Сохранить .
Ведьмина река Александр Дмитриевич Прозоров
        Ведун #17
        Ради избавления мира от малолетней злой колдуньи, известной как Девочка Сирень, Олегу Середину снова приходится вернуться во времена былинной Руси. Казалось, всего-то и нужно, что доехать с опасной пленницей от Тверцы до Печоры… Откуда Ведуну было знать, что именно здесь, в таинственных дебрях древнерусских лесов, ему придется применить все свои навыки и умения? Не чураться ни чародейства, ни хорошей сечи на мечах. И уж совсем Олег не мог предполагать, что главным его врагом станет отнюдь не юная ведьма…
        Александр Прозоров
        Ведун. Ведьмина река
        Пролог
        Никаких ушкуев, богатырей и капищ из кабины вертолета девушки, разумеется, не увидели. Лупоглазый, как стрекоза, легкий двухместный аппарат мчался низко над густым зеленым ковром древесных крон, изредка разрываемых проблесками рек и озер, а иногда и золотистыми хлебными полями. Местами зелень смешивалась с отблесками в единое целое. Оля догадывалась, что это, скорее всего, заросшие осокой и мхом болота, но ее опыта полетов пока не хватало, чтобы с ходу отличить плавни от сухостоя или березняк от затененных облаками лугов, ненадолго утративших свое буйное дикое разноцветье.
        Здесь все было диким: нетронутые чащобы, некошеные луга, не перетянутые сетями разливы. Поля, огороды окрест редких деревенек, пыльные грунтовые дороги встречались настолько редко, что казалось - они попали куда-то на необитаемую планету, а не в самый густонаселенный район страны.
        Хотя, конечно, может быть и так, что Роксалана специально выбирала для полета местность поглуше, вдалеке от автострад и крупных райцентров. Как помнила Оля - получать разрешение на полет для малой авиации настолько муторно, что никто из пилотов этим вопросом просто не заморачивается. Им главное было в запретную зону не влететь, да особого внимания к себе не привлекать. Поскольку медведи да лоси, известное дело, жалобы пишут редко - над ними в основном и летают.
        - Название-то какое: Лапти! - неожиданно усмехнулась Роксалана. - Как специально выпендрились!
        Ольга глянула на экранчик навигатора и увидела рядом с красным флажком название населенного пункта. Судя по тому, что он выполз из-под рамки на монитор, они уже подлетали к цели.
        - Ва-аленки-валенки, не подшиты, стареньки… А вот и Лапти!
        Под вертушкой резко оборвался край леса, стремительно промелькнула одинокая кирпичная колокольня без церкви, несколько разделенных ровными полосами кустарника лугов, и впереди показался одинокий яркий домик: синяя крыша, желтые стены, белые наличники, красные дорожки, зеленый штакетник.
        - Прямо елочная игрушка… - удивленно пробормотала девочка.
        - Сказку про пряничную избушку не забывай, - заметила Роксалана, перекладывая штурвал.
        Она описала вокруг хутора широкий разворот, выбрала утоптанную площадку подальше от стогов сена и плавно опустила вертушку на нее. Защелкала выключателями, отстегнулась, поправила волосы перед зеркальцем, огладила свой латексный облегающий комбинезон и выпрыгнула из кабины. Ольга, чуть задержавшись из-за заевшего замка ремня, выбралась на несколько секунд позднее и побежала следом: миллионерша даже не оглядывалась, мало заботясь проблемами своей невольной прислуги.
        Однако, как девушка ни торопилась, хозяин все равно успел выйти к калитке навстречу гостям. Он был невысок, плечист, совершенно лыс, крупнонос и одет в вытертую полосатую рубаху, выпущенную поверх штанов. Ольга дала бы ему на вид лет сорок - если бы не глаза. Глаза мужчины были совершенно блеклыми, выцветшими. Зрачки напоминали два бельма с проделанными в них черными дырочками.
        - Доброго вам дня! - бодро поздоровалась Роксалана, взявшись за ручку калитки, потянула, но калитка не поддалась.
        - И вам только хорошего желаю, красавицы, - несколько кривовато ухмыльнулся хозяин.
        - Мы ищем Ефрема Лапотникова, - миллионерша оглянулась на Олю. - Не подскажете, где его найти можно?
        - Вы его нашли, - кивнул мужчина.
        - Ага… - Роксалана поняла, что пускать ее на двор хозяин не собирается, но не смутилась, сдернула с шеи девочки кулон в виде медной змейки с рубиновыми глазами, показала мужчине: - Мне сказали, что вы можете дать совет…
        - Нет, - отрезал Ефрем.
        - Вы меня даже не дослушали!
        - А чего тут слушать, коли гости на вертолете примчались и амулет защитный кажут? - Мужик положил локти на запертую калитку. - Понятно, что чародею умелому напакостить задумали. Так я, девочки, никому вредить не стану. Ни колдуну, ни нежити, ни человеку смертному. Я ноне токмо откупаюсь, нави у меня и без того в избытке. Свою чашу давно до краев наполнил, за вечность не иссушить.
        - Так я никому вреда не хочу, - обрадовалась миллионерша. - Я только хорошего всем желаю. Жених мой любимый невесть куда провалился. Соединиться с ним хочу, вослед отправиться.
        - Коли жених твой, отчего амулет не тебе, а иной девице оставил? - указал на Олю Ефрем.
        - У деточки имеется дурная привычка примерять чужие игрушки. - Роксалана повесила амулет себе на шею.
        - Бывает, - усмехнулся хозяин цветастого домика. - Всякое бывает. Но ты не беспокойся. На амулет глядючи, точно тебе скажу, что надолго желанный твой уходить не собирался. Вскорости вернется. Тогда и соединитесь.
        - Я соскучилась, добрый человек, - призналась миллионерша. - Вся душенька извелась, мочи нет. Помоги!
        - Такого амулета дураку не сотворить, - покачал головой Ефрем. - Коли не взял, ничего хорошего тебя там не ждет. Смирись и наберись терпения.
        - Я заплачу!
        - Чем? - заинтересовался хозяин. - Молодость отдашь али красоту?
        - Зачем сразу так? - моментально снизила тон Роксалана. - Могу и просто деньгами. Я девочка не бедная.
        - На что мне твои деньги, милая? - Мужчина пригладил ладонью лысину. - Чтобы у меня их не половина комнаты лежало, а под потолок? Есть их никак, пить тоже не выходит. Жизни они не добавляют, здоровья от них больше не становится, радости тоже никакой. Даже в печи и то толком не горят. Токмо место зазря занимают. Коли платить собралась, так хоть цену такую предложи, чтобы интересная была.
        - Хочешь, я тебе новенький дом вместо этого построю? В десять раз больше старого!
        - Я в этом доме каждую дощечку своими руками прибивал, красавица, каждую стропилину сам клал, каждую половицу помню. Он мне нравится. На что мне другой?
        - Так ведь можно не сносить, можно новый рядом поставить!
        - Спаленка у меня в этом есть, горница тоже имеется. Молельня есть, кухня есть. Чего еще от дома нужно? На что мне еще второй? Семьи у меня нет, детей не жду… Или ты мне женой любящей станешь и ребеночка родишь?
        - Могу организовать! - моментально сориентировалась Роксалана.
        - Что организовать? Жену любящую и дитятку желанного? Откуда?
        - Ну, у нас есть закон… э-э… о суррогатном материнстве… - попыталась объяснить миллионерша.
        - Да оно ведь все суррогатное, коли за серебро покупается. Кто силу за деньги купить надеется, кто здоровье, кто любовь, кто года лишние. Да токмо разве хоть кому сие удавалось? Настоящая сила приходит, коли сам дрова колешь, сосны валишь, косой на лугу машешь. Настоящее здоровье в лесу вдыхаешь, в тумане утреннем, на берегу озера рассветного. Любовь настоящую в страдании души растишь, года настоящие деяниями, а не днями считаешь. А у вас что? Токмо суррогаты и остались…
        Ефрем отступил и по выложенной кирпичом дорожке отправился к дому. Роксалана дернула калитку, заглянула внутрь, не увидела засова и попыталась перелезть, но потеряла равновесие и свалилась наружу.
        - Ты хоть знаешь, что такое «суррогаты», мужик? - поинтересовалась тем временем Ольга.
        Хозяин остановился, оглянулся:
        - Я выгляжу таким диким или старым?
        - Для колдуна? Да нет, очень даже ничего, - пожала девочка плечами. - Но разве колдуны такими словами пользуются?
        - Мир меняется, дитя. - Ефрем подошел обратно к калитке. - И те, кто смог уцелеть, меняются вместе с ним.
        - Тут есть вай-фай?
        - Нет. Но тут бывают люди, что приезжают за здоровьем, силой, годами и любовью. - Хозяин потер свой большущий, картофелиной, нос согнутым пальцем и снова оперся локтями на калитку. - Когда они пытаются купить что-то похожее в городах за деньги, то вместо всего этого им дают таблетки. Поэтому про суррогаты я слышу довольно часто.
        - А ты можешь дать настоящее?
        - Нет, настоящее человек может получить только сам. Но мои суррогаты приезжим нравятся намного больше городских. Они все же от живой земли рождаются, а не от мертвечины железной. Подойди ближе, - поманил девочку хозяин.
        Ольга послушалась, подступила к калитке, взялась руками за гладкие от масляной краски кончики штакетин. Ефрем придержал ее пальцами за подбородок, наклонился ближе, заглядывая в глаза:
        - Да тебя, вижу, сюда не по своей воле занесло, а по случайности? Коли так, то три желания, по обычаю, исполнить тебе должен. Сказывай, чего хочешь?
        - Не знаю, - пожала плечами Оля. - Чтобы все у всех всегда было хорошо.
        - За всех пусть боги беспокоятся, дитя, - рассмеялся лысый мужик. - Давно уже они с этим маются, да все без толку. Для себя проси.
        - Для себя? - Девочка опасливо глянула на Роксалану. - Денег, здоровья, любви!
        - Суррогаты… - шепотом сказал Ефрем. - Не забывай, от меня ты можешь получить только суррогаты. Таблетки вместо здоровья, койку в больнице вместо жизни, приживалку вместо поклонника. Не ошибись. Захочешь слишком многого, получишь только боль. Поскольку подарок сделать хочу, на первый раз пожалею, желаний не услышу. Придумай те, о которых не пожалеешь.
        - Разве деньги могут быть суррогатными? - засмеялась миллионерша.
        Мужик сунул руку в карман, пошарил и достал пятирублевую монету. Показал миллионерше:
        - Это тоже деньги. Могу отдать, и тогда первое из желаний окажется исполненным.
        - Миллиард евро! - выпалила Роксалана. Ефрем ехидно ухмыльнулся, и миллионерша испуганно вскинула руки: - Нет, не нужно! Прости, колдун, долго соображаю. Пусть папа живет. По наследству богатеть не хочу.
        Ольга сжала кулак. Девочка поняла, что накладки с желаниями могут случиться неожиданные и даже весьма неприятные. И потому лучше не рисковать.
        - Мне нужно подумать, - сказала она.
        - Смотри сюда, - поймал ее прядь хозяин цветастого домика, вытянул, завязал узелком, вторым, третьим. - Задумаешь желание, развяжи узелок. Оно исполнится.
        Чародей вскинул прядь вверх. Она дернулась, упала - и оказалась чистой и гладкой.
        - Они распустились! - возмутилась девочка.
        - А ты что, волосы никогда не расчесываешь? - усмехнулся Ефрем. - Зачем тебе на них колтуны? Не боись. Когда захочешь развязать, узлы вернутся.
        - Теперь я, - отодвинула Олю Роксалана. - Хочу оказаться рядом со своим Олегом!
        - Желания полагаются случайным путникам, а ты приехала специально, - подмигнул ей мужчина. - С тебя и спрос другой. Но то, что ты чародея своим назвала, мне понравилось. Значит, врешь всего лишь наполовину.
        - Я вообще не вру!
        - Он твой жених?
        - Ну ладно, - поморщилась миллионерша. - Наполовину. Так ты можешь отправить меня к нему или вытянуть его сюда?
        - Конечно, могу! - размашисто кивнул лысый. - Но не буду. Не хочу навредить.
        - Черт! А поговорить с ним хотя бы можно?
        - О-о, как раз это проще простого, - ответил Ефрем и ткнул пальцем в змейку: - Это ведь оберег, он защищает своего владельца. Но не абы как, а силой создавшего его колдуна. Когда возникает опасность, кудесник дотягивается сюда, чтобы спасти хозяйку оберега. В этот момент с ним можно говорить так же запросто, как если бы он стоял рядом. Только делай это быстро-быстро. Как только чародей управится, он исчезнет снова.
        - Ну, хоть что-то… - Роксалана, прикусив губу, уже о чем-то думала.
        - Половина правды - половина желания, - пожал плечами лысый.
        - И на том спасибо, добрый человек.
        - И вам спасибо, что не забываете. - Ефрем отступил и двумя пальцами указал на калитку: - Без приглашения войти в нее невозможно.
        - Не очень-то и хотелось.
        - Я знаю, - рассмеялся хозяин. - Но вы все равно не рискуйте. В одной из моих чаш еще осталось место.
        - Пойдем, - показала на вертолет Роксалана и, как всегда, первой рванула вперед.
        - Про какие чаши он говорит? - семеня следом, спросила Оля.
        - Добро и зло. Он натворил слишком много гадостей и теперь боится, что сотворенное в жизни испортит будущую судьбу… - рассеянно ответила миллионерша, снова думая о чем-то своем. - Давай, подруга, подобьем баланс. На сегодня у нас есть два мага-клоуна, которые умеют только щеки надувать, два реальных колдуна, которые боятся с Олежкой связываться, и одна ведьма со сломанной челюстью. Судя по статистике, нам проще всего подождать, пока бабка снова сможет разговаривать, чем тратить время и бабло на поиски очередного чернокнижника и опять обламываться. Шарлатанов развелось, как собак нерезаных. Ладно, потерпим. Сентябрь не за горами. Полетели домой.
        Ушкуй
        Больше всего Олег опасался, что под Сиренью проломятся сходни. Ведь с виду лесная ведьма казалась хрупкой девочкой лет четырнадцати, с длинными соломенными волосами и только-только начавшей развиваться грудью. Потому корабельщики и бросили для нее на причал тощий старый трап из трех скрученных вместе трухлявых слег всего лишь в руку толщиной. Однако под наведенным на ожившую куклу мороком скрывался железный скелет, который ведун отковал собственными руками, да еще изрядное количество намоленной земли из деревенского святилища - так что на самом деле «дитя» весило никак не меньше его самого, а то и поболее.
        Но нет, слеги хрустнули, однако выдержали, и Сирень благополучно перебежала с причала на носовую надстройку, прошла по поскрипывающим доскам на самый нос и крепко вцепилась пальцами в высокий борт. Так крепко, что на древесине наверняка останутся вмятины - то, что казалось смертным тонкими пальчиками, на самом деле являлось крюками из прочной каленой стали. Ковать заведомо хлипкие кости Середин счел ниже своего достоинства. Все, что он делал, делал всегда на совесть.
        - Располагайтесь! - небрежно бросил наголо бритый парень лет двенадцати, одетый в серую домотканую рубаху и такие же простенькие полотняные порты.
        Он споро вытянул сходни, пристроил их у борта, привязал сыромятными ремнями, чтобы не болтались в пути, отвернулся, не удостаивая пассажиров своим вниманием, спрыгнул вниз, на настил над гребными банками. Похоже, юноша невероятно гордился статусом корабельщика и всячески старался продемонстрировать свое превосходство «сухопутным крысам».
        Надо сказать, остальная команда ушкуя была парню под стать. Из полутора десятков корабельщиков больше половины оказались безусыми мальчишками, вряд ли дотягивающими до шестнадцати лет, а еще пятеро выглядели старцами под семьдесят, седовласыми и длиннобородыми. Правда, в отличие от мальчишек, старики имели, как говорится, «косую сажень в плечах» и бугрящиеся мышцами руки, ничем не уступающие рукам самого ведуна. Да оно и понятно: жизнь на веслах зело способствует активному физическому развитию.
        Слабосильная команда управлялась с очень даже приличным по размерам судном. Речной ушкуй, ныне стоящий со снятой мачтой, имел в длину шагов двадцать, не менее, и примерно две маховые сажени[1 - Маховая сажень - расстояние между концами средних пальцев раскинутых рук. У Олега это примерно 180 см. (Здесь и далее - примечания автора.)] в ширину. У него было шесть гребных банок - на шесть пар весел - и две обшитые тесом надстройки, на носу и на корме… Впрочем, для ушкуев понятие носа и кормы весьма относительное. Эти суда умеют уверенно двигаться в любую сторону, хоть вперед, хоть назад. Крупному речному кораблю иначе никак: не на всяком русле можно развернуться, коли к далеким селениям вверх по протоке заберешься.
        Грубо сделанные надстройки предназначались явно не для людей - больно низкие, не выпрямиться, - а для груза, дорогих товаров, боящихся сырости и жары. Однако значительная часть добра лежала там, где обычно и хранилась на стругах, шняках, кочах и прочих карбасах: под лавками и посередине палубы, между сидящими вдоль бортов гребцами. В итоге получалось, что своими размерами ушкуй даже превышал грузовую фуру из двадцать первого века, но товара перевозить мог в лучшем случае половину, если и вовсе не треть грузовика.
        Впрочем, если попытаться перевезти то же самое на повозках - их понадобится штук сорок. А к ним - столько же лошадей и столько же возчиков. И хорошая дорога. Кораблям же дороги испокон веков самими богами проложены: гладкие и самодвижущиеся, без выбоин и колей. Только успевай на поворотах к стремнине подгребать.
        Чего не имелось на ушкуях - так это места для людей. Для товара, весел, мачты, парусов, даже сходен пространство предусмотрено было. А вот как будет выкручиваться команда - судостроителей, похоже, не интересовало. Но, насколько знал Середин, никто из корабельщиков никогда не роптал. Даже за аскетизм свою жизнь не считали. Нет удобств - и не надо.
        - Ладно. Будем считать, что наша каюта здесь, - решил Олег, скинув на палубу надстройки тяжелый заплечный мешок. - Интересно, на ночь останавливаться будем или на досках спать придется?
        Спросить было некого. Купец - низкорослый крепыш с короткой курчавой бородкой - приплясывал на причале из расколотых вдоль сосновых бревен, о чем-то оживленно беседуя с солидного вида толстяком, несмотря на жару, одетым в медвежью шубу. Не иначе - с боярином. Кто еще ради демонстрации достоинства в такую жару в шубе париться станет?
        Наконец мужчины о чем-то договорились, ударили по рукам. Крепыш коротко, с важностью поклонился, прижав ладонь к груди, развернулся, ловко спрыгнул с причала в самую середину глубоко осевшего в воду ушкуя, пробежал по скамьям гребцов к носовой надстройке, на которой стояли ведун и маленькая ведьма, крутанулся:
        - Отваливаем!
        Корабельщики зашевелились. Большинство расселись по гребным банкам, подняли вверх лопасти уложенных вдоль бортов весел. Два паренька сдернули веревочные петли с причальных быков, затягивая их на борт, руками отпихнули толстый и прочный настил причала. Ушкуй медленно, словно лениво, стал отползать на стремнину. Когда расстояние увеличилось до нескольких шагов, гребцы опустили весла, отпихиваясь уже ими. Ведун повернулся лицом вперед, глядя, как толстый деревянный киль взрезает весело зажурчавшую воду… И оказалось, что ошибся.
        Крепыш, засуетившись рядом, вдел в веревочную петлю короткое весло с широкой лопастью, опустил вниз, развернулся, наваливаясь на верхнюю поперечину, корабль вздрогнул от слитного общего гребка, и из-за сильного рывка Олег едва удержался на ногах. Ушкуй начал разгоняться совершенно в другую сторону - ведун со своей юной спутницей оказались на корме.
        - Н-нда… - Середин развернулся, оперся на борт спиной, словно так и было задумано, помахал ладонью высоким деревянным стенам, темнеющим на земляном валу: - Счастливо оставаться, славный город Торжок! Кто знает, свидимся еще когда-нибудь или нет?
        - А мне бы хорошо еще две ходки до жатвы сделать, - пробормотал себе под нос крепыш, подтягивая кормовое весло и выравнивая судно посередине реки. - Иначе с долгами не расквитаться…
        Этим было сказано все. Сразу стало понятно и то, отчего на корабле такая странная разношерстная команда, и почему хозяин сам стоит у руля, и отчего отправляется в опасный путь в одиночку, всего с одним-единственным бойцом. Похоже, дела у купца шли совсем неважно. Потому в рейс он набрал не тех, кто имеет опыт, кто крепок и здоров, способен за себя постоять, а тех, кому можно заплатить треть или четверть жалованья обычного гребца. Да и ведун тут оказался лишь потому, что согласился практически лишь за еду службу нести. Попроси Олег нормальной оплаты - ушкуй наверняка ушел бы вовсе без охраны. А так… Середину нужно в Кострому, торговому человеку на корабле требуется охрана. Вот обоим и повезло.
        Команда сделала всего несколько сильных гребков, придавая кораблю начальное ускорение, после чего из шести пар весел четыре были подняты, а затем и убраны. Для того, чтобы обеспечить ушкую управляемость, хватало и двух гребцов. А скорость дарило течение. Не очень большую - как у пешехода или повозки. Зато - совершенно бесплатную.
        По сторонам величаво покатились за спину широкие поля спелых хлебов, сенокосы, частые рыбацкие амбары, умиротворяюще зажурчала вода, от которой потянуло слабой приятной прохладой. Олег провел большими пальцами под ремнем, расправляя ткань рубахи, повернул голову к крепышу:
        - А ведь мы с тобой так и не познакомились, хозяин. Меня Олегом родители нарекли. А тебя как звать-величать?
        - Тумдум, из Рябиновых купцов буду. - Крепыш стянул с головы каракулевую шапку, небрежно бросил под ноги, пригладил ладонью бритую голову. - Слава Стрибогу милостивому, наконец-то отправились.
        Ведун отвернулся к правому берегу, пряча улыбку. Странное имя его ничуть не удивило. В этом мире очень многие люди свои имена прятали, дабы по ним не могли навести порчу, и пользовались прозвищами, зачастую прилипшими еще в детстве. Посему тут и там постоянно встречались Первуши, Вторуши, Нежданы, Снежаны и прочие клички, явно выдающие, кто, когда и при каких обстоятельствах рождался. Встречались и Труворы, и Стукачи, и Крикуны, явно досаждавшие в детстве своим родителям пуще прочих отпрысков. Даже Дураки встречались в русских селениях. Ибо чего с Дурака возьмешь? Никаких наговоров на такого послать не получится. Так что Тумдум - это еще нормально. Хотя все равно смешно.
        - Так чего там на реке, хозяин? Что творится, что сказывают, когда опасности ждать?
        - Да, поди, третий год уж, как ладьи между Белой крепостью[2 - Ныне - Белый Городок.] и Кашинкой пропадать стали, - взяв прави`ло рулевого весла под мышку, размеренно ответил крепыш. - О прошлом лете князь даже дружину посылал с сотником татей заловить, да токмо не нашли они никого, напрасно ноги стоптали.
        - Как же вы тогда по Волге ходите? - удивился ведун. - Коли про гнездо разбойничье на ней знаете?
        - Сговариваются купцы да большим караваном и идут. Ладей по десять-пятнадцать. Скопом брать, так корабельщиков до полутысячи набирается. Супротив такой силищи не всякая дружина выступить рискнет, не то что душегубы лесные. Караваны не трогают. А вот одному - да, одному не по себе катиться. Однако же, коли к берегу не приставать и ночью не останавливаться, то проскочить можно. Пока заметят, пока соберутся, пока лодки спустят… На веслах да под парусом от любой погони уйдем. Им же долго путников преследовать нельзя. А ну, караван встречный появится, али на дозор княжеский наскочат? Уж тут татей точно не отпустят. Гнать будут хоть до самого ледостава, однако же обязательно достанут и кишки выпустят. Не любят честные путники душегубов, никаких сил не пожалеют, дабы навеки от них избавиться.
        Тумдум говорил жарко, от души. Видать - накипело. Да и страшно, наверное, было очень. Он ведь как раз один в путь отправлялся. Да еще с такой слабосильной командой. А страх - это завсегда зеркало ненависти. Чем сильнее боишься - сильнее и ненавидишь.
        Почему купец решил не дожидаться, пока соберется очередной караван, ведун спрашивать не стал. И без того понятно: не идут дела у Тумдума, не складываются. Потому за любой заказ с готовностью хватается. Если давешнему боярину с причала понадобилось груз какой к нужному сроку доставить - тут за небольшую доплату и на риск пойдешь, никуда не денешься. Каравана ждать - работу быстро перехватят, желающих найдется с избытком.
        - До Белой крепости дня три пути будет? - прикинул на глазок Середин.
        - Где-то так, - согласился крепыш.
        - Ну, тогда я броню пока надевать не стану. По такой жаре упаришься ее таскать. На Волге полностью снаряжусь.
        - Это верно, сегодня парит, - с готовностью согласился купец. Тумдум явно обрадовался, что единственный воин ушкуя имеет доспехи. Это ведь, считай, его одного против десятерых выставлять можно. - А на Тверце отродясь ничего никогда не случалось. Речушка узкая, деревни чуть не на каждой версте стоят. Откуда тут татям взяться? Сказывают, правда, селение одно на полпути к Волге недавно вымерло. Кудесница там злая завелась, людоедка сущая. Никого не пощадила, ни старых, ни малых… Но коли в сем проклятом месте не причаливать, то корабельщикам вроде как ничего не грозит. Вестимо, нет у чародейки силы на реке. Текучая вода любое колдовство губит. До нас ведьме не дотянуться!
        Знал бы Тумдум, насколько сильно он ошибался, произнося эти слова!
        Ведун покосился на спутницу, стоявшую у борта по другую сторону от кормового весла, но Сирень даже бровью не повела, словно речь шла не о ней, а о ком-то другом.
        «Проклятую» деревню ушкуй миновал, когда уже начинало смеркаться. Останавливаться здесь, понятно, корабельщики не стали - спустились на несколько верст, за три излучины, рискуя врезаться в темноте в плохо различимые берега. Или, точнее, корабль плыл по течению до тех пор, пока не наскочил сослепу на уже совершенно невидимый в ночи берег.
        Впрочем, за аварию это происшествие никто не воспринял. Гребцы втянули весла, несколько корабельщиков выскочили с веревкой в кустарник, привязали ушкуй. Следом не торопясь, с припасами, стала выбираться остальная команда. Поднявшись на пологий склон, путники расстелили войлочные кошмы на траве, вместо подушек положили кто свернутый плащ, кто шапку, а кто и сапоги. Один из стариков, почти неразличимый в темноте, прошел по кругу, раздавая свежие пирожки. Так же, по кругу, проплыли и три крынки с пивом. Подкрепившись, путники стали укладываться, даже не потрудившись выставить стражу. Видимо, эти места и вправду считались совершенно безопасными.
        Олег, раз уж его угораздило стать охранником, собрался было покараулить стоянку сам, но после ужина его неожиданно сморило, и проснулся он только перед рассветом, когда корабельщик, толкнув его в плечо, сунул в руку очередной пирожок. Сумерки были зябкими, пасмурными, явно намекающими на близость дождя. Видимо, поэтому, прежде чем отчалить, путники затянули часть палубы парусиной, оставив открытыми только две задние гребные банки. Гребцы, раздевшись до пояса, отвязали судно от кустарника, сели на весла, отгребли на стремнину - и ушкуй величаво поплыл дальше по реке.
        - Здрав будь, воин, - подошел к Середину старик, раздававший на берегу снедь, и кивнул на юную ведьму: - Это как, мил человек, дочка твоя, что ли? На невольницу не похожа, строга больно.
        - Пусть будет дочка, - согласился ведун. - Нечто грубит? На нее не похоже.
        - Не, не грубит. Слова по одному отмеряет, ровно с жемчугом расстается. Однако же от еды и питья отказывается.
        - Вот оно что… - Олег прикусил губу. Он не ожидал, что странность в поведении лесной ведьмы заметят так быстро. - Это она похудеть задумала. За толстую себя считает.
        - Как это? - вскинул брови старик. Разумеется, как и все в этом мире, он считал, что девка чем упитаннее, тем и краше.
        Однако другого объяснения ведун придумать не смог.
        - Молодая еще, - пожал он плечами. - Рази ты не ведаешь, что у девиц в возрасте таком вместо ума-разума творится? Каприз на капризе, ничего не поймешь. Ты вот что… Ты ее долю лучше мне давай. Я как-нибудь попробую уломать.
        - Могу и тебе, - согласился старик. - Уговор у Тумдума, знамо, с тобой.
        - Тебя как звать-то, отец? - Олег положил ему руку на плечо. - Ты, вижу, корабельщик опытный.
        - Дык уж полвека каженный сезон на веслах… Как отец в десять лет с собой взял, так на берег токмо со снегом и схожу. Ершом он меня кликал. Знатный был кормчий, да токмо научить ничему не успел. Рыбачил как-то в плавнях Нижней Булгарии, когда припасы в дорогу запасали, да водяной его в омут и затянул, проклятущий… - Старик вздохнул.
        - Да, печально, сочувствую, - сказал ведун. - Хорошие люди, они и нам, и нежити завсегда нужны. Это токмо мерзость всякая нигде не тонет. Однако же подскажи, опытный корабельщик, где именно тати могут гнездо свое свить? Когда мне в броне бдеть днем и ночью, а до какого дня можно впрок высыпаться?
        - Завтра село Кимры минуем, - почесал в затылке старик. - Так выше его корабли вроде как не пропадали, не припомню такого. Ниже Калязина тоже… Почитай, меж этими селениями кто-то и балует. Берега там, кстати, топкие, а потому малолюдные. Самое милое дело от глаз прятаться. Вниз по течению всего два дня пути выйдет. Коли проскочим, можно более не бояться.
        - Коли все так ясно, отчего их по сей день не отловили? - удивился Олег.
        - Ну, кабы душегубы на берегу сидели, так, может, уже по осинам бы и развесили, - пригладил тощую седую бороду старый Ерш. - А коли в топях прячутся али на протоках лесных, так поди найди… Их все и за сто лет не прошерстишь.
        - Ну да, ну да, - согласно покивал ведун. - Тогда я, пожалуй, пока покемарю на солнышке…
        Уверенный, что своими разговорами он отвлек старика от мыслей о Сирени, Олег присел на палубу у борта и откинулся на него спиной, прикрыв глаза. Хотел вздремнуть - да разве заснешь, если вместо солнышка на лицо сыплется противная холодная морось?
        Олег прищурился, глянул на юную ведьму. Та неподвижно стояла у борта, глядя на ползущие мимо берега. Яркое платье стремительно намокало, но сама Сирень явно не ощущала никакого неудобства. Что, впрочем, не удивительно. Железному каркасу, обтянутому дерюгой, на погоду плевать, а подселенная в большую куклу душа уже давно забыла, что такое боль. Все, что в ней осталось, - это ненависть к человеческому роду. И страх. Страх перед силой ведуна, способной скрутить куклу в узел и на вечные времена оставить уродливой кучей в какой-нибудь темной глубокой яме вместе с попавшейся в ловушку чародейской душой…
        Все же странно, что злобная ведьма, истребившая целую деревню, так легко смягчилась всего лишь после нескольких подарков. И даже согласилась больше никого не убивать.
        Середин опять закрыл глаза и вправду задремал, а когда проснулся - ушкуй уже мчался вниз по широкой Волге, подгоняемый слабым попутным ветерком. Совсем рядом, под ухом, журчала вода, с берега пахло влажной травой и едкими еловыми смолами. Дождь прекратился, но небо оставалось затянутым темными тучами от края и до края. Олег встал, размялся, прошелся до кормы, спросил у Тумдума:
        - Кимры скоро?
        - Мыслю, до заката пройдем, - хмуро ответил купец. - С погодой повезло. Однако же на ночь придется вставать. Как бы во мраке куда не влететь…
        «Вставать», как оказалось, означало просто отдать якорь. Тумдум не хуже старого Ерша понимал, где места спокойные, а где опасные, и выходить на берег не рискнул. На воде до путника добраться куда как труднее - что человеку, что нежити, что зверю лесному, каковых здесь тоже хватало.
        Ерш открыл бочонок с солониной, порезал хлеб, опять обошел команду, выдавая каждому его скромную вечернюю пайку. Перед Олегом присел, протянул ему два бутерброда, тихо сказал:
        - И все же зело странна твоя деточка. За весь день ни разу по нужде не ходила.
        - Так ведь не ест же ничего, - пожал плечами Середин.
        - Однако же целый день? - не поверил ему корабельщик.
        Олег промолчал. Старик чуть подождал ответа, хмыкнул, пошел обратно к бочонкам с припасами.
        Ведун тихо ругнулся. Ушкуй маленький, все друг у друга на виду, ничего не скроешь. И если девочка не испытывает никаких человеческих потребностей - скрыть этого, понятно, не получится, как ни старайся. А путь впереди длинный. Нужно что-то придумывать, как-то все это объяснять. Вот только как объяснишь простому смертному подобные чудеса!
        - Ладно… Будет день, будет видно… - Середин развязал свой мешок, достал трофейную кольчугу, влез в нее, застегнул крючки во`рота, опоясался саблей, шлем пока привесил к поясной сумке. Подошел к девочке: - Ну, и как тебе наше путешествие?
        - Я знала, что мир огромен, - тихо ответила ведьма. - Но не ожидала, что настолько…
        - У-у, тогда тебя ждет большой сюрприз.
        - Какой? - Сирень повернула к нему влажное лицо.
        - Мир такой большой, что ты, можно считать, все еще дома. Мир большой и разный, ты только-только переступила порог. Ты еще увидишь озера и горы, пропасти и пустыни, города и непролазные чащобы…
        - Хорошо, - кивнула девочка. - Тогда я не буду пока от тебя убегать.
        - Спасибо, - улыбнулся Олег. - Ты уже обещала меня не убивать, теперь обещаешь не убегать. Скоро мы станем настоящими друзьями. Дождь, кстати, кончился.
        - Хорошо. - Лицо Сирени на миг дрогнуло, стало сухим, и она снова повернулась к берегу.
        Ушкуй стремительно погружался во мрак. Густые облака не пропускали к земле ни единого звездного лучика, намертво отрезали луну. Пока Олег доел солонину с хлебом, запил бражкой - река полностью растворилась в черноте. Ведун поколебался, но заговора на кошачий глаз шептать не стал. В такую погоду ни один тать на разбой не отправится, как бы ни хотелось. Как грабежом заниматься, если на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядеть? Ну, а о колдунах или какой нежити освященный крестик завсегда предупредит, благо не выносит христианская святыня близости любой магии али сил языческих.
        Команда быстро утихомирилась, а Олег еще долго стоял на корме, настороженно прислушиваясь к темноте. Где-то там, в неизвестности, шелестела листва, поскрипывали стволы, изредка слабо поблескивала вода. Последний шум заставил ведуна насторожиться… Однако минута тянулась за минутой, шум ничуть не приближался. Похоже было, либо рыба на мелководье жирует, либо сор какой-то в течении болтается.
        Немного успокоившись, Олег насадил на макушку шелом, сел к борту и позволил себе погрузиться в слабую полудрему, из которой легко очнуться при первом же признаке тревоги, но при всем том хоть слегка, но высыпаешься.
        Ночь прошла без приключений - однако утро хорошо показало всю озабоченность корабельщиков ближайшими верстами пути. Тумдум принес к рулевому веслу и положил у борта копье на длинном ратовище и широкий плотницкий топор. Трое пожилых путников с топорами и щитами обосновались на носу, внимательно глядя по сторонам, остальные обошлись висящими на поясах ножами. Середин, заразившись общим беспокойством, шлема снимать не стал, проверил, насколько удобно выходит из ножен косарь и не запутался ли тросик кистеня.
        Ветер опять был попутным, и потому молодые корабельщики споро подняли парус, быстро разогнавший ушкуй до скорости бегущего человека. Увы, удовольствие длилось недолго. Резво прокатив путников мимо высокой Белой крепости, через полтора десятка верст Волга резко отвернула влево, к северу. Парус заполоскал, и его пришлось торопливо сворачивать. Пока Тумдум, навалившись на прави`ло, огибал выдающийся далеко в излучину мыс и выворачивал корабль на новый курс, двое парней заняли места на задней банке, опустили на воду весла.
        Олег широко зевнул, борясь с неожиданно подступившей сонливостью, тряхнул головой, зевнул снова.
        - Странно. Не так вроде за ночь устал, чтобы носом клевать… - пробормотал он себе под нос.
        Надо сказать, сморило не только ведуна. Увязав парус, молодые корабельщики растянулись бок о бок на палубе и вовсю захрапели - равно как шумно посапывали и старики на носу. Гребцы зевали с риском вывихнуть себе челюсть, Тумдум фыркал и тряс головой, пуча глаза.
        - Что за нечистая сила? - снова зевнул ведун и явственно ощутил, как в ответ на его слова стал плавно нагреваться примотанный к запястью крестик.
        Парни на веслах сделали еще гребок, откинулись на спину и расслабились, распахнув рты и закрыв глаза. Тумдум повис на прави`ле, понуря голову и совершенно не различая, куда рулит. В глазах Олега тоже вовсю гуляли овечки, он привалился к борту, уже не понимая, где находится, и только отчаянно пульсирующая боль на запястье призвала его инстинкты на помощь угасающему разуму, заставив рвануть клапан поясной сумки. Ведун выхватил туесок с разрыв-травой, разрушающей бытовое колдовство даже без помощи наговоров, тряхнул на ладонь, резко дунул:
        - Порви, разрыв-трава, слово колдуна черного, навет нежити холодной, морок духов чужих…
        Вид привалившегося бортом к ушкую длинного узкого струга мгновенно стряхнул с него остатки сонливости. Там, внизу, шестеро гребцов в стеганых куртках уже побросали весла, засовывая за пояса боевые топорики - маленькие, но на длинных рукоятях. Загоревший до черноты мужик в кольчуге, с мечом на ремне, неуклюже карабкался на корабль по веревке с узлами, другой, в пластинчатом куяке[3 - Куяк - доспех, в котором металлические пластины нашивались на матерчатую основу.], уже забросил на корму железную «кошку» и подтягивал ближе свой край. Но больше всего внимание ведуна привлек одетый в добротный кафтан черноволосый и длиннобородый мужчина в расшитой серебряными нитями тюбетейке, который, потупя взор, перебирал в руках костяные четки и что-то при этом бормотал.
        - Проклятие! - Олег метнулся к Тумдуму, схватил у него из-под ног топор и копье, повернул обратно и что есть силы метнул пику в разбойничьего чародея.
        С расстояния в три сажени промахнуться было трудно: тяжелое оружие прошило кудесника насквозь и вонзилось глубоко в доски лодки. Мужчина, похоже, умер еще до того, как успел что-то понять. Просто руки его упали на колени, выпустив четки, а голова повисла чуть ниже, чем ранее.
        - А-а-а!!! - Разбойник в куяке отпустил веревку, схватился за меч…
        Но у Середина оружие было уже в руках - он с короткого размаха вогнал топор врагу в основание шеи, дернул обратно и с высоты надстройки прыгнул вниз и вперед - за спину второму мечнику, что уже собрался переваливаться в ушкуй, засадил топор ему в ребра по самый обух и крутанулся, выдергивая саблю. Грабители ринулись на Олега, вопя и размахивая топориками:
        - Бей гаденыша!!!
        Ведун хотел было выхватить в пару к длинному клинку косарь, но тут случилось то, чего не ожидал ни он, ни, похоже, разбойники, - под массой навалившихся на одну сторону людей струг качнулся, жадно черпнул бортом воду и в таком положении, боком, стремительно стал тонуть.
        - Йо-о… - охнул Олег, тут же хватанул, сколько смог, воздуха и с головой ушел под воду.
        Заклинания, позволяющие дышать на глубине, он знал, знакомство с сыном русалки даром не прошло. Вот только читать наговоры под водой - дело не такое простое, как можно подумать, растянувшись на прибрежной травке…
        Глубина в месте схватки оказалась не такая уж и большая - примерно две сажени, два человеческих роста. Коснувшись ногами дна, Середин несколько раз ткнул саблей вверх, в барахтающиеся ноги, поджал колени, толкнувшись что есть силы, на удивление легко всплыл к поверхности - в стеганом поддоспешнике еще оставалось в достатке воздуха, чтобы хоть немного уравновесить тяжесть доспеха. Вырвавшись на воздух, он торопливо вдохнул, выдохнул, снова вдохнул на весь объем легких.
        - Веревку держи! - закричали с ушкуя, но увидеть спасительный конец Середин не успел: быстро намокающая стеганка и кольчуга со шлемом увлекли его обратно на глубину.
        Понимая всю безнадежность положения, тратить силы и время на барахтанье ведун не стал - дождался, пока подошвы сапог опять коснутся дна, наклонился вперед и спешно зашагал к берегу. Все же река - не море. Десяток саженей - и он будет на суше.
        Боги оказались милостивы к своему преданному слуге. Еще до того, как Олег начал задыхаться, он заметил над собой чьи-то ноги - схватился за них, рванул к себе, подминая плывущего татя, забираясь на него сверху, опять высунул голову на воздух, жадно задышал. Грабитель снизу задергался, тоже попытался выбраться к поверхности, цепляясь за его одежду, но Середин, продышавшись, снова позволил себе утонуть, удерживая врага вместе с собой. А когда тот затих, опять зашагал к берегу.
        Волга сопротивлялась, как могла, стараясь удержать свою добычу, качала его волнами, сбивала в сторону течением, мягкой подушкой упиралась в грудь, однако, прежде чем от нарастающего удушья в глазах появились розовые искорки, Олег смог сделать два десятка шагов и, уже не в силах сдержать выдох, толкнулся, подпрыгнул, помогая себе руками, загребая так быстро, как только мог.
        Изо рта вырвались пузыри, и вместе с ними Середин оказался над водой, хватанул воздух - словно укусил, едва не лязгнув зубами, - опять провалился под воду, старательно загребая в нужном направлении, снова ощутил ногами дно, толкнулся от него кончиками ног, всплыл к поверхности, еще раз вдохнул. Несколько последних, самых важных шагов - и Олег наконец-то смог перевести дух, оказавшись в Волге всего лишь по шею.
        Постепенно приходя в себя, он выбрался на сушу, упал почти без сил и перевернулся на спину, глядя на реку. Там медленно скатывался по течению ушкуй, и корабельщики увлеченно добивали веслами последних выживших разбойников. Олег ощупал пояс. Рукоять сабли оказалась на месте - торчала из ножен. Вот что значит рефлексы: сам не заметил, как оружие убрал. Хоть и тонул, но не упустил.
        Ведун откинул голову, немного полежал, набираясь сил, потом привстал и начал раздеваться, избавляясь от мокрой одежды. Краем глаза он заметил, что корабельщики уже закончили с праведными хлопотами и гребут к нему по чуть розоватой от крови воде.
        Вскоре ушкуй ткнулся носом в берег, и его окружили веселые мужики:
        - Ну, ты молодец! Ловко их сковырнул! Как они подобраться-то незаметно ухитрились? Ну, ты удалец! Всех выручил!
        - Не зря я тебя взял, - подвел итог похвалам донельзя довольный Тумдум. - Впредь знать будут, каково на мой корабль зуб точить. Так чего, ратник? Вина выпьешь для согрева? Да и дальше поплывем, чего зря время терять? На борту тряпье свое высушишь.
        - Нельзя так просто уплывать, купец, - покачал головой Олег. - Гнездо разбойничье надобно найти и до конца выжечь, дабы больше путников не тревожили. Раз они здесь на нас напали, значит, и логово их неподалеку. Поискать внимательно, наверняка тропу или протоку расчищенную найдем.
        - Да на что нам эта морока? - поморщился Тумдум. - Тати народ злобный, не ровен час, на рогатины напоремся. Пусть другие корабельщики сами за животы свои бьются. Наше дело маленькое: товар до Костромы к сроку оговоренному доставить. А душегубов пусть дружинники княжеские ловят.
        Купец оглянулся на своих работников, и те молчаливо стали пожимать плечами, вроде соглашаясь, хотя и без особого одобрения.
        - Ты кое о чем забываешь, Тумдум, - сказал Олег. - Лесные разбойники большими дружинами не ходят. Коли десяток али два в ватагу наберут, так и то за силу считается. Этой силой и балуют. В лагере разве стряпуху да пару сторожей оставят. Утопили мы аккурат девятерых. Сколько там у них воинов ныне осталось? Один, двое? Да хоть бы и пятеро! Нас все едино больше.
        - Пятеро так просто не сдадутся, хоть кого-то с собой да прихватят, - резонно заметил многоопытный Ерш. - Чего ради животы-то класть?
        - Склеротики вы все, - рассмеялся Середин. - Забыли, что банда эта на Волге уже не первый год шалит? Представляете, сколько у нее добычи, добра самого разного накопилось? И всю ее сейчас охраняет всего один-два человечка. Самое большее - пятеро. Нечто вы по робости своей такой шанс упустите? Ну, мужики, решайтесь! Половина добычи мне, половина вам.
        - А почему тебе половина? - возмутился один из молодых корабельщиков.
        - Можно и наоборот, - пожал плечами Олег. - Половина тебе, нам остальное. Токмо тогда на рогатины ты первым полезешь, а мы спину тебе прикроем, дабы неожиданности какой не случилось.
        - А чего, я могу! - захорохорился паренек, но пожилые товарищи быстро осадили его пыл, посоветовав не лезть на рожон, и задали более разумный вопрос:
        - Так чего делать-то надо, воин?
        - Мне тряпицу какую-нибудь дайте - клинки вытереть, дабы высохли быстрее, - потребовал Олег, - а сами вдоль берега походите и смотрите внимательно, нет ли сломов свежих на ветках, тропок замаскированных, что в чащу уходят, али ручьев, вычищенных от валежника, и камней, в которые струг завести можно.
        - Далеко искать?
        - Дальше, чем на версту, смысла нет, - решил Середин и принялся выжимать свои порты.
        Корабельщики послушно разошлись в разные стороны, оставив своего единственного ратника приводить в порядок оружие и одежду. Однако засиживаться долго ведуну не пришлось. Где-то через час на берегу вдалеке неожиданно запрыгал молодой гребец, размахивая руками и вопя во все горло:
        - Сюда! Сюда-а-а!!!
        - Вот идиот! - вскинулся Олег. - Он же весь лес на уши поднимет! Теперь сторожа точно знать будут, что на них охоту открыли.
        О том же самом подумали и другие корабельщики и быстро заткнули рот бестолковому мальцу. Однако тревога наверняка уже поднялась.
        - Да чтоб вам всем… - Ведун быстро облачился в еще влажную одежду, натянул кольчугу, опоясался, энергично пошагал к крикуну.
        Возле устья небольшого ручья собралась уже почти вся команда, заглядывая под склонившиеся навстречу друг другу стволики молодых ив. Когда Середин подошел, старый Ерш молча показал вверх, и ведун увидел бечевку, что стягивала между собой макушками два деревца. Издалека, с реки, ее, конечно же, было не разглядеть, но теперь, замеченная, она уже не скрывала, а выдавала разбойничий тайник.
        - Видать, когда струг вытягивают, то петлю скидывают, деревья разводят, дабы ветки не поломать. А опосля обратно связывают, - не удержавшись, объяснил очевидное довольный собой паренек. - С нескольких шагов прохода вовсе не разглядеть.
        - Ладно, пошли смотреть. - Ведун обнажил саблю и вошел в русло. Ему, мокрому, было уже все равно.
        - Тарань, Кузя, Мох, за ушкуем присмотрите, - приказал купец.
        Мальчишки заворчали - Тумдум выбрал в сторожа самых молодых, однако старый Ерш сурово добавил:
        - Неча корабль без призора бросать. Мало ли кто бесчестный без нас проплывет? Хотите без корабля нас оставить? А ну, брысь, куда приказано!
        Караульные, понурясь, побрели к ушкую, а Середин тем временем, пригнувшись, нырнул под кроны.
        Ручей был неглубоким, всего по колено. Однако пустой струг, без команды, прошел бы здесь без особого труда. Зеленый тоннель тянулся шагов пятнадцать, после чего расступился. Место ив по берегам заняли высокие березы, ручей же заметно расширился и углубился, вода поднялась до середины бедер. Просвет впереди подсказывал, что очень скоро он рискует раствориться и вовсе в бездонной топи. К счастью, справа на берегу обнаружилась широкая утоптанная площадка, куда и повернул ведун, выбираясь на сушу. Следом стали подтягиваться корабельщики.
        - Кострища нет, - сразу заметил опытный Ерш. - Стало быть, тут не жили и не ели. В засаде токмо таились. А огонь в засаде лишь помеха.
        - Тропинку нужно искать…
        - Здесь! - перебил его Тумдум, указывая на брошенные в торфяную низину слеги.
        - Я первым пойду, - предупредил Середин.
        Никто и не подумал возражать.
        За низиной стала явственно различима узкая тропа, петляющая от пригорка к пригорку. Влажные места были заботливо укрыты слегами, а местами и переброшенными в особенно глубоких местах бревнышками. Видно было, что обосновались душегубы основательно, на совесть. Много лет намеревались на торном пути промышлять. Да токмо не повезло…
        Корабельщики, держа наготове топоры и ножи, тонкой цепочкой втянулись в лес.
        Тем временем оставшиеся на берегу молодые гребцы медленно шли к ушкую, лениво пиная выброшенный рекой мусор.
        - Разорви меня барсук, сами-то сейчас погуляют, повеселятся, - обиженно высказался Тарань, поворошил волосы. - Брюхо набьют, вина напьются. Добра всякого наберут… А нам в лодке сидеть!
        - Глянь, чего это там? - остановившись, указал на отмель Кузя, над губой которого, в отличие от товарищей, уже начали проступать юношеские усики.
        - Зверя дохлого прибило… - предположил Мох.
        - Без головы? Ну-ка, глянь поближе…
        Тарань, приволакивая ноги, свернул с песка в реку, пнул пару раз набегающие волны и вдруг взбодрился:
        - Бурдюк! Небось со струга утопшего смыло! - Разбрызгивая воду, он быстро дошел до мохнатой емкости, поймал за горлышко и поднял перед собой: - Козий! Не иначе, с вином.
        Паренек выдернул пробку, понюхал, хлебнул:
        - Ага! Оно и есть! Вишней пахнет… - Тарань прихлебнул еще.
        - Э-э, ты чего делаешь?! - возмутился Кузя. - Остальным оставь!
        - А чего им оставлять? У них там, вестимо, своего в избытке найдется. И нам его дядьки, знамо, не понесут… - Паренек снова припал к горлышку бурдюка.
        - Нам-то тоже дай! - повернул к нему Мох.
        Тарань, сделав несколько глотков, передал бурдюк товарищу. Тот, отпив, протянул емкость Кузе. Старший из оставшихся корабельщиков отказываться не стал, тоже выпил.
        Так, делая по очереди по два-три глотка, ребята и шагали вразвалочку к далекому ушкую. Бурдюк, сшитый из цельной шкуры крупной козы, казался бездонным - к тому моменту, когда уже изрядно хмельная троица добралась до сходен, он опустел едва наполовину.
        На борт корабельщики подниматься не стали, развалились на траве, продолжая прихлебывать из бурдюка дармовое угощение. От закуски бы они, верно, тоже не отказались, но ничего такого к берегу не прибило, а запускать лапы в корабельные припасы они не рискнули бы даже под угрозой голодной смерти.
        - Глянь, а девка ратника нашего так на носу и стоит, ровно приклеили. Прямо и не шевелится. Умом, что ли, больная, али такая гордая? - кивнул на ушкуй Тарань, крикнул: - Эй, красотка, айда к нам! Посиди на берегу, вином угостись. Успеешь еще на палубе настояться.
        Сирень не шелохнулась.
        - Э, какие мы гордые! - хмыкнув, сказал Тарань.
        - А может, она глухая? - Мох поднялся, взошел по сходням, и в этот момент девочка кратко произнесла:
        - Я не глухая.
        - М-м… - остановился паренек. - Ну, так пошли, выпьем? Тебе хорошо будет, нам веселее. Посидим, поболтаем. Побалуемся…
        Сирень не ответила. Мох вернулся к товарищам, тихо сказал:
        - Гляньте… Маленькая, а грудастенькая.
        - А давайте ее пощупаем? - шепотом предложил Тарань. - И нам забава, и ей урок хороший. Брезгует она нами, понимаешь. Нос воротит.
        - Ты совсем умом тронулся? - округлил глаза Кузя. - Ратный вернется, знаешь, что с тобой за дочку сделает?
        - Да она не скажет, - прихлебнув вина, пообещал Тарань. - Кто же из девок в позоре своем признается? Тем паче гордячка этакая. Опять же, урона никакого не причиним. Токмо потискаем. Ты одну руку держишь, ты другую, а я щупаю. Опосля поменяемся. Давай? - Он протянул бурдюк Кузе.
        - А вдруг расскажет? - Тот выпил и передал вино дальше.
        - Так ведь вреда-то и правда никакого. - Мох приподнял ладонь, чуть согнул пальцы, словно предвкушая мягкость девичьего тела. - Мелкое баловство. Ну, даст он нам по морде при худшем раскладе. Но я так мыслю, не станет она признаваться. Побоится. За позор от папаши еще и больше, чем мы, огребет.
        Хмельные парни все разом посмотрели на одинокую девочку.
        - Может, ей еще и понравится? - вслух подумал Тарань. - Тогда веселье и вовсе сладким выйдет.
        - Подумаешь, по морде даст… - Мох решительно заткнул горловину бурдюка, бросил мех на песок. - Кто со мной? Давай, Тарань? Подходим тихонько, ты правую руку хватаешь, а я левую. Разворачиваем и проверяем, чего у нее там наросло.
        Прибрежные ивы и березы заколыхались, словно от порыва ветра, над ними, поднявшись, закружили птицы. Со стороны болота послышалось карканье, появились вороны, почуявшие близость поживы. И только трое хмельных корабельщиков не обратили никакого внимания на эти приметы, равно как не заметили появившихся чуть в стороне нескольких крупных волков. Парни, переглядываясь, поднялись по сходням на ушкуй, тихонько прокрались девочке за спину, рывком кинулись вперед: Тарань сцапал одну руку, Мох другую, рванули к себе и так, на растянутых руках, развернули пленницу лицом к себе.
        - А чего это ты тут прячешь? - не оттягивая самого главного, Кузя задрал жертве атласную юбку, запустил обе руки под нее… и вдруг вскрикнул от боли в затылке: одна из ворон спикировала ему на макушку, долбанув крепким клювом. На миг паренек отвернулся, а когда снова сунулся к девочке, то обнаружил на ее месте железное чудище: коробка вместо головы, пасть с гвоздями вместо зубов, засаленные стальные руки кончались тремя изогнутыми крюками, из-под платья проглядывала грубая мешковина, заменяющая телу девочки кожу.
        - А-а-а-а-а!!! - отпрянув назад, гребец ударился спиной о борт, шарахнулся в одну сторону, в другую, кинулся к сходням, пересек полоску берега, вломился в кустарник.
        Мох, увидев подобное преображение, только застонал, разжал пальцы, с сипением прополз мимо и кинулся наутек. Тарань же, выпучивший глаза, оказался не в силах даже разжать пальцы.
        Притрусившие волки поднялись по сходням, легко перебежали на корму. Остановившись возле паренька, оскалились и зарычали. Это привело горе-насильника в чувство - он отпустил ведьму и сиганул за борт. Серые хищники повернули головы к Сирени. Лесная ведьма оделась обратно в морок, вернув себе облик щуплой девочки с заметной грудью, молча кивнула.
        Звери сорвались с места, промчались по кораблю, спрыгнули на песок и бесшумно вонзились в прибрежные заросли, идя по следу беглецов.

* * *
        Ведун всего этого не знал. К этому моменту он только-только подбирался к разбойничьему логову. Тропинка оказалась длинной. Пришлось отмахать версты три, не меньше, прежде чем до путников донеслись запахи дыма и жареного мяса. Олег вскинул руку, тихо предупредил:
        - Не шуметь! От меня саженях в ста позади держитесь. Коли опасность увидите, тогда кричите. А так - тихо!
        Он скинул сапоги, чтобы не чавкали, на полуцыпочках пошел вперед, стараясь двигаться так, чтобы со стороны сизого дымка его закрывали деревья, и вскоре смог разглядеть логово разбойников во всей его красе: длинный бревенчатый дом на ошкуренных чурбаках, небольшой амбар, два легких навеса, крытых ветками и камышами, - шалаши, да и только. Между шалашами горел костер, возле которого кто-то хлопотал. Мужик, баба - из-за ветвей было не разглядеть. Судя по стуку, еще кто-то невидимый занимался колкой дров, да пара бородачей в полотняных рубахах что-то обсуждала, бок о бок сидя на сбитой из жердей лавке. Возле них стояли щиты, чуть поодаль были прислонены к ели рогатины, на поясах висели ножи и мечи. Похоже, именно эта парочка за стражу здесь и осталась.
        Олег оглянулся, прижал палец к губам и пошел влево, обходя воровскую слободку. Лес здесь был хорошо утоптан, весь валежник старательно выбран, а потому хрустеть под ногами оказалось нечему. К тому же оставшиеся при хозяйстве тати слишком увлеклись своими делами, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг.
        Известная беда всех сторожей, на памяти которых никогда не случалось никаких неприятностей. О необходимости следить за подступами, слушать, нюхать, смотреть, не терять бдительность они обычно узнают только перед смертью.
        Зайдя беспечным караульным за спину, ведун уже почти не таясь пошел вперед и из-за излишней самоуверенности тоже едва не профукал с таким трудом добытую внезапность. Потный толстяк, что колол дрова, ненадолго остановился, опустил колун, отер рукой лоб, обвел лес взглядом - и закричал, вскинув руку в сторону Олега.
        - Чего вопишь, Кроля? - засмеялись караульные. - Нечто волка увидел?
        - А то! - Середину оставалось сделать всего несколько шагов.
        Сторожа оглянулись, но увидеть успели только блеск стали: снизу вверх поперек лица одному, обратным движением по горлу другому, быстрый укол в сердце первому - и ведун перепрыгнул опустевшую скамью.
        - Цветик, беги-и!!! - Толстяк ринулся на Олега, и тот замедлил шаг, покосился на костер. Возле очага дородная тетка с огромным половником замерла в растерянности. Из-под сбившегося на затылок платка топорщились рыжие волосы.
        Не добежав трех шагов, разбойник неожиданно метнул топор. Середин пригнулся, уклоняясь от удара, и тут же, почти наугад, рубанул толстяка поперек живота. Но легкое прикосновение острого, как бритва, лезвия врага не остановило - он налетел на Середина всей массой, сбил Олега с ног. Заскрежетало железо.
        - Великий Перун! - Толстяк вскинул нож, ударил Середина в глаз.
        Ведун насилу успел перехватить левой рукой его запястье, остановив острие в нескольких пядях от лица. Разбойник зарычал, навалился всем весом - Олег, отпустив саблю, перехватил запястье двумя руками. Сила против силы, дровосек против кузнеца, вес против упертого в землю локтя. Они пыхтели минуты три, и толстяк наконец начал дышать все чаще, нажим его заметно ослаб, а еще через минуту глаза подернулись белесой пленкой…
        - Тебе помочь, воин?!
        - Сам! - громко отозвался Середин, поднатужился, отпихнул толстяка, приподнялся: - Вот бугай здоровый. И ведь еще дышит! Кровью всего залил…
        Взмах сабли распорол душегубу живот чуть не до самого позвоночника, но даже после столь страшной раны тот ухитрился не просто долго драться, но и почти убил своего врага! Силен, однако…
        Олег вытер оружие, спрятал в ножны, осмотрел одежду, ругнулся, стал раздеваться - уж лучше голым ходить, чем липким от крови.
        Корабельщики тем временем разбежались по стоянке. Кто нырнул в дом, кто полез в амбар, иные разбирались, что за бочки и тюки лежат под навесами. Олег полез было следом, надеясь хотя бы просто завернуться в какую-нибудь ткань, но вовремя заметил в отдалении сохнущую на веревке стираную одежду, повернул туда, выбрал себе нарядные суконные порты с вышивкой и зеленую атласную рубаху. Оделся. В полусотне шагов между соснами что-то блеснуло. Ведун прошел дальше и обнаружил цепь, украшенную тремя десятками железных колец. Все это добро валялась свободно, петлями. Олег поддел цепь ногой, отбросил чуть в сторону, пожал плечами:
        - Интересно, зачем это здесь? Железо в этом мире дорого… С какой стати его тут так просто бросили?
        Середин присел, потер цепь пальцами, принюхался. Провел ладонью по одному из колец, тут же ощутил сальную скользкость.
        - Вот тебе и ква!
        Все сразу стало ясно: цепь предназначалась для рабов. Пленников заковывали, держали до оказии, потом отправляли куда-то на продажу.
        - Однако солидно они тут обосновались. Бизнес продуманный, не баловство. Странно, что ватага такая маленькая оказалась, - вслух подумал Олег. - Как бы гости нежданные не нагрянули…
        Он поднялся, торопливо зашагал к домам:
        - Эй, Тумдум! Давайте-ка тут не задерживаться. Добро взятое собирайте, и на ушкуй.
