Вирусомахия Татьяна Смирнова
        Над миром бушует психовирус, пробуждающий в людях все низменные пороки. Молодой человек, выросший в подземке, находит друзей и помощников для поиска выхода из сложившегося тупика истории.
        Предыстория
        Теперь уже никто не вспомнит, как проник на Землю этот зловредный вирус. Породила ли его мать природа или назойливые умы ученого люда. Но что случилось, то случилось: неожиданное скопление выхлопов и аромат чего-то сладкого пробуждали в людях дремавшие доселе пороки: злобу, зависть, похоть, жадность, подозрительность. Дружившие прежде разрывали связи, рушились семейные узы, в общество вернулись первобытнообщинные отношения и право большого кулака. Но именно в этом, уставшим без любви и сочувствия мире и появился наш герой, несмышленый малыш Перун, о котором и пойдет наш рассказ.
        Рождение Перуна
        Женщина бродила на замерзшему городу в поисках ночлега. Чужаков не пускали, а на гостиницу не хватало денег. Наконец, уставшая от блужданий, она спустилась в заброшенную подземку. Когда-то тут было метро, подземные поезда, перевозившие людей по городу. Но с тех пор, как сошел Вирус, в метро начались массовые драки и ограбления, и власти решили навсегда закрыть этот источник вандализма. Закрылись магазины, общественные столовые и все другие места скопления людей. Теперь каждый передвигался в заранее вызванной машине на автопилоте, а работал дома через интернет. Двери и окна наглухо забили железными ставнями, и встретить прохожего было крайне сложно. К тому же крещенские морозы, во всей полноте демонстрировали неприглядность улиц. Но именно сейчас ей нужно было быть в городе, найти акушерку и родить ребенка. Пока она добралась до городских ворот, наступила ночь, и стучать в железные двери было бесполезно. Поэтому, потеряв надежду, она спустилась в темноту подземки, отыскала телефон и, включив фонарик, побрела вдоль широкого зала из белого мрамора когда-то станции Кропоткинская. Ребристые колонны,
расширяющиеся кверху, как каменные цветы, казались в свете телефонного фонарика великанами, а движущиеся тени заставляли сердце биться сильнее.
        - Стой, кто идет, - услышала она резкий детский окрик.
        «Малолетние карманники», - со вздохом подумала она. Но в этот момент силы оставили ее, и она рухнула на землю, потеряв сознание.
        Очнулась она в углу, застеленном тряпьем, и освещенном неяркой энергосберегающей лампочкой, делившей освещенный участок на ровные квадратики. По таким, прочерченным мелом квадратикам, когда-то, в своем детстве прыгала она с подругами на улице. И солнце светило ярче, и улыбки у людей были искренними, и она тогда не боялась никого и ничего. Она попыталась подняться на локти, но поняла, что ей связали руки.
        - Тетя Вера, она очнулась, - отозвался тот же пронзительный голос не ребенка, а девушки лет так пятнадцати.
        И вот в темноте показалась необъятная, как повариха, тетя Вера.
        - Иди, Любава, воды согрей, - скомандовала тетя Вера. Потом, повернувшись к связанной женщине, продолжила, - А ты, что разлеглась, поешь скорее, небось рожать вот-вот будешь, силы понадобятся.
        Она протянула мягкий ломоть ржаного хлеба. И налила в чашку воды.
        - Благодарю, - нерешительно ответила женщина и глазами показала на узел на запястьях.
        - Как звать-то тебя? - Разматывая ей руки, спросила тетя Вера.
        - Марина, - ответила та, жадно пережевывая хлеб.
        - Пришлось связать, уж не обессудь. Не доглядишь и без башки останешься, - как бы оправдываясь сказала тетя Вера.
        И в этот момент все закружилось в голове у Марины: она пошатнулась, и резкая боль пронзила живот.
        - Ну вот, милочка, и пришел твой час. Рожала уже или первенец? - Тетя Вера засуетилась вокруг, и подоспевшая с теплой водой девушка побежала за чистыми простынями.
        - Не бойся, не бойся, я своих четверых выносила и приняла на руки шестерых. Дыши глубже, справимся…
        В ту морозную рождественскую ночь на свет появился Перун. Мать увидела малыша и улыбнулась: - Пусть сильным будет, Перушко-о. - На этом жизненные силы навсегда покинули ее тело, а душа унеслась туда, где нет зависти и лести, похоти и вражды, и правит лишь вечная Доброта.
