно.
        Садов пожимает плечами:
        - Не един ли крест для нас - кого на меч брать. Что ты задумал, княже?
        А задумал я то, что всегда использовали степняки против сильного войска. Хитростью выманить охрану и внезапно ударить в тыл. И это должно сработать.
        - Отходим, бояре.
        Мы углубились в лес. Остановившись на маленькой поляне, я на снегу прочертил кривую линию.
        - Вот это река. Как идет обоз, вы сами видели. В голове охрана, чуть менее десяти сотен. В середине растянулся обоз. За ними табуны и отары. Наверняка позади идет еще отряд, но, думаю, небольшой. А теперь моя мысль. Ты, Тимофей Дмитриевич, с полусотней в хвост обоза зайди. Макар Степанович, Иван Пантелеевич, обоз с головы обойдите. Встанете за той излучиной. Дозор поганых пропускайте. Потом пусть вперед выедет пять десятков, как бы нечаянно с обозом столкнулись. Пусть стрел покидают малость, и наутек. Думаю, степняков в погоню много сорвется. А вы за поворотом их и встретите. Ваша задача только отвлечь, оттянуть на себя охрану. Ударите и отходите, дальше заманивайте, но не увлекайтесь, нам силы еще потребуются. Обозов и табунов у Батыя много.
        Я повернулся к Садову:
        - Теперь ты, Тимофей Дмитрич, как обойдешь вон ту рощу, смотри, как начало боя увидишь, прямо в табуны вклинивайся, охрану бей стрелой и выдавливай стада в нашу сторону. Сколько сможем, столько и уведем. Охрана с той стороны вам мало чем помешает, только близко к ним не лезьте.
        Сотники насупились.
        - Ты, княже, нам как руки связываешь, от боя отваживаешь.
        - Погодите, бояре, будет вам бой. Ведь не все может гладко получиться. Главное, обоз уничтожить и стада угнать, а саблей помахать всегда успеем. Теперь ты, Демьян.
        Я повернулся к Горину:
        - Ты со своими стрелками вместе со мной будешь. В обозе пусть твои молодцы наши особые стрелы возьмут и масло земляное. Бочонков десять, думаю, хватит.
        Мы поднялись в седло и спустились с холма. Там, в перелеске, рядом с нашим обозом, стояла дружина, которая еще три часа назад направлялась к запасному лагерю. Дозоры, разосланные вперед и в стороны, обнаружили монгольский обоз, и просто пропустить его было нельзя.
        Лисин, Бравый, Садов и князь Борис Велесов увели свои сотни. Подошли парни Горина с навьюченными на заводных коней связками обычных и зажигательных стрел и бочками с нефтью. Я поднял руку, привлекая внимание:
        - Слушайте все! Пока охрана поганых не сорвется в погоню, сидим тихо, как мыши. Стреляем только по команде.
        Я повернулся к Кубину:
        - Пожелай нам удачи, Власович. Если что, уводи обоз к лагерю. Там встретимся.
        - Да ну тебя к лешему. - И Кубин три раза плюнул через левое плечо.
        - К черту, - поправил я и развернул коня в сторону реки. За мной пошли полторы сотни ратников.
        От реки шел гам от тысяч лошадей, волов, тянущих тяжелые волокуши, смех и гортанные выкрики степняков. Слишком беспечно они себя ведут. Это хорошо…
        В заросшей впадине, выходящей к реке, я разместил ударную полусотню. Вдоль берега, скрываясь за кустарником, рассредоточились лучшие стрелки Горинской сотни. Пригибаясь и осторожно выглядывая, проводили взглядами головной отряд охраны. Голова обоза уже отползла от нас почти на пятьдесят метров, когда, наконец, едущие впереди степняки зашумели и с гиканьем и своим клохтаньем, почти все, умчались вперед. Обоз остановился.
        - Клюнули, - радостно хмыкнул кто-то из отроков.
        - Всем приготовиться.
        Команда разошлась в стороны, и зашуршали вынимаемые из колчанов стрелы. Сзади сразу засуетились самые младшие из новиков, наполняя нефтью зажигательные стрелы и приготавливаясь их подавать.
        Все, пора.
        - Бей!
        Все быстро сделали несколько шагов, выходя на свободное от кустов место и к общему гомону добавились треньканье луков и шелест стрел. Оставшиеся охранники и погонщики стали быстро выбиваться, волы, на головных повозках получив в спину шальные стрелы, рванули в стороны, перекрыв проходы. Поднялся воловий рев. В ответ полетели редкие стрелы, но стрелки тут же получали сразу по нескольку ответных стрел и больше не появлялись. Со стороны умчавшихся сотен степняков раздался клич и сразу различимый на общем фоне звук от копейного удара.
        Черт, говорил же заманивать дальше и избегать прямого столкновения. Так и поджечь ничего не успеем.
        - Зажигательными стрелами бей!
        Русло перечеркнули огненные шары. Они вонзались в накрытые шкурами грузы, расплескивая пламя в разные стороны. Мельком глянул по сторонам - горели почти все волокуши. В хвосте обоза, за поворотом, творилась непонятная суета. Со стороны ушедших сотен к обозу явно накатывал гул и звон от сражения. Что там творится? Что пошло не так?
        Еще раз оглядел горящий обоз и обнаружил, что горят-то только шкуры, а под них огонь не попадает, видно, а нефть просто стекает на покрытый снегом лед. Этак мы ничего не сожжем.
        - Вперед, к обозу. Шкуры срывайте. Быстрей!
        Полусотня ратников, выскочив из впадины, разошлась в стороны, выискивая выживших, и прикрыла новиков, кинувшихся к обозу, который сгрудился у противоположного высокого берега. Перескакивая через сугробы, бегу к обозу. У волокуш наконечниками рогатин стали резать шкуры и растаскивать с грузов, заворачивая их так, чтоб огонь перекинулся на сам груз. Я подскочил к большой волокуше, сунул саблю в ножны и подхватил валяющееся копье. Поддел горящую шкуру. Под ними обнаружил ровные и чем-то пропитанные бревна, аккуратно увязанные в ровные стопы.
        Есть! Осадные орудия! Что еще тут может быть в таком виде? А вот где все соединения для них? Обогнул ее, перескакивая через тела, густо утыканные стрелами. Перемахнув веревки и длинную оглоблю, столкнулся со степняком, рубящимся с новиком. Ударил поганого в бок копьем и крикнул парню:
        - Помоги!
        Мы оттащили горящие шкуры, и на волокуше открылись дубовые крестовины, туго стянутые кожаными ремнями. Отлично! Теперь надо это поджечь, но дерево не разгоралось. Я толкнул парня и показал на берег.
        - Беги туда, пусть всю нефть, что осталась, сюда тащат.
        Гул и лязг сечи в голове обоза стал еще громче. Я вскакиваю на волокушу и, щурясь от едкого дыма, всматриваюсь за поворот реки. Оттуда начинают вытекать черные сотни степняков. Вот же с… охрана возвращается. Нефтью облить уже не успеем, надо отходить. Оглядываюсь и кричу:
        - Отхо… - Крик срывается от картины того, что я вижу в хвосте обоза. Табуны неслись на нас, начиная обтекать обоз по пологому берегу и отсекая нам пути отхода. Но не это главное - там тоже шло сражение. Я увидел копейный лес и блеск зерцал. Зажали. Отходить к оставленным в лесу лошадям уже поздно. По пологому склону уже неслись табуны, перескакивая через кочки и вламываясь в кустарник. Оглянулся на близкий берег - тут слишком высокий яр, по которому не забраться. Волокуши хоть и перегородили русло, но больше сгрудились рядом с высоким обрывом. По оставшемуся между обозом и пологим берегом шансов пройти уже нет. Значит, будем отбиваться тут, меж горящих волокуш.
        - В щиты! Все в щиты!
        Подбежал Демьян.
        - Что делать?
        - Расставляй своих промеж обоза. Стрелков в центр, пусть стрелами поганых встречают.
        Полусотня, что прикрывала нас с разных концов обоза, вернулась и, оставив у берега своих коней, выстроилась впереди, решив принять первый удар степной конницы. Я, перекинув щит в руку, пробежал вперед и встал в строй.
        Темная волна степных сотен, крича и нахлестывая коней, перекрыв все русло, неслась на обоз. Навстречу ей, с другой стороны, выдавливая табуны, накатывалась другая. Я крепче сжал ратовище и прикрылся щитом. Степные сотни уже были рядом.

* * *
        Передо мной погибший новик. Теперь он навсегда остался молодым. Я не мог оторвать взгляда от его открытых глаз. Сердце стучало, разгоняя остатки адреналина по телу. Вокруг ходили ратники, крича о победе, а меня она совсем не радовала. Какая может быть радость, если погибло почти два десятка мальчишек? И никто на это не обращает внимания! Жестокое время, черствые люди? Нет, тут взрослеют рано. Взял в руки оружие - ты воин. Но почему в бою гибнут молодые? Почему? Это я виноват. Я привел их за собой. Я за них в ответе, и нет мне прощения. Господи! Смерть. Смерть вокруг меня. Она рядом ходит, но ноль внимания в мою сторону. Только забирает вместе с каждой жизнью моих братьев по оружию часть моей души, и на том месте остается только пустота. Зловещая пустота…
        Когда налетела степная конница, я вдруг заметил, что мало кто из поганых атакует. Степняки орали и неслись как безумные. Они как бы не замечали перед собой ощетинившийся копьями строй русских ратников. Стоящие как попало горящие волокуши разделили степную. Ту часть, что летела на нас, обстреляли новики, но они не могли остановить всю наплывающую массу. Я направил острие копья в грудь приземистого степного коня. От удара ратовище сразу вырывает, через меня летит жалобно ржущий конь, а седок падает под ноги новиков, где его тут же добивают. Удар в щит… Мне остается только сидеть, прикрывшись щитом, и ждать, когда спадет вражеский поток. Наконец, почувствовав, что пора, рванул саблю и, вскочив, сразу снизу вверх рубанул по ноге кочевника, затем крутанулся и загнал клинок под ребра поганому с другой стороны. Обратным ходом по лошадиной морде впереди, конь шарахнулся в сторону, и наконечник монгольского копья пролетел мимо. Удар по шлему. Разворачиваюсь и успеваю отбить следующий удар поганого. Толчок в спину. Падаю и сразу прикрываюсь щитом. Сверху обдает потоком горячей крови, а следом падает убитый
степняк. Откидываю его в сторону и пытаюсь встать. Удается не сразу, мешает толкотня коней без седоков. Наконец из-под щита вижу просвет и сразу вскакиваю, тут же получаю удар в плечо. Наконечник монгольского копья проскальзывает наплечник, и я, подавшись вперед, отрубаю руку, держащую древко. Меня оттирает к самой волокуше, и я, взобравшись на нее, стал рубить и отбивать удары. Что-то мельтешит со стороны головы обоза, но отвлечься и посмотреть, что там, некогда, поганых стало наседать гуще. Со всех сторон мелькает сталь, удар за ударом. Бью один раз - получаю четыре, но спасает бронь. Впереди, оттесненные конным валом, сражаются ратники из полусотни Садова, что первыми вместе со мной встретили конницу. Я рад видеть их всех живыми. От меня степняки вдруг отхлынули, и я оглядываюсь. С головы обоза, сверкая зерцалами и клинками, накатывает русская конница, добивая отставших монголов.
        Мать ети! Зачем они их сюда погнали? Ведь говорил же, что отвлекать надо, как можно дальше заманить, чтобы у нас было время уничтожить обоз. И почему вдруг погнали - тысячу тремя сотнями? Оттуда доносится клич, смешиваясь с ором сражающихся людей, ржанием лошадей и звоном железа.
        - Китеж!
        - Рязань!
        Рязань? Я вскакиваю на самую верхушку волокуши и вглядываюсь в вытекающие из-за поворота сотни русской кованой рати. Их гораздо больше, чем три. Оттуда летит, сметая все на своем пути, пять сотен, нет - тысяча ратников. Откуда? Княжеская дружина пришла?
        - Рязань! - Это раздается уже с другой стороны. Вытягиваю шею, пытаясь разглядеть, что творится в хвосте обоза. Почти выдавив табуны к пологому берегу и добивая остатки обозного охранения, что шли сразу за табунами, блестя кольчугами, текут и текут русские войска. Монголы, зажатые со всех сторон, сражаются с яростью обреченных, понимая, что им пощады не будет. Там, где стояли новики и прикрывали нас своими луками, идет яростная схватка. Я и еще десяток ратников из полусотни Садова кидаемся туда на помощь. Мы врубаемся в плотную толпу. Копьями сшибаем всадников. Спешенных степняков оттирают к яру и окружают. Им некуда деваться. Яростно крича, монголы кидаются на окруживших их русских и умирают, пронзенные сразу несколькими пиками. Я отхожу в сторону, тут справятся без меня, и сразу зацепляюсь взглядом за убитого новика, совсем еще ребенка. Вот еще один, и еще…
        А этот, с васильковыми глазами… сердце на мгновение замирает и сразу начинает сильно бить, как колокол бьет набат. Я стою и не могу отвести глаз. В руках по-прежнему щит и сабля. С клинка еще стекает кровь. А кровь везде… своя, чужая, горячая, растопившая снег до самого льда, и среди всего этого - васильковые, остекленевшие глаза теперь вечно молодого парня.
        - Здесь боярин. Эвон князь стоит.
        Рядом кто-то останавливается, потом этот кто-то делает шаг вперед, и я вижу деда Матвея. Он наклоняется и закрывает погибшему глаза. Тихо шепчет молитву, крестясь, и распрямляется. Потом отбирает у меня саблю, вытирает окровавленный клинок о халат мертвого степняка, вкладывает в мои ножны. Смотрит мне в лицо, вздыхает и достает флягу.
        Я сделал несколько глотков и отдал обратно.
        - Не надо воды, самогону дай.
        - Это и есть самогон, Володя. - Кубин сам глотает из фляги и протягивает мне. - На, хлебни еще, но не думаю, что поможет.
        Я пью крепкий самогонный настой, как воду. Действительно не помогает.
        - Тут может помочь только враг, насаженный на острие своей сабли. - Матвей Власович оглядывается. - Да только вот перебили мы всех, Володя. Ты потерпи. Пока потерпи.
        - Власыч, это же дети. ДЕТИ, черт возьми! А я их в бой.
        - Нет, Володя. Они перестали быть детьми, когда встали с оружием на защиту родины. Они - вои Руси-матушки.
        - Я понимаю, Власыч, но ничего с собой поделать не могу. За каждого… за каждого погибшего парня я возьму по две жизни у поганых. А тех новиков, что сейчас живы остались, я на родину матерям верну. Должен вернуть. Чтоб продолжили род, стали отцами.
        - Хорошо сказано!
        Я посмотрел на того, кто это произнес. Рядом стоял высокий седовласый бородач в кольчуге и с саженными плечами, а на поясе - огромный меч.
        - Познакомься, Володя. Это Николай Александрович Евпатин. Здесь его величают Евпатием Коловратом.

* * *
        К вечеру обе дружины, наша и Евпатина, отойдя на десяток верст в глубину лесной чащи, встали большим лагерем. Захваченных монгольских лошадей отогнали к лесному озеру, оставив там пастись под присмотром обозников. Убитых забрали с собой, положив в одну из волокуш. Остальные облили нефтью, которую нашли в самой последней волокуше. Нефть была разлита по глиняным горшкам и являла собой уже полностью подготовленные снаряды для метательных орудий. Вот так. Один из обозов уничтожен ценой в четыре десятка жизней, из них двадцать одна - это новики.
        А ведь все могло быть по-другому.
        По злому стечению обстоятельств, обе дружины охотились за обозами и атаковали один и тот же, не зная друг о друге. Разница была только в том, что за этим обозом евпатинская дружина следила давно и только выбирала момент для нападения, а мы наткнулись случайно, но напали первыми. Если бы мой план удался, то жертв удалось бы избежать или обойтись малыми потерями. Не зная о нас, два отряда Евпатина атаковали обоз с двух сторон, чуть не сразившись с нашими сотнями, направленными на отвлечение обозной охраны. Но, на счастье, вовремя разобрались и вместе ударили по накатывающим монгольским сотням, обратив их в бегство. А в этот момент мы пытались сжечь эти проклятые волокуши. Нам не хватило каких-то пяти минут, чтоб закончить начатое дело и убраться в лес, как пришлось вступить в бой с несущимися в панике степняками. Сумбур в битву внесли и табуны, вытесняемые вторым евпатинским отрядом, напавшим на обозное охранение с тыла. Полусотня Садова оказалась зажатой табунами и оттеснена к лесу.
        Удивительно, что в таком бою мы понесли малые потери, тяжелых ранений практически никто не получил, благодаря хорошей брони, которую в нашей дружине имели все. В евпатинском отряде погибло около двух десятков ратников, у которых из брони были только кольчуги. Но даже хорошая латная защита не спасла жизни двадцати одного парня. Дети есть дети, и мысль о них не давала нам покоя. Обо всем этом я и рассказал Коловрату у костра вечером. Он покачал головой.
        - Эвон-то как нескладно вышло. Кто ж знал-то?
        Эхом отдалось в голове - кто знал?
        Задумался, краем уха слушая разговор сотников, что собрались у одного костра. Вдруг стало тихо, и я услышал, как заговорил Евпатин:
        - А вот что, бояре, мы увидели, когда из Чернигова к Рязани вернулись. Сгорел град славный, только пепелище вокруг, да дым. Ров мертвыми завален: дети, женщины, старики - никого не пожалели. Поганые, видно, по ним на стены шли. А от стен высоких ничего не осталось. Кругом пепел по колено - как вода в реке. А во граде-то - там где храм стоял - только огарки и звонница на боку лежит. А в пепелищах кости тлеют. Поганые вместе с народом храм сожгли. Как увидел я все это - сам как мертвый стал. И сердце биться перестало. А братья мои звонницу нашли и подымают. Язык в пепле отыскали, приладили и на козла подняли. Тут мы увидели, что края-то оплавились. Но колокол стал петь. Страшно так петь. И представьте, бояре, люди из пепла стали подниматься! Прям из него. Как выходцы из того света, они вылезали из схронов и погребов. И из леса стали выходить. Они обо всем нам поведали. Страшные дела поганые творили. Поклялись мы тогда, бояре, что не будет нам житья, пока эту погань из земли нашей не изгоним. Вот такие дела, братья мои.
        Тяжелая тишина установилась над лагерем.
        - Помянуть бы павшие христианские души…
        - У нас есть. - Кубин поднялся и пошел к саням. Я не стал возражать. Выпить за павших надо. Опять крепкий настой самогона пьется как вода. Прав дед Матвей - не отпустит, пока мстить не стану. А я тоже клянусь - пока жив, саблю свою поить вражьей кровью буду.
        - Тоже славные слова!
        Я поднял голову и увидел, что на меня смотрят все.
        - Мы все поклялись на крови своей - бить поганых, пока живот цел!
        - Сколько у тебя воев, Евпатий?
        Тот в ответ загудел басом:
        - Пешцов девять сотен и семь сотен конных. Мы ведь сначала только две сотни конных имели, а потом, как табуны в первый раз отбили, так еще на коня несколько сотен посадили. Если в этот раз коней поделим, то все на коня сядут. Вот только брони не все имеют.
        - Коней мы отдадим, только десятка три возьмем для обозов.
        - Эко как! Добре. А у вас сколь воев?
        - Почти шесть сотен поначалу было, а сейчас пять. И все с хорошим доспехом. И запас кольчуг мы имеем. И ту, что с павших сняли, и с врагов. Все в обозе. Так что дадим вам и бронь.
        Потом сотники разошлись, а мы всю ночь сидели одни и разговаривали с Коловратом. Евпатин рассказал о себе. Как служил Рязанскому князю, куда и зачем он поехал, как о падении города весть пришла. Поведал, как братьев Варнавиных встретил и о нашей дружине узнал. Это случилось уже после боя с пятью тысячами монголов под командой Хостоврула. Прям на поле боя они и встретились. Что он решил на восток двигаться, нам навстречу. Вот и встретились. Потом рассказывал я, а дед Матвей кивал и дополнял. Сидели долго, греясь самогоном и огнем костра. Рассказы наши были совсем не веселыми. Евпатин, играя желваками, выслушивал все то, что случится в стране после их попадания в прошлое. И так же, после долгого молчания, спросил:
        - Это все правда?
        - Да.
        Коловрат вздохнул и произнес:
        - А если мы Батыя убьем, то история пойдет по-другому?
        - Сначала надо убить Батыя, - Кубин разлил остатки самогона. - А пока ничего не изменилось. Рязань вот пала. День в день.
        - Евпатий, а наших писем ты не получал?
        - Не получал, - нахмурился Коловрат.
        - Значит, наши гонцы к тебе погибли… все…
        И мы переглянулись.
        - Неужели ни одно письмо не дошло?
        - Ни одного не получал. А что в письмах-то было? - спросил Коловрат.
        - А в письмах, - начал пояснять я, - фактически подробный план разгрома орды. Но не в каждом, а комплексно. В каждом послании князьям - призыв о помощи, в котором скрыта отдельная задача. Например, Изборский князь со своей дружиной приходит в условленное место, где его уже ждет подготовленное продовольствие и оружие, а князья Ростова и Углича вместе с великим князем - в другое место. Но лишь тебе мы написали, что имеем артиллерию и другие штучки не по времени.
        - Ну-ка, ну-ка, давай поподробней, - оживился Евпатин, - и почему написали открыто?
        - А кто тут, кроме нас, знает, что такое артиллерия? - усмехнулся Кубин.
        - И сколько у вас пушек?
        - Семь, только семь, больше не получилось.
        - Мало, - огорчился Коловрат.
        - Ничего, и семь орудий - помощь хорошая, тем более кроме них имеется минное оружие и кое-что еще. Власыч, дай-ка сюда план компании.
        Кубин достал и развернул карту. Коловрат, увидев ее, аж крякнул от неожиданности.
        - Эвон чего у вас имеется, карта!
        - Да, а теперь смотри, - я показал на карте маленький ромбик, - эта отметка означает поле, где мы сразимся со всей ордой.
        - И почему ты думаешь, что Батый придет именно сюда?
        - Две причины. Первая - большой отряд в тылу оставлять опасно. Вторая - личное оскорбление потомку Чингисхана. Он не пройдет мимо, зная, что убийца его шурина, то есть Хостоврула, находится тут. Да и я Батыю хорошо пятки отдавил. А поле это, как ты видишь, аккурат на полпути к Коломне. И расположено недалеко от русла Оки, по которой идет основная масса монголов.
        - Ладно, - согласился Коловрат, - пришел Батый на это поле, далее как?
        - Далее… - Я взял из рук Кубина сверток, расправил холстину с рисунком и начал пояснять: - Вот это топография поля. Как видишь, оно вытянуто на две версты и ширину имеет чуть менее версты. В центре низина. Тут имеются две высоты - одна гораздо выше, и именно ее мы займем. Оборона будет построена по принципу гуляй-города. Кроме него там уже подготовлены рвы с частоколами, ежи и минные поля. Только мины с фугасами пока не стоят, кроме одного места, вот этого, - и я показал на точку, тоже обозначающую возвышенность. - Тут уже установлены фугасы и мины с картечью.
        Коловрат посмотрел на схему и спросил:
        - А зачем тут закладывать адскую машину?
        - Предполагаю, что тут будет стоять сам Батый со всеми темниками.
        - Почему?
        - Ни сам Батый, ни его темники в общую свалку боя не лезут, и правильно делают: воевода должен руководить войсками; а у нас как - расставил полки, сам в центр и в бой, а далее - всяк сам по себе сражается.
        - Это точно! - согласился Коловрат. - Сам грешен…
        - Вот я и предположил, что на эту высоту поднимется Батый с темниками, поэтому заминировал там все.
        - Так, с этим ясно, - произнес Евпатий, - однако, убив Батыя, ты проблемы не решишь. Стоит уцелеть любому темнику, и он организует оставшихся, а их под сотню тысяч…
        - Это тоже учтено… - я убрал малую карту и взял большую. - Вот тут и тут должны скрытно собраться русские рати. На данный момент свои дружины привели князья Черниговский, Козельский и Переяславский, они стоят лагерем тут, - я показал на точку с буквами «ЗП», что означало «Западный полк». - От великого князя пока вестей нет, но пришел ответ от Галичского князя. Его дружина в пять сотен ратников направляется к нашей второй базе сюда… - эта точка была обозначена аббревиатурой «БВП», то есть база Восточного полка. - Ты схему видел, что скажешь об особенности того поля?
        - Поле как поле, - пожал могучими плечами Коловрат. - Два прохода, две высоты…
        - И с густым лесом по краям, - добавил я. - Заметь, те точки на карте находятся поблизости. И когда монголы увязнут в сражении с нами, эти рати запрут Батыя с двух сторон. Именно в этот момент я хочу подорвать заряды.
        Коловрат долго молчал.
        - А ранее… до осады Рязани… - горько произнес Евпатий, - почему бы не сделать так ранее?
        - Николай Александрович, - я специально назвал настоящее имя Коловрата, - сам подумай, что бы вышло - пшик, несмотря на пушки и прочее. И кто бы из князей меня послушал? И это несмотря на мои письма, а написали мы их множество. Я князьями пока не признан. Темная лошадка, кто на меня поставит? Поэтому писали не только мы, настоятель храма Архистратига Михаила, отец Михаил, писал князьям. А теперь, когда мой прогноз, который я описал, сбылся, вот тогда князья зашевелились.
        - А за Рязань мы отомстим, - добавил Кубин.
        - Да, - сжал огромные кулаки Коловрат. - Отомстим. Никто не уйдет от возмездия!
        - Давайте выпьем за нашу победу!
        На следующий день хоронили погибших. Старый священник, категорически отказавшийся уйти с обозом на Нижегородскую землю, отпевал павших. Опускали погибших в мерзлую землю под оглушительную тишину. Вместе с нами, казалось, скорбел зимний лес. Даже молчали вездесущие галки и крикливые сороки. В груди опять болело, гибель молодых парней выжгла мне сердце, и хотелось боя. Такого боя, чтоб, как сказал Кубин, смотреть в глаза врага, насаженного на острие своей сабли.
        А потом прибыли гонцы. Новости были хорошими - на нашу базу западного полка прибыл великий князь с ратью, причем ратников у него гораздо больше, чем он бы имел перед сражением у Коломны. Это особенно порадовало меня, Кубина и Коловрата. Теперь Западный полк сразу увеличился до одиннадцати тысяч воев, в основном за счет новгородцев. Но хорошие новости не закончились - на помощь князьям Черниговскому, Козельскому и Переяславскому пришел князь Тверской, а с ним его дружина и сборная солянка из нескольких городов, но в основном это ополчение. Теперь в восточном полку семь с половиной тысяч ратников.
        - Мало, - сказал Коловрат. - Я к князю Михаилу своих пешцов отправлю.
        - А где твои пешцы сейчас?
        - В пятнадцати верстах на запад лагерем стоят.
        - Тогда отправляй к ним часть обоза с доспехами и оружием, табуны и часть отар забирай на пропитание.
        - Добре! Полусотню отправлю с табунами.

