Сохранить .
Воин мрака Александр Дмитриевич Прозоров
        Ведун #18
        Прикосновение богини Мары убивает…
        Ведуну, пожелавшему заключить эту прекрасную повелительницу смерти в свои объятия, сперва нужно добраться до легендарной «Голубиной книги», хранящей всю мудрость Славянского мира, и узнать, как можно уберечься от чар жестокой богини. Чтобы потом, без помех, отыскать вход в мир мертвых. Даже для Олега Середина, волею судьбы оказавшегося в Древней Руси, это не самая простая задача…
        Александр Прозоров
        Ведун. Воин мрака
        Прозоров А.
        
        Перо ворона
        В синеве прозрачного неба, широко раскинув иссиня-черные крылья, парил ворон. Он был огромен, больше сажени в длину и не меньше двух в размахе. Однако высота скрадывала размеры, и с земли птица казалась самой обычной. Разве догадаешься, подняв глаза, что летит она не в сотне саженей над головой, а в добрых трех верстах?
        Впрочем, здесь, средь дебрей в верховьях Камы, на него и смотреть-то было некому. Зверью дикому небесные птицы без интереса, а селений людских тут так мало, что от веси до веси неделя пути выпадает, не менее. А уж города и вовсе в диковинку.
        Чуть накренив крылья, ворон скользнул над извилистой рекой, местами сверкающей ледяной коркой, а местами все еще бодро журчащей под солнечными лучами, и спикировал в урочище между холмами, ощетинившимися крутыми скальными отрогами. Сделал широкий круг вокруг одинокого серого дымка, уходящего из-под березовых крон вертикально вверх, решительно нырнул, скользнул над самой травой, сложил крылья и кувыркнулся через голову, стремительно оборотившись в крепко сбитого седого старика с бледными, выцветшими глазами, коротко стриженными волосами и смуглым морщинистым лицом, одетого в кожаные штаны и куртку безо всяких украшений.
        - Доброго тебе дня, мудрый Липин по прозвищу Карнаух, - Олег Середин потер запястье, больно обожженное крестиком, плотно примотанным к коже. Колдун был силен, и православный оберег буквально полыхал огнем, хоть снимай его и в карман на время клади. - Я тут лист брусничный с иван-чаем как раз заварил. Попьешь горячего?
        - Благодарствую, ведун, не откажусь, - повел плечами гость. - Холодно наверху ныне, насквозь ветром пробирает…
        - А чего же ты ждал, Карнаух? - усмехнулся Олег. - Зима… Снега вот только отчего-то нет. Морозы первые еще неделю назад ударили. Седмицу, в смысле.
        Он скинул с котелка кусок толстой замши, укрывавшей варево, тонкостенным ковшиком черпнул чаю и двумя руками уважительно протянул корец гостю. Тот принял, отпил пару глотков, довольно крякнул:
        - Ароматный-то какой! Сто лет чая настоящего не пробовал.
        - Нешто наколдовать не мог, коли по угощению такому соскучился? - удивился ведун. - Тебе же вроде как любые чары подвластны!
        - Хороший чай, он ведь со стебля по первоцвету срывается, ночь во влажном подполе выдерживается, опосля юной девственницей в ладонях перетирается, на брожение на неделю оставляется, потом пережаривается и в кладовой медовой до готовности высушивается… - со знанием дела перечислил Карнаух. - Рази чародейством сие все повторить возможно? Сие само по себе есть дивное колдовство!
        Старик отпил еще пару глотков и опять со смаком крякнул.
        - Смотрю, волосы свои ты все состриг, чародей. Не боишься, что сила вся с ними уйдет? - поинтересовался ведун.
        - Сил у меня и без волос в достатке, - выдохнул облачко пара Карнаух. - А судьба старая вместе с ними в прошлом остается. Хватит мне ужо на острове болотном сычом сидеть да глупости минувшие оплакивать. Пора к жизни возвертаться, к силушке и здоровию, к миру и земле. Чего было, того не миновать, а что будет - токмо от меня зависит. Более добротой ошибаться не стану. А ты, смотрю, сам решил поотшельничать? - Колдун указал подбородком на шалаш с толстой камышовой крышей и меховым пологом, что стоял за кострищем.
        Возле немудреного жилища были разложены сумки и вещи ведуна: второй котелок, топор, оружие, две плетенные из ивовых прутьев верши. Чуть далее возвышалась поленница, над которой сохли на веревке штаны, куртки, исподнее белье.
        - Так ведь распутица, Карнаух, - пожал плечами ведун. - Через замерзшие реки вброд переходить себе дороже. Сам простудишься, лошади о лед поранятся. А по льду идти рано. Тонкий еще, не держит. Вот и пережидаю. Заодно снаряжение поправляю да еды в дорогу запасаю. Тут рыбы в ближних омутах столько, хоть котелком черпай. За холмами старица тянется, в ней караси такие жирные, хоть заместо свечи поджигай! Ну, и зайцы с оленями еще в силки попадаются, тоже подспорье.
        - Не жадничаешь? Тебе же столько не съесть!
        - Зима длинная… На морозе припасы не портятся. Зато до весны никаких хлопот с обедами не будет.
        Карнаух вскинул брови, чуть подумал - и согласно кивнул. Отпил еще немного чая из ковша.
        - Какими судьбами в здешних краях, чародей? - все же не сдержал любопытства Олег. - Уж не желаешь ли со мною побродяжничать?
        - Да нет, ведун, я по старинке скитаться предпочитаю, на крыльях, - слегка поморщившись, повел плечами Карнаух. - Медленно уж очень на лошадях выходит. По небу за час больше промчишься, нежели ногами за месяц одолеешь.
        Середин промолчал, не желая признаваться, что ни летать, ни перекидываться в зверей не умеет.
        - Вот токмо зимами холодно, - задумчиво продолжал старый колдун. - Да и не взять с собой ничего, кроме мелочей каких. Тулуп, помню, подарили. Веришь - унести не смог! Хотя он, понятно, не столько тяжел, сколько велик. Ветер шибко сносил, да еще и закручивал… - Карнаух почмокал губами, отпил еще чаю, пригладил голову: - Ты, чую, вспоминал обо мне часто в дни последние?
        - Ты ко всем прилетаешь, кто о тебе вспомнил, чародей?
        - Ныне можно и ко всем, - вздохнул гость, осушил ковш и протянул обратно Олегу. - Вспоминают редко. Мыслю, окромя тебя, и вовсе никто не помнит…
        - Мне жаль, Липин, - виновато развел руками Середин.
        - Это мне жаль, - покачал головой колдун. - Стыдно мне, что пожелания твоего исполнить не смог. Никогда со мной не случалось такого, чтобы чаяний гостя своего не оправдал. А тут… Не в силах. Но и ты, согласись, задачу непростую выбрал. Саму Мару обнять тебе захотелось! Богиня смерти прельстила… Откель блажь такая взялась? Нешто земных женщин тебе мало?
        - Разве могут сравниться с нею земные женщины, Карнаух? - искренне удивился Олег. - Мара не просто грудь да ноги. Ее глаза горят пламенем и, когда она во гневе, способны пронзить насквозь. Ее лицо словно выточено из мрамора лучшим из ваятелей, и нет в нем ни единого изъяна! Тонкий нос, гладкие щеки, высокий лоб, соболиные брови, огромные ресницы, каждый взмах которых заставляет сбиваться сердце. Ее ушки вычурны и изящны, словно арабская вязь, ее подбородок с ямочкой суть сама гордость, когда вскинут и открывает лебединую шею. Эта шея бывает в вороте, а бывает открыта - и тогда до дрожи хочется прикоснуться к ней, ощутить холодную бархатистость кожи, согреть своим дыханием, скользнуть выше и прильнуть к устам… Ты бы видел ее губы, Карнаух! Они бывают суровыми и мягкими, они могут растягиваться в улыбке и сжиматься в ярости, но они всегда так манят, что только страх смерти способен остановить от прикосновения к ним поцелуем…
        - Очень правильный страх! - громко хмыкнул колдун. - Это богиня смерти, и ее поцелуй может лишить жизни самого Сварога! А уж твоя судьба для нее как огонек свечи. Случайным взмахом погасить способна и деяния сего не заметит.
        - Значит, ты не нашел способа, как можно обнять Мару и остаться живым?
        - Никто из богов, мудрецов и чародеев никогда не задумывался о таком поступке, - пожал плечами Карнаух. - А коли никто этого не хотел, то и ответа никто не искал. Может быть, он есть в «Голубиной книге»? Ты, кстати, до нее почти дошел. Тут по прямой всего два часа лета.
        - Насмехаешься? Окрест реки, болота да буреломы. Тут даже зная путь, и то месяц петлять придется. А я еще толком и не понял, куда именно боги славянские святилище упрятали.
        - Насмехаюсь, - с широкой, искренней улыбкой подтвердил Карнаух. - Но коли вина великая за мной есть, то хоть в этой мелочи подсоблю… - Он несколько раз с силой тряхнул левой рукой, и на землю из нее выпало маленькое черное перышко. - Вот, возьми. Оно тебе путь покажет. «Книга голубиная» на святых горах лежит, под присмотром хранителя старого, под охраной семи великанов могучих, каждый до неба ростом, а окрест лежат земли заколдованные, заговоренные, на которых никому из смертных жизни нет. Токмо слуги мудрого Волха живут, каковые священную гору от чужаков незваных охраняют… Ну, ты их встретишь. Зимой ведь нежить спит, путников случайных отгонять и губить не может. Вот и приходится сим делом воинам из плоти и крови заниматься.
        - Зачем же славянские боги столь важную книгу в такую глухомань запрятали? - удивился Олег. - Как же ею пользоваться, коли вопрос какой возникнет? Почему она не в городе каком-нибудь хранится, не в святилище?
        - Ты же знаешь смертных, ведун. Вечно у них то война, то мор, то пожары, то еще какая глупость случится. То заместо богов бесам и духам поклоняться начинают, то обманщики велеречивые к ним забредут, яд через уши людям доверчивым заливая. Глядишь, собственными руками смертные свои сокровища уничтожать принимаются. Вспомни, ведун, сколько святилищ древних, идолов святых, рощ благословенных славяне по наущению проповедников распятого бога истребили! Несть им числа… А уж кабы книга знаний древних сим гостям в руки попала, враз голубиц огню бы предали и пепел по ветру развеяли!
        - Это верно, - со вздохом признал Середин, потерев запястье с крестиком. - Чужих знаний христиане на дух не переносят.
        - Вот то-то и оно, - кивнул старик. - Здесь же, в святилище потаенном, мудрость в безопасности. Пожар случайный ее не потревожит, ворог не попортит, рука глупца забредшего не повредит, болезнь не убьет. А что далеко - так разве для богов или мудрецов это беда? В птицу перекинулся, крыльями взмахнул - и через день ты возле нее. Боги же, мыслю, и вовсе вмиг переносятся, глазом моргнуть не успеешь. Тебя препятствия сии тоже не остановят. Ни стража, ни проклятия, ни заговоры, ни великаны. Ты же ведун!
        - Да, я ведун, - согласился Олег. - Но библиотеки в городах, если честно, мне нравятся больше.
        - Награду должен получать достойный, - улыбнулся Карнаух. - Мне ли не знать, к чему приводят обретенные без труда богатства? Хочешь открыть книгу - докажи, что имеешь на это право. Даже знания, данные задаром, пользы не принесут.
        - А еще говорят: «На молоке обжегшись, на воду дуют», - парировал ведун. - Впрочем, какая разница? От меня тут ничего не зависит. Коли нужно идти, значит, пойду. Дело привычное. Рыбки здешней попробовать не желаешь? Полагаю, как раз запеклась. У меня в углях караси закопаны. Как чувствовал, что на двоих готовить нужно!
        - Благодарствую, однако же перед дорогой лучше не есть, - отказался Карнаух. - Тяжко крыльями махать, коли брюхо тяжелое. А мне нонеча пора. Хочу до заката в горы успеть. Заверну к великанам, раз уж занесло в здешние края.
        - Коли завернешь, так, может, заодно и в книгу заглянешь? Ответ на вопрос мой прочитаешь да на обратном пути перескажешь.
        - Велика больно «Книга голубиная», чтобы листать ее, ровно столбцы берестяные, - пояснил колдун. - Ее не листают, ведун, ее спрашивают. На вопросы она сама ответы дает. Чего ищешь, то и сказывает. Для меня вопрос твой - это слова просто. Она же в самую душу заглянет и ровно для тебя самое нужное найдет. Посему желание третье так за тобой и остается. Коли придумаешь, зови…
        Старик, кряхтя и поводя плечами, потоптался, примериваясь к песчаной полоске меж выпирающих из земли уродливых сосновых корней, сделал несколько быстрых шагов, нырнул головой вперед, кувыркнулся и вскочил - точнее взмыл - уже вороном. Заскользил к близкой реке, над самой водой взмахнул крыльями, потом еще и еще, медленно набирая высоту, повернул вниз по течению и скрылся за излучиной, так и не поднявшись на высоту лесных крон.
        Ведун перевел взгляд на перо в руке и деловито спрятал его в карман. Взял лежавшую возле костра обугленную ветку, разворошил угли, выгреб на край очага две тушки, замотанные в грязную от золы траву, оставил остывать.
        - Голос ее звенит, словно колокольчик валдайский, - негромко продолжил Олег, но уже для себя. - Движения ее плавны, ровно вода текущая, вкрадчивы и завораживающи. Великая сила таится в каждом ее шаге, и великая мудрость в каждом слове. Разве может настоящий мужчина пройти мимо такой женщины? Яркой, словно клинок меча, и величественной, подобно седым горам…
        - Ты так часто хвалил мою красоту и ум, ведун, что, похоже, и сам начал верить собственной лести…
        Олег вскочил и неуверенно улыбнулся стройной женщине в длинном искрящемся платье. Неведомая ткань, словно наэлектризованная, прилипала к ней, облегая не только стан, плечи, руки, но и ноги нежданной гостьи. Острый нос, гордо вскинутый подбородок, струящиеся с головы белые волосы - все в точности совпадало с его описанием. И даже глаза - в этот раз они были красными и слабо светились, словно горящая смола в реке под Калиновым мостом. Она и пахла так же - горьким смоляным дымом.
        - Прекрасная Мара! - сглотнув, выдохнул ведун. - Ты вспомнила обо мне? Прости, я не вырезал здесь твоего изображения. Здешние места такие глухие, что путники, мыслю, токмо раз в несколько лет появляются…
        - Сказывают, ты захотел превратить меня в простую смертную, ведун? - сурово спросила богиня.
        - Я всего лишь захотел всегда быть с тобой рядом, прекраснейшая из богинь.
        - Всего лишь! - криво усмехнулась женщина, и платье ее стремительно налилось малиновым жаром. - Когда умрешь, ты будешь со мною рядом всегда!
        - Одним из многих? - вскинул брови Олег. - Поклоняться тебе в общей толпе, стелющейся под ногами? Быть рядом бестелесной тенью, не способной ни обнять, ни поцеловать? Не ощутить холода, не одарить жаром… Нет, не хочу. Хочу владеть тобой из плоти и крови, владеть целиком и полностью, ни с кем этого счастья не деля!
        - Ты обезумел, смертный! - Платье побелело, превратившись в плотный комбинезон, и вроде даже покрылось кристалликами инея. Огонь в глазах тоже погас, Мара смотрела на него холодно и зло, одними сплошными бельмами. - Ты говоришь с богиней!
        - Я говорю с чудесной женщиной, восхищающей меня своею красотой и умеющей чувствовать и сопереживать, как никто другой.
        В бельмах проявились карие круги, следом глаза окрасились черными пушистыми ресницами, от них в стороны побежал чуть смугловатый цвет обычной человеческой кожи, волосы стали каштановыми. Над ними вырос кокошник, а одежда стремительно обратилась в расшитый красными и синими нитями сарафан.
        - Ты даже не поинтересовался моими желаниями, самовлюбленный наглец!
        - Сперва, прекрасная Мара, я хотел узнать способ, как можно обнять тебя и остаться в живых. А уже потом признаться.
        - Неужели ты думаешь, мальчишка, что великая богиня согласится ради тебя стать обычной женщиной?! - презрительно фыркнула гостья.
        - Я просто надеюсь на это, властительница Золотого мира.
        - Откуда в тебе зародилось столь странное безумие, смертный? - Мара приблизилась к нему почти вплотную, и сарафан на ней обесцветился, потемнел, обратился в серую и блеклую чешуйчатую броню.
        - Ты поцеловала меня, богиня. Этот поцелуй был таким невероятным… что я готов пожертвовать всем на свете, лишь бы пережить его снова! И отдать еще больше ради права целовать тебе на закате и рассвете, обнимать днем и ласкать ночью…
        - Я поцеловала тебя, ведун Олег… - Мара тихонечко провела пальцем по его щеке, и холодок онемения отметил путь ее прикосновений. - Но пережить моего поцелуя не в силах никто, разве ты забыл? Я поцеловала тебя, и ты умер…
        - Твой поцелуй стоил этого, прекрасная Мара!
        - Если ты поцелуешь меня снова, мой мальчик, - кончиком пальца она приподняла подбородок ведуна, - я больше не стану тебя воскрешать. Больше того, отныне я не стану откликаться на твой зов. Я лишаю тебя своего покровительства и не стану к тебе приходить, что бы ни случилось!
        Ее легкий выдох обжег лицо ведуна, словно ледяная поземка, со всего размаха брошенная ветром в самые глаза.
        - Ты хочешь обнять меня и остаться в живых? - богиня отступила, и доспехи обратились в бархат, украшенный чудесным колье. - Мне даже интересно… Однако не надейся, что я сделаю навстречу тебе хоть один шаг!
        - Благодарю тебя, чудеснейшая из красавиц, - с улыбкой склонил голову молодой человек.
        - За что? - вскинула черные густые брови богиня смерти. - За то, что я не выказала гнева? Не сомневайся, ты испытаешь его в полной мере! Старый Карнаух со своим любопытством успел распустить слухи о твоей блажи по всему свету. Ответа на вопрос твой он, понятно, так и не нашел… Однако весть о смертном, поставившем себя вровень с богами, многим властителям мира не понравилась. Желают зарвавшегося наглеца проучить.
        - Я люблю тебя, прекраснейшая из богинь и богиня среди красавиц! - искренне сказал Середин и сделал шаг вперед, с трудом сдержав желание обнять и поцеловать повелительницу смерти.
        - Ты думаешь, я пришла предупредить тебя об опасности? - удивилась Мара, и платье ее стало легким, ситцевым, полупрозрачным и усыпанным алыми цветами, на голове же остался только платок, из-под которого свисала длинная толстая коса.
        Ведун лишь улыбнулся, не рискуя согласиться вслух.
        - Речи твои, как мед, мой ведун, - опять приблизилась ледяная богиня. - Они ласкают мое сердце и тревожат душу, щекоча в ней что-то забытое и странное. И я никак не пойму, чего желаю больше: смерти твоей или жизни?
        Мара оказалась совсем рядом, коснулась ладонью его лица, губ, прошла мимо, задев щекой его щеку, а телом - руку. Щека, конечно же, сразу онемела, а рука отнялась, повиснув бесчувственной плетью. Ведун повернулся вслед за гостьей - но та уже исчезла, растворившись в морозном воздухе.
        - Забудь обо мне! Я больше не приду! - донеслись из пустоты прощальные слова прекрасной богини смерти.
        - Разве можно о тебе забыть? - покачал головой Олег. - Только ради тебя я в этот мир и пришел…
        И, подтверждая его слова, плеснула рыба в реке, прокатился ветер меж вершин и призывно зачирикали встревоженные птицы.
        Ясное небо продержалось над чащобами еще несколько дней, но морозы с каждым днем становились все ядренее и крепче, заставляя жалобно потрескивать деревья, а реки укрывая все более и более толстым ледовым панцирем. Ведун, ежедневно обходя свои снасти и ловушки, больше не встречал промоин ни на реке, ни на старице над бьющими со дна ключами. Прорубаться к раскиданным в омутах вершам становилось с каждым разом все труднее.
        Однажды, выглянув на рассвете из своего низкого уютного шалаша, Олег увидел, как с угрюмого низкого неба густо валят крупные снежные хлопья. В этот день, совершая привычный обход, он снял лесные ловушки и выкинул на берег верши, а вечером запек в костре на ужин не пару карасей, а сразу десяток. И на рассвете, взнуздав отдохнувших лошадей, что все это время щипали вдоль берега густую, пусть и промороженную, осоку, поднялся в седло.
        Под тяжестью трех выехавших лошадей лед на реке неуверенно затрещал. Однако ведуна это ничуть не обеспокоило. Он знал, что толщина ледяного панциря везде тут никак не меньше трех пальцев, и скакунов такой щит должен держать надежно. Теперь все - до первых весенних оттепелей за дорогу можно не опасаться. Олег вытянул из кармана вороново перо, положил на ладонь.
        - Надеюсь, ты не по азимутам работаешь, - шепнул он, - путь удобный выбирать умеешь.
        Середин дунул на перо. Оно взвилось ввысь, закружилось, словно в неуверенности, просело перед мордой его скакуна и стремительно порхнуло вверх по реке. Старый Карнаух был мудрым чародеем. Даже перо из его крыла знало, что прямой путь - далеко не самый близкий. Ломиться через буреломы не заставило.
        Снег падал и падал, превращая всадника и двух его заводных лошадей в живые сугробы, но ведун упрямо продолжал свой путь - час за часом, размеренным шагом, никуда особо не торопясь, но и времени понапрасну не теряя. Он даже поел, не спешиваясь, прямо в седле, благо два запеченных ввечеру карася были с собой, спрятаны за пазухой.
        Перо тоже не знало усталости, успешно петляя между снежинками, летело и летело вперед, минуя одни протоки и сворачивая в другие, иногда очень широкие, а иногда и совсем неказистые. И каждый такой отворот приводил ведуна на все более узкие ручейки. Уже в сумерках самый тощий из них в конце концов растворился среди густого высокого рогоза, означавшего, что путник попал в болото.
        Летом здесь, конечно, было бы тяжело: влажность, навки, грязь, тина, криксы и комары, лихоманка и болотники. Но зимой вся эта нежить спала вместе с кровососами, а потому Олег спешился без колебаний - толстые стебли рогоза были для лошадей хорошей пищей. Перо, словно соглашаясь, сделало круг и опустилось в подставленную ладонь.
        Новым днем Олег тронулся в путь только после полудня, позволив скакунам досыта набить брюхо. Вслед за пером путник пробрался через болото и вошел под густой ельник, уходящий круто вверх по склону холма. Ведуну даже пришлось спешиться, ведя лошадей в поводу, и медленно пробираться, огибая толстенные стволы рухнувших то ли от старости и ветхости, то ли от давней бури деревьев. Помучиться пришлось немало, убив на путь в полверсты не меньше трех часов, но дальше природа смилостивилась над гостем. Земля стала ровной, а лес - редким и малорослым. Скорее всего, под снежным одеялом лежало каменистое основание с тонким слоем почвы, разрастись на котором ни ели, ни сосны не могли: корням было не за что цепляться, а влага не задерживалась.
        К сумеркам перо привело путника в ложбину с ивняком и осокой, а следующим вечером, миновав еще один редколесый перевал, ведун оказался на берегу очередного болота. Здесь он остановился на два дня, давая лошадям возможность отдохнуть и подкрепиться, а дальше - вслед за пером выехал на узкий ручеек, который влился в чуть более полноводный, а тот - во вполне приличную протоку. Это означало, что ведун, скорее всего, уже попал в верховья Печоры. Теперь, куда перо ни поверни - ломать ноги на камнях и перевалах более не придется. Путь по рекам будет ровный и спокойный.
        Два дня Олег двигался вниз по протокам, которые становились все шире и шире. На третий, когда путник выбрался на довольно широкую, саженей в сто, реку, перо неожиданно повернуло вправо, круто на юг, снова заманивая путника в верховья, но уже по другую сторону водораздела.
        Между тем снег все валил и валил, набравшись на льду выше чем по колено. Лошади двигались уже с изрядным трудом, а снегопад и не думал прекращаться. Выручали заросли рогоза, что часто попадались на излучинах или в местах впадения ручьев - высокие стебли не нужно было отрывать из снега, а потому несчастные скакуны набивали брюхо без особого труда. В таких местах ведун и старался остановиться на ночлег, порою переходящий в длинную дневку. Дорога становилась трудной, и если не давать лошадям отдыха - они могли запросто пасть.
        Ведун понимал - если снегопад не прекратится, кони вскоре все едино завязнут в сугробах, не в силах пробить себе тропу. Несколько раз он даже пытался разогнать тучи наговорами. Увы, здешняя природа не желала подчиняться его шепоту. А для серьезной ворожбы у Олега не имелось с собой нужных свечей и трав. Как-то не пришло в голову запастись. С одной стороны - менять в пути погоду он не собирался, с другой - вьюнков и мать-и-мачехи завсегда несложно собрать прямо возле тропы…
        Кто же знал, что зима их столь быстро на такую глубину закопает?
        Ну, а колеса дорожного, на которое снегопад «намотать» можно, тут и вовсе верст на триста в любую сторону не сыскать.
        Пятый день принес сюрприз - Олег ощутил запах дыма. В здешних безлюдных местах, особенно зимой, это была такая же неожиданность, как ездовой слон на автостраде, а потому ведун натянул поводья, поймал удивленно вернувшееся перо и повел носом, пытаясь определить, откуда доносится столь манящий для усталого путника аромат. Ведь где дым - там и жилье. А где жилье - там теплый дом, баня, мягкая постель. После месяца в седле Олег был готов отдать за все это половину оставшихся денег.
        Двигаясь на запах, он свернул с реки, углубился в одну из проток и уже за второй излучиной увидел впереди, над белыми копнами, в которые превратились деревья, опасливо уползающую между макушками сизую пелену. Судя по поведению дыма, снегопад должен был закончиться еще очень не скоро. Ведун свернул к берегу, проехал меж двух кустов, облепленных снегом так плотно, что они походили на стену, свернул влево вдоль деревьев, скорее угадывая, чем различая, тропинку, и наткнулся на несколько островерхих холмиков, из макушек которых и тянулись дымы.
        - Вулканы, что ли? - усмехнулся Олег неожиданному сходству, спешился, сразу провалившись почти по пояс, сделал несколько шагов вперед и выбрался на относительно ровную площадку, снега на которой было всего по щиколотку. Громко произнес: - Доброго вам дня, хозяева! Мир вашему дому!
        После этого ведун отпустил подпруги седла и чересседельных сумок заводных скакунов, давая лошадям роздых. Снимать седла и узлы пока не стал - мало ли что? Нравы в разных селениях разные. Может статься, уже через минуту придется в седло прыгать и ноги уносить. Потому Середин и рукавицы снял, сунув за пазуху, и саблю на боку проверил, чуть вытянув из ножен и тут же вернув на место: мало ли, примерзла? Точно так же чуть выдернул и тут же вогнал обратно длинный косарь.
        Один из холмиков дрогнул, с края посыпался снег. Полог приподнялся, оттуда на четвереньках выполз какой-то человек и несколько раз рьяно ткнулся лбом в снег:
        - Мы кланяемся тебе, светлый воин! Мы счастливы видеть тебя, светлый воин! Мы в восторге от случившейся с нами радости! Мы готовы служить могучим богам, хранителям знаний и их воителям. Но ведь время сбора податей еще не пришло, светлый воин? Подарки богам и хранителям знаний еще не готовы, о светлый воин. Смилуйся над жалкими людишками земными, к часу конца света мы принесем все!
        - Встань, смертный, - попросил, поежившись, ведун. - Ты меня с кем-то перепутал. Я, конечно, воин светлый, служу силам добра и сражаюсь со злом, однако никаких податей не собираю. Здесь я просто путник. Еду в верховья Печоры, ищу «Голубиную книгу». Хотел бы немного отдохнуть, согреться и подкрепиться. В бане попариться, коли у вас такая имеется.
        - Ты идешь к Ялпингнеру? - приподнял голову человек.
        - Куда-а?! - Олег подумал, что ослышался.
        - К шаману с белым лицом. Что живет в святилище на горе великанов Маньпупунер.
        Лицо человека было круглым, по-старчески морщинистым и желтоватым, глаза чуть раскосыми, черная борода и усы густыми, но короткими и клочковатыми, словно пожеванными. Похоже, происхождение дедок вел от северян. Коли так, то любой русский путник казался ему «человеком с белым лицом».
        - Гора великанов? - переспросил Олег. - Похоже, что да. Примета верная. Мне еще далеко?
        Повторить названия горы он не смог бы при всем желании.
        - Коли небо очистится, а ветер наст вытвердит, то ден за пять до светлой стражи добраться можно. А коли по нынешней погоде, так и до конца света не добраться.
        - Что за «конец света»? - поинтересовался ведун.
        - Карачун день… - Старик уже почти выпрямился, однако продолжал оставаться на коленях.
        - Понятно… - кивнул Олег.
        «Карачун день», «конец света», «мертвый день», «день бесов», он же «день зимнего солнцестояния» - все эти прозвища относились к самому короткому дню в году, когда силы тьмы добивались наибольшего успеха в своей вечной борьбе со светом. А потом, известно: «Солнце на лето, зима на мороз».
        - Плохая погода, плохая дорога, - покачал головой старик. - Много снега, совсем рыхлый. Лыж не держит, саней не держит. Никуда не уйти. Охотники наши еще третьего дня к ловушкам отправились, никто покуда не вернулся. Кушать нечего, уйти никак, совсем плохо. Шаман сказывает, великие боги Маньпупунера недруга ждут, пути ему закрывают. Не будет погоды в землях, пока с ворогом не управятся.
        - Поднимись же, наконец! - не выдержал Олег. - Тебя как зовут? Погреться пустишь, хозяин, али так и будем под снегом стоять?
        - Яныгэква меня уже давно кличут, - ответил, поднимаясь на ноги, старик. - Проходи, светлый воин, в нашу ярангу.
        За откинутым Яныгэквой пологом было тихо и сумрачно, и потому ведун вежливо предложил:
        - Только после тебя, отец. Меня учитель всегда учил уважать старших.
        - У тебя был хороший учитель, - сказал Яныгэква. - Вот только не похож ты на воина света.
        Старик первым нырнул под полог, повернул влево, медленно двигаясь по прохладному коридору между двумя пологами. Ступать приходилось с осторожностью - повсюду лежали мешки и скатки, сани, лыжи, лосиные рога и палки, прочий скарб. Больше всего это напоминало вход в лабиринт… Однако крестик не нагревался - значит, колдовством не пахло. Хотя нормальные люди лабиринтов у себя дома обычно не строят.
        Вдвоем они совершили полукруг вдоль внешней стены яранги, и старик повернулся к внутренней, откинул полог, с низким поклоном нырнул под него. В лицо ведуну дохнул жар огня, и Олег понял, что внутри большого разборного дома местные обитатели поставили еще один, поменьше. И здесь, конечно же, было светло и натоплено, впору догола раздеваться.
        - Счастливы видеть тебя, светлый воин! - обитатели яранги упали на колени, уткнувшись лбом в шкуры. Все они были одеты в замшевые кухлянки, отороченные меховыми полосками, и замшевые же штаны, скроенные как одно целое с сапогами.
        - Я тоже счастлив вас видеть, - кивнул в ответ Олег.
        - Мы кланяемся тебе, светлый воин! Мы в восторге от случившейся радости!
        - И я в восторге, - уже с раздражением сказал ведун, расстегивая налатник. - Хватит кланяться, вставайте!
        - Садись к огню, воин, грейся, - указал на очаг Яныгэква. - Хоромюни, зачерпни чаю для нашего гостя! Сойтынь, посмотри за стеной, может, там осталось хоть чего съедобное? Наш гость с дороги, он устал и проголодался.
        Обитатели яранги зашевелились. Мальчишки возрастом на глаз пяти и восьми лет раздвинулись к стенам, уселись там на низких пеньках - видимо, приготовленных для костра, женщина, старательно пригибаясь и пряча лицо, скользнула к выходу. Девочка лет десяти-одиннадцати, сняв со столба, что в центре поддерживал ярангу, ковшик, зачерпнула им варево из кипящего на огне котла, с поклоном протянула Олегу.
        При взгляде на ее лицо ведун невольно вздрогнул: оно было страшно изуродовано огромным ожогом, покрывающим щеки, лоб, нос, подбородок. Каким-то чудом уцелели губы и брови, а испуганные глаза окаймляли пышные, как у прекрасной Мары, ресницы.
        - О боги, - пробормотал Середин, принимая ковш.
        Девочка опустила голову и торопливо отступила.
        Олег попытался вспомнить, как можно восстановить кожу при таких ужасных шрамах, но ничего, кроме банальных заговоров на лунный свет или текущую воду, в голову не пришло. Однако для серьезного лечения подобные наговоры слишком слабы. Без размягчающих кожу зелий, компрессов, растираний тут никак не обойтись.
        Не глядя, Олег отхлебнул и тут же крякнул, как Карнаух, отведавший его чая. Опустил взгляд в горьковатый отвар, в котором плавали радужные сальные пятна, и поморщился:
        - Что это, Яныгэква?!
        - Настой из дубовой коры, светлый воин, с корнем лопуховым и жиром лосиным, - ответил старик. - Для живота зело полезен и голод притупляет.
        - У вас чего, и вправду есть нечего? Тут же лес нетронутый кругом! Дичь непугана, рыба нечерпана! Как можно голодать в таких прекрасных землях?
        - Коли светлые воины меха по три сорока с яранги требуют - когда на простую охоту мужчинам ходить? - неожиданно высказался с солидностью самый малый из мальчишек.
        - Ш-ша! - шикнули на него сразу и девочка, и старик. Но слово не воробей: вылетело - не поймаешь.
        Яныгэква сглотнул и торопливо сказал:
        - Мы все рады служить воинам света! Они сражаются за добро, они воюют со злом. Они защищают мудрость веков от чужих глаз! Мы с почтением…
        - Как же вы зимовать станете без припасов? - перебил его ведун. - Вон, на три дня охотники отлучились, а вы уже зубы на полку кладете. Отвары дубовые пьете.
        - Здесь не зимовье, - покачал головой Яныгэква. - Сюда мы на охоту осеннюю откочевали. В зимовье стены толстые, глиной мазанные, очаги большие, пол деревянный. Там припасов в достатке, до весны хватит. Да пути в него ныне нет. Вишь, непогода какая? Как ярангу собрать, как сани дотащить, как самим через заносы пробиться? С детьми не дойдем, увязнут. Надобно наста крепкого ждать, по нему ехать.
        Олег прикусил губу. Он не первый раз встречался с кочевниками и знал их обычаи. У каждого рода имелось зимовье, в котором люди копили припасы, строили, как умели, прочные теплые дома, а рядом ставили святилища. Летом кочевники туда старались не показываться - чтобы не травить, не загаживать окрестные места, не выбивать там дичь, не тратить дрова. Берегли, в общем. Только нескольких сторожей оставляли за припасами присматривать, а если и заезжали - так чтобы в погреба и амбары добытую дичь положить.
        Кочевники бывали разными: скотоводами, идущими от пастбища к пастбищу, охотниками, перебирающимися с угодья на угодье, рыбаками, даже бортниками, что бродили от леса к лесу в поисках меда. Но обычай у всех соблюдался общий: главное стойбище для зимовки, с припасами, и несколько малых, летних - на которых эти припасы добывают. Здешних охотников, судя по всему, перемена погоды застала на одной из летних стоянок, да еще и в неудачный момент.
        - Когда наст установится, Яныгэква? - спросил Олег.
        - Как снег перестанет, светлый воин, ветер его быстро натрет, накатает. Коли поземка сильная, так день-два - и наст токмо ножом резать можно будет! Даже без лыж стоять сможешь. А уж с лыжами и вовсе хоть бегай, хоть прыгай.
        - Выходит, это надолго… - понял ведун и в задумчивости вылил варево из ковшика обратно в котел.
        Повесив ковшик на место, он вылез из внутренней яранги, пробрался через длинный проход с припасами, вышел на улицу. После внутреннего тепла лицо хлестнуло морозом, падающие с неба снежинки мигом нырнули за ворот. Ведун поймал несколько на ладонь, слизнул и направился к лошадям. Расседлал, снял сумки, отпустил скакунов к кустам щипать тонкие ивовые ветки. Взял мешок, опять долгим узким лазом пробрался в ярангу, развязал веревку и поставил перед стариком:
        - Вот, берите. У меня еще есть. Охотиться я умею, едоков других не держу. Не пропаду, в общем. Вам нужнее.
        Мешок повалился набок, и на шкуры серебряной струей потекли рыбные тушки, сверкающие ледяной глазурью.
        Девочка жалобно вскрикнула: «Ворпупыг!» - и торопливо попятилась к мальчишкам.
        Те, хищно сверкнув глазами, обнажили белые костяные ножи. Яныгэква тоже испуганно охнул и во весь голос закричал:
        - Сойтынь!!! Зови Тарагупту-шамана! Скорее! К нам пробрался Самсайока!
        - Теперь-то вам что не так, старый ты хрен? - устало развел руками Олег.
        - Ты Самсайока! - обличающе вытянул к нему палец Яныгэква. - Демон с плачущими глазами из нижнего мира! Ты забираешь всех, принявших твои подарки, в мир смерти Кульотыру! Сгинь, сгинь, демон! Мы не боимся тебя! Мы не примем твоих даров!
        - Опаньки… - ведун схватился за запястье, на котором стремительно нагревался крестик. - Похоже, это шаман?
        Почти сразу взметнулся полог, во внутреннюю ярангу заскочил еще один старик, морщинистый и бородатый, как Яныгэква, но не седой, а черноволосый, одетый в коричневую малицу, расшитую множеством странных путаных знаков и рун. Он поспешно водрузил на голову шапку с тонкими ветвистыми рожками, меж которыми тянулись нити с кисточками и цветными узелками, и тут же метнул в сторону Олега какой-то порошок, похожий на золу, громко выкрикнул:
        - Огнем, пером и костью заклинаю тебя, дух!
        Крест на запястье Середина полыхнул огнем, предупреждая о присутствии сильной чужеродной магии, и ведун, вскрикнув от боли, широко развел руки:
        - Встань, забор булатный, от земли до неба, от чернеца и черницы, от колдуна и колдуницы, от сглаза, от порчи…
        - Предков твоих призываю, дух нижнего мира! Именем Кульотыру угрюмого, именем Хонторума могучего, именем Агипури кровавой отсылаю тебя к хозяевам твоим!
        Из кармана ведуна выскользнуло подаренное Карнаухом перо и стремительной черточкой метнулось к дымному продыху.
        - Стой, куда! - попытался прихлопнуть его ладонями Олег, но не успел. - Вот проклятие!
        - Подожди… Так ты шаман? - оборвав заклинание, спросил его Тарагупту.
        - От шамана слышу! - зло ответил ведун. - Путеводное перо из-за тебя потерял!
        - Так ты человек?
        - А что, не видно?
        - Он подарил нам целый мешок рыбы, Тарагупту! - вскочил Яныгэква. - Когда такое бывало, чтобы воин света не отнимал, а дарил?! Это точно Самсайока!
        - Тихо все! - потребовал шаман, пошарил ладонями по своей малице, нащупал нашитый на груди кожаный лоскут с вышивкой, рывком сорвал и протянул ведуну: - Вот, возьми. Если ты человеческого рода, приложи это к своей груди!
        - Что это? - Середин специально взял амулет левой рукой, чтобы тот оказался ближе к освященному крестику. Маленькое серебряное распятие слегка нагрелось, но не сильно. Значит, магия амулета была совсем слабой.
        - Родовой знак нашего племени. Если ты не нашей крови, он тебя сожжет!
        Олег только рассмеялся и спокойно приложил тряпицу к своей груди. Он отлично знал, что подобные амулеты никого не убивают. Наоборот, они призывают покровительство тех или иных радуниц. Чужаку от подобного знака ни тепло, ни холодно. Радуницы чужака не признают, однако и вреда не причинят.
        По яранге тем не менее прокатился вздох облегчения. Видимо, здешнее племя и вправду верило, что их амулеты истребляют любого чужака.
        - Ты шаман, - повторил черноволосый Тарагупту. - Коли так, ты должен гостить не у старого Яныгэквы, а у меня. К тому же здесь слишком тесно. Пойдем.
        После случившегося внезапного представления ведун спорить не стал - мало ли чего еще здешним детишкам и старику примерещится? Выбрался вслед за шаманом в промежуток между колышущимися стенами, повернул налево. К его удивлению, на улицу мужчина не полез, нырнул в какой-то низкий лаз в стене и стал пробираться там, настолько сильно согнувшись, что уж проще было идти на четвереньках. Десяток шагов - и они оказались в соседней яранге. Однако и здесь шаман прошел округ внутренней выгородки, опять нырнул в лаз и только в третьей яранге повернул к середине, к очагу.
        Теплый, застеленный лосиными шкурами прямоугольник имел размеры примерно пять на шесть шагов - но, кроме стоявшей на коленях перед очагом женщины, здесь никого не было, и потому жилище показалось вдвое просторнее, нежели предыдущее.
        Вдоль стен были развешаны каркасы из ветвей, перевязанные разноцветными веревками, местами болтались пучки трав, несколько деревянных масок. У центральных столбов, которых тут имелось целых два, стояли два копья с костяными наконечниками, снизу лежал топор из зеленого нефрита и несколько скрученных шкур. А напротив входа висел огромный, в половину человеческого роста, бубен, расписанный крохотными фигурками зверей, людей и еще каких-то существ.
        - Это у тебя смертные изображены или… - в этот момент женщина поднялась, и ведун осекся: ее лицо было волосатым!
        - Найэква, сходи к милой Сайтынь, помоги ей приготовить обед и принеси сюда миску для нас двоих… Но сначала принеси травяного отвара. Наш гость, мыслю, так и не попил с дороги.
        Хозяйка яранги молча кивнула, вышла за полог.
        - Что с ней? - сглотнув, спросил Олег.
        - А что с ней? - удивленно приподнял брови шаман Тарагупту.
        - У нее на лице… Волосы!
        - Таковы все женщины нашего племени, - пожал плечами шаман. - После того как они теряют невинность, у них на лице начинает расти красивая шелковистая шерстка. Разве они не прекрасны, воин добра?
        - Да, красивы… Своеобразно… - выдавил из себя похвалу ушедшей хозяйке ведун.
        - Садись к огню, светлый воин, грейся, отдыхай, - предложил Тарагупту. - Коли ты шаман по судьбе своей, то и гостить тебе надлежит у шамана. Кто тебя лучше меня поймет? Кто спать рядом не побоится? Кто от духов твоих стойбище наше обережет?
        С этими тягучими, убаюкивающими разговорами хозяин снял со стены бубен, покачал его, что-то тихо напевая, а потом неожиданно ударил раскрытой ладонью. Яранга вздрогнула от низкого гула, примотанный к запястью крестик мгновенно нагрелся - но не до боли, и потому ведун ничего говорить не стал. Сел у самого очага, подтянув под себя ноги, выставил вперед ладони. В очаге синий невысокий огонек приплясывал над сложенными кучкой осиновыми ветками в руку толщиной и такой же, в руку, длины. Костер не самый жаркий - но достаточный, чтобы уже протопленное жилище не выстывало.
        - Скажи, шаман, почему все здесь называют меня «светлым воином»? - спросил Олег.
        - У тебя железное оружие, одежда странного покроя, ты бел лицом, - ответил Тарагупту и опять ударил в бубен. - Воины, что охраняют святилище шамана с белым лицом на горе великанов, очень похожи на тебя.
        - Но почему тогда меня испугались дети и старый Яныгэква?
        - Воины святилища служат силам добра и сражаются против зла. - По яранге опять прокатился низкий гул. - Для этого им нужны красивые одежды, много сытного мяса и ягод, дрова для очагов, хорошие меха. Светлые воины собирают это с жителей лесов, наложив тяжкие уроки на каждую семью. Тех, кто не собирает положенную дань, сурово наказывают. Могут покалечить детей или женщин, могут убить родителей, а могут, хуже того, выследить зимовье, прийти и забрать все собранные припасы. Без припасов вымирает весь род, одной охотой зимой не выжить. Когда ты не стал требовать еды, а поделился своей, тебя приняли за демона. Светлые воины так себя не ведут.
        - Вот проклятие! - по спине Середина пробежал неприятный холодок. - Почему же вы тогда отсюда не уйдете?!
        - Куда, светлый воин? - шаман опять ударил в бубен. - На юге, за Маньпупунером, земли пустые, безлесые, там не выжить. На закате князья булгарские, злобные. То меж собой дерутся, то на соседей в набеги ходят. Они, коли данью обложат, за недоимки руки и ноги детям отрубают и родителям на кормление калек оставляют. Слуги Ялпингнера карают куда милосерднее. На север пойти - там пермяки и люди чердынские дань требуют и на места удобные не пускают. На востоке угодья охотничьи меж иными родами давно поделены, садиться некуда. Не воевать же с сородичами, пусть и давними?
        - Этим летом я гостевал у булгар. Они не похожи на людей, которые калечат детей за недоимки родителей!
        - Те, что не калечат, те отнимают и в дальние края в рабство продают.
        Ведун прикусил губу. В зверствах булгар он сильно сомневался, подобными слухами «светлые воины» могли просто запугивать местных данников - дабы те не сбежали. Но вот в малолетних рабов верил легко, таких за время путешествий повидал немало.
        В ярангу вернулась женщина, опустилась на колени, протянула Олегу деревянную миску с уже знакомым отваром. Теперь, уже зная, что увидит, Середин не испугался, внимательно глянул на лицо хозяйки. Оно было полностью покрыто короткой рыжей шерсткой, очень похожей на беличью. Чистыми оставались только розовые губы и глаза с гладкими веками. Судя по ним, жена шамана была еще довольно молода.
        Гулкий удар бубна заставил гостя вздрогнуть, принять чашку. Ведун с сомнением посмотрел на варево, и Тарагупту подбодрил:
        - Пей, не сомневайся. И для желудка полезно, и для кожи, и для зубов. Коли таких отваров зимой не пить, вскорости зубы качаться начинают, волосы выпадать и десны кровь точить… - Шаман забрал у него плошку, сделал несколько глотков, вернул: - Пей, не сомневайся. Коли привыкнешь, еще и вкусным казаться будет.
        Середин смирился, пригубил угощение, покатал немного отвара по языку, сморщился от горечи, сглотнул. Шаман торжественно ударил в бубен, опять заставив крестик нагреться.
        - Что ты в него колотишь, Тарагупту? - поморщился ведун. - У тебя свое чародейство, у меня свое. Зачем ты их сталкиваешь? Коли ты боишься, что я причиню вред вашему стойбищу, возьми с меня крепкую клятву, отложи бубен и садись к огню.
        - Я разговариваю с духами, светлый воин, - полуприкрыв глаза, ответил шаман. - А они разговаривают со мной…
        - И что они говорят?
        - Духи сказывают, ты и есть тот смертный, что гордыней своей вызвал гнев богов Маньпупунера, - распевно ответил Тарагупту. - Это тебя они не хотят допустить к горе великанов и перед тобой заметают все дороги. Это твоей смерти они желают и тебя ждут, чтобы уничтожить.
        Ведун облизнул мгновенно пересохшие губы, опустил левую руку к рукояти косаря, правой поднес к губам чашу, сделал большой глоток и с напускным безразличием спросил:
        - И что ты собираешься делать?
        - Мы накормим тебя досыта, мы положим тебя у самого огня, дабы ты хорошенько выспался и набрался сил, дадим тебе новую малицу и теплые штаны, дадим тебе сани и лыжи в обмен на лошадей, которым здесь все равно не выжить, и дороги зимней не протропить. Мы закоптим для тебя рыбы, дабы ты не умер с голоду, коли не сможешь развести костер, и нальем с собой отвара от выпадения зубов. Наши женщины выполнят любые твои желания, коли они у тебя имеются. Завтра я укажу тебе дорогу и провожу в путь.
        - Какая доброта, - удивился ведун. - Гнева богов не боитесь?
        - Это не наши боги, - пожал плечами шаман. - Мы ведем свой род от храбрых росомах, наши покровители - это духи лесов, оврагов и рек. Наши мертвые в нижнем мире, а наши враги таятся в темноте буреломов. Нам нет дела до ваших ссор и правил, до вашей мудрости, вашего добра и зла, как вам нет дела до наших духов. Вы куете железо и пашете землю, вы строите города и пишете книги. Мы охотимся и ловим рыбу, следуя тайными тропами и реками вслед за зверьем или нерестилищами. Кабы светлые воины не были столь сильны и жестоки, чтобы заставить нас платить дань, вы бы жили своим миром, а мы своим, лишь изредка встречаясь на торгах или лесных опушках. Ваши боги - это боги большого мира. Наши духи обитают в своих урочищах и омутах. Они всегда с нами, рядом, наши помощники и покровители, а иногда и недруги. Ваши боги слишком велики, чтобы помнить о каждом, и мало кому из смертных удается до них докричаться. Мы знаем о них, но не видим смысла приносить им требы, ибо не ждем от них помощи. Они же нас и вовсе не замечают. Чего нам их бояться?
        - И все же, вы о них знаете и знаете, что боги меня ищут…
        - Не мы знаем - духи знают. Они оказались слишком слабы, чтобы остановить смертельный снегопад. Они столкнулись с волей больших богов и выведали, почему те заметают дороги. Духи хитры и пронырливы. Даже самый могучий воин не способен справиться с быстрой и ловкой мухой. Не всегда и не везде сила побеждает находчивость.
        - Ты говоришь мне о безразличии, Тарагупту, - усмехнулся ведун. - Однако обещаешь заботливость, словно печешься о близком друге или родственнике.
        - Снег убивает нас, светлый воин. Скоро его насыплет по грудь, а непогода все не утихает. Еще немного, и олени будут не в силах докопаться сквозь толщу сугробов до травы, станут голодать и умирать. Коли олени, зайцы, лоси падут, на кого нам охотиться? Что будет есть наш род новым летом? Как нам и им передвигаться, если снега станет еще хоть немного больше? В нем завязнут все. Зверь не сможет ни охотиться, ни ходить от выпаса к выпасу. Никто из смертных этого еще не понял, но ведь мы шаманы, мы умеем смотреть дальше остальных.
        - Ты знаешь, как это остановить?
        - Завтра ты пойдешь к горе великанов. Когда боги увидят тебя, то сразу уничтожат. Когда ты умрешь, они успокоятся и разгонят тучи. Ветер уплотнит наст, и звери смогут выйти на охоту и на выпас, охотники вернутся к стойбищу, наш род наконец-то снимется со стоянки и уйдет в зимовье. И тогда всем станет хорошо.
        - Ты так спокойно об этом говоришь, Тарагупту… - невольно поежился ведун.
        - Ты ведь знал, на что идешь, светлый воин, - пожал плечами шаман. - Разве напоминание о близкой смерти остановит тебя на выбранном пути?
        - Вообще-то, я ожидал немного другого, - признался Середин и решительно осушил миску с ядовито-горьким отваром. - Но ты прав. Смерть меня не остановит.
        - Ты получишь для нее все нужное, - пообещал Тарагупту. - Отдыхай. На тебе знак нашего рода. Духи приняли тебя под свою защиту, тебе не о чем беспокоиться…
        Шаман сдержал обещание. Середина накормили от пуза и вечером, и утром, дали с собой десяток копченых рыб, упаковав три штуки отдельно, в плоский мешочек. Так их было удобнее держать на теле, под одеждой - чтобы были теплыми, когда проголодается. Вместо русских, коротких сапог выдали меховые, высокие, почти до паха, и на завязках. Просторную малицу с капюшоном посоветовали надеть просто поверх прежней одежды, для пущего тепла. Чересседельные сумки и узлы шаман умело увязал на низких санях с массивными полозьями, выдал широкие, в две ладони, лыжи и гарпун с зазубренным костяным наконечником - не столько как оружие, сколько как палку для опоры.
        - Доброго тебе пути, светлый воин, - Тарагупту помог закрепить на плечах и груди упряжь, соединенную двухсаженными постромками с санями. - Духи рода храброй росомахи вьются над тобой и помогут, насколько хватит их сил. Прощай!
        - Прощай, шаман! - кивнул в ответ ведун. - Пусть удача навсегда поселится в твоей яранге.
        - Когда умрешь, можешь возвращаться, - предложил Тарагупту. - Нашему роду пригодятся сильные духи-покровители.
        - Не обещаю, шаман. Как повезет. Ладно, пошел… - кивнул Середин и двинулся в сторону реки.
        Местные жители были правы: путешествовать по свежему снегу оказалось сущим адом. Даже широкие охотничьи лыжи проваливались в рыхлый, не успевший слежаться снег почти по колено, сани же ползли на брюхе: полозья не держали их совершенно. А крупные белые хлопья все падали и падали с сумрачного неба и, пожалуй, уже сейчас могли бы укрыть человека выше плеч, вынь он ступни из немудреных лыжных креплений. Но все же, пусть и медленно - идти получалось. За пару часов ведун выбрался из протоки на русло Печоры и повернул на юг, стараясь держаться ближе к берегу. Здесь снегопад был чуть слабее - часть хлопьев застревала в кронах.
        С каждым шагом ноги проваливались, для древка гарпуна опоры не было, и приходилось нести его двумя руками. Лямки тяжко оттягивали плечи, и, чтобы волочить сани, нужно было сильно наклоняться вперед - но Олег упрямо делал шаг за шагом, и потихоньку тело стало привыкать, приспосабливаться. Ведун приноровился не поднимать лыжи целиком, а только вздергивать их носик и толкать, чтобы полозья заскальзывали на целину, покачивал гарпуном из стороны в сторону, поддерживая равновесие, наваливался на лямки всем весом перед шагом, а не после, и потому не откачивался назад, теряя равновесие. И вскоре пошел уже спокойно и размеренно. Пусть не так быстро, как человек налегке, - но больше чем вдвое обычному пешеходу в скорости не уступал. То есть верст десять за день одолеть можно. Не бог весть сколько - но до святилища оставалось никак не больше ста. Дней десять пути. Аккурат к карачунову дню…
        Вверх по реке Олег шагал, пока не начало смеркаться. Вечером, как советовал Тарагупту, остановился, поел рыбы, пока еще можно было в сумерках различить косточки, потом снова двинулся вперед, в темноту, пока доставало сил. Заблудиться ведун не боялся - куда путнику с реки деться? Прибрежные заросли завсегда на верную дорогу подправят.
        Устав, Середин снова сделал так, как советовал шаман: отступил к саням, снял лыжи, накинул на голову капюшон, стянув завязки вокруг лица, и плашмя упал в снег, глубоко в него провалившись. Подтянул лыжи, сдвинул наверху над головой, чтобы не засыпало, и закрыл глаза.
        Постель оказалась теплой, уютной и рыхлой, как перина - ведун выспался на диво сладко. На рассвете он обнаружил, что засыпан в своей яме свежим снегом почти на две ладони, выбрался на лыжи и сразу двинулся дальше, благо на ночь даже лямок с себя не снимал.
        На обед он остановился только около полудня, доев теплую рыбу из-за пазухи. Сунул к себе на грудь взамен несколько пухлых коричневых тушек из мерзлого заснеженного мешка с саней - и опять двинулся вдаль, шаг за шагом, сажень за саженью, верста за верстой.
        Впереди, в снежной кружащейся пелене, показалось что-то белое и высокое. Очень высокое.
        - Никак гора? - вслух удивился Олег. - Неужели так скоро? - Он поднял руку в пухлой рукавице, прикрывая глаза от падающих сверху хлопьев, прищурился. - Что за?..
        Гора двигалась! Она смещалась то вправо, то влево, покачивалась на месте, словно в медленном танце.
        «Надеюсь, это не один из великанов? - Середин отер лицо. - Завалить такую махину будет непросто… Тут и заклятие Сварога не поможет…»
        И вдруг гора рванулась прямо к нему, накатываясь со скоростью падающего «Боинга». Послышался громкий стремительный вой и свист, снегопад разметался в стороны - Олег увидел перед собой огромный белый вихрь и, не успев даже охнуть, получил сильнейший удар спереди по всему телу. Его швырнуло к лесу и дернуло вверх. Постромки на миг задержали движение - но смерч тут же сорвал с места и сани, сматывая в одно целое с путником, утягивая в небеса, облепляя сугробами, хорошенько раскрутил - и швырнул куда-то вдаль, подобно огромному снежку, пущенному великаном.
        В наступившей невесомости Середин попытался освободиться от постромков. Но тут в него с размаху ударил уже весь земной мир - и Олега окружила темнота…