        - Воин! Ратный! Дружище! - кинулся ему навстречу радостный купец. - Да тут столько… Столько…
        Тумдум в порыве радости обнял ведуна и даже попытался оторвать от земли, но силенок не хватило. От купца явственно несло вином. Когда только он выпить-то успел? Схватка вроде едва закончилась.
        - Любо воину нашему! - закричал кто-то от навеса. - Любо оборонителю! Здравицу ратному человеку!
        К Середину подбежал молодой гребец, удерживая на вытянутых руках деревянный ковш, до краев полный чем-то желтовато-красным.
        - Долгие лета храброму воину!
        Ведун принюхался - похоже, корабельщики нашли бочонок с сидром. Отнекиваться он не стал, выпил чуть кислый хмельной напиток до дна, но тут же сурово отрезал:
        - Хватит гулять, мужики! Время дорого. Добро взятое собирайте и к ушкую несите. Ночевать среди трупов мне неохота.
        - Да она сама на меня кинулась! - обиделся паренек. - Я не хотел, но таким половником башку враз разбить можно!
        - Половником? - Олег отошел чуть в сторону, посмотрел на костер. Возле него в луже крови валялась разбойничья стряпуха. Совсем молодая баба, и тридцатника наверняка еще нет. И теперь уже не будет. Однако никакой жалости Середин почему-то не испытал. Наверное, после того, как увидел цепь, на которой тати держали рабов. Ведь стряпуха, живя с душегубами, невольников тоже ничуть не жалела.
        - Вон он какой! Заместо молота кузнечного пользовать можно! - снова попытался оправдаться корабельщик.
        - Да и фиг с ней. Правильно сделал, никто тебя не упрекает, - отвернулся Середин. - Рано еще гулять, говорю. Веселиться будете, когда товар на борт погрузим.
        - Да-да, верно ратник сказывает, - заторопился Тумдум. - Давайте, допивайте быстро, и за работу!
        Награбленных товаров в доме и амбаре оказалось изрядно, за одну ходку унести все корабельщики не смогли, пришлось обернуться аж три раза. Но несмотря на то, что путь до Волги был изрядный, победители выгребли со стоянки все, не оставив ни единого бочонка с бражкой или солониной, ни поварских котлов у очага, ни даже тяжелого половника, столь испугавшего молодого гребца. Естественно, работа растянулась до глубокой ночи - уставшие корабельщики смогли упасть на отдых возле родного ушкуя только перед рассветом, проспав на следующий день почти до полудня.
        Впрочем, довольные нежданно свалившимся богатством путники особо задержкой не обеспокоились. Счастливый Тумдум, лазая по наваленным выше бортов тюкам и бочонкам, наверняка уже мнил себя избранником Макоши[4 - Макошь - богиня судьбы, плодородия, хозяйственности и достатка.] и даже разрешил отдохнуть своим людям до вечера, дабы от души отпраздновать свою победу над разбойниками - благо вина теперь было в достатке, а припасы можно было есть без счета.
        - Любо нашему воину! Любо славному ратнику! - даже во хмелю корабельщики не забывали, кому обязаны жизнью и добычей. - Всегда с нами плавай, Олег! Любо!
        Ведун, поддавшись общему веселью, тоже осушил один за другим три ковша вина. В голове шумело, на душе было благостно и спокойно, и он ничуть не обижался на пьяненького Ерша, который уже в третий раз заводил один и тот же разговор:
        - Странная, однако, у тебя дочка, друже. Когда ты намедни чуть не утоп, она даже бровью не повела. Иная к батюшке кинулась бы, обняла. Слезами радости грудь бы оросила. Твоя же и с места не сдвинулась, ровно истукан деревянный. А когда ты логово разбойничье отправился искать? Рази испугалась, обеспокоилась? Нет, не шелохнулась! Когда вернулся, тоже ни обнять, ни слова радости сказать не кинулась.
        - Я учил ее спокойствию, Ерш, умению скрывать чувства. Недостойно воспитанной женщине, ровно девчонке малой, по каждому поводу слезу пускать, - объяснил Середин. - Да и что со мной случиться может? Мне сражаться, что дышать. Столько раз рубился, счету нет. Вот она за меня и не боится.
        - Не ест, не пьет, по нужде не ходит, за отца не боится, не прощается, не здоровается… Что же у тебя за дочь такая растет? - Старый корабельщик поднялся, сходил к бочонку, зачерпнул еще вина, прихватил горсть сладкой солнечной кураги, опять вернулся к ведуну: - Странная у тебя дочка. Зело странная… Ты не поверишь, но когда ты чуть не утоп…
        Вестимо, у Ерша с памятью и на трезвую голову не совсем в порядке было. А во хмелю все услышанное испарялось из его головы быстрее, нежели он успевал осушить очередной ковш сидра.
        - Да поссорились мы намедни, вот и дуется, - решил поменять показания Олег. - Ты же знаешь, что за капризули девки в ее возрасте…
        Из леска за прибрежными кустами внезапно раздался истошный вопль, послышался треск, на берег вывалился бледный как полотно молодой гребец, рукой указывая куда-то себе за спину:
        - Там… там…
        - Что там?! - поднялся Тумдум.
        - Там… - Паренек полез обратно в кусты, несколько корабельщиков, поднявшись, пошли следом.
        Ведун тоже не справился с любопытством, вместе с общей толпой пробрался в березняк и судорожно сглотнул, увидев обглоданное до костей человеческое тело. Причем обглоданное совсем недавно и еще пахнущее свежей кровью.
        - Да смилуется над нами Похвист, - вскинул руку к лицу купец. - Кто это? Наш или чужак?
        - Откуда тут чужаку взяться? - мотнул головой старый Ерш. - Недавно загрызли. Мы бы незнакомца заметили.
        - Тогда кто? Кого не хватает? - повернулся Тумдум к своим людям. - Кто? Кого не вижу? Тягуль?
        - Здесь я! - поднял руку один из пожилых корабельщиков.
        - Семар?
        - Живой я, Тумдум, здеся…
        - Тарань? Тарань, отзовись!
        В этот раз ответом была гнетущая тишина.
        - Тарань!!!
        - Может, на берегу? - зябко повел плечами Ерш.
        Корабельщики вернулись к Волге, заголосили, но молодой гребец так и не отозвался.
        - Кто видел его последним? - попытался взять расследование в свои руки Олег. - Сегодня на глаза кому-нибудь попадался?.. А вчера?
        - Он на ушкуе остался, - вспомнил купец, торопливо поднялся на борт: - Девочка, ты не видела, куда паренек вчера ушел? Курчавенький такой, с голубыми глазами и острым носом, как у рыбы.
        - Они вчера следом за вами пошли, - негромко ответила Сирень.
        - Как за нами? - не поверил купец.
        - Сказали, тоже хотят, - и пошли.
        - Все трое?! - Тумдум развернулся к берегу: - Кузя, Мох! Отзовитесь!
        Корабельщики молчали.
        - Вот проклятие! Что, все трое сгинули?! И никто не видел, не слышал?!
        - Девчонка видела! - отозвался кто-то из мужчин.
        - Ты же не хочешь сказать, что одна маленькая девочка загрызла троих крепких парней? - громко пресек намеки Середин, положив руку на рукоять сабли. - Она что, волчица? Да кабы и так, никакому зверю с тремя оружными людьми не справиться. А у них и топорики были, и ножи.
        - Тумдум, друже, подь сюда… - позвал купца старый Ерш. - Иди, иди, на ушко чего шепну…
        Такая таинственность Олегу не понравилась, но и помешать он не мог. Корабельщики, отойдя, засовещались, недобро поглядывая в его сторону. Ведун вздохнул, перешел ближе к берегу. Он так прикинул, если что - на песчаном мелководье драться будет сподручнее всего. На малой глубине вода двигаться зело мешает. Стало быть, одному против десятка отбиваться выйдет легче.
        - Семар, Тягуль, сюда пойдите! - поманил самых старших мужчин команды купец.
        Они еще немного поговорили, и оба ушкуйника поднялись на корабль, стали возиться с вещами. Вскоре снова сошли на берег, неся несколько мешков. В том числе и заплечный Середина. Переглянулись, подошли к ведуну.
        - Ты это, ратник… - выступив вперед, за всех высказался Ерш. - Мы по совести и по справедливости. И по уговору. Половину обещали, половину кладем. Себе товар оставили, тебе - все злато и серебро, что с татей взяли, и казна купеческая, и припасы на дорогу.
        - Вы чего, решили меня здесь бросить? - Олег наконец понял, к чему клонит корабельщик.
        - Ты, ратник, зла на нас не держи, - чуть попятился Ерш. - Мы ссоры не ищем. Однако же и ты нас пойми. Дочка твоя ничего не пьет, не ест. А опосля люди пропадают. Нехорошо сие. Все нехорошо. Не повезем мы вас дальше. Что хочешь делай, а не повезем. Давай лучше по-доброму, воин. Ты свое получил, у нас перед тобой долгов нет. Забери девочку с ушкуя. Лучше миром все порешим. Мы дальше сами, и вы сами… Тихо разойтись для всех хорошо выйдет. Что скажешь, ратник?
        - Я могу поклясться любыми богами, что никто из вас не получит ни царапины!
        - Не надо, воин. Не хотим, - мотнул головой старый Ерш. - Мы в клятвах не сильны. А страх такой нам на корабле не надобен. Уходите. Не доводи до греха, ратник, забери от нас девчонку. Мы с нею далее не поплывем.
        - Ты обещал доставить меня в Кострому, Тумдум! - нашел взглядом купца Олег.
        - Общество так решило, воин, - вскинул голову мужичок и тут же закашлялся, потер шею. - Знамо, побить ты нас можешь, да токмо кто тебя тогда повезет? А с дочкой твоей люди плыть не хотят, боятся. Мы ведь все по совести, мы тебе и долю оговоренную оставляем, и сверху за обиду добавили, и припасы всякие… Давай по-доброму разойдемся, ратник. Всем от того легче будет…
        В одном Тумдум был прав: даже если Середин победит в очередной схватке, пользы это ему не принесет. Да и ратное счастье переменчиво - в драке один против десяти можно и проиграть. И как ни крути, ни живыми, ни мертвыми юную ведьму корабельщики дальше не повезут. Слишком боятся. И, в общем-то, есть за что…
        - Сирень! - вздохнув, позвал спутницу ведун. - Иди ко мне, девочка. Да пребудет с ними милость Сварога. Пусть плывут.
        Ведьмочка спорить не стала, спрыгнула на берег. Корабельщики, с видимым облегчением, поспешно забрались на ушкуй, отчалили и покатились вниз по течению в уже совсем близкие сумерки. Даже бочонки с недопитым вином забирать не стали.
        - Сирень, что на самом деле случилось с этими тремя пареньками? - спросил Олег.
        - Они сперва смеялись, потом стали меня хватать, потом полезли руками под сарафан, - мерно перечислила ведьма. - Мне это очень не понравилось. Я скинула их на берег и позвала волков.
        - Нечто подобное я услышать и ожидал. - Середин отошел к бочонкам, зачерпнул вина, выпил.
        - Почему ты меня не ругаешь? - удивилась ведьма. - Я убила еще троих людей.
        - Люди - это те, кто помогает ближнему своему, - пожал плечами Олег. - А те, кто ворует, убивает, насилует, это уже не совсем люди. Ругать за их смерть не принято. Скорее, наоборот, хвалят. Просто друзья и родственники подобных… мертвецов… Они все равно жалеют убитых и стараются за них отомстить.
        - И что тогда?
        - Тогда убитых становится намного больше. - Ведун допил вино и стал развязывать оставленные ушкуйниками мешки. - Давай устраиваться на ночлег. Утро вечера мудренее.
        Плохая примета
        Телефон зазвонил, когда Ольга закончила уборку в клетке Клинтона - так прозвали в зоопарке излишне активного орангутанга. Годы прошли, обезьяна постарела, про американского президента все забыли, а кличка осталась, вызывая недоумение посетителей. Девушка глянула на имя абонента, поморщилась, но ответила.
        - Вылазь на парковку, - потребовала Роксалана. - Хочу еще один фокус со своим амулетом попробовать.
        - Я на работе!
        - Мне по фиг, - уже в который раз сообщила миллионерша. - Или в тюрьму захотела?
        - Хорошо. Сейчас переоденусь, - бесшумно, одними губами, ругнувшись, ответила Оля.
        Немного поколебавшись, у директора она решила не отпрашиваться. Все едино работа почти сделана, так что ее отсутствия, скорее всего, вовсе не заметят. В клетках чисто, вода свежая, обезьяны сытые - значит, и техник где-то здесь, в зоопарке. Мало ли куда отлучиться понадобилось?
        Переодевшись, девочка вышла через ворота для посетителей, сбежала по ступеням, направившись к знакомому джипу с тонированными стеклами. На миг увидела свое отражение: хрупкая девчушка с заколотыми за ушами кудряшками, в джинсах и мужской рубахе с засученными рукавами. Открыла дверцу.
        - Привет! - Роксалана тут же завела мотор, включила передачу.
        Миллионерша выглядела куда как ярче: грудастая, мясистая, со стянутыми на затылке в узел волосами и холодным взглядом убийцы. Пожалуй, возрастом дочь нефтемагната была лишь ненамного старше Оли, но вид у нее был уже совершенно взрослый, матерый. А вот в Олино совершеннолетие никто никогда не верил. Даже в клубах без паспорта пива не давали. И ведь это Ольга работала в обезьяннике, таскала тяжелые ведра с опилками и водой, орудовала лопатой и граблями - в общем, вкалывала как лошадь! Однако все равно оставалась щуплой. А холеная миллионерша смотрелась натуральной лошадью. Вот и верь после этого в пользу физических нагрузок!
        - Короче… Ведьма моя, которая с переломом челюсти лежит, вроде как сипеть что-то начала, - пояснила Роксалана, выезжая на улицу. - Так что попытаемся повторить прежний опыт, но тебя слегка зафиксируем. Может быть, все же получится Олежку с тебя на меня переключить. Ну, а дальше мы с ним как-нибудь сами разберемся.
        - Хорошо бы, - вздохнула девушка, которой уже давно надоело быть собачкой на поводке.
        Джип, вылетев на проспект Славы, на хорошей скорости мчался из города. Оля, откинувшись по подголовник, прикрыла глаза, гадая над тем, влетит ей за сегодняшний невольный прогул или нет, когда вдруг резкое торможение заставило ее прийти в себя.
        - Светофор… - словно извиняясь, пояснила Роксалана.
        И тут вдруг двери джипа распахнулись, на голову девочке надернули мешок, перехватив его у горла тугой резинкой, рванули наружу. Оля услышала испуганный крик Роксаланы, но ей самой тут же зажали рот, поволокли, куда-то бросили. Пол под спиной дернулся, закачался. Значит, она оказалась в другой машине. Пленницу быстро перевернули на живот, связали чем-то руки за спиной.
        - Вы ошиблись! Это не я! - Девочка услышала совсем рядом знакомый голос. - Меня зовут Ольгой, я работаю в зоопарке! Это она Роксалана!
        - Что?! - дернулась Оля. - Неправда! Ольга - это я!
        - А нам без разницы! - сказал мужской голос. - Кто из вас шлюха гламурная, а кто уборщица, пусть Делесин в морге разбирается. Он нас на пятнадцать лямов кинул, а мы его дочурку с моста бросим. Как он с нами, так и мы с ним.
        - Нет! Это не я! - взвизгнула в ужасе Оля. - Это она Роксалана! Это она дочь Делесина!
        - Я Ольга! А она миллионерша! - вторила ей Роксалана. - Отпустите меня! Я никому не скажу.
        - Хорош брыкаться! - Девочка ощутила, как ей туго связывают ноги. - Говорю же, нам все равно. Что один шлепок на асфальте, что два. Пусть папа потом разбирается, кто из вас дочка, а кто бонусом идет.
        Машина резко, с визгом тормозов остановилась, щелкнул замок, шумно откатилась в сторону дверца, девочку вытащили, перевалили через какие-то перила, придержали. Оля ощутила, как ее привязывают к кому-то грудастому. Похитители сорвали мешок, и Ольга увидела прямо перед собой лицо Роксаланы. Краем глаза заметила фургон слева, железнодорожные пути внизу.
        - Пока, девочки, - сказал парень в темных очках и толкнул их с перил.
        От страха у Оли помутилось в глазах… и очнулась она, уже дергаясь вверх-вниз в нескольких метрах над придорожной канавой.
        - … все равно достану! - резко выдохнула в лицо Роксалана.
        - Чего? Кого? - не поняла девочка, крутя головой. - Где мы, что случилось?
        - Ничего! - зло ответила миллионерша. - Мы попали в программу «Розыгрыш». Сейчас нас за резинку наверх вытащат и цветы вручат. Ты хоть слышала, чего я тебе говорила?
        - В машине?
        - Нет, про золото.
        - Какое золото?
        - Ладно, проехали… Пошли со мной. - Роксалана подошла к такси, стоявшему сразу за фургончиком, открыла дверцу: - Отвезите мою подругу туда, куда скажет. А я тут пока с шутниками разберусь.
        Миллионерша сунула водителю зеленую банкноту и посторонилась:
        - Садись, подруга. Извини, что так получилось. Отложим опыты с ведьмой на другой раз.

* * *
        Пить речную воду ведун не рискнул, промочил горло сидром, благо его и кураги корабельщики оставили с избытком, и стал разбирать оставленные ему мешки. В одном из них был вощеный пакет с сушеным мясом - мелко нарезанной и обжаренной крупкой, которую можно есть, едва запарив кипятком. В холщовых мешочках обнаружились гречка и манка. Так что с припасами Тумдум и Ерш не обманули - голод Середину не грозил. В другом мешке оказалась овчина - не его, чужая. В третьем - его собственные припасы, в четвертом - несколько серебряных и золотых гривен, кубки и тарелки с самоцветами, браслеты, кольца, височные кольца и прочая красота из драгоценных металлов. Причем довольно много - килограмма на четыре, не менее. Разбойники успели неплохо разжиться на торговых людях. Не иначе - караван-другой «пощипать» сумели. Если среди татей имелся чародей, способный напускать сон, - ничего сложного. Убаюкать всех корабельщиков каравана, да из череды ладей самую богатую к себе в сторону отвести. Когда остальные проснутся - течение их уже на много верст вниз по Волге унесет. Товарищам помочь не смогут.
        - Золото… - взвесил в руке добычу Олег. - И чего мне теперь с тобой делать?
        Нельзя сказать, чтобы Середин не любил деньги. Душу бы за злато, конечно, не продал, но и умопомрачением тоже не страдал. С деньгами и жить, и путешествовать завсегда удобнее. Но одно дело - на лодке с сокровищами плыть или в чересседельной сумке казну везти, и совсем другое - на собственном горбу лишних четыре кило переть. Золотом ведь на привале не укроешься, в котелке его не заваришь. Пользы от него никакой. А чтобы светелку на постоялом дворе снять, лошадь купить, место заполучить на ушкуе попутном - пяти гривен серебром за глаза и за уши хватит. Целый год жировать можно. Причем этими самыми гривнами Олег еще в Пскове разжился.
        - Не было у бабки печали, купила себе бабка порося… - пробормотал он, затягивая узел мешка с сокровищами.
        - О чем ты, колдун? - проявила любопытство Сирень.
        - Выбросить жалко, тащить тяжело.
        - Закопай где-нибудь, потом заберешь, - посоветовала девочка.
        - Сам знаю, - кивнул Олег. - Вот только где? Берега вон какие, одни болота кругом.
        - До того, как вас сном сморило, ушкуй холм проплывал. Я помню. Перед излучиной. Сходи туда. Я подожду.
        - Вместе пойдем, - после короткого раздумья решил Середин. - До Белой крепости отсель всего верст десять будет, до вечера доберемся. Отдохнем, лодку нанять попытаемся. А вниз по течению этих болотин еще невесть сколько, я там ничего не знаю. Может, еще неделю до ближайшей деревни топать придется.
        Выпив пару глотков вина, он сложил вещи из четырех мешков в три, взвесил в руках. Самым тяжелым, естественно, оказался его - помимо обычных пожитков, там лежало полтора пуда брони: кольчуга, шлем, войлочный поддоспешник. Стеганку, которую толстяк залил кровью, пришлось выбросить - чему сейчас Середин только радовался.
        Во втором были собраны припасы походные: подстилка, котелок, овчина, топорик, для которого не нашлось места за поясом. Плюс - четыре кило сокровищ. В третьем - съестные припасы и наполненный вином бурдюк. Без вина тоже не обойтись - пить воду, не разбавив ее чем-нибудь хмельным хотя бы на треть, летом категорически не рекомендуется. Разве только ключевую, в которой ни холеры, ни амебы не водится. И то - риск. Можно, конечно, кипятить, но на это нужно время, а на переходе костром заниматься некогда. Итого как минимум полпуда.
        - Вот, электрическая сила… А когда верхом скакал, лишним припасам только радовался. - Олег вскинул один мешок на спину, другой повесил на грудь, указал ведьме на третий: - Возьмешь?
        К счастью, Сирень капризничать не стала, забросила котомку за плечи и легко зашагала вперед.
        Уже через полторы версты Середин взмолился об отдыхе - переть на себе добрых шестьдесят кило по кочкам, ямкам и песчаным отмелям оказалось не так-то просто. Не столько тяжело, сколько опасно для ног - несколько раз Олег едва не вывихнул ступни. И когда впереди показался продолговатый холмик, поросший толстыми вековыми соснами, ведун без колебаний скинул мешки. Косарем разрыхлил песок между корнями одного из деревьев, вырыл яму примерно по пояс, опустил в нее прямо в мешке котелок с золотом, прикрыл сверху куском коры, засыпал песком, кинул тяжелую корягу в качестве приметы и с облегчением перевел дух:
        - Одной головной болью меньше!
        Теперь поклажа стала ощутимо легче, однако все равно оставалась изрядной, даже обычным шагом идти удавалось с трудом, особенно через взгорки, и еще задолго до вечера Середин выдохся:
        - Все, Сирень! Привал! У нас гонки нет. Придем в крепость на день позже, ничего от этого не случится.
        Отступив от берега и найдя сухую возвышенность, он скинул вещи, немного отдохнул, потом собрал валежник, развел костер, заварил себе мяса с манкой, хлебнул для бодрости чуток хмельного. На душе стало немного легче. Подумаешь, мешки тяжелые - еще пять верст как-нибудь вытерпит. А там… Можно ведь попутных ладей не ждать, просто купить лодку-однодревку да самому дальше поплыть. Вниз по течению - ничего трудного. Подправляй только веслом, чтобы на берег не выкинуло, а течение само до Костромы донесет.
        Сирень не спеша бродила по окрестному лесочку, гладила березки и осины, позволяла птицам садиться себе на ладони и на голову, о чем-то болтала с белками и бурундуками. Олег подозревал, что где-то здесь, недалеко, скрываются и верные спутницы молодой ведьмы - серые матерые волки. Но девочка их не звала - и они не показывались.
        Однако все это ведуна ничуть не беспокоило. В последние дни между ним и плененной хозяйкой леса установились достаточно доверительные отношения. Олег смог пробудить ее любопытство к новым впечатлениям, она отказалась от совсем уж явной вражды. Понукать девочку лишний раз, доказывая власть, обижать ее недоверием Середин не хотел. Пусть гуляет. Захотела бы убежать - давно бы попыталась.
        Каша поспела - ведун снял ее с огня, достал из чехольчика ложку, еще раз перемешал, приступил к трапезе. Неожиданно кто-то тихонько постучал его по плечу. Олег резко обернулся, едва не опрокинув котелок, но никого не увидел. Он снова взялся за ложку - плечо снова тронули. И опять никого позади не оказалось. Стоило зачерпнуть кашу - опять чьи-то пальцы явственно пощекотали шею.
        - Сирень, ты?
        Послышался тихий смех, густые заросли ивняка легли, пропуская через себя девочку, поднялись снова. Лесная ведьма протянула руки к огню и сказала:
        - Там на берегу какие-то корабельщики остановились. Ласточки нашептали, что сверху пришли. Коли тебе тяжело мешки таскать, можешь к ним в попутчики попроситься.
        - Верно говоришь? - встрепенулся Середин. - Или шутишь?
        - Сходи да посмотри, - пожала плечами девочка. - Они там, за ручьем…
        Береза за спиной юной ведьмы встряхнулась и вытянула свои тонкие ветви, указывая ими куда-то за темно-зеленую лещину.
        Волочить на себе половину центнера еще пять верст Олегу не хотелось, и потому он, быстро доев ужин, облизал ложку и отправился в указанном направлении.
        Сирень не обманула. На берегу и вправду горел костер, в отблесках которого качалась на воде огромная крутобокая ладья. На таких обычно вмещается до полусотни судовых ратников и четыре десятка человек команды, но возле очага на берегу собралось всего шестеро.
        Хотя, с другой стороны - коли воевать они не собирались, от одного русского города к другому плыли, то зачем судовую рать зазря катать? Вниз по течению можно и малым числом товар довезти.
        - Мир вам, добры люди, - подойдя ближе, поздоровался Середин. - Да будут милостивы к вам Похвист и Стрибог, а ночная богиня Стреча одарит вас хорошим отдыхом.
        - И тебе хорошего вечера, внук Сварогов, - приветливо отозвались путники. - Присаживайся к огню, отдохни, согрейся, испей с нами сыта сладкого. Более угостить, прости, нечем. Только что поужинали.
        - Спасибо вам, я сыт, - кивнул ведун, но ближе к свету подошел. - Вижу, торопитесь куда-то, в Белую крепость заворачивать не стали. Куда спешите, коли не секрет?
        - Ныне до Углича, - ответил крупный собой купец с коротко стриженной бородой и пышными усами, в расшитом на груди желтыми спиралями кафтане. - Там далее видно будет. Как товар пойдет… А ты откуда здесь на пустынном берегу оказался, мил человек?
        - В Кострому плыву с дочерью… Да вот с лодкой немного не заладилось. У вас на ладье места еще для двух путников не найдется? Я заплачу.
        - До Костромы мы еще не скоро доберемся, - посмотрел на своих товарищей купец, словно советуясь. - В Угличе на несколько дней точно застрянем.
        - Так дальше и не надо! - торопливо заверил Олег. - Я там на другую какую лодку пересяду. В тех местах, знаю, их много плавает.
        - Ты вот что, мил человек, - подбросив полешко в костер, тихо сказал другой путник: плечистый, бритый наголо, кутавшийся в замшевый плащ с беличьей оторочкой. - Ты утром, после рассвета, приходи. А то ведь иной раз зело странные существа в сумерках вечерних к огню выходят. На вид вроде как и люди… Но коснешься ненароком, опосля месяц кошмары заснуть не дадут. Коли в тумане болотном на рассвете не развеешься, то так и быть, приходи. Тогда и о плате сторгуемся.
        - Договорились! - И Середин отошел от костра.
        Путники были правы: вода, сумерки и близкое болото - самое любимое сочетание для любой нежити. Странно, что до сих пор еще никто возле него самого не появился.
        Хотя Сирень любую иную нежить с головой перекроет. Чуют небось ведьму, вот и не суются…

* * *
        На рассвете Олег, повесив на грудь и спину тяжелые заплечные мешки, одолел последний переход - к счастью, недалекий - и скинул свое добро на песок возле кострища:
        - Вот и я, други. Как видите, туман болотный меня не съел. А это дочка моя. - Он помог девочке снять третий мешок. - Сиренью ее зову.
        - Ну и славно, - приветливо сказал чернобородый купец. - Сыто допьем и отчалим.
        Он зачерпнул ковшом из котла желтоватый напиток, осушил почти полностью и перевернул, стряхивая последние капли в угли:
        - Раздели трапезу нашу, могучий Стрибог, награди нас попутным ветром и хорошей погодой.
        Купец передал ковш товарищу слева. Тот тоже зачерпнул медового напитка, выпил, стряхнул капли в костер с тем же наговором, передал ковш бритому крепышу. Тот выпил, зачерпнул, протянул ковш Олегу, стоящему от него слева. Ведун повторил ритуал, осушив ковш чуть сладкого, с незнакомой пряностью, сыта, стряхнул последние капли, запросив у бога - повелителя бурь хорошей погоды, передал корец дальше.
        Сняв опустевший котел, путники разобрали треногу, на которой тот висел, разворошили от греха угли, остановились перед Серединым.
        - Ну, ты как? - поинтересовался купец.
        - Я? Ты о чем?
        - Хорошо себя чувствуешь?
        - Хорошо… - ответил ведун и тут же понял, что это не так. В голове его зашумело, словно пил он не подслащенную медом воду, а крепкую водку, в ногах появилась слабость, мир вокруг потерял резкость. - Вы меня что, зельем опоили?
        Олег схватился за саблю, но вытянуть ее не смог, сделал пару шагов вперед, споткнулся, но того, как упал, уже не запомнил.

* * *
        Струя холодной воды, пролившаяся на лицо, заставила Олега фыркнуть и проснуться. Он вскочил было, но ощутил резкий рывок в ступне, упал обратно, непонимающе глядя по сторонам.
        Похоже, ведун был именно там, где и хотел, - на ладье. Но только голый, на гребной банке и прикованный за щиколотку на толстую ржавую цепь.
        - Сам Стрибог послал тебя на нашу ладью, придурок тверской! - расхохотался лысый крепыш, стоя над ним, широко расставив ноги. - У нас вчера как раз сдох один гребец. Тут ты и явился… - Он взмахнул плетью, и плечи Середина обожгло хлестким ударом. - Весло на воду! Будешь лениться - запорю! Такого добра, как ты, в здешних краях завсегда свежего наловить можно. Ну, пошевеливайся! - Плеть рванула кожу еще раз, и Олег поспешно схватил лежавшую поперек ладьи толстую лопасть, просунул ее в окошечко справа от себя, взялся за темные выемки на конце.
        - Слушай меня! - Лысый крепыш пошел по настилу, набитому над сиденьями от кормы до носа. - А ну, приготовились! И-и-и… раз! Еще - раз! Еще - раз! Гребем, гребем, дармоеды!
        Работая в общем ритме, ведун тихо костерил себя за излишнюю доверчивость. Это же надо - торговым людям позволил себя без свидетелей на борт заманить! Можно подумать, он не знал, что именно купцы испокон веков и были везде и всюду главными разбойниками. Там, где местные в силе, - торгуют. А где слабость почуяли - грабят без малейшего колебания. Подумаешь - в самом сердце Руси ладья плывет! Нрав-то купеческий от сего не меняется. Безнаказанность почуяли - тут же и хапнули, что в руки пришло.
        Теперь у него не было ни одежды, ни оружия, и даже освященный крестик исчез с руки. О колдовстве предупреждать нечему. Хотя, с другой стороны - какая разница? Даже учуяв опасность - куда он с цепи денется? Закреплена она была на совесть: зубчатый клин, крепко вбитый в поперечный брус, сварная петля. Как кузнец, Олег знал, что выдернуть такой клин можно только вместе с окружающей щепой. Проще говоря - разломав брус. На ноге, правда, вместо заклепки стоял клин с выемкой. Кувалдой его можно выбить быстро и без особого труда. Однако кувалды гребцам, понятное дело, не полагалось.
        Невольников вместе с ним набралось двадцать человек. Десять у одного борта и десять у другого. Хотя, может быть, где-то на судне были еще какие-то рабы. Хозяев, похоже, - шестеро. Плюс - Сирень с независимым видом стояла, опершись на борт и глядя вперед. Никакого беспокойства, ни криков, ни слез. Кабы Середин не знал, кто это такая, - решил бы, что она из компании рабовладельцев. Наверное, купцы не позволили себе никаких грубостей в ее отношении - и лесная ведьма тоже не стала вмешиваться в человеческие дела.
        За бортом медленно проползали уже знакомые ведуну места. Именно здесь ушкуйники дрались с разбойниками, а потом разыскивали их лагерь. Вот устье ручья, в котором прятался струг, вот прибившиеся к берегу тряпки и треснутый черпак, рваная шапка кого-то из погибших. Но на ладье о недавних событиях никто, конечно же, не догадывался. Купцы миновали излучину, другую, проплыли пару верст по прямой.
        - Улав, Медведица! - крикнул с кормы один из купцов.
        Лысый крепыш, встрепенувшись, пробежал по настилу, взмахнул плетью:
        - Ну-ка, навались! Резче гребем, резче! И-и, раз! И-и, раз! Навались!
        Гребцы заработали веслами чаще, а кормчий налег на рулевое весло, пуская ладью в широкий поворот. Разогнавшись, она свернула в устье какого-то притока, от силы на треть уступающего шириной Волге, стала пробиваться против течения по самой стремнине.
        - Не ленись, не то запорю! Резче гребем, резче! - продолжал подгонять рабов лысый Улав. - Р-раз! Р-раз! Р-раз!
        Выкладываясь изо всех сил, гребцы загнали корабль вверх по течению версты на три, и кормчий повернул влево еще раз, в протоку поуже. Здесь ладья помещалась уже с трудом, однако еще на версту они все-таки протиснулись, то и дело цепляя веслами прибрежные камыши и рогоз. Наконец ладья остановилась - кто-то из купцов кинул сходни, спустился на берег, закрепил канат.
        - Суши весла! - Лысый крепыш прошелся по настилу. - Можете дрыхнуть, дармоеды. Жратву получите перед закатом.
        Уставшие гребцы с облегчением повалились на банки, опершись спинами на борт. Олег испытывал буквально наслаждение от того, что больше ничего не нужно делать, - и скорее всего, остальные невольники чувствовали то же самое.
        Как все-таки мало нужно человеку для счастья…
        Когда стало смеркаться, двое купцов раздали гребцам по копченому лещу, кинули на каждую сторону по бурдюку воды, который медленно прошел от кормы к носу. Этого добра за бортом было в избытке, и потому каждый пил, сколько хотел. Но вот после единственной небольшой рыбины Олег остался таким же голодным, как и перед ужином. Хорошо хоть после трудного дня сон сморил его мгновенно - словно молотком по голове ударили.
        На рассвете за невольников взялся мужичок по имени Черем - с морщинистым лицом, нечесаный, с клочковатой бородой цвета прелой листвы и пахнущей точно так же. Подставив под ножное кольцо небольшой железный брусок, он выбивал клин, вместе с лысым крепышом выводил гребца на берег и за правое запястье приковывал на другое кольцо, которое держалось на пеньковой веревке, привязанной к носу. Как понял ведун - это была упряжь бурлаков.
        Когда к веревке пристегнули Олега, половина рабов уже была здесь.
        - К кому я попал, мужики? - спросил Середин, едва Черем с Улавом ушли на ладью.
        - Кривичи, - негромко ответил ближний невольник: жилистый, с вытянутым лицом, впалыми щеками и голубыми глазами. Хотя тощими и жилистыми здесь были все. - Разбойничают. На Ловати, Волге, Двине. А схрон главный у них возле Полоцка. Как раз оттуда…
        Появились хозяева с очередным невольником, и гребец резко замолк, потупив взор.
        - Тебя хоть как зовут-то? - спросил Середин, когда Улав и Черем ушли.
        - Велимошом, - вздохнул раб. - В купцы отец с матушкой пророчили. А оно вон как вышло.
        - А меня Олегом кличут, новгородцем считаюсь.
        - Угличский я, - сказал Велимош. - Еще Кошатик, Рига и несчастный Ясень. Вместе попались. Не понимаю даже, как это случилось? Закемарил, а проснулся уже на цепи.
        - Понятно… - Хозяева привели к упряжи очередного раба, и Середин предпочел замолчать.
        - Давай, потянули! - Улав хлестнул задних невольников по ногам.
        Мужчины, не дожидаясь новых ударов, напряглись, натягивая веревки. Ладья качнулась, отвернула носом к середине речушки, поползла по ней.
        На то, чтобы одолеть еще пять верст по узкому лазу - иначе узкий ручеек не назовешь, - ушел почти целый день. К вечеру впереди обнаружился неожиданный затончик размером примерно на две ладьи. Судя по тому, что дальняя его часть заросла рогозом, за которым открывался редкий чахлый березнячок - на самом деле это был край болота, расчищенный и слегка углубленный.
        Трое из кривичских купцов ушли вперед. Старший, в расшитом кафтане, остался на ладье, что-то разбирая в трюме. Улав и Черем, отцепив веревку от носовой фигуры, прямо так, упряжью, погнали рабов в лес.
        - Свенег, Свенег! - донеслись из чащобы крики. - Иди сюда!!! Всех побили!
        Ведун криво усмехнулся. Он уже догадался, куда направлялись купцы-разбойники и что они увидели. Олег лелеял надежду, что и на Ловати он разорил именно их логово. Иначе ведь придется возвращаться и искать уцелевших татей.
        - Иду!!! - Старший из купцов сбежал по сходням, обогнал невольников, ушел вперед.
        Лысый же кривич с кузнецом довели гребцов до уже знакомой Середину цепи, быстро перековали: держать людей на веревке им казалось недостаточно надежно. Закончив работу, оба убежали в разбойничью слободку - да так и не вернулись. Даже покормить и напоить рабов не удосужились. Хорошо хоть работать не требовалось и рта никто не затыкал.
        Двое из гребцов на разных концах цепи запели что-то заунывное, еще несколько о чем-то переговаривались, один паренек просто заплакал.
        - Чего это он? - кивнул соседу на плаксу Олег. - Судьбинушку свою жалеет? Недавно в рабах?
        - А ты, новгородец, неволе, никак, радуешься?
        - Я тут ненадолго, - пожал плечами ведун. - Не первый раз попадаюсь. Но хозяева мои после сего обычно долго не живут. Примета такая.
        - Сбежать надеешься?
        - Зачем? - усмехнулся Середин. - От зла бегать нельзя. От него землю русскую очищать надобно.
        - Все мы поначалу храбрились. - Велимош вздохнул. - Однако же кривичи - хозяева опытные, глаз никогда не спускают, без цепи ни на миг не оставляют.
        - Посмотрим, - не стал спорить Олег.
        - Смотри… - согласился угличанин.
        Некоторое время они лежали молча. Однако вскоре Велимош заскучал и заговорил:
        - Ясень это хнычет. Любаву свою все оплакивает.
        - А что с ней случилось?
        - Не с ней, с ним случилось, дубина! - покрутил пальцем у виска Велимош. - В рабство он попал! Отправился по шерсть, да сам оказался стриженым. А какая у них любовь была! Вся улица завидовала. Мы ведь, новичок, все с одной улицы… Ну, которые угличские.
        - Когда мы с ней маленькими были, я ей случайно палкой в лицо попал, когда в лапту играли, - услышав, что говорят о нем, неожиданно встрял паренек. - До крови кожу порвал. У нее шрам после этого остался длинный и глубокий. Вот здесь, под правым глазом, от щеки до носа. Она плакала много и говорила, что некрасивой останется. А я тогда поклялся, что женюсь на ней, когда вырасту. Нам, когда сие случилось, всего по девять годков и было-то.
        - Тили-тили-тесто, жених и невеста, - припомнил Велимош. - Дразнили мы их еще. Но они все едино за ручку ходили.
        - Я знал, что мы поженимся, и она знала. К тому шли, к тому готовились, друг без друга себя не мыслили, - продолжил Ясень. - Но пока малыми были, все токмо смеялись, а как Любава «рубаху сняла»[5 - «Снять рубаху» - стать девушкой на выданье. Девочки на Руси носили простую рубаху, а когда становились девицами на выданье, то начинали носить поневу (юбку). Данное событие даже сопровождалось особым ритуалом «запрыгивания в поневу».], так отец ее тут же запретил встречаться нам начисто. Сказывал, неровня. Он литейщик знатный, по всей Руси его подвесы, браслеты и подсвечники вычурные ценятся, среди торговцев костромских, вологодских и ярославских дружбу водит. Хотел иного жениха, зажиточного, найти.
        - Ну да, все как всегда, - ничуть не удивился Середин. - Всегда есть безумные юные влюбленные, и всегда есть злой богатый папа, который почему-то не желает оставлять дочку в нищете.
        - Мы уговорились, что за два года я скоплю тридцать гривен, - продолжил свой рассказ паренек. - Ясень у нас там стоит на берегу приметный. Высокий, раскидистый, красивый. Мы под ним часто сидели. Там пообещались встретиться. Через два года. Срок же сей через две недели заканчивается. Я, видишь, плыву. Да токмо не с гривнами, а с цепью…
        Он опять хлюпнул носом.
        - С отцом договорился али с Любавой своей? - уточнил ведун.
        - Отец условие сие поставил, коли замуж взять ее хочу, - сказал паренек. - А с Любавой сговорились встретиться под ясенем нашим, когда возвернусь. Уговорился вот с сотоварищами, да за купеческой удачей и погнались… Однако ужо на второй день, чуть ли не под стенами родными, разбойники в полон повязали. Дрема нежданно сморила, ан проснулись уже здесь, на цепи. Опосля тати всех нас кривичам в гребцы на ладью продали.
        - Не продали, - поправил Велимош. - Так отдали. Все они здесь заодно.
        - Если вы по Волге плаваете, чего на помощь в городах русских не позвали? Почему не крикнули, что разбойники вас в рабстве держат? - удивился Середин.
        - Да кто поверит невольникам-то? - отозвался рыжебородый мужик, прервав пение. - Все они всегда одно и то же кричат, одинаково на свободу просятся. Да токмо самым крикливым быстро кляп в рот забивают и порют опосля до полусмерти. К тому же на Руси Свенег дальние причалы выбирает. Скорее по голове молотком получишь, чем помощи дозовешься. Это он токмо в Полоцке своем волжскими рабами хвалится. Там это вроде за доблесть считают.
        - Смирись, Ясень, - посоветовал кто-то другой. - Не судьба. Выйдет она через две недели под ваше дерево, всплакнет ненадолго, да и пойдет своим путем. Папа у нее хваткий, найдет хорошего супруга. Не пропадет твоя Любава, в девках не засохнет. Не боись.
        Парень хлюпнул, развернулся, ткнулся носом в землю.
        - Дубина ты тупая, Липичок! - в сердцах выдохнул Велимош.
        - А чего я? - вскинулся рябой всем телом, белобрысый мужик. - Коли любит, так радоваться за девку должен, что судьба у нее добрая сложится, а не горевать, что в нищету затащить не удалось.
        - Рано убиваешься, Ясень. Две недели впереди. Может, еще и управишься, - попытался утешить влюбленного Олег, но мальчишка почему-то разрыдался еще сильнее.
        - Оставь его, - толкнул Середина Велимош. - Чего в ране больной ковыряешься? - Помолчал и добавил: - Но самое обидное, конечно, что аккурат в назначенный срок мимо проплывать будем. Однако же ни весточку передать не выйдет, ни взглядом перекинуться, ни слова прощального сказать.
        Ясень заскулил громче.
        - Ладно, молчу, - отмахнулся невольник, откинулся на спину и закрыл глаза.

* * *
        Задерживаться на разоренной стоянке купцы-разбойники, понятно, не стали. С рассветом погнали рабов на ладью, сразу приковали одного за другим на весла. В этот раз ведун оказался на левом борту и увидел, как Черем, закончив работу, бросил кузнечный инструмент в сундук, подпирающий стенку носовой надстройки. Один из самых важных вопросов отпал сам собой.
        Из заводи корабельщики вытолкали ладью шестами и, встав по бортам, удерживали корабль от столкновения с берегом. Течение волокло путников не торопясь, со скоростью унылого пешехода. После полудня, под слабо моросящим дождичком, ладья выкатилась из протоки на более широкую речушку и к вечеру выплыла на полноводную Медведицу.
        Здесь недовольный чем-то Свенег приказал бросить якорь и вставать на ночь. На берег корабельщики сходить не стали - видно, не хотели под дождем с сырым валежником возиться. Лысый Улав побросал гребцам по куску солонины, добавил для сытости по горсти квашеной капусты.
        - А вода? - спросил Липичок.
        - Язык высуни, - огрызнулся крепыш, указав пальцем на пасмурное небо, и ушел на нос, где кривичи натянули для себя навес из парусины. На голых гребцах намокать было нечему - так что о них хозяева беспокоиться не стали. Не сахарные, не растают.
        - Хорошо, - перекусив, откинулся спиной на борт Середин и открыл рот, ловя в него частые прохладные капли.
        Велимош, Ясень и словоохотливые гребцы оказались ныне у другого борта, а потому спросить, чему так радуется новичок, было некому.
        Ночь быстро вступала в свои права. Низко ползущие над землей тяжелые тучи, что превращали день в сумерки, а сумерки - в мрак, быстро угомонили и гребцов, и их хозяев, да и птиц с кузнечиками и лягушками тоже было не слыхать. Тем не менее ведун никуда не торопился. Чтобы не заснуть, он мысленно напевал, покачиваясь из стороны в сторону, и прикидывал, как лучше поступить со своими жертвами.
        «Пожалуй, убивать не стану, - наконец сказал он себе. - Пусть мужики решают, кто из них чего больше достоин. А я…»
        - …Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном, - разминая плечи, начал читать заговор ведун, - выйду на широко поле, спущусь под круту гору, войду в темный лес. В лесу спит дед, в меха одет. Белки его укрывают, сойки его поят, кроты орешки приносят… - Середин поднялся, нащупывая ближайшее весло. - Проснись, дед, в меха одет. Дай мне хитрость лисью, силу медвежью, ловкость кунью, глаза кошачьи, уши волчьи…
        В лесу этот заговор действовал лучше всех прочих - и мрак почти сразу рассеялся, превратившись перед кошачьим взором в серые однотонные сумерки. Опустив рукоять весла вниз, к самому клину, ведун намотал на него три витка цепи, опер краем рукояти на свою гребную банку, дотянулся руками до лопасти и резко, всем весом, на ней повис.
        Больше всего он боялся, что сломается рукоять, но прочная ясеневая древесина нагрузку выдержала. А вот клин, на который пришлась нагрузка, пятнадцатикратно увеличенная благодаря длинному рычагу, вылетел из бруса с легким хрустким щелчком, стукнулся о сиденье и шлепнулся назад на днище.
        - Кто там шумит? - сонно приподнялся под навесом Улав. - А ну, цыц! По плети соскучились?
        Середин, послушавшись, аккуратно положил весло на место, прихватил клин в руку, чтобы не звякал, выбрался на настил, прокрался к ящику с инструментом, открыл. Нашел опорную пластину под заклепку, среднюю кувалду с округлым бойком, примостился рядом и стал выбивать клин из своего кандального кольца.
        Тихо не получилось. От раздавшегося над ухом грохота лысый Улав вскочил на ноги, заревел:
        - Что там творится?!
        Олег на миг отвлекся от работы и саданул ему молотом по своду стопы. Крепыш заорал еще громче и свалился на бок. Однако его место занял кузнец, метнувшийся к сундуку. Его ведун осадил ударом в лоб и вернулся к работе.
        - Кто здесь?! А ну, выходи! - Третий купец выскочил с мечом. Клинком кривич тыкал в темноту над головой ведуна, а босые ноги его топтались возле серединского колена. Олег перед соблазном не устоял - и горе-вояка рухнул на Улава.
        Четвертый кривич оказался умнее: попытался врага заколоть, сделав стремительный выпад на звук ударов. Увы, лезвие прошло на расстоянии в локоть от цели, и наградой за ловкость стал удар милосердия в близкий висок.
        Свенег с последним своим товарищем завозились в самом носу, чиркая кресалом, и Олег наконец-то смог закончить начатую работу. Он сбросил кандалы с ноги как раз в тот момент, когда купец наконец зажег свечу и выступил вперед:
        - Это ты, бродяга?
        - А ты думал, тут нечисть болотная буянит? - Олег намотал цепь на левую руку, нагнулся и отобрал меч у стенающего разбойника с раздробленной ногой. - Извини, Свенег, тебе не повезло. Я буду куда опаснее.
        - Слава Перуну!!! - Из-за спины хозяина бросился вперед разъяренный бородатый кривич.
        Ведун встретил клинок витками железной цепи, рубанул в ответ. Но не кривича и не купца - он срубил свечу. А когда под пологом снова наступил мрак, быстро и деловито покончил с обоими противниками.
        В наступившей тишине стало слышно, как настороженно перешептываются гребцы. Торопиться к ним Середин не стал. Уж очень ему не нравилось ходить голышом. А голым он себя ощущал в первую очередь без креста на запястье. В конце концов, ведун был не единственным магическим существом в этом мире.
        К счастью, Свенег оказался жаден - прятать серебряный амулет далеко не стал, повесил себе на шею. Ведун забрал свое добро, а заодно и расшитый кафтан, который действительно был красив, пошарил по тюкам в поисках собственного оружия. Пока нашел - оделся уже полностью, пусть и не в свое. Впрочем, за последние дни из своего тряпья у него и так ничего не осталось.
        Приведя себя в порядок, Олег подобрал свечу, зажег, прошел по помосту, присел на корточки возле Ясеня:
        - Слышь, парень! Не знаешь, отсюда до Углича далеко?
        - Полста верст … - пробормотал тот.
        - Полста верст? Вниз по течению? С парусом и на веслах? Соли-идно… Как мыслишь, за две недели поспеем? - Ведун подмигнул замершему с отвисшей челюстью жениху и рассмеялся.
        Божий суд
        Углич открылся издалека: золотые кресты на куполах церквей и колоколен скребли низкие темные тучи, могучая десятибашенная крепость вознеслась на рукотворных земляных валах над россыпью приземистых избушек и колыхалась там в сизоватом мареве. Марево поднималось от ремесленных слободок, раскинувшихся от твердыни почти на версту во все стороны и даже перебравшихся на левый берег Волги[6 - По общепринятой истории мы знаем, что Углич был основан в 937 году князем Яном Плесковитичем. Из нее же известно, что прежде, чем «основать» Углич, князю пришлось его завоевать. По данным археологов, на тот момент в городе уже имелось два христианских храма: каменный - на месте современной церкви Димитрия на крови, и деревянный - на месте Богоявленского собора.]. Под ударами весел ладья подошла под самые стены, к одному из центральных причалов, решительно подвалила на свободное место, одновременно сбросила сходни и канаты. Корабельщики накинули петли на причальные быки, натянули концы, а по сходням спустился на тесовый настил веселый и румяный Ясень - в суконных штанах и атласной косоворотке, в горлатной шапке и
зеленом кафтане, расшитом алым и желтым катурлином[7 - Катурлин - цветные нитки для вышивания.]. На ногах его красовались красные сафьяновые сапоги, на поясе - широкий кушак из золотистого атласа. Отмытый от пота и грязи, побритый наголо и опрысканный полынным маслом, паренек выглядел натуральным княжичем - только меча на поясе не хватало.
        - Эй, мил человек, кто стоянке хозяин? - окликнул Ясень мальчишку, сидящего на краю причала с удочкой. - Скажи, гость торговый место нанимает!
        Тот отложил снасть и побежал по тропинке к городу.
        Среди товаров, что везли кривичи, нашлось достаточно добра, чтобы празднично нарядить всех гребцов, и теперь никто и в мыслях не смог бы допустить, что всего несколько дней назад это были несчастные, забитые рабы без надежд на будущее. Теперь это были солидные гости, богатые и желанные.
        - Ну что, дружище, дерево свое заветное покажешь? - спросил ведун. - Может статься, Любава уже там, очи свои проглядывает, за Волгою следя?
        - Конечно, покажу, Олег, - счастливо улыбнулся Ясень. - Токмо хозяина причала дождусь. Расплачусь за стоянку. О деле забывать нельзя. Все же я ныне за все в ответе.
        Освободившиеся невольники выбрали его за старшего единогласно. Не за какие-то особые заслуги, разумеется, а чтобы перед невестой молодой купец выглядел богаче и солиднее. Историю паренька гребцы знали наизусть и потому всею душой болели за него и его счастье.
        - Ну, давай подо…
        Внезапно у ведуна словно рвануло нутро железными клещами, он ощутил на миг невесомость, стремительное падение в пропасть, на рельсы железной дороги. Руки оказались связанными за спиной, прямо перед глазами - лицо девушки.
        - Как к тебе попасть?! - выкрикнула она. - Где мое золото?
        - Роксалана? - изумился Середин.
        - Где ты, где золото?! Говори! Ну же, быстрее!
        - Как ты меня нашла? Что происходит? - все еще не мог понять Олег, и внезапно его что-то дернуло за ступни, упруго затормозило над самой землей, швырнуло обратно вверх.
        - Говори же, Олег! Ну! Говори! Я ведь тебя все равно достану!
        Тело вскинулось, стало падать обратно, почти сразу тормозясь.
        «Ничего страшного, тарзанка…» - мелькнуло у него в голове, сознание снова «поплыло» - и Середин пришел в себя, дергаясь на траве в мелких судорогах.
        - Что с тобой, новичок? - вокруг него сгрудилось несколько гребцов. - Ты чего кричишь? Что случилось?
        - А я еще и орал? - уточнил с земли Середин.
        - Еще как! Словно смерть саму увидел…
        - Лучше бы смерть… - сглотнул, поднимаясь, ведун. - С нею хоть договориться можно.
        - Ты как? - заботливо поддержали Олега несколько рук.
        - Все хорошо… Токмо, пожалуй, я ныне с вами не пойду. На постоялый двор какой-нибудь устроюсь, немного отлежусь.
        - Так давай проводим…
        - Не нужно, други. Не такой уж я и больной. Не пропаду. Ступайте. Там, может статься, Любава вся извелась.
        - Точно все хорошо? - переспросил Ясень, однако нетерпение паренька тут же прорвалось наружу: - Тогда мы пойдем, да?
        - Идите, идите, - еще раз кивнул Середин. - Дальше я сам.
        Гребцы потоптались рядом еще чуток, а потом вслед за товарищем устремились по идущей вдоль крепостного вала широкой тропе. Увидеть красотку, из-за которой случилось столько событий, хотелось всем. Или почти всем: на борту ладьи остались Липичок и Станислав. Они были не местные, из Олонца, так что в город особо не рвались, а за кораблем в любом случае кому-то следовало присматривать.
        Проводив корабельщиков взглядом, Сирень спросила:
        - Что это было, колдун?
        - Ты про мой приступ?
        - Разве это был приступ? - удивилась юная ведьма. - Ты боишься признать, что у тебя есть враги сильнее тебя? Или ты думаешь, я не отличу чародейства от обычной хвори?
        - Да никакой это не враг, Сирень. Самое обидное, что она даже не гадалка, - вздохнул Олег. - Просто упертая самовлюбленная девица. Так просто она от меня теперь точно не отвяжется. Раз слабину нащупала, будет бить в нее раз за разом, пока своего не получит. Спасибо, на этот раз хоть в спокойный момент прихватила. Не в сече, не на лестнице, не на порогах речных. Но хорошего все равно мало.
        - Чего она хочет?
        - Золота, Сирень. Почти всегда люди хотят только золота.
        - Что будешь делать?
        - Сейчас? Постоялый двор какой-нибудь для нас найду, на перине отосплюсь, в баньке попарюсь. Отдохну дня три, а опосля кораблик какой до Костромы найму.
        - А смертные, которых ты освободил? Ты не хочешь забрать их с собой?
        - Зачем? Они дома, пути торговые отсюда почти все на Волгу завязаны. Нам же с тобой нужно в Пермь, - ответил ведун и вспомнил про одну странность: - Кстати, а почему тебя купцы-разбойники не тронули? Даже не связали!
        - Не знаю, - пожала плечами ведьмочка. - Когда ты упал… Там, на берегу… Они спросили, спала ли я когда-нибудь с мужчиной? Я сказала, что нет. А они сказали, что за невинную девушку цена в Персии выше будет, и велели идти на лодку. Я пошла. Они сказали, чтобы я вела себя тихо и не пыталась убежать, и тогда меня никто не обидит. Я сказала: «Хорошо». А почему ты не потребовал с корабельщиков плату за освобождение?
        - Не по обычаю выйдет. Я русский. Русские воины освобождают рабов по совести, а не ради прибыли. Хотя довольно часто эта привычка выходит нам боком. Подожди, я сейчас…
        Середин сходил на ладью, забрал свой тяжеленный заплечный мешок с оружием, броней и припасами, второй - с походным снаряжением, вернулся на причал и нос к носу столкнулся с худощавым высоколобым иноземцем в бордовом плаще - на Руси любители брить лицо встречались редко. Чужак вперился в него таким внимательным взором, что Олег остановился:
        - День добрый. Мы знакомы?
        - Еще нет… - прошептал чужак. - Кто ты?
        - Путник, - кратко ответил ведун, которому не понравился тон незнакомца. - Дорогу дай.
        Иноземец посторонился. Середин шагнул мимо и кивнул девочке:
        - Пойдем, дочка. Велимош сказывал, хороший двор за мостом через Селиванов ручей стоит. Скажем хозяину, что родич вернулся, - глядишь, скидку сделает. Мелочь, а приятно.
        Постоялый двор за мостом от крепости и вправду оказался добротным - просторным, с двумя жилыми домами, обширными амбарами и конюшнями. Комнаты тут были просторные и недорогие, готовили прекрасно. Оставив в светелке вещи и юную ведьму, Олег как раз успел откушать заячьи почки на вертеле, вчерашние щи и щуку в лотке, когда в почти пустой обеденный зал вломились пятеро ратников во всем вооружении: в броне, в шлемах, со щитами и обнаженными мечами, и решительно направились к ведуну:
        - Ты, что ли, на ворованной ладье приплыл? А ну, подь с нами! Князь на суд кличет…
        - Чего, у них еще и ладья краденая? - ничуть не удивился наглости кривичей Середин. - Вот архаровцы!
        - Давай, вставай! - грозно рыкнул ратник со свекольным носом: красным, большим и рыхлым. - Князь ждет!
        - И что за князь у вас ныне посажен? Наместник али родич Русскому?
        - Князь Родовлад ныне у нас, племянник супруги его… - пояснил другой воин, помоложе.
        - Тебе что за дело? - перебил свеклоносый. - Вставай, сказано, пока не повязали!
        Ведун все еще колебался - уж очень грубо звали, не к добру. Однако решил, что драка с княжескими дружинниками ему ни к чему - вместо отдыха придется ноги уносить, да еще и за врага в уделе здешнем считать будут, - и поднялся:
        - Ну, коли племянник, тогда уважу. - Он подтер куском хлеба оставшийся в лотке соус, сунул в рот и поднялся: - Веди.
        Детинец Углича был под стать богатому городу: пахнущий медом и свежим сеном, с двойными дубовыми стенами пяти сажен в высоту, с пятью башнями, три из которых были одновременно частью большой городской стены, с роскошным дворцом внутри - с высоким широким крыльцом, покрашенным в цвета индиго, с резными ставнями и наличниками, слюдяными окнами. Земля от края до края застелена тесом, привязь чурами[8 - Чур - небольшой идол, вместилище духа-хранителя. Помимо прочих обязанностей, мог быть защитником собственности и справедливости.] охраняется, для князя вниз вынесен специальный высокий трон.
        Стражники уже успели собрать сюда разъяренных гребцов с ладьи, всего несколько дней назад получивших свободу и теперь опять оказавшихся в веревках. Их охраняли полтора десятка копейщиков, прижавших пленников к стене. И тем не менее корабельщики вовсю осыпали проклятиями иноземца, невозмутимо стоявшего возле трона среди еще нескольких хорошо одетых мужчин. Иные даже были в шубах - стало быть, знатные бояре.
        Сам князь, рыжеусый, с узкой заостренной бородкой в ладонь длиной, выглядел лет на тридцать, носил простую рубаху, однако епанча на его плечах лежала парчовая, с бобровой оторочкой, а ворот плаща застегивала золотая с изумрудами фибула. Как понимал Олег, в Угличе он сидел на правах наместника, пусть даже и при княжеском звании. Доверили важный пост благодаря родству с великим князем. И раз не задвинули куда подальше - с обязанностями своими более-менее управитель справлялся.
        - Здрав будь, князь Родовлад, - остановившись в пяти шагах, ведун приложил руку к груди и слегка поклонился. - Почто звал?
        - Хочу знать, путник, кто ты таков, как и зачем в мои земли приехал, чем заниматься здесь намерен?
        - Имя мое Олег, у князя Владимира в Киеве уважения боярского удостоился, в Русе придворным колдуном назван. По поручению князя Русского прибыл к Тверце земли тамошние от ведьмы опасной освободить и во исполнение воли повелителя нашего ныне путь к Перми Великой держу. В Угличе я, стало быть, проездом. Ищу судно попутное, что до Костромы меня доставит. От нее, сказывают, до Вологды тракт удобный пробит, - отчеканил Середин. Раз уж его расспрашивали столь по-канцелярски, то и отвечать он предпочел в том же стиле.
        - Вот как? - Князь посмотрел на иноземца.
        Тот забеспокоился:
        - Я видел лишь, как боярин сходил с ладьи. Один. Он и поселился один, с дочерью.
        - Скажи мне, боярин, - поправил на плечах плащ князь Родовлад и указал на бывших невольников: - Знаешь ли ты этих людей?
        - Да, - уверенно подтвердил Олег. - Пять дней тому я перебил разбойников на Волге, что несколько лет между Кимрами и Калязиным баловали, а неволь…
        - Ты лжешь, пес шелудивый! - вскинулся иноземец.
        - Это ты лжешь! Пес полоцкий! Тварь мерзкая! Гадина подколодная! - вразнобой заголосили корабельщики.
        - Тихо!!! - хлопнул ладонями по подлокотникам князь и даже привстал во гневе. - Здесь суд идет, а не торг базарный!
        Олег стиснул зубы и потер нос кулаком. Кривич тоже плотно сжал губы и поклонился:
        - Прошу прощения, княже.