* * *
        Еще не успели погаснуть на утреннем небе звезды, когда, выпустив вперед быстрые дозоры, дружина вышла из леса. Все прошлые дни постоянно идущий снег хорошо маскировал передвижение дружины. Сейчас остается четкий след, но это не беда. Наоборот, пусть поганые знают наш путь, по которому они легко найдут нас. Хороший будет день. Решающий…
        Обоз задавал темп движения, отряд шел, разделившись и прикрывая с двух сторон сани, растянувшиеся на полкилометра. Я, Евпатин и дед Матвей ехали впереди, постоянно оглядываясь на длинный хвост медленно ползущей дружины.
        Кубин вдруг толкнул меня и показал вперед:
        - Глянь, Володя.
        Вот кого я давно не видел, так его. Наискось пересекая поле, летел огромный черный ворон. Даже если ворон не тот, то все равно - это вестник. Большая черная птица пересекла поле и уселась на сосну, торчащую выше остальных деревьев. Евпатий приблизился и спросил:
        - Чего это вы?
        - Да вот, Николай Александрович, помнишь, Владимир Иванович рассказывал о том, как он сюда попал? Так это, возможно, тот ворон, что плохие вести все приносил.
        - Да ну? - Коловрат присмотрелся на край леса. - Не, где Нижегородчина, а где Рязанщина. Верст-то сколько?
        - Ворон, что цыган - вольная птица, - пожал плечами я. - Взял и полетел. Но не факт, что это тот самый, хотя разницы нет.
        - Да, может, ты прав, Володя, - согласился дед Матвей.
        - Смотри-ка, тут никак поганые прошли недавно, - и Коловрат показал на полосу вытоптанного снега, уходящую в другой конец поля.
        - Прошли и прошли, - усмехнулся я, - главное, ничего не заметили.
        - Чего не заметили? - не понял Коловрат.
        Я показал на высокий холм слева:
        - Тут нам стоять.
        - Как тут? - начал оглядываться Коловрат. - А где рвы с кольями, гуляй-город где?
        Мы с Кубиным довольно рассмеялись.
        - Не обижайся, Николай Александрович, - весело сказал Кубин, - так и должно быть. Колья и рвы под снегом, а гуляй-город поставить не долго. Главное - дозоры поганых тут уже прошли и ничего не заметили.
        Я позвал обозного старшину:
        - Егор!
        От первых саней выскочил Егор Суромяк, на ходу скидывая шапку.
        - Тут я, княже.
        - Егор, заводи обоз на холм. Помнишь ли, где подниматься надобно?
        - Помню, княже, как не помнить!
        - Тогда заводи обоз и начинай гуляй-город ставить. И шапку надень, продует буйную головушку-то.
        - Не продует, - весело ответил Суромяк, тряхнул кудрявой головой и, взгромоздив шапку, заорал: - Возьни! Тяни в холм за мной.
        Обоз медленно стал заползать на холм, больше забирая к краю леса.
        - Я так думаю, авангард поганых как раз рядом по Оке проходит. Пора начинать бузу.
        Кубин и Коловрат согласно кивнули. Этот вопрос обсуждался не раз. Если орда в сто - сто двадцать тысяч человек с табунами на четыреста тысяч лошадей - плюс обозы с отарами - двинется только по руслу Оки, с шириной в среднем восемьдесят сажен, то вся эта орава растянется на двести верст. Но Батый и его темники, особенно старый вояка Субэдэй, поступили вполне логично. Так растягивать свое войско они не стали и отправили часть войск, обозы и стада в обход. Этим мы и воспользовались, угнав отары и табуны и лишив каждого монгола одной заводной лошади с запасами мяса.
        Но надеяться только на расчеты движения врага было бы глупо. За всеми эволюциями основной части орды следили мои разведчики, набранные из лесовиков, и я точно знал - где находится в данный момент Батый.
        - Тимофей Дмитриевич и ты, Макар Степанович, - сказал я сотникам, - берите свои сотни и к Оке идите. И раздраконьте Батыя так, чтобы не только тумен в погоню послал, но и сам мстить отправился. А мы тут встречу организуем.
        - Это мы с радостью! - засмеялся Макар Степанович. - Сделаем так, что Батыйка за нами козлом прискачет.
        - Только помните, к этому полю возвращайтесь по вешкам.
        - Да, княже! Помним.
        - В засаду бы не попали, - сказал Коловрат, провожая взглядом уходящие сотни.
        - Не попадут, - сказал я в ответ, - Макар Степанович и Тимофей Дмитриевич - бояре опытные.
        Но все равно в душу закралось сомнение: а вдруг в пылу отхода забудут, как именно по перелескам надо пройти. И вдруг попадут под свои же мины? Нет, надо будет по ратнику для пригляда у мин оставить.
        - А ворон-то улетел, - проронил Кубин. - Вроде каркнул напоследок.
        Мы обернулись - черная птица уже скрылась за верхушками деревьев.
        - Да ладно, Матвей Власович, - сказал Коловрат, - это простой ворон. Летел-летел по своим делам, сел отдохнуть, потом каркнул себе в дорогу и дальше полетел.
        Перекрестились и, взнуздав лошадей, мы поскакали на холм.
        А гуляй-город рос на глазах. Уже были установлены внешние щиты, и начали сборку следующего ряда, а в центре воздвигалась целая крепость. Мужики споро таскали из-за холма бревна и укладывали в венцы под крики Суромяка и его подручных.
        - Этот ко второму ряду неси… - указывал Егор. И тут же кричал другому: - Куда тащишь? Видишь, это к пищалям лага?..
        - Демьян! - позвал я Горина. - Зови десяток Егора Русака. Пусть они берут сани под черной рогожей и ждут меня у подножья. А остальных новиков пошли в лес. Там в ручье пусть набьют прорубей и воду носят. Надо хорошо пролить все щиты, стены и навесы, чтобы льдом покрылись.
        На лице Горина написано желание поехать с десятком Русака, но просить об этом Демьян не стал.
        - Сделаем, княже.
        - Изрядно! - крутил головой Коловрат, удивляясь быстрому возведению крепости. - Мыслю, заранее все срублено?
        - А как же, - довольно ответил я, - за три дня тут все подготовили.
        Евпатий посмотрел на поле и показал на противоположный холм.
        - Я так понял, адская машина в той высоте?
        - Да, - кивнул я, - мы выкопали яму и ров до леса. Заложили фугасы. Закрыли двойным накатом бревен, заваляли землей. Детонация заряда от терочного запала. Хитрый механизм сделали, Рябов постарался. Посмотри на ту сосну… ту, что сразу за холмом… самая высокая.
        - И что на ней? - пригляделся Коловрат.
        - Если хорошо приглядеться, то можно увидеть дощечку меж веток. Если по ней попасть хотя бы стрелой, то сработает механизм, и фугас взорвется. Если монголы задумают сосну свалить для своих целей, фугас все равно взорвется, но надеюсь, это дерево они не тронут.
        - Где эта дощечка? Я ничего не вижу… - покачал головой Евпатий.
        - Зато я вижу…
        Дощечку действительно разглядеть трудно, однако в оптику ее видно хорошо, но об этом я уточнять не стал. Расстояние, конечно, для «Тигра» запредельное, и попасть можно только чудом. Если этого чуда не случится, то придется делать вылазку, чтобы приблизиться и попасть наверняка.
        Второй ряд щитов был уже построен. К ним подкатили сани с орудиями и начали переставлять их на помосты за щитами…
        Мы долго думали над конструкцией для прикрытия орудия. Ведь расчеты орудий готовились долго, и любая потеря среди них невосполнима. Кроме подготовленных расчетов из пушек могут стрелять только двое - я и Кубин. Поэтому мы спроектировали мини-крепость для четырех пушкарей. В принципе, с заряжанием управятся и двое, но тогда время между выстрелами увеличивается. Кроме того, именно четыре человека могли двигать всю эту конструкцию вперед или назад, так как она стояла на широких полозьях.
        Заинтересованный Коловрат спустился с коня и подошел к пушке. Благоговейно погладил орудие, заглянул в ствол, проверил запальное отверстие, осмотрел лафет. Потрогал банник…
        Затем его внимание привлек сам щит, который стоял на широком помосте и имел защиту от стрел с боков и сверху. Коловрат посмотрел в узкую щель для наблюдения, открыл и закрыл орудийный порт перед пушкой. Проверил две бочки по бокам, в которых были уложены заряды первой подачи. Только на жаровню для накаливания запальных шипов смотреть не стал. Лишь в удивлении развел руками:
        - Нет слов, княже… изрядно вы с Матвеем Власовичем потрудились!
        - Что я, это Владимир Ивановича заслуга, - поскромничал Кубин.
        Коловрат еще раз осмотрел ряд щитов с орудиями. Его следующий вопрос был вполне ожидаем:
        - Владимир Иванович, а зачем ставить пушки во втором ряду, если они должны быть на передовой позиции?
        - Наши орудия как хороший сюрприз для Батыя. При первом же применении собьет наступательный энтузиазм с поганых и заставит задуматься - что делать дальше. Но считаю, что сразу применять артиллерию не стоит. Первые атаки отобьем без них.
        - А если поганые собьют первые щиты гуляй-города?
        - Тогда мы можем выдвинуть пушки вперед, разогнать поганых картечью и поставить щит на место, - улыбнулся я, уже зная аргументы Коловрата.
        - Под стрелами-то?
        Кубин подмигнул Бравому:
        - Иван Пантелеевич, кликни своих, но всю сотню не надо, два десятка хватит. И пусть снимут упоры и щит положат.
        Подошли ратники из сотни Бравого.
        - Вои, - обратился я к ратникам, - покажите - чему вы научились. Задача - поднять большой щит. К бою!
        Ратники сразу выстроились по обе стороны орудийного помоста - по десятку с каждой стороны.
        - Вперед!
        Прикрываясь щитами, ратники начали выходить вперед орудийного щита, выстраиваясь в два ряда.
        - Вал! - рявкнул я.
        - Ва-а-ал! - проорали два десятка глоток и мгновенно выстроили из щитов стену.
        - Вперед! И-и - раз… - Строй, громко повторяя счет, слитно шагнул вперед. - И - раз, и - раз…
        Миновав лежащий щит, строй замер, два ратника с флангов отбежали к щиту, подняли и поставили упоры.
        - Назад!
        Стена щитов разделилась пополам, и ратники мелкими шажками вернулись за установленный большой щит.
        - Вот так как-то, - сказал я потрясенному Коловрату.
        И тут обнаружил, что строительство затихло. Большинство присутствующих не раз видели подобное и сами в них участвовали, но на это представление смотрели все без исключения.
        Но пауза не затянулась, все сразу вернулись к своим делам. Удовлетворенно хмыкнув, я сказал Кубину:
        - Матвей Власович, на тебе общее хозяйство, пусть заканчивают сборку гуляй-города и готовятся к бою.
        - Сколько, мыслишь, у нас еще времени? - спросил Коловрат.
        - Мало, но мы все успеем, - ответил я. И обратился к Бравому: - Иван Пантелеевич, твоя сотня в прикрытие, идем сначала к тому перелеску и ставим коробки с огненным зельем, - и я показал направо, - затем к левому перелеску…
        Перелесок из молодых березок и ивовых кустов был вытоптан конницей. МОНки я собирался установить вдоль, поставив мины наискось, чтобы обеспечить наибольшую зону поражения. Самоделки оказались опасны лишь на десяти саженях, но и то хлеб. Мина представляла собой коробку с зарядом и подрывным механизмом внутри. В деревянные ящики поместили МОНки из-за того, что близкий подрыв другой мины мог сбить ударной волной запальный порох. Сам механизм был подобен кремневому мушкетному запалу, который поджигает запальный порох, а тот в свою очередь основной заряд. Вместо пружины, что приводит механизм в действие, использовался небольшой можжевеловый лук.
        Мы проехали вглубь пролеска, спешились и приступили к минированию. По моему указанию коробки привязывались отроками к стволам в десяти саженях от каждой и направлялись боевой частью на пролесок. После проверки правильного направления я приступил к постановке самоделок на боевой взвод. Начал с самой дальней МОНки.
        Положив лук в выемку на верхней доске ящика, я оттянул тетиву и зацепил ее за выступающую из ящика металлическую скобу, затем потянул скобу вниз до зацепа и вставил в него шпильку с колечком, то есть чеку. Все, механизм взведен. Если вырвать чеку, то тетива потянет скобу, прикрепленный к ней кремень ударит по огниву и высечет искры, которые и подожгут запальный порох. Но, в целях безопасности, порох пока не подсыпан. Для начала надо собрать всю цепь из мин. Перед тем как идти к следующей МОНке, я привязал бечеву к кольцу чеки. Затем, стравливая бечеву с мотка, дошел до следующей мины, где процесс заряжания повторился. Бечеву от первой мины я пропустил под веткой и привязал к натянутой тетиве. Теперь если вырвать чеку у этой мины, то тетива не только рванет скобу запального механизма на себя, но и выдернет чеку у мины соседней. Таким образом, я собирался подорвать одновременно все десять МОНок. За надежность механизмов я не боялся. При испытаниях все работало прекрасно, и запальный порох поджигался каждый раз. Между выдергиванием чеки и подрывом заряда проходило не более трех секунд. Надеюсь, за
это время цепь срабатываний не прервется. Бечеву от двух последних МОНок протянул поперек вытоптанного пролеска на две третьих ширины. После прошелся вдоль всех установленных мин и подсыпал в каждую затравочный порох. Теперь надо установить аналогичный минный каскад на другом выходе поля. Критично осмотрел свое творение. Должно сработать, хотя… надо подстраховаться.
        - Егор, - обратился я к Русаку, - остаешься тут и встретишь наши сотни. Покажешь, как обойти… и еще…
        Мне вдруг пришла отличная мысль, хорошо, что не поздняя. Я вернулся к крайней мине и привязал еще одну бечеву к чеке, затем, пятясь в глубину леса, отмотал десять сажен.
        - Егор, - повторил я, - возьми себе напарника и жди тут. Надо не только встретить наших, но и проследить за подрывом. Вот, дернешь, если вдруг ту бечеву не заденут. А потом уйдете в лес. Ты помнишь, где мы много огненного зелья закопали?
        - Помню, княже, - кивнул парень, - и сосну ту помню…
        - Вот и идите к ней по лесу. На поле не выходите. Ждите сигнала. Помнишь, как дым из самострелов пускали?
        Русак вновь кивнул.
        - Вот как увидите белый дым, так бейте стрелой в ту доску на сосне. Мыслю, не замерзнете. Я как на той стороне поля такую же гирлянду поставлю, еще двоих в помощь пришлю, а с ними жаровню, угля мешок и снеди. Только помни, как будет белый дым, бей стрелой в доску.
        - Да, княже, все сполню.
        Я тиснул парня на прощание. Поднялся в седло, посмотрел на остающихся парней. Перекрестил - дай Бог вам уцелеть в предстоящей бойне.
        Проезжали мимо уже не просто гуляй-города, а настоящей крепости. Над рублеными стенами поднимались дымы от костров. Ну и пусть, скрываться нам уже не надо. Вот монголы удивятся, когда вернутся сюда: было просто поле, а сейчас твердыня стоит. Пару отроков я отправил к крепости за обещанной жаровней, углем и продуктами.
        Дозорные ушли по перелеску вперед, а мы занялись расстановкой минного заграждения. Аналогично установив мины и соединив их сетью натянутой бечевы, я подсыпал затравочного пороха.
        - Иван Пантелеевич, - сказал я Бравому, - кликай дозорных, уходим.
        Также крепко обнял остающихся парней, сказав напоследок:
        - Миша, Аким, поганые, мыслю, след в след за нашими сотнями пойдут. Как зелье сработает, не мешкайте, сразу в лес к Егору… и храни вас Господь!
        Но не успели мы отъехать, как нам вслед два раза ухнул филином Михаил.
        - Кто-то едет, княже, - сказал подбежавший парень.
        Ратники уже приготовили луки, а парни успели затаиться за стволами сосен.
        - Княже, - тихо сказал Бравый, - уходи, мы задержим поганых.
        - Нет, Иван, - ответил я, доставая свой лук, - вместе уйдем.
        Возразить Бравый не успел, из-за сосен замахал руками Аким, а Михаил бросился к пролеску.
        - Наши, никак? - удивился Бравый.
        Ратники опустили луки, а я выехал вперед. По пролеску шла дружина, во главе которой на вороном коне ехал князь Борис.
        Я выругался про себя - каков упрямец, ведь убедил же его уйти к западному полку, а он опять в самое пекло лезет! И хорошо, парни вовремя заметили, что идут вовсе не монголы, вдруг бы не успели показать, где надо пройти, чтобы не задеть бечеву?
        Парни выскочили на пролесок и замахали руками, показывая - где надо проехать. Дружина обошла опасное место и выехала из пролеска.
        - Здрав будь, Владимир Иванович! - поприветствовал меня Борис.
        - И ты не болей… - кивнул я, строго глядя на молодого князя.
        - Не надо так смотреть, дядя! - вдруг твердо сказал Борис. - Я должен с тобой рядом быть. Отец бы тоже так поступил.
        Что ему сказать? Как возразить? Но поздно что-либо делать.
        - Ладно, не винись. Твоя сотня лишней не будет. Лучше расскажи - как дела в восточном полку, коловратовские пешцы пришли?
        - Пришли, - кивнул Борис, - и не только они. Еще дружины подошли. Из Торжка четыре сотни, Кашина, Кснятина, Дмитрова по две-три сотни, Из Волока четыре с половиной сотни…
        Отрадно, что отовсюду идут отряды на помощь. Теперь восточный полк равен монгольскому тумену, в котором большая половина - бояре, а остальные - ратники (ополчение, и вооружение у него соответственное). Но, по словам Кубина, князь Черниговский - воевода опытный. Разберется, как лучше расставить людей для боя.
        - Даже из Киева сотня бояр прибыла, - неожиданно добавил Борис.
        - Из Киева? - удивился я и довольно рассмеялся.
        Значит, вняли моим письмам князья. И теперь Батый точно своей кровью умоется!