* * *
        Полная, абсолютная тишина, темнота, отсутствие тепла и холода, невесомость, неподвижность. Небытие… Небытие, полное страшной боли во всем теле и удушья, рвущего легкие.
        Мысль о том, что такой отныне и станет его вечность, заставила молодого человека дернуться - и тут же закричать от нестерпимой боли. Крик ударил по ушам, голова с легким похрустыванием качнулась назад, острейшая резь пронзила все тело от головы до пят - и ведун горько рассмеялся:
        - Если вы проснулись и у вас ничего не болит, значит, вы умерли…
        Мысль о том, что он еще жив, Середина приободрила. Он еще раз откинул голову, потом с силой ударил вперед, покачал плечами, подергал руками, чуть согнул и разогнул ноги. Мир вокруг поддался, стал слегка расступаться в тех местах, куда приходились толчки… Впрочем, судя по прохладе, которую ощутил лоб, мир вокруг был отнюдь не вселенским небытием, а просто снегом. Похоже, смерч поднял путника, жахнул о землю и засыпал сверху всем, что прихватил по дороге.
        - Надо мной, наверное, этого снега целая гора! - произнес Олег, разгоняя безмолвие. - Странно, что не раздавило. И не задохнулся. По совести, я уже давно достоин золоченой чаши, которую приносит павшим прекрасная богиня Мара…
        Сказал - и вспомнил слова своей неповторимой избранницы. Богиня пообещала, что больше никогда не придет на его зов. А если так, то даже переломай он все кости, задохнись и будь раздавлен - смертной чаши ему не видать.
        - У меня есть для тебя два известия, Олежка, - опять в голос произнес ведун. - Одно хорошее и одно плохое. Хорошее в том, что здесь ты не умрешь. А плохое в том, что ты не умрешь, даже если не сможешь выбраться, и останешься погребенным заживо навсегда.
        Это известие заставило Середина снова забрыкаться, сминая и утрамбовывая окружающий снег. Вскоре вокруг образовалась полость уже вполне изрядных размеров, после чего дело застопорилось: уплотнившаяся корка ударам больше не поддавалась. Впрочем, руки к этому времени успели освободиться вполне достаточно, чтобы нащупать и вытянуть из ножен косарь. Перед клинком снег устоять не смог - Олег стал резать его ломтями, расчищая место вокруг груди, распихивая получившиеся куски к ногам и вниз.
        Низ, по воле смерча, оказался у путника под левым боком.
        Отвоевав еще немного свободного пространства, Середин скинул с плеч упряжь, после чего подтянул ноги и, борясь с болью, стал прорезать и пробивать лаз в сторону и вверх под острым углом.
        Сколько ушло времени на работу - он не знал. Может, час, а может, и несколько дней. Замурованный в снежной горе ведун оказался наедине с вечностью. И только когда после очередного удара ножом вперед в конце норы блеснули звезды, молодой человек неожиданно понял, что смертельно устал, а еще сильнее - голоден.
        Присев на краю норы, на высоте примерно трех саженей над лесом, Олег достал из-за пазухи рыбешки. Не торопясь съел, благо после недавнего смертного мрака даже звездный свет казался ярким. Отер ладони о наст и забрался обратно в нору, в которой было куда теплее.
        Еще два дня у него ушло на выкапывание саней. Дело оказалось муторным: сперва найти их по длинным постромкам, потом обкопать и утрамбовать вокруг достаточно большую пещеру, разобрать вещи…
        Сами сани смерч изрядно переломал - полопались и полозья, и борта, вырвало и унесло мешок с запасной одеждой и кошмой для сна, попоной и прочими обиходными мелочами, изрядной частью провианта, собранными в пути немудреными заготовками для колдовских зелий. Зато уцелел заплечный мешок с котелком, кольчугой, деньгами и зеркалом, мешочек с вяленым мясом и две промороженные заячьи тушки.
        «Ну, теперь не пропаду», - решил ведун, складывая спасенные вещи в заплечный мешок, а набив под завязку - полез из своей горы.
        Отправляться в путь Середин не торопился. Тело по-прежнему болело каждой косточкой, желудок чуть не прилип к спине от голода, во рту давно пересохло. Да и лыжи смерч куда-то унес - а как обойтись без них, Олег еще не придумал. Наверное, придется плести из подручных веток широкие «снегоступы». Или попытаться приспособить на ноги обломки от полозьев нарт.
        - Какие чудесные запахи разносятся по лесу от сего места! - со стороны горы мерно заскрипел снег, над краем укрытия появился дряхлый старик, седобородый и сгорбившийся, с бледным лицом и бесцветными глазами, одетый в коричневые лохмотья. Правда, ветхого тряпья было много, толстый неровный слой обнимал все тело - рубище свое старик носил в зимнем, утепленном варианте. На голове гостя сидела поеденная молью лисья шапка, руками он опирался на высокий посох из жилистого соснового корня. - Дозволь, мил человек, у костра погреться?
        Крестик на запястье ведуна моментально нагрелся, пламя костра слегка присело, словно в испуге, окрест затих ветер. Однако Олег, чуть пожав плечами, кивнул:
        - Садись, сделай милость. Места в достатке. Коли время есть, так и ужином угощу. Вода сейчас закипит, мяса наварим.
        Старик, обойдя укрытие, оперся на дно ямы посохом, неуклюже спустился вниз. Середин длинным косарем вырубил в стене несколько кубиков, отбросил наружу, указал гостю на получившуюся ступеньку:
        - Садись сюда с размаху. Снег примнется, сиденье как раз по телу получится.
        - Благодарствую, мил человек, - старик последовал совету, зажал посох между коленями, протянул ладони к огню.
        - Коли голоден, отец, могу зайчатины настрогать, - предложил Олег. - Чтобы не ждать, пока сварится.
        - Мне не к спеху, сын мой, - сказал гость. - Коли не погонишь, так и подожду…
        Крест отчаянно пульсировал теплом, аккуратные лохмотья, ровные и чистые, розовели от света костра, бледные глаза незнакомца немигающе смотрели в пламя. По всем признакам - нежить. Но нежить - она холоднокровная, зимой спит.
        Тогда кто?
        - Хорошее здесь место, отец… - ведун поворошил палкой дрова в костре. - Тихое, спокойное. До ближайшего жилья верст этак двести будет. Ни стежек, ни дорожек никем не протоптано, а уж в чаще живой души и вовсе не сыскать. Уютные края, нетронутые. Приятно встретить здесь случайного прохожего, с коим можно словом перемолвиться длинными зимними сумерками. Тебя как звать-то, отец? О чем беседу завести желаешь?
        - Стало быть, каликой перехожим мне назваться не получится? - криво усмехнулся старик.
        - Ты бы хоть охотником здешним прикинулся, что ли, - посоветовал Середин. - А то в путника случайного здесь поверить как-то трудно. Да еще чтоб без котомки за спиной…
        - Странно… - старик встал, стащил с головы шапку и зашвырнул в лес. - Раньше все всегда верили.
        Шапка, сделав по снегу несколько кувырков, развернулась и помчалась в чащу, заметая следы пушистым рыжим хвостом. Гость сел обратно в снежное кресло - но уже развернув широкие плечи. Лохмотья обернулись курткой, украшенной тремя рядами горностаевых и соболиных хвостов, и пухлыми кожаными штанами, заправленными в вышитые валенки. Ладони старика стали мясистыми и широкими, розоватыми. Прежними остались только посох, словно слепленный из коротких костей с суставами, седая борода да белая кожа на лице.
        - Зачем же морок на людей напускать? Может, проще сразу имя истинное назвать?
        - Когда сказываешь смертным, что к ним Карачун пришел, - густым низким басом ответил гость, - они на сие зело странно реагируют.
        - У смертных даже есть про тебя особая присказка, - улыбнулся Середин. - Так ты разделишь со мной трапезу али тебя в чертогах личных пир богатый ждет?
        - Отчего не разделить? - пожал плечами Карачун. - Некогда мне ныне по чертогам прохлаждаться. Хлопот много.
        - Вот и славно. Одному тоже скучно. Недолго и одичать, - ведун еще раз помешал угли, подбросил в огонь сучьев.
        - Что ты морщишься так, мил человек? - поинтересовался гость.
        - Да кости чего-то разболелись… - скривился Олег.
        - Странно, что вообще ходишь, ведун…
        Старик полез за пазуху, достал маленький замшевый мешочек, отпустил узелок, протянул руку и высыпал все содержимое в котелок, в котором как раз начала закипать вода.
        - Что это? - настороженно поинтересовался молодой человек.
        - Трава бессмертия.
        - Омела?
        - Омела, черная соль, рог индрика, панты первогодка, чешуя гадюки, слюна жабы и заговор исцеления, сотворенный пречистой Даной в утро весеннего равноденствия на руках Макоши и Велеса, - Карачун спрятал мешочек обратно. - Не знаю, к чему нужны слюна с чешуей, но трава и соль делают любое угощение зело чище, а сотворенный богами заговор исцеляет любые раны.
        - Так это приправа или лекарство?
        - Коли цел, то первое. А коли поломан весь, то второе. Тебе сейчас что интереснее?
        - Мне интересно, кто меня так на Печоре приветил, - Олег, примерившись, порубил заячью тушку на четыре куска, один за другим отправил их в котелок. - Первый раз в жизни встречаю смерч среди зимы. Да еще таковой, что именно меня дождался, сгреб, поломал да в неведомые леса забросил. Насколько я помню, зима - это время Карачуна, черного бога мрака, смерти и холода?
        - Со смертью мои возможности сильно преувеличены, смертный, - Карачун задумчиво пристукнул посохом о землю. - Нашлась богиня, что под себя всю силу сию подгрести сумела. Однако же с зимой ты прав, вся она суть моя вотчина.
        - Значит, смерч был приветом именно от тебя? - поднял глаза на черного бога ведун.
        - Ветра не смерть, ими повелевают многие, - пожал плечами бог. - Ветер и Похвист поднять способен, и Стрибог, и Немиза, и Перун, и сам Сварог. Даже Догода беспечный, несмотря на юность, чуток этой силы себе урвал! И из них из всех токмо Похвисту веселому ты симпатичен. Он за тебя заступался.
        - С Похвистом мы подружились, было дело, - признал ведун. - Чем же я всех прочих разгневал так, Карачун?
        Гость громко хмыкнул:
        - Видано ли дело, чтобы букашка смертная, однодневка-мотылек равной богам себя возомнила, на любовь древней властительницы покусилась! Ты захотел сделать богиню смерти своей женой, словно простую женщину. Полагаешь, равные ей вседержители не сочтут себя оскорбленными?
        - Что им за дело? - повел плечом Олег. - Разве это не только ее выбор?
        - Ты так наивен или смеешься надо мной, смертный? - прищурился на него старик, пригладив седую бороду. - Разве среди вас, смертных, невеста на выданье не спрашивает разрешения родителей? Разве не беспокоятся за нее братья? Разве не пытаются помешать, коли сочтут выбор ошибкой, разве не прогонят нищего приблуду, что покусится на честь и достоинство родственницы?
        - Небесно-восхитительная Мара, Карачун, уже давно не глупая девочка, чтобы искать чужого разрешения для своих поступков.
        - «Небесно-восхитительная», - расплылся в широкой ухмылке властитель мрака. - Я понимаю, отчего госпожа так любит слушать твои молитвы. Обычно ее проклинают и отпугивают, величают свирепой и неумолимой, мрачной и ледяной. Мыслю, ты стал ее первой отдушиной за много, много веков. Чтобы слушать тебя и дальше, она способна совершить глупость…
        - Что ты называешь глупостью, Карачун?! - ведун скрипнул зубами и опустил ладонь на рукоять сабли.
        Гость ухмыльнулся, подул на его оружие и предложил:
        - Достань!
        Середин рванул рукоять - но она не сдвинулась ни на волосок. Клинок намертво вмерз в ножны.
        - Ты затеял войну с богами, жалкий смертный, - покачал головой старик. - Неужели ты надеешься победить?
        - Я не привык сдаваться, Карачун!
        - Знаю, знаю, храбрец, - брезгливо поморщился властелин мрака. - Но ведь сказывали, ты еще и умен?
        - Ты пришел меня запугать?
        - А если подумать еще?
        В этот раз Середин торопиться с ответом не стал, в задумчивости перевел взгляд на костер, на котел над ним, уже начавший пахнуть мясом и едкой Карачуновой приправой.
        А ведь бог зимы и мрака принес ему лекарство! Почему?..
        И тут ведуна осенило:
        - Если прекрасная Мара уйдет со мной, став смертной женщиной, власть над смертью перейдет к тебе, хозяин мрака и холода! - он поднял голову. - Ты станешь много сильнее, нежели сейчас. Сильнейшим среди богов!
        - Кричать о сем не надобно, - тихо посоветовал старик. - Дичь распугаешь.
        - Для меня найдутся еще покровители среди богов?
        - Нет, смертный. Но не все враждебны к тебе одинаково. Велес с Макошью отнеслись к слухам сим с безразличием. С высоты их могущества нет большой разницы меж тобой и Перуном. Для Сварога что ты, что Мара или Хорс - равно его потомки, посему он тоже особо не гневался. Любовь меж детьми его ему приятнее злобы. Лада только повеселилась. Ей страсть как захотелось увидеть, как мрачная ледяная богиня станет кланяться ей за благополучие в семье. Полель, наоборот, окрысился на то, что без воли его любовь столь громкая случилась. Похвист за тебя, ведун, Лед тоже отчаянностью твоей восхитился. Но станут ли они вступаться, не знаю. Троян снисходить до борьбы со смертным одиноким побрезговал - то для тебя удача. Хорс и Даждбог тоже отмахнулись. Превыше прочих Перун, Ярило, Магура возмутились. И наглостью твоей поражены, и богини смерти лишиться не желают, и к порядкам заведенным привыкли. А они, смертный, боги-воители, в одиночку армии целые побеждают. Стрибог тоже смерти твоей жаждал. Они с Похвистом завсегда по разные стороны в деле любом расходятся.
        - Четверо, - загнул пальцы Середин.
        - Четверо богов! - напомнил Карачун. - А с ними Додола и Параскева, Семаргл и Белбог, Доброгост и Древобог… Ты задумал разрушить привычные устои мира, а это мало кому понравится. Против Мары выступить никто из богов не рискнет, а супротив тебя - с легкостью.
        - Неужто положиться вовсе не на кого!
        - Чуру ты по душе. Видать, часто ты ему в странствиях кланялся. Но он бог межи и домашнего очага, силы у него немного. Богиня ночи Среча, подруга Мары, тоже вредить не станет. Вот и вся твоя надежда, ведун.
        - Хорошо… - Середин потыкал ножом мясо в котле.
        - Чего же хорошего, смертный?
        - Хорошо, что скоро мясо сварится, - ведун откинулся на снежную стенку убежища. - Скажи лучше, Карачун, как можно остаться в живых, обняв ненаглядную Мару?
        - Остаться в живых, обняв богиню смерти?! - Владыка мрака расхохотался. - Да за такую тайну любой из богов тебя сразу побратимом нарек бы и половину своей силы отдал! Уцелеть в руках богини смерти… Этот секрет неведом никому под земным небом. Может статься, хотя бы тебя «Голубиная книга» сочтет достойным ответа на этот вопрос? Тогда ты воистину станешь равным владыкам мира. Вот только не пропустят тебя боги к святилищу на горе великанов. О том Стрибог, Перун и Ярило еще месяц тому назад сговорились. Ныне Стрибог сторожит, он тебя и заметил. Понравилось?
        - Я еще жив!
        - Каждый из богов во первую голову пользуется той силой, что досталась ему при дележе мира. Стрибог владеет ветрами, вот смерчем тебя и встретил. Перун с Ярилом владеют мечами. Остаться живым с отрубленной головой, смертный, куда хуже, чем умереть.
        - Разве Перун не бог грозы, а Ярило не бог весны?
        - Где ты видел зимой грозу али весну, смертный? - Карачун, расплывшись в ухмылке, пригладил бороду. - Зима мое время, чужому баловству тут не место. Ныне им токмо на меч свой надежда и остается.
        - Смерча зимой я тоже никогда не видел.
        - Ветра дуют всегда. А вот гроз и оттепелей я не попущу!
        - Тогда все не так плохо.
        - Экий ты, однако, самоуверенный! - пристукнул посохом Карачун. - Кабы самому успех твой важен не был, так бы и отпустил в бурях и под мечами гибнуть, дурной голове на вразумление! Но коли ума у тебя не хватает о помощи попросить, так и быть, сам одарю.
        Властелин мрака поднялся, пристукнул посохом, поежился, повел плечами, словно сдирая с себя что-то невидимое, и протянул Середину тонкую сеть, похожую на рыболовную путанку:
        - Вот, возьми мой плащ. В нем ты будешь невидим не только для смертных, но и для богов. Незримым, неуязвимым, несуществующим. Иначе тебе до «Голубиной книги» не дойти. Но токмо не забывай: его сила - это моя сила, сила темноты. Плащ действует только в тени. На свету ты сразу обретешь плоть.
        - Спасибо тебе, великий бог. Век благодарен буду.
        - Запомни эту свою клятву, ведун, - кивнул в ответ Карачун. - Ибо любой долг платежом красен. Кроме плаща, прими еще и подарок, змеиный камень.
        Властелин мрака достал и протянул молодому человеку небольшой мешочек.
        Середин восхищенно охнул:
        - Это тот, от которого любое живое существо в камень обращается?
        - Так-то оно так, - подтвердил Карачун, - но и недостатков камень тоже не лишен. Света он боится сильно. Коли порошок из него на солнце попадет - за четверть часа весь выгорит. В тени подольше выдержит, но если днем… Все едино надолго не хватит. А сверх того, каменеет не тот, до кого ты камнем прикоснешься, а тот, которому камень в кровь попадает.
        - Обидно… - Ведун все же заглянул в мешочек, и подарок его не впечатлил. Размером с половину кулака, формой похож на обычную серую речную гальку. - Почему у любого супероружия всегда такие жестокие ограничения?
        - Потому что законы мироздания требуют равновесия, - назидательно ответил бог мрака. - Где есть свет, там всегда появится тьма. Где есть жар, там родится и холод. Где есть могущество, найдется и узда, что удержит силу на месте. Но сила всегда останется силой, холод холодом, а мрак мраком. Нужно лишь суметь ими воспользоваться.
        - А с помощью жалкого смертного можно стать сильнейшим из богов?
        - Не подведи меня, смертный, - положил посох ему на плечо Карачун. - Награду обещать не стану, ибо моя победа станет для тебя величайшей из наград. Пугать тоже - ибо твое поражение для тебя будет страшнее любой моей кары. Но могу что-нибудь сделать, если это приблизит нас к цели.
        - Отнести меня на гору великанов можешь?
        - Пойти к «Голубиной книге» открыто? - Старик покачал головой: - Нет, нас заметят и перехватят на полпути. Тебе придется красться серой мышкой, плоской уховерткой, гибкой змеей…
        - Тогда хотя бы лыжи.
        - Чего? - вроде даже не понял столь приземленной просьбы Карачун.
        - Сотвори мне лыжи. А то старые потерялись.
        - Где ты видел, смертный, чтобы тени катались на лыжах? - рассмеялся бог мрака и холода. - Так доберешься, плащ поможет. И помни: на свет не показывайся! Хочешь уцелеть - всегда оставайся в тени.
        - Тогда укажи направление на гору.
        - Плащ знает, - сказал Карачун.
        Бог мрака ударил посохом о землю, рассыпался снежными хлопьями и легким облаком умчался верхом на поднявшемся ветре.
        - Ну вот, - вздохнул Середин. - А ведь мяса я положил на двоих. Придется есть двойную порцию.
        Достав из чехла ложку, он зачерпнул на пробу немного бульона, сделал глоток… И вдруг пронизывающая все тело боль ослабла, словно тысячи иголочек затупились и теперь кололи вполсилы. Молодой человек торопливо сделал сразу несколько глотков - и тело словно отгородили от игл толстым ватным одеялом.
        - Вот это приправа!
        Не дожидаясь, пока мясо доварится, ведун снял котелок, поставил его в снег, чтобы быстрее остыл, и стал есть, явственно ощущая прилив свежих сил.
        Когда последняя обглоданная косточка улетела в кусты, он чувствовал себя уже совершенно здоровым и таким сильным, что мышцы, казалось, вот-вот порвут малицу и вырвутся из нее.
        Вот только страшно хотелось спать.
        Снова взявшись за косарь, Середин вырезал в стене узкую нору с себя ростом, нырнул в нее ногами вперед и стянул завязку капюшона вокруг лица…
        Воин мрака
        Новое утро выдалось еще более морозным, чем накануне, и развести огонь стоило немалого труда. Однако остатки ужина смерзлись в котелке в такой прочный ком, что откусить хоть кусочек, не разогревая, было невозможно. К счастью, от вечернего костра уцелело еще много углей и веток, а потому вскоре варево опять закипело. Ведун дохлебал остатки целебного угощения, тщательно отер пока горячий котелок снегом, спрятал в мешок, огляделся.
        Разумеется, снежная гора высотой с трехэтажный дом никуда за ночь не исчезла. Ее макушка находилась на уровне сосновых вершин, и была надежда, что, забравшись наверх, можно осмотреться и прикинуть, в какой стороне горы, где река, а если повезет - то и увидеть святилище, в котором хранится «Голубиная книга».
        С этими мыслями Середин оправил малицу, нащупал за пазухой сверток, достал. Это была тонкая сетка - «плащ теней» Карачуна. В голове сразу всплыло предупреждение бога мрака о том, что за ведуном охотятся, и мысль забраться на гору перестала казаться столь уж удачной. Если первый удар могучих недоброжелателей Середин выдержал, то второй вполне может оказаться роковым.
        «Ладно, давай попробуем, что ты за чудо…» - ведун развернул сетку и набросил на плечи.
        И тотчас взвыл от боли в руке - освещенный крест близости столь мощного языческого колдовства не стерпел, буквально ошпарив запястье. Тихо ругаясь, Олег снял крестик, замотал в тряпку, спрятал в поясную сумку, стянул на груди завязки плаща.
        «Так, и что теперь? - Он посмотрел на руки, на ноги. - Интересно, как его включать на невидимость? Ах да, Карачун говорил, он действует только в тени…»
        Ближайшая тень была прямо здесь, под ногами, под стенкой выкопанного укрытия. Ведун присел, наклонился, бочком толкнулся в нижний край ямы, где места в тени имелось побольше, и… И нырнул в нее! То есть - не спрятался, не укрылся, не стал невидимым, а буквально нырнул, словно в омут, в темную воду, скрывшись под ней, исчезнув, растворившись в полумраке, вполне даже вольготно расположившись в ставшем чуть ли не бесконечным пространстве…
        Но в первый миг ведун не обрадовался - испугался, как пугается человек, ступивший ногой на твердый с виду мост и внезапно провалившийся в пропасть. Спасаясь, Олег прыгнул обратно и… И вполне даже успешно распрямился возле костра.
        Вот это да!
        Середин облизнул холодные губы, ступил в тень снова.
        И ничего не случилось! Возможно, из-за того, что грудь и голова оставались освещенными солнцем. Присел - и тут же ощутил уже знакомое чувство падения, легкой невесомости. Растворения в безразмерном полумраке. Ведун попробовал пошевелить руками, ощупать себя. Но, похоже, плащ скрывал своего владельца даже от него самого. Тогда Середин попытался встать и… И оказался на ногах у края своего укрытия.
        «Надо же, как интересно… Получается, стоит выглянуть на свет - и ты опять реален? Нужно будет потренироваться. Но для начала попробовать пройти в таком растворенном состоянии хоть несколько шагов».
        Ведун поднял собранный мешок, вскинул его на спину, выбрался из ямы и пополз в сторону густой ели, тень от которой падала в двух десятках шагах от него. Встать на ноги молодой человек даже не пытался - проваливаться по пояс ему не хотелось, замучишься потом обратно на наст вылезать. Полминуты пыхтения - и Олег соскользнул в тень, словно лодка в русло реки, без труда промчался почти до самого комля, и здесь остановился, оглядываясь. Высмотрел чуть в стороне ровную линию от ствола одинокой сосны, аккуратно пробрался до нее, стремительно взмыл до самой кроны, которая смыкалась с тенью какого-то лиственного дерева с обширной, но полупрозрачной по зиме кроной. К удивлению Середина, скользить по этой паутине оказалось так же легко, как и по плотному еловому сумраку. А от корня дерева начался плотно облепленный кустарник с тенью почти на две сотни саженей…
        Карачун оказался прав: теням лыжи не нужны! Ведун скользил от дерева к дереву, через кустарники и ложбины с такой легкостью, точно подгоняемый ветром листок по поверхности пруда. Ему даже не требовалось отталкиваться - достаточно было посмотреть, куда нужно попасть, и захотеть… И вся его эфемерная сущность тут же мчалась туда.
        Не прошло и часа, а Середин уже втянулся: глаза привыкли выискивать впереди, среди путаницы теней, самые широкие темные полосы, находить места их смыкания, перескакивать с одной на другую, не касаясь света, обходить прогалины, хорониться в сумрачных ложбинках, перемахивать поляны по мостам, проложенным высокими соснами, или обходить их вольготными темными ельниками.
        Пару раз, правда, Олег промахнулся, выскакивая из тени на свет и глубоко зарываясь в искрящийся снег. Но Середина это только подзадорило - он тут же рыбкой нырял обратно в тень и мчался дальше так быстро, как только позволяло его новое состояние.
        Азарт скорости, восторг от внезапно появившихся возможностей на некоторое время так увлекли молодого человека, что он забыл, куда и зачем стремится. А когда вспомнил - то даже не сбросил темпа. Ведь Карачун утверждал, что плащ знает дорогу к святилищу на горе великанов! Раз удивительный подарок бога мрака не мешает мчаться по теням на запад - наверное, он скользит в нужную сторону.
        Раза три во время своей стремительной гонки ведун проскакивал через лыжни. Идущие по насту неглубокие полосы, судя по слабой накатанности, принадлежали охотникам, что проходили здесь раз в два-три дня, проверяя ловушки. Видимо, потомки рода храброй росомахи обитали и здесь, добывая себе на пропитание где зайца, где косулю, а где лису. Однако никого из людей Середин не заметил.
        Стремительная гонка длилась несколько часов - пока Олег не врезался в какую-то мягкую упругую стену. Это произошло настолько неожиданно, что он даже выкатился в просвет между сосновыми кронами, по грудь провалившись в снег, и потом долго выкарабкивался из рыхлой белой массы, прежде чем снова добрался до тени ствола.
        Чуть передохнув там, ведун снова двинулся вперед - и снова неведомая сила остановила его между деревьями.
        «Может, не туда иду?» - усомнился молодой человек и, подумав, свернул влево, к ельнику, потихоньку снова ускоряясь.
        Так он промчался две сотни саженей, миновал ельник и ивовые заросли и торопливо затормозил…
        Впереди открылась небольшая поляна, на которой стоял, укрывшись белой шапкой, деревянный идол, глядя на гостя черными глубокими зрачками.
        «Вот проклятие! Граница…»
        Похоже, святилище с «Голубиной книгой» находилось совсем рядом. Кому еще, кроме ее служителей, могло прийти в голову расставить в диком лесу заговоренных истуканов, оберегающих невидимую черту?
        Ведун заколебался. Заклятия, лежащие на подобных сторожах, были куда страшнее для нежити и духов, нежели для людей. Ведь в нежити, кроме ее странной души, ничего, почитай, и нет. Ее хорошее проклятие на месте убивает, словно тапка - таракана. Смертному легче - у него, помимо души, еще и плоть имеется, каковая эту душу надежно оберегает. Смертный после проклятия обычно отделывается порчей: то лошадь начнет спотыкаться, то мыши у него одежду погрызут, то мешки с припасами прохудятся, то вино прольется, то сам ногу подвернет. Так и живет опосля через пень-колоду.
        Порчи ведун особо не боялся - скинуть ее, а то и обратно отвести, для него труда не составляло. Однако в плаще, как понял Олег, ему черту не перейти. Он среди теней сам на духа походить начал.
        Снять подарок Карачуна и пересечь границу?
        Перейти-то он перейдет. Но тогда о его появлении в святилище наверняка узнают - ведун при том и откроется, и сигнал подаст, чары разрушая. «Серой мышкой, гибкой змеей» прокрасться дальше уже не получится. Выходит…
        «Выходит, надо подставить под взор стерегущих гору богов кого-нибудь другого… - ведун попытался почесать в затылке, но здесь, в тени, не смог его нащупать. - Того, кто не привлечет внимания».
        В задумчивости он оглянулся по сторонам, скользнул взглядом по деревьям с заснеженными брошенными гнездами…
        «О! Кажется, знаю!»
        Олег повернулся и заскользил по путанице теней назад, к краю вытянутого ельника, за которым заметил последнюю лыжню.
        Что может быть естественнее и безобиднее случайно перешагнувшего запретную черту местного охотника?
        Погоня оказалась долгой. Неведомый лыжник шел через лес по прямой, через поляны и опушенные камышом замерзшие болотца, переваливая пологие взгорки. Олегу же пути на свет не было - приходилось обегать открытые места зарослями, пробираться под склонами холмов с северной стороны, метаться направо и налево через лыжню в поисках наибольших теней. И не простых теней, а таких, что непрерывно соприкасаются широкими перемычками. К тому же Олег даже примерно не знал, как давно прошел здесь путник, в какую сторону двигался, да и был ли здесь вообще сегодня…
        Однако удача не оставила ведуна - часа через два петляний по заваленному снегом лесу он наконец-то увидел впереди лыжника с большим полупустым заплечным мешком на каркасе из прутьев. Одет охотник был в такую же малицу, как и Олег, и обут в такие же высокие меховые сапоги. Вот только в руках сжимал копье с костяным наконечником, да на поясе не болталось ничего, кроме короткого ножа в замшевых ножнах с беличьей опушкой.
        - Надо же, - пробормотал ведун, обгоняя его через густые заросли лещины. - А ведь меня от детей росомахи ныне и не отличить…
        Он остановился под сосной, тень которой падала широким мостом через сверкающую прогалину, разрезанную лыжней, затаился, а когда охотник добрался до нужного места - метнулся вперед, стремительно перескочив в его тень. Замер, размышляя, что делать дальше. Однако подарок Карачуна все решил за Середина - и ведун заскользил за путником, сидя в тени того, словно в санях, и не прилагая для того никаких особых усилий.
        Охотник неожиданно оглянулся - наверное, что-то почуял. Шмыгнул носом, отер лицо рукавом и полубегом двинулся дальше, утягивая тень с незваным пассажиром. Лишнего груза потомок росомахи, похоже, совершенно не ощущал.
        Лыжник оставлял позади сажень за саженью, помахивая копьем и иногда упираясь им в наст. Время от времени останавливался, смотрел в чащу, громко и недовольно пыхтя, и снова бежал через поляны и заросли. Опять останавливался. Олег смотрел ему в затылок и размышлял, как заставить бедолагу перейти границу святилища - притом, по возможности, не выдавая своего присутствия. В голову лезли только всякие глупости вроде негромкого нашептывания, типа «внутреннего голоса», или надписей на снегу перед охотником.
        Однако ведун был не уверен, что здешний лесной житель умеет читать. С «внутренним голосом» туземец скорее побежит не на гору великанов, тщательно охраняемую, а к своему шаману за помощью. И быть тогда Середину в очередной раз изгоняемым духом подземного мира! Как там, помнится, его звали? Самсайока?
        Охотник снова остановился, посмотрел в лес - и вдруг встрепенулся, побежал туда, завозился меж двух тонких сосенок. Приподнял со снега ветку, вытащил из-под нее довольно крупную куницу. Подставил под ветку обвязанную нитью палочку, оттянул, перекинув куда-то за ствол, достал из мешка кусочек мяса, сунул под ветку. Попятился, убрал куницу в мешок, вскинул его на спину. Взял копье двумя руками, бодро вернулся на лыжню и потрусил дальше. А уже через полторы сотни саженей свернул снова, разжился белкой, настропалил ловушку и побежал. Где-то с версту охотник опять шагал впустую, а затем нырнул в чащу за крупной пушистой лисой.
        Так, верста за верстой, мешок охотника потихоньку тяжелел и к сумеркам уже оттягивал ему плечи. Оказалось, что путь обхода ловушек хорошо вымерен - аккурат к вечеру лыжник вернулся к своему селению. Это было видно издалека: множество тропок в снегу, порубленные нижние ветви деревьев, пятна высыпанной золы и россыпи выброшенных костей. Понятно, что люди ходили здесь постоянно и в немалом числе, избавлялись от мусора и занимались прочими житейскими делами. Само собой, здесь пахло и дымом, и некоторой влажной затхлостью, и гнильцой. И уже издалека слышались резкие мужские и женские голоса.
        Охотник ускорил шаг, пробежал мимо длинной высокой стены заиндевевшей лещины, повернул - и впереди наконец-то открылся поселок.
        Внешне это стойбище очень напоминало то, в котором ведун оказался несколько дней назад: два десятка больших яранг, крытых линялыми шкурами оленей, быков и лосей, с дымовыми клапанами на острых макушках. Между собой семейные жилища соединялись низкими крытыми проходами, и чуть подальше, в центре, проглядывала деревянная крыша маленького домика на столбе, подозрительно напоминающего домовину.
        Однако для обычной охотничьей стоянки селение было все-таки слишком большим. Столько людей ближнему лесу не прокормить, за месяц всех косуль и зайцев на десяток верст окрест выбьют и на волков перейдут. Значит, где-то тут имелся схрон с припасами. А где припасы - там и зимовье. Может статься, и теплый земляной дом где-то рядом имеется. Просто сейчас семьям удобнее у своих очагов жить, а не под общей крышей тесниться. Вот вдарят серьезные морозы - тогда и переберутся…
        Мысли о быте охотников мгновенно выветрились из головы ведуна, когда он увидел перед ярангами с десяток высоких бородачей в тулупах, расшитых цветами и рунами, украшенных соболиным и горностаевым мехом, опушенных бобром, опоясанных длинными прямыми мечами и ножами. На головах незнакомцев были енотовые и лисьи треухи, на ногах - тоже расшитые валенки…
        Впрочем - почему «незнакомцев»? Именно так, судя по описаниям, и должны выглядеть светлые воины, храбрая стража святилища, сохраняющего великую «Голубиную книгу» от житейских невзгод.
        «На ловца и зверь бежит, - обрадовался Олег. - Нужно только перепрыгнуть в тень любого из воинов, и они сами отвезут меня на гору великанов».
        Трое светлых воинов грузили на сани охапки мехов и мясные туши, ошкуренные деревянные колоды - наверное, с медом, - какие-то тугие узлы. Трое саней, пятеро воинов рядом с ними в охране, еще один - с золотым амулетом в виде маленького колеса с семью спицами на груди. Коловрат, солярный диск. Значит, точно стража святилища, и этот воин у них старший. Еще несколько ратников сновали по стойбищу, то заныривая в яранги, то выскакивая - иногда с какими-то шкурами, посудой или топорами.
        Охотник замедлил шаг, свернул к кустам. Его тень ушла глубоко под ветви, коснулась отброшенной далекой елью широкой темной полосы - и ведун перескочил на нее, скользнул вдоль поляны перед ярангами, по самому снегу прокрался в тени саней, а от них - перемахнул в тень одного из воинов, сторожащих сани. Теперь можно было расслабиться и спокойно ждать, когда охранники святилища отправятся домой.
        Перед старшим воином стоял на коленях худолицый старик с красным, словно обожженным, лицом и, кланяясь, оправдывался:
        - Весна поздняя случилась, светлый воин, выпасы поздно зазеленели. Посему отел слабый у зверей получился, мало кому вес набрать удалось. А нет молодняка - нет и зверя хищного…
        - Мы себя не жалеем, со злом сражаясь! - перебил его воин. - Мы ночами не спим, каждый день десятки верст проходим, не допуская темные силы в наш мир! Мы спасаем вас от рабства и гибели! Вы что хотите, чтобы мы голодными из-за вас остались?! Где мясо?! С рода твоего пять пудов назначено сдавать. Пять! А вы меньше трех притащили. Ты хочешь, старый, чтобы я сам искать его начал? Я ведь найду! Но что найду - то уже все мое, без остатка!
        - Смилуйся, светлый воин, - упал в ноги старик. - Сами от голода отощали, похлебку из коры хлебаем, траву под снегом роем. Нет у нас более припасов, год пустой совсем. Как до тепла дожить, не знаем…
        - Два сорока соболей с тебя причитается! - рявкнул охранник. - А я вижу лишь один!
        - Сезон токмо начался, светлый воин! Мы заготовим. Мы довезем…
        В общем, в поселке тянулся обыденный сбор податей, все как всегда. Старейшина ни за что не даст лишнего - ибо в следующем году потребуют еще больше. Тиун не уступит ни пяди - иначе недоимки войдут в привычку. Приданная сборщику стража жадно рыскала по ярангам, надеясь поживиться хоть чем-нибудь сверх положенного. Местные жители, не будь дураки, все ценное, конечно же, попрятали. Слезы, порка, крики, несколько синяков - и тиун со старостой договорятся. Если мяса и вправду нет - недоимку возьмут чем-нибудь другим или позднее довезут. Если есть - то, утомив сборщиков и выдавив из них немного жалости, староста его отдаст. Ведь если расстаться с нажитым слишком легко - тягло тут же попытаются накинуть.
        За пологами яранг слышались то ругань, то хруст, то скулеж, то женские крики, то рев. Или, точнее, все это вперемешку. Вот из одной яранги выскочила девушка - простоволосая, в одном только меховом комбинезоне, называемом в этом мире керкером, с рыжей короткой шерсткой на лице, отбежала на несколько шагов, упала на живот, громко плача и стуча кулаками по утоптанному снегу. Следом вышел светлый воин, похлопывая по полусогнутому локтю вышитыми заячьими рукавицами. Похоже, совсем новенькими.
        Из соседней вылез другой стражник, совсем молодой, лет двадцати с небольшим - борода и усы еще только пробивались, хотя и были уже достаточно заметны. Тулуп, шапка, меч - такой же, как все. На ходу он разглядывал что-то небольшое, на кожаном шнурке.
        - Отдай, отда-ай!!! - выскочила следом девочка лет восьми в похожей на колокол кухлянке. - Она моя!
        - Альва, стой! - кинулась за ней из яранги женщина с лицом, поросшим пятнистой рысьей шерстью, но не успела: девочка догнала мужчину, вцепилась обеими руками в его тулуп чуть ниже пояса:
        - Отдай!
        - Пошла вон! - хлестко отмахнулся от нее светлый воин, врезав ладонью по лицу.
        Девочка завалилась, слетая с ног, и не упала на снег лишь потому, что не разжала рук, крепко держась за своего врага:
        - Отдай! Она моя!
        - Отстань! - воин махнул рукой снова, но теперь малышка изловчилась и вцепилась зубами в его ладонь.
        - Ах ты тварь! - светлый воин со злобой отшвырнул девочку, выхватил меч, рубанул.
        - Альва!!! - завизжала в ужасе женщина, сталь звякнула о сталь… и светлый воин в изумлении замер, глядя на возникшего перед ним врага.
        Ведун, стремительно выскочивший из тени и успевший принять удар на саблю, тоже замер - его порыв был столь стремителен, что задуматься над ним Середин не успел и, что делать дальше, теперь просто не знал.
        - Сдохни, тварь лесная! - Светлый воин чуть отступил и нанес стремительный удар Олегу в грудь. Тупо и прямолинейно, как ученик на первом уроке рукопашного боя.
        Середин чуть повернулся, опустив клинок сабли вниз и отпихивая меч влево, и тут же рубанул обратным движением, раз уж рука оказалась откинутой в полный замах с полуоборотом туловища. Голова светлого воина чуть дернулась и скатилась на снег.
        - Значит, так, - скинув тяжеленный заплечный мешок, размеренно произнес ведун. - Меня зовут Самсайока. Я - дух нижнего мира. Дарю смертным подарки и забираю тех, кто их принял, с собой.
        Расправив мгновенно полегчавшие плечи, он поднял взгляд на тиуна:
        - Уходите отсюда. Все остальное здесь мое!
        - Кто ты такой? - хрипло спросил светлый воин.
        - Неужели не понятно? - Середин поднял отрубленную голову и кинул тиуну.
        - Убейте его! - заорал старший.
        Светлые воины повыхватывали мечи, двинулись вперед.
        Олег хмыкнул и нырнул в близкую тень яранги.
        Стражники святилища остановились в растерянности.
        - И где он? Куда он делся?
        - Это дух нижнего мира, - ответил стоящий на коленях старик. - Он провалился сквозь землю.
        - Сейчас вернем! - Тиун решительно пересек поляну, сгреб левой рукой девчонку, выхватил нож и прижал к ее горлу, закрутил головой: - Выходи! Выходи, тварь черная! Выходи, или я зарежу эту гадину!
        По тени от яранги ведун скользнул к стражникам, вдоль их ног метнулся к саням, а от них, по отброшенной сосной полосе - за спину тиуну. Там и выпрямился.
        - Буривой! Сзади! - закричали сразу несколько воинов.
        Однако Олег успел схватить левой рукой его кисть, вывернуть наружу, одновременно ткнув кончиком сабли в подбородок:
        - Я же сказал: здесь все мое…
        Нож выпал на снег, ведун оттолкнул тиуна от себя, и светлые воины, все сразу, тут же ринулись вперед. Однако Середину было достаточно сделать шаг назад… И он оказался в тени сосны.
        - Что за?.. - растерянно выдохнул тиун. - Так, я сейчас…
        Но схватить девочку второй раз он не успел - из сосновой тени опять выступил Олег, и его легкая быстрая сабля опять легла на горло неугомонного сборщика дани:
        - Последний раз предупреждаю!
        Он услышал позади похрустывание снега…
        - Самсайока, берегись!!! - женщина кинулась вперед, сбивая с ног девочку, откатилась в сторону.
        Олег выждал еще два мгновения и, только услышав резкий выдох, вмиг пригнулся и крутанулся вокруг оси, уводя саблю вслед движению тела.
        - Х-ха!!! - ударил в пустоту светлый воин, достав кончиком меча до груди тиуна.
        - Ш-ш-ша! - прошелестел клинок по его тулупу, вспарывая шкуру, рубаху под ней и кожу на ребрах.
        - Бей его!!! - опять ринулись вперед светлые воины.
        Ведун выдернул косарь, принял первый выпад, уколол под руку, тут же отмахнулся от меча справа, обратным движением рубанул под подбородок, чудом поймал длинный выпад слева и, окруженный со всех сторон, нырнул в сосновую тень, скользнул по ней под ноги нападающих. Вскочил снова и с железным шелестом провел скрещенными клинками один о другой.
        Воины повернулись на звук, закричали, ринулись толпой, норовя зарубить его из-за головы, словно орудовали топорами, а не мечами. Ведун спешно попятился, чтобы не затоптали, вскинул косарь над головой поперек, встретил им один удар - уколол под него, второй - уколол под него, третий…
        Ощутил пятками рыхлый снег и что есть силы бросился вправо, к высоко груженным саням, растворяясь в их тени. Светлые воины кинулись следом, врезались в узлы, закрутили головами.
        Олег, обогнув тенями поляну, выступил со стороны яранги, скрестил клинки, прошелестел сталью:
        - Может, хватит?
        - А-а-а!
        И опять: прямой укол - встреча на саблю с полуповоротом, обратный удар поперек груди, шаг влево, косарь под меч, прямой укол, шаг вправо, меч на саблю, косарем в ответ по локтю, шаг назад, нырок в тень. Быстрое скольжение к саням, от них к сосне - и ведун снова вышел из тени, скрестил клинки, провел одним по другому:
        - Вас осталось всего шестеро, светлые воины! Смиритесь!
        - Мы убьем тебя, тварь! - звонко выкрикнул молодой сборщик податей.
        Бородачи промолчали, но смотрели угрюмо и решительно, разойдясь в полукруг и осторожно подступая к Середину.
        - Да что же вы смотрите, мужчины! - отчаянно закричала мать Альвы, крепко обнимая девочку и укачивая, словно пытаясь убаюкать. - Бейте их!!!
        Охотников на поляне было всего четверо: старик, пара мальчишек, один взрослый - причем все безоружные. Однако призыв заставил светлых воинов забеспокоиться, остановиться. Тут вдруг послышался шелест, и крайний бородач вскрикнул, схватился за бок, из которого торчало копье, повалился с ног.
        - Я здесь! - стукнул Олег клинком о клинок, привлекая внимание, и уже сам направился к стражникам святилища.
        Трое пошли на него, двое отвернули назад. Оттуда, из-за кустов, бежал с ножом в руке уже забытый ведуном охотник. Светлые воины вскинули мечи… Но тут им под ноги метнулся старик, пытаясь опрокинуть, и оба меча вонзились в него. Охотник ринулся на крайнего воина, безоружные мальчишки на второго… Дальше ведун не видел, поскольку на него самого напал плечистый чернобородый воин. Который, увы, мечом не рубил и не колол, а попытался подрезать самым кончиком колени - значит, был опытным.
        Справа и слева ведуна охватывали бойцы помоложе, и Середин, слегка подпрыгивая, пошел влево, стремясь обогнуть противника в лисьем треухе, прячась за него от более опытного врага.
        - А-а-а! - воин кинулся к нему, демонстрируя больше отваги, чем мастерства.
        Ведун шагнул навстречу, скрещивая клинки вперед, ловя меч в перекрестье.
        - Стой! - рявкнул сзади бородач, но было уже поздно: Олег развел клинки, косарем лупя ближе к острию меча, а саблей - по рукояти, и выбитое оружие, сверкнув, полетело к яранге.
        Паренек изумленно ойкнул, провожая его взглядом, получил прямой удар в челюсть и откинулся на спину, открывая Середину путь.
        - Интересно, какого цвета у демона кровь, - зло прищурился бородач и тоже достал нож.
        Он был спокоен, и ведуну это очень не нравилось. Олег двинулся вправо, от яранги на открытое место.
        - Вовк, не лезь! - не оборачиваясь, предупредил светлый воин. - Он меня боится, на тебя нацелился.
        - Значит, начнем с тебя, - вздохнул ведун, чиркнул клинком о клинок и быстро двинулся на бородача.
        Тот хмыкнул, приподнял меч, полузакрывая грудь, и выставил нож перед большим клинком. Ведун ругнулся, отошел на шаг - в близкой схватке короткий нож опаснее меча. Бородач осклабился.
        - А так? - Олег метнулся вперед, рубя врага поверху по правому плечу.
        Тот умело отмахнулся, меч и сабля пошли влево, уводя туда же и косарь. Бородач, торжествующе вскрикнув, попытался всадить нож ведуну в открытый бок, но Середин всем телом качнулся еще левее, поворачиваясь, рубанул с замаха, метясь в кисть. Бородач руку отдернул, но по рукаву и ножу клинок попал. На снег закапала кровь.
        - Откуда ты такой взялся? - набычился бородач. - Откуда у тебя стальные клинки, тварь буреломная?
        - Сам ковал… - честно признался Олег и взмахнул косарем. Скрестил нож с мечом, стремительно вскидывая саблю и направляя кончик к горлу бородача.
        Светлый воин отклонился, закрываясь ножом, - и быстрый обратный удар сабли еще раз резанул ему руку.
        Нож упал, сборщик податей сморщился от боли:
        - Проклятая тварь! Чего тебе нужно?
        - Защищайся! - Олег вернул косарь в ножны, рубанул саблей воздух. Сделал выпад, перенос, сближаясь, отбил выпад бородача, упрямо стоявшего на месте.
        Еще шаг вперед.
        Светлый воин закрыл мечом грудь, и они сошлись вплотную, грудь в грудь и лицом к лицу.
        - И что теперь, лесной дух? - презрительно хмыкнул воин.
        - Это… - ведун наложил ладонь на обратную, широкую и гладкую сторону своего клинка, с силой нажал и рванул вниз, вспарывая одежду и грудь врага, быстро отступил.
        - Проклятие… - бородач растерянно посмотрел на свой обоюдоострый меч, подобных вольностей не позволяющий. - Нужно будет попробовать…
        Что именно, он не договорил: его глаза остекленели, и светлый воин завалился набок. Бородач еще дышал - от кровопотери умирают не сразу. Просто быстро слабеют до полного небытия. Ведун опустился рядом с ним на колено, взял за руку:
        - Ты был хорошим бойцом, мужик. Извини. Я просто хотел уехать с вами. Сам не знаю, как все это получилось…
        Однако охотники стойбища его сомнений отнюдь не разделяли. Пока он дрался с бородачом, они добили остальных светлых воинов и теперь зло пинали мертвые тела ногами. И охотники, и их женщины, и даже дети…
        Олег вытер клинок сабли о тулуп затихшего бородача и откинулся на спину, растворяясь в тени соснового ствола. Мгновение спустя появился возле своего мешка, поднял и скрылся в тени снова, отдыхая и переводя дух.
        Теперь ведуна мучили три вопроса. Самый главный - заметили его враждебные боги или нет? Пора ждать их появления, или все пока обошлось? И еще два, не менее насущных: как бы поесть и где выспаться? День уже почти закончился, искать место для отдыха в стороне от стойбища поздновато. Оставалось одно…
        Подобно легкому невесомому ветерку, Олег скользнул в ближнюю ярангу, облетел ее между пологами, выискивая место, чтобы спрятать мешок, остановился меж двух кутулей солидного размера и…
        И ничего! Отсюда, из мира теней, положить вещи в мир реальности оказалось невозможно. Мешок оставался частью его самого, оттягивая руку, и отделяться от невидимого и невесомого духа ведуна не желал. Однако сумрак здесь царил везде, выйти из тени было просто некуда!
        Мысленно ругаясь, Середин сделал еще виток вокруг внутренней яранги, потом заглянул в нее. Там, в очаге, тлела темно-малиновым жаром россыпь углей. Тепло она давала, а вот света - нет. Ведун ругнулся снова, выскользнул наружу, остановился под стеной жилища.
        Местные обитатели, отведя душу, растаскивали тела. Светлых воинов - подальше в лес, зверью на пирушку. Мертвого старосту, наоборот, посадили у дерева, дали в руку плошку и какую-то костяную палицу с каменным набалдашником, надели на голову шапку.
        Впрочем, насколько понимал Олег, судьба старика от судьбы его врагов отличалась несильно. Староста тоже окажется наедине с голодными лесными обитателями. Просто обряд проведут с большим уважением: бросят не на землю, а поместят в домовину на каком-нибудь возвышении; не ограбят, а снабдят подарками и припасами в последний путь; не оберут, а нарядят в лучшие одежды.
        Между тем вокруг уже темнело…
        Покрутив головой, Олег заметил кусачую девочку, из-за которой и случилось все это досадное недоразумение. Скользнул к ней, вышел рядом из тени, тут же прижал палец к губам и опустился перед малышкой на колени:
        - Тс-с…
        - Спасибо тебе, злобный Самсайока, дух нижнего мира, - девочка крепко обняла Олега и поцеловала в щеку.
        - Ты всегда можешь положиться на меня, храбрая Альва, - улыбнулся ей Середин и тоже тихонько обнял. - А ты не могла бы мне немного помочь?
        - Как, Самсайока?
        - Разведи огонь у себя в яранге.
        - Зачем?
        - Я хочу погреться в теплом доме у яркого огня, Альва. Снять одежду, разложить вещи. Приготовить ужин… Если получится…
        - Я быстро, Самсайока! - девочка отпустила его и кинулась к жилищам.
        Ведун оглянулся еще раз, скользнул следом.
        Как он и подозревал, ярангой девочки была та самая, из которой она выскочила вслед за светлым воином. Развести же огонь малышке никакого труда не составило: она просто кинула на угли несколько березовых полешек и с помощью тонкого длинного шеста, похожего на удилище, откинула кожаный клапан на крыше. Поленья почти сразу задымили, а потом разом полыхнули, наполняя небольшое помещение трепещущим красным светом. И чем ярче они разгорались, тем стремительнее наполнялся плотью ведун, и тем тяжелее становился мешок в его руках. И что тоже весьма приятно - Олег начал ощущать струящееся от очага тепло.
        Девочка посмотрела на полупрозрачного пока гостя, оглянулась на вход, снова уставилась на него:
        - Ты ходишь под землей, злобный Самсайока? Там правда есть еще один нижний мир с лесами, полями и реками?
        - Почему ты называешь меня злобным? - ведун протянул руки к огню.
        - Не знаю, Самсайока… - неуверенно ответила Альва. - В сказках тебя всегда злобным называют. Ты слуга нижнего мира, ты очень страшный, ты приходишь к нам обманывать и убивать.
        - Это верно, - вздохнул Олег. - Обманываю и убиваю я с легкостью. Сегодня вот опять…
        - Ты совсем не страшный, Самсайока. - Девочка скинула капюшон, крепко обняла гостя на уровне пояса. - Спасибо тебе, что ты злой и убил много светлых воинов. Если бы ты был добрый, они отобрали бы у меня папин…
        Полог приподнялся - и в ярангу с тревожным криком ворвалась женщина, схватила малышку, прижала к себе:
        - Смилуйся, могучий Самсайока! Не забирай ее! Возьми лучше меня!
        - Куда? - не понял Олег.
        - Не забирай ее в нижний мир! Она случайно подобрала твой подарок! Если тебе нужна жертва для темного Кульотыра, возьми меня! - женщина попыталась задвинуть Альву себе за спину.
        - Не пугайся, смертная, никто ее не заберет, - наконец сообразил Середин. - Оказывается, я ошибся. Она подобрала не мой подарок, а… это… Чего у тебя там было, Альва?
        - Я для папы подвеску вырезала, для счастливой охоты! Вот! - гордо сообщила девочка, выбралась вперед и показала фигурку с привязанным шнурком.
        Это был маленький белый заяц, сидящий на задних лапах и высоко поднявший уши. Удивительно изящная и красивая фигурка, учитывая то, что вырезала из кости ее совсем еще малолетка, не имеющая никакого образования.
        - Какая изумительная вещица, - покачал головой ведун. - Немудрено, что я принял ее за свою.
        - Правда? - Лицо Альвы расползлось в такой широкой улыбке, что она стала походить на розового лягушонка.
        Женщина несколько раз натужно кашлянула, вскинула руку, почесала шерсть над бровями, еле заметно качнула головой.
        - Нет, это для папы! - бесхитростно возмутилась девочка, поняв мамины намеки. - Самсайока, если ты хочешь, я тебе тоже вырежу…
        - Конечно, хочу, - согласился ведун. - Папа-то ваш где?
        - Снаружи, со всеми. С охоты вернулся, а тут битва, - ответила женщина, еще раз отерев шерстку на лице.
        Олег покосился на Альву, хмыкнул. Трудно было поверить, что эта милая щекастая малышка, когда повзрослеет, тоже покроется шерстью.
        - Хозяйка, дозволь мешок свой на время у тебя оставить? - спросил Олег. И не удержался от присказки: - А то так кушать хочется, что переночевать негде.
        - Да, злобный Самсайока, вот, у постели клади. Завсегда под приглядом будет, - засуетилась женщина.
        - Хозяин возражать не станет?
        - Да только рад будет! Ты же дочь нашу старшую от смерти спас, злобный Самсайока! То есть… - спохватилась она и поправилась: - То есть добрый Самсайока! Или… Не добрый? - окончательно сбилась женщина.
        - Пусть будет «темный», - предложил ведун, не желая называть настоящего имени. Зачем лишний раз подсказывать богам, где он прячется? Вдруг они слушают?
        - У нашего очага завсегда для тебя место найдется, темный Самсайока! Покуда живы будем, всегда приветим с радостью. И детям нашим о том накажем…
        - Это радует… - Олег отнес мешок в указанное место. - Припасы у меня, кстати, есть. Просто приготовить не на чем.
        - Зачем тебе готовить, темный Самсайока? Охотники рода для тебя жертву готовят, мясо пекут. Победу над светлыми воинами праздновать хотят. Шаман вызывать тебя станет, благодарить и угощать, хвалить и одаривать.
        - Этого мне только не хватает… - поморщился Середин. - Как бы он взаправду демонов нижнего мира не вызвал. Где все это действо готовится?
        - Знамо где, у шамана в яранге.
        - Женщин туда пускают?
        - Пусть попробуют не пустить! - презрительно хмыкнула хозяйка.
        - Тогда возьми два пучка хвороста, ветки выбирай короткие и помельче, и ступай туда. Как только шаман соберется меня вызвать, брось пучок в огонь. Так, чтобы, когда полыхнет, света получилось поболее.
        - Коли ты так желаешь, темный Самсайока, исполню в точности, - пообещала женщина.
        - Тогда иди. А ты, Альва-искусница, встань между мною и костром.
        - Зачем? - спросила девочка, но просьбу исполнила.
        Ведун подмигнул малышке, присел и растворился в ее тени…

