Страна мурров Ирина Владимировна Скидневская
        Молодой человек без определённых занятий приезжает в городок на краю земли и неожиданно оказывается в мире, где магию Древних связывают с шестью муррами - Прекрасными. Кошек здесь любят и ненавидят, охота за их тайными знаниями длится четыре тысячи лет, но на страже их - силы, превзойти которые людям не удаётся. Магия опасна и владение ею несёт несчастье. Первая книга цикла "Страна мурров" знакомит с городом кошек и жизнью обитателей Спящей крепости: Хозяйкой мурров Айлин Монца и её внучкой. Пропавшие дети, слухи о появлении ведьмы и близком конце света, пророчества, загадки и любовные терзания - в антураже фэнтези.
        Ирина Скидневская
        Страна мурров
        ИРИНА СКИДНЕВСКАЯ СТРАНА МУРРОВ (
        КНИГА 1 ИЗ ЦИКЛА ПРЕКРАСНЫЕ)
        Глава 1. Меченый
        1
        Весенним утром, обещавшим синее небо и немного больше тепла, Джио сошёл с поезда на малолюдном вокзале в Браме. Перепрыгивая через лужи, чтобы не испортить единственные туфли, он по стрелкам-указателям направился к автомобильной стоянке. Здесь таксисты назойливо заманивали редких пассажиров, но внимание Джио привлёк грузовичок с надписью по борту:
        ГРУЗОПЕРЕВОЗКИ ИЗ ДУБЪЮКА И ОБРАТНО.
        Джио встал возле него, озираясь по сторонам. Водитель, крупный мужчина лет пятидесяти, с тройным подбородком и в полукомбинезоне, с трудом сходившемся на внушительном животе, вышел из привокзального магазинчика, на ходу открывая бутылку минеральной воды. Широко улыбаясь, Джио шагнул ему навстречу и приподнял шляпу.
        - Добрый день. Не подвезёте до Дубъюка, если нам по пути?
        Водитель глотнул из бутылки и оглядел незнакомца. Молодой человек, в приличном костюме и с кожаным саквояжем… Вполне мог бы взять такси и доехать с бОльшим комфортом.
        - У меня особые причины, - поспешил объяснить Джио.
        Заинтригованный, водитель кивнул на кабину, вероятно, приняв Джио за важную персону, путешествующую инкогнито. Истина же была неприглядной - в карманах у Джио оставалось несколько монет самого жалкого достоинства.
        …Долина, ведущая к Дубъюку, сужалась, начался подъём, а потом с перевала открылся впечатляющий вид. К поблёскивающей на солнце реке огромными зелёными волнами сбегали холмы. Почти все они были застроены домиками, крытыми черепицей, между ними мелькала лента главной дороги с невысокой каменной оградой. Но будь он хоть трижды прекрасен, тот Дубъюк, что сверкал под лучами весеннего солнца, Джио не собирался в нём задерживаться. Он ехал не любоваться местными красотами, а провернуть своё дело и как можно скорее вернуться. Вернуться к Клотильде. Он решил это раз и навсегда.
        На въезде в город возвышался гигантский чёрный клык, загибающийся острым концом по направлению к городу. И кому только в голову пришло соорудить в этом природном уголке на краю земли такой отталкивающий арт-объект?
        - Стену начали строить, а потом бросили, - заметив удивление Джио, сказал водитель. - Со стороны города он прозрачный. В народе кличут Клыком.
        - Я так и подумал. А почему не убрали?
        - А кто их знает. Мы уже привыкли. Достопримечательность.
        Детство и юность Джио прошли в одном из таких же богом забытых мест. С трудом дождавшись, когда ему стукнет восемнадцать, он при первой же возможности сбежал из дома, а потрясённым родителям написал, что вполне доволен работой в солидной компании, и что доходы позволяют ему жить безбедно. И то, и другое было чистым вымыслом. Жизнь его была трудна и нестабильна. Он редко звонил домой. Когда это случилось в последний раз, отец сказал, что умирает, и попросил адрес, по которому намеревался отправить письмо с важной информацией.
        Джио ненавидел всё, связанное со смертью и ритуалами вокруг неё, и на похороны не поехал, хотя уход отца перенёс тяжело. Когда тебе за тридцать, начинаешь подводить первые итоги и многое видишь под другим углом. С разъедающей сердце грустью, Джио внезапно понял, насколько он похож и не похож на отца. Иногда он жалел, что не унаследовал от него любовь к размеренной жизни. И путь он выбрал иной, не тот, что прочил ему отец, посвятивший себя медицине и служению людям. Изо дня в день иметь дело с болячками и нытьём пациентов, многие из которых не в состоянии заплатить за визит? Нет, такая жизнь не для него.
        В прощальном письме отец, в частности, сообщал, что как только болезнь его подкосила и
        он слёг, мать Джио, спокойная и благоразумная женщина, типичная домохозяйка, словно стремясь наверстать упущенные за долгие годы брака возможности, ударилась во все тяжкие и в один день проиграла их семейные сбережения в подпольном казино, дорогу к которому указал её пробудившийся внутренний демон.
        Отец просил у Джио прощения за то, что не сумел сохранить накопления и оставил его без наследства, сожалел, что они так и не попрощались, умолял беречь себя. Читая эти строки, Джио рыдал как ребёнок. Матери он больше не писал и не звонил, впрочем, как и она ему.
        …Сразу за Клыком дорога расширялась до трёх полос. Их грузовичок остановили на блокпосту, и двое постовых тщательно проверили удостоверения личности, а также накладную, по которой водитель вёз груз в предместье. У Джио поинтересовались целью визита. Он объявил о посещении с познавательными целями. Смотрели с подозрением, документы изъяли для дальнейшей проверки. Пришлось подождать.
        Водитель спокойно крутил ручку магнитолы, выискивая на музыкальных каналах мелодию по душе. Что касается Джио, то он нервничал.
        Четыре дня назад, в Фесте, ему уже пришлось пережить странную проверку. На платформе, как только он предъявил проводнику билет до Брамы, к нему подошли двое в штатском и вежливо попросили пройти. Джио хорошо знал подобных типов с их скупыми жестами и железными пальцами, от которых потом на локтях оставались синяки. Только что в мужском туалете он вытащил у пьяного бумажник. За два дня у него крошки во рту не было, и он пошёл на эту крайнюю меру, довольно мерзкую. Джио решил, что попался, и едва не ляпнул, что денег-то в бумажнике оказалось всего ничего, но его провели в кабинет начальника вокзала, отделанный с бьющей в глаза роскошью: везде позолота и бархат, мраморный пол, зеркала. Там ждали четверо агентов рангом повыше. Удобно ли кресло и не желает ли он отужинать? С трудом скрыв удивление, Джио кивнул. Рассказывал ли когда-нибудь его отец о периоде жизни в Дубъюке? Нет… можно сказать, нет… Что ему известно о городе, который он собирается посетить? Ничего.
        Снаружи, за плотно задёрнутыми портьерами шла обычная вокзальная суета. С шумом и пыхтеньем ходили поезда, расцвеченные огнями сумерки прорезал свисток уносившегося во тьму состава, и куда-то спешили люди, нагруженные дорожной кладью. А Джио, откушав нежнейших перепелов, под превосходный коньяк и кофе беседовал с незнакомыми людьми о том, разумны ли кошки. Поначалу он не поверил своим ушам - кошки? Но, похоже, они в самом деле жаждали услышать его мнение о кошках и надуманных проблемах вокруг них. Так что Джио пришлось рассуждать о предмете, который его абсолютно не интересовал.
        - О чьём разуме мы тут толкуем? - недоумевал он. - Разумность животных имеет пределы. Определённо, все эти кошки-кошки-кошки получают удовольствие от общения с людьми, но разве, подобно нам, они задумываются об устройстве вселенной? Изменяют её?
        - А должны?
        - Обязаны, если разумны. Когда кошка дремлет, лениво на вас поглядывая, она не конструирует модель космического корабля и не помышляет лететь к звёздам. Её поведение задано природой, голыми инстинктами. Еда, тепло, враг, забравшийся на чужую территорию, спаривание и размножение - всё! Вне этого для кошек ничего нет. Только представьте, какие возникнут сложности, если человек вдруг обнаружит, что у этих тварей развитый интеллект. Такое начнётся… Ксенофобия и страх. Их всех перебьют. И друг друга заодно.
        Ему возражали, но весьма благожелательно:
        - Известны времена жестокого кошачьего геноцида.
        - Из-за суеверий и религиозных убеждений, - парировал Джио. - Чёрные коты - прислужники тёмных сил, проводники в мир мёртвых, и прочее, в том же роде. Не более чем временное людское помешательство.
        - Но с кошками не только воевали. В древности им приписывали сверхъестественные
        способности, их обожествляли, ради их прославления строили храмы. И всё на пустом
        месте?
        - Ну, почему же? Грызуны пожирали запасённое людьми зерно, а кошки защищали амбары и тем самым помогали человеку выжить. За тысячи лет цивилизации мы привыкли к этим маленьким пушистым зверькам и теперь от нечего делать воображаем их небожителями. В немигающем кошачьем взгляде чудится тайна, которой нет. Кошка хуже собаки поддаётся дрессировке, что ясно указывает на ограниченность её ума, но даже это идёт ей в плюс - она, оказывается, вещь в себе, и могла бы многое нам рассказать. Если б захотела да если б могла говорить… Верх глупости. Зверь есть зверь, и его поведение предсказуемо.
        - Нам же не кажутся разумными медведи? Или морские котики?
        - Вы можете взять на руки медведя? Всё дело в этом, - объяснял, как мог, захмелевший Джио. - Кошки живут с нами бок о бок, спят в наших постелях, валяются на наших диванах. Они компактны и относительно безобидны, их можно тискать, расчёсывать, пичкать вкусностями и заодно фантазировать на их счёт. А этим попрошайкам только того и надо. Они никогда не вырастут и не перестанут нуждаться в нас. Забавность и недоразвитость - вот причина их успеха в мире людей. А вы говорите, разум. Я скорее поверю в собак и попугаев.
        Тут они даже посмеялись, но в конце концов беседа им наскучила, или они в самом деле удовлетворили своё любопытство. Джио, терявшийся в догадках относительно их намерений, решил, что сейчас перед ним раскроют карты, но агенты поднялись все враз и, тихо переговариваясь, пошли к двери.
        - Ах, да, - сказал один, обернувшись. - Вас проводят к поезду, мы задержали отправление.
        Джио некрасиво икнул. На полтора часа?
        - И вот что. Вы можете оказаться в самом центре исторических событий. Или даже послужить их катализатором. Не забывайте об этом, когда в следующий раз соберётесь промышлять по туалетам. Советуем вести себя в Дубъюке как можно тише и незаметнее, вы поняли?
        Чёрта с два он что-нибудь понял. Да и вспомнил о разговоре только сейчас.
        …Время шло. После короткой проверки машины беспрепятственно въезжали в город, а их грузовик основательно застрял.
        - Почему они в разной форме? Один в синей, другой в зелёной? - спросил Джио водителя про постовых.
        - Тот, что в зелёной, коп из Ассоциации «Защита».
        - Кто?
        - Кошачий полицейский, сокращённо коп. Видите, у него на кокарде кошачья морда?
        Джио вперился в полицейского и хорошенько рассмотрел сверкающую нашлёпку на тёмно-зелёной форменной фуражке. Действительно, морда, усы… Что у них тут происходит?
        - И чем занимаются копы?
        - Защищают интересы кошек, - ответил водитель и широко зевнул.
        - А у них есть интересы?
        Водитель прервал зевок.
        - Ага, вы ещё у копов спросите!
        - Только кошек? Или других животных тоже?
        - Ежей, птиц всяких, но в основном кошек. Собак у нас нет.
        - Забавно. Что-то я никогда не слышал о кошачьей полиции…
        - Наверное, много где бывали, - с завистью предположил водитель.
        - По делам службы. - Джио всегда врал не моргнув глазом.
        Ему дали подписать какую-то бумагу, потом заставили снять правую туфлю, носок и внимательно осмотрели ступню, и всё это без всяких объяснений.
        Время тянулось медленно. За блокпостом со стороны города остановился дорогой чёрный
        автомобиль. Водитель, полный краснощёкий мужчина в тёмном костюме, вылез и,
        отойдя по трассе на довольно большое расстояние, принялся фотографировать Клык, так безобразивший пейзаж.
        Через минуту дверца автомобиля распахнулась. Один из постовых бросился к автомобилю и, учтиво предложив руку, помог выйти высокой худой даме, в возрасте, одетой с большим вкусом. Прищурившись, Джио разглядел её украшения - ожерелье и серьги с огромными синими камнями. Неужели сапфиры? Невероятные, редкой красоты…
        Женщина и постовой перекинулись парой слов. Женщина сдержанно улыбалась. Её горделивая осанка и благородный профиль притягивали взгляд, и Джио невольно следил за ней. Подойдя к самой границе на выезде, где на землю падала тень от Клыка, она остановилась, пристально глядя вдаль, на придорожные отели и магазинчики. Потом скользнула взглядом по Джио, наблюдавшему за ней из кабины грузовичка.
        Водитель увлечённо копался в бардачке. Пока Джио раздумывал, не спросить ли у него о даме с сапфирами, постовые остановили движение, позволив чёрному автомобилю развернуться и уехать.
        Наконец дело сдвинулось. Переговорив с кем-то по рации, тот, кого назвали копом, подошёл к ним и жестом велел Джио выйти из кабины. Водитель сразу убрал звук.
        - Значит, так, - сказал коп, прожигая взглядом соскочившего с подножки Джио. - Попробуй украсть кошку или котёнка - чихнуть не успеешь, как окажешься в тюрьме. С учётом прежних судимостей, потянет на пожизненный.
        - За кражу кошки? - не поверил Джио. - Я не ослышался?
        - Не умничай тут. Ещё вопросы есть?
        - Нет! - из кабины громко ответил за Джио водитель.
        - Проезжайте!
        Городок оказался красивым. Направляясь в предместья, они проехали по старинным узким улочкам, вымощенным стёртым булыжником. Основательные каменные дома сходились наверху, образуя арки и тоннели, от них умиротворяюще веяло спокойным величием древности.
        Водитель, прежде сама любезность, демонстративно выключил музыку и надоедливо повторял: «Много где бывал… » В голове у него, определённо, заело.
        Где я бывал, тебе и не снилось, угрюмо думал Джио, но был вынужден хранить молчание, чтобы его на полпути не вышвырнули из грузовика, к тому же, из головы не шёл разговор с агентами в Фесте.
        Всё обретало смысл. Вот откуда их интерес к пребыванию отца в Дубъюке и странные вопросы. Кошки, всё дело в них. В этом городке, словно нарочно запрятанном на краю земли, существовала тайна гораздо более ценная, чем та, что стала ему известна после смерти отца. Жаль, они с отцом не были особо близки, тогда бы он знал больше.
        - Много где бывал, - донеслось в сотый раз.
        - Ну, бывал, - не выдержал Джио. - В чём проблема?
        Водитель не скрывал враждебности.
        - Воруешь, значит? А работать не пробовал? Баранку крутить по двенадцать часов?
        - Никогда ничего не брал у бедных, не тянул последнее, - ответил Джио ровным голосом.
        - Да ты герой!
        Джио не хотелось ввязываться в перепалку, он промолчал, а потом увидел на вершине самого высокого холма белый дом, казавшийся огромным даже с такого расстояния, и был поражён его величественной красотой.
        - Не подскажете, что там за строение?
        - Спящая крепость, - нехотя сказал водитель. - Дом Монца.
        - А мне как раз туда! - встрепенулся Джио.
        - Ишь ты! И к кому?
        - К Айлин Монца.
        Водитель удивлённо хмыкнул.
        - Тебя там ждут?
        - Может, и ждут.
        - Мы только что её видели.
        - Госпожу Монца?
        - Ну, да. Её водитель фотографировал стену. Но на верхние холмы ты без специального пропуска не проедешь.
        - А как мне его добыть?
        - Добытчик! Добыть не удастся, - сказал водитель и мстительно добавил: - Много где бывал, да, а туда не попадёшь.
        Джио чертыхнулся. Ради этой встречи он пересёк полконтинента! Ведь что-то говорило… подталкивало! Лень было рот открыть?
        Пошли предместья, унылые, грязноватые. Грузовичок усердно пылил по рабочему кварталу, неприглядность которого скрашивала кое-какая зелень: по обшарпанным фасадам двухэтажных домов расползся плющ с пёстрыми листьями, а меж редких чахлых деревьев пожилые женщины поливали клумбы с тюльпанами и нарциссами двух навязчивых цветов, красного и жёлтого. В одном из дворов ребятня с гомоном толпилась вокруг красившего качели мужчины.
        - Первый цилиндр барахлит, - хмуро сказал Джио. - Не выношу эти стуки.
        Водитель покосился на него.
        - Цельный год маюсь…
        - Как лечили?
        - Клапана в порядке, но как форсунку отключают, стук пропадает, а потом по новой. Все форсунки поменял - ноль! Деньги на ветер.
        - А масло?
        - Лью, как в прорву. Три литра на тыщу лиг.
        Джио присвистнул.
        - Износ маслосъёмного кольца и задир цилиндра.
        - Точно?
        - А может, шатунные вкладыши. Пусть стетоскопом послушают, откуда стучит. Слесаря надо поопытнее.
        Неожиданно обретя в Джио родственную душу, водитель подобрел, заулыбался.
        - А ты, похоже, кумекаешь? Научился-то где?
        - В тюрьме.
        - Понятно…
        - Все дымите?
        - Не. Легковые на электричестве. Других не разрешают. Тебя куда подбросить?
        - Куда-нибудь. Я сейчас не при деньгах, - был вынужден признаться Джио, - но надеюсь, что…
        Водитель не дослушал.
        - Довезу тебя до одного отеля, «Забытая легенда» называется. Место, прямо скажем, не очень, но перекантоваться можно. С баней! У меня там свояк заправляет - о такой свояк! - Водитель поднял вверх большой палец. - Полцены с тебя возьмёт за койку. И ещё уболтаю, чтоб вперёд не брал.
        - Вот спасибо! А связь тут нормальная? Телефон смогу купить?
        - Есть стационарные телефоны, обычные, а есть бесплатные ручники, где связь через вышки, но эти в любой момент могут прослушать.
        - Понял… Ручники ненадёжны…
        Уловив его сомнения, водитель сказал:
        - Ещё по деревяшке можно звонить, по деревяшке никто не прослушает. Только это дорого.
        - По какой деревяшке?
        - Да ладно, не заморачивайся, - отмахнулся водитель. - Если ты к нам ненадолго, звони с
        почты, меньше хлопот. Слышь? А где бывал-то? Чего видел? - В его голосе звучала тоска.
        Джио считал себя обязанным этому незнакомому человеку, который его подвёз да ещё помог с жильём, отказать ему было бы… нечестно? Да, нечестно.
        - Мы с приятелем однажды хорошо заработали… ну, и долго думали, чего бы нам такого учудить, чтоб было что вспомнить на старости лет.
        - Так, так… - Водителя снедало любопытство. - Придумали?
        - Купили тур на орбиту с выходом в открытый космос.
        - Божечки мои…
        - Метеорит чикнул по моему тросу, и трос порвался. Ну, я и улетел.
        - Врёшь ведь?! - В полном восхищении, водитель выругался.
        - Зачем мне врать? - улыбнулся Джио. - Кувыркался, пока не выловили.
        - Страшно было?
        - Понервничал, конечно.
        Водитель отреагировал очень эмоционально, качал головой, восхищённо фыркал. Джио стало смешно, и он добавил, искоса наблюдая за ним:
        - Потом выяснилось, что это мой приятель Томми заплатил за обрыв троса. Потратился на дополнительный эффект, чтоб я адреналину хватил по полной. Полгода от меня прятался, гад, боялся, что убью. И правильно делал, кстати.
        Хорошая получилась точка в рассказе, водитель хохотал до слёз, а потом сказал с просветлённым лицом:
        - Как устроишься, слетай до почты, космонавт, отправь письмо госпоже Монца. Может, ответит. Наскребёшь на конверт? - Джио кивнул. - Ну, лады. Надо бы познакомиться, на всякий случай, как думаешь? Я Кот Рыжий.
        Джио воззрился на водителя и представился:
        - Человек белокурый. - Но водитель невозмутимо глядел на дорогу. - Это у вас вроде клички, что ли?
        - В Дубъюке Кот - самое распространённое мужское имя.
        - Боюсь спрашивать, какое женское…
        - Коша. А Рыжий - моя фамилия.
        - Приятно, - кашлянув, сказал Джио. - Я Джио… э-э… просто Джио.
        2
        Вселившись по протекции и в долг в самый дешёвый номер самой невзрачной в мире гостиницы, Джио оставил там саквояж, в котором лежали три рубашки, сменная пара белья и туалетные принадлежности, и отправился в ближайшее почтовое отделение. Остаток дня он провёл в шатаниях с познавательными целями по незнакомому городу, напомнившему ему родной Влаш. Дорогу он запоминал легко и не боялся заблудиться. С погодой повезло, день выдался солнечный, но Джио чувствовал себя неуютно: в маленьких городках каждый на виду, здесь трудно затеряться да и поживиться особо нечем. Но и забредать в глухие проулки он тоже не собирался, прекрасно зная, что как раз в них с одинокими чужаками случаются неприятные истории.
        Общались в Дубъюке на двух языках, в основном на огастинском, а вывески иногда дублировались общим языком Содружества. Некоторые выражения выглядели архаичными, сильный акцент был непривычен, но это не мешало Джио понимать смысл.
        Кошачья тематика не просочилась в местную рекламу, что было удивительно, учитывая специфику места. Никаких щитов и растяжек с изображениями кошек, с тошнотворными розовыми бантиками и в окружении нарисованных сердечек. Джио ожидал увидеть и даже намеренно высматривал каких-то особенных кошек, с необыкновенным окрасом или экстерьером, но встречались только самые обыкновенные - шныряли по подворотням, спали на подоконниках среди цветочных горшков или сидели на заборах, подставив весеннему солнцу усатые морды.
        Обследовав без всякой пользы несколько пустынных и унылых улиц, Джио обнаружил, что жизнь предместий бурлит в специально отведенных местах. На улице Бытовиков
        лавчонки с распахнутыми дверями предлагали самые разные услуги, от ремонта одежды и
        обуви до найма кабриолетов; улица Окормления была битком набита пекарнями, закусочными, продуктовыми лавками и рядами, заваленными снедью. Несколько молодых людей, стайкой бродивших по улице Смелых, с торжественным видом вручили Джио мятую газету и несколько разноцветных листовок. Чтобы поскорее отвязаться, он, свернув, положил всё во внутренний карман костюма. На Явлении Прекрасных - ну, и название… - плотно сомкнувшись, стояли ветлечебницы, возле них профессиональные попрошайки совали в лицо прохожим довольно упитанных кошек и клянчили:
        - Добрый господин, подайте на лечение сломанной лапы…
        - Помогите несчастному котику, страдающему от камней в почках!
        Они зорко посматривали по сторонам и при появлении кошачьих полицейских словно растворялись в воздухе. Джио видел, как под вывеской «Вылечи питомца, верни себе душевный покой» копы задержали одну бойкую девчонку. В её обязанности входил выгул на поводке жирного хозяйского кота, а она решила на нём подзаработать и как раз прятала за пазуху подачку, когда попалась на глаза копам. Кота отобрали, его чип просканировали, и громко возмущавшуюся служанку куда-то быстро увели.
        - Мы тут просто гуляем! - пронзительным голосом кричала она.
        Джио шёл быстрым шагом, но прямая как стрела улица не кончалась. Устав отбиваться от попрошаек, он свернул в узкий проулок, где сразу наткнулся на двоих парней. Один из них выхватил из-за пазухи котёнка, который яростно вырывался и мяукал.
        - Подержите котабрика, господин хороший, а то руки затекли! - поблёскивая хитрющими глазами, выпалил парень и швырнул котёнка на грудь Джио.
        Джио не забывал о бдительности и вовремя отпрянул, да и котёнок, по счастью, зацепился острыми коготками и повис на рукаве оборванца. Вышла короткая заминка. Краем глаза Джио заметил приближавшийся патруль в зелёной форме. Копы! Он поспешно выскочил из проулка и, бешено чертыхаясь, снова двинулся по Явлению Прекрасных. Чуть не попался! Его только что пытались развести на деньги, или чего похуже… Попробуй украсть кошку или котенка - окажешься в тюрьме…
        На каждом перекрёстке стояла дощатая будка, в которой сидел полицейский в чёрной форме. Джио проходил мимо с нарочито безразличным видом, но сердце в груди начинало колотиться сильнее - будто он в этом городке уже успел что-то натворить. Из будок на него тоже смотрели равнодушно, но так притворяется спящим кот, стерегущий мышь.
        Серебристой паутиной, развешанной на высоких столбах, холмы оплетали необычные фуникулёры с крошечными, почти игрушечными люльками. Какой-то прохожий с улыбкой объяснил заглядевшемуся Джио, что возки построены для мурров и их родственников, чтобы они могли сократить путь или сбежать при возникновении угрозы.
        - Простая царапка тоже может проехаться, если захочет. Но этим они не увлекаются.
        - Для чьих родственников, говорите? - переспросил Джио.
        - Родственников мурров. Прекрасных.
        - А-а… Значит, это мурры у вас зовутся Прекрасными?
        - Вне всякого сомнения…
        - А мурры, я так понимаю, - кошки?
        Прохожий с подозрением взглянул на незнакомца и поспешил его обогнать. Вскоре к Джио привязался мальчишка лет пяти в латанной-перелатанной одежде. Пошёл рядом, задрав голову к фуникулёрам, будто впервые их увидел.
        - Дяденька, хотите эту вещь недорого? - прошептал он и, не вынимая рук из карманов, показал краешек какой-то бумаги.
        - Какую ещё вещь? - насторожился Джио.
        - Эту! Хотите?
        - Нет. Иди отсюда.
        Малолетний продавец бежал за ним несколько кварталов, может, надеялся, что Джио передумает, и отстал, когда тот поднялся выше на холм. Улицы здесь были вымощены, каждый второй дом сложен из камня, хотя и лачуг встретилось предостаточно. Заинтересовавшись названием, Джио свернул на улицу Сомнений. Место оказалось премерзким: везде грязь и бесчисленные лавки с гадательными принадлежностями, возле которых прилипчивые ворожеи всех мастей зазывали клиентов. Одни, уговаривая раскошелиться, брали бешеным напором, хватали за руки, другие заманивали приторными, как патока, голосами:
        - Ай, ты мой золотой, ай, красивый! Заходи, погадаю! Всю правду скажу, всех врагов отважу!
        - Несчастье на тебе, мой хороший, сильный сглаз, мощный, давно такого не видела, стоять рядом страшно, быстро сниму, зайди ко мне, кредитка, наличные, золотые вещи, всё беру, на всё согласна, не обижу, мой родной, договоримся…
        Длинная тощая гадалка, женщина-спица, повисла на Джио, вопя в ухо:
        - Руки болять?! Ноги болять?! Деньги, как вода, сквозь пальцы уходють?!
        - Всё чешется! - так же громко пожаловался Джио. - Руки! Ноги! Голова! Пять дней не мылся!
        Вывески, по большей части, были намалёваны от руки:
        ВЕРНЫЙ ГЛАЗ, ЧЕСТНЫЙ ЯЗЫК.
        БУБНОВАЯ ДАМОЧКА.
        ЛУЧШАЯ ВОРОЖБА В НАШИХ КРАЯХ.
        - А, меченый, - завидев Джио, с мрачным удовлетворением прошамкала какая-то старуха, по пояс закутанная в толстый чёрный платок.
        Опираясь на зелёную клюку, она сидела на выставленном из лавки табурете под вывеской, которую трепал ветер. Над головой старухи болтался на цепочке медный таз, покрытый зеленоватой патиной. Она дважды стукнула по нему своей палкой - таз отозвался невыразительным протяжным гулом.
        - Пустые карманы, ловкие пальцы… Уезжай, пока цел… - Из-за согбенной спины старухи выглянула чумазая девчонка с куклой в руках. - Спрячься, Тая! - Когда Джио поравнялся с ними, старуха сунула клюку ему под ноги, перегородив путь. - Не ходи дальше, дурная голова! Возвращайся в свои шумные города!
        Отовсюду повысовывались любопытные лица, и теперь вся улица смотрела только на них. Джио взглянул на вывеску.
        МЕДНОЕ ГАДАНИЕ.
        Вокруг этой надписи вкривь и вкось были нацарапаны отзывы:
        Весёлая гадалка, мех-перемех…
        Один визит, и хоть вешайся…
        Бегите!
        Нервничая, Джио переступил через клюку и прибавил шагу, и до самого поворота слышал за спиной каркающий смех и крики старухи:
        - Меченый, ты приехал к нам навсегда!
        …Ближе к вечеру, когда усталость давала о себе знать и Джио решил вернуться в гостиницу, город сумел его приятно удивить. На ветхих, подпёртых бревном воротах дома с полуразрушенной трубой чья-то щедрая рука растянула огромную гирлянду из самых чудесных цветов, какие только доводилось видеть Джио. Похожие на белые, желтоватые и кремовые орхидеи, цветы сплетались в сложный узор; их необычный сладковатый аромат окутывал округу и каждого, кто ступал на эту узкую улочку. Накрыл он и Джио. Очарованный необычным запахом, он стоял и в блаженном забытьи рассматривал диковинные цветы.
        Между тем город погружался в ранние сумерки. Сильный порыв ветра, пробравший до костей, навеял грустные воспоминания о тёплом и отлично сшитом пальто, которое Джио пришлось продать, чтобы добраться до Дубъюка. Скоро он узнает, окупится ли его путешествие за двенадцать тысяч лиг, поездом, да ещё в общем вагоне, стоило ли вообще его затевать…
        Неожиданно с дальнего конца улочки, круто сбегавшей вниз, донеслись звуки колокола. Его подхватил колокол с перекрёстка, откуда Джио только что спустился, и вскоре по всей округе поплыл тревожный беспорядочный перезвон. На каждой улице Джио видел небольшие колокола, висевшие на каменных заборах; теперь он понял их назначение, они возвещали о близкой опасности. Улица вмиг опустела, исчезли игравшие дети и торчавшие на каждом углу торговки семечками, люди заперлись в домах.
        Холодея, Джио услышал душераздирающие визги и завывания; нарастая, они стремительно приближались. Мгновение, и он увидел, как снизу вверх по улице на него несётся огромная стая кошек. Они с яростью кидались за запертые ворота, друг на друга, и сцепившись, кубарем катились по земле. Мелькали хвосты, лапы с выпущенными когтями, из оскаленных пастей текла слюна…
        Джио прошиб пот, он стоял среди домов с наглухо закрытыми воротами, калитками и ставнями.
        - Эй, парень! Сюда!
        Кто-то махал ему рукой из распахнутого окна дома с цветочной гирляндой. Джио сиганул через хлипкую ограду палисадника, заросшего травой, с обезьяньим проворством запрыгнул в окно. Хозяин дома, старик в выпущенной поверх штанов тёмной рубахе, живо захлопнул обе створки, закрыл на шпингалеты и с тяжёлой скалкой в руках занял оборонительную позицию у окна.
        - Я вам так благодарен… - задыхаясь, сказал Джио.
        Старик не ответил.
        Воя и беснуясь, пёстрая свора пронеслась мимо, оставляя на дороге длинный кровавый след и бьющихся в агонии кошек.
        Следом появилась длинная вереница автомобилей с надписями:
        АССОЦИАЦИЯ «ЗАЩИТА».
        Люди в зелёной спецодежде и в шлемах с прозрачными щитками подбирали погибших кошек, ещё живых вылавливали сачками и уносили в реанимобили. Переговаривались они по рации. Замыкали кортеж чистящие и поливальные машины. Всё происходило быстро и слаженно. Через несколько минут на опустевшей улочке не осталось ни следа от разыгравшейся трагедии.
        - Вот такие пирожки… - Прильнувший к стеклу старик проводил взглядом последнюю машину, а потом повернулся к бледному, ещё не отошедшему от потрясения Джио. - Ты кто такой?
        Глава 2. Пента
        1
        Хозяина, когда-то, вероятно, статного, а теперь сгорбленного и худого, звали Пентой. Сидя на потёртом диване, Джио наблюдал, как он носит из кухни и выставляет на стол в гостиной чашки и нехитрую снедь: миску заветренной квашеной капусты, нарезанный крупными ломтями чёрный хлеб, варенье в помутневшей стеклянной вазочке.
        - Может, мы на кухне? - Джио чувствовал себя неловко.
        - Не-не, гостя нельзя принимать на кухне. Не положено.
        - Так давайте я помогу?
        - Да сам я, сиди! - Старик даже рассердился и, покряхтывая от усилий, притащил чугунную сковороду с жареной картошкой.
        За весь день Джио съел только украденный крендель, облитый глазурью, и запил его водой из уличной колонки, и сейчас живот сводили мучительные голодные спазмы.
        - Агент по недвижимости, значит? Работа хлебная? - Старик подмигнул. Глаза у него по-старчески слезились.
        - То пусто, то густо, - проронил Джио.
        - Давай к столу. Налил бы тебе стаканчик для сугрева, но, извини, у меня только чай. Всю
        жизнь пил, а теперь решил - хватит, норму выполнил.
        Ели прямо со сковороды. Картошка, без кусочка мяса, местами не прожаренная или подгоревшая, показалась оголодавшему Джио деликатесом. Старик рассказывал свою историю, а Джио слушал вполуха и налегал на угощение.
        - Как жена померла, такая тоска заела, хоть в петлю лезь. Дочка хотела к себе забрать, сказала, будешь по дому помогать, а где ж здоровье взять, мне почти восемьдесят, мне самому уход нужен. Да и не любит она меня. Не поехал. Соседку прошу бельишко постирать, плачу ей за труды. Крыша протекает, а сын сказал, тазик подставь. Хорошо, Лиску купил.
        - Лису?
        - Кошку. С ней мне веселей. Эй, Лисонька, иди сюда! Вишь, схоронилась. После нынешнего побоища никак не отойдёт. С ней всегда так.
        Джио снова ощутил пробежавшую по спине дрожь и, взглянув на окно, спросил с набитым ртом:
        - А что это было?
        - Генеральная уборка, вот как это называют наши местные злодеи. Кошки эти бродячие, в подземельях живут. Кроме них, там много разного народа водится - воры, бандиты, проходимцы всякие. Боятся они, что кошки их секреты подслушают и другим кошкам расскажут, а те - людям или муррам. Травят их газом, а они прямо бешеные делаются.
        При всём трагизме ситуации, Джио едва сдержал улыбку, услышав про людские секреты, которые кошки пересказывают друг другу. Но хотя бы стало понятно, откуда что взялось в этот несчастливый вечер.
        Из-за дивана выглянула пушистая рыжая кошка. Оглядев комнату, она на полусогнутых лапах быстро подбежала к старику и запрыгнула на колени. Он ласково погладил её, кошка расслабилась и замурлыкала.
        Наевшийся до отвала Джио слегка осоловел и откинулся на спинку стула.
        - Кто такие ваши прекрасные мурры, Пента?
        - А кошки это, необычные. Семеро их. Раньше здесь были древние развалины, на них выстроили Дубъюк, мурров этих самых откуда-то привезли, ещё при Уго. А от Уго, считай, наша история пошла. С тех пор мы от кошек зависим. Мурры-то не умирают, им по четыре тыщи лет.
        - Господи! - вырвалось у Джио, который не ожидал ничего подобного.
        Старик усмехнулся.
        - Ты вот что. Ночуй у меня. После побоища, бывает, какая-нибудь бешеная кошка затаится в закоулке и нападает на всё, что движется. У нас и в обычные дни по темноте редко кто отваживается ходить.
        - Не стесню?
        - Что ты! Места хватит. Я в спальне лягу, а ты здесь на диване.
        - Спасибо, не откажусь, - поблагодарил Джио, и вспомнив разговор с агентами в Фесте, поинтересовался: - А где живут мурры?
        - Во дворцах, конечно. Им там самое место. А главная хозяйка над ними - Айлин Монца. Она и в городе первая. Первая госпожа. Без её одобрения здесь, считай, жизнь не движется. Так вот, вслед за муррами прибыли чужестранцы, которые по-кошачьи понимали, телепаты, что ль, и стали у них тайны выведывать.
        - У кошек? У них тоже есть секреты?
        - А как же.
        Джио морщился. Но уж лучше скоротать вечер за беседой, чем лечь спать засветло…
        - Потомки тех телепатов в долине живут, зовутся нижними. Ну, а мы, стало быть, верхние, - продолжал Пента. - Ну, вот, наворовали нижние у кошек секретов, а верхним тоже кое-что перепало. И начали верхние ими пользоваться. В легендах говорится, страшные времена наступили. В людях ведь непременно что-то скотское просыпается, когда им власть дадена, редкий человек может себя в узде держать. Передел имущества начался. Это перво-наперво. Не воровство даже, а наглый грабёж. Сосед у соседа начал тянуть, свиньи, как птицы, через заборы летали, кастрюли со сковородками… горшки, подушки… и это самая малая беда. Даже говорить не хочется, - скривился Пента. - Много из-за кошек крови пролилось, а особенно - когда с ними воевать пробовали. Да, парень, в Дубъюке чего только не случалось. Когда-то давным-давно наш город две войны с кошками пережил, а если третья начнётся, говорят, уже ни людей, ни кошек не останется. Но, надеюсь, на моём веку такого не случится. А те секреты, что у кошек выманили, до сих пор сберегают, тайком, конечно, потому как по головке за это не погладят. А верхние ещё и презирают нижних,
боятся их.
        - Похоже, конфликт у вас между городскими и деревенскими.
        - Вродь того. Больше по старой памяти, ещё с тех пор, как нижние умели с кошками разговаривать.
        - А сами кошки кого любят?
        - Они нижних на дух не переносят, считают их главным источником своих бед. Жили - не тужили, а тут приехали всякие и давай в их мозгах ковыряться.
        Джио не поверил ни слову про кошачьи секреты, но задумался, прикидывая по привычке, нельзя ли и ему здесь чем-нибудь поживиться.
        - Интересно, какие тайны могли хранить кошки? Я не совсем понял про летающих свиней.
        - Интересно ему… - Пента словно угадал намерение гостя и смотрел с неодобрением. - Магия это. Волшебство здесь у нас.
        - Ой!
        - И не только у кошек. Заклинания на бумаге, в амулетах, в камнях.
        - Ой… ой…
        Старик не обращал внимания на эти стоны и продолжал довольно суровым тоном:
        - Все заклинания разные. Какие-то из них на твои собственные мозги влияют, умения дают, в самом человеке что-то меняют. А какие на других действуют или на жизнь вокруг. Вот, пример тебе приведу. Жил когда-то в долине кузнец по имени Рейн. Дюже талантливый парень был этот Рейн, я тебе скажу. С помощью заклинаний смастерил он много необыкновенных вещиц. Коли ружьё, так от пули его не скроешься, а ляжешь спать на подушку Рейна - громом тебя не разбудишь. За ними раньше знаешь, как гонялись? Сейчас тоже ищут. Но поделки Рейна большая редкость, ни за какие деньги не купишь. А теперь предупреждение! Смотри, парень, станут тебе втюхивать что-нибудь из запрещённого, ну, ты поймёшь по намёкам, так ты уши-то не развешивай.
        Джио вспомнился мальчишка со странным предложением.
        - Эту вещь, например?
        - Уже предлагали?! Беги от таких продавцов и не оглядывайся!
        В голосе Пенты было столько убеждённости, что Джио, крайне чувствительный к интонациям, сразу насторожился.
        - Серьёзно?
        - Серьёзнее не бывает. Вот слушай. И верхние, и нижние недолго пользовались заклинаниями - Хранители объявились, навели порядок. Применил кто-то запрещённое заклинание - Хранитель тут как тут. А у него разговор короткий.
        - Да?
        Пента в ответ с мрачным видом чиркнул пальцем себе по горлу.
        - И не возразишь, Хранители невидимы.
        - Невидимы?
        - Да ты глухой? Не видим их и не знаем, откуда приходят. Но без причины не карают.
        Джио задумался.
        - Неужели без всяких исключений? Если есть запрещённые заклинания, значит, есть и разрешённые?
        Старик пожевал губами.
        - Заклинания стареют, как люди. Иногда они не срабатывают, а иногда, я слышал, самое
        простенькое, на сто раз проверенное вдруг выстрелит, как пушка. Большой талант нужен, чтоб их правильно выговорить. Напутал, и белиберда вышла. А бывает, такое случится… Страх и ужас. Помню, мне лет восемь было. Один парнишка, Пряжик его звали, нашёл у себя во дворе чёрный камушек с нацарапанными знаками. Стал он этим камушком играть. Бросил в стену дома и дырку в ней пробил. Тихо так, плавно камушек прошёл, будто и нет никакой стены. Он в курицу бросил - и курицу продырявило. Смешно ему стало. Не знаю, кой чёрт его дёрнул… детская глупость… только он камушек метнул и в соседа, что повадился к ним через забор дохлых крыс перекидывать. Опасный оказался камушек. А может, их там много было, если во дворе хорошенько копнуть… - Пента вздохнул. - Часа не прошло, как Хранители две улицы спалили, люди из домов повыскакивали в чём были. Много таких сожжённых или брошенных деревень - у Янтарных отмелей, за Ведьминым оврагом, на пойменных лугах… и ещё дальше, за Коротким лесом… Ещё бывают заклинания невидимые, их пуще глаза берегут и применяют нечасто. В основном, у богатых припрятаны. Семейные секреты. И
они кровь чуют. Различают кровь хозяина. Нельзя больше одного в семье хранить.
        Джио внезапно пробрало - совсем как при встрече с кошачьей стаей. Несколько мгновений они с Пентой молча смотрели друг другу в глаза.
        - Невидимые заклинания? - прохрипел Джио. - Это что ещё такое?
        Пента понизил голос.
        - Хранители их не видят и не чувствуют. То ли они слишком древние, то ли особенные, не знаю.
        Джио перевёл дух.
        - Значит, так и запомним: невидимые - значит, безопасные.
        - Э, не спеши. Совсем безопасных заклинаний не бывает… только глупый не боится… Я тебе о чём толкую? Не связывайся! У нас тут время от времени слух пускают, дескать, ушли Хранители, совсем ушли! Радуйтесь, теперь всё можно! Сразу появляются какие-то ловкачи, затевают бойкую торговлю из-под полы… заклинания, амулеты - налетай! Совсем нет у людей совести. А потом беда за бедой. Осенью тут тако-ое было… Сколько потом доверчивых покупателей поумирало… на одной нашей улице четверых схоронили… Я же тебе не просто так рассказываю, предупредить хочу.
        - Благодарю, - пробормотал Джио.
        - И ещё Хранители следят, чтоб люди не вредили муррам и их деткам - мурчам и мурчатам. Какому-нибудь дураку взбредёт в голову поизгаляться, глядь, а руки-то нет.
        - Ничего себе!
        - Моя тоже мурча, четырёхпалая. Её мамка с мурром гуляла. - Пента наклонился и чмокнул в макушку сидящую у него на коленях кошку. - Я её за большие деньги купил, все сбережения потратил.
        - Красивая, - похвалил Джио.
        Старик никак не мог остановиться.
        - Но не дай бог у какой-нибудь мурчи язык развяжется - за ними Дикий кот присматривает. Если кто полез к мурче с расспросами, а она начала много болтать, то теперь уже ей конец…
        - Много болтать? Хотите сказать, ваша кошка унаследовала секреты мурра? Каким образом? Через гены?
        - Может, и так, я не проверял.
        Джио озадаченно смотрел на кошку Пенты.
        - Если я правильно понял, свои секреты она не выдаст, потому что боится… этого…
        - Дикого кота.
        - Да. А если вы у неё что-нибудь выведаете, то сильно рискуете, применяя заклинание.
        - Точно.
        - Тогда зачем она вам нужна? За такие деньги?
        Старик даже расстроился.
        - Как зачем? А любоваться?! А гладить?! Мурчи шестьдесят, восемьдесят лет живут… и даже дольше. Их по наследству можно передавать. И не каждый может себе позволить мурчу.
        - Кажется, я начинаю понимать, - сказал Джио. - Статус и долгосрочный вклад.
        - Понимай, как хочешь. Котята от мурчи дорогие. У Лиски в трёх помётах только один мурчонок уродился, с руками оторвали. На что я, по-твоему, живу? Не на пенсию же. А коли конец света при моей жизни наступит, она мне как пропуск в рай будет, замолвит словечко перед своими.
        - Вон оно что…
        Прихлёбывая остывший чай, Джио думал о том, что в жизни не слышал такой витиеватой, неправдоподобной чуши. Его понемногу отпустило. Это же сказки. И чего он разволновался?
        - Если верите в рай, стало быть, и в бога? Какой тут у вас бог?
        - У нас свобода. Кто на мурров молится, кто на Мать-кошку, кто на деньги. Молись, на кого хошь.
        Ещё и Мать-кошка… Ну, да. У Джио больше не было сил интересоваться очередным чудом, и он слегка раздражённо констатировал:
        - Мурры ваши, уж извините, на полноценных богов не тянут - опасные и бесполезные. Формально, у богов можно что-нибудь выпросить, а у этих? Храмы в городе есть? Святилища?
        - Что за храмы?
        - Здания, где поклоняются и молятся богам.
        - А-а. Нет. Возле каждого дома, даже если кошка в нём не живёт, ставят плоский камень с углублением в виде чаши. Для молока. Это древний обычай. Кошки попьют, а что останется, в запас идёт. В трудные времена в этих чашах молоко само появляется, для голодающих. Сколько сейчас нальёшь, столько потом получишь.
        - Хороша придумка!
        Старик терпеливо ждал, когда Джио просмеётся.
        - У вас тоже есть такой камень, Пента?
        - В огороде. Мясо в чашу класть запрещено - демонов привлекает.
        - Злые, наверное, демоны? - пошутил Джио.
        - Злющие, - согласился старик. - С такими длинными хвостами, что свиваются в кольца. Застанешь их у молочной чаши, хвостом задушат. А в разных местах в городе стоят Кошачьи камни… Погоди-ка… шесть али семь… забыл… В день Всех кошек к ним ходим.
        - С цветами?
        - С пальцами. Прикоснёшься к камню, и кольнёт, как иголкой. Скоро праздник, ты тоже можешь отметиться.
        Местечко в раю забронировать… Джио с трудом удавалось сохранять серьёзный вид.
        - А какой он, тот рай, Пента?
        - Хороший. А бог есть, я не сомневаюсь… - Пента поднял слезящиеся глаза к засиженному мухами потолку. - Меня-то он сейчас точно видит - ко мне девчонки стали ходить. Как тебе мои цветы?
        Гирлянда! Джио совсем забыл о ней, а ведь этот запущенный дом со старой мебелью и паутиной по углам насквозь пропитался их тонким ароматом.
        - Откуда у вас такая красота?
        - От них, - сказал старик, раздуваясь от гордости. - Их у нас цветочными девушками зовут. Они не каждому помогают. Сначала проводят экзамен. Повесили мне гирлянду на ворота, день прошёл, два… сколько уже? - Подсчитывая, Пента пошевелил губами. - Третья неделя, а цветы не вянут! Я тебе признаюсь, людей раньше не слишком жаловал, жена часто говорила, что я злой, за глаза всех тварями обзываю. А я думал - с чего мне их любить? Каждый норовит кусок получше урвать, все друг другу завидуют, только отвернись - тут же карманы обчистят. - Джио смотрел на старика немигающим взглядом. - А как один остался, мне из-за моего дурного характера тяжко пришлось. Никто в гости не зовёт, друзей нет, родные знаться не хотят. Хоть волком вой. Только Лиска моя меня любит. А тут цветы. Висят и пахнут. Поставлю возле них табуреточку и сижу весь день, любуюсь, надышаться не могу. Люди ко мне подходят, здороваются, спрашивают, что, мол, за чудесный запах такой? Разговоришься, и как-то легче. Думал, всё во мне давно заскорузло, ан нет, сердце, как кусок масла, стало таять. И началось… - Пента махнул рукой, по его морщинистым
щекам побежали слёзы. - Покой потерял. Стал вспоминать всех, кого обижал в жизни. Жену-покойницу, Кошу мою, вспомнил… как она в огороде копошилась с помидорами, дурёха, как улыбалась, если я не сильно пьяный приходил… и как дети у нас родились, смешные, хорошие… Потом припомнил дружка своего из детства, был у меня один, погиб рано… Э, да я тебе о нём рассказывал, о Пряжике… И так мне его жалко стало… И жену жалко, и детей, и всех остальных… И ещё горько и стыдно. Сижу под гирляндой и плачу, а если кто спросит, что, мол, за беда у тебя, почему ты так горюешь, - начинаю, как дурак, рассказывать. И уйти с улицы нету сил, в пустом доме-то ещё тоскливее. Соседи сказали, мы не знали, дед, что у тебя есть сердце. Девоньки мои цветочные каждый день меня навещают. Говорят, хорошо это, дедушка, что плачешь, значит, не совсем пропащий. Плачь, мол, плачь, смой слезами раскаяния накопившуюся в душе грязь. О как! Не только душу - двор мой начали расчищать. А в выходной перед домом танцевали. Такой концерт для меня закатили - с соседних улиц публика набежала. Имена у них красивые: Колокольчик, Лантана, Белая Лилия,
Киссаэнда… А моя - Пыльная Роза. Она ко мне прикреплена. Сегодня сказала: мы тебе на зубы зарабатываем, дедушка. Да зачем мне зубы, говорю, милая ты моя? Мне уж помирать скоро… Скоро, не скоро, отвечает, а человеком себя почувствуешь. Думаешь, я тебя раньше спас бы? Сидел бы дома, как гриб в земле, и плевать, что ты под окнами погибаешь. А теперь я не такой. Потому что чудо со мной произошло, истинное чудо, по-другому не скажешь. Они даже имя мне дали новое. Был я Растютюем, а стал Пентой. А что оно значит, не говорят. Но я не жду от них ничего плохого, ношу его с радостью.
        Они поговорили ещё немного. Джио спросил, как звонить по деревяшке.
        - Да зачем тебе? Ты у нас не задержишься.
        - А вдруг?
        - Ну, тогда запоминай. Связь по деревяшке - для важных и тайных звонков. Сперва регистрация в полицейском отделении. Потом вырежешь из дерева плашку и бросишь в контейнер на минутку, там же, в отделении. Можно купить готовую, но деру-у-ут… Лучше вырежи. За год управишься. Ну, и всё. Долго по деревяшке не болтай - вдруг загорится? Хлопот не оберёшься… - Старик подумал и счёл нужным пояснить: - За это и убить могут. За поджог.
        - Ясно, - сказал Джио.
        2
        Спать он улёгся на разложенном диване, прямо в одежде, отказавшись от засаленного стёганого одеяла без пододеяльника, которое предложил Пента, - уж больно было грязно.
        - У меня в спальне обогреватель, но дело к лету, уже не включаю, экономлю, а то не расплачусь. Как же ты без одеяла?
        - Ничего, обойдусь.
        Старик ушёл и унёс одеяло с собой. Уставший Джио сразу провалился в глубокий сон.
        Проснулся он оттого, что страшно замёрз. Нос стал холодным, руки и ноги окоченели. К лету…
        Джио на цыпочках прокрался в прихожую, нашарил на вешалке, прикрытой от пыли куском ткани, овчинный полушубок. Блаженное тепло разлилось по телу, когда он съёжился под полушубком на диване. Ноги затекали, но вскоре Джио настолько согрелся, что смог их вытянуть.
        Пришла кошка, легла к нему под бок и заурчала, включила внутренний моторчик. Шла бы
        ты отсюда, боясь прикоснуться к ней, подумал Джио. Пожизненный срок за попытку украсть кошку или котёнка - нет, они серьёзно? Что тогда за кражу? Сон не шёл. Помимо воли, мысли Джио крутились вокруг сегодняшних событий.
        Странно, что Пента верит во всякие чудеса. Сам Джио верил только в то, что можно увидеть собственными глазами, а ещё лучше - пощупать, потому что глаза могут обманывать. Сам он, например, за всю свою жизнь ни разу не видел воочию ни одного чуда. Хотя… Поднапрягшись, он кое-что вспомнил. Детство кончилось, и ему стали сниться голые женщины. Однажды днём, в самый разгар его мечтаний, соседка зашла за солью, развесёлая девица намного старше и навеселе, и совратила его. Вот это было настоящее чудо - чудо визит соседки. Правда, потом такие чудеса стали происходить довольно часто и утратили свой волшебный флёр. Но старик Пента, нагородивший до небес всякой чепухи о муррах, хранителях и диком коте, рассказывал о чудесах иного сорта. Его истории слишком похожи на волшебные сказки о бессмертных кошках, которые находятся под защитой неведомых сил и к которым ходят на поклон люди. Их вполне могла бы читать маленькому Джио мать, будь она с ним поласковее…
        Усталость брала своё, Джио задремал, но кошка мяукнула, словно привлекая его внимание, и он вдруг подумал, что у него есть возможность прямо сейчас развеять фантазии старика и убедиться, что все в этом городишке всего-навсего помешались на любви к кошкам и никаких чудес здесь нет. В груди сразу заныло - сомнение трезвонило в звоночек.
        - Ничего не случится. Мы всё сделаем как надо и разбогатеем, - сквозь дрёму прозвучал в голове его собственный голос.
        - Ага, разбогатеем… Легко и быстро, - донёсся из глубин памяти недоверчивый голос Томми. - Я знаю, Джио, ты хитрый жук, мотаешься по свету, проворачиваешь разные делишки, но космос - это другой масштаб. Страховщики зверствуют. В их компаниях не дураки сидят, а натасканные спецы, умники, у каждого голова размером с ведро. А если мы попадёмся? Я не хочу в тюрьму со своим больным желудком. Вообще не хочу! Нам обязательно соваться в этот треклятый космос? Я даже в детстве не мечтал стать астронавтом…
        - Ты-то чего боишься? Тебе всего лишь нужно добыть маленький кусочек, крошечный, как ноготь у младенца. Кто завёл разговор? Ты! И кто ты после этого?
        - Лучше б я молчал…
        - «Есть такой хитрый сплав, режет всё, кроме камней, вот бы им чего-нибудь перерезать…» Я нашёл, что перерезать, а твоя задача - принести его мне и молчать. Молчать, как рыба.
        - Я читал, Джио, рыбы тоже разговаривают… пищат, что ли… только мы не слышим…
        - Значит, молчать, как дохлая рыба! Я сам всё сделаю - пронесу с собой твой чудесный сплав и перережу страховочный трос.
        - Пальцы ты себе перережешь, а не трос. А разгерметизация скафандра - мгновенная смерть…
        - А ты сплав заправишь в камешек, как обещал, вот я и не порежусь.
        - А вдруг сплав лопнет? Там же адский холод!
        - Тогда просто полюбуюсь с орбиты нашим родным Огастином.
        - Очень смешно. Я тебе не для этого отдаю все свои сбережения.
        - Не бойсь, всё получится. Я тоже рискую финансами.
        - Только это меня и успокаивает. Ты знаешь, что в открытом космосе даже простое сжатие перчатки требует сверхусилия?
        - Мне не понадобится её сжимать, я приклею к ней сплав специальной липкой лентой с ограниченным сроком действия. Она отвалится через полчаса.
        - А камеры?
        - Улучу момент, когда меня не будет видно. Поверь мне, Томми, я смогу провернуть это
        дельце. Заплатят! Куда они денутся? Метеорит перебил трос, и турист едва не погиб в открытом космосе…
        - На тебе будет медицинский браслет, ты будешь волноваться, и они сразу заметят, что участился пульс. Сначала повысилось давление, а потом метеорит перебил трос?
        - Да у меня уже сейчас бешеный пульс от одной только мысли, что я там окажусь! У остальных, думаешь, не так? За этим они туда и лезут - за адреналином, лекарством от скуки. Хватит ныть, Томми, расслабься. Говорю тебе, кое-кому придётся раскошелиться. Только представь, сколько мне отвалят по страховке. А за интервью? А потом ещё книгу напишем!
        - Ага, в тюрьме! О том, что нельзя считать себя умнее страховой компании. Они нас уроют, Джио!
        Томми… Столько лет прошло, с чего вдруг он вспомнил о Томми? Это всё водила, Кот Рыжий - где был да что видел… Разбередил.
        - Да нет же, кретин, - возразил внутренний голос, - не из-за водителя твои мысли о Томми. Здесь опасно. Послушай, ты помнишь, где Томми? Или совсем ничего не соображаешь?
        После того случая Джио больше никогда не работал в паре. Томми всего лишь нужно было ждать и держать рот на замке. Но страховая компания запугивала его, при этом обещала деньги и защиту, и он польстился, наплевав на их дружбу. Поверил тем, кому нельзя верить. Воспоминания о Томми были связаны не только с грустью, они вызывали злость.
        - Отстань! Он сам виноват, твой Томми! Да ещё и меня за собой потянул… А сейчас я один, и меня никто не подведёт. Больше ни одной ошибки. Старик ослаб умом, заговаривается. Я, пока его слушал, сам чуть не рехнулся.
        Но внутренний голос не замолкал:
        - А агенты в Фесте? Помнишь, они задержали поезд только ради того, чтобы поговорить с тобой о кошках? О кошках Дубъюка, теперь это совершенно ясно. А предостережения кошачьей полиции? Нет-нет, не стоит так рисковать.
        Но Джио подвёл под сомнениями жирную черту:
        - Вот я и проверю. Разоблачу деда и крепко засну.
        - Томми кормит червей! Он умер в тюрьме, в соседнем блоке! - заорал упрямый собеседник.
        - Мне жаль, - не мог не признать Джио. - Но я-то до сих пор жив. Как думаешь, почему? Я редко ошибаюсь.
        - Впереди много печальных лет, - успел прохрипеть задавленный внутренний голос, но Джио сдержал пробежавшую по телу лёгкую дрожь.
        Он приподнялся на локте, взглянул на открытую дверь спальни, откуда доносился тихий храп, высвободил из-под полушубка руку и осторожно погладил кошку.
        - Да ты красавица, - почти беззвучно сказал он. - Не кошка, а куколка.
        Кошка села и выпрямила спинку. Её глаза сияли - казалось, что в щель между занавесками в тёмную комнату влетели вместе с лунным светом два больших светлячка; кончик пушистого хвоста лениво бил Джио по руке. Он снова погладил её и лукаво прошептал:
        - Ни у кого не видел такой красивой рыжей шёрстки… Вы, кошки, прелестные создания, и вовсе не безмозглые, как считают некоторые. Может, расскажешь мне какой-нибудь секрет? Самый маленький? Наверняка лисичка припасла для друзей пару интересных историй…
        Кошка потянулась, изогнувшись дугой. Ей нравилось, что Джио продолжает её ласкать и уговаривать, и она так громко замурлыкала, что у него от испуга сразу пересохло во рту.
        - Тише, ты! - прошептал он.
        К его удивлению, в громоподобном мурлыканье кошки улавливался определённый ритм.
        Джио неудержимо потянуло в сон, веки смежились, и вдруг перед его внутренним взором замелькали, как зарницы на грозовом горизонте, многочисленные огненные знаки.
        - Что тут происходит?! - раздался пронзительный возглас.
        Джио подпрыгнул и открыл глаза. В дверях спальни стоял Пента, в пижаме, с всклокоченными волосами, и растерянно смотрел, как его кошка вдохновенно мурлычет, адресуясь к ночёвщику. Он дважды позвал её, но она дважды не обратила на него внимания.
        - Хватит, балаболка! - жалобно вскричал старик, поняв наконец, что дело плохо, и засеменил к дивану. - Остановись, глупая ты курица!
        Длинные вереницы полыхающих знаков текли теперь по стенам и потолку, сплетаясь в узоры, и вызывали у Джио мучительную тошноту и головокружение. Боль в глазах была невыносимой, казалось, они вот-вот вылезут из орбит и полопаются.
        - Помогите, - тяжело дыша, просипел Джио. - Я умираю…
        - Ах, ты, подлец! Я тебя… - Старик одной рукой вцепился в плечо Джио и принялся его трясти, а другой замахнулся на очнувшуюся кошку.
        Простенок рядом с диваном озарился ослепительным светом. Оттуда бесшумно и плавно высунулось по пояс громадное существо с гладкой, песочного цвета шкурой, очень похожее на львицу, только намного крупнее. Тумбочка, на которую наступили передние лапищи, с треском развалилась на части, и Джио охватил первобытный ужас, когда он увидел возле своего лица розовую пасть с огромными клыками и янтарно-жёлтые глаза, сиявшие так беспощадно, словно они вобрали в себя всю жестокость этого мира. Горячее дыхание зверя опалило Джио, как внезапно подувший ветер пустыни.
        Кошка завизжала, шерсть у неё на загривке встала дыбом, а от короткого рыка существа в доме зазвенели стёкла. Подцепив кошку тяжёлой лапой, тот, кого называли Диким котом, ушёл обратно в стену. Раздался шлепок - для кошки стена оказалась неодолимым препятствием. Чудовищной величины когти прошли сквозь любимицу Пенты, разорвав её в клочья и размазав по стене. Брызнувшая во все стороны кровь залила Джио лицо и грудь.
        Пента издал горестный вопль, сотрясший дом, и без чувств рухнул на пол, а Джио откинулся на спинку дивана и сидел в оцепенении, наблюдая, как огненные знаки и сияние постепенно бледнеют и исчезают. Вместе с наступившей темнотой на него напал ещё больший страх. Очнулся он от настойчивого стука в дверь и возбуждённых голосов:
        - Пента, ты живой?!
        - Что у тебя случилось? Открой дверь!
        Старик на полу пошевелился и застонал. Трясясь от страха, Джио слез с дивана, кое-как обулся, натянул полушубок, на ватных ногах поплёлся к окну. Когда он вылез наружу, холодный ночной воздух немного отрезвил его, но мучительный страх не проходил. Джио выбрался из палисадника и, спотыкаясь, побежал вниз по пустынной улице, и ему всё время казалось, что старик бежит следом, оглашая криками спящие предместья.
        Только когда ноги стали подкашиваться, а лёгкие готовы были разорваться в груди, Джио забился в тёмную подворотню, чтобы отдышаться, и как раз вовремя - трое возбуждённых мужчин прошли совсем рядом. Разговаривали они вполголоса и обильно сдабривали свою речь площадной бранью и угрозами. Джио помимо воли слышал каждое их слово про заезжего мерзавца, который никуда не денется, потому что завтра в Дубъюке каждый узнает, что он сгубил мурчу, и никто не захочет его укрывать…
        Скорчившись, Джио сидел в подворотне, пока не начало светать. Он не помнил, как оказался на дороге, ведущей в долину. В свете нарождающегося дня она казалась единственным путём к спасению. Непонятно, откуда взялись силы после пережитого, но Джио бросился бежать по дороге вниз, неизвестно куда, лишь бы подальше от города.
        Глава 3. Спящая крепость
        1
        Снова весна, уже шестидесятая… Годы мелькают, как каменные дома за окном
        автомобиля, несущегося по сложному лабиринту узких, тесных улочек.
        - Как ваша жена, Гордон? - спросила Айлин.
        - Спасибо, госпожа Айлин, ей лучше, - ответил водитель. - Цвета любит составлять букеты и не может не совать в них нос. Говорит, цветочные ароматы - самое прекрасное из всех творений природы. А потом чихи, слёзы и одышка. Благодарим вас за заботу. От всего сердца.
        - Это заслуга доктора.
        Единственная хорошая новость за день. Да ещё эта быстрая езда, которая немного расслабляла…
        Айлин не могла избавиться от ощущения, что всё летит в пропасть. На прошлой неделе полиция с ног сбилась, безуспешно разыскивая второго пропавшего ребёнка, а вчера новое ужасное преступление. Сколько бы она ни говорила себе, что не всесильна, иногда, после подобных происшествий, очень трудно собраться и заняться делами. Невозможно забыть всеобщую неловкость, лица прячущих глаза копов, когда ей доложили, что во время вчерашней операции были собраны - она не могла в это поверить - сто семь убитых кошек… Шестеро из них оказались мурчами. Они носили в себе гены мурров и погибли, и как это, вообще, назвать? А остальные, ни в чём не повинные создания? Их-то за что? Второе побоище за полгода! Катастрофа…
        - Я приму меры, - сказала она скорбно. - Не сомневайтесь.
        Все охотно поддержали её игру, закивали, кое-кто даже ободряюще улыбнулся. Потом сообщили о приезжем, из-за которого в предместье погибла ещё одна бедняжка. Айлин велела найти его и - ретировалась, чтобы не довести себя до прилюдной истерики.
        По дороге домой она не могла не думать о Ричарде. Пока ей не стукнуло в голову начать строительство стены вокруг Дубъюка, брат охотнее помогал ей, как-то договаривался с подземщиками, и потравы случались гораздо реже, раз в три-четыре года. Но потом он вернулся после долгой отлучки и его чуть удар не хватил, когда он увидел на въезде в город некое сооружение, похожее на острый клык, - приглашённые строители только-только приступили к работе.
        - Ты хотя бы знаешь, кто они такие, Айлин? - спросил Ричард, ввалившись в её кабинет и задыхаясь, как тяжелобольной. - Их зовут Шутниками, по доброй воле и при ясном уме их никто не зовёт… Где договор? Ты видела, что подписываешь?!
        Договор, конечно, где-то лежал, но с момента его заключения сменился секретарь, а Кристофер - милый Кристофер - был непревзойдённым мастером всё усложнять и запутывать в канцелярии Айлин. Она вспомнила лишь, что договор был составлен в виде странных виршей, а заверяли его около двух сотен отпечатков большого пальца. Сейчас она понимала, что подписать такое могла только в состоянии стресса, в котором тогда находилась. Её запущенная пневмония и усиливавшееся бунтарство Фанни, её единственной внучки, направленное против мурров, наверное, могли бы послужить оправданием, но всё сказало лицо брата: она совершила нечто ужасное.
        На следующий день к ней в офис заявились двое молодых людей. Они были обуты в мягкие замшевые сапоги и ходили неслышно, как кошки. Кожа их сияла, русые волосы, густые и волнистые, были связаны в хвосты на затылке, бороды заплетены в затейливую косичку. Облачение было простым: холщовые штаны и жилетки, открывающие мускулистые руки, никаких побрякушек, цепочек или украшений. Айлин впервые видела так близко Слуг стихий, что высвобождали, о Мать-кошка, энергию земли и воды и намеревались построить из этого материала Стену. Вот что её привлекло! Никакого шума, ям, бетона и металлических конструкций - кто бы не соблазнился?
        - Чистых дорог, великая госпожа! - поприветствовал её один из Слуг, тот, что был пониже ростом. В прозрачной глубине его светло-зелёных глаз отражался весь кабинет.
        - Не стоит называть меня великой.
        - Согласен. - Он заметил, что его спутник нахмурился, и поспешил исправить ошибку: -
        По Закону Теней, мы не смеем не признать тебя великой. Ты Хозяйка Прекрасных, и тень их величия накрывает тебя.
        - А Прекрасные…
        Зеленоглазый кивнул.
        - В тени Вселенной. Как ты помнишь, великая госпожа, условия контракта позволяют нам прервать работу при наступлении противоречий. Вчера небесные светила сошлись в благополучной точке и открыли, что в этом городе, бросая на него зловещую тень, живёт один из мискЕ, существо ненавистного нам древнего рода, проклятого нашими богами и нами презираемого. Великая благоразумная госпожа! Первое противоречие между нами может быть разрешено, если ты позволишь нам убить его посредством удушения и после окончания работ увезти с собой его высушенный труп.
        Айлин поперхнулась.
        - Как его имя?
        - Мы отказываемся именовать эту тварь - не именуй и ты.
        - Скажите, кто он!
        Зеленоглазый был твёрд, но всё так же учтив.
        - Мы хотели бы развеять твоё очевидное невежество, но боги не дают нам позволения. Так ты согласна, великая нерешительная госпожа?
        - Со… согласна ли я удушить человека?
        - Не человека. Тварь.
        - Тварь! - как эхо, сказал второй, бывший в этой паре за главного.
        Айлин прокляла час, когда на глаза ей попался рекламный листок от столь дикого сообщества.
        - Я не согласна в любом случае, человек он или… кто… Задушить… Как только такое может прийти в голову?
        Они переглянулись, внешне спокойные и сдержанные.
        - Хорошо, мы готовы применить яд, великая мягкотелая госпожа, - с большой неохотой сказал зеленоглазый. - Но требуем, чтобы агония длилась не меньше двадцати шести минут.
        Айлин встала из-за стола, её пошатывало.
        - Вы меня не так поняли, господа… Ваше требование противоречит основам цивилизованного общества… Нельзя лишить человека свободы, а тем более, жизни, без решения суда…
        Второй усмехнулся, зеленоглазый усмехнулся следом. Она теряла их уважение.
        - Хранители так не считают, и ты им потворствуешь, великая лукавая госпожа. В городе постоянно происходят убийства. Убивают любого, кто затронет интересы Хранителей, не щадят ни кошек, ни стариков, ни женщин, ни детей.
        Они вынудили её защищаться:
        - А вы спорите со своими богами?
        - Боги не потерпят возражений и покарают нас, великая глупая госпожа, - покачал головой зеленоглазый.
        - Нас тоже, - прошептала Айлин.
        Они тут же ушли.
        - Ходи по грязи, - на прощание вежливо сказал ей второй.
        …К её большому облегчению, Слуги стихий, или Шутники, ночью свернули лагерь и уплыли на плотах по Алофе - тем же путём, что пришли, по глубокой быстрой воде. Убрались, забрав с собой немало местных парней и девушек, соблазнённых вольной жизнью, и оставив после себя уходящий к небу уродливый зуб, чёрный снаружи и прозрачный, невидимый, если смотреть на него из города. После их отъезда земля вокруг него на много шагов спеклась и почернела. По требованию Ричарда, больше его не трогали, только фотографировали раз в месяц, чтобы следить, нет ли изменений в странной конструкции. Кто был тот таинственный мискЕ, Айлин так и не узнала, да и не
        стремилась узнать.
        Отношения с братом пришлось восстанавливать долго и мучительно; Айлин ужом изворачивалась, чтобы вернуть его доверие, но некоторые прорехи не удалось залатать до сих пор. Вот и потравы участились, а Ричард с холодным спокойствием игнорировал её мольбы о помощи. Иногда раздражение против него достигало пика и она говорила себе, что он не Монца, а Горн, всего лишь брат по отцу, одинокий, пожилой владелец книжного магазинчика в предместье, и стыдилась этих мыслей. Она любила его и будет любить несмотря ни на что. Глупо себя обманывать: вина лежала на ней, это она ошиблась со стеной, так что придётся терпеть и пытаться минимизировать потери…
        Ричард в привычной для него манере часто исчезал без предупреждения. У них ещё случались стычки, в основном, из-за её характера - она позволяла себе покрикивать на него, перебивать, даже капризничала, при этом прекрасно сознавая, что испытывает его нечеловеческое терпение. Перезванивались они изредка - чтобы вежливо поинтересоваться здоровьем друг друга. Что ж, теперь придётся снова сесть на телефон и попробовать залучить его к себе для разговора. Других механизмов воздействия на подземщиков у неё нет.
        Автомобиль промчался по главной площади мимо магистрата, свернул в боковой проезд и через кованые ворота въехал во двор большой усадьбы. В глубине огромного парка с куртинками розовых кустов на газонах виднелась величественная белая крепость с башнями. Деревья облачались в нежно-зелёный наряд, пахло весной, свежестью, первыми распустившимися цветами.
        Айлин поднялась на крыльцо, охраняемое каменными львицами, прошла через внутренний дворик мимо вазонов с цветами, мимо древних скульптур: семеро полуобнажённых девушек, и рядом с каждой из них кошка. В солнечные дни дворик пронизывали потоки льющегося света, сейчас же всё затянула предвечерняя серая дымка, навевавшая тоску.
        - Фанни дома, Хейго? - спросила она охранника, сидевшего в вестибюле за столом с монитором.
        - Да, госпожа Монца, - сказал тот, вставая.
        Высокий, мускулистый Хейго обладал недюжинной силой и всё схватывал на лету. Айлин нашла его через кадровое агентство и ему одному из четырёх охранников, работающих непосредственно в доме, разрешила носить оружие, поскольку он вызывал у неё абсолютное доверие. Если его смена не выпадала на ночь, за ним нередко, с восторгом поглядывая на кобуру, ходил как хвостик Гонзарик, семилетний племянник садовника.
        - Если нетрудно, попросите её заглянуть в гостиную.
        - Хорошо, госпожа Монца.
        Айлин любила свою просторную гостиную с её высокими окнами и светлыми портьерами. В зеркальной поверхности паркета отражались канделябры и парадные портреты в золочёных рамах, изображавшие предков Монца. Прошлой зимой Айлин решила проредить коллекцию, оставив изображения лишь самых значимых для рода и дорогих лично ей людей, а также осветлить потемневшие лики. Теперь, по мере реставрации, стена заполнялась.
        На днях случился скандал, когда Фанни увидела портрет Стефании Пумы Монца, исполненный в классическом стиле. Пышное платье с отделкой из тонкого кружева, затейливая прическа, изящно сложенные ручки необыкновенной белизны - всё привело её в ярость. Портрет исчез со стены в неизвестном направлении, но сегодня, после долгих и измотавших Айлин переговоров с Фанни, должен был вернуться и действительно висел на прежнем месте, Айлин быстро нашла его. Вместе с пририсованными чёрными усиками.
        Стянув перчатки и белую меховую накидку с драгоценной брошью вместо застёжки, она села в кресло.
        На стене напротив, на почётном месте - портрет Сантэ, пушистой серой кошки, главенствующей над остальными муррами. Лёгкая, зеленоглазая, с кисточками на ушах, Сантэ была прелестна. Рядом супруг Сантэ, Господин Миш, в лохматой коричневой шубе, почти чёрной на боках, тяжеленный, вальяжный, вечно сонный и сытый. Чуть ниже и согласно рангу портреты остальных: Мягкая Кошка Югаев, коротколапая, круглая, как колобок, обыкновенного бурого цвета; Нежная Миу из дома Бастет, мраморная, с вытянутым гибким телом, изысканная и утончённая, как её нынешняя хозяйка; Рыжая Кучка из рода Дрём-Лисов, пресекавшая любую попытку её расчесать и из-за свалявшейся шерсти похожая на видавшую виды диванную подушку, и, наконец, лохматый Сердитый Ван из семейства Ванов, помельче, чем Господин Миш, и с нежно-бежевым окрасом, что смотрелся вычурно и придавал коту отнюдь не мужественный вид. Вану приходилось с этим жить и, по слухам, кочевавшим из века в век, именно потому на его плоской морде навсегда застыло выражение крайнего недовольства.
        Детки мои, радость моя, подумала Айлин и лишь скользнула взглядом по последнему «портрету» - чёрному полю в строгой золотой раме. Что-то привлекло её внимание. Присмотревшись, она ахнула и поспешила к портрету. Так и есть - краска, вспучиваясь, хлопьями осыпалась с полотна.
        - Безобразие! - прошептала Айлин. - Как же так? На прошлой неделе…в три слоя…
        Она быстренько достала из-за рамы баллончик с чёрной краской и довольно нервно распылила её, густо закрасив жёлтые глаза, с ненавистью глядящие на неё из мрака.
        Возвращаясь к креслу, Айлин прошла мимо изображения молодой женщины, затянутой в чёрный бархат, с талией, которую можно перехватить двумя пальцами. Красота её тонкая и нежная: красиво очерченные губы, каштановые волосы, приглаженные до зеркального блеска, и огромные глаза, такие тёмные, такие сияющие. Это она сама в былые дни, двадцатилетняя невеста, восходящая оперная звезда. Кажется, только вчера были цветы, поклонники, будущность и он, неотразимый, как бог, влюблённый, пылкий… И что потом? Плюс сорок, минус красота, здоровье, покой. Старость - никакая это не жизнь.
        Усевшись, Айлин с кривой улыбкой взглянула на портрет мужа, отставного военного, шальным ветром занесённого в их края. У него горящий взгляд из-под длинных чёрных кудрей и плотно сжатые губы. Ни одна женщина не могла перед ним устоять, когда он был захвачен страстью, - что же говорить о ней самой? Юная и малоопытная в любовных сражениях Айлин сдалась без боя. Он требовал, и она оставила сцену, а через неделю после свадьбы объявил ей, что свобода есть высшее благо для мужчины и ему жаль, что он не понял этого раньше. И что ей теперь вспоминать, его измены с прислугой? Дикие кутежи? Грубость и пренебрежение? Когда через много лет одна из служанок вбежала в спальню с криком, что господин Буй сломал шею, неудачно скатившись с лестницы, Айлин у туалетного столика примеряла серьги. Ничто не дрогнуло в её лице, она переспросила: «Сломал шею, только сейчас?» Служанка, девушка простая, подтвердила, глотая слёзы: да, только что, прямо на её глазах… Она оказалась беременна от скатившегося господина Анчи Буя. Какой сюрприз.
        По двойному портрету - единственной дочери Катрисс и зятя - Айлин лишь скользнула взглядом. Слишком больно. Зять напал на Сантэ, и его убил Хранитель, после этого дочь ушла из дома, оставив Фанни на её попечение.
        - Бабушка, ты хотела меня видеть? - раздался звонкий голос. Фанни вошла в гостиную.
        - Здравствуй, милая, - сдержанно поздоровалась Айлин, оглядев внучку, довольно высокую для своих четырнадцати лет, тонконогую, в чёрных обтягивающих брюках и короткой белой курточке. Слегка вьющиеся чёрные волосы накрывали её плечи. - Как школа?
        - Стоит на месте, - с вызовом ответила Фанни, плюхаясь на стул напротив Айлин.
        - Это радует. Поговорим о твоём портрете. Считаешь, усы тебе идут?
        - Э-э… - растерялась Фанни.
        - В принципе, я не возражаю, вот только немного жидковаты, кажется. Попрошу
        художника сделать их пышнее. А может, как у Сантэ? - Айлин жестом указала на портрет главной мурры. - Одно время Дубъюк был помешан на кошачьих усах, все модницы их
        наклеивали.
        - Бабушка, это не смешно!
        - Хотя бы выйдет оригинально.
        Фанни задохнулась от возмущения, но не успела ничего сказать, Айлин её опередила:
        - Давай так, дорогая. Усы сотрём, а портрет останется на месте. И мы закроем тему живописи.
        - Нельзя меня переодеть в брюки?
        - Извини, это парадный портрет.
        - Ладно, - помолчав, буркнула Фанни. - Что ещё?
        - Ты знаешь.
        - Уже доложили? Бомбаст? Вечно шпионит!
        - У меня просто… нет слов, - срывающимся голосом произнесла Айлин. - Как ты могла пнуть мурру? Мне в тысячный раз повторить, что это смертельно опасно? Для тебя это новость?
        - Она сама напросилась! Больше не будет ко мне лезть.
        - Могла бы её приласкать! Хотя бы иногда.
        - Ни за что!
        - Любой ребёнок в Дубъюке знает, что нельзя причинять кошкам боль. Даже непоседа Гонзарик с муррами сдержан и ласков.
        - Просто он любит кошек, а я их ненавижу! Так и знала, что ты устроишь скандал из-за какой-то пнутой мурры…
        Айлин смотрела на внучку расширенными от ужаса глазами.
        - Ты понимаешь, что говоришь?
        - Да не пинала я её, бабушка! Бомбаст, как всегда, преувеличивает. Ну, отодвинула легонько ногой…
        - Видимо, одна нога у тебя лишняя, - скорбным голосом сказала Айлин. - Если бы не великодушие Сантэ, не призвавшей Хранителя… Скажи, ты в самом деле такая бессердечная или просто притворяешься? Не понимаешь, что ей было больно?
        Фанни опустила глаза.
        - Случайно, наверное, по сухожилию попала… прости, бабушка…
        - Ты ей скажи, перед ней извинись!
        - Да?! Чтобы она потом опять ко мне полезла?
        - Фанни, прошу тебя, остановись, пока не случилось беды… Взываю к твоему разуму…
        Айлин говорила громко и взволнованно, но семена её красноречия падали в бесплодную землю: Фанни замкнулась и демонстративно глядела мимо, наматывая на палец волнистую чёрную прядь. Вся в мать, такая же упрямая, расстроилась Айлин, и криком тут не поможешь…
        - Знаешь, я не устаю им удивляться, - сказала она тихо.
        В глазах Фанни мелькнул интерес.
        - Кому?
        - Мы живём рядом с удивительными созданиями. Проходят тысячи лет, рушатся города, цивилизации, а мурры всё ещё здесь, с нами. Только подумай, видеть их - всё равно что смотреть на солнце или на луну. Неужели тебе не хочется узнать их поближе?
        - Дорогая бабушка, - иронично сказала Фанни, - всё, что мне нужно знать о кошках, я узнала давным-давно.
        - Ты ошибаешься.
        - Я прочла почти все книги в нашей библиотеке. И я сыта по горло личным общением с этими…
        - Осторожнее, дорогая, - быстро вставила Айлин.
        - …муррами. Утром я забежала на кухню, чтобы быстренько перекусить, а твой кот задрал
        хвост и снова обрызгал мою школьную сумку, прямо у меня на глазах! Так что пусть он тоже держится от меня подальше! - Фанни кипела от негодования.