* * *
        Крепость гудела множеством голосов. Казалось, будто впереди лишь потешный бой, и мы тут на грандиозный пикник собрались. Звучали шутки, байки, смех. Зажаривали баранов, целиком и частями. Я ел местный аналог шашлыка - мясо, замоченное в вине, натертое пряностями и насаженное на березовую палочку, но вкусом и запахом напоминающее о былых походах с моими друзьями и сослуживцами. Никаких отличий, только времена разные. Пили вино, подогревая кубки у костров, но даже холодное хорошо шло под горячее мясо.
        Слушая очередную байку Бравого, я украдкой посматривал на часы. Скоро полдень, а от Лисина и Садова никаких вестей. Немного гложило сомнение - не ошибся ли я в своей «гениальной стратегии»? Четыре часа как ушли сотни - и ни слуху ни духу. За это время на холме выросла целая крепость. Теперь пусть монголы голову поломают - откуда тут появился неучтенный город.
        Я давно уже не удивлялся, что всего четверо мужиков за два дня сдают готовый дом, имея на руках плотницкую черту, пилу и топоры. Причем за первый день ставят сруб со стропилами, а на второй распускают бревна на тес для крыши и горбыль на пол. А тут больше тысячи человек за несколько часов собрали крепость. Эка невидаль! Словно конструктор «Лего» - просто взять и собрать.
        Я вновь критично осмотрел ровные венцы, хорошо пролитые водой. Лед блестел на бревнах, скатах и козырьках бойниц. Теперь нашу крепость монголам так просто не поджечь. Кроме снега для тушения имелись рогожи и бараньи шкуры, пропитанные водой. Весь боезапас для орудий надежно укрыт в центральном срубе. Там же стоят бочки с нефтью и специальные стрелы к арбалетам - огнеметные и дымовые. Еще в Вершах, замеряя скорость сгорания фитилей, я обратил внимание на плотность и едкость дыма. После чего в остатках селитряного раствора прополоскали кучу всяких тряпок и навертели из них дымовых шашек, а вопрос доставки этого примитивного оружия до врага напросился сам собой. Каждая шашка представляла собой длинный рулон толщиной с руку, но достаточно легкий, чтобы закинуть его арбалетом на сотню саженей.
        - Демьян, дай-ка еще мяса…
        Горин засапожным ножом сдвинул от углей палочку с зарумянившимися кусочками баранины, затем выдернул ее и подал мне. В этот момент прогрохотала очередь из взрывов.
        Голоса в крепости разом смолкли, обратив все внимание на западную часть поля. Ратники высыпали за передовые щиты, вглядываясь в кромки верхушек, но кроме дымных клубов, поднявшихся над лесом, ничего не разглядели, и из пролеска никто не появился. В голову полезли нехорошие мысли: неужели всех наших убили, а монголы решили пройти по следам русских сотен?
        - Княже, вон наши идут!
        Разом повернулись в другую сторону. С восточного пролеска вытекала кованая конница. Даже от сердца отлегло. Но все ли? Сосчитать никак не удавалось - всадники скакали россыпью, но одно ясно - идут обе сотни. Тогда кто подорвался на западном пролеске? Погоня? Вполне возможно. Ведь монголам известно, что поле проходное, поэтому послали два отряда, и один из них постарался запереть наглых урусов.
        Сотни успели миновать половину пути до холма, как за ними раздался каскад взрывов. Ага, вот еще кто-то огреб. Интересно, сколько вражин забрали мои мины и хватит ли смелости оставшимся выйти на поле и продолжить преследование?
        - Сладили, княже! - весело крикнул Лисин, въезжая в гуляй-город.
        - Ох, и пощекотали мы Батыйку! - добавил Садов.
        - Это хорошо, Макар Степанович, а сколько ратников назад не вернулось?
        - Десяток, - посмурнел Макар Степанович. - Под моими холопами коней убили, так они в лес кинулись, уж не знаю, живы ли?
        - У меня дюжина, - сказал Садов. - Мы на крайний дозор выскочили и на пики их всех взяли. Выходим на яр, а там как раз ханский бунчук. Ну, мы и дали стрелой…
        - Княже, поганые! - и ратник показал на западный пролесок.
        На поле высыпала сотня всадников, они покрутились, разглядывая крепость на холме, затем ушли обратно в лес. С восточного пролеска тоже выскочили всадники и тоже не решились приблизиться.
        - А я думал, они решат проверить, - хмыкнул Коловрат, - не чудится ли им?
        - Сейчас они всей ордой придут нас щупать, - буркнул Садов.
        - Ничего, у нас доспех ладный, не защекочут, - сказал я. - Встретим как подобает. Эй, на башне, поднять стяг!
        В самом центре крепости, на смотровой башне взвился наш флаг, а на нем, меж двух дубов, всадник в серебряных доспехах и плаще, поражающий копьем черного змия.
        - Святой Георгий, - крестясь, прошептал Коловрат и покосился на мой щит с аналогичным гербом. Теперь моим гербом. Ефрем Рябов постарался, отчеканив изображение и покрыв его бронзой. У остальных ратников щиты были с православными крестами.
        - Святое воинство! - крикнул Евпатий. - Мы вои святой Руси!
        - Да-а-а! - взревели все ратники.
        Глава 16
        Из пролесков показались всадники. Выезжали они осторожно, будто опасаясь новых, неведомых им сюрпризов. Похоже, минное заграждение хорошо напугало монголов. Жаль, что МОНок оставалось только два десятка, а то бы я весь перелесок заминировал. Но были еще несколько штук, которые я установил в лесу, на тропах, ведущих к холму. Наши лесовики, исследовав окрестности, показали мне четыре тропы, где могут пройти даже конные. Я помнил о беглеце по имени Буол и особых иллюзий по боязни степняков густого леса не питал. Есть у поганых хорошие следопыты, в том числе и лесовики. Они могут провести малые отряды для удара в наш тыл, поэтому я поставил паутину растяжек на возможных подходах, настрого запретив нашим ратникам туда ходить.
        Наконец, достаточно осмелев, оба монгольских отряда двинулись к крепости. Они прошли мимо на расстоянии одного перестрела, разминувшись напротив холма, и проследовали дальше. У перелесков развернулись и повторили дефиле. Вновь разворот, однако вслед за ними на поле начали выходить новые монгольские отряды. Пять сотен… тысяча… три тысячи…
        Каждый отряд, как на параде, проезжал мимо холма, выдерживая расстояние в один перестрел. Как будто свою силу и неисчислимость демонстрируя. Лица у ратников стали суровыми. Они мрачно взирали на то, как поле постепенно заполняется вражьим войском от края до края. На противоположный холм въехало несколько особо державшихся всадников. Я вынул из сум и расчехлил «Тигр». Через оптику лиц не разглядеть. Да и толку мало, ведь ориентировок на Батыя и его темников не имеется. По тем рисункам с гравюр, что были в Интернете, можно каждого монгола в ханы записать. Скорей всего, на холм поднялись тысяцкие. Что ж, подождем пока…
        - Мы добились своего, - сплюнул Кубин, - всей своей ордой пришли. Только самого Батый-хана пока не видать.
        - Здесь он, - прогудел Коловрат, показывая налево, - эвон, бунчук Батыя несут.
        Мы увидели коричневую массу всадников, перед которой все расступались. Впереди ханской гвардии несли полотнище черно-белого цвета с целым пуком кистей на древке. Это было знамя Чингисхана. Девятихвостое, с изображением серого кречета с черным вороном в когтях. И чем, интересно, не угодил монголам черный ворон? Тоже, поди, вести неприятные приносил.
        Ханская гвардия перед нами выпендриваться не стала, прямиком проехав к противоположному холму. Следом за коричневыми всадниками проехали волокуши. И на холме стала быстро собираться юрта.
        Я оторвался от оптики, заметив многозначительные взгляды Кубина и Коловрата. Походное жилище хана ставилось аккурат на нашей закладке. Отрадно предугадать действия врага.
        Вновь смотрю на холм. Кто в этой массе всадников хан Батый? Не разберешь.
        - И долго они на нас любоваться будут? - не выдержал Демьян.
        Словно услышав Горина, к холму направились три всадника. Один из них нес длинный шест, на котором развевался пышный черно-белый бунчук. На полпути всадник затряс шестом.
        - Дзе! Дзе! Дзе![17 - Дзе, дзе! - Да, да! (монгольск.)] - взревели монголы.
        Троица переговорщиков направлялась к холму, а черная масса продолжала орать:
        - Дзе! Дзе! Дзе!
        - Пойдем, бояре, - позвал я Коловрата и Матвея Власовича. - Сейчас нам сделают очень выгодное предложение, с точки зрения степняков.
        - Что они могут предложить от скудости ума своего, - усмехнулся Коловрат, - склониться да покориться…
        - Или дань за триста лет, - хохотнул дед Матвей.
        Мы спустились со смотровой башни, поднялись в седла и поехали к передовым стенам гуляй-города.
        Монгол с бунчуком остановился перед ежами и закричал:
        - Урусуты! Склонитесь перед Бату-ханом, внуком Потрясателя Вселенной - великого Хана Чингиса. Целуйте землю у его ног! И будет вам милость!
        Он вскинул копье с бунчуком, и сотня тысяч степняков сразу взревела:
        - Кху-у-у! Кху-у-у! Кху-у-у!
        - Не оригинально, - сказал я. - Скудный выбор, как думаешь?
        Кубин хмыкнул и покосился на Коловрата.
        - Подумаешь, немного ошибся, - проворчал Евпатий, - про поцелуи эти совсем забыл.
        Всадник опять затряс своим мохнатым копьем, а орда вновь «закудахтала».
        Мы выехали за щиты встречать переговорщиков. Вгляделся в троицу поганых, и злость заполнила меня до самой макушки, но я сдержался. Не подавая виду, выехал на пять саженей вперед, за мной пристроились князь Борис, Кубин и Коловрат.
        - Володя, смотри… - тихо сказал дед Матвей и заскрипел зубами.
        - Спокойно, поручик, спокойно…
        Один из сопровождающих остановил взмахи глашатая с бунчуком. Тот вспыхнул лицом, но, повинуясь жесту, покорно отъехал назад, а вперед выехал третий…
        - Рад видеть князя Керженского в полном здравии, - заявил Буол.
        - Не могу сказать того же, - стараясь говорить спокойно, ответил я.
        - Повелитель чистого неба всегда хранит сынов своих! - рассмеялся монгол. - Какое сегодня небо, посмотри, князь. Посмотри и подумай. Хан Бату предлагает славным русским богатурам свою милость. Оставьте свои копья, вложите мечи в ножны, и присягните Великому Чингизиду, и будьте гостями на празднике его…
        За щитами гуляй-города послышалась возня с приглушенной руганью. И я почувствовал, как напряглись мои спутники. Борис выдохнул сквозь зубы, вновь скрипнул зубами Кубин, а Коловрат сильно сжал кулаки. Я взглянул на небо - там кружил большой черный ворон. Впрочем, он уже не один, по кромке леса угадывались целые стаи. Чуют, что скоро тут прольется кровь, слетаются. Вот только кто сегодня в меню у ворон…
        - Вот что я скажу тебе, Буол, - сказал я монголу. - Душа - Богу, сердце - женщине, долг - Отечеству, честь - никому! Так хану и передай.
        На лице степняка мелькнуло недоумение, затем глаза сверкнули злобой. Он правильно понял мои слова.
        - Не хочешь быть гостем ты, - процедил с угрозой Буол, - тогда гостями станем мы, князь.
        - С обнаженным клинком в гости не ходят, степняк. Нам не о чем больше говорить.
        - Береги свою голову, князь, - посоветовал монгол, разворачивая коня.
        - Не могу сказать того же в ответ, степняк.
        Мы вернулись за щиты. Там Макар Степанович и несколько ратников с трудом удерживали Михаила Борзова. Парень рвался вперед и скрипел зубами…
        - Чисто зверь, как увидел послов, - сказал Лисин. - Еле удержали…
        - Это был убийца Гаврилы Борзова, - пояснил дед Матвей.
        - Княже-е-е! - взвыл парень, пытаясь вырваться из рук бояр. - Дай мести свершиться!
        Я подошел к парню, наклонился и сказал:
        - Послушай меня, Миша. Ты отомстишь ему. Я знаю - куда он направится. Я хорошо тебя подготовил и уверен - ты справишься.
        - Да-да, княже… - кивнул Борзов. - Я понял…
        - Отпустите его.
        Ратники разошлись, выпуская из своих объятий Михаила.
        - Я помню отцов своих, - зашептал парень. Затем продолжил громче: - Я плоть от плоти твоей, отец мой. Помню и чту тебя.
        - Я кровь от крови вашей, славные пращуры мои! - Уже неслось над холмом. Каждый ратник, глядя вперед и сжимая рукояти сабель и мечей, пел песню смерти. И летели над ратниками слова древних воинов:
        - Вижу я всех отцов своих!
        - И пред вами стою, аки есть я!
        - И чую я силу рода моего, кипящую в жилах моих!
        - И пред смертию лютой не поколеблет мя сомнение, ибо мертвые сраму не имут, ано смелые живут вечно.
        Стихли все звуки. И стихли враги. Только слова готовящихся к смерти ратников, четко и слитно произносимые всеми, заполнили все вокруг. Слова, подобные тем, что я слышал перед Керженской сечей.
        - Как отец мой!
        - Как все пращуры мои!
        - Так и я с-а-а-а-ам! - Рев воев разлился в морозном воздухе. Вдалеке из леса вспорхнули галки и воронье.
        - Прости за все, брат… - Бояре пропели песню смерти, теперь они прощались друг с другом.

* * *
        - Демьян, - кликнул я Горина, - Михаилу и Макару по два десятка лесовиков отбери. Пусть перекроют те тропы в лесу. Мыслю, оттуда поганые попытаются ударить. Миша, ты помнишь, где мы коробы с огненным зельем поставили?
        Борзов кивнул.
        - Вот укроетесь там и ждите. Убийца твоего брата придет. Обязательно.
        - Да, княже! - кивнул парень и ушел вместе с Гориным.
        - Княже, поганые начали!
        Мы выглянули за щиты. Конные массы начали двигаться. Похоже, сейчас начнется атака.
        - Почему ты считаешь, что этот Буол пойдет через лес? - спросил Кубин.
        - Пойдет, - усмехнулся я, следя за маневрами и стараясь угадать - где и куда сначала ударят степняки. - По глазам его понял.
        Несколько тысяч степняков уже взяли разгон, направляясь к холму там же, где поднималась дружина. Тут никаких препятствий, кроме нескольких рядов ежей.
        - Эх, славная сеча будет! - Коловрат пихнул Кубина. - Как считаешь, Матвей Власович?
        - Да, напьются крови вражьей наши клинки.
        Атакующие достигли середины подъема, повернули и поскакали вдоль, стреляя на скаку из луков. Щиты гуляй-города мгновенно обросли стрелами. Пространство меж рядами щитов как будто заросло идеально ровными ростками.
        Через смотровую щель я следил за степняками. Наконец они достигли чуть заметного провала в снегу. Это был ров с острыми кольями. Его занесло снегом, а ветры подровняли снежный покров, и теперь этот провал еле заметен. Хороший и неожиданный сюрприз для вражеской конницы. Первые всадники влетели в ров и закувыркались, следом начали падать другие, на них наседали последующие. Началось столпотворение.
        - Бей! - И густой тучей полетели ответные стрелы. Среди них чертили смертельный пунктир болты, это пять десятков новиков стреляли через смотровые щели из арбалетов.
        Тул со стрелами быстро пустеет. Он не один, но все равно кричу обозникам:
        - Запас давай!
        Рядом, гоняя в ножнах тяжелый меч, сквозь зубы ругается Коловрат:
        - Сидим, как мыши в норе, носа не высунуть. Полезли бы, что ль?
        У щита новик деловито заряжает арбалет…
        Кубин с пулеметной скоростью метает стрелы…
        - Хорошая куча вышла! - радуется Коловрат. - Но помашем ли клинками?
        Кубин, вколачивая стрелы во врага, отрывисто говорит:
        - Никуда. Сеча. От нас. Не денется!
        Атака монголов практически захлебнулась. Напирающие сотни еще давили вперед, а ров уже забился трупами. Толчея врагов - отличная мишень. Бояре исступленно метали стрелы. Наконец, степняки ринулись с холма. На склоне остались сотни убитых вповалку с бьющимися в агонии лошадьми.
        - Ага, получили?! - захохотал Коловрат. - Погань степная!
        Улыбаюсь и, глядя в щель, говорю:
        - Я же говорил, первую атаку и так отобьем. А вы в курсе, господа, что монголы уже сталкивались с порохом в Китае? И у них есть китайские инженеры. Так что я не удивлюсь, если появятся и пушки.
        - Да ну? - Евпатий повернулся, собираясь посмотреть на монголов. - Скорей всего, они притащат сюда пороки, если они у них еще остались.
        Сквозь щель меж бревен Коловрату видно плохо. Он плюет и встает, не обращая внимания на стрелы и оглядывая все поле.
        - Ну что, видишь китайцев, - шутит Дед Матвей, - али нет?
        Коловрат встряхивает щитом и вынимает меч.
        - Поганых токмо вижу. Сейчас опять полезут.
        - Еще как полезут, - добавляю я. - Первый блин вышел комом, так что, бояре, сейчас штурм будет.
        На расстоянии одного перестрела медленно перемещались монгольские тысячи. Но вот от центра начал разбег огромный конный клин.
        - Сейчас посмотрим, как они перескочат наши ежи, - хмыкнул я и поднялся в рост. Рядом с Евпатием встает Кубин. Ратники вынули сабли и мечи, приготовили копья.
        - К бою! В ряд! - И меж стен гуляй-города выстраивается практически фаланга, ощетинившаяся длинными копьями.
        Конная лава уже на середине подъема. Лук в руку - и весь остаток стрел из тула в самый центр конного клина. Рядом щелкают луки других бояр. Передние ряды атакующих сбиты, но лаву это не останавливает. Она подминает под себя слетевших с коней седоков и упавших лошадей. Первые всадники попытались с ходу перескочить торчащие ряды острых кольев, но кони напарывались на следующие, а всадники вылетали из седла под ноги выстроившихся ратников. Этих сразу добивали. Но часть конницы прорвалась через заграждение, и тут же была встречена множеством копий.
        Удары, треск, жалобное ржание, звон железа, яростный рев…
        Пеший монгол не ровня пешему русскому вою. Тут у стен гуляй-города наша сила. Перед ежами выросла груда вражьих и конских тел. Лошади бились в агонии, мешая накатывающим волнам степняков. Бояре с легкостью отбили и эту атаку. Степняки отхлынули, оставив у заграждений еще пару сотен убитых. Сразу ливнем посыпались стрелы.
        Я скомандовал отход, и ратники, прикрываясь щитами, организованно отошли под защиту гуляй-города. С горечью увидел, как за бревенчатую стену оттаскивают убитых и раненых. А до этого стрелами даже не побило никого.
        - Неплохо начали! - весело сказал Коловрат, стряхивая кровь с меча. - Десяток на несколько сотен поганых разменяли.
        От его слов мне стало не по себе. Любой погибший воин мне как в сердце нож. Но я Евпатия не виню, он пробыл в этом времени достаточно, чтобы так оценивать потери. А я привыкать не хочу.
        - Что-то решают, - проронил Кубин, глядя на противоположный холм.
        - Ага, они так еще не получали. Четыре сотни положили, а результатов - ноль. Но что-нибудь надумают…
        - Почему бы сейчас адскую машину не подорвать? - спросил Коловрат.
        - Нельзя, - ответил я. - Надо ждать, когда подойдут полки и закроют выходы из поля. О, опять атакуют!
        Монголы вновь ринулись в атаку клином, но у заграждения, заваленного трупами, спешились и, преодолев его, выстроили сплошную стену из щитов, чем сильно нас удивили. Быстро они учатся, но пока бестолково выходит. Степняки, как говорится, рождаются сразу с уздечкой в руках и спускаются с коня на землю только для продолжения рода. Они отличные всадники, но пеший степняк уступает привычному к пешему бою русскому ратнику. Бояре хмыкали, глядя на неровный ряд колыхающейся, как волна, щитовой стены. Степняки непрерывно приседали, и из-за щитов летели стрелы. Вдруг монголы, взревев, бросились вперед. Наши лучники заработали со скоростью пулемета, но волна атакующих захлестнула первую бревенчатую стену, и округа опять заполнилась звоном оружия.
        - Запас! Давай запас! - орали стрелки обозникам.
        Я стоял во второй линии щитов и своим луком поддерживал сражающихся бояр. Высунулся поганый - стрелой его…
        Тулы быстро пустели, но тут же обозники доставляли полные. Рядом, у края бревенчатой стены, застыл обозный старшина, поглаживая ратовище копья.
        - Егор, ты чего тут? А ну, к обозу…
        Сквозь железный звон слышу спокойный голос Суромяка:
        - Никуда не уйду. Я чту и помню отцов своих. - И обозник сунул копье через щель, наколов монгола у стены. - Вот так!
        Степняки прикрываются щитами, и я оттягиваю тетиву до хруста в лопатках.
        Дыннн! Стрела входит в деревяшку по самое оперение, а монгол валится назад с пришпиленным к телу щитом. Врагов становится слишком много, и наша стрельба начинает походить на идиотскую компьютерную стрелялку, где враги-мишени начинают появляться с чудовищной скоростью. Похоже, Батый загнал на холм целый тумен.
        Первая стена уже опрокинута, и поганые сплошным потоком текут на нас. Против каждого ратника не менее пятерых. Щиты сдвинуты, бой идет через ряд. Коловрат в первых рядах. Вокруг него, как мошка, вьются монголы, а он крутит огромным мечом, как косой косит, создавая пространство наполненное обрубками и кровью. Но поганые все равно лезут - каждому хочется победить такого батыра. Сражающаяся масса людей уплотняется. Ратников начинают теснить ко второй стене. А следом идут свежие степные тысячи.
        Я протиснулся ко второму ряду щитов, где застыли в готовности расчеты орудий. Пушки заряжены, запальные шипы накалены, но стрелять нельзя - много наших могут попасть под свою же картечь. Услышат ли?
        - Отхо-о-од! Прикрыть орудия!
        Услышали! Сражающиеся бояре начинают оттягиваться ко второму ряду щитов, выстраиваясь по их краям клином. Наконец наших ратников в секторах стрельбы орудий не осталось. Одни поганые, и их стало еще больше…
        - Господи помилуй, - пробормотал я и рявкнул, - пали!
        Одновременно откинулись орудийные порты, раскаленные шипы коснулись запального пороха, и пушки, отпрыгнув на полсажени, изрыгнули ярость картечи по врагу. По ушам хлопнуло грохотом залпа, на время выключая слух, все пространство между первым и вторым рядом щитов заволокло дымом. Расчеты яростно заработали банниками, вычищая стволы от тлеющих остатков. Сейчас необходимо прикрыть работу расчетов и заодно восстановить внешнюю стену гуляй-города.
        - Ва-а-л!
        Ратники в мгновение перестроились в несколько рядов, закрывшись чешуей щитов.
        - Вперед!
        - И - раз! - слитно двинулись вперед ряды. - И - раз!
        В редеющем дыму проступали силуэты оглушенных и раненых степняков. Их сразу добивали. Картечь прорубила широкие просеки во вражьих толпах. Под ноги страшно смотреть…
        Остальные монголы в панике скатывались по склону. Ратники выдвинулись вперед, подняли первый ряд стен и организованно вернулись под их защиту. С опозданием посыпались стрелы.
        В глубине леса почти одновременно ухнули взрывы. Ага, отряды в тыл все-таки послали. А вдруг новики не управятся? Вдруг поганых через лес пройдет больше?
        - Макар Степанович, будь добр, помоги своей сотней нашим лесовикам.
        Лисин увел бояр в лес. Я поймал усталый взгляд Кубина.
        - Власыч, не след тебе в общей свалке быть, - я поднял руку, прерывая возмущение старика, - возьми карабин, поднимись на башню и смотри в оптику. Если поганые притащат камнеметы, или еще чего неприятного, то сообщишь.
        - Батыя подстрелить? - без улыбки пошутил Кубин.
        - Без опыта все равно не достанешь, но если что, то максимум пять патронов… но наверняка!
        - Есть, княже! - и дед Матвей приложил руку к шлему.

