Разящий клинок Андрей Анатольевич Посняков
        Гусар #2
        Наш современник по чьей-то злой воле оказался в прошлом, угодив в тело гусара и поэта Дениса Давыдова. Сам Кутузов, главнокомандующий русской армией, благословил полковника Дениса Давыдова на партизанскую войну, придав ему отряд ахтырских гусар и казаков. Засады, лихие налеты ахтырцев, захваты французских обозов, отступающих с богатой добычей по Смоленской дороге… Однако в окружении гусара находятся люди, готовые предать его за деньги, за идею… Или, может быть, из зависти?
        Андрей Посняков
        Гусар: Разящий клинок
        
        Глава 1
        Уланы вылетели наметом! Синей всесокрушающей лавою. Выскочили из реденького лесочка, понеслись, молодецки поигрывая пиками. Играли на синих рейтузах алые широкие лампасы, покачивались на всем скаку четырехугольные уланские шапки. Яростно крича, уланы летели в бой. Вот уже кто-то не выдержал, метнул пику, послышались выстрелы, крики, свист…
        - Эй, молодцы-ахтырцы! К бою! - обернувшись в седле, подполковник Давыдов подмигнул своим гусарам и, поправив на плече коричневый, с желтыми витыми шнурами, ментик, выхватил из ножен саблю.
        Уланы, конечно, не кирасиры… Легкая кавалерия, только вот кони у них куда выносливее гусарских, в гусарские-то полки лошадей больше по красоте да изяществу подбирают… в уланах - не так. Да и много вражин-то, куда больше числом потрепанных непрерывными боями ахтырцев.
        Призывно запела труба. Колыхнулись коричневые ряды, взметнулось над киверами знамя, грозно вскинулись штуцеры и пистолеты.
        - Не стрелять, - на скаку предупредил подполковник. - Ближе подпустим.
        - Подпустим, Денис Васильевич! - скачущий рядом поручик ухмыльнулся и азартно сверкнул глазами. - Покажем врагам, ужо! Ах ты ж… ну и рожи! Это что же. Так это татары, что ли?
        - Не татары - поляки, - усмехнулся Денис. - Наполеон же обещал возродить Великую Польшу! Так что биться будут от души. Вы уж держитесь, братцы!
        - Есть держаться, господин подполковник!
        Выстроившись полукругом, вражеские кавалеристы огибали заливной луг, тянувшийся до самой реки, что блестела за ольховыми зарослями и ракитой. Кабы знать, так можно было там заранее устроить засаду… Кабы знать… Хотя, верно, и нынче не поздно! Попытка не пытка, ага.
        - Корнет! - придержав лошадь, Давыдов подозвал вестового.
        Подскочил, вытянулся в седле юный мальчик в новеньком, но уже изрядно потрепанном ахтырском мундире - тепло-коричневые, с золотом куртки (доломан и ментик), синие, с золоченым шитьем рейтузы-чакчиры. Узкое еще безусое лицо, вряд ли знавшее бритву, карие, восторженно сияющие глаза, темные, с завитками, волосы. Не мальчик, нет - гусар гусаров! В одной руке сабля, в другой - пистолет. Хват! Уж куда грознее.
        - Вот что, Коленька, скачите живенько к артиллеристам…
        - Но, ваше-бродие… Сейчас же… тут же… битва же!
        Ах, как рвалось в бой юное сердце! Обиделся корнет, чего уж… Все в бой, а его в какие-то кусты посылают.
        Пришлось прикрикнуть:
        - Корнет Розонтов! А ну-ка, исполнять приказ. Живо!
        Тут уж ничего не поделать, приказ есть приказ - обидно, да исполнять нужно. Шмыгнул мальчишка носом:
        - Слушаюсь, господин подполковник.
        Снова вытянулся. Скосил обиженные глаза на улан. Вздохнул да, поворотив коня, поскакал прочь.
        - Ну, вот, - Денис усмехнулся в усы. - Так-то лучше будет.
        Уланы и гусары, синяя лава и коричнево-золотая, неумолимо приближались друг к другу. Вот-вот столкнутся, схватятся… вот-вот. Летели из-под копыт желтые лютики, ромашки и прочие анютины глазки. Позади гусар блестела река. В выцветшем бледно-синем небе сверкало яростное жаркое солнце.
        - А вот теперь и постреляем! - подполковник махнул рукой. - Огонь!
        Разом, один за другим, жахнули пистолеты и штуцеры - короткие нарезные ружья. Часть улан повалилась из седел… что нисколечко не замедлило атаку. Подумаешь, выстрелы, подумаешь - смерть. A la guerre comme a la guerre! - как говорят французы. На войне, как на войне.
        Упали пистолеты и штуцеры в седельные кобуры, перезаряжать некогда. Еще какие-то секунды и…
        - Ур-ра-а-а-а!
        Взметнулись к небу сабли! Опустились со звоном, скрестились, заскрежетали… Началась рубка! Полетели кругом алые брызги крови, послышались стоны и крики, хрипы коней, ругань, какие-то непонятные вопли - все то, что составляет пьянящую музыку боя.
        - Ур-а-а-а!
        - Постоим за Россию-матушку!
        - Та ще Польска не сгинела, пся крев!
        Звенели сабли. Дрожала земля. Хрипели лошади и люди. Кто-то вылетал из седла и падал, находя гибель под копытами коней… своих или чужих - не важно.
        Пригнувшись, Денис проскочил под уланской пикою и ударил врагу снизу вверх, в подбородок рукоятью сабли. Слишком уж близко сошлись, сшиблись… не размахнуться для доброго удара. Впрочем, и так вышло нехудо - правда, не смертельно, но на какое-то время враг из боя вышел, запрокинул голову…
        Давыдов не стал его добивать - некогда, - отбиваясь от шальных сабель, маханул по склону холма вверх, к опушке. Он же не просто гусар - командир, надо бы увидеть, оценить остановку.
        Выносливый конь вынес подполковника на вершину пологого холма. Денис тотчас осмотрелся - синие и коричневые мундиры хорошо заметны даже в гуще боя. Видно было, что синих гораздо больше, навскидку - раза в три, вот они и теснят давыдовский арьергард, ахтырцев…
        Та-ак… что там у нас у речки?
        Подполковник обернулся, пристально вглядываясь в ольховник… Что-то сверкнуло там… Показалось? Или просто рыба на излучине играет? Да нет, не рыба… Вон и люди, и лошади… И кто-то скачет прямо сюда, на холм! Прямо летит. Крыльями развевается за плечами коричневый с золотом ментик… Свой! Гусар!
        - Коленька!
        - Разрешите доложить, господин подполковник! Ваше приказание выполнено…
        Сверкнул карими глазами корнет, потупился:
        - Денис Васильевич! Теперь разрешите в бой! В схватку…
        - В бой, говоришь? А ну-ка, зови сюда трубачей… И красный флажок на пику.
        Красный флажок - это был сигнал: скачите за мною. Трубачи же… Трубачи заиграли отход! Отступление.
        - Что же это? - водрузив на трофейную пику флажок, запечалился Коленька. - Мы что же это? Отступаем? Бежим?
        Давыдов его не слушал. Тронув коня, помчался по склону холма вниз, к реке… за ним (а куда деваться?) и разобиженный вестовой - корнет Розонтов - с сигнальным флажком, дальше - трубачи, а уж за ним - все остальные. Кто смог… Нагоняя своего командира, неслись прямо ветром! Уланские кони выносливее, а гусарские - быстрее. Понимали - лихой подполковник с такой прытью бежать от врага не станет. Значит - задумал что!
        И впрямь задумал. Вот уже совсем рядом заблестела река, вот уже и ольховник, а за ними… за ними - русские пушки! Все четыре батареи, приданные ахтырскому полку.
        Подскочив, Денис вздыбил коня:
        - Братцы пушкари, готовы?
        - Готовы, ваш-бродь!
        - Наших пропустим и…
        Летела к реке золотисто-коричневая рать, за ней, преследуя - синяя. Гусары вырвались вперед, но и уланы не слишком-то отставали. Смеялись, орали, улюлюкали! А глаза аж светились от счастья. Это ж надо, так уделали москалей! Бегут, пся крев. Драпают. Так бы и до самой Москвы, а еще лучше - до Санкт-Петербурга. Вот вам разделы Польши! Русские, австрияки да пруссаки Польшу уничтожили, а Наполеон Бонапарт - возродил.
        - Niech zyje imperator!
        - Императору Наполеону - слава!
        Так и орали уланы, так и летели, вне себя от счастья… Не заметили батареи… а когда заметили, так уже поздно было.
        - Первая батарея… Пли!
        Ахнули пушки. Просвистела над травою картечь.
        Вторая батарея… Третья… Четвертая…
        Словно какой-то недобрый великан скосил косой неудержимую польскую лаву! Вот только что были уланы… все такие из себя грозные, удачливые, веселые… И вот вам!
        - Батарея залпом… Пли!
        Слабый ветер не сразу уносил дым. Но куда стрелять, артиллеристы знали точно. Когда ж дым развеялся…
        Императорские уланы представляли собой весьма жалкое зрелище!
        Большая часть погибла - на поле брани вперемешку лежали и люди, и кони. Те же, кому повезло, чуть помешкав, повернули обратно… понеслись прочь… Кто смог. Очень и очень немногие.

* * *
        - C’etait merveilleux, monsieur le lieutenant-colonel! - подбрасывая в костер хворост, заходился в восторженном уважении юный корнет Розонтов. - Нет, право же, чудесно! Как вы их… как вы здорово все придумали с этими пушками.
        - Ну, полноте, полноте, корнет, - Давыдов нарочито конфузливо кривился, набивая трубку трофейным французским табаком. Набив, вытащил из костра горящую головню, прикурил, пуская клубы дыма.
        - Господин подполковник, Денис Васильевич, - не отставал подросток. - А вы, верно, вскорости на эту победу оду напишете? Подобно тому, как генералу Кульневу писали… Ведь напишете же, да?
        Денис ухмыльнулся:
        - Что ж, может, и напишу… Эх, где же сейчас Кульнев, друг мой славный? Сколь военных верст пройдено с ним… И верст - победных, не нынешних.
        Тут все помрачнели. Слишком затянувшееся отступление не приносило радости никому. Узурпатор пер, как бык, упорно и неотвратимо. Правда, он так и не смог разбить русские армии в приграничном сражении, но… Но все же отступать было не комильфо! Ладно раньше, в Восточной Пруссии, под Аустерлицем и Фридландом… но здесь, на своей земле! Отдавать на разграбление врагу нивы, города и села… Что-то не то делал главнокомандующий и военный министр Барклай-де-Толли! Что-то не то… То ли это слишком затянувшаяся осторожность, присущая невозмутимому шотландцу, то ли… То ли дело пахло откровенным предательством!
        От осознания всего этого не хотелось ни обмывать случившуюся победу, ни петь. Поднявшись на ноги, Денис Васильевич лично обошел караулы, проведал раненых да отправился спать в походную свою палатку, разбитую расторопный слугою Андрюшкою, верным крепостным парнем, что скитался вместе со своим барином уже далеко не первый год. И под Прейсиш-Эйлау были, и в Тильзите, и в снежной Суоми…
        Суоми…
        Колдун! Проклятый финский колдун…
        Не доходя до палатки, Давыдов присел к догорающему костру, снова раскуривая трубку. Пристрастился к курению, чего уж! Зато пить - особо не пил и - боже упаси - никогда не игрывал в карты.
        В темном бархатном небе мерцали холодные звезды. Кусок серебристого месяца, похожий на горбушку ржаного крестьянского хлеба, зацепился за вершину высокой раскидистой липы, запутался в ветках, завис, заливая тусклым светом разбитый гусарский лагерь. Догорающие кострища, стреноженных лошадей, стройные ряды палаток и шалашей.
        Палатки… Затянувшись, Денис выпустил дым и прикрыл глаза. Вдруг подумалось - вот сейчас бы услышать гитарный перебор да какую-нибудь туристскую песню… можно про перекаты или про жену французского посла. Или даже - «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»!
        Или Визбора… Ибо в теле гусарского подполковника и знаменитого поэта вот уже седьмой год находилась душа его почти полного тезки, тоже Дениса, и тоже Давыдова, только не помещика, не хвата, а… А недоучившегося студента академии полиции, человека двадцать первого века! Дениса… или, как его звали все - Дэна… Просто как-то раз вызывали духов… И душа Дэна вдруг оказалась в теле гусара… А потом и осталась там навсегда, ибо суровый лапландский колдун Кройто отнял и погубил душу истинного гусара. Остался Дэн. Который, правда, теперь знал и умел многое… и многое помнил не своего, к примеру - как и все дворяне, бегло говорил по-французски.
        Ах, Кройто, Кройто, чертов колдун. Все бы по-хорошему, кем бы сейчас был Денис в той, прошлой, жизни? Может быть, в РОВД, опером. Уже бы до капитана дослужился… Ну да - двадцать восемь лет, возраст солидный. Или не опером, а в следственном комитете - старшим следователем. Или… да всякое могло быть! Могло… А он вот здесь, летом 1812 года, командует Ахтырским гусарским полком.
        И ведь неплохо, к слову сказать, командует - стыдиться нечего! Если бы вот еще не отступали…
        Нельзя сказать, что Дэн не пробовал вернуться обратно. Пробовал. Даже связался с одной лапландской ведьмочкой. Та ему и нагадала - не вернешься, мол, никогда. Поскольку там, в будущем, ты уже есть… или следователь… или опер… или кто-нибудь еще. Наверняка женился уже… впрочем, может, и нет…
        Дэн заснул лишь под утро, устав не столько от боя, сколько от нахлынувших мыслей. Утром разбудила труба, а потом был длинный переход под Царево-Займище, и опять отступление, и изнуряющая жара. А вскоре пришло радостное известие: государь-император высочайшим рескриптом назначил нового главнокомандующего: Михаила-Илларионовича Кутузова!
        Денис немедленно помчался в штаб второй армии. И вовремя - светлейший князь Кутузов как раз проводил войсковой смотр, на котором присутствовали многие прославленные - и не очень - генералы. Давыдов узнал самоуверенного наглеца Беннигсена и чем-то похожего на бульдога Толя. Долговязый Барклай невозмутимо держался чуть позади всех, рядом же с ним Денис, к радости своей, заметил князя Петра Ивановича Багратиона и румяного генерала Ермолова, двоюродного своего братца.
        К нему-то и подскочил Давыдов, как всегда - «в ожидании новостей».
        Ермолов расхохотался:
        - Да новости все ты уже видел! Приехал Кутузов…
        - Бить французов! - немедленно скаламбурил молодой человек.
        Тем не менее и при новом главнокомандующем армия продолжала отступать. Давыдов на привалах раздумывал, пыхтя неизменной своей трубкой, что-то прикидывал, рассчитывал, вспоминал…
        И, кое-что удумав, напросился-таки на аудиенцию к бывшему своему командиру князю Багратиону.
        Прославленный военачальник встретил гостя с радостью:
        - Ах, Денис, Денис! Жаль, нынче ты не у меня в адъютантах… Понимаю - сам командиром стал! Подполковник, ишь ты… Лихо ты улан, лихо! Чего пришел-то? Вижу, вижу - глаза хитрые. Небось, задумал что.
        - Задумал, Петр Иваныч, - скромно потупился гусар. - Правда, не я это все придумал… Испанцы еще - герильяс… или вот Барклай тоже отправлял «партии».
        - Герильяс, говоришь? - князь настороженно почесал длинный свой нос. - Партии? А ну-ка, давай, рассказывай!
        Идея эта - тревожить растянувшиеся коммуникации врага лихими налетами партизан - естественно, Денису не принадлежала, а была многократно использована и до него. Тут можно было вспомнить и Великую Отечественную, и Вьетнам, и уже упомянутых испанских «герильяс». С этим все было понятно, только вот Давыдов как-то не видел себя в качестве партизанского командира. Не видел… до встречи с одной девушкой.
        Это случилось возле небольшого уездного городка Юхнова, уже после кровопролитного Смоленского сражения. Поредевший арьергард Давыдова, прикрывая отступление основных частей второй армии, добрался до городка последним. Вечерело. Садившееся за дальним лесом солнце золотом разлилось по реке Угре, возле которой рассыпался яблоневыми садами Юхнов. Двухэтажные деревянные домики, бредущие с лугов коровы, свиньи, вальяжно валяющиеся в дорожной пыли.
        Город притих, словно бы вымер. Жители со страхом ждали французов. Кто успел уйти - ушел, большинству же просто некуда было уходить, их никто и нигде не ждал. Тишину вечерних улиц нарушало лишь мычание коров, да у кого-то за плетнем гоготали гуси. Еще мальчишки бежали на реку - купаться.
        Вот и Денис решил выкупаться, смыть с себя дорожную пыль, а заодно, как всегда, проверить только что выставленные караулы. Выбрав заросли погуще, бравый гусар привязал коня в кустах, скинул доломан, рубаху… да так и застыл, услыхав негромкий девичий смех. Любопытствуя, Дэн осторожно раздвинул ветки плакучей ивы, клонящейся к самой воде…
        Прямо напротив него купались девушки! Одна - крепенькая, с загорелыми ногами и большой грудью. Рыжие, собранные в пучок, волосы, широкое крестьянское лицо с вздернутым, как у Дениса, носом… Симпатичненькая… А вот вторая - просто красавица! Худенькая томная брюнеточка с гибким грациозным телом и синими, как небо, очами, сразила гусара наповал! Прямо в сердце. Темные, с изысканным оттенком рыжины, волосы, не короткие, но и не длинные, тонкая шейка, изысканный носик, пухлые, слегка приоткрытые губки, которые хотелось целовать с такой неодолимой силою, что Денис почувствовал, как потихоньку сходит с ума. Еще бы! Ведь эту девушку он уже видел. Мало того - хорошо знал! Знал еще раньше, там…
        - Леночка Крутова! - тихо прошептал Денис. - Боже… Похожа - просто до невероятности!
        В Леночку Дэн был тайно влюблен… еще там, в прошлой своей жизни. Именно ради нее, ради ее синих глаз, ради жемчужной улыбки - и ходил Денис на спиритические сеансы… Эх, знать бы, чем все дело кончится! Леночка вышла замуж… а он… он теперь здесь…
        Но, боже, боже… невероятно!
        Молодой человек был не в силах оторвать глаз! Леночка - Денис пока называл ее так - вышла из воды… наклонилась… Вторая девушка тотчас же накрыла ее полотенцем… Похоже, эта крепенькая - служанка, да…
        - Ах, барышня, не пора ли нам домой? Порфирий Кузьмич уж, поди, все глаза проглядели, вас дожидаючись.
        - Да уж и пора! Пожалуй, - «Леночка» томно потянулась, выгнула мокрую спинку… ах…
        - Давайте-ка я вас, барышня, вытру… да будем одеваться.
        - Ага…
        Познакомиться! Наконец вышел из оцепенения Дэн. Немедленно познакомиться… вот прямо сейчас. Нет! Сейчас, пожалуй, слишком уж будет фривольно. Куда лучше встретить девушек на дороге. Как бы невзначай. Верно, у них и лошадь, коляска где-то недалеко… не пешком ведь пришли… там более эта… барышня…
        Стараясь не шуметь, Денис натянул доломан и, набросив на плечо ментик, поднялся к лошади. Погладив коня по гриве, отвязал, взял под уздцы… Тотчас послышалось ржание и на дороге показалась легкая одноколка с сидящими в ней девушками. Теми самыми.
        - Bonjour, beautes! Quelle joie de vous voir. Permettez moi de me presenter - le lieutenant-colonel Davydov, Denis, - дождавшись коляски, гусар подкрутил усы и отвесил изящный полупоклон.
        - Ай! - вдруг воскликнула крепенькая. - Француз! Француз! Скорее, барышня, едем!
        - А ну-ка. Фекла, не ори! - юная красавица враз перехватила вожжи. - Никакой это не француз. Подполковник Давыдов… Oh! Est-ce que, vous - meme monsieur Davydov? Le poete! (Ой! Неужели вы - тот самый господин Давыдов? Поэт!)
        - Да, тот самый, - Денис скромно потупил глаза, в который раз уже в жизни своей полагая, что слава - не такая уж и плохая вещь.
        - Ах, боже мой! - округлились синие глазки. - Ну, надо же, какая встреча. А я - Софья. Софья Половцева, дочь местного помещика, Порфирия Кузьмича Половцева. Ах, мой папа уже записался в ополченцы. Как и Арсений, мой сводный брат. Знаете, что? А заезжайте к нам в гости… ну… гм…
        Красавица задумчиво наморщила носик:
        - Ну, хотя бы завтра. Право же, завтра будет удобно.
        Денис, конечно, заехал бы, но…
        - Увы, мадемуазель - служба.
        И впрямь, завтра ахтырцам уже надлежало быть близ Москвы.
        - Служба… Понимаю… Только от вашей службы толку!
        Софья вдруг недобро прищурилась, пушистые ресницы ее затрепетали, щеки окрасил нежный румянец:
        - Все отступаете… А кто нас защищать будет? Похоже, что никто. Самим придется. Comme les espagnols «герильяс».
        - Мы все же вернемся, - виновато - за всю армию - развел руками гусар. - Обязательно вернемся, милая мадемуазель Софья… И я, быть может, куда как ранее других.
        Засим и распрощались, без особенного политесу. И все же не только синие Сонечкины глаза запали в душу Давыдову после этой беседы. Не только глаза… но и «герильяс»…
        Благодаря протекции Багратиона, с этой своей (впрочем, не только своей) идеей Денис в самом скором времени предстал и пред очами главнокомандующего… вернее - перед единственным его оком. Грузный, седой, как лунь, Кутузов долго всматривался в лихого гусара, забавно склонив голову набок:
        - Герильяс, говоришь? Партизаны? Вот и Барклай твердит о том же…
        Известие о неожиданном союзнике в этом деле сильно окрылило гусара. Барклай-де-Толли твердил о партизанах! Мало того, он первые отряды и организовал… правда, весьма малочисленные. Похоже, никакой Барклай не предатель. Просто осторожный… где-то даже слишком. Правда, ведь и Кутузов продолжал отступать.
        Как бы то ни было, а за несколько дней до знаменитой Бородинской битвы подполковник Давыдов, получив под свое начало полсотни ахтырских гусар и полторы сотни казаков, немедленно отправился в «поиск» по ближним французским тылам. Сам главнокомандующий напутствовал его, трижды перекрестив и обняв:
        - Ну, действуй в охотку, Денис… Воюй так, как батюшка твой воевал, бывало. Надейся сам на себя, не плошай… И бей врага и в хвост, и в гриву!
        Поприветствовав своего командира, новоявленные «партизаны» пришпорили коней, гикнули, крикнули - и помчались бить вражин, как то и приказал Кутузов. Передвигались скрытно, по лесным дорогам, города и селения объезжали. Пока… Ехали молча, всех, даже юного корнета Коленьку Розонтова, охватило чувство важности поставленной перед ними задачи, и от того на душе даже стало как-то спокойно.
        Стелилась под копытами коней заросшая высокой травой лесная дорога, ветви осин и елей били в лица всадников. В голове Дениса словно сами собой возникали строчки:
        И мчится тайною тропой
        Воспрянувший с долины битвы
        Наездников веселый рой
        На отдаленные ловитвы…
        Заночевали здесь же, в лесу, на небольшой полянке, утром же, едва рассвело, стали ставить более надежный лагерь.
        - Здесь вот, меж болотцами, хорошо, ваш-бродь, - указывал ушлый казак Иван Ситников, Иловайского казачьего полка урядник.
        Молодой - ровесник Дениса, - но уже битый жизнью, Ситников оказался расторопным на все руки: мог и кашу на свой десяток сварить, и надежный шалаш сладить.
        - Тамоку, позади, урочище… - продолжал казак. - Мы его чуток подрасчистим, чтоб, в случае чего, схорониться можно. Да и - схрон. А коней можно тут, на поляне, пасти. И вот еще что, ваш-бродь. Тут ведь, хоть и кажется, что глушь, а все ж деревни рядом. Вон и пожня, а вон - санный след.
        - Санный?
        - От саней-волокуш. Крестьяне на них и летом ездят. По бездорожью-то - добро как славно.
        Поправив на голове казацкую шапку с малиновым верхом, Ситников лихо закрутил чуб и, спешившись, подозвал к себе своих казаков:
        - Пошли-ка, ребята, в овражек. Поглядим, чего там.
        Утро выдалось росистым, по всему, предстоящий день обещал быть солнечным и теплым. С первыми лучиками еще невидимого из-за деревьев солнца пробудились, защебетали утренние птахи, оживились, загудели шмели, а вот разноцветные бабочки не показывались, выжидали настоящего дневного тепла.
        Проехав версты две по лесной дороге, с полтора десятка гусар и казаков (разведчики, возглавляемые лично Давыдовым) придержали коней на опушке. Впереди рвались в голубое небо дымы, виднелись серые заборы и соломенные крыши изб. Слышно было, как кукарекали петухи, мычали коровы, а кто-то из вставших уже крестьян громко бранился, бог знает на кого.
        - Большая деревня, - подполковник передал зрительную трубу Ситникову. - Похоже, французов там нету. А ну-ка, Иван, глянь.
        Казак поправил шапку, всмотрелся и покусал левый ус:
        - В деревне - не видать. Ни французов, ни чужих коней… А вот на дороге - следы.
        Ловко спрыгнув с седла, Ситников нагнулся к лошадиным следам, четко отпечатавшимся в глинистой почве, и, похоже, принюхался…
        - Французы! Вона, подковы-то не как у нас. И телеги - слишком уж колея глубокая. Груженые… Обоз! Вечерком вчера проезжали… или ночью уже.
        - Ночью, говоришь? - задумчиво пробормотал Денис. - Обозы груженые - всяко догоним… Да и поможем разгрузить! А, братцы?
        - Знамо дело, ваш-бродь!
        Сказано - сделано. Послав одного казака за подмогою, Давыдов пустил коня мелкой приемистой рысью прямо по лугу - на всякий случай огибая деревню, где враги, вполне возможно, могли оставить наблюдательный пост.
        Выскочив немного погодя на дорогу, всадники прибавили ходу, бросив лошадок в аллюр. Таким вот бодрым аллюром и ехали, и впереди - многоопытный казачий урядник Ситников. Он и предупредил, резко заворотив коня:
        - Навоз, господин подполковник! Свежий. Видать, близко уже.
        Приказав придержать коней, Денис прихватил с собой урядника и повернул к березовой рощице. Там разведчики спешились, привязали коней и дальше уже пробирались пешком. Недолго.
        Из-за рощицы вскоре потянуло дымком, донесся густой запах ячневой каши, затем послышалось лошадиное ржание…
        - Бивак у них там, ваш-бродь, - указал нагайкой казак. - Проснулись, сволочи. Видать, в путь собираются.
        - Глянем!
        Гусар выплюнул изо рта травинку и решительно зашагал вперед, пока за чахлыми кустами жимолости не увидел телеги, лошадей и суетящихся вокруг них людишек - солдат в зеленых мундирах.
        - Вестфальская пехота, - шепотом пояснил подполковник. - Мундиры на наши похожи, путали издаля.
        - Вестфальцы - с французами…
        - С ними, да…
        Давыдов и Ситников удалились так же осторожно, как и пришли. Отвязали коней, поскакали к своим - как раз подоспела и подмога, еще сотня казаков и гусар.
        - Кажись, дело! Ужо, покажем вражинам. Ужо! - радостно потирал руки Коленька Розонтов.
        Ярко начищенные пуговицы на его доломане горели золотом, ментик был лихо наброшен на плечо, да и кивер, казалось, сидел как-то лихо, по-молодецки. Денис улыбнулся, вспомнив давнего друга Алешку Бурцова. Ну, Коленька - гусар гусаров. Еще бы усы! Увы, с усами покуда было плохо. Не росли - в силу младости.
        - Ну, что, братцы? - подполковник улыбнулся в седле. - Вперед! А то что-то расслабился враг - совсем ничего не боится.
        И снова всадники взяли в намет, понеслись, пригнувшись к холкам, молча и деловито, словно почуявшие добычу волки. Зачавкал под копытами неглубокий, но широкий ручей, показалась рощица, а впереди, за деревьями - крытые рогожками возы. Вестфальцы!
        - Не одни ветсфальцы там, - Давыдов углядел красные мундиры саксонцев - легкой кавалерии союзника Наполеона принца Альбрехта. - Ничего! Никуда-то вы не денетесь, братцы. Ничего…
        Проскакав еще немного, Денис вытащил пистолеты и обернулся в седле:
        - Урядник! Давай слева, в обход - не дайте уйти. Остальные - за мной. Живо! Вперед! Ура-а-а!
        - Ур-ра-а-а-а! - разнесся на всю округу грозный боевой клич.
        Грянули выстрелы. Выскочившие к обозу партизаны выхватили сабли… Началась рубка с саксонцами, один из них - дюжий красномордый (в цвет мундира) усач бросился прямо на Давыдова, угадав в нем главного.
        Со звоном скрестились сабли. Ловко отбив удар, Денис тут же перешел в контратаку с такой яростью, с таким неудержимым порывом, что в прищуренных глазах саксонца внезапно промелькнул страх… Гусар быстро провел ложный выпад, враг уклонился и тотчас же угодил под удар. Захрипел, согнулся в седле, держась за окровавленную шею… а бравый подполковник уже скакал дальше, врываясь в самую гущу схватки:
        - А ну, наддайте-ка, братцы! Ур-ра-а-а!
        Минут через десять все было кончено. Кто-то оказался убит, кто-то ранен, а пару дюжин вестфальцев, видя полную свою безысходность, предпочли сдаться в плен. Что делать с пленными, Давыдов пока не придумал. Одно было ясно: пленные для партизан - обуза, и лучше бы их вообще не брать. Да, не брать - зарубить на месте! В конце концов, в Россию-то их никто не звал. Зарубить! Беспощадно! Так бы и сделать… Однако Дэн все же был гуманист.
        - Пленные пусть лагерь строят, - подполковник покусал губу. - Землянки в три наката… ха-ха! Чтоб бомбардировщиков выдержали… хотя какие тут, к черту, бомбардировщики.
        - Хорошо бы еще гать через болото замостить, - осмелился посоветовать Ситников.
        - Замостят, - кивнув, Денис Васильевич обратился к пленникам по-французски: - He, seigneur! Sapeurs parmi vous? Саперы есть, спрашиваю?
        - Ich bin Sapper, Herr Offizier! Und Sie - auch, - вытянувшись, браво доложил худющий и сутулый вестфалец с густыми пшеничными усами. - Ми есть саперы, я, я!
        - Отлично, - Давыдов потер руки и повернулся к телегам. - Ну, что там есть-то, братцы?
        В захваченном обозе, состоявшем из дюжины тяжело груженных возов, нашлось много всякого добра: мешки с мукой, пара ящиков вина, корзины с яйцами, явно реквизированными у местных крестьян, и много всего прочего. Особенно обрадовал партизан фураж - овес для лошадок.
        - О, це добре! - радостно ухмылялся здоровенный казак, пересыпая трофейный овес на ладони.
        - Добре-то добре… - подойдя, заметил плечистый здоровяк - один из казацких командиров, хорунжий Епифан Талаев. Епифан был из простых казаков и своим заработанным потом и кровью званием, пусть и невысоким, но офицерским, по Табели о рангах равным подпоручику, гордился нешуточно.
        - Добре-то добре… Однако, господин подполковник, что мы с этими коняками делать будем? Опять же - телеги куда денем? Сожжем?
        Давыдов повел плечом:
        - Отчего же сожжем, хорунжий? И телеги, и тяжеловозов этих крестьянам местным раздадим. Уж они-то трофеи сии к делу пристроят!
        - Они-то пристроят, ваш-бродь, - подал голос еще один казачий урядник, не Ситников, а другой - Крючков. Тоже Иловайского полка казак, только не из пятого, как Ситников, а из десятого.
        - Они-то пристроят, только вот французы придут - снова отберут все!
        - Это может быть, - покачал круглой головою хорунжий. - А может и не быть. Крестьяне-то наши - хитрованы еще те! Ежели что - все трофеи спрячут.
        - Смотрите-ка, смотрите! - внезапно закричал от крайней телеги корнет. - Господин подполковник! Взгляните-ка…
        Действительно, было на что взглянуть. Вся телега была заставлена сундуками, полностью забитыми золочеными ризами, рясами, кадилами и всем таким прочим, явно награбленным в церквах. Даже иконы - и те имелись. Лежали себе в сундуках, таинственно сверкая золотыми и серебряными окладами.
        - Вот ведь нехристи! - тихо присвистнул хорунжий. - Правду люди говорят - этот Хренапард-Бонапарт - исчадье адское.
        Все тщательно осмотрев, партизаны заворотили обозы и, выстроив немногочисленных пленных в колонну, тронулись в обратный путь. В высоком ярко-бирюзовом небе вовсю сверкало солнце… правда, золоченые пуговицы на доломане корнета Розонтова сверкали куда как ярче!
        Юный корнет явно гордился своей формою, постоянно чистил ее самолично, не доверяя ординарцу, и результат, что называется, был налицо. Коленька выглядел на все сто - как на картинке… вот только бы усы… Но зато все остальное сияло так, что больно было смотреть.
        Ехали не быстро, приноравливаясь к тяжелой поступи неторопливых обозных коней, лишь корнет, понукая лошадь, то и дело вырывался вперед и снова возвращался обратно.
        - Ах, Коленька - молод, горяч! - покачал головой один из сослуживцев Дениса, штабс-ротмистр Ахтырского полка Николай Бедряга.
        Широкогрудому, осанистому, с лихо закрученными усами и вытянутым немного скуластым лицом, штабс-ротмистру, верно, было бы лучше служить в лейб-гвардии или хотя бы в кирасирах! Уж больно силен, в гусарах же не сила важна - быстрота, ловкость. Впрочем, и гусар Бедряга отнюдь не позорил, служил исправно. Да что там говорить, Давыдов взял с собой в «партию» людей отборных, проверенных! Даже тот же Коленька Розонтов, несмотря на малые свои года, уже успел нюхнуть пороху, что уж говорить о таких, как Бедряга! А еще были славные рубаки - поручики Бекетов и Макаров, и ушлые гусарские вахмистры - Шкляров с Ивановым… Да всех и не счесть! Это казаков Денис пока знал плохо, но за каждого из своих гусар мог поручиться головою.
        - Молодость, молодость, - улыбнулся Давыдов. - Да уж, штабс-ротмистр… давно ли сами таким были?
        Бедряга подкрутил усы:
        - Да недавно совсем. Но кажется, что давно.
        Вокруг щебетали птицы, радуясь теплому дню, порхали разноцветные бабочки, проносились стремительные синекрылые стрекозы. Еще пахло летом, да еще и стояло лето - самое начало сентября одна тысяча восемьсот двенадцатого года. Правда, все чаще попадались средь густой зеленой листвы золотистые пряди - предвестники наступающей осени. Уже сбивались в стаи перелетные птицы, а в лесу было полно ягод и грибов. Грибы даже вот здесь росли, вдоль дороги: подосиновики, моховики и даже, кажется, белые…
        Благодать вдруг резко разорвал выстрел! Затем - еще один… и еще. Стреляли где-то впереди, за поворотом… в кого?
        - Бог мой… Коленька! - поискав глазами корнета, спохватился Денис. - А, братцы, живо за мной. Под пули зря не лезьте!
        Рванулись всадники, понеслись… едва не столкнувшись с вылетевшим из-за поворота Розонтовым.
        - Там… там… засада, господин полковник! Враги. Мне вот кивер прострелили.
        - Кивер не голова, - вытаскивая саблю, холодно бросил Давыдов. - А ну, братцы…
        Гусары вылетели наметом… и сразу же попали под огонь! Не такой уж и плотный, но все же…
        - Ах ты ж черт!
        Впереди, сразу за поворотом, дорогу перегораживала баррикада, составленная из крестьянских телег и наспех наваленных бревен! Именно там, за баррикадою и притаились стрелки… коих нужно было оттуда выбить.
        - Спешиться всем! - Денис спрыгнул с лошади. - Поручик - обходите слева… Вахмистр - справа…
        - Постойте-ка, господа…
        Хорунжий Епифан Талаев, прищурившись, видно, что-то узрел и, расправив плечи, вдруг разразился самой отборной руганью, от которой, несомненно, покраснели бы и лошади, коли бы умели краснеть.
        - Эх, мать вашу ити… Так вас разэтак-растак! Вы что там, осатанели все?
        - Хо! Выходит, свои, русские? - показались над баррикадой крестьянские шапки.
        - Русские, русские, - подходя ближе, Талаев заорал еще громче: - Глаза-то протрите, эй! А ну, поприветствуйте господина подполковника! Живо!
        Быстро сообразив, что к чему, Денис Васильевич прыгнул в седло и подъехал к баррикаде:
        - Здорово, мужички-молодцы!
        - И ты будь здрав, батюшка-подполковник!
        Выбравшиеся из-за телег с десяток бородатых мужиков во главе с хитроглазым седым дедом принялись ломать шапки и кланяться.
        - Здрав буде, барин. Ты уж извини, что так… - развел руками старик. - Мы, вишь ты, думали - хранцузы вы.
        - Да что же - по форме не видно? - Давыдов изумленно вскинул брови.
        - Дак ведь и не видно, батюшка, - хитро прищурился дед. - Хранцузы тоже в форме… и все похожи. Они на вас, а вы - на них. И говорите одинаково - не по-русски. Уж ты не серчай, барин… А хочешь - в баньку! У нас как раз топится…
        - В баньку, говоришь… А ты кто будешь-то, старче?
        - Я-то? - дед теперь почему-то не казался таким уж старым. Ловок еще, рукаст! - Селиваном Карпычем меня кличут или просто - Карпыч. Староста я тутошний, ага… Ну, гостюшки дорогие, добро пожаловать! Прошу не отказать. Как говорится - уж чем богаты…
        В деревне уже вовсю сновали бабы да молодушки в поневах, сарафанах да цветных платках. Накрывали столы, староста же степенно пригласил «господина полковника» к себе в избу и все потчевал, потчевал, потчевал…
        Тут и пироги, и щи кислые, и налимья ушица, и пиво, и медовый перевар, и хмельная бражица!
        - Значит, говоришь, за французов приняли?
        - Так, барин, так.
        - Угу…
        - А ну, Анютка, неси-ка еще бражки… Там, в леднике, есть… - махнув рукой смешливой крестьянской девчонке, Селиван Карпыч совсем раздухарился, приятно было старику. Еще бы - не каждый день за одним столом с господами офицерами кушал!
        - Мы это… графа Гольцева крепостные… Сам-то граф незадолго до хранцузов куда-то утек. Управляющий тоже сбежал… Так что, стало быть, один я из начальства-то и остался… Вы пироги-то кушайте, господа мои… Вот и ушица…
        Чуть помолчав, староста запрокинул полкружки браги и, крякнув, поинтересовался: откуда тут вообще русские-то войска взялись?
        - И что, стало быть, не все в Москву ушли-то? Стало быть, есть еще тут русские воины! А нам, крестьянам, как быть?
        На все вопросы Давыдов отвечал осторожно: да, отряды русские есть, селян в обиду не дадим…
        - Но и вы, братцы-мужички, должны помочь.
        - Дак мы-то с радостию! - Карпыч перекрестился на висевший в красном углу богатый киот.
        Вообще, судя по избе, староста явно не бедствовал: крепкий дом-пятистенок, просторная горница, выложенная изразцами, топящаяся по-белому печь.
        - Мы-то с радостию… Уж эти поганцы… ужо! Ни один живым не уйдет.
        - Однако же на рожон, как вот сейчас, не лезьте, - дохлебав душистую ушицу, предупредил Денис. - Буде объявятся французы - встретьте приветливо. Накормите, напоите поболе… Пить-то они мастаки. А, как упьются… - тут голос гусара зазвучал глухо и грозно. - Как упьются - перебейте всех. Потом закопайте где-нибудь в овраге… чтоб никто ничего.
        - От это правильно, господине! - тряся седой бородою, возрадовался Селиван. - Тако и сделаем. Ну, что? В баньку?
        Гусар улыбнулся:
        - А, пожалуй что!
        В баньку пошли веселой гурьбою, с поручиками, с вахмистрами. Звали и Коленьку, да тот не пошел - все болтал с какой-то местной смешливой девчонкой. Гусары же парились крепко да еще несколько раз посылали за брагою верного слугу Андрюшку. Он же, ближе к ночи уже, и предупредил своего барина:
        - Староста просил не торопиться из баньки-то уходить. Есть у него к тебе, Денис Васильевич, какое-то слово.
        - Слово так слово. Выслушаем.
        Так вот вскорости Денис и остался один. Посидел немножко на лавке пред банькою, да, устав от надоедливых комаров, зашел обратно, окатился водицею да забрался опять на полок - греться. Тут вот дверь-то и скрипнула…
        - Быстро ты, Селиван Карпыч… Ой!
        Вот именно, что ой! Вместо старосты возникла на пороге парной нагая крестьянская нимфа! Рыжеволосая, крепенькая, с большой налитой грудью и тонким станом, она показалась вдруг Денису олицетворением истинно русской красоты. Рыжие локоны крепостной красавицы, рассыпаясь, падали по плечам, круглое лицо сияло здоровьем, зеленые очи лукаво поглядывали на гусара.
        - А Селиван Карпыч меня посла… Спинку потереть… попарить…
        - Ну, иди сюда… - не стал отказываться гусар. - Давай-ка сначала я тебя попарю… а потом уж можно и спинку… Тебя как звать-то, красавица?
        - Аглая…
        - Аглая? Ну, надо же!
        Дэн вдруг почувствовал, что откуда-то знает это имя, более того - оно ему чем-то дорого… и даже причиняет некую щемящую боль. И сразу же, словно сами собой, всплыли строки:
        Но, Аглая, как идет к тебе
        Быть лукавой и обманчивой!
        Ты изменишь - и прекраснее!
        И уста твои румяные
        Еще более румянятся
        Новой клятвой, новой выдумкой…
        - Славный стих, - укладываясь на полок, улыбнулась парильщица.
        - Еще бы!
        Ухмыльнувшись, Денис принялся с упоением охаживать веником спинку и ягодицы прелестницы… а когда та лукаво обернулась, взял ее за руку и повел в предбанник… В парной-то для этого дела жарковато, ага!
        Ах, эта пышная юная грудь… в ней тоже есть своя прелесть… как в этих крутых бедрах, в этой спинке… в этих…
        - А ну, повернись-ка… нагнись вот, к лавочке…