        - Во-первых, не надо угроз. Во-вторых, Господин Миш не мой кот, а общественное достояние. И, наконец, к зову природы стоит относиться с пониманием.
        - С пониманием? Он меня преследует, за что-то мстит! Мне весь день казалось… - Фанни поочерёдно понюхала обе ладони, осторожно втягивая воздух, - что от меня несёт на всю школу!
        - Согласна, это неприятно… Я тебе сочувствую.
        - Правда сочувствуешь? Искренне?
        - Та-ак, - протянула Айлин. - Что ты ещё натворила?
        - Ничего… Просто выбросила сумку в мусорное ведро.
        - Третья сумка за месяц? Фанни! Но у нас же есть специальные средства… можно было замыть…
        - Думай, что хочешь, - довольно враждебно сказала Фанни, - но я всё равно отсюда уеду. Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, чтобы оберегать твоих выдающихся кошек. Она у меня не такая длинная, как у них.
        Айлин досчитала про себя до пяти и твёрдым голосом сказала:
        - Фанни, ты у меня одна. И, пока не нашлись другие претенденты, остаёшься официальной наследницей дома Монца.
        - Да хоть бы уже кто-нибудь нашёлся! Когда-нибудь…
        - Быть Хозяйкой мурров - это честь, а не только огромная ответственность, - будто не слыша, продолжала Айлин.
        - По школе кто-то разбросал листовки с карикатурами от Детей свободы, и, как всегда, бабушка, ты там главное действующее лицо. Я должна мечтать о такой чести?
        У Айлин вспыхнуло лицо.
        - Продажные болтуны! Они понятия не имеют, как сложно управлять этим городом…
        - Дай мне, пожалуйста, денег, - перебила Фанни, - я куплю новую сумку.
        - Я в сотый раз прошу тебя не нарушать законы, и гражданские, и те, что связаны с табуированными вещами: с муррами и тайными знаниями. Иначе каждый решит…
        - …что я сошла с ума, раз пришла на занятия с бумажным пакетом из булочной!
        - … решит, что теперь ему всё дозволено.
        - Стина, конечно же, сразу предложила скинуться мне на сумку! Пока у неё сердце не разорвалось от жалости - к нашей бедности.
        - А ты? - заинтересовалась Айлин.
        - Не объяснять же, что пакет попался мне под руку на кухне, когда я опаздывала. Сказала, что в моде всё экологичное…
        - Ну, и прекрасно. Стина Дрём-Лис может говорить всё что угодно, но поверь мне, скоро все в школе будут ходить с бумажными пакетами. Помнишь, как ты вылила на себя пузырёк репейного масла, а потом не смогла его смыть и породила моду на эффект сальных волос?
        Фанни прыснула со смеху.
        - Мокрых!
        - Но по сути - грязных. Никогда не забуду массовые протесты родителей.
        - Бабушка, ты ведь помнишь Виляву? - неожиданно спросила Фанни.
        - Это у неё проблемы с математикой?
        - Ну, да. Ничего не соображает.
        Вилява была новенькой, переведённой в конце года из другой школы. Надо же было так назвать ребёнка. Девочку! Мало того, что фамилия Выскоч… У Фанни никогда не было подружек, её друзьями были книги. Но уже дважды она приезжала из школы вместе с высокой крупной девочкой, очень раскованной. Говорила та без остановки, громко хвалила дом и выглядела как полная противоположность обычно немногословной и погружённой в меланхолию Фанни. Но Айлин была скорее рада их дружбе.
        - Да, я помню Виляву.
        - Ты же видела, как она… одета?
        - Заметила, - ответила Айлин. Тонкое обтягивающее трико невыгодно обрисовывает полноватые формы, вязаная кофта слишком коротка… Всё удручающе ярких цветов. - Мы будем это обсуждать?
        - Только чтобы всё исправить, - поспешила объяснить Фанни. - Понимаешь, родители Вилявы не бедные, но не горят желанием тратиться на её одежду, а сама она не слишком хорошо разбирается в моде, носит, гм, безвкусное старьё. Ты позволишь подарить ей новые вещи? Шотка согласилась сшить несколько нарядов, но велела сначала спросить у тебя.
        Шотка была их домашним стилистом. Айлин удивилась.
        - Прости, удобно ли это? Мне, конечно, не жалко, но что скажут родители?
        - Отцу всё равно, а у матери Вилява ни о чём не спрашивает… - Фанни прикусила язык, увидев, как Айлин нахмурилась. - В смысле, она не будет возражать.
        - Фанни…
        - Бабушка, не надо! Всё будет нормально! Считай это благотворительностью, которой ты уделяешь столько внимания.
        - Но они состоятельные люди. Как можно ни с того ни с сего делать подарки их дочери?
        - Очень просто! Они даже не заметят. Отец всё время на работе, на стройке, дома почти не бывает.
        А мнение матери никого не заботит… Поколебавшись, Айлин кивнула.
        - Хорошо, дорогая. Полагаюсь на твоё благоразумие. Увидимся за ужином.
        - Спасибо!
        Фанни ушла с довольным видом. Внучка редко выглядела счастливой, и Айлин чуть-чуть полегчало. Она позвонила охраннику в холле.
        - Хейго, пожалуйста, пригласите доктора Рица в гостиную, если он не занят.
        2
        Риц… Айлин взглянула на старинный портрет юноши с копной светлых кудрей и длинными, по моде тех лет, бакенбардами. Какой глубокий, проницательный взор… Это был предок их нынешнего семейного врача Эдама Рица, можно сказать, основатель династии. Историю его возвышения Айлин знала с детства.
        Некогда один из Монца страдал сильным кашлем. Врач лечил его микстурой, в состав которой входила ртуть, и, как все тогда, увлекался кровопусканием. Благодаря такому лечению, стоившему к тому же немалых денег, больной неудержимо приближался к своему жизненному финалу: маялся от вздутия живота и чах на глазах. По счастливому стечению обстоятельств в доме оказался молодой врач, только что прибывший из-за морей, где он обучался лекарскому искусству. Он указал на истинную, как ему мнилось, причину кашля: нервное истощение, и рекомендовал больному пилюли из зелёного чая, красное вино и телячьи отбивные, приготовленные на решётке. И странная болезнь, и сам способ лечения были дубъюкцам в диковинку, но не прошло и двух недель, как умирающий воскрес к жизни и, конечно же, умолил чудо-лекаря поступить к нему на службу. С тех пор, на протяжении многих веков, семейство Монца вверяло жизнь и здоровье только врачам из династии Риц, а Айлин унаследовала от предков стойкое убеждение, что врачи в массе своей люди безнравственные и невежественные.
        С папкой и медицинским чемоданчиком в руках, вошёл Эдам, светловолосый, высокий, тонкий в талии, с худощавым лицом, которое не портили наметившиеся залысины. Подойдя к Айлин, он с достоинством поклонился.
        Ему было чуть за тридцать. Серый костюм в мелкую полоску сидел на нём как влитой; цвет лица был отменным, что говорило о правильной диете и самоконтроле. Доктор сторонился любых излишеств, оставлявших на лице припухлости. Это подкупало. И ещё он удивительно элегантно ходил по скользкому паркету. На памяти Айлин, ни одного падения.
        - Прошу вас, Эдам, садитесь.
        Он сел на краешек стула - с прямой спиной, несгибаемый, как циркуль. Излучает
        уверенность, а это как раз то, что ей необходимо для поднятия духа. Многие в Спящей
        крепости считали доктора надменным и заносчивым, но с Айлин он был неизменно любезен, к тому же его профессионализм никогда не подвергался сомнению. Так что доктор Риц продолжал усердно трудиться в доме Монца, и с годами его положение только упрочилось.
        - Доктор, я не оригинальна в своих вопросах. Как здоровье Фанни?
        Эдам смотрит в её высохшее лицо с благородными чертами, с провалами всё ещё красивых карих глаз. Её наряд, как всегда, безупречен, драгоценности восхитительны, а тёмные волосы - она ненавидит седину - уложены в высокую причёску. Тщательно скрываемое волнение выдаёт голос, он надтреснут, как отжившая фарфоровая чашка.
        - Я провёл самое скрупулезное обследование, госпожа Айлин. Никаких оснований для беспокойства, девочка здорова. Если желаете, можете ознакомиться с результатами анализов. - Он аккуратно придвинул к ней папку.
        - Ради бога, Эдам, я вам верю. Вы для меня больше, чем просто врач. Вы друг.
        Он счёл необходимым встать и поклониться.
        - Благодарю, госпожа Айлин, это для меня большая честь. Не могу удержаться от вопроса. Что вас тревожит?
        - У меня бессонница. Я потеряла аппетит и делаю вид, что принимаю ваши порошки.
        - Из-за Фанни? - помедлив, спросил Эдам.
        В её бездонных глазах мелькнуло страдание.
        - Она сторонится Сантэ, а к Господину Мишу не равнодушна до такой степени, что… В общем, я до смерти боюсь её импульсивных поступков… Да вы и сами всё знаете.
        Эдам знал. Всё завертелось четыре года назад, когда Фанни было десять. Как наследница баснословного состояния древнейшего рода и будущая попечительница Прекрасных, Фанни была обречена стать заложницей ограниченного холмами и Алофой пространства - владельцы мурров никогда, ни при каких обстоятельствах не имели права покидать Дубъюк. Пролетевший в небе самолёт вызвал у Фанни паническую атаку, приступ клаустрофобии. Она кричала, что хочет улететь отсюда на самолёте, уплыть на корабле, на чём угодно, и слуги едва смогли удержать её на пороге, с двумя чемоданами в руках. Когда с заседания Ассоциации примчалась Айлин, Фанни уже лежала недвижно, как мёртвая. Больше суток Эдам боролся за то, чтобы вывести девочку из состояния каталепсии.
        - Она, конечно, знала, что у наследницы есть обязательства, что такова плата за комфорт и положение в обществе, но, видимо, никогда не примеряла это к себе, - сказал Айлин расстроенный архивариус Ульпин, ставший невольным виновником приступа. - Мы говорили о быстротечности человеческого существования и о том, как важно заранее спланировать свою жизнь, чтобы однажды не обнаружить, что она прошла без особой цели и существенных успехов, и вдруг…
        Старый книжник так любил Фанни, что у Айлин язык не повернулся его упрекнуть, к тому же она знала о невероятной тактичности, с какой он подходил к любому щепетильному вопросу.
        - Уверена, господин Ульпин, вашей вины здесь нет, - сказала Айлин и, взяв в руки каминную кочергу, на глазах у потрясённого старика методично, одну за другой, разбила восемь драгоценных ваз, стоявших в кабинете на специальных подставках.
        По её словам, это помогло ей обрести внутреннее равновесие. Когда же благодаря усилиям доктора Рица Фанни очнулась, Айлин спросила, что нужно сделать во избежание рецидива.
        - Первейшая необходимость - устранить причину душевного беспокойства, - ответил Эдам. - Но боюсь, госпожа Айлин, даже вам это не под силу…
        - Не под силу что, устранить кошек? - хладнокровно поинтересовалась Айлин, хищным
        взглядом обводя кабинет. - Это так.
        Эдам испугался, что ей захочется испробовать на прочность что-нибудь ещё, кроме
        попавшихся под руку несчастных ваз, о которых скорбел весь дом, и быстро сказал:
        - Хотя бы убрать из неба самолёты. Уж самолёты вы кочергой не достанете.
        Айлин сухо рассмеялась и сняла телефонную трубку.
        Через неделю небо над Дубъюком больше не тревожили воздушные суда, по Алофе не ходили корабли, увеличилось число блокпостов вокруг города, и началось строительство Стены, правда, вскоре замороженное. Город, включая долину, стал заповедной зоной. Ассоциация по защите прав животных, которую возглавляла госпожа Монца, была вполне удовлетворена таким решением, ведь кошек очень пугают резкие звуки в небе и гудки кораблей, а это недопустимо.
        Фанни - младшая госпожа - и раньше терпеть не могла Господина Миша, но теперь у неё испортились отношения с самой Сантэ. В Спящей крепости словно случайно стали биться вазы и посуда с изображением кошек, портились семейные фотографии, исчезали статуэтки и фильмы о кошках. Айлин страдала и страшилась, потому что будущее внучки оказалось под угрозой. По городу поползли слухи. Чтобы пресечь их, пришлось подключить прессу и нанять целую армию агентов, полгода распространявших о семействе Монца всякие позитивные байки. Айлин серьёзно потратилась, но в конце концов доверие к семье было восстановлено. Доктор Риц по собственной инициативе провёл сеансы психокоррекции, на которых советовал Фанни тщательно скрывать нелюбовь к кошкам, даже почитая их за неискоренимое зло. Эти формулировки утаивались от Айлин, но только так, считал Эдам, можно примирить девочку с суровой реальностью здешних мест, где кошки всегда ставились выше людей.
        Айлин достала из сумочки носовой платок и поднесла к глазам. Похоже, девчонка опять что-то натворила…
        - Что случилось? - прямо спросил Эдам.
        - Вчера Фанни пнула Сантэ. Кошка до сих пор хромает. Вы понимаете, чем это грозит?
        - Хранители, - проронил Эдам, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
        Айлин кивнула.
        - Все знают, я обожаю свою внучку, и не из-за родства, хотя одного этого было бы достаточно. За ум и доброе сердце. Она великодушна и способна на красивые поступки. И у неё много талантов. Мне приходится тренировать память, а у неё она феноменальная…
        Эдам отвёл глаза. Никакой личной заслуги наследницы, лишь природный дар, хотя, приходится признать, удивительный.
        - Она легко учится. В семь лет самостоятельно выучила язык глухонемых.
        Из желания разведать, о чём разговаривают взрослые. Девочка тихо сидит с игрушками где-то в уголке, а сама исподтишка читает по губам…
        - У неё сильные пальцы.
        Настолько сильные, что учитель музыки отказался давать ей уроки - в её исполнении любое произведение превращалось в бравурный марш. Эдам, как мог, боролся с раздражением.
        - Сила у неё от деда - мой покойный супруг Анчи гнул монеты пальцами. А память, конечно, от кого-то из Монца. Наверное, все эти умения могут ей очень даже пригодиться, но её безрассудство… Моя жизнь превратилась в кошмар. Я так за неё боюсь…
        Айлин смотрела выжидающе, и Эдам был вынужден поведать ей очевидную банальность:
        - Возраст. Отрицание и протест, авторитетов нет. Всё наладится.
        - Когда? И как приблизить этот счастливый день? Не знаю, как её убедить, какие найти слова… Я приняла на себя заботу о кошках, а стало быть, и о городе, верчусь с утра до ночи, чтобы поддерживать в людях оптимизм в отношении кошек и, не хочу говорить «страх» перед ними, уместнее слово «уважение»… А в это время в моём собственном доме зреет катастрофа… Да ещё детки пропадают… Как тут не бояться за Фанни?
        Эдам уже не раз слышал эти жалобы, и они ему порядком надоели. Всё труднее оставаться
        вежливым, сохранять невозмутимый вид, кланяться. Но что поделаешь, служба есть служба…
        Видимо, она всё прочла на его лице.
        - Кажется, я выгляжу жалкой… вы правы, это ужасно. - Эдам протестующее поднял руку. - Нет, нет! Не нужно… Иногда трудно остановиться… говоришь, говоришь, как заведённая… Вы мне друг, я так сказала, но и друзей нечестно нагружать жалобами без меры. Вы можете идти. - Отвернувшись, она смахнула слезу.
        - Чем я могу помочь, госпожа Айлин?
        - Вы и так столько для нас делаете… даже не знаю, как вас благодарить…
        - Нет, пожалуйста, прошу вас! - Эдам был искренен.
        Помедлив, она достала колоду карт из сумочки, лежащей на столе.
        - Нужно перетасовать не переворачивая и вытянуть одну карту. Всего одну. Подождите, я не стану смотреть. - Айлин встала и отошла к окну. Голова кружилась, и, чтобы не упасть, она ухватилась рукой за портьеру. - И в этот момент думайте о Фанни.
        Эдам знал, что с недавних пор она балуется гаданием на старинных картах, с закруглёнными углами и странными рисунками. Но это никому не мешало жить. О Фанни. Хорошо. Он тщательно перетасовал тяжёлую колоду и вытянул из середины карту. С чёрных полукружий на него смотрели два лица, одно юное весёлое, другое застывшее, покрытое мертвенной бледностью.
        Айлин заглянула через его плечо, и он почувствовал, что её колотит.
        - Видите? - страдальческим шёпотом произнесла она. - Всегда одно и то же. Самое страшное сочетание. Девочка и смерть. О, моя бедная девочка…
        - Разрешите измерить вам давление, - отрезвляющим тоном предложил Эдам, хотя случившееся его тоже неприятно поразило.
        Глава 4. На кухне
        Ночь прошла спокойно - невзирая на протесты Айлин, Эдам вкатил ей приличную дозу снотворного. Крепкий сон определённо пошёл на пользу. Утром хозяйка хорошо позавтракала, не забыв похвалить повариху, и прошлась по дому. Потом случилась ставшая почти обязательной перепалка между ней и Фанни, возмущённой тем, что всю последнюю неделю ей приходится ездить в школу в сопровождении охранника.
        - Бабушка, ты меня позоришь! - чуть не плакала Фанни. - И шофёр, и охранник! Почему за мной присматривают, как за маленькой?! Вот увидишь, я перестану ходить в школу!
        - Хорошо, - подумав, сказала Айлин. - Кто тебя сегодня забирает? Хейго? Я попрошу, чтобы он не провожал тебя до школьного крыльца.
        - И всё?
        - И чтобы встречал в машине.
        - И всё?!
        - Всё, - твёрдо сказала Айлин, села в свой шикарный чёрный автомобиль - Гордон целыми днями наводил блеск на его полированные бока - и умчалась в неизвестном направлении.
        После завтрака у Эдама по плану был профилактический осмотр обслуживающего персонала, проще говоря, слуг. Госпожа Монца пеклась о здоровье всех окружавших её людей, считая это делом чрезвычайной важности. Нельзя сказать, что двадцать слуг, видя такую заботу, служили с утроенным рвением, напротив, кое-кто из них злоупотреблял добротой и щедростью хозяйки. Её стоило лишь попросить. Так, например, Эдам стал регулярно бывать у некоего Котая, с которым сожительствовала сестра кастелянши Бомбаст. Эдам уже не раз и не два спасал от неминуемой смерти этого пьяницу, употреблявшего неочищенный алкоголь, но причины быть недовольным десантами в предместье у него не было - Айлин щедро вознаграждала его за труды.
        Во время осмотров слуг Эдам волей-неволей узнавал самые разные новости. Сегодня они были весьма мрачными, но именно такие возбуждают общественный интерес: вчера подземщики провели очередную газовую атаку, а предместьях порезвился Дикий кот. Это рассказал Эдаму Мартон, выполнявший в доме все технические работы, а горничная
        Гриватта поделилась уже прокисшей новостью: Фанни пнула Сантэ.
        К сожалению, красавица Гриватта была довольно высокомерной и язвительной особой, общение с ней не доставляло Эдаму никакого удовольствия - возможно, ещё и потому, что он ощущал некоторое родство их характеров.
        После Гриватты вошла Лорна, приятная полноватая девушка, которая отвечала в доме за всё, что было связано с питанием. Она составляла меню, закупала продукты, следила за приготовлением пищи и сервировкой стола. В её подчинении находилась повариха Виктория и седовласый Барри Строжар, одряхлевший хранитель кулинарных традиций дома, да и всего дома, впрочем. Лорна была безответно влюблена в лощёного холостяка Эдама и мечтала когда-нибудь добиться его благосклонности. Впрочем, те же надежды питали и некоторые другие особы женского пола из обслуживающего персонала, за категорическим исключением кастелянши Бомбаст, чьим сердцем безраздельно владел гражданский муж её сестры, тот самый пьющий Котай.
        Лорна сообщила Эдаму, что повариха очень занята, поскольку на несколько дней осталась без помощницы, но за Барри она сходила лично.
        Старик был очень чистоплотен, жил в доме с незапамятных времён, целыми днями толкался на кухне или блуждал по коридорам. Ему уже не хватало ловкости прислуживать, как раньше, за столом, но в дни приёмов, обрядившись в лучшую свою ливрею из синего бархата, он по собственной инициативе надзирал за приглашёнными официантами. В каждом из них ему виделся законченный вор, и страх за господское благосостояние жестоко язвил его честную душу.
        - Какие времена, госпожа! Какие дикие времена! - дребезжал он, выловив Айлин в коридоре после очередного приёма. - Дом нараспашку, как проходной двор… Раньше-то! - Он потрясал перед своим носом желтоватым пальцем (при этом глядел на палец) и напирал на прижатую к стенке Айлин, которая не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. - Раньше похлёбку господам приносили в миске, закрытой на замок! А сейчас напустят в дом целую армию вороватых негодников да ещё деньги им платят - за то, что украли всё, до чего смогли дотянуться!
        Разошедшегося старика подхватывали под руки и мягкими уговорами, умоляя смириться со всеми несправедливостями бытия, уводили на кухню.
        Сегодня Эдам обратил внимание на излишнюю суетливость Барри. Оказалось, в одном из залов ремонтировали окна, и старику не давала покоя мысль, что без его присмотра там может случиться что-то непоправимое вроде кражи гвоздей. Эдам не стал его долго задерживать, и Барри пулей вылетел из кабинета.
        …Кухня в доме Монца, просторная и светлая, с тремя большими окнами во двор, использовалась, кроме всего прочего, и как столовая для персонала. По заведённому порядку, здесь обедали и ужинали - за необъятным деревянным столом, а для завтраков и чаепитий предназначалась чайная комната, сообщавшаяся с кухней специальным окошком с дверцей. Через него подавался чай и выпечка, по части которой Виктория была большая мастерица.
        В стародавние времена еду готовили в большом очаге с вертелами, сейчас же посередине кухни дышала жаром электрическая плита с невообразимым количеством конфорок. Параллельно плите тянулся длинный кухонный остров, над ним сверкали на подвесах медные кастрюли и сковороды. Благодаря разумному расположению рабочих поверхностей, Виктория успевала готовить одновременно множество блюд, очень ловко нарезая, кроша продукты, бросая их в кастрюли, размешивая и, как в танце, продвигаясь по проходу.
        Помощницей Виктории служила работящая и покладистая девушка Летка, которая недомогала и по этой причине отсутствовала третий день подряд. Повариха и слышать не хотела о временной замене, поэтому ей приходилось вертеться самой, вдвое сократить количество блюд, изменить график кормлений. Сегодня, например, обед слуг задержался на два часа.
        За столом обедали четверо: две девушки-горничные, Гриватта и Фелиси, которую все
        звали Лиси; немного в сторонке, как бы дистанцируясь от молодости и красоты, - прачка Тавала, низенькая, плотная, и сухопарая кастелянша Бомбаст, длинноносое существо с седыми кудельками вокруг вытянутого лица.
        У плиты, где скворчало и булькало, в хрустком белоснежном фартуке хлопотала сама Виктория, королева кастрюль и подливок, женщина крупная, с большой грудью, круглым лицом и чёрными волосами, свитыми на затылке в блестящий крендель. Распоряжалась она на кухне с решимостью военачальника, поэтому, зная, что за неосторожно вырвавшееся ругательство можно получить по затылку половником, в столовой мужская половина персонала следила за речью особенно тщательно.
        - Сантэ хромает… Что у неё с лапкой? - покончив с тарелкой супа, поинтересовалась Фелиси. Она была хорошенькой, с золотистыми локонами, выбивающимися из-под кружевной наколки.
        Гриватта и Тавала молча переглянулись.
        - Кое-кто не знает, обо что ему ноги почесать, - съязвила кастелянша.
        Виктория грохнула кастрюлей и, повернув голову, громко сказала:
        - А кое-кто чешет своим раздвоенным языком!
        Бомбаст, поджав губы, принялась с излишним усердием собирать кусочком хлеба соус с тарелки. Её намерение между прочим упомянуть за обедом о том, что кое-кто слишком часто меняет фартуки, умерло в зародыше.
        Фелиси вопросительно взглянула на Гриватту и произнесла одними губами: «Фанни?» Гриватта кивнула.
        - И будет совсем хорошо, если никто не станет обсуждать вчерашнее побоище, - добавила Виктория. - У нас тут, вообще-то, обед.
        - Всё понятно, - сказала разочарованная Гриватта низким хрипловатым голосом. - О хозяевах ни слова, о потраве молчим. Остаются новости из психбольницы. Тавала, - обратилась она к сосредоточенно жующей прачке, - что там твой зять рассказывает? Как его? Тмин?
        - Твин! Ой… Такое рассказывает! Всякие страсти, - польщённая вниманием, зачастила Тавала. - Жуть! Не больница, а лес Ный! Оказывается, те пациенты, - она понизила голос, - в которых кошки вселились, а обратно не выселяются, совсем спятили… Весеннее обострение… Ходят, несчастные, на полусогнутых лапах… Тьфу ты, на ногах! И даже умываются, как кошки. А когда хотят спариться, то мяукают и катаются по полу.
        - Ох, - выдохнула Фелиси, приложив ладони к горящим щекам. Её синие глаза сделались совсем круглыми.
        - А едят как! Запрыгивают на стол и лакают из тарелки, - добавила Тавала, довольная произведённым эффектом. Она поманила рукой, все наклонились к ней, вытянув шеи. - Хозяйка там бывает, подолгу с ними о чём-то толкует, - шёпотом добавила Тавала.
        - Я не глухая! - Виктория шумно разбила яйцо в чашу миксера.
        - Вы не поверите, кого Твин там давеча видел… - продолжала Тавала, не в силах удержать в себе новость. - Жену нашего молочника! Наконец-то её туда отправили, злюку ненормальную!
        - Тавала Ой! - рявкнула Виктория. Остальные дружно отпрянули и принялись за еду, а Тавала втянула голову в плечи. - Сейчас я кому-то такой ой устрою… язык отсохнет!
        Тавала с виноватым видом склонилась над тарелкой, а Виктория включила миксер.
        - Интересно, почему кошки в людей вселяются? - спросила Фелиси, когда миксер затих.
        - Не в любого. Зять говорит, нужна какая-то ало… аломания, - выдавила из себя Тавала, косясь на повариху.
        - Может, аномалия?
        - Во-во, кажется, так.
        Бомбаст нащупала и несильно сжала свой крошечный седой пучок на затылке. Так она привлекала к себе внимание, когда хотела сказать что-то важное.
        - А вы верьте больше. Говорят, что аломалия, а потом окажется зараза. Позаразимся все и будем по полу кататься. Мяукать, п-ф-ф, спариваясь!
        - Ну, тебе-то это не грозит, Анаболия, - лениво заметила Гриватта, принимаясь за лимонный кекс. - Катайся, не катайся…
        Фелиси прыснула, а Виктория за спиной у Бомбаст замахала на Гриватту руками, но не смогла удержаться и вскоре уже тряслась у плиты от беззвучного смеха.
        Побагровевшая Бомбаст вскочила и покинула кухню, бросая по сторонам испепеляющие взгляды. В доме эту старую деву не любили за подозрительность и откровенную неприязнь ко всем и всему и платили ей тем же.
        Виктория вытерла краем фартука выступившие слёзы и вернулась к работе, а на кухню заглянула ловисса - главная над слугами, красивая женщина лет тридцати, белокожая, голубоглазая, с волнистыми тёмно-каштановыми волосами до плеч. На работе она носила узкую тёмную юбку до колен и мягкий пуловер или, как сейчас, светлую блузку, а из обуви предпочитала туфли-лодочки на низком каблуке. Звали её Длит. Она была правой рукой госпожи Монца и заправляла домом, обладая счастливой способностью ладить с людьми и в мгновение ока решать самые трудные проблемы.
        Ловисса поинтересовалась, вовремя ли будет готов ужин, и, получив от Виктории подтверждение, удалилась.
        - А помните, как госпожа ловисса пришла к нам осенью? - спросила Тавала. - Господин Куафюр, как её увидел утром, сразу увёл к себе, она села в кресло перед зеркалом, платок сняла, а у неё волосы так и сияют. Мы с Софией случайно это всё наблюдали, он же, господин Куафюр, дверь никогда плотно не закрывает, когда стрижёт…
        - И что? - спросила Гриватта.
        - Ну, он увидел её волосы, и его прямо перекосило. Стал перебирать прядь за прядью, медленно ощупывать, разглядывать, как он всегда делает, а потом клюнул носом в маковку и понюхал… А она и говорит: подрежь немного сзади, только не клади мои волосы, то есть пряди, в свой мешок…
        - Быстрее, Тавала, - в нетерпении сказала Фелиси. - Умеешь ты закрутить интригу. Что дальше?
        - Дальше лицо у него помертвело, и их взгляды встретились в зеркале, - зловещим тоном продолжала прачка. - Уставились друг на друга, как родные после долгой разлуки.
        - Странно. Выходит, они знакомы?
        Тавала пожала плечами.
        - Закончила? - крикнула от плиты Виктория. - Или ещё про кого-то не доложила, за кем подглядывала? Предупреждаю, нервы у меня кончаются, подруга!
        Тавала смущённо уткнулась в тарелку.
        - Я вот подумала про больных, в которых кошки вселились, - преувеличенно-громко сказала Фелиси. - Может, они их… ели?
        - Нет, ну как так можно, Лиси? За столом! - возмутилась повариха.
        - А что такого, мада? Помните деда Тухана, который в прошлом году съел свою кошку? Ему ещё соседи дом сожгли. Так вот, он же весь шерстью покрылся, и хвост у него вырос. Хотел помолодеть, а вместо этого умер страшной смертью. Мартон ездил на похороны - госпожа Айлин велела от её имени плюнуть на могилу. Кощёнке-то лет двести было, я её видела, мы же на соседней улице живём. С виду невзрачная, сразу и не скажешь, что мурча, такая тощенькая, ледащая… - Голос у Фелиси делался всё более жалостным. - Как у него рука поднялась? Как он мог?
        - Хватит, Лиси, - оборвала её Виктория, вынимая из духовки запечённую утку. - Как да как. Бесславно помер, семью опозорил, туда ему, негодяю, и дорога.
        - А Хранители его не наказали! Почему?
        - Покрылся шерстью и умер с хвостом. Куда ещё страшнее наказание?
        В дверях показался заспанный Господин Миш, привлечённый упоительными ароматами, распространившимися по дому. Длинная холёная шерсть кота блестела, тугой животик
        говорил о сытой жизни. Виктория руки в боки встала перед ним.
        - Здравствуйте! Пробудились! Неужто покушать пришли? И совесть позволяет?
        Ещё не вполне проснувшийся Господин Миш сел посреди кухни и издал вялый со сна мяв - неодобрительно глядя на повариху.
        - Гриватта, переводи! У тебя здорово получается! - захлопала в ладоши Фелиси. - Ну, пожалуйста! Представление! Представление!
        С надменной улыбкой, Гриватта пододвинула к себе вазочку с конфетами.
        - За что вы его так, мада? Что ваш любимчик опять натворил?
        - Какой ещё любимчик? - переспросила повариха, сердито глядя на кота сверху вниз. - Этот обормот…
        - Ме, - сказал Господин Миш.
        - Не знаю таких слов, - «перевела» Гриватта, жуя конфету.
        - …сегодня ночью шатался по дому, - продолжала Виктория, - видать, проверял, все ли углы помечены…
        - Мяф-мяф, мяф-мяф, мяф-мяф!
        - Снова мимо. Мне всего лишь не спалось.
        - … и не нашел ничего лучше, как взгромоздиться своей тушей мне на грудь…
        - Я думал, мне будут рады!
        - …чтобы почесать, где чешется.
        Господин Миш надрывался, оправдываясь:
        - Это необоримое желание меня самого застало врасплох!
        Фелиси, ловившая каждое слово Гриватты, умирала со смеху. На кухню зашла Лорна, пристроилась с чашкой чая на конце стола и тоже посмеивалась, слушая перепалку Виктории с мурром.
        - Вам смешно, а я чуть со страху не померла, - продолжала жаловаться Виктория. - Решила, что домовой завёлся, он-то любит придушить. Открываю глаза и вижу этого вредителя. Сидит на мне в три часа ночи и чешется! Я с тапком гналась за ним до самой лестницы…
        - Вредитель, аааа… Вреди-и-и-тель…
        Виктория взглянула на взъерошенного и расстроенного кота.
        - Ишь, усы растопорщил. Чего разорался?
        - Ой, Виктория, ты бы полегче, - сказала Тавала, оторвавшись от тарелки. - А то влетит за такие слова. Да ещё тапком намахиваешься на мурра… ужас! Как ты не боишься?
        - Никак не боюсь.
        - Ыыыыы, - тоненько завёл Господин Миш.
        Повариха размякла.
        - Кто так жалобно воет? Волк? А может, ветер? Ну, иди ко мне, поглажу.
        Господин Миш оскалился, показав крепкие желтоватые резцы.
        - Ни за что! Прощай!
        - Ну, прости… прости, мой котик, мой хороший мальчик… Хочешь колбаски?
        - Не подкупишь меня своей колбасой! - проорал разобиженный кот. - Лучше ветчины дай!
        - Ой, забыла… а ветчина же есть! С вечера остался кусочек…
        С гневным воплем Господин Миш бросился к поварихе и принялся довольно энергично покусывать её за ноги.
        - Мы долго будем тут сидеть без ветчины?! - подытожила Гриватта, сгребая в кучу фантики от конфет.
        - Отстань! - Виктория семенила к холодильнику и охала, отдёргивая ноги. - Иду, иду…
        - Гриватта, ты просто чудо, - сказала от души насмеявшаяся Фелиси.
        С мяуканьем на стол вскочила невесть откуда взявшаяся Сантэ и величественной
        походкой пошла между тарелок, выбирая чистое местечко. Пушистый хвост ходил
        ходуном, задевая то в вазочку с конфетами, то блюдце с недоеденным куском кекса.
        Тавала поспешила уйти, бормоча слова благодарности за вкусный обед.
        - Лапочка, - в умилении прошептала Фелиси, успев прикоснуться к чистой и лёгкой, как пух, серой шёрстке Сантэ, но та не откликнулась на ласку, проследовала мимо и развалилась на столе. - Смотрите, уже не хромает.
        - Ну, началось! - в сердцах воскликнула Виктория, потрясённая поведением мурры.
        - Что началось, мада? - сладко потянувшись, спросила Гриватта, без особого, впрочем, интереса.
        - А сама не видишь? Примета такая: кошка на стол ложится - выживает кого-то из дома. Это она меня выживает! Господина своего ревнует. Я же его обожаю, а он, как свежих уток завезли, прямо поселился на кухне, вот она и злится…
        - Никто никого не выживает! - пропела Гриватта мелодичным голосом и быстренько исчезла, не желая вникать ни в чьи проблемы.
        Следом ушла Лорна, ей нужно было срочно созвониться с поставщиками.
        …Сантэ со стола благосклонно поглядывала на Господина Миша, который с жадным чавканьем поедал у холодильника кусок ветчины, а Фелиси утешала расстроенную Викторию, на ходу сочинив историю про подругу, которая однажды пролила на столе пузырёк с валерьянкой и точно так же переживала, и совершенно напрасно, между прочим…
        Глава 5. Подозрительное место
        1
        Фанни снова заявилась в школу с бумажным пакетом из булочной. Вчера, после шестого урока, он затрещал по швам. По счастью, Лорна разрешила забрать с кухни целую стопку чистых, использованных лишь раз пакетов, и Фанни предусмотрительно проклеила швы взятым у Барри рыбьим клеем.
        Поглощённая мыслями о том, как ей попасть на улицу Сомнений по очень важному делу, она не обращала внимания на то, что в классе стоит резкий запах духов, а девчонки шушукаются по углам. Мало того, Стина с подружками дружно зажали носы, когда она прошла мимо.
        На первой же перемене к Фанни подошла Вилява в своих любимых лосинах фиолетового цвета, оранжевой кофте и жарко прошептала, взяв её за руку:
        - Ты, это, не обижайся на меня.
        - За что?
        - Котский ад, Монца! Ты спишь, что ли? Не видишь, что кругом творится? - Вилява возмущённо поджала губы.
        - Говори уже.
        - Я тут случайно ляпнула, что котяра пометил твою сумку и ты из-за этого с пакетом в школу пришла. А они и рады. Теперь Стина нахальничает.
        Хороший для меня урок, надо меньше болтать, подумала Фанни. Прилипчивая и бесцеремонная Вилява навязывала ей свою дружбу, но была причина, по которой Фанни терпела её общество. Она остро нуждалась в одной вещи, которая имелась у Вилявы, а та обещала ею поделиться.
        Фанни взглянула на стоявшую неподалёку компанию. Низкорослую, с аккуратным носиком и мелко вьющимися волосами, светлым облаком лежащими на плечах, Стину Дрём-Лис можно было бы назвать красивой, если бы не её скверный характер и привычка ежеминутно строить недовольную мину. Вокруг Стины постоянно толклись преданные подружки из числа тех, что не имеют собственного мнения и любят подчиняться капризным и высокомерным лидерам. Обожая быть в центре внимания, Стина ловко помыкала ими.
        Заметив, что Фанни смотрит, Стина ухмыльнулась и что-то сказала, девчонки принялись
        громко хохотать.
        - Всем рассказывает, что от тебя несёт кошачьей мочой… - Вилява сделала почти
        незаметный вдох через нос, намекая, что хочет или убедиться в справедливости этого утверждения, или его опровергнуть. Она впилась взглядом в лицо Фанни, наблюдая за её реакцией, и плохо маскировала своё жадное любопытство.
        Фанни мило улыбнулась.
        - А я подумала, у них из носа течёт.
        - Э-э… - не сразу нашлась Вилява. - А ты чего опять с этим дурацким пакетом? Так и будешь с ним ходить?
        - Да.
        - Почему? - Вилява была сбита с толку.
        - Потому что модно, - снисходительно ответила Фанни. - Посмотри, как красиво! - Она положила пакет на парту. - Натуральная бумага, а ручки из льняного шпагата. Пощупай. Чувствуешь, как хрустит? А как тебе узор? - Краем глаза Фанни видела, что компания Стины притихла и напряжённо прислушивается к их разговору.
        Вилява склонилась над пакетом. Под крупной оригинальной надписью «БУЛОЧКА ОТ ПОРТИША - ВСЕГДА ЖЕЛАННА И СВЕЖА» красовался цветочный орнамент, на который Фанни убила целый вечер.
        - Блёкло…
        - Природные цвета!
        - А чем ты выложила? Чего это? - спрашивала Вилява, тыча пальцем в узор.
        - Семена льна! Погладь! - Фанни с деланным восторгом любовалась своей поделкой сомнительной красоты и качества. - По ним весь мир с ума сходит. И едят, и пьют, и на голову льют. Льняной бум!
        - Отпа-ад… - сломалась Вилява. - По секрету, Монца: все уже закупились, но пока не решаются прийти с пакетами.
        - Кстати… Бабушка разрешила сшить тебе одежду. Узнаю у Шотки, когда примерка.
        - Адский кот! - обрадовалась Вилява.
        В классе давно привыкли к выходкам Стины и её свиты, и кое-кто сразу догадался, что к чему в истории с пакетом.
        - И долго ты собираешься их мучить, Фанни? - спросил Марин, высокий накачанный парень, обожавший тягать железо в спортзале.
        - Чем дольше, тем лучше, - сказал всезнайка и отличник Лео Голова, презиравший Стину за чудовищные орфографические ошибки, а особенно за то, что однажды она написала в контрольной работе: «Детёныш волка называется волчец». - Только предупреди их, что молотым льняным семенем можно отравиться, если съесть много.
        Две подружки, Влада Югай и Милена Бастет, спросили, не обидится ли она, если они не поддержат её шутку с бумажным пакетом.
        - Вы меня легко раскусили, - улыбнулась Фанни.
        - Поверить в такую глупость способна только Стина, - сказала Влада, а Милена добавила:
        - Не дружи с этой противной Вилявой, Фанни.
        2
        Выходя из школы, Фанни столкнулась в дверях с бабушкиным водителем Гордоном.
        - Вы? А где Хейго?
        - Госпожа Монца разрешила возить вас без охранника, но…
        - Ура! - возликовала Фанни.
        - …но глаз с вас не спускать!
        - А почему вы на крыльце? Мы же договорились с бабушкой! - обрушила Фанни на водителя яростный шёпот и поскакала по ступенькам вниз.
        Гордон поспешил следом.
        - Я беспокоился, госпожа Фанни… У школы несколько «скорых»… Что там случилось?
        - Девчонки перестарались с духами, у половины класса аллергия, чихают, покрылись красными пятнами.
        - Понятно… как у Цветы… - Гордон слегка задыхался. - А вы? С вами всё в порядке?
        - Конечно, в порядке, вы же видите. Я стойкая.
        Когда они сели в машину, Гордон, помявшись, спросил, не будет ли она возражать, если они сделают крюк до южных предместий и посетят ярмарку садоводов на Деревянной улице. Ему хотелось посмотреть новинки, приобрести кое-что и завезти покупки домой.
        - А по пути заедем к моему родственнику! - оживилась Фанни.
        - К господину Горну?
        - Нет! К Миру Багорику.
        - Кто это, извините?
        - Его дальние предки - Монца, этот факт зафиксирован в нашей родословной. Для простоты, я считаю его троюродным братом.
        - А как считает госпожа Айлин? - без энтузиазма спросил Гордон.
        - Она о нём знает! Мы с Хейго уже не раз ездили в его лавку, пока вы болели! - Целых два раза, подумала Фанни. Но ведь это больше, чем один.
        - И где он обретается?
        - Совсем рядом с ярмаркой, в нескольких кварталах. Так удачно! - Фанни уклонилась от более точного ответа, опасаясь, что адрес улица Сомнений не найдёт отклика в душе бабушкиного водителя.
        - Тогда после ярмарки заскочим к нему, а уж потом милости просим к нам… У Цветы сегодня пирожки с ревенём. Вы же любите пирожки?
        - Обожаю!
        - Вот и Кристофер тоже. Он к нам часто захаживает.
        Да, этот любит поесть, подумала Фанни про бабушкиного секретаря.
        По дороге на ярмарку Гордон рассказывал Фанни о болезнях и вредителях растений, о коварных возвратных заморозках, о луне - повелительнице вершков и корешков, но истинные его страдания были связаны с вакансией главного садовника в поместье Монца. Оказывается, тот человек, что занимал её раньше, не имел ни малейшего представления о тонкостях ландшафтного дизайна и способах компостирования, а единственный постоянный садовник, что сейчас копается в саду по протекции ловиссы - Лунг, кажется, - и граблей-то в руках никогда не держал, это ж сразу видно.
        - И никого не волнует, что приходящая бригада работает в поместье без всякого надзора… Уж простите, госпожа Монца, но это такое безобразие!
        - Чистый антракноз, - поддакивала Фанни.
        - А с такой теплицей, как в Спящей крепости, мы могли бы сами выращивать зелень и овощи, а не покупать у нижних!
        - Бабушке продукты из долины очень нравятся, - заметила Фанни.
        - Выращенные на навозе?
        - Это плохо?
        - Сплошной навоз!
        - А.
        - Сам я, к сожалению, специального образования не имею, такая у меня беда, растратил молодость на пустяки… Но практический опыт гораздо важнее всяких там сомнительных курсов и фальшивых дипломов. Вы с этим согласны, госпожа Монца? - с пылом вопрошал Гордон.
        Фанни была согласна со всем, лишь бы он довёз её до Мира Багорика.
        …Они не меньше часа бродили по многолюдной ярмарке, где в хлопающих на ветру палатках торговали саженцами, цветами, садовым инструментом и прочими товарами для любителей покопаться в земле. Гордон сиял. Покупал он мало, зато поминутно раскланивался, весело перебрасываясь со знакомыми последними новостями с огорода, и Фанни наконец взбунтовалась, заподозрив, что привезена сюда в качестве важного гостя,
        с которым их водителю лестно показаться на людях. Зато после этого Гордон повёз её на
        улицу Сомнений без всяких препирательств. Только, услышав адрес, крякнул, как спугнутая утка.
        …Они остановились у одноэтажного кирпичного дома с жестяной вывеской, на которой было выведено красным по чёрному:
        АНТИКВАРНАЯ ЛАВКА БАГОРИКА.
        - Проходите, не бойтесь, - сказала Фанни и первой вошла в тесное помещение со сводчатым потолком и истёртым каменным полом.
        Гордон нехотя переступил через порог и прищурился, привыкая к полумраку. Сундуки вдоль стен, глиняные горшки, металлическая посуда, коробки, громоздившиеся на полках, - всё это он окинул крайне недовольным взглядом, но, поколебавшись, всё же снял шляпу.
        Фанни подвела его к прилавку, за которым высокий рыжеволосый парень в клетчатой рубашке натирал ветошью медный чайник, покрытый зеленоватой патиной, и представила их друг другу.
        - Вот что, Мир Багорик… - Гордон стряхнул невидимую пылинку с лацкана безупречного чёрного костюма, одёрнул рукава, из-под которых выглядывали ослепительно-белые манжеты. - Я правильно называю твоё имя?
        - Правильно, господин Ломонос.
        - Я не собираюсь задерживаться в этом подозрительном месте. Госпожа Фанни моя хозяйка, но, придя сюда, я делаю ей одолжение. Надеюсь, вы быстренько переговорите и мы отбудем по своим делам. - Гордон покосился на Фанни и вышел.
        Мир принюхался.
        - Чем пахнет?
        - А на что похоже? - испугалась Фанни.
        - Какие-то противные духи.
        Фанни перевела дух.
        - Уф… Да это в школе… Не обращай внимания. - Она уселась на высокий табурет у прилавка. - Как жизнь, брат Монца?
        - Нормально. Только я Багорик, - отозвался Мир с дружелюбной улыбкой, которая часто озаряла его простецкое скуластое лицо.
        - И Монца тоже. Люблю твои табуретки, у них такая удобная перекладина для ног. Чем занимаемся? Счищаем столетнюю грязь?
        - Пытаюсь. Зачем приехала?
        - В гости!
        - Чаю хочешь? - Мир потряс чайником. Фанни сделала гримасу. - Согласен, шутка так себе.
        - Ты думал над моим предложением?
        - Представь себе, думал. И поспрашивал кое-кого про твоих родственников…
        - Про наших родственников, уж извините!
        - Ой, ну, ладно, про наших. И вот что я выяснил. - Голос Мира зазвучал торжественно. - В Дуке полно Монца!
        - Большое спасибо. А то я не знала.
        - Так в чём проблема? Ты только свистни, Монцы набегут со всех сторон. Уж у них-то кровь наверняка погуще, чем у меня.
        - Свистну. Но сначала ты мне объяснишь, почему в Перевёрнутой книге линия Багориков выделена особо и отслеживается чуть ли не со времён Рейна.
        - Опять! Кто это, вообще, сказал?
        - Тебе книгу показать?
        - Не надо, - буркнул Мир, - я верю. Ты ещё про мельника говорила, тоже, мол, наш родственник… Может, его позовёшь? - Мира внезапно разобрал смех.
        - Что смешного? Вы с ним самые перспективные наследники. Многие мельники, между прочим, становились хозяевами мурров.
        - Ну, дела… Мельники, но не Багорики.
        - А ты будешь Багорик Первый.
        Мир ещё больше развеселился.
        - Нет уж, пусть лучше мельник. Пропущу вперёд.
        - Мельник, к сожалению, не подойдёт… - Фанни загрустила. - Дело даже не в том, что он работает каменщиком и совсем не похож на Монца, светловолосый, с голубыми глазами…
        - Правда? - Мир смешно набычился и взъерошил огненно-рыжие кудри. - То ли дело мы, брюнеты!
        - Понимаешь, он совсем дикий. Как-то встретила его в дедушкином магазине, так он двух слов связать не мог. Дедушка приучает его к чтению, даёт ему книги и журналы, но не знаю, будет ли польза от нескольких прочитанных книг. Образование должно быть системным. И на это требуется время.
        - Похоже, Питер-мельник произвёл на тебя странное впечатление.
        - Ужасное! Глаза отводит, мычит… Я даже подумала, а вдруг он просто-напросто прикидывается дикарём? Не может цивилизованный человек быть таким… таким…
        - Он же фигура. Мельник! А кто мельнику проговорится, умрёт в тот же день. Представь, как все на него пялятся. Боятся лишнего сболтнуть, шушукаются за спиной. Я бы сам нервничал. Он живёт в особой атмосфере.
        - Ты не поверишь, но я легко могу представить, как все пялятся и шушукаются, - унылым голосом сказала Фанни.
        Мир улыбнулся.
        - Забыл, что ты тоже звезда. Кстати, о чём нельзя говорить мельнику?
        - Никто не помнит. Слушай, я тут подумала… У нас скоро парадный обед для именинников из слуг. Придёшь?
        - У меня день рождения зимой, и я вам не слуга.
        - Не прикидывайся, будто не понял, что это просто повод. Ну, пожалуйста, Мир… Вот приглашение! Получи и распишись! - Фанни положила перед Миром красивую открытку с изображением роскошного натюрморта.
        Продолжая энергично натирать чайник, Мир взглянул на натюрморт.
        - Дыня, персики… Это меню?
        Фанни прыснула. Готовя приглашение, она никак не могла решить, какая открытка подойдёт больше. С видом Спящей крепости - претенциозно, с гербом Монца, на котором изображён грозный меч Уго, - как-то глупо…
        - Фрукты тоже будут, не беспокойся. Как тебе сама идея? - вкрадчиво спросила Фанни. - Думаешь, я позвала бы на семейный обед чужого, братец?
        - Ох, подпустила лести… А как бабушка-то обрадуется родственнику. Ждёт меня с нетерпением.
        - Да, представь себе, обрадуется! Она о тебе спрашивала.
        - Ничего себе.
        - Интересовалась, есть ли у тебя братья.
        - Только две сестры.
        - Я так и сказала. Ну, так что? Было бы здорово увидеть тебя среди гостей… - Фанни затаила дыхание.
        Мир поднёс чайник к лицу, дохнул на заблестевший медный бок.
        - Нет, Фанни. Извини. Не для меня ваши парадные обеды.
        - Вот, значит, какие у тебя бескрылые мечты?! Всю жизнь просидеть в тёмной лавке, куда заходят одни старухи?!
        - Допустим, не одни, - добродушно сказал Мир. - Как раз сегодня заглянула наследница древнейшего рода.
        - Ну, и работу ты себе выбрал! Дай сюда, продавец чайников… - Фанни выхватила у Мира чайник. - Вцепился… Смотреть противно, как ты возишься со всяким замшелым старьём…
        Но ничто не могло пробить спокойствие Мира.
        - Как будто работать водолазом или, там, ветеринаром лучше. Трупы из реки поднимать - лучше? Кошек от лишая лечить, стричь им когти в то время как они пытаются выцарапать тебе глаза? Нет уж, спасибо. На свете много профессий и похуже, детка, чем торговать подержанными вещами. Иногда мне попадаются потрясающие экземпляры, я их спасаю - чищу, восстанавливаю. И они меня кормят. Чайник-то отдай? Вдруг он от Рейна?
        - Как бы не так, от Рейна… Из него ещё пещерные люди чай пили, - проворчала Фанни, но чайник вернула.
        Мир с удвоенной энергией принялся тереть его ветошью.
        - Горлышко узкое, рука не пролазит, - пожаловался он. - Ты не поможешь?
        - Ещё не хватало! - с возмущением сказала Фанни.
        - А ведь я брат твой.
        - Мне кажется, ты чего-то не понимаешь… - Фанни была в отчаянии. - Такого добра в Спящей крепости - горы! Ты же с ума сойдёшь от радости, как увидишь! Всё-всё твоё будет! И не надо ездить в брошенные деревни. А захочешь покопаться в пыли, перебирая всякий хлам, так у нас подвалы набиты под завязку. Только представь себе эту красоту, а?
        Мир вздохнул.
        - Не хочу я в вашу Спящую крепость, Фанни.
        - Но почему?!
        - По-настоящему меня радует только то, чего я добиваюсь сам. Получу всё сразу, и жизнь потеряет смысл.
        - Новый найдёшь.
        - Думаешь, это так просто - найти своё место в жизни? Или интересное занятие… или, например, свою половинку?
        - Тысяча отговорок, причём, глупых, - сердито сказала Фанни. - Нет, я уеду отсюда, господин Багорик, точно уеду. А вы тут сами разбирайтесь, кто будет приглядывать за вашими муррами.
        Мир отложил тряпку и упёрся руками в прилавок.
        - Пока не уехала, может, займёшься чем-нибудь полезным? Слышала, что ещё один ребёнок пропал?
        - Нет… Когда?
        - Три дня назад. Там же, в частных домах недалеко от Розового Рая. Где старые бани.
        - Я тот район совсем не знаю… Расскажи.
        - Женщина проснулась среди ночи, видит, муж сжигает в печке детские вещи. Она его сначала даже не признала, так он поседел. Она спрашивает, что, мол, случилось, зачем жжёшь?! А он будто не слышит. Кинулась к детям, а кроватка годовалого мальца пустая. Побежала к соседям, вызвали полицию, все закоулки обшарили - не нашли пацана. Мужа забрали, но только, говорят, он всё равно ни гу-гу. Улыбается, как дурачок.
        Фанни поёжилась.
        - А что говорят в предместьях?
        - Ничего не говорят, боятся, детей прячут. - Мир выдавил на ветошь пасту из тюбика и снова занялся чайником. - Да, я был бы не прав, подбивая тебя на такое рискованное дело…
        - На какое?
        - Забудь.
        - Нет, скажи!
        - Ну, я просто подумал…
        - Прекрати мямлить, Мир Багорик! - вознегодовала Фанни. - Говори, раз начал!
        - Ладно. - Мир взглянул ей в глаза. - Вместо того чтобы лепить из меня наследника, почему бы тебе не найти пропавших детей, живых или мёртвых?
        Фанни растерялась.
        - Ты рехнулся, что ли? Как ты это себе представляешь?
        - У тебя же такие возможности! В Спящей хранятся заклинания и всякие магические предметы, среди них наверняка есть те, что помогут найти нужного человека. Ищут же металлы металлоискателем, почему бы не быть человекоискателю? И вообще, Фанни… Как подумаю, что ты имеешь доступ ко всем тайнам этого города, у меня аж дух захватывает.
        - К каким ещё тайнам? Например?
        - Мурры, «Книга Кошек» и всё такое…
        - Бабушка меня от всего этого ограждает, говорит - чтоб не наломала дров. Так что не знаю я никаких тайн. И мне кажется, что рассказы о магии - сплошной вымысел. Нет, кое-какие заклинания есть, конечно, но, в основном, всё - сказки. Я их столько перечитала в нашей библиотеке…
        Мир как-то странно на неё посмотрел.
        - Не видела никаких чудес?
        - Сантэ иногда плющит, когда психует.
        - Как это - плющит?
        - Вот так: чпок, и диван плоский.
        Мир засмеялся.
        - А людей не плющит?
        - При мне нет.
        - Ты вроде девушка взрослая, неужели в школе никто не рассказывал о чьих-то приключениях-злоключениях с заклинаниями?
        - Мир! Люди, как всегда, врут и преувеличивают. Слушай, если честно, я и не хочу знать никаких тайн. Ты разве не понял? Я мечтаю побыстрее уехать отсюда.
        - Ну, вот… - Мир расстроился. - Дурью маешься.
        - Неужели? - огрызнулась Фанни.
        - Как бы тебе подоходчивей объяснить? Родилась, где родилась, значит, судьба такая. Так сделай что-нибудь стоящее, хотя бы попробуй. Вдруг получится? Почувствуешь силу, войдёшь во вкус… И по-другому посмотришь на свою невыразимо тяжёлую жизнь.
        - Не думала, что ты будешь иронизировать, - вспыхнула Фанни.
        - Да я серьёзен! Я старше тебя на девять лет и на девять лет опытнее. Вижу ситуацию со стороны. Ты ждёшь, что в ответ на твои приглашения я скажу: «О, классно!» - и завалюсь к вам с драным чемоданом.
        - Жду! И не понимаю, почему ты против.
        - Потому что так не бывает, детка. Чтоб простой парень ни с того ни с сего стал самым важным лицом в городе? Мечтать об этом - только людей смешить. Прости, Фанни, ты отличная девчонка, но я устал слушать про благородную кровь в своих жилах. Мои предки жили не во дворцах, а в лесу, кормились тем, что заготовили; дед рассказывал, что в суровые зимы часто спасала вяленая рыба и даже белки. Я не Монца, я Багорик и не собираюсь маскироваться под кого-то значительного. Не обижайся, ладно? Говорю, что думаю.
        Покраснев до слёз, Фанни отвернулась.
        - Эй… ну, ты чего? - Мир потянулся через прилавок и взял её за руку. - Взгляни-ка на меня, сестрёнка!
        - Неужели я выгляжу такой… глупой?
        - Нет-нет! Не ты, а некоторые наши затеи! Я ведь тоже не мудрец.
        - Точно?
        - Гарантирую!
        - Тогда другое дело, - сказала Фанни, вытирая глаза. - В подходящей компании я чувствую себя гораздо увереннее.
        - Значит, уже не сердишься?
        - Нет.
        - Вот и отлично! - обрадовался Мир. - Некоторые дурёхи из-за всякого пустяка по полдня дуются, а ты молодец.
        - Не подлизывайся.
        - Даже и не думал. Но, знаешь, я таких красавиц, как ты, в жизни не встречал, клянусь!
        - Да ну тебя.
        Мир улыбнулся.
        - Но это правда. Иногда мне кажется, что ты ненастоящая, с такой-то красотой.
        - Бабушка считает, я похожа на Агнеш…
        - Что значит, похожа? Ты вылитая она!
        В глазах Фанни заплясали смешинки.
        - Ты хотя бы знаешь, кто такая Агнеш, жалкий льстец? Видел её портрет?
        - Допустим, не знаю и не видел, но уверен, что в хорошем настроении ты в сто раз её красивее!
        И они рассмеялись. Потом Мир снова взялся за ветошь, а Фанни обвела взглядом лавку. Тут пыль, там конфетный фантик на полу валяется, да и самому Миру давно пора подстричься…
        - Сразу чувствуется, когда парень живёт один. Надо тебе жениться, братец.
        - На ком? Девчонкам теперь всё сразу подавай, и дом, и машину, в мой тёмный съёмный угол никто не пойдёт.
        - А вот в Спящую крепость…
        - Перестань. Мне такая - чтоб со мной только из-за денег - не нужна.
        - А я верю, что не все девушки корыстные. Что есть чувства, любовь… и это главнее всего.
        - Детка моя, до чего ты хороша, - с грустной нежностью сказал Мир и решительно отставил чайник в сторону. - Надоела эта посудина. Слушай, Фанни, у меня неожиданный вопрос. Есть знакомый садовод? Нужен не знаю как.
        - И ты туда же!
        - А что?
        - Раньше я думала, что в этом несчастном городишке все помешаны на кошках, а сегодня случайно побывала в параллельном мире, где поклоняются гумусу, борются с фитофторой и мучнистой росой. И знаешь, я испытала настоящее потрясение. Даже не подозревала, сколько всяких разных гадов ползает по растениям, чтобы их сожрать…
        - И с кем окунулась в настоящую реальность наша принцесса?
        Фанни кивнула на входную дверь.
        - Сады и огороды - стихия Гордона.
        - А сразу и не скажешь. - Мир помрачнел. - Я бы не назвал его доброжелательным. Как ты думаешь, он согласится дать мне консультацию?
        - Сейчас спрошу, - пообещала Фанни, ушла и вскоре вернулась вместе с водителем.
        - Ну, что, парень? Ты звал меня, и я пришёл, - с каменным лицом сказал тот. - Держи руки на виду и предупреждай о своих действиях. Я не хочу, чтоб ты сунул мне в лицо что-нибудь неожиданное.
        Мир залился краской.
        - Например?
        - Например, не вздумай мне навяливать сушёные жабьи лапы. Или заговорённый помёт летучих мышей, собранный в безлунную ночь на кладбище… или что там у вас в ходу.
        - Господин Ломонос, я никогда…
        - К делу, приятель.
        - Что ж… сейчас я кое-что достану…
        На прилавок легла деревянная коробка с закруглёнными углами и необычной волнистой крышкой. Лучи света, попадавшие в лавку через вытянутые узкие окна под потолком, сразу нашли её, и потемневшее золотистое дерево отозвалось мягким сиянием.
        - Бов, - вырвалось у Гордона, едва он взглянул на вещь.
        - Да, похоже на дарильную коробку, - согласилась Фанни. - Очень красивая. Видите, как отполировалась? Прошла через множество рук. Думаю, ей лет пятьсот.
        Мир неподвижно стоял рядом, давая им возможность разглядеть бов, источавший, как все скоро почувствовали, приятный запах орехового масла.
        Гордон сел на табурет и положил шляпу на прилавок.
        - Ты в него уже заглядывал?
        - Конечно, господин Ломонос. Я должен знать свой товар и…
        - Мне не нужны подробности.
        - Извините. Сейчас я подниму крышку.
        Тихо щелкнув, бов открылся, и их коснулось лёгкое благоухание сухоцветов. Гордон склонился над ним. В двенадцати отделениях лежали изящно собранные букетики, перевязанные атласными ленточками, и сплетённые из травинок венки.
        - Что ты хотел услышать?
        - Здесь есть что-то ценное? Грубо говоря, дорогостоящее?
        - Это тягун-трава… полынь… ромашка… - Гордон расслабился, голос у него потеплел. На минуту он забыл обо всём, недовольство вытеснила радость от созерцания и узнавания цветов и трав. - Ржаная лоскутница, уйдиболь… Ну, надо же! Чернушка! Для чего она здесь?
        - Вот эта? - Фанни потянулась, чтобы потрогать горстку мелких чёрных шариков, но Гордон успел схватить её за запястье. - Осторожно, госпожа Монца! Дрянные ягоды, пачкаются. От этой грязи ввек не отмоешься.
        - Но это же прекрасный повод не ходить в школу, - задумчиво произнесла Фанни. - Особенно если измазать лицо.
        - Отодвиньтесь-ка подальше, - насторожился Гордон.
        Фанни фыркнула.
        - Я просто пошутила! Что мне делать дома?
        - Зелёнка… Мяун… М-м-м, сон-трава, а я подумал… Тихушка болотная? Да! И осталось… ага… ага… - Гордон выпрямился. - Заготовлено с умом, экземпляры взяты в нужную пору созревания. На этом плюсы кончились. За чернушкой кому-то пришлось полазать по лесам да подлескам, но, если захотеть, её можно найти, я сам в прошлом году видел кустик чернушки в лесу Ный. Но все остальные травы самые распространённые. И ассортимент странный. Для лечебного бова его подбирают с учётом болезни: роженицам, при упадке сил, от простуды, ну, и так далее. А тут взяли и накидали всё, что под руку попалось. В общем, парень, в твоём подарочном наборе ничего стоящего нет.
        - Понятно… - Мир выглядел озадаченным. - Большое спасибо, господин Ломонос… Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь…
        Прихватив шляпу, Гордон уже направлялся к выходу.
        - Вы идёте, госпожа Фанни?
        - Задержусь на пару слов.
        Неодобрительно покачав головой, водитель вышел. Мир проводил его сердитым взглядом.
        - Полон достоинства, а мы тут, значит, в дерьмо зарылись.
        - Не заводись, ладно? Он же не знает, что на самом деле ты нормальный. И не торгуешь жабьими конечностями. - Фанни еле сдержала улыбку.
        - Ну… это вообще! - Мир рассвирепел. - Жабы какие-то… С чего он взял? Я специализируюсь на антиквариате! Вывески читать надо!
        - Не обращай внимания. Но, знаешь, я по глазам вижу, когда нормальный человек темнит. - Фанни потянулась и схватила с прилавка бов. - Что тут у нас? - Захлопнув крышку, она вертела коробкой так и сяк.
        - Не тряси, Фанни! Пожалуйста! А то всё превратится в пыль, - взмолился Мир.
        - Буду, пока не скажешь, зачем звал Гордона!
        - Ну, хорошо, хорошо! Только перестань… - Мир сделался мрачнее тучи. - Когда этот бов у меня появился, - один человек попросил продать - в тот же день нашёлся покупатель, прислал записку. Вещь красивая, старинная, я решил не торопиться с продажей, подержать её у себя. А покупатель сразу поднял цену. И поднимает каждый день.
        - А кто хочет купить?
        - Не могу сказать, извини… Но деньги для меня просто бешеные. Вроде радоваться надо,
        что сами в руки идут, а мне страшно…
        - Ты не понимаешь, за что их дают.
        - Именно!
        - Простая задачка.
        - Ты… серьёзно?
        - Жил бы в Спящей крепости, знал бы, - с упрёком сказала Фанни. - У нас под бовы отведена целая комната, я ещё в детстве с ними наигралась. У тебя покупают то, что спрятано в секретном ящике.
        Мир посмотрел на Фанни с восхищением.
        - Что бы я без тебя делал?
        Фанни оглаживала дарильную коробку со всех сторон, каждый её изгиб, ловко ощупывала самые крошечные углубления.
        - Где-то должна быть кнопка. Главное, не давить сильно, чтобы не сломать.
        …В прошлый раз они поспорили на интересную тему - о пределах человеческих возможностей. Фанни с невинным видом предложила:
        - Хочешь, я голыми руками вытащу гвоздь из твоего прилавка?
        Мир любовно провёл рукой по шляпкам крепко вколоченных в прилавок гвоздей.
        - На что спорим?
        - На щелбан, конечно! - Фанни забавляла его самоуверенность.
        - Заметь, ты сама предложила. Но зверствовать не стану.
        Фанни засмеялась и треснула по прилавку кулаком. Несколько гвоздей слегка выскочили из досок, и она без видимых усилий вытащила один. Проигравший Мир получил чувствительный щелчок по лбу.
        - Глазам не верю, - удивлялся он, молотком забивая гвозди обратно. Ни один из них он так и не смог вытащить пальцами. - Ты же можешь в цирке работать, гири тягать.
        - Или канат перетягивать, - подхватила Фанни. - Прямо вижу, как я стою одна на арене против добровольцев из зрителей. Бабушке понравится.
        - Сумасшедшие деньги поднимешь!
        - Я подумаю, - давясь смехом, ответила Фанни.
        - И откуда в тебе такая силища?
        - Дед был сильным.
        - Эй, не рассказывай мне сказки. Тут без магии не обошлось, - проворчал Мир.
        - Госпожа Монца! - раздался снаружи голос. Гордон явно беспокоился. - Нам пора ехать!
        - Иду! - громко крикнула Фанни. Она подняла крышку и нагнулась, рассматривая сухие букетики. - Ой, кажется, меня озарило… Посмотри внимательно, Мир Багорик. Помнишь, Гордон удивился, что в это отделение положили чернушку? Сам как думаешь, зачем?
        - Подожди-ка… - Мир разволновался. - Чтоб никто не лез туда пальцами?
        - Точно! Надо убрать ягоды, и тогда мы узнаем, что тебя озолотит. Только быстрее, Мир, пока у Гордона не сдали нервы.
        - Я же говорил, что ты самая классная девчонка на свете…
        С помощью пинцета Мир выложил чёрные горошины в баночку с завинчивающейся крышкой и осторожно постучал ногтем по стенкам отделения. Снизу выдвинулся плоский ящичек размером в пол-ладони. Фанни с Миром одновременно резко склонились над ним и больно стукнулись головами.
        - Ай!
        - Извини!
        - И ты…
        Внутри лежал недавно выкопанный корешок, похожий на человечка.
        - Что это? - спросила Фанни, потирая ушибленный лоб.
        Взяв корешок двумя пальцами, Мир положил его на прилавок, а потом пинцетом достал из отделения крошечный бумажный квадратик.
        - Смотри, тут что-то написано. Язык незнакомый… Стихи, что ли?
        - Ну-ка… - Фанни тщательно рассмотрела четыре строчки, выписанные каллиграфическим почерком. Буковки были такими мелкими, что ей пришлось щуриться. - Я тоже не понимаю… Интересно, что ценного в этом корешке?
        - Да мало ли, - протянул Мир с выражением отвращения на лице. - Какое-нибудь
        новомодное мужское средство от… ну, это… в общем, ну их всех.
        - И что ты будешь делать с этим бовом?
        - Продам, наверное.
        - Не надо, Мир! - всполошилась Фанни. - Плохая идея продавать неизвестно что! На твоём месте, я бы вернула его обратно.
        Тыльной стороной ладони Мир смахнул капли с мгновенно вспотевшего лба.
        - Знал ведь, на что иду. Не бывает ничего бесплатного…
        - Ты о чём, вообще? Во что впутался?
        - Фанни, не говори никому про бов, прошу тебя.
        - Пообещай, что вернёшь!
        Мир опустил глаза.
        - Может быть…
        - Госпожа Монца! - завопил за дверью Гордон.
        Фанни заторопилась.
        - Хорошо, что он не вспомнил про секретное отделение, - сказала она, слезая с табурета. - Может, не знал? Мир, приходи к нам просто так, в гости? В любой день. С бабушкой познакомишься. Слушай… - Фанни остановилась на пороге. - А ты бы рискнул, попадись тебе вещь, которая реально могла бы кому-то помочь?
        - Не скажу, что я большой храбрец, но я бы точно попробовал. Эй! Я про себя. А ты там, если что найдёшь, не геройствуй. Поняла?
        - То геройствуй, то не геройствуй… Хватит меня путать, Мир Багорик! - вспылила Фанни. - В общем, я приготовлю для тебя пропуск, и приезжай. Только позвони заранее. Пока!
        Когда Фанни ушла, Мир окинул взглядом свою мрачную обитель.
        - Повремени с пропуском, детка. А то ещё приглянется мне ваш антиквариат, и не захочу возвращаться в это подозрительное место…
        …Фанни уселась на переднее сиденье рядом с Гордоном.
        - По-моему, вам не очень понравилось у Мира.
        - Для меня всё живое и цветущее выгодно контрастирует со старьём и хламом, - уклончиво ответил Гордон, заводя мотор.
        - У нас дома много старинных предметов - книги, мебель, портреты… Некоторым - тысячи лет.
        - Никакого сравнения. Спящая крепость - фамильное гнездо, этим вещам там быть положено. Ну, не люблю я, госпожа Фанни, когда люди покупают и тащат в дом старые вещи. Как по мне, они несут на себе отпечаток чужой жизни… да ещё тянут меня в прошлое. Из-за этого я и музеи не люблю. И антикварная лавка, буду с вами честен, кажется мне странным местом для молодого парня.
        Хотя Фанни была полностью согласна с Гордоном, ей хотелось защитить Мира.
        - Он должен зарабатывать на жизнь.
        - И много он заработает на старых горшках?
        - Вообще-то… - начала Фанни, но вовремя прикусила язык.
        - Нет-нет. Парень сделал плохой выбор, занявшись подобной торговлей. В подобной лавке на подобной улице.
        - Он должен помогать сёстрам.
        - Они что, маленькие?
        - Да вроде нет. Обе замужем.
        - Тогда ничего он не должен.
        - Знаете, я тоже хочу жить своей, а не навязанной мне, жизнью, - вдруг сказала Фанни. -
        Мечтаю освободиться от обязательств, которые на меня навешивают. Я прямо физически ощущаю, как эти гири не дают мне двигаться вперёд, тянут в прошлое, как вы выразились.
        - Ну, вот! Я так и знал, что все эти визиты ни к чему хорошему не приведут! - тихо взбеленился Гордон и с силой дал по газам. - Я только усилил ваши сомнения. А всё этот Багорик с его барахлом! Если госпожа Айлин узнает, я лишусь работы. Нет, нет… больше я вас сюда не повезу, хоть убейте…
        - Не говорите плохого про Мира, - рассердилась Фанни. - Он ни в чём не виноват. И он мой брат!
        - Седьмая вода на киселе…
        - Да хоть восьмая! Знаете, как мне тяжело одной, без братьев и сестёр? И без… - У Фанни в горле встал ком.
        - Ох, простите… я не подумал, - спохватился Гордон. - Да, конечно… Простите великодушно.
        Глава 6. Подвальщик
        1
        Поставив на прикроватную тумбочку поднос с кофе и булочками, Лорна поспешила исчезнуть. Ну, почему, почему у неё всегда такой виноватый вид?
        По причине, ей самой не понятной, Айлин недолюбливала эту ответственную, толковую девушку, и, понимая несправедливость такого отношения, пыталась разгадать тайну своей неприязни. Часто волнуется по пустякам, краснеет, если смотреть ей прямо в глаза, излишне суетится, стараясь угодить, - всё это ерунда и не повод при виде неё поджимать губы… Увы, кажется, только слепой не заметил бы, что Айлин делает над собой усилие, стараясь быть любезной с распорядительницей по кухне.
        После завтрака Айлин отправилась в кабинет, находившийся рядом с её апартаментами.
        - Доброе утро. Звонки были? - спросила она у Кристофера, сидевшего в приёмной за компьютером.
        Непыльную должность секретаря в доме Монца этот двадцатилетний парень получил благодаря добросердечию Айлин: из-за худобы и сутулости он выглядел болезненным, и это вызвало у неё приступ сострадания. Треснувшее стекло в очках тоже поспособствовало. Расплата наступила мгновенно, в бумагах завёлся беспорядок, вдобавок Айлин отныне приходилось самой составлять заявления для прессы.
        - Ага… Доброе… Мэр звонил… четыре раза, - сказал Кристофер с набитым ртом. На столе валялись раскрошенные вафли и засохшая апельсиновая кожура.
        - Не сказал зачем?
        - Кричал о справедливщиках и всё время повторял: коротышка павлина, коротышка павлина… Вообще не понял… самка павлина, что ли?
        - Справедливщики? - удивилась Айлин. Так в Дубъюке называли членов инициативных групп, время от времени выдвигавших определённые требования к властям. - На всякий случай запомни, что самку павлина называют павой. И не коротышка, а Крошка Павлина.
        - Ну, ладно, я запомню, - произнёс Кристофер без всякого выражения. - Окрошка из павлина. Такая бывает? Всё понятно.
        Айлин вздохнула, посмотрела на замусоренный стол.
        - Приберись у себя, пожалуйста. Тебя же не затруднит?
        - Наверное… Просто у меня столько работы… - Кристофер выглядел недовольным.
        - Вот и начни с уборки на рабочем месте.
        Мусорная корзина стояла за шкафом, в кофейном уголке. Чтобы её взять, Кристоферу пришлось подняться и сделать несколько шагов, заметно припадая на сломанную когда-то ногу. Хромал он обычно только после распоряжений Айлин.
        Айлин прошла в кабинет и набрала номер мэра Парда, легко представив его себе, краснолицего, с седым пёрышком на лысине и большим животом, выпирающим из-под мятого костюма. Родственников нынешнего мэра во всех учреждениях Дубъюка было как грибов в лесу после хорошего дождя, и чудилось Айлин, что продержался он на своём посту больше шестнадцати лет во многом благодаря этим грибам.
        Услышав в трубке её голос, мэр издал страдальческий вопль.
        - Госпожа Монца! Сначала я не мог войти в здание мэрии, теперь не могу выйти! Ну, что ж вы? Где вы?
        - Я? - оторопела Айлин. - А я-то чем помогу? Вызывайте службу спасения или полицию.
        - Да полиция и так здесь! Но они всё равно просачиваются и мешают работать! Вы не представляете, как они меня мучают! Как кошка мышку!
        - Неудачное выражение, господин Пард, - сухо сказала Айлин. - Объясните уже, что случилось.
        Пард перевёл дух и заговорил спокойнее:
        - Конец света у нас случился. Или он близок. И всё из-за пророчеств, которые собрала ваша покойная тётушка Павлина. Так вот, неравнодушные граждане утверждают, что в пророчествах говорится о пропавших детях, и, по их мнению, это событие якобы предшествует, или может повлечь за собой конец света.
        - А ведь так и есть, Лео, - тихо сказала Айлин. - Для родителей, потерявших ребёнка, конец света уже наступил.
        - Для меня тоже, - мрачно ответил Пард. - Они жалобы строчат.
        - На кого?
        - На вас! Требуют, чтобы вы вернули их драгоценные манускрипты. Подписи собирают, дают интервью направо-налево.
        - Да когда ж они успели? Ещё два дня назад всё было тихо. И зачем, скажите, через сорок лет им вдруг понадобились пророчества?
        - Говорят - чтобы изучить подробности и подготовиться сообразно моменту.
        - К концу света?
        - Ну, конечно! Они меня обессиливают, мучают, - снова заныл Пард. - Я не хочу их… Разгоните всех, умоляю… Пусть они уйдут…
        Айлин задумалась. Её тётушка, прозванная за свой миниатюрный рост Крошкой Павлиной и упокоившаяся несколько лет назад, одно время была Хозяйкой кошек. Ей пришла в голову несчастливая мысль пособирать по более-менее знатным домам города их семейные пророчества, и с той минуты все разговоры в доме стали крутиться только вокруг них. Безумие набирало обороты, в Спящей крепости устраивались сборища с участием завывающих при свечах пророков, и это не понравилось Господину Мишу и Сантэ. Вскоре Павлина без всякого успеха дула в золотой свисток, вызывая питомцев, - они перестали её слушаться. Тогда Айлин, её преемница, попросила разрешения дунуть, и дунула как следует, потому что мурры прибежали по первому зову. Так она стала новой Хозяйкой Прекрасных, а у тётушки начались изнуряющие мигрени, и ей пришлось съехать - дом выживал лишних Монца, иначе за тысячи лет здесь шагу негде было бы ступить из-за родственников. А конфискованные пророчества так и остались в сейфе Хозяйки.
        Вспомнив эту малоприятную историю, Айлин почувствовала раздражение.
        - Уж сколько раз на нашей памяти был обещан конец света… В Дубъюке любовь к подобным вещам у людей в крови. Но мы должны проявить не только снисхождение, но и твёрдость. Вы же не поверили им, Лео? Не поддались?
        - Боже упаси.
        - Кто у них самый буйный? Кто заводила?
        - Пока не понял. Вваливаются толпой и орут все одновременно. Слышите? - В трубке раздался нарастающий шум. - Кое-как выставили их полчаса назад, и опять. Даже чаю не могу попить. Арестовать мы их не можем, а чуть грозим задержанием на сутки, начинают скандировать лозунги об ущемлении прав.
        - А есть ли новости от розыскной группы? Похитители потребовали выкуп?
        - Выкуп не требуют. И новостей нет.
        - До сих пор? Как полиция собирается найти детей? Они там, вообще, работают?
        - Обижаете, госпожа Монца!
        - Транспорт на выездах проверяют?
        - Конечно! Режим проверки запущен сразу же после первого похищения. Составляются списки выезжающих. Беда в том, что у нас слишком мало людей. Чтобы тщательнее контролировать предместья, где происходят похищения, мы вынуждены обратиться к добровольцам.
        - Можно дополнительно отозвать отпускников, привлечь курсантов школы полиции… мне что, вас учить?
        В трубке раздалось кряхтенье.
        - А чем платить?
        - Думайте! Изыщите ресурсы в городском бюджете, организуйте встречу с благотворителями.
        - Четыре раза встречался. Больше никто не хочет.
        - И, ради Мау, успокойте справедливщиков. Не называя конкретной даты, пообещайте встречу со мной. Надавите на их совесть, Лео! В такое непростое время они оттягивают на себя силы правопорядка. А я займусь пророчествами.
        - А может, прямо сейчас приедете? - с надеждой спросил Пард. - Может, отдать им то, что они просят?
        - Не раскисайте, - рассердилась Айлин, - вы же ответственное лицо! Если в текстах пророчеств содержится хотя бы намёк на приближение конца света, то правильнее эту информацию скрывать. Ради всеобщего спокойствия.
        - Да… да… вы правы…
        - Пока сама не прочитаю…
        - Я понял…
        - И ещё вопрос, напрямую касающийся меня. До вас уже дошли слухи, что в школах распространяют листовки от Детей свободы?
        Пард охнул и пообещал разобраться.
        2
        Айлин разложила на столе несколько старых свитков с текстами так называемых пророчеств, собранных тётушкой Павлиной, и, потратив на их изучение всё утро, с досадой была вынуждена признать, что не понимает ни слова. Много затёртых мест, да и язык сильно изменился за тысячи лет… Был бы жив бесценный господин Ульпин, она могла бы не волноваться и спокойно вручить ему рукописи с нечитаемыми закорючками. А теперь… Придётся наведаться в подвал к господину Даймону, помощнику покойного архивариуса.
        …Господин Ульпин дряхлел на глазах, требовалось срочно подыскать ему преемника, и Айлин подыскала. Полтора года назад в Спящей крепости поселился необыкновенный человек.
        Нашёлся он как-то сразу, легко, стоило Айлин лишь обмолвиться на одном из приёмов, что нужен специалист с опытом архивной работы. И вот он уже позвонил, уже пришёл, представил превосходные рекомендации, обаял, заговорил, обнадёжил. Как и доктору Рицу, ему чуть за тридцать, он высок, обрит наголо, у него умные глаза и превосходные манеры. Любит спорт, любит рассуждать об искусстве - понимает в опере! А эта внешняя бесстрастность, притягивающая, как магнит? У Айлин закружилась голова. Ах, если бы она была молода…
        Звали его Котас Даймон. При первом же их разговоре он поразил Айлин обширными познаниями и феноменальной памятью, а чуть позже она смогла убедиться в его поистине нечеловеческой работоспособности.