        А малыш остался жить под покровительством огромной тети Веры и молодой Любавы.
        Уроки выживания
        Когда Перушко начал ходить и понимать слова, различать квадратики энергосберегающей лампы и яркий свет вверху, куда каждый день уходила Любава, когда он впервые вскарабкался по ступеням эскалатора и увидел за стеклом улицу, первые запреты обрушились на него от строгой, но справедливой тети Веры. «Не выходи», «не дыши тут», «не показывайся». Сначала их стоило принять на веру, но потом, через расспросы и ошибки пришло понимание значимости сказанного. Воздух наверху имел сладко-кислый привкус, то сильный, то еле уловимый. И вот как раз такой почти неразличимый аромат действовал на подсознание всех жителей, то ли на уровне химических соединений, то ли по действию феромонов, вызывая в психике негативные отклонения. Состоятельные граждане обзавелись транквилизаторами и ходили в масках. Простой люд тоже использовал маски попроще, и их действенность не всегда была ожидаемой. То там, то тут вспыхивали драки, домогательства, ссоры. Органы порядка, вызываемые на место происшествия, насильно вкалывали дозу транквилизирующего вещества, вызывавшего полную апатию и черствость. Они и сами были привиты таким
непрошибаемым антивирусом, и стали совершенно бесчеловечными, неэмоциональными существами с механическими движениями и отсутствием всякого сострадания к людям.
        Любава выходила каждое утро из глубин их подземного убежища на работу. Она была сотрудницей продуктового магазина самообслуживания. Работа тяжелая, но безопасная, поскольку Любава полностью была изолирована от покупателей. Она следила за залом через видеонаблюдение, и как только заканчивались на прилавках товары, выезжала на высоком грузоподъемнике и заполняла опустевшие полки. За это она получала достаточно денег, чтобы прокормиться самой и поддержать тетю Веру и Перушко. Когда-то она сама осталась без матери, и если б не тетя Вера, не выжила бы в сумятице начала эпидемии. Тогда тетя Вера, потерявшая мужа и детей в массовой драке, и маленькая Любава укрылись в заколоченной подземке, очистили ее от грязи и обустроили в безопасное жилище с надежной циркуляцией воздуха, предотвращающей распространение психовируса. Тут и прошло детство Перуши. В школу тетя Вера побоялась его отпускать, и учила дома, задавая читать и отвечать на ее задания. Кроме того, планшет Любавы открывал для Перуши необъятный мир географических открытий, научных знаний и общения. Встроенный в систему онлайн переводчик помог ему
без затруднительно общаться с иностранцами, узнавая все новое и новое. Так прошли его детство и ученичество. Но, когда Перуши наступило шестнадцать, устоявшаяся гармония разрушилась: Любава решила выйти замуж. Тетя Вера, сильно постаревшая к тому времени, вздумала перебраться в деревню, чтоб не быть обузой для молодой семьи. Единственно, им нужно было помочь с переездом в новый дом. И жених Любавы, немного заторможенный от действия транквилизаторов, пригнал большой грузовик, куда уместились все пожитки тети Веры, книги Перуши и даже огромный письменный стол, авось пригодится.
        В деревне
        Деревни на много километров в округе стояли заброшенными. То там, то тут теплился огонек, подсказывая, что кто-то все же живет в доме, но улицы оставались запустевшими и неухоженными. В одном из таких домов, с крепким забором и бревенчатыми стенами и решили поселиться тетя Вера с Перушей. Сосед, старый дед Афанас, дал им ключи от дома и помог растопить застоявшуюся печку. Они завели большого покладистого пса Гаврика: на животных психовирус не действовал, а значит, они оставались самыми надежными компаньонами и защитниками в это суровое время. Гаврик усердно отпугивал непрошенных прохожих от забора, и тете Вере с Перушкой удалось даже собрать хороший урожай со своего маленького, но с любовью возделанного участка. Когда полевые работы закончились, Перун стал часто навещать деда Афоню, впитывая, как губка, рассказы о минувшем, и размышления о сущностном. До того времени он жил, как цветок в уютном парнике, созданном тетей Верой. Теперь же пришло время ему задуматься о смысле своей жизни, о предназначении и задумке Высшего начала.
        - Дед Афанас, а почему на вас этот вирусняк не действует?