* * *
        Буквально на следующий день после возвращения победителей в лесной лагерь господин подполковник с верным своим Андрюшкою вновь навестил деревню, и вовсе не для новой встречи с юной прелестницею Аглаей. Получив от старосты Селивана Карпыча целую телегу всякого крестьянского добра, выставил ее перед оврагом да велел трубить общий сбор исключительно для ахтырцев, казаки и так выглядели, как надо.
        - Ну, вот вам, господа гусары! - дождавшись, когда все собрались, Давыдов усмехнулся в усы. - Чтоб нас крестьяне с французами не путали - выбирайте-ка себе одежонку по вкусу.
        Сам подполковник уже облачился в армяк из темно-синей тафты, сменил кивер на татарскую шапку, бросил стричь волосы и, в дополнение к усам, отпустил бороду, став похожим то ли на известного бунтовщика Пугачева, то ли на Стеньку Разина. Впрочем, больше все же напоминал…
        Сплюнув, Денис Васильевич подошел к небольшому зеркальцу, повешенному на сосне в целях бритья гусар:
        - Распутин! Как есть Гришка… Вернее, популярный актер Машков в роли оного.
        Не все гусары отнеслись к затее с переодеванием с пониманием, особо разобиженным оказался Коленька Розонтов. Еще бы, в армяке и смазных сапогах он и вовсе перестал походить на гусара, обликом напоминая юного приказчика или подпаска, а, когда подросли волосы, и вообще стал похож на смазливую крестьянскую девку!
        - Сирота казанская, - шутили гусары. - Как есть сиротинушка.
        Хорошо хоть сабля на боку висела… Впрочем, и ее господин подполковник вскорости отнял, наладив корнета в разведку.
        - С девчонками здешними пойдешь, - в тайности проинструктировал командир. - Вроде бы как по грибы или за ягодами. На самом же деле - смотри в оба! Староста Селиван сказывал - мародеры по окрестным селам бродят. Вот ты, Николай Петрович, их мне и сыщешь. Дело, сам видишь, опасное, важное… Да ты для таких и создан, гусар!
        При таких словах Коленька окрылился душою и даже пустил скупую слезу, украдкой вытерев глаза кулаками. За сим и простились, договорившись встретиться к вечеру. Можно было, конечно, отправить в разведку и простых крестьян - что-нибудь, да высмотрели бы… Однако корнет еще и французский язык знал, как родной… даже, пожалуй, лучше.
        Замаскировали корнета на славу - ну пастушонок и пастушонок, - в жизни никто не догадается, что гусар. Однако сердце у Давыдова все же не на месте было. За всеми делами Денис Васильевич частенько спрашивал - не вернулся ли Розонтов? Не явился ли для доклада? Нет, не явился пока…
        Между тем уже начинало темнеть. Похолодало, и темно-голубое, с оранжевыми отблесками заката, небо на глазах становилось черным. Блекло-серебристые звезды вспыхнули золотом, засиял в небе молодой месяц, а где-то невдалеке вдруг послышался тоскливый волчий вой.
        - Ничего, барин, - утешил Андрюшка. - Волки сейчас сытые, на человека не бросятся. Чай, не зима.
        - А вдруг все же бросятся? - Дэн покусал губу. - Корнет-то мальчишка совсем. Со зверем сладить - силенок не хватит.
        - А может, он просто в лесу заплутал?
        А вот это могло быть! Вполне. Откуда корнет родом? Из Москвы… имение рядом - лесов мало. Да и те. Что есть, не такие густые, как здесь.
        Подумав, Давыдов велел было пригласить к штабному костру двух урядников - Ситникова и Крючкова. Оба ушлые, деревенские, да и внешне схожи… Впрочем, что толку в казаках? Они не к лесу, они к степи привычны. Однако здесь ведь не степь… Местных надо!
        - Вот что, Андрей Батькович! Седлай коня, скачи к Селивану. Скажешь… В общем, знаешь, что сказать…
        - Знаю, - слуга покивал, потряс рыжеватой своею башкой и вдруг улыбнулся. - Денис Васильевич! А ведь парень-то, мыслю, где-то вокруг бродит. Девки в деревню ушли, а он с дороги сбился. В темноте-то немудрено. Далеко уйти не мог - чай, не конный. А хранцузы в пареньке ратника не заподозрят!
        Денис улыбнулся:
        - Это уж точно, не должны. Ну, скачи уже, узнай насчет девок. Вернулись, аль как?
        - Ага… - ординарец все же замешкался, обернулся, отойдя от таявшего костра лишь на пару шагов. - Барин! Я вот смыслю, может, сигнал какой корнету подать? Ну, собакой там полаять…
        - Нет! Он ведь знает, что в лагере нашем собак нет… - Дэн задумался, лихорадочно прокручивая в уме все приходившие одна за другой мысли. Эх, был бы магнитофон… включили бы на полную громкость… Какой-нибудь блэк метал! Небось, услышал бы! Магнитофон… А что? Никакой француз ночью в лес не сунется!
        - Вот что, Андрей! Давай-ка, офицеров зови… Бедрягу, поручиков, хорунжего… И вина пусть с собой прихватят! Того, трофейного… ящик. Нет - два.
        Собрались быстро, с вином, все довольные. Повоевали неплохо, можно и попировать малость. Тем более никакие французы сюда не доберутся - ночь, страшно!
        - А корнета-то нет еще, - тем не менее доложил штабс-ротмистр.
        Давыдов покривил губы:
        - Знаю! Вот что, друзья. Думаю, заплутал наш корнет. Так мы ему сейчас поможем! Песню запоем громкую, славную! Так, чтоб услышал…
        - А песню-то твою, Денис Васильевич? - ухмыльнулся Бедряга.
        Подполковник повел плечом:
        - Можно и мою! Но для начала - выпьем. Горло-то смазать надо.
        Выпили. Не такое уж и поганое оказалось вино, ничуть и не скисло. Но, конечно, не жженка, да и некогда со жженкой возиться, да и рома, и шампанского нет. Жженка - это уж для лучших времен.
        - А ну, запевай, ребята!
        Выкрикнул, выпил и первым же затянул:
        Я на чердак пере-е-еселился:
        Жить выше, ка-а-ажется, нельзя!
        С швейцаром, с ку-у-учером простился,
        И повара лиши-ился я.
        - С швейцаром, с кучером простился, - громогласно подхватили офицеры. - И кучера лишился я!
        Коленька появился минут через десять. Вышел прямо на караул. С расцарапанными щеками, босой, но довольный…
        Вытянулся:
        - Разрешите доложить, господин подполковник!
        - Докладывайте, господин корнет!
        - Ваше благородие, корнет Розонтов задание выполнил.
        - Молодец! Почто так долго шел?
        Подросток сконфузился:
        - Так это… как с девками простился, так и заплутал малость. А песню гусарскую услыхал - и вот…
        - Ну, что же… - похлопав корнета по плечу, Денис Васильевич довольно прищурился. - Вижу, ты молодцом. Проголодался, небось? Давай-ка, брат, к костру. Заодно и доложишь.
        Обжигаясь горячей ушицею, Коленька кратко, но весьма обстоятельно рассказал обо всем, что увидел и услыхал. Французов «грибники» встретили на большаке, в пяти верстах от большой деревни Токарево.
        - В девять телег обоз, у десятой ось поломалась - бросили, - облизал ложку корнет. - Две телеги - полные, остальные пусты. Около сотни человек солдат и офицеров. Французы, пехота, плюс интендантский взвод из вольнонаемных. Там всякой твари по паре. И поляки, и саксонцы, и литовцы есть. С десяток офицеров - у тех пистолеты, палаши. У остальных - ружья да тесаки. Командир - капитан Ренье, эльзасец.
        - О! - удивился хорунжий. - А ты откуда узнал, что эльзасец?
        - Разговор подслушал, - Коленька улыбнулся и потянулся к котелку за добавкою. - Мы по дороге-то рядом шли, солдат ягодами угощали. Вот я и слушал, что говорили…
        - И что же? - уточнил Давыдов.
        - По окрестным деревням они шарятся, - зачерпнув ушицы, пояснил корнет. - Мародеры! Все подчистую гребут - яйца, молоко, масло, фураж. Ну и церкви тоже не пропускают. Когда платят, а когда и… О Токареве говорили… Там ведь две церкви, старинные… Радовались - мол, наверняка поживятся.
        - Вот ведь нехристи! - хорунжий Епифан размашисто перекрестился и, сплюнув, погрозил неведомо кому кулаком. - Ужо, доберемся! Ужо.
        - Беспечно едут, - покушав, добавил Розонтов. - Ни охранения боевого не выставляют, ни часовых. Как у себя дома!
        Денис Васильевич покачал головою и скривился:
        - Так они и считают себя дома! Ну, почти… Ничего, нам эта их наглость на руку. Какая там деревня-то, говоришь?
        - Токарево. Я дорогу запомнил… Утром показать смогу!
        - Сможешь, говоришь? Ну, вот и славненько.
        Утро выдалось туманным, промозглым. Хмурое небо царапало вершины высоких сосен и елей, однако пока обходилось без дождя, хотя под копытами лошадей хлюпало. Все гусары уже переоделись в крестьянское платье, так что почти ничего не выдавало в партизанах Давыдова кадровый отряд русской армии. Ехали сноровисто, быстро. Впереди, на пегом коньке, указывая дорогу, скакал юный разведчик Розонтов, за ним - командир со штабс-ротмистром и поручиками. Сначала - гусары, потом - казаки.
        - Вот по этой дорожке дальше, - придержав на развилке лошадь, указал корнет.
        Где-то там, в той стороне, вдруг гулко ударил колокол.
        Подросток закусил губу:
        - Грабят уже!
        - Да нет, не грабят, - перебил парня поручик Дмитрий Бекетов - ловкий розовощекий гусар с соломенно-золотистою шевелюрой. - Звонят к заутрене.
        - Как раз и французы проснутся, - Денис Васильевич усмехнулся и приказал всем молчать, слушать.
        По туману, да вдоль протекавшей невдалеке реки, звуки распространялись прекрасно… Через пару минут из-за рощицы донеслось лошадиное ржание, немного погодя послышались и голоса. Кто-то что-то болтал, смеялся… Вот уж прав корнет - беспечные…
        - Слушай сюда, парни, - негромко приказал Давыдов. - На околице засаду устроим. Сейчас - живо туда. Да! И передайте хорунжим, чтоб часть казаков вдоль дороги выставили. Мало ли…
        Всадники тронули лошадей. Где-то за Угрой-рекой, за деревьями, за дальним лесом вставало солнце. Тусклое, скрытое туманом, оно повисло над холмами маленьким желтым шариком. Казалось - взять сейчас теннисную ракетку, ударить - и долетит шарик-солнышко аж до самого Парижа! Прокатится по бульвару Распай, перелетит Сену - да шмальнется об церковь Мадлен!
        Усмехнувшись странным своим мыслям, Денис внимательно осмотрел местность и тут же отдал все необходимые распоряжения:
        - Бедряга - по центру, возле овина. Бекетов - левый фланг, у кузницы. Макаров - правый, у реки. Казаки - у дороги… Занять места! Приготовиться… Стрелять по моей команде, да пуль не жалеть! Еще наплавим.
        В те времена так и приходилось действовать. Оружие-то было самого разного калибра, солдатам в качестве боеприпасов, окромя пороха, выдавали еще и свинец, из которого они и отливали пули, по-походному плавя свинец на костре. Каждый же снаряжал и бумажные патроны, отсыпая меркою порох, заправляя пули. Возни много, зато особых проблем с боеприпасами нет: и трофейные пули можно запросто переплавить.
        - Вон, вон! Вот они, - завидев показавшиеся из-за деревьев телеги, азартно зашептал корнет.
        Давыдов взвел курки пистолетов… Выждал пару минут… Да дал коню шенкелей:
        - За мной, ребятушки! Ур-ра-а-а!
        Сразу же и выпалил, сунул пистолеты в седельную кобуру, выхватил саблю… Со всех сторон грянули выстрелы, загремело «ура». Выскочив из засады, гусары и казаки коршунами набросились на врага.
        Французы не ожидали нападения. Кто-то пару раз выстрелил, да несколько офицеров взялись за оружие… и были тут же изрублены в куски казаками.
        - Козак, козак! - в страхе заорали мародеры.
        Часть солдат бросились в лес - по пути их перехватили все те же казаки. Кто-то - поумнее или, наоборот, поглупее - понадеялся искать спасения в деревне. Вовремя подскочившие мужички подняли лиходеев на вилы!
        Видя такое дело, остальные предпочли сдаться. Просто падали на колени, поднимая вверх руки, и жалобно стенали. То еще воинство! Мародеры - мародеры и есть.
        - Culottes! Traitres! La racaille! (Трусы! Предатели! Подонки!), - размахивая шпагой, орал какой-то высокий офицер в синем мундире и трехцветном республиканском шарфе. - Je ferai de vous livrer devant une cour martiale! Non… fusiller! Ici meme. Maintenant! (Я велю предать вас военно-полевому суду! Нет… Расстреляю! Прямо здесь же. Сейчас!)
        Прыткого французика тотчас же окружили казаки и переодетые в крестьянские кафтаны гусары.
        - Vous devez etre le capitaine Rainier? Je suis le lieutenant-colonel Davydov. Je suggere d’abandonner (Вы, должно быть, капитан Ренье? Я - подполковник Давыдов. Предлагаю сдаться), - подъехав, громко предложил Денис.
        Капитан окинул его презрительным взглядом:
        - Abandonner? Vous? Vous etes un homme, et non l’agent! Donc ne font pas la guerre. Ainsi detournee… (Сдаться? Вам? Вы - какой-то мужик, а не офицер! Так не воюют. Так подло, так…)
        - Alors vous tueront (Тогда вас убьют), - Давыдов безразлично причмокнул и поворотил коня.
        - Attendez! Attendez-meme, le diable vous emporte! Je… je suis d’accord. Je me rends. Voici mon epee. (Постойте! Постойте же, черт вас побери! Я… я согласен. Сдаюсь. Вот моя шпага.)
        Закричав вослед подполковнику, капитан протянул шпагу…
        - Заприте его пока в амбаре, - распорядился Денис. - Там поглядим.
        Почти все отбитое добро Давыдов приказал раздать крестьянам. Староста и оба местных священника просто умоляли партизан остаться хотя бы до вечера в их деревне - на пир!
        - Понимаете, сын мой, у нас так мало радостей осталось, - вкрадчиво уговаривал Дениса священник, отец Николай. - А тут, с вами - радость! Нечаянная большая радость. От того, что вы есть.
        Уговорил. Остались. Ненадолго, правда - пообедали да подались обратно в лагерь. По пути решали, что делать с пленными. Хорунжий Епифан предлагал всех их к чертовой матери расстрелять, гусары же, в большинстве своем, такой мере противились, но что делать с таким количеством пленных - не знали. Их ведь нужно было хоть как-то кормить, где-то содержать, охранять.
        Здравую мысль неожиданно высказал Коленька:
        - А завести их в лес, в самую чащу, да бросить. Выйдут так выйдут, а нет - и суда нет. Мы их к себе не звали!
        Вот именно, не звали… Идея понравилась, ее и воплотили в жизнь почти сразу же. Предварительно допросив, казаки отконвоировали пленников в дальний лес. Вели, покуда не стемнело - там велели строить шалаши да разводить костры… Потом, якобы выставив охранение, незаметно скрылись…
        Что там сталось с мародерами дальше, никто не знал. Поели их волки или сами пленники передохли от голода, или все же - хотя бы кто-то - выбрались, бог весть. Правда, говорят, капитана Ренье потом видели в какой-то интендантской роте… Но это все опять же - слухи.
        Между тем пленники поведали немало интересного, по их показаниям партизанский отряд подполковника Давыдова немедленно, уже буквально на следующий день разгромил неприятельский обоз, захватив около трехсот пленных и полный комплект амуниции тринадцатого вестфальского полка!
        - Башмаки! Ремни! Седла! - радовался Денис. - Уж теперь-то все будем справны.
        Крестьяне окрестных деревень, воодушевленные примером Давыдова, и сами стали создавать небольшие отряды, нападать на обозы, убивать мародеров и вестовых. Официальная имперская пропаганда представляла французов в образе нехристей и исчадий ада, да и сами они вели себя вполне соответствующе, а потому крестьяне не брали их в плен, а кого - случалось - и брали, так тут же и убивали, причем иногда - самым изуверским способом. Закапывали в землю живьем, сжигали, забивали палками… А что еще делать с прихвостнями Сатаны? Прекратить весь этот беспредел Дэн не мог, да и не собирался: вторгаясь в чужую страну, французы получили то, что и должны были получить. Единственное, подполковник просил старост все же допрашивать пленников и сообщать ему обо всех «наиболее важных птицах».
        Вот об одном таком пленном и принесла весть одна из местных девчушек. Та самая, что не так давно хаживала с корнетом по грибы.
        - Важной такой, - наморщив веснушчатый носик, девчонка описала руками круг, видимо, показывая всю «важность» непрошеного гостя. - От этак по плечу - лента шелковая, на другом плече - бахрома.
        - Офицер, - покивал Денис. - И в чинах немалых. Так он у вас?
        - Так прибили уже, - юная крестьянка улыбнулась, показывая, как именно «прибили» врага. - Мужик наш, Онфимко-кузнец, вилы взял - и оп! Кишки-то вражине и выпустили. А чего ж? Он наших троих пристрелил и одного проткнул саблей. Дядю Костю Махова… От жаль-то! Справный был мужик. Онфимко-то ему племяшом приходится.
        - Так вы его что, и не допросили? - покусал ус Давыдов.
        - Кого - Онфимку?
        - Да не Онфимку… Офицера этого.
        - Допросили, батюшка, - девушка поклонилась. - Староста все обписал - он у нас грамотей, однако. Вот!
        Сунув руку за пазуху, девчонка протянула Давыдову сложенный вчетверо листок.
        - Так-так… - почитав известие, лихой партизанский вожак поблагодарил юную вестницу и приказал тотчас же собирать совет.
        - Обоз французы отправляют, - обведя глазами собравшихся, негромко начал гусар. - В Смоленск, к губернатору. Добра там много - иконы в окладах, книги старинные… Ну, и пленные. Их там, в Смоленске, показательно расстрелять хотят. При всем честном народе! Чтоб боялись. Чтоб неповадно было.
        Первым поднялся Епифан Талаев, хорунжий.
        - Освободим, освободим пленных! Налетим да… И добро отобьем. Впервой ли? Верно я говорю, братцы?
        Офицеры - и гусары, и казаки - одобрительно загалдели.
        - Верно-то верно, - нахмурился Денис. - Только охраны там - шестьсот человек, не считая обозных. Егеря - народ опытный, жженый.
        - Так мы наскоком! - вздернулся хорунжий.
        Подполковник покачал головой:
        - На этот раз не выйдет наскоком, Епифан. Говорю же - народ там ушлый. Егеря и охранение выставят, и авангард - арьергард… Все, как надо. А у нас людей…
        - Так крестьян позвать! - подкрутив усы, неожиданно предложил штабс-ротмистр Бедряга. - Хватит им уже по своим деревням отсиживаться!
        - Так они не отсиживаются.
        - Ну… все равно. Как-то повеселей воевать надо!
        - Крестьяне - это хорошо, - Денис Васильевич задумчиво раскурил трубку. - Их тут, по деревням, и в самом деле немало. И воевать будут не вилами - трофейные ружья им раздадим, палаши, сабли…
        При этих словах вскинулся обычно молчаливый поручик Петр Макаров. Тощий, сутулый, неразговорчивый, он почти не имел друзей и даже предпочитал уклоняться от дружеских гусарских пирушек. Зато воевал справно! Знатной доблести был человек.
        - Armer les hommes? Вооружить мужиков? Бог с вами, господа. Я думаю, это было бы неразумно. Французов рано или поздно прогоним… А оружие мужички припрячут! Так и до бунта недалеко, господа мои. Как говорят на Востоке - не выпускайте из бутылки джинна.
        - А мы выпустим! - светски улыбнулся Давыдов. - Пойми, Петр Иваныч, нам деваться некуда. Или ты хочешь, чтоб наших людей расстреляли супостаты? Чтоб над иконами святыми глумились?
        - Да ничего я подобного не хочу! - поручик замахал руками. - Напасть на обоз надо обязательно. Только вот - крестьянам оружие… Опасаюсь я.
        - А ты, ваш-бродие, не опасайся, - хорунжий Епифан угрюмо посмотрел на гусара и хмыкнул.
        Большинством голосов (Дэн все-таки устроил голосование!) решили оружие крестьянам дать! Длинные французские мушкеты, палаши, сабли… Еще и порох, и пули - свинец.
        По всем окрестным деревням Давыдов отправил посланцев, и уже на следующий день, ранним утречком, крестьянские отряды собрались у старого моста - там, где и была назначена встреча. Из-за леса потихоньку поднималось солнышко. Плечистые крестьянские парни переминались с ноги на ногу, искоса поглядывая на казаков.
        - Здорово, молодцы! - вылетел на коне Денис. - Я - подполковник Давыдов. Думаю, знаете.
        - Знаем, ваш-бродь, - вразброд откликнулись парни.
        Гусар довольно усмехнулся:
        - Рад, что вас так много пришло. Сотни три! Славно! Сейчас каждый получит ружье, порох и пули. Как снарядить патроны - покажут. Еще кому вдруг приглянется палаш или сабля - не стесняйтесь. Однако же - поспешайте. К обеду выступим, с Богом.
        К обеду выступили. Первыми пошла вскачь разведка - дюжина казаков под командованием ушлого урядника Крючкова. За ними следовали гусары и все остальные казаки. Крестьяне же шли пешком. Перепоясавшись палашами и саблями, положив на плечи ружья, парни приосанились: ныне они и впрямь почувствовали себя воинами. Даже те, кто постарше - солидные бородатые мужики - и те радовались.
        - Ужо покажем супостату!
        - Увидит Бонапартий, где раки зимуют!
        Весело шагали, уверенно, быстро. Того и гляди - песню запоют, словно заправские солдатушки-ребятушки. Что же касаемо конницы, то уже через пару-тройку часов гусары с казаками выбрались на старую смоленскую дорогу. Именно по ней воинство Наполеона шло на восток, именно по ней проходили самые важные обозы. По обеим сторонам дороги чернели сожженные нивы, щурились разбитыми окнами разграбленные деревни. При виде всего этого у Давыдова сжалось сердце. Подогнав коня, Денис подозвал прятавшихся за деревьями ребятишек. Трое - двое мальчишек и девочка с русой косою. Чумазые, оборванные, босые.
        - Почто прячетесь? Хлебца хотите?
        - Ой, батюшка-барин, хотим! А вы… а вы, чай, не хранцузы?
        - Да что мы, на них похожи, что ли? - улыбнулся гусар.
        - Не…
        - Вот то-то и оно, что «не»! - хмыкнув, подполковник обернулся к соратникам. - А ну, братцы! У кого там что есть?
        В переметных сумах гусар нашлись и пироги, и сало. Одарили детишек, а уж те-то как были довольны! Жадно набросившись на еду, кланялись, благодарили с набитыми ртами:
        - Флафофафофы, фофопфа…
        - Благодарствуем, господа хорошие. Дай вам Бог всего.
        - Кушайте на здоровье, - Денис Васильевич погладил округлую свою недавно отпущенную бородку и поинтересовался, не видали ли ребята французов.
        - Не проходил тут обоз большой?
        - Не-а, не проходил, - дружно загалдели все трое. - Ни большой, ни малый.
        - Значит, скоро пройдет, - подполковник задумчиво покивал и снова погладил бороду - все никак не мог к ней привыкнуть.
        - Так, слушай мою команду! Гусары - налево, казаки - справа… - быстро распорядился Денис. И, чуть помолчав, добавил: - А вы, штабс-ротмистр, крестьян дожидаться будете. В помощь вам - корнет и урядник. Чтоб в бой толпой не бросались! Ясно?
        - Ясно, ваш-бродь! Исполним.
        Лишь корнет Розонтов обиженно скривился. Уж так хотелось ему на лихом коне ринуться на врагов первым! Помахать вдосталь сабелькой. А тут, вишь ты, приходится крестьян ждать, лапотников. Как ими командовать-то? Чай, не солдаты.
        - А нам чего делать, дяденька барин? - подала голос девочка. - Сироты мы. А деревню нашу спалили.
        - Сироты… - озадаченно протянул гусар. - Вы вот что… спрячьтесь пока подалече, в лесу. А, как все кончится, с нами пойдете… Деревень много, пристроим куда-нибудь, ничего.
        - Господин подполковник. Гонец!
        Давыдов поворотил коня. Из-за поворота, поднимая столб пыли, показался несущийся в галоп казак. Из тех, что были отправлены в разведку.
        - Обоз, ваш-бродь! Идут, едут. Через полчаса здесь будут.
        - Ну, вот и славненько. А ну… живо попрятались все! Без команды не стрелять, не высовываться. Слушать сигналы.
        Сигнальщики да вестовые - эти в бою всегда при Денисе были. Ну, а как же? Командир он или кто? А без связи какое командование? То-то и оно - никакое.
        Как доложил все тот же гонец, пушек при обозе не имелось. Да правда и есть - зачем в тылу пушки? Артиллерия, чай, под Москвой нужнее.
        - Готовсь! - передалось, прошелестело по всем эскадронам.
        За поворотом вздыбилась к блеклому небу желтая дорожная пыль. Послышались голоса погонщиков, ржание лошадей… песня! Ну да, пели французы - беспечны, ничего не боялись! Да и чего опасаться-то? Кто посмеет напасть на хорошо охраняемый обоз, тем более здесь, в тылу? Обнаглели вражины, расслабились. Ну да ничего… ужо!
        - Гусары - пистолеты к бою! Пли! В атаку, братцы. Ур-р-а-а!
        Резко запела труба. Рванули осеннюю тишину выстрелы. Откуда ни возьмись выскочили, понеслись на обозных страшные «козакес»! Настоящие дикари-разбойники. С саблями, с посвистом, с громовым «Ура»!
        Дрожала земля. Гремели выстрелы. Свистели пули.
        Увлекая за собой всех, Давыдов ворвался в самый вражеский авангард из десятка драгунов. Словно молнии, сверкнули палаши и сабли, Денис рубанул одного, второго, третьего… Наотмашь, с протягом, по-казацки. Кто-то упал, кто-то схватился за плечо. А кто-то и уклонился, подставил палаш под саблю. Началась рубка, такая, что, верно, самим чертям бы стало тошно в аду! Со всех сторон звенело, гремело, ахало. Кто-то ругался, кто-то орал…
        Как стало чуть тише, лихой партизанский командир, улучив момент, прихватил вестовых и выбрался из сечи, бросив коня на пологий холм. Осмотрелся… знатно бились и гусары, и казаки. На иное и не рассчитывал. Однако врагов-то было куда как больше… Где же крестьяне, где?
        - Кажись, идут, ваш-бродь! - один из вестовых указал нагайкой на лесную дорогу.
        Давыдов резво вытащил подзорную трубу, приложил окуляр к правому глазу… Ага… Вот деревья качаются, вот пыль. А вот какой-то всадник. Коленька! А за ним - мужики, парни…
        - Вестовой - к корнету! Пусть мужики растянутся цепью. Потом - пусть стреляют. По вражескому авангарду! Залпами! Ну, поручики знают, не мне учить. Все понял?
        - Ясно, ваш-бродь.
        Отдав честь, вестовой бросил коня к лесу.
        - Трубачи! - тут же подозвал Дэн. - Готовьте трубить отход… Не сейчас…
        Подполковник вновь вскинул подзорную трубу, всмотрелся:
        - Ага… Вот уже вышли… Выстроились… Трубите!
        Сверкнули, вздернулись к небу трубы. Заиграли отход. Казаки и гусары выполнили команду четко. Мигом поворотили коней да поскакали в разные стороны. Враг возликовал, вскинул знамена… И тут - залпы! Один, другой, третий…
        - Заряжай! - вдохновенно командовал Коленька. - Целься… Пли!
        Снова ахнули ружья. Трофейные французские мушкеты. Их тридцатиграммовые пули легко ломали корабельные борта. Правда, вот с прицельностью было не очень… Да у всех тогда было не очень, кроме разве что нарезных штуцеров. Но те заряжать - умаешься.
        Зато залп, как залп! Обозных, драгунов просто снесло! И все вокруг затянуло пороховым дымом.
        - Еще два залпа, - отправил вестового Денис. - Понимаю - дым. Так пусть бьют примерно, не целясь.
        Снова ахнули ружья. Опрокинувшись, заржала, застонала раненая лошадь… жалко лошадку… жалко…
        Авангард, похоже, был выбит.
        - Трубачи! Контратака!
        В унисон задорно запели трубы. Пришпорив коней, партизаны вновь бросились на обоз. За ними, сверкая штыками и лезвиями тесаков, шагали в бой угрюмые крестьянские парни. Многие - из разоренных французами деревень.
        Обогнув обоз полем, Давыдов со своими гусарами выскочил к арьергарду, к повозкам, в коих везли самых важных пленников… Увидав всадников, охрана поспешно разбежалась. Денис дернул дверцу кареты - старой скрипучей колымаги размерами со средней руки грузовик. Внутри находились испуганные дамы самого различного возраста, судя по платьям и шляпкам - дворянки.
        - Je suis le lieutenant-colonel Davydov. Vous etes libres! A partir de maintenant et dans les siecles des siecles (Я - подполковник Давыдов. Вы свободны! Отныне и во веки веков.), - галантно представился Дэн. Понимал - эти напыщенные помещицы по-русски сейчас, верно, не поняли б, уж слишком напуганы были.
        - Oh, au fait, en russe? Quel bonheur! Enfin, vous nous delivrent de ces francais barbares! - прокудахтала какая-то морщинистая старушенция в белом чепце. (О, вы и в самом деле русский? Какое счастье! Наконец-то вы избавили нас от этих французских варваров!)
        - Toujours heureux de vous aider, madame! - светски улыбнулся гусар. - Всегда рад помочь.
        - Oh, oui, nous semble familier! - послышался вдруг миленький звонкий голосок. - Мы, кажется, знакомы!
        С этими словами из кареты выглянула… та самая милая синеглазка, красавица, каких невозможно себе вообразить… Софья!
        - Moi aussi je suis content de vous voir, mademoiselle! (Я тоже рад видеть вас, мадемуазель!) - помогая девушке выбраться, гусар почувствовал, как захолонуло сердце.
        Между тем Софья оглянулась по сторонам и вдруг ахнула:
        - Там, там, у леса! Там французы.
        - И что же? - подал плечами Денис. - Они ведь бегут.
        - Но… там наша заимка. Там мой брат Арсений… Он, верно, ранен. Ах, господин подполковник, они ведь его убьют!
        Милое личико Софьи исказилось таким страданием, что Давыдов счел возможным ласково погладить девушку по руке.
        - Ничего, мадемуазель Софи. Мы конечно же не оставим в беде вашего брата. Сейчас я пошлю людей…
        - Ah, mon dieu, mon Dieu! Quelle est la deroute. Terrible. C’est a dire, je voulais pris dans la - jolie. Donc, pour eux, ces barbares, et il faut, - из кареты, выбралась, наконец, та самая бабушка, какая-то богатая помещица и, как выяснилось, патриотка. - Ах, боже мой, боже мой! Какой разгром. Ужасный. То есть я хотела сказать - прекрасный. Так им, этим варварам, и надо.
        Глава 2
        Охотничья заимка располагалась на небольшой полянке. Небольшая бревенчатая избенка с подслеповатым оконцем без стекол, закрывавшимся на ночь ставнями. К завалинке привалились старые широкие лыжи, подбитые рыжим лисьим мехом, удочки и снеговая лопата, такая же старая, как и лыжи. Никаких французов поблизости видно не было, да и вообще заимка производила впечатление пустой.
        - Похоже, нет там никого, - придержав коня, Давыдов отвел рукою ветки красной от ягод рябины…
        Тотчас же прозвучал выстрел! Пуля пролетела вверху, метрах в двух от подполковника.
        - Из окна палят, ваш-бродие, - тихо заметил вахмистр. Старый седоусый гусар Евсей Михалыч Васенцов. Все звали его Михалыч и весьма ценили за боевой опыт и неустанное доброе слово. - Я сейчас сзади обойду и…
        - Хорошо, - Денис пригладил бородку и погнал лошадь чуть в сторону, чтоб не так было легко попасть.
        - Je ne cedera pas, maudits barbares! - внезапно закричали из избы. - Ne cedera pas, au moins vous serez Bonaparte lui-meme.
        - Французы! - ахнул вахмистр. - Чего они такое орут-то?
        Денис прислушался:
        - Похоже, орет только один. И вряд ли это француз. Наоборот. Обзывает французов варварами и кричит, что не сдастся даже самому Бонапарту!
        - Эко! - покачал головой Васенцов. - И все же я обойду…
        - Давай… Хотя! - подполковник вдруг улыбнулся. - А не тот ли это, кого мы ищем? Погоди-ка…
        Приложив руки ко рту рупором, гусар громко закричал:
        - Эй, там! С чего вы взяли, что мы французы!
        - Хорошо говорите по-русски, сволочи!
        Снова прозвучал выстрел, сбил гроздь рябин.
        - Да хватит уже вам стрелять! - возмутился Давыдов. - Вы, верно, Арсений? Ваша сестра просила…
        - Я-то Арсений! - в окне показалось чье-то бледное узкое лицо. - А вот вы кто?
        - Я - подполковник Давыдов, Денис, - приосанился Дэн. - Из ахтырских гусар.
        Маячившее в окне лицо тотчас убралось, вместо него вновь блеснул пистолетный ствол… Да сколько ж там пистолетов? Два ствола уже выстрелило. Этот - третий. Вряд ли Арсений успел их так быстро перезарядить. Или… или он в избе не один? Есть еще кто-то?
        - Говорите - Давыдов, гусар, - напряженный голос Арсения звучал с явной насмешкой. - Ну, ежели так… Докажите! Прочтите стихи.
        - Да извольте! Какие вам стихи? Любовные, военные?
        - Да любые! Только прочтите…
        - Ну…
        Поэт откашлялся:
        Обжоры, пьяницы! хотите
        Житье-бытье мое узнать?
        Вы слух на песнь мою склоните
        И мне старайтесь подражать.
        Дверь отворилась, и на пороге возник лохматый молодой человек в пенсне, грязных панталонах и порванном на локтях сюртуке. В левой руке его дулом вниз был пистолет, правая же кровавилась раной.
        - Ах, боже мой… - рассеянно произнес юноша. - Денис Давыдов! Это… это и в самом деле вы! Je vous prie de m’excuser.
        - Ну, полноте, полноте, не извиняйтесь.
        Польщенный гусар тронул коня и, подъехав к самой заимке, спешился. В этот же самый момент из-за угла выскочил вахмистр, ловким движением выхвативший у молодого человека пистолет.
        - Сейчас я его, ваш-бродь!
        - Постой, Михалыч! Его бы перевязать… Идемте с нами, Арсений.
        - Да-да, да-да… - подняв упавшее наземь пенсне, юноша зашагал рядом с гусарами. Нескладный, сутулящийся, с узеньким бледным лицом и вислым носом, он, скорее, был некрасив, но все же имел какое-то обаяние, иногда свойственное провинциальной дворянской молодежи.
        - Да-да, да… Вы знаете, я принял вас за французов. Когда они пришли, начали грабить, я… я не мог на это смотреть… я стрелял в их полковника, и, кажется, убил… Потом бежал, спрятался здесь… и вот… вот…
        - Да не волнуйтесь вы так, - как мог, утешал Давыдов. - Сейчас вас перевяжут… Кстати, ваша сестра вас заждалась!
        - Сонечка?! Мы не родные… сводные… Что с ней?
        - Все в порядке, Арсений. Вон, она, кажется, бежит…
        В честь освобождения пленных местный помещик, Порфирий Кузьмич Половцев, отец Сонечки и Арсения, устроил следующим вечером бал. По нынешним военным временам - весьма непритязательный и скромный, но тем не менее Порфирий Кузьмич постарался не ударить в грязь лицом.
        Дородный, в шитом золотом старомодном камзоле если не екатерининских, то уж, по крайней мере, павловских времен, господин Половцев здоровался со всеми гостями лично, встав напротив дверей и опираясь на резную палку. Породистое, несколько одутловатое, лицо его, с вислым, с красноватыми прожилками, носом, излучало полнейшее радушие и любезность.
        Небольшой оркестр из крепостных музыкантов негромко наигрывал в дальнем углу обширной залы, у больших «французских» окон были накрыты столы. Кое-что взяли в обозе, а что-то нашлось и у самого помещика. Всякие там наливочки, грибочки, соления. Видать, не все французы разграбили, далеко не все!
        Гостей тоже набралось порядочно. Конечно, в первую очередь - господа офицеры, ради такого случая сменившие уже ставшие привычными крестьянские армяки на гусарские доломаны и ментики. Особенно радовался сему юный корнет Розонтов! Улыбка с его лица не сходила на протяжении всего бала. Теперь-то уж все видели, что - гусар! Вояка лихой, бравый. Вот еще бы усы…
        Кроме военных, пожаловали и местные помещики, так, из мелочи, по полсотни-сотне душ, крупные-то землевладельцы давно уже уехали в Санкт-Петербург да в Москву, где имели собственные особняки. Некоторые, говорят, записались в ополчение. Из тех, что не служил, статский.
        - Алексей Петрович Селиков, помещик, с супругой, Натальей Кирилловной, - представлял гостей Порфирий Кузьмич. - Смею заметить, сии достойные люди весьма пострадали от супостатов, весьма… А это вот, Верижины, Ирина Дементьевна и Иван Иваныч, майор от инфатерии в отставке… А вот - господин Бельский.
        Высокий нескладный господин в мундире с шитым золотом воротником лихо подкрутил усы и, щелкнув каблуками, гаркнул:
        - Рад представиться, господин подполковник! Отставной капитан Бельский, девятый сумской пехотный полк.
        - Вижу, вы бравый вояка, - Денис одобрительно улыбнулся. - Чего не в ополчении?
        - Так был назначен! Да собрать не успел, - скорбно развел руками капитан. - Собирался, но… Опоздал! Слишком уж быстро пришли супостаты. Да и…
        А дальше поведал такое, о чем Дэн догадывался и раньше. Пользуясь относительным спокойствием, местные помещики отнюдь не спешили вооружать своих крестьян, коих опасались ничуть не меньше французов! Да и французы на первых порах не везде своевольничали - под приглядом начальства старались за все платить.
        - Ничего, - насмешливо утешил Давыдов. - Еще не поздно в командование вступить. Нормальное ополчение когда организовать сможете? Не дюжину помещиков в охотничьих куртках, а настоящее ополчение! Чтоб супостата бить.
        - Ополчение! Да я… Господин подполковник… Да я же… Я - враз! - от волнения Бельский даже начал заикаться. - Я бы давно… Да ведь - кабы чего не вышло! Разрешения-то от властей нет… А вы, господин подполковник, не могли бы…
        - Дам, - пряча ухмылку, заверил Дэн. - Самолично выпишу. И - с Богом!
        При таких словах ошалевший капитан выпятил грудь и гаркнул так, что едва не задул горевшие в бронзовых канделябрах свечи:
        - Служу Отечеству, господин подполковник. Отечеству и государю-императору! Государю-императору Александру Павловичу - виват!
        - Виват! Виват! Виват! - дружно подхватили все.
        Крепостной оркестр - литавры, виолончель, два тромбона и скрипка - грянул какой-то бравурный военный марш. Под музыку сию как раз и появилась припоздавшая гостья, та самая старушенция, из кареты…
        - О, графиня! - Половцев бросился к ней со всех ног. - Ах, Марья Алексеевна, душа моя! Как я рад, как рад! Уж думал, не придете. Oh, ma joie, le vrai, n’a pas de limites! Радость моя поистине не имеет пределов.
        - Ну, что вы, Порфирий! Comment pouvais-je ne pas venir, ne pas voir ces braves hussards! Oh, il semble, aujourd’hui, ils sont vraiment - les hussards. Vous ainsi va cette tunique, monsieur le colonel! (Как же я могла не приехать, не посмотреть на этих бравых гусар! О, кажется, нынче они и впрямь - гусары. Вам так идет этот мундир, господин полковник!)
        Последняя фраза, естественно, была адресована Давыдову.
        - О, пока еще только подполковник, - с самой светской улыбкой поклонился гусар.
        Старушенция поджала губы, похожие на гусиную гузку, желтое, усеянное сеточками морщин, лицо ее скривилось.
        - Portez toujours la forme, monsieur le hussard! Rien a se melanger avec les paysans meme de l’esprit, - наставительно заметила Марья Алексеевна. - Всегда носите форму, господин гусар! Нечего смешиваться с крестьянами даже по виду. Мужичье - оно и есть мужичье. Подлое, необразованное сословье. Моя бы воля - секла бы каждого каждый день! Так, для порядка.
        - Круто вы с ними, - Денис передернул плечами.
        Графиня отмахнулась:
        - Отнюдь! Знаете, я ведь из Саратова. Там и детство прошло, и юность. Застала еще Емельку Пугачева! Ох, не приведи Господи.
        За столом посыпались тосты: за государя-императора (выпили стоя), во славу русского оружия, за славных героев-партизан (имелись в виду, конечно, отнюдь не крестьяне), конкретно - за подполковника Давыдова…
        - Ах, Денис Васильевич, - сидевший напротив Арсений погладил перевязанную руку. - Вы ведь прочтете свои стихи?
        - Да-да, - высказанную помещичьим сыном идею горячо поддержали смешливые девчушки в бело-голубых бальных платьях. Да и Софья… Сонечка… задорно сверкнула синими своими глазищами:
        - И правда, почитайте, а! Ну, право же, Денис Васильевич, ну, пожалуйста.
        - Всем юным нимфам не могу отказать!
        Денис поднялся, опустил веки и принялся читать нараспев…
        Так мне ли ударять в разлаженные струны
        И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
        Пусть загремят войны перуны,
        Я в этой песне виртуоз!
        Выслушав, гости грохнули аплодисментами:
        - Ой, Денис Васильевич! Славно как. Вот, право слово, славно!
        - Черт возьми, хорошо сказано! Как раз по нынешним военным временам.
        - Не поминай нечистого, Иван Иваныч. А то ка-ак дам сейчас по затылку!
        Грозная супружница отставного капитана, судя по глазам и бегающему взгляду последнего, запросто привела бы озвученную угрозу в исполнение, кабы не чей-то тоненький голосок:
        - И все же, Денис Васильевич. О любви бы хотелось очень-очень!
        Это высказала не Софья, какая-то другая девушка - светленькая, с серыми сияющими глазками. Ее тут же поддержали подружки, коим, судя по виду, едва исполнилось четырнадцать. Впрочем, по тем временам - вполне солидные дамы, невесты, кто-то уже и замужем наверняка.
        - Мы бы записали пока на салфетках… потом бы в альбом… Сонечка, Сонечка! Вели принести чернила, ага.
        На салфетках… Ну да, диктофонов нет. И все же… какая бешеная популярность! Дэн сглотнул слюну… С каким обожанием смотрели на него сейчас все эти девочки. Не хуже, чем на Диму Билана! Вот она, слава-то… Что ж, приходится соответствовать.
        - Ну, что, девчонки? Готовы слушать-записать?
        - Ой, Денис Васильевич! Читайте.
        О несчастной любви читать не хотелось… и Дэн вдруг припомнил басню. Просто, словно сами собой, возникли в голове строчки:
        «Мне быть неверным? Никогда! -
        Поет любовник легкокрылый. -
        Напротив, страсть моя тогда
        Еще усилится, друг милый!»
        И много еще чего прочел. Особенно - когда еще выпил. Ярко горели свечи. За столами рекой лилось трофейное шампанское и шато-рез. Снова заиграла музыка… Традиционный первый танец - торжественный и чопорный полонез - Денис вынужден был подарить самой знатной гостье - графине Марье Алексеевне, второй - распорядительнице бала, местной помещице и доброй подруге вдовца Порфирия Кузьмича.
        Третьим танцем был вальс, считавшийся, особенно в провинции, весьма фривольным и даже не очень приличным. В газетах писали: «Танец сей, в котором, как известно, кружатся и сближаются особы обоего пола, требует надлежащей осторожности, чтобы избегать излишнего сближения, оскорбляющего приличие».
        Наплевав на приличия, Денис наконец-то пригласил к танцу столь любезную его сердцу Сонечку. Девушка чуть покраснела - все же вальс! Была бы мазурка или там, контрданс - другое дело, но вальс… Потом ведь вся округа судачить будет не один год! Одно слово - провинция. А, впрочем…
        - А впрочем, Денис Васильевич, идем!
        Задорно сверкнув глазами, юная Софья увлекла гусара за собой в потоки музыки и неги. Девушка выглядела сейчас настолько обворожительно, что у Дэна захватило дух. Сонечке так шло бальное светло-голубое платье из шуршащей невесомой ткани. Очень даже модное, с завышенной талией, с голыми плечами и едва прикрытой грудью… трепетно вздымающейся, волнующей… манящей…
        Под мягким корсетом, вернувшимся в моду не так и давно, прощупывалась тонкая талия и даже линия позвоночника… правда, Денис не слишком давал волю рукам, стараясь не сбиться с такта.
        Раз-два-три - влево… Раз-два-три - вправо… И снова раз-два-три…
        Щеки Сонечки окрасил нежный румянец, синие глаза сияли, трепетно подрагивали черные пушистые ресницы. Темно-каштановые волосы девушки были собраны в изысканную прическу, несколько локонов спускались на плечи, восхитительно белые, нагие, кои так хотелось поцеловать! На изящной шейке поблескивало серебряное колье с сапфирами, такие же благородные синие камни сверкали и в сережках. Под цвет глаз!
        Все кончается. Кончился и вальс.
        - Ах, милая Сонечка… - Давыдов галантно поцеловал даме ручку. - Позвольте мне вас так называть.
        Девушка улыбнулась:
        - Меня все так зовут. И батюшка, и подружки, и брат. Даже служанки… Денис Васильевич! А хотите, я покажу вам свой альбом?
        - Конечно! - азартно сверкнул глазами гусар. - Почту за честь, мадемуазель, почту за честь.
        - Тогда идемте! Туда, на второй этаж. У нас там небольшая гостиная.
        Сонечкин альбом, как и альбомы всех барышень той славной поры, сильно напоминал альбом дембельский из куда более поздних времен. Принцип был одинаков - бархат, виньетки и прочая «невероятная красотень», ну и, за неимением фотографий - рисунки. И конечно, стихи. Самые разные.
        Рисунки, к слову сказать, иногда попадались отличные. К примеру, графическое изображение нагой греческой нимфы… в коей без труда узнавалась Сонечка. Правда, хитрый гусар не показал виду, что кое-кого признал… хотя, вполне может быть, что девушка специально ему себя таким вот образом показала!
        - Чей это рисунок?
        Софья сморщилась и нервно покусала губу:
        - Это нарисовал один… один человек, слышать о котором мне до сих пор неприятно. И слышать… и видеть…
        - Что же случилось? Впрочем, прошу прощения за излишнее любопытство.
        - Ничего… - девушка чуть помолчала и вскинула голову. - Денис Васильевич! А вы напишете мне в альбом свои стихи? Вон и чернильный прибор…
        - О, милая Сонечка! С превеликой охотою. Право слово!
        Подвинув поближе к диванчику небольшой столик с гнутыми ножками, бравый гусар написал на свободных листах несколько своих стихов - и о любви, и о войне, и так… на общие темы.
        - Ах, Денис Васильевич, ах!
        Восторженно ахнув, Сонечка вдруг бросилась Денису на шею и крепко чмокнула в губы. Поцеловала и тут же отпрянула, покраснела. Потупилась, завитый локон упал на лоб… а глаза-то смотрели лукаво!
        - Кхе, кхе… вот вы где! - идиллию прервал Арсений, поднявшийся в гостиную с неким молодым человеком, коего тотчас и представил в качестве своего старинного друга.
        - Позвольте представить - Вольдемар Северский, местный помещик и мой друг. А еще - поэт! Почти как и вы, Денис Васильевич.
        Софья вскочила с дивана:
        - Ну, я, пожалуй, пойду. Покажу новые стихи подружкам. А вы поговорите пока!
        - Да мне тоже пора бы, - с сожалением молвил Арсений. - Батюшка просил. Да-да, господа, прошу извинить - я вас ненадолго оставлю.
        Поклонившись, молодой человек резво сбежал по лестнице вниз.
        - Там, внизу, играют, - чуть улыбнувшись, сообщил Вольдемар. - А я, увы, не игрок. Не везет в карты, и батюшке моему не везло.
        - Моему тоже, - Давыдов по привычке хотел было пригладить бороду… да не нашел таковой вовсе! Ну, а как же - перед балом побрился, оставив только усы. Борода дело наживное - отрастет.
        - Арсений сказал - вы пишете стихи, Вольдемар?
        - Ну… вряд ли это можно назвать стихами. Однако да, пишу. Вернее сказать, пытаюсь.
        Северский развел руками. Большие, чуть оттопыренные, уши его покраснели, тонкие губы скривились - вот-вот заплачет. Вообще, новый знакомец чем-то напоминал большого ребенка: неловкий в движениях, пухлый, правда, довольно рослый, выше Давыдова на голову. Круглое дружелюбное лицо, светлые короткие волосы, белесые ресницы, длинный породистый нос. Вроде бы - рохля, но все же, несмотря на общую неловкость, неприспособленность, чувствовалась в этом еще достаточно молодом человеке какая-то внутренняя, а, впрочем, и внешняя, мускульная, сила.
        Вольдемара нельзя было бы назвать смазливым, но все же какая-то притягательная приятность в нем имелась, такое же скрытое обаяние, как и у Арсения.
        - Я, видите ли, с июля здесь, - улыбнулся господин Северский. - Имение у меня под Смоленском. Пришли французы, спалили. Я уехал, бежал… хотел в Москву, в ополчение. Да вот по пути заболел, слег с лихорадкой. Думал, все уже… Да вот спасибо Половцевым - выходили. Теперь вот намерен пробираться опять в Москву… Или здесь, к Бельскому в ополчение. Вы ж ему карт-бланш дали! А у меня, сказать по чести, руки рвутся врагов бить!
        Денис покусал ус:
        - Ну, коли уж руки рвутся - тогда к Бельскому. Как еще до Москвы доберетесь? Да и что там - бог весть…
        Об оставлении Москвы Давыдов узнал совсем скоро, буквально на следующий день, здесь же, в Юхнове, точнее говоря в его окрестностях. С грустным известием сим явился в Юхнов сын местного предводителя дворянства, лихой уланский майор Степан Храповицкий, коего Денис помнил еще по прусскому походу. Они и нынче встретились, как старые друзья, обнялись, расцеловались…
        - Так что сдали французам Москву, - со вздохом поведал Храповицкий.
        Известие сие, несомненно, сильно огорчило бы Дениса Васильевича… истинного Дениса. Однако Дэн все-таки прекрасно знал, чем все дело закончится, зачем «Москва, спаленная пожаром, французу отдана». Так что бравый гусар при этом известии особенно не расстроился, лишь немного погодя настигла его по-настоящему недобрая весть о двух смертях - генерала Якова Петровича Кульнева и князя Петра Ивановича Багратиона. Вот здесь Дэн по-настоящему затосковал и пару дней вообще не мог никого видеть.
        Однако же боевая обстановка взяла свое, отряд (или, как тогда называли - «партия») Дениса Васильевича Давыдова - теперь уже полковника - разросся до вполне приличных размеров. Учитывая прибившихся ополченцев и казаков генерала Шепелева, теперь стало возможным планировать и крупные операции… чем Денис и занялся уже в самое ближайшее время.
        Доверенные лица, глаза и уши партизан, нынче были повсюду! Узнав от своих соглядатаев о появлении возле Вязьмы тяжелого артиллерийского обоза, Давыдов тотчас решил немедля напасть на оный, разжиться боеприпасами и артиллерией - буде сыщутся у врага легкие полковые пушки.
        Налет был страшен! Партизаны вынеслись на обоз сразу, как только заметили. Завязался бой, взбороздили небо ядра, засвистела над самой землею картечь.
        - Быстрей, быстрей, братцы! - собственным примером увлекал своих партизан Денис. - В быстроте да лихом неотвратном натиске наша сила. Особенно сейчас.
        Около сотни французских солдат залегли с ружьями вдоль телег, выпалили… положили несколько человек. Произвести следующий залп Давыдов врагам не дал! Вынесся, взял в сабли да на казацкие пики!
        Партизаны рубили, кололи и почти не стреляли, словно битва происходила в какой-то уж совсем невообразимой древности, когда надежда была лишь на меч да копье. Ну да копье, не казацкая или уланская пика, пикой-то управляться не каждому дано - тут и конь должен быть выезженный, справный, и всадники - умелые. Как казаки… Любо-дорого было смотреть, как эти храбрые парни орудуют пиками! Крутят их, словно шесты в у-шу, колют, бьют!
        - Ура, братцы!
        - Вот вам за спаленную Москву!
        - За веру, царя и Отечество!
        - Ура-а-а-а!
        С первой линией охраны было покончено в пару минут. Видя такое дело, остальные французы предпочли сдаться. Шесть офицеров. И около трех сотен солдат! А уж сколько полезного добра оказалось в военных фургонах! Двадцать подвод с провиантом и фуражом, дюжина - с боеприпасами: порохом, ядрами, свинцом…
        - Славная победа, господин полковник! Вот ведь, право же, славная! - словно ребенок, радовался корнет. Впрочем, он и был ребенок - пятнадцать лет… Однако же по тем временам - все же уже взрослый. Ратник. Воин. Гусар. И - лихой партизан, вот уж этого у Коленьки не отнимешь, недаром Денис Васильевич представил его к награде первым же, отправленным самому Кутузову рапортом. Что и говорить - гусар гусаров, партизан. Вот еще бы усы поскорей выросли…
        С командованием была налажена постоянная двусторонняя связь, с коей доставили и рескрипт о присвоении Давыдову звания полковника, и благодарственное письмо от генерала Коновницына, дежурного генерала генерального штаба. В сием письме генерал благодарил партизан за проведенные ими действия, не только от себя лично, но и от имени главнокомандующего, Михаила Илларионовича Кутузова.
        «Партия» лихого гусара быстро пополнялась людьми, в основном - бывшими пленниками, освобождаемыми во время рейдов - «поиска». Эти изможденные люди всей душой ненавидели врагов и стремились остаться в отряде. Давыдов не противился, правда вот, пришлось одеть напросившуюся «пехоту» в трофейные французские мундиры, правда, фуражки старались нацепить свои - уж если не армейские, то хотя бы какие-то статские картузы.
        Утром пришла весть о еще одном обозе, большом и довольно хорошо охраняемом. Весть сию принес невзрачный парень в темно-зеленой охотничьей куртке - помещичий сын, недоросль, ополченец из отряда отставного капитана Бельского.
        - Обоз, говоришь? - Денис Васильевич задумчиво раскуривал трубку. - Большой?
        - Большой, господин полковник, - тряхнув белобрысою челкой, уверенно закивал ополченец. - Дюжины три фургонов! Идет к Москве. Значит - амуниция, боеприпасы, фураж и все такое.
        - Соображаешь! - партизанский вождь одобрительно кивнул и выпустил из трубки густые клубы зеленого табачного дыма.
        Покраснев от похвалы, недоросль гордо выпятил грудь и, спохватившись, поведал о «славной виктории» ополченцев:
        - Фуражиров взяли, господин полковник! Вместе с возами. Они про тот обоз и поведали.
        - Возы поведали? - пошутил Денис.
        Парень растянул толстые губы в улыбке:
        - Не, не возы. Фуражиры.
        Упускать столь богатую добычу Давыдов, естественно, не собирался. Для быстрого натиска людей хватало, оставалось лишь одно - не медлить. Выстроив «партию», полковник кратко изложил задачу. Партизаны развеселились - порох с ружьями, продовольствие, фураж - худо ли? Тем более осень - теплая одежда бы не помешала, хотя бы французские шинели, крестьянских армяков на всех не хватало, тем более - на вновь прибывших.
        - Мы ж тоже вам поможем, господин полковник! Вместе нападем, - сверкнув глазами, уверил недоросль - звали, его, кстати, Феденькой, и сей славный вьюнош приходился родным племянником командиру юхновского ополчения отставному капитану Бельскому.
        Румяный поручик Дмитрий Бекетов, услыхав таковые слова, расхохотался:
        - Уж с ополченцами-то нам никакой Бонапарт не страшен! Особенно - с господином Бельским.
        Подгоняя своего конька серой «мышастой» масти, Феденька ехал в первых рядах и указывал дорогу.
        - От юхновского тракта налево… Вот тут… Дальше все прямо - во-он до тех елок. А там уж увидим.
        Узкая песчаная дорожка, взбираясь на пологий холм, скрывалась в ельнике, за которым открывалась лощина, полная красно-желтых кленов и усыпанных кроваво-алыми гроздьями рябин. Лощиной этой как раз и тянулась старая Смоленская дорога, ведущая к оставленной неприятелю Москве.
        Над дорогой клубилась серовато-желтая пыль, поднятая копытами коней и колесами провиантских фургонов. Обоз!
        Вытащив зрительную трубу, Давыдов приложил окуляр к правому глазу, с ходу насчитав около тридцати возов. Арьергард прикрывала пехота, впереди же, в авангарде, виднелись желтые гусарские мундиры…
        - В желтом у нас кто? - скосил глаза полковник.
        Поручик Бекетов подкрутил усы:
        - Должно быть, гусары генерала Жакино. В составе армий Мюрата. Верно, подкрепление. Рубаки лихие! Впрочем, как и их славный маршал.
        - Да, Мюрат - известный храбрец, - покивал Денис. - Истинный рыцарь.
        - А в арьергарде - поляки, - навострил глаза юный корнет Коленька Розонтов.
        Бекетов ухмыльнулся:
        - С чего ты взял, что поляки, о, мой юный друг?
        - Так по мундирам видно, - уверенно покивал корнет. - Темно-синее сукно, красные эполеты, угловатые кивера. Точно - поляки. Вислинский или Северный легион. Я их еще из-под Смоленска помню.
        - Жолнежи, значит, - полковник холодно прищурился и посмотрел вдаль. - Эти тоже до последнего драться будут. Ладно! Что время зря терять? Вперед, братцы! Вперед.
        Быстро спустившись с холма, партизанская армия растеклась по лощине, с ходу забирая обоз в клещи. Казаки и подоспевшая пехота атаковали арьергард, гусар же Денис бросил на французскую конницу в желтых мундирах. Грянули выстрелы, один за другим плыли над дорогой облачка порохового дыма.
        Всадники помчались галопом. Ударил по лицам ветер. Разрядив на ходу пистолеты, Денис выхватил саблю - желтые гусары генерала Жакино уже оказались рядом, вот! Уже видны были их злые глаза, скалящиеся лошадиные морды… А вот и зазвенели сабли! Враги сшиблись, сошлись, завязалась лихая рубка.
        Давыдов от плеча рубанул одного, другого… сам подставил клинок под удар. Кто-то совсем рядом выпалил из пистолета. Пуля просвистела над левым виском, кто-то вскрикнул… Бекетов? Корнет? Нет, те дрались отчаянно чуть в стороне.
        Снова удар. Такой силы и ярости, что из клинков высеклись искры! Широкогрудый француз в желтом доломане орудовал саблей, словно профессиональный бретер - охотник до дуэлей. Впрочем, и Денис Васильевич был не лыком шит… Удар сыпался за ударом, в ушах звенело, будто на колокольне в благовест! Снова ударил выстрел. Ахнуло совсем рядом, противно чмокнула пуля, и полковник почувствовал, как падает, заваливаясь на бок, его боевой конь.
        Убили, убили лошадушку, супостаты… или ранили, бог весть… Проворно выпрыгнув из седла, Давыдов подставил саблю… Торжествуя, вражина поднял коня на дыбы, занес над головой саблю для последнего, страшного, удара, коими обычно разрубают человека пополам - от плеча до пояса. Сверкнул на солнце клинок, крыльями взметнулся за плечами француза желтый ментик…
        Давыдов не ждал удара, отпрыгнул, метнулся в сторону. Где-то рядом вновь грянул выстрел. Враг схватился за грудь, зашатался в седле… Выпав из враз ослабевшей руки, повисла на темляке сабля.
        Готов!
        Денис обернулся, поискал глазами спасителя. Какой-то мальчишка в синем двубортном сюртуке и узких французских панталонах, заправленных в невысокие сапоги, подскочил к нему с пистолетом в руке. Сверкнул синими глазами:
        - Где ж ваша лошадь, полковник?
        - Софья! - узнав, ахнул гусар. - Вы… как здесь?
        - Я тоже в ополчение записалась! И мы к вам на помощь… пришли… Моя лошадь - вон там, в кустах…
        - Так скачите же прочь! - Денис закричал и хотел было выругаться, да постеснялся. Только вот этой рафинированной барышни сейчас здесь и не хватало! Изрубят ведь… или попадет под шальную пулю.
        - Прочь? - девчонка засмеялась. - Ну уж нет! Коль пошла такая сеча… Сейчас я перезаряжу пистолет и…
        Не успела! Еще два конника, вырвавшись из гущи сражающихся, понеслись прямо на сладкую парочку. Денис отбил атаку одного… другой оказался сзади… Вскинул саблю… и вдруг охнул, ни с того ни с сего заваливаясь на бок.
        - Вот тебе! - яростно выкрикнула Сонечка. - Прочь с нашей земли! Прочь…
        Задрожала под копытами земля. На выручку своему командиру уже неслись партизаны. Коленька Розонтов, поручик Бекетов, осанистый штабс-ротмистр Бедряга… Налетели, словно вихрь, окружили…
        - Лошадь убили, - пояснил Денис, и штабс-ротмистр тотчас же отдал ему свою. Все правильно: полковнику нужно было глянуть на все, оценить обстановку. Вскочив в седло, Давыдов махнул рукой Сонечке и помчался на холм. Остановился на склоне, повернул коня, цепко вглядываясь в картину боя.
        Тут подоспели и сигнальщики, и вестовые…
        - Хорунжему! Казаков из засады - на арьергард. Пусть потреплют жолнежей!
        - Есть, господин полковник.
        - Ополченцы, если хотят помочь, пусть не бегают бестолково по полю. Передайте Бельскому, чтоб наступали по центру обоза. В рукопашную лезть не надо, пулями бить.
        - Передам, господин полковник, - звонко отрапортовала Сонечка.
        Давыдов вздрогнул:
        - Господи… Вы здесь?
        - Сами же за собой позвали!
        - Ровно бы других вестовых не найти… - себе под нос пробурчал гусар.
        Девушка насторожилась:
        - Что-что?
        - Нет-нет, ничего, это я так… Скачите! Хотя постойте-ка… Это вы того француза так?
        - Я! - сверкнув глазищами, приосанилась Сонечка. - Ножом. Я хорошо метаю. В детстве еще научилась у цыган.
        - Надо же…
        - Так я поскачу! Передам приказ…
        - С Богом!
        А что Денис мог еще сказать? Прогнать эту взбалмошную девчонку с поля боя куда подальше? Так не послушает. Тоже еще - ополченец… Как хоть Бельский ее взял? Впрочем, барышня, верно, особо не спрашивала. Явилась с лошадью, с пистолетами… С ножом! Цыгане кидать научили, вишь ты.
        Ничего не сказал Денис. Лишь перекрестил отъехавшую Софью да помолил Господа…
        Между тем схватка уже подходила к концу - отсюда, со склона холма, это было хорошо видно. Конные партизаны уже взяли в кольцо желтых гусар Жакино, заметно поредели ряды польских жолнежей - пехоты, еще немного, и…
        - Господин полковник! - один из вестовых вдруг с тревогой указал куда-то на восток, где над лесом поднималась густая полоса пыли. - Французы! Подмога обозным. Прикажете трубить отход?
        - Погоди-ка, - покусал губы Денис. - Французы могли бы только с запада прийти. Из Смоленска. А с востока… что же они отступают, что ли? Больно уж рано! Хотя… А ну-ка, за мной… Глянем, увидим, разберемся.
        Минут десять неслись гусары. Нырнули в лес, спешились, выглянули из-за елок. По дороге пылила конница! Судя по одежке - казаки!
        - Кажись, свои, ваш-бродь!
        - Сам вижу, что свои. Ладно! Из лесу, ровно тати, выскакивать не будем. Поскачем обратно - устроим встречу.
        Конники оказались казаками из двух донских полков, отправленных командованием Давыдову на подкрепление. Так что теперь под началом бравого гусара оказалась целая партизанская армия, с которой можно было уже не просто перехватывать обозы, но и громить регулярные вражеские части, захватывать - освобождать - города. Пусть пока небольшие, но все-таки.
        Вечером к Денису Васильевичу подошли ополченцы, попросились в отряд. Поэт Вольдемар Северский, помещичий сын Арсений Половцев… и его юная сестра Софья. Последнюю Давыдов ни за что не хотел брать - опасно.
        - А у нас, у Бельского, не опасно? - резонно возразила девушка. - Пожалуй, куда поопаснее будет. У вас партия большая, а у Бельского что? Все одно с вами вместе действовать!
        - Вот то-то и оно! - Денис поднял вверх указательный палец, покачал им наставительно и еще раз повторил: - Вот то-то и оно. Все равно вместе. Так какая вам разница, кто ваш непосредственный командир-начальник?
        Видя непреклонность полковника, вся троица в задумчивости отошла к соседнему костерку… а потом потянулась обратно к Давыдову - уже поодиночке.
        Плыл чудесный сентябрьский вечер, тихий и пока еще теплый. Темно-синее небо еще расплывалось на западе оранжево-золотистым закатом, однако звезды уже начинали мерцать все ярче, и все ярче сверкала луна. Партизаны, хоть и уставшие, не торопились спать - больше жались к кострам, поначалу пели протяжные песни, а ближе к ночи, угомонясь, просто разговаривали, болтали о том, о сем. Кто-то вспоминал недавние схватки, кто-то травил байки про Наполеона, а кое-кто из старых гусар с грустью рассказывал об Аустерлице.
        Попив у костра горячего, с мятою, чая, заваренного верным ординарцем, полковник направился в палатку - спать. Тут-то его и нагнал Арсений.
        - Я не хотел при всех, господин полковник… Знаете, Бельский не тот человек, которому хотелось бы подчиняться… Совсем-совсем не тот! Он не очень-то любит нашу семью… мы даже как-то судились из-за сущего пустяка. Прости, господи - из-за старого пруда, затянутого тиной. Там всего и добра-то, что одни лягушки, однако же господин Бельский ни за что не хотел уступать. Едва потом помирились. Сонечка, сказать по чести, капитана до сих пор терпеть не может! И в отряд-то его пошла только ради того, дабы отечеству быть полезной… Ну, ведь верно, скоро же наступление! Ведь не вечно ж Бонапарт будет сидеть в Кремле! Погонят скоро французов… даст Бог, с нашей помощью… а потом Сонечка… Как французов прогоним - она домой, в усадьбу… Поверьте, Бельский уж такой человек! Картежник, фат… и на женщин падкий, несмотря на то, что женат. Вот я за сестру и опасаюсь. К тому же она прекрасно знает польский! У нас была гувернантка, пани Катаржина…
        Выслушав, Денис махнул рукой - ладно. Пусть уж будут ополченцы при нем, и впрямь - пожалуй что безопаснее. Да и, правду сказать, Сонечку приятно будет каждый день видеть. Тем более - польский язык… Допрашивать пленных поляков - вполне сгодится.
        Окрыленный удачею, молодой человек поспешил обрадовать сестрицу. Однако же Давыдов не сразу добрался до палатки. Подошел Северский, с той же самою просьбой. Круглое лицо его дышало решимостью, тонкий породистый нос дрожал, словно у почуявшей добычу гончей.
        - Поймите, господин полковник… Я… я хочу не просто прогнать врагов из уезда… Я хочу бить их до самого конца! Чтоб было неповадно, чтоб… Ополченцы же не пойдут до самой границы, нет! Нет, конечно, сейчас-то я могу остаться и у капитана. Но, когда все начнется, когда наши войска начнут наконец наступать…
        - Я понял вас, Вольдемар, - покивал Денис. - Что же, похвальное желание.
        - И вот еще что… - трепетнули белесые ресницы. - Откроюсь только вам, Денис Васильевич! Comme un poete - poete. Как поэт - поэту! Я, может быть, соберусь написать оду обо всей этой войне… Вы можете смеяться, но, право, это было бы славно. И, быть может, вы, как человек в этом деле многоопытный, кое в чем направили бы меня… Не осмелюсь просить, но все же…
        Уговорил и этот! Что ж, истинный поэт, верно, и впрямь должен пройти всю войну, прочувствовать все лично: и горечь поражений, и сладость побед.
        Получив согласие командира, Северский не рассыпался в благодарностях. Просто крепко пожал Давыдову руку да отправился спать.
        Денис тоже забрался в палатку, растянулся на накрытом шинелью лапнике, однако же далеко не сразу заснул. В голову назойливо лезли мысли о юной красавице Сонечке Половцевой, так похожей на старую любовь Дэна еще в том, своем мире… который, положа руку на сердце, молодой человек уже давно перестал считать своим. Ведь здесь, в этом времени и в этом теле Денис находился уже семь лет! Семь лет… Надо же! И все семь лет - война! Пруссия, Финляндия, Молдавия… А по возвращении домой - пиры, стихи, песни. Какое уж тут прошлое, вернее - будущее! Даже сны из той поры снились все реже и реже.
        Нет, вот если встретить бы какую-то ведьму, которая, может быть, смогла бы… Мало ли что говорила юная лапландская колдунья! Мол, останешься здесь навсегда и будешь счастлив… Да мало ли что она там плела! Может, врала… Хотя нет… судя по глазам - нет. Так ведь и правда же, ежели он, Дэн, здесь очутился - так, верно, не зря! Верно, должен он выполнить некую миссию, а уж какую именно - сам для себя решить. Не тащиться тупо в русле судьбы гусара, а стать куда более действенным! Совершить что-то такое, чего в официальной истории не было: пленить Наполеона, поскорее закончить войну… А еще… еще… Отменить крепостничество?! Ну, это даже для посланца из будущего - слишком. Он что, государь-император? Что-нибудь поскромнее надобно… Скажем, жениться на Сонечке! Настоящий-то Давыдов на ком там был женат? А черт его знает, на ком… Литературу начала девятнадцатого века в Академии преподавали не то чтобы плохо, но без излишних подробностей, больше напирая на «золотой фонд» - Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Гоголя - а уж никак не на гусарских поэтов. Ладно, пусть оно пока будет, как будет. Вот только Сонечка… Ишь
ты - цыгане научили ножи метать! Что и говорить - крутая.
        Скучать отряду полковника Давыдова не приходилось. Кроме собственного «поиска» - мародеров, фуражиров, обозов, - еще нужно было выполнять разного рода приказы, регулярно доставляемые из штаб-квартиры; что-то прояснить, разведать или даже уничтожить какой-то значительный французский отряд. Кроме Давыдова, подобные же «партии» были у Сеславина, Фигнера и других, и никто не сидел без дела. Действовали, и весьма активно, так что иной раз и отдохнуть было некогда! Именно армейские, профессиональные, партизаны гвоздили врага, не давая ему ни отдыха, ни покоя! Армейцы. Давыдов, Сеславин, Фигнер… А не какая-то абстрактная «дубина народной войны», столь блистательно выписанная Львом Толстым в «Войне и мире». Какая там, к черту, дубина! Не пустить французов в свою деревню, побить мародеров, разграбить небольшой обоз или убить заплутавших вестовых - это да, это крестьяне - завсегда пожалуйста! А вот что-то еще… тем более - за пределами родной округи… Ох, и много же сил надо было приложить, чтобы вытащить мужичков на какую-то большую общую операцию, непосредственно не касающуюся их родной деревни… Кстати, с
ополченцами дело обстояло ничуть не лучше, поэт Вольдемар Северский в этом вопросе оказался абсолютно прав. Так что не «дубина народной войны», а именно армейские партизаны ковали победу!
        Где-то к концу сентября Давыдов вновь получил секретное указание из штаб-квартиры, а точнее, лично от директора Высшей воинской полиции барона фон Розена. По долгу службы Денис был прекрасно осведомлен о том, что под скромной вывеской армейской полиции скрывалось отделение военной контрразведки. Сам фон Розен считался весьма способным на сем поприще и зря ни от кого ничего не требовал.
        В полученном «указании» требовалось как можно скорее выполнить весьма деликатную миссию, а именно - узнать, зачем к Наполеону, до сих пор остававшемуся в захваченной Москве, столь срочно направляется некий маркиз Луи-Жан де Монтегюр, давний друг и приятель Бонапарта, высокопоставленный масон.
        Масоны… Об этом тайном ордене Денис, вернее сказать, Дэн, справлялся еще пару-тройку лет назад, в своих личных целях, когда все же пытался найти выход к своей прежней жизни. Ничего тогда не сложилось, но все же кое-что Давыдов о масонах узнал и сейчас вот припомнил. Масоны, или «вольные каменщики». Некая тайная псевдорелигиозная организация, имеющая множество отделений - «кораблей» или «лож», ее высшими посвященными «мастерами» обычно являлись сильные мира сего… как, к примеру, столь нелюбимый Давыдовым император Павел Петрович. Сильные мира сего обычно использовали «ложи» в своих корыстных, а чаще корыстно-политических целях. О «мировом» масонском правительстве, как и о мировом заговоре масонов, всерьез говорили разве что на российском РЕН-ТВ… да и там, честно говоря, не всерьез, а опять же - в корыстных (корыстно-рекламных) целях.
        Тем не менее нельзя было не признать, что в начале девятнадцатого столетия «вольные каменщики» имели большое влияние во властных кругах. Был ли масоном Наполеон Бонапарт? А черт его знает! Однако в его ближайшем окружении высокопоставленных мастеров различного рода «лож» вполне себе хватало. Другой вопрос, осмеливались ли они советовать императору? Разве что так, втихаря… С другой стороны, сам брат Наполеона Жозеф Бонапарт возглавлял масонскую ложу «Великий восток Франции»! Брат! Это вам не хухры-мухры…
        «Маркиз сей остановится на несколько дней в Вязьме, у некоего полковника Фурнье… - уединившись, шепотом читал Денис. - Передвигается в бывшем королевском дормезе».
        Полковник Винсент Фурнье, к слову сказать, был правой рукой генерала Бараге-Дильера, французского губернатора Смоленской губернии.
        «…после чего, под большой охраной проследует в Москву, к Бонапарту с неким посланием от “общества вольных каменщиков”, кое нам следует знать».
        Прочитав, Давыдов присвистнул. Вот так вот, ни больше, ни меньше. Выкрасть у масона письмо, снять копию, положить обратно - и все это ловко, незаметно и быстро. Всего-то и дел!
        Нужно было кого-то отправлять в Вязьму… или, куда лучше, отправиться самому, учитывая всю важность и секретность дела. Решив так, Денис задумался, прикидывая, кто бы мог почти беспрепятственно передвигаться в глубоком тылу французских войск? Да ясно, кто! Коммивояжеры, маркитанты, снабженцы. Не только французы - австрийцы, итальянцы, поляки… даже сочувствующие Бонапарту русские (находились и такие), в общем - всякий сброд!
        Вот кого-то из этого сброда и нужно было выловить, о чем полковник тотчас же направил устный приказ по всем своим «партиям».
        - Может, даже и сейчас кто-нибудь подходящий из пленных есть, - инструктировал Денис Васильевич вестового - корнета Коленьку Розонтова. - Ты пробегись тут, по округе. К Бельскому в отряд загляни, в деревни.
        Кроме Розонтова, и еще были посланы люди, в том числе и Арсений. Денис послал бы и Северского, да тот еще загодя отпросился в город по каким-то своим делам. Ну, нет и нет - обошлись и без него. Посланцы вернулись часа через три, как раз к обеду.
        - Были, были подходящие людишки в Токареве, - радостно доложил корнет. - Один - маркитант, другой - снабженец, фуражир. Одного мужички на вилы подняли, другого в землю зарыли - живьем.
        - Это как - живьем? - нахмурился Дэн.
        Розонтов пожал плечами:
        - А так, господин полковник - лопатами. Дьячок местный сказал, дескать, французы все - сатаны дети. Так что с нечистой силой делать? Водицей святой побрызгали - и в землю. А кто попытался бежать - того вилами.
        - Круто, - покачал головой Денис. - Что уж тут говорить. Эх, зря они так! Маркитант бы нам сейчас пригодился.
        О ситуации в ополчении Бельского доложил Арсений. Бледное лицо его при этом сияло довольством, тонкие губы кривились в улыбке.
        - Есть там некая парочка, муж с женой. Обрусевшие поляки. По фамилии Корчевские, коммерсанты из Вильно.
        - Так-так-та-ак! - насторожившись, Давыдов азартно потер руки.
        - У них даже имеется рескрипт, подписанный самим Бараге-Дильером!
        - Губернатором?!
        - И в Вязьме они раньше не бывали!
        - Вот это славно! Так нам, похоже, свезло.
        На следующий день, с утра, покатила по лесной дорожке пароконная бричка. Поскрипывала, покачивалась на ухабах, но лошадки оказались резвыми: уже к обеду, миновав Смоленскую дорогу, бричка свернула к Вязьме.
        - Эй, кто вы есть там? Бумагу давай! - на въезде в город застил дорогу будочник, похоже - немец или австрияк. Вытянутое лицо с красным носом, осоловелый взгляд… и сильный запах перегара.
        - Кор… чев… ские, - будочник прочел по слогам, - месье Андре… и мадам Ванда. Поляки?
        - Из Вильно, - «месье Корчевский» попытался по привычке пригладить бороду… или подкрутить усы. Увы, ни того, ни другого нынче не имелось - в целях конспирации пришлось сбрить.
        В тех же целях Денис взял с собою и Софью - «рескрипт» был выписан на двоих, к тому же девушка неплохо знала все здешние места и, самое главное, бегло говорила по-польски - гувернантка научила.
        - Co wy tam tak dlugo, panie wladzo? Czy wy nie umiecie czytac? Podpis pana gubernatora nie rozpoznales? (Что вы там так долго, господин офицер? Вы что, не умеете читать? Подпись господина губернатора не разглядели?)
        Сонечка лихо сыграла недовольство и даже некий вполне себе шляхетский гнев. Раскраснелась, дерзко стрельнув синими глазищами. В простом сером платье и дорожном плаще из толстого сукна, девушка все же надела модную шляпку, ранее принадлежавшую истинной пани Корчевской. Шляпка должна была показывать всем: ее обладательница - дама не из простых.
        - И куда направляетесь? - служака был неумолим.
        - Мы записаны на прием к полковнику Фурнье! - влет соврал Давыдов. - Знаете такого?
        В ладонь красноносого упала старая серебряная монетка - экю. Упала - и исчезла.
        - Проезжайте, - будочник тотчас же вернул рескрипт и повернулся к давно дожидавшейся крестьянской повозке.
        Копыта запряженных в бричку лошадок зацокали по булыжной мостовой. «Супруги Корчевские» искали подходящий постоялый двор. Желательно, чтоб окна его опочивален выходили на здание городской думы.
        - Нам на центральную площадь надо, - негромко промолвила Сонечка. - Во-он тот поворот, где трактир без стекол.
        Он был и без крыши - этот трактир, - судя по всему, сорвало взрывом артиллерийской бомбы. Да и вообще, захваченная французами Вязьма представляла собой довольно печальное зрелище. Грязные, давно не метенные улицы, разрушенные дома, загаженные скверы. Повсюду запах конского навоза и тлена. Прямо на глазах у прохожих пятеро французских солдат, поставив длинную лестницу, деловито сшибали золоченые кресты с православного храма!
        - Вот уж поистине - исчадия ада! - украдкой перекрестилась Софья. - Правы мужички, ох правы…
        Нужная гостиница обнаружилась на центральной площади слева, выходя фасадом как раз на ратушу, кою занимала нынче штаб-квартира полковника Фурнье, заместителя губернатора, генерала Бараге-Дильера, по всему уезду.
        Как и во всех провинциальных гостиницах с самого порога шибал в нос неистребимый запах кислых щей. Внизу, как водится, располагался трактир, на втором этаже - меблированные комнаты для богатых путешественников, а общие опочивальни для народа попроще - на третьем, под самой крышею.
        Сонный приказчик-портье, подремывавший за трактирной стойкою, при виде посетителей нисколько не оживился, лишь безразлично приоткрыл левый глаз… и снова его закрыл, даже не спросил - чего изволите? По стойке резво пробежал большой рыжий таракан. Сонечка фыркнула и покрепче ухватила «супруга» за локоть.
        - He, arretez de dormir! (Эй, хватит спать!) - Сняв перчатки, Давыдов пристукнул по стойке ладонью. Любопытный таракан ничуть не испугался, лишь отбежал в сторону да притаился возле чернильного прибора из позеленевшей бронзы. - Послушай-ка, любезный! - нагнувшись, гусар гаркнул приказчику в ухо. - Мы бы хотели снять комнату!
        - Под лестницей - два рубля! - нелюбезно указал рукой портье. Рыжий, с торчащими в стороны усами, он и сам чем-то напоминал таракана.
        - Два рубля?! - ахнула Сонечка. - Под лестницей? Раньше по семьдесят копеек брали.
        - То раньше, - приказчик философски вздохнул и открыл уже и другой глаз. - Можете и французскими деньгами заплатить - мне все равно.
        - А если ассигнациями? - Денис с готовностью запустил руку за отворот сюртука.
        - Можно, - кивнул рыжий. - Тогда - восемь рублей с вас. Если ассигнациями.
        Давыдов покачал головою:
        - Однако - курс! И это за «под лестницей». А меблированные комнаты сколько стоить будут? Не сомневайся любезный, деньги, слава богу, есть.
        Вот тут «таракан» оживился:
        - С пансионом брать будете?
        - С пансионом.
        - У нас только щи да каша.
        - Все равно. Но комнату лучше с видом на площадь. Не любим, знаешь ли, по задворкам.
        «Пан Анджей» вытащил из-за пазухи целый ворох ассигнаций, экспроприированных у французских мародеров.
        - Ассигнациями будет… будет - тридцать два рубля!
        - Вот вам! И вот… еще сверху… тебе лично, любезный! - Денис деловито отсчитал деньги.
        - О, господа мои! Прошу, прошу же, - снимая со стены ключ, возликовал приказчик. - Это наш самый лучший номер. Я могу, коли надобно, и водицы согреть… За особою плату.
        - Грей! В обиде не будешь.
        - Тогда идемте, господа мои. Я вас провожу… Да! А вещички ваши…
        - В бричке. Дорожный сундук и два саквояжа.
        - Сей же час пошлю мальчика!
        «Лучший номер» оказался той еще комнатенкой! Узенькой, как пенал, с большой скрипучей кроватью, угловым столом и колченогими стульями. Хорошо хоть большое трехстворчатое окно выходило на площадь, хоть в этом прощелыга приказчик не обманул.
        - Ну, нам тут не жить, - успокоил свою спутницу бравый гусар. - Дождемся гостя и…
        - Как же мы его узнаем?
        - По дормезу, душа моя! По дормезу и суете.
        Дормезом в те времена называлась большая дорожная карета, оснащенная разного рода столиками и нишами, в которой можно было и принимать пищу, и что-то писать, и спать.
        - Что-то табаком пахнет, - девушка вдруг наморщила носик. - А вы ведь, Де…
        - Тсс! - приложив палец к губам, Денис красноречиво указав на стены.
        - Ах, мой дорогой супруг… - одарив гусара улыбкою, перешла на польский Софья.
        - Видно, здесь есть отверстие… Чтобы послушать… - быстро осмотрев комнату слева направо, Дэн перешел на шепот и указал на дырку в портьере. - Впрочем, нас будут не только подслушивать… Еще и подсмотрят!
        - Что ж, - так же тихо откликнулась Сонечка. - Будем вести себя, как муж с женою. Чтоб не навлечь подозрений, ага.
        Тут как раз появился лохматый запыхавшийся мальчишка с баулами. В крестьянском армячке, под которым виднелась посконная расстегнутая рубаха, босой.
        - Сундук ваш посейчас принесу, - поставив саквояж на пол, поклонился парнишка. - Уж больно тяжел.
        Софья скривила губы:
        - Что-то ты долго, парень.
        - Так это… пока дотащил.
        Получив монетку, парнишка ушел, и Давыдов, поставив Сонечку спиной к портьере - закрывать дырку - внимательно осмотрел саквояжи. Их вскрывали, это понятно, впрочем, в дорожных вещах разведчиков ничего подозрительного не было. Ну, не считать же подозрительным пару пистолетов и трость с встроенной в нее шпагой? Предосторожность отнюдь не лишняя по нынешним лихим временам.
        Заказав завтрак (или, скорее, уже обед) в номер, молодые люди наскоро перекусили и ближе к вечеру вышли на променад. Прошлись под ручку по главной площади, заглянули в одну из еще действующих церквей с разграбленным иконостасом и, пользуясь прекрасной погодою, прогулялись вдоль витиеватой ограды особняка городской думы - ратуши. Видно было, что в особняке кого-то ждали: по двору сновали какие-то мастеровые и солдаты, что-то подметали, закапывали, подкрашивали.
        - Верно, завтра и прибудет наш маркиз, - негромко промолвил Денис. - Или даже сегодня ночью… Хотя нет - в темноте побоится ехать.
        - Как мы прочтем послание?
        Софья прищурилась, окидывая внимательным взглядом все подступы к особняку и внутренний двор с небольшим садом и узенькими дорожками. Солдаты, сбросив мундиры, деловито посыпали дорожки желтым речным песком.
        - Здесь везде часовые, - нахмурилась девушка. - Даже не представляю, как мы проникнем внутрь?
        - Может быть, и не придется никуда проникать, - задумчиво протянул гусар. - Нам нужно срочно разузнать о маркизе всё! Всё, что сможем.
        Сонечка с сомнением покачала головою:
        - И как же мы это все разузнаем?
        - Просто посидим в трактире, где собираются господа французские офицеры.
        - Вряд ли они в нашем будут…
        - Поищем. Найдем.
        Шуршали по мостовой уносимые ветром бурые опавшие листья, стаи перелетных птиц, надрывно крича, потянулись к югу. Ночи уже были холодными, все чаще шли дожди, а по утрам иногда высыпала серебристая изморозь.
        Искомый трактир «Корчевские» отыскали быстро - достаточно было просто постоять на углу площади да посмотреть, куда направляются господа в разноцветных мундирах. Невдалеке, на широкой улице, выходящей к площади, в тени высоких золотистых лип расположилось весьма уютное заведение под названием «Restaurant». Двери в заведение, похоже, не закрывались - в них постоянно сновали какие-то люди: офицеры, статские в цветных сюртуках, девушки. Пахло табачным дымом, изнутри то и дело доносился веселый смех.
        Переглянувшись, Денис и Софья быстрым шагом направились в «гнездо разврата». Там и впрямь было весело! Сидели, пили, веселились. Играли в бильярд и в карты. Седобородый старик в углу негромко наигрывал на скрипке, ему вторил длинноволосый мальчик на фисгармонии.
        - Bonsoir! Quoi voudrez? (Добрый вечер! Чего изволите?) - завидев новых посетителей, тотчас же подскочил служка - официант в зеленой ливрее. Молодой длинноносый парень с гладко выбритым лицом.
        «Ему бы в ополченцы, - неприязненно подумал Денис. - А не тут, у вражин, подвизаться».
        Тем не менее Давыдов натянул на лицо улыбку:
        - Nous aimerions le diner. Pas tres cher, mais c’est delicieux. (Мы хотели бы поужинать. Не очень дорого, но вкусно.)
        - Alors vous recommande de bortsch russe avec de la creme et le ragout de veau. De merveilleuses choses! (Тогда порекомендовал бы русский борщ со сметаной и тушеную телятину. Изумительные вещи!) - гарсон изогнулся в угодливом поклоне и указал на свободный столик в дальнем углу зала. - Asseyez-vous s’il vous plait, messieurs! Пожалте, садитесь.
        - Ну, борщ так борщ, - усадив свою спутницу, Давыдов уселся и сам, да не удержался, хмыкнул. - Однако посмотрим, чем у них тут потчуют.
        Борщ принесли быстро, как и вино, а вот с телятиной пришлось подождать. За это время ресторан просто переполнился посетителями, и длинноносый гарсон, испросив разрешения, подсадил к «супругам» еще две пары гостей. Двух лейтенантов, кирасира и драгуна, и с ними - девушки… лучше даже сказать - «дамы полусвета».
        Давыдов искусал себе все губы - ладно, кирасир, но еще и драгун! Драгун - тяжелую конницу, «ездящую пехоту» - гусары традиционно презирали, считая их откровенно тупыми.
        Впрочем, с этими познакомились - раз уж нужно было для дела. Представившись удачливым коммивояжером, Денис угостил французов водкой, заказав сразу четверть, которую господа тяжелые кавалеристы выкушали минут за двадцать, так что полковнику оставалось только удивляться - вот же, черти, привыкли русскую водку пить!
        Слово за слово, завязалась беседа. Кирасир Жан-Пьер оказался из Льежа, а Рене, драгун, из Нормандии, из Кальвадоса. Все хвастал своей яблочной водкой… впрочем, и русскую тоже хвалил.
        - La vodka russe est un tres, tres bon!
        - Да, да, - согласно покивал Дэн. - Хорошая. Ну, за императора!
        Тут все поднялись, выпили стоя.
        - Aimez-vous, les polonais, notre empereur! (Любите вы, поляки, нашего императора!) - усевшись, здоровяк Жан-Пьер закусил водку салом.
        - Les russes ont enleve, nous avons Patrie… Et Napoleon Bonaparte a donne! - вполне в тему высокопарно заметила Софья. - Русские отняли у нас Родину… А Наполеон Бонапарт - дал!
        - Oh, oui, oui! Vous avez parfaitement raison, madame! (О, да, да! Вы совершенно правы, мадам!) - драгун Рене одобрительно покивал и снова налил мужчинам водки. Женщины пили вино.
        Подружки офицеров оказались особами весьма смешливыми и, выпив, болтали без умолку. Да все болтали, смеялись - Давыдов рассказывал уморительные истории из жизни польских дворян, на ходу переделывая для этой цели скабрезные российские анекдоты. Посмеялся и сам, после чего непринужденно перевел разговор на особняк… мол, там что-то все красят, подметают, явно ждут большое начальство.
        - Oui, viendra un marquis. Les uns le Joseph Bonaparte! Oui, il est a nous, militaire, n’a aucun rapport… Disons, grand coureur de jupons! (Да, приедет один маркиз. Друг самого Жозефа Бонапарта! Да он к нам, военным, никакого отношения не имеет… Говорят, большой бабник!) - рассмеялся Жан-Пьер.
        Бабник - это было очень хорошо! Теперь Давыдов знал, на какой крючок ловить сию жирную рыбку. Все это прекрасно понимала и Софья.
        - Я знаю, что должна делать, - шепнула она в танце. - Не беспокойтесь, господин полковник. Сделаю всё!
        Музыканты - старик и мальчик - играли менуэт. Потом мальчик запел какую-то грустную итальянскую песню. Пел негромко, проникновенно, время от времени покачивая головою. Темная прядь упала на лоб, в серых глазах застыли слезы.
        Впрочем, грустить долго не пришлось. Кто-то из новых друзей ввязался в хорошую драку! То ли кто-то задел кирасира… то ли он кого… то ли вступился за драгуна или за девчонок…
        Как бы то ни было, а понеслось! С маху ухайдакав кулаком какого-то нафанфароненного капитана в белом мундире, Жан-Пьер заехал локтем прыгнувшему на него улану, тощему и длинному, как жердь. Тут же в драку кинулись все бывшие в заведении, уланы, драгуны же и кирасиры тоже поддержали своих. Со всех сторон доносились звуки ударов, слышались крики, билось бутылочное стекло… Кто-то вышиб дверь головою - вылетел… Вернулся опять - разъяренный, словно бык… Тускло сверкнул палаш…
        Видя такое дело, Денис вскочил на ноги и, выхватив пистолет из-за пояса оказавшегося рядом гренадера, выпалил в потолок! Посыпалась штукатурка. Пуля, отрикошетив, впилась в стол.
        - Тous les, seigneur. A la fin! C’etait la plus glorieuse de la bagarre, mais pour tuer, personne ne il faut. Vive l’empereur! (Все, господа. Конец! Это была славная драка, но убивать никого не надо. Да здравствует император!) - громко завопил Давыдов.
        - Vive l’empereur! - Да здравствует император! - этот клич помирил всех. Быстро и сразу.
        Жан-Пьер и Рене заказали еще водки, на этот раз выпив за храбрость «месье Корчевски». Ну, а как же - если бы не Денис, потасовка вполне могла бы закончиться весьма плачевно для всех ее участников.
        В номере была только одна кровать. Массивная, деревянная, с периной. Матрас местами протерся - лезли перышки. По возвращении молодые люди улеглись спать, особо не раздеваясь, и уснули сразу же - сказывались нервное напряжение и накопившаяся усталость. Правда, уже ближе к утру соратники проснулись от уличного шума. Кто-то стрелял, кричал, кого-то ловили. Кого именно, разобрать было нельзя - едва только начинало светать.
        Утром Денис велел служителю нагреть воды и принести кадку: после всех лесных дел Сонечке хотелось хоть немного вымыться. Гостиничный мальчишка, притащив ведро горячей воды, вылил его в кадку и шмыгнул носом:
        - Посейчас и второе нагреется. Принесу.
        - Что там у вас ночью-то творилось? - зевнув, осведомился гусар.
        Служка радостно сверкнул глазенками, видать, ему и самому хотелось все рассказать, посудачить:
        - То, барин, не у нас - на улице, у французов. К ним какой-то важный господин приехал, в карете. Карета такая - у-у-у! - парнишка развел руками. - В таких, верно, только цари ездят. Вся блестит, будто золотая! А в окнах - стекла.
        - Так-так, - нетерпеливо перебил Денис. - И что с этой каретой? С важным господином что?
        - Напали на него, вот что! - трактирный весело улыбнулся и поковырял в носу. - Разбойники, або эти… партизаны. Цельная шайка! И все - из трактира. Он как-то по-французски называется… Ректо… рикто…
        - Ресторан! - подсказала Софья. - И что там за шайка-то?
        - А двое музыкантов - старик и молодой вьюнош, и еще половой. Носатенький такой, бритый, я его знаю - Василием звать.
        - Василий, значит… - рассеянно протянул Дэн. Вот так иногда и бывает: думаешь о человеке невесть что, а он на поверку героем оказывается!
        - Втроем и напали, - между тем продолжал мальчик. - Старик и половой - с пистолетами, а вьюнош - на стрёме. Окошко в карете прострелили! Француз прямо оттуда выскочил… тут и стража забегала, стреляли… Старика с половым убили, а вьюнош убежал. Небось, схоронился где-то. Сейчас ищут. Солдаты по всем нумерам ходют, заглянут и к вам.
        - Ага… - снова протянул Давыдов. - Так, важный-то француз не пострадал?
        - Не, даже не ранен. Промахнулись!
        Шмыгнув носом, трактирный вышел в коридор. Снизу и впрямь доносились чьи-то грубые голоса, шаги… Кто-то поднимался по лестнице, похоже - солдаты. И - от лестницы же - прошмыгнула в номер разведчиков тоненькая и ловкая фигурка в белой батистовой сорочке и серых коротких штанах - кюлотах.
        Темные длинные волосы, серые глаза… на этот раз смотревшие весьма решительно, с вызовом, упорством и злостью. Да что там глаза, в руке - пистолет! Холодный ствол уткнулся в грудь гусара:
        - Je vais tirer! Je te tuerais… Je la tue! (Я буду стрелять! Я убью вас… Я убью её!)
        С этими словами юный гаврош направил пистолет на Сонечку… И сделал он это совершенно зря! Денис не очень-то любил, когда ему в грудь пистолетом тычут… тем более когда направляют оружие на беззащитную девушку.
        Секунда - прием «загиб руки за спину» - и Дэн, обезоружив парнишку, прижал его к полу…
        Хотел было еще и пристукнуть наглеца, да пожалел - мал больно! Солдат ребенка не обидит, а уж гусар - тем более. Потому Давыдов лишь усмехнулся и посмотрел на Софью:
        - Сонечка, у вас ведь, кажется, есть еще одно дорожное платье?
        В коридоре уже слышались шаги, голоса, ругань - французы искали преступника. Минуты через две настойчиво постучали и в «нумер» «супругов»:
        - Le nom de l’empereur! Ouvrir! (Именем императора! Открывайте!)
        - Entrez, - пожал плечами Денис. - Входите же, господа.
        Вломившиеся в нумер трое солдат с унтер-офицером застыли на пороге. Еще бы! Прямо перед ними, в кадке, спиной к двери, сидела нагая девушка с мокрыми волосами. Стоявшая позади нескладная служанка с серыми глазами старательно поливала свою юную хозяйку теплой водой из кувшина.
        - Vous avez quelque chose de voulu, seigneur? - «пан Корчевский» вопросительно глянул на вошедших. - Вы что-то хотели, господа? Ну, не стесняйтесь же!
        Тут же повернулась и сидевшая в кадке Сонечка. Прикрыла рукою грудь, возмущенно сверкнув глазами:
        - Ой!
        - Прошу извинить, мадам, - унтер-офицер поклонился, пряча улыбку в усах. По-русски он изъяснялся неплохо, наверное, не так давно служил гувернером у кого-нибудь из местных помещиков средней руки. - Вы никого здесь не видели? Никто не заходил?
        - Нет, нет, никто, - хором промолвили «супруги».
        - Тогда еще раз прошу извинить. Все, что надо, мы уже увидели.
        Вежливо отдав честь, унтер повернулся к выходу, не забыв прихватить и своих солдат, довольно пялившихся на Софью:
        - Eh bien, que vous vous etes leves, fous? Pas vu des femmes nues? (Ну, что вы встали, олухи? Не видели голых женщин?)
        С этими словами бравые вояки спешно покинули помещение.
        - Ой!
        Проворно выскочив из кадки, Сонечка поспешно завернулась в простыню и укоризненно погрозила пальцем «служанке»:
        - Ты что же воду-то льешь, черт бы тебя взял! Студеная же!
        - Прошу простить… - покраснев, мальчишка смущенно потупился. - Я… я сейчас уйду… И… благодарю вас!
        - Нет, сейчас ты никуда не пойдешь, - покачал головою гусар. - Что, не видишь - облава. Попадешь, как кур в ощип.
        - Сейчас я спокойно оденусь, - юная Сонечка одарила парнишку улыбкой. - И мы все отправимся на променад по городским лавкам. Там ты от нас и отстанешь. Есть куда идти?
        - Есть, - хлопнув глазами, подросток закусил губу. - Пока есть… Хоть и все мои друзья погибли… почти все.
        - Трактирный прислужник Василий и старик-музыкант? - помогая Софье одеться, педантично уточнил Давыдов.
        - Да, Исаак, - мальчишка снова вздохнул. - Он не старик, просто седой.
        - А тебя как зовут?
        - Эфраим. Эфраим Белькович.
        - Значит, ты - иудей! - завязывая шнурочки на ботах, ахнула Сонечка. - И старик - иудей…
        - А Василий - выкрест, - Эфраим покусал губы. - Мы дружили. До войны моя семья имела лавку… Потом пришли французы… разграбили и забрали всё. Отца и братьев убили… просто пристрелили, как собак. Хорошо, матушка умерла раньше… не дожила до того дня.
        - Так место твое - надежное? - спускаясь по лестнице, Денис с самым безмятежным видом кивнул портье.
        - О, вполне надежное, да. Мы там бы и спрятались, отсиделись бы, пока… Пока французов бы не прогнали, - махнув рукой, Эфраим едва не запутался в платье и чуть было не упал. Хорошо, Софья вовремя поддержала его под руку.
        - Прошу извинить, мадам…
        - Ничего, - выйдя на улицу, Денис внимательно осмотрел двор… у всех телег и колясок уже прохаживались французские солдаты.
        - Мы сейчас пойдем с тобой, Эфраим, - не переставая улыбаться, тихо промолвил полковник. - Видишь ли, французы вовсе не дураки. Унтер уже опрашивает коридорного, солдаты шарят везде. Так что, о тебе скоро все выяснится, мой юный друг. Вернее - о нашей служанке… Которую по приезде никто из обслуги в глаза не видал.
        Софья взяла Давыдова под руку:
        - Что же, мы бросим здесь все наши вещи, возок?
        - Конечно, бросим, - незаметно оглядываясь по сторонам, негромко расхохотался Дэн. - Уверен, в гостинице нас будет ждать засада. Зачем зря рисковать? Ведь нужно еще выполнить задание.
        - Да-да, задание, - синие, как высокое весеннее небо, глаза Сонечки вспыхнули решимостью и отвагой. Вспыхнули, но тут же погасли.
        - Боюсь, его теперь трудно будет выполнить, - озабоченно вздохнула девушка. - После всего того, что случилось.
        Порыв ветра понес, потащил за собой желтовато-бурые шуршащие листья, заиграл в лужах веселой рябью. Пара кленовых листочком упала Софье на шляпку, да так и зацепилась там, словно два узорчатых багряных пера.
        - Думаю, что ваши опасения, Сонечка, преувеличены, - покачав головой, полковник глянул на Эфраима:
        - А? Что скажете, молодой человек? Вы ведь много чего вызнали о маркизе де Монтегюре! Ведь так?
        - Так, - безразлично кивнул мальчишка, - Жаль, что все зря.
        - Ничего и не зря! - Сонечка вновь сверкнула глазищами. - Ты знаешь, парень, что чуть было не спутал нам все карты? Хорошо, не убили… Но сейчас ты нам должен рассказать о маркизе всё! Его привычки, друзья, подруги, где любит бывать…
        - Он любит молодых женщин, - скосив глаза на Софью, Эфраим покраснел. - Ну, вы понимаете…
        - Понимаем, - хмыкнула Сонечка. - Можешь не стесняться. После того как ты мне спинку мыл - чего уж!
        Денис едва сдержал улыбку! Вот молодец девчонка - за словом в карман не лезет. Не смотри, что девятнадцатый век.
        - Ну, давай, давай, рассказывай же!
        - Не так много мы и узнали, - юный музыкант пригладил рукой растрепанные ветром волосы. - Но все же кое-что… И самое главное - дормез!
        - Что - дормез?
        - Ну, эта его карета… Там жить можно, там есть все, чтобы… - тут мальчишка замялся и вновь густо покраснел, хотя, казалось бы, уже было некуда. - Все, чтобы принимать женщин.
        - Откуда он этих женщин берет? - быстро уточнил Дэн. - Кто-то их ему приводит, или они сами…
        - Когда как. Говорят, есть у маркиза особо доверенный слуга. Он и ищет, отправляет или приводит сам.
        - Прямо в дормез? - Софья задумчиво покусала губы и спросила, как зовут слугу.
        - Слугу зовут Николя. Узколицый такой и нос, как слива. Я видел его на запятках, когда… когда…
        Тут парень закручинился и даже пустил слезу: незадачливых своих друзей-сообщников было ему жалко до слез.
        - Сейчас направо, - успокаиваясь, Эфраим показал рукой. - Теперь вот сюда, в подворотню… Почти пришли уже. Вот этот дом… Вы покуда постойте, а я…
        Юный музыкант скрылся в небольшом палисаднике. В чем был, так и пошел - в Сонечкином дорожном платье, надетом поверх кюлотов. Рубашку пришлось выбросить там же, в гостинице. Разрезали на тряпки да бросили, чего уж.
        За палисадником - пара яблонь, крыжовник, слива - виднелся приземистый деревянный дом, когда-то весьма добротный, на массивном фундаменте, с резными наличниками и расписными ставнями. Большая часть окон нынче была заколочена досками, хотя дом вовсе не производил впечатление брошенного. В нем жили… точнее - пользовались небольшой его частью.
        Полковник и юная мадемуазель ждали молча, любуясь осенней улицей, почти деревенской, с одноэтажными домиками, утопающими в яблоневых садах. Улочка эта, ухабистая и грязная, похоже, тянулась до самой окраины Вязьмы, выводя на старый смоленской тракт.
        Покусывая губы, Дэн думал о Софье, в который раз уже задавая себе вопрос - а вправе ли он использовать девушку так? Таким вот не очень… гм-гм… нравственным образом. Нет, будь она его современницей, то никаких вопросов бы не возникло, однако начало девятнадцатого века - время другое, куда более строгое… а лучше сказать - ханжеское. Вот именно - ханжеское! Иначе бы, с кем «тусили» господа гусары? Кто оптом имел от них детей? Все те же светские дамы, правда, в большинстве своем - замужние.
        - О, наконец-то! - хлопнув в ладоши, воскликнула Сонечка.
        Эфраим объявился, не прошло и пяти минут. Уже сменил платье на какой-то длинный пиджак - лапсердак, и вышел на улицу не один, а в сопровождении юркого востроглазого типа в сером сюртуке, по замашкам похожего на портного.
        - Я - Иосиф, староста, - подойдя ближе, востроглазый широко улыбнулся. - Эфраим рассказал… Идемте. Да-да, идемте. Мы сделаем для вас всё.
        Поздним вечером, вернее, уже даже ночью, Денис и его верная спутница, укрывшись за кустами и рассохшимся плетнем, внимательно вслушивались в тишину… не такую уж и тихую. Свет полной луны, дрожащий и серебристо-синий, заливал безлюдную улицу, на углу которой маячила черная громада дормеза - дородной кареты, запряженной четверкой лошадей.
        Лошади свесили головы и, похоже, дремали, помахивая хвостами во сне. А вот раздались шаги.
        - Наверное, пора, - прошептала Софья. - Чего больше ждать?
        Давыдов покусал губы:
        - Может быть, его просто пристрелить?
        - И тогда они изменят план! И спрячут своих людей… Нет, Денис, вы прекрасно знаете, что нужно делать. Знаю и я… Ладно… Пошла!
        - Постойте… - в порыве нахлынувших чувств Дэн схватил девушку за руку и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы.
        Сонечка не отпрянула, наоборот, поддалась с такой неожиданной страстью, что… было бы другое время…
        Действительно, на всякие глупости времени сейчас не было абсолютно.
        - Ну… с Богом! Не забыли условный стук?
        - Помню…
        Зашуршали кусты. Одетая в костюм дамы полусвета Софья подошла к карете и, расстегнув дорожное пальто, постучала… Особым образом - тук-тук… тук-тук… тук…
        - Qui est la? (Кто там?) - глухо осведомились из дормеза.
        - Je suis de monsieur Nicolas! (Я от месье Николя.)
        Скрипнув, распахнулась дверца:
        - Входите. Entrez!
        Глава 3
        Выл верховой ветер, раскачивал верхушки деревьев - хмурых елей, высоченных сосен, унылых осин. Внизу же, на узкой лесной дороге, все казалось спокойным - густой подлесок еще не потерял всю свою листву. Сверху слышался скрип, вдоль дороги же лишь покачивались красно-бурые папоротники. Шевелились с неохотой, чуть-чуть, словно бы дразнили ветер.
        Наверху что-то треснуло. Отломившаяся ветка упала прямо перед каурой лошадкой, запряженной в простую крестьянскую телегу.
        - Ничего! - обернулся сидевший за кучера Эфраим - стриженный под горшок, в лаптях, армячке и косоворотке, он уже ничем не напоминал трактирного музыканта. - Скоро уже приедем.
        - Скорей бы.
        Давыдов с тревогой посмотрел в небо. Солнце село, и в серо-голубом, на глазах темнеющем небе играли оранжево-золотистые сполохи заката. В сгущающих сумерках дорога становилась плохо различимой, кажется, ее уже не видел и сам Эфраим: бросив поводья, мальчишка доверился чутью своей каурки.
        - Зябко? - сняв дорожный плащ, Денис заботливо накинул его на плечи Софьи. С опущенными плечами, девушка сидела на самом краю телеги, уныло свесив ноги. Осунувшееся лицо ее казалось бледным, как полотно, руки дрожали.
        За всю дорогу - а ехали они уже полдня - Сонечка не проронила ни слова. Молчала и до того…