        К сожалению, всего через месяц старый архивариус умер. Айлин не решилась пустить чужака одного в библиотечные хранилища, но Даймон не унывал и объявил, что ему по душе работа со старым архивом в подвале. Туда он и перебрался, руководствуясь, как он объяснил ошарашенной Айлин, соображениями удобства. Архив - объект исследования - прямо под рукой, точнее, под ногами, не нужно терять время на хождение по лестницам и коридорам, да и вид отсюда превосходен: сквозь узкие зарешеченные бойницы виднелась Алофа. Со склонов холмов, случалось, в подвал залетали бабочки и шмели. Даймон ловил их и с удовольствием выпускал на волю.
        …Цокольный этаж Спящей крепости разительно отличался от верхних этажей архитектурной бестолковостью и запущенностью. Наверху царили чистые линии, роскошь и уют - внизу змеился лабиринт из тёмных коридоров и грязных залов.
        За долгую историю дома там скопились груды хлама: поломанная мебель, обгорелые книги, мраморные бюсты, картины, осколки витражей, треснутые блюда и вазы. В огромных сундуках, некогда доверху заполненных модными нарядами, лежали рулоны хрупких, рассыпавшихся от малейшего прикосновения тканей. В комнатушках, многие из которых не открывались веками, пылились ржавые мечи - грозное оружие минувших эпох.
        В сопровождении Даймона Айлин спустилась в подвал, в тлен и хаос, и насмотрелась достаточно, чтобы оценить масштабы и сложность предстоящей работы. Кое-что из документов и книг лежало в шкафах и сундуках, но, в основном, всё это добро на протяжении столетий сваливалось в огромные кучи, где грязнилось и портилось.
        Истинный лик Времени ужасал Айлин. Здесь, в подвале, вся история рода Монца, его многочисленных поколений сводилась к устаревшим, сломанным, выброшенным за ненадобностью предметам - они казались Айлин отвратительными, потому что рождали горестные образы и переживания. Особенную тоску на неё наводили дамские портреты. Со старинных полотен в облезлых рамах глядели прелестные женщины; Время сослало их из благоуханных покоев в сумрачное подземелье, и лишь редкий солнечный луч открывал взору их красоту.
        Примерно через две недели Айлин решила проверить, чем заняты помощник архивариуса и подряжённая для ремонтных работ строительная бригада. Коридоры, по которым раньше брели, спотыкаясь и с фонарём, теперь были вычищены, на стенах висели светильники, и Айлин просто потеряла дар речи, обнаружив на своём пути залитый светом просторный зал - новый кабинет господина Даймона. Два узких окна были застеклены, работал кондиционер; гордо, как корабли, высились деревянные стеллажи. Шкаф со стеклянными дверцами и полками был уставлен банками, пузырьками и флаконами; в прозрачных коробочках лежали пинцеты, острые скальпели, наборы щёточек. Сам господин Даймон, в закатанной по локоть голубой рубашке, сидел за длинным столом и, позабыв обо всём на свете, увлечённо рассматривал через большую лупу на штативе какой-то желтоватый свиток.
        Он обустроил примыкавшую к кабинету комнату, причём, весьма аскетично, и добавил к самой простой и необходимой мебели пару тренажёров. Питьевую воду ему доставляли в бутылях. Ванну он принимал раз в неделю наверху, в общей ванной первого этажа; в остальные дни обтирался мокрым полотенцем, о чём без стеснения сообщил Айлин. Питался сухим пайком и фруктами, так как не хотел отвлекаться от работы; спал на своём узком, как долблёная лодка, ложе не больше пяти часов в сутки, и, судя по всему, отличался железным здоровьем. Изредка он позволял себе выход в город.
        За четырнадцать месяцев господин Даймон проделал колоссальную работу - разобрал и привёл в порядок часть огромного архива Монца в доступных ему шести залах. Подвал сухой, повезло, сказал он, иначе потери могли оказаться невосполнимыми.
        Для него как учёного, который собирался переписать историю древнего рода, любая бумажка была так же важна, как для матери письмо родного сына. Всё казалось достойным самого пристального внимания: не только письма и личные дневники, медицинские карты и расходные книги с унылыми колонками цифр, но и случайно затесавшийся между хрониками и биографиями любовный роман - с засушенными незабудками между страниц; он тщательно пролистывал его, исследуя пометки на полях, зарисовки лиц и силуэтов, монограммы, формулы А+Б=л - все эти нежные глупости, рвущиеся из любящего сердца на бумагу.
        Заразившись от господина Даймона страстью к каталогизации, Айлин, как вирус, вынесла на себе из подвала эту беду. По спокойному и почти безоблачному миру наверху пронёсся шквал распоряжений и ураган генеральных уборок. Шкафы были перерыты, вещи перестираны, а главное, систематизированы по принципу подобное к подобному. Измученные слуги валились с ног, ненавидели слово порядок, некоторые подумывали о расчёте. Разъярённая Фанни запиралась в своей комнате, под дверь ей ставили подносы с едой. С ней были солидарны Сантэ и Господин Миш, которые на время исчезли из дома. Прошла неделя, и, к общей радости, воодушевление Айлин иссякло, вытесненное другими делами, более важными, чем наведение идеального блеска в большом доме.
        3
        С папкой под мышкой Айлин спустилась в подвал и нашла господина Даймона на его рабочем месте, обложенного стопками книг и бумаг. Как всегда, бодр и работоспособен.
        - Хочу поделиться тем, что успел сделать.
        И Даймон принялся рассказывать об изменениях, которые внёс в семейную хронику Монца с учётом найденных в подвале материалов. Айлин морщилась - какая тоска… Нанимая его, она всего лишь выполняла свой долг перед обществом, и ей были не очень интересны подробности из давно ушедших времён.
        - Когда меня уже допустят к основным фондам, госпожа Монца? - вдруг услышала она. - В документах встречаются временные лакуны, иногда столетние! Их необходимо восполнить. И полно фактов, требующих уточнения.
        - Вы же знаете, господин Даймон, запрет на посещение хранилищ распространяется на всех, кроме членов семьи, - мягко напомнила Айлин.
        - Я безобидный книжник! Принят на должность помощника архивариуса! - как обиженный ребёнок, вскричал Даймон. - Разве я виноват, что старик помер не вовремя? По его милости я стал помощником пустого места! Да ещё без доступа к книгам! Побираюсь тут, в подвале, как нищий, выпрашивая у вас пару страниц!
        - Это ваш собственный выбор, - ответила оторопевшая Айлин. - И вы за него получаете жалованье, между прочим.
        Он пронзительно глянул на неё.
        - Я богат.
        Айлин отвела взгляд.
        - Извините, господин Даймон, но, вообще-то, я здесь по другому поводу.
        - По какому?
        - Вы как-то сказали, что у нас в Дубъюке вера в мифы только крепнет, потому что разные люди в разные времена замечают признаки обещанных пророчествами перемен. Откуда вы о них узнали? О пророчествах. От господина Ульпина? Вы, конечно, слишком мало работали с покойным, но…
        К удивлению Айлин, на лицо Даймона набежала тень. Он сел за стол, вытянув и скрестив длинные ноги. Айлин тоже села - на скрипучий старый стул возле стола.
        - Что у него можно было узнать? Старик фактически жил в библиотечных закутках, а там полно потайных местечек, вам это известно? Иногда я искал его часами. Вместо того, чтобы вводить меня в курс дела, он занимался своими… своими интригами… - Что-то близкое к ненависти мелькнуло в глазах Даймона, и он замолчал.
        - Интригами? Не замечала ничего похожего.
        - Приехав в Дубъюк, я первым делом отправился в городскую библиотеку, где изучил подшивки всех местных изданий за последние двадцать пять лет. В газетах и журналах есть колонки, посвящённые пророчествам. Одни охотно делятся своими наблюдениями, другие охотно о них читают. Так вот, количество свидетельств о якобы сбывшихся пророчествах медленно, но неуклонно растёт. Это, кстати, свидетельствует о том, что
        некоторые мифы развиваются.
        - И какие пророчества сбываются в этом городе, если не секрет?
        - Да самые разные. Двести шесть лет назад была напророчена синяя обувь - в том году в моду вошли синие сапоги. Сто тридцать пять лет назад цветочницам пообещали бум на венки из роз для невест - теперь цветочные лавки не справляются с валом заказов. Гильдия пекарей… впрочем, вы уже поняли.
        - Вы, наверное, шутите. Сборники пророчеств легко доступны, и они просто руководство к действию - для сапожников, цветочников и прочих мастеров. Бери и делай! Отличный рекламный ход.
        - Может, и так. Вот бы проверить менее меркантильные предсказания… Наверняка в вашей библиотеке их полно. Но… - Даймон драматически развёл руки в стороны. - Дверь в страну знаний для меня закрыта.
        - Ничего, я вас сейчас обрадую. Мне требуется квалифицированная помощь в одном важном деле. - Айлин потрясла папкой, которую принесла с собой. - Это документы самых знатных семейств города. Говорят, в них придаётся колоссальное значение истории с пропавшими недавно детьми.
        - Ничего не слышал о детях.
        - Ещё бы, - не сдержалась Айлин. - Сидя в подвале, мало что узнаешь о жизни наверху.
        - Уверяю вас, первая госпожа, жизнь наверху никогда не доставит мне такой радости, как работа внизу. Если о пропавших детях писали в газетах, я смогу об этом прочесть, когда выберусь в город в ближайший выходной, - ровным голосом ответил Даймон.
        - Извините… это было грубо… Господин Даймон, расшифруйте побыстрее всё, что тут наплели пророки и провидцы, и я буду вам очень признательна.
        - Пророчества? Да неужели? Насколько древние?
        - Может, две, а может, три тысячи лет, не знаю.
        - О, мой бог! - вскричал Даймон, вскочив на ноги. - Там пергамент? И вы трясёте папкой? Дайте сюда, я займусь этим немедленно! - Он взял папку из её рук и бережно положил на стол. - Дорогая госпожа Айлин… не могу передать, как я вам благодарен. Для меня это просто подарок…
        Быстро надев белые нитяные перчатки, он сел за стол и, почти не дыша, потянул за завязки на папке, а увидев верхний фиолетового цвета лист, исписанный золотыми чернилами, застонал от восторга.
        Она тронула его за плечо.
        - Здесь двадцать листов. Когда расшифруете, заберёте у меня остальные.
        - Там много? - алчно спросил он.
        - Около ста тридцати.
        Он подарил ей потрясённую улыбку.
        Уходя, Айлин вспоминала покойного Ульпина. Как он осиротил их! Как подвёл, оставив библиотеку без надёжного присмотра… Впрочем, его ли вина? Смерть всегда приходит не вовремя. Он и сам настрадался, внезапно потеряв старшего сына, которого обучал столько лет и на которого рассчитывал… это тяжело. А младший уехал из Дубъюка сразу после похорон и не захотел даже обсудить с ней условия - его не интересовала престижная должность архивариуса Спящей крепости…
        Почему-то вспомнилось, как в первое время она могла часами сидеть напротив господина Даймона и следить за порханием длинных гибких пальцев, читать на не очень красивом, но притягательном, лице игру ума, занятого любимым делом, и - молча радовалась вместе с ним, когда он совершал неожиданные открытия. А он, если она не давала о себе знать, почти не замечал её присутствия.
        Глава 7. В долине
        1
        Немолодая одинокая женщина по имени Амика, спокойная, с добрым лицом, нашла Джио у себя под забором и привела в простой и уютный деревянный дом с тряпичными ковриками на полу и вышитыми занавесками на вымытых до блеска окнах.
        В тот день Джио, в основном, спал в дальней комнатке. Амика приносила ему еду и поила отваром с резким запахом мяты. Сказала, поможет от нервов. В самом деле, постепенно отпустило, хотя Джио ещё вздрагивал от каждого стука. К счастью, кошек в доме не водилось - при одной мысли об этих тварях его начинала бить мелкая дрожь.
        Утром он согласился переодеться в чистые холщовые штаны и рубаху, принесённые Амикой.
        - Почему ты мне помогаешь? Я чужой человек, и я… - Джио запнулся, не имея желания расписывать свои подвиги в Дубъюке.
        - Когда кто-то попал в беду, ему не помешает поддержка, правда? Вот тебе и ответ.
        - Но я ничем не смогу тебя отблагодарить…
        - Думаешь, мне нужна твоя благодарность? Иногда люди помогают друг другу просто потому, что не могут иначе. Неужели ты о таком не слыхал? А если тебя это беспокоит, иди поработай в огороде, быстрее вылечишься, - сказала она и с ободряющей улыбкой сунула ему в руки лопату.
        До самого вечера к дому Амики тянулись женщины, молодые и старые, в длинных цветастых юбках, плюшевых жакетах и с головы до ног увешанные золотыми украшениями. Они довольно враждебно рассматривали через плетень работавшего Джио, и ему чудилось, что, переговариваясь, они называли его вором и ещё, чёрт возьми, проклятым душегубцем. А может, то просто ветер свистел в ушах. Но и без слов было понятно - они дружно, всем сообществом злились на Амику за то, что она приютила незнакомца. Джио не мог не думать о том, что если бы здесь появились мужчины, их неприязнь не ограничилась бы одними осуждающими взглядами из-за ограды.
        - Продолжай работать, - шепнула Амика, которую тоже беспокоило присутствие женщин. - Если никто не зайдёт в калитку, считай, нам повезло.
        Но на закате женщины выстроились в большой круг. Опершись на лопату, Джио с тревогой наблюдал за тем, как они притоптывают и ритмично хлопают в ладоши. Их бормотание сливалось в протяжный гул.
        Побледневшая Амика крепко сжала его руку.
        - Наберись мужества…
        В центр круга вышла дряхлая старуха в тёмном наряде и цветном платке на голове. Все поклонились ей и по очереди преподнесли золотые цепочки и браслеты.
        - Плохо, - прошептала Амика. - Они за неё. Но ещё ничего не решено. Сначала мы их выслушаем.
        Просевшую под таким количеством золота старуху под руки подвели к калитке, и та объявила неожиданно звучным голосом:
        - Гости!
        Амика распахнула калитку, вышла, кланяясь, подхватила старуху под локоть и повела по дорожке в дом, жестом велев Джио следовать за ними. Женщины остались ждать за оградой.
        Старуха уселась посреди комнаты на спешно придвинутый Амикой стул. Ноги свешивались, не доставая до пола, и она недовольно морщилась. Амика бросилась в прихожую за низким стульчиком, поставила ей под ноги, придвинула ближе зажжённую лампу на столе, и вдруг в её руках появилось прекрасное золотое ожерелье с зеленоватыми камнями, которое она с почтением подала гостье. Джио удивился. Жила Амика скромно, носила незатейливые золотые серьги и цепочку.
        Старуха рассмотрела ожерелье, повернувшись к лампе и поднеся его близко к глазам.
        - Я не знала, что у тебя есть гром, Амика, - потеплевшим голосом произнесла она, оценив подарок. Злой блеск её чёрных пронзительных глаз угас, она откинулась на спинку стула. - Не жалко отдавать древнюю вещь за чужака?
        - Жалко, Эрфи… очень жалко… - Голос у Амики прерывался. - Но я его приютила, я не могу допустить, чтобы в моём доме убили гостя… Если это моя ошибка, мне её и исправлять…
        - Да, ты у нас добренькая. Такие, как он, всегда находят добреньких. Просто лежат под забором и ждут. Сядь!
        Амика села на стул, а Джио остался подпирать косяк. Старуха чуть подалась к Амике и спросила проникновенным голосом:
        - Послушай, зачем он тебе? От него столько хлопот. Лучше бы он мяса положил в молочную чашу и подождал.
        Чтоб ты сдохла, в приливе раздражения подумал Джио и наткнулся на тяжёлый старушечий взгляд.
        Её морщинистое лицо стало страшным, она выплеснула на отшатнувшегося Джио гневную тираду на незнакомом языке, грозно потрясая ожерельем, зажатым в коричневом кулачке.
        - Эрфи, не надо, прошу тебя! - испугалась Амика. - Ты же убьёшь его…
        Старуха закрыла глаза, пытаясь отдышаться и успокоиться.
        - Он только что пожелал мне смерти, вот кого ты подобрала в подворотне, - проскрипела она.
        - А она сама? - сказал Джио, когда Амика с ужасом посмотрела на него. - Разве она не желает мне смерти?
        У старухи от возмущения затряслась голова.
        - Вот что я хочу сказать тебе, Амика. Глядя на него, ты вспоминаешь своего погибшего сына. Но он не твой сын, опомнись. Когда ты его встретила, ты спросила, почему на нём кровь? Чья она? Ты боишься нарушить законы гостеприимства, а он нет. В городе он преломил хлеб со стариком, спасшим ему жизнь, а потом погубил его мурчу, разгневав Дикого кота.
        На Амику было жалко смотреть, она обхватила голову руками и принялась тихо причитать, раскачиваясь всем телом. Джио стоял неподвижно, только взгляд у него заледенел. Ничего, он бывал в передрягах и похуже…
        Неожиданно Амика затихла и подняла голову.
        - Чужак вызвал Кота? Захват? Как он смог?
        - Мы сейчас о другом. Он натворил дел - мы с ним разберёмся.
        - Но я должна знать, Эрфи!
        - Зачем? Много разговариваешь! - Старуха сердилась.
        Джио снова почувствовал себя беспомощным, он не понимал, о чём они спорят. Кошка Пенты сама пришла к нему, размурлыкалась… и намурлыкала ему проблему.
        - В городе его называют меченым, - снова заговорила старуха. - Может, хоть это тебя убедит. Совсем дурной. Непредсказуемый. От таких одни неприятности.
        - Кто называет?
        - Додона!
        Кажется, это был веский довод, потому что Амика готова была дрогнуть. Борясь с собой, она не смотрела на Джио, и в эти короткие мгновения перед ним мелькнула вся его жизнь, цена которой сейчас - золотое ожерелье.
        - Неважно, - выдавила из себя Амика. - Поздно поворачивать назад.
        Джио вздохнул с облегчением, но старуха возразила:
        - Нет, не поздно. Послушай меня, неразумная. Старик при смерти, а этого разыскивают копы, и не только они! Люди из предместий прознали, что он скрывается в долине, утром прислали нам предложение, хотят его выкупить. Нам не нужны их деньги, мы отдадим его даром, ведь у нас общее горе, когда гибнет мурча. Решение только за тобой. Тебе их жалко? Мурчу и её старика?
        - Конечно, жалко.
        - Тогда забери свой чёртов гром и дай свершиться возмездию!
        - Нет, - вытирая слёзы, сказала Амика. - Не заберу. Он сделал это по глупости, а не со зла.
        - О, да, он король глупцов! Умный оступится - жаль, а глупец - туда ему и дорога. Глупый всякому противен. Посмотри на него! Глупый и опасный - ядрёная смесь! Твоя жертва будет напрасной, добренькая женщина.
        - Откуда ему знать наши порядки? Он пришёл издалека, считай, из другого мира…
        Терпение старухи лопнуло. Она посмотрела на Амику так, будто внезапно увидела перед собой что-то невыразимо гадкое.
        - Я тебе удивляюсь. Зачем его защищаешь? Куда лезешь?
        - Семь лет прошло, но время не вылечило мою рану… - Каждое слово давалось Амике с трудом. - Душу рвёт на части оттого, что рядом с моим сыном не оказалось такой женщины, как я, что в трудную минуту ему никто не помог… Больно мне, Эрфи…
        - Хочешь, чтобы было ещё больнее?
        - Не отговаривай! - закричала Амика в отчаянии. - Я сделаю для парня всё, что смогу!
        - Накличешь на себя, Амика! Завязнешь! - загрохотала старуха. Она не ожидала бунта и теперь скрипела зубами от злости.
        Амика оробела.
        - Я за него заплатила, Эрфи, но если этого мало, пусть он тоже платит…
        - Эх, куда катится мир?
        - Всё по правилам…
        - Кому нужны такие правила? Я бы их изменила.
        - Пусть платит!
        - Чем я заплачу?! - крикнул Джио. - У меня ничего нет, кроме почек! Да и почку не отдам - лучше убейте!
        - А я про что? - подхватила старуха. - И я тоже не уверена, Амика, что ему есть чем платить. Пусть принесёт мне нагром из Спящей крепости, тогда я точно соглашусь.
        - Да, и луну с неба в придачу, - горько сказала Амика. - У него есть кое-что другое, Эрфи, и ты это знаешь. Кот не приходит по пустякам. А ты… - Она сердито взглянула на Джио. - Соглашайся! Соглашайся, глупый! Просто скажи да!
        Выбора не было.
        - Да, - сказал Джио покорно. - Сдаюсь.
        Старуха пожевала древними губами и метнула в Джио и Амику пару молний, по одной на каждого - чёрные глаза её так и сверкали. Было заметно, что она негодует, но не решается пойти против установленных общиной порядков. Амика стояла, не смея поднять глаз.
        - Что ж… Хотя я вижу перед собой двух глупцов, я не могу с ними справиться. Похоже, мы сговорились. Сегодня ночью, Амика. - Старуха закряхтела, вставая. - Мы потушим огни, а ты сожги ту вещь, что меченый украл у старика, или она всё испортит. Где она? Справа жжёт… - С мучительной гримасой, старуха потёрла правое плечо.
        - На вешалке в прихожей. Полушубок…
        - Больше ни слова! - Старуха хлопнула ладонью по губам Амики, словно запечатывая её уста.
        2
        Дело принимало серьёзный оборот. Амика проводила Эрфи до калитки, и женщины на некоторое время исчезли.
        Вернувшись, Амика заметалась по дому, засунула в комод серьги и цепочку, умылась, повязала новый платок. И всякий раз непреклонно отворачивалась, наткнувшись на тревожный взгляд Джио. Не выдержав, он впрямую спросил её о предстоящем испытании. Она же, положив в карман вязаной кофты коробок спичек, молча погасила все лампы и, ловко двигаясь в темноте, выскользнула из дома. Джио поспешил за ней.
        В огороде Амика разожгла огонь и бросила в него полушубок Пенты. Из мрака к костру стекались безмолвные фигуры в чёрном, сливавшиеся с тьмой. Джио попробовал их разговорить:
        - Эй, красавицы!
        Никакой реакции.
        - Милые тётушки!
        Молчание.
        - Вот же злобные бабки…
        В ответ полетел град земляных комьев. Некоторые попали ему в лицо, и он с проклятьями убежал в дом.
        Промывая глаза под струёй воды из ручного умывальника, он твёрдо вознамерился не показывать свой страх. Он справится - заплатит, если это необходимо, чтобы выжить. И пусть его оставят в покое. Пусть дадут возможность уехать из этого места с его ненормальными кошками и выпрыгивающими из стен чудовищами. До сих пор ему удавалось выкарабкиваться из самых неприятных историй, а сколько их уже было… Жаль, что они тебя ничему не учат, вспомнил он сдержанный отцовский укор. Будь ты со мной откровеннее, отец, огрызнулся Джио, я бы никогда не сунулся в этот городишко.
        Джио утерся полотенцем, висевшим рядом с умывальником, взглянул на тёмное окно. Сквозь открытую форточку тянуло дымом, с огорода доносился треск горящих поленьев и сильный запах палёной шерсти. Бояться нечего, уговаривал он себя, Амика знает, что для меня будет лучше, она никогда не причинит мне вреда. Допустим, сказал внутренний голос, но ты уверен в других? Вдруг старуха передумала?
        Джио подкрался к окну и чуть раздвинул занавески. Угол дома закрывал обзор, но с огорода донеслись чеканные звуки всаживаемых в землю лопат. Во рту сразу пересохло. Где-то в животе зародился страх и, разрастаясь, быстро поднимался к горлу, как гигантский паразит.
        В кромешной темноте Джио достал из буфета нож, крепко сжал его и, натыкаясь на мебель, выставившую против него все свои углы, выбрался из кухни в прихожую. Там он, почти не отдавая себе отчёта, поднялся по лестнице, ведущей на чердак, протиснулся в крошечное чердачное окно и оказался на крыше, где холодные лезвия ветра тут же исполосовали ему лицо. В любой момент он мог сорваться со скользкой черепицы, но сумел подобраться к кирпичной трубе. Держась за трубу, Джио огляделся и выбрал сторону с хорошим обзором.
        Плотная, как войлок, тьма окружала селение, лишь на далёком холме мерцали бледные огни, да внизу, в огороде, поблёскивали язычки пламени. В его отсветах молча суетились женщины. Они водрузили на догорающий костёр железную бочку и носили в неё воду из колодца. А ещё они копали яму! Джио изредка поднимал глаза и смотрел на небо, словно оттуда могло прийти спасение. Но они договорились и со звёздами - небо было черно, как мысли убийцы.
        Страх разбухал в груди, мешая дышать. Он вспомнил их последний вечер с Клотильдой. Обнявшись, они сидели перед телевизором и ели свежие ягоды.
        - Пожалуйста, не оставляй меня, - вдруг попросила она сдавленным голосом, как будто знала, что он задумал.
        Если бы она повторила это раз двадцать, неприятным плаксивым тоном, с надрывом и слезами, уйти было бы легче. Но Клотильда была слишком гордой. За это он и любил её. Он, конечно, отшутился, зарывшись лицом в её мягкие светлые волосы, но на душе скребли кошки.
        После тяжело перенесённой в юности безответной любви Джио рвал отношения при первых же признаках влюблённости. Он предпочитал женщин без претензий, быстро вычислял их среди других и сходился с ними, в основном, в периоды безденежья, чтобы как-то пережить трудные времена. Чаще всего это были пухленькие обеспеченные хохотушки. Они со всем соглашались и не задавали неудобных вопросов. Их бесконечно трогали повторяемые им банальности: мы два одиноких сердца, два незнакомца в ночи… Да-да, им это нравилось. Пусть ненадолго, но он помогал им скрасить одиночество, не был с ними груб или циничен, и потому их кошельки, которые он никогда не опустошал до дна, были для него открыты. Когда он исчезал, они находили ему замену и вспоминали о нём с теплотой, даже если с его уходом из дома пропадала пара дорогих вещиц. Живи сам, получая максимальное удовольствие, и дай жить другому - отличная, как ему казалось, формула отношений. В ней не было места надрыву, скандалам, ревности, навязчивым преследованиям, обязательствам и прочим опасным переменным, которые в любой момент могли привести к катастрофе, к не решаемому
уравнению. Он это удачно придумал. Но теперь, вместо того чтобы проводить с Клотильдой счастливые дни и ночи, сидел на скользкой крыше в обнимку с трубой и гадал, как незнакомые люди распорядятся его судьбой. Что они с ним сделают? Чем возьмут плату у нищего чужака - натурой, органами? Эти предположения не выглядели глупыми или невозможными, особенно после того как женщины закончили копать яму, пугающий прямоугольник в земле.
        - Кому достанешься, любимая, когда паду в сраженье я? - вспомнил Джио слова из песни. Раньше они казались ему глупыми и высокопарными. Раньше.
        Костёр внизу догорал. Молчаливые фигуры выстроились широким полукругом, объявшим старуху Эрфи. Подняв глаза, она встретилась пылающим взглядом с прижавшимся к трубе Джио. И вдруг он увидел нечто такое, что едва не свалился с крыши. Рядом с Эрфи, в светлом платье, слишком легком для весенней ночи, стояла… Клотильда… его Клотильда! Обхватив плечи руками, она дрожала от холода, а потом тоже заметила его и помахала рукой.
        - Кло! Почему ты здесь?! - в тревоге крикнул Джио. Его подруга, врач по профессии, была помешана на работе. Она не могла уехать, бросив своих особенных, бесчувственных ко всему пациентов.
        Ветер отнёс в сторону её ответ, но это, без сомнения, была она, здесь, среди чужих, в самом эпицентре кошмара.
        Джио не помнил, как слез с крыши и очутился на крыльце. Они что-то с ним сделали - заколдовали, одурманили. Больше он не принадлежал себе, нож вывалился из рук, язык не ворочался, а тело легко подчинялось чужим приказам. Пока он безвольно брёл к поджидавшим его женщинам, светлая фигурка Клотильды таяла на глазах, и последней исчезла её милая улыбка. Но и сама Клотильда была уже не важна, воспоминание о ней было неважно, она стала призраком, тенью из какой-то нереально далёкой жизни.
        Джио раздели до трусов, а на старухе осталась длинная сорочка из белого полотна и увесистая золотая цепь, которую ей передали по кругу. Их обоих, дрожащих от холода, подвели к яме со скошенным под углом дном и уложили спиной друг к другу, голова к голове.
        По-прежнему вялый, Джио не мог сопротивляться, и вот уже им накрыли головы платком, прикидали землёй, вытягивающей из тела остатки тепла.
        Плати!
        Услышав в голове голос Эрфи, Джио почему-то вспомнил ночь, проведённую в доме Пенты. Перед ним замелькали картинки: вот он ворочается под полушубком, размышляя о странностях незнакомого городка, соблазняет уговорами кошку, а вот перед его взором возникла красная долина меж высоких чёрных гор. На горизонте колыхалась длинная лента из огненных знаков. Лента стремительно приближалась, извиваясь в воздухе, как небывалых размеров змей. Хотя, присыпанные землёй, они не могли двигаться, Джио чувствовал, как волнуется прижавшаяся к его спине Эрфи.
        Ты не должен напрягаться…
        Змей подлетел так близко, что Джио хорошо разглядел отколовшийся от хвоста странный элемент - тугую сверкающую спираль, усыпанную колючими шариками.
        Ты выпустил его, а теперь впусти…
        Конец спирали вонзился Джио между глаз, и мозг взорвался невыносимой болью.
        - Иди к чёрту! - мысленно заорал он, но навстречу ему уже мчался новый знак, обжигающий, переливающийся, как красная ртуть.
        Джио корчился под ударами, которым не было конца. Никогда в жизни он не испытывал
        такой острой боли. Огненный змей неистовствовал. Каждый новый символ приближался, чтобы Джио мог его рассмотреть, а потом, как казалось Джио, пробивал в его черепе дыру размером с кулак и уходил к Эрфи. Она тоже страдала, принимая в себя эти необычные и ужасные дары, похожие на гусениц, пиявок, змей и всегда свитые в кольца или перекрученные.
        Настал момент, когда Джио начал мечтать и молить о смерти: удары участились, и боль стала нестерпимой. В сознании, которое он не мог отключить, всё смешалось в багровом тумане.
        Расслабься… Скоро конец…
        Но Джио неотвратимо падал в пропасть, по дну которой текла мутная кровавая река.
        - Пожалуйста, не оставляй меня! - крикнул издалека чей-то знакомый до боли голос.
        - Отпусти, - шептал Джио.
        Но голос упрашивал, молил, и Джио заставил себя вернуться в чёрную долину; здесь парящий змей, поджидая свою жертву, выписывал в пространстве огромные огненные фигуры.
        Зависнув перед Джио, змей в последний раз ударил укоротившимся хвостом и вошёл в его мозг, как пущенная стрела.
        …Он очнулся на траве окоченевший и скрюченный. Женщины лили на него вёдра горячей воды, смывая грязь. Потом его закутали в толстое одеяло и, подхватив за руки и за ноги, которых он не чувствовал, потащили в дом. Там его растёрли пахучей жидкостью, одели, влили в него огромную кружку горячего чая и уложили на кровать под несколько одеял.
        Утром Джио проснулся почти здоровым и в полузабытьи, отходя от пережитого, услышал, как возле постели разговаривают женщины:
        - А Эрфи повезло меньше.
        - Так он же молодой, живучий, а ей… сколько ей было, девяносто два?
        - Три. Тяжёлая передача случилась. Лицо почернело, на груди ожог от цепи. Говорят, так бывает, когда приходит слишком большая сила.
        - Интересно, что он видел, слова или знаки?
        - Шани сказала, он ходячее несчастье.
        - Значит, змей прилетал, - вздохнув, сказала женщина.
        Не повезло и Амике, к которой по обычаю перешли драгоценности Эрфи. Она была вынуждена надевать их, постепенно, по одной, и испытывала из-за них сильные боли, словно они её отравляли. Амика почернела и исхудала, и заснуть ей помогало только сонное зелье. В доме постоянно толклись женщины, поили и кормили не встававшую с постели больную, растирали её, пели ей красивые песни. На Джио никто не обращал внимания, по ночам он доедал то, что находил в кастрюле на печке.
        …Дни тянулись, как резина. Однажды он заглянул к Амике, и женщина, сидевшая у постели, довольно грубо сказала:
        - Меченый, иди сюда, помоги надеть. - И сунула ему в руки золотую цепь старухи Эрфи, с тяжёлыми звеньями, ту самую, что была на ней в ночь, которую Джио не любил вспоминать. Женщина бережно приподняла голову спящей Амики, но Джио мешкал, и она прошипела: - Быстрее!
        - Не буду, - с ненавистью сказал он. - Не дам её мучить.
        - Ох, наконец-то мы тебя свяжем и отвезём к верхним!
        В комнате тотчас появились другие, с такими же непреклонными лицами, увешанные золотом, в цветастых нарядах, от которых рябило в глазах.
        Джио боялся возвращаться в город. Знают ли там, что он заплатил за погибшую кошку, или он откупился только от нижних? Имея печальный опыт, он не мог, как раньше, рисковать, не зная всех местных порядков, поэтому, как подранок в траве, сидел в деревне, боясь высунуться.
        Он склонился и надел на Амику цепь. Ещё не проснувшись, она закричала от боли. Взревев, Джио хотел сорвать цепь, но на него уже навалились, стиснули со всех сторон и вышибли из комнаты, надавав тычков и оплеух. Он с воплями пинал запертую дверь, пока из кухни не вышла молодуха и не плеснула в него помоями из ведра.
        На следующий день Амике неожиданно полегчало, это вызвало в доме радостную суету и восхищённые перешёптывания:
        - Нос родился…
        Женщины затеяли во дворе хороводы, пели песни, а потом закатили настоящий пир с застольем. В честь праздника и Джио впервые угостили по-человечески, доставив в его комнату большой поднос с кушаньями.
        - Нос у них родился, - ворчал Джио, подбирая до крошки вкуснейший пирог с курицей. - А остальное на подходе.
        Впрочем, его уже ничто не удивляло.
        Глава 8. Визит господина Горна
        1
        - Ой, мада, что я вам расскажу, - задыхаясь от быстрого шага, начала было Летка, появившаяся на пороге кухни, но Виктория, аккуратно помешивая соус в сотейнике, одёрнула её:
        - Некогда болтать, книсса! Столько работы, а ты опаздываешь!
        Летка, одетая в белый поварской костюм строгого покроя, состоящий из брючек и приталенной куртки, продела в специально пришитую на талии петлю пушистую чёрную косу, спускавшуюся по спине ниже пояса, натянула перчатки и немедленно приступила к чистке картофеля. Виктория не разрешала пользоваться картофелечисткой из-за того, что слишком многое шло в отходы, и следила, чтобы Летка тоненько срезала кожуру и тщательно вырезала глазки.
        Рослая и подтянутая, с грубоватыми чертами лица, Летка не была красавицей, но прекрасные серые глаза и сдержанная улыбка, всегда таившаяся в уголках губ, делали девушку очень обаятельной. Ей было двадцать восемь, она страстно мечтала выйти замуж, но трагически разрывалась между двумя возможностями. Один из претендентов, красавец и весельчак Лап, торговавший зеленью и овощами, любил выпить, а выпив, устраивал незабываемые представления на открытом воздухе. Обычно он кого-нибудь гонял по улице с криком: «Сейчас я тебя побрею, тля кукурузная!», а перед пытавшейся его урезонить Леткой поминутно валился на колени и ревел, отдавая честь: «Слушаюсь, ваше величество!» Протрезвев, Лап являлся к Летке с огромным букетом, вычищенный, благоухающий, густо сыпал обещаниями и доводил её до полуобморока сногсшибательным мужским обаянием и нежными речами. Второй жених, Мартон, мужчина простой, но с хорошей репутацией, работал в Спящей мастером на все руки, пил в меру, был старше на двадцать лет, о красивых ухаживаниях даже не задумывался и, что особенно смущало, не имел привычки выбирать выражения.
        Оба жениха пламенно любили Летку, а Летка любила в них обоих их лучшие качества, так неудачно распределённые.
        - Мада, можно сказать? - через некоторое время спросила Летка.
        Виктория взглянула на почти полную кастрюлю очищенного картофеля и дозволила:
        - Можно.
        - Я вчера Мартону говорю: «Ты знаешь какие-нибудь ласковые слова? А то всё Летка да Летка. Думал, думал, надумал. Куропаточка моя, говорит. А сам красный от стеснения, переживает, что разнежничался. Как вам?
        - Ну, любит он жареных куропаток с горчицей… да и ты на кухне работаешь, так что по теме, - пряча улыбку, сказала Виктория. - Получай кулинарный комплимент!
        - Ага, прямо заслушаешься.
        - Что не дано человеку, то не дано. Зато у него руки растут откуда надо.
        - А Лап говорит, - Летка мечтательно завела глаза, - голубка моя, богиня, нежней тебя нет
        никого на свете…
        - Значит, куропатка против голубки? Вот что тебя волнует? А не то, что он соседям опять окна побил? Я тебе, девушка, настойчиво советую принять предложение от надёжного мужчины. Причём, немедленно. Пока он себе другую не нашёл. А пьющего чудилу забудь, как страшный сон. Это ж не человек, а стресс, причём, хронический, неужто сама не видишь?
        - Но он такой…
        - Не хочу ничего слышать! А что родители?
        - Отец торопит с выбором. А то одна да одна, говорит… А мачеха на сносях, рада, что я всё по дому делаю. Но им нужна свободная комната, я же понимаю. Как ребёнок родится, совсем тесно станет, на головах будем спать, вшестером. - Летка с несчастным видом снова занялась картофелем.
        - Ну, так и перебирайся сюда. Госпожа Айлин разрешает занимать свободные комнаты.
        - Ни за что!
        - Опять мучаешься? - тихо спросила Виктория. - Что-то ты бледненькая.
        - Мучаюсь, мада. - Летка ещё ниже склонила голову. - Иду сюда, как на казнь.
        - Вот ещё новости! Не распускай себя. Может, придумываешь?
        - Нет, тяжко, ноги не идут…
        - Не беременная?
        - Скажете тоже! - вспыхнула Летка. - Боюсь чего-то. Будто ждёт меня за углом беда…
        - Ну, сама подумай, какая тут может быть беда? - горячо сказала Виктория. - Я как в Спящую устроилась, жизни не нарадуюсь. А такую хозяйку, как наша госпожа Айлин, ещё поискать надо. Дочка к себе зовёт, но я работать хочу, а не с внуками сидеть. У меня ещё сил на десятерых.
        - Да-да… Но я, наверное, уволюсь.
        - А ты не торопись. Может, отпустит.
        - Может, отпустит, - согласилась Летка, быстро работая ножом. - А в предместьях опять ребёночек пропал… Тоже ночью, из дома.
        Забыв про кипящие кастрюли, Виктория тяжело опустилась на табурет у плиты.
        - Что ж это творится? Детей из постелек крадут… Ищут?
        - Конечно, ищут. Но раз сразу не нашли, то уже не найдут.
        - Не каркай, каркуша! А как там наша Марьянка?
        - Тяжело ей…
        Ребёнок, которого украли первым, был сыном Марьяны, девушки, которая раньше работала второй помощницей Виктории. Потом вышла замуж, родила троих. Никогда не злилась, ни с кем не ссорилась, светленькая, улыбчивая.
        - Помните, мада, как она Господина Миша колбасой подкармливала, пока никто не видел? Очень его любила. При ней он так раздобрел - госпожа Айлин после контрольного взвешивания за голову схватилась.
        - Конечно, помню… - Виктория утёрла краем фартука бежавшие по щекам слёзы. - Бедная Марьянка… бедные детки… как всех жалко-то, господи… И мой братишка тоже ведь потерялся…
        Летка знала эту печальную историю. Когда-то у Виктории был горячо любимый младший брат. В детстве он оглох, но вырос высоким, красивым парнем, собирался жениться. И вдруг исчез. Много лет прошло, Виктория давно уехала из дома, но тоска по брату мучила её до сих пор. Она мечтала найти его, ходила к гадалкам, ночами не спала, перебирая возможные сценарии его исчезновения, как делают все люди, сраженные подобным несчастьем. Лицо на фотографии было застывшим, неживым, только Летка ни за что бы не сказала об этом Виктории. А та не спрашивала - возможно, чтобы не лишиться последней надежды.
        - Мада, а вы давно у гадалок были?
        - Больше я к ним не хожу.
        - И правильно!
        - Только к одной, к Додоне.
        Нож вывалился у Летки из рук.
        - Как же вы не побоялись?! Её разозлить легче лёгкого, и тогда она так судьбу повернёт, что каждое её слово сбудется…
        - А чего мне бояться? Мне уже сам чёрт не страшен. Есть ли в Дубъюке хоть одна гадалка, которой я не заплатила? Решила, будь что будет, и пошла.
        - И что? - умирая от любопытства, спросила Летка.
        - Она у меня забрала цепочку с медальоном, где прядь братишкиных волос лежит. В первый раз его обстригли, годовалого, а я волосики сберегла. Заставила меня подвесить медальон на один крюк с тазом - цепочка бьётся об него, звенит на ветру. Вот, жду теперь, может, вызвонит, где мой родненький…
        - Такое гадание только Додоне под силу, - заметила Летка. - Говорят, очень от него голова болит. Но знаете, мада, если Додона взялась помочь, то результат будет, это точно.
        Вернувшись к плите, Виктория схватила половник размером с бычью голову и в сердцах треснула им по одной из медных кастрюль, подвешенных над плитой. Кастрюля загудела.
        - Кабы умела я медь слушать, давно бы мои мучения кончились…
        - А давайте попробуем?! Погремим и послушаем! - воодушевилась Летка, которой очень хотелось помочь.
        Повариха недоверчиво улыбнулась, но Летка забрала у неё половник.
        - Новичкам везёт! Стойте рядом, мада, и слушайте! - Она осторожно тюкнула в днище большой медной кастрюли.
        Звук вышел ни то ни сё.
        - Не слышно, - сказала Виктория, насупив широкие чёрные брови.
        Бац!
        - Ничего не слышу!
        Бац! Бац!
        Летка стучала, а Виктория, вздрагивая, вслушивалась в звон и грохот кастрюль, по которым её помощница, не жалея сил, дубасила половником.
        Наконец они, обе ошалевшие и оглохшие, упали на табуреты, закрыв уши руками.
        - Что-нибудь слышали, мада? - спросила раскрасневшаяся и возбуждённая Летка, когда у неё перестало звенеть в голове.
        - Да, слышала, - ответила Виктория. - Духи кастрюль сказали мне, что если обед не будет готов вовремя, ждёт нас с тобой выволочка. И что сейчас сюда весь дом сбежится.
        И действительно, не успела Виктория договорить, как на кухню заглянула испуганная Лорна, а за ней и Хейго.
        - Что за шум?!
        - Пожар? Сигнализация сработала? - Хейго быстро обшаривал кухню глазами.
        - Всё в порядке, не беспокойтесь! Проверка кастрюль на прочность! - выпалила Летка первое, что пришло на ум.
        - С ума сошли? Там Бомбаст с Гриваттой стоят в коридоре, боятся войти.
        - Вот и хорошо. Ведьмы меди боятся, - прошептала Летка. - Ведьмам здесь делать нечего.
        - Пожалуйста, потише, у нас гости… брат… - сказала Лорна, и они с Хейго ушли.
        - Кто в гостях? - спросила Виктория. - А то я слегка оглохла.
        - Господин Горн! - громко ответила Летка.
        - Ходит и ходит… И чего ходит? Только вещи портит. Столько убытков госпоже Айлин.
        - Так не он же.
        - Так из-за него же! Сантэ терпеть его не может.
        - Бегу… бегу… - раздался задыхающийся голос Барри, и старик влетел на кухню, шаркая и раскачиваясь на ходу. - Что… тут… случилось…
        - О, господи, - сказала Виктория. - Рысачишь, как молодой.
        - Обокрали?! - хрипел старик.
        - Успокойтесь, господин Барри, садитесь сюда, отдышитесь. Ничего не украли, ничего не
        случилось, - ласковым голосом говорила Летка, помогая старику усесться на скамью у стола.
        - А я слышал шум…
        - Ну, слышал, и что? Конец света, всеобщий сбор? - ворчала Виктория, принимаясь энергично шинковать морковь.
        - Осторожнее, мада, - между делом сказала Летка, но Виктория уже порезалась.
        Высасывая из ранки кровь, она задумчиво смотрела на свою помощницу, но та, почувствовав взгляд, ещё ниже склонилась над Барри.
        2
        Айлин только принялась расчёсывать мягкой щёткой длинную шерсть Сантэ и кошка замурлыкала от удовольствия, как, постучавшись, в кабинет вошёл Кристофер, взъерошенный, с красным лицом, по которому ручьями стекал пот.
        - Что с тобой, дружок? - спросила Айлин.
        - Э-э…
        - Ты не болен?
        Вид у Кристофера был отсутствующий, взгляд блуждал.
        - Господин Горн, - выдавил он из себя.
        - Наконец-то. Приглашай.
        Кристофер исчез, а в дверях появился гость - худощавый, с тростью в руках, в тёмно-сером отменно сидящем костюме.
        - Ричард, - поприветствовала его Айлин, не поднявшись.
        С времени их последней встречи осенью он заметно постарел, волосы побелели, под глазами набрякли мешки. Но годы не могли его согнуть, спину он по-прежнему держал прямо.
        Брат в замешательстве остановился - Айлин всем видом показывала, что поглощена туалетом зашипевшей на гостя Сантэ - и всё же закончил ритуал приветствия: шагнул вперёд и поклонился обеим.
        - Госпожа Сантэ… Дорогая сестра…
        - Рада тебя видеть. - Айлин приглашающим жестом указала на кресло.
        - И я тебя, - любезно ответил её брат, пристраивая трость к столу и усаживаясь в удобное кресло напротив.
        Она звонила ему раз сто, на сто первый он поднял трубку и согласился встретиться. Поэтому, по заранее продуманному плану, она не бросилась к нему с распростёртыми объятиями. У неё тоже есть гордость.
        - Что-нибудь выпьешь?
        - Да, спасибо, валерьянки.
        - Шутишь?
        - Шучу.
        - А то я…
        - Нет-нет.
        - Мы можем говорить свободно? - спросила Айлин.
        Господин Горн похлопал себя по левому карману, давая понять, что при нём та самая штука, которая делает не различимыми для постороннего слуха любые исходящие из кабинета звуки, - предмет жгучей зависти Айлин. Подумав, Ричард зачем-то достал и показал ей эту крошечную старинную вещь, сделанную в виде родового символа Монца - меча с рукоятью, усыпанной рубинами.
        - Ты здорова, сестра?
        - Вполне. Книготорговля идёт успешно?
        - Бывало и хуже, - ответил господин Горн и в свою очередь участливо поинтересовался: - А как Фанни?
        - Хуже не бывает…
        - Х-м… позволь спросить, она уже выбрала госпожу Сантэ?
        - Если бы. Она её… пнула.
        Тема была неприятной, если не сказать ужасной. Господин Горн быстро взглянул на кошку, с блаженным видом лежащую у Айлин на коленях, хотя до этого тщательно избегал встречаться с ней взглядом.
        - Девочка до сих пор без наставника.
        - До сих пор, Ричард, - потупилась Айлин.
        - Может, всё дело в этом?
        - Но где взять надёжного человека?
        - Да, согласен, это проблема. Извини за вопрос, но меня беспокоят последние слухи. Не могу поверить - ты что, гадаешь на картах?
        Щётка в руках Айлин задвигалась энергичнее, и Сантэ возмущённо пискнула.
        Прости, дорогая… Неужели, кроме слухов, нам больше нечего обсудить?
        - Что означает да? Печально. Только и разговоров в городе, что ты себя из-за гаданий поедом ешь. Прими это, пожалуйста, к сведению.
        - Хорошо, Ричард, я постараюсь, - через силу улыбнулась Айлин.
        - Помню, ты планировала отпустить Фанни на каникулах в Монровию. Может, девочке будет полезна смена обстановки?
        - Чтобы она сбежала при первой же возможности?
        - М-м…
        - Извини, - виновато сказала Айлин. - Иногда меня заносит с жалобами.
        Пусть с некоторых пор в их отношениях всё пошло не так, брат по-прежнему старался её оберегать, и она это ценила. Нельзя не прислушиваться к советам близкого человека, который действует из лучших побуждений. Но ведь карты не врут, она не зря волновалась за Фанни. Пнула мурру!
        - Пожалуйста, приглядывай за ней внимательнее, - словно прочитав её мысли, сказал брат.
        - Ты пришёл из-за отравленных кошек? Бедные крошки… Что за звери эти подземщики…
        - Я пришёл, потому что ты меня пригласила, но, буду честен, скорее, из-за пропавших детей.
        Айлин переменилась в лице.
        - Ричард… Ты только не подумай, что я такая бессердечная, начала с кошек…
        - Я не думаю, - мягко сказал господин Горн. - Защищать кошек - дело всей твоей жизни. Просто дети сейчас важнее.
        Айлин откинулась на спинку дивана и несколько мгновений посидела, прикрыв глаза, а потом сказала тихо:
        - Странные дела, непонятные… Оба ребёнка пропали прямо из дома, ночью… В полиции мне сказали, что так нагло и хитро действуют маньяки…
        - Фанни была у меня на днях.
        - Я не знала.
        - Мы говорили о собаках.
        - О каких собаках? А-а… о собаках…
        Как-то раз, в детстве, Фанни спросила её, есть ли в их городе собачки, и с разрешения Айлин, вместе с господином Ульпином съездила в Пёсий Дол взглянуть на щенков.
        - Если похищения продолжатся, Фанни предложила искать по свежим следам, используя собаку. Хорошая мысль. Знаешь, со стороны полиции было крайне неблагоразумно отказаться от собак-ищеек по предписанию твоей «Защиты».
        - Вовсе не глупо! Они конфликтовали с кошками!
        - Ладно, сейчас не об этом. Я уже виделся с Антеем Комаром. Это хозяин пса по кличке Кураж. Антею двадцать семь, и он странноват. Но парень отзывчивый, ради доброго дела в лепёшку расшибётся.
        - Семейный?
        - Одинок. Живёт с матерью.
        - Напомни, пожалуйста, Ричард, как так случилось, что в нашем городе всё ещё обитают собаки?
        - Я не согласен с этим всё ещё, но по существу вопроса: это заслуга пса Бубуя. Когда-то очень давно он грудью закрыл Нежную Миу от бешеной кошки. Бессмысленный, но впечатляющий подвиг. После того случая семья Комаров получила исключительное и бессрочное право держать в Дубъюке собак. Так что когда после Второй войны с кошками всех собак из Дубъюка вывезли, Бубуево потомство здесь задержалось.
        - Храбрец! Чудесный пёсик, - восхитилась Айлин.
        - Погиб от ран.
        - О… Мы его не забудем.
        - Кураж единственный пёс, оставшийся в округе. Выродились у нас собаки.
        - Почему? - машинально спросила Айлин.
        - Щенки часто гибнут от вируса. Так вот, Антей согласился участвовать в расследовании, тем более что Кураж натаскан на лисиц и прекрасно берёт след.
        - Натаскан… на лисиц? - оторопела Айлин. - И ты так убийственно бесстрастен?
        Господин Горн пожал плечами.
        - Чем-то приходится жертвовать. Собака должна быть в форме, иначе какой от неё прок. Итак, что мы решили? Пёсий Дол слишком далеко, но если ты согласна привлечь Антея, я сниму для него домик поближе к отделению полиции, чтобы в случае нового похищения он смог быстро прибыть на место в составе розыскной группы. Пожалуйста, переговори с Болтаем, чтобы не мешали парню.
        - Пусть мэр с ним договаривается, наверняка они родственники. А мне он категорически неприятен, - нахмурилась Айлин. - От начальника полицейского управления города постоянно несёт перегаром. Слов нет! Какой пример для подчинённых?
        - Да ну его, в самом деле, - отмахнулся господин Горн.
        - Всё, моя радость, - сказала Айлин Сантэ, - мы закончили твой туалет.
        Кошка спрыгнула на пол, сделала верблюда и уселась на ковре перед господином Горном. Тот сразу почувствовал себя неуютно, когда из серо-голубого облака на него уставились два внимательных зелёных глаза. Айлин же залюбовалась своей муррой.
        - Она прекрасна, правда?
        Господин Горн закашлялся.
        - И все твои тайные помыслы ей ведомы, Ричард Горн, - продолжала Айлин, заводясь против воли. Эта фраза была отполирована годами, и, несмотря на странность такого предположения, брат почему-то всякий раз тушевался. - Да, ей всё известно! Даже дата твоего следующего исчезновения, которую ты наверняка наметил, как только запахло жареным.
        Господин Горн вздохнул и грустно сдвинул к переносице белые брови.
        - Я же объяснял тебе, Айлин… Это случилось из-за моего опасения принять неверное решение… Ответственность - тяжёлый груз…
        - Да, слишком тяжёлый для мужских плеч. Бросил меня одну и сбежал.
        - Сто лет назад. Неужели ты не можешь забыть?
        - Как?! Меня похитили и увезли в горы какие-то идиоты… шантажисты, вообразившие, что моя жизнь дороже «Книги Кошек»! - Воспоминания были не из лучших. Айлин махнула перед лицом рукой, словно отводя их от себя.
        - Поверь, сестра, мне искренне жаль. До сих пор.
        - А осенью?
        - А что было осенью?
        - То же, что и всегда: ты сбежал!
        - Ах да, осенью… Да-да. Обстоятельства, дорогая.
        Господин Горн вытряхнул на ладонь маленькую жёлтую таблетку из пузырька, который достал из кармана, и положил под язык.
        И хотя Айлин сама не могла вспоминать о событиях осени без средств, понижающих
        давление, она желчно поинтересовалась:
        - Антисовестин, полагаю? - И тут же опомнилась: - Ой! Тебе плохо? Позвать врача? Прости! Прости!
        - Ничего, уже полегчало. Давай лучше, сестра, поговорим о пророчествах твоей тётушки… доброй, но суматошной Крошки Павлины.
        - А что там обсуждать?
        - Возможно, ты помнишь, что я выписываю на свой магазин газету «Взгляды». В последних номерах на тебя жалуются.
        - Неужели?
        - Пишут, ты отказываешься встречаться с переговорной группой из числа уважаемых граждан.
        Айлин поджала губы.
        - Пусть себе пишут.
        - Сказать по правде, мне тоже интересно. Всё же они владельцы пророчеств.
        - Всем, что в этом городе связано с кошками, владею я, Ричард! - запальчиво сказала Айлин, чтобы просто возразить.
        - Да-да, я помню, владычица. Уверен, ты знаешь, почему, собственно, такой шум. Справедливщики утверждают, что до конца света две недели.
        Айлин страдальчески поморщилась.
        - Ричард, мы справимся. У нас полно мест в психиатрической лечебнице. Благотворительный фонд города выделил средства на строительство новых корпусов. Фундамент уже заложили, вчера я ездила туда с проверкой.
        - Весь город в психушку не отправишь.
        - Да им больше заняться нечем! Носятся по городу, баламутят народ! Я им доверила потомство мурров, плачу огромные пособия по уходу, а Пард звонит мне каждый день и жалуется, что эти дураки его преследуют! Вообрази, требуют надавить на меня, чтобы я вернула им пророчества. Чтобы собственной рукой вручила им эту бомбу!
        - Я могу узнать, что ты собираешься предпринять?
        - Мой новый архивариус уже занимается расшифровкой пророчеств, - неохотно сказала Айлин.
        - Ты чем-то недовольна?
        - Пророчества… При слове пророчество у меня начинают ныть зубы. Разве судьба тётушки не является для всех наидурнейшим примером? Свяжемся со знаками, будь они неладны, а потом не развяжемся.
        Айлин посетила неприятная мысль, что гадания на картах, которыми она увлеклась в последнее время, и вера в пророчества суть одно и то же. Наверное, Ричарду она тоже приходила в голову, но он был слишком деликатен, чтобы указать на это.
        Хладнокровию брата позавидовал бы и дрессировщик кошек, однако Сантэ их разговор не нравился, она устала от повышенных тонов, терзающих слух, и раздражённо замяукала.
        - Айлин, - косясь на мурру, сказал господин Горн тише, - ты можешь нервничать, можешь сомневаться в своих силах, но ты справишься. И нужно известить остальные семейства, полагаю.
        - Ну, а это-то зачем? Только их мне не хватало! Меня и так каждый день будто на сковородке поджаривают!
        - Пусть предложат свой план действий. В конце концов, они тоже отвечают за Прекрасных и спокойствие города. Дети пропадают. Если им нужен ещё более веский повод, чтобы вылезти из своих берлог, то я даже не знаю, что это должно быть. Потребуй от них разделить с тобой ответственность.
        Айлин была искренне озадачена - Ричард не шутил.
        - Ответственность! Разве им знакомо это слово? На кого, по-твоему, я могу положиться? Югаи всегда настроены враждебно. Что я от них вижу? Одни нападки. Советам Дрём-Лисов нельзя верить, эти везде ищут свою выгоду, просчитывают на сто шагов вперёд и юлят, метут хвостами. А Танита Бастет… Я люблю Таниту. Но сам знаешь, она избегает участия в общественной жизни, для неё нет ничего важнее семьи.
        - Вдруг подскажет что-то дельное? Она такая разумная. И ты забыла Мемфи Вана.
        Айлин всплеснула руками.
        - Как я могла! Ведь у Мемфи всегда готов план - он немедленно предложит мне руку и сердце. Всякий раз, как меня видит, просто не способен говорить ни о чём другом.
        - Ну, ну, будь к нему снисходительна. Безответная любовь должна вызывать сочувствие.
        - В мои деньги он влюблён, а не в меня, с его-то долгами! - Сцепив пальцы в замок и прижав к груди, она глубоко вздохнула. - Всё это, конечно, так мелко, с Ваном… особенно, когда случаются такие ужасные вещи как убийство совершенно беззащитных существ… Я о недавней потраве, Ричард. Ведь надо что-то делать. Я давно предлагаю покончить с этими бандитами-подземщиками. Найти их главаря Когтя и разделаться с ним!
        - Извини, сестра, тут я не в силах помочь, - негромко, но твёрдо сказал господин Горн.
        Сантэ высоко подпрыгнула и, перевернувшись в воздухе, совершила мягкую посадку на ковёр. Айлин и господин Горн посмотрели друг другу в глаза.
        Яростно вращая хвостом, Сантэ повторила свой акробатический этюд, и господин Горн забеспокоился, засуетился, нашаривая трость.
        - Кажется, мне пора…
        - Сто семь загубленных жизней, Ричард! - в отчаянии закричала Айлин. - Не отворачивайся! И не делай вид, что ты меня не слышишь! Я не прощу тебя… ни за что… если ты снова… - Голос у неё срывался. - Ты же весь в нашего отца, всех знаешь и всюду вхож! Кого ещё мне просить?
        - Куда шляпа подевалась? - пробормотал господин Горн, озираясь по сторонам, и вдруг резво вскочил на ноги - тяжёлое кресло под ним с громким хлопком сплющилось в тончайший зелёный прямоугольник, который, поколыхавшись, завалился набок.
        Исполнив очередной кульбит, Сантэ легче пуха взлетела под потолок и вцепилась когтями в хрустальную люстру. От испуга Айлин втянула голову в плечи.
        - Сантэ… пожалуйста… слезь… - умоляющим голосом говорила она раскачивающейся на люстре кошке, а господин Горн, воспользовавшись моментом, схватил шляпу и заторопился к выходу.
        - Задержался я тут… с вашими кувырками… Всего доброго… - Он выбежал в приёмную и со вздохом облегчения захлопнул за собой дверь.
        Кристофер изо всех сил трудился за компьютером над игрой в стрелялки.
        - Кто здесь? - спросил он, не повернув взмокшей головы.
        Брат Айлин только махнул рукой, согнулся пополам и прокричал в замочную скважину:
        - Я не хотел вмешиваться, Айлин, но, по-моему, с картами что-то не так!
        Кристофер нервным движением прибавил звук, и сразу задребезжали стёкла в высоком окне приёмной.
        В щель под дверью вылетел тонкий зелёный лист, господина Горна подхватило, понесло на нём по скользкому паркету, как на ледянке для катания с горы.
        Шум из компьютера лавинообразно нарастал и спадал волнами. Ничего не замечая вокруг, Кристофер яростно щёлкал «мышью»:
        - Бум! Бум! Бум!
        Господин Горн, совершавший на бывшем кресле плавный виток по всей приёмной, производил впечатление человека бывалого: без единого вопля или стона, выгнувшись вперёд и широко расставив ноги, он обеими руками сосредоточенно опирался на трость и даже сумел избежать лобового столкновения с открытой дверью - ухватился за ручку и соскочил с зелёного прямоугольника, который выскользнул в коридор.
        - Уф… дальше я сам, благодарю… - Господин Горн исчез.
        - А?! - крикнул Кристофер, не сводя глаз с экрана. - Что?!
        В приёмную выскочила взбешённая Айлин.
        - Сбежал? Ненавижу… Кристофер!
        Кристофер продолжал играть.
        - Сейчас, госпожа… госпожа… Нет! - вдруг заорал он совершенно диким голосом и со всей силы треснул «мышью» по столу.
        - Мау, что творится, - простонала Айлин, без сил привалившись к косяку.
        Кристофер выключил звук и поспешно пододвинул к себе груду папок с бумагами. В это мгновение за спиной Айлин раздался грохот и звук разбитого стекла. Она зажмурилась, обхватив голову руками, потом осторожно заглянула в кабинет.
        - Сантэ, ты не пострадала, дорогая?!
        Но там уже никого не было, только потерпевшая крушение люстра лежала на боку, рассыпав по ковру тысячи сверкающих висюлек и осколков - они бешено хрустели, когда Айлин прошествовала к столу.
        Она извлекла из ящика карточную колоду и, расчистив от бумаг место на столе, швырнула карты рубашками вниз. Нервными, скользящими движениями пальцев разложила по одной.
        - С ними всё так, братец, - прошептала Айлин, пристально разглядывая карты. - Абсолютно! А вот с тобой…
        Собрав и тасуя колоду, она долго боролась с желанием испытать судьбу, узнать, какая на этот раз выпадет карта, если она решится её вытащить, но всё же, стиснув зубы, убрала карты в стол.
        Кристофер вызвал Фелиси, и она занялась уборкой, а Мартон с одним из охранников потащили пострадавшую люстру на первый этаж, чтобы завтра увезти на реставрацию.
        Айлин стояла у окна, глядя в сад, необыкновенно нарядный весной, полный цветущих тюльпанов и фрезий. Букеты из гиацинтов и нарциссов благоухали по всему дому, её любимые вишни у маленького пруда уже взорвались густым розовым цветом, но сейчас всё это невольно вызывало протест: в мире, рождающем такую красоту, не должно быть зла и страдания.
        Глава 9. Инспектор Слеж
        1
        Дом Бастетов был окружён громадным парком, устроенным с ещё большей выдумкой и мастерством, чем парк Монца. Несколько раз в году, весной и летом, в парк допускались посетители, жаждущие насладиться видом прекрасных клумб, беседок, искусственных водопадов и изящных мостиков над журчащими ручьями. Особенный восторг вызывали насыпные скульптуры, крытые изумрудным дёрном и изображавшие спящих кошек, в которых легко угадывались черты Прекрасных. В центре парка находилась невероятной красоты объёмная клумба в виде Матери-кошки и прильнувших к её соскам котят. Рядом раскинул крылья огромный ворон, выстриженный из самшита. Его тень накрывала крошечные фигурки людей, бредущих к Великой Мау по импровизированной пустыне. Всякий раз при виде этих картин на глаза не склонной к сантиментам Айлин наворачивались слёзы.
        По центральной подъездной дороге, вдоль которой вились бело-голубые ленточки ранних цветов, автомобиль подъехал ко входу. Навстречу Айлин и Хейго, уже поднимавшимся по каменным ступеням, вышел охранник в чёрной форме, со строгим морщинистым лицом. Он провёл гостей в просторный холл и, сказав, что узнает, готова ли госпожа Бастет принять гостей, поднялся по лестнице на второй этаж.
        - Какой беспорядок… - Айлин с удивлением разглядывала запылённые зеркала и нечищеный паркет. Из-за мягкой банкетки выглядывал забытый детский ботинок, на консоли лежала перевёрнутая женская шляпка. - Дом не прибран. Где все? Почему так тихо?
        - У слуг выходной, - раздался над головой Айлин дрожащий голос.
        Айлин резко обернулась. По лестнице, в сопровождении охранника, пошатываясь и путаясь в полах белого атласного халата, сходила сама хозяйка, Танита Бастет. Она выглядела больной. Спутанные чёрные волосы были кое-как заколоты сзади; одна прядь выбилась и спускалась на лицо, которое покрывала смертельная бледность.
        - Голубушка, - вымолвила потрясённая Айлин и с протянутыми руками бросилась навстречу Таните. Она впервые видела её в таком жалком состоянии.
        - Ничего… я сама… - У Таниты лихорадочно блестели глаза. - Пойдём в гостиную…
        - С вашего разрешения, госпожа Айлин, я останусь, поболтаю с охраной, - негромко сказал Хейго, но Танита сказала слабым голосом:
        - Извините, вам лучше вернуться к автомобилю… Ты же не станешь возражать, Айлин? Мне в последнее время не по себе, когда в доме посторонние.
        - Конечно, как скажешь.
        - Проводите, - попросила Танита своего охранника.
        Айлин взяла её под руку и повела в гостиную, она всё оглядывалась в надежде обнаружить хоть кого-нибудь из слуг.
        - Ты заболела?
        - Сначала простуда… потом Панья с Нилом и детьми уехали на отдых… Я скучаю по внукам… Ты знаешь, как сильно я их люблю…
        - Прости, дорогая, но я не понимаю. Ты позволила слугам взять выходной посреди недели? Всем сразу?
        - Им тоже нужно отдыхать, - сказала Танита, устраиваясь в кресле в большой гостиной в нежно-сиреневых и жёлтых тонах, обставленной с большим вкусом. - Сегодня здесь только повариха и охранник.
        - А врач?
        - Он бывает по утрам.
        - Но это так неосмотрительно…
        - Ничего, завтра все будут на месте.
        - Вели им хорошенько прибраться! - Айлин неодобрительно покачала головой и, с тревогой вглядываясь в бледное лицо подруги, предложила: - Знаешь, что? Я немедленно отвезу тебя к себе. Не могу позволить, чтобы ты оставалась здесь без присмотра.
        Танита начала задыхаться.
        - Нет, нет… Врач назначил мне лечение, и я ему строго следую. Я плохо себя чувствую, если остаюсь ночевать в гостях… Не могу заснуть… или мне снятся кошмары… - На её щеках разгорелся румянец, в синих глазах стояли слезы.
        - Ну, что ты, не стоит так нервничать, дорогая, - поспешила успокоить Айлин, поправляя подушку, положенную Таните под поясницу. - Никто тебя не станет принуждать. Панья с детьми скоро вернутся?
        - Да… на днях… - У Таниты отчаянно зачесался нос.
        - А я могу увидеть Марида?
        - Он уехал по делам. У меня такой занятой муж, - с нервным смешком сказала Танита, кутаясь в халат. - Всё время зябну…
        Взгляд Айлин остановился на огромном портрете пятнистой серой кошки, висевшем в центре залы, потом она внимательно оглядела гостиную.
        - Не вижу Миу.
        - Так ты нагрянула с проверкой! Наша Миу здорова и весела. Вот о ком не стоит беспокоиться, так это о ней! Она живёт лучше всех нас, вместе взятых. Ни забот, ни хлопот…
        От озлобленного голоса Таниты Айлин стало не по себе.
        - Да нет, я, собственно, не за этим приехала.
        - На меня посмотреть? У меня тоже всё хорошо! Просто я ужасно… ужасно скучаю по родным… можешь ты это понять? - Танита осеклась, увидев вытянувшееся лицо Айлин, и у неё задрожали губы. - О, прости… Кажется, я нагрубила…
        - Всё хорошо, дорогая. - Айлин успокаивающе погладила её по руке и уселась в кресло. - Хотела поговорить с тобой об одном важном деле, но если тебе неможется…
        - Нет, давай поговорим, - возразила Танита, широко зевнув, и лихорадочно почесала голову. - Извини, я приняла лекарства перед твоим приходом… Я вся внимание.
        Айлин жалела, что завела этот разговор - определённо, Танита в её нынешнем состоянии была не способна давать советы.
        - Последние происшествия грозят нам большими неприятностями… - начала она. - Нет, не так… Стали пропадать дети, и кое-кого это обстоятельство сильно тревожит. Нет, конечно же, оно тревожит всех… не хочу, чтобы ты превратно истолковала мои слова… Просто эти ужасные события могут иметь слишком печальные последствия для города… Господи, что я несу! - расстроенно пробормотала Айлин.
        - Мы с тобой должны помочь городу? - уточнила Танита с нервным смешком. - Извини, я не всё уловила с первого раза… Сегодня вечер извинений. А что за непритятности? - Она даже не заметила, что оговорилась.
        Айлин сделала глубокий вздох.
        - Ричард предложил обратиться к пророчествам… И ещё я решила посоветоваться с тобой… - Она сократила рассказ до абсурдного минимума, но Танита даже не поняла этого и сказала с излишней горячностью:
        - Отличная мысль про пророчества, превосходная! Вижу, у тебя все хорошо? - В её голосе Айлин неожиданно уловила нотку зависти. - Ты старше на двадцать лет, но мне хочется быть похожей на тебя, стать такой же решительной и ответственной… К сожалению, я слишком слаба, чтобы не жалеть себя ради других…
        Слава Мау, ты ещё довольно молода, и тебе неведомо, какие неприятные открытия впереди, подумала Айлин. Так мучительно год от года терять свои желания… Одно за другим, они - улетучиваются. Не успеешь оглянуться, а уже ни душой, ни телом не за что зацепиться, и все твои мечты вместе со многим другим унесла река времени. На бережку остаются тупые инстинкты, эдакие непотопляемые уродцы, которые заставляют нас ходить, разговаривать, принимать пищу - несмотря ни на что продолжать жить. И ещё, будто в наказание, остаются страхи. Инстинкты и страхи. Не лучшая компания. Вот когда пригождаются разум и воля. И это просто счастье, когда есть какое-нибудь занятие или любимое дело.
        - Ты думаешь о смерти?
        Айлин вздрогнула.
        - Конечно, думаю. Гонишь эти мысли, а они возвращаются. Но не смерти я боюсь, а того, чему не смогу помешать, если уйду не вовремя.
        - Так, значит, Ричард был у тебя? - ни с того ни с сего спросила Танита, обхватив плечи руками так сильно, что побелели костяшки.
        - Вчера.
        - Сантэ плющила?
        - Зелёное кресло, - нехотя ответила Айлин.
        - Ничего другого не умеет! А этот, любитель цветов? Жрёт и жрёт. Всё вертится вокруг них, а они ни во что не вмешиваются. Почему они нам не помогают, Айлин?
        - Они не должны привлекать к себе внимание Плохого Хранителя.
        - Прошу, не повторяй всякий раз эту глупость. Если бы он существовал, то давно бы пришёл.
        - Я тебя не узнаю. - Айлин натянуто улыбалась. - Ты вступила в ряды Детей свободы?
        Танита сникла и принялась отчаянно зевать. Айлин видела перед собой не прежнюю блистательную красавицу, а измученную женщину, чьё настроение ежеминутно менялось, и это невероятно её пугало.
        - Вот что, моя дорогая. Я сегодня же пришлю к тебе своего доктора, и он мигом поставит тебя на ноги. Ты обязательно поправишься, - бодро сказала Айлин.
        - Чем мне поможет доктор? - с горечью ответила Танита. Румянец на её бледных щеках
        пылал, как два красных цветка. - Скажи, разве твой долг тебя не тяготит? Неужели никогда не хотелось всё бросить и уехать? Ладно, уехать ты не можешь, я тоже. Но, допустим, нарушить свои принципы?
        - Я не идеальна. И ты не поверишь, как часто я мечтаю остаться в одном из своих снов. Но другой жизни у меня не будет. Поэтому изо дня в день я иду по своей дороге… волокусь, даже если нет никаких сил… Просто иду. Надеясь, что завтра всё будет лучше.
        Голова Таниты клонилась набок, глаза закрывались.
        - Завтра, - сказала она сонно. - Завтра придёт тьма, и устрашатся люди при виде зверей и чудовищ, что хлынут из чащи лесной… Многорукие гады с визжащими человечьими головами поползут в ядовитой траве, всё пожирая на своём пути… Людской стон и плач, и крики отчаяния достигнут небес… Услышав их, налетят стаи хищных птиц и алчно выхватят младенцев из материнских рук… Таким будет наше завтра… - Танита заснула, но слёзы ручьём бежали из-под сомкнутых век.
        - Что же с тобой случилось, дорогая? - прошептала Айлин, с острой жалостью глядя на подругу.
        Охранник и повариха увели сонную хозяйку наверх. Танита не позволила Айлин подняться вместе с ними, пробормотав, что слуги справятся сами.
        …Хейго ходил по дорожкам, разглядывая запущенные клумбы.
        - Покидаю этот дом с тяжёлым сердцем, - сказала Айлин, когда они уселись в машину. - Мы с Танитой дружим много лет, и я знаю, какой она чуткий, отзывчивый человек. У неё всегда были прекрасные отношения с персоналом. Но сейчас почему-то вспоминается древняя легенда про заговор слуг. Не могли они её опоить, как вы думаете, Хейго? И почему Марид разрешил коллективный выходной? Это же немыслимо!
        - Я тут перекинулся парой слов с охранником, - сказал Хейго. - У слуг не выходной. Госпожа Бастет рассчитала всех, кроме поварихи и двух охранников, работающих посменно. Три дня назад.
        Когда к Айлин вернулся дар речи, она расстроенно произнесла:
        - Слава богу, скоро приедет Панья, её дочь, уж она-то наведёт порядок! Танита слишком привязана к внукам… Дом опустел, вот она и затосковала. Внуки, внуки, что ж вы с нами делаете? Подождите… всех? И врача?!
        …В тот же день доктор Риц был откомандирован в поместье Бастет. Вернулся он совершенно взбешённый и, заявившись в кабинет Айлин, гнева не скрывал.
        - Это неслыханно, госпожа Монца… Меня на порог не пустили!
        - Простите госпожу Бастет, Эдам, простите ради Мау, - лепетала Айлин. - Нездоровье изматывает и подчас делает нас нетерпимыми. Когда нервы взвинчены, уже не до приличий… И не беспокойтесь, ваша поездка будет оплачена по самому высокому тарифу…
        Оскорблённое самолюбие волновало Эдама сильнее оплаты, но нельзя же драматизировать вечно, пришлось взять себя в руки.
        - Мне передали - продержав полчаса под дверью! - что супруг госпожи Бастет приедет завтра и всё решит…
        - Как вовремя, - с облегчением выдохнула Айлин. - Будем считать, проблема решена.
        2
        Любые ночные бдения - кутежи, вынужденные поездки или дежурства, лишавшие людей целительного сна, - по мнению доктора Рица, являлись одним из действенных способов саморазрушения. Крайне организованный и обладавший железной волей, он тщательно заботился о своём здоровье, поэтому ложился до полуночи и вставал с первыми лучами солнца, давая организму возможность восстановиться в самой природой предназначенное время.
        Дом ещё был погружён в сладкую дремоту, а доктор уже шёл в свой кабинет мимо кухни, где повариха ставила опару для выпечки и гремела кастрюлями, и, конечно, ему была ведома тайная страсть Господина Миша.
        - Трататушки, трататушки, трататушки, тратата…
        Тратату-ушечки, тратату-ушечки…
        Виктория тихонько напевала, похлопывая в ладоши, а Господин Миш, тёмный, лохматый, вставал на задние лапы и, в неописуемом блаженстве закатив зелёные глаза, неуклюже раскачивался из стороны в сторону, как медведь на ярмарке. В счастливый день ему удавалось сделать несколько па, прежде чем, запутавшись в лапах, завалиться на чёрно-белый плиточный пол.
        Заслышав трататушки, доктор замирал у двери, и, дождавшись окончания плясок, незамеченным проскальзывал мимо кухни. Но сегодня его опередила младшая госпожа, зачем-то поднявшаяся ни свет ни заря.
        Увидев, как Господин Миш пляшет, Фанни по-разбойничьи громко и безудержно засвистела. Мурр, с прижатыми к голове ушами, в панике бросился к круглому отверстию в стене и юркнул в него. Благодаря таким лазам кошки могли свободно перемещаться по дому, не стеснённые закрытыми дверями. Все дома знатных семейств в Дубъюке сообщались подземными кошачьими тоннелями, но на чужой территории мурры появлялись только по необходимости. Нельзя вообразить, чтобы Сердитый Ван или Мягкая Кошка вздумали слоняться по Спящей, а Господин Миш подъедался бы у Бастетов.
        - Поздно! Я видела, как ты трясёшь своими жирными боками! Не верила, но теперь убедилась! - закричала Фанни мурру вдогонку, а потом подскочила и, склонившись над отверстием, пригрозила: - Ещё раз подойдёшь к моей сумке, я всем расскажу про твои позорные трататушки! Плясун!
        Виктория беззвучно смеялась. Эдам, не сумевший сдержать улыбки, на цыпочках миновал дверь. Его ждали осмотры.
        …Одним из последних в кабинет вошёл Кристофер. Эдам взял у него кровь на анализ и остался недоволен результатами. Парень явно не соблюдал диету. Они не то чтобы поспорили, но обычно покладистый Кристофер разворчался, одеваясь после осмотра.
        - Не хочу я есть всякую гадость, доктор! Вы сами пробовали эти тошнотворные котлеты из печени? Раньше внутренности животных несли на алтарь, посвящая богам…
        Эдам поднял брови.
        - Приятно иметь дело с образованным человеком.
        - Э-э… это было в одной игре… - пробормотал Кристофер. - Богам отдавали, а теперь нашли новый повод, чтобы не выбрасывать, - низкий гемоглобин.
        - Тогда считай телячью печень жертвоприношением своему здоровью.
        - В горло не лезет, проклятая!
        Кристофер глядел жалобно, и Эдам смягчился.
        - Ладно, попьёшь витамины и разбавленный гранатовый сок, а там посмотрим, будет ли эффект. - Он сел за стол и стал быстро писать в карточке.
        - Представляете, - сказал обрадованный Кристофер, потуже затягивая ремень на тощем животе, - к нам приехал школьный инспектор Фанни. Какой-то Слеж.
        Это было что-то новенькое. Эдам перестал писать и поднял глаза.
        - Сюда?
        - Охрана вызвала меня к воротам, и этот Слеж вынес мне мозг. Чуть не на колени падал, чтобы его впустили. Я попросил его уйти, вежливо так объяснил, что у госпожи Айлин есть офис в городе, а он твердит, как попугай, что у него очень-преочень важное дело! И ещё грозился. Если я его, мол, не впущу, хозяйка будет недовольна… Третий час сидит на скамейке в саду. Как из леса выскочил, честное слово. Никакого представления о порядке.
        В устах Кристофера рассуждения о порядке звучали комично. Эдам не раз слышал, как Айлин делала ему замечания.
        - А что ловисса?
        - С утра уехала!
        - Звони самой.
        - Отрывать её от дел ради какого-то дикаря?
        - Крис, я не помню случая, чтобы сюда заявился школьный инспектор. А если у него действительно важное дело?
        - А если нет? Я тут на прошлой неделе напутал с корреспонденцией… Ещё один выговор, и всё, пакуй чемодан. Нет уж. Мой рабочий день закончен, я домой. - И Кристофер ушёл.
        Примерно через час, покончив с осмотрами, Эдам поглядел в окно. По дорожке, ведущей к дому, с недовольным лицом, шла Айлин. Из-под рыжего мехового воротника её светлого манто выглядывала мордочка Сантэ - Айлин иногда брала кошку в поездки по городу. За ней, с портфелем в руках, семенил низенький пухлый господин в тёмном костюме, казавшийся рядом с высокой и худощавой Айлин сдобной булочкой. Они поднялись по лестнице главного входа и вошли в дом. Эдам задумчиво почесал нос. Что там Фанни опять натворила?
        3
        - Посмотрим, - ледяным тоном произнесла Айлин, открывая тетрадь Фанни по котоведению.
        Она злилась. Когда этот человек вдруг вынырнул неизвестно откуда и представился школьным инспектором, она перепугалась, решив, что с Фанни что-то случилось. Он заюлил, извиняясь за неожиданный визит, стал уверять, что, хотя дело и касается её внучки, всё поправимо… Айлин ещё больше разнервничалась и потребовала немедленно перейти к делу. Тут он и сунул ей тетрадь.
        - Вижу, красных чернил не жалели, - процедила Айлин и принялась читать.
        "Тридцать процентов всех кошек - амбидекстры, обеими передними лапами они владеют одинаково хорошо", - написала Фанни, но учитель исправил красным на "двадцать пять процентов".
        "При общении кошки используют более ста тридцати шести различных звуков, превосходя в этом собак, шимпанзе и горилл". Исправлено на: "более ста звуков".
        "Поле зрения кошки - 192,5 градуса", сокращено учителем до 187 градусов.
        И всё в том же духе. По мнению педагога, Фанни упорно преувеличивала способности кошек. Дочитав, Айлин потрясла тетрадью.