        - Видимо, у меня чутье выдохлось, а с ним и не под силу меня всколыхнуть зловредным ароматам, - подумав, ответил дед.
        - Значит, если я напихаю в нос чеснока, то тоже буду в безопасности? - Предположил Перун.
        - Слушай, а это мне напомнило о чумных докторах средних веков, они ходили в носатых масках, куда клали лечебные травы и чеснок, и оставались здоровыми… Вообще, мое личное убеждение в том, что все вирусы посылаются свыше, чтобы люди задумались о своем месте в этом мире, чтобы перестали расточать жизнь. И начали жить, как подобает…
        - А как подобает? - Перун почтительно кивнул деду, прося пояснить.
        - Подобает жить так, чтоб каждый день был со смыслом, чтоб человек развивал свои таланты и навыки и использовал их во благо других людей и всей вселенной. Раньше у нас на Руси повсюду стояли храмы, и люди черпали от диалога с Богом высший смысл, но теперь повсюду камеры видеонаблюдения, люди боятся других и самих себя. А значит, закрыты и для Высшего мира…
        Долго обдумывал эти слова Перун, потом собрал дорожную сумку, наладил маску на нос и чесночным вкусом, завернул планшет, подаренный Любавой, и отправился на поиски высшего смысла.
        В скиту
        Дорога петляла вдоль леса, и, услышав шум приближающейся машины, он на всякий случай сворачивал в кусты, прячась от нежданных прохожих. Чеснок действительно приглушал сладкий запах психовируса, и не будоражил скверные чувства в душе Перуна. Выросший под вентиляторами подземки, он до сих пор не поддавался действию этого зловредного дурмана. Иной раз раздражительность на нерасторопность тети Веры цепляла его, но он до боли сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, и заставлял себя вспомнить, через какие трудности прошла тетя Вера, чтобы вырастить и прокормить его в заброшенной подземке. С посторонними он почти не пересекался, Любава и ее муж всегда были добры к нему, сами обезопасившиеся транквилизирующими препаратами. Кроме них, потерявший обоняние дед Афанас и пес Гаврик были всем его кругом знакомых. Но вот теперь ему предстояло встретить новых людей и быть готовым к любой их реакции и к неожиданностям собственного поведения… Дорога, бесконечно петляя, привела наконец к каменным, старинной кладки стенам скита. В окошке появилась небритая голова пожилого человека.
        - Погостить к нам аль по нужде какой? - Спросила голова.
        «В поисках смысла», - хотел было сказать Перун, но вслух произнес: - Погощу несколько дней, коли примете.
        - Крестись на распятье, клади три земных поклона и пойдем, - сказала голова и исчезла. Через минуту появилась снова вместе с тучным телом в черном длинном балахоне. - Я - отец Геннадий, а как тебя величать?
        - Я - Перун, - представился юноша.
        - Нехристь, значит, - прокомментировал отец. - Цалуй крест и пойдем, - добавил он, подталкивая Перуна к большому старинному Кресту с подвешенном на нем умирающим Человеком. - Коли муть какая в голову вдарит, этот крест тебя спасет, - уверенно сказал отец Геннадий и добавил: - А если не поможет, то тебя запрут наши сторожа в карцер на хлеб и воду, пока не оклемаешься.
        И действительно у ворот сидели два сторожа, крепкие мужики в черных рясах.
        - А если этим бугаям вдарит? - Нерешительно спросил Перун, соображая, что двоих их он вряд ли одолеет, взбреди им что не ладное на ум.
        - На них своя управа найдется, - ухмыльнулся отец.
        Перуну выделили пустовавшую келью и поручили вычистить всю траву вокруг церкви. До вечера он выкорчевывал сорняки, когда проходивший мимо старичок позвал его.
        - Заканчивай труды праведные, идем трапезничать, - произнес он и заглянул в глаза Перуну. Посмотрев в них, старик заглянул в самую душу юноши, и, разглядев ее, сказал без слов: «добро пожаловать, сын мой».
        Зазвенел колокол, и со всех уголков большого, огороженного каменной стеной скита, стали выходить мужчины, в черных ризах и в обычной повседневной одежде. Перун последовал за ними. Там, воздав хвалы небесам, мужчины сели кушать. Каждому была выдана тарелка супа и ломоть хлеба. Их жевание заглушало монотонное чтение.