* * *
        В дормезе любвеобильного маркиза она провела не так уж и долго, может быть, с час. Приготовившийся к долгому ожиданию полковник вздрогнул от скрипа распахнувшейся дверцы.
        - Bonne nuit, cher, Louis-Jean! Il etait bien. Merci pour le vin et… peut-etre, avant la reunion, - послышался в ночи тихий голос Сонечки.
        - Доброй ночи, дорогой Луи-Жан! Было неплохо. Спасибо за вино и… может быть, до встречи, - Давыдов не переводил, просто воспринимал чужую речь как родную. Как и все русские дворяне в общем-то.
        Прощается… Что же, ничего не вышло? Все зря?
        Хлопнула дверца. Донесся глуховатый мужской смех… потом - смех девушки… цоканье каблуков… шуршание опавших листьев и шум внезапно начавшегося дождя.
        - Как прошло? - выскочил из-за деревьев Денис, сжимая в руке вытащенную из дорожной трости шпагу. - Он… он…
        - Он спит, - Сонечка устало улыбнулась. - Он спит, если вы о маркизе. Снотворное подействовало почти сразу.
        - А…
        - Я нашла письмо. Не очень-то он его и прятал, - девушка зябко поежилась, опираясь на руку гусара. - Правда, перед этим пришлось… А потом я просто попросила перо и бумагу - написать адрес. Свой. Там, в дормезе - бюро. Там и письма… Я нашла главное. Правда, написал его не маркиз.
        - Не маркиз? Но то ли это…
        - Автор - Жозеф Бонапарт.
        - То! Вы успели снять копию?
        - Я запомнила. Слово в слово… Слушайте…
        Кутаясь от ветра в плащ, Софья быстро заговорила по-французски… словно и впрямь - читала с листа.
        Письмо оказалось ценным, очень ценным! В целях информирования императора, в нем перечислялись все «друзья Франции» в Петербурге и других крупных российских городах, «les fideles nous gens sur qui on peut toujours compter» («верные и преданные нам люди, на которых всегда можно положиться»). Кроме того, Жозеф советовал своему царственному брату немедленно составить и распространить прокламацию о скором освобождении всех русских крестьян от крепостного рабства. Самое же, пожалуй, главное, касалось Москвы:
        - Pense, Moscou n’est pas la peine de retenir cher mon frиre! Les russes ne demanderont du monde… - продолжала Сонечка уже в доме старосты Иосифа, цитируя Жозефа Бонапарта.
        - Думаю, Москву вовсе не стоит удерживать, дорогой брат мой! Русские не запросят мира… На горе варварам, Москву надобно уничтожить без всякой жалости! Сжечь дотла. Взорвать Кремль, все его храмы, особенно эту гнусную многоглавую мечеть, называемую русскими храмом Василия Блаженного. После того, как вы покинете Москву, стоит поручить это дело верному нашему брату, «вольному каменщику» герцогу Тревизскому - славному маршалу Мортье, уже проявившему себя во многих щекотливых делах…
        - Сволочи! - дослушав, выругался Денис. - Ишь ты, напридумывали… Сжечь!
        - Вам нужно срочно уезжать, - Иосиф покусал тонкие губы. - Я дам вам телегу с лошадью. Эфраим довезет до верных людей… А там уж сами.
        Поблагодарив нежданных помощников, партизанские разведчики полдня крутились с телегою по ближним лесам - объезжали посты и возможные облавы…

* * *
        - Холодно? - Дэн попытался обнять Софью за плечи… та резко отстранилась, дернулась… но не произнесла ни слова. Она вообще всю дорогу молчала, сидела, как статуя с каменным отрешенным лицом.
        Что очень не нравилось Дэну… вполне себе понимавшему состояние своей юной спутницы. Принести в жертву Родине девичью честь! Звучит, пожалуй, как-то нелепо… но, верно, так оно и случилось, иначе с чего бы Сонечке так уж переживать? Да уж… девятнадцатый век, самое начало… Денис покусал усы: это не девчонки из Академии, для которых… Впрочем, и там - не для всех. Слухи о раскрепощенных нравах современной российской молодежи в большинстве случаев сильно преувеличены.
        - Эфраим! Ты сказал, мы скоро приедем?
        - Уже! - мальчик усмехнулся и указал рукой. - Вон - хутор.
        В самом деле, впереди чуть посветлело, сквозь редкие кустарники и деревья показалась небольшая полянка, на краю которой, у леса, притулилась приземистая, вытянутая в длину, изба. Крытая серой дранкою крыша местами провалилась, окна были заколочены горбылем, что понятно - на хуторе уже лет пять никто не жил.
        - Ну, приехали так приехали, - перешагнув через старую жердяную изгородь, путники пробрались сквозь запущенный огород, заросший вялой осенней травою, и невольно остановились перед покосившимся крыльцом.
        - Обождите, - заведя лошадь во двор, Эфраим быстро поднялся по ступенькам и отворил скрипучую дверь. - Сейчас, я зажгу огонь…
        С этими словами юный музыкант и патриот скрылся в избе. Послышалось клацанье огнива…
        Немного выждав, Денис взял за руку свою спутницу, безразличную ныне ко всему… повел…
        В заброшенной горнице неожиданно оказалось вполне себе уютно. Может быть, потому что в чугунном поставце ярко горел брошенный в масло фитиль. Эфраим же, сбросив свой армячок, деловито разводил огонь в печке.
        - Тут она дымить может… Но мы недолго. Просто согреемся.
        Уже совсем скоро наступила тьма. Наскоро перекусив прихваченными в дорогу продуктами - козий сыр, вареные вкрутую яйца, кусок окорока, - беглецы попили из плетеной баклаги водицы да улеглись спать. Денис с Софьей - на старом рассохшемся сундуке, их юный проводник - на печке. Спали, естественно, не раздеваясь, подстелив дорожные плащи поверх старой соломы, принесенной Эфраимом из полуразрушенного овина.
        Все трое мгновенно провалились в сон - устали, да и нервное напряжение давало о себе знать. Дэн попытался было обнять Сонечку, но та отстранилась, прижимаясь к стене…
        Проснулись все разом, утром. Сквозь щели в забитых окнах едва брезжил рассвет, холодный и туманный. Однако здесь, в горнице, еще оставалось довольно тепло. Печь, наскоро протопленная хворостом и всем, что попалась под руку, еще не остыла.
        Съев оставшееся от ужина яйцо, стриженый Эфраим засобирался в дорогу, наказав Денису с Софьей немного выждать, когда совсем рассветет, а потом идти по рыбачьей тропинке вдоль самой речки.
        - Там тропинка за старой сосною, увидите. Удачи! Бон шанс.
        - И тебе всего доброго, - обняв парня, Дэн похлопал его по плечу, Софья же чмокнула в губы.
        - Прощай! Да будь осторожней.
        - Ничего, - уходя, улыбнулся парнишка. - Думаю, недолго нам уж осталось прятаться. Погонят скоро французов. Погонят!
        Полковник вышел вслед за музыкантом во двор, проводил взглядом… отыскал и приметную сосну и, ежась от утреннего холодка, поспешно нырнул в избу.
        Софья сидела на сундуке, растрепанная, с запутавшимися в густых локонах соломинками, босая и немного забавная в своем аляповатом платье а-ля «ночная фея». Не во что было переодеться, вот и поехала - в чем была.
        - Соня! Вы такая… такая красивая! - не удержался Денис.
        - Башмаки текут, - девушка даже не повернула головы. - Видать, прохудились - мокрые.
        - Что-нибудь придумаем, - озаботился молодой человек. - Может, дратву здесь найдем… или хотя бы кору привяжем.
        - Эфраим сказал - здесь недалеко речка… - Софья встала, пошлепала босыми ногами к двери, покусала губы. - Как хочется выкупаться! Вымыться, смыть с себя грязь… всю, всю…
        - Так студено же! - ахнул Денис. - Куда ж вы? Простудитесь.
        - Если не выкупаюсь - умру, - девчонка упрямо поджала губы и дернула шеей. - Не надо за мной ходить… Не ходите… пожалуйста, не ходите…
        Босые ноги прошлепали по крыльцу…
        Немного выждав, Дэн осторожно пошел за Софьей. Ага, не ходи - как же! А вдруг она там утонет? Ноги от холода сведет и… Запросто! Так, может, она и хочет утонуть?! Пришедшая мысль мгновенно кинула в жар. Ну да! За тем и пошла… Утопиться! Ну, как же жить с позором… да и зачем?
        Рассудив так, гусар перестал таиться, зашагал куда быстрее, а потом и побежал! Узкая тропа, огибая приметную раскидистую сосну, ныряла с пологого холма вниз, теряясь в пойменном лугу и ольховнике, а уж дальше сверкала серебряной лентой река. Угра. Или какой-то из ее притоков.
        Добежав до ольховых зарослей, Дэн вновь затаился - девчонку никак не следовало пугать, у этой бедолаги и так-то настроение на нуле… Да и до реки уж оставалось совсем немного, шагов десять… пять… Оп!
        Денис застыл, увидев медленно входившую в воду нагую красавицу! Белое, восхитительно гибкое тело, тепло-каштановые локоны, стекающие на лопатки… Ах, боже ж ты мой, ах, боже, боже… Ну, что же за красота!
        - Oh, vous avez vu, mes amis? La nymphe! La presente russe de la nymphe, - вдруг послышалось где-то совсем рядом. (Ах, вы видели, друзья мои? Нимфа! Настоящая русская нимфа.)
        - Oui, superbe! (Да, красотка!) - тут же откликнулся еще один француз. Говорили негромко, почти что шепотом.
        - Je pense que nous devrions profiter de cette chance! Mais voyez-vous, quelle est la tete est bien ciselee figurine! (Думаю, мы должны воспользоваться этой удачей! Вы только посмотрите, какая точеная фигурка!)
        - A mon avis, elle est maigre! (А по-моему, так она тощая!)
        - Ah! Si tu ne veux pas, Charles? (Ага! Так ты ее не хочешь, Шарль?)
        - Non, mes amis! Je n’ai pas dit. (Нет, друзья мои! Я такого не говорил.)
        - Et, de toute facon, je serai le premier! (И все равно я буду первым!)
        - Je l’ai vue! Et je vous ai appele. (Я же ее увидел! И я вас позвал.)
        - Oh, regardez, regardez - plonge! C’est une fille! Dans un tel froid, brrr. (Ой, смотрите, смотрите - ныряет! Вот это девчонка! В такой-то холод, бррр.)
        Зайдя в воду по пояс, Софья и вправду нырнула. Из соседних кустов послышался приглушенный скабрезный смех.
        Дэн уже не смотрел на девушку. Осторожно обошел ольховник, подкрался, выглянул, стараясь, чтоб не шевельнулся ни один листик, еще остававшийся, еще не сорванный безжалостными осенними ветрами.
        Ага, вот они! Трое. Пехота, если судить по синим мундирам и белым ремням. Расхристанные какие-то, небритые… Небось, тоже поисковая партия. Короче говоря - мародеры, кто же еще?
        А оружия-то при себе - один нож. Так, прихватил на всякий случай. И что же с ними со всеми делать? Так - а что? Ничего другого и не остается.
        Между тем Сонечка уже выходила из воды - мокрая и, похоже, довольная… Шла неторопливо и даже не ежилась… Прямо в лапы!
        - Соня, беги!
        Прыгнув, словно стремительный барс, Давыдов сразу же взял на нож одного, крайнего. Ударил в левый бок, стремительно и неотвратимо. Сотоварищи бедолаги, однако же, оказались куда проворнее. Один выхватил пистолет… Правда, прицельно выстрелить не успел - Денис не стал дожидаться, бросился под ноги, хватил, дернул… Прогремел выстрел. Враг завалился в кусты, и пуля ушла в небо.
        Третий же, мосластый унтер с длинными, как у гориллы, руками и угрюмой физиономией висельника, подхватил брошенный в траву мушкет. Как видно, ружье оказалось разряженным, и унтер принялся ловко орудовать штыком.
        Нож против штыка вряд ли прокатил бы… Француз оказался опытным рубакой, глаза его смеялись, усы топорщились… Выпад!
        Дэн резко уклонился, отпрянул влево.
        Еще выпад! Еще! Еще! Еще!
        Штык разорвал сукно. Левый рукав сюртука Дениса окрасился кровью… А враг уже откровенно расхохотался! Видел, что сопернику уже не уйти, деваться некуда, разве что бежать в реку…
        Наверное, Давыдов так бы и сделал, но… Софья! Ну, и где же эта девчонка? Где?
        Девчонка нашлась. Выскочила из травы нагой растрепанной фурией, ведьмой, ожившим кошмаром из детских снов. В руках милая Сонечка держала короткий кавалерийский карабин, видать, подобранный где-то здесь, рядом… Схватила за ствол, размахнулась… и ахнула вражине по затылку!
        Н-на!
        Мосластый замер. На вытянутом лице его отразилось некое недоумение, из длинных рук выпал в траву мушкет… Сонечка ударила еще раз! Потом - почти сразу - еще! И еще…
        Француз уже упал и лежал недвижно, а она все била, била, била… До тех пор, пока Денис не сгреб ее в охапку, не оттащил - голую, грязную, во вражьей крови и мозгах.
        - А ну быстро мойся! В реку давай…
        - Дай нож…
        Хм… Денис и не заметил, как они перешли на «ты»…
        - На…
        Сонечка метнула клинок почти без замаха, как принято у некоторых бессарабских цыган. Метнула умело и метко, не зря когда-то хвасталась…
        Поднявшийся из кустов француз - тот, с пистолетом - даже не охнул. Не успел. Упал, повалился обратно, пораженный прямо в сердце.
        - На что и вылезал, - цинично заметил Дэн. - Пойду, ножик вытащу. Хороший, сгодится еще. А ты пока мойся, ага…
        На пути к избе беглецы насобирали хворосту и, вернувшись, растопили печь.
        - Ты ранен? - Софья взяла полковника за руку. - Снимай сорочку. Я перевяжу.
        - Да пустяки же! Царапина.
        - Я кому сказала - снимай!
        Похоже, с этой синеглазой бестией сейчас были шутки плохи! Дэн подчинился, чувствуя, как забегали по его плечу нежные пальцы…
        - Ничего себе - царапина! Загноиться может. Я сейчас перевяжу…
        В имуществе убитых французов нашлись какие-то тряпки - праздничная риза священнослужителя и даже два бальных платья - успели уже награбить, сволочи! Ловко разрезав на бинты подол одного из платьев, Сонечка перевязала раненого и подкинула в печку дров.
        - Хорошо стало. Тепло!
        - Все хотел спросить… ты там не очень замерзла?
        - Как сказать…
        С лукавой улыбкой Софья потянулась и быстро сбросила с себя платье… лиф, панталоны - всё!
        Нагая, легла рядом с Денисом, прижалась всем телом… Нет, она не просила - она требовала! Властно требовала ласки и любви…
        Естественно, Дэн не сопротивлялся - гусар он или собачий хвост? Накрыл губами губы, пробежался пальцами по нежной спинке, сжал в ладони грудь, не большую, но и не маленькую, крепкую, литую… Руки гусара ласково скользнули вниз, к лону… Сонечка подалась вперед, застонала, закатывая чудесные синие очи… Ах, как славно было сжимать в руках это юное гибкое тело, упругое, с шелковистою кожей, чувствуя, как оно благодарно поддается на зов… зов плотской любви и невообразимой неги.
        Софья хотела всего. Хотела - и получала, постепенно отбрасывая в сторону грусть, становилась собой, прежней…
        - Ты знаешь… там, в дормезе… Он овладел мною не по-людски… я даже не скажу - как… - Синие очи сверкнули ненавистью, и Дэн, успокаивая, погладил девушку по спине.
        - А потом велел сделать еще кое-что… я сделала. И очень хотела убить этого поганца маркиза. Убила бы - да. Но… письмо ведь куда важнее?
        - Конечно, важнее, милая! - убежденно заверил гусар. - Об этом даже не думай, ага?
        - Не буду, - девушка неожиданно улыбнулась. - Ты не брезгуешь мной. Это добрый знак.
        Прижав барышню к себе, Дэн крепко поцеловал ее в губы и прошептал:
        - С чего бы я должен тобою брезговать? Наоборот! Ты такая… такая… ты… Ты самая лучшая! Самая красивая, самая…
        - Знаешь, я уже давно не дева, - пухлые губки скривились в горькой усмешке. - Не хотела, чтоб ты знал, но теперь-то уж… Моя матушка была крепостной… А отец признал меня всего три года назад… До этого же… Кто когда спрашивал желание крепостной девки? Сын управляющего захотел - и взял, и поигрался. Всласть поигрался, еще и своих дружков позвал…
        - Господи… - Денис не знал, что сказать, лишь молча гладил Сонечку по спине и плечам.
        - У меня есть сын, знаешь?
        - Сын! - вот тут Дэн ахнул снова.
        - Да, сын! Никитушка. И я его очень и очень люблю. - В глазах Софьи вдруг показались слезы. - Растет в дальней деревне… за ним присматривают, да и я иногда навещаю. Три года уже. Знаешь, Денис, у нас есть один сосед, помещик, ты его не знаешь. Хороший человек, и небольшого разума. Глаз с меня не сводил! Так вот, я, верно, выйду за него замуж… Приданое за мной вряд ли дадут, да и честью девичьей мне, увы, не похвастать. Выйду, уедем в дальнюю деревню… Сына выдам за племянника… Или вообще все расскажу… Там посмотрим. Ведь хорошо же все сладится? По-доброму же, ага?
        Они вышли к своим уже следующим утром. Встретили казачий разъезд. В отряде возвращению разведчиков радовались, даже закатили пирушку, против которой Денис Васильевич, как командир «партии», не возражал абсолютно. Просто накрыли стол в просторной крестьянской избе. Дичь, пироги, шампанское. И пунш - куда же без него-то?
        Сонечка и Денис еще переспали не раз, правда, тайком от всех - совершенно ни к чему было плодить всякого рода слухи. Тем более, у юной госпожи Половцевой уже имелся весьма хорошо разработанный жизненный план. В который Денис Давыдов, поэт и гусарский полковник, не входил никак. Ну, не было ему там места! Гусару, помещику, поэту… А Дэну?
        Что греха таить, Сонечка для него сейчас была - всё! Так похожая на ту, которую когда-то любил… обрывок прошлого, кусочек синеглазого счастья.
        Женюсь! - решил Давыдов. Женюсь, во что бы то ни стало. Вот кончится война - и женюсь.

* * *
        Отправив все донесения в штаб-квартиру с нарочными, господин полковник засел в деревне Токарево, в штабной избе, любезно предоставленной местным старостой, и, позвав всех офицеров, принялся планировать дальнейший «поиск», благо людей нынче хватало. Партизаны уже нападали на комендатуры, а вражеские обозы высылались лишь в сопровождении армейских полков… что все равно не помогало. Усилившийся отряд Давыдова громил врага в хвост и гриву, везде, где находил, и безо всякой пощады. А ведь, кроме Дениса Васильевича, имелись и другие армейские «партии» - тот же Сеславин, Фигнер… Именно они, специально присланные и обученные воинские люди, гусары, уланы, казаки, делали все для того, чтобы врагу показалось небо в овчинку. Армейцы, а не пресловутая «дубина народной войны», столь выпячиваемая историками-марксистами с подачи графа Толстого. Так называемый «простой народ» без руководства способен лишь на тупой дебош… ну, или винную лавку разграбить. Да, правда, были Курин, Кожина… Но и ими руководили, не оставляли без пригляда, вот так.
        - Хорошо бы, братцы, всю дорогу напрочь перекрыть! - азартно размахивая руками, призвал молодой да румяный поручик Бекетов, один из лучших воинов «партии».
        Ему сразу же возразил куда более опытный в стратегии штабс-ротмистр Бедряга:
        - И-и-и, Митя! Охолонись. Вот, право же, охолонись. Хоть сил у нас и много, однако полностью дорогу перекрыть - не хватит. Да и зачем Смоленскую дорогу перекрывать? Бонапартий ведь ее уже разорил и разоряет. Неужто, коли начнется ретирада, французы по тем же разоренным губерниям отступать будут? Себе на горе!
        Вот тут Дэн неожиданно для себя вздрогнул. Ведь и в самом деле, штабс-ротмистр рассуждал сейчас совершенно правильно. Еще никто не мог знать о битве при Малоярославце, о Тарутине, том, что Кутузов преградит супостату путь к тучным южным областям и заставит отступать по старой Смоленской дороге. Как тут сказали - себе на горе! Но ведь так и случится… Надо, чтоб случилось. Обязательно! Вдруг да не… Вот ведь, во время финской кампании арьергард князя Багратиона все ж таки добрался по Аландским островам, по льду, до Стокгольма. И взял! А ведь в реальной-то истории русские шведскую столицу не брали! Так и здесь может какой-нибудь выверт случиться. Кутузова надо предупредить! В любой форме. Главное, чтоб поверил. Чтоб готов был. Чтоб обязательно преградили отступающим врагам путь, чтоб погнали по старой дороге…
        Ближе к вечеру Давыдов пригласил к себе Бедрягу:
        - Вот что, Николай Григорьевич, сердечный друг мой! Отправляйся-ка немедленно к светлейшему! Да-да, гонцом. Однако же не простым, а весьма важным. Я бы даже сказал - наиважнейшим. Вот я тут кое-что набросал… в дороге глянешь. И сделаешь все, чтобы Михаил Илларионович это все прочел… и воспринял. Чтоб ты знал, вкратце суть вот в чем…
        - Дорогу супостату заградить? - выслушав, присвистнул штабс-ротмистр. - А ведь дело! Так ведь светлейший и сделает… знать бы заранее, куда враг пойдет…
        - Там все написано, - Денис скромно потупил глаза. - Твое дело довезти. И донести. Думаю, справишься. Кутузов тебя знает.
        Отужинав вместе с гонцом, Давыдов вскочил в седло и отправился проверять посты или, как их называли казаки - бекеты. Шесть человек в дозоре вместо четырех или двух. Чтоб, если что, можно было и в бой ввязаться, и за подмогой кого-то послать.
        Уже начинало темнеть, и Денис торопился - хотелось успеть до полных-то сумерек. Привычку эту к личной проверке постов полковник перенял от старого своего командира и друга, генерал-майора Якова Петровича Кульнева, недавно геройски погибшего, о чем Денис Васильевич искренне грустил.
        - Стой, кто идет? - порвал вечернюю тишь грозный хрипловатый голос.
        - Смоленск!
        - Вязьма… Будьте здравы, ваш-бродие.
        Кивнув выглянувшим из кустов караульным казакам, Давыдов погнал лошадь дальше, на самый дальний пост, располагавшийся на берегу неширокой речушки - притока Угры. Здесь уже надо было смотреть в оба: сразу за речкой проходила дорога на Вязьму, здесь же, рядом, находился и брод. Так что враг мог объявиться в любой момент!
        Неширокую рыбачью тропинку, ведущую вдоль реки, со всех сторон обступали густые заросли ольхи, бузины и вербы. Полоскали в воде поникшие кроны плакучие красавицы-ивы, чуть дальше, за вербою, виднелась кленовая рощица, а сразу за ней - редколесье: пара чахлых рябинок, ракитник да осиновый сухостой.
        - Стой, кто идет! - осведомились вдруг позади громким шепотом.
        - Москва, - обернувшись в седле, гусар отвечал так же - шепотом, понимая, что наверняка что-то случилось, иначе бы караульные не стали бы шептать.
        - Коломна.
        Отзыв прозвучал столь же тихо, и появившийся на тропинке казак отдал честь:
        - Осмелюсь доложить, ваш-бродь. Кажись, мародер или соглядатай. На том берегу шатается, у брода. Небось, думает реку перейти.
        - Что, один?
        - Именно, что один, ваш-бродь. Мабуть, остальные где-то рядом.
        Удивленно вскинув брови, полковник спешился и, бросив поводья коня одному из караульных, зашептал:
        - А ну, показывайте, братцы. Глянем, что там за чудо такое?
        Давыдов вместе с двумя казаками проворно пробрались ольховником и спустились к реке, к ивам, так, что не шевельнулась ни одна веточка. С того берега заметить партизан было бы довольно сложно: голые ветки ив с лихвой компенсировались густой предвечернею мглой. С другой стороны, и рассмотреть что-то на расстоянии представлялось весьма затруднительным. Однако же противоположный берег оказался достаточно голым - плотная полоска леса синела лишь вдалеке, почти у самого горизонта.
        - Вон он, ваш-бродь!
        - Вижу…
        Он стоял у самой реки, на обширной проплешине, вытоптанной копытами коней и ногами путников. Высокого роста, в накинутой на плечи шинели темно-синего сукна, с непокрытой головой. Из-под шинели виднелось золотое шитье мундира - синего с белым…
        - Видать, не из простых, - вернув зрительную трубу усатому казацкому вахмистру, шепотом промолвил Денис. - Офицер. Значит, все верно - где-то здесь рядом и остальные. Может быть, взвод, а может, и батальон. Судя по мундиру - фланкеры или вольтижеры.
        - Ишь, высматривает, - злобно скривился вахмистр. - А может, ваш-бродь, мы его того? На пику? Выше по реке тоже брод есть, правда, плохой - по камешкам. Но мы - запросто. Верно, Кирюха?
        Второй из сопровождавших полковника казаков, дюжий чубатый молодец, радостно тряхнул чубом:
        - А как же, дядько Панас! Ой… Звиняюсь. Так точно, господин вахмистр!
        - Тсс! - заругался усач. - Тише, скаженный. Услышит.
        - Нет, на пики не надо, - Давыдов покусал усы. - А вот ежели бы «языка» взять.
        - Так мы враз!
        - Только незаметно. Вы здесь бекетом?
        - Так точно, господин полковник! - шепотом отрапортовал вахмистр. - Шесть человек!
        - Зови остальных - прикроем.
        - Слушаюсь, ваш-бродь.
        - Заодно гляньте там по округе - что да как? Вдруг да кто в камышах затаился… или, вон, в ивах.
        Четверо казаков вместе с полковником расположились в ивах. Приготовили карабины и штуцер - нарезное ружье, бившее куда как прицельнее, чем обычный карабин или мушкет-фузея. Однако и заряжать штуцеры все равно приходилось с дула - и куда дольше, чем обычное ружье, мешали нарезы.
        - А дай-ка, братец, мне! - Давыдов протянул руку за штуцером.
        Казак отдал оружие беспрекословно, все в отряде знали, что их славный командир отличный стрелок. Еще бы, Дэн еще в Академии стрелял весьма неплохо, получал по огневой подготовке одни «пятерки», даже на соревнованиях выступал.
        - Та-ак… - пристроив штуцер между ветками, Денис провел воображаемую линию, совмещая целик с мушкой… и грудью французского офицера.
        Темновато, да… Но попасть можно вполне! Так что, если что-то пойдет не так…
        Все вышеописанное заняло, наверное, минуты две, уж никак не больше. За это время француз зашел в воду едва ли не по колено - насколько хватило голенищ у сапог. Наклонился, зачерпнул ладонью водицы…
        Тут его и взяли!
        Казаки - вахмистр и дюжий молодец Кирюха - переправились через реку чуть выше, проползли по-пластунски в густой траве и, выскочив на проплешине, тут же кинулись в воду:
        - А ну-ка, стоять, брат мусью!
        - Идите сюда, господин офицер! - прокричав по-французски, Давыдов выбрался из засады и грозно покачал штуцером.
        - Я к вам и иду, - меланхолично подняв руки, француз перешел реку, не обращая никакого внимания на вымокшие фалды шинели.
        С тем же безразличием он позволил себя разоружить, передав казакам пистолет и шпагу. По знаку полковника вахмистр связал пленнику руки за спиной. Мало ли что? Смеркалось, и гоняться за беглецом по темному лесу - то еще занятие!
        Он и в самом деле оказался один, больше на том берегу никого не было. Скорее всего, просто отстал от своих… или решил навестить кого-то из знакомых в какой-нибудь занятой французами деревне. Тогда где же лошадь?
        - Где ваш конь, месье? - забравшись в седло, поинтересовался Денис Васильевич. - И вообще, кто вы и откуда здесь взялись?
        - Я - граф Антуан де Сен-Клер! - пленник с неожиданно с гордостью поднял голову. - Майор штаба пятого вольтижерского полка. Вы спросили - с какой целью я здесь? Ищу полковника Давыдова.
        - Оп-па! - удивленно хмыкнул Дэн. - Ну, считайте, что уже нашли. Впрочем, беседу нашу продолжим позже.
        Прихватив для конвоя одного казака - того самого чубатого Кирюху, - полковник и его пленник уже очень скоро оказались в штабной избе, на хуторе, располагавшемся в лесном распадке невдалеке от большой деревни Токарево.
        Здесь француза развязали и даже пригласили к столу. Сделал это сам Денис:
        - Полковник Давыдов - я! Думаю, вы не откажетесь отужинать со мной, граф. Только предупреждаю - даже не пытайтесь меня убить. Чревато!
        Денис спешился и, бросив поводья ординарцу, зашагал к избе.
        - Вы прекрасно говорите по-французски, господин полковник, - пленник на ходу кивнул. - Впрочем, как и все русские дворяне. Убивать вас я не собираюсь. Наоборот! Хочу предупредить - за вами ведется охота. Сам император пришел в ярость, узнав о ваших подвигах. Отряжено две тысячи солдат - отпетых головорезов. Уже очень скоро они объявятся здесь, в этих лесах. И задача у них одна - полковник Давыдов. Бонапарт приказал в плен вас не брать - расстрелять на месте.
        - Бонапарт? Вот как? - в голосе графа Давыдов уловил издевку.
        - Я ненавижу Узурпатора, - поднимаясь по ступенькам крыльца, негромко пояснил Сен-Клер. - Революция съела всю мою семью. Я помню резню в Кане, устроенную сторонниками Робеспьера, я помню нож гильотины, зависший над моей головой… еще бы немного и… У нас были яблоневые сады в Кальвадосе и на Цветочном берегу, близ Онфлера. Теперь они принадлежат не нам.
        - Вы проходите, проходите, граф… Садитесь, вот. Это называется - «лавка». А тот сверкающий предмет - самовар.
        - Са-мо-вар, - снимая шинель, по слогам повторил пленник.
        Повторил и неожиданно улыбнулся. От улыбки той усталое лицо француза вдруг посветлело, сделалось как-то ярче и радостней. Сразу стало видно, насколько этот человек красив, хотя уже и не молод, наверное, лет сорок - сорок пять. Подтянутый, стройный, высокий, с тонким, с небольшой горбинкою, носом и светло-серыми живыми глазами, граф олицетворял собой облик истинного аристократа - гордого, неприступного и храброго до отчаяния. На ночь глядя заявиться в лес одному! В чужой враждебной стране. На это нужно было решиться.
        Какие бы цели у пленника ни были, а смелость его заслуживала уважения.
        - Две тысячи человек, - отужинав, снова повторил Сен-Клер. - Это очень опасно, господин полковник. Опасно не только для вас… но и для всего вашего войска. Они знают брод… На вашем месте я бы устроил там засаду. Если у вас, конечно, достаточно людей.
        - Посмотрим, - уклончиво отозвался полковник. Он еще не решил, что делать с пленником и верить ли ему вообще?
        Оставив графа в избе под надзором ординарца и двух казаков, Давыдов раскурил трубку и, накинув на плечи простой крестьянский армяк, вышел на крыльцо - подышать свежим прохладным воздухом, покурить, подумать.
        Чу! Чья-то быстрая тень метнулась от окна прочь… Кто-то стоял, подслушивал?
        - А ну, кто здесь? - грозно воскликнул гусар.
        - Я, господин полковник… Корнет Розонтов.
        Подойдя к крыльцу, корнет отдал честь.
        - Николенька? Ты что здесь? - Денис Васильевич строго посмотрел на парня. - Неужто подслушивал? Зачем?
        Свет горевших за окном свечей упал на смущенное лицо подростка. Однако же отозвался Николенька достаточно браво:
        - Никак нет, господин полковник, не подслушивал. Подсматривал!
        - Подсма-атривал?! Ну, еще чище!
        - Ежели, думаю, француз на вас кинется… тут я ему и пулю в лоб! Прямо через стекло. Вон, у меня и пистоль.
        Корнет показал засунутый за пояс пистолет:
        - Заряжен, Денис Васильевич, не сомневайтесь.
        - Да я и не сомневаюсь… Ишь ты, защитник выискался! Ты вот что… Собери-ка давай всех наших офицеров, гусар. Казакам я вестовых пошлю. Еще разок перебежчика выслушаем… посидим, покумекаем.
        Пленника пока поместили в старой риге - молотильном сарае для сушки снопов или льна. Протопили печь - не должен бы граф замерзнуть, да и не зима еще. Относительно же слов перебежчика мнения среди господ офицеров разделились.
        - Да не верю я этому французскому черту! - распаляясь, кричал здоровяк-хорунжий Епифан Талаев. - Ну вот ни на грош не верю! Заманивает гад, заманивает!
        - А что толку заманивать? - скептически ухмыльнулся штабс-ротмистр Бедряга. - Неужто мы, прежде чем выступить, разведку не сумеем провести?
        - Так они ж нас лапотниками считают!
        - Если верить графу - то уже нет.
        - Вот именно, ваш-бродь, если верить…
        - Ладно, хватит, - выслушав всех, Давыдов пристукнул ладонью по столу. - Проверим. Поглядим. Разведку вышлем завтра же. Сейчас же… Сейчас же предлагаю веселиться! Кто спать хочет, того не неволю. Ну, а кому охота песен да вина… Только предупреждаю сразу - водку пить не будем! Не время сейчас.
        Кто-то ушел, большинство же - остались. Подкрутили гусары усы, выпили по кружке, запели песни…
        Минут через двадцать кто-то постучал в дверь…
        - Да входите! - махнул рукой ординарец. - Входите же, открыто.
        - Просто мы решили навестить… Можно?
        На пороге стояли трое статских. Поэт Вольдемар Северский, помещичий сын Арсений и Софья. Все трое - в панталонах, сапогах и коротких охотничьих куртках.
        - Мы не поздно, да?
        - О, мадемуазель, позвольте вашу ручку!
        - Нет, нет, конечно же не поздно!
        - Антре! Входите, входите же, господа… Денис Васильевич как раз хотел стихи прочесть…
        Денис Васильевич, может, и не хотел ничего подобного, однако же после слов Бедряги отступать ему было некуда. Пришлось читать… Потом кто-то принес гитару… Спугнув ночных птиц, вылетела в приоткрытую дверь пробка от шампанского. Веселье пошло…
        Сонечка, как видно, совсем оправилась от недавней эскапады с маркизом. С охотою выпив вина, пела с гусарами песни, смеялась над шутками - веселилась, как могла. Вот только в глубине синих глаз стояла затаенная грусть.
        Разошлись не слишком поздно - где-то около полуночи. Денис не провожал Сонечку, та нынче ночевала с братом в соседней деревне, и проводы выглядели бы не комильфо. Кстати, в той же деревне квартировал и Вольдемар Северский… однако он-то спать не спешил. Задержался, похоже, специально или, как говорят в народе - сноровку - облокотился на перила крыльца, глядя, как Денис Васильевич пускает кольцами дым. Улыбнулся:
        - Я вот тоже когда-то пристрастился к трубке. Курил с охотой и много. А потом вот как-то откинуло… Господин полковник… Денис Васильевич… я ведь не зря остался… Хочу вам стихи свои почитать… посоветоваться… Можно? Не слишком ли буду навязываться?
        - Да полноте вам, господин Северский! - рассмеялся Денис. - Читайте. С удовольствием послушаю.
        Припозднившийся гость неловко взмахнул рукой и покусал губы. Круглое лицо его, похожее на вечно восторженное лицо ребенка, озарилось смущенной улыбкой, большие, чуть оттопыренные уши покраснели так сильно, что было заметно даже сейчас, при падающем из окна неровном желтоватом свете.
        - Я… Я прямо здесь, можно?
        - Конечно. Читайте уже!
        Вольдемар шмыгнул носом:
        Поелику победой единою
        Русский народ устремлен…
        Сказать по правде, те еще оказались стишки. С многочисленными повторами и пафосом, со множеством старинных древнерусских слов, с сомнительными рифмами и целой армией личных местоимений, выстроившихся друг за другом, словно солдаты на параде. Все эти «скажу я вам», «он ему», «она ей»…
        - Гм-гм… - выслушав, полковник невольно поморщился. - А у вас про любовь что-нибудь есть?
        - Да как не быть?! - Северский аж подпрыгнул на крыльце, колыхнулся всем своим грузным телом…
        Желанным действием заката
        Твой тонкий стан был озарен…
        Вот здесь уже стало лучше, намного лучше! Исчез пафос, осталась некая недосказанность и даже некая наивность, трогательность, что производило весьма приятное впечатление, несмотря на несколько корявые строфы.
        О, мадемуазель, как я волнуюсь, как люблю…
        Люблю любую… но желаю только вас…
        - Неплохо, неплохо, - покусав трубку, одобрительно покивал Денис.
        Поэт приободрился, расправил плечи…
        - Вы заходите, Вольдемар, - едва скрывая зевоту, светски улыбнулся гусар. - Заглядывайте вот так, запросто. Посидим, стихи почитаем. Поэт поэта всегда поймет.
        - Вот! - Северский радостно всплеснул руками. - Вот именно - поэт поэта. Поистине золотые слова.
        С утра зарядил дождь, промозглый и по-осеннему нудный. Низкое небо куксилось, цеплялось серыми тучами за вершины сосен, под копытами коней, под солдатскими сапогами расплывалась, чавкала грязь.
        Отправленные Наполеоном каратели находились сейчас невдалеке от Вязьмы, в деревне Крутое. Именно так показал Сен-Клер, оставленный ныне в штабной избе под строгим присмотром караульных. Что ж, Денис надеялся, что перебежчик все же не солгал.
        Надеялся, но, как опытный командир, не доверял до конца никому, тем более - французскому графу! Доверяй, но проверяй - так уж не зря сказано.
        - Поедете вперед, - ближе к полудню полковник подозвал казаков. - Подберетесь к деревне скрытно. Поглядите там, как да что. Потом - доложите.
        - Слушаюсь, ваш-бродь! - отдав честь, урядники - Крючков и Ситников - а с ними еще четыре человека - бекет - погнали лошадей по раскисшей лесной дорожке.
        Даже к обеду небо так и не посветлело, наоборот, дождь стал еще сильней, полил с новой силою, так, что все уже промокли насквозь. Липкая дорожная грязь и глубокие лужи сильно задерживали продвижение, и Денис Васильевич с грустью прикинул, что засветло - ну, никак не поспеть. Просто физически невозможно! С другой стороны, останавливаться на бивуак да жечь костры было никак нельзя - сие еще больше задержало бы «партию», мало того - возможно, демаскировало бы отряд, и французы, прознав, могли попытаться окружить партизан или, хуже того, просто ушли бы в Вязьму.
        - Эх, братцы, - стряхнув с армяка крупные дождевые капли, Денис улыбнулся и подмигнул верным своим соратникам. - Подумаешь, дождь. Бывало и хуже, ага!
        - Бывало, господин полковник, - штабс-ротмистр Бедряга залихватски подкрутил усы. - Вот, помнится, в Пруссии, под Фридландом…
        - Да уж… - вспомнив про Фридланд, про злую вражескую шрапнель и навалом лежавшие трупы русских солдат, Давыдов помрачнел и осунулся… Правда, почти сразу широкое лицо его вновь озарилось самой бодрой улыбкой: - Однако же здесь, слава Господу, не Фридланд! Здесь мы сами себе хозяева. Верно, усачи-молодцы?
        - Верно, господин полковник!
        - Вот уж, Денис Васильевич - верно!
        - Ваш-бродь! А может, песню?
        - Нет, братцы. С песней погодим, - осадил Денис. - Нынче нам в скрытности пробираться надо. И гнусный сей дождь в том - подмога.
        Так и ехали, периодически останавливаясь и поджидая пехоту. Ободренные словами славного своего командира партизаны повеселели и уже не обращали внимания на дождь. Обращай, не обращай - все одно уж вымокли, тем более сам господин полковник сказал, что непогода - в подмогу. Лишь штабс-ротмистр Бедряга вдруг закручинился:
        - А ну-ка - порох-то отсыреет? Тогда как?
        Денис усмехнулся:
        - А порох нам и не нужен, любезнейший Николай Григорьевич. Мы врага - в сабельки, в пики, в штыки! Подберемся незаметно и…
        Бодрое настроение командира быстро передалось всему отряду, всей партии, от гусаров и казаков до самого последнего пехотного рядового. Вот именно! Вот так! По-суворовски! Саблей супостата бей, коли пикой, штыком… Так и будет!
        Угрюмый смешанный лес сменился высокими соснами, потом вновь пошли осины, липы, березки… а, миновав луг, партизаны оказались в кленовой рощице, потрясающе яркой, сияющий багрянцем и золотом, несмотря на серое небо и дождь.
        Уже начинало смеркаться, когда вернулись разведчики казаки. Донесли - там враги, в Крутом. Однако не все - часть только.
        - Тысяча штыков в Крутом, ваш-бродь, - браво доложил Ситников. - Еще драгуны, уланы. Все вояки знатные, не молодежь. Однако же - фанфароны. В себе уж больно уверены, не боятся никого. Караульщики те еще!
        - Так, а кого им бояться-то? - Денис Васильевич хмыкнул и попытался раскурить трубку. - Сами из себя - вояки умелые, да Вязьма под боком. Считай - глубокий тыл. Не-ет, бояться им нечего. Про нас-то они не ведают!
        - Они не ведают, а мы - тут как тут! - радостно поддакнул Коленька Розонтов. Карие глаза корнета воинственно сверкнули, рука словно сама собой потянулась к висевшей на боку сабле. Ну, что сказать - орел! Гусар гусаров. И что с того, что не доломан нынче на отроке, не ментик, не яркие сверкающие шнуры? Рваненький трофейный плащ, зипунишко штопаный… Зато штаны-чакчиры - гусарские! Узкие, синие, с золоченым шитьем. И короткие сапоги… в которых по такой-то грязи, правда, не очень… так на то лошадь есть!
        - Ой, господи-полковник, скорей бы в битву!
        В битву…
        Давыдов помрачнел - уже и так стемнело, а пока до Крутова по такой грязи доберешься - уже и ночь. Тучи плотные, дождь - ни зги не видно.
        - Да увидим, Денис Васильевич! - встрепенулся корнет. - Амбар какой-нибудь подпалим - и все будет видать.
        - Подпалим… Ишь ты какой!
        Хмыкнув, полковник задумался. Идея Коленьки Розонтова казалась бредовой лишь поначалу. Ну да - ночь… Так вон и свет! Главное - внезапно, враг же не ждет. И правда, чего выжидать-то? Пока свои еще больше продрогнут, замерзнут? Враг уж близок - костры не разожжешь, да и согреешься лишь только в бою.
        - Готовиться к бою! - решительно приказал Денис. - Выступаем немедленно. Хорунжий! Епифан Ильич! А ну, где там твои пластуны?
        Пластунов и послали вперед. Казаки бодренько подскочили почти к самой околице, спешились, выискивая попрятавшихся по шалашам вражеских караульных. Да какой там, к черту, караул в этакую-то непогодь? Никто и не караулил. Попрятались. А шалашики-то были приметные…
        Безмолвно, словно привидения, пластуны возникли из ночи, бесшумно и быстро перерезали караул. Доложили:
        - Дорога свободна, господин полковник.
        - Добро, - вытащив саблю, покивал Давыдов. - Амбар там какой-нибудь приглядели?
        - Да на околице. Пилевня или старый овин…
        - Славно. Ситников, Крючков! А ну-ка, братцы, сообразите там с огнем что-нибудь.
        - Сделаем, ваш-бродь. Сладим!
        - У кого порох не промок - заряжай ружья! Казаки слева, гусары - справа, за мной. Пехота - посередине. Вперед! С богом!
        Шли молча. Зачавкала под ногами и копытами грязь. Потянуло дымком. В сполохах вспыхнувшей пилевни грозно сверкнули штыки.
        - По шатрам… залпом… Пли!
        Грянули ружья. Разорвали ночную тишь. Пылающая пилевня разогнала тьму.
        - Фанфары! Барабаны! Еще раз - залп!
        Вот тут и началось, тут и пошло, поехало! Обезумевшие французы выскакивали из теплых постелей в одном исподнем, прямо на русские штыки! Ржали кони, грозно били барабаны, казаки кололи вражин пиками, гусары - разили саблями. Коленька Розонтов лихо зарубил двоих.
        - Молодец, корнет! - размахивая саблею, одобрительно закричал румяный поручик Бекетов. - Вот это по-нашему, по-гусарски. Так их, супостатов. Так!
        Враг был в панике. Никто не ждал партизан. А вот они явились! Охотники сами оказались добычей.
        Повсюду слышались стоны и крики, кто-то из вражин пытался сопротивляться - да уже было поздно… После такого напора часть французов, живенько оседлав коней, бросилась прочь, многие же поднимали руки кверху - сдавались.
        - Уходят, ваш-бродь! Уходят! - выскочив из темноты, выкрикнул-доложил Иван Ситников, казачий урядник. - Дозволь, ваш-бродь, преследовать!
        - Господин полковник, а можно и мне? - размахивая окровавленной саблею, завопил Розонтов, корнет.
        - Дозволяю, - искоса поглядывая на пленных, Денис Васильевич махнул рукой. - Не увлекайтесь только. Надо еще остальных супостатов сыскать.
        Быстро допросив пленных, узнали: вторая часть отряда карателей расположилась невдалеке, в деревне Лосмино, верст десять по глинистой раскисшей дороге.
        - К утру будем, - хмыкнул Денис. - Пленных покуда оставим здесь. Хорунжий! Выставьте охранение.
        - Слушаюсь, господин полковник.
        Всего пленных оказалось около четырех сотен солдат и два офицера, коих, приставив конвой, разместили на околице, у догорающей пилевни.
        - Вернутся казаки с корнетом - пусть догоняют, - обернувшись, распорядился Давыдов.
        Потом приосанился, пригладил бороду:
        - Ну, что, братцы? Вперед! Уж добьем вражин, не оставлять же.
        - Собакам - собачья смерть! - одобрительно галдели ратники. - Коль уж по нашу душу явились…
        Снова зачавкала грязь. Светало. Однако дождь все никак не кончался, лил беспрестанно вот уже вторые сутки подряд. Впрочем, никто не роптал - привыкли. Да и согрелись в деле-то!
        Отправившиеся преследовать беглецов казаки нагнали отряд где-то через полчаса.
        - Ой, как мы их! - радостно хвастал Коленька. - И пиками сшибали, и пулями… Мало кому уйти удалось. Да никому не удалось бы. Так ведь приказ был - не увлекаться.
        - Верно, - расхохотался Денис. - Это хорошо, корнет, что ты про приказ помнил. Некогда нынче нам - новый бой впереди ждет, новая схватка!
        - Ой, славно! - корнет воинственно выпятил грудь. - Вот ведь славно-то. Уж порубаем гадов. Не извольте беспокоиться, господин полковник.
        А дождь все шел, барабанил по лужам, и копыта коней скользили в дорожной грязи, чавкали, застревали, вырываясь из глинистого плена с громким болотным хлюпаньем. Несмотря на этакую непогодь, люди приободрились, еще не истратив радость недавно прошедшего боя. Впереди ратников ждал новый бой, новая схватка… такая же победоносная, как и та, что только что закончилась полным разгромом карателей. По крайней мере, все в это верили, надеялись, ждали…
        Французы тоже ждали! Выстроились близ деревни на просторной стерне. Встали в три линии, выставили штыки. Висли, тянулись к матушке-земле трехцветные, обвисшие от дождя, знамена, свидетели былых славных побед. На флангах тускло поблескивали мокрые стволы пушек.
        Внезапной атаки не получилось…
        - Неужто кто-то их, гадов, предупредил? - с досадою молвил Бекетов.
        - Ничего, поручик! - Денис Васильевич вытащил из ножен саблю. - Атакуем сейчас же! Слушай мою команду… Конница - вперед!
        Едва завидев врагов, казаки и одетые в крестьянские зипуны с армяками гусары выстроились, понеслись всесокрушающей лавою! Дело нынче мог решить лишь напор, и напор неудержимый! Это знал командир, это понимал сейчас каждый, от хорунжих и штабс-ротмистров до рядовых.
        Неслись. Бил в лица дождь. Сабли нетерпеливо дрожали в руках. Колыхались грозные казацкие пики. Навстречу конным партизанам грянули пушки. Нестройно - порох-то все же подмок. Потом рявкнул ружейный залп, тоже нестройный, дохленький, да и запоздалый, честно сказать.
        От лесной дорожки до стерни, где располагались французы, было всего-то метров двести. Секунды для всадников! Так что от выстрелов партизаны лишь пригнулись… Да, увидев глаза врагов, грянули лихое «ура!».
        Верный конь вынес Дениса Давыдова прямо по центру растянувшихся вражеских линий. Какой-то гренадер со штыком наперевес бросился на гусара. Осадив коня, Дэн хлестко, почти без замаха, ударил врага саблею, почти физически ощущая, как входит в еще живое тело острый клинок, рассекая жилы, мускулы, кости…
        Брызнула кровь, но что там стало с гренадером - убит ли, ранен ли, - полковник уже не видел, он мчался вперед, увлекая свою малую армию в лихую атаку!
        - Ур-ра, братцы!
        - Ур-ра-а-а!
        Позади, с флангов, донеслись ружейные залпы. Стреляла партизанская пехота. Конники же - гусары и казаки - неслись, рубили, кололи, заходясь в справедливом неистовстве, разя и убивая врагов.
        Первая линия французов дрогнула… побежала… оказалась буквально смятой! Неудержимый натиск партизан просто-напросто опрокинул ее на вторую линию обороны… а вторую - тотчас же! - на третью.
        Враг не выдержал напора, дрогнул, побежал…
        - Ур-ра-а-а-а!
        Однако битва еще была не кончена: два эскадрона попытались преградить русским дорогу… Давыдов лишь обернулся в седле, махнул саблею…
        - Ур-ра-а-а!
        Гусарская армада в армяках с гиканьем развернулась лавой… Враги не стали дожидаться удара - бежали, бежали трусливо, как последние подонки, гнусная сволочь войны. Партизаны преследовали их почти до полудня: стреляли, рубили, кололи. И поделом! Поделом…

