Гомо Снегус Ант Скаландис
        Сергей Сидоров
        Мышуйские хроники #6 "Балаганно-веселые и вместе с тем пронзительно печальные рассказы..."
        (Из аннотации издательства)
        Ант Скаландис, Сергей Сидоров
        ГОМО СНЕГУС (рассказ)
        - Не во всяком городе есть свой снежный человек, не во всякой стране даже, разве что в Греции. А вот в Мышуйске - есть. Вернее - был. Только знают об этом немногие. И вовсе не в милиции или там в горотделе ФСБ - эти у нас, как правило, ничего не знают. А когда им рассказываешь, так они не верят. «Не мешайте, говорят, работать. Что вы нас отвлекаете на каких-то путешественников во времени, да на гигантских рогатых пиявок из озера Бездонного? У нас серьезных проблем хватает». Вот и на этот раз никакие компетентные органы снежным человеком не заинтересовались. Кто заинтересовался, я вам попозже расскажу, а пока учтите, что подтвердить все это может, кроме меня, Михаила Шарыгина, только еще один человек - учитель биологии из школы номер восемь и мой сосед по подъезду Афанасий Данилович Твердомясов. Я его, честно говоря, недолюбливал раньше. Зануда он, да и к природе окружающей относится странно. Но в истории с Яшей, повел себя Афанасий Данилович, будем говорить, правильно… Я вам как сказал? С Яшей? Ну да, это он снежного человека так и назвал. Впрочем, обо всем по порядку. - Давайте,- корреспондент
профессионально точным движением перебрасывает микрофон от Шарыгина к себе и улыбается в камеру.- И я вас очень прошу: по существу, у нас время ограничено. Про милицию там, про ФСБ - необязательно, вы, главное, про этого, про Яшу. Хорошо?
        - Так мы уже в эфире?- испуганно вскидывается Шарыгин.
        - Прямой эфир на Москву из Мышуйска? Господь с вами! Это невозможно. Конечно, мы будем монтировать, вырежем, склеим все как надо… Однако, дорогой мой, нам же дальше ехать пора.
        - Ну ладно,- успокаивается Шарыгин.- Короче, дело было так…
        Конец марта - это у нас еще самая зима. Морозы стоят трескучие, особенно вечером, да в лесополосе. И на кой ляд понасадили рядами эти елочки вдоль бетонки, отделяющей город от полутайги? В летнюю жару там всегда чудесная прохлада, но ведь и зимой тоже на пять градусов ниже, чем в городе - Твердомясов не даст соврать. Я-то люблю по прямым аллейкам на лыжах пробежаться, иногда вместе с Парфеном и Иннокентием - бодрит, знаете, необычайно, а вот зачем Афанасий Данилович в морозилку эту полез, ума не приложу. Скольжу я себе широким, совбодным шагом и вижу: бредет он - экий чудак!- одет в потертое драповое пальто, легкую фетровую шляпу, джинсы, застиранные до белизны и ботиночки несерьезные какие-то, а рядом, словно его на поводке ведут - громила несусветный ростом далеко за два метра, поперек себя шире, ручищи до колен и огромная косматая голова.
        Спутника я заметил не сразу, потому что укутывала его от шеи до щиколоток белоснежная шкура, а волосы седые покрывали не только голову, но и лицо. Стопроцентная зимняя мимикрия. Одно слово - снежный человек. Ну, прошли они мимо, а я дальше поехал. - И все, что ли?- спрашивает корреспондент растерянно.
        - Да нет,- это только начало,- отвечает Шарыгин.
        - Полный хронометрец!- восклицает корреспондент и поворачивается к оператору.- Петруха, давай в Бурундучий Яр завтра поедем.
        - Давай,- вяло отзывается оператор.- Мне уже все равно. Я домой хочу…
        - Молчи!- цедит сквозь зубы корреспондент.- Спугнешь последнюю надежду.- И тут же меняет тон, улыбаясь в камеру: - Итак, мы продолжаем беседу с одним из жителей города Мышуйска Михаилом Шарыгиным. Он рассказывает нам о небывалой истории приключившейся с ним и с его хорошим знакомым.
        - Да не такой уж он и хороший,- ворчит Шарыгин.
