Лорана. Наречённая вампира Вадим Смиян
        Ах, какая атмосфера этого приморского городка на юге России, куда Лариса приехала к бабушке провести своё последнее беззаботное лето перед окончанием школы, очень интересное место…
        В близком окружении Ларисы немедленно появились новые харизматичные герои - очень правильный, серьёзный, рассудительный не по годам, хотя, как кажется, несколько занудный, парень Филипп, и второй претендент на внимание прекрасной героини - опасный и обаятельный плохой парень Гена Кирсанов с компанией таких же сомнительных ребят, как он сам, имеющих явно не добрые намерения, со своим столь же опасным, но невероятно заманчивым предложением посетить глубокой ночью таинственную, окружённую мрачными легендами, Змеиную Гору…
        Не сомневайтесь, Лариса согласится на эту авантюру, о последствиях можно лишь гадать, и всё же у неё будет надёжный провожатый, способный защитить свою даму перед лицом неминуемой опасности. Очевидно, что Филипп по-настоящему влюблён в прекрасную девушку, но это только начало их отношений, и самое интересное впереди…
        Вадим Смиян
        Лорана. Наречённая вампира
        Глава 1
        Большая перемена подходила к концу, и Лариса, не дожидаясь звонка, прошла к своему столу, стоящему у среднего классного окна. Уже опустившись на стул, она вдруг заметила, как Вера, ее давняя подружка, стоя у дверного косяка, подаёт ей какие-то знаки. Лариса недовольно сдвинула брови, пристально глядя на подружку. Но та в ответ только широко развела руками - мол, без тебя никак! Лариса со вздохом поднялась из-за стола и направилась обратно в коридор.
        Перед классной дверью ее нетерпеливо встретила взволнованная Вера.
        - Ну, в чем дело? - хмуро спросила ее Лариса.
        - Ларис, - быстро заговорила подруга, - помоги, а? Галка Жаркова на урок идти отказывается… Вон она, стоит возле окна. Уставилась на улицу - и ни в какую! Уж мы ее уговаривали, упрашивали - будто не слышит! И глаза на мокром месте. Поговори ты с нею, уж тебя-то она послушает! А то мы все для нее как пустое место.
        Лариса сумрачно посмотрела в коридор и сразу увидела группу одноклассниц, собравшихся возле одного из коридорных окон, выходящих на школьный двор. На их лицах читались тревога и растерянность.
        - Не хочет идти, пусть не идет! - жестко сказала Лариса. - Что ее уговаривать - маленькая что ли?
        - Ларочка, да ты что? - Верины глаза округлились от ужаса. - Это же английский, англичанка ее потом вообще на урок без разрешения директора не пустит! Ты же нашу англичанку знаешь! Ужас, какая принципиальная… Со свету сживёт, кого хочешь.
        - Ну, и Галка тоже это знает! - заметила Лариса. - Чего вы-то за нее решаете, пусть думает сама своей головой!
        - Лара… пожалуйста! Ты все-таки староста! Повлияй на нее как-нибудь!
        - Ну староста! - с досадой отвечала Лариса. - И что? Я вам всем нянькой быть должна?
        - Лариса, - сказала Вера, понизив голос. - По-моему, у Галки проблемы с ее этим… ну этим…
        - Кулешовым? - усмехнулась Лариса.
        - Ну да…
        Лариса только вздохнула тяжко. Весь класс знал о безнадежной любви невзрачной и худосочной девушки Гали Жарковой к признанному красавцу Валерию Кулешову. И только одна Галка была убеждена, что это - ее заветная тайна, о которой никто не догадывается.
        Ничего не ответив Вере, Лариса решительно направилась к группе девушек, собравшихся вокруг своей одноклассницы. При ее приближении школьницы невольно расступились. И вовсе не потому, что она была их классным старостой («должность» не больно уж и велика), а потому, что Лариса была выше их всех на целую голову, и в ее присутствии робели и тушевались самые бойкие и дерзкие девчонки.
        - Идите все в класс, - сухо сказала Лариса, даже не взглянув на них.
        Девушки покорно потянулись к двери, благо до звонка оставалось несколько минут. Лариса неслышно приблизилась к Галке со спины и мягко положила обе ладони ей на плечи. Галка чуть заметно вздрогнула, но тут же расслабилась: от крупных красивых рук Ларисы шло приятное обволакивающее тепло, а в длинных гибких пальцах ее ощущалась могучая упругая сила… Невольно хотелось отдаться во власть этих теплых и мощных рук, почувствовать себя под надежной защитой, ощутить себя всю в этих уютных округлых ладонях, как в мягком гнёздышке. Галка ощутила себя совсем маленькой, слабой, почти что ребенком.
        - Галя… - тихо сказала ей Лариса в самое ушко. - Ну что ты, в самом деле? Пойдем-ка на урок.
        - Я не хочу… - прошептала в ответ Галя. - Не вижу смысла…
        - Смысл есть хотя бы в том, чтобы не было неприятностей: скандала с англичанкой, направления к директору, пропуска уроков без уважухи, ну и так далее. Оно тебе надо?
        - Мне все равно, - обреченно отвечала Галя.
        - Но так не бывает! - заметила Лариса. - У тебя проблемы, я понимаю, их надо решать, но зачем же добавлять к ним новые?
        - Я его ненавижу, ненавижу! - вдруг яростно прошептала Галка, делая слабую попытку освободиться от ладоней старосты, лежавших на ее плечах, как большие белые эполеты. - Я убила бы его, если б только могла!
        - Кого? - Лариса сделала удивлённое лицо, изображая полное непонимание - о ком идет речь.
        - Валерку… Валерия Кулешова! - Галка выдала имя предмета своей страсти так, будто делилась глубоко сокровенной тайной.
        - Чем же он тебе так не угодил? - тихо спросила Лариса невинным тоном.
        Галка заглянула в ее красивые темно-карие глаза. Помолчала пару секунд, будто раздумывая.
        - Я любила его, - сказала она без всяких обиняков, - а он оказался негодяем. Понимаешь? Обыкновенным негодяем! Подлым… мерзким…
        Она едва не расплакалась. Лариса же была немало смущена столь неожиданным и резко высказанным признанием подруги, считавшейся в ее классе самой скрытной и стеснительной. Похоже, припёрло ее по-настоящему! Дальше некуда. Ох, уж эта школьная любовь…
        Галка снова отвернулась к окну, глядя сквозь стекло во двор невидящими глазами, полными горьких слез.
        Между тем, времени практически не оставалось: в самом конце гомонящего школьного коридора уже появилась высокая фигура преподавательницы английского. Под дробный перестук высоких каблуков стройная моложавая женщина спешила на свой очередной урок.
        Эта дама была известна жёстким и непреклонным характером: к опоздавшим на занятия была беспощадна, не взирая на причины опоздания и не слушая объяснений; непунктуальные тут же выставлялись ею за дверь. А если человек пропускал ее урок, то на следующий он мог попасть лишь имея на руках письменное разрешение директора, получение которого, естественно, было сопряжено с дополнительными трудностями, причем немалыми.
        - Она идет, - шепнула Лариса, - пошли скорей!
        Но Галка лишь раздраженно засопела в ответ: судя по ее виду, покидать место у коридорного окна она не собиралась.
        Лариса покосилась на быстро приближающуюся «англичанку» и попыталась мягким, но настойчивым усилием отвести одноклассницу от окна.
        - Я не пойду! - упёрлась Жаркова.
        - Послушай, Галя, - терпеливо сказала Лариса. - Давай сделаем так: сейчас мы вместе с тобою пойдем на английский, а сегодня после уроков, когда все разойдутся, я готова выслушать тебя. Ну, если ты, конечно, сама пожелаешь поделиться со мной своими проблемами. Лезть к тебе в душу я, естественно, не стану.
        Галка резко повернулась к ней, посмотрела ей в лицо, словно старалась его получше запомнить.
        - Лара… Лариса! - взволнованно выдохнула она. - А ты вправду меня выслушаешь?
        - Ну я же сказала, - ответила Лариса.
        - Не как классный староста, а как подруга?
        - Да, как подруга… как девушка девушку.
        - И смеяться надо мной не будешь?
        - Галка, я похожа на дуру, что ли? Вряд ли в твоей истории есть что-то смешное!
        - Девочки! Вы идёте? - раздался строгий и требовательный голос. Учительница стояла у двери и выжидающе смотрела на них. - Вы не забыли, что после меня вход в класс автоматом закрывается?
        - Да, мы идём… мы уже идём! - поспешно отозвалась Лариса. - Одну секунду…
        - Ну так поторопитесь! Я пока еще жду.
        Ларисе все же удалось-таки оторвать Галю от окна, и она повела ее к двери, словно заботливая мама растерявшуюся дочку. «Англичанка» смерила девушек слегка удивленным и явно ироничным взглядом.
        - Разрешите… пожалуйста, - попросила Лариса, пропихивая Галку впереди себя.
        - Кам ин, пли-и-з! - с издёвкой пропела в ответ учительница и, пропустив девушек, вошла сама, плотно прикрыв за собой дверь…

* * *
        На уроке Лариса сидела молча, размышляя то о Галкиной пока еще неведомой ей обиде, то о чем-то своем. Иногда она смотрела на Галку, пытаясь представить себе, о чем она думает, или бросала пытливые взгляды на сидевшего неподалеку от нее Кулешова.
        Валерий был действительно видным парнем: высокий, стройный, с черными кудрями и правильными чертами белого, будто выточенного из мрамора лица, он наверняка мог бы сниматься в каком-нибудь ярком фильме! Над прямым носом почти вплотную смыкались черные брови вразлёт. Иногда Лариса ловила себя на мысли, что ему очень к лицу оказались бы усы и короткая густая борода - вот был бы красавец-мужчина с явным оттенком мужественности! Однако для такого антуража Валерка был еще слишком молод.
        Кулешов прекрасно учился, одинаково хорошо успевая по всем предметам; он являлся также неизменным участником общегородских математических олимпиад, где всегда завоёвывал призовые места, он постоянно выходил победителем в школьных и районных лыжных соревнованиях, а еще недурно играл на гитаре и совсем не плохо пел. И, глядя на его точеный, классический, высокомерный профиль, Лариса невольно задумывалась о том, что Галка явно выбрала себе парня не по плечу: она была маленькой, худенькой и совершенно неприметной серой мышкой; успехами в учебе не блистала тоже, имела слабенькое здоровье, никакими талантами не обладала, сторонилась компаний и вечно ходила с таким видом, словно была обижена на весь мир. Лариса напрягала всё свое воображение, но так и не могла представить себе Валерия и Галю вместе, как ни старалась. Это были совершенно разные люди, у которых в принципе не могло быть ничего общего.
        «Ну, и чем же ты насолил нашей маленькой, неприметной Галке? - подумала Лариса, продолжая разглядывать увлеченно что-то записывающего в тетрадь Кулешова. - Такой красивый, видный, самодостаточный и самодовольный? Чем ты так ее расстроил, что она готова тебя убить? Разве ты не знаешь, что маленьких девочек обижать нехорошо?»
        Кулешов заметил чей-то взгляд на себе и как бы невзначай огляделся с лёгким беспокойством. Его черные глаза на мгновение встретились с глубокими темно-карими глазами Ларисы, и в них отразилось некоторое недоумение. Лариса не стала отводить взгляда, даже скупо улыбнулась ему. Валерий замер на мгновение, но тут же снисходительно и самодовольно улыбнулся ей в ответ: мол, нравлюсь, да? Ну смотри, смотри… Потом он отвернулся.
        Лариса подумала о том, что вполне могла бы и сама «замутить» с красавцем Кулешовым (ей, девушке рослой, спортивной и красивой, нетрудно было при желании влюбить его в себя!), но что-то в нем всегда отталкивало ее. Она понимала, что такой парень как Кулешов ей совершенно не нужен. Ну ни капельки! Если ей и нужен парень, обозначаемый модным нынче словечком - бойфренд, то совсем другой. Ничуть не похожий на страдающего ярко выраженным нарциссизмом Валерия Кулешова.
        Вероятно, Галка Жаркова, на свою беду, была другого мнения. И теперь Лариса не представляла, а что собственно она скажет Галке в утешение, когда та расскажет ей о своей безответной любви? Какие слова подберёт? Неужели придется открыть ей глаза на то, что Кулешов - парень не для нее? Но ведь такого Галка не захочет даже слушать! Еще, не дай Бог, глупостей каких-нибудь наделает, а то и… впрочем, вот об этом даже просто подумать страшно! Ох, уж эта Верка, всюду суёт свой нос, а Ларису, свою подружку, вечно затискивает в какую-нибудь скверную историю. Сама бы с ней и разбиралась, так нет же - Ларису позвала. Помоги, мол! И вот Лариса теперь голову себе ломать должна, а Верка - как обычно, в стороне!
        Ну ладно, сказала она себе. Рано еще выводы делать, надо сперва узнать от самой Галки, что там у нее стряслось с этим Кулешовым. Может быть, всё дело-то не стоит и выеденного яйца! Галка взяла с нее слово, что Лариса ее выслушает. Ну, она и выслушает, а дальше видно будет.
        Однако на деле Галкина история оказалась куда более печальной и отталкивающей, чем вообще могла представить себе сердобольная Лариса…

* * *
        Галя уже несколько лет была безнадежно влюблена в Валерия. Она влюбилась сразу, как только увидела его. Кулешов пришел из другой школы и сразу очаровал почти всех девочек. Однако постоянной подружки у него так и не появилось. Причина была в том, что Валерий был чересчур заносчив, самовлюблён и не в меру нахален. Он считал, что все вокруг ему обязаны, тогда как сам он ничего никому не должен. И ни одна девушка долго в его подружках не задерживалась. Но его, похоже, такое положение вполне устраивало. Поговаривали даже, что ему жутко нравилось узнавать от других про то, как та или иная девушка оставалась в школе после уроков, чтобы без помех нареветься в пустом классе после разрыва с ним.
        Галка Жаркова любила его тихо, молча, преданно и ничего от него не ждала.
        Она прекрасно понимала, что у нее нет никаких шансов. Вокруг Кулешова вертелись куда более симпатичные и видные девочки. А она… ну что она? Невзрачное, вечно испуганное, растерянное маленькое существо, на которое Кулешов, красавец и умница, понятное дело - никогда и не взглянет.
        Весной, когда в школе проводился вечер танцев старших классов, и на праздник пригласили один из самых известных в городе ВИА, Галка неожиданно для себя пришла на это торжество. Обычно она старательно избегала подобных мероприятий. Но не в этот раз.
        Она пришла, будто ждала чего-то. Может быть, чуда? Она сама не знала. Но чудо и вправду случилось: в самый разгар танцевального вечера, когда Галка привычно подпирала стенку в коридоре, к ней неожиданно подошел Кулешов и пригласил ее на танец!
        Она даже ушам своим не поверила. Пролепетала в ответ нечто несуразное. Но Валерий лучезарно улыбнулся и любезно повторил приглашение. И тогда только она поняла, что это не шутка, не насмешка и не недоразумение. Он приглашал ее танцевать. С ним!
        Он танцевал с нею, говорил любезности, называл очаровательной Дюймовочкой… Галка сходила с ума от счастья. Случилось то, чего она не могла нафантазировать себе даже в самых прекрасных снах! Она запомнила каждую минуту, каждое мгновение этого волшебного вечера. Ночью долго-долго не могла заснуть, а когда все же забылась под утро, то ей приснился ее танец с Валерием. И музыка, дивная, чудесная музыка - без конца…
        А потом всё вернулось на круги своя. Потянулись скучные серые будни, подготовка к концу учебного года, и всё такое. Валерий, как это было и раньше, перестал обращать на нее внимание. Галка пыталась объяснить это самой себе вполне обычными, естественными причинами, но - у нее это плохо получалось. Неужели всё-таки она ему совершенно безразлична? Зачем же тогда он подошел к ней, зачем позвал танцевать? Она ведь не напрашивалась… А какой был танец! Галка запомнит его на всю жизнь. Как он улыбался ей! Какие слова говорил! До сих пор от ощущения счастья у нее голова кружится… И что дальше? Разве всё это не должно иметь продолжения? Быть такого не может! Она не обольщалась мыслью, что вот так, нежданно-негаданно на нее свалилась большая любовь. Это слишком прекрасно, чтобы быть реальностью. Но - развитие их отношений должно иметь место! И оно будет, это развитие, не имеет права не быть. Надо лишь набраться терпения.
        А вот терпения у Галки как раз и не хватало. Всё так и шло своим чередом - скучно, обыденно. Валерий и не думал как-то проявлять свое к ней отношение, он просто не замечал ее! И тогда Галку осенила мысль: надо написать ему письмо! Тогда он не сможет больше ее не замечать.
        В тот же вечер она начала приводить свой замысел в исполнение. Галка писала весь вечер и большую часть ночи. Это было страстное признание в любви, выражение всех возвышенных чувств, что владели сердцем девушки на протяжении последних нескольких лет.
        Галка доверила бумаге то, что никогда не доверяла ни одной живой душе, изложив всю историю своей яркой и романтической любви - этакое «письмо незнакомки». Подпись свою она всё же поставила. Не хотела, чтобы ее признание чем-то напоминало анонимное послание.
        На другой день она, улучив момент, вложила свернутое и запечатанное письмо в руку Валерия и стала ждать результата. На душе стало удивительно легко и свободно. У нее возникло ощущение, будто бы она наконец выполнила то, что давно уже следовало сделать.
        Отзыв пришел через день в виде маленькой плотно свернутой записочки, переданной ей на уроке через третьи или четвертые руки. В записке сообщалось, что страстное Галкино послание прочитано и принято к сведению; Валерий писал, что очень тронут ее откровенным признанием и приглашал ее к себе в гости в ближайшую субботу после уроков. Здесь же он любезно предоставлял ей номер своего домашнего телефона. Прочитав записку, Галка еще раз пережила ощущение безграничного счастья - вот оно, то самое долгожданное продолжение!
        У нее не возникло ни малейших колебаний по поводу решения - принимать ли кулешовское приглашение: разумеется, принимать! И она ждала субботы как величайшего праздника в своей небогатой событиями жизни. Приготовила свое лучшее платье. Сделала прическу в парикмахерской. Выпросила у старшей сестры красивую и очень недешевую брошь…
        В субботу уроков не было, кроме сдвоенной физкультуры, а от нее Галка была официально освобождена по слабости здоровья. Поэтому у нее имелся целый день, чтобы подготовиться к встрече. Она много раз прокручивала в голове - что будет говорить, как станет себя вести, и что будет делать, если Валерий предложит ей остаться… Она останется - хоть на всю ночь! Она согласна на всё, только бы оказаться вдвоем с ним…
        Ничто не имело значения, кроме одного: сегодня она будет с ним!
        Ближе к вечеру Галка сделала звонок, воспользовавшись данным ей телефонным номером. Ответа пришлось ждать долго, но вот трубку всё же сняли, и на том конце прозвучало неопределенное:
        - Да…
        - Валера? Здравствуй… это я, Галя… - произнесла Галка в трубку дрожащим голосом.
        - Галя? Какая еще Галя? - искренне изумилась трубка.
        - Ну Галя… Галя Жаркова! Ты пригласил меня сегодня к себе в гости. Так мне приходить или…
        - Ах, Галя! Галя Жаркова… Помню, помню. Конечно, приходить! Я своего приглашения, кажется, не отменял!
        - Ну так… когда и куда? Я адреса твоего не знаю…
        - Не проблема! Записывай…
        Валерий продиктовал ей свой адрес, назвал время, когда будет ее ждать, и тут же отключился, не дожидаясь ее ответа и не попрощавшись. Галка растерянно продолжала сжимать трубку одеревеневшими пальцами и ошеломлённо слушала короткие гудки.
        Разговор с Валерием ей сильно не понравился. Конечно, он, возможно, был занят важными делами, и она не ждала от него такого, чтобы он сидел возле телефона с замирающим сердцем в ожидании ее звонка. Однако телефонный контакт с ним ясно давал понять, что к их предстоящей встрече Валерий относится совершенно иначе, нежели она. И от осознания этого факта ей стало очень больно. Возникла даже мысль - а стоит ли ей вообще идти на это свидание? Предмет ее страсти был, кажется, абсолютно не готов к их встрече.
        Но страстное желание свидеться с любимым всё же взяло верх над благоразумием, и к назначенному часу Галка явилась по указанному ей адресу.
        Валерий встретил ее у себя дома, однако квартира его оказалась полным-полна парней, Галке даже совершенно не знакомых. Она была шокирована наповал этим фактом, однако попыталась убедить себя, что с ее появлением эти ребята немедленно уйдут. Но не тут-то было! Радушно встретивший ее Кулешов предложил дружкам небольшое развлечение.
        Галку поставили посреди комнаты, после чего Валерий достал ее письмо к нему и принялся издевательским тоном громко зачитывать его вслух. Присутствующие, многие из которых были изрядно навеселе, бурно реагировали на эту декламацию хоровым гоготом, дружным ржанием и глумливыми комментариями, посыпавшимися на ошеломлённую Галку со всех сторон, как из рога изобилия.
        Бедная девушка не верила ни глазам, ни ушам. Ей казалось, что она спит и видит дурной сон, но никак не может проснуться, чтобы положить конец этому кошмару.
        Все ее сокровенные переживания, все мечты и грёзы, святое таинство ее любви, которое она имела неосторожность доверить этому бездушному цинику и откровенному негодяю… решительно всё было вывернуто наружу и выброшено на глумление полупьяной толпы. Галке казалось, будто с нее сорвали одежду и выставили голой напоказ где-нибудь в кабаке или в публичном доме. Опомнившись, она попыталась отнять у Кулешова письмо, но тот не отдал: он высоко поднял руку, и малорослая Галя так и не смогла вырвать злосчастные листки из его пальцев, как ни пыталась. Ее неуклюжие прыжки вокруг длинного Кулешова только вызывали у его приятелей новые приступы безудержного и разнузданного веселья. В конце концов обезумевшая от ужаса и неслыханного унижения Галка вся в слезах опрометью бросилась прочь из проклятой квартиры.
        Вот чем обернулось столь желанное для нее свидание. Несколько дней подряд она ходила как во сне. Даже о самоубийстве помышляла. Но кошмар на этом отнюдь не закончился. На прошлой неделе Кулешов вдруг подошёл к ней на большой перемене.
        - Галка, - сказал он ей приглушённо, - разговор к тебе есть…
        Галя неожиданно для себя тут же обратилась в слух, хотя сто раз клялась, что никогда больше на Валерия и не взглянет; в тот момент она вообразила, что его мучает совесть, и он собирается просить у нее прощения. Она готова была простить ему всё, даже недавнее глумление над собой. Однако, то, что она услышала, повергло ее в еще больший шок, нежели отвратительное приключение, произошедшее с нею у Кулешова на квартире.
        Валерий доверительно сообщил ей, что ему нужны деньги. А потому Галке предлагалась сделка: он возвращает ей ее письмо, но не просто так, а за определённую сумму.
        Если такой расклад Галку не устраивает, Кулешов обещал повторить публичное чтение ее откровения уже не у себя дома, а в школе, и тогда все вокруг смогут всесторонне оценить Галкину способность к любовному эпистолярному жанру. И если она не хочет, чтобы он выставил ее на всеобщее посмешище, то пусть собирает денежки.
        От его предложения Галку словно огнем обожгло. Она даже не смогла внятно ответить Валерию. Он ушел, дав ей на раздумья и на сбор суммы выкупа одну неделю, а она осталась наедине со своим горем - раздавленная, растерянная и снова жестоко униженная.
        В таком состоянии и застала ее Лариса возле коридорного окна, когда Галка не могла найти в себе сил пойти даже на урок. И вот теперь после уроков она поведала классной старосте свою невесёлую и весьма гадкую историю…

* * *
        - Ну и влипла ты, подруга, - мрачно заметила ей Лариса, выслушав до конца горькую Галкину исповедь. - Врагу такого не пожелаешь…
        - Я не знаю, что мне теперь делать, Лара, - сказала Галя, роняя редкие слезы. - Ну где мне взять такие деньги? Как я родителям всё это расскажу? Я могла бы надеяться, что Валерка на понт меня берет, и что он блефует; но если он выставил меня на позорище один раз, он и во второй раз это сделает… Я не знаю, как мне быть… хоть в петлю лезь!
        Лариса подозрительно покосилась на нее.
        - Ты это брось! - строго сказала она. - В петлю она полезет… из-за этого ходячего куска дерьма! Совсем с ума сошла, что ли? И не думай даже…
        - Но где же я деньги-то возьму? - с отчаянием воскликнула Галка.
        - Про деньги тоже забудь, - мрачно ответила староста. - Даже если ты и наскребёшь требуемую сумму, вовсе не факт, что он вернет тебе письмо. Зато твёрдым фактом окажется то, что он от тебя не отстанет. Станет вымогать еще и еще. Присосётся, как пиявка, так и будет дальше тянуть из тебя деньги. А потому - никаких ему денег! Ни одного бакса, ни одного рубля! Поняла?
        - И что же, пусть он тогда публично срамит и позорит меня, сколько ему влезет? - спросила Галя упавшим голосом.
        - Ну, я надеюсь, что охоту до таких развлечений мы у него отобьем, - уверенно заявила Лариса.
        - Господи, Лара… но как?
        - Есть способы… - Лариса задумалась. - Ты вот что: скажешь ему, что согласна на его условие. Пусть подождет. Он уверен, что ты у него в руках, и будет спокоен. В пятницу в конце дня скажешь ему, что деньги будут в субботу. Пусть ждет тебя в спортзале после сдвоенного урока. Назначишь ему встречу в подсобке, поняла? Пускай приходит с письмом, а ты якобы придешь с деньгами. После физры у нас все сразу разбегаются, а он останется ждать тебя… Вот тогда мы с ним и потолкуем - с глазу на глаз. И ничего не бойся: тебе надо будет только договориться с ним о встрече и войти в подсобку якобы для передачи денег. Остальное предоставишь мне… всё ясно?
        Галка взирала на Ларису снизу вверх широко распахнутыми глазами. Староста говорила так уверенно, так спокойно, что не довериться ей Галка не могла. И вся она была такая крупная, сильная, суровая… и красивая до умопомрачения! Галка даже растерялась.
        - Лариса, милая… я тебе жизнью буду обязана. Как мне тебя благодарить?
        - Ах, перестань! - нетерпеливо отозвалась Лариса. - Потом разберемся. И я еще ничего не сделала, чтобы благодарить меня. Так ты запомнила? О встрече в спортзале Кулешову говорить только накануне физры! Чем позже, тем лучше.
        - Запомнила, Лара. Спасибо тебе!
        - Господи, да за что?!
        - За то, что выслушала, за то, что помочь мне хочешь.
        - Ну… мы ведь одноклассницы, можно сказать - подруги! Как же не помочь?
        - Лара… - Галка робко подняла на нее глаза.
        - Ну что еще? - улыбнулась ей Лариса.
        - А скажи… я, наверное, полная дура, да?
        Лариса серьезно посмотрела ей в глаза. Затем спросила неохотно:
        - А сама-то как думаешь?
        - Не знаю… Наверное, всё-таки дура. Ведь со мной всё это случилось, а не с кем-то другим. Но я хотела… понимаешь, чтобы было, как у Пушкина! Татьяна пишет своё письмо Онегину… «Я вам пишу, чего же боле?.». Это было так красиво! Ведь правда?
        Лариса только невесело усмехнулась в ответ.
        - Эх, Галка! - сказала она со вздохом. - Прежде чем строчить письмо, как Татьяна Ларина Онегину, не помешало бы убедиться, что у предмета твоей любви столько же благородства, сколько его было у Евгения Онегина! Тогда бы не было всей этой грязной истории. Но носа не вешай! - Лариса бодро подняла руку, согнутую в локте. - И выбрось из головы все дурные мысли. Ладно? Прорвёмся, подруга!...

* * *
        Дверь в подсобку спортзала с легким скрипом приоткрылась, и на пороге показалась Галя.
        - Ну наконец-то! - облегченно вздохнул Кулешов. - Припёрлась! Я тебя что, до утра должен ждать?
        - Ах, извини, Валера… - пролепетала она смущённо. - Я задержалась.
        - Это я уже понял. Деньги принесла?
        - Сейчас… - Галка повернулась к дверному проему, и в комнату вошла Лариса, а за нею Вера и еще две девушки. Все были в спортивных одеждах - коротких темных шортах и белых футболках.
        Кулешов ошалелыми глазами смотрел на вошедших. На лице его промелькнула скрытая тревога.
        - Привет, Кулешов! - бодро сказала Лариса.
        - Это еще что такое? - подозрительно спросил Валерий. - Вас кто сюда звал?
        - Никто не звал, - невинным тоном ответила Лариса. - Мы сами пришли. А что, разве нельзя?
        - Вообще-то у меня тут деловая встреча, - ухмыльнулся Валерий. - Так что лишним предлагаю выйти вон. Пока по-хорошему.
        - Скажите пожалуйста! - отозвалась староста. - Такой деловой, прямо тошнит от твоей деловитости! И кто же твой партнёр - а, бизнесмен?
        - А это не твое дело!
        - Ошибаешься! - возразила Лариса. - Это наше дело. Встреча у него деловая… постеснялся бы! Ты обыкновенный грязный вымогатель, а еще и редкостный подлец к тому же. Понял?
        - Послушайте, какого черта вам от меня надо? - Кулешов сорвался на крик, и можно было легко заметить, что он нервничает, а спесь постепенно сползает с него.
        - Нам от тебя не надо ничего, - сухо ответила Лариса. - Отдавай письмо, а сам можешь быть свободен. На том и разойдёмся.
        - Какое еще письмо? - криво ухмыльнулся Кулешов. - Нет у меня никакого письма…
        При этом он метнул злобный взгляд на Галку, и та быстро потупила взор, как будто была виновата перед ним. Лариса перехватила этот обмен взглядами, и в груди ее закипел настоящий гнев.
        - Кулешов, - сказала она холодно, - не включай перед нами дурака: мы ведь не глупее тебя! Повторяю в последний раз - отдай письмо!
        - А если не отдам? - задорно откликнулся Кулешов. - Что ты мне можешь сделать? Директору жаловаться пойдешь?
        - Не пойду, - угрюмо сказала Лариса, и глаза ее потемнели. - А вот ты сраму точно не оберёшься! Так что смотри, Кулешов.
        - Угрожаешь? А не пойти ли тебе на…
        Кулешов выкрикнул оскорбление нарочито громко, словно надеялся привлечь чье-то внимание со стороны. Видимо, он не знал, что в спортзале уже никого нет.
        Девушки испуганно и беспомощно подняли глаза на Ларису. В их взглядах словно читался вопрос: «Ну вот… и что теперь?» Однако их предводительница ничуть не смутилась.
        - А вот это ты зря сказал… Кулешов.

* * *
        Никто и глазом моргнуть не успел, как Лариса стремительно и цепко схватила Валерия за руку. Она рванула его к себе, и в этот самый момент Кулешов со всей дури ударил ее кулаком в живот, ударил так, будто перед ним была не девушка-одноклассница, а противник, встреченный в уличной драке. Лариса громко ойкнула и согнулась пополам.
        - Получила? - торжествующе вскричал Кулешов. - Не лезь впредь в чужие дела! А то еще и в морду схватишь…
        Девушки испуганно ахнули и невольно попятились к двери. У Галки задрожали губы, и она опрометью выбежала из помещения.
        Внезапно для всех и прежде всего для самого Кулешова Лариса резко выпрямилась и, схватив Валерия за плечи, с невероятной силой ударила его об угол стены, выступающий в пространство комнаты. Удар пришелся между лопаток, и Кулешов невольно взвыл от тупой, раздирающей спину боли. Потом Лариса схватила его за волосы, резко пригнула книзу его голову и нанесла молниеносный удар ногой в корпус.
        Ноги у нее были стройные и очень сильные - это было очевидно любому, кто хотя бы раз наблюдал, как Лариса, первая среди всех по росту, выводила девушек на занятия физкультурой после учительского свистка и вела их стройной колонной вдоль края спортзала.
        Кулешов рассвирепел. Нахальная девчонка так рванула его за волосы, что из глаз брызнули слёзы, а удар ногой не только причинил серьезную боль, но и сам по себе был до крайности унизителен.
        Глухо замычав, Валерий бросился вперед, ударив противницу головой в грудь, и оба свалились на расстеленные по полу маты. Кулешов оказался сверху, но только лишь на короткое мгновение: Лариса была крупнее его, и он не удержался в этом выгодном для себя положении. Через пару секунд они уже оба лежали на боку, обращенные лицом друг к другу, а еще через мгновение Лариса обхватила его туловище обеими ногами и стала быстро приподниматься над ним. При этом Кулешов беспорядочно наносил ей удары руками по бокам и спине, и махал ими до тех пор, пока противница не перехватила его запястья своими сильными длинными пальцами. А еще через несколько секунд она сдавила его грудную клетку своими твердыми и мощными коленями с такой силой, что Валерий невольно заорал от боли.
        Лицо девушки исказилось - она была разъярена по-настоящему. Ослабив захват ногами, Лариса забросила одну ногу ему на плечо и резко согнула ее. При этом она окончательно взобралась на поверженного Кулешова и плотно уселась сверху, снова схватив его за волосы. Одно ее колено прижало вывернутую руку Валерия к полу, причинив новую сильнейшую боль. Кулешов отчаянно задёргался под нею, а из его сдавленной груди вырвался только хриплый слабый стон. Лариса сдавила голову Валерия своими мощными бёдрами, как в стальных тисках: исказившееся под давлением ее мускулов лицо парня прямо на глазах стало принимать багровый цвет с синеватым отливом. Он жадно пытался поймать ртом воздух. Лариса, восседая на нем, плотно накрыла пунцовое лицо Кулешова своей крупной округлой ладонью. Теперь лица было не видно вообще - из-под Ларисы торчал только беспомощно виляющий зад и судорожно подёргивающиеся ноги.
        - Ну вот и всё, Кулешов, - торжествующе сказала Лариса, - тебя как будто и нет вообще, есть только моё сиденье! Ты понял? Ты теперь мой, Кулешов! Что я захочу, то и сотворю с тобой: могу задушить тебя, могу шею тебе свернуть, как курёнку, и ты ничего даже не сможешь сделать! Что, не веришь?
        Валерий в ответ только яростно и мучительно застонал. Лариса немного ослабила свой несокрушимый захват.
        - Пусти… кобыла! - хрипло выдохнул он откуда-то снизу.
        - Похоже, ты не до конца понял урок… - зловеще произнесла Лариса. - Тогда мы с тобою сейчас продолжим…
        И она, крепко взявши Валерия за подбородок одной рукой и за затылок другой, резко вытащила его голову лицом кверху, одновременно усиливая захват его туловища бедрами. Затем начала вытягивать его голову еще выше, рискуя сломать ему шею. Кулешов исступлённо и судорожно засучил ногами, сдавленно захрипел, начал стучать руками по матам, будто бился в агонии.
        - Ларка, остановись! - испуганно крикнула Вера. - Ты ему голову оторвёшь!
        Лариса и впрямь заметила, что пора остановиться. Ее охватило некое странное ощущение, похожее на эйфорию, подобного которому она ранее никогда не испытывала…
        - Слышишь, урод? - обратилась она сверху вниз к полузадушенному Валерию. - Народ за тебя просит. Ты это ценить должен. Так ты сдаёшься?
        - Отпусти… - прохрипел Кулешов.
        - Ты не слышал вопроса? Сдаёшься или…
        - Сдаюсь, сдаюсь!
        - Вот теперь другое дело.
        Она поднялась на ноги и встала над ним - рослая, сильная, гордая. Уперев свои крепкие руки в упругие литые бёдра, Лариса с победной улыбкой смотрела на ворочающегося у ее ног Кулешова - побеждённого, раздавленного, униженного. Девочки смотрели на нее со смешанным чувством восхищения и смятения. Она была явно возбуждена - ее крепкая грудь порывисто вздымалась, дыхание временами прерывалось.
        Вдобавок Лариса чувствовала лёгкое и приятное головокружение.
        - Быстро встал, чего разлёгся - понравилось, что ли? - крикнула она, пихнув Кулешова в спину ногой. - И давай сюда письмо.
        Валерий встал на колени, взирая на свою победительницу с неподдельным испугом. Казалось, он плохо соображал, что от него хотят.
        - Ну? - угрожающе произнесла классная староста. - Долго мне еще ждать?
        Кулешов, будто очнувшись, приподнялся и, передвигаясь на четвереньках, дотянулся до лежавшей на скамье сумки. Долго рывшись в ней, он наконец извлек из ее недр сложенный двойной листок писчей бумаги и протянул его Ларисе.
        - Галка где? - спросила Лариса, принимая записку. - Зовите ее сюда.
        Вера опрометью выбежала в зал.
        - А что в записке-то? - с любопытством спросила одна из девушек.
        - Ничего, - хмуро отвечала Лариса, вертя в пальцах сложенную бумагу.
        Вернулась Вера в сопровождении Галки, глаза у последней были красные. Лариса протянула ей письмо.
        - Оно? - спросила она коротко.
        Галка слегка развернула листок и тут же сложила его вновь.
        - Оно, - прошептала она еле слышно.
        - Ну так забирай, - сухо сказала Лариса. - И впредь думай головой, прежде чем писать таким вот…
        Лариса вновь повернулась к Валерию, который под ее взглядом испуганно отшатнулся.
        - Что уставился? - прикрикнула она. - А ну, пошёл отсюда! Чтоб я тебя больше не видела!
        Кулешов не заставил себя просить дважды и быстро исчез за дверью.
        Лариса собралась и отправилась в душевую.
        Когда она вышла оттуда, то увидела, что девушки никуда не ушли и перешептываются, бросая на нее украдкой взволнованные взгляды. Не было только Галки…
        - А вы что не уходите? - спросила Лариса. - Представления вам больше не будет.
        Она прошла к своему шкафчику в раздевалке, стала перед зеркалом, начала расчёсывать свои пышные, длинные, темно-каштановые волосы. В зеркале за своим плечом увидела робко приблизившуюся Веру.
        - Чего тебе? - спросила Лариса.
        - Да ничего, Лара… Просто хотела сказать…
        - Ну говори, если хотела.
        Лариса сплела волосы в толстую косу и закрепила заколкой на затылке, оставив спадающий на спину «хвост». Затем принялась неспешно одеваться.
        - Знаешь, мы знали, конечно, что ты сильная, но не до такой же степени! Ты его чуть не убила!
        - Да ну, ерунда! Так, немного бока намяла, только и всего, - небрежно отозвалась Лариса. - Хотя за то, что он сделал, следовало бы убивать.
        - За какое-то письмо?! - удивилась Вера.
        Лариса сумрачно взглянула на нее, будто увидела впервые.
        - Не за письмо, Верочка, а за подлость, - ответила она. - Этот парень даже не стал еще взрослым мужчиной, однако успел сделаться вполне законченным подлецом. Впрочем, настоящим мужчиной он, наверное, уже никогда не станет.
        - Ну ладно… ты знай, что мы все поражены тем, что увидели. Супер!
        - Вера… - Лариса сосредоточенно приводила себя в порядок перед зеркалом. - Вы не в цирк пришли и не в кино. Да, я сильная, однако это не значит, что я и впредь стану нянчиться с вами и исправлять сделанные вами глупости. У меня по жизни нет такой задачи.
        Восхищение в сияющих глазах Веры сменилось тревожным беспокойством.
        - Ларочка… А ты не боишься, что Валерка станет тебе мстить?
        - Не боюсь. Он подлец, а все подлецы - трусы и уважают только силу.
        - Да, но ведь он может подговорить каких-нибудь своих дружков, чтобы тебя подстеречь где-нибудь… да мало ли что! Мы все за тебя волноваться теперь будем.
        - Это хорошо, что будете, - Лариса уже облачилась в темно-синий брючный костюм и стала элегантной и спортивной. - Но это вряд ли, Вера. Не все же кругом подлецы… по крайней мере, я в это верю. А даже если и случится такое, то ведь я не одна. У меня есть подруги… Они мне помогут. Разве не так?
        - Это мы, что ли? - Вера нервно рассмеялась. - Так ведь мы и драться толком не умеем! И куда нам до тебя!
        - Знаю, что не умеете… - спокойно заметила Лариса, завязывая на груди изящный шёлковый бант. - Выходит, теперь - самое время научиться.
        Она молча накинула на плечо свою сумку и бодро воскликнула:
        - Эй, девочки! А ну-ка все на выход! Мне еще ключ на вахту сдавать нужно…
        Неделю спустя.
        Лариса сидела на уроке, и всеми силами пыталась сосредоточиться на предмете изучения, но у нее ничего не получалось: внимание расползалось, слова учительницы долетали словно издалека, не задерживаясь в памяти. Она испытывала весьма ощутимый дискомфорт, и никак не могла понять, в чем его причина. И только спустя некоторое время поняла: на нее кто-то безотрывно смотрит! Этот взгляд и мешал ей чувствовать себя более менее уютно.
        Ибо то был не просто взгляд, вызванный любопытством или скрытым восхищением, нет! Кто-то смотрел на нее с поистине испепеляющей ненавистью.
        Пораженная этим крайне неприятным открытием, Лариса настороженно огляделась. Сначала не заметила ничего подозрительного: товарищи как товарищи, все вроде бы заняты уроком - кто сосредоточенно что-то пишет в тетрадь, кто внимательно смотрит на классную доску. Кто же из них так ее люто ненавидит, что даже взгляд его вынуждает замирать ее далеко не робкое сердце?
        Сначала она заподозрила Кулешова. В самом деле, ну кто еще мог ее ненавидеть? Она ведь не только победила его, но еще и унизила на глазах других девушек, его одноклассниц, перед которыми он всегда задирал нос, считая их существами второго сорта.
        Именно от Кулешова Лариса могла ожидать всякого рода гадких сюрпризов; она ничуть не боялась, однако вела себя достаточно настороженно. Но смотрел на нее с такой ненавистью отнюдь не Кулешов. После устроенной ему взбучки он, напротив, стал вести себя с ней крайне сдержанно, и, как ей показалось, даже с некоторым подобострастием. Вот и сейчас он, поймав ненароком ее взгляд, сразу же опустил глаза и отвернулся. Нет, это не Кулешов… Но тогда - кто же?
        - Малюкова, ты что головой вертишь? - спросила ее учительница. - Ребят по головам пересчитываешь? Все на месте, мы же в начале урока перекличку делали!
        Лариса невольно вздрогнула, внезапно услышав свою фамилию.
        - Извините… - растерянно отозвалась она. - Простите, пожалуйста…
        И в ту же секунду Лариса поймала на себе этот самый ненавидящий взгляд, сразу же обнаружив его источник. На нее с такой свирепой ненавистью смотрела со своего места… Галка Жаркова!
        Лариса ощутила себя так, будто внутри ее разгорелось всепожирающее пламя. Она не верила тому что увидела. Галка? Та, которую она спасла от позорища, от злобных насмешек, из-за которой ввязалась в драку, что само по себе в ее собственных глазах выглядело дикостью. И что же? Теперь та самая, спасенная ею Галка ее же и ненавидит? Но почему, за что, как вообще могло такое получиться?
        Вопрос требовал немедленного разрешения, и Лариса с трудом досидела до конца урока - благо, сегодня он был последний. И когда после долгожданного звонка ребята вышли в коридор, Лариса сразу же догнала пытавшуюся поскорее уйти Галку.
        - Галя! - воскликнула она, но Жаркова даже не обернулась. При этом заметно ускорила шаг.
        - Галя, я же зову тебя! - снова крикнула Лариса. - Ты не слышишь, что ли?
        Галка остановилась и обернулась с таким видом, будто делала своей старосте превеликое одолжение.
        - Ну, слышу! - сказала она вызывающе. - Дальше что?
        Лариса посмотрела на нее пристально и внимательно. Галкины глаза излучали холодную злобу.
        - Галя… - Лариса постаралась как могла унять нарастающее в груди возмущение. - Что случилось?
        - Ничего, - отрезала Галка, отводя взгляд. - Дай мне пройти.
        - Нет, постой! - Лариса властно взяла ее за плечи и подтолкнула к стене. - Сначала ты мне расскажешь, в чем дело!
        - Что «в чем дело»? - злобно огрызнулась Галка. - Нет у меня к тебе никакого дела! Пусти меня, я сказала! Мне идти надо.
        Лариса была потрясена этой разительной переменой. Где та робкая серая мышка, даже не смевшая попросить о помощи, однако с готовностью принявшая ее, когда эта помощь была предложена? Откуда эта спесь, эта грубость, эта неприкрытая злоба? Что, черт возьми, с ней стряслось?
        - Успеешь, - холодно ответила Лариса. - Сначала скажи, почему ты на меня волком смотришь, почему хамишь мне. Что произошло? Мне кажется, я имею право знать это, как никто другой.
        - Право имеешь?! - Галка закричала в голос так, что проходившие мимо ребята стали на них оборачиваться. - Никаких прав ты не имеешь, поняла?
        - Нет, не поняла, - с ледяным спокойствием отозвалась Лариса. - Но я тебя не отпущу, пока не пояснишь мне, о чем это ты…
        Она придавила своими мощными длинными пальцами Галкино плечо к стене с такой силой, что хрупкая Галка скривилась от боли. Лицо ее сморщилось, будто бы она собралась заплакать.
        - А не поняла - значит, дура! - яростно закричала Галка. - Влезла со своей помощью, кто тебя просил так с ним поступать? Я тебя об этом просила?
        Ларисе неудержимо захотелось ее ударить - да так, чтобы голова соскочила с ее тощих плеч и покатилась бы прочь по коридору! Но она сдержалась и только процедила сквозь зубы:
        - Ты ненормальная? Разве ты не просила о помощи? Я помогла, отняла у Кулешова твое опрометчивое письмо, вернула его тебе. Как же ты можешь теперь…
        - Я не просила тебя избивать его! - выкрикнула Галя ей в лицо. - А ты… Ты раздавила его, по полу размазала, чуть не задушила! Ты его унизила! Я тебя об этом просила?!
        - Ах, скажите пожалуйста! Я обидела Валерочку… А то, что он мне в живот заехал своим кулачищем да так, что всю дыхалку мне сбил, и у меня теперь до сих пор в боку колет, это ты не забыла? А то, что он первый со мной драться полез, драться со мной, с девушкой! Этого ты не помнишь?
        - Ты сама его спровоцировала! - бросила ей в лицо Галка с вызовом.
        - Я?! Я спровоцировала? - Лариса едва не задохнулась от негодования. - Это как же я его спровоцировала?...
        - А так! Ты первая схватила его за руку, попыталась на пол повалить! Обозвала его грязными словами при всех! Какой парень такое стерпит? Вот он и врезал тебе! И правильно сделал.
        - Галка! Что за ересь ты несешь? - Лариса была вне себя. - Да ты в своем ли уме?
        - В своем! - запальчиво крикнула Галка. - Это ты была не в своем уме, когда давила Валерку на полу всей своей тушей и орала, как сумасшедшая: «Ты теперь мой!» Так вот: ты на всякий случай запомни - твоим Валерка никогда не будет! Ясно тебе?! И пусти меня - ты делаешь мне больно, извращенка чёртова!
        И действительно, Лариса, услышав такое, невольно и моментально отпустила ее плечо, которое до сей поры крепко сжимала своими пальцами.
        - Ах, вот оно что… - пробормотала она в полном смятении. - Ты и вправду думаешь, что мне нужен этот мерзопакостный Кулешов?
        - Не смей оскорблять его! - заорала Галка и даже сделала этакое резкое движение, будто бы хотела наброситься на Ларису. - Не смей… Он не твой, не твой, не твой! - истерически затараторила она. - Он никогда твоим не будет!
        - Это я уже слышала, - усмехнулась горько Лариса. - Повторяешь, как заклинание… Успокойся, не нужен мне твой Кулешов, иди и целуйся с ним сколько влезет! Если он тебя примет, конечно…
        - А это не твоё собачье дело! - крикнула Галка во весь голос.
        Воспользовавшись свободой от железной старостиной руки, наконец-то отпустившей ее, она отбежала от Ларисы подальше. Видимо, на всякий случай.
        Вокруг стали собираться любопытные. Лариса ощутила, как лицо ее медленно делается пунцовым от стыда. Надо прекращать разговор - незачем устраивать здесь это дурацкое публичное представление.
        - Согласна, не моё, - отозвалась она как можно спокойнее. - Это исключительно твое дело. Вот и отправляйся к своему Валерке, пусть он об тебя хоть ноги вытирает. А ко мне больше не обращайся.
        - И не буду! Очень надо! - запальчиво отвечала Галка и тут же скрылась в шумном людском потоке. Лариса осталась в одиночестве.

* * *
        Она некоторое время постояла у окна, глядя через стекло во двор невидящими глазами. Глаза ее почти ничего не видели, так как их застилали слёзы. Горькие слёзы глубокой обиды и полного недоумения. Вот так благодарность! Лариса вообще-то и не ждала никакой благодарности, однако еще меньше ожидала она того, что устроила ей сейчас эта пигалица - Галка Жаркова. Конечно, она могла не вмешиваться в Галкины дела, могла ограничиться простым человеческим сочувствием, могла сказать: мол, сама начудила, сама и выпутывайся; однако всё дело было как раз в том, что поступить подобным образом Лариса не могла.
        Она видела свой долг в конкретной помощи подруге - тем более, что последняя ее об этой помощи просила. И - вот результат. Неужели правду говорят: не делай никому добра - не получишь зла?
        Лариса ощущала себя невероятно одинокой. Кругом нее бегали ребята, деловито проходили старшеклассники из параллельных классов, взапуски носились перво- и второклашки, и никому не было решительно никакого дела ни до ее настроения, ни до ее обид. К ней, всегда принимающей близко к сердцу чужие проблемы, не пожелал подойти никто - хотя бы не помочь, а просто поинтересоваться ее состоянием, просто спросить: «Лара, что случилось?» Возможно, уже этого ей было бы достаточно!
        Но - не поинтересовался никто. Ни один человек!
        Лариса сгребла в охапку набитую тетрадями и учебниками сумку и понуро побрела домой.

* * *
        Дома ее тоже не ждало ничего хорошего.
        Со стороны казалось, что семья, в которой выросла Лариса, вполне благополучна - она была единственным ребенком, и внимание родителей делить ей было не с кем. Поначалу всё было вполне нормально - ну, как у всех. Отец Ларисы был офицером, мать работала врачом в районной поликлинике. Нормальная дружная семья эпохи развитого социализма. И хотя отец почти всё время пропадал на службе, он ухитрялся уделять должное внимание любимой дочке: в редкие выходные и праздничные дни непременно ходил с нею в кино, или в лес на лыжах, или еще куда-нибудь, например - в городской бассейн! Именно отец занимался ее физическим воспитанием и дал ей самые первые навыки самообороны, обучая азам армейского рукопашного боя. Последнее сильно не нравилось матери, которая нередко выговаривала мужу:
        - Виктор, ну что ты вытворяешь! У тебя дочь растет, а ты из нее десантника сделать хочешь? Ларуся у нас будущая женщина, жена и мать, ей твои армейские ухватки не нужны! Женщина должна быть женственной…
        - А ты посмотри, мать, какая у тебя красавица растет! - отвечал отец. - Сама погляди - многие ли девчонки могут с нею равняться? А теперь прикинь: пялиться на нее будут не только хорошие мальчики. Всякое отребье тоже мимо нее не пройдет. Ты можешь об этом, конечно, не думать, но жизнь есть жизнь: ты ведь не хочешь, чтобы девочку нашу в грязной подворотне изнасиловали? Вот она возьмёт и явится как-нибудь под утро к тебе в слезах; ну и что делать с нею будешь? Словами утешать, сопли по щекам вместе станете размазывать? Ну нет, тогда уже поздно будет. Лариска за себя постоять должна уметь, да так постоять, чтобы отпор могла дать убойный, чтобы всякая мразь на пушечный выстрел к ней подойти боялась! Так что не мешай мне ее делу учить! А женственность эту самую засунь куда-нибудь подальше - ну в задницу, что ли…
        Виктор был мужик прямой и грубоватый, мог и наорать, и приласкать, жена его хоть и любила, конечно, однако и чуть-чуть побаивалась. Спорить с ним избегала. Да и по здравом размышлении мать понимала, что муж во многом прав. Это по телевизору, да в центральных газетах всё было тихо да гладко: и план государственный все перевыполняли, и с преступностью успешно боролись, и лесные болота гектарами осушали, и на Луну всякие мудрёные луноходы забрасывали, а проституция в стране социальной основы под собой не имела и, стало быть, якобы вовсе не существовала, а на самом-то деле реальная действительность - обычная и повседневная - оказывалась порой просто ужасная.
        И все же мать в принципе возражала против воспитания у ее единственной дочери боевых навыков.
        - Ты из нее девушку-бойца сделаешь, и с ней ни один парень встречаться не захочет, - предостерегала она.
        - Чушь! - отвечал Виктор. - Нормальный парень захочет. А если хлюпик какой, которого соплей перешибить можно, то на кой хрен он Лариске нашей нужен? Еще хлюпиков плодить? Мне лично внуков худосочных не надо…
        А Ларисе нравилось проводить время с отцом. И заниматься с ним было интересно. И хоть жили они не слишком богато, но зато дружно и весело. Лариса чувствовала, что у нее есть хорошая, крепкая и достойная семья. А разве это не самое главное?

* * *
        Но вот наступили трудные времена. На службе отцу выплачивали жалованье с перебоями, матери на работе зарплату, и без того весьма скромную, теперь задерживали месяцами. Всё чаще и чаще перед семьей вставал по сути своей дикий вопрос: чем кормиться? Первое время как-то выручал воинский паёк, получаемый отцом: ему на прокорм семьи были положены мясо, рыба, картофель, некоторое количество крупы, масла, консервов… Но очень скоро и паёк начали задерживать, а потом и вовсе заменили его денежным эквивалентом. А эквивалента этого дожидаться приходилось месяцами. И совсем стало плохо с введением карточной системы. Временами доходило до того, что Лариса, приходя из школы, обнаруживала, что есть в доме элементарно нечего. И купить продуктов хотя бы на ужин оказывалось не на что.
        Отец долго и отчаянно боролся за выживание, и надо отдать ему должное: многие его сослуживцы спивались, иные покончили с собой, кое-кто на почве всех невзгод обнаруживал у себя неизличимые болезни, которые за несколько месяцев сводили вроде бы крепких с виду мужиков в могилу; но Виктор Иванович сражался до последнего, как и подобает настоящему солдату. Худо-бедно, но приносил в семью то некоторую сумму заработанных где-то на стороне денег, то добывал какие-то продукты. Однако настал такой момент, когда и ему стало ясно: положение отнюдь не улучшается, а трудности только усугубляются.
        Виктор принял трудное решение: он досрочно прекратил действие контракта и попал под очередное сокращение. Армейская служба, которой было отдано двадцать лучших лет жизни и которая перестала элементарно обеспечивать его семью самым необходимым, была для него закончена.
        Лариса в то время уже была большой девочкой, всё прекрасно понимала и видела, как трудно приходится отцу; она уважала его за несгибаемую волю в деле спасения семьи.
        Ведь отец боролся прежде всего за нее, за ее будущее. Он не мог позволить себе ни застрелиться, ни спиться, ни даже заболеть. Вынужденно оставив военную службу, отец пережил глубокую трагедию: он никак не мог взять в толк, как могло случиться, что он, подполковник, вдруг оказался в положении, когда стало нечем кормить семью!
        Он был воспитан на твердом убеждении - его воинский долг состоит в добросовестном служении Отечеству, а уж государство позаботится о нём и его семье - на то он и государственный человек. И что же получилось в итоге? Такое не могло ему привидеться даже в кошмарном сне. И тем не менее он боролся за жизнь семьи всеми доступными средствами и никогда не впадал в отчаяние. За всё это любовь и уважение к нему дочери возрастали многократно…
        После долгих мытарств отцу наконец повезло: один из бывших сослуживцев, подвизавшийся на городском рынке, взял его себе в помощники. Виктор заделался мясником: разделывал бараньи и свиные туши, раскладывал товар, сам стоял за прилавком. Дело сдвинулось с мёртвой точки: отец расширял свое рыночное «производство», обрастал полезными знакомствами, начали появляться постоянные клиенты. В семье стали водиться деньги. Одновременно и мать существенно поправила свои дела: она уволилась из районной поликлиники, где с огромными задержками получала жалкие гроши, и ушла в коммерческую медицину. Через недолгое время она за месяц стала зарабатывать столько, сколько раньше зарабатывала за полгода. И - никаких задержек.
        Легче жить не стало, и отец и мать трудились в поте лица, порой без выходных и праздников, но и результат был налицо. Вопрос о продовольственном обеспечении отпал напрочь. В семье появился достаток, в квартире сделали хороший ремонт, начали откладывать деньги на машину. Лариса видела, что семья встаёт на ноги, и ей захотелось быть причастной к этому славному делу. Она от души предложила отцу свою посильную помощь.
        Сначала Виктор долго отнекивался.
        - Дочка, тебе учиться надо! - добродушно говорил он. - Закончишь школу, а там поглядим…
        - Но я хочу помочь тебе, папа! - горячо говорила Лариса, бывшая тогда восьмиклассницей. - Я ведь вижу, как тяжко ты работаешь, как без сил валишься с ног, когда домой приходишь… А я крепкая, сильная, здоровая! Давай я тебе помогать буду.
        - Спасибо тебе, дочка, - улыбнулся Виктор. - Только ведь не девичье это дело - топором махать и тяжести таскать. А ну, как надорвёшься? Уж больно ты молоденькая еще.
        - С тяжестями мы посмотрим, - отвечала Лариса, - поаккуратнее будем. А вот топором махать… ну, помахаю - подумаешь! Научишь, папа! Рукопашный бой - тоже вроде не девичье дело, правда?
        Виктор смущенно улыбнулся.
        - Ну ладно, Лариска… Только ведь если мать узнает, она ж меня живьем сжует и кости выплюнет!
        - А мы ей не скажем, - лукаво улыбнулась Лариса в ответ.
        И она стала помогать отцу на рынке по паре-тройке часов в день, приходя туда после школы, да и то три-четыре раза в неделю, когда помощь отцу действительно требовалась позарез.
        Однако очень скоро мать узнала от доброжелательной соседки, что Ларису видели на рынке за прилавком, ловко разделывающей мясные туши топором на большой колоде. В тот же вечер дома она закатила мужу грандиозный скандал.
        - Ну что ты, Вера! - благодушно оправдывался Виктор. - Ну захотела дочка помочь отцу, мне ее что - прогонять разве? Вот погоди - взрослой станет, парня себе найдет, тогда не дозовёшься! А сейчас такие порывы только приветствовать надо…
        - Совсем рехнулся, придурочный? - кричала мать. - Ты кого растишь - дочку или солдата из стройбата? Совсем спятил… Дочку-малолетку мясницким топором вооружил! К разделочной колоде ее поставил! Хоть соседей бы постыдился! Как людям-то в глаза смотреть?
        - К чёрту этих людей, - отозвался отец, теряя терпение, - пусть живут как хотят! Ты вот жизнь прожила, а не знаешь, что постыдной работы не бывает! Стыдно почти взрослой девице на шее у отца с матерью сидеть - растолкуй эту истину своим любопытным соседям! Ларка это понимает, а вот ты, тётка взрослая, не понимаешь…
        - Я не хочу, слышишь? - чуть не плача, воскликнула мать. - Не хочу, чтобы Ларочка этим занималась.
        - Она не занимается, она только мне помогает. Иногда! Да не волнуйся ты, я за ней хорошо ведь присматриваю! Раскричалась тоже: не хочу, не хочу… А чего же ты хочешь?
        - Я хочу, чтобы она в медицинский поступала, врачом была. Ларочка очень сострадательна, она чужую боль тонко чувствует…
        - Ишь ты! Врачом была! Куда ее потом возьмут? В районную клинику - за жалкие копейки больничные листы выписывать? А ее саму ты спросила? Она сама-то этого хочет?...
        Но никто Ларису не спрашивал, а сама она не говорила.
        Юная девушка чувствовала: отцу и матери не до нее. Занятые непрерывной и изнурительной борьбой за выживание, они не находили ни сил, ни времени как-то заниматься взрослеющей дочерью. В их отношениях образовалась пустота. Да, сейчас они жили несравненно лучше, чем раньше; у Ларисы стали появляться даже золотые вещи! Отец ей иногда дарил их, и она убедилась, что вкус у него на такие изделия был безупречный.
        Но материальное благополучие, добываемое с таким трудом, как-то незаметно вытеснило из их жизни нечто другое, нечто очень важное, что ранее скрепляло их семью, делало ее единой, дружной, стойкой в невзгодах. Теперь они втроём всё больше и больше отчуждались друг от друга, всё чаще они были врозь. И это невесёлое обстоятельство сильно удручало повзрослевшую Ларису.

* * *
        И вот теперь она шла домой, совершенно точно зная, что и дома она останется один на один со своей горькой и незаслуженной обидой. Родителям снова будет недосуг выслушивать ее. Раньше такого не было…
        Дома было тихо, пусто и безмолвно. Как в могиле! На кухонном столе Лариса обнаружила короткую записку, сделанную почерком, напоминающим оборванную колючую проволоку:
        «Купи на ужин картошки 10 кг! Мама».
        Вот так - коротко, ясно и жёстко. Не отвертишься! Лариса невесело улыбнулась: вот оно, красноречивое подтверждение ее грустным мыслям!
        Как всё переменилось! Раньше мать тоже, бывало, оставляла ей подобного содержания записки-памятки, только по форме они были совсем иными: в них присутствовали такие добрые слова, как «пожалуйста», «если не трудно», «постарайся», и уж непременно имело место обращение к дочке по имени с каким-нибудь ласкательным суффиксом. А теперь вот так: купи, и всё! Остальные слова мать давно уже считала лишними.
        Лариса вздохнула и отправилась в комнаты.
        Что ж, в очередной раз она заранее убеждалась, что поделиться ей своими невзгодами не с кем, рассказать о своей горькой обиде некому, искать утешения, сочувствия или хотя бы простого человеческого понимания - не у кого.
        Вот разве что у Фриччо…
        Но он может только выслушать, а вот сказать в ответ ничего не может. К ее великому сожалению. А почему? Потому что Фриччо не живёт в том мире, где живёт она.
        В значительной мере она сама создала его - своего любимого Фриччо.
        Она отложила в сторону учебник и тетрадь - всё равно в голову ничего не лезло. Взор ее обратился к широкой книжной полке, что висела над ее письменным столом. Там и обитал ее незабвенный Фриччо.
        Лариса протянула руку и сняла с полки книгу. Аккуратно взяла ее обеими ладонями, подержала несколько секунд у себя перед глазами. Это была уже довольно старенькая книга, издания 60-ых годов, а написали ее еще лет на двадцать пять раньше.
        Но для девушки всё это не имело значения - для нее это была самая любимая книга, подарившая ей единственного настоящего друга. Пусть этого друга нельзя пригласить в гости, пусть с ним невозможно пойти в кино или на дискотеку, но он действительно настоящий, ибо никогда не сделает подлости, не совершит никакого гнусного поступка, никогда не предаст…
        Она нежно провела кончиками пальцев по чуть шершавой слегка выцветшей обложке. На ней был изображён старинный корабль, плывущий в бурном пенистом море; над белым парусом, наполненным ветрами, нависали темно-синие тучи, а сверху крупными стилизованными буквами был выведен гордый заголовок: «Великое плавание».
        Лариса читала и перечитывала эту книгу множество раз, но всегда, открывая ее заново, испытывала чувство удивительной новизны, ощущала на лице освежающий ветер дальних странствий, и сердце ее радостно билось в предвкушении каких-то новых, ярких и удивительных открытий.
        Это был детский исторический роман, повествовавший об открытии Америки первой экспедицией Христофора Колумба. А повествование в нем велось от лица одного из участников тех славных событий, простого юноши из Генуи по имени Франческо, который сначала был картографом, а потом стал юнгой на флагманском корабле «Санта-Мария».
        Ларису всякий раз поражало то, с каким невероятным мастерством автор вёл повествование. Создавалось чёткое впечатление, что рассказчик пишет о том, что видел и слышал своими глазами и ушами. Лариса любила читать, особенно книги на исторические темы, но всегда при чтении ее не оставляло ощущение некой искусственности, всегда оставалось впечатление, будто перед нею не живые люди, а всего лишь персонажи, действующие не по своей воле, а согласно замыслу своего создателя, а их одежда, дома, окружающая обстановка носили, как правило, признаки театральных декораций. В этой же книге всё было не так: при чтении ей всегда казалось, что она сама присутствует там, сама наблюдает всё происходящее, участвует в разворачивающихся событиях. И это было само по себе невероятно и потрясающе интересно.
        Лариса посмотрела на часы: пожалуй, можно немного расслабиться и почитать - совсем немножечко! Правда, мать просила сходить в овощной за картошкой, как бы не забыть.
        Но ничего, она не забудет! Сначала почитает немного, и тогда наверняка уйдёт прочь дурное настроение, обеспеченное ей сегодняшними гнусными событиями, потом сходит в магазин, а уже вечером сядет за уроки…
        Лариса перебралась из-за стола на диван и открыла книгу на одном из самых своих любимых мест: будущий открыватель Америки представал перед юными подмастерьями картографической мастерской во всём своём неподдельном величии, всегда так восхищавшим молодую читательницу…
        «От волнения у меня перехватило дыхание. Я еще раз взглянул на гостя. Его щёки пылали. Он встал во весь рост, а он был на целую голову выше капитана Ферфоллио, самого большого человека в Генуе!
        - Встаньте! - громовым голосом произнёс незнакомец.
        И мы все трое невольно повиновались его приказанию.
        - Запомните этот год, месяц, день и час, - воскликнул он, - потому что сегодня вы видите перед собой избранника Божьего!
        Наш гость после каждой фразы с размаху ударял рукой о стол, лицо его дёргалось, в углах рта закипала пена…
        - Индия… Индия! - громко вскричал он, - самые знаменитые мореходы ищут тебя на Востоке! А тут же, перед их глазами простирается великий океан, но никто не решается обратить туда свой взор… Скажи, мальчик, - вдруг повернулся он ко мне, - тебе, я так думаю, приходилось видеть немало карт. Что, по-твоему, лежит на запад от Европы?
        - Мне не приходилось видеть иных карт, ваша милость, - ответил я, дрожа и запинаясь, - кроме карты Андреаса Бенинказы, генуэзца…
        - Опять генуэзец! - сказал незнакомец. - Ну, и что же, по его мнению, лежит на запад от Испании?
        - На запад от Геркулесовых Столпов, - ответил я, понемногу успокаиваясь, - на картах обозначены Канарские острова и Антилия, а дальше простирается Море Тьмы с его многочисленными островами, затем - страна Сипанго, а за ней материк Азия.
        - Боже, Ты слышишь меня! - воскликнул гость. - В Генуе любой мальчишка знает об этом, а когда я излагал свой план перед королями Англии и Франции, духовники их поднимали на меня крест, как на одержимого бесами.
        Из всех мальчишек Генуи, я думаю, один я был так хорошо знаком с картографией, но мне, понятно, и в голову не приходило возражать незнакомцу.
        - Я достигну Азии с запада, - продолжал он, - я пристану к гавани Зайтун и чудесному городу Квинсай, описанному венецианцем Марко Поло, я разыщу Золотой Херсонес и страну Офир, я привезу в Испанию несметные богатства и сам во главе бесстрашного воинства отправлюсь отвоёвывать у неверных гроб Господень. Но, когда я совершу всё это, во всём христианском мире не найдётся человека, который не прославил бы имя адмирала Кристобаля Колона!
        «Адмирал Кристобаль Колон, потомок древних мореплавателей, - повторил я про себя. - Я это имя запомню на веки вечные...»
        Лариса невольно улыбнулась: с этого момента юный Франческо стал самым страстным последователем пока еще никому не известного адмирала. Он мечтал разделить его труды, его морские подвиги и будущую славу; но его добрый друг Орниччо, тоже молодой картограф, думал несколько иначе: Орниччо был старше своего друга, смотрел на жизнь более скептически и в посетившем их мастерскую громогласном госте увидел прежде всего дерзкого мечтателя, а вовсе не будущего освободителя гроба Господня.
        Когда же Франческо выразил желание сопровождать Колумба в его беспримерном плавании через Море Тьмы, Орниччо высказался в том духе, что адмирал явно не из тех безумцев, которые набирают себе в команду безусых юнцов вместо опытных матросов.
        - Скорее игрушечный кораблик отправится в морское плавание, - сказал Орниччо своему другу, - чем мы с тобой покинем Геную!
        Но Орниччо оказался неправ: оба они приняли участие в путешествии на Запад и стали юнгами на колумбовых каравеллах. Но это произошло много позже, после всяческих мытарств и приключений… А пока Франческо оставалось только мечтать о том, чтобы его знания и умения оказались востребованы отважным адмиралом.
        Они были такие разные, эти славные и храбрые друзья, Франческо и Орниччо! И при этом так чудесно дополняли друг друга…
        А Лариса? Она с детства воображала себя третьей в компании этих двух генуэзских мальчишек, которые в ее пылком воображении считали ее за свою и принимали в свой союз, несмотря на то, что она была девочка! Это она присутствовала в тот памятный день в мастерской генуэзского картографа, и вместе с ними слушала страстную речь адмирала.
        Это она потом утешала Франческо и вдохновляла его, требуя, чтобы он не сдавался и настойчиво шел к своей заветной мечте - стать участником великого плавания. И это она незримо присутствовала в тяжком и опасном путешествии, сопровождая двух генуэзских друзей и в каждую трудную минуту приходя им на помощь.
        И как же досадно ей было при мысли, что всё это происходило только в ее воображении! Как жаль, что она не плавала через Море Тьмы наяву…
        Иногда она видела ошеломляющие цветные сны, в которых она на борту испанской каравеллы пересекала неведомый океан, и не просто пересекала, а участвовала в плавании как юнга! На одном корабле юнгой был Франческо. На втором - Орниччо. А на третьем - она! Только в этих снах Лариса видела себя юношей, который был младше и Орниччо, и Франческо.
        И матросы, и капитан, и даже сам адмирал принимали ее за юношу… Никому из них и в голову не приходило, что юнгой на третьей, самой малой шхуне флотилии служит она, девушка! Тайну эту знали только двое - Франческо и Орниччо. Ее верные, ее добрые и славные друзья.
        Она так любила их обоих, что в своих снах уходила в их далекий, загадочный и прекрасный мир как в настоящую, истинную жизнь, о которой мечтала и которой страстно хотела жить. Каждая встреча была для нее исполнена неповторимых, знаковых событий и непреходящих радостей. Она всегда знала, что они ее ждут, что они неизменно рады ей, им ничего не надо от нее, они просто рады ее видеть, они счастливы осознавать, что она - рядом с ними. И это было прекрасно! Это было так не похоже на ее повседневное существование - серое, скучное, обыденное, где от нее все чего-то ждали: кто помощи, кто утешения, кто заступничества, а при этом сама она никому из них не была нужна…

* * *
        С годами фантастические мечтания юной девушки претерпевали изменения: она постепенно перестала отождествлять себя с тем отважным юнгой из далекого XV-го столетия; он оставался там, и уже превратился в настоящего юношу, а она обреталась здесь, в современном ей мире. Но теперь тот молодой герой внушал ей иные, неведомые ранее мысли и желания; она мечтала о встрече с ним, ждала от этой встречи чего-то такого, в чём даже самой себе боялась признаться… Она стала отделять его от себя, но при этом отнюдь не утратила прочного и прекрасного единения с ним. Для нее он был совершенно реален - куда как реальнее многих ее одноклассников. И не просто реален - тот мальчик был ей близок… При этом, не сомневаясь в его реальности, она не знала его имени. Знала только, что он есть, он существует. И проблема заключалась лишь в том, что он жил в том, далеком и чуждом, хоть и желанном ею мире, а она - в мире этом…
        А потом она сама наделила его именем. Так как он был таким же юнгой, как и Франческо с Орниччо, и был с ними почти как единое целое, то имя его состояло из имен двух его самых близких друзей - Франческо и Орниччо. Лариса дала ему имя - Фриччо.
        Только Фриччо могла она доверить свои самые сокровенные тайны, мысли, потаённые фантазии. Она знала, что Фриччо всегда поймёт и примет их как свои собственные. Иначе быть не могло. Ведь он - это отображение ее самой, ее ипостась, ее двойник во времени и пространстве, с которым она всегда будет едина, несмотря ни на что! Она так хочет, и никто не отнимет его у нее…
        Хлопнула входная дверь. Резкий, отрывистый звук вывел девушку из ее романтических мечтаний: Лариса даже вздрогнула. Это пришла с работы мать.
        Она лихорадочно взглянула на часы и обомлела: как же так? Ей казалось, что она всего лишь несколько минут провела над любимой книгой, переносящей ее всякий раз в ее истинный, ее прекрасный мир, и вдруг оказывается, что прошло больше двух часов! А как же уроки? А как же овощной магазин? Ведь она должна была… Ларису охватил ужас.

* * *
        Мать появилась на пороге ее комнаты стремительно и неожиданно, словно олицетворение неотвратимого возмездия.
        - Ты видела, - сразу же спросила она, непринуждённо опуская элементарное приветствие, - я тебе на кухне записку оставила?
        - Да, мама, видела… - пролепетала Лариса чуть слышно.
        - И?...
        - Мамочка, прости… я не успела… пока.
        - Ах, ты не успела?! - яростно закричала мать. - Чем же ты была так занята? Уроками никак?
        В ее голосе было столько уничтожающей издёвки, что Лариса ощутила себя преступницей, достойной самого сурового наказания. Она не успела сообразить, как ответить, но матери ее ответ был и не нужен. Она продолжала в повышенном тоне:
        - Или, может быть, туши свиные рубила топором, помогая своему придурку-папашке?
        - Мама! - невольно воскликнула Лариса, пораженная таким оборотом разговора. Господи, отец-то здесь при чем?...
        - Что «мама»? - заорала мать в голос. - Я уже почти шестнадцать лет тебе мама! К моему несчастью… И что теперь? Отец с рынка придет - чем я кормить его буду?!
        - Мама… Мамочка, пожалуйста, прости! - взмолилась Лариса. - Я всё исправлю… Вот прямо сейчас поднимусь и пойду…
        - Ах, сделайте такое одолжение, Лариса Викторовна! - мать театрально всплеснула руками. - Поднимите вашу жопу от дивана и принесите картошки к ужину! Да поздно уже, ты это хоть понимаешь? Пока ты в магазин стаскаешься, пока вернёшься, отец как раз домой и явится!
        А картошку еще почистить надо, и приготовить надо, чтоб ты знала! Или отец, по-твоему, ее сырую и нечищенную жрать будет?
        - Мама, ну что ты говоришь? Когда это папа раньше восьми с работы приходил? Я прекрасно всё успею! Сейчас ведь только…
        - Не смей мне возражать! - материн крик сорвался на визг. - Хоть бы извинилась, так нет, бесстыжая, она еще и отбрёхивается! Понадеялась я на нее, лентяйку, дура-то безмозглая! Так мне и надо…
        - Я, между прочим, извинилась уже, - сказала Лариса холодно. Она вполне осознавала свой промах, однако была готова его исправить, искренне полагая, что ничем не заслужила подобного к себе отношения. И если матери на работе испортили настроение, так она здесь ни при чем. - Ты просто не слышала моих извинений, ты слышишь только собственный крик…
        - Ах, ты еще и хамишь мне… дрянь!
        - Мама! - вскричала Лариса, теряя терпение. Она знала, что у ее мамаши весьма скверный характер, делающий ее способной вывести из себя даже святого, но всегда старалась, как любящая дочь, смягчать ее нарастающий гнев. - Неужели я заслужила такие оскорбления? За что ты меня так? У меня неприятности в школе…
        - Ну тебя к чёрту с твоими неприятностями! - исступлённо заорала мать. - Давай я тебе расскажу про свои неприятности, будет от этого прок? Никому неинтересно, что там, у меня на работе, и какие у меня неприятности - всё равно: пришла домой - становись к плите, готовь жрать на всех, даже если ноги отваливаются… Думала, дочка вырастет, помощница мне будет, так нет же: чёрт ее на рынок носит, топором мясо рубить - нашла себе занятие!
        А на мать наплевать! Скоро надорвётся, как заезженная кляча, ну и чёрт с ней!
        - Мама… ну что ты говоришь? - пыталась возражать Лариса, но мать только махнула рукой и ушла на кухню. Из комнаты девушка слышала, как мать гремела кастрюлями и ругалась как бы про себя:
        - Вымахала, кобыла здоровенная, с отца уже ростом, а проку с гулькин нос! Ни черта по дому делать не хочет, картошки принести не может - обленилась совсем! Бессовестная… Забыла она, не успела! Зато я одна только успевать везде должна! И на работе, и в магазине, и на кухне… Вот сдохну скоро, и живите с отцом как хотите. Он привык, кстати, вкусненько пожрать - посмотрим, как ты его кормить будешь…
        Лариса сидела в своей комнате, слушая весь этот ор, и ощущала себя как на раскалённой сковороде. Господи, ну что за вздор она несёт! Белены объелись они, что ли? То Галка, дура этакая, приревновала к ней своего отпетого мерзавца Кулешова, теперь мать, кажется, вздумала ревновать к ней мужа своего, ее родного отца! И какая муха ее укусила? Неужели мать, взрослая зрелая женщина, дипломированный врач с огромным опытом, оказалась еще дурнее этой несчастной соплячки - Галки Жарковой?
        Девушку постепенно начали охватывать гнев и досада - на мать, на фиктивных подруг, на всю эту дурацкую и несуразную жизнь, в которую она никак не вписывалась…

* * *
        Лариса резко встала с дивана и вышла в коридор. Заглянув на кухню, спросила холодно:
        - Так мне идти за картошкой или нет?
        - Не знаю… как хочешь! - отвечала мать озлобленно. - Хороша ложка к обеду! Помощь твоя была нужна, когда я тебя о ней просила, ясно? А в одолжениях твоих я не нуждаюсь.
        И она отвернулась от дочери. Лариса еще немного постояла в дверном проёме, ожидая хоть каких-нибудь слов от матери, самых простых материнских слов, а не ругани. Но мать ни разу не обернулась, продолжая ожесточённо греметь посудой и демонстративно молчать.
        Лариса вышла в прихожую, неспешно оделась, сдернула с крючка хозяйственную сумку.
        Ей было всё равно куда идти, лишь бы не находиться здесь. Лариса всё еще надеялась, что мать окликнет ее, заговорит с нею по-нормальному, может, скажет, чтобы она купила что-нибудь еще… Возможно, даже улыбнётся! Но ничего такого так и не произошло. Лариса ушла, как оплёванная.
        На улице она передвигалась словно во сне - так скверно было на душе! Переходя дорогу, чуть не угодила под грузовик: побледневший с перепугу водитель судорожно вырулил на газон и, высунувшись из окна, выразил свое к ней отношение в самых отборных и фигурных выражениях. Но Лариса будто и не слышала ничего.
        В магазине она равнодушно отстояла большую очередь, а потом так же равнодушно наблюдала, как в ее сумку, подвешенную к жестяному жёлобу, с глухим дробным перестуком сыплется перепачканная землей разнокалиберная картошка. Десять килограммов! Машинально расплатившись, вышла на улицу. И тут, на пороге магазина, вдруг испытала настоящий ужас при мысли о том, что надо возвращаться домой, в эту опостылевшую квартиру, в этот занюханный и обшарпанный подъезд, насквозь пронизанный стойким запахом кошачьей мочи.
        Возвращаться в дом, где ее никто не ждёт и где она никому не нужна - что может быть печальнее?
        Она чуть не расплакалась. Возникло неодолимое желание - всё бросить и уйти, всё равно куда, лишь бы не домой! Уйти, куда глаза глядят! Никогда раньше она не испытывала столь кричащего, прямо-таки вопиющего желания покинуть этот дом, этот двор, это место… Спрятаться где-нибудь, скрыться без следа, чтобы никогда не нашли…
        Как будто кто-то невидимый, таинственный, неизвестный настойчиво и ласково звал ее - только она не понимала, кто и куда ее зовёт. Откуда этот странный зов? А может, это всего лишь крик ее измученной, отчаявшейся, вечно обманываемой души?
        А ведь завтра настанет еще один такой же рутинный и безрадостный день! И послезавтра тоже. И потом…
        Но идти ей, похоже, некуда. Господи, дай силы всё это терпеть!
        Глава 2
        И вот пришло долгожданное лето! Это было последнее лето у Ларисы перед окончанием школы. Последние летние каникулы… А потом, как нередко говаривали учителя - школьные экзамены и - путёвка в большую жизнь! Лариса присматривалась к одноклассникам - как они воспринимают такую «путёвку»? И убеждалась - все воспринимают ее по-разному. Кто-то с надеждой и восторгом - мол, конец школьным запретам, зависимости от «предков» и учителей, здравствуй, взрослая жизнь! А кто-то - ждал окончания школы настороженно и с опаской: а что там, дальше? Такие ребята отнюдь не желали расставаться со школьными годами, расставаться с детством - будущая самостоятельная жизнь пугала или по крайней мере - настораживала их. Совсем, как пелось в одной популярной, весьма нравившейся Ларисе песне:
        Детство мое постой, не спеши, погоди!
        Дай мне ответ простой - что там, впереди…
        Сама же Лариса, задавая себе вопросы о будущем, с некоторым замешательством ловила себя на мысли, что больше склонна причислить себя ко второй группе одноклассников, нежели к первой. Это неопределённое будущее, ранее казавшееся весьма отдалённым, а теперь так внезапно приблизившееся, внушало ей растерянность. Внешне это никак не проявлялось, все свои переживания и страхи Лариса носила в себе. И многие ее одноклассники несказанно удивились бы, если бы узнали, что Лариса Малюкова, их классная староста, девушка рослая, спортивная и способная поспорить силой с любым парнем, отличавшаяся решительным и даже крутым нравом - эта непреклонная Лариса, внушавшая робость парням и благоговение девушкам, на самом деле совсем по-детски боится собственного будущего, которое неминуемо наступит после окончания школы.
        Впрочем, Лариса успешно скрывала свои мысли и эмоции на этот счёт, к чему ей было давно не привыкать.
        Но - до окончания школы оставался еще целый год. Срок немалый, хотя Лариса прекрасно понимала, что пролетит этот год незаметно. Но всё же в течение предстоящего года еще можно было как-то определиться с будущим - поставить себе цели, выбрать вуз, в который она станет поступать; а в том, что она будет получать высшее образование, Лариса не сомневалась, ведь училась она хорошо…
        Впереди было последнее свободное лето. Свободное! А это совершенно определенно означало, что она поедет в гости к бабушке.
        Лариса обожала свою бабушку. За Анной Тимофеевной (так звали добрую старушку) юная девушка числила один-единственный недостаток: она жила слишком далеко от любимой внучки. Если Лариса жила с родителями в крупном индустриальном северном городе, то бабушка ее имела жительство на юге, неподалеку от черноморского побережья, в маленьком провинциальном городке Семигорске, который на самых только подробных картах можно было разыскать. Городок был тихий, очень зеленый и на редкость спокойный. Даже в разгар курортного и бархатного сезонов здесь было немноголюдно: приезжие туристы, любители морского отдыха, предпочитали останавливаться в поселках, разбросанных по морскому побережью, дабы иметь возможность проводить у моря всё свое время; а Семигорск располагался значительно дальше в глубине материка, и до морского пляжа с центральной площади, носившей, естественно, имя Ленина, курсировал рейсовый автобус с открытым верхом. Этот автобус обожали местные детишки, но взрослых приезжих не устраивала необходимость ежедневно мотаться на автобусе к морю и обратно, и поэтому семигорские городские гостиницы, никогда
не были переполнены.
        Лариса тоже предпочла бы жить поближе к морю. Ведь в Семигорск не было такой возможности: выйти поутру из дома, пройти с десяток-другой шагов и - бултых в морскую волну! До моря надо было ехать. Зато она обожала сесть на велосипед и домчаться к морскому берегу на велосипеде. Это было так здорово! Единственный минус был в том, что большую часть такого пути приходилось проделывать по шоссе, где велосипедиста то и дело обгоняли машины, обдавая его волной горячего пропитанного газами воздуха. Дорога при этом занимала около двух часов. Зато потом можно было купаться, нежась в теплых морских волнах хоть целый день!
        Лариса с радостью предвкушала целое лето в гостях у бабушки в далеком Семигорске. Грустно было только одно: на следующий год такой отдых уже не получится. Сначала школьные экзамены, потом - поездка в Москву, вступительные экзамены в пока еще не выбранный институт. Но сейчас думать о грустном совсем не хотелось. Впереди было целое лето!
        Дорога до бабушки предстояла неблизкая: через всю Европейскую Россию с севера на юг. Надо было доехать до Москвы, там перейти с вокзала на вокзал и пересесть в другой поезд. Хорошо еще, что билет до Семигорска можно было приобрести прямо в кассе родного города. Дорога занимала почти трое суток, но Ларисиных родителей, как оказалось, совершенно не смущало, что их дочка поедет одна на юг на двух поездах через всю страну.
        - Ничего, дочка, ты уже большая, - сказала мать. - На вокзал мы с папой тебя проводим, в поезд посадим, а там доедешь! В Москве тоже разберешься, в крайнем случае - спросишь кого-нибудь! Не зря ведь говорят: язык - он и до Киева доведёт!
        - Ну, Лариска, ты уж вон какая выросла. Больше матери стала, и с меня ростом уже! Доедешь в лучшем виде, главное - не бойся! - так напутствовал ее отец. - А как только в Семигорск приедешь, тебя там бабушка встретит, так ты нам прямо с вокзала телеграмму отстукай!
        - Хорошо… - только и смогла пролепетать в ответ Лариса.
        Вот тебе и первые признаки наступающего взросления! До сей поры Ларису обычно отвозила в Семигорск мать, бравшая на работе отгулы. Сопроводив дочку до места летнего отдыха, она заодно проведывала и бабушку. И с годами подрастающей Ларисе это стало казаться естественным и незыблемым. И вот в самое последнее школьное лето - такой вот не слишком приятный сюрприз.
        Ну что же… раз родители так спокойны и уверены, стало быть, всё и вправду будет хорошо. И она вполне благополучно доедет.
        Так всё и получилось. Лариса благополучно добралась до Москвы, там, совсем как взрослая, переправилась на другой вокзал и после часового ожидания заняла свое место в купе поезда, следовавшего в южные края.
        На вокзале в Семигорске ее встретила бабушка, которая вовсе не разделяла оптимизма родителей, отправивших молодую девушку-школьницу одну в такую дальнюю дорогу.
        - Сумасшедшие твои родители! - сказала добрая старушка осуждающе. - Рехнулись совсем: да как же можно отправлять молодую девчонку без присмотра! Да еще такую ладную, да видную… Трое суток дороги! Напрочь головы нет ни у твоего отца, ни у твоей матери…
        - Да ладно тебе, бабуль! - успокаивала ее Лариса. - Доехала ведь нормально! Да и что со мною могло случиться? Подумаешь, трое суток в дороге, ну и что? Не война же…
        - Война не война, а лихих-то людей кругом всегда немало! - заявила бабушка. - Парня и то страшно одного отпускать, а уж девочку и подавно! Мало ли что может случиться? Как у них вообще рука поднялась такую красну девку и одну-одинёшеньку в поезд затолкать? Родители ведь! Ух, зла на них не хватает, вот как была твоя мать сызмальства безмозглая, такой и осталась. И отец ничем, видать, не лучше…
        - Бабулечка, милая, ну не бурчи! - счастливо улыбнулась Лариса. Ей было, между прочим, отрадно, что мать не поехала с нею, и они с бабушкой будут проводить летние вечера вдвоем. Без мамашиных нравоучений, нотаций, а то и ругани. А бабушкино ворчание ее скорее умиляло.
        - Ну как не бурчать, - отозвалась старушка, - вот у меня-то душа болит, а им, видать, хоть бы что! Разве это порядок? Непорядок! Вот слава Богу, что всё обошлось… а если бы нет? Знаешь ведь, и взрослые люди без следа пропадают, а тут - девушка молоденькая совсем! Как так можно, ума не приложу!
        - Ой, бабуля, вот спасибо тебе! - весело рассмеялась Лариса.
        - Мне спасибо? - удивилась Анна Тимофеевна. - Да за что?
        - Ну как же! Для тебя вот я девочка молоденькая, а мамочка моя меня кобылой называет…
        - Кобылой? Да ты что! Ну, совсем Верка с ума спятила! Вот погоди, приедет ко мне, я с нею поговорю по-свойски! Кобылой дочку называть - ишь, чего удумала! Всыплю ей вот хворостиной по голому заду, как в детстве бывало, хоть и взрослая она давно!
        Старушка так раскипятилась, что чем-то напомнила внучке приземистый чайник, доверху наполненный вскипевшей водой и разбрасывающий вокруг себя струи горячего пара. Девушка с улыбкой посмотрела на нее сверху вниз: статная и рослая Лариса намного возвышалась над коренастой и полненькой Анной Тимофеевной. Лариса наклонилась над бабушкой и нежно приобняла ее за талию свободной правой рукой: в левой руке у нее была большая дорожная сумка.
        - Бабуленька, милая, - прошептала ей прямо на ушко девушка. - Ну, успокойся ты! Видишь - я доехала хорошо, всё в порядке, ничего со мной не случилось. Да и не зря же мамаша кобылой меня зовёт: видишь, какая я здоровая! Так что вполне могу за себя постоять, если что…
        - Сиди уж! - с притворной строгостью отозвалась бабушка. - Постоять она может. А чтоб ты делать стала, если вот целая орава пьяных охламонов к тебе приставать бы начала?
        Об этом твоя горе-мамаша не подумала? Вот дура-то ненормальная, натуральная дура, прямо скажу, хоть и дочь она мне!
        - Что делать бы стала? - весело отозвалась Лариса. - А очень просто всё делается, бабуль: берется пьяный охламон - вот так…
        И Лариса быстро взяла бабушку за шею своими длинными гибкими пальцами, затем аккуратно чуть-чуть сжала горло…
        - Да пусти ты, ненормальная! - отмахнулась бабушка, отстраняясь от высокорослой внучки. - Неча бабушку за горло-то хватать - неровен час, удушишь! Такая же чокнутая, как и мамашка твоя…
        - Да что ты, бабулька! Я тебя так люблю, так люблю… Просто показать тебе хотела, как я обхожусь с пьяными охламонами…
        - О-ох, болтушка ты как была, так и осталась, как в детстве! Будто бы и не семнадцать лет тебе, а всего-то семь…
        - А мне и нет еще семнадцати, - довольно напомнила Лариса, - вот только в июле и будет!
        - Ну да… первого июля, аж через месяц, - укоризненно покачала головой бабушка. - Ну ладно, хватит болтать уже. Домой пойдем… Стол уж накрыт, я твоих любимых вареников справила…
        - Ой, бабуля! Неужели с творогом? И со сметаной?
        - С творогом, - ласково улыбнулась Анна Тимофеевна. - И со сметаной!
        - Ой, как хорошо! - Лариса готова была прыгать от радости. - Ну, пойдём… Ой, - вдруг воскликнула она. - Чуть не забыла!
        - Что ты чуть не забыла? - озабоченно спросила бабушка.
        - Да родителям телеграмму послать! А то ведь волноваться будут…
        - Волноваться будут? - Анна Тимофеевна только сокрушенно покачала головой. - Ух, ну бестолковые! Волноваться они будут… Ну ладно, иди уж, отстучи свою телеграмму…
        - Бабуля, да ладно тебе! - воскликнула счастливая Лариса. - Не сердись на них… ну, дурачки они, ну и что? Всё ведь хорошо, правда? Погоди чуток, я сейчас мигом!
        - Ну давай, давай… я здесь подожду.
        Лариса, не чуя под собой ног от радости, побежала к приземистой пристройке, что прилепилась к зданию вокзала и на которой висели большие буквы, составлявшие надпись «Почта. Телеграф. Телефон». Бабушка с доброй улыбкой провожала ее глазами.