* * *
        Вечером делали жженку. В трофейных французских обозах нашлось и шампанское, и вино, и сладкая виленская водка. От прошлых рейдов у партизан осталась еще половина сахарной головы, ее и жгли, восторженно наблюдая, как плавленый сахар стекает по сабле, падает с шипеньем в шампанское, щедро сдобренное водкой…
        - А ну, господа гусары! - лихой поручик Дмитрий Бекетов, орудуя половником, словно заправский повар, ловко разлил жженку по кружкам.
        Коленьке Розонтову, корнету, досталась, пожалуй что, самая большая - парнишка едва удерживал ее в руках.
        - Не журись, корнет! - расхохотавшись, поручик хлопнул Коленьку по плечу. - Французские вольтижеры тебе по зубам… Неужто какая-то жженка не по силам?
        Последняя фраза Бекетова потонула в громком хохоте гусар. Корнет не обиделся - смеялись-то по-доброму, без всякой зависти или злобы.
        - На вас, господин Розонтов, представление в штаб-квартиру ушло, - пригладив бороду, не преминул напомнить Давыдов. - Штаб-ротмистр Бедряга повез… ну, вы знаете. Не только на одного Розонтова - на многих.
        - Ой… - Коленька вдруг дернул ресницами, запунцовел, словно кленовый лист, тронутый осенним багрянцем. Поморгал, шмыгнул носом и не шибко решительно, как-то совсем по-детски, спросил:
        - А что там… в представлении-то? А, Денис Васильевич?
        - Не меньше чем на генерала должно! - хохотом грохнул поручик.
        Тут подхватили и все: гусары они и есть гусары - зубы поскалить только дай!
        - Анна с мечами ему!
        - Владимир первостепенный!
        - Сабля золоченая! От самого государя!
        - А ну-ка, цыть! - прикрикнул полковник. - Что бы ни было… что бы ни пришло… А корнет у нас - геройский! Вам ли не знать?
        - Да уж, Денис Васильевич, знаем!
        - Вон, и в последнем бою… Как он того француза, а?!
        - Молодец, корнет! Всем гусарам гусар.
        - Вот за это, господа, и выпьем!
        Собравшиеся разом сдвинули кружки, чокнулись… заходили на жилистых шеях кадыки…
        Коленька пил старательно и с самым бравым видом. Но все же видно было - целой-то кружки ему еще многовато. Заметив это, Денис быстро поставил свою:
        - А ну, поделись-ко, брат! Отливай, отливай. Неужто жалко для своего командира?
        - Ох, Денис Васильевич… - еще больше покраснел корнет. - Господин полковник… да для вас разве жалко чего? Жизнь отдам - коль прикажете…
        - Жизнь за Отечество отдавать надо, - хлебнув, Давыдов наставительно погрозил пальцем. - Только за него одно!
        - А за любимую женщину? - тут же поинтересовался Бекетов.
        Полковник, однако же, не растерялся:
        - А любимая женщина, поручик, как семья, как друзья-подруги - это все в понятие Отечество входит, вот оно как!
        Что ж… пришлось выпить и за Отечество… потом - за победу… Ну, и за государя-императора, как же без этого? Хоть и не жаловал Александр Павлович Дениса, а все же выпить за него пришлось. Все же и государь в понятие Отечество входил тоже. Больно уж слово оказалось емким!
        Партизанский свой бивуак гусары разбили нынче в селе Дубрава, и в самом деле располагавшемся средь высоких и могучих дубов! Помня доброго своего друга и командира Якова Петровича Кульнева - ныне, увы, принявшего геройскую смерть от неприятельской пули, - Денис выбрал для своего штаба самую неказистую избенку, завалив все сени продуктами из французских обозов. К вящей радости хозяев и их детей! Пирушку же устроили не там, а в просторной избе деревенского старосты Викентия Рдеева, человека практичного и весьма неглупого. Немного сутулый, с окладистой крестьянской бородою, Рдеев всегда одевался очень опрятно, но неброско - в кафтан темного сукна, смазные сапоги и картуз - тоже темный, неброский.
        Собственно говоря, точно так же уже давно выглядели и все партизаны, разве что кроме освобожденных из плена новичков. Те либо донашивали старые свои мундиры, либо надевали французские - крестьянской-то одежки на всех не напасешься, ага!
        Как понял Дэн, староста Викентий Рдеев относился к тому типу крестьян, вполне себе зажиточных и даже богатых, коих еще называли новомодным словом «капиталистые», от слова «капитал», упомянутого в толстенной книжке знаменитого английского экономиста Адама Смита, не читать которого среди молодых московских дворян давно уже почиталось чистейшим свинством.
        Викентий арендовал у своего же помещика несколько выгонов, заливной луг и покосы, держал большое стадо коров и, окромя зерновых, сеял еще лен и сахарную свеклу. И то и другое перерабатывалось здесь же, на специально построенных «заводиках». При всем при этом Рдеев по-прежнему оставался крепостным, добросовестно платя оброк барину - Семену Яковлевичу Храповицкому, местному предводителю дворянства, оказывающему партизанам всемерную помощь. Выкупить себе и семье «волю» старосте покуда не удавалось - уж слишком невыгодно это было помещику. Оброки-то Викентий платил ого-го!
        Староста-то и завел разговор про капитал, про землю, про сельскохозяйственное производство. Вернее, задел эту тему Бекетов, уж непонятно, как и зачем. То ли чью-то дочку помещичью вспомнил, то ли - добрую лошадь. Под веселый-то разговор, под песни да выпивку - оно бывает.
        - Этот крестьянин читал Адама Смита? - прислушавшись, переспросил у Давыдова граф де Сен-Клер. Нынче он уже считался не пленным, а перебежчиком, почти что своим, и конечно же был приглашен на пир.
        - Просто я услышал слово «капитал», господин полковник…
        Тут уж ничего не поделать - пришлось уж Денису переводить, староста французским языком не владел, а граф едва-едва лопотал по-русски.
        - Тут дело не только в капитале, мон шер, - француз-то оказался ушлым! - Дело в свободных рабочих людях. Которых вы и могли бы нанять.
        - Он и нанимает, - перевел Давыдов. - Только, говорит - глаз да глаз. Подгонять все время надо - ленятся.
        Сен-Клер насмешливо скривил тонкие губы:
        - Потому и ленятся, что не на себя работают, а на своего господина. Как это у вас называется - «на оброк». Вот, если бы они были свободны…
        - Браво, любезнейший граф! - Денис хлопнул в ладоши и громко расхохотался. - Вы рассуждаете, как заядлый вольтерьянец! Робеспьер бы лучше не сказал.
        - Робеспьер - это зло! - резко возразил француз. - Зло, породившее другое зло - Узурпатора!
        - Который, однако же, высказывает те же идеи, что и вы, мой любезнейший друг! - не преминул уесть Давыдов. - Относительно свободного труда и наемных рабочих. Что ж вы до революции-то крестьян своих от оброка да барщины не освободили? Ждали, когда рванет? Вот и рвануло.
        - У вас тоже так может, - ухмыльнулся граф.
        Денис лишь развел руками: а что ответить-то?
        Впрочем, у крепостной системы неожиданно объявились защитники, в лице только что вошедших гостей - Арсения Половцева и его друга Вольдемара Северского, поэта. Не столь уж и плохого поэта, как не так давно заметил Дэн.
        Выпив шампанского, они тут же ввязались в глубокую дискуссию относительно положения человека в обществе и его возможности - либо невозможности - это положение исправить. О социальных лифтах речь шла, о социальном статусе, о социальной роли… Как раз недавно Дэн сдавал в Академии зачет по социологии и тоже мог бы вполне квалифицированно принять участие в споре…
        Недавно…
        Господи! Это только кажется, что недавно. Сколько лет-то прошло! Восемь! Да… где-то так… восемь… Как-то там друзья, подружки? Поди, при должностях все - до капитанов уж точно дослужились, а кто и майор уже. Это если в полиции или в следственном комитете… А ведь кто-то наверняка в суд подался, в прокуратуру, в юрисконсульты, в адвокаты, может… Те же девчонки - вполне могли, Ольга та же… Что ей в полиции-то зря сиськи мять? Когда и федеральным судьей и помощником прокурора можно.
        «Сиськи мять» - это было такое местное деревенское выражение, кое следовало понимать не буквально, а в переносном смысле - шататься без дела или заниматься какой-то нудной и не особенно приятной работой и никак не решиться ее поменять. Так староста Викентий на дворовых девок покрикивал: «Эко, кобылищи! Пастух уж стадо пригнал, а вы тут сиськи мнете! А ну, на дойку все!»
        Дэну вдруг остро захотелось увидеть кого-то из своих… из бывших студентов. Такая тоска, бывало, накатывала на него после какого-нибудь особенно рискованного и трудного дела. Как вот сейчас…
        Черт побери… Черт побери, а где же Сонечка?
        - А что с вашей сестрой, дружище Арсений? Почему же она не пришла? Или припозднилась просто?
        - Сестра? - молодой человек еще не отошел от спора. Бледное вытянутое лицо его пошло красными пятнами, глаза блестели. - Ах, Сонечка… Ей нездоровится что-то…
        - Нездоровится? - встрепенулся Денис. - Как? Что случилось? Неужто простудилась, заболела? Так надо же…
        - Так она дома, лечится, - Арсений покусал губы. - Отвар попила да решила сегодня спать лечь пораньше.
        - Что ж…
        До усадьбы было не так уж много. Велев срочно подать коня, Давыдов птицей метнулся в седло и, бросив лошадь в аллюр, понесся по скользкой дороге. Уже стемнело, но гусар знал путь как свои пять пальцев. Знал, где надо свернуть, а где придержать коня на ухабах…
        Скорей! Скорей! Что там, интересно, случилось? Какая такая хвороба… Беспокоиться очень даже стоило - в эту эпоху любое ОРВИ могло стать смертельным, не говоря уже о гриппе или пневмонии.
        Скорее… скорей!
        Хлестнули по лицу мокрые ветки. Брызнула из-под копыт грязь. Денис придержал коня, спешился, переходя утлый мосточек через неширокий ручей, хорошо видный в призрачном лунном свете. Дальше уже будет получше, по крайней мере - светлей. Почти сразу за мостиком дорожка выходит из леса и тянется пологим берегом Угры. По ней и…
        Чу! Дэн вдруг прислушался, затаил дыхание. Что-то чавкало позади! Нет - кто-то скакал! И кому что-то понадобилось ночью? Французский разъезд? Очень может быть…
        Вытащив пистолет, Давыдов взвел курок…
        - Денис Васильевич! Господин полковник! Это вы тут?
        Ломкий мальчишеский голос… крик…
        Господи… Розонтов! Этого-то еще куда понесло? Не надо было ему наливать столько… почти ведь ребенок еще.
        - Корнет, вы как здесь?
        - За вами, господин полковник… с-скачу…
        Резко осадив лошадь, юноша спешился и едва не ухнул в ручей. Хорошо, Денис Васильевич вовремя ухватил его за рукав:
        - Тихо, тихо… Спокойно, Николай! Значит, ты за мной…
        - По приказу поручика Макарова! Чтоб сопроводить… Мало ли что!
        - Ишь ты, мать ити, защитники выискались! - в сердцах выругался Давыдов. - Сопли до пупа… Да кого мне тут опасаться-то? Кругом родной партизанский край. Да ни один француз в лес на ночь глядя не сунется.
        - Ой, Денис Васильевич… У нас ведь как говорят? И на старуху бывает проруха! Лишняя пара пистолетов и сабля - никогда лишней не будет.
        - Так ты и пистолеты прихватил?
        - А как же, господин полковник?! Вот!
        - Убери, убери… - Денис поспешно затолкал пистолеты в седельные кобуры. - Еще выстрелишь ненароком.
        Вообще-то парень был прав. Как и пославший его Макаров. Все правильно - мало ли? Раз уж сам Наполеон велел при поимке пристрелить. Просто пристрелить, как собаку. Видать, сильно он, Денис Давыдов, императора французов достал! Да уж, что и говорить - достал конкретно. Если, конечно, граф не соврал… Да ведь не похоже.
        Взобравшись в седло, про Сен-Клера заговорил и корнет, уже немного протрезвевший от бешеной скачки:
        - Мы так решили - французу не доверять. Француз - он француз и есть. Вражина! Ухо с этим графом надобно держать востро. Так все сказали.
        - Да кто все-то? - подогнал лошадь Дэн.
        - Все наши гусары… и еще - помещики, Арсений с Вольдемаром, - охотно пояснил Розонтов. - Они французу морду уже бить собрались - так он их всех разозлил! Дворян обозвал тиранами! За то, что мужиками владеют. Так ведь, Денис Васильевич, кому ими еще владеть-то, как не нам? Французам, что ли?
        - Так, все так… - Давыдов спокойно кивнул, погладив лошадь по гриве. - Однако морду бить все же не следует. Граф все-таки. Да мало того - гость.
        - Шпион он, - уверенно возразил корнет. - Вот как есть шпион! Везде свой нос сует, все ходит, что-то вынюхивает. А староста Викентий - ему помогает!
        Вот тут Дэн не выдержал, расхохотался:
        - О как! Помогает, говоришь? Так что же, выходит Викентий - тоже шпион?
        - Вике-ентий? - протянув, Коленька презрительно хмыкнул. - Да разве ж могут мужики шпионами быть? Умов не хватит. Мужики - мужики и есть. Да и по-французски они говорить не умеют… Денис Васильевич! А мы куда?
        Давыдов хотел ответить, что «на кудыкину гору», да лишь махнул рукой и пояснил, что, мол, скоро сам увидишь. И впрямь, невдалеке, у излучины, на залитом лунным светом холме таинственно темнела усадьба.
        Добрались быстро, минут за пять. Денис спешился и, бросив поводья корнету, подошел к калитке. Въезжать через ворота, беспокоить почем зря хозяев, уже, верно, видевших десятый сон, как-то не очень хотелось. А вот калиточка, как ведал Дэн, иногда, было, что и вообще не закрывалась… Да там и слуги рядом, в избенке - всегда можно позвать…
        Толкнув калитку, Давыдов негромко свистнул…
        - Кто здесь? - спросил из-за ограды заспанный девичий голосок.
        - Фекла! Ты? - обрадованно улыбнулся Денис.
        - Я… ваш-бродие! - узнав гостей, служанка выбежала навстречу. - Ой, славно-то как! Вот и хорошо, что пожаловали. Барышня-то наше, ох-ох…
        - Говорят, приболела? - снова встревожился Дэн.
        Фекла замахала руками и засмеялась:
        - Да не, не приболела. Затосковала только. Во флигеле заперлась, видеть никого не хочет… Может, Денис Васильевич, хоть вас…
        - Затем и приехал, - пригладив бороду, полковник задумчиво глянул на Розонтова. - Мне бы вот корнета куда-нибудь деть. Где бы ему заночевать-то? В дом-то, пожалуй, поздно уже.
        - А и зачем в дом? - захлопотала служанка. - Лошадей у конюшни привяжем, а в дом ненадобно. Тут у нас, рядышком, кухонька летняя. Коли молодой господин не побрезгует… Перины, правда, нет…
        - Не побрезгует. - Денис властно подозвал своего полупьяного спутника: - Вот что, корнет…
        Сонечка встретила возлюбленного без особого энтузиазма. В шелковом светло-зеленом халатике, накинутом поверх пеньюара, она лежала на софе поверх добротного английского пледа. Рядом, на столике, в бронзовом подсвечнике ярко горели свечи. Судя по ним, девушка то ли читала, то гадала, то ли раскладывала пасьянсы…
        Нет, все же читала… Острый взгляд Дениса заметил выглядывающий из-под пледа корешок томика Руссо.
        - Сначала Руссо, потом - Вольтер… А там и до Марата недалеко! - стараясь развеселить барышню, пошутил Дэн.
        Шутку не восприняли. Темные, с изысканным оттенком рыжины, волосы Софьи падали на тонкую шею, словно бы неживые, уголки губ, таких пленительных и зовущих, нынче безвольно повисли, синие очи погасли, словно затянутые предгрозовой дымкой. Грусть… по всему видно - грусть. Или, лучше сказать английским словом - сплин. Занятие среди дворянской молодежи очень даже модное в те времена.
        - О, душа моя… - опустившись на колено, гусар нежно поцеловал девушке ручку.
        - Это, наверное, хорошо, что вы пришли, Денис, - гостя наконец соблаговолили заметить.
        Следовало поскорей закрепить успех.
        - Мы разве снова на «вы»? Чем же я провинился? Клянусь - исправлю ошибку немедленно! Вот прямо сейчас! - расхорохорился Дэн. - Вот даже… даже не знаю, что сделаю… право же, не знаю… что в голову придет… Оп-п-ля!
        Хлопнув в ладоши, Давыдов сбросил армяк и прошелся по полу на руках… да так, стоя на руках же, и прислонился к стене…
        - Так и буду стоять. Клянусь лысиной государя!
        - Да вы… да ты… Что ты делаешь? Что творишь-то?
        В те времена перед юными барышнями явно никто на руках не ходил, и Сонечка просто не знала сейчас, что же ей делать, как поступить? Продолжать грустить или… Да, впрочем, грусти уже не получалось… уже улыбнулась… фыркнула…
        - Ну, хватит же!
        - Чаем угостишь? Или кофе.
        - Чаем? Отчего же… отчего же нет-то? Я сейчас… сейчас же позову Феклу. Да переворачивайся уже! Ой…
        Ловко встав на ноги, Давыдов подбежал к Софье, вновь опустился на колено и, взяв в руку ее узенькую ладошку, принялся читать стихи. Естественно - любовные. С явным намеком на секс! Свои или нет, Дэн не помнил, однако же намек был понят и принят…
        - Экие скабрезности… - томно хлопнув ресницами, барышня провела пальцем по губам Дениса.
        - Так они и есть! - широко улыбнулся молодой человек. - Просто подумал - если я тебе это не прочту… то никто не прочтет. И сама ты - тем более. А это ведь тоже часть культуры…
        - Чего-чего часть? - девушка уже откровенно смеялась.
        - Хочешь, анекдоты расскажу? Про поручика Ржевского? Танцует поручик с Наташей Ростовой на балу…
        - Это с какой Наташей? Не с той ли, что…
        - Не с той. Это другая Наташа. Московская.
        - А-а-а…
        Денис уже не рассказывал. Уселся рядом с возлюбленной на софу, и, прижав Сонечку к себе, властно поцеловал в губы. Крепкая рука его скользнула под халатик, в вырез пеньюара, решительно и неотвратимо добравшись до упругой девичьей груди…
        Утром Сонечка была вполне себе весела. Излечилась!
        - Ну, вот! - погладив голую подружку по спинке, расхохотался Дэн. - А ты говоришь - сплин, сплин. Это у англичан сплин, потому что у них доброго секса нет.
        - Чего-чего нет?
        - Секса! Я тебе про него как-нибудь в следующий раз расскажу. Впрочем, ты уже и так в этом спец!
        - Да боже ж ты мой, Денис! - взъерепенилась барышня. - А ну, прекрати выражаться непонятными словами. Сидит тут… словно какой-нибудь бурундук, надувает щеки… Как этот ваш… граф.
        - Сен-Клер? Он тоже тебе не нравится?
        - Не нравится! - Сонечка решительно сверкнула глазами. - Вот совсем-совсем. Весь такой из себя… Ну, сразу же видно, что сволочь.
        - Какие ты у меня слова знаешь! А прикидывалась-то… Хочешь - поцелую тебя в пупок? Вот прямо сейчас!
        - Да не хочу я никаких пупков!
        - А я хочу… Ага! Попалась!
        Феклу для чая так и не дозвались. Денис уж сам оделся, спустился к летней кухне, заглянул… Опаньки!
        Рыжая крепенькая служаночка, абсолютно нагая, сладко спала в обнимку с таким же голым корнетом Коленькой Розонтовым! Даже стыд свой ничем не прикрыли… притащили откуда-то соломы, постелили на полу, накрыли сверху попоной, печечку развели - тепло! Жарко даже. Чего им накрываться-то?
        - А ну, корнет, подъем! - едва сдерживая смех, гаркнул полковник. - Вставай, мой друг! Нас ждут великие дела. Труба зовет!
        Глава 4
        Ближе к концу месяца в партию наконец вернулся штабс-ротмистр Бедряга, некогда отправленный к главнокомандующему с важным письмом. Николай Григорьевич за время своего опасного путешествия заметно исхудал, однако держался молодцом, и широкое скуластое лицо его лучилось довольством и радостью. Да и как не радоваться-то? Сам Кутузов принял его лично, подписав у государя все наградные бумаги, да, окромя того, набросал на имя Дениса Васильевича Давыдова благодарственный рескрипт, в коем выражал свою полную поддержку и одобрение всем действиям молодого полковника.
        - …за сим остаюсь в полном уверении, что вы, продолжая действовать к вящему вреду неприятеля, истребляя его конвои, сделаете себе прочную репутацию отменного партизана… - волнуясь, перечитал Денис. - …достойно заслужите милость и внимание августейшего государя нашего. Между тем примите совершенную мою признательность.
        - Вот славно! Славно-то как! - восторженно воскликнул присутствовавший в штабной избе Розонтов. - Это что же, Денис Васильевич, выходит? Нам всем - награды и высочайшее благоволение?
        - Выходит, так, - Давыдов ухмыльнулся в бороду. - Эх, братцы! Чувствую… Да что там чувствую - знаю! Уже совсем скоро оставит поганец Москву. И погоним мы его до самой границы. И даже дальше! И в Париж войдем!
        - В Париж! - ахнул Коленька. - Вот это будет славно. Так и представляю себя на Елисейских полях. На коне, в блестящем мундире…
        - …А кругом французские мадемуазели так и млеют, так и млеют, - под общий смех продолжил поручик Бекетов. - Прямо пачками и ложатся.
        - Да ну уж, - корнет сконфуженно замахал руками. - Скажете тоже…
        - А что? - подмигнув друзьям, поддержал шутку Денис. - Парень ты видный, десятка не робкого. Всем гусарам гусар!
        В том же высочайшем рескрипте упоминалось и о полной поддержке высказанной Давыдовым награды местному предводителю дворянства Семену Яковлевичу Храповицкому, и даже более того, к письму был присовокуплен орден Святой Анны второй степени, который в числе прочих наград и привез с собою Бедряга. Кроме того, Храповицкий из майоров производился в подполковники…
        - Ну что же, - Давыдов потер руки. - Что-то кажется мне, сей славный муж по такому случаю должен закатить пир на весь мир!
        - Да-да, Денис Васильевич, - с готовностью поддержал поручик. - Всенепременно должен.
        На пир были приглашены все «партизанские» гусары и даже кое-кто из казаков, по крайней мере - хорунжие. Ну и, конечно, все юхновское «общество» - помещики-ополченцы вместе со своими родственниками.
        - Ой, сколько девок! - радостно потерев руки, румяный поручик Николай Бекетов ткнул корнета локтем. - Ты сопли-то не жуй, Коленька! Ты только глянь!
        - Да я и гляжу, - шмыгнув носом, зашептал Розонтов. - Гляжу и думаю - как бы хоть какую-нибудь залучить? Признаюсь вам, Николай, честно - волнуюсь. А вдруг да не выйдет? Даже боюсь подойти.
        - Так ты ж сам хвастал, что с девкой…
        - Так то не я. То - она, - корнет покусал пухлые свои детские губы и мечтательно прикрыл глаза. - Она залучила. Она все и справила.
        - Так и эти залучат! - хлопнув парня по плечу, расхохотался поручик. - Не сомневайся, залучат. Только ты не сопротивляйся сильно, ага?
        - Угу, - нерешительно хмыкнув, корнет склонил голову набок и принялся исподволь рассматривать девушек.
        В богатом особняке предводителя уже ломились столы, сновали туда-сюда слуги, и крепостные музыканты, по знаку хозяина, грянули менуэт.
        Софья тоже была здесь, ну а как же! Еще издалека заметив свою пассию, Давыдов подошел к ней и, чинно кивнув, поцеловал ручку…
        Оттанцевав менуэт и мазурку, сели за стол, отдавая должное хозяйским наливкам и яствам. Новоиспеченный подполковник и кавалер Анны почти непрерывно произносил тосты, так что вскоре уже изрядно накушался и, по знаку супруги, слуги увели его в спальню - почивать.
        - Хорошо, что он не буйный, - поставив опустевший бокал на стол, вскользь заметил Бедряга. - А Викентия, старосту, на волю так и не отпустил. Даже на радостях - так-то… Слушай-ка, Денис Васильевич - а где же наш граф? Его же тоже пригласили.
        - Занемог граф, - Денис пригладил усы. - А может, и просто занемогшим сказался. Да понять его можно.
        - Понять-то можно, - встрял в разговор сидевший рядом хорунжий Талаев. - Однако я давно еще хотел сказать… Вот те французы, что по твою, Денис, голову шли. Ведь кто-то же их предупредил! Первый отряд - да, мы врасплох застали. Однако вторые нас во всеоружии встретили. Значит, готовы были, знали.
        - И правда, - штабс-ротмистр качнул головой. - Значит, кто-то предупредил. Скорее, кто-то из тех, кого мы громили.
        - Да нет, - щуря и без того узкие глаза, Талаев окинул присутствующих столь внимательным и цепким взглядом, словно собирался отыскать шпиона вот прямо здесь и сейчас. - Из деревни никто не выбрался… Всех мои казачки догнали. Если и предупредил - из своих кто-то.
        - Из своих, - Денис помрачнел лицом. - Так вы думаете - француз?
        - Так а больше некому!
        - Потрясающая логика! - хлопнув в ладоши, полковник скривился и, подозвав слугу, подставил опустевший бокал… Потом подумал и, отставив вино, потянулся к чарке…
        - Оно и правильно, - одобрительно усмехнулся хорунжий. - Ну, Денис Васильевич… с наградой тебя!
        Давыдов вдруг засмеялся:
        - Да всех нас с наградами. Ежели каждую по отдельности обмывать - никакой водки не хватит!
        В светло-голубом бальном платье с открытыми плечиками Сонечка была чудо как хороша и казалась Денису какой-то греческой нимфой. Изящно завитые локоны, тонкие руки, синие сияющие глаза…
        - Ах, Сонечка… Все-таки как же ты хороша.
        - Я знаю…
        Девушка улыбнулась, и слова ее заглушила громкая музыка - заиграли вальс, танец, считавшийся не очень пристойным. Слишком уж там прижимались… и в том многие находили особою прелесть и шарм.
        Закружили по натертому полу пары, такие изящные, томные… воздушные, как мотыльки.
        - Что ты будешь делать, когда прогоним французов? - обнимая партнера за плечи, спросила Сонечка.
        - Воевать дальше, - не задумываясь, ответил Денис.
        - А потом? Когда война совсем-совсем кончится?
        - Не знаю. Честно сказать, не знаю… Как-то не думал пока.
        Давыдов и в самом деле не думал. Не до того было. Война-то еще не закончилась, шла, гремела вовсю.
        - Ах, Денис, здесь так душно… Давай в беседку пойдем.
        - Как скажешь, - чинно кивнул гусар.
        Вальс кончился, и оркестр тотчас же заиграл мазурку. Денис мазурку любил, но возлюбленной красавице уже обещана была беседка. Мило улыбнувшись дамам, Давыдов прихватил с собой бутылку вина и бокалы, накинул на плечи шинель и вышел в сад.
        Смеркалось. Как всегда осенью - рано. Льющийся из больших «французских» окон свет падал на узенькие аллеи. Мокрые от дождя опавшие листья липли к коротким гусарским сапогам. Кругом, вдоль аллей, росли какие-то густые кусты и деревья, кажется, крыжовник и яблони.
        Да, яблони - вон и яблочки еще висят. Как раз и сорвать - закусить. Хмыкнув, Давыдов прижал к себе бутыль и бокалы, привстал на цыпочки, потянулся…
        Позади вдруг послышался тихий смех.
        - Давай лучше я. Я ж тебя повыше. Пусть не намного, но все-таки…
        - Сонечка, друг мой! - резко обернулся полковник. - Я думал, ты уже там, в беседке.
        - Задержалась, - девушка отозвалась так же резко, отрывисто, словно бы нехотя бросив слова. - Один там… старый знакомец.
        - Клеился?!
        - Что-что?
        - Ну… смысле - отвратительно себя вел?
        - Да нет, - отмахнулась Софья. - Так… слегка…
        - Так, может, его - саблей? - Денис грозно подкрутил усы. - Ты только скажи! Все для тебя сделаю… Не веришь?
        - Верю. Только вот замуж я за тебя не пойду.
        - Почему? - несколько обескураженно переспросил Давыдов. - Почему это не пойдешь.
        - Ты сам знаешь, - Сонечка мягко взяла его под руку. - У меня свои планы. Впрочем, мы с тобой об этом уже говорили. Не надо еще раз начинать… поверь, мне больно.
        - Но мы же…
        - Молчи… Тсс!
        Денис пылко поцеловал накрывший его рот пальцы…
        - Грешники мы с тобой, да… - прошептала барышня. Прошептала без особого уничижения, даже с какой-то долей удовлетворения, что ли… - Я вот тут думала… Если мужчине и женщине вдвоем хорошо… пусть и какое-то время… То, наверное, не такой уж и страшный то грех. Бог простит! У меня есть знакомый батюшка, отец Алексий - это просто чудо. Во всем меня поддерживает… вот и про грех наш скажет - замолим.
        - Конечно, замолим, - уверенно мотнув головой, Давыдов повысил голос: - Да и не грех это никакой. Я не женат и ты не замужем. Кого мы с тобой обманываем, кому мешаем?
        - Все же стоит скрывать все в тайне…
        - Как шпионы?
        - Ага…
        Обняв Дениса за шею, Сонечка властно притянула его к себе и принялась целовать в губы. Поцелуи быстро становились все крепче, все горячее, так, что совсем скоро влюбленных охватил такой жар, что…
        - Бежим в каретную, - едва переведя дух, шепнула девушка. - Там тепло… там нет никого… я знаю…
        В каретной и впрямь оказалось тепло, и даже вполне уютно, разве что темновато. Прямоугольное, вытянутое в длину помещение, освещалось догорающими в жаровне углями. Красные блики прыгали на лаковых обивках телег и колясок.
        - Вон та бричка, кажется, подойдет…
        - Ты откуда знаешь, что здесь никого…
        - Фекла. Служанка моя. Она с местным шорником… Он у нас сейчас… ремонтирует что-то.
        Снова поцелуи… и трепетно бьющиеся сердца… и блеск глаз… и страстный шепот…
        Сняв с девушки плащ, Дэн покрыл поцелуями ее плечи и шею…
        - Милая… повернись…
        - Ах… смешной ты какой! Борода эта… волосы…
        Ах, чертовы завязки… чертовы шелковые завязки… Какие-то крючочки, бантики… еще бог весть что… Ага! Наконец…
        Вот и голая спинка… нежная шелковистая кожа… горячая, как огонь! Погладить, погладить, обнять… поцеловать… вот, меж лопатками… ах… опуститься ниже… Да! И свою-то одежду сбросить не забыть!
        Голая по пояс Софья повернулась к Денису лицом, помогая возлюбленному раздеться… Сбросив всё, Дэн поцеловал ее в живот, поласкал пальцами стремительно твердеющие соски, накрыл губами… руки же его тем временем освободили барышню от остатков одежды… Какой тонкий стан! Стройные бедра… ямочки… лоно… Прижать к себе… так…
        Заколыхалась коляска. Послышались вздохи, стоны… сначала томные, тихие… потом все громче и громче… И вздохи эти, и стон улетели вверх к потолку, к крыше… в небо! Да пусть… пускай… И правда - если двоим хорошо, то разве это грех? Тем более никто никого не обманывал, не предавал.
        Ведь не грех же? Ведь так? Ведь правда?

* * *
        Почивать долго на лаврах партизанам не пришлось. Уже на следующий день пришло известие о большом французском конвое. Весть доставили местные крестьяне, весьма недовольные принудительным освобождением их от продуктов, реквизируемых на нужды «Великой армии».
        - Три дюжины телег, ваш-бродь. От таких! - тряся окладистой бородой, крестьянин широко развел руками, показывая размер «телег».
        - Обычные воинские фургоны, - фыркнул Бедряга. - Что в них? Порох, амуниция, ядра?
        - Насчет амуниции, батюшка, не ведаем. А вот хлебушек наш - в них! - тяжко вздохнув, мужик помял в руках снятую шапку и пожаловался: - Явилися под утро, отрядом. Выгребли всё! Тимофей, староста, дорогу застил - убили! Застрелили, яко пса. Тамока и схоронили, Тимофея-то… земля ему пухом.
        - Так-так, - Давыдов нервно повел плечом и жестом подозвал Розонтова. - Давай, корнет, собирай всех.
        Не прошло и получаса, как уже запела призывно труба, и партизанский отряд Дениса Давыдова почти в полном составе вновь отправился в рейд, или, как тогда говорили - «в поиск». Сам полковник, как обычно, ехал впереди. Бородатый, обросший, в крестьянском армяке и круглой татарской шапке, он давно уже напоминал не блестящего гусарского офицера, а какого-нибудь разбойника-душегуба - Кудеяра или Стеньку Разина.
        Все предвкушали добычу. Вернее, не столько добычу, сколько саму схватку - вот откуда азарт! Бей вражин, руби, коли! А трофеи - это уж так, приятное дополнение. Впрочем, довольно важное, чего уж. Вот и приосанились все, ждали.
        Высланный вперед арьергард из казаков, однако же, вскоре вернулся ни с чем. Обоза меж указанных крестьянином деревень так и не обнаружили… однако пленника привели - мальчишку-обозника, трясущегося от страха. Давыдов тут же допросил его лично.
        Как оказалось, парень просто отбился от своих. Отошел в кусты по большой нужде… пока то да се… глянь - а фургонов-то уже и нет! Уехали.
        - Хм, уехали, говоришь?
        Дэн задумался. Гужевые повозки все же - не грузовики. Это машины могут взять и уехать так быстро, что, уж раз опоздал, так уже и не догонишь при всем желании. Возы же едут медленно. Почему же пленник их не догнал? Не попытался даже?
        - Я… я пытался, господин офицер, - жалобно заканючил французик. - Но, знаете, там, в лесу - развилка. Три дороги! Три, месье! И все - накатанные, грязные. Я побежал по одной… и, видать, ошибся.
        - Я же говорил, Денис… - подъехав ближе, скривил губы хорунжий. - Предупредили. Успели уже.
        - Но… кто?
        Казачий атаман скосил глаза на Сен-Клера. Мятежный французский граф давно уже испрашивал разрешения участвовать в схватках, тем самым приближая час «очищении Франции»… Именно так он и говорил - очищения от революционной заразы! На престол граф планировал престарелого Людовика Бурбона… либо молодого Луи-Филиппа Орлеанского. Так, насколько помнил Дэн из истории, в конце концов и выйдет. Реставрация называется. Сначала один будет править, потом другой… потом снова революция… тридцатого года… сорок восьмого. Наполеон Третий, Вторая империя, Третья республика… Парижская коммуна! Так как-то. Да. Примерно так.
        Партизаны все же отыскали конвой. Правда, не тот, на который надеялись. Не три дюжины повозок, а две. Окружив, рванули к фургонам с наскока… Да поторопились, пришлось через открытое поле скакать, стернею, с боков-то было не пройти - болото! Да еще и сырость кругом, вода…
        Заметив выскочивших из лесу всадников, французы тут же попрятались за фургонами и открыли плотный ружейный огонь. Пули свистели так часто, что Дэну казалось, будто вражины припрятали где-то между повозками пулемет, до изобретения которого, вообще-то, оставалось не так уж и много времени - меньше ста лет. Стреляли залпами, причем умело - по полплутонга. Треть солдат стреляет, треть - наготове, треть - перезаряжает ружья.
        Одна из пуль сбила с Дениса шапку! Однако… И как-то далековато оказалось до обоза, слишком уж далековато, даже если на полном скаку - минуты две-три. За это время, да на открытой-то местности…
        Зарядивший было дождь, по-осеннему мелкий и нудный, между тем почти что кончился, столь же быстро, как и начался. Из-за палевых облаков на миг показалось солнце. За фургонами что-то тускло блеснуло. Толстые такие стволы… Неужто и впрямь пулеметы?
        Обернувшись, Давыдов взял у ординарца зрительную трубу, приложил к левому глазу…
        Черт побери! Ну, конечно, не пулеметы… Пушки! Картечь! Обслуга уже разворачивала стволы, вот-вот - выстрелы, залп.
        - Трубить отступление! Живо! - опустив трубу, быстро распорядился Денис. - А ну в лес, братцы. Живее! Живей!
        Жалобно запела труба. Вышколенные гусары на ходу повернули коней и помчались к лесу. А вот многие казачки - нет! Увлеклись лихою атакой, выхватили уже и сабли, размахивали, крутили над головами, залихватски свистели, а вот кто-то закричал «ура!».
        Эх, что ж вы делаете-то, братцы? Что?
        - А ну, назад!
        Давыдов бросил коня наперерез, с ним, совсем рядом, поскакал еще кто-то… ординарец… или вездесущий Розонтов… Хотя нет… Перебежчик! Граф Антуан де Сен-Клер!
        - К лесу, к лесу! - размахивая шпагой, на ломаном русском вопил граф. И прибавлял что-то по-французски, похоже - ругался.
        - Ура-а-а… а-а-а-а… а!
        Поднявшееся было «ура» захлебнулось - орудия ухнули в унисон, пустив настилом картечь, сделавшую свое черное дело ничуть не хуже пулеметов. Крупы скачущих казацких коней взорвались кровавыми цветами, такие же цветики расцвели на груди многих казаков…
        Еще один залп…
        - К лесу, говорю вам! К лесу!
        Что-то ухнуло рядом… Ядро! Взметнулась к небу поднятая взрывом земля. Знать, не простое ядро - фаршированная порохом граната. Ветра почти не было, и плотный пороховой дым быстро затягивал все поле боя. Это и спасло оставшихся казаков - успели.
        Они-то успели, а вот Денис… Почувствовав, как лошадь стала внезапно заваливаться набок, Давыдов проворно выпрыгнул из седла… да так неловко, что подвернул ногу.
        Черт! Что же теперь - быть плененным? Или… или просто настал смертный час?
        - Лезьте на мою лошадь, полковник. - Сен-Клер осадил коня рядом. Наклонился в седле. Помог… Поскакали… Слава богу - дым…
        Вечером бравый партизанский командир созвал всех своих офицеров на совет. Вытянув забинтованную ногу к печке (все ж таки вывих, не перелом!), Денис устроился на сундуке, предложив остальным усаживаться на лавки. Следовало вновь планировать «поиск», тем более казачки Талаева все же притащили какого-то солдатика-пленного.
        - Пятый вольтижерский полк, - щелкнув каблуками, заискивающе улыбнулся солдатик.
        Выглядел он не очень. Засаленная шинелишка, рваный обвисший мундир, а вместо кивера - какая-то бабья шапка.
        - Откуда такой? - удивился Денис. - Неужто из того обоза?
        - Нет, не из обоза, - поясняя, хорунжий ухмыльнулся в усы. - По тропкам лесным пробирались. Он и еще трое. Двое ушли - бросились в реку, а этот… Говорит - из Москвы!
        - Из Москвы?! - подскочил на сундуке Давыдов. - Так что же? Неужто… Это что же… Эй, солдат! Наполеон, наконец, оставил Москву, так?
        - Так, господин полковник… Вы… вы не расстреляете меня? Ведь нет? Правда?
        - Как будешь рассказывать!
        - Я - всё! Без утайки, - побожился французик. - Война-то проиграна. Адье! Великая армия отступает.
        - По старой Смоленской дороге? - Денис Васильевич язвительно усмехнулся и потянулся к лежащей на подоконнике трубке.
        - Да, да, по старой… Есть хочется, господин полковник… ужас как!
        По старой… Это значит, что письмо к Кутузову возымело действие! Что главнокомандующий преградил отступающим французам путь, дав бой под Малоярославцем! И вот «великая» армия отступает по старой Смоленской дороге… по разоренным областям… вот здесь! Здесь же! Отступает, превращаясь в деморализованную толпу мародеров и убийц. Вернее, уже в таковую превратилась. Еще в Москве. Когда ключи от города ждали. Ждали, да не дождались. Наивные упыри!
        - Что ж… завтра выступим вновь! - раскуривая трубку, улыбнулся Денис. - Чувствую, нога моя уже проходит. Французы Москву оставили! Отступают. Бегут. Да от такой вести любая хворь пройдет, верно, братцы?
        Выступили с утра. Стоял конец октября, однако холодные дожди, шедшие в последнее время почти каждый день, вдруг прекратились. Резко потеплело, запарило. На сжатые поля, на луга, на лесные дороги, на притаившиеся в распадках деревни и села опустился туман. Густой и косматый, он колыхался в подлеске, среди бурых осенних папоротников и ракит, наползал на околицы, зыбко покачивался в оврагах и по берегам рек.
        Партизаны вновь продвигались по лесной дороге, намереваясь прочесать местность у группы деревень, что располагались верстах в десяти от Дубравы. Там и проходила дорога… Та самая - старый Смоленский тракт. Так что уже совсем не обязательно можно было нападать исключительно на обозы, теперь нужно было трепать и в хвост и в гриву отступающие войска! Преследовать, нападать внезапно и столь же внезапно исчезать, чтобы потом напасть вновь. Истощать и гнать, гнать врага прочь с родной земли, не давая опомниться!
        Впереди, за оврагом гукнули выстрелы. Казачий авангард, видать, кого-то достал… Давыдов выхватил пистолет:
        - А ну, братцы - рысью!
        Пришпорив лошадей, гусары бросились вперед. Проскакав с полверсты, увидели небольшую - в семь домов - деревеньку, наполовину утопавшую в зыбком туманном мареве. Там же, в тумане, виднелись и казаки, окружившие каких-то - судя по голосам - французов в странных зеленых мундирах. Пленники уже были разоружены, однако ничуть не выглядели испуганными. Совсем даже наоборот!
        Завидев подъехавшего Давыдова и каким-то чутьем опознав в нем командира, один из французов - дюжий усач с красной мордой - тут же бросился к нему, показывая какую-то блестящую бляху:
        - Вы тут старший, да?
        - Ну, допустим.
        - Тогда, господин генерал…
        - Пока еще полковник, - осадил Денис.
        - Господин полковник, - красномордый продолжил, ничуть не смутившись. - Вы видите - мы не солдаты, мы лейб-жандармы! Мы не воюем, наше дело - присматривать за армией, чтобы солдаты чего-нибудь не натворили. Велите немедленно нас отпустить, господин полковник! Прямо сейчас. И пусть нам вернут оружие.
        - Да-да, - поддержали остальные жандармы, в полной уверенности, что немедленно получат требуемое. - Пусть вернут!
        Давыдов, как и все его спутники, немножко опешил от подобной наглости. Даже не сразу сумел ответить… Впрочем, и не мешкал. Глянул строго:
        - Ах, вы еще и вооружены? Тем более - вы французы. Вы - в России, с которой воюете. Так что, черт побери, прикусите языки, заткнитесь и повинуйтесь! Иначе, клянусь честью…
        - Мы все поняли, господин полковник, - переглянувшись, жандармы вытянулись «во фрунт», растерянно хлопая глазами.
        - Ну, и чего молчим? - хмуро бросил Денис. - Приказать вас расстрелять, что ли?
        - Так вы же сами приказали заткнуться, господин полковник, - заканючил красномордый усач. - Вот мы и…
        - Ну, хватит. Теперь отвечайте на мои вопросы подробно и четко. Что за войска здесь неподалеку, кто командует?
        - Так бы сразу и спросили, - глухо заворчал усач. - А то - «расстрелять»…
        - Что-что ты там шепчешь?
        - Говорю - корпус генерала Бараге-Дильера в десяти лье отсюда, - красномордый от усердия выпятил грудь. - Две тысячи солдат, три полка кавалерии генерала Ожеро… Это недалеко здесь… село, село…
        - Льяхово, - подсказал его напарник, тощий, с кустистыми бровями и вислым носом а-ля баклажан.
        - Вот видите, - Давыдов поощрительно улыбнулся и, приказав накормить пленных, велел располагаться на ночлег.
        И то правда, пока то да се, пока с жандармами этими, и не заметили, как стемнело. Партизаны разложили костры, принялись кашеварить. Дожидаясь, когда поспеет походная каша, Денис раскурил трубку, задумался… и вдруг услыхал позади себя голоса. Вскочив на ноги, полковник машинально потянулся к сабле… но тут же расхохотался: то возвращались свои караульщики, меняться - чужих здесь и близко быть не могло.
        Хотя… все-таки были! Правда, не совсем чужие…
        - Господи! Александр Никитич! Александр Самойлович! Вот так встреча!
        Узнав прославленных партизанских командиров, Сеславина и Фигнера, с коими был знаком и раньше, Давыдов распахнул объятия.
        - Вы как здесь?
        - Так тебя, Денис Васильевич, ищем! - розовощекий Сеславин тряхнул кудрями и улыбнулся.
        Круглое лицо Фигнера, с темной, падавшей прямо на лоб челкой, тоже выражало радость. О встрече этой партизанские командиры давно уже уговаривались через посланцев и вот наконец-то сподобились. На Сеславине был новенький капитанский мундир лейб-гвардии конной артиллерии. Черный стоячий воротник, золотое шитье, эполеты… Хоть сейчас на бал! Давыдов и обряженный в долгополый крестьянский армяк Фигнер выглядели по сравнению с Александром Никитичем просто какими-то бродягами-проходимцами!
        - Ай, вовремя как вы, ах как вовремя! - обняв гостей, воскликнул Денис. - О корпусе Бараге-Дильера слыхали?
        - Слыхали, слыхали, - Александр Самойлович Фигнер хмыкнул и скривил губы. - За тем и здесь. Вместе на этого черта ударим, ага!
        - Да, да, - покивал полковник. - Вместе-то у нас на них сил хватит.
        - Хватит и еще останется! - Сеславин засмеялся, показав крепкие белые зубы, и шумно потянул носом воздух. - Ну, что, Денис Васильевич, пустишь к своему костерку? Чую, каша у тебя.
        - Да и кроме каши чего найдем, - развел руками Денис.
        Случившиеся при том караульщики из только что сменившегося разъезда-бекета, к слову, доложили о небольшой заброшенной деревеньке, располагавшейся невдалеке, за оврагом и рябиновой рощицей.
        - Там, ваш-бродие, с полдюжины изб… есть и целые. Убогие, правда - беднота, она и есть беднота.
        - Ну что ж, - подумав, полковник решительно махнул рукою. - Пусть и убогая, да какая-никакая - изба. Крыша над головой. Все лучше, чем у костра… Ну, что, гостюшки? Пойдем в деревню?
        - Ну, коль ты, Денис Васильевич, зовешь…
        - Вахмистр! Показывай дорогу.
        Выбрав подходящую избенку, там и расположились. Денщики быстренько затопили печь, подмели пол, зажгли свечи, припасенные хозяйственным хорунжим Талаевым специально для подобных ночевок. В горнице сразу стало уютно, тепло. На старом столе появились нехитрые яства… трофейное шампанское, водка… ну и котел для пунша!
        Круглое, какое-то женственное, лицо Фигнера оживилось:
        - Вот это, Денис, дело! А то замерзли все…
        Ну, насчет «замерзли», это Александр Самойлович вообще-то загнул! На улице-то тепло было. Сыро, промозгло, туманно - но тепло. Так бывает иногда в октябре, а потом ка-ак грянут морозы!
        - Ну, ты наливай, наливай, Денис.
        Фигнер тут же принялся деятельно распоряжаться столом. Суетился, разливал, чокался и болтал, болтал без умолку. То рассказывал, как, переодевшись в мундир французского пехотного лейтенанта, пробрался в захваченную французами Москву и долго выслеживал Наполеона - хотел убить, заколоть кинжалом!
        - Вот этим самым кинжалом, - вытащив из висевших на поясе ножен короткий кавказский клинок, не преминул похвалиться бравый партизан. - Увы, не повезло. Не добрался до Бонапарта, а то бы… Никитич, кстати сказать, тоже времени даром не терял! Кто Кутузова упредил о том, что Бонапарт отступает к Малоярославцу? Он! Геройский наш Александр Никитич!
        - Да ну тебя, Саша… - тут же отмахнулся Сеславин. Невообразимо скромный, он вообще не любил болтать попусту, и тем был симпатичен Денису куда больше Фигнера. Вот у того-то рот не закрывался!
        - Эй, эй, вахмистр! Как там пунш - поспел? Ну, давай, давай, тащи сюда кастрюлю. Вот, прямо на стол и ставь… Половник-то у вас, я надеюсь, найдется? Ага… сам разолью. Подставляйте, братцы, кружки…
        Выпили за встречу. Потом - за победу. За светлейшего графа Кутузова… Ну, и за государя Александра Палыча, куда ж без него-то?
        В голове у Дэна приятно зашумело, сразу нахлынули воспоминания… потянуло на разговор и о женщинах, о балах, о…
        - Вот, помнится, как-то была у меня одна казачка… - закусив новомодными французскими «консервами», Фигнер вновь принялся хвалиться. - Так та…
        Впрочем, от женщин разговор вновь вернулся к Москве. Александр Самойлович, щуря свои бесцветные, водянистые, словно у рыбы, глаза, во всех подробностях рассказывал о захватчиках, об их непотребном поведении в старой русской столице.
        - И шныряют себе, шныряют! Все тащат, все. Вот, кажется, уж и какая-то ненужная вещь, вот, к примеру - бронзовый канделябр, подсвечник. Ну, куда его? Тяжелый, тащить неудобно… и все равно - тащит ведь! А спалили в Москве сколько? Господи-и-и-и… Когда только потом и отстроимся?! За такие дела Париж им спалить мало.
        Под рассказы эти Сеславина как-то вдруг незаметно сморил сон. Сидел себе Александр Никитич на лавочке, привалясь спиной к стене… да, как сидел, так и захрапел. Да и Денис Васильевич тоже начал клевать носом.
        А вот Фигнеру, как видно, спать не хотелось. Он и вытащил Дениса на двор - пошли, мол, проветримся, воздухом подышим.
        - Воздухом? Ну, пошли… - махнув рукой, Давыдов потянулся к трубке. - Пошли… вот только трубочку раскурю.
        Ночь, туманная, но совсем не по-октябрьски теплая, окутывала деревеньку влажным своим покрывалом. В тумане были слышны голоса - гулко перекрикивались часовые.
        - Ой, у тебя кого там, в сарайчике, стерегут? - тут же полюбопытствовал Фигнер.
        Полковник выпустил клубы табачного дыма и повел плечом:
        - Так, верно, пленные там.
        - Ого! Пленные! - как-то необычно обрадовался прославленный партизан. Даже потер руки, оживился весь:
        - Ты знаешь что, Денис Васильевич… Ты отдай этих пленных мне! Такое дело, у меня людей необстрелянных много, молодых казачков. Они бы этих твоих пленных и постреляли б… и саблей… Руку бы набили для обозления!
        Дэн внутренне содрогнулся. Вот так вот! «Для обозления». Ну, про Фигнера-то и раньше такие слухи ходили - мол, не знает жалости к пленным совсем. И, похоже, слухи-то оказались правдою.
        - Ты бы, Александр Самойлович, хоть какое-то великодушие проявил. А то сразу - расстрелять.
        - А ты что же, никого не расстреливаешь? - пьяно удивился Фигнер.
        - Пленных - нет. И тебе не дам.
        Денис поджал губы и, сплюнув, зашел обратно в избу. Пора было и спать - утро вечера мудренее.
        А утром выпал снег! Похолодало, припорошило, ушел-растаял туман, показалось голубое небо, солнышко. Тут же, к утру, вернулись разведчики, посланные для проверки показаний захваченных в плен жандармов. Показания оказались правдивые: стоявший у местечка Ляхова корпус генерала Ожеро насчитывал больше двух тысяч солдат, плюс еще артиллерия, конница. Объединенные же силы партизан уступали французам примерно вдвое.
        - Можно еще отряд графа Орлова-Денисова позвать, - подумав, предложил Сеславин. - Хоть и ополченцы там, и вояки, между нами говоря, еще те, но… Две сотни человек - не лишние.
        - Конечно, не лишние, - полковник согласно кивнул и приказал немедленно отправить гонцов.
        Ополченцы явились уже к обеду, и первым прискакал на рыжем жеребце сам граф. Коренастый, шумный, с черными, чуть тронутыми серебристой проседью, кудрями, Орлов-Денисов чем-то напоминал варвара из невообразимо древних времен. Граф привел с собой отряд казаков и драгун, что было весьма кстати, учитывая количество и качество французских войск.
        На штабном собрании порешили передать общее командование объединенным отрядом полковнику Давыдову, как опытному партизану и командиру в подобающих чинах. Денис Васильевич принял командование легко и сразу же приказал атаковать врага с ходу, лихим натиском, как это всегда практиковали казаки и гусары.
        Сказано - сделано! Вылетев из лесу на рысях, партизаны лавою понеслись на французов. Ударил в лицо морозный ветер! Сверкнул на солнышке недавно выпавший снег. Гусары и следовавшие по левому флангу казаки грянули громовое «ура»… потонувшее в залпах французских плутонгов.
        Вражеские пули безжалостно смели скакавших впереди гусар, сам Давыдов уцелел только лишь каким-то чудом, господним соизволеньем… а может быть, потому что он-то был не отсюда, чужак… Кто знает?
        Три залпа грянули один за другим, выбивая из седел лихих кавалеристов-партизан. Четвертого залпа Денис дожидаться не стал - ружейный огонь врага оказался настолько плотным, что грозил выбить напрочь всех!
        - Всем на левый фланг! Живо!
        Истошно завопила труба… атакующие на ходу перестраивались, поворачивая лошадей к лесу.
        - Корнет! К Сеславину, живо, - укрывшись за кустами багульника, хрипло скомандовал полковник. - Там у него орудия были… Пусть разворачивает и ударит!
        Коленька Розонтов спешно взвил жеребца на дыбы… и тут же осадил, взмахнул саблей:
        - Да вон же он, Сеславин! Сам сюда скачет.
        - Славно! - Денис и сам уже углядел франтоватую фигуру знаменитого партизанского командира. - Эй, Александр Никитич! Давай-ка свои пушки… разворачивай! Вон куда бить… видишь?
        Давыдов указал рукой на стройные колонны французской пехоты, показавшиеся из Ляхова. Четко печатая шаг, они поспешно продвигались к месту сражения…
        Оглянувшись на своих пушкарей, Сеславин махнул рукой:
        - Огонь! Пли!
        Дернулись, окутались пороховым дымом орудия… Просвистевшие над головами гусар ядра и картечь угодили точно в цель, нарушив монолитное единство врагов. Завидев такое дело, французы тут же пустили в ход конницу…
        - Эх, обойдут, - Денис опустил зрительную трубу и подозвал Розонтова: - Корнет, давай к Фигнеру. Пусть встанет позади, у овражка. Прикроет стрелков да пушки…
        - Слушаюсь, господин полковник!
        Розонтов умчался, и вскоре у овражка послышался звук фанфар - Фигнер сообщал, что приказ понял, выдвинулся…
        - Ну, слава богу…
        Несколько переведя дух, Давыдов быстро прикинул, где лучше атаковать. Левый фланг надежно прикрывал Фигнер, на правом же, у села Долгомостье, встал со своими людьми Орлов-Денисов. Оставалось лишь окружить французов, ударить, раздавить…
        Однако враг тоже умел воевать и знал свое дело туго! Быстро обойдя простреливаемый партизанской артиллерией участок, французские гренадеры всей своей массою ударили в штыки! Закричали, заорали… кто-то запел «Марсельезу»… На помощь гренадерам вылетела из-за кленовой рощицы конница…
        - Эй, ахтырцы-молодцы! - выхватив саблю, крикнул своим гусарам Денис. - Наше время пришло, братцы. А ну-ка, зададим врагу перцу!
        Сам Давыдов повел своих кавалеристов в контратаку, неожиданно выскочив и ударив во фланг несущейся французской коннице! Враги схлестнулись влет, завязалась рубка, звон сабель и палашей, вопли, крики и стоны раненых прерывались редкими пистолетными выстрелами - некогда было перезаряжать. Французские драгуны не выдержали натиска, дрогнули, повернули назад… И Давыдов с лихостью атаковал пехоту!
        Громовое русское «ура» разнеслось над полем боя, вот уже дрогнули и гренадеры… и, казалось бы, вот она - победа! Но…
        Загоняя коня, через все поле мчался к полковнику всадник… Вестовой, корнет Розонтов… Коленька… В рваном крестьянском армяке, с непокрытой головою и окровавленным лицом, юноша подлетел к Денису:
        - Денис Васильевич! Кирасиры!
        - Где кирасиры? Откуда?
        - Только что атаковали Орлова-Денисова. Граф перешел в контратаку… Послал за помощью.
        - Молодец, граф… А ну, усачи-молодцы! - Давыдов опять взмахнул саблей. - Вестовые! Живо всех сюда. Всю конницу. Гусар, улан, казаков…
        Всей конницей и ударили. Еще бы! Кирасиры - это серьезно. Воины Орлова-Денисова могли не выдержать натиска. Впрочем, граф вел себя молодцом! Да и помощь поспела вовремя - лихим натиском партизаны опрокинули тяжелую французскую кавалерию, обратив кирасиров в позорное бегство!
        - Ур-ра!!! - размахивая саблей, вместе со всеми радостно кричал Денис.
        Действительно, ура… Враг бежит! Победа…
        Между тем уже начинало смеркаться, и вскоре поле боя освещалось лишь далекими отблесками охваченных пламенем крайних ляховских изб, подожженных людьми Сеславина. Тем не менее французы вдруг открыли стрельбу… И Давыдов всерьез опасался, как бы враг к утру не перегруппировал силы, не ударил бы…
        - Чуть отдохнем и… Готовиться к атаке, - Денис Васильевич покусал усы. - До полной темноты успеем… да и избы горят…
        Едва переведя дух, гусары и казаки вновь взлетели в седла… И тут вдруг со стороны Ляхова послышался дробный барабанный рокот! Что такое? Французы сами решили контратаковать?
        Впрочем, как-то их мало… Всего-то трое… Высокий усач в медвежьей гренадерской шапке держал ружье, как копье… к штыку был привязан флаг… белый!
        - Парламентеры, господин полковник!
        - Вижу… Что ж… поглядим…
        Для заключения мира отрядили Фигнера, и тот вскоре вернулся с доброй вестью. Все войско генерала Ожеро сдалось в плен! Солдаты, офицеры и сам генерал - тоже. Таким образом, корпус Бараге-Дильера остался и без кирасирской конницы, и практически без пехоты! Славная победа… что уж тут говорить. Славная…
        Фигнер ходил гоголем и даже вызвался немедленно доставить трофеи и пленных в штаб-квартиру Кутузова! Денис, Сеславин и молодцеватый граф Орлов-Денисов ехать с ним отказались - тупо было лень! Тем более и славную победу хотелось немедленно отпраздновать!
        Прихватив трофеи и часть пленных, Фигнер со своим отрядом отправился к Кутузову, присвоив себе всю победу. Оставшиеся же пили всю ночь! И пели… Денис как раз сочинил новое стихотворение:
        Умолкнул бой. Ночная тень
        Москвы окрестность покрывает;
        Вдали Кутузова курень
        Один, как звездочка, сверкает.
        Громада войск во тьме кипит,
        И над пылающей Москвою
        Багрово зарево лежит
        Необозримой полосою…
        - Ах, славно! Славно как, Денис Васильевич! - подняв кружку, одобрительно воскликнул Северский. - Поистине гениальные стихи.
        - Да полноте вам, Вольдемар, - Давыдов ухмыльнулся, самолично разливая трофейное шампанское и водку. - Что ж, нынче битва нам выдалась трудная.
        - Да, да, - с перевязанной головой Коленька Розонтов чувствовал себя героем дня. Правда, много пить опасался.
        - Как-то несуразно все вышло, - допив шампанское, продолжал корнет. - Мы в атаку вылетели - а французы тут как тут. Снова предупредил кто?
        - А может, и предупредил… - Северский скривился, толкнув локтем своего приятеля Арсения. Тот уже похрапывал, положив голову на край крестьянского стола.
        Как обычно, партизаны сидели в брошенной избе, праздновали…
        - Кстати, вот где наш француз был во время боя? Что-то я его не видел.
        - А я видел, - пьяно возразил Розонтов. - Только сейчас не помню - где.
        - Вот-вот - не помнишь! - Вольдемар скривил тонкие губы, его круглое лицо сделалось вдруг красным и каким-то расстроенным, словно физиономия обиженного ребенка.
        - А где, кстати, наш французский друг? - вскинув голову, поинтересовался штабс-ротмистр Бедряга. - Чего это он с нами не празднует?
        Коленька шмыгнул носом:
        - Так, а его звали?
        - А чего звать-то? Победа ведь! - резонно возразил штабс-ротмистр. - Кто хочет - тот и пьет. Вольдемар вон с Арсением пришли ведь…
        - Пришли… - Северский покачал головой и, уныло взглянув в опустевшую кружку, добавил: - Вот где он сейчас, этот граф? Проверить бы. Я вот лично ему не доверяю!
        - И я не доверяю! - неожиданно поддержал Бедряга. - Француз - он француз и есть. Разве будет против своих?
        Снова налили. На улице вдруг послышались чьи-то грубые голоса, оборванные резким окриком часового…
        Постучав, часовой заглянул в дверь…
        - Ваш-бродие… Там помещика Северского спрашивают. Мужики какие-то…
        - Ах, да, да, - резко встрепенулся Вольдемар. - Это, верно, мои мужички, слуги. Я им сказал, чтоб за мной заехали… хочу Арсения домой отвезти… Эй, эй, Арсений! Вставай, мон шер! Домой поедем.
        Растолкав приятеля, Северский вышел на улицу и о чем-то толковал со своим мужичками - теми еще орясинами! Денис краем глаза глянул: здоровущие, бородатые парни, на вид - сущие разбойники, а не добронравные крепостные. Впрочем, какие уж есть. Вольдемар Северский вовсе не производил впечатление богатого помещика. Скорей уж… ну, не то чтобы бедный, а так, средней руки.
        - Вот что, Упырь… Давай-ко молодого господина в телегу погрузим… Да не трясите вы! Осторожней… пусть себе спит. Отвезете в усадьбу, да к утру вернетесь за мной. А я тут еще посижу, да… Победа все-таки!
        Раскуривая трубку, Дэн хмыкнул: ничего себе имечко - Упырь! Хотя… это скорей, кличка… Вполне ко внешнему облику подходящая!
        Забрав Арсения, северские крепостные отправились прочь. Слышно было, как, переваливаясь на ухабах, заскрипели тележные колеса.
        - Однако скоро и на санях можно будет! Зима, - вернувшись обратно в избу, громко объявил Вольдемар. Выглядел он каким-то обрадованным, веселым… С охотою выпил, потом пытался прочесть свои стихи… и снова заговорил про Сен-Клера. Мол, ведь явно же кто-то на французов шпионит? Так почему бы и не граф? Пуркуа бы и не па?
        - Давайте-ка у него прямо в глаза спросим! Шпион ты или нет, - шумно вздохнув, предложил Коленька.
        Штабс-ротмистр сразу же согласился:
        - А и правда! Утром и спросим.
        - А что до утра-то тянуть? - хмыкнул Северский. - Прямо сейчас и пойдем. Он там в избе… я знаю где…
        Высказанная непризнанным поэтом идея неожиданно понравилась всем. Слишком уж многие откровенно недолюбливали перебежчика. За то, что - истинный аристократ, не чета многим, за то, что всегда держался наособицу, сам по себе… вот как сейчас, к примеру.
        - А и пошли! И верно ведь, пошли к французу, братцы!
        - Да уж, да уж, наведаемся в гости… А ты, Денис Васильевич, как?
        - И черт с вами, - неодобрительно отозвался полковник. - Хотите - идите, коль так уж невтерпеж. А я тут останусь… с Бекетовым вот, посижу…
        - И я останусь, - подал голос хорунжий Епифан Талаев. - Вот еще, было дело по ночам шляться. Давай, Денис Васильевич, разливай…
        Ушедшие вернулись неожиданно скоро. Весьма возбужденные, встревоженные, злые!
        - Нет нигде графа, господин полковник! - скривив губы, глухо доложил Бедряга. - И пленников - трех офицеров - кто-то освободил. Часовой в кустах, рядом - убит. Шпагой в живот. Бедолага!
        - Н-да-а-а, - поставив опустевшую кружку на стол, хорунжий покачал головою. - Выходит, и впрямь граф-то - шпион. Выходит, не разглядели… Жаль, что ушел! Жаль.
        Сгоряча тут же собрались организовать погоню, поиски, да, подумав, все же решили отложить сие дело до утра. Ночью-то поищи кого в лесу, попробуй! Разве что волков отыщешь или там, кабанов.
        Ну, а утром уже было поздно. Да и, честно сказать, не до того. С раннего утра уже явился к партизанам нарочный от самого Кутузова! Привез приказ… славный приказ, боевой, и для всех - радостный. Денис не почел за труд, выстроив казаков и гусар, зачитал самолично:
        - После таких чрезвычайных успехов… Это он про нас, братцы!.. Остается только быстро преследовать неприятеля, и тогда земля русская, которую мечтал он поработить, усеется костьми его!
        Последние слова Давыдова потонули в громовых раскатах «ура!». А буквально в этот же день, к обеду, прискакал еще один гонец, от небезызвестного подполковника Храповицкого, предводителя местного дворянства. Именно у него в доме остановился сам светлейший и немедленно пожелал видеть Давыдова.
        - Сам светлейший, говоришь, желает немедленно видеть? - обрадованно переспросил Дэн. - Что ж, за-ради такой оказии явлюсь тотчас же! Андрюшка, живо седлай коня.
        Кутузов встретил боевого гусара ласково, с неподдельным радушием и радостью, сквозившими в каждом слове главнокомандующего, в каждом его жесте, в каждом движении. Грузный, с перевязанным черной повязкой лицом и пристальным взглядом единственного глаза, Михаил Илларионович улыбался, как ребенок!
        - Ах, Денис, Денис! Как же рад я тебя видеть, как же рад! Поистине, славно у тебя все… И с партизанами как славно вышло! Я ведь все твои реляции лично читал, и обо всем знаю. Молодец! Что и говорить - молодец. Да и люди твои молодцы…
        При таких-то благих словах Давыдов не стал теряться:
        - Вот, кстати о людях. Многих хорошо бы наградить, ваша светлость… Герои ведь! Как есть герои.
        - Ну, так ведь наградим, коли герои! - обнадежил Кутузов. - Пиши список.
        - Так, ваша светлость… Список-то как раз и при мне.
        - Ай, хват! Ну и хват! - главнокомандующий снова рассмеялся от души. - Ну, видел ли кто-нибудь еще такого хвата? Давай, давай свой список, уж наградим. Да, Денис! Тебя тут Потоцкий будет на обед звать… стол у него богатый…
        - Да звал уж.
        - Так ты к нему не ходи. Здесь оставайся, уж уважь старика. За обедом-то мне все, что в рапортах не было, и расскажешь. Ну… ты что конфузишься-то?
        - Да одет неподобающе, - покусал ус Денис. - А армяк вон, и борода…
        - А вот так, в мужицкой свитке, и сядешь! - Михаил Илларионович неожиданно подмигнул гусару единственным своим оком. - Война у нас народная… В народной одежке ты врага бьешь. В ней же и за стол - с честью.
        Отобедав со светлейшим, Денис Васильевич возвратился к своим партизанам окрыленный! Привез добрую весть - и награды, и распоряжение главнокомандующего о всемерном преследовании врагов. Тут же велел накрывать стол: проститься с ополченцами. Те все же были местные, французов прогнали, нужно было начинать налаживать жизнь.
        Впрочем, не все местные остались, к примеру, Вольдемар Северский громогласно выразил желание продолжать войну - гнать врагов аж до самого Парижа! Приятеля своего поддержал и Арсений Половцев… и явившаяся с ним Софья.
        - Отойдем-ка, ма шер…
        Оставив всех у стола, Денис вывел девушку во двор, чуть постоял, покусал губы. Легкий морозец прихватывал землю, румянил нежные девичьи щеки…
        - У меня к тебе очень важное дело, Сонечка, - оглянувшись по сторонам, негромко промолвил Дэн. - Такое важное, что и поручить больше некому. Только тому, кому во всем доверяю. И ради дела этого ты останешься здесь, в своей усадьбе…
        - Но я же… - барышня хотела было возразить, но Давыдов не слушал никаких возражений.
        Бравый полковник взял девушку за руку и заглянул в глаза:
        - Дело очень важное! И - тайное… ты не должна будешь о нем никому говорить.
        - Да что за дело-то?
        Заинтриговал! Заинтересовалась девчонка, глазищи синие так и сверкнули! Уж больше не просилась остаться в отряде…
        - Ты, Сонечка, шпиона будешь искать. Шпиона и убийцу.
        - Шпион? - Софья ахнула. - Так это же…
        - Есть у меня сомнения, что это - граф де Сен-Клер, - снова перебил Денис. - И я бы хотел, чтоб ты их подтвердила… либо развеяла. Ты! Именно ты. Ибо только тебе я доверяю, только тебе все важное поручить могу.
        - Но… я же не знаю, как… Нет, я не отказываюсь…
        - Я тебе уже все написал - вот, - вытащив из-за пазухи «заветную» свою тетрадь со стихами, Давыдов протянул ее барышне. - Тут - всё. Как вести легендированный опрос, как место происшествия осматривать, словесный портрет составлять и все такое прочее. Не показывай эту тетрадь никому! И все делай, как там написано. И как все вызнаешь - пошлешь подробный отчет. Мне… или кто там за меня будет.
        - Ах, Денис, - Сонечка порывисто обняла гусара за плечи. - Мне так за тебя страшно! Я молиться за тебя буду, я… не сомневайся, все, как сказал, сделаю.
        - Так верные-то люди у тебя есть?
        - Не переживай - сыщутся. Ты, главное, сам не пропади.
        - Да уж постараюсь… - Денис обнял Софью за талию и крепко поцеловал в губы. - Ну… пойдем к нашим, прощаться…
        - Нет, - покусав губу, прошептала Сонечка. - Лучше поедем ко мне. Каретная натоплена…
        Каретная была натоплена до жары! Сбросив одежду, Денис быстро раздел Софью, и оба предались любви. Жаркой плотской любви, без которой невозможна жизнь ни мужчины, ни женщины… никого… Длинные каштановые локоны щекотали грудь, сильные руки гусара обнимали, гладили нежное девичье тело, истосковавшееся по любви. Сонечка закатывала глаза и томно стонала, скрипела карета… и, наверное, со стороны все это могло бы показаться пошлым… именно - кому-нибудь… со стороны…
        Денису и Софье так не казалось, они просто любили, наслаждаясь друг другом, быть может - в последний раз.