        - Еще хочу, - неожиданно закричал один из мужчин, чтение оборвалось на полуслове. Мужчина разъярялся все больше. - Не наелся я с этого супа, - он кричал и стучал ложкой по столу до тех пор, пока два сторожа не увели его в карцер.
        Ужин закончился. Все разбрелись по кельям, и Перун пошел к себе. Там, кроме кровати и письменного стола, ничего не было. Впрочем, на столе стоял ноутбук, и Перун сразу погрузился в чтение. Начитавшись до полудрема, он вышел в интернет, и нашел сообщество людей, придумывавших, как бороться с психовирусом. Зарегестрировавшись как Пер, он сделал первую запись: «Пришел в монашеский скит в поисках управы на вирусняк. Всех одержимых сажают в карцер, остальные борются с искушениями поклонами, постом и трудом…»
        Всенощная
        Прошло несколько дней. Днем Перун вычищал территорию скита, по вечерам вел свой интернетный дневник. Девушка из Китая с ником Тан ответила на несколько его публикаций, и он перешел на ее страничку. Тан вела поиски средства от психовируса в Китае, и по примеру Перуна отправилась к буддистским отшельникам. Зачитавшись, как она жила в буддистском монастыре, Перун и не заметил, что зазвонили ко всенощной. Стук в дверь прервал его чтение.
        - На молитву, - сказал, заходя, привратник. - Ну и ветер сегодня, прихвати плащ.
        Перун накинул плащ на плечи и вышел во двор. Ветер клонил верхушки деревьев и пронизывал до нитки. Вместе с ветром прилетел слабый сладкий с кислинкой запах Страсти. Одно его дуновение наводило на ум раздражительность и злость. «Как я пойду с такими мыслями в дом Божий?» - Подумал он, и свернул к келье старца Саввы (так звали того приветливого старичка). У входа стоял, опираясь на палку, сам Савва задумавшись.
        - Вот идет молодой Перун к старцу за советом, - сказал, не оборачиваясь, он. Потом добавил: - И мне есть, что тебе посоветовать. Прежде всего, отделяй себя от своих мыслей. Ты - это радостная добрая душа, любящая и прекрасная, творение Божье и образ Его. А мысли, приносимые извне, это всего лишь ветер: пережди, и он уляжется. Дерево остается деревом, какие бы ветры его не гнули. А твоя душа, - он наконец поднял глаза на Перуна, - вот она там, улыбается, как маленький мальчик и не хочет вражды…
        Их разговор прервал страшный крик и грохот. Из церкви выбегали разъяренные мужчины, вооружившись палками, они крушили все вокруг и бросались друг на друга. Савва завел Перуна в свои келью и запер дверь:
        - Иди, тебе предстоит многое узнать, у меня тут есть тайный ход, - он открыл подпол и, благословляя, подтолкнул туда Перуна.
        - А как же вы? - Не хотел уходить юноша.
        - Мои дни сочтены, не трать на меня свои силы. Иди, и найди управу на эту напасть, - старец закрыл за Перуном крышку подпола.
        Перун шел по лестнице вниз, потом по темному коридору, и, наконец, вышел в лесную чащу, к колодцу и маленькой избушке. Сюда старец уходил в уединение, исчезая из скита на несколько дней. В избушке оказались сухари, репа, и иван-чай. Перун бережно упаковал все это в узел из плаща, зарядил свой планшет и добавил новую запись в виртуальный дневник: «Сегодня я покинул скит. Разъяренные монахи устроили разгром, ветер дул сильнее и клонил верхушки деревьев, но они выстояли».
        Тан написала комментарий: «И у нас был сильный ветер. Пока все спят, но у меня голова кругом идет от грязных мыслей».
        «Уходи оттуда, скрывайся от людей и бери пример с деревьев», - ответил ей Перун, убрал в узел планшет и пошел в глубину леса.