        - Вижу, неведомо тебе, боярин, - опустившись обратно в кресло, размеренным тоном сообщил угличский наместник, - что гость торговый Рагвальд из Полоцка обвиняет смердов сих в разбое. В том, что ладью свою они у брата его Свенега отобрали и присвоили. В доказательство слов своих указал он на ладье приметные знаки, каковые токмо изнутри увидеть можно. Стало быть, знал о них Рагвальд уже давно, напраслины не возводит. Сказывает иноземец, сии смерды на Волге разбойничали, да ныне на судне захваченном, стало быть, и попались. Посему еще раз спрашиваю тебя: уверен ли ты, что корабль сей по чести и справедливости корабельщиками получен?
        - Ты, княже, вижу, прослушал, что кривич заезжий во лжи меня обвинил и оскорбил словами непотребными, - так же размеренно ответил Олег. - За оскорбление сие я требую с него виру в десять гривен, и прощение за слова свои пусть на коленях просит.
        - Ты лжец! - вскинулся бритый иноземец. - Мой брат не был разбойником. Эти мерзкие рабы недостойны даже произносить его имя!
        - Эти люди - честные купцы, а твой брат - мразь и урод, - сказал ему в лицо Олег.
        - Хватит! - опять повысил голос князь. - Замолчите оба! - Наместник сложил руки ладонь к ладони, подумал, резко вскинул подбородок: - Вижу я, что от душегубов ныне Волга чиста, и сие известие есть к добру. Досаждали они немало. Теперь надлежит нам узнать, кого за подвиг сей благодарить. Ты, купец Рагвальд, сказываешь, что татями сии смерды являются, коих по бдительности твоей повязать удалось. Ты же, боярин Олег, утверждаешь, что смерды суть страдальцы, тобою от разбойников спасенные. Ладья же душегубам принадлежала, а потому полонянам по справедливости отдана.
        Бывшие невольники опять было заголосили, подтверждая слова Середина, но под суровым взглядом правителя быстро умолкли.
        - Верно ли я тебя понял, купец Рагвальд? - повернул голову к кривичу наместник.
        - Так, княже, - кивнул иноземец.
        - Верно ли я тебя понял, боярин Олег?
        - Так, княже…
        - Стало быть, слово против слова, - сделал вывод угличский князь. - Проверить же правоту вашу лишь одним способом возможно… Завтра на месте сем и в сей час судебный поединок назначаю! Сражаться будете до первой крови. Коли тебя, боярин, боги правым выберут, за оскорбление незаслуженное с кривича десять гривен виры получишь. Резак, к амбару купеческому стражу ныне же приставь, дабы выплату сию обеспечить.
        - Слушаю, княже! - Свекольноносый ратник махнул своим ратникам, и они вышли из детинца.
        - Коли справедливость на стороне гостя нашего окажется, всех татей головой ему отдать велю и судно брата его во владение. В поруб всех заприте! - Князь Родовлад поднялся. - Всё, свободны все! Завтра приходите!
        - Постой, княже, - забеспокоился купец. - Разве ты боярина под стражу не возьмешь?
        - Зачем? - удивился наместник. - Коли он на суд не явится, тогда ты правым считаться будешь! Иди лучше, к бою готовься.
        Рагвальд, прикусив губу, кинул на ведуна темный ненавидящий взгляд. Похоже, его интересовала не столько ладья, сколько месть. Олег в ответ лишь широко улыбнулся. Он ничуть не сомневался, что подрежет этого сутягу без особого труда в первую же минуту схватки.
        Новый день одарил людей жарким летним солнцем. Тучи наконец-то разошлись, оставив на небе лишь редкие белые облака, на луга и реки обрушился зной, стремительно иссушивший многочисленные лужи и грязь, а к полудню улицы и вовсе окаменели, при этом, однако, начав неимоверно пылить.
        Олег пообедал заблаговременно, чтобы выйти на поединок с легким животом, но и не голодным, надел полотняную рубаху, которую будет не очень жалко, если порвется, простые шаровары, опоясался саблей. Сирень с собой брать не стал - чего ей драками любоваться? Оставил на постоялом дворе, в детинец отправился один.
        Здесь было многолюдно. Желающих полюбоваться зрелищем в Угличе нашлось преизрядно - и стены поверху битком заполнены, и внизу толпа собралась. Большинство, конечно же, было воинами, боярами, купцами - обычному люду днем не до баловства, работать надо. Однако же мужчин в простых одеждах тоже нашлось немало. Не каждый день, понятно, судебный поединок увидеть можно.
        Кресло со двора было убрано - князь стоял наверху, на площадке крыльца; коновязь тоже пустовала. Махать мечом можно было без опаски - никого не заденешь, ничего не испортишь. Правда, по доскам бродило несколько куриц. Однако их, похоже, оставили для смеха - полюбоваться, как будут драпать от поединщиков.
        Олег поискал глазами кривича и увидел под ступенями крыльца. Причем не одного, а рядом со здоровенным бугаем.
        - Вот проклятие… - У ведуна тут же засосало под ложечкой. Он вспомнил, что по закону Русской правды любая сторона могла выставить вместо себя на судебный поединок наемника. Ведь все решают небеса, и кто именно будет искать истину, для результата значения не имело.
        - Ты отчего без щита пришел, боярин? - спросил сверху князь.
        - Я мирный путник, - ответил ему Середин. - Щит таскать с собой не привык.
        - Кто-нибудь, дайте ему щит! - приказал наместник. - Волхв, начинай!
        Какой-то благообразный старик вышел в центр двора, разложил полынь, забормотал наговор на изгнание духов и разрывание колдовских чар. Чтобы спор решался по справедливости, чтобы на результат не повлияла никакая нежить, никакие сглазы и проклятия.
        - Вот, держи… - Местный ратник, отойдя от коновязи, передал Олегу щит. Естественно, тот, который не жалко: умбон заменен деревяшкой, только-только для кулака место оставалось; ремни, сшивающие доски, успели растянуться, и потому все они слегка болтались на толстых поперечинах. Одно было достоинство - толщина. Три пальца, не менее. Но при том, естественно, и весу в диске было не меньше полупуда.
        - Призываю великих богов Волоса и Макошь выказать свою волю, призываю Сварога, отца нашего, в свидетели честности нашей, призываю могучего Перуна покарать того, кто прибегнет к обману или хитрости в судебном поединке! - Голос князя показал, что волхв закончил свою работу и пришел час правосудия. - Схватка идет до первой крови. Да свершится воля богов! Начинайте.
        Олег резко выдохнул, повел плечами, покачал головой, разминая суставы, и вышел на центр двора. Навстречу ему от крыльца решительно зашагал верзила на две головы выше и чуть не вдвое шире в плечах, мохнатый, как мамонт: черные кудряшки густо росли на голове, на шее, торчали из-под ворота расстегнутой косоворотки. Меч у противника был явно заказной, полуторный - обычные дружинники предпочитают оружие полегче, - в длину чуток превышал саблю Середина, а весил больше раз в пять. Что, конечно, подобного бугая сильно не беспокоило.
        - Уа-а!!! - «Мамонт» дважды призывно стукнул мечом о щит, словно предупреждая о намерениях, и тут же из-за головы рубанул Олега сверху вниз. Ведун прикрылся - щит болезненно хрустнул от тяжелого удара, заныла рука. Середин чуть опустил край, увидел снова падающий клинок, поддернул деревянный диск обратно и невольно попятился от толчка в щит.
        Бугай бил снова и снова, так часто и старательно, словно рубил на зиму капусту. Доски на щите прыгали все сильнее и сильнее, а потом внезапно все разом посыпались вниз - видать, верзиле удалось перерубить ремни.
        Толпа вокруг громко охнула, загомонила. Середин почуял, что цена ставок в заключаемых пари резко переменилась, причем явно не в его пользу.
        - Ха-ха! - осклабился «мамонт», чуть помедлил и ударил его снова, теперь уже без прежнего замаха.
        - Чтоб тебе! - Олег метнул ему в лицо бесполезную теперь рукоять щита, качнулся, поднырнул вниз, попытался рубануть саблей по ногам.
        Однако противник оказался на удивление шустрым для своего размера, подпрыгнул, поджав колени, пнул сверху щитом - правда, никуда не попав, - отскочил.
        Ведун снова ринулся вперед, пытаясь уколоть справа, слева, благо легкий и изогнутый клинок позволял попадать острием за щит. Верзила пятился, отмахиваясь и закрываясь, дошел так почти до самого крыльца, чудом не стоптав нескольких зрителей, но там во что-то уперся ногой и с ревом ринулся вперед, рубя поперек: туда-сюда, туда-сюда.
        Натурально мамонт в атаке!
        Спасаясь от первого удара, Олег упал - и дальше ему оставалось только катиться, пока не удалось вырвать таким образом пару локтей свободного пространства. Ведун изловчился, вскочил, побежал влево, норовя зайти врагу за спину. Эта наивная тактика успеха не принесла - однако верзила хотя бы перестал рубить воздух, поворачиваясь следом.
        Толпа зрителей опять загомонила - кажется, ставки на ведуна начали потихоньку расти. Олег увидел на настиле доску от разбитого щита, подобрал, взял в руку, держа наподобие ножа. Найденное оружие вызвало смех не только среди зрителей, но и у верзилы.
        - Ну, защищайся, - предложил он и рубанул сверху.
        Середин, как ему и посоветовал противник, выбросил деревяшку навстречу. Клинок засел в ней наполовину - ведун отпустил доску и метнулся вперед-влево, стремясь кольнуть саблей в лицо.
        - Чтоб тебя волки съели! - шарахнулся назад «мамонт».
        Рожу он спас, темп потерял. Олег напирал, быстро коля вниз, слева, снова вниз, в лицо. Поединщик пятился, отскакивал, уворачивался, громко ругаясь и отмахиваясь. Тяжелый и неуклюжий крест из меча и деревяхи в его руке теперь больше мешал верзиле, чем помогал. Если бы не щит - Середин успел бы его заколоть раз пять, не менее. Но после полуминутной беготни бугай наконец-то смог сбить доску о край щита и остановился:
        - Ну, ты и блоха! Мелок, да кусач. Пора тебя давить!
        - А пупок не развяжется? - Середин немного отступил, подобрал с настила другую доску. - Повторим?
        - А если так… - Бугай стал подступать медленно, словно крадучись, а потом вдруг резко метнулся, не рубя мечом, а выбрасывая его в длинном уколе, нацеленном ведуну в грудь.
        Олег насилу успел откачнуться, вскинув саблю и парируя выпад, отводя его на спасительные пяди перед собой. Левая рука тем временем уронила доску, перехватила вражеское запястье, дернула вперед.
        Верзила, не ожидавший рывка, качнулся еще дальше, теряя равновесие, Олег же шагнул навстречу, нанося прямой удар в челюсть.
        Однако шустрый бугай и тут успел отвернуться, кулак лишь мазнул его по лицу, задев нос и глаз, а когда Середин развернулся, стремясь догнать противника саблей по затылку, «мамонт» уже нырнул вниз, спасаясь от верной смерти, кувыркнулся через собственный щит, тут же вскочил, подняв оружие и прикрывшись деревянным диском.
        - Остановитесь! - вдруг громко объявил князь. - Я вижу кровь! Опустите оружие, поединок закончен.
        Олег, ощутив на спине неприятный холодок, быстро себя осмотрел, потом поднял взгляд на врага. Бугай, недовольно скаля зубы, отирал запястьем нос, из которого струилась тонкая красная струйка.
        - Это нечестно! - закричал Рагвальд, выскакивая на середину двора. - Разве это кровь? Это царапина! Он может сражаться дальше!
        - В судебном поединке мы не ищем смертей и увечий, иноземец, - с достоинством ответил князь. - Мы лишь определяем волю богов. Кровь пролилась, и это кровь твоего поединщика. Ты лгал: угличские корабельщики с ладьи твоего брата невиновны в разбое. И ты напрасно оскорбил русского боярина, уничтожившего речных разбойников. Посему немедленно встань на колени и проси у него прощения!
        Зрители, обступив кривича, ждали в мрачном молчании.
        Поглядев на них, иноземец не стал дожидаться насилия, опустился на колени сам и кратко выдохнул:
        - Прости меня, боярин, за обидные слова…
        - Ты должен сегодня же заплатить десять гривен виры, или твои товары будут выставлены на торг за эту цену, а плата отдана боярину Олегу, - добавил наместник. - Кто тут есть из караула? Отпустите корабельщиков из темницы. Суд закончен! Да будет славен Перун мудростью и справедливостью!
        Князь развернулся и ушел во дворец, Олега же еще долго обнимали и поздравляли зрители, довольные красивым поединком, хвалили за храбрость. Последним к ведуну подступил бугай. Вытирая нос, «мамонт» сказал и вовсе неожиданные слова:
        - Чего смотришь? Веди в кабак. Коли ты выиграл, ты и угощаешь.
        - Ты так думаешь? - несколько растерялся от такого требования Середин.
        - Так исстари заведено, - ответил верзила. - Мы же поединщики, а не враги. Чтобы вражда не зародилась, пируем после боя вместе. Победитель платит. А у вас разве не так?
        По опыту Олега, после стычек проигравших врагов обычно закапывали, а не угощали. Однако в этот раз он спорить не стал, благо выпить действительно хотелось.
        - Ты хоть скажи, как тебя зовут, враг мой?
        - Зябликом в детстве прозвали. Так по сей день и рекусь.
        - Пошли тогда ко мне на постоялый двор. Мед там хмельной, густой и крепкий, тебе понравится… Зяблик!
        Как ни странно, но платить за ужин Олегу не пришлось. На постоялом дворе нашлось немало людей, которые тоже подходили, хлопали по плечу, хвалили за удаль и ловкость, предлагали угостить… И хозяин о плате за угощение ничего не говорил. Видать, посиделки с поединщиками в Угличе давно были в обычае, а потому в кабаке «за ручьем» ныне народа было куда более обычного, и плату брали не с бойцов, а с люда, пришедшего посидеть «в компании». Ну и, знамо, выигравшие по ставкам тоже не жмотились угостить победителя под хорошее настроение.
        А ставки против Середина наверняка были высоки - он и за столом-то супротив Зяблика сам птенчиком выглядел. Коли так, то и выигрыш у всех, поверивших в ведуна, был высок.
        - И каково тебе драться за чужие интересы, Зяблик? - полюбопытствовал Олег после третьей кружки. - Голову свою под меч за сутяжников незнакомых подставлять?
        - А чего? - даже фыркнул бугай. - Платят хорошо, люди уважают. Чего и не подраться?
        - Но ведь и зарубить могут на поединке запросто!
        - Не, поединщики гибнут редко, - помотал головой верзила, придвигая четвертую кружку. - Это когда сутяжники сами за себя дерутся - тогда да, не жалеют. Так и норовят зарезать, благо никто винить за смертоубийство не станет. К поединщикам же зла обычно не держат. Кровь пролилась, и ладно. Хотя за тебя, каюсь, мне иноземец втрое приплатить обещался, коли зарублю.
        - Так пусть бы сам и шел, коли такой злой! Зачем других за себя нанимать? Не понимаю…
        - То ты по себе судишь, боярин. Ты, вижу, рубака умелый, в сече бранной тебя лучше стороной подальше обходить. А в суде иной раз вдова с соседями чего-то не поделят, старик с молодцем, девица с удальцом. Прикажешь и им тоже на ристалище супротив вояк опытных выходить?
        Олег неуверенно хмыкнул и прихлебнул меда.
        - Вот то-то и оно! За таких мы на поединках и выступаем. Бывает так, что и вовсе без задатка, токмо за победу небогатый проситель делится. Ну, а где старик с девицей, там и обычному трусишке не откажешь. Навроде кривича твого, что сам драться побоялся.
        - Ты молодец, уважаю! - поднял кружку Середин. Собеседник, даром что маленькая головушка на широких плечах, с каждым словом казался ему все более разумным и толковым собеседником с философским складом ума. - И воин славный. В дружину княжескую пойти не хочешь?
        - А чего я там забыл? - рассмеялся Зяблик. - Платят меньше, служба каждый день, ворога себе не выбираешь, князь волей своей посылает, да в походе любой дурак из-за куста в спину ударить может… Не-е, зачем? Мне и так хорошо.
        - О, наконец-то… - Олег увидел, как в дверях появились Велимош, Кошатик и Рига. - Чего вы так долго? Вас что, только выпустили? Сюда идите, сказывайте.
        - Ясень опять весь в горести, - подсели к столу корабельщики. - Любаву-то его, оказывается, отец на смотрины увез. Замуж выдает.
        - Как замуж? - не понял Середин. - Ведь срок не вышел, уговор в силе?
        - Мы это, поблагодарить тебя хотим, новичок, - произнес Кошатик, паренек такой же молодой, как и Ясень, но любовных страданий не наживший. - Ты нас от нового рабства спас, добро наше защитил. Так теперь выходит, не зря мы в неволе страдали, ладью смогли заработать на общую артель…
        - А, перестань, - отмахнулся ведун. - Дело житейское. Скажи лучше, в чем там у Ясеня с уговором не срослось?
        - Так там и уговор был такой: поболтали у порога, согласились и разошлись, - ответил Велимош. - По рукам не били, условий не обговаривали. Сказал отец, что отдаст, коли за два года тридцать гривен Ясень заработать сумеет, - парень и обрадовался. О прочем токмо с зазнобой своей речи вел. Когда уплыли мы, то весть сюда дошла, что татям в лапы мы угодили. Корабельщиков убитых с нашего ушкуя люди на берегу нашли, часть товара порченого. До Торжка мы за два месяца так и не дошли, хотя торговцы заказов своих ждали, с нами отправленных. В общем, многие здесь за погибших нас сочли. Согласись, так оно почти что и было. В общем, целых два года ни одного известия о Ясене в Углич не пришло. Ни Любаве, ни родителям, ни вообще никому. Она, стало быть, горевала, горевала, плакала, молилась… Но разве погибшего слезами воротишь? Ну, и отец, знамо, свое гнул. Он, дескать, и не против был за желанного выдать. Но коли сгинул - какая его вина? А род ремесленный продолжать надобно, детей рожать, сыновей и внуков. Не в девах же старых Любаве оставаться, коли любимый середь вод речных сгинул? Любовь любовью, ан долг свой
перед предками исполнять надобно. Род отчий продлевать, землю внуками Свароговыми заполнять. Вот и уболтал отец дочку свою, увез к новому жениху.
        - Откель ты так подробно знаешь-то? - удивился Олег.
        - Дык, пока Ясень убивался, мы с матушкой ее говорили. Она сказывала, поначалу всей семьей ждали, опосля всей семьей горевали, потом все вместе смирились. Батюшка Любавин, может статься, особо Ясеня не жаловал, однако дочь свою любил и поломать под волю свою не стремился. Но раз судьба так сложилась, то убедил ради детей пожить. Они ведь у бабы завсегда любимые, хоть по своей воле нагуляет, хоть по отцовскому повелению.
        - Куда ее увезли? - деловито поинтересовался Олег.
        - Про то матушка не ведает. Слышала, товарищество с купцом Яровитом с Шексны муж ее затеял и породниться ради того очень желает. Дабы дети наследниками общего предприятия стали. Но Шексна большая, а Яровит ради дела успешного как раз этим летом переселиться куда-то собрался. Людмиле что? Она подробнее и не спрашивала. Что муж сказывал, краем уха услышала, а прочим не интересовалась. Бабье дело - хозяйством заниматься. А откуда муженек серебро в гнездо таскает, то не ее забота.
        - Людмила - это мать Любавы? - уточнил Олег.
        - Да, она самая, - кивнул Рига. - Я пива закажу, не против?
        - Заказывай, - согласился Зяблик, отодвигая опустевшую кружку. - Шексна большая, Яровитов на ней не одна сотня обитает. Опять же, Белое озеро тоже к ней зачастую относят и Волгу в притоках. Да и там своих проток хватает… Не, по таким приметам не найдете.
        - Поздно искать, - поднялся Рига. - Свадьба уже назначена. Ну, я за пивом?
        - Как назначена? Неведомо где, неведомо с кем?
        - Любава молвила, коли Ясень сгинул, ей все равно за кого выходить, на любого согласна. Отец, пользуясь тем, зараз и сговорился, - объяснил Велимош. - Смотрины, знамо, будут. Невесть с кем семьи не роднятся. Но Любава девица красивая, от нее не откажутся. Да тем паче при таком общем интересе. Сюда уже мужней женой вернется. А может, и вовсе в новом доме останется.
        - Вот проклятие! - едва не сплюнул ведун. - Так все чудесно складывалось, словно в сказке… Что Ясень?
        - Руки на себя наложить пытался, но ту дурь мы вовремя остановили. Ныне под присмотром лежит. Мыслю, выплачется хорошенько, да отойдет. Со слезами все горести быстро забываются. Вытекают по капельке. День, другой, и нет их больше.
        - Что у вас там за плакса такой? - не выдержал Зяблик.
        - Любовь зла, - ответил Олег. - Он у нас один за всех. И влюбленный, и плакучий. Вот и беспокоимся.
        - Я так понял, любовь-то ваша тю-тю, - сказал верзила. - Чего теперь делать будете?
        - Мы так артелью подумали: к Полоцку надобно плыть, - ответил Велимош. - Где главный схрон у разбойников кривичских, мы знаем, дважды туда ходили. Ладьи своей они не убоятся. Нагрянем внезапно, да всех и порешим. Их там немного обитает. Семьи токмо да воины престарелые. Двумя десятками управимся легко. Тебя вот пришли звать. Поплыли с нами, новичок? Добыча будет богатая, не пожалеешь.
        - За предложение спасибо, но у меня другое дело есть, вельми важное. Бросить его не могу, - развел руками Середин. - На восток буду пробираться, к Перми.
        - Жалко. С тобой, Олег, спокойнее.
        - Коли повезет, еще свидимся, - пожал плечами Середин. - Земля, она ведь совсем маленькая. Не может быть, чтобы не пересеклись. Вы, главное, за Ясенем присматривайте, опасаюсь я за него. Надо же такому случиться, чтобы все условия соблюсти, из рабства в последний миг вырваться - и вдруг такое! Чтобы все понапрасну… Обидно.
        - Ничего, не пропадет. Первые недели присмотрим, а там успокоится. Время лечит. Жизнь, она такая… Перемелется, мука будет.
        Тут очень к месту вернулся из кухни Рига, неся под мышкой объемистый бочонок, а в руках - букет из пустых ковшей:
        - Ну что, други, за удачу?
        - За удачу! - Забрав у него бочонок, Зяблик ловко выбил кулаком донышко, выдернул наружу и поставил на стол. Все зачерпнули пенистого пахучего пива:
        - Да пребудет с нами милость богов!

* * *
        Служба у князя угличского была налажена на «отлично». Ввечеру Олег получил не только виру от кривичского купца, но и узнал о том, что на рассвете в Кострому отправится струг с важным известием. Что за весть - колдуну знать было не положено, однако раз уж он поручение Русского князя исполняет, то посыльные могли забрать его с собой. Середин отказываться от оказии не стал. Прогулял вечером Сирень за город, дабы она силами лесными напиталась, утром быстро собрался и с первыми лучами уже явился с ведьмочкой на пристань. Корабельщики были предупреждены и вопросов лишних не задавали. Указали пассажирам их место, отвалили от берега, подняли парус и помчались по широкой полноводной реке, лихо обгоняя медлительные ладьи и достаточно шустро - поджарые двухмачтовые ушкуи. На такой скорости уже через день ведун сошел на берег под стенами Костромы. Задерживаться здесь он не стал - сторговал прямо у пристани трех лошадей, спросил, где начинается тракт на Вологду, - и поехал дальше, час за часом приближаясь к заветной цели.
        Древний русский город[9 - В христианской традиции принято уравнивать дату возникновения Вологды с датой закладки Троицкого монастыря в 1147 году. Однако по данным археологических раскопок, Вологда была основана славянами еще во II тысячелетии до н. э. Вплоть до XVI века н. э. ее центр находился на реке Вексе, в 10 км ниже по течению от нынешнего места, у впадения Вологды в Сухону.] оказался даже величественнее, нежели Олег ожидал. Это выражалось не только в том, что еще далеко на подступах к Вологде путников встречали небольшие крепости, и не только в высоте земляных валов и поставленных на них дубовых стен - больше всего ведуна поразили воздвигнутые в городе закрытые святилища, вскинувшие высоко в небо чешуйчатые позолоченные купола! Даже в Русе, столице Руси, не имелось такой красоты и такого величия. В этом Вологда сумела переплюнуть всех.
        Разумеется, поехать дальше, не заглянув в такие храмы, Олег не мог. Сняв комнату на постоялом дворе, он заказал баню, поел, попарился и, чистый душой и телом, на следующий же день, прихватив с собой Сирень, отправился в святилище.
        Лесная ведьма не возражала. Для нее все вокруг было в диковинку, она постоянно крутила головой и донимала ведуна вопросами, многие из которых поражали своей наивностью:
        - Скажи, зачем так много людей собралось в одном месте? Ведь вокруг так много совершенно пустых лесов, лугов и рек?
        - В этом месте, Сирень, сошлись все пути земли. Если пойти на восток, по Сухоне, то можно доплыть почти до любого места от Белого моря до Уральских гор или отправиться в Европу. Если поплыть на юг, попадешь в Персию, Индию или иные невиданные страны, в Царьград, в Египет. Путь на запад приведет тебя на Ильмень или в Балтийское море. Каждый день сюда приплывает несчетное число кораблей с купцами, гребцами, ратями. Всем этим людям хочется отдохнуть, поесть, помолиться, пополнить припасы, отремонтировать корабли. Здесь очень много работы для всех и каждого и потому очень много жителей.
        - А почему дома стоят так тесно и такие высокие? Без палисадов, без цветников…
        - Жить за стенами безопасно, поэтому каждый старается поселиться в самом городе, а не снаружи. Места на одного человека выходит слишком мало, вот и строятся вверх, а не вширь.
        - А почему здешние святилища с крышами, а не такие, как у нас?
        - Зимой без крыши холодно и снег постоянно засыпает. А такое святилище, как здесь, можно протопить и не нужно откапывать.
        - Но ведь смертные всегда зажигают в честь богов костры! Как можно развести огонь под крышей?
        - А вот пойдем и посмотрим… - Олег, ведя девочку за руку, шагнул в распахнутую дверь храма.
        Внутри он немедленно получил ответ, по крайней мере, на последний вопрос: в храме оказалось светло, как снаружи, от множества огней. Перед каждым из изваяний на специальном поддоне горели свечи, являясь одновременно и подношением, и молитвой, напоминанием богу об одном из преданных ему смертных людей, нуждающихся в помощи или просто внимании.
        «Ну да, все правильно, - думал ведун, медленно прогуливаясь между рядами истуканов в поисках своей покровительницы. - Перед каждым из богов горит огонь, каждый получает свое подношение, и над каждым срублена своя отдельная луковка, символизируя устремленный к небесам сноп пламени. Когда на Руси воцарится один бог, церкви будут ставить с одним куполом. Ныне богов десятки, потому и куполов так много на каждом храме».
        Ему здесь определенно нравилось. Здесь приятно пахло, здесь было уютно и красиво, а самое главное - изваяние богини Мары занимало подобающее ей место во втором ряду. Ведь от воли богини смерти в немалой степени зависели судьбы мира. Пусть она не была создательницей мира и прародительницей людей, как Сварог, пусть не царствовала среди богов, как Велес и Макошь, но уж второе место ей принадлежало по праву. Между тем во многих святилищах Мару задвигали к задней стене, пихали в самый темный угол, а то и вовсе не ставили ей истуканов. А ведь отсутствие подношений всегда ослабляет богов и равносильно прямому оскорблению.
        В Вологде богиня смерти стояла позади Макоши, сверкала яркими сапфировыми глазами, красовалась толстой русой косой, была одета в парчу и кожу, носила на шее золотую цепь, а на висках - янтарные подвески. Перед ней горели свечи, курились благовония. То есть она пребывала в подобающем ореоле уважения.
        - Здравствуй, прекраснейшая из богинь, - склонил перед изваянием голову ведун. - Я помню о тебе и иду к тебе. Ты всегда живешь в моем сердце.
        - Мне кажется, я ее где-то видела… - задумчиво произнесла Сирень. - Правда, она выглядела немного иначе.
        - Конечно, видела, - усмехнулся Олег. - Она не пустила тебя через Калинов мост. Не каждый смертный удостаивается такого особого внимания.
        - Я должна быть за это благодарна или обижена?
        - Никогда не знаешь, какое событие в судьбе принесет радость, а какое беду, Сирень, - невесело улыбнулся ведун.
        - Тогда скажи, что принесла встреча с нею тебе, колдун?
        - Подожди здесь, - вместо ответа попросил Олег. - Я скоро вернусь.
        Он вышел из храма, купил на улице полтора десятка свечей, вернулся и не спеша стал зажигать одну за другой, выставляя на медное блюдо перед изваянием.
        - Кажется, я догадалась, что случилось во время вашей встречи… - внезапно сказала маленькая колдунья.
        - Как ты можешь знать? - не оглядываясь, спросил Олег. - В своем лесу ты вообще никогда людей не видела… Живых…
        - Зато я видела, на что готов зверь ради взаимности приглянувшейся волчицы.
        - Тогда лучше молчи. - Середин зажег очередную свечу. - Такие советы мне явно не пригодятся.
        К Маре тем временем подошла юная девушка в сером неприметном платье и простеньком платке, зажгла свечу, поставила ее на краешек диска:
        - Прошу тебя, ледяная богиня, будь милостива к слуге своему Ясеню. Пусть мир Золотой станет для него счастливее мира земного.
        Олег вздрогнул от неожиданности, резко повернул голову и успел заметить на лице уходившей незнакомки шрам под правым глазом. От щеки до носа.
        - Убей меня кошка задом… - Он сглотнул. - Сирень, пошли за ней.
        - За кошкой?
        - Не прикидывайся. Ты все поняла…
        Еще не зная, что делать, Середин по узкой улице проследил за девушкой до богатого постоялого двора с расписными воротами и резными столбами крыльца, чуть задержался. Он не был уверен, что боги свели его именно с Любавой - ведь он много слышал о суженой Ясеня, но никогда ее не видел. И как заговорить, что сказать? Назвать ее по имени, сообщить, что парень жив? Поверит ли девушка незнакомому прохожему, не заподозрит ли в обмане? Да и захочет ли вообще знать о блудном плаксе? Мало ли чего мог навоображать паренек за годы рабства…
        На постоялом дворе девушка ни в какую светелку не пошла, свернула в кабак, подсела к одному из столов с мужской компанией. Не самый правильный поступок со стороны благовоспитанной девицы… Если только мужчины не были ее родственниками. В конце концов, женщинам тоже нужно где-то питаться, если они на время покинули родной дом.
        И тут ведуна осенило:
        - Эй, хозяин! - громко выкрикнул он и покачался, изображая пьяного. - Всем выпивку за мой счет! За друга моего Ясеня давайте выпьем, и за невесту его, к которой он вернулся после двух лет разлуки. Сейчас, мыслю, как раз милуются у себя в Угличе. Ныне день у них условный для встречи. За счастье их выпейте и жизнь долгую! Слышь, хозяин, ты где? Пиво неси!
        Кабатчик не заставил себя упрашивать долго, выкатил бочонок хмельного пойла, поставил на стол. Дальше все черпали, кто сколько хотел, и пили за здоровье молодых. Олег, дабы не выглядеть странным, тоже опрокинул два ковша, расплатился и спокойно ушел.
        - И что будет дальше? - поинтересовалась Сирень, взяв его за руку холодными стальными когтями.
        - Подождем, - ответил ведун. - Если я обознался или Ясень ей безразличен, то ничего не случится. Если же это Любава и она его любит - она нас найдет.
        - Как?
        - Если любит, найдет, - уверенно сказал Середин. - Настоящая любовь - это такое чувство, ради которого смертный способен свернуть горы, взлететь к небесам, пройти сквозь время. А уж найти наш постоялый двор ей и вовсе труда не составит. Просто не будем торопиться.
        Несколько минут они шли по мощенной плашками улице молча, потом лесная ведьмочка неожиданно спросила:
        - Зачем ты это делаешь? Ты, остальные гребцы… Зачем?
        - Что?
        - Зачем вы помогаете этому жалкому мальчишке получить его волчицу? - повернула к нему сосредоточенное лицо девочка. - Пусть сам напрягается, если ему так хочется!
        - Однако, ты умеешь выбирать трудные вопросы… - почесал в затылке Олег. - Наверное, потому, что в этом мире и так слишком много ненависти. Мы убиваем друг друга, грабим, обращаем в рабство. Не самые лучшие поступки, не самая желанная судьба для любого человека. Любовь же - это противоположность ненависти. Влюбленный отдает себя другому, жертвует, помогает, делает все возможное, чтобы лучше было не ему самому, а кому-то другому. Счастливый влюбленный добрее к окружающим, чище мыслями, честнее в своих поступках. Вот и выходит, что каждая любовь делает чуточку лучше весь мир. Тот мир, в котором живем все мы. Поэтому люди всегда и везде стараются помогать влюбленным. Чем больше в мире любви, тем лучше нам всем.
        - Ты бросаешь свое дело, ты тратишь серебро и время, ты хитришь и выдумываешь, чтобы изменить мир? Ясень встретится с Любавой - и весь мир станет лучше? - Сирень огляделась, скребнула когтем по стене ближнего дома. - Ты и вправду думаешь, что кто-то сможет заметить это изменение?
        - Мир изменится всего лишь на чуть-чуть, и этого никто не заметит, - согласился ведун. - Но если это «чуть-чуть» совершит каждый из смертных, мир станет другим. Совершенно другим. Поэтому никогда нельзя упускать возможность совершить хороший поступок.
        - Что хорошо для одних, то всегда плохо для других.
        - Но только не для любви, Сирень. Любовь всегда приносит добро.
        - И щенят, - добавила ведьма.
        - Сто-ой! Постой, купец, сделай милость! - Девушка из храма мчалась по улице со всех ног, удерживая за уголок развевающийся платок. Олег послушно замер. - Купец, ты про какого Ясеня сказывал? Где ты его встречал?
        - Я говорил про парня, который в детстве ранил лаптой девочку по имени Любава.
        - Так он жив?! - громко выдохнула она.
        - Бодр, богат и весел, - ответил ведун. - И любит тебя больше жизни. Все уши про это прожужжал.
        - Так он вернулся? Он в Угличе?
        - Да!
        - Нет! - сказала Сирень.
        - Как это? - не поняла девушка.
        - Колдун лжет, - хмуро сообщила девочка. - Твой суженый приплыл в Углич, не нашел тебя на условленном месте, узнал, что ты выходишь замуж, погоревал, а потом они с друзьями уплыли в Полоцк.
        - Откуда ты знаешь? - удивился Олег.
        - Вы орали в кабаке так громко, что об этом теперь ведает весь Углич.
        - Так Ясень там или нет? - не поняла Любава.
        - Думаю, еще там, - уже не так уверенно сказал Олег.
        - Если сегодня и там, завтра отплывет точно, - взрослым тоном сообщила лесная ведьма. - Тебе его не догнать. Возвращайся к отцу, выходи замуж и живи спокойно. Кинешься в погоню - позора не оберешься. Из-под венца ведь бежишь. Одного жениха потеряешь, другого не найдешь.
        - Сирень!!!
        - Я совершаю хороший поступок, - пожала плечами ведьма. - Говорю Любаве правду. Если она поплывет в город, в котором ее больше никто не ждет, разве это сделает ее счастливее, колдун?
        - Останови его, колдун! - схватила Олега за руку девушка. - Все, что хочешь, проси, только останови!
        - Как же я его остановлю? - удивился Середин.
        - Но ведь ты колдун?! Значит, должен суметь!
        - Ты губишь свою судьбу, свое будущее, - сказала ведьма. - Потеряешь все, а что обретешь - неведомо.
        - Ну и пускай! Только верните его мне, остановите! - повернулась к ней девушка и взмолилась: - Все, что хотите, отдам, только верните! Я люблю его, люблю!
        - Сирень права, - после короткого колебания признал ведун. - Ты не застанешь его в Угличе. Но если уедешь из-под венца, вернуться к отцу больше не сможешь…
        - Пускай! - перебила Олега девушка. - Я буду ждать его под нашим деревом! Буду ждать вечно!
        - Ты уверена?
        - Да! - И с надеждой спросила: - Но ведь ты сможешь вернуть его в Углич? Ты ведь колдун, да?
        - Попробовать можно… - засомневался Олег.
        - Счастье какое! - кинулась ему на шею девушка и горячо расцеловала в обе щеки. - Ну, так возвращай, возвращай скорее!
        - Это должна сделать ты, а не я, - покачал головой ведун. - Мне это не по силам, а вот ты - сможешь.
        - Как?
        - Я научу тебя, как проникнуть в его сны. Ты войдешь в сон Ясеня, уговоришь его вернуться и встретиться под вашим кленом… Или липой? Не помню, что там у вас за дерево…
        - Ясень. А как проникать в сон?
        - Прежде всего, это нужно делать ночью, когда жертва спит.
        - Вы хотите, чтобы я пришла к вам ночью? - Любава вдруг вспомнила о платке и торопливо повязала на голову.
        - Я тебя не неволю, - пожал плечами Олег. - Еще не поздно вернуться к отцу.
        - Нет, не вернусь, - мотнула головой девушка. - Я согласна.
        - Если ты не сможешь уговорить его вернуться, ты будешь опозорена. И твоя жизнь пойдет прахом.
        - Я согласна.
        - Если он не сможет уговорить остальных артельщиков вернуться, твоя жизнь пойдет прахом.
        - Я согласна.
        - Если ты…
        - Я согласна! - перебила его Любава.
        - Ну, если так, тогда пошли… - Ведун стрельнул взглядом по улице. Народу в здешнем «мегаполисе» было изрядно, все спешили по своим делам. Мужчина, мирно беседующий с двумя девушками, внимания ничьего не привлек. Посему никаких мороков Олег решил не ставить и следы не заметать. В больших городах люди и без того друг друга почти не замечают. Так какой смысл лишний раз силы тратить?
        Ворота постоялого двора были открыты настежь - здесь распрягали лошадей обоза в полтора десятка телег, в возникшей толкучке кто-то уводил лошадей, кто-то снимал рогожу с повозок, кто-то перекидывал мешки. На постояльца и его спутниц никто и не посмотрел. Не просит ничего человек - и хорошо. Без того хлопот хватает…
        В светелке ведун посадил гостью на постель, сам отошел к стене напротив, снял пояс, опустился на сундук:
        - Слушай меня внимательно, девочка, и запоминай… Ну, самое главное, так это то, что дверь открыта, и ты в любой миг можешь встать и выйти. Жизнь твоя, судьба твоя, посему токмо по воле твоей мы делать все будем, и никак иначе…
        - Учи колдовству, кудесник, - упрямо мотнула головой Любава. - Мне без Ясеня свет не мил. Боюсь токмо, не получится. У нас в роду ведьм отродясь не бывало.
        - Ну, это не страшно, - Олег расстегнул ворот рубахи. - Чародейство с попаданием из своего сна в сон любого человека по своему желанию - на самом деле совсем не сложное, любому по силам. Иные люди знающие чуть не каждую ночь им пользуются, дабы со знакомыми беседовать. Проще телефона.
        - Проще чего? - переспросила девушка.
        - Проще голубиной почты, - с ходу поправился ведун. - Так вот… Тебе нужно вспомнить твоего любимого. Его облик, голос, запах. Волосы, улыбку, глаза. Как можно подробнее. Когда заснешь ты, прилетит к тебе птица Сирин, увидит, о ком ты мечтаешь, и захочет сама на него посмотреть. Подхватит тебя и к желанному перенесет. Коли неверно для нее облик любимого создашь, перепутать она может и к другому перенесет.
        - Я его два года не видела, колдун! - заметно притихнув, прошептала Любава.
        - Дверь открыта, - напомнил ведун. - Решай сама.
        - Я попробую… - еще тише сказала она.
        - Закрой глаза и вспоминай. До ночи время еще есть. Если хочешь с ним встретиться, то должна увидеть, с кем.
        Любава послушно закрыла глаза, опустив руки ладонями на колени:
        - И что потом?
        - Когда птица Сирин отнесет тебя к Ясеню, вы будете рядом, но в разных снах, - продолжил урок Олег. - Чтобы соединить их, нужно одолеть границу, сделать разные сны единым. Проще всего при этом избавиться от своего. Представляешь себе вокруг Ясеня густой, густой туман, в котором ничего нет. Только белая рыхлая пелена. Но не везде, а только округ него. Иначе заблудишься. Затем входишь в этот туман и идешь к своему суженому. Поскольку в пустом тумане никаких твоих образов нет, то твой сон наполнится видениями Ясеня. А вместе с ними в его видениях окажешься и ты сама. Туман потихоньку рассеется, образы совпадут, сон станет общим. Ты окажешься рядом, сможешь с ним говорить. Тебе нужно убедить его вернуться в Углич. Вот и все чародейство. Справишься?
        - Если это так просто, почему все люди не пользуются снами для разговоров? - приоткрыла глаза гостья.
        - Не знаю, - пожал плечами ведун. - Обычно смертные жалуются, что, заснув, они забывают обо всех планах, составленных наяву. И просто спят, не в силах совершить осмысленных поступков.
        - А я… Я тоже не могу… - Любава вскинула ладонь к губам.
        - А ты пробовала? - неожиданно спросила лесная ведьма.
        - Нет, - призналась девушка.
        - Пока не попробуешь, не узнаешь. - Сирень пересекла светелку и встала у окна. - Закрой глаза и попытайся вызвать перед собой его образ. Когда наступит ночь, ты должна быть готова.
        - Хорошо. - Любава подняла голову, опустила веки, собрала губы в розовый бутончик и замерла.
        Чтобы ей не мешать, Середин тихонько поднялся, вышел из светелки и спустился вниз, в кабак. Заказал себе заливное из белорыбицы и кувшин кваса. До наступления темноты оставалось еще часа три. Столько времени в тишине и покое ему было не просидеть. Это только Сирень способна сутки напролет стоять молча, в одном месте, не меняя позы и глядя в одну и ту же точку. И ладно, если это происходит на палубе ушкуя - мимо проплывают берега, от волн летят брызги, - который сам поворачивает то вправо, то влево. Но когда ведьма вела себя так в светелке на отдыхе, Олегу становилось не по себе.
        Когда на Вологду опустилась долгожданная ночь, окрасив окна в черный цвет и погасив шумы большого города, Середин поднялся наверх, в комнату, кивнул:
        - Думаю, пора. В такое время все корабли давно стоят на якорях, а команда спит, как сурки. Чего еще ей ночью делать? Любава, ты готова?
        - Мне кажется, я его вспомнила, - неуверенно ответила девушка.
        - Думай о Ясене. Думай прямо сейчас, - приказала Сирень, отворачиваясь от слюдяного окна, и медленно подошла к девушке: - Думай, каков он из себя, как ведет себя, как пахнет, думай о сонном облаке, в которое он сейчас погружен. Думай о том, как идешь к нему…
        Сирень провела рукой над головой девушки, и та обмякла, откинулась на спину, ровно и глубоко дыша.
        - Ого! - шепотом изумился Олег. - Как ты это сделала?
        - Меня учили жизни не токмо волки и лешие, но и берегини лесные, - ответила ведьма. - Если я никогда не помогаю людям, это вовсе не значит, что я этого не умею.
        - Здорово, - улыбнулся Середин. - Ты молодец. Ну, так что, как полагаешь, правильно мы влюбленным помогаем?
        - Мне кажется, она просто безумна. Отказаться от уже сложившейся сытой спокойной жизни ради несбыточной надежды на встречу с недостойным мальцом…
        - Как говорят в народе: «Любовь зла, полюбишь и козла», - не стал спорить ведун.
        - Вижу… И все-таки, колдун, на какой-то миг я ей позавидовала. Пусть она безумна, но она знает, чего хочет, о чем мечтает, к чему стремится. И это не ненависть, не месть. Это просто человек. Найдет своего сморчка и тем будет счастлива. А для чего живем мы?
        - Чтобы стать счастливыми. Чтобы сделать землю чище, а мир - лучше.
        - Уверен ли ты, что делаешь мир лучше, а не хуже, колдун?
        - Нет, Сирень, не уверен, - усмехнулся Олег. - Но своему мнению я обычно доверяю больше, нежели чужому. И поступаю так, как считаю правильным.
        - У тебя есть возможность это доказать, колдун, - резко повернула голову девочка. - Похоже, выследить тебя удалось не только девице, но и ее семье. Слышишь, они пришли?
        Ведун напряг слух, но не смог разобрать ничего, кроме отдаленного стука и голосов.
        - Это у тебя уши волчьи, а мне ничего не понять, - признался он. - Что там происходит?
        - Мужчины требуют открыть ворота. Обещают сломать. Кричат, что здесь их дочь и что ее похитили. Как мыслишь, хозяин будет отбиваться али впустит?
        - На шум прибежит стража, повяжут и их, и нас, - дал свой прогноз Середин. - Разбираться станут утром. Коли повезет, Любаву отцу вернут, нас из города выгонят. Не повезет… Если не повезет, то еще и виру заплатим. Гривен пять, больше даже за убийство не назначают.
        - Пошли открывать… - волчьим слухом определила Сирень. - Сейчас разбудят.
        Она посмотрела на девушку, бесшумно шевелящую губами, дрогнула, «поплыла»: щеки наполнились объемом и зарумянились, нос вздернулся и закруглился, волосы порусели, сплетаясь в косу, поднялся и покрылся загаром лоб, ведьма раздалась в плечах, увеличилась ростом.
        - Что ты делаешь? - пробормотал ведун, глядя, как меняется одевающий ведьмочку морок, превращая тощую малолетку в двойника яркой созревшей девицы со шрамом под правым глазом.
        - Пойду скажу отцу, что в кабаке по Ясеню горевала. Что он, о моей свадьбе узнав, из Углича в чужие края подался. Меня купец уведет, вас искать не станет.
        - Зачем тебе это? - не понял Олег.
        - Пытаюсь сделать мир чуточку лучше, - ответила Сирень. - Любаву в Углич вези, за меня не беспокойся. Я тебя догоню.
        Она накинула на голову платок и вышла из светелки. Олег, затаив дыхание, прислушался.
        - Порублю тут всех! - яростно кричал внизу какой-то мужик. - В лес волкам на корм выброшу.
        Буйного гостя поддерживали одобрительным гудением еще несколько человек.
        - Любава? Ты? Что с тобой? - внезапно и резко оборвался крик буйного гостя.
        - Батюшка, он уплыл! - Девушка сбежала со ступеней крыльца и кинулась в объятия пузатого мужика в кафтане со стоячим воротником, ткнулась лбом в густую и объемную бороду. Задрожала, захлюпала: - Он меня бросил, батюшка. Забыл. Как услышал, что меня за другого сосватали, так и оставил, дальше поплыл с хлопотами торговыми… Он меня не любит! - Она зарыдала в голос. - Он меня бросил!
        - Ну что ты, доча, - растерявшись, мужик стих, обнял ее за плечи. - Не убивайся же ты так! Стало быть, и не было ее, любви-то, коли отказался так просто. Так, баловство детское. Уплыл, ну и ладно. Пойдем, доча, домой. Сбитня выпьешь, Ладе хозяйской яйцо крашеное подаришь, свечку зажжешь. Оно и отпустит. Пойдем…
        Трое парней, готовых поддержать старшего родича оглоблями и кулаками, тоже опустили свое оружие, хотя и продолжали обводить окна двора недобрым взглядом.
        - Милостивы боги, нашлась, - с облегчением вздохнул хозяин, вытянул из-за ворота резной деревянный оберег с тряпочными ножками, поцеловал, спрятал обратно, кивнул дворне: - Ворота запирайте, пока стража не прибежала. И тихо, дабы на нас не подумали. Пусть лучше с буянами разбирается, кои за девками своими уследить сами не в силах, Карачун им в ребра. Откуда она только взялась, не пойму. Вроде как с утра не было…
        Однако вспоминать он не стал, махнул рукой и ушел в дом.
        Вскоре шум возле постоялого двора стих. Середин походил по светелке, постоял у окна, вернулся к постели, сел рядом на сундук и вскоре задремал.
        Проснулся он от того, что Любава зашевелилась, тут же вскочил, пересел на постель, взял ее за руку:
        - Ну что, получилось?
        - Сказывал, возле Кашина они ныне стоят, - блаженно улыбнулась девушка. - Говорит, что любит, тоскует, извелся весь, жизнь за меня готов отдать. Что вернется за мной обязательно.
        - Куда?
        - К ясеню нашему, куда же еще? - прямо-таки изумилась девушка.
        - В Углич, что ли, собралась?
        - Да! - Любава села и схватила его за руку: - Ты мне поможешь, колдун? Все, что хочешь, проси, только довези!
        - Твое счастье, лошадей еще не продал, - ведун поднялся. - Велю оседлать. А ты, вон, переоденься пока в сарафанчик легкий, если влезешь, волосы спрячь и в плащ завернись. Уж очень ты на Сирень мою не похожа… Как бы неладное никто не заподозрил.
        - А где она, колдун?
        - Тебе об этом лучше не знать…
        Лесная ведьма в это самое время пребывала в положении весьма сложном. Сломленный слезами дочери, угличский литейщик отвел ее в какой-то дом и передал на руки незнакомым теткам и бабкам, даже не пожурив.
        - Ох, дитятко, как же ты всех напугала! Как можно было убежать-то так, не спросясь? Знамо, перед свадебкой у всех на душе волнение. Да токмо при сем пустырничка выпить хорошо али валерианы, не в ночи пропадать, сердешная.
        Настороженно поглядывая по сторонам, Сирень послушно поднялась по лестнице, вошла в просторную горницу со стоящей отдельно, под балдахином, кроватью, тут же объявила:
        - Ох, притомилась я, ноги не держат! - и направилась к перине.
        - Ты почивай, дитенько, почивай. Мы посторожим, - пообещали спутницы. - Давай, раздеться-то поможем.
        Лесная ведьма провела ладонями по атласному сарафану, невидимому спутницам из-за наведенного морока, подумала, потом вскинула руку и махнула в сторону нянек.
        - Ой, дремота, просто невмочь… Давно спатиньки пора… - раззевались женщины, прикрывая рты. - За полночь давно…
        - Я уже лежу давно, сплю, - вкрадчиво произнесла Сирень. - И вам пора.
        - Пора… - согласились женщины и разбрелись кто на сундук, кто на лавку. Оставлять подопечную одну они не собирались даже под наваждением.
        Девочка разочарованно вздохнула и отошла к темному окну. Ее духу постель для отдыха вовсе не требовалась.
        С рассветом началась суета. Бабки с тетками полезли по сундукам, доставая нарядную рубаху, юбки и ленты, протерли украшенный жемчугами венец, который сегодня Любаве надлежало надеть в последний раз. В остальном доме тоже слышался топот шагов, пахло солениями и жарким, что-то шипело, трещало и гудело.
        Внимательно осмотрев новый наряд, ведьма опять убаюкала женщин, спрятала всю эту красоту в сундуки, напустила на себя морок, словно уже оделась, села перед серебряным полированным зеркалом и стала не спеша расчесываться - на случай, если кто заглянет в светелку. Чтобы поведению невесты не удивились.
        Впрочем, довольно долго про нее вовсе не вспоминали. Только отец ненадолго заглянул, обнял за плечи, прижался щекой к щеке:
        - Ты как, дочка? Больше не горюешь?
        - Пусть жених горюет, - честно предупредила девочка.
        - Вот и правильно, умница! - литейщик чмокнул ее в макушку и убежал, в хлопотах не обратив внимания, что из приставленных к дочери четырех нянек все четыре спят беспробудным сном.
        Наконец настал и час Любавы. Громкий стук в дверь заставил поднять головы всех женщин, вскочить, заметаться в панике. Сирень тоже поднялась, и бабки-тетки, увидев ее наряженной и накрашенной, успокоились. Одна, взяв ведьму за руку, громко крикнула:
        - Кто там в гости к нам идет?!
        - То не гость идет, доченька, то отец твой стучится! - распахнул двери литейщик. Ныне он был одет в темно-синие сапоги, шаровары атласные, рубаху вышитую, шапку соболью, кафтан с оторочкой горностаевой. Следом вошли еще несколько нарядно одетых гостей. - На торг тебя зову, дочь моя Любава! Товары на том торгу красные, купцы знатные, весовщик же самим Сварогом посаженный. Коли руки разобьет, вовеки покупке красной домой не вернуться!
        - Как же от такого торга отказаться? - сказала за невесту одна из теток. - Вези, батюшка, купцов посмотреть, себя показать…
        - А товар сей знатный от взгляда лишнего беречь надобно! - Отец подошел ближе, накрыл голову Сирени полупрозрачным сатиновым платком.
        - Она, она, - тихо подтвердил один из гостей, подтолкнул товарищей из светелки.
        Видать, в шумной Вологде даже в таком деле, как свадьба, случались подлоги. Глаз да глаз за отцом с невестою.
        Литейщик вывел «дочку» во двор, посадил в легкий возок с плетеным верхом. Остальные гости поднялись в седла нарядных скакунов с заплетенными в гривы и хвосты ленточками, с проклепанными серебром уздечками, с расшитыми кисточками потниками. Часть всадников понеслась вперед, часть пристроилась за возком. Кавалькада быстро пересекла жаркий пыльный город, выехала за ворота в березовую рощу, что начиналась чуть ли не от самых стен. Да и не удивительно: с севера к Вологде подступали обширные наволоки - заливные луга, через которые, окруженная белыми тонкими деревцами, петляла речушка в десять шагов шириной.
        Дорога закончилась широкой площадью, застеленной тесом. Видать, здесь было так сыро, что по земле не пройдешь. По краю площади тянулись коновязи, стояли повозки и телеги, фыркали лошади, прогуливались нарядные горожане. К возку литейщика подошли несколько человек - мужчины, женщины в кокошниках, девушки в венцах. Отец Любавы вышел, заговорил с гостями. Одна из девушек положила руку Сирени на колено:
        - Поздравляю, Любава! Счастья тебе.
        По тропинке из леса вышла молодая пара. Гости стали забрасывать ее зерном и лепестками цветов, кричать:
        - Любо! Любо!
        Сирень хотела посмотреть, что будет дальше, но тут в возок заглянул литейщик:
        - Пора и нам, доченька.
        Он поправил платок на голове ведьмы, оглянулся, подал руку, помог спуститься на доски, повел за собой по мощенной дубовыми плашками тропке, уходящей в реку. Тропа петляла вдоль реки, и на каждом повороте стояло по несколько гостей. Литейщик остановился возле первых:
        - Не вы ли красный товар искали?
        - Нет, не мы! - рассмеялись те. - Дальше ваши купцы.
        Литейщик миновал еще изгиб, остановился перед молодыми ребятами:
        - Не вы ли красный товар искали?
        - Не, мы ковры да плошки покупаем! Дальше ищи, - посоветовали те.
        Еще излучина, новая толпа:
        - Не вы ли красный товар искали?
        - Не, мы железо да медь покупаем. Красный товар не для нас!
        Следующими оказались торговцы серебром и златом, потом - жемчугом и самоцветами. Тропа уходила все дальше в рощу, пока не уткнулась в перекинутый через ручей мосток, за которым на острове рос раскидистый куст вербы, украшенный множеством ленточек, нитей, платков и атласных полосок. На берегу по эту сторону ручья собралось изрядное число людей, по ту - не было никого, ни единого человека. А перед мостком стоял парень лет двадцати с небольшим в одной рубахе, опоясанной кушаком, в черных штанах и коротких остроносых сапожках.
        - Не ты ли, купец, товар красный ищешь? - спросил у него литейщик.
        - Я ищу, батюшка. Токмо товар мне не простой надобен, а таковой, лучше и краше которого в свете нет!
        - Есть у меня такой товар, молодой купец, - кивнул литейщик. - Чем платить за него станешь?
        - Сердцем заплачу, батюшка, любовью и верностью!
        - За такую плату и красный товар отдать не жалко. Смотри, какова радость в руки твои плывет, - отец Любавы скинул с головы Сирени платок. - Отвечай ныне, берешь красный товар али недостоин?
        - Беру… - протянув руки, молодой человек взял ладони ведьмы в свои.
        - Уверен ли ты в том, Родомир? - низким густым басом спросил седобородый старик, гулко стукнув посохом о землю.
        Как он подкрался - не заметила даже Сирень. В отличие от прочих горожан, его длинная полотняная рубаха опускалась до самой земли и была сплошь расшита узорами, похожими на руны заклинаний. Ведьма ощутила идущую от них волну огня - болезненную, но с трех шагов вполне терпимую.
        - Да, волхв, - уверенно ответил парень. - Желаю я стать с сей девицей единым целым отныне и навеки.
        - Слово не воробей - вылетит, не поймаешь, - покачал головой старик. - Ступайте оба прочь друг от друга вокруг куста ракитового. Пусть очистит он вас от сглаза темного, от приворота знахарского, от порчи злонамеренной. Пусть очистит ум и душу вашу, дабы клятвы свои давали вы со всею ясностью. Идите!
        Удерживая ведьму за руку, Родомир перешел с ней мост, отпустил и повернул направо. Сирень, поняв правила ритуала, свернула в другую сторону. Двигаясь навстречу друг другу, жених и ведьма обошли куст и снова встали перед волхвом.
        - Вот вы и пошли путем одиночества, дети, - сказал старик. - Разве врозь вам не легче?
        - Нет, волхв, - Родомир опять взял за руку невесту. - Нет нам более жизни друг без друга. Свяжи меня с Любавой божьим словом. Вместе хотим жизнь свою прожить.
        - А сможете ли вы быть одним целым? - задумчиво спросил волхв. - Возьмитесь за руки и ступайте вокруг куста. Пусть решат берегини любящие, Триглава мудрая, духи небес и деревьев, способны ли вы оставаться вместе, годны ли друг для друга. Пусть дадут нам знак, можно ли сочетать вас, али не будет добра от сего таинства!
        Молодые опять перешли мост, осторожно описали вокруг куста медленный круг и в третий раз очутились перед волхвом.
        - Не было нам знаков дурных от богов и духов. Не будет ничего дурного и в судьбе вашей общей! Руки свои покажите… - Волхв выдернул откуда-то прямо из пояса длинную красную нить и споро обмотал ею руку, которой держал девочку молодой человек, прямо поверх пальцев, связывая жениха и невесту воедино, с этого мига и навсегда.
        - Еще круг, и ты моя жена, - зачем-то сказал Родомир, и у ведьмы дрогнула рука.
        Увы, нитка была неподвластна мороку - какой-то из стальных когтей коснулся ее острием, и она порвалась, распавшись на несколько прядей.
        Несколько гостей тихо охнули - порвавшаяся нить значилась очень плохой приметой. Раз при обряде не удается связать молодых - какая тут может получиться семья?
        - Она длинная, - торопливо прошептал, спасая положение, волхв, выдернул новую нить, подступил ближе, заслоняя молодых собой от взглядов гостей. - Сейчас.
        Он начал связывать ладони снова, но теперь, почти в упор, жар защитных заклинаний на одежде старика стал для Сирени совершенно нестерпимым. Она выдержала лишь пару мгновений, потом взвыла от боли и, одним прыжком перемахнув ручей, скорчилась под священным ракитовым кустом.
        - Что с тобой, дочка? - испуганно вскрикнул литейщик.
        - Ты куда, Любава? - удивился парень.
        - Видишь, и эта порвалась… - Сирень подняла руку, в которой остались обе красные нити, сжала кулак и зарычала.
        Морок пополз с нее лохмотьями, обнажая серую волчью шкуру, высокие острые уши, круглые горящие глаза, длинные белые клыки. Это тоже был морок, скрывающий истинное тело, - но ведь из смертных о том никто не догадывался. Громко рявкнув, огромный волк взметнулся в прыжке. Гости, крича от ужаса, шарахнулись в стороны, открывая ведьме путь в заросли, она метнулась вперед, взлетела в кроны. Деревья качнулись, замерли…
        - Где она, где? - Мужчины, успевшие взять себя в руки, схватились за палки и ножи, закрутили головами, но волкодлак бесследно исчез.
        Выглядывая огромного зверя, смертные не заметили полупрозрачной стремительной тени, под которой шаг за шагом пригибалась трава. Только лошади заржали, тревожно вскидывая морды. У большинства поводья оказались привязаны крепко, но у нескольких распустились. Один из таких освободившихся скакунов вдруг слегка присел, словно под неожиданной тяжестью, а потом сорвался вскачь. Промчавшись под стенами города, он выбежал к реке Вологде, перешел ее вброд, выскочил на идущий к Угличу тракт и двинулся по нему широким походным шагом, словно управляемый уверенным в себе седоком.
        Видя бесхозного коня, некоторые из путников пытались его поймать, но скакун либо срывался в галоп, либо отчаянно брыкался, норовя засадить копытом в лоб, и его каждый раз оставляли в покое.
        А потом наступила ночь, столь неудобная для людей и столь любимая ведьмами…

* * *
        С Олегом и Любавой подобных приключений не случилось. Странное изменение внешности у приехавшей с постояльцем девочки не вызвало ни у кого ни малейшего интереса. Хозяин постоялого двора ограничился лишь получением платы, городская стража и вовсе не обратила внимания на выезжающую парочку. Однако лишь на костромском тракте Олег с облегчением вздохнул и пустил скакунов в рысь, надеясь одолеть путь до Волги всего за один день.