* * *
        Я бродил среди павших ратников и всматривался в лица. Имена крупными буквами вспыхивали в памяти. Их теперь никогда мне не забыть. Сколько воев уже погибло? Не знаю. Счет давно потерян. Где князь Борис? А Лисин Илья? Почему не вернулся Макар Степанович?
        Медленно обвожу взглядом заваленное телами поле боя. Потом смотрю на вражий лагерь. Монголы прервали атаки и затихарились, явно не зная - как бороться с русскими и их страшным оружием. Три атаки мы отбили только благодаря артиллерии и каждый раз, когда монголы в панике откатывались с холма, восстанавливали передовую стену. Потери у нас страшные. Даже у хорошо защищенных от стрел пушкарей. В пылу боя один заряжающий поторопился и, не пробанив ствол как следует, сунул новый заряд. Тлеющие остатки воспламенили порох как раз в момент проталкивания унитара. Выстрелом парня разорвало пополам…
        Устав бродить, я подошел к бревенчатой стене. Тут трупов меньше. Бросил щит на снег, собираясь на него присесть, и вздрогнул от того, что сидящий у стены человек, которого я принял за убитого, вдруг открыл глаза и спросил:
        - Отец вернулся?
        - Нет.
        Илья посмотрел сквозь меня и закрыл глаза. Рядом с ним шевельнулся лежащий вдоль стены князь Борис. Живы! Хоть одна хорошая новость, а то я считал, что они погибли. Хотя немудрено, что я принял их за мертвых, выглядели они как трупы, лежащие вокруг нас: все в рваных и рубленых ранах и в запекшейся крови. Велесов поднялся и сел. Я опустился на щит и откинулся на стену, вытянув раненую ногу.
        Стена вздрогнула от того, что рядом уселся Коловрат.
        - Жив, Владимир Иванович? Ну и слава Богу!
        Евпатий вытянул руку, в которой он держал свой огромный меч, и, морщась, осмотрел его. Меч был в крови, которая уже успела местами замерзнуть. Он чуть наклонился, подтащил за ногу труп монгола и тщательно вытер клинок о его халат. Снова критически оглядел меч, затем повторил процедуру. Я усмехнулся, глядя на его манипуляции, вспоминая, как он разил поганых в бою. Меч Коловрата огромен и тяжел, но в руках Евпатия клинок порхал, будто тростинка, от одного удара разваливая пополам вместе со щитом очередного кандидата на победителя Великого Богатыря.
        - Хичирхэг! Мэхэл багатур![18 - Хичирхэг - непобедимый. (монгольск.). Мєхєл багатур - Богатырь-смерть (монгольск.)] - кричали монголы Коловрату. Но, видя неудачу очередного соратника, монголы упорно лезли под его смертоносный меч. Евпатин и располовинил врагов больше всех.
        Из-за стены появились Горин и дед Матвей. Коловрат отложил клинок и посмотрел на Кубина. Тот потоптался, намереваясь присесть на корточки, потом плюнул и сел на труп степняка, подложив под себя щит. Демьян сел рядом с Борисом.
        - Почему Батый так в нас вцепился? - спросил Коловрат. - Ведь уже почитай целый тумен тут положили.
        - Дело принципа, - хрипло ответил Кубин.
        - И чести, - добавил я. - Как же, непобедимый хан всей ордой не может одолеть какие-то пятнадцать сотен.
        Нас давно уже не пятнадцать сотен, но все наши павшие внутри гуляй-города и монголам не видны. И гуляй-город стоит нерушимо.
        - И кровник он твой, не забыл?
        - Не забыл, - хмыкнул Евпатин. - Сам пусть придет и спросит, а я отвечу.
        И покачал своим мечом.
        - Оно, конечно, хорошо бы, - вздохнул дед Матвей. - Да только не придет он сам, кого попроще пошлет. Я с башни вот что углядел: пять волокуш на поле въехало. Никак пороки Батыю привезли. Засуетились они там.
        - Кликните обозного старшину, пусть земляное масло и особые стрелы приготовит.
        - Нет его, Владимир Иванович, - прохрипел Борис. - Он погиб.
        - Боярин! - Из-за стены выскочил ратник и подбежал к нам. - Поганые пороки собирают.
        У передовой стены собрались все ратники и смотрели на лагерь монголов. Перед холмом, примерно в ста пятидесяти саженях от нас, суетились серые фигурки вокруг четырех конструкций. Камнеметы собирались неожиданно быстро. Жаль, что картечь не достанет, а снарядных фугасов у нас кошкины слезки - всего пять штук. Будем забрасывать стрелами с нефтью. И подожжем.
        У пороков гарцевали сотни всадников охраны. Если камнеметы разобьют передовые щиты гуляй-города и переключатся на внутренние укрепления, то монголы тут же начнут атаку.
        - Выдвинуть пушки вперед, - распорядился я. - Убрать с их пути тела.
        Расчеты с помощью ратников выдвинули пушечные минифорты вперед.
        - Парни… - На лицах новиков задор, но в глазах бесконечная усталость. Многие ранены, но пришли все до единого. Даже Илья явился, несмотря на то что его качало, как тростник на ветру. Я оглядел парней и показал за щиты:
        - Вон там стоят пороки, и сейчас они угрожают только нам. Но что есть мы? Мы - вои. А через несколько дней они будут кидать камни в города, где женщины и маленькие дети. Знаю, далеко и трудно. Но надо.
        - Да что, княже, разве мы не понимаем? - Треш слабо улыбнулся и пихнул Павла Савельева. Тот кивнул:
        - Добросим стрелу, не зря столько времени болты кидали.
        В этот момент один порок метнул снаряд. Странный. Это не камень… это мешок! Он перелетел через стены гуляй-города и упал в лесу.
        - Глянь, что там было, - сказал я Демьяну.
        Только Горин ушел, как метнул снаряд второй камнемет. Серая глыба полетела низко и воткнулась в холм у передовой стены, разбросав снег в стороны.
        Кинули камни и остальные пороки. Один пролетел над нами и упал где-то в лесу, а второй ударил в крайнюю бревенчатую стену и взорвался мелкими осколками. Сама стена развалилась по бревнышкам.
        Мать ети! Льдом швыряются! Камни для городов берегут? Ну да, чего на нас булыжники тратить? Лед наши простенькие стены разобьет, а его зимой вдоволь на реках. Пора камнеметы уничтожать, а то скоро пристреляются.
        - Приготовились!
        Каждый из новиков взял по стреле-снаряду, только что наполненных горючей смесью. Я отошел в сторону и скомандовал:
        - Бей!
        Пятьдесят с лишним стрел по навесной траектории полетели в сторону метательных машин. А ведь точно летят! Зря я сомневался. Почти все стрелы разбились о деревянные конструкции метателей. Некоторые упали между ними. Пора кидать огонь, а то прислуга у камнеметов и степняки вокруг засуетились. Следом за новиками выстрелили мы. Четыре стрелы, оставляя черный след, взмыли вверх и полетели к порокам. Огненные столбы взмыли вверх, а новики вновь зарядили арбалеты.
        - Бей!
        Пламя вспыхнуло еще злее, а до нас долетел треск пожара и яростный рев степняков. Вокруг пылающих метательных машин суетились люди, пытаясь потушить пожар. Бесполезно, нашу смесь, в которую добавили все, что может гореть, потушить невозможно. Проверено. Если только все монголы не разденутся и плотно не закидают пороки своей одеждой.
        Коловрат, глядя на огонь, усмехнулся:
        - Вот и нет у поганых пороков.
        - Что, совсем никаких? Ты уверен?
        - А вот и ответ. - Бояре вскинули щиты, и по ним градом застучали стрелы. Мы шагнули вплотную к стене.
        - Пороков больше нет? - Евпатий глянул на меня и захохотал. Я смотрел на него, улыбаясь, и думал - ведь он должен был от камня, брошенного пороком, погибнуть. Неужели историю изменили? Коловрат смеялся, посмеивались бояре.
        - Княже! - закричали с башни. - Княже!
        Дозорные на смотровой башне вразнобой показывали в разные стороны. Смотрю на поле: монголы начали активно перемещаться. Прибежал Кубин с карабином.
        - Володя, полки подошли, - радостно сообщил он.
        Все вокруг воодушевились. В монгольском войске началась уже нездоровая суета. Как бы Батый не вырвался из западни. Но нас монголы в тылу не оставят, могут навалиться всей сворой. Надо дать условный сигнал Русаку.
        - Дымы сюда! Обложите ими тот холм.
        Новики расхватали стрелы с дымными пакетами, подожгли фитили, и через мгновение полсотни дымных следов прочертили воздух над полем. Противоположный холм затянуло белым дымом. Но подрыва не было. Я забрал у Кубина карабин и нашел оптикой развилку на сосне, дощечка была на месте.
        - Чего Русак медлит-то?
        Бабах!
        Это что еще? Одиночный выстрел со стороны врага насторожил. Вдруг дальняя стена из бревен разлетелась, калеча засевших за ней ратников.
        Бабах!
        Что-то ухнуло перед передовой стеной, и нас обильно присыпало снегом.
        - Никак пушки? - вскочил Евпатин и выглянул на поле.
        Вместе с Кубиным я выскочил с другой стороны щита. У самого подножья холма, чуть в стороне от догорающих пороков, суетилась кучка людей. К ним несли какие-то трубы, потом вспыхнуло пламя, что-то пролетело к нам - и край бревенчатой стены разлетелся в стороны. Вот и пушки, а с ними и китайские спецы. Только странно - после выстрела трубу оттаскивали в сторону и ставили другую. Одноразовые? А наводчик тоже один? Лук уже в руке, наложил стрелу…
        Наводчик - штучный товар. Вот он, на кончике стрелы, в меня целит. Тонко пропела тетива, а сердце отстучало три раза, как я увидел, что китаец отлетел со стрелой в глазу. Но пушка все равно выстрелила. Успел огонь поднести, поганец! А снаряд…
        - Назад! - запоздало закричал я.
        Стена, за которой стояли мы, вспучилась бревнами.
        Удар - и темнота.
        Перед глазами люди. Много людей. Они стоят во множестве рядов, словно на старой черно-белой фотографии запечатлен целый полк. В первом ряду я вдруг узнаю своего отца и своих обоих дедов, а дальше - незнакомые люди, но с очень знакомыми лицами. И я вдруг понимаю - это мои предки. Где-то в самой дали угадывается лицо князя Владимира Дмитриевича…
        Неожиданно приходит боль. И по ушам бьет чей-то крик:
        - Очнись, Владимир Иванович! Очнись!
        Вдруг обнаруживаю над собой Бориса и Кубина. Они прикрывают меня щитами. У передовой стены бояре выстроили вал. Лучники метают стрелы из-за щитов.
        - Что случилось?
        - Ох, слава Господу, жив! - крестится дед Матвей. - Тебя, Володя, бревном оглушило, а Евпатию-то… худо ему, зашибло сильно. Боюсь, не жилец…
        Густо посыпались стрелы, и ратники, ругаясь, прижались к стенам. Я поднялся и сделал шаг к телу Коловрата. Прикрыл его от стрел своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и князь Борис.
        - Казус какой… Владимир Иванович… - Евпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся, - ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.
        - Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесем, там и поможем. Жить долго будешь.
        - Нет… это… конец… чую. - Коловрат закрыл глаза. - А славно… мы бились…
        И, выдохнув, замер.
        Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.
        - Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.
        Вот и не стало Николая Евпатина. Не былинного, а настоящего богатыря - Евпатия Коловрата. Под частый перестук падающих стрел Борис прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.
        - Княже! - опять крикнули со смотровой башни. - Наши из леса возвращаются.
        Сотня Лисина, наконец, вернулась из леса. Долго их не было. Почему задержались? Макар Степанович въехал в гуляй-город верхом, а с ним очень знакомая личность…
        - Долгие лета, Владимир Иванович! - поздоровался воин в золоченом доспехе. Причем в изготовленном по подобию наших.
        - И тебе, Владимир Юрьевич, долгие лета, - кивнул я в ответ.
        Сын великого князя лихо спрыгнул с коня. Быстро прошелся по гуляй-городу, особо не обращая внимания на вражьи стрелы, покачал головой на сваленные в сторонке трупы степняков, посмотрел на поле…
        Пока он знакомился с обстановкой, я спросил у Лисина о результатах рейда.
        - Посекли всех поганых, княже, - сказал Макар Степанович.
        - А Борзов где?
        Лисин склонил голову.
        - Поганых две сотни было. Пять десятков от огненного зелья полегло, остальных мы побили… - голос боярина дрогнул, - убит Миша. Голову кровнику свернул, но не уберегся в сече.
        Я взглянул на небо. Вороны… вороны… вороны… над полем кружила большая стая. Даже грохот взрывов и пушечная канонада не пугала их. Птицы ждали своего часа.
        - Там и дозоры княжича встретили, - добавил Лисин. - Их боярин из коловратовской дружины провел.
        - Ну, говори, князь Керженский, - сказал подошедший княжич, - что далее делать потребно. Ведь это ты у нас теперь главный воевода.
        Что ж, если меня признал воеводой сын великого князя, то и сам Юрий Всеволодович тоже, но на время, а потом, скорей всего, попробуют использовать или вовсе избавиться. Никому не нужен такой конкурент в борьбе за власть. Ладно, посмотрим, а сейчас имеются другие проблемы.
        - Сколько воев привел, княжич?
        - Со мной двадцать сотен, - приосанился парень. - Там, в лесу стоят.
        Хм, как, интересно, они там сумели разместиться? В лесу мы специально расчистили просторную поляну при вырубке. Нашим лошадям там достаточно просторно, но вместе с прибывшими толкотня, наверное, жуткая. Однако пусть потерпят. Как подорвем фугас, так сразу в атаку и пойдем.
        - Что там Русак-то, может, не видит? Киньте еще дыма.
        - Он не увидит, княже…
        Я обернулся на голос.
        - В том мешке были головы… - хрипло сказал Демьян, и по лицу его текли слезы. - Егора, Акима… всех…
        Свело болью грудь… это я виноват в их смерти… проклятый степняк, чтоб ты в самое адово пекло попал!
        - У-у-у-… - выхватив карабин из рук Кубина, я метнулся к минифортам, отпихнул заряжающего в сторону, высунул ствол «Тигра» в смотровую щель и прицелился в сосну. Полтора километра…
        Даже для СВД запредельное расстояние, а для охотничьего карабина - тем более, но надежда есть. На таком расстоянии пуля никого даже не поранит. Синяк в худшем случае, но даже малого толчка достаточно, чтобы сорвать дощечку с чеки. Только попасть… только попасть…
        Прицелился, потянул спуск…
        П-чих! В оптику видно верхушку сосны, но пуля прошла, ничего не задев. Хоть бы веточку… чтобы понять… Еще две попытки - без результата. П-чих! П-чих! П-чих! Мимо…
        Вытаскиваю карабин и быстро скручиваю глушитель. И вновь целюсь.
        Ничего не должно мешать. Теперь для меня никого рядом нет. Нет никакой битвы, нет пушек, людей, ничего нет. Есть только цель - дощечка, а в ней весь враг. Именно в ней. Все зависит от проклятой деревяшки…
        Бах! Ветка гораздо левее и ниже цели заметно вздрагивает. Ага! Теперь выше и правее…
        Бах! Пуля срезала ветку рядом с целью. Проклятье! Еще чуть-чуть правее…
        Бах! Мимо…
        Последний патрон… от напряжения сводит руки и слезятся глаза. Расслабил кисти и зажмурился. Вдруг перед глазами встала та картина с моими предками. И явно вижу пустое место рядом с князем Владимиром Дмитриевичем. Для меня? Или Бориса?
        - Володя, - слышу голос деда Матвея. - Монголы с холма уходят.
        В оптике цель. И единственный патрон в карабине.
        - Небывалое - бывает, - шепчу я и плавно тяну спуск.
        Бах! Дощечка исчезает из виду. Попал! Мина сработает через две-три секунды. Успеваю посмотреть на холм через оптику. Действительно, куда-то собрались. Ага, вот и Батый…
        Земля вздрогнула и вздыбилась. Вверх полетели бревна, грунт, люди. Огненный вихрь мгновенно вырос и раздался в стороны. С жутким воем полетели в разные стороны огненные шары, накрывая вражьи полчища беспощадным пламенем…
        При закладке я повторил опробованный на лесном озере способ - в центре пороховой заряд, а по бокам и сверху бочки с нефтяной смесью. Только теперь пропорции были в разы больше. И взрыв мощнее - от грохота заложило уши и сбило с ног ударной волной наших ратников. Даже на таком расстоянии.
        А монголов просто разметало. Многих пожгло. Ханской гвардии почитай нет. От тумена тяжелой конницы остались крохи - всего пара сотен; остальные степняки, разом лишившиеся высшего руководства, в панике пытаются выбраться из ловушки, но оба выхода из поля перекрыты русскими ратями. В перелесках разгоралось сражение. Теперь пора ударить и нам.
        - Коня! - крикнул я. - Эй, на башне, стяг сюда!
        Пока еще не привели коней, я отдавал последние распоряжения.
        - Трифон, Николай! - позвал я десятников пушкарей. - Мы сейчас по поганым ударим. А вы сейчас отстрелите заряженную картечь и заряжайте пять пушек фугасами, и палите вон туда, а затем скатывайте орудия вниз. Берите весь огненный запас. Зарядов не жалеть. Николай, три пушки налево тяни, где поганых меньше, - и я показал на левую часть поля. - Встанешь там и с боярами Бравого оборону держи. Ты, Трифон, с четырьмя развернешься вон туда, видишь, где поганых больше всего? Мы ударим наискось, а ты жди, как от тебя по правую руку окажемся, тогда бей в самую гущу. Мы за пушки забежим и опять ударим. Если поганые отойдут, то двигай пушки ближе и бей.
        Подвели коней. В этот момент грянул залп. Лошади шарахнулись, а бояре княжича от неожиданности присели, быстро крестясь и бормоча молитвы.
        - Что, Владимир Юрьевич, непривычен глас пушечный? - спросил я княжича. - Ведь сам хотел на эту диковину взглянуть.
        - Да уж, громок глас этот, - признался парень, немного бледнея. Он до сих пор был под впечатлением от увиденного взрыва. - Не бесов ли огонь это? Эвон как тьму поганых вознесло…
        - Э нет, Владимир Юрьевич, - засмеялся Кубин, - не вознесло, а унесло. И огонь этот тьму вражью сжигает, значит никак не бесовский…
        Княжич на это только перекрестился.
        - Вои! - крикнул я. - Ударим поганых всей силой своей. За Ижеславец, Белгород, Пронск. За Рязань! За Китеж. Никто не уйдет от возмездия!
        - Да-а-а! - взревели ратники. Я поднял вверх руку с копьем и направил коня вперед. Следом пошли бояре, и конница начала разбег. На полсклона повернули направо, огибая вал трупов у рва. Раздался протяжный грохот залпа, и, обгоняя нас, закувыркались пять фугасных снарядов. Они влетели в самую гущу монгольского войска. Четыре взрыва раздались почти одновременно, затем подорвался пятый фугас. От взрывов степняки шарахнулись в разные стороны. Часть поганых выскочила навстречу нам. Увидев атакующую кованую рать, многие отвернули назад, остальные, что-то заорав, кинулись в лобовую. Но кулак кованой конницы прошел через разрозненные отряды как нож сквозь масло. Проскочив до опушки, мы повернули направо, обходя поле по краю, чтобы забежать за орудия, пополнить утерянные в стычке рогатины и ударить вновь. Вслед за нами кинулись несколько тысяч монголов, собираясь ударить в спину. Расчеты минифортов к нужному месту не успели и дали залп издалека, больше в острастку, но степняки все равно шарахнулись обратно. После подрыва фугаса на холме и сокрушающих картечных залпов любой орудийный выстрел сильно пугал
степняков, и они предпочитали держаться от пушек на приличном расстоянии.
        Мы отбежали к пушкам, за которыми ехало несколько саней с запасами копий и стрел.
        - Молодец, Трифон! - похвалил я десятника. - Вовремя пуганул вражин. А теперь толкайте пушки ближе, и жди момента. Если мы в сече увязнем, то стреляйте попарно. Пока две пушки заряжаются, две наготове…
        У пролеска гремела основная сеча. Уже были видны ряды пеших русских ратников. Монголы стрел почти не кидали. От обозов их отсекли, и теперь степнякам пополнять тулы негде.
        Вновь атака. Набираем скорость, направляя свой удар в край вражеского скопления. Навстречу нам развернулось до тысячи кочевников.
        Двести метров, сто, пятьдесят… сшиблись!
        Я отбил щитом вражеское копье, но и противник смог отбросить и мое в сторону. Однако тут же в степняка ударило копье Демьяна. А меня атаковали сразу двое поганых. Оба молоды, в стеганых халатах и с плетеными щитами. Я вскинул щит и толкнул пику одного степняка вверх, поднырнул под нее и гранью тяжелого щита ударил поганому в бок, а второму вонзил рогатину в край щита. Ратовище сразу вырвало из руки. Выхватил саблю, но впереди открылся разрыв между нами и основным войском монголов. Я потянул поводья, уводя конницу правее, однако отбежать за орудия сразу не удалось. Поочередный залп четырех орудий проредил кинувшихся нам наперерез несколько тысяч монголов, и они тоже прижались к опушке, а от основной массы начал накапливаться еще отряд. Кто-то явно организовывал разрозненные отряды. Сотники или кто-то из тысяцких, но не старше, так как вся верхушка орды была похоронена после подрыва большого фугаса.
        Нам предстояло пробиться к пушкам, которые вновь начали бить парными залпами. С того края поля тоже часто грохотали орудия, только вот прикрыты они всего лишь сотней бояр, но и поганых там было на порядки меньше.
        - Владимир Юрьевич, - подъехал я к княжичу, - надо бы нашим с того края поля помочь. И быстрее, а то, смотри, поганые для удара накапливаются. Вдруг прорвутся и нашим в спину ударят?
        Перед нами перемещались тысячи степняков. К пушкам они лезть опасались, держась на приличном расстоянии, но насчет нас намерения понятные. Княжич, привстав на стременах, пристально посмотрел на поганых и кивнул:
        - Добре, тысячу возьму.
        Начинаем разгоняться и сбиваться в плотные ряды. Меня и многих бояр, оставшихся без копий, оттирают второй и третий ряд. Мы врубаемся в неуспевших разогнаться для удара монголов. В этот момент грохочут пушечные выстрелы, и по правую руку от нас вдруг проходит картечь, выкашивая врага. Как-то расчеты смогли подтянуться ближе и дать два залпа в спину степнякам. Однако благодаря пушкарям мы почти без потерь прорвались под прикрытие пушек. Вновь забежав за орудия, восполнили отсутствие копий, и сразу часть дружины с княжичем во главе ушла на помощь Бравому.
        Расчеты орудий работают слаженно и быстро. От орудий валит пар, это стволы остужаются, причем оригинально - после выстрела, пока орудие банится и заряжается, на стволы накинуты овчины, обвалянные в снегу.
        - Молодцы, ребята, - хвалю я парней, - а как сюда так быстро успели-то?
        - Обозники помогли, княже, - весело ответил десятник.
        После нескольких залпов подряд поле перед пушками затянуло густым дымом. Как бы поганые не воспользовались этим. Посмотрев по сторонам и немного подумав, я сказал пушкарям:
        - Вот что, парни, сдвигайте пушки к левому краю леса. Вас прикроет сотня боярина Садова. Дали залп на десяток саженей вперед, так и двигайтесь…
        Начинаем новую атаку, используя задымление. Повел дружину направо, считая, что отсюда поганые атаки не ждут. Но у самой опушки на нас вылетело не меньше двух тысяч легкой конницы, и мы молча опустили копья.
        - А-а-а-а! - заорал поганый, метясь своим длинным копьем точно мне в грудь.
        Я качнулся вправо, отбивая щитом вражеский наконечник. Мою рогатину степняк тоже отбил, но неудачно, она впивается лошади в спину под седлом. Бросаю ратовище, выхватываю саблю и по затылку н-на!
        Новый враг налетает справа, метя в лицо. Вскинул щит, отводя удар, и клинком срубаю сжимающую древко руку. Тут же столкнулся щитами с проносящимся слева степняком, взмахнул вслед саблей, но не достал и чуть не проворонил противника справа - монгол, что-то крича, замахнулся из-за головы. Подставил щит под удар клевца, а сам рубанул врага по ребрам. Сабля скрежещет по кольчуге, но тут же в него впивается пика Демьяна. Поганого выносит из седла. Навстречу другой степняк, с саблей и плетеным щитом. Я выбросил клинок вперед. Враг прикрылся щитом, но вместо сабли бью окантовкой в нижний край халхи. От столкновения плетенка вминается, а поганого сносит с коня.
        Вражеская конница смята, но мы вылетаем на спешенных монголов, которые выставляют перед нами копья. Конь налетает грудью на острие, рубанул одного поганого саблей и кубарем полетел в самую гущу врагов. Успеваю вскочить первым и убить двух сбитых мной монголов. Ко мне прорывается князь Борис, вместе с Гориным и Ильей Лисиным. Вокруг закипела отчаянная рубка. Почти половина бояр в столкновении лишилась коней. Вытесняемые с пролеска монголы кидались на нас со всех сторон. От левой опушки грохочут залпы, от которых некоторые кочевники испуганно приседают.
        Шаг вперед, рубящий удар, щитом в щит, вражеская сабля проскальзывает мимо, тут же срубаю ее вместе с кистью. Удар прямо, обратным ходом, укол в другую сторону, короткий взмах и резко клинок вниз, подрубая слишком далеко выставленную ногу. В тесноте широкие взмахи редки, в основном короткий удар. Сабля чертит рисунок смерти. Враг наседает, и каждый раз клинок находит плоть, но и в ответ получаю болезненные удары, от которых спасает хороший доспех.
        Где Борис? Где Демьян? Кажется, вокруг только одни монголы, но по мелькающим клинкам и характерным доспехам видно, что это не так.
        Перед лицом блеснула сталью сабля. Шаг назад, принимаю удар на щит, выпад в ответ, монгол закрывается своим, отражая мой клинок. Одновременно бью краем щита в его щит, поганый от удара открывается, и тут же чиркаю лезвием по его глазам. Разворот - и удар по затылку склонившегося над упавшим боярином врага, еще взмах - и еще раз с силой по загривку. Ратник оттолкнул упавшее на него тело, вскочил, коротко кивнул и схватился с другим поганым. А мне достались сразу двое. Шаг назад, отбил удар щитом, ударил сам, отпрыгнул в сторону, щит вперед, и из-под него укол в бок врага, шаг влево, и под ноги валится убитый степняк, острием вправо, снова взмах, отступление еще на два шага, удар из-за головы…
        В трех метрах вижу Горина. От его тяжелого меча разваливаются монгольские щиты.
        Где же князь Борис?
        - Уй-ча! - вопит монгол и прыгает на меня. Приседаю, удар саблей понизу, степняк резко опускает свой щит вниз и взмахивает клинком. Шаг в вперед, щит под удар, а кончик сабли делает еще одну улыбку поганому, чуть ниже подбородка.
        В секунду роздыха оглядываюсь, но Велесова нигде нет, однако вижу Илью - он отмахивается сразу от трех степняков. Кидаюсь к нему, на ходу ударом окантовки щита сшибая поганого. Второго - саблей по ноге, и вместе с Лисиным одновременно накалываем третьего.
        Сзади сильно бьют по шлему. Разворот - и клинок срубает степняку руку вместе с частью груди.
        Не сражение, а гигантская мясорубка. Острая сталь кромсает плоть, кровь льется рекой, снег перемешался в густой кисель бурого цвета…
        Взмах, удар, по щиту скрежещет сталь, еще взмах, удар в ногу… Тесно тут. Отмахнулся щитом от направленной в лицо сабли, с разворота рубанул по спине врага, кольнул в бок другому…
        И тут вижу Велесова. Он, пятясь, отбивается от высокого степняка. Падает, запнувшись о труп, и поганый победно орет, поднимая клинок для последнего удара. Не успеть, далеко. Метаю свой щит. Он сбивает монгола с ног, и Борис тут же закалывает врага. Рядом с князем возникает Илья Лисин, хватает мой щит и, встав спина к спине с Велесовым, начинают отбиваться от наседающих степняков.
        Выхватываю из бурой каши чей-то клинок. Передо мной тут же вырастают трое поганых. Щерятся. Думают, щита нет, так я легкая добыча? Счас! Качнул плечами и скрестил впереди клинки. Степняки расходятся, охватывая с боков. Раскручиваю сталь веером и прыгаю вправо. От трех ударов халха монгола расползается, следом летит отрубленная кисть, а степняк отлетает с улыбкой от уха до уха. Шаг ко второму. Щит поганому не помогает, порубаю ему ногу у колена и следом кисть.
        - Хичирхэг! Мехел багатур! - орет третий, кидается в атаку и… отлетает в стороны по частям. Но его крик услышан. Степняки, как мухи, липнут к сильным бойцам. Какие же сказки им рассказывают в детстве, если они свято верят, что сила убитого ими богатыря перейдет к ним? На что надеются?
        - Мехел бага… - этот кандидат в победители даже замахнуться не успел.
        Давайте, лезьте ко мне. Хоть по одному, хоть все скопом. Парням легче станет. Взглядом выхватываю лицо убитого новика. Третей, а рядом Паша Савельев, еще крепко сжимающий саблю. Остекленели его голубые глаза.
        - А-а-а! - Ярость выплескивается наружу. Еще быстрей раскручиваю клинки и кидаюсь в самую гущу схватки…
        Глава 17
        Солнце коснулось горизонта, и лес окрасился в багровый цвет. Настоящий кровавый закат, по-другому не назовешь, а крови сегодня пролилось - море.
        Где-то еще вспыхивали яростные схватки, но исход битвы был ясен - орда уничтожена. Истребления смогли избежать лишь считанные десятки кочевников, которые нашли спасение в лесу. Теперь в родные степи вернутся немногие. Не биты остались мелкие отряды фуражиров и более крупные отряды дозоров. Пусть это заботит великого князя. У меня уже нет на это сил. От дружины осталось полторы сотни, и половина ратников изранены сильно. Но сколько именно - мне неизвестно. Финал сражения застал меня у лесной опушки. По мере того как из меня испарялся адреналин, наваливалась дикая усталость. Конечности тяжелели так стремительно, что казалось, к рукам и ногам привязали по пушке, а потом еще три оставшихся ствола нагрузили в довесок на плечи. Я присел на бревно и стал смотреть на поле.
        В сумерках, словно тени, бродили забрызганные кровью ратники, осторожно переступая через трупы, вглядываясь - и не узнавая друг друга. Рядом остановился один из них. Ратник поворачивается, смотрит, но я не узнаю его.
        - Кто ты?
        Он поднимает руку и проводит ею по лицу, вытирая кровь, но еще больше размазывает ее.
        - Лисин Илья, княже, - хрипит парень и ставит щит к ноге. Мой щит. С прорубами и следами от стрел. Георгий Победоносец на нем только угадывается. - Хороший щит, княже, крепкий.
        - Он твой, Илья. Теперь твой… ты со щитом… мы все со щитом…
        На мое плечо легла рука. Это подошел, покачиваясь, Кубин.
        - А ведь мы сделали это, Володя, - произнес дед Матвей, - все-таки сделали!
        Скукожившись на один бок, Кубин оперся на ратовище копья.
        - Ох, досталось мне - весь бок изодрали.
        Да, мы победили. И цена победы тяжела. Много бояр и новиков погибло.
        Кубин скрипнул зубами, еще больше навалился на ратовище, а затем и вовсе съехал вниз. Я подхватил деда Матвея и провел рукой по разодранной брони - кровь обильно потекла по пальцам. В толчее сражения не знаешь, откуда придет удар. Деду Матвею не повезло - он был на самом фланге атакующей конницы, и, когда монголы попытались прорваться на поле, ударив нам в бок, вот тогда Кубин и получил удар копьем. Я осмотрел рану. Острие соскользнуло с пластины, разорвало плетение, прорезало толстый поддоспешник и достало до тела. Если бы не дополнительные пластины, то Кубин сразу был бы убит.
        Мы осторожно сняли с деда Матвея всю бронь, перевязали и положили на носилки, укрыв овчиной.
        - Похоже, все, Володя. Это был мой последний бой, - дед Матвей тяжело вздохнул. - Сил не осталось.
        - Странно мне слышать такие пораженческие слова от боевого офицера, - сказал я, присев рядом. - Поживешь еще.
        Вдруг я услышал смех, даже не смех - хохот. Настолько дикий и неуместный, что от негодования боль и тяжесть куда-то испарились. Встал, всматриваясь в сумерки.
        К нам двигалась группа всадников, среди которых я увидел веселящегося Великого Князя. Обознаться невозможно - работу маленького кузнеца узнаешь из тысячи. Да и щит его тоже. Полная копия нашего, только в центре вместо бронзы - позолота и герб. Особого вопроса, что изобразить на щите Великого Князя, не стояло. На щите основателя Нижнего Новгорода вычеканили нижегородского оленя. Все равно герб Владимира - лев с короной и серебряным крестом - пока неизвестен.
        В свите Великого Князя два десятка всадников, очевидно, князей и знатных бояр. Ага, вот и Дорофей Семенович рядом с «боссом», и Владимир Юрьевич следом едет…
        И во всей этой группе высшего руководства Руси только двое не принимали участие в битве. По доспехам видно. Это Великий Князь и новик, почти мальчишка. Наверное, княжеский сын.
        И вновь хохот. Что может быть смешного среди моря крови?
        Свита лишь улыбается на слова Великого Князя, смеется только Юрий Всеволодович. Но не все в этой компании веселы. Княжич хмурится, около него знатный боярин, или, скорей всего, князь, лет пятидесяти, лицом серьезен. Следом едет новик, тоже смотрит тревожно.
        Дорофей Семенович склонился к Юрию Всеволодовичу и что-то прошептал. Великий Князь прервал свой хохот, нашел глазами меня и воскликнул:
        - Долгие лета князю Керженскому!
        - Долгие лета! - подхватили все.
        - И тебе, Юрий Всеволодович, - киваю я, - и вам, князья, долгих лет.
        - Славное дело сегодня мы справили! - объявил Великий Князь. - Приглашаю вас, вои мои верные, на пир победный!
        Пир? Сейчас? Изумлению моему, казалось, нет предела.
        Кроме меня на Великого Князя хмуро смотрят только трое. А на меня вновь навалилась усталость. Я опустился на бревно. Ну и олень, этот Великий Князь. Чума, м-ля…
        Свита развернулась и скрылась в темноте. Остались трое: княжич, пятидесятилетний ратник, мальчишка в брони. И два десятка ратников недалеко от нас.
        - Владимир Иванович, - тихо сказал княжич, - познакомься, это князь Черниговский Михаил Всеволодович и князь Козельский Василий Иванович.
        В глазах мальчишки загорелся восторг, а мне стало даже легче от того, что этот молодой князь «Злого города» не погибнет и будет жить.
        - Долгие лета вам, князья. Простите, что сижу, но сил уж нет в ногах.
        - Ничего, княже, ничего, - ответил черниговский князь.
        Князья спустились с коней, подошли и присели рядом.
        - Не дело пировать ноне, - произнес князь Черниговский. - А он праздновать надумал. Победа ему глаза замутила.
        - Пусть тешится, - ответил я. - А у нас иные дела имеются - язвленым, что еще живы, помочь сперва, да от мороза уберечь…
        - Это верно, - кивнул Владимир Юрьевич. - Много воев померзнет, коли не убережем.
        - Люди ценнее сребра и золота, - добавил черниговский князь. - Дел ноне много.
        - И утром дела есть неотложные.
        - Какие? - повернулся Михаил Всеволодович.
        - Малых отрядов поганых осталось много, - ответил я. - Найти потребно и уничтожить всех. До единого уничтожить. Чтоб сгинули без вести. Пусть в орде считают так: придешь на Русь с мечом - найдешь могилу свою. Сгинешь безвестно.
        - Славные слова! - воскликнул козельский князь. - Я со своей дружиной готов хоть сейчас выступить.
        - Охолонь! - усмехнулся старший князь. - Готов он. При мне будешь пока. А дружину твою боярин Василь поведет, а я сына своего отправлю. И с другими князьями да боярами переговорю.
        Отрадно, что есть на Руси такие люди.
        - Как Матвей Власович, где Евпатий Коловрат? - спросил Михаил Всеволодович.
        - Погиб Коловрат, снарядом зашибло насмерть. А Матвей Власович ранен. Спит сейчас.
        - Прими Господь души рабов твоих! - перекрестился черниговский князь.
        Посидели молча.
        - Об одном жалею, - горько сказал князь Михаил, - что отверг призыв о помощи князей рязанских. Гордыня меня заела… грех мой. Славен был Евпатий, великий вой русский. Но не жалею, что пошел под руку твою, князь Керженский! Руку Господа вижу в делах твоих. Великое дело справил - орду малыми силами одолели.
        - Будет тебе, Михаил Всеволодович. На то мы и вои, чтобы Русь от врагов защищать. Владимир Юрьевич, - обратился я к княжичу, - я слышал - ты московский стол получил?
        - Да, - кивнул тот. - И дружина у меня из московских бояр.
        - Тогда будь добр, пушки все к себе в град забери. Вместе с расчетами.
        - Добре.