        Один на один с природой
        Ветер дул все сильнее и зловещими становились мысли: сначала Перун мысленно повторял «я дерево, мне все по барабану», но гадкие мысли крупным градом стучались в сознание. «Что за скит такой, где монахи учинили погром? И есть ли Бог, раз Он допустил такое?» Обратившись со злобой к небесам, Перун припомнил Им смерть матери, свое детство в подземке, а дождь хлестал по щекам, плечам, и проникал до последней ниточки. С вершины холма он оглянулся на скит, и увидел, как ливень остудил пыл братии, и, прячась от него, они разошлись по кельям. Под разлапистым вековым дубом Перун скинул с себя одежду и выжал воду, развел с трудом костер и начал сушить все, что вымокло. Его гневная рука коснулась языка пламени, и боль заглушила порыв злобы. Он очнулся, как от дремы, одернул руку, и начал дуть на ожег. «Не раздувай огонь страсти, а плюнь на него, чтоб затушить», вспомнил он слова, прочитанные в скиту. Очертив вокруг себя круг, он представил, что все недовольства, ропот и злоба скопились тут, внутри очерченного пространства, а потом вышагнул из него, и сразу стало легче, будто бы злые мысли и впрямь удерживала
замкнутая линия. Дождь перестал лить, с вершины он видел, что скитские вышли из своих келий и принялись чинить все то, что разрушили… «Ну, слава Богу», машинально повторил он излюбленную фразу тети Веры, и улыбнулся сам себе. «Не хулить, а прославлять, - вот что созидает мою душу. Надо бы написать в дневник». Он открыл планшет, и наткнулся на запись Тан. «Злые люди подожгли наш монастырь. Я ушла прежде пожара по совету Пера, но остальные погибли в огне. Да упокоятся их души в обителях праведных, среди предков и родоначальников». «Что будешь делать теперь?» - Написал ей Перун. Он описал все, что случилось в скиту, и напутствие Саввы. «Я пойду к тебе, - ответила Тан. - Вместе продолжим поиски».
        «Тогда я иду к тебе навстречу. Еду, плыву, лечу, как придется, но, в конечном итоге, мы обязательно встретимся». И Перун повернул на юго-восток, спустился с холма и зашагал по проселочной дороге, сходя с нее всякий раз, когда появлялся прохожий или машина.
        Ночлег в трактире
        Сухари поддерживали Перуна несколько дней. Но чем дальше, тем больше ему хотелось как следует поесть, и даже суп, которым кормили в скиту, уже не казался настолько невкусным. «Всё познается в сравнении, и даже вкус пищи может ощущаться по-разному в зависимости от настроения и степени голода…» Он решил записать это в планшет, и увидел сообщение Тан - она уже была на границе с Монголией. Новости из интернета вовсе не радовали: вчерашний шторм вызвал сбой в работе вакцинированных служащих. Несмотря на транквилизаторы и прививки у них сильный кисло-сладкий ветер пробудил раздражительность, как и у остальных. В порыве злобы они крушили рабочие места и уходили, кто куда. Границы оставались без охраны, а от вооруженных дезертиров можно было ожидать всего, что угодно. Власти даже не пытались навести порядок, так как злоба коснулась всех без исключения. «Как там тетя Вера и Любава с мужем», подумал, убирая планшет, Перун, «стоит ускорить мои поиски». Ощутив голодное урчание в животе, он зашел в придорожный трактир.
        - Здрав буди, - приветливо встретил хозяин трактира, но вместе с тем строго и внимательно осмотрел Перуна с головы до ног. - Располагайся, что закажешь?
        Перун сел в углу, у окна.
        - Не боись. Ежели нагрянут неадекваты, я их электрошокером присмирю, - сказал хозяин, показывая на висевший у пояса увесистый шокер.
        - А если на вас найдет неадекватчина? - Возразил с улыбкой Перун.
        - На меня жена управой, она может приструнить похлеще шокера, - также улыбнувшись ответил хозяин. Перун с облегчением вздохнул, заказал картошку и борщ, и начал изучать новости. Солнце зашло за горизонт, и вместе с сумерками наступил холод. Перун заплатил за ночлег и поднялся в маленькую, с одной кроватью и прикроватной тумбочкой комнатку. Через деревянные стены он услышал разговор соседей.
        - Надо гнать день и ночь, чтоб до Горно-Алтайска успеть через сутки, - говорил один.
        - Я готов рулить, сколько сил будет, ну а ты подменишь, если выдохнусь, - подтвердил другой.
        «Алтай, - прикинул Перун, - это ж совсем рядом с Монголией. Надо ехать с ними». Он немного подремал, потом вышел на улицу и увидел большой грузовик. Кузов прикрывал кусок брезента, Перун запрыгнул внутрь. Вся машина была забита пластиковыми бутылками. Разрыв в них, словно в стоге сена, нору, Перун устроился там и уснул опять.