        Увы, ехать верхом у Любавы не получилось - сидя в своих юбках боком в седле, на рысях она быстро сползала, а одеваться на татарский манер в шаровары была не приучена. Пришлось ехать шагом - полных два дня. Да еще в Костроме целый день ушел на продажу лошадей и поиски быстрого струга.
        Одно хорошо: на третий день, аккурат перед отъездом, у причала появилась Сирень, чистенькая, опрятная, ничуть не запыхавшаяся и невозмутимая.
        - Рад тебя видеть, милая, - кивнул ей Олег. - Как ты нас нашла?
        - По запаху, - пожала плечами ведьма. - Ну что, поплыли? Хочу посмотреть, чем все это кончится…
        Волжские струги, сшитые из положенных внахлест досок, строились длиной от шести до десяти шагов, шириной в один-два и только с одной мачтой. Товаров в эти лодки почти не помещалось, из удобств имелись только скамьи, но зато они носились над водой, словно чайки, и даже против течения двигались со скоростью доброго рысака. Управляли ими по большей части кормчие, молодые и бесшабашные, готовые в хороший ветер идти под всеми парусами даже ночью, рискуя налететь на всей скорости на какую-нибудь отмель или топляк. Именно за скорость их и нанимали спешащие путники, гонцы или бояре, отправленные с поручениями на малый срок и потому едущие без особых дорожных припасов. Самые быстрые из таких корабельщиков получали втрое больше своих менее умелых товарищей, а лучшие из лучших могли задрать плату и вдесятеро. Однако такие были известны на Волге наперечет и высокое звание добывали в гонках, что стихийно возникали почти каждый месяц, когда двум-трем стругам нужно было доставить пассажиров из некоего города в одно и то же место.
        С чемпионами ведун связываться не стал, нанял просто хорошего кормчего, и за тройную плату тот всего лишь за два дня доставил Олега со спутницами в Углич - даже чуток быстрее, нежели когда они с княжеским ключником плыли вниз по течению.
        Едва лодка ткнулась в причал, Любава сорвалась с места, кинулась к заветному ясеню…
        Но когда ведун и юная ведьма ее нагнали, девушка стояла там одна, глядя со взгорка на величавую Волгу, несущую свои воды в сотне саженей внизу.
        - Его нет, он не пришел. Не пришел… Оставил, бросил… И куда мне теперь? - оглянулась Любава на Середина. - В омут головой?
        - Только не здесь, - посоветовала опытная Сирень. - В реках воды общие, русалки злые, меж собой старшинство завсегда делят. Дерутся порой, аж жуть. Лучше в озерце каком лесном топиться или в пруду тихом. Ты там одна будешь. Самое большее - двое. Ссориться не с кем, почет и уважение.
        - Это она так шутит! - торопливо вмешался Олег. - Не слушай! Не забывай, ты говорила с Ясенем во сне. А кто в наше время верит в вещие сны? Никто! Вот и он не приш-ш-ш…
        Ведун вдруг ощутил тянущую боль, перед глазами продернулась пелена и… Он увидел направленный в лицо ствол, ощутил связанные за спиной руки, зажмурился от яркого света, бьющего в глаза:
        - Где ты? Как к тебе попасть? Отвечай!
        - Роксалана? Опять ты?!
        - Быстро отвечай! Как тебя найти? Где золото? Не дури, Олежка, девочку пожалей. Как мне тебя найти?!
        - Так ты пытаешься со мной разговаривать? - Олег понял, что никакой опасности нет, что он попал в середину инсценировки, расслабился - и вместе с общим облегчением у него закружилась голова, ведуна опять потянуло в водоворот сознания, и он очнулся, лежа спиной на траве, с широко раскинутыми руками.
        - Кто-то по тебе скучает, колдун, - присела рядом веселая ведьмочка. - Наверное, это любовь.
        - Роксалана девушка настойчивая, - вздохнул Олег, тряхнул головой и поднялся на локоть. - Так просто не отстанет. Нужно что-то придумывать.
        - А мне чего делать?! - в отчаянии выкрикнула Любава.
        - Ничего, - буркнул Середин, поднимаясь на ноги. - Ночью еще раз попытаешься к нему в сон проникнуть. И следующей ночью тоже. Три-четыре ночи с одним и тем же сном проймут кого угодно.
        - А если не проймут?
        - Если не поможет - значит, не судьба. К мамочке на поклон пойдешь, каяться. Может, простит.
        - Он меня не любит! - девушка закрыла лицо ладонями.
        - Любит, любит. И потому уверен, что снишься ты ему от большой незабываемой любви. А ты не жалей. Все зависит от тебя. Встряхни ему разум! - посоветовал Олег. - Заставь содрогнуться, заставь испытать страх потери! Пусть он вернется. Пусть переломит свои сомнения, пусть опрокинет упрямство команды - и вернется! Иначе он тебя просто недостоин, и ты его с чистой совестью можешь забыть.
        - Неправда, он вернется! - вскинула голову девушка. - Ради меня он сделает все!
        Влюбленной было простительно забыть, что всего лишь мгновение назад она говорила совсем другое…

* * *
        Ближайшие дни Олег посвятил сперва поиску плоского гранитного валуна примерно в пуд весом - чтобы непросто было с места утащить, а потом выдалбливанию на нем широкого креста. К Любаве он не подходил - у лесной ведьмы умиротворять девушку получалось куда проще. Каждый день с утра до вечера они проводили под заветным ясенем. Сирень валялась в траве, ведун стучал камнем по принесенному сюда валуну, а Любава до слез всматривалась в верховья Волги.
        - Обманул. Он меня обманул… - С третьего дня эти слова она произносила все чаще.
        Поначалу Олег ее утешал, потом перестал, проклиная себя за тот день и час, когда взялся сделать доброе дело тем, кто в его стараниях ничуть не нуждался. На все воля богов. Если они решили, что с другим жизнь девушки будет лучше, - значит, так было правильно. Но своим слабым человеческим умишком Середин решил все переменить. И что теперь? Никого не осчастливил, три судьбы переломал. И девочке, и ее жениху, и отцу, потерявшему любимую кровинушку.
        Волга мерно несла свои воды, на небо то наползали легкие облака, то расходились в стороны. Сирень с наслаждением раскачивалась на ветках ив и берез. Из-под ударника летела мелкая каменная крошка, на плоской стороне валуна постепенно вырисовывался широкий мальтийский крест с «ласточкиными хвостами» на кончиках перекладин.
        - Вот и все, - наконец выпрямился Олег, выровняв вторую линию. - Готово.
        - Вот и все, - эхом отозвалась Любава. - Сегодня был последний срок. Последний день моего зарока…
        Она расставила руки и пошла вниз, задевая ладонями ветви кустов, бутоны высоких колокольчиков, зонтики дудочника.
        - Как, по-твоему, что она задумала? - поинтересовалась Сирень. - Там и тропинки нет.
        - Вот проклятие… - вскочил ведун. - Любава, нет. Стой! Любава, стой! Любава!!!
        Девушка, не оглядываясь, перешла на бег, несясь вниз по склону к реке.
        - Стой! - расстегнув пояс, Олег побежал следом. - Любава! Любава!!!
        - Любава! Любава! Любава! - эхом донеслось со всех сторон.
        - Любава!!!
        Пробив своим телом тонкую стену прибрежного ивняка и раскидав бутоны кувшинок, она с плеском рухнула в реку, сразу с головой уйдя под воду. Вверх поднялся высокий фонтан, опал, поднялся снова, разлетелись в стороны брызги, забурлил водоворот, и вынырнули две головы.
        - Любава, Любавушка моя! - Ясень держал ее лицо в ладонях и жадно целовал. - Люба, Любушка, желанная, единственная моя!
        - Ясень…
        - Сукин сын! - замедлил шаг Середин. - Откуда он взялся?
        - Букет, похоже, внизу собирал, - остановилась рядом лесная ведьма. - Смотри, сколько цветов по воде уплывает… Не меньше часа, поди, старался.
        - Идиот, - в сердцах сплюнул Олег.
        - А мне понравилось, - взяла ведуна под руку девочка. - Смотри, какие они мокрые и счастливые. Мне даже самой как-то радостнее стало. Давай еще кого-нибудь из влюбленных сведем?
        - Давай, - согласился Середин, у которого тоже предательски защипало в носу. - У тебя есть кто на примете?
        - Нет.
        - И у меня нет, - вздохнул ведун. - Тогда пошли выгонять из воды этих, пока не простудились…
        Вскоре выяснилось, что артельщики до Углича не дошли - ладья стояла совсем неподалеку, за прибрежными зарослями. Ясень так спешил к заветному дереву, что не хотел тратить время на круг через город. Олегу это оказалось на руку - ближе камень тащить. Желание ведуна прокатиться немного с бывшими невольниками вызвало у корабельщиков общий восторг, а четверо гребцов сами вызвались ему помочь. Середин воспользовался их азартом для того, чтобы сходить в город за вещами, и заодно нагрузил сотоварищей парой бочонков крепкого ставленного меда. К вечеру с хлопотами было покончено, а на рассвете корабль выбрал причальный канат, вспенил веслами воду и вдоль самого берега, где течение послабее, двинулся вверх по реке.
        Теперь, когда все закончилось поцелуями влюбленных на носу корабля, гребцы весело смеялись, вспоминая, как Ясень уговаривал их повернуть назад: умолял, приказывал, просил, пока в конце концов не выпрыгнул за борт и не пошел вдоль берега пешком. Кто же мог помыслить, что сон правду сказывает, а не мечты вспоминает?
        Олег слушал их и качал головой, представляя, сколько потребовалось пареньку упрямства, страсти, твердости, силы убеждения, чтобы заставить двадцать взрослых мужиков, прошедших на веслах против течения не один десяток верст, пожертвовать потраченными силами и повернуть назад. И из-за чего? Всего лишь ради сна! Сна, в котором полузабытая девушка позвала его еще раз постоять у заветного ясеня.
        Пожалуй, он все-таки заслужил и свою любовь, и свою девушку.
        - Когда пить за молодых будем, новичок? - то и дело спрашивали артельщики, поглядывая на пузатые бочонки, на которых сидел Олег со своей спутницей.
        - Не спешите, мужики, - грозил в ответ пальцем ведун. - Рано еще. Гулять будем в приметном месте. И только если заслужите.
        До устья Медведицы ладья добиралась три дня. Через две излучины за ним ведун наконец-то поднялся и махнул рукой:
        - Все, други, хватит грести! К берегу поворачивай, гулять будем!
        - Ура-а-а! - встрепенулись артельщики, уже успевшие заскучать от однообразной работы. - Новичок угощает!
        - Угощаю, угощаю, - согласился ведун. - Однако же поперва я зарок должен исполнить, каковой Перуну дал перед началом поединка судебного.
        - Это что за зарок такой? - оглянувшись на команду, спросил за всех Велимош.
        - Дуб посадить. Перуново дерево. Там, где он отродясь не появлялся.
        - Это где?
        - Знамо где. На песке дубы не растут. А место сие там, где я на вашу ладью впервые ступил. Так что к берегу приставайте. Отсюда ведь все и началось. Привязывайтесь, выгружайтесь. А я пока тот самый взгорок найду…
        Пока корабельщики готовили пирушку, доставая снедь и расстилая на берегу кошмы, Середин поднялся чуть выше по берегу, быстро нашел схрон, где закопал свой клад. С помощью Велимоша и Риги отнес туда камень.
        - Вот здесь, - откинув корягу, водрузил его ведун над котелком с золотом. - Тут дуб посадить нужно.
        - Так тут песок везде один! Не вырастет, - уверенно возразил Велимош.
        - Сам не сможет, а если руки приложить, то легко. Ямку тут надо вырыть с полсажени размером и перегноя в нее с болотины натаскать. В эту яму я дерево и посажу.
        - Так бы сразу и сказал, - попенял ему Рига, - что в перегное будешь дерево священное растить. Сейчас остальных позову. Дело святое, божье. От Перунова заступничества никто не откажется. В сорок рук мигом управимся. Ты же пока саженец поищи.
        Гребец был прав. Двадцать крепких мужиков устроили посадочную яму всего за полчаса. Искать саженец тоже долго не пришлось - Сирень, вскинув голову, принюхалась, ушла в заросли и почти сразу вернулась, неся в ладонях росток дубка с двумя ажурными коричневыми листьями. Лесная ведьма сама опустила деревце в землю, закрепила, оправила листья, провела пальцем по стволику:
        - Тебе тут будет хорошо, ровно смертному в перине. Корням сытно, листьям светло, жукам и гусеницам, что дубам вредят, сюда не добраться. Ты вырастешь большим и крепким и простоишь здесь десять сотен лет. Я вижу это. Десять веков и еще три года. И пусть все эти годы для тебя будут спокойными и теплыми.
        - А мы чтобы все это время друзьями крепкими оставались! - тут же добавил Рига, крепко сжав кулак. - Во славу Перуна!
        - И чтобы страсть Ясеня и Любавы только горячее становилась! - воскликнул Велимош. - Во славу Перуна!
        - И чтобы новичок наш Олег ни единого поединка за это время не проиграл! - не переставая обнимать Любаву, сказал Ясень. - Во славу Перуна!
        - Пусть ветра попутными будут, а реки глубокими, - вступил Липичок. - И пусть грозовые молнии никогда не коснутся ни нас, ни нашей ладьи. Во славу Перуна!
        - Во славу Перуна не мешало бы и выпить, - напомнил ведун. - Поделившись с ним глотком из каждого ковша. Боги любят веселье. Так загуляем, други!
        Вскоре между саженцем и рекой разгорелся веселый дружеский пир. Корабельщики пили друг за друга и за молодых, за свою удачу и крепость мечей, за любовь и новичка, столь вовремя попавшего к ним на корабль. И разумеется - за бога-громовержца, бога-воина, бога - покровителя судов и защитника справедливости.
        Путники веселились до сумерек, а после заката устало сомлели, распластавшись на берегу в живописных позах.
        - Как-то они больно дружно заснули, колдун, - прошлась по тихой стоянке Сирень. - Ровно кто-то дрему заговором навел.
        - Пусть отдохнут, - сказал Олег. - Под моим присмотром корабельщики в безопасности.
        - Ты заботлив, колдун, - покачала головой девочка. - Но ты не стал бы плыть в такую даль только для того, чтобы дать гребцам выспаться. И о зароке раньше отчего-то не вспоминал, из Углича сразу к Костроме отправился. Что ты задумал на самом деле, кудесник?
        - Я хочу обеспечить одной милой, но излишне настойчивой девушке такую изрядную мороку, чтобы ей стало не до меня, - улыбнувшись, признался Олег. - Надеюсь, после этого у нее пропадет желание охотиться за мной через века с помощью моего же собственного оберега. И ты мне в этом поможешь.
        - Как?
        - Помнишь, ты убила здесь трех насильников? Двух из них ушкуйники не нашли. Раз они остались брошенными, то и души их бродят где-то здесь неупокоенными. Отдай их мне. Ты повелеваешь лесами и зверьми, ты знаешь, где они лежат. Подскажи.
        Сирень помолчала, потом подняла руку. Тут же затрещали деревья, закаркали вороны. Кто-то заухал, заскулил, со стороны болота завыли волки.
        - Иди на вой, - сказала юная ведьма. - Они там.
        Мой рыжий телефончик
        Все случилось настолько быстро, что Оля даже понять ничего не успела. Только что шла с работы на остановку - как вдруг рядом остановился автобус, несколько человек в черных комбезах и вязаных масках, с автоматами наперевес высыпали из открытых дверей, толкнули ее и еще нескольких ближайших прохожих в стеклянную дверь магазина, ворвались следом. В потолок ударила длинная автоматная очередь:
        - Всем на пол! Не двигаться!
        На запястьях девушки щелкнули наручники, ее толкнули в спину, и Ольга растянулась на полу из шершавой серой плитки рядом с какой-то девицей в красной кофте и цветастой юбке. Откуда-то издалека послышался нарастающий вой сирен, очень скоро через стекло двери заморгали синие проблесковые маячки.
        - Я сказал: лежать! - Девушку оглушила новая очередь, рвущая барабанные перепонки.
        - Вы окружены! Выходите с поднятыми руками! - рявкнул громкоговоритель снаружи.
        - Заткнись! - заорал автоматчик. - У нас заложники! Убери машины, или буду убивать по одному в минуту!
        - Все бессмысленно! - загрохотал динамик. - Вам не уйти.
        - Я тебе сейчас покажу, кто здесь главный! - Автоматчик в маске рванул за шкирку болезненно вскрикнувшую девицу в кофте, толкнул к двери: - Смотри сюда!
        Автоматчик достал из-за пазухи пистолет, поднял его, направив девице в голову. Опять грохнул выстрел, из затылка жертвы вылетели кровавые ошметки, несчастная рухнула на пол.
        - Ну, теперь ты все понял?! - крикнул за дверь убийца. - Дай мне дорогу из города, или я перебью тут всех!
        - Не усугубляй свое положение! - ответил динамик. - Ты все равно будешь арестован!
        - Ах так… - Автоматчик рванул с пола Олю, толкнул к двери и поднял пистолет.
        Девочка ощутила предсмертный ужас, ее сознание закружилось, проваливаясь в бездны, и мельком заметила, как один из захватчиков подступает к ней, сдергивая маску…
        В себя она пришла сидя на полу, прислонившись спиной к двери и тяжело дыша. Сердце все еще бешено колотилось из-за пережитого ужаса, по спине струился холодный пот. Ольга снова и снова переживала миг неминуемой смерти, а глаза ее видели миллионершу, что неторопливо расстегивала у стены напротив липучки черного комбеза.
        - Роксалана? - удивилась девочка. - Ты здесь откуда?
        - В розыгрыше участвовала, - непринужденно ответила та. - Подарок одному человечку устроили. Тебе как, понравилось?
        - Мне? - С девочки уже сняли наручники, она рассеянно потрогала лоб: то самое место, куда должна была войти пуля. Посмотрела на пол. Но там было пусто. Девица в красной кофте уже поднялась, живая и здоровая, стаскивала с себя парик, осторожно расправляя окровавленные пряди. - Это для меня?
        - Нет, ты просто рядом оказалась.
        - И на мосту на «тарзанке» рядом, и здесь? - не поверила Ольга. - А о чем ты меня спрашивала?
        - Это часть игры, - улыбнувшись, похлопала ее по плечу миллионерша. - Ступай домой, мы тут сами приберем.
        - Ты разыгрываешь мою смерть, чтобы сработал амулет! - уже вполне уверенно сказала девочка. - Ты так вызываешь своего Олега, чтобы с ним поговорить!
        - Иди домой, детка, - кивнула ей Роксалана. - Силой в эту историю тебя никто не тащил. Сама захотела.
        И миллионерша демонстративно повернулась к ней спиной, кинула снятый комбез какому-то карлику, пересекла зал, поздоровалась за руку с майором полиции. Олю же никто словно не замечал: ходили мимо, смотрели в сторону, не заговаривали, ничего не поясняли, не хвалили за храбрость, не пытались успокоить после пережитого ужаса.
        - Уроды… - сделала громкий вывод девушка, но и этого объявления никто не услышал.
        Ольга пригладила волосы, демонстративно сплюнула, вышла из магазина и отправилась дальше к автобусной остановке.
        После этого происшествия Роксалана исчезла из ее жизни больше, чем на две недели, и девочка постепенно успокоилась, забыв о странных совпадениях. Работала в своем обезьяннике, ездила на дачу с родителями, иногда навещала ночные клубы, потихоньку просаживая столь глупо заработанные деньги.
        Однако ее призрачная свобода не длилась вечно. Настал день, когда телефон снова зазвонил и миллионерша ласково предложила:
        - Оля, у тебя ведь сейчас обед? Давай вместе перекусим, заодно парой слов перекинемся. Я сейчас как раз к воротам зоопарка подъезжаю. Собирайся, выходи. Нас ждут кальмары в кляре и утка по-пекински. Я угощаю. - И, не дожидаясь ответа, отключилась.
        Добром угощения Роксаланы никогда не заканчивались, но делать нечего - в тюрьму Оле тоже не хотелось, особо не забунтуешь. Поэтому спустя десять минут девочка села в затонированный джип, который спустя несколько минут въехал на охраняемую стоянку ресторана «Шанхай».
        - Пошли, - подмигнула миллионерша. - Я зарезервировала нам отдельный кабинет.
        Китайский ресторан был роскошным: резные сверкающие львы, множество шелковых кисточек, обитые красной тканью стены и золотая отделка во всех местах, оставшихся без обивки. Точно таким же - красным с золотом - был и кабинет, с тяжелыми портьерами у дверей и окон. Стол уже ломился от яств: несколько блюд с желтыми соломинками, пиалки с каким-то густым соусом, менажницы с салатами, пушистыми из-за торчащей ежиком капусты, с ярко-рыжей морковью и желтовато-зелеными, влажными, порубленными стручками фасоли. Девушек ждали два бокала, бутылка янтарного вина с плавающими в нем фруктами и двое уже знакомых Оле телохранителей.
        - Разве тебе можно пить? - Не дожидаясь приглашения, Оля села на стул перед дверью. - Ты же за рулем!
        - Все для тебя, моя милая, - улыбнулась Роксалана.
        Девочка ощутила прикосновение сильных рук - охранники, прижав ее к спинке кресла, быстро притянули руки к подлокотникам, а ноги - к ножкам стула.
        - Что ты делаешь?! - дернулась Ольга, но в ее положении это оказалось совсем не просто.
        - Слушаю твои советы, моя маленькая подруга, - щелкнула пальцами миллионерша, отпуская послушных мордоворотов. - Придумывать и устраивать представления, которые должны напугать тебя до полусмерти, долго и дорого. Даже не знаю, почему я раньше недопетрила до той простой мысли, которую ты высказала после последней стычки? Ведь все, что нужно сделать, так это поставить тебя на край смерти. Когда ты будешь умирать, заклятие попытается тебя спасти.
        - Что ты задумала, тварь? - скрипнула зубами Оля, бессильно дергаясь в туго затянутых хомутах.
        - Есть некоторый риск, что если ты хорошенько не испугаешься, то и амулет не сработает, - задумчиво произнесла Роксалана. - Но ведь пока не попробуешь, не узнаешь, правда?
        Она зашла пленнице за спину и надела ей на голову полиэтиленовый пакет.
        - Ничего не бойся, - наклонившись к самому уху Оли, шепнула она. - Просто я не дам тебе дышать до тех пор, пока твое тело не навестит Олежка. И не ответит на пару вопросов.
        Роксалана зажала пленку вокруг шеи жертвы. Девочка сделала вдох, но вместо воздуха к ее носу и рту прилипла тонкая пленка. Она напряглась, сколько было сил, но все было бесполезно. Грудь наполнилась болью и пустотой, резко и остро застучало в висках. Оля дернулась еще раз, повернула голову, одним только взглядом умоляя о пощаде.
        - Олежка? - с интересом наклонилась вперед миллионерша. - Нет? Или ты?
        Перед глазами девочки запрыгали радужные искры, она дернулась еще раз, еще - и ощутила, как проваливается в темную бездонную пропасть.
        Роксалана же увидела, что взгляд жертвы вдруг стал твердым и внимательным, губы сжались, руки напряглись, проверяя прочность пут, потом расслабились, зрачки стрельнули по сторонам, оценивая обстановку.
        - Привет, Олежка, - обрадовалась девушка. - Давай поговорим. Я хочу знать, как мне попасть к тебе. Говори!
        Она отпустила края пакета, позволив жертве сделать глубокий вдох.
        - Это невозможно, - покачала головой тощая малолетка.
        - Ты же смог! У меня есть хорошая ведьма, она поможет…
        Миллионерша вдруг заметила, что тратит слова впустую. Девочка перестала задыхаться, угроза ее жизни исчезла, а вместе с тем и сила заклинания - Оля вернулась сознанием в свое тело и растерянно закрутила головой. Роксалана пожала плечами, снова стянула пакет вокруг тоненькой шеи. Жертва задергалась, судорожно попыталась вдохнуть, несколько раз мотнула головой, качнулась… напряглась. Роксалана снова спросила:
        - Олежка, как мне тебя найти?
        Она опять отпустила полиэтилен, давая Олегу возможность сделать вдох.
        - Никак. Но я дам тебе золото.
        - Где оно? - Девушка стремилась говорить кратко, экономя время, но его все равно не хватило: ведун исчез, уступив место Оле. Пришлось опять зажимать пакет, возвращая Олега обратно. - Где золото?
        - Ниже по течению, в десятке километров от Белого городка, у излучины, должен расти приметный одинокий дуб. В трех шагах от него в сторону реки… - Речь оборвалась, девочка тяжело задышала.
        - Ну, хоть что-то, - вздохнула Роксалана, стаскивая пакет с ее головы. - И все равно разговаривать так неудобно. Нужно придумать что-то другое.
        - Ну, ты тварь! Сволочь! Потаскуха! - продышавшись, смогла выплеснуть свою ненависть Ольга.
        - Да ладно тебе, я ведь не со зла, чисто по необходимости. - Миллионерша обошла стул, сунула девочке в нагрудный карман пачку банкнот: - Вот, тысяча евро. Как видишь, я не хочу тебя обижать и ссориться. Тяжелое испытание - хорошая оплата. Вот только ребята мои отвязывать тебя пока не станут. А то наделаешь глупостей сгоряча: порвешь деньги, побьешь посуду, поцарапаешь мне лицо. Зачем? Посиди чуток, успокойся. Через час эмоции спадут, и ты сама поймешь, что получить годовую зарплату за пять минут работы - это очень выгодная сделка. Кстати, утка и кальмары в твоем распоряжении. Все как обещала. Так что отдыхай, мой рыжий телефончик! - Роксалана потрепала ее кудряшки. - Мы еще увидимся.
        Как это ни было обидно, миллионерша оказалась права. Где-то через четверть часа скуки бешенство выдохлось, и Оля стала подумывать о том, что, если деньги порвать, это все равно ничего не вернет и не изменит. А так у нее будет хоть какая-то компенсация. Ненависть к Роксалане у девушки, правда, все равно осталась, но она и раньше особой теплоты к этой самодовольной нахалке не испытывала. Еще через полчаса Ольга уже прикидывала, на что сможет потратить столь нежданно свалившиеся на нее деньги. Успокоившись, она поняла также и то, что изрядно проголодалась. Глупо бить посуду и оставаться голодной, если можно спокойно и практически задаром поесть…
        Когда через час один из бугаев, зайдя в кабинет, перерезал пластиковые хомуты, Ольга ограничилась лишь коротким: «Козел!» - да и то без всяких эмоций. Понятно ведь, что телохранители просто приказ выполняли. Уроды, само собой! Должны понимать, что неправильно поступают. Однако… такая уж у них работа.
        - Вам больше ничего не нужно? - вежливо поинтересовался мордоворот.
        - Иди в жопу! - не удержалась она.
        - Как скажете, - невозмутимо поклонился телохранитель и вышел из кабинета.
        Оля придвинула к себе блюдо с салатами и взялась за вилку, проигнорировав заботливо упакованные в пергамент кипарисовые палочки.
        Увы, глаза девочки оказались куда более голодными, нежели желудок, и своих сил она не рассчитала. Отпробовав все салатики, съев несколько палочек кальмаров, закусив свиными ушками, она поняла, что употребить утку уже не в силах. Не помогло даже вино - бутылка кончилась с удивительной стремительностью, почти не затуманив мозг после пережитых волнений, а заказывать новую Оля не хотела. И дорого, и противно. Вот все равно не лежала у нее душа засиживаться за оплаченным Роксаланой столом.
        - Как она там сказала? «Мы еще увидимся»? Вот тварь! Чтоб тебя гориллы за хорька приняли… - Девушка промокнула губы матерчатой салфеткой. - Опять небось цирк с убийцами или грабителями задумала! Интересно, где и когда?
        Решительно покинув китайский ресторан, Оля прогулочной походкой отправилась по улице в сторону зоопарка. Она была не очень уверена, что желает возвращаться к чистке вольеров. По крайней мере, сегодня. И когда на глаза попалось кафе «Париж», ноги ее как-то сами собой свернули к двери и пронесли к стойке бара.
        На вид заведение было не из дешевых: мореный дуб, медные светильники, толстые ароматические свечи в подвешенных перед окнами фонарях. Однако тысяча евро в кармане придавали Оле решимости.
        - Эй, человек! - подозвала она официанта. - Крымской мадеры бокал мне налей. И бутылку далеко не прячь.
        Развязное поведение и громкий голос привлекли внимание посетителей: немолодой пары за одним столиком, коротко стриженного мужчины, голова которого походила на румяный вантуз, - за другим, и плечистого парня в похоронном костюме - за третьим. Кафе было небольшим и особой популярностью, похоже, не пользовалось.
        Бармен в ответ на такое обращение поморщился, но требование исполнил. И даже паспорта не спросил.
        Оля, потихоньку расслабляясь, глотала пряное вино редкими, но большими глотками.
        - А ну, на пол все! - В дверь, едва не разбившуюся от резкого удара, влетели трое мужчин в масках и черных комбезах, с пистолетами и автоматом. - Лежать! Лицом вниз!
        - Роксалана совсем умом тронулась, - устало покачала головой девочка, глядя, как посетители валятся со стульев. - Хоть бы пару дней выждала, что ли? Дура крашеная…
        - А ты поднимайся! - Двое схватили «вантуза» за шиворот. - С нами пойдешь! Рустик поговорить с тобой хочет.
        - Чего таращишься?! На пол, сказано! - Третий навел пистолет на Ольгу: - Упала быстро, шмара!
        - Бабкой своей командуй, кретин! - презрительно сплюнула девочка.
        - Пулю захотела?! - Мужчина придвинулся, вытянул руку, едва не касаясь кончиком ствола ее лба. - На пол упала!
        - А ноги раздвинуть? - Оля запустила руку за прилавок, поймала за горлышко какую-то бутылку и с разворота опустила на голову актера. Послышался громкий хлопок, бутылка рассыпалась, а мужчина, подняв ствол к потолку, свалился на пол, шипя бесчисленными пузырьками. - Шампанское, - сделала вывод Ольга, бросила на тело уцелевшее горлышко и прихлебнула мадеру из своего бокала: - Как же вы меня достали…
        Двое других налетчиков замерли и отпустили ворот жертвы - «вантуз» шустро забрался под стол. Автоматчик передернул затвор, поднял ствол.
        - Что-то не ясно? - спросила Оля. - Пошли вон отсюда, пока тоже не схлопотали! Я сегодня не в настроении в шутки играть.
        Мужчины неуверенно переглянулись. Девушка сделала еще глоток.
        - Ты кто? - спросил автоматчик.
        - Роксалане привет передайте. Она все популярно объяснит.
        - Кому?
        - Ей самой!
        Заминка длилась недолго. В кармане автоматчика что-то пискнуло, он ругнулся:
        - Время! Мусора рядом.
        - А этот? - уже отступая, навел ствол на лежащего товарища второй.
        - Плюнь. Все едино он нас не знает… - Они опустили оружие и выскочили за дверь. Через миг там громко взвизгнули шины.
        - Клоуны… - поморщилась девочка и повернулась обратно к стойке.
        - Учись, дебил, - стриженый мужчина вылез из-под стола и неожиданно пнул ногой молодого, в «похоронке». - За что я тебе деньги плачу?
        - Ну, я… У них… это… - неуверенно забормотал тот.
        Снаружи взвизгнули тормоза, в кафе вбежали пятеро полицейских, опять с пистолетами.
        - Всем оставаться на своих местах! - во всю глотку заорали сразу двое. - Где грабители?
        - Один здесь… - Официант указал за стойку пальцем и заботливо подлил Оле еще вина. - Остальные сбежали.
        - Граждане, приготовьте документы! Попрошу никого не уходить до составления протокола.
        «Круто… - решила девочка. - Теперь у меня точно есть отмаза на работу не идти. Никто не придерется».
        Оформление бумажек затянулось на пару часов. Но еще в конце первого бармен, вернувшись из зала, принес ей бутылку вина с французской этикеткой:
        - Виктор Аркадьевич хотел бы вас угостить. Это от него.
        Оля оглянулась на столик со стриженым бедолагой, попытавшимся ей улыбнуться, и покачала головой:
        - Передай, что я старперами не интересуюсь. Пусть клеит кого-нибудь другого. На мою мадеру у меня как-нибудь у самой хватит.
        Парень пожал плечами, отступил, пряча бутылку, но уже через несколько минут рядом с Олей присел на тумбу сам Виктор Аркадьевич:
        - Простите, девушка, но вы, видимо, не так меня поняли. Вы только что спасли мне бизнес. А может быть, и жизнь. Я просто хотел выразить вам свою благодарность. Без всякой задней мысли. Если вам не нравится вино… Хотите, могу выплатить вам денежную премию. Какая сумма устроит вас в качестве компенсации?
        - Какая? - Оля мотнула головой, которая уже не очень надежно удерживала ее мысли. Все же внутри у нее были полторы бутылки мадеры. И это не считая китайской «сливянки». - А во сколько ты ценишь свою жизнь?
        - Что? - не понял ее «вантуз».
        - Мужик, ты хочешь заплатить за спасение своей жизни, правильно? Ну, так и скажи, во сколько ты ее ценишь! В десятку, в сотню, пятьсот? Рублями меряешь, евро или долларами?
        Виктор Аркадьевич набычился, думая над ответом. Оля хмыкнула и хлопнула его по плечу:
        - Ладно, мужик, не парься. Жизни я спасаю бесплатно. Хобби такое. Кормят же меня макаки и гамадрилы. Не то чтобы сытно, но на мадеру и брокколи хватает.
        - Извините. Кажется, я повел себя глупо. - Мужчина поднялся с банкетки. - Издержки профессии, привык все измерять деньгами. Еще раз простите. Я вам очень благодарен. Надеюсь, мне удастся выразить свою благодарность не столь пошлым образом.
        - Лучше не надо, - попросила Оля. - На этот год сюрпризов мне уже хватило. Хочу покоя и тишины.
        - Хорошо, я запомню, - поклонился Виктор Аркадьевич. - Последний вопрос… Скажите, а кого вы называете макаками и гамадрилами?
        - Ты не поверишь, мужик, - рассмеялась Оля. - Макак и гамадрилов.

* * *
        Возле Белой крепости тоже была своя священная роща, свой ракитов куст на берегу ручья, свой волхв. Правда, здешний обычай заметно отличался от принятого в Вологде. Здесь никто не предлагал «красный товар» случайным встречным, жених с невестой пришли вместе, а не по одному, а седобородый волхв довольно долго отговаривал молодых от опрометчивого шага, раз за разом отправляя вокруг куста, а согласие на женитьбу спросил не только у Ясеня, но и у Любавы. И только после этого накрепко связал их мизинцы красной нитью, громогласно объявив мужем и женой, призвав в свидетели Ладу, Полеля, Макошь и Велеса.
        Свадьбу гуляли на постоялом дворе - чтобы влюбленные провели первую брачную ночь на перине под крышей, а не на жесткой палубе под парусиной. Да и угощения опытные стряпухи на кухне готовят куда как вкуснее - не то что артельный солонины от больших шматков поотрезает да в котле кашу запарит по-быстрому.
        Посидев немного для порядка за общим столом, молодые ушли, а бывшие невольники продолжили гулянку, благо погреба у хозяина были полными и гости ни в чем не знали отказа.
        - Давай с нами, новичок! - уговаривал Олега хмельной Велимош. - Ты даже не представляешь, сколько добра эти душегубы накопили! У них там, на Двине, цельный поселок в стороне от реки спрятан. Прямо как тут был, на островке среди болот. Кто не ведает, тот и не полезет. А мы путь знаем, горбом не раз прощупали. Там все бабы токмо в шелках и атласе ходят, в серебре и самоцветах. А сколько в закромах запрятано - и помыслить невозможно! Ты воин опытный, тебе на роду написано ратное счастье в такой схватке попытать. Охраны там немного, они более на тайну уповают, нежели на мечи свои. С твоею помощью легко управимся…
        - Рад за вас, мужики, - улыбаясь, раз за разом кивал ведун. - Разбогатеете, дома построите, женитесь, заведете детишек. Мне же на роду написано бездомным быть. Так что мне с вами не по пути.
        - Тройную долю дадим, новичок! - вмешался Липичок. - А хочешь, пять долей? У нас супротив того спорить никто не станет. Мы дело твое доброе помним. Без тебя посейчас бы голыми на цепи сидели.
        - Простите, други, не судьба, - покачал головой ведун. - Долг на мне, обязан зарок до конца исполнить. Найду попутное судно да к Костроме поплыву. А от нее торной дорогой к Вологде.
        - Лучше не надо, - тихо посоветовала Сирень.
        - Почему? - повернулся к ней ведун.
        - Да вот так получилось, колдун, что наутро после бегства своего Любава замуж должна была выйти, - сложила пальцы на груди лесная ведьма. - Я, знамо, в облике ее очутившись, обряд сей до конца исполнила… Дабы время протянуть, вам для побега потребное.
        - Ну, понятно, - кивнул Середин. - И что дальше?
        - Да неудачно все с нитью вышло. Пришлось морок бабий скинуть и волком оборотиться. Смертные заорали все, в стороны шарахнулись. Я же по месту свободному бежать и кинулась. Только меня и видели…
        - Да-а, такую шутку они наверняка заметили, - почесал в затылке ведун. - И наверняка не оценили. Откуда ты взялась, вычисляется на раз-два. Понятно, что Любава-оборотень пришла с постоялого двора, где ее отец с родичами искали. Хозяин нас сдаст сразу, ему смысла нет правду скрывать. И выйдет так, что мы Любаву в волкодлака обратили… Ну, и сами, знамо, такие же. Коли на глаза попадемся, будут бить. Живыми не выпустят.
        - Люди это любят, - подтвердила Сирень, однажды уже убитая в похожей ситуации.
        - Так ты колдун? - удивился Велимош. - А я сразу догадался! Вона, как ты в ночи супротив кривичей дрался!
        - Я не колдун! - недовольно поправил Середин. - Колдун - это тот, кто чародейством на жизнь зарабатывает. Я же просто тайны некоторые сего искусства ведаю. В делах же полагаюсь больше на саблю свою да на веления совести. Скажи лучше, как нам до Перми Великой мимо Вологды добраться?
        - А чего тут сложного? - фыркнул корабельщик. - Хочешь, через Булгар вверх по Каме плыви хоть до самого Урала, а хочешь - на Сухону мимо Вологды через Ветлугу добирайся. Волок там не такой удобный, но ведь ты же не на ладье? Пересядешь просто в верховье, пешком от одной реки до другой дойдешь, вот и вся морока. Или по Унже плыви. Но там волок еще хуже, там ходят мало.
        - Подожди, - вскинул палец ведун. - Из верховьев Камы ведь переволок на Печору есть?
        - Вроде как да. Токмо я так далеко никогда не забирался, точно не скажу.
        - А нам аккурат на Печору попасть и требуется, - обрадовался ведун. - Тем паче что на Сухоне нас могут искать. Я в Вологде у хозяина постоялого двора о путях по ней расспрашивал. Так что, коли отец Любавы погоню затеял, то именно по ней и пойдет.
        - Тогда ищи корабль до Булгара, - посоветовал Велимош. - Отсюда в верховья Камы вряд ли кто направится. Уж очень далеко. Да и селений там немного. Однако местные лодки должны ходить, там кого-нибудь найдешь обязательно.
        Пирушка длилась долго. Прямо за столами почти все корабельщики и уснули. А утром молодые опять спустились к ним. Только девица Любава теперь уже исчезла - и вместо нее появилась мужняя жена с двумя косами вместо одной, с кокошником вместо венца и с поясом, завязанным под грудью, а не на поясе.
        Гости, встряхнувшись, гульнули еще немного, крича молодым здравицы, но уставали куда быстрее, нежели накануне. Третий день был уже не столько праздничным, сколько похмельным: корабельщики приходили в себя, отпивались и собирались в путь. Велимош с Липичком даже ухитрились сходить на торг, закупиться припасами и оружием в дорогу - но их, понятно, отправили сразу на ладью.
        Видимо, по этой причине и прощание с корабельщиками вышло быстрым и будничным. Олег по очереди обнял каждого из мужчин, позволил сияющей Любаве поцеловать себя в щеку.
        - Похвист шутник, - напоследок произнес Велимош. - Его ветра прокладывают наши пути. Милостью Похвиста, может, и свидимся.
        С ним Олег обнялся последним - корабельщик перешагнул на борт ладьи, и она отвалила от причала, величаво откатилась на открытую воду, выпростала весла и, развернувшись против течения, медленно поползла на запад.
        Ведун еще несколько минут смотрел ей вслед, а потом обратился к купцу, хозяину причалов, который как раз увязывал в кошель плату за стоянку:
        - Хороших тебе заказчиков, мил человек. Не подскажешь, корабли в Булгар у тебя часто останавливаются?
        - Дык, чего искать? Вон, под лестницей от маслобойной мельницы ладья стоит, - вытянул руку вдоль берега купец. - Аккурат туда и направляется.
        - Спасибо, друг! - обрадовался ведун и, схватив Сирень за руку, быстрым шагом отправился к нужному кораблю. Вскоре замедлил шаг, отдернул руку, поднес палец к губам: - Чего это ты режешься?
        - Какой сделал, такую и терпи, - невозмутимо ответила ведьма.
        - Других не колешь!
        - Кому как повезет…
        Указанная купцом ладья по сравнению со всеми прочими оказалась настоящим гигантом и помещалась у причала всего лишь наполовину - хотя обычным кораблям места всегда хватало в избытке. Длины в судне было никак не меньше ста шагов, ширины - шагов тридцать. При всем том оно не имело ни мачты, ни весел, ни банок для гребцов - ничего, что могло бы приводить ее в движение. Все место от борта и до борта и от кормы до носа занимала одна большая палуба с пятью просторными люками - тоже от борта до борта. Один из люков был открыт, и плечистые мужики в грубых холщовых рубахах грузили в него бочки. Присматривал за ними долговязый тип татарской наружности: русоволосый, голубоглазый, остроносый, с тонкими ухоженными усиками и такой же узенькой бородкой, едва помещающейся на кончике подбородка. Татарин был одет в длинный зеленый халат из тонкого мягкого сукна, но крытый поверху драгоценным шелком. Именно к нему Олег и направился. Остановился в трех шагах и вежливо поклонился:
        - Доброго тебе дня, хозяин, и хорошей погоды!
        - И тебе удачи желаю, добрый человек, - кивнул корабельщик.
        - Открой мне великую тайну, хозяин, как удается плавать твоей ладье без весел и паруса? Что за магию ты используешь для сего дела?
        - Моя магия называется течением, добрый человек, - улыбнулся в ответ на шутку хозяин. - Ну, и иногда под берегом шестами помогаем.
        - Но ведь течением можно пользоваться только один раз! А если тебе понадобится повернуть, пересечь разлив, пойти против течения?
        - Не понадобится, - возразил татарин. - Моей барже один путь: вниз по Волге до Улемы. Там по протоке сей она ходить и будет. Вверх по реке на лошадиной тяге, вниз с рудой болотной в нутре опять же по течению. И так, пока срок свой не выслужит.
        - А охранник умелый тебе в столь дальнем пути не надобен?
        - Нет, добрый человек, ни к чему, - замотал головой хозяин. - Мои ладьи тати не тревожат. Чтобы грабить, корабль с пути торного убирать быстро надобно, дабы лишние глаза беды чужой не увидели, на помощь не пришли, дружинников опосля не навели. А с этой красавицей, окромя меня и моих людей, никому не управиться. Душегубам проще другой корабль подкараулить. Посему и попутчикам моим на борту завсегда безопаснее. Медленно, но покойно. Да и места для всех в избытке. Спи, где хочешь, никто в бок толкать не станет. Пять денег с носа - и плыви хоть до Булгара.
        Ведун понял, что в этот раз задаром прокатиться не получится.
        - Меня двое, хозяин.
        - На рассвете приходи, - предложил татарин. - Тогда и задаток принесешь.
        - По рукам… - согласился Середин. - Однако же просвети, хозяин, если тебе эта баржа в Булгаре на Улеме нужна, отчего ты ее отсюда гонишь, а не там срубил?
        - Здесь лес дешевле, путник, и куда лучше булгарского, - похвастался своей сметкой купец. - Шушенские мастера, опять же, большой платы не просят, а корабли шьют на совесть. Вот и выходит, что здешний товар супротив нашего чуть не вдвое дешевле выходит. Опять же, я по пути домой здесь масла льняного закуплю, каковое кузнецы наши чуть не по бочке в день изводят, пеньки для набивки, бердо и нитченки[10 - Бердо - инструмент для прибивания нити в ткани. От его размера и тонкости рабочих пластин напрямую зависят ширина и качество получаемой ткани, а потому стоили они очень дорого: за десяток просили корову. Нитчицы служат для управления нитями при плетении - они сложны в изготовлении, и их проще купить, нежели плести самому.] для станков ткацких. Опять же, на Шоше меха для Углича беру, в Угличе их на иглы и серебро выменяю, серебро в Костроме на масло меняю. Плюс еще с попутчиков прибыток небольшой имеется. Пока до места доберусь, глядишь, ан еще полцены отбилось. Так отчего и не съездить в земли русские при таких раскладах?
        - Понятно. Выходит, опять мне в Углич возвращаться? Прямо заколдованный город. Куда ни отправлюсь, всегда в нем в конце оказываюсь.
        - Извини, на ладье оставить не смогу. Сам видишь, не просто так к причалам встаю, люди работают. Раз боги определили тебе для жизни сию твердыню - смирись и исполни их волю.
        - Я лучше попробую договориться…
        Не успел ведун закончить фразу, как его внезапно вырвал из мира уже знакомый водоворот заклятия, и он оказался привязанным к креслу, да еще и с полиэтиленовым пакетом на голове. От удушья в глазах уже кружили радужные искорки, в висках с грохотом барабана стучал пульс. Олег ничуть не удивился, увидев перед собой настойчивую, как камнепад, Роксалану, протянувшую руки к его горлу.
        - Привет, Олежка, - кивнула девушка. - Давай поговорим. Я хочу знать, как мне попасть к тебе. Говори!
        Под пакет проникла струя свежего воздуха, ведун с наслаждением сделал пару глубоких вдохов, качнул головой:
        - Это невозможно!
        - Ты же смог! У меня есть хорошая ведьма, она поможет…
        Еще пара глубоких вдохов почти выпустили Середина из чужого тела, но тут же возник новый приступ удушья, и Олег опять увидел перед собой целеустремленную миллионершу:
        - Олежка, как мне тебя найти?
        Она разжала пальцы на его горле, давая возможность ответить.
        - Никак. Но я дам тебе золото… - Ведун торопливо рассказал о том, как найти зарытый им на берегу Волги клад, и вскоре пришел в себя на горячих толстых досках причала.
        - Ну как, договорился? - насмешливо поинтересовался татарин.
        - Надеюсь, что да, - присев и опершись на руку, ответил ведун. - Ты не поверишь, но я от них откупился.
        - От богов? Они всесильны! Что им твои подачки?
        - Подачка с сюрпризом, - подмигнул ему Олег. - Надеюсь, хотя бы до зимы им станет не до меня. Так что утром жди, такого шанса упускать нельзя.
        На рассвете на булгарскую ладью набралось не менее полусотни попутчиков, в большинстве - женщин с детьми. Видимо, татарин говорил правду: неуправляемые баржи считались на Волге безопаснее прочих кораблей. Посему и садились на них в основном те, кто сам себя защитить не мог. Олег и Сирень нашли себе свободное место между крышками трюмов, разложили мешки, отмечая место, и ведун стал с интересом ждать часа отплытия, желая понять, как булгары намерены управляться с этакой махиной.
        Однако все оказалось куда проще, нежели он ожидал. Сперва четверо корабельщиков шестами отпихнулись от берега, затем быстро заняли места на носу и корме судна, просунув в веревочные петли длинные гребные весла. А дальше все пошло по вполне понятному принципу: если ладье требовалось повернуть, например, на излучине - кормовые загребали в одну сторону, носовые в другую. Если надо было сместиться ближе к берегу или, наоборот, на стремнину - они гребли в одном направлении. Гигантская баржа подчинялась медленно, лениво, неуклюже, но ведь на ней никто никуда и не торопился. Скорость небольшая, река широкая. Всегда можно успеть обойти препятствие или сделать величавый пологий разворот вместе с текущей водой.
        Ближе к сумеркам корабельщики перед одной из отмелей вытянули весла, схватились за шесты, быстро затормозились, выбросили за борт якорь и предложили всем устраиваться на ночлег. На рассвете выбрали якорь и покатились вниз по течению дальше, чтобы новым вечером остановиться у причалов многолюдного города Углича.
        - На два дня придется здесь задержаться! - объявил пассажирам татарин. - Через два дня утром приходите, и до Костромы задержек более ужо не будет.
        - Коли так, Сирень, айда на постоялый двор, к Селивановскому ручью, - позвал ведьму Олег. - Нам там в прошлый раз вроде как понравилось. К тому же по баньке я давно соскучился.
        В город они не пошли, чтобы не платить пошлину, обогнули крепость по берегу, стали подниматься на взгорок за Угличем - как вдруг, возле одного из причалов, Сирень закрутила головой, резко повернула в пахнущий рыбой проулок. За ним юркнула на улицу, по сторонам которой слышался легкий перезвон работающих серебреников, остановилась у огороженного тыном незнакомого постоялого двора. Немного постояла, двинулась дальше. Снова остановилась.
        - Ты чего? - спросил Олег.
        - Знакомого встретила… - развернулась девочка.
        - Так нет никого на улице!
        - Запах его… Подожди…
        Она пошла назад, прямо на ходу растворяясь в легком зыбком мареве. Ученики у двуногой волчицы, как ни крути, были самыми что ни на есть наилучшими. Мороки она умела ставить такие, что сами боги обзавидуются. Середину для этого требовалось заговоры нашептывать, травки рассыпать. Да и то получалось, по большей части, видят - не видят. А эта воспитанница леших и берегинь облик меняла походя, без единого звука, да еще и прописывала каждую черточку так, словно по финифти рисовала. А уж если исчезала, то ни одна собака не чуяла.
        Открылась и закрылась калитка постоялого двора - ведуну осталось только смириться со своевольством пленницы и отойти к забору соседнего дома, делая вид, что он тут совершенно ни при чем.
        Прошло около четверти часа, прежде чем на улицу вылетел чубатый паренек лет семнадцати, в рубахе и портах, но босой и неопоясанный, заметался из стороны в сторону:
        - Любава!!! Любава, ты где?! Любава-а-а!!!
        - Родомир, что с тобой?! - выбежал следом упитанный розовощекий седовласый старикан с растрепанной бородой. - Ты куда?
        - Любава ко мне приходила, дед! Я прилег было - и тут вдруг она появилась. Присела рядом, сказала, чтобы не ждал, что не судьба нам вместе быть. Прощения попросила. По голове погладила и ушла. Тут наваждение и спало.
        - Так сие и было оно, наваждение! - всплеснул руками дед. - Задремал, с кем не бывает?
        - А это, это откуда взялось?! - раскрыл ладонь парень. - Видишь, нитки красные?! Те самые, что порвались у нас у ракитова куста. Вот, это она их мне оставила. На прощание.
        - Великая праматерь! Спаси и смилуйся! - заметно струхнувший старик выдернул из-под ворота амулет со змееногой богиней[11 - Амулеты со змееногой богиней-прародительницей Табити - так называемые «змеевики» - русские люди носили вплоть до XIX века, а в крестьянских божницах они встречались и в ХХ. С приходом христианства на одной стороне такого амулета обычно изображался какой-нибудь святой или Богоматерь, а на другой - богиня Табити.], поцеловал, зажал в кулаке и закрутился, отмахиваясь им на все стороны. - Спаси и сохрани! Избавь и защити! Ты, Родомир, не за ней бы бегал, а богов благодарил, что от гибели избавили! Что тихо ушла, в клочья не порвала!
        Ведун с дедком был абсолютно согласен. Та Сирень, которую он встретил в лесу, относилась к людям исключительно как к мясу. Парень, оставшийся живым после встречи с лесной чародейкой, стал для Середина настоящим потрясением.
        - Эй, прохожий, ты девицы красной здесь не видел? - метнулся к Олегу Родомир. - Высокая такая, статная, красивая. В атласном сарафане. Шрамик у нее еще небольшой под глазом…
        - Даже калитки перед тобой не открывалось, добрый молодец. Никто со двора не выходил.
        - Защити меня от слова колдовского, от взгляда черного, от навета… - замахал на ведуна амулетом старик, заставив крестик болезненно ущипнуть запястье.
        - Хватит, хватит, - отступил Олег. - Человек я, не зверь и не баба.
        - А дотронуться до тебя можно? - с надеждой спросил Родомир.
        - Ладно, трогай, - пожалел паренька Середин.
        Тот взял его за руку, слегка подергал рукав кафтана. Вздохнул:
        - Я бы ее любой принял. Есть в ней что-то завораживающее. А что волкодлак - так ведь и с русалками люди живут. Коли любит, так ведь не тронет, правда?
        - Не стоит рисковать, друг мой, - посоветовал ведун. - Русалка - она ведь женщина, хоть и речная. А волкодлак в порыве страсти и порвать может. Не со злобы, а именно из любви.
        - Откуда ты знаешь, добрый человек? - тут же проявил подозрительность парень.
        - Потому что я их убиваю, - просто и без затей признался Олег.
        - Ты пришел за ней? - Родомир напрягся, сжал кулаки.
        - Нет, - покачал головой Середин. - Мне кажется, эта волчица людям не опасна.
        - Пойдем, пойдем отсюда! - Дед торопливо потянул внука за собой. Похоже, мир с волкодлаками и охотниками на них ему совсем не нравился. Старик торопился вернуться к себе, за прочные бревенчатые стены постоялого двора, к защитным чурам и уютным горницам. Родомир, разочарованный и обмякший, позволил себя увести.
        - И зачем ты это сделала, Сирень? - тихо спросил Олег, уверенный, что лесная ведьма находится где-то рядом.
        - Не могу забыть, как Любава по Ясеню своему страдала, - ответила из-за спины девочка. - Захотела проверить, как к жениху своему вологодскому отношусь. Вдруг и я так же сильно желать и чувствовать умею? Я ведь про него все время помнила. И лицо, и запах.
        - Ну и как?
        - Никак, - вздохнула ведьма. - Смертный как смертный. Что рядом с ним я стою, что за тридевять земель уплываю - никакой разницы.
        - Но ведь ты с ним заговорила!
        - Потому и заговорила. Предупредила, чтобы не ждал. Советовала забыть.
        - Можешь быть уверена: уж теперь-то он тебя точно до конца жизни не забудет!
        - Почему?
        - Потому что люди - это не роботы. Они никогда не действуют по правилам или командам. Всегда норовят поступить поперек.
        - Кто такие роботы, колдун?
        - Это механизмы, сделанные для исполнения команд. Ладно, пойдем и мы ночлег искать. Вона, уже смеркается.
        Однако так просто Середину обустроиться не удалось. Он успел лишь заморить с дороги червячка и только собрался в баню - в кабак заглянул уже знакомый ему свекольноносый ратник.
        - Это, стало быть, опять ты, кудесник? - осклабился он, увидев ведуна. - Ну, тоды пошли. Князь кличет.
        - Так ведь ночь на дворе!
        - Слух прошел, охотник на волкодлаков в городе объявился. Такого зверя аккурат по ночам и ловят. Князю же суета лишняя в Угличе не нужна.
        - Так передай ему…
        - Сам скажешь! - повысил голос ратник и недвусмысленно положил руку на рукоять меча. - Пошли!
        В этот раз наместник Углича принял чародея в тереме - здесь, в светелке над воротами, стояло несколько деревянных скульптур, перед которыми горели свечи. Похоже, вологодский обычай делать для идолов крытые святилища успел добраться и сюда, где князь богатого города сделал для себя маленькое личное святилище. Четыре бога по углам, пятый в центре: с любовью выточенный черненый бык, между рогов которого сидела нарядная серая уточка. Великий бог Велес и не менее великая мать всего сущего Макошь. От множества свечей в маленьком помещении было ярко, словно днем, однако князь Родовлад - простоволосый, в вышитой рубахе и опоясанный простым кушаком - как раз зажигал еще одну, перед мордой рогатого красавца.
        - Мое почтение, княже, - склонил голову Олег. - Прими мои заверения в преданности.
        - Так это тебя охотником на волкодлаков прозвали, княжеский чародей? - встал к нему полубоком наместник.
        - Меня, княже. С нежитью, что людей беспокоит, я воюю постоянно. И с волкодлаками тоже. Но в городе я, знамо, с иной целью появился.
        - Вижу, - поставив свечу, полностью повернулся к нему наместник. - Так ты, стало быть, поручения князя Русского исполняешь? Еще полмесяца назад я тебя к Костроме отправил, ан ты опять тут околачиваешься?
        - В моем деле прямых путей не бывает, князь Родовлад, - с достоинством ответил ведун. - Раз вернулся, стало быть, нужда такая пришла. Священный дуб, Перуну посвященный, я на излучине песчаной ниже Белой крепости посадил. Покровительство путникам проезжим он оказывать станет и от людей разбойных Волгу защищать. В том именем Перуна пред его ликом клянусь.
        Ведун подошел к высеченному из дуба низкорослому толстячку на медных ножках и протянул к нему правую руку.
        - Коли молнии не боишься, Перуна в поручители призываешь, стало быть, правду молвишь, - признал князь. - Да токмо не вырастет дуб на песке речном.
        - Этот вырастет. Лет через десять, мыслю, его крону уже видно будет между стволов сосновых.
        - Коли вырастет, велю волхвам к нему отправиться и надлежащие требы Перуну сотворить, - пообещал наместник. - За тобой же, чародей, надзор установлю. Дабы здесь, в Угличе, излишних странностей не сотворил. Мне здесь на улицах охота ни к чему. Понял меня, чародей? Хоть за нежитью, хоть за чертом. Мне здесь покой надобен, дабы люд ремесленный трудился спокойно, невзгод не ведая, и подати исправно платил. Коли чудить начнешь, вразумлю, не сумневайся. Помни о том, что все мы князю Русскому служим и должны во первую голову об исполнении его повелений печься. У тебя поручение есть. Вот его и исполняй.
        - Я уже заплатил за место на ладье, княже. Через два дня отплыву.
        - О том мне ратники доложат, кои за тобой следить станут. Ступай.
        Олег поклонился, спустился из терема во двор, а когда повернул к воротам, за ним увязались двое стражников: в броне, с копьями и щитами.
        - Вы бы еще в горн играли: смотрите все, кто тут идет! - буркнул он себе под нос, но избавляться от «топтунов» не стал. Зачем понапрасну злить наместника богатого города? Это ведь только на два дня. Все едино он собирался это время кверху брюхом на перине проваляться. Разве на торг сходить понадобится, соли и камень точильный прикупить.
        Стараниями князя Родовлада пребывание в Угличе ведуна и его спутницы прошло без событий. Видя на улицах человека, за которым вышагивают двое ратников, обычные люди предпочитали шарахаться подальше в сторону, и только купцы, опасаясь бросить товар, оставались на своих местах. Такие прогулки Олегу тоже никакого удовольствия, естественно, не доставляли, а потому он отлучился из постоялого двора только дважды: за солью и к заветному ясеню молодых влюбленных. К дереву попросилась Сирень и довольно долго стояла, обнимая ствол. Зачем - при стражниках ведун спрашивать не рискнул, а потом просто забыл.
        Так, под караулом, Середин и лесная ведьма утром третьего дня перебрались на борт булгарской баржи, причем воины долго смотрели путникам вслед. Не иначе, боялись, что надоедливый чародей спрыгнет в воду и опять вернется в город.
        Людей на борту заметно прибавилось - однако при размерах ладьи особой тесноты не возникло. Олег с Сиренью благополучно заняли прежнее место между крышками трюмов, разложили походные мешки и теперь наблюдали, как мимо медленно проплывают лесистые волжские берега, изредка прерываемые желтыми проплешинами колосящихся хлебов, что окружали небольшие деревеньки или даже отдельные хутора.
        До Мологи баржа доплыла только на третий день, медленно и величаво миновала крутую излучину возле впадения Шексны, потеряв на сложных маневрах целый день, и двинулась на юг. К этому времени пассажиры давно отлежали все бока и стали прогуливаться по судну вперед-назад, переступая чужие вещи и отдыхающих людей. Олег тоже сделал несколько кругов вдоль борта, вернулся назад.
        - На нос пойду, - сообщила ведьма, когда он вернулся и снова прилег. - Тут надоело.
        Вскоре она застыла изваянием в сажени от переднего рулевого, вглядываясь в берега. Ведун попытался заснуть. Разумеется, безуспешно. Невозможно же спать четверо суток подряд! Помаявшись пару часов, он снова поднялся и, разминая ноги, отправился по кругу вдоль борта в очередной раз. Перешагнул ноги девицы, размеренно вяжущей крючком носки из серой некрашеной шерсти, затем ее сундук, обогнул тетку, баюкающую младенца. По узкой свободной полоске добрел до кормы…
        - Никому не двигаться!!!
        От громкого выкрика ведун резко развернулся, рванул из ножен саблю, вскидывая поперек, чтобы сразу закрыться от возможного нападения.