        Афанасий Данилович по роду своей деятельности и по душевному призванию - это ярчайший представитель славной когорты естествоиспытателей. Свою любовь ко всему живому или к тому, что от него осталось, он с истинно подвижнической неутомимостью прививает ученикам. Представьте себе, до чего дошло: при школе номер восемь учредили Мышуйский филиал «Гринписа», который на русский лад патриотично назвали
«Зелмир». Зелмировцов по созвучию часто путают с фанатами Земфиры, а кто-то из острословов, мрачно заметил: «Зелмир - значит, злой мир».
        А мир и вправду зол к Афанасию Даниловичу, особенно загадочная полутайга, насылающая на него и его подопечных всякую дрянь много чаще, нежели чем на всех остальных. Например, донимают его в квартире целые полчища плоских бескрылых комаров, а на улице нещадно атакуют тучи летающих тараканов, не говоря уже о бешеных зайцах, хватающих за ногу исподтишка и маленьких гадливых ежиках, свивших гнездо под диваном и грызущих все подряд. Но Афанасий Данилович все равно любит окружающую среду сильнее матери родной (которой никогда не видел, так как вырос круглым сиротой) и только ворчит постоянно, что все беды в мире происходят от нарушений в сфере экологии. А потому каждую среду, вечером совершает он обход мышуйских окраин с целью обнаружения новых безобразий.
        В одну из таких морозных сред и явилось ему очередное безобразие в облике волосатого гиганта. Не иначе, из-за скверной экологии вымахал ввысь, да и шерстью покрылся все по той же причине.
        - Ты кто?- по-учительски строго обратился Твердомясов к субъекту.- Почему такой заросший?
        Ответа не последовало. То ли груда меха не поняла его, то ли была еще и глухой до кучи. Решив проверить последнее предположение, Афанасий Данилович высоко подпрыгнул и громко хлопнул в ладоши с одновременным гортанным криком: «Х-х-ха!» Реакция была молниеносной. Детина вроде отскочил назад, уворачиваясь от возможного удара, но… почему тогда рука его уже держит Твердомясова на весу в добром метре от земли, а глаза с любопытством разглядывают? Афанасий Данилович хотел объяснить, что намерения имел самые добрые, но воротником ему пережало горло, и наружу вырвалось лишь слабое нечленораздельное сипение.
        - У-у-у,- разочарованно пробасил лохматый амбал, впрочем, весьма равнодушно, однако учителя обдало запахом зверинца, в котором не убирались месяца два, и он совсем перестал дышать - на всякий случай.
        А в голове навязчиво вертелось: «Не глухой».
        Продолжение получилось много мягче начала. Незнакомец отпустил учителя и, полностью утратив к нему интерес, принялся рыться в снегу. Внимательно проследив за мощными пальцами мохнатого индивида,- а тот шустро раскапывал выдирал из мерзлой земли и жевал корни - Афанасий Данилович отдышался и осознал, наконец, как ему повезло.

«Я повстречал йети, снежного человека!- радостно застучало в мозгу.- И он даже не глухой! Вот теперь-то уж я докажу всем, что йети - не потомок древних племен, а наоборот порождение нашей эпохи с ее искалеченной природой, с ее нарушенной экологией! Я всегда говорил об этом! Ах, какой экземпляр!»
        Конечно, он не поведет это чудище в патентное бюро или в здание городской администрации. Понятно, куда их обоих проводят оттуда прямиком. В горбольнице подобных йети навидались уже, а в медвытрезвителе каждый второй - снежный человек. Эка невидаль - голым по морозу и корешками из-под снега закусывать (самое оно: холодненькие и хрустят!). Короче, Афанасий Данилович решил к своей научной победе тщательно подготовиться.
        Для начала он осторожно приблизился и, повторяя движения йети, оказал тому посильную помощь в добывании еды. И дело пошло неплохо. Однако смеркалось. И очень скоро снежный брат по разуму охотно побрел за своим более сообразительным соплеменником, явно знающим, где еще есть пища. - Стоп!- корреспондент чешет в затылке.- У Петрухи перекур, да и кассету сменить надо. Складно звонишь, профессор. Разошелся ты…
        - Да я не профессор,- возражает Шарыгин.
        - Неважно,- корреспондент морщится.- Я вот только думаю все: как-то не так мы снимаем.