* * *
        Яранга шамана была заметно больше всех остальных на зимовье. В ней, в отличие от прочих, не было внутренней, теплой загородки. Старый Пурлахтын не чувствовал холода. Белоглазый и облезлый, почти без волос, морщинистый, с лицом, усыпанным большими темными и белыми пятнами, с тонкими ручками и ножками, торчащими из вытертой одежды, он сам походил на одного из духов, с которыми общался. Жена его давно померла, дети выросли, разошлись по своим семьям, и потому жаловаться на неустроенность закопченного жилища было некому. Шаман спал, сидя на выстеленном шкурами полу и поджав под себя ноги, ел вместе с духами приносимые им жертвы, а когда не было подношений - жевал снег и уходил в верхний мир, угощаясь на пирах, что устраивал для духов Нумиторум, великий бог, покровитель живых и мертвых.
        Во всяком случае, Пурлахтын не раз рассказывал об этих пирах мужчинам, что приносили ему подарки после удачной охоты, или просящим помощи после охоты плохой.
        Яранга шамана была такой же старой, как и он сам, за долгие годы она почернела изнутри от дыма очага и окуриваний для изгнания духов. Шкуры на ней лежали в два слоя, так что, несмотря на свою старость, яранга не промокала под ливнями и не продувалась зимними ветрами. Из добра же Пурлахтын за свою жизнь нажил только бубен, украшенное хвостами бурундуков било с оголовьем из черепа белки да истрепанную малицу, увешанную деревянными и костяными амулетами и украшенную по вороту и подолу зубастыми челюстями соболей, горностаев и куниц.
        Дров шаман тоже никогда не заготавливал. Когда хотел развести огонь - просто брал с поленниц соседей, и никто ему в том никогда не перечил. Вот и в этот раз он набрал для костра по охапке то тут, то там, развел огонь, выдув его из черепа росомахи, принесенную тушу оленя порезал ломтиками и развесил их вблизи огня на толстых и лохматых крапивных нитях. Пламя трещало, выбрасывая снопы искр, от близкого жара мясо, крутясь на нитках, запекалось, издавая благоухание, яранга наполнялась теплом… И людьми, пришедшими сюда после наступления темноты.
        Охотники садились к костру, хотя и на почтительном удалении, чтобы места на всех хватило. Старшие чуть ближе, молодые охотники дальше. Мальчишки мялись за их спинами. Женщины же, не садясь, вставали вдоль стены, постепенно расходясь от входа все дальше и дальше.
        - Сегодня славный день случился для нашего рода, - наконец заговорил Пурлахтын. - Духи снизошли к нашему стойбищу и показали, что они не забыли нас и готовы вступиться за род храброй росомахи, когда справедливость покидает нашу землю, уступая место жадности!
        - Позови его, Пурлахтын! - не выдержал кто-то из молодых охотников. - Мы хотим поклониться ему!
        - Мы хотим узнать, зачем он это сделал, - мрачно произнес охотник из первого ряда. - Теперь светлые воины придут и перебьют весь род!
        - Что ты говоришь, Салтык?! - возмутился охотник в малице с лисьим воротом. - Они хотели убить мою дочь!
        - Так убили бы ее одну, а теперь убьют всех!
        - Не убьют! Откочуем, не найдут…
        - Зимой?! - оглянулся на него старший охотник. - От припасов - в лес и снег? И куда? Али тебе ведомы угодья, никем еще не заселенные? Светлые воины злопамятны. Выследят и вырежут всех от мала до велика. Они за копье с железным наконечником али за нож длинный и то горло режут. А уж за убийство своих… Истребить нас дед плачущий захотел. Посему так и изгаляется.
        - Он дочку мою спас!
        - Да что ты заладил: «дочку, дочку»? - отмахнулся охотник. - Дочку новую недолго родить. А ныне роду всему погибель!
        - Тебе, дух нижнего мира, Самсайока, слуга всесильного Кульотыра, тебе люди смертные сии дары принесли, - усевшись перед самым костром, шаман протянул руку и сорвал один из мясных ломтей. - Тебя они зовут, твою волю ждут услышать…
        Пурлахтын засунул ломоть в рот, с громким чавканьем прожевал, покачал головой:
        - Ох, и вкусное угощение приготовили тебе смертные люди. Ох, и сочное, ох, и сытное! Приходи к огню нашему, Самсайока, отведай даров щедрых…
        Шаман слопал еще один ломоть, потянулся за бубном. Одна из женщин отделилась от стены и кинула в огонь небольшую охапку прутьев, где-то в локоть длиной и с руку в толщину.
        - Что ты делаешь, Вущта?! - возмущенно вскинулся шаман и погрозил ей билом: - Вот смотри, на тебя напущу Самсайоку, в доме твоем извечно жить станет!
        Хворост затрещал, разгораясь, и Олег нырнул вниз, устремился вперед, скользя в сумраке над самым полом между ног туземцев, выкатился к огню и распрямился, поведя плечами:
        - Она уже пригласила меня, мудрый Пурлахтын…
        Люди испуганно охнули, попятившись в стороны, насколько хватало места, качнулось пламя костра, с треском полетели вверх алые искры. В мертвой тишине яранги ведун сел к огню напротив шамана, сорвал кусок мяса, сунул в рот, прожевал и согласно кивнул:
        - Ты прав, Пурлахтын. Оно действительно вкусное. - Середин сорвал себе еще ломоть.
        Шаман громко икнул - но в себя, однако, пришел быстро, спросил:
        - Зачем ты убил светлых воинов, Самсайока?
        - Разве они не сражаются со злом, мудрый Пурлахтын? - поинтересовался ведун, небольшими кусочками откусывая горячее мясо. - Я слуга всесильного Кульотыра, дух нижнего мира. Я есмь зло. Они сразились со мной, ибо это их долг. Сразились и погибли.
        - Что теперь будет с нами?! - крикнул недовольный спасением девочки охотник.
        - Отсюда далеко до горы великанов?
        - Разве ты не знаешь? Ты же дух!
        - Просто ответь, - предложил ему ведун.
        - Два дня пути!
        - Это хорошо. - Середин доел мясо и сорвал себе еще. Шаман пробурчал что-то, вытянул нож и принялся резать от лежащей здесь же туши новые ломти. - Завтра я пойду туда. Вы можете пойти со мной и сказать светлым воинам, что это я, злобный дух нижнего мира Самсайока, исчадие тьмы, слуга бога смерти, сразился с их ратниками и перебил всех.
        - Они не поверят!
        - Но ведь я пойду с вами, - скромно улыбнулся ведун.
        Охотники загалдели, переглядываясь. Сразу почувствовалось, что тревога их отпустила. Раз удается свалить вину на другого - то и на душе легче. Можно подумать, это не они добивали раненых сборщиков податей и не они сразили двоих воинов! Похоже, в тот момент злоба измученных данников взяла верх над разумом. Страх пришел сильно позднее.
        - Ты можешь пойти с шаманом!
        - Я могу пойти один… Но тогда я пройду мимо светлых воинов. Зачем тревожить их по пустякам?
        - А как же мы?!
        - Никто и никогда не станет ни с кем разговаривать, пока не увидит меча, - размеренно ответил ведун. - Вы договариваетесь с белкой, лисой или зайцем? С рябчиком или лосем? Вы их просто кушаете. Светлые воины должны увидеть, что вы готовы сразиться с ними. Понять, что многие из них умрут, если попытаются вас наказать. Только тогда они предпочтут поверить в мою вину и простить вас.
        Охотники снова зашумели, но уже не так бодро.
        - А если они не поверят и нападут?!
        - Если они не поверят, то все равно придут сюда и устроят резню, - пожал плечами Олег. - Неужели вы предпочтете погибнуть глупо и бессмысленно, как пойманный кабанчик под ножом, а не с честью, в бою, забрав с собой хотя бы по одному врагу!
        - Убей их сам, ты же можешь!
        - Ты забыл, кто я такой, Салтык? - ведун поймал охотника взглядом. - Меня зовут Самсайока, я дух нижнего мира. Я лживое и злобное существо. Вы не должны верить мне. Вы должны верить в себя.
        - Светлые воины сильнее!
        - Светлые воины тоже смертны и тоже боятся боли. Испугайте их! Пусть они решат, что прольют слишком много крови на наконечниках ваших копий, что сложат слишком много голов под ударами ваших топоров. Пусть подумают, что такая цена не стоит мести!
        - А если не поверят?!
        - Вы умрете… - вновь пожал плечами Олег, доедая третий кусок.
        Тем временем шаман, развесив мясо, подтянул к себе бубен, размашисто ударил в него черепом белки. По яранге прокатился низкий гул, и Пурлахтын запел:
        - Ханторум, великий воин, был силен, он жил меж нами. Плавал реками лесными и ловил лосей руками. Строил он себе яранги, вырывая сосны с корнем, ели он ломал коленом, стрелы он пускал до неба. Столь прекрасен был собою Ханторум, великий воин, вызвал зависть он у духов, свод небесный заселивших. Собрались отвагой духи, вниз спустились для сраженья, дабы славою победы Ханторума опозорить. Но на них взглянув с усмешкой, выбрал Ханторум деревья, рьяно взялся за макушки, вырвал с корнем, размахнулся и разил врага столь храбро, что забыли духи неба путь к себе, в зенит свой яркий. Разбежались по пещерам, разбежались по долинам, прячась ровно перепелки, гнева воина таясь…
        Шаман гулко ударил в бубен и продолжил:
        - Рыскал Ханторум лесами, рыскал Ханторум долами, духов он искал проклятых, вызов на войну пославших. Но нашел случайно деву, столь прекрасную собою, что забыл о гневе страшном Ханторум, великий воин, стал вдруг тихим, как зайчонок, бросил прочь свои деревья, вместо них цветы собравши. Преклонился он пред девой, ровно травка перед дубом, о себе сказал он скромно, что охотится умело. Обещал той деве воин, что ярангу ей построит, что наполнит всю мехами, будет ей ловить он зверя, будет жечь очаг умело, коли только согласится к очагу тому явиться дева смертная простая, но прекрасная собою.
        По яранге прокатился гул бубна.
        - Только раз кивнула дева, Ханторуму отвечая, и забыл навек наш воин о врагах своих небесных. Не искал ничьей он крови, не искал ничьей он смерти. Лишь красавицу он холил, детей общих принимая, только радости он видел в небесах, лесах и водах. Так ушли от нас навеки годы крови, годы боли. Нет в ярангах наших злобы, мы ничьей не ищем смерти. Ищем мира и покоя, красоты и созерцанья. Ханторум заснул счастливый, свою деву обнимая…
        Шаман вскочил, закружился, мелко стуча в бубен:
        - Просыпайся, Ханторум, просыпайся! Народ росомахи храброй зовет тебя, Ханторум, сын Нумиторума. Разгребай снега! Доставай стрелы! Духи небесные опять хотят твоего позора!!! Тебя зовем, Ханторум! - Удары в бубен стали более ритмичными. - Просыпайся, Ханторум! Нам нужен воин, Ханторум! Приди в наши сердца, Ханторум! Дай нам свою силу, Ханторум! Дай нам душу свою, Ханторум! Просыпайся в нас, Ханторум!
        Пурлахтын кружился и приплясывал, выстукивая призывы, и охотники, мальчишки, даже женщины потихоньку начинали ему вторить, втягиваясь в шаманскую молитву словами и покачиваниями:
        - Просыпайся, Ханторум! Нужен воин, Ханторум! Дай нам силу, Ханторум!
        Олег Середин понял, что теперь он тут совершенно точно лишний, сорвал еще несколько мясных лоскутов, прижался к земле и буквально вполз в тень шамана - чтобы тут же метнуться вдоль нее к стене и по ней выбраться в лаз, по которому и улетел, словно подхваченное сквозняком перышко.
        К счастью, в приютившей его яранге было достаточно светло, чтобы удалось выскользнуть из тени.
        - Держи, Альва, угощайся, - сунув один кусок себе в рот, остальное мясо ведун отдал девочке.
        Он стянул с себя плащ Карачуна, а следом малицу, сапоги, налатник, штаны и поддоспешник, оставшись только в рубахе и портах. Развязал узел мешка, достал ратное снаряжение.
        - Умпо… то? - с набитым ртом спросила девочка.
        - Оружие… - видя, как кольчуга стремительно покрывается инеем, Олег сразу потерял желание ее надевать. Хотя бы до того момента, пока она согреется. В незнакомом месте, понятно, безопаснее спать в броне… Но здесь вроде ему ничего пока не угрожает.
        - А как им сражаться?
        - Мы существа изобретательные… - не стал вдаваться в подробности ведун.
        Прислушиваясь к шагам снаружи, он поднял пояс, застегнул поверх рубахи, положил ладонь на рукоять сабли. Но в жарко натопленную ярангу забралась Вущта, а следом отец Альвы, имя которого на сборище у шамана так и не прозвучало. Охотник тут же упал на колени, поклонился до земли:
        - Благодарю тебя за милость, дух Самсайока! За спасение дочери вечно благодарен тебе останусь.
        - Жена твоя, охотник, гостеприимство мне за то обещала, - прищурился Середин. - И от вас, и от потомков ваших до скончания времен.
        - Всегда рады будем, могучий Самсайока! - поднял голову мужчина.
        - Поднимись, разговаривать неудобно, - ведун снова расстегнул пояс. - Что решили мужчины? Вы пойдете к горе великанов?
        - Мы разбудили могучего Ханторума, и он пришел в наши сердца! - гордо ответил охотник. - Завтра мы пойдем с тобою к зимовью светлых воинов!
        - Это хорошо, - кивнул Олег. - Тогда самое время укладываться спать. Вы приютите меня на эту ночь?
        - Наша яранга - твоя яранга, могучий Самсайока! - без колебаний ответил охотник. - Наша постель - твоя постель! Вущта, неси копченую рыбу из серой корзины. Теперь наших припасов хватит на две зимы! Нам больше незачем голодать. Пусть будет пир!
        Пир означал, что хозяева и гость съели по крупному лещу, отогретому у костра, запили их горячим отваром из трав и сушеных ягод, после чего быстро сомлели от сытости и стали укладываться спать.
        - Ты гость, Самсайока, мы положим тебя посередине! - охотник снял малицу, нижний керкер. - Я к стене лягу, Вущта с краю, а ты и Альва посередине, там теплее.
        Оставшись голым, мужчина покрутился у костра, потом бодро полез под большой меховой полог, лежащий прямо на полу напротив входа. Женщина тоже без малейшего стеснения бросила на край полога кухлянку, керкер - оказавшись фигуристой красоткой с округлыми бедрами и заметной высокой грудью, провела ладонью по лицу и…
        - Вущта! - охнул от неожиданности Олег. - Что у тебя с лицом?
        - Что? - не поняла вопроса курносая и серобровая щекастая красотка, кинув вслед за одеждой на полог маску из рысьей шкуры.
        - Шаман говорил, когда вы взрослеете, у вас на лице вырастает шерсть… - недоуменно пробормотал ведун. - Почему?
        - Он думал, ты злой дух, Самсайока, - весело рассмеялась Вущта. - И обманул, чтобы ты не воровал наших женщин, как светлые воины. Уже очень давно мы прячем от них свои лица. Они думают, мы страшные, уродливые лицом и телом, и потому никогда не забирают к себе и не позорят в стойбищах. Но ты другой, быть с тобой в радость! Я нравлюсь тебе, темный Самсайока?
        - Я дух нижнего мира, Вущта, и только смерть может быть моей женщиной, - покачал головой Середин. - С краю лягу я, я умею спать только рядом с мечом.
        - А я рядом с тобой, темный дух! - объявила девочка. - Со мною тебе будет тепло!
        Можно сколько угодно удивляться странным нравам жителей холодных краев, но когда одежда шьется только из меха, приходится выбирать: или ты спишь голым, или в шубе и сапогах. Когда рядом с погасшим очагом в доме становится так же холодно, как на улице, а на улице плевок не долетает до земли, превращаясь во льдинку, то либо ты спишь под общим одеялом со всеми, кто есть в доме, или к утру льдинкой становишься сам.
        Впрочем, даже под общим меховым пологом и на мягкой подстилке из нескольких шкур, с девочкой, уткнувшейся носом между лопаток и горячо дышащей сквозь ткань рубахи, Олег все равно проснулся от холода. Огонь в очаге, конечно же, давно погас, а через клапан для дыма медленно падали на постель крупные ленивые снежинки, подсвеченные мертвенным лунным светом.
        Хозяева, разумеется, посапывали в две дырочки, несмотря на колотун, словно так и надо.
        Ведун вылез из-под полога, развел огонь, благо дров девочка наносила с запасом, искать не пришлось. Когда пламя разгорелось, согрел возле него кольчугу, натянул ее поверх поддоспешника, сверху застегнул налатник, на него накинул плащ Карачуна и, все более и более напоминая колобок, влез в малицу. Вышел из яранги, скользнул в отброшенную луной тень сосны - и помчался по ней к лесу. Свернул на реку, скользнул вдоль берега и тут же отправился назад.
        Плащ, даже спрятанный под верхнюю одежду, действовал так же хорошо, как и наброшенный сверху. Магия повелителя мрака не обманывала глаз людей и животных. Она меняла своего владельца. Ведун об этом догадывался - но проверить не мешало.
        Олег скользнул под закрытый полог на входе яранги, пролетел вокруг и нырнул во внутреннюю загородку. Как оказалось, хозяева уже встали, и охотник недовольно отчитывал жену:
        - Ты его даже не поцеловала! Вот наш гость и обиделся!
        - Он не обиделся, - сказал Середин, подставляясь свету костра. - Просто он другой. Ты мне нравишься, потомок храброго воина Ханторума, и потому в путь к горе великанов я отправлюсь вместе с тобой. Но ты не будешь меня видеть, охотник. Я появлюсь из нижнего мира, когда настанет час великой битвы…
        С рассветом восемнадцать охотников из рода росомахи отправились в ратный поход. Восемнадцать мужчин, из которых пятеро были просто подросшими детьми, еще не достойными думать о браке, еще столько же едва дотягивали до двадцати лет, трое выглядели стариками и только четверых можно было назвать крепкими воинами. Восемнадцатым был шаман, из оружия имевший только нож, било и бубен.
        Зато голову шамана украшал медвежий череп. Не шлем, конечно, - но хоть что-то. Остальные обходились шапками и малицами. Из своего оружия охотники взяли копья с каменными наконечниками, гарпуны с костяными и топоры. Лучников не нашлось ни одного. Да и что проку в бою от простого охотничьего лука, стрела которого дальше полусотни шагов даже налатник не пробивает? Хитрых составных лесные охотники делать не умели, а простой деревянный для убийства людей откровенно слаб…
        Еще у охотников имелись снятые со светлых воинов мечи. Но меч - оружие особенное, им нужно уметь работать. Резать - когда рубишь, переносить по дуге - когда колешь, привыкнуть к дальности выпада, к движению и инерции тяжелого лезвия…
        Если дело дойдет до драки, Олег предпочел бы увидеть в руках потомков Ханторума топоры. Ими они работали с детства, знали все повадки и капризы, легко могли отмерить удар нужной силы и направления. А то, что топоры были каменными, а не стальными… Так ведь для раздробленного черепа это разве утешение?
        Лыжники шли гуськом прямо по середине реки, легко скользя по плотному насту. Шли без припасов и без привалов - а потому быстро. Когда же над рекой сгустилась ночь, они просто зарылись в снег, пробив неподалеку друг от друга три колодца, а потом уже понизу прокопав по короткой пещерке для каждого. Еду тоже не готовили - достали из-за пазухи кто копченую рыбу, кто кусок мяса, кто еще какую-то нехитрую снедь, перекусили да и ушли под снег спать. Утром сборы оказались такими же стремительными: поели каждый свое, вместо питья зачерпнули снега и снова встали на лыжи.
        Может быть, потому и путь занял куда меньше времени, чем обещал опытный охотник Салтык. Еще задолго до полудня Олег увидел впереди пологую лысую гору, на вершине которой стояла рубленая церковь с пятью луковками. Неподалеку от нее сидели могучие великаны, поросшие рыжей шерстью. Великаны самые настоящие - даже сидя, они возвышались головой на уровне церковных куполов. А уж если встанут…
        Однако охотников интересовало совсем другое. С реки они свернули на дорожку, идущую от овальной проруби вдоль по берегу, чтобы потом двинуться влево, за высокий каменный уступ, поверху поросший почти лысыми, худосочными елями. Путь оказался долог и неудобен - а наверху послышались тревожные крики еще до того, как нежданные гости миновали прорубь. И когда отряд рода росомахи по кружной дороге добрался до деревни светлых воинов, там уже успели собрать своих мужчин и выставить на подступах к селению.
        Это была обычная деревня: никаких укреплений, стен или даже изгороди от зверья; два десятка разбросанных в сотне саженей друг от друга больших рубленых изб с курными продыхами под кровлей; небольшое открытое святилище с двумя идолами, тоже не огороженное, а лишь окруженное кучами снега, появившимися после чистки поляны вокруг богов. Несколько утонувших в сугробах столбиков, огораживающих то ли загоны, то ли огородики, навес с соломенными и камышовыми матами, стожок сена. И все.
        Зная, что в таких больших домах живет порой до трех семей, а в иных, помимо отца, бывают и возмужавшие сыновья, ведун оценил возможности деревни в сотню воинов, не более. Не так уж и много для охраны столь ценного святилища. Хотя, может статься, таких деревень окрест имелось несколько. А пять-шесть сотен бойцов в этом мире считались уже могучей армией - не каждое княжество устоит.
        Охотники добрались до обширной расчищенной площади вокруг святилища и остановились там, опершись на свои копья. Успевшие выбежать навстречу гостям воины столпились у входа в святилище. Их было пока всего ничего, однако со всех сторон на помощь защитникам деревни сбегались все новые и новые ратники.
        Низкое солнце светило охотникам в лицо. Две тени от идолов дотягивались примерно до середины площади, тени от голов воинов у святилища останавливались там же. И это освещенное пространство, словно пропасть, надежно отделяло защитников деревни от спрятавшегося в темноте воина.
        Нападать малым числом стражи святилища не решались. Мужчины же рода росомахи и вовсе были людьми мирными, сражаться не приучены и что делать - не знали.
        Между тем отряд светлых воинов быстро увеличился до четырех десятков. Ратники приободрились, растянулись в строй из двух рядов. Щитов и копий, правда, не имелось ни у кого - но все равно, держались правильно.
        Наконец к святилищу быстрым шагом пришел седобородый староста, простоволосый и смуглый, с двумя шрамами на обветренном лице, в накинутом на плечи, но не застегнутом овчинном тулупе. На груди его, поверх красного сукна, сверкал золотом семиспицевый коловрат, доказывая право старшинства.
        - Кто вы такие, жалкое зверье?! - еще издалека грозно рыкнул он. - Что вам здесь надо, грязные лесные твари?
        Разглядел неладное и замедлил шаг:
        - Откуда у вас мечи?!
        - Духи тьмы пришли в наше стойбище, светлый воин! - Пурлахтын вышел из толпы охотников и торжествующе ударил в бубен. - Духи тьмы разгневаны вашей злобой и возжелали вашей крови! Духи тьмы пришли из нижнего мира, чтобы покарать вас за жадность! Они падали на вас с деревьев, они поднимались к вам из-под земли! Они выходили из мрака и пили кровь светлых воинов! Они рвали плоть светлых воинов! Они терзали вас зубами и клыками, и несть им числа!
        Приплясывая и стуча в бубен, шаман выступал все дальше вперед, вытягивая за собой темный манящий мост. Олег выскользнул из тени молодого охотника, неслышимый и невидимый мелькнул между телами, прокрался вперед и затаился под ногами Пурлахтына.
        - Безумная тварь! - скрипнул зубами староста, подходя ближе. - Вы убили наших сборщиков податей?
        - Мы больше не хотим кормить свет, воин! - шаман вскинул над собой бубен и ударил в него. - Мы перешли на сторону тьмы! Мы поклонились духам нижнего мира! Они даровали нам защиту.
        - Мы перебьем всех вас и ваших духов, грязные твари!
        До старосты оставалось всего несколько шагов, и ведун выпрямился, ступил на свет, решительно обнажил клинки и встал перед седобородым:
        - Ты уверен, смертный?!
        От неожиданности тот попятился - и Олег тут же отступил вправо, нырнул в близкую тень, падающую от защитников святилища, мелькнул вдоль строя, воплотился у дальнего края, сладострастно принюхался к шее замыкающего линию паренька, выдохнул:
        - Молодое мясо…
        Снова нырнул в тень, чтобы через миг возникнуть с другой стороны ратной линии, фыркнуть за спинами воинов:
        - Сладкое мясо, горячая кровь… Это мы любим…
        Не выдержав, светлые воины шарахнулись в стороны, повыхватывали мечи, закрутились, не зная, где в следующий миг появится дух нижнего мира. Тени тоже рассыпались, покрыв своим переплетением всю площадь, и Середин легко летал из стороны в сторону, то тут, то там появляясь пред лицом врага, чтобы тут же исчезнуть, появиться сбоку у другого, дыхнуть в ухо третьему, рассмеяться за спиной четвертого.
        - Мясо! Много мяса! Сладкое мясо, горячая кровь! Мы будем сыты. Мы будем пировать и веселиться!
        - Мы дарим эту еду вам, темные духи! - торжествующе плясал шаман, выстукивая какую-то замысловатую мелодию. - Они ваши! Ешьте их, пейте, забирайте себе!
        - Заткнись! - чернобородый воин ринулся с мечом на Пурлахтына, но Олег, конечно же, успел первым, заслонил шамана собой, позволив слабому, без замаха, удару бессильно ткнуться себе в грудь, тут же с двух сторон дал оголовьями косаря и сабли врагу по ушам и отшвырнул, поставил ногу на грудь упавшему, опустил клинок к его горлу и прошипел:
        - Не подходи даже близко к моему служителю!
        - Иди сюда, черная тварь!!! - крикнул староста светлых воинов, скинул тулуп, обнажил свой клинок, громко потребовал: - Дайте меч!
        Олег поднял лицо к нему, зловеще рассмеялся, спрыгнул в тень, тут же выпрямился перед врагом:
        - Ты хочешь битвы, смертный? - Провалился вниз, возник в десятке шагов далее: - Тогда готовься! Будет вкусно…
        - Меч! - еще раз потребовал староста, и кто-то из ратников подбежал, отдал ему свой.
        Седобородый резко выдохнул, закрутил орудием, делая «мельницу» сразу двумя клинками.
        - Здорово! - ведун вырос перед ним. - Да ты обоерукий? Ты знаешь, что искусство воина передается тому, кто его съест? Нам нравится, когда смертные искусны.
        - Сперва возьми! - староста пошел вперед, быстро нанося легкие стремительные удары по ногам, в руки, в плечи, снова по ногам, в живот, в голову, по ногам… Удары не смертельные, рассчитанные на нанесение небольших ран, на долгую кровопотерю - но зато короткие и частые, почти неотразимые, ибо отрабатывались годами и потому совершались непрерывным потоком, без раздумий и плана.
        Правда, парировались они, при должной выучке, легко - перекрытием направлений, а не фехтованием, ибо слабый удар можно остановить, даже просто подставив клинок. Дождавшись, пока противник проведет до конца заученную схему и решит перевести дух, Середин тут же сделал выпад с полупереносом. Седобородый попытался отмахнуться, но защиту, потребную «мимо схемы», провел коряво и поймал четкий укол в плечо. А если бы не успел отпрянуть - сабля вошла бы глубоко в сердце.
        Олег нырнул в тень, воплотился в двух шагах за спиной старосты, чиркнул клинком о клинок, насмешливо спросил:
        - Неужели ты надеешься победить меня, смертный? Ты же просто мясо!
        - Рано смеешься, демон! - повернувшись, ринулся на него воин.
        Но ведун опять исчез, чтобы выпрямиться на коньке избы, тень от которой дотягивалась до святилища. Он раскинул руки, глубоко вдохнул:
        - Какой тут запах! Много женщин, много детей! Здесь будет весело!
        - Иди сюда, трус!!! - закричал староста, и Олег исполнил его желание, исчезнув с крыши и тут же встав напротив:
        - Звал, смертный?
        - А-а-а!!! - седобородый опять устремился на него, проводя отработанную череду быстрых выматывающих ударов.
        Олег, парируя, дождался конца «схемы», нырнул в тень, вырос за спиной врага, чиркнул клинком о клинок, привлекая внимание. Староста развернулся, ринулся в атаку, сверкая клинками в стремительной кружащей «мельнице». Клинки бились о клинки, высекая искры и рассыпая радужные солнечные зайчики, шелестя смертью возле самого лица, над плечами, у ног. Полтора десятка ударов - легкая передышка. Ведун исчез, вырос за спиной, со зловещим шелестом провел лезвием по лезвию. Староста крутанулся, снова начал атаку, выискивая брешь в защите одетого в малицу дикаря.
        Полтора десятка ударов, заминка. Ведун чуть наклонился корпусом, словно ныряя в тень, светлый воин крутанулся… Олег сделал шаг вперед и что есть силы ударил его оголовьем сабли по затылку. Староста, вскрикнув, полетел вперед, раскинув руки, ведун быстро прыгнул следом, сел врагу на спину, просунул косарь под горло и потянул на себя, вынуждая седобородого приподнять голову:
        - Ты готов стать мясом, жалкий смертный?!
        - Будь ты проклят, порождение тьмы!
        - А женщин и детей отдать на мясо ты готов? - наклонившись ниже, задал второй вопрос ведун.
        Староста промолчал.
        Олег перевернул побежденного врага на спину и сказал, продолжая угрожать косарем:
        - Запомни мои слова, смертный… Никогда больше не смейте входить в земли людей леса! Они принадлежат мраку! Если вы войдете во владения мрака, мрак придет к вам. И мы сожрем всех. Мы высосем ваши души, мы выпьем вашу кровь, мы поглотим ваше мясо… Сейчас мы сыты, и мы готовы на договор. Люди леса - нам, люди света - вам! Не троньте нашу добычу, и мы не станем начинать войну. - Олег вскинул голову и громко крикнул: - Шаман!!!
        - Договор! - торжествующе ударил в бубен Пурлахтын.
        - Отвечай, смертный! Вы согласны или мне резать вас дальше? - косарь вдавился в беззащитное горло, и появилась кровь.
        - Да… Мы согласны… - выцедил из себя староста.
        Ведун сорвал с него коловрат, сунул в самое лицо:
        - Клянись Хорсом, светлый воин! Богом весны и жизни клянись не нарушать уговора сего нигде и никогда!
        - Клянусь…
        - Хорсом клянись! - еще раз потребовал Олег. - Люди леса - тьме, люди Сварога - свету!
        - Хорса солнцеликого в свидетели призываю клятве своей… - смирился седобородый, уронив голову на наст. - Люди леса - тьме, потомки Сварога - свету.
        - Так ты еще жив, любимец смерти?! - раздавшийся рядом голос был негромким, но звучанием своим пробирал до костей, а поляну перед святилищем залил ослепительный свет. - Рано, стало быть, Перун с Ярилом веселились, рано Стрибог похвалялся? Но ныне, мыслю, все они сюда ужо мчатся. Ветрами быстрыми, облаками легкими. Встретят тебя с яростью, поразят без жалости.
        - Книга уже рядом, солнцеликий Хорс. Я надеюсь успеть первым, - ведун попытался повернуться к богу, но исходившее от того сияние оказалось столь ослепительным, что Середин отвернулся и попытался глянуть на гостя через отражение на лезвии косаря. Через нож смотреть на гостя было уже можно. Но разобрать что-либо все равно трудно. Шуба, борода, посох… Бог походил на дедушку Мороза, сотканного из электрических дуг.
        - Не успеешь, - пообещал Хорс. - Вижу, ты заступаешься за дикие племена перед потомками праотца нашего, великого Сварога?
        - Все мы потомки Сварога, солнцеликий. Или ближние, или дальние. Разве есть справедливость в том, чтобы сварожичи прямые людей иных не чести и достоинству учили, а в грязь втаптывали? Достойно ли сварожичей настоящих не к свету племена дикие вести, а во тьму отталкивать?
        - Вот, стало быть, ты каков, любимец смерти? - хмыкнул Хорс. Помолчал. Потом гулко ударил посохом в землю: - Клятву сию подтверждаю! Коли стража святилища доселе не смогла людей леса вере правильной научить, так впредь пусть и вовсе их не касается!
        Свет погас, оставив в глазах радужные и темные пятна. Олег выпрямился, тряхнув головой.
        - Как это? Что? - на лице старосты был написан благоговейный ужас. Остальные светлые воины стояли на коленях. - Кто ты?!
        - Договор!!! - первым спохватился шаман. - Небеса признали договор! Отныне леса наши! Мы принадлежим тьме! Договор!
        Охотники закричали, стали обниматься, кидать кверху шапки, потрясать копьями и гарпунами.
        - Скорее домой! - воскликнул кто-то из них. - Мы должны рассказать! Рассказать всем! Мы отданы тьме! Мы свободны!
        - Темный Самсайока! - крикнул отец Альвы. - Великий Самсайока! Ты с нами? Идем!
        - Зачем мне идти, смертные? - с улыбкой развел руками Олег. - Я и так всегда буду с вами. Я там, где мрак. Там, где ночь. Дух нижнего мира. Ступайте домой. Мы еще увидимся.
        Ведун убрал клинки в ножны и нырнул в тень от конька избы, оказавшуюся ближе всех остальных. Скользнул по ней к лесу и дальше помчался меж деревьев, скоростью не уступая стремительному ястребу.
        До самой горы лес, увы, не доходил. Слегка замедлившись возле опушки, Олег отвернул в ложбину между пологими холмами, проскользил по ней, сколько смог, и забрался на взгорок. Огляделся, скатился назад и низинами, по отброшенным холмами теням, запетлял дальше. Уже через час он затаился возле холма со святилищем, возвышавшимся на сотню саженей над лысым безлюдным плоскогорьем.
        Карнаух, похоже, оказался прав, и здешние земли были зачищены проклятием. Во всяком случае, ближе десяти верст от святилища не росло ни дерева, ни кустика. А может, и трава не росла - поди под снегом разбери. Правда, местами из склонов выпирали скальные зубья, отбрасывая длинные тени. По ним, невесомо перемещаясь из низин на обратные к солнцу склоны, а потом вверх за камни, ведун добрался почти до вершины, затаился за раздвоенным камнем всего в полуверсте от своей цели.
        Отсюда, с высоты птичьего полета, открывался чудесный вид во все стороны света и на многие десятки верст. Земля огромными пологими волнами лежала под ногами, укутанная в белое одеяло снегов, опушенная белесыми морозными туманами, сверкающая радужными переливами под солнечными лучами. Местами, словно вздыбив шерсть от холода, она ощетинилась лесами. Местами раскинулась ровной чистой постелью. Кое-где вверх уходили столбы дыма и пара, как бы подпирая небеса и не давая им рухнуть.
        Святилище возвышалось на самой вершине великим памятником человеческой мудрости, но выглядело, надо сказать, печально. Если вспомнить, что боги выбрали для него место на юге Уральского хребта, то получалось, что хранилище величайшей мудрости стояло аккурат в самом сердце континента, в центре Земли. Грустная ирония: все знания человечества собраны в центре Земли… на проклятой Лысой горе, средь безжизненной пустыни, вдали от людей, от деревень и городов, на самом отшибе…
        Наверное, когда-то очень давно, в незапамятные времена, «Голубиную книгу» переносили сюда совсем с другими планами и надеждами. Увы, все знания человечества, собранные в центре мироздания, превратили центр мироздания в позабытую человечеством пустошь.
        Грустно и смешно…
        Олег выглянул из-за камня.
        Рубленый храм с пятью луковками возвышался на вершине в гордом одиночестве. Семеро великанов сидели кружком немного в стороне, пониже, играя во что-то, похожее на «кости»: бросали, стучали, перебрасывали. Солнце медленно ползло по небосводу - а вместе с ним ползла и отброшенная луковками тень. Середину оставалось только ждать, пока она доберется до любого из северных отрогов.
        Великаны зашумели, закачались, стали бить друг друга ладонями по плечам. Один из них шумно выдохнул, выпрямился, подобрал с земли ободранную от ветвей сосну, побрел по плоскогорью, помахивая своим немудреным оружием.
        Ходячий десятиэтажный дом, покрытый густой рыжей шерстью, узколобый, с выпученными глазами, приплюснутым «боксерским» носом и широкой нижней челюстью, словно вбитой глубоко в череп, отчего верхние зубы великана выпирали вперед. Двигался он не спеша - но все равно земля содрогалась от каждого шага, а наст вздыбливался и растрескивался далеко в стороны, словно от взрывной волны.
        Но самое главное - тень от этого невероятного монстра падала на полверсты в сторону, и когда он поравнялся с камнем, Олег тут же перебежал в нее, прокатился вместе с великаном вдоль плоскогорья, и когда тень коснулась храма - перепрыгнул к нему. Могучий страж, завершив обход, вернулся к товарищам, а ведун пробрался вдоль стены ближе к крыльцу, ведущему в святилище, взглянул из-за угла.
        На ступенях собралась компания людей, от которых буквально раскатывались волны силы и тепла. Раньше Олег такого никогда не ощущал - ты смотришь на человека, а в лицо веет, словно ветром, могуществом и силой. Даже Ворон, уж на что сильный колдун - и то такого чувства не вызывал. Рядом с учителем возникало что-то вроде ауры почтения и уважения. Здесь же - прямо хоть локтями на веющую от незнакомцев мощь опирайся.
        Еще один человек, в песцовой шапке и белом меховом плаще на плечах, стоял в десятке шагов от ступеней и легонько взмахивал ладонями, словно играл в бадминтон невидимым воланом. После каждого взмаха от рук его расходилась белесая волна, скатывалась вниз по склону, рассыпалась в извилистую полосу поземки, несущую над снежным настом колючую ледяную крупку.
        - Тут десять верст снега, холода и ветра, - сказал он, взмахнув ладонями еще раз. - Никаких укрытий, никакой еды, никакого топлива для огня. Никому из смертных не одолеть такого пути.
        - Ты клялся, что смертному не выжить в урагане, Стрибог! - заметил с крыльца опоясанный мечом чубатый и круглолицый рыжий паренек в красном кафтане, сбежал со ступеней. На несколько шагов вокруг него мгновенно стаял снег, а лужицы начали стремительно испаряться. - А ведун, оказывается, не просто жив, но и совсем рядом!
        Трава на земле около святилища и вправду не росла. Только серый ломкий мох.
        - Полагаю, ему кто-то помог, - сказал сидевший на крыльце кряжистый и широкоплечий чернобородый воин с голубыми глазами. На голове у воина была каракулевая пилотка, на плечах лежал замшевый налатник, отороченный соболем у ворота и горностаем по подолу. Пояс воин снял и удерживал широкий длинный меч, спрятанный в ножны, между коленями. Ладони лежали на оголовье рукояти - каждая размером с лопату.
        Любой смертный, хоть раз видевший в славянских святилищах низкие, обитые медью идолы громовержца, мгновенно узнал бы в этом густобровом богатыре Перуна, повелителя гроз.
        - Может статься, отец, его оберегает ледяная Мара? - предположила девушка, сидящая за его спиной.
        Золоченые доспехи, кольчужная юбка поверх свободного подола из тонкого и мягкого белого сукна, островерхий шлем с небольшими крылышками, вырезанными из тонкой жести, на штырях для крепления личины. Из-под шлема высыпались на плечи густые русые кудри. Не иначе это была Магура, буйная и воинственная дочь громовержца, известная своей страстью воровать из папиного колчана громовые стрелы. Это именно пущенные ею стрелы были «громом среди ясного неба», а также странными молниями, бьющими то поперек небес, то пульсирующими, а то просто оброненными и бессмысленно катающимися там, куда упадут, пока не сгорят.
        - Нет, не оберегает, - оглянулся паренек. - Мара сказала, смертный ей безразличен. Она больше никогда и близко к нему не подойдет. Разве только поцеловать… - паренек скривился в усмешке. - А поцелуя Мары я не пожелаю даже могучему Велесу.
        - Пусть Мара обошла его, и он не умер, - опустил руки Стрибог. - Но ураган все равно должен был его покалечить, замуровать в снег и лед, похоронить среди снегов. Если он ходит, значит, кто-то его исцелил.
        - Он умелый колдун и ловкий воин, - сказал Перун. - Коли выжил, мог и сам выбраться.
        - Но он все равно смертный! - Стрибог снова взмахнул ладонями, и вниз с воем покатился плотный снежный порыв ветра. - Через ледяную пургу смертному не пройти.
        - И что в этом хорошего? - спросила его Магура. - Нам теперь что, сидеть тут и ждать? А если он до весны до «Голубиной книги» не доберется? Тогда что, до оттепели тут сидеть? Нужно найти его и прихлопнуть! Где смертного видели в последний раз?
        - В деревне стражей святилища, - ответил паренек. - Он призвал отца, дабы утвердить клятву, данную воинами лесным охотникам. Когда смертные произносят имя бога, мы его слышим. Вот и отец услышал и узнал смертного. Он где-то здесь, совсем рядом.
        Сын Хорса! Похоже, паренька звали Ярило. Один из солнечных богов, самый страстный и горячий. Именно он, дорываясь до власти знойными летними днями, выжигал и иссушивал все, до чего дотягивался. По счастью, повелевать солнечным светом Ярилу доводилось не часто. По весне столь важным делом занимался сам Хорс или Даждбог, в начале лета - Коляда и Крышень, очень часто в дела погоды вмешивалась Додола, внемля просьбам пахарей и одаряя их дождями, отрывал свои судебные дни грозный Перун, отнимали праздники Купальница с Семарглом… И так получалось, что само по себе, свободным, солнце оставалось только зимой. Однако зима - это время Карачуна, а под его властью не забалуешь…
        - В деревне? - Стрибог опять опустил руки, осаждая метель и позволяя земле отдохнуть в коротком покое под сверкающим на солнце девственно-чистым покрывалом. - Надобно поискать там!
        Он качнулся вперед и, рассыпаясь в ледяной туман, заскользил вниз по отрогу.
        - Ведун пришел к стражам святилища не просто так, а с лесными охотниками, - задумчиво пригладил упругий чуб Ярило. - Может статься, это они его спасли? Духи этих диких племен нас не слушаются и способны спрятать смертного от наших глаз!
        - Может, он и вовсе еще с ними? - Перун встал, решительно опоясался. - Магура, посторожи книгу! Мы к племени лесному обернемся, посмотрим.
        Ярило и громовержец один за другим исчезли без особых выкрутасов. Девушка недовольно хмыкнула, сжала кулак - и в нем внезапно появилось копье. Воительница грозно осмотрелась, потом постучала концом древка в дверь храма:
        - Волх, открой!
        Почти сразу створки распахнулись, из храма выглянул седовласый и седобородый старик в длинной, до пят, полотняной рубахе, вышитой у ворота, по рукавам и по подолу алыми рунами.
        - Внутри посижу, холодно, - сказала ему девушка. - Снаружи великаны твои последят.
        Олег усмехнулся и вышел из тени.
        Надо же! Богиня - и мерзнет! Наверное, рядом с Ярилом отогрелась, а теперь проняло.
        Плохо было то, что она сторожила книгу. Богиня, даже озябшая, - серьезный противник.
        Однако волков бояться - в лес не ходить.
        После короткого размышления молодой человек вытянул саблю, достал из-за пазухи драгоценный змеиный камень и стал старательно править клинок, восстанавливая его остроту, а заодно - втирая в микротрещины лезвия крупицы колдовского камня.
        - У-у-у!!! - земля затряслась. Это один из великанов, заметив постороннего, со всех ног помчался к храму.
        - Сосну забыл! - спрятав за пазуху змеиный камень, ведун поднялся, сделал два шага навстречу.
        - Ху-у! - великану оружие и не требовалось. Он просто прихлопнул Олега ногой, как таракана.
        Но под опускающейся ступней была тень! И едва она накрыла Середина - тот скользнул по ней в сторону и за спину врага, взметнулся на плечо, на свет, ударил под себя саблей…
        Не тут-то было! Шерсти на себе гигант отрастил с аршин толщиной, не меньше. К тому же она успела сваляться и теперь больше походила на грубый войлок, чем на волосы. Кроме как копьем - не пробьешь. Да и то - если с размаху бить, а не просто тыкать.
        Между тем великан приподнял ногу, посмотрел на землю, потом на подошву.
        - Я здесь!!! - заорал Олег.
        Гигант, гукнув, развернулся, сделал несколько шагов к своим товарищам, остановился в недоумении.
        - Здесь я! - Середин запрыгал на месте.
        Голова, размером со среднюю церковь, чуть повернулась, а затем великан со всего размаха попытался прихлопнуть человечка у себя на плече.
        - Йо! - ведун прыгнул навстречу, вскидывая саблю над головой.
        Ладонь приближалась стремительно, и на миг показалось: все! Сейчас пришлепнет и размажет. Но земное притяжение выручило, и в последний миг ведун успел провалиться ниже, чиркнув клинком по коже у огромного мизинца. Стремительно полетел в бездну, погружаясь в спасительный сумрак, обратился в невесомого невидимку и, держась тени, устремился к остальным великанам, по инерции промчавшись им за спины, и только после этого оглянулся.
        Стоящий возле храма великан недоуменно поднес руку к лицу, наблюдая за тем, как из рыжей она становится серой и неподвижной. И, видимо, тяжелой, поскольку быстро опускалась вниз.
        Выходит, расчет ведуна оказался верным. Даже через крохотную рану частицы змеиного камня попадают в кровь и приводят к превращению.
        Волна окаменения докатилась до плеча и разошлась по телу, захватила голову, спустилась вниз - и на Лысой горе, чуть в стороне от святилища, появилась скульптура из гладкого серого сланца.
        Спохватившись, Олег взметнулся по тени на плечо другого великана, замер на нем, думая, что делать дальше. Он бы предпочел разойтись с миром, но… Но как таракашке договориться с человеком?
        - Ага-а!!! - его заметили, и соседний гигант, не колеблясь ни мгновения, взмахнул сосной, метясь в Олега растопыренными корнями.
        Великан углядел опасность, попытался отпрянуть, и ведун, потеряв опору, полетел вниз перед ярко освещенной грудью исполина! На миг по телу прокатилась горячая волна предсмертного ужаса, но уже в следующую секунду молодой человек, извернувшись, вцепился левой рукой в шерсть на теле великана, в нее же вогнал на всю длину клинок, сполз еще немного, остановился…
        И тут сосна вметелилась великану в ухо! Тот шарахнулся назад, резко повернулся - центробежная сила отшвырнула ведуна в сторону. Середин врезался во что-то мягкое - но понять куда, не успел. Его мигом сплюнули, и Олег, кувыркаясь, отправился в долгий стремительный полет…
        К счастью, склон горы великанов был пологим, а сугробы - толстыми. Врезавшись в наст, ведун вспорол его в длину шагов на пятнадцать - но до камней так и не дорылся, только саблю потерял. Руки-ноги тоже остались на месте, а от ушибов уберег толстый покров брони, налатников и поддоспешников.
        Порывшись в снежной траншее, ведун после недолгих поисков нашел клинок. Упал на колени, достал змеиный камень, тщательно натер режущую кромку - мало ли, прежний слой выгорел или стерся? Спрятал от света в ножны и по-пластунски, чтобы не проваливаться, пополз в сторону тенистой низинки, что начиналась совсем недалеко, за угловатым снежным наносом. А дальше - его бесплотная сущность набрала скорость, скользнула вдоль склона, взметнулась наверх и сразу, не задерживаясь, промчалась по спине великана. Олег воплотился на его плече, опустившись на колено.
        Гиганты пребывали в растерянности. Каменных скульптур стало больше, целых три. Как это получилось - Олег и сам не очень понимал. Возле храма, сжимая копье, стояла Магура, покусывая губы.
        Ведун посмотрел вниз. Там, этажей этак на пять ниже, лежала тень соседнего гиганта. Можно сказать - мягкая подушка, если не отойдет. Усмехнувшись, ведун лег на живот, прополз чуть вперед и вниз, намотал на руку прядь толстых, как альпинистские веревки, волос. Оттолкнулся, скользнул на две сажени ниже, повис на пряди и тихонько позвал:
        - Магура…
        Богиня вскинула голову и в тот же миг, не колеблясь, метнула оружие. Олег разжал руку, начал падать. Миг, другой - великан завыл от боли, схватившись руками за грудь, закачался.
        Олег очутился в тени, растворился в ней и взметнулся на плечо другого гиганта. Первый же, крича от боли и обиды, схватился за сосну, кинулся на маленькую злотворку. При его размерах - даже копье богини не могло причинить великану особого вреда.
        «Отлично, - усмехнулся ведун. - Пока они дерутся, у меня будет несколько минут».
        - Гу! - его заметил сосед оседланного гиганта, быстро вытянул руку, чтобы схватить.
        Олег обнажил саблю, и когда ладонь смыкалась, прежде чем раствориться в тени и выскользнуть, оставил о себе память в виде неощутимого укола.
        Воительница Магура, пока Середин выкручивался, внезапно выросла, сравнявшись ростом с великаном, влепила тому пощечину. Исполин виновато гукнул, понуро опустил голову.
        - Да, об этом я не подумал… - вздохнул ведун. - Боги не люди, могут и рост менять.
        Магура стремительно повернула голову на голос, прищурилась. Олег отпрянул, спеша спрятаться в тень, - и тут великан, что-то ощутив, ударил себя по плечу. По человечку не попал, но воздушная волна от удара отшвырнула ведуна, он полетел и закрутился, падая вниз. Магура вытянула руки, пытаясь схлопнуть его между ладонями, так же поступил и великан. Промахнулись оба - но от накатывающих ударных волн Середин совершенно оглох и перестал что-либо понимать.
        В последний миг перед падением ему повезло - попал в тень. Вот только не до конца - уже внизу он растерялся и вывалился на свет.
        Великаны торжествующе взвыли, стали топтать ногами, норовя раздавить опасного червячка. Олег метался, уворачиваясь и выискивая хоть тонкую полоску тени. Нашел, нырнул, взлетел наверх, тут же спрыгнул и, падая мимо чьей-то огромной ладони, рубанул ее саблей, растворился в тени. Но тень вдруг резко отодвинулась, и Середин оказался на свету, на открытом пространстве. Метнулся в сторону, уворачиваясь от одной ступни, потом от другой, благо снег был уже хорошо утоптан, а когда попытались наступить в третий раз - растворился в тени, скользнул по ней наверх, зарылся в шерсть у шеи монстра со стороны солнца. Великан, естественно, щекотное место прихлопнул - накололся и одновременно дал тень, вместе с которой ведун скатился вниз, опять заметался.
        Не в силах его затоптать, богиня и великаны опустились на колени, попытались накрыть вертлявого противника ладонями… Что оказалось неправильным решением.
        - Ну-ка, не двигаться! - неожиданно рявкнула Магура и выпрямилась.
        Вместе с нею выпрямились и двое великанов, вопросительно посмотрели на нее. И у обоих от рук вверх уже катилась волна окаменения.
        Воительница сглотнула, скосила глаза вниз - и внезапно исчезла, чтобы опять появиться на крыльце, но уже маленькой, самым обычным человеком. Вытянула руку - в ней оказалось копье. Медленно, мелкими шажками, спустилась со ступеней. Резко посмотрела в одну сторону, потом в другую.
        Ее опасения можно было понять. Неподалеку от храма, на сотню саженей ниже верхушки горы, стояли семь гигантских каменных изваяний. И только чудом она не оказалась одним из них.
        - Где ты, смертный? - негромко позвала она. - Покажись! Выходи на честный бой!
        - Честный? - уточнил Олег, выходя из тени.
        - Х-ха! - воительница крутанулась, метнула копье…
        Но ведун успел отпрянуть, и сулица прошла буквально сквозь него, не причинив вреда. Магура подошла ближе, вытянула руку. Копье, вонзившееся глубоко в камень, исчезло, снова возникнув в ее кулаке.
        - Что же ты прячешься, смертный? Неужели ты меня боишься?
        Ее тень падала на наст в полутора саженях от тени храма, и Середин рискнул: вышел на свет и тут же нырнул в темную полоску, идущую от ног девушки. Магура, услышав хруст наста, повернулась, ударила копьем в пустоту, тут же отступила на два шага. Резко повернулась в одну сторону, в другую… Снова чуть-чуть попятилась. Повернулась лицом к свету.
        Олег сдвинулся на шаг влево, воплощаясь из полумрака в реальную плоть, и вытянул саблю вперед, прижав сбоку к горлу Магуры.
        - Ты знаешь, что это за клинок, воительница? - спросил он. - Не шевелись, можешь порезаться. Хватит здешней горе семи каменных истуканов.
        - Чего ты хочешь, смертный? - полушепотом произнесла дочь Перуна.
        - Я хочу поцеловать прекраснейшую из богинь, чудесную Мару, - улыбнулся Олег. - И остаться после этого в живых. Для этого мне нужно заглянуть в «Голубиную книгу» и узнать все о тайнах богини. А вот чего добиваешься ты, Магура?
        - Ты смертный! Твое вожделение оскорбительно для богов! Ты позоришь мою сестру, ты позоришь весь наш род!
        - Это слова прекрасной Мары или твои?
        - Это слова богов! Подобное оскорбление можно смыть только кровью!
        - Значит, очаровательная Мара обиды не ощутила, - с облегчением сказал ведун. - А ты так оскорблена моей любовью к повелительнице смерти, что готова умереть, лишь бы больше ничего о ней не слышать? - Олег подступил чуть ближе. - А ведь ты тоже красива, Магура. Ты тоже можешь зажечь чью-то страсть. Но тебя, увы, можно целовать, не ожидая гибели.
        - Почему «увы»? - повернула к нему лицо воительница.
        - Потому, что я люблю другую…
        - Ты лжешь! Полель говорит, что не награждал вас страстью!
        - Значит, не все в его силах, Магура. Наша любовь выросла из наших встреч и бесед, из красоты прекрасной Мары, из ее улыбок, ее взглядов, ее дыхания… А вовсе не из рук Полеля.
        - Ты опять оскорбляешь богов! - нахмурилась Магура. - Ты отвергаешь нашу власть и нашу волю!
        - А-а, так вот оно что? - ведун приподнял клинок. - Я оказался бунтарем, и вы желаете меня покарать.
        - Отступись - или ты умрешь!
        - Ради одного только взгляда чудесной Мары я готов умереть без колебаний! - твердо сказал Олег. - Хотя, конечно, жаль, что вы выбрали этот путь…
        - Жалкий червь!
        - Способный прямо сейчас обратить тебя в камень, - напомнил Олег.
        - Твое торжество будет недолгим, червяк! Давай, режь! Отец отомстит за меня!
        Воительница вскинула подбородок и зажмурилась.
        - Поклянись, что больше не будешь со мной сражаться, и я тебя отпущу.
        - Ты лжешь, - открыв глаза, покосилась на него богиня.
        - Это вам нужна моя смерть. А мне нужна всего лишь книга. Поклянись, что не станешь мне мешать, и ступай на все четыре стороны. Не хочу отнимать твоего поцелуя у несчастного, что рано или поздно встретит тебя на своем пути.
        Девушка вдохнула, выдохнула и кивнула:
        - Клянусь Перуном, больше я никогда не подниму против тебя своего оружия!
        - Я утверждаю эту клятву! - грозно прорычал громовержец, возникая возле крыльца уже с обнаженным мечом. - Отпусти мою дочь!
        Олег отвел саблю. Магура подняла руку, потерла горло, повела подбородком из стороны в сторону и предупредила:
        - У него змеиный камень, папа. От раны, нанесенной его клинком, все превращаются в сланец, - перуница указала на изваяния великанов.
        - Он всего лишь смертный, - презрительно хмыкнул Перун, приподнял голову, отчего черная борода вытянулась вперед… И ведун нырнул в тень, хорошо помня, что врагов было еще трое.
        Нырнул, скользнул назад, выбрался на свет за спиной воина в белом плаще, положил саблю ему на плечо.
        - Зачем ты ищешь смерти от змеиного камня, Стрибог? - спросил Середин. - Ведь клинки - не твое оружие! Если так желаешь меня истребить, выстуди ветром, закопай снегом, умори морозом на обратном пути. Ты же бог, а не ратник. Зачем унижаться до моего уровня?
        - Не беспокойся, смертный, - насмешливо ответил повелитель ветров. - Я всего лишь хочу посмотреть, со скольки ударов могучий Перун снесет твою голову.
        - Это мудро, - согласился Олег и убрал саблю.
        Отошел в сторону, опустился на корточки, достал змеиный камень и принялся методично натирать им лезвие. Ведун давно потерял счет времени, но помнил предупреждение бога мрака: действие порошка недолговечно. А потому считал, что, чем чаще обновлять зелье, тем лучше.
        - Ты пользуешься ядом, это подло! - выкрикнул бородач.
        - Я сражаюсь против богов, - поднял голову Середин. - Разве не справедливо хоть как-то уравнять наши шансы?
        - Не становись выше ростом, отец, - посоветовала Магура. - Он вертлявый, поймать только труднее выйдет. Великаны потому и сгинули.
        - Обойдусь, - сказал Перун, спускаясь с крыльца.
        Олег ощутил позади волну тепла, тут же отпрянул - раскаленное копье вонзилось в снег и зашипело, - развернулся, вскинул саблю. У Ярилы округлились глаза, и он исчез. Ведун, не дожидаясь продолжения, прыгнул в тень. Скользнул к крыльцу, навстречу Перуну, ступил на свет перед богом, спрятал змеиный камень за пазуху, нырнул обратно в полумрак.
        - Н-на! - Ярило возник чуть ли не на том же месте, где Олег стоял всего миг назад, но и в этот раз укол копья пришелся в пустоту.
        Похоже, сын Хорса даже не подозревал, насколько дышит жаром во все стороны.
        - Я предупреждала! - крикнула Магура, поднимаясь выше на крыльцо.
        - Мы будем сражаться честно или скакать как блохи? - спросил Середин, воплощаясь на самом краю тени, возле обрыва. - Хватит колоть исподтишка! Или я начну драться так же!
        - Да сдохни же, смертный! - Ярило опять метнул копье и в тот же миг переместился ближе.
        Ведун растворился в полумраке, вышел из него возле крыльца, перед бородачом:
        - Ты же бог справедливости, Перун! Я не хочу тебя убивать.
        - По справедливости ты должен умереть!
        Снова ощутив нарастающий жар, ведун резко упал в полуобороте, рубанул снизу вверх, отбивая копье, хлестнул врага обратным движением, отпрянул в тень.
        Ярило оказался ловок и успел исчезнуть еще до того, как сталь рассекла ему шею, но вот копье посерело и рассыпалось длинной полоской из мелких камней.
        - Что ты сделал?! - закричал с крыльца возмущенный Ярило. - Оно же живое!
        - Было, - сказал ведун, выходя из тени.
        - Отец! Сзади!
        Громовержец развернулся, взмахивая тяжелым мечом, - Олег опустил клинок, пропуская шуршащее в воздухе оружие над ним, поднял и исполнил красивый длинный выпад. Однако в тот миг, когда острие уже касалось налатника, тот внезапно переливчато блеснул, обращаясь в стальную чешую пластинчатого колонтаря. Железо звякнуло о железо, и от места попадания в стороны поползла серая патина.
        - Отец! - испуганно вскрикнула Магура.
        Олег повернулся, встретил направленный в живот меч клинком, толкнул его вниз, влево, вверх, выбивая оружие, и продолжил выпад в тело врага.
        И опять Ярило успел исчезнуть. Олег, не останавливаясь, нырнул следом, спасаясь от шуршащего оружия, перекатился в тень, по ней метнулся к стене храма.
        - Будь ты проклят, смертный! - ругнулся бородач, с тела которого крупными кусками опадала каменная броня. - Где ты? Выходи!
        - Здесь я! - ведун вернулся, вырос перед ним. - Будь осторожен, мой бог. Следующий укол может попасть в тело.
        - Ты до него не доживешь! - громовержец сделал выпад.
        Парировать его пудовый клинок своей невесомой сабелькой Олег даже не пытался - отпрянул, выгибаясь, попытался кончиком хлестнуть врага по сжимающим рукоять пальцам. Перун, спасаясь, руку отдернул, и Олег сделал шаг влево и вперед, пронося тело мимо клинка, а саблю бросая вверх. В последний миг Перун успел под нее нырнуть, и шапка на голове громовержца превратилась в шлем. Ведун попробовал рубануть вдогонку - но нарастающий жар вынудил его сгинуть.
        Меч Ярила опять пришелся в пустое место.
        - Вертлявый… - только и выдохнул Перун.
        Середин вернулся на свет, выдернул косарь.
        - Нна-а-а! - Ярило сразу ударил.
        Олег встретил его сразу на два скрещенных клинка, толкнул вправо, делая встречный шаг, рубанул вперед, под ребра. Паренек отпрыгнул, опустил меч. Ведун встретил его косарем, саблю вскинул вверх… Но бог уже исчез, не доводя схватку до неизбежного итога.
        - А так! - Перун, подобравшись ближе, рубанул его поперек тела - ни нагнуться, ни подпрыгнуть, ни отступить.
        Олег кинулся вперед, в изгиб локтя, оставляя вражеское оружие за спиной, с ходу ударил бога лбом в лицо, чтобы слегка оглушить и сбить с толку, и шагнул дальше, разворачиваясь и рубя врага саблей.
        Удар пришелся в пустоту. Бородач исчез, возник в десятке шагов, пощупал ладонью лицо:
        - Ах ты, гаденыш!
        - Прости, о повелитель гроз! Но бить в упор было больше нечем… - ведун повернулся к теплу.
        Ярило возник из пустоты, поколебался - и исчез снова.
        Олег усмехнулся, нырнул в тень, вышел из нее возле крыльца, поставил ногу на нижнюю ступеньку. Оба бога молниеносно возникли наверху, перед дверьми. Но прежней робости перед ними ведун уже не испытывал. У него в руках был отличный клинок, за плечами - хорошая школа и немалый опыт боев. Боги же в своем величии, похоже, куда больше полагались во гневе на силу и сверхспособности, на громы и молнии, нежели на старый добрый меч. И в последний раз сражались, несомненно, много-много лет назад.
        Проведя косарем по сабле, словно проверяя клинки на прочность, ведун сдвинулся влево и стал подниматься по самому краю лестницы, прикрывая спину и левое плечо перилами и выставив вперед толстое лезвие длинного ножа. Клинок сабли оставался отведенным вправо - на случай если кто-то появится снизу, да и для замаха быстрого тоже.
        Перун и Ярило кинулись к нему, столкнулись, разошлись и отступили, поняв, что мешают друг другу. Переглянулись. Олег метнулся вперед, и сговориться они не успели, вскинули мечи. Ведун отмахнул оба клинка влево, сдвигаясь, ударил встречь, заставляя врагов попятиться. Вернулся к перилам, но уже на три ступеньки выше, сделал выпад, метясь громовержцу в грудь. Тот отпрянул, едва не сбив Ярилу с ног, и Середин выиграл еще две ступени.
        - Тяжко вам зимой, ребята, - пробормотал Олег себе под нос. - Молнией не шарахнуть, жаром не обжечь… Придется драться, как простым воинам.
        - Ничего, управимся… - бородач обрушил на него меч.
        Олег принял лезвие на два клинка сразу, откинувшись спиной на перила и отводя мимо. От поручней полетели щепки, а Ярило попытался воспользоваться заминкой и уколоть в живот снизу. Ведуну пришлось пятиться, прятаться за широкий меч Перуна. Громовержец оружие отдернул - Олег уколол Ярилу, но не достал, обратным движением попробовал рубануть громовержца по ногам. Тот отпрыгнул, и ведун поднялся выше.
        Еще одна ступенька в плюс!
        Жаркий, как кузнечный горн, и такой же пламенеющий, Ярило исчез, возник, атаковал снизу, вынуждая Середина обернуться и теперь отмахиваться сразу на две стороны. Это было непросто, а потому ведун сперва ринулся на Перуна, вынудив неожиданным напором отойти на два шага, отпрянул и сверху обрушился на паренька, быстро рубя с разных направлений сразу двумя клинками - не столько надеясь заколоть, сколько вынуждая исчезнуть, пока это не случилось.
        - А ну, прекратить! - грозный приказ ударил не только по ушам, но и расшвырял дерущихся на снег по разные стороны крыльца.
        Олег ругнулся, вскакивая на ноги, выставил саблю, готовый отразить нападение, и краем глаза торопливо высматривая хоть какую-нибудь тень. Как назло, его швырнуло на солнечную сторону - ни единого укрытия.
        - Приветствую тебя, отец… - Перун опустился на колено перед явившимся из ниоткуда стройным богом в полтора человеческих роста. Седобородый, голубоглазый, остролицый-остроносый и тем похожий на ястреба, в собольей длинной шубе изумрудного цвета, с матерчатым кушаком вместо пояса и посохом из темно-вишневого дерева в руке. Рядом с нежданным гостем, чуть позади, стояла с поджатыми губами Магура.
        Ярило спрятал оружие, склонил голову:
        - Приветствую тебя, великий Сварог!
        У Олега екнуло в груди, и ведун тоже опустился на колено:
        - Приветствую тебя, праотец наш Сварог!
        - Где ты взял змеиный камень, смертный?!
        - Пришлось добыть, великий Сварог, - поднял голову ведун. - Иначе я не смог бы добраться до «Голубиной книги».
        - Зачем она тебе?
        - Хотел прикоснуться к мудрости веков, великий Сварог. Разве это знание не принадлежит людям? Разве оно запретно для смертных?
        - Нет, не запретно, - задумчиво покачал головой праотец славянского рода. - Но богов нельзя обращать в камень!
        - Так что же мне делать, если они меня не пропускают?
        - Богов нельзя обращать в камень, смертный! - повысил голос Сварог.
        - Я смертный, и я один, - пожал плечами ведун. - Они боги, и их двое. Как же мне пройти?
        Прародитель людей и богов нахмурился, приблизился. Не подошел - просто оказался рядом, протянул руку:
        - Отдай змеиный камень мне.
        Середин прикусил губу, посмотрел на него, на Перуна с Ярилом, но перечить не посмел. Достал подаренное властелином мрака драгоценное оружие и протянул Сварогу.
        Тот принял мешочек, растер между пальцами, дунул. Порошок взлетел, рассыпался под солнечными лучами искрящимся облаком.
        - Богов нельзя обращать в камень, - назидательно сказал Сварог. - И никого живого тоже. Ты хотел прикоснуться к мудрости «Голубиной книги»? Волх откроет ее для тебя…
        Сварог поднял посох, постучал им в дверь храма… Хотя вроде дотянуться не мог.
        - Но ведь он просто смертный, отец! - вскочил громовержец. - Ты позволишь ему открыть тайну Мары?
        - Ты забыл, как сам когда-то был смертным, Перун? - взглянул на него Сварог. - Сила сама находит достойных… Я запрещаю тебе сражаться с этим смертным! Я забрал у него змеиный камень и не хочу, чтобы он об этом пожалел. Ярило, к тебе это тоже относится!
        - Повинуюсь, отец наш, - дышащий жаром паренек исчез.
        - Перун!
        - Повинуюсь, отец. Сам я никогда более не обнажу против него оружия.
        - Тогда ступай, пируй в своих чертогах. Ныне не твое время. Небесные битвы начнутся еще не скоро…
        - Да, отец… - чернобородый громовержец тоже исчез.
        - А ты, смертный… Ты так хотел узнать тайну рождения и власти богини смерти, что едва не разрушил наш мир, - прародитель рода укоризненно покачал головой. - Это был плохой поступок. Впредь задумывайся над тем, что вытворяешь! Однако раз уж ты добился, чего хотел… Тогда иди и узнай, стоила ли алкомая тобою тайна подобных жертв…
        В святилище «Голубиной книги» отворились двери. Главный хранитель сокровища, всезнающий Волх, мудрец и чародей, терпеливо ждал на пороге настырного гостя.
        - Благодарю тебя, великий Сварог, - поклонился Олег, спрятал саблю и поднялся по ступеням.
        Внутри святилище мудрости сияло светом и дышало теплом. То ли чародейством согрето, то ли внизу, в подклети, стояли печи, отапливающие храм. Возможно, там же находились и жилые помещения, ибо верхняя часть поражала лаконичностью. В углах храма, под четырьмя угловыми луковками, стояли четыре деревянных кресла, вырезанных из цельных деревянных колод. Дальнее правое было украшено поверху изображением уточки, а также разбросанными по спинке звездами, складывающимися в рисунок Большой Медведицы. И уточка, и созвездие ковша издревле были знаками богини Макошь, ее символами. Выходило, что кресло принадлежало жене скотьего бога.
        После этого открытия принадлежность остальных угадывалась без труда: с рогами - трон Велеса, с солнечными лучами и солярным кругом - Сварога, и четвертое кресло, украшенное цветами и стеблями, понятно, принадлежало Ладе, супруге прародителя славян.
        Видимо, здесь, в храме мудрости, возле источника знаний, и собирались верховные боги, принимая самые важные для судьбы мира решения, совещаясь, строя планы или вспоминая минувшие достижения…
        В центре святилища, вокруг огромной, размером с человека, прялки сидели с веретенами семь женщин разного возраста в чистых белых рубахах и, протяжно напевая, пряли нити, свивая волоски из висящей на прялке огромной растрепанной кудели.
        - Они вытягивают нить судьбы? - от сопричастности к чему-то великому и непостижимому у ведуна защипало в груди.
        - Нет, просто прядут со скуки, - пожал плечами Волх. - Гости сюда ныне заглядывают редко. Голубицы же мои прядут, да памятью своей в песнях и прикосновениях меняются, дабы ни у кого ничто не исчезло.
        - Постой, - схватил его за плечо Олег. - Так разве книга - это…
        - Во всем мире столько бересты не наберется, дабы всю мудрость людскую записать, - ответил хранитель святилища. - И токмо память людская бездонна и сохранить способна все, что в нее попадает. Иди к ним, иди к голубицам, спрашивай. Что знать желаешь, то от них получишь, а чего они не знают, то из твоей памяти вытянут.
        - Все, что захотят? - оглянулся на него ведун.
        - Все, чего не знают, - поправил его старик. - И коли есть в душе твоей, в прошлом, черная тайна, каковую ты от мира скрыть желаешь, с собою в могилу унести, лучше остановись. Как только руки голубиц коснутся твоих волос, тайны твои станут общими… Подумай о сем, смертный! Ты еще можешь повернуть обратно, сохранить душу свою нетронутой, а судьбу тайной.
        Середин, колеблясь, прикрыл глаза, прокрутил мысленно свою жизнь, самые памятные из событий, тряхнул головой:
        - Скажу прямо, образцового богатыря без страха и упрека из меня не получилось. И ошибался, и обманывал, бывало, и не все поступки мои благовидными назвать можно. За многие стыдно по сей день, за иные высмеять могут. Но ничего такого, что позором несмываемым покроет, я за собой не знаю.
        - То не мне судить, смертный, - пожал плечами Волх. - Сам сие решай. Все тайное станет явным, все самое сокровенное явится миру. Готов ли ты к этому? Коли не боишься, иди. У прялки вставай, голову к кудели наклони. Там и из твоей судьбы ниточку для ткани мира спрядут, там и ты сам кусочек нужный от общего узора узришь.
        - Нет, нечего мне стыдиться в моей судьбе, Волх, - Олег скинул капюшон и шапку. - Не всегда поступал по уму и совести, но подлостью и трусостью не грешил ни разу. Смотрите!
        Ведун ступил под главную луковицу храма, опустился на колено, чтобы волосами поравняться с куделью плетущих свои нити голубиц, склонил голову, подставляя ее быстрым мягким пальцам. Острые ноготки побежали по коже, проникли внутрь, вспарывая его разум и пробираясь в самую глубину, но вместо боли Середин ощутил слабость, плавно перетекающую в безмятежность, безразличие, невесомость; он воспарил, одновременно падая куда-то вниз, в далекое-далекое прошлое, когда половина земли напоминала пустыню, окружающую святилище, а другая ограждалась огромной ледяной стеной, высотою не в сажени, а в версты, и за стену эту не было пути ни зверю, ни птице, ни смертному человеку.
        И Олег увидел ее - прекрасную Мару, одетую в замшевое платье, расшитое костяными бусами, украшенное янтарным ожерельем, с тисненой кожаной полоской, прикрывающей лоб и охватывающей волосы на затылке, с кисточками беличьих хвостиков на левом плече. Мара держала на коленях девочку, прижимая к себе, а та жалобно хныкала:
        - Мне больно, мама… Очень больно…
        - Сейчас все будет хорошо, милая. - Мара напоила девочку из чаши и крепко прижала к себе. - Сейчас все пройдет. Ничего не будет болеть, ничего не будет мерзнуть. Мы уйдем с тобой за ледяную стену, в светлое хрустальное царство. Там нет голода, нам нет холода. Там ни у кого ничего не болит. И у тебя ничего болеть не станет…
        Малышка всхлипывала все реже и реже и затихла. Мара поднялась, взяла девочку за руку и повела к зеленовато-прозрачному обрыву, с верхнего края которого вниз сдувало снежную пыль. Их путь подернула пелена, разорвавшаяся уже в густом сосновом лесу.
        - Нет-нет, как же так?! - Олег увидел окровавленного растерянного мальчугана с распоротым животом, стоящего на коленях рядом с медвежьей тушей. - Почему? Я не хочу!
        - Не бойся, - присела рядом Мара и протянула ему чашу. - Вот, выпей, и сразу все пройдет. Выпей и пойдем со мной. Я покажу тебе прекрасный мир за ледяной стеной. Там нет боли и холода, там нет голода и страха. Все будет хорошо, малыш. Просто выпей.
        Мара взяла успокоившегося мальчишку за руку и повела за собой к искрящейся изумрудной зеленью стене.
        И снова боль, темная землянка, потная женщина, мечущаяся от жара:
        - Жарко! Откройте полог! Почему мне так жарко?
        И опять Мара присела на край постели, погладила несчастную по волосам:
        - Вот, выпей, тебе станет легче. Выпей, ты исцелишься, и я отведу тебя в прекрасный хрустальный дворец.
        Молодой парень среди снегов с торчащей из лопаток стрелой:
        - Я больше не могу…
        - Не бойся, милый. Вот, выпей целительного снадобья. Твои страдания позади. Теперь все будет хорошо…
        Стая волков, от которых пятятся две девочки, закрываясь деревянной куклой…
        Старик со сломанной спиной, застрявший среди камней…
        Хрипящая женщина с перерезанным горлом…
        Уронивший копье воин, пробитый сразу двумя сулицами…
        Загнанная пламенем пожара на чердак мать с детьми…
        Лучник, падающий от удара татарской сабли…
        - Просто выпей…
        - Я покажу тебе мир без боли и голода…
        - Пойдем со мной…
        - За ледяную стену…
        - За ледяной стеной…
        Ведун падал и падал в бесконечную бездну, через череду замерзших и разорванных, больных и голодающих, стариков и детей, через боль и страх… Пока вдруг не оказался на пороге сверкающего девственной чистотой изумрудно-белого, радужно-переливчатого дворца: с высокими хрустальными шпилями и голубыми луковками, с распахнутыми большими окнами и полупрозрачными стенами, с резными дверьми и круто изогнутыми сводами крыш. На пороге его встречала чудесная Мара, улыбаясь тонкими бесцветными губами. Уже не та усталая женщина в замшевом платье с костяными бусинками, а богиня, каковой он и привык ее видеть: в искрящемся зеленом платье, кокошнике, украшенном жемчугами, и со строгим, словно вытесанным античным ваятелем из мрамора лицом.
        - Ну, вот ты и пришел… Здесь, за ледяной стеной, в мире добра и покоя, тебе будет хорошо… - властительница смерти протянула ему руку, грудь сперло удушье - и Олег стремительно покатился назад, прочь, в бездну, в темноту и ужас, чтобы уже через мгновение перевести дух, сидя на полу храма у ног семи склонившихся над гостем голубиц.
        - С-с… спасибо… - не без труда выдавил из себя Олег.
        Женщины молчаливо отступили, разошлись по местам, снова взялись за веретена и потянулись за куделью. В своем странном занятии повидали они, наверное, и не такое, а потому никакого удивления или беспокойства не выказали.
        Ведун же, с трудом поднявшись на ноги, выбрался за дверь, осторожно закрыл за собой створки и сел на ступени, медленно приходя в себя после пережитого.
        - Ну что, смертный? - подошла к крыльцу Магура в золоченых доспехах. - Тебе открылась тайна богини Мары?
        - Да, открылась, - передернув плечами, выдохнул Олег.
        - И в чем же она, ведун?
        - Прекрасная Мара не приносит смерти, - поднял глаза на богиню Середин. - Мара ее забирает. Впитывает, испивает, принимает в себя, дабы даровать умершим возможность существовать в ином, лучшем мире. В Золотом царстве Мары. Забирает из небытия и отводит куда-то за ледяную стену.
        - Да, я слышала, - кивнула дочь громовержца. - Когда-то очень давно, еще до моего рождения, наш мир был поделен надвое, на мертвое царство льда за великой стеной и царство живых по эту сторону. Именно там, среди мертвых ледяных отрогов, и построила Мара одно из своих царств. За то, сказывают, ее «ледяной» и прозвали.
        - А разве у Мары несколько царств? - насторожился Олег.
        - Может, несколько. А может, и одно, только ворота разные, - пожала плечами Магура, подходя ближе и ставя ногу на нижнюю ступеньку крыльца. - Один вход - для воинов, через Калинов мост над рекой Смородиной, и пройти его сможет только тот, кто еще раз храбро сразится супротив поверженных в этом мире недругов и найдет помощь друзей, за которых здесь вступался и которым здесь помогал. Сторожит сей мост Змей-Горыныч от чужаков со стороны живых, а богатыри русские - от чужаков из мира мертвых. Другой вход - для людей мирных, немощных, малых али просто баб. Сражаться там не надобно, довольно воли богини твоей, чтобы пройти. Тот вход охраняет богатырь Святогор, мощью своей и статью даже сих окаменевших великанов превосходящий.
        - Точно, помню, - прикрыл глаза Олег. - И про мост, и про Святогора. Первый сам видел, про второго Ворон сказывал. Они и вправду в разных местах границу с миром мертвых оберегают. Выходит, у Мары и вправду царствие не одно, а несколько? Святогор где службу несет?
        - Не знаю, - вновь пожала плечами воительница. - После того как Сварог создал новый солнечный мир, ледяная стена растаяла, и богине смерти пришлось свое царство спрятать. Наверное, оно и ныне там покоится, где раньше холодная часть света была, токмо невидимо.
        - Подожди, перуница… Ты мне что, помогаешь? - запоздало удивился ведун. - Советуешь, знанием делишься? С чего вдруг такая милость?
        - Ты так бился… - Магура поднялась на две ступени выше. - Я подумала, что если бы смертный столь яро сражался ради моего поцелуя, я бы обязательно дала ему шанс.
        - Желаю счастливчику удачи, - усмехнулся Середин. - Подозреваю, его ждет незабываемое знакомство с отцом избранницы.
        - А я ему помогу, - наклонившись вперед, шепотом призналась воительница. - Подарок сделаю, чтобы в схватке с богами не погиб.
        - Я полон зависти… Ты его еще не знаешь, а уже заботишься. От опасности оберегаешь.
        - А ты? Ты узнал, как можно уцелеть после поцелуя Мары?
        - Узнал… - вздохнул Олег. - Никак! Она ведь не убивает, она забирает в себя чужую гибель. И за многие века настолько наполнилась, пропиталась смертью, что истребляет все живое даже простым дыханием или долгим взглядом. Жить мне или умереть - от ее желания не зависит. Моя прекрасная Мара суть сама смерть и несет кончину даже тем, кому желает добра.
        - Мне жаль… - воительница прошла по ступени к перилам, оперлась локтями, поежилась. На ее плечах появился подбитый мехами плащ, в который она старательно закуталась. - Отец зол на тебя, ведун. Ищет, кого наслать на тебя, коли уж самому сражаться запретили. Но здесь места пустынные, нежилые. Натравить некого. Лесные дикари его не признают, своим духам молятся. Со стражей святилища Хорс клятву взял.
        - Я понял. Когда доберусь до жилых земель, буду осторожен. - Про плащ, который уберегает его даже от божьих глаз, Олег предпочел умолчать. - Благодарю тебя, Магура. Ты молода и красива. Думаю, если посмеешь показаться смертным, очень скоро найдутся богатыри, каковые ради твоего взгляда жизни не пожалеют.
        - В землях северных, что на берегах Ледовитого океана лежат, люди живут, бьярмами рекомые, - сказала воительница, глядя перед собой. - Жизнь их тяжела, без чародейства в холоде таком не уцелеть, а потому сильны они в колдовстве куда более многих. Нам, богам истинным, они не поклоняются. Поклоняются идолу золотому, стоящему на острове в устье Двины, неподалеку от крепости своей главной. Холмогорами град тот называется. Каждый бьярм, когда сын у него рождается, этому идолу монету золотую приносит и в землю втыкает. Посему остров тот истинно золотым давно стал, а дух идола, молитвами насытившись, самому Сварогу силою не уступает. Хорошо хоть, острова никогда не покидает, а то и до беды недалеко. Но нет лучших кудесников на свете, нежели бьярмы, а дух идола тамошнего их силой напитан и мудростью обучен…
        - Ты хочешь сказать, дух бьярмов может знать способ, как уцелеть в объятиях смерти?!
        - Я так мыслю, ведун, - повернулась к нему воительница, - народ сей не вымер по сей день во льдах своих мертвых токмо потому, что сноровку такую имеет. Спроси их, ведун. Призови их духа и спроси. Он не может не знать.
        - Благодарю тебя за совет, дева Магура, - склонил голову Середин. - Я твой должник.
        - Ты отпустил меня, смертный, - отказалась воительница. - Это за мною долг перед тобой остается. Стрибога можешь более не опасаться. Он, твою саблю на плече ощутив, более играть не желает. Да и Сварога, прародителя нашего, прогневать опасается. Но отец, Ярило или Полель могут отомстить. Удачи тебе, ведун. Прощай!
        Она оттолкнулась от перил и исчезла.
        Олег в задумчивости встал, спустился с крыльца храма, медленно прошелся по утоптанному за время долгой схватки снегу. В мыслях его по-прежнему царил разброд.
        Богиня смерти внезапно оказалась не хозяйкой фатума, а его рабыней, «Голубиная книга» - голубицами, тайна выживания рядом с любимой сместилась на далекие северные берега… Да еще загадочная ледяная стена, за которой выстроила свое царство прекрасная Мара! Владения мертвенного холода, занимавшие когда-то половину мира, но завоеванные могучим Сварогом и освобожденные от вечных льдов.
        Откуда оно взялось, это хрустальное царство смерти, куда сгинуло, вынудив прекрасную повелительницу смерти прятать свои владения с помощью магических чар? И еще интереснее - где именно оно находилось? Ведь узнай Олег, где стояла стена, он сможет найти и вход в царство Мары, за этой стеной спрятанный!
        Причем в голове его что-то крутилось. Какая-то подсказка, что-то совсем простое и общеизвестное. Что-то, на что раньше он просто никогда не обращал внимания.
        - Святогор… - пробормотал Середин, словно пробуя имя на вкус. - Обитатель гор… Гор-то на Руси у нас почитай, что и нет! Каменный пояс, который Урал, и… И все! Кавказ ныне за степями далекими, татарами накрепко отделен. Да и Урал ныне тоже не самое обжитое русскими место. Тогда где? Свято-гор… Раз есть имя, должно быть и место!
        Ведун остановился, задумавшись над загадкой, прикидывая и так, и этак. Но в голову ничего не шло.
        «Спросить бы у кого…» - подумал он, оглянулся на святилище.
        Возвращаться было бессмысленно. «Голубиная книга» делилась тем знанием, которое сама получала от просителей. Мудрецы оставляли тут часть своего знания, смертные - часть своей судьбы, боги - историю этого мира. Когда-то здесь была ледяная стена, ледяной мир, потом они исчезли, повержены Сварогом. Он узнал это от Магуры, он увидел это в видениях книги. Что голубицы знали, то и поведали.
        Стена была.
        Больше нет.
        Все.
        - Надеюсь, из моей памяти они почерпнули информацию более внятную, чем эта каша, - искренне пожелал Середин. - Теорию кузнечного дела, конструкцию мотоцикла, школьный курс, если от него в памяти еще хоть что-нибудь осталось…
        Он осекся, наконец-то поняв, что именно упускает.
        Ледниковый период! Когда-то давно половина русских земель была укрыта ледниками, причем чуть ли не километровой толщины! Вот тебе и стена! Вот тебе и горы! Выстроенные из хрусталя и самоцветов Рипейские горы, обитель Борея, бога северных ветров, источник всех рек древней Скифии… Вот тебе и Святогор, границы этого ледяного мира охраняющий!
        Увы, само название «ледниковый период» - это было все, что Олег об этом помнил.
        - Хорошо бы у кого-нибудь спросить… - он почесал подбородок, снова оглянулся на храм с пятью луковками. Махнул рукой: - Нет, от этих ничего не добьешься. Нужно чего попроще… Например, обычный справочник по геологии. Или… Или Интернет!
        Он хмыкнул, разбежался, прыгнул и, раскинув руки, птицей спикировал в густую вечернюю тень за пологим склоном.
        Колдовские сны
        Вечерняя Венеция! Это было прекрасно. Таня сидела за крохотным столиком на балконе над каналом, грела ладонь над чашечкой кофе и смотрела вниз, на лодки у причала, с ярко-белыми мачтами; на дам, гуляющих в вечерних платьях со стройными молодыми кавалерами, на сбившихся в кучку гондольеров в облегающих синих штанах и коротких жилетках, на ровные чистенькие дома с подсвеченными изнутри чем-то розовым окнами.
        Вся эта красота удваивалась в прозрачных водах канала, и отражение, дрожа, пыталось дотянуться своим краешком до ее ног, обутых в темно-зеленые туфли. Платье на Татьяне тоже было зеленым, на запястье сверкал изумрудный браслет, на пальцах поблескивали изумрудные перстни…
        Послышался грохот - и от дверей кафе к женщине направился странный субъект бомжеватого вида: лохматый и плохо выбритый, в странной свободной накидке, сшитой из кусков оленьего меха, и меховых же сапогах, опоясанный широким ремнем, на котором висела сабля, нож, ложка и небольшой замшевый подсумок. Протискиваясь между столами, странный человек ронял стулья, задевал блюда, опрокидывал чашки и вазочки с цветами, обтирался накидкой об обнаженные спины жалобно вскрикивающих дам. Наконец он оказался рядом, улыбнулся и преподнес девушке букет пышных бордовых роз:
        - Привет, Танечка! Как жизнь?
        - Олег? Ты?! - У Тани медленно отвисла челюсть.
        - Ты кто такой?! Чего тебе здесь надо? Пошел вон! - сразу со всех сторон устремились к ее столику портье, охранники и официанты.
        Олег Середин, усевшись напротив, вытянул из ножен саблю и положил на стол, острием к залу. Портье, охранники и официанты моментально отвернулись. Олег рассмеялся:
        - Какой прекрасный клинок! Даже во сне и то помогает!
        - Откуда ты здесь, Олежка? - развела руками девушка. - И почему в таком виде?
        - Ты же помнишь, Таня, что я колдовством немного балуюсь? - Середин наклонился вперед, забрал у нее цветы, поставил в вазу и сдвинул на край стола. - Вот этим я сейчас и занят. Пробрался к тебе в сон, чтобы угостить чашечкой кофе и поговорить.
        - Мы же в Венеции? - неуверенно сказала девушка.
        - Да, конечно, - согласился Олег. - Какая красота!
        В восхищении он раскинул руки, задев сидящую за соседним столиком женщину. Та вскочила:
        - Что вы себе позволяете, мужлан?!
        - О, простите, сеньорита! - Середин вскочил, низко поклонился, задев краем широкой накидки стоящую на перилах сумочку дамы. Та качнулась, сдвинулась - и булькнулась в канал.
        - О боже! - вскинула руки к лицу женщина.
        - Ой! - Олег дернулся следом, но сумочку не поймал, а лишь смахнул рукавом на пол все, что имелось на столике соседей: шампанское, вазу с фруктами, кофе и бокалы.
        - Я немедленно вызываю полицию! - поднялся одетый во фрак спутник дамы.
        - Да хоть две! - отмахнулся Олег и отвернулся к Тане.
        - Откуда ты здесь, Олежка? Почему в таком виде? - повторила девушка.
        - Просто я немного в отъезде, Таня, - вздохнул молодой человек. - На самом деле я сейчас брожу в диких лесах где-то в окрестностях Перми. И не совсем в этом времени. Где-то примерно тысячу лет назад. Или полторы. Или вообще в другом измерении… Колдовство - это не точная наука, поди разбери. Я, например, до сих пор не врубаюсь, почему прекрасно понимаю всех и везде, от немцев до китайцев. Хотя языки вроде должны быть разные?
        - Ты меня совсем за дуру держишь, Олег? Пермь, лес, другое измерение… Что за бред?
        - Тань, не заморачивайся. Мы же во сне. Тут можно все!
        К столику подошел официант, поклонился, протянул меню.
        - Мне, пожалуйста, бенье и горячий шоколад, - небрежно распорядился Середин.
        - Сию минуту, сеньор!
        - О, ты заметила? - вскинул палец Олег. - Венеция, а все по-русски разговаривают. В точности как в моем мире.
        - Просто здесь всегда много русских туристов.
        - Ладно, тогда считай, что я просто проходил мимо и заметил тебя у столика, - не стал спорить Олег и убрал саблю в ножны. - У меня тут просто вопрос один возник, а спросить не у кого. Ты не поможешь?
        - Какой вопрос?
        - Когда у нас на Русской равнине сошел последний ледник? Не в смысле весны, а в смысле Ледникового периода? Где этот ледник лежал, как отступал, где и когда кончился?
        - Можно подумать, я помню! Валдайское оледенение вроде как десять тысяч лет назад завершилось. А Валдайское оно потому, что край ледника по Валдаю нынешнему проходил. На юг от него была тундра почти до Черного моря, мамонты гуляли и носороги шерстистые. Потом ледник стал уходить, биоценоз меняться… - Таня задумалась, мотнула головой: - Нет, так не помню!
        - Какая ты умница! - восхитился Олег. - С ходу ответила! Валдай - это ведь как раз середина Руси примерно получается?
        - Смотря что считать Русью. Если всю Русскую равнину, то где-то треть, если средневековое государство - то да, середина.
        - Можно я тебя поцелую?! - обрадовался Олег.
        Татьяна окинула его взглядом, критически поджала губы:
        - Ты не обижайся, Олег… Но давай как-нибудь в другой раз?
        - Не обижаюсь, - рассмеялся Середин. - Это ведь всего лишь сон! А где был центр ледника, куда он отступал?
        - Говорю же, не помню!
        - А ты не могла бы посмотреть? Когда проснешься, уточни, когда, откуда и куда, а я в следующий сон снова загляну.
        - В сон? - вскинула брови Таня.
        - Ты не веришь, что это сон?
        - Все настолько реально… - девушка посмотрела по сторонам.
        К столику подошел официант, поставил перед Олегом блюдце с пышкой и кофе:
        - Приятного аппетита!
        - Спасибо. - Молодой человек пригубил шоколад, поднял взгляд на Татьяну: - Это верно, зачастую сны кажутся столь реальными, что, пока не проснешься, не поверишь.
        - Смотри, полиция, - кивнула в сторону двери Таня. - Они все-таки приехали. Как полагаешь, сколько суток сна они присудят тебе за маленький дебош и большую саблю?
        - Твою руку, - поднявшись, Олег протянул ей ладонь.
        - И что будет? - Таня тоже встала, с сомнением посмотрела на его пальцы. К ее удивлению, они были чистыми, и даже со стрижеными ногтями. И потому Татьяна послушалась, доверила свою ладонь молодому человеку. - Что теперь?
        - Посмотри мне в глаза. Внимательно. Глаза в глаза.
        - Ну, смотрю. Голубые. Ресницы все выгорели, и брови.
        - Это, наверное, из-за Хорса, - сказал Середин и отодвинулся, позволяя порыву ветра ударить в лицо девушке.
        Таня испуганно взвизгнула и прижалась к нему, крепко вцепившись обеими руками в накидку на боках Олега. Прямо от зеленых туфель начиналась слегка подернутая облаками пропасть, где-то далеко на дне которой рассыпались квадратики крыш.
        - Где мы?!
        - Техническая площадка обслуживания антенн на Останкинской телебашне.
        - Как мы сюда попали?
        - Во сне любой, кто в нем находится, может управлять событиями. Преимущество всегда у того, чей сон, но если он отвлекся, то у гостя развязаны руки, - улыбнулся Олег. - У тебя тоже очень красивые глаза. И если ты все еще мне не веришь, мы можем спрыгнуть.
        - Не-ет!!! - в ужасе вздрогнула Татьяна. - Забери меня отсюда!
        - Посмотри мне в глаза! Это же просто ветер… Морской ветер. Мы рядом с мачтой, паруса наполнены, под ногами не решетка, а тиковая палуба из мелких бежевых дощечек. Чувствуешь, яхта слегка раскачивается под ногами?
        - А разве это не башня?
        - Это море… И оно совсем рядом, рукой достать можно. Разве ты не чувствуешь брызг?
        Таня осторожно скосила глаза, облегченно выдохнула, шлепнула его обеими руками по груди:
        - Никогда больше так не делай! - Отступила, взялась за леер, глядя на проносящиеся мимо пенные волны. - Как ты это делаешь?
        - Ворон научил… То есть учитель мой, у которого я занимался. Часами заставлял медитировать. Сперва созерцать какой-нибудь предмет, ни на что не отвлекаясь, потом думать над чем-то конкретным, на другие темы не спрыгивая, потом думать над целью… Он называет это «дисциплина мысли». Хочешь мартини?
        - Да! - требовательно кивнула девушка.
        - Стеклянный, чуть желтоватый фужер с широким округлым донышком, высокая тонкая ножка в две ладони высотой, - выставив перед собой ладонь, начал рассказывать Олег. - Выше расширяется бутоном с чуть вогнутыми внутрь краями, а внутри колышется, постреливая пузырьками, чуть сладковатое вино. Ты это видишь?
        Татьяна посмотрела на его ладонь, и там, прямо на ее глазах, возник бокал, в точности совпадающий с описанием.
        - Здорово!
        - Это ты сделала. Во сне желаемое достаточно просто ярко себе представить. Я рассказал, ты представила… Пей!
        Таня хмыкнула, осторожно взяла фужер, сделала пару глотков:
        - На вкус на газированный чай похоже.
        - Прости, никогда не пил мартини. Думал, ты знаешь, какой вкус ощутить.
        - Я тоже никогда не пила. - Таня взяла молодого человека за руку, заплетя свои пальцы между его, сделала еще глоток: - Если не пил, почему предлагаешь?
        - Звучит красиво, - пожал он плечами. - «Марти-ини».
        - И верно, красиво. Под таким названием даже газированный чай неплохо пьется.
        На носу яхты прозвучал гонг, потом еще один.
        - Склянки? - удивился Олег. - Странно, я о них не думал. А ты?
        - Кажется, это будильник… - неуверенно произнесла Татьяна.
        - Ледник! - моментально вскинулся Олег. - Узнай про ледник! Границы, центр, как и куда…
        Молодой человек в оленьей накидке, яхта, море, фужер, зеленое платье - все рассеялось, и остались только комковатая подушка, тонкое одеяло из верблюжьей шерсти и край раскладного дивана, подпирающий девушке ребра. Таня открыла глаза, подняла перед собой руку, все еще помнящую прикосновение мужских пальцев… Но никаких перстней и морских брызг на ней, конечно же, не имелось.
        - Приснится же такое… - вздохнула она и решительно поднялась.
        Поспать Татьяна любила, а потому будильник ставила впритык, чтобы только-только собраться и доехать. Сорока минут обычно хватало, чтобы вскочить, одеться, наскоро накраситься, выпить стакан кефира - и пулей выскочить за дверь, чтобы ровно через семнадцать минут уже открывать дверь лаборатории зоопарка.
        Дальше можно было уже, не торопясь, надеть рабочий халат, еще раз привести себя в порядок перед зеркалом, выпить чашечку кофе, после чего приступать к нудным однообразным занятиям: бакпосев, витамины в пищу, обход клеток и вольеров с осмотром подозрительных животных, и потом, если никто не заболел, небольшая передышка за чашкой кофе в ожидании обеденного перерыва.
        В этот раз, на удивление, никто из животных не захворал. Посему ветврач городского зоопарка Татьяна Зорина смогла в полном спокойствии и одиночестве насыпать себе растворимого кофе, залить его кипятком и безмятежно развалиться в кресле, вяло помешивая быстро темнеющую жидкость в кружке.
        «Сахар, что ли, положить? - заколебалась она, и в памяти всплыл бокал „Мартини” со вкусом холодного сладкого чая. Мысли перескочили на Олега и его „колдовство”. - Приснится же такое…»
        Между тем память беспокойной белкой прыгала с одного воспоминания на другое, поскольку многие из предметов лаборатории напоминали об Олеге довольно ярко. Запыленная ваза, в которую она обычно ставила его букеты, теперь стояла наверху, над полками. Ящик со сброшенными кожами, рогами, когтями, перьями и прочим мусором, который Олег выпрашивал для своих ритуалов, за ненадобностью опустел, на холодильнике осталась бумажка - на ней некогда лежал столь неосторожно скраденный Олей амулет… Оля тоже пропала, хотя раньше заглянуть на кофе никогда не забывала.
        Всплыл в памяти и скандал, связанный с Олей, амулетом и сумасбродной миллионершей, что охотилась то ли на Олега, то ли на его талисманы.
        Таня подумала и, раз уж образовалось свободное время, потянулась к телефону, нашла среди контактов Олю, нажала вызов.
        - О, Танечка, сколько лет, сколько зим! - моментально ответила уборщица обезьянника. - Где сидишь, чего делаешь?
        - Сижу у себя в лаборатории, пью кофе, - попыталась поддержать веселый тон подруги Татьяна. - Подумала, давненько мы вместе не сидели. Хочешь, забегай!
        - Я? - Оля на том конце трубки весело засмеялась и вдруг спросила: - Подожди, а у тебя скайп на компе рабочем есть?
        - Есть…
        - Ну, так чего мы мучаемся? Я тебе сейчас свой логин скину - и подключимся. Хоть посмотреть друг на друга получится, а то и правда давно не встречались!
        - Хорошо, включаю… - Таня, отставив горячую чашку, потянулась к компьютеру.
        Через минуту она увидела свою подругу на фоне огромного окна, с аккуратной стрижкой, при хорошем макияже, одетой в хрустяще-белую блузку, поверх которой красовался на золотой цепочке хорошо знакомый Татьяне амулет в виде змейки с алыми глазками.
        Подаренный ей Олегом заговоренный кулон!
        - Хорошо выглядишь, Танечка, - широко ухмыльнулась девочка. - Похоже, сегодня без запарки?
        - У меня все как всегда… А вот ты, смотрю, явно не на работе.
        - Ты не поверишь, но я на работе, - Олина улыбка растянулась еще шире. - Просто получила повышение. У меня теперь должность «консультанта по приматам» в одной инженерной фирме. Свой кабинет, визажист, массажист, оклад, косметолог и все такое… Ну, и живу на всем готовом.
        - Здорово… - неуверенно пробормотала Таня. - Когда ты только успела?
        - Ну… - улыбка девочки стала виноватой. - На самом деле это все твой амулет. То есть амулет твоего мага-поклонника. - Она приподняла кулон, взяв двумя пальцами, посмотрела на просвет. - Он ведь защитный, и когда мне грозит опасность, то спасает. Или панику на меня наводит, и я что-то делаю, чтобы спастись, или просто дерется, будто ниндзя. В общем, несколько раз спасал. А еще эта дура на джипе, помнишь? Она твоего парня все пыталась из другого мира вытащить. Ну вот, она меня к одному колдуну с этим амулетом привезла. А тот предложил исполнить три желания. Я и загадала: денег, здоровья, любви. Меня после этого сразу в телохранители взяли вот с такой зарплатой, - девочка показала пальцами высоту «зарплаты» примерно в десять сантиметров. - Ну, и папик, которого охраняю, тоже вроде неровно ко мне дышит. У него, правда, дочь моего возраста. Но он на самом деле мужик хороший. Нежадный, веселый и умный… как Эйнштейн. Причем нормальный совершенно, рыбалку любит, походы…
        - То есть и ты к нему «неровно дышишь»? - сделала вывод Таня.
        - Слушай, я не знаю! - наклонившись вперед, перешла на шепот Оля. - Мне иногда кажется, что да, люблю, что без ума. Особенно когда он передо мной дверцу кроссовера распахивает и руку подает. Меня тогда всю словно мурашками пробирает и в воздух подбрасывает. Королевой себя настоящей чувствую, а не уборщицей за обезьянами. Золушкой из сказки, понимаешь? А потом я думаю: а вдруг это не любовь? Вдруг это просто заклинание действует? Колдун ведь предупреждал: ничего настоящего дать не может. Только суррогаты…
        - Окстись, Оленька, - покачала головой Таня. - Ты просто оглянись: мы с тобой сидим за компьютерами, разговариваем по скайпу, ездим на машинах, пьем растворимый кофе из пластиковых чашек с рекламой «Аэрофлота». Какие колдуны, какие чужие миры, какие заклинания?! Очнись, Оля, двадцать первый век на дворе! Разве можно верить в подобную чушь? Просто случайное совпадение. Бывает.
        - Ну да! Бывает! Я три раза подряд избила по несколько взрослых мужиков. Какая забавная случайность! - Оля рассмеялась и сжала кулон в кулаке. - Папик, можно сказать, не меня, он амулет в телохранители нанял. А я к нему - в качестве приятного бонуса.
        - Ты с ним спишь?
        - Еще чего! - презрительно хмыкнула Оля. - Достаточно того, что он наслаждается моим обществом.
        - Только что говорила, что любишь.
        - Ну, не знаю, - пожала Оля плечами. - А вдруг разочаруюсь? Да и он особо не настаивает. У него, когда контракты к подписанию готовятся, глаза горят, ушки домиком, смотрит в пустоту, говорит только цифрами… - Губы девочки опять растянулись в улыбке. - Он сейчас как раз такой и есть. Забавный.
        - Пока не проверишь, не узнаешь.
        - Уж кто бы говорил! А ты своего Олега как, проверила? Сколько лет он вокруг тебя вьется? Смотри, уведет эта шмара лопоухая, будешь знать! Твой парень от нее аж в другой мир спрятался, но ее и этим не пронять. Нашла ведьму деревенскую, которая меж мирами видеть все умеет, притащила к себе. Сейчас лечит, потом опять Олега доставать будут.
        - От чего лечит, от шизофрении?
        - От перелома. В прошлый раз мы твоего парня из прошлого уже почти что вытащили, но в последний момент я старухе челюсть сломала.
        - Ты?!
        - Ну, не совсем я. Он, - девочка показала амулет.
        - Слушай, Оля… Ты ведь уже взрослая. Как можно в твоем возрасте верить в подобные сказки?
        - Смотри сама, подруга, - пожала плечами девчушка. - Насколько я помню, гипс старухе должны были уже снять. Так что охота на твоего парня снова открыта. Не найдешь сама - найдут другие.
        - Да не мой он, Оля, не мой! Просто приятель моего младшего брата. Дальний знакомый.
        - Дело твое, - девчонка снова пожала плечами. - Раз не твой, значит, Роксалане повезло.