* * *
        Лариса чуть не бегом впорхнула в операционный зал и подхватила из деревянного ящичка один из серо-зелёных бланков. Она подошла к стоячему высокому столу и, положив бланк на столешницу, взялась за перо. Лариса с улыбкой отметила про себя, что в этом тихом провинциальном городе, который она так любила, ничего не менялось: те же телеграфные бланки, те же перьевые ручки, что и пять, и десять лет назад… И так же, как в годы ее детства, в соседнем зале рядком сидели люди вдоль стены, и время от времени раздавался женский голос по громкой связи, сообщавший: «Москва, вторая кабина!» или «Новосибирск, пятая кабина!»; и тотчас кто-нибудь из ожидающих вскакивал с места, как ошпаренный, и бежал в указанную кабинку, чтобы плотно закрыть за собой дверь и начать кричать в трубку: «Алло! Алло! Катя? Наконец-то… Чего не пишешь-то? Как вы там...» И несмотря на закрытую дверь, весь разговор можно было сносно услышать - при определённом желании, конечно. Все эти сценки, наблюдаемые повзрослевшей Ларисой, как-то незаметно возвращали ее в далёкое детство, создавали атмосферу вернувшегося праздника, воскрешая те давние
годы, когда она была маленькой девочкой, не ведавшей никаких забот и знающей только одно - она приехала в гости к любимой бабушке.
        И от созерцания этой неизменной, такой трогательно простой и по-домашнему уютной провинциальной жизни на душе становилось удивительно хорошо. Как в детстве! И создавалось стойкое ощущение, что здесь, в родном и сонном Семигорске, ничего плохого с нею в принципе никогда не случится.
        Лариса с улыбкой на лице начала было вписывать в бланк свой домашний адрес, как вдруг кто-то окликнул ее:
        - Ларка, ты? Привет…
        Лариса обернулась. Перед ней стоял крепкий молодой парень в синей футболке и потертых джинсах, с набитой сумкой через плечо. В его круглом лице с пробивающимися усами над верхней губой и слегка приплюснутым носом ей почудилось нечто знакомое, хотя она и не помнила, чтобы этот молодой человек был с нею когда-либо знаком настолько близко, чтобы она узнала его сходу.
        - Привет… - отозвалась она на всякий случай, слегка улыбнувшись ему.
        - Тебя и не узнать! - воскликнул он. - Ты так выросла…
        - Что поделаешь! - заметила девушка. - Время-то идёт…
        Она никак не могла вспомнить, кто это, хотя понимала, что перед ней один из тех ее приятелей, с которыми она бегала по дворам и лазила по окрестным садам в годы беззаботного детства. Как его звали - Лариса не помнила напрочь. Но у парня был такой вид, будто он не сомневался ни секунды в том, что она его узнала сходу. И от этой его самонадеянности Лариса ощутила легкий приступ раздражения.
        - Давно приехала? - спросил он вполне по-свойски.
        - Только что, - процедила она сквозь зубы. - А ты, похоже, уезжаешь?
        Ей было абсолютно всё равно, но она спросила исключительно из вежливости, без которой в данном случае могла бы отлично обойтись. Но такая уж была у нее натура - всё время думала, как бы кого ненароком не обидеть, да как бы не задеть…
        - Да вот, уезжаю, - ответил он, - но не надолго. Вернусь дня через три.
        И он многозначительно задержал задумчивый взгляд на ее груди, причём взгляд этот был столь красноречив, что Лариса безотчётно повернулась всем корпусом так, чтобы оказаться к парню боком. Она даже не успела сообразить, что ее элементарно «оценили» в эти две-три секунды.
        - Так что до встречи… - с неприятной улыбочкой сказал парень, закидывая сумку на плечо.
        - До встречи… - машинально ответила Лариса, хотя ей самой было очевидно, что эта встреча лично ей совершенно не нужна. Но парень, видимо, думал иначе.
        Он еще раз улыбнулся ей (только что не подмигнул!) и быстро зашагал к платформе, откуда отправлялись местные электрички.
        - Господи, что так долго? - с добродушной укоризной заметила бабушка, когда Лариса вернулась. - Всего-то и делов телеграмму отстучать!
        - Да вот… парень какой-то подходил, знакомый вроде, - отозвалась Лариса. - Потрепались немного.
        - Парень-то? Да видела я этого парня! Вон к электричке побежал! Это ведь Генка Кирсанов… не узнала его разве?
        - Да? - Лариса слегка растерялась. - И впрямь не узнала. Действительно, как есть этот… Кирсанов.
        - Помнишь ведь такого? - спросила бабушка.
        - Очень слабо. И не вспомнила бы, кто это, если б ты не подсказала.
        - Знаешь, Ларуся, и не надо тебе его вспоминать! Лучше обойтись без него вообще!
        - А что так? - спросила Лариса без особой заинтересованности.
        - Да ничего вроде, - ответила Анна Тимофеевна, - только вот не нравится он мне! Малый был когда - вроде пацан как пацан, особо не хулиганил, а вот подрос… даже сама не знаю, но мутный он какой-то! Черт его поймёт, чего там у него на уме! Тебе от него надо бы подальше! Есть ребята куда как лучше…
        - Да ладно тебе, бабуля! - Лариса снова обняла и крепко поцеловала бабушку. - Я ведь сюда не за парнями приехала, а к тебе, миленькая, в гости…
        - Сиди уж! - усмехнулась старушка, принимая внучкин поцелуй. - Девка вон какая красивая, да видная, как же тебе без парней-то? Бабушке теперь вот забота - как бы не случилось с тобой чего!
        - Ничего со мной не случится. Ну так что - пошли домой! Ужас - как твоих вареников хочется!
        - Да уж, пошли-пошли… Голодная с дороги-то, знамо! Сейчас кормить буду…
        И бабушка со счастливой внучкой направились на знакомую Ларисе с давнего детства Фабричную улицу. Внучка одной рукой обнимала за плечи низенькую в сравнении с ней бабушку, а в правой руке тащила нагруженную сумку…

* * *
        Почему бабушкина улица носила такое название - Фабричная, Лариса никогда не понимала. Никакой фабрики поблизости вроде как не наблюдалось, напротив - улица была хоть и невзрачная, с низенькими деревянными домами, дворами, обнесёнными заборами, грунтовой дорогой (скорее деревенская улица, нежели городская!), однако она была зелёной, чистой и по-домашнему уютной.
        Большие деревья, стройными рядами выстроившиеся вдоль дороги, росли вместе с Ларисой; когда она была совсем еще малышкой, едва лишь начавшей ходить, окрестные жители собрались и посадили вдоль дороги деревья: каждая семья - своё дерево, а то и два. Высаженные деревца занялись очень живо, они бодро потянулись вверх, к солнцу - их так и называли по именам и фамилиям тех людей, кто их посадил: Цыбаков тополь, Марусина верба. Случилось это в то самое лето, когда маленькую Ларису впервые привезли к бабушке, и с тех пор она, навещая через каждые два-три года Анну Тимофеевну, могла наблюдать, насколько вытягивались эти деревца за минувшее время. И вот теперь, в ее последнее школьное лето, она увидела не просто деревья, а зелёную тенистую аллею, чьи кроны образовывали над дорогой зеленый свод, сквозь который пробивались прямые и золотистые лучи ласкового южного солнца.
        Что-то непередаваемо трогательное было в самом существовании этой аллеи: многих из соседей, что когда-то высаживали эти деревья, уже давно не было в живых, а вот деревья, носящие с той поры их имена, остались… И теперь выросшая Лариса с теплой улыбкой наблюдала, как колышатся под порывами теплого летнего ветра раскидистые зеленые ветки, слушала шум широких зеленых листьев и невольно вспоминала тех людей, что знавали ее в раннем, еще дошкольном детстве.
        После первых трёх дней пребывания у бабушки Лариса постепенно перешла в новый ритм жизни - ритм человека, у которого большие каникулы. Только в отличие от прежней Ларисы этот человек был теперь фактически взрослый. Соответственно и заботы были у нее вполне взрослые. Домашние дела в гостях у бабушки совершенно не тяготили девушку: они были ей в охоту, не то, что дома у родителей. Бабуля никогда ей ничего не вменяла в обязанность, и Ларисе самой хотелось сделать что-нибудь нужное и полезное; она сама предлагала свою помощь, на что Анна Тимофеевна с присущей только ей чуть плутоватой улыбкой отзывалась:
        - Ну… если тебе не трудно!
        - Чего ж тут трудного, я с удовольствием сделаю! - бодро отвечала Лариса.
        - Ну как же… ты всё-таки отдыхать приехала!
        - Бабушка! Ну перестань…
        Любые дела, полезные и нужные для них двоих с бабушкой, Лариса всегда делала с удовольствием. Но были и такие дела, которые касались одной только Ларисы. Например, велосипед.
        В бабушкином городке у Ларисы издавна имелся хороший велосипед, когда-то купленный ей расщедрившимися родителями за успешное окончание (с одной только четверкой в табеле) шестого класса.
        Нынче велосипед был уже далеко не новый, однако своих качеств нисколько не растерял. И еще Лариса ценила его как память о совсем еще недавнем детстве. Машина была добротной и надежной, и если после шестого класса она казалась Ларисе несколько тяжеловатой (велосипед покупали, как говорится, навырост), то теперь, после девятого класса, крепкой физически и по-настоящему рослой молодой девушке он приходился в самый раз.
        Суть дела состояла в том, что всякий раз перед отъездом в свой далекий северный город Ларисе приходилось разбирать велосипед на зиму, очищать и смазывать его составляющие и развешивать их на стенах бабушкиного дворового сарая. Работа была не для юной девочки-школьницы, а потому в первые годы в этом деле ей помогал добродушный сосед дядя Андрей, всегда готовый прийти на помощь любому, кто в ней нуждался. Дядя Андрей выбирал день, когда у него был выходной, приходил к Анне Тимофеевне и добродушно говорил ей:
        - Ну, теть Нюр, где там твоя красавица? Я сегодня свободен, пусть идет со мной - пора велосипед на зиму разбирать.
        - Господи, Андрюша… Ты, может, сам-друг взял бы, да разобрал? - говорила бабушка. - Ну зачем девочке знать, как велосипед разбирается? Не бабье это дело… Вот дам тебе ключ от сарая, и ступай себе…
        - Да ладно, теть Нюр… Еще Горький говаривал: «Бесполезных знаний нет!» - и дядя Андрей назидательно поднимал кверху свой заскорузлый палец. - Пусть Лариска и этому делу учится! А случись что со мной, кто ей велосипед собирать-разбирать будет? За деньги станешь, что ли, какого-нибудь умельца искать? Денег-то, лишних, поди, у тебя не водится, а?
        Анна Тимофеевна укоризненно глядела своими добрыми светлыми глазами на доброго соседа и добродушно укоряла его:
        - Да типун тебе на язык, Андрейка! Почто такие вещи-то говоришь? Случись что со мной… Все небось под Богом ходим, а самому нечего на себя беду накликивать.
        - Да не накликиваю я, теть Нюр! Просто к слову пришлось - жизнь есть жизнь, так мало ли что…
        А потом Лариса выходила сама и говорила с душевной улыбкой:
        - Спасибо, дяденька Андрей! Ну конечно, я пойду с вами, и вы мне всё покажете… Вот ключ от сарая возьму и пойдем!
        И они шли заниматься велосипедом.
        А в сарае дядя Андрей раскладывал инструмент, ставил перед собой Ларисин велосипед и с видимым удовольствием начинал свои практические занятия:
        - Ну, Лариска, смотри! Берем мы с тобой вот этот ключ. Видишь, сколько у него ячеек, и все разного размера! На каждую гайку своя… потому он и называется - семейный…
        Так повторялось всякий год, когда Лариса приезжала в Семигорск. Они с дядей Андреем вдвоем собирали велосипед, когда она уезжала (это был обычно конец августа), они также вдвоем его разбирали.
        Но в прошлом году случилось несчастье: дядя Андрей трагически погиб в результате масштабной аварии на местном заводе. Об этом сообщила Ларисе Анна Тимофеевна в очередном письме внучке, отправленном в начале зимы. Оказалось, что дядя Андрей как в воду глядел: будто бы предвидел собственную гибель! Доброго, непьющего и рукастого мужика провожала в последний путь вся Фабричная улица… Женщины, пенсионеры, дети - все плакали по нему, как по родному. У всех соседей он оставил о себе самую добрую память. И Ларисе больше некому было помогать собирать ее любимый велосипед.
        … Она отперла ключом старенький замок, распахнула скрипучую дверь. Из сарая пахнуло сыростью и прохладой: было видно, что в сарай давно не заглядывали. На стене, под самым потолком, обмотанная промасленными тряпками, в полумраке сиротливо висела ее старая двухколесная машина.
        Посмотрела Лариса на нее, и на глаза невольно навернулись слезы: ей тут же вспомнился добрый дядя Андрей - как он садился на перевернутый старый жбан, как деловито раскладывал вокруг инструменты и велосипедные детали, и как увлеченно говорил ей:
        «Ну, Лариска, смотри...»
        И вот теперь этого уже никогда больше не будет. А ведь в прошлый раз они с дядей Андреем вместе разбирали ее велосипед, вместе вешали машину на стену сарая.
        «До следующего лета! - удовлетворённо заметил тогда дядя Андрей. - Небось, приедешь еще к бабушке-то?» И Лариса вдохновенно отвечала: «Конечно, приеду, дядя Андрей!» «Ну, давай, милая… - сказал он, - Бабушку забывать негоже, дело-то святое...»
        И вот следующее лето действительно наступило, но только для нее. А для дяди Андрея то самое лето оказалось последним. Почему? - пыталась понять Лариса. Какой в этом смысл?
        И невольно приходила к мысли, что не было в его нелепейшей и безвременной смерти никакого смысла, да и быть не могло.
        Она взяла в углу небольшую лестницу, приставила ее к стене, поднялась на верхнюю ступеньку и принялась аккуратно снимать демонтированную машину с проволочных крючков.
        С этим пришлось-таки изрядно повозиться, но она справилась. «Справлюсь и дальше, - подумала Лариса, садясь на перевернутый жбан, - не зря же дядя Андрей меня учил, буду вспоминать и делать… И всё получится».
        Она рьяно взялась за работу, однако дело продвигалось медленно. В свое время дядя Андрей хоть и допускал ее к собственноручной сборке-разборке, всё же самую тяжелую и пачкающую работу он брал на себя. А сейчас ей пришлось и вспоминать и действовать исключительно самой.
        За работой время летело быстро и незаметно, Лариса увлеклась и только по сгущаемуся в помещении сумраку внезапно поняла, что наступил вечер.
        «Ну что же, пора закругляться, - сказала она самой себе с сожалением. - Даст Бог, завтра все-таки закончу… или, может, послезавтра?»
        Она с сомнением покачала головой, глядя на результаты своей работы. За несколько часов возни ей удалось приладить руль, седло и установить два колеса; ну, не считая, конечно, долгой работы по тщательной очистке деталей от смазки. И тем не менее, Лариса была собой недовольна.
        - Привет! - внезапно раздалось у нее за спиной.
        От неожиданности Лариса вздрогнула и быстро обернулась. Возле дверного проема стоял высокий крепкий парень в потертых джинсах и в клетчатой рубашке, расстегнутой на груди и завязанной узлом над поясным ремнем. Он смотрел на Ларису широко распахнутыми карими глазами и приветливо улыбался ей. На голове его смешно ерошились густые непокорные волосы.
        С первого взгляда Лариса поняла, что видит этого парня впервые в жизни. Никого из приятелей детства он ей не напоминал даже отдаленно.
        - Привет, - хмуро ответила девушка без тени улыбки; она бросила на него беглый взгляд и отвернулась к полуразобранному велосипеду, явно давая понять непрошенному визитеру, что отвечает на его приветствие исключительно из вежливости.
        Однако парень не смутился и бодро спросил:
        - А ты, наверное, Анны Тимофеевны внучка, да?
        - Ты, однако, догадлив, - не без иронии отозвалась Лариса. - Если исключить этот вариант, то остается всего одно объяснение моему присутствию здесь: я воровка, которая забралась в чужой сарай. Надо звать милицию…
        Парень весело рассмеялся.
        - А меня, между прочим, Филиппом зовут, - сказал он доверительно. - А тебя?
        - Я рада, что тебя Филиппом зовут, - угрюмо отвечала Лариса, проигнорировав вторую часть вопроса. А при этом раздражённо подумала: «Еще один прилипала! И приехать толком не успела, а уже достали - со всех сторон лезут! Скоро проходу совсем не будет...»
        Филипп, однако, ничуть не смутился ее демонстративным молчанием.
        Он внимательно посмотрел на результат ее дневного изнурительного труда и на ее перепачканные длинные пальцы.
        - Не девичье это дело, - заметил он озабоченно. - А хочешь, я помогу? У меня ведь тоже велосипед есть!
        - Послушай, - отозвалась Лариса весьма холодно, - девичье не девичье, тебе-то что? Сделай одолжение, ступай себе своей дорогой!
        - Но я только предложил помочь… - начал было Филипп.
        - А я не хочу, чтобы ты мне помогал! Понял? Что еще тебе неясно?
        - Ну хорошо, - примирительно сказал парень. - Как скажешь…
        Он спокойно отошёл в сторону. Через плечо Лариса заметила, что Филипп открывает дверь сарая, расположенного через одну от двери ее бабушки (все сарайные помещения размещались в длинном деревянном бараке со множеством дверей, выходящих во внутренний дворик). Распахнув дверь, Филипп закатил в помещение велосипед, немного повозился внутри, затем вышел оттуда, запер дверь на замок и ушёл восвояси. На Ларису и ее несобранную двухколёсную машину он не взглянул больше ни разу.

* * *
        Ей почему-то сделалось как-то неудобно и даже немного стыдно. Зачем она так себя повела? Нормальный парень этот Филипп, и вёл себя совершенно адекватно - поздоровался, представился, предложил свою помощь (совершенно не лишнюю, между прочим!) - ну и что? Что во всём этом плохого? Зачем она его отшила? Вообразила что-то дурное, непотребное - ну так это ее проблемы. А может, ее просто задело, что парень так легко прервал общение, не стал ее уговаривать? К такому Лариса была непривычна - ей приходилось как правило выслушивать долгие и совершенно неинтересные ей излияния парней, набивающихся в поклонники, либо испытывать грубый натиск, которому она неизменно давала решительный отпор. А здесь вышло как-то совсем по-другому, и к такому повороту она была попросту не готова.
        За ужином она спросила у бабушки, не знает ли она, что это за парень такой - Филипп.
        - Среди дворовых своих приятелей я такого не помню, - сказала Лариса. - Может, память у меня отшибло? Мне кажется, я ни с каким Филиппом раньше не общалась.
        - Знамо дело, не общалась, - улыбнулась Анна Тимофеевна. - Он приехал-то сюда в позапрошлом году. Вот ты никогда его и не видела. А что он тебе?
        - Да вот подходил ко мне, помощь с велосипедом предлагал… а я была с ним не слишком любезна. Теперь вот неловко мне как-то.
        - Нет, Филиппок парень хороший, - благодушно заметила бабушка. - Серьёзный такой, воспитанный… пройдёт мимо, всегда поздоровается, спросит, не надо ли помочь чего! Одним словом, хороший парень. Отец у него военный, приехал откуда-то с Крайнего Севера, квартиру здесь получил. Ну, и жену с сыном привёз. Филя, кажись, на годок тебя старше, школу-то уже окончил. Будущим летом в институт поступать хочет, в Москву поедет, а нынче вон на завод работать устроился…
        - Во как! - воскликнула Лариса. - А в армию ему разве не пора?
        - А у него там с возрастом какие-то особенности, - сказала Анна Тимофеевна. - Вроде он с шести лет в школу-то пошел. Вот если на будущий год не поступит в институт, то аккурат в армию осенью и пойдет…
        - Я смотрю, ты немало знаешь про этого Филю-то, а, бабуль? - улыбнулась Лариса, наливая Анне Тимофеевне чай. Лариса обожала эти вечерние чаепития вдвоем на бабушкиной веранде.
        - А чего ж не знать, соседи как-никак! - отозвалась бабушка. - Мы с матерью его вечерами на лавочке частенько про жисть разговоры ведём… Женщина она добрая, неглупая, работящая.
        - Добрая, неглупая? - улыбнулась Лариса. - А что же они сыночка-то на завод работать отправили, коли на будущий год ему в институт поступать? Уж лучше бы к экзаменам готовился, или отдохнул последнее лето перед поступлением…
        - Ну, милая моя… не у всех такая возможность есть в последнее после школы лето отдыхать! Видать, деньги нужны, вот он и работает. Отцу помогает семью кормить: военным сейчас, знаешь ли, по нескольку месяцев зарплату задерживают.
        - Бабуля… - укоризненно улыбнулась Лариса. - Это что - в мой огород камешек?
        - Камешек не камешек, а учиться-то тебе всего годок остался, а дальше куда? Поди, так еще и не выбрала?
        - Ну… не выбрала! Так что теперь? Выберу еще - целый год впереди!
        - Целый год! - передразнила Анна Тимофеевна. - Думаешь, это много? Глазом моргнуть не успеешь, как этот целый год пролетит…
        Лариса молча закусила губу и принялась за слегка подстывший чай с ее любимыми творожными ватрушками. Она знала, что бабушке не нравился тот факт, что внучка до сих пор не выбрала себе, куда ей идти после школы: то ли дальше учиться, то ли на работу куда устраиваться. Для бабушки это была больная тема, сама же Лариса относилась к своему будущему с олимпийским спокойствием. По крайней мере, так казалось Анне Тимофеевне.
        Но обсуждать этот вопрос с бабушкой Ларисе совершенно не хотелось - не за тем она приехала к ней в гости. Да и вообще, сейчас речь шла не о будущем Ларисы, а о соседском парне по имени Филипп. И бабушкин отзыв о нем Ларисе почему-то пришелся явно по душе. Казалось бы, ей-то какая разница? Однако бабушке Филипп был не только знаком, но и пользовался у нее симпатией. И Ларисе отчего-то этот факт сам по себе оказался приятен.
        На другое утро она снова пришла в бабушкин сарай, дабы продолжить возню со своим велосипедом. Довольно быстро она отрегулировала каретку, почистила слегка поржавевшую цепь, приладила ее на звездочках… Внешне всё выглядело вполне пристойно, но когда Лариса взялась рукой за педаль и попробовала ее крутить, то, к ее удивлению, оказалось, что звездочки исправно вращаются, цепь движется, но при этом колёса невозмутимо остаются совершенно неподвижными.
        Лариса озадаченно склонилась над почти собранным велосипедом - что еще за чертовщина? Она что-то сделала не так? Забыла какую-нибудь важную деталь - винтик или шпунтик? Велосипед вроде как собран, но ведь он почему-то не едет!
        Ей сделалось обидно и неприятно. Столько потрачено времени, сил, да и делала вроде всё правильно - и вот на тебе! Всё оказалось насмарку, она ничего не добилась, разве что перемазалась до самых ушей. Ну и… что теперь?
        - Доброе утро! - раздался у нее за плечами заинтересованный голос. - Ну, и как дела?
        Лариса обернулась. Филипп прошёл мимо нее и принялся открывать свой сарай.
        - Нормально… - процедила она сквозь зубы.
        - Можно поздравить? Я смотрю, машинка у тебя собрана! Молодец… Честно говоря, я не думал, что у тебя получится.
        Парень прислонил свой велосипед к стенке сарая и закрыл дверь, навешивая в петли массивный замок. Он явно собирался куда-то уезжать.
        - Послушай… Филипп, - произнесла Лариса неуверенно, - а у тебя есть немного времени?
        Ей ужасно не хотелось к нему обращаться за помощью, однако провести весь день в сарае над велосипедом, который, будучи собранным, упорно не желал ее возить на себе, хотелось еще меньше.
        - Вообще-то, я на работу, - слегка виновато ответил Филипп. - Но… несколько минут, наверное, найдется. А что?
        - Да вот… всё собрала вроде, педали верчу, а колеса стоят на месте. Говоря по-научному, крутящий момент на колеса почему-то не передается. Видно, что-то сделала не так. Ты не мог бы посмотреть?
        - Отчего же, - улыбнулся Филипп. - Давай посмотрю…
        Он оставил свою машину, подошел к Ларисиному велосипеду и, склонившись над ним, внимательно осмотрел его. Лариса стояла в сторонке, с виноватым видом наблюдая за ним. Ей было неловко оттого, что она загружала спешащего на работу человека своими проблемами. Правда, по виду Филиппа можно было вполне сделать вывод, что просьба Ларисы его ничуть не напрягает.
        Он взял ключи, некоторое время возился с велосипедом, перевёрнутым с колёс на руль и седло. Где-то что-то подтянул, что-то ослабил… Лариса не без удовольствия следила за его уверенными и сильными движениями.
        - В следующий раз рекомендую тебе использовать резиновые перчатки, - сказал Филипп, - а то вижу, пальцы у тебя с черным налётом. Тавот очень плохо отмывается: мыло его не берет.
        - Да я вот пемзой оттирала, - промолвила Лариса, растерянно взглянув на свои длинные и гибкие пальцы, кожа на которых местами была покрыта тёмными пятнами.
        - Пемзой для кожи не очень хорошо, - рассудительно заметил Филипп. - И вообще, девушкам руки надо беречь. Ну вот… всё!
        - Что всё? - не сразу сообразила Лариса.
        - Ну как что? - усмехнулся Филипп. - Можешь ехать…
        Он взялся за педаль и резко крутанул ее. Колесо стремительно завращалось так, что у Ларисы зарябило в глазах от сверкания спиц, слившихся в сплошной сияющий круг. Затем Филипп резко остановил педаль, нажав на тормоз. Колесо мгновенно остановилось, лишь по инерции продолжая слабое вращение, а вся машина содрогнулась от резкого движения.
        - Ой! - воскликнула Лариса. - Так быстро! Ну ты молодец…
        - А, ерунда, - отозвался парень. - Ты уже всё сама сделала, я так - просто закончил. Ну, тормоза еще немного подрегулировал…
        - Спасибо тебе, Филипп! - воскликнула девушка. Глаза ее светились искренней благодарностью.
        - Не стоит, - улыбнулся он. - Может, всё-таки назовёшь свое имя? Это и будет твоя благодарность, ладно?
        - Ладно. Лариса меня зовут.
        - Вот и отлично. Теперь хоть знаю, как к тебе обращаться.
        Он улыбнулся ей, сел на свой велосипед и стремительно уехал. Лариса посмотрела ему вслед и вдруг поймала себя на мысли, что ей было хорошо провести эти несколько минут в компании Филиппа. И она ничего не имела против, если он и впредь станет обращаться к ней, называя ее по имени.

* * *
        Лариса каталась на велосипеде каждый день, но товарищей по совместным велосипедным прогулкам у нее не было, а потому кататься приходилось в одиночку и сравнительно недалеко. Городок Семигорск утопал в зелени садов и пригородных рощ, а в рощах были хорошие извилистые лесные тропинки, по которым можно было отлично гонять на велосипеде. Туда Лариса главным образом и ездила. Но ей этого было мало. Лариса безумно хотела к морю…
        Своим заветным желанием она поделилась с бабушкой. Однако Анна Тимофеевна и слышать не хотела о том, чтобы внучка отправилась к морю на велосипеде.
        - Бабуля! Ну почему? - совсем по-детски надула губы Лариса.
        - Ну как ты не понимаешь? - горячилась бабушка. - Ехать надо целый час по шоссе, а по нему машины то и дело шастают туда-сюда! Да какие лихачи все, а то еще и пьяные попадаются - на них окаянных, управы никакой нет! В прошлом году вон машина с прицепом сбила Люськиного отца Антона - тоже ведь ехал на велосипеде! Машина его обгоняла, да на повороте, вот углом прицепа-то и врезало ему аккурат по затылку! Прямиком в кювет полетел вверх тормашками - столько мужик и жил… Царствие ему небесное! Ужас ведь, а не дорога! А ты хочешь, чтобы я тебя туда пустила? Да ты с ума сошла, Лариска, что ли?
        Лариса была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что бабушка переживает не зря. Путь к морю действительно был по-настоящему опасен, и девушка понимала также, что стоит ей отправиться к морю на своей двухколесной машине, да по единственной в районе шоссейной дороге, как с этой самой минуты бабушка места себе не найдет. Заставлять бабушку волноваться и переживать Ларисе очень не хотелось, но с другой стороны… что ж ей теперь - отказаться от поездки к морю? Или вообще дома день-деньской сидеть?
        - Бабулечка… но я поеду очень осторожно, понимаешь? Обещаю тебе!
        - Ларка, прекрати канючить! И так уже тошно…
        - Ну бабуля! Я ведь не первый год на велосипеде езжу! И по дороге этой тоже много раз уж ездила! Ну почему что-то непременно должно случиться?
        - Антошка-то ведь тоже не первый год ездил! - запальчиво отвечала Анна Тимофеевна. - А вот взял и убился! И ездила ты по той дороге не одна, а с дядей Андреем, да и ездила недалеко - в Ореховку всего-навсего! И то у меня душа была не на месте! А тут - одна, да к морю, да на велосипеде, по шоссе… Ишь, чего удумала! А ну как привяжется еще кто?
        У нас тут шпаны всякой в последние года развелось видимо-невидимо! Как грибы поганые повылазили невесть откуда, прости Господи, скоро прохода вообще не будет! Только и слышно - тут убили, там зарезали… И куда только милиция смотрит? А ты хочешь, чтоб я тебя одну в такую даль отпустила? И не думай даже…
        Лариса поняла, что спорить с бабушкой бесполезно, и обиженно замолчала.

* * *
        А вечером, когда она подогнала свой велосипед, чтобы запереть его на ночь в сарай, то вдруг увидела, что дверь Филиппова сарая распахнута настежь, и внутри кто-то возится.
        И почему-то от этого вроде бы малозначительного фактика на душе ее сделалось заметно теплее.
        Лариса отперла дверь своего сарая и загнала машину в помещение. Там она задержалась немного дольше обычного, вроде бы поправляя то руль, то колеса, а на самом деле слегка тянула время, чтобы Филипп, проходя мимо, заметил, что ее дверь открыта… Это был, конечно, сущий пустяк, однако и в нем Лариса не желала признаваться даже себе самой.
        Но Филипп и вправду заметил (не заметить распахнутую дверь было бы сложно!) и не преминул заглянуть в ее сарай.
        - Добрый вечер, - приветливо сказал он.
        - Привет! - беззаботно отозвалась Лариса.
        - Хорошо покаталась?
        - Неплохо… - девушка ответила более чем сдержанно.
        - А если неплохо, то отчего такая сумрачная? - спросил Филипп.
        В другой раз Лариса послала бы любопытного парня куда подальше. Однако Филипп спрашивал ее как-то по-особенному. Его вопрос звучал так, что на него действительно хотелось отвечать, а его улыбка была открытой и дружелюбной.
        - Да знаешь… хотела вот на велосипеде до моря доехать, - не очень охотно отвечала Лариса. - позагорать на бережку, поплавать в море хотела. А вот бабуля не пускает. Говорит, нельзя тебе одной.
        - Отчего же нельзя? - весело отозвался Филипп. - Ну да… не очень близко, конечно, но ведь не так уж и далеко! На велосипеде часа полтора, ну может - два. Но ведь ты уже не маленькая.
        - Вот и я говорю, не маленькая! А бабушка боится. У нее одно на уме: задавят, зарежут. В общем, не видать мне моря, как своих ушей! А ведь я и с велосипедом-то возилась ради того, чтобы к морю сгонять! Но и расстраивать бабушку тоже не хочется - я ведь ее люблю. Вот и не знаю, что делать-то…
        - Да… - задумчиво протянул Филипп. - Тяжёлый случай. Как же сделать, чтобы и бабушку не волновать, и на море побывать? А ведь по-своему, наверное, права бабушка, как сама-то думаешь?
        Лариса взглянула на него с неприкрытой досадой.
        - И ты туда же? - сказала она укоризненно. - Ну спасибо, родной. Все кругом правы, одна я не права.
        Она наклонила голову и вышла из сарая. Начала демонстративно греметь висячим замком, запирая дверь.
        - Но ведь правда, Лариса! - заметил Филипп. - По нашей единственной дороге на велосипеде ехать опасно! Это единственное шоссе на весь район. Все грузы по нему возят на все окрестные предприятия, и дорога эта не только до моря, она и вдоль берега еще на много километров тянется! Поворотов крутых тоже на ней полно, дорога местами сильно разбита… В общем, та еще дорога! Так что я понимаю твою бабушку - было бы странно, если б она тебя без звука отпустила. Она ведь за тебя волнуется! Мало того, что любит, она еще и пред твоими родителями за тебя отвечает! Понятное дело, что она тебя не отпускает… Я бы на ее месте тоже не отпустил бы.
        - Слава Богу, ты не на ее месте, - сухо отвечала девушка. - И никогда не будешь. Ладно, мне пора.
        Она заперла сарайный замок и хотела уйти. Но Филипп тихо сказал:
        - Погоди, Лариса… Кажется, есть один способ.
        - Да ну? Интересно узнать, какой…
        - Не знаю, правда, понравится ли он тебе… - Филипп явно волновался, и Лариса, несмотря на сгущающиеся сумерки, заметила, что он быстро краснеет. - Дело в том, что помимо шоссейной дороги к морю есть еще один путь. По нему на машине проехать нельзя, а вот на велосипеде в самый раз! Мало того, что он короче раза в два, так он еще и безопасен, потому как никакого движения там нет. Это тропа, идущая через лес, и выходит она прямиком к морю, на берег большого залива. Там очень здорово…
        - И купаться можно? - зачарованно спросила Лариса.
        - А как же! - восторженно отвечал Филипп. - Там же море! Конечно, можно!
        - Но ведь я не знаю этой дороги… - растерянно заметила Лариса.
        - А эту тропку мало кто знает, - парень улыбнулся. - Но ее хорошо знаю я.
        - Иными словами, мне необходим провожатый, - сказала Лариса. - И в качестве такового ты предлагаешь мне себя?
        - Да… если ты не против.
        Воцарилось выжидающее молчание. Лариса пытливо посмотрела на Филиппа. Вроде нормальный парень, да и бабушка от нем хорошего мнения, и всё же… кто его знает? Ведь она-то с ним практически незнакома, и откуда ей знать - что у него на уме? Ехать в лес, на безлюдный морской берег вдвоем с чужим парнем… Тоже не лучший вариант. Но так хочется увидеть бескрайний морской простор, ощутить на лице порыв морского ветра, окунуться в теплые волны, ощутить на губах этот соленый неповторимый вкус моря. Как же можно перед всем этим устоять?
        - Ну… я подумаю, Филипп…
        - Конечно, - охотно отозвался Филипп, - подумай. Скажи Анне Тимофеевне, что поедешь через лес, по тропе, где никаких машин нет, и поедешь не одна. Может, тогда она согласится и отпустит тебя?
        - Ладно… спасибо за предложение, - промолвила Лариса, подумав, что с таким вариантом бабушка и впрямь может согласиться, однако Лариса сама была не слишком уверена в себе: а хочет ли она оказаться в лесу, а потом на незнакомом морском берегу в компании Филиппа?

* * *
        Дома за ужином Лариса снова подняла вопрос о своей поездке к морю. Предложенный ею вариант также не привел в восторг Анну Тимофеевну, но все же она отнеслась к нему куда более спокойно.
        Ведь в глубине души бабушка вполне понимала желание внучки и сама бы хотела пойти ей навстречу, только не видела приемлемого способа - как это сделать.
        После долгого обсуждения бабушка решила-таки сама потолковать об этом с мамой Филиппа.
        Разговор состоялся на следующий день. И уже вечером Лариса узнала результат: ее отпускают.
        Девушка чуть не запрыгала от радости. Она почувствовала себя снова в детстве, когда ее мама и бабушка отпустили ее в ближайший к Фабричной улице зеленый лесок поиграть с другими детьми в партизан и войнушку.
        Сейчас она была взрослая, но радовалась как ребёнок. При этом поймала себя на мысли, что ее ликование от предстоящей поездки вполне соизмерима с радостью, испытываемой ею по поводу того, что компанию ей составит именно Филипп.
        В ближайшую пятницу у Филиппа был выходной, и в этот день они поехали к морю.
        Выехали рано утром, когда кругом царила мягкая рассветная тишина. Перед выездом Филипп деловито осмотрел Ларисин велосипед, тщательно проверил его, кое-где подтянул гайки. Ларису позабавил его слишком сосредоточенный вид.
        - Ты еще обнюхал бы его, - улыбнулась она.
        - Это лишнее, - серьезно отозвался Филипп, - а вот осмотр и проверка узлов необходимы. Дорога предстоит неблизкая, нельзя допустить, чтобы что-то случилось неприятное с велосипедом. Пешком тут не дойдешь и попутную машину тоже не поймаешь.
        - Послушай… а ты всегда бываешь вот таким? - спросила она.
        - Каким? - его светло-карие глаза взглянули на нее настороженно.
        - Ну… обстоятельным… предусмотрительным.
        - Приходится, - Филипп с улыбкой пожал плечами. - А разве это плохо?
        - Не знаю, - отозвалась Лариса. - Если по жизни помогает, то, наверное, неплохо.
        - Да, Лариса… по жизни это очень помогает.

* * *
        … Сначала им пришлось ехать с километр по шоссе - тому самому, которого так боялась Анна Тимофеевна. Но в этот ранний час на дороге машин не было вообще. Первая машина появилась, когда Филипп с Ларисой доехали до поворота, откуда начиналась тропинка, ведущая через поле. Филипп, ехавший впереди, свернул на нее, и Лариса не без удовольствия поехала за ним. Ехать через поле было куда приятнее, нежели по шоссе, которое с каждой минутой всё более нагревалось под набиравшим силу солнцем.
        Она с наслаждением крутила ногами педали, вдыхая аромат полевых трав. Дорога оставалась все дальше и дальше за плечами, иногда, полуобернувшись, можно было видеть появляющиеся на ней грузовики и легковушки, и при мысли о том, что ей вовсе не надо там находиться, когда есть эта замечательная тропинка, Ларисе становилось как-то сразу спокойно и уютно… А еще ей нравилось, что он здесь не одна, и рядом с нею Филипп. Вот он, едет впереди, и она хорошо видит перед собой его крепкую, напряженную спину, обтянутую бежевой футболкой, его мускулистые икры ног, размеренно и уверенно крутящие педали. Интересный парень этот Филипп! Лариса подумала, что всё-таки не поехала бы с ним вдвоем, если бы бабушка не отозвалась о нем так позитивно. Анна Тимофеевна прожила долгую и нелегкую жизнь, в людях никогда не ошибалась, и ее мнение для Ларисы значило очень много. И ей очень-очень хотелось, что бы бабушка не ошиблась и в этот раз. Против своего желания, против воли Лариса постепенно начинала испытывать доверие к Филиппу, и ей крайне не хотелось в нем разочаровываться.
        Вскоре поле кончилось, и тропа углубилась в лес. Лариса невольно залюбовалась окружившей ее чарующей красотой. Здесь росли огромные вековые сосны, чьи стволы были похожи на гигантские колонны, а раскидистые кроны закрывали небо. Солнечные лучи пробивались сквозь эту хвойную крышу, наполняя всё лесное пространство волшебным золотистым сиянием. А на земле, прямо вдоль тропы густо росли огромные папоротники с ярко-зелеными резными листьями. На кончиках папоротниковых листьев сверкали и переливались солнечные блики. Воздух был невероятно свеж и по-утреннему бодрящ. Хотелось дышать и дышать этим потрясающе чистым, несравнимым ни с каким другим лесным воздухом…
        - Филипп! - позвала Лариса, и ее звонкий девичий голос далеко разнесся вокруг.
        - Да! - отозвался он, не оборачиваясь.
        - Давай остановимся… На минутку!
        - Ты устала?
        - Нет! Просто хочу остановиться…
        Филипп притормозил и, остановив свой велосипед, поставил одну ногу на землю, оставив вторую на педали. Обернувшись, он вопросительно посмотрел на догонявшую его Ларису.
        - Что-то случилось? - спросил он озабоченно.
        Лариса остановила свою двухколесную машину и соскочила на землю.
        - Ну почему что-то должно случиться? - спросила она недоуменно. - Просто здесь так хорошо! Разве ты сам не видишь, не чувствуешь?
        - А-а, - слегка растерянно протянул Филипп. - Конечно, вижу! И чувствую…
        - Так разве тебе не хочется подышать немного таким чудесным воздухом?
        - Ну, так мы едем к морю, - улыбнулся Филипп. - Там и надышимся.
        - Так там воздух морской, - серьезно заметила Лариса. - А здесь лесной…
        Филипп украдкой взглянул на нее. Она наслаждалась этими мгновениями, щедро подаренными ей благосклонной судьбой, и это было видно по ее прекрасным сияющим глазам, в которых жило солнце. Лариса тряхнула своими густыми, мягкими и длинными волосами, в которых мелькали солнечные искорки, и Филиппу неудержимо захотелось бережно взять в руки пряди этих чудесных душистых волос и припасть к ним своими жаркими губами… и долго-долго не отпускать.
        - Ну ладно… поехали! - с ноткой сожаления сказала Лариса.
        Они продолжили свой путь через лес. Тропинка порой становилась заросшей, и ее легко можно было потерять. Однако Филипп, видимо, хорошо знал дорогу. Он ехал всё также быстро и уверенно, и Ларисе приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы поспевать за ним. Сказывалось отсутствие опыта езды на велосипеде, ведь если таковой и был, то девушка попросту растеряла его за минувший год.
        Сделали один привал на широкой, залитой солнечным светом поляне. Во время этой передышки Филипп достал из захваченной с собою сумки бутерброды и две бутыли с водой. Пить Ларисе действительно очень хотелось, хотя к ее глубокому сожалению, вода за время пути нагрелась и плохо утоляла жажду.
        - Пей очень аккуратно, - посоветовал Филипп. - Воды у нас немного, и нам ее должно хватить на пребывание на берегу и на обратный путь. Запасы пополнить здесь негде.
        - Но она всё равно теплая! Чем больше пьешь, тем сильнее хочется, - пожаловалась Лариса.
        - А мы с тобой там, на берегу, поставим бутылочки в морскую воду, и она станет прохладной. Так что сейчас воду стоит поберечь, а то это будет напрасный ее расход. Горло смочить, и всё!
        Лариса отхлебнула еще глоток и протянула Филиппу бутыль с явным сожалением.
        Тот улыбнулся ей, плотно завинчивая крышку.
        - Что смешного? - спросила Лариса с некоторой настороженностью.
        - Да ничего, конечно, - отвечал он. - Не обижайся, но у тебя на лице отражаются все эмоции, которые ты испытываешь. Вот как сейчас. Это немного забавно.
        - Ничего не вижу в этом забавного, - сурово заметила Лариса. - А вообще ты дурачок, Филипп.
        - Это еще почему? - удивился парень.
        - Да потому! Откуда ты знаешь, что на моем лице отражаются все мои эмоции? А вдруг не все?
        - Ну… это я так сказал. Просто увидел, что тебе очень не по душе ограничения по воде, но поверь: я знаю, что говорю. Я не хочу, чтобы на обратный путь воды не хватило и тебе пришлось бы изнывать от жажды.
        - А тебе? - с издевкой спросила Лариса. - Или ты у нас можешь обходиться без воды сутками?
        - Нет, конечно, - заметил Филипп, восхищенно глядя на нее. - Но мне главное, чтобы тебе было хорошо… а я-то что? Я и потерпеть могу.
        - Как благородно… - сказала Лариса. - Прямо как в романе! Ладно, поехали! Я обещала бабушке, что буду тебя слушаться. Ты сказал - только смочить горло, и всё! Я смочила горло… Поехали!
        Она поднялась на ноги и подошла к своему велосипеду. Филипп проводил ее глазами…
        Всем своим видом она давала ему понять, что она едет в такую даль исключительно по своему хотению, выполняя только свою потребность - увидеть море. А он - не более, чем попутчик. Если точнее - то проводник. Он выполнит свою роль, и всё - до свидания! Возможно, потом она на него и не взглянет…

* * *
        Филиппу это было немного обидно. А впрочем, чего еще он хотел? Следовало радоваться тому, что она вообще согласилась принять его предложение. И оставалось только сильно-сильно желать, чтобы этот долгий путь через напоенный солнечным теплом лес не кончался никогда! Ведь ему было так хорошо от того, что она сейчас была с ним…
        Они поехали дальше. Время летело быстро, дорога была хорошей, а прекрасный лесной воздух напрочь прогонял усталость. И все же Лариса почувствовала, что ей становится тяжело. Ноги постепенно деревенели, начала ныть спина… Она подумала было попросить Филиппа сделать еще один привал, но видя, как размеренно работает крепкими загорелыми ногами ее спутник, решила, что сделать так - это означает показать свою слабость. А такого Лариса себе никогда не позволяла.
        Однако Филипп как будто сам почувствовал, чего она хочет, даже не оборачиваясь.
        - Потерпи, Лариса! Осталось немного… Отдохнем уже на берегу!
        Лариса ощутила, как ее щечки наливаются стыдливым румянцем.
        - Ладно!... - крикнула она в ответ.
        Лесная тропа делала большой поворот, огибая могучий лесистый холм, поросший величавыми соснами с раскидистыми кронами. Один склон этого холма был очень пологим.
        У подножия отрога сосновый бор сильно редел, и Лариса сразу ощутила порыв свежего ветра на разгоряченном лице. А потом она чуть не вскрикнула от восторга: за сосновыми стволами перед нею открывалась темно-синяя громада моря…
        - Ну вот, и приехали! - радостно крикнул Филипп.
        - Класс! - восторженно отозвалась Лариса.
        Свежий ветер нес с собой приятную прохладу, запах морской соли и мельчайших капелек влаги. Лариса с наслаждением вдохнула полной грудью изумительный морской воздух.
        Филипп остановился в десятке метров от кромки пенистого прибоя и слез с велосипеда. Лариса подъехала к нему и тоже остановилась.
        - Господи… как же хорошо! - воскликнула она, окидывая сияющим взглядом необозримый простор. Ее карие глаза восторженно пылали.
        - Тебе нравится? - тихо спросил Филипп.
        - Спрашиваешь! Наконец-то я вижу море! Как же я по нему скучала… Ты не представляешь!
        - Я очень рад, Лариса… - слегка потупясь, заметил он.
        - Спасибо тебе, Филипп! - воскликнула она.
        - За что? - искренне удивился парень.
        - Как за что? Если бы не ты, я никогда бы не попала в это замечательное место! Одну бабушка меня никогда бы не отпустила…
        - Ну вот… теперь ты знаешь вполне безопасную дорогу, - улыбнулся Филипп.
        Но Лариса, переполняемая восторженными впечатлениями, не слышала его - тем более, что гремящий морской прибой заглушал голоса, заставляя кричать. Она смотрела по сторонам, и ее восхищению не было границ. Морской берег, совершенно безлюдный и дикий, уходил насколько хватало глаз в бесконечную даль; он был сплошь усыпан камнями и гладкой галькой… Ближе к воде галька была значительно мельче, а еще дальше переходила в черный песок. Волны с шумом обрушивались на пологую прибрежную полосу, а затем с шипением откатывались назад. За диким каменистым пляжем сплошной стеной поднимался густой лес.
        И над всем этим диким великолепием в безоблачном синем небе ярко пылало жаркое южное солнце.
        - Ну, смотри… - снова улыбнулся Филипп, - вот тебе и море. Правда, пляж здесь каменистый и совсем не благоустроенный, но в остальном всё, как ты хотела…
        - Не благоустроенный? - засмеялась Лариса. - А мне и не нужна благоустроенность! Природа должна быть первозданной и дикой! Здесь так хорошо!
        - Вот чего-чего, а первозданности здесь хватает, - заметил Филипп. - Впрочем, сама видишь. Ну так что: будешь купаться?
        - Что за вопрос! Приехать на морской берег и в море не поплавать? Конечно, буду.
        - Ну, тогда давай сюда велосипед. Я поставлю его возле деревьев вместе со своим. А ты пока раздевайся, и вперёд!
        Филипп взял за рули оба велосипеда и повёл их к ближайшим прибрежным соснам. Лариса выбрала большой камень, нагретый солнцем и принялась раздеваться. Когда Филипп вернулся, она уже была в купальнике, который оказался надет на ней под легким летним платьем.
        Филипп лениво стянул с себя рубашку, затем сбросил джинсы, свернул всё это в рулон и положил рядом с Ларисиным платьем и сандалиями.
        - Вообще, я когда приезжаю сюда, всегда купаюсь голышом, - заметил он многозначительно, окидывая несмелым взглядом ее рослую и статную фигуру.
        - Пардон, - хмыкнула Лариса, - если я правильно поняла, ты предлагаешь мне сыграть в нудистов?
        - А почему бы и нет? Ты знаешь, как это здорово - плавать в море голым? Ощущения совсем иные, нежели, когда плаваешь в плавках, трусах, а тем более в купальнике. Тебе бы понравилось.
        - Не сомневаюсь, - усмехнулась Лариса. - А как насчет любопытных глаз?
        - Чьих? Рыб или чаек?
        - Да нет, Филипп: людей! Мы-то ведь приехали сюда, значит, в любой момент может появиться кто-нибудь еще. Что ж мне тогда - из моря не выходить?
        - Да ладно… - буркнул Филипп. - Здесь никогда не бывает ни души. Я, во всяком случае, не встречал тут никого.
        - А про закон подлости забыл? Стоит мне обнажиться, и сразу сюда кого-нибудь принесет!
        - Может, поспорим? - озорно улыбнулся парень.
        - Ага, щ-щас! Раскатал губы… Оголяться перед тобой я тоже не намерена. Придется помаяться в купальнике.
        - Да ты не обижайся! Я ведь и отвернуться могу…
        - Не заморачивайся! Я уж как-нибудь потерплю на себе мокрый купальник. Это совсем не проблема. Ну, так я побежала? Ты идёшь?
        Филипп снисходительно покачал головой.
        - Лариса, ты как маленькая, ей-Богу! - сказал он с легкой укоризной. - Ну и куда ты собралась?
        - Как это куда! В море, конечно!
        - В море? Посмотри вверх! Солнце как печь палит! Не пройдет и получаса, как твои плечи, спина, руки обгорят так, что завтра тебе придется валяться в постели с ожогами, а то и с температурой. Оно тебе надо?
        - Но ведь я не собираюсь валяться на пляже под солнцем! - искренне удивилась она. - Я собираюсь плавать в прохладной морской воде… как же я смогу обгореть?
        - Очень даже легко! - назидательно заметил Филипп. - Плавая в морской воде, можно обгореть под палящими солнечными лучами, как блин, забытый на горячей сковородке. И сама этого не заметишь…
        - Неужели?
        - Представь себе!
        - Что же мне теперь: сесть под деревьями, в тенёчке, и так сидеть?
        - Ох, уж эти мне приезжие! - вздохнул Филипп. - Ничего-то они не знают, ни к чему не приспособлены! Да еще и не слушаются! Я тут ненароком захватил с собой помимо воды и еды еще и тюбик с кремом против солнечных ожогов. Повернись ко мне спиной, я тебя помажу как следует.
        Он вытащил из походной сумки большой желтый тюбик, открыл его и выдавил себе на ладонь немного белой кремовой пасты. Лариса смотрела на него с лукавой улыбкой.
        - А ты, оказывается, хитрец, Филипп! - заметила она, прищурив глаза.
        - Да? - отозвался парень. - С чего бы это?
        - А может, дашь мне просто тюбик, и я как-нибудь сама себя помажу?
        - Вот ты правильно заметила: как-нибудь! А чтобы было не как-нибудь, а как надо, повернись спиной, и я тебе помажу спину и плечи! Я понимаю, ты живешь на севере, и не знаешь, что такое агрессивное солнце. Так слушайся меня хотя бы! Тем более, что бабушка тебе об этом тоже сказала…
        - Ну что ж… сделай одолжение! - Лариса повернулась, подставив ему голую спину.
        Филипп принялся старательно наносить крем на нежную и белую кожу девушки. При этом он растирал его ладонью по ее литым плечам и крепким лопаткам очень старательно и гораздо медленнее, нежели это было необходимо. Во всяком случае, так показалось Ларисе.
        Она тряхнула длинными струями своих каштановых волос и закинула их себе на грудь, чтобы полностью открыть верхнюю часть спины. При этом обнажилась ее точёная и крепкая шея; в какой-то момент Филипп приблизил свои губы к этой прекрасной шее настолько близко, что Лариса явственно ощутила на своей коже его прерывистое дыхание…
        - Не надо, Филипп, - коротко сказала она. - Прошу тебя… не надо.
        Парень слегка отпрянул от ее шеи, будто обжёгся.
        - А что такое, Лариса? - смущенно пробормотал он. - Я ведь ничего…
        - Ладно, - просто ответила она. - Сделаю вид, что ничего не заметила. Только не надо портить впечатление о себе… хорошо?
        - Хорошо… - Филипп густо покраснел и отодвинулся от нее.
        - Ты закончил? - спросила Лариса.
        - Да…
        - Ну, давай теперь я тебя немного помажу.
        - Давай…
        Он передал девушке тюбик, и повернулся к ней спиной. Лариса аккуратными и уверенными движениями размазала крем по его крепким плечам и мускулистой спине.
        - Спасибо, - сказал Филипп, - было очень приятно…
        - Что тебе было приятно? - усмехнулась Лариса.
        - У тебя очень гладкие ладошки… и пальцы такие большие, гибкие…
        - Ну хватит, Филипп! - сказала Лариса, возвращая ему тюбик и отворачиваясь от него. - Я пошла в море. А ты как хочешь.
        Она не стала его дожидаться и помчалась бегом к полосе прибоя.
        - Осторожно! - крикнул он вслед. - Здесь сплошные камни, ноги не порань!...
        Но Лариса, похоже, не слышала его. Тем не менее, залежи гальки, нанесенные морскими волнами, заставили ее умерить прыть. В море она вошла уже куда осторожнее. Дно круто уходило в зеленовато-черные глубины, и Лариса ощущала ступнями замшелую скользкую поверхность огромных валунов. Сделав несколько неуверенных шагов, она легла на волны и поплыла.
        - Ну как ты? - спросил догнавший ее Филипп.
        - Прекрасно! - отвечала Лариса со счастливым смехом.
        Она с наслаждением качалась на могучих волнах, размеренно и плавно то поднимавших, то опускавших ее утомленное долгим велосипедным пробегом тело. Она плавала то на спине, то на животе, погружалась в море с головой, ныряла в темные глубины. Филипп плавал рядом с нею, держась от Ларисы несколько поодаль, но при этом не сводил с нее восторженных глаз…
        Вдоволь наплававшись, Лариса решила отдохнуть. Однако выйти из моря оказалось не так-то просто! Морские волны выкатывали на берег разнокалиберную гальку, которая выстилала пологий берег сплошным каменистым ковром. Когда волна уползала обратно, все эти камешки, между которыми струилась вода, одновременно приходили в движение. Ступать босыми ногами по крутящимся камням было невыносимо больно, тем более, что ступни девушки не имели привычки к хождению без обуви. И Лариса несколько раз с невольным стоном падала на колени.
        Филипп помог ей подняться и, заботливо поддерживая ее, пособил выбраться на ровное место, где камни были сухими и неподвижными.
        - Тебе всё еще нравится дикий пляж? - со смехом спросил он.
        - Нравится, - отвечала Лариса, высвобождая руку из его цепких пальцев. - Спасибо, Филипп, но не надо меня опекать, словно маленькую, я сама…
        - Я не опекаю, а помогаю, - заметил он, - или мне следует тупо смотреть, как ты выползаешь из моря на карачках, и волны катают тебя по берегу, как бревно?
        - Спасибо за столь поэтичное сравнение, ты очень любезен! - едко бросила она.
        - Бывают, знаешь ли, моменты, когда не до любезностей…
        Лариса вспыхнула, однако с горечью осознала, что ее спутник в данном случае был прав… или почти прав, хотя ей это и не нравилось. И было бы довольно глупо дуться на него, как мышь на крупу.
        - Эй, смотри-ка, Лариса! - вдруг сказал Филипп. - У нас с тобой компания…
        - Где? - Лариса настороженно вскинула голову, тряхнув густыми мокрыми волосами.
        Филипп указал рукой на несколько булыжников, на которых они оставили одежду.
        Лариса взглянула в том направлении, ожидая увидеть людей, однако никого вокруг не было и в помине. Тем не менее, насчёт компании Филипп не ошибся: на камнях прямо возле их разложенной одежды гордо возлежал лохматый пёс, вытянув лапы и деловито крутя черной вытянутой мордой.
        - Собака! - воскликнула Лариса. - У нее, наверное, есть где-то поблизости хозяева?
        - Какие там хозяева! - отозвался Филипп. - Обыкновенный бездомный пес. Такие иногда сюда заходят: рыскают, чем бы поживиться на берегу. Но ты не бойся: нехорошо, когда бродячие собаки сбиваются в стаи, а пес-одиночка как правило неопасен…
        - А с чего ты взял, что я боюсь? - воскликнула Лариса, подбегая к лежащей псине. - Смотри, какая прелесть… хорошенький, лохматенький! Что он тут делает? Смотри, Филипп: он же наши вещи стережёт! Ах ты, моя умница…
        Она протянула руку и погладила пса за ушами. Собака и не подумала отстраняться, она доверчиво подставила макушку под руку девушки, словно давно знала ее. Филипп взирал на эти нежности с явным неодобрением.
        - Лариса! Ты поостереглась бы… черт его знает, откуда этот пес взялся, - сказал он. - Ласкаешь его, гладишь, а он, может быть, лишайный какой-то!
        - Никакой он не лишайный! - возразила Лариса, приподнимая обеими ладонями песью морду. - Очень хороший, чистенький песик… Правда, ведь мы не лишайные? - умильно обратилась она к собаке. - Чего это Филя на нас наговаривает? Мы очень даже хорошие… чумазые немного, ну и что?
        - Лариса! Да не трогай ты его! Он наверняка по помойкам таскается, еще заразу какую-нибудь подцепишь! А что я потом Анне Тимофеевне скажу? Ты как маленькая всё равно…
        - Филипп, - заметила Лариса с прохладцей, - тебе не кажется, что ты слишком рьяно взял на себя роль моего опекуна? Я уже говорила тебе об этом…
        - Лариса! Просто я вызвался тебя сопровождать, и я за тебя в ответе, - ответил Филипп. - По-моему, это правильно.
        - Это по-твоему, - заметила Лариса, - а по-моему, я сама за себя отвечаю.
        Она поднялась и подошла к своей одежде. Собака осталась на месте. Филипп сразу же шагнул к ней.
        - А ну, пошшел прочь! - цыкнул он.
        - Не гони его! - воскликнула Лариса протестующе. - Чем он тебе мешает?
        Однако пес испуганно вздрогнул и тотчас вскочил на все четыре лапы.
        С явным недоумением глядя на Филиппа, он отбежал в сторону, слегка припадая на заднюю лапу. Потом опустил морду и неспешно потрусил прочь. Весь его вид был так красноречив, что это не могло не умилить. Как будто он говорил безмолвно: «Не знаю, чем я так плох, но если вы этого хотите, что ж - я уйду...»
        Лариса бросилась к псу и успокаивающе положила руку ему на голову.
        - Не бойся, песик! - воскликнула она. - Парень этот злой, но он тебя не тронет!... . Я его попрошу хорошенько! И он не тронет… Правда, Филипп? Я тебя очень прошу - не гони его.
        - Ну посмотри, какой он грязный! - в сердцах заметил Филипп. - И шерсть свалялась, и пятна какие-то подозрительные на спине… хвост вообще похож на драный веник! Наверняка больной этот пес! Лучше тебе его не трогать.
        - Ну хорошо, трогать не буду, - пообещала Лариса. - Но и ты его не шпыняй, ладно? Пообещай мне… Смотри, какие у него умные глаза! И - добрые…
        - Добрые, потому что подачки ждёт! - ворчливо бросил Филипп. - А у нас всё равно ничего нет…
        - Нет, и ладно! - заметила Лариса. - А мы в следующий раз с собой косточек привезем, правда? Он к нам снова придет, а мы его косточками угостим… Ты ведь к нам придешь еще, малыш? - снова обратилась она к псу.
        Филипп ошеломленно замолчал и уставился на Ларису. Девушка перестала гладить пса по голове, как и обещала, она только умильно смотрела на него. Филипп несмело спросил:
        - Лариса… ты сказала… в следующий раз?
        - Да… - Лариса взглянула на него недоумением. - А что… ты со мной больше не поедешь разве? Мне придется ездить к морю одной?
        - А ты… хочешь? - спросил Филипп.
        - Скажем так, не возражаю, - девушка улыбнулась так открыто и лучезарно, что у парня замерло сердце. - Ты ведь не будешь гнать этого милого и умного песика?
        - Ладно… не буду, - буркнул Филипп. Он и не чаял надеяться, что Лариса поедет с ним к морю еще раз. А теперь подумал о том, что ради повторения такой поездки он готов не только терпеть присутствие какого-то приблудного пса, но и безропотно повезет через весь лес специально для него сумку с отборными костями. Если только так пожелает Она…
        - Филипп! - озорно воскликнула Лариса. - Знаешь что? А давай дадим ему имя!
        - Имя?... Что еще за имя… Кличку, ты хочешь сказать?
        - Ну, пусть кличку! Давай его звать… скажем, Яшка? Идет?
        - Не знаю, Лариса, - усмехнулся Филипп. - это ты у него спроси - идет или не идет.
        Но Лариса уже решила: пес будет называться Яшкой! Ну, так ей захотелось. А пес вроде бы и не возражал… Филипп тоже не спорил. Ему было хорошо от того, что Лариса сама заговорила о повторной поездке к морю. Он хотел ей это предложить, но боялся отказа…
        А тут, поди ж ты: при блудный пес помог! Бывает же такое…
        Весь остаток дня они провели на берегу. Загорали, купались, плавали… Лариса была счастлива, и одного этого Филиппу было достаточно, чтобы на душе царил праздник.
        А когда они плавали в море, Яшка гордо возлежал на нагретых солнцем камнях и ответственно охранял их одежду.
        Домой собрались, когда солнце стало неудержимо клониться к закату. Да и то лишь потому, что на этом настоял Филипп. Лариса же совершенно забыла о времени.
        Яшка долго бежал за ними по тропинке, иногда удрученно потявкивая, словно вопрошая: мол, куда же вы? Лариса уговаривала его остаться, обещала вернуться через неделю - будто говорила с человеком! Когда тропа углубилась в лес, Яшка все же отстал.
        И Лариса замолчала.
        А Филипп размеренно крутил педали сосредоточенно размышлял на тему о том, какие же все-таки чудные люди, эти приезжие из больших городов! Странное у них вообще восприятие… своеобразное очень! И Лариса - тоже девушка очень странная…

* * *
        Лариса была в восторге от этой поездки и морского купания. Бабушке рассказывала взахлеб о своих впечатлениях. Анна Тимофеевна немного успокоилась: внучке было хорошо, и ездила она не одна, а Филипп пользовался у старушки определенным доверием.
        Анна Тимофеевна считала его парнем ответственным, порядочным и серьезным.
        Но Филипп не мог каждый день сопровождать Ларису, ибо он работал. И бабушка взяла с нее слово, что без него она к морю ездить не будет. Да, дорога может и безопасная (от машин!), но лес он и есть лес. И негоже молодой девушке по лесу в одиночку шастать. Мало ли что!
        А потому следующей поездки Ларисе пришлось ожидать неделю, а пока каждый день по утрам она садилась на велосипед и каталась по близлежащим рощам и лесопаркам, Это было тоже чудесно, однако с поездкой на морское побережье ни в какое сравнение не шло. И чтобы не было скучно, она брала с собой свое любимое, свое ненаглядное «Великое плавание».
        Где-нибудь в отдаленном уголке лесопарка она находила уединенную скамеечку, садилась там, прислонив велосипед к стволу дерева, доставала книгу и… с упоением переносилась в далекий XV век, в далекую и прекрасную страну Италию… Там ее терпеливо ожидали ее любимые герои Франческо, Орниччо… рассказ Франческо о славном плавании через Море Тьмы к берегам неведомого континента Лариса хоть и читала раз, наверное, в двадцатый, но переживала его приключения как будто впервые. И снова у девушки создавалось впечатление, будто бы средневековый юноша рассказывает о своих скитаниях только ей одной, делится своими мечтами, мыслями, чаяниями исключительно с ней и более ни с кем! От осознания этого странного и загадочного ощущения на душе у нее становилось так удивительно спокойно и хорошо! Словно самый близкий друг поверял ей свои потаённые душевные переживания… И они казались ей такими насущными, важными и понятными, будто бы и не было этих пяти столетий, разделяющих ее и Франческо! Как будто он являлся не только ее современником, но и добрым, понимающим другом…

* * *
        - Привет! - вдруг неожиданно раздалось прямо у нее над ухом.
        Девушка вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Перед нею стоял тот самый парень, которого она встретила на вокзале после своего приезда, когда отправляла родителям телеграмму.
        - Привет, - пролепетала она без всякого воодушевления.
        - Присесть рядышком можно? - спросил парень чуть заискивающе.
        - Ну… садись, жалко что ли? - беспечно отвечала она, немного подвинувшись.
        На самом деле ей было жалко - да еще как! Она хотела побыть одна, вернее, наедине со своими героями, а Генка Кирсанов (она даже не сразу вспомнила, как его зовут!) был последним из тех, кого она желала бы видеть - особенно сейчас.
        Геннадий присел возле нее, слегка повернул к ней голову, его взгляд как-то рассеянно, но цепко скользнул по ее груди, прикрытой летним платьем, по обнаженным крепким предплечьям, по длинным прядям темно-каштановых волос, спадающим ей на плечи и спину… Этот взгляд не понравился Ларисе; она даже подняла взгляд от книги и посмотрела по сторонам. Вокруг никого не было, скамейка, на которой они сидели, стояла одиноко на полянке, вокруг возвышались деревья, обильно росли кусты, а за ними пролегала вымощенная камнем дорожка, по которой прогуливались редкие прохожие.
        Место было уединенное (Лариса сама такое выбирала), и ей было непонятно, как Генка ее вообще здесь нашел. В случайный характер такой встречи она верила с трудом.
        - Что читаешь? - непринужденно спросил Геннадий.
        Не отвечая, Лариса наполовину сложила раскрытую книгу так, чтобы Кирсанов мог видеть обложку. Генка бросил небрежный взгляд на изображенную каравеллу и витиеватые буквы заглавия и уважительно присвистнул:
        - Ух ты! А это про что? Фантастика?
        - Сам ты фантастика! - с легкой обидой отозвалась Лариса. - Это история… ну и еще приключения, конечно.
        - Интересно, да?
        - Было бы не интересно, не читала, - ответила Лариса, и в голосе ее прозвучали нотки досады. Ей явно был совершенно не нужен ни этот разговор, ни сам Геннадий. Но Кирсанову, похоже, всё это было неважно.
        - Послушай, Ларка, - сказал он серьезно, - у меня к тебе есть одно предложение…
        Лариса сразу как-то вся напряглась. Вот это и есть то, ради чего Кирсанов разыскал ее даже здесь, в этом глухом уголке лесопарка.
        - Какое еще предложение? - спросила она. - И от кого? От тебя?
        - Не только от меня. От всех твоих давних приятелей. Ты их должна помнить, я думаю: Сережка Юрьев… Сережка Князев… Два брата Сысоевы - Витька и Сашка… Ну, и я, конечно.
        Ты же их всех знаешь, ведь так?
        Лариса действительно их всех знала. В детстве они вроде бы как дружили, вместе играли, бегали плескаться в пруду, что был вырыт за узкоколейной железной дорогой специально для купания местной детворы… Имена и фамилии, названные Генкой, ей были достаточно знакомы. Вот только видела она всех этих ребят в последний раз лет шесть-семь тому назад.
        - Ну, поняла, - сказала она довольно сухо. - И что за предложение?
        - Ты вот давно в наших краях не была, - заметил Кирсанов, - а сейчас приехала… ну, как бы в гости. Мы вот подумали и решили тебя позвать вместе с нами в одно место…
        - Какое еще место? - спросила Лариса, пытаясь заглянуть Геннадию в глаза. Но тот как бы ненароком отвел взгляд.
        - Ты про Змеиную Гору слыхала? - спросил парень.
        - Слыхала, конечно, - отвечала Лариса. - Когда я маленькой была, всякие страсти про нее рассказывали. Особенно здешние старожилы, да старушки там разные…
        - Правильно, - сказал Гена. - Так дело в том, что и сегодня про это место все те же страшилки рассказывают! Когда мы были маленькими, нас этой горой взрослые пугали и запрещали даже приближаться к ней! И мы боялись… А вот теперь выросли, ну и, как это часто бывает, детские страхи сменились взрослым интересом. Короче: мы хотим в ближайшее время сходить к этой Змеиной Горе, подняться на ее вершину и проверить, есть ли хоть доля правды в тех ужасах, которые про нее рассказывают. Тебя хотим позвать с нами. Как ты на это смотришь?
        - Интересное предложение! - Лариса пожала плечами. - Я даже немного растеряна…
        - А ты подумай, - сказал Генка, - никто не торопит. Но и затягивать слишком тоже не стоит, а то ребята долго ждать не захотят, могут без тебя пойти. Потом жалеть будешь. Когда еще такой случай представится!
        - А с чего это вы вздумали меня-то позвать? - спросила Лариса. - Без меня скучно, что ли?
        - Ну как же без тебя, Ларка! - загадочно улыбнулся Геннадий. - По давней дружбе! Мы все тебя хорошо помним. Вместе на пруд бегали, в лес за ягодами ходили, вместе по садам лазили, яблоки тырили… Веселое было время! Вот мы и решили: на такое дело тебя надо позвать. Ну, если ты, конечно, не забоишься.
        - Я? Забоюсь? - прекрасные темно-карие глаза Ларисы сурово потемнели. - Я вообще-то трусихой никогда не была…
        - Ну положим, я это знаю, - многозначительно заметил Геннадий, - а вот некоторые сомневаются.
        - Кто сомневается?
        - Не скажу! - Кирсанов таинственно улыбнулся. - Не хочу, чтобы ты им глаза выцарапала.
        - Ну ладно… - буркнула Лариса. - И когда пойдем?
        - Ну… как только ты скажешь, так и пойдем! Дело за тобой: скажи только - идешь или не идешь, а мы-то готовы выступить хоть ближайшей ночью.
        - Ночью? - изумленно воскликнула Лариса. - Мы пойдем ночью?
        - Ну конечно! - отвечал Генка. - Если мы хотим увидеть что-то необычное, то на Змеиную Гору надо идти именно с наступлением темноты. Все страхи, о которых толкуют люди, имеют место быть только по ночам. Днем на Змеиной Горе-то ничего не происходит - гора как гора.
        Лариса озадаченно молчала. Сходить на самую известную в округе гору ей действительно очень хотелось, она еще в детстве мечтала, чтобы кто-нибудь взял ее с собой в это таинственное место. Но охотников идти туда не находилось, и уж тем более никто не взял бы туда с собой ребенка. Теперь вот представлялась такая возможность удовлетворить давнее любопытство - но как она объяснит бабушке, куда это ее несет среди ночи в компании с местными парнями? Стоит ли сомневаться, что Анна Тимофеевна никогда ее туда не отпустит - ни одну, ни с друзьями?
        Генка Кирсанов заметил ее замешательство.
        - Ну? Чего замолчала? Неужто и впрямь испугалась? - спросил он с издевкой.
        - Да нет, - с досадой отвечала девушка. - Вот думаю, как же я бабушку уговорю отпустить меня ночью да на эту самую Змеиную Гору…
        - Ну вот… - разочарованно протянул Геннадий. - Начинается: бабушки, мамаши… Детский сад, ей-Богу! Прости, но это твои проблемы. Значит, ты не идешь с нами?
        - Да погоди ты, Генка! - Лариса была явно расстроена. - Дай мне дня три… После выходных я тебе скажу точно! Три дня можете обождать, ты ведь сам сказал. А я что-нибудь придумаю…
        - Ладно, Ларка, ждем! - бодро ответил Кирсанов. - В конце концов нас никто не гонит. Даем тебе даже не три дня… Неделю! Через неделю или будь готова, или скажи, что отказываешься. Договорились?
        - Договорились! - облегченно вздохнула Лариса.
        - Вот и ладушки! - Генка, казалось, был вполне удовлетворен таким исходом разговора. - А то я уж было подумал, что ты о приключениях только читать горазда, а самой испытать приключения в жизни тебе стрёмно! Выходит, я ошибся! Через неделю я к тебе подойду…
        Ну, бывай, Ларка!
        - Бывай… - отозвалась, словно эхом, Лариса.
        Кирсанов поднялся со скамьи и ушел, а Лариса попробовала читать дальше, но так и не смогла. Ее мысли почему-то все время возвращались к Змеиной Горе…

* * *
        А вскоре наступили выходные. С Филиппом Лариса встретилась на улице вечером, когда возвращалась из булочной. Встреча, казалось, была совершенно случайной.
        - Привет, - просто сказал Филипп, но глаза его тут же выдали радость, которую он тщетно пытался скрыть от девушки.
        - Добрый вечер, - улыбнулась в ответ Лариса.
        - Я завтра свободен… - сообщил молодой человек.
        - Я знаю… - отвечала Лариса и снова улыбнулась: Филипп, кажется, не замечал, что становится пунцовым.
        - Так что… если хочешь к морю, то можем поехать, - по тому, как парень внутренне напрягся, выговаривая эти слова, Лариса поняла, как он страшится получить отказ. Она даже закусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Одновременно с этим ей почему-то стало его жалко.
        - А почему бы и нет? - просто отозвалась девушка.
        - Правда? Ты поедешь? - Филипп прямо-таки расцвел на глазах.
        - А ты возьмешь? - и Лариса, не сдержавшись, рассмеялась. Филипп только счастливо улыбнулся.
        Наутро они выехали еще до наступления жары и поехали к лесу. Перед тем, как сесть на велосипед, девушка протянула ему бумажный сверток в целлофановом пакете и велела убрать его в дорожную сумку.
        - А это еще что? - удивился Филипп.
        - Это? Гостинец для Яшки - косточки и хрящики. Ты про него, конечно, забыл!
        - Господи, ну какой еще Яшка! - искренне удивился Филипп. - Ты всерьез полагаешь, что мы его там встретим?
        - Всерьез полагаю, - отвечала Лариса. - Он ждет. Ну возьми кости-то, засунь их в сумку, тяжело, что ли?
        - Да нет, конечно… Как скажешь!
        Дорога на этот раз показалась Ларисе еще короче, чем в первый раз. А может, она просто снова привыкла к своему велосипеду после длительного перерыва в езде, и теперь ехала значительно быстрее, нежели неделю назад. Но когда они выехали на уже знакомый девушке галечный пляж, то взору их предстал совершенно дикий и пустынный берег.
        Насколько хватало глаз, не было видно ни души.
        - Ну, и где твой Яшка? - усмехнулся Филипп. - Его тут и в помине нет, наверняка где-нибудь по помойкам шарится…
        - Не оскорбляй его! - протестующе воскликнула Лариса. - Яшка придет.
        - Скажите пожалуйста! - Филипп передернул плечами. - Не оскорбляй! Разве можно оскорбить бродячую псину? Ты уж скажешь тоже…
        - Оскорбить можно кого угодно, - серьезно заметила Лариса, - и собаку тоже. Дурное дело нехитрое. Но бывают собаки, у которых достоинства побольше, нежели у иных людей.
        Ты никогда такого не наблюдал?
        - Не знаю, Лариса! Никогда не задумывался о чувстве собственного достоинства у собаки.
        - Ну вот видишь… Значит, не задумывался.
        Они оставили велосипеды на берегу, разделись и пошли купаться. Вода - прозрачная, с лазурным отливом и очень ласковая так понравилась Ларисе, что она захотела плавать в ней долго-долго, без каких-либо временных ограничений. Филипп не стал ее отговаривать, понимая, что это бесполезно, однако сам держался от нее поблизости, поэтому молодые люди уплыли от берега так далеко, что их двухколесные машины, оставленные среди камней, сделались почти не различимы.
        - Вот черт! - вдруг выругался Филипп.
        Лариса, плывущая на спине, встревоженно обернулась к нему.
        - Что такое? - спросила она.
        - А вон посмотри…
        Лариса взглянула в сторону берега и увидела целое стадо коз, совершенно внезапно выползшее из леса прямо на галечный пляж. Оно неумолимо двигалось по берегу в сторону той тропы, по которой Лариса с Филиппом приехали на морское побережье. Коз было очень много - берег скрывался под ними как под буровато-серым ковром. И при этом пастуха не было видно нигде - то ли он шел последним и пребывал еще в лесу, то ли вообще отсутствовал…
        - Вот зараза! - воскликнул Филипп. - Сейчас они пройдутся по нашей одежде, и тогда нам придется возвращаться обратно в чем мать родила! Но это еще ладно бы, а вот велосипеды наши растопчут! Это будет конец…
        Лариса видела, что Филипп сильно встревожен. И сделать ничего было нельзя: молодые люди уплыли слишком далеко, чтобы как-то повлиять на происходящее. Кричать бесполезно: шум прибоя гасил все звуки, да и напугать криками тупое стадо из такого далека было явно невозможно.
        - Лариса, давай к берегу! - сказал Филипп. - А я поплыву вперед: может, еще успею отогнать этих проклятых коз! Чертов пастух - где его носит? Небось пьяный где-нибудь в кустах валяется!
        - Давай плыви! - крикнула Лариса. - Ты плаваешь быстрее меня, а я как-нибудь за тобой, за меня не бойся…
        Филипп крупными саженками поплыл к берегу. Однако Ларисе было очевидно, что он не успеет: могучие волны поднимали и опускали пловца, неминуемо сбивая его с темпа и гася скорость. А стадо уже вплотную приблизилось к оставленным на камнях машинам…

* * *
        Вдруг до слуха девушки донесся яростный и неистовый лай. Лариса вынырнула из воды как могла выше и увидела, как по пляжу стремительно носится бурый комок шерсти, мечущийся как раз между людскими пожитками и приближающимся стадом. Лай разносился далеко вокруг, и его не могли заглушить даже морские волны…
        - Яшка! - воскликнула Лариса, - ты все-таки прибежал, Яшка!
        Козы остановились, тупо мотая рогатыми головами, блеяние их сделалось нестройным и вроде как негодующим. Но Яшка продолжал носиться по берегу, подпрыгивал, скакал перед козьими мордами и все так же заливисто лаял, словно отчаянно ругался. И добился-таки своего: стадо остановилось, затем попятилось и наконец медленно, будто нехотя, потащилось в сторону лесной опушки, тянущейся вдоль прибрежного пологого холма. Яшка остался один посреди серо-черной галечной россыпи. Издалека Лариса видела, как Филипп выбрался из моря, и как Яшка закружился вокруг него, оглашая берег радостным приветственным лаем. Парень потрепал его за косматую холку.
        Лариса ускорила свой темп и вскоре вышла из воды вслед за Филиппом. Пес (а это действительно был Яшка!) радостно бросился ей навстречу.
        - Яшенька, миленький! - воскликнула Лариса, запуская длинные пальцы в густую собачью шерсть. - Какой же ты молодец! А ну-ка, я сейчас тебе гостинца дам…
        Лариса достала заветный сверток с хрящиками, развернула его и положила на землю перед Яшкой. Пес не бросился на угощение сходу, а внимательно осмотрел его, понюхал, и только потом с важным видом принялся за еду. Молодые люди невольно рассмеялись.
        - Ну посмотри на него, Филипп! - воскликнула Лариса. - Разве он не прелесть? Неужели ты снова станешь прогонять его?
        - Нет, не стану, - отвечал Филипп, - он и вправду молодец, этот твой Яшка! Ведь если бы не он, остались бы мы теперь без одежды, а возможно, и без велосипедов. Он нам оказал неоценимую услугу. И ты посмотри только: он ведь и впрямь пришел! Как такое возможно… видно, понравилась ты ему сильно! Браво, Яшка! Молодец, молодец…
        - Кушай, Яшенька, на здоровье… - сказала Лариса, ласково погладив пса по голове. Яшка ответил на ее ласку умным и благодарным взглядом, после чего снова занялся косточками.
        - Филипп, - серьезно сказала Лариса, - я давно уже не гостила здесь, а вот ты живешь тут больше года, ведь правда?
        - Правда, - отвечал Филипп.
        - Вот хотела бы с тобой посоветоваться… Можно?
        - Ну конечно, Лариса. Я только буду рад, если мой совет окажется для тебя полезным.
        И Лариса подробно рассказала, как к ней подходил Кирсанов, как он предложил ей отправиться с группой парней ночью на Змеиную Гору. Добавила, что сроку на размышление ей дали неделю, и эта самая неделя истекает послезавтра.
        - Что ты об этом думаешь? - спросила она. - Честно признаться, эта самая гора давно привлекала меня. Я и раньше хотела там побывать, но все боялись на нее подниматься, а идти одна я, конечно, не решалась. И вот вдруг такое предложение… Заманчивое, прямо скажу.
        Филипп молчал, пристально и хмуро вглядываясь в безбрежный морской простор.
        - Филипп! - позвала Лариса с нетерпением. - Ты слышал мой вопрос?
        - Слышал, - угрюмо отозвался молодой человек.
        - Ну и?...
        - То есть, ты хотела узнать мое мнение о том, стоит ли тебе принимать их предложение или не стоит? Я правильно понял?
        - Совершенно правильно, - с некоторым сарказмом отвечала Лариса.
        - А можно узнать, чем именно привлекает тебя эта Змеиная Гора? С чего это тебя туда так тянет?
        Лариса взглянула на парня с неподдельным удивлением.
        - Ну как же с чего? - сказала она. - Давно известно, что очень необычная она, эта гора. Что-то очень странное там происходит… И уже давно-давно, много лет.
        - Что именно? - сухо спросил Филипп.
        - А ты сам разве ничего про Змеиную Гору не слышал? - в свою очередь спросила Лариса.
        - Да слышал всякие россказни. Но я хочу именно от тебя услышать, что же такого необычного там происходит.
        - Ну… - Лариса немного замялась. - Я слышала, что там то ли духи появляются, то ли призраки. Будто бы видели там летающие шары разных цветов, а то лучи мощные в небо светят, хотя никаких прожекторов там нет. Еще слышала, будто бы там издавна люди пропадают. Еще в старину бывало: пошел человек к Змеиной Горе, и сгинул там бесследно! Поэтому в одиночку на Змеиную Гору никак нельзя ходить!
        - А компанией, выходит, можно? - усмехнулся Филипп.
        - Ну, компанией, я думаю, можно, - отозвалась Лариса. - Всё не так страшно…
        - Ну, а еще чего говорят об этой горе? - спросил Филипп.
        - Да всего сходу и не вспомнить! - воскликнула Лариса. - Все рассказы сводятся к тому, что место там стрёмное, нехорошее место. Ах да, вот еще что: говорят, будто на вершине горы стоит каменная башня, неведомо когда и кем построенная. Стоит она посреди леса, и непонятно, зачем возведена: от моря далеко - значит, не маяк. Сторожевая? Но поблизости нет ни города старинного, ни селений - кого сторожить-то? Будто бы взяли когда-то неизвестные никому строители и построили эту башню на макушке горы средь леса; теперь, рассказывают, только с самолета ее и видно! Вот и вопрос: зачем и кому она была нужна? Высокую каменную башню вдали от городов на высокой горе построить дело не шуточное, а ведь ее воздвигли несколько веков назад, тогда ведь техники современной не было! Вот бы на эту башню взглянуть, а еще лучше - забраться на нее!
        Филипп в ответ только головой покачал.
        - Ох, Лариса, Лариса… - заметил он. - Ну вот смотри: собралась ты на эту чертову гору: путь неблизкий и нелегкий, а ничего ты про гору эту толком и не знаешь.
        - Ну как же! Я тебе, по-моему, немало сейчас рассказала!
        - Это по-твоему. А по-моему, ты не рассказала ничего. Так, передала мне местные байки, не стоящие и выеденного яйца!
        - Послушай… тебе не кажется, что ты несколько обнаглел? Я, вообще-то, тебя по-дружески спросила, но это не значит, что надо мной позволено потешаться! - возмутилась Лариса.
        - Лариса, не кипятись, - отозвался Филипп примирительно. - Ты спросила моего совета, и чтобы его дать, я должен знать некоторую информацию - хотя бы ту, которой владеешь ты. Ну, и что это за информация? Какие-то шары… лучи, бьющие в небо… призраки! Очень исчерпывающе! Непонятно кем построенная башня… Здесь есть краеведческий музей? Я всего год тут живу, поэтому не интересовался. Наверное, есть. Стоит туда сходить, и наверняка там можно отыскать все сведения об этой таинственной башне: кто построил, когда и зачем! Вполне обычная гора, которых по России миллионы; ну кто-то когда-то якобы пошел туда и не вернулся - эка невидаль! Люди пропадают и пропадали всегда и во все времена, и не только в лесах или в горах, но и в городах - так что же? Мало ли что с человеком может случиться - просто никто не ищет как следует! И ничем эта ваша Змеиная Гора не уникальна. Ну, а то, что там духи, призраки кому-то являются - так это ж вообще смех. Чушь собачья… Пить надо меньше таким людям, и тогда не будут являться ни призраки, ни духи, ни инопланетяне! Кто-то на этой горе набухался, спьяну наглючил и растрепал
повсюду свой горячечный бред, а ты этой брехне веришь.
        Лариса обиженно засопела. Она сосредоточенно следила за тем, как Яшка с аппетитом и хрустом поедал честно заслуженные им хрящики и косточки. Может, все-таки прав Филипп? Ничего необычного нет и никогда не было на этой горе, а значит, и тащиться туда незачем?
        - Так ты полагаешь, что идти туда не следует? - спросила она упавшим голосом.
        - Лариса… это решать тебе, - отвечал молодой человек. - Я могу высказать тебе лишь свои соображения. Что я и делаю.
        - Но даже если там и нет ни летающих шаров, ни лучей, то башня ведь точно есть! - воскликнула разочарованная девушка. - Чтобы ее облазить, разве не стоит туда отправиться? Это же страшно интересно!
        Филипп нахмурился и отвернулся от нее. Немного помолчав, он мрачно заметил:
        - Мне не хотелось об этом говорить, но ты, похоже, не понимаешь…
        - Не понимаю чего? - подняла голову Лариса.
        - Объясняю для особо одаренных. Тебе интересно башню осмотреть? А что интересно твоим будущим спутникам - ты точно знаешь? Почему они так радушно приглашают тебя в свою компанию - это тебе неинтересно?
        - Ну как почему… они же мои друзья! - воскликнула Лариса.
        - Друзья… - задумчиво протянул Филипп. - Знаешь, я бы поостерёгся считать друзьями людей, с которыми ты виделась последний раз лет этак семь-восемь тому назад. Тогда вы были детьми, сейчас вы - взрослые люди. Едва ли они приглашают тебя с собой только лишь по детской дружбе.
        - Филипп, говори прямо: к чему ты клонишь? - потребовала Лариса.
        - Ну посуди сама: таинственная Змеиная Гора, глубокая ночь, четверо или пятеро малознакомых тебе парней и ты - одна! Ничего себе расклад! Что, никаких мыслей не возникает?
        Лариса сперва вспыхнула, потом сокрушенно опустила голову.
        - Черт побери, - выругалась он негромко. - У вас, у парней, одно лишь на уме…
        Филипп посмотрел на нее с неподдельной нежностью. На лице Ларисы отразились досада и скорбная растерянность. Молодой человек едва заметно улыбнулся - похоже, ему стало жаль девушку.
        Он аккуратно положил ладонь на ее крепкое, литое плечо. Она не отстранилась, не вздрогнула.
        - Послушай, Лариса… - как можно мягче произнес Филипп. - Я просто не хочу, чтобы ты потом раскаивалась в своем поступке. Не хочу говорить ничего плохого про этих ребят, я недостаточно хорошо их знаю. Не могу и запретить тебе реализовать эту представившуюся возможность - я тебе не отец и не бабушка. Решение будешь принимать сама. Но… слишком велика вероятность того, что в этом предприятии, если не авантюре - так уместнее это назвать, у вас с твоими спутниками окажутся совершенно разные интересы. У тебя - разноцветные шары, световые лучи, призраки, инопланетяне и прочие псевдочудеса, а вот у них интерес может проявиться вполне реальный и конкретный. Этот интерес - ты! Вот чего я опасаюсь, и говорю об этом прямо.
        - А я так хотела сходить на Змеиную Гору… - грустно и мечтательно произнесла Лариса. - А ты все сгубил прямо на корню. Зря я тебя спросила…
        - А может, как раз не зря? - с легкой обидой отозвался Филипп. - Впрочем, ты можешь ведь и наплевать на мое мнение. Имеешь полное право…
        Он произнес эти слова с неподдельной болью, и Лариса взглянула на него с невольной благодарностью: похоже было, что Филипп искренне переживал за нее.
        - Ну не обижайся… - сказала она просяще. - Пожалуйста! Ты говорил честно, как думал, и за это я благодарна тебе…
        Филипп пропустил мимо ушей ее благодарности.
        - Ну я-то ладно, - сказал он сухо, - со мной ты можешь и не считаться. Но что ты скажешь бабушке? По-твоему, она с легким сердцем отпустит тебя ночью на эту чертову гору в компании сомнительных парней?
        - Что ж я, совсем дура, что ли? Конечно, она не отпустит: но… бабушка послезавтра ложится в больницу на десять дней. У нее плановое обследование. Так что ничто не помешает мне… - Лариса пристально взглянула на Филиппа. - Если конечно ты ей не скажешь… Тогда моя затея точно накроется медным тазом. Если ты решил меня заложить - ну что ж, еще успеешь.

* * *
        Против воли Лариса сама говорила обидные и явно незаслуженные Филиппом слова, однако не могла уже остановиться - будто некто злой и насмешливый упрямо тянул ее за язык! Но Филипп не стал заострять внимание на своей личной обиде. Его явно заботили совсем иные вещи.
        - Нет, Лариса, так я не сделаю, - заметил он твердо. - Если я ей скажу о твоих намерениях, она возьмет с тебя слово, что ты в ее отсутствие никуда не пойдешь. И все равно там в больнице будет переживать… Пусть она обследуется спокойно. Мы сделаем по-другому.
        - И как же? - спросила Лариса, слегка удивленная тем, что ее странный приятель заботится еще и о спокойствии ее бабушки.
        - А вот как, - улыбнулся Филипп. - Я так понимаю, ты уже решила пойти туда, несмотря ни на что. И переубеждать тебя бесполезняк. Ладно! Я иду вместе с тобой.
        Такого оборота Лариса явно не ожидала.
        - Как? - воскликнула она. - Но ведь тебя не звали?
        - И что? Я иду не в гости и не на званый обед. Имею право ходить туда, куда хочу.
        По его решительному тону Лариса поняла, что Филипп решил твердо, и не отступит.
        Она только пожала плечами. В конце концов, ей-то какая разница? Филипп сам за себя отвечает.
        - Ну как хочешь, - только и заметила она.
        Море с шумом гнало волну за волной на пологий берег, и волны с шипением откатывались назад, шурша крупной галькой. В воздухе витали чайки, оглашая пустынный пляж тонкими пронзительно-жалобными криками.
        - Солнышко садится, Лариса, - заметил Филипп. - Нам пора, Лариса!
        - Да, пожалуй…
        Она попрощалась с Яшкой, обещав ему в следующий раз побольше гостинцев. Филипп ожидал ее с видом покорной терпеливости, пока она говорила псу ласковые слова и гладила его за ушами.
        Садясь на велосипед, Лариса с некоторым удивлением вспомнила, что минувшей весной она сама удивлялась наивности и безрассудству Галки Жарковой, этой пигалицы, втянувшей ее в свои личные разборки с юным мерзавцем Кулешовым, а потом грубо оскорбившей ее.
        Тогда Лариса была изумлена тем, что Галка помчалась сломя голову в чужую квартиру, полную кулешовских приятелей, ничуть не задумываясь о возможных неприятностях. А разве теперь она сама не уподобляется Галке? Ну ладно, та ненормальная была по уши влюблена в этого Кулешова, а ею-то самой сейчас что движет? Какая неведомая сила так упорно тянет ее на эту загадочную Змеиную Гору? Ведь доводы Филиппа совсем не беспочвенны.
        Лариса сама не понимала, что это было: любопытство, жажда приключений, желание самой себе что-то доказать… или нечто вообще ей непонятное? Но она знала одно: какие бы тайны ни хранила Змеиная Гора, ей непременно надо там побывать. Даже если это смертельно опасно.
        Всю обратную дорогу Филипп и Лариса ни разу не возвратились к теме Змеиной Горы. Всё было тут решено ими обоими - раз и навсегда. А Яшка в этот раз бежал за ними особенно долго - будто предчувствовал, что увидит теперь их очень нескоро. Или не увидит совсем…
        Глава 3
        Анна Тимофеевна легла в больницу в пятницу днем. Лариса проводила ее прямо до палаты, обещала регулярно навещать, приносить что-нибудь вкусненькое… В ответ добродушная старушка попросила внучку особо не заморачиваться:
        - Да ты не переживай, милая: я ведь каждое лето всю эту процедуру прохожу. Отдыхай себе, толь ко будь осторожна! Деньги если понадобятся - в комодном ящике возьми, сколько надо; знаешь где. Ну там, на рынок сходить или сладенького чего захочешь… А я через десять денечков-то и вернусь…
        - Хорошо, бабуля, - отвечала Лариса, чувствуя, как сердце ее переполняется нежностью.
        - Только смотри, солнышко, - строго добавила бабушка, - на море одна не езди! Далеко всё-таки, да и в лесу может быть тоже опасно! Езди только с Филиппом: он мальчик надёжный, сам не обидит, и в обиду никому не даст. Мы с мамой его дружим давно уже, сама знаешь! И помни всегда - не дай Бог, что с тобой случится, я этого не переживу…
        - Ну что ты, бабуля! - с улыбкой отвечала Лариса. - Ничего со мною не случится! Ты давай не залёживайся тут, ладно? А я тебя всё равно навещать буду! Я так тебя люблю!
        Анна Тимофеевна улыбнулась доброй, лучезарной улыбкой, а Лариса невольно потупила взор: ей показалось, что она попросту обманывает любимую бабушку. Анна Тимофеевна и не подозревала, что не далее как следующей ночью ее любимая внучка собралась идти с компанией не слишком надёжных парней обследовать Змеиную гору, которую все здравомыслящие люди многие годы уже обходили стороной. А бабушка, будто заметив ее смущение, вдруг попросила:
        - Ларочка… Обещай мне, что будешь осторожна! И глупостей всяких совершать не будешь. Обещаешь?
        - Обещаю, бабулечка! - Лариса погладила ее кончиками пальцев по лицу. - Обещаю, милая… Не переживай за меня.
        - А за кого же мне еще переживать-то? - отозвалась старушка со слезами в голосе. - Ты ведь у меня одна…
        Подошёл дежурный врач и вежливо напомнил, что больным время принимать пищу, и всем посторонним предлагается покинуть помещение больницы. Лариса попрощалась с бабушкой и вместе с другими родными и близкими пациентов вышла на улицу.
        Дома было уютно, чистенько и прохладно, но при этом как-то пусто. У Ларисы возникло ощущение какого-то щемящего одиночества, словно из бабушкиного жилища ушла ее добрая, нежная, чувствительная душа. И ей вдруг подумалось: ведь бабушка покинула свой дом всего на полторы недели. А что же будет с этим домом, когда бабушка уйдёт насовсем…
        Ларисе сделалось как-то не по себе: думать об этом ужасно не хотелось, хотя она прекрасно отдавала себе отчёт в том, что этот горький день рано или поздно наступит! И сразу стало очень грустно, как-то даже безнадёжно! И рука сама потянулась к любимой с детства книге. Здесь обитал ее единственный настоящий и добрый друг Фриччо, к которому она всегда обращалась в минуты грусти и душевного смятения…
        Почему-то ей казалось, и даже не казалось, а она была уверена, что когда-нибудь она его непременно встретит! Правда, она не могла себе представить, в каком мире произойдет эта судьбоносная встреча… Но в том, что она произойдет, Лариса почему-то совершенно не сомневалась.
        Внезапно она вспомнила о Филиппе. А не может ли так оказаться, что Филипп - это и есть Фриччо, только нынешний, современный? Наверное, всё-таки нет: Фриччо очень похож на нее саму, а Филипп… Ларисе представилось изумлённое лицо Филиппа, когда она спросит, а не Фриччо ли он? Как он, должно быть, удивится! Оторопело выпучит свои карие и такие трогательные глаза, недоумённо спросит: «Что? Какой еще Фриччо?.». Эта мысль показалась Ларисе забавной, и она негромко рассмеялась: нет, Филипп совершенно не похож на ее любимого Фриччо. Он - совсем другой человек.
        Однако настроение у нее сразу улучшилось. И чтобы закрепить это улучшение, Лариса взяла в руки любимую книгу и прилегла с нею на старенький, но такой удобный бабушкин диван…

* * *
        В тот тихий, солнечный день Лариса перечитывала в очередной раз историю о том, как адмирал Колумб, чтобы отвлечь волнующиеся команды своих кораблей от неуклонно зреющих бунтарских настроений, взял на себя смелость утверждать, что бесконечное плавание через океан окончится в течение трех дней, и обещал крупное денежное вознаграждение тому из членов экипажа, кто первым увидит на горизонте долгожданную землю. Ночью адмирал сам увидел далеко на западе какие-то загадочные огненные сполохи… то ли отражение далеких пожарищ, то ли отблески на ночных тучах множества костров. А поутру со сторожевой мачты флагманского корабля раздался торжествующий крик: «Земля!» Это он, матрос Родриго де Триана, несший вахту в вороньем гнезде «Санта Марии», действительно первым увидел землю. Всеобщей радости не было предела! И сам Родриго, и его товарищи с искренним сопереживанием ожидали той минуты, когда адмирал выполнит обещание и достойно наградит счастливца. Но когда дело дошло до обещанного вознаграждения, их всех ждало жестокое разочарование: дон Кристобаль и не собирался выплачивать де Триане никаких денег! На
возмущенные и недоумённые вопросы команды адмирал невозмутимо ответил:
        «Землю на западе первым увидел я!» - и он сослался на отблески огненного зарева, наблюдаемого им накануне ночью.
        Тем и закончилась история о вознаграждении. Свидетель этого события Франческо рассказывал об этом с горечью, но и с христианским смирением; он был далёк от того, чтобы осуждать адмирала - дон Кристобаль Колон был в его глазах непогрешимым.
        Но и к обманутому матросу молодой моряк-картограф отнёсся с неподдельным сопереживанием: Родриго де Триана до того, как отправиться в плавание, участвовал в войне с маврами и побывал в мусульманском плену; свободу он обрёл ценой огромного выкупа, и теперь выплачивал долги тем, кто пожертвовал личные средства на его освобождение. Обещанное вознаграждение было нужно ему позарез! И теперь, как рассказывал Франческо, Родриго де Триана с горечью заметил:
        «Если мне суждено вернуться из этого похода, то я отправлюсь жить к арабам или туркам, приму там мусульманство и останусь среди них навсегда; у них благородство и честность ценятся куда выше, нежели в нашем христианском государстве...»
        Лариса отложила книгу. Уж сколько раз читала-перечитывала она ее всю от корки до корки, но это место всякий раз вызывало у нее досаду и недоумение. Девушку постоянно мучил вопрос: может ли человек мужественный и отважный, обладающий героическим характером - может ли такой человек совершить подлость? Всё ее существо, ее сердце и душа однозначно отвечали: «Нет! Не может...» Человек героического склада не способен на такое по определению, подлость и мужество просто несовместимы. И что же? Разве могут быть сомнения по поводу того, что Христофор Колумб обладал несгибаемой волей и редким мужеством? Возможно ли попрекнуть его тем, что этот человек не отличался должной отвагой? Конечно, это был один из выдающихся героев в истории всего человечества! И тем не менее - со своим матросом Колумб обошелся по-настоящему подло. Пусть сам Франческо не попрекал этим своего адмирала, но для Ларисы такая оценка его бесчестного поступка представлялась единственно верной.
        Она только не могла понять: как такое вообще возможно? Разве подлые поступки не есть отличительная черта трусов и негодяев? Неужели для прославленного первооткрывателя некая сумма денег оказалась превыше всего: превыше чести, совести, уважения его матросов, превыше суда потомков, наконец! Разве способен так поступать даже не герой, а просто порядочный человек?
        Отважный герой, способный на подлость? Такое никак не укладывалось ни в сердце Ларисы, ни в ее голове… А еще - ей было очень жаль Франческо. Она-то знала его отношение к адмиралу! Для Франческо Колумб был не просто человеком, для него он являлся скорее святым! Но тем не менее, Франческо в своем повествовании не стал утаивать этот случай, а рассказал всё как было! Можно представить себе, как тяжко ему пришлось - обо всем этом писать! Но он все же написал… сильный и благородный юноша! Преклоняясь перед адмиралом, Франческо всё же не забывал, что должен излагать только правду, даже если она горька. Всю правду без прикрас! Лариса не уставала восхищаться своими любимыми друзьями из другой эпохи.
        Мнение Франческо относительно этого происшествия было вполне ясно Ларисе. А вот что сказал бы Фриччо?
        Имени Фриччо не было в книге, ведь Лариса изобрела его сама, но тем не менее, он словно бы незримо наблюдал за нею с каждой страницы. Порой она даже вела с ним воображаемый диалог, правда, ей приходилось самой сочинять его возможные ответы. Но все равно это было очень увлекательно: у нее создавалось-таки стойкое впечатление, будто бы она и вправду поговорила с Фриччо.
        Незаметно подошел вечер - первый вечер без бабушки.
        Лариса состряпала нехитрый ужин и легла пораньше спать. Ведь следующую ночь спать не придется, а потому она хотела выспаться впрок.