        - Не могли бы вы объяснить мне, инспектор, что означают эти бесконечные исправления?
        - Не хочется огорчать вас, госпожа Монца, я вас очень уважаю, - начал Слеж, не смущённый холодным приёмом, - но результаты тестов настораживают. Без сомнения, у вашей внучки блестящие способности, она лучшая ученица в классе… извините, я хотел сказать, в школе.
        - Вы хотели сказать, в городе.
        - Да-да, именно так. Но, простите, девочка выглядит дерзкой. Складывается впечатление, что она намеренно искажает общепринятые сведения. Взгляните на подозрительную детализацию в полградуса, там, где речь идёт о поле зрения кошек. Преподаватель, господин Вершен, принял это за издёвку. Извините.
        Айлин, прищурившись, глядела в его бегающие глазки. Если на Фанни находит стих, не каждый может такое вынести, но это же не повод приходить к ней домой? И уж тем более, она не собирается обсуждать со школьным инспектором тему бунтарства своей внучки. Это слишком личное, слишком болезненное…
        - А вам не приходило в голову, уважаемый господин Слеж, что у неё могут быть сакральные знания из собственных источников? Из книг в нашей библиотеке, например?
        - Смиренно допускаю, - произнёс инспектор, однако весь его вид говорил об обратном. - Особенно если быть уверенным, что эти знания носят, так сказать, статистический характер… что они охватывают всех кошек нашего города…
        Заявился без приглашения и хамит. Он не производил впечатление человека глупого, стало быть, замочек с секретом. Не ошибиться бы в подборе ключа… Дело у него чрезвычайной важности, иначе этот Слеж не решился бы на столь странный визит и наглые речи. Что касается цели, она прозрачна, это деньги или эквивалент денег. Но что
        именно он хочет ей продать?
        - Это контрольная, которую ученики писали в прошлом месяце, - решил напомнить о себе Слеж. - И вот опять… взгляните… Дальше… да, вот здесь…
        - "У кошек по четыре пальца на передних лапах (у мутантов - по пять) и по четыре - на задних". Что не так, почему подчёркнуто?
        - Ну, как же, госпожа Монца? Вслед за господином Вершеном я вижу здесь ошибку. Патологией у кошек являются четыре пальца, а не пять.
        Айлин извлекла из своего арсенала самую кроткую и сострадательную улыбку.
        - Фанни одна так считает?
        - М-м, не могу сказать… Её работа случайно попалась мне на глаза…
        - Конечно, случайно. Господин Слеж… Полагаю, вы легко можете назвать шесть самых знатных семейств Дубъюка?
        - Безусловно.
        - Прошу вас.
        Он немного растерялся, не понимая, к чему она клонит.
        - Прежде всего, дом Монца… Югаи, Бастет…
        - Прекрасно.
        - Потом идут уважаемые Дрём-Лисы…
        - О, да.
        - Ваны…
        - И?
        Слеж сглотнул.
        - Дом Тьмы…
        - Замечательно. Известно вам, по какой причине эти дома считаются самыми именитыми?
        Когда от человека требуют огласить истину вроде «Летом жарко, а зимой холодно», ничего хорошего это не сулит. Слеж начал заикаться.
        - Они в-владеют Прекрасными… Муррами…
        - Правильно. Мы только что прошли мимо скульптур. Девушки с кошками - помните?
        - О, да, да… - забормотал Слеж, немного расслабившись. Его масляные глазки заблестели. - Как живые. Очень впечатляет…
        - А вы не обратили внимание на лапы кошек?
        Инспектор не рискнул ответить, что в тот момент его меньше всего интересовали чьи-либо лапы.
        - Честно сказать, не присматривался…
        - Это как раз наши замечательные мурры. На передних лапах, как и на задних, у них по четыре пальца. Раз, два, три, четыре, инспектор. А не пять. И вы всерьёз полагаете - вы и ваши мудрые учителя - что мутантами являются именно они? А не все остальные, пятипалые, менее родовитые, менее ценные особи, многие из которых ведут начало от этих кошек?
        Круглое лицо инспектора то краснело, то бледнело.
        - Прошу прощения, госпожа Монца… Это серьёзное упущение…
        - Кажется, вы сказали упущение? Это не упущение, нет. Это неслыханное, невообразимое невежество. Подумать только… Не знать, что четыре пальца - признак породы, печать бога, если хотите! Ваших учителей самих нужно учить!
        Айлин швырнула тетрадь на стол и принялась нервно расхаживать по кабинету, изображая вселенскую скорбь и делая вид, что не слышит семидесяти двух извинений инспектора.
        - Ах, господин Слеж, господин Слеж … - наконец сменив гнев на милость, протянула она. - Только что мне пришла в голову одна важная мысль. Я поняла, в чём корень бед. Наша Ассоциация по защите прав животных уделяет слишком мало внимания работе в школах. А ведь дети и кошки не та тема, чтобы пускать её на самотёк. Надо бы нам объединить усилия, вы не против?
        Инспектор нерешительно кивнул.
        Айлин с пренебрежением постучала пальцем по тетради Фанни.
        - Ну, и тесты! Никакой фантазии. Давайте, скажем нет этим сухим цифрам. Мау милостивая, где были мои глаза? У нас столько волонтёров и такая мощная финансовая база… С радостью заверяю вас, инспектор, что, начиная с завтрашнего дня, нет, прямо с сегодняшнего вечера, зачем откладывать, школа в полной мере ощутит на себе нашу горячую заботу.
        Инспектор Слеж отчаянно пытался сохранить лицо, но в его умных карих глазках поселились ужас и мука. Айлин, напротив, всё сильнее воодушевлялась.
        - Тематические конференции, выставки, классные часы, клубы по интересам, месячники, санитарные десанты, экскурсии по памятным местам, конкурсы рисунков и сочинений - и всё это во имя взаимной симпатии наших деток и их четвероногих друзей! А сколько по-настоящему волшебных праздников мы сможем провести вместе… взявшись за руки! После уроков! И в выходные! И на каникулах! Милые мои, вы даже не представляете, чего вы были лишены…
        Айлин взяла паузу, переводя дух, и взглянула на Слежа так ласково, что тот съёжился.
        - Чуть не забыла. Кроме всего прочего, наша Ассоциация занимается театральными постановками для детей. У нас прекрасный репертуар. - Айлин принялась загибать пальцы. - "Четыре лапы и хвост", "Пуся-лапуся", "Дружище Барсиус"… А "Котик, мой котик!"? А наш чудеснейший спектакль "Тяжёлое детство кота-шалунишки" в семнадцати частях?!
        Слеж закрыл ладонями сильно покрасневшее лицо.
        - Что с вами? - участливо спросила Айлин. - Давление? Может быть, стакан воды?
        - Прошу, госпожа Монца… не нужно…
        - Что - не нужно?
        - Взявшись за руки. Умоляю… Наша школа справится сама…
        - Сама. Понятно.
        Айлин села за письменный стол с витыми ножками и встроенной в столешницу фигурой крылатой кошки, которая служила подставкой для карандашей. Её знобило, несмотря на манто, и снова, как вчера, она чувствовала себя разбитой и несчастной. Раскрасневшийся, вспотевший Слеж нахохлился, вцепившись в портфель, и не уходил. О нет, он заявился не просто так - ещё немного, и у неё потребуют денег…
        Айлин поправила фотографию Сантэ, провела по рамке пальцем, проверяя на пыль. Слеж терпеливо ждал. Собравшись с силами, Айлин спросила как можно холоднее:
        - Итак, зачем вы здесь?
        Это был тяжёлый момент. В ожидании ответа, Айлин немного сползла со стула, словно хотела сделаться незаметнее, и наполовину прикрыла лицо рыжим мехом.
        - В последнее время ваша внучка сблизилась с одной из своих одноклассниц, - подавленным голосом начал Слеж.
        Айлин стиснула зубы. Беда неумолимо надвигалась, она чувствовала её ледяное дыхание. Какое невезение, какая досада, что рядом нет Длит…
        - Отец той девочки весьма успешно занимается бизнесом, конкретнее, отделочными работами…
        - Стоп, - сказала Айлин поднимаясь и жестом пригласила инспектора проследовать за ней в «переговорную» - смежную с кабинетом комнату.
        Переговорная отличалась повышенной звукоизоляцией. Если Айлин слишком долго с кем-то секретничала, в основном, с Длит или своим поверенным Милном, из-за отсутствия вентиляции они делали перерыв и выходили подышать в кабинет. Здесь же стояли несколько сейфов, в которых хранились драгоценности, оригиналы документов и акции.
        Они закрыли за собой тяжёлую двойную дверь без замка и Айлин, включив два больших фонаря, стоявших на сейфах, повернулась к инспектору.
        - И?
        - По недосмотру отца, - продолжил Слеж, - в руки девочки попала принадлежащая ему некая вещь, нечто невидимое… И она поделилась ею с Фанни. Догадываетесь, о чём речь? Последствия могут быть самыми ужасными.
        Айлин стало дурно.
        - Откуда эти сведения?
        - За двадцать шесть лет работы школьным инспектором я выработал надёжные методы сбора информации.
        - Кто ещё посвящён?
        - Только вы и я.
        - Фамилия девочки, конечно, Выскоч? - Айлин тёрла ломившие виски.
        - Совершенно верно.
        Инспектор ожил, как пустыня после дождя, глаза снова бегали, от былой растерянности не осталось и следа. Айлин же чувствовала себя загнанной в угол.
        - К какой категории относится предмет обсуждения? - спросила она не своим голосом.
        - Эта вещь.
        Забрезжила слабая надежда, и у неё немного отлегло от сердца: если эта вещь не нанесёт никому вреда, у Фанни есть реальный шанс выпутаться…
        - Объясните, инспектор, как вы намерены действовать. А главное, могу ли я на вас положиться?
        - О, госпожа Монца, перед вами порядочный человек. После того как я получу… как мы придём к соглашению, мы вместе уничтожим эту вещь, все её дубликаты. - Слеж похлопал по портфелю.
        - Они при вас?!
        - Конечно.
        - Но как вы их… добыли?
        - Неважно.
        - В самом деле, - пробормотала Айлин. - Чего вы хотите?
        Инспектор с удовлетворением отметил, что рассчитал правильно. Ей не нужна огласка, поэтому она не вызвала полицию. И уже не вызовет.
        - О-о, - простонал он, как бы не в силах выговорить низменное слово деньги.
        - Сколько?
        Запинаясь, он назвал сумму, довольно внушительную в обычных обстоятельствах и ничтожную для передряги, в которую вляпалась Фанни.
        - Это ваш звёздный час? К чёрту школу? - спросила Айлин. И опять Слеж сделал вид, что смущён. - Но как я смогу убедиться, что вы со мной честны и эта вещь… работает?
        - Пригласите внучку, госпожа Монца, на ней и проверим.
        - Вы в своем уме?!
        - Лучшего варианта не существует.
        Если она откажется, он может сделать с полученной информацией всё, что угодно: сообщить копам, в полицию, продать газетчикам, или всё это сразу… Она предприняла довольно вялую попытку:
        - Вы знаете, что мы играем с огнём? Этой вещью нельзя пользоваться безнаказанно.
        - Можно, если никто не пострадает, - с нахальной улыбкой заявил Слеж. - В наших общих интересах поскорее избавиться от этой вещи, но ни вы, ни я не станем проверять её на себе. Тем более, на ком-то постороннем. Ах, госпожа Монца, зачем мы теряем время на ненужные обсуждения? Ваша внучка это затеяла, ей и отвечать.
        - Это безумие…
        - Безумием было брать у подружки семейный секрет, - сказал Слеж, внутренне ликуя. - Безумие - наследнице знатнейшего рода, в лучшем случае, погореть на такой ерунде, а в худшем, лишиться жизни. Зовите её, пока не поздно!
        - Что ж, я вызову Фанни, - скорбно сказала Айлин, - но сначала попрошу своего врача
        присоединиться к нам через несколько минут, на всякий случай…
        - Врача? Он вам верен? Вдруг что-то пойдёт не так?
        - Чтоб вы знали, инспектор: мои слуги надёжны, как эта крепость.
        - Ну, хорошо, хорошо… - Слеж всё ещё колебался. - Если вы гарантируете…
        Глава 10. Эта вещь
        1
        Как и просила Айлин, Эдам выждал ровно пятнадцать минут, поднялся на второй этаж по мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, прошёл через пустую приёмную и постучал в дверь кабинета. Никто не отозвался. Он постучал снова. Тишина. Эдам нажал на позолоченную ручку, потянул на себя белую створку двери и осторожно заглянул внутрь. Брови его поползли вверх. Помедлив, он вошёл.
        В комнате с задёрнутыми портьерами царил полумрак. В камине слабо мерцали догоравшие дрова, было душно. На ковре, поджав ноги и зябко кутаясь в меха, сидела сама госпожа Монца. Рядом пристроился коротышка инспектор. Поза у него была очень неудобной, не каждый сможет, с таким-то животиком, сидеть на полу, вытянув ноги. Застёгнутый на все пуговицы пиджак задрался, лицо сделалось свекольного цвета; инспектор смотрел на бумаги, рассыпанные по полу, и беззвучно шевелил губами.
        На краешке зелёного бархатного дивана, безвольно уронив руки на колени, сидела Фанни: на бледное лицо падают длинные чёрные локоны, взгляд остекленевший. Самым странным было то, что никто не заметил появления доктора - у всех троих был отсутствующий вид. Поначалу Эдам даже решил, что его разыгрывают.
        - Госпожа Айлин, - вполголоса позвал он. - Прошу прощения, у вас что-то случилось?
        Она подняла на него пустые глаза и заговорила, как автомат:
        - Пришёл школьный инспектор Слеж. Мы говорили о Фанни. Инспектор сказал, что подружка Фанни дала ей эту вещь. Инспектор попросил денег. За то, чтобы об этом никто не узнал.
        Глаза у Эдама стали круглыми.
        - Вот как? А вы?
        - Я согласилась. Мы решили вызвать Фанни. Чтобы проверить на ней эту вещь, а потом уничтожить. Мы встали у двери. Чтобы сразу показать ей эту вещь.
        Пока Айлин говорила, инспектор и Фанни не шевелились. Эдам боялся смотреть по сторонам.
        - Где она сейчас? - спросил он. - Где эта вещь?
        - Лежит на полу рядом с папкой.
        - Это бумага?
        - Да.
        - Одна?
        - Нет.
        Он скосил глаза.
        - Листы и свёрнутые в трубочку бумажки?
        - Да.
        Теперь Эдам понял, что произошло. У болвана инспектора дырявые руки. Он выронил папку; они с Айлин - вместе или поочередно - наклонились и увидели эту вещь. Потом вошла Фанни и тоже увидела.
        - Инспектор, соберите бумаги в папку.
        Эдам стоял и наблюдал, как инспектор ползает на коленях и складывает в папку эти вещи. И вдруг совершенно бессознательно приказал:
        - Дайте мне один лист. Нет, лучше свёрнутую бумажку.
        Эдам держал в руках поданную ему эту вещь и чувствовал, как она придаёт его мыслям новое направление. В воображении замелькали неясные волнующие картины, другие города, страны, лениво перекатывающиеся океанские волны, немыслимые красавицы на пляжах под палящим солнцем, и все, как одна, с лицом ловиссы Длит… Его обдало жаром. Он положил эту вещь в карман и забрал у инспектора папку, позаботившись о том, чтобы из неё ничто не выглядывало. Обратившись персонально к Айлин и инспектору - иначе они не понимали, что обращаются к ним - он велел им подняться и сесть на диван рядом с Фанни. Слеж словно забыл про руки и беспомощно елозил ногами, пока Эдам не помог ему встать.
        Впервые за годы жизни в доме Монца на Эдама снизошло необыкновенное воодушевление. Всегда пролетавшая мимо птица с синим оперением только что опустилась на его плечо и пропела, сладкоголосая: "О, счастливчик…" Определённо, ему дан шанс, пропуск в другую жизнь, в волшебный мир, в котором Эдам Риц перестанет играть роль наёмного лекаря в богатом семействе и превратится в свободного, обеспеченного человека.
        Удача раскрепостила его, и он поступил так, как поступил: с трудом вытолкал на середину комнаты свой трон - тяжёлое кресло, обитое зелёным бархатом, вальяжно утвердился в нём, закинув ногу на ногу, и оглядел три неподвижные фигуры на диване.
        - Фанни, ты меня слышишь?
        - Да.
        - Как тебе удалось уговорить подружку? Почему она выдала тебе секрет семьи?
        - Она сказала, что очень хочет со мной дружить, что я классная. - Голос у Фанни был обыкновенным: звонким, девчоночьим, но сама она тоже выглядела заторможенной. - Я сказала, что она должна меня удивить. Тогда она будет мне интересна.
        Эдам усмехнулся. Он всегда знал, что девчонка не промах.
        - Госпожа Айлин, не будем терять время. В этом доме много тайн?
        - Да, - глухим голосом подтвердила Айлин.
        - Начните с этого кабинета. Что здесь интересного?
        - Тайник…
        - Идите и откройте тайник! - Из-за охватившего Эдама нетерпения его голос сделался резким и неприятным.
        Айлин безропотно поднялась и еле волоча ноги пошла к камину. Эдам не трогался с места, выжидал, опасаясь какого-нибудь подвоха. Айлин сдвинула в сторону фотографию Сантэ в рамке, стоящую на каминной полке, и на её месте надавила ладонью, приведя в действие скрытый механизм. В стене плавно открылась небольшая дверца. Издалека Эдаму была видна только внутренняя белая обивка сейфа-тайника и чёрная лакированная шкатулка, украшенная мерцающими красными камнями, вне всякого сомнения, драгоценными.
        - Вернитесь на место.
        Айлин подчинилась.
        Эдам подавил нараставшее волнение и направился к вскрытому тайнику. Всё получалось, всё шло как по маслу, сейчас важно не останавливаться на полпути… Мозг его, намечая программу действий, работал, как компьютер. Необходим благовидный предлог, под которым Айлин удалит из дома слуг. Потом она устроит ему экскурсию по своему роскошному особняку, набитому сокровищами и тысячелетними секретами, покажет все запанельные тайнички и кубышки. Интересно, кто-нибудь знает, что инспектор здесь? И сколько времени удастся скрывать его присутствие в доме?
        Он не успел дойти до тайника - сзади громко взвизгнула Фанни. Доктор обернулся. Девчонка держалась руками за виски и в весьма напряжённой позе стояла на коленях лицом к дивану, на котором Айлин с инспектором изображали древних истуканов.
        - Что такое? - недовольным голосом спросил Эдам.
        - Помогите! Мне больно! - Фанни громко застонала. - Уберите змею!
        Какая змея, откуда? Но ещё немного, и она закричит. Эдам бросился к ней. Ему не нужен переполох и лишние свидетели - если сбегутся слуги.
        Взяв за плечи, он развернул девочку к себе и откинул с её испуганного лица густые
        чёрные пряди.
        - Тихо! Что тут?
        Фанни прижимала ко лбу узкую полоску бумаги с начертанными красными чернилами несколькими символами. Эдам машинально скользнул по ним взглядом и сразу изменился: глаза потускнели, тело обмякло, и он где стоял, там и сел прямо на пол.
        - Нехорошо, доктор, - тихо сказала Фанни. - А я вам верила.
        Её притворную сонливость как рукой сняло. Действовала она быстро и чётко. Шкатулка была полна каких-то бус и колечек с камнями, но Фанни заинтересовал сложенный вчетверо пожелтевший лист бумаги, торчавший из-под шкатулки. Это оказался план Спящей крепости с кучей крестиков. Рассмотрев его, Фанни всё вернула на место: и план, и шкатулку, и, захлопнув дверцу тайника, - фотографию Сантэ. Потом подкинула в камин пару поленьев и высыпала в огонь все бумаги из папки Слежа.
        - Инспектор… - Фанни наклонилась, чтобы в полумраке можно было видеть его глаза. - У вас ещё остались эти бумажки?
        - Нет! - неожиданно бодро отрапортовал Слеж.
        - Как вы о них узнали?
        - Подслушивал!
        - У вас есть специальные устройства?
        - Да!
        - Где?
        - В спортивной раздевалке!
        - Где вы взяли эти бумажки?
        - Украл!
        - Бабушка, тебе всюду мерещится чёрная карта… Ты поэтому недавно ездила в долину?
        Но Айлин не ответила. От её пустого взгляда Фанни сделалось не по себе и она повернулась к апатичному, не похожему на себя Эдаму, который сидел на полу.
        - Доктор, зачем вам секреты моей бабушки?
        - Я остро нуждаюсь в деньгах…
        - Для чего?
        - Я хочу уехать…
        Знакомое желание… Фанни встряхнула головой, отбрасывая с лица тяжёлые пряди.
        - Ну, хватит. Всё это слишком далеко зашло.
        …Последнее, что Эдам помнил, - открылась дверца тайника. И вдруг перед ним другая картинка, будто из кинофильма вырезали несколько кадров. Он стоит посреди кабинета. Фанни, сидя на корточках, подбрасывает дрова в жарко пылающий камин, её лица не видно. Айлин на зелёном диване - огненное манто брошено на спинку - мило беседует со школьным инспектором. Потом она поворачивает голову и произносит с царственным величием:
        - Боюсь, я напрасно вас побеспокоила, Эдам. Вы можете идти.
        Будто он только что вошёл…
        Эдаму стало страшно. Кратковременная потеря памяти случалась с ним только однажды, во время сильной лихорадки. Тогда он тоже здорово испугался. А сейчас… сейчас это был не просто страх, на него накатила паника, да такая, что стало нечем дышать. Он попятился и выскочил из кабинета.
        Под дверью неподвижно сидели четверо мурров. Среди них были, конечно, Сантэ и Господин Миш, а по коридору неторопливо приближались, неслышно ступая, ещё двое.
        - Она сказала, я могу идти… - лихорадочно пробормотал Эдам, бочком пробираясь мимо кошек, которые проводили его пристальными взглядами, в ненавистной для него манере смотреть не мигая.
        Уже дойдя до лестницы, он обернулся. Теперь все шестеро сидели полукругом перед закрытой дверью кабинета. Могли бы зайти, но деликатничают, с неожиданной злостью подумал Эдам.
        2
        Настроение у Айлин было отвратительным: из-за этой вещи девочка могла погибнуть. Не об этом ли случае её предупреждали карты? И ещё одна головная боль: как теперь относиться к доктору Рицу? Не успеешь назвать кого-нибудь другом, как тебе сразу дают почувствовать, что ты жестоко обманулся…
        - Спасибо, что во всём призналась, но как это понимать? Сначала ты пнула мурру, а теперь… Ты знаешь, как на жаргоне называется применение этого заклинания?
        - Очаровать, кажется… - Фанни робела, потому что никогда не видела Айлин такой разгневанной.
        - Сделать вещью! - вне себя, закричала Айлин. - Кого ты хотела превратить в вещь? Ты знаешь, что когда кто-то находится под воздействием этой вещи, с ним может случиться всё, что угодно?!
        - Допустим, тебе кто-то нравится, а ты не знаешь, нравишься ли ты ему… - Вилява испытующе смотрела на Фанни, вызывая на откровенность, но Фанни молчала. - А с помощью ЭТОГО можно узнать! - Вилява перешла на громкий шёпот. - Всё проверено, не бойся… откуда, думаешь, у отца деньги?
        - Безопасно?
        - Да конечно! Бери! Я же должна тебя отблагодарить.
        - Это не обязательно.
        - Обидишь, - заявила Вилява, вкладывая в руку Фанни несколько свёрнутых бумажных полосок. - Что ж я, не понимаю, что кофты дорогие? И юбки… и гольфы… Только смотри, сама не смотри! - Вилява прыснула. - Смешно сказала.
        - Слушай, извини, я тебя вчера не проводила после Шотки… Хотелось поплавать в бассейне…
        - Да ладно, меня ваш Гордон отвёз домой.
        - Как всё прошло? Мерки сняли?
        - Да сняли, - раздражённо сказала Вилява.
        - Поцапались? Я же тебя просила!
        - Да она такая наглая, котский ад! «Ты откуда сбежала, подруга? Из передвижного цирка?» Это она мне. Не, ну нормально? У самой кольцо в носу, а ещё критикует!
        Чтобы уговорить Шотку расстаться с этим шокирующим кольцом, понадобились все дипломатические таланты Длит, но Шотка порой надевала кольцо, будучи не в настроении, или когда ей кто-то не нравился.
        Стараясь не глядеть на бумажки, Фанни разделила их и часть положила между учебниками, а остальные с трудом втиснула в кармашек на узких брючках.
        - Фанни! Я жду, когда ты объяснишь, для чего тебе понадобилась эта вещь.
        - Мне было любопытно, как выглядит человек под… этим делом.
        - Что? - Айлин была потрясена. - Это гадко! Ты понимаешь, что это - гадко? Твоё поведение недопустимо!
        - Я не сделала ничего опасного! Эта вещь Выскочей - вне списка… - Фанни была расстроена дважды прозвучавшим гадко.
        - Ничего опасного? Ты могла погибнуть! Да пойми же ты наконец, у Хранителей собственные списки. А если с помощью этой вещи ты завладеешь запрещённой информацией? Великая Мау… Разве я не рассказывала тебе, чем это чревато? - Айлин трясло. - Когда зачарованный выполняет бытовые приказы, наказание может и не последовать. Но если задание сопряжено с тайными знаниями, Хранители убьют несчастного не моргнув глазом. А виновный останется в тени. Так действуют всякие злодеи - маскируются, прячутся, отводят от себя беду, послав на смерть какого-нибудь простачка, и всё ради собственной выгоды.
        - Ты мне что-то такое рассказывала, но давно… в детстве…
        - Не смей изворачиваться! Я твержу тебе целыми днями: законы и правила, Фанни, соблюдай законы и правила! Но ты же у нас выросла - тебе целых четырнадцать лет! Сегодня ты получила серьёзный урок, но запомни… - Айлин задыхалась. - Я не смогу защищать тебя вечно… Ты принесла сюда эту дрянь…
        - Я не приносила! Это Слеж украл!
        - Всё равно - она попала сюда из-за тебя. Так значит, ты не смотрела на знаки?
        - Я не такая глупая, как тебе кажется…
        - Почему ты сразу не вывела нас из транса? Нарушение правил может войти в привычку, и чем это закончится, по-твоему?
        Фанни перешла в наступление:
        - Если бы я не нарушила правила, бабушка, как бы мы узнали, что твой любимый доктор Риц - обыкновенный вор и предатель? Ничего не украл просто потому, что не успел! А всегда ходит с таким видом, будто он здесь главный…
        - А тебе не кажется, что не стоит обвинять другого, если сам стал причиной его проступка? Это был соблазн… искушение! Не спровоцируй ты доктора, он, возможно, не замыслил бы дурное. Между прочим, он столько лет заботился о твоём здоровье, что твой категоричный тон по меньшей мере неуместен.
        - Это его работа, он за неё деньги получает! Чего ты от меня хочешь, бабушка?
        - Чуть-чуть понимания. Я знаю, доктор совершил ужасный поступок…
        - Преступление, если точнее.
        - Никто не идеален, - снова повысила голос Айлин. - Бывают, знаешь, минуты слабости, которыми мы не гордимся. Но есть раскаяние, и есть прощение…
        - А он раскаялся? Пришёл к тебе с извинениями?
        - Надо дать ему время.
        - Да, давай подождём, пока ему не удастся ограбление.
        - Без кривляний, пожалуйста. У доктора было положение в этом доме, его уважали, а теперь что?
        - Почему ты вцепилась в него, как в родного, бабушка? Других докторов нет? Его нужно выгнать, а не защищать!
        - Ну, знаешь… Нельзя так обращаться с людьми… У нас есть обязательства…
        - Перед всем миром у тебя обязательства, и ты хочешь втянуть в это меня.
        - Вот только не надо грубить.
        - В городе творится что-то ужасное, а мы тут обсуждаем непонятно что!
        - Плохая попытка, Фанни. В этом городе всегда что-то творится.
        - Всегда пропадают дети?
        - О, ты об этом… - Айлин помрачнела. - Это настоящая беда.
        - Я хорошо помню Марьяну… Мне жаль, что с ней случилась такая трагедия. Помнишь, она всегда улыбалась… И добрая, и красивая… За что ей это? Ты навестила её, бабушка… ну, после… похищения?
        Айлин сказала напряжённым голосом:
        - Мой специалист по связям с общественностью, из «Защиты», отвёз ей материальную помощь.
        - Понятно. А я не знаю никого, кто бы любил твоего кота сильнее Марьяны.
        - Ну, что ты сразу? Я же не могу разорваться!
        - Не продолжай.
        - Да, Фанни, твой упрёк справедлив, - помолчав, признала Айлин. - Я смалодушничала… В последнее время такие тягостные моменты даются мне тяжело.
        - Могла бы меня попросить, - смягчилась Фанни. - Хочешь, я к ней съезжу?
        - Лучше я сама.
        - Я с тобой, - решительно сказала Фанни. - Она мне не чужая.
        - Хорошо, завтра и съездим. Но что я ей отвечу, когда она спросит, где её сын… и почему полиция до сих пор не нашла его?
        - И правда, почему?
        - Никто не сидит сложа руки.
        - Только нет результата. Если не может полиция, почему ты сама не найдёшь пропавших ребятишек?
        - Как именно?!
        - Попроси своих бездельников-мурров помочь. Если они так всесильны, пусть докажут, заодно проявят милосердие, а их за это станут больше любить… А ловить в библиотеке мышей могут и обычные кошки. Или найди подходящее заклинание. Или поделку Рейна. Уверена, что в этом доме найдётся кое-что из созданного им… например, какой-нибудь человекоискатель…
        Айлин судорожно вздыхала, а когда Фанни закончила и выжидающе уставилась на неё, сказала:
        - Нет.
        - Что - нет?
        - Нет на все твои предложения.
        - Даже ради похищенных детей ты не можешь воспользоваться тайнами, на которых сидишь, как на мешке с золотом, - не смея взять ни одной монеты?!
        - Ну, вот что, милая моя, - с раздражением сказала Айлин. - Кажется, нужно подыскать тебе наставника. А то после того как мы потеряли господина Ульпина, я тебя запустила. Что я могу? Я родной человек, меня можно не слушаться, не воспринимать… и самое ужасное - не брать в расчёт мои убеждения. Так пусть кто-то другой, из тех, кому мы доверяем, занимается твоим воспитанием. Например, Длит.
        - Кто?! Только не она, бабушка… я из дома сбегу…
        - От неё не сбежишь. А ты что, её боишься? Напрасно. К сожалению, Длит откажет по причине занятости. Я подумаю о кандидатуре, а то я тебя уже как-то не узнаю. Творишь такие безобразия… Давай всё же договорим о твоей подруге Виляве, это как раз в тему.
        - Никакая она мне не подруга! Просто приятельница. Вернее, знакомая.
        - Сейчас неважно, кто она тебе. Мы о другом - о том, что ты поощряла её неподобающие действия и сама охотно в них участвовала. И тогда чем твоё поведение лучше действий доктора Рица, уж извини?
        Фани ответила угрюмым молчанием.
        - Наряды для Вилявы готовы? Фанни?
        - Почти…
        - Их отвезёт кто-нибудь из охранников. И, пожалуйста, передай своей… передай Виляве, что мы больше не можем… в силу сложившихся обстоятельств… принимать её в нашем доме.
        Фанни вскочила на ноги. Щёки у неё пылали.
        - Тогда и ты, пожалуйста, передай своему доктору Рицу, что теперь я отношусь к нему с подозрением и отказываюсь ходить на осмотры! Я могу идти к себе?
        - Иди, - бесцветным голосом сказала Айлин, отвернувшись к окну.
        Но Фанни не уходила. Что-то мучительно-давящее заполнило её грудь, и она хотела побороть это тягостное нечто.
        - Бабушка… Извини… - выдавила она из себя. - Я не хотела, чтобы так получилось. Я взяла у Вилявы эту вещь, потому что подумала: хорошо бы иногда знать, что думают другие…
        - Без их разрешения? Это всё равно что подглядывать! И то, и другое, как ты должна бы уже понимать, плохо.
        - Ты защищаешь доктора, хотя он тебя чуть не обокрал! А меня унижаешь за то, что я взяла какие-то бумажки с какими-то там знаками!
        - Что ты такое говоришь? Унижаю? Я пытаюсь предупредить тебя. Ты наследница, с тебя спросится стократ больше…
        - А я не хочу быть наследницей!
        - Может, сменим тему? - холодно сказала Айлин.
        - С удовольствием! - со злостью выпалила Фанни. - Тебе известно, бабушка, что Гордон бог садоводства и мечтает стать главным садовником?
        - Не Гордон, а господин Ломонос.
        - Какая разница? Ну, ладно, он. Знаешь?
        - Впервые слышу.
        - А всё потому, что от тебя скрыты его потаённые мысли!
        Похоже, Фанни готова пустить в ход любые аргументы, лишь бы одержать верх в споре. Сегодня упрямство внучки особенно раздражало Айлин.
        - Это всё равно не означает, Фанни, что я могу по-хозяйски, помимо его воли, проникать в мысли Гордона. А если он не способен обойтись без чужих ходатайств и напрямую заявить о своих профессиональных притязаниях, то это его проблема. А не моя и не твоя.
        - Он просто поделился со мной, а не намекал! - подпрыгнула Фанни. - Это момент доверия! Он стесняется признаться, потому что у него нет диплома, а без него, как он считает, он не имеет права претендовать на большую должность! Человеку мешают раскрыться глупые стереотипы! Он перед тобой благоговеет и не решается обратиться со своей просьбой! А ты, в своём величии, конечно, его не замечаешь!
        - Есть что-то, в чём я не виновата?
        - Он не умеет показать свои лучшие стороны, рассказать о своих достижениях. Не так воспитан! Я была у них дома - там такая красотища, столько необыкновенных растений на крошечном участке земли! Всё цветёт и зеленеет! В прошлом году его тыквы заняли первое место на выставке! И груши! И лилии!
        - Успокойся, пожалуйста…
        - А его чудесная жена Цвета разделяет его увлечения! Эти люди любят землю и умеют за ней ухаживать! Они будут просто счастливы, если ты назначишь Гордона главным садовником! - Выдохшись, Фанни плюхнулась на диван.
        Айлин, стоя посреди кабинета, закрыла лицо ладонями и слегка надавила, массируя глаза.
        - Я подумаю над твоими пожеланиями, Фанни. Спасибо за интересную информацию, - сдержанно сказала она и взглянула на внучку.
        Фанни сидела, безучастно уставившись в пол, вспышка гнева её обессилила.
        - Возможно, насчёт Гордона ты права, бабушка, но нужно знать мысли врагов…
        - У тебя нет врагов в родном доме, Фанни. Надеюсь, и в городе тоже.
        - Иногда врагами становятся самые близкие люди…
        - Ты про кого? - в замешательстве спросила Айлин, обеими руками стягивая под горлом воротник платья.
        - На прошлой неделе ты ездила в долину. Я пыталась узнать зачем, но ты не ответила, помнишь? Я скажу, почему взяла у Вилявы эту вещь. Но при условии, что ты не обидишься.
        - Только дай мне немного отдышаться, ладно? - убитым голосом сказала Айлин, усаживаясь в кресло. - Неужели ты решила… применить против меня заклинание… чтобы залезть мне в голову? Я отказываюсь в это верить, Стефания Пума Монца.
        - Прости! - горячо сказала Фанни. - У меня не было выбора. Я должна знать, что ты замышляешь против меня… Но если ты не хочешь…
        - Каждое твоё слово - будто нож в сердце. Но я тебя выслушаю.
        - Тогда расскажи, зачем ты ездила в долину.
        - К знакомой… Вернее, к подруге детства. Я не стыжусь этой дружбы, хотя общественное мнение, я знаю, будет не на моей стороне.
        - Две гадалки, ясно. Общие интересы…
        - О… Так ты уже знаешь, что я гадаю на картах?
        - А кто не знает, бабушка? Дом гудит. Даже Дети свободы давно написали: у тебя выпадает одна и та же карта, которая сулит мне крупные неприятности. Так легко и быстро раскрылась причина, по которой в последнее время ты изводишь меня своей опекой. Не понимаю, как можно верить каким-то дурацким гаданиям…
        - Ничего не скроешь! - возмущённо воскликнула Айлин. - К этому невозможно привыкнуть. О чём ты расспрашивала нас, когда мы были… очарованы?
        Фанни опустила глаза.
        - Только спросила у Слежа, где он взял эту вещь, и зачем доктору деньги. Слеж залез в мою сумку, а доктор хочет уехать.
        - А о чём говорила со мной?
        - О том, что тебе всюду мерещится чёрная карта… Спросила, зачем ты ездила в долину, но ты не ответила… А твоя подруга - что она тебе нагадала?
        Айлин обхватила плечи руками и начала раскачиваться взад-вперед. У неё покраснели глаза.
        - Плохая карта выпадает не всегда, но слишком часто… Не осуждай меня. Я искала способ уберечь тебя, поэтому обратилась к Шани. Она считает, что нужно найти похожую на тебя девочку…
        - Зачем? - Фанни настороженно смотрела в скорбное лицо Айлин.
        - Чтобы она жила у нас и была бы тебе как сестра.
        - Зачем?!
        - Быть может, смерть вас перепутает и выберет её, - жестами глухонемых показала Айлин.
        На мгновение Фанни онемела.
        - Надеюсь, ты сказала ей, что она порядочная свинья?!
        - Я сказала, что этот путь не приемлем.
        - Правильно! Правильно… Но если об этом пронюхают Дети свободы…
        - …мне несдобровать.
        Они помолчали.
        - Фанни, - сказала Айлин серьёзно. - Тебе известно моё заветное желание. Я считаю, ты очень подходишь на роль…
        - …которую я не хочу играть.
        - Можешь выслушать не перебивая? Деньги и положение дают человеку почти безграничные возможности для самоутверждения. Просто чтобы это понять, тебе требуется немного больше времени. Не торопись. Представь, ты уедешь, и что потом? Кем ты станешь? Кто тебя ждёт за порогом дома? Может так случиться, что ради призрачной цели стать свободной ты откажешься от великой судьбы.
        - Бабушка! У тебя есть и деньги, и власть, но почему мне кажется, что у тебя очень несчастливая жизнь?
        - Нормальная у меня жизнь. Не хуже, чем у других.
        - Всё время беспокоишься, чего-то боишься.
        - Большая ответственность, Фанни. И приближающаяся старость. Старые люди становятся робкими, боятся споткнуться…
        - Я тоже боюсь. Боюсь, что, подыскивая себе замену, ты можешь обратить свои знания против меня. Некоторые наши предки, служившие муррам, из ярых ненавистников превращались в их защитников и почитателей. Отличавшийся крайней жестокостью Дуриан Желтобородый, эпоха Сомнений, полюбил расчёсывать Сантэ и делал это с упоением, хотя прежде не раз заявлял во всеуслышание, что мечтает придушить её. В последнее время я запираю на ночь дверь в комнате, потому что боюсь, что однажды, пока я сплю, ты произнесёшь надо мной заклинание, привязывающее меня к этим тварям. Наверняка такое есть.
        - Ты обо мне крайне низкого мнения, да?
        - Тогда объясни, как пьяница и деспот Дуриан смог полюбить Сантэ. Его опоили? Околдовали?
        Айлин встала и в сильном волнении, которое она хотела бы скрыть, прошлась по кабинету.
        - Дорогая… Думаю, он прочувствовал главное в наших отношениях с Прекрасными, и оно изменило его.
        - И в чём его суть?
        - Ты слышишь о нём слишком часто, Фанни, чтобы забыть…
        - Не будет мурров - не станет и людей, и поэтому мы должны пылинки с них сдувать? - Фанни поморщилась.
        - За неимением лучшего, тебе стоит над этим поразмыслить…
        - Знаешь, бабушка, ещё у меня проблемы с книгами. Я боюсь их читать: вдруг между строк я увижу что-то лишнее, некую формулу, и проникнусь к муррам этой самой всепоглощающей любовью? Я даже прочитанные книги не решаюсь перечитывать после того, как узнала о блуждающей информации, что прячется в текстах и кочует из книги в книгу.
        - Извини, но откуда ты берёшь такие дикие фантазии?
        - Наш подвальщик нашёл письмо, в котором один из Монца делится этим открытием…
        Даймон, ужаснулась Айлин. Да как он смеет… в обход неё… тайком… внушать наследнице какую-то несусветную чушь!
        - Ты не знаешь, бабушка, Дуриан Желтобородый умел читать?
        - Хватит, Фанни… ты меня совсем измучила… Обещаю, я никогда не буду принуждать тебя принять обязанности Хозяйки.
        - Правда?
        - Решение примешь сама. Но я хотя бы могу поднимать эту тему без опасения наткнуться на твоё раздражение?
        Фанни кивнула.
        - Будет трудно, но я постараюсь не злиться…
        - Помни о нашем соглашении.
        На глаза Фанни навернулись слёзы, она обмякла и выглядела такой несчастной, что у Айлин защемило сердце.
        - Почему ты так расстроена? Прости, если я была резка с тобой… Я искренне сожалею…
        - Сантэ ластится ко мне, - пожаловалась Фанни. - В последнее время она приходит ночью и ложится у меня… как это называется… в головах! После этого я вижу огненные знаки…
        - Вот почему ты её пнула, - ломая руки простонала Айлин. - Я должна была догадаться…
        - Лезет и лезет, морда кошачья, - всхлипнула Фанни, - подкарауливает по углам… Я боюсь превратиться в кошку, как бабушка Хотэ! Не хочу в сумасшедший дом! - Слёзы рекой хлынули у неё из глаз. - Ты меня там запрёшь, и моя жизнь кончится… Заведу воображаемых котят и буду их вылизывать… Или скрестись, как домашний зверёк, чтобы пустили погулять…
        - Ох, дорогая… - Айлин села рядом, крепко обняв Фанни. - Хотэ одолели идеи, она сделала это намеренно. Ты же знаешь, Великая Мау спасла последних людей, выживших после потопа, напоила их своим молоком, но сама остаётся в заточении. Хотэ хочет ей помочь. Она думает, что сможет, понимаешь? Просто запомни: если соблюдать правила, не будет ничего трагичного в контактах с Прекрасными.
        - Правда? Ты научишь меня, бабушка? Защитишь?
        - Конечно, Фанни. Прямо сейчас и научу. Вытри слёзы и слушай. Тебе всего лишь нужно сказать Сантэ, что ты пока не готова, поняла?
        - Так просто?
        - Да. А когда передумаешь, позови её, и она придёт…
        - Не передумаю.
        - Пожалуйста, не торопись…
        - И не надейся!
        - Но всё же…
        - Нет, нет, нет!
        Глава 11. Ловисса Длит
        1
        Айлин вызвала её, но, направляясь к лестнице, Длит увидела в зимнем саду семилетнего племянника садовника, протиравшего листья фикуса. На шее у него был повязан тёплый шарф.
        Гонзарик подбежал, и она ласково приобняла его. Он был очень славным. После смерти сестры Лунг взял племянника к себе и заботился о нём, словно он был его собственным сыном. В доме Монца Гонзарик тоже не был обделён вниманием.
        - Ты почему не в школе? - спросила Длит. - Горло?
        - Болит, - просипел Гонзарик. - Доктор разрешил сегодня остаться дома. Я помогаю Фелиси.
        - Она тебя попросила?
        - Я сам! - Гонзарик взглянул на свои наручные часы с красивым синим циферблатом. - У меня по расписанию час добрых дел.
        Длит погладила мальчика по светлым вихрам и потрогала лоб.
        - Да ты горишь… Бросай-ка тряпку, и пойдём покажемся доктору. Наступил час здоровья.
        - Ой, - поёжился Гонзарик. - Доктор говорил, возможно, придётся ставить уколы…
        - А что нам уколы?
        Гонзарик повесил голову.
        - Ничего…
        - Хороший ответ, милый, - улыбнулась Длит.
        Эдам встретил их с хмурым лицом, на которое он, как ни старался, не смог натянуть выражение "Добро пожаловать".
        Прошло уже три долгих дня с тех пор, как Спящую Крепость посетил инспектор Слеж. Доктор мучился неизвестностью, но при этом старательно делал вид, что ничего не произошло. Так же вела себя и Айлин. Жизнь в особняке текла своим чередом, и Эдам спрашивал себя - может, он спятил? Не пригрезились ли ему трое зачарованных людей в тёмном кабинете? Правда, одно изменение всё же выявилось: его перестали приглашать в кабинет на втором этаже, и остались в прошлом задушевные разговоры с Айлин. Он стал внимательнее смотреть по сторонам и слушать откровения слуг. Пришлось повторить обследование, сославшись на некую вирусную напасть, поражающую бронхи, но никто не возражал. В результате удалось выяснить только, что на другой день после визита школьного инспектора госпожа Айлин выписала чек на колоссальную сумму. Имя счастливого получателя Кристофер разгласить отказался, но у Эдама на этот счёт имелись свои соображения.
        Из-за постоянно терзавшей его тревоги доктору вдруг стало казаться, что тогда в кабинете был кто-то ещё - то ли человек из посторонних, то ли какая-то смутная тень, похожая на призрак. Когда эти подозрения впервые пришли к нему, его прошиб холодный пот, и ещё долго грозная тень Хранителя преследовала его в снах.
        - Скажите, доктор, - поздоровавшись, своим обычным ровным голосом произнесла Длит, - а не прописан ли этому молодому человеку, который так страшно сипит, постельный режим?
        - Я же запретил тебе вставать, Гонзарик, - выдавил из себя Эдам. - Регулярные полоскания и таблетки.
        - Табуретки?! - переспросил ослышавшийся Гонзарик.
        - Таб-лет-ки! - наклонившись к нему, громко произнёс по слогам Эдам и пальцами осторожно надавил мальчику на точки за ушами. - Не больно?
        - Нет.
        - С ушами вроде всё в порядке…
        Длит с улыбкой скомандовала:
        - Ну-ка, дружок, отправляйся в постель.
        Мальчик выбежал за дверь, а Длит открыла блокнот и записала:
        Навестить вечером Гонзарика.
        Г-ну Куафюру: постричь Гонзарика.
        Она подняла глаза.
        - У вас есть какие-нибудь просьбы, господин Риц?
        - Просьбы?
        Длит указала на кушетку.
        - Я вижу, изголовье совсем истрепалось. - Она обвела взглядом его большой кабинет, заметила треснувшее стекло на дверце шкафа. - И стекло…
        Эдам сделал попытку улыбнуться.
        - Ну, да, пожалуй. Если вас не затруднит. Сквозняком хлопнуло…
        - Меня не затруднит, я сегодня же закажу новую кушетку, а Мартон вставит стекло.
        Она быстро черкнула себе в блокнот:
        У доктора разбито стекло - сквозняк (в голове).
        Приписку в скобках она сделала машинально.
        - Госпожа ловисса, - хриплым голосом сказал Эдам, - нам предлагают приобрести аппарат широкого спектра диагностики. Правда, он весьма не дёшев…
        Длит кивнула и снова записала.
        - Подготовьте письменное предложение, инструкцию, обоснование необходимости прибора для дома, координаты поставщика, ценовой диапазон - всё, как положено. Я посмотрю.
        Она подошла к окну и выглянула в сад. Эдам не сводил с неё глаз. Ловисса была необыкновенно хороша - в узкой юбке и жемчужно-серой кофточке из мягкой шерсти, с глухим воротом и рукавами до локтей. Глаза только слегка подкрашены, но помада… Голова кругом от её колдовской ярко-красной помады…
        Эдам почувствовал во рту горечь. Длит была единственной женщиной в доме, вызывавшей у него интерес. Раньше его мучило странное и сложное желание: то ли ему хотелось добиться её благосклонности, а потом отвергнуть, то ли в самом деле он мечтал о ней. А теперь он читал в её глазах холодное равнодушие, граничащее с презрением, и понимал, что никогда - проклятие, никогда! - не сможет привлечь её как мужчина. И от этого было горше втройне. Ловисса Длит ведёт себя так, будто тогда в кабинете Айлин ничего не случилось - хотя наверняка Айлин ей обо всём рассказала. По-другому и быть не может, ведь Длит её главная советчица, и даже больше, скорее, подруга, несмотря на разницу в возрасте. Длит служит в этом доме за деньги, но поставила себя, как королева: исчезает из дома, когда ей вздумается, бывает неизвестно где, по слухам, ищет не то родственника, не то приятеля, а Айлин, вызванивая её, спрашивает, не помешала ли. Как ей такое удаётся, как она сумела?!
        Эдам стоял и смотрел без сил, как она, кивнув, вышла, красивая и недосягаемая, словно девушка с обложки. Он подошёл к окну взглянуть, что её заинтересовало. Солнце поблекло, но новый садовник, невысокий, темноволосый, в рабочем комбинезоне, методично и как-то обречённо перекапывал землю под деревьями, отбрасывающими чёрную тень. В отражении на стекле Эдам видел своё лицо с полубезумными глазами и желтоватой кожей на обострившихся скулах.
        Во внутреннем кармане костюма лежал свёрнутый в трубочку листок бумаги. Каждый день, предусмотрительно закрывшись в кабинете, Эдам доставал его и, положив перед собой на стол, поглаживал кончиками пальцев, опасливо, как гадюку, и трепетно, как мешок с золотом. Он пока не представлял, как использует эту вещь, но само обладание ею будоражило, вызывая в воображении разнообразные сладкие мечты. Сейчас, когда Длит ушла, он понял, что дошёл до точки кипения, вызвал под каким-то предлогом Кристофера и вынул из ящика стола свой счастливый билет.
        - Крис, ты не мог бы прочесть про себя, что здесь написано? А то я не разберу. Только, пожалуйста, не произноси вслух. Это важно.
        - Хорошо, давайте, - беспечно сказал Кристофер и взглянул на листок. Губы его тронула
        натянутая улыбка. - Ха-ха.
        Эдам напряженно следил за его реакцией, и она ему не понравилась: никаких внешних изменений, взгляд по-прежнему ясный, да ещё и колючий, как будто Кристофер сильно разозлился.
        - Повтори-ка, Крис…
        - Да я понял.
        - Пожалуйста! Прочти ещё раз!
        Кристофер швырнул драгоценный листок на стол.
        - Тупая шутка, господин Риц… Не ожидал от вас! - И с оскорблённым видом он покинул кабинет.
        На Эдама будто рухнуло небо. Он развернул листок, придерживая края дрожащими пальцами. Крупным и разборчивым почерком Фанни было выведено:
        Дурак.
        2
        Айлин сидела за столом и постукивала карандашом по крылу бронзовой кошки. На диване, распушив хвост, царственно возлежала Сантэ. Её длинная шерстка серо-голубого оттенка была хорошо расчёсана - Айлин всегда лично занималась туалетом своей любимицы. Увидев ловиссу, Сантэ замяукала, спрыгнула на пол и стала тереться о её ноги.
        - Здравствуй, моя хорошая, - заворковала Длит. Она взяла Сантэ на руки и уселась в зелёное бархатное кресло. Довольная кошка начала громко мурлыкать.
        При виде этой взаимной радости Айлин не могла сдержать счастливой улыбки, которая, впрочем, очень быстро исчезла с её лица.
        - Ах, Длит… Если бы Фанни так же любила Сантэ…
        - Ничего, Айлин, будем надеяться, что полюбит.
        - Знаешь, что меня тревожит? Остальные мурры стали редко у нас появляться. Как будто прячутся.
        - Кого им бояться? Они надёжно защищены, Хранители - самые грозные стражи на свете.
        - Да, да, ты права… Есть предложение о назревших кадровых перестановках. Представь, Фанни считает Гордона и его жену Цвету хорошими садовниками.
        - Гордона? При мне он обычно помалкивает. Но если что, лишние руки нам не помешают, сад огромен, работы по горло. Посмотрим, как Гордон будет справляться с должностью… - Длит вопросительно посмотрела на Айлин.
        - Главного садовника.
        - Сразу?
        - Да. Пусть себя покажет. Значит, решено? А как насчёт Кристофера? Определённо, парень не на своём месте. Всё забывает, всё путает… я устала.
        - Наконец-то. Давайте назначим его вместо Гордона?
        Айлин удивлённо подняла брови.
        - Водителем? Хорошо хоть не поваром вместо Виктории. А есть гарантия, что он не перепутает газ с тормозом?
        - Я с ним ездила, осталась жива. Между прочим, несмотря на молодость, он отлично водит. И может определить характер неисправности по шуму мотора.
        - Хорошо… но только на испытательный срок. И пока не посылай его за Фанни. Где же теперь найти надёжного человека на должность секретаря? Назначить садовника-эмигранта с Лусены? Чтобы уж окончательно закольцевать наши перестановки.
        - Это ваше предложение, а не моё! - весело сказала Длит.
        - Я же просто пошутила! - ахнула Айлин.
        - Зрелый, образованный человек оказался в стеснённых обстоятельствах. Я предложила ему помощь, так он и стал садовником. Айлин, Лунг способен на большее, возьмите его к себе. Тоже на испытательный срок. Он хорошо организован, и он… смешлив.
        - Что, прости?
        Длит улыбалась.
        - С ним легко! Он всегда шутит или кривляется… корчит рожи…
        - Зрелый, образованный человек! - Айлин рассмеялась. - Ну, хорошо, Кристофера вернуть никогда не поздно. Раз ты просишь за Лунга, я согласна. Пусть они с Гонзариком перебираются из флигеля в дом. А туда поселим Гордона и Цвету.
        - Они же бездетные, кажется?
        - Да.
        - Хорошо бы им выделить небольшой личный участок где-нибудь в саду.
        - Прекрасно, - одобрила Айлин. - У Цветы слабое здоровье. Несколько лет назад она тяжело заболела, бедный Гордон, видела бы ты, как он страдал. А теперь им больше не придётся ездить из предместий в Спящую, так что сберегут время и силы. Жаль, что мне раньше не пришло это в голову.
        Сантэ спрыгнула с её колен и юркнула в лаз.
        Длит показала глазами на дверь переговорной.
        - Вопрос о кадрах не закрыт. Кажется, нам нужен новый врач, Айлин, - без тени улыбки сказала Длит, едва они уселись на стулья спиной к зажжённым фонарям. - Наш похож на загнанного зверя. Того и гляди, опять что-нибудь учудит.
        У Айлин поникли плечи.
        - Не знаю, как смотреть на него, как разговаривать… Для меня эта история явилась ужасным потрясением. За эти годы я так привязалась к нашему заботливому доктору Рицу…
        - Я вас понимаю. И прекрасно осознаю силу привычки. Но нельзя делать вид, что ничего не произошло. Он вас предал, и не исключено, что предаст снова, - жёстко сказала Длит. - Хотите, я всё возьму на себя? В два счёта его выставлю.
        - Подожди… второпях, не обдумав хорошенько? А если Фанни тоже подверглась, м-м, некоторому воздействию и нафантазировала лишнего? Мы не можем открыто предъявить ему какие-то претензии, ведь нам всё известно только с её слов…
        Длит задумалась.
        - Что вы помните после того, как взглянули на эту вещь?
        - Абсолютно ничего, - с досадой ответила Айлин. - Сначала мы вызвали Фанни, и инспектор раскрыл папку. И вот я уже сижу на диване, а Фанни передо мной на корточках, просит не волноваться и отослать доктора, сделать вид, будто нам не потребовалось его присутствие. Дескать, кое-что произошло, бабушка, но об этом позже. Эдам сидел, как манекен, Фанни щёлкнула пальцами перед его лицом, и он очнулся.
        - Она, конечно, виновата, но поступила правильно, рассказав, что доктор Риц пытался вас ограбить. Не побоялась вашего гнева. Не каждый так сможет - признаться, наломав дров.
        - Согласна. У нас случился бурный разговор… она извинилась…
        - Доктор точно не успел ничего украсть?
        - Фанни уверена.
        - Вы проверили тайник?
        - Зачем? Там ничего ценного.
        Только дешёвые украшения с мелкими камнями, подумала Айлин. Да и не тайник это, а так, обманка, как раз на случай воровства или вымогательства. Из предосторожности, местонахождение настоящих тайников оставалось неизвестным даже Хозяину мурров - теперь-то Айлин оценила дальновидность такого решения. Хозяин получал информацию о тайниках, слагая полномочия, и лишь для того, чтобы перепрятать их содержимое, тем самым исполнив свой последний долг перед обществом.
        …Так же пришлось действовать и тётушке Павлине, уступавшей место Айлин. Прощание Хозяйки со Спящей крепостью было ритуальным действием. Всех попросили удалиться, и, оставшись одна в огромном доме, Павлина провела, по её словам, самые неприятные минуты своей жизни - на память о них осталась приметная седая прядь в её иссиня-чёрных волосах. После она лежала, разметавшись на постели с мокрым полотенцем на голове, миниатюрная, как ребёнок, и рассказывала Айлин о десяти опустошённых тайниках.
        - Ах, Айлин… Как только за всеми закрылась дверь, я не могла сдвинуться с места из-за ужасающей, мертвящей тишины. Ни шороха, ни звука… И вдруг чей-то безумный шёпот в ушах, быстрое-быстрое бормотание: «Павлина, это ты, негодница?» У меня от страха ноги подкосились. Спаслась я только благодаря швабре нашей Надины, которую она забыла в холле. Милая Надина и милая швабра… Не знаю, откуда что пришло, но словно во сне я взяла в руки швабру и стала двигаться, как горничная: возить тряпкой по полу и так же тихонько, как Надина, напевать. Не успела я закончить с первым тайником, как голос спрашивает: «Это ты, Надина, ворующая у кухарки яйца?» Я делаю вид, что не слышу, и направляюсь ко второму тайнику, на этот раз изображая охранника: так же, как он, топаю и покашливаю. «Это ты, Дём, с гниющими от табака лёгкими?» - спрашивает голос. А я такая беззащитная - без нагрома и без свистка… Ответь я ему, и со мной случилось бы что-то непоправимое… ты веришь мне, Айлин? - Мучаясь от страшной мигрени, Павлина стонала и ворочалась на сбитых простынях. - Будто бы не замечая странного голоса, ходила я от тайника к
тайнику, изображая кого-то из наших слуг, а Голос каждого узнал и ни разу не ошибся. Мне пришлось даже поползать на больных коленях, но я всё перепрятала, и ты видишь, чего мне это стоило: совершенно, совершенно разбита. Я бы уехала раньше, но тут письмо от уважаемого чанси Лотаруса, а в письме задание насчёт тайников, а долг есть долг…
        …Отгоняя от себя воспоминания о стенающей тётушке и о том, что Надину вскоре поймали на краже яиц, а Дём через полгода умер от болезни лёгких, Айлин сказала страдающим голосом:
        - Длит… Почему-то всё во мне протестует против увольнения Эдама, что-то меня терзает… Надо же найти причину его недовольства…
        - Люди называют это алчностью.
        - Доктору не хватает денег? Так, может, прибавить ему жалованье?
        - Не сходите с ума, дорогая, - только и смогла вымолвить Длит.
        Когда Длит ушла, Айлин позвонила в школу и попросила пригласить к телефону господина Вершена, преподавателя Фанни по котоведению. Она задала ему пару вопросов и в целом осталась довольна. Господин Вершен, конечно, знает о четырёхпалости мурров как признаке породы, просто из-за огромной занятости сильно устаёт, и тогда - он был вынужден признаться - контрольные работы проверяет его дочь-третьеклассница…
        - Хоть что-то радует, - пробормотала Айлин, повесив трубку.
        3
        Заклинания, что исхитрился украсть из её сумки Слеж, сгорели в камине в кабинете Айлин, а остальные Фанни приберегла, и даже чувство вины не удержало её от этого рискованного шага. Чтобы они больше не попали в чужие руки, Фанни решила носить их с собой и, завернув в прозрачную плёнку, прикалывала изнутри к домашним кофточкам или школьной блузке. Увы, тайну удалось хранить всего несколько дней. Скорее всего, Длит случайно заметила просвечивающий сквозь тонкую белую ткань небольшой прямоугольник под мышкой, вдоль бокового шва. Кто-то другой, возможно, оставил бы такое открытие без внимания, но только не проницательная ловисса Длит.
        Она появилась в Спящей дождливым осенним вечером, измученная и бледная, в насквозь промокшем чёрном пальто, пришла неизвестно откуда с Сантэ на руках и в окружении остальных мурров. Ко всеобщему удивлению, Айлин вскоре объявила, что закрыла так долго пустовавшую вакансию экономки.
        Новая ловисса, полная противоположность прежней, никогда не повышала на подчинённых голос, не отдавала туманных или невыполнимых распоряжений. Никаких уговоров и заигрываний с персоналом, и всегда - контроль за качеством работы. Первым делом она поставила на место кастеляншу Анаболию Бомбаст, терроризировавшую остальных слуг, вскрыла гнойник, по меткому замечанию доктора Рица.
        Благодаря педантичной и хозяйственной Бомбаст, любившей порядок, дом всегда был обеспечен свежим бельем и чистой одеждой, а слуги опрятной униформой. Но женское одиночество с годами испортило её характер. Принимая хозяйские вещи в стирку, Бомбаст изводила горничных бесконечными придирками, к тому же существовала и более серьёзная проблема. Некоторые слуги, не имевшие семей, жили в доме, остальные тоже располагали комнатами, в которых могли, при желании, оставаться после смены на ночь. И тем, и другим разрешалось сдавать бельё в прачечную Спящей. Бомбаст же, в буквальном смысле роясь в грязном белье, отпускала непозволительные комментарии, касавшиеся их частной жизни.
        Неизвестно, как и о чём с ней поговорила Длит, но только кастелянша, которая на протяжении многих лет упивалась своим исключительным положением, вдруг притихла. От прежней злопыхательницы осталась бледная тень, а вместо невыносимых для нервов разборок теперь случались редкие и вялые стычки.
        - Наверное, госпожа ловисса раньше работала укротительницей змей! Наша-то - больше не суёт свой длинный нос в чужие дела! - ликовала Фелиси. - Сегодня приняла бельё без замечаний, только зыркнула на меня, а потом отвернулась к шкафу и давай бормотать. Вот пусть шкаф её и слушает, если у него есть уши!
        Случившиеся с Бомбаст перемены как громом поразили слуг, авторитет ловиссы взлетел до небес. Одевалась она скромно, почти не носила украшений и не раз с улыбкой возражала Айлин, любившей драгоценности, что минималистский стиль позволяет ей пореже смотреться в зеркало и тем самым не отвлекаться от дел - и разве это не на пользу дому? Лишь недавно на её тонком запястье появилось украшение, и это не прошло незамеченным.
        - Какой стильный браслет у нашей госпожи ловиссы, - вздохнула Фелиси. - Мне бы такой.
        Гриватта, не выносившая, когда при ней кого-то хвалили, скривила пухлые губы.
        - Не люблю серебро… Кошачье золото.
        Удивительно, но мужчины из персонала при виде ловиссы Длит делались сговорчивыми, как послушные дети. Более того, её обожала Сантэ, прежде признававшая одну лишь Айлин, свою единственную хозяйку, а сама госпожа Монца считала Длит рОвней.
        Уже полгода она жила в своей комнате на первом этаже, окружённая некой тайной, которая не давала покоя остальным, - тайной появления, лёгкого акцента, одиночества, отсутствия второго имени, частых отлучек и необъяснимой власти над людьми.
        У Фанни, напропалую дерзившей Айлин, даже мимолётная встреча с Длит вызывала смятение чувств: на младшую госпожу ловисса смотрела с благосклонной улыбкой, но та нервничала, как нервничают неуверенные в себе подростки, для которых мир взрослых кажется враждебным. Иногда их пути пересекались в библиотеке на первом этаже, любимом месте Фанни, когда ловисса проверяла, как вычищены портьеры и натёрт паркет, и все ли лампочки горят в настольных лампах и хрустальных люстрах, освещавших читальный зал. Туда же она заглядывала, если Фанни, зачитавшись, опаздывала на воскресный обед. И ни одного замечания - только напоминания, доброжелательный тон, мягкая улыбка. Такое кого угодно выведет из себя, думала Фанни и не доверяла ни этому тону, ни этой улыбке.
        …Прошло несколько дней после событий с участием инспектора Слежа. Фанни удобно устроилась в кресле в дальнем уголке библиотеки и листала толстенный том эпохи Страдания. Был ясный день, свет свободно проникал сюда из высоких окон, было тихо и уютно. Похожие друг на друга вариации городских повестей о кошках и их нерадивых хозяевах скоро наскучили. Фанни достала с полки любимый сборник «Легенды Дубъюка», который, впрочем, знала почти наизусть, и принялась читать историю об основателе их рода.
        Уго
        Отца Агнеш звали Уго Марусс. Все говорили о нём приглушённым голосом и делали многозначительные паузы, тем самым давая понять, что был он личностью в высшей
        степени загадочной и демонической.
        Появление в Дубъюке семейства Марусс относится к столь давним временам, что рассказы об этом событии густо обросли небылицами. Достоверно известно лишь, что в тот год выдалась необычайно дождливая осень. В течение нескольких недель плотные туманы, накрывшие город, вынуждали жителей передвигаться с зажжёнными факелами, от которых, впрочем, не было никакого толку, поскольку во влажном воздухе они трещали и гасли. Горожане бродили по улицам подобно слепцам, с выставленными вперёд руками и с криками: "А вот я иду! Кто впереди, посторонись!" Голоса вязли во влажной пелене, и было несть числа травмам глаз и разбитым носам.
        И вот, на исходе той жуткой осени, из густого тумана выкатилась на центральную площадь карета, обитая тёмно-красной парчой, без бубенцов и колокольчиков, запряжённая четверкой прекрасных белых коней с плюмажами. За каретой тянулась вереница телег, гружённых сундуками внушительных размеров, за которыми зорко следила многочисленная прислуга. Все до единого слуги Уго Марусса, и мужчины, и женщины, были громадного роста и служили своему господину исправно, и то, как не послужить, когда один его вид внушал неизъяснимый страх?
        Был Уго чрезвычайно угрюм, телом тщедушен, одевался в чёрное платье, на груди носил одно-единственное украшение в виде золотой цепи с подвешенным маленьким мечом, усыпанным рубинами. Этот символ рода был вышит на всех его плащах и выбит на каждом серебряном кубке.
        Водянистые глаза Уго, казалось, глядели в самую душу. Чувствительные дамы от его пристального взгляда падали в обморок, мужчины тушевались. Главная же причина всеобщего трепета крылась в приступах необузданной ярости, мстительности и полнейшей безнаказанности Уго, проистекавшей, безусловно, из невероятных размеров его богатств. Всяк в Дубъюке хотел бы знать, откуда взялось это громадное состояние, позволявшее ему вести столь праздную и беззаботную жизнь. По слухам, Уго происходил из клана свирепых воинов-наёмников, с молоком матери впитавших любовь к военным походам. Говорили, однажды он собственноручно, пытками, вынудил захваченного вождя кочевников выдать местонахождение казны его народа, зарытой в песках.
        Но больше всего на свете - больше Прекрасных, которых он привёз с собой, больше денег, власти и поклонения - безжалостный Уго Марусс любил свою дочь. Белокожая, черноволосая Агнеш была всеобщей любимицей. Красоту и добросердечие она унаследовала от матери Бии, урождённой Монца, а умом и характером удалась в отца - хитрая, вспыльчивая и упрямая. Брак её родителей, продлившийся шестнадцать лет, случился, скорее всего, по расчёту - слишком они были разными, чтобы заподозрить в их отношениях взаимную симпатию. Впрочем, когда вскоре после прибытия в Дубъюк Уго потерял жену, страдавшую желудочными болями, он на время тронулся умом и повсюду ходил с её портретом, представляя всем как супругу написанное маслом прекраснейшее матово-бледное лицо с тёмными глазами. От полного безумия его спасло лишь участие Агнеш; её уговорами он начал есть, спать и постепенно овладел собой. Горечь потери вылилась в участившиеся безобразные сцены, он преследовал слуг, издевался над гостями, насильно выдал замуж Агнеш. От ненавистного мужа Агнеш родила двух дочерей. Судя по именам, которыми их наградили (Первая и Вторая),
дети тоже были нелюбимыми. Но потом случилось нечто ужасное для самого Уго - без памяти влюбившись в простолюдина из долины, Агнеш сбежала к нему, прихватив с собой то, что по праву считала своим, своё наследство. Никто в Дубъюке не посмел осудить её, никто, кроме отца.
        Жестокий и властный, Уго спланировал карательные меры и поставил город на колени, требуя выдать блудную дочь и предмет её страсти. Их искали, но тщетно. Безумие вновь овладело стариком. Он утверждал, что Агнеш превратилась в птицу, по ночам прилетала и заглядывала в окна его спальни. Пытаясь поймать её, он умудрился выпасть из окна и к душевным страданиям прибавил физические: из-за раздробленной пятки стал
        сильно припадать на левую ногу. Вскоре началась война с кошками, и Уго убили.
        …До Фанни донёсся лёгкий скрип паркета. В глубине библиотеки кто-то, осторожно ступая, прошёл между рядами высоких дубовых шкафов с книгами, потом раздалось шуршание и что-то глухо стукнуло. Бесшумно поднявшись, Фанни прокралась к проходу и выглянула из-за шкафа. Лицом к стене, обшитой деревянными панелями и увешанной портретами, стояла Длит. Издалека Фанни не могла хорошо разглядеть, что происходит. Заинтригованная, она вышла из укрытия и окликнула:
        - Ловисса?
        Длит в тёмном плаще до колен, с капюшоном и в узких брюках, заправленных в высокие шнурованные ботинки, стояла перед огромным, от пола до потолка портретом Агнеш. В такой одежде, лишавшей её женственности, ловисса обычно выходила прогуляться.
        Кажется, Фанни появилась не вовремя, но Длит спокойно взглянула на неё.
        Портрет прекрасной юной Агнеш, которым Фанни часто любовалась, был повёрнут в сторону, будто на петлях, а за ним, в неглубокой нише, находился другой, незнакомый. Встав рядом с Длит, Фанни с удивлением рассмотрела его.
        …За пустым столом вполоборота сидит молодая женщина в тёмно-красном платье. Освещены лицо и прямоугольник глубокого декольте. Чёрные волосы почти сливаются с тьмой и двумя гладкими полукружьями обрамляют печальное лицо. Краски насыщенны до предела: красный цвет платья выглядит как запёкшаяся кровь, чёрного слишком много, золотистый сгущён настолько, что кожа выглядит мертвенно-жёлтой. Кажется, женщина на портрете вот-вот заплачет, у неё скорбный, полный упрёка взгляд. Она несчастна, потому что отец-тиран выдал её за нелюбимого. Это Агнеш в пору несчастливого замужества. Фанни не сразу её узнала.
        - Что скажешь? - тихо спросила Длит. - Портрет нарушает все каноны.
        Агнеш была редкой красавицей. Когда Айлин говорила, что внучка очень похожа на свою пра-пра-пра, Фанни даже не пыталась перечить - сравнение было слишком лестным. В Спящей крепости хранились сотни портретов Агнеш, от парадных полотен до миниатюр в медальонах и рукописных книгах. С раннего детства Фанни любила их рассматривать, жадно вникая в мельчайшие детали, и сейчас была согласна с Длит: портрет необычен, не в традициях дома изображать Агнеш страдающей.
        - Уго высосал из неё жизнь, - сказала она. - Он был мастер на такие дела.
        - А знаешь, ты вылитая Агнеш. Не возражаешь, если я закрою?
        - Конечно.
        Длит потянула первый портрет за край рамы, он с лёгким щелчком встал на место - на нём юная и счастливая Агнеш предстала во всём блеске своей красоты.
        - Хитро придумано, - вырвалось у Фанни. - Как вы узнали о тайном портрете?
        - От Айлин.
        - Нельзя ли всё вернуть назад? Хочу рассмотреть кое-какие детали…
        В глазах Длит промелькнуло лёгкое беспокойство, но она надавила пальцами на раму в нижнем правом углу, механизм тут же пришёл в движение, портрет с шорохом повернулся на скрытых петлях, и вот опять перед ними страдающая Агнеш.
        Фанни подошла поближе к полотну и несколько мгновений пристально смотрела на него.
        - Что-то интересное, Фанни?
        - Мне показалось, что из темноты на Агнеш глядит кошка.
        - Кстати, я слышала, ты пнула Сантэ? Будь осторожнее, Фанни, чтобы не лишиться ноги. Хорошенько подумай, прежде чем провернуть такое снова.
        - Вы меня пугаете?
        - Я о тебе беспокоюсь. Какие у тебя планы на жизнь?
        - С ногой или без ноги?
        Длит и бровью не повела.
        - Планируешь уехать из Дубъюка? Стать хозяйкой Прекрасных - большая честь, неужели откажешься?
        - Когда мне было три года, - с неприязнью сказала Фанни, - мой отец хотел убить Сантэ. Но Хранитель оказался ловчее, и я потеряла отца. Все скрывают, но почему-то мне кажется… или припоминается… что мать от горя сошла с ума… И больше не могла оставаться в этом доме. А что за жизнь у бабушки? Сплошное беспокойство из-за ваших любимых кошек. Ну, и как вы думаете, после всего этого я могу испытывать к муррам нежные чувства?
        - Сможешь, если узнаешь о них побольше.
        - Не тратьте время, вербуя меня в свои ряды. Я вам не Дуриан Желтобородый, эпоха Сомнений, понятно?
        - Я и не настаиваю. Это твоя жизнь. Ты скучаешь по матери? Хочешь её увидеть? Я могла бы устроить вашу встречу.
        Фанни посмотрела на Длит почти с ужасом.
        - Зачем? О чём мне с ней говорить? Она же меня бросила!
        - Ну, я просто подумала…
        - Нужно любить тех, кто о тебе заботится!
        - Я согласна. Знаешь, тебе стоит заранее подумать, чем ты будешь зарабатывать. Во-первых, есть куда уехать?
        Фанни помолчала, потом сказала, глядя в сторону:
        - Я хочу в Монровию. Там бабушкины сёстры.
        - Ещё нужна профессия. Так уж здесь заведено, что состояние Монца целиком достаётся Хозяину или Хозяйке мурров, его нельзя распылять по белу свету. Конечно, тебе выделят финансовую помощь, но только на первых порах, на год-два. - Длит говорила мягко, проявляя заинтересованность, а не поучая.
        - Думаете, деньги семьи меня остановят? Я вполне способна обеспечить себя сама, - буркнула Фанни.
        - Чем, если не секрет?
        - В цирк устроюсь. Силачом.
        - А серьёзно?
        - Могу работать официанткой, делов-то…
        - Тяжёлая и неблагодарная работа. Всю смену на ногах, с полными подносами.
        - У меня сильные руки.
        - Тогда, наверное, тебе следует знать, что в дешёвых заведениях платят мало, а в дорогих требуются хорошо обученные специалисты.
        - Закончу курсы.
        - Но ты готова обслуживать других? Каждый день сталкиваться с хамством, с пренебрежением? Это может стать проблемой для чувствительной девушки с амбициями. А может, лучше найти другое применение своим способностям? И с пользой провести семь лет, что остались до твоего совершеннолетия?
        Слишком много новой и важной информации… Фанни была озадачена.
        - Давай, если не возражаешь, - сказала Длит, - поговорим об этом позже, а сейчас обсудим другое. Я знаю, история с инспектором Слежем тебя чему-то научила. Но иногда трудно противостоять соблазнам. Если у девочки-подростка появилась тайна, она может быть опасна.
        Сердце у Фанни ёкнуло. Сразу зачесалось под мышкой, где была спрятана эта вещь. Неужели Длит узнала? Но как?!
        - Кажется, пора обедать, скоро ударят в гонг, - быстрее, чем следовало бы, сказала Фанни.
        Длит не обманула эта уловка. Что-то назревало, какое-то электричество копилось в воздухе и грозило взрывом.
        - Фанни, я хочу, чтобы ты сию минуту избавилась от опасных предметов, которые постоянно носишь с собой.
        - Опасные предметы! - воскликнула Фанни довольно фальшиво. - Почему-то мне не кажутся опасными записки от мальчика, который мне нравится!
        Длит нахмурилась.
        - С твоей памятью, ты легко могла бы держать все тексты в голове.
        - Но держать послание от дорогого человека в руках, а не в голове, - лучше! Это настоящее счастье! - Звучало убедительно, и она сама поверила бы, что у неё под мышкой любовные записки, но внутренний голос твердил: врушка, врушка…
        Взрыв случился, только не такой, какого опасалась Фанни. Её слова сразили Длит, железную Длит, до слёз затронули что-то глубоко личное. С трудом сдерживая рыдания, она развернулась и быстрым шагом вышла из библиотеки. Фанни в остолбенении смотрела ей вслед.
        …Через несколько минут она постучалась в комнату, расположенную на первом этаже. Никто не ответил. Девушка осторожно толкнула дверь, заглянула в комнату. Яркое солнце, пронзая ажурные занавеси, разрисовывало стены узорами. Плащ был брошен на пол, ловисса неподвижно лежала на узкой кровати, застеленной покрывалом, - отвернувшись к стене и зарывшись лицом в подушку.
        Толстый ковёр на полу гасил звуки шагов. Фанни подошла к рабочему столу у окна; здесь аккуратной стопкой лежали несколько книг, папки с бумагами, стояла вазочка с тюльпанами. Она положила на стол свёрнутый в несколько раз пакетик из плёнки.
        Длит отняла от лица полотенце и не оборачиваясь позвала:
        - Фанни…
        Фанни вздрогнула.
        - У вас что, глаза на затылке?
        - Я узнала твои духи. А мальчик у тебя есть?
        - Есть, - ответила Фанни. - Но он об этом не знает.
        Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
        4
        Бдительный Барри Строжар, которого Фанни с детства называла дедушкой, занимал особое место в кухонной иерархии. Можно сказать, он находился на самой её вершине, потому что помнил наизусть сотни рецептов, любил и умел готовить так, как не умела невероятно одарённая в кулинарии Виктория. Страстно мечтая освоить все тонкости приготовления старинных блюд, повариха, с её-то крутым нравом, безропотно следовала советам Барри. Она жалела его, опекала и всегда защищала, что бы он ни натворил.
        В дальнем конце кухни, в огороженном уголке стоял на резных кошачьих лапах высокий буфет из чёрного дерева. За мутными стёклами хранились на полках сотни ёмкостей со специями и лекарственными травами - главное богатство старика. В битком набитом буфете Барри легко находил нужную банку, пакетик из фольги или хрустальный графинчик с притёртой пробкой. До верхних полок он еле-еле дотягивался с дубового табурета-лестницы. Мартон для безопасности приделал к табурету перильца, а для мобильности - колёсики со стопором, и получил в подарок роскошную смесь для мясных блюд.
        На вертикальных сетчатых рамах по бокам от буфета сушились подвешенные пучки трав, привозимых из долины и самых разных уголков света. Уважая кулинарный фанатизм своего преданного слуги, Айлин благосклонно поощряла эту статью кухонных расходов.
        Натрудив ноги беготнёй по дому, Барри с кряхтеньем садился за столик в своем уголке, благоухающем молотым перцем, корицей, базиликом, мятой и ещё тысячью специй, и с выражением абсолютного счастья на лице растирал ингредиенты в мраморной ступке, составляя пряные смеси по своим рецептам при помощи старинных весов на манер аптекарских. Это было его личное пространство, его рай, в который другие не смели вторгаться. Но теперь Фанни только и вынашивала планы вторжения.
        Прошла неделя после визита к Марьяне. Готовясь к нему, Фанни заранее подготовила нужные слова и позаботилась о подарках. На деле всё оказалось сложнее и мучительнее, чем она себе представляла, - она ещё никогда не сталкивалась с таким исступленным выражением горя. Марьяна, в кое-как запахнутом халате, растрёпанная, сидела за столом в компании подруги, которая щедро подливала ей вина и пила сама. Увидев гостей, Марьяна бросилась к ним с жалобными криками. Тягостным стенаниям не было конца. Фанни ревела, Айлин сидела не шелохнувшись, без кровинки в лице, и не могла завершить ни одной начатой фразы, прерываемая взрывами отчаяния матери, потерявшей ребёнка. До самого дома Айлин и Фанни не проронили ни слова. Уже поднимаясь по лестнице, Фанни сказала сдавленным голосом:
        - Бабушка… - Она была опустошена.
        Айлин поняла с полуслова и крепко сжала её руку.
        - Горе может быть очень разрушительным, дорогая. Для всех. Но мы уехали, а она осталась с ним один на один.
        Той же ночью, без сна ворочаясь в постели, Фанни решила, что, если полиция бессильна, она сама найдёт ребёнка и вернёт улыбку на заплаканное лицо Марьяны. По крайней мере, один из реальных способов осуществить задуманное ей доступен…
        Крестики на плане, увиденном в бабушкином кабинете, постоянно стояли у неё перед глазами, и после короткой внутренней борьбы она украдкой исследовала тайники - за картинами в парадном зале, за панелями и под половицами в комнатах и подсобных помещениях. Один был устроен в её комнате. Увы, все они оказались пустыми. Приняла ли бабушка меры предосторожности, забрав всё из тайников после случая со Слежем, или их опустошили ещё раньше, так или иначе, спрашивать: «Где всё? То, что там было?» не следовало во избежание скандала. Самый последний тайник оставался на кухне, и, как подозревала Фанни, как раз в буфете Барри. Она решила проверить его во время подготовки к парадному обеду, назначенному на ближайший выходной, и почему-то очень на него рассчитывала.