* * *
        Нечаянная радость ожидала Дениса по возвращении в партизанскую «штаб-квартиру». Едва полковник зашел, как навстречу ему поднялся из-за стола… родной брат Евдоким! Усатый, довольный, радостный… правда, вот, чуть прихрамывал на левую ногу. Под довольный гул присутствующих братья обнялись.
        - Что с ногой-то? - негромко спросил Дэн.
        - Бородино, - Евдоким пожал плечами. - Какой-то французский офицер ткнул шпагой чуть выше колена. Однако уже ничего, воевать можно. К себе в партизаны примешь? Впрочем, шучу. Нас, кавалергардов, от главной квартиры никуда не отпустят. Потому как охраняем, сам знаешь, кого. Так мне к тебе, братец - никак. При всем желании. А вот младший наш, Левушка…
        - О Левушке с ним и переговорим. Матушка с сестрицей во здравии?
        - Все подобру. Обе в деревне, в Денисовке. Воюй себе славно и не беспокойся ни о чем. Да! Ты песен новых не сочинил ли?
        - Да есть… - хмыкнув, Давыдов обвел взглядом враз притихших гусар. - Прочесть, что ли?
        - Прочесть, прочесть! А лучше - спеть. Вон, у нас и гитара…
        - Ну, спеть, так спеть…
        В ужасах войны кровавой
        Я опасности искал,
        Я горел бессмертной славой,
        Разрушением дышал;
        И в безумстве упоенный
        Чадом славы бранных дел,
        Посреди грозы военной
        Счастие найти хотел!..
        На печке кипятился пунш, кто-то принес сахарную голову, начали делать жженку, ее же потом и пили. За победу, во славу государя-императора, за Отечество, за погибших… за все.
        Веселились, смеялись. Кто-то уж начал и картишки. Один Коленька Розонтов вдруг загрустил. Штабс-ротмистр Бедряга поддел его локтем:
        - Ты что так скуксился-то, корнет? Аль не наливают?
        - Боюсь, война слишком быстро закончится, - шмыгнув носом, со вздохом признался подросток. - А я ведь только-только привык… только воевать научился. Ведь научился же? Правда? Да?

* * *
        Война, конечно, кончалась. Но не особенно быстро - напрасно волновался корнет! Отпраздновав награждение, герои-партизаны - Давыдов, Сеславин и граф Орлов-Денисов, со своими молодцами отправились преследовать врага, горя желанием изгнать его поскорее за пределы родных русских земель.
        Стоял ноябрь, и уже самое начало месяца неожиданно выдалось совсем по-зимнему снежным. Морозов особых не было, но снег лежал везде: покрывал тонкой пеленою соломенные крыши убогих крестьянских изб, серебрил ветви кустов и деревьев, наметенными ветром сугробами белел по краям дорог. Все небо затянули нежные палевые облака, сквозь которые золотом пробивалось солнце.
        - Красиво как! - откровенно радовался Розонтов. - Ну, ведь правда, Денис Васильевич, красиво?
        - Красиво, - Денис усмехнулся в усы. - В этом ты, корнет, прав.
        Залитые палевым солнышком сверкали по краям дороги ветви рябин, с висевшими еще кое-где алыми гроздьями ягод. Порхали меж ветками красногрудые снегири, да сидевшие на старой осине сороки вдруг, сорвавшись с места, понеслись куда-то, озабоченно и громко крича.
        - Спугнул кто? - сразу же насторожился полковник.
        - Так, может мы и спугнули? - Розонтов закусил губу и погладил коня по гриве. - Громко ж говорим.
        - Громко-то громко, - вполголоса заметил едущий чуть позади Бедряга. - Однако ж далековато мы от тех сорок.
        - Арьергард! - вглядываясь в заросли, быстро приказал Денис. - Осмотрите там все. Живо!
        Казаки Талаева мигом махнули вперед… скрылись… и почти сразу же прискакал обратно вестовой - урядник Ситников.
        - Французы, ваш-бродь! - быстро доложил казак. - Целое сонмище. Прямо по полю идут. Верно, путь срезают к реке - снега там немного.
        - Атакуем! - выхватив саблю, немедленно распорядился Давыдов. - Александр Никитич… ты - с левого фланга. Я - справа, а вы, любезнейший граф - от реки. Обойдете во-он за тем ельником.
        Приказ командующего и Сеславин, и Орлов-Денисов поняли с полуслова и тотчас же кинулись к своим отрядам. Денис взмахнул саблею:
        - Ну, братцы, вперед! Уж, поторопим вражин.
        Поскакали. Заклубился под копытами снег…
        Дэн вновь ощутил то волшебное, манящее чувство, азарт перед боем! Сердце забилось быстрей, раскраснелись щеки, и зажатая в руке кавалерийская сабля нетерпеливо подрагивала, словно готовящаяся прыгнуть змея.
        Лесная дорога выскочила из рощицы в поле… Все усеянное французской пехотой!
        Потрепанные синие мундиры, какие-то невообразимые армяки и треухи, даже бабьи платки - шали - «великая армия» Наполеона нынче больше напоминала какой-то мелкоуголовный сброд. Да, стройными колоннами солдаты уже не шагали - так, тащились унылой толпой.
        Однако около тысячи… Да, тысяча, пожалуй, будет. Есть и конные… Наверняка - высшие офицеры. Туда и ударить. Туда…
        Запела труба! В ответ ей послышался отзвук слева… и со стороны реки. Сеславин и граф вышли на свои позиции…
        - Давай, братцы! С богом!
        Ударили, ухнули пистолеты и карабины. Взвились, сверкнули на бежевом скрытом солнышке сабли и палаши… Грянуло громовое «ура!».
        Всадники Давыдова развернулись с налета, обхватывая врагов растянутым полумесяцем. Ожидая ответных залпов, не держали плотный строй. И залпы последовали. Только какие-то нестройные, хиленькие. Стреляли со стороны обоза, растянувшегося по дороге, ведущей через все поле. Там же гуртовались и всадники… Судя по треуголкам с перьями и золотому шитью - в чинах немалых.
        Ветер бил в лицо. Пели трубы. И жаждущие крови клинки грозно сверкали на солнце.
        На острие атаки Денис вынесся уже почти к самому обозу… налетев по пути на группу вражеских солдат… Что ж - да с ходу, да - саблями!
        - А ну, братцы! Ур-а-а-а!!!
        Не успели - саблями. Не удалась рубка. Завидев приближающихся гусар, французы тут же побросали ружья и подняли руки вверх.
        - S’il vous plait, ayez pitie, monsieur l’agent! Nous nous rendons! (Пожалуйста, пощадите, господин офицер! Мы сдаемся!)
        - Ну да черт с вами. Бедряга - прими! - оглянувшись, распорядился Денис.
        Сдались. Тем лучше. А вот эти, у обоза…
        - У-ра-а-а! - закричали с левого фланга.
        - Ур-а-а-а! - эхом отозвалось со стороны реки, по берегам уже тронутой льдом.
        То понеслись в атаку верные соратники, Сеславин и Орлов-Денисов. Послышались выстрелы… Зазвенели сабли…
        Да и сам Давыдов наконец-то скрестил свой клинок с саблей какого-то французского гусара, дюжего усача в накинутой поверх желтого доломана шубе. Замерз, видать, бедолага! А шубку-то перед боем не скинул зря.
        Удар! Удар! Удар! Француз оказался силен, неистово силен, да и ловок - и шуба ему ничуть не мешала, хитрован заранее распорол ей рукава. Враг контратаковал с такой отвагою, с таким лютым бешенством, что, будь сейчас на месте Дениса человек чуть менее опытный - все бы! Хана!
        Уклоняясь, Давыдов бросил коня в сторону, припал к гриве… И едва успел подставить саблю под очередной удар. Все же успел… но как-то неудачно - клинок зазвенел и как-то противно хрустнул…
        Взвив коня на дыбы, враг громко захохотал, торжествуя победу… Бросив бесполезный обломок в снег, Денис выхватил из-за пояса нож и быстро, почти без замаха, метнул… как учили на занятиях в Академии… как он сам учил когда-то одну девушку, еще там… в Белорусском полку… давно…
        Как раз вовремя распахнулась на груди усача шуба… Нож разорвал доломан, впиваясь в грудь…
        Враг резко побледнел, вытянулся… и повалился на бок. Бессильно повисла на темляке выпавшая из рук сабля…
        Денис спрыгнул с коня - подобрать хоть какое-нибудь оружие… и тут же увидел скачущего прямо на него всадника в длинной синей шинели с золотыми эполетами и с разящей шпагой в руке! Недолго думая, гусар бросился к лошади, выхватил из седельной кобуры пистолет… незаряженный, бесполезный… Схватив пистолет за ствол, Дэн проворно метнул его, да так ловко, что угодил бы прямо в лицо вражине… если бы тот не закрылся рукой. Закрылся, успел… Но замешкался! Не тратя времени зря, Давыдов прыгнул на француза, словно пантера, ударил снизу в подбородок - славный вышел апперкот! - стащил с седла…
        - Ne le tuez pas! (Не убивайте!) - придя в себя, слабым голосом попросил враг. - Я - генерал Бюрт. Я сдаюсь…
        Вот уж и впрямь славная вышла битва! И генерала взяли в плен, даже двух! И еще множество солдат… и обоз захватили!
        - Где ваш император? - выстроив пленных, строго спросил Денис. - Говорите… Ну!
        Грозно сверкнули ружья…
        - Я знаю! Я скажу…
        - И я…
        Уже стоял полдень, когда объединенные отряды партизан догнали главное действующее лицо всей нынешней европейской истории!
        - Вот он, Бонапарт! Вон его возок! - вытянувшись в стременах, счастливо завопил Коленька Розонтов. - Я вижу его, вижу, ага!
        Штабс-ротмистр Бедряга усмехнулся и подкрутил усы:
        - Гвардейцев ты тоже видишь? Сколько их там? Тысячи три?
        - И все же… - пухлые щеки корнета раскраснелись от азарта. - И все же… Господин полковник? Разве мы не атакуем?
        - Атакуем, - решительно отозвался Денис. - Тотчас же! Может, и повезет, чем черт не шутит. Эх, артиллерии бы! Хотя бы три роты… Мы бы этих гвардейцев… враз.
        Снова раздалось лихое «ура», и партизаны бросились на гвардию. Ударили… отхлынули… С первого наскока строй опытных воинов не удалось прорвать. Не прорвали его и со второго раза, и с третьего…
        Ощетинившиеся штыками, верные гвардейцы Наполеона стояли непоколебимо! Вернее, не стояли - шли. Неторопливо, как на параде, четко печатая шаг. Как это им удавалось на раскисшем снегу? Бог весть. Удавалось как-то. И штыки грозно торчали в стороны. Словно копья у древних греческих воинов - гоплитов. Не прорвешься. Не ударишь.
        - Господин полковник, а если залп?
        Денис и сам уже про это думал. Правда, неуверенно. Далековато до Бонапарта… пуля вряд ли достанет. Но все же…
        - Что ж… Залп так залп. Заряжай!
        Ухнули. Просвистели пули. Несколько гвардейцев упали… Остальные, как шли - так и шли.
        - Эх, артиллерию бы… - убирая пистолет, со вздохом промолвил Давыдов. - Взяли бы тогда чертушку. Взяли бы!
        Ах, если бы да кабы…
        Видя полную бесполезность всех конных натисков, полковник махнул рукой и приказал трубить отступление, устраивать бивуак. И так уже люди-то держались из последних сил, разве что близкое присутствие Наполеона придавало куража и азарта.
        На привал остановились в небольшой - с полдюжины изб - деревеньке, жители которой на всякий случай укрылись в лесу, но, распознав своих, вышли.
        - Хлеб да соль вам, наши дорогие! - сняв шапку, в пояс кланялся староста, сухопарый худой старик в длинном долгополом кафтане. - Зараз посейчас что-нибудь сообразим. Хлебосолов, правда, особых нету… Но что Бог послал…
        - Господин штабс-ротмистр! - тут же подозвал Денис. - Николай Григорьевич, дорогой, выдайте крестьянам что-нибудь из того обоза…
        Распорядившись, полковник вновь повернулся к старосте:
        - Тебя как звать-то?
        - Ермил. Ермил, сын Ордеев. Мы все тутошние, графа Никидеева, Митрофана Иваныча людишки.
        - Ну, вот что, Ермил. Не пугайся, долго мы тут не засидимся… В какой избе можно встать под штаб?
        - Да вот хоть в моей… Прошу, прошу, господа мои… Я посейчас. Сейчас супружница дичи нажарит…
        Под жареную боровую дичь, под водку и отыскавшееся в захваченном обозе шампанское Денис и записал в походном дневнике:
        «Гвардия с Наполеоном прошла средь всей нашей толпы, словно стопушечный корабль между рыбачьими лодками».
        - Словно стопушечный корабль, - тихо повторил полковник.
        В штабной избе уже все спали. Спали и по другим избам, и у костров - в шалашах-палатках - в лесу…
        Давыдов тоже прикорнул до утра… а утром проснулся от стука в дверь.
        - Что? Кого? Кто там в такую рань стучит?
        - Ваш-бродь, тут к вам… - приоткрыв дверь, почтительно доложил караульный. - Говорит, что брат…
        - Брат? Так Евдоким же был недавно… Неужто… Левушка!
        Завидев явившегося на пороге стройного усача в сверкающем шитьем мундире, подпоручика лейб-гвардии, Давыдов вскочил с сундука и распахнул объятия:
        - Братец! Ты как здесь? Ты, знаешь, Евдоким был недавно…
        - Он мне про тебя и рассказал. И я вот решил… Что там в лейб-гвардии-то сидеть? Скучно! Повоюем-ка вместе, ага.
        Пока братья обнимались, уже проснулись все ночевавшие в «штабной избе» офицеры и, узнав, что к чему, тут же захотели организовать «веселье». Однако тот же Левушка и не дал!
        - Нет, нет, братцы! - Лев Васильевич подкрутил усы. - Повеселимся уж с вами после. Сейчас же… Там, у Березины-реки, супостат встал большим отрядом. Обоз с награбленным добром - десятка два телег будет! Я про них, пока до вас пробирался, слышал. Так что, Денис? Ударим. Пока вражины не ушли? Ведь переправятся же… Там село рядом - и лодки есть, да и брод, говорят, неподалеку. Неужто дадим уйти? Выпустим?
        - Ну, что же, - пригладив бороду, улыбнулся полковник. - У Березины, говоришь? Так ударим, потреплем врага! Эх, Левушка - сотню тебе дам. Командуй!
        Наскоро перекусив, партизаны выступили в поход тотчас же. На этот раз Давыдов прихватил с собой батарею конной артиллерии, под командованием юного поручика Павлова. Пушкари-то и завязали бой. По приказу Дениса скрытно подвели пушки, расположились и…
        - Заряжай!
        - Так, может, с наскока? - нетерпеливо покусывая усы, предложил Левушка. - А то ядрами-то обоз попортим.
        Денис улыбнулся:
        - Эх, Лев, Лев, дался тебе этот обоз. Ты лучше вот что… Давай-ка со своей сотней во-он в тот лесочек… Да-да, где липы. Там, под липами, и будешь сидеть, ждать.
        - Так… а чего ждать-то? - обескураженно переспросил гвардеец.
        - Мало ли, французы какую подлянку учинят - они на это способны. Тут и ты выскочишь, а когда именно - решишь сам. Ты ж у нас подпоручик!
        Не очень-то доволен остался Лев Васильевич распоряжением своего старшего братца. Однако делать нечего, пришлось приказание исполнять. Тем более, сам ведь в отряд напросился.
        Пока суть да дело, пушкари зарядили орудия… Поручик Павлов обернулся… Полковник кивнул…
        - Огонь!!!
        Ахнули, дернулись пушки, окутались черным пороховым дымом. Провыли над деревьями ядра… упали невдалеке от берега в воду, подняв тучу холодных брызг. Огонь тут же подкорректировали, дождавшись, когда развеется дым:
        - Прицел на четыре… Огонь!
        Французы забегали, засуетились…
        Денис взметнулся в седло:
        - Ну, братцы, с богом! Атакуем супостата. Вперед!
        Вынеслась из-за леса партизанская конница, понеслась на французов, к реке… С полсотни конных вражеских егерей тут же поскакали навстречу, зазвенели сабли, окропила белый снег первая алая кровь…
        Как всегда, полковник лично повел своих партизан в атаку, он просто не мог поступить иначе… и почти никогда не поступал.
        Ударила по глазам снежная россыпь, заскрежетала, встретив вражеский клинок, трофейная сабля… Карие глаза француза сверкнули ненавистью и злобой!
        А вот не злись! Поделом тебе, поделом. Не мы к вам пришли - вы… А уж теперь - ответка замучает.
        Удар… Звон… Обводка… Выпад… Укол!
        Егерь схватился за шею… Да весь их отряд повернул лошадей обратно, поскакал, понесся с позором прочь!
        Партизаны преследовали врага с веселым азартом и громким «ура». Неслись, гикали, кричали, смеялись…
        И тут вдруг ударил залп. Неприятельские стрелки залегли в распадке и теперь расстреливали скачущих гусар спокойно, как в тире.
        Почувствовав, что пуля угодила в коня, Давыдов выскочил из седла и, перекувырнувшись через голову, упал лицом в снег. Снова грянули ружейные выстрелы, засвистели пули.
        - Назад! - поднимаясь, Денис махнул рукой залегшему невдалеке трубачу. - Труби. Давай уже! Ну же…
        Напрасно кричал! Трубач-то не слышал - его широко распахнутые голубые глаза, застыв, уставились в низкое, затянутое серыми облаками, небо.
        - Я… я сейчас…
        «Гусар гусаров» - Коленька Розонтов - тотчас же спешился, упал на живот, пополз…
        Снова грянул залп. Вспороли снег пули… совсем рядом, вот-вот бы и…
        - Ну, давай же… Давай же, корнет!
        Розонтов добрался-таки до трубы, да, набрав в легкие побольше воздуха, приложил мундштук к губам… затрубил…
        - Эх, не так! - заволновался Денис. - Не так же.
        И вдруг - что это? Из-за дальнего леса вдруг вынеслась конная рать, понеслась на стрелков с тыла…
        Вновь загремело «ура!». Выстрелы прекратились…
        - А ну, братцы! - полковник Давыдов взметнулся из сугроба. - А ну, давай их… а ну… Ай, Левушка, ай, молодец! Ах, как же ты вовремя-то…
        Враг был разбит, и партизаны торжествовали победу. Вот только Денис Васильевич был невесел. Еще бы - герой дня, младший-то его братец, все же схватил пулю в грудь!
        - Хирурга! - вернувшись в деревню, живо распорядился Давыдов. - Ищите срочно. Не может быть, чтоб среди пленных не нашлось врача.
        Врач отыскался. Белобрысый, совсем еще молоденький, тощий. Совсем не похожий на опытного полевого хирурга.
        - Etes-vous un medecin? Вы - врач? - зачем-то уточнил Дэн.
        - J’etais interne a l’hopital de Saint-Denis, a Paris, - с какой-то детской обидой француз вскинул брови.
        - Ординатор? В госпитале Сен-Дени? Ох… ладно… Rentrez. La, mon frere… il est blesse… j’Espere que vous pourrez… en Plus je n’est pas quelqu’un d’esperer, helas….(Идемте. Там мой брат… он ранен… Надеюсь, вы что-то сможете… Больше мне не на кого надеяться, увы…)
        Француз спас брата. Вот этот вот подросток с обиженно-детским лицом. Ординатор из госпиталя Сен-Дени… Спокойно и умело юный хирург извлек пулю, перебинтовал и столь же спокойно заверил, что жизнь раненого вне опасности.
        - Я бы заплатил вам… - с улыбкой облегчения по-французски промолвил Денис. - Но увы, у меня нет денег. Почти совсем нет. Знаете, мы делим трофеи поровну, не исключая и нижних чинов. Даже брату на жизнь и дальнейшее лечение придется занять… И все ж таки, что я могу для вас сделать? Может быть, освободить… Однако вас тут же снова захватят в плен…
        - Освободить? - врач покачал головой. - Да нет, не нужно. Лучше сделайте так, чтоб мои товарищи не чувствовали особых лишений. Если можно нас покормить, то…
        - Вас еще не кормили? - искренне удивился Давыдов. - Сейчас же распоряжусь! Сейчас же.
        - Буду вам совершенно признателен, месье!
        Глава 5
        Конец ноября 1812 года Денис Васильевич встретил в Новых Троках, небольшом литовском городке, располагавшемся в пятнадцати верстах от Вильно. Городок растянулся вдоль нескольких озер, затянутых некрепким, еще тонким ледком. Красивые домики, сосны и клены, живописные развалины двух старинных замков - все это придавало Трокам какой-то неповторимо романтический вид. Поэтов - Давыдова и Северского - неумолимо тянуло на творчество. Последний даже умудрился за три дня накропать целую поэму под гордым названием «Замок Витовта» и с неким нарочитым смущением зачитал несколько отрывков Денису.
        «Меж волн, как ветер завывая, неслась кибитка удалая…» - и дальше все в таком же духе.
        «Меж волн» - имелось в виду - «меж озер», но почему кибитка «завывала» и почему она «удалая», Северский вразумительно объяснить не смог и ушел от полковника несколько обиженный. Поделать с этим ничего было нельзя - графоман, он и есть графоман, чего уж!
        К тому же нечто похожее Дэн уже когда-то слышал или читал, только вот никак не мог вспомнить, в какой из жизней - в этой или в той… Та, прежняя его, студенческая, вернее, курсантская, жизнь, казалось ныне такой далекой и почти нереальной, ничем, практически ничем, не напоминая о себе и являясь нынче разве что в снах… да и те снились все реже и реже. Да и, откровенно-то говоря, некогда было вспоминать - война, и никуда от нее не деться.
        Причем Дэн ощущал себя именно Дэном, без всякого раздвоения личности и прочих признаков вялотекущей шизофрении, но все способности Дениса Васильевича он «унаследовал», если можно так выразиться, вполне: и фехтование, и танцы, и французский язык… А еще - «помнил» всех родственников, при встрече с коими даже ощущал вполне себе искреннюю радость. Вот и Евдоким, и Левушка… Левушке, кстати, Денис оставил пару червонцев… не своих, пришлось занимать: ни Дэн, ни Денис Васильевич никогда не страдали стяжательством.
        - Да-да, не страдали, - перебирая рапорта, улыбнулся гусар.
        Время уже шло к обеду, Дэн остро чувствовал доносящийся из кухни запах какого-то вкусного варева. Да-да, несомненно - вкусного! Сухопарая вдовушка Марта, женщина строгих правил, у которой столовался Денис, была отменной хозяйкой. Её довольно просторный, выкрашенный синей краской дом с резным высоким крыльцом и балясинами лет десять назад принадлежал доминиканскому монастырю, расположенному здесь же, в Троках, и постепенно приходившему в запустение. Особенно сейчас, когда русские войска гнали Наполеона прочь. А ведь с именем Бонапарта многие в Литве и Польше связывали свои надежды на возрождение государственности. С поляками, литовцами, белорусами следовало ухо держать востро! Многие из них помогали французам не за страх, а за совесть. Вот и эта вдовушка… кто ее знает… Возьмет да отравит! Ага… и потом сбежит? Куда только?
        Полковник не выдержал и негромко расхохотался. Потом, бросив рапорта, поднялся со стула и подошел к большому зеркалу в строгой черной раме, висевшему в простенке меж окнами. Из зеркала на Дэна глянул разбойничьего вида бородач в косоворотке и бурой крестьянской свитке, ничуть не напоминавший офицера… а, скорее, походивший на кормщика Ивана Рябова из старинного кинофильма «Россия молодая». И как же на этакую-то разбойную рожу женщины-то еще западают? Тьфу!
        Сплюнув, Денис поспешно отвернулся от зеркала и подошел к окну. Снаружи, на улице, выходившей на базарную площадь, виднелось какое-то шевеление. Проехала телега, прогрохотала пара накрытых рогожкой возов… а вот проскакал на сером жеребце какой-то франт в синем уланском мундире с широченными лампасами. Всадник сей придержал коня аккурат возле занимаемого Давыдовым дома, там и спешился. По крыльцу простучали шаги…
        Денис поспешно накинул на плечи армяк с газырями - хоть какая-то солидность, а то весь расхристанный… Так печки натоплены же! Жарко.
        В комнату тотчас же заглянул ординарец:
        - К вам посыльный, ваш-бродь!
        - Зови!
        На пороге возник сухощавый офицер - уланский ротмистр. Вскинув к киверу два пальца, вытянулся, щелкнул каблуками:
        - Господин полковник Давыдов?
        - Так оно и есть, - радушно улыбнулся Дэн.
        - Вам послание от графа Кутузова! Прошу принять… и расписаться… вот здесь.
        - Так-так, - взяв в руки пакет, Денис Васильевич глянул на вестника. - А не угодно ли отобедать?
        - Благодарю, господин полковник! Однако увы - еще много адресов.
        - Ну… хоть пирогов на дорогу возьмите! Хозяйка замечательные пироги печет.
        - Пироги… - ротмистр, как допреж того Денис, потянул носом воздух и подкрутил усы. - Пироги, пожалуй, возьму…
        - Вот и славно! Сейчас, я скажу Марте…
        Распрощавшись с уланом, Денис Васильевич с радостным нетерпением вскрыл пакет и быстро прочел послание. Михаил Илларионович приглашал Давыдова в Вильну, три дня назад отбитую у французов не кем иным, как Александром Никитичем Сеславиным!
        - Ай да Сашка! - обрадованно воскликнул Дэн. - Ай да хват! Черт возьми - он уже Вильну взял. А я тут сижу, жую сопли… Ну, хоть к Кутузову съездить, ага… Андрюшка! Эй, где ты там! Седлай-ка каурого, живо…
        - Что, и не отобедаете, барин? - удивился слуга. - На что этакая-то прыть? Скакать куда-то…
        - К самому Кутузову, брат! - полковник с важностью поднял вверх указательный палец. - Там и отобедаю, да.
        Надев шапку, Денис Васильевич заглянул на кухню, к хозяйке. Та оказалась не одна, на узкой скамеечке у окна сидела симпатичненькая девчоночка: сероглазая, с иссиня-темными волосами, заплетенными в две косы. Вздернутый носик, ямочки на щеках, чуть припухлые губки. Вся такая стройненькая, только вот отчего-то грустная.
        - Племянница моя, - торопливо пояснила Марта. - За солью зашла.
        Ну, племянница и племянница, судя по одежке - длинное шерстяное платье с узорами - из местных караимов. Ну и брюнетка, да. Как недавно узнал Денис, караимов призвал из Крыма еще великий князь Витовт, знаменитый властелин Великого княжества Литовского. Или они потом уже, с Тохтамышем, спасаясь от Тимура, в Литву пришли - бог весть. В общем, с тех пор и жили эти самые караимы в Троках, занимались всякими промыслами ну и воинскую службу несли.
        За солью так за солью…
        - Уезжаю я, - поправив шапку, полковник улыбнулся девчушке. Та не отозвалась, наоборот - та-ак глазищами зыркнула! Словно рассерженная кошка. Будто бы Дэн чем-то ее сильно обидел. А чем? И, главное, когда? Первый раз видел, ага.
        - Обедать не будете, господин?
        - Нет.
        - А когда вернетесь?
        - Думаю, через день-другой.
        - Счастливого пути, господин.
        - Благодарствую.
        Марта эта, к слову, тоже была та еще штучка. Вечно угрюмая, замкнутая, неразговорчивая. Но, надо отдать ей должное, вежливая и педантичная до мелочей. К русским постояльцам, временным своим жильцам, она особого благорасположения не выказывала, но еду готовила отменно и дом содержала в чистоте. А что еще и надо было?
        Во дворе, кроме седлавшего каурого конька ординарца, ошивался и Коленька Розонтов, в своем армячке похожий на молодого купеческого приказчика средней руки. Если бы еще не сабля…
        - Едете куда, господин полковник? Возьмете с собой? Втроем-то нам безопаснее… Литовцы эти больно уж ненадежны, да…
        - Вот еще, Аника-воин выискался, - забурчал Денис. - Вам, корнет, когда в караул-то?
        - Завтра с утра!
        - Так готовьтесь! До завтра-то я вряд ли вернусь… Передашь - уехал к Кутузову, в Вильну…
        - К Кутузову!!!
        - Отставляю за себя штабс-ротмистра Бедрягу. Все понял, корнет?
        - Понял, господин полковник. Разрешите исполнять?
        - Давай уже… - вскочив в седло, Денис неожиданно подмигнул корнету. - Смотрите тут без меня… Водку сильно не пьянствуйте и девок местных не тираньте. А то… Знаю я вас!
        - Да как можно! Я, к примеру, с девушками… Ой! Bonjour, mademoiselle! Comment allez-vous?
        Французская фраза Розонтова адресовалась вовсе не господину полковнику, а обворожительной юной особе, той самой сероглазой брюнеточке, племяннице вдовы Марты. Сероглазка как раз и появилась на заднем крыльце, наверное, что-то ей нужно было во дворе или, скорей, в сарае…
        На Коленьку она взглянула довольно холодно и, ничего не ответив, ушла обратно в дом. Зачем, спрашивается, выходила?
        - Немая она, что ли? - обиженно надулся корнет.
        Давыдов расхохотался:
        - Скорее, просто не знает французского. Здесь же Литва, а не Париж… где мы очень скоро будем!
        - Вот, славно сказано, господин полковник! - круглое лицо подростка озарилось радостью. - Поистине славно.
        - Ладно, ладно, раздухарился, - взяв в руки поводья, Денис помахал рукой. - Давай, до встречи. Службу с достоинством и честью неси!
        Ординарец отворил ворота и сам поспешно забрался в седло, поехав вслед за полковником. Нагнал уже на улице и вдруг предложил ехать в Вильно не одному, а с попутчиками.
        - Ваш-бродь, я вчерась в трактире слыхал… Помещик местный, Вильковский его фамилия, со своими людьми тоже в Вильно собрался. Помещик знатный - ополчения местного командир. Нам помогли всемерно… Не как иные - хранцузам.
        - Вильковский, говоришь? - Денис задумчиво покусал губы. - Командир ополчения… Так я ж его знаю! Правда, так, шапочно… встречались один раз. И правда, вместе бы веселей… Так он, верно, уехал уже.
        - Не, ваш-бродь. Он не рано с утра собирался. Тут его подворье недалеко… Дозвольте, доскачу, справлюсь?
        - Скачи, - махнул рукою Дэн. - Коли что, так с ними и двинемся.
        Дожидаясь возвращения ординарца, Денис Васильевич неспешно поехал вдоль озера, тронутого первым ледком. Прямо напротив городка, на острове посередине озера виднелись руины величественного когда-то замка. Несколько башен и остатки стены сохранились и до сих пор, напоминая о былых временах истинного величия Литвы.
        Облетевшие вязы и тополя обрамляли красивую аллею, по которой и пустил лошадь Денис, любуясь открывшейся перед ним перспективой. Про знаменитый Тракайский замок он знал еще и там, в прежней своей жизни - именно он был изображен в учебнике по истории средних веков для шестого класса. Озеро, остров, замок… Вмерзшие в прозрачный лед серебряные от инея камыши и рогоз… Красиво! Красиво и романтично, м-да…
        Раздавшийся позади топот копыт заставил полковника сменить романтический настрой на обычный, деловой.
        Вернулся ординарец, судя по довольной физиономии - скакал он не зря!
        - Едут, ваш-бродь! Как раз сейчас выезжают. Узнав про вас, обрадовались, ага.
        - Добро, - кивнув, Давыдов тронул поводья…
        Местный помещик Никифор Иванович Вильковский встретил попутчиков с распростертыми объятиями:
        - Ах, Денис Васильевич, дорогой! Какая честь для меня, какая честь!
        - Ну, полноте, - засмущался Денис. - Говорю же - полноте вам.
        Толстенький, с простецким выражением круглого, озаренного добродушной улыбкой лица, Никифор Иванович тотчас же представил полковнику двух своих сыновей, Олега и Павла. Олег был статный молодец лет двадцати с нагловатым, круглым, как у отца, лицом и вислым носом, Павлу же вряд ли было больше шестнадцати. Худощавый и какой-то чахлый, он совсем не походил на брата, а, верно, пошел в мать. Никифор Иванович и его старший сын были чернявые, этот же - белобрысый. Но губы у всех одинаковые - тонкие. Да и взгляд… какой-то презрительный, нагловатый… Или это просто так показалось. Ну да…
        - Мы с вами поедем в коляске, господин полковник, поговорим… Коня привяжем к бричке… Затемно еще будем в Вильне! Дорога тут хорошая. А места какие чудесные! Да вы сами увидите… Садитесь же… вот…
        Давыдов не стал отказываться - уселся в коляску, развалясь на мягком сиденье. Забрался и хозяин, вытащив из-за пояса хлыст, ткнул кучера в спину, презрительно бросив:
        - Пош-шел! Да смотри у меня, шибко не гони… Но и не телепайся!
        Поехали. Покатила по улице пароконная бричка, сразу же за которой, верхом, ехали двое помещичьих сыновей, за ними - ординарец, и замыкали процессию четверо дюжих слуг, вооруженных трофейными французскими ружьями образца одна тысяча семьсот семьдесят седьмого года. Калибром семнадцать с половиной миллиметров, ружьецо это не пользовалось особой любовью у солдат из-за частых осечек и малой прицельной дальности, составлявшей где-то чуть более ста метров. Против двухсот - у российских ружей!
        - И вот такая дура стоит тридцать франков! - вытянув губы в трубочку, с презрением продолжал Никифор Иванович. - Немаленькие, скажу я вам, денежки, да.
        Вообще, похоже, что почтеннейший господин Вильковский оказался из той, не такой уж и редкой, поры людей-говорунов, которым и вовсе не нужен никакой собеседник. Им нужен слушатель! Причем слушатель молчаливый, время от времени лишь кивающий головой, соглашаясь и одобряя все произнесенное.
        - Вы, верно, спросите, как мы тут воевали? Так, доложу я вам, господин полковник, неплохо воевали, что и сказать! Верно, парни?
        Оглянувшись на сыновей, помещик, не дожидаясь ответа, продолжил:
        - И, знаете что, Денис Васильевич, любезный мой сударь… Хуже всего не с французами было, а с местными.
        - То есть как это с местными? - удивился Денис.
        Вильковский жестко поджал губы:
        - С холопами, с быдлом… с поганейшим мужичьем! Этой сволочи Наполеон волю якобы обещал… Вот они и… Припомнили все свои обиды. Всех моих соседей свои же мужики пожгли! Пожгли и разграбили, куда там французам. Вот, Савелий Петрович Катков жил от меня неподалеку… граф… разорился, правда - карты, чего уж. Однако мужиков своих держал - вот! Чуть что - в батоги. Да без всякой жалости… С этим подлым сословием, мужичьем, только так и надо. Попробуй, слабину дай только… Сожрут! Я вот тоже… У меня тоже - не забалуешь! И не посмотрю, кто ты - баба, девка, вьюнош младой… Провинился - получи! Без всякой пощады… Эх…
        Никифор Иванович злобно сверкнул глазами и потянулся к хлысту…
        - Так что там с соседом вашим? - напомнил Давыдов.
        - С соседом? А, с Катковым… Да ничего. Сожгли. Вместе с дочкой, супругой и управляющим. Заперли в доме и подожгли. Все мужики поганые, быдло! Эх, видать, мало он их строжил, мало лупил! Мне вот тоже огненного петуха пустить пытались… Хорошо - сыновья! Я, как овдовел, их сызмальства самолично воспитываю. Они и батогами, и… Славные парни - не таясь скажу! Да еще слуги… Я ведь как делаю? Стравливаю молодых да мальцов, пущай до крови дерутся… Как гладиаторы в римские времена! И развлеченье, и польза. Какие удалее да злее - под свое крыло беру. Учу, спрашиваю строго, но и кое-что позволяю, ага. Глянется кому какая юница… Так отчего ж? Мое же добро. Еще и денег даю! Оттого и служат они мне верно, аки псы. Вона, Денис Васильевич, гляньте-ка - позади скачут. Трое молодцов - Иванко, Тошка и Глян. За меня да сыновей моих - глотку порвут любому!
        Дэну стало противно. Уж никак он не ожидал столь гнусной крепостнической исповеди… даже не исповеди - откровенного хвастовства! И как-то не хотелось больше что-то подобное слушать… однако собеседника-то несло! Впрочем, все ж таки немного Никифор Иваныч охолонулся. Вспомнил, вытащил из-под сиденья флягу да чарки:
        - А не выпить ли нам, господин полковник, за скорую нашу победу?
        Чего ж и не выпить? Тост-то был произнесен замечательный! А то, что произнес его гнусный рабовладелец-крепостник… Так кругом были такие! Такие уж стояли времена.
        - За победу? Выпьем! Как не выпить?
        Чокнулись. Звякнули на весь лес серебряные чарки. И тут же вдруг грянули выстрелы! Целый залп. И тут же, сразу же, выскочили из заснеженных кустов вооруженные бородачи в зипунах и нагольных полушубках!
        Сверкнули палаши. Рявкнули ружья. Разом попадали в снег сраженные пулями слуги. И верному ординарцу тоже не удалось спастись. Сразу трое рванули к бричке… Помещик выхватил пистолет…. И получил нож в горло! Затрясся, захрипел и затих, исходя кровью…
        Вскочив на ноги, Денис выхватил саблю…
        - Не надо, господин полковник, - выкрикнул какой-то сероглазый парнишка со штуцером в руках. - Ведь пристрелим - и все. И кто будет французов громить? Эти, что ли? - юный разбойник презрительно кивнул на плененных сыновей только что убитого помещика. - Эти только с крестьянами могут воевать. Ну! Давайте сюда саблю и пистолет. И выходите из брички, господин полковник… Вреда мы вам не причиним.
        - Мой ординарец, - исполняя требуемое, угрюмо промолвил Дэн. - Что с ним?
        - Думаю, ранен… Его подберут, доставят в деревню… Вылечат! Мы не воюем с простыми людьми.
        За всех разбойников почему-то отвечал именно этот парень. Самый юный… Впрочем… Давыдов присмотрелся внимательней… Тонкие черты лица, большие жемчужно-серые глаза, пушистые ресницы… вздернутый нос… Девчонка! Та самая… Племянница Марты!
        - Вижу, вы меня узнали, - разбойница скривила губы. - Мы свяжем вам руки и завяжем глаза…
        - И что потом?
        - Для вас - ничего плохого.
        Захваченных пленников разбойники (или восставшие крестьяне, тут уж не знаешь, как и сказать) повели по узкой лесной тропе. Мокрая - пополам со снегом - грязь хлюпала под ногами, влажные еловые лапы касались щек. Давыдов считал шаги и прислушивался. Однако разбойники шагали молча, да и пленные парни тоже не говорили ничего. Вернее, кто-то из них попытался… Судя по звуку - его тут же ударили, и весьма сильно. Что ж… объяснили вполне понятно.
        Шагая, Дэн пытался разобраться - что же, черт возьми, произошло? Ведь это нападение… засада… да-да, именно засада… это ведь - на него! Ведь не зря эта чертова караимка (если она караимка вообще) следила за ним еще там, в доме… Значит, и Марта… Ну, чертова вдовушка!
        Шли не так чтобы долго, но и не быстро - по прикидкам Дениса, где-то с час или около того. Потом послышались голоса - и мужские, и женские. Похоже, разбойников встречали… Кто-то сорвал повязку с глаз Дениса.
        - Входите, господин полковник, - оглянувшись с крыльца, ехидно предложила девчонка. - Будьте как дома. Мы развяжем вам руки. Но предупреждаю - здесь совершенно некуда бежать. Это лес - настоящая литовская пуща, в нем полно волков.
        Ага… напугала…
        Тем не менее руки полковнику развязали, да и вообще, обращались вполне сносно, правда, особого уважения не выказывали. Поместили в убогой избенке, в горнице, с топящейся по-черному печкой и затянутым бычьим пузырем окном. Как успел заметить Давыдов, всего же изб было три. Две - убогонькие. И одна - настоящий богатый дом-пятистенок. Еще какие-то изгороди, хозяйственные постройки: всякие там амбары-овины… Деревня. Или, скорей - хутор. Зажиточный литовский хутор, затерянный в лесу.
        Денис потянул дверь… Заперто! Ну да, еще сразу он заметил приделанный снаружи засов. Да и оконца маленькие… не пролезешь. Похоже, здесь, в этой избенке, держали пленников.
        Эх, Денис, Денис, хвостом тебя по голове! Как же ты так глупо попался-то? Обрадовался… С Кутузовым сейчас… ага…
        Но эти-то, эти! Судя по разговорам, это ж не литовцы. По крайней мере - не все. Православные русские люди. Крепостные мужики. Но ведь они любят свою родину. Россию! И все, как один, поднялись против захватчиков. Дубина народной войны. Так ведь учили в школе. И потом, в Академии. Так писал Толстой. Выходит, врал? Ну… не врал, но недоговаривал - точно.
        Раздумывая, Дэн мысленно представил себя на месте простого крестьянского парня, крепостного, как большинство мужиков на Руси. Что для него Родина? Семья, деревенская церковь, рощица с речкой… «вот моя деревня, вот мой дом родной»… Так да… И жуткая нищета, и голод, и смерть, и тяжкий, невыносимый, неиссякаемый труд, не приносящий никакой особенной пользы. Это еще хорошо, ежели повезет с помещиком. А если не повезет? Попадется вон такой черт, как покойник Вильковский. И что тогда с Родиной? С отеческим дымом? Когда твоего батюшку секут на конюшне? Когда твоих младших братьев помещик проиграл в карты соседу? Когда твоей сестрой или любимой девушкой угощают пьяных гостей? Ведут в баню или на сеновал… или… Как тогда с Родиной? Прикажете любить?
        Вот и забунтовали мужички, вот и помогали Наполеону… впрочем, не столько помогали, сколько своих мучителей жгли. Дворян российских. Помещиков, чтоб им пусто было.
        На дворе между тем явно затевалось какое-то действо. Разбойнички бродили, оживленно переговариваясь… то ли ждали кого-то, то ли… Сквозь бычий пузырь не разглядеть было. Подумав, Денис подтащил к стене стоявшую в углу кадку, взгромоздился, приник к волоковому окну, тут же испачкавшись сажей. Пустое! Зато кое-что было видно… и слышно…
        Недалеко от главной избы, дома-пятистенка, росла высокая раскидистая береза… к толстым веткам которой уже приладили две петли, весьма красноречиво свидетельствовавшие о ближайших намерениях собравшихся. Ну да, ну да… Рядом с березой уже стояли, понурив головы, пленники. Двое братьев… Неужто повесят? Ведь подростки же… почти дети…
        Впрочем, судя по всему, пошлая и вредная присказка «они же дети» здесь не катила. Крестьяне-разбойнички были настроены весьма решительно. Какой-то дед с окладистой седой бородою встал рядом с братцами и, сняв шапку, громко и со значением предложил начать суд. Да-да, именно так. Суд!
        - Судить будем по всем законам, по справедливости…
        - И в чем же вы нас обвиняете? - с наглым смешком осведомился старший брат, Олег Никифорович Вильковский.
        - В распутстве, в прелюбодеяниях… В подлых убийствах! - четко промолвил старик.
        - Мы никого не убивали! Это все ложь!
        - Посмотрим… Помолчите покуда… Обчество, дадим слова послухам-видокам? Жаль, Никодима Брылина уж нет, погиб… Да и Герасим Фомин словил пулю. А Максимушка Ратников в болотине утонул. Одна Настена, почитай, из вильковских крестьян и осталась… Давай, Настенушка, говори!
        Та самая юная разбойница вышла к березе. Никакая не караимка - обычная крепостная. Но красивая - да! Жаль, зачем-то обрезала косы… впрочем, и такая прическа - нечто вроде каре - ей очень даже шла. Даже в крестьянском мужском одеянии - в смазных сапогах, в армячишке - эта девочка смотрелась словно на подиуме. Этакий кэжуал, ага.
        - Я скажу, - тихо произнесла девчонка. - Поведаю всё. И конфузиться не буду! Пускай эти людоеды конфузятся.
        - Сука! - злобно выкрикнул Олег.
        Младший, Павел, тоже поддержал брата:
        - Не верьте ей! Та еще курва… гулящая. Сама под мужиков сыздетства ложилась, а теперь нас винит!
        - А ну, заткнитесь оба! - здоровенный рыжебородый бугай в нагольном полушубке и треухе отвесил не в меру разговорившимся пленникам пару звонких оплеух.
        - Говори, Настя!
        Девушка продолжала так же спокойно, как и начала. Даже не повысила голос… лишь лицо ее сделалось вдруг бледным, так, что было заметно даже Давыдову.
        - Гулящая, говоришь? Сыздетства? - Настя покусала губы. - Ну, верно все, да… Сколько мне было, когда батюшка ваш, упырь, меня в постель к себе затащил? Ноченьку напролет тешился, а утром высечь велел… Плохо, говорит, ублажила - учись. Еще тварью непотребной обозвал… А пороли-то меня вы, парни! Забыли? Как привязали, раздели… И так сколько раз было-то? Я уж и не помню… Да вы ж всех перепробовали! Серафиму Леонтьеву до смерти довели, Алену с Нежданой запытали… забыли, упыри, как? Так я вам напомню… Как насильничали с дружками своими… как, ежели что не так, били плетьми… А когда понесла я? Как вы меня… по животу ногами… Словно не человек я, а ядовитейшая змея… С тех пор понести не могу… все с меня выбили, как и жива осталась - не ведаю. Может, и вправду, лучше бы было мне умереть… как Алена, как Фекла, как многие… А еще… Да, пожалуй, хватит уже… Делайте, народ, как хотите.
        Настя махнула рукой и, повернувшись, медленно пошла к дому. Красивое личико ее осунулось, щеки были мокрыми от слез…
        В тот же момент взвились на березе два тела - братьев Вильковских, Олега и Павла. Подергались малость в петельках, застыли… Упыри-изверги. Как и батюшка их Никифор Иваныч.
        Да уж… Усевшись на скамью, вздохнул про себя гусар. С такими-то гадами-помещиками никаких врагов не надобно! И девчонку эту, рабу крепостную, Настю, жалко до слез… Жизнь исковеркана. Так, а у кого из рабов не исковеркана? Хотя есть и такие… и много. Вот хоть взять матушку, отца… Они ж над своими крепостными не измывались - наоборот. Да и соседи все были господа адекватные, никто мужичков да баб своих не бил, не пытал… Ну да, бывало, на сторону и продавали… когда деньги заканчивались, ага.
        Снаружи вдруг раздались шаги. Скрипнул засов, и на пороге возник здоровенный оглоед в распахнутом на широкой груди полушубке. В руках здоровяк держал деревянную плошку с какой-то едой.
        - От, поснидай, барин, - тряхнув кудлатой рыжею бородищей, гулко промолвил оглоед. - Извиняй, разносолов нету.
        Поставил еду на стол, хмыкнул и ушел, громко хлопнув дверью.
        Денис склонился над миской, принюхался… В загустевшем желтоватом вареве стояла воткнутая деревянная ложка. Пленник осторожно зачерпнул… пожевал… и скривился. Гадость какая-то! Что это вообще - репа, что ли? Ну да, наверное, репа. Причем - сладковатая, помороженная да еще с гнильцой. Такое даже голодным есть не станешь… Хотя, смотря как голодать.
        Денис Васильевич, кстати, проголодался, а потому, посидев минут пять-десять, все же пододвинул миску поближе… черпанул, заработал ложкою - уплел варево в пару минут!
        Тут подоспел и бугаистый «официант», принес крынку с водицей. Поставил, ни слова не говоря, забрал миску, ушел… Потом все же вернулся:
        - На двор ежели, то… Давай посейчас.
        Сейчас так сейчас. Не в избе же справлять естественные надобности - сколько еще там просидеть придется?
        Сделав свое дело, Дэн постарался как можно более внимательно осмотреть хутор, примечая любую малость. Вон, у забора - сани-волокуши, лошадь… значит, есть дорога-то, и уж по санному-то следу не заплутаешь никак! Куда вот только она приведет? Да куда-нибудь приведет, здесь нынче везде наши войска, не обманешься, выйдешь. Значит - бежать…
        - Но, но! Ты по сторонам-то не зыркай! Шагай…
        Хлопнула дверь. Скрипнул в петлях засовец…
        Денис улегся на лавке и, заложив за голову руки, задумчиво уставился в потолок. Пока казалось, что бежать из узилища не представлялось никакой возможности. Но это именно что казалось, Денис всегда знал, что безвыходных ситуаций не бывает. Надо лишь хорошенько подумать… или воспользоваться ситуацией… или такую ситуацию создать.
        Пленили, говорите? Это его-то, Дениса Давыдова, знаменитого партизанского командира? Ну-ну! Поглядим еще. Поглядим…
        Внезапно вскочив на ноги, Дэн принялся скакать по полу, нанося воображаемые удары… вспоминая рукопашный бой и бокс… По этим видам прикладного спорта молодой человек был в Академии отнюдь не последним, нет… Когда-то ведь навыки сии и пригодились уже… ну, и пригодятся, ага… Хороший рукопашник или боксер… это как пистолет в рукаве! Никто ведь обычно не ждет удара, который вдруг свалит с ног, вырубит любого… И этот вот рыжий - не исключение. Ну, здоров оглоедина, да… Громче падать будет!
        Уже начинало смеркаться, и внутри избенки сделалось темно и довольно прохладно: никто почему-то не озаботился протопить к ночи печку. Даже дровишек не припасли. Что же они тут, пленника замыслили заморозить?
        Снаружи вдруг донеслись чьи-то веселые голоса… именно веселые, и, кажется, даже девичьи… Похоже, кого-то встречали…
        Денис проворно взобрался на кадку и снова приник к волоковому окну, успев заметить слезавшего с лошади всадника… в сером с красным воротником, мундире Сумского гусарского полка! Давыдов на секундочку обомлел и затряс головой - не показалось ли? Да нет. На улице-то еще только начинало темнеть… да и встречать вышли с факелами.
        Ну да, ну да! Серый доломан, серый ментик. Белые витые шнуры, красные чакчиры. Так и есть - сумской гусар… Или… или тот, кто в него переоделся? Беглый крепостной мужик… оборотень!
        Гусар между тем спешился и, в почтительном окружении разбойников, зашагал к дому…
        Кто это такой? Что это давало пленному? Пока было не ясно. Правда, все разъяснилось довольно быстро. Давыдов не успел и задремать, как на улице снова раздались голоса, кто-то отпер засов… Внесли, поставили на стол свечи… а перед столом - изящный венский стул… На который, вытянув ноги, и уселся тот самый гусар!
        Ровесник Дениса, худощав, яркий брюнет с черной трехдневной щетиной и пронзительно синим взглядом. Смазливец. Такие очень нравятся женщинам.
        По углам встали два мужика с пистолетами и палашами. Охрана, блин… Ну. Гусар… один-то что ж, побоялся остаться?
        - Bonsoir monsieur Davydov! Je m’appelle Анри д, Эрувиль… Et, comme vous pouvez le deviner, je suis francais. Je supervise les cette petite troupe. (И, как вы можете догадаться, я - француз. Курирую этот небольшой отряд.)
        При этих словах гусар светски улыбнулся.
        - Je savais qu’ici, tous les traitres! (Так и знал, что здесь все предатели!) - угрюмо ухмыльнулся Денис.
        - Votre etat est lui-meme trahi par ces malheureux. Vivre un esclave, a notre epoque? Vous plaisantez? Mais, helas, dans l’empire Russe, c’est le cas. (Ваше государство само предало этих несчастных людей. Жить рабом в наше время? Вы шутите? Однако, увы, в Российской империи это именно так.)
        - Наш император дал этим людям свободу, - француз перешел на русский, которым, оказывается, весьма неплохо владел. - А за свободу нужно бороться. Вот они и борются… Впрочем, не об этом сейчас речь. Vous кtes mon cadeau, monsieur Davydov. Ou plutot, mon cadeau de l’empereur! (Вы - мой подарок, господин Давыдов. Вернее, мой подарок императору!)
        - Что еще за подарок? - Денис покусал ус.
        - Для императора вы - личный враг, - охотно пояснил шевалье д’Эрувиль. - Он помнит об этом, я помню об этом, и помните об этом вы. Чего бы то мне не стоило, я доставлю вас к императору. Вы будете его пленником и…
        Давыдов вдруг искренне захохотал, запрокинув голову, смеялся прямо до слез:
        - Я - пленник? Смотрите, чтоб вашего императора кто-нибудь не пленил. Драпает, небось, сейчас сломя голову.
        - И тем не менее мы нагоним его. Найдем.
        Вот ведь упрямец! Дэн покусал губу. Упрямый французский черт. Ему бы тоже пора уносить ноги, да как можно быстрей, а вот поди ж ты…
        Хотя… Вот она - ситуация! Вот он, случай… Которым осталось лишь воспользоваться, повернуть в свою сторону, да!
        - Что ж, к Бонапарту так к Бонапарту, - скривив губы в улыбке, с нежданной покладистостью покивал полковник. - Честно говоря, давно хотел с ним познакомиться. Не думаю, что он меня сразу же расстреляет.
        - Вряд ли вообще расстреляет, - светски заверил француз. - Обида его прошла.
        - Да уж, да уж… У него нынче другие обиды. Не до меня.
        Дэн лихорадочно соображал, что же делать, как воспользоваться моментом? Несколько смущали вооруженные стражи у дверей, хотя…
        - Что ж, господин полковник, - почесав щетину, улыбнулся месье д’Эрувиль. - Мы с вами встретимся завтра… Да завтра, наверное, и отъедем. Надеюсь, вас покормили? Впрочем, я распоряжусь, чтоб принесли чай.
        Церемонно поклонившись, шевалье покинул избенку вместе с последовавшей за ним охраной. Денис стиснул зубы: что ж, значит, завтра…
        Едва только визитеры покинули узилище, гусар тотчас же взлетел на кадку, к волоковому оконцу. Видно уже плохо чего было, зато хорошо слышно… Может, кто чего сболтнет? Что-нибудь такое, что можно было бы использовать…
        - Нет, нет, вы идите, - послышался баритон француза. По-русски он говорил довольно понятно, только никак не мог избавиться от картаво-грассирующей «р-р-р», путал падежи и склонения и частенько вместо звука «ю» употреблял «у». - Идите, идите, меня не надо ждать. Я постою, подышу… И полубу… Как это сказать? Лубоваться закатом.
        Судя по оранжево-синему небу, закат и впрямь выдался неплохим: каким-то захватывающе грозным и красочным. Дождавшись, когда все ушли, шевалье д’Эрувиль зашел за избенку да там и затаился. Действительно - любовался закатом? Или кого-то ждал?
        - Анри! - послышался вдруг приглушенный женский голос.
        Денис едва не хлопнул в ладоши. Оп-паньки! А ведь и действительно - ждал. Интересно, кто же эта особа? Неужели…
        - Ah, ma petite fee! Je m’ennuie de toi. (Ах, моя маленькая фея! Я так скучал по тебе.)
        Маленькая фея! Однако…
        - J’ai aussi rate, mignon d’Henri! (Я тоже скучала, милый Анри). Toi si longtemps… je ne pensais… (Тебя так долго не было… я извелась вся, думала…)
        Насколько понимал Денис, какая-то женщина болтала по-французски довольно бойко. Неужто из дворянской семьи? Или… иногда барыни учили французскому своих служанок. Чтобы те читали им на ночь Вольтера или Расина.
        - Скоро все кончится, милая Настя, - по-русски произнес д’Эрувиль.
        Настя! - ахнул Дэн. Так вот это кто! Так вот оно в чем дело… тут, оказывается, любовь!.. Или - не любовь. Или ушлый француз просто цинично использовал доверчивую крепостную дурочку.
        - Кончится… по крайней мере - в России. Но не во Франции! Я верю в звезду Бонапарта!
        Денис скривился: ну, надо же, какой патриотический пассаж!
        - Анри… - голос Насти прозвучал как-то тоскливо и тихо. - Ты… ты в самом деле возьмешь меня с собой?
        - Да!
        - Mais, tu es le seigneur, et je suis une esclave…
        «Но ты дворянин, а я - рабыня», - тут же перевел Денис. Вернее, не надо было ничего переводить, французские слова сами собой сложились в образы прямо в мозгу.
        - И что с того, моя милая? Славный маршал Мюрат родился в семье трактирщика! А маршал Ней - в семье бондаря. Неважно, кем ты родился, важно - кем стал. Именно в этом - идеалы республики, вовсе не отвергнутые императором. Свобода! Равенство! Братство! К тому же мой род давно обнищал, и, если бы не военная служба…
        - Но… я не могу иметь…
        - Молчи, милая… Тсс!
        Послышались звуки лобзаний и тихий счастливый смех… На улице вообще-то холодало, и эти голубки вполне могли наворковаться и отправиться в избу…
        - He, les enfants de l’amour! - громко крикнул Денис. - Эй, дети любви! Кто-то, кажется, обещал мне чай… Можете и сами заглянуть… а то так скучно.
        - О да, да… - шевалье оживленно всплеснул руками, что-то тихонько прошептал на ухо Насте, потом вновь повысил голос: - Вы ведь, кажется, знаменитый поэт, месье Давыдов? Прочтете свои стихи?
        - Обязательно! Только тогда не чай… тогда вино несите. Коли уж дело на то пошло.
        Минут через пять влюбленные заявились вдвоем, безо всякой охраны. Принесли свечку, две бутылки вина и корзину с вареными яйцами, сыром и хлебом. Месье д’Эрувиль по-свойски уселся рядом с пленником, Настена - напротив. Вообще, девчонка держалась настороже, не спуская с Дениса глаз, полных плохо скрытого недоверия и подозрений. Кстати, эта бывшая крепостная прихватила с собой пистолет, положив его рядом, на скамейку.
        Наверняка оружие заряжено. Сколько ей надо времени, чтобы выстрелить? Секунда? Две?
        - Вы хотели стихи? Что же… - поднявшись на ноги, Давыдов заложил руки за спину и начал:
        На вьюке, в тороках, цевницу я таскаю;
        она и под локтем, она под головой;
        меж конских ног позабываю, в пыли, на влаге дождевой…
        - О, браво, браво! - дослушав, захлопал француз. - Настя, тебе понравилось?
        - Понравилось.
        - А о любви у вас есть?
        Нашлось у Дениса и о любви, куда же без этого?
        О, как люблю ее ворчанье;
        На языке ее всегда
        Отказ идет как обещанье:
        «Нет» на словах - на деле «да».
        И - грешница - всегда сначала
        Она завопит горячо: «О, варвар! изверг! я пропала!»
        Даже Настя чуть улыбнулась, д’Эрувиль же пришел в полнейший восторг. Особенно ему понравилась последняя строчка, он ее даже повторил на свой манер:
        - Et apres: «cher ami, encore…» Вот уж, поистине, верно сказано… Но нет, нет, Настя! Это не про тебя.
        - А меня никто никогда не спрашивал, - жестко ухмыльнулась девушка. - Просто брали… и все.
        - Сатрапы! - выругался француз. - Подлые и низкие люди. Какие-то Сарданапалы, или я вообще не знаю, кто? Как можно владеть людьми? Я вас, Денис Васильевич, спрашиваю - как? И ведь не стыдно! Не совестно. Ни капли. Ничуть.
        Давыдов ничего не ответил - просто молча разлил вино и протянул кружки гостям… или, лучше уж сказать - тюремщиками:
        - За поэзию. За музу.
        - Да!
        Опп!
        Девчонку Денис достал апперкотом! Без всякой жалости. Вырубил прямым ударом в скулу - не много и надо было. Д’Эрувиль даже не успел сообразить, что происходит, - буквально какие-то секунды и - нате вам, «хук» или «кривой». Тоже в челюсть! Боковой удар, один из сильнейших и коварных ударов в боксе. При прямых ударах вес тела подается вперёд. При коротком же «крюке» удар осуществляется с места, вкручивая тело. Силу удару придаёт вращающий момент, а скорость - работа косых мышц живота. Какой бы жилистый ни был француз - а все же ему хватило. Обмяк, как миленький, завалился на пол…
        - Ну, вот и полежите, голубки… ага!
        Не тратя времени даром, Денис прихватил пистолет и осторожно приоткрыл дверь. Стояла мертвая тишина. Бархатно-черная ночь уже накрыла хутор, сквозь бегущие по небу темные кудлатые облака время от времени проглядывали месяц и звезды. Заботливо задвинув засовец, беглец, не производя особенного шума, пробрался к изгороди и, выждав, когда месяц скроется за очередным облаком, ловко перемахнул через старую жердяную ограду, оказавшись в лесу. Теперь нужно было искать дорогу или тропу… и не забывать о возможных часовых. Где бы он, Денис, их выставил? А вот у той сосны… и вон, у дороги… А дальше уже и не надобно.
        Опытный партизан и воин, Давыдов ловко обошел все подозрительные места и, выйдя на узкую лесную дорогу, быстро зашагал… черт знает куда! Да куда угодно, лишь бы прочь от предательского хутора.
        Где-то в отдалении послышался вдруг протяжный волчий вой. Беглец напрягся - радостная встреча с волками в его планы никак не входила. Лучше всего, наверное, было бы пересидеть где-нибудь до рассвета, а уж потом, посветлу, идти…
        Однако вполне возможной казалась погоня. Вряд ли ночью… хотя - по дороге-то вполне могли. Значит, нужно поглядывать и, если что, нырять с головою в заснеженные кусты.
        Раздумывая обо всем, Денис и не заметил, как прошагал версты четыре, а то и больше. Шел себе и шел, пока слева, за поверткою, вдруг не послышался истошный собачий лай!
        Следом за лаем прозвучал выстрел! Судя по звуку, палили из французского ружья… почти прицельно - пуля едва не сбила на беглеце шапку.
        - Кого еще тут черти носят? - строго осведомились из ближайших кустов. - Небось шаромыжник? Хранцуз?
        - Да нет. Свой, русский.
        - Поглядим, какой ты свой. А ну-кось, перекрестись!
        Сняв шапку, Давыдов послушно перекрестился и даже начал читать «Отче наш», да был остановлен все тем же непререкаемым тоном:
        - Хватит… Видать, и впрямь, свой. Кто будешь?
        - Полковник Давыдов, Денис Васильевич, - завидев выглянувшего из заснеженных кустов дедка с трофейным французским ружьишком, беглец решил не стесняться. - Партизанский командир и поэт. Хочешь - стихи почитаю?
        - Ой… господине… не надо стихов… - старик потряс куцей бороденкой, нерешительно поморгал. - Говоришь, полковник?
        - Еду с докладом к самому Кутузову, - надев шапку, ухмыльнулся Денис. - Вернее сказать, ехал. Нарвался тут на предателей…
        - Ага, есть тут такие, слыхал, - с готовностью закивал дед. - А я - Никодим Глотов сын Акундеев. Мельник местный. Не в крепости, сам себе голова!
        Выбравшись наконец на дорогу, старик с гордостью потряс головою. И впрямь ему было чем гордиться: выбраться из крепостной неволи, завести мельницу… Не каждому дано!
        - Сынки мои в ополчении, - отряхивая армяк от налипшего снега, похвалился Никодим. - А тут, со мною, работники… Эй, парни, покажись!
        Оглянувшись назад, он махнул рукою, и из-за деревьев на дорожку тотчас же выбралось четверо здоровущих парней, с палашами и ружьями!
        Старик довольно потянулся:
        - И это еще не все мое воинство. Тут Анисимово недалеко, большое село, сейчас туда и подадимся… Коли ты, барин, к самому Кутузову, говоришь… - тут Никодим хитровато скривился и, как ему казалось - незаметно, подмигнул парням. - Так мы тебя в Вильно проводим. Довезем, да и одежку справную дадим. А то ж… пред светлейшим-то в такой одежонке негоже…
        - За мной погоня может быть, - прислушиваясь, предупредил Давыдов.
        - Это которые предатели-то? - Никодим, а следом за ним и парни, рассмеялись. - Не, они сюда не сунутся. Говорю же - большое село. Ополченцев много.
        Анисимово и впрямь оказалось большим - в двадцать изб - и довольно древним, еще когда-то давным-давно переселились в эти места полоцкие крестьяне, так с тех пор и жили - когда под Литвой да Польшей, когда - под Полоцком, а с недавних пор - под Россиею.
        Старый мельник не обманул, снабдил одежкою, и даже, испив с Давыдовым чарку, подарил полковнику знатную черкесскую саблю. Так что теперь Денис Васильевич выглядел хоть куда: черный, в талию, чекмень, красные шаровары, сабля!
        Особенно Дэну понравились шаровары.
        - И в офигительных штанах, - вполголоса напевал он, разлегшись на телеге.
        К вечеру, еще не начинало темнеть, показалась большая река - Вилия, - а за нею и город. Белели на высоком холме три каменных креста, поставленных на месте мученической гибели христианских монахов во времена языческой еще тогда Литвы, неподалеку, на Замковой горе горделиво возвышалась башня Гедимина, истинный символ Вильно.
        В сам город въехали через белокаменные, с рисунками, ворота, называемые по-литовски Аушрос Варта или Острая Брама - так именовалась венчавшая ворота часовня, хранящая образ Богоматери.
        Хоть часовня считалась католической, однако же Богоматерь почитали все. Остановившись у самых ворот, дед Никодим слез с телеги и, молча сняв шапку, перекрестился. То же самое сделали и двое его слуг… и Давыдов.
        Древняя, мощенная гулким булыжником улица вела от ворот в самую глубь Вильны, проходя мимо барочных католических костелов и минуя пару православных храмов. Где именно расположился светлейший, Денис узнал сразу, просто остановив первый же попавшийся уланский разъезд.
        - А во-он туда, за каретами, поезжай. Не ошибешься.
        - Спасибо, братцы!
        Ставка главнокомандующего располагалась в белокаменном особняке, выстроенном не так давно в стиле позднего классицизма. Весь двор был полон карет и самых изящных колясок, всюду бегали адъютанты, статские, какие-то прилизанные хлыщи в новеньких, с иголочки, мундирах.
        При виде всего этого дед Никодим и его парни как-то стушевались, Давыдов же, прощаясь, по-свойски похлопал мельника по плечу:
        - Благодарю, братцы! А уж за шаровары и саблю - обязательно отдарюсь!
        - Да что ты, ваш-бродь… - тут старик, видать, наконец-то окончательно признал в этом коренастом, уверенном в себе бородаче лихого гусарского полковника. - Мы ж это… из уважения, да.
        - И все равно - благодарствуйте! Да, вот еще… там где-то в вашей округе ординарец мой, раненый… Так вы ему пособите. И - милости прошу ко мне, в Троки… Милости прошу!
        Поднимаясь по мраморной лестнице, Денис невольно скосил глаза в зеркала, коими была увешана вся приемная зала. Отражение свое бравого гусара, увы, не порадовало, не шибко-то он смотрелся на фоне блестящих штабных офицеров, всяких там эполет, орденов, золотого шитья. Даже красные шаровары не спасали!
        - Кто таков? Куда?
        - Полковник Давыдов! По велению светлейшего. Срочно!
        - П-полковник? - тонкие губы штабного хлыща изогнулись презрительно-змеистой ухмылкой.
        - Что, не похож? - хмыкнул Денис. - Ну, давайте уже, капитан, доложите.
        - Минуточку…
        Весь в сомнениях, адъютант распахнул дверь:
        - Выше сиятельство, тут к вам какой-то…
        - Давыдов? Денис? Давай его сюда! Живо.
        Фельдмаршал выглядел столь же блистательно и важно, как и все вокруг. При всех наградах, с георгиевской лентой через плечо.
        - Ах, Денис, Денис, дай обнять тебя! Рад, рад… Быстро явился - уважил старика.
        - Да уж, Михаил Илларионович, уважил…
        - А у меня, голубчик, дело к тебе… - прогнав адъютанта, главнокомандующий понизил голос и подвел гостя к распростертой на столе карте. - Как раз для такого хвата, как ты, и дело. Видишь ли, пока еще союзники Бонапарта австрийцы сейчас занимают Гродну. И нам бы град сей надобно занять. Только эдак изящно, без лишней крови… Не надо австрийцев злить, думаю, совсем скоро они опять нашими союзниками станут. Там, Денис, граф Ожаровский наступает на Лиду… Но, ты же знаешь, это ж такой дуболом… дров наломает обязательно. Нет уж! Столь деликатное дело я только тебе могу поручить. Так что ты это, постарайся-ка занять Гродно да очистить окрестности оного! Лучше - через дружелюбные переговоры, нежели посредством кровопролития.
        - Ну, а коли…
        - А коли уж выйдет нужда и побить австрийцев, так ты, голубчик, бей их весело, безо всякой злобы.
        - Есть бить без всякой злобы! - вытянулся Денис.
        Светлейший вдруг склонил голову набок и хитровато прищурил свой единственный глаз:
        - На обед-то тебя еще не звали?
        - Да нет.
        - Со мной отобедаешь! Думаю, не откажешь старику.
        - Как можно, ваше сиятельство! Как можно.
        Как было принято в те времена, обед у светлейшего являл собой скорей поздний ужин, и до его начала у Дениса оказалось свободным еще часа полтора. Все это время бравый гусар решил потратить на небольшую прогулку. Посмотреть город, на барышень поглазеть, может, с которой и познакомиться эдак, накоротке. Главное же, не дать себя увлечь в какое-нибудь питейное заведение, ибо, как подозревал Денис, знакомых ему офицеров и даже друзей сейчас в Вильно было во множестве. Странно, что еще никого не встретил.
        - Эй, эй, Денис! Тебя ли вижу?
        Бравый лейб-гвардеец! Иван!
        - Здорово, Ванюша…
        - И мне, и мне дай тебя обнять!
        - Хо! Кто это здесь? Никак Давыдов?! Братцы! Денис Васильевич здесь! А ну, давайте-ка в трактир… Послушаем великого пиита.
        - Нет, нет, братцы! Я к светлейшему посейчас на обед… А вот вечерком - да, тогда и посидим, встретимся.
        Едва отбился!
        Переведя дух, Давыдов поспешно сбежал по лестнице вниз, едва не сбив с ног какого-то франта из местных помещиков. В роскошном бордовом плаще, подбитом бобровыми шкурками, сопровождаемый парнишкой-слугой, почтительно стоявшем сзади, тот как раз объяснял караульному цель своего визита:
        - Я Кр-раевский, Ян Кр-раевский, поместчик… Я хочу пригласить… пригласить светлейшего гр-раафа Кутузова на свою лу-убимую охоту, да-а…
        Денис насторожился: что-то словно ударило по ушам… это картаво-грассирующее «эр», это протяжное «у»… И голос! Бархатный такой баритон! Неужели…
        Замедлив шаг, Давыдов резко обернулся… и встретился глазами с мальчишкой-слугой… Серые глаза, черные локоны, вздернутый нос… расплывшийся на скуле синяк… Так это же он, Денис… совсем недавно… Настена! Предательница! И тот никакой не помещик. Француз! Анри д’Эрувиль!
        - А ну, держите их! Держите!
        Выхватив саблю, полковник бросился на француза… однако не тут-то было: ушлая разбойная девица, переодетая слугой, тут же кинулась ему под ноги! Не устояв, Давыдов покатился по ступенькам, но, слава богу, ничего не сломал, отделался лишь ссадинами да синяками. Жалобно зазвенела выпавшая из руки сабля…
        - Денис Васильевич? Ты что же, пьян уже?
        - За мной, - вскочив на ноги, Дэн подобрал саблю. - Лови их, лови!
        - Да кого, черт возьми, ловить-то?
        Полковник выскочил на улицу. Бордовый плащ мелькнул совсем недалеко, у старого трактира с повешенным вместо вывески бочонком.
        Лейб-гвардеец Ванька и пара караульных, выскочив из особняка, бросились следом за Денисом, ибо тот, благодаря своим «офигительно» красным штанам, был крайне приметен, выделяясь на фоне виленской толпы. В отличие от шевалье! Плащ-то свой он, не будь дурак, сбросил и теперь бежал налегке…
        - Исчез, гад… Эх, упустим!
        - Не упустим, - ухмыльнулся лейб-гвардеец Ванька Коротов.
        Сей плечистый краснощекий усач, как помнил Давыдов еще по Санкт-Петербургу, всегда обладал невероятной непоколебимой уверенностью и был чужд каких-либо сомнений практически по любому вопросу. Наверное, таким людям не так уж и плохо живется? По крайней мере, сомнения ни в чем не грызут.
        - Вишь, слуга-то его - вон… - Коротов показал рукою. - Сюртучок-то на нем длинноват… не городского покроя. Так только в деревнях, в местечках еврейских, носят… Так что - поймаем! Никуда не уйдет… не затеряется…
        - Лучше уж сразу поймать господина… - на бегу вздохнул Дэн.
        А вот с «господином» оказалось сложнее. Скинув приметный плащ, шевалье д’Эрувиль тотчас растворился в гуляющей толпе… может быть, забежал в какую-нибудь лавку или в трактир, подобных заведений здесь было множество. А вот, стоило свернуть чуть в сторону от главных площадей и улиц…
        Что и сделал слуга… вернее - Настя. Не потому, что дура, просто ей ничего больше не оставалось - за ней гнались, преследовали, вот-вот схватят!
        Поддавшись азарту погони, Давыдов свернул в узкую улочку, потом - следом за преследуемой - свернул еще, пока не оказался перед волшебной красоты храмом, выстроенным из медно-красного кирпича и буквально плывущим в небо! По крайней мере, так казалось…
        - Костел Святой Анны, - догнав Дениса, хрипло пояснил Коротов. - Чего-то не видать нашего парня… Ничего! Здесь ему два пути… вон, видишь, за костелом - бернардинский монастырь, за ним - сад… Он либо в саду, либо попытается прорваться в Ужупис… в Заречье… Так мы с той стороны в сад, а вы, братцы… - Ванька строго посмотрел на подбежавших караульных, не столь уж и дюжих молодцов в сероватых пехотных шинелишках. - А вы давайте к мосточку. Там поглядите.
        Сказано - сделано. Молчаливо согласившись со своим, куда больше знакомым с Вильно, товарищем, полковник проследовал вслед за ним в сад… чудесный и притягательный даже сейчас, в самом начале зимы! Строгие аллеи, аккуратно подстриженные кусты… Акация, клены, липы. И еще - великолепные платаны и вязы.
        - Она… он не сможет укрыться в монастыре?
        Коротов покачал головой:
        - Вряд ли… Аббаты слово дали. Не противодействовать. Не мешать. Не поддерживать. За это их обещали не трогать. Так что вряд ли - в монастыре. Вряд ли… Тсс! - Иван вдруг прислушался. - Это, часом, не нас с тобой кличут?
        Денис тоже навострил уши: действительно, кричали… откуда-то со сторону реки… от мостика, ведущего в Заречье… в этот, как его… Ужупис.
        - Ваш-бродия! Господа-а-а!
        Друзья переглянулись и быстро зашагали на зов, обратно.
        Узенький мостик пересекал столь же узкую темную речку, бурные воды которой упрямо сопротивлялись льду. Сразу за мостиком мостовая кончалась, начинались грунтовые улицы предместья, полные замерзшей грязи и затянутых ледком луж. Дома кругом стояли вполне себе деревенские - с заборами, с палисадниками, огородами. Лишь пара-тройка выделялись - пытались быть похожими на городские. Портики! Пусть и деревянные, но колонны!
        - Там он, за колоннами, схоронился, - тихо бросил один из солдат. - Думает, мы не заметили.
        - Хорошо, - мотнул головою Денис. - Вы здесь потихоньку идите, словно след потеряли… а мы сзади… Как выскочим - свистнем. Тогда же - и вы.
        - Ясно, ваш-бродь. Сделаем.
        Черные ветви клонившейся к самой воде ивы свисали с обрывистого берега, словно волосы средневековой колдуньи, с поникшей головой бредущей на костер. Обойдя берегом, Давыдов и Коротов обошли палисадник сзади. Денис осторожно выглянул… Притаившаяся разбойница - она, она! - тут же бросилась прочь… прямо в руки подоспевшим солдатам!
        Солдатушки тут же схватили преступницу, та начала вырываться, кто-то вскрикнул, один из солдат пару раз ударил девчонку под дых:
        - А ну, охолонь! Охолонь, курва.
        - Хватит бить, - подбегая, приказал Дэн.
        - За руку меня укусила, курвища, - обиженный солдатик показал прокушенное до крови запястье. - Не девка, а вурдалак. Ужо, я те зубищи-то повыбиваю!
        - Ну, хватит уже, - отворачиваясь от горящих лютой ненавистью глаз, полковник приказал связать разбойницу и доставить в штаб-квартиру.
        - Сам с вами пойду. Заодно и отобедаю, да.
        За обедом Денис Васильевич лично обсказал Кутузову все, что знал о сем вопиющем случае.
        - По вашу жизнь они, Михаил Илларионович, шли! Убийцы. Жаль, второго не поймали… Ну, ничего… думаю, он за пассией своей явится.
        - Явится, явится, - макая кусок пирога в соус, покивал светлейший. - Коли, говоришь, у них любовь. А, коли не любовь, так не явится.
        Особого значения главнокомандующий возможному на себя покушению не придал, да и вообще воспринял все как-то не слишком серьезно.
        - Да ты сам подумай, Денис - кому я, старый черт, нужен-то? Еще понимаю, в начале кампании… а ныне-то война уж к концу идет. Не будет меня - иные Бонапартия добьют. Иль у нас лихих генералов мало?
        Давыдов пожал плечами. Да, наверное, главнокомандующий был прав. Вовсе не за его жизнью явились шпионы. Скорей, за какими-нибудь сведениями. Что ж…
        - И все же я бы хорошенько допросил девку, - упрямо набычился Дэн. - Целый отряд тут у них, гнездо осиное. Надо бы разгромить поскорей, а то ведь и будут гадить.
        - Так забирай ее себе! - Кутузов махнул рукой и негромко расхохотался. - Твоя партия как раз в тех местах… тебе и карты в руки! Допрашивай, атакуй, громи… Только не долго! Сутки тебе даю, а потом - скачи, голубчик, на Гродну. Как хошь верти, а Гродну мне подай.
        - Подам, ваше сиятельство, - усмехнулся Денис. - Предоставлю в самое ближайшее время. На блюдечке с голубой каемочкой.
        - На блюдечке, говоришь? - Светлейший снова расхохотался, колыхаясь всем своим грузным телом. - Ой, Денис, ой, рассмешил, уж распотешил старика. Ну, да и на блюдечке! Хитростью тебя Господь не обидел.
        В Троки Давыдов явился к ночи, выехав сразу после обеда. Уже начинало темнеть, но сие обстоятельство полковника не останавливало. На все про все Кутузов дал лишь одни сутки, следовало спешить. Тем более главнокомандующий выдал сопровождение и сани с возницей - для перевозки задержанной. Впереди, освещая дорогу факелом, скакал юный уланский вахмистр, следом за ним ехали сани со связанной шпионкой и двумя дюжими пехотинцами в серых шинелях. Замыкал процессию сам Денис на трофейной лошади, выданной штабным каптенармусом по личному указанию Кутузова.
        К ночи подморозило, и полозья саней быстро скользили по снегу. Никаких привалов Давыдов в пути не делал, и уже часам к девяти вечера впереди показались огни - Новые Троки.
        На улицах уже зажгли фитильные фонари. Выскочивший на въезде в город будочник - седоусый ветеран, - узнав Дениса Васильевича, вытянулся и отдал честь. Вот уже показался монастырь доминиканцев… базарная площадь, улица… знакомый синий дом…
        Спрыгнув с лошади, Денис взбежал по крыльцу…
        - Вот и господин полковник! - радостно поднялся из-за стола штабс-ротмистр Бедряга.
        Коленька Розонтов радостно хлопнул в ладоши:
        - Что я говорил?! Денис Васильевич к ночи вернется. Вернулся же, ага!
        - А давайте-ка с дороги - пуншика! - потерев руки, весело предложил поручик Бекетов. - Кстати, хозяйка-то твоя где-то подзадержалась. И обед не сготовила… Мы уж тут сами.
        От пуншика Давыдов не отказался, выпил, намахнул стакан, озвучил перед всеми приказ Кутузова. Затем же, позвав с собой Бедрягу, отправился в расположенный неподалеку флигель, куда поместили задержанную, наскоро рассказав на ходу обо всем, что с ним случилось.
        - Шпионы, говоришь? - штаб-ротмистр задумчиво покачал головой и недобро прищурился. - Ничего, допросим. К утру все знать будем! Тут уж, Денис Васильевич, без церемоний надобно. Времени-то у нас нет. Кстати, урядник казачий, Ситников, ловко плетью управляется. Позовем?
        - Позовем, - хмуро согласился полковник. - Коли так, подобру, не сладим.
        В старом флигеле было холодно и промозгло. Перед дверью, на часах, стояли солдаты, при виде Давыдова отдавшие честь.
        - Открывайте, - приказал Денис. - Ты, с факелом - вперед. Да! И свечей в доме возьмите…
        Нахохлившаяся, словно только что выбравшийся из лужи воробей, шпионка сидела в углу, забравшись с ногами на старую оттоманку и обняв руками коленки, тоскливо смотрела в окно.
        Завидев вошедших, девчонка неожиданно улыбнулась, серые глаза ее сверкнули, только на этот раз не ненавистью, а, скорее, нахальством:
        - Пытать будете? Плетьми бить или… еще как?
        - С чего ты взяла? - усаживаясь на край оттоманки, презрительно усмехнулся Дэн. - Это вы, враги, пытаете, убиваете… А мы - Родину защищаем.
        Настена дернулась:
        - Ага, ага… ну-ну… Я тоже - за Родину… Только она у нас с вами разная, господин хороший. И на вашей Родине таким, как я, места нет. Не очень-то мне хочется обратно в рабство!
        Молвила, как отрезала - и не поспоришь. Уж конечно, свобода лучше рабства, и, есть ли у крепостных рабов Родина - бабушка надвое сказала.
        - Как бы то ни было, ты покажешь нам дорогу к вашему хутору, - Денис взял у солдата горевшую свечку и принялся раскуривать прихваченную из дому трубку.
        К его удивлению, шпионка не стала спорить, так что и пытать ее, слава богу, не пришлось.
        - Покажу, что ж, - Настя потянулась и зевнула, верно - от волнения или от усталости. - Прямо сейчас, ночью, поедете? Так заплутаем. А факелы будете жечь - так их издалека видно.
        Вот тут она была права, факелы-то увидят, а без них ничего не видать, на лесных-то дорожках луна особо не светит, да и не видно нынче луны - пасмурно.
        Отправив Бедрягу распоряжаться подготовкой утреннего рейда, Давыдов выгнал и часовых, приказав не мешать допросу.
        Девчонка вытянула ноги и зябко поежилась.
        - Приказать растопить очаг? - участливо осведомился Дэн.
        Пленница безразлично пожала плечами:
        - Зачем? То, что я сделала, у вас называют изменой.
        - Да не у нас называют! Везде!
        - Так что лучше расстреляйте меня сразу, - Настя пригладила волосы… Надо сказать, эта прическа, с обрезанными косами, ей очень шла, делая похожей на современницу Дэна, какую-нибудь студентку или, скорее, школьницу. Еще бы джинсы да свитерок - так вообще!
        - Тебе лет-то сколько?
        - Зачем вы спрашиваете? - зыркнула глазами шпионка. - Ну, шестнадцать… и что?
        - Так… - Дэну все ж таки хотелось ее как-то утешить… хотя - как? И, главное, зачем?
        - Ты в самом деле думаешь, что мы тебя расстреляем?
        - Не хотелось бы, чтоб повесили, - вздохнув, тихо призналась пленница. - Я видела, как вешают. Часто. Гнусное зрелище.
        - Да уж, - согласно кивнув, Денис поднялся на ноги и, подойдя к двери, велел принести чаю. Потом вновь подошел к оттоманке: - Встаньте и повернитесь. Я развяжу вам руки. Небось, затекли?
        - Добренький какой… - презрительно скривив губы, девчонка между тем встала, повернулась спиной, и Давыдов быстро освободил ее запястья от стягивающих ремней… И впрямь, затекли. Покраснели. Что же она терпела-то?
        - Сейчас велите раздеться? - резко обернувшись, Настена ожгла взглядом. - Ну да… Почему бы не потешиться? Прежде чем расстрелять… или повесить.
        - Потешиться? Да нет, - усмехнулся Давыдов. - Успокойтесь, Настя. Я вовсе не собираюсь учинять над вами насилие. Слово офицера!
        Девушка насмешливо скривилась:
        - Слово, данной крепостной рабе, ничего не стоит…
        - И тем не менее… У вас правильная речь, - заметил Денис. - Слишком правильная для простой крестьянки.
        Настя сразу же напряглась:
        - Меня учили… кто - не ваше дело. Впрочем, вы, верно, уже догадались - кто.
        - Любите его?
        - Люблю! Пусть даже вы, дворяне, и отказываете нам во всех чувствах. Держите за диких зверей… хуже зверей… Ничего, ничего… Будет еще и другой Пугачев! Явится, помяните мое слово…
        На крыльце послышались шаги, в дверь постучали - солдат принес небольшой самовар с чаем, связку бубликов и варенье.
        - Тут еще, ваш-бродь, и приборы… чашки-ложки, розетница…
        - Хорошо… поставь все на стол, и отправь напарников в дом, поспать да подкрепиться. Потом пусть тебя сменят… сами уж это решайте.
        - Слушаюсь, ваш-бродь!
        Давыдов лично разлил кипяток по чашкам… насыпал заварки…
        - Пейте.
        - Не боитесь, что вас обварю… да - в окно?
        - А смысл? Там часовой - словит. Нет, вас не расстреляют, - сделав глоток, полковник поставил чашку на стол. - И не повесят. Вы же поможете нам, покажете дорогу… Суд учтет.
        - Хм… суд!
        - Сибирь, ссылка - вот это вас ждет точно.
        - Вы забыли про рваные ноздри, батоги… Мы ведь рабы, с нами все можно.
        Настена зыркнула с такой ненавистью, что полковник невольно попятился - еще и впрямь кипятком брызнет, с этакой-то дурищи станется!
        - Боитесь? - ненависть тотчас сменилась насмешкою.
        - Скорей, опасаюсь, - мягко улыбнулся Дэн. - Вы ж особа неадекватная.
        - Какая-какая?
        - Ну… не такая, как все…
        Девчонка опустила глаза и покусала губы, видать, этими своими словами Денис Васильевич что-то такое задел, какие-то тонкие струны души.
        - Я и впрямь не такая, как все… Говорят, дед мой цыганом был. Но то история темная. Я-то его не знала…
        - Так вы ворожея, гадалка? - насторожился Денис.
        - Бывало - гадала, - Настена не стала спорить. - Иногда угадывала. Но только чужим. Хотите, вам погадаю?
        - Хочу… - Денис уселся поближе, заглянув в серые сияющие глаза.
        - Дайте руку… - шепотом попросила девушка. - Ну…
        Жемчужно-серые очи приблизились… стали большими-большими, сверкающими, словно луна… да что там луна - словно само солнце!