        - Не шевелись, рабы смертные, зарублю!!!
        Нападавших было семеро. Четверо стояли с обнаженными мечами на палубе, направив клинки на пассажиров, угрожая заколоть каждого, кто попытается оказать сопротивление. Да и кому там было сопротивляться? Бабам да нескольким мужикам ремесленного вида? У них даже оружия, кроме ножей, не имелось! Еще один разбойник удерживал в повиновении рулевых на носу, а двое на корме подступали к Середину. Но командовал нападением тощий иноземец с бритым лицом, скинувший суконный плащ и распрямившийся во весь рост. Кривичский купец наконец дождался удобного момента для мести.
        - Тебе все неймется, Рагвальд? - зловеще произнес ведун. - Как хочешь. Брата твоего я порешил и тебя сейчас следом отправлю.
        Олег рубанул саблей воздух, шагнул было к ближним врагам, но кривич рванул к себе Сирень, прижал нож к горлу девочки:
        - Брось меч, раб! Бросай, не то дочку твою зарежу! - Рагвальд довольно ухмыльнулся. - Больно просто отделаться хочешь. Не-е-ет, разговор у нас с тобой будет долгий и обстоятельный. И за брата полной мерой расплатишься, и за виру, и за ладью его… Бросай меч! Быстро! Не то… - Он прижал нож к горлу девочки с такой силой, что ведьме пришлось даже вскинуть голову.
        - Тихо-тихо! Не нервничай! - ведун поднял руки, а потом стал медленно наклоняться, словно намереваясь положить саблю на палубу.
        Однако в самый последний миг он просто подхватил чью-то котомку и, резко выпрямляясь, метнул ее в лицо правому кривичу. Тот отмахнулся клинком - Олегу этого мига вполне хватило, чтобы быстрым взмахом резануть его по внутренней стороне бедра, сделать шаг вперед, поворачиваясь ко второму врагу. Тот попытался уколоть. Ведун, сближаясь, отмахнул меч влево, тут же обратным движением полоснул поперек груди. Бедолага попытался пригнуться - и удар пришелся по голове. Разбойник упал вниз, но Олег на всякий случай уколол его в спину.
        - Ну так получай!!! - во всю глотку проорал Рагвальд, резанув Сирень по горлу.
        Железо заскребло по железу, кривич отбросил свою жертву. Девочка отступила на пару шагов, повернулась к нему. В глазах разбойника мелькнуло удивление. Его жертва метнулась вперед, вцепилась зубами ему в горло, вырвав большой шмат мяса, сплюнула его на палубу, а самого разбойника швырнула в Волгу.
        - Тварь! - Воин, пугавший носовых корабельщиков, рубанул девочку по голове.
        Громко звякнуло железо, высекая искры из соломенных волос. Сирень взмахнула рукой: пощечина целиком вырвала у разбойника челюсть, отбросив до середины корабля. Кривич захрипел, выпучив глаза, вскинув руки к лицу. Девочка толкнула его в грудь, опрокинув за борт, повернулась к замершим на палубе людям и нежно улыбнулась. Двое кривичей бросили мечи и сами сиганули в воду, торопливо поплыли к берегу. Двое других ошалели до такой степени, что не смогли оказать Олегу никакого сопротивления, не в силах отвести взгляда от ребенка на носу. Ведун их даже не убивал: просто оглушил ударом рукояти по голове.
        - Ведьма-а-а!!! - внезапно прорезался истошный бабий визг. - Ведьма-а! За борт ее! За борт!
        - Русалка! Навка! Ведьма! - подхватили истеричный визг другие пассажирки. - Выбросить ее! Убить! Выбросить! Утопить!
        - Вы чего, умом тронулись?! - возмутился ведун. - Она же ваши жизни спасла, дуры! Кривичи вас бы всех в рабство хазарам продали и глазом не моргнули!
        - За борт чудовище! Это зверь перекинутый!
        Истерили далеко не все бабы. Но взбеленившихся было большинство.
        - Бей ее!
        Толпа двинулась вперед. Сирень склонила голову набок и громко хмыкнула. Бабы тотчас шарахнулись назад, выстроились полукругом шагах в пяти, продолжая угрожать:
        - Нежить болотная! Ведьма! Утопить ее! Убейте!
        - И этот с нею… - вспомнила одна из теток про Олега.
        Тот тяжко вздохнул, нарисовал саблей «мельницу», огородившись двумя сверкающими кругами. Скандалистки, одумавшись, отскочили. Хотя от него они отступили всего шага на три, не больше.
        - Отродье лихоманское! - продолжали бурчать путники. - Колдуны! Нежить мерзкая…
        Хозяин ладьи, протолкавшись через толпу, положил на палубу перед Серединым три серебряных дирхема:
        - Забери свои деньги, колдун. Мы вас дальше не повезем.
        - Мы с дочерью спасли вас от рабства, купец. Сохранили тебе ладью и товары. Почему ты так поступаешь?
        - Сегодня вы татей порвали. Завтра нас загрызете, - ответил корабельщик. - Не хотим с нежитью дела иметь. У вас свои пути и свары, у нас свои. Уходите!
        Баржа, повернув к берегу, на всем ходу врезалась в отмель. Толпа, угрожающе гудя, освободила Середину путь на нос, рулевые вытянули весла, примериваясь ударить, если ведун попытается сопротивляться.
        - Пусть боги наградят вас по мере поступков ваших, смертные, - пожелал путникам Олег.
        Спрятал саблю, быстро дошел до вещей, подхватил их, ступил на борт и спрыгнул вперед, на песчаное мелководье. К ведьме склонилась береза, нежно подхватила ее ветвями, перенесла на траву.
        Течение тем временем медленно разворачивало баржу, занося корму вперед. Бортом она навалилась на камышовые заросли, качнулась. Зашелестел песок, и нос ладьи сполз с отмели, уходя обратно на глубину.
        - Почему люди так не любят, когда их спасают, колдун? - громко поинтересовалась Сирень. - Второй раз ты отбиваешь корабельщиков от смерти, и каждый раз тебя за это высаживают на берег и бросают на произвол судьбы.
        - Смертные - странные существа, - пожал плечами Олег. - Если они встречают что-то, непостижимое их разуму, они или поклоняются этому, или ненавидят. Никогда не знаешь, какое чувство они изберут на этот раз.
        - Зачем же ты помогаешь им, колдун? Рискуешь, трудишься, спасаешь?
        - Если никто не будет творить добро, мы утонем в хаосе, мраке и ненависти, Сирень. Добро нужно творить даже тогда, когда некому за него похвалить. Просто для себя, для души.
        - А если тебя за содеянное добро еще и проклинают?
        - Тогда я вколочу это добро силой! - мрачно пообещал ведун.
        Баржа медленно удалялась в сторону Булгара, сверкая свежей белой древесиной под лучами высоко стоящего в небе солнца. Гуляющие по реке волны стреляли во все стороны ослепительными зайчиками, в вышине носились друг за другом стрижи и ласточки. Прибрежные березки шелестели мелкими зелеными листочками, безуспешно стараясь заглушить треск скачущих по лужайке кузнечиков. Запахи воды, цветов и деревьев смешивались в прозрачный медовый аромат, присущий знойному русскому лету. Запах, о котором мечтаешь долгими зимами или склизкой осенью и который проклинаешь летом, отмахиваясь от комаров, слепней и оводов.
        - Хорошо-то здесь как… - Середин громко прихлопнул ладонью какую-то тварь, что пыталась забраться под ворот рубахи, вскинул один вещмешок на спину, другой повесил на грудь. - Пошли, девочка моя. Чего-то не хочется мне больше попутки ловить. Добром еще ни разу не кончилось. Дойдем до ближайшего города - авось другую какую оказию найдем.
        Три желания
        - Девушка, девушка! Это вас зовут Ольгой?
        - В смысле? - Оля замедлила шаг, оглянулась на дверь служебного входа зоопарка. Именно от него девушку нагонял молодой человек в похоронном костюме.
        - Добрый день, Ольга! Вот, меня просили передать вам приглашение на открытие выставки в ЦКЗ. Там будет прием, фуршет и все такое… Ну, как положено на светском приеме.
        - Светском приеме? Уже разбежалась… - Оля взяла у него из рук небольшой проспект, скомкала и засунула в нагрудный карман его костюма. - Еще раз появишься - съесть заставлю, понял? Теперь иди отсюда. Хватит с меня розыгрышей.
        Девушка развернулась и с веселым посвистыванием направилась мимо летнего ресторана в блинную. Сегодня вечером она собиралась навестить ночной клуб, но для начала ей нужно было перекусить и провести где-то лишних два часа.
        Блинчики с сыром и ветчиной, морс и пирожок с повидлом помогли ей скоротать часок, а потом девочке все же пришлось выйти на улицу. Впрочем, если не пользоваться автобусом, то один час был примерно равен медленной прогулке отсюда и до клуба. Оля неспешно двинулась по улице Горького - вот тут рядом с нею и притормозила темно-синяя «Акура» с черными рейками под багажник на крыше и широкими воронеными порогами.
        - Добрый вечер, Ольга! - из приоткрытой дверцы выглянул коротко стриженный упитанный мужчина средних лет. - Я могу попросить у вас три минуты для разговора?
        - Хоть пять, - остановилась девушка, сунув руки в карманы джинсов. - Как раз сейчас со временем у меня никаких проблем не наблюдается. Но только сразу предупреждаю, что никуда не сяду, никуда не поеду, и вообще… «Папаши» не в моем вкусе. Я не продаюсь.
        - Приятно слышать, - кивнул мужчина. - Однако, я полагаю, Юра опять что-то напутал, и вы его неправильно поняли. Это я хотел бы пригласить вас на светский раут послезавтра в шесть. Мне прислали два приглашения…
        - Папаша, разве я не ясно выразилась? - поморщилась Оля. - Ты не в моем вкусе. Отвали.
        - Вы знаете, юная леди… - Мужчина вылез из машины, одернул рубашку. - Вы спасли мой бизнес, а может быть, и жизнь. Поэтому я готов лично от вас стерпеть некоторую грубость. Но всему есть предел. Назовете меня старпером еще раз, предложите отвалить - и я сочту, что моя совесть чиста и больше я вам ничего не должен.
        - Постойте! - наконец сообразила Ольга. - Я вспомнила! Вы тот самый… Из кафе! Вы мне еще бутылку вина в обмен на свою жизнь предлагали.
        - Виктор Аркадьевич, - поклонился мужчина. - Да, тогда я повел себя несколько вульгарно, прошу прощения. Я задумался над своим поведением и решил, что не должен платить за то, что не имеет ценности. Будет правильнее, если я посвящу вам несколько дней той жизни, которую вы сберегли.
        - Вы, Виктор Аркадьевич, не в театре, случайно, работаете? Уж больно вычурно выражаетесь!
        - Просто я стараюсь быть вежливым. Я уже очень давно не общался со столь юными особами… К тому же я позволил себе проявить несколько повышенный интерес к вашей жизни, дабы понять, как наилучшим образом поступить в данной ситуации. Вы не обидитесь, если я предложу вам посетить бал для Золушки?
        - В смысле? - насторожилась Оля.
        - Бал как бал, вы как принцесса. Что до принца, то тут я ручаться не могу - но кто знает? Любопытство у тамошних гостей вы вызовете несомненно, журналисты и сплетницы туману напустят, побасенок насочиняют, фотографии ваши у себя в фейсбуках и журналах вывесят, комментариев насочиняют… При таком интересе принц вполне может появиться. Ну, а я сыграю роль старого короля. Раз уж я все равно не в вашем вкусе. Окунетесь ненадолго в светскую жизнь. Ну, а понравится она вам или нет - это уже вопрос второй.
        - А вам нравится?
        - У меня работа, - пожал плечами мужчина. - Мне нужно гидравлику нашего завода продавать. Прессовка, распрессовка, поддомкрачивание, мобильные столы, калиброванный инструмент. А чтобы продавать, нужно знакомиться с главами администраций, транспортных компаний, РЖД и так далее. Которые на такие рауты с примерно теми же целями и ходят. Это у нас вместо визитки. Гарантия, что говоришь с человеком, которого знают, который имеет связи, средства, положение. Не в Интернете же нам знакомиться!
        - А принц будет тоже из гидравликов-администраторов?
        - Гламурных принцев обычно называют «альфонсами», - улыбнулся Виктор Аркадьевич. - Очень советую не промахнуться.
        - Не думаю, что гламурный принц клюнет на принцессу в джинсах и футболке.
        - Не беспокойтесь, Ольга. Как раз с этим все будет проще простого. Послезавтра утром за вами заедет вот эта самая машина и отвезет вас… Ну, сцены женского счастья в виде шопинга, макияжа и массажа вы в кино наверняка видели? Боюсь, вам тоже придется все это претерпеть. После этого вы сами себя не узнаете… - Виктор Аркадьевич достал из кармана цветастый бумажный шарик, старательно развернул, протянул Оле: - Надеюсь, вас не смутит, милая леди, что ваше приглашение несколько помялось?
        - Раз уж вы меня ангажируете, сударь, - девочка сделала вид, что раздвигает края юбки, и чуть присела в неумелом книксене, - то пусть оно останется у вас.
        - Я могу опоздать.
        - Тем более.
        - Как скажете, Ольга. Тогда до послезавтра. - Виктор Аркадьевич поклонился, вернулся в машину, и та отъехала от тротуара.
        - Гы… Светский раут… - усмехнулась Оля. - Интересно, а пиво там дают?
        Она сделала пару неуверенных шагов и поняла, что тусоваться сегодня в клубе ей больше не хочется. В голове крутились сцены сказочных фильмов про Золушку, балы и зачарованных принцев. Вроде бы давно уже забылись детские сказки… Однако, оказывается, нет.
        Сказок хочется всем…
        В пятницу утром темная «Акура» и вправду ждала Олю у подъезда. Девочка выскочила к ней сама, не дожидаясь, пока позовут. Парень в похоронном костюме и с похоронным унылым лицом, увидев пассажирку, вышел из машины, открыл перед клиенткой дверцу. Оля замедлила шаг, поморщилась:
        - Тебя Юрой зовут, да? Слушай, дружище… Ты меня извини, что я на тебя так, ни за что наехала. Меня тут последние месяцы всякие дебилы сильно достают. Ну, вот я и погорячилась. Ага?
        - Ничего страшного, - поклонился парень.
        - Точно без обид? - не поверила девушка. - Между нами мир - или мне просто отвязаться?
        - Думаю, мир, - усмехнулся парень. - Ты на меня так наехала, что я просто ничего не понял. Так что можешь не извиняться. Я не обиделся.
        - Тогда поехали гульнем? - подмигнула Оля.
        - Кто погуляет, а кто и всплакнет. - Парень пропустил ее в салон и захлопнул дверцу. Обежал капот, запрыгнул за руль.
        - Это ты о чем? Насчет «всплакнет»? - успела насторожиться девочка.
        - Алевтина после косметического салона обычно в слезах выходит и каждого сквозняка пугается. Они же там на лице все вычищают, выдавливают, выщипывают и полируют. Жуть, говорит, как больно.
        - Это еще кто такая?
        - Дочка Виктора Аркадьевича. - Парень выехал со двора. - Примерно твоего возраста, кстати. Ей уже четырнадцать. Но за кожей следит. Мама научила. Ты, кстати, про нее их не спрашивай, так лучше будет.
        - Кого про кого?
        - Виктора Аркадьевича про жену. У нее с онкологией что-то было. Больше года назад похоронили. Он с тех пор больше ни с кем даже не знакомится. Переживает очень. Ну, а Алевтина - сама понимаешь… Мама все-таки.
        - Вот оно что… - Оля перестала улыбаться. - Спасибо, что предупредил. А ты, кстати, кто? Шофер или телохранитель?
        - Нанимался в водители, - усмехнулся Юра. - Потом на шефа наезжать стали, он меня на курсы отправил. Разрешение на травматик оформил. Но, если честно, хреново у меня получается. В рыло, в принципе, дать могу. Но когда все быстро происходит, теряюсь маненько. Ну, как тогда, в кафешке. Пока соображал, уже мордой в пол положили. Про ствол вспомнил, только когда все уже закончилось. А ты там лихо… Бутылкой по кумполу осадила…
        - Я же говорила. Достают меня сильно последнее время. Вот нервы и шалят. Так куда мы едем?
        - Виктор Аркадьевич заказал тебе стилиста. Он будет делать из тебя гламурную кису. Мое дело привезти и увезти. И чемоданы с покупками забрать. Время, кстати, еще есть. Можем куда-нибудь завернуть, хряпнуть по паре рюмашек. Для храбрости перед косметологами.
        - Да ладно, вези так. Буду получать удовольствие на трезвую голову…

* * *
        В жизни «праздник с золотой картой» оказался совсем не таким веселым и счастливым, как его показывают в кино. Прежде всего Юра не обманул, и после процедуры «очистки кожи» лицо у Оли горело так, словно его ошпарили кипятком. Питательная маска с мятой и шалфеем эту боль несколько притушила, но от каждого дуновения ветерка девочка и вправду вздрагивала, как от оплеухи. Потом ее поджаривали в солярии, убирая тени и неравномерности «рабочего» загара, потом маникюрили с чисткой кожи и макияжили с выщипыванием «лишних» волосков.
        Следом тетка по имени Лариана с соответствующей имени дурацкой внешностью: в красном пиджаке длиною в шинель, зеленом бадлоне и огромных очках в роговой оправе - повела клиентку подбирать одежду. После пятнадцатой примерки Ольга взвыла и запросила пощады - она больше не хотела на светский раут. Она хотела домой, в милый, тихий обезьянник. Но ее отпаивали кофе и шампанским, а затем тащили из отдела нижнего белья в обувной, а из обувного - обратно в отдел верхней одежды.
        К шести вечера Лариана наконец-то удовлетворилась экспериментами и подвела свою жертву к зеркалу. Из-за стекла на Ольгу взглянула незнакомая девушка с высоко поднятыми над головой, непривычно яркими волосами, среди которых сверкала на двух заколках россыпь изумрудов. Платье было тоже зеленым, но состоящим из двух частей: похожий на шарф ворот-хомут мягкими складками огибал плечи и скользил через грудь, пряча худобу и того, и другого, ниже ткань плотно облегала стройную талию и рассыпалась в плиссировку, скрывая под собой костлявые бедра. Впервые в жизни Оля поняла, что она не тощая. Она - стройная!
        - Эту жалкую дешевку мы выбросим в помойку, - модельерша сняла с ее шеи амулет, - а декольте украсим изумрудным колье из белого золота. - На шее девушки в зеркале переливчато засверкали драгоценности. - Теперь браслет на плечо, сейчас это безумно модно, и сумочку со стеклярусом. Бижутерия, конечно, но в цвет подходит.
        Тетка отступила, похмыкала и наконец кивнула:
        - Теперь все! Ну что, милочка? Будем носить или сразу за дверьми половину повыбрасываем?
        Ольга подняла ладонь, пошевелила пальцами, убеждаясь, что отражается именно она, и уверенно кивнула:
        - Будем носить! Зря, что ли, мучилась?
        Как выяснилось, наведение красоты - труд куда более долгий и кропотливый, нежели банальное руководство предприятием. Ольга опоздала к назначенному времени почти на полтора часа. Когда девушка вышла из дверей салона, «Акура» стояла уже у порога, а Юра торопливо грузил в багажник объемистые картонные коробки. Виктор Аркадьевич прогуливался возле капота, о чем-то оживленно беседуя по телефону. Однако, увидев девушку, он вздрогнул, отключил трубку, шагнул навстречу:
        - О черт!
        - И вам здравствуйте, Виктор Аркадьевич, - улыбнулась Ольга.
        - Зовите меня просто Виктор, - пробормотал мужчина. - У них там, гламурных, так принято. Ну, типа, как на Западе.
        Он спохватился и открыл перед спутницей дверцу.
        Спустя тридцать минут оба под руку поднимались по красной дорожке. Плечистый, уверенный в себе король, костюм которого ловко маскировал появившийся животик, и статная юная девушка, буквально все одеяние которой резко подчеркивало рыжину ее волос. Оля ощущала на себе всеобщие взгляды, однако отлично знала, что выглядит великолепно, а потому не смущалась и только шире раздвигала плечи и гордо вскидывала подбородок. По жилам ее струился жидкий огонь, а глаза сверкали, словно у рыси, внезапно очутившейся в окружении ничего не подозревающих кроликов.
        Наверное, именно так и ощущала себя Золушка на своем первом королевском балу.
        - Добрый вечер, Виктор! Очень рад вас видеть у себя на выставке, - метнулся к ним навстречу немолодой серолицый дылда в вытертой водолазке. - Как ваши дела? Спасибо огромное за помощь в организации… Кто эта очаровательная фея?
        - Это Ольга, - представил девушку Виктор Аркадьевич, - мой… - Тут он запнулся, но всего на миг: - Она мой специалист по приматам. В наше время такие консультанты крайне полезны.
        - Очень, очень приятно. - Дылда наклонился и поцеловал девушке руку. - Я вижу, вы тут впервые? Позвольте я покажу вам свои картины…
        Художник увлек ее в зал, по которому разгуливали парочки с фужерами.
        - Бокал шампанского? - Долговязый подхватил со стола один из бокалов, подал Оле. - Скажите, вы когда-нибудь позировали для портрета? У вас такая яркая… Ой, простите, кто-то пришел. Извините, долг хозяина…
        Дылда убежал. Девушка выпила вино, несколько остудив раскаленную кровь, взяла со стола еще фужер, прошлась вдоль стен, разглядывая картины. В основном здесь были пейзажи, на некоторых среди кустов и деревьев проглядывали полусгнившие избушки и сарайчики.
        - Выставка называется: «Русь изначальная», - с легким акцентом подсказал подкравшийся сбоку голубоглазый и остроносый молодой человек в шелковой рубашке и вытертых джинсах. - Как думаете, похоже?
        - Если изначальная, то где богатыри? - Оля прихлебнула шампанское.
        - Предполагается, что подались в эмиграцию, - усмехнулся молодой человек. - Простите, я не представился: Еремей.
        - Ольга, - кивнула девушка.
        - Очень приятно… - Новый знакомый вроде как тоже собрался поцеловать ей руку, но тут сбоку вдруг налетела Лолита и повисла у парня на шее:
        - Привет, Ершик! Сколько лет, сколько зим!
        От могучего толчка Еремей попятился, послушно обнял певицу, чмокнул ее в шею.
        - Ну, рассказывай! Как тебя сюда занесло?
        - Побираюсь, Лолита. Спонсоров для своей выставки ищу.
        - Опять артхауз?
        - Он самый… - Молодой человек бросил на Ольгу тоскливый взгляд, после которого у девушки мгновенно пропало желание просить у артистки автограф. Она вспомнила себя в зеркале, усмехнулась, одним глотком допила шампанское и повернулась к невезучему кавалеру спиной.
        С новым бокалом «Золушка» перешла к следующей картине, теперь уже понимая, зачем между двумя сосенками нарисована кучка битого кирпича. Видимо, она символизировала какой-то великий город прошлого.
        - Алевтина, боже ты мой! - Этот незнакомец был в хорошо шитом костюме, в галстуке, из узла которого проглядывала заколка с окруженным бриллиантами рубином. Вряд ли хоть кто-то из присутствующих носил вместо драгоценностей бижутерию. - Как ты изменилась, расцвела! Тебя просто не узнать!
        - Видимо, это потому, что меня зовут Ольгой, - улыбнулась девушка.
        - Но ведь ты… вы… пришли с Витей?
        - Именно. Но только я ему не дочь. Я его консультант… по приматам, - Оля приподняла бокал.
        - Прошу прощения… Я был уверен… - смутился мужчина.
        - Костя, с кем это ты так воркуешь? - Дама в длинном свободном платье по-хозяйски положила ладони мужчине на плечо и поставила сверху подбородок, откровенно обозначая права на собственность.
        - Это Ольга, она консультирует Виктора Аркадьевича по приматам, - представил девушку мужчина. - А это Оксана, главный редактор журнала «Пинг».
        - Очень приятно, - кивнула Оля.
        - И мне, - улыбнулась дама. - Интересно, и давно Виктора Аркадьевича стал интересовать вопрос обезьян?
        - Я специализируюсь на человекообразных, - Ольга глотнула шампанского. - Животные инстинкты, стайное поведение, сексуальные обычаи, тяга к накопительству, страсть к украшательству. И прочие вопросы спроса и предложения в различных обезьянниках.
        - Ну да, - согласилась Оксана. - Все люди в глубине души макаки. Кстати, красивое платье. Как зовут вашего стилиста?
        - Сегодня мне помогала Лариана, - призналась девушка.
        - Ага… - моментально помрачнела женщина и потянула кавалера за собой: - Костя, пойдем. Я покажу тебе картину, выбранную для буклета.
        Пара отошла. Ольга увидела в соседнем зале Волочкову в окружении сразу трех поклонников, пошла было к ней, но на полпути передумала, поменяла опустевший фужер на полный, свернула к своему «королю», стоявшему в центре зала, крепко взяла его под локоть и перенесла на руку часть своего веса. Мужчина от неожиданности согнулся, но сразу выпрямился, даже не запнувшись:
        - …плетьми на тендер не гнал!
        Слова предназначались, естественно, не ей, а смуглому старику с пятнистым, как щучья кожа, пигментным лицом. Серый костюм старика украшали три ряда орденских планок.
        - Ты храбр, Витя, уважаю. Если ты его сломаешь, получишь прямой выход на Рособоронсервис. Однако сам понимаешь, сколько людишек без кормушки оставляешь. Но не буду отвлекать. Вижу, у тебя появился собеседник поинтереснее.
        Старик поклонился Оле и отошел в сторону.
        - Что-то не так? - тихо спросил у девушки ее «король».
        - Новые туфли… - прошипела Оля. - На тонких шпильках… Ты когда-нибудь ходил на шпильках?
        - Мы уже на «ты»?
        - Надеюсь, бал с дискотекой здесь не планируется?
        - Насколько знаю, нет. И скамеек на вернисажах, прости, тоже не ставят.
        - Я заметила… - Девушка опрокинула в себя бокал.
        - Будь поаккуратнее. Шампанское коварно.
        - Это обезболивающее, - поморщилась Оля. - Да и принцы, смотрю, здесь все давно разобраны. Разве только не на поводках выгуливаются.
        - Принцы нынче дефицит, - согласился Виктор. - Мне еще с парой человек переговорить нужно. Ты со мной или еще моцион совершишь?
        - С тобой. - Отставив фужер на поднос пробегающему официанту, Ольга оперлась на его локоть уже двумя руками. - А что, кстати, происходит? Кого ты должен сломать?
        - Тут одна контора на тендер по ремонту спецоборудования влезла и цену сбила, - тихо объяснил ее кавалер. - Шутка в том, что, кроме меня и моего завода, эту работу никто в мире сделать не способен. Посему они пришли ко мне с предложением сделать все за полцены, а я выкатил им ценник вдвое выше, чем шло по тендеру. То есть, чтобы выполнить работу, им нужно выложить круглую сумму из своего кармана, плюс откаты. Или - черный список, прокуратура, банкротство. Деньги-то полученные уже поделены и потрачены, вернуть не смогут. Теперь мне нужно предупредить нескольких человек, которые наверняка получат это же предложение, что выполнять заказ через посредника не стану. Чтобы их случайно не подставить.
        - Выходит, тебя из-за этого шлепнуть хотели?
        - Точнее, они хотели меня похитить и вынудить к подписанию ряда документов, чтобы получить мой завод. Они, конечно, юридической ценности не имели бы, но возвращать все пришлось бы через суд, а это время. Успели бы провернуть заказ, да еще и долги на меня повесить. Но теперь это не поможет, я принял меры. Поставил оборудование на капиталку, а спецов убрал в командировки.
        - Понятно… - Ольга отпустила его руку. - Железо и технологии. Не, от таких разговоров я скисну. Лучше я тут у столика с бутерами прислонюсь. Может, и правда кто молодой и неженатый на наживку клюнет?
        - Тебе, наверное, шампанского хватит? - задумчиво предположил Виктор.
        - А ты возвращайся быстрее, - посоветовала ему девушка.
        - Ладно, бал твой, - примирительно вскинул ладони «король». - Отдыхай, принцесса.
        Ольга кивнула, повернулась к столу, выбрала себе канапе с сыром и колбасой, потом с колбасой, оливкой и рыбой, потом с сыром и медком… Поколебалась и потянулась за соблазнительно шипящим пузырьками фужером…
        …Когда она открыла глаза, то увидела, что потолок обит вагонкой. Стена слева тоже была деревянной, слева же за тюлевой занавеской начинался длинный стеклопакет, за которым покачивались сосновые кроны. Постель под девушкой была мягкой, чистой, шелковистой. Полуторной.
        Оля приподняла одеяло, заглянула. Она была в сорочке. Новенькой, выбранной и купленной стилистом. Но при этом девушка совершенно не помнила, как переодевалась.
        - Хорошо хоть одна проснулась, - сделала она вывод, поднялась и выглянула в окно.
        Там, всего в нескольких шагах, начинался лес. Густой, но со стриженной травой между деревьями и обложенными булыжником гаревыми дорожками. Оля почесала голову, пытаясь что-нибудь вспомнить, но… Но ее воспоминания заканчивались на фразе Виктора о том, что шампанское очень коварно.
        - Вот черт… Надеюсь, хоть стриптиз я там не танцевала? Чтобы я еще хоть раз в жизни… выпила хоть один глоток шампанского…
        Девочка перешла к шкафу, распахнула створки. С одной стороны на полках лежала стопочками одежда, с другой - висели на плечиках платья и махровый халат. Именно в него Ольга и завернулась, чтобы выйти из комнаты.
        За дверью обнаружился обширный холл с камином в одной стороне и телевизором в другой.
        - А ты чего не из папиной спальни выходишь? - внезапно спросила от окна стриженная под мальчишку девчонка в шортах и маечке.
        - А почему я должна выходить из нее? - не поняла Оля.
        - Ты ведь его новая пассия?
        - Ты с ума сошла! Он же мне в отцы годится!
        - Вообще-то, это была моя фраза… - недовольно парировала девочка.
        - Так ты, наверное, Алевтина? - поняла Ольга.
        Свет из окна слепил, и только перейдя комнату, она смогла разглядеть лицо дочери Виктора. Та была круглолица, голубоглаза, с пухлыми, словно обиженно выпяченными, губами. Удивляли ресницы - длинные, как опахала, чуть не по сантиметру. Можно подумать, что нарощены - вот только больше никаких следов макияжа у Алевтины не наблюдалось. Да и одета девочка была простенько, как для урока физкультуры.
        - Тогда кто ты такая?
        - Меня зовут Оля, я с твоим папой ненадолго и случайно, - желая покончить с вопросом раз и навсегда, решительно объяснила девушка. - Я его как-то выручила в кафе, а он мне в ответ захотел сделать подарок. Несколько дней королевской жизни. Правда, я не очень понимаю, куда попала сейчас. Вчера задремала по дороге…
        - Не, не может быть! - мотнула головой Алевтина. - Та женщина была большой и сильной, с тремя громилами справилась. А ты, вон… как одуванчик.
        - Неужели опять распушились? - Ольга пощупала свои кудри, покрутилась в поисках зеркала. - Волосы хоть вообще не мой. Сразу растопыриваются, как воздушный шарик.
        - Разве ты способна победить одна трех бандитов? - спросила Алевтина.
        - У меня есть волшебный амулет. Вот, смотри… - Оля сняла змейку с рубиновыми глазами, повесила на шею девочки. Заметила в затененном углу стол с тарелками и кувшинами, отправилась к нему.
        - Ты меня совсем за дурочку маленькую держишь? - фыркнула девочка. - Волшебство, амулеты…
        - Он заколдован, всегда возвращается ко мне, куда бы ни подевался. - Оля положила на булку кусочек масла, размазала, сверху накрыла сыром и колбасой. - Держи его крепче, сама убедишься.
        Алевтина фыркнула еще раз, но амулет в кулаке все-таки зажала.
        Ольга съела бутерброд, запила соком, сделала еще один - и тут девочка взвизгнула:
        - Пропал!
        Ольга запустила руку под халат, извлекла амулет, положила на стол рядом с собой и продолжила завтракать.
        - Вот это класс! Как ты это делаешь?
        - Я же говорила, он заколдован.
        - А если так… - Девчонка сцапала амулет, выбежала из холла, но скоро вернулась, продемонстрировала большой ключ: - Все, теперь он в сейфе.
        - Тут есть сейф? - удивилась девушка.
        - Так это же охотбаза. Тут во всех номерах оружейные сейфы стоят.
        - Охотбаза? И чего мы все тут делаем?
        - Ну, папа на этой теме немножко чокнутый. - Алевтина спрятала ключ в карман шортиков. - В юности туризмом не наигрался. Теперь то рафтингом занимается, то в Норвегии номер в ледяном отеле снимает, то по Чимидикяну со спинингистами сплавляется. Их туда на вертолете забросили и вертолетом через неделю в ста километрах ниже по реке забрать должны были. Они там собирались хариусов и тайменей наловить. А в итоге на полпути их самих медведь заловил, палатки порвал, лодки распорол, рыбу сожрал, людей по деревьям разогнал. Места дикие, зверье выстрелов не боится. Связи тоже никакой нет. Короче, остаток пути пешком по воде шли. С тех пор папа вертолету и сибирским рекам наши базы отдыха предпочитает. В смысле, охотничьи. Чтобы места все-таки безлюдные были. Но с инетом, телефоном и рестораном.
        - Я бы тоже не отказалась от ледяного отеля, рафтинга и сплава, - пожала плечами Оля. - Так что никакой он не чокнутый.
        - Ты только папе не говори, - предупредила девочка. - А то сразу на троллинг потащит.
        - Если без медведей, то я согласна. - Ольга сняла с шеи амулет и выложила на стол.
        - Не может быть!!! - закричала Алевтина. - Ты же отсюда даже не выходила!
        - А почему они в медведя не стреляли? Ну, раз выстрелами отпугнуть не смогли, значит, ружья у них были?
        - Папа говорит, убить трудно, а если ранить, он только разозлится. Так только рыбу сожрал, а раненый и самих порвать мог. Это другой амулет, да?! - встрепенулась от догадки девочка.
        Оля вновь пожала плечами:
        - Проверяй.
        Алевтина убежала, но скоро вернулась с округлившимися глазами:
        - Офигеть! Пропал! Но ключ же у меня?
        - Я уже месяца три этим вопросом мучаюсь. - Ольга допила сок. - А где папа-то твой? Спит, что ли, еще?
        - Как же, спит! На рыбалку по утренней зорьке побежал. Я же говорю, он на этой почве слегка сдвинутый. Нет чтобы на курорт какой поехать или в Куршавель - он вечно в лес или в снега забуриться норовит.
        - Ну, так отказалась бы с ним ехать, и все!
        - А чего, тут хорошо, - пожала плечами Алевтина. - Вай-фай, пляж, бассейн, ресторан с французской и японской кухней, официанты заказы по всей базе разносят. Посторонних никого и никогда. Гидроциклы, квадроциклы. Собственный зоопарк у них есть. Ты кудрявых свиней или куриц когда-нибудь видела?
        - Только не надо, пожалуйста, про зоопарк! - взмолилась Ольга. - Хотя бы до понедельника.
        - Тогда пошли на пляж? Вода в озере теплая, как батареи в нашей школе. Я вчера купалась.
        - Пошли, - согласилась Ольга. - Сейчас, купальник только надену.
        Растянувшийся вдоль берега залива пляж охотничьей базы в длину был метров двести и полста метров в ширину. Топчанов на нем стояло всего семь, но и те были пустые. Алевтина кинула полотенце на крайний, развернулась к Ольге:
        - А если его утопить?
        Девушка хмыкнула, сняла амулет, отдала девочке и растянулась на соседнем топчане.
        Просто бросить украшение Алевтине показалось мало. Она вошла в воду, отплыла от берега аж за прикрывающий моторные лодки мол, там метнула в волны и лишь после этого вернулась обратно. Походила немного вокруг Ольги.
        - Ты чего? - приоткрыла та глаза.
        - Смотрю, где ты могла спрятать дубликат.
        - Только давай обойдемся без обысков, - попросила девушка и снова закрыла глаза, размягчаясь в солнечных лучах.
        Здесь пахло смолой, тихо поскрипывали деревья, со всех сторон пели птицы, местами переходя на отрывистое кряканье. И в этом покое Ольга неожиданно вспомнила, как в дверях комнаты «король» галантно поцеловал ей руку, пожелал спокойной ночи и закрыл дверь. После чего в ночнушку она переодевалась уже сама. На душе у девушки сразу стало легко. Она поднялась, бросила влажный амулет на живот Алевтине, разбежалась, промчалась по мелководью и с головой нырнула в прохладную воду.
        Когда Оля, набарахтавшись, выбралась обратно на берег, там стоял полуобнаженный Виктор Аркадьевич в штанах из плащевки и гордо держал перед собой на полусогнутых локтях огромную рыбину с золотистой чешуей.
        - А это наш обед! Язь! Три кило! - Мужчина аж порозовел от восторга, короткие волосы на его голове стояли дыбом… Вантуз вантузом, хоть и бизнесмен. Похоже, на своего стилиста заводчик так и не потратился. - Я думал, он меня за борт выдернет! Вообще непонятно было, кто кого поймал. Насилу к подсачеку вывел.
        - Обалдеть! - признала Ольга. - А я никогда в жизни никого крупнее пескаря не ловила.
        - Ну, такие даже здесь не каждый день попадаются. - Мужчина перехватил свою добычу поудобнее. - Пойду на кухню отнесу. Как раз к обеду приготовят. Вы чего предпочитаете - уху или запеченного целиком?
        - Запеченного, конечно. Пап, а у Оли есть волшебный амулет! Я его в песок закопала, а он, смотри, опять у нее на шее.
        - Извини, Лива, я должен его отнести. Тяжелый и скользкий, зараза, - заторопился с пляжа мужчина.
        - И все-таки это какой-то фокус! - утвердительно заявила Алевтина, нагло забирая кулон.
        - Какая разница? - пожала плечами Ольга. - Пошли лучше купаться, пока обедать не загнали.
        К обеду она вышла во втором подобранном ей платье: нежно-голубом с серебряными строчками и с серебристым шарфом на плечах. Однако туфли надевать не стала - ноги все еще болели после вчерашнего вечера. Возможно, платье с тапочками смотрелось не очень гармонично - однако девушка надеялась, что под столом этой вольности никто не заметит.
        - Папа, у Оли есть заколдованный кулон! - повторила Алевтина, едва сев на стул. - Куда его ни спрячешь, где ни закопаешь, как ни запрешь, он всегда возвращается ей на шею! Хочешь попробовать?
        - Я тебе верю, Лива, - кивнул мужчина.
        - Может, его попробовать сжечь?
        - Не нужно, - попросила Ольга. - Он все равно опять вернется. Но я наверняка получу ожог.
        - Ты это серьезно? - несколько удивился Виктор.
        - Это защитный амулет, - вздохнула девушка. - Правда, ничего, кроме неприятностей, я от него пока не получила. Вечно то бьют, то стреляют, да еще тюрьмой угрожают.
        - За что? - деловито поинтересовался бизнесмен.
        - Я его продала. За тысячу долларов. Но я тогда не знала, что он вернется, а Роксалана знала. Теперь она угрожает, что напишет на меня заявление о воровстве, если я не буду ей подчиняться. У нас есть договор и фотографии. А кулон, сами видите, всегда на мне. Доказательство кражи налицо.
        - Думаю, этот вопрос можно уладить без особого труда, - пожал плечами мужчина.
        - Ты не понимаешь, Виктор. Она не возьмет деньги. Ей нужен амулет. И я.
        - Ерунда, уладим, - пообещал бизнесмен. - Мы будем что-нибудь заказывать или сразу затребуем рыбу?
        - Виктор… - Оля на миг прикусила губу, затем выпалила: - Зачем ты меня сюда привез? Скажи сразу, чего ты хочешь?
        - Я обещал в эти выходные выполнять твои желания, - невозмутимо ответил бизнесмен. - Сотворить маленькую сказку. Когда мы встретились, ты сказала, что мечтаешь о покое и тишине. Разве это место не подходит под твое определение?
        - Любое желание? - переспросила Ольга.
        - В пределах здешнего перечня услуг, - немедленно подстраховался мужчина.
        - Хочу на настоящую рыбалку! - выпалила девушка.
        - Сегодня вечером троллинг, завтра на рассвете донки, - с видимым облегчением пообещал Виктор. - Пескарей тут, правда, нет. Но с пустыми руками, надеюсь, не останемся.
        - Так ты слышал?
        - Тогда я с вами! - объявила Алевтина. - Что я, рыжая, что ли?
        - Ты на что намекаешь? - Оля пригладила пальцами кудри.
        - А еще, папа, она хочет гидроцикл по озеру, до островов, полный массаж, горячее джакузи и баню! - выпалила девочка. - И не забывай, что рыжая она, а не я!
        - Меняю массаж на покатушки по карьеру, - предложил Виктор.
        - Ну, почему мне никогда нельзя массажа? - нахмурилась девочка.
        - Не доверяю массажистам. В чужие руки тебя не пущу.
        - Оля, ну, хоть ты скажи?! - запросила поддержку Алевтина.
        - Не доверяю массажистам. Каждый раз, когда мне предлагали массаж, провести надеялись что-то совсем другое.
        - Ладно, - смирилась Алевтина. - Пусть будут покатушки.
        В эти выходные, как оказалось, Олины желания был готов исполнять не только спасенный ею бизнесмен, но и раскинувшийся возле охотбазы водоем. Погода стояла светлая и безветренная, вода ласкала теплом, гидроцикл оказался послушным, как ягненок, и стремительным, как гепард. Во время вечернего троллинга на Олин спиннинг попались сразу четыре щуки и два довольно крупных судака, а утром на ее крючок набрели пять лещей.
        Дочери Виктора повезло меньше, но зато она получила свою баню с березовым веником и нырянием в озеро после парилки. А на следующий день - гонки на водяных мотоциклах и купание в пузырьках маленького горячего бассейна.
        Поздно вечером их троих забрал из лесного рая вертолет и всего за три часа перебросил в городской пригород, где гостью ждал еще один роскошный ужин с французским шампанским и стейками из собственноручно пойманной рыбы. А потом - небольшая спальня с гидропостелью, личным баром и подключенным к инету телевизором…
        Разбудил Ольгу осторожный стук.
        - Кто? - сонно поинтересовалась она, натягивая одеяло до самого подбородка.
        - Можно на минуту зайти? - спросил из-за приоткрытой двери Виктор, чуть выждал, заглянул, вошел и поставил на холодильник с баром небольшую вазочку с одинокой чайной розой. Он был уже в костюме, пах одеколоном, блестел бритыми щеками, волосы воинственно топорщились на голове. - Извини, у меня сегодня рабочий день. Хотел спросить: ты поедешь или хочешь отоспаться? Я обычно в половину восьмого отчаливаю. Если ты со мной, то выходи к завтраку.
        - Сегодня понедельник или воскресенье? - с надеждой спросила Оля.
        - Понедельник, - виновато развел руками мужчина.
        - Сейчас выйду, - пообещала девушка и накрылась уже с головой.
        Когда щелкнул язычок двери, она поднялась, подошла к коробкам с покупками, забранным с охотничьей базы, разворошила тряпье, достала свои джинсы и футболку, вытертые кроссовки. Потом содрала с себя шелковую ночнушку, скомкала, кинула сверху и переоделась в старье.
        Вот и все, праздник Золушки остался позади.
        Ее еще ждал завтрак, на котором хлопочущая румяная домработница уговаривала гостью съесть рисовую кашу, а потом предложила сделать яичницу; приносила кофе и хрустящие тосты. Был Юра, который укладывал в багажник упаковки с элитарными вещами, подобранными личным стилистом, были бархатные коробочки с драгоценным колье и браслетом. Но мысленно Оля уже жила совсем в другом времени и пространстве. В мире пива, клубов и обезьянников, а не раутов, шампанского и журналов.
        «Акура» выкатилась за ворота дома, стала быстро разгоняться, дробно стуча колесами по выбоинам дороги, обогнала битком набитый утренний автобус, пронеслась мимо остановки, расплескав невесть откуда взявшуюся лужу.
        Но эти брызги уже совсем не походили на те яркие радужные искры, что недавно летели из-под несущегося по озеру гидроцикла.
        Праздник Золушки остался позади, и ей уже никогда не ощутить, как упруго бьется в руках только что сцапавшая блесну полуметровая рыбина. Больше ей не рассекать озеро, прыгая с волны на волну, не бултыхаться в горячих щекочущих пузырьках, не нежиться в полотенце с бокалом шампанского, любуясь из шезлонга закатным солнцем. Она получила свой подарок из трех дней радуги. Теперь пора обратно, в серость. Навсегда.
        В глазах защипало. Девочка наклонилась вперед, упершись лбом в холодное стекло, повела носом, пытаясь остановить нарастающую слезу. Подняв ладонь, стерла ее с уголка глаза, отвела руку чуть назад… и ощутила у виска длинную прядь волос с тремя узелками. Сжала ее в ладонь и вдруг с силой, даже со злостью дернула, выплескивая в мир запретные, неправильные, отчаянные слова:
        - Денег, здоровья, любви!
        Громко каркнул ворон и снялся с забора, раскинул крылья, закружил над огородами, медленно набирая высоту. В лицо девушки ударила ледяная упругая волна. Острой болью, словно иглой, пронзило грудь под змейкой-оберегом, душу скрутило страхом, и Оля громко заорала:
        - Сто-ой!!! - Наклонилась вперед, вцепилась пальцами в Юрино плечо.
        К счастью, водителю не пришло в голову спрашивать: «Что случилось?» Он просто что есть силы вдавил педаль тормоза. «Акура» жалобно заскулила, стремительно сбрасывая скорость и уходя носом в сторону обочины, - и тут вдруг прямо перед капотом с воем вылетел из какого-то проулка груженный с верхом лесовоз, прогрохотал через дорогу и скрылся в просвете меж заборов по другую сторону улицы.
        - Ох, ни хрена себе… - выдавил Юра, поставил рычаг коробки в положение парковки и аккуратно вышел из машины. Выглядел парень бледновато, и у него заметно тряслись руки.
        - Что это было? - Бизнесмен, в отличие от своего водителя, просто поежился. Раза два или три. - Вот проклятие, откуда он тут взялся? Как ты его заметила?
        Ольга не ответила. Она испугалась ничуть не меньше спутников. Ведь помедли Юра с реакцией хоть пару секунд - расплющило бы и размазало по дороге всех троих, не деля на правых и виноватых.
        Виктор прокашлялся, погладил шею и хрипло сказал:
        - Кажется, драгоценная моя Золушка, я опять обязан тебе жизнью…
        - Это не я, - честно призналась Оля. - Это амулет. Тот самый амулет, про который Алевтина твердила тебе все выходные. Колдовской оберег. Он спасает меня от несчастий. Он и предупредил.
        - Наглядненько… - сглотнул мужчина. - Как бы это выразить… Скажи, а я не могу случайно нанять твой амулет на постоянную работу? В смысле, тебя. В смысле… То есть, нужно быть полным идиотом, чтобы упустить такую возможность! Извини, я немного путаюсь в мыслях. В общем, мне бы хотелось, чтобы ты всегда находилась рядом со мной. Хотя бы тогда, когда я нахожусь вне дома. Но можно и с полным пансионом.
        Ольга снова провела пальцами по свисающей возле виска пряди волос. Ни одного узла на ней больше не осталось. Получается, желание денег - это вот оно и есть? Исполняется?
        - Виктор, скажи, пожалуйста, а какой оклад у тебя получает консультант по приматам?
        - Будь уверена, мы договоримся, - искренне пообещал бизнесмен.
        Ведьмина река
        От острой боли в груди ведун поморщился и остановился. Однако боль отпустила так же стремительно, как и подступила, Олег перевел дух:
        - От электрическая сила! Опять, похоже, с амулетом напасть какая-то. Однако, не ожидал. Таня всегда была спокойной и уравновешенной девушкой. И вдруг что ни неделя, так какое-то приключение. Еще и Роксалана откуда-то взялась. Хотел бы я узнать, что там происходит?
        - Роксалана - это та девушка, которую ты любишь? - заинтересовалась Сирень.
        - Нет, милая, Роксалана - это ходячий вулкан. Постоянно дрожит и норовит взорваться. Так получилось, что мне пришлось некоторое время ее оберегать, но продлевать подобное приключение мне бы не хотелось.
        - Значит, ты любишь Таню?
        - Таня - это прекрасная девушка. Красивая, уверенная в себе, заботливая. С такой можно провести всю жизнь и ни разу не усомниться в своем выборе. Упустить такую было бы очень глупо.
        - Глупо? Я думала, что, когда у вас любовь, вы творите любую дурь, лишь бы оказаться вместе. А ты рассуждаешь так, словно выбираешь поношенный кафтан.
        - Правильно, Сирень. Именно «любую дурь» я из-за любви и творю.
        - С кем?
        - Это неважно. Потому что та, ради которой я готов на безумие, не испытывает ко мне никакого интереса. А раз так, то приходится полагаться на разум. Оценивать, что глупо, а что полезно, кто лучше, кто хуже.
        - Нет, скажи! - забежала вперед юная ведьмочка. - Ради кого ты готов стараться, как Любава ради этого Клена? Кто она?
        - Какая разница? Так уж выходит, что ты сходишь с ума по одной, она - по другому, тот - по третьей… Любви у всех навалом, но все при этом несчастные и в дураках. Хорошо хоть иногда все как у Любавы и Ясеня совпадает… - Ведун пробрался мимо очередного наклонившегося к воде куста и тихо прокричал: - Ура-а… Смотри, впереди деревня! Кто-то сушит сети. Раз есть сети, то должны быть и лодки. Пожалуй, я брошу мешки здесь. Куплю плавсредство, потом вернусь.
        На подступах к деревеньке путников встретил яростный лай, а вслед за ним навстречу выскочил чумазый босоногий мальчишка лет десяти в рубахе из грубого домотканого полотна и в таких же серых полотняных штанах. Увидев гостей, он с громким хлюпаньем утер рукавом нос и надменно спросил:
        - Вы каковых будете, чужеземцы, и чего у нашего двора ищете?
        - Прохожие мы, добрый молодец, - усмехнулся Олег. - Старших кого позови, дело есть.
        - Я тут за старшего! - с вызовом сказал мальчишка.
        - Эва оно как! - покачал головой Середин. - Не тяжело одному-то с таким хозяйством управляться?
        Вблизи было видно, что на самом деле деревня представляет собой всего один обширный двор - однако с двумя избами, крытыми дранкой, парой амбаров, с несколькими хлевами, сараями и узким длинным навесом, под которым вялилась развешанная гроздьями рыба. За оградой тянулись грядки с зеленью, чуть дальше от берега колосилось ячменное поле, отделенное от двора рядами капустных кочанов.
        Ведун уже достаточно повидал этот мир, чтобы одним взглядом оценить весь уклад жизни этого хутора. Два дома при одном дворе - наверняка молодая семья построилась, но от родительского хозяйства не отделилась. Причем построилась давно - все бревна почернеть успели, да дранка не раз перекрывалась. Кормятся местные, естественно, с реки, рыбалкой. Землю возделывают лишь для разнообразия стола да ради того, чтобы пива сварить или скотину подкормить перед тяжелой работой. Стало быть, здесь должны обитать старики-родители, их дети - пара молодых семей, по одной на дом, с десяток подростков - по пять-шесть на молодую семью. Пара лошадей, пяток коров, два десятка овец, несколько хрюшек. К сетям никак не меньше двух лодок полагается. Ставни[12 - Ставень здесь - ставные рыболовные сети.] у каждой семьи наверняка свои. Да еще вон собака на веревке скачет. Коли на привязи - значит, кормят, не приблудная. В общем - крепкое хозяйство, зажиточное.
        - Так как ты один все успеваешь? - повторил свой вопрос Олег.
        - Ну, дядьки помогают, - утер нос малой. - Тетки. Деда тоже.
        - И где они?
        - А тебе зачем знать? - упрямо насупился мальчишка.
        - Так ты за старшего? - вернулся к началу разговора ведун. - Коли так, отчего водицы испить с дороги не приглашаешь? Отдохнуть на лавке, снедью какой угостить не торопишься? Али не знаешь, как на Руси гостя привечать полагается?
        - Ты тут не командуй! - Мальчик помялся, указал на крайний дом: - Вон, у завалинки садитесь. Я сейчас воды колодезной принесу. И не балуйте мне! Не то собаку спущу!
        - Чего ждать? Ты сразу и спусти, - предложила Сирень.
        Мальчишка задумался, а потом вдруг резко убежал.
        - Какой-то он странный, колдун, - хмыкнула ведьмочка. - Злой, что барсук.
        - Боится просто. Один при хозяйстве, за все в ответе. Вдруг мы его грабить собрались? Как ему отбиваться?
        Путники дошли до ближнего дома, уселись на лавочке, с облегчением вытянув ноги.
        Вскоре появился мальчишка, неся полный корец прозрачной холодной воды - даже на расстоянии прохладой от ковша веяло.
        - А хотите, леща вяленого дам? - неожиданно предложил он.
        - Не, спасибо, - отказался Олег. - Мы пока так просто посидим. Только ковш тут оставь, хорошо? Больно вода у тебя сладкая…
        - Ну, сидите, мне не жалко… - Мальчишка потоптался. - Так чего хотели-то?
        - Лодку хочу купить, - откинувшись на стену дома, лениво признался ведун. - Продашь?
        - Прощения просим, мил человек. Однако же нет у нас долбленок на продажу.
        От неожиданности ведун вздрогнул, вскочил. Увидел возле угла избы дедка, вытирающего ладони пучком травы. Дальше, за его спиной, трое мальчишек возрастом где-то от восьми до двенадцати лет деловито выгружали из плоскодонки тяжелые лыковые короба, пахнущие свежей рыбой.
        - Эта меня устроит… - пальцем указал на лодку ведун.
        - Самим нужна, мил человек, - седовласый старик отбросил траву. - Как на реке без лодки?
        - Гривну даю, - с ходу в лоб предложил Олег.
        Разумеется, он знал, что ни одна лодка в мире столько не стоит. За гривну пару хороших лошадей в деревне купить можно или полдесятка коров. Однако ходить пешком Середину страшно надоело, вот сразу десятикратную цену и кинул.
        - Гривну на зуб не положишь, мил человек, супа из нее зимой не сваришь. Коли отдам тебе дощатницу - на чем мне снасти проверять?
        - Две гривны!
        - Эк тебя припекло, мил человек, - сочувственно вздохнул старик. - Однако же кормилицу на серебро не меняют.
        - Только не говори, что она у тебя единственная! - возмутился ведун.
        - На большом струге дети с бабами нашими на торг уплыли, - признался дед. - Да токмо на нем ставни проверять неудобно. Да и по протокам на нем не пробраться. А за грибами-ягодами али за дровами на зиму токмо по ним и проедешь.
        - Три! - решил задрать ставки Олег.
        - Нечто нужда у тебя такая? - покачал головой старый рыбак. - Ну, коли так, то пошли… - Дед провел гостей вдоль всего двора, остановился возле старой плоскодонки, лежащей в траве. Вид у нее был печальный: сшитое из досок днище с одной стороны полностью оторвалось от борта, отчего образовалась щель в руку шириной, сам тес во многих местах откровенно сгнил. - Такую могу дать. До Нового города доплывешь, там на крепкую поменяешь. В городе, знамо дело, такой товар завсегда найдется.
        - Ты издеваешься, старик? - возмутился Олег. - Да она от одного вида воды утонет! А до города еще верст двадцать!
        - Ну, долго и вправду не выдержит, - согласился дед. - Но коли подлатать маленько, седьмицу-другую продержится. Тебе же более и не надобно.
        - Может, пешком дойдем? - осторожно предложила Сирень. - Недалеко осталось.
        - Там две реки впереди впадают, - предупредил рыбак. - Да еще болотина между ними. Намучаетесь пешими-то.
        - Мыслю я, эту лодку тоже полмесяца ремонтировать придется.
        - Зачем? Коли подсобишь, до завтра наладим.
        - Не может быть!
        - Да запросто! - рассмеялся рыбак и повернулся к внукам: - Угрюм! Возьми косарь, сходи к березе, что на дрова свалили. Бересту куском с нее сними, нужна будет. Жаберник, гвоздь и молоток неси. И крынку с прошивой моченой прихвати.
        «Прошивой» оказался скрученный сосновый корень. Пробив гвоздем по десятку дыр в борту и днище, рыбак с помощью ведуна стянул в трех местах щель, убрав ее практически полностью. Потом они вместе перевернули плоскодонку, через оставшиеся отверстия связали детали еще крепче, одной длинной швейной строчкой. Затем дед развел костер, подвесил над ним медный котелок с водой, пустив плавать внутрь глиняную плошку, размочалил крепкими белыми зубами ивовую палочку. А когда внук принес бересту - разрезал ее на два полотнища, одно примерив к изгибу борта, другое - на прогнившие доски днища. Растопившимся дегтем из плошки он промазал борт и угол, тут же наклеил сверху бересту. Точно так же, закрасив гнилые места днища, наклеил бересту и туда.
        - Ну вот, - сделал вывод дед. - Теперича выждать надобно, чтобы остыла, а опосля сверху еще слоем бересту промазать. Тогда точно не протечет. Утром можете плыть без опаски.
        - Ну ты мастер! - восхитился Олег.
        - Поживи с мое, сынок, - снисходительно похлопал его по плечу рыбак. - Еще и не тому научишься.
        Уже в сумерках старик тщательно промазал днище целиком, и когда на рассвете они вместе спустили лодку на воду, внутрь не просочилось ни единой капли.
        - Вот, держите, - рыбак положил на корму весло с пожеванной на конце лопастью. - Вниз по воде сойдет, а опосля вместе с лодкой выбросите. Да пребудет с вами милость Похвиста, путники!
        - Спасибо тебе, отец, - кивнул ведун. - Держи гривну, как обещал.
        - Разрази меня Перун, путник, за гнилье и труху серебро полновесное брать! - отмахнулся рыбак. - Меня за такое пятью молниями разом испепелить надобно. Плывите спокойно…
        И старик оттолкнул лодку от берега.
        - Да накроет великая Макошь твой дом своей милостью! - от души пожелал ему Олег и взялся за весло.
        - И вам удачи, путники!
        - Кажется, этот смертный тоже хочет сделать мир лучше, - после долгой паузы сказала Сирень.
        - Да, милая. Если все станут такими, как он… Представляешь, как легко и радостно всем нам будет жить?
        - А ты даже не спросил его имени…
        - Не спросил, - повинился Олег. - Но зато в благодарность я всегда могу сделать добро кому-то, столь же безымянному. И рано или поздно это добро вернется сюда, на берег Волги.
        - Когда ты собираешься это сделать?
        - Когда повезет, - рассмеялся ведун. - А пока давай заберем вещи и двинемся дальше. До Костромы, как я понимаю, эта посудина дотянет. Тут дня три или четыре всего. Там купим чего покрепче, с парусом, и двинем дальше.
        - Почему с парусом?
        - Вверх по Каме против течения идти придется. Веслом не намашешься. Так что парус будет однозначно в жилу. Если хотя бы на половину пути пригодится, уже хорошо… - Олег вывел лодку на открытую воду и сильными гребками погнал ее к приметному ивовому кусту.

* * *
        В кафе «Ми-ми-му» было тесно и душно. Концерт Александра Петерсона вызвал неожиданный прилив народу, и посетителями были заняты не только места за столиками, но и все пространство между ними. Клиенты на стульях, разумеется, ничего не заказывали, а только мешали официантам разносить блюда и напитки, однако администрация кафе почему-то совершенно не протестовала. Видимо, между всеми присутствующими существовали некие тайные связи.
        - Ну, и чего хорошего в этом танго? - недовольно пожала плечами Алевтина, когда гитара наконец-то замолкла, а исполнители удалились к стойке бара. - И ладно бы хоть потанцевать было где! Кабы не котлета по-киевски, вечер пропал бы зря.
        - Дочь, как ты не понимаешь? Это же авторская песня! - горячо возразил бизнесмен. - Это живая музыка, настоящее искусство! Ты видишь играющих людей, ты слышишь их голоса.
        - Вижу… - согласилась девочка. - Вижу, как приходилось мучиться людям до изобретения мультимедийного смартфона. Папа, поехали домой?
        - Оля, ну, хоть ты ей скажи! - запросил помощи мужчина.
        - Виктор, они и правда пели неплохо, - согласилась девушка. - Но по качеству звука любой смартфон однозначно даст им три форы вперед.
        - Ес-с! - обрадовалась Алевтина, вскинула ладонь, и Оля хлопнула в нее своей.
        - Сговорились? - понял бизнесмен. - Ну, и как хотите. В следующий раз один пойду. Вы ничего не понимаете в колбасных обрезках! Ладно, ступайте к машине. Я сейчас расплачусь и догоню.
        Вскоре темно-синяя «Акура» откатилась от дверей музыкального кафе и свернула в переулок, ведущий к набережной. Но когда до светофора оставалось всего два дома, припаркованные впереди машины внезапно двинулись вперед и остановились, едва не уткнувшись друг другу в капот. Юра резко затормозил - и его тотчас подперла сзади бежевая «десятка», из которой высыпали парни с бейсбольными битами и пистолетами. Они кинулись вперед, рванули дверцы.