        Дорога к Монгольской границе
        Когда Перун проснулся, он понял, что мчит на огромной скорости в кузове среди пластика. Он включил планшет и определил свое местоположение. Водители и правда торопились, и треть пути была уже позади. От Тан пришло сообщение, что она успешно пересекла границу и теперь осторожно идет по Монголии в сторону Алтая. Монгольские степи полны свободно пасущихся лошадей. Тан удалось договориться с пастухом, и он оседлал для нее покладистую кобылу с уговором, что, завершив свой путь, она отпустит ее домой. Пастух помог Тан забраться на лошадь и помахал страннице рукой. «Удивительно, - написала она Перу, - но этот пастух совсем не подвержен буйству, словно сладострастный ветер не касается его». Пер прочел новости от Тан и задумался. На его пути встречались трактирщик, старец Савва, дед Афанас и сама тетя Вера, которым не вредил психовирус. Вот теперь еще этот пастух. Что их всех объединяет и дает противиться злу? Но ведь сам он, Перун, подвергся наплыву злобы в ночь погрома в скиту. Это был его первый опыт борьбы со страстями, и к счастью для него, он выиграл этот бой. Но сколько еще кислотного ветра надует
будущее, и сможет ли он выдержать и дальше. В размышлении об этом текли часы, и прямые дороги сменили извилистые трассы с серпантинами и перевалами, грузовик мчал по горному Алтаю.
        - Алло, алло, Очумай, мы почти на месте, встречай, - кричал в телефон один из водителей грузовика.
        Чтоб избежать конфликта, Перун пробрался к выходу и начал ждать остановки машины, чтобы выпрыгнуть. В этот момент машина резко затормозила: черный автомобиль преградил ей путь. Нарастал крик разборки между водителями, и Перун выпугнул из кузова и сбежал с дороги в кусты.
        - Это моя территория, плати за проезд, - кричал на водителей владелец черной иномарки.
        Дело дошло бы до драки, но тут на вороном жеребце прискакал седовласый старик: с длинной бородой и в чудной, с пришитыми ленточками, одежде.
        - Кто смеет чинить препятствие? - Возгласил он громогласно.
        Владелец иномарки выбежал из машины и поклонился старцу в ноги.
        - Я бы не посмел, Шаман Очумай, если б знал, что это твои люди, - раскланявшись, он быстро сел в машину и уехал.
        Водители грузовика подошли здороваться с Очумаем.
        Перун собрался было уходить оттуда, но громогласный старик окрикнул его:
        - А молодой человек, что ехал с вами, где он?
        Водители недоуменно переглянулись. Сердце Перуна на секунду ушло в пятки, но потом страх отступил и пришла уверенность, что это знакомство будет ему на пользу. Твердой поступью Перун вышел из кустов и подошел к старику-шаману.
        Знакомство с шаманом.
        - Я - шаман, - представился Очумай.
        «Я не верю в шаманство», - хотел было сказать Перун, но вместо этого протянул руку: - А я - Перун.
        - Бог древних славян? - Удивился Очумай.
        - Ну, матушке имя нравилось, - пожал плечами Перун.
        - Помоги, парень, нам бутылки выгрузить, а я помогу тебе в твоем странствии, - предложил сделку Очумай.
        Пока они выгружали пластик на обочину дороги, шаман рассказал, что придумал, как огородить своих близких от психовируса: вырезать из бутылки защиту на нос и рот, и поместить внутрь целебные и ароматические травы Алтая, чтобы они заглушали психотропный аромат вируса.
        - И как, помогает? - В восторге от задумки воскликнул Перун.
        - Вот, мои водители благодаря этой маске смогли доехать до столицы и вернуться без помех.
        - Неужели ближе этого не нашлись бутылки? - Спросил юноша.
        - Близкие-то наши по всей Россеи-матушки, да и за рубежом. Ну, любой человек для кого-то близкий, как минимум для своих родителей, будь они на земле или уже на небесах. Им везем защиту, а на обратном пути забираем бутыли для новых масок.
        Машину разгрузили, и водители поехали отдыхать в то время, как Очумай позвонил по телефону и из ближайшего села пришли мужчины в масках из бутылок. Они наполняли мешки бутылками и грузили на лошадей. Одну кобылу Очумай подвел к Перуну.