        Традицию обедов для именинников из числа персонала Айлин ввела недавно и с подсказки Длит. Узнав об этих планах, Виктория почувствовала себя уязвлённой. Обслуживать, будто господ, горничных, сантехника, охранников и всех остальных? Бомбаст потчевать дорогущими крабами? Едва не лопаясь от возмущения, повариха впервые за шесть лет работы в доме Монца набралась смелости возразить хозяйке:
        - Неправильно это, госпожа Айлин! Они в этот дом пришли работать, а вы им устриц будете подавать? Привыкнут к хорошей жизни - разбалуются. Ещё, не дай бог, воровать начнут.
        - Зачем так мрачно, Виктория? - отвечала Айлин терпеливо. - И пусть будут устрицы, я не обеднею. Сама подумай, кто, кроме меня, порадует их деликатесами? Эти люди мне как родные. Разве они не заслужили, чтобы хотя бы раз в месяц их отблагодарили хорошим обедом за их нелёгкий труд?
        - Труд всегда нелёгок, - гнула своё повариха. - Легко только на диване лежать.
        - Дорогая, как ещё объяснить тебе мои мотивы? Так велит мне сердце, понимаешь?
        Против велений сердца Виктории нечего было возразить, поэтому, начиная с осени, в первый выходной месяца весь персонал дома, как одна большая семья, собирался в огромной столовой на первом этаже. Айлин вручала именинникам подарки, сопровождая это трогательное действо краткой поздравительной речью.
        Поначалу слуги чувствовали себя неловко за роскошно накрытым столом, среди серебряных приборов, хрусталя и фарфора, робели, не знали, как держаться, о чём говорить. Но их скованность быстро рассеялась в сердечной атмосфере, которую умели создать Айлин и её новая ловисса. Теперь парадный обед ждали, к нему готовили лучшие платья и костюмы. Вот только устрицы, изысканные паштеты и замысловатые коктейли не имели успеха; их быстро вытеснили со стола более простые, но не менее вкусные блюда. Слуги заранее заказывали Виктории картофель и птицу, приготовленные разными способами, салаты из свежих овощей, её чудесные грибные запеканки с подливками, заварные пирожные и крюшоны. Разнообразие меню поддерживалось закусками - крошечными бутербродами с бесконечным вариантом наполнений, от сыров и колбас до креветок.
        …После школы Фанни заглянула на кухню. Тавала с Викторией пили чай за обеденным столом, на котором стояла миска с только что испечёнными пирожками. На полу развалился похрапывающий Господин Миш.
        - Чайку, госпожа Фанни? - приветливо спросила Виктория.
        - Спасибо, я сама! А с чем пирожки?
        - С яйцом и зелёным луком.
        - Ура!
        Фанни нашла в шкафу свою кружку, налила чаю и устроилась за столом.
        Тем временем Виктория достала свёрнутую в несколько раз газету «Новости Дубъюка и окрестностей».
        - Вот, котенька, специально приготовила, чтобы прочитать. Тут про тебя пишут, в рубрике «Не забудется, не сотрётся».
        Котенька на полу громко всхрапнул не открывая глаз.
        - Хотим рассказать… к празднику Всех кошек… ага, вот! Двести лет назад в Зелёном проезде обновляли заборы всеми оттенками зелёного. Один из домовладельцев разрисовал свой забор кошачьими мордочками, вышло так удачно, что его сосед поспешил повторить у себя. К вечеру все заборы на улице были прелестно изукрашены, потому что другие хозяева пошли дальше и поспешили нанять профессиональных живописцев. Говорят, сами Прекрасные пришли насладиться плодами их творчества. В знак одобрения, благородный Господин Миш оросил один из заборов, и под крики ликующей толпы забор тут же покрылся благоухающими цветами!
        - И почему наш дом до сих пор не превратился в розовый сад? - вставила Фанни, уплетая пирожок.
        - Говорят, тогдашний мэр, - с выражением продолжала читать Виктория, - поспешил выпустить указ, запрещающий рисовать кошек на других улицах Дубъюка. Ну, а мы говорим: спасибо Господину Мишу и остальным Прекрасным за счастье любоваться… - Виктория прервалась и взглянула поверх газеты. - Ты не лопнешь, Тавала?
        - Ой, Викторьюшка, до чего вкусные у тебя пирожки, не могу оторваться, вот, думаю, последний, вот последний, - хихикнула прачка.
        - Ну, а мы думаем, пора тебе в прачечную. Тебя же сюда приняли не пирожки есть, правда? И запомни: чай в одиннадцать и в семнадцать ноль-ноль, а не каждые полчаса.
        Тавала засуетилась, выбираясь из-за стола.
        - Спасибо… побежала…
        - Не скажи, так и будет сидеть возле пирожков, - ворчала Виктория, убирая со стола посуду.
        - Виктория, а почему Гонзарика не видно? - спросила Фанни.
        - Так парень теперь по расписанию живёт. Сам себе составил, чтобы стать организованнее. Дядя ему такое задание дал. После обеда пишет книгу о путешествии на космическом корабле, нам зачитывает отрывки. Ой, фантазёр… Там всё по-детски, конечно, чего требовать от семилетнего? Но так она его захватила… А он, когда чем-то увлечён, удержу не знает. Тут мада Лорна прочитала ему лекцию о правильном питании, он всё записал. - Виктория процитировала: «Люди, как свиньи, едят всё подряд, жареное, острое, химическое, горячительное, портят кровь, не следят за весом…» Обещал придерживаться. И правда, стал меньше налегать на конфеты и газировку. А тут ещё Гриватта к нему прицепилась… - Виктория помрачнела.
        Фанни уже слышала, что в последнее время, ко всеобщему удивлению, Гриватта испытывала подобие привязанности к мальчику, и теперь тот заснуть не мог без её вечернего визита.
        - Не представляю, какие сказки она может рассказывать. Про шагающих мертвецов разве что. Наиграется и бросит, а мальчишка будет переживать, - удручённо добавила Виктория. - Он и так жалуется на головные боли. И на то, что пишет с ошибками.
        - Я могу с ним позаниматься, - сказала Фанни, ополаскивая кружку в раковине. - Хотя,
        если зрительная память хорошая, слова запоминаются сами. Ему нужно больше читать. А где дедушка Барри?
        - Горничных, наверное, гоняет. Нынче такое творится с этим дедушкой… Лиси до слёз довёл, плохо, видите ли, горничные полы моют да плохо комнаты проветривают. Всё ему мерещится неприятный запах по утрам.
        - Так, может, вонища из-за этого? - Фанни кивнула на распластавшегося посреди кухни мурра. - Он же всё метит, как ненормальный.
        Господин Миш поднял ухо.
        - Да что вы, - сказала Виктория, с обожанием взглянув на своего любимца. - Никакого запаха от меток не бывает, всё обработано дорогущими средствами. - Ухо опустилось. - Просто вредничает наш старичок Барри. Недавно из-за старой посудинки скандал закатил.
        - А что такое?
        - Да увидел на столе глиняную кружку с нарисованным цветком. Вот какое ему до неё дело? Нет, раскричался, почему здесь стоит, откуда взялась? А её мада Лорна достала из шкафа. Сказала, она там сто лет пылилась на полке, так пусть теперь нам послужит. Как он взъерепенился! Мада ушла сама не своя. Так он тут с этой кружкой воевал. Сначала смахнул со стола, а она не разбилась. Он её поднял и со всей силы хрясь об пол, а она целёхонька! Хорошо, что Господина в это время не было на кухне, а то как раз в его любимое место долбанул, вот прямо сюда, где сейчас лежит. Ну, дед… Ведь едва с Хранителем не повстречался… - Виктория поёжилась. - Глаза выпучил… страшное зрелище. Окно распахнул и - выбросил на дорожку! Добил. А вечером приходит Гонзарька и приносит мне эту кружку. Нашёл, малец, все осколочки подобрал и склеил. Думал, случайно разбили. Вот же следопыт какой. Другой бы мимо прошёл или Лавриону сказал, чтоб замёл, а этот, вишь, не поленился. Я взяла и подальше засунула, пока наш воин не увидел.
        - А чем она ему так не понравилась?
        - Да кто ж его знает?
        - Можно на неё взглянуть?
        Повариха пожала плечами, достала откуда-то довольно уродливую, клееную-переклеенную кружку.
        - Гонзарику пришлось потрудиться… У меня бы на такое терпения не хватило, - заметила Фанни, разглядывая кружку.
        На грубой охряной глине был искусно выписан тонкой кистью чёрный цветок с пятью крупными лепестками и длинным пестиком. На дне рисунок продолжался - там был корешок, похожий на человечка, совсем как тот, что они с Миром нашли в бове…
        - Спрашивается, что ему не так? - недоумевала повариха.
        Фанни молчала, изо всех сил стараясь не выдать своего потрясения, вызванного странным открытием. Совпадение было слишком неприятным и подозрительным…
        - Виктория! - раздался громкий голос Лорны.
        - Ой, продукты привезли, надо всё проверить, а то в прошлый раз… - И Виктория засеменила ко второму выходу.
        Оставшись одна, Фанни сунула кружку в бумажный пакет с учебниками и на цыпочках побежала в уголок Барри.
        Сейчас старый буфет показался ей просто огромным. Чтобы такой обследовать, потребуется немало времени. Хотя… вряд ли тайник стали бы устраивать на нижних полках, в самом доступном месте. Значит… Фанни задрала голову, а потом осторожно потянула за ручку и открыла одну дверцу. Сильный запах специй ударил в нос, заслезились глаза, она громко чихнула.
        Вдалеке раздались голоса. Фанни поспешно закрыла буфет и юркнула в кухню.
        - Вы ещё здесь? - удивилась входящая Виктория. - Наверное, хотели меня о чём-то спросить? А то мне уж запеканку в духовку садить.
        - Да я… я быстро! - сказала Фанни, снова чихнув.
        - Будьте здоровы.
        - Я хочу на кухне в выходной поработать… Младшей служанкой, книссой…
        - Зачем это вам? - вытаращила глаза Виктория.
        - Пирусса сказала, мне нужна профессия, когда я уеду из Дубъюка. Вы не возражаете?
        Виктория, конечно, возражала, но молча.
        - Апчхи! - Фанни схватила пакет и умчалась, зажимая пальцами нос.
        - Ты слышал, котя? В этом доме не только дед с ума сходит, - пробормотала Виктория, яростно орудуя противнем с творожной запеканкой.
        Глава 12. Справедливщики
        1
        Черноглазый господин Лунг, прибывший на Огастин с Лусены, вступил в новую должность и первым делом принялся раскладывать по папкам внушительную груду писем, бланков и прочих бумаг, доставшихся в наследство от Кристофера. При виде вошедшей в приёмную Айлин он встал и приветствовал её почтительным наклоном головы.
        - Доброе утро, господин Лунг.
        Невысок ростом, но хорошо сложён, и черты лица приятные… Айлин критическим взглядом окинула его простоватый серый костюм и дешёвые туфли. Нет, нет… и причёска неподходящая… Жёсткие, как проволока, чёрные волосы острижены сзади скобкой, на высокий белый лоб свисает нелепая чёлка. Что за мода нынче на кривые чёлки?
        - Прошу за мной.
        Они вошли в кабинет, Айлин села за стол. Лунг стоял перед ней не навытяжку, а вполне свободно, без подобострастия.
        - Не скрою, несколько неожиданно видеть вас в новом качестве, но надеюсь, мы сработаемся…
        - Буду рад, - склонил голову Лунг.
        - Первым делом сходите к Шотке, попросите подобрать для вас по каталогу несколько костюмов, которые будут соответствовать вашему новому положению. Стрижка, аксессуары - всё что нужно и за мой счёт.
        Лунг хотел возразить, но Айлин мягко остановила его:
        - Тут не о чем спорить. Полагаю, нет нужды напоминать о строгой конфиденциальности любой информации, которая станет вам доступна?
        - Вы можете мне доверять, - спокойно ответил Лунг.
        Она поинтересовалась его именем. Он ответил, что зовут его просто Лунг, а полное имя он ещё не заслужил. По законам его народа, он получит его, когда женится, то есть состоится как мужчина. Чтобы жениться, он должен выполнить несколько условий. Какие именно, он не уточнил, а Айлин не сочла возможным спрашивать.
        Вскоре она окончательно прониклась мыслью, что они с Длит сотворили какую-то невероятную магию: их кадровые перестановки в одно мгновение сделали счастливыми многих людей.
        Кристофер, не без опасений допущенный к дорогим автомобилям, водил в самом деле отменно и с истинным удовольствием, порой задававшим ей хорошее настроение на целый день. И куда подевалась его лень и тяга к компьютерным забавам? Бывший водитель Гордон с женой переехал во флигель и с подлинным энтузиазмом занялся садом.
        Новый секретарь оказался исполнительным и внимательным. Айлин всегда подкупала в людях скромность и сдержанность - как правило, эти качества являлись свидетельством внутреннего благородства. Она не подозревала, что так быстро привыкнет к его манере изъясняться прямолинейно, а его смешливость неожиданно обретёт для неё определённую ценность: рядом с ним она стала чаще улыбаться и словно помолодела. Занимаясь в приёмной делами, Лунг ещё и негромко напевал красивым баритоном, так что у Айлин вошло в привычку оставлять дверь кабинета открытой. Он существенно облегчил ей жизнь, взяв на себя контакты с прессой. Лунг будет преданным помощником, сказала Длит и оказалась права, благослови её бог.
        …Дальше откладывать встречу со справедливщиками было невозможно: Пард жаловался, что скоро ему придётся входить в кабинет по пожарной лестнице.
        Магистрат располагался на широкой площади, мощённой камнем, в одном из старейших зданий Дубъюка с высокими узкими окнами и синим куполом, увенчанным шпилем, - на нём днём и ночью не угасали изумрудно-красные огни. Айлин с Лунгом вошли в центральную дверь, створки которой были сделаны в виде кошачьей головы, и по широкой мраморной лестнице поднялись на второй этаж.
        Озабоченный Пард встретил их у приёмной.
        - Прошу, госпожа Монца… Господин Лунг… - На его лице застыла дежурная улыбка.
        Все втроём прошли мимо печатавшей симпатичной девушки-секретарши в огромный кабинет мэра, одновременно служивший конференц-залом, - с несколькими дверями, открывающимися в просторный холл.
        Не успели Айлин с Лунгом усесться за длинный стол, как послышался звук вставляемого в замок ключа, и одна из дверей распахнулась. В кабинет ввалилась целая толпа мужчин, настроенных весьма решительно. Каждый сжимал в руках белый флажок с надписью «Верните!»
        - Наше вам, - сказал возглавлявший справедливщиков немолодой крупный мужчина с грубыми чертами лица, в элегантном синем костюме, слишком ярком для его лет.
        - О нет, - ужаснулась Айлин.
        Мемфи Ван возвышался над другими, как гора. Ноги расставлены, руки в карманах брюк, вид довольно агрессивный. На протяжении десятилетий он сватался к Айлин, получал отказы и при каждом удобном случае, не стесняясь посторонних, изводил её беспочвенными претензиями.
        К счастью, стол, за которым сидели Айлин с Лунгом, был широк и отделял их от возбуждённой депутации, бурливым потоком заполнившей кабинет. Сразу стало душно и шумно.
        Пард вскочил на ноги и напустился на них, размахивая руками :
        - Откуда вас столько?! Где вы взяли ключ? Соблюдайте порядок, господа! Только пятеро! Остальных прошу выйти! Выйти!
        Услышав шум, вбежала растерянная секретарша и, получив от Парда приказ запереться в приёмной, бросилась обратно.
        После препирательств и неистовой жестикуляции, Парду удалось отобрать ключ и оттеснить кое-кого в коридор. В кабинете осталось намного больше пяти человек, и среди них, конечно, здоровяк Ван, попробуй такого вытолкай. Пард запер дверь, спрятал ключ в карман, потом вернулся в кресло во главе стола и прохрипел, держась за сердце:
        - Прошу излагать кратко…
        Похоже, у переговорщиков всё было решено заранее, вперёд выступил очень худой мужчина в чёрном костюме. Но не успел он раскрыть рта, как тишину нарушил громкий голос Вана, не спускавшего глаз с Айлин.
        - Хороша, хотя и не первой свежести! Да и не второй, чего там. А всё кочевряжимся. Крра-сса-вица… А у этого, - он неприязненно взглянул на Лунга, - наверняка ботинки не чищены!
        Лунг захихикал.
        Ван часто вёл себя, как последний мужлан, и по собственному опыту Айлин знала, что лучше не обращать на него внимания. Но как стерпеть красавицу третьей свежести?
        - Вы позволите? - взвинченно обратился худой к Мемфи. Тот что-то пробурчал. - Прекрасно! Уважаемая госпожа Монца! Я выступаю от лица обездоленных, всех тех, для кого пророчество является предметом первой необходимости!
        - Мыло и туалетная бумага - вот предметы первой необходимости, - холодно проронила Айлин.
        - Верните нам наши предметы! - вращая глазами, крикнул господин в пальто винного цвета, с золотыми пуговицами. - Мы хотим почитать о конце света!
        - Почитать? Это не ко мне, а в городскую библиотеку. Сходите и почитайте.
        - Нас не смутят ядовитые речи! Цель нашей миссии благородна: мы пришли указать на вашу недальновидность! Бойтесь, ибо не успеет мельник лишиться глаза, как мертвецы полезут из могил! Вот тогда затыкайте рот, если получится!
        - Рыбоед, не нарушай концепцию, - одёрнул его худой. - Откуда этот бред про мельника? Мы же всё согласовали.
        - Не твоё дело! Из нашего семейного пророчества!
        - Шут!
        - Сам ты шут! Сын шута, внук шута, правнук и праправнук! Заткните ему рот, госпожа Хозяйка!
        - Прекратите! - вскипела Айлин. - Избавьте меня от вашей ругани и бессмысленных споров! Переходите к сути.
        Раскрасневшиеся оппоненты встали перед ней плечом к плечу. Один из них, довольно неприятный тип, не снявший, в отличие от остальных, шляпы, так и сверлил Айлин колючими глазками.
        - Мы хотим, чтоб вы вернули нам пророчества. Неужели непонятно? - вызывающе ответил он и при этом, сдавливая кисти рук, неприятно хрустел пальцами.
        - Каждый из вас наверняка располагает копией семейного пророчества, вот и читайте их, - сдерживая раздражение, сказала Айлин. - Мы с господином мэром занятые люди. Почему вы отнимаете у нас время?
        Переговорщики посовещались - Ван держался особняком - и тип в шляпе продолжил:
        - У нас есть копии. Мы прочитать их не можем. Так что растолкуйте, что будет происходить и как нам уцелеть в катаклизме. Ну, и потрудитесь, ваше высокомерие, сообщить его примерную дату.
        - Ах, дату мероприятия? По-вашему, я организатор конца света и у меня всё по плану?
        - Конечно, у вас всё идёт к концу света! При вашем умении вести дела!
        - Полегче, - сказал Лунг и получил от Айлин признательный взгляд.
        - Подождите, - снова вмешался Рыбоед. - Дата нам почти известна. История повернёт к концу света, если мельник потеряет глаз, а потом выживет в течение не то двух недель, не то месяцев… Вот вам точка отсчёта!
        Ван побагровел.
        - Ещё одно слово про мельника, Рыбожор, и я тебе что-нибудь сломаю.
        - Поддерживаю! - Щёлкающий пальцами тип сунул Рыбоеду локтем в бок, тот вскрикнул, и завязалась толкотня.
        Айлин встревожилась. Если эти болтуны начнут трещать на каждом углу о пророчестве про мельника, а потом с ним что-нибудь случится, всеобщей паники не избежать.
        - Вот что, господа справедливщики… на будущее, - сказала она, откинувшись на спинку стула. - Если вы мельника хоть пальцем тронете, я каждому из вас организую персональный конец света. Уж на это у меня сил хватит. Заодно и для других послужит уроком - чтобы не возникало желания доверять ненадёжным источникам.
        Щёлкающий ухмыльнулся.
        - Не знаю, при чём тут мельник, но угрозы не лучший способ наладить диалог. Вы не с нами должны воевать, отражая первую атаку.
        - Атаку? О чём это вы?
        - Как вы можете победить, если вообще ничего не понимаете? - Оппонент Айлин торжествующе оглядел соратников. - Все слышали?! Я сказал это! Ван, готовь денежки!
        Мемфи в ответ сделал страшное лицо.
        - Что происходит?! - воскликнула Айлин. - Господин мэр?!
        Пард болезненно морщился.
        - Я предупреждал, госпожа Монца, они бредят. Это пророчества сводят их с ума.
        - Они бредят три недели подряд!
        Мэр поднялся из кресла.
        - Кажется, вам пора, господа. Вы получили ответы на все вопросы, а сейчас давайте дружно и спокойно развернёмся к выходу…
        - Нет, не получили!
        Но справедливщики притихли. Рыбоед принялся демонстративно сморкаться в носовой платок с золотой каймой, Щёлкающий повернулся к своим, ища поддержки, и Ван пришёл на помощь:
        - Ненадёжные источники? Смешно слышать! Если даже вы, госпожа Монца, не гнушаетесь гадать на картах, то что же взять с нас, глупых? С невзрачных женихов, - подчеркнуто-иронично сказал он и, насылая на Айлин мужские чары, эффектным жестом отгрёб пятернёй упавшие на лицо волнистые и длинные, до плеч, седые волосы.
        - Не начинай, Мемфи, - простонала Айлин.
        Но Ван только того и ждал.
        - Жаль, - заговорил он рисуясь. - Жаль, что ваши карты не подсказали вам раньше, кого выбрать в мужья, чтобы потом не мотать сопли на кулак.
        - Господин Ван! - ахнул Пард.
        Громогласен и бестактен… и не красавец… а туда же, с унынием подумала Айлин про Вана. И чем тупее, тем смелее они с женщинами.
        - Будьте с нами откровенны, госпожа Монца, - потребовал Рыбоед, энергично махнув перед лицом Айлин использованным носовым платком, от которого она едва увернулась. - У нас же семьи, дети! Мы обязаны обеспечить их безопасность!
        - Требуем подробностей! - громко поддержали остальные. - Без точной информации не уйдём! И без рекомендаций на случай кризиса!
        Айлин покачала головой.
        - Ну, хорошо, вот вам мои рекомендации. Стройте ковчег, как Ая и Ёганн. Успеете за две недели?
        Депутация заволновалась.
        - Потоп?!
        - Нас смоет?
        - Не может быть!
        - Конец света будет связан с кошками!
        - Прекратите истерику, господа! - напустилась на них Айлин. - Кто вам подкинул бредовую идею о конце света? Назовите мне имя, и я пойду на уступки, возможно, верну вам пророчества!
        Члены депутации принялись переглядываться и перешёптываться, обсуждая поступившее предложение.
        - Нельзя ли побыстрее? - нетерпеливо сказала Айлин. - Мы теряем время. У вас есть что сказать?
        - Конечно, есть! Естественно! - напирая на стол, загремел Ван, не принимавший участия в
        перешёптываниях. - Была бы сейчас при сыновьях! Наклепали бы с тобой детишек, сидели бы в обнимку, чай пили и радовались! А уж ночки были бы горячи! Стены тряслись бы от нашего счастья! Не жалеешь?!
        Дом точно ходил бы ходуном, как при землетрясении, подумала Айлин. Семейство Ванов владело древним секретом шевелить тяжёлые предметы и охотно развлекалось таким образом - что являлось большим несчастьем для окружающих. И насчёт детишек не приврал, от разных женщин Мемфи Ван прижил душ пятнадцать, если не больше, и все дети - но не их матери - жили с ним.
        - Ты взгляни на эти руки, отрава моя! - Ван с гордостью протягивал через стол к изнемогавшей Айлин свои кулачищи, каждый размером с арбуз. На одном из мизинцев сверкала начищенная золотая печатка. - Где ещё ты видела такие?!
        - Что ты… болтаешь? Уймись, - не выдержала Айлин.
        - Да этими руками можно такого наворотить… - Ван перешёл на плаксивый тон, так не вязавшийся с обликом пышущего здоровьем великана. - Ты пойми, родная, я же всю жизнь мечтал для тебя чего-нибудь наделать: настругать, настроить… носить тебя не переносить…
        - Мау, помоги, - прошептала Айлин.
        Ван уловил нотки отвращения в её голосе и ожесточённо завопил:
        - Всё тебе не так, принцесса-лягушка! Увязла в своём болоте, скользкая и холодная, и переквакиваешься не с теми! - Он ткнул пальцем в сторону хихикающего Лунга. - Вот с этими! С лягушатами! Отказаться от таких рук! Не стыдно? А ведь, кроме рук, есть у меня и другие плюсы!
        Ван продолжал нести околесицу, и никто не мог его перекричать. Каждая его реплика заставляла Лунга ёрзать и всхлипывать.
        - Что вы тут корчитесь? - сварливо сказала ему Айлин. - Хоть бы посочувствовали. Я столько лет вынуждена слушать эту галиматью…
        - Неописуемо… - Лунг изо всех сил боролся со смехом. - Ревёт, как бык в брачный период, а ведь уже не мальчик… Сочувствую вам…
        - Издеваетесь? - Заразившись от Лунга, Айлин начала нервно посмеиваться.
        - Он неподражаем. Какой стиль…
        - Да уж, стиль. Называется «Меня так заводят твои деньги, старушка…» Кредиторы наседают, понимаете?
        Лунг перестал смеяться и, наклонившись к Айлин, предложил:
        - Только скажите, и я его заткну.
        - Каким способом?
        - Любым. Каким пожелаете.
        Айлин с удивлением взглянула на секретаря.
        - Да ну его. Он дурак дураком, но безобиден. Просто любит пошуметь.
        Между тем обстановка накалялась. Снаружи в дверь начали колотить члены делегации, оставшиеся за бортом переговоров. Стоял невероятный шум, но никому не удавалось перекричать разошедшегося Вана. Айлин перестала парировать выпады, всё равно её никто не слушал, и только морщилась, не чая, когда всё закончится. Пард раздувал щёки и наполовину опустошил графин с водой. В хоре голосов кто-то монотонно бубнил:
        - Сердце кровью обливается… Вы доверили священные тексты постороннему человеку…
        На него зашикали, но было поздно.
        - Что? - воскликнула Айлин, встрепенувшись. - Откуда вам известно?
        В кабинете воцарилась тишина, лишь тяжело сопели разгорячённые делегаты, и бешено хрустел пальцами тип в шляпе. За дверью тоже притихли.
        - Так-так, - зловещим тоном произнесла Айлин. - На мои же деньги нанимаете слухача, чтобы за мной следить? Красиво живёте. Знаете, что я с вами сделаю?
        - Если вскладчину, выходит недорого, - сделал попытку оправдаться всё тот же голос из-за спины Вана.
        - Замолчи, тупица! - завизжал тип в шляпе.
        - Я так и знал! - рявкнул Ван. - Поговорили о пророчествах! Это же просто сборище идиотов! Шесть репетиций коту под хвост!
        Айлин процедила:
        - Господин Лунг, составьте список недовольных. Придётся изъять у них кошек. Основание: нецелевое расходование средств. Надеюсь, правление Ассоциации поддержит мою инициативу.
        Лунг картинно раскрыл блокнот и щёлкнул авторучкой.
        Ван проревел что-то невнятное, развернулся и побежал к выходу, топая, как разъярённый носорог. Под ударом его могучего кулака хрустнул замок, без особого усилия Ван толкнул дверь руками, и она открылась, сметая в сторону стоявших за ней людей. Юркнув следом, небритый коротышка с криком врезался в толпу:
        - Бегите! - И распихивая всех, ринулся к лестнице.
        Началась паника. Побросав флажки, просители с криками запрыгали вниз по ступенькам. Остальных жалобщиков в мгновение ока выдуло из кабинета.
        - Господин… извините, как вас? - крикнула Айлин последнему убегавшему. - Нам нужно записать ваше имя!
        Топот и вопли стихли. Тяжёлая магистратская дверь захлопнулась с грохотом, от которого задрожали стёкла во всём здании, и волна воздуха, дошедшая до второго этажа, плавно закрыла дверь в кабинет мэра. На полу зашуршали бумажные флажки.
        Айлин закрыла лицо руками и рассмеялась.
        - Какое облегчение! - возрадовался мэр, отдуваясь и бросая на Айлин быстрые взгляды. - А вы мастерица вести переговоры, госпожа Монца. Я боялся, что они нас на запчасти разберут, но с вами - как за каменной стеной. Теперь, надеюсь, они оставят нас в покое.
        - Но они правы… - Айлин помрачнела. - Я ведь действительно ничего не поняла. Их тревога - показная или настоящая? Первая атака… о чём это?
        - Я в недоумении, - пожал плечами Пард. - Ну их, госпожа Монца.
        - Перейдём наконец к делу. По телефону вы сказали, что у вас ещё одно срочное дело.
        - Новое похищение…
        - Что?! Но как же… как вы могли допустить этот балаган? В то время как…
        - Простите, так уж вышло.
        - Почему я не вижу начальника полиции?
        Пард пошелестел бумагами, как будто надеялся найти шефа полиции между листами, потом сложил руки на выпирающем животе.
        - Господин Болтай очень занят. Крутится, как волчок.
        Айлин нахмурилась. Опять пьян!
        - Рассказывайте о похищении.
        - Всё случилось в том же округе. Ребёнку меньше двух лет… Почерк похожий: пропал среди ночи, прямо из кроватки. Мать проснулась от холода - входная дверь нараспашку… Она подняла крик.
        - Подозреваемые?
        Пард отрицательно покачал головой.
        - В этот раз отец вне подозрений, был в отъезде. Мы рассчитывали на розыскную группу с собакой - к сожалению, не повезло.
        - Какие версии?
        - Маньяк или подземщики. Последние, возможно, проверяют новое заклинание, для чего этим уродам… извините… для чего им понадобились дети… Но против них, к сожалению, у нас методов нет.
        - Они травят кошек, похищают детей, а мы бессильно разводим руками!
        - Войну с Когтем нам не выиграть, госпожа Монца. Вы знаете их ультиматум, один наш неосторожный шаг, и они взорвут ходы под городом.
        Айлин сидела мрачнее тучи.
        - Прошу вас, господин Пард, подготовьте для прессы официальную версию событий. О маньяке. И ещё. Конец света - тема взрывоопасная. Надо бы выяснить, кто мутит воду, и по возможности успокоить население. А если пойдут слухи о мельнике?
        - Когда пойдут, тогда и будем думать. А пока можем только молиться о его здоровье.
        - Кто возглавляет расследование?
        - Ну, кто… Сам!
        - Болтай? - ахнула Айлин. - Почему вы ему разрешили, позвольте спросить?
        - Он там главный и никого не спрашивал.
        - Но назначали-то его вы - вместе с Советом! Теперь понятно, почему они топчутся на месте! Разве у вас нет молодых, толковых следователей? Понимаю, господин мэр, вы с Болтаем наверняка родственники, но на этом посту нам нужен надёжный человек. Давайте уже решать.
        Пард снова полез в бумаги, выудил одну и через стол протянул ей.
        - Согласие Совета на смену начальника полиции. Остаётся вписать имя.
        - Снимаете с себя всю ответственность, Лео? - колко сказала Айлин. - Что ж, мне не привыкать. Скажите-ка, в какой сейчас должности Яр Порох?
        В прошлом году Айлин пришлось запросить помощь полиции, чтобы расследовать дело инспектора Дупрака из её Ассоциации. Дупрак был замешан в делах подпольной организации Дети свободы, его подкупили. Придя в дом, чтобы проверить состояние ходов для кошек, он тайком затыкал их ветошью где только мог. Как выяснилось, свою подрывную деятельность инспектор вёл на протяжении четырёх месяцев. Из-за него под подозрение попали хозяева кошек, и Ассоциации пришлось провести серьёзную по масштабам ревизию домов. Участвуя в этой ревизии, Дупрак продолжал вносить сумятицу: обнаружив - и официально объявив об этом - запечатанный им самим же ход, пользовался любым удобным случаем, чтобы заткнуть новый лаз. Младший следователь Порох установил слежку за самими проверяющими. Результат произвёл эффект разорвавшейся бомбы - никто не ожидал обнаружить предателя в самом сердце Ассоциации. Картёжника Дупрака, задолжавшего большие деньги, взяли с поличным, судили.
        - Порох сейчас начальник полицейского отделения Северного округа, - сказал Пард.
        У Айлин просветлело лицо.
        - Приятно удивлена. Молодой следователь, который не боится нетривиальных решений, делает карьеру без протекции. Наверное, случается в жизни и такое.
        - Наверное, наверное…
        - Вот что, Лео. Раз сегодня мне дозволено порулить в сферах, в которые я обычно носа не сую, уступая дорогу людям более компетентным… я принимаю решение. Впишите в свою бумагу имя господина Пороха. Его кандидатура кажется мне весьма подходящей.
        Пард, отирая багровое лицо платком, смотрел с сомнением.
        - Госпожа Монца…
        - Только Пороха! - Айлин была на взводе. - Помогите ему войти в должность, а через три дня я хочу с ним встретиться.
        2
        Погода переменилась, похолодало, усилился ветер. Айлин с Лунгом направились к машине. Айлин шла, накинув капюшон и глядя под ноги.
        - Вы Парду доверяете, госпожа Айлин? Какой-то он скользкий.
        - От него, вообще-то, много пользы. За шестнадцать лет у нас не случилось ни одной серьёзной стычки. Умело сглаживает углы, подсказывает верные решения.
        - Кто-то следит за вами из того припаркованного автомобиля.
        Айлин знала только одного человека, который любил чёрные авто той же марки, что и она, и сейчас ей меньше всего хотелось его видеть. Впрочем, как и всегда. Он был человеком тяжёлым, его прямолинейность граничила с грубостью, любая встреча становилась событием малоприятным и изматывающим.
        Они с Лунгом постояли на тротуаре. Айлин тянула время, как могла, натягивала перчатки, поглядывая на темнеющее небо, с которого на булыжник магистратской площади упали первые капли. Сидевший рядом с водителем мужчина не выходил. Его когда-то красивое, но теперь сильно постаревшее лицо выделялось мертвенно-белым пятном.
        - Подождите в машине, - с досадой сказала Айлин Лунгу. - Это Югай.
        - Хозяин второй мурры?
        - Он самый.
        Она подошла, стараясь шагать бодрее, и когда он опустил стекло, через силу улыбнулась.
        - Здравствуй, Микаэль. Какими судьбами?
        - Здравствуй, Айлин. Как всё прошло?
        - Еле отбилась, - сердито сказала Айлин, отметив про себя, что он неважно выглядит. Взгляд потухший, голос глухой. Когда они виделись в последний раз? Неожиданно много седины в коротком ёжике волос… - Несут не пойми что.
        - Твой брат тоже так считает?
        - Вообще-то, он меня подталкивал к этой встрече… и с хозяевами мурров… Я видела Таниту и только что Мемфи. Пустая трата времени. Не понимаю, зачем Ричард так настаивал.
        Югай вылез из машины. Айлин ждала, что он предложит сесть на заднее сиденье, там разговаривать было бы удобнее, но он встал рядом, под моросящий дождь. Среднего роста, спортивный, Микаэль Югай щеголял в отлично сшитых костюмах, и за пазухой у него обычно сидела Мягкая Кошка, ни на шаг не отходившая от хозяина. Вот и сейчас пиджак оттопыривался на груди. Иногда Микаэль пользовался специальной перевязью для младенцев и носил мурру в ней.
        Все стёкла, кроме лобового, были тонированы, но в этот момент солнце блеснуло в просветах бегущих по небу туч, высветив на заднем сиденье два размытых силуэта, детский и взрослый.
        - Значит, не понимаешь? - сказал Микаэль неприятным тоном, от которого у Айлин внутри всё сжалось. - Они просили у тебя помощи? Что ты им ответила?
        - Похоже на допрос! - вспылила Айлин. - Ты сам-то их видел?
        - Ван меня избегает, он мне задолжал, а с остальными я говорил, да. Все ждут от тебя решений, но ты, похоже, смеёшься над нами.
        - Ты шутишь, Микаэль? О чём ты? Я делаю, что могу!
        - Но этого недостаточно. Я знаю тебя давно, Айлин, ты многое сделала для города. Но сейчас ты ни на что не способна. Чем ты занята, если не видишь самого главного? Аттестация ветеринаров, наряды, украшения, обеды для слуг?
        - Да! - с вызовом сказала Айлин. - Скоро у нас парадный обед для слуг.
        - Как же ты собираешься предотвратить конец света?
        Айлин смотрела на него во все глаза. Дождь усиливался, но она этого не замечала. Прав Пард - некоторых пророчества сводят с ума.
        - Конец света?!
        - Твоя внучка бедовая девчонка, она ещё натворит дел… а ты тянешь её за уши в Хозяйки… Ты всех нас погубишь, это же совершенно ясно… - Микаэль стал задыхаться, и Айлин уже давно сказала бы какую-нибудь резкость, если бы не заметила в его глазах невысказанную боль. Он страдал, и это её сразило. - Я здесь не с просьбой - я требую призвать уважаемого чанси Лотаруса, с тем чтобы включить Номо в число претендентов на роль Хозяина Прекрасных. Мы достойны.
        - Раньше ты продвигал младшего внука, Зуку…
        - А теперь Номо! Тебе известно, что когда-то Монца и Югаи роднились и наша кровь перемешалась трижды? Номо даже внешне похож на Монца. У него чёрные глаза и чёрные волосы.
        Айлин хмурилась. Девятилетний Номо Югай - Хозяин Прекрасных? Этому не бывать!
        - Он на заднем сиденье, с охранником? Ты привёз его, чтобы надавить на меня? Напрасный труд. Монца владели муррами четыре тысячи лет и будут владеть ещё четыре.
        - Мы родня!
        - Не такая близкая, как тебе хотелось бы.
        - На этот вопрос должен ответить уважаемый чанси Лотарус, а не ты. И, кстати, ты не святая, Айлин, чтобы задирать передо мной нос. Хаммонд? - Микаэль презрительно скривил губы. - Катрисс с её обожаемым Броди? Фанни, Вилява, Слеж? Кого ещё назвать, чтобы сбить с тебя спесь? Разве ты знатнее или богаче меня? Что мне мешает объявить твою внучку недостойной наследницей?
        - Иди ко мне, Мягкая, - вздрогнув, позвала Айлин.
        Бугор на груди Микаэля зашевелился, показалась заспанная кошачья мордочка.
        - Не надо, Мяка, - с тоской попросил он, но Мягкая Кошка выбралась из тёплого гнёздышка и без раздумий прыгнула под проливной дождь, в руки Хозяйки, приветствуя её громким мяуканьем. Айлин словно поймала пушистый шар.
        - Видишь, она пойдёт со мной куда угодно. Ты можешь потребовать этого от Сантэ? - Айлин гладила мурру, а та, ласкаясь, бодала её руку и громко урчала от удовольствия. Даже слегка намокнув, мурра была уютной и тёплой, как пуховая подушка. - Я могу отобрать её у тебя в любой момент, без объяснений! Требуй тогда, что хочешь, от уважаемого чанси Лотаруса, - упиваясь своей злостью, говорила Айлин. - Передавай привет Киши-Китоке, Микаэль. Надеюсь, она здорова. - Вернув ему мурру, Айлин постучала в стекло. - Пока, Номо!
        Айлин часто вспоминала ту встречу и свою потаённую радость от того, как эффектно она поставила Югая на место. В памяти вставала картина: его любимая кошка бросается к ней по первому зову, а он стоит под струями дождя промокший и понурый. Придавленный её превосходством. Она видела это всякий раз, когда хотела напомнить себе, что иногда лучше промолчать и подумать, что, собственно, происходит, чем потом страдать из-за того, что сердце разрывается от стыда и ненависти к себе.
        3
        Приехав домой, Айлин сразу спустилась в подвал. Лунг получил от Даймона сообщение, что тот расшифровал часть пророчеств и наконец приглашает её для разговора.
        - Сначала о пергаменте. Использован очень дорогой материал, телячья кожа, - начал Даймон после приветственного кивка.
        - Без душераздирающих подробностей, пожалуйста, - перебила Айлин, усаживаясь у стола, на котором из-за бумаг не было свободного пространства. Стопки папок и книг лежали даже на полу. - Впервые вижу у вас такой беспорядок.
        - Вы дадите мне сказать? В бумагах, что вы принесли, я нашёл, кроме пророчеств, весьма любопытные сопроводительные заметки. В одном из семейств провели примечательный эксперимент: пытались проследить, сбудутся ли предсказания восьми самых модных на то время провидцев, которых они специально наняли. Все записанные пророчества положили в металлическую бочку, приковали к ней цепь и в тайном месте спустили в Алофу. А через сто лет, день в день, достали и сверили их с семейной хроникой, которую вели весьма дотошно. Представляете, на протяжении целого века они фиксировали события, заслуживавшие малейшего внимания: болезни, травмы - от переломов и вырванных зубов до мелких порезов, покупки, все несчастья и все радости, случившиеся в их роду, не говоря уже о пожарах, кражах, рождениях и смертях!
        - И чему вы так радуетесь, господин Даймон?
        - Восхитительной нацеленности на результат у нескольких поколений! Кстати, можете звать меня по имени.
        - Судя по градусу сумасшествия, это Ваны, великие прожектёры, - хмуро сказала Айлин. - Обожают всё такое-эдакое, с вывертами.
        - Они самые, Ваны! - рассмеялся Даймон, чрезвычайно довольный её проницательностью. - С мурра своего глаз не спускали, чем довели до стойкого невроза. Шесть лет кот жил на дереве, отказываясь спускаться - пока хозяева не сбавили напор контроля. Интересно, почему Хранители не вмешались?
        - Жизни мурра ничто не угрожало.
        - Эксперимент, кстати, дельный. И хорошо, что тома хроники не прилагаются к текстам пророчеств, иначе пришлось бы читать полжизни. Так вот, точность предсказаний у Аджита - это один из восьми нанятых Ванами пророков - приближается к восьмидесяти процентам!
        - Не может быть.
        - Если верить этим записям, может. Впечатляющий результат, правда? Аджит предсказал даже водное заточение пророчеств, их пятисотлетнее забвение и счастливое обнаружение в фундаменте дворовой постройки. Всё сбылось! Насколько мне известно, рукописи были обнаружены Ванами во время не то сноса, не то ремонта, незадолго до того, как Павлина Монца их реквизировала.
        - Значит, это всё-таки Мемфи мутит воду с концом света, - с досадой произнесла Айлин. - Да я почти не сомневалась, увидев его во главе этой банды. Всех переполошил! Но тогда это означает, - её лицо омрачилось тревогой, - что предсказаниям Аджита можно верить? Вы ведь поверили?
        - Во что я верю, не имеет значения. Я лишь выполняю ваше поручение. Хотите узнать результат?
        - Зачем я здесь, по-вашему?
        Даймон открыл переплетённый том и зашуршал страницами.
        - Сильные страсти
        Огнём очищают.
        На мельнице ночью
        Следы заметают…
        - Пожар на мельнице? - встрепенулась Айлин. - Был, был… Лет двадцать назад! Листайте вперёд, поближе к нашим дням!
        - Каменщик влюбится, мёртвый воскреснет, смрадное поле ждёт смельчаков… нет, это позже… - Даймон продолжал водить пальцем по тексту.
        - Мельник работает каменщиком! - ахнула Айлин, сидевшая, как на иголках. - Он влюбится? И что?
        - Подождите… Чулан распахнётся, и тайна раскроется… Не то… Чёрные карты печалят мурров Хозяйку…
        - Да-да, Мау, это про меня! - взвинченно вскричала Айлин. - Я так разволновалась… И что там?
        - Вас печалят чёрные карты?
        - Неважно! Ну, не томите же, Лукас! Есть там про похищенных детей? Про конец света?
        - Чёрные карты печалят мурров Хозяйку. Так… наслед… нужен глаз… не то, - пробормотал Даймон.
        Двое под землю уйдут,
        Пусть никто не мешает.
        Не надо скорбеть -
        Они заслужили.
        Когда глухота поможет невинным,
        Трое ещё очень странно уйдут,
        Исчезнут пугающе.
        Всех она знает.
        И коли случится - уж лучше случилось бы -
        Избегнут великой опасности люди.
        Айлин сидела с остановившимся взглядом.
        - Алё? - позвал Даймон. - Вы здесь?
        - Двое… и трое…
        - Чем вы так расстроены, позвольте спросить?
        - Пятеро знакомых мне людей должны погибнуть…
        - Не погибнуть, а уйти под землю, исчезнуть.
        - Исчезнут пугающе… странными способами…
        - Если учесть, что под Дубъюком полно подземелий, не так уж это и страшно. Может, они под землю провалятся.
        - Умеете вы успокоить… Туда попадёшь - не выберешься. И что мне теперь делать?
        - Ничего, - беспечно сказал Даймон. - Тут сказано - не мешать, значит, не мешать.
        - Дурацкие пророчества! Лучше бы я ничего не знала… Теперь всё время буду думать, куда и как уйдут неизвестные знакомые мне пятеро…
        - Не мучайте себя понапрасну, вот что. Занимайтесь обычными делами и не пытайтесь прыгнуть выше головы. Если на то пошло, судьбу нельзя перехитрить.
        Айлин посмотрела на Даймона, такого спокойного, уравновешенного, и взгляд её смягчился.
        - Наверное, вы правы… Спасибо за ваше здравомыслие. Будь что будет. Иначе можно сойти с ума.
        - И я про то же.
        - Знаете, я ведь и раньше терпеть не могла всю эту ясновидческую белиберду. Она только для того и придумана, чтобы морочить нам голову и отнимать время, которое можно потратить с большей пользой.
        - Приятно, что вы это понимаете.
        - Котас, сегодня опять украли ребёнка…
        - Это очень печально, - тихо сказал Даймон и кивнул на заваленный бумагами стол. - Видите, сколько предстоит изучить? Позвольте мне продолжить работу.
        - Пятеро… А вдруг это о муррах?
        - Прошу вас! - Даймон захлопнул том. - Кто бы это ни был, избегнут великой опасности люди. Всего доброго!
        - Проводите меня, пожалуйста. На всякий случай…
        - Что?
        - Голова кружится…
        - Пойдёмте. Вас поддержать?
        - Не нужно, идите вперёд, я за вами.
        На посту под лестницей они расстались, Даймон вернулся в подвал, а Айлин поднялась к себе в кабинет и нашла нужное место на листке с пророчеством, который она стащила со стола за спиной у Даймона.
        Чёрные карты печалят мурров Хозяйку…
        Девчонка-наследница ищет беду,
        Наследство своё отвергая.
        За ней нужен глаз,
        За ней нужны - два,
        И три, и четыре, и пять!
        Даймон пожалел её, опустив в разговоре пророчество о Фанни… Но как всё верно - и карты, и взбалмошность внучки… Это правда, за ней нужен глаз да глаз… Мау, помоги нам всем.
        Глава 13. Расследование
        1
        - Мои поздравления, - сказал мэр. - Теперь ты главный полицейский чин в этом городе. Набирай команду.
        Яр выглядел смущённым.
        - Благодарю за доверие, господин Пард.
        - Должен оправдать!
        Новое назначение вызывало у Яра смешанные чувства. На одном полюсе воодушевление из-за открывшихся возможностей, а на другом… У него дрогнул голос, когда он сообщил Лунни новость всей своей жизни.
        - Ты боишься, - озадаченная, сказала она в трубку. - Но почему, дорогой?
        - Готов ли я к такой ответственности?
        - Ты справишься. Работа в полиции твоё призвание. Твой отец гордился бы тобой. Я так за тебя рада!
        - Теперь я буду приходить домой поздно…
        Вдали словно тихо и нежно прозвенел колокольчик, так Лунни смеялась, когда чувствовала себя счастливой.
        - А раньше приходил вовремя?
        - Нет, - улыбаясь, сказал он. - Чем занимаешься?
        - Готовлю пирог с мясом и грибами. Съедим его в честь твоего назначения!
        - Вкуснотища, - одобрил он не кривя душой. Лунни готовила превосходно.
        Он представил, как она разъезжает в кресле на колёсиках от плиты к мойке, по кухне, где всё установлено на подходящей для неё высоте, в длинном фланелевом платье в сине-белую клеточку, под которым она теперь усердно прятала свои потрясающие ноги, и у него защемило сердце.
        Они познакомились три года назад, в жаркий летний день на пляже, и её маленькие ступни с крошечными розовыми пальчиками сразу свели его с ума. Это о ней он мечтал, о такой девушке - с нежным голосом и кротким взглядом. Он сразу заметил, что она хорошо плавает, но почему-то только у берега, и постоянно нащупывает ногами дно. Сначала он решил, что она потеряла какую-нибудь вещицу из украшений, браслет или колечко, но когда предложил вместе сплавать до буйка, она отказалась, со смущением объяснив, что боится глубины.
        - Наверное, смешно звучит, но когда я вхожу в воду, мне кажется, что там меня караулит что-то страшное, поджидает, чтобы улучив минуту, схватить за ноги…
        Ярко не стал, как другие, над ней подшучивать и называть трусихой. Вскоре он сделал ей предложение. Был тёплый вечер, они гуляли по крутому берегу Алофы, часто останавливались, чтобы полюбоваться закатом, целовались. Любуясь кольцом с голубоватым камешком, которое он надел ей на палец, Лунни сказала:
        - Знаешь, я боялась, что никогда не полюблю так сильно, как любят в романах или в фильмах про любовь. И что меня никто не полюбит. Но когда я встретила тебя, оба эти страха ушли, испарились. - Она отступила от него и оглядела с болезненной серьёзностью. - Смотрю на тебя и не могу налюбоваться… И я была бы совершенно, абсолютно счастлива, если бы… К сожалению, эти страхи были не единственными… Многие женщины обливаются холодным потом от одной мысли, что у них никогда не будет детей, и я не исключение… Может, мне на время уйти из детского сада? Я люблю свою работу, но в последнее время смотрю на ребятишек и… мучаюсь. Прости, я знаю, из уст воспитателя это звучит ужасно…
        Его стал немного беспокоить надрыв в голосе Лунни, хотелось подбодрить её, утешить, и он с преувеличенной готовностью заявил, что над детской проблемой готов работать без устали, и что она может рассчитывать на него в любое время дня и ночи. Лунни даже не улыбнулась.
        - Сегодня лучший день в моей жизни, правда. И мне хотелось бы закрепить успех и победить ещё два недостатка, которые мучают меня всю жизнь. Я устала завидовать птицам и рыбам.
        Ярко подумал, что ослышался, но Лунни быстро сказала:
        - Они не боятся высоты и глубины.
        У него внезапно ёкнуло сердце.
        - Подожди, о чём ты? - Он шагнул к ней, чтобы обнять.
        Она без труда увернулась, скользнула к самому краю обрыва, раскинула руки. В лучах заката лёгкое платье, как пламя, обвивалось вокруг её стройных ног, светлые волосы, подцвеченные красным, взметнул поднявшийся ветер. Ярко понял, что сейчас произойдёт, хотел крикнуть, остановить, но от нахлынувшего ужаса забыл все слова. Миг, и она
        прыгнула с обрыва.
        Он закричал. Она перевернулась в воздухе и плашмя ударилась о чёрную воду. Позже сказала, что потеряла сознание ещё в воздухе и не помнила, как он прыгнул вслед за ней. Ничего не помнила. Выносливый, физически крепкий, Ярко несколько раз нырял, сумел ухватить и вытащить Лунни на поверхность. Правильно рассчитав, он выгреб из-под обрыва почти на середину реки, и сильное течение вынесло их к излучине, к песчаным берегам. А потом врачи сказали, что из-за полученной травмы Лунни больше не сможет ходить. Как только её выписали из больницы, они тихо поженились и стали жить в небольшом домике Ярко в южном предместье. Он пристроил несколько комнат, расширил кухню и коридоры, чтобы инвалидная коляска могла ездить свободно, не цепляясь за стены.
        Лунни надолго спрятала свои красивые волосы под зелёную вязаную шапку, словно они, как и ноги, были в чём-то виноваты. В шапке она и ела, и мылась, и спала. Через несколько месяцев она поддалась уговорам мужа, но в её больших голубых глазах стояли слёзы, когда эту чудовищную шапку, свалявшуюся и серую от грязи, он отправил в мусорное ведро. Потом появилась подаренная кем-то морская раковина - переливающаяся всеми цветами радуги диковинка, в которой был слышен едва различимый шум прибоя. Пусть эти странные шорохи всего лишь акустический эффект, искажение звуков внешнего мира, они утешали Лунни, когда Яр уходил на службу и на долгие часы она оставалась наедине со своим отчаянием. Это были трудные времена, и хорошо, что они прошли. Лунни всё ещё засыпала, только приложив раковину к уху, но Ярко был почти уверен, что они справились с тоской, взявшей её в плен.
        - Я позвоню папе, пусть порадуется, а потом буду ждать тебя, мой генерал!
        Ярко нравились её шутки. Ему вообще всё в ней нравилось, в отличие от его матери.
        - Генерал, говоришь? А ведь меня почему-то ещё не повысили!
        - Скажи им, чтобы поторопились!
        - Обязательно. Вот как раз господин мэр идёт по коридору. Пока он оформлял бумаги, я вышел позвонить.
        - Люблю тебя, - сказала Лунни, перейдя на серьёзный тон.
        - И я тебя. - Он собрался отключить телефон, но она позвала:
        - Яр!
        Он тоже изучил все её интонации и умел различать усердно маскируемые панические нотки.
        - Да?
        - Не упади с обрыва, ладно?
        - Ни за что, - твёрдо пообещал он.
        …Мэр организовал вхождение Ярко в должность как нельзя лучше, всё заняло не больше двух часов. Они обошли кабинеты в трёхэтажном здании Управления, находившемся неподалёку от мэрии, и Ярко со всеми поздоровался. Кого-то он знал давно, с кем-то приятельствовал, но были и тайные недоброжелатели, не выносившие его принципиальности. Сейчас о возможных проблемах с коллективом Ярко думал меньше всего. Все его мысли были заняты делом о похищениях.
        В новом кабинете Яра - с кожаными диванами и огромным столом - Пард выдал ему удостоверение и бессрочный пропуск в Верхний округ.
        - Ну, что ж, все формальности улажены. Как собираешься рулить?
        - Без резких виражей, господин мэр. Благодарю вас. Честно сказать, я не считаю себя идеальной кандидатурой на этот пост. Но постараюсь служить с полной отдачей и делать для города всё, что в моих силах.
        - Отлично… Команду уже подобрал? И вообще - какие есть задумки?
        - Собираюсь расширить и реорганизовать Отдел специальных расследований, который займётся самыми трудными делами. Его возглавит Тигрец Белые Усы из отдела нарушений на транспорте, из Южного округа, а одним из заместителей станет мой
        младший брат Младо.
        - Давай вот как сделаем, Яр. Я подберу тебе кандидатуру второго заместителя, а ты…
        - Спасибо, я сам.
        - Ага… С братом твоим ни разу не пересекался, но слышал о нём только хорошее. Он ведь, э-э…
        - Частный финансовый консультант, - подсказал Яр.
        - Тигрец, Тигрец… Невысокий такой, подвижный, с узким подбородком?
        Яр кивнул.
        - Почему он?
        - Близкий друг с самого детства. Засиделся человек на мелкой должности, а способен на многое. У него хорошая хватка, он сыскарь от бога.
        - Ну, что ж… - Пард поднялся из-за стола. Ярко тоже встал. - Мне пора. Если что, не стесняйся, можешь обращаться ко мне по любому вопросу. Мы с тобой, парень, должны быть на одной волне. Ну, ты понимаешь.
        - Спасибо, господин мэр, - ответил Ярко, провожая Парда до двери.
        Интересно, что именно он должен понимать? С подчинёнными мэр держался просто, изъяснялся без пафоса. Но давно ходили слухи, что он нечист на руку и любит дорогие подарки. Так что, на какой волне они будут, покажет время.
        …Ещё несколько часов назад Тигрец и подумать не мог, что возглавит спецотдел, а вот гляди-ка, едет в посланной за ним машине аж на холм Монца, в само Управление. Солнце сквозь стекло жгло лицо, птицы вокруг орали так, будто уже середина лета и подросшие птенцы учатся летать, но Тигрец не любил весну - уж больно коварна. Чуть зазеваешься, промочишь ноги, ступив в сверкающую лужу, в которой клубятся на синем белые облака, и всё, простуда тут как тут. Некстати напал на него мучительный кашель, выматывающий до дрожи в коленях, - именно сейчас, когда Ярко повысили и тот, взлетев высоко, не забыл про друга, потянул за собой наверх. Сейчас бы отсидеться дома в мягком кресле, закутавшись в тёплый шарф, разболтав в кружке с горячим чаем несколько ложек запашистого малинового варенья, да ещё, если лихоманка позволит, - с любимой книжкой, зачитанной до стёртости букв. Но тут тебе неожиданное повышение, хлопоты, и мечтать не смей о комфорте, которым желательно обставляться каждому болящему…
        - Аврал, Тигра. Дуй сюда. Никто так не нужен, как ты, - сказал Ярко в ответ на его возражения, что всех перезаразит. - Есть вещи поважнее твоего кашля, ты понял?
        Конечно, понял. Чего не понять-то?
        - Да это наглёж! - Тигрец присвистнул, войдя в кабинет Яра. - Тут одна мебель дороже моей квартиры.
        - Здорово, - сказал Ярко, обменявшись с ним рукопожатием. - Плевать на мебель, садись. - На столе громоздились папки. - На меня, Тигр, сегодня обрушилась гора бумаг. И придавила. Должностные инструкции, личные дела сотрудников, следственные материалы, в общем, много всего надо изучить. Пока я не разобрался в обстановке, похищения полностью на тебе. Только, я тебя предупреждаю, без рукоприкладства.
        - Похищение детей - исключительный случай, тут все средства хороши.
        - Через три дня докладываю, как движется расследование, так что шевелись. Болтай так и не решил, что делать с отцом второго похищенного ребёнка. Разберись, всё-таки человек больше месяца сидит в изоляторе, а у него, между прочим, пятеро детей. То есть было пятеро… Кстати! Взгляни, только что раздобыл. - Ярко показал Тигрецу фотографию красивой голубоглазой женщины. - Будешь с ним говорить, со Сваном, спроси, не крутилась ли эта подруга возле их дома перед похищением.
        - А кто это у нас? - Тигрец повертел в руках снимок.
        - Экономка из Спящей крепости. В Дубъюке недавно. Попала в поле зрения информаторов. Слишком часто стали видеть в странных местах. Шляется по ночам…
        - Серьёзно? - Тигрец внимательнее вгляделся в женское лицо на фотографии.
        - …а что ей нужно, никто не знает. Но только аккуратнее, Тигр, она любимица Хозяйки.
        - А что с отцом первого похищенного ребёнка?
        - Проснулись с женой одновременно, вместе метались по дворам… Непохоже, что ему что-то известно.
        - Ясно. Плохо выглядишь.
        - Массовая драка на свадьбе, ночь не спал. - Ярко улыбнулся.
        - Весёло было?
        - Да я не потому. С недосыпу оконфузился. Пока ждал народ на планёрку, заснул за столом. Хорошо, секретарь мой зашёл, увидел, что я отрубился, и всех придержал в приёмной - занят, мол, подождите.
        - А секретарь правильный, - сказал Тигрец. - И ко мне сразу бросился - поздравлять. Как остальные?
        - Целый час ждали нового начальничка, думал, заклюют. Обошлось.
        - Ты после Болтая выглядишь идеальным руководителем.
        - Любой после него будет выглядеть лучше. Он о деле думал меньше всего.
        По пути сюда Тигрецу рассказали, как вчера предшественник Ярко брёл, шатаясь, по коридору и уткнулся красным носом в сотрудника. Тот нёс стаканчик с горячим кофе, расплескал на начальническую грудь, был проклят и немедленно уволен. Яр уже распорядился его вернуть.
        - Допустим, Ярко, маньяка мы скрутим. А если это подземщики?
        - Сначала надо на них выйти.
        - А вообще?
        - Нам их пока не достать. Нет даже намёка на стратегию. Поэтому под землю никому не соваться, не рисковать, это приказ. Без лишнего шума собирайте сведения: имена, кто чем занимается, их связи, места выхода из подземелий и прочее. Надо существенно расширить круг информаторов. Теперь про последнее похищение. Обрати внимание на парнишку с собакой и его напарника по имени Бабар. На след напали, а потом потеряли, в рапорте всё написано. Особое внимание к выезжающим. Пусть проверяют тщательнее. Поставь туда знающих людей, у тебя же были опытные ребята в старом отделе?
        - Косоруких не держал.
        - Отлично, зови кого нужно, мы увеличили штат для проверки на дорогах и на выезде. Скоро лето, народ уезжает целыми семьями - кто на отдых, кто просто за детей боится и вывозит подальше. Мне нужны сводки по выезжающим. Каждый день. С утра.
        - Понял. Как Младо?
        - Он больше любит возиться с финансами, но я попросил его побыть моим заместителем, на первых порах свой человек нужен особенно. Подчиняться будешь непосредственно мне. Иди, поздоровайся с ним и - за работу. За работу, брат!
        - Слушаюсь, - серьёзно ответил Тигрец, поднимаясь.
        2
        Дел было невпроворот. Новая работа обещала быть интересной; невзирая на простуду Тигрец набросился на неё, как голодающий на кусок хлеба. Просмотрел личные дела следователей, отобрал себе в команду и опытных, и перспективных, пригласил в отдел надежных парней с прежней работы и ознакомился с последними делами, тщательно изучив материалы, связанные с похищением детей.
        Встреча с отцом второго пропавшего ребёнка поначалу не сулила прорыва. Подозрения в отношении него были справедливыми: после похищения мать кричала, сходила с ума, бегала по соседям, а он сидел у печки и жёг одежду, уничтожая последнюю память о сыне. Слишком быстро сдался. Так поступил бы человек, уверенный, что ребёнка не вернуть.
        - Коста, расскажи, что произошло.
        Косте чуть за тридцать, ровесник Тигрецу, но в два раза крупнее. Жизнь в больничном изоляторе угнетала его не меньше случившейся семейной трагедии, он всё сильнее погружался в депрессию, отказывался есть, говорил глухим голосом и больше не
        улыбался бессмысленной улыбкой, как в ту страшную ночь.
        - Я ничего не знаю.
        - Посмотри, эта мадама не появлялась у вашего дома?
        Рассмотрел снимок равнодушно, без всякого напряжения.
        - Не видел.
        - Кто тебя, здорового, крепкого мужика, так запугал? Неужели простишь?
        Но прежней злости уже не было, к концу разговора Тигрец смотрел на этого рано поседевшего, раздавленного человека со смутным ощущением жалости. Не оставляла мысль, что нужно зайти с другой стороны.
        - Соседи у тебя хорошие? - наугад спросил он и заглянул в бумаги. - Одинокая старушка… А тут семья с тремя детьми… хозяин шофёр, жена домохозяйка… Нормальные, говорю, соседи?
        Тяжелые веки дрогнули, и секундный испуг, мелькнувший в потухших глазах, сказал Тигрецу, что он попал в цель.
        - Пойдёт. - И замкнулся.
        Тигрец дал задание обойти район по второму кругу, расспросить, с кем дружил, с кем ссорился, не случалось ли чего странного. После похищений люди стали молчаливы, на контакт шли неохотно, но всё же удалось добыть сведения о соседе Косты по имени Град Волош. Совсем недавно и как-то очень неожиданно купил этот Волош хороший надел земли в пойме Алофы, с выходом к реке, с аккуратным дощатым причалом. Очень завидное место. Соседи через три дома узнали случайно и сильно переживали. Собственников участка оказалось двое - Град Волош и… Коста Сван. Тигрец недолго думал, что может дать ему эта новость, и Волоша привезли на допрос.
        - Откуда деньги? Про нашёл-подарили даже не начинай. Наследство тоже не получал. Скопить не мог, не те у тебя доходы. Почему Сван в доле?
        Волош только кряхтел, нервно расчёсывая волосатой ручищей широкую грудь. Крупный, под стать Косте, голова бритая, глаза навыкате… и ни слова! Стреляный шоферюга…
        - Ждёшь, когда я сам про твои подвиги расскажу? - сказал Тигрец, а про себя подумал: знать бы ещё, про какие. Вместе не работают, Сван маляр… Чем могли разжиться соседи? У них там до Алофы рукой подать… и что? - Хорошо жить у реки, а, Волош? Всегда с рыбой.
        Прямо в точку попал. У шофёра дрожь по телу, складки на животе затряслись.
        - Влип ты, рыболов, по самые жабры, - с чувством сказал Тигрец и долго непритворно кашлял, заодно предоставив Волошу возможность прочувствовать весь ужас своего положения. Так и вышло, здоровяк сидел едва живой.
        - Начальник… Не выдавай!
        Это уже серьёзно. Так в Дубъюке только янтарщиков уважают. За умение убивать изобретательно. Но чтоб янтарщики детей хитили? Не верится.
        - Ты говори, не бойся. Здесь, в подвале, стены толстые, нас никто не услышит.
        - Случайно выловил, честное слово… Не рассчитывал и не мечтал, на щучку ставил… Здоровенный попался, с подсолнух… Одному страшновато было к посреднику идти, боялся, прирежут ночью, вот Косту и позвал.
        - Много вытащили?
        - Трёх за неделю, а потом как отрезало. Это ж надо, как свезло! Никогда янтарники от стаи не отбиваются, а тут целых три, и так далеко от нор…
        - Про Косту рассказывай, не тяни.
        Серое лицо Волоша слегка порозовело.
        - Выходной был. Ночь такая душная… не спалось. Я вышел покурить. Гляжу, идёт-мотыляется, вроде как набрался. Вот гад, думаю, небось, на нашем участке отдыхал, а меня не позвал. Поровнялся со мной, ба, на себя не похож… Никогда его таким не видел. Губы трясутся, белый, как покойник, и… улыбается. «Ну, ты и нажрался», - говорю, а он: «Всё, нет больше малОго. Иди домой, сейчас начнётся». Я не понял. «Ты чё несёшь?!» Он повторил - я не поверил. «Кто?! Ты?!» Промолчал, отвернулся. Он к себе, я к себе. Заперся, а самого колотит. Потом слышу, жёнка его заголосила…
        - Откуда шёл?
        - С лугов, вроде.
        - Куда он ребёнка дел?
        - Начальник… Кабы знал… Мне его «Всё…» до сих пор снится… Детей стережём днём и ночью, обрез купил…
        - В карты не мог проиграть?
        Волош оскорбился.
        - Не урод какой-нибудь… чтоб родное дитя! Пятеро их у него, а всё ж ни один не лишний.
        - Но куда-то же дел?
        Волош мелко затряс лысой головой.
        - Не. Не увлекался Коста картами. Мы рыбалили, выпивали… А со мной что будет?
        Раков они вдвоём сбывали, янтарщики второму не простили бы. Целый месяц прошёл. Значит, артель отпадает.
        - Подпиши тут и проваливай, - сказал Тигрец, шурша бумагами.
        - А вы… - испуганно начал Волош.
        - Янтарщикам не сдадим. Но будешь должен следствию. Обратимся - поможешь. И поглядывай по сторонам. Если что заметишь, дай знать.
        - Как на крючке… Договориться бы, начальник? Скоко помогать - два, три месяца? Скоко?
        Тигрец усмехнулся.
        - Ну, ты наглый. Волош! Не я у артельщиков раков тырил. Тебе теперь с этим жить.
        - Я тебе скажу, начальник, как я живу… я тебе скажу… У Косты осталось четверо, и моих трое… Семеро, значит. Все вповалку спят у меня на полу, а я по ночам сижу над ними с обрезом, пока вы тут ловите…
        - Тебе зачтётся, - сказал Тигрец.
        3
        Дом был старый, бесформенный, обшитый дранкой, с глухим забором и запущенным палисадником, где царствовали крапива и дикий плющ. Окна на втором этаже были заколочены фанерой. Возле дома с криками толпились ребятишки, кого-то подсаживали на забор, двое карапузов сидели на плечах подростков. Когда подъехала полицейская машина, все расступились.
        Тигрец со своим молодым подчинённым по имени Пряж вылезли из машины. На калитке висело написанное от руки объявление:
        ПРОСИМ НЕ СТУЧАТЬСЯ И НЕ ШУМЕТЬ.
        ВСТРЕЧА С КУРАЖОМ СОСТОИТСЯ В ВЫХОДНОЙ, В ПОЛДЕНЬ.
        - Ты вот что, Пряж, - сказал Тигрец, когда, вняв их уговорам, ребятня разбежалась. - Чтобы нам время сэкономить, поезжай, поговори с ребятами, которые дежурили в ночь похищения. Про Бабара обязательно поспрашивай - что за человек, сколько служит и прочее. Давай, чеши ногами.
        - Бабара допросить?
        - Пока не поговорю с Комаром, не надо.
        - Господин начальник, а можно мне к нему, к Комару?
        - Зачем?
        - Очень хочу на собаку посмотреть…
        - Потом, Пряж. При случае. Встречаемся в отделении.
        На стук вышла мать Антея: невысокая, в домашнем платье, с приятным лицом, тёмные волосы повязаны алой лентой. Когда Тигрец представился, она пригласила:
        - Проходите.
        - Не устаёте от любопытных глаз?
        - Сначала нас поселили в маленьком домике, дети целыми днями висели на заборе,
        кричали. Потом подобрали этот, тут спокойнее. Двор огорожен, с двух сторон корпуса бывшей фабрики, а справа соседский кирпичный забор. Сюда, на минутку, если можно… - Она завела его на идеально чистую кухню. - Господин Белые Усы…
        - Тигрец, пожалуйста.
        - Хорошо. Я Нита. Знаете, Антей так загорелся, когда к нему обратились, обрадовался, что может сделать что-то полезное. А я согласилась скрепя сердце. Я понимаю, люди должны объединяться в борьбе со злом… отказ помочь следствию стал бы крайним проявлением эгоизма… но вам же известно, что мой сын не такой, как все?
        - Вы оформили опекунство?
        - Нет. Я хочу, чтобы он учился принимать решения. Если ребёнка ограничивать и только им руководить, всё пропало, он никогда не станет личностью… перестанет развиваться, не научится уважать себя. Я и имя ему подсмотрела у Сказителя - в мифологии одного народа был герой-великан Антей… Не хотелось, чтобы сын чувствовал себя комариком… Смешно, да? - спросила Нита, хотя Тигрец даже не улыбнулся.
        - Нет.
        - Когда за Антеем приехали после нового похищения, я всю ночь не спала, ждала его. Утром он вернулся, сказал, что связан служебной тайной и не имеет права её разглашать. - Она смотрела на Тигреца сухими блестящими глазами. Её сдержанность в выражении эмоций вызывала уважение. - Понимаете, из-за своих особенностей он почти ничего не боялся. Чувство страха у него как будто полностью атрофировано. А сейчас он не просто взбудоражен - он напуган. И я в смятении. Вдруг это тот случай, который требует моего вмешательства? Я боюсь потерять своего мальчика…
        Тигрец закашлялся так, что чуть всё не разорвалось внутри.
        - Извините…
        - Я фельдшер, могу послушать легкие.
        - Не надо, спасибо. Нита… Не стану врать, что опасности нет. Но мы постараемся оградить вашего парня, сведём риск к минимуму. Если решите вмешаться, скажите, когда я буду уходить. Мы поймём. А пока я хотел бы поговорить с ним о той ночи, желательно, наедине. Можно?
        - Конечно. Хочу вас попросить… Антей довольно развит, хотя это не сразу разглядишь. Когда он не в дурашливом настроении, то может рассуждать и мыслить здраво. Просто со своими расслабляется. Пожалуйста, будьте к нему снисходительны.
        - Не беспокойтесь, я всё понимаю. Я слышал, Антей охотился с собакой?
        - Что вы! Не охотился - обучал Куража брать след. Это разные вещи. Ни одна лиса на него не в обиде. Но о собаках он знает всё! Когда-то мы с ним ездили на сборы собачников.
        - Далеко?
        - Очень далеко, в Дымницу. Антей привозил оттуда всякие современные штучки для владельцев собак. Но потом Кураж начал дряхлеть и поездки потеряли смысл. Мы скучаем по тому времени. Пойдёмте, Антей на заднем дворе, играет с Куражом.
        Они вышли под низкий навес, огибающий дом. На стене дома висели древние пучки трав, покрытые пылью. Под ногами поскрипывали свежевымытые крашеные половицы.
        - Никогда не видел собак близко, - услышав впереди заливистый лай, признался Тигрец.
        Нита слабо улыбнулась.
        - В городе кошек это не самая неожиданная новость. Он славный.
        В потоке солнечного света навстречу им метнулся крупный зверь, покрытый рыжеватой шерстью с чёрными подпалинами. Уши тоже были чёрными.
        - Свои, Куражик! - ласковым голосом предупредила Нита, но пёс с оглушительным лаем принялся прыгать на грудь Тигрецу. Ошалевший Тигрец чертыхался и пятился. - Не бойтесь, он хочет познакомиться. - Она схватила пса за ошейник и развернула к выходу. - Вот так… Вперёд, Кураж!
        Посреди дворика, обсаженного старыми липами и залитого солнцем, стоял худенький паренёк.
        - Пёс! Пёс! Пёс! - закричал он, когда они вышли из-под навеса.
        - А лапу? А ещё?! - сидя на корточках, в полном восторге повторяет Тигрец.
        Ему в двадцатый раз приносят палку, мячик, дают лапу, облизывают лицо, разрешают обнимать, чесать за ухом и трогать влажный нос, который кажется неожиданно большим после кошачьего. В отделении его, наверное, заждались, но всё забыто, душа у Тигреца поёт, и счастье столь всепоглощающе, что даже простуда на время побеждена.
        На кирпичном заборе, на ветвях деревьев, растущих за забором, сидят кошки. Серые, рыжие, бурые.
        - Приходят на Куража посмотреть. Какая-нибудь задрыхнет и - бух, свалилась во двор! - смеётся Антей. - Он их не трогает. Ложится и ждёт, пока не залезут на забор. У тебя мурча или мурчонок?
        Мать предупредила, что он «тыкает» всем без исключения, мечтая разговаривать со взрослыми на равных, но Тигреца это не смущает. Ничего, что парень со странностями, он ему нравится, этот Антей Комар.
        - У меня обыкновенная, на улице подобрал.
        - Почему?
        - Их тоже должен кто-то любить.
        - А жена есть?
        - Подружка.
        - А у меня нет.
        - Какие твои годы…
        - Двадцать семь. Тигрёнок, а как ты думаешь, сколько Куражу?
        - Пять?
        - Десять! - Антей смеётся.
        Мягкие тёмные волосы давно не стрижены, лежат косицами на шее. Черты лица тонкие. Глаза весёлые, чёрные. Сутулится, а живот втянут, и тощая фигура из-за этого делается нелепой, загибается крючком. Широченные спортивные брюки двумя складками накрывают немодные туфли с плетёным верхом, руки-спички торчат из красной футболки необъятных размеров. Так никто не одевается, сейчас носят узкое и тесное, но Тигрецу это знакомо. Он сам в детстве считал, что такая одежда делает его тщедушное тело более внушительным.
        Кураж смотрит на них влюблёнными глазами.
        - Видишь, у него рот до ушей? Это он улыбается. Он был старый, а теперь как щенок.
        - Разве так бывает?
        - После витаминов.
        - Шутишь?
        - Господин Горик принёс.
        - Горн?
        Антей смеётся и настаивает:
        - Горик! Раньше всё время болел и спал, а теперь бегает и лает! И старая шерсть вылезла! Собак! Собак! Собак! - не удержав в себе радости, возбуждённо кричит Антей и хохочет, наблюдая, как, сорвавшись с места, Кураж кругами носится вокруг и из-под его широких лап летят камешки и пыль. - Вот, смотри! - Антей достаёт из штанов синий стеклянный флакончик, на дне катаются шарики, которые тоже кажутся синими. - По одной три раза в день.
        Тигрец задумчиво глядит на флакон.
        - Сам пробовал?
        - Это же псу, - удивляется Антей.
        Набегавшись, Кураж ложится им под ноги и вываливает розовый язык. Бока тяжело ходят, но вид довольный. И умный, совсем человеческий взгляд. Невероятно.
        - Матушка говорила, он скоро умрёт… и чтобы я сильно не горевал, потому что это закон
        природы… - Глаза у Антея блестят от внезапно набежавших слёз, он жмурится. - А я сказал, что это бессмертный пёс. И вот! - Он простирает тонкую руку, показывая на Куража: убедись.
        - Расскажи, как вы с Бабаром выслеживали похитителя.
        Парень мрачнеет, мямлит, но Тигрец не торопит, вопросы подкидывает спокойно.
        - …а потом Кураж потерял след, бегал по кругу… скулил…
        - А что сказал Бабар?
        - Что надо возвращаться, что уже поздно.
        - В каком смысле - поздно?
        Антей пугается.
        - Темно…
        - Ночь же. Сразу было темно.
        - В смысле, ничего не найдём… Там очень жутко было, в полях…
        - Испугались? - Тигрец подмигивает.
        Расстроенный, парень начинает раскачиваться взад-вперёд на прямых ногах, с пятки на носок. Напряжён, как струна.
        - Хочешь, витаминки попробуем? - предлагает он.
        - Давай. Хвост не вырастет? Лаять не начнём? - шутит Тигрец.
        Антея разбирает смех, он снова ребёнок в свои двадцать семь. Получив белую горошину, Тигрец делает вид, что глотает её, а сам незаметно кладёт в карман.
        - Ещё по одной? - спрашивает Антей почти сразу. - От кашля.
        - Гулять так гулять!
        Они дружно смеются. В кармане у Тигреца уже две волшебные витаминки.
        - Может, машину видели? Или огни?
        - Нет…
        - Покажешь место, где след потеряли?
        Всё написано на его выразительном лице. Он трёт пятернёй лоб и мучительно соображает, что сказать. Бледнеет от усилий и испуга. У него даже во рту пересохло, голос хриплый.
        - Мы с Бабаром вчера всё рассказали… нас возили к тем камням…
        Возить-то возили, да толку? У этих двоих было время сговориться.
        - Ну, хоть примету какую-нибудь вспомни, брат!
        - Было темно… Мы бежали… бежали-бежали… Я задыхался, боялся, упаду…
        - Да, это непросто, - кивает Тигрец. - Антей, тот, кто похитил ребёнка, злодей. Он уже трижды злодей. Ты это понимаешь? Он наш личный враг, твой и мой. Враг всех нормальных людей в этом городе.
        - На этой планете…
        - Да.
        Антей тяжело дышит, уставившись в землю. Тигрец пытается заглянуть ему в глаза.
        - Ты бы сказал нам, если бы что-то знал о нём, правда?
        Парень судорожно вздыхает и почему-то смотрит на Куража. Пёс внимательно слушает их, поставив уши торчком.
        - Антей! Он опять украдёт мальца. Четвёртого.
        Лицо у Антея делается ещё более несчастным, он напряжённо соображает, что будет дальше.
        - Меня… позовёте?
        - А ты пойдёшь?
        - Если ты пойдёшь, Тигрёнок, то и я…
        - Я пойду, я буду с тобой. А Бабара не возьмём.
        Антей снова виновато опускает голову. Тигрецу кажется, что от разочарования его сейчас разорвёт на части, но он доброжелательно говорит:
        - Спасибо за помощь, брат. Ты молодец. Береги себя, ладно? - Он протягивает руку, Антей пожимает с излишней горячностью. - Ох… Худой, а пальцы сильные. Качаешься, что ли?
        - Начал, - с затаённой гордостью говорит парень, довольный, что кто-то заметил.
        Тигрец садится на корточки, в ладони сразу тычется мокрый нос.
        - А лапу?
        Сердце ноет. Как ему теперь жить после этого знакомства, после этого расставания? Без этой поданной лапы?
        Он возвращается тем же длинным проходом под навесом, под тихое поскрипывание половиц. Проходя мимо двери кухни, замедляет шаг.
        - Нита?
        Но сильная женщина молчит, на кухне тишина. Со двора доносится радостное:
        - Псин! Псин! Псин!
        4
        Айлин с Лунгом приехали в магистрат на встречу с новым начальником полицейского Управления. Айлин обсудила с Пардом кое-какие вопросы, потом он нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:
        - Яр уже здесь? Приглашай.
        Вошёл Яр Порох, в штатском, собранный, подтянутый - смотреть на такого одно удовольствие.
        - Господин Порох, рада видеть. - Айлин указала на стул напротив. - Присаживайтесь, пожалуйста. Как вам на новом месте? Отношения с подчинёнными хорошие?
        - Притираемся. - Держался Яр без всякой суетливости, чем ещё больше располагал к себе.
        Пард, потупившись, перекладывал с места на место какую-то бумагу.
        - У вас есть что рассказать?
        - Работаем напряжённо, госпожа Монца. Проверяем каждый сигнал, отрабатываем любой заслуживающий внимания след. Люди напуганы, и, как всегда в таких случаях, предпочтут молчать, даже если что-то знают. В эти дни мы потеряли двух информаторов - убиты. Общее у всех похищений - место, где они были совершены, а именно, в южных предместьях недалеко от реки, в районе старых бань. Возможно, где-то здесь живёт и прячется похититель или похитители. Более значимую связь пока не выявили, но в деле появилась небольшая зацепка.