        - На колени! - выкинув бизнесмена на улицу, один из бандитов прижал ствол пистолета к его бритой голове. - На колени, не рыпайся!
        Другие парни, открыв задние дверцы, выдернули наружу пассажирок. У Ольги одна туфля слетела в машине, другая уже на улице. Затрещала ткань ворота платья. Самого первого, любимого.
        - Гады… - Перекатившись, она поднялась на четвереньки, всхлипнула.
        Было больно и обидно, слезы выкатывались из глаз и капали вниз с кончика носа. Однако на нее никто не обращал внимания. Один из бандитов держал под прицелом стекло водителя, второй давил стволом на голову мужчины, еще двое распластали на асфальте Алевтину, прижимая спиной к дороге и помахивая битами.
        - Ты, видимо, чего-то не понял, козел, - громко прошептал на ухо Виктору парень со стволом. - Придется преподать урок. Сейчас мы твоей доченьке раздробим коленочки. И когда она за тобой с кровавыми культяпками ползать начнет, твои мозги, думаю, очень быстро прочистятся.
        - Не-е-ет! - взмолился бизнесмен.
        - Не-е-ет! - завизжала, пытаясь отползти, Алевтина.
        - Сема, давай! - скомандовал главарь.
        Дубинка взмыла вверх…
        А с Олей ничего, совершенно ничего не происходило!!!
        - А-а-а! - Ольга в отчаянии вскочила, прыгнула на замахнувшегося парня, обхватила руками и ногами, крепко вцепилась зубами в его ухо.
        Тот заорал, заметался, схватил ее за голову, сорвал с себя, швырнул к поребрику и что есть мочи замахнулся битой:
        - С-сука!!!
        Оля поняла, что сейчас ее убьют, и наконец-то ухнулась в бездну предсмертного ужаса…
        Деревяшка с сухим щелчком стукнула о камень - голову девушка в последний миг успела сдвинуть чуть в сторону, быстро и коротко ударила врага наманикюренным пальцем в близкий глаз, перехватила биту, поджала ноги, сдвоенным толчком откинула бандита в сторону подельника, все еще держащего Алевтину, метнулась вперед. Главарь оторвал пистолет от головы жертвы, вскинул, но выстрелить не успел - взмах дубинки пришелся слева по большому пальцу, одновременно и калеча бандита, и выбивая оружие.
        - Х-ха! - Оля крутанулась так, что подол коротенького платьица высоко взметнулся, открывая нескромным взглядам кружевные трусики, и кончик бейсбольной биты разнес череп парню, только-только стряхнувшему с себя раненого товарища. Еще миг - и обратное движение рукоятью разбило нос главарю.
        - Бля! - Бандит с пистолетом отскочил от дверцы к капоту, дважды выстрелил, но девушка, пригнувшись, стремительно нырнула за машину. Парень перепрыгнул в обратную сторону, но тут уже распахнул дверцу Юра, маленький черный «макаров» в его руке загрохотал, мельтеша затвором, от лица бандита полетели кровавые брызги. А следом посыпались мелкими калеными осколками стекла закрывающих проезд машин. Их водители попаданий в себя ждать не стали - сорвались с места, улетая вперед на набережную.
        - В машину!!! - заорал Юра. - Моим резиноплюем не отобьемся! В машину, сматываемся!
        Ольга подхватила девочку и, благо дверца была открыта, вместе с ней запрыгнула в салон. Секунду спустя сверху упал бизнесмен. «Акура» сорвалась с места, пролетела под «красный» и устремилась вдоль канала, высоко подпрыгивая на пологих волнах брусчатки.
        - Лива, ты цела? Девочка моя, тебя не поранили? - Мужчина торопливо пытался ощупать Алевтину.
        - А-а-а, не трогай! - взвизгнула та. - Синяков наставишь!
        - Так ничего не болит?
        - Нет! - Девочка села, погладила ноги: - Ой, только коленки щиплет… Как после эпиляции…
        - Господи, слава богу! - попытался перекреститься Виктор, но попал локтем в переднюю сидушку, и потому движение получилось вертикальным, только ото лба к животу и обратно. Спохватился: - Оля… Оленька… А ты как?
        - Все платье порвано, - с трудом сдерживая слезы, ответила девушка. - Мое любимое…
        - Господи, да я тебе сто таких куплю, тысячу!!! - Не сдержавшись, мужчина наклонился вперед, обхватил ее лицо ладонями и несколько раз поцеловал, попадая то в глаза, то в нос, то в губы. - Все, что угодно! Только скажи!
        - Это платье нужно под стекло поместить, в рамку, и на стену повесить, - выдохнул впереди Юра. - Это было самое блистательное зрелище, которое я видел! Оля, ты была великолепна, я твой навеки. Просто атас. Жалко, видеорегистратор в другую сторону смотрел. Инет бы умер от восторга. Как ты это делаешь? Это же просто обалдеть можно!
        - Я не знаю, - покачала головой девушка. - Это не я. Это амулет.
        - Да ладно тебе… Если ты училась в тайной школе КГБ, я никому не скажу. Вот те крест, могила! Как?!
        - Я тебе клянусь, Юра. Честное слово, я не знаю!

* * *
        - Даже не знаю, что и думать… - Олег, морщась, поднялся со дна лодки. - Что у них там происходит? Маленькая война каждый божий день.
        - Опять любимая? - с интересом спросила Сирень.
        - Не, на этот раз хотя бы без Роксаланы обошлось… - Он сел на скамейку, покрутил головой. Замер, увидев слева могучую деревянную крепость, рассыпавшую вокруг себя широкие ремесленные слободы и ощетинившуюся в сторону Волги причалами. - Это что?
        - Насколько помню, колдун, это Кострома.
        - Вот электрическая сила! Сейчас ведь мимо пронесет! А где весло?
        Лесная ведьма красноречиво повела бровями на стремнину. Олег привстал, прикрыв ладонью глаза от солнца, не без труда разглядел среди волн примерно в полутора сотнях саженей коричневую лопасть с обгрызенным краем.
        - Как она туда попала?!
        - Ты тут так отмахивался, колдун… Странно, что вообще на берег не забросил.
        - Да чтоб ему!
        Олег разделся, нырнул в воду, доплыл до весла на короткой рукояти, оперся на нее рукой. Поплыл обратно, перевалился в лодку. Посмотрел за корму. Вздохнул и махнул рукой:
        - Ну и ладно! Лодка у нас ведь крепкая, правда? Как-нибудь так обойдемся. Все едино лишь в один конец нужна. Плывем дальше. Да пребудет с нами милость Стрибога!
        Погода на Волге установилась тихая и солнечная. Кабы находились не на воде, то было бы, наверное, даже знойно. Но река прикрывала путников прохладой, отгораживала от комаров и слепней, убаюкивала тихими волнами. Ведун греб лениво, раза три в минуту. Но даже такой скорости хватало, чтобы их с Сиренью не обгоняли ни ладьи, ни ушкуи. Только струги раз или два в день улетали вперед. Иные же корабельщики тоже гонок не устраивали, больше наслаждаясь, нежели утруждаясь путешествием.
        Встречных, правда, было много. Некоторые поднимались против течения на бечеве, другие выгребали веслами, с завистью поглядывая на тех, кого без всяких усилий несло на себе мерное речное течение.
        На третий день ведун и его спутница миновали тракт на Галич, что на Вексе, обозначенный на берегу тяжелым паромом и россыпью постоялых дворов у переправы. Еще через пять дней проплыли Нижний Новгород, а спустя три дня у Белогорки, что перед устьем Суры, неожиданно обнаружили скопление кораблей, стоящих носом к берегу на протяжении доброй версты. Олег повернул ближе к берегу, окрикнул корабельщиков:
        - Чего ждем, гости торговые?
        - Сказывают, война у булгар с галичанами, - отозвался мужчина от одного из костров. - Ратники тамошние суда проезжие грабят.
        - Вы же вроде не галицкие?
        - А то они разбирать станут! Кто плывет, того и обирают, дело известное. Пока князь в поход не уведет, лучше переждать, не соваться.
        - Вот проклятие, - сплюнул ведун. - Весь мир ополчился супротив меня одного…
        Он положил весло поперек бортов, и течение с готовностью понесло лодку дальше, мимо выстроившихся кораблей, в лапы очередной разбойничьей оравы.
        - Вроде же дружили мы с тобой, Стрибог-весельчак, за одним столом сидели, пиво на двоих пили, загадки загадывали, - посетовал Олег. - Что же ты мне теперь препоны ставишь?
        - Назад поворачиваем? - спросила ведьма.
        - Поворачиваем, да только не назад, - ответил ведун. - На Руси прямых дорог нет, зато кривых завсегда в достатке. За Сурой в одном дне пути налево уйдем, на Ветлугу. Там в верховье волок должен быть, на реку Юг, которая на север течет. Как раз до Двины. Мы не купцы, нам на Булгаре свет клином не сошелся. Коли через Каму на Печору не попасть, обойдем стороной. Тут даже крюка не получится, по расстоянию баш на баш выйдет.
        - Откуда ты знаешь?
        - Поспрошал у корабельщиков. Я нынешним летом токмо с ними и разговариваю. Еще немного, и сам смогу кормчим подрабатывать…
        Олег выгреб на стремнину и стал разгонять плоскодонку, разминая руки и успокаивая нервы. Оказаться в гуще войны ему страсть как не хотелось.
        Однако в этот раз боги были к ведуну милостивы - он добрался до устья Ветлуги, не встретив на своем пути ни булгарских отрядов, ни даже их дозоров. А дальше русло повело их на север, прочь от Булгарии и ее неприятностей.
        Правда, тут у Олега возникла слегка подзабытая проблема: встречное течение. Теперь, чтобы плыть, ему нужно было грести, причем весьма энергично. И все равно вместо пяти верст в час у него получалось не больше двух.
        За первый день, от рассвета до заката, он пробился вверх на двадцать верст, во второй, ближе к полудню, выдохся, свернул к берегу, разулся, выпрыгнул за борт и пошел по мелководью, просто волоча лодку за собой. Так получалось сразу и быстрее, и намного легче. Олег шел и пытался вспомнить, какова Ветлуга в длину. Спросить об этом у корабельщиков Середин не догадался, но если вспомнить школьный атлас, то впереди светил примерно месяц ежедневного бурлачества, плюс-минус неделя[13 - Длина Ветлуги почти 900 км. Так что оценка Олегом своих возможностей весьма оптимистична.]. Прикинуть точнее ведун, увы, не мог…

* * *
        На скорости двести «кэмэ» полет от Кимр до Калязина занял четверть часа. Над мостом через Волгу Роксалана развернулась и прошла низко над водой в обратном направлении. Увы, нигде по берегам реки никаких крупных дубов не стояло. Хотя за многие века дерево должно было вымахать так, что не прозеваешь. Но, увы - пусто, ничего примечательного.
        Впрочем, большого разочарования девушка не испытала. Она, конечно, надеялась решить все просто и быстро, однако понимала, что в жизни подобные подарки случаются редко. Хочешь чего-то добиться - нужно приложить усилия. И чем сильнее выложишься - тем лучше результат. Зависнув над макушкой яркой сине-белой церквушки, стоящей на мысу Белого Города, она подняла планшет и закрепила его на дверце, открыла в скайпе список абонентов, вызвала председателя клуба «Старая река»:
        - Володя? Привет, это Роксалана. Помнишь, кто вам экспедицию на Баймак оплачивал?
        - Что вы, я вас сразу узнал! - Круглолицый, круглоглазый, со сломанным когда-то и до сих пор приплюснутым носом, уфимец был лохматым, низколобым, малобритым, с мятой физиономией, непонятным черно-рыжим окрасом волос и вообще походил на потрепанного невзгодами степного сурка, больного авитаминозом и недавно сунутого мордой в костер. Как и многие другие субъекты, забывающие следить за собой, Владимир направлял свою энергию вовне, организовав в общежитии уфимского института клуб марийского язычества, отягощенного историческим фехтованием, стрельбой из лука и прочим моделированием средневекового кочевого быта. Роксалана вышла на это объединение, когда вернулась со старым колдуном из прошлого в современность и пыталась компенсировать упущенные шансы, обучаясь приемам рукопашного боя, колдовству и прочим полезным навыкам.
        С точки зрения язычества и фехтования клуб оказался пустышкой, но зато его председатель - дипломированным археологом и умелым «копателем», готовым продать душу в обмен на возможность найти что-нибудь незаконно историческое. Владимир, взявший себе языческое имя Громобой, был уверен, что законным образом «ортодоксальные историки» ничего действительно ценного и важного исследовать не позволят. Именно этот странный тип и помогал ей в поисках расплавленных где-то в окрестностях Иремеля[14 - Иремель - одна из горных вершин Южного Урала.] горных демонов. Найти золотые останки, увы, не удалось. Одноклубники Громобоя нарыли лишь несколько топоров, наконечников копий, ржавый меч и россыпь детских костяных игрушек, немедленно провозглашенных древними сакральными атрибутами, излучающими экстрасенсорную энергию. Роксалана разочаровывать любителей-археологов не стала, а поиски отложила. Для начала решила подробнее разобраться с географией. И, похоже, не зря - раз уж Олег посоветовал искать золото не на Урале, а по берегам Волги.
        - Коли узнал, хорошо, - кивнула Роксалана и повернула планшет экраном к окну. - Я нахожусь возле Белого Города, это место впадения реки Хотчи в Волгу. Где-то неподалеку отсюда, на берегу, многие века назад рос приметный дуб. Я так подозреваю, что у кого-нибудь из краеведов или историков где-нибудь какие-нибудь упоминания об этом должны быть. Ты ведь археолог? Найди мне место, где рос этот чертов дуб! Если сможешь - с меня премия.
        - Волга? - удивился уфимец. - Я с теми местами как бы совершенно незнаком. Но я, конечно, попробую. Вам когда удобнее перезвонить?
        - Вчера!
        - Понял! - Громобой тряхнул головой, просыпаясь, разворошил волосы. - Сейчас, копну в «Археологическом вестнике», пробью дубы и поинтересуюсь, нет ли там местных языческих общин. Уж они-то наверняка знают.
        - Жду звонка. - Роксалана погасила экран и переложила штурвал влево, уходя в сторону совсем близкого Кашина.
        Правда, нужен ей был не сам город. На идущей в сторону Калязина дороге она нашла красно-желтый завиток, отмечающий заправки папиного холдинга, проскользнула низко над его крышей, примерилась к асфальтированной площадке за рабочим корпусом, но побоялась задеть ящик с электрооборудованием. Сдвинулась чуть дальше и аккуратно опустила вертушку на полоску между разноцветной клумбой и некошеной травой на дикой, неухоженной луговине. Заглушила мотор и, не дожидаясь, пока остановятся лопасти, выскочила из кабины.
        - Эй, вы кто, что вы тут делаете? - метнулся навстречу курчавый паренек с большими грустными глазами, одетый в фирменный комбинезон холдинга. - Это запретная зона! Улетайте немедленно!
        Девушка, похлопав себя по карманам, нащупала фирменный пластиковый бейджик, достала и показала пареньку. Тот прищурился, встрепенулся:
        - Чашечку кофе, Роксалана Юрьевна?
        - Капучино со сливками, пожалуйста.
        - Принести сюда, или пройдете в кафе?
        Девушка рассмеялась - быстрая реакция паренька ей понравилась:
        - Как зовут?
        - Иннокентий.
        - Значит, Кеша? Ты ведь заправщик? Тогда, пожалуй, заправь мою игрушку, а с кофе я разберусь сама.
        Роксалана метнула пареньку ключи и пошла в рабочий корпус.
        - Девяносто восьмым до полного? - спросил в спину Кеша.
        Девушка, не оборачиваясь, кивнула.
        Больше паренек ничем не поинтересовался, и это ей тоже понравилось. Не тревожить клиента ерундой, самим решать мелкие трудности - залог процветания фирмы. Интересно, горловину бака парень найдет или нет?
        В кафе на заправке она заказала капучино и пару пирожков с брусникой, села за пустой столик. Словно дождавшись этого момента, засветился экран планшета. Роксалана активировала его, спросила:
        - Что там, Володя?
        - В тысяча девятьсот девятом году возле устья Медведицы из реки извлечен ствол дуба длиной семнадцать метров, - начал читать Громобой, глядя куда-то в сторону. - В свое время в толщу ствола были врезаны и успели врасти в древесину четыре кабаньих челюсти, расположенные квадратом. Челюсти принадлежали молодым кабанам. Нижняя часть ствола носит следы огня. Историки полагают, что это остатки священного дерева, посвященного Перуну и стоявшего когда-то в полутора километрах выше по течению. Дуб высоко почитался плавающими по Волге купцами и рыбаками, считался покровителем путников, защищающим от грабежей и непогоды. Возле него проводились языческие обряды, празднества, приносились жертвы, вокруг было организовано капище. В семнадцатом веке, борясь с язычеством местного населения, монахи Троицкого монастыря срубили дуб и бросили в Волгу, а капище уничтожили.
        - Отлично! - сжала кулак Роксалана.
        - Это пока все, что я раскопал, - перевел взгляд на камеру лохматый уфимец. - Чтобы узнать подробности…
        - Подробности не нужны, - перебила его миллионерша. - Собирай свои металлоискатели и дуй сюда. Я закажу тебе билеты на ближайший рейс.
        - Не нужно самолет, - попросил Громобой. - Там с оборудованием всегда проблемы при посадке возникают. Могут вообще не пропустить. Давайте я лучше на машине приеду? Тут дороги всего пара дней будет. Наверное, еще и быстрее выйдет. А то пока рейса дождешься, пока от аэропорта доедешь…
        - Ладно, только не задерживайся, - кивнула девушка. - Деньги на расходы я тебе на карточку переведу. Номер счета не изменился?
        - Нет.
        - Тогда собирайся и выезжай.
        Она отключила связь, допила кофе, подумала и заказала еще. В кафе зашел паренек с грустными глазами, положил ключи на стол:
        - Девяносто три литра. Оплата на кассе. Мы принимаем пластиковые карточки.
        - Как ты это сделал? - восхитилась Роксалана. - Ведь от колонки до вертушки ни один шланг не дотянется!
        - На всех заправках есть мерные емкости для контроля правильности работы счетчиков. Ими и натаскал.
        - Молодец, - усмехнулась девушка. - Что же ты, такой находчивый, простым заправщиком вкалываешь?
        - У нас тут вообще никакой работы давно нет. Мясокомбинат сдох, сыроваренный завод сдох, радиоизмерительный сдох. Заправщиком устроиться - и то хорошо.
        - В советские времена это называлось индустриализацией и считалось признаком прогресса, - утешила его Роксалана, опрокинула в рот остатки кофе и поднялась: - Ну-ка, пойдем.
        Она завела Иннокентия за корпус, поставила спиной к стене и приказала:
        - Раздевайся!
        Парень вздрогнул, однако послушался: снял и положил на шкафчик с ведрами и швабрами кепку, расстегнул молнию комбинезона, начал его стягивать.
        - Ниже пояса не надо, - остановила его миллионерша. - Я тут с тобой не сексом собралась заниматься. Футболку скинь и швабру выбери… - Сама она взяла скребок для мытья стекол на длинной ручке, покрутила в руке, прошлась по площадке. - Условия такие. Если ты хоть раз коснешься меня своей палкой, получаешь двойной оклад. Готов?
        Не дожидаясь ответа, Роксалана ринулась вперед, испугала парня попыткой ударить скребком по голове, но вместо этого хлестко щелкнула по ребрам. Отскочила, быстро ткнула в солнечное сплетение, отмахнулась от палки, направленной в плечо, сама ударила по ногам, потом по ребрам, отскочила, открылась, а когда Кеша ринулся вперед - опять ощутимо саданула в солнечное сплетение.
        Паренек, конечно, ничего в фехтовании не понимал, не мог толком ни напасть, ни прикрыться. И выглядел от силы лет на восемнадцать - тощий, как волчонок. Но ведь тут главное не умение - на умение даже медведя натаскать можно. Тут главное - внутренний дух. Готовность терпеть боль, стиснуть зубы и продолжать драться, несмотря ни на что.
        - Достаточно, - отступила Роксалана и снисходительно цыкнула зубом: - Не попал ты по мне, Кеша, ни разу. Тебе не везет.
        - Просто не успел, - опустил швабру парень.
        - Хочешь попробовать еще раз?
        - Есть условие.
        - Какое?
        - Если я смогу вас ударить, вы перестанете называть меня Кешей и будете называть Иннокентием.
        Оказывается, у нищего волчонка из провинции все же имелось чувство собственного достоинства! Паренек нравился Роксалане все больше и больше. А может, она просто соскучилась по живым игрушкам… Девушка подошла ближе:
        - Принято. Но только сначала нужно залечить твои синяки… - Она провела ладонью по его холодному животу. Парень не отстранился. - Ты не боишься перемен в обстановке, Кеша?
        - Нет.
        - Тогда переодевайся и жди меня у вертушки. Я пойду напишу старшей смены служебку, что забираю тебя в головной офис. Чтобы прогулов не поставили и замену нашли. Ты, кстати, здешние места хорошо знаешь?
        - Я тут вырос.
        - Права есть?
        - Да.
        - Это хорошо. Твои таланты мне очень скоро понадобятся.
        Слова Роксаланы оказались пророческими. Если бы не Иннокентий, миллионерша и уфимский археолог даже близко до места старого капища добраться бы не смогли! Как оказалось, нарисованная на карте дорога до берега не дотягивалась практически нигде, упираясь в болота и мелководные затончики, образовавшиеся после заполнения Угличского водохранилища.
        Однако местный паренек и о проблемах предупредил, и транспорт нашел, одолжив моторку у кого-то из родственников в Калязине, и лагерь палаточный обустроил. Заезжему из далекой Уфы археологу осталось только настроить свой металлоискатель и погулять с ним по берегу реки в указанном им самим месте: на полтора километра выше устья реки Медведицы.
        Первым проходом с грубой настройкой Громобой отметил отклонение от среднего уровня лишь на одном участке проверяемого отрезка. А затем, уже при юстировке, прибор засек всплеск в равномерности магнитного поля на пятачке размерами метр на метр.
        - Здесь проверять нужно, Роксалана, - скинув наушники, воткнул в песок обломок сосновой ветки уфимский археолог. - Копаем?
        - Обожди, - остановила его девушка. - Отца хочу позвать. А то он на меня последнее время как на дурочку смотрит. При нем давайте откроем, хорошо?
        - Как скажете, - развел руками Громобой. - Наводка ваша, платите вы. Вам и решать.
        Роксалана, достав телефон, отошла в сторону, поговорила, вскоре вернулась:
        - Папа утром приедет. Кеша, ты его от причала заберешь? Водитель там пусть отсыпается, а его сюда доставишь.
        - Сделаем, - кивнул заправщик. - Хотите, можно номер в гостинице заказать.
        - Лишняя морока. Надолго они все равно не останутся.
        Молодой человек лишь пожал плечами. Он никогда не спорил. С одной стороны, это было удобно: исполнительные слуги всегда в цене. С другой - Роксалана никак не могла отделаться от чувства, что это не она подобрала мальчишку для своего развлечения, а он пользуется богатой знакомой для собственной раскрутки. И отвалится в сторону при первом же случае.
        Однако же пока Кеша старался угодить во всем, и даже начал брать у уфимского язычника уроки махания на мечах. Похоже, через месяц-другой из него мог получиться серьезный спарринг-партнер еще и для рукопашного боя. Иннокентий никогда ничего не забывал - особенно услышанных поручений. Роксалана еще спала, когда он выбрался из палатки, столкнул моторку на воду и с оглушительным стрекотанием умчался против течения. А когда миллионерша выбралась на воздух сама, ее крепко обнял отец:
        - Ну, привет, милая! Ты меня прямо заинтриговала. Ваши любовные игры с этим снисходительным кузнецом меня, конечно, забавляли. Но никогда не думал, что сказочное золото Шамбалы может воплотиться в реальность.
        - Папа, ты все перепутал! - возмутилась Роксалана. - Нет в Шамбале золота! Там, кроме придурочных колдунов, вообще никого не имеется. А вот это золото - оно самое настоящее! Оно от убитых мною подземных демонов.
        - Господи, девочка моя, - рассмеялся владелец нефтедобывающей компании «Роксойлделети». - Слышала бы ты себя со стороны! Однако, милая моя, ты видишь, я здесь, и я готов увидеть твое представление. Пожалуйста, начинай. Только помни, что к четырнадцати двадцати я кровь из носу должен быть в Москве на заседании тарифного комитета.
        - Ты именно поэтому приехал сюда в деловом костюме?
        - Скажи спасибо, что не в смокинге. Роксалана, я очень тебя люблю. Но через четыре часа уеду в любом случае.
        - Тогда я пойду, проверю двигатель, - неожиданно напомнил о себе Кеша. - Троит он чего-то. Или свечу менять нужно, или карбюратор промывать.
        - Иди, дружище, - разрешил ему Юрий Делесин и подмигнул дочери: - Молодец. Серьезных ухажеров выбирать начала. Одобряю.
        - Папа! - возмутилась Роксалана… Вздохнула и легонько пнула палатку ногой: - Вылазь, сурок, ты мне нужен! Времени мало. Открывай тайник.
        Палатка закачалась. Через минуту из нее выбрался небритый молодой человек с коротко стриженными спутанными волосами. Каким образом возможно совместить два этих явления на одной голове - навсегда останется великой тайной язычника Громобоя, лицо которого было вымазано сажей, а в плохо выбритой шерсти на подбородке хорошо просматривалась серая зола.
        - Ты не поверишь, папа, но у него есть ученая степень, - скрипнув зубами, прокомментировала Роксалана.
        - Какие исследования проводите, сударь? - с широкой ухмылкой поинтересовался Юрий Делесин.
        - Нам удалось открыть языческое капище девятого - шестнадцатого веков, - зевнул уфимец. - Но Роксалана запретила вскрывать святилище до…
        - Папа, честное слово, мы даже пива не пили… - поклялась девушка.
        - Я молился! - попытавшись пригладить волосы, объяснил Громобой. - Не так часто современному человеку удается провести ночь на месте святилища, не оскверненного христианскими постройками.
        - Копай! - потребовала Роксалана. - Или хрен тебе, а не грант на вскрытие зимовок Приуралья!
        - Нет, нет, не перебивай, мне интересно, - рассмеялся нефтедобытчик.
        - Вас не очень обидит, если я не стану использовать шанцевого инструмента? - Уфимец, дойдя до близкого берега, наклонился к воде, помыл лицо, а затем и голову целиком. - Очень боюсь повредить вероятные находки. К сожалению, нам не удалось организовать полноценную экспедицию, поэтому для фиксации процесса вскрытия тайника мне придется использовать диктофон. Вы не возражаете?
        - Да нисколько! - согласился Юрий Делесин.
        - Тогда мы начинаем… - Язычник заглянул в палатку, извлек цифровой диктофон и пошел вдоль берега, не особо обращая внимание на своих спонсоров и громко повествуя: - Экстрасенсорная информация, полученная Роксаланой Делесиной, позволила нам выявить местоположение одного из капищ, посвященных богу Перуну. В указанном реципиентом месте нами была обнаружена среди песка наполненная плодоносной почвой ячейка объемом около одного кубометра. Данная емкость достаточна для произрастания дерева. Она же позволяет нам предположить, что найденное капище являлось единобожным и посвященным богу справедливости и грозы. Перед ячейкой металлоискатель выявил непонятную аномалию, вскрытие которой мы и начинаем производить в присутствии двух свидетелей…
        После такой серьезной речи миллионер перестал ухмыляться, да и его дочь не стала никак вмешиваться в процесс раскопок. Уфимский археолог опустился на колени возле вбитого накануне колышка и принялся споро разгребать песок, по ходу дела комментируя:
        - Наблюдаемые в верхних слоях наносы являются природными и представляют собой смесь из песка, загнивших водорослей и листвы, в значительной степени претерпевших процесс… О, блин! Черепа!
        - Что? - Нефтепромышленник и его дочь склонились над разрытой ямой. Ученый язычник тем временем извлек на свет человеческий череп, затем второй, водрузил их на края ямы, торопливо расковырял ближний песок.
        - По краям раскопа наблюдаю нетронутые осадочные слои, - пробормотал Громобой. - Черепа есть, а тела людей в данном месте отсутствуют. Это означает, что в данном случае имеется факт проведения магического обряда, целью которого является защита данного места от осквернения посторонними. Принесенные в жертву люди должны защищать тайник и отгонять от него простых смертных. Хотя в фольклоре встречаются и прямо противоположные истории, повествующие о том, как духи кладов призывали смертных вскрыть тайники и забрать…
        - Володя, я тебя убью! - пообещала Роксалана.
        - Продолжаем вскрытие аномалии, - спохватился уфимец. - Дальнейшее… копание… Вот черт… Обнаружена каменная пластина с насечкой крестообразной формы. Как известно, в дохристианском мире кресты означали перекрестье дорог, являясь символами пути и одновременно путевыми метками, что в данном случае… означает… означает… означает, что камень нужно убрать к чертям собачьим! В нем никакого магнетизма быть в принципе не может!
        Юрий Делесин, пригладив деловой костюм, пожал плечами и отступил. Роксалана, будучи в джинсах, чертыхнулась и встала на колени. Вдвоем с уфимцем они выковыряли влажный валун, выпихнули из ямы, откатили в сторону.
        - Тут что-то есть! - вернувшись в яму, воскликнул Громобой, ковырнул песок под ногами, извлек вместительный медный котелок. Вылез из ямы, свернул к берегу, вошел в реку, хорошенько промыл содержимое, слил воду, передал девушке: - Похоже, там золото!
        - Вот сукин кот! - запустив руку в груду украшений, в сердцах сплюнула Роксалана. - Да тут всего ничего!
        - Ну, не знаю, - заглянув сбоку, хмыкнул Делесин. - На глазок тут килограмма два или три. Чисто по весу можно считать четверть миллиона евро. А если учесть, что оно все в изделиях, уйти может и за миллион. Так что, доченька, твои старания за последний год, в принципе, можно считать отбитыми. Ты остаешься с хорошей прибылью.
        - Папа, тут должно быть больше тонны!!!
        - Еще вчера я сказал бы тебе, что ты маешься дурью и такого не бывает… - Миллионер пожевал губами. - Но теперь… Да, милая, ты сумела выбрать очень странных друзей… Тонна золота? Звучит все равно бредово… Но смотри сама.
        - Роксалана Юрьевна! - подал голос уфимец.
        - Конечно, Володя, - кивнула девушка. - Все, что ты тут еще найдешь, все твое, никаких претензий.
        - Спасибо! - обрадовался Громобой.
        - Не за что… - поморщилась Роксалана. - Папа, я с тобой.
        Вместе они дошли до моторки. Там Кеша все еще ковырялся с мотором. Увидев хозяев, он поспешно вытер руки ветошью:
        - Свеча вся черная, словно в печном дымоходе лежала. Я поменял, но проверить не успел.
        - Потом проверишь, поехали, - Делесин забрался в лодку и поставил котелок под ноги.
        - Кеша, ты потом к Володе вернись, - скорее попросила, нежели приказала Роксалана. - Когда он наковыряется, к машине его отвези и лагерь сверни. Хорошо?
        - Надо - так сделаем.
        Молодой человек еще с полминуты что-то помастрячил в моторе, потом рванул шнур. Аппарат, даром что без чехла, откликнулся спокойным равномерным тарахтением. От берега Иннокентий оттолкнулся веслом, а когда лодка откатилась, пристроился на корме и уверенно дал газу, направляясь к приметной бело-синей церквушке.
        По пути домой Роксалана строила планы мести ведуну, спрятавшемуся от нее за веками и поприщами[15 - Поприще - старорусская мера длины. Предположительно это расстояние одного дневного перехода.], но ничего внятного придумать так и не смогла - уж очень хорошо тот схоронился. Сгоряча она даже сходила к бабке-колдунье, что все еще мучилась со сломанной челюстью, но та, по понятным причинам, присоветовать ничего не смогла. Только покивала чему-то да указала на повешенный над дверью пучок полыни.
        Ничем не смогли помочь и две бутылки португальского портвейна, выпитые девушкой наедине с выключенным телевизором. Она бы добавила под настроение и третью, однако после заката в столовой появились двое вонючих бомжей и, присев к столу, попросили:
        - Верни клад на место, смертная. Верни. Верни, не твое. Покладь обратно. Не тревожь чужое. Отдай, не балуй.
        У Роксаланы от подобной наглости отвисла челюсть, но пока она думала, что ответить, отчаянный вопль из отцовского крыла заставил ее забыть обо всем, сорваться с места и промчаться через весь дом.
        - Пап, что случилось?! - Влетев в спальню, щелкнула девушка выключателем.
        Только теперь Роксалана смогла разглядеть потусторонних гостей во всей красе: висящая шматками полусгнившая плоть, сочащаяся сукровица, слизняки на лицах, гниющие глаза. Тот же нудный шепот, требующий расстаться с кладом…
        - Олежка, сволочь, сквитаться решил! - сразу догадалась она. - Пап, ты не обращай внимания, они безобидные. Я Олега знаю, он вреда людям старается не причинять…
        - Да вы что, с ума посходили?! - заорал во всю глотку нефтедобытчик. - Что за шутки идиотские?! Убери их отсюда к чертовой бабушке! Гони в задницу, пока я полицию не вызвал!
        - Папа, - Роксалана, обойдя одного из мертвецов, присела на край постели. - Не бойся, все будет хорошо. Это просто сон такой глупый случился. Он сейчас закончится. Давай мы тебя одеялом с головой укроем? Под одеялом ничего страшного случиться не может, это я тебе точно говорю. А утром все пройдет, развеется. Ничего не бойся, папа, спокойной ночи…
        Он поцеловала слегка ошалевшего отца в лоб и накрыла одеялом. Тот, к счастью, не сопротивлялся.
        - Сволочь Олежка, - шепотом сказала она. - Поймаю - голову отверну.
        - Покладь злато на место, смертная, - наклонился к ней мертвец. - Покладь, не то с собой в землю утащу!
        Однако за время путешествия с ведуном Роксалана насмотрелась такого, что из-за призрака даже особо не занервничала. И если до сих пор ни одного ни разу не пнула, то только потому, что уж очень склизко выглядели. Подумав, девушка поднялась и быстрым шагом отправилась в комнату ведьмы - та после первой встречи с амулетом так и жила у них в доме. Точнее - медленно шла на поправку. Постучала и вошла:
        - Извини, что так поздно, бабуля. Ты меня от этих тварей избавить можешь? - Она указала было за спину… и вдруг поняла, что рядом никого нет: оба мертвеца мялись за дверью, не в силах одолеть порога, защищенного полынной метелкой. - Спасибо, бабуль!
        Роксалана сдернула заговоренную траву и помчалась обратно, к отцу. Главным для девушки было защитить родителей, а уж сама она как-нибудь и под одеялом могла отлежаться. Утром же с помощью ведьмы она и весь дом от нежити заговорит, дело несложное.
        - Ну, Олежка, ну, гаденыш! Ну, я тебе это припомню!
        В ее комнате что-то моргало - похоже, сигнализировал о вызове планшет. Роксалана завернула к нему, ответила на вызов, подхватила, помчалась дальше по темным коридорам.
        - Роксалана Юрьевна, это вы? - плаксивым голосом уфимского язычника заговорил компьютер. - Роксалана Юрьевна, тут по берегу мертвецы ходят и требуют клад вернуть. Роксалана Юрьевна, они в постель лезут, палатку трясут. Орут, как оглашенные. Роксалана Юрьевна, они меня сожрут…
        - Володя, ты там чего, напился, что ли? - не снижая шага, холодно сказала девушка. - Какие мертвецы, Володя? Ты же взрослый человек, что ты несешь? Двадцать первый век на дворе, а вы в средневековые побасенки до сих пор верите! Не пей больше, Володя. Спать ложись. Я тебе просто удивляюсь…
        Она отключилась и оставила планшет на подоконнике.
        Признаваться в том, что верит в колдовство, Роксалана не собиралась никому. Иметь беседы с психиатром ей ничуть не улыбалось. В ее положении нельзя давать ни единого повода для сомнений в дееспособности. Желающих наложить лапу на семейные акции навалом. Сожрут…
        Утром от хранителей клада не осталось, разумеется, ни следа. Причем никто из прислуги вообще не заподозрил ничего странного - ведь призраки, как известно, являются лишь к тем, кто занимался разграблением заговоренного тайника. Посему и поведению молодой хозяйки, расставившей по всему дому свежие букеты, никто не удивился. То, что в каждом имелась хоть одна веточка полыни, тоже никого не заинтересовало.
        «Отчитку потом проведем, - решила Роксалана, покончив с предварительными хлопотами, - когда бабка говорить сможет. Главное, чтобы эти твари отца не беспокоили. С остальным как-нибудь разберемся. Ну, Олежка…»
        Она взялась за планшет, выбрала нужный номер:
        - Алло, Ольга! Ты мне нужна. Давай в полдень пообедать сходим.
        - Мне некогда, - неожиданно резко заявила обезьянья уборщица. - Давай лучше на парковке у зоопарка в полдень.
        - На парковке так на парковке, - не придала большого значения упрямству девчонки миллионерша. - Главное, не опаздывай!
        В своем нетерпении девушка приехала на место на четверть часа раньше назначенного времени, вышла из машины, встала впереди, прислонившись спиной к капоту и выжидательно глядя на ворота зоопарка. Однако Ольга появилась не оттуда. Со стороны проспекта Горького на парковку закатилась почти черная ухоженная «Акура», притормозила в пяти шагах. Из салона вышли трое мужчин и тощая пигалица в дорогом дизайнерском платье со стразами - уж у миллионерши взгляд на это был наметан.
        - Добрый день, Роксалана Юрьевна, - подкрался к девушке суетливый низкорослый мужичок. - Насколько мне известно, моя клиентка продала вам медальон в виде медной змейки с двумя рубинами. Вы ведь не станете возражать, если мы заснимем процесс передачи в присутствии трех свидетелей на видео? Юра, снимай.
        Оля вальяжной походкой бывалой проститутки подошла к миллионерше, сняла со своей шеи кулон и передала Роксалане:
        - Владей, подруга!
        - Ну, ты сука… - не утерпела от тихой оценки происходящего миллионерша.
        - И тебе всех благ. - Ольга подняла ладонь, пошевелила пальчиками, как бы прощаясь, и направилась обратно к «Акуре».
        - Должен вас предупредить, Роксалана Юрьевна, - ласково улыбнулся мужичок, - что моя клиентка связана весьма напряженной работой, а потому у нее почти всегда найдется алиби на любое возможное время любого дня. А также напоминаю вам, что ваш договор не предусматривает для нее запрета носить дубликат проданного вам кулона. Очень рад был вас увидеть. Всего доброго, Роксалана Юрьевна.
        «Акура» откатилась чуть назад, развернулась и умчалась с парковки.
        - А-а-а!!! - В бессильной ярости Роксалана швырнула амулет следом и с разворота шарахнула обоими кулаками о капот своей машины. С минуту размышляла, а потом все-таки признала поражение: - Ладно, Олежка, этот раунд выиграл ты. Но только игра еще не закончена. Я тебя все равно достану! Никуда ты, мой милый, не денешься…

* * *
        Одно из главных сокровищ прозрачных, нежных и переливчатых русских рек - это чудесный радужный жемчуг, вырастающий в теле крупных пресноводных ракушек, что живут, одним краем зарывшись в песок, а другим, острым и крепким, торча наружу. Именно на этот острый перламутровый резак и наступил Олег на третий день пути, собравшись на рассвете тащить лодку дальше вверх по реке.
        - Что за негодяй их тут набросал! - тихо ругаясь, он на спину завалился в лодку, вывернул ногу, рассматривая ступню. Порез был длинный и довольно глубокий, сильно кровоточил. - Ну, электрическая сила! Теперь неделю хромать придется… Сирень, подай туесок из малого мешка. Нужно хоть календулой засыпать. И перевязать, чтобы запеклась. Вот проклятие! На пару дней я, считай, вообще без ноги…
        Лесная ведьма чуть наклонилась, вытянула руку, провела ею над ступней - и кровотечение тут же остановилось, рана закрылась длинной коричневой коркой.
        - Спасибо, Сирень, - с облегчением отпустил ногу Середин. - Берегини хорошо научили тебя своему искусству. Низкий им поклон.
        - Лешие тоже, - добавила девочка. - Но ступать на эту ногу два-три дня тебе не нужно. Рана может разойтись. Пусть мясо хоть немного схватится.
        - Ладно… - перевернувшись на четвереньки и приволакивая поврежденную ногу, Олег перебрался на корму, взялся за весло. - Поплывем пока так.
        Девочка чему-то рассмеялась, легла на спину на скамью поперек лодки и закрыла глаза. На правом берегу затрещали кусты, из них вышел могучий сохатый с похожими на лопаты рогами, ступил в воду, подхватил зубами веревку и направился вверх по Ветлуге, быстро волоча лодку за собой. Олег замер, боясь спугнуть удачу, а Сирень, подставляя лицо солнцу, чему-то легко улыбалась.
        Лось тянул путников примерно до обеда, а потом бросил веревку и ушел, уступив место светло-серому высокому оленю. Потом были еще какие-то быки, лосихи, кабан-секач. Последний, правда, волок лодку по самому мелководью, то и дело зарывался носом в реку, отфыркивался, упускал веревку и очень быстро уступил место очередному лосю. А когда наступили сумерки, на берег лодку вытянул матерый медведь: прихватил лапой за переднюю лавку, затащил чуть не наполовину, бросил и ушел.
        В кустах, передвигаясь и моргая, горело множество глаз. То ли волки, то ли рыси, то ли невинные зайчики любопытство проявляли - ведуна это особо не беспокоило. Он находился в мире юной повелительницы природы: зверей и деревьев, травы и птиц, насекомых, змей, духов и нежити, в живом воплощении берегинь и леших, анчуток и навок. И раз Сирень больше не проявляла к нему враждебности - чего бояться?
        Пожевав вяленого мяса - с одной ногой Олегу было не до костра - и не пользуясь никакими защитными наговорами и зельями, он просто завернулся в овчину и вытянулся на дне лодки.
        От подзабытого ощущения полного покоя и безопасности ведун не просто заснул - он буквально выключился и пришел в себя только на следующий день около полудня. Лодку бодро тянула пара оленей, Сирень сидела на корме, глядя чуть в сторону. Навстречу катилась по самой стремнине глубоко сидящая ладья. Корабельщики проводили путников заинтересованными взглядами, однако особого изумления не проявили. Мало ли кто, где и каких зверей приучает? И на оленях люди ездят, и на лосях, и на ослах, и на собаках. Всякое бывает. Тем паче что шла ладья с севера, там упряжные олени не в диковинку.
        Ветлуга основным торговым путем никогда не являлась. Ее предпочитали купцы, которые прямым ходом шли из Заволочья или Европы в Персию или наоборот, и потому не желали тратить времени на крюк через Вологду с ее богатым торгом, шумными постоялыми дворами и дорогими святилищами. Между тем крюк получался небольшой, но полезный - ведь у Славянского волока и новости узнать можно, и о ценах проведать, часть товара оставить, иным закупиться. Отдохнуть, помолиться, погулять, коли серебро лишним оказалось… Посему через Юг корабли ходили редко, десяток за день, не более. Ныне же и того реже: встречных с пяток, попутных и вовсе ни одного. Попутные понятно - откуда им взяться, коли в низовье война? А почему никто не торопился навстречу - осталось для ведуна загадкой. То ли нутром гости торговые неладное чуяли, то ли тревожные вести уже успели аж до самой Сухоны добежать.
        На опустевшей реке затихли и прибрежные деревни. Постоялые дворы в них стояли с закрытыми ставнями и замотанными для доходчивости воротами, по улицам не бегали куры, не бродили овцы, не слышно было ни лая, ни мычания коров. Похоже, местные жители, не желая рисковать головами и добром, ушли в лесные и болотные схроны, дороги к которым чужакам неведомы, от постороннего глаза спрятаны, ловушками прикрыты, тропками ложными запутаны.
        Только в редких местах сидели на лавочках старики, что уже не боялись смерти, смотрели на путников подслеповатыми глазами, но с готовностью продавали редкому проезжему люду сыр, свечи или копченую рыбу.
        Все это Олегу страшно не нравилось, но река вела на север, и он очень надеялся от чужой войны все-таки убежать. Тем более что лоси и олени тянули лодку ходко, куда быстрее, нежели это могло получиться у него самого. Постоянно меняясь, звери проходили за световой день не меньше полусотни верст. А значит, путь до волока измерялся уже не месяцами, а неделями.
        - Что это, колдун?
        Услышав вопрос спутницы, Середин опустил глаза и обнаружил на дне лодки широкую лужу. Он поднялся, переложил вещмешки на свою скамью, разогнал ладонью воду, частью размазав по сухим местам, частью выплеснув наружу. Присмотрелся. Доски днища в подгнивших местах набухали на глазах, вода проступала прямо сквозь них, набираясь сперва крупными каплями, а потом сливаясь в единую лужицу.
        - Вот, электрическая сила, - вздохнул Олег. - Либо береста отстала, либо обмазка стерлась и «травит». Нужно попробовать в ближайшей деревне деготь найти и еще раз дно промазать. Иначе лодка долго не протянет, будем в воде по колено сидеть.
        Ближайшие два часа Середин потратил на то, чтобы вычерпывать ладонью за борт все активнее сочащуюся воду, пока впереди наконец-то не показались избы и сараи.
        - Отпускай, красавица! - разрешил он своей спутнице, перебираясь на корму, схватился за весло и, когда олень бросил веревку, быстро подогнал лодку к мелководному пляжику, лежащему возле низкого, черного от времени причала.
        Выгрузил вещи, помог выйти ведьме, затем выволок лодку, взялся за борт, поднатужился и перевернул. Послышался легкий щелчок: это лопнула на всю длину береста, приклеенная по углу борта и днища. Прочные сосновые корни продолжали надежно удерживать конструкцию воедино, однако даже невооруженным глазом стала видна щель в половину пальца шириной.
        - Ведь говорил же дед, что больше двух недель лодка не выдержит, - сплюнул Олег. - Нет, поленился новую купить! И что теперь?
        - Будешь искать деготь? - поинтересовалась Сирень.
        - Нет, - покачал головой ведун. - Тут чинить нечего, это уже мусор. Опытный человек, может, еще на недельку и оживит, да и то вряд ли. А у меня ни инструментов, ни знания, ни дегтя… Ладно, пошли, поищем, может, кто чем и выручит?
        Навесив на себя вещмешки, Олег поднялся на берег, дошел до центра селения и сбросил их на траву. Огляделся и недовольно поморщился:
        - Что такое «не везет» и как с этим бороться?
        Как и многие другие на реке, это селение стояло тихим и мертвым. Пустые дворы, закрытые хлева, распахнутые подклети, заунывно гудящие от гуляющего внутри ветра амбары. По лавкам деловито прыгали коричневые воробьи и серые синицы, в сараях хозяйничали вороны, через черные глазницы окон с деловитым жужжанием летали туда-сюда сизые мухи. Три избы, три возделанных огорода, три расходящихся в стороны покоса - и ни одного человека.
        На всякий случай ведун, прихрамывая, деревню все-таки обошел, но никаких тайников не заметил, стариков-старух не встретил, ничего ценного не обнаружил. Из домов даже деревянные плошки и скамейки пропали, грязной ветоши не осталось - все хозяева забрали. И уж, конечно, лодки свои они тоже куда-то заныкали, так просто чужакам на поругание не бросили, приберегли.
        Единственным интересным открытием стала дорога, уходящая от деревни за покосы и исчезающая в лесной чаще. Вдоль берега не имелось даже тропинок - видать, нужды пешком ходить не было, по воде жители передвигались. Или болота-овраги непролазные где-то поблизости имелись. А вот дорога куда-то могла и привести.
        «Надеюсь, это не тупик, - подумал Середин, вытаскивая на травянистую деревенскую площадь две найденные на дворах жердины. - Если окажется, что тракт лесной ведет лишь к полям за перелеском да там и заканчивается, я даже не знаю, что сделаю!»
        - Чего это ты вяжешь? - поинтересовалась ведьма, наблюдая, как он приматывает к жердям углы кошмы.
        - Волокушу. Все-таки дорога, кочек и ям встретиться не должно. Так что мучиться и тащить все на горбу незачем. Пусть жерди вместо меня вкалывают… - Примотав углы, он аккуратно намотал края кошмы на жерди, чтобы она плотно держалась по всей длине, положил мешки сверху и взялся за концы палок: - Ну что, пошли?
        Волочить несколько пудов груза позади было, конечно же, проще, нежели нести на плечах, а потому ведун двинулся вперед весьма бодро и уже через полчаса вошел во влажную тень огромных елей. Здесь под ногами зачавкало, но концы деревяшек по сырому глинистому пути заскользили еще легче, так что Олег особо не огорчился.
        Через пару верст лес кончился, дорога растянулась по краю жнивья, обогнула обширное поле на несколько десятин, снова свернула в лес. Середин ощутил себя бодрее: тупиковым тракт явно не был. Оставшееся позади поле по размерам как раз на три семьи должно было приходиться, больше нормальному крестьянину не обработать. Раз дорога не то что не оборвалась, но и даже не сузилась - вестимо, имела цель. Куда-то вела.
        За ельником началась влажная чавкающая болотина, дальше тракт выбрался на пологий холм, украшенный двумя высокими стогами, свернул к лиственной роще и, уже совсем близко к вечеру, уткнулся в хуторок с избой-пятистенком, навесом, колодцем и сараем. Здесь тоже было тихо, но селение вообще не походило на жилое. Ни погребов, ни амбаров, ни хлева, ни подклети… Какое же это хозяйство? Больше было похоже, что сюда работников на сезон большой присылал хозяин. Траву покосить, дрова заготовить. Табун или отару выпасти. Может, и еще какое ремесло в здешнем закутке практиковалось.
        - Два-три дня пути, - сделал вывод Олег. - Большая усадьба должна быть неподалеку. При меньшем расстоянии на избу для работников тратиться смысла нет, можно и так на работу послать, с небольшим припасом да кошмой для сна. Коли непогода начнется али еще что не так - вернутся, и все. При большем - проще постоянно на выселки работника с семьей направить, чтобы место обживали, нежели туда-сюда бегать. В избу ночевать пойдем или на воздухе ляжем?
        - Дождя нет, а в избах завсегда гарью и гнильем воняет, - ответила лесная ведьма.
        - Ну, на воздухе так на воздухе. - Олег стал разбирать мешки. - Я себе только кулеш в доме заварю, на готовом очаге это удобнее выходит.
        С рассветом они двинулись дальше. Дорога из глинистой очень быстро превратилась в песчаную, концы жердей зарывались в рыхлую смесь, но к полудню путники миновали колодец с журавлем и несколькими длинными корытами, вырубленными из цельных колод. Явное пастбище. Причем в месте, далеком от открытых водоемов.
        По этой причине ведун сделал тут небольшую остановку: напился, ополоснул голову, набрал воды в дорогу.
        - Странное ощущение, Сирень, - сказал он. - Словно мы с тобой одни на всей земле остались. Вроде и следы людские есть, ан окрест ни одной живой души. И даже скотины не видно.
        - Хорошо, - согласилась ведьма и сделала глубокий вдох. Хотя вроде дышать ей было нечем.
        Вечер застиг их на лугу - здесь они и заночевали. Олег с костром мудрить не стал, привычно пожевал вяленого мяса. Сирень же, раскинув руки, покачивалась на траве возле самой земли.
        Новым днем дорога надолго заманила их в сосновый бор, усыпанный крупными валунами. Почти до полудня путникам пришлось петлять между камнями, а потом нудно, больше часа, подниматься на крутой склон холма. Но зато, оказавшись на свету, они увидели со своей небесной высоты совсем уже недалеко впереди, верстах в четырех, примостившуюся сбоку к узкой речушке пятибашенную крепость, окруженную сотнями дворов и далеко расползшимися во все стороны огородами.
        - Ура-а-а! Наконец-то! - совсем тихо, себе под нос, воскликнул ведун. - Я вижу баню, сытный горячий ужин, кров и мягкую постель! Чур, первую неделю я лежу пластом, а потом мы покупаем лошадей и дальше едем верхом. Что-то я в этом году наплавался. Так вода надоела - скоро квакать начну. Дороги тут вроде есть. Значит, не заблудимся.
        Кровавое лето Унжи
        Зыря - таково было у хозяина постоялого двора прозвище. Зырянин - происхождение. Вид же - совершенно монгольский: плоское желтое лицо, широкий нос с большими ноздрями, узкие глаза, еле заметная бородка и усики. И хотя Олег точно знал, что никогда в истории монголы на Руси не появлялись, - от одного вида Зыри у него сразу появлялись сомнения в правдивости генетических исследований. Вдруг хоть кто-то как-то, но все-таки прокрался?
        Хотя, может статься, такими узкими глаза у зырянина стали от постоянной веселости. Хозяин улыбался всегда: когда назначал цену, когда получал задаток, когда обещал запечь с яблоками поросенка и принести с ледника ставленный мед. И когда дворню ругал за неуклюжесть - тоже улыбался. Вот улыбка, обрастая морщинками, к лицу навсегда и приклеилась.
        - Путь на Пермь Великую ты, мил человек, выбрал через нас самый что ни на есть удачный, - самолично расставляя плошки с грибами и вяленой рыбной строганиной, рассказывал хозяин. - Кабы низом пошел, так там реки большие. Чепца, Вятка, Сысола. Через них еще поди переплыви! Лошадей так и вовсе замучишься переправлять. Ну, знамо, и возле Двины реки все полноводные. Мы же по истокам живем. Речки узкие, мелкие, броды на любой найдутся. Езжай себе да песни пой!
        - Хочешь сказать, от вас есть дорога прямо на Пермь Великую? - на всякий случай переспросил ведун.
        - Да от нас, из Унжи, дорога на любую сторону найдется! - развеселился Зыря. - Хошь на закат, в княжество Галицкое, хошь на восток, в княжество Пермское, хошь на юг, в княжество Булгарское. А на север, к новгородцам, трактов целых три имеется. На Устюг, на Вологду, на Кострому.
        - Прямо центр мира, - усмехнулся Олег.
        - Болота тут окрест, мил человек, - наклонившись, хозяин оперся локтями на стол. - Топи вязкие, вязи топкие, места дурные и колдовские, чародейские. Много там люда смертного без следа сгинуло. Кто покой вечный обрел, а кто обидами да злобой мается. А за бродом нашим отдушина, поля светлые, высокие, чистые. По ним тракты во все стороны и расходятся. Вот и выходит, что, кроме как через наш брод, ни на одну сторону другого пути нет.
        - Коли так, то крепость ваша вся золотом должна быть одета и самоцветами переливаться!
        - Э-э, мил человек… Богатство там, где товары ходят, - отмахнулся Зыря. - А товары купцы возят путями речными. У нас же токмо прохожие нищие бродят да гонцы княжеские носятся. А какой путник, такая и жизнь. Потому и стены наши сосновые, а не каменные, и крыши тесовые, а не черепичные, и окна не слюдяные, а пузырем затянутые.
        Хозяин отошел на кухню, вернулся назад с кувшином, поставил на стол:
        - Готов вскорости твой поросенок будет. А чего спутница твоя к столу не выходит? Оголодала небось давно!
        - Больше притомилась, нежели оголодала, - ответил Середин. - Я ей потом чего-нибудь отнесу. Ты давай, садись, опрокинь со мной по ковшику.
        - Да некогда мне, мил человек. Хозяйство у меня, хлопоты!
        - Какие у тебя хлопоты, Зыря? - ведун красноречиво повел рукой, указывая на совершенно пустую столовую. - У тебя на дворе, окромя меня, ни единого постояльца нет! Куда они, кстати, все подевались? У города, я видел, народ сотнями толпится, иные на телегах прямо ночуют, иные навесы растягивают. Вестимо, к ярмарке готовятся. Да токмо купцы-то все где?
        - Э-э, мил человек… - все же присел к столу хозяин. - Людишек-то набежало изрядно, да токмо все больше деревенские они, скарб да души свои спасают. Мошны у них легкие, им за светелки да баню жаркую платить нечем. Бояр исполченных князь к Уржуму повел, хозяева же, что побогаче, в другую сторону с добром своим подались. От так и вышло, что народу много, а жить у меня некому. Один разор!
        Не переставая улыбаться, Зыря тяжко вздохнул, и Олег тут же налил ему холодного ставленного меда, наполнив ковш до краев:
        - Давай, хозяин, наши уточки во славу Макоши осушим. Дабы о нас не забывала и мошну нашу пустой не оставила. - Они вместе выпили, и ведун спросил: - Про баню-то помнишь, хозяин? Кости мои давно уже прожариться мечтают. Лихоманку придушить, грязь смыть, душу прочистить.
        - Да топится, мил человек, топится, как же без этого? Ты, кстати, надолго в Унжу нашу приехал?
        Олег помолчал. То, что здешние толстосумы удрали из города, явственно доказывало, что и ему задерживаться не стоит. Так что о мечтах про неделю валяния на перине лучше забыть. Но и мчаться дальше, вовсе не отдохнув, ведун тоже не хотел. Хоть пару дней еды нормальной поесть, в постели нормальной поспать, никуда не гнать, никуда не торопиться…
        - Сегодня попарюсь, завтра отлежусь, послезавтра лошадей куплю… Ну, а на рассвете дальше тронусь. Три дня, выходит, проживу. Давай еще по ковшу?
        - Как скажешь, мил человек, - Зыря придвинул корец. - Выпьем, и я за поросенком пойду. Как раз, мыслю, дозрел. А как откушаешь, там и баня готова будет…
        Настоящую русскую баню, известное дело, никакое купание и никакое мыло заменить не способны. Когда ты в реке плаваешь, вода только снаружи грязь снимает. От мыла пользы не больше. Или, точнее, от щелока, которым в этом мире пользовались куда чаще. Вроде и помыт - но чистоты настоящей нет.
        Совсем другое дело - баня. Ты ложишься на полок, плавно зарумяниваешься, пропитываешься жаром, расслабляешься - а кожа твоя в это самое время потом исходить начинает, изнутри все лишнее через поры выпихивая. Выйдешь, в пруд прохладный ненадолго нырнешь, дабы все это прочь с себя смыть, обратно в парную заберешься - и опять твой собственный пот грязь, глубоко в поры набившуюся, наружу раз за разом выталкивает. Тут нужно не теряться, макнуться пару раз, а потом снова в жар и под веничек, чтобы хлесткие удары кожу всю размяли, остатки пакости всякой сбили, отжали, вытянули да и самого взбодрили. После того еще раз надобно искупаться, а уж потом и помыться напоследок поверху, щелоком намылиться да проточной водой и окатиться. Вот тогда человек воистину чистым становится - и снаружи, и изнутри, и глубоко изнутри, и даже сама душа вроде как чище делается. И не ходишь после бани настоящей уже, а летаешь, и мысли после того светлые, и желания…
        - Дымы, дымы!!! Дым сигнальный! - Грохот кулаков в дверцу светелки вырвал ведуна из крепких объятий сна. - Собирайтесь скорее! Скорей!
        - Боги явно отвернулись от меня, - приподнимаясь на локте, тряхнул головой Олег. Глянул на окно. Промасленное полотно было ярким, уже дневным, а не утренним.
        - Тревога-а-а!!! Дымы-ы-ы!!! - опять донеслось снаружи.
        - Вот… электрическая сила. - Быстро приходя в себя, ведун вскочил, торопливо оделся, на скорую руку кое-как запихнул вынутые вещи в мешки.
        - Что происходит? - спросила Сирень.
        - Без понятия! Но если вокруг кричат: «Тревога!» - нужно бежать, а не разбираться… - Олег схватил ее за руку, потащил за собой.
        Во дворе постоялого двора мальчишки, бабы в сарафанах, какие-то мужики суетливо грузили уже запряженные телеги горшками, бочками, котлами, узлами, сундуками. Зыря заводил в оглобли очередного возка испуганно брыкающегося жеребенка.
        - Давай помогу! - Ведун бросил мешки на возок, подал хомут, поднял оглобли. Вдвоем они быстро увязали постромки. Тем временем слуги успели споро загрузить широкий тесовый кузов, и Олег, помогая молодой лошади, потянул оглоблю. Жеребенок фыркнул, покосился на ведьму, напрягся, пошел.
        Зыря шагал с одной стороны, ведун с другой, Сирень чуть приотстала, то и дело оглядываясь. Там, за постоялым двором, далеко-далеко за краем леса поднимались вверх крупными черными хлопьями сигнальные дымы. Похожие были видны и в другой стороне, восточнее, в десятках верст от первого. Где именно - не зная местности, Олег сказать не мог.
        - Куда мы, колдун? - громко спросила девочка.
        - В город, - ответил ведун. - Если это дружина, то вперед наверняка высланы дозоры, все дороги перекрыты. Попадемся - хорошего не жди. Тут нужно или прятаться, или в крепости запираться.
        - Где тут спрячешься, чудак человек? - махнул на него Зыря. - Поля да луга кругом, да пара овражков воробью по колено. Обязательно на глаза кому попадешься. В Унжу беги! Крепость крепкая, большая. Я в ней ужо три осады пересидел. Сдюжит, не сумневайся! Там и припасов изрядно, и укрытия имеются, и воды в достатке. Тати проклятущие месяцок рядом посидят, клювами пощелкают, а как голодно станет, сами восвояси уберутся.