* * *
        Роксалана была само воплощение заботы и безмерного терпения. Она сидела за столом рядом со старухой - отмытой, причесанной и переодетой в темно-синий деловой костюм: дорогой, красивый, совершенно новый, не ношенный, но вышедший из моды. Ведьма теперь походила на ухоженную немецкую туристку, которая донашивала в поездках по миру остатки гардероба, сохранившегося в память о былом величии, и по привычке слегка капризничала, - но из природной осторожности не перегибая палку.
        - Сочку мне налей, доченька, - попросила старуха, указывая трясущимся пальцем на стакан. - Хороший у тебя сок, сладенький и на вкус пушистенький.
        - С мякотью, Ираида Соломоновна, - миллионерша взяла графин. Она была одета всего лишь в джинсовый костюм, а потому казалась простой служанкой. - Персиковый. Очень советую. Как в деревню свою заброшенную, без магазинов и электричества, вернетесь, всегда его к завтраку заказывайте. Я вам сайт запишу, на него обращайтесь.
        - Да что же ты еще от меня желаешь, доченька? - правильно поняла ее намек старуха. - Упырей я твоих извела, от сглаза, навета, порчи защиту на дом и родителя твого поставила, обереги защитные у порогов и в опочивальне твоей замуровала. Отчего гневаешься, милая? Коли меня при себе оставишь, так все по гроб жизни в целости сохраню, ни един чародей вреда причинить не сможет. Кушаю я мало, спаленка у меня крохотная. В тягость не стану…
        Деревенской знахарке, которую полное лето и изрядную часть осени со всем тщанием выхаживали в особняке нефтяного магната, комфортная жизнь пришлась по вкусу, и возвращаться отсюда в свою полугнилую лачугу ведьма явно не рвалась.
        - Олег, Ираида Соломоновна, - нежно улыбнулась Роксалана, поправляя свои густые и черные, как смоль, длинные волосы. - С упырями и сглазами я и сама управляться научилась. Ради подобной фигни не вижу смысла тратиться. Мне нужен мой чародей! Найдите мне его, колдунья. Иначе зачем вы мне нужны?
        - А коли найду, тогда зачем нужна буду, кисонька? - так же ласково спросила старая ведьма.
        Миллионерша зло оскалилась, но ничего не сказала. Долгие поиски настоящих колдунов, на которые девушка убила несколько месяцев, показали, что реальных магов в мире раз-два и обчелся. Причем половина из них ведуна знала и ссориться с ним не хотела. А иные и заступиться были готовы. Посему старуха, что старательно кушала рыбную котлетку с тарелки из тончайшего китайского фарфора, оставалась для Роксаланы чуть ли не единственной ниточкой к беглому избраннику.
        - Договор заключим, Ираида Соломоновна, - наконец предложила девушка. - О пожизненном содержании. Будете жить здесь на всем готовом до последнего дня.
        - И ты проводишь меня в последний путь, - глядя в тарелку, тихо добавила ведьма. - В смертный час рядом сидеть станешь и за руку держать.
        - Хорошо, - у Роксаланы невольно дернулся вверх край губы. Она понимала, на что именно намекает старуха. Но ее подобная плата не пугала.
        - И котлетки у тебя, деточка, тоже страсть какие вкусные, - отодвинула тарелку знахарка. - В бумажку свою впиши: каждый день такими лакомиться желаю.
        - Сперва, Ираида Соломоновна, докажите, что свою часть сделки исполнить сможете!
        - То несложно, чадо мое любезное. Зови чернавку, что оберег носит. Усыпим ее от греха да враз до суженого твого дотянемся.
        - Нет больше у меня девицы с амулетом, Ираида Соломоновна, - нахмурившись, призналась миллионерша. - Сбежала. Крышу надежную нашла, не сковырнешь.
        - Эва оно как! - ведьма задумчиво насупилась. - Бяда-а…
        - Но ведь вы чего-нибудь придумаете, Ираида Соломоновна?
        - Экая ты… - ведьма глубоко задумалась.
        Роксалана вытерпела минуты три и спросила:
        - Ну как, получится?
        - Сказываешь, суженый твой? - подняла на нее блеклый взгляд знахарка.
        - Да! Не один год вместе душа в душу прожили!
        - Коли в мир выпущу, найдешь?
        - Это как?
        - Это когда мир весь бескрайний в себя впускаешь, прошлое его и будущее, небеса и землю, жизнь и нежить… Али душу свою на него растягиваешь. Сие кто как понимает, однако же чародейство единое.
        - Да!
        - Ты, чадо, поперва задумайся, надобно тебе сие али обойтись можно. Ибо мир бескрайний, в себя принятый, изнутри разорвать способен. Равно как и душа, растянутая в клочья, разорваться. Не всякий муку такую выдержит, не всякому силы выстоять достанет…
        - То моя забота, Ираида Соломоновна, не парьтесь, - посоветовала Роксалана. - Что нужно для обряда?
        - Воздух небесный, да мать-сыра-земля, Триглавой издавна рекомая.
        - А попроще?
        - На землю тебе лечь надобно, деточка, да воздухом чистым дышать.
        - Вообще-то, не май месяц на улице, - покосилась на окно миллионерша.
        - Нечто подпола в доме твоем богатом нет, дитятко? Земля русская - она везде земля, хоть в поле, хоть в колодце, хоть под половицами домовыми. Для воздуха же окна распахнутого хватит.
        - Подвал? - Роксалана дробно постучала пальцами по столешнице. - Никогда туда не лазила. Пойду, посмотрю. А вы пока все нужное приготовьте, Ираида Соломоновна.
        - А как же договорчик подписать, милая?
        - У договора такой формы обратной дороги не имеется, - сказала Роксалана. - Так что я сперва хочу убедиться, что чары ваши действуют. А то в последнее время колдунов многих повстречать довелось. Чудо обещали все. Исполнить не смог никто.
        - Тогда и ты мне обещание дай, что проводником моим посмертным станешь.
        - Обещаю, - кивнула девушка. - Что-то еще?
        - Не здесь, - покачала головой ведьма. - На земле сырой землею поклянешься. Согласна?
        - Не вопрос! - хмыкнула Роксалана и поднялась: - Готовьтесь!
        Небольшой, сухой и относительно теплый подвальчик с земляным полом нашелся быстро - под кухней, в секции водовода, в которой из земли выходили трубы, а вниз нырял стояк канализации, были смонтированы распределительные краны и счетчик. Окно здесь тоже имелось - весной его полагалось отпирать для вентиляции. Правда, Роксалана не знала, выполняет кто-нибудь это правило или нет. Впрочем, ее это все равно не касалось.
        С разрешения ведьмы на песок, которым был присыпан пол подвала, миллионерша постелила широкий коврик из своей спальни и поставила два масляных обогревателя, приготовила подушку и одеяло - во время обряда единения со вселенной чародеи часто впадали в озноб или жар, и их приходилось отогревать или остужать.
        - Ложись, - кивнула на коврик ведьма, спустившись вниз. Она несла большой деревянный ковш с рукоятью в виде утиной головы на длинной изогнутой шее. - Раскинь руки и раздвинь ноги.
        - Зачем?
        - Ну, штаны снимать я же не требую, - хмыкнула старуха. - Хотя не мешало бы… Давить будут… Но тело твое.
        Миллионерша поколебалась, решительно стянула джинсы, сняла и отбросила куртку:
        - Так?
        - Так, чадо, - кивнула ведьма. - Ложись…
        Она расставила свечи: по две черные по сторонам от ног, по две красные по сторонам от рук, одну белую над головой, зажгла, тихонько забормотала:
        - Ты иди, Колядо светлый, по кругу небесному, но кругу земному, по кругу времен, по кругу жизней, по кругу смертей и рождений. Ты неси, Колядо вечный, свет свой из ночи черной к рассвету красному, ко дню белому, ты неси, Колядо мудрый, взор свой изо дня да в ночь, из жизни в смерть, из будущего в прошлое. Ты смотри, Колядо, на мир живой и мертвый взором всевидящим, и нам через взор твой на него глянуть дозволь. Ты иди, Колядо светлый, по кругу вечному…
        Ведьма присела возле Роксаланы, принялась нежно оглаживать ее голову ото лба к вискам и тихо нашептывать:
        - Как свечи затрещат, деточка, то значить будет, что услышал нас Колядо солнечный и в свое колесо коловоротное вовлекает. Ты при том дышать начинай глубоко. Как можно глубже, и не останавливайся, пока я тебе того не позволю… Чем больше воздуха в себя впустишь, тем быстрее своды небесные в тебя опустятся. Чем шире руки-ноги раздвинешь, тем быстрее владения Триглавы принять сможешь. Как готова будешь, почувствуешь… Тогда суженого своего и ищи! Ищи, выглядывай… Найдешь - метку поставь, по каковой отыскать его сможешь. Как он здесь оберег на девице оставил, дабы было за что зацепиться и обратно в мир сей выбраться, так и ты его пометь. Поняла?
        - Как? - не поняла девушка.
        - Как хочешь. Как сможешь. Как дотянешься… - напевно ответила ведьма и продолжила свою ворожбу: - Ты иди, Колядо светлый, по кругу небесному, но кругу земному, по кругу времен… Не забывай, зачем идешь. Смысл потеряешь, и сама потеряешься. Сгинешь, заблудишься, не вернешься… Ты смотри, Колядо, на мир живой и мертвый… Не бойся, дитятко, я тебе помогу. Коли клятву дашь, помогу…
        - Какую клятву? - насторожилась миллионерша.
        - Что в путь последний проводишь… Ты неси, Колядо вечный, свет свой из ночи черной к рассвету красному, ко дню белому… Подними левую руку…
        Роксалана послушалась, и ведьма жадно уцепилась согнутым мизинцем за ее мизинец:
        - Клянешься ли ты Триглавой земной, Даждбогом небесным, Волхом премудрым, что отпустишь меня в путь смертный, грехи земные приняв? Клянешься?
        - Клянусь… - промолвила девушка, и знахарка тут же рванула палец к себе, разрывая сцепку.
        Роксалана ощутила короткий стремительный укол, идущий от руки к голове, животу, к сердцу, но боль сразу же отпустила, а ведьма наклонилась, шепнула:
        - Слышишь, свечи трещат? То великий Колядо на мольбы наши отозвался. Вот, пей… Отвар чувства все твои обострит…
        Старуха приподняла ее голову, поднесла к губам ковш:
        - Белены листок, дабы глаза открылись, мята с бадьяном, дабы душа проснулась, морозника черного, дабы духов услышать, вербены с барвинком, дабы голос громче зазвучал… Теперь закрой глаза и дыши, дыши глубоко, как можешь. Воздух в себя впускай, небесам открывайся, к могуществу Коляды вековечного тянись. Его глаза тебе надобны, ими смотреть придется. Он все дела на этом свете вершит, кружит, он дни и ночи ведает, он прошлое и будущее знает… Дыши, дыши…
        И девушка дышала - глубоко, полной грудью, увлеченно, до самозабвения. Очень скоро у нее закружилась голова, но она не останавливалась, стремясь принять в себя как можно больше небесной плоти. Голова кружилась сильнее, внутри сверкали радужные искорки.
        - Когда дышишь, небесам открываешься, - шепнула в самое ухо ведьма. - Ноги с руками раскинешь, землю в себя примешь…
        Роксалана рывком раздвинула руки и ноги еще шире, насколько смогла, и - провалилась вниз, в бездну. На миг испугалась - но сразу поняла, что парит… Нет - плавает в странном мире без верха и низа, без небес и земли, подсвеченном множеством огней, синих, белых и зеленых, не ослепляющих, а манящих, каждый к себе. Не очень понимая, что все это значит, она нырнула к одному из огоньков - и тот раскрылся ярким многоцветными миром, полным рек и полей, лесов и озер. Тут были сады, рощи, луга, полные цветов - и она завернулась в это разноцветье, словно в одеяло, закачалась в нем, засмеялась, чувствуя себя свободной и бесконечно счастливой.
        - Встану раннею зарею, открою очи ясные, - зашептала над ее головой старуха, - умою их росою медовою, обсушу их зноем полуденным, на четыре стороны поклонюсь, берегиням-матушкам помолюсь. Ой вы, берегини-матушки, откройте очи мои ясные, откройте мои синие! Да не те, что поутру умываю, что в полдень осушаю, а те очи, коими во сне милого свого вижу, коими в грезах его касаюсь. Притяните к очам моим милого, дотяните до него мои руки, донесите до него мой голос. Пусть увидит меня, ровно рядом стою, и я его увижу!
        - Милый? - проснулось любопытство в заигравшейся душе. - Кто милый?
        - Олег… Чародей ловкий, избранником твоим нареченный… - подсказала знахарка.
        - Олег? - Роксалана воспарила из цветочного рая, снова оказавшись в мягком безличном небытии. - Олег… Каков он, этот Олег?
        Память услужливо подсказала образ, и взгляд Коляды повернулся в нужном направлении. Девушка устремилась в еще одно из светлых пятен. Белое, снежное, бескрайнее… Окунулась в этот трескуче-безмолвный мир, закрутилась вокруг серого дымка, нырнула, оказавшись в каком-то тесном замызганном чуме, возле жаркого костра.
        Но она была здесь не одна. На куче поленьев сидела девочка в похожей на колокольчик меховой одежде и деловито выговаривала охотнику в просторной оленьей накидке:
        - Взрослые охотники говорят, что я должна стать твоей женой, злобный Самсайока! Я разжигала тебе очаг, я готовила тебе угощение, я сберегала твои вещи. Это означает, что ты меня выбрал, я твоя жена. Если я стану твоей женой, ты всегда станешь защищать наш род, пригонять зверей в наши ловушки, наполнять рыбой наши сети и не подпускать к нашим детям черных мертвых духов, высасывающих жизни! Вот, возьми оберег. Я вырезала его специально для тебя, чтобы он заботился о тебе, когда меня не будет рядом. Это был волчий череп, в нем очень много звериной силы!
        Маленький амулетик из чуть желтоватой кости изображал человечка в два ногтя ростом, с расставленными ногами, развевающимся плащом и двумя мечами на поясе, большим и маленьким.
        - Альва, милая, - сказал мужчина, и Роксалана с изумлением узнала в нем Олега. - Ты совсем забыла, что я дух нижнего мира, мерзкий, темный и подлый. Разве у темного и подлого существа могут быть жена и дети? Если ты станешь моей женой, я больше не смогу оставаться злобным Самсайокой, сражаться со светлыми воинами и отгонять от вашего стойбища других духов. Поэтому не нужно дарить мне этот оберег. Не спеши, Альва. Пройдет лет десять, ты вырастешь большой и красивой, и всякий молодой охотник вашего рода станет умолять тебя стать его женой. Ты выберешь самого храброго и сильного, самого красивого. Того, кто будет любить тебя сильнее всех, не побоится сразиться за тебя с любым духом или воином. Ты выйдешь за него замуж и родишь много красивых и сильных детей. А какие могут быть дети от духа нижнего мира? Нет, страшно даже подумать! - ведун мотнул головой. - Поэтому завтра я уйду и навеки исчезну из твоей жизни. Ты не должна становиться женою духа. Ты должна быть женой человека!
        - Охотники говорят, раз ты меня выбрал, то я должна стать твоей женой, - упрямо повторила девочка. - Иначе ты обидишься и станешь вредить нашему роду и перестанешь отпугивать светлых воинов!
        - Скажи охотникам, я выбрал тебя другом, а не женой! Если я соглашусь взять тебя в жены, то быстро подобрею и не смогу сражаться с врагами вашего рода. Чтобы оставаться плохим, я должен сидеть в нижнем мире, в темноте и сырости, и копить злость.
        - А хочешь, я стану тебе плохой женой? - Девочка поднялась и обняла Олега за шею. - Тогда ты всегда будешь злым и сможешь за нас сражаться!
        - Нет, - невольно рассмеялся ведун, тоже обнимая девочку. - Лучше я навсегда запомню тебя хорошей, чем всегда буду видеть плохой. Это будет самое чудесное воспоминание в моей темной мерзкой жизни.
        - Вот, возьми, - девочка повесила костяной амулет на шею Олегу. - Когда тебе не нужно будет быть злым, ты посмотришь на него и тебе станет чудесно. Тебе захочется увидеть меня снова, и ты придешь в гости еще раз!
        - Спасибо, Альва. Я сохраню его навсегда, - пообещал ведун. - Но больше я не вернусь, прости. Я и так провел в верхнем мире слишком много времени. Завтра я уйду навсегда. Такова судьба духов. Приходить незваными и уходить, когда их не хотят отпускать.
        - Я буду приносить тебе жертвы, злобный Самсайока! Каждый день, самые вкусные кусочки мяса и рыбы, самые сочные ягоды!
        - Каждый месяц не надо, - забеспокоился ведун. - Я растолстею! Приноси только по полнолуниям, когда небо совершенно чистое, без облаков. Если я проголодаюсь, то разгоню любые тучи!
        - Ты же дух, Самсайока! Ты не можешь растолстеть! - отодвинувшись, засмеялась девочка.
        - Лучше не рисковать, - покачал головой Олег.
        Роксалана спустилась ниже, вгляделась в амулет. В нем было что-то… Что-то необычное. Она не только видела, она его еще и чувствовала!
        «Метка!» - с полной ясностью поняла девушка, и в тот же миг внутри нее словно напряглась струна, задрожала от натуги и потянула наружу, прочь, в никуда…
        Она резко выдохнула, села и закашлялась. Отбросила одеяло. Ведьма поднесла к ее губам ковш, подождала, пока Роксалана утолит жажду, и закинула ее руку себе на плечо:
        - Идем. Я тебе помогу.
        С помощью старухи миллионерша на дрожащих ногах добралась до спальни, упала в постель.
        - Господи, что со мной?
        - Ты чуть не заблудилось, чадо разноглазое. Три часа в нетях пребывала. Взять в себя мир огромный есть ноша тяжкая, мне ведомо. Отдыхай.

* * *
        Зебры толкались и тявкали, толкались и тявкали, словно простуженные гиены. Вдобавок почти все лампы перегорели, а потому под низким потолком стойла было темно и муторно, и очень тесно. И кому пришло в голову загонять столько животных в такую тесную загородку?
        В потолке открылся люк, опустилась голова, стрельнула глазами по сторонам, свесилась ниже:
        - Руку давай!
        Таня послушалась. Олег ухватил ее за запястье, легко поднял вверх, на залитый солнцем горный ледник, огражденный со всех сторон грубо вырубленными из камней отрогами.
        - Что тебе за каша такая снится, Таня? - укоризненно покачал он головой и принялся старательно отряхиваться. - Нешто тебе на работе весь этот скот не надоел?
        В этот раз он был не в оленьей накидке, а в сверкающей полированными кольцами броне. Выглядел молодой человек, конечно, странно… Но весьма импозантно. Этакий богатырь в дозоре, косая сажень в плечах, меч на поясе, походная щетина на лице.
        - Когда ты только успел так вымахать? - спросила Таня.
        - Пил, ел, спал, - пожал плечами Олег. - Но больше бегал и прыгал. Чаще всего с копьем или дрекольем. Ты узнала про ледники?
        - Нет.
        - Почему?
        - Зачем? Ты ведь всего лишь сон!
        - Я же просил, Таня… - Олег стал серьезным.
        - Мой сон просил меня во сне! - рассмеялась она. - Это же видения, тут все ненастоящее.
        Олег, нахмурившись, прикусил губу. Потом сказал:
        - Сны бывают разные…
        Гора вздрогнула, грохнула жарким взрывом, ввысь взметнулись огромные раскаленные камни, из открывшегося жерла потекла быстрая бордово-красная лава, накатываясь на ледник. Вверх ударили столбы пара, лед под ногами оплавился и потек. Таня, теряя равновесие, вцепилась в руку Олега, в ужасе смотря, как лава накатывает с двух сторон, вздымается горбом всего в нескольких шагах. Скала закачалась, поползла, заставив девушку снова закричать от ужаса и еще крепче сжать рукав кольчуги. В окружении булькающей, шипящей, обжигающей лавы они помчались по огненной реке на маленьком раскачивающемся островке и на всем ходу врезались в океанские волны. Снова заревел пар, вздымаясь над кипящей водой, остров пробил плотную белую пелену и медленно поплыл дальше, покачиваясь на волнах.
        Таня, закрывшая от страха глаза, открыла их и перевела дух.
        - Извини меня, конечно, но… Но мне очень нужно узнать все про этот ледник. Валдайский. Ты ведь не хочешь, чтобы твои сны превратились в кошмары?
        - Мы что, плывем по морю на гранитной скале? - непонимающе спросила девушка.
        Остров мгновенно ухнулся вниз, в глубину, волны сомкнулись над головами. Таня, не ожидавшая такой подлости, открыла рот и, задыхаясь, выпучила глаза. Олег поднырнул, прижался в крепком поцелуе, выдохнул изо рта в рот, даруя несколько мгновений жизни, потянул за руку, поднырнул глубже, под край бочки - и они вынырнули внутри большого конуса, собранного из плотно подогнанных досок.
        - Где мы? - спросила Таня, выбравшись на идущий вдоль края помост.
        - Водолазный колокол, - Олег снял треух, с сожалением посмотрел на осевший мех и отбросил шапку. - С ходу ничего другого в голову не пришло. Кто тебя за язык дернул? Плыли и плыли…
        - А поцеловал зачем?
        - Если бы ты стала задыхаться, то проснулась бы, - пожал плечами молодой человек. - Пришлось импровизировать. Ты знаешь, какая это морока - в чужой сон пробираться? Надо объект представить во всех мелочах, проникнуться им, овеществить, окружить сонным туманом, пробраться через него, ощутить чужой сон, подстроиться, войти, вникнуть…
        - Только из-за этого? - прищурилась девушка.
        Олег промолчал, и Таня вдруг поняла, что они больше не в колоколе. У нее под ногами стелился мелкий песок, причем совершенно черный. Слева поднимались низкие скалы, кое-где украшенные одинокими пальмами, справа на длинный, до горизонта, пустынный пляж накатывались морские волны.
        - Что это, Олежка?
        - Канарские острова, - вздохнул богатырь. - Кстати, у тебя вся одежда намокла.
        Таня вдруг с ужасом поняла, что стоит совершенно обнаженная, и, пискнув от ужаса, скрючилась, пытаясь прикрыться руками:
        - Ты что делаешь, негодяй?! Верни немедленно!
        - Прости, но мне очень нужно узнать все про этот ледник. И у меня нет ничего, кроме твоих снов, чтобы получить ответ.
        - Ах так? Так?! - Таня набрала полную грудь воздуха и решилась: выпрямилась во весь рост и убрала руки: - На, смотри! Смотри, мне стыдиться нечего. Я красивая. Красивее всех, кого ты только видел на этом свете!
        И от совершенного поступка на душе у девушки вдруг стало легко и безмятежно. Она рассмеялась и выкрикнула:
        - Чего мне стесняться, Олежка?! Это ведь сон! Просто сон!
        Таня разбежалась, влетела в нежную, как парное молоко, воду, поплыла, соскальзывая с волны на волну. Нырнула, достала до дна, черпнула песок, вынырнула, поплыла к берегу.
        Олег угрюмо сидел на скале, снимая с нее мелкие камешки и бросая на пляж.
        - И чего он тебе дался, ледник этот?! - крикнула девушка.
        - Говорят, на нем существовало царство смерти, - поднял голову молодой человек. - Где-то в середине, наверное. Ледник ушел, царство осталось. Где-то на прежнем месте, наверное, спрятано. Вход хочу в него найти, ворота.
        - Ладно, не грусти, богатырь, - Таня вышла на берег, отирая ладонями влажные волосы. - Завтра приходи. Так и быть, посмотрю, что это там за ледник. Если не забуду, конечно же. Сны, они такие… Откроешь, бывает, глаза, а они и выветрились.
        - Ты чертовски красивая, - запоздало согласился Олег. - Это верно.