* * *
        Забранное решетками окно. Светлый кабинет со стеллажами. Выкрашенный зеленой краской сейф в углу, на заваленном бумагами столе - включенный ноутбук… Дэн всмотрелся в экран - «Протокол допроса свидетеля»… Ага! Значит, протокол допроса… А вот и сам свидетель… вернее, свидетельница - худосочная девка на стуле. Рваные грязные джинсы, полосатая майка, пирсинг в пупке. На левом плече - разводы татушки. Что-то непонятное, что там сейчас модно у молодежи…
        - Значит, Ратникова Анастасия Валерьевна, - повторил про себе Дэн… Денис… Только уже не Васильевич, а… Тьфу ты… Дэн уже и сам забыл собственное отчество. Ну вот вылетело из головы. Никто ведь его по отчеству-то не звал… тогда… а там… там отчество было другое. Вернее, не там, а здесь! Здесь, где кабинет, где ноут…
        - Так, значит, гражданина Горюнова Игоря Сергеевича мы не знаем?
        - Я же сказала, нет! - с ненавистью выкрикнула девица. Серые глаза ее зыркнули…
        Брюнетка… Большие серые глаза… зовут Анастасия… Настя… Красивенькая, ничего не скажешь… и грудь под маечкой такая аккуратненькая, упругая, и талия. И животик плоский…
        - Спокойней, спокойнее, Анастасия Валерьевна… Я же вас ничего такого не спрашиваю. Исключительно в рамках порученного мне дела.
        - Да вы сто раз уже про Игоря этого спрашивали!
        - Я лично?
        - Ну, не вы… ваши…
        Денис улыбнулся:
        - Вы имеете в виду оперативных сотрудников? Так они не от нас, не от следственного комитета. Они - полиция.
        - Ага - сами по себе. Так я и поверила! - девчонка дернулась и, откинувшись на спинку стула, демонстративно заложила ногу за ногу.
        - Так не знаете? А вот я фотографию покажу… вот, взгляните…
        - Впервые в жизни вижу!
        - Так-так… Впервые в жизни, значит? Ладно…
        Денис нажал иконку «печать» и, вытащив из принтера листок, протянул его девушке:
        - Ну, раз не знаете, неволить больше не буду. Напишите «с моих слов записано верно, мною прочитано». И подпись поставьте… вот здесь.
        Настя размашисто чирканула подпись и вскочила на ноги:
        - Так я свободна? Могу идти?
        - Можете. Можете… Ну, что вы стоите, Анастасия Валерьевна? Идите же, вас никто не держит.
        Девчонка недоверчиво покусала губу:
        - И это… подписку о невыезде брать не будете?
        - Так вы же у нас не подозреваемая… пока. Просто свидетель!
        Давыдов обворожительно улыбнулся и, дождавшись, когда Настя выйдет, схватил трубку стоявшего на столе телефона:
        - Дежурный! Там сейчас девушка спустится… Ратникова Анастасия Валерьевна. Я ей пропуск забыл подписать… Нет, нет, выпускать не надо. Наоборот, помурыжьте пару минут да обратно ко мне отправьте. За подписью… Сделаете? Вот и славненько…
        Денис не успел повесить трубку, как вдруг дверь резко распахнулась и в кабинет ворвался растрепанный молодой человек в джинсовой куртке, светлой своей шевелюрой и румяными щеками чем-то напоминавший гусарского поручика Дмитрия Бекетова. Ну да - вылитый поручик! И фамилия у него такая же - Бекетов. Только имя другое, не Игорь, а Олег. И не гусар он, не партизан, а капитан полиции из местного угро, старший опер.
        - Денис! Ты что, ее отпустил? А мы… мы как же? Надо было закрыть!
        - А за что я ее закрою, по-твоему? - следователь сразу же рванул в контратаку. - Никаких оснований нет.
        - Так нам бы мигнул, мы бы ее по-мелкому тормознули… Первый раз, что ли? Теперь как Горюна будем ловить?
        - Очень просто! На живца.
        - На…
        - Ты ж рыбак, Олежа!
        - Так…
        Быстро сообразив, что к чему, Бекетов потер руки:
        - Так это… мои ее не очень…
        - Так пусть поглядят… Сейчас она сюда поднимется… Вы ведь на машине?
        - Ну да…
        - Скутер у нее. Еще одна машинка не помешает.
        - Так…
        - Не, «ноги» не дадут и на прослушку не поставят. Говорю ж - оснований нет, - Денис сокрушенно развел руками и заговорщически подмигнул оперу. - Сами справимся?
        - Да, конечно, товарищ майор! С этакой-то козой… тьфу! Я сейчас дам указание ребятам…
        - Давай… Потом загляни - покумекаем.
        Хм… «товарищ майор». Однако! Однако же… не полковник.
        Примерно через минуту, после того, как опер покинул кабинет, в дверь заглянула Настя:
        - Товарищ следователь… Там сказали, вы подпись забыли на пропуске!
        - Неужели забыл? Ай-ай-ай… Ну, давайте, Анастасия Валерьевна… поставлю… Всего вам доброго.
        - До свидания.
        После ухода девчонки Денис занялся какими-то рутинными вещами: сделал десяток запросов, отпечатал парочку постановлений и, поставив чайник, уже насыпал в чашку кофе, когда на пороге вновь возник старший опер Бекетов.
        - Ого! Вижу, я вовремя.
        - Садись, садись… тебе сколько ложек?
        - Две. И три куска сахара.
        - Ого… сахар еще ему! Ну, как там?
        - В порядке все, - усаживаясь на стул, Бекетов усмехнулся. - Не срисовала коза. Да куда ей! Квартирку плотно пасем… Слышь, Денис… А ты откуда взял, что Горюн там точно объявится?
        - Объявится, - сделав горячий глоток, следователь улыбнулся. - Точно. Потому как у них там любовь.
        - Любовь? О как! Это у Горюнова-то?
        - У Горюнова… Именно так.
        - Так… а коза-то эта, Ратникова, с чего бы тогда нас на его хату навела?
        - А потому и навела… Потому что знала, что Горюнов там не живет давно и появляться не собирается… А сейчас она ему позвонит, все расскажет. Что подозрения с нее сняты, что устала она… поплачется… Вот он и рванет.
        - Горюн не такой дурак.
        - А чего ему опасаться-то?
        - Гм… ну, поглядим… Если в масть - с меня простава!
        - Смотри… Я тебя за язык не тянул! Еще кофе?
        - Кофе… А покрепче-то ничего нет?
        В куртке опера, во внутреннем кармане вдруг заиграл «Найтвиш». Капитан вытащил смартфон:
        - Да! Да что вы! Летим!
        Денис вопросительно дернул шеей.
        - Объявился Горюн! - Бекетов вскочил со стула. - Прямо сейчас к зазнобе своей и прикатил. Ты с нами?
        - А как же! Едем… Летим!
        Глава 6
        Полковник распахнул глаза. Настя сидела, забившись в угол, и смотрела на него с таким страхом, словно вдруг увидела перед собой какую-то жуткую нечисть. Ожившего покойника или вурдалака… или даже самого дьявола!
        - Вы… не тут… вас нет… я не вижу… не вижу вашей судьбы… И я не понимаю - как так?
        - Чай-то допивайте, - вставая, усмехнулся Дэн. - И не бойтесь так - я вас не скушаю. И с собой в могилу не потащу. Вас, Анастасия, кое-что посерьезнее ожидает - суд.
        - Лучше суд… - округлив глаза, прошептала разбойница. - Лучше кнут, Сибирь… чем рядом с вами. Вы… вы никто… Вас нет здесь, господин хороший! Я ни вас, ни будущего вашего не виду. Вообще ничего не вижу…
        Давыдов задумчиво пригладил бороду:
        - Это вы по глазам моим так решили? Или по руке?
        - Не только…
        - Ах, не только? - Дэн «закусил удила» и, схватив отпрянувшую девчонку за руку, резко повысил голос, можно даже сказать, закричал, как учитель на нерадивую и наглую двоечницу. - Так узнала, откуда я? Скажи! Ну, говори же!
        - Не знаю! Не вижу! - испуганно дернулась девушка. - Ведаю только - кругом тебя - тьма!
        - Сама ты тьма, - Денис вдруг успокоился… столь же быстро, как и разошелся. Правда и есть, чего орать-то? Раз уж она ничего толком не видит… одну только тьму… то больше и спрашивать незачем.
        - Пардон, мадемуазель. Прошу простить, если вдруг чем обидел… Поверьте, не хотел.
        - Я верю, - прошептав, Настя решительно взглянула прямо в глаза собеседника. - Я вижу… вижу…
        - Что? Что именно видите? - Давыдов умоляюще сложил руки. - Какие-нибудь картины? Лица? Повозки самодвижущиеся? Что?
        - Ни картин, ни лиц… - строго отрезала девчонка. - Ни этих ваших повозок. Вижу одно - в вас нет зла. Теперь вот, слава Господу, рассмотрела…
        - Так покажете завтра путь? Уже с утра выступим…
        - Да.
        С утра и выступили. Точнее, еще на рассвете, едва только начало светать. Подморозило. Алая заря, занимаясь, охватила полнеба, вспыхнули золотом вершины высоких сосен. Сотня гусар и казаков продвигалась к разбойничьему гнезду быстрой приемистой рысью. Пару раз уже повернули - Настена показала, где. За пленницей следили, присматривали, но… Похоже, что никаких условных знаков она никому не подавала, бежать не пыталась, вообще вела себя смирно. Ну, а если уж замыслила завести партизан в болота, словно Иван Сусанин, то это уж на ее совести. Завела бы - не сбежала. На ближайшей сосне и повесили бы, не посмотрели бы на то, что девка. Или просто саблей зарубили бы. Чик - и готово. Пленница конечно же об этом догадывалась - чай, не дура. Так что, наверное, не следовало сейчас ожидать от нее какой-нибудь каверзы… никак не следовало, нет.
        Вдыхая свежий морозный воздух, Дэн пытался привести в порядок свои, пришедшие в некоторое смятение мысли… В той, невероятно далекой, жизни он, однако, уже майор! Старший следователь. А это значит, что Денис Давыдов - тот Денис Давыдов - не умер, а вполне себе здравствовал, жил себе да поживал, с неизвестной степенью счастья. Академию закончил - это понятно… пошел работать в Следственный комитет… карьеру сделал, ага… и, похоже, уважением пользовался. Опера далеко не всякого следователя уважают, не со всяким - запросто…
        Значит, жив себе Денис! Старший следователь, майор… Господи… А он-то тогда кто же? Вот, тот, который здесь, в 1812 году гонит проклятых ворогов от границ богоспасаемого Отечества нашего! Кто… Да уж… чего-нибудь бы полегче спросил. Ведьмочка, вон - и та не знает.
        - Стоять! - завидев впереди, за деревьями, какие-то приземистые строения, Давыдов поднял руку:
        - Штабс-ротмистр - справа! Вы, поручик - слева… Я - по центру… Вперед! Подходим, по возможности, скрытно.
        Так и сделали. Спешились, подобрались… застыли в ожидании боевого приказа. Денис напряг глаза. Тишина. Безлюдье. Ни дыма из трубы да волоковых окон, ни голосов, ни мычание… вообще - ничего. Пустота кругом… или, лучше сказать - запустение. Вон и калитка распахнута… и приоткрытая дверь… и следов на ночной пороше - никаких.
        Чувство досады охватило Дэна, он уже понял, почему шпионка согласилась показать путь. Потому что точно знала, что на хуторе уже никого нет! Ушли все, разбежались… Кстати, точно так же поступила малолетняя преступница Ратникова в том… видении или сне. Квартиру своего любовника операм показала… потому что знала, что того там нет и в ближайшее время не будет. Вот они, девки… Вот так-то.
        И тем не менее все нужно было проверить. А вдруг?
        - Вперед! - обернувшись, махнул рукою Денис.
        Получив приказ, партизаны со всех сторон бросились к усадьбе. Врывались в избы, проверяли строения… Никто не стрелял. И сабельного звона было не слышно. И криков - тоже.
        - Никого нет, господин полковник, - подбежав, доложил поручик. - Пусто. Наверное, шпионка не туда завела.
        - Туда, - усаживаясь в седло, Давыдов невесело хмыкнул и скривился. - Я уж это поганое местечко запомнил.
        - Похоже, ушли все. Сбежали.
        - Коли сбежали, так вряд ли мы их в здешних лесах да болотах отыщем, - заворотив коня, полковник велел трубить отход. - Военное счастье переменчиво. Что ж, бывает и так…
        Повернули, поехали обратно в Троки. Особой досады ни у кого не было? Все знали о скором наступлении на Гродно, к коему усердно готовились.
        - Уж там-то врага искать не придется! - забравшись в седло, корнет Розонтов радостно потер руки. - Уж там-то покажем… да-а!
        Денис Васильевич усмехнулся:
        - Там не совсем враги, корнет. Австрийцы. Бывшие наши союзники. И, верно, будущие. Так что шибко обижать их не будем, авось, пригодятся.
        - А ежели они сами начнут? - не унимался Коленька.
        - А коли сами сунутся, тогда взгреем! - обнадежил прославленный партизанский вождь. - Обязательно взгреем… Весело так, но без злобы. Как и приказывал сам главнокомандующий, фельдмаршал Кутузов.
        - Эх, и впрямь, скорей бы в поход… - Розонтов мечтательно прикрыл веки и вдруг негромко осведомился, исподволь кивая на пленницу: - А с этой что? Расстреляем? Или жандармам вернем?
        И снова Денис вспомнил тот эпизод из видения. Когда преступника ловили на живца… А ведь, черт возьми, неплохая идея!
        - Может, и вернем… - тихо промолвил Давыдов. - А может, и при себе пока оставим. Матерого шпиона половим…
        - Как это - половим?
        - А так это, корнет. На живца! Иль рыбы никогда не лавливал?
        Коленька засмеялся:
        - Да уж ловил, господин полковник. Что такое живец - знаю.
        Днем прискакали жандармы. Прибыли с санями - за преступницей. Мол, пора вернуть да под суд… А там - виселица… Или, ежели сильно повезет - батоги, кандалы, Сибирь…
        - А нету шпионки, - выйдя на крыльцо, Денис Васильевич развел руки с видом крайнего изумления и досады. - Пардоньте, не усмотрел. Сбежала, зараза!
        - Так… как это сбежала? - не меньшее изумление выказал и жандармский майор, брыластый, с тщательно выбритым подбородком и оловянным взглядом истинного тюремщика и душителя всех мыслимых свобод.
        - Да пес ее знает, как… - полковник пожал плечами. - Вчера еще была… и нету. Я караульщиков уже велел наказать.
        - Плохо дело, - недобро прищурился жандарм. - Буду вынужден подать на вас рапорт на имя самого главнокомандующего.
        - Рапорт? Ну что ж… коль такое дело - извольте. Полностью моя вина. С нами не отобедаете, майор?
        - Нет, - тюремщик замотал головою столь усердно, что едва не потерял фуражку. - В иные времена с радостью бы, но… Извините, господин полковник, служба.
        Так что уехали жандармы несолоно хлебавши. Рапорта же их Давыдов ничуточки не боялся, ибо еще засветло отправил к светлейшему гонца с посланием, в коем подробно описал свой план поимки шпиона и просил оставить пленницу под личную ответственность - «в свете изложенного». Ответ от Кутузова еще не пришел, но Денис в положительном решении не сомневался, ибо знал, что главнокомандующий искренне благоволит «хитрецам да хватам».
        Пленницу повезли с собой в небольшом возке, приставив к оному двух солдат из пехотной партизанской роты. Солдатушки оказались молодые и к службе рьяные, так что уж никак не должны были упустить проходимицу. В случае чего им даже разрешалось стрелять… или колоть штыками. Окромя солдат, рвение к охране шпионки неожиданно выказал и Коленька Розонтов. По прикидкам Давыдова, юного корнета, скорее, привлекала не возможность отличиться похвальным усердием, а сама пленница - красивая молодая особа.
        Денис Васильевич никогда долго не собирался - вскочил в седло и вперед! Так и сейчас все его воинство во исполнение приказа главнокомандующего понеслось на Гродно через местечки Меречь и Олиту. Подмораживало, слава богу, под копытами не хлюпало, хотя болотные топи все еще представляли собой нешуточную опасность. Их объезжали, пользовались дорогами, трактами…
        - Обоз, господин полковник! - подскочив, радостно доложил бывший в арьергарде казачий урядник Ситников. - Версты три во-он по той дорожке.
        Казак указал плетью на неширокую повертку, скользившую меж пологих холмов, поросших кленом и липой, и продолжил:
        - Чертова дюжина фургонов. Похоже на неприятельский магазин.
        Магазин… Так называли передвижной воинский склад, прежде всего - продуктовый. Честно сказать, и продукты, и фураж партизанам бы вовсе не помешали… Хотя повертка-то уходила от Меречи прочь. Однако, с другой стороны, всего-то три версты - можно и отвлечься.
        - Трубить атаку, - приняв решение, быстро распорядился Денис. - А ну, усачи-ахтырцы… за мной!
        Понеслись. Поскакали. Взялись ходким кавалерийским аллюром. Полетела из-под копыт промерзшая грязь, перемешанная со льдом и снегом. Легкий морозный ветер ударил в лица гусар, и вот уже совсем скоро впереди, за кленами, показались серые возы - фургоны.
        С гиканьем, с веселым «ура», вылетели на обоз партизаны. Завидев их, враги даже и не думали сопротивляться - тут же побросали оружие и подняли руки, заискивающе заглядывая в глаза.
        Разложилась, переродилась, стала совсем другой бывшая «Великая армия». Нынче и не армия уже, а так, деморализованная толпа мародеров. Отставшие от основных сил солдаты частенько выходили к русским армейским кострам. Жалостливо протягивали руки, просились погреться и чего-нибудь покушать. Русские уже стали для них не врагами, а «дорогими друзьями», именно так и обращались - «шер ами». От этого «шер ами» местные крестьяне прозвали отступающих французов «шаромыжниками», так вот и прижилось слово.
        Припасов в «магазине» оказалось много! И вино, и хлеб, и зерно, и новомодные французские «консервы» - банки с тушеным мясом и овощами. Хватило, чтоб заполнить переметные сумы. Партизаны радовались - до этого-то с продуктами было туговато, перебивались кто чем мог.
        - Ну, что, братцы? Теперь можно и на Гродну? - подъехав к своим «усачам», весело осведомился полковник.
        - Ударим, ваш-бродь! Не сомневайся!
        - Ну, тогда по коням. Вперед!
        И снова застучали копыта. На этот раз ехали прямо по стерне, берегом широкого Немана, тронутого первым зеленовато-прозрачным ледком. Высланный вперед авангард вскоре вернулся, притащив собой двух пленных, судя по мундирам - гусар. Темно-голубые ментики-доломаны с желтым витым шнуром, серые чакчиры с серебристыми пуговицами по всей длине, зеленые кивера…
        - Франсе? Австрийцы? - тут же осведомился Давыдов.
        - Нон франсе, нон ауштрейх… Мадьяры.
        - Мадьяры… Венгры, что ль?
        Так и оказалось - венгры. Из шестого полка венгерских гусар, приданных австрийскому коменданту Гродно генералу Фрейлиху.
        - Соглядатаи, господин полковник, - пояснил Ситников, урядник. - Осмелюсь доложить - за нами следили. А мы - за ними! И вот вам - кто кого.
        - Соглядатаи, говоришь…
        - Надо бы их пристрелить, чтоб не мешались, - шумно вздохнув, предложил штабс-ротмистр Бедряга. - Еще сбегут, доложат…
        - Не, стрелять не будем, - вспомнив слова Кутузова, Денис Васильевич задумчиво покачал головой.
        - Так что ж, отпустить? Они же…
        - И не отпустим… Просто вернем!
        - Не понял, господин полковник?
        Не только Бедряга не понял, многие. Лишь хорунжий Талаев одобрительно покивал.
        - Поедем к воротам Гродны и вернем их генералу Фрейлиху, - хмыкнув, пояснил Денис. - Нечего нам с австрийцами воевать. Их к союзу склонить нужно…
        - Но…
        - Вот ты, Николай Григорьевич, их возвращать и поедешь, - Давыдов резко оборвал своего штаб-офицера.
        Тот лишь вытянулся да отдал честь:
        - Слушаюсь, господин полковник!
        - Смотри, дров не наломай… Дело ответственное, можно сказать, интимное. Впрочем, что я говорю? Ты ж, Николай Григорьевич, у нас человек умный. Поезжай. А мы тут постоим пока малость.
        Еще раз козырнув, штабс-ротмистр прихватил с собой дюжину гусар, в том числе и напросившегося корнета Розонтова, хлестнул коня плетью, да и был таков вместе с пленными.
        Солнце уже поднималось, сверкало почти совсем по-весеннему. Да и вообще, казалось, что кругом - весна. Тепло - по ощущения Дэна, где-то плюс два - плюс четыре, - да и холмы сияли зелеными проплешинами, свежей травкой - ветер смел снег. Если бы еще кое-где оставшиеся на деревьях красно-желтые листья да не первый ледок на Немане - и совсем бы весна.
        Давыдов вдруг закусил губу. Что-то вдруг кольнуло сердце. Хорошо так кольнуло, щемяще-радостно…
        - А ведь война-то кончается, братцы, - спешившись и глянув на Неман, полковник высказал общую мысль. - Скоро прогоним супостата… Днями надо считать.
        - Прогоним, ваш-бродь, - радостно откликнулись нижние чины. - Вот уж тогда погуляем!
        Погуляют, да… На полях Европы. Преследуя огрызающую армию Наполеона до самого Парижа! Во славу императора Александра погибая во множестве в многочисленных кровопролитных сражениях, которые еще будут, будут… Но уже не на родной земле.
        - Едут, ваш-бродь, - закричал с холма караульный. - Наши, да… Без пленных… Вон и Коленька скачет… корнет Розонтов, ваш-бродь…
        - Ну? - полковник бросился к подъехавшему Бедряге. - Ну, Николай Григорьевич, рассказывай, как прошло?
        - Славно сладилось, - спешившись, доложил штабс-ротмистр. - Приехали, доложились караульному капитану… Никто нас хватать не стал. Сам генерал вышел, худая такая жердина, поблагодарил… Спросил, кто командир… и вас, Денис Васильевич, сердечно для переговоров звал. Согласен встретиться в любом, указанном вами, месте.
        - Добро, - довольно кивнув, Денис радостно подмигнул окружившим его гусарам. - А ведь не хотят воевать австрияки! Ну, и мы не будем тогда… Коль уж можно миром все решить… О месте подумаем, выберем… Вот прямо сейчас и соберем совет. Вестовые! Живо сюда всех командиров… вон на тот мысок.
        Для первой встречи выбрали местечко вне города, решив разбить там шатер… Походная печка, угощение… все, как полагается…
        - Поговорим, посмотрим… - задумчиво протянул полковник. - А тем временем в город верных людей отправим. Посмотреть, послушать. Что там за склады? Да много ли там чего есть?
        На разведку, под видом мелкого торговца - коробейника-офени, отправили урядника Ситникова, с коим еще напрашивался и корнет Розонтов. Давыдов подумал и разрешил: Коленька выглядит молодо, подозрения вряд ли вызовет. А лишняя пара зорких глаз не помешает.
        - С богом, парни! - напутствовал Денис. - Разузнайте там все, что сможете. На базаре слухи пособирайте… Не только о складах, но и о коменданте. Удачи! Бон шанс.
        Первая встреча с австрийцами прошла в самой теплой и дружеской обстановке. С первых слов сухопарого генерала Давыдову стало ясно, что воевать за французов австрийцы больше не хотят, да и вообще… Сдались бы с радостью, вот только…
        - Считаю себя обязанным перед оставлением Гродно сжечь все провиантские склады, - прощаясь, отчеканил генерал. - Армейские склады, я имею в виду.
        - Понятно, понятно, - полковник добродушно развел руками. - Об этом мы с вами всенепременно поговорим, ваше превосходительство. Всенепременно! Во время нашей следующей встречи… которую назначим…
        - Да хоть у меня в штабе, - тонкие губы австрийца искривились в неком подобии улыбки. До этого же он не улыбался. Совсем. А тут вот… поди ж ты. Однако прогресс!
        В штабе так в штабе. Арестовывать русских Фрейлиху не было никакой необходимости… скорее - наоборот. Поскорее бы все закончить да отправиться домой, в Австрию.
        К вечеру из Гродно вернулись разведчики, Ситников и корнет. Обуянный неуемным своим любопытством, Денис Васильевич тотчас же велел пригласить обоих в свой походный шатер:
        - Живо пусть идут. У меня и поужинаем… чем бог послал.
        От взятого французского магазина оставалось еще много чего, так что вопрос с продовольствием не стоял. Да уж нашлось и вино, и знаменитая французская тушенка, и еще кое-что.
        Коленька Розонтов, уплетая угощение за обе щеки, чувствовал себя вполне комильфо, а вот урядник явно стеснялся, конфузился…
        - Ладно, ладно, Иван, - успокоил Денис. - Давай докладывай, да потом я тебя отпущу. И вина с собой дам, и яств.
        - Так я, ваш-бродь, и докладываю…
        Относительно армейских складов соглядатаи выяснили сразу же, как только вошли в город, подпоив в первом же попавшемся трактире какого-то вахмистра.
        - Да все в городе знают, - поддакнул Розонтов. - В магазинах воинских добра на миллион рублей!
        Поставив опустевший бокал, полковник недоверчиво прищурился:
        - Так уж и на миллион?
        - Так все говорят. Вот и вахмистр…
        - В общем, скажем - добра там много, - подытожил Денис. - И дать его уничтожить нам совсем не резон. Что ж, будем обхаживать Фрейлиха. О нём узнали что?
        - Да у того же вахмистра… - раскрасневшийся от выпитого Коленька махнул рукой. - Потом там еще один был… службист… и этот…
        - Старик из птичьей лавки…
        - Кто-кто? - удивился полковник. - Из какой лавки?
        Розонтов довольно потер ладони:
        - Так тот вахмистр нам сказал, дескать, комендант очень птиц любит. Ну, певчих. Соловьев, канареек всяких… Вот мы и зашли в лавку, расспросили… Все так есть!
        - Та-ак, - удовлетворенно протянул Давыдов. - Что еще узнали?
        - Все говорят, что генерал Фрейлих - служака, педант. Любит, чтоб бумажка к бумажке. Однако и веселья не чурается, особенно - за чужой счет. Еще вот канареек всяких любит… и общество красивых молодых дев.
        - О как! - Денис хлопнул в ладоши.
        - Сам-то старый уже. Женат. Дети-внуки…
        - Хорошо, хорошо… молодцы, - дослушав разведчиков до конца, похвалил полковник. - А ведь есть, есть при нас одна смазливенькая девица… Правда, за ней самой глаз да глаз.
        На следующий день обширнейшей делегацией партизаны выехали в Гродно. Город встретил их великолепием садов и парков, вполне очаровательных даже сейчас, зимою. Впрочем, снега практически не было, всюду виднелась зеленая травка, да и деревья еще не полностью потеряли листву.
        Проехав мост и ворота, Давыдов и сопровождавшие его гусарские офицеры перекрестились на православную Борисоглебскую церковь, проехали Старый замок - старинное оборонительное сооружение, выстроенное еще в одиннадцатом веке и много раз разрушаемое врагами. Последний раз замок разрушили шведы, и сейчас, восстановленный, он больше напоминал какой-нибудь пакгауз или склад, нежели крепость.
        На другом берегу Немана виднелись барочные постройки какого-то католического монастыря.
        - Францисканцы, - со знанием дела пояснил Розонтов. - А вон там, на нашей стороне, во-он за садом… еще один монастырь - бернардинцев… Еще бригитский есть… Вообще, монастырей да костелов тут много. Самый красивый - святого Франциска Ксаверия.
        - Молодец, корнет! - Денис Васильевич выразил свое искренне восхищение. - Вижу, ты тут времени зря не терял.
        Корнет с важностью вытянулся в седле и искоса глянул на пленницу. Настя тоже ехала вместе со всеми… Коль уж австрийскому генералу нравились юные девушки… так почему бы таковую не взять? Коль уж имелась в наличии.
        Еще вчера в магазинных трофеях Давыдов лично присмотрел платье - темно-голубое, с обширным декольте и ниспадающим подолом. Принес в шатер пленницы:
        - Умеете носить?
        - Ну… да…
        - Одевайте. Я отвернусь и пришлю казака… портного. Да никто на вас смотреть не будет!
        - Я не из конфузливых… - Настя быстро оделась. - Только скажите - зачем?
        Денис повернулся… и обмер: на него с неким смущением и тщательно скрытым вызовом смотрела юная красавица брюнетка в модном темно-голубом платье. Изящные тонкие руки, шейка, темные локоны, обворожительно-чувственные губки и сияющие жемчужно-серые глаза… Да-а! У французского шпиона губа не дура.
        - Скажу сразу, это никак не связано с вашим… не знаю, как назвать…
        - Называйте просто - друг.
        - Ага… пусть будет - друг. Так вот, вашему другу это не помешает никак. Мы просто хотим сохранить склады. И в этом вы нам поможете. Знаете. Настя, есть один австрийский генерал…
        - Похоже, приехали, - Розонтов показал рукой на белоснежное двухэтажное здание, выстроенное в стиле классицизма с многочисленным узорочьем рококо.
        Беломраморные античные колонны поддерживали треугольную крышу портика, гостей уже встречали - лично генерал Фрейлих спустился с крыльца и кивком приветствовал партизан.
        - Прошу, прошу… проходите… Ой… Кто это с вами? Что за прекрасная мадемуазель?
        - Это сестра одного из наших офицеров, - входя в приемную залу, светски улыбнулся Денис. - Приехала к раненому брату… И вот захотела посмотреть Гродну… Коль уж здесь… Я ее вам представлю… ежели вы не против, господин генерал.
        - О, нет, нет, не против… - Пышные усы австрийского коменданта задрожали, словно хвост мартовского кота. - Но сначала дело… Прошу… Да, девушке я предоставлю сопровождающих. Они покажут ей город.
        - Наши ее тоже сопроводят.
        - Гут. Договорились.
        Представив Фрейлиху Настю, Денис препоручил ее Розонтову и двум своим гусарам, сам же, вместе со своими штабными, вновь погрузился в переговорный процесс…
        На протяжении всех переговоров и сам Денис Васильевич, и его офицеры беспрестанно шутили, вызывая довольную улыбку своего визави. К тому же перед обедом Давыдов торжественно подарил генералу золоченую клетку для птиц, срочно купленную специальной поисковой группой в Меречи. Купили бы и канарейку, и какого-нибудь соловья, ежели бы таковые имелись. Однако же на нет и суда нет.
        Между тем подарок генералу понравился, а пуще того понравилась Настена. Денис просто диву давался - откуда в этой крепостной девчонке такая поистине дворянская грация, такой шарм? Любовничек французский научил? Или, еще раньше, в имении… Впрочем, об имении, как и вообще о прошлой жизни, пленнице лучше было не напоминать. Да никто и не напоминал, чего уж.
        За обедом генерал Фрейлих не уставал лично угощать обворожительную гостью вареньем и всякими сладкими заедками. Потчевал и вином, и какой-то особенной гродненской наливкой. А потом повел показывать Настене своих певчих птиц… Нет, особо не домогался, так, пару раз погладил, помял… да этому старику и того было довольно, сиял, как медный таз при луне!
        Тут-то Давыдов и подскочил с вопросами по складам:
        - Ну, вот и прикажете вы сжечь всё - и что? Ведь это же вполне может… право же, может, мон шер женераль! - повлиять на наши двухсторонние отношения. Что опять же очень сильно не понравится вашему уважаемому всеми императору Францу! А ему еще с итальянскими землями разбираться! А без России-то как?
        - Н-ну… - Фрейлих замялся, плотоядно посматривая на Настеньку, сидевшую в соседней комнате на диване и мило флиртовавшую с австрийскими офицерами. Комнаты и залы Нового замка тянулись анфиладами, переходя одна в другую, и никаких дверей не имели. Их заменяли портьеры… и портьеру-то Давыдов специально задернул не до конца.
        - Я понимаю, господин генерал, вас гложет совесть и ложно понятое самолюбие… вот как у Свифта!
        - Вы читали Свифта? - удивленно переспросил комендант.
        - Еще и несколько фильмов смотрел! - Дэн тут же осекся. - Говорю - книжку-то я в подлиннике читал…
        - Вот как! Вы знаете английский?
        - Йес, оф коз, - Давыдов тут же вспомнил академические «тысячи». Свифта он, конечно, в подлиннике не читал, так, отрывочно помнил из детства про каких-то там лилипутов, гулливеров, гуингмов… последние, кстати - разумные лошади!
        - Помнится, понравилось что-то про говорящих лошадей…
        - Про гуингмов?
        - Да-да, именно про них… Так что, господин генерал, договор подписываем? А потом бал… Вон, наша юная мадемуазель прямо заждалась. Ах, она так обожает танцы…
        - Ох, - улыбнувшись, генерал доверительно понизил голос: - А ведь я когда-то считался хорошим танцором. Правда, давно это было… Во времена нашей славной императрицы Марии-Терезии.
        О как! Во времена Марии-Терезии, почившей в бозе, дай бог памяти… лет сорок назад.
        - Да-да, мон шер женераль, славные были времена.
        - И не говорите, полковник. И не говорите…
        Оба общались по-французски и немного по-русски, лишь иногда Фрейлих, забываясь, переходил на немецкую речь.
        - И вот мы, со всем нашим уважением… - продолжал обхаживать собеседника Денис. - Со всем нашим уважением предоставляем вам возможность совершенно спокойно покинуть город… Естественно, при сохранении всех ваших знамен и оружия. В том нет никакого урона для вашей чести, мон женераль. Совершенно никакого!
        - Да я понимаю, что никакого, - австриец, наконец, махнул рукой и вдруг хитро прищурился: - Коспотин Давытов, труг мой… А что если я вас попрошу кое-что подписать? Кое-какие накладные, да-а… О, имперская бюрократия это, знаете ли, нечто. На каждое действие они требуют соответствующую бумагу.
        - У нас в России бюрократия не лучше, - со всей искренностью отозвался Дэн. - Давайте ваши накладные. Все подпишу.
        - А… извините за вопрос, полковник, - Фрейлих замялся. - А имеется ли у вас право…
        - Подписывать важные бумаги от имени главнокомандования? Конечно, имеется! - вмиг сообразил Давыдов. - Даже и не сомневайтесь! С превеликим удовольствием поставлю свою подпись.
        Наконец, австриец уговорился. Денис Васильевич быстренько подписал все поданные бумаги, коих оказалось немало. Похоже, именно с их помощью Фрейлих намеревался, в случае чего, прикрыть свою старческую задницу.
        Подписали. Договорились. А потом объявили обед и танцы.
        Наяривали на скрипках вызванные из ближайшего трактира музыканты. Генерал Фрейлих и Настя чинно танцевали менуэт. На непристойный вальс духа у австрийского коменданта не хватило.
        На следующий день австрийские войска организованно покинули Гродно, и вскоре в город вступили регулярные части российской императорской армии под командованием генерала Милорадовича, известного своей щедростью, непостижимым желанием пускать пыль в глаза и конечно же храбростью. Ох, недаром прозывали его русским Мюратом! Хотя, наверное, лучше было бы Мюрата называть французским Милорадовичем.
        В городе было относительно спокойно. Именно так - относительно, ибо еще не так давно все католики Гродно, составляющие подавляющее большинство его жителей, с радостью приветствовали приход Наполеона, обещавшего восстановить независимое Литовское княжество. Ну, до княжества дело не дошло, было образовано Литовское герцогство, целиком и полностью зависимое от Бонапарта. Появились местная национальная гвардия, жандармерия, рекруты, градоначальник… В общем, полный коллаборационизм.
        Правда, поддержали его далеко не все. Многие ушли в леса, партизанили, многие воевали в русской армии. Именно здесь, под Гродно, проявила себя Надежда Дурова, знаменитая кавалерист-девица. Но это было еще летом, как поется в песне «давным-давно, давным-давно, давным-давно!».
        Пока же неизвестные обстреляли партизанский разъезд у монастыря бригиток, и шальной пулей был ранен в грудь помещичий сын Арсений Половцев, сводный брат Сонечки. Слава богу, обошлось, не смертельно… но крови молодой человек потерял много, и его друг и напарник, непризнанный поэт Вольдемар Северский имел по этому поводу с Давыдовым приватную беседу.
        - Хорошо бы, Денис Васильевич, денег собрать на лечение, - безапелляционно заявил Вольдемар. - То есть не только на лечение… Отправить Арсения домой… не просто так - с подарками… с деньгами… Усадьбу поправить, да и на приданое сестрице его, Сонечке.
        Круглое лицо Северского порозовело, даже тонкий породистый нос его - и тот начал подрагивать от волнения.
        - Деньги? - озадаченно повторил Денис. - Да где их взять-то? Ну, на лечение, положим, найдем… Но на усадьбу и на…
        Слова о Сонечкином приданом Дениса почему-то покоробили. Хотя чего там - дело житейское. Но вот правда - откуда взять деньги? Никаких трофеев отдельно для себя любимого Давыдов никогда не оставлял, все делилось меж партизанами поровну.
        - Я тут кое-что слышал в трактире, - шмыгнув носом, Северский понизил голос и обернулся.
        Они с Денисом сидели в небольшом кабинете, в брошенном особняке на самом берегу Немана, с видом на францисканский костел. Особняк этот, хоть уже и довольно запущенный, полковник выбрал для своей штаб-квартиры, памятуя опыт знаменитого, но, увы, уже покойного, друга своего Якова Петровича Кульнева - чем проще - тем лучше. И - в первую голову думать о солдатах, а уж потом - о себе. Денис Васильевич так всегда и делал, так и поступал. За что был уважаем и даже любим.
        - И что ж ты, друг мой Вольдемар, слышал?
        - А то, что здесь все клады ищут!
        - Клады? - не выдержав, расхохотался Денис. - Что же их тут, Черная Борода оставил? Или - Джек Воробей, пират не менее знаменитый.
        Северский обиженно поджал губы:
        - Не знаю, какой воробей, а только старый еврей Леопольд сказывал!
        - Какой еще Леопольд? Кот, что ли? Ребята, давайте жить дружно! - Дэн уже откровенно веселился, честно говоря, тот еще зануда Северский в последнее время его порядком-таки достал!
        - Леопольд - так зовут одного старого еврея. Он - хозяин корчмы, что на улице Медников, невдалеке от собора Франциска Ксаверия… Ну, костел такой, с маленькими колоннами и статуями, красивый… Тебе еще понравился, помнишь?
        - А, ну да! - покивал Денис. - Ксендз там еще - та еще бяка! Говорят, все славословил Наполеона да нас, русских, ругал. Вот что! Заставлю-ка я этого гада речь во славу русского оружия произнести! Заставлю, заставлю. Публично! И пусть только попробует отказаться!
        - Да черт с ним, с ксендзом, Денис Васильевич, - Вольдемар нетерпеливо взмахнул рукой. - Я о деньгах говорю. О кладе.
        - Ну-ну, давай о кладе, - сдался полковник. - Только, умоляю, кратко и по делу.
        - Так я кратко же! Ну, право же. Так вот…
        До Дениса и раньше доходили слухи, что Бонапарт, опасаясь попасть в плен, приказал хорошенько спрятать все бывшие при нем сокровища - драгоценное оружие, ордена, даже серебряные вилки с вензелями! Пусть хоть сгниют, но чтоб не достались русским. И вот, оказывается, знающие люди уже почти точно вычислили тот самый обоз, что повез сокровища по приказу Наполеона… повез именно в Гродно, дабы схоронить все на самой границе. Кто-то из этих людей говорил о трех повозках, доверху груженных лучшими трофеями, добытыми в Смоленске, в Москве и прочих русских городах и весях… Также ходили слухи и о целой дюжине возов, однако же деятели вполне осведомленные - или, точнее, хотевшие казаться таковыми - всерьез утверждали о двадцати пяти фургонах!
        Правда, вот незадача: такого количества повозок никто в Гродно не видел, а ведь столь солидный обоз наверняка не укрылся бы от любопытных глаз. На то имелось объяснение, опять же, от знающих людей: в Гродно-то, оказывается, не весь обоз прибыл, а только часть его, но и там сокровищ на сто жизней хватит.
        Подобные сведения с жаром обсуждались во всех гродненских харчевнях, особенно в тех, что располагались невдалеке от городского центра - там всегда было людно. Муссировали сию тему и в корчме «У святого Франциска», принадлежавшей крещеному еврею Леопольду Семкевичу. За сходную цену там даже можно купить карту гродненских окраин, где, как предполагалось, и спрятаны сокровища. Правда, вот с конкретный местом «знатоки» путались. Кто-то говорил о костеле бернардинцев, кто-то - о монастыре бригиток, некоторые же утверждали, что французские вольтижеры зарыли клад на самом берегу Немана, неподалеку от Старого замка. Находились и такие, что не обошли вниманием знаменитый «аптекарский огород Жилибера», французского ученого, биолога, открывшего в Гродно врачебную академию. Там, мол, под грядками, сокровища и зарыты. Какие-то неопознанные личности перекопали огород, не дожидаясь весны, но ничего не нашли - как видно, не там копали.
        - Мутная история, - выслушав, Давыдов подавил усмешку.
        Его собеседник тем не менее твердо стоял на своем:
        - Ну, говорю же, Денис Васильевич! Точно сокровища есть… и они где-то здесь, в Гродне.
        - Пустая болтовня.
        - Да нет же! Слишком уж много здесь об этом говорят. А ведь дыма без огня не бывает! Я вот, с вашего разрешения… Ну, пока мы здесь… Сколько-то дней…
        - Думаю, дня три пробудем, - раскурив трубку, Денис выпустил дым. - Может - пять. Но меньше недели - точно… - рассмеявшись, полковник пригладил волосы и махнул рукой. - А черт с вами, ищите! Розонтова с собой возьмите, все одно без дела шатается да пялится на девку.
        - Розонтова? - Вольдемар скривился, словно от зубной боли. Пухлое, какое-то детское лицо его приняло несколько обиженный вид.
        - Возьмите, возьмите, - настойчиво повторил Денис. - Вдвоем-то сподручнее. Глядишь, и найдете чего. Чем черт не шутит, когда бог спит!
        Давыдов недаром сплавил корнета подальше с глаз - слишком уж тот увивался за пленницей. Заходил, поглядывал, болтался с делом и без дела… Правда, все-таки высказал одну дельную мысль, предложив вывести «мадемуазель» в свет. На какой-нибудь прием или бал - иначе как шпион, ежели он тут и ищет свою возлюбленную, о ней вообще узнает? Хотя, конечно, хотел бы - нашел и без всяких балов… Ну, может, времени у него пока что не было?
        С балом как раз вот и помог въехавший в Гродно генерал Михаил Андреевич Милорадович. Отчаянно храбрый, известный своей сумасшедшей щедростью и неистребимым желанием пустить пыль в глаза, Милорадович явился пред глазами военных и обывателей в полнейшем своем великолепии! Сверкали на шее кресты, сияли орденские звезды, усыпанная алмазами шпага горела на зимнем солнце дьявольским, вызывавшим жуткую зависть, огнем! Кавалеры восхищенно замирали, впечатлительные дамы падали в обморок, а вездесущие мальчишки бежали следом за генеральским кортежем, громко крича:
        - Смотрите, смотрите, на лошади какой богатый чепрак! Вон, как блестит. Наверное - тоже из золота!
        - А звезды, звезды! Вы видите, на чепраке звезды?
        - Ордена!
        - Лошадей, что ли, тоже награждают?
        - А чем генеральская лошадь хуже генерала? Вон какой конь!
        Хватая восхищенные взгляды, Михаил Андреевич довольно щурил свои светло-голубые глаза, тонкие губы его, обычно поджатые, на этот раз лучились улыбкой, русые волосы выбились из-под генеральской шляпы, украшенной развевающимся султаном.
        Ну, как такой блестящий кавалер мог не устроить бал? Ну конечно же устроил. Прямо в Новом замке - с колоннами, портиками и вытянутой гулкой залой.
        В бронзовых, ярко начищенных канделябрах жаром вспыхнули свечи. Грянул еврейский оркестр: скрипки, цымбалы, виолончель и флейты. Заложив руку за спину, Михаил Андреевич пустился в пляс с какой-то богато одетой дамой. Его примеру последовали и офицеры…
        Денис Васильевич, недолго думая, предложил руку юной шпионке Насте. Правда, предварительно справился:
        - Voulez-vous dansez mademoiselle?
        - Je ne sais pas quoi dire… Mais… bon! (Не знаю, что сказать… Но… ладно!) - с неожиданной легкостью согласилась девчонка.
        - Только предупреждаю, мадемуазель, вы танцуете только с нами, - предупредил Давыдов, галантно взяв деву под руку.
        Та покивала:
        - Понятно, понятно. Я же ваша пленница. А не буду танцевать - отправите в Сибирь? Прямо с бала… в кандалах… и вот в этом вот платье!
        - Ладно вам смеяться! Танцуем?
        - Ну да!
        И пошли!!! Загремел оркестр, закружились пары… Чопорный, уже устаревший, менуэт сменялся бодрой полькой, а нарочито медлительный и грациозный па-де-катр - бравурной мазуркой.
        Да уж, да уж, натанцевались всласть, и всласть наелись, напились - щедрый генерал Милорадович угощал гостей, не жалея средств.
        В особняк возвратились ночью, корнет Розонтов проводил пленницу в отведенные ей покои и там задержался на полчаса… Денис даже хмыкнул: вряд ли у них там все срослось «по-взрослому», скорее, так просто «трещали», болтали ни о чем - все ж таки были ровесниками.
        Никто пока на обворожительного «живца» не клюнул, да полковник и не рассчитывал на мгновенный результат… хотя, зная д’Эрувиля, от него вполне можно было ожидать и этого. Тем не менее еще оставалось два-три дня, а может, и больше - время военное, и тут никто не мог сказать наверняка.
        Денису Васильевичу что-то не спалось в эту ночь. С Немана тянуло холодом, и полковник, выкурив трубку, затворил окно… Тут как раз объявился и Розонтов, вполне себе радостный… правда, на круглом детском лице его что-то не виднелось никаких следов лобзаний… да и были ли они?
        - Покойной ночи, господин полковник!
        - И тебе… Ты что это, как серебряный рубль при луне, светишься? - Денис усмехнулся в усы. - Неужто с пленницей чего сладилось? Смотр-и-и-и… Девка она хитрая.
        - Не, не сладилось, - досадливо отмахнулся корнет.
        Вздохнул, и тут же вдруг погрустневшее лицо его озарилось самой довольной улыбкой:
        - Зато с другим сладилось. Мы, Денис Васильевич, с господином Северским настоящего свидетеля нашли!
        - Свидетеля чего?
        - Ну, как же! - ахнул подросток. - Клада!
        - Так-так-так, - вытряхнув трубку в камин, Дэн заинтересованно склонил голову набок. - А вот с этого момента - поподробней! Да ты садись, Николай, не стой. В ногах правды нет.
        Коленька послушно уселся на гнутый венский стул, оглянулся по сторонам и продолжал с самым заговорщическим видом:
        - Леопольд, ну, тот, трактирщик, дал нам адрес одно человека, лавочника. Тот лавочник много чего видел, но мало кому чего говорит. Боится!
        - Чего боится? - удивился Денис.
        - Клад-то, говорят, заколдованный!
        - О как!
        - Да-да, господин полковник! Именно так и есть, - Розонтов понизил голос почти до шепота и пояснил: - На него заклятье наложено. Ну, этими, как их… масонами, во! Вот лавочник и не может сам сокровища взять… Говорю же - боится.
        - А вы, значит, с Северским не боитесь.
        Коленька беспечно расхохотался:
        - Конечно же нет! Мы ж - солдаты, сколько раз смерть видели! А тут - какие-то масоны, фи. Завтра с утра пойдем к этому лавочнику. Пан Големба его зовут. Уж, разговорим, никуда не денется.
        - С утра, говоришь? - Давыдов вдруг и сам заинтересовался, как-то незаметно подсел на тему сокровищ. Может, так на него горящие глаза корнета подействовали? Так, правда и есть - почему бы и не расспросить лавочника? Много времени-то, чай, не займет!
        - С утра господин Северский у нас в караул заступает, - хмыкнув, напомнил Денис. - И ты, между прочим - с вечера.
        - Так я и один! Быстро.
        - Так и быть, - подмигнув Розонтову, полковник подкрутил усы. - Сам с тобой прогуляюсь. Поглядим, что там за лавочник. Только смотри - тайно чтобы все! Никому еще не проболтался?
        - Как можно, господин полковник? - обиженно надул губы корнет.
        Как и Давыдов, Коленька специально для бала наконец нарядился в гусарский мундир - коричневый с золотом, ахтырский.
        - Армячок завтра надень, - прощаясь, предупредил Давыдов. - Чтоб не светиться там.
        - Что делать?
        - Внимания не привлекать лишнего.
        О поиске сокровищ знали трое: Давыдов, Розонтов, Северский. Знали, действовали, как могли, и вовсе не собирались предавать свои действия огласке. Потому и отправились с утра тайно, под благовидным предлогом. Прихватив с собой статский кафтан, Денис Васильевич предупредил дежурного офицера, что до обеда будет в штабе. Ну, а корнет до вечера был вольной птицей и мог делать все, что хотел.
        Да, к слову сказать, Арсению Половцеву стало полегче. Рана его не загноилась и вообще почти не болела уже. Только вот молодой человек был еще очень слаб - потерял много крови.
        Золотые лучики солнца вспыхнули, заиграли веселым разноцветьем в витражах великолепного костела, выстроенного в стиле барокко. Прихожане уже выходили с заутрени, поднимали головы, крестились. Подморозило где-то градусов до пяти, было хорошо, сухо, а над городом наливалось светом чистое голубое небо.
        - Ну, и где эта лавка? - Давыдов придержал коня.
        - Леопольд сказал - прямо напротив аптеки, - наморщив нос, пояснил корнет. - А вот, кажется, и она - аптека…
        - А это, стало быть - лавка…
        «Panie Корба i synowie» - гласила по-польски синяя, с вытянутыми белыми буквами, вывеска. Ниже имелась еще одна вывеска, поменьше и по-русски: «Москательные товары».
        - Москательные… - Денис Васильевич наморщил лоб… - Это какие же? Ах, да… Клей, краска, кисти… и всякая прочая бытовая химия. Ну, что, корнет? Пойдем, глянем на лавочника.
        Привязав лошадей к ограде расположенного рядом садика, кладоискатели поднялись по невысокому крылечку. Шедший впереди полковник потянул на себя растрескавшуюся деревянную дверь. Где-то внутри, в лавке, зазвенел колокольчик…
        Кругом стояла полутьма - слишком маленькие и узкие окна были заставлены какими-то бочками, судя по всему - с краской. Сильно пахло свежесваренным казеиновым клеем и еще какой-то тухлятиной, Дэн не смог бы сказать - какой именно, но запах ему активно не нравился. Розонтову, кстати, тоже - корнет наморщил нос и громко чихнул.
        Чья-то темная фигура метнулась из-за прилавка… однако же - не навстречу покупателям, а вовсе даже наоборот - нырнула куда-то за бочки, да там и затихарилась. Интере-е-есное кино!
        - Эй, хозяин! - сняв перчатку, Денис гулко постучал по ближайшей бочке. - Продаве-е-ец!
        - Что угодно пану? - послышалась какая-то возня, и за прилавком наконец возникла приземистая фигура лавочника.
        Низкорослый, с узкой темной бородой и медлительными движениями, этот увалень ничем не напоминал того стремительного типа, что так ловко усвистал прочь.
        - Кажется, у вас тут только что другой продавец был?
        - То не продавец, панове. То приказджчик.
        - Ах, приказчик… Ясненько… А вы, значит, пан Големба?
        Лавочник поклонился:
        - Так оно и есть. Желаете клей? Или краску? Какой колер?
        - У нас до вас есть одно доверительное дело, - понизив голос, хитровато прищурился Дэн. - Пан Големба… поклон вам от пана Семкевича.
        - От Леопольда?
        - Да-да, от него.
        - Не помер еще, старый черт?
        - Да жив был. Вчера, по крайней мере - точно.
        Чуть помолчав, Давыдов покусал усы и перешел непосредственно к делу:
        - Пан Леопольд сказал, что вы знаете кое-что о кладе Наполеона?
        - Знаю, - не стал скрывать лавочник. - То есть звиняйте, панове, не знаю, где он есть, но знаю того, кто знает.
        - Однако заверчено! - полковник разочарованно присвистнул. - Сон про не сон… А где этот… тот, который знает? И сколько вы с нас возьмете?
        - Нисколько не возьму, панове! - Узкая борода лавочника затряслась, морщинистое лицо озарила самая широкая улыбка… Насквозь фальшивая, по мнению Дэна - ну, не могут же нормальные люди столь широко улыбаться? Прямо не человек, а «двадцать первая» «Волга» с радиаторной решеткой «акулья пасть»!
        - Так-так и не возьмете? - хитро прищурился Розонтов.
        - Вообще-то возьму, - пан Големба пригладил бороду. - Возьму, но не сейчас. Потом. Вот, как клад отыщете… достанете… Вот тогда, панове, и заплатите, сколь не жаль. А до того я с вас не могу взять - дурная примета.
        - Да не дурная, а довольно хорошая, - Денис довольно хмыкнул. - А то ведь знаете, как некоторые: утром деньги - вечером стулья.
        - Какие стулья?
        - Да вы, пан Големба, не парьтесь. Лучше скажите, где нам, кого надо, найти?
        - Так все просто, панове, - развел руками москательщик. - От Замковой улицы… там чуть ближе к Богородичной церкви, знаете… Там дом толеранции некой мадам Гурджины… Да все знают.
        - Какой-какой дом? Дом толерантности? - удивился Денис. - Однако.
        - Ну да, да, панове… Публичный такой дом… с веселыми девами, да…
        - Ах, публичный! С девами! - хмыкнув, Денис повернулся к корнету. - Розонтов! Ты туда не пойдешь.
        - А вы туда и не попадете, панове, - прищурившись, охолонул пан Големба.
        Полковник вскинул брови:
        - То есть как это не попадем?
        - А так, панове, что там строго все, - невозмутимо пояснил лавочник. - Чужих и на порог не пустят. А вот если какая-нибудь красивая юная пани возжелает заглянуть к мадам… то ее пустят. И сопровождающих тоже - да.
        Давыдов задумался:
        - Дева, угу… А кого там спросить-то?
        - Так мадам Гурджину и спросите. Она все вам и расскажет.
        - Она тоже проклятья боится?
        - Боится, так, - скривившись, угрюмо покивал москательщик. - Мы все боимся, пан.
        - А мы - не боимся! - выйдя на улицу, Денис Васильевич весело расхохотался и, отвязав коня от садовой ограды, взлетел в седло. - Я, корнет, знаю, о какой ты деве подумал… Что ж, ее и возьмем. Все равно больше некого, да и времени - в обрез. Сегодня после обеда в это «дом толерантности» и нагрянем, ага.
        - Да, господин полковник! - радостно поддакнул Розонтов. - Все подобру - так как к вечеру и успеем, ага.
        Увы, претворить план в действие сразу же после обеда не удалось. Полковника неожиданно вызвали в штаб-квартиру, к Милорадовичу, что-то там обсудить. Народу там уже было полным-полно. Блестящая толпа офицеров косилась на крестьянский армяк Дениса. Слава богу, что хоть бороду он все ж таки наконец сбрил, оставив только истинно гусарские усы.
        Сверкали эполетами блестящие кавалергарды, краснели широченные лампасы улан, сияли орденские звезды. Среди всего этого великолепия в одночасье сыскались и знакомые…
        - Ого, Денис Васильевич! Тебя ли вижу?
        - Константин! Здорово, друг.
        - Давыдов! Полковник!
        - Ваня! И ты здесь? Вот так встреча, да. Не знаешь, с чего это командующий решил всех собрать?
        - Не, никто покуда не знает… Да вот и он сам!
        - Господа офицеры!..
        Разом щелкнув каблуками, все вытянулись, приветствуя генерала. Михаил Андреевич, сияя звездами, подошел к лестнице и, оглядев всех собравшихся в зале, вытащил из распечатанного пакета какой-то рескрипт.
        - Хочу вас известить о некоем радостном и долгожданном событии, господа. Главнокомандующий наш, фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов вот прямо так и сообщает… - задорно сверкнув глазами, Милорадович развернул рескрипт и прочел, взволнованно повышая голос ближе к концу фразы: - Война закончилась за полным истреблением неприятеля! Ура, господа!
        - Ура! Ура! Ура-а-а-а!
        Тут же нашлось и шампанское. Полетели в потолок пробки… Все радовались прямо до слез… Война окончилась… Война… Правда, Наполеон-то еще не разбит… Но из России - изгнан! Так что, ура, господа. Наполняйте бокалы!