* * *
        - Уй-ча! - Монгол опустил копье и начал разгоняться. Я толкнул бока коня каблуками и поскакал навстречу. Щит наискось, копье на врага.
        Удар! В последний момент успеваю отбросить вражеское копье в сторону, но все равно щит от удара трещит, а ратовище, ударив во вражеский щит, с силой отдает в руку. Еле удержавшись в седле, осаживаю и разворачиваю коня, отбрасывая разбитый щит в сторону. Вижу, что степняк повернулся и тоже стряхнул остатки своего щита с руки. Это радует, хоть будут равные шансы. А монгол поднимает копье и орет:
        - Уй-ча! - Наклонив копье, поганый опять атакует.
        Я дал коню по бокам, разгоняясь, левой рукой рванул саблю и наклонился вперед, держа клинок перед собой.
        С силой выбрасываю вперед, целя степняку в грудь, а саблей пытаюсь отвести наконечник вражьего копья в сторону. Не успел. Страшный удар вырывает из седла. Все тело сразу отдалось тупой болью. Подтаявший снег смягчает падение и облепляет со всех сторон. Сырость и холод проникают под доспех и приносят облегчение, но ненадолго. Рукой провожу по плечу - монгольское копье, соскользнув с нагрудника вверх, вспороло кольчугу и, не достав до тела, прошло вдоль поддоспешника. Опять меня спас старый бронежилет, но все равно плечо превратилось в сплошной синяк. Матерясь от пульсирующей боли и нащупав рукоятку сабли, с трудом поднимаюсь.
        А я его все-таки достал! Поганый копошился в четырех метрах. Острие пики вошло в его плечо, сорвав несколько стальных пластин вместе с солидным куском стеганого халата, и вспороло сетку кольчуги. Ну, что же, получается один - один.
        Степняк дотянулся до мохнатой шапки, обшитой стальными пластинами и, надев ее, смотрит на меня.
        - Буол? - моему изумлению нет предела. Он ведь мертв. Шею ему Михаил Борзов свернул. Это Лисин сам видел.
        Монгол щерится и встает.
        - Не ожидал, урус? Я не Буол. Я Тургэн.
        Брат-близнец? Значит, мстить собрался? Ну-ну.
        - У тебя хорошая бронь, урус.
        Поганый, с саблей в правой руке и с клевцом в левой, замирает в трех метрах от меня.
        - Зато у тебя не очень, Тургэн.
        Покачивая саблей, достаю засапожый нож. От клевца бронь не спасет, а кроме ножа и сабли, у меня ничего нет.
        - Это была лучшая цзыньская работа, урус, - морщится поганый. На левом плече у него расползается темное пятно.
        Оказывается, китайцы с древности брак гонят. Буол шагнул вперед и поднял оружие.
        - Ты сильный богатур, урус, но я заберу не только твою бронь, но и твою жизнь.
        - Спешишь, монгол? - Внимательно смотрю за перемещением степняка. Тургэн по-монгольски означает - быстрый, значит, надо внимательнее быть. - У нас говорят - не дели шкуру неубитого медведя.
        Перемещаюсь, держа степняка на расстоянии. Поганый, покачивая оружием, по-кошачьи перемещается по подтаявшему снегу. Похоже, рана его совсем не беспокоит. Плечо у меня тоже болеть перестало. Делаю еще один шаг и останавливаюсь. Дальше обрыв и маленькая речка с потемневшим льдом. Внизу темное пятно чистой воды - в этом месте почему-то льда нет.
        - Уй-ча! - Степняк прыгает вперед, его сабля скрежещет по нагруднику, пусть, главное - клевец. Ловлю его ножом и отвожу в сторону, а саблей рублю наискось. Китайская работа на этот раз не подвела, но халат расползается, открывая ровное кольчужное плетение.
        Поганый смотрит на меня и восхищенно цокает:
        - Хорошая бронь, урус. Она будет моей!
        - Иди и возьми.
        Надо было ниже рубить, халат бы у него в ногах запутался, а сейчас поздно - степняк быстрым движением сабли отсек мешающий лоскут. Затем он делает пару резких движений. Что-то мелькает, и я еле успеваю отбить летящие в меня ножи.
        Тургэн качает головой:
        - Ты сильный богатур, урус.
        - Меня зовут Владимир Велесов, поганый.
        Монгол злобно зашипел и шагнул вперед, сталь в его руках замелькала. Удар справа - спасает бронь, слева - и нож улетает, выбитый из руки тяжелым узким топором. Монгол вдруг распластался, саблей блокирую клевец, а его клинок сильно бьет по ноге. Не обращая внимания на боль, пинаю руку с топором - тот улетает в сугроб. Степняк отскакивает и тут же наносит быстрый удар саблей.
        Крак! Клинки скрещиваются и ломаются. Одновременно отбрасываем обломки и смотрим друг на друга.
        - Я сверну тебе шею.
        - Попробуй.
        Монгол прыгает вперед:
        - Уй-ча!
        Вскидываю руки и… просыпаюсь.
        Брр. Опять вещий сон? К чему он?
        Костер горит, отбрасывая свет. Вокруг сидят дремлющие ратники. Горин шевелит угли и подбрасывает дрова.
        - Что, Володимир Иванович?
        - Сон дурной.
        Ежусь от холода и оглядываюсь. Рядом, укрывшись овчиной, сопит князь Борис.
        - Как там дед Матвей?
        - Спит. Все в руках Господа нашего. - Демьян вздохнул. - Ты поспи, Владимир Иванович, я посижу.
        - А сам-то что?
        - Не спится мне.
        Киваю и, устроившись удобнее, опять окунаюсь в дрему…
        - Ты умрешь! - кричит поганый, прыгая на меня.
        Я вскинул руки навстречу, схватив степняка за остатки халата, и, уперев ногу в его живот, перебросил Тургэна через себя. Отдается болью наконечник от сломанной стрелы, застрявший где-то сзади. Стараясь не замечать тупой боли по всему телу, метнулся следом, но напоролся на удар ногой. Вывернулся, гад. Вскочили. Монгол крутанулся, и я с трудом блокировал его удар. Его легкая китайская кольчуга не связывала движения, чего не скажешь о моем доспехе. Степняк ногами машет, что твой каратист.
        Удар! Успеваю перехватить его ногу. Он падает, но тянет меня за собой. Сцепившись, покатились по откосу. Тургэн оказался сверху, и, как я ни пытался, никак не удавалось его сбросить. Застрявший в брони наконечник опять впился в плечо, и кровь, пропитавшая все, потекла по шее. Борясь, съехали к самой воде.
        - Вот и все, урус, - оскалился степняк, - сейчас ты умрешь.
        Я ощутил жуткий холод, это голова окунулась в ледяную воду. Выгнулся дугой, пытаясь сбросить степняка, но только больше съехал в реку. Из-под воды услышал торжествующий хохот монгола…