        - Солнце не с той стороны,- интересуется оператор, жадно затягиваясь.
        - Какое, на хрен, солнце. Я вот думаю: при чем тут интервью - это же полнометражный докфильм вырисовывается.
        - Погоди, Толян, мы еще месячишко тут покрутимся и не то что докфильм, блок-бастер снимать начнем…
        - Типун тебе на язык. Все! Хорош курить! Поехали.
        - Можно продолжать?- спрашивает Шарыгин.
        - Мотор!!- дурачится оператор Петруха.- Начали!!!
        Непостижимым образом учителю биологии и снежному человеку удалось установить удивительный душевный контакт уже через час после случайной встречи. Я фактически был свидетелем этому. Я видел их идущими по лесополосе, а, закончив свою пробежку, заглянул к Твердомясову в квартиру.
        Еще до моего прихода отчаянный Афанасий Данилович пытался засунуть йети в душ. Первая попытка закончилась полной ликвидацией двери в ванную комнату. Из-за второй сильно пострадал косяк и образовалось не очень нужное окошко в стене. Третья могла стать последней гастролью всей сантехники, но тут появился я. Вдвоем мы быстро пришли к выводу, что принцип добровольности -одна из главных заповедей дрессировки. Я предложил подождать, пока йети сам проявит интерес к необычным для него устройствам, и оказался в итоге прав.
        Взятый тайм-аут решили использовать для придумывания имени гостю.
        - Снежок - это пошло.
        - Согласен. Попробуем плясать от йети.
        - Тогда вообще похабень получится.
        - Но можно сказать по-русски, ласково - Еша.
        - В смысле «много ест»? Тогда уж лучше Яша.
        Имя Яша всех устроило, включая самого Яшу, и первая часть мозгового штурма на том завершилась.
        - Однако для научных записей требуется иное имя!- пафосно заявил Твердомясов.
        - Согласен,- подхватил я.- Например, гомо снегус.
        - Как?!- удивился учитель биологии, еще не забывший институтскую латынь.- Правильно это звучит хомо нивеус. А впрочем, гомо снегус действительно лучше. Ты посмотри, какой он черномазый - типичный абиссинский негус.
        Так прижились обе клички.
        На снегуса йети отзываться начал не сразу, а вот Яша пришелся ему по сердцу.
        - Я - ша?- таков был первый вопрос.
        - Нет. Ты не ша,- улыбнулся Афанасий Данилович.- Ты Яша
        - Тия-а-а-ша,- протянул дикарь с удовольствием.
        И стало ясно: с такими способностями к звукоподражанию, он скоро сделается полиглотом.
        Но первый урок лингвистики закончился внезапно: поведя ноздрями в сторону кухни, Яша встал на четвереньки и быстро-быстро пополз на запах. В холостяцкой квартире Твердомясова особых разносолов никогда не было, но звериное чутье снегуса улавливало малейшие запахи съестного. Объектом номер один стал чеснок, заготовленный с любовью до следующего урожая - что же, пришлось смириться с потерей целой коробки отборных головок. Яша поглощал антисатанинский овощ, урча и жмурясь от удовольствия.
        Однако хитрый школьный биолог не был бы предводителем «Зелмира», если бы не придумал, как обратить себе на пользу этот разбойный набег на его запасы. Пока Яша впадал в гастрономический транс, Твердомясов схватил впечатляющего размера садовый секатор и с проворством бывалого парикмахера (или садовника?) превратил в симпатичный ежик значительную часть косматой шерсти на теле снегуса.
        - Зачем?- удивился я.
        - Исключительно из гигиенических соображений.
        Меж тем насытившийся Яша рыгнул чесночным ароматом, от которого тут же увяла герань на подоконнике, завалился на спину и дал храпака. Тут уж Твердомясов разгулялся: сменил ножницы на более изящные и неторопливо обработал оставшиеся поверхности, проявив талант не просто парикмахера, а настоящего стилиста (или паркового дизайнера?).
        Отходы сего производства были аккуратно собраны в огромный полиэтиленовый мешок из-под удобрений, который едва удалось завязать.
        - Все для науки,- кивнул я с пониманием.
        - Все для здоровья,- возразил учитель.- Слыхали какие шикарные пояса от радикулита делают из собачьей шерсти. Полагаю, это еще лучше.