        - Ну, парень, скачи вот тудой, - он махнул на юг. - Глядишь до вечера и до Монголии доскачешь. Вот что, возьми-ка ты с собой ароматических трав, если какая опасность от одержимых будет, разбросай эти травы вокруг себя. Да и сам убережешься, коли на тебя найдет.
        Перун поблагодарил шамана за помощь и поскакал на юг, потом на юго-восток, к границе с Монголией.
        Монголы
        А тем временем с юга на север навстречу скакала Тан. На ночлег она не хотела останавливаться, но лошадь устала и нуждалась в отдыхе. Спешившись посреди степи, Тан подвела кобылу к реке, чтобы напоить. В этот момент сильный хлопок сзади спугнул лошадь, она высвободилась и поскакала обратно к своему хозяину. Тан оглянулась: навстречу бежали двое очумелых молодцов, явно с недобрыми намерениями. Тан, в чем была, прыгнула в воду и поплыла вдоль русла, прячась в прибрежной траве. Молодцы подбежали к воде, но не заметили девушку, тогда они стали ругаться между собой и вскоре подрались. Тан, раздвигая кусты, вышла на другую сторону реки, и тут только сообразила, что ее телефон безвозвратно промок. Трясясь от холода, она пошла через луг на север, в сторону Российской границы. «Эх, почему же мы не назначили место встречи? Что же мне теперь делать?» Она села на траву и стала выжимать вещи, вымокшие на ней и в рюкзаке. Телефон не показывал никаких признаков жизни, оставалось только проситься воспользоваться интернетом у местных жителей. Но как она узнает, агрессивные они или нет? Она поднялась и пошла дальше.
Не далеко от дороги ютились одна за другой монгольские юрты - начиналось поселение. Восьмигранные здания с окном на крыше все были наглухо закрыты. Да и как ей обратиться к ним, ведь до этого Тан пользовалась он-лайн словарем, и легко понимала записи Пера и разговор любых иноземцев. Неожиданно одна дверь открылась, и на пороге показалась девушка лет семнадцати, с двумя длинными косичками, в брюках и тонком свитере.
        - Сайн байна уу, - сказала приветливо девушка.
        - Ни хао, - ответила машинально Тан.
        - Гутен таг, - продолжила первая.
        - Бон жур, - ответила Тан.
        - Хело, - вновь сказала первая.
        - Хело, - отозвалась вторая. Наконец, они нашли общий язык. Девушку звали Жаргал, она жила в этом поселении совсем одна, остальные ушли или пропали без вести. Но Жаргал была умелой охотницей, и хорошо владела оружием. К тому же огромный сторожевой пес в ее хижине отбивал всякую охоту с ней сблизится. Тан рассказала, что надеется встретиться с юношей из России, чтобы вместе продолжить поиски выхода из современного тупика истории.
        Жаргал решила присоединиться к ним. Позвав за собой пса и верного коня, она закрыла юрту, подперев палкой, и пошла вслед за Тан. Они смогли выйти в интернет через телефон Жаргал и сообщили Перу, что направляются к Российской границе. Идти пешком было километров 20, но они поочередно садились на коня, чтобы отдохнуть, и поэтому быстро преодолели все расстояние. У границы дисциплинированные военные посмотрели их документы и без задержки пропустили на территорию России, правда коня пришлось отправить пастись в ожидании хозяйки. А на этой стороне границы уже стоял Перун, дожидаясь появления двух, знакомых лишь по переписке девушек.
        В горах Алтая
        Бесчувственные глаза стражей порядка не обратили никакого внимания ни на девушек, ни на Пера. Второпях пробежались по просунутому им через непробиваемое стекло документу и, не мигая, уткнулись в ворох своих бумаг.
        Перун протянул руку Тан и Жаргал, и похлопал по холке пса.
        Они поднялись на вершину ближайшего холма, развели костер и сели перекусить. Перун прочитал новости сети: после шторма, нарушившего целостность границ и внесшего хаос в работу пограничников, Всемирный совет решил создать элитарное общество Аркадия. Все процессы контроля жизнедеятельности в этом обществе осуществлялись при помощи машин. Построенный на территориях Италии и северной Африки, этот оазис предлагал всем обеспеченным жителям мира беззаботное существование. Для того, чтобы поселенцы Аркадии не навредили окружающим, они каждое утро принимали коктейль радости. Это новое изобретение медиков наполняло всех вкушающих беззаботностью и ощущением счастья. Как дети, новые поселенцы Аркадии изо дня в день резвились на пляжах, ели сладости и мило беседовали друг с другом. Недостатком такого снадобья была полная атрофия умственной активности. Но поскольку вместе с ней уходила раздражительность, похотливость и другие страсти человеческой души, то все больше и больше людей оплачивали проживание в Аркадии, переезжая туда ради уюта и безопасности.