* * *
        «Дом толеранции» мадам Гурджины располагался на тихой и неприметной улочке, заросшей высокими тополями и липами. Деревья давно облетели, но все равно смотрелись красиво: тронутые серебристым инеем ветки их сплетались в изысканное кружево, сверкающее на солнце, словно шитье генеральского мундира.
        Утро выдалось славным: спокойным и солнечным. Слегка подморозило, градусов, может, до минус двух, из труб высоких, четырех- и пятиэтажных доходных домов поднимались многочисленные дымки, тянулись к небу.
        - Генерал Милорадович разрешил обывателям хворост собирать в лесах, - оглянувшись на кутавшуюся в цигейковую шубейку Настю, Розонтов погладил по холке каурого своего конька. - Хороший, хороший… Между прочим - безвозмездно. Ну, хворост-то.
        - Так это и Бонапарт разрешал, - пленница хмыкнула и стрельнула глазами в сторону корнета.
        От сего лукавого, с неким вызовом, взгляда корнет почему-то сконфузился и покраснел. Ну, точно - втюрился! Прямо по уши, ага… И это плохо. Девка-то - шпионка, каторжанка будущая… Если вообще не повесят. Ну, да тут как суд решит. Жалко, конечно, если повесят… лучше уж - в ссылку, в Сибирь.
        С другой стороны - а чего уж сразу-то в Сибирь? Девчонка-то помогает… то есть не то чтобы очень, но и не ерепенится. Платье, вон, красивое надела с удовольствием, на балу танцевала опять же не из-под палки. Да и вот сейчас… Вчера еще сказала просто: помогу: куда надо, поеду, и что надобно - сделаю. Вот и молодец! Вот и славненько.
        - Приехали, - Давыдов спешился, а следом за ним и все остальные - Вольдемар Северский, Розонтов, Настена.
        Лошадей привязали невдалеке, у ограды небольшого парка или, скорее, садика. Тополя, акация, уютные скамеечки и аллейки. Даже фонтан - правда, сейчас, по зиме, недействующий.
        - Извозчик сказал - этот дом, - потрепав по гриве коня, Денис Васильевич задумчиво кивнул на трехэтажный особнячок, выстроенный из красного кирпича в каком-то непонятном стиле: то ли классицизм, то ли барокко. Всякие вычурные красивости - наличествовали, также имелся и небольшой портик с колоннами и треугольной крышей. Туда и поднялись, постучали в закрытые наглухо двери.
        К удивлению полковника, тяжелые створки тут же распахнулись, и возникший на пороге привратник - здоровенный негр в зеленой ливрее с серебристым шитьем - вполне гостеприимно поклонился и, глянув на девушку, осведомился: до кого пани пришла?
        - До мадам Гурджины, - мягко улыбнулась Настена. - Мне сказали… сказали, что… Впрочем, я хотела бы обсудить это с ней.
        - Добро, - кивнул привратник. - Все эти люди - с вами?
        - Да-да, со мной.
        - Я могу пустить только двух мужчин, - бесстрастная физиономия негра озарилась дежурной белозубой улыбкой. - Таковы наши правила, господа.
        - Двух мужчин, вы сказали? - переспросив, Настя хмыкнула, большие жемчужно-серые глаза ее вдруг хитро сверкнули. - Так со мной и есть двое мужчин. Двое мужчин… и один - мальчик. Ну да, ну да, ему еще нет и четырнадцати… Правда, Коленька?
        Юная шпионка ткнула корнета локтем. Тот резко дернулся, обиженно поджав губы… но все же сообразил, кивнул:
        - Ага…
        - Да-да, мальчик, - придя в себя от удивления - не каждый раз в Гродно встретишь чернокожего! - быстро заговорил Денис. - Вы ему разрешите… с нами. Боимся - потеряется еще тут один…
        - Мальчик? Ну да, - сверкнув белейшими зубами, привратник махнул рукой. - Пожалуйста, панове, и вы, мадемуазель, проходите… Пока подождите здесь, в вестибюле. Я сообщу мадам.
        Вестибюль оказался каким-то мрачным, полутемным - свет проникал лишь через небольшое круглое оконце под самым потолком. Отвалившаяся лепнина, потертый ковер, засиженные мухами портреты непонятных господ - по всему видно было, что сие заведение нынче испытывало не самые лучшие времена. Впрочем, война ведь! Вот только что… буквально вчера, закончившаяся.
        На второй этаж вела мраморная лестница с перилами… По ней почти сразу же и спустился привратник:
        - Прошу, панове, за мной. Вас ждут.
        Наверное, это можно было бы назвать кабинетом или приемной. Достаточно просторное помещение с высоким потолком и узкими окнами выглядело куда как лучше вестибюля. Прямо напротив дверей, на стене, обитой светло-зеленым велюром, висел большой портрет императора Александра Павловича - при всех регалиях, в мундире и в генеральской шляпе с перьями и золоченой опушкой. Прямо под портретом располагался обитый кожей диван и небольшой, вытянутый в длину, стол, по обеим сторонам которого стояли гнутые венские стулья.
        На диване, в несколько вольной позе, сидела… нет, скорей, возлежала, невероятно красивая женщина лет тридцати. Стройненькая, с золотисто-смуглой кожей и точеными чертами лица, она напоминала креолку… или даже мулатку… хотя нет - квартеронку! Да, в жилах красавицы явно текла негритянская кровь… столь обворожительно смешавшаяся с кровью белых! Тоненький, чуть курносый, носик, ничуть не африканский, пухлые губки. Большие густо-карие глаза цвета крепко заваренного чая, пушистые ресницы, черные - ниточкой - брови, антрацитово-черные локоны, сдерживаемые лишь серебристым обручем на лбу, ниспадали на голые плечи. Ослепительно-белое, словно зубы привратника-негра, платье с кружевами и буфами еще больше оттеняло красоту смуглой кожи. Обширное декольте полностью открывало плечи и почти полностью - грудь, даже на вид упругую, с аппетитной ложбиночкой… еще чуть-чуть - и видны были бы сосочки… наверняка густо-коричневые… такие же, как и глаза.
        Подумав так, Давыдов тут же закусил губу… Однако красавица глянула прямо на него! Глянула с неким бесстыдством и вызовом, одарив белозубой улыбкой… такой улыбкой, что у Дэна внезапно захолонуло сердце. Словно бы она, эта женщина, знала, о чем сейчас думал полковник и чего тайно желал.
        - Bonjour, messieurs! Tres heureuse de vous voir… et surtout mademoiselle. (Здравствуйте, господа! Очень рада вас видеть… и особенно - мадемуазель.) - Голос красавицы звучал так чарующе-нежно, что Денис невольно сглотнул слюну. Впрочем, не только он.
        - Nous sommes aussi tres heureux! (Мы тоже очень рады!) - так же, по-французски, отозвался Давыдов.
        Все остальные молча поклонились.
        - S’asseoir, садитесь… Снимайте ваши пальто… вон вешалка…
        Гости быстро уселись за стол, и обворожительная содержательница «дома толеранции» тут же перешла к делу, все так же, с улыбкою, спросив, знают ли господа и мадемуазель, чем здесь занимаются девушки?
        То, что мадам Гурджина говорила только по-французски, не вызывало никакого удивления: в те времена это был язык международного общения, на нем говорил, писал и думал всякий уважающий себя дворянин.
        - О, мадам, - по-французски промолвил Денис. - Мы знаем всё. И не только о девушках. Собственно, не за тем и пришли. Прошу извинить, но вам передает низкий поклон некий пан Големба.
        - Пан Големба? - разочарованно махнув рукой, мадам неожиданно рассмеялась. - Так вон оно что! Так вы не… Так вы за сокровищами явились! То-то я и смотрю…
        - Si vous le savez? Et vous pouvez voir? - волнуясь, вступил в разговор Вольдемар Северский. - Так вы знаете? И можете показать?
        - Ну, конечно, могу, - красавица томно повела плечом. - Пан Големба не обманул вас… и я не стану. Если вы смелые люди…
        - Nous sommes les braves! Мы смелые! - немедленно подал голос корнет.
        Мадам Гурджина снова расхохоталась:
        - Какой славный мальчуган!
        Розонтов покраснел и потупил взгляд.
        - Однако это очень опасно! - Выражение лица красавицы вдруг стало совершенно серьезным, карие глаза сверкнули, ресницы дернулись. - Опасно для вас, господа. Для тех, кто возьмет клад. Знаете, на все спрятанные сокровища наложено тайное заклятье иезуитов!
        - А мы думали - масонов! - ахнул корнет.
        - Non, non. Des jйsuites! Проклятье падет на вас… если вы не выполните кое-какие обряды… увы, невыполнимые для нас с паном Голембой… Да, и половину сокровищ вы отдадите нам! Если, конечно, сумеете их достать. Предупреждаю, уже многие пытались… увы!
        - Половину? - Северский неприятно улыбнулся. - Однако…
        Гурджина пожала плечами:
        - Но половина - и вам. Это очень много! Хватит на всех, господа… и мадемуазель, конечно.
        - Давайте-ка к делу, - хмыкнув, потер руки Денис. - Итак, уважаемая мадам Гурджина… Где сокровище и что мы должны сделать?
        - Сокровище зарыто на берегу Немана, я вам покажу… Но сначала вы должны выпить снадобье… - Густо-карие омуты-глаза словно бы затягивали в себя Дениса неотвратимо и властно. - Да-да, вы все… Оно с заклятьем… и - на крови младенцев. Этот грех придется долго отмаливать. Можете вообще не отмолить.
        - Ладно! - решительно перебил Вольдемар. - Давайте вашу кровь. Не знаю, как все остальные, а я лично - выпью. Вот прямо сейчас.
        - Поистине, слова решительного и храброго мужа! - красавица одобрительно улыбнулась и потянула витой шнурочек звонка.
        - И я! Я тоже выпью! - вскочил со стула корнет. - Давайте, мадам Гурджина. Наливайте.
        Явившийся по звонку слуга - все тот же негр - принес бокалы, бутылку бордо… и самую настоящую древнегреческую амфору! Небольшую такую фигурную вазу.
        - Вам, господа, - снадобье, а мне и мадемуазель - вино, - содержательница публичного дома кивнула слуге… и вдруг быстро посмотрела на Дениса: - Вы, похоже, во всей компании старший. Можете не пить сразу… Если вдруг сомневаетесь…
        Дэн уже совсем потерял голову от этих глаз! От голых атласной смуглости плечиков, от грациозных рук, от ложбиночки на груди…
        - Да выпью, чего уж!
        И впрямь, чего опасаться-то? Это ведь не Гурджина к ним пришла, они - к ней. Могли бы и не отыскать.
        И все же…
        - Коленька, не пейте… - повернувшись к корнету, шепотом приказал Денис.
        Уж, конечно, приказ сей Розонтову не понравился… но деваться-то ему было некуда - следовало исполнять.
        - Ну, а те, кто не пьет снадобья, выпьет со мною вина! - Гурджина подняла полный бокал…
        Все чокнулись - кто вином, кто снадобьем… оказавшимся вовсе не таким уж и гнусным, а, скорей, приятным, по вкусу сильно напоминая сбитень.
        - Теперь те, кто выпил, пойдут со мной, - поставив бокал, тихо промолвила красавица. - Узнают заклятье и место… Это недолго. Мадемуазель и этот славный юноша путь пока подождут здесь.
        - Подождите, - поднимаясь, Давыдов махнул рукой, все острее чувствуя охватившее его душу сомнение.
        Когда за содержательницей притона и охотниками за сокровищами закрылась дверь, Настя зябко поежилась.
        - Ах, милый Коленька, - тихо сказала она, вставая со стула. - Мне почему-то страшно. Нет, право же, страшно! Снадобье это… заклятье… Сколько нам еще ждать? А знаете что? Давайте выпьем вина!
        С этими словами девушка уселась на край дивана и призывно махнула рукой:
        - Налейте бокалы, Николай… И садитесь с мной, рядом… Вот так, да… Обнимите меня… мне отчего-то зябко…
        Теряющий голову корнет тотчас же обнял юную деву за плечи. Надо сказать, ее бальное платье тоже было достаточно фривольным, ничуть не менее обнажающим, чем наряд здешней мадам. Ах, как обжигали эти голые плечи! Как тянули… затягивали…
        - Знаете, дорогой Николай, когда люди переходят на «ты»? - шепотом спросила Настя. - Те, кто хочет стать друг другу… немножно ближе, пьют на брудершафт… это по-немецки… я покажу как. А потом - целуются… Показать?
        - О да!
        - Это очень древний обычай… - девчонка облизала губы. - Если в одном из бокалов яд… то он обязательно передастся при поцелуе… если поцелуй достаточно глубок…
        - Хотелось бы… чтоб глубокий… - выдохнул Розонтов.
        - Возьмите бокал… теперь согните руку в локте… вот так… Чокаемся! А теперь…
        Ох, какой это был поцелуй! Долгий, жаркий, глубокий… Рука корнета нежно гладила гладкие девичьи плечики… потом нащупала под платьем грудь… мало того - дерзкий упругий сосочек…
        - О, боже… боже… о…
        Неловким движением сбитый со стола бокал упал и разбился на сотни сверкающих хрустальных осколков. Так, бывает, разбивается иногда вдребезги даже самая большая любовь.

* * *
        Мадам Гурджина провела гостей в подвал. Когда-то это, верно, был склеп - кругом стояла непроглядная темнота, пахло кислой капустой и плесенью.
        - Сейчас… - красавица взяла горящую свечку, принесенную все тем же верным слугою.
        - Идемте… Здесь идол… совсем недалеко… вот он, за этой портьерой…
        Позади гулко затворилась дверь.
        - Сначала вы, - Гурджина взяла за руку Северского и одарила Дениса самой мягкой улыбкой.
        - А вы подождите. Это недолго.
        Портьера дернулась. Затрепетало пламя свечи… исчезло… Нащупав за поясом заряженный пистолет, Денис нервно покусал ус… Что там… что они там делают? Однако ничего страшного не произошло, портьера вновь распахнулась… Действительно, недолго. Всего-то минуты три…
        - Теперь вы, - негромко произнес Вольдемар. - Ваша очередь… Ничего такого - просто помолитесь идолу. Чтоб позволил взять клад.
        Действительно… всего-то и делов.
        Пряча усмешку, Денис вышел за портьеру… сразу же перед собой увидев череп козла, подвешенный над небольшой дверью! Под черепом горела свеча… Гурджины не было… но и дверь оказалась приоткрытой…
        - Мадам… вы там? - с любопытством заглянув в дверь, Давыдов удивленно застыл на пороге.
        Это и впрямь был склеп - прямо посередине небольшой комнаты стояло два саркофага. На стене слева жарко горел факел, освещавший стоявшую меж саркофагами женщину в сером монашеском плаще с накинутым на голову капюшоном.
        От всего этого в голове полковника зашумело… стены стали шататься, ноги подкашиваться…
        - Pour vous - une dedicace… Для вас - особое посвящение… - раздался негромкий голос.
        Женщина откинула капюшон, дерзко сверкнув карими сияющими очами…
        - Идите сюда…
        Распахнувшийся плащ полетел на пол, явив взору гусара обнаженное женское тело! Тонкая талия, стройные бедра, плоский, волнующе вздымающийся животик, темная ямочка пупка… аккуратное лоно, упругая грудь с коричневыми твердеющими сосками… Ах, облобызать бы поскорей…
        - Иди… иди… иди…
        Денис шагнул на зов, вытянув руки… Шагнул словно в омут… и - в никуда…

* * *
        В подъезде обычной панельной девятиэтажки-«кораблика» сильно пахло мочой. Как и везде здесь, на самой окраине города. Убогие - зато за железными дверьми! - квартирки, разрисованные питекантропами подъезды, заставленный машинами двор.
        - Все говорят - плохо живем, - глянув в грязное подъездное окно, хмыкнул Бекетов.
        Олег Бекетов, капитан полиции, старший опер УГРО.
        Денис хмыкнул:
        - Ага, хорошо живем. Из тех машинок, что во дворе, половина - хлам, а другая половина - кредитная. Понимаешь, Олежек, люди - рабы банков. А еще Солон, помнится, отменил в древних Афинах долговое рабство. И где тот Солон?
        - Ну ты, Денис, и скажешь. Солон! - Бекетов хмыкнул и, поправив табельный ПМ в висящей под джинсовой курткой кобуре-«босоножке», снова посмотрел в окно: - Чего-то не идет, Горюн-то. Может, никакая у них не любовь?
        - Явится, - убежденно отозвался Дэн. Пистолет он тоже взял. Так, на всякий случай. Горюнов, конечно, не отморозок конченый и на рожон вряд ли полезет, но… и на старуху бывает проруха, а береженого Бог бережет.
        - Горюна нет, а участковый местный чешет, - вполголоса промолвил Денис.
        Бекетов ахнул:
        - Он чего в форме-то?! Ты ему что, не сказал?
        - Сказал. Так и пускай в форме. Это ж его участок - что тут подозрительного?
        - А Горюнов?
        - А Горюнов тоже не дурак. Соображает. Ежели в форме участковый - так все, как обычно. А ежели без формы… да к дому Ратниковой идет… К тому же в случае, если не откроют, дверь выбивать в форме как-то сподручнее.
        - Дверь, это да, - согласился опер. - Вот у нас как-то случай был…
        Внизу загудел лифт, приблизился, остановился… Следователь с опером невольно напряглись, руки обоих потянулись к оружию…
        - Здрасьте, - выйдя из лифта, негромко поздоровался участковый - молодой чернявый парень в форме с погонами старшего лейтенанта. Звали его Дима, а фамилия была простая - Иванов. В участковые он из-за квартиры пошел, так многие делали.
        - Не пришел еще?
        - Да пока нет, - успокоил Бекетов, повернулся к Денису. - Слышь, господин майор… А он точно явится?
        Давыдов повел плечом:
        - Так, Олег, а не ты мне в обед звонил? Докладывал, что Ратникова из салона красоты вышла. Настька Ратникова! Из салона красоты! Спрашивается - для кого красоту наводит?
        - Ну, вообще-то да, - согласно кивнув, опер уселся на подоконник. - Она еще в магазин заглянула. Водки две бутылки взяла и закусь.
        - Во! Не сама же два фуфыря пить будет! Ничего, парни! В прошлый раз не взяли - сегодня возьмем.
        - А вон какой-то подозрительный хмырь нарисовался, - участковый кивнул в окно.
        Денис с Бекетовым враз напряглись, всмотрелись… И впрямь - к подъезду как раз подошел какой-то высокий тип в кофте с накинутым на голову капюшоном. Подошел, позвонил в домофон… дверь открылась. Не только та, что в парадной, но и здесь, этажом ниже… Настькина!
        Значит и впрямь - Горюнов! Повезло…
        Снова загудел лифт. Остановился этажом ниже…
        - Ой, ну наконец-то! Ну, давай, давай, заходи…
        Обрадованный женский голос. Вернее - девичий. Настькин!
        Денис выхватил пистолет:
        - Ну, все, дождались. Берем, парни!
        Бросились! Все трое разом. Быстро, словно тигры. Ратникова не успела затворить дверь, и находящийся в федеральном розыске преступник Горюнов распластался на пороге…
        - А ну, лежать! Полиция! Лежать, кому сказано! Старлей, давай наручники, живо.
        Спеленали Горюна. Его же пассия не вмешивалась - боязно. Косилась, правда, на пистолеты да шепотом ругалась.
        Денис с Бекетовым довольно переглянулись. Ну, вот! Наконец-то! Все сошлось.
        - Ну, давай, гражданин Горюнов. Вставай!
        Задержанный послушно поднялся. Опер сбросил с его головы капюшон… и озадаченно замер. Это оказался не Горюнов! Какой-то белобрысый парень, годами куда как помладше разыскиваемого.
        - Ты кто такой? - сплюнув, вопросил Давыдов.
        - Я - Никита, - задержанный испуганно вытаращил глаза. - Никита Авдеев. В лицее здесь, рядом, учусь. На сварщика…
        - На какого, на фиг, сварщика?
        - Это одноклассник мой, - давясь от смеха, ехидно пояснила Ратникова. - А вы кого ждали?
        - А нам сигнал поступил, будто ты тут притоны устраиваешь! - надо отдать должное, участковый среагировал сразу же. - Соседи проявили бдительность.
        - Это какие еще соседи? Та старая дура из семьдесят пятой квартиры? Так она сумасшедшая.
        Настена откровенно красовалась перед молоденьким старлеем. Стройненькая, почти голая: в коротких джинсовых шортиках, в маечке, обнажавшей пупок… Черные локоны, жемчужно-серые глаза, трепетные ресницы… Красивая, стерва. И она это знала.
        - Ах, господин мужественный полицейский! Ничего я тут не устраиваю. Вы лично можете хоть каждый вечер прийти, посмотреть… Я только рада буду!
        В общем, вот такой конфуз вышел. Что, впрочем, ни следователя, ни опера ничуть не расстроило. Тем более - участкового. Ну, облажались - с кем не бывает?
        - Ну, Ратникова… ну, змея… Что, Денис, - будем и дальше ее пасти?
        - Так она уж нас раскрыла… Чего уж теперь толку-то? - резонно возразил Давыдов. - Ишь как с этим одноклассником придумала… Ловко!
        - Так ты думаешь, он вовсе не случайно зашел? Значит, заметила Настюха слежку. Не такая выходит, и дура.
        - Так и я говорю - умная, - выходя из подъезда, согласно кивнул Дэн. - Только все равно мы ее рано или поздно прижучим. И Горюна возьмем. Как гласит древняя народная мудрость - и на самую хитрую жопу есть… сами знаете, что.
        Глава 7
        Вокруг было темно, и тьма казалась непроглядной. Открыв глаза, Денис даже испугался - не ослеп ли? Чуть погодя присмотрелся - откуда-то сверху, из маленького - едва пролезть кошке - оконца все-таки брезжил призрачный свет.
        Молодой человек лежал на толстом ковре, постеленном на пол… и никого рядом! Даже пистолета за поясом - и того не имелось. Ну, конечно… Что же это… где ж это он? В лифтовой шахте? Да уж скорей - в подвале… В подвале - ну да! Именно туда заманила проклятая мадам Гурджина! Заманила - да… а еще опоила… Отравила все-таки, пусть не насмерть, но вырубило знатно - голова до сих пор трещит, трогать страшно.
        Пересилив головную боль, Дэн все же поднялся на ноги. Нащупав холодную стену, так вот, вдоль стеночки, и пошел, пока не наткнулся на дверь…
        Да! Кстати, Северский где-то здесь должен быть… тоже отравленный. И еще Розонтов, корнет… он-то вообще варево не пил. Тогда почему же… Ладно, разберемся…
        Дверь оказалась запертой - ну, еще бы! - и Давыдов с размаху пнул ее ногой да выкрикнул:
        - Эй, кто там есть? Отворяйте!
        Покричал, постучал, а в ответ - тишина. Хотя… нет! Прижав ухо к двери, Денис все же услыхал чей-то слабый стон… И вновь забарабанил с удвоенной силой!
        - Эй, эй! Откройте же!
        Снаружи послышались неуверенные шаги и глухие ругательства… кто-то возился… похоже, пытался отворить засов. Далеко не сразу, но засов все-таки поддался, и коварная дверь наконец отворилась…
        - Вольдемар!
        - Денис Васильевич! Ох, ты ж боже мой… Как хорошо, что мы с вами живы!
        - Живы?
        - Ну да, - бледное лицо Северского озарилось слабым подобием улыбки. - Вроде бы живы, ага… Но голова болит - ужас!
        - Чертова полька! - в сердцах выругался Давыдов. - Это все от зелья. А мы-то дурни! Это ж надо - так глупо попасться.
        - Может, и не глупо, - Вольдемар обхватил голову руками. - Эта мадам Гурджина - точно ведьма! Я что-то такое чувствовал… А с ведьмой… с ведьмой ни один нормальный человек не совладает.
        - Да ну вас к лешему, Вольдемар, - скривился полковник. - Просто впредь умней надо быть. И не алкать вожделенных сокровищ! Я так думаю, не Гурджина здесь все организовала… вовсе не она. И птичка наша Настена, увы, улетела!
        Северский округлил глаза, большие пухлые руки его нервно затеребили манишку:
        - Так вы полагаете…
        - Черт! Розонтов! Корнет… А ну-ка, пошли скорей…
        Выбравшись из подвала, товарищи по несчастью насколько смогли быстро поднялись по лестнице на второй этаж, в кабинет содержательницы притона… Внутри, как и на лестнице, и в вестибюле, никого не было! Ни мадам, ни ее слуги-негра…
        - Коленька! - ахнул Вольдемар. - Вон, на диване.
        - Вижу.
        Холодея от самых недобрых предчувствий, Давыдов бросился к лежащему на диване подростку… и облегченно перевел дух. Корнет, в узких штанах и расстегнутой на груди сорочке, просто спал, подложив под щеку руку. Мало того - во сне улыбался: счастливо так и как-то немного глупо.
        - Эй, корнет, - усевшись рядом, полковник потряс мальчишку за плечо. - Вставай! Нас ждут великие дела… Да вставай же! А ну-ка… Эскадро-о-он… подъе-ем!!!
        На уставную команду Розонтов отреагировал сразу: тут же вскочил и, выпятив грудь, вытянулся, щелкнул босыми пятками.
        - Вот и славно! - довольно потер руки Денис. - Теперь глаза открой, Коленька.
        - А? Что? - корнет вытаращил глаза, с недоумением обозревая окружающую обстановку.
        - Господин Северский… Денис Васильевич… Господин полковник!
        - О! Вижу, признал.
        - А… - Коленька хлопнул ресницами и вдруг покраснел. - А Настя где?
        - А это мы у тебя хотели спросить, - ухмыльнулся Давыдов. - А ну-ка, колись - что тут промеж вами было?
        - Да ничего особенного… - Розонтов уселся на стул и счастливо улыбнулся. - Пока вас ждали, мы с Настей выпили… Всего-то по бокалу вина.
        - Та-ак… А потом?
        - Потом целовались… А дальше - не помню. Словно в тумане все.
        - Понятно, - покивал Вольдемар. - Опоили и тебя. Что же, выходит, переиграли нас французики?
        - Может, и так… - неприятно скривился Дэн. - Пойдемте-ка дом осмотрим.
        Произведенный осмотр показал результаты сразу же. На первом этаже, в левом крыле, обнаружились запертые и связанные людишки в количестве трех человек, из которых две дамы и один мужик - краснорожий и с бородою. Одна из женщин была одета по-простому - в какую-то меховую кацавейку и юбку, вторая же - тощая длинноносая старуха лет сорока - производила впечатление дамы из общества. У всех троих во ртах торчали кляпы.
        - Где мадам Гурджина? - Денис вытащил кляп.
        - То я, милостивый пан, - с неожиданным достоинством отозвалась старуха. - Я - мадам Гурджина.
        - Да, да, - в унисон закивали освобожденные от пут пленники. - Она - мадам Гурджина и есть.
        - А это моя кухарка. И сторож, - мадам Гурджина вдруг улыбнулась. - А девочек, извините, покуда нет… Время такое. Ну, ничего, уже набираю, так что скоро откроемся! - Узкое, высохшее, словно у сушеной кобры, лицо ее вдруг исказила гримаса ужаса: - Матка Бозка Ченстоховска! - содержательница притона принялась мелко креститься. - Так на нас же напали! Ой, правда, ясновельможные - напали! Схватили, связали - да сюда.
        - Да кто связал-то?
        - Эти нехристи в масках были! Но… девку я запомнила, - нехорошо прищурилась мадам. - Она ведь ко мне постучала… Цыганка! Немолода уже, но красивая, чертовка, не отнимешь. Смуглая такая, а уж глаза… Истинная дьяволица, пся крев!
        - Так-та-ак, - протянул Денис. - Понятно. И никакого чернокожего привратника у вас не было?
        - Какого-какого, ясновельможный?
        - Ну, говорю же - чернокожего. Негр, понимаете? Афроамериканец. Черный такой мужик.
        - Не бывало отродясь! Упаси от таких Господь и Святая Дева.
        Пан Големба из москательной лавки тоже оказался не тем. Не мужик с черной бородою, а седенький такой вполне благообразный старичок. Он просто ездил по делам в Вильно, за товаром…
        - А лавка, господа мои, закрыта была! Да и что там брать-то? Правда, кто-то все ж таки залез. Так ничего ж не взяли. Говорю ж - брать у меня особенно нечего.
        Обманули! Объегорили, обвели вокруг пальца, забрали девчонку. Ну, месье д’Эрувиль! Надо признать - проделано все было на редкость изящно и явно требовало недюжинного склада ума, кропотливой подготовки, тонкого расчета. Надо же, все так спланировать - чтоб срослось… Ну, д’Эрувиль… ну, голова! Что же касается Насти… да и черт с ней! Сбежала, выкрали ее - и ладно. Не в Сибирь же ей, в самом-то деле, и не на виселицу.

* * *
        А потом приключилась с Денисом Васильевичем тяжелая болезнь. То ли просто простудился или схватил какой-нибудь вирус, то ли сие были последствия снадобья, столь самонадеянно-глупо выпитого во время поиска наполеоновских сокровищ. Приболел, кстати, и Северский, правда, не так тяжело. Как бы то ни было, а, выздоровев, обоим пришлось спешно догонять победоносную русскую армию, ушедшую далеко вперед, в Пруссию!
        Там, под Дрезденом, Давыдов с напарником догнали наконец-то своих. Вступив в командование, Денис действовал, как привык - решительно, по-партизански, не дожидаясь согласования своих выступлений с высокими начальством, коим для него ныне являлся немецкий барон Фердинанд Федорович Винценгероде. Человек, безусловно, храбрый, но службист и бюрократ до мозга костей, барон не терпел никакой партизанщины. Он сам устремился на Дрезден, Давыдов же взял город допрежь того.
        Гнев командующего был страшен! Мало того что Фердинанд Федорович отстранил своевольного полковника от командования, так он еще и накатал на него «телегу» самому императору, требуя предания Давыдова военно-полевому суду «за непослушание и игнорирование приказов»! К большому удивлению Дениса, государь сему ябедническому делу хода не дал, справедливо заявив, что «победителей не судят».
        Изгнанный из полка, Денис Васильевич вновь явился на службу, к явному неудовольствию Винценгероде. Последний стал строить полковнику всякого рода каверзы, а потом и вообще отправил в отпуск. Вот тогда Давыдов навестил уже больного Кутузова, переговорил, и светлейший помог ему, чем мог. Разрешил взять кого-то из своих прежних соратников у барона и принять командование Ахтырским гусарским полком, под верховным начальством генерала Милорадовича, хорошо знакомого Денису по Гродно.
        Встрече со старыми своими приятелями-ахтырцами Денис Васильевич был душевно рад, к тому же за ним последовали поручик Николай Бекетов, штабс-ротмистр Бедряга и еще с дюжину человек, включая и корнета Коленьку Розонтова. Неплохо все сложилось, однако радость омрачила лишь недобрая весть о кончине светлейшего. Давно уже болевший и впавший в немилость, Михаил Илларионович Кутузов умер в маленьком прусском городишке Бунцлау.
        Милорадович, помня партизанский задор Дениса, поручил ему возглавить «поисковую партию», и на сих «вольных хлебах» полковник попортил немало крови французам, а затем, уже в самом конце 1813 года получил под начало два казачьих полка. Полки эти, под водительством Дениса, проявили беспримерное мужество уже на французской земле, в битве под Шато-Бриеном и особенно при Ла-Ротьере, где казаки Давыдова, покрошив в капусту улан генерала Жакино, перекололи пиками всю артиллерийскую прислугу, чем дали возможность нашим войскам завершить наступление славной победой! За сражение это Денис Васильевич наконец-то был награжден чином генерал-майора.
        «А там-то я - майор Следственного комитета, - усмехался про себя Дэн. - А тут, вишь ты, до генерала дорос!»
        Впереди, совсем близко, лежал Париж. Однако до него еще нужно было дойти. Лежащая перед войсками главной (русско-прусской) армии долина возле небольшого селения Фер-Шампенуаз была занята стройными каре французской пехоты. Враги были везде, сколько хватало глаз! Наполеоновские маршалы Мармон и Мортье вели свои силы на соединение с армиями Бонапарта и были настроены весьма решительно, так, что даже парламентеров встретили пушечным и ружейным огнем.
        Что ж, коли так… Придется сражаться!
        Отстреливаясь, французские полки медленно отходили к лесу, за которым лежал уже Париж. Денис Васильевич тут же получил приказ - перекрыть им путь своей кавалерийской бригадой.
        - Ну, что, орлы-молодцы?! - приподнявшись в стременах, Денис выхватил саблю. - Дело у нас сложное, лихое. Ну да труса мы не праздновали никогда. За мной, усачи, не посрамим воинской русской славы! Ура!
        - Ур-р-ра!!! - эхом отозвались гусары.
        Рванули, потекли коричнево-золотистым потоком. Хрипели кони, рвалась из-под копыт липкая весенняя грязь. Вот уже лес, вот и французские каре… пушки! Ахнула, засвистела шрапнель, выбивая из седел всадников. Теперь одно было спасенье - быстрей!
        Пошел дождь, самый настоящий ливень, что осложнило работу пушкарей, как французских, так и русских.
        Вот снова ахнула шрапнель… Денис пригнулся в седле, вырвался вперед с саблей и с криком «ура» помчался прямо на французов. За ними, нагоняя, бешено неслись гусары. Следующий залп враги произвести не успели - русская кавалерия ворвалась в их ряды всесокрушающим, не знающим пощады ураганом!
        Дождь. Ливень. Почти невозможно стрелять… Саблей! Руби! Полетели вокруг кровавые ошметки, куски человеческих тел - отрубленные руки, пальцы… Здоровущий французский гренадер бросился на Дениса со штыком, ударил коня в брюхо, так, что Давыдов едва успел спрыгнуть с седла… и тут же, не давая врагу опомниться, принялся орудовать клинком. Враг понадеялся на силу или в пылу сечи не сообразил выбросить ружье и вытащить из ножен палаш… Тяжелым мушкетом не шибко-то оборонишься от сабли! Вот и француз устал… Денис отпрыгнул в сторону, сделал обманный финт и ловким выпадом поразил противника в грудь.
        Гренадер обмяк и тяжело повалился в грязную коричневато-бурую лужу. Давыдов быстро осмотрелся вокруг, в поисках какой-нибудь бесхозной лошади, потерявшей своего седока. Кругом гремело «ура», грохотали пушки - ловкие прусские пушкари прямой наводкой палили по французской пехоте. Не картечью. Ядрами! Круша, разрывая тела, отрывая руки, ноги и головы. Кровавя работа войны… Кровавый Молох…
        Ура-а-а-а-а!!!
        Из-за леса появился еще один эскадрон, во главе которого Давыдов с большим удивлением признал самого государя Александра Павловича. В белом лейб-гвардейском мундире, в сверкающей кирасе и шлеме с конским хвостом, царь все же был узнаваем многими…
        - Сам государь здесь!
        - Государь!
        - Самодержец всероссийский!
        Неожиданное появление императора в роли простого эскадронного командира несказанно воодушевило всех, и вскорости французы дрогнули, побежали… Всё! Больше не оставалось никакой силы, способной преградить союзным армиям наступление на французскую столицу. Остатки разбитых армий маршалов Мортье и Мармона отступали к парижским пригородам - Бельвиллю и скотобойням Ля Вилетт.
        - Эх, братцы, - увидев подскочивших к нему гусар - Бекетова и Розонтова, - Денис Васильевич широко улыбнулся. - А ведь скоро войне конец, чую. Париж недолго взять.
        - Возьмем, господин полковник! - радостно поддакнул корнет… впрочем, уже не корнет - подпоручик.
        Сказал и закусил губу, сконфузился:
        - Извините… Господин генерал-майор!
        Давыдов рассмеялся:
        - Ништо! Вот, возьмем Париж, там звания и обмоем. И мое, и твое, подпоручик.

* * *
        Париж надо было еще взять! Шестьсот тысяч жителей, сорок тысяч солдат, больше полутысячи орудий. Все столичные пригороды - Бельвилль, Ля Вилетт, Монмартр - были хорошо укреплены, поди, попробуй, сунься!
        Полк Давыдова в составе союзных войск наступал на Монмартр. В те времена он еще не был включен в городскую черту, обычный пригород, деревня - узкие кривые улочки, мощенные брусчаткой, мельницы, виноградники, рощицы. Просто высокий холм, и на вершине его, там, где лет через сто взметнется к небу сахарно-белая базилика Сердца Христова, - пушки. Сто пятьдесят крупнокалиберных артиллерийских орудий. О том уже донесла разведка. И командовал обороной Монмартра брат императора Жозеф Бонапарт.
        Получив приказ к наступлению, Денис не терял времени даром, обойдя холм с юга, со стороны бульвара Бланш и аббатства. Узкие, карабкающиеся в гору улочки - иные и со ступеньками - не способствовали успешной кавалерийской атаке, и Денис приказал спешиться, приготовить пистолеты и ружья.
        Так и сам пошел: в одной руке пистолет, в другой - сабля… Так вот и вышел на большой отряд драгунов. Те охраняли артиллеристов, но среагировали поздно - слишком уж внезапно появились из-за угла ахтырские гусары в коричневых, с золотом, доломанах и ментиках.
        - Ура-а-а-а!
        Сразу завязалась жестокая сеча. Давыдов первым же выстрелом снес подскочившему драгуну часть подбородка, бедолага упал, орошая булыжники кровью. Выстрелы уже звучали во всех сторон, слышался звон палашей и сабель, гром артиллерийских орудий, ржание лошадей, крики, стоны, ругательства.
        - А ну, наддай, братцы! - яростно орудуя клинком, подбадривал своих Денис.
        - Эвон, Денис Васильевич! - юный подпоручик Розонтов махнул рукой куда-то вдаль, видно, что-то хотел показать. - Эвон, наших-то сколько! Силища-то прет какая, ага!
        Французы, как видно, тоже заметили союзные войска, поднимавшиеся на холм грозно и неотвратимо. К тому же прокатился слух, будто Жозеф Бонапарт покинул Монмартр и вообще столицу, передав командование маршалам Мортье и Мармону. Известие сие не способствовало упорному сопротивлению французов, гарнизон Монмартра сопротивлялся все более вяло, а ближе к полудню и вообще предпочел сдаться.
        Русские войска поднялись на самую вершину холма, подтянули орудия. Париж лежал внизу как на ладони. Какой-то круглолицый молодой человек в мундире с погонами прапорщика, поставив ногу на лафет торчащей в сторону Парижа пушки, рассматривал город в зрительную трубу.
        - А можно мне посмотреть? - подойдя, попросил Денис.
        Прапорщик оглянулся. Молодой - вряд ли старше двадцати - темно-русый, с приятным лицом и открытым взглядом, он сразу же произвел на Давыдова самое благоприятное впечатление.
        - Пожалуйста, господин генерал-майор. Смотрите!
        - Можете просто - Денис, - улыбнулся Дэн. - Денис Васильевич Давыдов.
        Юноша ахнул:
        - Давыдов! Денис! Неужели - тот самый? Знаменитый поэт! Вот так встреча… Это мне повезло.
        - Ну, что вы, - Денис Васильевич уже привык к своей славе и давно уже не смущался… но все же было приятно, чего уж греха таить.
        - Муравьев-Апостол… Сергей, - в свою очередь, представился прапорщик. - Инженер, а ныне - состою в батальоне имени великой княгини Екатерины Павловны.
        Вот тут уже Дэну хотелось крикнуть - тот самый! Еле сдержался… Еще бы! Сергей Муравьев-Апостол… будущий знаменитый декабрист, борец с царизмом… повешенный по приказу императора Николая Первого тринадцатого июля тысяча восемьсот двадцать шестого года за вооруженный мятеж!
        Декабрист! Вот уж, действительно, встреча… Может, его отговорить? Рассказать, что к чему… Не! Не поймет. Сколько еще до восстания времени-то! Почти пятнадцать лет.
        - Вы так смотрите, господин генерал-майор… Мы раньше встречались?
        - А? А, нет, нет… Просто ваша шпага… золотой эфес… Не каждому дают, знаете ли.
        - Березина, - скромно потупился прапорщик. - А я вот вас видел - теперь припоминаю. Точно видал, правда, мельком. Недавно совсем. При Фер-Шампенуазе.
        - Тоже там были?
        - Пришлось. Вот это была мясорубка! Впрочем, здесь, на Монмартре… Генерал Ланжерон сказал, не хуже, чем при Измаиле, да. А ведь он там был, еще с Суворовым… Так вы смотрите, смотрите.
        - Ага…
        Давыдов приложил окуляр к правому глазу…
        - Бывали раньше в Париже? - негромко поинтересовался Сергей.
        - Не довелось…
        - Тогда слушайте… Вон там, на западе, куда вы смотрите - Нейи, пригород. Дальше - Булонский лес. Там Сена - видите? Вон тот пологий холм - Шайо. На этом берегу, где бульвар - аббатство. Монастырь капуцинок. Сразу за рекой - еще одно аббатство - Сен-Жермен де Пре… Видите, такая массивная древняя колокольня?
        - Да-да, вижу, - улыбнулся Дэн. - Раннее Средневековье. Девятый век. Тогда еще норманны Париж брали.
        - А вы разбираетесь! Дальше - бульвар Сен-Жермен и большая церковь с двумя колокольнями, из коих одна - недостроенная - Сен-Сюльпис. Дальше, где деревья, Люксембургский сад. Бульвар Монпарнас рядом… Кстати, если вдруг захотите снять дешевые и просторные апартаменты - так это там. Почти пригород. Тишина, покой.
        - Я вижу, вы хорошо знаете Париж, - Денис улыбнулся.
        - Учился здесь, - скромно пояснил будущий декабрист. - Все детство и раннюю юность в пансионе провел.
        - Понятно.