* * *
        Поздно вечером в субботу, около 23-ёх часов, с городской площади уходил последний за день автобус. Это был тот самый автобус с открытым верхом, любимый Ларисой с детства. Автобусная остановка и была тем условленным местом, где собирались участники похода.
        Субботний день Лариса отвела на предварительный отдых, а затем на сборы.
        С собой она брала небольшой рюкзачок с запасом питьевой воды, немного съестных припасов, складной нож… Ночи теперь стояли по-южному теплые, поэтому одежду она с собой не брала - это был бы лишний груз. Зато особое внимание уделила прочной и надежной обуви, надев на ноги мягкие и удобные кроссовки с толстой рифлёной подошвой.
        За десять минут до назначенного времени девушка явилась на автобусную станцию. Здесь было совершенно безлюдно, только ночной теплый ветер гулял над асфальтовым кругом, на котором разворачивался автобус. Тускло горел одинокий уличный фонарь, отбрасывая на асфальт желтый колеблющийся эллипс света. Близстоящие дома возвышались вокруг черной громадой с редко мерцающими кое-где освещенными квадратами окон.
        Лариса остановилась под станционным навесом, выбрав место, где залегала самая густая тень. Хотелось спрятаться, слиться с этой тенью, сделавшись почти незаметной. Почему-то было немного беспокойно на душе.
        Из-за опоры навеса неслышно появилась человеческая тень.
        - Лариса, добрый вечер. Ты всё-таки пришла…
        Это был Филипп. При виде его Лариса неожиданно для себя вдруг испытала заметное облегчение. Она сама не ожидала такой своей реакции на его появление.
        И даже слегка рассердилась на себя за это. Она была убеждена, что излишняя, по ее мнению, опёка Филиппа ее раздражает, и вдруг выходило, что в его присутствии душа ее успокаивается, а сердце начинает биться ровно и спокойно. Однако виду девушка не подала, почти по-детски демонстрируя собственную независимость.
        - Что значит «всё-таки пришла»? - спросила она с вызовом. - Я, кажется, приняла однозначное решение. Откуда тогда сомнения?
        - А вот я надеялся, что ты можешь передумать и не придешь сюда, - с легким сожалением отозвался молодой человек.
        - Выходит, напрасно ты надеялся, - сухо заметила Лариса и отвернулась.
        Из темноты появились две темные фигуры, а чуть поодаль неспешно подходили еще две.
        - Ларка, привет! - донёсся бодрый голос Кирсанова. - Оп-па! Этот парень… он с тобой, что ли?
        - Со мной, - сумрачно отвечала Лариса.
        - Ба, да это Филя! - воскликнул Геннадий. - А ты какими судьбами здесь оказался?
        - Привет всем, - дружелюбно ответил Филипп. - Да вот… решил сопровождать соседку на Змеиную гору. Мне тоже интересно там побывать, а в одиночку идти туда стрёмно.
        - Что-то я не помню такого, чтобы мы тебя звали, приятель, - сказал Кирсанов. - Ларка… ты зачем проболталась? Тебе нас четверых мало, что ли? Или ты его себе в телохранители наняла?
        - Ну, во-первых, - без тени смущения отвечала Лариса, - ты не ставил мне никаких условий относительно моего сопровождения. И я решила, что Филипп пойдет со мной.
        А во-вторых… ты говорил о пятерых участниках с твоей стороны, а я вижу, что вас только четверо. Так что баланс соблюдён, Гена… все твои претензии на этот счёт выглядят необоснованными.
        Последнее замечание Лариса сделала только затем, чтобы отвлечь внимание компании от своего спутника. И это ей вполне удалось, потому что Геннадий недоуменно огляделся.
        - Действительно, - буркнул он растерянно, - а Витька где? Сашок, а где братан твой?
        - Не придет он, - ответил нехотя высокий сутуловатый парень глуховатым голосом. - Заболел…
        - Заболел! - презрительно бросил Кирсанов. - Скажи уж прямо - струсил! Заболел он…
        Ну и черт с ним, видать, молодой еще… А ты ему сказал, что другого случая может не представиться?
        - Это почему же? - вызывающе спросил Сашок.
        - А кто знает, что там с нами приключиться может, на этой Змеиной горе? - в тон ему ответил Геннадий. - Недаром о ней молва дурная столько лет уже ходит.
        - Чепуха это всё, - хмуро отозвался Саша, которому явно было неловко перед друзьями за брата. - Сказки… Наверняка нет там ничего особенного - гора как гора.
        - А вот это мы и посмотрим, - отвечал Кирсанов. - Для того и собрались…
        Издалека показался свет горящих фар, немного позже донёсся приглушённый рокот мотора.
        - А вот и автобус! - заметил Кирсанов. - Ну что, Филя… так и быть, поедем с нами. Мы храбрых ребят уважаем так же, как и храбрых девчат. Я в принципе не против… авось пригодишься! Мужики, у вас возражений тоже нет?
        Возражений и вправду не было.
        Подошёл автобус, остановился возле навеса. Из машины вышли редкие пассажиры, тут же рассеявшиеся по темной округе. Автобус подождал, давая возможность новым пассажирам занять свои места.
        «Вполне нормальные ребята - подумала Лариса. - Всех я помню с детства… а Филипп этот просто перестраховщик! Тоже мне, телохранитель! Пристал как банный лист...»
        Между тем Филипп как бы невзначай занял место рядом с нею.
        «Даже разрешения не спросил, - добродушно усмехнулась про себя Лариса. - Вот ведь нахал!»
        Однако вслух она ничего не сказала - в принципе Лариса не имела ничего против Филиппа, была ему благодарна и за помощь в сборке велосипеда, и за поездки к морю, а потому обижать его попусту ей не хотелось. Тем более, что в его компании она чувствовала себя вполне уютно.
        Автобус вывернул на дорогу и помчался по ночному шоссе, озаряя асфальтовую полосу снопами света и уверенно набирая скорость. Время приближалось к полуночи, и дорога была совершенно пустынной. Теплый встречный ветер приятно ласкал лицо Ларисы, шлейфом развевал за ее плечами и спиной длинные темные волосы.
        - Тебе не холодно? - тихо спросил Филипп.
        - Нет, - она ответила ему бодрой улыбкой.
        - А то смотри, у меня в сумке есть ветровка, может, накинешь?
        - Не надо мне ветровки. Спасибо тебе, заботливый ты наш.
        Автобус уносился в ночную тьму, надсадно ревя видавшим виды движком. Лариса подумала, что этот же самый автобус наверняка возил ее и в детские годы, только тогда он был совсем новеньким. Минут сорок продолжалась езда по пустынной ночной дороге, пока Кирсанов не крикнул водителю, чтобы он остановился на очередной остановке.
        Остановка находилась в чистом поле и была обозначена телеграфным столбом с приколоченной к нему жестяной табличкой, на которой был намалеван номер автобусного маршрута. Над табличкой тускло горела лампочка, накрытая старым ржавым колпаком. Оставалось лишь удивляться, что никто до сих пор так и не удосужился разбить ее вдребезги.
        - Выходим! - громко объявил Кирсанов.
        Кругом не наблюдалось ни одной постройки, во все стороны простиралось только поле, а вдалеке тянулась черная стена леса и цепь высоких холмов над ней.
        - В поход собрались, что ли? - с усмешкой спросил водитель, наблюдая за высадкой своих пассажиров.
        - Ага, в поход, - небрежно отвечал Геннадий.
        - Ну тогда имейте в виду, первопроходцы, что первый автобус в город сюда прибывает в шесть ноль пять утра.
        - Спасибо, мы в курсе, - отозвался Гена.
        Автобус уехал, и вскоре звук его двигателя замер вдали. Ребята остались одни посреди ночи. На небе ярко светила луна, а черное небо поражало взоры бесчисленными россыпями дальних мерцающих звёзд.
        - Смотри, Филипп! - воскликнула восторженно Лариса. - Какая красота, правда?
        - Ты просто давно не видела южного ночного неба, - улыбнулся Филипп.
        - Да? А ты просто обыкновенный сухарь…
        - Всё это прекрасно, друзья, - заметил с усмешкой Кирсанов, - только отвлекитесь от небесных красот и спуститесь-ка на землю! А на земле нам предстоит по полю пройти километров этак семь, после чего нас ждёт весьма длительный подъем по горной тропе. Ларка, ты как, выдержишь? А то начнешь еще тут нам нытье разводить: мол, я устала, да я больше не могу! Нянчиться с тобой не будем, так что рассчитывать можешь только на телохранителя: не зря же ты его с собой притащила.
        Филипп хотел резко ответить, но Лариса успокаивающе тронула его за руку.
        - Не беспокойся, Кирсанов: выдержу! - сказала она. - Я девушка сильная.
        - Надеюсь…
        - А ты что, Геннадий, здесь самый главный? - хмуро спросил Филипп.
        - А ты до сих пор не заметил? - спросил в свою очередь тот. - Я здесь главный, Филя, ведь только я знаю дорогу. Это непреложный факт, даже если он тебе не по нутру.
        - Да мне как-то параллельно…
        - Слушайте, мы наконец сдвинемся с места, или же трепаться сюда приехали? - нетерпеливо заметил Сергей Юрьев. - Главный, второстепенный… Ген, если ты действительно знаешь дорогу, так веди нас! А если не знаешь, то мы тебя прямо здесь возле дороги где-нибудь и закопаем!
        Сергей Князев и Сашок дружно заржали. Кирсанов недобро покосился на них.
        - Весело вам, да? - заметил он с легкой досадой. - Ну ладно, само по себе это неплохо. Ну, коли все готовы, то пошли…
        Он поправил рюкзачок на спине и начал поспешно спускаться с дорожной насыпи. В свете луны в густой высокой траве угадывалась узкая тропинка. Кирсанов довольно уверенно зашагал по ней, следом за ним двинулись два Сергея - Юрьев и Князев, потом Сашок, далее Лариса, и замыкал процессию Филипп.
        - Не отставать! - крикнул с головы колонны Геннадий.
        Через поле шли долго - больше часа, причём в ускоренном темпе. Наконец пришли к лесной опушке, за которой поднимался длинный склон гигантского холма. Кирсанов остановился. Свет луны почти не проникал сюда, закрываемый лесистым холмом, поэтому ребята практически не видели друг друга - на опушке маячили лишь неясные тени.
        - Ну как? - спросил Геннадий из темноты.
        - Нормально, - отозвался Филипп.
        - Я не тебя спрашиваю, - отрезал Кирсанов. - С нами девушка. Мой вопрос к ней…
        - Я в порядке, - сухо ответила Лариса.
        - Уверена? Это была только присказка, а сказка впереди! Вот здесь, - он махнул рукой в сторону массива холма, - начинается подъем на Змеиную гору. Тропа очень крутая… а впрочем, тропы как таковой нет, есть каменистый склон. Легко сломать ногу, ребята. Ларка, поняла? Сил на подъем у тебя хватит? А то смотри - еще не поздно вернуться.
        - Куда же она вернется? - с раздражением спросил Филипп. - Ей что же, на остановке до шести утра сидеть?
        - Ничего, посидит, - отозвался Геннадий. - Ведь она не одна будет, ты же с ней пойдешь, правда, телохранитель? Одну ведь ее не бросишь?
        Ларисе показалось, что Кирсанова раздражает присутствие Филиппа - не само по себе, а именно как ее спутника. Однако задумываться о причинах такой раздражительности ей совсем не хотелось.
        - Гена, всё нормально! - сказала она бодро. - Возвращаться я буду вместе со всеми. Сил у меня хватит, можешь не сомневаться.
        - Хорошо, - сказал Кирсанов, - мое дело предупредить заранее, потому что с полдороги вернуться уже будет нельзя. Так… небольшой привал перед началом подъема. Минут пять, не больше.
        Все присели - кто на ствол поваленного дерева, кто на пеньки, которых на опушке было немало.
        - Филя, а ты фонарик с собой захватил? - невинным тоном поинтересовался Геннадий. - А то, знаешь ли, тут без фонарика ночью никак…
        - Захватил, конечно, - ответил Филипп, вытаскивая из походного мешка мощный армейский фонарь. - Знал ведь, куда шел!
        - Ну, молодец… самое время его использовать.
        - Ларка, у тебя платок с собой есть? - вдруг спросил Сергей Князев.
        - Есть, - отвечала девушка. - А что?
        - Да ничего… на голову его надень прежде, чем дальше пойдем. А то твои длинные волосы здесь на ветках и на колючках так и останутся.
        Кирсанов прыснул. Но Сергей Юрьев, не обращая на него внимания, серьезно заметил:
        - Князь дело говорит. Ветки над тропой висят, в темноте их видно плохо, волосы мешаться тебе будут. Так и будешь ими всю дорогу цепляться, а то и вовсе на волосах повиснешь, как Авессалом…
        - Как кто? - удивленно переспросила Лариса, доставая из рюкзака белый головной платок.
        - Авессалом! - пояснил Юрьев. - У царя Давида был сын с таким именем, у которого были длинные пышные волосы, и он ими очень гордился. Однажды он поднял против отца мятеж, но в сражении был разбит. Ему пришлось бежать, и вот тут волосы сослужили ему плохую службу: он зацепился ими за ветви дерева, конь из-под него умчался, и Авессалом так и остался висеть на волосах, пока его не сняли воины, посланные отцом. Тёпленьким! Это рассказ из Библии, а священные книги знать надо! Так что, Ларочка, если не хочешь повиснуть на волосах, как Авессалом, то надень на голову платок…
        - Или налысо лучше постригись! - хихикнул Сашок. - Вообще проблем не будет.
        - Ларка, ты Серегу нашего слушай, он много забористых историй знает! - уважительно сказал Кирсанов. - У него дома книг видимо-невидимо! И вообще он у нас самый грамотный.
        - А если ты самый грамотный, то можно вопрос? - спросил Филипп, которому не нравилось, что прекрасные длинные волосы Ларисы сделались предметом всеобщего внимания.
        - Ну?... - не слишком охотно отозвался Юрьев.
        - Вот идем мы на Змеиную гору, - сказал Филипп. - И насколько я знаю, змеи любят темные лесные заросли, места поближе к воде, влажные низменности… Стало быть, на высокой горе их не встретишь. Но тогда почему гора называется Змеиной?
        - Ну, во-первых, гора очень большая, и на ней существуют даже обширные болота, темные расселины и прочие сырые места, где водятся змеи, - отвечал Сергей, - так что будьте внимательнее, не расслабляйтесь и получше смотрите под ноги. А во-вторых, гора так названа вовсе не потому, что на ней живут змеи.
        - А почему же? - спросил Филипп.
        - Там, на вершине, куда мы сейчас направляемся, когда-то был древний оракул, - сказал Юрьев. - Он действовал очень давно, задолго до эпохи христианства. В том святилище жили змеи, посвященные то ли Асклепию, то ли Аиду… в общем, одному из древних богов. Поэтому оракул паломники называли Змеиным, считалось, что именно священные змеи дают предсказания. И в храме том якобы можно было заглянуть в будущее или в прошлое. Сам-то оракул давным-давно исчез, осталась от него всего лишь груда камней, а название горы вот сохранилось вплоть до нашего времени.
        - Вот это да… - искренне изумился Филипп. - Очень интересно! А что же тогда я слышал про какую-то башню?
        - Башня, это совсем другая история, - отвечал Юрьев. - Башня к святилищу никакого отношения не имеет, она появилась здесь через много веков после разрушения Змеиного оракула. Как считают, башню эту воздвигли генуэзцы либо в XIII-ом веке, либо в XIV-ом. В средневековье, короче.
        - Генуэзцы? - заинтересованно спросила Лариса, завязывая на голове платок. - Они здесь бывали?
        - Утверждают, что да… Когда Византия ослабла, генуэзцы и венецианцы стали легко проникать в Черное море.
        - Но зачем понадобилась им сторожевая башня в таком месте? - спросил Филипп. - Какие функции она выполняла?
        - А вот этого никто не знает, - сказал Сергей Юрьев. - Известно только, что генуэзские купцы и колонисты были люди практичные и просто так ничего не делали. А значит, для чего-то служила им эта башня… Однако города или гавани они в этих местах так и не построили. Ушли отсюда…
        - Ну всё, - подвел итог Кирсанов. - Исторический экскурс объявляю законченным. Быстро встали все и пошли! Нам пора.
        Все с готовностью приняли команду. Кирсанов пошел вперед как знающий дорогу, он освещал себе путь мощным фонарем. За ним шли Юрьев и Князев, двигавшиеся в световом форватере ведущего; потом следовали Лариса с Филиппом, причем Филипп пустил девушку впереди себя, чтобы постоянно держать ее в поле зрения. Он же держал фонарь, сноп света которого прекрасно освещал землю перед ногами Ларисы - можно было видеть каждый камушек и каждую рытвину. И процессию замыкал Сашок, имевший при себе также небольшой фонарик, который мог обеспечить относительно сносное передвижение только одного человека.
        Путь был весьма труден, а дорога поистине ужасной. И едва можно было бы назвать дорогой широкую полосу горного склона, сплошь усеянную разномастными валунами, вросшими в землю бесчисленными камнями и широко разветвленными торчащими из почвы корнями вековых деревьев. Одного неверного шага по такой тропе могло быть достаточно, чтобы подвернуть, а то и сломать ногу. Без прочной крепкой обуви делать на этой горе было действительно нечего.
        - Геннадий! - позвал Филипп. - А ты действительно бывал раньше на этой горе?
        - Я, кажется, уже говорил об этом. Дурацкий вопрос! - отозвался Кирсанов.
        - Я только хотел узнать…
        - А я не расположен давать справки, Филя! И в гиды я тоже не нанимался. Если боишься или не уверен в себе, то разворачивайся в марше и живо топай обратно, понял?
        - Я не могу этого сделать, Гена! - отвечал Филипп.
        - Да ну? С чего бы это?
        - Боюсь, тебе не понять…
        - Хватит трепаться, вы! - резко вмешался в перепалку Юрьев. - Лучше дыхание поберегите.
        Лариса заметила, что Сергей Юрьев вообще не терпел пустых разговоров и был человеком действия. Кроме того, о цели похода он знал заметно больше других, и это вызывало к нему доверие.
        - Я только хотел спросить, куда выведет нас эта дорога, а он… - негромко заметил Юрьеву Филипп, но тот не дослушал.
        - Какая тебе разница, куда? - бросил Сергей. - К развалинам и выведет! Придем, сам увидишь…
        - Оставь Генку в покое, - негромко сказала Ларису Филиппу. - Его почему-то бесит, когда ты к нему обращаешься. Не лезь на рожон попусту…
        - Кажется, я знаю, почему это его бесит, - мрачно ответил Филипп.
        - Заткнитесь там! - прикрикнул Юрьев. - Под ноги смотрите… Упадёте, так прямо и слетите вниз со склона, костей потом не собрать!
        Это было сущей правдой. Свет фонаря выхватывал из ночного мрака верхушки деревьев, чьи подножия находились где-то далеко внизу, под обрывом. Сорваться с тропы и улететь туда, в эту бездонную черноту, с большой долей вероятности означало верную смерть, а уж тяжкое увечье - совершенно точно! Да и как искать человека в такой кромешной тьме, среди лесной чащи, обильно покрывающей эти крутые склоны! Филипп подумал о том, что вся эта затея с ночным походом на Змеиную гору, с самого начала была чистым безумием. Здесь даже средь бела дня можно было запросто свернуть себе шею.
        Тем не менее маленький отряд медленно, но верно продвигался вперед. Примерно еще через час упорной ходьбы дорога сделалась более пологой, а вокруг посветлело. Причиной этого явилась луна, выглянувшая из-за крутого гребня горы. По мере подъема взору путников больше открывалась гигантская панорама ночного неба.
        - Привал, ребята! - весело крикнул Кирсанов от головы колонны. - Мы заслужили: прошли больше половины пути.
        - Ох, наконец-то! - отозвался Сергей Князев, снимая рюкзак, - а то ноги-то совсем одеревенели!
        - А у меня щиколотки будто огнем горят! - заметил Сашок.
        Кирсанов выбрал несколько больших валунов, грудой наваленных возле отвесного склона; над ними нависали гигантские сосны с раскидистыми кронами. Здесь можно было вполне прилично посидеть, да и к тому же валуны неплохо защищали от ветра, который здесь, на изрядной высоте, был куда ощутимее, нежели внизу, на равнине.
        - Лариска! - развязно позвал Геннадий. - Ну ты как - жива?
        - Жива! - отвечала Лариса, с трудом переводя дух.
        Филипп помог ей опуститься на камень. Предварительно он постелил на холодный валун свою собственную куртку, извлеченную из рюкзака.
        - Ты бы оделась, - сказал он заботливо. Лариса была в футболке с короткими рукавами и тонких джинсах, штанины у которых доходили до середины голеней. - У тебя же есть теплая одежда в рюкзаке?
        - Да что ты, Филипп! - девушка ободряюще улыбнулась. - С меня и так пот градом льёт, а ты про теплую одежду?
        - Здесь прохладно, - заметил Филипп. - Можно легко простудиться.
        - Не беспокойся: я всё-таки на севере живу. По сравнении с нашими краями здешние - настоящая Африка.
        - Что, Ларка, донимает тебя Филя? - насмешливо бросил Кирсанов, извлекая из рюкзака пластиковую бутыль с водой. - Ничего не поделаешь: такой вот он у нас липучий…
        - Ты бы не лез не в своё дело, а? - насупил брови Филипп. - Я ведь тебя не трогаю… пока.
        - А чего ты перед нами тут этакого джентльмена из себя корчишь? - вызывающе крикнул Кирсанов. - Ларка такой же участник нашего похода, как и все остальные! И нечего перед ней павлином хвост распускать! Мы все тут равны.
        - Неужели? А я полагал, что мы тут пятеро парней, а с нами одна девушка! - усмехнулся Филипп. - И ей совсем не помешает побольше внимания, чем, например, тебе…
        Кирсанов отхлебнул из бутыли, недобро глядя на Филиппа.
        - Ты бы помнил свое место, Филя, - сказал он беззлобно, завинчивая крышку. - Мы все тут давняя компания, знаем друг друга не первый год. И Лариска тоже из нашей компании, ясно тебе? А ты к нам прилепился по дороге, аки пёс приблудный. Мы тебя просто по доброте душевной с собой взяли. Так что ты здесь - никто. Не забывай об этом, хорошо?
        - Генка! - осуждающе воскликнула Лариса. - Ну чего ты к нему прицепился? Это я Филиппа попросила со мной пойти, он согласился. Я ведь говорила уже! Чем он тебе мешает?
        - Рыцаря из себя строит - вот чем, - хмуро сказал Кирсанов. - Мы, мол, все тут быдло, а он среди нас один такой благородный…
        - Ты чего несешь, Кирсанов? - в голосе девушки прозвучали ледяные нотки. - Он всего лишь предложил мне одеться, потому что дует резкий ветер. И что? Это, по-твоему, плохо?
        Ее вопрос повис в воздухе. Нелепость ситуации была вполне очевидна. Ларисе захотелось добавить, что она себя к их компании вовсе не причисляла, что она самого-то Кирсанова почти не помнила, и узнала его по приезде в Семигорск с немалым усилием; но она этого говорить не стала, что бы не накалять обстановку еще больше. Похоже, Кирсанов попросту ревновал ее? Вот глупец! Филипп, по крайней мере, был ей вполне приятен, а Кирсанов в ее глазах представлял из себя только пустое место, и чем глупее он вёл себя, тем сильнее она воспринимала его именно в таком качестве. Надо будет, она даст ему это понять, но только не здесь и не сейчас.
        - Пора идти дальше, - многозначительно заметил Юрьев.
        - Да… пора! - согласился Геннадий. - Встаем все! Быстро!
        Все поднялись, уже привычно выстраиваясь в колонну. Когда стали продолжать движение вверх по тропе, от лунного сияния было так светло, что фонари оказалось возможным погасить. Однако это продолжалось недолго: из-за горных гребней наползли темные тучи, и примерно через полчаса яркий лунный диск совершенно исчез за гигантским облачным пологом. Путники оказались в кромешной темноте. Пришлось снова включить фонари. Так шли еще около часа.
        - Долго нам еще тащиться? - вдруг спросил Сашок.
        - Не очень, - хмуро отозвался Кирсанов. - А ты что, притомился никак?
        - Есть немного, - ответил Сашок угрюмо.
        - Тогда незачем было идти, - сказал Геннадий. - Оставался бы дома со своим братаном. Впрочем, насильно никого не держим, коли кому невмоготу, то обратная дорога находится у нас за плечами.
        Сашок нерешительно оглянулся, словно примериваясь, а не пойти ли назад. Каменистая полоса склона уходила круто вниз, в непроглядную тьму. Сашок отвернулся, в глазах его мелькнула растерянность.
        - Не думаю, что идти вниз по этой тропе будет легче, нежели вверх, - сказал ему Филипп. - А в такой темноте это просто смертельно опасно, тем более в одиночку.
        Саша ничего не ответил, поправил заплечный мешок и зашагал дальше вместе со всеми. Кирсанов неодобрительно взглянул на него.
        - Чего раскис? - буркнул он недовольно. - Привала больше не будет, чтобы не расслаблялись. Следующая остановка у нас на вершине горы. Там отдыхать будем. Все слышали?
        Он остановился, повернулся вокруг своей оси, окидывая взглядом всех товарищей, и крикнул:
        - Следующий привал на вершине! Так что держитесь, ребята… Осталось немного!
        Шедший теперь впереди Юрьев вдруг остановился, как вкопанный.
        - Чего стал? - крикнул на него Кирсанов.
        - Эй, посмотрите-ка, - воскликнул Сергей, не обращая внимания на окрик. - Что это там такое?
        - Где? - оторопело спросил Геннадий.
        - Вон там, в небе! Смотрите - над вершиной горы!
        Все, как по команде, задрали головы. Над черной громадой горного гребня на фоне клубящихся туч ясно можно было различить три огонька, расположенных на значительном удалении друг от друга, однако довольно быстро перемещающихся по небу в одном направлении и абсолютно синхронно. Огоньки двигались высоко параллельно горному хребту, движение их было абсолютно бесшумным.
        - Может быть, самолёт? - предположил Князев. - Разве это не габаритные огни?
        - Князь, ты спятил? - возразил Сергей Юрьев. - Прикинь, какое между огнями расстояние! Твой самолёт с километр длиной, что ли?
        - Да, расстояние и вправду велико, - согласился Кирсанов, озадаченно наблюдая за движущимися огоньками. - А кроме того, мы услышали бы звук самолетного двигателя. Но я ничего не слышу…
        - А может, это ветер звук относит? - заметил Сашок. - Там наверху наверняка очень сильный ветер…
        Внезапно огоньки остановились, одновременно зависнув прямо над горной вершиной. Повисев так на одном месте минуты три, они вдруг вспыхнули ярче, потом замигали, а еще через секунду в небе вдруг образовалась целая вереница мерцающих огней, выстроенных в форме правильного эллипса. В этой замкнутой веренице сразу же затерялись три огонька, которые ребята наблюдали изначально. Огни в небе мерцали, переливались, а затем с эллипса в землю внезапно ударили три световых столба белого, ярко-оранжевого и зелёного цветов; при этом огни в небесном эллипсе приобрели бело-лунный цвет. Еще через несколько секунд световые столбы резко исчезли, и на фоне туч продолжал мерцать только огромный бело-лунный эллипс. Постепенно составляющие его огни начали меркнуть, некоторые из них слабо вспыхивали, но тут же снова угасали, а затем эллипс мигнул огнями еще раз и погас совсем. Несколько секунд над горной вершиной еще виднелось обширное сияние, в котором легко различались многие цвета: красный, плавно переходящий в оранжевый, а затем в жёлтый; ярко-зелёный, преобразующийся в нежно-салатовый; розоватый, прямо на глазах
переходящий в ярко-белый… но вскоре вся эта иллюминация стала тускнеть и, наконец, медленно угасла. Огромная гора вновь погрузилась в беспросветный мрак.
        Сергей Князев первым нарушил всеобщее молчание:
        - Кто-нибудь что-нибудь понял? Что это было?
        - Кто ж его знает! - простодушно откликнулся Сашок. - Но уж точно не самолёт!
        - Выходит, многое из того, что рассказывают про Змеиную гору, - правда? - с лёгкой растерянностью спросил Сергей Юрьев, обращаясь неизвестно к кому.
        - А что рассказывают? - с готовностью спросил Филипп.
        - Ну, хотя бы то, что над горой можно наблюдать по ночам огни, разноцветные лучи, шары какие-то летают… Слухи об этом ходят давно, уже вроде как не первый век, но объяснить эти вещи никто пока так и не смог.
        - А кто-нибудь из вас слышал про НЛО? - подала голос до сих пор молчавшая Лариса.
        - А! - воскликнул всезнающий Юрьев. - Неопознанные летающие объекты?
        - Точно, - подтвердила Лариса. - Не знаю, что думаете об этом вы, но вот я уверена, что мы сейчас наблюдали в небе самый настоящий НЛО.
        - Ну конечно! - приободрился Кирсанов. - Это был инопланетный космический корабль! На Змеиную гору высадились инопланетяне! Еще немного, и мы увидим целые батальоны бегущих к нам маленьких зелёных человечков. Ну, Ларка, берегись: вдруг они обожают молоденьких девушек? Ты, если что, прямо вниз с откоса прыгай! А уж мы тебя прикроем… верно, ребята?
        - Да перестаньте! - вмешался Филипп с явной досадой. - НЛО, инопланетяне… Не существует никаких инопланетян! Говорильни и писанины много, а вещественных доказательств нет как нет.
        - Ну хорошо, - возразил Юрьев, - нет доказательств, а вот прямо сейчас мы все вместе что видели? Может, скажете, что это массовые глюки? Травку кто-нибудь из вас курил?
        - Глюки не глюки, - отвечал Филипп, - но я уверен, что инопланетяне здесь ни при чём. Наверняка это какое-то редкое природное явление, происходящее в атмосфере, а мы с вами этого явления не знаем и не понимаем.
        - Ну, Филя, если даже ты не понимаешь, то куда уж понять нам, сирым да убогим! - ёрнически воскликнул Кирсанов. - Но, если ты самый умный, то, может, всё-таки просветишь нас всех, какое-такое природное явление? Скажи, например, что это просто гнилушки светились на болоте, и этот самый свет взял, соединился в лучи, да и отразился на небе, а?
        - Нет, это не гнилушки, - зловеще произнес Филипп, сверля Геннадия глазами.
        - Ладно, хватит, - решительно вмешался Сергей Юрьев, чувствуя, что назревает ссора. - Нечего цепляться друг к другу. Надо решить: что мы делаем дальше? Наши дальнейшие действия?
        - Как понять «что делаем дальше»? - негодующе воскликнул Кирсанов. - Мы пока так и не добрались ни до вершины горы, ни до средневековой башни! Идём вперёд, и только вперёд!
        - А ты точно уверен, что идти надо именно вперёд? - спросил Филипп, пристально глядя на него. - Ты точно знаешь, что нас ждёт там, на вершине?
        - Я уверен, Филя, - невозмутимо отвечал Геннадий, - так же, как уверен в том, что зря мы взяли тебя с собой. Без тебя было бы лучше…
        - Кому лучше?
        - Всем! И Ларке, между прочим, тоже. Ты всё время выёживаешься, а девушкам это не нравится. А если ты наложил в штаны, то тебе самое время двигать в обратный путь. Можешь и Сашка с собой захватить, ты вроде боялся за него, как он один назад пойдет. Вот и составь ему компанию.
        - Вот я назло тебе пойду к вершине, раз тебе от этого хуже… придурок!
        - Довольно! - вскричал Сергей Юрьев решительно, - вы двое уже достали своими взаимными придирками! Не время выяснять отношения: вот вернемся в город, тогда и разберётесь меж собою, или у вас кулаков нет? А сейчас - если решили идти дальше, значит, надо идти! Что непонятно?
        Его резкое вмешательство сразу отрезвило спорщиков: действительно, время и место для разборок были крайне неудачными. Кирсанов молча натянул на плечи рюкзак и, ни на кого не глядя, зашагал вверх по тропе. У него был вид человека, которому все вокруг надоели до смерти. За ним так же молча последовали остальные.
        Странное многоцветное сияние больше не появлялось, луну всё так же закрывали тучи, и продвигаться вперед по каменистой почве можно было только при помощи фонарей. Постепенно характер местности изменился: тропа исчезла, незаметно затерявшись в пологой, поросшей травой возвышенности, усеянной обширным редколесьем. Теперь не надо было идти колонной, передвигаться стало намного свободнее. Да и вообще идти стало куда легче, ибо изнурительный подъем завершился.
        - Похоже, что мы достигли вершины? - спросил Сергей Юрьев.
        - Да, - отозвался Геннадий без особого воодушевления. - Это фактически вершина, скажем так - голова Змеиной горы. А макушка ее вон там, - и он указал фонарем дальше вперед. Сноп света вы хватил из темноты стволы и ветви довольно большого скопления деревьев.
        - А башня где? - заинтересованно спросила Лариса.
        - Башня тоже там, - был ответ.
        Лариса невольно взглянула на Филиппа, и тот ответил ей тревожным молчаливым взглядом.
        - Ну что, идем к башне? - спросил Князев.
        - Ну конечно! Без нее всё наше восхождение ничего не стоит, - ответил Кирсанов. - Мы тогда можем считать гору покорённой, когда поднимемся на самый верх башни, ибо там самая высокая точка Змеиной горы.
        Лариса невольно улыбнулась: ей явно импонировала такая целеустремлённость. Между тем идущий рядом с нею Филипп только сокрушенно головой покачал. Лариса бросила на него раздраженный взгляд.
        - У тебя что-то не так, Филипп? - спросила она.
        - А у тебя? - отозвался тот.
        - У меня всё прекрасно. Знаешь, я еще в детстве слышала про эту башню на Змеиной горе и страстно хотела на нее забраться. Даже не верится, что это мое давнее желание сбывается.
        - Лариса! Даже если ты сейчас и заберёшься на эту чёртову башню, что ты с ее верхушки увидишь среди ночи?
        - Да ну тебя! - надула губы Лариса. - Всё тебе не так! В жизни не встречала такого зануду, как ты.
        Филипп ничего не ответил. Между тем группа продолжала продвигаться вперёд. В ночных тучах образовалась гигантская прореха, в которую выглянула луна. И вокруг снова стало светло.
        - Ну посмотри, Филипп! - сказала Лариса. - Только представь, какая картина откроется нам с вершины этой таинственной башни вот при таком волшебном лунном свете! Это же фантастика, разве нет? Такое ни в каком фильме даже не увидишь. Перестань же дуться, я прошу тебя! Мне так чудно и хорошо, что хочется куда-то бежать быстро-быстро, а потом взлететь в поднебесье и мчаться среди ночных облаков, как ветер! Ну же, Филипп…
        Филипп взглянул на нее с некоторой тревогой.
        - У тебя весьма странное желание, ты не находишь? - спросил он. - Удивительно, что, преодолев такой крутой и опасный подъем, ты не только не устала, но даже хочешь куда-то лететь.
        - Вот не устала, представь себе!
        - Пожалуй, это единственное, что меня радует, - печально заметил Филипп. - И еще то, что тебе хорошо.
        - А тебе разве плохо? - недоумённо воскликнула Лариса.
        - Мне всё меньше и меньше нравится наш проводник… или старший группы, как его там. По-моему, он абсолютно не представляет, куда он нас ведёт. И вообще, меня шокирует его безответственность. Он готов запросто расстаться с любым членом команды и в одну секунду отправить его обратно. А ведь поступить так с человеком, которому это опасное место совершенно незнакомо, отпустив его одного среди ночи по такой нехоженой дороге… это всё равно, что отправить его на верную смерть! Но такие мысли даже не возникают в его куриных мозгах, а если сделаешь ему замечание, так он, того и гляди, в глотку вцепится! Реальный придурок…
        - Мне кажется, ты всё слишком усложняешь, Филипп. Генка, конечно, не подарок, но он знает дорогу и ему хочется, чтобы товарищи заметили его значимость. Только и всего! А ты постоянно одёргиваешь его и достаёшь своими замечаниями.
        - Лариса, дело не в этом! - возразил Филипп. - Дело в том, что Генка возомнил себя главным, однако напрочь забыл, что главный не только командует, но и несёт ответственность за всех! За всех вместе и за каждого в отдельности. Он этого понимать не желает, но при этом его реально прёт от самоуверенности. Он ни за что не остановится, если это как-то ущемляет его самомнение.
        - Филипп, я тоже не хочу останавливаться, - холодно заметила Лариса. - Так что успокойся и лучше помолчи, иначе, боюсь, мы с тобой поссоримся.
        Филипп не хотел ссориться с Ларисой и послушно замолчал. Возможно, он дорого ценил уже сам факт, что Лариса считала его своим другом.
        Тем временем вся группа вошла в небольшую рощу. Луна по-прежнему светила очень ярко, заливая грустным мерцающим светом все окрестности. Можно было вполне погасить фонари.
        - А посмотрите, какие странные здесь деревья, - заметил Сергей Князев. - Их как будто кто выкручивал, сгибал, растягивал… Может быть, тут часто гуляют смерчи?
        - Смерчи на такой огромной горе? - возразил Юрьев. - Вряд ли… обычно смерчи бывают в поле и на равнине. И смерч не скручивает деревья, а вырывает их с корнями, либо ломает ветки. Однако деревья тут и впрямь странные…
        И действительно, древесные стволы, из которых состояла нагорная роща, вполне заслуживали того, чтобы на них можно было подивиться. Одни стволы были перекручены, словно затянутое жгутом полотенце, из которого выжимали воду. Попадались деревья двухствольные: из земли поднимался один мощный ствол, а затем на определенной высоте он разделялся на два ствола, приобретая сходство с латинской буквой U. Иные деревья самым причудливым образом изгибались и росли куда-то в сторону, а порой и обратно, то есть вниз, к земле! Вся эта странная картина производила довольно тягостное и гнетущее впечатление.
        - Что-то здесь не так с этими деревьями, - сказал Филипп. - Выглядят они явно ненормально.
        - Кто-то над ними вдоволь поиздевался! - заметил Сашок с нервным смешком.
        - Ну кто… инопланетяне, наверное! - усмехнулся Кирсанов. - Опыты какие-то небось проводили…
        - Ну да, конечно инопланетяне! - отозвался Филипп. - Интересно, сколько световых лет им понадобилось преодолеть в космосе для того, чтобы здесь, на Змеиной горе, навертеть всяких финтифлюшек из вполне обычных земных деревьев?
        - Да бросьте вы фантазировать, - вмешался как всегда рассудительный Юрьев. - Такое явление вполне известно, я об этом читал. В народе это называется «пьяный лес». Причины тому - какие-то геологические процессы, отклонения, аномалии… в общем, точно не знаю, но связано с геологией. Деревья большие, взрослые, а это значит, что скрутило их так ещё многие сотни лет тому назад. Так что в этом ничего страшного нет.
        Большую часть странной рощи прошли медленно и молча. И вдруг Геннадий воскликнул - негромко, но торжественно:
        - Поздравляю вас, братцы! Кажется, мы пришли…

* * *
        Прямо перед ними в нескольких десятках метров чёрной громадой возвышалось огромное мрачное строение. Это действительно была башня - гигантское, круглое в плане сооружение, поднимающееся на недосягаемую высоту. На фоне чёрного неба исполинским каменным кругом выделялась венчающая часть; из-за каменных зубцов, идущих по окружности, она напоминала корону сказочного короля-великана. В лунном сиянии тускло поблескивала каменная кладка, отполированная ветрами и ливнями за долгие столетия. Кое-где на мощном каменном стволе башни черными провалами зияли высокие и узкие оконные проёмы.
        Некоторое время группа стояла молча, поражённая открывшимся ей грозным и величественным зрелищем.
        - Грандиозно! - первым нарушил молчание всегда невозмутимый Сергей Юрьев. - Настоящая средневековая крепость!
        - Вернее, ее остатки, - заметил Филипп. - Видите: с двух сторон к башне примыкают каменные развалины. Это то, что осталось от стены. Когда-то здесь был настоящий форпост. Наверное, башня всё-таки была сторожевой: генуэзцы собирались строить город-порт на морском берегу, а эту башню воздвигли здесь, чтобы вовремя замечать подозрительные движения степных племён и предупреждать городские власти об опасности. Иного назначения такого мощного сооружения здесь, на горной вершине, я не представляю.
        - Мы с таким трудом только добрались сюда, - сказал Сергей Князев, - как же генуэзцам удалось построить этакую махину на такой высоте? Как доставили сюда тонны камней, стройматериалы всякие… Даже сейчас, имея подъемные краны, мощные грузовые автомобили, грузовые вертолёты, наконец, и то построить такое здесь почти невозможно! А в средневековье-то никакой подобной техники и в помине не было! Не поверил бы, если башня эта не стояла бы у меня перед глазами…
        - Наверное, люди были тогда совсем другие, да, Серёга? - усмехнулся Филипп. - Не такие, как нынче.
        - А вдруг эту башню построили не люди вовсе? - спросил вдруг Кирсанов. - Что тогда?
        - Как не люди? А кто? - изумился Юрьев. - Гномы? Великаны? Гоблины? Инопланетяне?
        - Ну мало ли… - заметил Геннадий. - Может она на тысячелетия старше, чем сейчас полагают, и построили ее еще до ледникового периода? Какая-нибудь древняя цивилизация, где разумные существа умели путём левитации поднимать гигантские камни на огромную высоту и в стены складывать…
        - Да ну, сказки! - отрезал Сергей. - Чепуха! Не бывает такого. Есть законы физики, механики, и они имеют в основе своей закон всемирного тяготения, а он был всегда!
        - Серёга, да брось ты, не заводись попусту, - вмешался Сашок. - Не видишь разве, Генка просто прикалывается…
        Филипп отошёл от спорящих и возбуждённых донельзя парней приблизился к Ларисе. Девушка задумчиво разглядывала мощный гигантский ствол башни, озаряемый таинственным лунным светом. По ее сияющим глазам Филипп легко догадался, как сильно манит ее это величественное и мрачное сооружение.
        - Ну как ты? - тихо спросил Филипп.
        - А ты как думаешь, - спросила она, проигнорировав его вопрос, - кто и когда воздвиг эту башню?
        Филипп окинул взглядом мощную округлую стену.
        - Мне кажется, это вполне типичное средневековое строение, - ответил он. - И если имеются сведения, что строителями его были генуэзцы, то, наверное, так оно и есть.
        - А разве ты не хочешь заглянуть туда… вовнутрь? - зачарованно спросила Лариса, всё так же не отводя взгляда от башни. - Подняться на самый верх, чтобы очутиться в том каменном венце?
        - Лариса… это плохая идея, - сказал он со вздохом. - Особенно, если делать это ночью. Ничего интересного, я думаю, там не увидишь, кроме куч древнего щебня… ну, может, еще каких-нибудь глиняных черепков или разбитых костей… а вот сломать себе шею, поднимаясь по вековой полуобвалившейся лестнице, можно очень легко. Если там вообще есть какая-то лестница…
        Лариса ничего не ответила.
        Она наконец повернула голову, но взгляд ее проскользнул мимо Филиппа и остановился на других членах группы, продолжавших шумно и увлеченно обсуждать совершенное ими открытие.
        - Эй, ребята! - крикнула им Лариса. - Не знаю, как вы, а я хочу туда!
        Она указала вытянутым длинным пальцем в сторону зияющего в нижней части сооружения черного провала древнего входа. Ошеломлённые неожиданным заявлением единственной среди них девушки, спорщики мгновенно замолчали, как по команде. Наступила тишина, нарушаемая только шумом ветра в кронах старых деревьев.
        - Ларка… успеешь! - Кирсанов первым нарушил молчание. - Я думаю, неразумно лезть в темную и незнакомую башню среди ночи. Стоит дождаться рассвета…
        - Гена, ты не понял! - возразила Лариса. - Самое то - подняться на башню ночью… при лунном свете… Утром будет совсем не так! Всё неповторимое очарование здешней ночи пропадёт.
        - Нет, ты слышал? - Князев толкнул Геннадия локтем. - Неповторимое очарование ночи! Обалде-е-еть!
        - Филя! - с насмешкой позвал Кирсанов. - Ты слыхал, каково пожелание нашей единственной дамы? И что скажешь?
        - Скажу, что я категорически против! - ответил Филипп.
        - Лара, ты слышала? Вот тебе наш вердикт, - сказал Геннадий. - Знаешь, мы тут немало цеплялись с твоим телохранителем, однако сейчас я полностью согласен с ним. Сто пудов согласен! На башню пойдем с рассветом, а сейчас у нас по графику привал и отдых. Всё, разговор окончен, тема закрыта.
        Лариса была явно раздосадована и вовсе не пыталась этого скрыть.
        - Вы просто уроды, - гневно сказала она своим товарищам, но у тех это замечание вызвало только смех. Один Филипп был серьёзен и даже немного печален. Очевидно, на башню ему взбираться совершенно не хотелось - ни с рассветом, ни тем более сейчас.
        Для привала выбрали уютную ложбинку меж нескольких деревьев; Князев с Сашком принесли хворосту, Филипп развёл костер. Геннадий принялся извлекать из мешков прихваченные из дома съестные припасы. Лариса угрюмо наблюдала, как он неуклюже пытался нарезать хлеб.
        - Дай сюда! - решительно сказала она, отбирая у Гены нож. - Хлеб толком нарезать не можете, одно слово - мужики!
        Растерявшийся Кирсанов так и застыл с приоткрытым ртом. Тем временем Лариса аккуратно нарезала батон и буханку тонкими почти одинаковыми ломтиками. В сравнении с ними два рваных скомканных ломтя, которые успел настрогать Геннадий, выглядели сущим уродством.
        - Что смотришь? - спросила Лариса. - Консервы открывай! У тебя, наверное, это лучше получится, чем у меня.
        Кирсанов молча повиновался. Лариса нарезала принесённые кем-то огурчики и помидоры, затем сноровисто принялась за колбасу. Очень скоро на полянке перед уютным костерком образовался самодельный стол, где каждому продукту было уделено своё место. После долгого изнурительного перехода все эти простые вкусности выглядели очень аппетитно, так и просясь в рот.
        - Вот что значит женская рука! - восхищённо воскликнул Сергей Юрьев, подходя к костру с охапкой хвороста и аккуратно уложив ее на землю. Он окинул импровизированный стол восторженным взглядом и добавил: - Прямо как на домашней кухне!
        - Руки бы помыть… - слегка растерянно пробормотал Филипп.
        - Перебьёшься, - отозвался Геннадий. - Вода у нас только для питья, и ее мало. А ручейков или речек поблизости не наблюдается.
        - В башню сходи, вдруг туда водопровод подведён! - хихикнул Сашок.
        - Ты у нас самый остроумный, Саша, - хмуро заметил Юрьев. - Твои шутки всегда как нельзя кстати. Жаль, конечно, но придется есть немытыми руками.
        - Ребята, у меня влажные салфетки есть, - сказала Лариса, доставая белую пачку. - Вот, берите…
        - О-о! - воскликнул Князев. - Какая красота… Живём!
        Все радостно загудели, наперебой протягивая руки. Салфетки тотчас пошли нарасхват.
        - Ларочка, солнышко… что бы мы без тебя делали? - воскликнул умильно Кирсанов.
        Филипп недобро покосился на него, но смолчал. Сергей Юрьев с усмешкой заметил:
        - Что бы ты делал? Жрал бы немытыми клешнями - только и всего.
        - Ага… больше грязи - шире морда!
        Все весело засмеялись. Среди разложенной на тряпице снеди виднелись желтые ломтики плавленого сырка «Дружба», аккуратно нарезанные Ларисой.
        - Ну, если есть сырок «Дружба», - весело заметил Князев, - то наверняка должно быть и горячительное, не так ли, Геннадий?
        - От тебя, Князь, ничего не скроешь! - отозвался тот, - горячительное и вправду есть. Сейчас мы его достанем…
        Он вытащил из мешка чекушку и четыре маленьких граненых стаканчика, неспешно расставил их один за другим возле разложенных ломтиков хлеба. Затем пояснил, подмигнув:
        - Пузырек маленький, друзья, уж не обессудьте! Пьем самую малость, чисто символически: за наш успех, для аппетита, для сугреву… А вот расслабляться нельзя: соснем часика три, а там и рассвет придет…
        Друзья одобрительно загудели: посыпались весёлые шутки, смешки. Филипп же сказал:
        - Зря вы это, ребята. Мы находимся в очень опасном месте, да и поход у нас очень серьезный, я лично не стал бы даже и по-малому пить…
        - А мы тебя и не приглашаем, дружок! Мы ведь на тебя не рассчитывали - у нас даже стакана для тебя нет. А вот Ларке нальём! Как даме. Ларка, ты как - будешь?
        - Спасибо… я не пью! - ответила Лариса.
        - Ну что ж… как скажешь! - отозвался Геннадий. - Неволить никто не станет. Ну что, братцы, за успех? - обратился он к остальным.
        - За успех! - нестройным хором отозвались сотрапезники.
        Четверо друзей звонко чокнулись, потом дружно выпили. Мгновенно пробудился зверский аппетит, и компания нешуточно налегла на закуску. Лариса с Филиппом тоже разделили общую трапезу, запивая еду небольшими глотками простой воды.
        - Ох, хорошо! - блаженно потянулся Князев.
        - Хорошо, да мало! - сумрачно откликнулся Сашок, кивая на порожнюю бутылку.
        - Хватит, ребята, хватит! - добродушно усмехнулся Геннадий, - вы Филю-то иногда слушайте, он между прочим, порой и дело говорит! Много нельзя, а то развезёт еще некоторых… возись потом тут с вами!
        - А это ты про кого, Ген? - насторожился Сашок.
        - Неважно… какая разница? Это всех касается.
        - На воре шапка горит, - усмехнулся Сергей Князев.
        - Князь, это что за намёки, а? - вскричал Сашок. - Ты бы полегче…
        - Ну вот, началось, - негромко заметил Филипп Ларисе. - Еще, глядишь, и морды друг другу разбивать начнут… Друзья называются.
        Однако вмешался Юрьев, который в самом зародыше погасил начинающееся недоразумение. Лариса давно заметила, что Юрьев в компании пользовался особым негласным авторитетом - он не претендовал на какое-то главенство, однако остальные слушались его беспрекословно. Отрезая себе кусок полукопченой колбасы, Сергей деловито заметил:
        - Тише вы там! Не стоит здесь орать в голос, небось не в кабаке сидим. Мне вот что интересно, да и всем, наверное, тоже. Вот мы наблюдали какое-то световое явление над горой, что это было - не знаем. А между тем, про Змеиную гору много всяких странностей рассказывают. А как будет с нами? Эта светомузыка в небе - всё, что мы здесь увидим необычного?
        - А башня? - отозвался Князев. - Башни тебе мало?
        - Ну… башня, конечно, очень интересна, однако все в Семигорске знают, что на горе средневековая башня есть.
        - Знать-то знают, - отметил Кирсанов, - но никто в ней не бывал, а вот мы побываем!
        - Можно еще и на оракул посмотреть, - сказал Филипп. - А где он, кстати? Башня у нас действительно перед глазами, а вот Змеиный оракул я что-то не вижу!
        - А он там, немного ниже по склону, - махнул рукой в темноту Юрьев. - Отсюда не видно: надо мимо башни пройти и немного спуститься - там терраса есть, вот на ней и расположен оракул! Только вот смотреть там нечего - несколько каменных столбов и кучи камней, вот и всё. Так что не стоит и время тратить…
        Филипп не ответил. Молчали и другие, увлеченно поедая всё съестное, что находилось на походном импровизированном столе. Кругом стояла полная тишина, а кромешный ночной мрак в какой-то мере рассеивал зыбкий лунный свет. Ничто не нарушало тишины - даже далекие крики ночных птиц. Все крылатые и пернатые как будто давно покинули это неприкаянное место.
        - А мне всё время кажется, будто за нами кто-то наблюдает, - вдруг сказал Сашок, передёргивая плечами, словно ему внезапно сделалось зябко.
        - Да ну… бред! - отозвался Кирсанов. - Тебе нервишки подлечить надо.
        - Сашок, а ты вот второй бы стакан на грудь принял, - усмехнулся Сергей Князев, - так тебе не то еще блазниться будет - черти с вилами начнут за тобой гоняться. А то вишь - мало ему, да мало!
        Все хором расхохотались, да так, что эхо от молодецкого хохота волнами покатилось по ближайшим горным склонам. Только Филипп с Ларисой не смеялись, а Филипп еще и нахмурился
        - Да ну тебя, Князь, - сказал Сашок с обидой. - Тебе лишь бы зубы скалить, да издеваться.
        - Ну ладно, ребята, - сказал Геннадий, когда товарищи немного отсмеялись, - пора нам отдохнуть. Станет посветлее - пойдем и поднимемся на башню. Возражений нет?
        - Не-е-т! - нестройным хором отвечали все, только Филипп угрюмо промолчал, а Лариса упрямо поджала губы.
        Ребята начали укладываться. Кто-то вытащил из рюкзака спальник, кто-то довольствовался мягкой подстилкой и одеялом. Не прошло и нескольких минут, как все улеглись вокруг тлеющего костра. Постепенно смолкли смешки, отдельные реплики, и маленький лагерь погрузился в сон.
        По-прежнему ничто не нарушало замогильной тишины - даже ветер, казалось, уснул в кронах деревьев. Тишина казалась какой-то неестественной, пугающей… ну, лес всё-таки, должны же быть хоть какие-то звуки! И тем не менее безмолвие царило вокруг непроницаемое.
        - Филипп, - тихонько позвала Лариса.
        - Да? - так же тихо отозвался тот.
        - А знаешь… Сашок прав. Мне тоже кажется… ну в общем, мы здесь вроде бы не одни.
        Филипп помолчал, обдумывая ответ.
        - Лариса, это всё переутомление, - сказал он наконец. - Кроме нас, здесь никого нет, уверяю тебя.
        - Правда, Филипп?
        - Правда… постарайся хотя бы немного поспать, тебе станет спокойнее.
        - Я сплю…
        Неизвестно, сколько прошло времени, однако первый панический крик раздался в ночи, когда признаков приближающегося рассвета еще не было и в помине. В почти затухшем костре тускло тлели багровые ломаные нити прогоревших хворостин.
        - Генка! Геннадий! - дрожащим от страха голосом взывал Сашок. - Вставай скорее…
        - О-о, заткнись… - прошипел в ответ Кирсанов, неспешно поднимаясь на ноги. - Ты чего разорался, чёртов придурок?
        - Постой… посмотри туда! - Сашок показывал пальцем в сторону башни, вернее, чуть левее ее, туда, где каменные руины, отходящие от ствола башни, терялись в черном лесу. - Видишь?...
        - Ну, смотрю! И что? - отозвался Геннадий, пристально вглядываясь в темноту.
        - Как что? Там кто-то есть!
        Кирсанов до боли в глазах пялился то на башню, то на черные зубцы лесной чащи, но не мог заметить там ни малейшего движения.
        - Сашок, ты чего кипеж устроил, а? - обратился он к трясущемуся товарищу. - Что за дела? Ну, птица пролетела, а может, лисица пробежала, так что теперь - всех на ноги…
        Он вдруг оборвал сам себя на полуслове и, застыв с открытым ртом, так и остался стоять, продолжая безотрывно глядеть в одну точку.
        - Господи… - вдруг пролепетал Геннадий, словно находясь в трансе.
        Примерно в двух десятках метров от лагеря, между тускло поблескивающей в лунном сиянии громадой башни и краем леса неподвижно стояла массивная черная тень. Казалось, лицом она была обращена к перепуганным путникам. Это был человек, облаченный в длинное черное одеяние с накинутым на голову капюшоном. И хотя сам по себе прикид незнакомца производил весьма странное и зловещее впечатление, еще поразительнее было другое - фигура имела рост около трёх метров!
        - В чем дело? - хмуро спросил Филипп, подходя сзади к неподвижному Геннадию.
        - Вон посмотри, - дрогнувшим голосом ответил Кирсанов. - Там какой-то великан в балахоне…
        - Чего-чего?...
        Подошел и Юрьев, пристально вглядываясь в темноту.
        - Что-нибудь видишь? - спросил его Кирсанов.
        - Боюсь, что да… Вы хотели встретить здесь призраков? Вот вам и призрак.
        - Значит, не я один его вижу? - спросил Геннадий.
        - Послушайте, вы! - укоризненно воскликнул Филипп. - Что вы, как дети малые, в самом деле! Там никого нет! Это вы понимаете? Лунный свет отражается от каменной поверхности башни, лучи пробиваются сквозь прорехи между деревьями, расщепляются, достигая земли, и создают иллюзию гигантского человекоподобного силуэта в длинной одежде - вот и всё! Оптический обман, обыкновенный мираж, если кому так понятнее!
        - Филя… ты действительно в этом уверен? - пролепетал Геннадий в явном испуге.
        - Уверен ли я? - воскликнул Филипп, - вот, смотрите…
        Он резко нагнулся, подхватил с земли увесистый камень и, размахнувшись, с силой швырнул его в ту сторону, где маячила исполинская человекоподобная фигура. Камень описал большую дугу и пропал в кромешной темноте. До слуха участников похода донесся слабый перестук, как если бы камень упал на каменистую почву, отскочил от нее и пролетел, подпрыгивая, еще вперед с добрый десяток метров. Затем вновь воцарилась полная тишина - брошенный камень оказался поглощен окружающей лагерь угольной чернотой.
        - Ну? - напористо спросил Филипп. - Я швырнул камень в вашего великана. Если бы он там был, то я наверняка попал бы в него. Он вскрикнул бы, выругался или застонал, в конце концов… Кто-то из вас что-нибудь похожее слышал?
        Ребята подавленно молчали. Действительно, похоже было на то, что они стали жертвой не то миража, не то какой-то групповой галлюцинации. Да и гигантская тень вроде бы стала уже не слишком напоминать человека, и звуков никаких оттуда не доносилось…
        - И впрямь чертовщина какая-то, - пробормотал Сергей Князев.
        - Чертовщина? - запальчиво возразил Филипп. - Да нет, Князь, тут никакой чертовщины. Это в головах ваших полная чертовщина: а я предупреждал вас всех - нечего было водку хлестать! Не слушали, а теперь вот глюки вас донимают.
        - Да ладно тебе, Филя! - воскликнул Юрьев. - Ну, хлопнули по стопарику, и что же - у нас теперь у всех чердаки посворачивало, так, что ли? Быть такого не может! Не первый же раз пьем…
        - А чего ты доказал, Филя? - заметил Кирсанов. - Камень швырнул? Так если там и впрямь призрак, ему твой камень, что киту дробина! Призрак-то… бесплотный!
        - А если бесплотный, так чего вы переполошились? - едко усмехнулся Филипп. - Что он вам может сделать? Съест вас, что ли? Ложитесь себе и спите спокойно.
        - Ну как же, - простодушно отозвался Сашок. - Призрак ведь… страшно.
        - Призраков не бывает, Саша, - назидательно ответил Филипп. - Законы физики не оставляют им места в природе, ясно? Это всё не более, чем суеверия.
        - Ну, ты, Филя, у нас все природные законы знаешь! - ехидно заметил Кирсанов. - Кто бы сомневался… Однако я согласен: мы должны хоть немного поспать. Нам еще на башню подниматься, а потом предстоит спуск с горы - он ничуть не легче, чем подъем! А потому считаем инцидент исчерпанным и - спать! Вставать рано придется, с самыми первыми лучами солнца.
        Никто не заставил просить себя дважды. Ребята вновь улеглись на свои места вокруг тлеющего костра, дававшего приятное тепло. Во время всеобщего пробуждения Князев подкинул в огонь немного припасенного заранее хвороста.
        Прошло еще какое-то время. Филипп не спал, время от времени бросая взгляды на Ларису, которая, казалось, действительно заснула - он мог слышать ее ровное спокойное дыхание. И от этого Филиппу становилось теплее на душе.
        Внезапно Кирсанов беспокойно заворочался под своим походным одеялом, усиленно завозился. Филипп скосил глаза в его сторону: в темноте поднялась взлохмаченная голова: Геннадий явно к чему-то прислушивался.
        - Гена! - негромко позвал Филипп. - Ты чего?
        - А?... Да нет, я так… - отозвался Кирсанов. - Спать не могу.
        - А что?
        - Не знаю… на сердце как-то уж больно хреново. Всё время кажется, будто кто-то смотрит на нас. Это, знаешь ли… в общем, неприятно.
        - Вот и я тоже не сплю… - сказал Филипп.
        Оба немного помолчали, и каждый напряженно слушал тревожную тишину. Кирсанов нарушил молчание первым.
        - Послушай, Филя. Мы с тобою хоть и не дружим, однако парень ты не из глупых и не из робких…
        - Вот как? - спросил Филипп. - Приятно слышать такое, Геннадий, особенно от тебя.
        - Да ладно, пустое… Я к чему это: мне всё равно не заснуть, и ты не спишь. Может, сходим с тобой к тому месту, где стоял этот самый верзила в балахоне? Посмотрим, прикинем - что к чему. А вдруг что-нибудь интересное увидим? Заодно и на башню с более близкого места глянем.
        - Думаешь, есть смысл? - спросил Филипп.
        - Не знаю… Только башня эта мне тоже какое-то смутное беспокойство внушает.
        И вообще, лучше хоть что-нибудь делать, чем бревном валяться и мучиться сомнениями и неопределенностью.
        - А что? - заметил Филипп. - Может, ты и прав. Давай, сходим.
        - Тогда встали резко, да?
        - Ну что ж… встали!
        Они поднялись. Тотчас зашевелилась и Лариса, которая резко подняла голову.
        - Ребята… а вы куда?
        - Да ты лежи, лежи! - успокаивающе сказал Кирсанов. - Мы с Филей отойдем на минутку и сей час же вернемся.
        - Вы к башне пойдете?
        - Ну да… - нерешительно ответил Филипп.
        - Погодите секунду… я с вами!
        В пару секунд Лариса поднялась и тут же пристроилась к Филиппу и Геннадию. Те недоуменно переглянулись.
        - Вот черт! - с досадой бросил Кирсанов. - От Ларки не отделаешься!
        - Ладно, пусть идет, - отозвался Филипп. - Тут совсем недалеко…
        - Эй, а вы куда? - приподнялся со своего места Сергей Князев. - Никак на башню? Я тоже…
        Геннадий нервно хихикнул.
        - Да вы чего… сговорились, что ли?
        - Похоже, они вовсе и не спят, - усмехнулся Филипп. - Никто!
        - Ну чего тогда, все пойдем, что ли?
        - Кто-то должен у костра остаться, хоть вещи постеречь. Оставлять их совсем без присмотра не стоит. Здесь, похоже, что-то непонятное творится.
        - Вот Сашок пусть останется.
        - Нет, нет! - горячо запротестовал тот. - Один я здесь не останусь!
        - Вот трус несчастный! - в сердцах воскликнул Геннадий. - Как маленький всё равно! Какого черта ты с нами вообще попёрся, если всего боишься?
        - Не останусь, и всё! - упрямо заявил Сашок. - лучше со всеми пойду…
        - Так мы идем-то только до башни, вон она, рядом! Ты нас даже видеть будешь всех… что ж нам, всё снаряжение с собой тащить из-за того, что ты боишься?
        Однако Сашок упёрся.
        - Ну почему всегда я? - возмутился он, и в его визгливом голосе зазвучали истерические нотки. - Пусть вон Лариска останется, на то она и девчонка…
        - Правильно! - усмехнулся Филипп. - Всем гуртом мы пойдем к башне, а единственную девушку одну в лагере оставим… Браво, Сашок! Мудрое решение: только ты и мог такое предложить, джентльмен хренов…
        - Ладно, не спорьте, - спокойно сказал Сергей Юрьев. - Я тоже здесь останусь, чтобы Сашку нашему не так страшно было… ладно, Сашок? Если что, я тебя защищать буду… от призраков!
        Князев негромко прыснул в кулак. Кирсанов облегченно вздохнул:
        - Спасибо тебе, Серега… Выручил! С Сергеем тебе не страшно будет, Сашок?
        Тот смущенно засопел и промолчал.
        - Вот и ладно… Пошли, ребята!
        - Только вы не долго! Возвращайтесь скорее, - крикнул вдогонку Сергей.
        - Да мы только глянем, и сразу назад, - отозвался Геннадий.
        Группа из четырех человек двинулась в сторону башни; их тени некоторое время маячили в ночной тьме, выхватываемые из нее отблесками костра. Удалившись от огня, они постепенно растворились во мраке. Затем Филипп включил фонарь, и Сергей Юрьев мог теперь наблюдать за продвижением ушедших по световому пятну на земле, которое всё больше перемещалось в сторону леса и древних руин. Потом пятно замерло на месте, а через некоторое время метнулось в сторону и вдруг пропало…
        - Глянь-ка, Серега… они исчезли! - с тревогой заметил Сашок.
        - Что значит исчезли? - невозмутимо отозвался Юрьев. - Просто в густую тень зашли. Скоро опять появятся.
        Тем временем четверо ушедших действительно оказались в абсолютно черной полосе мрака, отбрасываемой по земле гигантским башенным стволом.
        - Ну вот… вроде здесь он где-то был, - неуверенно заметил Кирсанов.
        - Был, а потом исчез - так что ли? - спросил Князев.
        Филипп сосредоточенно водил лучом фонаря по примятой траве. Лариса остановилась, повернувшись к ребятам спиной и зачарованно глядя на луну, которую снова постепенно начинали заволакивать черные тучи.
        - Ну и что? - скептически заметил Филипп, шаря по земле ярким лучом. - Никаких следов. Стало быть, никого здесь и в помине не было, а все ваши видения, друзья, из области оптических иллюзий.
        - Ребята, - негромко позвала Лариса. - Такая чудная ночь… А пойдемте в башню? Прямо сейчас?
        - Погоди, Лариса, - отозвался Филипп. - В такой кромешной тьме в неизвестную нам башню мы не пойдем… Этот вопрос не подлежит обсуждению.
        - Так ведь луна какая светит! - возразила девушка. - И фонарь у нас с вами есть… мощный…
        - Эй, Филя, - вдруг позвал Геннадий, - а ну-ка, посвети своим фонариком сюда…
        - Куда? - не понял Филипп.
        - Вот сюда, левее от этого дерева! Да не в лесную чащу свети, а на землю. Вот так, хорошо… Как думаешь, что это?
        Филипп направил световой луч в землю, куда показывал Кирсанов, и все увидели на густой траве довольно четкие отпечатки в форме человеческих ступней… как будто здесь находился человек в плотно облегающей ноги обуви; вот только размеры этих следов поражали всякое воображение - они в длину достигали примерно полуметра!
        - Так говоришь, Филя, иллюзия оптическая, глюки… - зловеще произнес Геннадий таким тоном, будто именно Филипп имел прямое отношение к тому, кто оставил эти отпечатки. - Скажи мне, что я и сейчас глючу!
        - А вот еще следы! - крикнул Князев, показывая в землю.
        Филипп ничего не говорил, только смотрел на огромные отпечатки гигантских ступней с выражением полного недоумения на лице.
        - Знаете, братцы, - сказал Геннадий, - всё это совершенно перестает мне нравиться! Я не знаю, кем был этот великан в одежде типа монашеской рясы, но он действительно стоял здесь и, похоже, смотрел отсюда на нас.
        - Черт возьми, - вполголоса выругался Филипп. - Я ничего не понимаю…
        - А и нечего понимать! - запальчиво крикнул Кирсанов. - Валить надо отсюда… Пока не поздно!
        - Эй! - вдруг позвал Сергей. - Посмотрите-ка на башню! Мне одному кажется, что в оконных проёмах горит свет?
        Геннадий с Филиппом как по команде уставились на гигантскую громаду башни.
        И действительно, провалы узких стрельчатых окон, еще совсем недавно бывшие угольно-черными, теперь были ярко освещены! Это был странный, чуть мерцающий, отливающий багровыми отблесками свет, источники которого явно находились внутри. Впечатление было таково, будто в недрах гигантской каменной постройки вдруг зажглось множество факелов.
        А еще через несколько секунд друзья увидели, как в окнах мелькают тени - словно целые вереницы людей или каких-то иных человекоподобных существ стремительно проносились мимо окон, озаряемых внутренним светом. Судя по контурам этих силуэтов, головы их напоминали очертаниями скорее морды и макушки каких-то звероподобных, нежели людей…
        - Так… с меня хватит! - громко крикнул Кирсанов, и в его возгласе сквозила явная истерика. - Я сваливаю!
        - Генка, погоди… я с тобой! - крикнул Князев вдогонку ему.
        - Подождите, а как же… - начал было Филипп, но Геннадий перебил его:
        - Забирай Ларку, и бегом за нами, живо! Ждать не будем…
        - Ну сейчас…
        Филипп обернулся, но Ларисы возле него не оказалось. Ошеломленный Филипп посмотрел в сторону башни и, к своему ужасу, увидел девушку шагах в двадцати от себя; она неспешно, однако решительно продвигалась к широким воротам - точнее, воротному проему, размещенному в самом низу гигантского строения. Относительно ее намерений никаких сомнений не возникало.
        - Лариса! - громко позвал Филипп. - Ты куда?!
        Девушка остановилась и обернулась.
        - В башню, - ответила она просто. - Я должна в ней побывать…
        - Послушай… мы уходим! Здесь творится что-то непонятное и опасное!
        - Вы можете, конечно, уходить, но я не для того тащилась на эту гору половину ночи, чтобы просто так уйти отсюда! - сказала девушка. - Я посмотрю, что там, в башне…
        - Ты с ума сошла?! Туда нельзя входить, ты это понимаешь?
        - Филипп, ты вдруг уверовал в привидения?... Разве не ты говорил, что здесь ничего и никого нет?
        - Возможно, я ошибался…
        Лариса смерила его каким-то странным, чуть насмешливым взглядом. Затем, как ни в чем не бывало, повернулась и снова направилась к черному провалу входа.
        - Лариса, остановись! - отчаянно крикнул Филипп. - Не смей ходить туда!
        - Ты мне что… запрещаешь? - холодно отозвалась она.
        - Лариса…
        Филипп вдруг ощутил, что впадает в некое странное, никогда не испытываемое им прежде состояние. Он словно бы разрывался надвое: с одной стороны, он желал тотчас догнать упрямицу и притащить ее назад, в лагерь, даже если для этого придется приложить немалую силу; а с другой - какой-то запредельный, инфернальный страх навалился на него, и всё его существо рвалось туда, к месту их привала, где сейчас ребята спешно собирали вещи, чтобы немедля покинуть эту проклятую Змеиную гору. Больше всего на свете он хотел бы сейчас быть с ними и вместе с ними бежать отсюда - бежать прочь, не оглядываясь.
        Между тем Лариса добралась до входа и остановилась. При свете луны Филипп смутно различал на фоне черного провала ее высокую светлую фигуру.
        - Лариса, вернись! Умоляю тебя…
        - Филипп! - голос девушки звучал спокойно и ровно. - Ну не волнуйся ты так.
        Я только одним глазком загляну, и всё! Только посмотрю, и сразу назад…
        - Лариса! Пожалуйста…
        - Ты лучше бы подошел сюда со своим фонарем, а то тут совсем темно, хоть глаз выколи, - сказала Лариса спокойно, совершенно не слушая его отчаянных призывов.

* * *
        Филипп словно очнулся от оцепенения. Он крепче сжал в руке рукоять своего большого фонаря и рванулся вперед. Все мысли о возможном бегстве были мгновенно отброшены прочь. Он помнил лишь об одном - надо догнать Ларису, схватить упрямицу и любой ценой притащить ее обратно. Он почему-то отчётливо сознавал, что ни в коем случае нельзя позволить ей войти в этот проклятый входной проем…
        «Стой на месте, не двигайся!»
        Кто это сказал? Филипп был так потрясен этим неведомо откуда пришедшим приказом, что действительно остановился и замер неподвижно. Однако это длилось не более нескольких секунд. Затем он с еще большим упорством рванулся вперед, к башне. Но ему удалось сделать всего несколько шагов. Ноги внезапно сделались будто свинцовыми. Он пытался бежать, но вместо этого едва-едва продвигался вперед. Земля как будто превратилась в топкую трясину, которая никак не хотела отпускать его ступни. Так иногда бывает во сне, когда вроде как бежишь куда-то, а ноги переставляются с огромным трудом, и вскоре оказывается невозможно сделать хотя бы один нормальный шаг.
        - Лариса! - снова отчаянно позвал Филипп.
        Девушка обернулась, взгляды их на мгновение встретились. Она словно бы поджидала его, и в глазах ее мелькнула как будто тень тревоги. Затем Лариса шагнула вперед и в одно мгновение скрылась в дверном проеме. Беспросветная тьма поглотила ее.
        - Лариса!! - во всё горло закричал Филипп, и вдруг почувствовал, что ноги его свободны. Ощущение было таким, как будто от лодыжек его внезапно отвязали пудовые гири.
        Он стремглав бросился вперед и в несколько прыжков очутился перед воротным проемом входа.
        - Лариса! - крикнул Филипп в кромешный мрак и почувствовал, что голос его дрожит.
        Ответа не последовало. Филипп поднял фонарь, и его мощный луч осветил пол, вымощенный неправильными каменными плитами, затем - внутреннюю сторону стены, выложенной из каменных блоков, а далее световой луч поглощался непроглядной тьмой. Между камней пола кое-где пробивалась чахлая бесцветная трава.
        - Лариса! - снова позвал он. - Ты где?
        И снова молчание. Филипп спрыгнул с высокого порога на каменный пол и двинулся по круглому периметру внутреннего зала, освещая себе путь фонарем. Никаких признаков присутствия какой-либо жизни ему не встретилось. Лишь один раз у него из-под ног внезапно выскочила и кинулась удирать в темноту довольно крупная серая ящерица.
        - Лариса! - во весь голос крикнул Филипп. - Ну хватит придуриваться, давай выходи!
        Он прислушался. Его окружала полная безнадежная тишина: даже ночной ветер не проникал в это царство мрака и безмолвия.
        Филипп приподнял фонарь выше: свет заскользил по каменной кладке стены, по каменному полу, и он удивился тому, насколько огромен был этот круглый зал, оставленный людьми много веков назад. Посередине помещения возвышался обширный шлифованный каменный помост, судя по виду, выточенный из одного гигантского камня; но он поднимался над полом не более, чем на полметра, и человек за этим камнем спрятаться не мог. Назначение этого возвышения оставалось неясным - оно всё было покрыто темными разводами, образовавшимися несомненно давным-давно, возможно, еще во времена возведения самой башни. Филипп обошел камень со всех сторон, освещая себе путь фонарем; и тут ему пришла в голову мысль, что Лариса просто могла выйти наружу, пока он обходил этот заброшенный круглый зал. Наверняка, так оно и есть. Скорее всего, она попросту поджидает его снаружи - и как он сразу не догадался?
        Держа светящийся фонарь перед собою, Филипп выскочил из входного проема наружу.
        - Лариса! - крикнул он в окружающую темноту. И снова не услышал никакого звука в ответ.
        Что-то побудило его поднять голову. Прямо над круглым зубчатым венцом огромной башни он вдруг увидел несколько огней, мерцающих в черном небе. Они неподвижно зависали над вершиной громадного сооружения, время от времени ритмично мигая Филиппу, словно зовя его к себе туда, на недосягаемую высоту…
        «Она там, наверху!» - сам себе сказал Филипп, внезапно вспомнив, как страстно девушка хотела подняться на самую вершину башни.
        Он бросился обратно, в темный и безмолвный зал: тишина в нем нарушалась только шумом его шагов. Но чтобы подняться наверх, была необходима лестница. И Филипп вскоре нашел ее: каменная лестница поднималась длинной спиралью вдоль внутренней стены гигантского каменного ствола. Замшелые ступени имели такую ширину, что по ней могли одновременно подниматься или спускаться два или даже три человека. Ограждением марша служили: с одной стороны внутренняя поверхность наружной стены, а с другой была возведена особая перегородка, отделяющая лестницу от пространства зала. Эта стенка оставалась в сохранности, а потому подниматься по ступеням было относительно безопасно; и эта же стенка делала лестницу практически незаметной в темноте.
        Освещая себе путь снопом света, бьющего из фонаря, Филипп стремительно поднимался по твердым, осклизлым ступеням: местами они полуобвалились, а потому под ноги надо было смотреть внимательно… Иногда его охватывали сомнения: вот у него имеется фонарь, а как же Лариса поднималась по этой лестнице в полной темноте, причем успела уйти так далеко (или, вернее, высоко?), что он теперь не в состоянии ее настичь? А вдруг она всё-таки не поднималась на венчающую часть старинной башни? Филипп гнал от себя эти мысли и всё ускорял темп, пока не начал задыхаться… Башня имела много этажей, на каждом из которых очередной лестничный марш перемежался короткой площадкой; эти площадки Филипп использовал, чтобы перевести дыхание. Но легче от этих перерывов становилось не намного. Ему казалось, что он поднимается уже целую вечность. На очередном закруглении лестницы ему сделалось дурно, и он бессильно прислонился к вогнутой стороне внешней стены… Показалось, что на несколько секунд он даже потерял сознание, однако ощущение реальности всего происходящего очень быстро вернулось к нему. На негнущихся ногах Филипп
продолжил своё изнурительное восхождение.
        - Ла… Лариса! - из последних сил выдохнул он, выбираясь из черного башенного люка на поверхность верхней площадки.
        Здесь он бессильно опустился на бордюр, окружающий круглое отверстие в полу. Свежий ночной ветер немного освежил его разгоряченное лицо, по которому градом катил пот. Филипп находился посередине обширного круглого поля, вымощенного камнями, между которыми местами пробивалась трава. Камни были повыщерблены от ветров и ливней, омывавших смотровую площадку башни в течение долгих столетий. По всей длине окружности возвышался мощный барьер высотой почти в человеческий рост с устроенными в нем бойницами. Лунный свет заливал своим сиянием всю площадку, и древние камни тускло поблескивали в этом призрачном свете отполированными ветрами поверхностями. И - смотровая площадка была совершенно пуста. Филипп понял, что сюда не поднимался ни один человек за много-много лет.
        Он тупо озирался вокруг, словно ожидал, что вот сейчас он услышит знакомый ему, такой милый смешок, и Лариса внезапно выйдет ему навстречу из-за какого-нибудь каменного зубца. Но никто ниоткуда не выходил, и выйти не мог.
        Филипп подошел к внешнему каменному барьеру, просунул голову между двумя стеновыми зубцами и закричал громким криком, в который вложил всё свое безысходное отчаяние:
        - Лари-и-са-а-а!!!
        В ответ - полное безмолвие, ни единая живая душа не ответила ему.
        Девушки не было не только на самом верху башни. Совершенно пусты были также башенные этажи, которые Филипп освещал фонарем, когда спускался по лестнице вниз. Не оказалось Ларисы ни на первом этаже, ни снаружи вокруг огромного зловещего строения.
        Лариса исчезла бесследно, исчезла так, словно бы ее никогда не существовало вообще…

* * *
        Рассвет застал Филиппа всё там же, в окрестностях башни. Его отчаянные поиски так ни к чему и не привели - теперь он сидел на поваленном дереве вблизи места, где они разбили свой ночной лагерь. Пепелище от костра было еще теплым. Только не было больше здесь ни товарищей по походу (или попутчиков, спутников - Филипп и сам не знал, как их назвать), ни Ларисы… Совершенно необъяснимое исчезновение девушки приводило Филиппа в беспредельное отчаяние; никакому разумному объяснению ее отсутствие не поддавалось, и только факт оставался фактом: ее не было нигде. Филипп даже был готов допустить, что она убежала вместе с остальными, если бы не видел своими глазами, как она вошла в эту чёртову башню… вошла, будто зачарованная! И больше он ее не видел. Это было непонятно, неправдоподобно, неестественно; такое исчезновение живого человека представляло собой нечто иррациональное, и Филипп был неспособен даже вообразить себе механизм подобного явления. Ему вспомнилось замечание самой Ларисы о том, что на Змеиной горе якобы издавна пропадали люди… Тогда он, разумеется, не поверил ее словам, да и как можно в такое
поверить? Всё это противоречило элементарному здравому смыслу, и такие россказни воспринимались Филиппом не иначе, как местный фольклор. И что же, теперь выходит так, будто все подобные байки - правда?!
        В который раз он терзался сомнениями - а хорошо ли он искал? А если она провалилась в какую-то яму, подземелье, расселину в полу, и теперь лежит там в темноте без сознания, пока он здесь предаётся бесплодному отчаянию. Но тут же соображал, что уже по нескольку раз обшарил весь первый этаж, а затем и верхние этажи, в темноте с фонарем, а потом и при свете утра… и ничего! Никаких следов! Но ведь человек не иголка, он не может просто взять и куда-то завалиться. В конце концов, она позвала бы на помощь, и он услышал бы - не ушами, так сердцем…
        А не может быть такого, что пока он лазил по лестнице и верхам башни, Лариса вышла наружу, пошла в лес и заблудилась? Филипп посмотрел на лесные заросли по гигантским склонам горы - заблудиться здесь было очень легко. Но опять же возникал вопрос: почему она не звала его? Он-то выкликал ее имя, и не просто выкликал - орал во всё горло! А она что же, блуждала по лесу молча? Разве может быть такое? Впрочем, Филипп уже отказывался вообще понимать - что может быть, а чего быть не может…
        Ясно было одно: он Ларису не нашёл. И продолжать поиски в одиночку не имело смысла. Как ни мучительно это осознавать, но ему необходимо отправляться в обратный путь, вернуться в город, пойти в милицию… Заявить о пропаже человека! Пусть снаряжают спасателей, высылают поисковиков, отряжают служебных собак (Ларисин рюкзак вот, лежит сиротливо возле ее ночного «ложа» и он еще хранит тепло ее рук, еще не исчез их неповторимый аромат!), поднимают в воздух вертолёты, в конце концов! Пропал человек, и его необходимо найти! Пропала Лариса… А он сидит на этой проклятой горе и ни черта не делает, ничего не предпринимает… Раскис совершенно, как последний хлюпик!
        Филипп резко вскочил на ноги, торопливо собрал Ларисины и свои вещи, бросил последний взгляд на зловещую башню… а затем решительно зашагал по горной тропе обратно, к подножию горы. Ему еще предстояло потратить несколько часов на свое возвращение в город.

* * *
        Весь обратный путь до Семигорска Филипп проделал как в тумане. Сидя в открытом автобусе, он отрешённо смотрел по сторонам, тупо наблюдая, как веселятся и болтают меж собой весёлые пассажиры, и ему чудилось, что вот сию минуту он проснется, очухается, выйдет из этого морока и окажется в кругу все тех же ребят - хамовитого Геннадия, двух Сергеев, трусоватого Сашка, а рядом с ним снова будет Лариса… И он расскажет им, что за нелепейший сон привиделся ему, и они посмеются над этим все вместе. А может, и не станет рассказывать понапрасну, чтобы не пугать девушку, да и вообще… в этой совершенно дикой истории смешного-то ничего и нет.
        Однако сон этот не заканчивался, и чем ближе он подъезжал к городу, тем яснее становилось ему, что весь кошмар происходит наяву.
        Наконец автобус доехал до конечной остановки. Филипп выскочил из машины и чуть не бегом направился на свою улицу. Семигорск встретил его солнечной погодой, утренней тишиной, скорее присущей будням, нежели выходному дню, и пьянящим ароматом цветущих садов. И такое кругом царило умиротворение, что казалось невозможным, чтобы в этом прекрасном солнечном мире с кем-то могло произойти несчастье…
        Проходя мимо дома Анны Тимофеевны, Филипп внезапно остановился, как вкопанный. В голове молнией мелькнула шальная мысль: «А вдруг она давно вернулась и сидит себе дома?»
        Если бы такое действительно случилось, то у него наверняка появилась бы к Ларисе куча неудобных вопросов. Но сейчас он был бы счастлив, если бы его невероятное предположение оказалось верным. Неважно было - как и почему, но Лариса была бы дома - живая и здоровая! А что-либо другое совершенно не имело значения…
        Филипп подбежал к забору, увитому ползучими зелеными растениями, робко тронул запертую дворовую калитку.
        - Лариса! - позвал он с щемящей, едва теплящейся надеждой в сердце.
        Сколько раз за последние сутки он выкликал это прекрасное, звучное, ставшее бесценно дорогим его сердцу имя! Но все было напрасно… Как там, на Змеиной горе, так и сейчас. Двор был пуст. В окнах дома неподвижно замерли занавески. В доме не было никого, и его самая последняя, едва-едва живущая надежда в одно мгновение умерла.
        Выйдя из маленькой аллейки, что вела к Ларисиной калитке, Филипп зашагал к своему дому.
        Едва он поднялся на крыльцо и отпёр собственным ключом дверь, как к нему тотчас бросилась мать Татьяна Васильевна - давняя подруга Ларисиной бабушки.
        - Господи! - прямо в голос закричала она. - Явился наконец! Где ж тебя черти-то носили, все глаза уж выплакала, думала в милицию бежать…
        - Тихо, тихо, мама! - ошеломлённо отозвался Филипп. - Какие черти, какая милиция? Я, кажется, говорил тебе, куда направляюсь, с кем и как надолго…
        - Как надолго? - вскричала мать. - Ты должен был вчера прийти, окаянный! Как все! Как пришли Генка, оба Серёжки и этот еще… как его… Сысоев старший! Они-то со вчерашнего утра дома, а тебя, постылого, нет как нет!
        Филипп вытаращил на мать свои расширившиеся светло-карие глаза.
        - Погоди-погоди, мать… ты чего несёшь-то? Что значит - вчера должен был прийти?
        - А то и значит, что вчера! А сегодня уже с утра с работы твоей звонили…
        - Кто звонил?! - совершенно опешил Филипп. - С какой еще работы?
        - Ну, понятно, кто - Николай Алексеевич, начальник цеха твой! «Где, - говорит, - этот ваш Филипп, какого черта его на работе нет, почему я ему подмену искать должен? Безобразие...» А я-то сама чуть не плачу: «Не сердитесь, мол, Николай Алексеич, сама не знаю, куда запропастился, паршивец, как ушел в субботу в ночь, так и нет его! Уж не обессудьте, сама вся извелась, не знаю, куда и бежать»! Ну - тут он подобрел немного, посопел в трубку и говорит: «Ладно, как придет, скажите ему, пусть мне перезвонит...» Я туда, я сюда - побежала по соседям: к Кирсановым, к Юрьевой, к Князевой - все вернулись! Одного моего бродяги нет… Генка сказал: «А он там еще остался! Понравилось ему...» Представляешь? На мне, вишь, совсем лица нет, издёргалась вся, а он еще издевается! Вы там что, по горам этим, все врозь и порознь лазили?
        - Мама, остановись! - Филипп повысил голос. - Я ничего не понимаю. С какого перепугу звонил тебе Николай Алексеевич с моей работы, если сегодня воскресенье?
        - Опомнись, Филя! - отвечала мать так, будто говорила с недоумком. - Сегодня понедельник с утра был… Отец вчера утром на оперативное дежурство в части заступил, к полудню прийти должен…
        - Как понедельник? Откуда понедельник? - Филипп поднял левую руку и посмотрел на свои наручные часы. На круглом циферблате часовой календарик показывал дату воскресного дня. - Вот! Воскресенье сегодня… И нечего мне голову морочить.
        Вместо ответа Татьяна Васильевна только устало вздохнула.
        - Ох, Филя… я знаю, ты сызмальства был упёртый, упрямый… ладно, если мне не веришь, ну - телевизор включи! Новости послушай… А еще лучше, позвони-ка себе на работу. Там тебе твой начальник цеха быстро растолкует, что к чему. Что мне-то тебя уговаривать, как пьяного! Всё равно ведь не слушаешь.
        Филипп бросил на мать недоуменно-сердитый взгляд и решительно прошел на кухню, где стоял телефонный аппарат. Снял трубку, ожесточенно набрал номер и попросил к телефону начальника цеха.
        Ему предложили подождать. Пока длилось это ожидание, Филипп прислушивался к гулу голосов, отражавшемуся в трубке. Было хорошо слышно, что на том конце провода идёт оживленное обсуждение производственных вопросов. Такое могло происходить только в рабочий день, но никак не в воскресенье… поэтому, когда Николай Алексеевич наконец ответил неопределённым «Да», Филипп уже чувствовал себя далеко не так уверенно.
        - Николай Алексеевич… Здравствуйте, это Филипп…
        - А! Филипп! - сразу оживилась трубка, но тон ее не предвещал ничего хорошего. - Объявился, значит. Ну, и как понимать этот цирк, дружок? Ты что, в прогульщики записался? Или ты запамятовал, что сегодня твоя смена? Где ты шляешься в будний день, почему тебя нет на рабочем месте?
        - Николай Алексеевич, погодите… дело в том, что я…
        - Вот что, парень: у меня нет времени выслушивать твой детский лепет. Если есть уважительная причина твоего отсутствия, изволь представить соответствующий документ. Если нет документа - получишь прогул. Это для начала, так как раньше за тобой такого не водилось. Случится еще раз - пойдешь под увольнение, понял? Это тебе не детский сад, где захотел - пришел, не захотел - не пришел! Это производство, и у меня каждый работник на строгом учёте. Пришел работать - так работай! Не хочешь - выметайся за ворота, никто тебя насильно не держит!
        С каждым своим словом начальник всё больше и больше сам себя накручивал, и Филиппу стало ясно, что если он сейчас начнет недоумевать по поводу того, какой сегодня день недели, то их разговор прервётся в ту же секунду, а из этого не выйдет ничего путного. Поэтому он решил сразу перейти к главному.
        - Николай Алексеевич, послушайте! - сказал он с отчаянием в голосе. - У нас тут случилось большое несчастье: молодая девушка пропала! С этим и связано мое сегодняшнее отсутствие.
        - Девушка пропала? Твоя родственница, что ли?
        - Нет, не родственница… соседка.
        - А если соседка, то почему ты ее разыскиваешь? - спросил начальник. - Ты у нас разве сыщик? У нее родные-то есть? Пусть они и разыскивают…
        - Так в том-то и дело, что она приезжая, а здесь с бабушкой живет, и бабушка лежит в больнице, она вообще не в теме даже! Так кому ж тогда поиски устраивать, как не соседям?
        Трубка сконфуженно умолкла, было слышно только недовольное сопение.
        - Николай Алексеевич! - позвал Филипп. - Вы слышите?...
        - Слышу, не глухой, - хмуро отозвался начальник. - Ну, и сколько тебе понадобится времени на ее поиски? День, два, неделя?
        - Я не знаю… Думаю, в милицию надо идти, заявление подавать. Начнут искать, я, возможно, понадоблюсь… Я ведь был последний, кто ее видел.
        - Вообще поиск пропавших начинают по истечении трех дней, беспокойный ты наш, - сухо заметил Николай Алексеевич. - Так что заявление твое могут и не принять. Ладно… действуй там по обстоятельствам, дело может оказаться и впрямь серьёзным. Сегодня день и так пропал, завтра у тебя вторая смена, но я тебя отпускаю: Пашка из отпуска вышел, подработать хочет, вот он за тебя на стане и постоит. В среду у тебя ночная, помнишь? В среду вечером обязательно мне позвони, понял? Чтобы в случае чего я тебе подмену заранее нашел, и чтобы не получилось так, как сегодня. Договорились?
        - Конечно, договорились! - обрадованно закричал в трубку Филипп. - Спасибо огромное, Николай Алексеевич! Спасибо вам… только прогул мне не ставьте, хорошо? Я отработаю! Сколько надо, столько и отработаю! Я…
        Однако в трубке уже тоскливо раздавались только короткие гудки. Филипп растерянно положил трубку и повернулся к матери, глядя на нее изумленно-сумасшедшими глазами.
        - Ну как? - спросила Татьяна Васильевна уже немного спокойнее. - Убедился?
        - В чём? - рассеянно спросил Филипп.
        - Что сегодня понедельник?
        - А? Ну да… убедился. Ну и чёрт с ним! Какая разница - понедельник, вторник… Ларису искать надо!
        - Кого? - Татьяна Васильевна побледнела, как полотно, и даже пошатнулась. - Ларису? Это Анны Тимофеевны внучку?!
        - Ну да… Анны Тимофеевны внучку. Мы ее потеряли… - Филипп помедлил немного и добавил: - Вернее, то есть - я ее потерял.
        - Как понять - потерял? - удивилась мать. - Что она - иголка или варежка, что ее можно вот так запросто потерять? Да ты чего, Филипп?
        - Мама… долго объяснять! Да и сам я, честно говоря, ни черта не понимаю, как это случилось. Но вот пропала Лариса - как в воду канула! Я обрыскал все окрестности башни и - никаких следов…
        - Что-что? - сразу насторожилась Татьяна Васильевна. - Это какой-такой башни? Вы куда ходили-то, оглашенные?
        Филипп смутился: собираясь в поход, он сказал матери, что идут они просто в горный лес, с ночёвкой. Мол, показал внучке Анны Тимофеевны море, а теперь местные горные красоты хочет ей показать. Про зловещую Змеиную гору он не сказал ни слова! Но теперь отнекиваться было поздно.
        - На Змеиную гору мы ходили, вот куда! - вызывающе крикнул он.
        Мать так и плюхнулась на заскрипевший под ее тяжестью стул.
        - С ума сошли… - пролепетала Татьяна Васильевна. - Нет, вы с ума сошли! И Лариску туда ты стаскал? И что теперь? Что мы Тимофеевне-то скажем, когда она домой вернётся, а?!
        - Мама! - укоризненно посмотрел на нее Филипп. - Разве об этом надо сейчас думать? Какая разница, что мы скажем? Это дело десятое: Тимофеевна только-только в больницу легла! А нам надо Ларису искать, и найти ее надо, чтобы к тому же она жива и здорова была!
        - Господи! - вскричала мать в ужасе. - Да ты хоть знаешь, что это такое - Змеиная гора? Это же проклятое место… все знают, что там давно нечисто! Все знают, что если кто туда уходит, обычно обратно не возвращается! А вы сдуру попёрлись! С ума сошли…
        - Хватит причитать, мама! - раздражённо вскричал Филипп. - Что случилось - то случилось, и тут стенаниями делу не поможешь… Искать ее надо, вот и всё! Там нечисто, оттуда не возвращаются… Чепуха! Бред! Бабушкины сказки! Я вот там был и, как видишь, вернулся! И эти… трусы несчастные все обратно скопом прибежали - по норам своим сидят: живёхоньки и целёхоньки! А нас с Лариской там бросили! Она в эту чёртову башню полезла, а я не смог ее удержать… и больше я ее не видел. Но ведь ясно, что не может человек просто так взять и исчезнуть, в принципе не может, понимаешь? А потому искать ее надо, искать по-настоящему! И немедленно…
        Филипп быстро скинул с себя походную обувь, переоделся в более лёгкую одежду. Мать следила за ним глазами, полными безысходного отчаяния.
        - Ну, и куда ты теперь? - безнадёжным голосом спросила она, когда сын собрался.
        - Как это куда? - переспросил Филипп, убирая в карман брюк паспорт. - В милицию, конечно!
        Не глядя больше на мать, Филипп вышел в двери и поспешно сбежал с крыльца.
        Татьяна Васильевна так и осталась сидеть в полутемной прохладной прихожей, совершенно одна, охваченная смятением, и в полной растерянности.
        Глава 4
        В приёмной ближайшего отделения милиции народу почти не было, и дежурный офицер, сидя за массивным столом, заставленным несколькими телефонами, то и дело отвечал на звонки, поочерёдно снимая трубки с аппаратов. Перед ним лежал раскрытый журнал, разлинованный под некое подобие амбарной книги, но у дежурного просто не доходили руки внести туда какие-то важные записи. От назойливых посетителей (или просителей) офицера отделяла массивная стеклянная перегородка с вырезанным над деревянной стойкой полукруглым куском стекла; этот вырез в какой-то мере делал возможным некоторое общение дежурного с народом.
        Филипп терпеливо дождался, пока дежурный закончит очередной разговор по телефону и всунул голову в предназначенный для этого вырез в стекле, при этом у него возникло ощущение, будто он засовывает голову в собачью конуру. Поэтому он тотчас вынул свой череп обратно, предпочитая просто говорить в оставленное для этого отверстие - так было гораздо удобнее.
        - Товарищ капитан… разрешите обратиться, - сказал Филипп.
        Офицер бросил на молодого человека беглый, но высокомерный взгляд - будто прикидывал, а заслуживает ли посетитель того, чтобы тратить на него драгоценное время.
        Выдержав довольно долгую паузу, дежурный небрежно спросил:
        - Что у вас случилось?
        В самом вопросе, а также в тоне, каким он был задан, уже заключалось отношение дежурного к обратившемуся в отделение человеку и к тому неизвестному пока делу, приведшему его сюда. Филипп сразу же уловил суть этого отношения: чёрт вас тут носит, ходите со своими заморочками, никакого покоя от вас нет… Однако выбирать не приходилось: Филиппа ведь сюда никто не звал. Сам пришёл - вот и терпи…
        - Я хотел бы написать заявление… - сказал Филипп.
        - По какому поводу? - отрывисто спросил дежурный.
        - По какому поводу?. Человек пропал. Молодая девушка пропала…
        Назойливо и нагло затрещал один из телефонов. Офицер мгновенно схватил трубку, безошибочно угадав сходу, какой именно аппарат звонит. Был заметно, что рука у него на это набита изрядно.
        - Дежурный по пятому городскому отделению милиции капитан Волков слушает! - бодро отозвался в трубку офицер. И Филиппу сразу стало ясно, что про него уже благополучно забыли.
        Он терпеливо замолчал, исподлобья наблюдая за дежурным, который, прижимая трубку к уху, по-армейски чётко отвечал на чьи-то служебные вопросы, умудряясь при этом делать авторучкой какие-то пометки в лежащем перед ним журнале.
        - Да, товарищ полковник… никак нет, товарищ полковник… уже доставили, товарищ полковник, - отвечал на вопросы какого-то начальника дежурный, и глаза его при этом бегали по строчкам журнала напряжённым взглядом. Филиппу было очевидно, что если бы он сейчас просто ушёл, то капитан совершенно не заметил бы его исчезновения. Но вот офицер наконец-то наговорился, начальство, видимо, осталось удовлетворенным, и взор дежурного вновь снизошел-таки до набивавшегося на общение гражданина.
        - Так вы говорите… кто у вас пропал?
        - Девушка пропала! - отвечал Филипп. - Ее зовут…
        - Погодите, - оборвал его дежурный. - Вы сами-то кем ей приходитесь?
        - В смысле? - слегка опешил Филипп. Он не ожидал подобного вопроса… разве речь идёт о нём?
        - Ну… кто вы этой девушке: брат, сват, может быть, жених? Вы родственник?
        - А-а… знаете ли, нет, к сожалению… я ее сосед.
        И снова мерзко затрещал телефон. Капитан опять безошибочно схватил нужную трубку и быстро представился:
        - Дежурный по пятому городскому отделению капитан Волков… да!... да… не могу знать!... понял…
        Он еще не закончил говорить, как вдруг заверещал еще один телефон. Офицер судорожно схватил и эту трубку - уже другой рукой. Буркнув в нее коротко «минутку», он откинулся на спинку стула и громко позвал:
        - Помощник!
        На зов немедля появился старший сержант, вынырнувший из смежной комнаты.
        - Где ты пропадаешь? - набросился на него дежурный.
        - Здесь я, товарищ капитан! - бодро отвечал тот.
        - Здесь он… вечно не доорёшься до тебя! На вот, поговори…
        Капитан протянул ему трубку, и сержант тоже занялся телефонным разговором:
        - Помощник дежурного по пятому городскому отделению милиции старший сержант…
        Теперь ни оба наперебой, увлеченно и старательно говорили по служебным телефонам - капитан по своему, а его помощник - по своему. Филипп же сиротливо стоял возле стойки и с тоской в глазах взирал на это священнодействие, чувствуя себя полнейшим идиотом.
        У него создавалось стойкое впечатление, будто эти сотрудники сидят здесь исключительно для того, чтобы принимать звонки и делать телефонные доклады, а вовсе не затем, чтобы выслушивать граждан, приходящих сюда со своими бедами.
        «Невероятно занятые люди, мать их...» - с досадой подумал Филипп.
        Вдруг он заметил, что капитан пристально смотрит на него, будто имеет ему сообщить нечто важное. Когда молодой человек приблизил лицо к стеклянному окошку, офицер, не отнимая трубки от уха, заговорщически сказал ему:
        - Ну что вы здесь стоите? Пускай сюда родственники пропавшей девушки приходят… А вы всего лишь сосед, иными словами, ни рыба - ни мясо. Так что идите… идите себе, молодой человек, не занимайте время…
        Филипп в изумлении открыл рот, чтобы объяснить ситуацию, но в трубке у дежурного резко возобновился разговор, и капитан снова отвлёкся на него, демонстративно отвернувшись от Филиппа. Филипп ощутил, как в груди у него закипает гнев. Что еще за отношение к людям! Пропал человек, пропала молодая девушка, он пришел сообщить об этом и предложить свою помощь в поисках, а на него обращают такое же внимание, как на назойливую муху, случайно залетевшую в открытое окно! Тем не менее, он стоически дождался, пока капитан завершит свои исключительно важные переговоры и наконец отцепится от телефона.
        - Товарищ капитан, послушайте! У этой девушки из родных только бабушка, и она сейчас в больнице. Кроме меня, некому сюда обратиться, и заявление подать тоже некому.
        Капитан нахохлился как сыч, и словно бы вжался в обшитое кожей кресло.
        - Паспорт ваш предъявите, - сказал он неохотно.
        Филипп с готовностью протянул в окно свой документ. Офицер взял его обеими руками, полистал с видом знатока, знающего толк во всякого рода ксивах.
        - Степанов… Филипп Юрьевич, - произнёс он вслух. - Проживаете на улице Садовая?
        - Ну да… - отозвался Филипп, решительно не понимая, какое это имеет значение.
        - А девушка эта где проживает?
        - На Фабричной, - ответил Филипп, и тут же пояснил: - Наши дома почти рядом стоят, около перекрёстка Фабричной и Садовой. Только я не понимаю, какое…
        - Когда и при каких обстоятельствах пропала ваша соседка? - спросил офицер, возвращая Филиппу паспорт через окошко.
        - Понимаете… мы ходили в горы, - быстро заговорил Филипп, боясь, что его опять прервут телефонным звонком. - Ну… поход у нас был! Хотели подняться на…
        - Мы - это кто? - перебил дежурный.
        - Мы… это Ларисины приятели… и я.
        - У пропавшей девушки было много так называемых приятелей? - спросил капитан с понимающей ухмылкой. - И вы один из них?
        - Да нет… понимаете, они…
        - Говорите быстрее, не мямлите! - вдруг рыкнул капитан по-звериному. - Сколько вас было?
        - Нас было пятеро парней… вместе со мной, - отвечал Филипп, чувствуя, что разговор идет совсем не в том направлении, в каком он изначально предполагал. Ощущение было таково, будто он из потенциального заявителя медленно, но верно, исподволь, преображается в подозреваемого.
        - Товарищ капитан! - горячо воскликнул он. - Это вполне нормальные ребята, и Лариса знала их с детства! Потому и пошла с ними…
        - А если это вполне нормальные ребята, то как же вы впятером умудрились потерять в горах единственную девушку из вашей компании? - с явным сомнением спросил офицер.
        Филипп не успел ответить, лихорадочно подбирая нужные слова.
        И снова зазвонил телефон. Капитан задержал подозрительный взгляд на Филиппе, и этот взгляд был весьма красноречив: что-то с тобой не так, парень! А не заняться ли тобой поплотнее?

* * *
        Однако телефонный разговор отвлёк дежурного, и он снова углубился в обсуждение иных, куда более важных государственных дел, нежели исчезновение какой-то неведомой девушки, у которой, оказывается, и родственников путных нет, одни только соседи, да и те полоумные. За время его переговоров Филипп получил возможность подумать о дальнейшем разговоре… но что он мог вообще рассказать кроме того, что уже рассказал? Разве что подробности, которые наверняка вызовут недоверие, тем более, что капитан был вообще не расположен его слушать. Пока ему было очевидно одно: если этого милицейского капитана мало-мальски интересует хоть кто-либо в этой истории, то это прежде всего личность самого Филиппа, а вовсе не пропавшая девушка.
        Но вот капитан положил трубку, рассеянно поводил глазами по сторонам и, увидев Филиппа, как будто снова вспомнил о нем.
        - Сдаётся мне, что вы чего-то недоговариваете, Филипп Юрьевич! - сказал он с хитроватой улыбкой. - Говорите как-то сбивчиво, путаетесь, повторяетесь…
        - А как же не повторяться, если вы то и дело отвлекаетесь на телефоны? - воскликнул Филипп в сердцах. - Я ведь не каждый день в милицию хожу… И я не понимаю, почему вы спрашиваете больше про меня, чем про девушку. Вы даже имени-фамилии ее не спросили!
        - Доберёмся и до девушки, приятель, - усмехнулся офицер многозначительно. - А пока будьте любезны, отвечайте на вопросы, коли пришли! Значит, вы пошли в горы в таком составе: пятеро парней, включая вас, и одна девушка. С этой вашей прогулки вернулись все, кроме этой самой девушки - так?
        - Так… - буркнул Филипп.
        - Ну, и как это произошло? Вы ее бросили в горах одну, или она от вас убежала? Остальные-то все вернулись, включая и вас?
        - Вернулись… - как эхо, повторил Филипп.
        - И когда это всё случилось? - вкрадчиво спросил капитан.
        - В горы мы пошли в ночь с субботы на воскресенье…
        - Стоп! Выходит, девушка вам весьма доверяла, коли решилась отправиться с вами в горы, да еще ночью?
        - Я же сказал, что всех ребят она знала давно, с детских лет.
        - И вас она тоже знала с детских лет?
        - Меня - нет. Я приехал в Семигорск чуть больше года назад.
        - Прекрасно! - воскликнул капитан, хотя Филиппу было решительно непонятно, что во всём этом можно увидеть прекрасного. У него возникло стойкое ощущение, будто он даром теряет время. - Прекрасно… Значит, вы пошли в поход в ночь с субботы на воскресенье, все впятером оттуда вернулись, бросив в горах девушку; а сегодня у нас понедельник! Что же вы сразу не пришли к нам, а? Вчера утром? И почему вы один? Или вы один такой беспокойный, другие ваши приятели не заморачиваются по поводу исчезновения девушки, которую знают с детства? Где логика в ваших действиях? Или вы пришли мне тут голову морочить?
        Филипп почувствовал, что уже не соображает решительно ничего. Вопросы, которые вываливал ему на голову дежурный, представлялись ему десятистепенными, если не откровенно нелепыми.
        - Послушайте, - тихо сказал он, едва сдерживая клокочущую в груди ярость. - Я пришел сюда сообщить, что пропала девушка. Вчера я не пришел, потому что пытался разыскать ее в горах самостоятельно, но мне это не удалось. Почему не заморачиваются другие - это вопрос не ко мне. Я могу отвечать только за свои действия. Сейчас важно одно: надо организовать поиски Ларисы! Надо ее найти! Всё остальное не имеет значения…
        - Вы, молодой человек, позвольте нам решать - что именно имеет значение, а что не имеет значения, - холодно сказал капитан, откидываясь на спинку кресла. - Итак, ничего конкретного и вразумительного вы сообщить не можете. Что именно произошло там, в горах, не говорите. Однако требуете от нас организации поисков. Ну что ж… ваша девушка пропала в ночь с субботы на воскресенье. Сегодня идут вторые сутки с момента ее исчезновения. Если ваша, как вы ее тут называете, Лариса, да? Если ваша Лариса не придет домой к исходу третьих суток, то мы начнем ее розыск… А пока - до свидания!
        - Но вы… вы не можете так поступить! - вскричал Филипп. - Пропал человек! Возможно, дорога каждая минута… возможно, ей нужна срочная помощь, а вы… вы… Да ведь за трое суток человек может умереть! Может погибнуть…
        - Вы не шумите, Филипп Юрьевич, - спокойно сказал капитан, - таков порядок, и не я его придумал. Ваше негодование можно понять, но подумайте сами: если бы мы сразу бросались искать каждого якобы пропавшего, то вся милиция пребывала бы в постоянном розыске…
        - И некому было бы отвечать на телефонные звонки! - злобно выкрикнул Филипп.
        - Да, - невозмутимо ответил офицер, - некому. Представьте себе, отвечать на звонки тоже крайне необходимо. А люди, будто бы пропавшие, в девяноста процентов случаев объявляются сами. И вообще… мой вам совет: поищите вашу Ларису у кого-нибудь из ваших приятелей. Похоже на то, что у вас имеется соперник, куда более удачливый, чем вы…
        - Да плевал я на ваш совет! - не выдержав, закричал Филипп.
        - Это ваше право, - невозмутимо ответил капитан. - Но прекратите закатывать здесь истерики, иначе вас выведут отсюда, а то и привлекут за нарушение общественного порядка. Ишь, горячий какой нашёлся! Я вам, чёрт возьми, не Лариса!
        - Извините… - пробормотал Филипп, проклиная себя за малодушие. Но ссориться с дежурным было явно не в его интересах.
        - Всё, разговор окончен! - решительно заявил дежурный. - Идите, и если ваша девушка не объявится еще через сутки, вот тогда и приходите с вашим заявлением. Всего хорошего.
        Он отвернулся, и Филипп понял, что для капитана его больше нет. И снова затрещал один из служебных телефонов, и капитан вновь ушёл в мир телефонного общения. Однако Филипп не спешил уходить и терпеливо ждал, пока дежурный наговорится.
        Положив трубку, офицер с удивлением уставился на Филиппа.
        - Что-то еще непонятно? - спросил он зловещим тоном.
        - Да, - невозмутимо ответил Филипп. - Мне непонятно, почему я должен писать заявление через три дня после исчезновения девушки. Я хотел написать его сегодня. Может быть, тогда дело сдвинется с мёртвой точки пораньше?
        - Вы можете написать ваше заявление хоть сейчас, - отвечал капитан, пристально глядя в глаза молодому человеку, - но рассматривать его станут только по истечении трех суток. А так… пожалуйста, пишите! Вон там - видите, стол? На нем найдёте бумагу… даже авторучки есть. Садитесь к столу и пишите всё, что считаете нужным.
        - А вы, конечно, подтвердите мне на втором экземпляре факт получения? - спросил Филипп. - Распишетесь, печать поставите?
        - Естественно! Только прежде чем садиться и строчить ваше заявление, непременно учтите следующее. Если ваша девушка придет домой (или уже пришла), то всё останется без последствий. Ну, конечно, коли она сама не пожелает подать в милицию какое-либо заявление. А вот если она сама так и не найдётся, то вашему заявлению дадут ход. И тогда вам придётся прийти к нам для дачи свидетельских показаний. И не вы один - абсолютно все участники вашего столь сомнительного похода, так называемые приятели, тоже окажутся у нас. Все до единого! И с вами начнут плотно работать - со всеми вместе и с каждым в отдельности. Будьте уверены, мы выясним - куда вы ходили, чем вы там занимались, каким образом исчезла ваша единственная девушка… Из вас вытрясут решительно всё! Методично, последовательно, придирчиво, скрупулёзно! Вам предстоит рассказать абсолютно все подробности ваших полуночных похождений! И тогда всякие заявления типа «я не знаю», «я не помню», «я тут ни при чём» и тому подобные - во внимание никем приниматься не будут. Каждое ваше слово, каждое ваше показание будет тщательно проверено и сопоставлено с
показаниями других. И если при этом в показаниях обнаружатся нестыковки, несоответствия, попытки чего-то недоговорить, замолчать некую важную деталь… ну что ж, тогда, как говорится, да поможет вам Бог! Если вы готовы к такому развитию событий, ну тогда - пожалуйста, пишите заявление. Не смею вам в этом препятствовать.
        И капитан снова отвлёкся на в который раз затрещавший телефонный звонок. Филипп оказался предоставлен самому себе.
        Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы сообразить: искать пропавшую в горах Ларису здешние пинкертоны так и не станут. Вместо этого они, видите ли, будут «работать» с ним и его спутниками - так и подмывает сказать: соучастниками! И если он сейчас попусту теряет время, то дальше станет терять его еще больше… да и неизвестно вообще, чем вся эта бодяга закончится! Ясно только, что ничего путного из этого не выйдет… Что называется, себе дороже.
        В помещение вломились какие-то люди - взволнованные и удручённые. Бесцеремонно оттеснив от окошка одинокого Филиппа, они столпились у стойки, с надеждой взирая на капитана, продолжавшего телефонные переговоры. Филипп понял, что теперь разговор с ним действительно закончен, и поспешно вышел на улицу.