* * *
        Роксалана проснулась на рассвете - причем чувствовала себя словно помолодевшей, легкой и воздушной. Есть и пить не хотелось - хотелось летать, заворачиваться в звезды, петь и любить. Любить все равно кого, кто первый на глаза попадется. Но в такую рань особняк был еще тих и пуст, а потому она взяла планшет и приказала:
        - Карту России.
        Планшет пару раз моргнул и раскрыл интерактивную обзорную карту какого-то из поисковиков. Девушка прищурилась, вслушиваясь в странные внутренние ощущения, опустила палец на экран, вывела на центр, несколько раз увеличила масштаб, еще раз поправила, увеличила. Задумалась, глядя на зеленые пятна лесов, белые проплешины холмов и синие линии рек, увеличила еще раз. Прикусила губу. Потом бросила планшет на кровать, решительно распахнула шкаф и стала одеваться.
        Спустя несколько минут она толкнула дверь ведьминой спальни:
        - Мне кажется, он в верховьях Печоры, Ираида Соломоновна. В полусотне километров на северо-запад от перевала Дятлова. С добрым утром.
        - Это хорошо, деточка, что тебе кажется, - ведьма, приоткрыв глаза, сладко зевнула. - В деле нашем превыше всего важно к веяниям нутряным прислушиваться. К тому, что чудится, мерещится, кажется. Ибо иначе знание тонкое о себе поведать не способно. Ты метку-то поставила?
        Роксалана заколебалась, пожала плечами:
        - Девочка при мне амулет ему подарила. Маленький, костяной, в виде человечка. Он мне показался… особенным. Приметным. Я как его заметила, расслабилась сразу, успокоилась. И вернулась.
        - Верно все, милая. Тебе с меткой повезло. С любовью, видать, оберег отдан. А чувство сильное, оно завсегда след свой оставляет. Как истуканы и иконы намоленные способности чудотворные обретают, так страсть искренняя саму смерть одолевает, так и любовь крепче кости и стали в мире нашем держится. Теперь избранника свого не потеряешь.
        - Если любовный амулет положить в золотой клад, то он тоже через века отслеживаться будет? - прагматично поинтересовалась Роксалана.
        - Коли золото дороже любви… - неуверенно пробормотала знахарка.
        - Вы вставайте, вставайте, Ираида Соломоновна, - заторопила старуху девушка. - Я уже маршрут заказала, нам две заправки по пути понадобятся, вертушку сейчас к вылету готовят. Пока доедем, как раз выкатят и проверят. Вечером будем там. На месте разберемся.
        - Ох, мне бы твои годы, деточка, - приторно вздохнула ведьма. - Встрепенулся - и полетел! Нам же, старухам, поутру чутка поесть надобно. А то как бы не сомлела в дороге.
        - Ладно, - не стала препираться Роксалана, - я тоже перекушу. Пошли на кухню. Только быстро!
        Дочь создателя корпорации «Роксойлделети» умела действовать быстро и решительно. И если она сказала: «Быстро!», то котлетки знахарке пришлось запихивать в рот стоя, а сок пить из пакета через трубочку, сидя в машине, несущейся к аэродрому. Ираида Соломоновна еще причмокивала, вытирая губы после сока, а миллионерша уже перекладывала рычаг управления шагом винта. Техники метнулись в стороны - вертушка прыгнула вверх и наклонилась вперед, устремляясь в сторону восходящего солнца.
        Мчался вертолет быстро - однако же и расстояния пришлось одолеть немаленькие. Полторы тысячи километров, семь часов лета. Поэтому к знаменитой горе Маньпупунер путники добрались уже незадолго до сумерек. Экономя время, садиться на нее Роксалана не стала, просто описала рядом широкую дугу, дабы иметь представление об одной из известнейших достопримечательностей.
        - Эка она ныне переменилась-то, - опечалилась ведьма. - От святилища следа ни единого не осталось. Великаны осыпались да обветрились, скалы-скалами торчат. Одно токмо, вижу, и уцелело - проклятие запретное. Ни на самой горе ничего не растет, ни жилья окрест никакого на двести верст.
        - На сто пятьдесят, - поправила ее девушка, снижаясь над лесом. Вертушка широкой змейкой пошла к северу, пока Роксалана, наконец, не вытянула шею: - Река!
        Машина снизилась почти до самых вершин, помчалась над водой. Спустя несколько минут миллионерша потянула штурвал на себя, зависла у небольшой прогалины. Хмыкнула, сбавила обороты и аккуратно плюхнулась «лыжами» на песчаную отмель у излучины реки. Заглушила двигатель, скинула наушники:
        - Пошли, Ираида Соломоновна, это здесь.
        Женщины, приминая высокую, но уже пожухлую траву, пробрались в лес, под деревья. Место здесь оказалось дикое, нетронутое, нехоженое. Высокие гнилые пни не носили никаких следов бензопилы, повалившиеся деревья лежали аж в три слоя и заросли густым зеленым мхом. Их никто не убирал, и пока нижние просто догнивали, местами рассыпаясь в труху, верхние дожидались своей очереди. Дрова тут никому не требовались, бревна для изб - тоже.
        - Здесь… - Роксалана остановилась, покрутилась. Развела руки, растопырив пальцы. - Такое ощущение, что его в землю вместе с амулетом закопали.
        - Не в земле он закопан, а во времени, чаровница, - поправила ее старуха. - Минувшее, дитятко мое, лопатой не раскопаешь.
        - Ты смеешься надо мной, ведьма? - холодно поинтересовалась девушка. - Ты обещала вернуть мне моего парня! Так где он? Как его достать?
        - Не-ет, кисонька, я обещала тебе его отыскать! - отрицательно покачала пальцем ведьма. - Теперь ты его нашла. Меточку поставила, проследить в любой момент способна…
        - Нашла! - презрительно хмыкнула Роксалана. - С равным успехом я могла его фотографию в альбоме отыскать! Ни за шкирку схватить, ни словом перемолвиться.
        - Без оберега, с которым вы ко мне в первый раз приходили, дитятко, его сюда не вытянуть, - покачала головой знахарка. - Больно далеко плавает суженый твой, одним лишь якорем здесь зацепившись. Коли за якорь, за цепь привязную, не ухватишься, то и лодку к берегу своему не притянуть.
        - Я ведь нашла новую метку!
        - Не твоя она, деточка. Да и поставлена не из мира нашего, а из того, чужого…
        - Договаривай!
        - К метке чужой, как к костру далекому, подобраться можно. Но самого костра к себе, знамо, не подтянуть.
        - То есть, Ираида Соломоновна, вы можете отправить меня туда, к Олегу?
        - Чему радуешься, девка? Назад-то пути ужо не будет.
        - Ерунда. Один раз выбралась и второй вернусь! Олежку найду, старой дорогой по Белой вернусь, на кладе золотом метку оставлю… А там чего-нибудь придумаю. Кое-какие знакомые у меня в том мире имеются. Отправляй!
        - Экая ты быстрая! - взмахнула руками знахарка. - То ведь не река, чтобы с берега на берег по мосточку перебежать, то миры разные. Тут равновесие соблюдать надобно. Коли из одного мира убудет, а в другом прибавится, они ведь словно качели опрокинутся. Просто перекидывать нельзя, меняться надобно.
        - Думаешь, Олежка с кем-то поменялся, и этот кто-то сейчас среди нас живет?
        - А кто же его знает, милая? - развела руками ведьма. - Чародейство, оно ведь у каждого кудесника свое. Каждый к своему роду-племени относится, у любого учителя и духи-покровители разные, богам тоже разным кланяются, земли и обереги иные. У баб и мужей, опять же, обряды свои. Поди знай, что за дверьми избранник твой пользуется? Я тебе про то, что умею, сказываю. За чужое мастерство не поручусь.
        - Хорошо, - кивнула Роксалана. - Говори, что тебе для твоей магии нужно?
        - Метка на избраннике твоем стоит, чадо мое юное, - загнула палец ведьма. - Стало быть, где он, нам ведомо. Коли из вещей его личных нынешних что-то ты принести сможешь, то гадание мы проведем, узнаем, где и когда метка тамошняя и след нынешний ближе всего сходятся. То и будет место тонкое, в каковом через ткань времен прорваться проще всего окажется. Но пуще всего надобно, чтобы в час обряда возле суженого твого кто-то из смертных пребывал, непременно полу женского. Бабу на бабу меж мирами поменять - то для равновесия урону не случится. Не заметят ничего весы вечности, не споткнется колесо Колядово, не дрогнут линии жизней человеческих.
        - Как кассиров из разных супермаркетов местами поменять, - усмехнулась Роксалана. - Люди окажутся другие, но ни для кого вокруг ничего не изменится.
        Ведьма озадаченно промолчала. Похоже, о супермаркетах знахарка знала куда меньше, нежели о пространственно-временных континуумах.
        - Ладно, проехали, - махнула рукой миллионерша. - Когда ты все организуешь?
        - Чары сии необычны, так сразу всего не упомню… - сложила ладони перед лицом старуха. - Надобно поперва к духам глубинным обратиться, советы их услышать, о богах старых и существах древних вспомнить. Иных разбудить, иных побеспокоить…
        - Мы не на рынке, Ираида Соломоновна, цену набивать не требуется, - остановила ее причитания Роксалана. - С меня договор, с вас перемещение. Когда?
        - Никак не меньше месяца, деточка…
        - Ираида Соломоновна, - прищурилась Роксалана. - Я ведь вернусь, я и не в таких переделках бывала. И если вы хитрите…
        - Я сделаю все, что в моих силах, чадо. Великим Волхом клянусь, и пусть плоть мою сгрызут криксы, а душу высосут навки, если я пытаюсь тебя обмануть! - Ведьма округлила глаза, у нее побелели губы.
        - Ты отправишь меня к Олегу? - добавила к клятве самую важную деталь девушка.
        - Я сделаю все возможное, чтобы ты попала к нему, - уточнила Ираида Соломоновна.
        Эта маленькая оговорка убедила миллионершу, что ведьма не пытается ее обмануть. Кабы врала - легко соглашалась бы со всем.
        - Ладно, пусть будет месяц, - согласилась она. - Я тоже хорошенько в дорогу приготовлюсь. Полетели.
        - Так смеркается уже, деточка! - забеспокоилась ведьма.
        - Ерунда, Ираида Соломоновна. Небо не шоссе, наверху тракторов или столбов никто не забывает. Посадочные площадки все подсвечены, за координатами навигатор проследит. В общем, мне мир дневной и ночной без разницы. Полетели.

* * *
        Зеленый луг, разрезанный пополам коричневой извилистой тропинкой, вот-вот должен был закончиться, и тогда Таня, наконец, смогла бы отдохнуть. Но она шла, шла, шла - а луг все не заканчивался, как не заканчивалась и тропинка. Это длилось долго, целую вечность, пока девушка, наконец, не сделала над собой усилие и не свернула влево, в траву. Но оказалось, что тропа отвиливает туда же, упрямо ложась под ноги, и путь опять уткнулся в нудную бесконечность. Таня пошла вправо - тропа ловко извернулась под ноги. Повернула влево - опять то же самое.
        Краем глаза Татьяна заметила что-то голубое, метнулась туда - и увидела ручей, по которому плыл зонтик. Но странным было не это. Странным было то, что в зонтике, опираясь левой рукой на его рукоять, стоял Олег в сверкающей кольчуге и пухлом лисьем треухе. Увидев свою знакомую, он приглашающе протянул руку. Таня вложила ладонь ему в пальцы, шагнула вперед. Неуверенно спросила:
        - Что это?
        - Зонтик, - ответил молодой человек.
        - И куда мы плывем?
        - Во Дворец дожей. Я долго думал, куда можно пригласить тебя на свидание. И решил, что картинная галерея должна тебе понравиться.
        Проплыв по ручью, зонтик остановился у причала, за которым возвышалась монументальная колоннада в стиле барокко. Олег, поправив саблю, опять подал Тане руку, помог взойти по ступеням, и они попали в пустынный огромный зал, увешанный картинами. Таня пошла вперед, глядя на обнаженных нимф и сатиров, на сражающихся в битвах воинов, на королевские балы в роскошных залах.
        - Нравится? - полушепотом спросил Олег и опять подал руку.
        Таня вложила ладонь, и они взошли наверх, прямо в полотно. Зазвучала музыка, молодой человек обнял ее, закружил в вальсе. Один круг по залу, другой. Музыка стихла, молодой человек подвел ее к креслам, над которыми висела картина с парящим над горами вороном.
        - Нравится? - прозвучал над ухом искусительный вопрос.
        Девушка в ответ подала руку и взошла с Олегом на крыло птицы. Когда они добрались до спины, птица сорвалась с места и понеслась навстречу ветру. Описала широкий полукруг, спикировала к дубу, села на ветку, опустила крыло - и молодые люди спустились к просторному дуплу, в котором порхали крылатые люди, похожие на бабочек с грустными глазами.
        - Почему они грустные? - спросила Таня.
        - А ты расправь крылья! - сказал Олег и потянул ее за собой вниз с ветки.
        Девушка в ужасе охнула - но за ее спиной раскрылись крылья, затрепетали, и вдвоем они понеслись меж ветвей и листьев. Увидели внизу хрустальный замок, опустились к нему, скользнули в окно. Там, в комнате, сидел мудрец в длинной серой мантии и островерхой шляпе с широкими полями. Руки его и плечи оплела паутина, в полах мантии прогрызли дыры мыши, на коленях свили гнездо птицы. И только шляпа была чистой, потому что крылатые люди приземлялись на нее и, как с горки, скатывались вниз.
        Олег и Таня поступили так же и пошли по полю шляпы к ее краю.
        - Мы такие маленькие? - удивилась девушка, взглянув вниз.
        Как оказалось, склонился мудрец над открытой книгой, на страницах которой был нарисован отвесный край ледника, да так и окаменел, занеся перо над чистой страницей.
        - Он не знает, что писать дальше, - пожаловался Олег.
        - Какие пустяки! - фыркнула Таня. - Сейчас я ему подскажу!
        Она пробежалась по полю шляпы, схватилась за край, перегнулась, свесилась, спрыгнула мудрецу на плечо и, широко расставив руки для равновесия, дошла до головы. Крикнула в самое ухо:
        - Пиши! Валдайское оледенение начало отступать десять тысяч лет назад! Его центр находился на Скандинавском полуострове, и именно туда и отступал ледник…
        Мудрец крякнул, зашевелился и начал писать, распугивая птиц и мышей. Таня потеряла равновесие, ухнулась вниз, но ее почти сразу подхватил на руки Олег и помог встать. Выпрямившись, девушка обнаружила, что, стоя на полу, она ничуть не уступает мудрецу ростом.
        - Самыми последними стали пригодны для жизни земли Скандинавии и Карелии, - продолжила она. - Это случилось так поздно, что, когда две тысячи лет назад финские племена добрались до Карелии, та еще не была заселена. Именно поэтому на востоке Скандинавского полуострова финны и обосновались.
        - Спасибо, премудрая Татьяна! - склонился перед ней Олег и поцеловал руку. - В благодарность за раскрытие тайны я дарю тебе этот хрустальный дворец!
        - А что ты мне подаришь, если я открою тебе еще одну тайну, Олежка? - с ехидством поинтересовалась Таня.
        - Смотря какую…
        - Ворота в мир мертвых находятся как раз там, в Карелии, примерно посередине между Ладогой и Онежской губой, возле Гимольского озера.
        - Почему ты так решила? - посерьезнел молодой человек.
        - Я же помню, что ты спрашивал, - пожала плечами Таня. - Я этот вопрос так, впрямую, в поисковик и вбила. Интернет первой же строкой ответил, что это Воттоваара, гора в Карелии. Название означает «Гора Смерти», и, по поверьям местных жителей, именно на ней находится вход в мир мертвых. Еще это аномальная зона, «русский Стоунхендж», центр психических излучений, эзотерических исследований и памятник природы, охраняемый государством. В общем, полный букет. Но место глухое и заброшенное, поблизости ни дорог, ни жилья. Туристы там не ходят. Наверное, смерти боятся…
        - Танечка, ты просто чудо! - Олег в восхищении обнял девушку, их лица сблизились, почти соприкасаясь.
        Олег наклонился еще чуть-чуть вперед… И порыв ветра развеял его по комнате.
        Благодарного поцелуя Татьяна так и не дождалась. Ей остались только хрустальный дворец с полубезумным мудрецом, торопливо строчащим пером в книге, и крылья за спиной, пользоваться которыми отчего-то совершенно расхотелось.
        Капкан для всемогущего
        Забрав свои вещи и припасы из яранги Альвы, Олег уже привычно нырнул в тень и заскользил вдоль реки темными лесными дебрями. Лететь над снежным настом получалось, конечно, куда быстрее, нежели скакать верхом и уж тем более - топать ногами. Птицей не птицей - но примерно со скоростью мотоцикла… Когда деревьев на пути не очень много.
        Однако, как ни мчись, расстояния в верховьях Печоры были немереные - лети и лети. Два дня он спускался вниз по реке, на ночь зарываясь в сугробы, стеля себе постель из малицы, а из налатника скручивая подушку. В норке под снегом тепло было на удивление, в поддоспешнике и меховых шароварах с сапогами - очень даже комфортно. Ночами ведун пробирался в сны Татьяны, благо для снов ни расстояний, ни времен не существует, и, убедив хорошую знакомую выяснить расположение ледника, узнал даже больше, намного больше, чем надеялся.
        На третий день он свернул на охотничью тропу, ведущую на запад. Не то чтобы Середин хорошо знал здешние края - но как-то давно уже путешествовал и многолюдию земель не поразился. В здешних краях тропа, не сильно занесенная снегом, означала примерно то же самое, что накатанный тракт в десяток сажен шириной возле Ярославля или Мурома.
        Два дня полета вывели путника в верховья другой реки. Ведун надеялся, что нашел Вычегду, но особого значения это уже не имело. Все едино любая река, текущая в этих местах, рано или поздно вольется в Северную Двину. Ту самую, в низовьях которой стояло святилище Золотого идола бьярмов.
        В верховье Олег сделал долгую, на три дня, остановку. Отдохнуть и запастись продуктами: мясо над углями напечь, последних рыбешек приготовить. На морозе ведь припасы не портились - и чтобы сварганить в пути ужин, достаточно было поутру переложить за пазуху пару кусков. К вечеру еда отогревалась, и в норе перед сном можно было спокойно поужинать.
        Затем снова продолжился полет и… И к полудню нового дня Середин увидел впереди крепость.
        Пермь, столица одноименного великого княжества[1 - Древняя Пермь, в отличие от современной, располагалась на реке Вычегде, немного выше современного Сыктывкара по течению. Согласно переписи XVI века, все население Великого Пермского княжества на тот момент составляло 6,5 тысячи человек. (Здесь и далее - примечания автора.)], размерами не впечатляла - всего где-то три сотни на сотню шагов, - однако высотой ничуть не уступала ни Рязани, ни даже Великому Новгороду. Плюс, как это и заведено всегда и везде, окрест рассыпались постоялые дворы, кузни и просто удобные выселки зажиточных горожан.
        Таясь тенями, ведун обогнул город, присматриваясь и мучаясь сомнениями. Он помнил предупреждение Магуры о Перуне, затаившем на него злобу, и потому снимать плащ Карачуна без особой надобности опасался. Однако вот уже второй месяц Олег ни разу даже не разделся! Не говоря уж о том, чтобы помыться, выспаться в нормальной, мягкой и теплой постели, в протопленной спальне. Но в первую очередь, конечно, - страсть хотелось попариться в бане, выгнать пот и грязь, переодеться в чистое исподнее. Ну, и медом хмельным отпиться Олег тоже не отказался бы…
        Колебания разрешил частокол святилища, возведенного на взгорке возле самой реки, над которым курилось несколько темно-серых дымков. Восславлений Олег не слышал, однако знал, что именно сейчас волхвы возносят свои молитвы, призывают богов, ищут их внимания и покровительства. И почти наверняка кто-то из повелителей мира находится сейчас рядом. Если заметят… Громовержец узнает об этом уже через несколько мгновений.
        Ведун промелькнул мимо деревьев обратно, к восточной стороне Перми, подальше от святилища. Задержался там, с тоской смотря на череду избушек, срубленных возле самой воды.
        Это, понятно, были бани. Хозяйские. В них раз в седмицу крепкие хозяева парятся. А следом за ними - дворня и слуги. А после полуночи - банщики и нежить…
        На реке возле крепости имелось сразу три проруби. Одна большая под стенами, в которой женщины полоскали белье, одна перед святилищем - видимо, из нее черпали себе воду волхвы, и одна перед банями. Зачем - понятно любому русскому человеку. Впрочем, и сейчас, когда бани не топились, возле проруби то и дело появлялись с ведрами бабы и мужики. Что было странно…
        Олег, перескакивая с тени на тень, добрался до реки, поднырнул под крутой берег, в полумраке под ним скользнул до идущей к проруби тропинки, затаился. Дождался очередной женщины, зачерпнувшей воды, перескочил в ее тень, «поехал» следом.
        Тетка была зело упитанной. Во всяком случае - в нескольких юбках и шубейках, распирающих ее. Однако из-под коричневого пухового платка свисала толстая русая коса. Одна - значит, незамужняя. Без заплетенных в волосы лент - жениха нет и не на выданье. Пока просто ждет знакомства.
        Девушка поднялась на берег, свернула к одной из бань, поднялась на приступку, толкнула дверь. Олег скользнул в нее первым, промчался вдоль стен, благо единственное крохотное окошко, затянутое промасленным полотном, свет пропускало скупо. Весь сруб-трехстенка, почитай, был одной большой тенью.
        Баня оказалась добротной, с парилкой и предбанником, несколькими полками, медным котлом для горячей воды. Топилась, правда, по-черному - над сложенным из камня очагом имелось огороженное сажниками [2 - Сажники - полки, которые крепились в верхней «чистой» части избы. При протопке любого строения «по-черному» на кровле со временем оседает сажа, которая начинает падать вниз. Сажники предохраняли нижние помещения от этой грязи.] отверстие. У стены стоял щит, которым люк для дыма по окончании топки можно было закрыть.
        В общем, не «черная» была баня, а «полубелая».
        Скинув в предбаннике тулуп, верхний платок и валенки, бабища превратилась в розовощекую деваху, жиром отнюдь не лоснящуюся, но крепкую собой, с ярко-синими, как васильки, глазами. Воду она отволокла в парилку, вылила в корыто, развела щелок, разболтала. Покидала груду тряпья, потоптала длинной увесистой колотухой, отерла лоб, отвернулась к корзине и принялась разбирать сложенные там вещи на «цветные» и «белые».
        Похоже, девка была служанкой или холопкой. Или просто прачкой, стирающей за плату чужое белье. Во всяком случае, напачкать столько шмоток одной семьей не так-то просто. В этом мире ткани дороги, битком набитых шкафов даже у князей не бывает, и копить грязное белье несколько месяцев никто не станет. Испачкали, поменяли - сразу постирали, чтобы можно было вскорости снова поменять.
        Однако в любом случае - в ее распоряжении была баня!
        Покрутившись в поисках света, ведун взметнулся наверх, присел на засыпанном сеном жердяном потолке предбанника. Подобрался к окошку продыха для выпуска дыма, высунулся на свет и, обретя плоть, снял заплечный мешок. Расстегнул плащ Карачуна, вытянул нож и тихонько постучал им по верхним бревнам.
        - Кто там? - громко спросила девица.
        Олег выждал, постучал еще раз.
        - Кто там? Входите! - Прачка прислушалась, ругнулась, вышла в предбанник. - Да открыто, скаженные!
        Дверь скрипнула на подпятниках. Похоже, девушка выглядывала наружу. Но едва скрип послышался снова, Олег тут же постучал.
        - Кто тут балует? - дверь распахнулась решительно.
        Ведун, пользуясь тем, что прачка выскочила наружу в поисках шутника, спрыгнул вниз, взял из печи уголек и быстро начертал на полу: «Баню протопи». Отступил в темный угол и запахнул плащ, взметнулся наверх, растворился в полумраке между крышей предбанника и кровлей.
        Хлопнула дверь. Прачка вернулась, утирая лоб, - взвизгнула, увидев надпись, заметалась, сцапала колотуху. Перевела дух, спросила:
        - Кто здесь?! - настороженно покрутилась на месте. - Выходи, не то хуже будет!
        Не дождавшись ответа, девушка поднялась на полок, взглянула вверх, на потолок над предбанником, на сажники, спустилась вниз.
        Олег выдвинулся на свет, обретая плоть, снова постучал рукоятью по бревнам.
        Девица опять вскочила - но уже без визга. Покачала колотухой. Заглянула за очаг, под полки:
        - Здесь кто-то есть?
        Олег, прижавшись к сену, стукнул.
        - Чего ты от меня хочешь?
        Ведун постучал мелко.
        - Баню тебе истопить?
        Олег стукнул сильно.
        - Ишь, какой! С чего мне это делать, дух невидимый?
        Ведун усмехнулся и бросил вниз монету, маленькую новгородскую чешуйку.
        - Ай! - испуганно визгнула прачка и вылетела прочь из бани.
        Олег спрыгнул, снова взялся за уголек, написал ниже предыдущего требования: «Протопишь - свечу зажги и уходи». Приготовил гривенник и снова затаился наверху.
        В том, что девица вернется, он ничуть не сомневался: куда она от белья денется?
        Да и любопытство, известно, страшная штука.
        Он оказался прав - уже минут через десять дверь снова скрипнула. Девушка, осторожно ступая, прокралась внутрь. Громко и с возмущением хмыкнула:
        - Воду ему натаскай, баню ему протопи, одного оставь, да еще и свечу зажги! Ты хоть знаешь, чудище неведомое, сколько свечи в лавке стоят?
        Олег бросил вниз приготовленную десятикопеечную монету. Она звякнула, покатилась - но тут же была звучно прихлопнута и исчезла в горячей мягкой ладони. Прачка засопела, старательно приглушая дыхание - как пытается затаиться крадущийся к бабочке котенок, и ведун, запахнув плащ, сдвинулся со света.
        - Ага!!! - над краем жердяного настила резко поднялась девичья голова. Торжествующее выражение на лице тут же сменилось разочарованием. Девушка даже пошарила в соломе рукой, вздохнула, спрыгнула. - Скажи хоть, ты жить или нежить?
        Олег, снова подставив тело свету, вытянулся во весь рост, негромко стукнул рукоятью ножа по бревнам.
        - Давай так: один удар означает «да», а два удара «нет», - предложила прачка.
        - А давай ты просто протопишь для меня баню, - не выдержал ведун, - и я просто заплачу тебе еще один гривенник!
        - А-а-а-а-а-а!!! - Девица снова с воплями выскочила на улицу.
        «Надеюсь, на помощь к ней никто не прибежит? - вздохнул Середин. - А то плакал мой гривенник и грош в придачу. Психиатрам все достанутся. Точнее, волхвам. Они тут за здоровье населения в ответе».
        - Мышь там, Парахатыч! Вот такая огромная! - явственно донеслось с улицы. - Чуть за ногу не укусила. Ты ее поймаешь, Парахатыч?
        - Тьфу, оглашенная! Я те что, кот, что ли? Орешь, будто банник с овинником под юбку залезли. В следующий раз еще и от меня по шее схлопочешь… - снег мерно заскрипел под удаляющимися шагами.
        Олег довольно улыбнулся: девица оказалась находчивой и быстро справлялась с испугом. Да оно и понятно: двугривенный в этом мире был хорошими деньгами, мешок хлеба можно купить, и еще на куриную полть останется. Прачке столько за месяц не заработать. А тут - один раз баню истопить.
        - Ты еще здесь, чудище невидимое? - заглянула в парилку девушка.
        - Невидимое и грязное, - весело ответил ведун. - Не ори так больше, пожалуйста. Сажа осыпается.
        - Так ты все-таки наверху?
        - Ты получишь еще гривенник, если принесешь кувшин хмельного меда и мягкий тюфяк, чтобы в теплой баньке до утра выспаться.
        - Не боишься здесь остаться, чудище? После полуночи в баню нежить париться завсегда приходит.
        - Сегодня не придет, краса девица. Нежить меня самого пуще солнца ясного боится!
        - А покажись мне, чудище неведомое, - прачка снова осторожно зашуршала, пытаясь незаметно подняться и выглянуть над сажниками.
        - Не покажусь… Грязный я больно, нешто не поняла? - усмехнулся ведун и снова запахнулся в плащ.
        Девица высунулась, осмотрелась. Медленно, старательно, останавливая взор на каждом темном уголке.
        - Ты здесь, чудище невидимое? - Не дождавшись ответа, она спустилась к корыту, потыкала в белье колотухой: - Как тебя хоть зовут, гость неведомый?
        - Самсайокой называй. - Олег решил не произносить лишний раз своего имени. Мало ли, до лишних ушей долетит? - А тебя как кличут, красна девица?
        - Снежаной, чудище… Накинь еще гривенник, я тебя сама попарю!
        - Ты еще задатка не отработала, - попенял ей Олег. - Огонь не горит, вода не греется.
        - А у тебя много серебра, чудище?
        Ведун в ответ дважды постучал ножом по бревнам.
        - Да иду, иду, - поняла намек Снежана и стала заматывать голову платком.
        Пока прачка ходила за водой, Середин выбрался на улицу, спрятал заплечный мешок и малицу под сруб, чтобы наверху не закоптились. Труда это не составляло, опорные камни ничем обшиты не были, только сугробами заметены. Оставить вещи в бане он побоялся - заметит ведь девка мешок, уж очень любопытная. Так что достал себе порты и рубаху сменные, несколько монет в подсумок переложил - а остальное спрятал.
        Налив в котел три полных бадьи холодной речной воды, Снежана разожгла огонь и снова схватилась за ведра, таская воду уже в бочку. Наполнив до середины ее, взялась за белье, хорошенько помяв, потискав, выполоскав. Вытащила постиранное, набросала сухое, снова взялась за работу. После третьей, последней охапки - слила воду прямо на пол, накидала новых дров вместо прогоревших, принесла чистой воды, снова принялась мять и тискать. Через несколько часов, когда в бане было уже довольно жарко, перекидала белье в корзину, отправилась полоскать.
        Олегу, вынужденно за всем этим наблюдавшему, намучившуюся девицу стало жалко, и потому, когда она вернулась, ее ждала на скамье еще одна монета.
        - Свечу и мед хмельной купи, - сказал сверху ведун. - И себе можешь отлить, чтобы не так грустно было.
        - Быть по-твоему, чудище невидимое, - повела глазами по сторонам девушка. - Куплю. Дров сейчас подброшу, да и сбегаю. А ты уж раздеваться можешь, греться.
        - Я, красна девица, поперва меда дождусь, - усмехнулся Олег ее наивной хитрости. - Да и не могу я без свечи мыться. Грязи на себе не вижу.
        - Дело твое, чудище. Тогда жди.
        Обернулась Снежана и вправду быстро, где-то через четверть часа принеся и угощение, и травяной матрас, хрустящий свежим сеном, и свечу. Подбросила еще несколько поленьев, зажгла свечу прямо из очага, поставила на край котла, поклонилась в сторону пустых полков:
        - Парься в свое удовольствие, гость неведомый, легкого тебе пара. Ты, главное, как дрова прогорят, люк верхний закрой, чтобы тепло не уходило. А за тюфяком я утром приду, не беспокойся.
        Дверь закрылась, и ведун вошел в свет. С наслаждением избавился от одежды, облился водой, натерся разведенным щелоком, ополоснулся, с наслаждением выпил холодного меда прямо из глиняной крынки. Запрыгнул на верхний полок, впитывая всем телом сухой жар, а когда стало совершенно невмоготу, окатился ледяной водой, аж взвыв от наслаждения, вновь выпил меда. Закрыл верхний люк, плеснул водой на раскаленные камни, снова забрался на самый верх, наслаждаясь забытым за время долгого пути ощущением бесконечной, жгущей, густой, как сметана, жары - проникающей в тело до самых костей, наполняющей каждую жилочку, распирающей давно слипшиеся поры.
        - Вот это и есть счастье, - простонал ведун, закрывая глаза и вытягиваясь во весь рост.
        Парился он долго и тщательно, до глубокой ночи, пока не кончились и мед, и вода. Только после этого начитал, от греха, заговоры от нечистой силы - дабы банники с овинниками и вправду в гости не заявились, перенес топчан в парную, размотав на нижнем полке, лег на него и провалился в сладкий глубокий сон.
        Однако, как ни наслаждался он теплом, чистотой и нормальной постелью, сон по-прежнему оставался чуток, и когда снаружи заскрипел снег, Середин вздрогнул, как от толчка, открыл глаза.
        - Там он, в бане был…
        Слабый шепот за черным окном заставил Олега подняться, нащупать одежду. Он быстро натянул шаровары, поддоспешник, сверху надел кольчугу, опоясался саблей, нашел плащ Карачуна.
        Женский голос забормотал что-то около двери, запахло смолами. Поняв, что происходит что-то неладное, ведун завернулся в плащ, привычно растворяясь во мраке, сместился в предбанник. Дождался, когда скрипнет створка, метнулся в щель и… Врезался в жесткую колючую преграду, отлетел обратно.
        «Что за электрическая сила?! - Он снова кинулся к выходу и опять отлетел. - Будь я проклят, заклинание!»
        Ведун заметался в поисках выхода, но… Но люк наверх он закрыл своими собственными руками, окно затягивало полотно, щели в полу и между бревнами были слишком малы.
        Благодаря плащу властелина мрака Олег был стремителен, невидим и неуязвим… Поскольку становился бесплотным. Бесплотному же существу не по силам приподнять ни даже самую тонкую крышку люка или порвать даже самую тонкую ткань. За все приходится платить. За крепкое тело - смертностью, за неуязвимость - бессилием.
        Как всякий бесплотный дух, Олег был ограничен в своих передвижениях только мраком. Но если свет просто выбрасывал ведуна из невидимости в реальный мир, то солярные заклинания, похоже, намертво перекрывали дорогу. Или, может статься, кто-то из чародеев использовал именно такие запирающие наговоры - не убивающие или открывающие свету, а просто не пропускающие.
        - Слышишь, Снежана, как его корежит? - злорадно хмыкнули из темноты. - Попался, нежить темная, не вырвется!
        - Ах ты, подлая девка… - забывшись, Олег снова дернулся вперед и опять обжегся о перекрывающий путь заговор.
        - И чего теперь будет, теть Зорь? - голос был уже девичий.
        - Теперича все славненько у нас получится, - напевно ответила «тетя Зоря». - Коли духа настоящего мы в полон захватили, то княгинями отныне заживем. Все желания наши сполнять этот дух станет, златом и яхонтами осыпать, хоромы строить, в шелка заматывать. Тебе жениха сыщет достойного, мне мужа крепкого.
        - А можно Рыкуна, гончара сына, мне в женихи сосватать? - попросила девушка. - Он парень хороший и на меня поглядывает. Это токмо отец с матерью у него против, с бесприданницей родниться не желают, он уже и спрашивал.
        - Дык они сами голь перекатная!
        - Может, и небогаты, теть Зорь, да токмо за мной и вовсе ничего нет!
        - А чего раньше не сказывала, сиротка? Я бы тебе по-родственному свой сундук девичий отдала. Мне он, вестимо, более без надобности. Не те годы давно, в невестах ходить.
        - Ой, спасибо, теть Зорь!
        - Да чего теперь? С духом-то твоим мы ныне средь купцов да бояр женихов выбирать сможем!
        - Я вам выберу! - зло пообещал Олег. - Я вас такими яхонтами осыплю, что ноги от ушей расти станут! Но только потому, что я головы вам в то место воткну, которым вы сейчас думаете!
        Он рыскал от угла к углу, прижимался к окну, метался перед дверью - но, как назло, ни единого лучика, чтобы обрести обычную, человеческую плоть, сыскать не мог.
        - Серебро сыпало без счета чудище невидимое, тетя Зоря, - припомнила молодая прачка. - Два гривенника кинул токмо за то, чтобы я воды поносила да огонь разожгла!
        - Это хорошо, что без счета! Мы теперича серебро из его казны сами посчитаем.
        Женщины вошли в баню, в слабых ночных сумерках различимые лишь как две большие тени, медленно прокрались в парную.
        Олег резко взмахнул руками, но ни схватить, ни ударить подлых баб не смог - бесплотный дух, он бесплотный и есть. Сам неуязвим - но и другим вреда причинить не может.
        - Он точно здесь? Может, уже сбежал?
        - Здесь, племяшка, здесь, слышу я его. Слышу и чую…
        - Ничего, рассвета дождемся, я вам устрою! - пообещал гостьям ведун.
        - Слышь, племяшка, как воет? - вскинула палец тетка. - Здесь он, голубчик, попался. Никуда теперича не денется.
        «Вот как окно засветится, тогда и посмотрим, кто от кого денется», - Олег остановился посреди бани. Все едино без света он ничего поделать не мог.
        - Так, - решила женщина. - Поперва надобно дверь запереть и клинышками подбить для крепости. Чтобы уж точно не убегло чудище твое неведомое. Опосля стены угольком обвести и руны защитные начертать… Фу, жарко-то здесь как! Надо хоть тулуп скинуть.
        Женщины засуетились. Разделись, постучали чем-то около двери. Потом старшая, опустившись на четвереньки, поползла по кругу, что-то рисуя. Олег, пройдя следом, в нескольких местах пересек черту - промахнулась с ней знахарка деревенская, не действовали руны. Правда, пробить стену ведуну было не по силам, и эта ошибка ничего не меняла.
        - Вроде крепко получилось, теть Зорь, - произнесла из предбанника девица. - Теперича чего делать?
        - Теперича? - приподнялась женщина. - Окно чем-нибудь заложи, дабы снаружи неладного кто не заметил.
        «Не-ет!» - кинулся наперерез ведун… и проскочил сквозь девушку.
        Снежана подобрала что-то с пола, повернулась - и в парной стало еще темнее, чем прежде.
        - Ква! - устало выдохнул Олег. - Да чтобы вам всем повылазило!
        - Зде-еся он… - сказала тетка. - Скулит, плачет, мечется. Слышишь? Все, голубок. Завяз коготок - всей птичке пропасть. Теперь рабом нашим будешь до скончания веков! Не знал, чудище, как серебром собранным распорядиться? Мы тебе подскажем.
        - Интересно, откель у него серебро, теть Зорь?
        - А кто его знает, деточка? Коли чудовище горное, из камней выбралось, так оно само могло накопать. Горная нежить маленькая, через трещинки и щели любые в толщу земную пробирается и там сокровища всякие с легкостью выискивает.
        - Так монеты были обычные, человеческие!
        - Малый народец рукастый, глаз у них острый. Они так все подделывать умеют, лучше нашего получается. А лесные духи, пущевики, клады умеют искать. Пущевик, верно, мог и в баню спроситься, и гривенник за помывку заплатить.
        - Два гривенника.
        - Вот то-то и оно! Пущевики серебру цены не знают, вот и разбрасываются. Собою они огромные, суровые, могучие, потому вида свого стыдятся. Ровно как гость твой неведомый. А есть еще духи кровожадные, игоши, что души у путников в темноте высасывают, мясо с костей жрут, кровь пьют… Но таковой у тебя ничего просить бы не стал. Саму бы сожрал, кровью умылся, в брюхе отогрелся.
        - Страсть какую сказываешь, теть Зорь!
        - Да не бойся, милая. Видно же, твое чудище не кровожадное. На шуликона больше всего походит. Эти весельчаки - у одних таскают, другим раздают. Самим ничего не надобно, токмо посмеяться. Баню попросить да серебра за то горсть отсыпать - на них похоже.
        - С шуликона, выходит, и взять нечего?
        - Да есть чего! Коли потребуешь, любого добра тебе натаскает. Но я так мыслю, пущевик нам попался. Уж очень вида свого не кажет. Они завсегда прячутся, с двух шагов не узришь. Зато клады средь чащоб… - женщина мечтательно поцокала языком. - Бездонные! Озолотимся.
        - А он нам ничего не сделает, теть Зорь?
        - Не, племяшка, ничего! Мы же его заперли, ровно чижа в клетке. Без нашей воли отныне шагу ступить не сможет. Это он нас теперича бояться должен, а не мы его.
        - Ох, теть Зорь, нам же даже неведомо, каков он собою?
        - Что тебе до вида его, Снежана? Главное, чтобы серебро не переводилось, а с вида воду не пить… Слышь, мается как, бьется, воет? Свободою поманим - и все, что угодно, исполнит.
        - И что делать теперь надобно?
        - Так, дверь заперли, окно закрыли, линию начертали… Самое главное сотворили, не вырвется. Нонеча все, чего осталось, так это заклинание защитное сотворить, окрест себя руны защитные начертать, кольцо составить со знаками солнечными, кольцо со знаками ночными. Тогда чудище, в каком виде ни появись, до нас дотянуться не сможет, боги оборонят. Дневные знаки ночному духу не позволят имя свое переступить, ночные - дневному. Завсегда кольцо двойное супротив нежити любой действует. А как защиту полную сделаем, так и пред очи свои его вызовем. С именем своим он тебя, понятно, обманул. Истинного имени нежить никогда не называет. Но я тоже не лыком шита. Так звать умею, любой дух на зов мой отзовется, мига лишнего во мраке не усидит.
        Его поработительницы зашуршали, зашевелились, что-то тихо бурча. Наконец послышался тихий стук, дуновение.
        - Ты чего делаешь, теть Зорь? - спросила Снежана.
        - Погодь чуток… Дай раздую… Сама помысли: как мне в темноте руны-то рисовать и круги замыкать - на ощупь? Окно закрыто, света в бане никто не увидит… Ага, разгорается…
        Длинная широкая лучина занялась высоким алым пламенем, по стенам поползли, словно змеи, качающиеся тени.
        - Сейчас между камушками пристроим, - напевно пообещала женщина, - и начне-ем.
        - Начнем… - согласился Олег, вошел в свет, положил руку на рукоять сабли и резко наклонился вперед, едва не упершись лицом в лицо знахарки: - Ну что, тетя Зоря, здравствуй. Звала?

* * *
        - Почему меч тупой?
        - Так ведь иначе нельзя, Роксалана Юрьевна, холодным оружием будет считаться! Менты требуют, чтобы режущая кромка была затуплена, не меньше миллиметра ширины.
        - Тебе кто за клинок платит, я или полиция?! Сделай так, чтобы клинком бриться было можно, понял?
        - Дело ваше, мое дело предупредить, - пожал плечами мастер. - Все едино доводить перед полировкой надобно. Как байдана? Не жмет?
        - Вот с бронею ты, Дима, угадал… - Девушка еще раз крутанулась перед пыльным зеркалом, висящим на стене кузни. Золоченая крупнокольчатая кольчуга ладно обнимала сильное тело, удерживая спереди сдвоенный нагрудник с двумя гривастыми львиными мордами. - Шлем где?
        - Еще не готов, Роксалана Юрьевна. Вы же просили, чтобы рисунок совпал. Тут львиная морда и на голове такая же. Вот я и не торопился, хотел, чтобы вы сперва эту работу приняли.
        - Принимаю, - кивнула девушка. - И давай, Дима, без выходных! Боевой комплект может понадобиться мне в любой момент.
        - Как скажете, Роксалана Юрьевна. С вами приятно работать. Вы знаете, чего хотите. Вес, баланс, изгиб, рукоять… Все остальные картинки показывают. Хотят «красиво». А вы словно воевать собираетесь.
        - Только если повезет, Дима, если повезет, - рассмеялась Роксалана. - Но надежда есть. Броню можно забрать?
        - Да, - кивнул мастер. - У меня есть трафарет.
        - Отлично. - Золотая воительница вернулась к столу, взяла свой планшет, откинула крышку, постучала пальцами. - Все, платеж ушел. Десять процентов премиальных за качество и скорость. Заслужил.
        - Всегда обращайтесь, - улыбнулся мастер. - На шлем сталь три миллиметра пускаем?
        - Да. У тебя три дня.
        Как была, в сияющей байдане поверх кевларового поддоспешника, миллионерша вышла из кузни, села в стоящий у ворот мастерских джип, вдавила педаль газа, вылетая на трассу, и через полчаса проехала в ворота отцовского особняка. Выйдя из машины, первым делом отправилась в оранжерею, где среди розовых кустов и сельдерея дымила своими травами над Олеговым котелком старая знахарка.
        - Как успехи, Ираида Соломоновна?
        - Извилиста линия жизни суженого твого и странна, дитятко, - вздохнула ведьма. - То исчезает она, то снова возвертается, то опять пропадает. Ровно не живет он, а прыгает по жизни, по кусочкам ее ведет. Чудится мне, на Святых горах ждет его час неровный, когда миры наши столь близко сойдутся, токмо шаг един тебя от него отделять будет. И столь простым шаг мне сей мерещится, что не верится в чудо сие. Иным путем проверить надобно, чтобы не ошибиться. А то как бы в безмирье тебе не повиснуть, деточка. Сего кошмара для тебя никак не хочу.
        - Все снаряжение для путешествия у меня через две недели готово будет, Ираида Соломоновна. Постарайтесь и вы к этому сроку не опоздать.
        - Да уж стараюсь, чадо. Что есть силы стараюсь. Оберега колдовского сильно мне не хватает. Он бы в чародействе нашем зело пригодился…
        - Если нужен, попробую разжиться. В конце концов, помимо шантажа, человека можно просто уговорить или заплатить, - пообещала девушка. - Но вы не расслабляйтесь, Ираида Соломоновна. Зуб у девицы на меня. Так что, скорее всего, придется обойтись так.
        Колдовской оберег в это самое время мчался в салоне стремительного кроссовера по шоссе мимо Нового Уреня, стремительно приближаясь к Ульяновску. Разумеется, не сам по себе, а покоясь на груди совсем еще юной девушки, уютно спрятавшись в ложбинке между двумя упругими бугорками.
        - Надеюсь, через три дня все наши страхи окончатся, Оленька, - захлопнув папку, Виктор Аркадьевич спрятал ее в портфель. - Сегодня сдаю затребованные спецификации, завтра комиссия их рассматривает и дает рекомендации профильному комитету, послезавтра комитет оценивает заявки и оглашает результаты тендера. После этого все. Или я ставлю подпись под контрактом, или не ставлю. Но пугать и убивать меня с этого мгновения смысла больше не будет. Финансирование пройдет утверждение, и назад его ни одна сила не вернет.
        - И я наконец-то смогу вернуться в свой обезьянник, - сделала вывод девушка.
        - Нет, милая, больше никаких обезьянников, - бизнесмен накрыл ее ладонь своею. - Если мой консультант по приматам бросит меня с таким треском, люди не поймут. Почуют неладное, пострадает репутация концерна…
        - То есть, Виктор, ради репутации концерна ты готов на все? - уточнила Ольга, руку, однако, не убирая.
        Мужчина подумал и покачал головой:
        - Нет, не на все. Ради своей семьи я пойду на большее. К счастью, чаще всего интересы семьи и фирмы совпадают. Например, ты нужна и мне, и дочери, и концерну. Раз пять от катастрофы всех нас спасала точно. Так что выбирать мне легко и просто.
        - Преувеличиваете, Виктор Аркадьевич.
        - Я инженер, Оленька. Я не преувеличиваю, я трезво оцениваю факты.
        Кроссовер свернул на Московское шоссе, сбросил скорость.
        - Если все зависит от обсуждения содержимого этой папки, то самый опасный день выпадает сегодня, - после небольшой паузы сказала девушка. - Твоим конкурентам нужно, чтобы ты не смог передать документы комиссии, правильно?
        - Ты стала рассуждать, как настоящий телохранитель, Оленька, - улыбнулся бизнесмен. - Раньше всегда на амулет защитный ссылалась.
        - Учусь, расту над собой. Каждый вечер по боевику с Кевином Костнером смотрю для повышения квалификации.
        - Я думал, вы с Алевтиной развлекаетесь, - рассмеялся Виктор Аркадьевич, - а вы, оказывается, самообразованием заняты!
        - А то! - И Оля наклонилась чуть вперед: - Наступает самый ответственный час, Юра! Будь особо внимателен, машину не глуши, смотри во все стороны, пистолет держи наготове, нож в зубах!
        - Буду стараться! - пообещал водитель, с улыбкой глянув в салонное зеркало.
        - Так поэтому самолетом и не полетели, - сказал бизнесмен. - У самолета и поезда маршрут всегда известен, а на машине можно и кружными буераками пробираться. Кроме конечной точки пути, ничего не известно.
        - Это и беспокоит, Виктор Аркадьевич. - Юра повернул на улицу Гончарова, медленно поехал по тесной двухполосной улице, лежащей между пожухлой осенней аллеей и малоэтажной «купеческой застройкой» то ли девятнадцатого, то ли вовсе восемнадцатого века.
        - Тридцать восьмой дом, - бизнесмен втянул воздух между зубами. - Самому чего-то тревожно. Все решает последний дюйм.
        Корпус администрации ничем не отличался от окружающих домов. Синяя трехэтажка с магазинами на первом этаже, белые деревянные окна с небольшими стрельчатыми козырьками, десяток кондиционеров, задумчиво вращающих вентиляторами. Напротив - просторная парковка перед торговым комплексом.
        Водитель приткнул «Акуру» на свободное место у тротуара, с трудом втиснувшись между потрепанным желтым «Опелем» и относительно свежим, но маленьким «Фольксвагеном», поставил коробку на «паркинг», отстегнулся, вышел из машины, осмотрелся, держа руку под полой пиджака, и забрался в салон:
        - Вроде обыденно все…
        - Тогда пошли, - Ольга одернула бежевый пиджак, первая выпрыгнула из машины, подождала, пока выберется Виктор Аркадьевич, двумя руками сжимающий папку.
        Вместе они пошли через тротуар. И тут вдруг в лицо девушки ударила ледяная упругая волна. Острой болью, словно иглой, пронзило грудь под змейкой-оберегом, душу скрутило страхом, Оля громко заорала: «Ложи-ись!» - и прыгнула всем телом на бизнесмена, сбивая его с ног.
        Что-то свистнуло в воздухе, цокнуло о каменные плитки тротуара. Запоздало докатился хлопок выстрела. Девушка приподнялась, сидя на растерянном мужчине, и Виктор Аркадьевич увидел, как из ее груди вылетают красные капельки, на пиджаке появляется темное отверстие. Потом еще одно - и опять на лицо бизнесмена вылетели капли.
        «Акура» взвыла на предельных оборотах, сорвалась с места, сминая багажник «Фольксвагена», вывернула колеса и выскочила на тротуар, встала поперек, закрывая лежащих людей своей массой. В дверцах посыпались стекла, пару раз звякнуло железо - но прошившие дверцы пули бесцельно врезались в тротуарную плитку, срикошетировав в небо.
        Амулет на груди девушки хищно сверкнул алыми рубинами - и глаза змейки погасли.

* * *
        - Звала? - ласково поинтересовался Олег, в упор глядя в глаза женщины.
        Первой отреагировала Снежана - молодая прачка, визжа так, что закладывало уши, кинулась в предбанник, врезалась в дверь, отлетела, как давеча ведун, с разбегу врезалась снова, начисто забыв, что сама же закрепила створку клиньями.
        Олег цыкнул зубом и быстренько, пока не погасла лучина, скинул сетчатый плащ Карачуна, спрятал за пазуху.
        - На море-окияне, на острове Буяне стоит бел-горюч Алатырь-камень… - торопливо забормотала знахарка, перебирая свисающие на грудь амулеты. - От белого, от черного, от кривого и хромого…
        - Ага, - согласно кивнул Середин и вытянул саблю.
        Тетка взвыла не хуже племянницы, кинулась бежать, взлетев вверх по полокам и даже попытавшись забраться на сажные навесы, ухватившись руками за край. Никак не рассчитанный на подобную тяжесть навес с грохотом оборвался и осыпался вниз, распадаясь на отдельные жердины и погребая под собой неудачливую ведьму. Ведун трижды рубанул наотмашь, подобрал обломки тонких сухих палок, положил в очаг, подсунул горящую лучину снизу - опять остаться без света ему не улыбалось.
        Знахарка забилась под полки и выла оттуда. Прачка, громко пыхтя, безуспешно пыталась выковырять клинья. Олег поймал ее за ворот, метнул к тетке, попробовал пальцем острие клинка.
        - Значит, сказываете, рабом при вас стану бессловесным? Значит, сказываете, капризы любые исполнять стану?
        - Ой, прости-помилуй, пожалей-пощади! Лихоманка попутала! - заскулила из-под полков женщина. - Шуликоны ночные глупость нашептали!
        - А ты, зараза мелкая? - острие сабли уперлось в горло девушки. - Я тебя, девицу работящую, за трудолюбие да по доброте дурной серебром одарил - а ты меня сразу на всю казну обобрать захотела?
        - Смилуйся, чудище ночное! - упала на колени Снежана. - Уж не знаю, откуда глупость такая в голову пришла. Не иначе, от серебра несчитаного ошалела, разум помутился… Вот, забери, - полезла прачка рукой за пазуху. - Не надобно мне ничего. Путника приветить дело святое, за то платы не берут.
        - Оставь… - отмахнулся Олег и убрал саблю. Не убивать же в самом деле двух наивных дурочек, возомнивших, будто они способны подчинить своей воле потустороннее существо? - Скажите спасибо, что на меня нарвались, а не на игошу настоящего и не на бога, по миру гуляющего. Быть бы вам тогда или жарким на вертеле, или жабами морожеными.
        - А ты кем будешь, чудище? - облегченно перевели дух женщины.
        - Не чудище я, а самый обыкновенный человек! - отмахнулся ведун. - Просто от богов славянских прячусь, потому обличье и меняю. В духа бесплотного обращаюсь, углами темными таюсь, норами снежными отсиживаюсь, во мраке прячусь. Так, в общем, на север и пробираюсь. В бане захотелось в кои веки попариться - и то через квакушку болотную все вышло!
        Женщины молчали, изумленно отвесив челюсти.
        - Чего уставились? Думаете, у меня вражда с богами? Ничего подобного! Просто размолвка небольшая. Многие так и вовсе подсобить не против. Магура, например, пару советов дала, об опасностях предупредила… Чего вы на меня так смотрите?!
        - Прости, человек смертный, что побеспокоили… - тетя Зоря вылезать из-под полков явно не собиралась. - Дозволь удалиться нам с племянницей, дабы сну твоему мирному более не мешать…
        - Поспишь тут теперь, как же! - поднял глаза к потолку Середин. - Сажник обвалился. Теперь баня моментом выстудится. И постель вся грязная. Чувствую, кончился мой отдых. Дальше придется лететь…
        - Воля твоя, смертный человек, - стукнула лбом в пол тетя Зоря.
        - А дозволь, исподнее твое постираю? - предложила Снежана. - Переоделся, поди, после бани-то?
        - Мне, девица…
        В этот миг разум ведуна словно зацепили крюком, рванули куда-то в высоту. На миг Олег увидел перед собой испуганное лицо какого-то мужика в костюме и галстуке, тротуарную плитку у него под затылком. Середин приподнялся, ощутил два удара в спину, словно от ударов молотка, и… И снова оказался в бане. Боль от ударов вернулась вместе с ним, в груди ощущалась холодная тяжесть, словно туда положили кирпич. В замешательстве он произнес:
        - Я же в кольчуге…
        И все кончилось. В глазах стало темно, и ведун кулем повалился наземь.
        Женщины выждали, потом подобрались ближе. Прислушались…
        - Чего это с ним? - неуверенно прошептала девушка.
        - Сам же признался, чудище, что с богами в ссоре… - облизнула пересохшие губы знахарка. - Вестимо, кара высшая нашла.
        Снежана подобралась ближе, поднесла ухо к губам:
        - Теть Зорь, да он не дышит! Помер!
        - Ты грудь, грудь слушай! Сердце стучит?
        Девушка прижала ухо к груди мужчины, замерла. Выпрямилась, прижав ладонь ко рту:
        - Ой, теть Зорь, он мертвый! Не стучит!
        - Стало быть, и верно боги отыскали, - с облегчением выдохнула знахарка, вылезая из-под полков. - Не зря он углами темными хоронился.
        - А-а-а!!! - отскочила к окну Снежана.
        - Ты чего? - снова присела женщина.
        - Он моргнул!
        - Ну, у мертвых это бывает. - Знахарка осторожно придвинулась к лежащему воину, закрыла ему глаза. - Покойся с миром.
        - Он опять открыл, теть Зорь… - в ужасе вцепилась зубами в ногти прачка.
        - И верно… - женщина задумалась.
        Выдернула косарь из ножен воина, ушла в предбанник, выковыряла ножом клинья, приоткрыла дверь, сунула клинок в сугроб. Подождала. Вернулась в парную, поднесла лезвие к губам мужчины, сама присела рядом.
        - Вот лихоманка болотная, живой! Сталь-то запотевает! Выходит, дышит чудище. Токмо так слабо, что и не заметить…
        - И что теперь делать, теть Зорь?
        - Ты смотри, сталь-то какая добротная, - покрутила перед собой нож женщина. - Дорогого такая стоит. И меч сказочный, отродясь похожих не видала. Рукоять наборная, самоцветная. Да и весь поясной набор хорош. Рублей пять, мыслю, сразу дадут, не торгуясь. Кольчуга и вовсе на гривну потянет. В сумке поясной, верно, серебришко имеется.
        - Теть Зорь…
        - Может, раздеть его, пока никто не ведает, да в сугроб кинуть? - шепотом предложила знахарка. - Разом и разбогатеем.
        - Не, теть Зорь, один раз по-недоброму мы разбогатеть уж попытались… - покачала головой Снежана. - Эвона чем кончилось. Давай теперь по совести?
        - По совести его выхаживать надобно, - тяжко вздохнула знахарка. - А дело сие есть долгое и тяжкое. Да еще и неведомо, чем кончится. Он ведь сказывал, с богами в ссоре. Нешто ты, несчастная, из-за чудища неведомого гнев божий на себя вызвать хочешь? Говорю тебе, забрать надо добро да тело выбросить. Сие еще и за дело доброе зачтется, раз супротив небес чудище поперло!
        Девушка промолчала.
        Женщина вздохнула еще раз и махнула рукой:
        - Ох ты ж, горюшко мое неразумное… Ладно, на двор ступай, за санями. Не на руках же его, лося этакого, тащить?

* * *
        - Доброго дня, Ираида Соломоновна, - войдя в оранжерею, Роксалана остановилась у порога: черноволосая, пышногрудая, в черном коротком платье, плотно облегающем стройное тело. - Как успехи?
        - Почти, милая, почти, - забеспокоилась ведьма. - Хорошо, что ты сюда заглянула, деточка. Я ужо полагала сама бежать. Подь ближе, милая. Зараз последнюю попытку сделаем место нужное найти.
        - Хотела сказать, Ираида Соломоновна, что с амулетом Олежкиным у меня ничего не получилось, - миллионерша прошла вперед, к накрытому столу. - И, видимо, вообще не получится. Думала, миром договорюсь, денег заплачу, контракт протолкну али еще чего-нибудь. Но, оказывается, девка та, что амулет носит, в больнице лежит. Две пули словила. Теперь в коме, на двух аппаратах жизнеобеспечения. Дыхательном и кровообращения. Я справки навела… Если доктора с того света и вытащат, то не скоро. Да и то шанс не очень большой. Так что проще не рассчитывать, идти по основному варианту.
        - Дрогнула, выходит, душа твоя, деточка? - вскинула на нее белые глаза знахарка. - Не захотелось самой во бездну проваливаться, к себе подумала суженого вытягивать?
        - Вы не понимаете, Ираида Соломоновна, - покачала головой Роксалана. - На кону стоит вопрос тонны золота. Валютный запас среднего государства. В таких вопросах рисковать нельзя, здесь всегда нужно готовить запасные варианты. Надежнее всего будет найти его самой. Поставить метку, сделать привязку к местности. Потом вернуться и забрать. А уж если не получится, тогда достать Олега и расспросить его здесь.
        - Не понимаю я тебя, чадо, - нахмурилась ведьма. - То о любви сказываешь, то о золоте. Возвернуться обещаешь - а как, даже близко не ведаешь.
        - Одно другому не мешает, Ираида Соломоновна, - рассмеялась Роксалана. - Золото для дела, Олежка для души, иной мир для приключения. С тем, что я рядом с Олегом пережила, никакие горные лыжи, никакие прыжки с парашютом и уж тем паче никакой пейнтбол не сравнится. После того как я вернулась, мне все здешнее существование аскетизмом в келье кажется. Тоска смертная. Словно из настоящей жизни вынули и в зрительный зал в кино посадили. Кроме попкорна и зависти - никакого удовольствия.
        - О-от оно, стало быть, как… - протянула ведьма.
        - То самое, Ираида Соломоновна, - хмыкнула Роксалана. - Меня полтора года учили лучшие фехтовальщики, я набрала пять кило мышечной массы, со ста шагов сбиваю из лука летящий теннисный шарик и уже черт знает сколько времени зубрю все виды магии, которые только знает наша этнография! Неужели вы думаете, что все это умение я собиралась похоронить здесь?
        - Опасные игры затеваешь, деточка…
        - Опасно, Ираида Соломоновна, на наркотики подсесть али за воротник каждый день закладывать. А с приятелем толковым по мирам погулять - это просто развлечение, - подмигнула ведьме Роксалана. - Или вы думаете, когда крепко припечет, он меня оттуда не вытащит?
        - Тот, каковой оберег со змейкой ковал? - прищурилась старуха. - Этот, коли пожелает, откель угодно достанет.
        - В этот раз я снаряжусь хорошо, - пообещала Роксалана. - Никому мало не покажется.
        - Вот, тоже возьми, - протянула ей тонкий и раздвоенный в рогульку прут ведьма.
        - Что это?
        - Лоза ореховая. Коли ее в ладони взять и над монетой провести, комель вниз опустится. Попробуй. - Ираида Соломоновна бросила на застеленный картой стол двухрублевик. - Токмо сильно прутик не зажимай, дабы поворачиваться не мешать. Попробуй.
        Девушка, пожав плечами, взяла рогульку двумя руками, провела над монетой. В нужном месте комель действительно опустился вниз, указывая точно на цифру «2».
        - Ну и что?
        - А то, что он и на камни реагирует. - Знахарка убрала монету и положила на стол камень. - Давай!
        Роксалана повторила опыт, и опять комель повернулся, едва оказавшись над камнем.
        - Чего ради я тут время трачу, Ираида Соломоновна?
        - А ради того, чадо мое несмышленое, - отбросила камень ведьма, - что не на воду, не на деньги и не на камни лоза реагирует, а на желания твои. На то, что ты, именно ты найти желаешь! Метку помнишь, что на суженом своем оставила? Представь ее пред собою. Как можешь ярче представь! К ней всеми помыслами устремись. Найти ты желаешь место, к метке оной самое близкое. То, где дотянуться до нее проще всего. То, куда она в скитаниях своих в час переломный доберется. Метка твоя, желания твои, суженый твой, воля твоя… Ищи!
        Знахарка отступила и раскинула руки над картой.
        Роксалана поджала губы, посмотрела на стол. Сделала глубокий вдох и медленно повела лозой над картой. В одну сторону, в другую… Наклонилась дальше, провела еще раз от края и до края, потом еще раз. И вдруг, нежданно для нее самой, лоза уронила свой комель и ткнулась им в коричневый овал, означающий возвышение с крутыми склонами.
        Ведьма мигом подскочила, положила под комель монету.
        - Вы уверены? - исподлобья посмотрела на нее Роксалана.
        Ираида Соломоновна вытащила из-под стола и развернула еще одну карту, потом еще. И на обеих метка стояла в одном и том же месте:
        - Три раза гадала, деточка. И все знаки неизменно воедино сходятся. Ты ведь помнишь? - ведьма подняла согнутый мизинец. - Уговор меж нами. Посему дорога ты мне, ако чадо кровное. Коли пропадешь, кто клятву сполнять станет?
        - Когда? - коротко спросила Роксалана.
        - О сем ты мне скажи, милая.
        - Тогда через неделю.
        - Не-ет, милая, не то ты сказываешь, - покачала головой Ираида Соломоновна. - О кудесничестве ты, сказываешь, спрашивала? Обряды, сказываешь, учила? Неправда все сие, деточка. Не в знании кудесническом, не в подсчетах точных, не в записях подробных, не в обрядах шаманских. Здесь чародейство спрятано, - ткнула знахарка пальцем в ее живот. - В душе, в чувствах, ощущениях… В единении с небесами воздушными, с водами текучими, с землею сырою, с солнцем жарким. С ними воедино кудеснику слиться надобно, ими пропитаться, их токи, желания и возможности познать, ако самого себя. Песни, обряды, танцы и заговоры суть лишь помощники малые, дабы в деле сем тонком подсобить. Но не в них сила. В душе она, в тебе, в понимании и принятии мира нашего.
        Знахарка обошла стол, взяла голову миллионерши в ладони:
        - Ну же, чадо! Закрой глаза, о хлопотах забудь, внутрь себя оборотись, о прочем забывая. Безмирие вспомни, в котором парила. Миры, в каковые заглядывала. Пути, которыми летела. Метку вспомни. В руку свою метку сию возьми, через безмирие до нее дотянись. Не сама думай, ее слушай! Коснись ее, чадо… Ты чуешь ее? Видишь? - Ведьма чуть выждала и спросила: - Когда?
        - Седьмого апреля… - выдохнула Роксалана и села прямо на землю, ощутив внезапную слабость.
        - Воля твоя, деточка, - ласково улыбнулась ей старуха и принялась сворачивать карты. - Сказываешь, помирает метка чародейская? Плохо сие, чадо. Ой, плохо. Как бы ниточка меж мирами да не порвалась…

* * *
        Едва дверь отделения реанимации распахнулась, Виктор Аркадьевич, нервно меривший шагами коридор, кинулся к врачу:
        - Как она, доктор?!
        Худощавый и малорослый, наголо бритый и с длинными черными, словно накрашенными, ресницами вокруг голубых глаз, завотделением замедлил шаг, пожал плечами:
        - Даже не знаю, что сказать. У нее пробито сердце и правое легкое. Немудрено, что на «Скорой» смерть диагностировали. По всем законам она уже давно… - врач запнулся, мотнул головой: - Но рефлексы есть, энцефалограмма нормальная, мозг активен и, есть надежда, даже не поврежден. Не представляю, как такое могло быть? Четыре часа без сердца - и она просто видит сны!
        - Может, что-то нужно, доктор?
        - В настоящий момент ваша… Простите, Виктор Аркадьевич, кем приходится вам пострадавшая? - врач остановился.
        - Невеста, - не моргнув глазом ответил бизнесмен.
        - Н-н-невеста, - врач задумчиво постучал пальцами по бейджику. - Как бы это сказать… Нам еще никогда, Виктор Аркадьевич, не приходилось лечить пострадавших с пробитым навылет сердцем. Оно, можно сказать, надвое разорвано.
        - Может, ее тогда в Военмед перевезти?
        - Во-первых, можете мне поверить, подобных ранений не встречалось даже им, - опять застучал пальцами завотделением. - Во-вторых, в настоящий момент аппараты искусственного жизнеобеспечения поддерживают ее в достаточно стабильном состоянии… Если можно употребить это слово. А перевозка чревата… Ну, а в-третьих, со специалистами Военно-медицинской академии мы постоянно консультируемся.
        - Какие варианты?
        - Пересадка сердца, наложение швов на ее собственное, полный перевод на механический кровоток. В последнем случае, понятно, она навсегда окажется привязана к чемоданчику. Маленьких сердец мы делать пока еще не умеем. Лично я склоняюсь к варианту два. Так не будет трудностей с отторжением. А вот вояки считают, что «штопаное» сердце расползется, что его не получится запустить, что шрамы будут несовместимы с полноценной жизнью… Но другие варианты тоже не сахар.
        - Вот проклятие! - сжал кулак бизнесмен. - Лучше бы они мою башку прострелили!
        - Тогда то же самое сейчас я слышал бы от нее, - вздохнул доктор. - Вы извините, но говорить о последствиях сейчас трудно. Случай действительно уникальный.
        - Да, я понимаю, - бизнесмен отступил к стене.
        Заведующий отделением ушел, и к нему приблизился водитель:
        - Виктор Аркадьевич, а вы чего… Это… С Олей… И правда?
        - Дурак ты, Юра! - отмахнулся бизнесмен. - Если я не родственник, мне вообще ничего не скажут. А папой назваться не могу, настоящий вот-вот приедет. Так что, будем считать, мы хотели пожениться.
        - Да, - потупил взгляд мужчина. - Называть эту малышку телохранительницей звучало бы еще глупее.
        - Но спасла меня все-таки она, а не ты!
        - Я же в машине был, Виктор Аркадьевич! - вскинул голову водитель. - Сделал что мог!
        - Молчи лучше, - отмахнулся бизнесмен. - И Алевтине не проболтайся.