        А проснувшись, Яша начал отчаянно чесаться и без всякой посторонней помощи нашел воду. Афанасий Данилович как раз решил сам помыться, и был бесцеремонно выдворен из-под душа. Впрочем, совершенно не обиделся, даже наоборот - умилялся, глядя на своего способного ученика.
        На том я их и оставил в первый день, а после узнал, что Яша вообще оказался сообразительнее, чем можно себе представить. Он не рвался на улицу, не буянил, довольно быстро научился пользоваться туалетом и даже перестал хватать еду без спросу.
        Немножко странно шел у Яши процесс овладения русским языком. Он вне всяких сомнений хорошо понимал учителя, но очень неохотно говорил сам. Меж тем Твердомясов уже имел возможность убедиться в достаточной приспособленности его рта, горла и связок к человеческой речи. И вспомнив собачек Павлова, а также собачек и прочих зверушек Дурова, тоже решил действовать посредством лакомства. Взял в руку головку чеснока и попросил:
        - Скажи: «Хочу есть». Тогда получишь.
        - Да пошел ты!..- ответил Яша и грубо вырвал у учителя чеснок.
        В первую секунду Твердомясов обиделся. Во вторую - удивился и обрадовался. А уже в третью понял: ведь полутайга, из которой вышел гомо снегус, не была вовсе необитаемой - ее постоянно прочесывали спецподразделения генерала Водоплюева, и Яша мог иметь контакты с солдатней, или хотя бы слышать их разговоры.
        Дабы проверить свою гипотезу, учитель еще раз спровоцировал недовольство Яши, и услышал в ответ такое… Не только я вам для эфира не повторю, но и Афанасий Данилович, закаленный в общении со школьниками, зарделся, как девица, и не стал в свой рабочий журнал записывать.
        Короче, языковый барьер был преодолен легко. За этим последовали начатки воспитания и образования. Чтобы оценить результаты, Твердомясов предпринимал осторожные ночные вылазки на улицу. Некоторые шарахались, конечно, особенно люди пожилые, но с каждым днем все меньше. В Мышуйске вообще удивляться не очень принято.
        А по существу все это время наиболее трудной оставалась проблема кормежки. И не то чтобы Яша просил чего-то особенного, а просто жрал он, как молодой боров в полтонны весом.
        Каждый день Афанасий Данилович таскал огромными сумками с рынка морковь, редьку, капусту, свеклу и прочие дары колхозных полей. На вопросы любопытных соседей отвечал стандартно: «Консервирую». (Для марта-месяца звучало неплохо). Но что поделать - наука требует жертв! Твердомясов знал это.
        А вот чего так и не удалось учителю - это заставить Яшу соблюдать гигиену полости рта. Попыток было много, но зубную пасту - неважно «Мышуйскую пихтовую» или
«Блендомед-комплит» - Яша воспринимал исключительно как десерт; ну а когда он проглотил враз двенадцать упаковок «Орбита»,- спасибо бумажки выплюнул - Афанасий Данилович понял, что запах изо рта все-таки лучше, чем удаление забитого резиной аппендикса, и махнул рукой.
        Потом возникла новая проблема: для торжественного выхода в люди днем требовалась одежда. Ведь учитель Твердомясов слыл человеком высокоморальным и общественную нравственность оскорблять не хотел. Однако Яшиных размеров местная легкая промышленность не выпускала, а шить у портного - это непозволительно дорого. Вот тут и вспомнил учитель о баскетбольном клубе «Мышуйский великан».
        Старший тренер Федот Корзинкин, разумеется, заинтересовался парнем и в обмен на штаны и фуфайку взял с учителя обещание познакомить с племянником (а именно так и представил его Твердомясов).
        Абсолютное отсутствие спортивных навыков и некоторая природная тупость Яши нисколько не испугали Федота, он остался в полном восторге от физических параметров будущего игрока, возражений не принимал и только говорил непрерывно о победах мировых и олимпийских. Яша, как ни странно тоже загорелся, а потом…
        На первой же тренировке играть ему страшно понравилось, новичок стал делать фантастические успехи, пропадал на площадке днями, и стоит ли говорить, что упакован он был теперь по люксу - в самые модные импортные тряпки и тапки.