        Жеребенок фыркал и крутил головой, возок трясся на кочках, метался из стороны в сторону, пугая бегущих с узлами и котомками слободских жителей. Впереди быстро вырастала стена города. Срубы из толстых бревен, уходящие на высоту трехэтажного дома, под ними - вал примерно такой же высоты, перед валом - ров шириной в десять саженей. Широкие башни с бойницами подошвенного боя, двое направленных вдоль реки ворот с подъемными мостами на высоте пяти сажен.
        В принципе, сооружение внушало уважение. Так просто подобную твердыню не взять. Вот только знать бы, что за силы у врага и какие у него намерения? Если степняки грабить прискакали - через недельку уйдут. Кочевники вообще еще никогда ни одной крепости не взяли, им такие орешки не по зубам. А вот если полки княжеской дружины против Унжи выступили - это беда. Дружина, коли снабжение будет, может и год под стенами простоять. И тут уже - у кого раньше припасы кончатся, тот и сдается.
        Возок, качаясь и виляя колесами, громко простучал по бревенчатому настилу, миновал одетую в кольчуги стражу - и Олег с Сиренью оказались в городе, на тесных темных улочках посреди трехэтажных домов. Зыря, перехватив жеребенка под уздцы, на первом же перекрестке повернул влево, миновал улочку, завернул за последней избой и остановился между домами и совсем близкой крепостной стеной. Предыдущие телеги разгружались чуть дальше. Слуги спешили, часть барахла занося в дома, часть - пряча в угловую башню, в низкую широкую дверь. Выпряженных лошадей отводили к стене, под пристроенный к ней навес. По сторонам от навеса тоже имелись двери. Срубы, из которых строились крепостные стены, мало отличались от срубов самых обычных деревенских изб, а потому их вполне можно было использовать как дома или амбары.
        - Где мне устраиваться, Зыря? - спросил у хозяина двора Олег, раз уж он тут был одним из самых опытных людей.
        - В башню иди, - махнул рукой зырянин. - Исполченных обычно там, на третьей площадке, поселяют.
        Забрав свои мешки и кивнув Сирени, ведун зашагал в указанном направлении, между хлопочущими мужиками протиснулся внутрь укрепления, в сумрак замкнутого пространства, половину которого занимали бочонки и корзины. Похоже, сюда переехали съестные припасы не только зыринского постоялого двора, но и еще нескольких. Нащупав лестницу, Середин поднялся выше. На втором ярусе башни было куда как суше. Здешнее помещение разделялось надвое рядом окованных железом сундуков, за которыми высокой поленницей лежали увязанные в пучки стрелы. Это открытие Олега весьма взбодрило: к обороне в городе подходили обстоятельно, видимых припасов не на один месяц хватит.
        На третьей боевой площадке было светло и свободно. Светло благодаря бойницам, а свободно… потому что свободно. У распахнутой на крепостную стену двери стояли двое ратников в шлемах и долгополых стеганых куртках, тихо перешептываясь, еще один сидел у стены под бойницей, вытаскивая из заплечного мешка туго скрученную кошму. И все, больше никого не имелось.
        Олег положил свои мешки у дверей, выходящих на сторону реки, вышел на стену.
        Вид отсюда открывался великолепный, на добрый десяток верст вокруг. Вдалеке раскиданными среди зеленых ельников желтыми пятнами выделялись лиственные рощи. Похоже, многие деревья уже вовсю готовились к осени. Заодно эти пятна выдавали влажные места. Сами топи были серыми - они проглядывали дальше, за лесами. Туда, к ним, тянулась широкая пыльная дорога, что начиналась от угловой башни, и проступала светлым пятном даже сквозь воду. Маленькая полоска, ради которой когда-то была воздвигнута вся эта твердыня и много раз люди проливали реки крови. Брод. Сухопутный путь из южных земель на север. А также и на восток, и на запад. Где именно разветвляется тракт, отсюда было не видно, но Зыря объяснил все это весьма доходчиво.
        - Идут! Гляньте, идут! - закричали со смотровой площадки на шатре башни.
        Олег закрутил головой, заметил легкий серый дымок на той дороге, по которой пришел сюда, через башню быстро перебежал на соседнюю стену, чуть свесившись, выглянул наружу. Внизу, пока еще за пределами слободы, неслась на рысях по трое в ряд колонна конницы - с нацеленными в небо пиками, раскрашенными каплевидными щитами на крупах коней. Некоторые из всадников были в куяках и кольчугах, но большинство - в толстых стеганых куртках и неуклюжих кожаных кирасах. Перед въездом в слободу дружинники неожиданно стали разделяться: тройка вправо, тройка влево, обтекая город; тройка вперед, под стены Унжи. Красиво, как на параде, словно специально демонстрируя мастерство и дисциплину.
        Снизу загрохотал подъемный мост, отгораживая город от внешнего мира и закрывая собой высокие створки ворот.
        - Заводных нет, вьючных нет, - оценил состояние вражеской конницы ведун. - Значит, идут в обозе. Вооружение хорошее, похоже. Нет, это не степняки. Те воюют чем попало. Что где украсть или отбить удалось, тем и пользуются. И лошадей заводных всегда у крупа ведут. Нет, это дружина. Проклятие! Значит, мы застряли надолго. Нужно искать старшего. Узнать свое место и раздобыть хоть какие-то сведения. А то я даже не знаю, с кем и против кого придется воевать!
        - Ты хочешь воевать? - удивилась ведьма. - Зачем? Ты тут чужой!
        - А куда я денусь? Если дружина ворвется в город, резать и грабить станут всех подряд, на местных и приезжих сортировать не станут. Так что уцелеть мы можем только вместе со всем городом. Придется защищать его, как родной. Судьба…
        Война стремительно развивалась, набирая силу: нападающие поставили заслоны в полторы сотни дружинников напротив каждых ворот и стали рассасываться по слободе, обживая брошенные дома. Горожане, в свою очередь, разгрузили повозки со спасенным добром, поснимали с них колеса, чтобы занимали меньше места, и на попа расставили вдоль домов, сузив и без того неширокие улицы почти вдвое. Однако дворов внутри Унжи не было ни у кого. Избы стояли плотно, стена к стене. Причем дома эти были совсем небольшие, где-то двадцать на двадцать шагов. На первые этажи с их земляными полами хозяева загнали скот, сами, судя по окнам, вселились в верхние. Средний этаж - там, где он был, конечно, - отводился, наверное, под припасы. Ну, и чердаки, само собой. Кровли везде были тесовые, прочные. Не дранка, способная даже в дождь полыхнуть факелом от первой же зажигательной стрелы. Под такую припасы класть не страшно.
        Иметь свой дом в городе - оно, конечно, солидно и удобно. Однако в каждую такую избу набивалось, на глазок, человек двадцать-тридцать близких и дальних родственников, а потому ведун даже и не думал проситься хоть к кому-нибудь из местных на постой. Уж лучше на стене кошму кинуть. И просторнее, и на службу бегать ближе.
        Расположившись в избах, горожане потихоньку доставали оружие и броню, облачались в кожаные кирасы, пухлые куртки, плотно набитые конским волосом и прошитые проволокой, в толстые войлочные нагрудники с нашитыми железными или роговыми пластинами с нанесенными на них защитными рунами, опоясывались широкими толстыми ремнями, брали копья и шли на стены. Опытный взгляд ведуна сразу отметил, что меч приходится примерно на одного ратника из десяти. Большинство унжинцев заткнули за пояса боевые топорики, палицы с каменным навершием, привесили ножи и кистени.
        То, что получить по голове топором ничуть не веселее, нежели мечом, - оно понятно каждому. Однако меч - инструмент весьма специфический, требующий навыка в обращении. И именно он всегда отличает обученного бойца от обычного ополченца, больше привычного рубить пазы в бревнах, а не головы человеческие в жаркой сече. Мало мечей - мало умелых воинов. И численность рати можно смело делить на три - примерно такая у нее будет боеспособность в схватке с профессионалами поля брани.
        Однако у защитников было ощутимое преимущество: высокая прочная стена двадцатисаженной высоты, если брать от поверхности воды во рвах и до верхнего края зубцов. Шестиэтажный дом. По лестнице на такую не залезешь, сулицу не добросишь, да и стрелой в защитников не очень-то попадешь. И стены эти постепенно ощетинились копьями. Сотен пять боеспособных мужчин в Унже имелось точно.
        Число осаждающих Середин оценил поначалу тысячи в три. С броней у них тоже было не очень - все больше стеганки и воловья кожа, но мечи носили все. То есть рубиться в сече умели. А когда к вечеру вслед за войсками к городу подкатился длиннющий обоз, вражеская армия выросла числом не меньше чем вдвое.
        Однако число числом, а осада - осадой. Пока воины не сошлись в схватке - никакого преимущества опыт и численность дружины не имели. Смотреть на город мог хоть миллион ратников - осада от этого быстрее не продвигалась. День, другой, третий, четвертый… Терпение - вот главное оружие осадной войны. Терпение и вместимость амбаров.
        Местные воеводы на неучтенного воина, ночующего в башне вместе с еще десятком ополченцев, внимания не обращали. Вообще. Бродит кто-то с мечом - и ладно. Ежели что - будет лишний боец в сече. Для дозоров на башнях людей у них хватало, а всем остальным делать было просто нечего. Вся ратная служба защитников пока ограничивалась бессмысленным гулянием по стенам и редким переругиванием с врагами, ходившими к крепостному рву за водой.
        Бабы с детьми так и вовсе о войне словно не подозревали: через постоянно распахнутую тайницкую калитку, сделанную примерно посередине вытянутой вдоль реки стены, они ходили полоскать белье, купали детишек, а многие даже приводили сюда на водопой свою скотину.
        Ведун тоже пользовался возможностью и каждый день приводил сюда Сирень. Ведьма, не соприкасаясь с живой травой, землей, открытой природой, быстро хирела, словно от голода чахла. Узкая полоска берега с высокой травой, конечно же, не могла заменить ей лесную чащобу, но хоть как-то поддерживала.
        На шестой день войны Середин сломался: открыл вещмешок, достал броню. Влез в войлочный поддоспешник, натянул сверху тяжелую кольчугу панцирного плетения, надел подшлемник, насадил сверху шишак, застегнув под подбородком, поменял ремень, оставив на боевом только подсумок, косарь и саблю. Его соседи по башне от такого зрелища ошалели ничуть не меньше, как если бы он по примеру Сирени обернулся из нежной девочки в матерого волка, и когда ведун спросил, где воевода, без лишних расспросов проводили в княжеский детинец.
        Впрочем, детинец - это было громко сказано. Просто обширный дом у стоящих вниз по реке ворот. Четыре этажа, поднимающие «дворец» вровень со стеной, широкое крыльцо с прижатой к стене лестницей, резные столбы, поддерживающие навес, да выкрашенные в красный цвет наличники окон - вот и все отличие княжеских хором от прочих построек. Даже стражи у крыльца не имелось. Видать, у здешнего князя для народа двери всегда открыты настежь.
        Правда, уже внутри, перед дверьми княжеской горницы, их попытались остановить двое стражников в красных кафтанах, но приведший Олега ополченец сказал:
        - Сие боярин из моей полусотни. Вести у него для князя важные, спешные, пропусти.
        И стража разошлась.
        «Бардак», - поставил мысленный диагноз ведун, первым вошел в княжьи палаты, коротко и резко поклонился:
        - Здрав будь, княже! Что же это у вас, бояре, творится? Ворог штурм готовит, а из воевод никто и не чешется?
        - Как штурм? Какой штурм? - первым вскочил сидевший во главе стола юноша, светлолицый и белокурый, ровно ангел. Правда - в войлочном поддоспешнике, расшитом красными нарядными завитушками. Следом, наглядно демонстрируя старшинство, поднялись двое пожилых грузных бородачей в шубах, а затем и прочие гости, коих за столом собралось десятка полтора.
        - Откуда? Что ты несешь?
        - Пошли, - приглашающе кивнул Олег.
        - Показывай! - одернул поддоспешник юноша и поправил ремень. - Где ты там штурм заметил?
        Все вместе они поднялись на стену, прошли ближнюю башню и остановились возле следующей.
        - Вон, смотри, - указал на улочку напротив ведун. - Второй день ворог связки из хвороста сюда из леса возит и бревна стаскивает. Уже домов десять разобрали. Щиты большие навязаны, дабы от стрел прикрываться. Мешков с землей не вижу, но они в проулках, за избами могут лежать. Так, по виду, фашин у них на половину рва уже хватает. Да бревна еще, для завала тоже сгодятся. Мыслю, через пару дней первый штурм начнут. Ров закидают, щиты выдвинут, вал подроют. Стена рухнет, тут они в город и ворвутся. Их вон десять на одного. Без стены за день всех вырежут.
        - Да отродясь того не случалось, чтобы булгары на стены лезли! - со смехом всплеснул руками седобородый боярин в бобровой шубе. - Ты, княже, помысли, сколько животов им тут сложить при сем штурме придется! А умирать они не любят. В осаде сидеть будут, точно тебе говорю. Не впервой. Деревеньки окрестные пограбят, схроны иные найдут. Но головы под топоры подставлять не станут. На что им сия жертва?
        - Да и чего мы сделать-то можем? - поддакнул ему второй, рыжебородый, в собольем наряде. - Ныне токмо смотреть и ждать. Коли и вправду сунутся, дозорные тревогу поднимут, тогда и приветим. Напрасно мы тут лясы точим, княже. Пустой разговор.
        - Чем «приветим»? - зло оскалился Олег. - Стрелами? У вас тут лучников с полсотни я видел, не более! Да и те постоянно бить не смогут, выдохнутся. Тетиву натягивать рука уже через час отнимется. Пока не поздно, нужно на стене камни и бревна запасать, чтобы любой ополченец вниз мог сбросить, когда булгары близко подберутся. От бревна, коли с такой высоты рухнет, ни один щит не спасет, разнесет вместе с хозяином. Бревна летят хорошо, сразу на несколько саженей все перед собой смахивают.
        - Где же их взять, бревна-то? - неуверенно спросил юноша. - Разве чурбаки пособирать, что на дрова заготовлены.
        - Дома ближайшие разобрать, бревна на стену поднять, - посоветовал Середин. - Сейчас, пока не началось. Когда булгары полезут, их сюда затаскивать будет поздно.
        - Экий ты умный, дома разбирать! - тут же возмутился седобородый. - Урон из чьей казны покрывать станешь?
        - Княже, княже! - замахал руками с шатра башни дозорный. - Глянь, булгары святилище наше жгут!
        Дым поднимался над яблоневым садом, до которого ведун так и не дошел.
        - Не может быть! - вцепился в свою бороду боярин в собольей шубе. - Нечто гнева богов булгары не боятся? Отродясь такого… не было…
        - Среди булгар ныне мусульман изрядно набралось. Им капища пожечь токмо в радость… - вздохнул Олег. - Али колдуны опытные в достатке, каковые Унжу вашу без покровительства высших сил хотят оставить. Эти тоже умеют гнев богов от себя на невинных отводить. Вам же, горожанам, за святотатство отвечать и придется. А может, и то и другое вместе. Так что жди неожиданностей, княже. Добром сие не кончится. Волхвы ваши где? Почему не вступаются, отчего богов не упреждают, что грех не ваш, чужой? Почему о мести не просят?
        - Сварослава отец с собой увел, и слуг его, дабы победу в походе вымаливали, - ответил юноша. - А кто остался, так те… в святилище оставались. Волхвов разить, знамо дело, грех. Они слуги божии, сосуды земной мудрости.
        - Значит, отец твой и дружину увел, и волхвов, и бояр, и воевод самых лучших? - сделал вывод ведун. - С чем же ты остался?
        - Так стража городская, полсотни ратников, ополчение, припасов у нас на год осады хватит. И стены городские. Еще ни разу никому Унжу завоевать не удавалось!
        - А пытались? - тихо поинтересовался Олег. - Хоть один штурм серьезный случался?
        - Ты это об чем тут намекаешь?! - запоздало взвился седобородый боярин. - Лучших, стало быть, воевод увел? А мы тогда кто?! Да я!..
        - Да ты! - перебил его успевший разозлиться ведун. - Ты, никак, со мной старшинством решил помериться, кочерыжка лесная?! Право мое на приказы оспорить? А суда божьего учинить не желаешь?!
        Олег выхватил из ножен саблю, вскинул перед собой. Грузный боярин, попятившись, тоже достал меч.
        - А ну, прекратить! - рявкнул княжич, впервые выказав власть. - Ворог под стенами, а вы меж собой свары затеваете! С булгарами драться надобно, а не за места рядиться!
        Мужчины опустили клинки, не убирая, однако, в ножны.
        - Ты кто таков, иноземец? - зло прошипел боярин.
        - Именем Олег, по службе боярин, личный чародей князя Русского, - во избежание новых препирательств поднял планку до предела ведун. - Знать вы обо мне должны, не первый год по Руси странствую и поручения княжьи исполняю.
        - А мои предки князьям галицким уже в седьмом поколении служат! - гордо заявил седобородый. На чем, собственно, спор можно было считать оконченным. Хотя семь служивых поколений и гарантировали права на законную гордость, однако боярин стольный, русский, безусловно значился старше окраинного, захудалого.
        - И что ты тогда делать присоветуешь, боярин Олег? - спросил юноша.
        - Ближние дома разбирать, бревна сюда забрасывать, чтобы можно было быстро в дело пустить. И хорошо бы помосты здесь сделать, дабы именно на это место быстрее подниматься и припасы доставлять.
        - Невмочно нам избы чужие рушить! - моментом взвился седобородый. - Обидятся на то горожане, не согласятся! Не слушай его, княжич Чеседар, он тебя с людом унжеским поссорить желает! От народа отринуть, волнения вызвать! Каково ты матерям без крова и детям без еды опосля в глаза смотреть станешь? Ныне все тебя любят, а потревожишь - так обозлятся мигом, батюшке пожалятся, старшего брата в наместники звать захотят.
        - А у вас чего, демократия? - удивился ведун. - Тогда нужно сваливать. Копейки ломаной за этот город не дам.
        - Ты чужак, тебе на люд простой наплевать! - крикнул боярин. - Ты уйдешь, нам тут жить.
        - Сперва выжить попытайтесь, - посоветовал Олег. - Вам город дороже или десять изб ближайших?
        - Булгары на штурм, может статься, и не пойдут, - неуверенно ответил княжич. - А обида среди горожан на своевольство мое останется.
        - Значит, демократия… - Ведун махнул рукой, четко повернулся вокруг своей оси и отправился к воротам над бродом.
        И тут случилось невероятное: сразу за второй башней стены ему встретилась Сирень. Ведьма держала в руках букет колокольчиков вперемешку с незабудками и беседовала о чем-то с юным ратником невзрачной наружности: бледным, что простыня, и щуплым даже в стеганке.
        - Так… - остановился перед ними Олег.
        - Это Водяной, колдун! - весело сообщила девочка. Причем сделала это настолько уверенно, что ведун даже потер ладонью левое запястье, проверяя: нагрелся крестик или нет.
        - Я жемчужник, дяденька, - торопливо пояснил мальчишка. - Посему так соседи и прозвали. А вы отец Сирени? Она такая хорошая! Забавная, и вопросы интересные задает. Можно, мы еще погуляем? - Он чуть подумал и добавил: - Я хороший жемчужник.
        - Война кругом, а у вас только одно на уме, - буркнул ведун и посторонился. Однако предупредил: - Мала она еще для твоих мыслей, Водяной! Ты меня понял?
        - Так мы же на людях, батюшка!
        - Здрасте вам… - пробормотал себе под нос Олег. - Я теперь, оказывается, еще и батюшка… Надо было хоть братом в Торжке назваться, что ли?
        Он дошел до угловой башни, остановился на стене у реки, посмотрел вниз, почесал в затылке.
        В принципе, скрыться из города этой стороной было можно. Дозоров на тот берег булгары вроде не посылали. Отвести ночью смертным глаза, перейти реку да и упылить спокойно по тракту - никто не хватится.
        Однако «забавная девочка», которую сейчас пытался охмурить охотник за речным жемчугом, была откована из железа, обшита мешковиной и наполнена глиной и золой. Первое ржавело, второе гнило, третье размокало, четвертую вода могла просто размыть с неизвестным результатом для наложенного на кострище заклятия. В общем, мочить Сирень было крайне нежелательно. А уходить сухим путем, через вражеский ратный лагерь - изрядный риск даже для чародея. Можно вражеского мага встретить, на дозор случайно наскочить, с заговором ошибиться, попасться на глаза караульному, стоящему за пределами чар. Да и просто не подверженные колдовству смертные тоже встречаются. Редко, правда - но ведь и армия большая.
        - Что же мне не везет-то так этим летом, - вздохнул Олег. - Ни одна задумка гладко не проходит!
        Он достал из мешка пару пластинок вяленого мяса, пожевал. Прикинул, сколько еще осталось припасов. Ведь на довольствие его никто не ставил. К дружине ведун никакого отношения не имел, а ополченцы воевали каждый за свой счет.
        - Н-да… Пару недель я в осаде еще выдержу. А потом придется или сдаваться, или прорываться. Ну, не будем торопить события. Зато мешок уже совсем легким стал. Что ни делается, все к лучшему.
        Подкрепившись, он все-таки сходил к внешнему участку стены. Но слабые надежды не оправдались - домов никто не разбирал, камней, бревен или хотя бы чурбаков не запасал. Даже лучников лишних и то княжич не добавил. Похоже, для Чеседара мнение горожан о правителе действительно значило больше, нежели их жизни.
        - Ладно, подождем. Может, что и переменится, - махнул рукой ведун, вернулся к реке и долго наблюдал, как внизу, вдоль воды, лесная ведьма прогуливается с первым в своей жизни хахалем. Парочка оживленно беседовала. Девочка-волк и ремесленник-горожанин. Интересно, о чем? Что у них вообще может быть общего?
        Сирень вернулась уже в сумерках, держа Водяного за руку. Он выглядел смущенным, порезов на ладонях видно не было. Все же умела ведьма, когда хотела, когти железные скрывать!
        - Вот, батюшка, - поклонился паренек. - Ничего, если я завтра приду?
        - Заглядывай, чего тут еще делать? - хмуро кивнул Олег. - Хорошо, в городе живешь, а не в башне с нами. Хоть ночью отдохнем.
        - Благодарствую, батюшка, - смиренно, с еще более низким поклоном поблагодарил жемчужник и ушел вниз по лестнице.
        - Чего ты с ним так грубо, боярин? - моментально вступился за ухажера один из ратников. - Он парень хороший, мы его тут все знаем. Жених завидный. Кабы не молод был, окрутили бы давно…
        - Пусть знает, на чей каравай рот разевает, - ответил ведун. - Ишь, как расхрабрился!
        - Да у него от твоей…
        Что за мысль хотел озвучить воин, узнать не удалось: Сирень с царственной небрежностью взмахнула рукой, и все ополченцы мгновенно уронили головы, засопев во сне.
        - Колдун, зачем мужчины дарят женщинам цветы? - присев ближе к изголовью, спросила девочка-волчица.
        - Цветы очень красивые, это одно из самых прекрасных творений, которые придумала природа, - закинув руки за голову, ответил Середин. - Когда молодой человек хочет сказать девушке, что она невероятно прекрасна, он собирает самые красивые цветы, какие только видит, приносит ей и дарит. И она понимает, насколько ему нравится.
        - А разве сказать нельзя?
        - Сказать, что губы твои - как маки, глаза - как васильки, щеки - как космеи, зубы - как лепестки ромашки, а пахнешь ты, как лаванда? Может, проще все-таки сразу показать? И чем красивее букет, тем большее, значит, впечатление девушка произвела.
        - А Водяной мне совсем маленький принес!
        - Так ведь он хотел показать, что ты красивая, а не большая. Незабудки в букете были?
        - Да…
        - Ну, все, - безнадежно вздохнул ведун. - Значит, больше он тебя никогда не забудет.
        - Врешь! - засмеялась Сирень.
        - Это не я, это он. Сейчас он думает, что не забудет тебя никогда в жизни, что ты самая лучшая, что лучше тебя он никогда никого не встречал. Но, конечно, это ему только кажется…
        - Почему кажется? - теперь уже нахмурилась ведьма.
        - Потому что проверить правдивость его страсти можно только годами. Если через десять лет он будет держать тебя за руку так же, как сегодня… Тогда, получится, не казалось. Сейчас же это просто… цветы.
        - А еще был колокольчик. Разве колокольчик похож на меня?
        - У тебя голос как колокольчик, звонкий и прозрачный.
        - А лютик?
        - Ты стройная и нежная, как он.
        - Правда? Любава была куда крупнее.
        - Но ведь Водяной подошел к тебе, а не к тем девушкам, что похожи на нее.
        - Да, - то ли подтвердила, то ли порадовалась ведьма. - Скажи, а разве на Луне кто-то живет?
        - Он сказал, что ты свалилась с Луны?
        - Откуда ты знаешь?!
        - Неважно, - усмехнулся Олег. - Соглашайся на Луну. Скажи, что ты тамошняя княжна и привыкла, когда за тебя все делают слуги.
        - Зачем?
        - Если девушка не умеет ни шить, ни прясть, ни даже костра разжечь, то ей лучше сразу прикинуться княжной. Какое-никакое, а оправдание.
        - А еще он сказал, что умеет на вид определить, в какой ракушке жемчужина есть, а в какой нет. Обещал подарить жемчужный кокошник после осады.
        - Вот прохвост! И что ты ответила?
        - Спросила, что это такое… Ты чего смеешься, колдун? Он тоже смеялся и за руки хватал.
        - Кокошник - это головной убор замужней женщины. Подарить его девушке… Ну, я не знаю здешние обычаи, однако это было похоже на неявное предложение. Представляю, как он ошалел от твоего ответа!
        - Он говорил, у них несколько дворов на разных реках, и в Булгар они часто плавают.
        - Заманивал? Приглашал прокатиться? Пожалуй, уши я ему все-таки откручу!
        - Не нужно, колдун. Он твоего разрешения спросить обещался. Про матушку еще меня спрашивал. Я сказала, что убью, если про нее еще хоть раз помянет.
        - Поверил?
        - Испугался. Долго сказывал, как от дома один отъезжает и даже в любой чащобе никого не боится и оборонить сможет.
        - Эк ты ему на сердце легла… - удивился ведун. - С первого взгляда!
        - Я сказала, что в чаще и сама могу кого угодно оборонить.
        - Бедный мальчик… - опять засмеялся Середин.
        Сирень рассказывала ему о своих приключениях почти до рассвета, и потому задремать ведуну удалось только под первыми солнечными лучами. И почти сразу его грубо растолкали княжеские посланники:
        - Вставай, боярин! Княжич тебя кличет. Тревога!
        - Что случилось? Штурм?
        - Хуже! Вода ушла.
        - Какая? Откуда?
        - Из реки!
        - Что за бред?
        Сонно продирая глаза, Олег поднялся, выглянул в бойницу.
        Насчет того, что вода ушла, стражники явно сгустили краски, но обмелело русло заметно. Унжа похудела вдвое, если не более. Ведун перебежал на другую сторону башни: по дну рва бежал скромный ручеек в два шага шириной. Если булгары до сих пор его не перешли, то только потому, что глинистое дно оставалось вязким и илистым. Но на жарком солнце грязь затвердеет быстро, и дня не пройдет.
        - Ква! Вот тебе и жданная неожиданность.
        Он бегом промчался по стене, влетел во дворец. В горницу ведуна пропустили тоже беспрепятственно.
        - Здрав будь, боярин! - поднялся навстречу юноша, теперь уже в куяке, обшитом овальными железными пластинками и от того похожем на рыбью чешую. - Вот, видишь, беда к нам пришла. Река обмелела. Теперича булгары в любой миг и вправду подступиться могут. Совет мы держим, с какого направления опасность самая большая грозит. Ты, как я понял, воин опытный, от совета не откажусь.
        - Вчера у вас святилище сожгли, сегодня река обмелела, а вы на беду ссылаетесь? Пока думаете, воды и вовсе не останется! - И Середин четко, решительно приказал: - Дозорных сюда созовите. Найдите плуг или соху. Знаю, что город, однако же хоть где по дворам, мыслю, имеются?
        - Зачем это тебе, чужеземец? - опять проявил недовольство седобородый боярин, на этот раз накинувший шубу поверх кольчуги.
        Просто удивительно, на какие муки человек готов идти, лишь бы знатность свою людям показать! Лето, жара - в поддоспешнике уже тяжело, в броне жарко до безумия. А они со вторым родовитым боярином еще и шубы таскают!
        - Княжич? - вопросительно поднял брови ведун.
        - Никита, дозорных покличь! - распорядился юноша, и сидевший внизу стола служивый человек, обходящийся лишь кольчугой и тюбетейкой, послушно поднялся и вышел.
        - Плуг, мыслю, и в наших кладовых найдется, - добавил другой воин, тоже из сидевших «внизу».
        Олег разбираться с местами не стал, прошелся по палатам от стены к стене, постоял у окна, а когда вызванные дружинники прибежали, развернулся к ним:
        - Слушайте меня, воины. Что река и ров обмелели, вы уже, верно, заметили. Без колдовства сильного такого сотворить невозможно. И издалека тоже. Чтобы вред здешней земле можно было сотворить, прямо на ней кудесник обряды свои проводить обязан. Посему поднимайтесь на шатры свои и внимательно все окрест оглядите. Ищите одного или нескольких людей в странных одеждах. Они прямо сейчас обряды проводить должны. Дымы пускать, вести себя странно, петь, плясать… В общем, от обычных воинов отличить таковых нетрудно. Идите и смотрите в оба! Как заметите - сказывайте сразу.
        - В святилище сожженном странное нечто творится, - вскинул голову молодой ратник, тоже светловолосый и белолицый, как княжич. - Я так заметил, дымок вился. Помыслил, пожарище еще тлеет. Однако же как внимательно глянул, так там по золе вроде топчется кто-то. Она оттого и пылит.
        - Молодец, глазастый! Показывай…
        Вслед за обрадованным ратником Олег выбежал на стену, вгляделся в сторону яблоневого сада. Святилища он не разглядел, оно скрывалось в кронах, но какая-то легкая дымка над ними и вправду поднималась. Ведун оглянулся на дозорного.
        - Шатер зело выше стоит! - задрал руку тот. - Отсель не разглядеть, а оттуда, через деревья, видно. Копошится кто-то.
        - Да верю, верю, - успокоил его Олег. - Святилище, разрушенное для чародейства, - самое верное место и есть. Но вот как колдуна там достать? Через рати осаждающие не пройти, из лука… Лучник у вас есть хороший, с оружием крепким?
        - Отсель никакой лук до святилища стрелы не добросит… - Вслед за Серединым на стену вышли почти все княжеские советники. Однако встрял, конечно же, именно седобородый. - А коли и добросит, рази попадешь?
        - Мне стрела надобна без наконечника, княже, - пропустив его слова мимо ушей, обратился к Чеседару ведун. - Ну, древко. Рог олений - кусочек с мою ладонь, - кровь, клей костный горячий и земля. Хотя землю я и так на берегу наберу.
        - Чья кровь? - сглотнул княжич.
        - Без разницы, - отмахнулся Олег. - Город большой, нечто никто мяса на обед не варит? Резали сегодня скотину или нет? И, кстати, ветчины с полфунта тоже будет нужно. - Ведун подождал. Поинтересовался: - Мы стоять будем или заклятие булгарское снимать?
        - Так, - развернулся к свите княжич. - Принесите все, что боярин русский истребовал! Немедля!
        Первым принесли окорок. Поэтому к работе Середин приступил, закусывая по ходу дела чуть подкопченной, нежной, ароматной розовой свининкой. Кусок лосиного рога с одиноко торчащим отростком через час превратился в его руках в плоский костяной наконечник с тонким, как шило, острием, заточенными краями, несколькими пазами с обеих сторон и плоским хвостовиком.
        - У нас железных в достатке! - сказал ему ключник, наблюдая за превращением из-за плеча.
        - Железо колдовства не принимает, - объяснил ведун. - Его токмо кость и камень впитывает. Ну, и дерево, конечно. Но оно тут не очень к месту. Пошли клеить?
        - Я покажу… - Ключник был на удивление молодым для столь высокого поста. Лет тридцать, не более. Бородка еще короткая и мягкая, молодая. Волосы светлые, лицо тоже…
        Что-то много тут было горожан с таким обликом! Не иначе кто-то родство сильно близкое меж многими детьми обеспечил…
        В кухне Олег задержался ненадолго. Клей на печи был уже расплавлен. Осталось только макнуть в него древко стрелы и наконечник, наложить друг на друга и подождать, пока состав остынет. Тратиться на обмотку Середин не стал - клей и без того насмерть держит, а таскать стрелу долго ему не понадобится.
        - С кровью немного хуже, чародей, - сказал боярин. - Барана утром резали, кровь на землю пролилась, не собрали. Кабы знать! Придется нового резать. Ты заканчивай, я велю привести.
        - Не нужно, - запевно ответил ведун, любуясь своей работой. - Кровь с землей еще лучше выйдет. Она ведь впиталась? Заклятие колдовское от земли, кровь от плоти, все оно на святилище смешивается и здесь эхом отдается. По крови этой дорожка к самому сердцу колдовскому ниточкой и ляжет…
        Ключник поежился, что-то пробормотал, перебирая пластинки наборного пояса.
        - Да ты не бойся, заклинание только на колдунов действует, - успокоил его Середин. - А ты простой смертный. Пошли, покажешь, где вы тут с утра землю кровью поили.
        Как оказалось, скот для княжеской кухни резали здесь же рядом, в узком закутке внизу дома с земляным полом. Пахло тут, конечно же, соответственно, вокруг вилась темная стая синих навозных мух. Но ведь и задуманное Олегом дело было тоже темным и грязным. Одним из тех, которое надолго темной краской судьбу марает и пятикратно потом чернотой возвращается.
        - Одного меня оставьте, - попросил ведун, сел у влажного пятна, опустил в него наконечник и стал крутить, пачкая чуть желтоватый роговой наконечник вязкой массой: - На море-окияне, на острове Буяне, стоит бел-горюч Алатырь-камень. Над камнем тем птицы летают, под камнем тем ветры страдают. Ты вздохни, Алатырь-камень, выпусти ветер буйный. Пусть придет ветер на землю колдовскую, на кровь живую, на воду отверженную. Пусть возьмет ветер стрелу легкую, пусть поднимет в небо светлое. Пусть отнесет колдуну могучему. Тому колдуну, что кровь проливает, землю покоряет, воду затворяет. Отнеси стрелу, ветер, порадуй чародея ловкого. Земля к ногам, вода к горлу, кровь к сердцу… Аминь.
        Он поднял заговоренное оружие, вышел из закутка:
        - Лучник на стене?
        - Сейчас пришлю… - Ключник, не отводя глаз от стрелы, попятился. Развернулся, убежал.
        Олег медленно пошел следом.
        Наверху его ждали. Княжич со свитой - под самой башней. Высокий широкоплечий дружинник в одной рубахе поверх шаровар - на несколько саженей ближе.
        - Осторожно, - протянул ему стрелу Олег. - Наконечник не задень, будет плохо. Ты должен попасть ею в святилище.
        - Тут далеко, - предупредил лучник.
        - А ты постарайся.
        Дружинник без дальнейших споров наложил прорезь на тетиву, поднял оружие, резко, одним решительным рывком натянул лук и тут же отпустил. Стрела с легким посвистом исчезла в небесах, и только Середин тихонько подул ей вслед:
        - Неси, Алатырь-ветер…
        - Все? - покосился на княжича воин.
        Княжич глянул на ведуна. Тот поднял глаза вверх.
        - Вроде как упал, - неуверенно сказал дозорный.
        - Очередной грех на моей совести, - вздохнул ведун. - Чем расплачиваться-то буду? Да простят меня боги, что всегда путаю их планы… Княже, вели послать на реку семь баб крепких с плугом, пусть голыми ее вспашут.
        - Сей обряд токмо посередь лета проводится! - опять влез с поучениями белобородый боярин.
        - Нет лучшего заклинания, чтобы дождь вызвать, княже, - покачал головой Олег. - При любом сезоне. Так что посылай женщин, пусть пашут.
        - Но ведь там мужиков полно, боярин, - неуверенно возразил юноша. - Стража на стенах, горожане, дети балуют. Нехорошо получится.
        - Так пусть уйдут мужики! - повысил голос Олег. - Постоят башни без стражи полчаса, ничего не случится. Тебе правила важнее али вода во рвах?
        - Я распоряжусь, - решил ключник, протиснулся через свиту и ушел по стене.
        - Дозорным следить! - крикнул на шатер ведун. - Коли опять кто шаманить начнет, зовите. Будем повторять урок, пока не поумнеют. Ныне прошу прощения… Всю ночь не спал.
        Он вернулся в угловую башню, растянулся на кошме, накрывшись овчиной, и скоро сквозь полудрему услышал уютно шелестящий снаружи проливной дождь. Похоже, и он, и здешние женщины все сделали правильно. Первая попытка штурма была успешно отбита.
        К рассвету ливень закончился. После обряда «запашки воды» такого не бывает никогда, дожди обычно по неделе, а то и по две поливают. Выходит, у булгар еще остались умелые чародеи, способные управлять погодой. Размокшая, чавкающая земля, текущие за шиворот струи, дряблая тетива, скользкие валы и древесина - не самая лучшая обстановка при штурме. Вот колдуны и озаботились, окрестные места подсушили. Однако главного Олег все-таки достиг: вода в Унже поднялась так, что залила причалы, а во рвах едва не выхлестывала через край в сторону посада.
        Понимая, что еще ничего не закончилось, ведун посвятил половину дня обходу поверху крепостных стен и нашептыванию на них заговора от «чернеца и черницы» - одного из лучших против порчи, сглаза и прочих колдовских штучек.
        Спустя некоторое время вода в реке неожиданно замедлилась, а во рвах - забурлила стремительным потоком, с шумными водоворотами, подмывающими крепостной берег. В качестве ответа Олег пустил за ров несколько заговоренных стрел с костяными наконечниками, несущими бессмысленные знаки, похожие на руны, и наговор «золотушной змеи», чаще используемый для изгнания из домов лихоманки, рохлей и прочей нежити, таящейся в тайных схронах. Но против носителей колдовского знания оно тоже годилось. Ведун очень рассчитывал, что, найдя странные стрелы, булгарские ратники отнесут их своим волхвам - их-то наконечник и ужалит.
        Прошел день - водовороты исчезли. Значит, план сработал на твердую пятерку. Нет мага - нет и его колдовства.
        На Олега тоже охотились - раз пять крестик у запястья нагревался так, что его хотелось снять. Но ведун окуривался, отливался воском, отгораживался в кругах, нарисованных заговоренными на полную луну мелками со змеиным зубом, отчитывался молитвами на Сварога и Хорса - и вроде отбивался. Стрел, камней или сулиц в него не метали. Но на всякий случай он все равно постоянно носил кольчугу. Холодное железо - оно не только против магии, оно и против костяных наконечников тоже неплохо действует.
        Между тем булгарские чародеи не сдавались. Едва во рвах установилось обычное неторопливое течение, как среди бела дня со всех окрестных домов, полей, рощ и лесов к крепости потянулись серые полевые и домашние мыши. Они бежали по слободским улицам темными живыми ручьями, сливались в единую реку возле угловой башни и бесстрашно бросались в ров, отчаянно виляя хвостами и работая лапами. Грызуны тонули сотнями, но выплывали тысячами, кидались на вал, подрывали укрепления или ныряли в уже сделанные местными зверьками норы; лезли на стены, выискивая щели между бревнами, и забирались в них, но в большинстве переваливали через верх, метались между стражниками, проскакивали вперед и спрыгивали вниз, в город. Кто-то из ополченцев визжал, пытаясь спрятаться, кто-то старался серых врагов затоптать, кто-то колол их копьем. Но с равным успехом можно было отбиваться мечом от дождя. Пару капель разобьешь, но тысячи прорвутся.
        Через несколько часов Унжа кишела грызунами, рвущимися к припасам, жрущими все подряд, готовыми за три-четыре дня оставить город без единого хлебного зернышка, без кусочка сыра, без пряди мяса…
        Однако спустя пару часов вся эта смертоносная армия пушистых крохотулек опять выплеснула на улицы, ринулась к тайницким воротам в приречной стене, прокатилась вдоль берега и под нижней угловой башней отважно ринулась в воды рва. Многие сотни зверьков тонули, многих уносило течением в Унжу, выбрасывало на берега, путало в водорослях, иных жрали какие-то крупные рыбы, приплывшие за вкусной обильной добычей. Но многие тысячи все-таки переправились и, мокрые, счастливые, разбежались в разные стороны, обретя внезапно отнятую поутру свободу.
        За всем этим с высоты привратной башни наблюдали ведун, княжич, несколько бояр и Сирень. На противоположном берегу тоже появились зрители: старуха в меховых лохмотьях, увешанная гроздьями амулетов, со впутанной в волосы травой, листьями, прочим мусором, и пятеро бояр в сверкающих начищенными пластинами куяках, причем один из воинов носил на плечах багряный плащ.
        - Я могу идти, колдун? - шепнула Олегу на ухо Сирень. - Они не вернутся, а Водяной обещал мне показать, как голыми руками рыбу поймать можно.
        - Спасибо тебе, милая, - так же тихо сказал ведун. - Очень выручила.
        Старуха по ту сторону рва вскинула лохматую голову, встретилась взглядом с ведуном. Олег сделал пару шагов навстречу, остановившись у самого края боевой площадки. Старуха тоже шагнула к нему, положила на землю свой посох, опустилась на колени и склонила голову в таком низком поклоне, что вроде даже уперлась лбом в землю. Надолго замерев, через несколько минут она все же поднялась, забрала посох и, тяжело опершись на него, сказала что-то боярину в красном плаще. Тот резко отпрянул, ушел. Свита побежала следом. Бабка же медленно поковыляла по дороге прочь.
        Олег вздрогнул от залихвастого переливчатого свиста над ухом, поморщился и отступил в сторону. Остальным идея ключника понравилась, и освистывание поверженного противника рассыпалось в птичье многоголосие, которое покатилось по всей стене, вернулось обратно, снова рассыпалось на отдельные голоса.
        - Навеки благодарен тебе, боярин! - княжич Чеседар порывисто обнял Середина. - Ну, братья и други мои, на пир честной вас всех зову! Победу нашу над врагом отпраздновать!
        В этот раз ведуна проводили в княжеские палаты, как дорогого гостя, и место за столом отвели самое старшее: подле хозяина, по правую руку. Толстяков в шубах ныне здесь не было. Видать, позора не захотели - ниже гостя сидеть. Однако остальной служивый люд высокое место русского боярина не смущало, и они с готовностью провозгласили первую здравицу именно за него:
        - Долгие лета боярину Олегу! Любо чародею великокняжескому! Слава!
        Второй раз ковши с хмельным медом подняли за княжича Чеседара, мудрость которого помогла отстоять город, третий - за отца его, могучего и победоносного князя Арбажа.
        - А ты чего такой хмурый сидишь, боярин? - удивился поведению гостя юноша. - Ты ведь самым сильным волхвом на земле оказался! Слабых чародеев булгары бы не привели, умелых и знающих в поход выбрали.
        - У меня есть для тебя два известия, княжич, - ответил ведун, не забывая уминать заливную щуку. - Одно хорошее и одно плохое. Тебе какое первым сказать?
        - Хорошее… - улыбка сползла с лица юноши.
        - Булгары ни разу ни пленных к стенам не приволокли, ни головы отрубленной не показали, ни добычей не похвастались. Стало быть, отец твой с армией не разбит, воюет успешно и на подмогу в любой час подойти может. Посему каждый лишний час, что ты супротив булгар выстоишь, может твой город от гибели спасти.
        - А плохое?
        - Булгары о сем тоже знают и с нападением наверняка поторопятся. Готовиться к сему надобно, а не меды хмельные распивать. - Сам Олег тем не менее наколол себе несколько кусков убоины, сверкающей глянцевым жирком. Многие дни перебиваясь с воды на вяленое мясо, он от хорошего обеда отказываться не собирался.
        - Экий ты завсегда мрачный, боярин Олег, - опять рассмеялся княжич. - То штурмом пугаешь, коий так и не случился, то колдовством, с которым за полдня справляешься, то голодом, никем не замеченным. Видать, жизнь у тебя тяжкая выдалась - токмо плохое в ней увидеть способен. Однако же воин ты знатный и чародей умелый. И посему еще раз за тебя корец поднять желаю. Выпьем, други, за долгие лета гостя нашего, что от напасти кровавой Унжу уберег, колдунов булгарских опозорил, у рати булгарской клыки ядовитые вырвал!
        - Любо боярину! Любо! - согласились, подняв свои полные хмельного меда «уточки», остальные воины.
        - Смертные, не знающие истинной силы колдовства, зело преувеличивают его возможности, - покачал головой Олег. - Нет в мире большей силы, нежели мощь человеческого духа и людской настойчивости. В вас главная основа державы любой, воины. В вас, а не в хитрости моей. Будете вы стеной гранитной стоять - тогда и чары на пользу. Рассыплетесь - никакой кудесник ничего не изменит. За вас, служивые, живота ради земли своей не жалеющие! За вас выпить хочу!
        - Долгие лета кудеснику княжескому! - восторженно закричал уже хмельной ключник, вскочив на ноги и вскинув ковш выше головы. - Люб нам такой сотоварищ! Настоящий побратим! В дружину его хотим!
        - Любо, любо! - поддержали его остальные ратники. - Верим боярину Олегу! Хотим его в побратимы!
        Гости выпили, и юноша, откинувшись на спинку кресла и развернув плечи, весьма уверенно сказал:
        - Вестимо, боярин, быть кудесником при дворе князя всей Руси, Ильмень-морем любоваться, гостей заморских привечать - оно почетнее будет, нежели середь лесов густых хозяйничать. Однако же вижу я, что не на землях отчих ты сидишь, а по миру странствуешь, и добро твое лишь в суме чересседельной помещается. Воин ты достойный, мудрость твоя несчитана, опыт цены великой стоит. Посему прошу тебя, боярин Олег, в дружине моей тысячником остаться. На кормление тебе удел в верховьях Вятки дам, вместе с волоком, изрядный доход приносящим. Пахоты с сотнями дворов, пасеки, ловы по рекам тамошним, леса… Доход твой без малого княжеским будет, усадьба - городу целому под стать, личная дружина малая под рукой.
        - К себе на службу зовешь али к отцу своему? - вежливо поинтересовался Олег.
        - У отца моего княжество великое, не меньше Галицкого, - забеспокоился княжич. - Города великие и многочисленные: Унжа, Чес, Уржум, Чуна, Паозер, Анваж. С галичанами мы исстари в союзниках. Меня князь ужо сейчас на столе своем оставляет, дела доверяет вершить, рати в сечу водить. Да продлят боги его счастливые годы, однако же придет и мой час земли сии в длани свои принимать. Народ заволочный меня привечает, куда более братьев любит, с охотою в наместники принимает, слову внимает. Верховье Вятки в моем уделе лежит, отцом при рождении отписано. Им я в своем праве награждать!
        Все сказанное княжичем означало только то, что награждать уделами он, конечно, право имеет, но на правление всеми отцовскими городами и весями пока еще только слабо надеется. Вестимо, другие братья думают примерно то же самое, и за подаренные вроде бы земли придется в будущем жестоко воевать. На что, впрочем, Чеседар и рассчитывает, заманивая на службу опытного ратника и умелого чародея, превращая его в сильного и влиятельного боярина.
        Вот только как на подобное самоуправство отреагирует его папа? Подарок подарком, но верховная власть все-таки у него. Зачем ему сильный незнакомец в самом сердце земель?
        Скользкие, однако, мысли у юноши бледного со взором горящим…
        - За предложение почетное спасибо, - склонил голову Олег. - От такого не отказываются. Однако же ныне я поручение князя Русского выполняю и бросить его не могу. Недостойно боярину слово свое нарушать. Как долг свой исполню, так права своего отъехать и испрошу…
        - Это славно, боярин! - обрадовался княжич. - Такие воины нам нужны! За побратима нового выпьем, други! За удачу и милость богов!
        - Выпьем, - согласился Олег, дивясь тому, что юноша, собравшийся управлять огромным княжеством, не заметил, что получил очень вежливый отказ. Ведь исполнение долга - величина безразмерная, да и согласия на отъезд боярину могут и не дать…
        Пир покатился своим чередом, хмельные победители хулили трусливых булгар и превозносили княжича Чеседара, сулили ему похвалу отца, уважение галицкого князя и новые уделы в правление, запивали свою радость хмелем, заедали рыбой, мясом, мочеными яблоками и солеными грибами.
        Олег, больше налегая на еду, нежели на мед, выбрался из застолья с наименьшими потерями - в сумерках, когда служивые начали клевать носом, а княжича слуги увели в опочивальню, он прибрал с собой в плошку из-под грибов мяса, ветчины, пару кусочков рыбы и отправился в уже почти родную угловую башню.
        - Правду сказывают, батюшка, что князь Чеседар тебя в бояре свои берет? - уже на подходе неожиданно спросили его из темноты.
        - Тьфу, нечистая сила, напугал! - сплюнул ведун. - Ты, что ли, Водяной?
        - Я, батюшка, может, и не знатным буду, однако же ремесло мое прибыток хороший приносит. И дом хороший построить смогу, и слуг нанять, дабы Сирень себя заботами мелкими не утруждала. Не хуже боярыни любой жить со мной станет!
        - Ну-ка, подь сюда, - поманил мальчишку из темной башни Олег. Сел, по-турецки сложив ноги, поставил миску перед собой. - Вот, угощайся.
        Паренек, выступив из полного мрака в темноту пасмурной ночи, опустился перед ним на колени, взял кусочек рыбы, положил в рот, тут же закашлялся.
        - Что же ты с костями-то лопаешь, оглашенный! - рассмеялся Середин. - Ты же, чай, не лиса. Теперь сказывай, чего это вдруг тебе свататься среди ночи припекло?
        - Слух пошел, богатый удел тебе княжич предлагает. Коли ты знатным господином станешь, рази с ремесленником породниться захочешь?
        - Ты же ее всего седьмой день знаешь, мальчик! Как же ты ей всю свою жизнь так сразу посвятить собрался?
        - Десятый день.
        - Невероятная разница!
        - Я ее как увидел, мне сердце ровно когтями порвало, батюшка, - понизив голос, признался Водяной. - Лицо у нее такое… Ровно из кости ювелиром вырезано, штришок к штришку. Любоваться можно до бесконечности. Взгляд какой! Глубокий, пронзительный. Как улыбнется - у меня вся душа поет. С ней беседуешь - и неведомо, что в новый миг услышишь. Бесконечно говорить можно, а она каждый раз как новая, ровно цветок после росы. Каждый день так бы и слушал, так бы и смотрел. Отдай ее за меня, батюшка. Верным рабом тебе стану, на руках ее по гроб жизни буду носить, в жемчугах купать, шелками одевать…
        - Ау-у, проснись! - Олег помахал рукой у него перед глазами. - Парень, очнись! Посмотри направо, посмотри налево. Какие жемчуга? Какие шелка? Крепость, теснота, осада, война. Не то время ты выбрал и не то место. И если тебе от того легче станет, то не во дворцах великокняжеских Сирень жить привыкла, а в чащобах безлюдных, до которых токмо на медведе доехать можно, да и то пока волки добрые.
        - Так это здорово! - обрадовался Водяной. - В диких землях реки нетронутые, жемчуг кадками собирать можно. А кому сбывать, я ведаю. Отдай за меня Сирень, батюшка! Ни ты, ни она никогда в жизни не пожалеете!
        - А сама она что ответила?
        - Не знает… Сомневается, - даже насупился Водяной. - Она всегда сомневается. Тебе больше, чем себе, доверяет. Отдай! Хочешь, завтра шапку жемчуга за нее принесу?
        - Иди спать, - попросил Середин. - Утро вечера мудренее. И не надо никакого жемчуга. У меня и без него мешок тяжелый.
        - Ты прогоняешь меня, батюшка?
        - Во-первых, меня зовут Олегом, - оскалился ведун. - Во-вторых, не буду я боярином, отказался. В-третьих, если выспаться мне не дашь, то и тебе откажу! Уйди с глаз! Дай подумать.
        Угроза возымела свое действие, паренек поднялся и потрусил прочь. Вместо него из темноты выступила девочка. Которая, естественно, подслушивала.
        - Зачем ты это делаешь, Сирень? - спросил ведун. - Прогони его, зачем мучаешь?
        - Он безумен, колдун. Ради близости со мной он готов отдать жизнь. Никогда не думала, что тоже смогу испытать что-то подобное. - Ее губы тронула неуверенная улыбка.
        - Посмотри на меня, Сирень. Ты видишь кого-нибудь рядом со мной? Мы с тобой одинаковы. Мы не похожи на смертных. Отпусти его. Чем раньше вы расстанетесь, тем лучше. Ты ведьма. Ты обречена быть одной!
        - Вреш-ш-шь!!! - зашипела она и от бешенства потеряла морок, превратившись в железную куклу в грязном атласном сарафане, с усыпанной гвоздями пастью и мешковиной вместо кожи.
        - Видел бы Водяной, чьей руки у меня просит, - усмехнулся Олег.
        Сирень испуганно оглянулась - и снова стала хрупкой девочкой с тонкими пальчиками, опрятными волосами, едва прикрытыми резным роговым венцом, янтарными серьгами и серебряными височными кольцами. Лесная ведьма потихоньку превращалась в модницу.
        - Ты не представляешь, как я устал… - Ведун прошел мимо нее и наконец-то вытянулся на долгожданной кошме под бойницей.
        - Вставай, боярин, вставай!
        - Да отстанете вы от меня или нет?! - приподнялся Олег, открывая глаза, и понял, что уже наступило утро.
        - Булгары город штурмуют! - тряс его за плечо княжеский ключник.
        - Чтоб их на том свете каждый день так же гоняли!!! - Ведун вскочил, торопливо опоясался, схватил шлем и побежал вслед за ним. - Чего неймется?
        Под третьей башней, центральной со стороны города, через ров был перекинут плавучий бревенчатый мост, нижний, поперечный слой которого булгары, прямо на глазах защитников, застилали вдоль, быстро подтягивая один за другим из слободы длинные хлысты, связывая их веревками. Столпившиеся на башне и рядом лучники лениво пускали стрелы, но каждого плотника прикрывали сразу два щитоносца с большими прямоугольными деревяшками, так что особой пользы от стараний горожан не наблюдалось. Однако весь берег и бревна внизу были густо истыканы оперенными древками, в нескольких местах были видны пятна, похожие на кровавые.
        - На рассвете многих побили, - сказал ратник. - Но ныне устали уже стрелки, толку никакого.
        Это тоже было понятно. Сила натяжения боевого русского лука - под сто кило. Все равно как штангу одной рукой поднимать. На сколько жимов у нормального человека сил хватит? Олег, даром что кузнец, и то на второй час, наверное, конечности бы чувствовать перестал.
        По уму, через полчаса уставших лучников надобно менять на свежих. Да только где их взять, свежих, коли в городе всего полсотни оставлено?
        - Ты здесь? - запыхавшись, прибежал княжич. - Откуда они? Боярин, что делать?
        - Позавчера избы на бревна разбирать! - указал вниз ведун. - Бревна и простые ополченцы кидать бы могли!
        Княжич выглянул, перебежал стену, посмотрел на ближние дома, вернулся, замахал на свиту руками:
        - Чурбаки неколотые несите, камни ищите! Избы разбирайте на бревна, на стену поднимайте!
        - Поздно разбирать! - сплюнул Олег. - Пока управитесь, они уже крышу настелят!
        Булгары работали грамотно, чуть не по учебнику: справа и слева от отряда строителей гарцевали верхом одетые в стеганки и броню боярские сотни. Если защитники попытаются выйти из ворот и ударить на переправу, побить работников и раскатать мост - отобьют нападение без труда. От стрел строители закрывались щитами, а бревна и камни унжинцы заготовить не удосужились. И опять же по всем правилам булгары уже складывали вплотную к валу сруб из заранее приготовленных и размеченных хлыстов.
        - Лучникам отдыхать! - крикнул ведун. - Остальным в город бегом, лучины собирать и в пучки связывать. Княже, масло мне нужно, жидкое. Любое, лишь бы горело хорошо. В кувшины глиняные его залейте.
        - Жир бараний подойдет? - спросил ключник.
        - Все сойдет, лишь бы текло и горело!
        Ополченцы зашевелились, бояре тоже. И только лучники с облегчением сели на пол и стали со стонами разминать плечи.
        Ведун опять выглянул наружу. Булгары подняли свой сруб на высоту человеческого роста и теперь накатывали на него крышу из полутораохватных бревен. Таких, что и удар трехпудового валуна, брошенного со стены, выдержат.
        - Когда успели? Мост, сруб, накат! Когда?
        - Ночью в темноте навели, - ответил один из лучников. - По воде, видать, плотами сверху сплавили да тут увязали. А дозорные проспали все, курицы сонные. Когда рассвело, булгары уже продольный ряд кидали.
        - «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя», - процитировал ведун перевод Маршака. - Всегда и везде одно и то же. Один проспал, другой пожмотился. А потом город по колено в крови.
        Булгары настелили накат почти до середины моста, но этого им явно казалось мало - все тащили и тащили из слободы какие-то щиты, мостки и слеги.
        Наконец на стене появились и первые ополченцы с тощими пучками лучин, горшками с салом, крынками.
        - Лучники, готовьтесь, - предупредил Середин. - А вы, мужики, давайте связки лучинные запаливайте, а как хорошо разгорятся - вниз кидайте, чтобы на крышу сруба попало.
        - Ага, сейчас! - Защитники повеселели, поняв суть задумки. Послышался стук кресал, а вскоре вниз через стену полетело сразу несколько пылающих связок. Пара из них, упав неудачно, отскочила в воду, две потухли, но три покатились по бревнам, только сильнее разгораясь.
        - Масло!
        Вниз полетели крынки. Они разбились о бревна наката, разбрызгивая густые струйки и рассыпая осколки, и тут же по влажным полоскам побежали змейки огня, быстро вырастая и радостно выплясывая.
        - А вот теперь можно и жир бараний, и сало любое, - уверенно кивнул ведун.
        В жаре огня плавилось все, полыхая, и через щели между бревнами просачивалось вниз. Послышались вопли - первые обожженные булгары выскочили из-под навеса, хлопая по себе руками, и тут же попадали, сраженные стрелами. Другие работники, заметив опасность, кинулись вперед, черпая воду щитами, досками, даже ладонями и плеща ею в пламя. В азарте борьбы они на время забыли об опасности - тем более что лучники уже долго никак себя не проявляли - и теперь попали под плотный смертоносный ливень.
        На стене жадно пели тетивы луков, стрелки сосредоточенно прикусили губы, быстро выбивая врагов, и очень скоро на берегу и мосту лежало полтора десятка убитых, а еще столько же уплывало по рву в кровавых облаках.
        На помощь работягам примчались дружинники, ринулись на мост, тоже попали под стрелы, но прикрылись щитами и почти не пострадали. Разве только кого легко зацепило, и то вряд ли. Правда, тушить огонь воинам оказалось нечем. Только понапрасну подставлялись лучникам.
        - Еще, еще! - потребовал ведун. - У кого чего есть? Кидайте все, что горит!
        Из княжеской кладовой слуги продолжали таскать все новые крынки и горшки, которые немедленно метали в пламя. Туда же отправляли пучки лучин. Костер начал грозно завывать, однако накат был очень толстым. Чтобы такой прогорел, нужно много времени. Хотя еще важнее - испортить сам мост. А насколько пострадал он, было не видно. Олег надеялся, что вниз протекло достаточно жира и масла, чтобы нижний настил тоже занялся.
        Из слободы уже бежали булгары с ковшами, бочонками и кадками. Летящие навстречу стрелы заставили их замедлить шаг, но тут на помощь ринулись дружинники, прикрыли сотоварищей щитами. Работники добрались до моста, стали заливать крышу, плескать воду внутрь сруба, сводя на нет долгие старания унжинцев. Быстро перемещаясь, они то и дело выскакивали из-под защиты щитов, но теперь почти не несли потерь. Городские лучники просто устали: их запала после короткой передышки хватило от силы на четверть часа.
        Ополченцы в бессильной ярости пытались метать вниз копья, но они были тяжелыми, далеко не добросишь. Да и попасть в подвижную цель с такого расстояния почти невозможно. Оставалось надеяться только на то, что огонь окажется сильнее захватчиков, и подбрасывать, подбрасывать дрова и горшки.
        Пламя стало растекаться от стенок сруба по сторонам, вытесняя булгар на берег, и ополченцы закричали от радости. Но тут же обнаружилось, что помочь своему союзнику унжинцы больше ничем не могут. Припасы княжеской кладовой опустели, свежих пучков с лучинами никто больше не нес. Возможно, масло было у горожан, но они делиться своим добром не спешили. Скорее всего - просто не знали, что жир и масло их погребов нужны здесь именно сейчас, а не через час или через день.