* * *
        Несмотря на прекрасную погоду, яркое солнце, пение и щебетанье птиц, ему словно бы не хватало воздуха: как будто на шею ему набросили невидимую петлю и медленно затягивали ее. Ну, и что делать теперь, куда еще бежать?
        Он остановился посреди асфальтовой площадки, расположенной перед крыльцом и заставленной служебными автомобилями. Постарался обдумать сложившуюся ситуацию как можно полнее и хладнокровнее. Приходилось признать, что он остался один на один со своей проблемой, а исчезновение Ларисы оказалось проблемой исключительно его одного. Государственная машина, созданная для помощи попавшим в беду гражданам, легко и наглядно дала ему осознать этот непреложный факт, и Филипп прекрасно понимал, что затей он скандал, прорвись он к самому высокому начальству - это абсолютно ничего не изменит. Ответ будет таким же, если не хуже.
        И всё же разговор с дежурным офицером не прошел для него впустую. Капитан посоветовал ему обратиться к так называемым «приятелям». Конечно, он вкладывал в этот совет сугубо свой собственный смысл, порождённый его личным представлением о нынешних молодых людях вообще и о современных девушках в частности, а потому совет оказался «с душком», чем и вызвал острейший приступ негодования со стороны Филиппа. И тем не менее, совет милицейского капитана содержал в себе рациональное зерно.
        Если кто-то и мог помочь Филиппу в поисках пропавшей девушки, то это были исключительно его товарищи по совместному походу. Товарищи, конечно, так себе: разбежались, как зайцы, хотя им непосредственно как будто ничто и не угрожало. Но, возможно, перспектива плотного общения с вполне реальными милицейскими дознавателями напугает их еще больше, нежели вся Змеиная гора с ее зловещей и необъяснимой аномальщиной? А страх, между прочим, иногда способен побудить человека делать то, чего он никогда не стал бы делать, если бы не испытывал страха.
        Так что имело смысл вспомнить о товарищах по экспедиции на Змеиную гору - тем более, что и выбора у Филиппа не было практически никакого.
        Пройдя немного вперёд, Филипп присел на скамеечку в городском сквере и принялся обдумывать, кому из них следует нанести визит в первую очередь. Здесь было не важно количество - куда более востребованным являлось качество. А потому Сашка Филипп отбросил сразу - этот парень ничем полезен в предстоящих поисках быть не мог: труслив и к тому же бестолков изрядно, да и ведёт себя как баба-истеричка! «Я один не останусь», да «почему всегда я...» Не нужен такой участник поисков, с ним самим хлопот не оберёшься. Не внушал особого доверия и Сергей Князев - это, конечно, не Сашок, однако Филиппу он представлялся всё же не столь серьёзным, как того требовали обстоятельства. Он мог рассматриваться разве что в качестве вспомогательного резерва.
        Оставались двое - Кирсанов Геннадий и Сергей Юрьев. Кирсанов сходу заслужил прочную антипатию Филиппа - Филипп и раньше недолюбливал его и никогда с ним не имел никаких общих дел, а потому даже сейчас обращаться к нему страшно не хотелось, хотя именно Кирсанов объективно мог быть наиболее полезен: он бывал на Змеиной горе раньше, знал окрестные тропы. Да и качествами обладал нужными - целеустремлённостью, упорством, задатками лидера… Недостатков, впрочем, было куда больше - подверженность панике, безответственное отношение к товарищам, исключительное самомнение. А еще - Филипп явно ощущал его стойко повышенное внимание к Ларисе, и в этом внимании сквозило нечто такое, что внушало Филиппу глубочайшее отвращение. Если Филипп смотрел на Ларису восторженно и благоговейно, то Кирсанов взирал на нее как потребитель, убеждённый в своей собственной неотразимости, и уже за одно это Филипп искренне ненавидел Геннадия.
        А потому Кирсанов был последним, кого Филипп желал бы иметь своим товарищем в розысках девушки - он скорее предпочёл бы туповатого и трусоватого Сашка, а еще лучше - Князева…
        Оставался лишь один кандидат - Сергей Юрьев. Это был парень серьёзный, много знающий, независимый в суждениях, вполне ответственный. Вот к нему-то Филипп и отправился.
        По дороге он завернул к Ларисиному дому - а вдруг произошло чудо, и она пришла? Какое это было бы счастье…
        С бьющимся сердцем Филипп вошел в небольшую тенистую аллейку, невольно задержав дыхание, приблизился к Ларисиной калитке. Калитка была заперта - ну, это вполне естественно. Однако, заглянув через забор во дворик и окинув внимательным взглядом крыльцо и окна дома, молодой человек с тоской осознал, что никакого чуда не произошло, и дом оставался удручающе пустым. Горестно вздохнув, Филипп развернулся и решительно зашагал прочь. Сердце его сжималось от осознания того, что Лариса может остро нуждаться в помощи, что она может находиться в какой-нибудь яме, или валяться под руинами каменной стены, звать из последних сил на помощь, а он тут бездарно и бесполезно тратит драгоценное время…
        А правильно ли он поступил вообще, покинув вершину Змеиной горы и вернувшись в город за помощью? Может быть, следовало оставаться там и продолжать поиски до самого конца? Вот только вопрос - до какого конца? Разве не облазил он и так все внутренности проклятой башни и не обрыскал ее окрестности? И что? Никаких следов… Потому-то и вернулся в город, полагая, что удастся быстро поднять на ноги и милицию, и товарищей, может, кто из знакомых присоединился бы. А вот оказалось, что помогать ему в поисках пропавшей девушки никто особо и не спешил.
        Неужели Филипп совершил ошибку? И не повлечёт ли теперь эта ошибка за собой трагические и необратимые последствия? Мысли об этом ни на минуту не оставляли Филиппа, но он понимал, что терзаться ими бесполезно: пусть он принял не лучшее решение, но теперь следовало выполнять его до конца, и другого пути нет.

* * *
        Юрьева он застал во дворе его дома: возле распахнутых дверей сарая Сергей колол дрова. Обнажённый по пояс, он ловко раскалывал топором чурбачки, которые потом складывал в небольшую поленницу, устроенную на низенькой тележке с бортиками. Его крепкое загорелое тело лоснилось от пота в солнечных лучах.
        Филипп остановился за калиткой, наблюдая за его работой.
        - Бог в помощь! - крикнул он из-за прикрытой калитки.
        Сергей остановился, глянул на пришедшего.
        - Филипп? - воскликнул он с удивлением. - Привет…
        - Войти можно? - спросил Филипп. - Разговор имеется…
        Не отвечая, Юрьев положил топор, неспешно подошел к калитке и отбросил щеколду.
        - Ну заходи…
        Филипп переступил порог и очутился во дворе.
        - Ты извини, я тут занят немного, - сказал Юрьев. - Проходи вот к сараю, давай присядем.
        Он провел гостя к поленнице, молча показал ему на врытую в землю деревянную скамейку, сам присел на чурбан для колки дров. Взял в руки большую пластиковую бутыль с охлажденной водой, поставленную на травку в тени сарая.
        - Пить будешь? - спросил.
        - Нет, спасибо, - отвечал Филипп.
        Юрьев сделал три больших глотка, отставил бутылку.
        - Ну… слушаю тебя, Филя.
        - Беда у нас, Серёга, - сказал Филипп, пристально глядя на него. - Лариса… в общем, она пропала.
        - То есть как пропала? - Юрьев был искренне удивлён. - Как понять - пропала?
        - А вот так и понимай: была, а теперь нету!
        - Иначе говоря, ты вернулся со Змеиной горы без нее?
        - Именно так.
        - Интересное кино, однако! - воскликнул Сергей. - Но послушай, ты ведь оставался с нею вдвоем! Меня-то там с вами не было!
        - Конечно, не было. Ведь ты удрал оттуда во все лопатки вместе с остальными.
        Юрьев внимательно посмотрел в глаза Филиппу. Нет, Филипп и не думал издеваться или осуждать, он просто констатировал факт, и не более.
        - Да, удрал вот… мне стыдно, Филя, но так оно и было. Но я ничего не могу сказать про Ларису! Я ведь ее больше не видел. Единственный человек, который видел ее последним, был ты.
        - Я знаю, Серёга… Я был последний. Знаю, что относительно ее исчезновения ты сказать мне ничего не можешь. Вот пришел посоветоваться к тебе: надо ведь что-то делать.
        Юрьев взъерошил пятерней свои коротко стриженные волосы, в глазах его появилась тревога.
        - Ну дела… - протянул он. - Чёрт побери! Но ты скажи всё-таки: как так получилось, что она исчезла прямо при тебе? Ты ее потерял? Или вы как-то разминулись, когда спускались с горы? Как вообще такое могло случиться?
        - Как могло случиться? А чёрт его знает, как такое могло случиться! А случилось просто: она вошла в башню. Вошла в тот проём, который был внизу, ну, ты видел: нечто вроде входа. Вошла в него и… всё! Больше я ее не видел.
        - А сам ты в башню не входил? - спросил Сергей.
        - Не входил? - воскликнул Филипп. - Еще как входил! Сразу за ней туда и побежал…
        - И что там было?
        - Что было? А ничего! Что бывает в старых заброшенных сооружениях? Камни, мох, кучи щебня, стены замшелые… Еще лестница была, ведущая наверх, на смотровую площадку! Так я по ней поднялся - Лариса же хотела с верха башни на горы и леса при свете луны посмотреть. Я подумал, она наверх пошла, вот и полез! Пока поднимался по этой чертовой лестнице, чуть не сдох… думал, конца ей не будет! Но Лариски не оказалось ни наверху, ни на промежуточных этажах, нигде! Как в воду канула!
        - Так может, она изначально была внизу, а пока ты там по верхотуре лазил, она вышла наружу, да и заблудилась, - предположил Сергей.
        - Почему тогда не кричала? - запальчиво спросил Филипп. - Почему не звала? Я бы наверняка услышал… так нет, тишина стояла полная! Впрочем, я и все кусты и камни вокруг башни тоже облазил - и никаких следов.
        Оба сокрушённо помолчали.
        - Вот и выходит, Серёга, - в отчаянии произнес Филипп, - что я понятия не имею, где она вообще может сейчас находиться! Я чуть с ума не сошел! Даже вроде как время перепутал…
        - Что значит время перепутал? - сразу заинтересовался Юрьев.
        - Ну, вернулся когда в город, пришел домой, думал, у нас воскресенье, а оказалось - понедельник!
        - То есть, сегодня? - уточнил Сергей.
        - Ну да…
        - Но я вот вернулся домой вчера, - заметил Юрьев. - Это было раннее утро воскресенья. А ты вернулся сегодня утром?
        - Да, Серега, сегодня! Я ведь сказал уже…
        - А на часах… часы у тебя какой день показывали? Календарь на часах у тебя есть?
        - Есть! Календарь показывал воскресенье! Я точно помню…
        - Тогда получается, что ты сам пропадал где-то лишние сутки! Понимаешь?
        - Честно говоря, не очень… - признался Филипп.
        - Ну вот смотри, - охотно отозвался Сергей. - Я вернулся утром в воскресенье, а ты утром в понедельник, хотя сам был уверен, что и ты пришел домой в воскресенье. Целые сутки у тебя выпали, куда-то провалились! И ты этого практически не заметил!
        - И что из этого следует?
        - Прежде всего то, что на Змеиной горе что-то странное происходит со временем.
        - Да и чёрт с ним! - воскликнул Филипп. - К Ларискиному исчезновению какое это имеет отношение?
        - Самое прямое! - горячо ответил Юрьев. - Как ты не понимаешь? Мы все пришли в город воскресным утром. А ты явился с опозданием на целые сутки! А что ты сделал такого, из-за чего могло произойти такое опоздание? Что ты сделал такого, чего не сделали мы?
        - Да ничего я не сделал!
        - Как ничего, Филя? Ты входил в башню!
        - Ты хочешь сказать… - растерянно пробормотал Филипп.
        - Из нас всех ты был единственный, кто входил в башню. И ты отстал от нас на целые сутки! - воскликнул Сергей. - Теперь понимаешь? Ты выпал из нашего времени на сутки, войдя в башню.
        - Ну… и где же я был эти сутки? - рассеянно пробормотал Филипп.
        - А чёрт тебя знает, Филя! - отозвался Юрьев. - Люди обычно такого не помнят. То есть, где-то в глубинах памяти у них эта информация сохраняется, но извлечь ее сами они не в состоянии. Если тебя подвергнуть регрессивному гипнозу, тогда, возможно, ты что-нибудь и вспомнишь.
        Филипп сосредоточенно помолчал, обдумывая услышанное.
        - Так ведь и Лариса входила в башню… - вдруг сказал он недоумённо.
        - Ну, слава Богу, допёр наконец! - торжествующе сказал Юрьев. - Вот к этому я тебя и подвожу! Она вошла в башню и выпала из нашего временного диапазона - так же, как и ты. Только ты выпал на одни сутки, а она могла выпасть на трое суток, на неделю, наконец…
        - А из этого следует… - начал было Филипп, но тут же неуверенно замолчал.
        - А из этого следует, что она вернётся, Филя! - закончил за него Юрьев. - Понимаешь? Так же, как и ты, она может в любой момент выйти из башни, будучи уверена, что провела в ней, скажем, полчаса, а у нас тут пройдет уже несколько дней.
        - Но ведь я тоже вошел в башню, почему же я ее там не встретил? - спросил Филипп.
        - А ты не слишком многого от меня хочешь, Филя? - усмехнулся Юрьев. - Тайны времени и пространства и сегодня представляют собой для науки тёмный лес! Ученые в них разобраться не могут! А я-то кто? Всего лишь недавний школьник. А нынче - курсант среднего мореходного училища, находящийся на каникулах. Что с меня возьмёшь? А вот древние люди, предки наши, похоже, разбирались в этих вопросах куда больше нынешних «доцентов с кандидатами»! Вот поэтому всякие древние сооружения и не доступны пониманию современных учёных - им непонятно ни их назначение, ни расположение на местности, ни способ их возведения, короче - ничего толком! Вот и башня на Змеиной горе: нам непонятно, зачем ее там воздвигли, для чего она служила, а вот те, кто ее строил, всё это очень хорошо понимали. И судя по всему, построена она в аномальном месте, да так построена, чтобы могла изменять ход времени.
        - Ну, Серега, это ты, пожалуй, загнул… - невольно изумился Филипп.
        - Загнул? Ну тогда попробуй объясни, где ты пропадал целые сутки, войдя в эту башню. И куда подевалась Лариска, когда залезла в нее.
        - Не знаю, конечно… но всё это так фантастично! Прямо мистика какая-то!
        - Мистика… - сумрачно отозвался Юрьев. - Что есть мистика? Это область тех знаний, которые нашим современным человечеством на сегодня не освоены. Вот что такое мистика…
        А когда чего-то не понимаешь, куда проще заявить, что всё это бред, суеверия, вздор… ну, и всё такое. Скажешь так - глядишь, и за умного сойдёшь.
        - Ну ладно, Серёга..- уважительно сказал Филипп. - Ты вот и на самом деле очень умный. Много разных премудростей знаешь… Но что с Ларискиным исчезновением делать? Как и где ее искать? Я, вообще-то, к тебе за этим пришел.
        - Я тебе сказал уже, что делать, - отвечал Сергей, не глядя на него. - Надо ждать. Она сама объявится.
        - Ты так уверенно говоришь… - произнес Филипп с сомнением.
        - Да, я уверен.
        - Но сколько ждать?
        - Не знаю… откуда я знаю, Филя? Это надо спрашивать у тех, кто строил эту чёртову башню. А это вряд ли возможно - ты не находишь?
        Филипп посидел немного, обдумывая полученную информацию, совершенно неожиданную.
        Неужели в Серегиных словах есть хотя бы доля истины? Дай-то Бог… Однако сидеть и просто ждать, когда Лариса вернётся сама, у него не просто не хватит ни терпения, ни сил. А если она так и не вернётся?
        - Знаешь, Серёга… я всё-таки снова пойду туда, к этой башне, - сказал он задумчиво.
        - И что ты будешь там делать?
        - Буду искать… или там ее буду ждать.
        Юрьев задумался.
        - Возможно, в этом действительно есть смысл, - сказал он. - Она может выйти из башни, никого вокруг себя не увидеть и сильно испугаться. Едва ли она будет что-то помнить. Вот ты - тоже ведь не помнишь ничего!
        - Так что ты мне скажешь? Ты пойдешь со мной?
        - Ты хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
        - Да, хочу.
        - А ты дорогу к этой башне хорошо помнишь? - спросил Юрьев.
        Филипп сразу смутился. Он подумал о том, что ночью, когда они поднимались на гору, он дороги, конечно, не запомнил - куда там, в темноте! Да и не следил он за дорогой, ибо его внимание целиком и полностью занимала Лариса. А когда возвращался с горы при свете утра, то ему было вообще не до запоминания дороги: шел наугад, словно зомбированный…
        И если вот сейчас даже при свете дня отправиться снова на Змеиную гору по той самой каменистой тропе, имевшей на своем протяжении множество ответвлений в обе стороны, то у него непременно возникнут очень серьёзные проблемы…
        - Нет, - честно признался Филипп. - Не помню я дороги…
        - Вот и я не помню, Филя! - сказал Сергей. - А не зная толком дороги, как мы с тобою пойдем, да еще в такое опасное и странное место, как Змеиная гора? Заплутаем мы с тобой, Филя… И Лариску не найдём, и сами пропадём ни за грош. Проводник нам с тобой нужен.
        - Это Кирсанов, что ли?
        - Ну да… он самый! Он единственный, кто дорогу знает. Ты его не слишком привечаешь, я это заметил. Да и сам знаю, что Генка не подарок… но что делать! Тут он нам просто необходим, да и правду сказать, его это была идея с самого начала! И Лариску тоже он предложил с собою позвать, уж не знаю зачем. С самого начала именно Генка начал первую скрипку играть, вот пусть теперь первой же скрипкой и заканчивает. Сходи к нему, уговори его, Филя! Может, согласится…
        Филипп сразу же изменился в лице, взор его, загоревшийся было пробудившейся надеждой, немедленно угас. Но, как бы ни было это ему неприятно, а Юрьев абсолютно прав. Без проводника тут никак не обойтись, а искать другого вместо Геннадия было элементарно некогда, да и негде.
        - Ладно, я к нему схожу, - хмуро пообещал Филипп. - Но ты-то точно пойдёшь? Не передумаешь? Я могу на тебя рассчитывать?
        - Ну я же сказал, Филя! - ответил Сергей, поднимаясь на ноги и вновь берясь за топор. - А я слов на ветер не бросаю, ты ведь знаешь…

* * *
        Кирсанов, к счастью, оказался дома. Филипп застал во дворе его мать, развешивающую на веревках выстиранное бельё. Вежливо поздоровавшись, он попросил позвать ему Геннадия.
        - Гена! К тебе пришли! - крикнула женщина в дом, не прерывая своего занятия.
        На пороге веранды, пристроенной к дому, вскоре показался Геннадий. Увидев возле дворовой калитки Филиппа, он, казалось, искренне удивился.
        - Ба-а… Филя? С чего это ты решил навестить меня? - воскликнул он.
        - Дело есть, - ответил коротко Филипп. - Ты меня как - впустишь, или за калиткой станешь держать?
        - Да впущу, конечно, как не впустить, - отозвался Геннадий, отпирая калитку и пропуская гостя во двор. - Проходи! Дело есть, говоришь? И надолго?
        - Не знаю… от тебя зависит!
        - Вон оно как? Ну, пойдем тогда в беседку, там присядем, там и перетрём…
        Геннадий провёл Филиппа через двор прямиком в беседку, что находилась в дальнем углу под сенью огромной старой ветлы. Здесь и вправду было удобно вести серьёзные разговоры без помех.
        Хозяин и гость присели на удобную деревянную скамью под тенистым навесом.
        - Ты что-то никак не уймёшься, Филя! - сказал Геннадий. - Вчера мамашка твоя прибежала, вся заведённая, чуть не плакала, говорила, будто ты пропал где-то, по всему городу тебя разыскивала! Нехорошо так маму-то волновать, она у тебя ведь одна…
        А сегодня, глядишь, сам пожаловал! Ну, так что у тебя за дело? У тебя что-то случилось?
        За нарочито беззаботно-панибратским тоном, каким говорил Геннадий, Филипп легко угадал затаившуюся тревогу. Кирсанов слегка нервничал: визит Филиппа его явно насторожил.
        - Со мной всё в порядке, Гена, - сухо ответил он. - А вот у нас беда, и серьёзная: Лариса пропала.
        Кирсанов ничего не ответил. Он только как-то сжался, молча уставившись в одну точку, в глазах его промелькнула явная растерянность. Но это замешательство длилось не более секунды.
        - У нас? Ты сказал - беда у нас? - Геннадий недобро, исподлобья взглянул на собеседника.
        - Ну да… - отозвался Филипп. - У нас! А у кого же еще?
        - А вот я бы сказал иначе, - заметил Кирсанов. - Беда не у нас, а у тебя, Филя. Исключительно у тебя одного.
        - Неужели? Это почему же?
        - Да потому, что ты был последний, кто оставался с Ларкой наедине. Что вы там делали, чем вы там занимались - тайна, покрытая мраком. Мы все ушли с этой проклятой горы, а вы с Ларкой там вдвоем остались, хотя я и звал вас обоих немедля следовать за всеми! Ведь звал же? Звал. Но вы не послушались: она осталась там, и ты вместе с ней. А теперь, говоришь, Ларка пропала? Ну, значит, тебе и ответ держать.
        - Да причём тут ответ? Разве за этим я пришел - спорить с тобой об ответственности? Лариску искать надо - вот зачем я к тебе пришел! А ты чего мне тут несёшь-то? Вздор несусветный…
        - Ну, так ищи, Филя! Ты ведь Ларку потерял? Вот ты ее и ищи… Флаг тебе в руки.
        Филипп замолчал в полной растерянности. Он не ожидал такого даже от Кирсанова, хоть и не строил относительно него каких-либо иллюзий. Однако, если Сергей Юрьев прежде всего стал спрашивать Филиппа о Ларисе и обстоятельствах ее исчезновения, то этого субъекта занимал совсем другой вопрос: какие последствия может иметь для него лично это прискорбное событие, и только. Сама участь пропавшей девушки Кирсанова совершенно не интересовала.
        - Уж я-то буду искать до упора, можешь не сомневаться, - угрюмо ответил Филипп. - Однако я надеялся, что ты пожелаешь мне помочь. Вернее, мы с Серегой Юрьевым надеялись. А ты чего-то сразу в бутылку полез…
        - Ого, так ты уже и Юрьева к своей повозке пристегнул! - воскликнул Геннадий. - Ты времени зря не теряешь, Филя! Надо же, самого Юрьева взял и окрутил!
        - Никого я не окручивал, Кирсанов. Просто Юрьев признал, что поступил, как трус, считает себя виноватым и желает исправить ситуацию. Он готов со мной вместе Лариску искать, но просил с тобой поговорить, чтобы и ты пошел с нами: без тебя мы можем сбиться с дороги.
        - Ах, так вам Кирсанов в качестве проводника понадобился? И вы с Юрьевым уже всё решили? А меня-то самого не удосужились спросить?
        - А я сейчас что, по-твоему, делаю? Разве я тебя не об этом спрашиваю? Это ты уводишь разговор в сторону, пустился в рассуждения, кому отвечать… Искать срочно девчонку надо, разве это неясно? Потом будем делиться - кому и за что отвечать. Если понадобится.
        - А чего же ты сразу ее не искал - там, на Змеиной горе? - вызывающе спросил Кирсанов. - Прошло уже сколько времени? Суббота, воскресенье, понедельник… где ты всё это время был? Почему Ларку не искал?
        - Я искал, Гена… - сумрачно заметил Филипп. - Никаких результатов.
        - Так чего ты от меня хочешь? - вызверился Геннадий. - Плохо искал, что ли?
        «Да ничего я от тебя не хочу! - подумал про себя Филипп. - На кой чёрт ты мне вообще сдался!»
        А вслух произнёс:
        - То я вёл поиски в одиночку. Просто я полагал, что вот-вот я ее найду по свежим следам, как говорится. Но мои надежды не оправдались, пришлось вернуться в город. А что еще было делать? Да, времени изрядно упущено, но если нас будет трое-четверо, то вероятность успеха наших совместных поисков возрастает соответственно в разы, разве не так? Я искал ее сколько мог, а теперь вернулся в город за помощью. Мне кажется, к этому делу все имеют отношение - и я, и ты, и оба Серёги, и даже Сашок…
        - Да с чего ты взял это, Филя? Уж не Серёга ли тебе сказал такую глупость? «Все имеют к этому отношение» - какое мы имеем к этому отношение? - с нервным смешком воскликнул Геннадий. - С какой-такой стати? С какого бодуна?
        - С какого? - Филипп уже ощущал в груди волну накатывающего гнева и сдерживал себя с явным усилием. - А что, Лариса сама разве отправилась на Змеиную гору? Разве не ты был инициатором этого похода? И разве ты сам не приглашал ее в свою компанию, причем весьма настойчиво? Она сама мне об этом говорила! Как же теперь ты утверждаешь, что не имеешь к этому отношения? А кто тогда имеет? Пушкин?
        - А вот и нет… Филя! - ёрнически усмехнулся Кирсанов с плутовато-довольным видом искушённого человека, провести которого нельзя. - Нет-нет-нет-нет… Ты на меня эту хрень давай не вешай! Что с того, что я ее приглашал - ну, приглашал. И что? Лариска сама согласилась пойти, совершенно добровольно, и никто ее насильно ни на цепи, ни на верёвке туда не тащил! Это раз… Она, когда отправлялась с нами, понимала, что дело не шуточное, сопряжено с опасностями, а потому надо старшего во всём слушаться. Она меня слушалась? Нет! Я ей сказал - немедленно уходим? Сказал. А она не послушалась, а попёрлась в башню, хотя ей было сказано - пойдём туда только после наступления рассвета! Было такое? Было! Это два… Ну, и тебя-то мы не звали, правда? А почему ты среди нас оказался? А Ларка ведь сказала во всеуслышание, что это она сама тебя с собой привела… помнишь? Это все слышали и все это подтвердят. Она взяла тебя с собой как своего телохранителя, ведь так? Как вы там с нею договаривались - чёрт вас знает, мне на это в принципе наплевать. Но горькая правда в том, что ты свои обязательства по отношению к Ларке не
выполнил! Это три! Ты ее профукал, проворонил, а теперь вот пришёл и сопли мне тут распустил - мол, Лариска пропала! Пропала - так ищи! Моей задачей было вас на вершину Змеиной горы привести. Я свою задачу выполнил. А твоей миссией было Лариску стеречь и охранять! Это была, между прочим, твоя единственная задача. И ты ее провалил с треском! Вот и весь расклад, Филя… Печально, конечно, однако - что поделаешь! Не надо было брать на себя то, что сделать не можешь, а так, видишь - один ты и оказываешься виноват. И нечего теперь на других свою вину перекладывать… Так-то, Филя!
        А Филипп уже еле сдерживался. Ему безумно хотелось Геннадия ударить, заставить его наконец замолчать, стереть эту нагло-плутоватую ухмылку с его самодовольной физиономии. Филипп не вдавался в анализ того, что именно Кирсанов говорил, и в какой мере его излияния отвечают нормам правовой логики и справедливости. Филипп понимал только одно: драгоценное время бездарно уходит, поиски пропавшей Ларисы по-прежнему не ведутся, соответственно шансы на ее спасение неумолимо стремятся к нулю, а этот скользкий тип, к которому он был вынужден обратиться за содействием, озабочен лишь тем, как бы удачнее выгородить собственную задницу, и не только не желает помогать Филиппу, но еще и активно вставляет ему палки в колёса! Столь циничный подход к проблеме, ставившей ребром вопрос о жизни и смерти молодой девушки, был для Филиппа в принципе неприемлем, возмущал его до глубины души, делал самого носителя такого подхода этаким недочеловеком, с которым вообще невозможно иметь никаких дел.
        Бесполезность дальнейшего разговора уже была Филиппу полностью очевидна. Однако просто вставать и уходить ему тоже не хотелось. Напоследок было бы уместно угостить Кирсанова доброй порцией негатива - такого, чтобы лишил его покоя, заставил бы его изнывать от неопределённости, мучиться неизвестностью, и уж конечно - наносил бы сокрушительный удар по самому чувствительному - по его самолюбию. Поэтому Филипп с видом полного равнодушия, как бы вскользь, заметил:
        - Ну что ж, Геннадий… мне с тобою всё ясно. Помогать мне в поисках ты не хочешь. Ладно, это твое право. Буду обходиться без тебя.
        - Удачи! - Гена снисходительно пожал плечами. При этом на устах его появилась до того гадкая и выразительная улыбка, что Филипп едва не заехал ему локтем в морду.
        - А вот то, что ты мне тут сейчас разъяснял относительно степени ответственности каждого из нас, ты постарайся запомнить. Очень логично и доходчиво разъяснял, между прочим. Может быть, лучше записать даже, а то неровен час, подзабудешь.
        - Чего записывать-то? И зачем? - вскинулся Кирсанов.
        - Да вот, знаешь ли… в милицию тебя скоро вызовут, а потому не мешало бы подготовиться.
        - В милицию? - Геннадий даже взвизгнул. - При чём тут милиция?
        - Ну как причём, - Филипп благодушно усмехнулся. - Человек ведь пропал, это тебе не шутки!
        - А ты что, ходил в милицию? - спросил Геннадий с неподдельным ужасом.
        - Ходил, - отвечал Филипп невозмутимо.
        - Да ты что… - пролепетал Геннадий, а потом вдруг завопил в голос: - Какого чёрта ты попёрся в ментовку?!
        - Извини, Гена… - спокойно ответил Филипп. - Твоего разрешения забыл спросить…
        - Ты придурок! - истерично выкрикнул Геннадий. - Кретин! Ты понимаешь хоть, что ты наделал? Ты всех нас подставил, чёртов дебил!
        - Неужели? - Филипп изобразил на лице глубочайшее удивление. - Да как же это…
        - А вот так! Будут ли они Ларку искать - тот еще вопрос. А вот за нас возьмутся - это точно! На нас же и повесят ее исчезновение! И если с нею действительно что-то случилось, именно нас выставят преступниками! Обвинят, что это мы затащили беззащитную девочку в горы, хором ее там изнасиловали, потом убили и в какую-нибудь яму сбросили! Скажут, что мы следы заметали, что не хотели ее в живых оставлять, как жертву насилия и опасного свидетеля! Это ты понимаешь, идиот?! Ментам не надо ничего доказывать, они не станут ничего раскрывать, им лишь бы найти, на кого повесить преступление, и дело скорее закрыть! Они, видишь ли, с висяками борются… Ну, ты и сволочь, Филя! Ты сам же им все козыри прямо в руки дал… Придурок, придурок!!
        Филипп слегка отодвинулся от собеседника, с которым случилась настоящая истерика.
        - Да не ори ты так, Гена! - поморщился он. - Не дай Бог, глотку себе порвёшь. Успокойся уже: я действительно был в милиции, а вот заявления пока не писал…
        Кирсанов сразу же умолк и резко вскинул голову. В его безумных глазах затеплился огонёк надежды.
        - Точно не писал? - спросил он хрипло.
        - Точно.
        - А зачем тогда ходил? - сказал Геннадий подозрительно. - И что значит «пока»?
        - Слово «пока» значит, что заявление всё равно подавать придётся, - сказал Филипп. - Всё равно ведь на нас выйдут! И спросят, почему мы сами ее все вместе в первые три дня не искали. Почему в последующие дни в милицию не заявляли? Так что лучше уж самим пойти и рассказать, что мы вот ходили в горы, и у нас там девушка пропала. Ну, и соответственно, в заявлении придется об этом написать, как положено.
        - Нет, ты всё-таки на всю голову больной, Филя! - прошипел Кирсанов. - Ну что же ты сам-то в петлю лезешь, и ладно бы сам - ты нас всех за собою тащишь! Лариски третьи сутки уже ведь нет, да?
        - Третьи сутки наступят сегодня ночью, с понедельника на вторник, - угрюмо сказал Филипп.
        - Ну… да всё равно! Столько времени те, кто пропадает в горах, не протягивают. К тому же она к горным переходам не приучена, у нее нет ни тёплой одежды, ни еды, ни нужных в горах навыков. Понимаешь? Раз она сама до сих пор не вернулась, это сто пудов означает, что она уже мертва… - заговорщическим тоном продолжал шипеть Кирсанов. - А на Змеиную гору никто годами не ходит! Стало быть, труп ее никогда не найдут! А нет тела - нет и дела! И всё на этом закончится. Мало ли людей в нашей огромной стране бесследно исчезает? Лариске уже всё равно ничем не поможешь. Помалкивать только нужно… ты меня хорошо понял?
        Филипп посмотрел на Геннадия таким взглядом, словно совершенно не воспринимал смысл его слов. Он взирал на него долго и пристально, будто пытался понять, как живёт такой человек, и что же из него выйдет, когда он станет совсем зрелым, заведёт семью, детей…
        - Какая же ты мразь, Кирсанов… - сказал он задумчиво. - Я даже не представлял себе…
        Геннадий приник к нему вплотную, как клещ, вцепился скрюченными пальцами в его рубашку, притянул к себе еще ближе… Процедил медленно и размеренно:
        - И вот что я тебе скажу: попробуй только, засунь в ментовку снова свой крысиный нос, попробуй только нацарапать там свое поганое заявление, и тогда…
        - Руки убрал… быстро! - сказал негромко Филипп.
        Что-то в его голосе прозвучало такое, что Геннадий мгновенно отцепился от него и подался назад.
        Он только смотрел на Филиппа не отрываясь - озлобленно и в то же время с растерянностью.
        - Знаешь, Кирсанов, - заметил Филипп, - я ведь прекрасно понимаю, что мозгов у тебя не больше, чем у курицы, но даже такие мозги желательно включать - хотя бы иногда! А потому слушай сюда: у Ларисы есть бабушка… Сейчас она в больнице, но в ближайшие выходные ее непременно выпишут. Старушка вернётся домой - а там пусто, внучки нет. Угадай с трех раз - что она станет делать, куда она пойдёт? Правильно, в ментовку! И напишет там заявление о пропаже внучки, и заявление это у нее примут. А дальше… дальше ты всё правильно сказал: за нас плотно возьмутся. Именно это, кстати, мне в милиции тоже пообещали. Так что угрозы свои засунь себе в жопу! Лучше подумай о том, как в ментовке выкручиваться будешь.
        По тому, как исказились черты лица Геннадия, Филипп понял, что подобные соображения в голову ему не приходили. Кирсанов безнадёжно опустил голову на руки, судорожно вцепился пальцами в свои тёмные, слегка вьющиеся волосы и в отчаянии прохрипел:
        - Чёрт, чёрт, чёрт! Проклятье… ну что я ментам скажу!...
        - Правду, - коротко ответил Филипп.
        - Какую еще правду?! - злобно выкрикнул Геннадий, вскинув голову.
        - Правду о том, как ты и твои друзья бросили в горах единственную в нашей компании девушку, и как вы, словно последние трусы, удрали оттуда, не останавливаясь аж до самого города. Правду о том, как вы забились по домам и сидели тихо, как мыши, надеясь, что вас случившееся никак не коснётся. Если захочешь - можешь рассказать и про то, как ты угрожал мне сейчас, требуя, чтобы я не писал заявления, и как ты уверял меня, что Лариса наверняка мертва, так что искать ее не стоит.
        Филипп поднялся на ноги, собираясь уходить.
        - Постой! - прохрипел сдавленно Геннадий. - А ты?...
        - Что я?
        - Ты ведь не расскажешь, о чём я сейчас тут говорил тебе про Лариску? Это останется между нами… правда? - он еще больше понизил голос. - Останется, ведь так?
        Филипп взглянул на него, как на мерзкое насекомое, которое хочется раздавить.
        - Между нами ничего не останется, Кирсанов, - сухо ответил он. - И никогда между нами ничего не будет.
        Он повернулся и пошёл к выходу. Выйдя за калитку, прикрыл ее за собой. Задержавшись на пару секунд, смачно и от всей души плюнул под дворовый порог, вложив в этот плевок всё свое презрение к обитателю этого дома, после чего быстро пошёл прочь, не оглядываясь.

* * *
        Филипп продолжал стремительно идти, пока сердцебиение не улеглось, а дыхание наконец не сделалось ровным. Дорога привела его в один из тихих и зелёных городских скверов. Он вспомнил, что Лариса рассказывала ему, как она любит эти скверики, которыми так богат Семигорск, как ей нравится уединяться на их скамеечках с любимой книгой в руках и читать запоем повесть о захватывающих приключениях двоих юношей из далекой и таинственной страны Италии XV века, которые вместе с адмиралом Колумбом отправились в плавание через таинственное Море Тьмы открывать новый континент, лежащий далеко на западе… Лариса много рассказывала Филиппу об этой книге, рассказывала о ее героях, и о том, как она сама представляет себя участницей этого славного похода, как в своих снах ей чудится, будто она лично плывёт на испанской каравелле и переживает невиданные морские приключения вместе с Франческо и Орниччо. Филипп слушал ее откровения невнимательно: ему все эти рассказы представлялись слишком уж романтичными, а неумеренный интерес к ним Ларисы - этаким прощальным всплеском уходящего Ларисиного детства. Ведь девушка была еще
очень молода - даже не вышла из школьного возраста, ей буквально пару недель тому назад исполнилось семнадцать! И хотя внешне она была вполне сформировавшейся взрослой девушкой, физически развитой куда более многих своих сверстниц, то в душе во многом оставалась еще восторженным ребёнком. Филиппу весьма льстило, что с ним она не считала нужным это скрывать, что ее ничуть не заботило то, что Филипп увидит ее такой, какова она есть, без напускной взрослости. А с другой стороны такой безудержный романтизм юной девушки немного смущал и даже пугал Филиппа: по его мнению, он мог помешать Ларисе адаптироваться к будущей жизни, создать у нее ложные представления о людях и об окружающей реальности. Тем более, что нынешние молодые девушки в абсолютном большинстве весьма рано демонстрировали вполне развитой прагматизм и к моменту окончания школы имели жизненные установки, весьма далёкие от детских романтических мечтаний. Лариса была совершенно другой, и это притягивало к ней Филиппа, но в то же время сильно беспокоило его, заставляя бояться и переживать за ее взрослое будущее.
        И вот - трагедия не заставила себя долго ждать. Будь Лариса более защищённой, он бы без колебаний отвергла это безумное кирсановское предложение о походе на Змеиную гору, и сейчас была бы в городе, была бы в безопасности. А теперь что? Ему даже приблизительно неизвестно, где она и что с нею произошло! Жива ли она вообще? Как ее искать? Ведь он даже не в состоянии дать какие-либо существенные указания поисковикам, если таковые вообще когда-нибудь объявятся. О чём он им может рассказать? О призраках? О небесных световых эффектах? О том, что Лариса бесследно исчезла именно в этой проклятой башне? Да его поднимут на смех, и это в лучшем случае. В худшем - его самого заподозрят в причастности к ее исчезновению и станут смотреть на него как на преступника, тем более, что он был последним, кто видел Ларису живой…
        Он был последним, кто видел девушку живой! Этот факт обладает поистине железобетонной незыблемостью. А это означает, что именно Филиппу предстоит сделаться центральной фигурой будущего расследования.
        Филипп безнадёжно опустился на скамейку, взъерошил пальцами непослушные волосы.
        Ему, увлечённому мыслями о пропавшей Ларисе и ее поисках, до сей поры мысль о собственной безопасности просто не приходила в голову. А между тем, она была совсем не лишней. Весьма велика была вероятность того, что всё будущее расследование может быть сведено к «работе» именно с ним - сначала как свидетелем, а далее с ним же, но уже в качестве подозреваемого. А Ларису искать по-прежнему никто не станет. А зачем, ведь «работа» уже ведётся!
        Надежды Филиппа на так называемых «товарищей» не оправдались. Рассуждения Сергея Юрьева, показавшиеся ему вполне убедительными, несмотря на их необычность, теперь воспринимались не более, как хитроумное обоснование для откровенного ничегонеделания, хотя объяснить странный феномен с потерей целых суток, произошедший с ним, Филипп всё так же не мог, да и этот вопрос казался ему абсолютно неактуальным на фоне главной проблемы. Но сама идея о возможности провала во времени, в который якобы попала Лариса, представлялась ему сущим вздором, явной нелепицей, не стоящей серьёзного обсуждения. Юрьев - умный парень; возможно, он и сам искренне верил в то, что говорил, однако предположить подобное, будучи в здравом уме, было совершенно немыслимо. А как отнесутся к такой версии Ларисиного исчезновения милицейские дознаватели, представить себе было очень легко. Не стоило даже озвучивать подобный вздор во избежание лишних неприятностей.
        А что касается Кирсанова… Филипп теперь вообще не мог себе представить, чтобы он отправился на розыски Ларисы в компании этого типа, как бы хорошо ни знал он дорогу на Змеиную гору.
        Вывод следовал неутешительный. Филипп оставался один на один с практически нерешаемой проблемой. Помогать ему в поисках никто не хотел и не собирался. А кроме того, перед ним маячила реальная перспектива стать главным подозреваемым в деле о странном исчезновении молодой девушки, с которой его и раньше нередко видели вместе.
        Между тем, день неумолимо склонялся к вечеру. А назавтра следовало снова обращаться в милицию, уже вполне официально. Или не обращаться? А что тогда делать? Искать самому, да еще в одиночку? Но он уже искал! Результат - нулевой. Филипп совершенно не представлял - как ему следует поступить.
        Наконец после долгих и мучительных размышлений он принял решение: назавтра он опять отправится на Змеиную гору, соберётся и отправится один. Выйдет еще до рассвета, доберётся до башни, облазит ее всю снизу доверху - может быть, найдёт хоть какие-то следы пропавшей девушки. Надо будет - пробудет там до следующего утра. И если его поиски снова не дадут результатов - ну что ж, тогда в среду утром он вновь отправится в милицию. И всё изложит в своем заявлении самым подробным образом.
        Сегодня же остаток дня Филипп решил посвятить тому, чтобы как можно подробнее узнать всё возможное об этой проклятой Змеиной горе. Только теперь информацию следовало черпать из компетентных источников, а не слушать досужие разговоры и байки из местного фольклора. Стало быть, путь Филиппа теперь лежал прежде всего в краеведческий музей.
        Приняв конкретное решение, Филипп немедля поднялся и направился в сторону главной городской улицы. Как ни странно, на душе у него стало заметно легче. А потом вдруг подумалось - а ведь и он тоже может вот так бесследно пропасть на Змеиной горе! Ему ведь никаких охранных грамот никто не давал! Он сам удивился тому, что мысль эта не вызвала у него ни страха, ни тревоги, ни сколько-нибудь серьёзного замешательства.
        «Пропаду - ну и чёрт с ним! - как-то отстранённо подумал Филипп. - Особо расстраиваться-то некому, вот отца и маму только жалко будет...»

* * *
        Посещение краеведческого музея по сути не принесло Филиппу никакой полезной информации. Музейчик оказался так себе: маленький, невзрачный, с весьма скромной экспозицией. В комнате, посвященной вопросам местной географии, молодой человек отыскал лишь некоторые упоминания о Змеиной горе, однако сведения о ней носили весьма краткий и узкоспециальный характер. Филипп узнал только о ее высоте над уровнем моря, о характере растущей на ней растительности, о горных породах, слагающих эту гору. Вот, собственно, и всё.
        В историческом отделе музея он также встретил упоминание о Змеиной горе, но оно касалось неких исторических памятников, оставшихся на территории края как наследие минувших эпох. Змеиная гора упоминалась как место, где сохранились руины от эпохи античности (что конкретно за руины - в материалах музея не уточнялось) и где осталась со времён средневековья некая постройка, напоминающая сторожевую башню. Предполагалось, что башня была возведена выходцами из Генуи или Венеции во времена упадка Византии за несколько десятилетий до ее окончательного падения под натиском турок-османов.
        Ни о каких загадочных феноменах, световых эффектах в ночных небесах над горой, а уж тем более о призраках и прочих мистических чудесах в материалах музея не содержалось ни единого слова. Змеиная гора представала как природный объект, не более, чем вполне обычная горная хребтина, примечательная разве лишь своей высотой, живописными окрестностями и еще тем, что на ней сохранились остатки каких-то старинных сооружений.
        Филипп вышел из музея в самом отвратительном настроении. Он ощущал себя попросту обманутым. Музейные материалы, представленные в экспозиции, кем-то были тщательно отсортированы, все сомнительные сведения удалены, малейшие следы всякой там «мистики» старательно зачищены… Гора как гора. Филиппу подумалось, что сотрудники музея своими действиями фактически вводили посетителей в заблуждение. Если бы Филипп самолично не побывал на Змеиной горе, он остался бы вполне удовлетворён полученной информацией и мог бы с лёгким сердцем отправиться на Змеиную гору как на обычную туристическую прогулку по местным достопримечательностям. Однако случилось так, что ему довелось познакомиться с феноменами Змеиной горы, и он не понаслышке знал, что Змеиная гора - действительно весьма таинственное и крайне опасное место, куда можно пойти и обратно не вернуться. Однако кому-то было важно совсем иное - скрыть от людей всякие «чудеса», якобы порождённые вековыми суеверными страхами и народным невежеством, в угоду господствующей парадигме; тем самым составители такой «урезанной» экспозиции, по сути, совершали настоящее
преступление, утаивая от интересующихся весьма важную информацию, незнание которой могло привести к самым тяжким последствиям для незадачливых туристов и любителей посетить экзотические места.
        Таким образом, получалось, что ради неких скорее идеологических, нежели научных догм подвергались смертельной опасности здоровье и сама жизнь вполне реальных людей! Как такое вообще оказывалось возможным - Филиппу было совершенно невдомёк.
        Теперь он отправился в центральную городскую библиотеку Семигорска. Она находилась в нескольких сотнях метров от музея, всё на той же главной городской улице и размещалась в стареньком кирпичном доме о двух этажах. Дом был явно дореволюционной постройки, однако, судя по его виду, в самые последние годы его подвергли реставрации, а потому выглядел домик почти как новенький! Это немного обнадёжило Филиппа - возможно, городские власти в какой-то мере озаботились состоянием местного «храма» знаний, а это могло означать, что и полезной информации здесь удастся «нарыть» куда больше.
        Филипп прошел в прохладный вестибюль и оттуда попал в библиотечный зал, где читателям выдавались на руки книги. У девушки за стойкой он поинтересовался, есть ли в библиотеке книги или журналы, посвященные местным природным и историческим достопримечательностям.
        - А что вас конкретно интересует? - поинтересовалась девушка.
        - Конкретно меня интересует Змеиная гора, - отвечал Филипп.
        - Змеиная гора?... - с явной растерянностью отозвалась молодая сотрудница, и по ее тону молодой человек сразу понял, что это название девушка слышит впервые. - А это где… на территории нашего края?
        - Ну да, - с легкой досадой ответил Филипп, - на территории края, можно сказать, прямо под носом у нас с вами! Похоже, вы о ней даже не слышали?
        - Признаться, нет… - смущённо пробормотала девушка. - А чем эта гора примечательна? У нас тут в округе и впрямь сплошные горы, но такого названия я действительно не слышала.
        - Долго объяснять, - сказал Филипп, - хотя возможно, у вас эта гора значится и под другим названием… простите, а вы давно в Семигорске живёте?
        - Всю жизнь… - девушка недоумённо пожала плечами. - Я здесь родилась, школу закончила…
        «Это замечательно, - подумал Филипп. - Есть, оказывается, люди, родившиеся и выросшие в очень примечательных местах, и при этом умудряющиеся ни черта не знать о собственной малой родине. Видно, в школе ее даже на экскурсии не водили...»
        - Ну понимаете… мне очень нужно! - уже вслух сказал Филипп. - Вы никак не можете помочь?
        Похоже было, что симпатичный и умный молодой человек юной сотруднице весьма понравился.
        - А знаете что? - оживилась она. - Пройдите в наш читальный зал! Там у нас работает Аврелия Францевна… Вот она вам точно поможет!
        - Аврелия… - ошеломлённо повторил Филипп.
        - Францевна, - с улыбкой подсказала девушка. - Она заведует читальным залом и всем архивом. Представьте только, она у нас старейший работник: в нашей библиотеке работает уже сорок лет!
        - Ух ты… - в тон девушке невольно восхитился Филипп.
        - Аврелия Францевна не просто библиотекарь, она еще и краевед! - доверительно сообщила девушка. - Обратитесь к ней: если кто-то и может рассказать вам что-нибудь интересное и правдивое об этой вашей Змеиной горе, так это она!
        - И где же мне ее найти? - заинтересовался Филипп.
        - А нет ничего проще! - бодро отозвалась сотрудница. - Выходите из этого помещения в коридор, - она показала на проём в стене без двери, - пройдёте шагов десять и увидите справа массивную дверь с надписью «Читальный зал». Заходите туда и… застанете в зале нашу Аврелию Францевну! Она охотно ответит на все ваши вопросы.
        - Спасибо вам большое! - сердечно поблагодарил девушку Филипп.
        - Пожалуйста… - чарующе улыбнулась она.
        Но Филипп не заметил этой улыбки, он находился во власти других, куда более удручающих эмоций.
        Он вышел в коридор, как ему было указано, и аккуратно приоткрыл массивную резную дверь читального зала. В большом помещении с непривычно высокими потолками и стилизованными под старину стеклянными люстрами он увидел много столов, установленных рядами, а вдоль стен поднимались книжные полки. Напротив читательских мест находился еще один стол, предназначенный, очевидно, для сотрудника библиотеки. За этим столом сидела маленькая старушка в темно-синем костюмчике и больших очках; она сосредоточенно изучала лежавший перед ней журнал. Напротив старушки за столами сидело примерно пять или шесть читателей, каждый из которых был с головой погружён в собственную работу.
        - Извините, - негромко произнёс Филипп, однако в абсолютной тишине зала его голос прозвучал подобно удару колокола - во всяком случае, так ему показалось.
        Старушка мгновенно обернулась к нему. Взгляды их встретились, и Филипп сразу же понял, что перед ним и есть та самая Аврелия Францевна.
        - Добрый вечер, - сказал он еще тише. - Мне там, в библиотеке, сказали, что к вам можно обратиться по одному очень важному для меня вопросу…
        - Здравствуйте, молодой человек, - серьёзно отозвалась старушка, внимательно разглядывая его сквозь толстенные стёкла массивных очков. - А вы, простите, кто будете? Я вас что-то не помню.
        - Это неудивительно, - невольно улыбнувшись, ответил Филипп, - потому что я здесь в первый раз.
        - А-а… вероятно, вы желаете записаться в читальный зал?
        - Вполне вероятно, но только не сейчас, - вежливо заметил Филипп, - сейчас у меня, к сожалению, совершенно иные заботы… Не могли бы вы мне кое в чем помочь, Аврелия Фридриховна?
        - Аврелия Францевна, - с оттенком назидания поправила его старушка.
        - Ах, извините… ради Бога, извините! - смутился Филипп. - Аврелия Францевна, конечно…
        Он почувствовал, что краснеет. Старушка была очень опрятная, очень аккуратная, и по всему ее виду можно было судить, что порядок во всём у нее на первом месте. А он… даже отчество ее запомнить не смог, с первых же слов разговора сразу сел в лужу! Ему стало стыдно.
        - Не смущайтесь, молодой человек! - сказала ему старушка, - ничего страшного, вы ведь видите меня впервые, а имя-отчество у меня и впрямь непривычные. Так говорите, помощь вам нужна? Ну что же… проходите, вот присаживайтесь напротив меня, - она кивнула на массивный стол, за которым сидела сама. - И, пожалуйста, говорите тише, чтобы не мешать другим.
        Филипп присел, куда ему было предложено.
        - Я слушаю вас, - сказала Аврелия Францевна.
        - Понимаете, - начал Филипп, - меня интересует некий местный природный объект, именуемый в народе Змеиная гора. Я хотел бы узнать о ней всё, что только возможно. Вы не могли бы мне в этом помочь?
        - Змеиная гора… - задумчиво повторила старушка. - Да, есть у нас такой природный объект. Вот только - что вас конкретно интересует? Геологические данные, географические, упоминания в исторических хрониках, или, быть может, вам нужны местные легенды об этой горе? Вы ищете материал для научной диссертации, или же вы являетесь собирателем местного фольклора? Поконкретнее можете сформулировать свой запрос?
        - Если поконкретнее, то я бы сказал так: меня интересуют прежде всего сведения о загадочных феноменах этого места и особенно - случаи необъяснимого исчезновения людей на Змеиной горе.
        - Вот даже как… - старушка посмотрела на Филиппа долгим заинтересованным взглядом. - Ну что же. Сейчас мы посмотрим, что у нас есть по этой теме.
        Она поднялась из-за стола и направилась к шкафам, уставленным разными книгами и толстыми подшивками журналов. Филипп с невольной улыбкой проследил взглядом за ее небольшой и собранной фигуркой, весьма шустро для ее лет передвигающейся между читательскими столами. Аврелия Францевна вскоре пропала из виду, но через некоторое время вернулась, неся в руках довольно объемистую книгу. Подойдя к Филиппу, она положила книгу перед ним на стол.
        - Вот! - сказала Аврелия Францевна, хлопнув по книжке своей маленькой и аккуратной ладошкой. - Я думаю, это как раз то, что вам нужно.
        Филипп глянул на обложку и прочёл: «Таинственные и аномальные места нашего края».
        - Вам знакомо это издание? - спросила старушка.
        - Нет, - признался Филипп.
        - И неудивительно, - заметила Аврелия Францевна. - Книга вышла только в прошлом году; ее уникальность в том, что автор, будучи здешним краеведом и к тому же учёным, практически впервые подверг анализу все имеющиеся данные о загадочных местах нашей обширной области. Большое внимание уделено как историческим сведениям, так и местным преданиям разных народов, населяющих эти территории в разные эпохи. Посмотрите: может быть, в ней вы найдете как раз то, что вас интересует… а я ненадолго оставлю вас.
        Филипп поблагодарил заведующую читальным залом и раскрыл предоставленную ему книгу. С первого же взгляда ему стало очевидно, что перед ним серьёзное научное издание, в котором не так-то просто разобраться. На нескольких сотнях страниц были приведены самые различные данные о природных объектах края и области. Книга была снабжена также графиками и диаграммами, таблицами из области геологии и палеонтологии, содержала также и самые разнообразные исторические, мифологические и фольклорные материалы. В части, озаглавленной «Горы и возвышенности», Филипп нашёл целую главу, посвящённую Змеиной горе.

* * *
        Глубоко вникать во всю эту тщательно подобранную информацию у Филиппа элементарно не было времени. Кроме того, знакомство с этими сугубо научными данными предполагало наличие у читателя определённых специальных знаний, каковыми молодой человек, естественно, не обладал.
        Тем не менее кое-что полезное для себя Филипп из книги почерпнул. Автор отмечал, что так называемая Змеиная гора пользовалась в народе весьма зловещей славой, оказывается, с незапамятных времён! Еще в эпоху античности местные жители (в основном, греческие колонисты) считали эту гору обиталищем богов и демонов. Боги, по их мнению, спускались на вершину горы с небес, а демоны, напротив, поднимались на нее из глубин земли и древних пещер, ведущих прямиком в преисподнюю. Упоминались в книге и загадочные световые феномены и некие таинственные объекты, называемые «летающими колесницами». Автор уделял внимание и теме странных исчезновений людей, происходивших также в самые различные исторические эпохи; была приведена даже обширная таблица, содержащая конкретные сведения о подобных случаях, начиная аж с середины позапрошлого века! Это и было как раз то, что особенно интересовало Филиппа.
        «1875 год. На Змеиной горе странным образом пропали две женщины, отправившиеся на поиски целебных растений. По сведениям, одна из женщин была знахаркой-травницей, другая - ее помощницей. Труп одной из них был обнаружен через два месяца. Еще спустя три недели обнаружилась и вторая. Эта была жива, сама пришла в деревню, но ничего не могла рассказать: местный доктор диагностировал помешательство. Женщину отправили в психиатрическую лечебницу, где она скончалась через пять дней. Рассудок к ней так и не вернулся.
        1883 год. На горе пропала группа деревенских подростков от 13 до 17 лет в составе девяти человек. Ни сами ребята, ни их тела так и не были найдены.
        1895 год. Экспедиция Русского Географического Общества в составе пяти членов. Прибыла с целью обследовать вершину горы и сохранившиеся там древние постройки. Все исчезли. Спустя четыре месяца на склоне был найден труп Прохора Никитина, местного жителя, нанятого членами экспедиции в качестве проводника. Причина гибели Никитина не установлена. Тело сохранилось на удивление хорошо, благодаря чему оказалась вполне заметна гримаса невообразимого ужаса, застывшая на лице покойного. Создавалось впечатление, будто проводник экспедиции умер от шока, вызванного сильнейшим испугом. Остальные члены экспедиции или какие-либо их следы не обнаружены».
        Филипп читал короткие и сухие строчки, бесстрастно повествующие о давних трагедиях, разыгравшихся некогда на Змеиной горе, и чувствовал, как воротник рубашки начинает стягивать ему шею, а на лбу выступает холодный пот. Никаких объяснений этим смертям и исчезновениям автор книги не давал. Просто приводил факты, предоставляя читателю самому делать выводы…
        Филипп подумал о группе подростков, пропавших на проклятой горе сто двадцать лет назад. Как эта история напоминала ему их собственный поход! Очевидно, тогдашние молодые ребята не меньше нынешних желали прикоснуться к зловещим тайнам страшного места, и, конечно же, знали об этом месте не больше, а возможно, и еще меньше их. Только были они похрабрее, и эта храбрость привела их к неведомой гибели. Получалось, что нынешних «исследователей» Змеиной горы спас… заурядный страх?!
        Он вспомнил ощущение жуткого, инфернального страха, охватившего его там, на вершине, когда его спутники опрометью бросились бежать. Он и сам бы побежал вслед за ними, если бы не Лариса. Она без страха, скорее - будто зачарованная, направилась к старой башне, а он последовал за ней! Ну не мог же он ее там оставить… И вот результат: Лариса исчезла, по-видимому разделив участь тех людей, что много раньше пытались познать тайны страшной горы и пропали там, а то, что сам он уцелел и вернулся, было, похоже, счастливым исключением из правил…
        - Что это с вами, молодой человек? - раздался над ним озабоченный голос Аврелии Францевны. - Вам нехорошо?
        Филипп вздрогнул и поднял голову. Старенькая библиотекарша стояла возле него с подшивкой журналов в руках.
        - А?... Нет, ничего… - пробормотал Филипп, - всё в порядке… извините.
        - Но вы так побледнели… - недоверчиво заметила Аврелия Францевна. - Да на вас лица нет!
        - Пожалуйста, не беспокойтесь, - Филипп попробовал улыбнуться, однако вышла какая-то жалкая гримаса. - Я в полном порядке… лучше скажите, пожалуйста: все эти люди, что когда-то ходили на Змеиную гору, погибали там, бесследно пропадали или сходили с ума? Без исключения? Судя по этой книге, именно так и было!
        - Ну почему же, - успокаивающе отозвалась Аврелия Францевна, - нет, конечно. Бывали вполне счастливые исключения. Загляните, к примеру, в перечень групп пропавших путешественников, относящихся к ХХ веку… их всего девять! За весь век! В целом подобных групп наверняка было больше, и многие благополучно вернулись. Только вот тем, кто пропал там или погиб (а это, вероятно, в данном случае слова-синонимы), от этого, конечно, ничуть не легче.
        - То есть были и такие, кому попросту везло? - спросил Филипп.
        - Ну да… Весь вопрос в том, что люди, отправляясь на эту пресловутую гору, не могли знать заранее, в какую категорию попадет именно их группа - в везучую или невезучую.
        - А скажите, были среди них группы, ходившие в те места в тёмное время суток? - взволнованно поинтересовался Филипп.
        - То есть ночью? - изумилась Аврелия Францевна. - Да вы что, молодой человек! Это же есть чистейшей воды безумие… в такие места по ночам не ходят! Хотя настоящие научные экспедиции проводили там недели, и ничего плохого с ними не случалось… вроде бы.
        - Простите… а что значит «вроде бы»? - насторожился Филипп.
        - Понимаете… - слегка замялась пожилая дама. - Ну вот, например, в 1936 году из Академии наук приехала экспедиция. В ее составе были геологи, археологи, натуралисты и даже специалист по древним языкам. Одной из целей экспедиции, по выражению ее руководителя, было развенчание вредных и вздорных мифов, издавна окружающих эту так называемую Змеиную гору. Ну, вы знаете, что в те годы под все сколько-нибудь значимые мероприятия неизменно подводилась идеологическая основа… Экспедиция оказалась вполне удачной, ее участники собрали богатый материал, и все благополучно возвратились в Семигорск. Было много шума, поздравлений, патриотических заявлений… ну и всё такое. Экспедиция уехала в Москву, а на следующий год жители нашего городка узнали, что две трети из числа этих учёных оказались арестованы как враги народа и очень оперативно расстреляны, а потом весьма стремительно умерли и остальные от внезапно проявившихся у них серьёзных заболеваний. В итоге уже к началу 1939 года в живых не осталось ни одного. Каждый волен, конечно, делать свои выводы - имеет ли какое-то отношение такая зловещая судьба полутора
десятка крепких, здоровых мужчин к их пребыванию на Змеиной горе или не имеет, но согласитесь - ассоциации напрашиваются весьма неприятные.
        «Ну, это явно из области народных баек и страшилок, - подумал про себя Филипп, - просто наша уважаемая заведующая уже в преклонном возрасте, а пожилые люди склонны во всём видеть то перст Божий, то козни дьявола и прочую мистику… Никакого отношения к Змеиной горе трагическая судьба членов этой экспедиции не имеет, конечно».
        Между тем, Аврелия Францевна продолжала:
        - Впрочем, это было очень давно. Я могу привести и куда более недавние случаи относительно благополучного завершения таких вот экспедиций. Я, например, лично знаю некоторых жителей нашего города, бывших сотрудников областных научных учреждений, которые проводили на этой горе целые изыскания - археологические, геологические… Насколько мне известно, никто из этих людей там не погиб и не пропал, все благополучно вернулись. И до сих пор, насколько я знаю, все они живы. Правда… - старушка задумалась, словно сомневаясь, стоит ли поверять этому молодому посетителю то, что внезапно ей вспомнилось.
        - Правда - что? - немедленно отозвался Филипп.
        - Один из этих людей, человек весьма ученый и добросовестный, - пояснила старушка не очень охотно, - пару лет назад опубликовал статью, в которой недвусмысленно предостерегал будущих исследователей от посещения не собственно Змеиной горы как таковой, а тех древних сооружений, которые сохранились на ее вершине. Этот материал можно найти вот в этой журнальной подшивке, - она кивнула на толстую подшивку журналов, которую принесла с собой, - однако его надо еще здесь отыскать, а это потребует времени… плюс само изучение, а между тем, мы закрываемся через полчаса, уж извините… Я вам предлагаю всё-таки оформиться у нас как постоянный читатель нашего зала. Тогда вы можете прийти хоть завтра, я вам предоставлю эту подшивку, и можете изучать ее хоть целый день.
        Филипп ощутил, как у него разом пересохло во рту и как внезапно вспотели ладони. Слегка прерывающимся голосом он ответил:
        - Большое вам спасибо, Аврелия Францевна… Однако дело в том, что завтра у меня попросту не будет на это времени. Вы говорите - через полчаса? Пока есть еще эти полчаса, может быть вы расскажете мне о сути этого предостережения? И вообще, о том, что известно о древних постройках Змеиной горы, и чем они могут быть опасны? Пожалуйста, для меня это очень важно!
        Аврелия Францевна взглянула на Филиппа с удивлением. По-видимому, ее слегка озадачивало столь страстное стремление молодого человека как можно глубже проникнуть в тайны Змеиной горы.
        - Ну как вам сказать… - с некоторой растерянностью ответила она. - Говоря коротко, эти сооружения опасны для неподготовленных людей своей необычайно мощной и главным образом - негативной энергетикой. Так утверждает этот учёный… Это может означать целый букет самых различных факторов, которые могут проявлять себя по-разному. Негативный энергетический фон, излучаемый древними постройками, вступает во взаимодействие с энергетическим полем конкретного человека, и последствия этого могут быть самыми непредсказуемыми…
        - Боюсь, я не очень понимаю… - пробормотал Филипп.
        - Это неудивительно, - усмехнулась заведующая. - Вопрос совершенно не изучен, к его сути только-только прикоснулись, а между тем так называемая официальная наука ничего не хочет замечать, упорно делая вид, что на Змеиной горе и ей подобных местах ничего необычного не происходит, списывая все свидетельства на излишнюю впечатлительность наблюдателей, на массовые галлюцинации и тому подобный вздор. Такие явления надо изучать, а до сих пор они интересуют только энтузиастов-одиночек, подвергающих опасности свое здоровье и саму жизнь…
        - А сами-то вы как такие феномены объясняете?
        - Ну, молодой человек… я ведь не специалист по аномальным явлениям, а всего лишь простой библиотекарь.
        - Вы явно скромничаете, Аврелия Францевна… Лично меня очень интересует ваше мнение.
        - Благодарю, конечно, но повторюсь - суть происходящего на Змеиной горе вам вряд ли кто сможет объяснить вразумительно. А реальность на сегодня такова - от этого места желательно держаться подальше любому здравомыслящему человеку. И всё же позвольте спросить - чем вызван ваш столь горячий интерес?
        - Я вам непременно скажу, Аврелия Францевна, только чуть позже, - пообещал Филипп. - А сейчас пожалуйста, расскажите, что вам известно об этих древних сооружениях, которые находятся на Змеиной горе.
        - Да уж! - усмехнулась старушка с невольным уважением. - Вам отказывать трудно.
        В нынешнее время нечасто встретишь у молодых людей подобную тягу к знаниям. Ну что ж… в конце концов, просвещать людей - это моя работа! Давайте возьмём такое древнее сооружение, как Змеиный оракул, от которого вся гора получила своё название. Оракул этот был построен задолго до нашей эры и действовал как минимум до VI века новой эры, пока его не разрушили христианские фанатики. Однако некоторые знакомые мне учёные утверждают, будто этот оракул дееспособен и сейчас, несмотря на то, что от него остались одни руины.
        - И в чём же выражается его действие? - нетерпеливо спросил Филипп.
        - Видите ли, в античные времена там было святилище бога Асклепия, - рассудительно заметила заведующая. - Вы слышали что-нибудь об этом боге?
        - Да… это бог врачевания у древних греков.
        - Совершенно верно, но лишь отчасти. В классической мифологии Асклепий считается сыном Аполлона. Он врачевал людей, да так успешно, что начал даже оживлять мёртвых. Тем самым Асклепий восставал против мирового порядка, возвращая в мир физический тех смертных, кому судьбой было предназначено уже пребывать в царстве Аида. За это Зевс (его родной дедушка!) поразил Асклепия молнией и низвёрг его в Тартар. Этот миф, несущий следы назидательной притчи, тем не менее свидетельствует о хтонической природе Асклепия, его тесной связи с преисподней и потусторонним миром. А это означает, что Асклепий очень древний бог, еще доолимпийской эпохи, и сыном Аполлона его сделали позднее, когда включали в Олимпийский пантеон. Вот эти черты невероятной древности несут в себе и те сведения, которые нам известны о Змеином оракуле.
        В незапамятные времена Асклепий почитался в образе змея. Поэтому в храме его на Змеиной горе содержались священные змеи, да и нынче, как вы знаете, змея, обвившаяся вокруг стойки чаши, служит символом всей медицины. Потому оракул называли Змеиным. Известно также, что в храме Асклепия-Змея имелось особое помещение, носившее название абатон. Оно размещалось вдоль храмовой стены под крытой галереей. Здесь каждый посетитель, приходивший к богу за исцелением или за прорицанием, ложился на шкуры жертвенных животных и погружался в так называемый священный сон. Во сне ему являлся сам Асклепий, давал советы, указания по излечению и даже производил хирургические операции! Встав от священного сна, человек уходил исцелённым. Наши доморощенные учёные полагают, будто бы это жрецы погружали паломника в сон с помощью какого-то усыпляющего растения, а потом делали ему операцию. Мне лично такое объяснение представляется просто смешным. Ну, подумайте сами: человек уходил исцелённым! Если бы было иначе, то храм просто перестали бы посещать! Так какая по сути разница, кто оперировал больного - явившийся ему Асклепий
собственной персоной, или же его служители - жрецы, владевшие такими энергетическими и духовными практиками, перед которыми многие наши нынешние медицинские достижения покажутся детским лепетом! Кроме того, здесь можно было, также во сне, получить откровение относительно своего будущего или же давно стёртого из памяти прошлого…
        Аврелия Францевна остановилась, чтобы перевести дух: старушке стало трудно говорить.
        Филипп воспользовался паузой и тут же задал вопрос:
        - А что насчёт башни? Про башню вы столько же знаете, как и про Змеиный оракул?
        - О-о… башня! - мечтательно откликнулась заведующая. - Эта башня построена спустя многие века после святилища Асклепия, а вот известно о ней еще меньше, нежели об оракуле. Мне, например, решительно непонятно ее назначение. Маяк - от моря далеко, сторожевая вышка? Но даже если так, разве нельзя было построить вышку попроще, чем возводить на такой высоте, в таких диких, необитаемых местах столь трудоёмкое и сложное сооружение? На этот вопрос ответов до сих пор нет. На этот счёт можно предложить только некую гипотезу…
        Аврелия Францевна отвлеклась от Филиппа, чтобы принять книги от уходящего читателя. Филипп огляделся по сторонам и убедился, что зал уже пуст, и они с заведующей остались вдвоем.
        - Извините, пожалуйста, - сказал он, - похоже, я изрядно задержал вас сегодня…
        - Да будет вам! - беззаботно отозвалась заведующая, - куда мне спешить? Ничего страшного, ну задержусь на полчаса…
        Аврелия Францевна закончила необходимые формальности с последним уходящим читателем и снова повернулась к Филиппу.
        - Так на чём я остановилась?
        - Вы говорили о башне, - напомнил Филипп, и его голос заметно дрогнул от волнения.
        - Ах, да! Башня… Так вот, ее назначение невозможно объяснить, исходя из нашего современного уровня знаний. Есть, правда одна гипотеза, не лишённая интереса. Исследования последних десятилетий показали, что Змеиная гора зиждется на цельнолитной плите, а разрез геологических слоёв в этом месте показывает, что под горой располагаются параллельно друг другу два гигантских электропроводящих пласта, между которыми залегают известняковые породы и доломиты. Таким образом, под Змеиной горой размещается нечто, похожее на гигантский природный конденсатор, между пластинами которого образуется и сохраняется электрическое поле с ошеломляющими параметрами напряжённости. Это явление настолько уникальное, что некоторые специалисты всерьёз говорят об искусственном происхождении этого конденсатора как источника мощнейшего электрического поля. Но вот кто, когда и зачем создал такое устройство, естественно, никто сказать не может.
        Однако весьма вероятно, что именно этот фактор и есть причина всех чудес и феноменов, происходящих на Змеиной горе. Наблюдаемые там светящиеся шары, явления так называемых призраков и прочие эффекты связаны как раз с имеющимся под горой полем… Сюда же можно отнести и всякого рода видения, миражи, а также исчезновения людей…
        - Простите, - перебил Филипп, - а каким образом человек может пропасть из-за того, что под горой находится…
        - Пожалуйста, не перебивайте меня, - строго заметила Аврелия Францевна. - Электрические поля, создаваемые гигантским конденсатором, являются причиной имеющихся аномалий, которые проявляются по-разному, и одним из таких проявлений служит дезориентация в пространстве. Я полагаю, что именно она лежит в основе многих исчезновений: человек просто уходит совершенно не в том направлении, в каком ему нужно, и дальше с ним может произойти всё, что угодно! А что касается змеиногорских сооружений - как Змеиного оракула, так и башни, то я вам вот что скажу: любой серьёзный исследователь, занимавшийся изучением этих объектов, непременно вам скажет, что строители, возводившие и оракул, и башню, прекрасно знали о природном конденсаторе и более того, как раз из-за него построили свои объекты именно в этом месте! Да так построили, чтобы поле конденсатора заставляло эти объекты работать! В случае с оракулом - это прежде всего излечение людей и проникновение в будущее и в прошлое, а вот в каком направлении работает башня… - Аврелия Францевна замялась, - по этому поводу трудно сказать что-то определённое. Во всяком
случае, мне неизвестны на этот счёт какие-либо связные и стройные предположения… Это тайна, которую еще только предстоит раскрывать. Ясно лишь одно: связь этой таинственной башни с геологической структурой и энергетической природой Змеиной горы несомненна.
        Теперь Филиппу стало ясно, что заведующая читальным залом рассказала ему всё, что могла. Можно было уходить…
        Он поблагодарил добрую и знающую старушку и уже приподнялся, чтобы идти. Надо было еще подготовиться к завтрашней дороге, собрать необходимые вещи, просто выспаться, наконец.
        - Одну минутку, - задержала его Аврелия Францевна. - Молодой человек, простите - а как вас зовут?
        - Меня? - рассеянно отозвался Филипп; вопрос показался ему несколько неожиданным. - Меня зовут Филипп…
        - Послушайте, Филипп: вот я добросовестно и насколько возможно подробно ответила на все ваши вопросы, - сказала заведующая. - Теперь и я полагаю себя вправе задать и вам один-два вопроса. Можно?
        - Конечно, Аврелия Францевна… - ответил Филипп, всё еще полностью во власти своих мыслей.
        - Видите ли, меня настораживает и даже беспокоит ваш столь настойчивый интерес к этим феноменам, связанным со Змеиной горой. Складывается впечатление, что вы собираетесь туда отправиться… Я не ошибаюсь?
        - Нет… вы не ошибаетесь, - грустно отвечал молодой человек.
        - Должна заметить вам, Филипп, - строго сказала библиотекарь, - что это плохая идея. Вы поступили бы весьма благоразумно, отказавшись от этой затеи.
        - К сожалению, не могу, Аврелия Францевна, - вымученно улыбнулся Филипп.
        - Почему?
        - Дело в том, что я уже был там…
        Аврелия Францевна невольно откинулась на спинку своего стула и взглянула на собеседника с неподдельным ужасом.
        - То есть как были? Когда?
        - В ночь с субботу на воскресенье, - сухо заметил Филипп. - Я даже поднимался на эту саму башню!
        - Да вы шутите!
        - Нет! Мне не до шуток, Аврелия Францевна! Мы ходили на Змеиную гору небольшой группой: нас было пятеро парней и одна девушка. Мы наблюдали там действительно таинственные и даже пугающие явления… все ребята благополучно вернулись в Семигорск, а вот девушка…
        Он замолчал, будучи не в силах продолжать.
        - Что девушка? - жёстко спросила Аврелия Францевна.
        - Девушка у нас пропала… Я долго искал ее, но пока безуспешно. А завтра с рассветом собираюсь снова на Змеиную гору, к той старинной башне, чтобы продолжить поиски…

* * *
        Аврелия Францевна резко подалась вперед, сдернула с носа очки, своей заметно дрожащей маленькой ручкой положила их на стол и буквально впилась взглядом сразу расширившихся серых глаз в лицо смутившегося Филиппа, как будто желала получше его запомнить.
        - Вы с ума сошли? - осуждающе и в то же время с ужасом спросила она. - Как же вы могли… вы производите впечатление весьма серьёзного, рассудительного, умного молодого человека, вы даже внушаете настоящую симпатию, и вдруг - такое! Вы таскали бедную девочку на Змеиную гору, да еще ночью? Кошмар… Уму непостижимо! Какая вопиющая… я бы сказала даже - преступная безответственность! С ума сошли…
        Филипп чувствовал себя прескверно. Ему нечего было ни ответить, ни возразить - оставалось разве что откланяться. Однако ноги будто налились свинцом - он не имел сил встать и уйти. Ему хотелось объяснить этой доброй и мудрой женщине - как всё было, хотелось поведать ей всю историю, как-то оправдаться в ее глазах… но - ему стало совершенно ясно, что всё это излишне и теперь не имеет абсолютно никакого значения. Филипп опустил глаза в стол и понуро молчал.
        - Полагаю, вы сильно запоздали с вашим визитом сюда, - сухо заметила старушка-библиотекарь. - Вам следовало ознакомиться с этой информацией заранее, возможно, тогда у вас хватило бы здравого рассудка для того, чтобы отказаться от этого безумного предприятия. А теперь… теперь что?
        Филипп продолжал угрюмо молчать и только беззвучно кусал губы.
        Аврелия Францевна некоторое время пристально смотрела на него, и трудно было понять, чего в ее взгляде больше - осуждения или же человеческого сочувствия.
        - Видите ли… - выдержав паузу, снова продолжила она, - мне очень не хочется вас пугать и тем более - разбивать ваши надежды на успешные поиски вашей девушки, но вам всё же следует это знать. Для людей, бесследно исчезнувших на Змеиной горе, согласно многолетним наблюдениям, бывает три варианта их дальнейшей участи. Первый: их никто и никогда не находит. Где они, какова их судьба - никто не знает. Второй: их находят через какое-то время - дни, недели, месяцы, - но находят исключительно мёртвыми, и причина смерти, как правило, не устанавливается. И третий вариант: они обнаруживаются сами, но при этом их психика нарушена, они ничего не помнят, ведут себя неадекватно… к нормальной жизни в человеческом обществе такие люди обычно больше не возвращаются. Другие варианты мне лично не известны. Таким образом, уважаемый Филипп, если даже вам сильно повезёт, и вы найдёте вновь вашу пропавшую девушку живой, имеются все основания утверждать, что такой, как вы ее знали и любили раньше, она уже никогда не станет. Так что… прошу извинить меня.
        Аврелия Францевна поднялась из-за стола, давая понять Филиппу, что ей больше сказать ему нечего… Информативный, но весьма тяжёлый для молодого человека разговор теперь был действительно закончен.
        Глава 5
        Окрестности города Павловска (около 170 километров от Семигорска). Вторник, 17 июля, половина второго ночи…
        Бесконечная лента шоссейной дороги пролегала через густой лес, двумя сплошными черными стенами поднимавшийся по обе ее стороны. Одинокая машина, глухо урча мотором, стремительно мчалась по проезжей части, озаряя лежащую впереди ровную полосу асфальта мощным снопом света.
        В столь поздний час едущий автомобиль не встречал здесь ни встречного транспорта, ни единой живой души. Этот участок трассы отремонтировали примерно год назад, сделав хорошую насыпь и положив новое асфальтовое покрытие. Дорога была на удивление гладкой, и сидевший за рулём водитель Игорь, которому по роду деятельности приходилось пару раз за неделю возвращаться в Павловск посреди ночи, не уставал приятно удивляться качеству выполненной строителями работы - дорога была такова, что, проезжая по ней, легко было представить себе, что находишься где-нибудь в Европе. В этом обстоятельстве имелся один лишь малюсенький минус: отсутствие выбоин и дорожных ям на проезжей части невольно притупляло бдительность ночных водителей, что в свою очередь, способствовало незаметному погружению в полудремотное состояние. Вот и в эту ночную поездку Игорь, который был в пути уже второй час, временами ловил себя на том, что начинает клевать носом. Уже несколько раз он резко вскидывал голову, широко раскрывал слипающиеся глаза и усилием воли заставлял себя пристально и внимательно смотреть на дорогу.
        «Ну потерпи, - мысленно уговаривал он сам себя. - Потерпи! Осталось немного, а приедешь домой - выспишься! Всё утро будешь спать, в офис можно прибыть только после обеда. Это же прекрасно! Так что - потерпи… осталось немного… еще совсем немного...»
        Машина мерно укачивала его, черная лента дороги стремительно бежала навстречу, свет фар создавал перед глазами ореол яркого, слегка размытого по краям сияния. Хорошо… спокойно… красиво… Игорь снова начал было чуть-чуть подрёмывать. Вот ведь зараза, а? Ему вдруг вспомнились старые сказки, читаемые когда-то в детстве. Там герой, которому позарез надо было подстеречь в засаде красавицу-пери, никак не мог этого сделать, потому что всякий раз засыпал. И вот, чтобы не дать сну побороть себя, он сделал себе острым ножом надрез на пальце и посыпал рану солью. Острая, пронзительная и постоянная боль не давала ему заснуть, и герой таким образом получал свою вожделённую награду - ему удавалось выследить и поймать прекрасную пери…
        Сбрасывая газ на знакомом пологом повороте, Игорь невольно улыбнулся собственным мыслям: нет, столь жестокий и варварский способ избавления от дремоты он к самому себе всё же применять не станет. Не хватало еще - резать себе пальцы! Они у него не казённые, запасных ему никто не выдаст. Так что - никаких ножей, никакой соли, у него хватит выдержки, силы воли и здравого смысла, чтобы…
        Внезапно Игорь едва не закричал от испуга и неожиданности. Мощное сияние фар дальнего света резко выхватило из глубокого мрака чью-то высокую фигуру - точнее, чёрный силуэт. Он возник прямо в поле зрения водителя совершенно неожиданно, ибо дорога в этом месте делала поворот с очень большим радиусом, и фары в течение нескольких секунд освещали не дорожное полотно, а обочину и уходящее во мрак травянистое пространство между насыпью и лесом. В этот самый миг и появилась на дороге таинственная фигура, которая оказалась в поле обзора лишь тогда, когда Игорь был близок к завершению поворота …
        - Ч-чёрт!!! - вскричал Игорь, резко поворачивая влево, чтобы объехать так внезапно возникшего из мрака ночного пешехода.
        Он едва успел вырулить обратно, проскочив на противоположную обочину и оказавшись на встречной полосе. Словно в ступоре, он судорожно выбрался на свою полосу, одновременно дожимая тормозную педаль. Машина проехала еще метров двадцать и остановилась.
        Некоторое время Игорь сидел неподвижно, тупо глядя прямо перед собой и пытаясь прийти в себя. Он с полной ясностью осознал, что будь у него скорость повыше, да еще поворот был бы покруче, то не сидел бы он сейчас в своей машине, стоящей на дороге, а пытался бы выбраться из автомобиля, перевёрнутого вверх тормашками и лежащего под откосом. А то и вообще пребывал бы за рулём в положении эмбриона, вниз головой и без сознания… А потому можно считать, что ему сильно повезло.
        Он взглянул в зеркало заднего вида - ничего. Полная тишина. Кромешная тьма и ни малейшего постороннего движения. Снова посмотрел вперед, на дорогу. Пустынная ровная лента дорожного полотна, округлое сияние от фар дальнего света, клубящийся ночной туман, белесыми клочьями медленно наползающий из леса…
        «Что это было? - мысленно спросил самого себя Игорь. - Может, я просто глючу? Или я всё-таки задремал, и мне что-то приснилось?»
        Теперь же всякую дремоту как рукой сняло, от сонливости не осталось и следа. Игорь снова посмотрел вперёд: справа на обочине одиноко торчал дорожный указатель, на котором при свете автомобильных фар Игорь прочитал: «Павловск - 15 км». Этот знак как бы привёл его в чувство, вернув способность ориентироваться в окружающей реальности. Совсем недалеко - дом, до города ведь буквально рукой подать. Так и не осознав, что именно его напугало, Игорь уже хотел было выжать сцепление; привычно бросив взгляд в левое зеркало, он вздрогнул, заметив в нём отражение высокой тени, неспешно приближающейся сзади. На мгновение его охватил суеверный ужас - руки судорожно вцепились в рулевое колесо, лоб тотчас покрыла холодная испарина: некто приближался к нему сзади бесшумно и безмолвно, словно призрак! Человек так себя обычно не ведет…
        Через пару секунд странная высокая фигура прошла мимо него размеренным и медленным шагом, будто пребывая в трансе. К своему изумлению, Игорь увидел, что это была… девушка! Она прошла мимо автомобиля на расстоянии вытянутой руки, но даже не повернула головы в его сторону. За долю секунды Игорь успел увидеть ее профиль, правое плечо, обращённое к нему, длинные прямые волосы, спадающие на грудь, плечи и спину и чуть заметно колеблющиеся в такт ее шагам… Она прошла мимо, словно не замечая ни водителя, ни его машины. Миновав стоявший на полосе движения автомобиль, она всё тем же размеренным шагом проследовала дальше по дороге, и вот уже ее высокая стройная фигура чётко очерченным силуэтом проявилась на фоне яркого света автомобильных фар…
        Игорь - ошеломлённый и растерянный, тупо смотрел ей вслед, разинув рот и будучи не в силах вымолвить ни слова. Что-то неуловимо неестественное ощущалось во всём облике этой странной девушки, разгуливающей среди глухой ночи по загородному шоссе и будто бы не замечающей никого и ничего вокруг. Игорь даже не сразу осознал - что именно это было. А когда осознал, то испытал настоящий шок. Она была совершенно голая!
        Прошло, наверное, несколько минут прежде чем водитель-полуночник обрёл снова дар речи. За это время обнажённая девушка ушла довольно далеко вперёд. Еще немного, и она, выйдя из полосы яркого света автомобильных фар, растворится бесследно в ночной тьме. Игорь судорожно дёрнулся и, рванув машину с места, в пару секунд нагнал голую незнакомку.
        - Эй, девушка!... - крикнул он в приоткрытое окно водительской дверцы.
        Она не отреагировала никак, даже головы не повернула. Будто не слышала.
        Игорь чуть тронул машину вперед, поравнявшись с ней.
        - Девушка! С вами что-то случилось? Вас ограбили… раздели?
        Ответа не последовало. Девушка продолжала шагать вперёд, никак не реагируя ни на его призывы, ни на вопросы… она как будто была погружена в глубокий сон.
        «Лунатичка, что ли?» - подумал Игорь. Он вспомнил, как еще в детстве слышал где-то о том, что блуждающего лунатика ни в коем случае нельзя будить - он может испугаться до полусмерти. Но не позволять же этой ночной страннице вот так и дальше шлёпать по дороге босыми ногами! Где она закончит свою безумную прогулку? А если ее машина собьёт?
        Игорь чуть прибавил газу, снова догнал незнакомку и, слегка повернув руль, резко остановился, перегородив ей путь корпусом автомобиля. Завидев (или почувствовав?) перед собой препятствие, девушка тоже остановилась, словно в замешательстве. Игорь проворно выскочил из машины и встал прямо перед ней.
        - Послушайте… - сказал он настойчиво и громко. - Куда вы идёте?
        Теперь она явно услышала его. Девушка чуть качнула головой. Игорь не мог разглядеть ее лица из-за окружающей темноты, но ощутил на себе ее пытливый взгляд. Однако во взгляде этом не было ни смущения, ни растерянности: то ли она не сознавала, что блуждает среди ночи абсолютно голая, то ли ей действительно было всё равно.
        - Девушка… - снова начал было Игорь, но тут она внезапно подала голос.
        - Холодно… - негромко, но совершенно внятно произнесла она.
        Игорь даже вздрогнул от неожиданности и невольно перевёл взгляд на ее обнажённое тело. В какой-то миг он слегка растерялся - столь совершенного тела ему до сих пор видеть явно не приходилось. Ростом незнакомка была немного выше его, а сквозь спадающие с головы густые, рассыпающиеся по телу волосы маняще и вызывающе проглядывали литые и крепкие груди, напоминающие собой спелые плоды, чуть отливающие серебром… плоский живот, волнующий изгиб талии, плавно переходящий в линию тяжёлых, но гладких и сильных бёдер - всё это могло буквально ошеломить любого мужчину. Заметил Игорь и точёные округлые колени ночной незнакомки, а также высокие, удивительно совершенные по форме голени… на долю секунды в его мозгу мелькнула совершенно дикая и неожиданная мысль: да полно… а земная ли женщина сейчас стоит перед ним?
        В состоянии полной прострации Игорь пребывал несколько секунд, пока наконец рассудок не вернулся к нему и он не осознал значения того единственного слова, что произнесла странная девушка. Игорю сделалось по-настоящему стыдно. Бедняжка явно попала в какую-то беду, с ней несомненно случилось что-то очень плохое, а он тут воспользовался ее шоковым состоянием и без зазрения совести пялится на ее обнажённые прелести! Нехорошо, Игорь… просто безобразно! Он будто стряхнул с себя невольное оцепенение и коротко бросил девушке:
        - Я сейчас…
        Игорь метнулся к своей машине, открыл заднюю пассажирскую дверцу и начал рыться в вещах, что были сложены на мягком сиденье. Он извлёк оттуда теплый шерстяной плед, который обычно брал с собой в дальние поездки по области на случай, если придётся заночевать где-нибудь в чужом месте, либо в машине. Он зачем-то встряхнул его и, подойдя к девушке, бережно накинул ей на плечи длинную шерстяную ткань, аккуратно запахнув ее у нее на груди.
        - Вот так… - попробовал улыбнуться он. - Сейчас будет тепло.
        Неожиданно для себя он вдруг ощутил странное чувство - нечто вроде гордости от осознания того, что ему выпала неожиданная честь - укрыть от ночного холода и посторонних глаз такую юную, но при этом мощную и совершенную красоту.
        - Ну, что ж, красавица, - бодро заметил он, - негоже нам, наверное, тут ночью-то посреди дороги торчать! Милости прошу в мою машину…
        Девушка ничего не ответила, никак не выразила своего отношения к его словам и действиям. Она просто молча стояла на прежнем месте, только теперь с головы до ног закутанная в плед.
        Игорь осторожно взял ее под локоть и легонько подтолкнул к раскрытой дверце заднего пассажирского сиденья. Аккуратно посадив девушку в машину, он ожидал, что дальше она сама поставит ноги на пол автомобиля, однако она так и осталась сидеть боком, держа голые ступни на асфальте.
        - Давай-ка ножки поставим вот сюда, - обратился к ней Игорь, будто к малому ребёнку. - Вот так…
        Он наклонился, обхватил ее голени обеими руками и приподнял их, пытаясь поставить на резиновый коврик. Он невольно отметил про себя, какие гладкие и мощные были у нее голени: от прикосновения к их теплой нежной коже, от ощущения могучей силы, исходящей от них, Игорю сделалось немного не по себе: он словно прикоснулся к чему-то запретному. Девушка, похоже, поняла его замысел и сама помогла ему, приподняв голени и опустив ступни на пол. Теперь она сидела правильно.
        - Вот и умница! - ободряюще сказал Игорь. - Теперь можем ехать…
        Обычно Игорь не пристёгивал пассажиров, сидящих сзади, считая это излишним, однако сейчас решил сделать исключение. Осторожно, словно бы невзначай, пристегнул ее… а то - мало ли что!
        - Ну вот, - заметил он, оглядывая необычную пассажирку, завёрнутую в плед. - Теперь можем ехать…
        Игорь плотно закрыл заднюю дверцу машины и вернулся на свое место водителя.
        - Так куда едем, красавица? - весело спросил он, глядя на девушку в зеркало заднего вида.
        - Я не знаю… - грустно ответила она после недолгой паузы.
        - Вот тебе и раз! - удивился водитель. - То есть как «не знаю»? Ты ведь куда-то шла по дороге-то… ну и куда же? В Павловск? Ты там живёшь?
        Снова последовала пауза. У Игоря начало складываться впечатление, что девушка отвечает с некоторой заторможенностью от того, что до ее сознания не сразу доходит суть вопроса. Ей как будто требовалось на обдумывание ответа несколько дополнительных секунд.
        - Павловск? - рассеянно спросила она. Название ближайшего города она произнесла так, словно раньше никогда не слышала ни о каком Павловске.
        - Ну да… Павловск, - обескураженно произнёс Игорь. - До него пятнадцать километров.
        Девушка напряжённо молчала, словно Игорь задал ей какую-то сложную задачу, и она теперь размышляла над ней.
        - Павловск… - произнесла она и опять умолкла.
        - Да ты сама-то откуда? - Игорь полуобернулся к ней.
        - Я? - спросила девушка с неподдельным удивлением.
        - Ну конечно ты, не я же! - отозвался Игорь. - Везти тебя куда-то ведь надо! Так куда?
        - Я не знаю…
        Теперь умолк уже Игорь. Ситуация приобретала вовсе неожиданный оборот.
        - Ну хорошо, - выдавил он из себя. - А звать тебя как?
        - Звать меня?...
        Игорь начал терять терпение.
        - Как звать! - сказал он резко. - Имя у тебя вообще есть?
        - Я не помню… - был ответ.
        В салоне автомобиля повисло напряжённо-недоумённое молчание. Игорь лихорадочно обдумывал сложившееся положение.
        «Так… имени не помним, адреса не знаем, - сказал он сам себе мысленно. - Похоже, нам прямая дорога в психушку… пусть там с нею спецы разбираются».
        - Ну что же, мисс «Икс», - сказал он, - коли заказа на вашу доставку по конкретному адресу не поступило, везём вас туда, где вы наверняка вызовете профессиональный интерес к своей персоне. Возражений, я так понимаю, нет?
        Девушка ничего не ответила. Игорь тронул машину с места и, постепенно разгоняясь, помчался дальше по ночной дороге, плавно набирая скорость.