        Такой поворот в судьбе йети снял Твердомясову многие бытовые проблемы: трудоустройство, прописку, и прочие бумажные формальности. Через тот же клуб учитель запустил «утку», что все документы племянника украли в дороге. Новые были выданы легко: ну как же, звезда, не сегодня завтра в загранку полетит! Девушка-паспортистка переспросила:
        - Яков Афанасьевич Снегус. Прибалт, что ли? А давайте запишем просто «Снегов». Легче жить будет.
        - Давайте.- не возражал учитель.
        - Так,- продолжала девушка,- племянник, говорите? Так что же, вашего брата тоже Афанасием зовут?
        - Нет,- быстро нашелся Твердомясов, придумавший Яше отчество всего минуту назад, - это муж сестры.
        Итак, спортивная карьера баскетболиста Снегова развивалась стремительно. Твердомясов едва не забыл, для чего притащил йети в город. И однажды вечером он спросил Яшу:
        - А вот скажи друг мой, ты хочешь, наконец, послужить науке, предстать перед учеными мужами в Москве, а то и в других столицах, мир посмотреть?..
        - Хочу,- честно признался Яша,- но сам себя за это не одобряю.
        Мысль гомо снегуса оказалась так непривычно глубока, что учитель не нашелся с ответом и в замешательстве сменил тему.
        Разговор закончился ничем. Однако очень скоро смысл Яшиной фразы начал проясняться во всей своей нелицеприятности.
        Был уже май, весна широко шагала по Мышуйску и бурным цветением кипела в глухих зарослях полутайги. Яша ощутил зов предков. Он так и сказал:
        - Меня мать зовет.
        - Ты помнишь свою мать?- удивился Твердомясов.
        - Мать-природа,- пояснил Яша.
        И природа звала его не слабо. Уходя якобы на вечернюю пробежку, он удирал по ту сторону бетонки, забирался в самую глушь полутайги и там отрывался по полной программе, как раньше: носился по бурелому, рычал; однажды даже отыскал старую заросшую воронку от противотанкового снаряда, в которой когда-то ночевал и вытащил из-под коряги ржавую рулевую тягу, самолично оторванную от бэтээра и припрятанную на всякий случай - с ней так классно было добывать коренья для еды!
        Вот с этой тягой наперевес он и явился в очередной раз к Твердомясову домой.
        Учитель загрустил. Он-то думал, что Яша перебесится, «врастет» в городскую жизнь. Не тут-то было. Дикий нрав снежного человека упорно и как-то уж слишком решительно брал свое.
        В один далеко не прекрасный день Яша испортил на тренировке сразу несколько мячей: два прокусил, еще два со смехом раздавил задницей, и один в задумчивости проткнул средним пальцем. Затем он сокрушил стойку, обидевшись вдруг на то, что голова не пролезает в кольцо, и тогда разъяренный тренер выгнал его из зала.
        Ах, наивный Корзинкин! Он не велел своему центрфорварду появляться на площадке в течение недели. Дисквалифицировал. Надеялся, что Яша будет покорно посещать игры и тренировки, наблюдая за товарищами со скамейки запасных. Как же! Снегус в тот же день добежал трусцой до вокзала с явным намерением уехать далеко-далеко: во всяком случае, в кассе спрашивал билет до Занзибара.
        Как он признался после Афанасию Даниловичу, то было последнее помутнение мозгов перед решительным просветлением. А просветлению этому предшествовал следующий эпизод.
        На задах вокзала, куда Яша забрел по причине закрытости на ремонт общественного туалета, он обнаружил сгрудившихся у костра особей числом около десятка, живо напомнивших ему самого себя месяца два назад. Только особи эти были мелкие, жалкие и злые. Яша не очень хотел связываться с конкурентами, в конце концов, это же он случайно забрел на их территорию - но было поздно. Самый крупный из карликовых йети в синей курточке, рваных штанах и с явными следами укусов на свирепой морде, двинулся к нему и даже позволил себе несколько неприятных слов на человеческом языке. Остальные тупо подтвердили, что намерены немедленно убить Яшу, зажарить его и съесть с чесноком. Чеснок его особенно обидел, и гомо снегус не слишком долго раздумывал над сделанным ему предложением. Питаться он привык исключительно растительной пищей, поэтому всех злобных тварей оставил там, где они легли. А легли они все по-разному: четверо на крышу пакгауза, двое - тут же под забором, еще трое попали в товарный вагон с дровами. И лишь одного Яша почему-то держал в костре, покуда пламя не загасло совсем под его седалищем, ну а тут милиция
подъехала.