        Булгары спустились к воде, принялись забрасывать края моста грязью, черпая ее со дна и берегов. Масло затекало сверху, шипело, коптило, но вреда древесине причинить уже не могло. Ее же, жидкую грязь, они стали метать и внутрь сруба. Стараниями лучников, все еще способных на редкие одиночные выстрелы, трех таких ныряльщиков за глиной удалось отправить ко дну, однако изменить что-либо это уже не смогло. Булгары многими десятками рук забрасывали огонь, смело забегали в сруб, метали чавкающие шматки на крышу, а потом и вовсе притащили несколько больших свежих шкур, то ли коровьих, то ли конских, накрыли пламя сверху, немного выдержали, сдернули полотнища. Вверх повалил густой сизый дым, ненадолго полностью перекрыв обзор, а когда он рассеялся - стало видно, как булгары вытаскивают шкуры из реки, накрывают ими, мокрыми, угольно-черный накат, расчищенный от остатков пожарища. На шкуры, на края моста полетели новые комья грязи, и вскоре все сооружение было покрыто влажной глиной толщиной в две ладони. Шансов запалить осадный навес второй раз больше не оставалось.
        - Что теперь? - Из всей княжьей свиты у средней башни оставался только ключник.
        - Теперь они будут копать, пока башня не завалится, - ответил ведун. - Или пока не пророются насквозь. Нужно на улицах, примыкающих к башне, сделать завалы. На домах разобрать крыши и посадить лучников. Тогда всех, кто прорвется через подкоп, получится быстро истребить. Можно несколько дней продержаться.
        - Не пророются, - покачал головой боярин. - Земляная стена китайская, там внизу срубы, заваленные камнями и засыпанные землей. За год не пробьют!
        - Тогда есть шанс… - Олег огляделся. - Надо же, день прошел. А я и не заметил. Казалось, меньше часа, как поднялся. Ладно, пойду, подкреплюсь. Здесь от меня все равно ничего больше не зависит.
        За остаток дня и новое утро трудолюбивые булгары пристроили к срубу на мосту длинный навес из жердей, щитов, снятых дверей, створок ворот и прочего подручного материала. Выглядело все это хлипко - однако ни камня, ни тем более бревна так далеко защитникам было не добросить, а от стрел подобное укрытие защищало надежно. Что они там делали под стеной и насколько успешно - горожанам оставалось только догадываться. Помешать они ничем не могли. Сил для вылазки и разрушения осадного сооружения в Унже не хватало, пробить крышу было нечем. Оставалось надеяться, что княжеская армия успеет появиться раньше, нежели начнут поддаваться стены.
        Между тем на валу, подкопанная снизу, дважды сползала земля, обнажив в нескольких местах почерневшие от времени, полугнилые клети с камнями. Олегу начало казаться, что и верхняя стена теперь покачивается. Однако никто подобных опасений не высказывал.
        На четвертый день булгары нанесли свой самый страшный и сокрушительный удар. Вечером из-под крайних бревен осадного навеса повалил густой белый дым, потом вырвались жаркие языки пламени. Они лизали влажные стены обнажившихся клетей, лезли вверх, все выше и выше, заставляя скукоживаться от жара траву на десятки саженей по сторонам от моста, парить белым дымом и быстро высыхать гнилушки срубов вала, доставая до нижних венцов башни. Стража прыснула в стороны, дозорные скатились с шатров, закрывая обожженные лица ладонями - на их руках тоже набухали красные волдыри. А пламя все росло и росло в поисках хорошей, сухой и толстой поживы.
        Только теперь ведун понял, зачем булгары заготовили так много вязанок с хворостом. Они не собирались заваливать ими ров. Они готовили поджог. Пологий склон вала им мешал - нападающие срыли его и устроили гигантский костер прямо под средней башней. Сухие бревна занялись практически мгновенно. Прыгая с венца на венец, огонь забежал на шатер, взметнулся по нему до острия и затрепетал там подобно знамени победы. Пламя было столь широким и ослепительным, что осветило город и слободы ярко, словно днем. Оно разбрасывало не просто искры, а целые куски растрескавшихся бревен и теса с крыш, оно завивалось в штопор и грозно ревело, пожирая укрепления с жадностью саранчи.
        - Пожар, пожа-ар! Берегись! Пожар! - Крики разносились по улицам вперемешку с тревожным гулом била, и люди неслись с кожаными торбами, бадьями, бочонками к колодцам и реке, запасались водой, расхватывали багры и невыделанные шкуры.
        Огонь - извечная беда деревянных городов, самый страшный их враг, а потому известный и привычный. Что делать при пожаре, знали все и каждый. Перво-наперво хорошенько залить тесовые крыши водой, дабы древесина намокла и не занялась от упавшей искры или какого-нибудь тлеющего лоскута, потом плеснуть на обращенные к огню стены, потом - мчаться на сам пожар и заливать водой ближайшие постройки. Объятые пламенем строения спасать обычно бессмысленно, да и невозможно. Главное - не дать пламени расползтись, спасти все, что рядом.
        Поэтому горожане бегали с ведрами, окатывали водой стену, заливали бревна, стараясь попасть в щели, мочили шатры, закрывали влажными шкурами места, где что-то начинало тлеть, сбивали огонь в местах, куда могли добраться, не рискуя испечься заживо. И люди победили, смогли выстоять в схватке и не допустить расползания пожара в город и на соседние башни. Выгорела только самая середина укреплений. Большая часть крепости продолжала твердо стоять на месте - если уже и не обороняя, то хотя бы давая кров немалому числу ополченцев и жителей ближних слобод.
        Булгары все сделали правильно, словно по учебнику: подожгли город с вечера, чтобы защитники всю ночь воевали с огнем и поутру от усталости не могли стоять на ногах. Они не учли одного: после такого огня, такого жестокого пекла, земля раскалилась настолько, что от вала разило жаром, словно от кузнечного горна. Через него не то что атаковать - рядом стоять было невозможно!
        К тому же стена так и не догорела до конца. Во многих местах еще продолжали гореть синими огоньками угольные кучи, а в других - пламя ушло внутрь и продолжало что-то хищно жрать, тут и там выплескивая дымки и пугая людей треском и проседанием земли. Это выедание крепости изнутри продолжалось весь день - и постепенно крутобокий вал высотой с трехэтажный дом осел до размеров взгорка вдвое меньшей высоты, да еще и с пологими стенами.
        Еще один день, еще одна ночь. Унжинцы использовали передышку для того, чтобы по совету ведуна разобрать крыши и посадить там лучников, а между домами выстроить баррикады. Укрепление не то чтобы сравнимое с прежним, но продать свою жизнь подороже и продержаться еще немного на нем можно. Кто знает, может, именно в эти часы и успеет подойти долгожданная помощь?
        Олег же тихо предупредил ополченцев, обитающих в его башне и вообще в его углу крепости, без приказа никуда не лезть, сидеть наготове, а семьи, у кого они есть, утром посадить на телеги. Ничего лишнего, ничего тяжелого не брать. Только детей, женщин и то, без чего не выжить: немного еды, самый нужный инструмент. И все.
        Сам он пристроил Сирень и походный мешок на возок к Зыре, получившему тот же наказ.
        Ведуна в городе теперь знали, посему к совету прислушались, и рассвет большинство горожан встретили, запрягая лошадей в оглобли.
        Утро для всех началось с торжествующего воя десятков труб. По этому сигналу булгары взревели, вскинули щиты, опустили копья и дружно ринулись через обгоревший сверху мост, у которого уцелели только нижние, плавающие в воде бревна, через ставший пологим вал и вперед, на перекрытые баррикадами улицы. Сверху ударили лучники, но первые ряды спереди закрывались щитами, задние прикрывали товарищей сверху, и большого урона стрелы не нанесли.
        Добежав до укрепления, копейщики стали тыкать защитников остриями пик - равно как горожане, из-за укрытий, кололи в ответ. И те, и другие по большей части попадали опять же в щиты, и павшие с ранеными исчислялись единицами.
        Однако тут, за спинами первой волны, до укреплений добрались воины, несущие боевые помосты: длинные, по десятку саженей, мостки из толстого теса с несколькими рукоятями посередине и сзади и несколькими длинными железными зацепами на конце. Высоко поднятый передний край «помостники» пронесли над головами своих товарищей, над верхним краем баррикады, кинули вниз. Мостки упали, впиваясь зацепами в бревна, телеги и бочки, а сзади по ним забежала вторая волна атакующих, обрушиваясь на защитников сверху вниз, коля их копьями и рогатинами, напрыгивая на головы, рубя мечами и топориками, ломая кости окантовкой щитов. Горожане встретили нападение поднятыми вверх пиками, на которые булгары не просто накалывались, а насаживались, под собственным весом, целиком, отмахивались широкими плотницкими топорами, пытались прикрыться всем, что попадалось под руку.
        На улицах началась невнятная свалка, когда враги были повсюду - справа и слева, сверху и снизу. Друг друга бойцы узнавали по доспехам, оружию, в лицо, но нередко свой разил своего, сосед соседа и побратим побратима. Плотная кровавая схватка длилась недолго - булгар было во много раз больше, и даже при равных потерях они быстро заполоняли улицы, уходили вперед, оставляя товарищам добивать последних защитников Унжи.
        Но тут, наконец, себя показали лучники, быстро расстреливая в открытые спины вырвавшихся вперед врагов. Потеряв за считаные мгновения многие десятки воинов, булгары остановились, вскинули щиты, отпрянули к стенам, стали рубить двери домов, сколоченные из толстого дубового теса, а иные - и окованные железом. Заминка стоила булгарам не менее сотни дружинников, исколотых стрелами, но двери в конце концов поддались, и захватчики ворвались внутрь, побежали наверх, походя рубя прячущихся по домам женщин, стариков, детей.
        Вскоре под ударами подобранных прямо на месте, в жилых комнатах, скамеек, балясин от балдахинов, столешниц вылетели люки, ведущие на чердаки, и булгары ворвались наверх, принимая лучников на мечи и топоры. Еще несколько десятков убитых мужчин с той и другой стороны ничего не меняли: схватки на улицах утихали, последних живых горожан булгары просто поднимали на копья - по пять-шесть победителей на каждого врага, и лучники лишь немного отсрочили кончину города, заплатив своими жизнями за считаные минуты передышки…
        Больше сотни ополченцев, что собрал возле угловой башни ведун, тоже рвались туда - в сечу, в бой, горя от мстительной ярости, желания убить хоть кого-то, хоть одного булгарина, прежде чем погибнуть вместе с родным городом, и только злое и холодное предупреждение Середина: «Стоять, смертные!» - пока еще сдерживало их на остатках дисциплины и доверия к опытному воину.
        - Где ты, боярин?! - княжич Чеседар вместе с несколькими боярами и дружинниками добежал до угловой башни. - Там наших добивают уже! Пропало все! Конец! Что делать?! Боярин, выручай!
        - Слушайте меня все!!! - Поняв, что наступил критический момент, Олег вскочил на телегу и выдернул саблю из ножен. - Здесь, в повозках, сестры ваши, жены и дети. Им суждено через час стать рабынями или страдалицами, поруганными перед смертью. Города уже не спасти, а их выручить еще можно. За воротами стоит булгарский заслон. Сейчас мы выйдем, ударим в него, откинем и будем держать, пока не поляжем все до последнего! За спинами нашими телеги с вашими семьями выедут наружу, перейдут брод и укатятся прочь. Чем дольше выстоим, тем больше семей спасется! Не жалейте крови, братья мои! Чем больше прольете ее вы, тем больше ее останется в жилах детей ваших. За мной, други! Руби канаты, опускай мост! Вперед!
        Привратники выполнили приказ буквально, перебив топорами удерживающие мост веревки. Помост с грохотом рухнул, в последний раз выполняя свое предназначение, створки ворот распахнулись, и унжинцы с грозным воем ринулись наружу, со всех ног мчась к сделанному захватчиками завалу из бревен и грубо сколоченных столов из ближайших домов.
        Дружинники из заслона, излишне увлеченные происходящим у моста, были захвачены врасплох и не сразу успели отреагировать на стремительную атаку. Те, что вышли вперед, следя за переправой ото рва, были просто сметены: сбиты с ног и затоптаны. Те, что стояли на завале, - успели расхватать оружие, занять оборону, опустить копья…
        Олег, мчась самым первым, получил в свой щит удар сразу трех копий, вскинул его, подталкивая нижний край рукоятью сабли, поднырнул, уходя вперед под длинные древки, рубанул вдоль одного, срезая пальцы, держащие оружие, полоснул понизу в другую сторону, подсекая ноги сразу двум воинам. Тут же кинулся дальше - отпустив свой щит и подхватив вражеский, - забежал на завал, оказавшись позади первой линии булгар, рубанул ближних по затылкам - под основание шлема, прямо по конским хвостам и бармицам. Заметил стремительное движение снизу, успел прикрыться щитом от укола копья. Однако из-за сильного толчка потерял равновесие и покатился вниз по бревнам и кадкам.
        Сверху раздавался звон железа, слышались крики и топот - похоже, горожане смогли успешно использовать пробитую им дыру в обороне…
        Какой-то булгарин, стремясь помочь своим, полез наверх, наступив Олегу на грудь, и тут же получил укол в пах. Второму ведун подрубил ноги, третьему подрезал сухожилие.
        - Что, за мертвеца меня приняли?! - Он поднялся во весь рост, рванул на себя верхний край щита ближнего врага, сверху уколол его в лицо, перехватил щит из ослабшей руки, рубанул саблей вправо, щитом ударил влево, ломая окантовкой чье-то предплечье, подернул саблю, резанул ею по горлу, кольнул, прикрылся от копья щитом, приопустил деревянный диск, чтобы оценить происходящее, попытался ударить окантовкой по пальцам…
        Что-то мелькнуло, грудь взорвалась, дыхание исчезло, и мир вокруг почернел.
        Когда Олег смог вздохнуть снова, на нем лежало сразу два тела. Не без труда спихнув их, он поднялся, потрогал грудь и нащупал на кольчуге несколько рваных и мятых колец. Но в целом не подвела, выдержала. У стены ближней избы еще продолжалась схватка, но кто кого добивал, ведун понять не мог. Перед глазами гуляли радужные круги, мысли путались, мир вокруг оставался расплывчатым и неясным. Он посмотрел на саблю, подумал, убрал ее в ножны и оглянулся.
        Ворота угловой башни были распахнуты, из них одна за другой вылетали телеги, скатывались по мосту и сворачивали вправо, разбрызгивая воду.
        «А ведь брод-то, оказывается, неглубокий, - отметил ведун. - Всего-то по колено. Могли и пешими уйти…»
        Он еще раз тряхнул головой, повернулся к улице.
        - Мы их побили, боярин! - кинулись к нему обниматься несколько ополченцев и опять опрокинули на землю. Помогли встать и повторили: - Побили! Всех! До единого!
        Мысли, наконец, начали укладываться во внятную и ясную картину: заваленная телами улица, тишина, примерно полсотни унжинцев шарят по телам и добивают раненых врагов.
        Похоже, булгарский заслон удалось не просто связать боем, но и уничтожить полностью.
        Крики и лязг доносятся из города. Наверняка вражеский князь или воевода находится там, командует сотнями, заканчивает битву. О том, что случилось здесь, он узнает только через несколько часов. А если повезет, то и вовсе к вечеру. Неплохая фора, если глупо не профукать…
        - Давай вперед! - подскочил к ведуну юноша бледный, опять с горящим взором, но теперь не просто в доспехах, но и с окровавленным мечом. - Бей булгар!
        - Ты что, дурак?! - Полученная контузия побудила Середина говорить прямо и начистоту. - Их там в двадцать раз больше! За минуту перебьют и не чирикнут. Потом догонят обоз и вырежут остальных. А в обозе пять сотен баб с малыми. Им защита нужна. Если не можешь спасти всех, так защити хоть кого-то!
        - Обоз с пешими бабами? Да их дружина за день догонит!
        - Вот тогда и умрешь! Не ради пустой блажи, а выбивая у убийц время для их отступления.
        - Ага… - Похоже, княжича проняло. Может быть, потому, что других советников в этот миг возле ушей не оказалось. - Хоть кого-нибудь спасем, если город отстоять не получилось! - Он побежал по улицам, маша руками на своих воинов: - Уходим! Уходим за обозом!
        - Все, уходим! - приказал ополченцам и ведун. - Ноги в руки, и бегом. Чем дальше убежим, тем проще оторваться.
        Из ворот все еще продолжали выкатываться возки. Но Олег надеялся, что это не сможет продолжаться до бесконечности. Если захватчики заметят беглецов - кинутся следом сразу. Не заметят - так пока еще сообразят…
        Лошади тянут телеги не быстро, но все же чуть быстрее, нежели шагает обычный путник. К тому же ополченцы с остатками дружины вперед не спешили, прикрывая беглецов от возможной погони. Посему и нагнали они свои семьи только ночью, когда уже в полной темноте беглецы остановились на ночлег, отпустив лошадей на выпас. Здесь были и слезы радости, когда ополченец обнимал свою жену, и бабий вой, когда женщина узнавала, что ее кормилец остался лежать там, под стенами, на булгарском завале, пронзенный пикой или мечом.
        Сирень встретила ведуна без особого удивления. Похоже, она ничуть не сомневалась, что с ее пленителем ничего не случится. Или не видела в смерти Олега особой беды.
        Ведун тоже первым делом ощупал ее ноги и тело:
        - Не намокла на броде? В возке ехали или ногами шла?
        - В возке, в возке, - кивнула девочка. - Я себе вредить не собираюсь. Чай, не безумна. Ты Водяного видел? Он с тобой оставался, у ворот.
        - Там многие оставались… - пожал плечами Середин. - Я, когда вперед шел, не оглядывался.
        - Водяной… - расплылась в широкой улыбке девочка, глядя Олегу за плечо. - Какие красивые цветы! Когда ты успел их набрать? Когда я вижу такой букет, то готова в благодарность на все!
        - Только не перестарайся! - посоветовал ведун. - Не в цветах счастье.
        - Ты мне завидуешь!
        - Не смеши. - Олег посторонился, повернулся, оглядел паренька сверху вниз. - Многих сегодня на меч взял?
        - Одного… почти.
        - Ну, хоть не врешь…
        - Можно мы немного погуляем, батюшка?
        - Нельзя! Завтра будете гулять, дорога длинная и начнется с рассветом. Но ты гулять будешь рядом со мной. Посмотрим, что за фрукт…
        - Хоть побеседовать немного… - попросила девочка.
        - Нельзя. Сирень, ему спать нужно. Сегодня день трудный выдался, завтра еще хуже будет. Коли совсем невмочь, можешь за руку его подержать. Но только молча. Он должен отдохнуть.
        - Как скажешь, батюшка… - От столь невероятного обращения, да еще смиренно-покорного, Олег вздрогнул. Девочка же, спрыгнув с телеги, взяла своего поклонника за пальцы и предложила: - Ложись…
        Паренек, естественно, покорился, вытянувшись возле колеса. Сирень положила руку ему на лоб, тихонько погладила по волосам:
        - Закрой глаза. Я буду рядом с тобой до рассвета. Смотреть на тебя и думать только о тебе. Спи… - Она раскрыла ладонь над его лицом, и сказать хоть что-то Водяной, естественно, уже не смог.
        Середин засыпал куда дольше, ворочаясь на кошме с боку на бок и пытаясь придумать, что делать с огромной толпой беззащитных людей, внезапно оказавшихся у него на руках. Проснулся он тоже далеко не первым, когда головные повозки уже выкатывались на тракт. Беглецы осознавали грозящую опасность и не собирались задерживаться на стоянке ни на одну лишнюю минуту.
        - Куда едем-то? - поймав за руку запрягающего лошадь Зырю, спросил ведун.
        - Знамо куда, боярин, - уважительно стащил с головы шапку бывший хозяин постоялого двора. - В Чес идем, в город наш ближайший. Там схоронимся на время. Авось до них булгары не доберутся.
        - Далеко дотуда?
        - Пять ден пути.
        - А-а… Ну, хорошо, - Олег отпустил Зырю.
        Одной проблемой стало меньше: люди знали, куда бежать, ведуну сей морокой тяготиться не стоило. Еще четыре дня - и он опять может считать себя вольной птицей.
        - Водяной! Водя! Чадо мое, родной, а я уж обыскалась! - К пареньку кинулась женщина в сером платье из домотканого полотна, крепко обняла. - Куда же ты пропал ввечеру?
        Она перевела взгляд на Сирень, вскинула брови:
        - Сие и есть зазноба твоя, что все помыслы заняла? Ну, тогда понятно. Красива. Вижу, есть чем сердце ранить. Что же, дети… Да хранит вас Полель, да примет под покровительство премудрая Лада[16 - Полель - бог любви. Лада - богиня не только любви, но и семейного очага.]. Коли уцелеем, с остальным уж всяко сложится…
        - В другой раз, матушка. Ноне он более не твое чадо, а мой воин, - остановил причитания Середин. - Сирень, отправляйся с Зырей. А ты, парень, за мной. Наше место позади, обоз прикрывать.
        Олег положил ладонь парню на плечо и повел к хлебающим у костра кулеш дружинникам.
        Ратники выступили в дорогу самыми последними, вскинув на спины щиты и опираясь на копья, словно на посохи. Солнце, то прячась за облаками, то снова выглядывая, грело им головы, но особо не допекало, в лица постоянно лезли слепни - но, в общем, идти было можно. Самое главное - нигде за спиной не поднимались пыльные облака, выдавая идущую по следам погоню. Все остальное можно было пережить.
        Дорога, извиваясь, просочилась меж двух оврагов, по бревенчатому мосту преодолела ручей, снова поднялась вверх, к обширным некошеным лугам, потом, несколько верст простелившись среди цветов, нырнула в черный густой ельник, вышла из него к какой-то деревеньке и… И мужчины неожиданно уткнулись в сгрудившиеся телеги обоза.
        - Отчего стоим?! - возмущенно спросил княжич, протискиваясь вперед. - Почему время теряем?!
        И вдруг осекся, увидев на краю хутора несколько растерзанных тел. Мужчина висел на дереве, привязанный вверх ногами, дальше, ближе к амбару, была распята на ограде женщина с распоротым животом, перед ней валялись детишки лет пяти-семи с отрубленными ногами. Убиты несчастные были давно - тела успели почернеть и распухнуть. Но непостижимая человеческому разуму невероятная злоба меньше от этого не становилась. Словно вдруг высадились в самое сердце Азии несколько европейских просветителей и по обычаю своему стали обучать вотяков правильному образу жизни. А уж там-то поразвлечься со слабыми и беззащитными любят. Любят и умеют.
        Или это они и были, европейцы? Уж очень правильно булгары осаду вели - словно учителя опытные к ним откуда-то заехали…
        Дальше, во дворе, валялись еще несколько мертвецов, но заглядывать туда ведуну совершенно не хотелось.
        - Чего встали?! - грубо рявкнул он. - Хотите, чтобы и вас дозоры булгарские догнали? Вперед, вперед, поехали! Этим уже не поможешь, не успели. О себе думайте.
        Однако мертвые тела поневоле притягивали взгляд.
        Видать, понадеялись несчастные, что дальше Унжи силы вражеские не пройдут, под городом застрянут. Ан дозоры селения ближние взяли да и прочесали.
        «Хорошо, что мы с Сиренью сбежать не попытались, - сделал вывод Середин. - Запросто могли и нарваться. А любителя так с пленными общаться я найду. Обязательно найду - и тоже пообщаюсь».
        - Батюшка… - тронул его за руку Водяной.
        - Что?
        Паренек указал на лес, из которого они вышли. Хутор стоял выше ельника, на пологом взгорке, и отсюда было хорошо различимо тянущееся вдалеке к небу серенькое полупрозрачное облако.
        - Проклятие! Идем назад! Ратные, все слышали? Назад, в лес! Бегом!
        Пробежав несколько сотен саженей, ведун махнул рукой, и воины остановились, подтягиваясь ближе.
        - Что случилось, боярин? - тяжело дыша, спросил княжич.
        - Пыль! Нас кто-то догоняет. Встретим здесь. Лес густой, дорога узкая. Тут им нас не обойти.
        - Стройся! - приказал княжеский отпрыск, возвращая себе командование. - Сомкнуть щиты, опустить копья. Сейчас они нам за все заплатят!
        Дружинников у него под рукой оставалось два десятка человек. Как раз хватило, чтобы, по семеро встав плечом к плечу, намертво перекрыть лесную дорогу в три ряда. Ополченцы вместе с Олегом поневоле оказались позади, в качестве прикрытия.
        Булгары не заставили себя ждать - вскоре послышался топот копыт, затрещали ветки, ломаемые высоко сидящими всадниками. Увидев впереди врагов, завоеватели натянули поводья, озадаченно переглянулись.
        - Сдавайтесь! - крикнул самый первый.
        - Иди сюда и умри, крысиный хвост, сын собаки, отрыжка облезлой свиньи! - выкрикнул княжич Чеседар. - Твоя мама была драной курицей и зачала тебя от дохлого енота…
        - Хай! Х-ха!!! - не дожидаясь продолжения, опустил пику булгарин и дал шпоры коню. Его сотоварищи чуть помедлили, потом последовали за ним, но удар все равно оказался россыпью: один, второй, третий. Хорошо обученные встречать конницу, дружинники прикрылись щитами от наконечников и копыт, пропустили врагов чуть не на головы, потом нанизали всадников на копья, откинули в сторону, расступились, пропуская невредимых лошадей, и тут же снова сомкнули строй.
        Ополченцы кинулись ловить скакунов, радуясь дорогой добыче.
        Однако следующие за первыми булгары действовали уже куда слаженнее. Они тоже сомкнулись, собравшись не в тройку, вольготно едущую по дороге, а в пятерку, стремя к стремени, и ринулись одним слитным кулаком, да еще и разогнаться постарались, насколько хватило места.
        Первый ряд дружинников опустился на колени, закрывшись щитами и выставив копья, второй надвинул нижний край своих щитов поверх верхнего края первых, третий просто поднял свои выше, закрывая лица до глаз. Всадники налетели на ежик из копей на всем ходу, разя выбранных врагов, пробивая не столько наконечником, сколько инерцией всего тела и щиты, и доспехи, но их скакуны приняли на себя ответные уколы и умерли практически мгновенно, уже после смерти успевая сделать последние шаги и заваливаясь вперед, на задний ряд и далее.
        Олег увидел, как прямо на него выкатывается из седла, выпучив глаза и растопырив руки, чернобородый ратник, без колебаний уколол его в основание шеи, отступил, пропуская, тут же рубанул другого под ребра. Остальных быстро и решительно добили ополченцы.
        Тем временем на дружинников налетала уже следующая пятерка, вламываясь в прорехи, оставшиеся после первой атаки, разрывая строй на куски - и все равно теряя лошадей и всадников.
        В давке на лесной дороге опрокинуть малочисленный заслон оказалось не так-то просто даже умелой коннице. Падающие тела и туши создавали высокие завалы, не давая разогнаться для хорошего удара, маневрировать было просто негде - а взбешенные увиденным в деревне дружинники и ополченцы не намеревались щадить никого: крутились между копий, ныряли под брюхо лошадям, кидались на мечи, словно ощущая себя бессмертными.
        Олег понял, что булгары накрепко завязли в схватке и продолжают рубиться верхом, рванул Водяного, его соседа, толкнул еще нескольких ополченцев: «За мной!» - и свернул в лес, протискиваясь между стволами, отмахиваясь от колючих лап. По широкой дуге обежал место схватки, тихо предупредил, сжав кулак: «Только молча!» - и первым выскочил на дорогу.
        С обходом он несколько перестарался, оказался слишком далеко за задними булгарами - другие ополченцы вышли ближе и тут же ринулись на врага, что есть силы долбя всадников копьями меж лопаток. Хрип, крики, стоны - бесшумно не получилось, нападение было обнаружено почти сразу. Однако ополченцы успели в первые мгновения безнаказанно заколоть человек пять и еще пару всадников, когда те в общей толчее безуспешно пытались развернуть коней на узкой дороге.
        Третий успел дать скакуну шпоры, опустить копье, пронзить одного унжинца, еще троих просто опрокинул лошадью и уже налетал на ведуна, хищно улыбаясь, когда Олег вскинул щит и ударил скакуна окантовкой по совсем близкой морде. От боли тот жалобно всхлипнул, дернулся в сторону, взбрыкнул. Булгарин забыл про врага, пытаясь удержаться в седле, и ведун походя загнал саблю ему под стеганку на всю длину, выдернул, повернулся, прикрываясь щитом от меча, рубанул нового врага по колену, пустил его дальше, раненного и плохо сидящего в седле, на растерзание ополченцам, резанул по морде третьего скакуна, вынуждая встать на дыбы, в длинном выпаде пронзил всаднику живот.
        - Н-на! - Кто-то огрел Олега по хребтине, свалив на колени.
        Ведун, пока не добили, прикрылся щитом, откатился, вскочил, разворачиваясь, но позади уже никого не было, конь скакал без седла. Чуть дальше булгарин рубил с седла Водяного, неуклюже прятавшегося под поднятым над головой щитом. Середин громко ругнулся, словно это могло помочь, взвыл от отчаяния - увидел копье, схватил саблю в зубы, подхватил пику, метнул… Всадник получил ее под ребра, харкнул кровью, завалился на бок. Но и Водяной тоже уже падал, широко раскинув руки.
        - Бояри-и-ин!!!
        Олег метнулся в сторону, полупригнулся, а уже потом закрутил головой в поисках опасности. Она прошла мимо: промахнувшийся мечом всадник весь вывернулся в седле, пытаясь рубануть на другую сторону, но ведун успел первым.
        Еще один всадник послал на него скакуна - Середин безжалостно разрубил лошади ее белоснежный лоб, а когда несчастная повалилась вниз на мгновенно ослабших ногах, вогнал всаднику окантовку щита в переносицу, вбив нос глубоко в череп. Вскинул саблю. Но на него никто больше не нападал.
        - Кажется, все… - вышел навстречу княжич Чеседар.
        Вид у юноши бледного был ужасающим. Вмятина на шлеме, вспоротая на плече набивка поддоспешника, пластины куяка во многих местах помяты, причем две темные полосы указывали сильные рубящие удары, от которых пластины оборвались вовсе.
        Впрочем, сам ведун выглядел ничуть не лучше. Кольчуга в нескольких местах порвана, сам в крови, вместо спины под поддоспешником наверняка сплошной синяк. И если они оба натерпелись такого в железной броне, то каково досталось остальным, в их стеганках и кожаных кирасах?
        Олег кинулся по дороге, присел на ее краю, оттянул в сторону мертвеца, отер ладонью лицо Водяного. Мальчишка лежал без сознания, а грудь его пересекала широкая глубокая рана: рубящий удар рассек и стеганку, и кожу, и мясо под ней, и вроде даже повредил часть ребер. В общем, не жилец. Хотя, с другой стороны, при таких ранениях люди погибают не из-за внутренних повреждений, а из-за потери крови. Из мальчишки уже почти ничего не текло, но он еще дышал. То есть, если остановить кровотечение, шанс есть.
        - Кто тут есть? - оглянулся ведун по сторонам, открывая подсумок. - Ремни с убитых снимите и мне принесите. Скорее!
        Щедрой рукой он засыпал рану порошком календулы - для дезинфекции и чтобы кровь запеклась, сверху наложил сушеный болотный мох - с той же целью, накрыл все чистой тряпицей - подолом рубахи, отрезанной тут же у булгарского мертвеца, а потом затянул все сверху пятью принесенными ремнями - сводя края раны, закрепляя их и препятствуя движениям груди.
        Был при этом, конечно, шанс раненого просто задушить. Но в состоянии мальчишки хуже ему стать уже не могло. На мелком дыхании он, может статься, еще хоть сколько-то и протянет. Но первый же глубокий вдох убьет паренька без вариантов.
        - Что смотрите? - рыкнул он на ополченцев. - Раненых собирайте, кладите на лошадей! Сколько наших вообще уцелело?
        Быстро выяснилось, что из двух десятков дружинников на ногах осталось семеро, из трех десятков ополченцев - пятеро. Причем «стояло на ногах» еще не означало, что мужчины могли продолжать бой. Просто половина были ранены лишь легко, могли передвигаться сами. Девять тяжело раненных оставались на грани жизни и смерти. Остальные - погибли.
        Утешало только то, что в жестокой схватке последним унжинцам удалось перебить полсотни булгар. Весь передовой дозор до последнего человека.
        - Раз никто не ушел, то и тревогу поднять некому! - подошел к княжичу ведун. - Нужно грузить раненых, делать засеку и уходить. Пока булгары хватятся дозора, пока вышлют другой, пока пробьются через засеку… Пару дней мы добыли. Нужно уходить.
        - Нужно оставаться здесь! - решительно отрезал княжич Чеседар. - Это хорошая позиция. Малыми силами можно остановить целую армию. Мы будем стоять здесь, сколько сможем. Сражаться, пока жители не дойдут до Чеса.
        - Нет, княже, - возразил Олег. - Такие чудеса не случаются дважды. Нам повезло: мы застали булгар врасплох, мы смогли их разозлить, они не успели грамотно оценить ситуацию. Новый дозор просто спешится, обойдет вас через лес и перебьет. Их больше, они сделают это быстро и без труда. Нужно рубить засеку, чтобы задержать погоню, и уходить.
        - Засека без защиты бесполезна, - уверенно сказал княжич. - Ее раскидают за два часа. Но если булгар держать в отдалении, не допуская работать, это растянется на пару дней. На убитых есть луки, стрелы. Мы продержимся долго.
        - Вас обойдут!
        - Мы сделаем широкую засеку, засядем крепко. Два дня простоим. Вы успеете дойти до города и спрятаться в нем.
        - Это невозможно!
        - Мы сможем. Каждый мой дружинник стоит пяти поганых булгар! Считай, нас целая сотня! А дорога узка. Тут можно держаться хоть до зимы!
        Олег скрипнул зубами и покачал головой. Сейчас у них на счету был каждый час. Некогда препираться.
        - Уходи, боярин, - неожиданно сказал юноша. - Ты опытный, ты доведешь обоз до Чеса, ты сумеешь. Забирай раненых и уходи. Засеку мы сможем сделать без тебя. Будем стоять здесь, покуда хватит сил. Дадим вам время. Уходи!
        Это было глупое решение. И в то же время правильное. Десяток воинов не сможет остановить армию, но дозору разобрать засеку не дадут. Стычка, потери, гонец к городу, подход главных сил… Это будет лишний день, а то и два. Десять жизней в уплату за два дня… Справедливая цена, когда речь идет о судьбе сотен.
        - Кто готов умереть, остается, - громко скомандовал ведун. - Раненые, по коням!
        Спасибо булгарам - хотя бы в лошадях у разгромленных унжинцев недостатка теперь не было.
        - Сделай это, боярин, - попросил Чеседар. - Сохрани тех, кто уцелел. Доведи их до безопасного места.
        - Я сделаю это, князь, - пообещал ведун. - Можешь не сомневаться…
        Юноша бледный со взором горящим… Наверное, он был бы хорошим правителем. Немного наивным, немного хитрым. Готовым на интриги, но совершенно в них неискушенным. Не самым умным - но готовым в любой миг пойти на все ради своих подданных. Даже погибнуть. Увы, в его короткой жизни ему удастся исполнить только последнее: умереть.
        - Прощай, храбрый князь, - уже с седла кивнул юноше ведун. - Пусть боги хранят тебя в этой битве. Я надеюсь еще послужить боярином под твоей рукой.
        - Прощай, кудесник, - махнул ему рукой княжич. - Исполни свое обещание!!
        Верхом раненые ополченцы нагнали обоз всего за пару часов. Увидев длинный караван, в котором к спинам лошадей были привязаны раненые, женщины ринулись навстречу. И опять, уже в который раз за последние дни, в воздух поднялся жалобный бабий вой. Выли женщины, которые увидели своих мужей и отцов окровавленными, еще громче выли те, чьи мужчины были тихи и бесчувственны, примотанные к спинам коней. Но куда жалобнее и отчаяннее скулили бабы, которые не могли найти любимых ни среди тех, ни среди других.
        - Где он?! - больно вцепилась в руку Олега Сирень, едва тот спустился с седла. - Он оставался с тобой!
        - Осторожно! - поморщился ведун. - Он там, там… на лошади!
        Ведьма не была бы девочкой-волчицей, если бы мгновенно не узнала дыхания и не учуяла запаха. Сирень метнулась к каравану, одним движением ладони рассекла веревки, сняла Водяного со спины лошади и осторожно опустила вниз, на траву.
        - Он жив, не умер, - прошептала она. - Он теплый, у него бьется сердце. Но я не чую движения крови. Колдун!!! - заорала она. - Где его кровь?!
        - Водяной остался, чтобы защитить обоз, - ответил Олег, подойдя ближе. - Спасти свою семью, спасти своих соседей. Спасти тебя. Ради вас он проливал свою кровь. И теперь ее нет. Он попал под удар булгарского меча.
        - Великая Макошь, смилуйся над нами, матушка! - подбежав, завыла женщина, упав сыну на грудь. - Не забирай его, милостивица, кровинушку мою, дитятку…
        - Отойди, смертная, - резко отодвинула несчастную Сирень. - Он не умрет. Я не отдам его. Никому…
        Она наложила ладони на голову раненого, замерла. Паренек застонал, его веки дрогнули.
        - Ты можешь его исцелить? - вцепилась в Сирень заплаканная женщина.
        - Он мой! - ответила ведьмочка. - Я не отдам его даже смерти!
        - Будь осторожна, - посоветовал Олег. - Он очень слаб. Переливание крови придумают только через тысячу лет. Ныне нить его жизни столь тонка, что ее можно порвать любым неосторожным движением.
        - Кто ты такой, чтобы меня учить, несчастное существо? - вскинула голову Сирень. - Если я захочу, уже завтра он будет ходить!
        Она раскрыла ладонь над лицом раненого. Тот застонал и открыл глаза. Улыбнулся, прошептал:
        - Сирень…
        - Я, - сказала ведьма и… упала. Заскребла пальцами землю.
        - Ненормальная! - кинулся к Сирени ведун, опустился рядом на колени. - Ты что, собралась жить за двоих?
        - Не твое дело! - ответила девочка, закатывая глаза.
        - Еще какое мое! Если ты потеряешь облик, я даже не представляю, чем это кончится…
        Олег передвинулся к Водяному, приложил ухо к его груди. Потом ощупал повязку, стал один за другим расстегивать ремни, сдернул тряпку. Под ней тянулась длинная кровавая корка, сросшаяся с полосой из болотного мха. Ведун вздохнул, переполз обратно:
        - Рана закрылась, теперь он не умрет. Поваляется дней десять, потом на четвереньках ползать начнет. А к листопаду и на ноги встанет. Ты слышишь меня? Ты его спасла. Все, спасла! Теперь думай о себе!
        Он поднял ведьму на руки, положил ее на спину коня, взялся за веревки. Но Сирень повернула голову и сказала:
        - Я сама.
        Лошадь мотнула головой и широким шагом побежала к лесу на краю поля. К лесу - источнику силы воспитанницы волков.
        Она вернулась на рассвете - теперь уже верхом, бодрая и веселая. Спешилась возле Олега, но первым делом кинулась к Водяному, погладила по голове.
        Тот открыл глаза, улыбнулся.
        - Молчи. Отдыхай, - сказала ему девочка. - Набирайся сил. Ты нужен мне сильным. Очень сильным. Вчера я испытала боль. Но зато теперь я готова ответить на твой вопрос. Да, я готова быть рядом с тобой остаток твоей жизни. Мне не нужно от тебя ничего. Просто будь рядом. Я согласна на все.
        - Вот только такого геморроя мне и не хватало… - вздохнул ведун.
        Однако пленницу его мнение, похоже, интересовало меньше всего.
        Наверное, странные поступки нескольких спутников, их поведение и привлекли бы внимание окружающих людей, если бы только они сами не оплакивали своих близких и не выхаживали раненых, если бы не потеряли любимый дом, родню и не бежали от смерти. Бабам и старикам, чудом избежавшим мясорубки, малых бы своих накормить, с лошадьми управиться - тут уже не до подглядываний, что и почему в соседском возке творится, о чем там беседуют и чем клянутся.
        Одна за другой телеги выползали на дорогу, катились вперед по незнакомой Олегу дороге. Поля, луга, мосты, перелески. Солнце поднималось все выше, словно забыв, что лето давно позади. Радостно и весело, совсем по-весеннему пели птицы.
        Очередной подъем, очередная роща, очередные луга впереди…
        - Люди, люди! - забеспокоились беглецы, заметив на дороге на краю поля медленно ползущий обоз.
        До Середина это известие добежало одним из последних - он, даром что остался практически один, все-таки шел позади, прикрывая бегство. Узнав о чужаках, побежал вперед, но до головного возка добрался, лишь когда обозы уже встретились. И словно увидел себя в зеркале: изможденного долгими переходами воина в истерзанных доспехах, грязного и обросшего.
        - Значит, вы из Унжи? - спросил боярин из встречного обоза.
        - Да, - кивнул Середин. - Булгары город взяли, разорили. Считай, его больше нет. К Чесу вот уходим.
        - Нет больше Чеса, сожгли, - сказал уставший воин. - Это все, кому вырваться удалось. Надеялись в Унже спрятаться, защиту прочную найти. Выходит, зря мучились?
        - Вот нечистая сила! - Олег положил руку на оглоблю, ткнулся лбом в прохладный деревянный хомут. - И куда теперь?
        - Ты сам из каких будешь? - спросил ратник.
        - Проезжий я, случайный. Олегом отец с матерью нарекли. По случайности в самую гущу войны вашей угодил!
        - Я у князя сотник, боярин Вишня, прозвищем Скоростень. У тебя воинов много?
        - Если с ранеными, то человек десять. А если без них, то никого. А у тебя?
        - Здоровых пяток наберу. С ранеными как у тебя выйдет.
        - Что же у вас тут творится, боярин Скоростень? Отчего война, почему так зверствуют булгары?
        - Сказывают, хан Урень с Камы задумал руку на двинский торговый путь наложить. К нему и рвется. А для надежности завоевания своего желает булгар на захваченные земли переселить. Мы же при том лишними в домах своих оказываемся. Нас он просто истребить приказал.
        - Аукнется ему такая злоба, я полагаю, - покачал головой Олег. - Да токмо что сейчас делать? Ты местный, ты сказывай, куда бежать можно. У нас булгарские сотни на хвосте, на месте застаиваться нельзя.
        - Видать, разворачиваться придется, - пригладил бороду Вишня. - У нас там на Пустельке починок[17 - Починок - новое селение на новом месте, «почин». Многие русские Починки, основанные века назад, так по сей день и живут с этим детским прозвищем.] медовый поставлен. Места мало, укреплений нет… Починок, одно слово. Однако же, коли деваться больше некуда, придется поворачивать на него. Может статься, хоть отдохнем немного да о событиях проведаем. Глядишь, невзгоду в чащобе и пересидим.
        - Веди, боярин, - предложил Олег. - Дороги ваши. Я тут советчик никакой.
        О том, куда исчезла армия здешнего князя, он и спрашивать не стал. Со связью в здешнем мире было не очень. Особенно если противник по дорогам гуляет. Твердо сказать невозможно ничего. Только надеяться.
        Пару часов объединенный обоз двигался дальше к востоку, потом отвернул вправо, спустился во влажную долину, по которой катился до самой темноты. Утром он втянулся в хвойную чащу, явно никогда не знавшую пилы и топора.
        - Как мыслишь, боярин, - нагнал Скоростеня-Вишню ведун, - чего нам скорее ждать, подмоги или нападения?
        - К чему спрашиваешь?
        - Глянь, какой лес вокруг!
        Боярин огляделся, подумал. Подозвал одного из своих ратников:
        - Вторуша, ступай по возкам, вели всем мужчинам здесь оставаться… Стой! Всем мужикам, кому больше двенадцати годов. От совсем малых, верно, пользы уже не будет.
        Вскоре в чаще застучали топоры. Деревья-беглецы валили вершинами в сторону возможного противника, подрубали макушки, срезали гибкие кончики веток и затачивали оставшиеся жесткие хлысты. В результате бывшая крона превращалась в огромный многозубец, норовящий нанизать на один из своих шипов неосторожно подошедшего человека. Брошенные друг на друга несколько деревьев доводили плотность стены из многозубцев до такой частоты, что человеку было невозможно через них пролезть, даже если ему никто не мешает. Несколько лучников превращали засеку и вовсе в неодолимое препятствие.
        Но как раз лучников у беглецов не осталось ни одного. Поэтому приходилось ограничиваться полумерами: валить деревья на высокие пни, перемежать поперечными деревьями. Такой переплетенный и закрепленный завал растащить никак невозможно. Чтобы пройти по дороге, каждое дерево придется рубить на части и по частям убирать, продвигаться дальше на десяток саженей и снова браться за работу. Или прокладывать новую дорогу, вокруг - что тоже занятие непростое. Лошадь через подлесок не пройдет - молодую растительность нужно рубить вдоль будущей тропы на ширину пары шагов, убирать загораживающие путь еловые лапы, близко стоящие деревья. А если рати двигаются с обозами, то вычищать путь придется на ширину двух саженей и корчевать пни. Тоже удовольствие еще то…
        Посему каждый мальчишка, злой волей судьбы возведенный в достоинство мужика, работая топором, затачивая и спутывая ветки, пропихивая слеги и хлысты, лелеял надежду, что посмотрят булгары на препятствие - да и плюнут, уйдут. Мучиться не станут. Стоит ли тяжелый труд по расчистке пути той крохотной добычи, которая имеется в обозе несчастных беженцев?
        Оставив за спиной три положенных веером завала, мужчины ушли догонять своих уже вечером, шагали всю ночь, благо в лунном свете дорога различалась неплохо.
        - Здесь недалече, на месте отдохнете! - подбадривал боярин Вишня. - Считай, уже добрались.
        Действительно, на рассвете впереди показались крыши очередного небольшого хутора, стоящего на взгорке посреди огромного пустыря - ни деревца, ни кустика. Сверкающая далеко впереди полоса воды подсказывала, что они оказались в тупике. Идти дальше было некуда, только назад.
        - Странное место для починка, - удивился Олег.
        - Здесь о третьего года пал был, - пояснил боярин. - Выгорело все до черноты. В позапрошлом году трава появилась. В прошлом - все цвело, ровно в вышивке княжьей. А в нынешнем такое буйство творилось, ровно в кадушку с медом макаешься - ароматы несравненные. Лучшего места для пасеки и помыслить невозможно. Озеро не проходное, но рыбное, леса дичью богаты. Чего здесь не жить? Одна беда - половодье высокое. Посему и лес тут раньше гнилой был, бесполезный. А ныне красота. Правда, иного места для домов, кроме холма этого, не сыскать. Уплывут по весне, затопит.
        Жизнь такова, что человека русского работа завсегда найдет, в какие бы глухие места он ни уехал, куда бы ни забрался. Закон прост: не хочешь мерзнуть - руби избу; не хочешь голодать - плети сети. Найдет враг, не найдет - неведомо, а хочешь дожить до весны - трудись так, словно в мире, кроме тебя, никого нет.
        Подозревая, что до осени вернуться в родные края уже не получится, сразу на второй день ратники и мальчишки взялись за топоры, валя лес и таская бревна к холму. Через пять дней здесь уже стояли пять длинных бараков. Тысяче беженцев в них было, конечно же, тесно до жути, но ранних заморозков можно было уже не бояться. Под крышей из дранки ни ветер не застудит, ни дождь не зальет, а ночами и огонь в очаге можно развести. Топились бараки, понятное дело, по-черному - но тут уже не до жиру.
        Пока мужики занимались строительством, женщины собирали грибы и ягоды, крапиву и лебеду, ивовые прутья и бересту. Первое на еду, второе на веревки, третье на корзины и туеса. До холодов нужно было еще поставить верши в озере, ловушки на зверя, накопать съедобных кореньев - хотя бы диких, зимой даже от рогоза никто не откажется; заготовить на дрова побольше сухостоя.
        Водяной стараниями девочки уже сидел и разговаривал. Сирень хвасталась, что скоро он опять сможет собирать в поле цветы, а его мать тихо бурчала, что вероятная невестка ленива и ни единой ягодки ни разу в дом не принесла. Может статься, ворчала бы и громко, однако Сирень никого не объедала. Так что особо и не попрекнешь.
        К десятому дню стало казаться, что жизнь все-таки налаживается. Еда есть, крыша есть. Пока человек с руками и головой, все остальное - дело наживное. Вот тут и появились у починка ненавистные и уже чуть подзабытые булгары. Их конные сотни выходили из леса одна за другой и разворачивались в поле возле чащи, не торопясь кидаться на своих беззащитных жертв. Одна, вторая, третья… Полные три тысячи одетых в стеганую броню дружинников, вооруженных мечами и пиками, защищенных шлемами и щитами - против примерно тысячи беззащитных баб и детей.
        Пришельцы не спешили, ждали приказа, покачивая поднятыми к небу копьями и переговариваясь. Беженцы сбились между сверкающими свежей белизной бараками и молча ждали своей участи. Женщины - обнимая детей, раненые - бессильно скрипя зубами, девушки - просто плача.
        - Может, потребуют сдаться? - с надеждой спросил боярин Вишня.
        Вперед, на дорогу, навстречу врагу, выступили только он, ведун, пятерка последних ратников Чеса и полтора десятка малолетних мальчишек.
        - Все может быть, - пожал плечами Олег. - Полагаю, именно над этим вопросом их воевода сейчас и размышляет. То ли резать, то ли в рабство угонять?
        К воинам подошла Сирень, крутя в руках ивовую веточку, остановилась возле ведуна.
        - Ты опять всех спасешь. А они опять тебя проклянут и прогонят, - сказала она.
        - Что поделать, милая моя. Люди всегда боятся непонятного. Боятся того, что превосходит их возможности. Того, с чем они не в силах совладать. Но ведь кто-то все равно должен их спасать? Сделай это, Сирень. Ты ведь можешь.
        - Если я это сделаю, Водяной узнает, кто я такая. Он меня бросит. Сбежит. Будет бояться.
        - Зато он останется жив.
        - Ты можешь нас спасти, колдун. Нас троих. Он ничего не узнает. А я и дальше останусь для тебя послушной девочкой. Уведи нас отсюда!
        - Посмотри назад, Сирень. Там тысяча людей. И каждый из них для кого-то такой же ненаглядный драгоценный Водяной, как твой для тебя. Как я их брошу?
        - Ты говорил, если нельзя спасти всех, нужно уберечь хоть кого-то.
        - Себя, тебя и Водяного? Нет, Сирень. Это называется: «плюнуть на всех и спасать свою шкуру». С таким пятном на совести я жить не смогу.
        - Кажется, решили резать, - громко прервал их беседу боярин Вишня. - Идут…
        Булгары, все разом стронув коней, поскакали на Медовый починок, далеко охватывая его с обеих сторон. Чтобы не упустить никого, чтобы заметить и догнать каждого беглеца.
        - Водяной меня проклянет, а люди нас прогонят, - вздохнула девочка. - Что бы мы ни делали, как бы ни старались, нас только ненавидят все сильнее и сильнее. И за что только боги сотворили меня человеком? Чем я перед ними провинилась? - Она мотнула головой, кажется, борясь со слезами, и пошла навстречу булгарам.
        - Кто вы такие, путник? - спросил боярин. - Мне не понравились ваши разговоры.
        - А мы не жемчуг, чтобы всем нравиться, - мрачно ответил ведун.
        Булгары приближались на рысях, один за другим опуская копья. Сирень, утерев рукой нос, уронила веточку. Сделала еще пару шагов и упала перед врагами на колени. Раскинула руки, воздела голову и внезапно заорала. Оглушительно, однообразно, на одной ноте. Заорала так, что холодная волна ударила в грудь немногочисленным защитникам починка, заставив их попятиться; так, что трава, сплетаясь в косы, длинными змеями поползла по земле; так, что деревья в далеком лесу закачались и замахали ветками, словно отбиваясь от врага, а булгарские лошади заметались, закружились, забрыкались, ударами задних копыт выбивая близких дружинников из седел, зубами хватая воинов впереди за локти и плечи, срывая их со скакунов и злобно топча, кидаясь друг на друга, издавая утробные рыки, вставая на дыбы и кружась на месте. Не прошло и нескольких мгновений, как все бесчисленные сотни непобедимых воинов Булгара были сметены, разбросаны, искалечены и потоптаны, превращены в рыхлое кровавое месиво.
        Сирень поднялась на ноги, попятилась, вскинула руки. Лесная чаща зашевелилась, из нее на пахнущее парным молоком, чавкающее свежим мясом поле вышли бесчисленные волки, рыси, медведи, росомахи и просто мелкие крысы, растаскивая добычу, рвя ее на куски, не оставляя даже останкам завоевателей ни малейшего шанса уцелеть. Лошади от такого зрелища сбились в табун и помчались прочь, к озеру, освобождая место для хищного пиршества. Довольное урчание расползалось далеко по сторонам, выманивая из чащи все новых и новых зверей.
        Сирень повернулась, грустная и спокойная отправилась к починку, мимо остолбеневших мужчин, по пыльной утоптанной дороге. Бабы, выбираясь из своего укрытия между бараков, поначалу тоже смотрели на нее круглыми глазами, отвесив челюсть. Мертвая тишина длилась очень долго, и только когда до крайнего барака, в котором лежали вещи ведуна и его спутницы, оставались считаные шаги, кто-то вдруг сообразил:
        - Избавительница!!!
        Бабы качнулись вперед, нахлынули на девочку плотной массой, окружили, стали обнимать, гладить, целовали руки, плечи, щеки, плакали:
        - Счастье наше! Радость! Спасительница! Родная! Матушка! Счастье!..
        Олег с облегчением перевел дух и привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там происходит.
        - Как бы не поломали, - с тревогой сказал он. - Счастливая толпа - это страшная сила. Затопчут, и мяукнуть не успеешь.
        - Если она могла сделать это с самого начала, зачем вы бежали от булгар?! - развел руками совершенно ошалевший боярин.
        - Поди угадай, похвалят тебя люди за чудо или сожгут, - поморщился ведун. - У Сирени тут опыт печальный, оставаться незаметной ей теперь больше нравится. Думаю, если бы не одна смазливая рожица, она бы и сегодня предпочла просто раствориться в траве.
        - Это да, - согласился боярин. - От такой ведьмы лучше держаться подальше. Вдруг разозлится? Она же все вокруг разнесет!
        - Я ее уведу, - пообещал Середин.
        - Не надо!!! - К испуганному восклицанию боярина присоединились несколько мальчишек. - А если опять булгары? Пусть остается!
        - Ну, не надо так не надо, - не стал спорить Середин. - Однако в дорогу все-таки пора…
        Сирень пришла к Олегу, обосновавшемуся на улице и перебиравшему уцелевшие припасы, только вечером. Девочка буквально светилась изнутри и разговаривала звенящим, поющим голосом:
        - Какие они все хорошие! Как они меня любят… Они носили меня на руках! Целовали, дарили всякие подарки, хвалили, благодарили. Как это было здорово! А еще там косоглазая девица была. Я взяла и ей зрение исправила. Ты даже не представляешь, что тут началось! - Ведьма рассмеялась. - Теперь я понимаю, почему ты помогаешь смертным. Иногда они бывают просто чудесными.
        - Люди непредсказуемы, - пожал плечами ведун. - За один и тот же поступок они могут и сжечь, и князем провозгласить. Посему поступать всегда надобно по совести. А там уж как повезет…
        - Водяной ничего не видел. - Она присела рядом, не переставая улыбаться. - Но ему рассказали.
        - И что?
        - Он теперь боится, что меня недостоин. Что я от него отвернусь.
        - А ты?
        - А я сказала, что посмотрю, какие букеты дарить будет! - Сирень вскочила и со смехом закружилась, широко раскинув руки. - Колдун, колдун, как же тут хорошо!!!
        В своем безмерном счастье лесная ведьма с легкостью рассыпала вокруг подарки, избавляя простуженных от лихоманки, новорожденных - от сыпи и зубной боли, долечивая раненых и поднимая на ноги немощных. Через три дня в Медовом починке не осталось, наверное, никого, кто бы не поклонялся девочке и не был готов молиться ей вместо старых богов. Пока настроение людей не переменилось, ведун успел поймать девочку в лесу, взял за руку и повел за собой по тропинке вдоль текущего в озеро ручья, в темный хвойный бор, там указал на широкую излучину:
        - Вот, смотри. Тут ручей изгибается, описывает большую петлю и возвращается почти обратно. Лучше тебя мороков никто не ставит. Захочешь спрятаться, исчезнуть - нарисуешь тут прямую протоку, и никто из смертных тебя не найдет. Пожелаешь гостей принять - уберешь морок, и любой желающий увидит дорогу.
        - Ты это для чего придумал, колдун? - не поняла девочка.
        - Я тебя спасаю, Сирень. Не забывай, твою силу тебе дает лес. В поселке, среди людей, ты в конце концов зачахнешь. К тому же твой облик порожден мороком. Одна ошибка, заминка - и смертные увидят, какая ты есть на самом деле. Зачем так сильно рисковать? Поселяйся здесь. Поставь себе избушку на курьих ножках, выбери хорошую ступу и живи в покое и безопасности. Люди станут приходить к тебе, приносить подарки, просить о помощи. Ты кого-то станешь карать, кого-то исцелять, влюбленным помогать, злых пугать, а от кого-то просто загораживаться. Так выйдет лучше и спокойнее для всех.
        - Постой, колдун! - внезапно сообразила Сирень и схватила его за руку. - Ты меня что, отпускаешь?!
        - Когда мы встретились, - напомнил ведун, - ты кормила волков людьми и истребляла все человеческое, до чего дотягивалась. Поэтому я повез тебя туда, где ты не сможешь причинять вреда смертным. Теперь, сейчас, ты никого не убиваешь и не желаешь этого делать. Скорее, наоборот. Так зачем мне держать тебя в рабстве? Оставайся. А мне пора уходить.
        - Я буду жить как хочу? И делать, что пожелаю?
        - И сама отдуваться за свои глупости, - на всякий случай предупредил ее Середин.
        - А Водяной? Что делать с ним?
        - Ну, - почесал в затылке Олег, - я бы, конечно, сказал, что у вас ничего не получится. Но вы ведь все равно не станете меня слушать!
        - Я умница, - призналась Сирень. - Правильно я не стала тебя убивать. - Девочка крепко обняла Олега, положила подбородок ему на плечо и прошептала: - Я буду помнить тебя, колдун! Приходи ко мне. Не бойся.
        - Приду, - пообещал Олег. - Жизнь у тебя будет еще долгая. Свидимся.
        - И куда ты теперь? - отступила Сирень.
        - Любава, Водяной, Ясень, ты вот тоже хороша… - поморщился ведун. - Что-то мне надоело за чужим сумасшествием наблюдать. Пора воплощать свое. Меня совершенно не ждет удивительная женщина, к которой запрещено прикасаться. Пора совершить невозможное и сделать ее моей.
        notes
        Примечания
        1
        Маховая сажень - расстояние между концами средних пальцев раскинутых рук. У Олега это примерно 180 см. (Здесь и далее - примечания автора.)
        2
        Ныне - Белый Городок.
        3
        Куяк - доспех, в котором металлические пластины нашивались на матерчатую основу.
        4
        Макошь - богиня судьбы, плодородия, хозяйственности и достатка.
        5
        «Снять рубаху» - стать девушкой на выданье. Девочки на Руси носили простую рубаху, а когда становились девицами на выданье, то начинали носить поневу (юбку). Данное событие даже сопровождалось особым ритуалом «запрыгивания в поневу».
        6
        По общепринятой истории мы знаем, что Углич был основан в 937 году князем Яном Плесковитичем. Из нее же известно, что прежде, чем «основать» Углич, князю пришлось его завоевать. По данным археологов, на тот момент в городе уже имелось два христианских храма: каменный - на месте современной церкви Димитрия на крови, и деревянный - на месте Богоявленского собора.
        7
        Катурлин - цветные нитки для вышивания.
        8
        Чур - небольшой идол, вместилище духа-хранителя. Помимо прочих обязанностей, мог быть защитником собственности и справедливости.
        9
        В христианской традиции принято уравнивать дату возникновения Вологды с датой закладки Троицкого монастыря в 1147 году. Однако по данным археологических раскопок, Вологда была основана славянами еще во II тысячелетии до н. э. Вплоть до XVI века н. э. ее центр находился на реке Вексе, в 10 км ниже по течению от нынешнего места, у впадения Вологды в Сухону.
        10
        Бердо - инструмент для прибивания нити в ткани. От его размера и тонкости рабочих пластин напрямую зависят ширина и качество получаемой ткани, а потому стоили они очень дорого: за десяток просили корову. Нитчицы служат для управления нитями при плетении - они сложны в изготовлении, и их проще купить, нежели плести самому.
        11
        Амулеты со змееногой богиней-прародительницей Табити - так называемые «змеевики» - русские люди носили вплоть до XIX века, а в крестьянских божницах они встречались и в ХХ. С приходом христианства на одной стороне такого амулета обычно изображался какой-нибудь святой или Богоматерь, а на другой - богиня Табити.
        12
        Ставень здесь - ставные рыболовные сети.
        13
        Длина Ветлуги почти 900 км. Так что оценка Олегом своих возможностей весьма оптимистична.
        14
        Иремель - одна из горных вершин Южного Урала.
        15
        Поприще - старорусская мера длины. Предположительно это расстояние одного дневного перехода.
        16
        Полель - бог любви. Лада - богиня не только любви, но и семейного очага.
        17
        Починок - новое селение на новом месте, «почин». Многие русские Починки, основанные века назад, так по сей день и живут с этим детским прозвищем.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к