* * *
        - Странно зело сие, - пробормотала знахарка, укрывая бесчувственного мужчину вытертой кошмой. - Ни раны нет, ни царапины единой, ни укуса. С чего свалился? Неведомо. И ладно бы жалился на что, вел себя странно. А то здоров был, здоров, да с тем и упал.
        - Ты же сама про божью кару сказывала, теть Зорь! - Снежана подоткнула край одеяла.
        - Так ведь от кары небесной тоже следы остаются, племяшка. - Женщина поднялась: - Пойду, дров принесу. Теперича и их куда более уходить будет! А ты ступай, белье с веревок сними. Выморозилось уже, мыслю. Теперича еще и этого кормить придется. Никаких сил не напасешься.
        - Как же его кормить-то, беспамятного?
        - Бульончиком крепким, в ротик ложечкой, - знахарка стала одеваться. - Пожрать - оно даже беспамятные мужики завсегда любят. Но на болтушке морковной не выкормишь, тут мясо надобно.
        - Ну, он ведь мне два гривенника дал.
        - Надолго ли этого серебра хватит? А в сумке, вон, я посмотрела, еще три всего и несколько чешуек.
        - Ты в его сумку лазила, теть Зорь? - возмутилась девушка.
        - А чего не посмотреть, коли хомутом на шею свалился? Ступай давай за бельем, еще разнести дотемна надобно.
        Серебро, уплаченное прачке за помывку в бане, вечером превратилось в баранью полть. Купленную половину туши женщины разделали, вечером сварили густой бульон, каковой, когда остыл, терпеливая Снежана по ложечке стала заливать больному в рот. Тот и вправду глотал, хотя больше никаких признаков жизни не подавал. Даже дышал еле-еле, в полушаге не слышно.
        - Одно хорошо, сами в кои веки мяса поедим, - сварливо сказала знахарка, обдирая вареное мясо в миску. - Ему твердого ничего не проглотить.
        - И долго он так лежать будет, теть Зорь? - оглянулась Снежана.
        - Ты корми, корми. Первый день всего лежит, а уж притомилась. Сколь на роду ему написано, столько и пролежит.

* * *
        Обедал Виктор Аркадьевич в больничной столовой, кататься по ресторанам настроения не было. Впрочем, есть тоже не хотелось. Но - нужно. Организму полагается. Вот и ковырялся бизнесмен алюминиевой вилкой в куриной котлете, больше похожей на криво раздавленную картошину. Поэтому звонок телефона он воспринял с облегчением, поднес трубку к уху:
        - Здравствуй, Алевтина. Как ты там?
        - Мне-то чего сделается, пап? Скажи, как Оля?
        - Медики сошлись на решении сшивать. Дадут некоторое время, чтобы заросло, пока на искусственной циркуляции лежит. Потом пустят кровоток в мышцу и попытаются запустить. От операции сложностей не ждут, но вот как пойдет заживление, даже гадать не пробуют.
        - Понятно. А вы с ней что, решили пожениться?
        - Вот, черт! Это тебе Юра проболтался?
        - Нет, в Интернете прочитала, на форуме больничном. Много интересного узнала, как богатого папика захомутать можно.
        - Да очень просто! - не выдержал бизнесмен. - Две пули вместо него на себя принять!
        - Пап, ты чего? Да женитесь, сколько хотите! Я же взрослая, я понимаю… Уж лучше Оля, чем блондинка какая-нибудь придурочная. Оля стремная. И рыжая.
        - Да слухи это, дочь. Я так сказал, чтобы родственником считаться.
        - А-а, так она не в курсе? - сразу повеселела Алевтина. - Ну что, папа, могу только посочувствовать. Вот возьмет и откажется. Во-первых, останешься без нормальной подруги, а во-вторых, тебя все знакомые сожрут за то, что ты ее бросил.
        - Пусть сперва вылечится, потом разберемся, - Виктор Аркадьевич отключил телефон. Посмотрел на котлету, на вилку и бросил ее на тарелку: - Самое мерзкое - это когда ничего сделать не можешь. Только сидеть и ждать, чем все кончится. Еще и кормят здесь отравой!
        Он поднялся и рассерженно вышел из столовой.

* * *
        - Лежит? - вернувшись с торга, спросила с порога знахарка.
        - Глаза иногда открывает, - вздохнула Снежана. - И ничего более.
        - Десятый день, - мрачно добавила женщина, вешая тулуп на старый вытертый олений рог у двери. - Ныне новолуние, лучшая ночь заговоры на исцеление читать. Коли чего усилить желаешь, это на растущую луну кудесничать надобно, а коли избавиться, извести - то на убывающую.
        - Кого извести? - испуганно переспросила девушка, не переставая, однако, ложечкой вливать бульон между губ больного.
        - Прыщики извести! - буркнула женщина и выложила из мешка на стол метелку полыни, сброшенную змеиную кожу и две тощие черные сальные свечи. - Али думы тяжкие. Али мышей из амбара. А коли здоровья, урожая, любви добавить хочешь али косу погуще отрастить - колдовать надлежит после новолуния. Но чем раньше, тем лучше.
        - Он же сказывал, прячется от богов, теть Зорь, - попыталась возразить прачка.
        - Так я богов звать и не помышляю. Токмо духов ночных, да силы земные, - знахарка развязала платок и принялась расплетать косу. - Сама видишь, не становится лучше чудищу нашему. Коли не делать ничего, так и вовсе в мир иной отойдет. Ладно бы сразу бросили… А ныне потратились ужо, и мороки сколько натерпелись. Обидно выйдет, коли понапрасну.
        Женщина присела возле печи, заглянула в топку. Кинула на угли несколько поленьев, выпрямилась, тряхнула головой, запустила пальцы в распущенные волосы, разбрасывая их по плечам. Повернулась к племяннице:
        - Ну что, покормила?
        - Да, теть Зорь, - девушка поднялась, допила через край остатки бульона, облизала ложку.
        - За очаг на лавку сядь и молчи! - Знахарка, взяв миску, вышла из избы, вернулась с ней, полной снега, поводила сверху рукой, что-то бормоча, решительно кивнула: - Под луной лежал, светом вдосталь напитался.
        Она зажгла свечи из очага, прикрепила их в изголовье, подтянула ближе снег, зачерпнула полной горстью, размазала по лицу больного:
        - Ты, вода небесная, ты, вода чистая, из-за гор прилетела, из-за лесов примчалась, ветрами очистилась, луной высветлилась. - Знахарка сдвинула кошму и одеяло, продолжила растирать тело. - Смой, вода, с чада смертного сглазы черные, пятна лихоманковы, черноту морозную, судьбу горькую, хворь нутряную и верхнюю, боли душевные, смой уроки и призоры, смой наветы-разговоры. Стекай, вода, ручьем с чада сего и чужое все с него с собой унеси. Имя же чаду немощному сама изведай!
        Знахарка вздохнула, отставила снег, бросила в огонь полынь и взялась за змеиную кожу:
        - Под снегом белым кожа белая, под белой кожей кровь красная, под кровью красной кость крепкая; не кипит, не горит, огнем не жжет. Расступитесь, звезды небесные, пропустите луну ясную. Найду аспида небесного, найду аспида земного, призову аспида на порог телесный. - Знахарка взяла кожу и принялась натирать тело больного. - Заползи под кожу белую, нырни в кровь красную. Вокруг больной кости, аспид, обвейся, болью чада смертного напейся. Высоси боль чада смертного до конца до капельки, забери с собой в края дальние, унеси в земли неведомые, за леса, за горы, за глубокие овраги. А имя чаду тому ты сам изведай. Уползай, аспид, на веки вечные, приходи, луна светлая. Напои, луна, кости белые светом чистым, силой свежей… Имя же чада сама изведай!
        Женщина крутанулась и со злобой швырнула отравленную болезнью шкуру аспида в пламя.
        - Если ничего не выйдет, твое чудище само будет виновато! Как можно отчитывать человека, не зная его имени? Так и будет валяться с нами до скончания веков чурбаном полумертвым!
        Изба вздрогнула от тяжелых ударов в дверь.
        - Кто там еще? - проворчала женщина, торопливо собирая волосы в хвост и сматывая на затылке. - Снежана, глянь!
        Девушка осторожно пробралась вдоль внутренней стены, вышла в сени, откинула засов, толкнула створку. И тут же шарахнулась назад под напором плечистого старика с посохом, в синей искрящейся шубе, подбитой соболями, в песцовой пушистой шапке.
        - Кому безымянному здесь здоровья испрашивали? Ну-ка посторонись!
        Гость шагнул в избу, разом наполнив ее собой. Согнувшись под низкими сажниками, похлопал по груди пухлой варежкой. В воздухе закружились искрящиеся снежинки, причем заискрились настолько ярко, что в горнице стало светло.
        - Вот, стало быть, куда ты сгинул, жалкий смертный… - буркнул старик. - Эй, кто тут искал от меня помощи сему червяку? Когда он проснется, передайте, что я разочарован. Он не узнал тайну смерти в «Голубиной книге», он упустил идола бьярмов, он не нашел Золотое царство… И скажите, что я забираю свой подарок, раз уж ведун не смог достойно им воспользоваться.
        Старик повернулся, наклонясь перед дверным проемом почти вдвое, но замер, оглянулся через плечо:
        - Ах да… Ты просила помощи и покровительства, смертная, и я откликнулся на твой зов. - Гость пошарил по кушаку, в руке сама собой оказалась фляга. - Вот, возьми. Дай ему выпить. В прошлый раз это помогло.
        - Но как ему дать? Он же без чувств!
        - Не знаю, - пожал плечами старик. - В прошлый раз он пил зелье сам.
        Гость вышел за порог и рухнул вниз, осыпался, обратился в часть снежного сугроба.
        - Мама… - выдохнула девушка.
        - Дверь закрой, племяшка, дует! - закричала знахарка. - Карачун нам на голову, холод-то какой! У меня сейчас уши отвалятся… И дров подбрось в топку, пока руки-ноги не отморозили.
        Она выдохнула и в некотором недоумении взглянула на флягу в руке.
        - Ты глянь, серебряная. Выходит, не померещилось? - Знахарка перевела взгляд на больного, потом опять на флягу, снова на больного. - Снежана, подь сюда! Вот, напои чудище, у тебя сие славно получается. Чудится мне, сие зелье исцелить его должно.
        Как завороженная, девушка приняла флягу, поднесла к губам бесчувственного мужчины и глоток за глотком влила. Женщины отступили, замерли…
        И ничего не произошло.
        - Вот они какие, боги мрака, - сглотнула Снежана. - В любой дом только холод несут, и зелья у них… мертвые!!!
        Она отвернулась и села перед пламенем очага.
        - Кабы мертвое, так и убило бы, мыслю, - вздохнула знахарка. - А он, смотри, токмо порозовел.
        - Топим хорошо, вот и розовеет. Коли жизнь вернуть хочешь, не к духам ночным, к дневным богам обращаться надобно!
        - Нельзя к дневным, племяшка. Сказывало же чудище твое, гневаются на него боги. Сгубят.
        - А ныне он каковой? Не сгубленный?
        Знахарка, подойдя ближе, задумалась, потом махнула рукой:
        - Может статься, и ладно. Сгинуть быстро - и нам, и ему легче станет, нежели бревном-то лежать. Вот только…
        - Что, теть Зорь? - вскинулась девушка.
        - Ты помнишь, перуницу он поминал, Магуру? Коли и кланяться, так, верно, ей надобно. А ее истукана в нашем святилище нет. Детям Перуна никто в краях здешних отродясь не молился. Буйные больно, токмо ветрами, ливнями да молниями и балуют. Чего у них просить?
        - Что делать тогда?
        - Волхва, Седогласа о чуре новом просить, - ухмыльнулась женщина и запустила пальцы в волосы. - Коли поклониться уважительно, так смилуется, поставит. Чего ему дочь Перунову не уважить? Перун-правдолюбец средь мужей уважаем, к нему завсегда за справедливостью идут… Да ты не бойся… Уговорю.

* * *
        - Что, доктор, что?! - В этот раз возле реанимационной палаты заведующего отделением ждала солидная толпа, в большинстве состоящая из журналистов с микрофонами и фотоаппаратами. Было даже две камеры от центральных каналов. Все же - уникальная операция, редчайший случай.
        - Все хорошо, - сняв маску, кивнул врач. - Операция прошла успешно, через сердце пущена кровь. Как вы знаете, кислород и питательные вещества разносит именно она. Но кровоток обеспечивает аппарат искусственного кровообращения. Теперь остается только ждать. Насколько успешно идет заживление, мы узнаем не раньше, чем через месяц. Тогда и будет решаться вопрос о стимуляции сердечной мышцы.

* * *
        Снежана так и не узнала, как ее тетушке удалось убедить Седогласа установить в городском святилище нового истукана. Однако на третий день, вернувшись домой уже глубокой ночью, тетушка Зоря сняла с головы платок и довольно улыбнулась:
        - Какой он все-таки упрямец, этот старикашка! Но крепок на диво. Боги явно благоволят ему и дают настоящую силу. - Женщина вошла в горницу, села на скамью, зевнула, легла на спину и сладко потянулась: - Ночью перед рассветом новый идол появится. Маленький совсем, конечно, как дитю и положено. Рядом с отцом. Можешь завтра пойти и оставить ей курительницу с травами и какое-нибудь подношение.
        - Какое?
        - Дабы привлечь внимание, надобна яркая жертва. Крупная. Однако бык или корова нам не по силам, равно как и волхву заплатить за молебен старательный. Тебе серебра хватит токмо на петуха простого, да самой на коленях постоять и губы новому идолу кровью помазать.
        - Может, ты, тетушка, попросишь Седогласа?
        - Нет, милая, открыто мне старый хрыч помогать не станет, - ухмыльнулась женщина. - И возле нового истукана мне появляться не стоит, дабы слухи глупые не появились. Тебе придется самой.
        Слова тетушки Снежану особо не испугали. Что может быть сложного в молитве богам? Обратиться вежливо и почтительно, дабы не оскорбились, просьбы свои рассказать понятно, дабы ничего не напутали, и подарок какой-нибудь принести, внимание на себя обратить. Если подарок хороший и искренний - не могут боги в ответ не помочь. Иначе несправедливо будет. А боги русские справедливы. Коли ты хорошее что-то сделал - то и тебе добром воздастся. Зло учинил - оно тоже возвернется обязательно.
        Одно плохо - малого подарка боги могут и не заметить, али ответным добром отзовутся совсем маленьким. Посему люди богатые - князья, купцы, бояре - подарки делают весомые. Обновляют, а то и строят святилища, украшают идолов серебром и златом, в жертву приносят баранов, а то и быков, балуют волхвов домами и звездочетнями. А волхвы, содержащие святилища в должном порядке, ведущие счисление дням и праздникам, возносящие молитвы по особым дням и знающие личные предпочтения каждого из небесных вседержителей, пользуются, понятное дело, особой благосклонностью богов.
        Коли есть смертному чем заплатить за жертвоприношение и волхвов - то и боги отвечают взаимностью. Коли нечем человеку привлечь благосклонность - боги помогают ему в делах с понятной ответной леностью. Извечный замкнутый круг, вырваться из которого не дано никому: богатые получают все, что просят, становясь еще богаче, а бедные беднеют, брошенные на произвол судьбы и радуясь каждой мелочи.
        Но, коли уж нечем заплатить волхву за службу, можно поклониться и самому.
        На рассвете, разнеся постиранное белье по домам, Снежана выпросила в долг у последнего из хозяев молодого краснохвостого петушка с черной спиной и синей грудью, отправилась в святилище.
        Здесь было тихо и безлюдно. Светлым днем горожане предпочитали работать, а волхвы, судя по тому, что вокруг все было опрятно, снег бел и утоптан, а плетеные ивовые подставки перед идолами пусты - волхвы свой долг исполнили.
        В центре святилища возвышались, понятно, самые великие из богов: Велес, его жена Макошь, рядом - Даждбог и Сварог. Чуть далее, округ главных повелителей мира, стояли идолы поменьше: хранительница семьи Лада, супруга Сварога, Похвист и Стрибог, Троян и Карачун, Додола и Полель - владеющие ветрами, дождями, любовью и плодородием. Вдоль самой стены пристроились небольшие, человеку едва до пояса, рожаницы - покровители отдельных родов и семей Перми, Святибор и Тара, повелевающие лесами и рощами, Сива и Хмель, заведующие плодородием садов, Ярило с Примекалой - боги жары и сладострастия.
        Такими же невысокими были Чур, бог межи и очага, стоящий справа от входа, и Перун, бог гроз и правосудия, стоящий слева. При всей важности правосудия - честным людям требовалось оно не часто, обычно сами меж собой споры решали, потому и кланяться Перуну было в Перми почти некому. Равно как и Чуру. Границы правильные нужны всем - да токмо кто же умышленно межевание, людьми и князем утвержденное, нарушать станет? Пока целы - просить не о чем. Посему прозябали два идола богов законности и порядка в уважении, но забытости. Токмо волхвы в положенные сроки требы им и приносили.
        Нетрудно догадаться, на какое внимание мог рассчитывать совсем маленький, немногим выше колена, идол Перуновой дочки, поставленный рядом с отцом. Причем не вкопанный, а просто приклеенный смолой к куску плоского известняка и пристроенный в снег чуть позади Перуна.
        Снежана, проявляя уважение, обошла все святилище, низко поклонившись каждому из старших богов в отдельности, со склоненной головой обойдя властителей второстепенных и бегом обежав менее значимых. В конце она вернулась к воротам, поклонилась стоящему на кривых медных ножках Перуну и опустилась на колени перед маленькой перуницей:
        - К тебе обращаюсь, богиня Магура, носительница молний, храбрая воительница. На твою милость уповаю, на твою милость надеюсь, к твоей доброте взываю, светлая богиня. Снизойди к беде путника неведомого, чудища безымянного, из мрака ко мне пришедшего. Избавь его от болезни, верни его телу душу и разум, вдохни в него силу. Прими дар мой скромный. Не обессудь, что невелик… Все, что имею своего, то тебе и отдаю… - Вытащенный из мешка петушок захлопал крыльями, буйно прокукарекал в последний раз, и через миг его кровью молодая прачка помазала губы идола. - Испей, Магура грозная, горячей крови. Насыться подношением моим. Исполни просьбу мою.
        Снежана еще раз поклонилась маленькому истукану, выпрямилась. Прислушалась к происходящему вокруг, повела зрачками по сторонам. Если богиня услышала молитву, приняла жертву - должен быть какой-нибудь знак.
        Увы, мир окрест словно вымер: ни звука, ни шевеления. Поди угадай, правильно она все сделала или нет?
        Дома девушку уже ждали полные корзины грязного белья. Стирать зимой - удовольствие небольшое, а потому в холода многие хозяйки предпочитали лучше заплатить, но самим не мучиться. Для Снежаны же морозы - удачная возможность лишнюю монетку на будущее заработать.
        - И что за больные у тебя тут валяются, красна девица?
        Прачка вздрогнула от неожиданности, обернулась и попятилась, увидев совсем рядом закутанную в мешковину сгорбленную старуху с клюкой. Дверь не хлопала, не скрипела, холодом не веяло… Откуда взялась, как вошла?
        - Да вот… Добра молодца никак не разбудить… - кивнула на постель Снежана.
        - Видно, плохо стараетесь. - Старуха подкралась ближе, вытянула шею, к чему-то принюхиваясь, потом вдруг размахнулась клюкой и с силой ударила ею немощного в грудь: - А ну, вставай!
        Снежане с перепугу померещилось, что в момент удара клюка превратилась в золотое копье, а в стороны сыпанули искры. Но тут «чудище неведомое» вдруг вскрикнуло, изогнулось, захрипело, словно подавившись - и село в постели, ошалело хлопая веками:
        - Где я?!