* * *
        Семь десятков ратников идут цепочкой по лесу. Тропа неширокая, местами сужается настолько, что сани только-только протискиваются. Санный караван растянулся на версту. В каждых вознях - заботливо укрытые овчиной лежат четыре раненых ратника. Везли всех, кого смогли выходить.
        А погибших похоронили в одной братской могиле. Тела сложили в огромную воронку на холме. Так как наш батюшка погиб во время последней атаки, закрывая собой раненого ратника, то для отпевания привезли священника из Коломны. На получившийся курган водрузили большой деревянный крест, вырубленный из той приметной сосны. После похорон меня ничего больше тут не держало и, простившись с князьями и боярами, санный караван направился в нижегородскую землю.
        - Княже!
        Это меня догнал Горин.
        - Один из коловратовских говорит, что тут недалече деревня есть. Там на дневку можно встать, а то скоро падать начнем.
        - Значит, там и встанем.
        Демьян прав, скоро усталость свалит тех, кто еще может передвигаться, а мороз доделает то, что не сделали монголы. Надо вставать на дневку.
        Пропустив вперед Илью Лисина и Бориса Велесова, тронул за руку дремлющего на ходу Бравого:
        - Иван Пантелеевич, возьми десяток. Надо проверить деревню впереди. Мало ли, отряд поганых заплутал.
        Вскоре вперед ушел дозор, но быстро вернулся.
        - В деревне поганые, - доложил сотник. - Грабят. Сотни две.
        Скрипнул зубами - надо было идти тем же путем, как шли дружинами от первого лагеря. Там мы могли бы отдохнуть, но пошли севернее, и теперь нате - две сотни поганых, как-то избежавших облавы. Возвращаться долго, а вставать на дневку в лесу негде.
        Выдвинулись вперед вместе. Вдруг случай подвернется? Мы остановились в гуще подлеска и осмотрелись. Справа, в семидесяти саженях, у самого края поля стояла деревня, дворов на двадцать. И в ней хозяйничали поганые. Чуть менее двух сотен. Если бы весь ближе к нам была, то можно было бы ударить. Но сколько при этом поляжет наших? А если поганые прорвутся, кто тогда раненых в санях оборонит?
        - Одолеем, княже. - Бравый положил руку на эфес сабли. - После вчерашней сечи эти нам на один зуб.
        - Одолеем, чего уж! - Илья задорно выехал вперед, а князь Борис нахмурился. Видно, похожие мысли у нас с ним.
        - Нет, бояре. - Я показал за спину, где в лесу остался обоз с ранеными: - О них кто позаботится?
        - Да, обоз, - Иван Пантелеевич вздохнул, - он нам руки вяжет.
        - Кгарррг! - Черный ворон пролетел вперед и, лениво помахивая крыльями, скрылся за деревьями. В этот момент стало не до вороньих криков - сотня поганых вдруг вскочила на коней и умчалась по полю.
        - Куда это они? - удивился Демьян.
        - Догони и спроси, если интересно.
        Так, в деревне осталось десятка три, совсем неплохо. Но остальные могут в любой момент вернуться. Что там, в деревне?
        Присмотревшись, я увидел сбатованных лошадей у самой околицы, а поганые суетились между домами. Что именно делали, пока не понятно, но можно предположить, что просто грабили, стаскивая в центр деревни то, что понравится.
        Крики в деревне усилились. Из крайней избы выскакивает молодая женщина, одетая в одну рубаху, и с рыданием бросается в нашу сторону.
        - А-а-а!
        За ней, смеясь, кидается степняк и быстро ее настигает. Свалив женщину резким ударом в спину, поганый хватает женщину за волосы и, намотав их на руку, тащит жертву обратно.
        - Урус гоо бёсгёй[19 - Гоо бёсгёй - красавица (монгольск.)], - слышится нам, - эмэгтэй хён[20 - Эмэгтэй хён - женщина (монгольск.).]. Сайна.
        И тут я вижу глаза этой женщины. Выхватываю саблю и пускаю коня в галоп. Скачем молча. Степняк слишком занят возней со своей жертвой. Нас выдает испуганная женщина.
        - А-а-а, родненькие, спасите! - истошно кричит она.
        Монгол оборачивается, глаза его округляются.
        - Урус… - Сверкает клинок, разваливая монгола пополам. Стряхивая с сабли кровь, направляю коня к домам. В секунды долетели до саней с награбленным. Бояре в исступлении работают саблями, вымещая всю злость и ярость на поганых. Все степняки, что находились на улице, в мгновение изрублены. Из двора напротив выскакивают два монгола. Первый поднимает щит, принимая удар меча, но горинский клинок входит в него, как в масло. Второй поганый, вереща, скрывается за дверью. Ратники соскакивают с коней и вламываются в дома. Оттуда доносится звон стали и яростные крики.
        Все, с этими покончено. Разворачиваюсь и скачу на край деревни, где, привстав на стременах, вглядываюсь в поле. Черт, так и есть! Услышали звуки боя или просто возвращаются обратно?
        - Эй! Сюда!
        Но в запале меня никто не слышит. Вижу Лисина, выскочившего из двора.
        - Илья, всех сюда! Поганые!
        Тот кивает и кидается с криком по дворам, а я смотрю на поле. И тут вижу, как из леса выползает наш обоз. Кидаюсь к нему и ору на возниц. Но делать что-либо поздно. Направляю головные сани в пролесок, а сам к околице, где собрались бояре. Всего сорок воев против сотни. Еще полусотня поганых где-то бродит, но к трудностям нам не привыкать. На орду в сто тысяч двумя тысячами вышли, и ничего…
        Рысью огибаем обоз, медленно втягивающийся в лес. А степняки уже разогнались. Ничего, сейчас мы их притормозим. Открываю тул. Лук в руку, стрелу на тетиву…
        Рядом шуршат, доставая стрелы и луки, бояре.
        - Мало стрел, княже, - глядя на степняков, произнес Бравый.
        - Значит, промахиваться нельзя, Иван Пантелеевич.
        Хмыкает Горин. Ну да, он не промахнется. Хорошо бы, чтоб не промахнулись и остальные.
        - Бей!
        Защелкали луки. Я привычно выцеливаю врага, как будто видя вблизи его перекошенное лицо.
        На! Поганый откидывается назад со стрелой в глазу. Почти весь передний ряд покатился по снежной целине. Строй сбился, но скорость не сбросил, лишь рассыпался в стороны, и полетели ответные стрелы. Слетело еще с десяток поганых, остальные крепче сомкнули строй и подняли щиты. Снова закувыркались кони, подминая седоков.
        Все, пришло время копий. Начинаем разгон, оттирая новиков в задние ряды.
        - Княже! - возмущаются они.
        - Делай, что старшие говорят, - оттесняя молодежь назад, ворчит Бравый. Усмехаюсь про себя - «знал бы ты, кто тут старше, и на сколько». В первые ряды выходят взрослые ратники. Плотно сбиваемся и опускаем копья.
        - Китеж!
        Сшиблись! Вражеский наконечник отвожу в сторону, а мое бьет в край монгольского щита, пробивает, застревает в теле и вырывается из руки. Саблю из ножен - и сразу в бок поганому.
        Бум! Щит вырвало из руки, и он улетел вместе с латной перчаткой. Откинулся назад, пропуская копье над собой, и успеваю отсечь руку врагу.
        Удар! Не успел отвести наконечник копья, и он пропарывает край кольчуги на предплечье. Чудом удержался в седле, но при этом выронил саблю.
        Вырываюсь на простор - впереди никого. Конь останавливается и начинает валиться. Соскакиваю и оборачиваюсь. Из сшибки вышли двадцать пять бояр. Еще четверо - пешие и сейчас ловят монгольских коней. Мне тоже надо лошадь. Рядом оказывается Лисин.
        - Жив, княже?
        - Жив-жив. Коня найди!
        - Сейчас.
        Илья быстро поймал лошадь. Пока он ее вел ко мне, я успел разглядеть тех, кто вышел из сшибки живым. Среди ратников, ловящих лошадей, увидел Велесова и Горина, скривившегося на один бок. Рысцой направился к ним, добив «карателем» копошащегося в снегу монгола. Свою саблю я обнаружил торчащей рядом с бьющейся в агонии лошадью. Почти сразу нашел свое копье. Щита не нашел и, подобрав монгольский, поднялся в седло.
        - За мной!
        Два с половиной десятка кинулись догонять оставшихся степняков. После сшибки они не остановились и поскакали дальше к обозу. С последних телег поднимались раненые, бежали возницы с передних саней. Вставали все, кто мог двигаться, и готовились дать последний свой бой. У перелеска закипела схватка. Часть монголов развернулась навстречу нам, и мы опять сшиблись. На этот раз сбил троих и, выскочив к обозу, сразу обрушил клинок на сражающегося с раненым ратником степняка. Удар в спину, разворачиваюсь - на меня навалились сразу двое. Сабля идет кругом, отбивая вражеские клинки, от щита летят щепки. Что-то щелкает - и поганый валится с коня. Это Кубин из пистолета палит, меткий дед. Зарубив степняка, смотрю в глубину перелеска. Там, у сбившихся в пробке саней, тоже жаркий бой. Обозники копьями отгоняют конных монголов, раненые, кто может держать оружие, ощетинились клинками. Рядом с санями, где лежит дед Матвей, крутятся около десятка степняков. Возница размахивает оглоблей, а Кубин стреляет. Направляю коня туда, по пути наколов монгола, выскочившего из-за елок.
        Дед Матвей свалил выстрелом очередного поганого и вдруг, повернувшись, выстрелил мне навстречу. Сзади кто-то вскрикнул, а я, не оглядываясь и не обращая на боль от удара сзади, ринулся вперед, так как увидел, что монгол замахнулся на Матвея Власовича. С ходу рубанув степняку по затылку, а второго сбив с коня торцом щита, слетаю с коня и кидаюсь к саням.
        - Власыч! Власыч! - Я тормошил безвольное тело и смотрел на человека, ставшего мне лучшим другом.
        Эх, Власыч, Власыч. Зачем стрелял, ценой своей жизни спасая меня? Убил бы поганого напротив, был бы жив, а я как-нибудь обошелся. До этого обходился же. И не прав был ты, когда говорил, что то был твой последний бой. Вот твой последний бой…

* * *
        Сквозь красное марево в глазах и звон в голове не сразу понимаю, что мне говорит та женщина, которую за волосы таскал монгол.
        - А?
        - Что делать, боярин?
        Медленно обвожу взглядом место схватки. Что, все наши полегли и я остался один? Нет, вон Борис куда-то на коне поехал, и подходит, покачиваясь, Илья. Садится рядом, прямо на снег. Слева появляются четверо новиков, еле стоящих на ногах. Четверо счастливых, так как их четверо, не считая Илью и Демьяна, и было. А где сам Горин?
        - Так что делать-то, боярин? - повторила женщина свой вопрос, и я увидел еще небольшую толпу селян, что стояла невдалеке. В основном женщины и дети, но есть и мужики.
        - Князь я, впрочем, не важно. Уходите. Если придут поганые, то вырежут всех. Берите свой скарб, что еще не нагружен, - я показал на сани, стоящие в центре деревни, - вон, почти собраны, и уходите. Если встретите русские дружины, расскажите обо всем.
        Но селяне стояли столбом и не двигались.
        - Наш обоз сейчас уйдет! - Я не собирался долго их уговаривать. - Соберем всех павших и уйдем.
        Сколько у нас времени? Подозреваю, что мало. Думаю, та полусотня вернется. Даже если уйти сейчас, то по следам найдут. Надо их отвлечь, а следы замести. Хорошо бы снег пошел, вон какие тучи идут, но когда он еще пойдет?
        Наконец селяне зашевелились. Женщины кинулись к домам, а несколько мужиков подошли ко мне.
        - Княже, мы поможем убиенных собрать.
        Я устало кивнул, так как у нас самих сил почти не осталось, да и времени в обрез. Мужики поклонились и, перекрестившись, начали переносить убитых и складывать тела на сани.
        Из густой молодой елочной поросли вдруг вывалились двое: Варнавин Николай и Демьян. Вышли и упали. Удивленно смотрю на Варнавина - он же на первых санях был и вместо возницы правил. В бою на холме ему сильно ногу поранили, да и стрелу он заполучил в ключицу.
        - Николай, ты чего, у тебя же нога вся иссечена.
        Тот поднял бледное лицо:
        - Они брата убили, прям на санях, копьем, а я лежать буду? - Варнавин сжал зубы и стал подниматься. Рядом зашевелился Горин, но встать не смог. И они вместе, поддерживая друг друга, вновь попытались подняться. Встал, поднял обоих и помог дойти до саней. Присел сам.
        Глядя на мужиков, что таскали тела ратников и укладывали их на сани, подумал, что остается только один выход. Когда вернется та полусотня, отвлеку на себя и уйду. Уведу их в сторону. Дам шанс раненым на обозе.
        - Вот что сделаем. Ты, Николай, веди обоз севернее до первого селения. А я и… - замолчал, оглядываясь. А с кем? С новиками? Их шестеро, вместе с Борисом Велесовым, плюс я. Семеро. М-да. Вздохнул. - А я, с парнями, поганых на себя возьму. На полудень их уведу. А там, если от них оторвемся, выйду к Оке и по ней - в родные края. А вы, как управитесь и подлечитесь, туда же возвращайтесь.
        Горин поднял голову и что-то прохрипел.
        - А ты, Демьян, в обозе останешься. Вон как изранен весь.
        Я показал на него проходящим мужикам:
        - Отнесите его в сани.
        Тот было дернулся возразить, но, всхлипнув, потерял сознание. Сильно же досталось Косой сажени. Его унесли, а я спросил Лисина:
        - Ты-то как, Илья? Цел?
        - Цел, Владимир Иванович, на удивление, только зело устал.
        - Скоро отдохнем, Илья, - и я похлопал парня по плечу. - Вот с погаными управимся и отдохнем.

* * *
        Не думал, что у нас будет столько времени. Как только в перелесок втянулись последние сани, вслед за ними ушли быстро собравшиеся селяне, загрузив последние свои пожитки на уже полные волокуши с награбленным монголами добром.
        Я оглядел свое воинство.
        Никита Савельев, среднего роста, поджарый крепыш. У него в битве на холме погиб брат. Егор Перст, высокий и полностью седой пятнадцатилетний парень, с вечно хмурым лицом. Его отец погиб на Буевом поле у Больших Ключей. Похожие друг на друга, но не братья, два Михаила: один сын боярина Макарова, другой - боярина Стастина. Их отцы сложили свои головы в недавней битве, сражаясь рядом с Евпатием Коловратом. Лисин Илья, видевший, как погиб его отец в самом конце сражения. Теперь уж точно будут помнить только отвагу бояр Лисиных.
        Князь Борис Велесов, мой предок. Странно, а ведь во сне я Бориса-то и не видел. Отец был, и все мои предки, вплоть до основателей рода. А Бориса не было. Может, это означает, что он для меня еще жив? Да, жив, и будет жить. Я обещал и обещание выполню.
        Приготовились мы основательно. Собрали все стрелы, что нашли. Набили тулы под завязку. Собрали щиты и навесили их на лошадей, хоть какое-то прикрытие от стрел. Сами приготовили по паре щитов. Эти повесим на спину, будут дополнительно прикрывать нас самих. Если придется столкнуться в прямом бою, то лишние скинуть не проблема.
        Успели немного отдохнуть и даже перекусить. Уходящие селяне подкинули нам продуктов в запас. Так что едой мы обеспечены на три дня. Наши лошади, после того как на них навесили все, что мы хотели взять с собой, стали похожи на танки, и, казалось, не выдержат быстрой скачки. Но это были монгольские лошади, не очень быстрые, но выносливые. Нам главное, чтоб монголы за нами погнались, а там все лишнее сбросим и пойдем налегке, тем более что до родных краев всего два перехода.
        Тучи нависли над нами, подгоняемые ветром, и, казалось, задевали вершины высоких елей. Еще чуть-чуть - зацепится и обрушит на землю свои неисчерпаемые снежные недра. Но снега не было, а жаль, очень бы помог нам. К тому же еще потеплело, и, по ощущениям, было около нуля. При такой температуре на снегу все следы будут четкими, а обоз оставил хороший след. Хорошо, что по лесу уходил, а не через перелесок к недалекой речке.
        Степняки появились, когда я уже решил уходить, считая, что больше ждать незачем. По моим подсчетам, обоз сейчас в пятнадцати верстах отсюда. Стоит только ему войти в тот лес, что стоит у болот, и все, монголам его не видать. На том краю поля появилось черное пятно, быстро приближаясь. Мы выехали чуть вперед и выстроились в ряд.
        - Ну что, раздраконим поганых напоследок? - Я открыл тул и достал лук. Глядя на приближающиеся степные сотни, сказал: - Парни, я хочу, чтоб вы выжили. Вам еще отцами надо стать.
        Только по пять стрел мы успели выпустить, как монголы дружно ответили. Рядом с нами выросла ровная поросль одинаковых смертоносных палочек. Но при такой плотности падения стрел удивительно, что никого не задело. Степняки пока далеко, но еще чуть-чуть - и от их стрел спасения не будет.
        - Все, уходим.
        Я развернул коня и, пропустив парней вперед, быстрой рысью влетел в перелесок. Уже огибая мелкую елочную поросль, почувствовал, как в щит, висевший на спине, два раза сильно стукнуло. Ага, вовремя мы ушли.
        Кони летели стрелой, вспахивая снег и отряхивая от него густо стоящие молодые елки. Проскочили то место, где обоз свернул в лес и ушел к северу. Если не знал, то не заметил бы. Хорошо потрудились обозники - круто свернули в лес у плотно стоящих елей, замели следы, завалили поворот сухостоем, а вперед пустили пару волокуш, которые проложили след дальше.
        Не останавливаясь, обогнули понуро стоящих лошадей, выскочили к ручью и вдоль него поскакали к реке. Речка небольшая, но извилистая. На крутом повороте остановились.
        - Посмотрим, есть ли погоня, да злость им подмолодим, чтоб шли за нами, а не искали пропавший обоз, - пояснил вопросительно посмотревшим на меня парням.
        - Найдут, - тряхнул головой Борис. - След-то вот.
        - Вот и хорошо. Зато обоз сбережем.
        Вглядываясь за поворот реки, одновременно прислушивался. Топот большого количества лошадей слышно далеко. Ага, вот они. Степняки вылетели на берег и закрутились, высматривая следы. Нас за крутым берегом они не видели.
        - Бей!
        Минус семь. Луки в тулы - и быстро уходим. Кони хрипят, но пока идут быстро. Заводных нет, ими пришлось пожертвовать для обмана. Проскакиваем вдоль высокого берега. Появляется хорошая мысль, и, недолго думая, я поворачиваю к лесу.
        - Назад!
        Парни вопросов не задают. Мы скачем обратно, но уже по высокому берегу.
        - Стоп, ждем тут.
        Мы смотрим на реку, приготовив луки. Я кинул свой налатник на крайнюю елку. Послужит пугалом, а сами отходим чуть глубже, чтоб нас с реки видно не было.
        Погоня вскоре появилась. Степняки шли плотной массой, заполнившей все пространство меж берегов. Щелкает тетива. Еще двое отправились к своим степным богам, а мы быстро уходим в глубину леса, где и отдохнем, а то долгой скачки наши кони не вынесут. Оглядываюсь и вижу, что налатника на елке нет, слетел, а само дерево сотрясается от густо летящих стрел. Хорошо разозлили мы поганых, а злость - плохой советчик. Пусть только в лес сунутся, мы и всемером управимся.
        Час петляли по завалам, уходя глубже в лес. Едущий впереди Лисин обернулся:
        - Зря ты налатник оставил, княже.
        - Не замерзну, Илья. Вон как мороз спал, никак оттепель начинается. А спать, так у меня шкура есть.
        Действительно, температура воздуха поднялась. Было около нуля, а может быть, и выше. А по подтаявшему снегу идти трудней. Наши кони будут уставать быстро, но и у монголов будут те же проблемы, хотя у них заводные лошади есть.
        Однако надо вставать на отдых. Выбрали небольшую впадину, разгрузили и расседлали лошадей. Парни споро насобирали сухих веток и запалили костер. Заготовили дров, завалив сухостоину. Забурлила вода в котелке. Мы расселись вокруг в ожидании готовности каши.
        Ели в молчании. Каждый думал о своем. Сытная каша и усталость сделали свое. Быстро раскинул, кому и когда дежурить, взяв на себя собачье время.

* * *
        - Ты умрешь! - прыгая на меня, кричит поганый. Сцепившись, катимся по откосу. Монгол давит сверху, и никак его не сбросить. Кровь с груди протекает по шее, попадает на лицо, в нос, глаза. Выгнулся дугой, пытаясь сбросить степняка, но от этого только, съехали к самой воде.
        - Вот и все, урус…
        Голова окунается в ледяную воду. Слышен торжествующий хохот монгола.
        Рывком просыпаюсь.
        У огня дежурит Егор, следующий должен караулить Илья, затем моя очередь. Я прислушиваюсь - тишина, слышно только тихое потрескивание костра. Нет, монголы по нашему следу не пошли. Если верить сну, наша встреча произойдет позже, на какой-то речке. Причем с чистой водой. А когда? Весной? Или оттепель растопит лед? Поднялся, разминая суставы. Махнул встрепенувшемуся Егору:
        - Ложись спать, я посижу.
        - Но я только заступил…
        - Ложись, я посижу. Все равно больше не засну.
        Перст кивнул и, завернувшись в шкуру, заснул. Я подкинул дров в костер и стал смотреть на пламя. Все-таки когда и где? Успею ли парней до дома довести? До Нижнего Новгорода меньше чем полдня пути. Но это если идти по Оке. А если на реке нас караулят? Идти по лесу? Мы потерпим, а лошади? Только бы добраться до Нижнего…
        С рассвета заморосил дождик. Если позже ударит мороз - будет наст, что очень затруднит переходы. Растолкал парней. Наскоро перекусили.
        - Как самочувствие, вои?
        - Боевое, - чуть вразнобой ответили парни.
        - Никита, как нога? Кровь не идет? Чего ерзаешь?
        - Нет, с ногой все в порядке. Чешется, зараза. В баньку бы.
        Ничего, нам бы до дома добраться. Отмоемся в бане, залечим царапины, а там…
        Тряхнул головой, отгоняя приятные мысли о бане. Только сразу вспомнился сон, но настроения не испортил. Сны, бывает, и не сбываются.
        Поднялся в седло.
        - Я первый, за мной Илья, последний Борис. Ну, други, вперед!
        Повторяя все повороты ложбины, мы вышли к маленькой речке. Осторожно выехали из леса, внимательно вглядываясь в стороны, но, кроме следов, оставленных многочисленным зверьем, ничего не обнаружили.
        Все реки в этих местах впадают в Оку, так что заблудиться невозможно. Довольно скоро доехали до Оки. Выезжали на лед, приготовив луки, но на широком, покрытым ровным снежным ковром русле никого не было.
        - Никак поганые отстали от нас? - Илья вертел головой во все стороны. То, что степняки отстали от нас, верилось слабо, но глаза не обманывали.
        - Ну и слава Богу! - Я махнул вперед. - Вперед. До Новогорода совсем немного.
        Проходя поворот реки, оглянулся назад.
        - Поганые! - крик Лисина и Макарова почти слился.
        Черт! До Нижнего Новгорода осталось совсем немного, всего-то семь верст. Сразу стало понятно, как монголы подловили нас. Ведь ясно было, куда мы направляемся. Осталось только встать на высоком окском берегу и ждать. Вот и дождались. Только вышли мы чуть ниже, чем они ждали, но все равно плохо, так как мы идем без заводных, а степняки наверняка идут на отдохнувших. И догонят, как пить дать. Даже до города не дотянем, а если и дотянем, то придется отбиваться, и не факт, что помощь из города придет. А монголы сделают проще - подранят стрелами лошадей, а потом без труда с нами разделаются.
        - Уходим к берегу. Там оторвемся.
        Все понимают меня правильно и сворачивают к пологому левому берегу. Там за густой ивовой порослью виднеются высокие верхушки сосен. Монголы, видя, что мы уходим к лесу, взвыли, и сразу рыхлый снег рядом с нами прочертили стрелы. Мы молниями вломились в кусты. Кони хрипят, но пока идут ходко.
        В сосновом бору привычных завалов не было, и мы перешли на легкую рысь. После бора выскочили на обширное озеро, или протоку, уходившую кривым поворотом как раз в сторону Волги. Поскакали по самому краю, постоянно оглядываясь назад. То, что монголы пойдут по следу, я не сомневался, но вот путь к Нижнему Новгороду всяко отрежут.
        Протока кончилась кустами ивы и густыми зарослями камыша, уходящими вдаль. На краю леса и камышовых зарослей остановились. Погони пока не видно. Я перевел взгляд с камыша на парней и перехватил красноречивый взгляд Лисина. Я только покачал головой, а Борис озвучил мою мысль:
        - Подожгут, как есть подожгут. Так мы их у Люнды выжгли и побили изрядно. - Затем он глянул на меня: - Они нас на берегу поджидали?
        - Да. И по следу идут, словно псы.
        - Значит, Новый Город они отрезали, - сделал вывод Велесов, - и могут нас ждать на реке.
        - Да, к городу хода нет.
        Минуту сидели молча, всматриваясь за поворот протоки.
        - И что делать будем? - Илья отвернулся от камышового поля и придержал коня, потянувшегося к камышине.
        Я проследил за его лошадью. М-да, кони долго не протянут. Еще чуть-чуть, и придется идти пешком. К городу, где мы могли бы отдохнуть и сменить лошадей, хода нет. Дать лошадям отдохнуть - так и времени нет. Монголы не дадут.
        - Выходим к Волге, - принял я решение, - а там посмотрим. Если путь к Городцу не перекроют, то идем к нему. Если на берегу нас ждут, тогда прорываемся на тот берег и идем к дому.
        - А может, попытаемся к Новогороду пробиться?
        - Нет, Илья, не выйдет. Там нас точно ждут.
        В этот момент из-за поворота показались пять всадников. Они ехали не спеша, а увидев нас, вовсе остановились.
        - Эге, да их-то всего пятеро!
        Странно, почему их пять. Что-то не так. Я оглянулся и увидел, что Борис посматривает в сторону камышей.
        - Надо уходить, - сказал Борис, не отворачивая взгляда от зарослей.
        - Но их всего пятеро, - Илья сильно потянул поводья, что конь пошел кругом. - Сдюжим!
        Остальные новики закивали.
        - Нет, уходим, и быстро.
        Я направил коня к лесу, за мной двинулся недовольно бормотавший Лисин. Поднявшись на берег, оглянулся. Пятерка степняков медленно приближалась. Этих пятеро, а остальные где? Глянул на камыш. Там?
        - А ну, погодите. - Повинуясь внезапно пришедшей мысли, сунул руку в суму и сразу нащупал то, что надо. Глиняный пузырек с дегтем и зажигалку. Посматривая на степняков, быстро сделал скрутку из сухого камыша, вытряхнул на нее весь деготь и чиркнул зажигалкой. Вспыхнувший факел метнул в сухие заросли.
        Степняки взвыли, и сразу рядом выросли стрелы, вонзившиеся в снег с небольшим недолетом.
        - Вот теперь уходим.
        Я довольно посмотрел на пламя, охватившее все пространство протоки. Если там была засада, то ей сейчас не до нас. Рядом защелкали луки, посылая ответные стрелы в сторону пятерки степняков, но те держались на приличном расстоянии, потрясали оружием и приближаться не спешили.
        С-ден! Стрела, чиркнув по поводьям, пробила щит изнутри и застряла.
        С-ден! С-ден! Прямо из-за огня кто-то стрелял по нам.
        - В лес!
        - А-а-а!
        Уже в лесу обратил внимание на припавшего к крупу князя Бориса. Догнав его, увидел стрелу, пробившую бедро насквозь. Надо было сразу уходить, ведь сразу понял, что в камыше была засада. Успели как-то ведь! Вот только почему они сразу стрелять не стали? Хотят живьем взять?
        - Борис, надо потерпеть.
        - Потерплю, - через силу выговорил парень.
        Лошади вынесли нас на небольшую опушку. По моим прикидкам, до Волги осталось совсем немного. Надо остановиться, вынуть стрелу и перевязать, а то потеряет много крови и свалится. Огляделся. Место подходящее - лес просматривается во все стороны, и незаметно подобраться монголам не удастся. Да и спешить им некуда, они-то думают, что никуда мы не денемся.
        - Перст, Макаров, смотреть по сторонам. Стастин, лошадьми займись. Не давай им пастись и есть снег. Илья, помоги.
        Мы склонились над Велесовым. Я обломал древко, теперь ее надо вытащить из ноги. Илья уже держал наготове сухой мох и тряпку для перевязки.
        - Готов?
        Князь стиснул зубы и кивнул. Я вытянул стрелу, а Лисин тут же закрыл и перевязал рану. Борис, пока я вытягивал древко, только зубами скрипел, но больше звука не издал.
        - Вот и отлично! - Я хлопнул по плечу бледного Бориса. - Еще немного, и мы будем дома. Идем на Заимку.
        - Да, идем туда, - кивнул Велесов.
        До дома один переход, если идти быстро. Но выдержат ли кони? Поднялись в седло. Решил провести последний инструктаж.
        - К Новогороду и Городцу, мыслю, поганые нам путь отрежут, но всю реку им не перекрыть, так что идем сразу домой. На том берегу возможна засада. В этом случае я прикрываю, а вы уходите. - И, перебивая возмущение парней, сразу говорю: - Это без вопросов.
        - Я тебя не брошу одного, Владимир Иванович, - хмуро проговорил Илья, а остальные закивали, - что хошь делай. Не оставим одного.
        - Всех стрелами положим!
        Кстати!
        - Ну-ка, сколько стрел у нас?
        Парни открыли тулы.
        - У меня десяток.
        - Полтора.
        - У меня тоже полтора.
        - Два с половиной десятка.
        - Пять. - Илья скривился и закрыл тул.
        - Тридцать, - сказал Борис.
        - И у меня три с лишним десятка. Не густо, - подвел итог я. - Значит, мазать нельзя.
        Я еще раз осмотрелся. Преследователи пока не появились, да и ждать их мы не собираемся.
        - Борис, тебе стрелять сейчас трудно будет, передай все стрелы парням и свой щит сразу на спину перекинь.
        Дождался, пока парни разберут припас у Велесова, и махнул рукой:
        - Пошли.
        Вот и река. До противоположного берега далеко. Лед недалеко от берега прочерчивают многочисленные следы, но пойди разбери - кто и когда тут прошел. Тихонько выезжаем и осматриваемся. Никого не видно, но это ни о чем не говорит. Монголы хитры, наверняка затихарились где-то. Но ждать долго нельзя, надо рисковать.
        - Пошли!
        Резво взяв в рысь, начинаем пересекать русло.
        - У-кху! - Вот и поганые. Слева, в трехстах метрах, из кустов вылетают монголы и кидаются на пересечку.
        - Ходу-ходу!
        Мы разогнались. Лук уже в руке, другая тянет стрелу. Выстрел - минус один. Мазать нельзя, это парни помнят. Минус два, три, четыре! Кувыркаются, кувыркаются поганые! Знай наших!
        - Ах! - вскрикивает кто-то из парней.
        У перелеска, на самом берегу, я выстрелил еще раза два и нырнул в чащу вслед за новиками. Преследовавший нас отряд степняков мы хорошо проредили, но и парням, похоже, досталось. Нагнав парней, бегло всех осмотрел. Досталось всем. Оба Михаила получили по стреле через щиты, только хорошая бронь спасла их от смерти. У Перста стрела пробила правое предплечье. Лисина Илью тоже ранило в плечо, а Борису попало опять в бедро. У меня стрела тоже пробила щит и застряла, только чуть достав до тела. Кровь теперь неприятно намочила рукав. Выдрал стрелу и смахнул еще четыре, застрявшие в щитах сзади и на боку лошади. У парней тоже в щитах густо торчали стрелы. Обломали древки, но останавливаться не стали. Потерпим. Надо уйти подальше, а там займемся перевязкой.