* * *
        Игорь знал, где в Павловске находится психиатрическая клиника. Пару лет назад ему довелось подвозить туда друга, которому надо было навестить лежавшую там мать. Поэтому дорога в это невесёлое заведение была ему знакома. Случившееся ночное приключение, которое он поневоле обдумывал, мрачно крутя руль, нравилось ему всё меньше и меньше. Всё это уж очень смахивало на криминальное происшествие, не хватало только влипнуть в какую-нибудь историю. У него и так на работе сплошные проблемы, всяких дел невпроворот, а тут еще это… Полная нелепица, явно попахивающая махровой уголовщиной, и вот именно его угораздило нарваться на голую девицу на пустынной дороге посреди ночи! Что именно с нею стряслось, Игорю оставалось совершенно непонятным, несомненно было лишь одно: в своей машине он везёт сумасшедшую…
        Игорь, следя за дорогой, время от времени заглядывал в зеркало заднего вида, наблюдая за тем, как ведет себя его пассажирка. А вдруг она еще и буйная? Девица и так была внушительного вида, и сложена весьма хорошо, и рослая очень, только в голове у нее явно не все дома, а ведь многие сумасшедшие нередко обладают силищей непомерной! Как она себя поведет - тот еще вопрос. Может ни с того, ни с сего и по башке сзади шарахнуть - мало не покажется! Ведь чего только не случается порой на ночной дороге! Но, к счастью для Игоря, девушка попалась как будто смирная: она сидела почти без движения, ничего не говорила и тупо глядела в одну точку, чуть кивая головой в такт мерному покачиванию машины на дорожных неровностях. Ее отсутствующий взгляд однозначно свидетельствовал о том, что ей было абсолютно всё равно - куда ее везут и кто везёт.
        Игорь всё же испытал немалое облегчение, когда, изрядно поколесив по пустым улицам ночного Павловска и дважды заехав в тупики, наконец-то выехал на дорогу, ведущую вдоль высокого забора, представляющего собой мощную стальную решетку с затейливыми узорами. Сквозь нее был виден длинный четырехэтажный корпус с несколькими освещенными окнами на первом этаже. Это означало, что в клинике теплится жизнь и те, кому положено не спать, и вправду не спят. Значит, не всё уж так плохо…
        Игорь въехал в распахнутые ворота, пронёсся по широкой больничной дороге мимо нескольких хозяйственных построек и подкатил к заднему фасаду здания, поравнявшись с крыльцом, над которым висела надпись «Приемное отделение». Одинокий фонарный столб освещал круглую площадку единственным, но мощным фонарём. Игорь выключил двигатель. Наступила тишина.
        - Ну, вот и приехали, - сказал он, не оборачиваясь. - Сейчас доложимся…
        Девушка никак не отреагировала на его замечание. Игорь выключил зажигание, забрал ключ и вышел из машины. Поднявшись на крыльцо, нажал кнопку звонка. Открывать не спешили, поэтому он нажимал кнопку снова и снова, то и дело оглядываясь через плечо на запертую машину. Наконец за дверью раздались шаги, и в дверном полотне приоткрылось окошко. Показалось недовольная физиономия пожилой дежурной медсестры.
        - Ну что трезвоните, всю клинику сейчас на уши поставите! - недовольно воскликнула она.
        - Открывать надо сразу, тогда и не придется трезвонить! - парировал Игорь.
        - Что вам надо?
        - Шоколада! Что надо, что надо… клиентку вам привёз! Не ждали?
        - Где?
        - Вон в машине сидит…
        Загремел засов, заскрежетал замок, и тяжелая дверь, способная выдержать удар стенобитного орудия, с тоскливым скрипом приоткрылась. Осторожно вышла полная женщина в белом халате, окинула Игоря проницательно-подозрительным взглядом, будто опасалась, что молодой человек может внезапно зашвырнуть гранату в приемное отделение.
        - Кто там у вас? - спросила дежурная сестра, переводя взгляд с Игоря на его машину.
        - Девушка молодая, - ответил Игорь, - явно нуждается в психиатрической помощи.
        - Это вы так решили? - едко спросила сестра.
        - Да, я так решил…
        Тучная медсестра бочком спустилась с крыльца, переваливаясь, как утка, подошла к машине. Игорь опередил ее и предупредительно приоткрыл заднюю дверцу.
        - Вот смотрите… - сказал он.
        - Ну… и с чего вы решили, что ей надо к нам? - спросила женщина.
        - Смотрите, что на ней надето, - терпеливо объяснил Игорь. - Шерстяной плед. Так вот, плед этот мой, понимаете? А под пледом…
        Он приподнял край покрывала, и медсестра резко отшатнулась, будто увидела притаившуюся змею.
        - Господи! - заполошно вскричала она. - Это… это же безобразие! Вы что - так развлекаетесь?
        - Развлекаюсь?! - яростно воскликнул Игорь. - Я разве похож на клоуна?!
        - Я не знаю, молодой человек, на кого вы похожи, но это возмутительно! Чёрт знает что, совсем уже всякий стыд потеряли… Просто кошмар! Ужас…
        - Вообще я думал, вы здесь и не такое видели, - заметил Игорь.
        - Нет, вот такого я еще не видела! - отвечала сестра. - Как вам не стыдно! А с виду вроде вполне приличный молодой человек…
        Девушка между прочим рассматривала женщину так, словно впервые видела перед собой подобный экземпляр. В ее глазах появилось нечто, отдалённо напоминающее любопытство. Медсестре показалось, что на губах девушки появилась лукавая улыбка.
        - Да она у вас еще и пьяна! - возмущённо закричала дежурная сестра. - Слушайте, немедленно увозите ее куда хотите, а то я сейчас милицию вызову! Отправитесь прямиком в обезьянник вместе со своей бесстыжей подружкой.
        Игорь внезапно понял, что тётка просто-напросто глупа, как пробка, и вести с нею какие-либо разговоры - значит попусту тратить время.
        - Послушайте, а у вас тут есть кто-нибудь из старшего персонала, - спросил он как можно спокойнее, - ну, дежурный врач, например, или заведующий отделением… Кто у вас тут отвечает за приём гостей?
        - Дежурный врач есть, - простодушно ответила сестра и тут же крикнула в приоткрытую дверь: - Надя! Позови там Сергея Евгеньевича! Пусть скорее подойдет сюда…
        - Сейчас! - отозвался женский голос из помещения отделения.
        Медсестра взглянула на Игоря с видом человека, честно исполнившего свой долг.
        - Вот сейчас подойдет дежурный врач, - сказала она многообещающим тоном, будто сообщала известие, от которого Игорь должен был, видимо, затрепетать, - пусть он с вами и разбирается! Объясняйте ему, откуда у вас в машине голая девка появилась и за каким чёртом вы ее к нам привезли. Просто уму непостижимо!
        «Да куда уж тебе с твоим-то умом», - с досадой подумал Игорь, но тут вдруг подошел мужчина строгого вида, в роговых очках и в белом халате.
        - Что тут происходит? - поинтересовался он.
        - А!... Сергей Евгеньевич! - тотчас отозвалась сестра. - Да вот мужчина привёз нам тут девицу голую! Представляете?...
        - Что значит… голую? - опешил врач. Он вопросительно взглянул на Игоря, но сразу оживившаяся тетка даже не дала тому открыть рот.
        - А вот полюбуйтесь! - задорно вскричала она. - Видите?...
        Она протянула руку и сдернула край пледа с сидящей в машине девушки, открывая взору Сергея Евгеньевича голое плечо. Доктор невозмутимо взглянул на странную ночную гостью и повернулся было к Игорю.
        - Видите? Нет, вы видите? - вновь затрещала сестра. - До чего докатились, а? Ни стыда, ни совести! Голых баб по ночам развозят - то ли пьяных, то ли обдолбанных, да еще над нами же и издеваются! Безобразие просто! Вот в мои годы разве такое творили? Да раньше за такие бесчинства в тюрьму сажали, а сейчас - всё можно! Вот и распустились совсем, никого не боятся… Хамство какое!
        - Тише, Марья Фёдоровна, - тихо, но строго сказал врач. - Пожалуйста, помолчите.
        Он снова повернулся к Игорю.
        - А вы извольте объяснить, в чём дело, - потребовал он.
        - Объяснить довольно сложно, - отвечал Игорь. - Я ехал с работы. Вдруг смотрю, по шоссе идет девушка… абсолютно голая! Ну, остановился, стал расспрашивать, что, мол, случилось - она не отвечает. Сказала только, что ей холодно. Накрыл ее пледом, посадил в машину. Куда, говорю, тебя отвезти? Не знает. Как, спрашиваю, тебя зовут? Не помнит. Пришлось самому выбирать, куда ехать…
        - И вы решили привезти найденную вами девушку к нам, - понимающе заметил Сергей Евгеньевич.
        - Послушайте, - отозвался Игорь, - а как бы вы решили на моём месте? Я, конечно, далёк и от психиатрии, и от медицины вообще, однако даже мне ясно, что если молодая девушка разгуливает среди ночи по загородному шоссе в чём мать родила, при этом не помнит собственного имени и адреса своего не знает, это означает одно - с головой у нее совсем плохо! Вот к вам ее и привёз, вы-то разберётесь, наверное, что к чему…
        Не оставлять же ее в таком виде на дороге одну - далеко ли до беды!
        - Да-а… - вздохнул врач. - Чудны дела твои, Господи… Ну ладно, вы всё, конечно, правильно сделали. Марья Федоровна!
        - Я здесь, Сергей Евгеньевич! - тотчас отозвалась сестра.
        - Что у нас там свободно на четвертом этаже?
        - В женском отделении?
        - Ну не в мужском же!
        - Так всё занято, Сергей Евгеньевич! Ни одной койки свободной нет… Вы ее что - принять хотите?
        - Всё занято… - проговорил врач, игнорируя ее последнюю фразу. - Ладно, коли так. Найдите сию минуту больничный халат подлиннее, а то девушка нам попалась, как видите, высокая, и позовите сюда Надю с Еленой Алексеевной: пусть отведут ее наверх…
        - Так куда ее ложить-то, Сергей Евгеньевич? - вскинулась тётка.
        Врач тягостно вздохнул, отчего Игорю стало ясно, что не одного его Марья Фёдоровна сумела достать своим нехитрым интеллектом.
        - Я уже сколько раз вам говорил, Марья Фёдоровна: нет такого слова «ложить», есть слово «класть»! - сказал он. - Так вот: класть мы ее будем в сорок пятую палату.
        - В сорок пятую? - вскричала сестра в ужасе. - Так ведь она…
        - В сорок пятую, я сказал! - уже рассердился Сергей Евгеньевич. - С Петром Андреевичем я сам договорюсь. Идите!
        - Ну… как скажете.
        Марья Фёдоровна потащилась выполнять указание. Врач сурово смотрел ей вслед.
        - Святого способна вывести из себя! - высказался он.
        - Я тоже это заметил, - криво усмехнулся Игорь.
        Из приемного отделения вышли две медицинские сестры - одна пожилая, другая молодая. Они подошли к машине.
        - Где тут у нас новенькая? - ласково-елейно проворковала пожилая. - Где наша красавица?
        - Елена Алексеевна, - обратился к ней врач, - отведите ее в сорок пятую. Сделайте там всё, что нужно…
        - Не беспокойтесь, Сергей Евгеньевич, сделаем всё тип-топ! - отозвалась сестра. - Пойдём с нами милая… пойдем, моя хорошая, сейчас мы тебя в душе помоем, в постельку уложим…
        Они бережно взяли девушку под руки и повели к раскрытой двери приёмного отделения.
        - Одну минутку, - подал голос Игорь, - вы мне плед, пожалуйста, верните. Это моё, личное…
        - Ой, и правда! - всполошилась старшая сестра. - Наденька, халатик давай быстро сюда! Надо девочку переодеть быстренько…
        Ее напарница сбегала в отделение и через пару минут вернулась с отглаженным халатом.
        - А вы, мужчины, отвернитесь, - обратилась Елена Алексеевна к врачу и ночному водителю.
        Те послушно повернулись спинами. При этом Игорь проворчал:
        - Мне-то что отворачиваться, я ее уже видел со всех сторон. Красивая очень девица, и очень молоденькая… было бы жалко, если б с ней какая беда случилась…
        Врач искоса взглянул на него.
        - А разве трудно догадаться, что с ней и так уже случилось нечто весьма неприятное?
        - А? - отозвался Игорь. - Ну конечно, конечно…
        Надя подошла и отдала ему плед. Игорь поблагодарил и свернул его в рулон. Затем проводил взглядом свою нечаянную подопечную, которую сёстры неспешно сопровождали в приемное отделение.
        - Ну, кажется, всё, - облегчённо вздохнул Игорь. - Теперь поеду спать…
        - Минутку, - остановил его доктор. - Вы свои данные и координаты оставьте нам, пожалуйста.
        - Это зачем еще? - насторожился Игорь.
        - Весьма странный вопрос! - усмехнулся дежурный врач. - Как это зачем? Вся эта история пахнет весьма скверно; от нее за версту несёт криминалом! Завтра ко мне могут следователи нагрянуть, начнут выпытывать - что, да как, и что я им отвечу? Уж не обессудьте - оставьте ваши данные, молодой человек, чтобы я сразу мог сказать, кто нам эту красавицу голую доставил, а то ведь, глядишь, придётся ваш фоторобот составлять, а оно вам надо? Всё равно ведь найдут…
        - А что следователи? - воскликнул Игорь. - Что я-то им скажу? Я сам ничего не знаю…
        - А вот что мне рассказали, то же самое им расскажете, а они пусть сами дальше копают, - заметил спокойно Сергей Евгеньевич.
        - Ладно, - неохотно согласился Игорь. - Вот… водительского удостоверения достаточно?
        - Полагаю, вполне… - заметил врач. - Марья Фёдоровна! Вот, отксерьте, пожалуйста, сей документик и сию минуту верните владельцу.
        - Хорошо, Сергей Евгеньевич, - отозвалась дежурная, забирая удостоверение, и пошла обратно в отделение.
        - Сейчас принесёт, - обнадежил доктор Игоря, - мы вас не задержим… А можно поинтересоваться, что это у вас за работа такая, что приходится по ночам на машине раскатывать?
        - Отчего же нельзя? - заметил Игорь, доставая сигареты и щелкая зажигалкой. - Можно… Есть в Павловске фирма такая - «Ветерок» называется. Мы кондиционеры продаем и монтируем. А так как полем нашей деятельности является вся область, то порой приходится ездить довольно далеко. И не только днём, но и ночью. Наши монтажные бригады работают и в городах, и в посёлках - везде, где нужны кондиционеры. Вот сейчас я еду из Златопольского района, там в одной деревушке, видите ли, отделение некоего крутого банка имеется, и наши ребята монтируют в этом отделении сплит-систему. Монтируют в пожарном режиме, а то утром новый директор приедет, и надо, чтобы в кабинете у него комфортно было. Вот и пришлось им срочно везти кое-какие детали, дополнительные материалы, чтобы к утру всё закончили… Ночью - значит ночью. На это никто не смотрит, главное - надо сделать, и вовремя, а то неустойку платить придётся!. Так что - хлопотная работа. Неразберихи, беготни и разъездов хватает…
        - Скажите, а в Заозёрье, например, вы тоже работаете? - спросил Сергей Евгеньевич.
        - Я же сказал: по всей области! - отвечал Игорь. - Везде, где нужны наши кондиционеры…
        - Понимаете… у меня дача в Заозёрье! Вот бы туда небольшую сплит-системку приспособить, а? В какую сумму это мне обойдется, не скажете?
        - Не скажу. Вам надо подъехать на фирму, пообщаться с коммерческим отделом. Они назовут примерную сумму… Если вас всё устроит, потом с вами поработает менеджер, который уточнит, что именно вам нужно, какой марки приборы, ну и всё такое. Он же разработает техническое задание, согласует с вами. А я всем этим не занимаюсь, у меня другие задачи. Я, видите ли, производственник.
        Игорь достал из кармана рубашки визитку и протянул ее доктору.
        - Здесь всё указано: адрес, телефоны, факс…
        Сергей Евгеньевич взял карточку и прочёл: «Рожков Игорь Михайлович, производитель монтажных работ». Вверху карточки значилось название фирмы и все ее координаты.
        - Вот спасибо, Игорь Михайлович! Обязательно к вам загляну… - сказал дежурный врач.
        Подошла медсестра, протянула Игорю водительское удостоверение.
        - Ну вот, - сказал Сергей Евгеньевич, пряча визитку в карман, - теперь можете ехать. Доброго пути!
        - Спасибо, - ответил Игорь, направляясь в машину.
        - Вам спасибо! - улыбнулся врач.
        - За что? - удивился водитель.
        - За неравнодушие…
        - Да ладно… я поступил, как всякий нормальный человек.
        Игорь сел за руль; доктор не уходил, решив, видимо, проводить его. Игорь хотел уже завести двигатель, но вдруг спросил:
        - Скажите, доктор… а я могу уже не беспокоиться за эту девушку?
        - А почему вы должны за нее беспокоиться? - удивился врач. - Вы сделали всё, что могли. Спите себе спокойно…
        - Знаете ли, всё-таки такое заведение… извините, конечно…
        - А что заведение? Нормальное заведение, центральная областная психиатрическая клиника. Совершенно легальная, между прочим. Так что не извольте беспокоиться, мы здесь людей обследуем и лечим, а не едим их. Езжайте с Богом к себе домой и отдыхайте.
        - Ну… всего доброго.
        Игорь завел двигатель, развернулся на площадке и уехал. Врач некоторое время постоял, глядя вслед его машине, а затем поднялся на крыльцо приёмного отделения. Тяжелая дверь закрылась, лязгнул засов, запирая ее изнутри. И наступила тишина.
        Город Семигорск. 18 июля, среда, девять часов утра…
        Филипп сидел за столом у себя дома и завтракал. Однако кусок не лез в горло, и вообще ему было не до еды. Татьяна Васильевна всячески старалась угодить сыну, подкладывала свежие бутерброды, поставила тарелку с печеньем собственного приготовления, но - всё было не впрок!
        Вчера с рассветом Филипп ходил-таки на Змеиную гору; он пытался подняться по горной тропе до вершины и дойти до загадочной средневековой башни. Однако примерно на середине пути он потерял дорогу, ушел явно не в ту сторону, трижды возвращался на тропу и начинал путь сначала, и снова выходил не туда. Проблуждав на горе до сумерек, он осознал, что в темноте он уж точно не найдет тропы, что вела к той самой вершине, где располагалась башня. А потому, с горечью осознав, что дальнейшие блуждания по проклятой горе означают лишь напрасную трату времени и сил, Филипп вынужден был вернуться в город…
        Теперь он сидел за кухонным столом, пил утренний чай, заедал его бутербродами, и несмотря на то, что был зверски голоден, совершенно не чувствовал их вкуса. На душе его было прескверно.
        - Тебе сегодня в ночь, ведь так? - осторожно спросила Татьяна Васильевна.
        - Да, мама… Надо Алексеевичу позвонить, предупредить, что я в ночную выйду, как договаривались, - бесцветным тоном отозвался Филипп.
        - Ты прилег бы, Филиппушка, - ласково предложила мать. - Ведь сутки почти без сна, без отдыха по горам этим диким лазил! Я-то уж здесь извелась вся, тебя дожидаючись…
        - Извини, мама… Знаю, что извелась, так ведь что поделаешь? Самое ужасное не в этом, а в том, что лазил я по горам напрасно. Даже до этой чёртовой башни добраться не смог. Как будто кто-то нарочно меня крутил, водя понапрасну вокруг да около.
        - Так тем и опасна Змеиная гора: люди там блуждают, а потом их не находят! - понизив голос, заметила Татьяна Васильевна. - О-ох, Господи… что и делать, не знаю! Вот горе-то, горе! Скоро уже Тимофеевна выйдет из больницы - что ей скажем? Как в глаза посмотрим? Вчера она ведь звонила мне, сердешная: что это, мол, Ларочка ко мне не приходит? Всё ли у нее там в порядке? Обещала ведь навещать меня… А я только ушами хлопаю, и что ответить ей - не знаю! Промямлила чего-то несуразное. Анна Тимофеевна и говорит: ты, Васильевна, заглянула бы к ней, напомнила - мол, бабушка беспокоится…
        - А ты чего ответила? - сумрачно спросил Филипп, тупо уставившись в телевизор, по которому показывали утренние областные новости.
        - А что я? Сказала, ладно, Тимофеевна, зайду… - мать скорбно помолчала. - Наврала ей, в общем, как дура последняя! А ты, Филя, часом, не заглядывал к Тимофеевне во двор?
        А вдруг Лариса-то пришла?
        - Заглядывал, - еще мрачнее буркнул Филипп. - Пусто. Нет там никого…
        - О-о-ох, Господи Боже мой! - снова запричитала мать. - Ну что тут поделаешь: пришла беда - отворяй ворота…
        - Мама, ну хватит причитать, а? - посмотрел на нее Филипп, отвернувшись от телеэкрана. - Стенания да причитания никому еще не помогли. Я вот тоже не знаю, что мы тёте Ане скажем. Ума не приложу…
        - Ты совсем не ешь ничего, Филиппушка…
        - Да не до еды мне, мама!
        - Ну лёг бы поспал, что ли; глядишь, и аппетит бы появился! Нельзя же без еды-то совсем…
        - Некогда мне спать. Вот пойду сейчас снова в милицию, буду заявление об исчезновении Ларисы писать. Анна Тимофеевна придёт, так мы ей хотя бы сказать сможем, что заявление в милицию подали. Не верю я, мама, что они что-то делать станут… больше нервов нам только вымотают. Но делать нечего - других вариантов я больше не вижу. Вот прямо сейчас и пойду…
        - А может, подождать еще денек-то? - нерешительно сказала мать. - А вдруг всё-таки…
        - Мама, никаких вдруг и всё-таки! - жёстко отрезал Филипп. - Не видишь сама разве: чуда не происходит, Ларисы как не было, так и нет! Чего тянуть-то? Придём еще через день-другой, а мне скажут - что, мол, так долго не обращались… раньше приходить надо было, ну и всё такое. Сами же еще больше и виноваты будем.
        Татьяна Васильевна снова заохала и пошла зачем-то на летнюю веранду. Филипп с досадой посмотрел ей вслед и вновь безразлично уставился в телевизор.

* * *
        На мерцающем голубом экране появился диктор местной станции теле- и радиовещания.
        - И в заключение нашего утреннего выпуска срочное сообщение, - доложил он аудитории хорошо поставленным голосом. - Мы получили его только несколько минут назад. Управление внутренних дел городской администрации города Павловска, а также руководство центральной областной психиатрической клиники сообщают, что в ночь с 16-го на 17 июля в приемное отделение областной клиники была доставлена неизвестная девушка…
        При этих словах диктора Филипп невольно поднял голову. Отставив в сторону недопитый чай, он впился глазами в экран и весь превратился в слух.
        - При девушке не оказалось никаких документов, а также каких-либо вещей, - продолжал диктор. - Кроме того, она страдает полной потерей памяти: не помнит своего имени, а также домашнего адреса. Водитель автомобиля, доставивший ее в клинику, подобрал эту девушку на пригородном шоссе в пятнадцати километрах от Павловска. Сообщаем ее приметы: на вид 17 - 19 лет, рост 182 - 184 см, спортивного телосложения, волосы темно-каштановые прямые и длинные (ниже плеч), глаза тёмно-карие, лицо овальное, нос прямой, на лбу густая чёлка почти до бровей…
        Он говорил что-то еще, но Филипп внезапно почувствовал, что теряет способность воспринимать информацию. Всё как-то поплыло перед его глазами, звук с телеэкрана словно куда-то стал удаляться, отдельные слова слились в монотонный гул. Огромным усилием Филипп заставил себя вернуться в нормальное состояние.
        - Уважаемые телезрители! - скорбно вещал диктор. - Мы просим вас внимательно вглядеться в фотографию найденной девушки, и если кому-то она знакома, немедленно сообщите в центральную областную психиатрическую клинику по указанным телефонам, которые вы видите на ваших экранах. Просим вас также оказать посильную помощь в поиске ее родных и близких. Заранее благодарим вас за участие…
        Диктор мгновенно исчез с экрана, а вместо него тотчас появилась фотография молодой девушки крупным планом; при виде ее лица Филипп вскочил так резко, что стул, на котором он сидел, с грохотом полетел на пол. Татьяна Васильевна, пребывавшая на веранде и напуганная внезапным шумом, бросилась к сыну.
        - Мама! Мама! - закричал Филипп. - Иди скорее сюда!
        Татьяна Васильевна как угорелая влетела в кухню:
        - Что такое?! Что случилось?
        - Смотри! - крикнул Филипп, показывая на экран телевизора. - Видишь? Это Лариса! Ее нашли…
        - Как? - опешила женщина. - Где нашли?
        - В Павловске… Видишь, телефоны… ручка, карандаш - есть что-нибудь?! Надо записать…
        Мать, будто ошалелая, метнулась туда-сюда, схватила ручку, лежавшую на телефонной тумбочке, и бросила ее Филиппу. Тот ловко поймал ручку, выдернул салфетку из салфетницы и судорожно трясущейся рукой нацарапал на ней номер одного из телефонов, что обозначались на телеэкране. Номер второго он записать не успел, так как фото девушки уже убрали, и вместо него вновь появился диктор.
        - Прослушайте, пожалуйста, информацию о нашей дальнейшей программе, - с дежурной улыбкой возвестил он с экрана. - В девять часов тридцать минут приглашаем вас посмотреть передачу «Пути-дороги сельские»…
        - Чёрт бы вас побрал! - в сердцах выругался Филипп. - Уже убрали!
        - Ты чего? - вскинулась мать.
        - Я не успел записать оба телефона! Они показали их всего на несколько секунд… вот зараза!
        - Но хотя бы один-то номер записал?
        - Один записал…
        - Ну и ладно, - сказала Татьяна Васильевна. - Чего ж тебе еще? А ты никак звонить собрался?
        Филипп посмотрел на мать таким взглядом, будто бы услышал от нее самый нелепейший вопрос из всех, какие только можно себе представить.
        - Ну конечно! - воскликнул он. - Сейчас прямо и позвоню, а потом бегом на станцию и - в Павловск!
        - А ты вроде бы в милицию собирался… - напомнила мать.
        - К чёрту милицию!
        - А на работу? Ты успеешь обернуться до Павловска и обратно, чтобы попасть на завод к началу смены?
        - Мама… о чём ты говоришь? Должен успеть, а если нет - то и чёрт с ней, со сменой! Лариса нашлась, ты это понимаешь? Я сейчас на всех парусах лечу в Павловск и забираю ее домой!
        - Филипп… Во-первых, сядь на минутку и успокойся. А во-вторых, наберись терпения и послушай меня, пожалуйста.
        Татьяна Васильевна была женщиной эмоциональной и восприимчивой; она могла и поохать, и поплакать, и пожаловаться на горькую судьбину, однако при всём этом в случае нужды всегда находила в себе силы проявить самообладание и завидную рассудительность, особенно когда ее мужчин не было рядом или они пребывали в деморализованном состоянии. Сейчас был как раз такой случай.
        Филипп это прекрасно знал, а потому не стал упираться и послушно присел на стул, хотя весь он буквально кипел от возбуждения и охватившей его энергии действия, будто заведённый гоночный автомобиль перед ответственным стартом.
        - Ну… слушаю, - с лёгкой досадой сообщил он.
        - Ты можешь сказать, что именно ты сейчас увидел и услышал?
        - Мама! Только что сообщили, что Лариса нашлась, что она находится в Павловске, указали телефон и показали ее фотопортрет…
        - А ты уверен, что на фото была Лариса? - спросила мать.
        - Ну конечно! - возмутился Филипп. - А ты сама разве не видела?
        - Не успела толком разглядеть. Но я боюсь, что ты не в состоянии адекватно воспринимать ситуацию. Ты чересчур возбуждён, взволнован и удручён, и тебе везде мерещится Лариса. Ты готов видеть ее в любой попавшейся на глаза девушке.
        - Мама, - чуть обиженно отозвался Филипп. - Я не сумасшедший. Лучше посмотри, пожалуйста, расписание электричек - когда там отходит ближайшая до Павловска…
        - Филипп, ты не понимаешь, - сухо заметила Татьяна Васильевна. - Ты сгоняешь в Павловск и обратно, потратишь целый день, и снова окажется, что ты промотался зря. Мне тебя просто жаль, я не могу видеть, как ты мечешься туда-сюда, и всё впустую! Остановись наконец, опомнись! Эта девушка не может быть Ларисой - как ты не поймёшь?
        - Почему не может? - опешил Филипп. - Что значит - не может, если я своими глазами узнал ее на фотографии? Я еще раз говорю тебе, мама: я не сумасшедший!
        - Хорошо. Тогда объясни мне такую простую вещь. Лариса пропала на Змеиной горе в ночь с субботы на воскресенье. Когда ее нашли?
        - В ночь на вторник, - ответил Филипп. - Так сказали по телеку.
        - И где?
        - В окрестностях Павловска!
        - Так. От Семигорска до Павловска сто семьдесят с лишним километров. Вопрос: каким-таким чудесным образом наша Лариса очутилась за сто семьдесят километров от Змеиной горы за два дня? Пешком пришла? Даже если идти двенадцать часов без перерыва по ровной дороге, то можно преодолеть всего шестьдесят километров, и то - чисто теоретически! Человеку необходимо в пути отдыхать - есть, пить, спать, наконец… как же могла молодая девушка преодолеть сто семьдесят с лишним километров по горам и бездорожью, чтобы очутиться где-то под Павловском? Ты можешь себе такое представить? Как она вообще туда попала? Или по воздуху прилетела?
        Филипп сконфуженно молчал. Пожалуй, ответить на это было нечего.
        - И еще, - неумолимо продолжала мать. - По телевизору сказали, что девушка находится в Павловской психиатрической клинике? И с головой у нее не всё в порядке? А разве у внучки Анны Тимофеевны были проблемы с психикой?
        - Нет, - ответил Филипп.
        - Так откуда же в Павловской психушке за сто семьдесят километров отсюда взяться нашей Ларисе? - подвела итог Татьяна Васильевна. - Ты об этом подумал? Что ты рвёшься туда, как оглашенный? Чего ты там забыл, в этом Павловске?
        Филипп долго и мрачно молчал, затем сказал не слишком уверенно:
        - Мать, я не знаю ответов на эти вопросы. Мне всё это тоже непонятно… Но я твёрдо знаю одно: по телевизору несколько минут назад показали фотографию именно Ларисы.
        Это она и только она, и никто другой. А раз так, то я сейчас же поеду в этот чёртов Павловск, и ничто меня не удержит.
        - Ну что ж, - вздохнула мать, поднимаясь из-за стола. - Тебя действительно не удержишь! Ладно, вот телефон… звони!
        Междугородний звонок в Павловск никак не получался. После тщательного набора номера либо раздавались частые короткие гудки, либо воцарялось глухое непробиваемое молчание. Филипп нервничал, чертыхался, вновь и вновь набирая непокорный номер. Мать взялась убирать со стола, с явным неодобрением наблюдая за мучениями сына.
        Наконец, когда молодой человек уже совсем потерял надежду на соединение с павловской клиникой, на противоположном конце после очередного набора номера вдруг что-то щёлкнуло и последовали длинные прерывающиеся гудки, свидетельствующие, что соединение всё-таки состоялось. Филипп с замирающим сердцем стал ожидать ответа. Наконец в трубке прозвучал деловитый женский голос:
        - Областная психиатрическая клиника - слушаю вас.
        - А… - Филипп даже растерялся от неожиданности. - Здравствуйте! Вы знаете, с полчаса назад по местному телевидению показали найденную на загородной дороге девушку; сказали звонить, если кто-то узнает ее…
        - Да, показывали, - бесстрастно подтвердила женщина.
        - Так вот, я знаю ее! - закричал Филипп. - Ее зовут Малюкова Лари…
        - Вы родственник? - перебила его женщина без всяких церемоний.
        - Нет, я ее сосед! Но я знаю ее, слышите? Я сейчас поеду к вам в клинику…
        - А родственники у нее есть? - поинтересовалась трубка. - Будет лучше, если приедет кто-то из родных.
        - Она приезжая! - горячо воскликнул Филипп. - У нее здесь только бабушка, но она сейчас лежит в больнице! Могу приехать только я…
        На том конце провода возникла пауза, потом женщина не очень уверенно ответила:
        - Ну хорошо, приезжайте. Устроим вам свидание с пациенткой, а дальше будете решать вопрос с главным врачом. Паспорт свой непременно захватите. Адрес наш знаете?
        - Нет…
        - Запишите или запомните: город Павловск, улица Интернациональная, дом двенадцать, корпус три.
        - Спасибо огромное! - радостно вскричал Филипп. - Я немедленно выезжаю…
        Однако на том конце уже бросили трубку. Разговаривать с Филиппом больше не собирались.
        Филипп положил телефонную трубку и взглянул на мать. Глаза его пылали неподдельным восторгом.
        - Мама… подумать только, она всё-таки нашлась! Какое счастье…
        Однако Татьяна Васильевна продолжала с мрачным видом греметь убираемой посудой: она вовсе не была склонна разделять радость своего сына.
        - Ну? - спросила она, глядя на него исподлобья. - И что тебе ответили?
        - Сказали: приезжайте! - радостно сообщил Филипп.
        - И ты поедешь?
        - Мам, ты еще спрашиваешь? Конечно, поеду! И прямо сейчас.
        Мать тяжело вздохнула.
        - Ну что же, смотайся, коли не набегался еще, - сказала она с досадой. - Лучше бы и впрямь в милицию пошел - глядишь, было бы больше проку. Хоть след какой в милиции оставил, может, они нормальные поиски бы начали… А так… Посмотреть на сумасшедшую захотел? Ты там хоть внимательнее будь, а то сбагрят тебе чужую девку - проблем после не оберёшься…
        - Мама, ты опять за свое? Говорю тебе - это она! Что ж я - совсем дурак, по-твоему?
        - Был бы не дурак, не мчался бы сломя голову за сто семьдесят километров туда, где Лариски никогда не было и быть не могло! - сказала Татьяна Васильевна. - Фотографию ему, вишь, показали на три секунды. Мало ли похожих девчонок на свете?
        - Ну мама! Лариску я мгновенно узнаю! - горячо возразил Филипп. - А потом ведь и приметы ее совпадают: сказали - рост у нее 182 - 184 сантиметра… это же Ларисин рост! Ты много ли видела молодых девушек такого баскетбольного роста?
        - Может, и не очень много, однако и такие высокорослые тоже встречаются, - отозвалась мать. - Эка невидаль! Ну да ладно, отговаривать тебя бесполезно. Правду в народе говорят - дурная голова ни рукам, ни ногам покою не даёт…
        - Ну всё, мама… Дискуссия закончена. Расписание электричек дай лучше посмотреть!
        - Вон над телефоном висит, не помнишь, что ли? Совсем голову потерял! И хоть бутерброды возьми - на столе лежат, я завернула! Паспорт тоже не забудь…
        - Спасибо, мам! - крикнул Филипп. - А если я к семи часам не вернусь, позвони Николаю Алексеичу, скажи, что я за Лариской в Павловск поехал. Но я думаю, что к вечеру вернусь! То есть - мы вместе вернемся! И я еще на смену свою успею… Алексеич у нас мужик добрый, однако злоупотреблять его добротой тоже не стоит.
        Всё это Филипп выкрикивал, уже одеваясь на ходу. Затем схватил пакет с бутербродами, сунул его в сумку и тотчас выскочил за входную дверь.
        Мать только успела заметить в окно, как он стремительно пересёк двор и мгновенно пропал из виду. Татьяна Васильевна лишь сокрушённо головой покачала…

* * *
        Чем больше проходило времени, тем плотнее Филиппа охватывало нетерпение. На станции электричку пришлось ожидать около получаса, которые показались ему вечностью. Затем, когда поезд наконец подошёл, и Филипп занял свое место в вагоне, электричка невероятно долго стояла у перрона, будто дожидаясь кого-то или чего-то. Когда же всё-таки поезд тронулся, то дальше пошла не езда, а сплошное мучение: электричка еле тащилась, постоянно притормаживала, или же вовсе останавливалась в пути, то пропуская встречные составы, а то и без всякой видимой причины. Судя по крайне неспешной манере движения поезда, машинисты сегодня точно никуда не торопились.
        Филипп совершенно извёлся: он весь извертелся на жёстком сиденье, постоянно взглядывал на часы, стрелки которых неумолимо ползли вперёд, показывая, как неудержимо тает резерв его времени, или же впадал в оцепенение, безучастно глядя в окно. Бездарно и бесполезно утекали драгоценные минуты, а его между тем начали донимать серьёзные сомнения… А вдруг мать окажется права, и он едет в Павловск совершенно напрасно? Действительно, ну каким вот образом Лариса могла там оказаться? Даже если допустить, что она попала под действие каких-то электромагнитных или там еще черт знает каких полей, потеряла ориентацию в пространстве, принялась блуждать по округе - всё равно, практически невозможно ей добраться аж до самого Павловска! Ну нашли бы ее где-то вблизи Семигорска, но никак не дальше… Может, он и вправду принял за Ларису совершенно другую пропавшую девушку? Фото ведь показали на три-четыре секунды, и всё… А с другой стороны на этой Змеиной горе действительно творится что-то весьма странное, необъяснимое - взять хотя бы его собственную потерю целых суток, которую он совершенно не заметил! Так или иначе,
решил Филипп, но других-то вариантов попросту нет. Стало быть, ему необходимо лично убедиться в том, что найденная близ Павловска девушка и есть Лариса, либо однозначно признать, что он обознался, и произошла досаднейшая ошибка. Ему казалось, что если так оно и окажется, то такого разочарования ему не пережить…
        Долгая и мучительная езда наконец закончилась: поезд прибыл на вокзал Павловска. В крайнем нетерпении Филипп прибежал на автостоянку, узнал у местных жителей, как добраться до Интернациональной улицы, и вскоре уже трясся в переполненном автобусе по нужному ему маршруту. Чем ближе оказывалась вожделённая остановка, тем смятеннее становилось у него на душе, тем тревожнее колотилось его сердце.
        Высадившись из автобуса, он окинул взором окрестности и сразу понял, где находится нужное ему учреждение. Такие заведения вряд ли можно с чем-то спутать.

* * *
        Он подошёл к высокому крыльцу, торопливо взбежал по ступеням и в длинном многодверном тамбуре сразу столкнулся с женщиной огромного роста и весьма грозного вида, одетой в белый халат и с колпаком на голове, похожим на поварской. Своим могучим телом она совершенно загораживала дверной проём; в ее руке, кулак которой был величиной с голову малорослого человека, Филипп увидел пачку сигарет и зажигалку, из чего заключил, что великанша всего лишь направляется на крыльцо, чтобы покурить. Она взглянула на Филиппа сверху вниз, как на некое вдруг возникшее перед ней досадное недоразумение.
        - А вы куда это? - подозрительно спросила женщина-гигант. - Сегодня у нас нет посещений.
        Филипп невольно потупился под ее суровым взором: такая женщина вполне могла бы скрутить весьма крепкого здорового мужика и разом вышибить из него дух. Перед нею он ощутил себя не более, чем хлипким подростком.
        - Простите, - дрогнувшим голосом ответил он, - но я не посетитель… мне нужен главный врач.
        - А-а, так вам назначено? - не слишком доверчиво отозвалась внушительная дама.
        - Да… - буркнул Филипп, испытывая робость при мысли о том, что она могла бы сделать с ним, если его маленькая ложь вдруг обнаружится.
        - Он, кажется, на обходе, - вполне благожелательно сообщила женщина, - но пройдите лучше к регистратуре, они вам скажут точнее.
        - Спасибо… - пролепетал Филипп.
        Гигантша отвернулась от него и неспешно вышла на крыльцо, а Филипп невольно проводил ее взглядом, в котором смешались восхищение и ужас. Она действительно восхитила его своей богатырской статью и непоколебимой уверенностью в собственной мощи, а потаённый ужас он испытал, на один только миг представив себе Ларису, оказавшуюся под пристальным вниманием и в полной власти такой вот великанши - сотрудницы психиатрической клиники…
        В регистратуре Филиппу подтвердили, что главврач действительно на обходе, и предложили пройти в администрацию женского отделения. Подойдя к двери с соответствующей табличкой, он постучал и, не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь. Комната оказалась полна женщин, одетых в белые халаты и с косынками на головах: похоже, здесь проходило какое-то совещание.
        Филипп извинился и вежливо спросил, где ему найти главного врача. В ответ последовало дружное и удивлённое молчание, как будто появление незнакомца, наделённого даром речи, само по себе вызвало у собравшихся крайнее изумление. Все сотрудницы, как одна, уставились на него.
        Пожилая дама, сидевшая во главе стола, наконец соизволила изречь:
        - Мы заняты!
        Обескураженный столь исчерпывающим и лаконичным ответом, Филипп далеко не сразу смог ретироваться в коридор, и немедленно пожалел об этом. Одна из сотрудниц, находившихся ближе ко входу, тут же поддержала свою начальницу, причём весьма решительно и своеобразно.
        - Вы что, оглохли?! - дурным голосом закричала она. - Вам сказано: мы заняты! Выйдите отсюда! И закройте за собой дверь!
        Ошеломлённый Филипп и впрямь невольно отшатнулся. Заоравшая на него сотрудница была совсем молодой девушкой, едва ли старше самого Филиппа. Он был потрясён демонстрируемым ею стилем обращения с посетителями. Филипп ожидал от ее старших коллег, что они как-то отреагируют на подобное к нему обращение, как-то одёрнут зарвавшуюся молодую хабалку (она же медицинский работник, как-никак!), однако ничего подобного не произошло. Остальные медики молча смотрели на него выжидающе: они лишь тупо ждали, чтобы он выполнил данную ему команду. Филиппу ничего не оставалось, как закрыть дверь и оказаться в пустом коридоре.
        Вокруг, как назло, не было ни души. Он нетерпеливо присел на одинокий колченогий стул, явно по чьему-то недосмотру оказавшийся в коридоре - сам коридор был удручающе пуст, если не считать большого цветка в горшке, стоявшего на подоконнике единственного окна в торце здания.
        Филипп ощущал себя потерянным и никому не нужным: здесь он явно был лишним звеном, и уж тем более никто его здесь не ждал. На этом фоне телевизионное обращение, призывающее людей, узнавших по фото пропавшую и вновь найденную девушку, немедленно обратиться в эту самую клинику, выглядело неумным и циничным издевательством.
        Филипп не засекал, сколько времени провёл он в коридоре перед закрытой дверью, однако томился он долго. Наконец дверь приоткрылась, и оттуда начали выходить сотрудники. Они явно никуда не спешили, громко переговаривались между собой, и ни до кого им, похоже, не было дела. Филипп нетерпеливо вскочил со стула и бросился в кабинет. Начальница оставалась на своем месте за столом, и ее окружало несколько сотрудниц, среди которых была и та девушка, что так бесцеремонно наорала на него. На вошедшего посетителя, остановившегося перед столом для совещаний, никто не обратил никакого внимания, и Филиппу стало ясно, что он легко может простоять здесь хоть до ночи.
        Улучив момент, молодой человек попытался вставить в бесконечный медицинский консилиум несколько слов от себя:
        - Простите, я хотел бы спросить, где я могу…
        - Мы еще не закончили! - сразу же заткнула ему рот строгая начальница.
        - Но я хотел только… - запротестовал было Филипп, но закончить фразу ему не довелось.
        - Господи, да откуда же здесь взялся этот хам! - вновь закричала в голос всё та же девушка, сверкая на Филиппа злобными светло-серыми глазами. - Вы не слышите, что вам говорят? Мы не закончили! Что неясно? Ему уже дважды сказали русским языком, а он всё равно лезет и лезет, будто на рынок пришёл, ну никакого понятия о культуре…
        Услыхав, как хамка обвиняет его в хамстве, да еще с именем Господа на устах, Филипп рассвирепел. Он огромным усилием воли сдержал себя, и, не дав ей договорить, ответил, чётко выговаривая каждое слово:
        - Послушайте, девушка, вот когда я поимею несчастье свихнуться и сделаться вашим пациентом, вот тогда вы и станете на меня орать, как на невменяемого; а пока я нормальный человек - так извольте вести себя со мной как с человеком! Я, кажется, лично вас ни о чём еще не спрашивал…
        - Я тебе не девушка, - хищно осклабилась молодая мегера, неожиданно перейдя на «ты», - и упаси тебя Бог сделаться моим пациентом! Я тогда с тобой совсем по-другому поговорю…
        Она улыбнулась, и от улыбки этой слабонервному человеку легко могло сделаться дурно. Однако начальница всё же соизволила вмешаться в разговор:
        - Погоди, Катя, - одёрнула она свою несдержанную сотрудницу, явно наделённую гестаповскими замашками. - Ну ладно, - обратилась она к Филиппу, - о чём вы хотели спросить?
        - Как мне попасть к главному врачу, - сухо ответил молодой человек.
        - А зачем вам нужен главный врач? - поинтересовалась дама.
        Филипп постарался как можно короче объяснить причину и цель своего визита в клинику. Начальница в явном недоумении оглядела своих сотрудниц, будто спрашивая их мнения.
        - Так ему не главный врач нужен! - сказала одна из женщин.
        - Объясните ему, пожалуйста, - сразу отозвалась начальница.
        - Вам нужен не главный врач, - обратилась к Филиппу компетентная сотрудница, - вам нужен Петр Андреевич, заведующий третьим отделением. С ним говорите!
        - А его где найти?
        - На четвертом этаже, - был ответ. - Дверь на лестницу в середине коридора…
        Получив эти бесценные сведения, Филипп оставил негостеприимную комнату и тотчас направился к двери, которую ему указали. Открыв ее, он очутился на чисто вымытой лестнице с каменными ступенями и решительно стал подниматься на четвертый этаж.
        По дороге наверх Филипп обратил внимание на то, что окна на лестничных площадках забраны стальными решетками. Добравшись до четвертого этажа, он попытался открыть дверь с лестницы в коридор, однако с удивлением убедился, что она заперта. С досадой подергав дверную ручку, Филипп направился по лестнице вниз. Когда же он подошел к двери на первом этаже, через которую он попал на лестницу несколько минут назад, то обнаружил, что и она закрыта на замок.
        Филипп сперва слегка растерялся, потом его охватило негодование. Он поднялся этажом выше, но и там очутился перед запертой дверью. Третий этаж также оказался недоступен для выхода на него. Филипп очутился в форменной ловушке - он мог перемещаться только вверх-вниз по лестнице, и не более того.
        Молодой человек пришел в ярость: похоже, над ним просто издевались здесь - сначала откровенно нахамили, теперь вот заперли… Он принялся бегать с этажа на этаж, то и дело дергая ручки, однако двери так и оставались наглухо закрытыми. На четвертом этаже Филипп, потеряв уже всякое терпение, стал колотить в дверь кулаками, пытаясь привлечь хоть чьё-нибудь внимание. Наконец этажом ниже хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься по лестнице наверх.
        Филипп свесился через перила и увидел пожилую нянечку, которая взглянула на него с явным осуждением.
        - Ну что шумите? - спросила она. - Бегаете тут с этажа на этаж, двери ломаете…
        - Что шумлю? - раздраженно крикнул Филипп. - Так ведь меня направили на эту лестницу, а все выходы с нее на этажи позапирали! Это что - разве не издевательство?
        - Вы потише, молодой человек, а то всех тут больных нам переполошите, - предостерегающе заметила женщина. - Никто над вами не издевается, никому это не надо. А двери всегда заперты - порядок здесь такой! Вы забыли, где вы находитесь? Вы же в дурдоме находитесь - как же иначе можно? Иначе никак нельзя…
        От этих ее простых слов, сказанных будничным тоном, Филиппу сделалось нехорошо. Одна мысль том, что Ларису скрывают от него где-то в недрах этой жуткой клиники и что она здесь находится под надзором всяких вздорных баб, позволяющих себе даже на посетителей орать, как на скотину, приводила его в такой тихий ужас, что ему хотелось лезть на стену.
        - А вам куда надо? - участливо спросила нянечка.
        - К заведующему отделением, - ответил Филипп. - На четвертый этаж…
        - А-а, к Петру Андреевичу? - понимающе кивнула сотрудница. - Понятно. Ну что же, сейчас откроем…
        Что именно было «понятно», нянечка не пояснила, да Филиппу это было и не нужно. Ему было нужно к заведующему.
        Нянечка позвенела множеством ключей, извлеченных из кармана халата, выбрала из них один и сноровисто отперла дверь, пропустив Филиппа в пустой коридор.
        - Идите прямо по коридору, - сказала она тихо, будто могла кого-то разбудить, - там увидите открытый кабинет. Петр Андреевич его обычно не запирает…
        И она торопливо прикрыла дверь, оставив Филиппа одного. Молодой человек услышал только, как в замке поворачивался ключ.

* * *
        Он направился по длинному коридору и вскоре оказался перед распахнутой настежь дверью. Кабинет действительно был открыт, будто приглашал войти в него всех желающих, но в нем сидела молодая женщина в белом халате. Ее стол находился прямо возле двери, а рабочее место заведующего располагалось дальше, у самого окна. Тот стол был массивнее, шире, перед ним стояло кожаное кресло, за спинкой которого размещался шкаф с папками и стеклянными дверцами, а на подоконники стояли цветы в горшках, за которыми, судя по их виду, тщательно ухаживали. Однако сам хозяин отсутствовал.
        - Молодой человек, а вы что хотели? - полюбопытствовала сидевшая за столом у входа женщина.
        - Здравствуйте, я приехал к Петру Андреевичу, - сказал Филипп.
        - Вы приехали? - она удивленно подняла брови. - Но у меня нет записей к нему на прием.
        - А я не на прием. Я по поводу девушки, о которой сегодня было сообщение по телевидению.
        Секретарша прищурила глаза, будто что-то припоминая.
        - А, эта та, которую подобрали ночью на дороге! - воскликнула она. - Да, есть у нас такая…
        Филиппа больно покоробило, как цинично говорили об обожаемой им девушке, словно о неодушевленном предмете - подобрали на дороге! Нет, у них тут в клинике все сотрудники определенно - с приветом! Весьма своеобразное у них отношение к людям вообще и к пациентам в частности…
        - Присядьте пока, - пригласила женщина, - Петр Андреевич сейчас подойдет.
        Филипп прошел в кабинет и присел на стул для посетителей, стоявший за столом напротив хозяйского кресла. Он оглядел помещение: обстановка была уютной и непритязательной, вполне рабочей. Похоже, заведующий был вполне демократичен: роскошного кабинета не имел, да и тот, что имел, делил то ли с помощницей, то ли с секретаршей… Это вызвало у Филиппа заочное к нему уважение.
        Ожидать пришлось немало. Филипп уже весь извелся - обстановка клиники явно тяготила его. Он думал о том, что Ларису необходимо забирать отсюда немедленно, прямо сейчас.
        В коридоре послышались голоса, и по уверенному начальственному тону одного из них Филипп понял, что этот голос принадлежит заведующему. Через несколько минут раздались хозяйские шаги, и на пороге появился мужчина лет сорока в непроницаемых очках, облаченный в гладкий безукоризненно чистый белый халат и с взъерошенными надо лбом волосами. Он замер на пороге, увидев за своим столом незнакомого молодого человека.
        - Вера, это у нас кто? - спросил он секретаршу, как будто Филипп сам не мог ответить за себя.
        - А это к вам, Петр Андреевич, - сообщила Вера охотно. - Говорит, по поводу девушки…
        - Ах, девушки! - отозвался заведующий, проходя к столу и располагаясь в своем кресле. - По поводу девушки, значит…
        - Здравствуйте, - сказал Филипп, пытаясь выглядеть благовоспитанно, хотя сам уже весь дрожал от нетерпения.
        - Здравствуйте, здравствуйте, - скороговоркой ответил доктор. - Ну, рассказывайте, какова цель вашего визита. И побыстрее, пожалуйста: у меня не слишком много времени.
        - Сегодня утром показывали по телевизору девушку, которая была найдена прошлой ночью вблизи вашего города, - взволнованно заговорил Филипп. - При ней не было документов, и она будто бы ничего не помнила. Так вот, я узнал ее на фото. Ее зовут Малюкова Ла…
        - Одну минуточку, молодой человек, - вежливо перебил его врач. - Давайте начнем нашу беседу с вас. Вы сами-то кто будете?
        - Моя фамилия Степанов, Филипп Степанов. Я живу с этой девушкой по соседству и знаю ее лично, - сказал Филипп.
        - И она вас, разумеется, тоже знает? - спросил заведующий.
        - Конечно.
        - А родственники у этой девушки есть?
        - Видите ли, она приезжая, - сказал Филипп, - ее родные далеко отсюда, на севере.
        А здесь у нее только бабушка.
        - И где же сейчас эта бабушка? Это она вас сюда прислала?
        - Нет, я приехал сам. Бабушка, к сожалению, на сегодняшний день лежит в больнице.
        - Вот, значит, как… - доктор призадумался. Дымчатые стекла очков мешали Филиппу видеть его глаза, создавая у молодого человека ощущение некоторой нервозности.
        - Ну, и что же вы от нас хотите? - спросил доктор.
        - Как что? - изумился Филипп. - Я приехал, чтобы забрать ее домой!
        Сидевшая за своим столом Вера негромко прыснула в кулак. Доктор снисходительно улыбнулся, будто услышал наивную детскую глупость.
        - Так уж и забрать? - спросил заведующий. - Но простите, вы же всего-навсего сосед. Проще говоря - вы ей никто. Девушка психически не совсем в норме… Она сейчас на обследовании. И каким же образом мы вот так возьмем и вам ее отдадим? Вы это себе как представляете?
        Филиппу стало трудно дышать. Ему представилось, что его сейчас попросту выставят на улицу, а Лариса так и останется здесь - и неизвестно даже, до каких пор. Ему вообще повидаться с нею не дадут. Потому что он - никто.
        - Послушайте… - пробормотал он. - Вы сказали: психически не совсем в норме? Но как же так? Она ведь была совершенно здорова…
        - Когда была? - поинтересовался доктор.
        - Да несколько дней назад! - воскликнул Филипп. - В минувшую субботу, например…
        - Так вы ее в субботу последний раз видели? - спросил Петр Андреевич. - И где это было?
        - В Семигорске… точнее, в его окрестностях! - выпалил Филипп, и тут же добавил: - В горы мы ходили… компанией.
        - В Семигорске? - переспросил доктор. - Но позвольте: от Семигорска до Павловска почти двести километров или около того. Нашли же девушку в ночь на вторник здесь, в Павловске! Каким же образом получилось, что она оказалась почти за двести километров от Семигорска, на пустынной дороге и без одежды?
        - Без одежды?... - ошеломленно пролепетал Филипп.
        - Да, без одежды! - подтвердил заведующий, пристально глядя на него. - По телевидению мы просто не стали разглашать эту деликатную подробность. Эта девушка была найдена на дороге совершенно голой и в состоянии прострации. Шла по проезжей части, как лунатик.
        Но никакой лунатик не покроет расстояние в полторы-две сотни километров по пересеченной местности менее, чем за двое суток! Так как же вы говорите, что в субботу еще она была с вами в Семигорске? Я этого не понимаю. Может быть, вы поясните?
        - Я не знаю… - совершенно растерянно пробормотал Филипп.
        - Вот и я не знаю, молодой человек, - печально заметил Петр Андреевич. - Правда, в наше время случается всякое. Вы ходили в горы, говорите? Так может быть, она заблудилась, а потом вышла на дорогу, и кто-то посадил ее к себе в машину, отвез в Павловск, обобрал до нитки, раздел и выбросил посреди дороги? Такого вы не допускаете?
        Филипп даже содрогнулся от подобного сценария событий.
        - Нет, это маловероятно, - сказал он задумчиво Филипп. - Мы были в очень глухом месте, где выйти на дорогу вряд ли возможно. Кругом на много километров только горы и горные тропы, весьма крутые и опасные.
        - Ну, тогда напрашивается единственное объяснение, - сухо заметил доктор.
        - Какое? - насторожился Филипп.
        - Да такое: ошиблись вы, молодой человек! Обознались, понимаете ли… та девушка, которую вы знаете, и та, что находится в нашей клинике, суть разные люди.
        - Да нет же, доктор! - горячо возразил Филипп. - Нет! Я понимаю, что в этой истории много странного и нелогичного, но я знаю точно: я не ошибся! По телевидению было показано именно ее фото! Понимаете, ее!
        В кабинете повисла напряженная тишина. Доктор незаметно перекинулся взглядом со своей помощницей, как бы безмолвно говоря: «Ну вот, еще один сумасшедший!» Вера недоуменно пожала плечами и вновь занялась бумагами, лежащими на столе перед нею.
        - Ну хорошо, - сказал Петр Андреевич, словно сдаваясь. - Хорошо… Имя вашей знакомой назвать можете?
        - Ну конечно! Лариса ее зовут. Малюкова Лариса.
        Петр Андреевич сидел перед ним, глядя на Филиппа исподлобья, упершись в край стола широко разведенными в стороны руками.
        - Ну вот видите… - протянул он разочарованно.
        - Что «видите»? - вскричал Филипп.
        - Не угадали, юноша: наша подопечная назвала нам другое имя.
        - Но погодите: вы же сами сказали, что она ничего не помнит!
        - Совершенно верно; однако она пребывает у нас уже вторые сутки, и представьте себе, память к ней стала понемногу возвращаться! Вот она и назвала нам свое имя… если желаете, я вам его даже назову.
        - Неужели? - Филипп недоверчиво усмехнулся. - Было бы интересно его услышать.
        Доктор принялся рыться в карманах своего халата, извлекая из них всевозможные предметы и выкладывая их на стол.
        - Сейчас, сейчас… - пробормотал он. - Вот чёрт, куда же я засунул свой блокнот?
        Петр Андреевич вопросительно взглянул на Веру.
        - Верочка… - беспомощно буркнул он.
        - Вы забыли его на столе в ординаторской, - ответила помощница, пряча улыбку. - Я принесла его сюда и положила в ящик вашего стола.
        Доктор резко выдвинул ящик.
        - Ах, вот он! - воскликнул он с явным облегчением. - Спасибо, Вера…
        Петр Андреевич раскрыл блокнот и стал бегло его листать.
        - Видите ли, у нее очень непривычное имя, - пробормотал он, - его и не упомнишь! Я бы сказал даже, странное имя… Да вот же оно! Пролистнул случайно… Так вот, молодой человек: нашу ночную гостью зовут - Лорана! Так она представилась нам.
        - Как? - Филипп совершенно опешил. - Как вы сказали…
        - По слогам прочесть? Извольте: Ло-ра-на! А вовсе не Лариса, как вы нас тут уверяли. Надо признать, что некоторое созвучие имеется, однако согласитесь, что это всё же совершенно разные имена.
        - Не может быть! - воскликнул Филипп. - Бред какой-то…
        - Ну… не знаю, что у вас там может быть, а чего быть не может, - доктор развёл руками. - Полагаю, на этом наш разговор следует закончить. Жаль, что вы проделали такой путь впустую, но ничего не поделаешь! Мы все иногда ошибаемся. А теперь прошу меня извинить: время!
        У Филиппа всё так и поплыло перед глазами. Нет, похоже на то, будто бы его выставляют здесь последним идиотом. Он что же, собственным глазам не должен теперь верить? Не выйдет! Так просто он не отступит.
        Доктор решительно поднялся из-за стола.
        - Петр Андреевич! - воскликнул Филипп, - одну минутку! Пожалуйста!
        - Молодой человек, вы отвлекаете меня от дела, - строго заметил врач. - Я и так уделил вам много времени. Ну что еще вы от меня хотите?
        - Сущей мелочи! Я действительно проделал немалый путь, а мне еще сегодня на работу в ночную смену…
        - Я вам сочувствую. И что же?
        - Позвольте мне взглянуть на вашу пациентку, - отчаянно попросил Филипп. - Хоть на минутку! И сразу исчезнут все сомнения! А если вы говорите, что память к ней постепенно возвращается, так возможно, она сама меня узнает! Я вас очень прошу… Петр Андреевич! Пожалуйста! И никакая она не Лорана! Она - Лариса!
        Неподдельное отчаяние молодого человека и его страстный порыв тронули сердце врача. Он немного смутился и теперь выглядел явно растерянным.
        - Бог мой… ну что с вами поделаешь! - воскликнул он. - А может, вы и правы: такая очная ставка сразу разрешит все возможные недоразумения. Почему бы и нет? Верочка, - обратился он к своей помощнице, - будьте любезны, позовите сюда Клавдию Сергеевну! Пусть приведет сюда нашу пациентку из сорок пятой…
        - Сюда?! - переспросила Вера с ужасом.
        - Ну да… - отозвался доктор. - Ко мне в кабинет. Что тут такого? Девушка у нас совсем не буйная.
        Вера послушно встала из-за стола и вышла в коридор.
        - Спасибо, Петр Андреевич! - воскликнул Филипп.
        - Ох, да вы тут из меня веревки вьете! - шутливо посетовал доктор. - Ладно уж… я тоже был молодым. Так что, чем могу - помогу. Вы присядьте только. И давайте договоримся: вести себя тихо, эмоций не выказывать - поняли?
        Филипп и сам не заметил, что он вскочил со стула и стоит посреди кабинета. По слову доктора он вернулся на свое место.
        За дверью кабинета послышались шаги. Филипп уставился на дверной проем: сердце его билось так стремительно, что казалось, его стук могут услышать окружающие; в горле мгновенно пересохло. У него было ощущение, что здесь и сейчас должна решиться его дальнейшая судьба…

* * *
        В кабинет вошли две медсестры, сопровождавшие высокую девушку в больничном халате, висевшем на ней мешком, и с больничной косынкой на голове. Девушка возвышалась над ними на целую голову.
        С первого же взгляда на пациентку Филиппу стало ясно: перед ним - Лариса! Он не мог сдержать эмоций и мгновенно вскочил, будто подброшенный пружиной.
        - Ла… - он едва успел открыть рот, чтобы выкрикнуть заветное имя, но доктор грозно взглянул на него и не менее грозно сказал:
        - Сядьте на место! И молчите!
        Это был уже совсем иной доктор - его взгляду и голосу не повиноваться было просто нельзя. Филипп непроизвольно вернулся на свой стул, однако заставил его сделать это даже не окрик доктора, а выражение отрешенности и печали в глазах девушки. Такой Филипп ее еще никогда не видел. Лариса выглядела утомлённой и была очень бледна - настолько бледна, что ее тёмно-карие глаза на фоне матово-белого лица казались совершенно черными. Такими же черными смотрелись и ее выбивавшиеся из-под косынки прекрасные тёмно-каштановые волосы.
        - Клавдия Сергеевна, - деловито обратился доктор к старшей из медсестер, - выйдите с Леной, пожалуйста, в коридор, но будьте поблизости. Обе!
        Сёстры послушно вышли, предварительно усадив Ларису на кушетку, стоявшую у стены напротив стола секретарши.
        Филипп пытался поймать Ларисин взгляд, увидеть в них радость встречи, или удивление, или отражение еще каких-либо эмоций, но - напрасно. Она смотрела на него ровным немигающим взглядом, как смотрят на человека, которого видят впервые, и встреча с которым не вызывает никаких воспоминаний.
        «Чёрт побери! - подумал Филипп. - Они ей наверняка колют какую-то дрянь типа успокоительного или еще чего-нибудь. Оттого она такая заторможенная...»
        Ему сразу же вспомнились всякие жуткие рассказы «бывалых» людей, повествующие о том, как в психушках закалывают несчастных пациентов всякими зловещими препаратами, от которых они навсегда остаются ненормальными.
        - Скажите нам, милая девушка, - обратился к ней Петр Андреевич, - как ваше имя?
        - Лорана, - невозмутимо отвечала Лариса, переведя взгляд с Филиппа на доктора.
        - Лорана, - подтвердил врач. - А скажите, Лорана: какой сегодня год, месяц и число?
        Лариса сделала коротенькую заминку, однако тут же выдала данные календаря, которые оказались совершенно правильными.
        - А где вы живёте, Лорана? - спросил доктор.
        - У бабушки, - отвечала девушка.
        - А в каком городе?
        - В Семигорске…
        Врач кинул быстрый взгляд на Филиппа, затем снова посмотрел на Ларису.
        - А вы знаете, где сейчас ваша бабушка? - спросил Петр Андреевич.
        - Я не знаю… - тихо ответила Лариса и виновато опустила голову. - Не помню…
        - А как зовут вашу бабушку - помните?
        - Анна Тимофеевна! - казалось, девушка сама была рада тому, что помнит имя бабушки.
        Филипп снова не выдержал.
        - Она всё говорит правильно! - вскричал он. - Теперь вы видите: это она…
        - Замолчите! - строго прикрикнул доктор. - Вы способны помолчать несколько минут?!
        - Извините… пожалуйста…
        Доктор оставил без внимания извинения разволновавшегося Филиппа и снова повернулся к пациентке. Лариса сидела с довольно равнодушным видом, словно ей было всё равно - станут ей дальше задавать вопросы, или же нет.
        - А теперь скажите нам, Лорана… - Петр Андреевич размеренно прошелся по кабинету, заложив руки за спину, - вам знаком вот этот молодой человек?
        Девушка устремила пристальный взгляд на лицо Филиппа, и тот почувствовал нервную дрожь - вот он, ключевой вопрос, который решит всё! Последовала непродолжительная пауза, а затем Лариса ответила без всяких эмоций:
        - Да, знаком.
        Филипп снова дёрнулся, но доктор свирепо прошипел сквозь зубы: «Сидеть!.».
        - Очень хорошо, Лорана, - снова обратился он к девушке. - И как же его зовут?
        - Филипп его зовут, - без колебаний ответила Лариса, - Филя…
        Доктор вопросительно посмотрел на Филиппа и снова взглянул на Ларису, будто пытался угадать, что может общего у этих двух молодых людей - парня и девушки.
        - И кто же он такой, этот молодой человек по имени Филипп?
        - Это мой друг, - отвечала Лариса с неподдельной искренностью.
        Неожиданно Петр Андреевич изменил тему разговора.
        - Скажите, Лорана: а вы хотите вернуться домой? - спросил он.
        - Домой? - девушка явно оживилась. - Хочу!
        - А вот с Филиппом… поедете?
        - С Филиппом? - Лариса, казалось, была явно удивлена таким предложением. - Так ведь он дороги туда не знает…
        Филипп растерянно взглянул на доктора. Тот ответил ему напряжённым взглядом.
        - Не знает, где вы живете? - удивленно спросил доктор. - Но ведь он ваш друг!
        - Он не знает, - упорно повторила девушка, глядя в одну точку. - Он там не был…
        - Но ведь он живет с вами по соседству в Семигорске! - воскликнул Петр Андреевич. - И вы сами сейчас сказали, что живете в Семигорске, у бабушки… вы что, не помните?
        - Это раньше я жила в Семигорске, - нахмурившись, сказала Лариса. - А теперь мой дом - там!
        И она подняла вытянутый указательный палец кверху. Филипп невольно вскинул голову.
        - Где?... - переспросил доктор слегка озадаченно.
        - Там! - Лариса повторила это слово настойчиво, будто удивляясь, что ее не понимают, и подняла палец еще выше.
        - Так… всё ясно, - заметил Филиппу Петр Андреевич. - Мы устали.
        Не дожидаясь реакции молодого человека, доктор выглянул в коридор и громко позвал:
        - Клавдия Сергеевна!
        Две медсестры тотчас появились в дверном проеме, и доктор кивнул им на Ларису. Они подошли к ней с обеих сторон и взяли ее под руки, помогая встать.
        - Постойте! - воскликнул Филипп, - а вы ее куда?
        - Что значит «куда»? - отозвался доктор. - В палату, естественно.
        - Как в палату? Зачем в палату? Она же меня узнала! Я увезу ее домой…
        - Сядьте на место, - сурово произнес врач.
        - Но вы обещали…
        - Ничего я вам не обещал, - сказал Петр Андреевич. - А вот вы обещали вести себя прилично. Сядьте и успокойтесь! Если хотите продолжения разговора, конечно.
        Последняя фраза слегка охладила пыл молодого человека; ему сразу вспомнились слова пожилой нянечки, встреченной им на постоянно запираемой лестнице: «Вы что, забыли, где находитесь? Вы же в дурдоме находитесь!» Кроме того, слова доктора давали понять, что он готов обсуждать вопрос о Ларисе дальше, и это было самое главное.
        Филипп послушно присел к столу. Ларису увели. На Филиппа она больше не взглянула и к расставанию с ним отнеслась совершенно равнодушно.
        Петр Андреевич отослал Веру с каким-то поручением, затем плотно прикрыл дверь кабинета и расположился за столом напротив Филиппа.
        - А теперь, молодой человек, можем поговорить с вами по существу, - сказал он, - поскольку я убедился, что пациентка вас узнала, вполне вам доверяет, и что никакой ошибки с идентификацией личности тут нет.
        - Но почему она стала называть себя таким странным именем? - воскликнул Филипп с горьким недоумением. - Лорана… Я раньше никогда не слыхал от нее такого слова.
        - Ну, знаете ли… Мне нередко приходилось встречать людей, называющих себя романтично-возвышенно: скажем, Юлиями Цезарями, Наполеонами или… Александрами Великими. Такое бывает. А нашей девушке вздумалось стать Лораной.
        - Но ведь эти люди были сумасшедшими! - вырвалось у Филиппа. - Вы хотите сказать, что Лариса… - он помедлил, не решаясь применить это слово к ней, - тоже сумасшедшая?
        - А вы разве не заметили, что ее поведение и ее речь нельзя назвать поведением и речью полностью нормального человека? - спросил доктор, пристально глядя ему в глаза.
        - Не знаю… вам виднее, - смущенно пробормотал Филипп, отводя глаза. - Вы доктор.
        Петр Андреевич посмотрел на него сочувственно.

* * *
        - Понимаете, Филипп, - он впервые назвал молодого человека по имени, - вы очень неравнодушны к этой девушке, и вы склонны видеть не то, что объективно присутствует в реальности, а то, что вы сами желаете видеть. С вашей девушкой случилась какая-то очень неприятная история… и не только неприятная, но и, возможно, очень опасная. Какая именно история - похоже, она и сама не помнит. Тут очень много непонятного, возможно, даже необъяснимого… Я не знаю, куда вы там ходили, однако теперь это и не столь важно. Но картина вырисовывается следующая: ваша подруга, судя по всему, пережила сильнейший эмоциональный шок, и как скоро она от него оправится, зависит не только от нее самой, но и в значительной мере от окружающей обстановки.
        - Так вы полагаете… она всё же выйдет из этого состояния? - с трепетной надеждой спросил Филипп.
        - Безусловно, - ответил доктор. - Понимаете, мы не обнаружили у нее никаких значительных психических отклонений; да, имеет место потеря памяти, но и память тоже довольно быстро возвращается к ней. Девушке нужен покой, уход и тщательное медицинское наблюдение. Вы считаете себя в состоянии всё это ей обеспечить?
        - Ну конечно, доктор! - тотчас вырвалось у Филиппа.
        - Ишь ты! «ну конечно», - невесело усмехнулся Петр Андреевич. - Вы молоды и весьма еще легкомысленны, юноша. Вам придется за нею присматривать, а между тем, вы ведь сами тут обмолвились, что сегодня работаете в ночную смену. Стало быть, вам придется на ночь оставить ее одну? А вы знаете, что она почти не спит по ночам? Здесь за нею приглядят, а в пустом доме она будет предоставлена самой себе, и последствия такой ситуации могут быть непредсказуемы. Я вам настоятельно рекомендую отказаться от мысли тащить ее в Семигорск, вам следует оставить ее пока у нас. Поверьте, у меня нет резона держать здесь лишних людей, палат свободных в клинике нет, но выпускать вот так просто неоправившуюся от душевного потрясения девушку я считаю себя тоже не вправе. Как вы сами-то полагаете?
        - Я уверен, что дома ей будет лучше, и выздоровление пойдет куда быстрее, - упрямо заметил Филипп. Он уже успел здесь нахвататься негативных впечатлений с три короба, и не мог думать ни о чем другом, кроме одного: лишь бы скорее вытащить Ларису отсюда.
        - Вот как? - доктор многозначительно усмехнулся. - Ну что ж… тогда мы поговорим на более официальном языке. Тут речь шла о бабушке как единственной родственнице… Старушка как - дееспособна?
        - Вполне, - отвечал Филипп.
        - Вот и отлично, - сказал Петр Андреевич одобрительно. - Придется вам обратиться к ней. Если она по каким-то причинам не может лично приехать в Павловск проведать внучку, то вы сами тогда поезжайте к ней и получите от нее доверенность…
        - Какую еще доверенность? - насторожился Филипп.
        - Ну… своего рода расписку: мол, я такая-то и такая, доверяю Степанову Филиппу, такого-то года рождения, паспорт - серия и номер, забрать из Павловской психиатрической клиники свою внучку - далее ФИО нашей девушки - претензий к персоналу и администрации клиники не имею! Пусть также приложит копию своего паспорта… Ну, естественно, и доверенность, и копия должны быть заверены нотариусом. Привезёте эти бумаги мне, напишете заявление, после чего я иду со всем этим добром к главному врачу, и мы решаем вопрос.
        - Позвольте… но на всё это, плюс разъезды, - воскликнул Филипп негодующе, - уйдет не один день!
        - Да… пожалуй, - невозмутимо согласился доктор. - Но ничего не поделаешь! Мы ведь вам не щенка приблудного собираемся возвращать, а человека, более того - молодую девушку. Альтернатива для вас - ждать выписки бабушки из больницы и приезжать вместе с ней. Тогда решающее слово останется за нею как за родственницей. Скажет - отдайте внучку, и мы отдадим.
        - Но послушайте: зачем столько формальностей? Вы ведь убедились, что Лариса меня узнала!
        - Порядок есть порядок. Позвольте вам напомнить, что юридически вы ей никто. У меня нет полномочий выпустить пациентку на основании одного лишь вашего требования. А ну, как потом бабушка нагрянет к нам и станет требовать вернуть ей внучку? А мы что ответим? Что приезжал некий настойчивый молодой человек, и мы с перепугу ее с ним отпустили? И что, кажется, Филиппом его звали? Я полагаю, вы достаточно взрослый человек, чтобы понимать, что в жизни подобных нонсенсов просто не бывает. Думаю, я всё предельно ясно вам объяснил. Действуйте, Филипп! Желаю удачи.
        Всем своим видом заведующий отделением давал Филиппу понять, что разговор окончен, и ему пора уходить. Однако молодой человек всё медлил.
        - Что-нибудь еще? - недовольно спросил Петр Андреевич, поднимая голову от разложенных на столе документов.
        - Извините, доктор… - робко сказал Филипп. - Хотелось бы всё-таки знать, что вы сами думаете об этом странном случае. Ваше мнение было бы для меня…
        - Мое мнение? О чем конкретно?
        - Ну… каким образом Лариса оказалась в окрестностях Павловска…
        - Я вам высказал свое предположение, но оно вам не понравилось. Мне всё же думается, что вашу девушку кто-то доставил в наши края, вероятно, на машине. Сама она прийти никак не могла, тем более в таком состоянии. Кто-то ей помог, иначе придется допустить, что у нее выросли крылья, и она добралась сюда по воздуху, а такое, согласитесь, крайне маловероятно…
        Петр Андреевич осёкся, заметив скорбное и напряжённое выражение лица молодого человека.
        - Ах, вот вы о чём, - промолвил он понимающе.
        Он снял очки, тщательно протёр их носовым платком и снова аккуратно водрузил себе на нос. Затем устало откинулся на спинку кресла.
        - Спешу вас успокоить, Филипп: признаков сексуального проникновения у вашей подруги не обнаружено. Она девственна… какие-либо следы возможных насильственных воздействий на ее теле также отсутствуют. Это я вам могу заявить со всей определённостью.
        - Спасибо, доктор! - воскликнул Филипп.
        - Всё, что могу! - отозвался Петр Андреевич. - И всего вам хорошего…
        Филипп вышел из павловской клиники в крайне противоречивом состоянии. Да, ему не удалось вытащить Ларису из этого малосимпатичного заведения, и предстояло еще немало приложить усилий, чтобы добиться ее скорейшего возвращения домой. Однако главное всё же было сделано. Он нашёл ее! Всё остальное представлялось ему уже не столь непреодолимым. Лариса нашлась, она была жива, а всё остальное сейчас имело куда меньшее значение…

* * *
        Все последующие дни бедный Филипп буквально разрывался на части между домом, работой на заводе и присутственными местами, которые ему обозначил доктор. Ему пришлось навестить в больнице Анну Тимофеевну и выдержать с нею весьма нелегкий разговор: бабушка была готова немедленно сорваться с места и мчаться в Павловск выручать внучку из психлечебницы. Ему пришлось всячески успокаивать ее, несколько раз пересказывая свои впечатления от общения с Ларисой в больнице; пришлось объясняться, каким образом она, Лариса, вообще оказалась в таком зловещем месте, как Змеиная гора… А после всех этих испытаний ему предстояло раздобыть все те бумаги, которые требовал от него доктор, и которые в конечном итоге не понадобились, так как неугомонная бабушка, закончив свои обследования, выписалась в субботу и тут же изъявила желание сразу отправиться в Павловск. Так как отговаривать старушку было бесполезно, а отпускать одну рискованно, учитывая ее взвинченное душевное состояние, то Филипп с благословения своей мамы, конечно же, отправился с нею, захватив с собой все необходимые документы.
        На месте состоялась встреча с Павлом Андреевичем, который доложил, что состояние Ларисы заметно улучшилось: речь ее стала вполне приемлемой, поступки адекватными, хотя она по-прежнему пребывала в определённо подавленном настроении и упорно настаивала на том, что ее настоящее имя - Лорана. Эмоциональное состояние девушки также оставляло желать лучшего. Отпуская Ларису из клиники, доктор настоятельно советовал Анне Тимофеевне стараться первое время вообще не оставлять Ларису в одиночестве: всячески присматривать за ней, отмечать особенности ее поведения, ну и непременно поводить ее к врачам уже непосредственно по месту жительства. Память к девушке возвращалась весьма медленно: она вполне осознавала, где она находится, кто именно ее окружает, вела себя адекватно, но при этом упорно не могла вспомнить, что именно произошло с нею на Змеиной горе и как она очутилась в окрестностях не ближайшего Семигорска, а весьма удалённого Павловска. Оставалось только надеяться, что со временем она всё-таки вспомнит хотя бы главные обстоятельства, сопровождавшие это более, чем странное событие, и что эти воспоминания
непременно посодействуют окончательному ее возвращению к реальной действительности.
        Так после долгих мучений и всяческих испытаний Филипп добился второй важной цели - он вернул-таки Ларису домой, под нежную опёку ее любимой бабушки.
        Молодой человек попросил у Анны Тимофеевны позволения ежедневно навещать Ларису и проводить с нею какое-то время. Он, конечно же, получил согласие - добрая старушка вообще считала его истинным спасителем своей ненаглядной внучки. Зная упрямый и своенравный характер девушки, Анна Тимофеевна ничуть не винила Филиппа в том, что он не смог отговорить Ларису от безрассудной затеи отправиться на Змеиную гору: едва ли нашелся бы человек, которому удалось бы такое, если уж Лариса решила пойти туда. Зато бабушка была беззаветно благодарна Филипу за его самоотверженные поиски, за упорство в достижении цели и вообще - за его трепетное отношение к ее внучке. А потому дверь дома Анны Тимофеевны для Филиппа была теперь открыта всегда.
        Обычно Филипп приходил по вечерам - либо перед ночной сменой, либо после ночной, или же просто перед тем, как самому отправляться отдыхать. Он общался с Анной Тимофеевной, спрашивал, как дела, затем подходил к Ларисе… В такие минуты он ощущал себя счастливым, однако его сильно удручало одно обстоятельство - при виде его Лариса не выказывала никаких эмоций, хотя, вне всяких сомнений, она его сразу же узнавала. При этом реагировала на его появление более, чем сдержанно - примерно так же, как если бы к ней в комнату случайно зашел сосед, явившийся за спичками или за солью. И когда Филипп уходил, она так же невозмутимо провожала его, не выражая ни сожаления по поводу его ухода, ни надежды на новую встречу… Анна Тимофеевна, разумеется, видела всё это, переживала за Филиппа, однако была не в силах как-либо ему помочь.
        - Ты уж потерпи как-нибудь, милок, - говорила она Филиппу, провожая его с крыльца. - Я всё понимаю, Филиппушка, рада была бы помочь, но что я могу, родимый? Лариска-то, она который день - как спит всё равно… Бывало, сядет у окна и смотрит в сад, смотрит! Глядит в одну точку - и всё тут! Я ей говорю - ты бы покушала, Ларочка: я вот тебе твоих любимых сладких ватрушек испекла! С творогом… А она мне: «Спасибо, бабуля. Только не хочу я...» И всё! Ни слова из нее больше не вытянешь. Что у нее там в голове, о чём она день-деньской думает, и не ведаю - одному Богу то известно! А ведь сколько уж времени прошло, как мы ее из Павловска привезли - месяц почти уже! Я всё жду и жду, когда она очнётся да прежней станет - весёлой, неугомонной, - ан нет! Никак у нее морок-то не проходит, а ведь доктор говорил, несколько дней, мол, еще надо, и всё образуется. Видать, не заладилось у нас что-то… И на тебя вот она смотрит, как на чужого! Вот же послал Господь нам с тобой испытание!
        - К сожалению, доктора тоже иногда ошибаются, - хмуро заметил Филипп. - У меня такое впечатление, будто процесс возвращения памяти у нее как-то незаметно то ли замедлился, то ли вовсе остановился. Может, мне надо побольше времени с нею проводить, погулять с ней пойти… Говорить с нею почаще: Петр Андреевич, кстати, тоже это советовал. А мне всё некогда - то на работе я, то маме по дому-хозяйству помочь надо. А время-то идёт…
        - Так приходи, милок, каждый день приходи! - отвечала старушка. - Я-то тебе завсегда рада, а там, глядишь, и Ларочка у нас оттает… признает тебя, да снова тебе радоваться будет.
        - Снова? - Филипп, уже сошедший было с крыльца, но сразу остановившийся при этих словах. - А что… раньше Лариса мне радовалась?
        - О, еще как! - тепло улыбнулась старушка. - Виду-то явно не показывала, но я-то ведь не слепая, неужто сама не вижу! Бывало, всё выходного твоего ждала-ждала, когда вы на велосипедах вместе к морю поедете… А сама прямо вся расцветала, да все так улыбалась чему-то!
        - Так, может, она просто к морю ехать хотела, вот ждала, когда я от работы освобожусь? - предположил Филипп. - Потому и улыбалась, что с морем встречи ждала?
        - А то я не знаю, с кем она встречи ждала! - хитровато улыбнулась старушка. - Что я, внучку свою разве не знаю? С морем, как же… Ты лучше не сомневайся попусту, милок, а приходи к нам почаще, да общайся с Ларочкой побольше, а там, Господь даст, и вправду всё наладится.
        - А вы вправду в это верите? - спросил неуверенно Филипп.
        - Верю, конечно, Филиппушка! Как же не верить-то! Если в лучшее не верить, так и жить тогда незачем.

* * *
        И Филипп действительно стал навещать девушку почаще, старался проводить с нею больше времени. В садике при доме Анны Тимофеевны была маленькая беседка, когда-то сработанная Ларисиным дедушкой. Филипп звал Ларису посидеть в беседке, и там они проводили немало времени, скрываемые от посторонних глаз густой зеленой листвой садовых деревьев. Филипп старался всячески разговорить свою подругу, пытался напоминать ей о приятных совместных впечатлениях, и вот тут ему приходилось очень жалеть - как же их было мало, этих совместных впечатлений! Они просто не успели эти впечатления накопить. Даже в кино ни разу вместе не сходили…
        - Лариса, - говорил ей Филипп, - а ты помнишь, как мы с тобой…
        И далее следовал какой-нибудь запомнившийся парню эпизод их совместных поездок - будь то остановка в лесу, чтобы вдохнуть запах летних трав; или мерный чарующий шум морского прибоя под пронзительные крики чаек; или напористый заливистый лай косматого очаровательного пса Яшки, храбро отвоевывающего их велосипеды и одежду от бредущего по берегу стада коз… Лариса слушала внимательно, с видимой заинтересованностью, а порой даже вставляла короткие реплики, сами по себе вроде бы незначительные, однако дающие понять, что она действительно помнит упоминаемые Филиппом события. При этом Лариса была очень сдержана, эмоций по-прежнему не выражала, часто впадала в задумчивое состояние… иногда скупо улыбалась каким-то своим мыслям, и тогда Филиппу казалось, что она его совсем не слушает. В таких случаях молодой человек беспомощно умолкал.
        Однажды Филипп прямо ее спросил:
        - Скажи, Лариса: а ты хочешь, мы с тобой снова сядем на велосипеды и поедем к морю? Поплаваем там, позагораем, пока погода еще позволяет. Ведь ты скоро уедешь… правда?
        Девушка взглянула на него с некоторым удивлением.
        - Уеду? - спросила она. - Куда это?
        - В свой далекий северный город, к родителям, - отвечал Филипп.
        - К родителям, - Лариса опустила голову, будто пытаясь что-то вспомнить. - Ах да… к родителям. Да, наверное…
        - Ну да, ведь уже почти середина августа. Лето проходит…
        И Филиппу сделалось вдруг нестерпимо грустно, так грустно, что он чуть было не заплакал. Что будет, когда Лариса уедет? Как он станет переживать их разлуку? И увидит ли он еще когда-нибудь эту прекрасную девушку, раз и навсегда безраздельно завладевшую его сердцем? Здравый смысл ему настойчиво подсказывал - нет, не увидит. И Филипп люто ненавидел за это здравый смысл…
        - Давай поедем, - довольно равнодушно отозвалась Лариса.
        Ему показалось, что она не испытывает к тому никакого желания, просто не хочет расстраивать его отказом. Это тоже было очень странно: с самого начала Лариса признавалась, что ехала к бабушке в гости со своей главной мечтой - увидеться с морем. Так получилось, что он помог ей в исполнении этого желания и сделался ее другом…
        - А ты сама разве не хочешь? - спросил он печально.
        - Мне всё равно, Филипп, - без обиняков ответила она.
        - Всё равно? - изумился молодой человек. - Но почему? Ты так любишь море, и вдруг - всё равно… Разве так бывает?
        - Я не знаю, - отвечала Лариса. - Наверное, я была наивной и глупой.
        - А сейчас ты вдруг сделалась умнее? - мягко улыбнулся Филипп.
        - Может быть, - сказала серьёзно Лариса.
        Они сидели в комнате возле распахнутого настежь окна, наслаждаясь мягким теплом летнего южного вечера. Лариса подняла лицо и внимательно посмотрела на небо, на котором постепенно зажигались первые, бесконечно далёкие звёздочки.
        Филипп смотрел на нее во все глаза и не мог отвести взора - так бы и смотрел на Ларису целую вечность! Как же она прекрасна, какой дивный аромат исходит от ее волос, какое могучее и мягкое тепло источают ее покатые, гладкие, налитые силой плечи! Как по-волшебному сияют ее дивные глаза! Ну разве кто-либо вообще может сравниться с ней…
        - Лариса… - несмело обратился к ней смущённый Филипп.
        - Скажи, Филипп, - вдруг промолвила она явно в ответ каким-то своим мыслям, - а ты не видел огни в небе?
        - Огни? - опешил молодой человек. - Какие еще огни?
        - Ну… там, огни в небе, над самой башней, - задумчиво сказала Лариса.
        «Это она про Змеиную гору!» - сразу сообразил Филипп.
        - Видел я огни над башней, Лариса, - признался он.
        - А потом? - взволнованно спросила девушка. - Что произошло потом?
        - Потом? Потом я бросился в башню за тобой. Стал тебя искать…
        - И что ты увидел там, в башне? - напряжённо спросила она.
        - Что увидел? - переспросил Филипп. - Да, собственно, то, что и ожидал увидеть… Ничего!
        Лариса сразу как-то сникла, как будто ответ молодого человека не просто разочаровал ее, но и лишил вдруг внезапно появившейся надежды. Филипп очень внимательно посмотрел на нее.
        - Лариса… ты по-прежнему не помнишь, что с тобой случилось после того, как ты вошла в башню? - осторожно спросил Филипп.
        Девушка молча склонила голову, чуть прищурила глаза… Он с немалым усилием сдержался, чтобы не обнять ее за плечи.
        - Нет, - печально отвечала Лариса и посмотрела на Филиппа виноватыми глазами. - Не помню…

* * *
        Через день Филипп, возвращаясь вечером после дневной смены, неожиданно встретил недалеко от своего дома Кирсанова. Филипп даже невольно остановился - Кирсанов появился совершенно внезапно, будто вырос из-под земли.
        - Ба, какая встреча! - воскликнул Геннадий весело. - Какие люди, и без охраны! Привет, Филя!
        Филипп недобро взглянул на него исподлобья.
        - Есть какой-то повод для радости? - спросил он подозрительно.
        - А почему нет? Всё-таки старого приятеля встретил, отчего бы и не порадоваться?
        - Я тебе вовсе не приятель…
        - Да ну? А кто же? - ёрнически спросил Кирсанов.
        - Никто, - сухо отвечал Филипп. - Слушай, если надо чего, так говори сразу и проваливай! Мне некогда лясы с тобою точить, да и желания такого нет.
        - Какие мы сердитые… Да я ничего, Филя. Просто вот слух до меня дошел, будто бы Ларка резко очень нашлась.
        - Ну… нашлась. И что? - недружелюбно отозвался Филипп.
        - Вот хотел спросить, как она себя чувствует, как у нее дела…
        - Не твоё собачье дело! - процедил Филипп сквозь зубы.
        - Ты не слишком любезен, Филя, - зловеще проговорил Геннадий. - Мог бы вести себя и повежливей.
        - Повежливей ты не заслуживаешь. Есть еще вопросы?
        - Ну, и где она пропадала, что рассказывает? Интересно всё-таки.
        - Ничего она не рассказывает. Всё больше молчит.
        - Так уж и ничего? - подозрительно спросил Геннадий. - А мне говорили, будто бы ты вместе с ее бабкой в Павловск за нею мотался, и там из областной психушки ее вызволял… Туда-то она со Змеиной горы как попала? Ларка что, на самом деле спятила?
        - Я ничего этого не знаю, Кирсанов, - сухо ответил Филипп. - А знал бы, тебе всё равно не сказал бы. Уж кому-кому, а тебе - точно бы не сказал!
        - А правда, что у нее провалы в памяти? Мне говорили, будто бы она ничего не помнит…
        - Тебе говорили? - спросил Филипп. - Вот и спрашивай того, кто тебе говорил, какого чёрта ты ко мне пристал? Сказал же - болтать мне с тобою некогда! Да и незачем.
        Филипп обошёл Кирсанова, словно тот был неодушевлённым предметом вроде столба или камня на дороге, и зашагал дальше.
        - Филя! - крикнул вслед ему Геннадий. - Ты ведь в ментовку больше не ходил?
        Вопрос заставил Филиппа остановиться. Он обернулся.
        - А зачем? - спросил он удивлённо. - Чего я там забыл, если Лариса сама нашлась?
        - Ну кто тебя знает… Ты у нас парень с закидонами. А вдруг ты про нас там решил что-нибудь ментам рассказать, заяву про нас настрочить…
        - То есть про тебя? Нет, Кирсанов… Мне ведь главное, что Лариса нашлась, а на тебя мне решительно наплевать. Да и что можно интересного про тебя рассказать, кому ты нужен?
        - Кончай хамить, Филя! - крикнул Кирсанов. - А то смотри, обижусь!
        - Обижайся! Мне на это тоже плевать! И вообще, держись от меня подальше! Так будет лучше…
        И Филипп зашагал прочь. Кирсанов злобными глазами смотрел ему вслед.
        - Так ничего толком и не сказал, сволочь, - пробормотал он себе под нос. - Партизан хренов! Ну ничего: ясно одно - в ментовку он точно больше не ходил, ведь как Ларка обнаружилась, он на радостях про всё другое и забыл напрочь. Вот и хорошо… хорошо также, что у нее провалы в памяти, это может здорово нам пригодиться! Ничего, я и сам с нею потолкую, и сам разберусь, что к чему… Смотри, Филя! Доберусь я до твоей Лариски, а то, смотрю, заносит тебя на поворотах, слишком нагло вести себя стал… тоже мне - собственник! Еще поглядим, чья возьмёт!
        Глава 6
        Прошло еще несколько дней. Лето стремительно приближалось к своему концу.
        Конечно, это вовсе не означало ни конца теплой погоды, ни начала дождливого сезона; не слишком значительного похолодания можно было ожидать лишь в первой половине сентября, когда в горах ложился снег, но впереди еще был «бархатный» сезон со всеми его прелестями. Можно было еще довольно долго наслаждаться теплом и солнцем. Но тем не менее, чем ближе становилась наступающая осень, тем сумрачнее и печальнее становился Филипп.
        Для него приближение осени означало неминуемую разлуку с Ларисой - более того, разлука эта несла с собой видимое отсутствие каких-либо надежд на их новую встречу в будущем. Сейчас Лариса уедет в свой далекий северный город, закончит там последний учебный год, а что потом? Филипп достаточно хорошо понимал, что какие-либо шансы на ее возвращение в Семигорск практически равны нулю…
        В самом деле, ну что ей здесь делать? Разве что навестить любимую бабушку, но теперь на такой визит уйдет несколько дней, максимум, неделя - и всё! Наверняка Лариса пойдет дальше учиться, а высшее образование удобнее всего получать в больших городах - Москве, Питере, да хотя бы и в ее родном городе! Там тоже имеются высшие учебные заведения. И, как ни крути, но на этом пути Ларисы и Филиппа расходятся.
        Само по себе это обстоятельство безумно огорчало молодого человека, но он отнёсся бы к нему куда спокойнее, если бы девушка находилась в полностью адекватном состоянии.
        А улучшение ее психического здоровья, так обнадёживающе начавшееся еще в Павловске, упорно не наступало. В глубине души Филипп понимал, что Ларисе нужна врачебная и психологическая помощь, и это также являлось важнейшим аргументом в пользу ее дальнейшего пребывания в большом городе: только там реально было найти нормальную клинику и достаточно надёжных специалистов. А здесь, в захолустном Семигорске, и клиники-то нормальной никогда не было, а уж о психиатрии и говорить всерьёз не стоило: ближайшая психиатричка находилась в Павловске, и с ее расчудесным персоналом Филипп уже был знаком не понаслышке. Продолжать это знакомство не было никакого желания.

* * *
        Придя вечером домой после работы, Филипп с мрачным видом присел к столу и машинально включил телевизор. Татьяна Васильевна накрывала на стол себе и сыну. Отец, как обычно, был на службе.
        - Устал, Филиппушка? - заботливо спросила мать.
        - Да есть немного… - ответил Филипп, уставив невидящий взор в мерцающий экран.
        - К Тимофеевне заходил?
        - Заходил…
        - И как там Ларочка?
        - Да никак, мама! - с досадой отвечал Филипп. - Ничего нового. Скоро ей уезжать отсюда. Не знаю, как она в таком заторможенном состоянии в такую даль поедет. Так и беду нажить недолго.
        - Тимофеевна говорила, мама за нею приедет, - сказала Татьяна Васильевна. - Так что одна она не будет.
        - И то хорошо… - рассеянно заметил Филипп, хотя по его мрачному лицу было вполне очевидно, что ему совсем не хорошо.
        Татьяна Васильевна выдержала небольшую паузу, а потом вдруг сказала:
        - А знаешь, Филипп… я вот сказать тебе хотела: сходил бы ты с Ларисой в нашу клинику.
        - Это в какую? Семигорскую, что ли? - усмехнулся Филипп.
        - Да, семигорскую.
        - А чего я там забыл? Там даже психиатра нет. Куда я Лариску поведу - к участковому терапевту, что ли?
        - Да нет, ты погоди, ты послушай! - сказала Татьяна Васильевна. - Чего сразу ершишься-то?
        - Ну, слушаю…
        - Там у нас уже почти как год открылся кабинет психологической помощи. И принимает в нем один доктор. Он не здешний, приехал откуда-то чуть ли не с Дальнего Востока, или даже с Камчатки. Прием у него платный, однако не шибко дорогой (да и что нынче-то бесплатно делается - бесплатно разве что рецепт тебе выпишут! А доктору тоже ведь есть и пить надо!), но дело в том, что людям он реально помогает! То ли методика у него какая-то хитрая, то ли… в общем, не знаю. Однако молва по городу о нем идет самая добрая. И уже из других городов к нему сюда приезжают. В гостинице нашей живут, лишь бы к нему на прием попасть!
        - Да ну? - недоверчиво отозвался Филипп. - И чего это его аж с самой Камчатки в наши края-то занесло?
        - Да говорят, неуживчивый он очень, - сказала Татьяна Васильевна, - чуть что не по нему - сразу на дыбы! Мало кто из коллег с ним срабатывается. Но те, кто к нему приходил лечиться - все только хорошее говорят.
        - И от чего же он лечит?
        - От депрессии, например! От душевных расстройств всяких… А вот у Нины Павловны сынок пять раз пытался с собою покончить! А мать к доктору этому его притащила, и вот уже четыре месяца как парень совсем другой стал! В глазах блеск появился, устроился работать, в институт готовится… А у Веры Сергеевны дочке в Павловске уже года три назад поставили диагноз - шизофрения! Она периодически ездила в Павловск ложиться на лечение. Потом ее выпишут на какое-то время, домой отвезут, а там глядишь - и опять в клинику! А побывала она у этого доктора - уже семь месяцев как дома! Только на приемы к нему периодически проверяться ходит, нормальной девушкой стала! Глядишь, и диагноз скоро отменят… так-то вот!
        - Ну, мам, тебя послушать, так прямо чудо-доктор какой-то! - заметил Филипп с явным недоверием. - Чародей настоящий. Только наверняка враньё все это…
        - Ну вот! - обиделась мать. - Опять тебе враньё. Ты прямо где не надо - наивный, как дитя, а как дело тебе говоришь - так ничему не веришь! Тебе ведь Лариска как - не безразлична? Ведь так?
        Вопрос застал Филиппа врасплох. Он явно не был готов к такому повороту беседы.
        - Ну… не безразлична, - сказал он неохотно. - И что?
        - А то! Своди ее к доктору, как я говорю! Хуже-то уж точно не будет!
        - Надо ее ведь уговорить как-то, - неуверенно сказал Филипп. - Она на меня вообще уже перестаёт реагировать.
        - Так уговори! - резко отозвалась мать. - Не мне же ее уговаривать!
        - Послушай, мам, а если этот доктор такой кудесник-расчудесник, то чего он в нашей дыре-то делает? Езжал бы себе в Питер, в Москву, да мало ли больших городов, где «капусты» можно куда больше нарубить…
        - Видно, не для всех главное - «капуста»! А ты сам-то чего в этой дыре делаешь? - спросила мать, сердито гремя посудой.
        - А что я? - пожал плечами сын. - Отца сюда служить перевели, ну и я с ним, так же, как и ты. Обычное дело. Нас никто не спрашивал. А доктора этого кто сюда посылал?
        - Вот сам у него и спросишь! Мне-то откуда знать? Да и почему это у нас здесь дыра? Хорошие места, лес, горы, море опять же недалече… Климат хороший! Видно, нравится здесь этому доктору - тихо, спокойно. И вообще, Филипп: куда бы ты ни приехал - везде живут и работают люди.
        Филипп помолчал немного, бессмысленно глядя в телевизор и раздумывая над материнскими словами.
        - Ладно, мама… посмотрим! Я сам сперва к нему загляну, - сказал он наконец.
        - Только не тяни, а то Лариске-то здесь меньше двух недель осталось! Приедет мать ее, увезет с собой, и - поминай, как звали!
        - Тянуть не буду, - отозвался Филипп. - А как фамилия доктора этого - знаешь? Кого мне в клинике спросить?
        - Фамилия-то? - Татьяна Васильевна сразу оживилась. - Фамилия у меня вот тут записана…
        Мать порылась в бумажках, что стопкой лежали на тумбочке возле телефона.
        - Вот нашла, - торжественно провозгласила она, поднимая к глазам листок, вырванный из маленького блокнота. - Доктор Атаманов Михаил Валентинович! Вот и сходи к нему, посоветуйся! Пусть он Ларочку нашу посмотрит, сердешную, жалко ведь бедную девочку, молоденькая она совсем…

* * *
        На другой день у Филиппа была вторая смена, и с утра он отправился в городскую клинику.
        В холле перед регистрационной стойкой ожидало несколько человек, а за стойкой на высоком стуле восседала монументальная женщина средних лет в белом халате. Пока Филипп оглядывался и соображал, куда ему лучше обратиться, у женщины за спиной открылась дверь, и прямо к ней сзади подошел человек, по виду - один из врачей, ведущих прием. Он отрывисто спросил:
        - Так… Лена, кто у меня там еще?
        Филипп сразу обратил внимание на этого человека - в его облике неуловимо ощущалось нечто необычное. Довольно высокий, худощавый (если не сказать - худой), с почти лысой головой, отдалённо смахивающей на куриное яйцо, он двигался резко и порывисто, заметно подаваясь всем корпусом вперёд. Высокий лоб покрывали морщины, глаза - усталые и настороженные (это было заметно даже сквозь стекла очков в тонкой золочёной оправе) - смотрели пристально и цепко. Доктор носил короткую жиденькую бородку, которая, хоть и делала его на вид несколько старше, однако придавала его облику этакую особую индивидуальность.
        Лена, не отрывая взгляда от монитора, ответила ему:
        - Да вот к вам тут записан некий господин Игнатов, однако он только что ушёл.
        Доктор, склонившийся над нею и через ее плечо смотревший в экран монитора, мгновенно распрямился, будто от удара палкой по спине.
        - Не понял! - воскликнул он. - То есть как - ушёл?
        - Ну вот так, взял и ушёл, - повернулась к нему Лена, заглядывая ему прямо в глаза с невинной улыбкой на устах. - Мне, говорит, было назначено на девять сорок пять, а сейчас уже десять пятнадцать, и я не могу больше ждать. Сказал так, повернулся и ушёл!
        - Но позвольте, - явно опешил доктор, - я был занят, у меня находился пациент, с которым пришлось поработать несколько дольше, нежели предполагалось… я ведь не мог его выставить! Мол, извините, ваше время истекло! Если человек таких простых вещей не понимает, надо было ему объяснить, как-то убедить, чтобы еще подождал! Вы, между прочим, здесь для того и сидите! Это есть одна из ваших служебных функций - работа с пациентами.
        - Я ему говорила, объясняла, убеждала, - терпеливо заметила Лена, видимо, давно привыкшая к подобным придиркам, - но как человека убедить, если он не желает слушать! - в ее голосе зазвучали нотки обиды. - Мужик попался непробиваемый - ему назначено чёткое время, стало быть, вынь да положь! Я, говорит, и так ждал полчаса, больше не буду. Обиделся и ушёл! Не за шиворот же мне его обратно тащить, правда?
        Доктор ничего не ответил, только скорбно склонил голову. Вид у него был при этом такой, будто он решал в уме неожиданно возникшую крайне неприятную проблему.
        - Ну что ж, - заметил он наконец, - тогда сделаем так. Как, говорите, его фамилия? Ипатов?
        - Игнатов, - поправила Лена.
        - Игнатов… - повторил доктор. - Так вы, Лена, пометьте где-нибудь себе: если этот Игнатов снова заявится в клинику и попросится ко мне на прием, вы его больше не записывайте!
        - Как не записывать? - растерялась Лена. - Клиент же всё-таки…
        - А мне плевать! Не желает ждать - значит, ничего ему не нужно! И нечего ходить сюда попусту, время отнимать. Пускай обращается куда-нибудь еще. Вам понятно?
        - Понятно… Так ему и сказать?
        - Так и скажите! Ни под каким видом я этого Игнатова принимать не стану. Всё!
        - Как скажете, Михаил Валентинович…
        «О! - подумал про себя Филипп, с интересом наблюдавший эту служебную разборку. - Михаил Валентинович! Выходит, это и есть наш искомый доктор! Суровый мужик, однако! У него, видно, не забалуешь...»
        - Выходит, у меня сейчас «окно»? - спросил доктор.
        - Выходит, так… - сказала Лена, снова заглядывая в монитор. - «Окно» до десяти сорока пяти.
        - Хорошо. Пойду тогда в буфет, съем чего-нибудь.
        - Приятного вам аппетита, Михаил Валентинович!
        Доктор уже отвернулся от нее, чтобы вновь скрыться за дверью, но тут Филиппа как будто кто толкнул.
        - Одну минутку! - воскликнул он, приблизившись к стойке. - Пожалуйста, подождите! Вы ведь доктор Артамонов, не так ли?
        Доктор быстро переглянулся с Леной, и этот короткий взгляд его красноречиво спрашивал: «Это что еще за ненормальный»? Женщина назидательно заметила Филиппу:
        - Молодой человек, у нас таких нет.
        Филипп растерянно посмотрел на врача, который в этот самый момент сам очень внимательно разглядывал его.
        - Я доктор Атаманов, если вы не против, - сказал он холодно, глядя на молодого человека сквозь стёкла чуть поблескивающих очков.
        - Ой… простите, пожалуйста! Вы доктор Атаманов Михаил Валентинович! - воскликнул Филипп. - Я невольно услышал, что у вас сейчас образовалось немного свободного времени. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
        Атаманов не успел и рта открыть, как снова в разговор вмешалась Лена.
        - А подслушивать нехорошо, юноша, - сказала она высокомерно, - или вас этому в детстве не учили? Если вам нужна помощь Михаила Валентиновича, запишитесь на приём! Как все.
        - Подождите, Лена! - бросил Атаманов с легким раздражением. - Мы разберемся сами! - он снова взглянул на Филиппа. - И для чего нужны вам эти несколько минут?
        - Я слышал о вас много хорошего! - без обиняков выпалил Филипп. - Вы очень многим людям реально помогли…
        - Неужели? - скупо улыбнулся доктор. - Приятно слышать, не скрою… Но вы-то сами чего от меня хотите?
        - Я хотел бы спросить вашего мнения! - ответил Филипп поспешно, - и речь идет не обо мне… дело касается одной девушки.
        - Девушки, говорите? - доктор взглянул на часы. - Ну что же, несколько минут, как я понимаю, у нас действительно есть. Ладно, идемте…
        Он повернулся и открыл дверь, через которую только что собирался удалиться. Филипп ринулся было за ним.
        - Бахилы наденьте! - резко закричала Лена, - нечего тут грязь разносить!
        Филипп извинился скороговоркой, вернулся ко входу и быстро натянул на ноги темно-синие, довольно хлипкие бахилы, которые не замедлили сразу же лопнуть на обоих задниках его ботинок. Лена неодобрительно наблюдала за Филиппом: ей было невдомёк, с чего это доктор послал ко всем чертям клиента, который, несмотря на свой апломб, тем не менее нёс в клинику деньги, а какого-то явно небогатого парня с улицы вдруг позвал в свой кабинет, чтобы тратить на него свое драгоценное время. Проводив взглядом Филиппа, кинувшегося вслед за доктором, женщина сокрушённо вздохнула. Чудной всё-таки этот Атаманов! Никогда не предугадаешь заранее, как он себя поведёт… И чего у него только на уме?