        Айлин торжествующе взглянула на Парда. Тот спросил:
        - Отец второго похищенного мальчика?
        - Нет, старый след ничего не дал. Сван просто свидетель. Мы уверены, он видел похитителя, знает, что произошло с сыном. Но ничего не скажет.
        - Ему угрожали?
        - Скорее всего. И не ему, а семье. Мы собираемся отпустить его под подписку о невыезде. Человек убит горем, в изоляторе ему слишком тяжело.
        - За что зацепились?
        - В ночь последнего похищения полицейский по фамилии Бабар сопровождал Антея Комара, парня с собакой, которого пригласил господин Горн.
        - Пришло на ум: Бабар на языке Древних - лев, - сказала Айлин.
        - Лев теперь под подозрением.
        - Почему? С собакой же, кажется, ничего не получилось?
        - Не совсем так. Тут дело вот в чём. Кураж, это пёс, долго не мог взять след, и Бабар дал отмашку. Следственная бригада закончила работу и уехала, а Антей с Бабаром остались ещё побродить. А когда Кураж след учуял, они рванули по бездорожью. Не было смысла вызывать группу - ночь, поля бескрайние… их бы просто не нашли.
        - А рации ещё не изобретены? - осведомился Пард. - Телефоны?
        - Местоположение по рации не засечь, телефоны вообще на задание не берут, запрещено. Да никто и не знал, что они пошли по следу.
        - Очень умно всё организовали!
        - Вообще-то, их можно понять, - возразил Порох, - они торопились, хотели настичь похитителя. А потом якобы след потеряли, и с этого момента всё мутно: где именно потеряли - не помним, не знаем. Если эта парочка что-то скрывает, к Антею особых претензий нет, а вот Бабар при исполнении. Это уже должностное и уголовное преступление.
        - Давно Бабар служит? Почему с ним возникли проблемы?
        - Больше двадцати лет. В отделении его не любят, стараются не конфликтовать. Говорят, человек жёсткий, себе на уме.
        - И именно его поставили к Антею в напарники! - с раздражением сказала Айлин.
        - Дежурство выпало. Мы не стали допрашивать Бабара повторно, чтобы не спугнуть. Антей, определённо, что-то знает, но боится признаться. Он своеобразный, давить на него нельзя.
        - Да, Ричард что-то говорил о его особенностях, - сказала Айлин.
        Порох кивнул.
        - За ним установили круглосуточное наблюдение. За Бабаром тоже. В ту ночь всё решал он, а не мальчишка.
        - Значит, как и Сван, настигли и - испугались, так это понимать? - сказал Пард. - Разве у полицейского не было с собой оружия?
        - Если бы, - со злостью сказал Яр. - Я бы его уже гнал из полиции дубиной, но вдруг эта ниточка приведёт нас в нужное место?
        - Да-да, - горячо поддержала Айлин. - Скорей бы распутать этот клубок.
        - Есть ещё кое-что. Нам стало известно, что несколько гадалок на улице Сомнений договорились вывесить на своих воротах чёрные ленты. В последний момент все резко передумали, кроме одной. Вчера её нашли мёртвой, с зашитым ртом.
        - Только этого не хватало, - пробормотал Пард.
        - Чёрная лента - сигнал, предупреждение о появлении ведьмы… Ритуальные убийства? - ужаснулась Айлин.
        - Мы к этой версии относимся серьёзно, - сказал Яр.
        - В Дубъюке баланс между добром и злом поддерживается и на другом уровне - отличном от административного. Негласное сообщество должно решить этот вопрос своими силами!
        - Я тоже не слышал, чтоб ведьму ловила полиция, - сказал Пард.
        - Ведьма это или нет, мы найдём похитителя, - решительно заявил Яр. - Проверяем лавки, где торгуют зельями, гадательные салоны и прочие тёмные места.
        - Хорошо, действуйте по своему усмотрению, а мы, господин Порох, ждём от вас результата.
        - Благодарю за доверие. Я могу обратиться с просьбой, госпожа Монца?
        - Конечно.
        - Наш поощрительный фонд выбран полностью, нечем поддержать людей, которые работают сутки напролёт. Нагрузка, в основном, падает на патрульных, но информаторам тоже надо платить. Прошу дополнительного финансирования.
        - Не возражаю. А вы, господин Пард?
        Мэр сокрушённо покачал головой.
        - Я предупреждал, госпожа Монца, городская казна почти пуста.
        - Странно. Я слышала, Совет проводит очередной аукцион по продаже городского имущества, седьмой по счёту, кажется.
        Пард выпучил глаза.
        - Да какое там имущество? Сараи! Ветхая лесопилка! Благотворительные базары дают сборы с кошкины слёзы, и всё моментально расходится, то здесь заткнём, то там починим! У Совета остались резервы лишь на какой-нибудь непредвиденный конец света!
        - Думайте, что говорите… Конец света… - недовольно сказала Айлин. - Что касается финансирования, я что-нибудь придумаю. Есть ещё одно дело, господин Порох. Третьего дня нам с господином мэром прямо здесь сильно досаждала группа справедливщиков. Наверное, слышали.
        - Слухи о конце света?
        - Да. Поскольку вы теперь член команды… Вот что меня беспокоит: мне ясно дали
        понять, что я не знаю чего-то, что знают остальные.
        Пард затряс пухлыми руками:
        - Пусть себе болтают! Не обращайте вы на них внимания!
        Айлин возмущённо уставилась на него.
        - Господин мэр! Если вы тоже что-то скрываете, то делаете это весьма неуклюже, пытаясь увести разговор в сторону. Самое время облегчить душу, знаете ли. Иначе я могу подумать, что вы участвуете в заговоре, преследующем неизвестную мне цель.
        - Заговорщик? Я?! Молчу… Чтобы вы не подумали. - Пард промокнул листком бумаги испарину на лысине и сделался чрезвычайно угрюм.
        - Благодарю, - холодно сказала Айлин. - Так вот, господин Порох… - Она вкратце рассказала о сути конфликта.
        - И кто тот разговорчивый человек, который хрустел пальцами? - спросил Яр.
        - Думаю, его имя легко подскажет господин Пард.
        Погрузившийся в пучину уныния Пард, казалось, ничего не слышал.
        - Господин мэр, - позвал Яр, - подскажете?
        - А? Что?
        - Кто говорил про первую атаку?
        - Ах, да… Чавен.
        - Знаю его, - кивнул Яр. - Куго Чавен по кличке Чан. Мелкий жулик, хватается за любую аферу, лишь бы заработать.
        - Раз уж прозвучало имя господина Вана, имей в виду, Яр, - поспешил предупредить Пард, - хозяева мурров на особом положении. Даже для самого обычного допроса требуется разрешение городского Совета, а это скандал и головная боль. Запомни, ни слежки, ни допросов.
        - Если потребуется, обеспечим и то, и другое, - процедила Айлин. - Кстати, этот Куго требовал от Вана денег, а ведь Ван платить не может, сам по уши в долгах.
        - Понял, - сказал Яр. - Нужно найти того, кто платит.
        Айлин с Пардом переглянулись.
        - Я начинаю верить, что господин Порох сможет разобраться в истинной подоплёке этой истории, - сказала Айлин.
        - Не слишком ли много заданий для молодого руководителя? - парировал Пард.
        Порох смотрел на Айлин.
        - Мне бы сначала узнать, кто здесь побывал.
        - Нет ничего проще. За последнюю неделю справедливщики настолько примелькались господину мэру, что он без всяких усилий составит для вас список имён. Почему-то мне так кажется.
        Пард, с недовольным лицом, выдвинул ящик, не глядя взял лежащую сверху бумагу и свернув пополам, метнул через стол Пороху.
        - Доброго дня вам обоим, - сказала Айлин, поднимаясь.
        Лунг уже подавал ей пальто.
        Глава 14. Парадный обед
        1
        - А вот и я, мада… Извините за опоздание…
        - Явилась! И где тебя носит? Нашла, когда опаздывать… - Виктория обернулась. - Ах ты ж, боже мой!
        В день парадного обеда господин Куафюр накрутил Летке высокую затейливую причёску, которая удивительным образом смягчила грубоватые черты лица и заставила ещё ярче сиять выразительные серые глаза, главное её украшение.
        - Я тут с ног валюсь, а она башню на себе соорудила и довольная такая! - воскликнула
        Виктория вполне добродушно. - Да ты у нас красавица! А как выйдешь к столу в новом платье, Мартон вообще с ума сойдёт!
        Порозовев от смущения, Летка крутанулась, чтобы продемонстрировать причёску во всей красе, и потрясла принесённым пакетом: вот платье, вот оно, здесь!
        - Ну, всё, всё, принцесса, - с улыбкой скомандовала повариха. - Картофель не ждёт.
        Усевшись у стола на высоком стуле, Летка принялась за работу и решилась подать голос, только когда кастрюля наполнилась наполовину:
        - Мада, а Мартон-то перестал выражаться. Хочу, говорит, выругаться, а горло прям перехватывает!
        - Да что ты? Вот как ты на него положительно влияешь!
        - Он и раньше-то не особо разговорчивый был, а теперь, считай, вполовину меньше слов осталось.
        И Летка с Викторией принялись хохотать.
        - Ой, ну, хватит нам над человеком смеяться… - сказала Виктория. - Ты не пробовала ему книжки подсовывать для развития речи?
        - Дала одну год назад, так до сих пор закладка на второй странице. - Летка плюхнула очищенную картофелину в кастрюлю с водой. - У Мартона слова пропали, а у Бомбастихи полотенца. Вы уже слышали, мада? Большие льняные, которыми мы пироги укутываем. Бомбаст вместе с господином Барри ищут, носятся по дому, как ужаленные.
        - Вон оно что… - Виктория сокрушённо покачала головой. - А я-то думаю, куда Барри делся? Никто мне не указывает, что недосолила. Весь дом, поди, перевернули из-за пары полотенец.
        - Пять штук! Думаю, сразу не найдут. Может, позже.
        - Пять? Как бы деда удар не хватил… - Виктория поднялась, чтобы снова заняться готовкой, но тут её взгляд случайно упал на пустое блюдечко рядом с кошачьим лазом, и она не на шутку рассердилась. - Эй, книсса, ты страдаешь провалами в памяти?
        Летка вскочила, выронив нож в миску с очистками.
        - Простите, мада… Я сейчас!
        Она тщательно вымыла блюдце под краном и до краёв наполнила молоком из большой стеклянной бутылки, которую достала из холодильника. Всё ещё сердясь, Виктория нервно помешивала ложкой в кастрюле на плите.
        - Нет, сколько раз тебе повторять? Как увидишь, что блюдце пустое, всё брось и налей молока! Вдруг Ляля вернётся ночью, и что она будет есть, по-твоему?
        - Да когда ж она вернётся? С осени, считай, не видели. Думаю, уже не придёт, - сказала Летка, снова принимаясь за картофель.
        После этих безжалостных слов у Виктории опустились руки.
        - А ты поменьше думай! Думает она. И каркает, и каркает… Ты же знаешь, я боюсь, когда ты каркаешь. Ведь всё сбывается! Молчала бы лучше!
        - Простите, мада, - склонив голову ниже, сказала Летка. - Дома меня тоже ругают. Характер такой. Не подумав говорю, что думаю.
        - Язык у тебя такой! Во рту не помещается.
        - Простите, что разбередила вашу рану. Я тоже скучаю по Ляле. Как вспомню её, миленькую, её блестящие круглые глазки, аж сердце заходится… Топотала тут, шуршала иголками… А как смешно пыхтела…
        - Ничего, Летка, вернётся она, сердцем чую, - быстро оттаяла вспыльчивая, но незлобивая Виктория и взглянула на Господина Миша, который грелся в падавших из окна солнечных лучах. - Котя, найди Лялечку, а? Ты же любил с ней играть…
        Господин Миш тяжело перекатился со спины на живот и свернулся клубком.
        - Вижу, что помнишь… Ну, хотя бы намекни, мяукни - она живая?
        Кот зарылся мордой в пушистый хвост. Летка видела, что это ещё больше расстроило Викторию, и поспешила её отвлечь:
        - Мада, а почему младшая госпожа ходит в фартуке?
        - А младшая госпожа придумала работать по выходным младшей служанкой и чтоб непременно называли книссой. Все туда, наверх, рвутся, а она оттуда. Госпожа Айлин не очень довольна её новым увлечением, да оно и понятно. - Виктория доставала из посудного шкафа удивительно красивое блюдо, лёгкое, тонкого белого фарфора, с выпуклыми узорами по волнистому краю. - И где она, эта книсса? Пора на стол накрывать.
        - Ой, забыла! - не своим голосом крикнула Летка.
        Огромное блюдо выскользнуло из дрогнувших рук Виктории и, ударившись о плиточный пол, разлетелось вдребезги.
        Ошалевший спросонья Господин Миш с противным кошачьим визгом, в три прыжка пересёк кухню и въехал на животе в лаз под гневные возгласы Виктории, адресованные Летке.
        …Фанни в это время сидела в своей комнате на втором этаже и изучала книгу «Бары и рестораны», взятую у Лорны.
        Замену скатерти профессионал проведёт как можно незаметнее и не обнажит крышку стола.
        При виде оголившейся столешницы клиенты лишатся аппетита? Ну, и бред! Как и всё остальное…
        Книга полетела в угол.
        В ресторанах Фанни не бывала, зато в Спящей несколько раз в году устраивались приёмы с обильными застольями, которые приводили гостей в полный восторг. Интересно, кто-то из них замечал, как двигаются официанты, наполняя бокалы и незаметно смахивая хлебные крошки со стола, - по часовой стрелке или против? Критический ум Фанни отмечал подобные нелепости, но она примерно представляла, что на это скажут Лорна или Длит: в каждой профессии свои правила, и, если хочешь стать профессионалом, их следует хорошенько выучить.
        Нет, в самом деле? Если хозяина обслужат первым, а не последним, как требует этикет, обидятся ли гости?
        - Да вы негодяй, - скажут они растерянно. - Как вы смеете есть эту нежную, ароматную… - восхитительную! - телячью отбивную под сливочным соусом и с разварным картофелем, когда мы сидим тут перед пустыми тарелками, глотая горькие слюни, и громкими разговорами пытаемся заглушить бурчанье в животе? А, вот и наши отбивные, чудесно, чудесно…
        Представив эту картину, Фанни повеселела, подобрала книгу и снова открыла раздел о технике расстилания скатерти. Затем ей предстояло освоить по рисункам хотя бы один способ складывания салфеток. Это было второе задание к сегодняшнему парадному обеду. А пока что сиреневые льняные салфетки стопкой лежали перед ней, дожидаясь преображения в королевские лилии, лодочки и спирали.
        Из соображений стерильности, к салфеткам прилагалась пара тонких эластичных перчаток. Натянув их, Фанни приступила к работе. Примерно за час, следуя инструкциям в книге, она легко освоила десять вариантов оформления салфеток и сложила по две штуки каждого вида в расчёте на двадцать гостей - в качестве них сегодня выступали слуги.
        Побросав салфетки в плетёную корзинку и повязав белый фартук, Фанни поспешила в столовую. Её опасения, что она опоздала на работу, подтвердились. Лорна уже накрыла стол огромной белой скатертью с широкой кружевной каймой и ходила вокруг, мелкими щипками одёргивая и выравнивая полотно, чтобы острая как бритва поперечная складка легла точно по центру.
        - На тебя рассчитывают, а ты опаздываешь, - выразила она своё неудовольствие. - Виктория рвёт и мечет. Пришлось привлечь Гриватту, а ты знаешь, какая она сговорчивая. Погоди-ка… - Лорна заглянула в корзинку с салфетками. - Прекрасная работа. Но на будущее: при сервировке нельзя мешать лилии с веерами и прочим. Придерживайся единого стиля. Ну, не стой, беги уже.
        - Бегу…
        Заторопившись, Фанни выскочила из столовой. В коридоре ей встретился Барри в компании кастелянши. Они что-то взволнованно обсуждали, старик махал руками, у Бомбаст тряслась голова.
        Увидев господина Куафюра, который вразвалку пересекал коридор, кастелянша обратилась к нему, хотя обычно избегала контактов с этим человеком. Он грубо - непростительно грубо - разговаривал с ней, потому что она годами отказывалась стричься и красить волосы, лелея седой пучочек на затылке, размером с фигу, с отливом в желтизну. Мастер видел в этом некий вызов, прилюдно грозился усыпить её каким-то хладоном и превратить наконец в настоящую женщину. Поэтому Бомбаст старалась держаться от него на расстоянии и разговаривала только при свидетелях. Господин Куафюр часто делал вылазки в предместья, где стриг народ почти даром. Случалось ему возвращаться со следами побоев на красном, то ли обветренном, то ли обожжённом, лице, и никто этому так не радовался, как кастелянша Бомбаст.
        - Господин Куафюр! Господин Куафюр! - закричала она, как живым щитом, загораживаясь стариком Барри. - Может, в вашей корзине с салфетками и накидками лежат пять больших полотенец с кухни?! Льняных!
        - Исключено, страннопегая, - флегматично ответил мастер, не сбавляя хода.
        - Я подумала, вдруг они попали к вам случайно, а вы их не заметили?
        - Женщина с такой причёской не имеет права на собственное мнение.
        - Я поищу там! - истерически выкрикнула Бомбаст.
        Господин Куафюр выхватил из кармана ножницы и, нацелив на кастеляншу, зловеще поклацал ими, как рак клешнёй.
        Заглядевшись, Фанни со всего маху налетела на тележку со стопками тарелок, которую везла по коридору Гриватта. Посуда задребезжала. Перепугавшаяся Гриватта - в кухонном фартуке поверх нарядного платья - взвизгнула:
        - Куда прёшь?!
        - Извини, - пискнула Фанни и прошмыгнула мимо.
        …Сегодня Фанни вступала в должность книссы, и это вопиющее событие изрядно нервировало Викторию. Повариха откровенно трусила, задумав нечто невозможно-дерзкое, если не сказать грубое. Она пришла в дом Монца, когда Фанни было восемь, и на протяжении шести лет обращалась к ней только на вы, а теперь решила скрепя сердце, что младшая госпожа не дождётся поблажек, пока на ней фартук служанки. Конечно, всё это она задумала исключительно в воспитательных целях - чтобы наследнице работа на кухне мёдом не казалась.
        Увидев входящую Фанни, Виктория побледнела, набрала побольше воздуха и закричала:
        - Не знаешь правил, русалка? Распустила волосы на кухне! Прикрой косынкой и помоги вон той неумехе, которая почему-то выкладывает рыбные бутерброды на одно блюдо с мясными! Потом поможешь мне с украшением торта. И про перчатки не забудь! - При этом у Виктории было немного испуганное лицо.
        Фанни приняла нагоняй как должное, торопливо достала из шкафа накрахмаленную косынку и перчатки и, экипировавшись, присоединилась к Летке. Сидя на высоком стуле у рабочего стола, помощница поварихи оформляла маленькие бутерброды с воткнутыми в них деревянными шпажками. Перед ней аккуратными горками лежали нарезанный хлеб, разные сорта сыра, грибы, маринованные и свежие огурцы, маслины, ветчина, несколько видов солёной рыбы и много другой вкуснейшей снеди, источавшей дивные запахи. Рот Фанни тут же наполнился слюной; она вспомнила, что сегодня ещё не завтракала.
        Летка показала ей, что нужно делать.
        - Собирайте вот так и так.
        - Поняла, - ответила Фанни, украдкой засовывая в рот ломтик сыра. - Давай по-простому,
        на ты.
        - Нет.
        - Почему?
        - Ну, не смогу я, и всё.
        Виктория у плиты ворчала:
        - Что за день… Я не доживу до утра, это точно. Одна опоздала, вторая опоздала, под руку кричат, полотенца ищут! Этот мне, наверное, всё пересолил, бегает по дому как не в себе… - Под этим Виктория, конечно, подразумевала Барри. - И фрукты до сих пор не привезли!
        - Ты плакала? - тихо спросила Фанни, заметив, что у Летки красные глаза. Ей нравилась эта улыбчивая девушка, очень скромная и спокойная.
        - Мада из-за меня разбила дорогущее блюдо… - Летка захлюпала носом, стараясь не разреветься. - Мада Лорна сказала, теперь у нас вычтут его стоимость, а оно, небось, на всю мою зарплату потянет…
        - Ничего, будем платить частями, - хмуро заметила Виктория.
        - Правильно говорят, посуда к несчастью бьётся, - добавила Летка, вытирая платком нос.
        Фанни смотрела на них в изумлении.
        - Никто у вас ничего не вычтет! Я об этом позабочусь, обещаю! Посуда всегда бьётся. Летка, хватит страдать из-за разбитой тарелки.
        - Спасибо… Но вроде как нечестно пользоваться приятельскими отношениями…
        - Ещё как честно!
        - Про работу не забывайте, болтушки, - донеслось от плиты.
        - Значит, это ты под руку кричала? - спросила Фанни.
        - Я. Забыла маде про Марьянку рассказать…
        - Про нашу?
        - Ну, да. Она же ходит по улицам, ищет сына… и недавно забрела в один проулок, где торгуют зельями… Видит, идёт её мальчишка - один, по пустынной улице! Она за ним! Окликнула по имени, а он идёт себе, идёт, идёт… Даже шагу не прибавил и не обернулся… За угол завернул и как сквозь землю… Там тупик, кирпичные стены, а его нет… Говорят, полиция весь квартал обшарила, только всё напрасно…
        - Вот охота повторять за другими всякие глупости? - вмешалась Виктория. - У Марьяны горе, ей сейчас всякое чудится. Я, когда Брав пропал, чего только не видела. И медведь в окно лез, и снежная баба со мной разговаривала…
        - Сразу глупости! Не глупости! - вспылила Летка. - С Марьянкой моя соседка была, они давно дружат, так она тоже ребёнка видела! А так бы полиция ни за что не занялась бы обысками… Ни за что! - Из глаз девушки непрерывным потоком текли слёзы.
        - Да ладно, не расстраивайся так, - в нерешительности сказала Фанни. - Вот лично я тебе верю. Думаю, этому найдётся объяснение.
        - Интересно, какое, - пробормотала Виктория.
        Фанни поспешила сменить тему:
        - Летка, а меня Лорна, то есть мада Лорна, отчитала за опоздание. Подай мне, пожалуйста, тот сыр… И инжир… И ещё я чуть не сбила с ног Гриватту. Представляешь? Шуму было!
        - Вы с ней поосторожнее, - всхлипнула Летка. - Может запросто обхамить, когда вы в фартуке…
        В этот момент Гриватта с грохотом вкатила в кухню пустую тележку - стройная, зеленоглазая, с роскошной копной рыжих кудрей.
        - Ну, я пойду, мада? - не терпящим возражения тоном сказала она. - У вас тут работниц прибавилось, а у меня ещё дела.
        - Иди уж, - бросила через плечо Виктория.
        Гриватта мигом исчезла.
        - Дела, - с горечью сказала Летка. - Третий слой косметики забыла наложить, вот её дела. Могла бы, между прочим, помочь. Не видит, что мы тут из сил выбиваемся?
        - Её смена кончилась, а чужую работу она выполнять не обязана, - безжалостно отрезала Виктория.
        - Это несправедливо, - с упрёком сказала Фанни. - Обед общий, значит, все должны помогать.
        Летка выпрямилась на своём высоком стуле и, глядя в окно, выходящее во двор, вдруг отчеканила дрожащим голосом:
        - Я отчаянно завидую её поразительной красоте. Которая дана ей непонятно за что. И её наглости, которая помогает ей прекрасно устроиться в жизни. И если кто-то знает, как нарастить себе кожу, как у слона, пусть поделится со мной этим полезным секретом.
        Виктория медленно обернулась и посмотрела в спину Летке. Наверное, впервые в жизни она не нашлась, что сказать.
        …Гордон принёс три изумительных низких букета, составленных женой. Лорна расставила их на столе и теперь на повышенных тонах разговаривала по телефону с поставщиком фруктов. Возбуждённый Барри появлялся на кухне, суетливо нюхал блюда, пробовал, и, если ему что-то не нравилось, делал замечания, подсаливал, а потом снова убегал. Фанни поработала Трущей бабушкой из легенды, которой поручали самую неприятную работу, - почистила сорок варёных яиц, а потом принялась носиться с тележкой в столовую и обратно. Исколотые пальцы болели, но она всё время помнила, как горячо благодарила её Летка. Оказывается, довольно приятно быть кому-то полезным…
        Наконец Лорна вместе с Викторией и Леткой помчались принимать доставленные фрукты. Продукты обычно подвозили по подъездной дорожке к задней двери кухни, а оттуда разносили по кладовкам и холодильникам, мясо по старинке клали в ледник. Кухня опустела.
        Фанни поспешила вытереть руки, убедилась, что Барри нет поблизости, и пулей метнулась к буфету. Там она надёжно обмотала лицо своей косынкой, чтобы защититься от ядрёного запаха специй, распахнула скрипучие дверцы буфета, подтащила табурет Барри и взлетела на него, не забыв, однако, закрепить стопор.
        Привстав на цыпочки, Фанни принялась двигать склянки на самой верхней полке, пока не увидела нарисованный на задней стенке синий крестик. Потянувшись, она нащупала и с треском оторвала приклеенный под крестиком узкий кожаный футлярчик. В нём оказались две одинаковые иглы длиной в ладонь, соединённые ушко в ушко прочной металлической цепочкой. Внимательно рассмотрев футляр, Фанни, к своей большой радости, обнаружила на заправленном внутрь ярлычке вышитые слова:
        Убедись, что враг не присолил твою пищу.
        Похоже, иглы предназначались для проверки приготовленной еды. Логично, учитывая, что тайник находится на кухне. Присолил… Определяют количество лишней соли? Нет, здесь что-то другое… указание на возможную угрозу, исходящую от врага. Фанни осенило. Присолил следует понимать как отравил…
        Она едва успела вернуться, как в кухню ворвались Лорна и Летка, каждая с тяжёлой коробкой в руках. За их спиной возникла Виктория с огромной корзиной персиков.
        - Уф, - с облегчением выдохнула она, ставя корзину на пол. - Теперь только вымыть и разложить.
        - Кажется, успеваем, - сказала довольная Лорна, когда фрукты были отнесены к мойке. - Госпожа Айлин уже приехала, так что у нас двадцать минут. Я побежала. - И она исчезла.
        - А вы что замерли, куропаточки мои? - поинтересовалась Виктория у Фанни и Летки. - Рано отдыхать собрались. Сначала печаль, радость потом. - Она любила повторять эту поговорку.
        - У меня спина болит, - пожаловалась Фанни, у которой с непривычки и в самом деле ныло всё тело.
        - У меня тоже. В доме есть доктор, если не знаешь. Сходи к нему после смены.
        …Фрукты были вымыты и высушены бумажными полотенцами, разложены в трёхъярусные хрустальные вазы, а вазы составлены в тележку.
        - Мне нужно переодеться… Вы не отвезёте их в столовую? - попросила Летка.
        - Запросто. - Фанни взялась за ручки и направилась с тележкой к выходу.
        - Она тяжёлая! - спохватившись, крикнула Летка, но Фанни только смешно сморщила нос, что означало: всё в порядке!
        - Книсса, - сказала ей вдогонку Виктория, которая занималась десертом. - Ты сегодня молодец.
        - Правда? - Фанни улыбнулась.
        - Хорошо работала.
        - А я? - деланно-равнодушным голосом поинтересовалась Летка.
        - А ты всегда работаешь лучше всех, - после паузы ответила Виктория.
        …Фанни катила тележку по пустому коридору. Посмотрев по сторонам, она остановилась, достала из кармана фартука иглы и ткнула одной из них в апельсин, потом в яблоко, в грушу, в персик. Каждый раз она осматривала иглу. Враг не присолил фрукты - если именно изменение цвета должно стать поводом для тревоги. Звуковой сигнал тоже не раздался. Ну, и прекрасно. А каких, собственно, врагов она ожидала обнаружить в собственном доме?
        Ей встретились принарядившиеся охранник Айк и София, горничная, - шли, взявшись за руки и воркуя как голубки. Завидев их, Фанни сунула иглы в карман, а влюблённые смущённо отпрянули друг от друга. Смешные такие…
        В столовой Фанни поставила тележку у сервировочных столиков и подошла к накрытому столу, вокруг которого уже были расставлены стулья в светлых чехлах и с пышными нежно-лиловыми бантами на спинках. Сегодня Фанни смотрела на стол другими глазами - ещё бы, столько сил и умений затрачено на приготовление блюд и сервировку…
        Вот бутербродики, которые она соорудила своими руками: белый хлеб, свежий инжир, буженина и сырная паста. А эти, с хрустящим хлебом, мягким сыром, копчёной рыбой и зелёным луком, собирала Летка. Вкуснятина! Фанни с трудом удержалась, чтобы не стащить один бутерброд, но, решив быть последовательной, приподняла прозрачную плёнку, защищавшую закуски от высыхания, и пустила в дело иглу. Потом проверке подверглись салаты в салатницах под крышками, прикрытые льняными салфетками ломти хлеба, сыр, колбаса, паштеты - всё, что являлось съедобным на этом праздничном столе. Она успела пройти вдоль всего стола, когда раздался звук гонга, хорошо слышный в правом крыле, где находились комнаты прислуги. Послышались оживлённые голоса.
        Дрожа как осиновый лист, Фанни опустилась на стул в конце стола. Игла чернела при соприкосновении с каждым из проверенных блюд. После пробы внутри неё пробегал очищающий огонёк, игла светлела, и на самом её кончике раз за разом, ярко вспыхнув, гасла искра. Враг присолил её пищу. Но этого не может быть. Просто не может быть.
        Первой в дверях столовой появилась Лорна в нарядном голубом костюме, состоявшем из юбки и жакета. Увидев сидящую за столом Фанни, она спросила:
        - Ты уже выбрала место? Хорошо. Только стоит, наверное, снять косынку, фартук и перчатки. Ничего, если я попрошу тебя ещё об одной услуге? Ты не уберёшь плёнку с блюд и крышки с салатниц?
        - Только не сейчас! - выпалила Фанни, решив таким образом выиграть время для размышлений. - Бутерброды слишком нежные, быстро пересохнут!
        - Пусть будет по-твоему, - покладисто ответила Лорна. - Сама сниму после поздравлений.
        Фанни освободилась от униформы и, скомкав, незаметно швырнула её под стол вместе с иглами в футляре. У неё разболелась голова, мысли путались. Стоит ли принимать сигналы иглы всерьёз? Если да, то нужно побыстрее всех предупредить…
        - Прошу к столу! Проходите, - приглашала Лорна гостей. - Присаживайтесь, господин Гарт, где вам удобно.
        Верзила Гарт, охранник средних лет, в пиджаке цвета цыплячьего пуха, оптимист по природе, весело раскланялся с Фанни, пробираясь на своё место. Он уселся рядом с дворником Лаврионом, уже немолодым, но крепким мужчиной, который раньше частенько побеждал в силовых состязаниях на ярмарках, да и сейчас играючи таскал тяжеленные мусорные баки.
        Летка успела подкрасить глаза и губы, надела красивое платье из набивного шифона и даже украсила высокую причёску веточкой гипсофилы, придавшей её облику необыкновенную нежность. Фанни окончательно укрепилась в мысли, что такая милая девушка ни за что на свете не примет предложение руки и сердца от сопровождавшего её Мартона - немолодого дебелого мужчины с простоватым лицом и оттопыренными ушами.
        - Ты сегодня прекрасна, Летка. Господин Мартон, вам особая благодарность за починенный миксер, - улыбнулась Лорна.
        - Так дело в том, что я ещё и не так могу! - возбуждённо ответил Мартон.
        Летка бросила на него быстрый взгляд, а когда они уселись на свои места, сказала:
        - А ты чего расхвастался?
        - Сам себя не похвалишь… - неожиданно злобно ответил Мартон.
        Заметив, что Фанни смотрит на неё, Летка смущённо улыбнулась и отвела глаза.
        Вошла, задрав эталонный нос, Гриватта - в узком платье из сиреневого атласа, со взбитыми кудрями, ослепительная, белокожая, без единой веснушки, этого проклятия рыжеволосых. Она вела за руку Гонзарика, одетого в костюмчик из чёрного бархата.
        Гости занимали места за столом. Появилась оживлённая, с радушной улыбкой, Айлин. Задумавшись, Фанни на какое-то время оцепенела и очнулась, только когда бабушка начала поздравлять именинников: Шотку и Айка. Шотка пришла на свой двадцать первый день рождения в неизменном наряде из чёрной кожи: короткой юбке, обтягивающих сапогах выше колен и жилетке, из которой торчали худые голые руки. Как всегда, к наряду она добавила нечто девичье. Сейчас это была пышная длинная юбка из прозрачной розоватой вуали, с разрезами по бокам. Причёска представляла собой торчавшие в разные стороны короткие ярко-красные шипы, увенчанные розочками. Фанни не сомневалась, что их ровно двадцать одна, и машинально отметила, что в честь праздника на Шотке ещё больше металлических побрякушек - колец, цепочек, браслетов. Как всегда, Шотка лениво жевала жевательную резинку и молча кивнула, приняв от бабушки перевязанную розовой лентой коробку. Айк, покраснев, развернул свой подарок сразу и скомканно поблагодарил хозяйку, но было заметно, что он доволен.
        Зардевшаяся Лорна, низко склонившись, что-то говорила доктору Рицу, сидевшему с неестественно прямой спиной рядом с суетливой от приятного волнения Тавалой, постоянно одёргивавшей то рукав, то вырез зелёного шерстяного платья.
        Бомбаст устроилась рядом с Гартом. Казалось, она по ошибке надела на голову корзинку вернувшейся с рынка хозяйки: из пышных искусственных роз на её неизменной выходной шляпе торчали оранжевые морковки, и, сминая край шляпы, лежала на правом ухе, оттопыривая его, тяжёлая виноградная гроздь. Улучив момент, весельчак Гарт незаметно положил на её шляпу несколько настоящих виноградин. В этот момент Фанни смотрела на него, и он ей подмигнул.
        Фанни измучили сомнения. С одной стороны, не хотелось портить праздник людям, обеспечивающим ей комфорт в родном доме. И из-за чего? Из-за показаний нелепого предмета, который она на горе себе выудила из старого буфета. Можно ли ему верить? Гадкая игла! Яд? Это же глупо. К тому же, она с ужасом предчувствовала праведный бабушкин гнев, который обрушится на неё, когда выяснится, что она рылась в чужих вещах. Ещё так свежи воспоминания об истории с этой вещью, а она снова рискует выставить себя во всей красе… Но как оставить всё как есть? Сидеть и ждать, что будет?
        - Госпожа…
        Фанни встретилась глазами с сидевшей напротив Леткой - на той лица не было.
        - Что с тобой?
        - Плохо мне… - Летка подалась к Фанни, наклонившись над низким букетом из белых роз. - Перед глазами чёрный туман… Не пойму, сейчас день или ночь…
        Чёрный туман, чёрная игла. Фанни с тревогой наблюдала за гостями. За столом царило оживление. Торжественная часть уже заканчивалась, поздравляли последнюю именинницу, сменную горничную Флавию. Приближался критический момент, когда нужно будет встать и всё рассказать или - встать и уйти молча.
        Неожиданно Летка, обычно такая сдержанная, принялась стучать вилкой по краю стола, сначала тихо, потом сильнее, громче, так, что стук стал слышен другим. Мартон не сильно удивился, зато Бомбаст, сидевшая по другую руку от Летки, заволновалась:
        - Эй, чего долбишь, как дятел?
        - Это она с голодухи, Анаболия, - вступился за подругу Мартон. - Я тоже с утра охотку нагуливаю, в животе тарарам… - Круговыми движениями он помассажировал свой выпирающий живот.
        Шотка поднялась с места и, вытянув шею, посмотрела на Летку, потом забрала свой подарок и ушла.
        Лорна прошлась вдоль стола, убирая плёнку с закусок. Несколько стульев оставались свободными.
        Тук-тук-тук! Летка барабанила вилкой по столу. Тук-тук-тук!
        - Чокнутая, - злилась Бомбаст. - Долбит и долбит. По голове себе постучи, слышь?
        - Потерпи, Летка… Ух, как, это, сейчас поедим… до отвала, - уговаривал Мартон.
        Раздалось приглашение Лорны:
        - Пожалуйста, угощайтесь! Приятного аппетита!
        - Можно мне с ветчиной? - тоненьким голоском попросил Гонзарик.
        - Конечно, - приятным баритоном ответил Лунг, его дядя, придвигая к себе блюдо с бутербродами. - Вот, возьми.
        Сердце у Фанни неистово колотилось, лицо горело так, будто в него плеснули кипятком. А если игла не врёт? Если они сейчас попадают замертво, с чёрными лицами? Как она будет жить после этого?
        - Стойте! - крикнула Фанни, вскочив на ноги. - Никто ничего не ест! У меня важное сообщение!
        Гости замерли, кто-то перед наполненной тарелкой, с вилкой в руках, кто-то, как доктор Риц, ещё только разворачивал салфетку. Испуганный Гонзарик быстро положил бутерброд на блюдо.
        Бомбаст с ухмылкой поднесла ко рту бутерброд, но Фанни, потянувшись, ударила её по руке. Кастелянша взвизгнула. Бутерброд шлёпнулся в салатник, с фруктово-овощной шляпы во все стороны полетели виноградины.
        Фанни бросилась к торцу стола, где никогда не ставили стул, отсюда она хорошо видела всех и сидевшую напротив бабушку.
        - Дорогая, - натянутым голосом сказала Айлин, неприятно поражённая её поведением, - это не может подождать? И что там с Леткой, Лорна?
        - Да-да, сейчас, - с готовностью отозвалась распорядительница по кухне и бросилась в обход стола, чтобы добраться до Летки.
        До Мартона наконец дошло, что с Леткой что-то не так. Он пытался остановить взбесившуюся вилку, накрыв её тяжёлой ладонью, но Летка выдернула руку и вскрикнула таким страшным голосом, что все вздрогнули и наперебой заговорили:
        - Да что такое?
        - Господин Риц… вы не могли бы?
        - Что с ней?
        У Фанни стучали зубы. Она схватила скатерть за два свисавших на углах конца, потянула на себя, мелко перебирая ногами и пятясь, а потом, отскочив, со всей силы дёрнула и - обрушила на сверкающий паркет всё великолепие парадного обеда. От шума и звона бьющейся посуды задрожали стёкла, эхо прокатилось по первому этажу.
        Случившееся было таким чудовищно-нелепым, нереальным, что в столовой наступила гробовая тишина. Все будто окаменели - с широко раскрытыми глазами. Фанни тоже стояла неподвижно, слёзы наконец побежали по лицу, принеся облегчение. Летка безжизненно повалилась на плечо Мартона, тот довольно неумело старался привести её в чувство, похлопывая по щекам.
        - Извините… что обнажила крышку стола, - с кривой улыбкой сказала Фанни.
        Тяжелее всего было Айлин. Она хотела встать, но не смогла и только кое-как выговорила:
        - Ты перетрудилась, моя… моя девочка?
        Раздался шум, в столовую вбежал взбудораженный Барри в парадной синей ливрее.
        - Что такое? А? Что это? - повторял он, разглядывая разгромленный праздничный обед на полу.
        - Еда была отравлена, вот что! - крикнула Фанни.
        У старика подкосились ноги, его едва успели подхватить и усадили на стул.
        - Перепутал… - прохрипел он, доставая из кармана ливреи стеклянную башенку-солонку, каких было много на кухне. - Неужто перепутал?
        Доктор Риц схватил его за руку и вытащил из скрюченных пальцев солонку.
        - Что вы перепутали, господин Строжар?! - спросил доктор голосом, от которого у всех мурашки побежали по телу.
        - Хотел посыпать пороги, чтобы янтарники не заползли в дом… а получилось вон чего…
        Задыхаясь, прибежала Виктория, хлопотавшая на кухне над горячим, следом за ней Шотка. Обнаружив в столовой полный сумбур, Виктория схватилась за сердце, Шотка поддержала её под локоть. Быстрым шагом вошла Длит и бросилась к побледневшей Айлин.
        - Что случилось?!
        - Возможно, нас едва не отравили, - кое-как выговорила Айлин. - Кажется, Барри перепутал ёмкости с ядом и солью…
        Мартон вскочил на ноги и, глядя на Барри, в ярости сжал кулаки.
        - Т-ты… Т-ты!
        - Не надо, Мартон, - сказал Гарт. - Сейчас разберутся.
        Летка дёргала Мартона за рукав, пока он снова не сел.
        Барри тоненько плакал и пытался расцарапать себе лицо.
        - Доктор, пожалуйста, проведите анализ еды и… и… - Айлин задыхалась. Эдам понимающе потряс солонкой. - Да, этого… успокойте нас всех… Я всё же надеюсь, что произошло недоразумение…
        - Это не займёт много времени, - заверил Эдам и, присев на корточки, стал собирать в салфетку образцы блюд.
        Все наблюдали за ним в гнетущей тишине.
        - А ты расскажешь мне сегодня сказку? - раздался жалобный голос Гонзарика, когда доктор ушёл.
        - Да когда тут! Сейчас погонят всё убирать, - со злостью сказала Гриватта.
        Длит холодно взглянула на Гриватту - та не выдержала её взгляда и потупилась.
        - Досадно, что праздник сорван, - обратилась Длит к слугам, - но я надеюсь на ваше понимание. А сейчас прошу разойтись. Лорна, пожалуйста, проследите, чтобы здесь навели порядок.
        2
        Длит, Лунг и Фанни вместе с Айлин отправились в её кабинет на втором этаже.
        - Какой кошмар! В моём доме люди оказались на грани гибели! Просто не могу поверить! - сказала Айлин. Она уселась за стол и трясущимися руками взяла стакан воды, который ей подала Длит. - Спасибо, дорогая…
        - Бабушка, ты, наверное, огорчишься ещё сильнее, когда узнаешь, сколько народу отравили в Спящей крепости за всё время её существования, - сказала Фанни, занимая зелёное кресло. - Господин Ульпин рассказывал, что всех переплюнул Фэрвор Монца, наследник своей тётки Прасовиты. За год этот изверг погубил сто тридцать шесть человек, в том числе…
        - Довольно! Лучше скажи, как тебе пришло в голову сдёрнуть скатерть со стола?
        - Предчувствие…
        - У тебя было видение? - ледяным тоном спросила Айлин.
        - Не у меня, а у Летки. Если бы не она, я бы не решилась… - Фанни радовалась, что нашлось удобное объяснение, ведь теперь не придётся рассказывать, что она залезла в чужой шкаф.
        В дверь постучали, вошёл и встал посреди комнаты доктор Риц. В руках он держал листок бумаги.
        - Госпожа Айлин, нет никакого сомнения, что в блюда был подмешан сильный яд. Вот формула. Это вываренный янтарник.
        Айлин ахнула.
        - Но откуда он у Барри?!
        - Полагаю, его легко можно купить в любой из тех лавчонок, что битком набиты всякими амулетами и снадобьями, - сказал Лунг.
        - Ошибаетесь. Не то что легко - его невозможно купить. За такие дела артельщики шею свернут. Но до чего додумался! Рассыпать по дому яд! - сцепив пальцы рук, воскликнула Айлин. - А если бы мурры… пострадали?! Мы должны срочно поговорить с Барри.
        Длит покачала головой.
        - Сейчас не получится. Ему дали успокоительное, и он заснул. Что мы должны выяснить в первую очередь, так это сам ли он перепутал, или кто-то подменил ему солонку. - Длит выразила общие сомнения, потому что все переглянулись. - Если это была попытка отравления, а не случайность, нам не помешают меры предосторожности. - Она быстро делала пометки в блокноте.
        - Ты, как всегда, права, Длит. - Заметив, что Эдам стоит неподвижно и смотрит в пространство перед собой, Айлин спохватилась: - Благодарю вас, доктор. Вы свободны.
        - Я недоговорил, госпожа Монца.
        - Да?
        - В солонке господина Строжара только соль. Обыкновенная соль.
        Он слегка качнулся вперёд - поклонился так, будто у него не гнулась шея, и резко повернувшись на каблуках, вышел, оставив всех в полном смятении.
        …Вскоре Спящую крепость наводнили полицейские. Все солонки с кухни изъяли, провели допросы и обыски в комнатах персонала. Комнаты Фанни и Айлин не обыскивали. Длит - третье по важности лицо в доме - обычно сама занималась уборкой в своей комнате, не допуская туда горничных, но полицейские вторглись в её скромные апартаменты, проигнорировав протесты Айлин.
        - Я просила не досматривать твою комнату, дорогая, но они даже слушать не стали…
        - Всё нормально, - успокоила её ловисса. - Этого требуют обстоятельства.
        …Через несколько часов Фанни пригласили в кабинет Айлин, и с ней побеседовал молодой полицейский в чёрной форме, смуглый красавец по имени Яр Порох, возглавлявший расследование. Фанни изложила ему своё видение случившегося, не упомянув о найденных иглах.
        - Так вы говорите, госпожа Монца, что ваше желание сорвать со стола скатерть было продиктовано истеричным поведением служанки Летки Призор, которой что-то показалось? И ничем иным?
        - Да. Безусловно. - Фанни старалась держаться уверенно, ей не нравилось, как пристально он на неё смотрит.
        Айлин деликатно кашлянула.
        - Летка у нас вроде ясновидящей. Многие её предсказания сбылись…
        Порох полистал свой блокнот.
        - «Я увидела вокруг себя чёрный туман и сказала об этом госпоже Фанни». Как из этих слов можно было понять, что опасность исходит от накрытого стола?
        - Чёрный туман символизирует смерть. Стол накрыли, чтобы угоститься, поэтому только еда таила смертельную угрозу, - сказала Фанни. - Ничто другое мне и в голову не пришло. Вы не видели, в какой панике была Летка… Мне передалось её чувство тревоги, и я решила действовать на свой страх и риск… почти инстинктивно…
        Он не верил, по глазам было видно, но отпустил её и о чём-то довольно долго говорил с Айлин за запертой дверью. Фанни не могла разобрать ни слова, но этот Яр Порох был спокоен, а Айлин - встревожена.
        Когда Порох наконец вышел, Фанни, постучавшись, ворвалась в кабинет. Совершенно измотанная, Айлин сидела за столом.
        - Бабушка, ну, что?!
        - Они сделали анализы содержимого солонок - яд нигде не обнаружили, и на порогах тоже. Барри не то посыпал пороги, не то хотел - у него в голове всё перемешалось. Придут завтра, когда он проспится. Записи с камер наблюдения показали, что в дом не проникал никто из посторонних. Это ужасно. Злодействовал кто-то из своих. - Айлин кусала губы. - Но кем бы ни был этот человек, своим или чужим, мы должны вызывать у него самую жгучую ненависть. Какое исключительное, беспримерное зло - отравить всех и сразу…
        - Нам бы сейчас очень пригодилась эта вещь. С ней бы мы сразу нашли врага!
        Фанни тут же пожалела о своей несдержанности: Айлин была потрясена.
        - Кажется, мои уговоры не доходят до тебя, Фанни…
        - Ну, ладно, ладно! Я поняла. Хотя что тут такого? Можно провернуть всё незаметно… Никто не узнает…
        - Ты не могла бы замолчать? А то с каждым словом всё хуже.
        - Ну, да… никто не узнает - это не про наш город, - пробормотала Фанни.
        - Любой мой промах может вызвать катастрофу… Если я нарушу клятву применять только фамильные заклинания, мне этого не простят…
        Истерические нотки в её голосе нервировали Фанни.
        - Хватит, я молчу! Только не делай такое лицо, бабушка! Твой Порох что-нибудь нарыл?
        - Интересовался, не случилось ли в доме ещё чего из ряда вон выходящего. Я сказала ему, что Марьяна работала у нас.
        - Я сегодня слышала на кухне, что она видела своего сына. И не одна, а вместе с той её подругой, помнишь? Обеим же не могло привидеться?
        - Полиция отреагировала, конечно. Обшарили весь квартал, проверили лавки… Ничего не нашли. К сожалению, они обе были, м-м, нетрезвы, и это сильно подорвало доверие к их показаниям.
        - И что ещё ты сказала своему Пороху? Про чёрные карты - сказала?
        - Он уже знал… живу, как в аквариуме… а больше ничего не смогла припомнить.
        - А что полотенца пропали?
        - Сегодня их только хватились, они могли потеряться раньше. Но как это связано с отравлением? Барри, как всегда, придаёт самой ничтожной покраже масштаб вселенской катастрофы.
        - А Ляля?
        - Ляля… - с грустью сказала Айлин. - Это случилось ещё осенью. Старая была наша Лялечка, ушла умирать.
        - Но в Спящей крепости всегда жили ежи, а до сих пор никого нет из ежиного семейства!
        - Придут, не переживай.
        Повернувшись, Фанни заметила на ковре упавший со стола листок бумаги. Она подняла его и прочитала вслух:
        - Завтра наступит тьма, и устрашатся люди при виде зверей и чудовищ, что хлынут из чащи лесной… Что это?
        - Да так… Танита бредила, когда я навещала её на днях. На всякий случай записала по памяти…
        - Нет, это не бред, - задумчиво сказала Фанни. - Я вспомнила. Это цитата из «Книги страданий», одно из знаменитых пророчеств Тарабая о конце света. Жил во времена Птаха Миротворца, полный безумец.
        - Тарабай… - Айлин нахмурилась, что-то припоминая. - То-то, я смотрю, слова знакомые…
        Фанни почеркала на листке карандашом.
        - Правильно так: не «Наступит тьма», а «Придёт Тьма». Пророчество «Пришествие Тьмы».
        Айлин впилась взглядом в исправления.
        - Так это про Тьму? Про седьмую мурру? Об этой твари в Дубъюке не слышали со времён второй войны с кошками, и как-то не соскучились, как мне кажется. С чего вдруг Танита вспомнила о ней?
        - Спроси её сама, бабушка, а у нас своих тайн хватает. Порох мне не поверил, да?
        Айлин отвела глаза.
        - Мы договорились честно отвечать на вопросы друг друга. Бабушка, пожалуйста! - Если она снова спросит, я не стану врать, покажу ей иглы, подумала Фанни.
        - Ну, хорошо… раз ты настаиваешь… Господин Порох считает, что ты могла… язык не поворачивается… могла быть сообщницей отравителя, но в последний момент передумала. Летка тоже под подозрением.
        - Но какой у меня мотив?!
        - Фанни, милая…
        - Нет, скажи!
        Айлин вздохнула.
        - Ярко видит в сегодняшнем происшествии классическую схему преступления, когда одно убийство прячут среди других. Но тебе нет необходимости оправдываться, Фанни, я убеждена, что ты невиновна.
        - Думает, я хотела тебя убить, чтобы иметь возможность уехать из Дубъюка? Извини, но твой Ярко Порох дурацкий дурак!
        - Прекрати, пожалуйста. У него работа такая - подозревать всех, неужели ты не понимаешь? Не стоит его винить за то, что он слишком ответственно относится к своим обязанностям.
        - Не буду, - скрепившись, тихо сказала Фанни. - Потому что он не знает, что я люблю тебя и желаю тебе долгих лет жизни.
        - Спасибо, дорогая, - растрогалась Айлин.
        Я обязательно найду отравителя, решила Фанни и всё своё время посвятила поискам того, кто больше остальных подходил на эту роль.
        Глава 15. Отравитель
        1
        Двери на кухню теперь запирали по распоряжению ловиссы, и входить в неё дозволялось только Виктории с Леткой, Лорне, Длит и обеим хозяйкам.
        - Виктория, я хочу к тебе, - плачущим голосом жаловался Гонзарик, постучавшись в раздаточное окно. Как только они с дядей переселились в крепость, Виктория разрешила мальчику самому выбрать, как к ней обращаться. Ему понравилось обращение по имени и на ты, оно и прижилось. - У меня голова болит… Мне плохой сон приснился…
        И только Виктория потихоньку открывала дверь, чтобы его впустить, откуда-то тотчас появлялась бдительная Бомбаст.
        - Госпожа ловисса никого не велела!
        - Тебя не спросили, - злилась Виктория. - Ишь, глаза вылупила. Проходи мимо!
        Слуги столовались в тесноватой чайной комнате и всякий раз бурно обсуждали несостоявшееся покушение. Главным подозреваемым оставался, естественно, Барри, и это больно ранило повариху. Передав в чайную комнату горячую супницу или блюдо с горой ароматных фаршированных блинчиков, с которыми расправлялись в считанные мгновения, Виктория по пояс высовывалась в окошко и нависала над жующими, как внезапно оживший скульптурный бюст во гневе.
        - Да не мог он, Мартон! Не до такой степени Барри из ума выжил, чтоб яд от соли не отличить!
        Но Мартон, однажды впустив в себя определённую мысль, далеко её уже не отпускал.
        - Тогда скажи, где солонка с ядом?
        - У Барри стресс… не может вспомнить…
        - Он это, Виктория-заступница! Напортачил, а солонку со страху выбросил, гадкий старикашка…
        - Ну, давайте! Идите ещё в мусоре пошарьтесь! - разъярялась Виктория. - Накинулись на старика, как коты на рыбу, а настоящий вражина ходит среди нас, дураков, и смеётся! Фиги нам крутит!
        - Типун тебе на язык, мать…
        …Размышляя о дедушке Барри, Фанни не могла не признать, что кое-какие тараканы всё же водились в его трясущейся седой голове - чего стоила одна выходка с уничтожением той самой чашки с нарисованным корешком. Но своей хозяйке он был верен, и рьяная верность эта была непритворной. Поэтому либо вышла ошибка с солонкой, либо Барри здесь ни при чём. Фанни рискнула обратиться к нему, но запуталась в объяснениях - когда видела чашку, зачем понадобилось знать… Старик что-то заподозрил, прохрипел:
        - Ничего не знаю! - И махнув рукой, торопливо заковылял по коридору.
        Следующими в списке подозреваемых стояли кастелянша Бомбаст - чрезвычайно неприятная особа, а также с виду безобидная Тавала, прачка со стажем, едва ли не родившаяся в Спящей крепости. У обеих Фанни обнаружила существенный мотив: когда ежедневно приходится иметь дело с горой грязного белья, поневоле взбесишься.
        Она целый день ходила взад-вперёд мимо прачечной, крутилась возле Бомбаст, выискивая в её лице признаки скрытого безумия. Такое назойливое внимание не осталось незамеченным. В двадцатый раз наткнувшись на пытливый взор младшей госпожи, Бомбаст начала соображать, побагровела, как закатное небо при сильном ветре, замедленным движением упёрлась кулачками в тощие бока и гипнотически уставила на Фанни свои выразительные рачьи глазки. Фанни поспешила убраться, более не сомневаясь, что кастелянша вполне способна на отчаянные поступки.
        Тихоня Тавала, скромная, с простодушным круглым лицом, смотрелась на фоне Бомбаст нежной овечкой на пажитях зелёных. Жертва, но не хищник, решила Фанни и с лёгким сердцем реабилитировала прачку.
        Кого же подозревать? Может, Фелиси? За глаза её все называют Сумасшедшей Лиси, ей постоянно кажется, что всё висит криво. Окулисты и психиатры не нашли никакой патологии, а значит, и вылечить её нельзя. Бедная Лиси.
        Лорна-сладкоежка? Не может без шоколада, как двигатель без электричества. Прячет шоколадки про запас, а потом забывает, куда положила, и бродит до полуночи, ищет. Прямо как белки и птички, которые зарывают в землю орехи и жёлуди. Удивительный факт: из-за чьей-то забывчивости появляются новые леса. Из-за Лорны не растут шоколадные деревья, зато она трудится на благо дома не жалея сил. Ловисса запрещает ей шарашиться по дому, когда все спят, но ей неймётся. Лиси и Лорна иногда встречаются ночью в зимнем саду. Фанни сама видела, сядут на диванчик, обнимутся и плачут: молодость проходит, а они всё еще не замужем. И обе любят доктора Рица, от этого тоже много слёз.
        Доктор - желанная добыча даже для красавицы Гриватты. Как-то она призналась, что этот орешек ей не по зубам. Ещё бы. Такие, как доктор, любят только себя. Оказывается, он мечтает разбогатеть. Наверное, думает, что у богатых сладкая жизнь. Он немного свихнулся на своей гордости, ему неприятно кому-то прислуживать. А ведь возвращать людям здоровье - хорошая работа, очень хорошая, его здесь все уважают. Бомбаст, которая слова доброго ни о ком не сказала, и та похвалила, когда он вылечил ей воспалившийся коготь. То есть ноготь. Но, кажется, чихать он хотел на всеобщее уважение. До истории с этой вещью всё было неплохо, Фанни хорошо к нему относилась. Теперь всё изменилось. Когда человеку кажется, что его мечта вот-вот осуществится, а потом её вдруг выхватывают из рук, он просто слетает с катушек. Так что вопрос стоит остро: мог ли доктор с расстройства сыпануть яду в тарелки? Считается, что яд - оружие женщин, но у доктора слишком лёгкий доступ к химикатам, и мало ли что он там говорил про вываренного янтарника, следы замести так просто…
        Да, в этом доме надо быть осторожной. Мысленно Фанни снова вернулась к Лиси - если приглядеться, девушка не так проста… Да и Лорна, чует сердце, заедает шоколадом какую-то тайну, определённо, что-то мучает главную по кухне, что-то ещё, кроме несчастной любви. Задавшись целью, можно всё выведать. Не так уж сложно, если проявить наблюдательность. Знать бы, куда смотреть.
        Бабушка рассказывала, в их роду был один ненормальный дед, который изводил всех своими наблюдениями. В нём было столько энергии, что он никогда не спал. Подремлет в кресле и снова бодр, и так по многу раз за сутки. Дробный сон. Неспящий Монца - так его прозвали - был настоящим проклятием, в сто раз хуже Барри. Следил за всеми, вынюхивал, шагу не мог ступить, не раздавая указаний. А однажды подозрительно замолчал на целых два часа. Нашли почившим. Говорят, никто не верил, что он наконец-то того… слуги отказывались стоять рядом с телом, боялись, что он подскочит и начнёт отдавать распоряжения относительно похорон. Нет, кто бы что ни говорил, своей смертью он не умер - скорей всего, у слуг сдали нервы. Навалились и задушили дедушку, сварливого, вредного старикашку, который чётко знал, сколько у него пар носков и сколько серебряных ложек должно лежать в буфете. Ну, а кто бы не психанул? Слуги хотят иметь немного больше, чем получают за работу, ну, и пусть слегка приворовывают, лично ей не жалко. Если они честные люди, чувство вины заставит их работать лучше и тем компенсировать взятое, а если человек
гнилой, вроде доктора Рица, это всё равно выйдет ему боком.
        Фанни совсем измаялась, ведя расследование, но добралась и до личных помощников бабушки. Те, что работали в городском офисе, в Спящей крепости появлялись редко. А здесь у бабушки - любимая и непогрешимая Длит и ещё Лунг, которого Фанни совсем не знает. Правда, бабушка его нахваливает за расторопность. Кто ещё? Новый водитель, бывший секретарь Кристофер. Нормальный пацан. Умеет виртуозно ковырять в носу палочкой от мороженого. Но это не преступление, а… полезный навык.
        А если всё-таки Гриватта, с её красотой, лишённой обаяния, и крайней степенью эгоизма? Версия неплохая, но, к сожалению, тут проблема с мотивом. Убить всех, включая хозяйку, и лишиться работы? Ведь новый хозяин мурров первым делом сменил бы персонал. Яр Порох убеждал бабушку сделать это прямо сейчас и спать спокойно, не опасаясь нового покушения, но она отказалась. Гриватта, конечно, довольно противная и, как выразилась Виктория, языкатая, - на днях Фанни слышала, как она говорила Фелиси: «Раз в неделю фартук надела - и жизнь повидала! Пусть, как мы, походит в этом фартуке хотя бы месяц, тогда взвоет…» Но Гриватта ни за что не станет вредить себе. К тому же, Фанни видела, как она была потрясена тем, что едва не отведала отравленной еды со своей тарелки…
        По мере того как Фанни день за днём обходила дом, изучая слуг и мысленно составляя психологический портрет каждого, она всё больше проникалась уверенностью, что решить поставленную задачу ей не по силам. В подвал она спустилась в самую последнюю очередь, когда надежды почти развеялись.
        Господин Даймон, как всегда, сидел за столом, с головой погрузившись в правку распечатанного текста - рядом лежала внушительная стопка листов. Фанни с задумчивым видом встала в дверях. Он мельком взглянул на неё и спросил, продолжая писать:
        - Уже составила мнение? Похож я на отравителя?
        - Нет, - поколебавшись, сказала Фанни.
        - Что перевесило?
        - Я не нахожу у вас видимого мотива. И не могу представить, чтобы вы крались по коридорам с ядом в руках.
        - Просто у меня катастрофически не хватает времени.
        Фанни кисло улыбнулась.
        - Только при бабушке так не шутите. Как вы догадались, о чём я думаю?
        - Тоже мне секрет. Все в доме следят друг за другом. Вчера пошёл принять ванну, так будто побывал в стане врага, аж задымился от взглядов. - Даймон хлопнул себя по лбу. - Всё время забываю… Любезная госпожа! К несчастью, старик Ульпин умер до того, как я дочитал одну интереснейшую книгу - «Особенности миграции и промысла янтарника», за авторством Мамардики Быстрой. Шестое хранилище, первый шкаф слева. Ты не могла бы её принести?
        Фанни кивнула.
        - Не могла бы.
        - Жаль. А как там поживает ловисса - отрада наша?
        - Влюбились? - Фанни фыркнула.
        - Узко мыслишь, - беззлобно сказал Даймон. - Красота нам ниспослана для радости - чтоб душа отдыхала, созерцая её. А такая красавица, как Длит, любого осчастливит одним своим появлением. Рад, что её не отравили.
        - И не могли, её же не было на обеде. А почему ловисса? Гриватта, вон, намного красивее. Или Фелиси.
        - Много ты понимаешь. Кстати, в том же шкафу стоят «Отравители Дубъюка». Прекрасное исследование.
        - Да? - спросила Фанни скептически, больше из вежливости. - Оно мне что-то даст?
        - Почерк, дитя моё! А по почерку можно многое понять о преступнике.
        Фанни оживилась. Перед глазами тотчас встала Бомбаст. Типаж: злобная старая дева, почерк: отравить страшным ядом всех, кого сможешь, и побыстрее.
        - Тогда, господин Даймон… раз уж вы читали эту книгу… может, соотнесёте с нашим случаем?
        Даймон оторвался от бумаг.
        - В принципе… Что мы имеем? Массовое отравление… На празднике… В Спящей крепости… А какой яд был подмешан?
        - Вываренный янтарник.
        - Ох, ты! Чтоб наверняка… Очень характерное покушение. Учитывая факты, я бы заподозрил Фэрвора Монца, великого отравителя.
        У Фанни вытянулось лицо.
        - Он же давно умер…
        - Идея, конечно, дикая, но… вдруг кто-то нашёл его иглы? Иглы Фэрвора, созданные Рейном. Обе тестируют продукты на предмет безопасности, но вынимать их нужно быстро, потому что со второй иглой проблемы: чуть замешкался, а она уже впрыснула дозу яда. Датчик обнаружения ядов, кстати, после этого срабатывал. Фэрвор, мерзавец, любил поразвлечься. Поскольку внешне иглы выглядели абсолютно одинаково, он беспорядочно тыкал в блюда то одной, то другой, а потом наслаждался, гадая, кто выживет из «избранных». Говорят, сам однажды поплатился, напутал с иглой и помер. Спрашивается, зачем две иглы? Рейн не планировал этих ужасов. Заклинание применил неправильно, и первая игла вышла дефектная, он её выбросил, но кто-то, конечно, подобрал. Так обе иглы через столетия попали к Фэрвору. А ты чего скуксилась?
        Фанни схватилась за живот.
        - На обед давали квашеную капусту… я с ней не дружу…
        И не попрощавшись она бросилась бежать по коридору. Её в самом деле скрутило.
        2
        После памятного парадного обеда прошло несколько дней. В доме чувствовалась всеобщая нервность, и Эдам всеми силами пытался сохранять душевное равновесие. Айлин он почти не видел, а Фанни, упорно его сторонившаяся, выглядела грустной; глаза у неё частенько бывали красными, словно она плакала.
        Подсобное помещение, где стояла установка для фильтрации воды, заперли, и хотя бы о воде доктор мог не беспокоиться. К его великому облегчению, накануне инцидента с отравлением в доме появился медицинский анализатор, способный не только определять наличие яда, но и генерировать противоядие, так что, столуясь по обыкновению в своём кабинете, доктор со всей тщательностью делал пробы еды на безопасность.
        Пока не нашлась солонка с ядом, Барри на всякий случай лишили доступа на кухню, и он тяжело переносил изгнание. Эдам предпочёл бы, чтобы старика тоже заперли где-нибудь понадёжнее; в последнее время тот слишком часто оказывался рядом, делал вид, что поправляет безделушки на комодах или смахивает пыль, одним словом, следит за порядком, но на самом деле - сторожил каждый его шаг, и когда пропали дурацкие полотенца, сто раз подступался с расспросами: не оказались ли они случайно в его кабинете?!
        Все друг друга подозревали. Вчера, поднимаясь по чёрной лестнице на второй этаж, Эдам стал невольным свидетелем стычки между Гриваттой и Бомбаст из-за перепачканных косметикой полотенец.
        - Такие грязнючие? Из чьей комнаты? - донёсся до Эдама снизу взвинченный голос кастелянши, принимающей в прачечной бельё.
        - Из моей, - нахально отвечала Гриватта.
        Бомбаст забилась в истерике:
        - Ну, теперь понятно, куда полотенца пропадают! Извазюкала и выбросила?!
        - Слышь, Бомба? И мне понятно, кто собирался нас отравить.
        - Чего?!
        - Того. Яда у тебя в переизбытке.
        Гриватта никогда не лезла за словом в карман, а Бомбаст с утра была не в духе, так что перепалку самого отвратительного свойства остановила лишь прибежавшая на шум ловисса. Эдам задержался наверху, чтобы услышать её мелодичный голос. Она потрясающе быстро всех успокоила и удалилась.
        - Гриватта, ты такая красивая, когда не красишься, - раздался в наступившей тишине писклявый голосок Гонзарика, который всюду совал свой нос и всё это время, очевидно, стоял рядом с двумя мегерами, пока они грызлись.
        - Молчи, если хочешь сегодня послушать сказку, - злобно одёрнула его Гриватта. - Дети не должны вмешиваться в разговоры взрослых!
        Зато горничная Фелиси, по любому поводу заглядывавшая к Эдаму в кабинет, излучала нежность. У неё хватало ума не кокетничать напропалую, но, поскольку Эдама сейчас раздражало абсолютно всё, то ему стала казаться пресной завораживающая кукольность её облика - широко распахнутые синие глаза, золотые локоны, пухлый рот и ладная фигурка. Интрижки с прислугой ему только не хватало, оскорблённо думал он и держался с ней холодно.
        Местные красавицы из богатых семейств не могли обойти вниманием статного и элегантного доктора, служившего не где-нибудь на нижних холмах, а у самой Айлин Монца, и время от времени та или иная из них соглашалась провести с ним приятный вечер в укромном отеле. Так что у горничной Фелиси не было ни единого шанса добиться внимания красивого, образованного - великолепного во всех отношениях господина Рица. К тому же, эта девушка была со странностями. Много неудобств доставлял ей абсолютно точный от природы глазомер. Она по-настоящему страдала при виде неровно висящей картины, даже если перекос был не больше горчичного зерна. Когда два года назад Фелиси приняли на работу в дом Монца, Эдам быстро нашёл отличное, как ему казалось, средство избавить её от невроза: ей всего лишь следовало носить очки с небольшими плюсовыми диоптриями.
        - Да что вы мне такое предлагаете, господин Риц? - чуть не со слезами сказала потрясённая Фелиси. - Чтобы я надела очки? Соорудила препятствие на пути?
        - На пути к чему?
        - К моему личному счастью…
        - Разве это препятствие для девушки с вашей внешностью? - вырвалось у Эдама.
        Получив комплимент, Фелиси порозовела от удовольствия.
        - Ах, вы так считаете? Вы меня в краску вогнали, господин Риц… - И она поправила непослушный локон, как бы случайно проведя кончиками пальцев по лебединой шее.
        Эдам посмотрел в окно.
        - Если очки смущают, есть контактные линзы.
        Фелиси сникла.
        - Моя двоюродная сестра так мучается, бедняжка, из-за этих линз. Глаза опухают, чешутся, и все спрашивают, почему она плакала…
        Айлин относилась к слабости Фелиси снисходительно, но для Эдама горничная второго этажа стала живым свидетельством его профессионального бессилия. Всякий раз, когда он видел, как она что-то поправляет со стремянки, это подтачивало его гордость, как точит камень падающая вода.
        …Все самые примечательные в городе места и заведения располагались на главных холмах. Красивейшее здание магистрата, два театра - оперный и драматический, модные магазины, салоны красоты, спорткомплекс, отели, несколько ресторанов и вполне приличных кафе - всё под рукой. Но чтобы чувствовать себя независимым, Эдам сразу по приезде в Дубъюк приобрёл новенький автомобиль и менял его каждый год, несмотря на небольшой пробег и отличное техническое состояние.
        Потом Гордона, который ухаживал за автомобильным парком дома Монца, сменил Кристофер. История с «дурацкой шуткой» их рассорила. Не привыкший извиняться, Эдам предпринял довольно неуклюжую попытку к примирению, чем ещё больше озлобил парня, прежде казавшегося довольно добродушным. Кристофер, похоже, вообразил, что Эдам хочет с ним помириться исключительно из корыстных побуждений, поэтому отношения между ними оставались натянутыми. Однажды придя в гараж, Эдам обнаружил свой автомобиль пыльным, с полуспущенным колесом и салоном, требующим чистки, и теперь, бывая в городе, был вынужден заворачивать на мойку или в автомастерскую, что означало трату денег и времени, а также разговоры на малоинтересные темы с малознакомыми людьми.
        Покладистый Гордон нередко соглашался выручить доктора и подвезти по делам службы, но теперь Эдам скорее дал бы отрезать себе язык, чем обратился к Кристоферу с подобной просьбой. Сегодня ему предстоял довольно неприятный визит в предместье, в дом того самого Котая, к которому кастелянша Бомбаст испытывала романтические чувства. Поэтому Эдам сам сел за руль и через полчаса, пропетляв по одному из беднейших кварталов, уже стоял перед жалкой лачугой с ободранной дверью. Из обшивки торчали клочки утеплителя, звонок отсутствовал.
        Зажав между ног саквояж, чтобы не ставить его на землю, Эдам натянул медицинские перчатки и постучал костяшками пальцев в дверь. Он толкнул её и оказался в крошечном закутке, отделённом от жилого пространства засаленной занавеской. Закуток служил одновременно прихожей и кухней - рядом с грудой одежды на вешалке стояла на тумбочке газовая плитка. Всюду валялись бутылки; грязная посуда горой громоздилась на столике у маленького окна. В нос ударил ужасающий запах перегара и подгоревшей пищи, и Эдам на мгновение зажмурился. Он не представлял, можно ли, живя в таких условиях, пасть ещё ниже.
        - Хозяева! - позвал он.
        - Здеся я! - раздался из-за занавески громкий голос. - А больше дома никого… Баб в
        магазин послал.
        Эдам брезгливо отдёрнул занавеску и шагнул в тесную комнатку с потерявшими цвет обоями, столом, покрытым грязной скатертью, и старым шкафом из некрашеной фанеры, с которой почти полностью облупился лак. На деревянном топчане возлежал на голом матрасе сам Котай - довольно крупный мужчина в майке и трусах до колен, с большой головой, выраставшей сразу из узких плеч; глаза его заплыли, цвет лица оставлял желать лучшего; буйные чёрные кудри и борода лопатой придавали ему разудалый вид. Бомбаст как-то разоткровенничалась с Эдамом и гордо намекала, что её зазноба водится с большими людьми, чуть ли не хозяевами подземелий.
        - Доктор? Чегой-то вы к нам? - Котай попытался сесть на постели, но не смог и снова завалился на спину, взбрыкнув волосатыми ногами. - А-а… Анаболька, стервь, вызвала? Не спросясь? Ну, стервь так стервь!
        - Лежите. Добрый день.
        Эдам поставил саквояж на край грязно-серого матраса, взял, с трудом скрывая отвращение, потную и неживую, будто резиновую, руку Котая, чтобы посчитать пульс, и после стандартного осмотра пришёл к выводу, что жизни пациента ничто не угрожает, хотя дозы алкоголя, который тот обычно принимал, могли сокрушить великана. Эдам достал из саквояжа пластиковый стаканчик и бутылку с чистой водой, которую всегда имел при себе.
        - Как врач я должен предупредить, что ваш образ жизни вас убивает, - сказал он, высыпая в стакан порошок из пакетика и добавляя воды. - Печень сильно увеличена, про показатели крови боюсь и думать.
        - Моя печёнка меня убьёт? А вот хрен ей! Я её первее убью! - И Котай, довольный своей шуткой, разразился громким хохотом. - На Котае Шерстюке мно-огие пообломали зубы!
        Эдам содрогнулся.
        - Вы сесть сможете? Нужно выпить лекарство.
        Котай с трудом, но сел на постели и заговорщически подмигнул.
        - Брезговаете нами, да? Мол, грязь тут у вас, рожа немытая, вонь да нищета. Вижу-вижу… не по душе вам наши хоромы… небось, у господыни Айлин больше нравятся? Ну, звиняйте, уж такие мы смердяки… ни под кого не подстраиваемся, живём, как хочем… - Он усмехнулся и впервые при Эдаме грязно выругался. - Анаболька хотела у меня свои порядки завести. Прихожу раз, а она тут всё двигает, расхозяйничалась, как у себя дома. Давай, говорит, Котаюшка, дом вычистим и мебель переставим. Видал, чо? Переставит. Ага. Ну, и понюхала кулака. Баба должна знать свой шесток, не так ли?
        - Выпейте, - процедил Эдам, вкладывая стаканчик в его скользкую ладонь.
        - Выпить - мы завсегда.
        Безгранично самоуверенный, Котай был крайне неприятным типом, но сегодня он разговаривал с Эдамом как-то особенно развязно. Он и лекарство заглотил шумно, издавая мерзкие хлюпающие звуки, будто хотел всосать в себя и стаканчик, а потом, утирая слюни и побежавшую по бороде струйку, сказал:
        - А вы нами не гнушайтесь, господин врач. Мы вам можем хорошую-прехорошую службу сослужить, если попросите.
        - О чём вы? - не веря своим ушам, выговорил Эдам, выписывающий в блокноте назначение. Его рука застыла в воздухе. О чём он может просить у… такого?
        Котай преобразился: из глаз ушла пьяная муть, пропитой голос зазвучал с наигранной любезностью.
        - Есть кой-какие вещи в доме, где вы служите, сильно интересные… Вот хотя бы тетрадка, в которой господыня что-то пишет. Мурка ей ночью напоёт, а она записывает, как проснётся. Другим-то читать это нельзя, вредно для здоровья, а ей ничо.
        Эдам знал об этой тетради. Однажды, на заре службы в Спящей крепости, он застал Айлин в тот момент, когда она что-то торопливо писала, сидя за столиком в спальне.
        - Видите ли, - сказала она, увидев немой вопрос в его глазах, - поскольку я и сама не знаю, что пишу, думаю, я могу вам сказать… тем более, что врачам позволительно знать о хозяевах больше других в доме. По ночам ко мне иногда приходит Сантэ, и тогда я вижу символы, которые должна перенести на бумагу. Вот почему я вынуждена тренировать память. Я не могу расшифровать эти знаки и не имею права никому их показывать. Я занимаюсь этим всю жизнь, как любой из хозяев Сантэ, что были до меня. Даже если я больна - пока я на этом посту, я выполняю свой долг. Фанни, с её феноменальной памятью, просто создана для этой работы.
        - Серьёзные люди, - продолжал Котай, - готовы за одну только страничку заплатить о-очень большие деньги, а уж за всю тетрадь…
        Эдам смотрел на него, онемев. Его душил гнев. Что он себе вообразил, этот забулдыга? За кого его здесь принимают? Как смеют предлагать подобную мерзость?!
        Смеют, сказал внутренний голос, и в лицо Эдаму ударила кровь. Они знают. Все в Дубъюке обо всём знают. Здесь ничего не скроешь, здесь даже камни, из которых сложены дома, всё слышат…
        - Не говорите ерунды, - в страшном смятении прохрипел он, застёгивая саквояж трясущимися руками. - С чего вам вдруг…
        - Если что, свистните, - перебил зорко наблюдавший за ним Котай и пьяно ухмыльнулся.
        Перед глазами у Эдама всё поплыло. Выходя из комнаты, он с трудом вырвался из занавески, запутавшись в ней, как муха в паутине.
        - До свиданьица! Не забудьте касательно предложения, уважаемый! - насмешливо крикнул вслед Котай. - Поможем по-дружески!
        В прихожей Эдам, покачнувшись, задел вешалку, что-то скатилось на пол, покрытый скользким слоем жира. Он глянул под ноги и увидел знакомую шляпу, отвратительную, с розами и нелепой виноградной кистью. Анаболия Бомбаст очень ею гордилась, надевала только по праздникам… Эдам выпрямился и, покидая лачугу, где по его самолюбию был нанесён тяжелейший удар, с наслаждением, обеими ногами наступил на уродливое творение, раздавив его в лепёшку.
        Глава 16. Доброе утро, госпожа Монца
        1
        Айлин проснулась под мелодичное звяканье будильника, когда солнце еще не встало. Совсем немного времени - до завтрака, до рутинной суеты, но она надеялась, что тихие, спокойные минуты, когда весь дом ещё спит, подарит ей озарение, необходимое для составления полной картины последних дней. Она должна найти связь между событиями, чтобы хоть что-то понять в происходящем. Потому что, в самом деле, как она может победить, если ничего не понимает?
        Давние враги - подземщики с Когтем во главе. Сомнительные людишки веками, а может, тысячелетиями, живут в городе под городом - по своим жестоким законам и правилам. И убивают её дорогих кошек. Почему участились потравы? Чем они там занимаются, если боятся простых бродячих кошек? А от предположений, что они замешаны в похищении детей, вообще мороз по коже… Раз за разом Айлин обещала принять меры, но все знали, что она просто болтает, - чего ещё ждать от женщины? Так сколько можно стыдиться собственных пустых обещаний? Она Хозяйка мурров, призванная защищать не только их, но и всех кошек, и больше не станет, как Ричард Горн, увиливать от конфликта с подземщиками. Просто для того чтобы разобраться с ними раз и навсегда, требуется хорошо продуманный и, вероятно, долгосрочный план. В одиночку ей задачу не осилить, но она способна привлечь самые лучшие умы, а также все ресурсы, что есть в её распоряжении. Значит, предстоит ревизия умов и ресурсов…
        Айлин беспокойно ворочалась с боку на бок, вспоминая визит брата, как уже повелось, неудачный - помощи в деле подземщиков от него не дождаться. Но Ричард никогда не беспокоится по пустякам. Если не снизить накал страстей - вот что он хотел сказать - всё в этом городе, моя глупая, глупая сестрица, может выйти из-под контроля. И настоял на её встрече с переговорщиками и остальными хозяевами мурров. Даже с Мемфи Ваном, возмущённо подумала Айлин. Хотя, казалось бы, кто такой Мемфи Ван? Но… как кто? Ведь именно Ван раздул историю о приближении конца света! Правда, ему доверять нельзя, за деньги он скажет, что на дереве родился. Остаётся ждать, что выяснит Порох.
        Всё-таки странно, что Ричард послал её за дельным советом к Таните. А разболевшаяся Танита процитировала ей ужасное пророчество Тарабая о пришествии Тьмы, седьмой мурры, которую редко кто решится помянуть. И как это помогло? Нет, конечно, Таниту нельзя ни в чём упрекать, ведь разлука с близкими для неё невыносима. Ничего, с ней Марид, и дочь, наверное, приехала… Она скоро поправится, и всё будет хорошо.
        Югай, вот кто раздражает. Неужели можно опасаться близкого конца света и одновременно мечтать о высоком статусе для внука? Значит, не так уж верит в тот самый конец… Но выглядит таким убеждённым…
        Где Дрём-Лисы?! Август, Августа и дочь их Августина? Стина, допустим, дисциплинированно ездит в школу, и никуда не делась их взаимная с Фанни застарелая неприязнь. А где родители? Куда могли уехать, если покинуть Дубъюк они не имеют возможности? «Извините, хозяев нет дома…» «Нет дома», «Нет дома»…
        Отношения с доктором Рицем оставались натянутыми. Ум и сердце конфликтовали, Айлин долго отказывалась признать, что тот, кого она назвала другом, не выдержал искушения и едва её не ограбил. Потребовалось время, чтобы признать правоту Длит: такой человек больше не может оставаться в Спящей крепости. Она постепенно приучит себя и к этой мысли и - объявит ему о своём недоверии.
        Потом мысли перескочили на Фанни и привели Айлин в дурное расположение духа. Во время обязательного завтрака вдвоём, который проходил раз в неделю в главной столовой, Фанни, не выносившая ритуалы, всегда старалась её кольнуть. Не обошлось без этого и вскоре после парадного обеда.
        - Бабушка, ты слышала, что шпион Слеж уволился из школы? - довольно язвительно сказала Фанни.
        - Правда? Передай мне, пожалуйста, хлеб.