* * *
        Обширное поле закончилось речкой с крутыми берегами. На той стороне берега, по самому краю, полоса чистой воды. Наверное, тут бьют родники и вода не замерзает. Посмотрел по сторонам. Полоса уходила в стороны, а обходить ее времени нет. Я чувствовал, что степняки скоро появятся, поэтому будем переходить реку тут. Дождался, когда на лед спустятся парни, и двинулся следом. Лошади у кромки льда скаканули и, провалившись до брюха, резво вынесли седоков на берег.
        Когда я поднялся на яр, появилось странное чувство - как будто это место где-то видел. Остановился, оглядываясь.
        - Ты чего, княже? - Илья остановился на краю леса, а я смотрел на воду внизу откоса и молчал. Вспомнил - сон, вот где я видел это место. Ну что ж, чему быть, того не миновать.
        Сбросил переметные сумы, лишние щиты, скинул притороченную шкуру. Все равно она намокла и только стесняла движение.
        - Владимир Иванович?! - Лисин удивленно провожал взглядом сбрасываемую мной поклажу. К нам медленно подъехали остальные парни.
        - Княже!
        - Тихо, Илья!
        Я посмотрел на удивленных парней:
        - Слушайте и не перебивайте. Я тут останусь и прикрою вас от поганых.
        - Владимир Иванович, мы…
        - Илья!
        - Да, княже, - опустил голову Лисин.
        - Борис, веди всех домой. А ты, Илья Лисин, - я положил руку парню на плечо, - славный вой. И я горжусь, что сражался рядом с тобой и твоим отцом. Вы все славные витязи. Уходите, вы должны жить!
        Лисин замотал головой, но я подтолкнул его.
        - Все, идите. Идите, говорю.
        - Возьми свой щит, княже.
        - Нет, Илья, он твой. Идите же!
        Новики, постоянно оглядываясь, въехали в лес, а я повернулся к полю, отъехав в сторону небольшого куста. Прикроет меня, авось не сразу заметят.
        Монголы вскоре появились. Они шли не спеша, как будто были уверены, что все равно настигнут усталых русских. Два десятка. Мало же осталось от полусотни. Я открыл тул и провел пальцами по пяткам стрел. Двадцать две стрелы, а больше и не надо.
        Прищурился, всматриваясь в далекие фигурки всадников. Здесь ли тот монгол? Но на таком расстоянии рассмотреть среди сероватых и одинаково одетых степняков Буола не смог. Тогда начнем, пожалуй.
        Метнул три стрелы, и с лошадей слетело трое, остальные степняки закрылись щитами и прибавили ходу.
        Ха! Моим стрелам ваши щиты не помеха! Кончик стрелы смотрит ниже щитов. Живот не защищен.
        Еще три стрелы сбивают поганых. Вот так, бойтесь меня! Я вижу, куда стрелять!
        Минус два. Степняки рассыпались и начали петлять. Ну-ну.
        Не успел увернуться? Теперь землю будешь удобрять.
        Еще минус один. Не сиделось в своей степи, гнить будешь здесь!
        Трое последних повернули обратно, накинув щиты на спины. Ха-ха!
        Три стрелы пропели им последнюю песню.
        Все? Я, немного удивленный, смотрел на поле.
        Острая боль скрутила предплечье. Стрела с тройным оперением пробила кольчугу и частично бронежилет. Развернулся и увидел его. В одиночку обошел с тыла? Стало понятно, что этому степняку нужен только я. Попытался вытащить стрелу. Только древко обломал, а наконечник остался в бронике. Кровь уже намочила весь бок.
        - Уй-ча! - Монгол опустил копье и начал разгоняться. Я скрипнув зубами от острой боли, выхватил копье из петли, толкнул бока коня каблуками и поскакал навстречу.
        Отбиваю вражеское копье в сторону, но щит трещит, а ратовище, ударив во вражеский щит, с силой отдает в руку. Еле удержавшись в седле, осаживаю и разворачиваю коня, отбрасывая разбитый щит в сторону. Пережидаю мельтешащие в глазах черные точки. Степняк повернулся и тоже откинул остатки своего щита.
        - Уй-ча! - Поганый опять атакует.
        Рванул саблю и наклонился вперед, скачу навстречу, держа клинок перед собой. Страшный удар вырывает из седла. Подтаявший снег смягчает падение и облепляет со всех сторон. Еще больше черных точек в глазах, а сырость и холод проникают под доспех, ненадолго принося облегчение. Рукой провожу по плечу - монгольское копье, соскользнув с нагрудника, вспороло кольчугу и, не достав до тела, прошло вдоль поддоспешника. Опять меня спас старый бронежилет, но все равно плечо превратилось в сплошной синяк. Матерясь от пульсирующей боли и нащупав рукоятку сабли, с трудом поднимаюсь.
        Знаю, ему тоже досталось! Поганый копошился в четырех метрах. Острие копья вошло в его плечо, сорвав несколько стальных пластин вместе с солидным куском стеганого халата, и вспороло сетку кольчуги.
        - Вставай, Тургэн. Ты ведь именно за мной шел?
        Степняк дотянулся до мохнатой шапки, обшитой стальными пластинами, надел ее и начал злобно сверлить меня раскосыми глазами.
        - Ты догадлив, урус.
        Поганый, с саблей в правой руке и с клевцом в левой, замирает в трех метрах от меня.
        - Я шел за тобой. За твоей жизнью, урусут.
        Покачивая саблей, достаю засапожный нож. От клевца бронь не спасет, а кроме засапожника и сабли, у меня ничего нет. «Каратель» не в счет.
        - Плоха у тебя броня, монгол.
        - Это была лучшая цзыньская работа, урус, - морщится тот. На левом плече у него расползается темное пятно. - Ты умрешь, урус, и я заберу твою бронь, она хорошо защищает от стрел. Я таких еще не видел. Она будет моя.
        - Спешишь, монгол?
        Внимательно смотрю за перемещением степняка.
        - У нас говорят - не дели шкуру неубитого медведя.
        Перемещаюсь так, чтобы держать степняка на расстоянии. Поганый, покачивая оружием, по-кошачьи ступает по подтаявшему снегу. Лицо монгола еще больше ощерилось. Похоже, его совсем не беспокоит рана. Плечо у меня тоже болеть перестало. Делаю еще один шаг и останавливаюсь. Дальше обрыв с полосой чистой воды.
        - Уй-ча! - Степняк прыгает вперед, его сабля скрежещет по нагруднику, а я ловлю ножом клевец и отвожу в сторону. Саблей рублю наискось, по самому низу. Китайская кольчуга не подводит, но халат расползается, открывая ровное кольчужное плетение, и путается в его ногах. Поганый отскакивает и срубает мешающие лоскуты. Я уже рядом, но степняк успевает подставить под удар сабли клевец. Ножом бью в бок. Монгол чудом уворачивается от клинка и взмахивает саблей. Теперь отскакиваю я. Тургэн смотрит на меня и делает пару резких движений. Я легко отбиваю клинком летящие в меня ножи.
        - Ты сильный богатур, урус, - шипит Тургэн.
        - Меня зовут Владимир Велесов, поганый.
        Монгол шагнул вперед, сталь в его руках замелькала. Удар справа - спасает бронь, слева - и нож улетает, выбитый из руки тяжелым узким топором. Монгол вдруг распластался, саблей блокирую клевец, а его клинок сильно бьет по ноге. Не обращая внимания на боль, пинаю руку с топором - клевец улетает в сугроб. Степняк отскакивает и тут же наносит быстрый удар саблей.
        Крак! Клинки скрещиваются и ломаются. Одновременно отбрасываем обломки и смотрим друг на друга. Монгол криво улыбается:
        - У меня был раб, цзынец. Он убил много наших воев. Голыми руками. Но я его победил и оставил в живых. Он многому меня научил, урусут. Убивать голыми руками легко, и я сверну тебе шею.
        - Попробуй.
        - Уй-ча!
        Монгол прыгает вперед, резко выбрасывая свою ногу. Приседаю и, подбивая ногу в сторону, бью степняка кулаком в пах. Тургэн скручивается в улитку, но упасть я ему не даю. Захват за шею… хрустят позвонки, и труп скатывается с обрыва.
        - Плохо учил тебя тот цзынец, степняк.
        Глава 18
        Пришел в себя от дикого зуда и гула в голове. Вокруг жужжание, сквозь которое угадывается… птичий щебет. Какой щебет зимой? И почему так душно? Открываю глаза и… вижу зеленую листву в огромной кроне дерева. Рука цепляет густую шубу мха.
        От увиденного меня подбрасывает, я вскакиваю и тут же падаю от нахлынувшей слабости. Сидя на мягком ковре мха, пережидаю резь в глазах, затем медленно их открываю и опять оглядываюсь. Не понял, а где снег? Где вообще я? Куда меня занесло?
        Потряс головой, и она вновь загудела. Накатил приступ тошноты. В цветных кругах, плавающих перед глазами, разглядел смутно знакомый лес. Нет, сначала надо прийти в себя, может, это все глюк? Немного посидел с закрытыми глазами. Вроде стало легче - голова гудеть перестала, тошнота отошла. Только жужжание осталось, и то еле слышно. Опять смотрю на летний лес. Нет, это не глюк, но как это возможно? Я что, пролежал в лесу несколько месяцев? Всю зиму и весну? Бред.
        Может, я умер? Тогда почему все болит? Голова, руки, ноги, все тело? Пошевелил ногами и руками - целы вроде, только дико чешутся. И не только они. Все тело, кажется, представляет собой сплошной комок раздражения. И что-то колет сзади в плечо. Подсунул руку под ворот и пропихнул ее дальше, под самый броник. Ага, вот что колется. Наконечник стрелы. Похлопал по сапогу. Нож на месте. Достал «Каратель» и, чуть повозившись, выпихнул наконечник наружу. Потом потрогал плечо. Ой, а рана-то заросла! А так зажить она может, если только…
        Медленно поворачиваюсь и смотрю назад. А сзади дуб, и рядом с ним я вижу мой фонарь-свечу. Я в своем времени. Рука сжимает толстый корень. Как же так?!
        Потер виски, вспоминая, что со мной произошло. Не помню ничего. Как я тут оказался?
        Так, я сражался с монголом у какой-то речки. А почему «какой-то»? Название ее я знал - Люнда. Ладно. Сражался с Тургэном, свернул ему шею, а потом?
        Зеленая листва тихо шумит, и в эту музыку леса чудесно вплетается птичий щебет. И я вспоминаю - после схватки на меня навалилась дикая усталость. От кровопотери в глазах поплыли темные пятна. Сознание включалось урывками. Помню, как пала лошадь. Дальше я шел сам. И все. Значит, я пришел к дубу сам, без сознания, на одном автопилоте.
        А можно ли обратно вернуться? В надежде хватаюсь за ствол - ничего. Еще раз - фонарь не исчез…
        После десятка попыток решил идти домой. Отдохну, подготовлюсь лучше, чем в прошлый раз, вернусь к дубу и вновь попытаюсь вернуться в то время.
        С трудом встал и посмотрел на себя. Хм, понятно, почему мне так жарко. Я же весь в зимнем, а тут лето. И все это порвано или рассечено, и в крови. В моей крови. Сунул пальцы в разорванный рукав, раздвинул кольца и посмотрел на руку. Зажило. Тут же посмотрел на левую ладонь, и тут тоже. На ноги можно и не смотреть. И так понятно, что заросло. Маклауд, мля!
        Как домой идти? Вид-то у меня убойный, до первого жителя, а там…
        Постоял и подумал - стоит ли бронь тут снимать или нет? Бросать ее и саблю не хотелось, все-таки память, а в руках нести тоже неохота. Решено: разденусь дома, уж потерплю как-нибудь.
        Как дошел, помнил уже смутно. Проходил мимо людей, как мимо пустого места, но мне было уже плевать, увидят меня или нет. Дома еле-еле стащил с себя бронь и одежду, беспорядочно свалив все в угол комнаты. Через силу заставил себя залезть в душ и помыться. В зеркале душа увидел свое лицо, покрытое сеткой глубоких морщин и заросшее густой седой бородой. Бороду сбривать не стал, лишь подровнял немного. Вылез из душа, добрался до кровати и отключился. Снов не было. Совсем.
        Проснулся днем. Побрел на кухню, чтобы приготовить поесть. Из продуктов в доме только картошка и макароны. В магазин схожу потом, на данный момент обойдусь жареной картошкой без хлеба. Пока ел, смотрел по телевизору новости. В углу экрана увидел время и дату. Чуть не упал со стула. Я спал два дня! Обалдеть. Потом в местных новостях увидел такое…
        Через минуту я мчался по лесу. В груди бешено колотилось сердце, а в голове билась одна мысль: «Успеть, только бы успеть». Плевать на хлещущие по лицу ветки, надо успеть. Четыре километра по лесу пролетел как на крыльях.
        Лес вдруг кончился. Поразила открывшаяся картина: широкая просека начиналась у опушки, где раньше стояло дерево, а посередине просеки большой бульдозер разравнивал возвышенность, на которой еще два дня назад стоял дуб. Стоял. Само дерево, уже раскряжеванное, лежало на краю просеки.
        - Что же вы наделали, люди?
        - Эй, тут находиться нельзя. Эй, ты меня слышишь?
        Одетый в желтый жилет и каску рабочий подошел ко мне.
        - Что же вы наделали? - повторил я.
        Рабочий посмотрел на то место, где работал бульдозер, и сказал:
        - Да, жаль. Такое дерево спилили. Наверное, лет пятьсот стояло.
        - Больше, больше оно стояло. Что же вы наделали? - Ком в горле разрастался.
        - Ты иди, не мешай, - подтолкнул меня к лесу рабочий. - Тут газопровод пойдет. К вам в поселок его и тянут.
        Я повернулся и побрел назад, а сердце забивало болью. Остановился, прислонившись к толстой березе. Боль чуть отпустила, как будто дерево забрало часть ее. С удивлением понял, что я вышел на место, где стояла деревня Заимка…
        Ничего не осталось, нет даже намека на то, что тут когда-то была большая деревня. Все забрал лес. На месте, где когда-то стояли дома, росли молодые сосны. Бывшие огороды густо заросли березняком, а на еле заметной дороге торчали молодые осинки.
        Вот так. Ушел человек из деревни - не стало деревни. Все забрал, или возвратил себе, лес. От этой мысли стало еще горше.