        Людей в форме Яша не тронул и отправился вместе с ними в отделение. То ли сработало воспитание, данное учителем, то ли давнее, вынесенное еще из полутайги, уважение к военным.
        Протокол составили по всей форме, предъявили обвинение в злостном хулиганстве и нанесении тяжких телесных повреждений десятерым гражданам. Однако совместный авторитет заслуженного учителя России А. Д. Твердомясова и заслуженного тренера той же России Ф. Ф. Корзинкина позволил полностью отмазать их подопечного от ответственности, тем более, что все пострадавшие оказались давними знакомцами участкового дяди Грини.
        И все же по дороге домой Афанасий Данилович крепко задумался о судьбе Яши Снегуса. Да, именно «снегуса», а не Снегова. Стоит ли вообще раскрывать кому-то еще его тайну? Нужна ли она людям? А уж самому Яше определенно в полутайге лучше будет.
        В общем, решение созрело. И в последний вечер, перед тем, как они вдвоем ушли в непроглядную теплую ночь, полную запахов и звуков начинающегося лета,- а учитель проводил своего питомца до самой опушки, за которой официально начиналась запретная зона объекта 0013,- так вот, прежде чем они ушли, мы хорошо посидели втроем за чаем. Яша был безучастен, словно опять разучился говорить и даже понимать по-русски, вместо чая, сосредоточенно вгрызался в огромный качан капусты. А вот заслуженный учитель разливался соловьем, очевидно пытаясь заглушить тоску.
        - Я понял сегодня,- вещал он, похоже, импровизируя на ходу,- когда йети назвали снежным человеком, это была не более чем досадная оговорка, ведь он не СНЕЖНЫЙ, а СМЕЖНЫЙ человек, в смысле промежуточное звено между нами и иной, может, более высокоразвитой, более нравственной и чистой расой. Он посредник и стремился установить контакт, но ничего не вышло, и вот он уходит...
        Я слушал, признаться, вполуха и решил на всякий случай вежливо заметить:
        - Афанасий Данилович, но вы же провели очень серьезную работу. В любом случае. Полагаю, суммарный объем сделанных вами открытий тянет уже на нобелевку.
        - На больницу имени Мессинга это тянет,- на удивление самокритично ответил Твердомясов.- Вы подумайте, больше двух месяцев прожил йети в Мышуйске - и что? Никто, кроме Феди Корзинкина им не заинтересовался. О, люди, люди! Убогая раса… Знаете, я как защитник природы прямо скажу: пусть возвращается к своей «матери».
        И прозвучало это ужасно, словно старый интеллигент не выдержал и в сердцах выматерился.
        А я вдруг ощутил нечто странное, необъяснимое и щемящее, родственную душу ощутил я в этом гомо снегусе, уныло догрызавшем толстую кочерыжку.
        Все мы немножко снежные, смежные и может быть, смешные люди, потерявшиеся среди чужих миров. Блуждаем, мечтаем, ищем, пытаемся наладить контакт и всегда стремимся вернуться назад, к истокам.
        Вот только, в отличие от Яши, мне-то не суждено вернуться к истокам: пробовал - не выходит. - Как грустно!- говорит Толян-корреспондент.
        - Ерунда, смонтируем,- утешает Петруха-оператор.
        - Не надо,- говорит Толян,- ведь это не фильм грустным получился. Это жизнь такая.
        - Правильно,- соглашается Шарыгин.
        Но телевизионщики уже не слушают его, они говорят о своем.
        - Я понял, кем был этот йети,- заявляет Петруха.
        - Кем?- спрашивает Толян.
        - Да таким же, как мы, корреспондентом из Москвы. Не смог уехать отсюда, да и ушел с горя в полутайгу. Знаешь, еще месяц другой, и я точно шерстью порасту.
        - Да, наверное,- без тени улыбки отвечает Толян.- Дай-ка мне сигаретку. Пожалуйста.
        - Кончились,- разводит руками Петруха.
        Тогда некурящий Шарыгин протягивает не весть откуда взявшуюся пачку, и они все трое молча закуривают.