        - Неужели наследство получил?
        - По моим сведениям, - сказала Айлин, намазывая масло на хлеб, - он удачно обратил в материальные блага чьи-то небезобидные шалости. Но что меня действительно удивляет, так это короткая память отдельных незрелых личностей, из-за которых случаются всякие неприятности. Представь, они словно забывают, что признали собственную ошибку, и продолжают винить кого угодно, только не себя.
        Фанни надулась, и завтрак прошёл в полном молчании. А три дня назад в коридоре Айлин остановила смущённая Виктория.
        - Как каникулы начались, встаёт до рассвета. Прихожу на кухню, а она уже там шустрит, пол скребёт щёткой, швабру забросила - на коленках ползает. Пакеты с мусором выносит, драит кастрюли, столовое серебро, овощи чистит. И молчит! Я тоже молчу, потому что мне страшно, госпожа Айлин. А мрачная какая! На людях держится повеселее, но во время обеда старается улизнуть. Глаза на мокром месте, а к вечеру от усталости с ног валится. Ещё бы. За любую работу хватается. Никто не просил, а она мешок орехов пальцами передавила и перебрала. Пальцы у неё железные, но всё равно, целый мешок, представьте! Что такое происходит, госпожа Айлин, может, вы мне скажете по секрету? Соревнование, что ль, какое устроила? Может, приз вы ей обещали? Или к новой жизни готовится, тренируется быть младшей служанкой? И что это будет за жизнь?
        - Возможно, - выдавила из себя оцепеневшая Айлин. - Наверное… Упражняется, наверное…
        - Конечно, её помощь очень кстати - Летка после парадного обеда едва жива… переживает… Полицейский, ярый Порох, с ней не церемонился, не вы ли, говорит, Летка Призор, являетесь мозгом этого гнусного предприятия? Сказать такое честной девушке! И как только язык повернулся? Она, само собой, в слёзы. Ну, и… не пойду, говорит, больше в Спящую крепость. И не ходит.
        - Жаль.
        - Мне тоже. Но, по правде сказать, она всё равно собиралась взять на недельку отпуск. У неё же братик родился, нянчится. - Повариха помялась. - А с госпожой Фанни как быть?
        - Где она сейчас?
        - Я Мартона послала в ледник за мясом, так она за ним увязалась, ой, извините, пошла. Говорит, посмотрю, чисто ли там. Лишние хлопоты, честное слово, в леднике и так порядок.
        - Вот что… Я сейчас убегаю, а вечером с ней обязательно поговорю…
        Но и вечером поговорить не удалось. Как назло, все эти дни Айлин была страшно занята в Ассоциации. Близилась выставка кошек, полным ходом шла проверка ветлечебниц и аттестация ветеринаров, и все эти крупные дела попутно обрастали множеством мелких дел, которые без неё почему-то не решались. Возвращалась она уже затемно, когда Фанни, изнурённая тяжёлой работой, запиралась у себя и спала как убитая, не слыша её робких стуков в дверь. Но, как ни оттягивай, придётся что-то предпринять…
        Покушение на парадном обеде - ещё одна мучительная заноза в сердце, квинтэссенция несчастий, ведь враг здесь, в доме, ходит рядом. Не знаешь, на кого думать, и такие мысли роятся в голове, что просто страшно. Клятые чёрные карты тоже добавляют тревоги. Временами она на целый день забывала про них, но как брала в руки, бессонная ночь была обеспечена. Угрозы, угрозы… Не связаны ли они с поведением Фанни?
        Что же с ней такое происходит? Очень похоже на чувство вины. Из-за этой вещи, не иначе. К сожалению, так не бывает, моя дорогая, чтоб ни камня под ногой, и ни разу не споткнуться…
        …Напряжение, которое они испытывали при встречах, им обеим было в тягость. Айлин напускала на себя задумчивый вид, Лорна, чувствуя недовольство хозяйки, ещё сильнее тушевалась.
        Ровно в семь утра в спальне раздавался мелодичный звонок. Не вставая с постели, Айлин нажимала кнопку на пульте, открывая дверь, а потом - и довольно часто - отворачивалась и делала вид, что снова заснула. Так она поступила и сейчас.
        Обычно Лорна старалась производить как можно меньше шума и двигалась тихо, как мышка, но сегодня, нарушив неписаное правило, по мраморному полу в холле спальных покоев громко процокали каблучки. Звонкие, нахальные звуки поразили Айлин; она нащупала на груди защитный нагром, открыла глаза и легла на спину.
        Лорна уже вошла и пристраивала на прикроватный столик поднос. Взглянув на неё, Айлин онемела: распорядительница по кухне так преобразилась, словно добрая фея взмахнула над её головой волшебной палочкой, отправляя в спальню к Айлин.
        Прямые, соломенного цвета волосы, обычно стянутые в простенький пучок то за ухом, то на затылке, были уложены красивыми локонами; в сочетании с ладно сидевшим костюмом из светло-серой шерсти, лаковыми туфлями на тонком каблуке, умелым макияжем и украшениями в современном стиле это смотрелось эффектно и сделало Лорну абсолютной, по стандартам Айлин, красавицей. Но больше всего поражал совершенно ясный взгляд её огромных голубых глаз.
        - Доброе утро, госпожа Монца, - спокойным, даже отстранённым, голосом произнесла Лорна.
        - Доброе, - выдавила из себя Айлин.
        Она села в постели. Лорна, ловко выдвинув у подноса ножки, поставила перед Айлин завтрак: овсяную кашу, вареное яйцо на подставке, подсушенный хлеб с маслом. Из носика белого фарфорового кофейника тянулась струйка пара, распространяя по спальне горьковатый возбуждающий аромат.
        - В этом году, - отдёргивая тяжёлую портьеру, сказала Лорна, - я обязательно выйду замуж.
        Айлин сидела неподвижно, заворожённо наблюдая за ней.
        - Уверены, что не сегодня? Выглядите ослепительно.
        - Сегодня у меня тоже важный день.
        - Простите за любопытство, это Шотка с вами так, м-м… поработала?
        - Сама, всё сама, - отмахнулась Лорна.
        - Просто удивительно, сколько у людей скрытых талантов…
        - У меня их хоть отбавляй.
        Как ни была ошеломлена Айлин, от неё не укрылось, что Лорна потихоньку обшаривает глазами спальню, да к тому же карман жакета у неё оттопырен и из него торчит… колода карт.
        - Что у вас там… в кармане?
        - А, это… - Лорна вытащила одну карту и протянула хозяйке.
        Айлин взглянула - карта была несчастливой, с дамой-смертью…
        - Вы с ума сошли?! Что вы мне суёте?!
        - Простите, госпожа Монца. - Оставаясь в образе невозмутимой красавицы, Лорна сунула карту в другой карман и оглядела поднос. - Неужели ложечку уронила? - Она встала на колени перед высокой кроватью. - Куда же она закатилась?
        Айлин взяла тост, но кусок не лез в горло. Было что-то ненормальное во всём этом, в утреннем маскараде, неуместном для прислуги, поданной ей чёрной карте, в самоуверенном тоне Лорны и даже в том, как она с бормотанием ползает на коленках вокруг кровати, рьяно разыскивая невесть куда завалившуюся ложечку, - будто без неё жизнь не жизнь. Когда Лорна наконец оттуда выбралась, голова была обмотана тёмным платком, торчал только нос, и был виден один глаз, диковатый, бешеный…
        Лорна молча взяла кофейник и принялась лить кофе в чашку, вернее, мимо, на поднос, на тосты - потому что своим страшным глазом она смотрела на испуганную Айлин. Горячие брызги веером полетели во все стороны. Не дав хозяйке опомниться, Лорна зачерпнула из сахарницы горсть сахару и подбросила в воздух над Айлин, прохрипев:
        - Морок, развейся! Морок, развейся!
        Айлин взвизгнула, закрыв лицо руками, а Лорна сорвала с себя платок и в мгновение ока убрала поднос с постели.
        - Отойдите от меня! - крикнула бледная, дрожащая Айлин. - Прочь!
        - Простите, госпожа Монца… я должна была так поступить… я не сошла с ума… а просто хотела вас сильно напугать… чтобы снять сглаз… - успокаивающим голосом говорила Лорна, хлопоча вокруг хозяйки, которая была на грани обморока: поправила сбившееся тонкое одеяло и, несмотря на сопротивление Айлин, энергично растёрла её ледяные пальцы.
        - Вам это удалось, - задыхаясь, сказала Айлин.
        - Пожалуйста, успокойтесь… не расстраивайтесь… - Лорна достала из кармана карту. - Мне не терпится проверить, стоило ли это ваших страданий. Скажите, какая она?
        Айлин, страшась, взглянула. На синем фоне человек чинил велосипед, на второй половине карты девушка мечтательно рассматривала витрину с манекенами.
        - Нормальная, - прошептала Айлин.
        - Какое счастье! - Лорна рассмеялась, тихонько и так мило, что Айлин почувствовала некоторое облегчение. - А ведь это та самая карта, которая показалась вам чёрной. Убедитесь сами. - Лорна дала в руки Айлин всю колоду. - Вытащите, пожалуйста, одну.
        - Подождите… Там ещё остался кофе, или вы вылили на меня весь кофейник? - слабым голосом спросила Айлин, ероша волосы, чтобы вытряхнуть крупинки сахара.
        - Сейчас проверим, - улыбнулась Лорна.
        После чашки кофе дыхание у Айлин выровнялось, на щеках появился румянец.
        - А если я не хочу? - сказала она, покосившись на колоду.
        - Всё будет хорошо. Смелее!
        Дрожащими руками Айлин стала переворачивать карты. Зелёная, красная, снова
        красная… Айлин разметала все карты по постели. Чёрной среди них не было.
        - А где же…?
        - В мусорном ведре. Не будем на неё смотреть, госпожа Айлин.
        - Не будем. Значит… Вы хотите сказать, меня сглазили?
        - Уверена.
        У окна стоял столик с круглой мраморной столешницей и два небольших кресла - удобный уголок для утреннего чая или беседы. Айлин показала на него глазами.
        - Присядьте, пожалуйста. Как вы узнали про сглаз?
        Лорна села.
        - Госпожа Айлин, слухи по дому распространяются мгновенно. Когда ваше паническое состояние из-за гаданий стало очевидным, мы все подумали, что вас напугала несколько раз выпавшая плохая карта, и что после этого вы стали себя, простите, накручивать…
        - Но доктору Рицу она тоже выпала, когда он вытащил её по моей просьбе.
        - Доктора это поразило, он попросил меня при случае проверить карты - вдруг кто-то со злым умыслом всучил вам колоду чёрных карт? При гадательной традиции не переворачивать карты и вынимать одну карту в день вашему врагу очень просто вас запугивать. К сожалению, его догадка оказалась верной. Я рассмотрела карты, когда вы забыли их в столе. Простите, знаю, вы недовольны, но поймите, мы беспокоились и хотели помочь…
        - Я не сержусь.
        - Спасибо. Так вот, я обнаружила, что колода в самом деле состоит из одних чёрных карт. Тридцать три чёрные дамы.
        Айлин застонала.
        - Это ужасно… Но кто мой мучитель?
        - Если бы знать… Может, тот, кто хотел нас отравить? Я дважды меняла карты на нормальные, а потом подмены прекратились. Но ваши страхи перед чёрной дамой не отступали. Наконец одна гадалка сказала мне, что вас сглазили или навели порчу, чтобы на любой карте вы видели изображение чёрной дамы. Она же научила меня, как её снять.
        - Порча, сглаз… - сказала Айлин. - Когда? Как?
        - Самой хотелось бы знать. Возможно, покопавшись в памяти, вы могли бы вспомнить когда и как.
        Айлин пронзила догадка. Вечер у камина… инспектор Слеж… «А о чём ты говорила со мной? - О том, что тебе всюду мерещится чёрная карта…» Эти слова подействовали на неё как внушение. Ах, Фанни, Фанни…
        - Но ведь это не намеренно…
        - Что вы сказали, госпожа Айлин?
        - Ничего. Благодарю вас - за инициативу и сострадание, хотя вы меня до смерти напугали. Ваш расчёт был верным: когда происходит что-то из ряда вон выходящее, то, к чему совершенно не готов, это шокирует. Теперь я вам обязана. - Айлин пристально смотрела на Лорну, и вдруг в памяти встало другое лицо, очень похожее… те же голубые глаза, испуганный вид… Неудачно скатился с лестницы… - Как, говорите, ваша фамилия? Край? Лорна Край? Разве не Беззубка?
        - Верно, - смутилась Лорна. - Я взяла фамилию бабушки…
        Айлин без сил откинулась на подушку. Как похожа на мать… Дочь той самой служанки, Титты Беззубки, которая забеременела от Анчи…
        - Вы единокровная сестра Катрисс. - Это прозвучало как обвинение.
        - Да, у нас с вашей дочерью один отец, - тихо сказала Лорна. - Но мне нечего стыдиться.
        Не самые приятные картины прошлого встали перед Айлин.
        - Ваша мать пришла в этот дом, чтобы мне служить, а вместо этого тайком развлекалась с моим мужем. Она меня не пожалела. Никто меня не жалеет. Действительно - зачем? На таких, как я, можно ездить, а я слова не скажу.
        - Я вас жалею! - покраснев, воскликнула Лорна. - И мама любила отца…
        - За что, позвольте спросить?
        - Она не встречала человека храбрее…
        - Понимаю. Хотелось как-то оправдать своё неблаговидное поведение. Храбрец… Чтобы пьянствовать и буянить, большой храбрости не требуется. Не припомню ничего более героического за время нашего брака. Когда Анчи героически свернул себе шею, я позаботилась о том, чтобы ваша мать не бедствовала и вырастила вас. А вы, став взрослой, зачем-то вернулись в Спящую крепость - прокрались сюда, скрыв историю своего рождения. Считаете, после этого я могу вам доверять? А вдруг вы и есть тот самый недоброжелатель, что пытался внушить мне чёрные мысли с помощью подложенных карт?
        Вновь вспыхнувшая неприязнь Айлин больно ранила Лорну, она расплакалась.
        - Скрывала от вас, но не от своей сестры! Я просто хотела быть ближе к её семье, хотела быть полезной…
        - Так Катрисс… знала?
        - Знала и знает… Мы часто видимся…
        Айлин резко села. Великая Мау, воистину не знаешь, где потеряешь, где найдёшь… Почти не осталось надежды наладить отношения с дочерью, её посланцев Катрисс на порог не пускала. Столько лет не виделись, и вдруг шанс!
        - Пожалуйста, простите мне глупую несдержанность и необъективность… - Хотя у Айлин после пережитых волнений руки- ноги тряслись, она поспешно выбралась из постели и, накинув длинный атласный халат, села рядом с Лорной за столик. - Милая Лорна… Меня совершенно измучила история с чёрными картами… а вы сняли с моей души этот ужасный груз… не могу выразить словами, как я вам благодарна… Дорогая, я всё вижу. Трудитесь как пчела с утра до ночи, из сил выбиваетесь ради нашей семьи. Я ценю это, поверьте… Не понимаю, как я могла подозревать вас в неблаговидных делах? Я так на себя сержусь! Не держите зла, моя милая, лучше скажите, как мне загладить вину?
        Она видела в глазах Лорны недоверие, но плела словеса, пытаясь окончательно вытеснить из своего сердца обиду, когда-то нанесённую изменой мужа, и в сотый раз убеждая себя, что эта милая, работящая девушка ни в чём не виновата. Раскаяние хозяйки смягчило страдания Лорны, а слёзы отчаяния сменились слезами тихой радости. Вскоре они уже вели почти задушевную беседу.
        - Кажется, я поняла. Это Катрисс подсказала вам про мой сглаз.
        - Да, верно.
        - Как она? - волнуясь, спросила Айлин.
        - В последнее время плохо себя чувствует, почти не спит. Ей трудно сосредоточиться на чём-то одном, она постоянно отвлекается, даже когда принимает клиентов, - ходит по салону, переставляет безделушки или вдруг начинает подпиливать ногти, не обращая ни на кого внимания…
        - Она принимает антидепрессанты? - Тема была деликатной, но с кем же тогда обсуждать проблемы Катрисс, если не с её сестрой?
        - Они не защищают её от видений, напротив, делают их ярче…
        - А по-моему, - пробормотала Айлин, - её видения - шарлатанство чистой воды. Лорна, ну, скажите, она хотя бы скучает по Фанни?
        - Нет… Больше по отцу.
        - Мёртвых любить легче, - с досадой сказала Айлин. - С годами неприятные моменты стираются из памяти и образ становится почти идеальным. Вы своего отца не знали, ведь он умер ещё до вашего рождения, а ваша мать и Катрисс, я уверена, говорят о нём только в превосходных тонах. И было бы это правильным, живи вы за пределами Дубъюка, вдалеке от мурров и от меня. Но послушайте, дорогая… Иногда необходимо снять розовые очки - чтобы живые не казались монстрами из-за того, что не разделяют вашего восхищения умершими.
        Лорна хмурилась.
        - Если вам так плохо с ним жилось, почему вы не развелись?
        - Из-за Катрисс, конечно. Эти двое обожали друг друга. Она вылитый отец, такая же неугомонная, и игры у них были жутковатые, с надрывом, на грани: то по крышам бегают, то стреляют по голубям. Однажды построили несколько плотов и огромной компанией отправились по Алофе на север, к болотам, чуть не утонули. Я думала, с ума сойду, а Катрисс хоть бы что. Другой семилетний ребёнок заикой бы остался после таких приключений, едва спасли, а ей весело… ещё, давай ещё! И не разговаривала нормальным голосом, а кричала и приказывала. Помню, я постоянно боялась, что, имея перед глазами пример отца, она пристрастится к заразе похлеще многих, к картам. Но, знаете, в годы моего замужества на Дубъюк сошло какое-то небывалое умиротворение. Это сейчас каждый день что-то случается, а тогда мы жили без особых происшествий, праздники были весёлыми, шумными, люди любили кошек, доверяли властям. Словно всё зло, что есть в мире, сконцентрировалось в пределах моего дома и не могло вырваться наружу.
        - Мне больно это слышать… Простите, если мои суждения вас задевают, госпожа Монца, но Катрисс говорит, что даже мурры любили нашего отца…
        - Уму непостижимо, - Айлин пожала плечами, - но это правда. Мурры были в восторге от нестройных песен и пьяных хороводов, которые водили вокруг них собутыльники Анчи. Когда он погиб, от женихов отбою не было, но мне казалось, что ради Катрисс нужно оставаться вдОвой, ведь она так тосковала по отцу. Знаете, ради детей мы часто идём на жертвы, а потом размахиваем ими, как знамёнами, и обижаемся, что дети не способны их оценить. И всё же я спрошу. Она вспоминает меня хоть иногда?
        Лорна помялась.
        - Кажется, ей никто не нужен… Извините.
        - Благодарю за тактичность… Всем и так известно, что Катрисс меня ненавидит.
        - За что? - робко спросила Лорна.
        - За то, что на свете существуют мурры и её любимый мужчина погиб, не сумев изменить порядок вещей. Сначала она потеряла отца, потом мужа. Это её сломало.
        - Я люблю Катрисс всем сердцем, но, к сожалению, я никогда особенно её не интересовала, - вырвалось у Лорны. - Думаю, она терпит мои визиты только в надежде, что я смогу донести до вас её самое заветное желание. Вы же о нём слышали?
        - Ещё бы. Она хочет воскресить своего дорогого Броди.
        - Очень хочет! И готова вас простить, если…
        - Это абсурд, - с мучительной гримасой сказала Айлин. - Как я могу кого-то воскресить?
        - Она считает, что для вас нет ничего невозможного, а ей вы отказываете только из вредности, и что живица из хитина янтарников…
        - Живица, - снова перебила Айлин, - не всесильна.
        - А живая вода?
        - Ещё лучше! Это не моя собственность, я не имею права - и возможности - распоряжаться тем, что создано магией кошек и им принадлежит. Когда вы снова собираетесь к Катрисс?
        - В свой ближайший выходной. У меня скользящий график.
        Честно сказать, Айлин не могла припомнить и дня, когда бы не видела Лорну, та всегда была на виду, на подхвате, всегда готовая служить и услужить. Но иногда завтраки приносила София или Фелиси, и, вполне вероятно, что в эти дни она, формально, не работала.
        - А я помню!
        - Хорошо, - улыбнулась Лорна. - Следующий выходной - через два дня.
        - Пожалуйста, расскажите Катрисс о нашем разговоре. То, что сочтёте нужным.
        - Конечно, госпожа Айлин. Я попробую, улучив удобный момент.
        - Вы просто чудо, - искренне сказала Айлин.
        - Не знаю, важно ли это… - Лорна колебалась. - Когда я рассказала сестре про парадный обед, об отравлении, она промолчала, но потом вернулась к разговору и как-то очень невнятно сказала, что нужно проверить падлину… или, извините, подляну.
        Айлин была озадачена и беззвучно повторила слова Катрисс, а потом воскликнула:
        - Па… влину? Проверить Павлину?!
        - Возможно, - нерешительно сказала Лорна. - Очень может быть.
        Лорна забрала поднос и ушла. А Айлин ещё посидела некоторое время, с теплотой думая о Лорне и с раздражением - о тётушке Павлине, чей образ со временем почему-то не становился идеальнее. Не прошло и пяти минут, как Лорна вернулась.
        - Госпожа Айлин, я долго думала, говорить ли вам…
        - О чём? - испугалась Айлин, уставшая от плохих новостей.
        - О подготовке к парадному обеду. Я вошла в гостиную и увидела госпожу Фанни за накрытым столом, ещё до прихода гостей. Она сидела такая бледная, пугающе бледная… А потом всё закрутилось со страшной силой. Но я не сказала полицейским. Не верю, что госпожа Фанни способна намеренно причинить кому-то вред, она замечательная девочка.
        - Не называйте её госпожой хотя бы при мне, ведь она ваша племянница. Я скажу ей про вас. И к какому выводу вы пришли? - расстроенным голосом спросила Айлин.
        - Фанни что-то знает.
        - Может, после тяжёлого дня на кухне у неё разболелась голова?
        - Не то. Она выглядела потрясённой. Виктория рассказала вам, что Фанни на каникулах трудится книссой?
        - Да, я знаю. Идите уже, Лорна, идите…
        2
        После душа Айлин вызвала господина Куафюра.
        - Тошно, - пожаловалась она, встретившись с ним взглядом в зеркале туалетного столика. - Не до красоты.
        - Да, густовласая.
        Он высушил её длинные волосы и навертел гладкий узел, из которого не выбивался ни один волосок. Айлин была погружена в мрачные раздумья и не проронила ни слова. Это более чем устраивало господина Куафюра, не выносившего пустой болтовни. Сделав дело, мастер удалился, а Айлин переоделась в простой тёмно-синий костюм и отправилась прямиком в подвал.
        Господин Даймон встал не с той ноги: нехотя кивнул в знак приветствия, а потом заметил, что даже под землёй ему не спрятаться от посторонних глаз. Во время этой неприятной тирады он продолжал быстро писать карандашом в толстой тетради.
        - Ворчите, как старый дед, - огрызнулась Айлин. - Думаете, мне доставляет удовольствие шастать по подвалам?
        - Похоже на то.
        - Хм. Я пришла вот за чем. Может, вам встретилось в пророчествах Павлины упоминание о каком-нибудь отравлении?
        - Нет. - Даймон продолжал строчить.
        - Рука не устала?
        - Да что опять от меня нужно?!
        - В день нашего знакомства ваши манеры показались мне превосходными, - с упрёком сказала Айлин.
        - Хотел произвести впечатление. - Даймон посмотрел на неё. - Прошу прощения, если перегибаю палку. А знаете, вы тоже не скрывайте эмоций и говорите всё, что думаете. Без церемоний со мной. Так проще. Отвечаю на вопрос. Я уже объяснил младшей Монца свою гипотезу.
        Айлин замерла.
        - А подробнее?
        - Я предположил, опираясь на признаки, сопутствующие покушению, что кто-то в доме обнаружил иглы Фэрвора-отравителя. Вы же о нём слышали? - Даймон поднял голову и в крайнем раздражении взглянул на Айлин, которую после этих слов охватило дурное предчувствие. - Вот и внучка ваша тоже позеленела, услышав про Фэрвора. Согласен, ситуация неприятная, ведь если враг до сих пор не найден, нет гарантий, что он не нападёт снова. Вы все - поосторожнее там, наверху. И предупредите ловиссу! - Снова зашуршал карандаш.
        Сдержав панический вопль, Айлин спешно покинула подвал, проскользнула мимо дежурившего в холле Хейго и взлетела по парадной лестнице на второй этаж, боясь даже смотреть в сторону кухни. Когда она, задыхаясь, ввалилась в приёмную, встревоженный Лунг вскочил на ноги.
        - Вызвать доктора? На вас лица нет…
        - Всё в порядке… Принесите мне, пожалуйста, чашку кофе… Где Длит?
        - Уехала по делам…
        Лунг засуетился, а Айлин, пройдя в кабинет, села на диванчик у окна и отдышалась. Пойти к Фанни и потребовать объяснений? Но будет ли результат? И где она сама допустила ошибку?
        Пророчества и пустые тайники - вот всё, что осталось в памяти о неуёмной тётушке Павлине. Немного успокоившись, Айлин решила, что нужно вернуться к началу, туда, откуда всё пошло, ведь был один эпизод, который она легкомысленно обошла вниманием. Именно Фанни рассказала ей, что, находясь под воздействием этой вещи, Айлин собственноручно рассекретила ещё один тайник - устроенный для отвода глаз - здесь, в своём кабинете. И Фанни его видела…
        Через минуту, отставив в сторону шкатулку с украшениями, Айлин уже держала в руках пожелтевшее письмо госпоже Павлине Анакисе Монца от уважаемого чанси Лотаруса с просьбой как можно тщательнее перепрятать содержимое тайников. На обратной стороне письма - план Спящей крепости с крестиками, и, к ужасу Айлин, их на один больше, чем она помнила - ведь Павлина рассказывала ей о десяти тайниках. Неучтённый, одиннадцатый, тайник был отмечен на кухне, где Фанни в эту самую минуту изнуряла себя тяжёлой работой…
        Обжигаясь кофе, принесённым Лунгом, Айлин собиралась с духом, чтобы принять правду, которая в недавних обстоятельствах могла бы её убить. В буквальном смысле. Спустившись на первый этаж, она обнаружила, что наступило время обеда. Слуги сходились в чайную комнату, оттуда доносились звяканье посуды и негромкие голоса, нудно басил Мартон:
        - Сначала пусть отдаст отраву и повинится, а потом я буду обедать с ним за одним столом…
        Айлин постучала в дверь кухни. Виктория впустила её, не забыв предварительно поинтересоваться, кто там.
        - Ой… госпожа Монца… Вы к госпоже Фанни? А она куда-то убежала… У меня запарка с обедом, подавать надо… Летки же по-прежнему нет… - Краем белоснежного фартука Виктория утирала пот, струившийся по разгорячённому лицу.
        - Не обращай на меня внимания, иди, работай, Виктория. Я пока осмотрюсь…
        Виктория принялась греметь кастрюлями, а Айлин, побродив по кухне, наведалась в коридор со сводчатым потолком, ведущий в кладовые, а потом и в уголок, отмеченный в плане. Как она и предполагала, тайник располагался в огромном чёрном буфете, где Барри хранил специи. Гиблое это было место. Как-то раз старик заманил её сюда и, невзирая на слабые протесты Айлин, с гордостью продемонстрировал запасы, после чего ей пришлось срочно пройти курс лечения от аллергии. Поэтому сейчас она рассматривала банки с надписями на незнакомом языке, с ужасом вспоминая, как некогда её накрыло облаком жгучих, горьких и приторно-сладких ароматов, и не решалась потянуть на себя стеклянную дверцу.
        - Бабушка, - раздался сзади негромкий голос.
        Айлин резко обернулась.
        Рядом стояла Фанни, в косынке и в белом фартуке поверх рабочего платья, и протягивала ей узкий тёмный футляр. Её душили слёзы, губы кривились. Айлин взяла футляр из её рук, испытывая ни с чем не сравнимый ужас.
        - Мне ещё пол надо вымыть, - отводя глаза в сторону, сказала Фанни. Она развернулась, чтобы уйти, но столкнулась с подошедшей Викторией, всхлипнула и убежала.
        Ледяными пальцами Айлин встряхнула футляр - в нём блеснули две металлические иглы, соединённые цепочкой…
        - Всё плохо, госпожа Монца? - спросила Виктория, когда их взгляды встретились.
        - Плохо быть коротышкой - никуда не дотянешься. Плохо и опасно…
        Павлина торопилась, потому что её пугал и преследовал Голос, а до верхней полки не могла дотянуться, вот и оставила иглы Фэрвора в старом тайнике. План с новым расположением тайников она уничтожила, как и требовалось, а старый - нет, ведь дело не было доведено до конца! Узнать бы, ради интереса, как она отчиталась перед уважаемым чанси Лотарусом. Хотя теперь это не имеет никакого значения… Великая Мау, но ведь могла хотя бы предупредить, что один тайник не тронут?! Конечно, могла. Просто не хотела выглядеть человеком, не способным исполнить свой долг. Ну, спасибо, тётушка Павлина… Коротышка Подляна.
        Спрятав футляр с иглами под жакет, Айлин не смогла сдвинуться с места, ноги вконец ослабели. Виктория заботливо взяла её под локоть и помогла дойти до двери.
        - Дальше я сама… спасибо, дорогая…
        Айлин ушла, не глядя на Фанни, которая ползала на коленках, отмывая и без того сверкающие чистотой чёрно-белые квадраты пола.
        …Выпрямив спинку, Сантэ сидела на постели и внимательно наблюдала, как Эдам приводит Хозяйку в чувство. Её жёлто-зелёные глаза сердито вспыхивали, когда его взгляд случайно натыкался на неё, - не иначе, помнила внушаемые им Фанни мысли, что все кошки суть неизбежное зло. Но доктор знал своё дело: дыхание Айлин постепенно выровнялось, сердце перестало бешено трепыхаться в груди, пальцы рук и ног потеплели, и Эдам ушёл, столкнувшись в дверях с откуда-то вернувшейся ловиссой. Ожидая её, Айлин и сама извелась, и загоняла Лунга - не появилась ли? Беспокоить Длит по деревяшке оба старались как можно реже.
        Эдам с напускной холодностью кивнул ловиссе, хотя сердце заколотилось посильнее, чем у хозяйки. И при виде него - ни одной эмоции на её прекрасном лице! Отвратительный плащ, отвратительные ботинки… Он прошёл мимо, задрав голову. Как может женщина, которую он… которая ему нравится, так одеваться?
        После того как Айлин поговорила с Длит, её помощница на несколько минут исчезла. Вошла и робко села на пуфик у окна Фанни: заплаканное лицо, пальцы беспокойно теребят белую косынку, лежащую на коленях. Айлин не сказала ни слова, вытянулась на спине и закрыла глаза. Снова появилась ловисса, успевшая переодеться.
        - Итак, младшая госпожа, судьба вновь была к тебе благосклонна, - сказала она, встав перед Фанни. - Вероятно, ты надеешься, что тебе и в этот раз всё сойдёт с рук. Нет, больше никто не станет тебя выгораживать.
        Фанни пробирала дрожь. В тихом голосе Длит она слышала нечто пугающее, беспощадное, словно ловисса давно привыкла судить людей.
        - Бабушка… - пробормотала она, глядя на неподвижно лежащую Айлин. - Обещаю вести себя хорошо… поверь мне в последний раз…
        - Я попросила персонал собраться в гостиной, - продолжала Длит. - Не стоит заставлять всех ждать. Особенно несчастного старика, которого подозревают в том, чего он не совершал. Пора идти, Фанни.
        - Куда? Зачем?!
        - Вид достаточно зарёванный, чтобы все поверили в твоё раскаяние. Кратко объяснишь,
        как всё вышло, и принесёшь извинения.
        - Нет! Ни за что! - крикнула Фанни. - Вы не можете ничего от меня требовать!
        - Конечно, могу.
        Фанни вскочила на ноги, скомкав, швырнула в Длит косынку и разразилась яростной истерикой - со слезами и бессвязными выкриками.
        Отступив к кровати, Длит спокойно рассматривала висящую над изголовьем картину с Матерью-кошкой. Айлин лежала окаменев, с закрытыми глазами, и лишь слабое дрожание век и редкие судорожные вздохи говорили о том, что она жива. Сантэ у неё в ногах занялась своим туалетом и вылизывалась так старательно, словно комната не сотрясалась от отчаянных воплей.
        Прокричавшись, Фанни упала на пуфик. Яркие глаза, опухшие от долгих слёз, превратились в узкие щёлочки, волосы растрепались и свисали космами. На подошедшую ловиссу она взглянула затравленно, как попавший в западню зверёк.
        - Умойся и пойдём, - сочувственно сказала Длит. - Думаю, тебе в эти дни пришлось несладко. Но если сейчас струсишь, твоя жизнь станет невыносимой. Ты же не хочешь каждую минуту бояться разоблачения, вздрагивать от одной мысли, что кто-то узнает твой секрет?
        - Свою собственную тайну вы храните! Её никто не знает, кроме бабушки…
        - К сожалению, это вопрос времени. - Длит видела, что девочка колеблется: страшно оставить всё как есть и страшно признаться. - Твоя гордость уязвлена, я знаю, но пора признать ошибку и жить дальше. Это свидетельство силы, а не слабости.
        Помолчав, Фанни тихо спросила:
        - А фартук? Что мне делать с фартуком?
        - Ты только притворялась служанкой, так что лучше снять.
        Когда Фанни ушла в ванную, Длит присела на кровать и погладила вздрагивающую руку Айлин:
        - Она справится.
        Глава 17. Боитесь, что это Джио?
        1
        Вот-вот должен был появиться Баз. Айлин вынула из сейфа и положила на стол несколько тугих пачек. Во-первых, самый их вид располагает к тебе людей, делает их любезнее и сговорчивее, а во-вторых, она знала расценки База. С ним мелкими купюрами не расплатишься, особенно сегодня.
        Баз был невысоким, но крепким парнем, коротко стриженным, с неярким лицом, какое не сможешь описать, если потребуется, и одежду он предпочитал неприметную, Айлин никогда не могла вспомнить цвет его вязаных свитеров. Он все время куда-то спешил, зарабатывая на жизнь слухами и новостями, и торговля шла весьма успешно, если принять во внимание суммы, которые он получал от одной только Айлин. Именно Баз, когда Фанни открыто возненавидела кошек, провёл удачную компанию по распространению полезных слухов. Айлин как-то очень быстро и естественно стала называть его по имени и обращаться на ты. Он, в свою очередь, говорил ей всё, что думает, но у него это получалось ни оскорбительно, ни вызывающе.
        Он вошёл торопливой походкой, кивнул и без церемоний плюхнулся на стул возле стола, за которым сидела Айлин. На самОм столе, рядом с пирамидкой из денежных пачек спала Сантэ. Баз всегда осторожничал, находясь рядом с муррами. Стоит Сантэ проснуться, он отодвинет стул.
        - Рада тебя видеть. - Айлин говорила тихо, чтобы не разбудить мурру. - Что нового?
        Баз отвечал сразу и чётко выговаривал каждую букву, чтобы даже глухой не отнимал у него времени на уточнения.
        - Если вы о детях, то мне ничего не известно.
        - Ты каждый раз так говоришь.
        - Все молчат.
        - Боятся, или кто-то приказал молчать?
        Баз пожал плечами и, чтобы пресечь, возможно, последующие расспросы, сказал:
        - Несколько часов назад нашли убитого бродягу. Мучил кошку.
        Сантэ на столе зашевелилась. Айлин затрясло.
        - Кошка выжила?
        - Да. На лбу бродяги был знак Хранителя, красная точка.
        - Зачем рассказываешь? Я узнаю, я ведь читаю на работе сводки происшествий.
        - Копы определили, что кошка не была мурчей.
        - По-твоему, беспородные животные не нуждаются в защите?
        - По-моему, - с нажимом сказал Баз, - Хранитель не настоящий. Они не мстят за простых кошек. Лже-Хранитель действует с запозданием на сутки, двое, и в последнее время развернулся… третий труп за месяц. Возникло серьёзное затруднение… Знак Хранителя на убитых есть, но вы же знаете, его достоверность можно проверить только через полгода, после эксгумации, когда проступит печать Хранителя… Люди волнуются.
        Люди служило сигналом, что Баз отрабатывает заказ и передаст её ответ тем, чьи интересы сегодня представляет.
        - Почему, Баз? - пристально глядя на него, спросила Айлин. - Почему они волнуются, если наказаны мучители кошек?
        - Двое других не трогали кошек… они применили перед смертью невидимые заклинания…
        Айлин откинулась на спинку стула.
        - Хорошо известно, на какие мерзости способен человек, владеющий невидимым заклинанием. Привести пару примеров? - Баз брезгливо поморщился. - Закончу мысль: не сомневаюсь, что действия Хранителя были оправданны.
        - Да мне-то что? Просто… как бы на него не началась охота…
        Айлин усмехнулась.
        - На Хранителя? Как начнётся, так и закончится.
        Баз нервно поёрзал.
        - Вы могли бы помочь. Если бы точно знать, самозванец наш мститель или нет…
        - С какой стати мне помогать? - холодно сказала Айлин.
        - Мы наслышаны о вашем бесстрашии, но ведь у вас внучка подрастает… - опустив глаза, мямлил Баз.
        У Айлин перехватило дыхание.
        - Они мне угрожают?!
        - Невидимые заклинания потому так называются, что Хранители никого за них не наказывают… Они их не видят… - гнул своё Баз в надежде разговорить Хозяйку.
        - Может, времена меняются? - мстительно сказала Айлин.
        Баз был потрясён. Несколько мгновений он не мог выжать из себя ни слова. Айлин имела доступ к секретной, зачастую не доступной другим информации, и если правда то, о чём она только что сказала, это может изменить картину мира в Дубъюке: сложившуюся иерархию, расстановку сил, деловой климат, финансы. Людям, применяющим невидимые заклинания, остаётся только молиться, что Хозяйка блефует, разозлённая тем, что ей осмелились угрожать. Баз сам недавно купил на все свои сбережения одно такое заклинание и строил на него большие планы. А теперь что ж, смерть в награду? Это всё, ради чего он работал столько лет?! Нет-нет… тогда смертей было бы больше, ведь невидимые заклинания применяют в Дубъюке весьма активно… Нынешний Хранитель - частный случай, он почти уверен…
        - Так что там про мою внучку?
        - Э-э… забудьте… - Баз встал, не сводя с Айлин настороженных глаз и мечтая проникнуть в её мысли, потом вспомнил, что не все дела ещё сделаны, и снова сел. - Зачем звали? -
        Теперь он говорил от себя и голос звучал почтительнее.
        - Есть один вопрос. - Айлин показала ему заранее приготовленный листок с текстом. Быстро пробежав его глазами, Баз переменился в лице и жестами показал: произнесите это вслух! - Организуй мне встречу с человеком, называющим себя Когтем.
        Она знала, что подвергает его серьёзной опасности, заводя разговор о подземщиках. Но когда-то надо было зайти с этой стороны…
        - В этом вопросе рекомендую ориентироваться на мнение человека, который называет себя Ричардом Горном, - деревянным голосом ответил Баз.
        - Он отказывается заниматься этим вопросом, - хмуро сказала Айлин, уже понимая, что обсуждения этой темы не последует. Сантэ приоткрыла жёлто-зелёные глаза - Айлин сняла верх с денежной пирамидки. - Вот, возьми… за хлопоты… ну, ты помнишь… человек, приславший мне письмо…
        Баз быстро принял продолговатую пачку, сунул под тугую резинку свитера.
        - Я нашёл его, вот адрес в долине. - Он протянул Айлин клочок бумаги. Она схватила его и прижала к груди.
        - Он жив?! - Баз кивнул. - Спасибо… Ты снова меня выручил…
        Баз не просто злился на неё за Когтя и Хранителя, он был в ярости, ушёл не попрощавшись.
        2
        В переговорной свет от фонарей бил им в спины, при малейшем движении на стенах плясали огромные кривые тени.
        - Ты знаешь - у Кристофера всегда был беспорядок с корреспонденцией. Лунг разобрал завалы в шкафу и обнаружил письмо двухнедельной давности. - Айлин протянула Длит сложенный в несколько раз лист бумаги. - Баз по моей просьбе навёл справки и выяснил, что этот мужчина остановился в гостинице «Забытая легенда», что на южном холме.
        Длит подошла к сейфу, где свет фонаря был ярче, и быстро прочла письмо.
        - «Имею крайне важные для вас сведения… прошу о встрече…»
        - Просил две недели назад… А сейчас - не знаю…
        - Но кто это - «Джио Риц, сын Хаммонда Рица»?
        - Это расплата, - со слезами в голосе произнесла Айлин. - Хаммонд Риц - врач, одно время работавший в этом доме…
        Длит слушала Айлин с нараставшим изумлением.
        - И…?
        - Я подозреваю, что Джио - мой сын от Хаммонда.
        - Что? - потрясённо выдохнула Длит.
        Айлин крепилась изо всех сил, чтобы не дать волю нервам.
        - Как в сериале, правда? «Милый, я беременна! - От кого? - А ты не догадываешься?» Возлюбленный супруг мой ни о чём не догадывался, иначе сразу закопал бы меня в подвале. Он мог выезжать из Дубъюка, просаживал мои деньги в казино по всему свету, и возвращался, когда я была уже не в состоянии оплачивать его долги. Наши отношения с Хаммондом, эти два года - самое счастливое время в моей жизни… Появление ребёнка приписали одной из горничных, очень порядочной девушке из долины. Не поверишь, она упала в обморок от одной только мысли, что о ней могут такое подумать. Но я щедро обеспечила её будущее, и они с Хаммондом уехали вместе, якобы устраивать свою счастливую семейную жизнь. Уехали и навсегда увезли с собой моего сына. Я смирилась, пробовала забыть. И вот он здесь… - Слёзы побежали у Айлин по щекам. - Мало мне страха потерять Фанни, судьбе-злодейке угодно, чтобы я сильнее помучилась перед смертью…
        Длит приобняла Айлин за плечи. Она была с ней вровень, такая же высокая.
        - Ну, ну, не плачьте, дорогая. Чем вам грозит наличие незаконнорожденного ребёнка?
        - Были времена, когда неверных жён всенародно подвергали испытанию таинственной горькой водой - она наводила на изменниц проклятие… Надеюсь, меня не посмеют критиковать публично, но негласного осуждения не избежать. Слишком много недоброжелателей - в полиции, в мэрии… везде. У кого-то я отобрала и отдала в другие руки кошек, а значит, лишила положенной субсидии. Есть сотрудники Ассоциации, уволенные за злоупотребления, недобросовестные поставщики товаров для животных, просто завистники. Кто-нибудь да лягнёт: «Что это на вас, меха?» Приходится оправдываться: «Искусственные…» Как будто они не знают. И вдруг готовый жареный факт: Айлин Монца - прелюбодейка… И ведь всем наплевать, что я столько вынесла от своего тирана. Любовь спасла меня, придала сил… Если бы не Хаммонд… - Айлин помолчала, пытаясь освободиться от нахлынувших воспоминаний. - Напрасно я считала, что можно что-то утаить. Югай напомнил мне о Хаммонде, Слеже, Фанни, Виляве Выскоч… и даже Катрисс с Броди упомянул… Снова Катрисс! Она-то им что сделала?! Нажал на все болевые точки… я думала, у меня сердце остановится… Если вокруг истории со
Слежем в прессе раздуют скандал, мне придётся умасливать четыре дома, чтобы они не выразили недоверие Фанни и не объявили её недостойной наследницей…
        - Совсем не обязательно. У каждого из них рыльце в пуху. Ваш осведомитель мог бы легко вам помочь.
        - Нет, Длит, я не стану затевать войну компроматов и отбирать у них мурров.
        - Даже на время? В таком случае, рискуете проиграть.
        - Если честно, я уже ни в чём не уверена. Вдруг и мурры от меня отвернутся? Я так редко вижу их в Спящей крепости… Недавно вызывала - Мягкая Кошка и Ван явились через час, а Миу ещё позже. И Лаврион сказал, что корзина с пойманными мышами теперь наполовину пуста - значит, мурры и в библиотеке почти не бывают.
        - Сердитый Ван туда наведывается чаще других.
        - Тревожно мне, Длит… и тоскливо…
        - Ничего, всё рассеется и выправится. Когда вы встречаетесь с Джио?
        - Я посылала за ним Кристофера, но в отеле ответили, что он ни разу не ночевал. Ушёл и больше не вернулся. С тем местом связано нехорошее поверье: кто туда войдёт, пропадает навечно… Не понимаю, как они ведут дела… Баз его разыскал, для него это не проблема, но у меня дурное предчувствие. Копы докладывали, что один приезжий спровоцировал появление Дикого кота, и они его ищут…
        - Боитесь, что это Джио?
        - Боюсь. - Айлин с умоляющим видом протянула Длит клочок бумаги от База. - Вот адрес в долине…
        Пробежав бумагу глазами, Длит кивнула.
        - Я этим займусь. Но… странно. Не каждый может разговорить мурчу.
        - Я думала над этим, - сказала Айлин. - За тысячи лет в Монца перемешалось множество кровей, наверное, есть и кровь нижних. И мы всегда, так или иначе, имели дело с магией. Мой дед однажды открыл в себе способность взглядом приклеивать к столу ложки. Когда они с бабушкой ссорились, за стол вместе не садились.
        3
        Джио основательно застрял среди коров и навоза. Нужно было как-то себя занять. Амика разрешила ходить по деревне, но на него всюду смотрели косо. Он сразу заметил отсутствие кошек. Нигде! Ни одной! Вообще-то, этот факт его радовал, но стоило убедиться, что тут нет подвоха.
        - Не любят нас… Больно… - прошелестела Амика, когда он спросил. У неё были чёрные круги вокруг провалившихся глаз.
        Да, для деревенских это было больно - жить без кошек. Без кошек мышам раздолье. Одна девчонка по имени Руяна, из тех, что ухаживали за Амикой, относилась к Джио лучше других и рассказала, что специальные люди, мышеловы, собирали в городе бродячих кошек, лечили их и уговаривали поработать в долине. Кошек привозили в клетках, за плату выпускали по одной на двор. Кошки работали по ночам, складывая добычу в кучу на хозяйском дворе, а днём отсыпались. Хватало их на несколько дней - какая-то сила гнала их прочь, и постепенно хвостатые работники разбегались из долины. Иногда кому-то из нижних удавалось дотронуться до кота или кошки, избегавших их прикосновений, и эти воспоминания долго грели счастливчиков. Детские игрушки были в виде кошек, других дети не признавали.
        В огороде у Амики стояла молочная чаша. Джио проверял - налитое с вечера молоко в ней не скисало, просто исчезало к утру без следа.
        - Куда молоко делось? - спросил он у Руяны.
        - Воробушки выпили, - иронично ответила девчонка.
        Однажды Джио забрёл на край деревни, к огородам. В воздухе просвистел камень и попал ему в затылок. По шее потекла горячая струйка. Джио обернулся - люди копались на длинных грядах с картофелем, и только ребятишки смотрели на чужака во все глаза.
        - Думаете, я хотел, чтобы это случилось? - громко сказал Джио. - Я не верил, что Дубъюк особенное место, что здесь всё по-другому! А кто бы поверил в магию и кошачьи секреты? Всё это слишком для человека, который побывал в открытом космосе! Я просто хотел убедиться, что это неправда! Я жалею об этом! Если бы я мог всё вернуть… вернуть старику его кошку…
        - Так верни, болтун, - хмуро сказал мужчина, который вёл под уздцы лошадь. Он с отвращением взглянул на Джио, вскочил в седло и поскакал по дороге. Ватага ребятишек с громкими криками побежала за ним.
        Дни тянулись унылые, однообразные, поэтому, когда от госпожи Монца приехал здоровенный охранник с кобурой на поясе, Джио едва не заплакал от радости. Он быстренько скинул с себя безразмерные штаны и рубаху, достал из шкафа вычищенный Амикой костюм, надел его и сразу почувствовал себя человеком из большого мира. Он возвращается! Но сначала предстояло прощание.
        - Я хотел бы остаться с Амикой наедине, - сказал он, войдя к Амике в комнату, и выразительно посмотрел на пышнотелую сиделку в ярко-зелёном платье.
        Та лишь сдвинулась в сторону вместе со стулом.
        Джио встал на колени перед постелью, нежно взял руку Амики и приложил к своему лицу.
        - Не знаю, сможешь ли ты меня простить, - сказал он, сильно волнуясь, чего сам от себя не ожидал. - Но я всю жизнь буду тебе благодарен. Ты спасла меня, я этого не забуду.
        Амика грустно погладила его склонённую белокурую голову.
        - Береги себя, мой хороший… Послушай… Заметишь в себе изменения, что-то странное - не давай этому волю, не думай о нём, и со временем всё пройдёт… Не задерживайся у Хозяйки и не бери там ничего… понимаешь?
        Она будто видела его насквозь. Джио поднялся с колен.
        - У хозяйки?
        - В Спящей крепости, дурень, - сказала сиделка.
        - Нельзя на него злиться, Шани, - с упрёком произнесла Амика.
        - Прости, миленькая, прости глупую… - Она махнула Джио рукой, чтоб уходил. - Иди уже!
        Амика расплакалась.
        - Не гони его…
        Охнув, сиделка склонилась к руке Амики и покрыла её быстрыми поцелуями.
        - Да что ж мне сделать, матушка, чтоб ты на меня не серчала?!
        - Пусть… повторит…
        - Ну? - сказала сиделка, глядя на Джио. - Повтори, что сказала мать! Обещай!
        Мать? Джио не стал спорить, повторил и пообещал.
        - Заклинаю тебя, - прошептала Амика, и Джио поспешил уйти.
        Эти пейзажи по-своему прекрасны, думал он, глядя из окна автомобиля на проплывающие мимо цветущие сады и домики под соломенными крышами, на огороды и стада коров, пасущихся в лугах. Но лучше держаться от них подальше.
        …У чёрного хода величественной крепости Монца его встретила темноволосая женщина
        примерно его лет.
        - Господин Риц? - Она говорила вежливым тоном, но красивое лицо при этом не выражало никаких эмоций.
        - Да.
        - Госпожа Монца уехала по делам, но я уполномочена действовать от её имени.
        Она не представилась. Охранник и водитель называли её госпожой ловиссой. Ловит кого-то, подумал Джио.
        Он не назвал бы её красоткой, тут требовались другие определения. Её красота была не приманкой - бронёй, знаком «Не походи - убьёт», и всё потому, что между ней и миром стояло её прошлое. Джио понял это, только взглянув на неё. Прошлое не отпускало её ни на минуту, оттого она смотрела сквозь Джио, как будто он был прозрачным, - страдающая и чем-то глубоко уязвлённая. Дай ей повод, сожрёт и не заметит, только косточки выплюнет. Он встречал таких.
        Дом ошеломил Джио грандиозными размерами и великолепием. Сверкающий паркет, старинная мебель, множество прекрасных картин и портретов в золочёных рамах, мраморные и бронзовые статуэтки, бесценные безделушки… И всюду - невыразимой красоты ковры и портьеры. Шагая за ловиссой, Джио угрюмо размышлял, как всё-таки обволакивающе-уютна роскошь.
        Ловисса провела его в свою комнату на первом этаже, служившей, судя по всему, одновременно и её кабинетом. Там они поговорили, недолго, каких-нибудь пять минут. Первым делом она спросила, зачем Джио приехал в Дубъюк.
        - Скажу только Айлин Монца, - отрезал он.
        - Чем вы откупились от нижних?
        Её вопрос застал его врасплох, но он по-прежнему был настроен решительно:
        - Не понимаю, о чём вы. За меня заступилась одна женщина, это помогло.
        Ловисса смотрела на него с мрачной задумчивостью, и, помявшись, Джио спросил про Пенту - как он, поправился? Я наводила справки, ответила она, старику лучше.
        Потом… Почему-то этот короткий отрезок времени ему плохо запомнился. Она вроде бы сходила к столу, туда и обратно, а потом вдруг заговорила о деле. Джио не ожидал, что она так хорошо осведомлена о причине, побудившей его заявиться в этот чёртов Дубъюк. Она написала о ней на листке бумаги, склонившись над столом, и показала листок ему. Тогда зачем спрашивает, если ей всё известно? Узнать, что он зря тащился в такую даль и рисковал жизнью, было ужасным потрясением. Оказывается, его информация - просроченный товар… за такой обычно ничего не дают…
        Она следила за ним как коршун.
        - Вы здесь натерпелись… Наверное, хочется побыстрее уехать?
        Хотел ли он? Джио вспомнил только что встреченного в доме огромного тёмно-коричневого кота, при виде которого у него задёргался глаз. Да в этом городе шагу нельзя ступить без того, чтоб не наткнуться на какую-нибудь опасную тварь… Ничего на свете он не желал сильнее, чем поскорее отсюда убраться. Но за что он страдал?!
        - Я собираюсь уехать, это так, но… - протянул он, даже не пытаясь скрыть разочарование.
        - Понимаю. Предлагаю сделку. - В руках у ловиссы появилась внушительная пачка новых, хрустящих банкнот. Она потрясла деньгами, и у Джио пересохло во рту, когда он увидел, какого они достоинства. - Я даю их вам, и вы остаётесь.
        - Что?! Нет, нет…
        - Мне нужен помощник, а вы идеально подходите. У вас будет хорошая жизнь. Очень обеспеченная.
        - Это последнее место на земле, где я хотел бы обосноваться, - твёрдо сказал Джио. - Дадите вы мне денег или нет - я уеду. Не уговаривайте. Ни за что.
        Она вздохнула.
        - Ладно. Вы получите свои деньги, господин Риц. Пообещайте, что немедленно покинете Дубъюк и навсегда забудете сюда дорогу.
        - Да с превеликой радостью! Обещаю! - воскликнул Джио, испытывая огромное облегчение.
        - Мой долг предостеречь вас. Не пытайтесь применить полученные знания. Если вам всё ещё дорога жизнь, конечно. Будьте благоразумны.
        Джио был искренне озадачен.
        - Понятия не имею, о чём вы. Нет у меня никаких знаний.
        - Вот и прекрасно. - На её красивом лице впервые появилось подобие улыбки. - Берите, и больше никаких глупостей.
        Она вручила ему тяжёлую пачку, потом вызвала охранника, который привёз Джио.
        - Хейго, я надеюсь на вас.
        - Всё сделаю, госпожа ловисса, - ответил тот с такой готовностью, будто всю жизнь дожидался этого момента. - Довезу до Брамы и посажу в поезд.
        - Благодарю вас.
        Она добавила шёпотом, чтобы с гостя не спускали глаз, но слух у Джио был достаточно острым. Джио удостоился её прощального кивка и в сопровождении охранника пошёл сквозь освещённую солнцем анфиладу первого этажа, бросая восхищённые взгляды на безупречный, веками сложившийся декор.
        У охранника зазвонил телефон, и тот чуть ускорил шаг, отвечая. Джио, напротив, пошёл медленнее. В его арсенале было множество подобных приёмов, дающих некоторое преимущество, которое можно использовать с умом.
        В одной из комнат, мимо которой они как раз проходили, между двух мраморных колонн стояла витрина, похожая на те, что используют в ювелирных салонах, а у окна рядом с ней притулился старый, топорно сработанный табурет под прозрачным колпаком.
        Оставшись на несколько мгновений без надзора, Джио действовал бесшумнее мыши и быстрее змеи. Он приподнял стеклянную крышку витрины, взял с чёрной бархатной подставки блестящий жёлтый камешек, похожий на золотой самородок, самый крупный, один из числа десяти или около того, и даже успел лёгким касанием пальцев сдвинуть аккуратно разложенные камни, чтобы не был заметен образовавшийся просвет. За секунду до того как охранник притормозил и обернулся, добыча Джио уже приятно оттягивала нагрудный кармашек для платка.
        …Непростой городок Дубъюк преподнёс ему ещё один сюрприз. В поезде Джио обнаружил пропажу отцовского письма и некоторое время сидел в задумчивости, понимая, что его каким-то образом одурачили. Письмо лежало в потайном кармане пиджака, оно не могло случайно выпасть. Но как она сумела?! Постепенно он успокоился и даже посмеялся над ловкостью ловиссы. Нет причины для расстройства, ведь сумма, которую он выручил, намного превысила ожидаемую и теперь он мог не просто жить безбедно - он мог роскошествовать на протяжении несколько лет. И ещё тяжёлый золотой самородок! Впервые за долгое время Джио чувствовал себя счастливым. Ему здесь многое довелось испытать, но он выиграл! Клотильда, я возвращаюсь к тебе, любимая, мчусь на всех парусах…
        4
        В коридоре второго этажа, похожем из-за обилия живописных полотен на выставочную галерею, висели рядом две большие, от пола до потолка, картины, изображавшие мурров, ловящих рыбку на мелководье в тихой заводи Алофы. Картины не просто висели криво - они меняли положение, хотя Фелиси постоянно их поправляла. Это началось пять дней назад, и девушка решила, что усилился её невроз, который господин Риц предлагал вылечить очками. По его же совету, она пыталась тренировать силу воли и игнорировать мелкие позиционные огрехи, связанные с картинами и прочими вещами в доме, что не давали ей жить спокойно. Прибираясь в комнатах, она проходила мимо картин, опустив глаза, но сегодня вечером её великое терпение иссякло, и она снова посмотрела на них. С такой неприязнью смотрят только на врагов. Фелиси поджидало открытие, да какое! Картины не только перекосило - на одной из них, по воде, пронизанной солнечными лучами, пошла сильная рябь, а серебристая рыбка в когтях Господина Миша трепетала, как живая.
        Фелиси попятилась и испуганным взглядом окинула всю картину. Верх стены и прилегающая к ней часть потолка дрожали.
        - Не-ет, - решительно прошептала Фелиси. - Нет-нет-нет. Это не галлюцинации, это происходит на самом деле, иначе доктор Риц упечёт меня в психушку. И больше я его никогда не увижу…
        При мысли о докторе защемило сердце. Фелиси положила ладонь на полотно и улыбнулась, потому что ощутила под рукой лёгкую дрожь. Что-то здесь происходило, очень странное и невероятное. Довольно долго Фелиси рассматривала обе картины и стену, не забывая, однако, поглядывать по сторонам. Ей хотелось сохранить в тайне своё открытие.
        Наконец на уровне пояса она нашла на декоративной штукатурке стены потёртость, сальное пятно, уходящее под позолоченную картинную раму. Фелиси осторожно просунула туда руку и наткнулась на какую-то кнопку. Она нажала её и отпрянула.
        Тихо скрипнув, внутрь распахнулась высокая дверь, открывая между двух картин тайный вход в какое-то помещение. Края двери прятались за рамами, а её верх граничил с гипсовым карнизом на потолке, поэтому снаружи дверь нельзя было заметить. Фелиси увидела напротив себя узкое окно, сквозь которое в комнату с белыми стенами лился приглушенный вечерний свет.
        Насмелившись, Фелиси шагнула внутрь и встала, озираясь, посреди длинного чулана, погружённого в густые лиловые сумерки. У стены разваливающийся шкаф, за дверью старые швабры и вёдра; пол забросан мелким мусором: бумажками, обёртками от конфет, свежими огрызками яблок. Того, кто здесь бывал, не заботила гигиена.
        - Фу, грязнуля, - прошептала Фелиси, испытывая отвращение к подозрительному чулану, а особенно, к человеку, который не брезговал есть в этом царстве грязи и пыли.
        Она задрала голову и, напрягая зрение, разглядела, что и здесь область одной стены на границе с потолком заметно шевелится. Она не могла взять в толк, как такое возможно, ведь если качается стена, дом должен развалиться… Пока Фелиси стояла, осматриваясь, из окна дунул ветерок и, пробежавшись по чулану, плавно захлопнул дверь.
        - Мамочка! - тихо взвизгнула Фелиси и бросилась к двери, но не обнаружила ни замка, ни ручки, ни кнопки выход…
        Тихо паникуя, девушка кинулась к окну, уронив швабру, и тут, к большому своему облегчению, заметила открытый проём в стене с уходящими вниз каменными ступеньками. А вот и спасение! Она обязательно выберется отсюда, ведь всем известно, что в огромном доме Монца полно неизвестных ходов, и это будет лучше, чем колотить в дверь и кричать, переполошив весь дом, а потом ещё объяснять строгой госпоже ловиссе, что она здесь забыла…
        Внимательно глядя под ноги, Фелиси спустилась на две ступеньки и вдруг услышала отчётливые голоса за стеной, у которой стоял шкаф. Она вернулась и прислушалась.
        - …с Яром Порохом. Довольно толковые предложения… - Говорила госпожа Монца, Фелиси сразу узнала её красивый глубокий голос. Невероятно… ведь предназначение переговорной как раз в том, чтобы хранить хозяйские секреты… - К нашему счастью, в полиции ещё остались неравнодушные люди… Но на этот проект потребуется куча денег. Где взять, не представляю… Завтра встречаюсь с Кабошоном и Милном, может, удастся что-нибудь от них получить… Ну… - Голос госпожи Айлин задрожал, - что ты мне… скажешь? Удалось что-нибудь выяснить… по тому адресу?
        Собеседницей оказалась ловисса. Как всегда, она отвечала тем спокойным, умиротворяющим тоном, который Фелиси давно и безуспешно пыталась копировать.
        - Джио был здесь сегодня.
        - Мау милостивая! - вскрикнула хозяйка.
        Фелиси вспомнила, что видела в доме постороннего, которого ловисса провела в свой кабинет. Довольно симпатичный, высокий… но слишком неспокойный взгляд…
        - Первая новость печальная. Хаммонд Риц умер месяц назад. Вот, положите под язык, это успокоительное.
        Пауза и тихий голос хозяйки:
        - Ты так внимательна, дорогая… Спасибо…
        - Вторая новость. Вам решать, хорошая или плохая. Джио не ваш сын, он сын Хаммонда и той самой служанки, с которой Хаммонд уехал. Родился через год.
        Она сказала - не ваш сын?! Что это значит?! Фелиси почти не дышала, напрягая слух.
        - Другого ребёнка девушка невзлюбила с первой же минуты, и Хаммонд был вынужден отдать его в семью дальнего родственника. Связи они не поддерживали.
        Длинная пауза, во время которой Фелиси лихорадочно обдумывала услышанное.
        - Тогда з-зачем приезжал Джио? - страдающим голосом спросила госпожа Айлин. - Чего он хотел? Где мой мальчик? Что с ним стало?
        - Джио приезжал как раз за тем, чтобы рассказать вам об этом, Айлин. С вашим сыном всё хорошо. Он вырос, получил прекрасное образование… И теперь работает. В вашем доме… - Короткая пауза. - Доктором.
        Фелиси обеими руками захлопнула рот.
        …Ловисса успокаивала плачущую госпожу Айлин. Фелиси за стеной тоже плакала - от нестерпимой душевной боли. Два долгих года самых жестоких терзаний из-за неразделённой любви, и она только что лишилась последнего, пусть призрачного, шанса на взаимность, ведь наследник дома Монца даже не посмотрит в сторону какой-то там горничной…
        - Что ты обо всём этом думаешь, Длит? - спросила хозяйка после того, как немного успокоилась.
        - Что доктор Риц тяготился работой в вашем доме, а теперь он стоит на пороге новой жизни и ещё неизвестно, как себя поведёт.
        - Зато теперь я понимаю, почему он был так недоволен своим положением. Он чувствовал, что достоин большего.
        - Все мы достойны большего. Что вы собираетесь делать? Объявить ему сразу?
        - Нет-нет… В таких делах не действует правило чем проще, тем лучше. Надо подумать, как обставить эту новость с максимальным уважением и деликатностью… - сдавленным голосом произнесла госпожа Айлин. - Для начала я хочу закрепить его положение… И, думаю, два-три дня ничего не изменят…
        В это мгновение раздался скрип - кто-то открывал дверь в чулан. Зашуршала лежащая на полу швабра, которую Фелиси уронила, пока искала замок. Дверь толкнули, но швабра за что-то зацепилась и заблокировала дверь.
        Фелиси бросилась к лестнице и в полной темноте стала спускаться по ступенькам. Они вели под тёмные и сырые каменные своды. Ощупывая стену, Фелиси пробиралась по длинному подземному коридору, меняющему уклон, пока её дрожащие руки не наткнулись на какую-то деревянную обшивку. Надеясь, что это дверь, она налегла на неё и через мгновение очутилась на свежем воздухе, в небольшой ложбине.
        Её колотило от волнения, но Фелиси тихо и аккуратно закрыла за собой дверь. Оглядевшись, она обнаружила, что находится в той части владений Монца, что граничила с огромным заброшенным парком, давно превратившимся в дикий лес, - все называли его лесом Ный. Если пройти его до конца, окажешься на высоком обрыве, с которого как на ладони видна Алофа, делающая в этом месте крутой поворот. Но говорят, не родились ещё смельчаки для таких подвигов.
        Справа высилась громада Спящей крепости, сложенной из светлого камня. Её вид немного успокаивал. Высоко стоящая в небе луна серебрила вытоптанную в траве тропинку, ведущую к дому. Но Фелиси, будучи очень осторожной, всерьёз опасалась человека, который следом за ней вошёл в чулан, - он мог её выследить, и она не сомневалась, что именно он проложил эту тропу. Поэтому она быстренько сбежала с тропинки под полог леса и, пригибаясь, с колотящимся сердцем стала пробираться между деревьев.
        Кусты цеплялись каждой своей веткой, обрушивая на Фелиси мелкие ледяные брызги. Она выскочила из дома в чём была - в лёгком форменном платье и матерчатых туфлях, и мгновенно продрогла и промочила ноги. Пережив за этот вечер одно за другим несколько приключений, она стоически перенесла встречу с лисой, пробежавшей совсем рядом по поваленному стволу дерева, и даже со статуей на невысоком постаменте, издалека показавшейся ей неподвижно стоящим человеком. Но вскоре она заметила впереди нечто настолько странное и пугающее, что упала на колени как подкошенная, а потом отползла и затаилась в кустах.
        В небольшой ложбинке цепью стояли люди в длинных чёрных балахонах и высоких колпаках с прорезями для глаз. Все они смотрели на дом Монца, в зловещем молчании простирая к нему руки. Особенно ужаснуло Фелиси то, что среди них были… карлики. В центре и на шаг впереди стоял громадный, как гора, предводитель. Он делал руками плавные пассы, а остальные повторяли за ним движения.
        С каждой минутой становилось холоднее, на тёмный лес наползал туман. Фелиси посмотрела на свои позолоченные часики, но стрелок не было видно, и она сильно нервничала: по многовековой традиции, двери в Спящей крепости закрывали в полночь и открывали на рассвете, защищая кров в те смутные часы, когда зло просыпается и выходит на охоту. Ей следовало поторопиться.
        Фелиси тихонько отступила назад и сделала большой крюк, держа за ориентир размытые очертания Спящей. И снова невероятное везение - она нашла тропинку и уже через несколько минут стояла у чёрного хода, а там тихо прокралась в свою комнату на первом этаже, страстно надеясь, что охранники тоже люди и могут задремать у мониторов.
        Глава 18. Единомышленники
        1
        В приёмной Айлин поджидал господин Кабошон, их семейный ювелир, статный мужчина средних лет с живыми карими глазами. После взаимных приветствий Айлин с гостем прошли в её кабинет. Лунг, как уже повелось, вошёл следом и сел в сторонке, тихий, незаметный в такие минуты, и это очень устраивало Айлин: не приходилось пересказывать помощнику содержание разговоров, давая ему поручения после встречи.
        - Я нуждаюсь в вашей поддержке, господин Кабошон, - сказала Айлин, когда они оказались в переговорной, среди сейфов и под прицелом фонарей.
        - Сделаю всё, что в моих силах…
        - Сейчас придёт господин Милн, я попрошу у него денег, а он противным голосом скажет, что всё вложено в акции, в дело, в бизнес. Мне нужны наличные. Много наличных. Поэтому я хочу, чтобы вы сейчас мысленно прошлись по всему дому и подсказали мне, что можно продать без ущерба для моей репутации, желательно без огласки, через подставных каких-нибудь лиц. И так, чтобы отсутствие этих вещей не бросалось в глаза.
        - В первую очередь, - доверительным тоном сказал Кабошон, - я бы предложил реализовать некоторые книги. Ими давно и настойчиво интересуются.
        - Нет, извините.
        - Тогда драгоценности.
        - Есть спрос?
        - Из Спящей крепости - да. Причём, возрос в разы. Просто чтобы вы знали - в последнее время рынок переполнен искусственно выращенными минералами. Слава богу, их ещё умеют отличать от натуральных. Хотя и здесь находятся умельцы… - Кабошон обиженно поджал полноватые, как у девушки, губы.
        - Разбазаривать драгоценности из Спящей я решусь только в час крайней нужды, и то не моей, а города.
        - Что ж… Поговорим о картинах. Сейчас на рынке предметов искусства дела обстоят ещё хуже, чем с камнями, и тоже из-за новых технологий: подделки невозможно отличить от оригиналов. Ценность сохранили только известные коллекции с подтверждённой легендой, причём, продать их можно только целиком и полностью, в сто полотен, в сто пятьдесят и так далее. Отдельные экземпляры никого не интересуют, их потом не реализовать. Но картины из Спящей совсем другое дело, вопрос атрибуции отпадает сам собой… - Кабошон вдруг заметил, что Айлин почти не слушает, более того, с нетерпением ждёт паузы. - Может, у вас есть свои идеи, госпожа Монца? Я охотно дам вам совет.
        - В доме слишком много статуэток, изображающих кошек. Их сотни, на них натыкаешься на каждом шагу. Если продать несколько, солнце в небе не погаснет. Прошу вас выбрать подходящие и после очищения продать как можно скорее. - Видя, что Кабошон призадумался, она спросила: - Моя просьба обременительна?
        - Ничуть, госпожа Монца. Просто если продавать, не дожидаясь крупного аукциона, выручим вдвое меньше…
        - Мне всё равно, лишь бы побыстрее.
        Кабошон бросил на неё пытливый взгляд.
        - Тогда завтра я пришлю к вам своих людей.
        - Завтра? Нет-нет. Сейчас! Немедленно! Вы же с помощником?
        - Конечно.
        - Ну, и отлично.
        Кабошон переминался с ноги на ногу.
        - Что-то ещё?
        - У меня к вам необычная просьба, госпожа Монца…
        - Правда? Звучит интригующе. - Айлин была сама любезность.
        - Видите ли… Наши любимые котики - у нас два мурчонка из рода Югаев - весьма активны… Нажрутся… извините, покушают… и начинают, э-э, резвиться… В доме тридцать пять окон, я специально посчитал, и почти на каждом портьеры… А кожаная мебель? И много хрупких вещей, очень ценных, уж вы-то понимаете…
        - Пока не вполне.
        - Сын вырос, уехал продолжать учёбу, - боязливо мямлил Кабошон, - а жене тяжело справляться с двумя бешеными, простите, энергичными котами… На прогулку выводим на поводках, иначе убегают, и потом ищем с фонарями… И частенько привлекаем к поискам копов, а это дорогое удовольствие… А как гуляют? Аж хвосты завиваются… И с чужими котами дерутся, и друг с другом, и никакие успокоительные не берут этих сволочей… Ой! Простите…
        - И?!
        - Нельзя ли оставить только одного? - выпалил Кабошон, уже ни на что не надеясь. - Потому что нам и одного выше крыши! Я нашёл подходящую приёмную семью…
        Кровь бросилась Айлин в лицо.
        - Знаете, как это называется?
        - С ходу не подберу слов, госпожа Монца…
        - Оставить в доме одного кота значит обречь его на муки одиночества, лишить общения с себе подобными! Вы бы смогли так жить?
        Муки, да, вот правильно, муки, беззвучно шептал ювелир о своём, но рассвирепевшая
        Айлин ничего не замечала и, подхватив его под локоть, увлекла в приёмную, где уже томился господин Милн. Лунг проследовал за ними и принялся греметь чашками в кофейном уголке.
        - К выходу, господин Кабошон! И хотя мы в Ассоциации не одобряем подобную практику… если вам нравится тешить свой эгоизм - пожалуйста! Никто не запрещает!
        - Рвут обои, всё крушат и всё метят, - оправдывался Кабошон. - Весной песни по ночам… чертовски не высыпаемся… Да сколько ж можно?
        - Вы вправе заботиться о личном удобстве! - громко говорила Айлин.
        - Просто проклятие бешенства какое-то на этих… на наших любимых котиках… Шестнадцать ваз разбили…
        - Да-да, подсчитывайте убытки, тряситесь над бездушным стеклом, мы не возражаем, но в таком случае позвольте предупредить, что я подумаю о смене личного ювелира.
        - Простите, когда подумаете, госпожа Монца? Я потерял нить…
        - Если котик останется в печальном одиночестве. - Айлин подвела растерянного Кабошона к двери. - Дорогу найдёте? Вот дверь. Вот ручка. Это выход.
        - Да, вижу, это дверь… а это ручка… Выход есть!
        - Его просто не может не быть.
        - И он называется, госпожа Монца, «Два котика вместе навсегда!» - Кабошон смотрел преданными глазами.
        - Вот и отлично, господин Кабошон! Какое облегчение - встретить единомышленника. Всего доброго. - Ювелир тут же испарился, а Айлин сказала со вздохом: - Господин Лунг, перестаньте хихикать и несите уже свой кофе.
        Из-за шкафа появился улыбающийся Лунг с подносом в руках.
        2
        - Тяжёлый день? - спросил Милн, когда они втроём вошли в кабинет.
        - Вот так ходит рядом, годами… Надёжный, руки золотые… И вдруг бац! - пожаловалась Айлин, забирая с подноса чашечку с кофе. - Господин Лунг, останьтесь. Господин Милн, мне очень нужны деньги.
        - Очень, вы сказали?
        - Позарез!
        - Каждый месяц… - Милн покосился на секретаря, устроившегося в дальнем углу, - он ещё не привык к его постоянному присутствию. - Каждый месяц я привожу вам чемодан ассигнаций. Куда всё уходит, в какую ненасытную утробу?
        - М-м…
        - Денег нет, - сухо сказал Милн.
        - Всё равно дайте!
        - Такими темпами, госпожа Монца, вы скоро пойдёте по миру. Хотите жить на пожертвования неимущим в своём флигеле во дворе? Волосы дыбом от ваших трат.
        - У вас нет волос, вы лысый.
        - Если бы вы могли дотянуться до основных фондов, всё бы уже раздали, - бесстрастно продолжал Милн. - И вот что. Я отказываюсь оплатить счета, поступившие в этом месяце от Ассоциации. Они растут как на дрожжах.
        - Что поделаешь, жизнь дорожает, - пожала плечами Айлин.
        - Чтобы разобраться со счетами, я дважды вызывал к себе этого вашего… Карачуна…
        - Его зовут господин Нунчарак, - терпеливо поправила Айлин.
        - …но он под разными предлогами откладывает встречу! А ведь я пытался вас предостеречь, когда пять месяцев назад вы нашли этого проходимца. Я говорил, что ему нельзя доверять? Вы назвали меня перестраховщиком.
        Айлин закатила глаза.
        - О-о…
        - Моё шестое чувство по-прежнему вопит, что дело нечисто, что ваша любимая Ассоциация на краю финансовой пропасти.
        - Дорогой господин Милн… Признайтесь, вы решили меня немного попугать, чтобы приучить к умеренности. Что ж, я приму к сведению ваши пожелания…
        - Нет, - резко ответил Милн. - Я не склонен к постановочным трюкам. Вас обирают.
        Упрямство Милна лишало Айлин сил, на неё нахлынуло раздражение.
        - Что за слово такое - обирают?
        - Вы дали этим людям работу, щедро оплачиваете их труд, рассчитывая на добросовестное отношение к своим обязанностям, а они взамен, самым бесчестным образом вас обворовывают!
        - Кто именно?!
        - Все! Ветеринары, инспектора, ассистенты не пойми кого, попечители, менеджеры, театральные режиссёры и прочие - вся эта кодла вокруг кошек!
        - Господин Милн, это недостойно! - взвилась Айлин. - Я не хочу этого слышать!
        - Можете не слышать, если вам так спокойнее. Продолжайте кормить воров, они будут только счастливы.
        Тёмные глаза Айлин грозно засверкали.
        - Позвольте вам всё-таки напомнить, что со своими деньгами я делаю что хочу! - Она неумело стукнула по столу кулачком.
        Господин Милн внимательно на неё посмотрел. Повисла мучительная пауза.
        - Извините, - сникнув, сказала Айлин. - Мне сегодня как-то нехорошо… Прошу меня великодушно простить, мой дорогой господин Милн… Чувствую себя ведьмой… каргой… нервы на пределе… - На глаза Айлин навернулись слёзы. Она закрыла лицо руками.
        Милн смягчился.
        - Ну, ну… Всё в порядке. Я тоже погорячился. Извиняюсь за свой тон. Но суть моих претензий, госпожа Монца, остаётся прежней. И чтобы положить конец всяким сомнениям, я немедленно займусь проверкой. Дайте мне разрешение на самый тщательный аудит Ассоциации. И ещё прошу полномочий сделать ряд увольнений, если таковые понадобятся.
        - Неужели аудита не избежать? - жалобно сказала Айлин.
        - Ни при каких условиях. Его надо было провести, как говорится, ещё вчера, уж поверьте старому лысому Милну, который столько лет стоит на страже ваших финансов. Ваша доверчивость, госпожа Монца, может сыграть с вами злую шутку. Иногда полезно остановиться и внимательным взором посмотреть вокруг. Подумайте, что вы оставите девочке, если всё разворуют?
        У Айлин забегали глаза.
        - Как раз о наследстве я и хотела поговорить…
        - Что?
        Айлин с тоской подумала о том, что не должна обсуждать столь важные вещи в комнате, не защищённой от посторонних ушей, и тяжело поднялась.
        - Пройдёмте, господин Милн.
        В переговорной длинный сухопарый Милн всегда вставал спиной к фонарям, чтобы закрыть Айлин от слепящего света. Лунг в углу слился с тьмой.
        - Что не так с наследством? - требовательно спросил Милн.
        - Я всего лишь интересуюсь, можно ли поделить его на два лица…
        Милн передёрнулся как ужаленный.
        - Что это значит?! Кто это таинственное второе лицо?
        - Неважно, - пробормотала Айлин.
        - Нет уж, извольте объяснить, пока я от изумления не упал замертво!
        - Мне хотелось бы некоторое время держать его имя в секрете…
        Милн выпятил худую грудь.
        - Если у вас всё, то я, пожалуй, пойду.
        - Прекратите! Пожалуйста… И… разве это так важно? - Айлин вымученно улыбнулась.
        - Я не буду говорить сейчас о том, что в этом городе, находящемся в плену традиций, существует строгая, веками выработанная регламентация наследования, обязательная для знатных родов… и о том, что одно её описание, знаете ли, занимает фолиант мелким шрифтом.
        - Да кому нужны эти глупые правила? Правило только одно: наследника назначает Хозяин Прекрасных! Важно лишь согласие мурров и одобрение уважаемого чанси Лотаруса. И если он решит, что это возможно…
        - Пусть так. Но вы представляете себе хотя бы отдалённо, что значит разделить активы группы «Янтарь» в разных частях света? Сколько времени, по-вашему, это займёт? И уж если вы желаете, чтобы я изучил все финансовые последствия вашего легкомысленного решения, потрудитесь назвать мне имя предполагаемого наследника, и немедленно!
        Каждое слово раздражённого Милна, будто камнем, било ей в голову. Ничего, пусть считает её взбалмошной бездельницей, способной только проматывать деньги, которые он для неё зарабатывает. Пусть думает, что хочет. Она мать, и она должна защищать интересы своего сына.
        - Хотите знать? Пожалуйста! Его зовут Эдам Риц, - отрезала Айлин.
        - Врач? Доктор Риц?
        Милн судорожно сглотнул, покачнулся, свет из-за его костлявой спины ослепил Айлин. Она зажмурилась.
        - Извините… - Милн восстановил равновесие. - Кого бы вы сейчас ни назвали, я всё равно к этому не готов. Но… почему - он?
        В свете фонарей черты его морщинистого лица сильно заострились, и преданный помощник Айлин стал ещё больше похож на обезьяну - с этим лысым черепом, едва прикрытым волосами, незаметным плоским носом и выпирающей челюстью.
        - Просто он, и всё.
        - Не боюсь показаться бестактным, ведь всё это исключительно ради дела… Вы что, в него… - Милн понизил голос, - влюбились?
        У неё не было сил смеяться.
        - Нет, это не то, что вы подумали, господин Милн… Но мне не хотелось бы объяснять.
        - Опять не хотелось бы? Да вы издеваетесь! Наследство Монца не может получить посторонний! Если этот доктор - интриган или, скажем… - Милн поскрёб голый череп длинными подвижными пальцами, - внебрачный сын вашего покойного мужа… Тогда вашей дочери Катрисс он брат по отцу… но вам он, извините, никто!
        - Он для меня всё, - решившись, сказала Айлин. - Это мой сын. От нашего семейного врача Хаммонда Рица. Родная кровь.
        Милн застыл, всем своим потрясённым видом говоря: дожили…
        - И всё это время вы… знали?