* * *
        Тем временем Филипп спускался куда-то в подвал по такой крутой лестнице, что на ней можно было легко свернуть себе шею. Преодолев с два десятка каменных ступеней, он очутился в коридоре, который, хоть и находился в подвале, был отделан ничуть не хуже, чем помещения первого этажа. Здесь также стояли кадки с пальмами, и вдоль стен размещались диваны для отдыха посетителей. В центральной клинике Павловска ничего подобного не было и в помине.
        Атаманов был здесь, его фигура маячила в конце коридора. Он отпёр ключом замок и, распахнув дверь, позвал:
        - Проходите сюда, молодой человек!
        Филипп не заставил себя ждать и быстро переступил порог кабинета - весьма уютного и совсем недавно пережившего ремонт, по крайней мере, косметический. Доктор указал ему на стул для пациентов, а сам сел напротив. Кабинет не представлял собой ничего особенного - обычная медицинская комната, только окно было каким-то нестандартным и располагалось на самом верху стены, прямо под потолком. Впрочем, неудивительно, ведь помещение было подвальным…
        - Ну говорите, молодой человек, - сказал Атаманов. - Я слушаю вас внимательно. Только постарайтесь по возможности коротко и только самое главное.
        Филипп рассказал о групповом походе на Змеиную гору, о том, что девушка там потерялась, о том, каким странным образом она нашлась спустя двое суток, и как он ее забирал из павловской клиники. Закончил рассказ тем, что Лариса стала совсем иной, нежели была раньше.
        - А в павловской клинике ей поставили хотя бы какой-нибудь диагноз? - поинтересовался доктор.
        - Нет, - отвечал Филипп, - ее просто там подержали, понаблюдали за ней. Тамошний доктор сказал мне, что Лариса пережила сильнейший шок, и надо какое-то время, чтобы она вновь пришла в себя. Но вот уже прошло больше месяца, а никаких особых сдвигов лично я не наблюдаю.
        - Вот здесь давайте поподробнее, - сказал доктор. - Что именно в поведении вашей… э-э… подружки внушает вам опасение и недоумение? Иначе говоря, какие особенности ее состояния побудили вас обратиться ко мне?
        - Понимаете, доктор… - немного замялся Филипп. - Я бы сказал так: она будто бы живёт в каком-то другом мире. Всё, что раньше привлекало и восхищало ее, теперь не вызывает никакого интереса. Она может часами сидеть у окна или в садовой беседке, смотреть куда-то вдаль и ничего не говорить. В целом для меня очевидно, что последствия пережитого ею шока никуда не исчезают, они остаются без изменения, если вообще не усиливаются. Поэтому я полагаю, что ее надо лечить, а не ждать, пока она сама придет в нормальное состояние. У меня ощущение, что даром уходит драгоценное время, а чем это может закончиться, я даже себе не представляю…
        Атаманов очень заинтересованно посмотрел на Филиппа.
        - А не наблюдали вы у вашей девушки состояния тревоги, беспричинного страха, вспышек истерии без видимых оснований? - спросил он. - Как она спит? Как ест? Как говорит?
        - Видите ли, - ответил Филипп, - я ведь не живу с нею под одной крышей. Постоянно с Ларисой находится бабушка… она говорила, что Лариса спит мало и беспокойно. Ночами часто встает с постели, подходит к окну и смотрит на звёзды. Говорит вполне связно, обыкновенно говорит, только вроде как обдумывает каждое слово, поэтому речь ее будто слегка заторможена. Раньше она не так говорила. Что же касается тревоги и страха… как будто не замечал. И еще, доктор! Самое главное чуть не забыл!
        Атаманов сразу же встрепенулся.
        - И что же это? - спросил он, подавшись вперед.
        - Она упорно называет себя другим именем! Она говорит, что ее зовут Лорана. Ума не приложу, откуда у нее в голове взялось это непонятное имя…
        - А вы ее как зовёте? - спросил Атаманов.
        - Я зову ее прежним именем - Лариса. Никакой Лораны я не знаю.
        - И какова реакция?
        - Да никакой реакции. Она просто пропускает мои слова мимо ушей. Ей всё равно, как я ее называю. Она вообще скоро перестанет реагировать на мое присутствие. Мне так кажется.
        - То есть, она не пытается вас переубедить, что ее зовут не так, как вы ее называете?
        - Нет. Ей совершенно безразлично, как я ее называю.
        - Еще пара вопросов, хотя вы можете этого и не знать, - сказал доктор. - Ваша девушка не состояла на учёте в психдиспансере? Кто-нибудь из ее близких и родных не страдал психическими расстройствами?
        - Насколько я знаю, нет, - сухо ответил Филипп.
        - А в детстве серьёзных травм головы у нее не было?
        - Никогда не слышал об этом… но абсолютно точно знать не могу.
        Атаманов замолчал, что-то сосредоточенно обдумывая. Филипп еще раз обратил внимание на то, какие у него усталые глаза - это были глаза человека, вообще не знавшего отдыха и по жизни меньше всего думающего о себе.
        - Что вы об этом скажете, доктор? - спросил он, прерывая его раздумья.
        - Что скажу? - усмехнулся тот. - Вы полагаете, я могу поставить вашей девушке диагноз вот так запросто, заочно и только на основании вашего далеко не полного рассказа? Нет, юноша - такое в принципе невозможно. Чудес, знаете ли, не бывает. Пока можно сказать только то, что в наблюдательности вам не откажешь, и это хорошо, так же, как и ваша несомненная заинтересованность в судьбе этой девушки. Ну, и еще замечу: вы совершенно правы в том, что с этой девушкой необходимо работать, а не ждать неизвестно чего, ибо самостоятельно в нормальное состояние она не придет. Пока на этом всё, молодой человек.
        - А-а… что же мне теперь с нею делать? - растерянно спросил Филипп.
        - Ну как что? - доктор улыбнулся. - Приводите вашу девушку. Посмотрим, как ей можно помочь.
        - Значит, вы ее вылечите? - обрадованно воскликнул Филипп.
        - Я, кажется, сказал - посмотрим, молодой человек! - строго заметил Атаманов. - Кстати, как вас зовут?
        - Филипп.
        - Очень хорошо. И запомните, Филипп: я врач-психиатр, а не кудесник. Ничего заранее обещать не могу. Ваш случай весьма серьезный, боюсь, куда серьезнее, нежели вы сами можете себе представить… Ну ладно, не стану ни запугивать вас, ни обнадёживать попусту. Приводите ее, и будем с ней работать.
        Филипп ушел из клиники, будто летел на крыльях. Сам не зная, почему, однако он с первой же минуты их встречи безоговорочно поверил в этого доктора.

* * *
        Анна Тимофеевна проснулась среди ночи, как от стороннего толчка. Некоторое время тихо лежала в кровати, не понимая причины своего пробуждения. Что заставило ее очнуться от сна? Час явно поздний - за окном сплошная темень. Правда, скоро уже конец августа, ночи-то теперь долгие и темные! Она заворочалась, пытаясь улечься поудобнее - нет, не получается. А интересно всё же, который час? Почему не спится, тем более, что намаялась накануне? Может быть, всё-таки уже утро?
        Анна Тимофеевна выпростала ноги из-под одеяла, села на постели. Видавшая виды кровать тоненько скрипнула под ее грузным телом. Старушка широко зевнула, поскребла пальцами седые нечёсаные волосы, покосилась на громко тикающий на столе будильник - допотопный еще, но при этом ни разу не ломавшийся за много-много лет. Мерный звук часового механизма далеко и звонко разносился в ночи, но если обычно этот перестук навевал дремоту, то сейчас он внушал какую-то безотчётную тревогу, которая медленно вползала в сердце Анны Тимофеевны. Стрелки часов показывали без пяти минут три. А как там Лариса? Почему из ее комнаты не доносится ни малейшего звука - обычно бабушка слышала среди ночи ее ровное дыхание или даже сонное посвистывание, а сейчас там царила гробовая тишина. Несмотря на преклонный возраст, слух у старушки оставался отменным - как в годы далекой юности. И сейчас слух этот не улавливал абсолютно ничего.
        Анна Тимофеевна слезла с кровати, всунула ступни в теплые тапочки и беспокойно прошаркала к соседней смежной комнате, дверь в которую была всегда приоткрыта. Осторожно заглянула туда. Кровать внучки оказалась совершенно пуста. Бабушка смогла увидеть только смятую подушку, скомканное одеяло, явно отброшенное в каком-то резком порыве и потому скрученное жгутом. Под кроватью на коврике валялись внучкины домашние тапочки.
        - Ларочка? - встревоженно позвала Анна Тимофеевна.
        В ответ ни звука. Бабушка осторожно зашла в комнату, тревожно оглядела ее. Комната была пуста.
        Окно оказалось открытым, однако домик Анны Тимофеевны был маленьким, и соответственно оконные створки были тоже слишком малы, чтобы через одну из них могла бы выбраться наружу такая крупная девушка, как Лариса. А вторая створка оказалась запертой изнутри на шпингалет.
        Бабушка растерянно огляделась по сторонам. Может, Лариса попросту пошла в туалет? Ну конечно, как же Анна Тимофеевна сразу-то не сообразила! У внучки не было привычки бегать среди ночи по нужде, однако все ведь живые люди, и раз на раз тоже не приходится…
        Предположение показалось весьма убедительным, но всё же старушка решила его проверить. Она отошла от двери Ларисиной комнаты и направилась в коридор, что вёл прямиком на кухню.
        И тут заметила, что дверной проем задернут плотной занавесью, а снизу над самым полом пробивается узкая полоска света.
        Бабушка остановилась в нерешительности: свет был не совсем обычный, явно не электрический. Анна Тимофеевна осторожно приблизилась к занавеси и слегка отодвинула его: словно некий внутренний голос предостерегал ее от поспешности в действиях. Старушка увидела свою внучку, стоявшую посреди коридора перед большим и высоким платяным шкафом, на котором висело зеркало, отражающее девушку во весь рост… На полу, установленные в блюдца, горели, чуть слышно потрескивая, несколько восковых свечей, а сама Лариса была - абсолютно голой!
        Анна Тимофеевна совершенно остолбенела от увиденного. В первый момент ей захотелось закричать, возмутиться, грубо и резко одёрнуть ополоумевшую внучку: «Лариска! Ты чего, совсем сдурела?! Ты что это удумала, бесстыжая?!» Однако бабушка почему-то не смогла не только закричать, но и даже вымолвить ни слова. Как будто кто-то невидимый подал ей категорическую команду - молчать! Ни звука! И Анна Тимофеевна не нашла в себе сил противиться этой команде, она только судорожно и безмолвно приоткрыла рот и тут же снова закрыла его. Но смотреть ей при этом никто не запрещал, и старушка смотрела во все глаза, будто завороженная.
        Лариса стояла перед зеркалом, словно светло-бронзовое изваяние, и рыжевато-золотистые отблески пламени свечей отражались причудливыми бликами на ее безупречно гладкой коже. К Анне Тимофеевне она была повёрнута спиной, и бабушка видела густой каскад ее роскошных темных волос, которые были нарочито распущены и низвергались вниз, змееподобно извиваясь по плечам и пояснице, достигая крепких обнажённых ягодиц, словно выточенных резцом некоего гениального мастера. Сильные стройные ноги были широко расставлены на полу, а точёные руки упирались в покатые бёдра безупречной формы, способные любого взволновать своей юной зреющей мощью… Ни тени девичьей стыдливости не ощущалось в ее позе, ни малейшего намёка на естественную робость отроковицы - ничего похожего не было и в помине; лишь восторженное любование собственной красотой и статью, благодушное осознание своего превосходства над всеми… «Я прекрасна, я великолепна, и мне нет равных!» - безмолвно говорил каждый ее жест, каждое ее малейшее движение…
        Анна Тимофеевна так и продолжала стоять за занавесью с приоткрытым ртом. Ее ошеломлённый разум кричал, бился, словно в истерическом припадке, негодующим воплем рвался наружу: «Лариска, что ты вытворяешь, безумная? Оденься сейчас же… ты еще почти дитя, бесстыдница!»
        А голос сердца нашёптывал совсем иное: «Семнадцать лет - и дитя? О чём это ты, старая? Полюбуйся лучше на эту красу и силу неземную - ведь это всё плоть от плоти твоей, хоть ты никогда и не была такой красавицей дивной; так хотя бы смиренно порадуйся той милости божественной, по воле чьей от тебя столь чудный росток на земле расцветает...»
        Лариса медленно провела округлой ладонью по своему бедру - столько чувственного очарования таилось в этом жесте, что Анна Тимофеевна едва не разрыдалась - сама не зная, отчего. И она услышала внезапно как будто бы шепот… хотя готова была поклясться, что внучка ее молчала! Или это бабушка каким-то образом уловила ее тайные мысли?
        - Приди же ко мне… ну приди… я жду тебя! Я жду нашей встречи… так жду!
        Анна Тимофеевна в смятении спрашивала себя мысленно: «И кому это она? С кем она так говорит? Какой встречи ждёт?.». Бабушке казалось, будто она слышит чьё-то имя - чуждое, незнакомое, явно не русское… уж не демона ли какого это имя? Вот только не могла старушка разобрать его, как ни пыталась - звук этого имени плавно ускользал от ее внимания, и она ничего не могла с этим поделать.
        Неожиданно для себя Анна Тимофеевна ощутила липкий, леденящий душу страх, словно бы медленно вползающий в нее снаружи и змеей сворачивающийся у нее на сердце; он давил, сковывал и без того слабые члены, пресекал дыхание… Возникло стойкое ощущение близкой опасности, а затем - жуткое предчувствие чего-то страшного и неведомого, ей захотелось кричать и выть от невыразимого ужаса. С ошеломляющей ясностью бабушка вдруг осознала, что закричи она сейчас или хотя бы выдай свое присутствие слабым вскриком или непроизвольным движением, то последствия этого могут быть поистине ужасающими. Если внучка ее вдруг увидит… тогда за свою жизнь Анна Тимофеевна не дала бы и ломаного гроша!
        Старушка, вне себя от ужаса, начала медленно пятиться от занавески, шепча про себя молитву и судорожно осеняя себя крестным знамением. Она увидела в зеркале отражение лица Ларисы - такое прекрасное и такое чужое, внушающее дрожь… Ей сделалось так страшно, как не бывало, наверное, никогда в жизни! Она с трудом сдерживалась, чтобы не повернуться и не побежать. Но вот видение обнажённой пред зеркалом внучки постепенно исчезло; занавеска, закрывающая выход в коридор, стала постепенно удаляться и, наконец, Анна Тимофеевна допятилась до своей кровати, в которую и упёрлась задом. Она легла и свернулась, спряталась под одеялом; ее колотил озноб, и одолевало неодолимое желание накрыться с головой. Полежав так без движения некоторое время, она провалилась в глубокий и беспокойный сон, полный каких-то мрачных, сумбурных видений…
        Проснулась Анна Тимофеевна утром около шести. Лежала и не могла понять: что это было с ней ночью? Не сон ли? Откуда взялся этот леденящий душу страх перед своей любимой внучкой?
        Не найдя даже намёка на ответ, бабушка поднялась и осторожно проследовала к Ларисиной комнате. Заглянула в приоткрытую дверь…
        Лариса лежала в своей постели, одетая в ночнушку, укрытая одеялом от ступней до живота. Девушка мирно спала, тоненько посапывая своим точеным аккуратным носиком. Глаза закрыты, волосы разбросаны по смятой подушке, красивое и очаровательное лицо дышит покоем и безмятежностью. На губах - блаженная улыбка, как будто ей снилось нечто очень приятное…
        Бабушка постояла немного, потом задумчиво склонила голову. В голове - сплошное месиво из тревожных мыслей и множества вопросов, на которые нет ответов. Господи милостивый! Что же это всё-таки было?...

* * *
        Уговорить Ларису пойти в клинику к доктору удалось с немалым трудом.
        Чтобы поставить девушку перед фактом, Филипп заранее записал ее на прием к Атаманову на три часа дня. Заручившись поддержкой Анны Тимофеевны, он терпеливо и подробно рассказал Ларисе, почему и зачем надо посетить доктора, о котором по всей округе ходит весьма завидная слава. Филипп сказал ей, что прогноз врача из павловской областной клиники, к сожалению, не оправдывается, поэтому необходимо получить заключение другого специалиста, и такой специалист, к счастью, есть. Ну, и конечно, чтобы ей не было страшно или стыдно, Филипп будет ее сопровождать. Последний фактор сыграл роль решающего аргумента, и Лариса согласилась на визит в местную клинику.
        С утра Филипп был на работе, а сразу после смены он зашел в дом Анны Тимофеевны и повел ее внучку в клинику с таким старанием, как будто вёл девушку в театр.
        Народу к Атаманову оказалось записано немало, и пришлось больше часа дожидаться своей очереди. Лариса сидела на коридорном диванчике спокойно и даже, по своему обыкновению, отрешенно, тогда как Филипп весь извёлся от нетерпения. Назначенный час давно уже миновал, а дверь врачебного кабинета оставалась по-прежнему наглухо закрытой, из-за нее только порой доносились отдельные возгласы беседующих. Филипп начал понимать поведение неведомого ему господина Игнатова, не пожелавшего дожидаться приема сверх установленного времени и ставшего из-за этого для Атаманова «персоной нон грата»; молодой человек опасался, что и Лариса внезапно возмутится и пожелает уйти - и тогда ничто не сможет ее здесь удержать! А как сурово Атаманов обходится с особо нетерпеливыми клиентами, Филипп уже имел случай убедиться.
        Только около четырех часов дверь кабинета наконец-то открылась, выпуская на порог женщину средних лет; доктор вышел за нею следом, будто гостеприимный хозяин, провожающий дорогого гостя, и Филипп заметил, что пациентка с немалым трудом расстается с доктором. Было совершенно очевидно, что если бы имелась такая возможность, то она непременно задержалась бы еще на неопределенное время.
        Женщина наконец ушла, и Атаманов бросил взгляд на сидящих на диване Ларису с Филиппом.
        - Прошу! - сказал он, приоткрывая дверь пошире.
        Лариса поднялась с дивана и прошла к кабинету, Филипп последовал за ней. Атаманов учтиво посторонился, пропуская девушку в комнату. Филипп сделал попытку также переступить порог.
        - А вы куда? - с удивлением спросил доктор, непринужденно вытесняя его в коридор.
        - А… мне что - разве нельзя? - растерянно пробормотал Филипп.
        - Вам нельзя, - без обиняков отвечал Атаманов.
        - Ну хорошо… тогда мне, видимо, следует подождать в коридоре? - не теряя надежды, всё-таки спросил Филипп.
        Атаманов опустил голову, словно хотел тщательно разглядеть свои больничные ботинки. Затем вновь поднял на Филиппа пытливый взгляд прищуренных глаз.
        - Молодой человек, послушайте… у вас есть какие-то личные дела, не терпящие отлагательств?
        - Да нет… я сегодня уже отработал, - простодушно сказал Филипп.
        - Пожалуйста, найдите себе дело и займитесь им, - напористо, хотя и вполне дружелюбно посоветовал доктор. - Вы нам сейчас не нужны. Ждать в коридоре тоже не следует: после вас у меня еще много пациентов, и они, как видите, уже подтягиваются - ведь я, как обычно, выбился из графика. Если вы станете торчать за дверью моего кабинета, люди будут нервничать, понимаете? А потому вам лучше сейчас уйти - на сегодня вы свою задачу выполнили. Идите с Богом и не мешайте.
        Филипп растерянно посмотрел на Ларису. И она вдруг совсем неожиданно улыбнулась ему такой лучезарной улыбкой, что молодой человек оторопел. Он просто не мог отвести взгляда от ее сияющих глаз, от этих мягких очаровательных ямочек на ее щеках…
        - Иди, Филипп! - ободряюще сказала Лариса. - Тебе надо отдыхать, ты ведь работал сегодня! Иди домой, не волнуйся - со мной всё будет в порядке…
        Атаманов хитро взглянул на парня, как бы говоря: «Ну, вот видишь? Какие еще тебе нужны доводы?»
        - Ладно… - покраснев, промолвил Филипп. - Если так надо…
        - Вы можете сегодня зайти ко мне, если будет такое желание, - сказал доктор, - и мы поговорим какое-то время в спокойной обстановке. Придёте?
        - Конечно, приду, доктор! А вы домой когда уйдёте?
        - До десяти вечера можете приходить смело, - сказал Атаманов. - Я с работы поздно ухожу.
        И дверь кабинета закрылась у Филиппа перед самым его носом. Ему ничего иного не оставалось, как действительно отправиться домой.

* * *
        Вернулся Филипп в клинику уже в конце дня, когда прием закончился. Бдительная Лена не хотела его пускать, однако Филипп сказал, что Атаманов назначил ему на сегодня вторую встречу для беседы в отсутствие пациентки. Этого оказалось достаточно: одно только упоминание имени Михаила Валентиновича, по-видимому, оказывало поистине магическое действие на сотрудников клиники.
        Филипп прошел по гулкому пустому коридору полуподвального этажа и постучал в дверь уже знакомого кабинета. Услышав короткое «Войдите!», он осторожно приоткрыл дверь.
        Атаманов сидел за столом и что-то торопливо писал. Не поднимая головы, молча кивнул Филиппу на стул, стоявший сбоку от его рабочего стола; немного смущаясь, Филипп осторожно присел.
        Он терпеливо ждал, пока доктор закончит делать свои записи. Время тянулось невероятно медленно, и Филипп заметно волновался - ему стало даже немного жарко. По выражению лица Атаманова он пытался угадать его впечатления от общения с Ларисой, но лицо доктора оставалось хмурым, непроницаемым и при этом очень усталым. Филипп пытался убедить себя, что мрачное настроение доктора никак не связано с проблемой Ларисы - это всего лишь обычная усталость человека в конце трудного и напряжённого рабочего дня.
        Наконец Атаманов закончил писать, отложил ручку и, отвернувшись от монитора, чей экран давно уже был погашен, испытывающе посмотрел теперь на Филиппа.
        - Ну что я вам могу сказать, молодой человек, - заметил он, снимая с лица очки и медленно массируя пальцами веки своих утомленных глаз, - давайте-ка, наверное, по порядку…
        Филипп сразу весь напрягся, внутренне изготовившись к тому, что ему не стоит рассчитывать на что-либо позитивное в выводах врача о состоянии Ларисы. Однако он весь превратился в слух.
        - Видите ли… - начал говорить Атаманов, снова водрузив очки на нос, - основываясь на вашем рассказе, имевшем место быть в нашу с вами встречу, я сильно подозревал, что вы приведете ко мне пациентку, которую уверенно можно признать шизофреничкой… Но вот впечатление от встречи непосредственно с ней заставляет меня в этом усомниться. Я бы даже сказал куда проще и определённее - это не шизофрения.
        Ваша девушка вполне связно и уверенно говорит о своих переживаниях. У нее живой и гибкий ум, она дает развёрнутые и чёткие ответы на самые различные вопросы… иногда, правда, мысли ее начинали путаться, но она довольно легко восстанавливала их ясность. И всё же признать ее адекватной личностью никак нельзя. С нею случилось нечто такое, что весьма сильно повлияло на ее психическое состояние… возможно, даже полностью изменило ее мировоззрение, которое в силу ее возраста и социальных условий и без того находилось в стадии становления…
        - И что же это такое может быть? - настороженно спросил Филипп.
        - А вот не знаю, мой молодой друг! После некоего вводного разговора, целью которого было установление между нами доверительных отношений, я попытался это выяснить, хотя бы в самом приближенном виде; однако не могу признать, что мне это удалось. Более того, эту мою попытку откровенно следует признать неудачной.
        - Выходит, мы зря устроили этот визит сюда? - с горечью спросил Филипп, судорожно стискивая сцепленные руки.
        - Ну почему же, - спокойно отозвался доктор. - Я бы не стал говорить столь категорично. Кое-что всё-таки удалось выяснить… нет, точнее сказать, не выяснить, а приоткрыть завесу ее тайны.
        - Михаил Валентинович, пожалуйста, скажите конкретнее, не томите! - взмолился молодой человек. - Вы пока выражаетесь исключительно загадками.
        - Отгадок пока нет, дорогой Филипп, - признался Атаманов. - Чтобы их получить, необходимо много и упорно работать с вашей девушкой. Тем не менее, начало положено. Например, когда я спросил сегодня вашу Ларису (или - Лорану, как ей угодно себя именовать), знакомы ли ей некие особенные, необычные или странные переживания, она сказала мне буквально следующее:
        «Я вхожу в тесный контакт с некой могучей силой, однако сейчас ее здесь нет».
        Я попробовал развить эту тему, однако тотчас натолкнулся на весьма мощное эмоциональное противодействие и понял, что обсуждения этих переживаний пока придется аккуратно избегать. Однако само по себе такое признание очень и очень важно.
        - Вам, конечно, виднее, доктор, однако лично меня подобное признание только пугает, - заметил Филипп. - Оно может принадлежать разве что ненормальному…
        - Ваш вывод чрезвычайно поспешен, юноша, - строго возразил Атаманов, - а определение «ненормальный» весьма расплывчато и неконкретно. Оставляя пока в стороне суть такого заявления нашей подопечной, следует обратить внимание вот на что: Лариса призналась мне также, что она нередко сознательно притворяется, скрывая от окружающих свое истинное состояние.
        - То есть, она обманывает и бабушку, и меня, когда говорит, что ничего не помнит? - спросил Филипп. - А на самом деле помнит, но не хочет нам говорить?
        - Не совсем так, - сказал доктор. - Память постепенно возвращается к ней, но очень медленно, и ее воспоминания носят обрывочный, фрагментарный характер. С другой стороны, у нее как будто имеется некий запрет на разглашение того, что было ей открыто, понимаете? Любая попытка воздействовать на ее память, а тем более, оказать на нее давление, немедленно натолкнётся на решительное сопротивление, опасное тем, что оно способно вызвать сильнейший нервный срыв. Вам, как человеку, в какой-то мере близкому этой девушке, этот важный момент необходимо учитывать в дальнейших ваших отношениях с нею.
        - Я понял, - сказал Филипп. - И всё же скажите: Лариса может поправиться, или она так и останется…
        Он хотел сказать «сумасшедшей», но так и не смог вслух произнести это слово. Но Атаманов прекрасно понял его и ободряюще улыбнулся.
        - Вы меня внимательно слушали? - спросил он. - Я же сказал - это не шизофрения! Об этом свидетельствует и тот факт, что она способна притворяться и что-то скрывать. Понимаете, Филипп, дело в том, что шизофреник по природе своей невероятно честен, он не в состоянии лицемерить или что-либо сознательно замалчивать! Настоящий шизоид откровенно расскажет вам всё о своих чувствах и переживаниях, о том, что он думает и что собирается делать. Лгать, изворачиваться, притворяться и вводить в заблуждение - неотъемлемое свойство тех людей, коих традиционно принято считать нормальными.
        - Вот уж никогда бы такого не подумал, - в растерянности пробормотал Филипп. - Выходит, способность лгать - это признак душевного здоровья?
        - Человеку нормальному правда даётся куда труднее, нежели душевнобольному, - пожал плечами Атаманов. - Это давно известный факт. Так что есть надежда полагать, что ваша Лариса-Лорана не сумасшедшая в общепринятом смысле этого слова.
        - Так что же нам теперь делать дальше, доктор? - спросил Филипп грустно.
        - Работать, работать и еще раз работать! - отвечал Атаманов. - Вашу подругу надо тщательно наблюдать и постепенно, аккуратно, ненавязчиво возвращать в адекватное состояние. Знаете, я несомненно высказался бы за то, чтобы положить ее в клинику, но к моему величайшему сожалению, наши психиатрические клиники совершенно невосприимчивы к новым методам лечения душевных расстройств. Они слишком легко используют методы шоковой терапии, имеющие целью подавить активность шизофреника или того пациента, которого лечащие врачи считают шизофреником! Я могу понять подобную позицию, но никогда не буду в состоянии ее принять. Ни для кого не секрет, что многие наши психиатрические лечебницы больше похожи на тюрьмы для душевнобольных, медицинская помощь там сведена к минимуму, везде повальный дефицит лечебных средств, а что касается научных изысканий, то в этих клиниках о чем-то подобном даже не слышали! А потому приходится признать, что заниматься нашей пациенткой лучше вне стен подобного рода учреждений. Это определенного рода риск, однако выбор у нас весьма небольшой.
        Посоветуйтесь с родными Ларисы, вызовите ее родителей, наконец… В общем, действуйте, молодой человек, принимайте обдуманное и согласованное решение, а что до меня, то двери моего кабинета всегда открыты для вас и вашей девушки. И еще: то, что я вам тут рассказываю, должно оставаться только между нами. Врачебных тайн я вам открывать, естественно, не стану, но то, что вам можно знать о состоянии Ларисы, вы от меня узнавать будете.
        Атаманов отвернулся от Филиппа и снова прикрыл утомлённые глаза. Филипп понял, насколько доктор вымотался за минувший день, и ему стало неловко, что он занимает у Атаманова время, и тот вынужден общаться с ним вместо того, чтобы идти домой отдыхать. Он понял, что пора уходить и что сегодня Атаманов ничего больше ему не скажет.
        - Спасибо вам, доктор, - сказал Филипп. - Так я пойду?
        - Да-да, Филипп, идите… - рассеянно отозвался Атаманов, приподнимая голову.
        - А вы? - Филипп задал этот, возможно, не совсем тактичный вопрос, так как ему стало искренне жаль этого вымотавшегося на работе человека, который явно не жалел себя, занимаясь проблемами других людей, приходящих к нему за помощью.
        - А мне еще надо немного поработать…
        Филипп не стал более отнимать у доктора время и молча покинул его кабинет.

* * *
        Через день после визита к Атаманову Филипп вновь зашел в уютный домик Анны Тимофеевны.
        - Здравствуйте, - тепло приветствовал он старушку, встретившую его на крыльце. - А Лариса у себя?
        - У себя, милок, у себя, - вздохнула бабушка. - Где ж ей еще-то быть?
        - Она говорила, что нередко гулять выходит, - заметил Филипп. - Одна…
        - Выходит, конечно, - отозвалась Анна Тимофеевна. - Чего ж ей сиднем-то день-деньской сидеть, как Илья Муромец! Выходит и погулять, и в магазин сходить, когда надобно. А вот сама… - старушка безнадёжно махнула рукой.
        - А что сама? - сразу насторожился Филипп.
        - Сама всё в грёзах своих! - печально сказала Анна Тимофеевна. - И что там у нее в голове - одному Господу известно. И никакие доктора не помогают.
        - Ну что вы хотите, Анна Тимофеевна! - сказал Филипп. - Мы ведь лишь один раз к Атаманову сходили! Он пока только посмотрел на нее, поговорил с нею… Пробный шар, что называется.
        - Ох, Филиппушка… дай-то Бог, чтобы ты оказался прав! А ну, как Ларочка навсегда такой грезой останется? Как она вообще-то жить на свете будет? Кто ее такую замуж возьмёт? Вот горе-то, горе какое лютое…
        - Не убивайтесь раньше времени, Анна Тимофеевна, - сказал Филипп как можно бодрее, хотя у самого на душе было прескверно. - Кажется, доктор нам хороший попался…
        - Доктор, может, и хороший, так ведь Ларочке скоро домой возвращаться! - ответила бабушка с горечью. - Через четыре дня мама за ней приезжает - сентябрь уже на носу! Еще неизвестно, как Лариса с такой-то головой в школу пойдет - последний год как-никак! А еще в институт поступать хотела…
        Филипп нахмурился - да, это действительно была проблема. Останься Лариса здесь, она могла бы посещать доктора Атаманова регулярно, и тот, возможно, рано или поздно вернул бы ей здравый рассудок. А так - она уедет и окажется предоставлена самой себе. Филипп был уверен, что из этого ничего путного не получится, и такая перспектива просто убивала его.
        Анна Тимофеевна заметила, что молодой человек сокрушается не меньше ее, и решила, что не следует больше терзать ему душу. Снова вздохнув, она сказала ему:
        - Ладно, Филиппушка: ступай к Ларочке уже. Она к тебе хорошо относится, человек ты, видно, светлый, а потому и влияешь на нее благотворно. А я пойду вот на рынок схожу, кое-что прикупить надо…
        - Спасибо на добром слове, Анна Тимофеевна! - ответил Филипп и направился в дом.
        Лариса сидела в комнате за столом, накрытом белоснежной скатертью - будто ждала его. Однако при появлении Филиппа девушка взглянула на него совершенно равнодушно.
        - Привет, Лариса! - с нежностью сказал ей Филипп, стараясь выглядеть бодрым.
        - Здравствуй, - отозвалась она с чуть лукавой улыбкой.
        Филипп поймал себя на мысли, что не уверен в том, узнала ли Лариса его вообще. Однако спрашивать ее напрямик об этом показалось ему сущей нелепицей, которая выглядела бы глупейшей выходкой.
        - Ну, как твое самочувствие? - спросил он неопределенно.
        - Хорошо, - столь же неопределенно отвечала она.
        - А как твои впечатления от нового доктора?
        Лариса с удивлением подняла на него свои темно-карие глаза.
        - А что? Доктор как доктор…
        - Лариса… он мог бы тебя вылечить! - настоятельно сказал Филипп.
        - Вылечить? От чего?
        - Ну хотя бы от этого… не помню, как она называется по-научному…
        - Что называется? - спросила Лариса.
        - Потеря памяти! - выкрикнул Филипп.
        - Потеря памяти по-научному называется амнезия, - строго заметила она.
        - Черт побери… - пробормотал он. - Ты помнишь такие вещи, но при этом не можешь вспомнить, что с тобой случилось несколько дней назад? - воскликнул Филипп. - Как такое можно объяснить?
        - Тебе непременно надо всё объяснять? Ты не можешь принимать жизнь такой, какая она есть?
        - Жизнь? - возмутился Филипп. - Вот такое заторможенное состояние без памяти о происшедших с тобой событиях ты называешь - жизнь?
        - Всё, что с нами происходит, это и есть наша жизнь, - философски заметила Лариса. - И кто знает, что именно мы должны помнить, а чего помнить не должны?
        - Лариса! Мы живём в этом мире, понимаешь? - почти в отчаянии вскричал Филипп. - Нравится он нам или не нравится, хорош он или плох, но это наш мир, и мы должны жить по его законам! Это ты хоть понимаешь?
        - А зачем нам жить по его законам? - спросила Лариса. - Посмотри, сколько в этом мире зла, грязи, подлости и горя, а спроси себя - откуда это всё? Зачем это? Почему так происходит? Да только потому, что законы этого мира не просто несовершенны, они по сути своей порочны и в корне неверны.
        - А ты не думала о том, что в мире столько горя именно от того, что большинство людей как раз пытаются жить не по этим законам?
        - Сядь! - повелительно сказала Лариса, глазами указав ему на стул подле себя.
        Ошеломленный ее тоном Филипп послушно присел.
        - Лариса, послушай, - сказал он примирительно, - я не готов к философским спорам, да и не время для них сейчас. Для меня ясно одно - тебе необходимо пройти курс реабилитации или адаптации - неважно, как это называется. Тогда ты вернёшься в нормальное состояние, вновь станешь адекватной. Доктор Атаманов - тот человек, кто сможет это обеспечить.
        - С чего ты так решил? - усмехнулась девушка. - Это он сам тебе такое сказал?
        - Нет, он этого не говорил! Но я ему верю, Лариса!
        - А я вот - не верю! - она притворно вздохнула и улыбнулась. - Твоему доктору выгодно, чтобы я к нему ходила, потому что я несу ему деньги. Это как раз один из тех самых законов этого мира, которые ты только что так рьяно защищал.
        - Ты несешь деньги не ему, а в клинику, - резко возразил Филипп. - Он их даже не видит!
        - Ну конечно! Значит, он деньги зарабатывает, а получает только часть их, остальное идет на содержание тех, кто его окружает, того персонала, что он вынужден держать вокруг себя: помощники, медсёстры, технички, охранники… А я, как и другие пациенты, должна всё это оплачивать! Вот как хорошо, просто супер!
        И твоему доктору надо, чтобы я лечилась у него как можно дольше и всё это время несла, несла, несла ему деньги… И ты говоришь, что ты ему веришь?
        - Лариса, но ведь не он это всё придумал! - возразил Филипп. - И не я, между прочим. Да, всем нужны деньги! Но я заработаю денег, сколько надо, лишь бы вернуть тебя в нормальное состояние! Надо только тебе пройти у Атаманова полный курс лечения…
        - Ты полагаешь возможным, чтобы я лечилась на твои деньги? - Лариса была искренне удивлена.
        - Я хочу тебе помочь, Лариса! И если нужны деньги - значит, будут деньги!
        - Но это неправильно, Филипп, - возразила она. - Так не должно быть.
        - Лариса, у нас нет выбора! Работать сама ты не можешь, ты еще даже не закончила школу.
        - В самом деле, не закончила… - как эхо, отозвалась Лариса.
        - А сюда едет твоя мама, чтобы увезти тебя домой, - с плохо скрытой досадой продолжал Филипп, - ты уедешь, и вся твоя адаптация накроется медным тазом! Вот что меня крайне напрягает.
        - Мама сюда едет? - повторила девушка, словно слышала об этом впервые. - Но зачем?
        - Затем, что ты одна не сможешь доехать до дома в таком состоянии, - с горечью сказал Филипп. - Она едет, чтобы тебя сопровождать. Тебя увезут, и на этом закончится твое лечение, которое только-только началось. И что тогда будет с тобой дальше?
        - Ты так сильно беспокоишься за меня, Филипп, - сочувственно заметила Лариса. - Но почему?
        Вопрос, заданный с искренним простодушием, застал молодого человека врасплох. Он не сразу нашелся, что ответить.
        - Может, когда-нибудь ты это поймешь, - сказал он чуть слышно.
        - Филипп… - Лариса сейчас показалась ему крайне серьезной и вполне адекватной. - Ты для меня самый добрый и близкий друг. Мне всего лишь семнадцать лет… Чего же еще ты от меня хочешь?
        Ему вдруг сделалось стыдно. А в самом деле, разве этого мало? Чего же он хочет от этой юной девушки, которая только лишь по физическому развитию обгоняет своих сверстниц, а сама при этом остается вполне обычной школьницей? Филипп, конечно, многое слышал о нынешних школьницах - мол, они теперь уже с двенадцати лет… ну, и всё такое, однако это всё не про Ларису. Эта девушка создана для истинной любви, а не для случайных сексуальных приключений.
        - Лариса… - несмело сказал Филипп. - Если я тебе друг, почему ты не хочешь со мной поделиться тем, что с тобой произошло на Змеиной горе? Неужели я не заслужил твоего доверия? Я, между прочим, искал тебя там всю ночь, бегал по этой проклятой горе, как сумасшедший, лазил на эту чертову башню!
        - И что ты там увидел? - спросила девушка, и Филипп заметил, как ее длинные, полусогнутые пальцы заметно дрогнули.
        - А что я мог там увидеть? - отвечал Филипп с раздражением. - Если не считать заплесневелых камней, куч древнего щебня и старой каменной лестницы - то ничего.
        Между прочим, ты меня об этом уже спрашивала.
        - Каменная лестница… - промолвила Лариса задумчиво, будто и не слышала его замечания. - Ты видел лестницу? А люди?
        - Какие еще люди? - Филипп начал уже сердиться. - Не было там никаких людей! Кроме одной серой ящерицы, я там вообще не встретил ни души!
        Лариса молчала, сдвинув брови, как будто мучительно пыталась вспомнить нечто очень важное. Филипп очень внимательно посмотрел на нее. Ему показалось, что сейчас она непременно что-то вспомнит…
        - Но там были люди… маски… много людей, - рассеянно произнесла Лариса.
        Филиппа начал охватывать гнев. Какие, к чёрту, люди, если он сам входил в башню и никого там не встретил? Да и откуда могут взяться люди в таком месте, как Змеиная гора, да еще - глубокой ночью?
        - Значит, ты всё-таки что-то помнишь? - пытливо спросил он. - Каких-то людей, например? И что это были за люди?
        - Но я, правда, не помню, Филипп, - виновато сказала Лариса. - У меня перед глазами мелькают только какие-то смутные тени, цветные пятна… Но иногда ночью ко мне приходят сны. Яркие, цветные сны, как будто возвращающие меня туда… Я эти сны вижу, а когда просыпаюсь, ничего не помню.
        Филипп с досадой хлопнул ладонью по скатерти.
        - Но это очень важно, Лариса! Пожалуйста, постарайся вспомнить! Я очень тебя прошу…
        Лариса молча склонила голову, будто прислушиваясь к чему-то такому, что оставалось недоступно слуху Филиппа. Молодой человек замер неподвижно, словно боясь ненароком спугнуть ее с таким трудом собирающиеся мысли.
        - Филипп, ты понимаешь - я не могу! - в голосе девушки послышались нотки отчаяния. - Разве у тебя так не бывает - ты утром помнишь, что видел какой-то яркий сон, но что именно тебе снилось, вспомнить никак не можешь?
        - Если такое случается, я применяю силу воли, упорно размышляю над тем, что же я видел во сне, и наконец вспоминаю, - ответил Филипп.
        - Нет… не могу! - призналась Лариса. - Хотя постой…
        Она словно бы спохватилась. Филипп затаил дыхание: сейчас она скажет ему нечто очень важное, и тогда это важное послужит той спасительной ниточкой, за которую сможет потянуть доктор Атаманов…
        - Я сейчас, - сказала Лариса будто бы в каком-то полузабытьи. Она поднялась и вышла в соседнюю комнату, оставив Филиппа сидеть за столом в одиночестве.
        Через несколько минут она вернулась и положила перед ним на стол довольно большую книгу в цветной обложке. Книга оказалась Филиппу знакома: это был роман «Великое плавание», с которым Лариса практически никогда не расставалась.
        Филипп непонимающе смотрел на яркую, хотя и потёртую обложку, тогда как Лариса села напротив него и, поставив локти на стол, оперлась подбородком на расставленные ладони. Она смотрела на Филиппа так, будто не сомневалась, что он непременно всё поймет.
        Однако Филипп ничего не понял.
        Он рассеянно полистал книгу, довольно равнодушно просмотрел попавшиеся на глаза картинки с изображениями старинных испанских галеонов и каравелл, узких улочек старинных приморских городов, задержал взгляд на выразительных портретах самых разных людей в средневековых одеждах…
        - Ну, и как это понимать? - нетерпеливо спросил Филипп. - Знаю я эту книгу. Она тебе очень нравится. Только зачем ты мне ее сейчас-то показываешь?
        - Я вспомнила, правда, очень смутно, что там, на вершине этой старинной башни, мне как будто встретился юноша, о котором рассказывается в этой книге, - совершенно серьезно сказала Лариса. - Мы с ним были там вместе…
        Филипп несколько минут сидел молча, явно ошеломлённый тем, что только что услышал. Он аккуратно закрыл книгу и отложил ее от себя. Затем долгим, изучающим взглядом уставился на девушку.
        - Почему ты так на меня смотришь? - спросила Лариса с недоумением.
        - Да вот пытаюсь понять: ты в самом деле спятила с ума или просто издеваешься надо мной! - заговорил он с нескрываемым раздражением. - Лариса! Ты сама-то себя слышишь? Что за бред ты несешь: встретился юноша, о котором рассказывается в книге! Господи, ну как же так можно! Когда ты наконец спустишься на землю, ведь ты не ребёнок! Какой, к чёрту, юноша? Это же вымышленный герой, всего лишь литературный персонаж, такого человека никогда не было в жизни, он не существовал никогда в реальности, это ты можешь понять?! Или ты уже совсем не в состоянии отличить реальную действительность от творческого вымысла?...
        Филипп выплеснул из себя наружу всю накопившуюся в его душе досаду и бессильное раздражение, и на какое-то мгновение вроде бы почувствовал некоторое облегчение, но он тут же умолк, когда увидел, каким страшным взглядом смотрит на него Лариса. Это был взгляд настоящей, осмысленной ненависти, и он никогда еще не видел, чтобы Лариса так смотрела…
        - Филипп, - жёстко сказала Лариса. - Вставай и уходи. Сейчас же!
        Молодой человек заметно смутился, он уже пожалел о своей минутной несдержанности. Однако ведь давно известно: слово не воробей, вылетит - не поймаешь…
        - Лариса, понимаешь… - начал было он извиняться, однако закончить ему не пришлось.
        - Вон отсюда, я сказала! - озлобленно вскричала Лариса, привстав со стула и опершись ладонями на стол. Филипп тоже поднялся на ноги. В какой-то момент ему показалось даже, что она готова на него наброситься.
        - Ну хорошо… - он примирительно выставил перед собой ладони, как бы успокаивая ее. - Я сейчас же уйду. Вот… уже ухожу!
        Девушка продолжала сверлить его немигающим взглядом, полным неподдельной ненависти.
        - Убирайся, - сквозь зубы процедила она, - и никогда больше не приходи! Ты - безмозглый придурок…
        Филипп счёл за лучшее действительно убраться. Лариса была в самой настоящей ярости, и Филипп даже в страшном сне не мог себе представить ее такой. А причина столь резкой и неприкрытой вспышки агрессии вообще была ему совершенно непонятна…

* * *
        В пригородном лесу на полянке горел небольшой костёр, вокруг которого сидело четверо молодых парней.
        Тут же возле костра была расстелена тряпица с разложенной на ней нехитрой снедью. На плоском пеньке гордо возвышалась початая поллитровка.
        - Слышь, мужики, а Ларку-то из вас кто-нибудь видел? - как бы невзначай спросил Кирсанов.
        - Какую Ларку? - недоумённо отозвался Сысоев.
        - Опять тупишь? Одна у нас тут Ларка - приезжая! Которая с нами на Змеиную гору ходила и пропала там, - Геннадий усмехнулся. - Филя-то наш тут, помните - носился по всему городу в темпе ошпаренной кошки и блеял на каждом углу: «Лариса пропала! Лариса пропала!» Так вот, нашлась-таки она! А несколько дней где-то действительно пропадала… теперь вот больше месяца уже дома сидит безвылазно.
        - И где она пропадала? - снова спросил Сысоев.
        - Сашок, ты сам ее спроси. А вдруг именно тебе она возьмёт и расскажет?
        - Сама нашлась, говоришь? - заметил с ухмылкой Сергей Князев. - А я вот слышал, что Филя ее разыскал, и не где-нибудь, а в психушке, и не в какой-нибудь психушке, а в областной клинике психиатрии, что находится в Павловске!
        - В Павловске? - изумился Сашок. - Да как же она в Павловск-то попала?!
        - А кто ее знает? - серьезным тоном отвечал Кирсанов. - Может, на ракете прилетела?
        - Нет, действительно странно… Может, враньё это всё?
        - Да нет, не враньё: Филя с бабкой вместе ездили в Павловск и оттуда ее привезли. Вся наша улица об этом до сих пор судачит…
        - А Филя-то сам ничего не рассказывает? - спросил Князев.
        - Филя со мной не разговаривает принципиально, - едко заметил Геннадий, - он полагает, что Ларка - это его девчонка, видите ли. Встретил я его тут на днях, пытался расспросить, так он со мной вообще не захотел говорить; я его приятелем назвал, так он - знаете, как на меня окрысился? Впору было в морду ему заехать, козлу блудливому…
        Сергей Юрьев недобро усмехнулся и взглянул на Кирсанова исподлобья. Похоже, у него было свое мнение на этот счет.
        - В общем, не знаете вы ничего, - сердито заметил Кирсанов, - а я-то думал, от вас хоть что-нибудь узнаю! Девушка с вами в поход ходила, вы ее в горах ночью бросили, а теперь вот нашлась она, и ходит как блаженная, а вам хоть бы что.
        Князев с Юрьевым многозначительно переглянулись.
        - Так это мы ее бросили? - воскликнул Князев вызывающе. - Это мы?
        - Конечно, вы! А кто же еще!
        - Гена, ты с дуба рухнул? А разве не ты первый с горы драпать пустился, будто самого чёрта там увидел? А теперь на нас стрелки переводишь - так, что ли?
        - Ну и что? - отозвался Гена невозмутимо. - Ну, испугался я, побежал… что ж я - не человек, что ли? Вам бы меня остановить, да успокоить, в чувство привести, ан нет: вы сами такого стрекача дали, что не останавливались до самого Семигорска! Вперед меня прибежали, храбрецы хреновы…
        - Ладно, все были хороши! - хмуро заметил Юрьев, - повели себя как последние трусы! Один только Филя среди нас настоящим мужиком и оказался.
        - Это ты в порядке самокритики, Серёга? - спросил Кирсанов.
        - Хоть бы и так! Я показал себя ничем не лучше других, о чем, кстати, сожалею.
        - Да как же не бежать, если страшно! - простодушно заметил Сысоев. - Меня там такой ужас вдруг охватил, как никогда в жизни! Подумалось - если не убегу, тут мне и конец! А потом вообще всякое соображение потерял, один страх только остался.
        - Ну, Сашок, с соображением у тебя всегда туговато было, - снисходительно заметил Кирсанов, - так что терять-то особо и нечего было!
        - Сашок, между прочим, всегда правду говорит, - угрюмо сказал Юрьев. - Никогда не врёт и не лицемерит, как некоторые.
        - На лицемерие у него ума не хватает, - отозвался Геннадий, - а вот ты, Серёга, у нас самый умный, самый грамотный, и все это знают. А вот в людях, видать, совсем не разбираешься!
        - Неужели? С чего ты так решил?
        - Филя, говоришь, единственным мужиком среди нас оказался? - спросил Кирсанов. - А ты знаешь, что он в ментовку ходил, нас всех хотел с потрохами сдать?
        - А чего нас сдавать? - вмешался Князев. - Чего такого мы сделали-то?
        - А это ты, Серега, в ментовке потом доказывал бы, что ты ничего такого не сделал. И они тебе, конечно, поверили бы… сходу! - усмехнулся Геннадий. - Ты меня благодарить должен, что я Филю туда не пустил!
        - Как же тебе такое удалось? - усмехнулся Сергей Юрьев. - Филя-то упрямый!
        - А вот удалось! И вы поэтому сейчас спокойно по улицам ходите, водку вот в лесу распиваете…
        - Ну что ты гонишь, Генка! - устало сказал Юрьев. - Филя и мне говорил, что в милицию пойдет, только не нас сдавать, а писать заяву об исчезновении. Но вот - не понадобилось ничего писать, Лариска сама нашлась. И слава Богу…
        - Ну, наливай, что ли? не всё же время языки чесать?...
        Выпили, закусили, помолчали. Наконец Князев задумчиво вымолвил:
        - А видел я ее, между прочим… Раза два видел.
        - И где же? - спросил Кирсанов, стараясь казаться безразличным.
        - Ну, где… на улице, конечно!
        - А слыхал я, будто она дома сидит!
        - Ну, сидит… но гулять-то она когда-никогда всё равно ходит!
        - С кем? - дрогнувшим голосом спросил Геннадий. - Неужто опять с Филей?
        - Да нет… - поморщился Сергей. - Филя-то у нас на железобетонном заводе вкалывает, на работу ходит - то с утра, то с обеда до ночи, а то и в ночь. Филя у нас деловой, не то, что вы, бездельники! Лариска одна гулять ходит. Я ее два раза видел…
        - Вот оно как, - заметил Геннадий. - А вот я ни разу так ее и не видел. Ну, и как она?
        - Да бродит, как тень… отрешенная, задумчивая, как лунатичка какая-то, - отвечал Князев. - Если бы не книжка в руках, можно было бы подумать - обкуренная или обдолбанная… Короче, сильно изменилась, совсем не такая, как была раньше.
        - А раньше-то какая она была? - никак не унимался Кирсанов.
        - Ну какая… - Князев задумался на пару секунд, потом сказал: - Веселая была, живая такая, энергичная, всем всегда интересовалась… Да ты сам-то не помнишь, что ли? А теперь ходит, будто в воду опущенная.
        - Ну и где именно ты ее встречал? - спросил Геннадий.
        - Да в лесопарке! Обычно там она гуляет…
        Пока длился этот диалог, Сергей Юрьев внимательно прислушивался к нему, при этом не сводя с Кирсанова весьма подозрительного взгляда.
        - Ген, а чего это ты к Сереге с Лариской-то пристал, как банный лист? - спросил он с недоброй усмешкой. - С какой целью интересуешься?
        - А что, нельзя разве? - сразу огрызнулся Геннадий. - Хочу, вот и интересуюсь! Не всё же одному Фильке за ладной девахой ухлёстывать!
        - Гена, ты дурак? - повернулся к нему Князев. - Филя пусть сам думает, у него на то свой чан на плечах имеется, а ты-то соображай - Ларка ведь явно головой поехала, ей теперь прямая дорога в психушку! Зачем тебе эта блаженная? Тем более, не сегодня-завтра она уедет, и тогда - поминай, как звали!
        - А чего я? - отозвался Кирсанов. - Я ничего! Просто повидать ее хотел, ведь как-никак, она наша подружка по детским играм, и в поход на Змеиную гору с нами вместе ходила! Вот слышал, что с нею что-то случилось - как не поинтересоваться? Не каждый день люди-то с катушек слетают, а тем более молодые девчонки! Смотрю, давно не видно ее что-то, вот и спрашиваю…
        - Подружка по детским играм, говоришь? - заметил Юрьев, всё так же сверля Геннадия глазами.
        - Ну да… а что, не так разве? - спросил он с невинным лицом. - Или забыл, как мы все вместе, и с Ларкой тоже, яблоки в здешних садах тырили? И мне совсем не безразлично, что с нею происходит: беспокоюсь я за нее! Да и вы, наверное, тоже… Это вполне нормально.
        - Ну, ну… беспокойный ты наш, - и Юрьев отвернулся от приятеля с недовольным видом.
        Больше к этой теме приятели не возвращались. Весёлый пикник продолжался…

* * *
        Она шла по тропинке, наслаждаясь вечерней прохладой, задумчиво помахивая в такт своим шагам любимой книгой. Лариса снова перечитывала ее, сидя на скамеечке в лесопарке, а потом, когда сидеть неподвижно ей надоело, отправилась прогуляться. Куда именно шла - сама не знала, тропинка должна была всё равно куда-нибудь привести.
        Вдруг позади послышался приближающийся рокот мотора, и Лариса обернулась. По тропинке ее настигал мопед, а в парне, сидевшем за рулем, девушка сразу узнала Генку Кирсанова.
        Раньше этот скользкий тип с извечно двусмысленным взглядом бегающих глаз вызывал у нее раздражение, а порой отторжение. Сейчас же она наблюдала за его приближением с полным равнодушием.
        Кирсанов подъехал ближе и, поравнявшись с Ларисой, заглушил движок. Смерив девушку довольным взглядом своих нагловатых глаз, он непринужденно и весело воскликнул:
        - Лариска, привет!
        - Привет, - безразлично отвечала Лариса.
        Если бы она пребывала в своем обычном состоянии, то наверняка обратила бы внимание на то, что Кирсанов смотрит на нее изучающе. Однако Лариса находилась где-то в иной реальности, всё окружающее было ей глубоко безразлично, а потому ничего необычного она не заметила - ни в поведении Геннадия, ни в его взгляде.
        - Слыхал я, ты скоро уезжаешь? - спросил Кирсанов, испытывающе глядя на нее.
        - Вроде того, - отвечала девушка, отводя взгляд.
        - Да-а, - с сожалением протянул Гена, - лето кончается. Вот и сентябрь на носу - тебе в школу, мне на работу… Тебе не жалко, а?
        - Жалко чего? - Лариса наконец подняла на парня свой блуждающий взгляд.
        - Ну того хотя бы, что лету конец?
        - Да мне как-то параллельно, - отрешённо сказала Лариса. - Ну кончилось лето, придёт время, начнется другое. Подумаешь!
        - Но ведь в другое лето ты уже сюда не приедешь, ведь так? - спросил Гена, снова внимательно заглядывая ей в глаза.
        - Ну, не приеду! А тебе-то что за дело?
        - Да вот жалко, что на Змеиную гору больше не сходим, - отозвался Кирсанов, пристально наблюдая за ее реакцией на его слова. Однако лицо Ларисы оставалось совершенно невозмутимым. - Тебе как будто там понравилось, правда? Было интересно…
        Лариса вдруг смутилась. Кирсанов заметил, как в темно-карих глазах ее промелькнула тревога, а затем появилась растерянность; ее длинные пальцы судорожно стиснули книгу так, что отросшие ногти впились в твердую обложку, оставляя на ней чуть заметные лунки - даже послышался легкий скрип.
        - Послушай, Ларка, - сказал Кирсанов, - мне тут Филя про тебя трепался, будто ты ничего не помнишь из того, что произошло на Змеиной горе. Это действительно так?
        И как ты очутилась в Павловске - тоже будто бы не помнишь. Я в это как-то не очень верю, ведь так не бывает?
        - Генка, тебе чего от меня надо?
        В ее вопросе не было ни раздражения, ни негодования - она словно погрузилась на несколько мгновений в свои грёзы и вдруг снова очутилась здесь, в реальном мире.
        Могло показаться, что она попросту потеряла нить разговора.
        - Я спросил про Змеиную гору, - сказал Геннадий терпеливо. - Ты помнишь, что там произошло?
        - Очень смутно, - ответила Лариса, отводя глаза. - Почти не помню. А ты зачем меня спрашиваешь?
        - А то, что было вчера, помнишь? - поинтересовался Геннадий, пропустив мимо ушей ее вопрос.
        - А что было вчера?
        - Ну, я не знаю… Мало ли что! А вот книгу свою читаешь - что прочитала, хоть помнишь?
        - Книгу? - Лариса озадаченно приподняла книгу, которую всё так же держала в руке. - Книгу - помню. Только это и не книга вовсе.
        - Как не книга? А что это?
        - Прости, но тебе это знать не положено.
        - Да ну? Это почему же?
        - Ты обыкновенный человек. От тебя всё это скрыто.
        «Да она на всю голову больная! - подумал Кирсанов. - Неудивительно, что Филя про нее старается помалкивать. Ну что же, нам это на руку...»
        Лариса повернулась и хотела идти дальше, причём в ее движениях присутствовала такая отрешенность, что можно было усомниться, помнит ли она вообще только что состоявшийся разговор и кто именно беседовал с ней. Это неадекватное состояние девушки Кирсанов уловил мгновенно тонким и безошибочным чутьем алчного хищника.
        - Постой, Ларка! - воскликнул он, судорожно хватая ее за руку. - Постой…
        - Ну чего тебе? - всё также безразлично отозвалась Лариса.
        - Я ведь хотел тебе сюрприз перед твоим отъездом сделать! - загадочно улыбнувшись, сказал Геннадий.
        - Какой еще сюрприз? - устало спросила Лариса. Кирсанов начал серьезно ей надоедать.
        - Знаешь, Ларка, - понизив голос, заговорил Геннадий заговорщическим тоном, - тут у нас неподалеку есть ферма; а на ферме недавно появились маленькие телята. Ты когда-нибудь видела новорожденных телят?
        Он заглянул девушке в глаза, сохраняя при этом на устах добрую улыбку - так улыбается взрослый малому ребенку, когда сулит в награду за хорошее поведение подарить ему новую забавную игрушку.
        - Новорожденных телят? - переспросила Лариса и тут же совсем по-детски улыбнулась. - Нет, никогда не видела!
        - Ну так хочешь - я покажу! - оживлённо воскликнул Кирсанов. - Они такие забавные… Лариска, тебе понравится! Поедешь домой - так будет, о чем вспомнить! Такое зрелище ты точно не забудешь!
        Лариса немного поколебалась, раздумывая над Генкиным предложением. Посмотреть на маленьких телят ей очень, конечно, хотелось, однако личность самого Кирсанова, предлагающего себя в провожатые, внушала ей серьёзные сомнения. И всё же полудетское девичье любопытство, помноженное на природную доверчивость, одержало верх.
        - А где эта ферма? - спросила девушка нерешительно.
        - Да тут, недалеко! - с жаром отвечал Геннадий. - До нее ехать пять минут!
        - Туда надо ехать?... - в вопросе Ларисы прозвучало сомнение.
        - Ларка, не вопрос! - горячо зашептал Геннадий, уже вздрагивая всем телом от предвкушаемого наслаждения. - Вот, садись на заднее сиденье, и через пять минут мы на месте! Тут рядом. Сама увидишь.
        - Ну хорошо… поехали, - сказала Лариса.
        - Вот и славненько! - довольно отозвался Кирсанов. - Поехали!
        Он развернул мопед таким образом, чтобы Ларисе было удобно сесть на сиденье. Взявши в одну руку свою заветную книгу, а другой рукой ухватившись за ручку над сиденьем, девушка уселась за спиной Геннадия; тот завел мотор, и мопед рванул с места.
        Едва они тронулись, как приподнялись ветки ближайших кустов, и на поляну вышел Сергей Юрьев. Он проводил озабоченным взглядом удаляющийся мопед, который ревмя ревя уносился прочь по извилистой тропинке лесопарка.
        - Вот же чёрт! - выругался Юрьев, который слышал весь разговор, спрятавшись совсем рядом от беседующих. - Всё-таки он увёз ее… Эх, Филя, Филя… придется оказывать тебе услугу. Не ради тебя, конечно, а ради самой девчонки… вот уж действительно - нет ума, считай, калека! На такую приманку мог повестись разве что невинный младенец. Ну и Ларка… Видно, и впрямь у нее плохо с мозгами стало после Змеиной горы! А этот тоже хорош - подлец чертов! Девчонка, похоже, действительно спятила, а он этим вовсю пользуется! Ладно, надо догонять, а то неровен час - опоздаю. Ну, Генка, держись! Испортить девку, у которой явно не все дома, я тебе ну никак не могу позволить! Это слишком уж подло, даже для тебя…
        Он торопливо вытащил из кустов спрятанный там велосипед, разогнался, вскочил на него, как на коня, и стремглав помчался по тропе, обгоняя ветер.

* * *
        Кирсанов не обманул: не прошло и пяти минут, как Лариса, сидя за его спиной, увидела справа от тропы небольшую рощицу, за которой мелькнули стена и покатая крыша какого-то одинокого полузаброшенного строения.
        - Ну вот и приехали! - радостно объявил Геннадий.
        - Это что, и есть ферма? - с легким удивлением спросила Лариса.
        - Ну, не совсем ферма… так, отдельно стоящее здание, принадлежащее ферме. Да ты погоди, Ларка, сейчас сама всё увидишь! Тебе понравится…
        Он круто вывернул с тропы на чуть заметную в густой зеленой стёжку. От резкого поворота произошел сильный толчок вправо, едва не спихнувший Ларису с седла.
        - Ты не мог бы поаккуратней? - недовольно спросила она. - Я чуть не слетела!
        - Ой, извини… - пробормотал Геннадий.
        Девушка резко повернула голову, рассматривая строение, и ее развевающиеся волосы, подхваченные потоком воздуха, коснулись щеки Геннадия, защекотали шею… Кирсанов жадно вдохнул волнующий аромат этих мягких и тёплых волос - ему всё труднее и труднее становилось сдерживать себя.
        - Странная ферма, - сказала между тем Лариса, внимательно разглядывая поросший бурьяном двор, обнесённый полуповаленным плетёным забором.
        - А чего в ней странного? - беззаботно отозвался Кирсанов.
        - Я думала, на ферме много людей должно быть, все занимаются своими делами, опять же - коровы пасутся, собаки бегают…
        - Это всё есть, только не здесь, а дальше, - сказал Геннадий. - А мы приехали в один из крайних ангаров, он на отшибе стоит, в стороне от других…
        «А она, между прочим, кое-что соображает! - подумал он с легкой озабоченностью. - Это не есть хорошо… Или на нее временами какое-то просветление находит, и в мозгах проясняется?»
        Кирсанов остановил мопед перед неким подобием ворот в плетёной ограде и заглушил двигатель.
        Сразу наступила тишина, нарушаемая только щебетанием невидимых лесных птиц. Геннадий слез с водительского седла, помог сойти со своего сиденья Ларисе, затем вынул ключ, поставил мопед на двуногий упор.
        - Ну, пошли, - деловито сказал он своей спутнице.
        Лариса с легкой тревогой во взгляде озиралась по сторонам: место само по себе было совсем глухое, вокруг не наблюдалось ни души, и это заметно начинало настораживать ее. Кирсанов наблюдал за нею с напряжённым вниманием, оставаясь внешне беззаботным и преисполненным искреннего благодушия.
        «Только бы она не заартачилась идти в ангар, - мысленно сказал он себе. - Если начнет всерьёз упираться, то такую здоровую кобылу мне одному туда не затащить! Лишь бы она через порог переступила, а там, внутри, уже я буду ей полным хозяином».
        - Ларочка, ну ты чего? - сказал он как можно ласковее, чтобы не спугнуть столь желанную добычу. - Идём же!
        Но Лариса всё же колебалась.
        - Куда, в ангар? - наивно спросила она.
        - Ну да, в ангар!
        - Так ведь там закрыто вроде, - она показала на внушительный замок, висящий на петлях ворот.
        - Ну конечно, закрыто! - широко улыбнулся Кирсанов. - Кто ж тебе маленьких телят на улице без присмотра оставит? Но у меня-то ключ от замка есть!
        И он вынул из кармана большой ключ, которым и покрутил в воздухе перед глазами Ларисы.
        Заметив вновь пробудившееся в глазах девушки любопытство, Геннадий повернулся и по-хозяйски зашагал к воротам ангара. Краем глаза он с удовлетворением увидел, что молодая девушка покорно следует за ним, и ощутил в душе гордость за свою изобретательность. Как ловко он облапошил эту рослую, красивую, но такую наивную дурочку! Осталось лишь довести задуманное до конца, и главное - не спугнуть голубку в самый последний момент.
        Кирсанов открыл замок, вынул его из петель и широко распахнул заскрипевшую дверь, гостеприимным жестом приглашая девушку войти.
        Лариса перешагнула деревянный массивный порог и очутилась внутри обширного и почти пустого помещения. Высоко над головой ее раскинулась крыша, крытая несколькими слоями рубероида и поддерживаемая мощными деревянными стропилами; стены были сделаны из толстых досок, которые даже не были строгаными; свет проникал сюда через несколько окошек, что тянулись по стенам с обеих сторон и располагались под самой кровлей. Посреди обширного земляного пола возвышались два-три стога сена, еще несколько куч поменьше были разбросаны по всему помещению, да и сам пол был местами усыпан высохшим желтовато-бурым сеном. Ничего, кроме сена, крыши и дощатых высоких стен Лариса не увидела, а потому с недоумением повернулась к своему провожатому.
        - Гена! - требовательно воскликнула она. - А где же телята?
        - Сейчас, сейчас, - быстро отвечал Кирсанов, - будут тебе и телята… и всё остальное тоже будет.
        Он плотно прикрыл дверь и опустил щеколду, которую установил неровно, ибо торопился, и руки у него заметно дрожали.
        - А дверь зачем закрываешь? - спросила девушка.
        - Чтобы никто не припёрся сюда и не мешал, - с легким раздражением ответил Геннадий.
        Он взял Ларису за руку и потянул ее к сенным кучам.
        - Пошли! - сказал он. - Они там, на сене, только с другой стороны.
        Лариса последовала за ним, а вернее - просто позволила вести себя за руку вперед. Когда они подошли к ближайшему стогу, Лариса внимательно оглядела всё вокруг, пытаясь обнаружить хоть какое-нибудь движение в сенном покрове, хоть малейший намёк на присутствие чего-то живого, однако ничего, кроме тяжелых вил, оставленных кем-то валяться прямо на куче сухой травы, она не увидела.
        - Ну, и где же они? - спросила Лариса.
        - Кто?... - отозвался вдруг Геннадий, улыбаясь при этом самым глупейшим и гнусным образом.
        - Телята, говорю, где?
        - Телята где?... - протянул вместо ответа Кирсанов, и по его глазам, окидывающим формы девушки алчным похотливым взглядом, легко было понять, что он меньше всего думал сейчас о каких-то там телятах.
        - Да ты меня обманул, что ли? - возмущенно воскликнула Лариса, гневно глядя на него.
        - Телята где, говоришь… - осклабился Кирсанов и вдруг резко и цепко схватил ее обеими руками за запястья. Лариса вздрогнула от неожиданности и попыталась вырваться, однако Геннадий держал крепко. Не давая ей опомниться, он потащил ее прямо на кучу сена. Здесь Кирсанов попытался опрокинуть ее на спину, однако у него не получилось: Лариса была крупнее его и на ногах стояла твердо. Тогда Геннадий обхватил ее руки одной рукой, а другой быстро расстегнул и снял с себя ремень, который и накинул на запястья девушки. Лариса попробовала оттолкнуть его, но он вцепился в нее, как клещ, и не отпускал…
        - Генка, не валяй дурака, - сказала она спокойно, - ты всё равно не сможешь…
        - Обижаешь! - воскликнул он. - Еще как смогу…
        - Генка! Отстань, я сказала!
        - Заткнись! - злобно и глухо прошипел Геннадий и вдруг с размаху ударил ее по лицу. Удар был силён и внезапен, у девушки даже искры посыпались из глаз. На какой-то миг она вроде как ослепла.
        - Получила? - самодовольно воскликнул Кирсанов. - Кончай брыкаться, и всё будет хорошо. Тебе понравится. А сопротивляться и не думай: а то мне придется пустить в ход кулаки по-настоящему, а портить такую милую мордашку мне не хочется…
        Он начал торопливо наматывать ей на руки ремень, и Лариса поняла, что если она даст насильнику возможность затянуть ремень на ее запястьях, то справиться с нею ему станет куда легче. Он просто собьёт ее с ног, и она окажется в совершенно беспомощном состоянии. Ее охватил лютый гнев, а затем в груди у нее как будто что-то взорвалось.
        - Убери свой ремень, ублюдок! - вскричала она в ярости, взмахивая руками, и тут же получила еще одну затрещину - на этот раз в живот. Девушка охнула и согнулась от боли.
        - Так-то лучше! - заметил Геннадий. - Ларка, хватит уже, а? Мне что - палку взять, чтобы научить тебя уму-разуму? Смотри, пожалеешь - за мной ведь не заржавеет.
        Лариса медленно выпрямилась и взглянула в лицо своего мучителя глазами, полными злобы и настоящей ненависти. От ее испепеляющего взгляда Кирсанову на какой-то миг сделалось не по себе, но всего лишь на миг. Он широко улыбнулся, и в улыбке его не было озлобленности - он говорил с Ларисой, как с непослушным ребёнком. Он явно полагал, что юная девушка не сможет оказать ему серьёзного сопротивления, и сломать ее не составит большого труда. Надо было только набраться немного терпения и вести себя с нею построже, не останавливаясь перед прямым физическим воздействием - лучшего способа запугивания и подавления воли будущей жертвы никто еще не придумал.
        - Ты покушаешься на то, что тебе не принадлежит! - воскликнула Лариса, не спуская с него пылающих глаз. - И никогда принадлежать не будет, понял?
        - Ах, ах… ну конечно, конечно! - ёрнически ответил он. - Не принадлежит, надо же! Какая досада… Придётся взять это силой! С твоего согласия, милая, или без него.
        Только я тебе уже, кажется, дал понять: сопротивляться бессмысленно, на помощь никто не придёт, а со мною тебе не справиться, девочка, так что и не начинай попусту. Лучше…
        Лариса не стала дослушивать, что именно будет для нее лучше. Она начала со смачного удара кулаком в челюсть Геннадия, что явилось для него полнейшей неожиданностью. Ремень выскользнул из его рук и, мёртвой змеей соскользнув с Ларисиных запястий, упал на земляной пол. Опомнившись от потрясения, Кирсанов хотел было обхватить строптивицу руками, стиснув ее в своих железных объятиях, однако ему явно не хватило ни силы, ни даже длины рук, чтобы выполнить это намерение с такой крупной и рослой девушкой, как Лариса. Он оказался в довольно нелепой позе - с разведёнными в стороны руками и расставленными ногами. А в следующую секунду получил сокрушительный удар ногой прямиком в причинное место; голени у Ларисы были мощные, гладкие и при этом тверды, как железо, а потому ужасающая боль, пронзив Геннадию пах, разлилась по всему низу живота, исторгнув из груди парня отчаянный вопль и заставив резко согнуться пополам. Этот жуткий крик сам по себе был способен перепугать кого угодно, но Лариса словно бы и не услышала его! В следующую секунду она схватила Кирсанова за пальцы правой руки и заломила ему руку за
спину с такой силой, что хрустнули суставы… Геннадий взвыл от нового приступа боли, а Лариса, крутанувшись на месте вокруг своей оси, увлекла его за собой и, разогнавши по кругу до нужной ей скорости, с ужасающей силой ударила его всей массой его тела о стену ангара.
        Удар был таков, что крепкая дощатая стена заходила ходуном. Послышался сухой треск, и с потолка посыпались древесные щепки и мелкие опилки; мутным рыжеватым облаком в воздухе закружилась какая-то сыроватаая труха. Откуда-то сверху сорвалась увесистая доска, звучно хлопнувшая Кирсанова по голому плечу и отлетевшая прочь.
        Но Лариса не дала Кирсанову возможности прийти в себя. Левой рукой она схватила его за горло, а правой с размаху ударила в живот. Геннадий сдавленно захрипел, и тут же получил следующий удар, еще более мощный, после которого кричать вообще уже не мог. Он неминуемо свалился бы на землю, если бы крепкая рука Ларисы не прижимала его шею к дощатой стене, намертво сдавливая ее своими гибкими и сильными пальцами.
        Кирсанов уже находился в полуобморочном состоянии и только судорожно всхлипывал, пытаясь поймать открытым ртом хоть один глоток воздуха. Сильным рывком Лариса нагнула его левой рукой, затем обхватила его шею, намертво зажав его голову у себя подмышкой, и потащила на середину помещения.
        Она с размаху швырнула Кирсанова на кучу сена, а когда он попытался приподняться, с разбега пнула ногой в бок. Геннадий закричал от нестерпимой боли и снова упал, бессильно вытянувшись на сене всем телом. Едва он пошевелился, как она нанесла новый удар ногой такой силы, что парня подбросило в воздух. Упав на кучу сена, он скатился ниже и вытянулся во весь рост на голой земле.
        Лариса несколько секунд постояла над ним, упершись руками в бедра и снисходительно глядя с высоты своего роста на свою жертву, беспомощно распростёртую у ее ног. Кирсанов - сломленный, раздавленный, буквально размазанный по земле, сдавленно кашлял, отплёвываясь кровью. Лариса резко наклонилась над ним, грубо схватила его за волосы и, приподняв над землей, перевернула его на спину.
        Кирсанов взирал на нее снизу вверх, пуская кровавые сопли и пузыри, а из глаз его обильными ручьями лились непрошенные слёзы.
        - Разве я не сказала тебе, что ты всего лишь обычный человек? - спросила Лариса, еще ниже склоняясь над ним. - Но ты и не человек даже, ты просто ничтожество…
        Лариса распрямилась во весь рост, наступила Геннадию на горло, постояла так с минуту, прислушиваясь к беспомощным хрипам, доносящимся из-под ее стопы, а затем склонилась над ним и плюнула ему в лицо.
        Кирсанов даже не утёрся, он только смотрел на Ларису снизу вверх, смотрел из разбросанного по земляному полу сена, смотрел с ужасом, с молчаливым ожиданием расправы, и в его вытаращенных глазах сквозил настоящий животный испуг, дикая растерянность, жалкий страх за дальнейшее, над чем он был уже не властен… В полоумном взгляде читался только один немой вопрос: «Что ты теперь сделаешь со мной?» вид его был настолько жалок, что Лариса не удержалась и плюнула ему в лицо еще раз.
        Входная дверь вдруг сотряслась от сокрушительного удара снаружи. Лариса равнодушно повернула голову и посмотрела на нее. Удар повторился: с двери посыпались опилки и мелкие щепки, из-под корявого полотна поднялось облачко пыли…
        Лариса еще раз надавила ступней на горло поверженного. Кирсанов жутко захрипел, его рот судорожно скривился, вываливая наружу распухающий язык. На губах выступила розоватая пена…
        Дверь снова сотряслась от ударов, посыпавшихся один за другим. Щеколда, державшая полотно изнутри, заходила ходуном.
        - Кто там так усиленно рвётся? - спросила Лариса с нескрываемой насмешкой.
        Снаружи сначала помолчали, потом голос отозвался:
        - Открывайте! Это я, Сергей…
        - Да вот… мы заняты, Сережа! - сказала Лариса. - Генка сильно занят. Подойти не может…
        За дверью матерно выругались, затем удары посыпались с удвоенной силой. Щеколда затряслась, мелко задрожала и наконец, не выдержав напора, сорвалась вниз. Дверь со скрипом распахнулась, и в ангар влетел Юрьев с сумасшедшими глазами.
        - Так… что это у вас тут творится? - закричал он с порога.
        Сергей замер, ошеломленный открывшимся ему зрелищем: посреди помещения стояла во весь рост Лариса в непринужденной позе, а под ее ногами среди разбросанных по земле охапок сена слабо шевелилось и подергивалось нечто бесформенное и окровавленное, но несомненно еще подающее признаки жизни. Из-под Ларисиной ступни на Сергея глянули перепуганные глаза на перемазанном кровавой грязью лице, а слабый голос сдавленно и еле слышно прохрипел:
        - Серё-ё… га-а…
        Юрьеву понадобилось две-три секунды, чтобы оценить ситуацию.
        - Лариса… отпусти его! - требовательно крикнул он.
        - Ага, щщас! - грозная амазонка только усмехнулась. - Этот урод хотел меня трахнуть! Против моей воли - представляешь? Он хотел получить от меня то, что ему не принадлежит! Я его предупреждала! Он не слушал! А я теперь его отпущу?
        - Я представляю, - отозвался Сергей как можно спокойнее. - Но ты уже сама разобралась с ним. Всё закончилось, Лариса! Ты победила. А теперь - отпусти его…
        Лариса молчала, словно бы раздумывая. Похоже было на то, что твёрдый, уверенный и при этом доброжелательный голос Юрьева оказывал на нее успокаивающее действие. Внезапно какая-то неведомая мысль пришла ей в голову, и лицо снова исказилось гневом.
        - Сколько раз можно повторять: меня зовут Лорана! - закричала она в ярости. - Я не Лариса!
        При грозных звуках ее голоса раздавленный и трепещущий Кирсанов издал какой-то слабый не то стон, не то всхлип. Сергей, не отрываясь, смотрел прямо в ее разгневанные глаза.
        - Ну хорошо, - сказал он примирительно. - Лорана… пусть будет Лорана. Лорана, отпусти Генку.
        Лариса смотрела на Юрьева пристально и сурово, словно размышляла, можно ли доверять ему.
        - Я Лорана… - в каком-то полузабытьи произнесла она. Затем вновь взглянула на Сергея - подозрительно и настороженно.
        - Почему ты разговариваешь со мной, как с маленькой? Или как с дурочкой?
        - Ну что ты… Я разговариваю с тобой как со взрослой. И я знаю - ты умная, Ларис… то есть - Лорана… А поэтому отпусти его. Он тебе больше не опасен.
        - Ты глупый, Серёжа, - спокойно заметила Лариса. - Ты не понимаешь. Он и до этого мне был совсем не опасен. Ведь я надёжно защищена.
        - Конечно, ты защищена! Просто он этого не знал, - Юрьев попробовал улыбнуться. - А теперь он знает, и его надо отпустить… пусть идёт себе.
        Кирсанов, распростёртый на земляном полу и полузасыпанный сеном, слегка пошевелился. Лариса тотчас направила на него пронзительный взгляд своих пылающих гневом глаз.
        - Лежать! - вскричала она. Водрузив свою стопу на голову Геннадия, Лариса намертво придавила ее к земле. Кирсанов только всхлипнул и слабо застонал - стон этот напоминал скулёж побитой собаки.
        - Лорана… - начал было Сергей, но девушка не слушала его. Она еще сильнее придавила поверженного ногой к земле, затем, убедившись, что Кирсанов больше не шевелится, сошла с него, сделала два шага в сторону и вдруг, нагнувшись, подхватила лежащие на сене вилы.
        Юрьев дёрнулся, подавшись вперёд, но Лариса направила искривлённые железные острия своего оружия прямо на него. Сергей замер неподвижно. Кирсанов взвизгнул по-поросячьи и закрыл голову руками, уткнувшись носом в пол.
        - Ларка, - в ужасе воскликнул Сергей, - ты что хочешь делать?
        - Догадайся с трёх раз! - криво усмехнулась Лариса.
        - Ларка, опомнись! - горячо обратился к ней Юрьев. - Немедленно брось вилы! Прошу тебя…
        Он сделал непроизвольное движение, как будто намереваясь выхватить из рук Ларисы грозное оружие, однако ее суровый окрик тут же остановил его.
        - Стоять на месте! - вскричала она. Заметив, насколько легко ее крепкие, налитые силой руки обращаются с тяжелым оружием, Сергей счел благоразумным исполнить данную ему команду. Однако он и не подумал сдаваться.
        - Ну хорошо, хорошо! - спокойно сказал он, приподнимая руки примирительным жестом и показывая ей пустые ладони. - Видишь, я стою на месте… Только послушай, умоляю тебя! Если ты убьешь меня или Генку, тебя посадят в тюрьму. А это куда похуже клиники… из клиники тебя быстро отпустили, а из тюрьмы очень долго не выпустят! Понимаешь, Лорана? Обещаю - я не сделаю тебе ничего плохого. Поэтому - пожалуйста, брось вилы.
        Лариса молча и пристально смотрела на него, словно размышляя над его словами. Юрьев терпеливо ждал, не делая ни малейшего движения. Наконец Лариса коротко мотнула вилами, направленными прямо в грудь Юрьева, в сторону лежащего на полу Геннадия.
        - К нему подойди! - приказала она. - Быстро!
        Сергей безоговорочно выполнил и эту команду - стал рядом с Кирсановым.
        - У него в кармане ключ, - сказала Лариса. - Вынь его и брось мне.
        Юрьев присел около Геннадия и, обшарив его карманы, извлёк ключ от замка и бросил его девушке. Лариса поймала его в воздухе с поистине кошачьей ловкостью.
        - А теперь стоять и не двигаться! - велела она Юрьеву, а сама стала пятиться к двери, не опуская своего оружия. Сергей терпеливо и спокойно ждал развязки, не делая никаких движений. Дойдя до двери, Лариса толкнула ее пяткой и вышла на улицу. Приставив вилы к наружной стене, она с силой прихлопнула дверь, вставила дужку замка в петли… Через пару секунд Сергей услышал, как снаружи в замке поворачивается ключ. Послышался звук удаляющихся шагов, и вот стало тихо.
        Сергей вздохнул и устало опустился на большой перевёрнутый жбан, валяющийся рядом.
        Кирсанов, слабо застонав, заворочался на земле и приподнялся на локте. Юрьев исподлобья взглянул на него. Лицо Геннадия было запачкано землей и кровью, нижняя губа разбита, один глаз заплыл, из носу текло… Юрьев сердито усмехнулся.
        - Ну и видок у тебя! - небрежно бросил он.
        - Смеёшься, да? - озлобленно отозвался Кирсанов неестественно хриплым голосом.
        - Да уж, так смешно! Ржу - не могу… - ответил Сергей. - Вообще-то я ехал сюда спасать Лариску от тебя - понял, что если не вмешаться, ты наломаешь дров, а тут, глядишь - на деле всё вышло с точностью до наоборот. Спасать пришлось не ее от тебя, а тебя от нее…
        - Серега… я не думал, что так получится… - Геннадий говорил с трудом, его голос сипел и прерывался. - Но так вышло! Ты ведь никому не расскажешь, правда? А то ведь… сраму не оберёшься.
        Юрьев только вздохнул.
        - Ну да, это как раз то, о чем тебе в первую очередь надо позаботиться! - заметил он с едким сарказмом. - Ты о себе подумай лучше! О состоянии своем! Говоришь так, будто у тебя петлю на шее затягивают!
        - Она… душила меня! - выдохнул Кирсанов. - Психопатка! Как с цепи сорвалась…
        Сергей молча приподнял за подбородок его голову и взглянул на горло своего приятеля. Оно было синим с фиолетовым отливом, покрыто поперечными темными полосами, и на слабо пульсирующей коже Юрьев отчетливо увидел короткие рытвины в форме лунок, явно следы от Ларисиных ногтей. В некоторых лунках притаилась застывшая кровь.
        - Ничего себе! - ужаснулся Юрьев. - Генка, да тебе в больницу надо…
        - И что я там скажу? - простодушно спросил Кирсанов.
        - А вот это ты сам придумывай, что ты скажешь! Тут я тебе не помощник. Только тебе явно врачебная помощь нужна! Может оказаться, у тебя с горлом проблемы и даже сотрясение мозга. Впрочем, твоим мозгам оно только на пользу…
        - Кончай издеваться, Серёга… - просипел Кирсанов. - И так тошно…
        - Ишь ты! Тошно ему… Я тебя предупреждал - не лезь ты к ней! Не связывайся! Но тебе всё как о стенку горох…
        - Да я думал, ты так говоришь из-за Фили…
        - Да причём здесь Филя! - рассердился Юрьев. - Дался тебе этот Филя! У Фили горшок на плечах нормально варит, а ты без царя в голове! Ты сам-то соображал, что делаешь? Хоть чуточку?
        - А чего такого? - тупо отозвался Геннадий. - Подумаешь, дело-то житейское… Я думал, ей даже понравится…
        - Ни черта ты не думал! Головкой ты думал, а надо иногда голову включать. Придурок…
        - Да ладно тебе, Серёга! Кто ж знал, что она сумасшедшая…
        - Все это знали, кроме тебя! Между прочим, действия ее вполне оправданы! Здесь ты преступник, а она потенциальная жертва, сумевшая дать отпор насильнику. Сечёшь?
        - Отпор? - возмутился Кирсанов. - Хорош отпор! Это нанесение телесных повреждений… вот как называется. И я этого так не оставлю…
        - Неужели? В милицию пойдешь? В суд подашь? Скажешь, хотел, мол, девчонку изнасиловать, а она тебе морду вдребезги разбила? Знаешь, что будет? Ее признают невменяемой, а тебя привлекут за попытку изнасилования. Вот и будешь отвечать - да не просто за попытку совершить насилие, а насилие над психически нездоровой девчонкой! За такое куда больше дают! Так что залегай на дно и зализывай свои раны, сатир похотливый! И твое счастье, что свидетелей не было, когда ты на нее накинулся. Я, понятно, не в счёт.
        - А… ты меня ведь не сдашь… Серёга? - пролепетал Кирсанов, чувствуя, что дело-то и впрямь пахнет жареным.
        Юрьев пристально взглянул на него и сокрушенно покачал головой.
        - Если бы ты добился своего, сдал бы! - сказал он. - А так… сам себя ты наказал, Генка. Получил свое сполна! А Лариска - что? Отделала она тебя на славу, жизни немного поучила, причём поучила по-настоящему, от души! А сама теперь уедет, да чуть ли не завтра, причем уедет насовсем. Ну, и какой смысл тут сыр-бор разводить? А тебе впредь наука - на всю оставшуюся жизнь хватит! Урок был полезный, хотя и жёсткий немного…
        - Немного? - окрысился Геннадий. - Вот за что я тебя не люблю, Серёга, так это за то, что никогда не понять - серьёзно ты говоришь, или просто издеваешься, пургу гонишь…
        - Ну вот, смотрю, горло у тебя вновь заработало, гортань, значит, не сломана, - заметил Сергей, - я рад за тебя. А говорю я, Гена, всегда серьёзно. Впрочем, нет смысла тебе это втолковывать! Всё равно не поймешь, ты у нас неисправим. А вот любить ты меня теперь до гробовой доски должен!
        - Да ну? Это ж с какого-такого бодуна? - насупился Кирсанов.
        - А с такого, Гена, что я тебе только что жизнь спас! - отвечал Юрьев. - Возможно, ты просто не заметил, ведь ты валялся на брюхе, да еще - носом в землю! А я всё прекрасно видел. И глаза Ларискины видел! Она всерьёз собралась тебя прикончить, понял? И не подоспей я вовремя, убила бы она тебя за милую душу. И ничего бы ей не было. Что с нее возьмёшь, коли с головой у нее проблемы, и видать - серьёзные!
        - Ну спасибо тебе… благодетель, - с досадой прошипел Геннадий.
        - Пожалуйста! - Сергей пожал плечами. - Нравится тебе это или нет, но в том, что шкурка твоя сейчас цела и кишки твои на своем законном месте пребывают, а не намотаны на Ларискины вилы, - в том заслуга целиком моя! Вот и думай - любить тебе меня или не любить, мне-то оно как-то параллельно. Ладно, проехали! Надо отсюда выбираться. Видишь, Лариска нас на замок заперла? Не стоит нам здесь задерживаться. Тут, в ангаре этом, наверняка где-то должен быть другой выход. Какая-нибудь другая дверь, потайной ход, лаз или что-то в этом роде. Вот и давай этот выход искать, пока сюда кого-нибудь не принесло…
        Глава 7
        Возвращаясь с дневной смены, Филипп завернул к дому Анны Тимофеевны, надеясь при счастливом случае повидать Ларису и попробовать загладить возникшее при последней встрече недоразумение. Ему ужасно не хотелось расставаться с нею, будучи в состоянии взаимного непонимания и отчуждения.
        Однако вместо Ларисы он увидел во дворе дома незнакомую женщину средних лет, собиравшую с земли в корзину яблоки, нападавшие с веток яблонь. Филипп остановился и пригляделся к ней: довольно высокая, плотного сложения, с уложенными на голове темно-каштановыми волосами, она чем-то отдаленно напоминала Ларису. Вспомнив, что Анна Тимофеевна говорила, что ждёт приезда своей дочери и матери Ларисы, он догадался, что видит как раз Ларисину маму.
        - Добрый день, - поздоровался Филипп через забор. - А не мог бы я увидеть Ларису?
        Женщина распрямила спину и внимательно посмотрела на молодого человека. Филипп увидел ее глаза: они были почти такие же темно-карие, как у Ларисы, однако смотрели совсем по-иному - холодно и настороженно.
        - Здравствуйте, - сказала женщина дежурным тоном, - а Ларисы нет. Они с бабушкой ушли на рынок. Надо купить что-нибудь съестное нам в дорогу. А я вот вызвалась тут в саду немного помочь Анне Тимофеевне.
        Филипп сразу же помрачнел лицом.
        - Простите, а когда Лариса уезжает? - спросил он с явным сожалением, и это не ускользнуло от внимания женщины.
        - Завтра, - сказала она, продолжая изучать Филиппа взглядом. - А вы, собственно, кто будете?
        - Меня зовут Филипп…
        - Ах, Филипп! - воскликнула женщина немного дружелюбнее. - Мне мама о вас успела уже немало порассказать. Будто бы вы парень уж больно хороший, и с Ларисой тут якобы дружили…
        - Анна Тимофеевна мне льстит, конечно, - заметил Филипп, - а сама Лариса ничего про меня не говорила?
        - Представьте себе, нет, - в голосе Ларисиной мамы Филипп уловил легкий сарказм. - Впрочем, мама у меня человек очень доверчивый, в каждом встречном стремится видеть только хорошее, совершенно не замечая дурного…
        Это замечание, само по себе вполне безобидное, прозвучало здесь и сейчас довольно двусмысленно, и это сильно не понравилось Филиппу.
        - Разве это так плохо - видеть в людях хорошее? - серьёзно спросил он.
        - Ну как вам сказать… - женщина наклонилась и ногой подвинула к дереву корзину, наполовину загруженную яблоками. - Сами знаете, какие сейчас времена… какие сейчас люди.
        Филипп счёл за благо не развивать эту неисчерпаемую тему и решил сразу перейти к главному.
        - Простите, а как вас зовут? - спросил он. - Чтобы я знал, как к вам обращаться.
        - Вера Алексеевна, - сказала женщина таким тоном, будто давала понять, что знание ее имени-отчества отнюдь не дает молодому человеку оснований рассчитывать на какое-то расположение.
        - Вера Алексеевна, - сказал Филипп, ничуть не смутившись, - вот я как раз с вами и хотел бы поговорить.
        - Вот даже как? - в голосе женщины прозвучали настороженность и легкое удивление. - Это о чем же поговорить вы хотели?
        - По поводу Ларисы и ее предстоящего отъезда.
        - Да? Это интересно… Только я не очень понимаю, какое вы имеете к этому…
        - Вы не позволите мне войти во двор хотя бы? - перебил Филипп неприступную родительницу. - А то разговаривать через забор не очень удобно, а разговор достаточно серьёзный.
        - Не сомневаюсь, - усмехнулась Вера Алексеевна. - По пустякам вы не стали бы меня беспокоить. Вот только, видите ли: дом это не мой, а моей мамы, и пускать во двор к маме посторонних, да еще в ее отсутствие, я никак не могу. Так что если вам есть, что мне сказать, то извольте говорить с того места, где стоите.
        Филипп решил не обращать внимания на подобные пассажи, ибо предмет грядущего разговора представлялся ему куда как важнее.
        - Ну хорошо, - согласился он с таким раскладом. - Как скажете… Вы наверное знаете, что с Ларисой здесь, в Семигорске, произошло какое-то загадочное событие, которого она толком сама не помнит и которое наложило отпечаток на ее поведение, на ее восприятие окружающего?
        - Да, знаю, - бесцветным тоном ответила женщина. - Мама мне об этом писала.
        - А как вы сами оцениваете ее состояние? - спросил Филипп. - Ведь вы, наверное, лучше всех ее знаете, и в первую очередь именно вы должны заметить некие странности в ее мышлении…
        - Погодите… - перебила его Вера Алексеевна. - А вам-то какое дело?
        - Мне какое дело? - отозвался Филипп. - Но Анна Тимофеевна вам говорила, наверное, что я принимал некоторое участие в этой истории: например, ездил в Павловск, где она пребывала в местной психиатричке, договаривался с врачами, когда Анна Тимофеевна лежала в больнице, потом забирал ее оттуда вместе с ее бабушкой… Вам неинтересно, что сказали врачи по поводу ее душевного состояния?
        - Я сама врач, молодой человек, и как-нибудь сумею разобраться с самочувствием моей дочери, - холодно отвечала мать Ларисы. - А вас это, по-моему, не должно так уж интересовать. Завтра мы всё равно уедем, и вы Ларису никогда больше не увидите.