* * *
        Виктор Аркадьевич недовольно покосился на завибрировавший телефон, посмотрел имя абонента, поднял трубку:
        - Да, дочка.
        - Ты на работе?
        - Да, и занят.
        - Тогда я коротко. На сайте больницы повесили сообщение, что у Оли самопроизвольно забилось сердце. Кардиограмма нормальная, готовят к отключению от аппарата искусственного кровообращения. В общем, готовь колечко, скоро выпишут. Я тут перстень с двумя рубинами в галерее видела. Очень симпотный и к амулету ее подойдет. Если Оля тебе откажет - чур мое.
        Необоримый сердцеед
        - Ой-ей-ей, электрическая сила!!! - оскалился Олег. - Чего так больно, тетя Зоря?
        - Хочешь, чтобы зажило быстрее, терпи! - продолжила замазывать пролежни знахарка. - Дня через три кожа нарастет, сможешь опять одетым ходить, на спине лежать. А седмица минует - так даже и на попе сидеть.
        - Ква-а-а! Ква! - громко застенал ведун. - Ты чего туда, горчицу кладешь, шаманка? Как огнем печет!
        - Жир барсучий, ноготки тертые, чистотел сушеный, гвоздики и душицы чутка для запаха…
        - Мяту добавить пожмотилась?
        - Да и без нее не загниет, добрый молодец! - женщина закрыла туесок. - Спасибо скажи, что каленым железом не прижгла, как иные лекари советуют. Али солью не присыпала.
        - Мне так кажется, хуже бы не стало, - тяжело выдохнул Середин.
        - Ты лежи, лежи, - приказала ему знахарка. - Пусть мазь впитается да рана обветрится. Опосля чистое наденешь. И без того Снежане одежу всю перестирывать придется, сердешной.
        Ведун послушно вздохнул. Он не хуже женщины знал, что обширные раны с загниванием плоти, что появляются от долгого неподвижного лежания, за пару дней не затянутся, и даже через первую молодую кожицу будет поначалу сочиться сукровица.
        - Ты мне вот что скажи, тетя Зоря, - опустив голову на сложенные руки, начал Олег. - Как так получается, что у тебя с сиротой на двоих и изба неплохая возле самого города, и баня, прямо скажем, роскошная имеется? С одной стороны, нищенствуете, с хлеба на воду перебиваетесь. А с другой - так очень даже зажиточно получается.
        - Это мне от отца наследство, чудище приблудное, - знахарка отошла к столу. - Отец углежогом был, все кузни городские и медни на нем держались. Жили крепко: одна изба в городе, за стеной, для зимы и на случай набега. Вторая сия, со двором. Тут летом и скотину держали, и сами жили в вольготности, и баня тоже не в тягость была. Насилу помещались семьей-то большой. А как отец судьбу свою закончил, мы с братом по совести добро наследное поделили. Мне - двор и баню, и матушка со мною поселилась. Ему же - изба в крепости и дело все углежогское.
        Олег повернулся на бок:
        - Коли Снежана племянница твоя, хозяйка, то, выходит, с братом неладное что-то случилось?
        - Жена его родами померла, - сухо ответила знахарка. - А любил он жену-то, души не чаял. Потому и Снежану невзлюбил, да и сам к хмельному пристрастился. Поначалу работать продолжал, да токмо уголь все хуже и хуже у него получался. Медники и кузнецы взроптали, к князю пошли. На круг серебро собрали, да волей княжеской дело у него и выкупили, сами жечь стали. Брат же с серебра сего шального пуще прежнего запил. Как кончилось, дом тоже пропил. Опосля сгинул где-то, никто и не схватился. Снежана к тому времени у меня давно обитала. Я гадала - мертвый выходит. И смерть мирская. То ли замерз, то ли утонул, то ли еще чего вышло, как оно во хмелю-то бывает. Не убивал его никто. Да и к чему? Взять-то с него уж нечего было… С тех пор вдвоем и маемся. Она стирает, я бабам помогаю. Кому повитухой, кому лекарем. Кого слушаю, кого жалею, кому заговорами помогаю. Так и живем.
        - А сама отчего одна?
        - Слух дурной прошел, - вздохнула женщина. - Будто с нежитью я лесной путалась. Вот парни как от порченой и шарахались. Тогда шарахались - ныне ровно мухи на мед льнут. Свои жены теперь постылые, моих ласк хотят. Да разве минувшее обратно возвернешь? Задушила бы их всех собственными руками! - внезапно зло выдохнула хозяйка и даже поднесла к лицу скрюченные пальцы. - Да токмо без подарков их мы со Снежаной вовсе ноги протянем.
        Олег понял, что разговор попал знахарке по больному месту, и предпочел сменить тему, указав в потолок:
        - Чего сверху ни сеном, ни соломой до сих пор не застелили? Холодно же! Все тепло через верх уходит.
        Изба у женщин была построена так же, как и баня, по «полубелому», просто размеры имела раз в пять больше. Печь тоже была больше и немного аккуратнее, отличаясь от банного очага высокими боковыми стенками из скрепленных глиной валунов, слегка сходящимися наверх. Над топкой в потолке имелся квадратный проем для выпуска дыма, жилую часть от сажи закрывал сверху жердяной потолок.
        - Коли углы одни засыпать, толку не выйдет, - ответила хозяйка. - А коли весь, солома вниз сыплется и с края над огнем свисает. Так и до пожара недалеко.
        - Обить края надо, - прищурился Олег, бочком сполз с постели. - Лестница у тебя есть, хозяйка? Коли сидеть нельзя, буду лазить. Лежать надоело.
        - Лестница, знамо, найдется. Но больше в хозяйстве ничего не осталось, чудище. Руки бабьи слабые, а нужда большая. Так потихоньку и продалось.
        - Топор-то хоть есть? И чурбаки сосновые без сучков. Дрова уже все покололи али большие калабахи еще остались?
        Выглянув на чердак, ведун в очередной раз поразился русской смекалке. «Полубелая» топка, как оказалось, была не недостатком, а главным достоинством в доме бывшего углежога. Судя по навязанным вдоль стропил перекладинам с петлями и крючками, на них когда-то развешивалось изрядно всякого добра. Скорее всего, рыба, мясо, птица, окорока и прочие вкусности. Когда дом топили, дым шел наверх и все естественным образом коптилось. Возможно, очаг вообще не для тепла, а для копчения и делался. Дом-то летний! Чего его утеплять?
        - Надеюсь, соломой-то у вас в Перми разжиться можно? - спустившись, спросил Олег. - Топор принесла?
        Дальше работа была простой и привычной: чурбак на пол, боковины отколоть - и в печь, сердцевина сильными ударами расщипывается на пластинки в мизинец толщиной. Пять минут - и чурбак превращается в стопку дранки и четыре «горбылины».
        Наколов груду дранки примерно по колено высотой, ведун прицепил ее к куску старой кожи, залез наверх и прибил деревянными шипами сверху на дымовой продых, к нижней части привязал веревку. Теперь, если нужно топить, достаточно потянуть снизу за веревку - и продух открывался, а когда дрова догорали - закрывался. Кроме того, одна дырка в минус - в доме уже теплее.
        Вторым заходом Середин нащипал и прибил рейки по сторонам от дыры над очагом и вогнал в нее несколько длинных пластин дранки. Их можно было двигать. А значит, открывать и закрывать «дымоход». Минус две большие дыры - в горнице стало теплее уже ощутимо. Дальше - сшил из дранки короб и огородил дымовой проход сверху. Остальное пространство деревянными пластинками просто застелил. Теперь можно было не бояться, что через щели или через край утеплитель просыплется вниз.
        Тут как раз вернулась со своей работы румяная от холода прачка, сразу подбежала к печи, положила руки на теплые камни. Покосилась на ведуна:
        - Ты как, чудище неведомое? Хворь отпустила?
        - Зови меня Олегом, - сказал Середин. - Все едино обо мне уже всем богам и духам ведомо.
        - Чем занимался?
        - Пачкался, - показал свои руки и плечи ведун. - Похоже, придется тебе опять баню для меня топить.
        - Коли нужно, протопим, - смиренно кивнула Снежана. - Ты токмо после нее опять не усни… Ты чего, теть Зорь?
        Знахарка, делавшая бровями и глазами страшные знаки и слегка кивая в сторону гостя, резко выдохнула:
        - Ты глянь, что значит, когда мужик в доме! Потолок сделал, продых сделал, дымоход сделал. Коли соломой завтра разживусь, застелим жерди слоем этак по колено, или сколько хватит, и в доме наконец-то тепло будет! Один раз ввечеру протопим, и до утра без одеяла спать можно.
        - У тебя золотые руки, чудище, - улыбнулась девушка. - Спасибо.
        - Да, золотые! - громко согласилась знахарка и опять кивнула на Середина.
        - Ах да, гость дорогой, - спохватилась прачка, - ты, мыслю, голоден?
        - Тьфу, бестолочь! - не выдержала женщина.
        - Я затоплю, - сказал Олег. - А то дом выстыл весь, пока возился. Заодно и проверю, как все работает.
        Он встал на цыпочки, сдвинул с отверстия над очагом дранку, потянул за веревку, подвязав ее к сучку на одной из жердин, похлопал себя по животу:
        - Пояс… Сумка моя поясная где? Огниво в ней было.
        - Оставь, Снежана затопит, - приказала знахарка. - За стол сядь, у меня к тебе разговор имеется.
        Ведун послушался. Хозяйка дома опустилась напротив, поправила платок на волосах, одернула душегрейку:
        - Слушай меня, чудище неведомое, Олегом рекомое. Племянница моя за тобой, словно за дитем малым, половину месяца ходила. Кормила с ложечки, обтирала-убирала, укрывала, на еду тебе зарабатывала, от себя крохи отрывая. От смерти лютой тебя спасла. Теперь, по чести и совести, ты на ней жениться обязан и уже сам под свою опеку взять.
        - Тетя Зоря! - возмущенно крикнула от топки Снежана.
        - Не то говоришь, хозяйка, - мотнул головой ведун. - У нее, насколько я слышал, свой избранник имеется. Чего ей со мною мучиться?
        - То глупость детская, - отмахнулась знахарка. - Несмышленыш малой. Ты же, видно, муж бывалый и опытный, рукастый и сообразительный. С тобою она точно не пропадет. А любовь что? Блажь пустая. Стерпится - слюбится.
        - Не-е, теть Зорь, так дело не пойдет, - отрицательно покачал пальцем перед ее лицом Олег. - Я именно бывалый. Знаю, что ты меня сразу в бараний рог скрутить попытаешься и к ногтю прижать. На фиг мне такое счастье. Пусть ее горшечник подобной жизни радуется. Я в петлю добровольно не полезу!
        - Какая петля! - возмутилась знахарка. - Я если только помочь да поддержать! Приданое дам, у меня сундук полный, в дом пущу, слово в семьях разных за тебя замолвлю, дабы работу сыскать.
        - Нет, не нужно мне такого приданого. Ни сундука твоего, ни тебя самой!
        - У тебя совесть-то есть, чудище иноземное?! - хлопнула ладонями по столу женщина. - Девушка все жилы из себя на кулак намотала, дабы тебя с того света вытащить, ты же ее как ветошь попользованную бросаешь!
        - Совесть, совесть, совесть, - прищурившись, припомнил Олег. - По совести не жениться я должен, а приданое сироте работящей дать, дабы по желанию своему жениха выбирала.
        - Какое с тебя приданое? Нешто я сумки твоей не видела? Два кресала да вошь на аркане!
        - А-а… А баня твоя еще цела, хозяйка?
        - Стоит, чего с ней сделается?
        - Так я свой мешок походный под нее сунул, прежде чем в парилку идти, дабы не промок. Там в заначке еще кое-что ко вши арканной имеется.
        - Ох, ты ж, да что же ты молчал! - всплеснула руками знахарка. - Пропадет же! Заметит кто, увидит, утащит!
        Она сцапала тулуп и выскочила из дома.
        Ведун подошел к Снежане, присел рядом:
        - Разгорается?
        - Сейчас полыхнет, щепы много… - Она покосилась на него: - Спасибо тебе, чудище. Хороший ты, вижу. По уму, за тебя идти надобно. Но сердцу не прикажешь.
        - Меня самого лучшая женщина мира ждет. Ей подобной нигде больше не сыскать! Ни в землях других, ни в мирах, ни в прошлом, ни в будущем. Душа яркая, как огонь этот. Воля, что лед на реке зимней. Глаза цвета солнца небесного, и красива, как весна зеленая. Вспомню про нее - сразу сердце от тоски сжимается.
        - Ой, у меня у самой застучало, - прижала ладонь к груди девушка. - Вот бы про меня кто из молодцев речи такие же сказывал… Я бы для того ничего не пожалела! Ни себя, ни души, ни сил своих.
        - А что парень твой?
        - Рыкун… - запнулась Снежана. - Он как солома полыхает. Как увидимся, обжигает до боли. А как нет рядом, так и не знаю. Не слышно не видно. Не чувствую. Вот твоя суженая, мыслю, постоянно думу и страсть твою чует. Греется ею, ждет, надеется. А я…
        Хлопнула дверь, в избу зашла знахарка:
        - Вот, сразу увидела! Что же ты, оглашенный, добро свое так бросаешь? А ну, мимо бы кто прошел?
        - Так я здесь задерживаться не собирался, - ответил Олег, подтянул к себе мешок и развязал узел. - Интересно, мыши мясо не нашли? Иначе угостить вас у меня сегодня не получится. Нет, все цело! Давай тогда, хозяйка… Огонь горит, припас имеется. Готовь нам праздничный ужин. А я пока до дна докопаюсь…
        Ненужное в походе серебро, наменянное еще в Пскове, и замотанное в платок зеркало нашлись на дне заплечного мешка в целости и сохранности, резко подняв знахарке настроение. Олегу про женитьбу она больше не говорила - однако Снежане намекала на богатого жениха столь старательно, что это замечал даже Середин.
        Впрочем, девушка держалась, а серебро стало быстро превращаться в утепление для потолка - три возка соломы и пять циновок, чтобы накрыть его сверху, - в толстую кошму на стены, в балки и тес для пола. Земляной ведуну никогда не нравился.
        Олег бы еще и печку перебрал, доведя стенки до потолка - но свежую кладку, известное дело, нужно с полмесяца выдерживать в тепле для равномерной просушки, и только потом топить в первый раз. Для северной зимы - условие совершенно невыполнимое.
        Однако через пять дней женская изба все равно стала походить на нарядную шкатулку. Щели меж бревен больше не продувались, потолок держал тепло, пол не студил помещение, стены стали нарядными и приятными на ощупь. Да и на обеденном столе стояли теперь не миски с квашеной капустой и пареной репой, а блюда с копченой или печеной рыбой, грудинка и окорока, ягодная пастила на меду и заморские изюм с курагой.
        Пролежни перестали беспокоить ведуна настолько, что ночью он уже начал переворачиваться на спину, а днем иногда присаживался на скамью, не испытывая при том ни боли, ни беспокойства. Руки-ноги тоже размялись и работали неплохо, боли в груди прошли. И потому, закончив с ремонтом избы, как-то поутру он оделся по-походному, не забыв влезть в кольчугу и опоясаться саблей, и убедившись, что снаряжение сидит ладно, нигде ничто не трет, не мнет, боли не причиняет, полез в свой мешок.
        - Ты куда собрался, добрый молодец? - забеспокоилась знахарка, когда он еще только потянулся к налатнику. - Нешто бросить решил сиротинушек?
        - На торг, тетя Зоря, - объяснил Середин, щелкая косарем и саблей: оружие выходило легко, не отсырело, не заржавело, ножны тоже не «повело». - Снежана, работу покамест отложи. Я тут чужой, ничего не знаю. Проводи, пожалуйста. Ну, и с покупками помоги.
        - Сейчас, чудище. Токмо платок нарядный повяжу!
        Привычка - вторая натура. Имя ведуна женщины знали, однако же обращались чаще по-прежнему.
        - На что тебе броня на торгу, молодец? - усомнилась знахарка. - Да еще и мечи грозные.
        - С моим товаром ухо нужно держать востро, тетя Зоря. Сколько раз ни торговал, завсегда после того ограбить пытались!
        - И чем сие заканчивалось? - испуганно вскинулась девушка.
        - А ты угадай! - подмигнул ей ведун.
        - Ой, чур меня, - отмахнулась Снежана. - Зря спросила.
        - Жизнь моя такая… Ну что, готова? Тогда пошли.
        Пермь была типичной русской крепостью. Массивные бревенчатые стены из могучих, в два-три обхвата, бревен поднимались на высоту пятиэтажного дома. Да не над землей, а над крутыми откосами холма, щедро политыми водой и сверкающими толстенной ледяной коркой. Башен на ней было всего три. Одна высилась у реки, поднимаясь над стенами еще на пять саженей, две - по бокам ворот с обратной стороны. К воротам тянулся деревянный настил, который заканчивался подъемным мостом. Однако вход в город, пусть даже висящий над обрывом на высоте трех этажей, все равно всегда и везде считался самым слабым местом обороны.
        Скорее всего, вокруг крепости имелся еще и ров - однако под сугробами этого было не видно.
        Как и все русские крепости, Пермь была выстроена с предельной прагматичностью. Размеры - только-только окрестных жителей вместить. Строить твердыню для эха, гуляющего меж стен, никто не собирался. Стены, кстати, тоже не пропадали - изнутри к ним были пристроены высокие амбары, житницы, просто жилые дома.
        Само собой, самое удобное место - возле башни над рекой - облюбовал себе князь, дворец которого отступал от стены внутрь на три десятка шагов. Дальше теснились избы простого люда: купцов, ремесленников, промысловиков, пахарей. Они тоже были узкие и высокие - места хватало только-только пятистенок срубить. Посему первый этаж у купцов занимали лавки, а у пахарей - хлев, выше - склады-амбары и уж над ними - собственно жилье.
        Правда, тесной и душной жизнь горожан только казалась. На самом деле постоянно в крепости обитали только князь да дружина - причем в относительно просторном дворце, - да часть купцов. Большая часть жителей относилась к жилью в городе скорее как к схрону, хорошо охраняемому месту, куда можно спрятаться в случае вражеского набега или укрыться на зиму, чтобы не остаться занесенным сугробами наедине со стихией. Мало ли чего? Жили же люди на выселках, возле своих полей и промыслов, у мастерских или тоней, в домах куда более просторных и удобных.
        Лавки, понятно, тоже находились в крепости, в полной безопасности от воров и грабителей. Тут ведь даже если кто на преступление и отважится, достаточно крикнуть погромче - ворота для татя враз и захлопнутся, никуда не денется. Быстро отловят и вздернут в ближайшем лесочке, дабы другим неповадно было.
        - Ювелирная лавка где? - поинтересовался Олег, под удивленными взглядами стражников войдя в ворота.
        - Тканями дорогими и златом с самоцветами у дворца торгуют… - указала вдоль центральной улочки Снежана и пошла вперед, поминутно кивая встречным прохожим и здороваясь.
        После двух перекрестков город кончился. Улица уперлась в княжеский дворец - сруб в три жилья с бойницами вместо окон ни с чем не перепутаешь. Девушка повернула вправо, остановилась перед дверью, украшенной большим деревянным колье, старательно промазанным желтой олифой, но на золотой все равно не похожим.
        Внутри гостей встретил мужичок с маленькими бегающими глазками и большим рыхлым носом. Все остальное тонуло в пышной рыжей бороде, даже рта не разглядеть. Хозяин что-то ел, сидя в углу на табурете, но при виде посетителей сразу вскочил и кинулся навстречу:
        - Что желают гости дорогие? Кольца, сережки, ожерелья? Есть коралловые, янтарные, египетские самоцветные, совсем недорого.
        - Недорого нам не интересно, - покачал головой ведун. - Хотим дорого, золотое и с самоцветами индийскими, а не стекляшки заморские. Но поперва, дабы было чем расплатиться, свой товар продать желаем.
        Олег достал из сумки зеркало в деревянной оправе и выложил на стол перед купцом.
        - Какая вещь! - жадно блеснули глаза ювелира. - Два рубля даю и не сомневаюсь!
        Снежана радостно вскрикнула, ведун улыбнулся:
        - Не два, а двадцать. И не рублей, а гривен.
        - Да ты смеешься, ратник, - махнул рукой мужичок. - Двадцати рублей и большое зеркало не стоит!
        - Это какое? Покажи!
        - Да вот… - Купец прошел вдоль стены, достал из сундука большой, в два локтя, тщательно отполированный серебряный диск с чеканкой по краю, положил рядом. Серебряное зеркало исполнено было великолепно, хорошо отражая потолок и обоих мужчин. Правда, с мелкими искажениями на невидимых глазу неровностях, чуть тускловато, немного меняя цвет. Зеркало Олега рядом с ним не просто отражало - оно казалось окошком в другой мир, прямо хоть руку просовывай. Разница была столь разительной, что купец смирился и сам сказал: - Ладно, две гривны даю.
        - Двадцать.
        - Окстись, ратник! - воскликнул мужичок. - Да таковых денег даже в казне княжеской не наберется! Кому товар за цену такую продашь? Нет, больше трех не дам.
        - Здесь не наберется, а в Новгороде али в Русе - легко.
        - Ну вот туда и вези!
        - Ладно, нет так нет. Пойду, соседу твоему предложу, - потянулся за зеркалом ведун.
        - Хорошо, четыре! - выдохнул купец. - Больше четырех тебе никто в Перми не заплатит, можешь и не надеяться!
        - Эх, разорение одно с вами… - закручинился ведун. - Твое счастье, деньги нужны сильно. Причем здесь, а не на Ильмене. Бери за десять.
        - Ты шутишь, ратник! И так двойную цену плачу! Хорошо, пять. Но уже себе в убыток.
        Сторговались на шести. Каковых, впрочем, у купца все равно не набралось, и опять пришлось брать плату арабским и персидским серебром по весу, новгородским золотом по счету, плюс кольцами и ожерельями да янтарными бусами. Недостающие рубли мужичок додал «честным словом» - под которое в ближних лавках Снежане купили горностаевую шубу, соболью шапку, синие сапожки, шитые серебром, и еще изрядную охапку ленточек, платочков, шелков, отрезов и прочего тряпья, в надобность которого ведун особо не вникал.
        Слух об иноземном богаче, невесть откуда взявшемся в городе, молниеносно разлетелся по Перми, и от лавки к лавке стала собираться толпа любопытных, издалека наблюдающих за загулом нищей прачки, без счета сорящей серебром. Олегу все это не нравилось - но поделать ничего он не мог, радуясь лишь тому, что не поленился надеть броню и прихватить саблю.
        В Пскове его маленькая торговая авантюра такого внимания не привлекла. Но Пермь, увы, - городок маленький. Отсюда с шестью гривнами незаметно не уйдешь.
        Снежана же тем временем завернула в лавку со сластями, набрав изрядно и пастилы, и смоквы, похожей на мармелад, но с ягодными косточками, и цукатов - уже без косточек, и левашей, и медовых пряников…
        - Деточка, нам столько будет не унести, - не выдержал Середин. - Давай, милая, к дому поворачивать.
        - Идем, чудище неведомое, - счастливо улыбнулась прачка. - Токмо не сразу домой! В святилище нужно зайти обязательно, богине поклониться, за милость поблагодарить.
        Девушка, похоже, даже не заметила, что от лавки вслед за ней и Олегом двинулось полтора десятка мужчин и женщин, пусть и удерживаясь в полусотне шагов позади.
        Пермское святилище, на взгляд ведуна, ничем особенным от прочих славянских не отличалось. Тот же частокол, похожие идолы. А то, что в числе самых главных не оказалось ни Трояна, ни Карачуна - так в разных местах разных богов за старших почитают. У Балтики, например, кое-где таковым даже Перун оказывается! А на юге - Сварог. Причем Велесу некоторые там и вовсе не молятся.
        - Низкий поклон тебе, добрая и великая Магура, - повернув влево, опустилась на колени перед самым маленьким божком Снежана. - Благодарю тебя, могучая, за милость, за щедрость, за спасение. Прими за сие подарок из рук моих и чудища, тобою спасенного. Угостись, порадуйся вместе с нами. Да пребудет сила с тобою, великая Магура. Не забывай о преданной служанке своей!
        Девушка надела на грубо вырезанную шею идола янтарное ожерелье, вызвав у других молящихся тихое изумление, разложила изрядное количество сластей, несколько раз коснулась лбом земли.
        - Благодарю тебя, великая Магура, - Олег на колени опускаться не стал, поклонился стоя. - За милость, за исцеление, за внимание.
        - В гости ко мне не зайдешь, добрый молодец? - неожиданно спросила его в самое ухо подкравшаяся горожанка, укутанная в заячью шубейку и красный набивной платок.
        Ведун от неожиданности шарахнулся, поманил Снежану:
        - Ну хватит, пойдем…
        - А зовут-то тебя как, молодец? - спросила молодая упитанная деваха из глубины святилища.
        - Устал небось с дороги, путник? - устремилась следом горожанка в шубе. - Пойдем, обогрею!
        - Ко мне иди, у меня баня истоплена! - ринулась наперерез другая.
        - Ко мне! Я всяко помоложе и красивше буду! - заявила четвертая.
        - Электрическая сила! - Олег схватил Снежану за руку, потянул в ворота. - Кажется, пора драпать. Сабля тут не спасет…
        - Как тебя зовут, молодец? Ко мне иди, приголублю! Меня приголубь!
        Первые из горожанок, решившиеся подойти, стали чем-то вроде спускового крючка. Женщины и девки, толкаясь, ринулись к Олегу. Он, торопливо пятясь, отпихивался, выворачивался, стряхивал с себя руки - но горожанки лезли и лезли, толкаясь и затевая драки. Когда ведуна дважды попытались поцеловать, он отпихнул Снежану, крикнул: «Беги!» - и тут же на шее у Середина повисла толстуха лет сорока, жадно впившись губами в его рот. Ведун упал набок, но тут женщину оттащил за ворот чернобородый мужик:
        - Милана, ты чего, взбеленилась?
        - Уйди, постылый! Его хочу любить!
        - Ко мне иди, любый! - хватала Олег уже другая баба.
        - Электрическая сила! - ведун бессильно брыкался, разрываемый на части и покрываемый поцелуями. - Пустите!
        Помощь пришла, откуда не ждали: сильные руки оторвали его от земли, поставили ровно:
        - Ты пошто жену мою охмурил, нежить иноземная?!
        Могучая оплеуха сбила ведуна с ног. Олег даже не понял, кто это с ним сотворил. Он лишь ощутил, что на миг оказался свободен, перевернулся на живот, поднялся и, не оглядываясь, со всех ног задал стрекача.
        Снежану ведун догнал уже возле избы, влетел в дверь первым, затянул девушку, захлопнул дверь, наложил засов:
        - Хозяйка, лавки тащи! Заложить нужно, выбьют!
        - Чего у вас случилось, оглашенные?! - выглянула в сени знахарка.
        - Зелье отворотное есть?! Хотя, как их выпить заставишь… Лавки тащи!
        - Бабы на чудище наше кидаться вдруг стали, теть Зорь, - девушка скинула шапку. Она тоже была изрядно напугана. - Тискают, целуют, к себе тащат. Любить, кричали, жаждут. Иные прямо от мужей набежали.
        - Это Полель! - тяжело дыша, объяснил Олег. - Кто еще, кроме него, безумие подобное сотворить способен? Меня предупреждали, что он зуб на меня затаил! И чего мне теперь делать? Не могу же я саблей от них отмахиваться!
        Изба затряслась. Десятки кулаков били в двери и в стену, требуя открыть.
        - Сперва они тебя затискают, а опосля мужья их забьют, - предсказала знахарка.
        - Вот это попал! - согласился Середин. - Электрическая сила, с танками и пулеметами проще управиться.
        - Открывай! - требовали женские голоса. - Выходи, молодец! Выбирай суженую!
        - Плащ! - встрепенулся ведун. - Тенями уйду, никто и не заметит. Вам они ничего не сделают, Полель на меня томление направил. Если исчезну, тем буча и закончится. Теть Зорь, среди вещей моих сетка такая была невзрачная. Я, как очнулся, найти ее так и не смог!
        - Че за сетка-то?
        - То не сетка на самом деле. То плащ Чернобога, тенями ходить. Карачуна, иначе говоря, бога мрака, зимы и холода.
        - Так это Карачун приходил?! - округлились глаза женщины. - Свят-свят! Ужас какой!
        - Карачун приходил?! - подступил к ней ведун. - Когда?
        - Когда ты в беспамятстве лежал, дед могучий явился. Сам выше потолка, морозом во все стороны так и дышал. Велел передать, недоволен он тобой остался. Книгу ты не прочитал, идола золотого упустил. Сказал, подарки свои забирает.
        - Доквакался! - схватился за голову Олег, привалился спиной к стене и сполз вниз. - Вот теперь я точно влип…
        Снаружи стало чуть тише. Потом дверь опять затряслась:
        - Зоряна! Открой!
        - Это Седоглас! - обрадовалась знахарка и устремилась в сени. - Он умный, он ныне все выправит…
        Женщина разгребла лавки, тут же хлопнула дверь.
        - Ты чего опять натворила, ведьма старая?
        - Это кто тут старый?! - моментально взъярилась женщина. - Как под юбку лезть, так лелечка-малелечка, а как сам нужен, так сразу старая?!
        - Какая «лелечка», дура?! Ты знаешь, что мужики вас с племянницей запалить собрались? Сжечь вместе с домом и порчей всей, и мороками черными!
        Волхв выглядел лет на пятьдесят, был лыс, бороду имел узкую и куцую и, несмотря на холод, носил длинную суконную рубаху на голое тело. Во всяком случае, ребра и бедра его костлявого тела явственно выпирали наружу.
        - Это Полель балует, - вышел в сени Олег. - Нужно как-то порчу эту с женщин со всех снять. Вот только я таких наговоров не знаю.
        - Значит, есть все же молодец? - указал на него пальцем волхв.
        - Он не мой, щуренок! - отмахнулась знахарка. - То Снежанка бродяжку подобрала.
        - Бродяжку с мешком золота?! И мороком приворотным?!
        - Я же не приворотилась, щуренок? - знахарка поймала лицо волхва в ладони. - Нешто ты ревнуешь?
        - Правильно вас сжечь решили!
        - Щуренок, но ты же их разгонишь?
        - Порчу надо с женщин снять, - повторил Середин. - Тогда все само рассосется.
        - Такая порча вожжами с первого раза снимается, - смачно просветил его Седоглас. - Но вот мужики жен беглых тебе точно не забудут!
        - Я же ни одной даже не коснулся!
        - Ладно, сидите, - хмуро потер нос волхв. - Авось, отболтаю. И носу отсюда не высовывайте!
        - Он у меня умница, он смердов охмурит, - знахарка вернулась в горницу, облегченно вздохнула и потянулась к мешкам племянницы: - Ну, чего вы там понакупали?
        - Да нет там ничего толком, - махнул рукой Олег. - Немножко сластей, немного тряпок, немного денег.
        - Целый день ходили, и ничего не… - знахарка подняла голову и всплеснула руками: - Племяшка, какая же ты красивая! О, боги! Эта шуба, верно, рублей пять стоит!
        Середин приподнял мешок, тут же уронил его обратно на пол. Тяжело звякнуло серебро.
        - Пять рублей - это пустяк. Я обещал Снежане приданое - оно ваше. Теперь мне хорошо бы унести отсюда ноги. Туда, где нет ни одной женщины. Никогда не думал, что Полель может быть столь опасен.
        - В этом мире женщины есть везде! - злорадно ухмыльнулась знахарка. - Разве токмо ты уйдешь в лес за великие болота, выроешь берлогу и никогда из нее не вылезешь. Но коли женишься на моей племяннице, я сделаю для тебя такой сильный амулет, что все бабы на версту вокруг будут разбегаться от тебя прочь. Ради Снежаны я уж постараюсь, можешь не сомневаться!
        - Ничего. Я знаю место, где сила Полеля не так уж и велика, - сказал Олег. - И знаю женщину, шутить с которой он не рискнет.
        - Синий атлас! Светится, что серебро! - женщина, которая во время разговора не переставала разбирать мешки, достала отрез ткани.
        - Это я себе сарафан сшить хотела, теть Зорь! - торопливо подскочила девушка. - Чтобы сапогам и шубе в один цвет совпадало. А тебе зеленый и малиновый купила, и шелк, и полотно. Мы сможем перешить себе всю одежду!
        - Да… - стала доставать ткани женщина.
        - И еще я купила ленты, тетя Зоря. Я ведь могу теперь вплести ленту в косу? Я теперь на выданье?
        - Полагаю, деточка… - Женщина заглянула в мешок. - Полагаю, теперь и без моего сундука ты знатная невеста выходишь.
        В дом больше никто не ломился, но Олег предпочитал не рисковать и наружу не выглядывать. Он пытался вспомнить хоть один заговор, оберегающий от женской благосклонности. И не мог вспомнить ничего. Обычно мужчины стремились к прямо противоположному.
        Наконец в дверь постучали.
        - Зоряна, выходите!
        - Ага, вот и Седоглас!
        Олег вышел вместе со знахаркой и невольно схватился за саблю: на утоптанной широко вокруг дома площадке стояли два десятка ратников с копьями и щитами, за ними - несколько мужиков. Зато не было женщин - сейчас они пугали ведуна куда сильнее воинов.
        - Князь призывает вас на суд! - торжественно провозгласил волхв. - Только он и никто иной имеет право решать в сих землях, кого карать, а кого миловать!
        Похоже, «щуренок» заполучил воинов, надавив на самолюбие здешнего правителя. Дружинники разогнали толпу, но теперь за эту помощь придется платить.
        - Ладно, пошли, - не стал спорить ведун. - Покончим с этим, и я завтра же унесу отсюда ноги.
        Тронный зал пермского князя находился на верхнем этаже его дворца, под самой кровлей. Хотя, возможно, это был пиршественный зал или еще какой, на время освобожденный и украшенный одним-единственным креслом, покрытым вычурной резьбой. Главное, здесь вмещалось больше трех сотен людей - и княжеских ратников, и горожан. Суд должен был быть прилюдным и справедливым, и получить общее одобрение.
        Властитель города произвел на Олега хорошее впечатление: мужчина лет сорока в меховом плаще, черноволосый, скуластый, с короткой острой бородкой. Наборный пояс, широкий меч, кожаная куртка с позолоченными пластинами на груди, скорее декоративными, чем защитными. В таком возрасте мужи уже набираются опыта и не совершают глупостей, не поддаются страху и эмоциям.
        Стража зашла за трон, выстроилась там полукругом. Олега и женщин волхв отвел к наружной стене, вблизи поражающей своей монументальностью. Середин даже примерно не мог себе представить, как такие громадные бревна удалось поднять на подобную высоту.
        - Подойдите ближе, - подманил всех четверых князь. - Ответь мне, женщина, как и откуда в твоем доме взялся этот мужчина?
        - Он пришел в наш город, княже, и попросил ночлега.
        - Когда он пришел, женщина?
        - Двадцать дней назад, княже.
        - Откуда?
        - Я не спрашивала, княже.
        - Теперь ты, девица. Ты знаешь, когда появился в городе этот муж и откуда он пришел?
        - Я не спрашивала, княже. Он попросил истопить баню, чтобы попариться, и я…
        - Достаточно! - вскинул руку князь. - Я спрошу у него самого. Итак, гость, поведай нам, кто ты таков, откуда держишь путь, куда направляешься и когда пришел в наш город?
        - Меня зовут Олегом, но чаще меня называют просто ведуном. Я иду с верховьев Печоры, направляюсь к городу бьярмов Холмогоры, надеюсь поклониться тамошнему золотому идолу. Остановился в городе двадцать дней назад, заболел и очень благодарен женщинам, что они приютили меня и вылечили.
        - На чем ты пришел?
        - М-м… пешком, - не очень понял вопроса Олег.
        - Пешком? По снегу?
        По залу прокатился смешок.
        Ведун прикусил губу. Князь был прав - зимой через здешние сугробы ни на чем, кроме лыж, не проберешься. Но если он скажет о лыжах - их попросят показать! Олег кашлянул и попробовал сказать правду:
        - Мне помогли перенестись боги!
        - Боги? - улыбнулся князь. - Если тебя перемещали боги, почему они не доставили тебя прямо в город бьярмов? Почему оставили здесь?
        Горожане и ратники снова захмыкали.
        - У меня был чудодейственный плащ… Который боги забрали у меня здесь, в Перми.
        - У тебя был колдовской плащ, которого нет, - согласно кивнул князь без тени усмешки. - Пускай. Поведай нам, откуда ты родом?
        - Из Великого Новгорода.
        - Подробнее. В этом зале много купцов, гостивших в Господине Великом Новгороде по торговым делам. Они, несомненно, вспомнят места, о которых ты расскажешь.
        Олег прикусил губу. Ему больше уже не нравилась многоопытность князя.
        - Ты не можешь рассказать о месте своего рождения, - утвердительно кивнул князь. - Ты не можешь сказать, как добрался до Перми. И тебя никто не видел на пути в наш город. Или кто-то сомневается в бдительности наших дозоров, оберегающих город и стерегущих подступы к нему? - повысил голос правитель. - И ты, полагаю, не сможешь рассказать нам, откуда у тебя все то богатство, которым ты поразил сегодня наших купцов, волхвов и смердов?
        Ведун вздохнул. Он мог бы, конечно, рассказать правду. Но кто поверит? А если врать - легко запутаться и опять оказаться посмешищем. Здешний князь, увы, отнюдь не дурак.
        - Что же, - хлопнул ладонями по подлокотникам правитель Перми. - Мы узнали все, чего желали. Теперь слушай меня, женщина! Ты обвиняешься в том, что, обезумев от нищеты и голода, отдалась черному колдовству, разъедающему души и губящему рассудок. По твоему наущению нежить из царства мрака создала плотский морок, навевающий на людей безумие, разрушающий покой и благополучие, отнимающий у детей их матерей и жен у мужей наших. Ты привела морок в город, и он попытался похитить всех наших женщин, увести их в дикие леса, в царство мрака и холода. Только случайность разрушила колдовские чары. Мужья успели поднять тревогу и позвать волхва слишком быстро, и морок не успел забрать добычу с собой. В награду за сие предательство ты получила от морока золото. Богатство в уплату за женщин моего княжества. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
        - Это неправда! - упала на колени знахарка. - Это просто путник! Обычный воин. Мы вылечили его, и в благодарность он захотел оставить нам все свое богатство!
        - Ратник, никогда не рождавшийся, никогда не приходивший, никем не виданный и поселившийся у нищей прачки, обладая несметным богатством? - Князь откинулся на спинку кресла. - Кто-нибудь в этом зале верит в ее слова?
        И опять среди ратников и горожан пробежал смешок.
        - Я могу подтвердить, что это не морок, а простой смертный! - выступил вперед волхв.
        - Ты полагаешь, никому не ведомо о твоих шалостях с Зоряной, Седоглас? - приподнял подбородок князь. - Ступай в святилище, волхв. Сегодня твои слова не заслуживают доверия.
        - Но княже…
        - Довольно! - вскинул ладонь князь. - Ты уйдешь сам или мне отдать приказ страже?
        - Княже!
        - Стража!
        Несколько дружинников подошли к волхву, подхватили под руки, потащили к дверям.
        - Княже, я могу доказать, что я не морок! - поклонился правителю ведун.
        - Увы, нежить, но твои слова заслуживают еще меньшего доверия, нежели несчастного волхва, - покачал головой князь.
        - Не нужно верить мне! Я прошел долгий путь, и на Руси меня знает множество людей от самого князя Русского до простых ремесленников из Углича. Найдется много людей, которые согласятся приехать сюда и подтвердить мою смертную сущность.
        - Женщины моего города обезумели, морок. Я не могу ждать так долго. Сегодня же ты и породившие тебя ведьмы будут преданы огню. После вашей смерти чары утратят силу и развеются.
        - Нет, нет! Смилуйся, княже! - завыли женщины, на коленях подползая к трону. - Мы не виноваты! Мы ничего не делали!
        - Так вам и надо! Сжечь! Туда вам и дорога! Гнусные ведьмы! - покатился по залу злорадный шепоток мужчин. - Будете знать! Сдохните!
        Олег их отлично понимал. Когда жена открыто посылает тебя куда подальше и кидается на другого - кому угодно захочется убивать.
        - Ты так спокоен, морок? - удивился князь. - Похоже, ты даже не успел ощутить вкус жизни.
        - Я пытаюсь найти ошибку в твоих рассуждениях, княже, - пожал плечами Олег, - и не вижу ни одной. Я не в силах назвать место своего рождения, не могу объяснить, как пришел в город, и никогда не смогу объяснить, почему так богат. Мое появление совпало с безумием женщин города. Столько странностей одновременно… Разумеется, это не было совпадением. Но женщины невиновны, они просто приютили усталого путника. Да и у меня нет никакого злого умысла. Я не коснулся ни одной из этих женщин, ни одна из них не опозорена. Они стали жертвой порчи, и если ее отвести, все жены и девицы с радостью вернутся в свои семьи.
        - Ты умело пытаешься спасти свою жизнь, морок, - кивнул князь. - Но именно поэтому твои слова не заслуживают доверия. Чары должны быть разрушены как можно быстрее. Вы будете сожжены немедленно!
        - Тогда, княже, я должен просить у тебя прощения за некоторую задержку, - поклонился Олег и обнажил клинки. - Сперва вам придется меня убить.
        - Какая утонченная вежливость, - усмехнулся правитель Перми. - Я восхищен. Что же, сожжение мертвых тел разрушит чары так же надежно, как и казнь живых чародеек. Не станем приумножать количество страданий на нашей земле без особой нужды… - Князь поднял руку, резко махнул вперед: - Убейте их!
        - Довольно… - вперед протолкалась, опираясь на посох, сгорбленная старуха в рубище.
        - Это еще кто? - Князь повысил голос: - Кто пустил сюда эту каргу?!
        - Я сказала: довольно!!! - рявкнула старуха так, что у всех заложило уши.
        Она резко распрямилась, разводя руки. Обрывки истлевшей мешковины разлетелись, открывая взорам золотую броню. Богиня вскинула копье, ударила ратовищем об пол. Дворец вздрогнул от раската грома, в месте удара черным цветком разбежались по полу в стороны извилистые обугленные полосы.
        Люди шарахнулись, ударились в стены, прижались к ним. Магура же в переливчатой кольчуге и островерхом шлеме, с рассыпанными по плечам волосами, ростом превосходя всех чуть не вдвое, встала рядом со Снежаной:
        - Довольно! Эта девица находится под моим покровительством. Я прислала своего слугу, дабы тот даровал ей приданое, достойное моего имени. Не ведаю, что за глупый шутник наслал на Пермь помешательство в час его прихода, но он будет найден и наказан!
        - Великая и непобедимая Магура, дщерь Перунова! - Ведун спрятал оружие и опустился на колено, склонил голову: - Мое почтение богине!
        Все воины в зале торопливо последовали его примеру:
        - Наше почтение великой и непобедимой Магуре!
        Простые горожане и вовсе упали на колени, ткнувшись лбами в пол.
        Князь Пермский, после краткого колебания, тоже спустился с трона и преклонил колено:
        - Мое почтение богине!
        - Я даровала девице сей именем Снежана свое покровительство и хорошее приданое, - медленно прошла по залу небесная воительница. - Теперь я ищу для нее достойного мужа. Кто из вас, воины, готов составить ее счастье и получить мое покровительство в сражениях и походах? - Она остановилась. - Пусть вперед выйдут те, кто еще не обзавелся женой!
        Дружинники зашевелились, десятка полтора поднялись с колена, выступили под взор грозной перуницы.
        - Кто из вас желает обрести мое покровительство? Все? - Магура повернула голову к прачке: - Снежана, выбирай, кто тебе по душе?
        Олег взглянул в горящие глаза девушки и понял, что несчастный горшечник Рыкун уже начисто выветрился из ее памяти.
        - Дозволь слово молвить, богиня! - поднял голову князь. - Покровительство воину - это покровительство воину. Покровительство князю - это покровительство дружине и всему городу. Мой младший сын, Годислав, сейчас на охоте, но через два дня вернется. Он уже достаточно возмужал, чтобы привести в дом невесту. Весь город знает Снежану. Она трудолюбива, добра и скромна. И красива. Стараниями нашего гостя ее красота стала особенно яркой. Полагаю, она станет прекрасной княгиней.
        - Электрическая сила… - пробормотал себе под нос ведун. - Вот это поворот!
        - Ты знаешь моего сына, Снежана? - повернулся к прачке князь.
        - Да, княже… - потупила взор девушка. - Княжич… прекрасный… отрок… Но, может быть, его сердце уже занято?
        - Об этом лучше спросить его самого. Через два дня.
        - Да будет так! - решила Магура. - А ты… - наконечник копья лег ведуну на плечо и с силой уперся в шею острой боковой гранью. - Тебе поручаю заботиться о сей девице до того часа, пока не передашь ее в руки достойному супругу!
        - Слушаю и повинуюсь, непобедимая, - склонил голову Олег.
        По залу прокатился гром, пахнуло едкой грозовой свежестью, и богиня исчезла.
        Утром в святилище произошло чудо. Крохотный идол перуницы Магуры за ночь вырос в несколько раз, сравнявшись размерами с Трояном и Похвистом и заняв место справа от главных богов и чуть впереди. На шее богини тем не менее осталось подаренное Снежаной ожерелье, губы темнели от крови, а просторную подставку, сплетенную из ивовых ветвей, заполняли цукаты, пряники и курага. Ведун подозревал, что «чудо» свершили Седоглас и сотоварищи - остальные же горожане вроде и вовсе ничего не заметили, восприняв появление нового идола как нечто само собой разумеющееся, и с рассвета несли к нему все новые подарки и угощения, кланялись, молились и просили милостей.
        Два дня ушли у знахарки и девушки на пошив новой рубахи и сарафана с рукавами - пышного, атласного, с шелковым воротом и белыми вставками на груди и у обшлагов. Серьги, колье с самоцветами, широкие браслеты, височные кольца и сверкающий изумрудами обруч, тяжелая коса, украшенная драгоценной заколкой и вплетенной в хвост лентой… Новое одеяние настолько преобразило вчерашнюю прачку, что ведун и сам невольно стал относиться к ней с куда большим почтением: отвешивая поклоны вместо прежних обыденных кивков, приглашая в путь, а не зовя, поддерживая под локоть, а не подхватывая за него.
        Когда утром третьего дня он доставил свою подопечную во дворец - стража кланялась гостье, еще даже не узнавая, у князя заметно отвисла челюсть, а у княгини исчез суровый взгляд и на лице заиграла улыбка. Она поняла, что принимать придется не обласканную перуницей замарашку, а настоящую княжну. У княжича брови уползли на лоб, безо всякого понукания он сбежал по лестнице навстречу Снежане, взял ее руку и почтительно поцеловал кончики пальцев:
        - Как же я раньше тебя не видел, красна девица? В одном вроде городе живем!
        - Да я больше за городом, княже, - зардевшись, потупила взор девушка, высвободила локоть из ладони Середина и подала руку младшему княжичу.
        Свадьбу назначили через седмицу - что еще делать снежной зимой русскому человеку, как не пировать и веселиться? Ракитов куст ради такого случая очистили от снега, украсили лентами и костяными амулетами в виде маленьких носатых человечков, а дорожку присыпали чистым речным песком, добытым ради такого случая из проруби.
        Праздничные столы были накрыты и на улице, и наверху, в пиршественном зале, а сгорбленную старуху с клюкой пермяки встретили восторженными криками и забросали цветными ленточками. Разумеется, когда Магура распрямилась в этот раз, ни гром, ни золотые доспехи уже никого не напугали.
        Воительница опустила наконечник на плечо княжича и торжественно объявила:
        - Тебя награждаю, воин, сей чистой, скромной и прекрасной девой! Береги и лелей ее, и она родит тебе могучих сыновей и красивых дочек. С тобой отныне пребудет мое покровительство в битвах и походах. Вот, прими мой дар! - богиня бросила на стол широкий наборный пояс из медных пластин, украшенных разноцветной эмалью и янтарными глазками. - По сему поясу тебя и потомков твоих отныне отличать стану. Будь достоин моих милостей!
        - Благодарю тебя, могучая Магура, - поднявшись, склонился княжич. - Клянусь небом, я оправдаю твое доверие!
        - Слава богине! Слава великой Магуре! Любо перунице! - вскинули ковши и кубки гости. - Славься во веки веков, властительница молний!
        Молодожены вскоре удалились в опочивальню, а свадьба продолжала гулять и веселиться. И первый день, и второй, и третий… Так что на четвертый Пермь, считай, вымерла. Город стоял тихий и холодный, с пустыми улицами, закрытыми лавками, поднятым мостом. Народ после долгого отдыха отлеживался и отпивался, медленно приходя в себя.
        В святилище тоже было пусто. За ночь сюда намело снега, но прибрать его никто не озаботился - волхвы тоже люди, и тоже нуждались в передышке. И потому при каждом шаге из-под ног доносилось громкое похрустывание.
        - Благодарю тебя, Магура, - остановившись перед истуканом перуницы, поклонился Олег. - Ты спасла мне жизнь, когда я уже ни на что не надеялся.
        - Почему ты думаешь, что я спасала тебя? - раздался голос за его спиной.
        Ведун вздрогнул, но оборачиваться не стал.
        - Тогда кого? - спросил он.
        - Разве ты не слышал, смертный? Я приняла под свое покровительство деву.
        - Чем же она заслужила такую честь? - повернулся ведун.
        - Она стала первой смертной, которая поклонилась мне, принесла дары, попросила помощи. - В этот раз перуница выглядела так же, как и во время их первой встречи: обычный рост, не особо яркие доспехи, шлем с жестяными крылышками. - Твои приключения, ведун, вызывают интерес у многих богов. Смертный выступил против могучей богини! Любопытно, чем кончится. Но любопытно, и все. Тратят на тебя время и силы только некоторые.
        - Интересно, кто?
        - Полель пошутил и умчался. Стрибогу гоняться за тобой уже наскучило. Мыслю, ныне токмо отец и Ярило помнят о твоем существовании.
        - Мне ждать их в гости?
        - Нет, смертный. Они хотят уничтожить золотого идола бьярмов, чтобы ты не смог испросить помощи у их духа-покровителя. Перун убедил нескольких нурманских вождей выступить в поход на Двину, и аккурат сейчас они штурмуют Холмогоры.
        - Электрическая сила! А мне теперь самое меньшее месяца два туда добираться. На лошадях через сугробы не пробиться, придется на лыжах топать. А без накатанной лыжни по снегу особо не разгонишься. Там уже весна, половодье, распутица… Так что, может, даже не два месяца, а все четыре получится.
        - Да, на лыжах по воде особо не разгонишься, - согласилась Магура.
        - Смотри, - указал в середину святилища Олег. - Для пермяков ты уже выше самого Перуна числишься. Если так и дальше пойдет, через год-другой ты займешь в их сердцах место самого Велеса. Именно тебе будут приносить требы, в честь тебя проводить празднества, тебе возносить молитвы. Тебе станут поклоняться, отдавать свою любовь и открывать души. Душевные силы смертных станут перетекать в тебя, и ты станешь намного, намного сильнее, нежели сейчас.
        - Твоя речь звучит как искушение, смертный.
        - Я ведун, Магура. Меня не очень тревожат дела богов, но заботит благополучие людей. Покровительство перуницы пойдет Перми на пользу.
        - Смертный искушает богиню, - рассмеялась небесная воительница. - Напрасно стараешься. Что я могу? Метать молнии и помогать князю в бою? Война случается нечасто. Много ли выйдет пользы от такого покровительства?
        - Ты можешь очень многое, Магура, - покачал головой Олег. - Предупреждать о ненастье, натягивать дожди в засуху, поднимать тревогу при появлении врага. Творить те многие мелочи, что ничуть не тяготят богов, но недоступны смертным. И само собой, вставать в битве рядом с князем, защищая его и спасая от глупой погибели.
        - Поклонение смертных приятно, - задумчиво согласилась воительница.
        - И ты обещала свою поддержку Снежане. А теперь еще и ее мужу.
        - Я помню.
        - Твоя слава в Перми ныне высока, Магура, а может упрочиться еще больше.
        - Ты о чем, смертный?
        - Ты объявила меня своим слугой, богиня. Я пришел из ниоткуда, чтобы даровать богатое приданое твоей подопечной. Будет красиво, если после ее замужества я исчезну так же таинственно, как появился.
        Перуница расхохоталась, покачала головой:
        - Хитрец!
        Ведун пожал плечами:
        - Пытаюсь воспользоваться любым шансом.
        - Что же, будь по-твоему, смертный. Сбирайся, я дарую тебе твой шанс.
        Большой пир
        Хорошо быть богиней. Магура привлекла ведуна к себе, запахнула плащ, раскрыла - и Олег понял, что находится в незнакомом городе. Именно в городе, а не крепости - улица тянулась в обе стороны дальше, чем на сотню саженей. Здесь густо пахло гарью, слышался звон мечей и крики ярости, под самые ноги тянулись широкие кровавые полосы.
        - Прощай, смертный, - отступила от него перуница. - Я ухожу. Не желаю поссориться из-за тебя с отцом.
        Она запахнула плащ, закружилась - и исчезла.
        - Отлично…
        Олег посмотрел налево, направо. Пусто. Однако шум сечи раздавался где-то совсем рядом. Ведун быстрым шагом пошел вдоль улицы. Увидел лежащую колоду, запихал мешок с вещами под нее, перешел на бег, на перекрестке повернул вправо. Там, в конце переулка, рубились. Два человека в толстых кожаных куртках пятились, прикрываясь щитами, на них напирала троица в шлемах, с длинными топорами. Прежде чем ведун добежал, один топорник упал, и мечники, приободрившись, выдавили двух других за поворот.
        - Плохо, что форму носить еще не придумали, - буркнул себе под нос Середин. - Поди тут разбери, кто из них кто и за кого.
        Однако за переулком все стало ясно и понятно. В длинной крепостной стене зиял обугленный проем, уходящий наружу вниз, перед ним выстроилась плотная цепь воинов со щитами. На защитников пролома напирала такая же плотная линия щитов. В воздухе мелькали мечи и топоры, задние ряды пытались колоть вперед копьями.
        Атакующие явно одолевали - нижние ряды медленно отжимали защитников, ближний к Середину край строя начал рассыпаться. Воины дрались, почитай, уже по одному.
        Упал еще один воин, топорники ринулись вперед…
        - По-оберегись! - Олег рубанул саблей одного, косарем ткнул другого, подскочил ближе, с ходу ударил второго ногой в пах, повернулся к первому, отдергивая саблю выше, под лезвие топора, понизу уколол ножом, тут же с разворота рубанул второго, пока тот не успел прийти в себя от боли, двинулся дальше: - Сюда! Я здесь!
        Крайние нурманы повернули навстречу, тоже раздвигаясь в строй по одному. Олег налетел на крайнего, ударив всем весом в щит, вынудил попятиться и присел, поворачиваясь. Меч соседнего воина прошелестел над головой, а вот сабля вонзилась нурману острием в бедро. Ведун отскочил, парировал косарем меч второго врага, поднял саблю над головой. Нурман ожидаемо вскинул щит - ведун быстро опустил клинок, вогнав в ступню, снова ударил всем весом в щит. Раненый враг упал на спину, Олег пробежал вперед прямо по нему:
        - По-оберегись!
        Атакующие, поняв, что им за спины вот-вот прорвется враг, быстро попятились. Их строй изогнулся, смялся. Спасая спины, они шарахнулись назад уже все вместе, скучились в проломе, побежали вниз, прикрываясь щитами от летящих вслед копий.
        - Трусы! Бабы! Жалкие крысы! - восторженно кричали им вслед защитники города.
        Некоторые даже спускались в пролом следом, делали неприличные жесты и, подобрав свои копья, возвращались.
        - Слушай меня! - громко закричал упитанный чернобородый старикан в кольчуге. - Разбирайте дегтярную избу, тащите бревна сюда!
        Горожане быстро принялись за дело. Ворвавшись во двор напротив пролома, раскидали кровлю дома, спихнули вниз стропила, затем стали скатывать бревна сруба. Внизу их принимали другие холмогорцы, оттаскивали к пролому, внахлест связывали между собой, наращивая в длину, подтаскивали к стене, накидывали на пролом.
        Нурманцы, спохватившись, стали забрасывать работников стрелами - пока ни в кого не попали. В ответ на стены поднялись местные воины, тоже принялись пускать стрелы, отгоняя чужаков. Горожане же, перекрыв пролом, стянули длинные бревна поперечинами, тут же набросали второй настил из бревен, лежащих уже поперек, подперли укрепление несколькими бревнами. Напряжение стало потихоньку спадать. Холмогорцы рассаживались у стены на бревна и комья земли, утирали пот, приходили в себя.
        - Ну все, братья! Отдохнули, и хватит, - опять подал голос окольчуженный старик. - Увечных соберите, отнесите к святилищу. Нурманов раненых в детинец волоките, в нижний амбар. Так, а ты откуда взялся?
        - Тебе нужно знать, откуда я взялся, или нужен мой меч? - спросил в ответ Середин.
        - У тебя есть броня, меч и мастерство… - поджал губы старик. Вблизи борода у него оказалась с проседью, ростом он уступал Середину почти на голову, кольчуга была изрядно потрепана, однако плечи - широки, да и живот выпирал не меньше, нежели по первом впечатлении. - Если ты готов сражаться за мой город, мне все равно, откуда ты взялся. Как зовут моего нового воина?
        - Чаще всего меня зовут ведуном, именем Олег. А кто мой новый повелитель?
        - Князь Гарнат, старшина народа бьярмского, властитель Холмогор, Берга и Старгорода, - прижав кулак к груди, чуть склонил голову князь. - Какую плату ты хочешь за службу, ведун Олег?
        - Я хочу поклониться духу золотого идола, покровителя бьярмов, и получить у него ответ на очень важный для меня вопрос.
        - Ты просишь беседы с великим духом бьярмов? И все? - вскинул брови старик.
        - Это самонадеянно? - Олег тоже приподнял брови.
        - Обычно воины просят золото, и только золото. Но коли тебе хватит беседы… - Князь рассмеялся. - Все бы мои дружинники обходились такой платой! Я бы уже повелевал миром. Что же… Ты не знаешь города и здесь помочь не сможешь. Ступай на стену, проследи за нурманами до сумерек, потом приходи к пиру.
        - Будет исполнено, княже, - поклонился Олег и отправился к лестнице.
        Приказ князя Гарната оказался Олегу на руку. Сверху он смог осмотреться и получить хоть какое-то представление о том, куда попал.
        Город бьярмов был огромным. Не таков, как Новгород, конечно же, но ничуть не меньше Мурома. Почти полверсты в поперечнике, пятнадцать башен, четверо ворот. Похоже, новые стены появились недавно, и выселок за ними еще не настроили. Хватало пока места и внутри. От Холмогор во все стороны тянулось бескрайнее заснеженное пространство, скрывающее и поля, и луга, и реку. Единственным, что разрывало белизну, было бесформенное грязное пятно нурманского ратного лагеря, окруженного положенными набок телегами. Внутри полоскало ветром около сотни шатров, горели десятки костров.
        Ход осады опытному в походах ведуну стал понятен с первого взгляда. Скандинавы выставили дозоры у ворот, подвели к стене навес, подкопали вал, сложили внизу большую поленницу и подпалили. Сильный огонь выжег клети, укрепляющие землю и стену над валом, после чего нападающие разрыли угли и жженую землю, прорвались внутрь… К каковому моменту Середин и поспел.
        Рассказать это, понятно, куда проще, нежели сделать, и храбрые викинги наверняка убили на все свои работы никак не меньше месяца и потеряли немало воинов. Но в Скандинавии всегда хватало лишних мужчин. Она и жила-то, прежде всего торгуя кровью своих воинов - наемники из этих земель имелись во всех армиях от Русы до Византии, нередко складывая свои головы во славу десятка золотых, а то и серебряных монет в самых дальних краях.
        В лагере нурманов было шумно, но затевать новый штурм в наползающих сумерках они явно не собирались. Да и нечем им было атаковать - новую стену теперь опять разрушать нужно, а мечом и топором этого не сделать, тут огонь требуется.
        Олег перешел на другую сторону боевого настила, посмотрел внутрь крепости. Горожане, подтаскивая откуда-то землю, сыпали ее между бревнами наскоро сколоченного укрепления, наваливали изнутри.
        Да, теперь так просто здесь не прорваться.
        К пролому ведун приближаться не стал - как бы края стены не обвалились. Повернул в другую сторону и, не выпуская вражеского лагеря из глаз, добрел до соседней башни. Сквозь нее пробрался на следующий участок стены, двинулся дальше, остановился на полпути к реке. На снегу береговая линия различалась великолепно - по множеству причалов, уходящих в ровное снежное поле. Кое-где выше причалов лежали перевернутые ладьи, струги и ушкуи, дожидающиеся весны.
        Да, Холмогоры, похоже, и сейчас были городом не ремесленным, а торговым, главными воротами Руси в северные моря. Правда, Середин не был особенно уверен - можно ли отнести Бьярмию к русским княжествам или она стояла наособицу? До письменных времен это государство, увы, не дожило…
        Впереди, над воротами, маячили лучники, и ведун повернул назад, через пустующие башни к пролому. Князь Гарнат силы понапрасну не распылял, по всему укреплению стражу не выставлял. Понятно же, что на высоченную стену ни кошки человеку не закинуть, ни лестницу к ней не прислонить. Коли так - чего понапрасну воинов утомлять? В опасных местах, у ворот и пролома, люди за ворогом приглядывают - и хорошо. Коли неладное случится - тревогу поднимут. Опять же - ночью никто не воюет. Зато днем отдохнувший ратник двух невыспавшихся стоит.
        Ночь сгущалась, и вражеский лагерь из грязного пятна на снегу быстро превращался в светлый остров среди непроглядной тьмы. Олег остановился, облокотился на стену между выпирающих чуть вперед заостренных зубцов. Разглядеть что-либо стало уже невозможно, оставалось надеяться только на слух. Читать заговор «на кошачий глаз» и звериный слух ведуну было лень. Не видел смысла.
        - Эй, воин! - полушепотом спросили из темноты. - Воин, ты где?
        - Здесь я, кто там?
        - Князь повелел на посту тебя сменить, ратник. На пир кличет… - человек подошел ближе, и во мраке наконец-то удалось различить мальчишеское лицо.
        Все правильно. Заорать, если что, может и ребенок. Крепкие воины ночью должны спать.
        Найти место пирушки труда не составляло - единственное светлое место в городе. А вот искать свой мешок Олегу пришлось практически на ощупь. Улица стояла тихой и пустой.
        Добравшись до срубленного у реки детинца, ведун постучал в ворота, был пропущен в калитку и оказался словно посреди светлого дня - пять огромных полыхающих костров заливали небольшой двор светом и теплом.
        - Иди сюда, мой новый дружинник! - поднял кубок князь, сидящий на бревне меж двух костров, в окружении старших воинов. Старших в смысле по возрасту. На вид им было лет по пятьдесят. Лысые и бородатые, крупнотелые, в грубых куртках из странной толстой кожи, происхождение которой Олег так с ходу определить не мог. Возможно, тюленья или моржовая. Все же море рядом, морского зверя здешние жители били. Молодые безусые воины сидели в стороне, у других костров.
        - Все спокойно на стене, княже. Нурманы еду готовят, потом укладываться будут.
        - Илай, налей вина воину! - приказал правитель бьярмов. - Скажи мне, ведун Олег, как ты полагаешь, отобьем мы пришельцев али прорвутся?
        - Коли дней десять выдержим, уйдут. Весна скоро, викингам нужно торопиться.
        - Два месяца еще до весны, иноземец! - возмутился один из старших.
        - Это для вас два месяца. - Олег принял из рук подошедшего паренька полный ковш пахнущего торфом темного вина, благодарно кивнул. - Для вас два месяца, а для них последние деньки. Они же на санях и телегах пришли, значит, и вернуться посуху должны. В смысле, пока лед не сошел. Причем не только здесь, но и там у них, во фьордах. А то недолго и в море на льдине уплыть. Нурманам уже сейчас трогаться пора, но они добычу почуяли, вот и рискуют.
        - Ага, что я говорил? - торжествующе взмахнул кубком князь Гарнат. - Твое здоровье, ведун!
        - Твое здоровье, княже! - поднял ответный ковш Середин, сделал несколько глотков. - Дозволь спросить, повелитель Бьярмии. Отчего в таком огромном городе так мало воинов? Мне кажется, больше двухсот дружинников здесь не наберется.
        - Меня упреждали о нападении нурманов, иноземец. Донесли торговцы. Но сказывали, нацелились они на Старгород, что на Мезени стоит. Отсель пути больше полумесяца. Я туда почти всю дружину и отослал, дабы удержали. Тягло ослабил, припасами повелел запастись. А они, вишь, сюда ударили. Обманули!
        - Ничего. Стены крепкие, люди у тебя еще крепче. А нурманов мало. Выстоим, не прорвутся.
        Олег допил вино и опрокинул ковш, демонстрируя, что не осталось ни капли. Протянул пареньку. Тот убежал, но быстро вернулся, неся еще ковш и миску с рыхлым розовым мясом, из которого торчали тонкие рыбные косточки.
        После третьего ковша у ведуна зашумело в голове, а набитый живот и без того направлял мысли Середина ко сну. Отправившись вслед на молодыми воинами, время от времени уходящими в дом, он нашел людскую, забрался там на свободные полати, подстелив под бок чью-то кошму и сунув под голову свернутый налатник, и провалился в сон.
        Новый штурм викинги начали с рассветом, под прикрытием щитов волоча в пролом охапки валежника и поленья. Бьярмы сверху, со стены, пускали в них стрелы, опрокидывали кадки с водой. Но без особого успеха - щитов стрелы не пробивали, вода же и вовсе развеивалась в мелкие брызги, не причиняя вреда. Пользу могли бы принести падающие на головы нурманов ледяные глыбы, бревна, колоды - но после прошлого штурма часть стены над проломом прогорела. А сбоку ничего тяжелого до врагов было не добросить.
        Главная борьба сейчас шла не на стене, а внизу - там, где с одной стороны люди разжигали огонь, а с другой - заливали укрепление водой.
        Где-то с час невидимая битва шла без особого результата, но потом над местом пролома повалил белый пар. Поначалу просто густой, а потом еще и горячий. Бьярмы попятились, выплескивая воду издалека - нурманы же торопливо таскали и таскали охапки хвороста.
        К полудню стена сдалась, и высокие языки пламени прорвались внутрь, быстро обжирая края бревен. Дальше все тоже произошло ожидаемо: нурманы ударили тараном, раскидывая выгоревшие куски бревен, полыхающий хворост и угли в стороны, прямо на дружинников, а следом внутрь ворвались самые крепкие из скандинавов: те, что были в кольчугах и колонтарях, с крепкими тополиными щитами и широкими мечами. Их встретили такие же опытные воины, завязалась сеча.
        Олег стоял в третьем ряду и поначалу просто удерживал какого-то могучего старикана перед собой, мешая ему пятиться. Однако скандинавы давили мощно, вынудили отойти на шаг, второй. Воины ругались, из-за тесноты вынужденные просто стоять и ждать, что будет дальше.
        Внезапно прямо перед лицом ведуна мелькнул топорик, пробив старику кожаный ворот и глубоко уйдя в шею. Дружинник повалился, и Олег вскинул косарь с саблей, ловя сразу и пику, и топорик, нацеленные в голову, потом резанул саблей в обратную сторону, полосуя чье-то лицо. Нурман завыл, задергался, забыв о сече, и ведун нанес быстрые уколы ему за спину - вправо и влево, опять отбил косарем наконечник копья, ударил сам, откачнулся, прячась за раненого скандинава, подсек чью-то руку, качнулся в обратную сторону, отмахнулся от копья.
        Нурман перед ним получил от кого-то прямой укол в горло, осел, и на Олега с грозным ревом ринулись два топорника, занося над головой секиры. У ведуна екнуло внутри, но кто-то выставил над его головой щит, и лезвия гулко врезались в него. Олег присел на колено, ударил врагов по незащищенным ногам. Топорники повалились, на миг вокруг стало свободно, но только на один вздох. Послышался грозный рев, справа и слева мелькнула сталь, в щиты и тела скандинавов врезались копья. Напирая на них, вперед вышли княжеские дружинники, буквально запихивая врагов обратно в пролом.
        Ведун задержался, пряча косарь и подбирая чей-то щит - с ним в схватке все-таки удобнее. За эти короткие мгновения нурманы успели расступиться, пропустить дружинников и снова сомкнуться, отрезая тех от главных сил. В азарте схватки копейщики не заметили подвоха и скрылись в проломе.
        - Электрическая сила! - Олег ринулся в атаку, пытаясь помочь соратникам, врезался щитом в щиты, рубанул, прикрылся, рубанул, прикрылся.
        В тесноте у пролома для маневра места не хватало, в лобовой же схватке врагам получалось только кромсать друг другу щиты. Почти четверть часа они бессмысленно мутузили друг друга, накрошив груду щепы и не причинив ни царапины, а потом из-за спины ведуна выдвинулись дружинники, машущие мечами со свежей силой.
        Середин попятился, отошел на несколько шагов и встал на колено, опустив саблю и поставив щит на землю. Ему нужно было отдохнуть, перевести дух. Рядом точно так же поступили еще трое дружинников, выбравшихся из сечи невредимыми.
        - Полагаешь, они и вправду уйдут через несколько дней, иноземец? - спросил старик справа.
        В дружине князя Гарната состояли только старики и совсем молодые мальчишки. Наверное, главный костяк, зрелые мужи, отправились на Мезень.
        - Уйдут, друже, никуда не денутся, - кивнул Олег. - Я знаю, как далеко им добираться.
        Мальчишки, втянувшись в глупое стучание мечами по щитам, расслабились - и тут в пролом ворвалось два десятка топорников. Вставая за спины мечников, они наносили быстрые удары вперед и тут же рвали топор к себе.
        Уклонившись от лезвия, неопытные дружинники облегченно переводили дух - а топоры, отодвигаясь, цепляли верх щита, оттягивали, и мечники первого ряда моментально наносили уколы в открывшуюся щель. В считаные мгновения пятеро бьярмов упали с пробитой грудью, нурманы прорвались…
        - За мной! - Олег поднялся, ударил вперед, высоко поднимая щит и закрывая врагу обзор, уколы же при этом нанося в сторону.
        Опытные старики, пользуясь его уловкой, рубанули скандинавам ноги, выпирающие из-под щитов ступни. Трое врагов упали, остальные попятились - прорыв закрылся.
        Сверху упал топор, зацепил край щита, потянул на себя. Олег опять толкнул щит вверх, еще выше, чем раньше, нажимая плечом, навалился на врага, быстро кольнул три раза в щелку между деревянными дисками - ниже своего и выше вражеского, и похоже, куда-то попал. Враг поддался, Олег ступил на него, прыгнул вверх и вперед, наваливаясь щитом на топорника, рубя другого, тут же коля дальнего и скатываясь в его сторону.
        - Бей нурманов!!! - ломанулись следом старики.
        Вместе они снова почти вбили скандинавов в пролом - но опять в самый последний момент оттуда высунулись копья, уперлись в щиты, надавили. Сразу три врага просто отшвырнули ведуна в город, опрокинули на спину, затеяли сечу прямо на нем. Олег насилу выбрался из самой гущи сражения. Выбрался позорно - на четвереньках и потеряв щит. Но выпрямиться среди дерущихся людей, встать на ноги, увы, не получалось.
        Отойдя к переулку, ведун снова опустился на колено, тяжело дыша. Так сильно он не уставал, даже работая в кузне. А уж молотобойцу-то прохлаждаться точно некогда!
        Неожиданно нурманы отступили, исчезая в проломе, оттуда повалил густой едкий дым, ударили языки пламени. Дружинники, сунувшиеся было вслед врагу, попятились - а огонь становился все сильнее и сильнее.
        - Воду! Несите воду!
        Олег поднял глаза к небу. Оно начинало темнеть. Оказывается, день подошел к концу. Нурманы отступили не перед бьярмами, а перед лицом наступающего мрака.
        Вечер закончился быстро - получив от слуги в детинце полную миску пареной семги, Олег быстро съел ее, засыпая на ходу, запил ковшом жуткого бьярмского вина, забрался в людскую и провалился в сон.
        К первой утренней атаке он опоздал - как и половина ратников. Не по лени, просто скандинавы организовали нападение еще в темноте, застав молодых дружинников врасплох и прорвавшись в город. Останавливать викингов пришлось уже на улицах - перехватывать, не давая разбежаться.
        Ведуну повезло: на улице, на которой оказался он, князь Гарнат и еще нескольких бьярмов, находились одни топорники. Сомкнув щиты, защитники города составили живую стену от дома до дома, двинулись вперед, сминая отдельных нурманов, заставляя их пятиться. В конце проулка викинги тоже сомкнулись, уперлись, составив свою стену. Топоры обрушились на ратников сверху, пытаясь попасть по головам и плечам, отдергивая щиты. Но без мечников впереди эта тактика была бессмысленной - топором ведь в щель не уколешь. А вот дружинники, едва только появлялся просвет между щитами, кололи в него со всей яростью, на всю длину клинка. Кололи наугад - но ведь враг стоял плотно, а доспехи скандинавов оставляли желать лучшего.
        Упал один топорник, другой, третий… Строй посыпался, викинги побежали, спасая свою шкуру. Бьярмы помчались по пятам, но недалеко от пролома князь Гарнат вдруг вскинул меч, замедлил шаг:
        - Стоять! За мной! - и повернул в соседний проулок.
        Правитель бьярмов был не прав - перекрывать нужно было пролом, главную связь скандинавов с лагерем. Но приказ есть приказ, ведун побежал за князем, перепрыгивая раненых. Те закричали, предупреждая своих об опасности, и нурманы, теснящие молодых дружинников, оглянулись. Задние ряды развернулись, выставили щиты, о стену которых и ударились в бессилии мечи стариков и сабля Олега. Однако, чтобы перекрыть всю улицу, скандинавов оказалось слишком мало, они отступили к стене дома, ощетинившись клинками. Бьярмы сомкнулись воедино. Стало видно, что защитников города собралось раз в пять больше, чем скандинавов.
        - Стойте! - закричал кто-то из нурманов. - Хватит драться. Давайте поговорим.
        - Бросай мечи, тогда и хватит! - рявкнул князь Гарнат. - Не то перебьем.
        - Ладно, остыньте! Ваша взяла, сдаемся. Поклянитесь, что не тронете!
        - Слово князя!
        - Идолом золотым поклянись!
        - Клянусь великим духом земли и неба, убивать не станем. Бросайте мечи!
        Викинги опустили щиты, выкинули оружие вперед, под ноги победителям, стали снимать пояса. Часть дружинников остались с ними, большинство кинулись к пролому, возле которого разгоралась очередная схватка. Или, точнее - схватки. Для правильного строя ратников уже не хватало, поединки шли один на один.
        Князь Гарнат столкнулся с безусым нурманом, одетым в куртку, обшитую толстыми костяными пластинами. Олег проскочил дальше, подставил щит под падающий на голову топор, рубанул саблей вдоль края, подсекая руку врага чуть выше локтя, метнулся вперед, столкнулся с мечником. Тот сразу ударил ногой в низ ведунского щита, а когда верхний край откачнулся, уколол мечом сверху. Попал точно в грудь - острие зловеще прошелестело по кольцам брони. Олег, не мудрствуя, тут же хлестнул клинком по открытому запястью врага, ударил в щит плечом, отталкивая раненого, сделал еще два шага, отмахнул в сторону топор. Его владельца саданул под руку окантовкой, ломая ребра, сделал еще два шага, принял на щит удар сверху, при этом приседая, рубанул врага понизу, над самой землей, выпрямился, толкнул, переступил.
        До пролома оставались считаные шаги.
        Еще один топорник с секирой на длинной рукояти. Олег под его удар просто поднырнул, позволяя тяжелому лезвию упасть куда-то за спину, вскинул щит, ломая окантовкой вытянутые руки, отвесил прямой в подбородок, перешагнул, столкнулся с мечником. Тот поднял меч, явно привлекая внимание - и ведун торопливо отдернул ногу. Догадка оказалась верной - нурман ударил окантовкой щита вниз, надеясь раздробить ступню. При этом открыл лицо, и Олег ударил в подставленный нос оголовьем рукояти. Для замаха, увы, не было ни места, ни времени.
        - Ага-га! - выскочив из пролома, кинулся прямо на ведуна громадный викинг: обнаженный по пояс, черные растрепанные волосы, пена на губах, выпученные глаза, в обеих руках по мечу. Наверное, берсерк.
        Олег повернул щит волокнами вверх, подставил под удар, а когда опустившиеся клинки глубоко засели в древесине - качнулся вправо, рубанул из-за головы по рукам чуть выше запястий. Обратным движением снес безумцу голову, бросил отяжелевший щит, выхватил косарь, сделал шаг в проем. Оттуда навстречу поднялся могучий бородач в сверкающих золотых доспехах, с украшенным расходящимися от умбона молниями щитом, с громадным широким мечом. Клинки скрестились и…
        - Да будь ты проклят! - отступил воин.
        - Перун! - чуть попятился Середин.
        Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. Ведун не решился напасть первым, понимая, что без плаща Карачуна у него против бога шансов нет. Громовержец же, похоже, вспомнил о запрете Сварога на драку со смертным.
        - Ладно, - первым опустил оружие Перун и закричал: - Эй, князь! Князь Гарнат! Хватит веселья! Видим мы, крепки мечи бьярмские! Выходи о мире говорить!
        Звон мечей начал стихать.
        - Хватит, так хватит, - спустя полминуты крикнул правитель бьярмов. - Не мы к вам пришли.
        - Тогда людей моих выпускай! Я велю кошмы перед проломом расстелить. Через час выходи уговариваться!
        - Кто цел и с мечами, пусть уходит, - разрешил князь Гарнат. - А кто упал, такова, выходит, у того доля.
        - Не по совести, князь! Коли не забрал, стало быть, не в полоне!
        - Так давай продолжим, нурман! - предложил правитель бьярмов.
        Перун исподлобья глянул на Середина и приказал:
        - Уходим в лагерь, побратимы! Время битвы кончилось, настало время мира!
        Нурманы попятились с еще занятых улиц и один за другим скрылись в проломе. Перун постучал мечом о щит, спрятал оружие в ножны и, громко хмыкнув, последним скрылся за стеной.
        - Уберите раненых, - распорядился князь Гарнат, отирая меч о спину распластавшегося у его ног топорника. - Пересчитайте их всех по головам. Отдельно увечных, отдельно полоненных. Коли кого из вождей исчислите, зараз сказывайте.
        - Сделаем, княже… Исполним… - бьярмские дружинники стали убирать клинки.
        - Ведун Олег! - кликнул он Середина. - Этот нурман тебе ведом?
        - С кем токмо драться не приходилось, - ведун дохнул на изгиб сабли, отер локтем. - Опять меч весь в зазубринах. Придется перековывать.
        - Сказываешь, опытен, воин иноземный? - задумчиво прищурился правитель бьярмов. - Со мной пойдешь. Может статься, твой опыт и пригодится, коли обмануть хитро попытаются, али подлость какую затеют. Да и в сече десятерых стоишь… На случай ловушки.
        - Воля твоя, княже.
        Через час князь Гарнат в сопровождении четверых воинов вышел прямо через пролом, спустившись по комковатой тропе, наискось пробитой сквозь мерзлый вал. Внизу, на расстеленной кошме, его уже дожидались викинги - тоже пятеро, в суконных плащах, шлемах, кольчугах. Хорошая броня - главный признак знатного воина.
        К удивлению Олега, Перун был не главным переговорщиком, а скромно маячил в самом заднем ряду.
        - Здрав будь, князь Гарнат! - громко приветствовал правителя бьярмов довольно молодой, лет двадцати, воин в похожем на крупную рыбью чешую колонтаре и островерхом шишаке. - Все мы, я и мои побратимы, восхищены вашей храбростью и отвагой. Если вы присягнете на верность мне, ярлу Стурлаугу, станете выходить в походы под моей рукой и платить мне дань, мы прекратим войну и вернемся восвояси.
        - Если вы принесете мне, князю Гарнату, покровителю Бьярмии, клятву верности, я отпущу вас восвояси живыми и здоровыми и не стану истреблять до последнего воина! - невозмутимо сказал князь, опустившись на кошму напротив нахала.
        Похоже, подобное начало переговоров было для викингов в порядке вещей. Интересно, хоть кто-нибудь, хоть раз на их бессовестную попытку поддался?
        - Вы не только храбры, но и умны! - похвалил князя скандинав. - Вы сражались достойно, сражались весело и безжалостно! Но любому празднику наступает конец. Посему предлагаю попировать на прощание, обменяться пленными и разойтись до новых столь же славных битв и приключений!
        - Зачем меняться? - поспешил встрять в беседу Олег. - За пленных выкуп просить положено. Давайте, вы своих выкупите, а мы своих. Так будет веселее.
        Князь Гарнат покосился на Середина и одобрительно хмыкнул.
        - Зачем мелочиться? - мотнул головой нурман. - Битва окончена! Надобно пировать и праздновать. Вы наших ратников изрядно захватили, мы - ваших. Мы всех ваших возвращаем, вы - всех наших. Опосля посидим все вместе за столом общим, осушим по ковшу пива пенного, да и разойдемся к очагам отчим!
        - Да конечно вернем, - усмехнулся Середин. - По пять гривен за каждого!
        - За увечных могу скидку малую сделать, - пообещал довольный собой правитель бьярмов. - У меня таковых двадцать семь воинов выйдет. Да одиннадцать здоровых. А у вас моих сколько в полоне? Раненых ни одного, это точно. А сдавшихся? Двое? Трое?
        - Семеро! - недовольно буркнул ярл. - А если мы им всем головы поотрубаем?
        - Так ведь и я так же захватчиков иноземных покарать в силах. Семеро супротив тридцати семи? Полагаю, это будет достойный обмен, жизнь бьярма супротив нескольких нурманских.
        - Всех на всех? Но ведь таковой обмен я и предлагаю! Всех на всех. Токмо живых на живых, а не мертвых на мертвых. И закатим общий пир во славу наших побед!
        - Мертвых на мертвых, живых на живых, раненых на раненых, - тихо предложил Середин. - Голову на голову.
        - Всех на всех! - поднялся нурман. - Иначе разговора не будет!
        - И правда, куда спешить? - согласился князь Гарнат. - Наш ратный праздник еще только начинается! Веселиться так веселиться.
        - Месяцок-другой мы еще продержимся, а там и поговорим, - добавил Олег. - По весне купцы персидские приплывут, они за крепких рабов хорошую цену дают. Десять гривен за здорового, пять за увечного. У них хорошие лекари, поправят. А не поправят, так колесо водяное и однорукий крутить сможет. А мельничное - и одноногий.
        - Я выкуплю у тебя своих воинов по двадцать гривен! - внезапно пообещал князь Гарнат. - А своих оставь мне. Я знаю, как с ними поступить.
        Ярл отвернулся к своим соратникам, они тихонько о чем-то поговорили. Молодой скандинав с чем-то резко согласился, а затем предложил горожанам:
        - По половине гривны за каждого полонянина.
        - Что-то дешево вы своих воинов цените! - отрицательно покачал головой князь Гарнат.
        - Мы воины, а не торговцы! - выступил вперед Перун. - Мы сражаемся за славу, а не за золото! Мы пируем битвами, а не страшимся их! Мы ищем достойных врагов, а не прибылей. Нам не нужно вашего серебра, своих пленных воинов можете забрать даром, как только наши заздравные кубки столкнутся с вашими на прощальном застолье!
        - Мы тоже не гоняемся за золотом! - в ответном порыве развернул плечи князь Гарнат. - Вы тоже можете забрать свой полон даром… Как только восстановите порушенную стену, вал, дома и заплатите виру за кровь моим раненым и виру за смерть моим погибшим.
        - Вот хитрый бьярм… - ярл опять отвернулся к своим.
        Воины один за другим кивнули, и он заявил:
        - Погибнуть в бою есть слава воина и бессмертие его души!
        - Слава и бессмертие не прокормят жену и детей погибшего.
        - Мы можем забрать их к себе!
        - Нет, лучше пришлите им новых мужей.
        - Наши мужья скорее отдадут все свои богатства, нежели переедут в ваши глухие дебри!
        - Им придется отдать пятьсот гривен, - втиснулся в перебранку Олег.
        - Пятьсот? По половине гривны за воина - выходит, мы перебили больше тысячи бьярмов?
        - Двадцать за погибшего, десять за раненого.
        - Двадцати гривен хватит, чтобы сто лет кормить целую деревню! Мы можем согласиться только на две…
        Торг свернул в обычное прагматичное русло. Нурманы хотели вернуть своих пленных как можно дешевле, бьярмы - получить за них побольше. При этом полон и раненые, понятно, были для горожан обузой, их кормить и лечить нужно - и потому чрезмерно задирать цену получалось себе дороже. Скандинавы, в свою очередь, опасались, что пленных викингов могут просто перебить, если местные жители сочтут, что выкуп не покрывает нанесенных обид. Удовольствие от казни поверженного врага - оно тоже денег стоит.
        Торг длился часа два, очень быстро перейдя от цен к порядку оплаты - ибо ничего ценного у викингов с собой не имелось, а пленных они надеялись получить прямо сейчас.
        Вскоре был найден совершенно неожиданный выход. Ярл Стурлауг согласился остаться до лета в заложниках, пленных и раненых бьярмы отдавали немедленно. Нурманы уходили, а после открытия моря побратимы военачальника поклялись привезти выкуп.
        Этот вариант устроил всех. Князю Гарнату было проще кормить и охранять одного пленника, нежели полусотню, викинги возвращались со славой, не бросив товарищей, на землю бьярмов опускался мир. Воины положили мечи на землю, поклялись не причинять вреда друг другу ни в Холмогорах, ни окрест, после чего ворота отворились, и скандинавы торжественно вошли в город - чтобы счесть и осмотреть своих менее удачливых товарищей.
        Вечером в детинце князь Гарнат устроил для дружины и врагов, сделавшихся теперь гостями, буйный пир. Возле костров, у которых запекались кабаньи туши, вокруг котлов, полных копченой, соленой и печеной семги, возле полных вина бочек вчерашние противники обнимались, пели, вспоминали, как лихо били друг друга мечами и топорами, бросали камни - и уворачивались, палили и тушили огонь, как ловко хитрили и обманывали, прорываясь в город или заманивая в ловушки…
        Викинги притащили сюда и свои немудреные запасы, угощая хозяев акулятиной и размоченными грибами, крепким пивом и еще более крепким вином, взятым с собой в дальний поход. Не назад же все это теперь тащить?
        Среди общего шумного веселья с братанием и запеванием песен к ведуну подошел Перун, сел напротив с двумя полуведерными ковшами вина.
        - Ловок ты, смертный, и отважен, признаю. - Бог поставил один из ковшей перед Серединым. - А еще ведаю я, что ты для дочери моей, Магуры, сделал. Молодец! Давай выпьем, смертный, за отвагу мужей настоящих. Вражды меж нами нет, ибо Сварог великий ее запретил, мешать тебе в пути твоем я не стану. Ибо каждый должен получать то, чего заслуживает. Давай выпьем! У настоящего воина не токмо друзья, но и враги должны быть достойными. Такими, что уважение внушают, а не жалость. Здоровье твое, ведун по имени Олег. Пей!
        - Твое здоровье, великий и справедливый громовержец Перун, - не стал отказываться Середин, поднял свой ковш и ударил им о край ковша громовержца. - Пусть каждый получит то, чего достоин…
        - …и эту клятву я утверждаю! - вскинул ковш Перун. - До дна!
        - До дна, - согласился ведун.

* * *
        …проснулся ведун на полатях. Это означало, что до постели он все-таки добрался. И не просто добрался, но еще и залез на качающуюся под потолком полку. Человеку, напившемуся до беспамятства, подобные подвиги не по силам. Однако Олег совершенно не помнил ничего из вчерашнего вечера. Да и голова болела так, словно возлияния длились всю ночь, не ведая никаких ограничений.
        Осторожно спустившись вниз, Середин пробрался между бесчувственными телами, развалившимися на полу, на лавках, столе - и вообще везде, где имелось хоть немного свободного места. Найдя бочку с питьевой водой, ведун достал свою серебряную ложку, почерпал, напился. Морщась от боли в голове, выбрался на двор.
        Здесь, что вполне ожидаемо, тоже валялись тут и там округ прогоревших костров упившиеся дружинники. Они причмокивали, похрапывали, вздрагивали во сне, иногда пытались что-то говорить и даже петь.
        Олег добрел до бочки с соленой рыбой, отрезал от лежащей на дне тушки пару кусков, сжевал. Запил угощение из стоящей рядом бочки с брагой. Огляделся.
        Все было как всегда - как всегда после разгульных пирушек ратных добрых молодцев, когда вино и мед без счета, угощения без края. Но что-то все же показалось Середину странным, неправильным. Он зачерпнул еще мутной пенистой браги, испил, водя глазом по двору, и вдруг его обожгло: а где нурманы?! Пили вместе, ели вместе, веселились вместе. Почему тогда храбрые бьярмы лежат везде вповалку, а викинга нигде нет ни одного?!
        В голове зашумело, закружило, пополз туман - и с этой мыслью ведун снова провалился в сон.
        Второй раз он очнулся на крыльце, продрогший до полусмерти. Солнце уже клонилось к закату - а детинец по-прежнему оставался тихим и сонным. Вот только дружинники вроде на других местах лежали, а содержимого в бочках и котлах поубавилось.
        - Ква! - поднявшись, встряхнулся Олег. Покрутил руками, попрыгал, приходя в себя, громко позвал: - Эй, есть кто живой?! Слышит меня кто или нет?! Да что за электрическая сила!
        Понять, что случилось, семи пядей во лбу не требовалось. Сонное зелье в вине и пиве - вот и вся хитрость. Приходя в себя с больной головой, воины шли похмелиться - и засыпали снова.
        Ведун, сообразив, в чем дело, направился к бочкам, чтобы вылить отраву, но оказалось, что опоздал. Все, что было на дворе хмельного, дружинники, пока он спал, выхлебали до дна. Осталась только закуска.
        Олег, отрезав себе еще рыбы, присел на чурбак, осмотрелся. Позвал еще раз:
        - Есть кто живой?! Эгей, служивые!
        Пару человек сонно хрюкнули в ответ, кто-то сонно замычал. Тем все и кончилось.
        - Электрическая сила! - раздраженно сплюнул Средин. - Вот викинги, вот паразиты! Опоили! И Перун тоже хорош: «За здоровье, за врагов, за уважение!»
        Как ни странно, особой злобы на подлых скандинавов ведун не испытывал. Наверное, потому, что не видел вокруг ни одного убитого или раненого. Нурманы дали клятву никого в городе не трогать - и обещание сдержали. Выходило, что при всей подлости - люди честные и верить им можно. А что усыпили - так сего условия клятвой не оговаривалось.
        Подкрепившись, Олег описал круг по двору, но делать здесь было совершенно нечего. Спать, понятное дело, тоже не тянуло - хватит уже, выспался.
        Ведун поправил пояс, встряхнул и накинул на плечи налатник, выбрался за ворота детинца. Прошагал по тихим улицам города - перед военной угрозой бьярмы, похоже, мирных жителей вывезли, - вышел через резные ворота, направленные на огороженное частоколом святилище. Натоптанной по льду тропой дошел до острова, ступил на священную землю храма Золотого идола…
        Здесь тоже стояли бочонки и котлы, возле которых спали в разных позах люди в меховых одеждах. Чуть дальше, в центре святилища, поднимался широкий пологий холм высотой в полтора человеческих роста, а на нем… На нем темнела свежевыкопанной землей прямоугольная выбоина.
        Золотой идол - исчез.
        - Чертов Перун… - Олег поднял глаза еще выше, к небесам. Они начали темнеть.
        Вечер. Поднимать тревогу бесполезно. Все равно затевать погоню уже поздно.