        - Конечно, нет! - возмутилась Айлин. - Я узнала только вчера, и это было мучительно. Но пришло время действовать, и теперь как мать я спрашиваю вас, господин Милн: в наших ли с вами силах изменить правила?
        Он спросил скрипучим голосом:
        - Значит, вы хотите не только обеспечить господина Рица материально, но и вынашиваете планы ввести его в общество?
        - Видимо, да, вынашиваю, - ответила Айлин нервно. - Да, точно… Наверное…
        - Отвечаете, как синоптик на вопрос, будет ли дождь. Итак?
        - Я хочу, - твёрдо сказала Айлин, - чтобы у Эдама появились официальные права и он больше не чувствовал себя гостем в доме, где появился на свет. Кстати, здесь он прожил пять лет, и дом его принял.
        - Да, но принял ли он сам этот дом?
        - Очень надеюсь.
        - Два наследника!
        - На всякий случай! Прецедент есть - Дрём-Лисы!
        - Они муж и жена! А эти? Не понимаю, как они будут уживаться и вместе руководить? Как на это посмотрят Прекрасные и все остальные? Мудрите! Затеваете рискованную игру.
        - Не томите, милый господин Милн… Вы мне поможете? - Айлин с тревогой смотрела на Милна. Нет-нет, он никогда не мог сердиться на неё дольше минуты. Попилит её, выпустит пар и согласится. Ему просто нужны объяснения. - Вы же знакомы с ситуацией. Вдруг Фанни в самом деле уедет из Дубъюка? На кого я оставлю мурров? Я не могу рисковать, доверив дело всей жизни дальним родственникам из провинции. Могут пойти прахом тысячелетние усилия моего рода по поддержанию мира и равновесия между людьми и кошками… Да, сейчас я окончательно поняла, что обязана легализовать положение своего внебрачного сына, чтобы в случае необходимости передать Прекрасных под его опеку. Ведь он Монца! И он мужчина - молодой, полный сил, амбициозный… Кому, как не ему… Взываю о помощи, господин Милн… надеюсь на вас… умоляю…
        Милн шумно засопел.
        - Если я и соглашусь, то при одном условии. Уехав, младшая госпожа лишится всех денег. А то, извините, додумаетесь отдать ей половину наследства, которое Монца копили тысячелетиями.
        - Не то что наследство - я за неё жизнь отдам, - сдавленным голосом сказала Айлин. - Ни за кого так душа не болит.
        - Вот-вот. Хорошо, дайте мне подумать над всем этим безобразием.
        - Как долго?
        - Хотя бы неделю. И я с нетерпением жду от вас разрешения на ревизию Ассоциации.
        - Именно сейчас? - зароптала Айлин. - Когда мне жизненно необходимо доверие моей команды? Я же не могу разогнать всех своих единомышленников…
        - Ничего, новые набегут. Таких единомышленников пруд пруди. Чуть что плохо лежит - они уже там. А у вас, извините, талант раздавать деньги.
        - Господин Милн! Я уже вижу заголовки в газетах: «Разгром Ассоциации «Защита» - паранойя или необходимость?» и прочие… И мне заранее дурно…
        - Вам дурно, вам их жалко… - Милн издал скрипучий смешок и полез в портфель. - А жалобы?
        - Какие жалобы?
        - Вам известно, что на этой неделе Ассоциация открыла четырнадцать ветприлавков?
        - Конечно.
        - Ресторанный бизнес в Верхнем городе несёт убытки из-за запахов.
        - Не улавливаю связи, извините…
        - Ветприлавки открыли в ресторанах и кафе. Гостям заведений кажется, что они едят кошачий корм.
        - Я и слыхом не слыхивала…
        - А я о чём? Натуральная диверсия! И ещё они только что состряпали новый годовой бюджет Ассоциации.
        - Бюджет точно не пройдёт мимо меня, я его обязательно прочту.
        - В том-то и беда, дорогая госпожа Монца, что если вы и не подмахнёте документ не глядя, вас можно убедить в чём угодно, причём, играючи. Вы же в вопросах финансов просто дитя. Они этим пользуются. - Милн подал Айлин переплетённый том. - Занимательно с любого места.
        Встав под фонарём, Айлин пролистнула несколько страниц.
        - Что тут? Танцы перед кошками по выходным дням… Оборудование специально отведенных мест для чесания когтей… Пошив кепи и кружевных чепчиков ко Дню всех кошек… Пока ничего криминального.
        - Если не брать во внимание, что это статьи раздела об уличных животных.
        Айлин молчала, растерянно листая страницы.
        - Там много находок, поверьте, - снова заговорил Милн. - А суммы? Перед создателем сего шедевра снимет шляпу любой мошенник.
        - Всё-таки я не понимаю… про бродячих котов, например… - Айлин вернула Милну том. - Зачем им кепи?
        - А зачем им танцы? Теперь вы видите? Трёхлетней давности затея с электронным охотником на блох проделала внушительную прореху в бюджете Ассоциации, но я её как-то пережил, и животные её пережили, несмотря на то что многих пришлось лечить от облысения. Но там хотя бы можно было понять энтузиазм изобретателя, помечтать об экономии на средствах от паразитов, списать потери на ошибки в расчётах, и при этом финансово всё было прозрачно до последнего листка. А здесь? Внаглую! На дурачка!
        - На дурочку. - Айлин совсем расстроилась. - Вообще-то… если перестать притворяться… то с недавних пор я чувствую по отношению к себе какую-то недоброжелательность…
        - В «Защите?»
        - Да. Что-то витает в воздухе… Я случайно услышала, как руководитель одного из отделов, некто Трой, за глаза назвал меня малышкой-Айлишкой. А ещё копы не сообщили мне, что фамилия одного из приезжих - Риц. В этом городе только один Риц, и он работает на меня. Появление второго - событие столь неординарное, что мне должны были позвонить прямо с блокпоста, но они…
        - …обнаглели, - серьёзно сказал Милн. - Вам пора их проучить.
        - Думаете, это самое неотложное из списка моих дел? А если… если я всё же подпишу разрешение на аудит, вы посмотрите, что можно сделать для моего сына?
        - Вне всякого сомнения. Как только разберусь с ворами. Для чего вам понадобились деньги?
        - Меня тревожит, что за столь короткий период времени произошло слишком много несчастий. На их фоне история с моим найденным сыном - меньшая из проблем… Вы слышали, что пропали трое детей?
        - Не трое. Больше.
        Айлин почувствовала, как по спине побежали мурашки.
        - Вы меня пугаете… На днях мы с главой полиции подробно обсуждали эту тему…
        - Я лишь передаю то, что слышал. Ходят слухи, что дети пропадают регулярно. И вы собираетесь всё исправить с помощью денег?
        - Постараюсь, по крайней мере. Не могу же я сидеть сложа руки. И обещаю потратить их с умом.
        - Вот такой подход мне нравится, - одобрил Милн. - Пожалуй, есть у меня кое-какие резервы… Правда, много не дам.
        - Я вам так признательна, - с облегчением выдохнула Айлин. - Кажется, пришло время повысить вам жалованье, любезный господин Милн…
        - Даже не думайте, - сурово ответил Милн, распахивая тяжёлую дверь переговорной. - Не забывайте о своём обещании: с умом!
        3
        Попрощавшись с Милном, Айлин спустилась на первый этаж, чтобы поесть на кухне. В правом крыле дома что-то происходило, оттуда доносились шум и крики.
        - Что случилось, милый? - успела крикнуть Айлин Гонзарику, который пулей пронёсся мимо.
        - Дедушка дерётся!
        В широком коридоре, ведущем к парадной столовой, толпились слуги. Гарт и Мартон держали за руки визжащего Барри. Лицо старика приобрело багрово-красный оттенок, седые волосы раскосматились, на бархатной куртке не хватало верхних пуговиц.
        - Да не дёргайся ты так, Барри, руки себе переломаешь, - урезонивал его басистый Гарт. - Кости-то у тебя старые, хрупкие…
        - Хрупкие, - буркнул Мартон. - Чуть человека не убил.
        Громко причитала Лорна. На полу, прислонившись к стене и прижимая к голове салфетку с пятнами крови, сидел незнакомый мужчина. Кровью были забрызганы его синий пиджак и светлые брюки. Тут же валялась опрокинутая картонная коробка, фотоаппарат, несколько статуэток кошек, а также палка Барри, без которой старик теперь не мог передвигаться.
        - Что тут происходит?! - дрожащим голосом осведомилась Айлин. - Барри, пожалуйста,
        успокойся… Доктора позвали?
        - Да, госпожа Айлин, - всхлипнула Лорна.
        - Дедушка увидел, что этот господин здесь ходит, и как дал ему палкой по голове! - выкрикнул взбудораженный Гонзарик.
        Всё стало понятно. Старик наткнулся на незнакомца, собиравшего статуэтки, и обезвредил подручными средствами.
        Айлин нашла глазами Лорну.
        - Как же так?! Его забыли предупредить?
        - Извините, госпожа Айлин… я не успела… всё произошло так быстро…
        Айлин склонилась над раненым, который морщился от боли.
        - Простите нас всех, пожалуйста… Как вы?
        - Голова кружится…
        - Сейчас вам окажут необходимую помощь.
        По коридору уже бежали Лунг и Эдам с медицинским чемоданчиком в руках.
        - Тише! Прошу всех замолчать! - Айлин попыталась успокоить орущего Барри, пригладила его растрепавшиеся седые волосы. - Ну, всё, всё, хватит буянить, дорогой. Вышло недоразумение. Господин, на которого ты напал, действовал с моего позволения.
        Старик узнал Айлин.
        - Милейшая наша госпожа… - жалостно заговорил он, - королева всех добросердечных женщин… Мы вам поймали вора, так вы отрубите его поганую руку и выставьте на всеобщее обозрение, чтобы другим было неповад… - Тут он увидел доктора Рица, который принялся перебинтовывать пострадавшему разбитую голову, и затрясся от негодования: - И докторишку велите изловить! Он тоже вор, доктор наш! По глазам вижу!
        Его слова произвели на всех неприятное впечатление.
        - Совсем рехнулся, старый дурак? - сказал Мартон. - Все у тебя воры. Смотри, что натворил!
        - Мартон, следите за речью, - ужаснулась Айлин. - Не видите, в каком он состоянии? Чего вы ждёте? Уводите!
        - В полицию?
        - В какую… В его комнату! И не выпускайте хотя бы первое время, пока не придёт в себя.
        Барри дёргался, пытаясь вырваться из крепких мужских рук, и с ненавистью глядел на Эдама, который подчёркнуто игнорировал его вопли.
        - Где полотенца, наглая рожа?! Хватайте его, болваны! Вяжите! Выполите сорняки в прекрасном саду!
        Гарт и Мартон сгребли старика и быстро понесли на руках по коридору, следом побежали Лорна с Тавалой.
        - В доме по утрам вонью несёт! Плохо моют! Плохо! - донеслось напоследок, и всё стихло.
        Айлин встретилась взглядом с Эдамом. Они словно обожглись друг о друга и одновременно отвернулись.
        …Айлин съела тарелку супа, который Лорна принесла на подносе с кухни, и тихо поплакала на диванчике. Лунг уладил все дела с избитым помощником ювелира - извинения, компенсация, лечение… И отдельная благодарность господину Кабошону, который великодушно обещал не привлекать полицию. По достигнутому соглашению, его мурчонок отныне будет карабкаться по портьерам в печальном одиночестве…
        - Сантэ… Где ты, моя детка? - тихо позвала она и вдруг вспомнила, что сегодня не видела Фанни.
        Она справилась о ней у Лунга. Оказалось, Фанни заперлась в своей комнате и не хочет никого видеть. Айлин знала, что в такие минуты внучку лучше не трогать.
        В дверь постучали.
        - Войдите.
        Айлин ждала Длит, но на пороге встал Эдам, решительный, с бледным лицом.
        - Вы позволите?
        Разволновавшись, Айлин не могла вымолвить ни слова и только сделала приглашающий жест, указав на зелёное кресло, уцелевшее после визита брата. Но Эдам встал посередине кабинета. В руках у него была папка, которой он лихорадочно постукивал себя по бедру.
        - Госпожа Монца… я хотел бы выразить свой решительный протест. Поведение господина Строжара недопустимо. Вы знаете - он только что напал на гостя и оскорбил меня публично… - Эдам тяжело дышал. - Если вас интересует моё мнение, то я считаю, что его следует поместить в психиатрическую лечебницу.
        Айлин, к концу дня совершенно измученная, призвала на помощь все свои силы.
        - Я согласна, Барри в последнее время слишком… возбуждён, да и специализированное заведение имеет свои плюсы… Но вы, доктор? Разве вы не в состоянии назначить ему адекватное лечение? Вы специалист высокого класса, уверена, вы справитесь. Прошу вас. Сколько бы Барри ни осталось жить, он проведёт свои последние дни здесь, в Спящей крепости. Снисхождение - вот в чём он нуждается больше всего.
        - Он обвинил меня в воровстве!
        - Право, Эдам… Не стоит так сердиться на больного старика. Не забывайте, что на протяжении многих веков наша семья привыкла полагаться на профессионализм и милосердие врачей по фамилии Риц.
        Её спокойствие, её невероятная доброжелательность растопили его враждебность. У Эдама задёргалось лицо, прозрачные серые глаза увлажнились.
        - Обвинил… и был… был прав… - Кривя губы, он ждал, что она ответит, но у Айлин от волнения снова перехватило горло. - Прав… - с мучительной гримасой повторил Эдам, - потому что намерение всё равно что действие… Я бесконечно виноват перед вами, госпожа Монца… В этом самом кабинете я вас предал… Вы не представляете, как я себе противен, как ненавижу себя за то, что сделал, за все свои гадкие мысли… Я не понимаю, что со мной, почему я так поступаю…
        Чёрная река течёт в наших жилах, чёрная кровь Уго… Сердце Айлин разрывалось от жалости.
        Эдам стоял перед ней, длинный, как журавль, с согнутыми плечами, родной, несчастный и… плакал. Айлин мгновенно залилась слезами и протянула к нему руки. Он упал в её объятия, уткнувшись лицом ей в колени.
        - Я вас прощаю, Эдам, - горячо шептала Айлин. Дитя моё, любимое, обиженное дитя… Это не он - она должна просить у него прощения… - Гоните от себя дурные намерения, боритесь с ними, и давайте начнём всё сначала… - Она не решалась погладить его по голове, хотя очень хотелось, и чувствовала, что больше не в силах замалчивать тайну его рождения. - Я должна, дорогой Эдам, вам кое-что рассказать… прошу, выслушайте меня…
        Но он вскочил с колен, подобрал упавшую папку и, пряча глаза, смущённо пробормотал:
        - Нет-нет… извините… не сейчас… - поклонился и бросился к двери.
        Ничего, их жизнь вот-вот переменится. Лишь бы Милн сделал всё побыстрее… Она, наверное, целый час сидела неподвижно, глядя в окно на темнеющее небо. Потом пошёл сильный дождь, и больше ничего нельзя было разглядеть.
        Глава 19. Она хочет, чтобы её любили.
        1
        Фелиси страдала. Она с горечью сознавала, что ни у кого в доме нет таких серьёзных проблем, как у неё. Взять, к примеру, Гриватту, красавицу с характером. Уж она-то никогда не колеблется, всегда расчётлива и холодна. И гордится этим! Ленивая и злющая, а от поклонников отбою нет, круглый год её крепость в осаде. А Фелиси другая, в личной жизни невезуча катастрофически. От отчаяния два года встречается с Кантом, которого, похоже, до седых волос все будут звать Кантиком, и никак не решится связать жизнь с
        этим скромным, незаметным парнем, добрым и ласковым, как телёнок.
        - А ты поменьше переживай из-за других. Кто что скажет да что подумает, - нехотя посоветовала ей Гриватта, когда Фелиси, не выдержав, пожаловалась на неудачи. - Уж больна скромна.
        - Говорят, всё приходит с опытом. И нужно работать над собой, - стушевалась Фелиси.
        - Ну, и работай. Посмотри на меня. Уж я-то беру от жизни всё. Как только ты тоже чего-нибудь захочешь так сильно, что аж земля под тобой задымится, оно будет твоим. Потому что начнёшь шевелиться. А пока продолжай мечтать, лежи и реви в подушку, умница-разумница. Кантуйся с Кантиком.
        Гриватта говорила с презрением, как будто для девушки нет ничего хуже, чем быть разумной. За Кантика тоже стало обидно. Но разговор не прошёл даром - пока тайна рождения доктора Рица не стала достоянием общественности, Фелиси решила действовать.
        Когда следующим утром она заглянула в кабинет, доктор возился со своей новой игрушкой, медицинским анализатором. Фелиси задвинула в угол уборочную тележку и кашлянула, привлекая внимание.
        - Я хочу рассказать вам о моей подруге, господин Риц…
        - Может, в другой раз? - хмуро сказал доктор. - У меня техническая проблема, которую я не в состоянии решить. Сами понимаете, как это действует на нервы.
        - Уделите мне несколько минуток, и я обещаю поведать вам кое-что интересное, - ужасно робея, пролепетала Фелиси.
        Что интересного она может ему рассказать о женщинах?!
        - Незапланированная беременность? Это не ко мне.
        - Нет, что вы… ничего такого…
        Безразличие, с каким доктор смотрел на неё, сбивало Фелиси с решительного настроя, хорошо отрепетированное начало было скомкано её коротким нервным смешком. И вот так всегда… глупое хихиканье в самый неподходящий момент.
        - Ничего не понимаю… Вчера всё было в порядке… - Доктор лихорадочно постучал ладонью по блестящему корпусу прибора, как будто эти хлопки могли пробудить его к жизни, а потом последовательно нажал несколько кнопок. - Не работает…
        Ещё бы он работал, думала Фелиси. После того, как она поковырялась в нём тонкой отвёрткой, благоразумно не оставляя видимых следов… Она смотрела на сломанный прибор, и её слегка подташнивало. Если что… если узнают… она и за десять лет не расплатится. И не подло ли так пакостить в приличном доме? Но ведь это вынужденная мера. Вдруг доктор, вооружённый этим хромированным чудом, именно сейчас, из научного интереса или простого любопытства, возьмёт кровь у всех жильцов Спящей крепости, проведёт генетический анализ и обнаружит некое поразительное совпадение? Тогда прощай, секрет, прощай, надежда! Невидимая Гриватта усмехалась, презирая саму мысль о муках совести.
        - Так вот… Моя подруга, - пробормотала Фелиси, опустив длинные ресницы, - влюблена. И знаете, жизнь её омрачает грусть, потому что непросто первой признаться в своих чувствах. Но ей так хочется вкусить с ним счастья…
        Эдам морщился, как от зубной боли. Раньше он как мог игнорировал её намёки и неловкие заигрывания, но, кажется, сегодня она решилась пойти в лобовую атаку, настал час тягостных, но неизбежных объяснений. Проклятие! Ему было невероятно лень делать непонимающий вид и разыгрывать сцены с этой жалкой и растерянной горничной, возомнившей о себе чёрт знает что.
        - Вы не могли бы говорить нормальным языком? - раздражённо сказал он, усаживаясь за стол. - Раньше я не замечал за вами этих… красивостей… - Слово нелепых он милосердно опустил.
        Фелиси перестала трястись всем телом и сказала чётко и внятно:
        - Она хочет, чтобы её любили. И по-настоящему страдает.
        - Разница в положении? - подсказал Эдам.
        - Любовь не знает границ и не спрашивает разрешения, она приходит, когда ей вздумается.
        - Можно найти способ избежать страданий, - смягчившись, сказал Эдам. - Самый верный - переключиться на новый объект обожания.
        Он вспомнил Длит - своё собственное несчастье, и внезапно так больно полоснуло по сердцу… так больно… Кажется, его увлечение Длит перешло в новую фазу, настало время чёрной тоски…
        - Не нужно никого искать, есть другой способ, - тихо сказала горничная. - Большой секрет. Тайна, которая может полностью изменить жизнь её возлюбленного.
        Эдам вынырнул из горьких размышлений о Длит.
        - Тайна?
        - Очень важная, - многозначительно произнесла Фелиси, понемногу начиная верить в успех своего предприятия. - Я бы даже сказала, для него ничего важнее и быть не может в данный момент времени.
        Вот это поворот, изумился Эдам и, откинувшись на спинку стула, воззрился на раскрасневшуюся девушку возле своего стола. Блестящие светлые локоны рассыпались по красивым плечам, синие глаза сияют… Взгляд невольно скользнул по изящным изгибам фигуры под форменным платьем, по узкой талии, перехваченной накрахмаленным белым передником.
        - И как она намерена распорядиться секретными сведениями? Неужели продать? Я угадал? - Фелиси не отвечала и стояла, потупившись. - Всё это довольно безнравственно!
        Ещё час назад Фелиси и сама была убеждена в этом. Но сейчас, в двух шагах от цели, когда она была так взвинчена и все её чувства резко обострились, Фелиси сразу уловила, что её обожаемый доктор расставляет ловушку: надеется выторговать себе побольше, или, лишь слегка надавив на неё, сыграв на чувстве вины, получить всё даром, лишить её ночи любви. Обман, везде обман…
        - Вам так не кажется, книсса? - настаивал доктор.
        Думай только о себе, шепнула на ухо многоопытная Гриватта. Когда есть возможность, почему бы ею не воспользоваться? Тебе не кажется.
        - Мне не кажется, - сказала Фелиси.
        Наступил переломный момент, предстояло выдвинуть свои требования. Только бы хватило смелости. Она смотрела на неотразимого, респектабельного, недосягаемого, развалившегося на стуле в непринуждённой позе доктора Эдама Рица, и у неё подкашивались ноги при одной только мысли, что он прикоснётся своими длинными холёными пальцами к её обнажённой коже, лаская, а не так, как на осмотрах - равнодушно прикладывая стетоскоп к её высокой груди и пытаясь что-то услышать сквозь одежду. Это случится, стучало в голове, должно случиться… не может не произойти…
        - Как вы думаете, доктор… стоит ли моей подруге рассчитывать на его появление… у себя… чтобы раскрыть ему при свете звёзд тот невероятный, восхитительный секрет?
        Итак, условия капитуляции оглашены. Эдама охватила неуправляемая, ни с чем не сравнимая злоба. Пришла со шваброй, со своей смешной любовью, и, если ей действительно известно что-то важное, цепко взяла его за горло. Похоже, все в этом доме считают возможным обращаться с ним, как… как с отребьем…
        - Ну, допустим, ему плевать на её секреты! - с перекошенным лицом, прорычал он, борясь с желанием запустить в неё чем-нибудь. - Что тогда эта шантажистка будет делать? По-прежнему умирать от любви?!
        Побледневшая Фелиси вытянулась в струну.
        - Да уж не сомневайтесь, - отчеканила она с мрачным блеском в глазах. - Она лучше умрёт, чем выдаст свой секрет задаром!
        Эдам успокоился, провёл рукой по идеально приглаженным волосам, поправил воротник рубашки и проронил:
        - Вон отсюда. Швабру не забудь.
        Но она забыла и, попятившись, в слезах выскочила из кабинета.
        …На следующий день Фелиси изображала из себя Гриватту: ходила с неприступным видом и, случайно встретив доктора Рица, не заметила. Она написала на листке два слова, тайком доставала листок и смотрела на него, глотая слёзы. Два слова, всего два. Но они придавали ей сил.
        От мрачных мыслей немного отвлёк Гонзарик. Однажды Фелиси набросала карандашом его портрет да ещё рассказала о своём ненормальном глазомере. С тех пор она стала для этого ребёнка кем-то вроде небожительницы. Он даже подарил ей блокнот, помещавшийся в кармане рабочего фартука. Встретив её сегодня в зимнем саду, где она поливала цветы, он радостно закричал:
        - Лиси, привет! Ты что-нибудь нарисовала? Покажи! Ну, пожалуйста!
        - Нет, Гонзарик, у меня снова пусто.
        Мальчик расстроился.
        - Почему?! Может, ты станешь великой художницей!
        - Не могу себя заставить взять в руки карандаш… Всё время с тряпками… Наработаюсь за день, спину ломит, пальцы дрожат…
        - Но ведь твой талант - самое главное, что у тебя есть, самое-самое нужное! Он отличает тебя от других!
        Такой славный, чуткий… Фелиси растрогалась. Они поболтали, потом Гонзарик убежал, а Фелиси, сидя под пальмой на каменной скамье, почувствовала себя успокоенной и даже вдохновлённой. В самом деле, почему бы не начать серьёзно заниматься? Писать картины - это так прекрасно, она всегда об этом мечтала… Взгляд упал на оттопыренный кармашек фартука, она сунула туда руку, достала листок.
        Он придёт.
        И, казалось бы, уже схлынувшее, страдание вновь накрыло её, как волна.
        2
        Раз придёт, надо быть готовой. Благоухающая, в дорогом белье, при искусном, почти не заметном макияже, Фелиси третью ночь сидела на табурете со свечкой, чтобы не заснуть и не пропустить заветный стук в дверь. Она изнывала от надежды и горьких мыслей. Её положение казалось ей ужасно несправедливым. За что такие муки? Что в ней не так? Почему бы ему не полюбить её? Ведь любят же других, Гриватту, например… с ума по ним сходят… Фелиси гнала от себя мысли об обожавшем её Кантике. Сердце трепетало, и душа тянулась только к нему - длинноногому, надменному, блестящему господину, у которого даже нет уменьшительной формы имени. Все самые нежные слова и взгляды, самые соблазнительные позы приготовлены для него одного.
        На третью ночь вроде бы кто-то стукнул в дверь. Дремавшая на табуретке Фелиси вздрогнула, вскочила и прислушалась. Приснилось или нет?! Снова раздалось: тук! Одиночный, небрежный стук.
        Фелиси подлетела к двери.
        - Кто там?
        - Я… - ответил глухой голос.
        Фелиси бросило в жар, потом в холод. Какое счастье… Она открыла дверь - доктор ввалился, будто за ним гнались, быстро прикрыл дверь и так же быстро огляделся. Постель разложена, но не смята, на столике вино и фрукты, догорает свеча… горничная в шёлковом халате не по средствам, с распущенным пояском… Сияет.
        - Итак, - холодно произнёс доктор, глядя поверх Фелиси. - Вкусим счастья в данный момент времени? - Он был в костюме, от него пахло дорогим парфюмом.
        Фелиси обрадованно протянула к любимому руки и отдёрнула, остановленная его неприязненным взглядом.
        - Хотите вина? - пролепетала она.
        - Не пью.
        Она хотела сказать, что так счастлива его видеть, что все её мысли… все мечты…
        - Ты готова?
        Не мешкая, доктор взял её за талию, развернул и понудил встать на колени на краю постели - как будто манекен двигал. Она ждала, а он возился сзади, расчехлялся, принимал меры предосторожности и, когда наконец прикоснулся ледяными руками к её голым ягодицам, ей на мгновение показалось, что на нём медицинские перчатки.
        Потом на ум ей пришла дурацкая поговорка про долго запрягал и быстро ехал. Вообще, всё, что случилось между ними, вышло очень грубо и неприятно. И ни одного поцелуя, ни одного человеческого слова… Совсем не так, как мечталось.
        Запахнувшись в халат, Фелиси села на край постели. Она была расстроена и опустошена.
        - Ну, что там за секрет? - в нетерпении спросил доктор, застёгивая штаны.
        Не говори ему, пусть помучается, пусть придёт ещё раз, послышался Фелиси насмешливый голос Гриватты.
        - Ты ещё придёшь? - робко спросила она.
        - Не смей говорить мне ты! - прошипел доктор. - Я выполнил свою часть уговора, очередь за тобой!
        Такой грубый… И спесивый, до тошноты… Она пискнула сорвавшимся голосом:
        - Пошёл ты к чёрту!
        Доктор застыл на месте, лицо у него сделалось таким страшным, что Гриватта внутри Фелиси затихла.
        - Ты, как скота, вынудила меня с тобой спариться, - медленно произнёс он, - а теперь пошёл к чёрту?
        И он закатил ей оплеуху, от которой искры посыпались из глаз, потом ещё одну… и ещё… Фелиси, взвизгивая, забилась в угол постели и там всхлипывала от унижения и боли.
        Доктор брезгливо отряхивался, стоя посреди комнаты, до краёв наполненной его презрением. Фелиси видела, что ему хочется ещё как-то оскорбить её, но он понял, что это тупиковый вариант, и сумел взять себя в руки.
        - Я не стану извиняться. Сама виновата. Расскажи о тайне, которая меня касается, и я уйду.
        Всё рушится, всё кончено… До чего же ей плохо… Фелиси хотелось умереть.
        - О тайне? - В ней снова проснулась Гриватта, с её наглыми нотками в хрипловатом голосе: - Кому тайна, кому нет! Все знают, кроме вас, доктор.
        Он затрясся.
        - Говори!
        Фелиси ещё острее почувствовала исходящие от него флюиды ненависти. Да в самом деле… к чему эти нервы… всё равно секрет скоро лопнет, как мыльный пузырь…
        - Вы внебрачный сын Хозяйки…
        Рухнувший потолок произвёл бы меньшее впечатление. Доктор переспросил и встал столбом, потом тяжело задышал.
        - Кто отец?
        - Хаммонд Риц…
        - И все знают?
        - Конечно! - Фелиси не могла успокоиться и, нащупав болевую точку, лихорадочно придумывала новые подробности. - Давно! Много лет! - Внезапно она вскрикнула: на постель запрыгнула невесть откуда взявшаяся Сантэ.
        Мурра вольготно разлеглась на подушке, мягкие кошачьи лапки упёрлись Фелиси в бок, а потом кошка выпустила когти…
        Увидев Сантэ, доктор почуял неладное и как ошпаренный выскочил из комнаты. Фелиси, к её великой досаде, не могла уехать домой: требовалось разрешение ловиссы, чтобы отпереть входные двери, поэтому до самой зари она крадучись бродила по дому в компании Сантэ.
        Чтобы отогнать от себя мурру, не было и речи, Хранители воспримут это как нападение и отсекут ей руку или вообще лишат жизни… Напрасно охваченная страхом Фелиси пыталась задобрить Сантэ ласковыми речами и умильными взглядами, она не могла ни сесть, ни лечь, ни стоять на месте - рассерженная кошка тут же принималась точить об неё когти. Едва настало утро, вконец измотанная Фелиси кое-как переоделась, натянула чёрные брючки, чтобы прикрыть расцарапанные ноги, и позвонила Канту, что вызвала такси и скоро приедет в его крошечную съёмную квартиру.
        Айк, дежуривший на посту у главного входа, конечно, сразу заметил, что Фелиси торопится и чем-то расстроена.
        - Куда так рано, Лиси? Сегодня не на смену?
        - Кантик заболел… И я выходная… - кое-как выговорила она, наваливаясь на тяжёлую входную дверь.
        3
        - Ну, что с тобой? Что случилось, моя хорошая? - успокаивал Кантик рыдающую на кухне Фелиси. - Неприятности на работе? Я тебе сейчас чайку… А может, котилы плеснуть?
        - Ты ведь меня любишь, правда? Даже если я не такая хорошая, как ты думаешь?
        - Ты для меня всегда хорошая.
        - Кантик… Кажется, я излечилась от своей ужасной зависимости…
        - Доктор Риц помог?
        - Он…
        - Специалист, - с одобрением произнёс Кантик. - Ты не обидишься? Я уже опаздываю…
        - Беги…
        Кантик мечтал открыть закусочную, а пока работал посыльным, за смешные деньги, конечно.
        Ноги нестерпимо болели, брюки пропитались кровью. Фелиси постояла под душем, постепенно убавляя температуру воды до ледяной, чтобы смыть с себя кровь и позор минувшей ночи и прийти в себя. Потом обработала раны, плотно задёрнула портьеры и, завернувшись в махровую простыню, провалилась в сон-морок, мучительный кошмар. Снилась склонившаяся над ней страшная старуха, которая скрюченными пальцами гладила её по голове и льстиво хрипела:
        - Хорошая девочка… умница…
        Глаза её светились, как у кошки в темноте. Прикосновение острых когтей, цеплявшихся за локоны Фелиси, наводило такой страх, что она проснулась с колотящимся сердцем.
        Она боялась заснуть, чтобы опять не повстречаться с уродливой старухой в глухих закоулках сна, и горько плакала оттого, что заслужила её одобрение, оболгав свою хозяйку. Госпожу Айлин, которая всегда была так добра к ней…
        Когда тебе плохо, думай о хорошем. Она подумала о Кантике, единственном человеке, который любил её беззаветно и прощал все её истерики и капризы, и то, что раньше в нём раздражало, вдруг обернулось достоинством. Сейчас она с болезненной восторженностью вспоминала его комичные пушистые усы, обожала старый заштопанный свитер, с которым он не хотел расставаться, и неистово любила всех этих жутких, сидевших по шкафам и подоконникам вязаных кошек, которых мать Кантика дарила им на каждый праздник.
        Талант нельзя задвигать в угол, он не должен пылиться среди тряпок и швабр, напомнил ей вчера семилетний ребёнок. Фелиси воспрянула духом и с нежностью подумала о нём, и снова о Кантике, и о заброшенной папке с рисунками, так долго ждавшими, когда она к ним вернётся.
        Глава 20. Происшествия.
        1
        - Здрасьте…
        Даймон скользнул по Фанни взглядом, заметив, однако, что под мышкой у неё зажат фолиант.
        - Вид задумчивый. Опять планируешь кого-то отравить?
        Фанни шмыгнула носом.
        - Будете воспитывать? А то я к вам за помощью… И в благодарность принесла книгу, которую вы просили.
        - Мамардику?
        Фанни положила перед Даймоном книгу. Он быстро пролистал страницы, нашёл нужную и с головой ушёл в чтение.
        - Я так и знал… Нет… это нереально… Кто-то из них врёт…
        - Господин Даймон! Я ещё здесь! - возмущённо сказала Фанни и выхватила книгу у Даймона из-под носа.
        - Ну, чего тебе?
        Фанни восстановила по памяти строчки с листка, который они с Миром обнаружили в секретном отделении бова, и сейчас подсунула запись Даймону. Он пробежал её глазами.
        - А сама прочесть не могла? Не стыдно дёргать меня по пустякам?
        - Да здесь какой-то код…
        - Какой ещё котик-кот? - пошутил Даймон, внимательнее рассматривая строчки. - Всего-навсего перестановка слогов, усложнённая чередованием слов с разным количеством букв.
        - Язык не наш…
        - Вообще-то, ваш, просто на нём говорили тысячи лет назад. Постой! Кто-то хвастался, что прочёл почти все книги в библиотеке Монца. Как, интересно, если тебе незнакома архаичная форма родного языка?
        - Сто лет он мне сдался, этот архаичный язык, - проворчала Фанни, наблюдая, как Даймон остро отточенным карандашом быстро выписывает слоги по определённой системе.
        - Это какая-то шутка? А как ты читаешь старинные книги?
        - А я и не читаю. Пропускаю, если встречаются на полке.
        - А книги на других языках?
        - Тоже. Что? - занервничала Фанни, когда Даймон перестал писать и уставился на неё. - Что вы так смотрите? Как на жабу.
        - Да лучше б ты вообще не умела читать, - отрезал Даймон.
        - Почему это?
        - Потому что из таких вот приёмчиков и вырастает самый гнусный дилетантизм. Почти все книги… Гляньте на неё! Мне сразу не понравилось это почти… Ваш с бабулей любимый архивариус был образцовым дилетантом: поведал подопечной о Фэрворе и при этом умудрился опустить самые важные подробности. Зачем рассказывал, старый пень? В чём был смысл этого исторического экскурса? Про тётку Прасовиту она запомнила… Лучше бы показал картинку с иглами, ты бы их узнала. Запомни на всю жизнь: когда что-то делаешь, делай хорошо или совсем не берись.
        - Между прочим, мне было пять лет!
        - А, так то была сказка на ночь?
        - Вот откуда вы знаете про Прасовиту?! Вас там не было, когда я это говорила!
        - В газете прочитал. Под дверью не подслушивал.
        - За что вы так ненавидите господина Ульпина?
        - А за что ты его любишь? Чему твой наставник тебя научил? Ни знаний, ни дисциплины, ни ответственности. Как следствие - будущее неопределённо. Прекрасная память? Учи языки! Всё равно больше заняться нечем, любимая ученица Фэрвора.
        - Меня теперь всё время будут покрепать… поркре… поп-прекать моими… промахами? - с надрывом сказала Фанни.
        - Тебя не мешало бы и потрепать - за уши! Чуть не отправила на тот свет двадцать человек. О таком, знаешь ли, не скоро забудут.
        - Откуда у Фэрвора взялись эти проклятые иглы?!
        - О, так мы теперь ищем виноватых? До сих пор не поняла?
        - Что не поняла?
        - Что положение обязывает. Ты должна быть умнее и знать больше всех остальных, младшая госпожа. Конечно, это требует особых усилий… это не для слабаков.
        - Должна, должна… Что я должна, так это найти способ побыстрее уехать отсюда!
        - В самом деле этого хочешь? Иногда человек думает: где моё место? И не понимает, что уже сидит на нём.
        - Ой, только не говорите мне, что хотели бы всю жизнь просидеть в этом подвале.
        - Речь не обо мне, подружка. Тебе посчастливилось родиться в удивительном месте, наследовать его. Что ты мечтаешь найти во внешнем мире? Что ты, чёрт возьми, там забыла? Очнись, всё самое интересное происходит здесь. Помыкаешься, вернёшься, а место занято и ты уже никто, даже на порог не пустят. Ну, поработала книссой… понравилось? Упущенные возможности - вот чего надо бояться.
        - Моя мать ушла отсюда!
        - И теперь она сумасшедшая гадалка из пригорода. Вырвалось, извини, - добавил Даймон, заметив, что у Фанни погрустнели глаза.
        - Да нет… так и есть… Когда отца убил Хранитель, она не смогла с этим справиться.
        - Убил Хранитель? Чушь. Думаешь, твой отец был настолько глуп, что не понимал последствий? Тогда версия о задуманном самоубийстве смотрится предпочтительней.
        Слова Даймона потрясли Фанни. Нащупав стул, она села.
        - Но… что произошло, по-вашему?
        - Причин может быть множество, а я не гадалка, чтоб гадать. Я слышал, он был довольно деятельным человеком, с инженерным образованием. Мог влезть куда не надо и поплатился. Поройся в его бумагах, возможно, найдёшь ответ.
        - Но бабушка убеждена, что это был Хранитель!
        - Она дала делу ход? Провели расследование?
        - Не знаю…
        - Может, твоя мать отчаялась дождаться справедливости и потому ушла из дома?
        В Фанни проснулись сомнения.
        - Для чего вы мне это рассказываете? Я нужна вам, да? Вы рассчитывали на мои знания, вот и не хотите, чтобы я уехала!
        - Если так, то я промахнулся. У тебя же знаний ноль.
        - Почему вы застряли в этом ужасном подвале? - продолжала наседать Фанни. - Со своей подозрительной любовью к книгам и древним языкам!
        - Подозрительной? И это мне говорит книжная девочка? - Даймон расхохотался, сверкая красивыми белыми зубами.
        Смех у него был очень заразительным, Фанни невольно улыбнулась.
        - Бабушка вон вообще не интересуется никакими книгами…
        - Потому и живёт, как впотьмах, твоя бабушка. Выезжает за счёт житейской мудрости. Но она от природы осторожна, хотя и достаточно мужественна, надо это признать, а ты огонь. Всё спалишь вокруг по глупости. Говорят, ты применяла эту вещь?
        Фанни понурилась.
        - И про это знаете… Я не думала, что эта вещь так опасна…
        - Базовое заклинание, вообще-то. Подчинить другого своей воле - основа любой власти.
        - Вот и бабушка меня так просто не отпустит, что-нибудь придумает. Сердцем чую, обманут меня, обведут вокруг пальца, как Дуриана Желтобородого… Господин Даймон, помогите мне! Вы не могли бы побольше разузнать о его жизни, почему он полюбил мурров, что с ним сделали? Всё, что сможете… Дуриан Желтобородый, время Дуриана.
        - Эпоха?
        - Страданий.
        - Что ж, если ты организуешь для меня посещение книжного хранилища, то я готов помочь.
        - Сомневаюсь, что смогу…
        - Нет так нет. Как в школе? Не достают из-за промаха с иглами?
        - Я сделала заявление по школьному радио.
        - Сразу всех обезоружила? Умно.
        - Скорее, вошла во вкус… увлеклась самоистязанием.
        Снова помогла ловисса. После случившегося, сказала она, отношение к тебе будет однозначно негативным, поэтому лучше заранее подготовить повинную речь.
        Текст заявления Фанни был приведен во всех газетах Дубъюка, в частности, в нём говорилось: «Я глубоко сожалею, что, обнаружив неизвестные предметы, использовала их, ни с кем не посоветовавшись. По счастливой случайности, никто не пострадал. Единственным извинением могли бы служить мои добрые намерения, но это слабое утешение…» Бабушкины интонации, её стиль объяснялись тем, что текст писала Айлин. Подтекст же был прозрачен: «Я глупая, самонадеянная девчонка, которая едва не погубила кучу народа, и мне нет оправдания». Но приличия были соблюдены, обсуждать больше было нечего, и о Фанни скоро забыли, тем более что по школе прокатилась волна истерических признаний в мелких и крупных грехах, и родителям вместе с педагогами пришлось единым фронтом выступить против новой напасти.
        - Незачем долго терзаться, брось это, - сказал Даймон. - Все ошибаются. Для тебя единственный путь избежать новых ошибок - не хватать по верхам, а всерьёз заняться образованием. Думаю, древние языки тебе вряд ли пригодились бы в исправительном заведении, куда ты чуть не загремела, но, пока ты туда ещё не отъехала, займись делом, задайся целью превратиться из невежды в знатока. А сказки читать любой дурак может. Память острее всего в детстве и юности, так что не теряй времени.
        - Языки мне не даются.
        - А ленивым ничего не даётся. - Даймон взглянул на законченный перевод, неожиданно сложил листок и порвал на мелкие клочки.
        - Что за злодейский инструктаж!
        - Ну, что вы сделали?! - расстроилась Фанни. - Как я теперь прочту?
        - Никак. Помни про исправительное заведение. Иди уже. Мамардику оставь! - Даймон схватил протянутую ему книгу и, когда потрясённая Фанни уже стояла на пороге, позвал: - Постой… - Она обернулась. - Хочу, чтобы ты знала, почему я здесь. Из-за госпожи Айлин Монца.
        Фанни округлила глаза.
        - Ещё один сын?
        - Ты сейчас о чём?
        - Вы не знаете, что ли?! - закричала Фанни. - Все с ума сходят из-за этой новости, в доме полный коллапс! Доктор Риц - бабушкин внебрачный сын!
        - Силы небесные… Старушка ни в чём себе не отказывала.
        - Он всё-таки обокрал бабушку и исчез в неизвестном направлении!
        - Не везёт ей с наследниками… - Даймон покачал головой.
        - Это мне не везёт! Бабушка сказала, что рассматривала вариант о двух хозяевах мурров, или, ещё лучше - чтобы господин Риц стал единственным… У меня был такой шанс вырваться из этого места… такой шанс… А теперь он ушёл и его нигде не могут найти!
        - Найдётся твой шанс, куда он денется? Так… Наверное, стоит подняться наверх и выразить госпоже Монца сочувствие?
        - Только зря сходите, ей сейчас такие дозы вкалывают - она спит всё время.
        - Отлично. А то у меня полно работы. - И Даймон уткнулся в книгу о янтарниках.
        2
        Наконец объявилась где-то пропадавшая ловисса.
        - Не понимаю, как ты могла уехать и бросить меня, - выговаривала ей расстроенная Айлин. - На три дня! По нынешним меркам это целая жизнь! Событие за событием… беда
        за бедой…
        - Простите, мне пришлось. Что тут у вас?
        - Ты была тысячу раз права, когда предложила немедленно поставить Эдама в известность о его происхождении… Пока я ждала вестей от Милна о разделе наследства на два лица, Эдам узнал сам и его гордость, его психика не выдержали… Как назло, в тот день мы с Лунгом уехали чуть свет на плановую аттестацию ветеринаров, а в Южном отделении самый большой штат, и всё затянулось до позднего вечера. Приезжаю, а тут новости… Лорна с вытаращенными глазами, Барри чуть ли не при смерти… Подожди, выпью чего-нибудь от нервов. Что доктор прописал… Лорна к моему приезду заранее пригласила доктора Бона. Из обычной городской больницы, но производит впечатление человека знающего… - Айлин отхлебнула какой-то голубоватой жидкости из склянки, стоящей на кофейном столике. - В тот день все заметили, что с Эдамом что-то не так: отменил осмотры, бродил по первому этажу и рассматривал портреты, потом появился на кухне, перепугал Летку: вызвался помочь ей вымыть посуду. Был перевозбуждён и вместе с тем преувеличенно-вежлив… Летке показалось, что у него нервный срыв.
        - Летка всегда зрит в корень.
        - Она ответила, что наши посудомоечные машины справляются прекрасно и в его помощи нет надобности. А он сказал: «Жаль!» и ушёл. Он узнал, понимаешь? - всхлипнула Айлин. - От кого?! Потом Гриватта случайно проходила мимо моей спальни и увидела открытую дверь. Ей это не понравилось, ведь без меня никто не может сюда войти. Она постояла, прислушиваясь, потом вошла. Там был Эдам… рылся в столе. Он же Монца… приложил к панели на входе палец, и система его опознала - по крови… Я говорила уважаемому чанси Лотарусу, я предупреждала, что это ненадёжно, но кто меня слушал?!
        - Доктор что-то взял?
        Айлин закрыла лицо рукой.
        - Боюсь даже говорить…
        - Что?!
        - Тетрадь с моими ночными записями…
        - У вас большие неприятности, Айлин, - мрачно сказала Длит.
        - Не терзай меня, я знаю… Гриватта пыталась его остановить, но он оттолкнул её и вышел… У него карманы оттопыривались… возможно, стащил что-то ещё… В коридоре ему встретился Барри. Заметил эти набитые карманы, слово за слово, опять про полотенца, и Эдам сказал ему, что он кое-что прихватил из моей спальни. Последовала безобразная сцена, которую не описать словами… это такой позор…
        - Успокойтесь. Вы же не виноваты.
        - Да? А кто виноват?
        - Он должен был поговорить с вами, чтобы всё прояснить, а не обворовывать вас.
        - Не совладал с эмоциями… Он тоже не железный.
        - Что было дальше?
        - Кривлялся и тряс тетрадкой перед стариком. Мол, первая кража не удалась, но сегодня он был ловок и похитил о-очень важный документ, выручит деньжат, загуляет… Барри набросился на него с кулаками, но что для молодого мужчины его малосильные тычки? Подзадоривал, бока подставлял… «Массаж? Ещё! И сюда! Ох, я сегодня знатно разжился!» В конце концов Барри осел на пол и захрипел. И Эдам ушёл. Оставил его - в состоянии, близком к сердечному приступу!
        …Сегодня утром Айлин решила проведать Барри. Из его комнаты на первом этаже доносились громкие голоса, и вдруг двери распахнулись, в коридор выкатилась инвалидная коляска, в которой сидел одетый в пижаму Барри. У Виктории, толкавшей коляску, было красное от гнева лицо. Вслед за ней выбежала рассерженная Лорна.
        - Извините, мада Лорна, но вы командуете только на кухне!
        - Речь как раз о кухне!
        - Нет, о Барри! - Увидев приближающуюся Айлин, Виктория притормозила. - Доброго
        здоровья, госпожа Айлин!
        - Доброе утро, - сказала Лорна.
        - И вам, - кивнула Айлин. - Как он?
        - Ему лучше, - поспешно ответила Лорна.
        Айлин склонилась над стариком.
        - Здравствуй, Барри…
        Старик тяжело дышал. Остановив на хозяйке мутный взгляд, он протянул к ней трясущуюся руку.
        - Приша… Ты за мной?
        - Ну, вот, - расстроилась Виктория. - Кто такая Приша?
        - Его покойная жена, - сказала Айлин.
        - Никого не узнаёт, и это называется лучше! Что хотите со мной делайте, а я больше не дам издеваться над стариком! Забираю его на кухню! В привычной обстановке он быстро придёт в себя.
        - И кто тут над ним издевается, скажите, пожалуйста? - ахнула Лорна. - Наилучший уход обеспечили, опытную сиделку пригласили, я тоже дежурю у постели в любую свободную минуту!
        - Простите, мада, но вы его закормили лекарствами! Ему нужен кусок хорошо прожаренного мяса и салат из свежих овощей, а не эта гадость в склянках и манная каша!
        - Жареное мясо старику?
        - Он его любит! И никогда не жаловался!
        - Книсса… ты… меня… не слышишь? - противным отчитывающим голосом произнесла Лорна. - На кухне шумно и слишком много народу…
        - Самое то для хворых!
        - Лорна, - сказала Айлин, удивляясь про себя этой небывалой стычке, - по-моему, Виктория права.
        Лорна с сожалением посмотрела на старика и пожала плечами.
        - Поправляйся, мой дорогой, - прошептала Айлин, наклонившись к Барри и пригладив его реденькие седые волосы. - Мой верный солдат…
        …Голос Длит вывел её из задумчивости:
        - Где во время всех этих событий была охрана?
        - Понятия не имею. Накануне мы столкнулись с Эдамом в коридоре, и он сказал… нет, наоборот, это я сказала, что у Гонзарика головные боли… и спросила, не мог бы доктор как-то облегчить его страдания? Он как-то странно на меня посмотрел, а потом сказал с усмешкой: «Можете на меня рассчитывать, - и повторил мои недавние слова: - Ваша семья всегда полагалась на профессионализм и милосердие врачей по фамилии Риц». Мне бы взять его под руку, раз сердце ёкнуло, увести к себе и повиниться, но я торопилась… Если бы всё вернуть, Длит, - с тоской сказала Айлин, - я бы в ногах у него валялась, умоляла, чтобы он меня простил…
        - Уже поздно?
        - Его нигде нет! Ушёл, и с концами.
        - Быть такого не может. А Баз?
        - Говорит, об Эдаме никому ничего не известно.
        - Баз служит тем, кто больше платит.
        - Горы золотые сулила, рыдала - молчит!
        - Ричард?
        - Не берёт трубку! Как всегда, когда он нужен! Ты можешь что-нибудь сделать? Прошу тебя, дорогая… помоги… Это же мой сын…
        - Взрослый сын. Склоняюсь к тому, что он продал ваши бумаги и уехал.
        - Уехал? Зачем?!
        - Хотел разбогатеть, и, вероятно, удалось.
        - Но он нужен здесь! В этом городе! В этом доме!
        - Похоже, он не разделяет ваши мечты.
        - Нет, я буду искать его, пока не найду… Я почти успокоилась и могу мыслить трезво… Длит, - с мукой в голосе сказала Айлин. - Почему он так отреагировал? Так поторопился?
        - Кажется, он решил, что его здесь держали из соображений удобства… как хорошего врача, не более. Не строили планов на его счёт.
        - Какой ужас… В течение шести лет на положении прислуги… с его-то гордостью… Почему я тебя не послушалась? И как я могла не заметить? Он же вылитый Хаммонд!
        - Все Рицы на одно лицо, если вас это утешит. Есть другие новости?
        Айлин промокнула платком покрасневшие глаза.
        - Полно. Помнишь Куго Чавена? На встрече с переговорщиками он сказал мне, что я не могу отразить первую атаку. С того самого дня прятался в какой-то дыре, наконец его выловили, но толку нет. Утверждает, что должен был сказать эту фразу, и ему обещали за это заплатить. Естественно, Ван. Кто заплатил Вану за распускание слухов о конце света, по-прежнему неизвестно. Но у меня появилась одна идея. Вокруг Мемфи так и вьются подозрительные типы. Если бы мы могли поймать его на чём-то противозаконном и вытряхнуть из него правду…
        - Невыполненное обещание жениться подойдёт?
        - Хорошая шутка. Для него это не преступление, а приятное мужское воспоминание. Он ни разу так и не был женат. Откуда новости?
        - С кухни.
        - Как будто их это касается!
        - А где Лунг?
        Айлин помрачнела.
        - Утром принесли заказное письмо с указанием вручить мне лично в руки, но у меня была встреча, а у Лунга затерялась доверенность на получение корреспонденции, так, представляешь, посыльный развернулся и ушёл! Не знаю, что они там о себе думают… на почте… Пришлось Лунгу ехать за письмом. Впрочем, оно и к лучшему, есть время поговорить о твоём протеже. Голова идёт кругом…
        - Что с ним не так?
        - Ты, наверное, заметила, что я была им крайне довольна. Не скрою, поначалу меня настораживало, что он задаёт слишком много вопросов. Я даже опасалась, не поторопилась ли принять чужака за своего. Но вскоре сомнения развеялись. Он стал моей тенью и, как подобает тени, не бежит впереди, не лезет с советами, не напоминает ежеминутно о своей драгоценной персоне… Был у меня когда-то секретарь с чрезмерно раздутым эго. Теперь господин Лунг присутствует на всех моих встречах, и я постоянно чувствую его поддержку…
        Длит встала у окна и разглядывала пышные клумбы на зелёных стриженых газонах. Гладь маленького пруда, окружённого отцветающими вишнями, блестела на солнце, как начищенное серебро.
        - Так в чём же дело? Что может быть лучше преданного помощника?
        - Слишком преданный, - тихо сказала Айлин. - Недавно я пожаловалась Милну, что кое-кто в Ассоциации относится ко мне с пренебрежением…
        Длит повернула голову.
        - Смеются за спиной?
        - Всё это так неприятно… - вымученно улыбнулась Айлин. - Есть там один, называет меня малышкой-Айлишкой… Да ещё Милн считает, что меня обворовывают по-крупному. Назревает глобальная финансовая проверка… не могу поверить, что я дала на неё согласие… Сегодня приезжал Баз… Оказывается, после моего разговора с Милном Лунг побывал в офисе, нашёл Троя… это тот, с Айлишкой… и отрезал ему палец… при других сотрудниках… ножом… Сказал, что если Трой ещё раз позволит себе неуважительные высказывания в мой адрес, он отрежет ему язык, и не только ему, любому…
        - Это прекрасно, - задумчиво произнесла Длит, глядя в окно.
        - Что?!
        - Гордон, действительно, мастер клумб и обрамлений. - Длит повернулась к Айлин. - Дорогая, некоторые просто не понимают по-другому.
        - И что теперь, калечить? После Троя он обошёл копов, к ним у меня тоже были претензии… Баз не вдавался в подробности, но мне не понравилось, как у него блестели глаза… Я в ужасе… Что мне делать с твоим любимым Лунгом?
        - Наконец появился кто-то, кто всегда рядом и сможет вас защитить. Цените его. - Длит невозмутимо улыбалась. - Поддержка, преданность - то, что надо.
        Айлин отчаянно замотала головой:
        - Нет, нет… Это криминал!
        - Поступило заявление в полицию?
        - Пока нет, но рано или поздно все узнают… Это же скандал… А пресса? А общественное мнение?
        - К чёрту и то, и другое. К чёрту их всех. Пусть вспомнят, кто здесь главный. Не надо так расстраиваться, Айлин, всё будет хорошо. Так вот, про Ассоциацию. Прежде чем соваться в этот гадюшник, пусть Милн включит в свою команду Лунга. Я вам настоятельно советую.
        - Он, наверное, и палец резал со своей неизменной улыбочкой. Дрожь по телу, как подумаю, - помолчав, сказала Айлин.
        - А вы бы хотели, чтобы он при этом плакал?
        - Не будь такой циничной, Длит.
        - Вы готовы всех любить и всех прощать. Я нет. Как идёт следствие по делу о пропавших детях?
        - Милн меня ошарашил. Якобы пропало не трое детей, а больше. Не знаю, что и думать… Ты что-нибудь об этом слышала?
        - Вы же знаете, мне здесь трудно завязывать отношения, я чужая…
        - Да-да. Яр, когда я с ним созвонилась, заверил, что они работают без продыху, но, честно сказать, я надеялась на большую эффективность. Обещал прислать списки выехавших, но я сегодня только первый день на ногах… Нужно узнать у Лунга…
        В дверь постучали, вошёл Лунг с большим коричневым конвертом в руках. Айлин вздрогнула.
        - Госпожа ловисса, - сказал Лунг, приветствуя Длит.
        - Господин секретарь.
        - Как вы быстро, однако, - недовольным тоном сказала Айлин. - Ну, что вы замерли на пороге?
        - Вскрыть?
        - Будьте так добры.
        Лунг прошёл к столу, взрезал конверт и, вынув два плотных листа бумаги, подал Айлин.
        - Рисунки от неизвестного отправителя.
        Айлин мрачнела, разглядывая рисунки, сделанные простым карандашом.
        Первый лист был разделён на две части. На одной был весьма реалистично изображён коридор в большом доме, с высокой распахнутой дверью, на второй - какой-то чулан со странной стеной: художник стремился запечатлеть на ней не то движение горячего воздуха в жаркий день, не то марево, лёгкую дымку. На втором листе талантливой рукой была набросана жутковатая сцена в вечернем лесу. На фоне Спящей крепости группа людей в тёмных плащах, с наброшенными на голову капюшонами совершала некий ритуал. Все они были разного роста, дирижировал ими великан, и на его мизинце ярко блестел в свете луны золотой перстень.
        - Полюбуйтесь! - Айлин протянула рисунки Длит и Лунгу. - Я правильно понимаю - этот чулан находится рядом с моей переговорной? Я каждый день хожу мимо этой картины с Господином Мишем. Надо осмотреться на местности.
        Лунг довольно быстро обнаружил вход в грязный чулан, и вскоре все трое с изумлением рассматривали узкую щель под самым потолком, в каменной стене, отделявшей чулан от переговорной комнаты.
        - Какой негодяй… - простонала Айлин. - И всех своих отпрысков притащил - чтобы расшатать мой дом и выведать мои секреты… Что ж, теперь понятно, почему он плодится, как кролик! Чтобы многократно усилить мощь своего фамильного заклинания. Нет, когда-нибудь я всё-таки убью его… Господин Лунг, - спохватилась она, - вы этого не слышали.
        - Пассы издалека? Может, не он? Не Ван? - засомневался Лунг.
        - Вам что-нибудь известно о древней магии? - После похода Лунга в Ассоциацию Айлин разговаривала с ним исключительно взвинченным тоном. - Можно воздействовать на объект, не видя его.
        - Благодарю. - Лунг поклонился. - Хотел бы я владеть такой магией.
        - Все бы ходили без пальцев.
        - Так вы уже знаете. То-то, смотрю, у вас взгляд недобрый.
        - У меня?!
        - Я распоряжусь, чтобы побыстрее заделали щель, - сказала Длит.
        - Здесь есть второй выход. - Встав в проёме, Лунг вглядывался в темноту. - С очень глубокой лестницей.
        - В Спящей крепости много тайных ходов и ловушек, и не всегда они служат хозяевам, - сокрушённо заметила Айлин. - Длит, проследи, пожалуйста, чтобы эти входы-выходы заложили камнем.
        - Хорошо. Вот вам и ответ, Айлин. Фелиси балуется рисованием, к тому же она частенько тут крутилась в последнее время. Могла подслушать наш разговор и рассказать доктору Рицу.
        - Но зачем?! Кто ей позволил?!
        - Она никогда не скрывала своей влюблённости в доктора. А секрет возлюбленного в руках женщины - это бомба.
        Чулан распахнётся, и тайна раскроется, вдруг вспомнила Айлин.
        - И она рванула… Мне сказали, Фелиси уволилась. Надо немедленно вызвать её сюда. Как она могла так меня подвести? И что она делала в лесу в такое позднее время?!
        - Не стоит, Айлин, - мягко возразила Длит. - Поберегите нервы. Уже то хорошо, что она призналась. А ведь могла бы промолчать.
        - Да? Всё равно… я так на неё сержусь… Но этот-то?!
        После короткого обсуждения решили проверить уровень слышимости. Айлин с Длит ушли, а Лунг остался в чулане.
        - Во всём этом есть свои плюсы, - сказала Айлин, когда они оказались в тёмной переговорной и зажгли фонарь. - Теперь мэр не посмеет сказать, что я нарушила правила, арестовав хозяина мурров. Я этому Мемфи Вану… - у Айлин всё кипело внутри, - на дереве родившемуся… башку оторву! Ох… хорошо, что Лунг не слышит…
        - Прекрасно слышу. - Голос секретаря звучал так отчётливо, как будто между ними не было стены. - А почему на дереве?
        - А была с ним однажды такая история… У него же что ни день, то история, - сказала Айлин, разглядывая стену, у которой стояли три сейфа. - Ну, и слышимость…
        - Пожалуйста, продолжайте, госпожа Монца!
        - Э-э… Стал вдруг утверждать и всем рассказывать, что родился на дереве. И даже мне в глаза не постеснялся сказать. Тогда я потребовала, чтобы немедленно, при нём внесли изменения в запись акта гражданского состояния. Видели бы вы его лицо, когда он подписывал документы, - ни один мускул не дрогнул у человека. На деньги поспорил, это точно. С тех пор в графе Место рождения у него числится Неизвестное дерево. Ничего святого!
        Длит улыбнулась, а Айлин прислушалась и позвала:
        - Господин Лунг!
        - Я здесь! - Хихикая, Лунг уже входил в переговорную. - На дереве… О чём-то таком и думается, когда видишь Мемфи Вана.
        - Ну, всё, - сказала Айлин, усаживаясь за стол. - Знаете, чему я удивляюсь? Тому, что ничему не удивляюсь. У меня стену раздолбили, а я спокойна. Я просто само спокойствие!!! Что ж, теперь вина Вана доказана. Его арест - это, конечно, испытание, но ты же одобряешь мой план, Длит?
        - Что вы ему предъявите? Рисунок Фелиси?
        - Мы вызовем её как свидетеля.
        - Зачем? Сначала решите, чего вы хотите добиться арестом Вана, а потом действуйте. Он позволит себя арестовать? Никто не пострадает, если до этого дойдёт?
        - Как раз в этом я не уверена, - озабоченно сказала Айлин. - Перевёрнутые автомобили, травмы различной степени тяжести, всё семейство займёт глухую оборону, а нянька вынесет на балкон самого младшего из детей, и он тоже попытается бросить в полицейских слезоточивой бомбочкой или камнем. У Вана не дом, а цитадель. Страшно вспомнить его последний арест.
        - Последний?
        - И тот не первый, и этот не последний, поверь мне. По поводу ареста… Думаю, Яр Порох найдёт решение.
        - Я могу, - скромно сказал Лунг. - Доставлю в целости и сохранности.
        - Нет уж, спасибо. О, Мау… Совсем плохо соображаю. Я ведь и сама могу с ним справиться.
        - Что-то из магии? - в шутку предположил Лунг.
        - Почти. На ум пришло магическое слово деньги.
        - Не может быть! ЗаплАтите ему за то, что он натворил? На таких условиях полгорода придёт сдаваться. Я первый попрошу прибавку!
        - В самом деле, Айлин, - удивилась Длит.
        - Не отговаривайте. Мне нужны ответы, так что, в условиях, когда нет ни сил, ни времени, я выбираю короткий путь. К тому же, Вана недостаточно только приструнить, ему нужно помочь, пока из-за хронической нужды он не натворил бОльших бед. Господин Лунг, будьте любезны, наберите-ка мне его номер. Кстати, где была охрана в то время как Эдам… доктор Риц… столкнулся в коридоре с Барри? Вы наверняка уже выяснили.
        - Айк не вмешался, потому что уже несколько дней знал, что доктор ваш сын.
        - И многие знали?
        - Да весь город.
        - Ох… Нет, чем страдать, лучше вернёмся к насущным делам. Длит… Я понимаю, уже поздно, но нужно немедленно заняться стеной, у меня же там ценности. И вход в чулан тоже заложите.
        - Ни о чём не беспокойтесь, Айлин.
        3
        Ослеплённые вспышками, Айлин с Лунгом не сразу прорвались сквозь строй представителей прессы и новостного канала с телевидения, назойливо интересующихся, какое обвинение выдвинуто против господина Вана и нет ли известий о пропавшем сыне Айлин.
        Яр Порох встретил их на входе в следственный изолятор. Айлин была вне себя.
        - Ночь на дворе! Откуда здесь журналисты?
        - Как я понял, господин Ван сам вызвал. Он их ждал.
        - Позировал перед камерами, красовался? Держался как звезда?
        - Ну, да, - усмехнулся Яр.
        - Где он?!
        - Прошу за мной.
        С собранными в хвост волосами, в белой рубашке и тёмно-синем с искрой костюме с иголочки, Мемфи Ван сидел на скамье, широко расставив ноги. Полутёмная зарешеченная камера для задержанных казалась слишком тесной для такого крупного мужчины. Рядом с хозяином пристроился Сердитый Ван, или Утопленный кот, как его ещё называли в народе. Его роскошная шуба цвета топлёного молока была тщательно вычесана - Мемфи обожал своего питомца. Часто это решало исход дела, когда Айлин приходилось принимать жёсткие решения.
        Похоже, в изоляторе временного содержания применяли ароматизаторы не из дешёвых. Запах был превосходным, но не мужским, с преобладающими цветочными нотами.
        Увидев Айлин, мурр развалился, прислонившись спиной к стене и некрасиво раскинув задние лапы, и уставился на неё, в угрюмом прищуре сузив глаза. Кончик свесившегося с лавки пушистого хвоста нервно дёргался. Этот вызывающий жест не укрылся от Айлин, но мало тронул, их с мурром конфронтация длилась годами.
        - Прекрасно смотритесь за решёткой, - удовлетворённо сказала она, останавливаясь напротив. - Вам тут самое место.
        - Мы не согласны, - обиженно сказал Мемфи. - Правда, Ваня?
        Мурр хрипло мяукнул.
        Айлин сразу завелась, слишком хорошо помнила скандал, случившийся несколько лет назад.
        - А кто подучил мурра воровать драгоценности? Я? Уголовники! Ты и твой кот!
        - Вражеские наветы, - огрызнулся Мемфи.
        Пользуясь своей неприкосновенностью, Сердитый Ван пробирался в чужие дома и под покровом ночи уносил приглянувшиеся ему драгоценные украшения баснословной стоимости: ожерелья, браслеты, диадемы - всё, во что мог просунуть голову. Награбленное, естественно, тащил своему хозяину, а тот спускал скупщикам краденого. Хотя Мемфи оплатил тогда несколько крупных долгов, без улик его вину доказать не удалось, а мурра посадили под домашний арест в Спящей крепости, в специальном ошейнике, который надел на него уважаемый чанси Лотарус. Через шесть месяцев ошейник расстегнулся сам, и всякий раз, когда Айлин напоминала Сердитому Вану о том заточении, он тоскливо выл. С тех пор за мурром водились кое-какие шалости, но не такие дерзкие; рассказывали, например, что он воровал для Ванов кур в предместьях, когда семейству нечего было есть. Что касается пострадавших, то в качестве компенсации они время от времени получали чеки от анонима.
        - Зачем нам ссориться, Айлинушка дорогая? Всё, как ты просила, - проникновенным голосом заговорил Мемфи. - Явился с повинной, не доставив тебе никаких хлопот… и с надеждой на вознаграждение…
        - Сначала мне нужны подробности, - сухо сказала Айлин.
        Мемфи с подозрением взглянул на сопровождавших её Яра Пороха и Лунга.
        - А почему здесь посторонние?
        - Не вижу никаких посторонних, - отрезала Айлин.
        Ван внезапно побагровел.
        - Окружила себя молодыми мужиками, вертихвостка? Не знаю, как я жив остался после твоих шашней с Хаммондом… а ты опять?!
        Мурр злобно подвякнул, растопорщив усы на плоской морде.
        - Что ты сказал? - спросил Лунг спокойным голосом. - Вертихвостка?
        - Тебя не спрашивают, узкоглазый! - рявкнул Мемфи.
        Лунг взглянул на Айлин.
        - Госпожа Монца?
        - Даже не думайте, - выдохнула Айлин. - Мемфи! Как там говорят - не переводи стрелки? Герой дня сегодня ты!
        Ван сник.
        - Любовь моя, меня убивает твоя холодность… А ты… - Он наставил палец на секретаря Айлин.
        - Я? - удивился Лунг.
        - Ты! Отойди подальше, женишок! Думаешь, я не вижу, как ты к ней жмёшься?
        - Любовь твоя?! - вскипела Айлин. - И ты ещё смеешь? Предатель… Стенотряс… Как ты мог?!
        - Это же всё от бедности! От нищеты! - завопил Мемфи басом, эхо от которого разнеслось далеко по коридорам.
        - Низкий ты человек…
        - Мне деток нужно кормить! А мои проекты?!
        - Ты скоро чокнешься со своими проектами! Рассказывай, или я уйду, и тогда забудь о финансовой поддержке! Поселишься в этой камере!
        - Ещё чего, - скривил губы Мемфи. - Меня кто-то остановит? - Он поднял руку и многозначительно показал Айлин свой сверкающий золотой перстень на мизинце. - Я же тут всё вдрызг разнесу…
        - Госпожа Монца, ей-богу, не удержусь и выступлю, - сказал Лунг. - Вы видите? Он меня провоцирует, размахивает пальцем.
        Последние дни выдались слишком нервными, напряжение требовало выхода, и Айлин не к месту разобрал истерический смех.
        - Он иногда шутит грубовато, Мемфи, не обращай внимания… - Айлин зажимала рот руками, но не могла с собой совладать и смеялась до слёз.
        Яр Порох, который стоял молча во время всего разговора, тоже рассмеялся. Глядя на них, мурр принялся гневно фыркать, а недоумевающий Ван взревел:
        - Что такое?!
        - Береги пальцы, Ван, - с раздражением сказал Лунг.
        - Вам же нравился его стиль, - икая, сказала Айлин. - И соблюдайте, пожалуйста, субординацию… В конце концов, господин Ван - хозяин мурра…
        Яр принёс стакан воды. Сделав несколько глотков, Айлин успокоилась.
        Ван был заинтригован.
        - Пальцы, пальцы… Я недавно слышал про отрезанный палец… Кто пострадал?
        - Мой сотрудник Трой, - нехотя сказала Айлин.
        - Ну-у-у… этого гада не жалко! Он шулер! Всегда меня обыгрывает! - Мемфи просиял. - Ха! Как теперь будет прятать тузы? Придётся ему попыхтеть! - Он осёкся, наткнувшись на осуждающий взгляд Айлин.
        - Мало долгов, так ты ещё в карты играешь? Один - начальник отдела, другой - почётный член правления… Не Ассоциация по защите прав животных, а гнездо порока!
        - До меня только что дошло. Это твой секретарь оттяпал Трою палец? Ты поощряешь такие методы, Айлин? А я думал, ты и мухи не обидишь.
        - Ничего я не поощряю!
        Ван почему-то обрадовался.
        - Ага… Значит, этот типчик много на себя берёт?
        Его проницательность была неприятна Айлин, она с досадой сказала:
        - Зачем ты всё это затеял, Мемфи?
        - Что именно?
        - Кто оплатил кампанию Скоро конец света? Кто велел сказать про первую атаку? В чём её суть? Выкладывай!
        - Столько вопросов, - нахмурился Ван.
        - Моё терпение на исходе. Ты помнишь о нашей договоренности? Кто?!
        Он поднял глаза к потолку и шумно выдохнул.
        - Ричард.
        - Врёшь, - не поверила Айлин.
        - Клянусь всеми демонами и их хвостами.
        Сердитый Ван утробно и страшно заурчал.
        - Извини, - сказал ему Мемфи.
        Айлин была потрясена.
        - Это розыгрыш? Нет, Ричард мой брат, он не мог поступить со мной так жестоко…
        «Предупредил» о близком конце света и - исчез? Давно ты его видел?
        - Да недели три назад…
        - Конец света - это метафора? Из-за… похищенных детей?
        - Ричард не сказал.
        - И он дал тебе денег? Торговля книгами, похоже, процветает… а всё жалуется! - Брат никогда не жаловался, Айлин занесло. - А кто подрядил тебя взломать мою переговорную комнату, чтобы выведать мои секреты?
        - Да какие там секреты, любимая? - заюлил Ван. - Всё равно все всё знают… а мне польза…
        - Не сомневаюсь, что польза. От кого?
        - Из чистого любопытства…
        - Я не потерплю вранья! Отвечай, кто!
        - По собственной инициативе…
        - Я ухожу.
        - Да из ревности я! Что ж ты не понимаешь, глупышка! Люблю я тебя, родная моя… Я должен знать, с кем ты там… - с надрывом, со страстью сказал Ван.
        - Цирк, - с отвращением констатировала Айлин. - Между прочим, тут не просто шпионаж, Мемфи… Не исключено, что меня хотели ограбить! Стена в переговорной треснула!
        Мемфи застыл с раскрытым ртом, а потом громко рассмеялся, звучно хлопнув себя по ляжкам.
        - Мать честная! Сработало! Я не верил, что получится, а эксперимент-то удался! Всё не зря!
        - Вы только посмотрите… Развалил Спящую крепость и ликует! - возмутилась Айлин. - Да тебя нужно арестовать по-настоящему!
        Мемфи напустил на себя смиренный вид.
        - Нет-нет, я глубоко раскаиваюсь…
        У Айлин вдруг мелькнула безумная мысль, и сердце её сжалось.
        - Ты же… не похищал детей, Мемфи? Для своего разрушительного эксперимента?
        Стоявшие рядом Порох и Лунг напряглись.
        - Что? Не говори глупостей, любовь моя. Как ты могла такое подумать? Про меня? - с непритворной обидой сказал Мемфи. - Какие мрачные фантазии…
        Всех отпустило - кажется, Ван говорил искренне.
        - Что по деньгам? - хмуро спросила Айлин.
        Не мешкая Мемфи сунул под скамью руку и вытянул на свет элегантный кожаный саквояж, под завязку набитый счетами.
        - Ты с ума сошёл? Я сказала, только детские платежи.
        - Тут и так детские.
        Айлин высказалась категорично:
        - Мой второй вопрос остался без ответа, так что оплачу лишь половину счетов.
        - Благодарен, - растроганно пробормотал Ван.
        Отперев камеру, Яр Порох забрал саквояж и передал его Лунгу.
        Так и не сказал правды про переговорную, подумала Айлин. Ни за любовь, ни за деньги.
        - Если ты снова предашь меня, Мемфи…
        Он ссутулился на скамье, обхватив рукой прижавшегося к нему мурра.
        - Когда меня выпустят?
        - На рассвете. Когда журналистская братия, со статеек и репортажей которой ты кормишься, будет спать крепким сном.
        Мемфи оттопырил нижнюю губу и кивнул с понимающим видом.
        Айлин с Порохом и Лунгом не успели уйти далеко.
        - Любовь моя! Вернись! - позвал Ван.
        Айлин порядком устала и не скрывала раздражения, но решила вернуться. Открывшееся зрелище производило впечатление. Толстые металлические прутья в центре решётки были отогнуты в стороны, и в образовавшуюся дыру Ван, вставший на одно колено, протягивал огромный, невероятной красоты букет из белых роз. В это время уже выбравшийся наружу мурр прошёлся на передних лапах перед камерой туда-сюда, поворачивая голову в сторону Айлин, - выражение морды у него при этом было совершенно зверское. Было ясно, что он изображает уличного акробата исключительно по просьбе своего дорогого хозяина.
        Айлин подавила рвущийся из груди смех, подошла к решётке и приняла неприлично роскошный букет.
        - Мастер долгов… - Но помимо воли она растаяла, и это ни от кого не укрылось.
        - Да он из вас верёвки вьёт, - сказал изумлённый Лунг, которому долги Вана ощутимо оттягивали руку.
        - Иди давай! - крикнул ему довольный Ван и послал уходящей Айлин два быстрых воздушных поцелуя.
        …Домой ехали молча, но на повороте к Спящей Лунга вызвали по деревяшке. Переговорив, он сказал, поглядывая на Длит и Айлин в зеркало заднего вида:
        - У нас… даже не знаю, как сказать… гость? Привезли господина Рица… Он очень болен… - Увидев, что у Айлин побелело лицо, Лунг виновато уточнил: - Простите… Джио Рица! Джио!
        Эпилог.
        Он надеялся, что умер в больничном боксе, где его не лечили, а мучили, и что боль, которую невозможно терпеть, не вернётся. Но в спасительную тьму вдруг вторглись проблески сознания и снова появилось ощущение, будто с него содрали кожу. Голова и руки не пострадали. В груди, у сердца, болело сильнее всего. Джио не мог говорить, не мог плакать. Запах гниющей плоти сводил с ума.
        Боль немного отступила благодаря стараниям незнакомых людей. Днём и ночью они хлопотали над ним, заботливо кормили с ложечки, меняли повязки и грязные простыни. Перед глазами мелькали только тени, потом Джио обрёл способность различать цвета и контуры предметов и понял, что место, где он очнулся, ему смутно знакомо.
        Он лежал на широкой кушетке в комнате без дверей, с высоким потолком, украшенным лепниной. На стенах, затянутых дорогой тканью с узорами, висели портреты людей в старинной одежде - дамы в пышных платьях, с вплетёнными в причёски цветами и драгоценностями, мужчины в камзолах и бархатных беретах со страусиными перьями.
        В то утро, утро его окончательного прозрения, косой солнечный луч пробился сквозь портьеру и заскользил по большому портрету на стене напротив. На Джио смотрел, как живой, злобный старикашка в чёрном одеянии; его впалую грудь украшал золотой меч на цепи с крупными звеньями, с рубинами на рукояти. От тяжёлого взгляда старика Джио было не по себе.
        В полумраке мерцал у окна, на уровне глаз круглый предмет, похожий на купол. Джио медленно поднял левую руку, потрогал его - купол оказался холодным и гладким, как стекло, и вызвал какие-то мимолётные воспоминания. Малейшее напряжение усиливало боль. Джио уронил руку, и мысли вдруг беспокойно зароились, как пчёлы, в его голове. Он вспомнил всё, что с ним произошло за последнюю неделю.
        Они приметили его ещё по пути в Дубъюк. Нашли одинокого путника, заболтали какой-то ерундой, а на самом деле прикидывали, можно ли на нём проверить одно из отравляющих веществ из арсенала спецслужб… или вирус… или… Джио не знал точно, что с ним сделали, но в голове засело одно: во всём виноваты агенты. Сейчас он отчётливо вспомнил все их многозначительные взгляды и недомолвки. Он был для них лишь удобным для эксперимента куском мяса, и они не упустили случая - подкараулили момент, когда он возвращался из Дубъюка. Тем же вечером ему стало плохо. Его сняли с поезда и терзали многочисленными тестами и анализами, делали прижигания, пускали кровь, прикладывали к воспалённой коже то лёд, то грелку. Приходили какие-то люди и… плевали в него. Изо рта у Джио шла кровавая пена, ноги отнялись. Наконец какой-то человек властно приказал:
        - Хватит! Отправляйте назад.
        После этого Джио ничего не помнил, и очнулся здесь… - его внезапно озарило - в Спящей крепости… Он зажмурился и застонал, но, услышав посторонний шум, открыл глаза.
        У постели стоял вихрастый светловолосый мальчишка, одетый в брючки, белую рубашку и жилетку. Он лучезарно улыбнулся Джио и подошёл к окну, чтобы раздвинуть портьеры. От солнечного света у Джио слёзы брызнули из глаз.
        - Солнце помогает выработке витаминов, - сообщил мальчишка. Джио истерично мотал головой, мальчишка сообразил, что перестарался, и торопливо задёрнул портьеру. - Извините… Я Гонзарик.
        Джио скрипел зубами от нестерпимой рези в глазах и плохо понимал, о чём говорит ни на секунду не умолкавший мальчишка.
        - Я даже заходить сюда боюсь…
        До Джио наконец дошло, что речь идёт об этой самой комнате, где он оказался.
        - …тут лежат, в витрине. - Мальчишка отодвинул часть складной ширмы, обтянутой тканью, на которой золотые кошки ловили серебряных мышек. Джио повернул голову. За тумбочкой рядом с кушеткой, у стены, стоял не то стол, не то, действительно, витрина. - Когда вы взяли один из девяти камней, вы думали, он золотой? Нет, это привяжи-камни, господин Риц. Они привязали вас к этому городу, и теперь вы не сможете отсюда уехать, потому что часть камня останется в вас навсегда. Их нельзя трогать, они нужны для специального ритуала - чтобы хозяева мурров не могли бросить своих кошек, потому что их тоже нельзя увозить. И если вы уедете, камень снова начнёт вас грызть. Госпожа Монца прикрепила один из камней к вашей груди, чтобы частички вашего камня, жуки, ма-аленькие такие, переползли из вас к нему… Говорят, их только в микроскоп видно. Я одолжил у господина Даймона оптический прибор. - Мальчишка вытащил из кармана ручную лупу и шагнул к Джио. - Хотите, мы вместе посмотрим на жуков? Можно? Ой… я вижу, как вам больно… Не будем, не будем…
        Джио задыхался. Он узнал витрину, из которой вытащил золотой слиток, узнал комнату, мраморные колонны, табурет под стеклянным колпаком.
        - Нельзя воровать, потому что это плохо… и вот что из этого получается. - Мальчишка сочувственно глядел, как Джио открыл рот и захрипел. - Да, мне тоже было бы стыдно, если бы я что-то украл и все узнали… Ой, вы не волнуйтесь так, господин Риц… Нельзя беспокоить жуков, а то боль усилится…
        Но Джио закричал, завыл во весь голос.