* * *
        Это было самое неприятное, что мог услышать Филипп. Категоричность такого заявления остро резанула его по самому живому. Однако он глубоко запрятал свои эмоции и не подал вида, как ему больно.
        - Послушайте, Вера Алексеевна, - сказал он спокойно и внятно. - Лариса нуждается в очень серьезной психиатрической помощи. С нею произошло нечто из ряда вон выходящее, какое-то крайне необычное происшествие, пошатнувшее ее психику. Поэтому…
        - Это вы такой вывод сделали? - спросила женщина с плохо скрываемым пренебрежением.
        - Нет, - твердо отвечал Филипп, - это сказали врачи, а я только передаю вам их вердикт.
        - Спасибо за участие, молодой человек, однако вынуждена вам заметить, что я не верю в компетентность и профессионализм здешних врачей, - сказала Вера Алексеевна. - Ну какие здесь, в этой забытой Богом дыре, могут быть врачи? Так, одно лишь название… Если Ларочка нуждается в психиатрической, как вы говорите, помощи, она получит ее дома…
        - Напрасно вы так, - угрюмо сказал Филипп, опуская глаза.
        - Что напрасно?
        - Насчёт наших врачей. Я как раз нашел очень знающего, добросовестного, талантливого врача, мы с Ларисой уже побывали у него, и он сказал, что готов ею заниматься. Это очень хороший психиатр, его знают по всему району и в области… Понимаете, он уже начал ее обследование!
        - Что вы говорите? - удивилась мать. - Лариса мне ничего про это не рассказывала.
        - Ну так спросите ее сами, если не верите мне! Мы не можем знать, как дальше будут развиваться особенности Ларисиного поведения и мышления, а он наверняка ее приведет в норму! Он вылечит ее, я в этом не сомневаюсь.
        Вера Алексеевна очень внимательно взглянула в глаза Филиппу. Он стойко выдержал ее отнюдь не доброжелательный взгляд.
        - Послушайте, - сказала она ледяным тоном, - я вот никак не могу понять, чего вы так рьяно от меня добиваетесь?
        - Только одного, - сказал Филипп, - чтобы вы дали ваше добро на обследование и лечение Ларисы у доктора Атаманова.
        - Да вы, кажется, рехнулись?! - женщина даже всплеснула руками. - Извините меня, конечно, но вы сами-то отдаете себе отчёт в том, какой несусветный вздор несёте? Чтобы я оставила Ларочку здесь, в этом захолустье, на откуп какому-то туземному эскулапу?! Да вы что, издеваетесь надо мной? Ларочка никогда не страдала никакими психическими расстройствами; да, что-то с нею произошло по недосмотру моей престарелой мамаши… однако, никто ей даже диагноза здесь еще не поставил! А вы говорите - лечить! От чего ее лечить, этот ваш так называемый доктор знает? Имеет хоть какое-то представление? Он, видите ли, готов ею заниматься! Знаю я эти занятия - бабла он срубить готов, сразу смекнул: приехала приличная девочка из большого города, вот ведь какая удача! Как же можно упустить такой случай? Здесь-то ведь одни нищеброды приходят, что с них возьмешь! Жалкие копейки! Вот он и раскручивает ее на так называемое лечение, а результат заранее предсказуем - ноль! Полный ноль. Это для Ларисы. А для него - приличные бабки! А вы… знаете, вот если бы мама мне про вас тут не рассказывала, какой вы хороший, да умный, да
такой-разэтакий, я бы, наверное, подумала, что вы вербовщик! И что ваш доктор вам приплачивает за то, что вы поставляете ему клиентов.
        Филипп стойко выдержал весь этот неприятный и крайне предвзятый монолог приезжей дамы, изобилующий жаргонными словечками и порой граничащий с откровенным бредом, и, когда она всё же остановилась, чтобы немного перевести дух, вставил-таки свое слово:
        - Простите, но я не могу говорить за доктора. Я только могу вам передать его слова о том, что с вашей дочерью надо серьезно заниматься, иначе ситуация может стать неуправляемой и даже непредсказуемой. И он готов помочь Ларисе. Он, кстати, выражал желание побеседовать с ее родными, а вы ей мать - кто еще может быть ближе? Почему бы вам не сходить к нему и не поговорить с ним самой? Думаю, это было бы полезно, и такая встреча помогла бы вам принять верное решение.
        - Молодой человек, мне элементарно некогда! - сурово заявила дама. - Нам завтра уезжать, а мне еще надо собираться. Так что нет у меня времени встречаться с вашим провинциальным чудо-доктором, да и желания такого нет. Даже если бы я и согласилась с вашим предложением (конечно, убедившись, что этот ваш доктор Артамонов именно тот человек, кто может помочь Ларочке), то подумайте только: ей, чтобы лечиться у него, надо будет провести здесь весь учебный год, или какую-то часть года, а год этот, между прочим, последний! Ей аттестат получать, потом в институт поступать! Это вы хотя бы понимаете?
        - Фамилия доктора не Артамонов, а Атаманов, - поправил ее Филипп. - Михаил Валентинович Атаманов. Что же касается последнего года Ларисиной учебы, то она могла бы закончить школу и здесь. И в местной школе сдать экзамены и получить аттестат.
        - Нет, вы - точно ненормальный! - в сердцах воскликнула Вера Алексеевна. - Девочка отучилась девять лет в одном городе, в одной школе, а в последний, выпускной класс пойдет совсем в другую школу, в другом городе, к другим учителям… вы хоть сами себя слышите? Вы сами-то в школе когда-нибудь учились?
        - Да, я учился, - невозмутимо отвечал Филипп.
        - В этом легко усомниться, - ядовито сказала дама. - Стоит только вас послушать…
        - Я согласен, это трудный момент, он чреват всякими трудностями, однако поверьте - оставить Ларису здесь, чтобы она лечилась у Атаманова, совершенно необходимо! А что касается планов насчет института… - Филипп немного помедлил, - это всего лишь перспектива, причем весьма неопределенная, а перед вами стоит куда более серьезная и насущная проблема - вернуть Ларису к нормальной жизни, пока еще не поздно. Ничего важнее этой задачи быть не может.
        - И снова я вынуждена вам заметить, молодой человек: это не ваше дело! - холодно заметила Вера Алексеевна. - Уж позвольте мне самой решать, что для Ларочки более важно, а что менее важно! Нужен ей доктор - я найду у нас дома доктора, не чета вашему Артамонову или… как его, Атаманову! Или вы всерьез полагаете, что в нашем городе врачей-психиатров нет?
        - Таких, как Атаманов, думаю, нет…
        - Ну довольно! - сказала Вера Алексеевна решительно. - Я проявила достаточно терпения, слушая ваши разглагольствования. Спасибо, конечно, за вашу заботу, молодой человек, однако причины ее мне вполне очевидны. Вам не хочется расставаться с Ларочкой, у вас определенные виды на нее - вот в чем корень вашей напористости, граничащей с наглостью! Это неудивительно: Лариса девочка видная, красивая, такую нечасто встретишь! Но вы должны трезво смотреть на вещи - она не для вас! В наши планы не входит заводить родню в такой трущобе, как ваш Семигорск! У нас совсем иные перспективы, так что уж не обессудьте, но мы обойдемся без вас и ваших советов, далеко не бескорыстных, как я догадалась…
        Филипп не обиделся. Он успел уже привыкнуть к тому, что всегда и везде - с кем бы он ни заводил разговор о спасении Ларисы, будь то ее поиски или же меры по ее излечению, его всегда сразу останавливали и далее пытались выяснять, а кто он такой, почему проявляет заботу и в чём ищет свою личную выгоду. Мать девушки в этом смысле также не составила исключения.
        - Да, Лариса мне очень нравится, - сухо заметил Филипп, - однако сейчас мое к ней отношение не имеет значения. Речь идет только о ее успешном излечении. К тому же неизвестно, сколько потребуется сеансов; вовсе необязательно, что курс растянется на год. Возможно, Атаманов управится за несколько месяцев, и Лариса вернется домой намного раньше, чем к концу учебного года…
        - Я, кажется, уже сказала - нет! - твердо заявила Вера Алексеевна. - Разрывать Ларочке ее последний учебный год я тоже не намерена. Наш разговор окончен, и полагаю, больше нам с вами говорить не о чем. Всего доброго, молодой человек.
        - Может быть, вы всё-таки подумаете… - начал было Филипп, но его тут же одёрнули.
        - Я уже подумала! И сказала совершенно определенно: мы уезжаем! Не нужен нам ваш доктор…
        - Позвольте мне поговорить с самой Ларисой! - сделал последнюю попытку Филипп. - Может быть она…
        - Еще чего! - вызверилась неприступная мама. - Вот еще выдумал! Поговорить ему… А знаете, - Филипп вас зовут, да? Наглости вам не занимать, Филипп. Ему раз сказали, два сказали - так нет, он знай своё гнёт и гнёт! В последний раз говорю, для особо одарённых: мы уезжаем! И никаких разговоров ни с вами, ни с вашим доктором больше не будет. Вы русский язык, надеюсь, еще не забыли? Слово «нет» понимаете?
        - Понимаю, - хмуро буркнул Филипп.
        - Вот и прекрасно! - подвела итог Вера Алексеевна. - И закончим на этом. Всего вам доброго.
        И она демонстративно отвернулась от Филиппа.
        Филипп постоял за забором еще с минуту, словно ожидая, что женщина всё-таки скажет ему что-нибудь обнадёживающее, однако Вера Алексеевна больше не обращала на него внимания, как будто его здесь и не было. И Филипп ушел, печально вздохнув напоследок.

* * *
        Он долго бродил вокруг клиники, вглядываясь в лица людей, выходящих из тяжелых распашных дверей. Уже давно стемнело, и клинику покидали последние пациенты, потом начал уходить персонал… Однако Филипп уже знал привычку Атаманова не замечать течения времени, если того требовали интересы обратившегося к нему за помощью человека. Он терпеливо ждал…
        И вот погас последний огонек в окнах здания. Клиника погрузилась во тьму: свет теплился только в окошке ночного дежурного. Кто-то показался в проеме дверей. Человек остановился перед тамбуром, отдавая какие-то распоряжения на завтра провожающему его дежурному сотруднику. Затем он вышел на крыльцо и спустился по ступеням.
        Доктор остановился на несколько секунд, огляделся по сторонам, словно решая, куда направить свои стопы, а затем решительно зашагал по дорожке через рощицу, примыкающую к клинике, и ведущей в сторону освещенной фонарями улицы. Филипп тотчас устремился за ним.
        - Доктор, постойте! - крикнул он на бегу. - Одну минутку, доктор!
        Атаманов остановился и обернулся.
        - Ну что еще? - сказал он с досадой. - Послушайте, приходите завтра! И ко мне в кабинет. Я на улице не работаю…
        - Да, это опять я, Михаил Валентинович… Вы уж извините.
        - Ах, это вы… - хмуро заметил доктор. - Вас зовут… э-э…
        - Филипп!
        - Ну да, Филипп. Надо полагать, вы здесь оказались случайно в такой поздний час? Случайно меня увидели и просто хотите пожелать спокойной ночи?
        - Нет, доктор… не случайно, - выдохнул Филипп. - Я ждал именно вас.
        - Кто бы мог подумать! - Атаманов криво улыбнулся, но его усталые глаза оставались при этом печальными. - Ну ладно, давайте ближе к делу. Что у вас случилось, Филипп?
        - Понимаете, доктор, она уезжает!
        - Погодите… кто уезжает? - слегка опешил Атаманов.
        - Лариса! - выпалил Филипп. - Девушка, которую я к вам приводил, и которую вы согласились лечить! Которая исчезла на несколько дней, а потом непонятным образом объявилась в Павловске!
        Помните?
        - Ну да, припоминаю… - рассеянно сказал доктор. - Эта та самая девушка, которая упорно твердит, что ее зовут Лорана?
        - Да! Да! И вот она уезжает завтра…
        - Постойте… Лариса, она же - Лорана, уезжает завтра, - пробормотал Атаманов. - А я-то здесь при чем?
        - Но если она уедет, то как же тогда лечение? - смятенно спросил Филипп. - Ей же надо пройти у вас курс лечения…
        - А она что же, уезжает одна? - поинтересовался доктор. - И никто ее не сопровождает?
        - Да нет… мать за ней приехала, - сказал молодой человек с досадой. - Она едет домой с матерью.
        - Тогда я не понимаю, в чем проблема? - с недоумением воскликнул доктор. - Девушка едет домой с матерью. Скоро начало учебного года… Всё абсолютно естественно. Что же тогда вас так взволновало?
        - Но вы же тогда не сможете с ней работать! - воскликнул Филипп.
        - Конечно, не смогу, - согласился Атаманов. - Значит, будут работать другие… Наверное, в ее городе есть хорошие и опытные психиатры?
        - Я не знаю, Михаил Валентинович… Я знаю лишь одно: мы только-только нашли вас, и вот теперь так бездарно теряем!
        - Ну что вы, Филипп! - благодушно улыбнулся доктор. - Не один же я врач-психиатр на всю матушку Россию! Найдется и там свой Атаманов, возможно, даже значительно лучше, нежели Атаманов здешний… Надо только как следует поискать.
        - Я не уверен, что его вообще кто-то будет искать, - сказал Филипп. - И Лариса так и останется лицом к лицу со своей бедой!
        Атаманов остановился и внимательно взглянул на своего молодого собеседника.
        - Послушайте, Филипп, - сказал он серьезно. - Вам следует немного прийти в себя. Лариса - молодая девушка, еще не вышедшая из школьного возраста, это так. Однако у нее есть родители, и за ней приехала родная мать. В конечном итоге именно они будут принимать окончательное решение по поводу ее лечения. Я понимаю, что вы очень неравнодушны к этой девушке, но поймите - не вам решать ее дальнейшую судьбу. Предоставьте это ее родным.
        - Михаил Валентинович, я разговаривал с ее матерью пару часов назад, - горячо воскликнул Филипп. - Она не слышит того, что я втолковываю ей, и ничего вообще не желает слышать! Более того, у меня создалось впечатление, будто ей просто наплевать на то, что происходит с ее дочерью.
        Она явно озабочена чем-то иным, и предмет ее забот весьма далек от проблемы Ларисы.
        - Это очень спорное заявление, явно поспешное и поверхностное, добрый юноша! - заметил Атаманов. - Надеюсь, у вас хватило здравого смысла на то, чтобы не делиться с нею вашими впечатлениями?
        - Хватило, хотя и с трудом, - признался Филипп. - Может быть, вы с нею сами поговорите?
        Доктор взглянул на него как на безумного.
        - Что?! Поговорить? Это о чем же?
        - Понимаете… я пытался убедить ее мамашу, чтобы она оставила Ларису здесь на последний учебный год. Я пытался ей объяснить, что это необходимо для того, чтобы она могла регулярно посещать ваш кабинет! Только вы можете ей помочь. Но она…
        - Можете не рассказывать, - усмехнулся Атаманов. - Я примерно представляю, что именно она вам ответила.
        - Вот я и говорю, доктор, - сказал Филипп, пытаясь заглянуть ему в глаза. - Может быть, вам удалось бы убедить ее? Поговорите с ней! Пожалуйста…
        - Это решительно невозможно, мой молодой друг! - жёстко отвечал Атаманов.
        - Но почему? Для Ларисы это так важно!
        - Видите ли, Филипп, дело в том, что я практикующий доктор, а не сотрудник системы сетевого маркетинга. Это они ходят по домам, по организациям и предлагают всем желающим свои услуги и распространяемую ими продукцию. Таков метод их работы. А у меня кабинет в клинике и строго установленные приемные часы. Не я прихожу к пациентам - это пациенты приходят ко мне.
        - Но разве нельзя один только раз изменить этот порядок? - взмолился Филипп.
        - Нельзя. Этот порядок существует не ради самого порядка, а ради успешного рабочего процесса и достижения конечного результата. Всякие изменения здесь совершенно недопустимы, и тут я вам ничем не могу помочь.
        Филипп горестно вздохнул и замолчал. Он ощутил поистине стальную твердость в голосе Атаманова и понял, что дальнейшие разговоры бесполезны. Доктор посмотрел на него со скрытым сочувствием: ему определенно импонировал этот молодой человек - такой беспокойный и такой неравнодушный.
        - Послушайте, что я вам скажу, - сказал он с добрым участием в голосе. Атаманов даже остановился и повернулся к Филиппу лицом, а до этого он быстро шагал по дорожке, вынуждая собеседника поспевать за ним. - Не тратьте время на уговоры ни меня, ни мамаши этой девушки, ни кого-либо еще. Вам невыносима сама мысль о предстоящей разлуке с Ларисой. Вас не оставляет в покое вопрос - а что же будет с нею дальше, и вам кажется, что без вас она будет предоставлена самой себе, будучи окружена чуждыми ей и равнодушными людьми. Бессмысленно вас переубеждать. Лучше используйте оставшееся время для общения с ней. Если вы поссорились - помиритесь. Если между вами осталась какая-то недосказанность - уберите ее! Лариса уезжает завтра? Идите и проводите ее на поезд, и пусть вас не смущает наличие ее матери или кого-либо еще: возьмите ее адрес, выпросите разрешения написать ей письмо… таким образом, вы сохраните тоненькую ниточку контакта с этой девушкой, а во время вашей будущей переписки аккуратно и тактично выясните, каково ее самочувствие и душевное состояние. Надо всё-таки узнать - что именно она видела и что
пережила там, на Змеиной горе! Сейчас она не может об этом говорить, а может быть - не хочет. Но ситуация со временем меняется, и у нее когда-нибудь может восстановиться целый блок воспоминаний, связанный с этим событием, и тогда она пожелает этим поделиться с близким по духу человеком. И тогда у вас есть немалый шанс узнать от нее весьма многое! Ибо мне сдается, что именно вы и есть тот самый близкий ей человек. И если при этом возникнет необходимость моего вмешательства, вот тогда мы и обсудим - что мы можем сделать для ее излечения… Простите, мой дорогой друг, но это всё, что я на сегодня могу вам посоветовать.
        Филипп угрюмо и сосредоточенно молчал. Ему не слишком нравился предлагаемый доктором вариант. Он требовал очень много времени и ничуть не меньше терпения, и при этом казался чересчур уж простым, однако некий внутренний голос подсказывал молодому человеку, что Атаманов прав.
        - Спасибо вам, Михаил Валентинович, - сказал он печально. - Я и сам думал всё так сделать, но мне казалось, что этого мало… ничтожно мало!
        - Как знать? - загадочно улыбнулся доктор.
        Он ободряюще похлопал Филиппа по плечу, затем резко повернулся и стремительно зашагал в сторону ярко освещённой улицы.

* * *
        Слова Атаманова долго не давали Филиппу покоя. Совету доктора он последовал в точности, ибо совет этот соответствовал его тайным пожеланиям, и действительно отправился провожать Ларису на Семигорский вокзал. При виде его Анна Тимофеевна приветливо и даже ласково улыбнулась, а Вера Алексеевна тут же надулась - его присутствие ей явно представлялось лишним. Но он и виду не подал, приветливо поздоровался с обеими женщинами и несмело подошел к Ларисе. Девушка смотрела на него своими темно-карими глазами так, будто его приход ее ничуть не удивил.
        - Вера, - тихо сказала Анна Тимофеевна дочери. - Давай отойдем в сторонку, пусть ребята пошушукаются напоследок…
        - Вот еще! - фыркнула мать. - Если им надо, пусть сами и отходят в сторонку! Да и нечего тут шушукаться - какие у них могут быть от нас секреты?
        - Ну… мало ли какие! - сказала бабушка, потянув Веру за рукав.
        - Мама, - холодно отвечала та, - я уже говорила тебе, что сильно жалею, что последние каникулы Ларочка провела здесь. Чёрт знает, чем она тут занималась, чёрт знает, где она тут шаталась, ни черта ты за ней не следила… Почему она вдруг попала в психушку? Как такое могло случиться?
        - Вер, ты же знаешь, я в больнице лежала! - отвечала старушка. - А если твою дочку даже на неделю нельзя без присмотра оставить, так это твоя заслуга - значит, так ты ее растила! И неча на зеркала пенять, коли рожа крива. Ларка-то вон какая вымахала - так что ж я, по пятам с колом за ней бегать должна? Взрослая совсем, поди, всё сама уж понимает…
        - Ну спасибо тебе, мамаша! Между прочим, ты ее тоже растила, внучка она тебе…
        - Пойдем, пойдем… - продолжала тянуть ее в сторону Анна Тимофеевна, - пусть поговорят…
        - Да не о чем им говорить! - зашипела в ответ Вера. - И парень этот непонятно кто, наглый такой, напористый…
        - Это Филя-то наглый? Такой чудесный парень, золотой просто мальчик!
        - У тебя, мать, все вокруг золотые! Ты как младенец прямо. А знаешь, он ведь со мной вчера разговаривал, пока вас с Лариской не было! Я только при Ларке говорить про это не стала. Так ты знаешь, что он от меня хотел? Представь себе только - он…
        Мама с бабушкой продолжали полушепотом переругиваться, но Филипп уже не слышал их. Его вниманием целиком завладела Лариса. Они стояли на перроне перед ожидающим отправления поездом и смотрели друг на друга.
        - Лариса… - тихо сказал Филипп, опуская взгляд, - ты прости меня, пожалуйста, за мою несдержанность при нашей последней встрече. Я не хотел ни обижать тебя, ни сделать тебе больно. Честное слово…
        - Я не сержусь, - сказала Лариса и улыбнулась.
        - Правда? - робко спросил Филипп, поднимая на нее глаза.
        - Правда. Это ты меня прости за то, что я так грубо и резко обошлась с тобой. Ты не заслужил такого обращения.
        Филипп очень внимательно посмотрел на нее. Лариса говорила так хорошо и так душевно, что он невольно подумал - не может так говорить человек с нарушенной психикой. Ну никак не может! И значит, что всё у нее нормально? И не надо никакого наблюдения… никакого лечения?
        - Лариса, - сказал он осторожно. - Можно спросить тебя?
        - Конечно, - просто ответила девушка. - Спрашивай.
        - Ты так и не вспомнила, что произошло с тобой на Змеиной горе? Понимаешь, это очень важно.
        - Важно для чего? - спросила Лариса.
        - Ну, скажем… для восстановления твоего душевного равновесия.
        - Ты разговариваешь со мной, как с чокнутой, - в ее голосе зазвучали стальные нотки. - Не надо оскорблять меня. Я совершенно нормальна. А что до Змеиной горы… так, по-моему, ничего там особенного не произошло.
        - Как не произошло?! - Филипп снова начал заводиться. - Но ведь ты каким-то образом очутилась в Павловске! Ночью, одна, на пустой дороге! Ты потеряла память, и она к тебе до сих пор никак не возвращается! Ты придумала себе новое, совершенно другое имя! И ты говоришь - ничего там не произошло?!
        - Я ничего не придумывала, Филипп! - голос Ларисы прозвучал холодно и отчуждённо. - Для тебя я Лариса. Но теперь у меня есть и другое имя - Лорана! Это имя защищает меня…
        - От кого? - воскликнул Филипп.
        - От всех, - коротко отвечала она. - Это имя - мой оберег, и когда мне угрожает опасность, я становлюсь Лораной.
        Филипп посмотрел на нее с отчаянием. Нет, всё же с ней что-то не так. И видно, рано он попытался сделать вывод, что ее душевное состояние почти стабилизировалось…
        - Между прочим… - Лариса доверительно наклонилась к нему. - Я никому в этом не признавалась. Только тебе…
        - Что? - рассеянно отозвался он. - Ах, ну да, конечно… Спасибо большое.
        - И знаешь, почему?
        - Нет, не знаю…
        - Потому что ты - мой самый близкий… нет, даже не так! Ты - мой единственный друг!
        Филипп вновь устремил на нее свой испытывающий взгляд. Глаза Ларисы светились, в них было много солнца.
        - Ларис… А можно написать тебе письмо? - спросил он.
        - Напиши, - отозвалась она, - мне будет приятно.
        - Но я не знаю адреса…
        - У бабушки возьмешь. Она тебе даст мой адрес.
        Из вокзальных репродукторов раздалось приглашение к отъезжающим занять свои места.
        Филипп словно очнулся.
        - Лариса, - торопливо заговорил он, - мы, наверное, с тобой больше не увидимся, но я очень хотел тебе сказать…
        - Молодые люди, нам пора! - назидательно заметила Вера Алексеевна, подходя к ним и не обращая внимания на Анну Тимофеевну, укоризненно покачивающую головой.
        - Да, да… конечно, - упавшим голосом ответил Филипп, отходя в сторону и уступая матери Ларисы дорогу ко входу в тамбур вагона.
        - Пошли, - негромко, но твердо сказала Вера Алексеевна, потянув дочь за рукав.
        Лариса не стала упираться, но на площадке повернулась и тепло сказала печальному молодому человеку:
        - До свидания, Филипп! Пожалуйста, не грусти без меня!
        - До свидания, Лариса… - отозвался он. - Счастливого пути!
        - Уместнее было бы сказать «прощай», - недовольно заметила мать на ухо девушке.
        Лариса ничего не ответила. Проводница закрыла дверь и заперла ее на ключ. Сквозь мутное от грязи стекло Лариса еще видела Филиппа и Анну Тимофеевну, сиротливо стоявших на быстро пустеющей платформе. Но вот поезд тронулся.
        Медленно поползли мимо состава назад платформа и станционные постройки. Анна Тимофеевна осталась стоять на месте, помахивая рукой, тогда как Филипп пошел вслед за набирающим ход поездом, всё более убыстряя шаг и всё еще надеясь разглядеть в окно милое лицо…
        - До чего же настырный парень, - заметила Вера Алексеевна. - Никак не хочет с тобой расставаться! Ты для него как мёдом намазана!
        - Ну и что? - отозвалась Лариса. - Разве это плохо?
        - А чего хорошего? - сказала мать. - Ты себе получше найдешь, не то, что этот нищеброд из забытого Богом захолустья!
        - Нищеброд? - Лариса взглянула на мать с простодушным удивлением. - А мы что, уже графьями стали?
        - Ну не графьями, конечно, однако…
        - Между прочим, это мой друг! - сказала Лариса вызывающе. - Не надо говорить о нем плохо.
        - Друг, говоришь? - мать подозрительно взглянула на Ларису. - А мне показалось, что он в тебя влюблен по уши! Ты случайно не замечала?
        - Это его трудности, - сказала Лариса резко. - Для меня он друг - не больше и не меньше.
        - Он явно считает иначе, - сказала Вера Алексеевна. - И он из тех парней, которые добиваются своего любыми средствами! Он будет ждать новой встречи с тобой с маниакальным упорством - помяни мое слово.
        - Я уже сказала - это его проблемы, - раздраженно заметила Лариса. - Я люблю другого…
        - Господи, это еще что?! - опешила мать. - Кого?!
        - Мама, успокойся, - Лариса улыбнулась. - Моя любовь не от мира сего.
        - То есть… как бы идеал твой, что ли?
        - Ну… вроде того!
        - Ох, Лариска, да с тобой инфаркт можно в одночасье получить! - вздохнула мать, с трудом переводя дух. - Надо же такое ляпнуть! Меня даже в жар бросило! Нет, ты и впрямь стала какая-то ненормальная! И что это здесь с тобой стряслось, в этом пропащем Семигорске? Видно, сам чёрт меня дёрнул тебя в последнее школьное лето сюда отправить!
        Лариса не ответила. Она открыла дверь, ведущую из тамбура в коридор, и направилась в купе. Мать тревожно смотрела ей вслед.
        Напротив купейной двери Лариса остановилась и стала смотреть в окно. Давно уже остались позади привокзальные улочки Семигорска, пригородные дачи, и теперь за окном тянулись цветущие зеленые сады… Ей вдруг мучительно захотелось вернуться назад, в уютный бабушкин домик, в зеленый яблоневый сад и садовую беседку, она возжелала вновь увидеть глаза Филиппа - такие любящие, робкие, восторженные… Спазм неожиданно перехватил горло. Ехать домой совершенно не хотелось. Сердце вдруг сдавило как клещами, и в душе поселилось предчувствие неминуемой беды…

* * *
        - Привет, Филя! Как сам?
        Филипп вздрогнул от неожиданности, услышав столь весёлое обращение. Он остановился и настороженно повернул голову в сторону говорившего. Перед ним стоял улыбающийся Сергей Юрьев.
        - А-а, Серёга… привет, - улыбнулся в ответ Филипп.
        - Поздненько ты гуляешь! - сказал Юрьев. - Время к полуночи уже.
        - Я не гуляю, Сережа… Я со второй смены домой иду. Сейчас вот порубаю, чего там маманя сготовила, и завалюсь спать.
        - Ах, да… ты ведь у нас труженик, я и забыл! - сказал Сергей. - Всё лето работал, отдыха не знал. А то еще и за Лариской бегать пришлось. Да-а, лето у тебя суматошное вышло, ничего не скажешь!
        Филипп настороженно посмотрел на собеседника.
        - А это ты к чему сказал?
        - Да ни к чему. Посочувствовал просто! Ларка - девушка видная, красивая, с такою хлопот и забот всегда полон рот! А вот уехала - так жалко! Скучно и тоскливо…
        - Ты всегда был очень проницателен, Юрьев, - мрачно заметил Филипп.
        - Дружище, да у тебя все твои эмоции на физиономии написаны! - засмеялся Сергей. - Идешь вот, а на самом лица нет.
        - Да, ты прав, - вздохнул Филипп, - скучно и тоскливо. Особенно убивает меня то, что уехала она насовсем, и я ее больше никогда не увижу…
        - Кто знает? - задумчиво потянул Юрьев. - А может быть, еще и увидишь!
        - Да нет… видел бы ты ее мамашу! Она что твой Цербер… Я вообще не понимаю, как она Лариску одну в наш Семигорск отпустила! Я на вокзал ее ходил проводить, так мама ее всё время в наш разговор встревала и вообще всем своим видом давала мне понять, что зря я на вокзал припёрся.
        - А может, и права ее мамаша-то? - вдруг заметил Сергей. - Может, и вправду зря? Что, разве на Лариске твоей свет клином сошёлся? Ты парень-то взрослый, тебе жизнь свою устраивать уже пора, ну, а ей…
        Юрьев махнул рукой. Филипп недобро покосился на него.
        - Что - ей? - процедил он зловеще.
        - Ей лечиться надо, Филя! Серьёзно лечиться. И ты сам это знаешь, знаешь без меня, ведь так? И неизвестно вообще, можно ли ее вылечить!
        - Можно! - решительно воскликнул Филипп, сжимая кулаки. - Ее можно вылечить, надо только доктора хорошего найти, и я его нашёл, а вот мамаша ее упёрлась намертво и - ни в какую…
        - Ты уже и доктора ей нашел? - воскликнул Юрьев с усмешкой. - Ну ты даёшь! Выходит, времени даром не терял? Ну вот что: ты сейчас устал и домой после смены еле плетёшься, а видимся мы с тобой нечасто. Есть у меня кое-что важное для тебя про Лариску… Если хочешь, могу рассказать прямо сейчас - глядишь, и твоя тоска по зазнобе уехавшей вдруг да поутихнет сама собой!
        Филипп взглянул на Юрьева с неприязнью и удивлением.
        - Послушай, Серёга, - сказал он с горечью, - я всегда тебя уважал: и за ум твой, за твои знания, за твою порядочность… Так неужели ты собрался мне передать сейчас какую-то грязную сплетню? Лучше не трудись - я всё равно не поверю; я знаю Ларису лучше всех вас, а потому сделай милость - не береди понапрасну душу…
        - Да погоди ты! - прервал его Юрьев с досадой. - Что я, бабка трепливая, чтобы сплетни гадкие распространять? Ты меня знаешь: у меня нормальный язык, а не помело - я вру только иногда и только по мелочи; по-крупному ни-ни! А здесь дело серьёзное… но воля твоя: если не хочешь слушать, я молча ухожу, а ты тоскуй себе дальше! А если тебе всё-таки интересно, какова порой бывает твоя Лариса, тогда давай присядем на скамеечку - вот на эту хотя бы, что под деревом стоит, - и перетрём по-тихому; мне лично думается, что такие вещи тебе знать полезно, а может, и необходимо.

* * *
        Филипп немного смутился: ему было неприятно слушать что-то нехорошее про Ларису от кого бы то ни было, а с другой стороны - Юрьев всегда внушал ему доверие, парень он был порядочный и серьёзный. Поколебавшись немного, он всё же сдался:
        - Ладно, Серёга, если есть что рассказать, рассказывай…
        Они присели на скамеечку под раскидистым деревом, мерно шуршащим густой еще по-летнему листвой над их головами.
        - Только сразу уговор, Филя: всё, что я тебе сейчас расскажу - остаётся между нами. Больше - никому. Договорились?
        - Ну конечно, Серёга! Кому же я стану…
        - Довольно. Мне твоего слова достаточно. А теперь по делу, - сказал Юрьев. - Ты вот мне скажи, Филя: ты давно Генку Кирсанова видел?
        Филипп слегка растерялся от такого вопроса.
        - Давно… - вымолвил он рассеянно. - Да по мне его вообще бы никогда не видеть.
        - Не об этом сейчас речь, - заметил Сергей. - Ты не видишь его потому, что Кирсанов валяется в больнице… В Павловск его отвезли.
        - Вот как? - Филипп, казалось, ничуть не огорчился. - Что же с ним случилось? Никак заболел?
        - Ну да… заболел, - Сергей мрачно покосился на него. - Заболел после того, как его избили.
        - Избили? - удивился Филипп.
        - И жестоко избили! У него там сотрясение мозга, деформация горловых хрящей, еще какая-то хрень… В общем, отметелили Генку очень серьёзно.
        - Н-ну ладно… - процедил Филипп. - Но я-то здесь причем? Да и не интересует меня твой Кирсанов: избили его - ну и чёрт с ним! Видно, кто-то оказался не столь терпелив, как я или ты… Будет ему впредь жёсткий урок. Так ты со мной про Кирсанова собрался говорить?
        Я не имею к этому никакого отношения - охота была руки об него марать!
        - Ты к этому действительно отношения не имеешь, - пожал плечами Сергей, - вот только некто другой самое прямое отношение имеет. Знаешь, кто его до полусмерти избил?
        - Не знаю… да откуда мне знать! - Филипп начал раздражаться. С чего это вдруг Юрьев завел с ним разговор про Кирсанова?
        - Попробуй угадать с трёх раз! - усмехнулся Сергей.
        - Хватит загадок, Серёга! Мне в принципе по барабану, кто там этому Кирсанову морду набил…
        - Ой ли? Значит, не угадаешь… Ну так я тебе скажу: это Лариска, пассия твоя, Кирсанова зверски избила. Так-то, Филя…
        Филипп совершенно опешил.
        - Да не может быть! - только и смог вскричать он. - Ты спятил, Серёга! Что ты несёшь? Ни в жизнь не поверю!
        - Можешь верить, можешь не верить, - философски заметил Сергей, - но факт остается фактом, а факты, как ты знаешь, вещь упрямая.
        - Я еще раз говорю: не может такого быть! Лариса вообще в последнее время была безразличной ко всему! Совершенно безучастной… А тут - кого-то избить! Да на кой чёрт сдался ей этот проклятущий Кирсанов? Я знаю, Серёга, что ты никогда попусту не гонишь, но здесь… нет, тебя явно ввели в заблуждение.
        Юрьев повернул к нему свое серьёзное и хмурое лицо.
        - Да? - отозвался он. - Кто ж это ввёл меня в заблуждение? Мои собственные глаза, что ли?
        - Постой… ты хочешь сказать, что сам видел, как…
        - А то! Именно это я и хочу сказать! Если бы сам не видел, как Лариска избивала Генку, так вообще бы молчал… Так ты будешь слушать или нет?
        - Конечно, буду, если ты сам видел! - воскликнул Филипп. - Слушаю очень внимательно…
        И Юрьев рассказал своему товарищу всю историю, свидетелем которой он стал; рассказал очень подробно обо всём - как стал следить за Кирсановым после подозрительного трёпа последнего на лесной пирушке, как услышал Генкину беседу с Ларисой в лесопарке и сразу понял, что именно кроется за кирсановским приглашением, как незаметно последовал за ними, и что произошло далее. Филипп слушал, и его попеременно бросало то в жар, то в холод, он то озлобленно сжимал кулаки, то до боли в челюстях стискивал зубы.
        - Ну, попадётся мне это Кирсанов! - воскликнул Филипп, глядя прямо перед собой. - Я с ним поговорю по-свойски! Мерзавец… ублюдок!
        Сергей бросил на него быстрый встревоженный взгляд.
        - А ну, стоп! - воскликнул он. - Ты что, забыл, о чём мы в самом начале договорились?
        - А о чем мы договорились?
        - О том, что обо всём этом никому ни слова! Уже забыл?
        - Так это посторонним никому ни слова, а ведь Кирсанов…
        - Кирсанов не исключение, - сказал Сергей. - Ему тоже ни слова. А тем более нельзя его бить! Он и так еле живой…
        - Да за Лариску я готов его вообще… - начал было Филипп, но Юрьев тут же прервал его.
        - Ой, я тебя умоляю! - воскликнул он. - Вот только не надо этого пафоса, ладно? А то уже тошнит, я этого страсть как не люблю! Лариска твоя ничуть не пострадала, Генка и так уже наказан, и наказан очень жестоко, а дважды не наказывают даже за самое тяжкое преступление. А потому - помни, что ты мне обещал! Иначе это будет нечестно по отношению ко мне прежде всего.
        - Ладно, Серёга, я тебя не подведу… Обещал - значит, обещал.
        - Вот и ладушки! Тогда продолжаю…
        - А что, есть еще, о чем сказать? - спросил Филипп.
        - Да, Филя, есть… Надо подвести итог всему сказанному. А итог таков: я тебе честно скажу, за Лариской я поехал не ради тебя. Ты отрабатывал заводскую смену, иначе говоря - отсутствовал по уважительной причине. Но то, что затеял Генка, для меня неприемлемо ни с какой стороны. Посягать на юную девушку, еще школьницу, есть гнусное преступление. Посягать на девушку, у которой не все дома (уж извини, если грубовато сказал!), есть гнусность вдвойне. И хотя с Генкой я знаком с детства, я решил, что не дам совершиться этой подлости. Потому и поехал… А вышло всё совсем наоборот. Спасать именно Генку пришлось.
        - Вот еще! - фыркнул Филипп. - Нашел, кого спасать! Насильника, негодяя… такую мразь.
        - Ты не понял, Филя! - хлопнул его по колену Сергей. - Негодяй, мразь - это всё эмоции! А для суда он являлся бы пострадавшим, а точнее - жертвой, и его моральный облик никого не интересовал бы… ну или, скажем так, интересовал бы далеко не в первую очередь.
        - Какого еще суда? - спросил Филипп.
        - Как какого? Да того самого, который судил бы твою милую Ларису за убийство!
        - Какое еще убийство?!
        - Убийство Генки Кирсанова! Если бы я немного опоздал, она бы его вилами проткнула! И сейчас бы не ехала в поезде к себе домой, а отвечала на вопросы следователя. Так-то, Филя!
        - Ты уверен, Серёга? - нерешительно спросил Филипп.
        - Абсолютно уверен! Так что ты меня благодарить должен.
        - Не могу в это поверить…
        - Ты поверил бы, если б увидел ее глаза. Она собиралась совершить убийство: ей мало было просто размазать Генку по полу, она всерьёз хотела его прикончить. Но тут некстати (или наоборот - весьма кстати!) появился я и ей помешал.
        - И как же тебе это удалось? - спросил Филипп.
        - Уговорил я ее… Объяснил, что к чему.
        - И она послушалась?
        - Как видишь! Иначе мы сейчас с тобой не беседовали бы. Она ведь и перед моим носом вилами размахивала! Ужасно разозлилась, что я помешал ей с Генкой окончательно разделаться. Мне удалось-таки ее успокоить, и она просто ушла. Только при этом заперла нас на ключ, который я ей сам же и отдал под угрозой применения всё тех же вил! Мы с Генкой потом, как проклятые, три часа выбирались из этого чёртова ангара.
        Филипп долго и угрюмо молчал, обдумывая услышанное. Молчал и Сергей, видимо, ожидая его реакции. Наконец Филипп жёстко заметил:
        - В конце концов, она защищалась от насилия. От такого подонка как Кирсанов, молодой девушке отбиваться можно любыми способами. Я ее вполне понимаю.
        Юрьев тяжело вздохнул.
        - Влюбленный человек простит предмету своей любви всё, что угодно, и убийство тоже, - сказал он. - Это понятно. Вот только, если у тебя на Лариску серьезные виды, то было бы нелишне сто раз подумать - а стоит ли связывать свою жизнь с очаровашкой, которая способна в два счёта поднять на вилы человека, пусть даже и насильника! А твоя милая девушка именно из таких. Вот какие дела-то, Филя! Ты тут тоскуешь, страдаешь, мучаешься разлукой… А впору крепко задуматься, нужна ли тебе эта самая Лариса?
        - Спасибо тебе огромное, Серега! - сказал Филипп, - за всё: за неравнодушие, за вмешательство, за сведения… Спасибо! Но я просто так от Лариски не отступлюсь. Случившееся лишний раз доказывает, что с нею стряслась беда, и ей нужна психиатрическая помощь. А вот мамаша ее эту истину понимать никак не желает.
        Юрьев только руками развел.
        - Ну что же, - отозвался он, - я тебя услышал, Филя! Если ты считаешь, что в состоянии ей помочь, - помогай! Наверное, ты знаешь, как… Ну, а я всего лишь хотел подбросить тебе информацию к размышлению. Я свою задачу выполнил. Дальше, дружок, ты уж сам думай, действуй… Пока!

* * *
        Сергей поднялся со скамьи и сделал несколько шагов по дорожке.
        - Постой! - окликнул его Филипп. - Ты уходишь?
        - Ну… вообще-то поздно уже! Да и ты с работы идешь, сам говорил, что спать собираешься! А чего еще-то рассиживаться? Я сказал тебе всё, что хотел.
        - Пожалуйста, погоди немного… присядь, - попросил Филипп.
        Сергей не слишком охотно вернулся к нему и снова сел.
        - Ну, чего ты еще хочешь от меня услышать?
        - А вот скажи - попросил Филипп, - почему ты расцениваешь тот резкий отпор, что Лариса дала Кирсанову, как проявление ее невменяемости? Разве это не естественно, что сильная крепкая девушка сумела не только отбиться от насильника, но и перейти в наступление и победить его?
        - Опять ты передергиваешь, Филя! Я же русским языком сказал: она собиралась его убить! Что тут непонятного? Она убила бы его, хотя для нее Генка уже точно не представлял никакой опасности, и на самооборону тут ничего не спишешь. Упорное стремление человека убить - это, по-твоему, как - нормально? Кроме того… Ларка и слова какие-то странные говорила…
        - Какие еще слова? - насторожился Филипп. - Ты не упоминал…
        - Ишь ты! Не упоминал… тогда, в запарке, не до этого было, а потом уже вспомнилось. Вот, например, я сам слышал, как она сказала Генке, что он - всего лишь обыкновенный человек. Звучит довольно странно - ты не находишь? Если Генка обыкновенный человек, то выходит, она сама - необыкновенная? А еще она мне сказала, будто Генка пытался овладеть ею против ее воли, посягая на то, что ему не принадлежит… Ну, или что-то в этом роде. Разве нынче так выражаются? Она как будто цитировала какую-то старинную книгу, что ли… в общем, девушка явно не от мира сего и с крайне опасными замашками! Может, она и не невменяемая, однако на нее явно что-то накатывает, и тогда она способна совершить всё, что угодно, вплоть до убийства. А ты спрашиваешь, почему я расцениваю… ну, не нравится тебе, как я это делаю, сам тогда расценивай! Может быть, для тебя она - агнец Божий, только с вилами.
        - Мне кажется… это всё башня, - произнес задумчиво Филипп как бы в ответ собственным мыслям.
        - Что? - удивленно отозвался Сергей. - Какая башня? Ты хочешь сказать, что у Ларки башню сорвало? Я думаю, ты недалёк от истины, дружище…
        - Нет, Серега, я не о том, - Филипп невесело улыбнулся. - Я говорю о той башне, что стоит на Змеиной горе и вот уже не один век смущает умы людей своей тайной. Я ведь даже в здешней библиотеке был, почитал там о ней кое-что…
        - Да причем тут башня! - нетерпеливо воскликнул Юрьев, - речь у нас не о башне, а о пассии твоей, которая весьма опасна для окружающих…
        - Погоди, Серёга! Но ведь с башни всё и началось! Лариса пропала, войдя в эту самую башню, а когда объявилась вновь, у нее обнаружились все эти странности!
        - Странности? Юная девушка размахивает перед носом у людей вилами и грозится убить, а ты называешь это странностями? Вот уж правильно говорится, что любовь лишает людей разума!
        - Ну погоди, Серёга! - перебил его Филипп. - Я ведь тоже был в этой башне! Я поднимался на самый верх, потом спустился на землю и «потерял» целые сутки, не заметив этого. Ты помнишь?
        - Ну помню вроде… И что с того?
        - Ну как что? Я ведь тоже ничего не помнил и не помню, как и Лариса. Значит, с нами произошел один и тот же феномен - ведь так?
        - Возможно, - заметил Юрьев. - Только с маленькой, но существенной разницей: у Ларки крыша поехала напрочь, а вот за тобой никаких отклонений не замечалось…
        - Ты забыл добавить одно краткое, но очень важное словечко…
        - Какое?
        - Пока! До сих пор у меня отклонений не замечалось, но возможно, ты переменишь свое мнение, когда услышишь, что я сейчас скажу. Очень уж похоже на горячечный бред.
        - Чёрт побери… ты меня заинтриговал, Филя! Ну, говори…
        - Помнишь, помимо этой самой башни, на Змеиной горе есть еще древний оракул, который и дал горе свое название…
        - Помню, конечно, - сказал Сергей. - Как не помнить… и что?
        - Когда я был в библиотеке, мне там одна почтенная старушка-сотрудница сказала, что в древние времена к тому оракулу приезжали лечиться. А еще в этом святилище паломники ложились спать, погружаясь в так называемый священный сон. И во сне они могли увидеть как будущее, так и прошлое, которое давно стёрлось из памяти. Да ты, кажется, и сам мне про то говорил!
        - Возможно, говорил… только не пойму, к чему ты клонишь?
        - Ну как не понять! - воскликнул Филипп. - Что, если снова подняться на Змеиную гору, найти там этот оракул, и попробовать … впасть в священный сон? Вдруг я увижу во сне то, что происходило со мной в этой треклятой башне, и чего я сейчас не помню?
        Сергей смотрел на Филиппа долгим немигающим взглядом, будто не узнавал его. Потом сказал:
        - Ну, ты даешь… Тебе не кажется, что это уже из области параноидального?
        - Почему же? - усмехнулся Филипп. - Древние так поступали в свое время, а они ведь были ничуть не глупее нас, разве не так?
        - Послушай, Филя. Тут есть закавыка и даже не одна.
        - Например?
        - Например, рассказы о так называемых священных снах весьма похожи на легенду. Это раз. Далее: в древние времена оракул был в почете, а сейчас он разрушен и осквернён, и кто может сказать, какие необходимые составляющие в нем утеряны? Что надо с ним сделать, чтобы он заработал вновь? Никто не знает, и это два. Ну, и насчет древних: они действительно были ничуть не глупее нас, а во многом куда мудрее, вот только жили они так давно, что тогдашний мир имел весьма мало общего с миром современным. В их мире имели место чудеса, которых не встретишь нынче, и то, что для древних было реальностью, для нас сегодня всего лишь миф. Поэтому они видели священные сны, но к этому нужны способности, нужно особое состояние сознания, а мы эти способности давно утеряли. Это три. Надеюсь, достаточно?
        - Достаточно для чего? - спросил Филипп.
        - Для того, чтобы ты отказался от этой затеи.
        - Чтобы я отказался? Знаешь, Серега, ты всё очень складно тут сказал, и я восхищен твоей эрудицией и логикой. Однако, сам посуди - что я могу сделать еще? Доктор сказал: чтобы Ларисе как-то помочь, необходимо узнать, что же всё-таки произошло с нею на Змеиной горе. Сама она не помнит, а я - единственный из людей, кто был там с нею в этой башне и пережил нечто подобное, только в меньшей степени. И я тоже ничего не помню. Но вот существует древний оракул, расположенный там же, и который способен, хотя бы гипотетически, пролить свет на эти события, о которых ни Лариса, ни я ничего не помним. Этот оракул - единственная зацепка, наша единственная возможность! И ты хочешь, чтобы я от этой возможности просто так - взял и отказался?
        - Ну… вовсе не просто так! - возразил Юрьев. - Чтобы эту так называемую возможность реализовать, тебе придется снова подняться на Змеиную гору и посетить древний оракул. А чем такое предприятие может закончиться, мы уже наблюдали на примере твоей пассии по имени Лариса. Вряд ли ты ей поможешь, если вслед за нею тоже рехнёшься. Вы даже лечиться будете в разных заведениях: она где-то там в большом городе и наверняка за бабки, а вот ты - в местной павловской психушке и бесплатно, и здесь из тебя окончательно сделают настоящего…
        - Ой, ну хватит, Серега! - нетерпеливо перебил Филипп. - Раскаркался, словно ворон! Сам пророчествуешь не хуже оракула, только все эти пророчества твои - дурного свойства. Лучше посоветуй что-нибудь путное, если у тебя имеется идея получше.
        - Свою идею я, кажется, тебе уже высказал, - заметил Сергей, - только она тебе не понравилась.
        - Прости, но идея отказа от похода к Змеиному оракулу мне никак не подходит, - отозвался Филипп, - и я уже объяснил, почему.
        - Да понял я твои объяснения, Филя, - сказал Сергей. - Понял и осознал… Ладно! Ну, и когда же мы выступаем?
        Филипп чуть заметно вздрогнул и резко повернулся к своему товарищу.
        - Постой… ты, кажется, сказал - мы? Или я ослышался?
        - Нет, не ослышался. Если ты пойдешь один и сгинешь там, как это бывало не раз со всякими авантюристами вроде тебя, я же потом себе этого никогда не прощу! А так… вдвоем всё же и веселее, и сподручнее.
        - Спасибо, Серега, ты - настоящий друг! Я на подобный подарок даже не рассчитывал!
        - Ладно, ладно, тоже мне - друг, подарок! Красивые слова, и только… Однако ты так и не ответил на мой вопрос.
        - Когда выступаем? Завтра у меня выходной… Давай завтра вечером! Идет?
        - Ну что ж… пожалуй, идет! Стало быть, завтра…

* * *
        Вечером следующего дня Сергей с Филиппом поднялись на Змеиную гору.
        Странно, но путь наверх оказался хоть и весьма утомительным, однако лишенным блужданий и неприятных приключений. Память обоих сохранила в себе знакомые ориентиры, так необходимые для того, чтобы не сбиться с горной тропы. В результате к наступлению сумерек после трудного, но вполне успешного восхождения путники стояли перед уже знакомой, но такой зловещей и таинственной каменной башней.
        - Ну вот… мы на месте, - сказал Юрьев, поправляя рюкзак. - Нет желания заглянуть снова в эту милую башенку? По каменной замшелой лестнице полазить…
        - Нет, - отозвался Филипп, - зато есть острое желание увидеть оракул.
        - Ну что же… тогда наш путь лежит мимо башни, и дальше вниз по склону. Пошли?
        - Пошли!
        Они двинулись вперед, огибая башню по пологому кругу. В одном месте пришлось перелезать через каменные руины стены, разрушенной многие века назад. Путь здесь был очень опасен, тем более, что стремительно темнело - ведь стоял сентябрь, и дни стали заметно короче, чем летом. При этом Филиппа не оставляло ощущение, будто из узких черных окон огромной башни за ними кто-то неустанно наблюдает, и от этого на сердце становилось по-настоящему жутко. Делиться этими ощущениями со своим товарищем Филипп однако не стал.
        Юрьев довольно быстро продвигался вперед. Филипп поспешно следовал за ним. Черный силуэт гигантской башни постепенно перемещался назад. Идти стало полегче - тропа уходила круто вниз. Между тем темнело прямо на глазах - сумерки неумолимо сгущались. Высоко в небесах зажглись первые звёзды.
        - Осторожно, - негромко предупредил Сергей. - Впереди обрыв…
        Филипп замедлил шаг. Тропа исчезла, потерявшись на каменистом, круто уходящем вниз склоне.
        Юрьев вдруг остановился и замер, слегка откинувшись корпусом назад, чтобы сохранить равновесие. Филипп приблизился к нему сзади.
        - Аккуратнее, - заметил Сергей, - не то загремишь по склону и там уже точно шею себе свернешь!
        Филипп выпрямился и окинул взором простёршуюся внизу панораму.
        На гигантском склоне горы расположилась обширная горизонтальная площадка - нечто вроде каменистого уступа-платформы, окаймленного по наружному периметру густой растительностью и цепью огромных горных сосен. А в центре этой площадки возвышались древние руины самой причудливой и разнообразной формы; остатки античных построек были сплошь из белого камня, а потому отчетливо выделялись на фоне сгустившихся темнеющих сумерек и черно-зеленых крон деревьев.
        - Ну вот, - хмуро заметил Сергей, - это и есть Змеиный оракул. Вернее, те крохи, что от него остались за долгие-долгие столетия.
        Филипп готов был с этим согласиться: осталась действительно лишь малая часть того давнего архитектурного величия, что когда-то здесь пребывало. Неумолимое время и людской религиозный фанатизм не пощадили некогда выдающееся по своей красоте и уникальное по своему назначению античное сооружение.
        - А ты заметил, - сказал Филипп, - какая здесь тишина? Полная, абсолютная… и кажется, что наши слова прямо-таки гаснут в окружающем воздухе. Ты не чувствуешь?
        - Да ты, оказывается, лирик, Филя! - усмехнулся в ответ Сергей. - Но, пожалуй, ты прав. Однако это, наверное, естественно: место ведь необычное, издавна почитавшееся священным. Так что мы с тобой делать-то будем?
        - Будем делать то, зачем сюда пришли, - сухо отвечал Филипп. - Спустимся на площадку и останемся ночевать среди этих камней.
        - Думаешь, эти развалины помогут тебе погрузиться в священный сон? - в голосе Юрьева сквозила явная насмешка.
        - Я не знаю, Серега, - с ноткой отчаяния отозвался Филипп. - Ну откуда мне знать? Посмотрим.
        Юрьев мрачно разглядывал загадочно-зловещие руины.
        - Я не думаю, что эти камни сохранили в себе хоть какие-то свойства некогда знаменитого оракула, - сказал он тихо. - Святилище разрушено до основания и явно не работает.
        - А я думаю, оно работает! - возразил Филипп. - Я это нутром чувствую, Серега!
        - Ты обманываешь сам себя, Филя! Даже если тебе и приснится здесь нечто необычное, руководствоваться твоим сном будет нельзя - ты это хоть понимаешь?
        - Я понимаю другое, - ответил Филипп. - Силы, заставляющие оракул работать, были здесь всегда, есть они и сейчас, они - в недрах этой горы! Древние знали это и умели с этими силами правильно обращаться! И пока эти силы есть, оракул работает, ибо над силами этими не властно ни время, ни тем более люди-мракобесы, разрушавшие когда-то античные храмы! Я полагаю, нам необходимо лишь правильно выбрать место для своего ночлега…
        - Ты хорошо сказал - «лишь правильно выбрать»! - едко заметил Юрьев. - В самом деле, какие пустяки… Тебе, разумеется, известно, как именно мы найдём правильное место для ночлега?
        - Черт побери, Серёга! Я думал, ты мне это подскажешь!
        - Да неужели? По-твоему, я спец по тайнам древних святилищ, что ли?
        - Спец не спец, но явно знаешь куда больше моего.
        - Ты явно преувеличиваешь мои познания, Филя, - сказал серьезно Юрьев. - Да, я всегда интересовался такими вещами, кое-что знаю об этом, но в целом я - обыкновенный дилетант, и не более того. Боюсь, что не смогу тебе ничем помочь.
        - Конечно, не сможешь, если мы будем и дальше стоять на краю обрыва и впустую чесать языки! - воскликнул Филипп. - Надо спуститься на террасу и войти в святилище. Может, мы по каким-то признакам всё и поймём? Придется самим шевелить мозгами, ведь гидов тут не наблюдается.
        - Блажен, кто верует, - отозвался Юрьев. - Ладно, пойдем…

* * *
        Пришлось еще потратить какое-то время на поиски безопасного спуска. Когда оба первопроходца очутились возле первых камней, тьма уже плотно окутывала все окрестности. Однако в небе ярко светила луна, и ее серебристое сияние позволяло сносно видеть всё вокруг.
        Они некоторое время медленно шли среди камней, с опаской озираясь по сторонам и вглядываясь в каждую древнюю руину. Некоторые из них имели весьма причудливый вид.
        Постепенно начала вырисовываться общая конфигурация разрушенного сооружения: оно было круглым в плане, имея в центре самую главную свою часть, от которой нынче оставалась мощёная квадратными плитами площадка и несколько каменных баз колонн. От двух колонн чудом сохранились даже обломки стволов, один из которых достигал в высоту примерно четырех метров. Среди этих баз возвышалась массивная плита - возможно, древний алтарь.
        - Может быть, вот здесь и следует ложиться? - неуверенно спросил Филипп, рассматривая горбатившиеся древние плиты, меж которыми росла трава. - Когда-то они ведь были уложены идеально ровно…
        - Это вряд ли, - решительно возразил Сергей. - Здесь явно была основная часть святилища, и здесь-то и находился сам оракул, а паломников сюда уж точно никто не пускал! Этот центр с колоннами был как бы сердцем всего храма, и лично я не могу себе представить, чтобы тут вповалку спали люди, ожидающие откровений во сне. Это запретная зона, Филипп.
        - Этот… абатон, что ли? Так он назывался?
        - Адитон! - поправил Сергей. - По-гречески означает - не входить!
        - А мне в библиотеке говорили, что паломники спали в месте, которое называлось абатон. Как же нам его найти? Вроде как абатон и есть запретное место…
        - Ты всё перепутал, Филя! Абатон - это совсем другое. Запретная часть святилища называлась адитон. Туда могли входить только жрецы, и то далеко не все! А вот абатон - это прочие постройки, назначение которых было разным, а самое главное из них и общее для всех - скрывать адитон от глаз любопытных и злоумышленников. Понял?
        - То есть, абатоном может быть любое сооружение, скрывающее запретную часть храма от посторонних? - спросил Филипп.
        - Именно так, Филя! Вот давай и посмотрим с тобой, что из этих развалин могло служить таким оградительным барьером для непосвященных. Я думаю, это должно было быть некое сооружение, окружающее адитон со всех сторон, - подвел итог Сергей.
        Филипп с тоской оглядел окружающие их руины. Найти в них какую-то систему казалось просто немыслимо.
        - Эх, взглянуть бы на это святилище сверху… - задумчиво протянул Филипп. - Авось и увидели бы хоть какой-то план.
        - Ну, Филя… крыльев у нас с тобой нет, - отозвался Сергей. - А между тем, соображать надо быстрее, темнеет прямо на глазах. Давай рассуждать логически. Вот посмотри на эту вереницу камней…
        Филипп взглянул на камни, привлекшие внимание Юрьева. Длинные, вросшие в землю каменные блоки тянулись вокруг центральной части святилища по дуге, разорванной в нескольких местах.
        - Ну, и что особенного? - заметил Филипп. - Камни как камни…
        - Я так не думаю. Видишь, они выложены строго по окружности вокруг адитона. А в некоторых частях этой окружности сохранились остатки каменной стены, как, например, вон там… - Сергей показал рукой вперед. - О чем это говорит?
        - Наверное, о том, что эти каменные блоки когда-то служили фундаментом для стены, тянущейся вокруг этих колонн, - сказал Филипп.
        - Правильно, умница! И похоже на то, что стена была сплошная. А теперь посмотри сюда…
        Сергей указал на камни поменьше, также вросшие в землю за многие века и примыкающие вереницей к каменной дуге под прямым углом. И таких радиусов можно было насчитать несколько.
        - Не догадываешься? - взглянул он на Филиппа.
        - О чем?
        - Что это за камушки, расходящиеся от фундамента стены радиусами на равных расстояниях друг от друга?
        - Если честно, то нет…
        - Филя, включи мозги! - воскликнул Сергей. - Это же ребенку ясно!
        - Что ясно? - пробормотал Филипп.
        - Эти камни, что поменьше, тоже суть остатки фундамента, только на этом фундаменте когда-то стояли перегородки между помещениями, одинаковыми по размеру и форме. А вон там, смотри, сохранились даже основания дверного проема! Эти помещения примыкали одной стороной к сплошной общей стене, окружающей центр святилища. И все они были одинаковы. Перед нами - остатки комнат для паломников! Этакая античная храмовая гостиница… Значит, с большой долей вероятности можно предположить, что именно здесь паломники ложились отдыхать и погружались в так называемый священный сон!
        Филипп слегка растерянно огляделся. Действительно, то, что говорил Сергей, выглядело вполне логично.
        - Ну что озираешься? - усмехнулся Юрьев. - Гостиничные номера, как видишь, в какой-то мере сохранились, хотя бы в своих контурах, а вот кроватей мы явно не найдем: если они и были, то рассыпались в прах за давностью лет. Так что спать придется на земле, на травке, которая здесь растет в изобилии.
        - Ну, на то у нас спальные мешки есть, - заметил Филипп. - А все-таки я не устаю удивляться твоим познаниям, Серега: будь я один, ни за что бы не обнаружил эти вот комнаты! Для меня это святилище в нынешнем его состоянии - не более, чем груда камней.
        - Да ну, ерунда! - воскликнул Сергей, сбрасывая на землю спальный мешок. - Необходимый минимум знаний, плюс немного логики - и всё! Греческие храмы отличались строгой простотой и целесообразностью. Нам повезло, что здесь в античные времена располагались колонии именно греков, а не критян или египтян: иначе нам пришлось бы разыскивать абатон в недрах гигантского лабиринта - критского или египетского.
        - А как насчет того, чтобы поесть? - спросил Филипп. - Ложиться спать на голодный желудок не очень-то приятно: самый обычный сон не придет, не то что священный.
        - Рад, что ты не утратил способности к шутке, дружок, - ответил Сергей. - Я не знаю, разрешалось ли древним паломникам принимать здесь пищу. А вообще, в античных святилищах обычно приносили жертву богам, Филя. Скажем, барана или овечку… похоже, мы про то напрочь забыли, и предложить оракулу какое-либо приношение мы не можем. Впрочем, жалеть не о чем: я всё так же уверен, что мы затеяли пустое дело.
        - Не стоит загадывать, Серега, - отозвался Филипп, - думаю, мы совсем скоро это проверим. А насчёт приема пищи: если здесь были комнаты для паломников, то и ужинали они, скорее всего, в них. Или ты полагаешь, нам следует поискать здесь остатки общественной столовой? Например, в монастырях имелись общественные трапезные… а как насчет таковых в древних храмах?
        - Вот этого я не знаю, - без обиняков заявил Сергей. - Я тебе не справочник по истории, в конце концов.
        - Наверное, дружище, - улыбнулся Филипп, - а потому давай-ка ужинать…
        С наступлением темноты стало холодно, и друзья развели небольшой костер. Они наскоро перекусили взятой из дома нехитрой снедью. Тьма окружала их непроницаемой пеленой - похоже, что луну затянули тучи. Пламя костра давало колеблющийся свет, который будто поглощался окружающим мраком, освещенным оставался лишь небольшой пятачок, в котором едва умещались двое парней в сидячем положении. Да и сам огонь смотрелся каким-то странным, словно бы размытым.
        Филипп обратил внимание своего друга на это необычное обстоятельство.
        - Спустился туман, что ли? - неуверенно предположил он.
        - Не знаю, - глухо отозвался Юрьев. - Знаю лишь, что холод вокруг собачий, и воздух такой, словно сейчас зима. Как бы нам дуба не дать этой ночью!
        - Да, действительно холодно, - согласился Филипп, - и холод какой-то всеохватывающий, вползающий в тело так, что все кости стынут. В прошлый раз такого не было…
        - В прошлый раз, дружище, мы ночевали вне башни и вне Змеиного оракула, - заметил Сергей. - Похоже, это имеет значение, и немалое. Давай-ка залезать в мешки и попробуем заснуть… мне кажется, это лучшее из того, что мы можем сделать.
        С этим, пожалуй, следовало согласиться. В конце концов, Филипп и стремился в это пугающее и таинственное место именно для того, чтобы лечь здесь спать и посмотреть, что из этого выйдет. Или не выйдет ничего…
        Он торопливо развернул спальный мешок, вздрагивая при этом от пронизывающего холода. Сергей последовал его примеру. Через несколько минут оба друга лежали возле догорающего костерка в мешках, похожие на две большие лесные колоды.
        Прошло еще какое-то время.
        - Серега… - негромко позвал Филипп. - Ты спишь?
        - Нет, - угрюмо откликнулся Юрьев. - Как же, заснешь тут…
        - А что тебе, неудобно?
        - Почему же? Вполне удобно, я согрелся даже. Однако не сплю вот - жутко здесь очень, как-то нехорошо… А сам-то чего не спишь? Будешь лежать, да в темноту таращиться, точно никаких снов не увидишь.
        - Я просто не успел задремать, - ответил Филипп. - Сейчас, наверное, засну: устал просто зверски!
        - Ну еще бы: в такую даль тащились! Да всё время в гору, и в гору…
        - А ты прав, Серега - здесь жутко и нехорошо как-то… Мне все время какие-то тени среди камней мерещатся. А тебе нет?
        - А черт их там разберет - тени или не тени… я стараюсь не глазеть особо по сторонам, а то и впрямь спятить недолго. Ты тоже не глазей - спокойнее будет…
        Оба помолчали. Однако ощущение запредельной, словно бы потусторонней жути не проходило.
        - Серега… - снова тихо позвал Филипп.
        - Ну? - отозвался Юрьев.
        - Спасибо тебе…
        - Это за что же?
        - За то, что пошел со мной, за то, что я здесь не один. Будь я один, давно бы уж со страху спятил.
        - Ой, да перестань, Филя! Ты маленький, что ли? Да, неуютно, да, жутковато, но не так же, чтобы всерьез с ума спятить! Мы пока с тобою ничего реально страшного не видели. Ты вот спи лучше, не то самые интересные сны пропустишь…
        - Кажется, я уже сплю, - улыбнулся в темноте Филипп.
        - Ну, давай! Счастливых сновидений тебе, дружище… - ответил Сергей.

* * *
        … Вбежав на первый этаж башни, он остановился, пораженный открывшимся ему красочным и совершенно ошеломляющим зрелищем. Это снаружи башня представляла собой мрачную безмолвную громаду, а здесь, внутри, оказывается, вовсю кипела жизнь! Обширный круглый зал был полон людей, со стен струились, подобно водопадам, тяжелые разноцветные портьеры, окаймленные золотой бахромой, а с высокого потолка свисали массивные хрустальные люстры со множеством пылающих свечей. Полы в зале были выложены разноцветными мраморными плитами, начищенными до блеска; в их гладкой поверхности отражались огни свечей и пестрые наряды людей, гуляющих по залу. У Филиппа зарябило в глазах от изобилия ярких, сверкающих и переливающихся красок. Густая толпа наполняла зал, приглушенно гудевший нестройным хором множества голосов. Люди прогуливались по мраморному полу небольшими группами или парами, негромко переговариваясь между собой, словно зрители в театре во время антракта.
        «Что происходит? - подумал ошеломленный всем увиденным Филипп. - Куда я попал? Я ведь только что был на вершине Змеиной горы...»
        Толпа, окружавшая Филиппа со всех сторон, вызывала искреннее изумление. Люди были все разодеты в причудливые наряды весьма давней эпохи - плащи с меховыми капюшонами, длиннополые одеяния с откидными воротниками; дамы щеголяли в пышных платьях и юбках до самого пола и соревновались друг с другом высотой и необычностью вычурных причесок, встречались и кавалеры в узорчатых камзолах и в ботфортах, с мечами или шпагами на разукрашенных перевязях… судя по этому невероятному прикиду собравшихся, окружающая Филиппа обстановка воспроизводила дух и стиль позднего средневековья - скорее всего, конца XV - начала XVI века.
        Филипп продолжал в крайнем недоумении озираться по сторонам - он был просто шокирован всем увиденным.
        «Как они все здесь оказались? - в смятении размышлял он. - И вообще: где я? Может быть, здесь снимают какой-то исторический фильм?.».
        Если это и вправду были съёмки фильма, то создатели его явно не пожалели средств на декорации и костюмы. Несмотря на обилие людей, собравшихся в башне, казавшейся способной вместить в себя сколь угодно много народу, Филипп не увидел ни одного человеческого лица, так как все присутствующие носили самые разнообразные маски. Это были довольно тяжелые, разукрашенные в разные цвета целые сооружения - носить такие на головах и на плечах было явно нелёгким делом. Маски изображали звериные морды, птичьи головы, физиономии каких-то гротескных фантастических персонажей, а то и вовсе мифологических и сказочных чудовищ - минотавров, горгон, гарпий и сфинксов, огромных насекомых, вырезанных столь искусно, что их можно было всерьез испугаться; от разнообразия звероподобных и териоморфных форм голова шла кругом. Филипп почувствовал приступ легкой дурноты и слабость в коленях - он в изнеможении привалился спиной к каменной стене. Дышать в переполненном зале становилось всё труднее.

* * *
        - А вы кто? - вдруг обратился к нему некий персонаж, одетый в усыпанный каменьями камзол и носящий на голове маску какой-то сказочной птицы с зубастым клювом. Субъект отличался очень малым ростом, почти карлик, однако в руке он гордо держал некое подобие жезла, очевидно, являющегося признаком обладателя каких-то особых полномочий. И вероятно, его интерес к персоне Филиппа был вызван не праздным любопытством, а его должностными обязанностями.
        - Кто я? - машинально переспросил Филипп. - Собственно, я…
        Он растерялся и не знал как представить себя. Каким-то внутренним чувством он вдруг осознал себя настолько чуждым окружающей его обстановке и всем этим более чем странным персонажам, что кем бы он ни назвался, его всё равно бы не поняли. Он растерянно огляделся по сторонам, мучительно пытаясь понять - где же он всё-таки оказался.
        - Что вы здесь делаете?! - визгливо спросил карлик с жезлом, и теперь в его вопросе прозвучала неприкрытая угроза.
        - Я девушку ищу! - быстро нашелся Филипп, чувствуя, что любое промедление с ответом будет работать против него. - Сюда, в эту башню, вошла моя девушка…
        Прищуренные глаза карлика с жезлом хищно смотрели на него сквозь прорези птичьей маски.
        - Вам не повезло, - сухо заметил он и, немного помолчав, добавил: - Вам лучше покинуть этот зал. Поверьте, так будет лучше…
        Тон его не обещал ничего хорошего. Филипп быстро закивал в ответ на его замечание:
        - Конечно, конечно! Я непременно уйду, но только с ней… вы мне не поможете? Мне трудно найти ее на этом… маскараде.
        Однако карлик не стал продолжать общение с Филиппом и мгновенно куда-то исчез. Молодой человек даже не заметил, как он бесследно растворился в этой круговерти пышных одежд и гротескных масок.
        Он принялся рассматривать пеструю толпу вокруг себя.
        И вдруг заметил молодую, высокую, стройную девушку. Она стояла к нему спиной, и на плечах у нее был плащ непроницаемо черного цвета или, скорее, накидка, спадающая до бёдер. Стройные, сильные ноги обтянуты плотной тканью фиолетового цвета, на ступнях красовались изящные черные полусапожки. Филипп растерянно и недоуменно смотрел на нее - девушка в это время неспешно и вполне по-светски беседовала с кем-то из толпы…
        - Лариса?... - недоуменно пробормотал Филипп себе под нос.
        Она словно заметила на себе его пристальный, ищущий взгляд и вдруг полуобернулась. На лице ее была полумаска, такая же черная, как и плащ, и она отнюдь не скрывала черт ее лица. Ошибиться было никак невозможно…
        - Лариса! - громко позвал Филипп.
        Она заметно вздрогнула и теперь уже полностью обернулась. Филипп заметил, как из-под ее плаща мелькнула золочёная рукоять массивного кинжала, закрепленного у нее на поясе.
        - Лариса! - снова закричал он и бросился сквозь толпу к ней. Девушка помедлила секунду, затем вдруг… повернулась и начала стремительно удаляться. Филипп остолбенел от неожиданности.
        - Лариса!! - отчаянно позвал он, бросаясь за ней в самую гущу толпы. Секунда, две - и он потерял ее из виду. Вокруг люди в масках оглядывались на него - кто с недоумением, кто с неприкрытым осуждением. Гул голосов окружал его со всех сторон, и он понимал, что говорят о нем: участники маскарада увлечённо обсуждали между собой его неподобающее поведение.
        Однако Филиппу было явно не до окружающих, а также было полностью безразлично то впечатление, которое он производил на них. Он лихорадочно размышлял - почему Лариса чувствует себя вполне своей среди этого чуждого любому современному человеку общества, когда ее успели переодеть в этот причудливый наряд, косящий под средневековье, кто вручил ей оружие (он почему-то твёрдо знал, что кинжал у нее на поясе вовсе не бутафорский, а самый настоящий), и почему она теперь убегает от него? Всё происходящее вокруг представлялось ему какой-то дикой фантасмагорией, лишённой элементарной логики и здравого смысла.

* * *
        Но тут внимание Филиппа было отвлечено очередным странным событием.
        Посреди зала имелось прямоугольное возвышение - нечто вроде сцены или подиума, покрытое толстыми мягкими коврами. На него, кряхтя и отдуваясь, взобрался маленький толстый человечек в маске черного огромного кота и в длинном плаще, отороченном кошачьими хвостами. Он поднял руку, видимо, привлекая внимание собравшихся. Когда большинство оскалённых морд и жутковатых физиономий обратились в его сторону, котоподобный толстяк провозгласил неожиданно зычным и хорошо поставленным голосом:
        - Прошу внимания!... Благородные дамы и уважаемые господа! Наш замечательный вечер продолжается! Следующим номером нашей программы является поистине ошеломляющее мероприятие - полёт на воздушных кораблях! Всех, кто желает получить незабываемые впечатления от полёта в поднебесье на летающих парусниках, приглашаем на главную лестницу! Вам необходимо подняться на смотровую площадку башни, где вас будут ожидать члены экипажей воздушных кораблей, которые помогут вам подняться на борт нашего воздушного флота! Вам понадобится упорство, настойчивость и некоторая физическая подготовка… однако получаемое удовольствие от полёта и незабываемые впечатления с лихвой окупят прилагаемые вами усилия - просим нам поверить! А теперь всех желающих принять участие в головокружительном полёте приглашаем к подножию главной лестницы…
        По шумной пёстрой толпе как будто пронесся невидимый вихрь, всколыхнувший ее, словно морскую гладь перед началом приближающегося шквала. Люди хлынули в сторону лестницы, уводящей наверх, в необозримую глазом высоту. Они толкались, пихались, спотыкались друг о друга… Видимо, предстоящее заявленное действие взволновало всех и каждого, никого не оставив равнодушным.
        - Господа, господа! - с легкой тревогой в голосе закричал им вслед человек в маске кота, - мы убедительно просим вас соблюдать порядок и спокойствие! Заверяю вас со всей ответственностью - места на кораблях хватит всем, даже если абсолютно все участники найдут в себе силы на то, чтобы пешком добраться до смотровой площадки… Прошу вас, господа: соблюдайте порядок!
        Толпа немного успокоилась, однако массовое движение в сторону лестницы продолжалось, и Филипп увидел, что зал быстро пустеет. Он снова мыслями вернулся к Ларисе.
        В пустеющем зале ее точно не было. Стало быть, искать ее следовало на лестнице, ведущей наверх. Филипп поспешил за всеми и вскоре уперся носом в настоящую стену из спин и плеч, возникшую на его пути. Путь вперед фактически оказался закрыт.
        С того места, где он стоял, можно было увидеть пролет лестницы, на котором то и дело появлялись счастливцы, которых уже пропустили служители башни, надзирающие за тем, чтобы люди не передавили друг друга. После первого пролета лестница делала поворот, и Филипп, бросив взгляд туда, вдруг увидел высокую девичью фигуру и край короткого черного плаща… Увидел всего на пару секунд! Лариса была там, она уже прошла на лестницу, причем одной из первых! И заметил он ее в самый последний момент до того, как она скрылась за поворотом нижнего лестничного марша…
        Его словно опалило огнём! Всё вокруг сразу потеряло смысл, кроме лишь одного желания - он должен быть там, на той лестнице! Он должен догнать Ларису, остановить и вернуть ее! Если он не сделает этого сейчас, то безвозвратно потеряет ее на этом дьявольском сумасшедшем маскараде.
        Филипп рванулся вперед - туда, где осуществлялся пропуск на лестницу. Он лихорадочно пробирался сквозь толпу, которая становилась с каждым его шагом всё гуще и теснее, и вокруг него по-прежнему не было ни одного живого лица - одни только маски, маски… разноцветные, разнообразные, злобные! Вслед ему летели отрывочные реплики - недоуменные, осуждающие, грубые… Филипп понимал, что ведет себя далеко не лучшим образом, однако сейчас это не имело никакого значения: ему было не до вежливости. Перед ним стояла только одна задача - догнать Ларису, как можно быстрее оказаться рядом с ней!
        - Куда вы лезете?! Аккуратнее нельзя?
        - Да не толкайтесь же! Что вы себе позволяете? Хулиган…
        - Пожалуйста, извините… - бормотал невпопад Филипп, упорно проталкиваясь вперед. - Понимаете, мне очень нужно… Я отстал…
        - Всем нужно! Отстал он… успеете! Было сказано, что места хватит всем! Вы что, не слышали? И куда же так прётесь?!
        - Да пропустите вы его! Иначе он всех здесь передавит… это же ненормальный, разве не видно?
        - Напротив, не следует его пускать! Откуда он взялся? Почему так одет? Где его маска? Надо позвать охрану - пусть вышвырнут его отсюда…
        Но Филипп ни на кого не обращал внимания. Наверное, он и впрямь производил впечатление ненормального. Однако он помнил только одно: ему необходимо добраться до лестницы - здесь и сейчас. Там ведь была Она! И его место - рядом с Ней.

* * *
        Вот! Наконец-то прорвался…
        Филипп в замешательстве остановился у нижних ступеней и вскинул голову: широкие лестничные пролёты уходили как в бесконечность, теряясь в недосягаемой вышине.
        По ступеням сновал народ; многим тяжело было идти в длиннополых плащах и тяжёлых масках, плохо пропускающих воздух, и всё же они упорно, хотя и довольно медленно продвигались наверх - видимо, всем действительно не терпелось во что бы то ни стало попасть на воздушные корабли! У Филиппа ёкнуло сердце: казалось совершенно невозможным найти в такой пёстрой и густой толпе одного-единственного человека. И эта таинственная башня, снаружи казавшаяся такой огромной, отсюда, изнутри, казалась ему еще огромнее.
        Два нижних лестничных пролёта он преодолел со скоростью курьерского поезда. Поднимаясь выше, ему пришлось значительно сбавить темп, а еще выше он и вовсе начал задыхаться. И как ни вглядывался Филипп вперед, Ларисы нигде видно не было! Постепенно им начала овладевать серьезная тревога - а не обознался ли он? Не принял ли он в пестрой и густой толпе за Ларису какую-то другую, совершенно чужую женщину? Филипп отбрасывал подобные мысли прочь, а сам изо всех сил упорно продвигался вперёд, пока наконец не ощутил, что сердце его вот-вот готово выскочить из груди наружу. Тогда он всё-таки остановился, чтобы перевести дух.
        - Чёрт возьми, - задыхаясь, обратился Филипп к некоему соседу, оказавшемуся рядом с ним тут же, на лестничной площадке. - Странно, однако, что они не додумались соорудить здесь нечто вроде лифта! Вы не находите?...
        - Видите ли, молодой человек, - отвечал тот, и голос его звучал очень глухо из-под тяжелой клыкастой маски, являющую собой жуткую помесь быка с кабаном, - здесь всё устроено в стиле, воспроизводящем средневековую старину. А в средневековых замках, как вы знаете, лифтов не устанавливали! Так что придется нам с вами уж как-нибудь… на своих двоих…
        - Ну, не было в средние века современных лифтов, конечно, но, наверняка имелись какие-то подъёмники на блочно-веревочной тяге или что-нибудь еще в этом роде! Так могли бы уж такой подъёмник, что ли, смонтировать! - мрачно заметил Филипп и, не дожидаясь ответа от замаскированного соседа по лестничному маршу, похоже, окончательно выбившегося из сил, продолжил свое изнурительное восхождение. Дальнейший путь наверх показался ему бесконечным, однако, даже он в конце концов приблизился к своему завершению. Почти полностью выбившись из сил, Филипп всё же добрался до огромного люка, чей разверстый зев зиял прямо над головами тех людей, кому хватило сил и упорства подняться-таки до самого верха гигантской башни. При этом дошли далеко не все. По пути наверх Филипп видел, что многие не выдерживали мучительного восхождения и были вынуждены поворачивать назад. Десятки таких незадачливых путников спускались навстречу ему вниз по лестнице, так и не дойдя до самого верха сооружения. Те же, кто поднялся до маленькой лестницы, выводящей с самой верхней площадки к отверстию люка, оказывались прямо под огромным и
бездонным ночным небом…
        Филипп также поднялся туда и выбрался на смотровую площадку. От увиденного там у него сразу же захватило дух! По всей длине окружности круглой площадки с одинаковым интервалом стояли вооруженные латники с горящими факелами в руках. Факелы пылали так ярко, что разрывали ночную тьму, а потому здесь было светло, как днем. А прямо над смотровой площадкой в воздухе парил огромный многомачтовый парусный корабль! Его обширное, гигантское деревянное днище зависало над башней на высоте примерно семи-десяти метров. Из необъятной громады днища спускались верёвочные лестницы, достигавшие каменной поверхности площадки; и люди, у которых хватило-таки воли и физических сил подняться сюда, поднимались по этим качающимся лестницам дальше, прямиком в квадратные открытые люки, черными провалами зияющие в днище воздушного судна. Необъятный деревянный корпус, раскинувшийся над головой совершенно ошеломленного Филиппа, насчитывал не менее дюжины таких люков. Филипп застыл в полной растерянности, потрясенный открывшимся ему фантастическим зрелищем.
        «Неужели это правда? - смятенно подумал он. - Или я вижу волшебный сон?.».
        Но - куда ему идти? Вопрос возник незамедлительно, ибо немного дальше, уже не над самой башней, а почти над ограждающей стеной, Филипп увидел еще один корабль, столь же огромный, как и первый, и таким же непостижимым образом висевший в воздухе. Его днище также зияло квадратными люками, из которых вниз спадали многочисленные веревочные лестницы. Здесь же, рядом с кораблями, в воздухе парили несколько куда более маленьких судов, скорее - лодок, не имеющих мачт, но снабженных крытыми навесами, и с них тоже на площадку свисали лестницы, и по ним также забирались люди, занимая по очереди места возле бортов. Филипп в растерянности огляделся: ему не удалось нагнать Ларису на лестнице, но где же ему искать ее теперь? На каком корабле? По какой из этих многочисленных веревочных лестниц ему следует подниматься?
        Филипп бросился к ближайшему воздушному судну. Прямо над ним висела, чуть покачиваясь, гигантская корма, украшенная вычурными скульптурами и резными орнаментами, выполненными с удивительной тщательностью и мастерством. Гигантское сооружение закрывало собой половину ночного неба. Из него спадали около десятка качающихся на ветру лестниц, а между ними расхаживал человек в маске и длинном темном плаще с капюшоном, сливающемся с чернотой окружающей ночи.
        - Простите, - обратился к нему Филипп, - вы здесь не видели девушку в чёрном…
        - Кого?... - громко переспросил человек, судя по всему, игравший роль некоего распорядителя, надзирающего за посадкой в летающие корабли. Ветер оглушительно ревел в парусах, хлопающих под его порывами, корабельные снасти издавали резкий и пронзительный скрип, отчего нормальным голосом говорить здесь было нельзя - чтобы быть услышанным, следовало громко кричать.
        - Я спрашиваю… не видели девушку в чёрном плаще и с кинжалом?! - во весь голос проорал Филипп.
        Только сейчас он заметил, что маска, которую носил этот человек, изображала собой белый оскалившийся череп. Весьма подходящий прикид для служителя, рассаживающего людей по летающим кораблям!
        - А-а… - понимающе отозвался этот поднебесный Харон. - Да вон же она! Ты ее ищешь?
        Филипп взглянул в указанном ему направлении и увидел под одним из раскрытых люков корабельного днища далекую девичью фигурку, висевшую на веревочной лестнице в развевающемся по ветру плаще. На фоне нависающего над нею необозримого корабельного днища, озарённого светом множества факелов, фигурка казалась совсем крошечной. Еще пара секунд - и она исчезла в черном зеве корабельного люка.
        «Ну, теперь-то я тебя поймаю...» - с азартом подумал Филипп и бросился к веревочной лестнице.
        Жёсткие веревки невыносимо обжигали руки, порывы ветра угрожающе раскачивали и закручивали лестницу, грозящую вот-вот оборваться, и тогда его сердце сжималось от страха. Филипп старался не смотреть вниз, а направлять взгляд только вверх, на покатое днище гигантского воздушного судна и на черный квадратный люк, в котором так недавно исчезла Лариса. Филипп уже начал постепенно осваиваться с непривычной лестницей, но вдруг заметил, что воздушное сооружение начало медленно подниматься, вовсе не дожидаясь, пока он доберется до люка. Ветер усилился, и лестница стала раскачиваться над смотровой площадкой башни с удвоенной амплитудой.
        «Придурки! - в ужасе подумал Филипп. - Они оттуда меня не видят, что ли? Могли бы и обождать немного...»
        Он всё-таки бросил взгляд вниз и увидел, с какой ужасающей быстротой начала удаляться круглая башенная площадка, обнесённая зубчатой стеной. Филипп почувствовал, как неумолимо слабеют руки…
        - Эй! - крикнул он в сторону люка, до которого оставалось подниматься еще метра три. - Кто-нибудь там, внутри! Помогите мне…
        Усиливающийся ветер тут же унес прочь его отчаянный призыв о помощи, но тем не менее, его услышали. Из квадратного отверстия показалась чья-то голова в капюшоне.
        - Я отстал! - крикнул Филипп. - Помогите мне и втяните вовнутрь лестницу!
        Человек из люка вовсе не спешил исполнять его просьбу о помощи. Он, казалось, внимательно разглядывал болтающегося на лестнице Филиппа, тогда как воздушный корабль продолжал плавно набирать высоту и скорость.
        - Вы что, не слышите?! - во всё горло заорал Филипп, стараясь перекричать вой ветра и скрип снастей. - Я могу сорваться!
        - Я тебя слышу! - крикнул в ответ обитатель воздушного судна и вдруг принялся уверенно стравливать лестницу назад. Филипп с ужасом ощутил, как верёвка в его руках начала сползать вниз, всё больше раскачиваясь и угрожающе скрежеща по грубым доскам корабельного днища.
        - Ты что творишь, идиот?! - закричал он в яростном недоумении. - Я ведь сейчас слечу вниз…
        - Надо полагать, именно это и произойдет, - деловито отозвался человек, - тебе не стоило лезть, куда тебя не звали, приятель! Тебе на корабль нельзя - ты не наш.
        - Остановись, придурок! - отчаянно закричал Филипп, чувствуя, как стремительно немеют руки. - помоги мне залезть в люк, а уж потом разберётесь там - ваш я или не ваш!
        - Потом? - насмешливо крикнул корабельщик. - Нет, теперь же!
        И он резким движением выбросил из люка наружу остававшийся моток свёрнутой лестницы. Филипп, громко и страшно вскрикнув, выпустил из рук ослабевшую и ставшую бесполезной верёвку и камнем полетел вниз…
        Глава 8
        - Филя!... Филипп! - испуганно и настойчиво кричал Сергей. - Проснись! Филя!!
        - Что?... Как?! Где я… - ошеломленно отозвался Филипп.
        - Ты здесь, здесь, рядом со мной, - отвечал Юрьев, крепко обхватив своего товарища обеими руками. - Успокойся, Филя! Всё хорошо… слышишь? Всё хорошо!
        Выпученные от ужаса глаза Филиппа постепенно стали приобретать осмысленное выражение, он рассеянно принялся оглядываться по сторонам, как будто не понимал, где он находится.
        - Серега… это ты? - вскричал он, в упор разглядывая Юрьева.
        - Я… конечно! А кто же еще?
        - А корабли где? Где корабли?! Улетели?
        - Какие корабли? - с искренним изумлением спросил Юрьев. - Ты о чём?
        - Корабли… - простонал Филипп. - Огромные такие… с парусами…
        - Филя, успокойся, - терпеливо и встревоженно сказал Сергей. - Тебе действительно что-то приснилось? Похоже на то, что тебе привиделся настоящий кошмар…
        - Серега, - в смятении пробормотал Филипп, - я был там, понимаешь? Я видел корабли… я хотел подняться на борт по веревочной лестнице, но кто-то из экипажа сбросил меня вниз! Я упал на землю с огромной высоты… Я умер?...
        Юрьев взирал на него с неподдельным испугом. Затем произнес, четко и твердо выговаривая каждое слово:
        - Послушай, Филипп. Ты никуда не падал, ни с какой высоты. Ты спал здесь, рядом со мной. Ты живой, на тебе нет ни единой царапины. Всё, что с тобой будто бы произошло, на самом деле тебе приснилось. Ты видел страшный сон… и не более того! Ты меня понимаешь?
        Филипп полулежал на спине, упершись раскинутыми руками в землю, и всё так же непонимающе оглядывался по сторонам. Сергей пришел ему на помощь.
        - Ну что, очухался? - спросил он. - Посмотри: мы с тобой на Змеиной горе, среди руин Змеиного оракула… Вспомнил? Пришли сюда вдвоем и легли спать. Ты надеялся, подобно древним паломникам, увидеть священный сон… - Юрьев сам усмехнулся собственным словам. - Похоже, ты его действительно увидел!
        - А ты… - медленно сказал Филипп, обретая наконец способность мыслить и рассуждать, - ты ничего не видел?
        - Ничего, - отвечал Сергей, и в голосе его послышалось легкое разочарование. - А если честно признаться, хотелось бы! Но я намаялся за день и дрыхнул без задних ног! Ничего не видел… Спал бы себе и дальше, если бы не услышал твой крик.
        - А я кричал? - спросил удивленно Филипп.
        - Кричал? Это слишком мягко сказано, приятель! Ты не кричал - ты орал, Филя, орал истошно и дико, как человек, который летит в пропасть… Я перепугался до смерти, думал - враз поседею от твоего безумного крика!
        - Ну вот видишь… я ведь и говорю, что упал с борта летающего корабля на землю… с большой высоты!
        - Филя, опомнись! - вскричал Сергей, не на шутку растревоженный неадекватным поведением товарища. - Ты никуда не падал, ты лежал здесь, спал и видел кошмарный сон! Летающих парусных кораблей не бывает, ты это понимаешь?
        - Не бывает? - тупо спросил Филипп. - Но ведь я сам, своими глазами видел, как Лариса поднялась на борт такого корабля. А меня туда не взяли…
        «Ну вот, теперь мы имеем и еще одного сумасшедшего! - в ужасе подумал Юрьев. - Ну ведь говорил, говорил ему, придурку, что затея его бредовая, что нельзя больше подниматься на эту чёртову гору! Господи… что же теперь делать? Срочно домой! Может, пока назад доберемся, кое-как придет в себя...»
        Занимался хмурый сентябрьский рассвет. Филипп пребывал в состоянии какого-то полусна, а Сергей пристально и придирчиво наблюдал за ним, фактически не сводя с него глаз и по сути опекая его как маленького. Только часам к десяти утра Филипп начал адекватно реагировать на окружающую его обстановку и полностью осознавать - где он находится и как здесь вообще оказался. После плотного завтрака Юрьев решил, что его товарищ вполне созрел для того, чтобы отправляться в обратный путь.