* * *
        Полста молодых дружинников - все на лыжах, со щитами за спиной, с гарпунами в руках и заплечными мешками - выскочили из ворот города только на рассвете. Командовал погоней князь Гарнат самолично, помощником шел ведун.
        Середин предпочел бы оставить в городе и правителя, вместе с прочими престарелыми бойцами - но князь оказался упрямым и поклялся не отставать. А против хозяина, понятно, не попрешь.
        За воротами воины соскочили на лед, вывернули на колею нурманского обоза, вытянулись в длинную змейку.
        Обоз викингов был длинным, с санями, телегами, лошадьми, так что след за ним тянулся весомый, глубокий, местами напоминающий траншею. Здесь, на севере, снега, как ни странно, было меньше, чем возле Перми или в верховьях Камы. То ли климат другой, то ли ветер на просторе сдувал. А может статься, трамбовался он здесь сильнее, и потому наст лошадь держал. Разумеется, и здесь все было не так просто. Перед обозом дорогу тропили воины, укатывая наст и пробивая проходы сквозь высокие снежные торосы, обходя опасные, рыхлые места - или, опять же, пробивая дорогу. Но, в общем-то, двигаться было можно, причем довольно быстро.
        В конце первого дня погони дружинники обнаружили следы первой стоянки нурманов, заночевали на ней, двинулись дальше - и вечером опять были вынуждены воспользоваться стоянкой викингов.
        Только на третий день преследователям удалось миновать очередную площадку с утоптанным снегом и следами от саней и колес еще до сумерек. Похоже, скандинавские лошади начали наконец-то уставать и одолевали за день уже не тридцать верст, а всего двадцать. Еще день - и лыжники миновали стоянку врагов уже около полудня.
        - Им пора делать дневку, - громко предупредил Середин. - Лошадей нужно хорошо покормить и дать отдых. На одном овсе они передохнут, а сеном быстро не наешься. Завтра догоним.
        В предвкушении близкой схватки воины снялись с очередного привала на два часа позднее обычного и ели не холодную рыбу из-за пазухи, а горячий сытный кулеш с мукой и жиром - хорошая еда бойцу всегда на пользу. Потом встали на лыжи, рванули в погоню.
        Два часа гонки - и внезапно за очередной излучиной открылся белый простор, сливающийся далеко впереди с таким же белым небом.
        - Студеное море… - выдохнул князь Гарнат.
        Выход в море закрывала полоска из полусотни воинов, выстроившихся в два ряда. Впереди - копейщики, позади - топорники. В длину их ратного строя хватало всего на сотню шагов, но обойти нурманов, понятное дело, было невозможно. Они ведь на месте стоять не станут, ударят путников сбоку. Посему бьярмские дружинники остановились, скинули заплечные мешки, проверили ратное снаряжение.
        - Выстроились! - приказал Олег на правах старшего, мысленно молясь, чтобы правитель не влез со своими идеями.
        По счастью, князь Гарнат мучился тяжелой одышкой и ни говорить, ни участвовать в схватке явно не мог.
        - Стойте спокойно, сейчас я вас рассчитаю… Первый, второй, первый, второй… - прошел ведун вдоль строя. - Теперь слушайте. Подступаем на два десятка шагов, и по моей команде: «Бей!» вы все разом бросаете гарпуны. Первые бросают в головы, вторые в ноги. От первых нурманы щиты вверх поднимут, так что вторые, кто не промажет, точно в цель попадут. После сего врагов сразу вдвое меньше станет, строй рассыплется. Так что не медля в мечи бьем и викингов в стороны разгоняем. А дальше кончаем их по одному. Все готовы? - Ведун перебросил щит из-за спины в руку и выхватил саблю. - Тогда за мной!
        Как и положено воеводе, Середин, не оглядываясь, быстрым шагом устремился вперед, спокойно смотря в глаза обреченных, выглядывающих на него над краями щитов…
        - Бей!!! - он побежал в атаку.
        В воздухе мелькнули гарпуны, гулко стуча в поднятые щиты, послышались крики боли, громкая ругань.
        Олег со всех ног метнулся на скандинавов, пока враг не успел поменять щиты, встретил острия копий на свой деревянный диск, толкнул нижний край, поднимая щит и подныривая под него и, что еще важнее, - под древки копий. Вскочил уже рядом с врагом, нанес два укола в шеи ближних врагов, принял на щит сдвоенный удар топоров, подрубил руку одному викингу, парировал выпад второго. Закрылся деревянным диском от кинувшихся слева врагов, правого заколол прямым ударом в грудь, обманув его меч глубоким переносом, и отскочил сразу на три шага, чтобы нурманы не обошли сбоку.
        Викинги столкнулись с неприятным сюрпризом - вошедшие глубоко в дерево гарпуны не позволяли пользоваться щитами, оттягивали их вперед, упирались концами ратовища в снег, мешая передвигаться. Непригодное для боя оружие нурманам приходилось бросать. А без щита мечник на поле боя - не жилец.
        - А-а-а!!! - остальные дружинники наконец-то нагнали своего воеводу, врезались в поредевший строй скандинавов, пытаясь повторить фокус ведуна с подныриванием под копья. У некоторых получилось, у некоторых нет, и несчастные напоролись подбородками на промороженные стальные наконечники… Однако ровные линии нурманских воинов все равно разорвались, и схватка рассыпалась на отдельные поединки.
        На Олега налетели сразу двое. Середин вскинул щит, прикрываясь, принимая удары на широкий диск и наступая, пряча саблю за деревяшкой, а затем стремительно резанул из-под правого края понизу. Несмотря на неожиданность, правый нурман успел поддернуть одну ногу, но на второй кончик сабли подрезал щиколотку, и викинг опрокинулся на спину.
        - Нна-а! - другой попытался уколоть ведуна в лицо, но саблей Олег отвел клинок вправо, окантовкой щита что есть силы ударил вниз, в колено, сделал шаг вперед и с полуоборота рубанул падающего врага под основание черепа.
        - Сюда иди, тварь! - к ведуну кинулся викинг в мятом островерхом шлеме и толстой кожаной куртке, на которой блестели нашитые в два слоя обрывки разномастных кольчуг. По подбородку широким полукругом шла седая клочковатая борода.
        Середин пожал плечами, повернулся навстречу, подставил щит под удар топора, приопустил, выглядывая. Тут же подставил снова, и еще раз - скандинав работал своим оружием быстро, неутомимо, и после пятого попадания щит ведуна стал рассыпаться. Перебитые ремни больше не стягивали доски воедино, и теперь все вместе бессмысленно болтались на рукояти.
        - Электрическая сила… - Олег бросил бесполезную тяжесть, сделал два быстрых скачка влево, заходя сбоку, уколол, попал по щиту, уколол - и опять в дерево. Судьба, усмехнувшись, перекинула его с врагом местами, и теперь уже ведун, беззащитный, бился против скандинава со щитом.
        Викинг приопустился - Середин подпрыгнул, пропуская мелькнувший топор под ногами, рубанул… Попал, понятно, по щиту, отскочил, отклоняясь от летящего в грудь топора.
        Топор не сабля - кольчугу пробьет и не заметит.
        И еще прыжок назад - на этот раз спасаясь от удара краем щита в ребра.
        Топор опять нацелился по ногам - Олег отскочил, зацепился за что-то пяткой, потерял равновесие, падая на спину. Викинг торжествующе взревел, налетел, замахнулся… Только невероятным чудом в самый последний миг ведун успел откатиться, а пока враг вытаскивал из ледяной корки глубоко ушедший топор - вскочить на ноги.
        - Хха!!! - скандинав опять повернулся для удара.
        Середин что есть силы пнул ногой нижний край щита, уколол саблей за отклонившийся вперед край. Отскочил, втянул живот, пропуская топор, с гулом разрубающий воздух, хлестнул саблей вслед. Подскочил, опять уткнувшись в щит и кольнув через верх за него, отпрыгнул.
        На снегу появилась капелька крови. Потом упала еще одна, еще.
        Похоже, Олег все же в викинга попал.
        Тот замер, переводя дух, снова ринулся вперед, замахиваясь своим страшным оружием. Ведун метнулся навстречу и влево - в сторону от щита, - встретил нацеленный в голову топор саблей, не парируя, а лишь подправляя его падение чуть в сторону от себя. Сделал еще шаг вперед, загораживаясь скандинавом от его собственного щита, потянул вскинутый вверх клинок за собой и вниз и с широким взмахом резанул остро отточенным лезвием открытый бок нурмана, чуть ниже ребер - сделал по инерции еще два шага, развернулся.
        Бородач тоже развернулся, тяжело дыша. Вскинул топор, решительно пошел на Середина, глядя с такой яростью, что Олег невольно попятился. Но после пятого шага нурман вдруг упал на колено, неловко перекувыркнулся через него. Резко встал и, покачиваясь, сделал еще два шага. Остановился, опустился на колено, отдыхая. Поднял голову, глядя на ведуна уже с удивлением, а потом медленно завалился набок.
        Середин облегченно перевел дух - этот противник оказался чертовски опасным, чуть не зашиб. Пройдя мимо, ведун наклонился, разметал забрызганный кровью снег, зачерпнул нижний, чистый слой, отер им сперва лицо, потом саблю. Огляделся.
        Битва, можно сказать, закончилась. Схватки продолжались всего в двух местах, но и там пятеро-шестеро дружинников добивали вставших спина к спине скандинавов.
        Полусотня викингов полегла полностью, но за это заплатили жизнями полтора десятка бьярмских воинов и еще два десятка были ранены. Одни - тяжело, и стонали на льду, ожидая помощи. Другие - незначительно, некоторые даже продолжали сражаться, роняя на снег капли крови. Однако это еще не значило, что они смогут снова вступить в бой через два или три дня, что выдержат долгий тяжелый поход.
        В такие минуты ведун был рад присутствию людей, облеченных властью. Ведь принимать тяжелое решение придется не ему, а кому-нибудь другому.
        Вдаль, через льды и сугробы Студеного моря, тянулся санный путь, по которому изрядно потрепанные викинги увозили в свои края самую главную святыню бьярмского народа. Скорее всего, здесь, в устье Северной Двины, они оставили всех боеспособных воинов. С обозом ушли раненые, больные, слабые и те, без кого в дороге никак не обойтись. Имея два десятка крепких воинов, обоз можно нагнать и разгромить.
        Однако, чтобы продолжить погоню, бьярмам придется бросить раненых. А шансы на то, что легкораненые смогут дотянуть обратно до Холмогор «тяжелых», не так уж и велики. Несколько переходов по зимней дороге, в мороз, да еще почти без припасов - это больше похоже на приговор. Пусть даже не открытый, а слегка завуалированный. Выходили дружинники налегке, чтобы мчаться как можно быстрее - палаток нет, еды в обрез, никакого походного снаряжения. Даже лагеря для раненых не разбить - только оставить лежать в сугробах. Сами они, понятно, ни шалашей не выстроят, ни дров не добудут.
        Князь Гарнат оказался перед выбором: спасти великую святыню, пожертвовав половиной людей, или спасти людей, пожертвовав знаменитым Золотым идолом бьярмов, воплощающим духа-покровителя здешнего народа.
        Не хотел бы Олег оказаться сейчас на месте князя…
        Правитель здешних земель колебался долго, задумчиво глядя вслед ушедшему за море обозу. Дружина молча ждала его воли, его приказа или приговора. Наконец князь Гарнат ругнулся, повернулся к своим воинам и кратко распорядился:
        - Домой…
        Чтобы оказать помощь раненым и связать из лыж сани, приготовить к перевозке погибших - ушел остаток дня. Переночевав рядом с местом схватки, бьярмы пустились в обратный путь. Сани волокли здоровые мужчины - но все равно дорога домой заняла целых десять дней. Хорошо хоть, князь Гарнат догадался первым же утром послать нескольких легкораненых вперед, в город, с вестями. Благодаря этому на полпути путников встретили горожане с припасами - так что голодать пришлось всего два дня.
        Холмогоры, впустившие дружину в распахнутые ворота, были погружены в уныние. Волхвы в святилище курили травы, приносили жертвы, возносили молитвы, проводили все возможные обряды - но верховный дух бьярмских земель не отвечал на их призывы.
        Разумеется, он не помещался в идоле, и никто не увез его в чужие края. Однако дух обиделся. Ибо его народ упустил свою главную святыню [3 - По другим легендам, викинги, обокрав святилище, отрубили идолу голову.]. И ладно бы, потерял в битве, сражаясь до последней капли крови, но уступив превосходящему врагу. Ладно бы, не смог спасти во время ненастья, половодья, иной катастрофы, неподвластной силам смертных. Но ведь идол просто-напросто пропили! Позорно пропили, загуляв на общем пиру с враждебными гостями. И стража, и дружина, и даже сами волхвы не устояли перед соблазном затуманить разум хмелем, набить брюхо и повеселиться…
        Олег, отдохнув и отоспавшись после похода, присоединился к волхвам, пытаясь, как умел, достучаться до духа-покровителя, призвать его в святилище, убедить хотя бы откликнуться - но все старания ведуна, как и остальных молящихся, оказались безуспешными.
        На второй день Середин смирился с неудачей и покинул святилище. У открытых городских ворот ему попался навстречу запахнувшийся в тулуп воин, лицо которого терялось между густой черной бородой и густо-лохматой лисьей шапкой.
        - Ну что, смертный, поговорил с духами? - неожиданно спросил его ратник.
        Олег остановился, прищурился:
        - Перун?!
        - Вот теперь можешь целовать свою красотку, сколько хочешь, - ободряюще хлопнул его по плечу громовержец. - Разрешаю!
        И бог справедливости с громким хохотом направился дальше в сторону святилища, на ходу растворяясь в воздухе.
        Дорога к нави
        Олег задержался в Холмогорах еще на несколько дней. Отъелся, отоспался, отогрелся, забил под завязку заплечный мешок вяленой и соленой рыбой, в уплату за короткую службу взял с князя Гарната гарпун, лыжи и пару золотых монеток немецкой чеканки и очередным рассветом выкатился за ворота, широким шагом вымеряя хорошо накатанную за долгую зиму лыжню. Времени у Середина оставалось совсем немного - жаркое весеннее солнце уже явственно припекало путнику спину и левый бок.
        Набирающий силу Хорс, неуклонно одолевая повелителя мрака, делал каждый день хоть чуточку, но длиннее, тем самым одаривая путника лишней верстой на каждый переход. За пять дней ведун добрался до Студеного моря и вышел на заснеженный лед, двигаясь строго на запад. Первые дни Олег ночевал просто на льду, уже привычно откапывая для сна нору под толстым прочным настом и перекусывая солониной, которую не требовалось готовить. На третий день по левую руку появилась темная полоса далекого леса. Поворачивать к нему ведун не спешил, помня, что это всего лишь выдающийся далеко в море мыс. Если двигаться слишком близко к суше - придется петлять вдоль береговой полосы. А это - лишние версты. Но на пятые сутки его путь все-таки коснулся девственной чащи, не знающей о существовании человека.
        Отдохнув пару дней в относительном тепле - под навесом рядом с костром, - и набрав с собой горсть еловых почек от цинги, Олег снова встал на лыжи и двинулся дальше на запад. Спустя пять переходов темная полоса слева оборвалась. Для надежности Середин еще полдня пробивался дальше к закату и только следующим утром повернул на юг.
        Это и был самый долгий и трудный переход. Десять дней через снежную пустоту, когда вокруг нет ничего, кроме бескрайней белизны. Никаких примет, никаких изменений. Идешь, идешь, идешь… Заплечный мешок пустеет, припасов остается всего ничего, два-три раза поужинать - и все. А сколько еще идти, верно ли выбрано направление, заблудился или нет - неведомо.
        Посему, когда впереди наконец-то возникла долгожданная темная полоска, ведун со всей искренностью вознес благодарственную молитву и Сварогу, и Хорсу, и прекрасной Маре, и даже зловредному Карачуну, уступающему власть над миром весенним богам. Обида прошла. Олег сильно сомневался - помог бы ему в этом походе отобранный «плащ теней» или нет? Ведь вокруг, как ни вглядывайся, ни одной тени на десять дней пути.
        Путь к темной полосе занял еще один полный день - но незадолго до сумерек Олег наконец-то ступил на твердую землю, с облегчением упав на колени перед толстым сосновым стволом и искренне поцеловав его комель.
        Разумеется, первое, что захотелось сделать ведуну, выйдя на сушу, - это развести костер и согреться у огня, выпить горячего травяного отвара и сварить себе кусочек рыбы. Хотя бы вяленой.
        Забравшись немного глубже в лес, Середин сбросил заплечный мешок, похудевший за время пути больше чем на пуд, и пошел по кругу, собирая валежник. Точнее, обламывая самые низкие, сухие сосновые сучья. Где еще можно найти дрова, если снега везде чуть не по шею навалено?
        Собрав толстых веток, он взялся за косарь, привычно вырезая слежавшийся наст и обкладывая кубик за кубиком, как кирпичами, будущее временное убежище. Дорывшись до земли, высек огонь, запалил костер. Пока тот разгорался, стал расчищать пространство вокруг - чтобы хватило места разложить вещи, присесть. Ну, и чтобы стенки укрытия отстояли достаточно далеко от очага - иначе начнут таять и лужей стекать под огонь.
        Не успел Середин выполнить задуманную работу на треть - как внезапно обнаружил большой белый гриб, похожий на стеклянную елочную игрушку: такой же яркий и звонкий. Рядом стояли еще два, чуть поменьше. А продолжив расчистку, нашел еще с десяток таких же красавцев разного размера.
        «Осенние грибы червивыми не бывают, - отчего-то вспомнилось Олегу. - В холод червей нет. Кажется, сегодня меня ждет воистину роскошный ужин!»
        Разумеется, у него не было с собой никаких приправ, и вообще ничего, пригодного для разбавления грибной основы. Однако даже без всего этого получившееся варево показалось настоящим нектаром. Понять его наслаждение доступно только тем, кто не ел ничего, кроме соленой и вяленой рыбы, хотя бы один месяц. Блюдо оказалось настолько вкусным, что следующее утро Олег посвятил поискам под сугробами, среди корней деревьев, новых белых и подберезовиков. И раздвинув стены укрытия всего на локоть - наковырял еще с десяток.
        Однако грибы не могли решить главной проблемы Середина - пустого вещмешка. Путешествовать на голодный желудок - занятие не из приятных. Посему с рассветом ведун встал на лыжи и отправился окрест в поисках звериных троп, развешивая над каждой простенькую ловчую петлю. Полдня - поиски троп, вторая половина - проверка ловушек. Затем наслаждение грибным варевом, крепкий сон под навесом, отражающим на путника свет костра, и опять - проверка капканов.
        Вечером старания ведуна принесли первые плоды - в одном из силков запуталась лисица. Роскошная, пушистая рыжая красавица. Прекрасный мех - но совсем мало мяса. Причем жесткого и вонючего. Однако Середину было не до жиру. Пришлось кушать то, что поймал.
        Два новых дня принесли еще одного лиса и неплохого зайца-беляка. Разделав добычу, Олег сварил ее - с грибами, разумеется, - на ночь оставил мерзнуть, поутру уложил в мешок, сделал прощальный круг, снимая ловушки, вышел из леса обратно на лед и двинулся вдоль берега на запад.
        Для начала ему требовалось найти дорогу к Онежскому озеру. Откуда-то отсюда, из здешних краев, должен был начинаться торговый путь. Опытный торговец Любовод сказывал, от Студеного моря до Великого Новгорода можно добраться всего через один волок. Вот только как найти эту дорогу - не объяснил.
        Четыре перехода - и далеко впереди, на самом берегу моря, показались характерные черные прямоугольники огромных русских изб.
        «Ну, наконец-то! - встрепенулся Олег и прибавил ходу, мечтая о бане, борще и мягкой теплой постели. - Слава богам, добрался!»
        Вскоре он уже стоял на занесенной снегом центральной площади большой деревни из двух десятков домов, пяти постоялых дворов и нескольких лавок. Его окружали темные и тихие холодные дома, большая часть из которых не имела не то что труб - даже дымовых продыхов. То есть строители и не предполагали, что кто-то когда-то станет их отапливать.
        «Проклятие! Об этом я не подумал…»
        Торговый путь из северных морей на Русь имеет смысл только летом, когда обогнувшие Скандинавский полуостров ладьи идут сюда одна за одной, груженные чуть ли не по самые борта. Здешние меха и рыба тоже пользовались спросом - но не настолько большим, чтобы тропить ради них зимник. Нет груженых ладей - нет нужды в постоялых дворах для отдыха судовых ратей и корабельщиков, нет нужды в товарах для путников, нет нужды в бурлаках, амбалах, волочильщиках. Нет нужды в деревне.
        - Та-ак… - ведун сбросил на снег заплечный мешок. - Приехали, называется. Горячего ужина и теплой постели явно не предвидится.
        Брошенная на зиму деревня предоставила ему только одну радость: в каждом постоялом дворе имелось по бане. Выбрав себе ту, которая поменьше, Олег хорошенько ее протопил, от души попарился, охлестываясь березовым и дубовым веником из местных запасов и время от времени ныряя в снежный сугроб за дверью, а потом, проветрив парилку, здесь же и выспался, в кои-то веки раздевшись догола и свободно раскинувшись на травяном тюфяке из предбанника.
        Вот только никаких съестных припасов в брошенном на зиму поселении хозяева не оставили. Или хорошо спрятали - что для ведуна означало одно и то же. Поутру Олегу пришлось отправляться в путь голодным. Последний кусок лисятины Середин экономно разделил натрое, опасаясь, что новой добычей удастся разжиться не скоро.
        Ловить рядом с человеческим жильем путник даже не пытался - обычно в таких местах вся дичь повыбита и шанс прокормиться есть только у опытного местного охотника.
        На отдых и промысел Олег остановился лишь через два перехода, отвернув на версту от реки. Вечером он уже целенаправленно искал грибы, чтобы не ужинать похлебкой из снега. Боги не оставили ведуна своим покровительством - подарили несколько крупных боровичков и целый выводок мороженых сыроежек. Но с голодухи они тоже сошли за деликатес.
        Только на грибах Середин и продержался четыре дня, пока петли не заловили крупного оленя с обломанным рогом.
        Между тем солнце припекало все жарче и жарче, сугробы заметно проседали, темнея и заостряясь короткими сосульками с южной стороны, а кое-где, на взгорках и вокруг одиноких деревьев, начали появляться проталины. Все это означало, что еще седмица-другая - и снег сойдет, лед растрескается и покатится вниз по рекам и все путники бескрайней Руси опять окажутся отрезанными там, где их застанет распутица.
        Олень, можно сказать, спас ведуна, позволив добраться до Выгозера и пересечь его - местами шлепая лыжами уже по воде, покрывающей пока еще толстый, но стремительно рыхлеющий лед. За озером, на просторном высоком холме, которому не грозило подтопление, Середин и выбрал себе место для долгой весенней стоянки.
        В первую очередь, конечно же, он осмотрелся и расставил силки. Потом построил шалаш - время сна в снежных норах безнадежно минуло. А утеплив по мере сил временное жилище, взялся за снасть посложнее, делая из последних ниток «пауков» - привязанных за середину на короткий хвостик маленьких палочек. Пучок подобных «хвостиков» обычно закладывался в комок глины, обильно перемешанный с рублеными червями, гусеницами и прочей гадостью, противной человеку, но вкусной для рыбы. Всякие сазаны, карпы, лещи и иные водяные «поросята», любящие порыться в грязи, такие комья обычно пережевывают, переминают, глотая червяков и выбрасывая через жабры грязь. Палочки на веревочках тоже вылетают наружу… И все - добычу можно вытаскивать. На вытянутых нитях палочки встают поперек и обратно через жабры сами собой уже не выскакивают.
        Ведун угадал со временем тютелька в тютельку - вода стала подниматься уже через день после того, как Середин остановился на холме, вздымая все огромное, от берега до берега, ледяное поле. Еще через день это поле стало разваливаться на куски. Под ударами волн льдины наскакивали друг на друга, громоздились торосами.
        Вода продолжала прибывать, что ни день, поднимаясь на локоть, а то и на полтора. Шалаш стоял на вершине длинного пологого холма, сложенного из гранитных скал, обросшего мхом, кустарником и соснами, с полными слежавшегося перегноя выемками и трещинами, дающими приют всякого рода червякам, муравьям и прочим букашкам - этой твердыне не грозило ни затопление, ни подмывание. Однако разлившееся озеро очень скоро окружило холм, превратив в остров. Глубина окрест была всего ничего - местами по колено, местами еще мельче. Однако разлив был широк и захватил все выставленные путником ловушки. Понятно, что ни заяц, ни лось, ни даже тощая лиса ни пастись, ни охотиться в воду не полезут. Посему на охоте пришлось поставить жирный крест.
        «Ни еды, ни силков, ни дороги, - кратко оценил ситуацию ведун. - Похоже, кто-то из богов продолжает устраивать для меня ловушки».
        Хитрые рыболовные снасти тоже никого из водных обитателей не заинтересовали. Равно как и бесхитростные: порезав гибкие ветви окрестного ивняка, ведун сплел две верши, забросил их в ямы под берегом - но в ловушку не полезла даже самая мелкая плотва.
        На третий день после начала половодья заплечный мешок опустел, и в качестве обеда ведуну досталась лишь кипяченая озерная вода - благо хоть дров на острове хватало, было на чем готовить.
        Понадеявшись на то, что духи и нежить уже начали просыпаться, Олег сотворил пару заговоров на удачу, на рыбалку, на покровительство здешних сил… Однако все старания остались тщетными. Даже если низшие существа и отогрелись - просьб путника они не услышали. Если же услышали - помогать поленились. Ведь никаких подношений им Середин сделать не мог, а нравы лесной нежити мало отличались от обычаев будущих ремонтников, секретарш и мелких чиновников: пока на лапу не дашь - фиг пошевелятся.
        На шестой день, когда брюхо прилипло к позвоночнику, а пустой желудок с рассвета начал жалобно подскуливать, Олег сдался. Собрав побольше валежника, он кинул охапку на угли, разделся догола и, собрав все свое мужество, нырнул в обжигающе-холодную, убийственную воду, торопливо добираясь к тому месту, где до сих пор просвечивали сквозь прозрачную талую воду короткие и толстые стебли рогоза. Ухватившись за них под основание, Середин рванул что есть мочи, выдергивая из каменных трещин, ила и глины похожую на корабельный канат плеть корней, дотянул ее середину до суши, перекинул через прибрежный камень - и пулей метнулся наверх, к огню, отогревать онемевшее тело и потерявшие гибкость конечности.
        Обсохнув и придя в себя, ведун оделся, спустился обратно к берегу, ухватился за полудостанный корень и потянул, мелко подергивая и раскачивая, дабы высвободить и оторвать ото дна как можно больше корневища. Когда оно все-таки оборвалось - хорошенько отмыл добычу, мелко порубил и сварил.
        Слив воду, Олег дал котелку немного остыть, а затем сел у обрыва и, жмурясь на теплое весеннее солнышко, стал неторопливо есть, с удовольствием причмокивая.
        На вкус корни рогоза были крахмал крахмалом, хотя и с легкой горчинкой. По ощущениям - все равно, что жевать сырую картошку. Однако еда. Хоть и противная, но достаточно сытная. Удовольствие же Середин изображал для богов. Пусть знают, что их ловушка не сработала и что ведун прокормится даже на голой скале среди мертвых ледников.
        Похоже, хитрость удалась - на рассвете путник обнаружил, что нить одного из «пауков», в наживку которого вечером был добавлен разваренный рогоз, натянулась. Взявшись за снасть, Олег уверенно выволок из озера здоровенного сазана чуть не в руку длиной. В верши на запах мятого распаренного рогоза зашли сразу с десяток плотвиц.
        Похоже, боги смирились и перестали душить смертного голодом. Хотя, наверное, вскоре придумают какую-нибудь другую уловку, чтобы остановить упрямца на выбранном пути. А покамест ведуну пришлось ломать голову над другой проблемой: как сохранить добычу? Ведь морозов больше не предвиделось, а в тепле рыба долго не лежит.
        Не имея под рукой ни соли, ни травы для качественного копчения, Олег мог сделать только одно: съесть как можно больше и лечь спать - чтобы жирок завязался…
        Могущество Хорса, принявшего власть над миром, истребило последние следы царства Карачуна примерно через месяц после начала половодья. Снежные сугробы, что совсем недавно казались вечными и монументальными, сошли начисто даже в самых дальних тенистых уголках, лед исчез из всех луж и затонов, а на озере разве только редкие, самые крупные торосы пытались устоять под напором жарких солнечных лучей и теплых ветров.
        Вода уже начала спадать, когда к холму привалила бортом просторная долбленка, в которой сидел бородатый курчавый мужик с окладистой рыжей бородой и двое мальчишек, тоже курчавых. Кожаные робы, грязные от слизи и мелкой чешуи, в чешуе также и сама лодка, и несколько плетеных корзин в ней. Сразу ясно - рыбаки.
        - Хорошего тебе дня, мил человек! - крикнул Олегу мужик. - Какими судьбами в здешних краях? Мы тут плывем, тони свои смотрим, к путине готовимся. Глянь, а на Плешивке костер горит. Вроде как места нежилые, неудобье одно. Вот и гадаем, то ли русалки с нежитью хороводы водят, то ли люди смертные заблудились.
        - Да благословят вас небеса за такие мысли, добрые люди, - прижав ладонь к груди, низко поклонился им Середин. - Путник я простой, до жилья добраться не успел, половодье на переходе застигло. Прямо хоть «караул» кричи, да все едино никто не услышит. Сделайте милость, заберите меня отсюда! Куда угодно, токмо к людям живым поближе. Лучше на двор любой постоялый.
        - Ближний двор тут на волоке у Повечанки стоит, - сказал рыбак. - Там ныне шумно, к сезону готовятся.
        - Люди добрые, что хотите просите! - взмолился Середин. - Но только отвезите меня туда поскорее!!!
        И случилось чудо! Вечером следующего дня ведун, от пуза наевшись наваристых говяжьих щей, парился на самом верхнем полке топленной по-белому бани, запивая это удовольствие стоячим хмельным медом, а после парилки его ждала мягкая перина в светелке над дворовой кухней.
        Вечером разомлевший от жара и чистый до хруста Олег развалился в совершенно пустой харчевне, столы которой еще только-только были проструганы и проолифлены в ожидании скорого наплыва посетителей. Но купцы, для которых все это готовилось, пока еще грузили в просторные трюмы закупленные товары, а их команды прогуливали свой задаток в портах Новгорода и Мокшана, Луньского города и Стекольны, Сарайчика и Тура-Тау, Руана и Алатыря.
        - Вина хочу яблочного шипучего, хозяин, и пескарей жареных! - потребовал ведун. - И кулебяку самую лучшую! Веришь, с осени пирогов ни разу не пробовал.
        - Нешто с осени на скале просидел, боярин? - усмехнулся моложавый хозяин постоялого двора, краснолицый и начисто бритый - ни волос, ни усов, ни бороды. Вроде и высок, и плечист, но казался отчего-то мальчишкой. Может, из-за косоворотки нарядной и чистого лица? В этом мире бритые мужчины - редкость.
        - Я там целую вечность прокуковал, мил человек. Скажи, что всю жизнь там провел - и то поверю.
        - Там хорошо, где нас нет, боярин, - хозяин поставил на стол кувшин с сидром. - Мы тут последние дни крутились с рассвета до заката и на острове пустом посидеть только мечтали. А ты вишь, наоборот, от покоя и безделья в суетный мир рвался. Вот, отпробуй вина каргопольского. Первый раз ныне бочонок взяли. Мне понравилось, а как гости брать станут, не ведаю. Пескарей жена сейчас пожарит, а кулебяку ждать придется изрядно. Готовых нет. Не сезон еще, впрок пока не печем.
        - А я не спешу, хозяин. Пока сидр есть, могу ждать сколько угодно!
        - Этак зимы ждать придется, гость дорогой. Вина у нас полные погреба. Это ведь не пиво, не бродит и не портится. Запаслись до осени, пятнадцать бочонков.
        - Да, это я погорячился, - признал Олег. - Скажи, хозяин, а мертвые волхвы вино пьют или просто мимо вас проходят?
        - Каковые еще волхвы мертвые? - мужчина, уже отходя от стола, остановился и полуобернулся.
        - Сказывали мне люди во время странствий моих, - понизил голос, словно чего-то опасаясь, Олег, - что волхвы, после того как умрут, приходят в здешние земли, куда-то на запад от Онежского озера отправляются и там ложатся…
        - Ох, да смилуется над нами мудрый Волх, да защитит великий Сварог, - с явным облегчением махнул рукой хозяин. - Волхвы у нас и вправду порою останавливаются, да токмо живые. У них за Медвежьей горой и вправду есть что-то… Пугающее… Смертным по их тропе лучше не ходить, коли рассудок дорог. Токмо те из них, кто крепок духом, испытывают себя этим паломничеством. Но живые они, боярин, живые ходят. Можешь не сомневаться.
        - Сразу камень с души упал, хозяин, - Олег испустил громкий вздох облегчения. - А то я все думал: не спал ли до меня на моей перине мертвый волхв? И сразу мурашки по коже.
        - Пустые слухи! - рассмеялся хозяин. - Откуда они только берутся?
        - Пескари готовы! - донесся с кухни громкий голос, и мужчина тут же сорвался с места:
        - Иду, милая!
        - Я весь в предвкушении! - встрепенулся довольный собой Олег.
        Он очень сомневался, что кто-нибудь из местных жителей согласится говорить с чужаком о вратах в мир мертвых, о тайных местах священнослужителей и их обрядах - зато глупые слухи про вымышленных мертвых волхвов первый же встречный опроверг с удовольствием, рассказав заодно все, что нужно, и даже этого не заметив.
        Правда, нанимать лодку через хозяина постоялого двора Олег все-таки не стал. На всякий случай. Договорился на следующий день с рыбаками.
        Путь от волока до Медвежьей горы занял двое суток. Корабельщики вели лодку по очереди, не останавливаясь на ночь, благо даже после захода солнца небо было достаточно светлым, чтобы хорошо видеть реку. На озере же они подняли парус, и их немудреное суденышко понеслось со скоростью скаковой лошади.
        Медвежья гора показалась на рассвете. Лодка с глубокой воды повернула к ее подножию, с ходу врезалась в камыши, углубившись в них на два корпуса, и молодой рыбак выпрыгнул из нее, подтянул лодку за нос к лежащим на берегу валунам.
        - Прощенья просим, боярин, иных причалов тут нет. Недоброе место, не живет никто.
        - Ничего, как-нибудь выберусь. - Олег перешагнул с борта на камень.
        - Может, подождать, боярин?
        - Плывите, - отказался ведун. - Здешние мои дела будут долгими.
        Медвежья гора особого впечатления на Середина не произвела - обычный холм с крутыми склонами, густо поросший соснами. Новгородские стены - и то выше. Зато у подножия имелось скромное, ухоженное святилище. Три идола с увядшими венками на головах и подставками у ног. Что лежало на подставках, от камышей разглядеть не удалось, а подходить ближе Середин не стал. Как-то не заладилось у него с богами в последнее время, предпочитал лишнее внимание не привлекать.
        Узкая тропинка тянулась от святилища на запад. Олег добрался до нее кружным путем, перебравшись через россыпь крупных валунов, вскинул мешок на плечи и привычно зашагал, отмеряя сажень за саженью. Насколько ведун понимал, пути тут было дня три или четыре, так что торопливость ничего не изменит. Быстрее побежишь - скорее устанешь. Все едино, то на то и выйдет.
        Тропа петляла между валунов там, где камни высоко выпирали из земли, вытягивалась в струну в низинах, прорезая глубокой коричневой колеей торфяные болота, забиралась на пологие склоны, укрываясь в тени тощих малорослых сосен, снова спускалась к каменным россыпям, пока впереди, наконец, не открылось обширное озеро.
        «Около него и переночую», - решил ведун, сбегая с крутого склона холма, и…
        И оказался возле трех истуканов скромного берегового святилища, украшенных высохшими венками, с подставками для даров возле ног. И насмешливыми взглядами, как бы намекающими: «Куда ты сунулся, несмышленыш? Возвращайся домой!»
        «Дорога будет долгой», - понял ведун, поправил на плече мешок и по той же тропе отправился на запад снова.
        Отойдя от святилища, Олег остановился, скинул мешок, оглянулся.
        Он знал, что идолы - это не боги, это всего лишь изображения, которые позволяют молящимся собраться мыслями на образе повелителя тех или иных стихий, сил или возможностей. Но тем не менее Олегу было спокойнее, когда истуканы не видели, чем именно он занят.
        «Поздновато вспомнил, - укорил сам себя Середин, приматывая к запястью освященный в Свято-Троицком соборе серебряный крестик. - Нужно было вернуть на место сразу, как только Карачун забрал свой плащ».
        Ощутив близость языческого колдовства, крестик сразу нагрелся - но это был нагрев привычный, вызванный магией самого ведуна. К нему Середин привыкал очень быстро и совершенно не ощущал.
        Вооружившись спасительным амулетом, Олег снова забросил мешок за спину, двинулся по тропе, петляя между уже знакомыми валунами, пересекая уже виденные болота, пока, после соснового перелеска, не ощутил слабый нагрев у запястья. Он замедлил шаг, посматривая по сторонам, а когда нагрев ослаб - сдал немного назад. Подумал - повернул вправо и шагнул прямо в скалу, в последний миг невольно зажмурившись в ожидании столкновения с камнем.
        Но ничего не случилось… Подняв веки, ведун обнаружил, что все еще стоит на тропе. Только впереди теперь поднимался не чахлый перелесок, а густой сосновый бор.
        - Отличный морок! - негромко одобрил Олег. - Кому придет в голову повернуть в скалу, если тропа стелется вперед?
        Дорога тянулась между деревьями вверх, и ведун поднимался по ней до тех пор, пока не заметил небольшую полянку. На ней путник расстелил налатник и очертил себя кругом, укрепив его рунами света и проклятиями, отпугивающими нежить. Ставить знаки мрака не стал - созданий света Середин сейчас как-то не опасался.
        В сон Олег провалился мгновенно. Поспать в лодке толком не удалось - она постоянно качалась, волны били в борта и днище, так что пришлось обойтись полудремой. Теперь крепкий сон оказался очень кстати, потому что, поднявшись на рассвете, ведун обнаружил девушку в красном сарафане, уходящую за сосны. Гостья обернулась, Середин увидел пустоту под платком, но тут на девицу упал луч света и видение исчезло.
        Похоже, богатырский сон избавил его от какой-то опасности. Неведомая нежить могла обмануть, выманить за круг, заморочить…
        Собравшись, ведун подкрепился куском кулебяки с мясом, капустой, луком и яйцом и, взяв мешок под мышку, сбежал с холма вниз, к озеру. Но когда наклонился, чтобы напиться, увидел перед лицом песчаную полоску.
        «Повезло», - признал он, минуя второй морок, уводящий с верного пути.
        Настоящий ручей с прохладной, чистой до сладости водой Середин пересек только около полудня. И, прежде чем сделать первый глоток, долго водил над поверхностью рукой с крестиком, а потом еще прочитал два наговора от сглаза, колдовства и морока. С каждым шагом он все меньше и меньше верил здесь своим глазам, ушам и прочим чувствам. Даже в православном крестике - и то на всякий случай сомневался.
        Тропа обогнула озеро, прорезала деревню, за околицей свернула к берегу. Там, поставив на причале корзину, девица в кокошнике полоскала белье. Увидев путника, она вскинулась, улыбнулась - и вдруг потеряла равновесие, с шумным плеском ухнувшись в воду.
        - Помогите! - взвизгнула девица. - Тону-у!!!
        Олег невольно сделал к ней два шага, прежде чем спохватился и замер: ну, какая может быть деревня и какая девица на тропе к вратам смерти?
        Между тем утопающая продолжала орать, и Середин для очистки совести торопливо прошептал:
        - Стану не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, а гнилой половицей, окладным бревном. Пойду в чисто поле под западную сторону. Под западной стороной стоит черный столб. Из-под этого столба течет речка смоляна. По речке плывет сруб соленый. В срубе том сидит чернец и чернуха, водяной и домовой, и колдун неживой. Уплывай, сруб соляной, уноси с собой дар колдовской. И проклятие, и порок, и сглаз, и морок…
        Деревня, причал, озеро, утопающая девица - все исчезло. Остались только сосновый лес, натоптанная тропка среди серого мха, устилающего камни, и темная, с пеной, бурлящая торфяная река. Чтобы рухнуть в водопад высотой в два человеческих роста, ведуну не хватило всего шага.
        - Ничему верить нельзя, - пробормотал Середин, отступая к тропе.
        Понятно, что, устраиваясь на ночь возле небольшого озера, он прочитал все заговоры против мороков и наваждений и отгородился чертой от всех порождений мрака и света. Здесь ведун начал опасаться даже берегинь, а уж в скором появлении навок и русалок был совершенно уверен.
        Однако ночь прошла почти спокойно. В темноте кто-то выл, плескался, звал - но к заговоренному кругу так и не вышел.
        Ответ на эту загадку Олег нашел только днем, когда нагревшийся крест предупредил его об очередном мороке, попытавшемся скрыть поворот тропинки. На перекрестке стоял совсем уже гнилой идол - древнее творение человеческих рук. Поправить его, обновить, заменить за многие века оказалось некому.
        Но ведь навки, криксы, русалки - все они тоже рождаются из человеческих душ! Все это - умершие дети, жертвы безответной любви, утопленницы, самоубийцы… Здесь, на землях смерти, за многие века со времен ухода ледника, из людей появлялись только волхвы. Вот и получилось, что порождениям вод и болот взяться просто неоткуда. Равно как и прочей нежити. Так что обходились защитники тропы только обычными мороками.
        Хотя, конечно, простой смертный тут все равно быстро лишился бы рассудка. Всего за половину дня в Олега дважды стреляли из лука, один раз вызвали на поединок, трижды на него кидались разные дикие звери, а один раз Середин чуть не ухнул в расселину, соблазнившись для отдыха очаровательным до сказочности зеленым лужком. Однако человек привыкает ко всему. Ощутив нагревание крестика, Олег замедлял шаг, ожидая очередного сюрприза, после чего появление из-за скалы огромного пещерного медведя, выпады воинов в масках и черных плащах, шипение огромных змей и прыжки пауков воспринимал со спокойным любопытством.
        Куда больше ведун беспокоился, если нападений не случалось. Это означало, что морок маскирует очередной поворот тропы. Дорога оказалась непредсказуемо извилистой, постоянно огибая несчитаные озера от больших до крохотных, искала броды среди ручьев, перебиралась через скалы и россыпи валунов, кралась через болота. Чуть зазеваешься - и все, ква. Заблудишься безо всякого хитрого колдовства.
        Но на пятый день ухищрения неведомых заклинателей пути потеряли смысл - ибо впереди, средь облаков, засияла ярким золотым куполом главная примета древнего порубежья между явью и навью. Золотой шелом могучего богатыря Святогора! Богатыря ростом от земли до неба, стража границы, несущего свой долгий дозор по краю Святых гор. Или того, что ныне от них осталось.
        - Ну вот и пора, - сказал себе под нос ведун и свернул с тропы, пробираясь дальше уже не проверенной поколениями волхвов тропой, а полагаясь только на себя, свой глаз и опыт.
        Впрочем, рисковал он несильно. Бездонными болотами здешние земли никогда не славились - слишком уж близко материнские скалы к поверхности подступали. Посему заросшие озера стали тут не топкими засасывающими вязями, а рыхлыми торфяниками; равнины - не глинистыми чавкающими полями, а мягкими песчаными россыпями. Провалиться где-то в природную ловушку Олег особо не рисковал. Разве что ноги среди камней переломать. Вот этого добра здесь хватало с избытком.
        Гора смерти, словно во спасение от опасного колдовства, оказалась окруженной водами. С востока к ней подступали озера, между которыми тянулись лиственные влажные рощи, с юга и запада - торфянистые долины, через которые струились узкие черные реки, с севера - озера и песчаные пустоши.
        Ведун для своего действа выбрал торфяник.
        Для начала он наломал огромную охапку сырых осиновых веток, собрал изрядную кучу валежника, достал спрятанные на самом дне походного мешка три черные свечи. Искупался в озере, что ограничивало болото с юга, благо вода в нем оказалась прозрачная, как слеза, потом переоделся во все чистое. Развел костер, запалил от него свечи, поставил одну за спиной, две - справа и слева от костра, опустился на землю, поджав ноги. Положил руки на колени, открыв ладони вверх, к небу, и начал негромко читать давно подготовленный и хорошо отрепетированный заговор:
        - Поднимись, земля, до неба ясного, опустись ко мне, небо высокое, вы сойдитесь, закаты и рассветы, вы сойдитесь, день и ночь, заклинаю вас на то корнем осиновым, водой болотной, землей бесплодной, жаром сухим. Вы сходитесь ко мне, ходоки черные, слетайтесь, духи морные, явитесь, придите, слова мои ловите. Заклинаю вас свечой поминальной, болотиной топкой, дыханием лихоманки, норой навки, кривой тропой, мертвой водой. Зову погостным туманом, смертным дурманом. Ко мне приходите, морок несите. Прими пламя, осиновый кол, отдай мне небесный простор…
        Схватив из охапки осиновых веток самую толстую, ведун с размаху вонзил ее в центр пламени и тут же торопливо набросал сверху остальную кипу, торжественно воззвал:
        - Расти образ мой из жертвы огненной, служи верно, как дети отцу своему служат…
        Середин сделал глубокий вдох и вытянул руки вперед, обнимая клубы черного густого дыма, поднимающегося из пламени, и придавая им свой привычный облик, силу и плоть, ощущая дым своим продолжением и смотря на мир глазами созданного чарами и огнем существа.
        С высоты птичьего полета земля казалась серой и однообразной. Невесть куда пропали камни и леса, неважными стали ручьи и реки, да и озера особо не впечатляли своей глубиной. Иди, где хочешь, ступай, куда хочешь, и ничего не опасайся.
        Олег сделал шаг, другой, привыкая к новому облику - на чем его учение и закончилось. Святогор, увидев нежданного гостя, поворотил коня, дал шпоры, помчался навстречу.
        - Кто ты таков и что тут делаешь? - грозно вопросил он.
        - Уйди с дороги, старче, а то зашибу! - сразу перешел к угрозам Олег, сберегая драгоценные мгновения.
        - Да как ты смеешь командовать, невежа! - вскинул копье богатырь ростом от земли до облаков. - Здесь проходит граница миров, и никого чрез нее я не пропущу!
        - Меня пропустишь, убирайся! - ведун выхватил саблю.
        - Ах ты, гнусный прыщ! - такой наглости Святогор не стерпел, опустил копье, медленно поскакал в атаку. Разогнаться всерьез этакой махине было просто негде.
        Олег с размаху ударил саблей по лбу лошади… Точнее, изобразил удар, ибо причинить вреда дымный меч был не способен. Однако не знающая этого лошадка испугалась, шарахнулась и встала на дыбы, вознося своего всадника куда-то в стратосферу. Ведун быстро сделал два шажка вперед, словно прорываясь, - Святогор метнул копье, и Олег поспешно отскочил, кинулся снова. Богатырь выхватил свой великий меч-кладенец, рубанул воздух, налетая. Дымный воин вновь отскочил - однако Святогор добивать не стал, повернулся боком на самом краю Воттоваары, пригрозил:
        - Смотри у меня!
        - Что ты можешь, старикашка… - ведун ткнул саблей лошади в глаз, спугнув с места, сам кинулся вокруг крупа.
        - Стой! - богатырь развернулся, нагнал, перегородил путь, увернулся от размашистого удара морока, замахнулся сам.
        Олег бросился наутек - Святогор погнался… Но в самый последний миг натянул поводья и остановился на краю скал.
        - Да уйди же ты! - ведун атаковал его снова, имитируя уколы, пугая режущими движениями по ногам и отскакивая на безопасное расстояние.
        Богатырь парировал, но не преследовал.
        - Сдвинься же ты хоть на шаг! - взмолился Олег, снова бросаясь в схватку и…
        И внезапно все пропало - он оказался за земле. Сидел с разведенными руками, и его обжигало высоченное пламя.
        Сырые ветки высохли и полыхнули, перестав дымить, а вместе с дымом сгинул и морок.
        - Ах ты, мелкий прыщ, таракашка безмозглая… - увидев со своей заоблачной высоты яркий костер и крохотного человечком рядом, Святогор догадался, с кем он только что дрался, боясь за свою жизнь и уворачиваясь, как от настоящего врага, и не смог сдержать ярости: - Получи!
        С высоты его седла меч, размером с башню многоэтажки, величаво ухнул вниз и гулко вонзился в землю в пяти шагах слева от Середина.
        Взметнулся снова.
        Олег кувыркнулся и, петляя, бросился бежать.
        Удар! Земля справа вздыбилась. От толчка Олег упал, сделал два кувырка, дабы не потерять скорость, вскочил, рванулся дальше.
        Еще удар! Земля дернулась из-под ног назад, и Середин распластался на животе. Но тут же вскочил, опять набирая ход. И опять ощутил удар! Однако с ног уже не сбивающий.
        Ведун свернул влево, оглянулся, замедляя шаг.
        Святогор до него больше не дотягивался. Излишне разгорячившись, богатырь все-таки съехал в долину! И, пытаясь дотянуться клинком до мелкого ничтожного врага, завяз всеми четырьмя лошадиными копытами в рыхлом торфянике. По самое брюхо!
        Всадник весом в несколько пирамид Хеопса - это не котенок. Его не всякая бетонка выдержит, не то что болотина.
        Богатырь спешиваться не спешил. Понимал, видно, что едва ступит вниз - провалится рядом с лошадью, как охотник проваливается в снег, едва сойдя с лыж.
        Ведун же не сильно обольщался. Святогор застрял не навсегда, вылезет - равно как лыжник рано или поздно всегда выползает из коварного глубокого сугроба. Но это произойдет не сразу, а потому у него появился шанс…
        Сберегая драгоценное время, Середин перешел на трусцу, обогнул могучего богатыря на безопасном удалении, пересек песчаную пустошь и шагнул на священную гору со стороны уходящей в небеса лестницы. Остановился, чуть выждал. Стал подниматься дальше. И наконец-то услышал рядом сухой щелчок. Это одетая степнячкой - в зеленые атласные шаровары, красную шелковую рубаху и войлочную, шитую серебром, синюю жилетку - рыжеволосая и черноглазая богиня задумчиво постукивала ногтем по сухому дереву.
        На земле Воттоваары все деревья вокруг почему-то были сухими и корявыми, мертвыми, без веток и коры.
        - Да, ты прав, ведун, - подняла Мара голову. - Конечно же, я не могу пропустить тебя живым в свое царство. Я знала, что если ты справишься с могучим Святогором, мне придется выйти к тебе, несмотря на то что я обещала больше никогда этого не делать. Ты справился, ты его обхитрил. И вот, я вышла тебя встретить. Ты добился всего, чего хотел. Что теперь?
        - Еще не всего… - облизнул мгновенно пересохшие губы молодой человек.
        - Всего, Олег. - Одеяние богини смерти стало темно-синим и рассыпалось в платье. Волосы поджались, в них вырос небольшой венец, блеснули две сапфировые заколки. Точно такой же камень возник на вороте. Зрачки Мары тоже обратились в сапфировые, а вот волосы побелели. - Ты прошел путь, достойный восхищения, мой витязь, и, как сказала храбрая Магура, подобное стремление нельзя оставить без награды. И я говорю тебе, смертный: ты заслужил то, чего желаешь. Я согласна на все, я твоя. Посему ответь мне, ведун Олег… Так что же ты станешь делать теперь?

* * *
        Красно-синий вертолет с эмблемой компании «Роксойлделети» медленно прополз над идущей в сторону Воттоваары грунтовкой, выискивая достаточно широкое место для посадки. Это оказалось не такой уж простой задачей. Дорога была узкой, а деревья по сторонам - высоченными. Ни одного перекрестка, парковки, просто широкого изгиба проезжей части. В конце концов пилот, понукаемый хозяйкой, рискнул и приопустил машину над поляной с чахлым кустарником. Садиться не стал - мало ли что там под колесами окажется?
        Однако Роксалану это ничуть не смутило. Она выбросила свой мешок, спрыгнула сама, приняла одетую в сарафан легонькую знахарку на руки, махнула рукой пилоту, и тот с видимым облегчением взмыл в высоту.
        Со стороны, наверное, выглядело странно, когда из дверей «вертушки» выпрыгивает средневековая воительница в сверкающей золоченой кольчуге, с саблями на поясе, с колчаном через плечо и со свисающим с локтя шлемом в виде львиной головы… Однако смотреть на очередных туристов было некому. В пустынные земли горы смерти за последние дни не забрело ни одного туриста.
        - Здесь уже недалеко, Ираида Соломоновна, - Роксалана вскинула мешок на плечо. - У меня прямо зуд во всех конечностях от нетерпения. Пошли-пошли, потом отдохнете.
        - Да уж, потом отдохну, - согласилась ведьма, послушно выбираясь на дорогу.
        Миллионерша неслась вперед, прыгая с камня на камень, останавливалась, нетерпеливо приплясывая. Дождавшись спутницу, снова скакала вперед. Поднявшись на полсотни шагов, Роксалана вдруг остановилась:
        - А вот здесь вроде как хорошее место, Ираида Соломоновна. Как полагаете?
        - Раз в тебе такое чувство, чадо, стало быть, это оно и есть.
        - И что теперь?
        - Как готова будешь, скажи. Начнешь дышать, а я вызову Коляду. Он тебя в нужное место унесет, на тамошнюю бабу заменит. Хорошо бы, знамо, чтобы с носителем метки твоей стояли они как можно ближе.
        - А еще лучше: обнявшись, - злорадно хмыкнула Роксалана. - И еще лучше: целуясь. Представляешь, Ираида Соломоновна, он ее страстно, взасос лобзает, и тут: бац! А это уже я! - Девушка довольно расхохоталась: - Я больше не могу ждать, Ираида Соломоновна! У меня такой зуд во всем теле, аж горю! Давайте начинать. Знаки, руны, линии какие-нибудь нужны?
        - Нет, чадо. Тут такое место, что ничего не надобно. Лицо к небу подними, ладони ему открой - и дыши.
        Роксалана послушалась, запрыгнула на ближний валун и задышала, запрокинув голову и зажмурившись. Знахарка же пошла вокруг нее, слегка приплясывая и напевая:
        - Ты иди, Колядо светлый, по кругу небесному, но кругу земному, по кругу времен, по кругу жизней, по кругу смертей и рождений. Ты неси, Колядо вечный, свет свой из ночи черной к рассвету красному, ко дню белому, ты неси, Колядо мудрый, взор свой изо дня да в ночь, из жизни в смерть, из будущего в прошлое…
        Песня была долгой, и очень скоро вслед за знахаркой закружил ветер, становясь все сильнее и сильнее, подхватывая с земли сухие иглы, листья и прочий сор, постепенно превратился в вихрь, сливаясь вокруг одетой в доспех девушки в плотный кокон, и вдруг - резко опал, не оставив после себя ни поднятого сора, ни стоявшей на валуне девушки.
        Знахарка торопливо достала из-под юбки сарафана плоскую деревянную фигурку, сломала о колено, кинула на валун и облегченно перевела дух. Постояла, смотря на обломки, пожала плечами:
        - Нет никого. Вестимо, для равновесия миров в иное место несчастную Колядо забросил. Ну да мне с того только легче.
        Она отправилась бродить по горе, пока не выбрала место на одном из склонов, украшенных огромным сейдом: валуном, поставленным на три опорных камня. С кряхтением забравшись наверх, ведьма уселась, поджав под себя ноги, расправила юбку, блаженно зажмурилась, подставляя лицо солнцу. Вздохнула:
        - Вот я и чиста, матушка моя. Забрала мои грехи юная баловница, забрала мои силы и мою судьбу. Нет больше ни во мне, ни на мне ничего, матушка. Чиста. Чиста, как в первый день, сюда пришедши. Чиста, дабы вновь тобою, матушка, стать.
        Знахарка еще раз очень глубоко вздохнула и притихла.
        Прошел час, другой. Внезапно послышался оглушительный хлопок - и огромный валун лопнул почти пополам. Но знахарки в сей миг на валуне уже не было. Вместо нее там возвышалась остроконечная пирамидка из плотно сложенных камней.

* * *
        - Так что ты будешь делать теперь, витязь? - сочувственно улыбаясь, спросила Мара. - Ты разгадал мою тайну?
        - Разгадал. - Олег приблизился к ней, любуясь прекрасным лицом, по которому так сильно истосковался. - Теперь я понимаю, как ты стала богиней смерти. Ты всегда восхищала меня, и теперь я знаю то, что раньше только чувствовал. Повелительницей мира мертвых тебя сделала жалость. И любовь. Ты потрясающа, ненаглядная моя!
        - И что теперь? - в третий раз спросила Мара.
        Ведун покачал головой:
        - Что за мир без тебя, богиня среди красавиц и прекраснейшая среди богинь? Пусть будет хотя бы поцелуй…
        Олег крепко обнял свою избранницу, привлек к себе, слился с нею в том единственном поцелуе, которому предстояло стать всем. В долгом, бесконечном, страстном и жарком, как сама жизнь…
        Но все же наконец оторвался и, не разжимая объятий, осторожно покосился в сторону песчаной пустоши, потом на склон горы.
        - Странно. Это я так уже умер? Или на этот раз все будет дольше?
        - Конечно, дольше, - откинув голову на изгиб его локтя, шепнула Мара. - В тебе столько многознания, Олег… Ты такой умный… А самых простых пустяков не замечаешь.
        - Каких?
        - Ты помнишь наш первый поцелуй? Там, в дебрях, на лесной тропинке.
        - Да, помню, - согласился ведун. - От того поцелуя я сразу умер…
        - Какой же ты дурачок, - с улыбкой покачала головой богиня. - Дурачок. Разве ты не знаешь? В нашем мире нельзя умереть дважды!
        Договорить ей Олег не дал, снова прильнув в жадном счастливом поцелуе, и где-то уже в середине своей второй за последние минуты вечности вспомнил, ради чего сюда шел, чего именно так желал, ради чего искал, старался - и окликнул свой амулет. Вспомнил его, разбудил, призвал, потянулся к этому надежному якорю, спрятанному в совершенно другом мире, ухватился за прочную опору, обнял любимую и потянул что есть силы за свой якорь, просачиваясь, прорываясь сквозь миры и сквозь пространство.
        И когда губы Олега и Мары разомкнулись на этот раз, вокруг пахло спиртом и календулой, было тихо и бело, и только за стенкой негромко позвякивало что-то металлическое.
        - Вы кто? - недоуменно спросил мужчина в накинутом поверх делового костюма халате. - Как вы здесь очутились?
        Олег скользнул пустым взглядом по нему, по лежащей на больничной койке девушке с большими синяками под глазами, чуть нахмурился:
        - А где Таня?
        - Какая Таня? - не понял мужчина.
        - Пожалуй, неважно, - покачал головой ведун. - Где амулет?
        - Этот? - девушка вытащила из-под одеяла змейку с рубиновыми глазами.
        Не отпуская руки богини, Олег подошел к кровати, приподнял оберег, коснулся его губами, слегка причмокнул, всасывая обратно частицу своей души, отпустил:
        - Больше он тебя не потревожит, девица неведомая. Спасибо, что поносила.
        Мгновенно забыв о незнакомке и глядя лишь в глаза своей единственной, Олег потянул Мару за собой в новый для нее мир:
        - Пойдем!
        Когда дверь за странными гостями закрылась, Ольга посмотрела на амулетик, чуть пожала плечами:
        - Кажется, это все, Виктор Аркадьевич. Больше он работать не будет. Так что в телохранители я теперь не гожусь.
        - Ну и хорошо. Не люблю разводить семейственность. И вот что… Я хочу сказать тебе кое-что важное.
        - Нет, подожди, Виктор! - вскинула Оля ладонь. - Я должна тебе кое в чем признаться. Этим летом я встретила колдуна и заказала ему три желания. И он их все исполнил. То, что мы испытываем друг к другу… Это просто приворот. Это не настоящая любовь, это суррогат. Подделка, колдовство. Зря я все это тогда затеяла… Но мне очень хотелось, чтобы твой подарок продлился на всю жизнь. И я не удержалась. Прости.
        - Я инженер, Оленька, - сжал ее руку бизнесмен. - И мне непонятна все эта ерунда. Кто-то говорит, что любовь - это серотонин с эндорфином, кто-то называет ее инстинктом, кто-то врожденной особенностью воспитания, кто-то наркотиком, ты вот - приворотом. Но ведь важно не то, почему она возникает! Важно то, что мы чувствуем. Ты стала мне очень дорога, Оля. И я прошу тебя: дай мне шанс. Я сделаю так, чтобы ты никогда не пожалела об этом привороте.
        - Виктор, тебе явно нужно почитать, что про нас с тобой пишут в Интернете, - вздохнула Оля. - Там такое… Я сама себе завидую. Жалко только, со стороны. Слушай, ты меня хоть раз в жизни поцелуешь - или так и будешь за руку держать? Наклонись, наконец, и сделай мне хеппи-энд!
        Эпилог
        Короткий, но высокий джип «Судзуки-самурай» влетел в ворота дома, когда уже смеркалось, с шумом затормозил. Выскочив из-за руля, Олег обежал капот, открыл пассажирскую дверцу, подал руку одетой в синее вечернее платье Маре, помог ей выйти.
        Женщина обвела взглядом дом, покачала головой:
        - Да… И почему я не догадалась? А это что?
        - Зимний сад, - пояснил Олег.
        Высокий дом из красного кирпича, перед которым они остановились, имел отсвечивающую помидорами оранжерею в одном крыле, зимний сад с пальмами в другом, а поднявшийся посередине фасад чем-то напоминал католический собор - только кровля не такая острая, остекление дугами, без крестов. Высокое крыльцо начиналось где-то с середины фасада и, спускаясь к гостям, закручивалось в две встречные спирали.
        - Добрый вечер! - на крыльцо вышел коротко стриженный седой мужчина лет пятидесяти, в костюмных брюках и вязаной жилетке. - Вы от Ливона Ратмировича? Мы ожидали вас раньше!
        - Авария на шоссе, вот и застряли, - виновато развел руками Середин. - К сожалению, это не в нашей власти… Нам можно осмотреть дом?
        - Да, конечно… - помял руки хозяин. - Вот только там жена уже все собрала… Но, конечно, еще есть немного времени. Проходите!
        За небольшой прихожей открылся огромный зал, тоже напоминающий внутреннее пространство собора: высокий, с хорошей акустикой, большими окнами. Правда, в отличие от собора, в одном краю этого зала находились барная стойка и кухня, а в другом - перед большой плазменной панелью располагались уголок и пара кресел.
        - Какой прекрасный дом, - продолжала восхищаться Мара, глядя по сторонам. - Как много интересного успели придумать люди!
        - Константин, представь меня, - поднялась навстречу гостям женщина со стрижкой каре, сильно выпирающая из своего делового костюма.
        - Это Евгения, моя жена.
        - Олег, - кивнул Середин и указал на богиню: - И моя супруга Мария.
        - Прекрасно! - подняла глаза к потолку Мара.
        - Вы нас извините, - развела руками Евгения. - Вы должны понять нашу ситуацию. Слуги все разбежались, стол накрыть некому, убирать некому, комнаты приготовить некому. Поэтому мы предполагали сегодня расположиться не здесь.
        - Ох, уж эти слуги, - сочувственно кивнула гостья. - Вечно с ними хлопоты. Но вам с этим проще, можно легко все поправить… - Женщина хлопнула в ладоши и сурово распорядилась: - Вы должны знать в этом доме все. Подготовьте комнаты, накройте стол и подайте ужин.
        По залу повеяло холодком, дохнуло болотной влажностью. Из стен и шкафов дома белесыми струйками вытекли полупрозрачные тени, стремительно заметались, издавая протяжные скрипучие звуки. Стол скользнул в центр зала, на него упала скатерть, рассыпались тарелки, выросли бокалы, придвинулись стулья. В углу захлопали дверцы шкафов и холодильника, вспыхнул огонь над плитой. С легким гудением тени прошуршали между людей, разнося бокалы. В руки застывших с округлившимися глазами хозяев их пришлось буквально вставлять. Хлопнула бутылка, мелькнула через зал, наполнила бокалы и повисла в воздухе в окружении легкого тумана - причем тумана, хлопающего глазами.
        - У вас прекрасный дом, Константин и Евгения! Он красив, удобен, буквально дышит гостеприимством! Хочу выпить за вас, хозяйка, за ваше умение создавать уют, - гостья выпила, продолжая осматриваться.
        Хозяева, подняв руки движением роботов, тоже.
        - Какая интересная придумка! - гостья откинула бокал, присела перед столиком со стеклянной столешницей. Там, под прозрачной крышей, плавали разноцветные тропические рыбки.
        Бокал, обретя равновесие, наполнился вином и поплыл вслед за женщиной. Другая бутылка скользнула к хозяевам, налила им еще вина.
        - Мария… - тихо произнес Олег.
        Гостья оглянулась, охнула, сложила ладони перед собой:
        - Ой, прошу прощения! Все время забываю о своем новом положении. Да, конечно, Олег предупреждал, вы хотите что-то у себя убрать, извести… Муж, конечно же, поможет, он очень умелый. Но у вас такой прекрасный, изумительный дом! - Женщина отвела руку, и серая тень со слабым поскуливанием услужливо просунула ей между пальцами ножку бокала с вином. - Неужели хоть что-то здесь может вам не нравиться?!
        notes
        Примечания
        1
        Древняя Пермь, в отличие от современной, располагалась на реке Вычегде, немного выше современного Сыктывкара по течению. Согласно переписи XVI века, все население Великого Пермского княжества на тот момент составляло 6,5 тысячи человек. (Здесь и далее - примечания автора.)
        2
        Сажники - полки, которые крепились в верхней «чистой» части избы. При протопке любого строения «по-черному» на кровле со временем оседает сажа, которая начинает падать вниз. Сажники предохраняли нижние помещения от этой грязи.
        3
        По другим легендам, викинги, обокрав святилище, отрубили идолу голову.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к