* * *
        В доме тихо. Слышно, как часы тикают, отмеряя прошедшее время. Я сижу перед ноутбуком и просматриваю исторические сайты. Наткнувшись на одну статью, я зачитался.
        «Тема татаро-монгольского ига до сих пор вызывает много споров, рассуждений и версий. Было или не было в принципе, какую роль играли в нем русские князья, кто напал на Европу и зачем, как все закончилось? А было ли оно вообще, это иго?»
        Хороший вопрос - подумал я. И, пропустив много «воды» в статье, начал читать гораздо ниже.
        «Успехи кочевников ученые пытались объяснять и так, и сяк, но каждый раз выходило довольно смешно и нелепо. Хотя в конечном итоге всеми признается, что уровню организации монголов - от разведки до связи - могли бы позавидовать армии самых развитых государств вплоть до XX века».
        Вот с этим я не согласен. Разведка - да, связь… может быть, но организация войск не лучше, чем у русских дружин. Сам видел.
        «Особое внимание также стоит уделить и вопросу численности завоевателей. Естественно, никаких документальных данных о численности армии монголов до нас не дошло, а самым древним и пользующимся беспрекословным доверием у историков источником является исторический труд коллектива авторов под руководством чиновника иранского государства Хулагуидов Рашида-ад-Дина, называемого «Список летописей». Считается, что он был написан в начале XIV века на персидском языке, правда, известен стал лишь в начале XIX века, первое частичное издание на французском языке вышло в 1836 году. Вплоть до середины XX века этот источник вообще не был полностью переведен и издан. Согласно Рашиду-ад-Дину, к 1227 году (год смерти Чингисхана) общая численность армии Монгольской империи составляла 129 тысяч человек. Если верить Плано Карпини, то спустя 10 лет армия феноменальных кочевников составляла 150 тысяч собственно монголов и еще 450 тысяч человек, набранных в «добровольно-принудительном» порядке из подвластных народов. Дореволюционные российские историки оценивали численность армии Бату, сконцентрированной осенью 1237 года
у рубежей Рязанского княжества, от 300 до 600 тысяч человек. При этом само собой разумеющимся представлялось, что каждый кочевник имел 2 - 3 лошади».
        Ну да, у страха глаза велики. А бумага все стерпит.
        «По меркам Средних веков подобные армии выглядят совершенно чудовищно и неправдоподобно. Вряд ли кто из историков вообще мог себе представить даже пару десятков тысяч конных воинов с 50 - 60 тысячами лошадей, не говоря уже об очевидных проблемах с управлением такой массой людей и обеспечением их пропитанием. Поскольку история - наука неточная, да и вообще не наука, оценить разбег фантазии исследователей может каждый. Мы же будем пользоваться ставшей уже классической оценкой численности армии Бату в 130 - 150 тысяч человек, которую предложил советский ученый В.В. Каргалов. Его оценка (как и все остальные, полностью высосанная из пальца, если говорить предельно серьезно) в историографии, тем не менее, является превалирующей.
        Осенью 1237 года монгольские отряды, провоевавшие всю весну и лето на огромных пространствах от Северного Кавказа, Нижнего Дона и до Среднего Поволжья, стягиваются к месту общего сбора - речке Онуза. Считается, что речь идет о современной реке Цна в Тамбовской области. Вероятно, также какие-то отряды монголов собирались в верховьях реки Воронеж и Дона. Точной даты начала выступления монголов против Рязанского княжества нет, но можно предположить, что оно состоялось в любом случае не позднее 1 декабря 1237 года. То есть степные кочевники с почти полумиллионным табуном лошадей решили пойти в поход уже фактически зимой. Это важно для нашей реконструкции. Если так, то они, вероятно, должны были быть уверены, что в лесах Волго-Окского междуречья, еще довольно слабо колонизированных к тому времени русскими, у них будет достаточно пропитания для лошадей и людей.
        По долинам рек Лесной и Польный Воронеж, а также притокам реки Проня монгольская армия, двигаясь одной или несколькими колоннами, проходит через лесистый водораздел Оки и Дона. К ним прибывает посольство рязанского князя Федора Юрьевича, которое оказалось безрезультатным (князя убивают), и где-то в этом же регионе монголы встречают в поле рязанскую армию. В ожесточенном сражении они ее уничтожают, а затем двигаются вверх по течению Прони, грабя и уничтожая мелкие рязанские города - Ижеславец, Белгород, Пронск, - сжигают мордовские и русские села.
        16 декабря монголы выходят к Рязани и приступают к ее осаде - вокруг города они сооружают деревянный забор, ставят камнеметные машины, с помощью которых они ведут обстрел города. Вообще, историками признается, что монголы достигли невероятных - по меркам того времени - успехов в осадном деле. К примеру, историк Р.П. Храпачевский всерьез считает, что монголы были способны за буквально день-другой сварганить на месте из подручного леса любые камнеметные машины».
        Ага-ага, сделай-ка камнемет из сырого дерева. Хрена что выйдет. Историк, блин. Я опять пропустил много текста с рассуждениями о монгольской мастеровитости и начал читать дальше.
        «21 декабря, после ожесточенного штурма Рязань пала. Правда, возникает неудобный вопрос - если общая длина оборонительных укреплений города составляла менее 4 километров, и большинство рязанских воинов погибло в пограничном сражении, то почему гигантская армия в 140 тысяч солдат сидела целых 6 дней под Рязанскими стенами, если соотношение сил было, минимум, 100:1?»
        Да по зубам они получили. Причем огребли хорошо. Вот и топтались на месте, в себя приходя.
        «После взятия Рязани монголы начали продвигаться в сторону крепости Коломна, являющейся своеобразными «воротами» во Владимиро-Суздальскую землю. Но пройдя всего 50 километров от Рязани, монголы вдруг застряли, то есть встали большим лагерем на Окском берегу и стояли до 5 или даже 10 января 1238 года. Почему? А потому что им стало известно о пятитысячной русской армии, которая стояла на поле, недалеко от русла Оки.
        Вот тут надо сделать отступление. Историки уверены, что военные силы русских княжеств в целом были скромными и соответствовали реконструкциям той эпохи, когда армия в 1 - 2 тысячи человек была стандартной, а 4 - 5 и более тысяч человек представлялись огромным войском. Но Рашид-ад-Дин указывает именно пять тысяч воинов, что подтверждается раскопками на кургане, где по данным были захоронены все погибшие русские за всю битву при Оке.
        Было много споров - кто был командующим. Некоторые историки считают, что воеводой был младший сын великого князя Владимир Юрьевич. Младший, а как же тогда старшие Всеволод, Мстислав?! Многие историки забывают лиственничное право, которое не в силах отменить даже великий князь. И вряд ли великий князь доверил бы командование своему сыну, если есть более опытные воеводы, как, например, князь Михаил Черниговский. Но не будем забегать вперед.
        По другим данным, воеводой был керженский князь Владимир. Кто это такой? Историки сходятся во мнении, что он из дальней родственной ветви владимирского князя, по древности рода, кстати, не уступающей. И дружина князя керженского была намного лучше экипирована, чем остальное войско, куда вошли разбитые части рязанских сотен, включая дружину рязанского сотника Евпатия Коловрата.
        Как считают авторитетные историки, битва при Оке началось не позднее 9 января и длилась 2 дня (по Рашид-ад-Дину). Батый бросает на пять тысяч русских тумен за туменом, но с каждым разом монголы с большими потерями откатываются. Странно, не правда ли? Бравые кочевники, поставившие на колени многие государства с неслабыми армиями, вдруг не могут победить какие-то пять тысяч русских. Напоминаю - монголов, по данным Рашид-ад-Дина, 150 тысяч».
        Я задумался: откуда, интересно, у этого Рашида такие данные? Не был ли он в составе монгольской армии? Правда, его книга появилась только в начале XIX века. Но он мог оставить свои записи, и их потом оформили в некий исторический опус. Вполне возможно. Начал читать далее. С улыбкой, так как пошли рассуждения о «невероятном».
        «По мнениям многих историков, причина монгольских неудач кроется в применении русскими артиллерии. Однако ни в одной летописи, включая «Список летописей», не упоминается об артиллерии. Вообще. Применение русскими артиллерии весьма сомнительно, ведь у монголов больше возможности применить пушки, с коими они могли познакомиться в Китае, где уже давно применяли пороховые изделия. Но факт остается фактом - с каждой атакой русских полков орда теряет своих воинов. Упорство Батыя удивляет. Опытные монгольские темники ничего не могут сделать, как с каждым разом атаковать русских. И в тот момент, когда в битву втянуты все монгольские силы, в тыл монголам ударяют два других русских полка. По историческим данным, этими полками командуют сам Великий Князь Юрий Всеволодович и черниговский князь Михаил. Примечательно то, что черниговский князь недавно отказал послам рязанским в помощи, и с Великим Князем не совсем в ладах был, но все же привел свою многочисленную дружину.
        Итог Окской битвы - поражение монгольского войска при численности русских войск до 25 тысяч, а монгольских до 150 тысяч. И я хочу спросить всех историков: когда же началось монгольское иго?..»
        Входная дверь скрипнула, и меня обдало сквозняком. Кто-то вошел в дом.
        - О, ты дома, гляжу, - сказал мой сосед. - Целую неделю где-то шлялся. Опять воевал где-то?
        И тут он увидел бороду.
        - А оброс-то! - воскликнул Куклин. - Мохнатый-волосатый!
        Я захохотал: мохнатый - волосатый - волос - велес! А какой еще должен быть потомок Велеса?
        - Ты чего? - удивился Васька.
        - Да ничего, так.
        - А я поначалу подумал, что ты опять запил, - сказал Куклин. - Зашел вот и вижу - сидишь вроде трезвый, в ноут пялишься.
        Он взглянул на дисплей, хмыкнул.
        - Я чего зашел-то. Сегодня Владимирская, а после ночь на Ивана Купалу. Поехали-ка, Иваныч, на Светлояр. Там хорошо будет, ансамбли приедут, песни-пляски, много народу. Поехали?
        Я пожал плечами - Светлояр напомнил мне о Китеже, и настроение упало.
        - Так поедешь?
        А действительно, чего сидеть и горевать? Все равно прошедшее не вернуть, только…
        - Вы поезжайте без меня. Я позже буду.
        - Лады.
        Куклин вышел, на пороге подмигнув. А я посмотрел на себя в зеркало и решил бороду сбрить.

* * *
        Маленькая березка рядом с надгробием. Теплый гранит памятника с фотографией. С нее на меня смотрят отец и мать. Всегда молодые и живые. Строгий полковник и добрая учительница.
        - Здравствуй, мама, здравствуй, отец.
        Березовая листва приветливо зашелестела.
        - Вы ведь знаете все, что со мной произошло.
        Легкий ветерок качнул ветку березки, будто говоря: да.
        - Я видел наших предков и сражался за них.
        Ветка опять качнулась.
        - Но я не смог отвести всю беду от земли нашей. Не хватило сил. Простите меня.
        Ветер покачал ветки и стих. И я ощутил легкое прикосновение, похожее на поцелуй. Так меня в детстве мама целовала.
        - Спасибо, мама. Спасибо, отец. Я всегда чувствовал вашу поддержку. Всегда!
        Я погладил теплый гранит.
        - До свидания. Передайте всем нашим предкам, что я чту их и уважаю.
        Затихшая было листва березы снова зашумела. Зашептала, прощаясь и, как в прошлый раз, благословляя.

* * *
        Поворот на Владимирское. У трассы на перекрестке две машины ДПС. Правильно, такое мероприятие без присмотра оставаться не должно. Патрульные внимательным взглядом провожают меня. Хм, думал, остановят.
        На въезде в село - каменная церковь. Когда она построена, не знаю, но видно, очень давно. Проезжаю село, и на выезде с другой стороны, катясь под горку, появляется странное чувство. Притормаживаю и смотрю влево. Да, вон там и стоял град из легенды. Нет, не из легенды. Он был, я знаю. Правда, река течет не так, и берег зарос деревьями, но я уверен, что Китеж стоял именно тут.
        В стекло кто-то постучал. Лейтенант ДПС палочкой показывает мне выйти. Выхожу. Лейтенант вглядывается и начинает улыбаться.
        - Вы меня не узнаете, товарищ капитан? Помните, два года назад в центре подготовки вы нам свою стрельбу из пистолета демонстрировали.
        Лейтенанта я не помню, но киваю и жму ему руку. Он продолжает улыбаться и говорит:
        - Решили отдохнуть? Там вся стоянка машинами забита, но местечко мы вам найдем. Поезжайте, я сейчас все организую.
        Благодарю лейтенанта и сажусь в «девятку». Уже трогаясь, слышу, как летеха бубнит в рацию:
        - Встретьте «ваз-ноль девять», цвет синий. Номер - Анна два три семь Миша Владимир. Определите на нормальное место. Как понял?
        Переезжаю мост через Люнду и почти сразу поворачиваю на огромную стоянку, которая забита машинами до отказа. Легковушки всевозможных марок перемешаны автобусами разных калибров. Это сколько же народу собралось сегодня на Светлояре? И куда приткнуть свою «девятку», не знаю, но откуда-то сбоку выскакивает сержант и, вглядевшись в мою машину, машет жезлом, показывая мне, куда ехать. Он трусит перед машиной, а я улыбаюсь, глядя на его взмокшую спину.
        Место действительно нашлось. Благодарю сержанта, тот машет рукой и скрывается за рядом машин. Прихватываю сумку с пустыми бутылками. Их беру всегда, когда приезжаю на Светлояр. В них я набираю воду из святых родников и из самого озера. Вода никогда не портится и очень вкусна.
        От стоянки начинается березовая аллея с песчаной дорожкой. По ней до озера остается пройти совсем немного. Но на аллее настроение немного падает. И есть от чего. Вдоль всей дороги выстроились торговые палатки. Продают все. От сувениров до икон.
        Икон!
        Тут и картины, и макраме, корзины, диски с фильмами… Ох, не место им тут, не место. Будь моя воля, выгнал бы их вон, не просто к селу, но и дальше, за трассу. Тут же святое место!
        Сцепив зубы, иду мимо палаток и лотков, стараясь не замечать даже татуировщиков, расположившихся между берез. И ведь у них есть клиенты.
        И тут вдоль спины проскакивает разряд. Я замираю посередине дорожки - навстречу мне идет Софья…
        Меня толкают, и наваждение спадает. Это не Софья, просто очень похожая девушка, одетая в старинный русский наряд. Она проходит мимо нескольких торговых палаток и склоняется над лавкой с сувенирами. Вздохнув, иду дальше. Эта встреча с незнакомкой, очень похожей на Софью Горину, опять разворошила мне память. Прошлое никак не хочет отпускать меня.
        По дороге встречаю других женщин, одетых в старинные платья. Они, похоже, из самодеятельных коллективов, что выступают на деревянных площадках, сколоченных на берегу озера.
        Вот и Светлояр. Вокруг стоит многоголосый гвалт, как на вокзале. Обхожу многочисленные загорающие тела и спускаюсь к воде.
        - Ну, здравствуй, русская загадка.
        Рядом прыснули смехом две молодые девчонки, а я, ополоснув руки и умывшись, поднимаюсь и, обходя отдыхающих, иду вдоль берега. Сюда приезжает много народа не только посмотреть на святыни, но и искупаться во всегда чистой и прозрачной воде. К удивлению, вода Светлояра никогда не цветет. В любое время лета можно приехать и окунуться в освежающую воду. Вот и сейчас в озере с удовольствием барахтается народ и визгливая ребятня. Но я сегодня купаться не настроен. Иду и смотрю по сторонам. Слева на небольшой поляне сделан помост, где приехавшие на праздник самодеятельные коллективы начали выступать со своими номерами. Слышу, как льется красивая песня:
        Липа вековая над рекой шумит,
        Песня удалая вдалеке звенит.
        Луг покрыт туманом, словно пеленой;
        Слышен за курганом звон сторожевой.
        Выбираю себе место и присаживаюсь. Слушаю напев и смотрю на озеро, где солнце играет бликами поднятых купальщиками волн. Меня хлопают по плечу, и я вижу довольного Куклина.
        - Иваныч, я рад, что приехал!
        - Тихо, дай послушать.
        Васька замолкает и присаживается рядом.
        Этот звон унылый давно прошлых дней
        Пробудил, что было, в памяти моей.
        Вот все миновало, и уж под венцом,
        Молодца сковали золотым кольцом.
        Только не с тобою, милая моя,
        Спишь ты под землею, спишь из-за меня.
        Над твоей могилой соловей поет,
        Скоро и твой милый тем же сном уснет.
        Песня кончилась.
        - Хорошо спели, - вздыхает Куклин, - и песня хорошая, только слышу ее в первый раз.
        - Да, - соглашаюсь я, - спели хорошо.
        Мимо проносится маленькая девчонка, гонящаяся за скачущим по склону мячиком. Мы с улыбкой провожаем ее, а с помоста звучит другая песня:
        Ой, то не вечер, то не вечер,
        Мне малым-мало спалось,
        Мне малым-мало спалось,
        Ох, да во сне привиделось…
        Закрываю глаза и наслаждаюсь любимой песней.
        Мне во сне привиделось,
        Будто конь мой вороной
        Разыгрался, расплясался,
        Разрезвился подо мной.
        Моя кобыла была всегда спокойной и серьезной. Были жеребцы, вот эти резвились.
        Налетели ветры злые,
        Со восточной стороны.
        Эх. А ведь правильно, монголы с востока пришли.
        Ой, да сорвали черну шапку
        С моей буйной головы.
        А есаул догадлив был -
        Он сумел сон мой разгадать.
        «Ох, пропадет, - он говорил, -
        Твоя буйна голова».
        Сны мне никто не разгадывал. Сам все потом понимал.
        Ой, то не вечер, то не вечер,
        Мне малым-мало спалось,
        Мне малым-мало спалось,
        Ох, да во сне привиделось…
        В последний куплет начинает вплетаться перезвон колоколов, постепенно переходящий в призывной набат. С удивлением открываю глаза и оглядываюсь.
        Никого! Я у озера один. Куда-то подевались все люди, да и пейзаж изменился - не было тротуара вокруг озера, набранного из плотно пригнанных досок, не было лестниц, ведущих к купальням, ни деревянной церкви на холме, не было ничего, что напоминало о действительности, а из-за холма небо освещало огромное зарево, и звучал набат. Вдруг он смолк, и на смену ему зазвучала молитва, сопровождающаяся тихим гулом. Я бродил по берегу, не понимая - что происходит. Молитва становилась громче, и, наконец, из-за холма появились люди.
        Рука сама поднялась, и я осенил себя крестным знамением. От того, что я видел, пробирало холодом все тело. К озеру шли люди в старинных одеждах. Впереди несли икону Владимирской Божьей Матери, а за ней…
        Господи! Тело опять прострелило холодным разрядом. Я что, вернулся? За иконой шел отец Григорий, то есть Кулибин Иван Петрович. А следом женщины, старики и дети. Держа в руках свечи и смотря вперед, они пропевали слова молитвы. Отец Григорий прошел мимо меня, а я не смог ничего сказать. Но он меня и не услышал бы. Никто бы не услышал. Я для них не существовал. Люди проходили сквозь меня и шли дальше, к озеру. Кулибин подошел к кромке воды, но не остановился и шагнул дальше. Я увидел, что нога его встала в воду, но ничего не нарушило спокойную и ровную поверхность озера. Отец Григорий сделал второй шаг, и опять вода сохранила ровную поверхность. Люди ступали в озеро и шли по воде, только легкий туман, стелящийся по поверхности, расходился в стороны. Голова крестного хода повернула влево и пошла вдоль берега. Люди все как один вступали в озеро и шли. Я видел всех, они проходили мимо. Многих узнавал. Прошла Агафья, на руках маленький Глеб. Следом прошел Третей…
        А люди все шли и вступали на поверхность озера, ничем не нарушая его ровной глади. Отец Григорий прошел по кругу, ведя за собой всех жителей города, и остановился, пропуская на озерную гладь последних. Все усиливающийся гул превратился в громкий топот, и из-за холма вылетели всадники. Это были монголы. Со злобными криками они подлетели к берегу, но у кромки воды осадили своих коней и замерли. Поднявшийся по краям озера туман, словно одеялом, укутал всех китежан. С громким «аминь» молитва оборвалась. Монголы взревели, и с берега в людей полетели тысячи стрел. Но только стрелы пересекли береговую линию, как сразу вспыхнули множеством огней и яркими безобидными искрами опали вниз.
        Что-то сверкнуло. Над озером простерла свои руки Богородица. Она подняла их вверх, и туман медленно опустился в воду. Мелькнуло лицо Кулибина. Он посмотрел прямо на меня, прямо в глаза, перекрестил, и я услышал его слова:
        - Храни тебя Господь, страж святого Китежа!
        Образ растворился вместе с туманом, и озерная гладь опустела. Наступившая тишина взорвалась криками монголов. Они с ужасом нахлестывали своих коней, и через мгновение последний всадник скрылся за холмом.
        Кто-то стал трепать меня за руку.
        - Иваныч, а Иваныч, да что с тобой такое?
        - А? - Я обернулся и обнаружил, что стою почти в воде, а Куклин держит меня за локоть.
        - Ты чего? - тревожно спросил Васька. - Вдруг, как сомнамбула, встал - и к озеру. Если я не схватил бы тебя, то в одежде в воду так и залез бы. Что с тобой, а?
        - Нет, все в порядке, - отмахнулся я.
        Вот так и привиделось!
        Среди гомонящих и купающихся людей опять послышались перезвоны колоколов, и я жадно вгляделся в водную гладь. Благовест становился все громче и громче. И тут в глубине озера отразились сверкающие купола множества церквей. Рука, держащая меня, разжалась, и раздался шумный выдох Васьки. Благовест постепенно смолк, и окрестности опять наполнились плеском воды, гомоном народа и льющейся со сцены песней.
        Все, видение пропало.
        - Ты ЭТО видел? - потрясенно пробормотал Васька. - Нет, ты ЭТО видел? Это же Китеж нам показался.
        - Я видел! - кивнул я. - Все видел!
        Да, это был Китеж. Все правильно, и легенда не врала. Китеж действительно погрузился в воды Светлояра. Китежане покинули горящий город, оставляя врагу лишь пепелище. Китеж не умер, он ушел вместе с его жителями в верящих душах и смелых сердцах. Теперь Город-легенда иногда показывается в воде озера и льется вдоль берега священный Благовест, и лишь человек с чистой душой, в котором нет греха, услышит его и различит отражение белокаменных стен и золотые купола множества церквей в водах озера Светлояр.
        Значит, я страж Китеж-града и нет во мне греха.
        Пискнула мобила. На экране сообщение: «Папа, ты где?». На сердце потеплело, и я повернулся к Куклину, все еще потрясенно смотрящему на середину озера.
        - Вот что, Сергеич, у меня срочное дело. Я поеду, ты уж не обижайся. Лады? А воды мне набери.
        Тот кивнул и, не отрывая глаз от Светлояра, протянул мне руку. Крепко пожав ее, я быстрым шагом направился к стоянке. М-да. А выехать - такая же проблема, как и припарковаться. Совсем не маленькая стоянка была забита транспортом до отказа, а машины все прибывали и прибывали, парковались уже вдоль обочин. Сплошной поток машин создал огромный затор, напрочь лишив возможности выехать из стоянки.
        На помощь мне пришел тот самый сержант, что показывал мне место для машины. Он вдруг улыбнулся мне, поднес руку к кепи и… перекрестился. Потом встряхнул головой и, яростно размахивая жезлом, создал коридор, по которому я потихоньку проехал к выезду со стоянки.
        Все обочины были забиты машинами вплоть до села, но даже там народ парковался, не решаясь сунуться дальше, и шел к озеру уже пешком.
        Наконец выезд на трассу. В потоке прибывающих машин моя единственная, едущая от Светлояра, и на меня удивленно смотрят патрульные.
        Я выжимал из машины все. Гнал, мысленно подстегивая каждую лошадку под капотом. Знал, что все равно успею, приеду вовремя, но ничего не мог с собой поделать.

* * *
        Рядом с моим домом стоит иномарка. Я врываюсь внутрь дома и замираю.
        - Здравствуй, папа.
        Моя дочь повисает на шее.
        - Папа, папочка, - шепчет она, - прости меня, я не знала, я думала, что… Мама мне все рассказала. Все. Что это не ты нас бросил… а наоборот… ты меня простишь?
        Я глажу ее по голове, как когда-то давно, еще маленькую.
        - А я на тебя и не сердился никогда, Настюша.
        - Настюша, - повторила дочь за мной, - меня никто так, кроме тебя, не называл.
        Из комнаты кто-то вышел, и дочь отстранилась. Я повернулся и увидел высокого молодого парня, державшего мою саблю. Он осторожно положил ее на стол и шагнул навстречу. Настя шмыгнула носом и, показав на парня, сказала:
        - Познакомься, папа, это Илья, мой жених.
        - Здравствуйте, Владимир Иванович.
        Мы крепко пожали друг другу руки. Я кивнул на саблю:
        - Интересуешься оружием?
        - Да, - кивнул парень, - у моего отца коллекция есть, но не он ее собирал, это семейные реликвии. У нас щит есть древний. По наследству передается. У него даже легенда есть.
        - Легенда? Интересно…
        - На нем оттиснут герб: среди двух дубов Георгий-победоносец поражает змея. А легенда гласит, что тот, кто держит этот щит, непобедим. Вы мне не верите…
        - Ну почему же, верю. Как твоя фамилия, Илья?
        - Лисин.
        Вот ведь как бывает! Надо же, Илья Лисин. Мой щит стал семейной реликвией у потомков Ильи Макаровича Лисина.
        Дочь толкнула нас в разные стороны.
        - Ильюш, подожди ты со своими ножиками и досками, я папу давно не видела, а ты…
        И укоризненно на него посмотрела.
        - Папа, - Настя обхватила мою руку, - расскажи мне, как ты тут жил без меня.
        Я улыбнулся. Все-таки ты права, бабушка Мяга, любовь созидает, а я знаю, что надо рассказать.
        notes
        Примечания
        1
        Таны нэр юу вэ? - Как тебя зовут? (монгольск.)
        2
        Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ? - Где находится ваше становище? (монгольск.)
        3
        Ущ! - Эй! (монгольск.)
        4
        Сайнбайна - здравствуй (монгольск.)
        5
        Чи боол! Нохой! - Ты раб! Собака! (монгольск.)
        6
        Ба биш боол. Явах ба ялах, хуу тэмээн. - Я не раб. Иди и сразись, сын верблюда (монгольск.)
        7
        Сайн - хорошо (ий, ая) (монгольск.)
        8
        Боол - рабы (монгольск.)
        9
        Му байна - плохо (монгольск.)
        10
        Хэн тийм? Ярих! - Кто такой? Говори! (монгольск.)
        11
        Кыштым - легковооруженный воин из зависимых народов. Цэриг - воин, общий термин (монгольск.)
        12
        Санг - расстояние примерно 8 - 9 километров.
        13
        Тушимэл - офицер (монгольск.)
        14
        Харагул - дозор, разведка (монгольск.)
        15
        Субуг - овраг.
        16
        Илжиг хэмжээ - наивные дураки (монгольск.)
        17
        Дзе, дзе! - Да, да! (монгольск.)
        18
        Хичирхэг - непобедимый. (монгольск.). Мєхєл багатур - Богатырь-смерть (монгольск.)
        19
        Гоо бёсгёй - красавица (монгольск.)
        20
        Эмэгтэй хён - женщина (монгольск.).