* * *
        По возвращении в Семигорск Филипп при первой же возможности отправился в клинику, где принимал Атаманов. Встреча произошла вечером, когда уже закончился прием, а доктор по своему обыкновению еще некоторое время оставался в своем кабинете. При виде вошедшего Филиппа он сразу же вскинул склонённую над бумагами лысоватую голову, и в глазах его блеснул огонёк искреннего интереса.
        - Что-нибудь о вашей девушке? - спросил он, будто бы ничуть не удивился появлению Филиппа.
        - Добрый вечер, Михаил Валентинович, - мягко сказал Филипп. - Извините за вторжение, но…
        - Да, да… конечно, вечер добрый, - спохватился Атаманов. - Присаживайтесь, Филипп…
        Филипп присел на край стула. В глубине души ему было приятно, что доктор сразу же вспомнил о Ларисе, своей несостоявшейся пациентке, стоило только Филиппу показаться на пороге его кабинета. В их предыдущую встречу Атаманов был куда более рассеян и не сразу даже сообразил, о какой именно девушке заводит с ним разговор Филипп.
        - Так что вас привело ко мне? - спросил доктор.
        - Понимаете… я решился на весьма безрассудный шаг, - сказал Филипп. - Вместе с одним верным товарищем я вновь отправился на Змеиную гору…
        - Это зачем же? - насторожился Атаманов.
        - Я попытался выяснить, что же всё-таки произошло с Ларисой на Змеиной горе в ту памятную ночь. Или хотя бы - что могло с ней произойти. И похоже, кое-что мне действительно удалось увидеть и даже самому пережить…
        - Мой добрый друг Филипп, пока что я из ваших слов ничего не понимаю! - с легким раздражением воскликнул Атаманов. - Будьте любезны перевести всё это на русский разговорный язык.
        И Филип подробно рассказал доктору о таинственном Змеином оракуле, о связанной с ним легенде, о своем втором восхождении на гору вместе с Сергеем Юрьевым, а также детально изложил тот яркий и незабываемый сон, что привиделся ему во время ночлега среди древних руин.
        Атаманов слушал молча, ни разу не перебил его, а когда Филипп закончил, он откинулся на спинку своего стула, снял очки в тонкой оправе и задумчиво протёр пальцами утомленные веки. Вновь водрузив очки на нос, доктор погрузился в долгое и мрачное молчание.
        Наконец Филипп решился нарушить его угрюмые раздумья.
        - У вас есть какие-то соображения по поводу того, что я сейчас вам рассказал? - спросил он.
        - Вы хотя бы однажды связывались с Ларисой после ее отъезда? - устало произнес Атаманов вместо ответа.
        - После отъезда? Нет, - отозвался Филипп. - Я полагаю, прошло еще слишком мало времени…
        - То есть, она так и не успела вам ничего рассказать, - подвел итог доктор.
        - Абсолютно ничего.
        - Но в вашем так называемом сне она присутствует и даже принимает участие в тех событиях, что там происходят, - заметил Атаманов.
        - Всё это очень странно, - сказал Филипп. - Понимаете, те события, что я переживал во сне, слишком фантастичны, чтобы иметь что-то общее с реальностью. При этом меня не покидает ощущение, что я всё это пережил наяву. Во всяком случае, моему товарищу пришлось немало потрудиться, чтобы вернуть меня в нормальное состояние…
        Доктор резко дёрнулся на своем стуле и сел так, чтобы смотреть прямо в глаза Филиппу.
        - Так вы спрашиваете, какие у меня соображения? - воскликнул он. - Соображения, конечно, есть, однако они носят весьма общий характер, но по сути своей крайне неутешительны. Есть все основания полагать, что на этой так называемой Змеиной горе ваша девушка подверглась сильнейшему дистанционному воздействию, скорее всего гипнотической природы; мощь его оказалась такова, что не только повлияла на ее психику, но и частично передала это воздействие и вам, вероятно, посредством тех древних и загадочных сооружений, что там располагаются и каким-то образом продолжают функционировать. Такие вот, знаете ли, соображения…
        - А как же тогда Сергей, мой товарищ? - удивленно спросил Филипп. - Он сказал, что абсолютно ничего не видел, спал, как младенец…
        - Ну, во-первых, он мог и видеть во сне нечто необычное, только напрочь забыть это сразу после пробуждения, - отвечал Атаманов. - Такое случается сплошь и рядом. А во-вторых, вы могли наблюдать во сне часть того, что происходило с Ларисой, по причине вашей тесной духовной связи с ней. Такой связи лишён ваш товарищ, потому-то он ничего и не видел.
        - Вы имеете в виду… - начал было Филипп и сразу смутился.
        - Именно это я имею в виду, - скупо, но весьма выразительно улыбнулся доктор. - Для вас, должно быть, не секрет, что влюбленные очень тонко чувствуют, что происходит с предметом их любви, даже когда он находится от них на весьма большом расстоянии. И нередко их переживания настолько схожи, или же настолько точно дополняют друг друга, что у них самих такое сходство вызывает изумление. А собственно, особо удивляться тут и нечему, это явление весьма распространенное. Однако вернемся к предмету нашего разговора… Я говорил о некоем воздействии на психику вашей девушки, которое в какой-то степени коснулось и вас. Источник этого воздействия остаётся нам совершенно неизвестным. Последствия же однозначно негативны и достаточно неопределенны. А потому, как я полагаю, нам имеет смысл обозначить рамки наших дальнейших действий.
        Он выжидающе глянул на Филиппа.
        - Я внимательно вас слушаю, доктор, - сказал молодой человек.
        - Вам следует приложить определенные усилия к тому, чтобы Лариса всё-таки вернулась в Семигорск, - сказал Атаманов, - ибо, как мне кажется, положение ее значительно серьезнее, чем это мне представлялось изначально. Даже если в ее городе найдутся врачи, способные ей помочь, даже если она вспомнит всё, что с нею случилось в ту роковую ночь, весьма велик шанс того, что к рассказанной ею истории тамошние доктора отнесутся недостаточно серьёзно. Будет упущено время, которого и так уже потрачено немало, и нарушение ее психического равновесия может усугубиться настолько, что процесс сделается необратимым. Мы же с вами здесь представляем себе ситуацию значительно лучше.
        - Простите, Михаил Валентинович… - нерешительно возразил Филипп, - но мне кажется, вы ставите передо мной невыполнимую задачу. Лариса уехала совсем недавно, ее бдительная мамаша смотрит на меня как на врага, преследующего какие-то свои, явно неблаговидные цели; у Ларисы начался последний ее учебный год… Каким же образом я сумею убедить Ларису вернуться в наш захолустный Семигорск? Даже если я поеду к ней в ее город, даже если разыщу ее там, ее мать просто на порог меня не пустит! Да и сама Лариса не проявляла никакого желания заканчивать школу здесь. Я решительно не представляю…
        - Я вас прекрасно понимаю, мой молодой друг, - печально улыбнулся Атаманов. - Вы правы: не представляется возможным вызвать вашу девушку сюда в ближайшее время. Так что речь идет не о днях, не о неделях, а о месяцах! Обозначим с вами рубеж: будущее лето. Возможно, этот срок окажется вполне реальным? В течение учебного года вы должны поддерживать с нею связь, быть в курсе ее состояния… может быть, я слишком драматизирую ситуацию; поверьте, я искренне желал бы, чтобы так и было, но… - доктор немного помолчал, словно вспоминая что-то. - К моему сожалению, некоторый мой опыт подсказывает мне: нет, не драматизирую! Лариса в очень большой опасности. И окружающие ее близкие люди этого не видят! Постарайтесь сделать так, чтобы ваша девушка после окончания школы сама захотела бы сюда приехать. В конце концов, у нее здесь любимая бабушка, а это немаловажный стимул вернуться в Семигорск. А уж мы здесь с нею плотно поработаем.
        - Я вас понял, доктор, - сказал Филипп. - Я приложу к этому все усилия…
        - Да уж, постарайтесь…
        Атаманов выпрямился на стуле - ему давно уже пора было уходить домой. Филипп, однако, вновь остановил его.
        - Скажите… а можно вопрос?
        - Ну… слушаю, - отозвался доктор не слишком охотно.
        - Вы говорили об источнике гипнотического воздействия… А подробнее можно?
        - Нет, нельзя. Это всего лишь моя рабочая гипотеза, и только.
        - Но ведь вы имеете какие-то мысли относительно его природы! - не сдавался Филипп.
        - Да… имею.
        - Так что это или кто это? Может быть, это человек с какими-то невероятными способностями? Или некий прибор, спрятанный на вершине Змеиной горы сумасшедшим гением-изобретателем?
        - Филипп, вы слишком настырны. Я имею предположения, но делиться ими с кем-либо полагаю преждевременным. Я пока ничего толком не знаю. Однако, чтобы вы понапрасну не изводили себя, скажу вам с абсолютной уверенностью: это не человек. И уж тем более, не прибор, как вы изволили заметить, то есть - ни в коем случае не человеческое изобретение. Этой информации, я думаю, с вас пока вполне достаточно.
        Филипп понял, что доктор больше ничего ему не скажет, как бы он его ни пытал. Да и вообще, время-то позднее, Атаманов отработал целый день - можно представить, как у него мозги кипят, пора бы и честь знать…
        - Ну что же, - сказал Филипп, вставая, - спасибо и на этом, Михаил Валентинович! По крайней мере, я знаю теперь, чем именно мне не следует заморачивать себе голову…
        Он направился было к двери, но Атаманов остановил его.
        - Послушайте, Филипп, - сказал он усталым голосом, - запомните раз и навсегда следующее. Я сказал, что ваша девушка находится в большой опасности, природа которой нам пока не известна. Однако после вашего рассказа то же самое я могу сказать и о вас: вы тоже подвергаетесь немалому риску. Вы когда-нибудь слышали об аномальных зонах?
        - Да, слышал… - ответил Филипп, - но обычно я убеждался, что всё это досужие выдумки, так что не очень верю в их загадочные свойства…
        - Это не тот случай, Филипп, - сказал доктор очень серьезно, - ваша Змеиная гора - мощнейшая аномальная зона, о силах, которые там действуют, мы не имеем никакого представления, наша официальная наука закрывает на эти явления глаза, уподобляясь страусу, прячущему голову в песок… Отправившись туда, вы подвергали смертельной опасности и себя, и своего неразумного товарища. Это была ваша безответственная авантюра, если не сказать - просто мальчишество. И вы должны себе твёрдо уяснить: этого момента на Змеиную гору - ни ногой! Надеюсь, это вам понятно?
        - Вполне, доктор… - Филипп невольно потупился.
        - Вот и хорошо, - сказал Атаманов. - На этом давайте сегодня закончим. И мне домой пора, да и вам тоже…
        Филипп покидал клинику с тяжелым сердцем. Однако в глубине души у него брезжил слабый отблеск надежды: да, они с Сергеем совершили мальчишество, однако риск оказался оправданным! Некоторую информацию Филипп получил - подумать только, похоже, он действительно смог увидеть то, что древние паломники называли священным сном! И хотя он решительно не понимал, имеет ли всё увиденное им хоть какое-то отношение к реальности, но эти фантастические картины несомненно имеют к Ларисе прямое отношение, и он непременно расскажет ей о них в своем самом первом письме, которое отправит в самое ближайшее время. Надо только узнать у бабушки Ларисин адрес…

* * *
        - Проходите, пожалуйста! Вот сюда, в этот кабинет, здесь нам будет удобнее…
        Клавдия Семеновна, классный руководитель одного из четырех выпускных классов, приоткрыла дверь в пустую и маленькую, но вполне уютную комнату, пропуская вперед посетительницу. Вера Алексеевна вошла, с интересом оглядываясь: комнатка была чистенькая, ухоженная, здесь располагался один только стол, и два стульчика вокруг него. У стены - скромная непритязательная кушетка. На столе возвышался выключенный компьютер, рядом с ним лежала папка с какими-то бумагами.
        - Присаживайтесь, прошу вас, - гостеприимно показала на стул учительница. - Пальто повесьте вот на эту вешалку.
        Вера Алексеевна сняла с плеч пальто и повесила его на рогатую стойку, оказавшуюся прямо за дверью. Сама присела к столу на указанное ей место. Клавдия Семеновна расположилась напротив.
        - Вера Алексеевна, - деловито обратилась к ней классный руководитель. - Прошу меня извинить за то, что потревожила вас и занимаю ваше время… но поймите: я пригласила вас не для праздных разговоров. Речь у нас пойдет о вашей дочери…
        Учительница сделала паузу, многозначительно взглянув на родительницу. Вера Алексеевна внутренне напряглась, но виду не подала. Получив вчера записку с просьбой зайти в школу, она с досадой подумала, что с ней будут говорить о каких-то очередных поборах, количество которых вырастает в разы именно в выпускных классах, а тут вдруг - совсем иное! И похоже, ей предстоят открытия, которые приятными никак не назовёшь.
        - А что… Ларочка стала хуже учиться? - рассеянно спросила она. - Я вроде как не замечала…
        - И это тоже, - жёстко заметила классный руководитель. - Но даже ее успеваемость не является главной темой в нашей с вами беседе. Случается, и нередко, что в последний свой учебный год иные ребята резко снижают интерес к учёбе - фактор неприятный, однако всем известный. Но в случае с Ларисой имеет место быть нечто совсем другое…
        - О чём это вы? - тревожно спросила Вера Алексеевна. - Я вас очень внимательно слушаю…
        - Понимаете… Лариса учится в нашей школе аж с четвертого класса, если мне память не изменяет, - заговорила Клавдия Семеновна с легким волнением. - Я помню ее совсем еще подростком. А сегодня это очень видная, очень рослая, красивая и уже вполне взрослая девушка. И поэтому не будет преувеличением сказать, что Лариса выросла у меня на глазах.
        Вера Алексеевна выжидающе молчала. Ей было приятно слышать такое о своей дочке, однако она терпеливо ждала, когда учительница заговорит по существу проблемы.
        - Скажу больше, - продолжала Клавдия Семеновна, - с малых лет Лариса демонстрировала задатки несомненного лидера. Здесь сказалось, конечно, и ее физическое развитие, особенно это ее свойство производило впечатление на мальчиков - не секрет, что мальчишки уважают главным образом силу, даже если носителем ее выступает девочка; а ведь Лариса до сих пор считается у нас в классе самой сильной, как среди девушек, так и юношей - подросших и повзрослевших мальчиков! И представьте себе, они с этим фактом вполне мирятся.
        - Это наш папа постарался, - вставила мать не слишком одобрительно, - он у нас бывший военный, видите ли…
        - Я знаю, - заметила учительница. - Я хочу сказать, что Лариса является для них несомненным авторитетом, многие ее даже побаиваются, хотя и смотрят на нее… как бы это выразиться помягче…
        - С вожделением? - мрачно бросила Вера Алексеевна.
        - Ну нет, что вы! У нас воспитанные и культурные мальчики. Я бы сказала так - смотрят с пробуждающимся мужским интересом…
        - Знаю я эти их интересы! - резко воскликнула Вера Алексеевна. - Вот именно для того, чтобы оградить Ларочку от этого, как вы выразились, пробуждающегося интереса молодых кобелей, мой муж и растил Ларису крепкой и сильной, научил ее навыкам армейского рукопашного боя, хотя лично я этого никогда не одобряла…
        - Вера Алексеевна! - укоризненно воскликнула классный руководитель. - Ну зачем вы так? Вы что же, хотите, чтобы ваша взрослеющая дочь не вызывала интереса у молодых людей, своих сверстников?
        - Вы можете прямо сказать, что случилось с моей дочерью? - раздраженно отозвалась мать, игнорируя вопрос. - В чём проблема? Или кто-то из ваших «культурных» мальчиков вздумал с нею пошалить и в ответ ненароком в морду получил? Жалобу, что ли, написали?
        - Вера Алексеевна… - в глазах учительницы промелькнула явная растерянность. - Простите, конечно, но ведь вы - культурный человек, врач, - между прочим, довольно известный в городе! Откуда же такая агрессия? Я, кажется, ничего не сказала плохого в адрес вашей дочери…
        - А вы вообще ничего не сказали, уважаемая Клавдия Семеновна! Так, ходите вокруг да около. То, что вы мне говорите, я прекрасно знаю и без вас! Вы скажете мне наконец что-то конкретное или так и будем с вами воду в ступе толочь?
        - А то, что ваша дочь ведет себя с одноклассниками как с людьми второго сорта, вы тоже знаете? - спросила Клавдия Семеновна с обидой в голосе.
        - Вот даже как? - приподняла брови Вера Алексеевна. - И в чем же это проявляется?
        - Она стала груба и заносчива, обращается с ребятами так, будто бы они ее слуги! Раньше ничего подобного и в помине не было: Лариса отличалась добротой, чуткостью и готовностью всегда прийти на помощь любому обиженному. Как староста она была мне весьма ценной помощницей. Но теперь всё резко изменилось. На летние каникулы уходила одна Лариса, в сентябре в школу вернулась совершенно другая. Она замкнулась в себе, делами класса абсолютно не интересуется, к учёбе резко охладела - это к вопросу об успеваемости! Может за целый день не произнести ни слова, ни разу никому не улыбнуться…
        Я полагаю, это ненормально! Иногда я задаю себе вопрос: о чем она вообще думает? И не нахожу ответа. Может быть, вы знаете? Так поделитесь, пожалуйста!
        - Не поняла… - пробормотала Вера Алексеевна. - Поделиться чем?
        - Не поняли? - спросила Клавдия Семеновна, будто разговаривала с незадачливым школяром. - Ну что же, поясню. Поделитесь вашими соображениями, как найти подход к вашей дочери? Как вернуть всё то хорошее, что было в ней раньше? Как вернуть прежнюю Ларису? Что вообще с нею произошло за минувшее лето? Почему она так резко изменилась? Для нас, ее учителей и ее товарищей, это тайна за семью печатями. Но, возможно, для вас это вовсе и не тайна?
        Вера Алексеевна обиженно насупилась. Она вдруг поймала себя на мысли, что практически ничего не знает о собственной дочери - чем она живет, о чем мечтает, каковы ее планы даже на самое ближайшее время… Если бы сейчас учительница спросила ее, с кем Лариса дружит, ее мать едва ли вспомнила бы имена двух-трех подруг, да и об этих девушках, кроме их имен, она толком ничего не знала.
        - Ну знаете! - сквозь зубы процедила Вера Алексеевна. - В конце концов, вы здесь специалисты, все педагоги с дипломами, это ваша работа - учить и воспитывать. Я же не спрашиваю вас, как мне ставить диагнозы и проводить лечение пациентов.
        Клавдия Семеновна даже приоткрыла рот от изумления, услышав столь убийственный аргумент.
        - Это ошеломляюще! - воскликнула она. - Но вы-то родительница, вы мать! Учить и воспитывать своего ребёнка - это разве не первейшая задача родителей?
        - Вот только не надо мне тут козырять красивыми словами - родительница, мать! - раздраженно сказала Вера Алексеевна. - Девочке семнадцать лет, возраст очень сложный. И я должна снова вам заметить, Клавдия Семеновна: ничего конкретного я так и не услышала. В чем провинилась моя дочь? Непонятно. Груба, заносчива, замкнулась в себе - всё это не более, чем общие фразы. Получается просто разговор ни о чём. У вас ко мне что-нибудь еще?
        - Похоже на то, что вы меня так и не услышали, - сказала классный руководитель с неподдельной грустью. - Мне очень жаль.
        - Я поговорю со своей дочерью, - сухо отвечала Вера Алексеевна, - постараюсь объяснить ей, что с одноклассниками следует вести себя более мягко и уважительно.
        - Видите ли, уважаемая мама, - заметила Клавдия Семеновна, - боюсь, что этого уже будет недостаточно. Процесс зашел слишком далеко…
        Вера Алексеевна сурово нахмурила брови:
        - О чём вы говорите? Какой еще процесс?
        - Процесс деструктивного изменения личности, если вам угодно!
        - Что такое? Простите… вы вообще в своем уме?!
        - Думаю, да, - спокойно заметила Клавдия Семеновна, - и мне вовсе не безразлична судьба Ларисы. Вы, кажется, хотели конкретики? Пожалуйста, вот вам конкретика. На прошлой неделе у нас была лекция - я пригласила известного лектора из городского общества по изучению аномальных явлений. Пришел немолодой, солидный мужчина, кандидат наук, и он очень доходчиво и весьма интересно рассказывал о многих небесных феноменах, что так будоражат людское воображение. Вдруг Лариса с места бросила реплику о том, что он говорит о вещах, в которых ровно ничего не понимает, а потому слушать его тоскливо и неинтересно. Я просто дара речи лишилась! Вы представляете?...
        - Ну что ж, - Вера Алексеевна снисходительно пожала плечами, - Ларочка у нас всегда отличалась независимостью мышления. И еще она никогда не признавала чужих авторитетов…
        - Видите ли, ваша дочь имеет право сама решать, что ей признавать, а что не признавать, - строго заметила Клавдия Семеновна, - с этим никто не спорит. Однако есть еще фактор воспитания, как это ни странно. Именно воспитание не позволяет человеку грубо обрывать лектора на полуслове, даже если человек решительно не согласен с тем, что он слышит. Тем более, если лектор по возрасту годится этому человеку чуть ли не в дедушки. Вы со мной, надеюсь, согласны?
        - Допустим, - сказала Вера Алексеевна. - А дальше-то что было?
        - Дальше что было? К чести лектора, он отнёсся к Ларисиной грубости весьма снисходительно и попытался всё обратить в шутку. Однако Лариса и не подумала униматься. Она начала всему классу рассказывать какие-то невероятные глупости… мне сложно это пересказать - несла какую-то чушь про небесных людей, про другие миры, где якобы есть страны и города, похожие на земные… Я пыталась ее прервать, но она просто не давала мне рта открыть. Лектор был человек опытный, он сумел-таки остановить ее излияния и спросил - откуда ей известны подобные вещи. При этом добавил, что строгие научные данные никак не согласуются с ее утверждениями. На это Лариса без обиняков ответила: «А мне плевать на ваши научные данные. Я просто это знаю, потому что я - посвящённая». Тогда лектор предложил ей отложить этот вопрос и побеседовать с ним отдельно после окончания лекции. «Я не вижу в этом никакой нужды, - отвечала Лариса. - Что толку от такой беседы, это будет пустая трата времени». После чего она поднялась и покинула класс. Подумайте только! Встала с места и демонстративно ушла! Ну, и как вам такое понравится?
        - Я про эту историю ничего не знала, - призналась Вера Алексеевна сквозь зубы.
        - Ну вот, теперь знаете, - сухо заметила классный руководитель. - И какова будет ваша оценка такого поведения вашей дочери?
        - Ну, какая может быть оценка? - отозвалась Вера Алексеевна. - Конечно, это возмутительно.
        - Да, возмутительно! Я уж не говорю о том, что Лариса никогда не позволяла себе подобных выходок. Понимаете, никогда! Я не говорю о том, как мне потом пришлось извиняться за ее поведение перед приглашенным мною заслуженным человеком, какого труда мне стоило вообще зазвать его к нам в школу… и вот на тебе! Такой кошмар! Я готова была сгореть со стыда! А вот Ларисе вовсе не было стыдно! Ни капельки! Хорошо, что лектор оказался человеком понимающим, интеллигентным, и даже не без юмора. Знаете, что он мне ответил на мои жалкие извинения? «Не переживайте так, голубушка: трудный возраст! Юные умы выражают свой протест как могут, и ничего мы тут с вами не поделаем». Он меня еще и успокаивал! Я потом заснуть не могла, всё валокордин себе капала…
        А Лариса? А ей хоть бы что! Вот вам и вопрос: откуда же всё это в ней взялось? За одно только минувшее лето?
        - Да, нехорошо получилось, - вздохнула Вера Алексеевна. - Форменное безобразие… Ну же, бесстыдница! Вы уж простите, Клавдия Семеновна! Вот я ей устрою…
        - Вера Алексеевна, ну что вы! - учительница даже руками замахала. - Помилуйте, ваша дочь - взрослая девушка, и ничего вы ей не устроите, да это совершенно и не нужно! Я говорю о другом. Оставим в стороне этическую сторону этой истории. Грубостью и хамством, к сожалению, нынче уже никого не удивишь. Настораживает другое: о чем вообще говорила Лариса? Что значат ее слова - «Я посвящённая»? Вы не могли бы пояснить - посвящённая во что? Насколько я знаю, она всегда была на редкость здравомыслящей девочкой, порой даже прагматичной. И вдруг - она посвящённая! Вы об этом ничего не знаете?
        - Н-нет, - нерешительно ответила Вера Алексеевна. - Не знаю. Для меня подобное ее заявление - настоящий сюрприз.
        - Простите, а где Лариса провела минувшее лето? - спросила учительница.
        - У бабушки, - сказала мать. - Есть такой городок Семигорск, на юге, недалеко от Черного моря. Не курорт, конечно, но место хорошее, тихое…
        - В тихом омуте черти водятся, такую поговорку слышали, Вера Алексеевна? - спросила Клавдия Семеновна. Ее начинало раздражать вопиющее неведение незадачливой мамаши относительно дел ее единственной дочери. О чём бы ни спросила Веру Алексеевну классный руководитель Ларисы, по всему выходило, что учительница сама куда более в курсе ее проблем, нежели родная мать.
        - Слышала, представьте себе! - отвечала Вера Алексеевна не без досады. - Только куда мне до вас в этих вопросах! Вы ведь учитель словесности…
        - Это не имеет значения. Вы говорите - Лариса была у бабушки. А ваша бабушка… она, наверное, верующая?
        - Да… - машинально отвечала Вера Алексеевна, - но к чему вы клоните?
        - Я клоню к тому, - решительно ответила Клавдия Семеновна, - что в тихих провинциальных городках нередко верующие люди объединяются в религиозные группы и порой втягивают в них и не слишком сознательную молодёжь…
        - Нет, нет, ну что вы! - горячо запротестовала мать. - Моя мама действительно женщина искренне верующая, но она не сектантка, и никогда таковой не была. Ни в какие секты она не ходила, а уж тем более не могла водить туда Ларису. Для нее вера - это глубоко личное дело.
        - Но может быть, Лариса сама нашла, как теперь говорят, путь к Богу? - спросила учительница. - Скажем, через знакомство какое-нибудь… например, с неким молодым человеком.
        - Молодой человек у нее там действительно появился, - мрачно заметила Вера Алексеевна, - я видела его, беседовала с ним, и у меня сложилось впечатление, что к религии он имеет отношение ничуть не большее, чем мы с вами.
        - Значит, новые знакомства у Ларисы всё же были, - подвела итог классный руководитель. - А она сама что-нибудь рассказывала вам про своего парня?
        - Нет, она сказала только, что он - ее друг, и не более. Парень ходил провожать ее на вокзал, я понаблюдала за ними - Лариса расставалась с ним без особого сожаления, ничего необычного или подозрительного я не заметила.
        - Но посудите сами: что-то ведь случилось с вашей дочерью минувшим летом - это вы хотя бы понимаете? - тревожно воскликнула Клавдия Семеновна. - Без причины ничего не бывает. Изменения, произошедшие с вашей девочкой, налицо, и они носят ярко выраженный негативный характер. А причин мы с вами не знаем… более того, не имеем о них ни малейшего представления! У вас в семье серьезные проблемы, Вера Алексеевна! Крайне серьезные и с непредсказуемым развитием. Я себе не представляю, как вы найдёте общий язык с вашей дочерью, но ее надо спасать. Я только могу обещать одно: до конца учебного года мы ее, конечно, дотянем, но ведь с получением аттестата жизнь отнюдь не заканчивается. Она только начинается. Уйдет Лариса из школы, и всё - мы потеряем всякое влияние на нее. Вы останетесь один на один с вашей проблемой. Как сложится дальнейшая судьба Ларисы - можно только гадать. Простите, но вы как мать к доверительному и душевному контакту с вашей дочерью абсолютно не готовы - такое у меня сложилось впечатление после нашего разговора.
        - Но вы понимаете, не было у нее каких-то роковых знакомств! - взмолилась Вера Алексеевна. - Иначе бы Ларочка мне об этом рассказала…
        - Я в этом не уверена, - холодно заметила классный руководитель. - Если она говорит, что она посвящённая, значит, должен быть и тот, кто ее посвящал. Возникает вопрос - кто это? И во что именно ее посвящали?
        - Господи, ну что же вы так прицепились к этой фразе! - воскликнула Вера Алексеевна с отчаянием в голосе. - Ну мало ли, что ребёнок говорит, когда хочет привлечь внимание к своей персоне, подчеркнуть свою значимость перед солидным человеком…
        - Ребёнок? Вы сказали - ребёнок?! Вера Алексеевна - опомнитесь! Лариса взрослая девушка, и у нее нет нужды привлекать к себе внимание окружающих, этого внимания ей и без того хватает с избытком. Или вы хотите сказать…
        - Я хочу сказать, что не было никакого посвящения, - яростно перебила учительницу мать, - это всё ее выдумки, отголоски детства, абсолютная чушь…
        - Чушь, говорите? - Клавдия Семеновна села за стол и приняла официальный вид. - Если бы вы присутствовали на той лекции, слышали бы страстный монолог вашей дочери, видели ее горящие глаза… вы поняли бы, что это отнюдь не отголоски детства. Это была речь человека, страстно отстаивавшего свои убеждения. Лариса искренне верила в то, о чем говорила. Кто же это сумел внушить ей такую горячую веру?
        - Ерунда! Она просто сама всё выдумала… Девичьи фантазии!
        Клавдия Семеновна только скорбно покачала головой.
        - Видите ли, девичьи фантазии обычно носят несколько иной характер, - сказала она. - А просто выдумать подобное девушка 17-ти лет вряд ли способна. Кто-то внушил ей это… Думаю, надо найти этого зловещего «посвятителя» и привлечь его к строжайшей ответственности.
        - Как же найдёшь того, кого, скорее всего, просто нет? - сквозь подступившие слезы воскликнула Вера Алексеевна. - Я убеждена - Лариса сама всё это придумала! У нее с детства было богатое воображение…
        - Ну, если вы так в этом убеждены, и всё сводится к элементарному воображению, значит, у вашей дочери открылся этакий канал связи с космическими силами, - с горьким сарказмом заметила Клавдия Семеновна. - В таком случае вам с Ларисой - прямая дорога к хорошему и опытному психиатру! Возможно, еще не поздно. На этом давайте закончим нашу беседу. Не смею больше вас задерживать.
        Вера Алексеевна даже не услышала последней фразы. Ее лицо словно обдало жаром из печи - подумать только! Там, в Семигорске, этот новоявленный «друг» с пеной у рта доказывал ей, что Ларису необходимо вести к психиатру, и вот пожалуйста: здесь, в родном городе, то же самое втолковывает ей дочкина учительница! Абсолютно разные люди, никогда не видевшие друг друга, а так убеждённо говорят ей одно и то же - мол, ваша дочь рехнулась, она сумасшедшая, и ее надо лечить! Как будто сговорились… откуда же вся эта чертовщина? И что ей-то теперь со всем этим делать?
        - Мне больше нечего вам сообщить, уважаемая Вера Алексеевна! - как сквозь вату, услышала она строгий голос Клавдии Семеновны. - Всего вам хорошего!
        - Всего доброго, - машинально отозвалась Вера Алексеевна и тотчас покинула учительский кабинет, пребывая в состоянии полнейшего смятения.

* * *
        Лариса пришла домой из школы как обычно - в подавленном настроении. Шёл уже третий месяц последнего учебного года, за окном стояла настоящая зима со снегом и морозами, а она всё никак не могла войти в свою рабочую колею. Жизнь казалась пустой и никчёмной, но при этом не оставляло сладостное и в то же время мучительное ощущение, что в ее жизни уже было что-то особенное, что-то необычайно важное, нечто такое, для чего, собственно, она и явилась в этот мир! Но она не помнила… только какие-то смутные воспоминания порой проскакивали в ее голове, словно обрывки чарующего, но не запомнившегося сна. Ей было приоткрыто волшебное окно в неведомую и прекрасную страну, где она была бы счастлива, где исполнились бы ее самые заветные мечты! Там, в той стране, жила ее любовь, к которой она так отчаянно стремилась, о которой грезила и которую рисовала в своем воображении, и ее место было там, в той волшебной стране, но как вновь найти дорогу туда, Лариса не знала. Впрочем, в той стране даже имя у нее было другое… Лорана. Так ее там называли! Какое чудесное имя - Лорана… Смутные образы, невероятное ощущение
головокружительного полёта, неописуемое состояние сумасшедшего счастья, которое она никогда не переживала здесь, на земле, приходили к ней всё реже и реже, как правило, во сне, но к утру она снова ничего не могла вспомнить сколько-нибудь связного. Она даже плакала от бессилия - тот волшебный, чарующий, такой желанный мир настойчиво пытался достучаться до ее сознания, пытался вернуться к ней, упорно старался помочь ей вспомнить, а она не могла… Ну никак не могла! И от этого на душе становилось всё тяжелее и горше от этой жуткой неопределенности, мучительной недосказанности, и она лихорадочно размышляла над тем, как же ей вернуться в ту загадочную страну, где она побывала так недолго, где встретила своего любимого, оставившего неизгладимый след в самых глубинных слоях ее памяти, до которых она так и не в силах добраться…
        Так где же она побывала? И как найти туда дорогу снова?
        А может быть, для этого необходимо уйти из этого, материального мира? Может быть, чтобы вернуться туда, ей необходимо умереть?
        Она ловила себя на мысли, что она легко согласится закончить свой жизненный путь здесь, на земле. Согласится хоть сейчас, лишь бы уйти туда… Ведь там - ее возлюбленный, образ которого так притягивает ее и так неуловимо ускользает из ее сознания, оставаясь при этом всё более желанным; там так хорошо! А что держит ее здесь? Да ничего. Родители? Им давно не до нее, а на ее мечты и переживания им совершенно наплевать. Друзья? Их нет. Все, кого она когда-то считала своими добрыми друзьями, не раз предавали ее, без зазрения совести ставили в дурное положение; она прощала их, не желая терять этих самых друзей и списывая их неблаговидные поступки то на случайности, то на стечение обстоятельств, а они предавали и подставляли ее снова и снова, беззастенчиво пользуясь ее добротой и отзывчивостью на чужие проблемы… и такая чехарда продолжалась до тех пор, пока Лариса наконец-то не осознала: нет у нее друзей. Элементарно нет.
        Школьные дела? Просто смешно - какие там дела? Кому вообще они нужны? Она была бессменной старостой класса несколько лет, притом старостой настоящим, не для галочки, а за совесть. Мало ли всяких нужных дел она переделала? Да не счесть! И что? Кому-то от этого стало лучше, кто-то стал счастливее, кто-то нашел для себя нечто ценное, важное? Нет! Во всяком случае, ей об этом ничего не известно. И вот из этих так называемых дел состоит вся жизнь? День за днем, час за часом… суета сует. Для чего это всё? Зачем?
        Вот закончит она школу. Пусть даже поступит в институт - всё равно, какой. А что дальше? Она уже довольно ясно себе это представляла: начнутся хождения с новым дипломом в поисках места работы, последуют отказы - как откровенные, так и в красивой «обёртке», пустые предложения «позвонить через недельку», «зайти через месячишко», и так далее в том же роде. И это может длиться годами! Ведь молодой специалист без опыта никому и на дух не нужен. А тем более - девушка… Лариса наблюдала такое много раз - как ее старшие товарищи-выпускники искали работу. Мыкались туда-сюда месяцы, годы, потом ребят забирали в армию, а девушки… иные продолжали поиски своего места в этой жизни, другие удачно выскакивали замуж. Удачно - это значит выйти за человека, который будет ее содержать. Кормить, одевать, развлекать, возить по заграницам… правда, рано или поздно возникнет вопрос: за чей счет банкет? Он ведь когда-нибудь закончится? И надоевшая содержанка, о которую ее бывший благодетель начнет вытирать ноги, в ответ на предложения подруг развестись со ставшим ей чужим мужем и стать свободной будет причитать, размазывая
по щекам сопли и слезы: «А куда я пойду? У меня ведь ничего своего нет. Я ничего не умею...»
        Лариса не хотела себе подобной участи. Она с подкупающей искренностью считала, что жизнь немыслима без любви. Она мечтала любить сама и желала, чтобы ее тоже любили. По-настоящему, на всю жизнь. Для нее это было личной тайной. Ведь она прекрасно понимала: расскажи она об этих своих мечтаниях так называемым «подругам», поделись она с ними своим заветным желанием о будущей любви да на всю жизнь, как ее немедля поднимут на смех, а то и попросту назовут мечтательной дурой, безнадёжно отставшей от жизни! Этакая современная «тургеневская девушка» - курам на смех! И Лариса замыкалась в себе, ни с кем не делилась.
        И всё же существовал один человек, с которым она чувствовала себя самой собой, о котором она знала, что он всегда ее поймет, что он никогда ее не обидит. Но этот человек был далеко и уже третий месяц не подавал о себе никаких вестей. А потому велика была ее радость, когда, в тот день вернувшись из школы, она машинально открыла почтовый ящик в своем подъезде, вытащила пару газет и тут прямо ей в ладонь упал небольшой, но увесистый конверт со штемпелем Семигорска! И это было письмо вовсе не от бабушки! Это был конверт от Филиппа.
        Лариса ощутила, как перехватило дыхание. Она сама даже не ожидала, что радость ее окажется настолько бурной. Крепко, но бережно сжимая письмо в своих длинных сильных пальцах, она, как на крыльях, помчалась по лестнице к дверям своей квартиры…

* * *
        Лариса сперва хотела прочитать письмо сразу, залпом. Но - подумала немного и отказалась от этого намерения. Ей вдруг почудилось, что в этом письме содержится нечто важное, очень личное и ей крайне необходимое. А коли так - стоит, наверное, отложить предвкушаемое удовольствие. Благо, именно сегодня возможность такая есть. Мать придет только к завтрашнему полудню, когда Лариса будет в школе. Сегодня она ее просто не увидит вообще, и ничего плохого в этом Лариса решительно не видела. Отец придет не ранее десяти вечера… Усталый и замученный, как всегда. Поест, посидит у телевизора, примет душ и ляжет спать. Спать он пойдет не позднее двенадцати, завтра у него подъем в половине шестого. Вот сразу после двенадцати и наступит то самое благословенное время, когда она останется совершенно одна и сможет без помех пообщаться со своим другом… Да, если у нее все-таки есть в этом мире друзья, то несомненно таким другом является для нее именно он - Филипп!
        Однако суточное отсутствие матери накладывало на нее дополнительные домашние обязанности: теперь она должна была приготовить ужин отцу. Именно этим Лариса и занялась. А письмо она бережно спрятала на книжной полке в своей комнате.
        Получение письма от Филиппа резко подняло ей настроение, а потому дело пошло быстро и споро. Готовить Лариса умела и любила - особенно, если надо было накормить отца. Она считала себя весьма многим обязанной отцу, очень уважала его, видела в нем образчик настоящего мужчины… Лариса никогда не переставала восхищаться его стойкостью, его мужеством, всегда помня о том, что отец выстоял под ударами судьбы в те недавние еще годы, когда жизнь вокруг рушилась, и многие его сослуживцы спивались, бросали семьи, а то и накладывали на себя руки. Именно он, ее отец, проявил тогда исконно мужские качества и не только не сломался сам, но и вытащил семью из голодухи и обрушившейся на нее нищеты. Девушка считала, что отец не только выполнил свой долг главы семьи, но и совершил настоящий подвиг, за который он заслуживал самой искренней любви и глубокого уважения. Порой даже Ларисе казалось, что ее мать, женщина сварливая и по характеру довольно чёрствая, элементарно недостойна такого мужа, как ее Виктор. И если родители, бывало, начинали ссориться у нее на глазах, она нередко вмешивалась в конфликт на правах уже
взрослой дочери и при этом всегда поддерживала отца, вызывая неистовое негодование матери, искренне полагавшей, что дочь всегда должна становиться на ее сторону, даже если мать кругом неправа.
        Обо всем этом Лариса думала с доброй улыбкой, когда старательно готовила ужин, надеясь успеть к отцовскому приходу, чтобы - не дай Бог! - не заставить его дожидаться.
        Вот наконец хлопнула входная дверь.
        - Ого, как вкусно пахнет! - раздался из прихожей знакомый и такой родной голос.
        - Папка, привет! - весело закричала Лариса из кухни. - Давай, мой руки - и за стол, у меня всё готово!
        - Вот и славненько! - отозвался отец, снимая пальто и вешая его в шкаф на вешалку. - Я сейчас…
        Лариса заканчивала последние приготовления. Она выставила на стол тарелки-вилки, а посреди стола водрузила на подставку кастрюлю с отварной картошкой. Из сковороды, стоявшей на плите, извлекла и разложила по тарелкам куски жареной индейки, покрытые ароматной корочкой и сдобренные специями. В отдельную посудину выложила маринованные огурчики и помидоры.
        - О, жареная индейка! Обожаю! - воскликнул вошедший в кухню отец.
        - Всё по-простому, уж не обессудь, папочка, - заметила Лариса. - Сама вот только пару часов, как из школы пришла! На разносолы времени не было…
        - Да ладно тебе, милая! А то я не понимаю, выпускной класс, как-никак! - благодушно прогудел Виктор, усаживаясь за стол. - Сразу чую, вкуснотища какая! Вот спасибочки…
        - Ты ешь давай, потом благодарить будешь, - усмехнулась Лариса, беря вилку, нож и присаживаясь к столу напротив отца. - Голодный ведь, небось!
        - Как волк, голодный! - ответил Виктор, принимаясь за еду.
        Ужинали молча, только время от времени отец вставлял несколько восторженных слов, нахваливая стряпню любимой дочки. Лариса благодарно улыбалась в ответ на его восторженные замечания. Ей было приятно. И сам отец казался ей сейчас таким ласковым, близким, родным, каким-то домашним, что ли… Она чувствовала, что он ей несравненно ближе матери - вечно настороженной, раздраженной, постоянно склонной к истерике.
        В какой-то момент она даже подумала: а не поделиться ли ей с отцом своей нехитрой радостью, не рассказать ли про полученное из Семигорска письмо? Может быть, он тоже порадуется вместе с нею? Однако, подумав немного, Лариса отказалась от этого намерения. Она решила, что это будет совершенно ни к чему. Во-первых, она еще сама не читала этого письма, и о чем пишет ей друг Филипп, не имела никакого представления. А во-вторых… Лариса помнила, как по возвращении домой мать рассказывала отцу про свой разговор с Филиппом. Рассказывала, не скрывая своего раздражения. Особенно ее возмущала настойчивость молодого человека, так усиленно рекомендовавшего ей оставить Ларису заканчивать школу в Семигорске. Это предложение Филиппа мать называла неслыханной дерзостью. А что отец? К известию о том, что у Ларисы в Семигорске появился друг, он отнёсся не просто настороженно. Девушке показалось, что он был всерьез раздосадован, если не разозлён. Долго и подозрительно смотрел на дочь, потом спросил, а не позволял ли себе этот молодой человек в отношении ее чего-нибудь этакого… «Ну что ты, папа, - отвечала растерявшаяся
Лариса, - это такой деликатный, такой славный парень! Со мной он робел всегда, но при этом постоянно готов был меня защищать». «Вот даже как? - усмехнулся Виктор. - И от кого же?» «Да от всех!» - сказала Лариса. «А-а, рыцарь, значит, - подытожил отец. - Ох, смотри, Лариска: рыцарей нынче не осталось, все давно перевелись. Подумай лучше, чего ему надо от тебя. По-моему, догадаться нетрудно». «Папа! - возмущенно заметила Лариса. - Если бы ты был с ним знаком, ты никогда бы так не подумал! Филипп совсем не такой...» «Ну-ну-у...» - многозначительно протянул Виктор, и разговор на этом закончился. На Ларису он произвёл крайне тягостное впечатление. Такой реакции от отца она никак не ожидала.
        А поэтому девушка вовремя спохватилась. Хоть она искренне и любила отца, тем не менее, он оставался для нее человеком сложным, неоднозначным, способным порой не только на резкость, но и на непредсказуемые поступки. И она сочла благоразумным не дразнить его понапрасну. Факт ее знакомства с Филиппом он и раньше воспринял негативно, а потому вряд ли теперь разделит ее радость по поводу получения ею письма от него.
        - Спасибо, милая! - тепло улыбнулся Виктор, отодвигая пустую тарелку и вытирая губы мягкой салфеткой. - Всё было очень вкусно.
        - Я рада, что тебе понравилось, папа, - ответила Лариса. - Я старалась…
        - Я вижу, Ларочка… - отец нерешительно взял ее руку в свою широкую ладонь и нежно погладил гладкую девичью кожу. Затем заглянул дочери прямо в глаза - смотрел долгим, грустным и любящим взглядом. Лариса даже смутилась.
        - Хозяюшка ты моя… - почти шепотом произнес Виктор.
        - Ты чего, пап? - Лариса беззаботно улыбнулась ему.
        - Ничего… - тихо сказал отец и вдруг, наклонившись, нежно припал губами к Ларисиной руке, с упоением поцеловав ее.
        - Па-а-па!... - слегка растерянно протянула Лариса. - Ну что ты делаешь?
        - Благодарю свою дочку за ее заботу, - ответил Виктор, продолжая трепетно целовать ее пальцы - такие длинные, гибкие…
        - Да ладно тебе, папка! - с шутливой строгостью воскликнула Лариса, решительно высвобождая свою руку из его ладоней. - Перестань… ну что ты, в самом деле!
        В ее голосе проскользнуло легкое недовольство. Ей хотелось поскорее освободиться от кухонных забот и взяться за чтение полученного письма, и отец явно начинал мешать ей. Виктор же вовсе не спешил оставлять ее наедине с собой.
        Лариса резко поднялась из-за стола, быстро завязала на себе фартук. Отец продолжал сидеть за столом с несчастным видом. Девушке вдруг сделалось его жалко. Лариса подошла к Виктору и порывисто обняла его за плечи. При этом почувствовала, как отец мгновенно вздрогнул и сразу же напрягся всем телом.
        - Ну хватит тебе, папка! - сказала она, целуя его в щеку. - Иди лучше к себе, отдыхай, а мне еще посуду помыть надо…
        - Да оставила бы ты ее, мать завтра пришла бы, помыла… У нее же всё равно после дежурства выходной, - пробурчал недовольно Виктор.
        - Да ты что! Как оставить? Во-первых, мать завтра меня просто убьет, если увидит грязную посуду в мойке, - улыбнулась Лариса. - Она беспорядка страсть как не любит, сам ведь знаешь! А во-вторых, нельзя грязь на кухне на ночь оставлять - тараканы заведутся! Была ведь у нас такая напасть - насилу вывели! Оно нам разве надо?
        - Наверное, не надо, - улыбнулся отец. - Спасибо тебе еще раз, доченька. И как я буду жить без тебя?
        - Что значит - без меня? - удивилась Лариса. - Я вроде бы ни умирать, ни уходить из дома не собираюсь…
        - Ну вот еще: умирать! - нахмурился Виктор. - Ты даже в шутку такого не произноси! А почему без тебя… ну так, не вечно же ты с нами жить будешь. Найдешь себе парня, к нему уйдешь… Или, быть может, уже нашла?
        Голос отца при этих словах невольно дрогнул, выдавая его волнение. А возможно, это просто показалось Ларисе…
        - Никого я не нашла, - сурово заявила Лариса, - и не искала особенно. У меня сейчас других забот полно. А тебе хватит уже говорить глупости, а то я рассержусь! Понял, папка?
        - Понял, дочь! - Виктор шутовски отдал ей честь.
        - Вот то-то! А теперь - марш отдыхать!
        - Есть отдыхать! - бодро отозвался Виктор, поднимаясь из-за стола и направляясь в гостиную.
        Лариса с улыбкой проводила отца и взялась за посуду. На ее мытье и уборку в кухне ушел еще целый час.
        За это время отец успел просмотреть, хоть и не до конца, очередную серию популярного детективного сериала, принять душ и отправиться спать. Перед сном заглянул на кухню и пожелал дочери спокойной ночи. Лариса проводила его в спальню с большим облегчением. Наконец-то она осталась предоставленной самой себе!
        Лариса осторожно прошла в собственную комнату. Плотно закрыла дверь за собой, отыскала на книжной полке припрятанное письмо и присела к столу. Ножницами аккуратно отрезала край конверта и вытащила из него письмо…
        «Милая Лариса, здравствуй...» - писал Филипп.
        Она читала и невольно улыбалась. В каждом слове и каждой фразе она ощущала неподдельную нежность и трепетное обожание… Ей было так приятно читать эти строчки, и она словно бы купалась в этом невидимом, но так ясно осязаемом море любви! У нее даже возникло волнующее чувство, что Филипп сейчас не в далеком Семигорске, а здесь, в этой же комнате, с нею рядом… Она словно слышала его голос, улавливала его дыхание…
        Наслаждаясь каждым словом восторженного послания, Лариса добралась наконец до фразы:
        «В сентябре мы с Серегой Юрьевым еще раз поднялись на Змеиную гору. Мне рассказывали, что среди развалин Змеиного оракула можно увидеть во сне те события, которых сам не помнишь. И ты знаешь, Лариса: мы с Серегой легли спать среди этих древних руин, и мне привиделся такой невероятный сон, что я будто бы яркий фильм посмотрел! Никогда бы не поверил, если бы сам не пережил такое! Представь себе только...»
        Лариса вздрогнула и повернула голову. Ощущение чьего-то присутствия было настолько отчётливым, что ей мгновенно сделалось не по себе. Занавеска перед окном как-то странно подёргивалась, как будто кто-то невидимый, бесшумно проходя мимо, ненароком задел ее.
        «Окна-то старые! - подумала Лариса. - Как зима наступит, так и дует изо всех щелей… давно пора уже пластиковые блоки поставить! Папка всё никак не соберется...»
        Она вновь углубилась в чтение письма. И чем больше погружалась в описание сна Филиппа, тем сильнее ее охватывало некое странное и необычное чувство. Будто бы Филипп рассказывал ей о том, что она сама прекрасно знала, но… забыла! И вот только-только начала вспоминать. Неожиданно безмерная усталость навалилась на нее, глаза буквально слипались… Ей хотелось читать дальше, хотелось, чтобы письмо было вообще без конца, но она больше не могла бороться с охватившей ее сонливостью. Лариса с досадой убрала недочитанный листок на книжную полку, а затем с трудом дотащилась до постели, которую, к счастью, догадалась разобрать заранее, и без сил рухнула на свою кровать, мгновенно провалившись в тревожный, но беспробудный сон.

* * *
        Она увидела себя в каком-то огромном парадном зале, наполненном людьми в диковинных одеждах. Все эти люди носили разнообразные, массивные, подчас весьма вычурные маски. Сама она тоже была облачена в непривычную, облегающую одежду сиреневого цвета; кроме того, она носила короткий черный плащ, а на боку у нее висел кинжал с рукоятью, украшенной драгоценным камнем… Как эта диковина попала к ней, Лариса не помнила, так же, как не помнила, где она взяла всю эту необычную одежду. И людей в масках, окружающих ее, она вроде бы и знала, но не узнавала в их невероятном прикиде. У нее тоже имелась на лице маска, только небольшая, сделанная из черной бархатистой ткани, оставляющая открытыми рот и подбородок. Такая непритязательная, скорее - символическая, маска в этом шумном многолюдном зале была только у нее.
        Лариса вроде бы даже общалась с кем-то из этих гостей, но о чем она с ними говорила, не помнила совершенно… возможно, это ей было просто не нужно. Но при этом она ощущала, что за нею кто-то следит: чей-то беспокойный, страстный, ищущий взгляд шарил по густой, разодетой толпе, выискивая ее и только ее, и где-то в глубинах подсознания она понимала, кому именно этот взгляд принадлежит, он был единственной ниточкой, еще связывающей ее с тем миром, откуда она пришла сюда. Она встревоженно оглядывалась, всматривалась в причудливые неживые лица, оскаленные звериные морды, окружающие ее, пытаясь угадать, кто же из окружающих так пристально и увлеченно следит за нею, но найти этого человека в толпе гостей так и не могла…
        Потом ей пришлось куда-то бежать вместе с пестрой, шумной толпой, и этот неведомый взгляд перестал ее преследовать. Лариса вместе с другими поднималась по какой-то каменной лестнице, которой не было конца; затем она вдруг увидела себя на круглой смотровой площадке башни, увидела огромные парусные корабли, висевшие в воздухе над этой площадкой… Ею овладело непреодолимое желание оказаться там, на одном из этих волшебных, прекрасных кораблей, и с этим желанием она не могла бороться - оно подавляло и страх, и осторожность. Кто-то указал ей на одну из веревочных лестниц, спадающих из раскрытых бортовых люков прямо на каменную площадку; ей даже дали особые перчатки, предназначенные для того, чтобы уберечь ладони от соприкосновения с жесткими канатами, из которых были изготовлены лестницы… Лариса успешно и на удивление легко поднялась в один из люков, а затем по деревянной лестнице проникла прямиком на палубу. И здесь у нее возникло ощущение, что она оказалась единственной, кто преодолел весь этот путь - из гостевого зала башни до слегка качающейся палубы гигантского воздушного судна. Нет, она была на
палубе не одна - со всех сторон ее окружили люди, но это были совсем не те люди, которых она видела внизу! Никаких масок они не носили, рассматривали ее с несомненным любопытством, а сами выглядели как члены экипажа средневековой испанской каравеллы: именно такими представляла их Лариса с детства, когда взахлеб и помногу раз читала свои любимые книги о далеких плаваниях средневековых мореплавателей по Морю Тьмы к берегам Нового Света… Может быть, поэтому Лариса не испытывала страха - только некоторое смущение, вполне обычное для любого человека, неожиданно для себя оказавшегося в каком-то диковинном месте.
        Вдруг собравшиеся вокруг нее люди дружно расступились, пропустив прямо к ней человека, который явно пользовался особыми правами на этом удивительном судне. Это был совсем еще молодой человек, но держался он с подобающим его рангу благородством: ему оказывали несомненные почести, и он воспринимал их как должное. Да и одежда его разительно отличалась от одежды матросов и простых солдат: на нем был богато расшитый камзол, широкий пояс с огромной узорчатой пряжкой, на котором висел меч, штаны из явно очень дорогой ткани и сапоги из мягкой и удобной, но весьма прочной кожи; голову украшал бархатный берет бордового цвета, украшенный пушистым белым пером.
        А еще - он был очень красив, этот удивительный молодой человек! У него было прекрасное, точеное лицо с мужественными, почти идеальными чертами, большие глаза темно-карего цвета с чуть зеленоватым отливом, а из-под берета на белоснежный отложной воротник спадали густые, темно-каштановые волосы… Встав прямо перед Ларисой, этот молодой господин звучным и чистым голосом ласково произнес:
        - Приветствую вас, прекрасная девушка! Добро пожаловать на борт моего корабля.
        Молчать, наверное, было бы невежливо, и потому Лариса робко, чуть слышно прошептала в ответ:
        - Здравствуйте… но простите… кто вы?
        - А разве вы меня не узнаёте? - с нежной улыбкой спросил господин.
        - Нет… - пролепетала Лариса.
        - А вот я вас сразу узнал, представьте себе, - он улыбнулся широкой, совершенно открытой улыбкой. - И это неудивительно: ведь мы с вами давно знакомы…
        - Разве?... - рассеянно пролепетала Лариса. - Я, кажется, не помню…
        - Думаю, вам не составит труда вспомнить, - ответил молодой человек и, повернувшись к окружающей их с Ларисой команде, коротко сказал: - Оставьте нас.
        Матросы сразу же разошлись, продолжая бросать на Ларису любопытствующие взгляды. Молодой господин и Лариса остались на палубе вдвоем.
        - Прекрасная сударыня, - вкрадчиво произнес юноша, - вы не можете меня не помнить. Нас с вами связывает многолетняя, - он слегка запнулся, затем мягко сказал: - дружба…
        Лариса не могла отделаться от ощущения, что она действительно знает этого молодого красавца. И не просто знает: их действительно связывает нечто куда большее, нежели поверхностное знакомство.
        - Как ваше имя… вы мне скажете? - робко спросила она.
        - В этом нет необходимости, - усмехнулся он, - вы знаете мое имя лучше, чем я сам. Ведь вы сами дали мне его…
        Лариса взглянула на необычного собеседника в крайнем изумлении.
        - То есть как? - воскликнула она. - Что вы такое говорите…
        - Ну вспомните же! - отозвался молодой человек. - С детства вы обожали одну замечательную книгу. Из нее вы узнали о двух молодых друзьях - отважных, верных, целеустремленных… Помните? Франческо… Орниччо…
        Лариса была совершенно ошеломлена.
        - Боже мой, - прошептала она в смятении. - Откуда вам известны такие вещи?
        - Да всё оттуда… ваши мысли, мечты, фантазии! Я действительно некогда жил на земле, но вы своим живым воображением, своим искренним чувством вновь вернули меня к жизни! Не совсем к такой, как раньше, не совсем на земле… но тем не менее! И даже имя мне вы дали! А дать человеку новое имя - это значит возродить его!
        - Постойте… - пролепетала девушка. - Так вы… Фриччо?
        - Именно так, сударыня, - улыбнулся он, галантно приподнимая свой берет с белым пером.
        - Но как такое может быть? - воскликнула Лариса. - Я не понимаю… так не бывает!
        Вероятно, я крепко сплю, и вы мне просто снитесь. Правда, я сроду не видела столь ярких и правдоподобных снов.
        - Нет, сударыня, вы не спите, - загадочно улыбнулся Фриччо.
        - Но тогда… это какой-то сумасшедший розыгрыш! Признайтесь, кто вы…
        - Розыгрыш? - переспросил он с мягкой улыбкой. - Лучше посмотрите за борт… Посмотрите, не бойтесь! Чувствуете? Мы уже давно летим!
        - Что?... В самом деле, - в крайнем изумлении воскликнула Лариса, посмотрев в бескрайнюю даль, простиравшуюся далеко внизу. - Мы летим!
        За бортом корабля тянулись розовато-белые клочковатые облака, скапливающиеся на горизонте в густой и непробиваемый фронт. Под днищем летящего в поднебесье судна раскинулся удивительный пейзаж с густыми лесами, высокогорными хребтами и лентами рек, а дальше тянулась бескрайняя серовато-синяя громада моря… У Ларисы просто захватило дух от этого открывшегося ее взору величественного зрелища.
        - Это потрясающе! - вскричала девушка восторженно. - Невероятно… Я как будто вижу чудный волшебный сон!
        - А вот посмотрите туда! - Фриччо перегнулся через борт, показывая куда-то вниз. - Видите?
        - Что? - крикнула Лариса, стараясь перекричать свист ветра в снастях.
        - Огонек! Вы огонек видите?
        Лариса и вправду увидела далеко внизу красный мерцающий огонек, стремительно движущийся над раскинувшимися внизу облаками. Траектория, по которой двигался огонек, пролегала много ниже направления движения воздушного парусника, пересекая ее почти под прямым углом.
        - Что это? - весело спросила Лариса.
        - Присмотритесь получше! - отозвался молодой человек. - Я полагаю, вы сами догадаетесь…
        Лариса пристальнее вгляделась в летящий над облаками огонек и вдруг невольно вскрикнула от изумления! Она увидела не только и второй такой же красный мигающий огонек, но смогла разглядеть еще и ровную полоску круглых окошек-иллюминаторов, тускло светящихся в поднебесном сумраке желтоватым цветом…
        - Господи, - произнесла она в растерянности. - Да ведь это же… самолет?!
        - Вы совершенно правы, прекрасная девушка, - отозвался Фриччо, - именно таким словом в вашем мире обозначают огромных стальных машин-птиц с неподвижными крыльями, которые служат для воздушной перевозки людей на большие расстояния! Это самолет! Вы можете на него любоваться сколько хотите, причём глядя на него сверху вниз!
        - Но как же такое возможно? - пролепетала Лариса в крайнем изумлении. - Да ведь быть такого не может! Мы поднялись на вашем корабле так высоко, что воздушные трассы наших лайнеров пролегают далеко внизу?!
        - Представьте себе - да! - с задорной веселостью крикнул Фриччо.
        - Я никогда бы в такие чудеса не поверила! - отозвалась Лариса. - Но кто же создал и привел в действие эти волшебные корабли?
        - А вы еще так и не поняли? - спросил молодой человек.
        - Откуда же мне знать? - в свою очередь спросила Лариса. - А еще интересно: как воспринимают такое зрелище пассажиры самолета? Я ни разу ничего подобного не видела, чтобы вот так, через стекло иллюминатора, вдруг появился воздушный парусный корабль, парящий в поднебесье, да еще выше современного лайнера! Просто фантастика!
        Фриччо снисходительно улыбнулся, как улыбается взрослый человек простодушному восторгу малого ребенка.
        - И не увидите, - заметил он, - ведь с борта этого вашего самолета наши летающие каравеллы и галеоны увидеть нельзя. Вот потому экипаж этой стальной птицы, так же, как и ее пассажиры, наших кораблей не видят.
        - Как не видят? - изумилась Лариса. - Почему?!
        - Потому что корабли эти из другого мира, который для обитателей земли остается невидимым, - серьезно ответил Фриччо.
        - И что же это за мир такой? - ошеломлённо спросила Лариса.
        - Это мир ваших мыслей, ваших потаённых желаний, ваших самых смелых фантазий, - с улыбкой сказал Ларисе ее необычайный гид. - Мы с вами сейчас пребываем в тех высоких сферах, где живут наши мечты. Это отсюда они приходят к нам, когда мы обитаем там, далеко внизу, на земле.
        Однако я должен вас предупредить: будьте крайне осторожны, ибо любая ваша фантазия, высказанная вами даже мысленно, здесь, в этом мире, неминуемо воплощается в конкретное событие.
        Пораженная этими словами, Лариса растерянно молчала. Молодой человек заглянул ей прямо в глаза - задумчиво и с мечтательной нежностью.
        - Вы меня понимаете… прекрасная незнакомка? - проникновенно спросил он.
        - Боюсь, что не очень… - Лариса смущённо опустила взгляд.
        - Ничего страшного, скоро всё поймёте, - ласково заверил ее Фриччо. - Это весьма несложно. Надо лишь дать себе труд оглядеться вокруг и постараться понять, кого и что вы видите вокруг себя. Как говорили древние мудрецы - вникнуть в суть вещей и понятий. Ведь вся наша жизнь на земле - это сплошной маскарад. Там, в залах башни, на балу, кого вы видели вокруг себя? Людей? Нет! Вы видели маски, одни только маски… Множество масок! Дело в том, что на земле люди всю свою жизнь носят маски. За масками они тщательно скрывают свою подлинную суть, свои истинные лица. Подумайте только - там, на земле, они пытаются обманывать не только самих себя и своих ближних; осознанно или нет, но они стремятся обмануть самого Бога, своего Создателя! И только здесь, в этих высших сферах, никакие маски людям не нужны. Только здесь они могут чувствовать себя теми, кто они есть на самом деле! Но только весьма немногим удается подняться на крышу этой огромной башни, которая служит своеобразным мостом между жизнью земной и поднебесной сферой, и взойти на борт небесного корабля, который унесет вас в дивную страну ваших грёз и
потаённых мечтаний… вы, наверное, почувствовали, насколько труден этот путь наверх?
        - Да, я почувствовала, - зачарованно улыбнулась Лариса, - только не поняла, каким образом я это сумела! Я думала, мне никогда не подняться на эту огромную башню!
        - И всё же вы поднялись, - мягко улыбнулся ей молодой человек. - А вот вашему спутнику это не удалось, хотя он оказался настолько упорным, что взобрался-таки на самый верх башни…
        - Какому спутнику? - с тревогой спросила Лариса.
        - За вами следовал некий юноша, пытавшийся проникнуть в этот мир, в котором пребываем мы с вами, - с лукавинкой в глазах улыбнулся Фриччо. - Вы этого юношу знаете: он с первой же вашей встречи на земле добровольно взял на себя роль вашего телохранителя… Но здесь он лишний. Пришлось вернуть его назад.
        - И как вы это сделали? - в голосе Ларисы послышался явный испуг.
        - Его сбросили с борта вниз, - невозмутимо ответил ее собеседник.
        - Как?! - Лариса невольно сжала длинные пальцы в кулаки. - Как «сбросили вниз»? Он… разбился?
        - Ну конечно, нет, прекрасная девушка! - Фриччо вновь улыбнулся ей, на этот раз ободряюще. - Помилуй нас Господь, что вы такое говорите! Мы никого не убиваем! Жизнь всему живому в плотных мирах дает сам Создатель, и как же мы можем ее отнять! Это невозможно в принципе…
        - Но вы же только что сказали, что его сбросили вниз! - воскликнула Лариса.
        Фриччо взял ее руку в свои ладони - нежные, но при этом твёрдые и сильные. Ей при этом стало как-то удивительно спокойно и тепло.
        - Вы просто забыли то, о чем я сказал вам в самом начале: здесь мир мечтаний и грёз, - ласково сказал он. - И ваших в том числе! Однако далеко не все люди готовы к тому, чтобы воочию встретиться с собственными желаниями. Поэтому ваш спутник просто был отправлен туда, откуда пришел - на землю. Уверяю вас, он ничуть не пострадал, в этом можете не сомневаться. И я очень вас прошу - не беспокойтесь о нем.
        - Но он мой друг, - тихо сказала Лариса. - И мне совсем не безразлично, что с ним случится.
        - Ничего плохого с ним не произойдёт, - сказал Фриччо. - Прошу мне верить: здесь, в горних сферах, не бывает ни лжи, ни обмана.
        Лариса вдруг ощутила жгучий стыд: как она могла усомниться в словах этого прекрасного юноши? Разве такие глаза, как у него, могут лгать?
        - Простите меня, - еле слышно прошептала она.
        - Не стоит, - улыбнулся он. - Мне это чувство знакомо, ведь когда-то я тоже жил на земле. Я прекрасно помню, что там, внизу, верить никому нельзя. Ложь среди земных людей настолько естественна, что давно стала насущной потребностью и необходимостью, непременным условием человеческого бытия. Поэтому вам трудно, почти невозможно представить себе, что можно жить, никого не обманывая. Ничего: люди, попадающие в наш мир, скоро к этому привыкают.
        - Но послушайте… - робко спросила Лариса. - Если я сейчас здесь, с вами… если я не на земле, то там, в моем мире… я уже умерла?
        - Нет, ну что вы… вы не умерли, я просто не допустил бы этого! - горячо возразил Фриччо. - Вы пребываете здесь в том же состоянии, что и на земле. В священных писаниях древних это явление называется - быть взятым живым на небо. Однако такое происходит крайне редко и только с помощью обитателей высоких сфер. Красивые легенды о подобных случаях вы наверняка слышали хотя бы однажды за свою еще такую недолгую земную жизнь.
        - Но почему я? - с недоумением спросила Лариса. - Чем я заслужила такую честь - что меня взяли живой на небо, как вы говорите?
        - Потому что вы - избранная, - восторженно сказал ей молодой человек, - вы одна из многих, многих тысяч обыкновенных людей! Вам одной доверено проникнуть в ту извечную тайну, что на протяжении многих веков беспокоит лучшие умы на земле! За всю историю человеческого рода наберется всего лишь горстка людей, которым довелось стать посвящёнными в эти великие тайны, что могут раскрыться перед вами. И вы теперь - одна из них…
        - Но ведь это были особенные люди, - сказала Лариса, - они обладали какими-то необходимыми знаниями, были носителями необыкновенных идей… А кто такая я? Всего лишь обычная девушка, ничем себя не проявившая, и вообще - не слишком, наверное, умная, не очень добрая…
        - Не говорите так, умоляю вас! - мягко, но горячо возразил Фриччо. - Поверьте мне, ни знания, ни какие-то особые качества не имеют во всём этом серьезного значения…
        - А что же тогда имеет значение? - с интересом спросила Лариса.
        Фриччо лукаво улыбнулся и посмотрел на нее с легким упреком.
        - Вы только-только попали в этот волшебный мир, и уже хотите знать все его тайны? - заметил он с неизменной лаской. - Не слишком ли дерзок ваш вопрос?
        - Право, не знаю… я всего лишь спросила.
        - Вы моя милая и желанная гостья, - тепло заметил молодой человек, - а потому я постараюсь вам ответить. Наша встреча здесь стала возможной по одной весьма важной причине: ваше яркое воображение оказалось не просто настолько мощным, чтобы воссоздать в этих сферах ваши мечтания, придав им видимость реальности; ваши фантазии помимо всего прочего полностью соответствуют моим желаниям и фантазиям. Вы и я - обитатели разных миров, общение которых весьма затруднено, однако мы с вами легко общаемся, ибо между нашими мыслями и желаниями существует истинная гармония. И никаких противоречий! В своем воображении вы создали мой образ, и он оказался весьма близок к оригиналу, который некогда существовал в вашем мире. Правда, когда я жил на земле, мир ваш был совсем иным… Но это отнюдь не помешало нашей встрече здесь, в этом волшебном мире, который неизмеримо лучше того, плотного мира, над которым сейчас плавают наши летающие корабли…
        - Плавают? - изумилась Лариса. - Вы сказали - плавают? Но мне казалось, что мы летим…
        - Это вам так представляется, милая сударыня, - сказал Фриччо, - а для нас за бортом простирается море, а земля с ее горами, лесами и полями представляет собой океанское дно. И если я прыгну сейчас за борт - уверяю вас, я поплыву! Вы будете видеть меня не парящим в воздухе, подобно птице, а именно плывущим в воздушных волнах и потоках, как дельфин!
        - Неужели правда? - воскликнула Лариса. - Это поразительно… у меня просто нет слов!
        - Я надеюсь, вы не станете просить меня подтвердить мои слова действием? - мягко улыбнулся Фриччо. - Я, разумеется, мог бы поплавать за бортом ради вашего удовольствия, но тогда я рискую безнадежно отстать от нашей флотилии, и в этом случае меня ожидает исчезновение в бурном и бескрайнем океане, который для вас является воздушным океаном…
        - Ну что вы, Фриччо! - горячо откликнулась Лариса. - Конечно, я не стану вас просить рисковать своей жизнью! Кстати… а вы здесь разве можете умереть? Вы ведь уже…
        Лариса смутилась и замолчала. Фриччо вежливо рассмеялся.
        - Милая девушка, мы не можем умереть в вашем понимании, ибо давно уже освободились от тяжкого и мучительного груза, что именуется плотным телом, - сказал он. - Однако мы отнюдь не бессмертны, и наше бытие, увы, не вечно. Так что в этом плане обитатели нашего волшебного мира в какой-то мере подобны вам. Но давайте оставим эту тему - она поистине неисчерпаема и не слишком соответствует моему настроению, коли я имею удовольствие видеть вас и беседовать с вами…
        Лариса невольно окинула взглядом обширную дощатую палубу, толстые пеньковые канаты, звонко тренькающие при сильных порывах ветра, гигантские мачты, чьи вершины уходили высоко в небо, невероятно огромные паруса, нависавшие над головой подобно грозовым тучам… Ей сделалось страшно. Но это случилось лишь на короткий миг, дальше ее вновь охватил жгучий интерес ко всему, что с нею здесь происходило.
        Вдруг она заметила, что по палубе стелется белесый туман, подобный зимней поземке, каковую она наблюдала каждый год в родном городе. Стало заметно холоднее, на руках и одежде Ларисы образовались капли влаги. Она поежилась, почувствовав мелкую, неприятную дрожь.
        - Давайте покинем палубу, - дружески обратился к ней Фриччо. - Здесь становится неуютно.
        - А что происходит? - спросила Лариса. Ей не очень хотелось уходить, ибо вид, открывающийся с палубы корабля, по-прежнему ошеломлял ее своим сказочным великолепием. Однако оставаться на палубе тоже было нехорошо.
        - Да ничего страшного, - ободряюще улыбнулся Фриччо. - Просто наш корабль преодолевает сплошной облачный фронт… Это вполне обычное явление, особенно когда погода несколько меняется, причём не в лучшую сторону.
        Лариса ощутила, как весь корпус гигантского судна мелко задрожал, проносясь сквозь мощную облачную гору. Молочно-белая пелена постепенно закрыла величественную панораму земной поверхности, и вокруг Ларисы и Фриччо воцарился неприветливый сумрак.
        - Я вас прошу следовать за мной, юная сударыня! - ласково произнес Фриччо.
        - А куда мы пойдем? - спросила девушка с трогательной наивностью.
        - Немного терпения, и скоро сами всё увидите, - улыбнулся ее провожатый.
        Фриччо подвел ее к гладкому стволу одной из мачт, и Лариса увидела в поверхности палубы большой квадратный люк. Тяжелая крышка на мощных стальных петлях была откинута. Девушка с опаской заглянула в глубокий черный проём. Ее взору предстала узкая деревянная лестница, круто уходящая вниз, в самые недра гигантского воздушного корабля. Дощатые ступеньки терялись в непроницаемом мраке.
        - Спускайтесь по лестнице, прошу вас! - сказал Фриччо, подводя ее к проему люка.
        Лариса невольно отшатнулась.
        - Но там так темно… - нерешительно сказала она.
        - Вы боитесь темноты?
        - Ну, не так чтобы очень… я просто ничего не вижу!
        - Ах, да… простите, это моя оплошность, - заметил молодой человек. - Однако вам придется все-таки идти первой. Я должен закрыть за нами люк, поэтому мне предстоит спускаться вслед за вами.
        Лариса вздохнула и несмело поставила ногу на верхнюю ступеньку.
        - Умоляю вас, не бойтесь! - напутствовал ее Фриччо. - Сразу же возьмитесь за поручень, и вы непременно почувствуете себя намного увереннее.
        В его руке появился большой стеклянный фонарь. Мерцающий свет озарил деревянные ступеньки лестницы, уводящие на такую глубину, что в сердце невольно закрадывался страх. Лариса подумала, что недра гигантского летающего судна были разделены на нижние палубы и различные отсеки. Идущий за нею Фриччо закрыл за собой крышку люка, и теперь единственным источником света служил имеющийся у него фонарь. Осторожно обойдя Ларису на лестнице, Фриччо двинулся вниз, коротко предложив ей следовать за ним.
        Путь вниз показался Ларисе очень долгим, почти бесконечным. Фонарь, с легким скрипом покачивающийся в поднятой руке Фриччо, давал не слишком много света - ровно столько, чтобы можно было разглядеть одни только ступени у себя под ногами. Идущих со всех сторон окружал мягкий и непроницаемый мрак, и только на дощатых площадках, отделяющих лестничные пролеты друг от друга, на шершавых деревянных стенах появлялись две огромные черные тени.
        Когда они достигли какого-то узкого коридора, Ларисе показалось, что они находятся где-то в самых нижних отсеках воздушного корабля. Фриччо довольно долго вел ее по узкому проходу, пока не остановился перед самой обычной с виду дверью в стене.
        - Ну вот мы и пришли, - удовлетворённо заметил Фриччо.
        Он распахнул перед Ларисой дверь. Она ожидала увидеть нечто вроде тесной каморки, однако взору ее открылась довольно большая и очень уютная комната, озаренная мягким и рассеянным светом, льющимся с потолка, где было укреплено нечто вроде люстры, только вместо лампочек были свечи! Лариса изумилась: каждая свеча была заботлива укрыта собственным маленьким и прозрачным колпачком. Посреди комнаты стояла тяжелая и невероятно широкая кровать, накрытая узорчатым покрывалом. Углы помещения тонули в скапливающемся в них сумраке, и от этого было затруднительно определить истинные размеры комнаты.
        Фриччо сделал шаг в сторону, пропуская ее вперед.
        - Прошу вас, проходите, - мягко сказал он.
        Лариса вошла, как зачарованная. У нее было такое чувство, что всё это происходит не с ней. При этом она вдруг ощутила бурную волну ликования, и если бы ее сейчас спросили, счастлива ли она, Лариса без колебаний ответила бы - «Да!»
        - А есть ли у вас имя, моя прекрасная гостья? - спросил молодой человек.
        - Ну конечно… меня зовут Лариса!
        - Чудесное имя! - одобрил Фриччо. - Только оно слишком уж земное, что ли… вы не находите? Здесь, наверху, все мы носим несколько иные имена, чем на земле. Таков обычай нашей поднебесной обители! Поэтому я буду звать вас новым именем - Лорана… вы не возражаете?
        - Нет, - Лариса только мотнула головой. - Я не возражаю…
        - Вот мы и одни… Лорана! - с непередаваемой нежностью прошептал Фриччо.
        Он снял с головы свой бордовый берет и небрежно бросил его на стоящий у входа резной стул. Затем отстегнул застежку короткого плаща и тоже бросил его рядом с головным убором. Снял пояс с пристегнутым к нему мечом и повесил на крюк, заделанный в стену. Совершая все эти действия, Фриччо, не отрываясь, смотрел на свою даму, и его прекрасные темно-карие глаза пылали сумасшедшим восторгом.
        Ларисе вдруг сделалось страшно…
        - Что вы делаете… Фриччо? - робко спросила она.
        - Я? - удивленно отвечал молодой человек. - Готовлюсь к нашему с вами воссоединению! Разве вы этого не хотите?
        - Погодите… - смущенно сказала Лариса. - Это так всё неожиданно! Простите, но не думаю, что я к этому готова…
        - Милая Лорана, умоляю вас, не бойтесь! Мы с вами нужны друг другу. Зачем же терять время? Я искренне люблю вас, люблю всем сердцем… И вы тоже любите меня! Давайте же вместе отпразднуем нашу встречу, которую я ожидал целых пять столетий! Подумайте только: более пяти веков я ждал этой минуты… Вы хотя бы отдалённо представляете, что это такое? Нет, вы такого не представляете. Простите же мне мое нетерпение - вы должны меня понять, ведь я ждал такую бездну времени! Идите же в мои объятия, давайте забудем обо всём, давайте вместе помнить, что есть только вы и есть только я… Или, - Фриччо понизил голос, и в глазах его промелькнула мимолетная тревога, - может быть, я вам не нравлюсь? Возможно, вы разочаровались во мне, представляя себе меня как-то иначе?
        Фриччо сбросил с себя последнюю одежду и предстал перед Ларисой обнажённым. При взгляде на его тело у девушки закружилась голова… Не только лицо Фриччо поражало своей красотой, не менее совершенным было и его тело. Широкие, развернутые плечи, выпуклая грудь, с четко обозначенной ложбинкой между двумя грудными плитами, плоский живот с так красиво выделяющейся рельефной мускулатурой… Это было развитое тело молодого мужчины, всю свою короткую, но нелегкую жизнь проведшего в боях, военных походах и морских плаваниях.
        О боевых схватках, сквозь которые довелось пройти этому крепкому парню, свидетельствовали и зарубцевавшиеся шрамы, местами проступающие на его гладкой, эластичной коже… А кожа у Фриччо была смуглой, с мягким золотистым отливом, она так манила к себе, и Ларисе нестерпимо захотелось прикоснуться кончиками пальцев к этой волшебной коже, к этой мускулистой, крепкой, надежной груди! Лариса ощутила сладостный и нестерпимый жар, разгорающийся где-то внутри нее. Никогда еще она не испытывала подобных эмоций!
        - Ну же, смелее, моя прекрасная Лорана! - горячо воскликнул Фриччо. - Приди же ко мне, упади в мои объятия! Доверься мне… Я так жду тебя, божественная! Моя Лорана…
        Его взгляд притягивал, завораживал, околдовывал ее. Лариса почувствовала, что не может противиться этому зову. Тот внутренний стержень, что постоянно не давал ей расслабляться, отдаваясь на волю случайных эмоций или мимолетных порывов пробуждающейся страсти, вдруг словно бы растворился, куда-то исчез. Непослушными пальцами она расстегнула свой плащ, сбросив его на ковер, устилающий пол, отстегнула и отложила прочь кинжал… Фриччо пришел ей на помощь - маскарадный прикид поддавался ей с трудом. И вот она уже стоит перед ним - совершенно обнажённая, с распущенными по плечам и спине роскошными волосами… Молодой человек устремился было к ней, но девушка робко скрестила свои великолепные руки, невольно закрывая ладонями уже вполне созревшие, налитые юной упругой силой округлые груди. Фриччо коротко рассмеялся - и в этом смехе не было ни разочарования, ни нетерпения, ни тени досады… только одна бескрайняя нежность. Это был такой смешок, что Ларисе самой показалось нелепым ее боязливое поведение.
        - Милая Лорана, - ласково произнес Фриччо, - уверяю тебя, абсолютно нечего опасаться! Я не сделаю тебе ничего плохого - ведь я люблю тебя! Люблю по-настоящему, возвышенной, небесной любовью! Мы созданы нашим Творцом друг для друга - так давай же насладимся всей полнотой нашего супружества! Ты не представляешь, от какого блаженства так неосмотрительно отказываешься…
        Он говорил страстно, искренне, с какой-то напористой нежностью. Лариса с трудом смогла произнести несколько слов:
        - Прости, Фриччо… У нас там, на земле, это как-то не принято. Нельзя ли нам как-то с этим… повременить? Отложить пока до следующей нашей встречи, что ли… Мы же не в последний раз встречаемся, не так ли?
        Фриччо медленно опустил простёртые к ней руки. Глаза его выражали неподдельную грусть. Страстный огонь в них медленно угас, и заметившая это Лариса внезапно ощутила горькое сожаление - как будто она по неразумию своему погасила огонек, суливший ей свет и тепло в холодном сумраке окружающей ее непроглядной ночи.
        - Ну что ж… Как вы прикажете, моя неприступная Лорана… Я не смею настаивать, тем более не смею требовать от вас интимной близости, - Фриччо перешел снова на «вы», однако его голос и его обхождение от этого ничуть не стали прохладнее. - Позволю себе заметить только одно. Вот вы сейчас сказали - «у нас на земле это не принято...» Вы простодушное, милое и наивное дитя, и вы совершенно не знаете той реальности, в которой обитаете. Открою вам еще одну важную тайну: насколько ваш плотский мир в целом грубее и примитивнее нашего мира небесного, настолько же и понятие любви в вашем мире грубее и упрощённее любви поднебесной… Я страстно хотел дать вам понять и прочувствовать этот факт всей душой и всем телом, я желал подарить вам все прелести любовного союза с обитателем небесной сферы, однако вы только что отвергли этот мой божественный дар, предлагаемый мною от всего сердца. Видно, так было угодно Создателю… Поверьте, мне очень жаль!
        - Фриччо… - прошептала Лариса, ощущая, как ее глаза наполняются горькими слезами. - Милый Фриччо! Поверь, мне тоже очень жаль… но я не могу вот так сразу вступить в любовную связь с мужчиной, которого увидела впервые в жизни, причем в таких невероятных обстоятельствах. Я очень надеюсь, что ты поймёшь и простишь меня, Фриччо…
        - Конечно, я прощу и, разумеется, пойму, - тепло улыбнулся ей Фриччо, - независимо от вашего отношения ко мне. Ведь я люблю вас, Лорана! Я был бы счастлив, если мое жгучее чувство к вам находило бы в вашей душе самый добрый отклик, если же такого отклика нет - ну что же: тем печальнее будет мое существование, однако это никак не может поколебать мою любовь к вам! Я люблю вас, несмотря ни на что! Вы - самое прекрасное, самое дивное Божье творение из всех, каких я когда-либо встречал! Но ведь вы позволите мне любить вас, правда? Скажите мне об этом, умоляю вас, не убивайте мою последнюю надежду, подарите мне хотя бы такое утешение…
        Он бросился перед нею на колени, страстно и вместе с тем бережно взял в ладони ее руку и покрыл ее нежным поцелуями. Лариса была ошеломлена - еще никогда ни один мужчина не стоял перед нею на коленях. Она смутилась и совершенно растерялась.
        - Ну что ты, Фриччо! - прошептала она, - пожалуйста, встань! Я не достойна такого поклонения…
        - Что вы сказали? Не достойны? - он вскинул на нее свой пронзительный взор, и Лариса с изумлением увидела, как в его глазах блеснули слезы. - Умоляю вас, Лорана, не говорите так! Вы можете относиться ко мне, как вам угодно, однако для меня вы всегда будете моей несравненной госпожой, моей богиней, моим ангелом Божьим… любое ваше желание свято для меня, любой ваш приказ - как воля Провидения! Взамен я не прошу ни о чем, кроме лишь одного - позвольте мне всегда боготворить вас, всегда думать о вас и смиренно ожидать нашей новой встречи, когда вам будет угодно обратить свое благосклонное внимание на меня, лобзающего вам ноги, на меня - восторженного раба, распростертого у ваших ног!
        Лариса запустила свои длинные пальцы в такие густые, мягкие, буйные кудри Фриччо, ласковым рывком приподняла его голову и заглянула ему в глаза…
        - Фриччо, пожалуйста… говори мне «ты»! - прошептала она растроганно.
        - Благодарю тебя… моя несравненная Лорана… - прошептал он в ответ, и, как бы ненароком, всё еще оставаясь на коленях, покрывал нежными поцелуями ее мощные гладкие ноги, затем - округлые колени, поднимаясь всё выше и выше… Ощущение невообразимого блаженства охватило Ларису. Она и представить себе не могла, чтобы поцелуи могли дарить столь мощное, ни с чем не сравнимое наслаждение! Она и не заметила, как оказалась распростертой на постели, лежащей на спине, ее длинные волосы разметались темными струями по белоснежной простыне, а Фриччо находился где-то там, внизу, и она чувствовала его горячие, ошеломляющие лобзания на внутренней стороне своих бёдер, затем внизу живота… Ей хотелось кричать от блаженства, громко смеяться от счастья, хотелось забыть обо всём и просто отдаться целиком этим сумасшедшим, безумным ласкам, о которых она ранее не имела даже самого отдалённого представления…
        Вдруг совершенно неожиданно Лариса вспомнила о Филиппе. Она подумала о том, как всё получилось несправедливо и неправильно: вот она сейчас вкушает такое наслаждение, силу и мощь которого невозможно даже вообразить, а ведь Филипп, который всячески оберегал ее и пытался проникнуть на воздушный корабль для того лишь, чтобы и там быть рядом с нею, чтобы уберечь ее от возможной опасности - и что же? Где сейчас Филипп? Сброшен с борта корабля на землю - так ведь сказал ей Фриччо, при этом добавив, что с ним ничего плохого не случилось? И она должна этому поверить? Корабль взлетал над башней, находясь на огромной высоте, и Филипп упал с этой высоты… так мог ли он уцелеть? Естественно, нет…
        Она представила себе, какой дикий ужас должен был испытать ее верный друг, падая с борта стремительно поднимающегося ввысь корабля. Филиппа наверняка уже нет в живых, а она здесь восторженно принимает любовные ласки обитателя поднебесных сфер, оказавшегося столь же реальным, сколь реальной была она сама… На какой-то миг она представила себя на месте несчастного Филиппа, увидела саму себя летящей в бездну - и невольно вскрикнула от испуга.
        - Что с тобой, любовь моя? - донесся до нее голос Фриччо, проникнутый нежной заботой. - Тебя что-то напугало?
        - Нет… ничего, Фриччо, - прошептала в ответ Лариса. Ей показалось, что ни в коем случае не следует открывать своему невероятному возлюбленному истинную причину ее страха. И вообще, не следует упоминать при нем имя Филиппа…
        Однако Фриччо пытливо взглянул ей прямо в глаза и чуть заметно нахмурился.
        - Я просил тебя, Лорана, забыть обо всём, - прошептал он с ноткой укоризной в голосе. - Ты и я… только ты и я…
        - Прости, Фриччо, - жарко выдохнула Лариса. - Прости меня… И целуй меня еще, пожалуйста, целуй…
        Она смежила было веки в блаженной неге, однако ожидаемого поцелуя не последовало. Внезапно раздался резкий и требовательный стук в дверь.
        - Что там стряслось? - сурово спросил Фриччо, поднимая голову.
        В ответ из-за двери донёсся чей-то взволнованный голос:
        - Сеньор Фриччо, откройте! Беда! Прошу вас, откройте!
        - Извини, милая… - поспешно сказал Фриччо, поднимаясь и набрасывая на обнаженные плечи свой черный плащ. Он подошел к двери и рывком распахнул ее. Лариса осталась в постели, накрывшись покрывалом и опершись согнутым локтем на широкую подушку.
        В комнату ввалился молодой человек в стальном шлеме с полукруглым гребнем, как у испанских конкистадоров, в блестящей кирасе и с обнаженным мечом в руке.
        - Веечио! - воскликнул Фриччо. - Ты, видно, с ума спятил, если врываешься ко мне в каюту, когда…
        Человек по имени Веечио бросил рассеянный взгляд на полуприкрытую покрывалом Ларису и чуть заметно поклонился ей.
        - Примите мои извинения, госпожа, - сказал он со всей почтительностью, подобающей в таком случае. Лариса в ответ невольно кивнула. Веечио обратился к Фриччо.
        - Сеньор, на нас напали! - воскликнул он. - Нас обстреливают из бортовых пушек, уже понесён немалый урон! Есть убитые… солдаты просят вас подняться на палубу и возглавить оборону…
        - Как? Когда?... - Фриччо был явно ошеломлен услышанным.
        - Только что! - отвечал Веечио. - Вражеская флотилия показалась не более десяти минут назад; три первых корабля пошли с нами на сближение и огонь открыли без предупреждения… Прошу вас, сеньор Фриччо! Они уже готовят абордажные крючья и лестницы!
        - Хорошо, Веечио, я сию минуту буду на палубе…
        Фриччо закрыл за удалившимся Веечио дверь и повернулся к Ларисе.
        - Ничего не понимаю… - растерянно промолвил он. - Такого ну никак не могло случиться!
        Лариса испуганно молчала. Получалось, что здесь, в поднебесных сферах, царит вовсе уж не такая безмятежная идиллия, какую представил ей в своих словах Фриччо. Между тем ее небесный возлюбленный бросил на нее короткий, но выразительный взгляд, в котором Лариса уловила нечто вроде подозрительного любопытства - неужели Фриччо как-то связывал вражеское нападение на небесную флотилию с ее появлением на борту его флагманского корабля? Впрочем, этот взгляд Фриччо длился не более секунды; он отвернулся и начал поспешно одеваться. Лицо его теперь было суровым и решительным. Молодой человек надел поверх камзола кирасу, а к поясу пристегнул широкий боевой меч. На голову водрузил не берет, а стальной шлем, как у Веечио, только помимо гребня снабженный еще и султаном из перьев.
        - Фриччо! - воскликнула Лариса. - Ты уходишь надолго?...
        - Я не знаю, Лорана, - виновато улыбнулся он из-под козырька шлема. - Но ты должна оставаться здесь, несмотря ни на что! В моей каюте ты находишься в полной безопасности…
        - Фриччо! Я хочу пойти с тобой! - горячо сказала она. - Я хочу помочь…
        - Чем ты можешь помочь, милая девушка? - спросил Фриччо. - На палубе идет абордажный бой!
        - У меня есть кинжал… я могу сражаться! Я хочу сражаться - рядом с тобой!
        - Об этом не может быть и речи, - сурово отозвался он. - Слышишь, Лорана? Я никак не могу допустить, чтобы ты рисковала жизнью! Обещай мне, что ты останешься здесь до моего к тебе возвращения… обещай!
        - Ну хорошо… - нерешительно ответила Лариса. - Я обещаю.
        - Вот это другое дело… - удовлетворенно заметил он. - А я постараюсь вернуться как можно скорее.
        Он нежно поцеловал ее в щечку, потом в губы. Резко повернулся и исчез за дверью. Лариса услышала, как в замке снаружи поворачивается ключ. Он ее запер? А что, если ей будет необходимо покинуть каюту? Ведь кто знает, как станут развиваться события…

* * *
        Лариса осталась сидеть на разобранной постели - ошеломленная, испуганная, растерянная. У нее скопилась куча вопросов, на которые не было ответов… Что это за странный мир, в котором она очутилась? Здесь вроде бы обитают люди, уже жившие когда-то раньше на земле и давно освободившиеся от своих телесных оболочек. Тогда почему у них продолжаются вооруженные столкновения? У них есть убитые - так сказал Веечио? Но ведь они уже умерли - там, на земле? Выходит, теперь они могут умереть и здесь, только уже как-то иначе? Фриччо отказался обсуждать с нею эту тему…
        А какая участь ожидает здесь ее - ту, которую «взяли живой на небо», какая реальная опасность угрожает ей? Что будет с нею, если она получит рану, или ее сбросят с борта корабля, как Филиппа, или если она попадет в плен? И это захватывающее приключение, которое поначалу представлялось ей таким романтичным и словно бы воплощающим ее самые тайные желания и грёзы, вдруг повернулось к ней совершенно другой своей стороной, крайне опасной, суровой и неприглядной…
        Ее мучительные и бесплодные размышления были прерваны зловещим шумом, раздавшимся где-то наверху, у нее над головой. Оттуда донесся ужасающий грохот, затем последовали многоголосые вопли - это были крики ужаса и отчаяния. Стены каюты, где находилась Лариса, опасно содрогнулись, пол заходил ходуном, а потолок завибрировал. Люстра со множеством свечей начала издавать тонкое треньканье, словно во время начавшегося землетрясения. Корабль как-то странно загудел, его резко мотнуло в сторону: очевидно, рулевой выполнял какой-то невероятно сложный маневр, пытаясь увести судно из-под вражеского обстрела. Лариса невольно вскрикнула: пол резко накренился и постель мгновенно съехала с широкого ложа вместе с самой Ларисой, очутившейся на полу под стеной. Туда же к ней улетел стул, на котором висела ее одежда. Со звоном грянулся на пол и заскользил по наклонной поверхности кинжал в ножнах. К счастью для Ларисы, тяжелая кровать оказалась привинчена к полу, а потому осталась на месте - иначе девушка могла оказаться прижатой к стене, а то и вовсе раздавленной. Лариса поднялась на ноги, и ее с силой швырнуло снова
на кровать: корабль резко пошел вверх, и наклонившийся уже в другую сторону пол устремился ей навстречу; она почувствовала дурноту, подступившую к горлу, в глазах замелькали разноцветные круги, голова пошла кругом…
        За стеной раздался чудовищный грохот. Стена содрогнулась от сокрушительного удара, а в следующую секунду дверь, надежно запертая уходившим Фриччо, сорвалась с петель и влетела в каюту, с оглушительным хлопком припечатавшись к противоположной стене… Лариса чудом успела увернуться от нее, иначе она наверняка осталась бы без головы. Не успела она опомниться, как послышался резкий, раздирающий уши свист, и некий округлый предмет, сверкающий подобно шаровой молнии, влетел в дверной проём, с шипением и жутким рёвом пронесся через комнату и врезался в противоположную стену. Во все стороны полетели куски раздробленного дерева и целая туча мелких щепок, способных поразить не хуже пуль. Обломок доски просвистел в сантиметре от лица Ларисы, и она припала к полу, судорожно закрывая голову руками. Пол опять резко пошел куда-то вниз, и она почувствовала, как мощный поток воздуха пронёсся по ее телу, сорвал покрывало, вздыбил и разметал ее распущенные волосы… приподняв голову, Лариса с ужасом увидела, что одна стена этой уютной комнаты отсутствует напрочь: на ее месте зиял огромный пролом, обрамленный по
окружности обломками изорванной корабельной обшивки. Сквозь чудовищную рваную прореху виднелись проносящиеся внизу белые обрывки облаков; внезапно корабль вновь сильно накренился, и Лариса смогла увидеть далеко внизу простирающийся горный хребет, склоны которого были одеты темными лесами, а также петляющую среди отрогов синюю ленту большой реки… Воздушный корабль стремительно шел на снижение; при этом его с ужасающим скрипом кренило то на один борт, то на другой. В образовавшуюся дыру начали стремительно вылетать предметы, составляющие убранство каюты: словно гигантским невидимым пылесосом, наружу вытянуло всё белье, устилавшее широкую кровать, выбросило стулья и Ларисину одежду, сброшенную на пол, мощным порывом ветра вынесло изящный резной шкафчик, разбившийся в щепки при ударе о край зияющей пробоины… Затем корабль резко провалился в воздушную яму, одновременно неестественно заваливаясь набок, и Ларису поволокло по полу прямиком к ненасытному зеву. Девушка в ужасе закричала, судорожно цепляясь пальцами за всё, что попадалось под руку. В какой-то миг ей удалось ухватиться за опору кровати,
привинченную к полу, и тем самым задержать свое сползание вниз, однако очень скоро ей стало ясно, что долго она не выдержит - руки неумолимо слабели, а пальцы были готовы разжаться в любую секунду… Повернув голову к жуткой пробоине, Лариса смогла увидеть на фоне далекой панорамы земной поверхности обломки мачт, обрывки парусов и снастей, кружащиеся в воздухе, а что было самое ужасное - она увидела тела людей, которые парили за бортом, подобно стае птиц, только в отличие от последних, эти тела служили игрушками воздушных потоков - их носило туда-сюда в самых разных направлениях и в самых неестественных позах, и Лариса поняла, что видит трупы, которые, однако, отнюдь не летели к земле с огромной высоты; воздушные массы играли этими телами точно так же, как играют бурные морские волны телами погибших моряков! Между тем, Лариса ощутила, как ее напрягшиеся мускулы натянулись, словно готовые лопнуть струны, а ее онемевшие пальцы больше не повинуются ей. Неужели ей сейчас придётся расстаться с жизнью?
        - Помогите! Помогите! - закричала она из последних сил. - Фриччо, где ты? Фриччо…
        В ту же секунду из черного дверного проема появился Фриччо - без шлема, а помятой кирасе, с запекшейся кровью на рукаве. Глаза его будто полыхали огнем, рот исказился в немом крике.
        - Лорана! Лорана! Где ты? Ты жива?
        - На помощь, Фриччо! - позвала Лариса, задыхаясь, и стараясь перекричать рёв и свист тугого воздушного потока. - Я здесь…
        - Держись, Лорана! - крикнул он. - Умоляю тебя, держись! Я иду к тебе…
        Он сорвал с себя ремень, к которому был приторочен меч, обвязал себя вокруг пояса и, закрепив пряжку за торчавшую из стены петлю, сам спустился по наклонному полу вниз всего на несколько шагов. Этого оказалось достаточно, чтобы он добрался до Ларисы. Ухватив ее под руки, Фриччо потащил ее к себе, уперевшись ногами в пол. Лариса невольно подивилась невероятной силе этого коренастого, но мощного парня, который явно уступал ей в росте! Конечно, такие люди тоже бывают очень сильны физически, тем более, если учесть, что Фриччо всю жизнь проводил в плаваниях, походах и сражениях, но ведь он был… без плотного тела! Или всё-таки тело было, просто другой, неизвестной ей природы, которая позволяла его носителю чувствовать себя вполне комфортно здесь, в поднебесных сферах?...
        Однако удивляться, а тем более рассуждать было некогда. Фриччо подтянул Ларису к себе, крепко и нежно обнял ее, а затем начал медленно пятиться назад, в зияющий за его спиной дверной проем. Между тем, чудовищная дыра в борту корабля продолжала расширяться, с оглушительным треском отвалилась часть корабельного днища. Пол каюты резко нырнул вниз, и широкое ложе вместе с частью пола медленно пополз к рваному зеву гигантского пролома.
        Фриччо завлек Ларису в темный коридор, где еще не произошло сколько-нибудь серьезных разрушений. Здесь он бережно прижал девушку к своей широкой груди.
        - Наш корабль подбит, Лорана! - взволнованно сообщил он ей. - Его атаковали сразу с обоих бортов! Мы падаем… впрочем, это в твоем восприятии, а с нашей точки зрения, мы идем ко дну.
        Лариса и сама чувствовала, как разрушающееся прямо на ее глазах судно стремительно теряет высоту. Земля становилась всё ближе и ближе…
        - Мы погибнем, да? - спросила она в отчаянии.
        - Нет, милая, - ласково сказал ей Фриччо. - Ты не погибнешь. Я непременно спасу тебя!
        - А ты, Фриччо? - вскричала Лариса испуганно.
        - А я… как решит Господь, Лорана… Я уже умирал однажды на земле, здесь у нас умирают несколько по-иному, - он невесело улыбнулся. - Тебе лучше этого не знать.
        - Но я не хочу расставаться с тобой, Фриччо! Я хочу остаться здесь, с тобой!
        - Но это невозможно, милая! - Фриччо сразу же сделался хмурым и серьезным. - Это никак не возможно, пожалуйста, пойми это…
        - Я не хочу ничего понимать, Фриччо! Я люблю тебя и желаю быть с тобой!
        Молодой человек мягко отстранил ее от себя и грустно взглянул ей в глаза.
        - Лорана…
        - Послушай, Фриччо, - воскликнула она. - А если я сейчас умру, то я разве не стану такой же, как ты? Мое тело погибнет, а я сама навечно соединюсь с тобой…
        - Ты с ума сошла, Лорана! - Фриччо нетерпеливо встряхнул ее за плечи. - Этого не произойдет, а своей гибелью ты добьешься лишь того, что мы разлучимся навечно!
        - Но почему, Фриччо? Почему я должна тебя покинуть? Почему я не могу стать такой, как ты, если всем сердцем желаю быть с тобой? Почему?!
        - Потому что это идет вразрез с волей Господа нашего! - сурово отвечал Фриччо. - Ты должна жить! Жить там - внизу, на земле! Так судил Господь… И я верну тебя на землю.
        - Но ведь корабль гибнет! - Лариса никак не унималась. - Ты, наверное, переберешься на другой. Позволь мне остаться с тобой! Мы спасемся вместе или погибнем вместе, и мне не важно, буду ли я при этом в плотном теле или в каком-то другом…
        Фриччо помрачнел еще больше. Лариса обхватила его голову руками, притянула к себе… Он попытался отвести взгляд.
        - Ты никак не поймешь. Я не могу оставить тебя здесь, в наших сферах, ибо не мне судить, где тебе должно пребывать после твоего освобождения от плотного тела. Боюсь, милая Лорана, что путь для тебя в эти поднебесные пределы отныне закрыт.
        Его слова прозвучали для нее как смертный приговор. Лариса ошеломленно смотрела на него.
        - Но почему?! - вскричала она. - Разве ты сам не хочешь, чтобы мы были вместе… вместе плавали по небу в этих дивных кораблях…
        - Господь свидетель, как я страстно хочу этого! - воскликнул Фриччо. - Наше счастье могло быть поистине вечным. Но… прости меня, Лорана, только ты сама разбила его…
        - Как? Что я такого сделала? - Лариса была в ужасе и недоумении.
        - Мне горько говорить тебе об этом… - грустно заметил Фриччо, всё также отводя потупленный взор, - но я не могу скрывать от тебя правду, Лорана. Ты забыла о том, что я сказал тебе в самом начале нашего свидания на моем корабле. А это чрезвычайно важно…
        - Что я забыла?! - вскричала Лариса. - Ради Бога, Фриччо…
        - Ты забыла, что каждая твоя мысль здесь, в поднебесье, неминуемо воплощается в конкретное событие. И очень скоро. В те чудесные минуты, когда я пытался приобщить тебя к поднебесной любви, ты подумала о своем земном друге, сброшенного с борта корабля; подумала о том, какой ужас он должен был испытать, падая на землю с такой высоты… ну и вот, теперь мы все здесь переживаем последствия твоих опрометчивых мыслей.
        - Как, Фриччо! Выходит, это я виновата в том, что на вашу флотилию напали?! - в ужасе воскликнула Лариса. - Всё, что происходит сейчас - это из-за меня?
        - Я не говорил этого, Лорана, - печально сказал Фриччо, - ты не могла этого знать, а что до моих слов… к сожалению, так устроены все люди. Они не воспринимают слова, они не слышат предупреждений, они способны усваивать жизненные уроки лишь после того, как случается непоправимое. А потому не следует тебе винить себя… Да и не могут люди по своей несовершенной природе усмирять мысли и чувства, которые приходят им в голову и терзают им сердце. Поэтому во всём случившемся я виноват гораздо в большей степени, нежели ты.
        - Господи… - Лариса была совершенно ошеломлена услышанным. - Что же теперь будет с тобой, Фриччо?...
        Теперь ей сделалось совершенно понятно, почему так странно и печально смотрел на нее Фриччо, когда снаряжался на бой, собираясь покинуть ее в каюте. Ему было ясно всё - это она совершенно ничего не понимала…
        Над головами у них раздался зловещий грохот и прямо над проходом в потолке с громким треском образовалась еще одна гигантская прореха. Лариса судорожно глянула наверх: далеко-далеко, в невообразимой вышине, плавали в потоках воздуха и носились ветрами безжизненные тела людей и обломки деревянных надстроек. У Ларисы возникло ощущение, будто она и вправду смотрит с морского дна на поверхность, по которой невидимые бурные волны свободно гоняют трупы погибших моряков, издали похожие на сломанных и выброшенных кукол…
        - Они будут палить из пушек до тех пор, пока не разобьют корабль в щепки, - сурово заметил Фриччо, проигнорировав ее вопрос. - Но мне пора подумать о твоем спасении, Лорана…
        - Что нам теперь делать, Фриччо? - спросила Лариса.
        - Ничего особенного, - сказал молодой человек, бережно набрасывая ей на плечи плащ из плотной ткани. Затем ободряюще улыбнулся и предложил:
        - Прошу вас следовать за мной, сударыня…
        Лариса каким-то внутренним чутьем поняла, что ничего иного ей не остается, кроме как подчиниться. Ей было страшно, очень страшно, но при этом она осознавала, что Фриччо - это единственный человек, на которого она может целиком положиться, и который способен ее спасти.
        И только где-то в самых глубинах ее души тлело сомнение, а насколько верно с ее стороны считать Фриччо человеком. Впрочем, сейчас этот вопрос являлся не слишком актуальным. Куда уместнее было подумать о спасении собственной жизни.
        Фриччо быстро шел по узкому полутемному проходу, держа Ларису за руку, как ребенка, и девушка с немалым трудом поспевала за ним. Над их головами свирепо гудели вражеские ядра, с треском разлетались в щепки палубные надстройки, выл ветер, где-то истошно вопили люди… С потолка и стен валились обломки обшивки, а из щелей в стенах сыпалась древесная труха…
        Наконец Фриччо подвел Ларису к неприметному люку в полу, достал из кармана ключ и отпер замок. Затем рывком отбросил крышку.
        Лариса заглянула в проём и в ужасе отпрянула: корабль в своем неудержимом снижении уже почти достиг земной поверхности, и сейчас стремительно проносился над бушующими пенистыми волнами. До их гребней отсюда было всего несколько метров…
        - Фриччо! Ты хочешь, чтобы я прыгала в этот люк? - спросила Лариса в страхе.
        - Иного пути к спасению нет, Лорана, - нежно, но твердо ответил Фриччо. - Тебе придется прыгать… причем надо спешить, пока корабль пролетает над морским побережьем.
        - А как же ты, Фриччо?
        - Я останусь здесь, со своей командой.
        Лариса и не сомневалась в том, что ее возлюбленный Фриччо, которого она знала и любила с самого своего детства, не мог бы поступить иначе. Разве мог он оставить своих людей в беде, бросить их на произвол судьбы? Конечно же, нет! Или это был бы тогда не Фриччо…
        Однако и прыгнуть в разверстый люк, через который была видна пенящаяся далеко внизу темная вода, Лариса никак не могла решиться.
        - Фриччо, мне страшно! - крикнула она. - Я не смогу!
        - Тебе придется это сделать, любимая! - мягко сказал он.
        И Лариса вдруг поняла, какое ангельское терпение способен проявлять этот юный обитатель поднебесья! Будь на его месте обычный человек, он мог бы сорваться, заорать на нее, мог бы даже пригрозить ей оружием, или, в конце концов, просто силой сунуть ее головой в этот чёртов люк, а вот Фриччо даже в такой критической ситуации, когда счет времени шел на секунды, продолжал оставаться настоящим рыцарем. Разве это не самое яркое проявление истинной любви, которая так редко встречается на земле? Или теперь уже вообще не встречается…
        - Лорана! - горячо сказал ей Фриччо. - Я понимаю, что тебе страшно. Закрой глаза и прыгай! Господом всемогущим клянусь, с тобой ничего не случится! Ты просто вернешься в свой привычный земной мир! Там не будет ни пушечного обстрела, ни тонущих, разбиваемых вдребезги кораблей. Ты должна жить там, Лорана! Возвращайся же…
        Знал бы только этот поднебесный мореплаватель, что именно этого возвращения в свой обыденный и так надоевший мир больше всего и не желала Лариса! Не хотела этого пуще самой смерти.
        - Фриччо! - крикнула она, судорожно цепляясь за последнюю призрачную надежду. - Я тебя больше никогда-никогда не увижу… ведь так?
        - Лорана, - Фриччо крепко обнял ее и притянул к себе. - Милая Лорана… Я так надеялся при нашей встрече сделать тебя своей супругой! Но ты отказалась от этого моего дара - видно, так судил Господь! Но тогда, быть может, ты не откажешься стать моей невестой? Ты позволишь мне называть тебя своей наречённой, Лорана?
        - Конечно, позволю, Фриччо! - воскликнула Лариса. - Я люблю тебя, Фриччо! Ты - мой любимый, мой единственный… но где мы с тобой теперь встретимся? И когда я снова увижу тебя?
        - Надеюсь, что скоро, Лорана… Не могу сказать точно, но скоро. И встретимся мы теперь в твоем мире… Здесь, в поднебесных сферах, тебе очень непривычно, трудно и опасно. Я не смею еще раз подвергать тебя подобной опасности… Поэтому в следующую нашу встречу я сам приду к тебе. Приду в твой хотя и несовершенный, но куда более привычный для тебя мир… Ты будешь ждать меня, Лорана?
        - Да! Да! - восторженно отвечала девушка. - Я буду ждать тебя, Фриччо! Клянусь, я буду ждать только тебя, любимый… тебя одного!
        - Тогда до встречи, милая Лорана! - проникновенно воскликнул Фриччо. - Я очень надеюсь, до скорой встречи…
        - Фриччо! Я жду тебя, любимый! Только тебя, Фриччо…
        - А сейчас прыгай, Лорана! Прыгай в люк и ничего не бойся… Иначе будет поздно!
        Лариса с ужасом взирала на пенящуюся в квадрате открытого люка темно-синюю бездну. Волны проносились далеко внизу с чудовищной быстротой. Она вновь невольно отпрянула.
        - Прыгай, любимая! - прошептал над ее ухом голос Фриччо - мягкий, нежный, завораживающий. - Ты столь же отважна, сколь и прекрасна, моя несравненная Лорана! Забудь об опасности, помни только о нас с тобой, о нашей будущей встрече, о нашей бессмертной любви…
        Лариса закрыла глаза и… прыгнула! В ушах засвистел ветер, к горлу подступила дурнота. Лариса пролетела по воздуху и с громким плеском упала в бурлящую морскую зыбь. Ее сразу же потянуло вниз, в темную прохладную глубину, закружило, завертело так, что ее тело, подобно бураву, сверля тугую водную массу, стремительно стало погружаться в бездну. Длинные волосы разметались над головой, подхватываемые бурным течением, поднялись вверх и разлетелись в стороны, подобно темному, зыбкому, всё разрастающемуся взрывному облаку…

* * *
        Погружение закончилось, и она остановилась на несколько секунд в подвешенном состоянии. Затем тело ее резко устремилось вверх, пытаясь достичь водной поверхности прежде чем вода ворвется в ее раздираемые болью легкие. Лариса вынырнула на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Открыла глаза и… страшно удивилась! Вокруг не было ни моря, ни морского побережья, а в воздухе не летали больше волшебные корабли, не палили пушки, не рвались пушечные ядра, сокрушая всё вокруг себя… Стояла темная, теплая летняя ночь, ярко светила луна, и неподалеку Лариса увидела мирный и тихий берег, одетый лесом. Она в недоумении огляделась: девушка плавала в лесном озере, довольно большом (в ночном полумраке можно было и не увидеть противоположного берега!), но ближайший берег находился вполне в пределах доступности. Лариса закинула голову лицом кверху - над ней сияли звёзды, множество далеких звезд! Она смотрела в темное звездное поднебесье долго-долго, пока у нее не закружилась голова.
        Где-то там, высоко-высоко, в просторах поднебесья, куда можно подняться одной только силой мысли и лишь на крыльях самой смелой фантазии, на своем волшебном летучем корабле проплывал ее Фриччо… и теперь она знала, что он не просто живет на страницах любимой книги, не просто обитает в ее сердце, нет! Фриччо существует в реальности, только реальность эта иная, отделенная от здешнего мира невидимой призрачной стеной… но разве для искренне любящего сердца это может служить серьезной преградой? И конечно, она с ним непременно еще встретится. И от этой мысли ей стало удивительно покойно и хорошо…