        - Интересно, - прокомментировал новость Перун, - выходит, теперь все богатство мира сосредоточится в Аркадии, а остальной люд будет оставлен на произвол судьбы.
        - Деньги решают все, - ответила Тан.
        - Да, но наших сбережений не хватит для жизни в Аркадии, значит, нам погибать? - Сказала Жаргал.
        - Остается нам делать свою страну счастья, для таких, как мы, - заключил Перун, - Как бы нам ее назвать?
        - Вирусомахия, - предложила Тан.
        В тот день на холме Горного Алтая трое молодых людей запустили в интернет такую идею: «В противовес Аркадии для всех, готовых сражаться с страстями в себе самих и противостоять злу в мире вокруг мы создаем Вирусомахию. Мы первые попробуем жить в условиях дикой природы, добывая все необходимое для жизни своим трудом и противостоя психовирусу силой воли и любовью ко всем добрым людям, с которыми нас свела жизнь». Написав так, они поднялись вверх по склону и отыскали поляну с глубоким горным озером. На берегу этого озера и решили они построить первую юрту нового поселения.
        Прошло несколько месяцев, в поселении было уже 5 домов, и приходили все новые люди. Шаман Очумай послал в помощь молодым пару коней и четыре козы, их жизнь все более обретала уклад добрососедской общины далекого прошлого. Посредине поселения стояла баня, которую Перун изрядно обвесил алтайскими травами. Все вновь прибывшие проходили испытание, оставаясь запертыми в бане на три дня. Там они сражались с порочными мыслями и выходили победителями, либо навсегда сбегали с горы. В других местах по всему миру молодые люди создавали подобные поселения: на Кавказе, В Грузии и Крыму, и даже в самой Италии не далеко от гремевшей славой Аркадии.
        Конец Аркадии
        Прошло несколько лет. За это время Перун успел навестить тетю Веру и бережно перевез ее и деда Афанаса в Вирусомахию. Те самые дальнобойщики погрузили письменный стол, книги и пса Гаврика в кузов и домчали до алтайских гор. Интернет заваливали новости Аркадии: «построен новый гигантский аквапарк, и теперь поселенцы в любую погоду смогут наслаждаться морским бризом и нежными струями Адриатики. Фото довольных аркадийцев должны были вызвать зависть у всего остального населения Земли: круглощекие, улыбающиеся, в ярких купальниках, они действительно олицетворяли рай на земле. А в остальном мире пустели города, и оставшиеся трудится на заводах люди день и ночь без устали зарабатывали деньги, чтобы накопить на проживание в Аркадии. Их жизнь теряла все краски эмоций и открытий, превращаясь в ежедневную рутину работы, в придачу с действием сильного транквилизатора, способного подавить в них психовирус. И вот в один день, то ли под действом особенно сильного порыва кислотного ветра, то ли прикинув, что заработать на проживание в Аркадии они смогут лишь к глубокой старости, рабочие всех заводов вышли на
забастовку, и, распыленные завистью и злобой, разрушили плотину, располагавшуюся над оазисом Аркадии. Хлынувшие потоки смыли лежаки и пестрые зонтики, вместе с ожиревшими поселенцами, принявшими огромную волну за новый аттракцион и безумно бросавшимися в толщу вод себе на погибель. Вода смела проходные турникеты, виллы и банки, располагавшиеся на территории Аркадии. Всплывшие купюры привлекли жадных до денег рабочих, и они так же сгинули в толще воды, машинально продолжая хвататься за деньги.
        Новое начало
        А Перун с друзьями, и жители всех Вирусомахий по всему миру, в ежедневном труде продолжали возделывать землю, выращивать детей, делать сыр и прясти нити, шить рубахи и вязать носки, полагаясь на собственный подвиг и поддерживающую любовь добрых людей, которыми не оскудевала никогда наша грешная, и одновременно Святая Земля-матушка.
        Конец.