* * *
        В этот же день, в конце марта 1814 года Париж капитулировал. Русские войска вошли в город парадным шагом, прошлись по Елисейским полям под недостроенной Триумфальной аркой, воздвигнутой в честь побед Наполеона. Сам Бонапарт в этот момент находился в Фонтенбло… где и вынужден был отречься от престола. Правда, впереди его еще ждали «сто дней»…
        Император Александр Павлович, желая прослыть защитником европейской культуры, издал строгий приказ, запрещающий грабежи и вообще плохое отношение к жителям. В высочайшем рескрипте прямо так и говорилось: «Не воздам злом ни Франции, ни французам, единственный мой враг - Наполеон».
        Парижане принимали русских восторженно. Играл Преображенский марш, дамы махали платками, многие плакали и называли союзников «избавителями». Похоже, Наполеон достал всех до чертиков со своими вечными войнами. Повсюду - на Елисейских полях и бульварах, на площади Людовика Пятнадцатого (будущей пляс де ля Конкорд), в парке Тюильри, на паперти перед Нотр-Дамом - собирался народ. Зеваки с любопытством глазели на бородатых казаков, ставших лагерем у моста Конкорд, прямо на берегу Сены. Прямо в Сене казаки купали коней… и купались сами… привлекая неких на все согласных особ из ближайших веселых домов. Впрочем, даже такого пошиба девиц добрые русские не обижали.
        По совету нового своего приятеля, Сергея Муравьева-Апостола, Давыдов снял апартаменты на втором этажа доходного дома, расположенного на тихом и тенистом бульваре Монпарнас, в той его части, что была ближе к кладбищу и Люксембургскому саду. До центра города отсюда было не так уж далеко - на лошади минут десять. Вместе с Денисом Васильевичем остановились и его друзья-соратники: Бекетов, Северский, Розонтов. Сами же ахтырцы квартировали неподалеку, в бывшей казарме какого-то уланского полка.
        Радость от победы быстро сменилась тоской по родным просторам, однако же государь распускать армию домой в самое ближайшее время пока что не собирался, и каждый развлекался как мог. Кто нашел себе веселых подружек, кто просто слонялся без дела, Денис же купил в одной из лавок толстенную тетрадь и принялся приводить в порядок отрывочные записи еще со старых, партизанских, времен. Так пролетел апрель…

* * *
        Как-то уже в начале мая Денис прогуливался в Латинском квартале, направляясь в расположенную на улице Школ писчебумажную лавку. Как и всегда в начале мая, погода в Париже стояла весьма переменчивая - ярко сверкающее с самого утра солнышко к обеду могло смениться проливным дождем, после чего, к вечеру, вновь начинало жарить. Уже цвела сирень, и стайки юных влюбленных ворковали на лавочках в многочисленных парках и скверах.
        Вот и Давыдов, приобретя тетрадь и чернила, задумал пойти в Люксембургский сад, да там и расположиться, благо утро выдалось теплым и солнечным. Однако же, пока он решал, какой дорогой идти, да потом спрашивал путь у одной очаровательной цветочницы, с которой и заболтался, пока то да се… новоиспеченный генерал-майор и глазом моргнуть не успел, как вдруг резко налетевший ветер едва не сорвал с него доломан, швырнув в лицо холодные дождевые капли!
        - Вот ведь черт! - Дэн выругался и принялся осматриваться вокруг в поисках какого-нибудь заведения, где можно было бы переждать непогоду… И тут вдруг услышал крик:
        - Денис Васильевич! Господин генерал-майор!
        Прямо к Давыдову, по другой стороне улицы бежал запыхавшийся молодой человек в белом инженерном мундире прапорщика со всеми регалиями и золоченой шпагой! Нагнав, прапорщик чинно поклонился, круглое веселое лицо его тотчас же озарилось самой приятной и доброжелательной улыбкой:
        - Денис Васильевич! А я думаю - вы или не вы?
        - Я! - протягивая руку, в свою очередь улыбнулся Денис. - Ну, здравствуйте. Сергей. Очень рад вас видеть.
        Да, это был недавний знакомец Давыдова юный прапорщик Сергей Муравьев-Апостол… ни сном ни духом не ведающий о своей жуткой судьбе.
        - Если не секрет, куда направляетесь, Сережа?
        - К вам… - будущий декабрист тут же хлопнул себя по лбу. - То есть, что я говорю? К вам я уже заходил. Вот теперь - от вас.
        - Заходили ко мне? - удивился гусар.
        - Ну да, к вам. В ту самую квартиру, на Монпарнасе. По делу приходил… Тьфу ты! Ну и погодка!
        Утерев лицо от брошенных ветром капель, Муравьев-Апостол предложил немедленно зайти в кафе - и продолжить беседу уже там. Ну, заодно и перекусить да выпить.
        - Я, признаться, не против, - Денис Васильевич поправил доломан и согласно кивнул.
        - Знаю тут одно местечко, - заговорщически подмигнул Сергей. - Называется «Прокоп». Ну, итальянец его когда-то открыл, Прокопио. Там такие вкусные каплуны! Здесь, рядом, на улице Ансьен Комеди. Идем?
        - Идем, конечно! Там и поговорим.
        Расположившись за уютным угловым столиком, друзья заказали каплуна, в ожидании коего принялись потягивать белое вино и болтать. За тем и пришли, собственно.
        - Так вот, о моем визите, - сделав глоток, Муравьев-Апостол осторожно поставил бокал на стол, покрытый нарядной белой скатертью. - Дело все в том, что у меня есть хороший знакомый по почтовому ведомству…
        - Ого! - сразу насторожился Денис. - Вот оно как! Неужто наконец дойдут до меня хоть какие-то письма?!
        - Уже дошли… - собеседник успокаивающе покивал. - Вы ж знаете, что творится с почтовыми станциями во время войны… Даже не столько со станциями, сколько с лошадьми. Дворяне, знаете ли, разорены - многие отказываются предоставлять станциям лошадей. Вот и не доходят письма… Разве что с полевой почтою. Мой друг как раз там служит и вот спросил меня, не знаю ли я вдруг кого-то из генералов… Ну, кому письма… Я вас, Денис Васильевич, и увидал. Вернее - фамилию вашу и звание - только вы там полковник еще. Ну, на письмах. Кстати, некоторые та-ак духами пахнут! Ого-го!
        - Духами? - обрадованно переспросил гусар. - И что, вы их все…
        - Да, оставил! Вас, увы, не было, так я передал вашему другу… такой пухлолицый, высокий… как же его… Северный… Серский…
        - Северский, - подсказал Давыдов.
        - Да-да, именно так, кажется. Так вот он, он вам передаст, как только вы придете.
        Дэн едва пересилил себя. Еле-еле смог справиться с внезапно возникшим желанием бежать немедленно домой, на съемную квартиру, взять у Северского письма… Те, что пахли духами - наверняка от Софьи. В них итоги расследования, коих Давыдов так ждал… Впрочем, здесь дело было не только в расследовании… Софья… Ах, милая Сонечка!
        Как она там жила все это время? Подобру ли? Поздорову? Нет, все ж таки был бы интернет, смартфоны, ватцапы и все такое прочее - до чего же было бы славно! А так сиди, жди писем… даже телеграф еще не изобрели!
        - Денис Васильевич… э-эй! Как вам каплун?
        - Замечательный! Вы потом, верно, на службу? Ну, а я - на квартиру, к себе. Вы не представляете, как я рад этим письмам! Нет, право же - очень-очень рад. Эх, поспешать бы… Как бы Северский куда-нибудь не ушел. Жди его потом до вечера.
        Вольдемар Северский и впрямь повадился куда-то шастать - то ли в притоны, то ли просто гулял, всегда возвращаясь лишь ближе к полуночи.
        - Знаете что, Денис Васильевич? А вы куда-нибудь здесь ходите? - прощаясь, неожиданно осведомился Сергей. - Ну, я имею в виду какой-нибудь салон, где собирается вполне достойное общество… Я бы хотел вас пригласить. На бульваре Итальянцев есть одна гадалка, мадемуазель Ленорман…
        Вне себя от нетерпения Давыдов, кивнув консьержу, вбежал на второй этаж.
        Слава богу, Северский еще был дома, лишь только собирался куда-то идти.
        - Письма? Какие письма? - выслушав Дениса, Вольдемар удивленно заморгал… но тут же всплеснул пухлыми своими руками - вспомнил!
        - А! Вы, верно, про того молодого человека, что заходил утром? Да-да! И, правда, спросонья был… А вы как раз только-только ушли. Да-да! Сейчас… Вот они. Прошу.
        Не так-то и много оказалось писем. Всего-то четыре. Два - на белой бумаге и два - на светло-голубой. От друзей, от родственников… Тоже, конечно, хорошо, но… Но вот от Сонечки писем не было! И, кстати, духами ни одно письмо не пахло.
        - Духами? - вновь удивился Северский. - Да нет, что вы, Денис. Я ничего такого не чувствовал.
        Вообще же, наверное, глупо было требовать большего. Сколько писем Вольдемару передали, столько он и отдал. Уж, всяко, потерять бы не мог. Что ж…
        - Я сегодня вечером еду в Шато де Венсан, - большие, чуть оттопыренные уши непризнанного поэта покраснели от важности. - Там дают некое представление… типа театр под открытым небом. Много красоток, ага. Поедете?
        - Нет, знаете ли, - Денис Васильевич развел руками. - Уже приглашен в другое место. Как там насчет красоток, не знаю… но одна - точно есть. Некая мадемуазель Ленорман.
        - Мадемуазель Ленорман, гадалка? - уточнив, присвистнул Северский. - Эва вас куда занесло!
        - Не составите компанию?
        - Нет-нет.

* * *
        Откровенно говоря, наш бравый гусар отправился на бульвар Итальянцев вовсе не потому, что так сильно жаждал глянуть на знаменитую на весь Париж гадалку. Поехал, просто чтоб развеять хандру, досаждавшую его вот уже больше месяца, с того самого момента, когда отгремели последние победные залпы. Вообще, уже хотелось домой, в Россию, и Денис исправно слал по начальству рапорта, испрашивая вожделенный отпуск.
        Что же касается гадалки, то, конечно, ее можно было поставить в тупик. Интересно, что она скажет, заглянув в душу Давыдова? И какое будущее предскажет? Это или «то». Гусарский генерал или - майор Следственного комитета? Как говорится - возможны варианты.
        Как и договаривались, Сергей Муравьев-Апостол встретил Дениса в вестибюле, однако же оказался там не один, а вместе с другом - таким же молодым юношей: тоже круглолицым, с аккуратными бровками и небольшими бачками.
        - А, Денис Васильевич! Вот и вы! Позвольте представить, мой старинный друг - Павел Иванович Пестель…
        Пестель - ну, надо же! - ахнул про себя Дэн. Еще один декабрист. Висельник. Интересно, они тоже попросят хозяйку салона погадать? И еще более интересно - что та им ответит?
        - Очень рад. Очень.
        - Вот, по лестнице прямо наверх… Идемте же, господа! Прошу.
        В большой парадной зале с высоким потолком и лепниной уже было довольно людно. В основном - офицеры, но имелись и статские. Ну и, конечно, дамы. Всякого возраста - от откровенно юных особ до, так скажем, женщин в возрасте. Угощались шампанским и водкой, играли в карты, закусывали, болтали. В дальнем углу кто-то терзал рояль, похоже, намечались танцы.
        - Ах, вы и есть тот самый месье Давыдофф? - ахнула хозяйка салона. - Я слышала, будто бы Узурпатор приказал вас лично расстрелять без суда? Это правда?
        - Правда.
        Улыбнувшись, Денис отвесил легкий поклон и поцеловал хозяйке ручку. Мадемуазель Ленорман оказалась не слишком-то юной, но вполне себе симпатичной шатенкой, худышкой с черными, как угольки, глазами. Декольте ее откровенного платья было такой глубины, что, казалось, заканчивалось где-то в районе пупка… в крайнем случае - чуть-чуть повыше.
        - Ах, мадемуазель! - подскочив, поклонился седоусый полковник в мундире павлоградского полка. - Вы же обещали мне в прошлый раз, помните?
        - Конечно, помню, - обворожительно рассмеялась девушка. - Давайте свою руку, месье Никитин.
        - Ага… Пожалуйста… вот… Силь-ву-пле, мадемуазель!
        - Что ж… - мадемуазель Ленорман опустила веки, чуть вытянутое, почти не тронутое весенним загаром, лицо ее застыло, словно посмертная маска… и тут же озарилось улыбкою: - Вы скоро удачно женитесь, месье Никитин. Очень-очень удачно. Вижу коровьи стада… лошадей… много лошадей, много…
        - Орловские рысаки! - облизываясь, протянул полковник. - Признаться, я про них и подумывал… ага! Значит, сбудется всё… Шампанского сюда! Водки!
        - А мне! Мне погадайте, мадемуазель!
        - И мне…
        - И нам…
        Гадалка не отказывал никому. Никому, кроме Сергея Муравьева-Апостола… А ведь он тоже кричал… просил! Наконец, подскочил к самому столу, уселся напротив:
        - Ну… я вас прошу, мадемуазель! Пожалуйста…
        - Точно хотите? - Лицо гадалки вдруг сделалось бледным, уголки губ опустились. Видно было, что юной держательнице салона очень не хотелось говорить столь приятному молодому человеку то, что она должна была сказать. Можно было бы, конечно, соврать… но тогда кто бы ей вообще верил?
        - Вы закончите свою жизнь на виселице, - тихо произнесла мадемуазель.
        Муравьев-Апостол беспечно расхохотался и погрозил гадалке пальцем:
        - О-ой-ой, мадемуазель Ленорман! Этого просто быть не может. Я же - русский дворянин. А дворян в Российской империи не вешают.
        - Для вас сделают исключение, месье.
        Разочарованно махнув рукой, прапорщик оглянулся по сторонам… и подозвал своего приятеля, Пестеля.
        Давыдов мысленно ахнул - вот ведь, нашел же кого позвать. Впрочем, гадания становились интересными.
        - Вот! - улыбнулся Сергей. - Вот мой друг Паша… Павел…
        - О, Паш?! - на французский манер, с ударением на последний слог, воскликнула юная «Кассандра».
        Тотчас же послышались одобрительные голоса:
        - Да-да, мадемуазель, погадайте Павлу!
        Сей молодой человек в блестящем мундире лейб-гвардии Литовского полка, при золоченой шпаге за храбрость, как видно, пользовался здесь большой любовью. И когда только успел? Хотя… нынче в салоне почти одни русские и были. Не считая пару коммивояжеров да девиц.
        Девицы тут же захохотали:
        - Ага, Пашa! Вот сейчас и вам что-то ужасное нагадают. Кошмар!
        Подмигнув девушкам, молодой человек уселся за стол и протянул руку:
        - Пожалуйста, мадемуазель. Только не ошибитесь с видом моей погибели. А то как-то на виселице… не комильфо!
        Взяв в руку ладонь Пестеля, предсказательница тотчас же отпрянула, дернулась, словно бы получила хороший разряд электрического тока. Большие темные глаза ее округлились, брови полезли на лоб.
        - Что?! Что?! - сгрудившиеся вокруг девицы ахнули. - Неужели… Ах!
        Русские офицеры нынче тоже не отличались терпением:
        - Говорите же, мадемуазель! Говорите!
        Подбодрил хозяйку и Павел:
        - Что бы там ни было. Да!
        - Вас тоже ждет веревка на перекладине, - нервно теребя носовой платок, сообщила гадалка. - А вообще - я сегодня что-то очень устала… пойду…
        Народ зашумел. Кто-то открыл шампанское, выпили. Снимая повисшее в воздухе напряжение, вновь заиграла музыка. Кто-то пошел танцевать…
        Ну да! Оба «висельника»-декабриста - Павел Пестель и Сергей Муравьев-Апостол - переглянувшись, тут же закружили в вальсе неких симпатичных девчонок.
        Давыдову же почему-то было не до танцев. Ну, мадемуазель Ленорман… ну, надо же! Вот и не верь гадалкам… Насколько же точно предсказала! Интересно, а можно ли ее предсказания избежать? Вот, если предупредить «декабристов», рассказать им все и во всех подробностях, начиная от Северного и Южного обществ… или еще раньше - с тайных политических кружков? Поверят? Навряд ли. Скажут: это вы, Денис Васильевич, поэму задумали? Не, не воспримут. Да и кто бы на их месте воспринял бы? Разве что позже… все же попробовать хоть что-нибудь изменить, если не в собственной жизни, так в чужой… Да, позже! До восстания-то еще одиннадцать лет.
        А вот что касаемо гадалки… Очень интересная девушка, очень!
        Углядев гибкую фигурку с самом конце залы, Денис быстренько зашагал за ней, огибая кружащие в вальсе пары.
        - Милая мадемуазель Ленорман! Прошу, подождите…
        - Вы тоже хотите услышать про виселицу? - обернулась гадалка. - Боже! Как мне это все…
        - Про виселицу я от вас не услышу, - гусар мягко взял девушку под руку. - И, поверьте, я знаю о себе всё… Просто хотелось бы узнать - можно ли что-то изменить? Хоть как-то?
        - Все мы - кузнецы своих судеб, - неожиданная улыбка скользнула по бледному лицу предсказательницы. - И гадание - вовсе не приговор. Так вы все же хотите… господин генерал?
        - О да! - Денис щелкнул каблуками. - И, если можно, мадемуазель, не при всех. В обстановке, так сказать, приватной…
        - Ну… в приватной так в приватной, - рассмеявшись, хозяйка салона махнула рукой. - Идите за мной, месье.
        Пройдя анфиладою комнат, они расположились в будуаре, на обитой зеленым велюром софе. Перед софой стоял маленький резной столик с кальяном, в кальяне уже клубился густой ароматный дым.
        - Курите, господин генерал?
        - С вами - да, - углядев приглашающий жест, Давыдов уселся рядом с хозяйкою. - Хотя, вообще-то, предпочитаю трубку.
        - Трубки у меня тоже есть, - покивала гадалка. - Хотите - велю принести… Впрочем, давайте-ка пока вашу руку… ага… ой!
        Девушка дернулась… но Денис мягко погладил ее по плечу:
        - Не бойтесь, милая. Ничего не бойтесь. Поверьте - это все так и есть!
        - О, Пресвятая Дева! - перекрестившись на висевшее в дальнем углу распятие, мадемуазель Ленорман накрутила на палец локон и искоса взглянула на генерала:
        - Вы-то сами знаете про себя всё?
        - Пятьдесят на пятьдесят, - ободряюще подмигнул Денис. - Как говорят англичане - фифти-фифти… Ну, расскажите, что видите? Смелей же, смелей!
        - Знаете, в вас как будто бы два человека… - внимательно вглядываясь в ладонь клиента, негромко произнесла предсказательница. - Хотя… нет… Один исчез… Давно, лет пять назад… О боже!
        Мадемуазель Ленорман неожиданно вскрикнула, темные очи ее вспыхнули ужасом:
        - Я вижу здесь колдовство! Страшное колдовство, месье.
        - Я знаю, - Давыдов погладил гадалку по руке. - Что еще скажете?
        - Это колдовство - на смерть! - покусав губы, продолжала гадалка. - Оно уже погубило вас… одного из вас… погубит и вас, господин генерал… и вашу супругу.
        - Супругу? Какую еще супругу, черт побери?!
        - Так вашу же… Но не здесь… Не могу объяснить.
        - Ага… понял…
        - Курите… Курите, месье… - выпустив дым, хозяйка салона протянула Денису золоченый мундштук кальяна. - Вы сами увидите все… Курите…
        Вдохнув сладковатый дым, Давыдов почувствовал вдруг, как все его тело охватывает необъяснимая слабость… даже, скорее, не слабость, а некая томная мягкая нега, которой совершенно не хотелось противиться.
        Денис и не противился, когда обворожительная колдунья сняла с него сапоги, доломан… ментик…
        - Ах, мадемуазель… - Мягкая рука гусара скользнула по плечу гадалки под платье… нежно потрогала упругую грудь… сосок, быстро налившийся соком…
        - Снимите с меня платье, Денис, - закатив глаза, прошептала хозяйка салона.
        Ее нагое тело оказалось гибким и стройным. Тонкая белая кожа, большая упругая грудь, волнующе вздымающийся животик с темным омутком пупка. В пупок была вставлена жемчужина.
        - Красиво… - Денис поцеловал жемчуг… животик… нежная рука его спустилась к лону…
        Девушка дернулась, запрокинула голову, застонала…

* * *
        - Я ушел, милая, - склоняясь, Дэн поцеловал в щеку жену…
        Красивая молодая женщина, очень похожая на бывшую пассию Дэна Леночку, раскрыла глаза и улыбнулась:
        - Ты что так рано?
        - Бекетов только что звонил! Горюна взяли!
        - Того самого? - женщина потянулась, словно кошечка. Золотисто-каштановые локоны ее рассыпались по подушке и голым атласным плечикам, большие светло-карие глаза еще казались заспанными, однако изящный носик уже был смешно наморщен:
        - Горюн, Горюн… Это которого вы с Олегом…
        - Ну да. Давненько искали… Детей в садик отвези.
        - Угу… - жена вдруг хлопнула ресницами. - Смотри, осторожней там. А то, знаешь…
        - Так его ж взяли уже. Да и пистолет при мне… Давай, милая… Ты во сколько сегодня?
        - Поздно буду… - женщина потянулась. - Гемодиализ сегодня привезут. Подключать будем, опробовать.
        - Искусственная почка, что ли? - показал медицинскую осведомленность Денис. Ну, а как же, раз жена - врач!
        - Ну да, она самая. Знаешь, какой это классный аппарат! Как же долго мы его ждали…
        - Ага… - Денис торопливо накинул на свитер пиджак. - Мы тоже Горюнова - долго.
        - Ну, ты сравнил! Какого-то, на фиг, преступника - с искусственной почкой!
        Дэн уже сидел в прихожей, обувался… потом все же - уже в туфлях - заглянул в спальню:
        - Лен, я детей заберу!
        Лен… Ага… Значит - Елена. Леночка… Но нет, все же не та… Врач. Гемодиализ.
        - А куда ты денешься?
        - Только ты там со своим гемодиализом… Постарайся не очень поздно.
        - Да уж, не как некоторые - к утру.
        - Ла-адно…
        Дети! Да, дети… надо бы заглянуть… ага, вот разрисованная мультяшками дверь - точно в детскую. Ага…
        На двухъярусной детской кровати сопели двое. Внизу - сильно похожая на Лену девочка лет пяти, а вверху… тоже девочка! Точно такая же! Тоже - девочка… Что - близняшки?!
        Дальше же все пошло отрывками. Лифт, машина - кабинет оперов. Горюнов с перевязанной рукою. Попался все-таки, сволочь!
        - Слышь, Денис, он свою сожительницу чуть было ножом не порезал! Пришлось стрелять.
        - Ну и правильно.
        - Начальник! А я ничего говорить не буду. Мне доктор нужен.
        - Будет тебе доктор…
        Потом Горюн - в палате с решетками. Доктор. Не такая и сильная рана. Адвокат. Допрос. Очные ставки. Экспертизы… поскорее назначить. В столовку некогда - бутерброды-кофе. Не забыть бы детей из садика забрать! А сколько уже? Ого! Сейчас, поди, Ленка звонить будет… или - из детского садика.
        Только так подумал и точно - звонок!
        Дэн поспешно приложил трубку к уху:
        - Кто? Что? Нет… Что, вы говорите, случилось? Какой, к черту, электрошок?
        Жена умерла сразу же. Не спасли. Подключали аппарат искусственной почки, и надо ж ей было сунуться! Заземление не успели еще…
        - Не-ет! - просыпаясь, заорал Денис. - Нет. Ну, нет же!
        - Тихо! - нагая женщина приложила палец к его губам. Мадемуазель Ленорман. Юная красавица-гадалка. Встав с софы, она накинула на плечи прозрачный пеньюар и подошла к распахнутому окну.
        - Чудная ночь сегодня. Тихая… будто летняя.
        - Я видел! - подбежав, Денис схватил красотку за плечи, повернул лицом к себе. - Это все… это все так и случится, да? Та женщина… там, в той жизни, далеко-далеко…
        - Ты все видел, - строго промолвила предсказательница. - И думай теперь сам…
        - Ага, - тихо промолвил гусар. - Ты, кажется, говорила, будто ничто не предопределено?
        - Да, так, - красотка согласно кивнула, и Давыдов, почувствовав под пеньюаром зовущее тепло ее тела, сглотнул слюну.
        - Ах, какие у тебя крепкие руки, мой генерал! - мадемуазель Ленорман шутливо козырнула и вновь сделалась серьезной:
        - Можно уберечься, да. Но не самому. Сам человек тут ничего не сделает - судьба сильнее.
        - Не сам? А тогда кто? - быстро переспросил Дэн.
        - Кто-то более сильный, чем тот колдун, что проклял тебя, - усаживаясь на софу, промолвила предсказательница. - Я - не так сильна.
        - Жаль, - усевшись рядом, Давыдов обнял гадалку за плечи и заглянул в глаза. - Но ты ведь знаешь того, кто может помочь?
        - Знаю, - не стала отрицать мадемуазель. - Ее зовут Жозефина. Жозефина де Ланж, бывшая рабыня с Антильских островов.
        - Жозефина… - негромко протянул гусар. - И как мне с ней встретиться?
        - Не знаю, здесь я бессильна, - предсказательница зябко поежилась и потянулась к кальяну. - Знаю только, что сейчас она где-то здесь, в Париже. Но будет здесь совсем недолго - вряд ли больше недели.
        - Неделя… Значит, неделя у меня есть, - задумчиво покусав усы, Давыдов хитровато прищурился и пристально посмотрел на свою собеседницу: - И ты что же, Жоли, совсем-совсем не сможешь мне помочь?
        - Я же сказала - нет, - повела плечами дева. - Поспрашивай в порту, у речников. Там много выходцев из Западной Индии. Они должны знать.

* * *
        Обратно Денис Васильевич ехал в глубокой задумчивости, не торопясь. На Вандомской площади придержал коня, в числе прочих зевак любуясь, как рабочие-верхолазы сбрасывали с одноименной колонны статую Наполеона.
        - Туда ему и дорога! - громко комментировали в толпе.
        - Узурпатору - смерть!
        Давыдов хмыкнул: толпа - она толпа и есть. От любви до ненависти - один маленький шаг. Еще пару месяцев назад эти же самые люди искренне боготворили своего императора. Нынче они его презирают… а через какое-то время - «сто дней», - когда Бонапарт вновь возьмет власть - снова будут с той же искренностью приветствовать Наполеона.
        Проехав дальше, Денис перекусил в небольшом кафе под аркадами на улице Риволи, примыкавшей к саду Тюильри с великолепным дворцом и аркой. Луковый суп, шампанское. Рядом, за соседним столиком, гулеванила компания улан. Вели себя вежливо - завидев генерал-майора, сразу вскочили, отдали честь, пригласили… Давыдов вежливо отказался, однако присланную стопочку водки выпил - за победу же! Уланы оказались ушлыми - убирали выпитые бутылки под стол. Знали - здешние официанты счет предъявляют по бутылкам, просто пересчитывают стоящие на столе. Первыми про то смекнули казаки, начали убирать посуду… ну а потом вот и до всех дошло.
        По пути Денис Васильевич собрался было завернуть в Лувр, да раздумал, хотелось все-таки побыть немного наедине, собраться с мыслями. Проехав площадь Карузель, перебрался через Сену по мостику Порт-Рояль, дальше поехал по набережной Августинок и, не доезжая монастыря, свернул на широкий бульвар Сен-Мишель. Невольно повернув голову влево, гусар проводил взглядом точеный фасад базилики Нотр-Дам, серым лебедем плывущей над трущобными улочками острова Сите, с которого некогда и начался Париж, в римские времена именуемый Лютецией.
        По многолюдному бульвару во множестве двигались коляски, телеги и всадники. На широких тротуарах раскланивались знакомые, крича, бегали дети, и цветочницы с голыми плечами торговали вовсю первыми весенними цветами.
        С правой стороны возвышалась громада церкви святого Сульпиция, слева маячил купол Пантеона… Интересно, он еще так называется? Или переименовали опять в церковь… Святой Августины, кажется… Но прах Руссо и Дидро все еще там… вряд ли осмелятся выкинуть.
        Ах, какой вид прекрасный! Нет, право слово - прекраснейший. Прямо на Пантеон! И фонтанчик этот, и…
        Какая-то молодая дама в миленькой модной шляпке с вуалью, проезжая мимо в шикарной коляске, вдруг замахала Денису рукой, так, что едва не вывалилась!
        Закричала по-русски:
        - Денис! Денис!
        Давыдов присмотрелся… и ахнул! Эти глаза, синие-синие, как высокое весеннее небо… Эта грациозная худоба, обворожительная улыбка, темные локоны с изысканным оттенком рыжины, изысканный носик, пухлые, слегка приоткрытые губки, которые хотелось целовать прямо сейчас, здесь же, с такой неодолимой силою, с какой Кутузов громил Бонапарта!
        - Софья! Сонечка! Эй, эй, извозчик… Стой!
        Денис выпрыгнул из седла, помог девушке выйти. Обнял, расцеловал…
        - Ты как здесь, милая? Глазам своим не верю… Еду себе, а тут вдруг - ты! И где? На бульваре Сен-Мишель, почти в центре Парижа. Ах, как же я рад!
        - Я тоже рада… Пусть отвезут багаж…
        - Да-да, ко мне, на Монпарнас. Это здесь недалеко совсем. Эй, милейший…
        Отдав распоряжения насчет багажа, счастливый до невозможности Дэн вновь обратился к своей пассии, кою так неожиданно встретил.
        - Ты голодна? Посидим в кафе… Как ты меня нашла? Почему не писала?
        - Я писала, - темные ресницы девушки дрогнули. - Писала много и часто.
        - Но…
        - Я знаю, ты моих писем не получал, - быстро перебила Софья. - Поняла по твоим… Поэтому я - здесь. Ибо жизнь твоя в большой опасности, мон шер ами.
        - В опасности?
        - Давайте посидим, пройдемся… Здесь, кажется, рядом сад.
        - Да-да - Люксембургский. Там очень красиво, и есть несколько летних кафе.
        Привязав лошадь к ограде, молодые люди уселись за небольшой столик в открытом кафе недалеко от фонтана Медичи. Заказали шампанского и мороженого и, наконец, приступили к беседе. Вернее, говорила Сонечка, Денис лишь внимательно слушал.
        - Я все сделала, как ты сказал. - О, с каким наслаждением слушал Дэн этот звонкий и нежный голос! - Опросила всех еще раз, даже нашла и многих других, кто что-то видел, слышал, что-то мог рассказать. Я нашла шпиона, мон шер! Шпиона и убийцу, ловко притворявшегося твоим другом. Мало того! Он и сейчас при тебе… я узнала это от брата. Встретила в Вильне, раненого.
        - Да, мы отправили его домой…
        - Вот это «мы» меня и пугает… Северский! - выдохнула, почти прокричала Софья. - Вольдемар Северский, непризнанный поэт и омерзительный тип. Друг моего брата… и твой… Это он убил несчастного Сен-Клера, это он передавал сведения… Понимаю, ты мне не веришь. Вот показания. На… читай…
        С этими словами девушка вытащила из ридикюля целую пачку мелко исписанных листов, протянула…
        Денис просмотрел махом, убедился - действительно, доказательства были собраны весьма убедительные.
        - Теперь хорошо бы выслушать и другую сторону, - сворачивая листочки, негромко заметил гусар. - Интересно, как он оправдается?
        - А мне - не интересно, - Сонечка убрала листы обратно. - Знаешь, Денис, - я его боюсь. Больно уж он ловкий, хитрый… и не остановится ни перед чем! Знаешь, когда-то давно он… он опозорил меня… Хотя для доступной крепостной девки это вряд ли можно считать позором. Тем не менее он пригрозил, сказал, чтоб молчала… Особенно когда я стала вхожа в общество. Я и молчала… Да и зачем мне было говорить? Не он первый… Впрочем, ты знаешь мою судьбу.
        - Знаю, - Денис ласково погладил девушку по руке. - Как сын?
        - Все хорошо, мерси… Кажется, дождь начинается…
        И впрямь первые капли уже упали на аллеи, посыпанные белым песком.
        - Ну что ж, пора и домой… Поговорим с господином Северским. Поговорим! Только прошу тебя, не бойся!
        Софья хмыкнула:
        - Ты же знаешь, я не боюсь ничего. Но за тебя боялась, да.
        - Как ты нашла меня?
        - Заехала в штаб-квартиру. Там сказали адрес. Все просто.
        - Ну да…
        Северский… Странно - он что же, не знал Настю? Хотя, если встречался только с резидентом - д’Эрувилем, - то вполне мог и не знать. А с д’Эрувилем он, верно, рассорился - из-за наполеоновского золота, скорее всего…
        Они поехали на извозчике, привязав лошадь Дениса к коляске. У перекрестка с бульваром Распай сошли… поднялись в дом…
        - Ой!!! Софья! Кого я вижу!!! - уже с лестницы кинулся с объятиями Розонтов. Уже подпоручик, не корнет. - А я уже и ужин заказал. Сразу, как доставили багаж.
        - Ах, вон оно что, - Денис покусал ус. - Багаж… понятно… А господин Северский где? Еще не приходил, я надеюсь?
        - Почему же? - Коленька повел плечом. - Как раз только ушел. Ну, как багаж привезли… Саквояжи-то с бирками, подписаны…
        - Ну да, на почтовых станциях так требовали, - с запоздалой досадой бросила Софья. - Теперь уж мы вряд ли Северского сыщем. Простыл и след! Это ведь он мои письма перехватывал…
        - Письма… Ну да, ну да! А я-то дурак… ну, дурень! Представляешь, буквально вчера…

* * *
        Влюбленные ужинали дома. Денис Васильевич, хоть и был несколько стеснен в средствах, все же не смог отказать себе в счастье порадовать любимую женщину. Да-да - любимую, именно так он считал. Ординарец был тут же послан в ближайший ресторан, откуда притащил самые изысканнее яства - куриное суфле, паштет из медвежатины, устрицы в сливках, жареную телятину и прекрасные, не успевшие еще засохнуть булочки. Что же касаемо спиртного, то и шампанское, и красное сухое, и водка на квартире Давыдова не переводились.
        Господин генерал-майор все же отдал приказ всем своим людям (тем, кто были поблизости) - искать Северского. При этом понимал, что ежели Вольдемар и впрямь французский шпион (что вполне подтверждалось проведенным Софьей расследованием), то наверняка сей мерзкий тип давно отыскал в Париже сообщников-бонапартистов, с помощью которых и скрылся, да так, что попробуй теперь его найди. Задача нереальная, разве ж только случайно встретить. Однако же Париж - город немаленький, жителей более семисот тысяч, и это еще без пригородов, всяких там Монмартров, Берси, Бельвиллей…
        - Хлопотно будет поймать, - разливая шампанское, посетовал Денис. - Однако же, ну, Северский, ну и Вольдемар! Первостатейная сволочь.
        Сволочь-то сволочь, да… Однако теперь ругайся - не ругайся, а прошляпили гада, что уж и говорить.
        - Да и черт с ним, - подняв бокал, Софья улыбнулась. Большие синие глаза ее сияли радостью и счастьем. - Я так рада видеть тебя, Денис! Рада, что ты жив, что война эта проклятущая наконец закончилась. И ты - генерал! Теперь тебя - все дороги открыты. Подберешь себе достойную пару… женишься…
        Денис подкрутил усы и глянул на девушку со всею возможной строгостью:
        - Если я и женюсь, милая Сонечка… То только на тебе! Считай это прямым предложением руки и сердца! Да - так!
        - Ох, Денис, Денис, - покачала головой красавица дева. - Ну, мы же с тобой об этом уже говорили. Я тебе не пара! И общество тебя не поймет.
        - Плевать!
        - К тому же я и сама… Ну, ты знаешь…
        - Ты меня отвергаешь? - Дэн расстроенно встрепенулся и едва не опрокинул бокал.
        - Я? Отвергаю? - девушка весело рассмеялась, лишь только в небесно-синих очах ее сквозила стойкая грусть. - Давай не будем все усложнять. Давай будем любить друг друга… пока еще можно… пока еще не иссякла наша любовь…
        - Не иссякнет…
        - Тсс….
        Подвинувшись к гусару ближе, Софья властно притянула его к себе, с жаром поцеловала в губы. Тут Денис и растаял, поплыл, покрывая поцелуями нежную шейку и голые атласные плечики самой обворожительной девушки на всем белом свете! И пусть она из крепостных… пусть у нее сын… пусть!
        Серое дорожное платье скользнуло на софу, обнаженная грудь встрепенулась, и Денис тут же накрыл ртом томные трепетные сосочки, потеребил их языком, погладил пальцами… потом отпрянул, быстро сбрасывая одежду…
        И вот уже два тела слились в жаре плотской любви, в неповторимой неге, полной ярких фантазий и самых невероятных снов, ныне воплотившихся в жизнь…
        - Какая ты красивая, Сонечка! Мне так нравится гладить твою спинку, ласкать эти ямочки… ах… Боже мой, боже, да есть ли еще на свете такая вот красота?
        Они уснули лишь под утро, в объятиях друг друга, и лишь парижский дождь томно барабанил в окно.
        А затем кто-то забарабанил в дверь:
        - Денис Васильевич! Господин генерал-майор. К вам вестовой из штаба.
        - Вестовой? - поцеловав спящую красавицу, Давыдов быстро оделся. - Верно, все же дали ход моему рапорту - отпускают в отпуск! Да и вообще… надо бы еще один рапорт написать. О Северском, да!
        Вестовой оказался каким-то незнакомым. Высокий сутулый полковник с выбритым до синевы лицом. Мундир французский, синий, однако русских воинских наград - во всю грудь. Ну, таких французов на русской службе было немало - Бонапарта ненавидели многие.
        - Граф де Лаваль, - представился полковник. - Месье де Рошешуар, комендант города, ожидает вас по весьма важному делу, господин генерал-майор.
        - По важному делу? - Давыдов удивленно вскинул брови. - Что же, поедем, поглядим. Можно не при полном параде?
        - Вполне, месье. Насколько я знаю, дело непарадное.
        Недавно назначенный комендантом Парижа граф Людовик-Виктор-Леон де Рошешуар (по-русски - Леонтий Петрович) был эмигрантом и убежденным противником Наполеона. Семья Рошешуаров сильно пострадала в годы революции и вынуждена была бежать. Скитаясь по всей Европе, граф добрался до Португалии, где сражался против Бонапарта в одном из эмигрантских полков под командованием своего же дяди португальского герцога де Мортемара. Затем юный Людовик перебрался в Россию, где у него тоже имелся дядюшка - знаменитый герцог де Ришелье, градоначальник Одессы. От пуль храбрый эмигрант не прятался, все время воевал - то с черкесами, то с чеченцами, то с турками. Был награжден золотой шпагой, а во время Отечественной войны находился в армии генерала Тормасова, где и был произведен в подполковники и зачислен в генеральный штаб. Нынче же, при воцарении Бурбонов, граф пару дней назад оставил русскую службу, был назначен мэром и комендантом Парижа и получил чин бригадного генерала. Император Александр Павлович доверял ему во всем и даже поручил по-отечески присматривать за всеми русскими офицерами, находящимися во
французской столице.
        Последнее обстоятельство отнюдь не прибавило графу популярности, и многие за глаза величали его обер-полицмейстером. Впрочем, всем русским воинам ясно было - скоро домой. Адье, Париж! Хватит, навоевались, пора и честь знать.
        Комендант принял Давыдова в особняке Бурбонов у площади Людовика Пятнадцатого (будущая площадь Согласия). Напыщенный и несколько фанфаронистый, Рошешуар никогда не отличался особой любезностью, за что нажил немало врагов. Впрочем, многие считали его человеком прямым и честным… но еще больше называли графа невоспитанным болваном. И где тут правда? Наверное - и там, и сям.
        - Известно ли вам, господин генерал-майор, что его величество король Людовик и его величество император всероссийский Александр Павлович поручили мне, в числе всего прочего, ведение и неких юридических дел.
        Начало встречи Денису Васильевичу явно не понравилось. Юридические дела - ишь ты! Небось, кто-то из гусар проштрафился… бывает. Хотя, верно, что-нибудь серьезное, иначе бы к коменданту не вызывали.
        - Прошу вас ознакомиться с некими документами, господин генерал-майор, - Рошешуар протянул гусару синюю, с белой тесемкою, папочку, не толстую, но и не тонкую. - Вас проведут в кабинет. Ознакомьтесь. И… я хочу, чтоб вы знали - я отдал приказ об аресте! О немедленном аресте, господин генерал-майор. Дело, как вы вскоре убедитесь - серьезное.
        Дело и впрямь оказалось серьезное. Более чем! И дело сие - именно «дело» и не одно! - касалось, пожалуй, самого близкого Денису человека, самого любимого. Некая «Половцева Софья, девица происхождения крестьянского» обвинялась в подстрекательстве к бунту против существующей власти, в самом «бунте», в «организации беспорядков», и даже в убийствах! Обвинители - серьезные люди: М. В. Муратов-Бельский - Смоленской губернии помещик, К. С. Семеновский - предводитель дворянства Полоцкого уезда Витебской губернии, Сумароков Павел Иванович, действительный статский советник, бывший губернатор Витебской губернии, М. С. Скуриков, предводитель дворянства Бельского уезда Смоленской губернии, П. С. Лещинский, помещик Вяземского уезда, Р. Котов, мещанин города Вязьмы, В. Рокотов, мещанин города Бельска… еще помещики… еще… помещик, помещик, помещик…
        Одна-а-ко! Давыдов присвистнул - народ в большинстве своем при регалиях, при власти, при связях. И все - на бедную девушку? И что же пишут, каковы, так сказать, конкретные обвинения?
        Ага… вот…
        «В лето 1811 года августа месяца двадцать пятого числа оная девица призывала крестьян г-на Лещинского восстать противу своего барина и бежать, окромя же того лично бросилась ножом в помещичьего сына Савву Петровича, причинив ему тяжкие телесные повреждения… 29 числа июля месяца 1811 года в трактире «У елки» города Бельска, Бельского уезда Смоленской губернии неоднократно поносила государя-императора, называя его «самым первым помещиком»… числа августа месяца с вооруженной группой ворвалась в поместье г-на статского советника Семеновского, выпустив содержавшихся в личном остроге г-на Семеновского крестьян, упомянутый господин был по приказу девицы Половцевой прилюдно выпорот… Выстрелом из пистолета убила наповал жандармского ротмистра Синезубова… Подбила на бунт крестьян деревни Муратовки… кидалась ножом в судебного пристава г-на Муравейкина…»
        Одна-ако! Однако и бурная оказалась молодость у «девицы Половцевой Софьи»! Тысяча восемьсот одиннадцатый год… сколько ей тогда было-то? Лет пятнадцать… шестнадцать? Что и говорить - преступница опаснейшая…
        Денис Васильевич покачал головой: однако шутки в сторону - дело и в самом деле пахло петлей! Сонечке грозила весьма серьезная опасность, девушку нужно было как-то спасать… если есть еще время…
        - Ну, что, господин генерал-майор? Разобрались со своей знакомой? - граф Рошешуар заглянул в кабинет с кривой улыбкой на тонких устах. - Вам стоит приготовиться написать объяснительную. Не мне - русскому императорскому суду, куда и будет препровождена преступница уже в самое ближайшее время.
        - С чего вы взяли, что я знаю эту девицу? - вскинув глаза, покусал усы гусар.
        - Некий месье написал об этом инкогнито… Тот же самый, что предоставил все эти бумаги. Истинный патриот… сама скромность!
        - Да уж, скромняга… - поднявшись на ноги, Давыдов одернул ментик. - Этот, как вы изволили выразиться, патриот - бонапартистский агент, достойный гильотины!
        - Даже так? - граф удивленно замотал головой. - Если так, то жаль, что его не задержали. Впрочем, отдам распоряжения… Однако дело не в нем, а в показаниях. Вы сами читали - это все самые уважаемые люди империи. Если они опознают девицу… Смертная казнь ей обеспечена. А вам… вам придется оправдываться, господин генерал-майор.
        - Оправдываться? - вскипел Денис. - Позвольте спросить - в чем?
        Рошешуар замахал руками:
        - Ну, полноте, полноте. Будет! Вы не передо мной… перед судом… Уж там смотрите сами. Может, арестованная девица вовсе не та! Всякое ведь бывает. Вот суд и разберется…
        Суд разберется… да уж… Ах, Софья, Софья! И как же ты так подставилась-то? А Северский-то - вот же гад! Все предусмотрел, все подготовил. Что же он, все время все эти документы с собой возил? Ну да, ну да, почему бы и нет? Дорожный сундук, саквояжи - вещей у непризнанного поэта скопилось немало. Сколько всяких тетрадок, писчих принадлежностей, книг…

* * *
        Денис конечно же опоздал. Когда он вернулся в свою квартиру на бульваре Монпарнас, Сонечку уже увезли. Вернее, она сама уехала, как пояснил юный подпоручик Розонтов.
        - Пришли трое местных из военной жандармерии. Просили госпожу Софью дать кое-какие показания… Она с ними и уехала. В черной такой карете. Улыбалась и сказала, что скоро вернется.
        Вернется, ага… жди…
        Значит, военная жандармерия…
        Дэн встрепенулся. Опускать руки он вовсе не собирался, нужно было как можно скорее узнать, куда увезли Софью, где именно ее будут держать. Узнать и… Дальше, как говорится, возможны варианты.
        Узнать… Задача не такая простая. Военная жандармерия имела в Париже и пригородах множество адресов, где могли бы содержаться арестованные. Да хоть та же тюрьма Консьержери, две угрюмые башни на острове Сите, где еще не так давно томилась в ожидании казни королева Мария-Антуанетта. А может быть - Сен-Дени. Или Венсанский замок. А еще - Бельвилль, Ла Вилетт… да множество! Гадай - не угадаешь.
        Денис подкрутил усы и неожиданно улыбнулся: а что гадать-то? Взять да спросить. Вот у того же графа Рошешуара и спросить! Жаль, сразу не догадался… дурак.
        Кликнув ординарца, Давыдов тотчас же велел седлать лошадь. Видя, как старый друг и боевой командир куда-то засобирался, с ним тотчас же напросился и Розонтов, давно изнывающий от безделья.
        - Со мной? - Денис Васильевич нахмурился и покусал ус. - Дело может быть опасным.
        О, лучше бы он этого не говорил! Карие глаза юного подпоручика мигом вспыхнули радостью и отвагой. Рука рванулась к эфесу сабли.
        - Гм… - запоздало хмыкнул Денис. - Я имею в виду - опасным… но не такой опасностью, о которой ты думаешь. Дело может быть политическим! Понимаешь?
        - Да мне все равно, - тряхнув челкою, юноша беспечно отмахнулся. - Лишь бы с вами! Ну, право же, Денис Васильевич… господин генерал-майор! Что бы там ни было, а одного я вас не отпущу.
        - Так я тебе сейчас прикажу… Впрочем, ладно. Едем.
        Граф де Рошешуар принял Давыдова вновь, надо сказать, без особого удивления. Даже, казалось, будто бы подобрел, даже улыбнулся и, отбросив официальный тон, заговорил уже совсем по-приятельски, как старый боевой товарищ. Так по большому-то счету они и были товарищами, товарищами по трудной и кровопролитной войне.
        - Вижу, вижу, Денис Васильевич, вы ведь, батенька мой, не зря так интересуетесь. Признавайтесь - была с этой особой интрижка? Она ведь чертовски красива, я видел… Жаль, что преступница. А, впрочем, может, и нет - как суд решит. Но я обязан был ее арестовать, вы же сами читали бумаги…
        - Да-да, Леонтий Петрович, - перешел на приятельский тон и Денис. - Вы делаете свое дело, и тут я ничего не могу сказать. Просто хотелось бы… Хотелось бы, знаете, узнать условия содержания… не нужно ли чего…
        - Ага! - хлопнув в ладоши, граф хитро прищурился и шутливо погрозил Давыдову пальцем. - Я прав! Все-таки она - ваша пассия.
        - Ну… - Денис махнул рукой. - Пускай так.
        - Нет, ей ничего не нужно, - вновь став серьезным, отчеканил комендант. - Поверьте, условия достойные. По крайней мере, бедная наша королева Мария-Антуанетта не жаловалась.
        Значит, все же Консьержери, ахнул Дэн. Вот это угодила!
        - Она даже не в одиночке, - продолжал граф. - Хорошая компания… Нет, в самом деле, хорошая. Ее компаньонка - некая мадам Жозефина де Ланж. Обворожительная красавица, юная вдова, дама полусвета и колдунья с Антильских островов. Между прочим - упертая бонапартистка… Ах, какая женщина, если бы вы только знали, мон шер ами!
        Жозефина де Ланж! Колдунья… Неужели та самая? Та самая, о которой говорила гадалка, мадемуазель Ленорман! Та самая, которая может «убрать смерть», отвести старуху с острой косой от всех, близких Денису, людей, не только здесь, но и в той жизни! Так вот она где… не нужно и искать.
        Консьержери… Бывший королевский замок, построенный еще в незапамятные времена королем Гуго Капетом, основателем династии Капетингов. Бывший замок, а ныне - тюрьма, в которой томились самые знаменитые узники, в их числе - фанатик-католик Франсуа де Равальяк, убийца «доброго короля» Генриха Четвертого. В их числе - знаменитый разбойник Картуш, мошенница графиня де Ламотт и, конечно же, несчастная королева Мария-Антуанетта. Все эти люди были преданы казни. Кроме мадам Ламотт - та все же ухитрилась сбежать, правда, не из Консьержери, а из тюрьмы для проституток, куда ее перевели после жестоких пыток.
        Весь остаток дня Давыдов провел в отчаянных попытках придумать хоть что-нибудь, какой-нибудь выход. Как назло, ничего в голову не лезло, ни единой подходящей мысли. Граф де Рошешуар свидания с арестованной не разрешил, ибо на это имели право лишь близкие родственники, да и то не всегда. К тому же сам факт подобной встречи мог бы самым плачевным образом сказаться на карьере новоиспеченного генерал-майора. Одно дело - партизанка, и совсем другое - узница, подозреваемая во множестве государственных преступлений. Именно так и пояснил граф, сказал открытым текстом.
        - Бросьте эту дурацкую затею, мон шер! Навестить? Да вы с ума сошли, ей-богу!
        Бросить…
        Ну уж нет!
        Думай, Денис Васильевич, думай! Некогда опускать руки - нужно вызволить из узилища возлюбленную… а заодно - и антильскую колдунью мадам Жозефину де Ланж. Ту самую… пани Гурджину, как сильно подозревал Дэн. Тем более, они обе в одной тюрьме. Вот оно как хорошо складывается. Очень даже удобно! Только придумать что-нибудь… придумать… обязательно что-нибудь придумать.
        Да! Но для того, чтоб что-нибудь придумать, надо хотя бы кое-что узнать. Об этом вот узилище, о тюрьме. Какие там порядки, обычаи… да-да - обычаи, почему бы и нет?
        Собственное положение и вовсе не заботило сейчас Дениса. Как он будет выглядеть в глазах французской и русской Фемиды, когда поможет девчонке бежать, его не волновало нисколько. Он же все-таки дворянин, боевой генерал, кавалер множества орденов и медалей. Главное только не «засветиться», а уж кто там кому помог бежать - то дело темное. Подите-ка, докажите, уважаемые господа! Свалить все на антильскую красотку - мол, ей побег и устроили, а уж соседка - за компанию в бега подалась. Да! Так. Именно так и сделать.
        Недостаток информации Денис Васильевич, подумав, решил восполнить неподалеку от пресловутого узилища, здесь же, в центре Парижа, на острове Сите, с удобством расположившись на террасе небольшого кафе у старинной церкви Сен-Шапель, выстроенной еще Людовиком Девятым Святым для хранения тернового венца.
        Решив не сверкать мундиром, Дэн обрядился в партикулярное платье и, не привлекая ничьего внимания, просто сидел, любовался проходившими мимо девушками да неспешно завязал разговор с подсевшими к нему господами - двумя парижскими франтами, по виду - завсегдатаями здешних мест.
        Начал сразу с главного, без обиняков:
        - Вот ведь, господа мои, какая странная штука - жизнь. Мы тут с вами сидим, пьем вино. А бедные узники в этих чертовых башнях? Им-то кто вина подаст?
        К большому удивлению Дениса, франты тут же расхохотались. Один из них, постарше своего приятеля, с усами и небольшой бородкою, с видимой охотою пояснил:
        - О, что вы, месье! Вино узникам подадут. Есть там такое правило!
        - Да ладно! - с напускным презрением отмахнулся Дэн. - Неужто такое бывает?
        - Еще как бывает, месье! Особенно - в Консьержери. Там есть славный обычай: после вынесения вердикта приговоренный к смерти имеет право закатить последний пир и угостить всех сокамерников! Право же, это очень хорошая традиция, месье.
        - Да уж, - Давыдов поперхнулся вином. - Неплохая.
        Глава 8
        В самом скором времени, буквально на следующий день после встречи с Рошешуаром, высшее командование соизволило-таки предоставить Давыдову давно испрашиваемый им отпуск. Сие радостное известие принес румяный штабс-ротмистр Николай Бекетов (бывший поручик), заглянувший в штаб по своим личным делам. Отпуск, кстати говоря, предоставлялся всем ахтырским гусарам и, возможно, кое-кому еще, но это штабс-ротмистра не интересовало.
        Все радовались - домой! И то правда, надоел уже этот суетный Париж, хотелось поскорее на родину, в усадьбу… Как и многие высшие офицеры, Денис Васильевич получил полгода, большинство же - месяца полтора-два, после чего обязаны были вернуться в полк. Что же касаемо рядового состава, то тут могли быть варианты.
        Больше всех, кажется, радовался Коленька Розонтов, он и предложил не тратить зря времени на прощальную пирушку, а отпраздновать возвращение в дороге. Идея всем понравилась, ведь праздновать-то можно было хоть каждый день, точнее сказать - вечер. Оно - и путь короче покажется.
        Гусары закупили вина и водки, дешево, по оптовой цене у знакомых лавочников. Не забыли и сахар - для жженки, и шампанского для встречающихся по пути мадемуазелей. Местных веселых девок с собой решено было не брать, даже тех, кто особливо привязался к «хусар де ля рюсс» и готов был ехать в далекую Россию. А нечего! В России, чай, свои девки найдутся… да и по пути…
        Пока собирались, пока покупали подарки, прощались с девицами - уже и полдень. Так что выехали уже под вечер, и через пять часов пути остановились на ночевку в местечке под названием Мо - дыре еще той! Офицеры заняли трактир… И тут уж проставлялся Денис почти на все свои деньги!
        - Почту извиниться, братцы, а надобно мне побыстрее! - подняв бокал с водкой, предупредил Давыдов. - Потому покину вас и как можно скорее помчусь. А ежели кто из вас готов составить мне компанию - буду рад.
        - Я! Я с вами поеду! - тотчас же выкрикнул Розонтов.
        Денис усмехнулся в усы. Что ж - он того и ждал. Юный подпоручик Коленька Розонтов был как раз тот человек, коему Дэн доверял, как себе, и намеревался использовать в задуманном щекотливом и опасном деле.
        - Рад, подпоручик! Раненько с утра будьте готовы… И помните - едем налегке, слуг не берем.
        - Слушаюсь, господин генерал-майор! - хлебнув жженки, вытянулся юноша. - Не извольте беспокоиться. С утра все исполню!
        Потом появилась гитара, пошли песни, стихи, баллады…
        Ахтырские гусары,
        О, храбрые друзья!
        Простите! - на удары
        И бранные пожары
        Ходить не буду я!
        Довольно пламень ярый…
        Вот кивер мой
        Примите от меня.
        Сия баллада, прочитанная Денисом Васильевичем с большим чувством, вызвала полный восторг! Все одобрительно закричали, захлопали в ладоши и вновь налили жженки…
        Утром же Денис встал еще до рассвета.
        И - надо же! - подпоручик Розонтов уже возился во дворе трактира, лично седлая коня! А что ж… сказано ж было - слуг не брать. Налегке так налегке.
        - Браво, корнет… Ой, прости, - подпоручик! - всплеснув руками, Давыдов взметнулся в седло. - Едем. Как голова?
        - Немного побаливает, - юноша застенчиво улыбнулся. Тепло-коричневый, с отливом, ахтырский мундир с золочеными шнурами и белой опушкою очень шел ему… Впрочем, а кому гусарский мундир не шел? Ментик, доломан, чакчиры? Правду сказал Козьма Прутков… то есть - скажет еще… Хочешь быть красивым - поступи в гусары.
        - На вот, хлебни глоток… - бросив своему юному спутнику фляжку, Денис Васильевич пришпорил коня, правда, вскоре остановился у повертки на Фонтенбло, прямо напротив белого, с черными буквами, указателя.
        - Фонтенбло, - негромко прочитал Коленька. - Там Наполеон… был… не успел.
        - Успел бы, - Денис протянул столь же тихо, почти шепотом. - Если бы наши гусары насмерть не стояли. Если бы не Винцингероде полк. Хоть и немец… хоть и ругают его - и за дело… а вот за это надобно похвалить! Не пропустил узурпатора Фердинанд Федорович! Не пропустил.
        Покачав головой, Давыдов спешился и достал флягу:
        - Давай, подпоручик, помянем героев… Помянем… и - прощай.
        - Как прощай? - поперхнувшись водкою, Коленька удивленно вскинул брови. - Вы что же, Денис Васильевич, решили не ехать.
        - Надобно мне вернуться… ненадолго, - Давыдов покусал ус. - Остались еще кое-какие дела.
        - Я догадываюсь - какие, - шепотом промолвил юноша. - И хотелось бы - с вами…
        - Нет, - Давыдов резко дернул шеей. - Ты мне иным образом должен помочь. И сделать все втайне… чтоб никто ничего…
        - Да, Денис Васильевич… Да я для вас - всё…
        - Всё не надо, - погладив по гриве коня, улыбнулся Давыдов. - Значит, так… Вот тебе деньги. Вечером продашь свою лошадь - поедешь на почтовых, чтоб быстрее. С каждой почтовой станции будешь слать нашим письма… От моего имени. Ну, и от своего. От моего - словно бы по мою диктовку пишешь, этакие вот весточки…
        - Чтоб думали все, будто вы - домой едете, - понятливо покивал подпоручик. - А вы в это время…
        - В Париж! Доделаю все дела и… Еще посидим с тобой, Николай! Приедешь ко мне в деревню…
        - И вы, Денис Васильевич, ко мне…
        Конечно, парень бы явно хотел вернуться в Париж вместе со своим боевым командиром и уже там помогать ему во всем, пустившись в пучину самых невероятных приключений! Увы, командир его не брал… Однако поручил очень важное и секретное дело, полностью доверился… И от того у Розонтова вдруг потеплело в груди. Далеко не каждому так доверяют, не каждому.
        Обнявшись на прощанье, боевые друзья расстались, чтобы снова встретиться… уже, в общем-то, скоро. По крайней мере, каждый на это надеялся. Подпоручик поехал прямо - на Шато-Тьери и Реймс, генерал-майор же повернул направо - на Авон и Фонтенбло.
        Купив в Фонтенбло изысканно-черный сюртук, цветной жилет с ярким галстуком, штиблеты и узкие щегольские панталоны, Давыдов водрузил на голову модную шляпу-цилиндр с сильно закругленными полями и, сменив синий с золотой каймою ахтырский чепрак на обычную попону, отправился обратно в Париж, куда и прибыл уже на следующий день, ближе к вечеру.
        Деньги у Давыдова имелись, и много. Впрочем, не только у него. По личному распоряжению императора Александра всем - всем! - солдатам и офицерам из армий, вошедших в Париж, было выплачено жалованье за все три кампании - 1812, 1813 и 1814 годов, причем в двойном, а многим - и в тройном - размере! Дабы победители не грабили парижан, а за все платили… И было ведь чем!
        Поначалу Денис планировал снять неприметную квартирку или комнату, и так вот и поехал неспешно по набережной Сены. У моста Конкорд, невдалеке от Дома Ивалидов, были разбиты кибитки, а прямо в реке купали коней казаки. Голые, крепкие, рослые… и веселые - не отнять! На набережной было не протолкнуться от глазеющих на казаков девиц, Денис спешился и взял коня под уздцы, едва не толкнув какого-то дюжего казака в мокрых белых подштанниках.
        - Прошу извинить, - приподнял шляпу Денис.
        Казак удивленно обернулся:
        - Русский? Поди, офицер? Да… ваш-бродь… не вас ли я на Монмартре видел? В гусарском мундире, ага… И на параде вы ехали! Мне вас еще дружок, Ванька Ситников, показывал… Я ж запомнил - у меня глаз - алмаз.
        - Узнал - молчи, - жестко отрезал Давыдов.
        Казак дернулся:
        - Да я… ваш-бродь… Вы это… коль в чем помочь надо… Вы токмо шепните… Коль уж Ситников про вас сказал… Так и я - в огонь и в воду!
        - Помочь надо, - быстро сообразил гусар. - Есть тут у меня одно важное дело…
        - Так это мы с радостью! - казак заулыбался и залихватски тряхнул чубом. Широкое лицо его с курносым, как и у самого Давыдова, носом и вислыми усами выражало самое искреннее дружелюбие. - Честно сказать, скучновато нам тут, в Париже-то городе. Ну, девки-то - да, смачные… но какие-то малахольные все одно. Чужбина, ваш-бродь, чужбина и есть. Домой охота! Вот, со дня на день отправки ждем. А пока ждем - поможем.
        - Вот и сговорились, - казак и генерал-майор ударили по рукам.
        - Еще верные люди есть? - пробиваясь среди толпившихся мадемуазелей к мосту, быстро уточнил Денис.
        - Да что там, ваш-бродь… Сыщем!
        - Отлично! Тебя как звать-то?
        - Василий. Уреев Василий, - казак невольно вытянулся. - Пятого кубанского казачьего полка урядник!
        - Вот что, Василий… Я гляжу, вы все тут в кибитках живете…
        - По государеву приказу! Дабы обывательские дома не дразнить!
        - Для меня палатка найдется?
        - А как же, ваш-бродь!
        - Ну, вот и славненько… На вот тебе, - достав серебряный рубль, Давыдов протянул его смутившемуся казаку. - Бери, бери. Подарки родным купишь. И вот что… Ежели обо мне спросит кто вдруг…
        - Скажу - родич. Из Бердичева ополченец. Купец.
        - Ну, из Бердичева так из Бердичева, - хохотнув, Денис махнул рукой. - Пускай.
        Пока то да се, уже и стемнело. Уже зажглись в расположенных рядом кафешках огни, запылали яркие свечи в окнах дворца Тюильри и расположенного рядом с ним Лувра. На эспланаде близ Дома Инвалидов казаки разложили костры. Кашеварили, пели протяжные песни да угощали кашею веселых парижских девиц. Веселых и на все согласных. По шатрам да по кустам вокруг слышались сладострастные охи да стоны. Денис хмыкнул и выбрался из походной палатки наружу.
        Рядом плескалась Сена. Огни казацких костров отражались в черных водах реки, оранжевыми сполохами играли на золоченом куполе Дома Инвалидов. Вкусно пахло гороховой похлебкой и кашей из проса.
        - А вот, ваш-бродь, отведайте-ко! - как-то незаметно подошел Василий, протянул котелок с варевом.
        - А с удовольствием, братец! - улыбнулся Денис.
        - И, ваш-бродь… Ежели надость какую девицу…
        - А с этим, дружище Василий, я уж как-нибудь сам разберусь!
        - Понял. Ну, кушайте, ваш-бродь, кушайте.
        - Благодарствую, братец.
        Поев, Давыдов спустился к Сене и сполоснул котелок. На лестнице, ведущей с набережной к реке, прямо на ступеньках, сидели какие-то молодые люди и девушки. Приглушенная французская речь звучала вперемешку с русской. Кто-то негромко пел песню… кто-то читал стихи… Многие парочки целовались.
        Денис улыбнулся и закусил губу, вспомнив Сонечку. Эх, вызволить бы ее поскорей. Почему-то он был уверен, что вызволит. Ну, ведь не зря же вернулся! Да еще повезло с казаками… С этакими-то молодцами хоть самого черта можно достать!
        Еще вдруг вспомнился Вольдемар Северский. Непризнанный поэт, навязывавшийся в друзья. Предатель. Шпион. Что же он так с Софьей? Ведь мог бы просто сбежать, никто бы особо и не искал бы. Так нет же - надо девчонке навредить! Судьбу исковеркать. Зачем? Значит, Северский был неравнодушен к Сонечке… Очень даже неравнодушен, вплоть до ненависти. Это ж надо! Возил с собой компрометирующие документы, выжидал момент, чтоб отомстить. Перехватывая письма, знал, или, скорее, вполне допускал, что девушка может приехать… Она и приехала. На свою голову. Черт побери!
        И, раз предатель опустился до столь мелочной мести, то, скорее всего, он будет крутиться где-то рядом с Софьей, желая полностью насладиться триумфом. Тогда есть неплохой шанс его отыскать… и рассчитаться за всё! Впрочем, не это сейчас главное…

* * *
        Где обычно приобретают продукты и вино родственники приговоренного, Давыдов узнал все от тех же франтов, дружно показавших на площадь Шатле, лежавшую прямо напротив Сите, сразу же за мостом Менял. Туда-то отправился Денис Васильевич прямо от казаков, все в том же щегольском партикулярном платье и модном цилиндре на голове.
        Стоял чудесный майский денек, почти что летний. В центре площади бил небольшой фонтан с воздвигнутой в честь побед Наполеона колонной, украшенной стилизованными пальмовыми ветками. Несколько бурбонских гвардейцев в грязно-белых мундирах, закатав рукава, забросили веревки на золоченую статую богини победы, что сверкала на вершине колонны, и теперь пытались сделать непонятно что - то ли сорвать статую, то ли повалить колонну. Собравшиеся тут же зеваки столпились вокруг и деловито судачили.
        - Надо еще одну веревку забросить. Так не получится снять.
        - А лучше бы - из мушкета. Попали бы… Чего тут не попасть?
        - Ну, скажете тоже - из мушкета. Тогда уж сразу из пушки, ага. Чтоб вообще ничего не осталось.
        - И впрямь - ничего не осталось. Вот ведь… был император - были победы…
        - Это что это вы так хвалите Узурпатора? Я вот сейчас сообщу куда следует! Эй, эй, господа гвардейцы… Господин лейтенант! Держите его! Во-он того прощелыгу держите!
        Бонапартист - тщедушный мужичонка в старом темно-синем сюртуке и серых, с пуговицами, панталонах - проворно скрылся в толпе. Лови еще теперь, ага… Да и что говорить, бонапартистов в Париже хватало… и, ежели престарелый король Людовик Восемнадцатый начнет свое правление неудачно, то… Впрочем, что там говорить! У Наполеона ведь еще были впереди знаменитые «сто дней»!
        Немного поглазев на неудачные попытки гвардейцев, Денис Васильевич прошелся вдоль торговых рядов. Ходил не просто так…. Прислушивался, приценивался.
        - А вот это мясо - хорошее? А эта рыба? Узникам берут? Что вы говорите? Прямо туда?
        Тут Денис с благоговением кивнул на башни Консьержери, расположенные неподалеку, на набережной, и прекрасно видимые с площади.
        - Туда, туда, - покивал дородный мясник, воткнув нож в разделочную доску. Покивал и, понизив голос, дополнил: - Вот, не далее как вчера сговаривались… Сегодня придут. И пока прошу извинить, месье: для них - самая лучшая вырезка. Пусть уж приговоренный устроит настоящий пир. Угостит соседей, да и сам вкусно поест напоследок.
        - Да уж, - согласился Дэн. - Хоть одна радость.
        - Эй, эй, месье! - вдруг углядев кого-то, мясник замахал рукою. Забыл и про зажатый в руке нож - так, с ножом, и махал, словно истинный душегуб-разбойник. - Месье, месье… вырезка ваша готова! Вот, извольте…
        Со стороны моста Менял как раз выбралась-прогрохотала повозка - небольшая двуколка-фургон, запряженная смирной каурой лошадкою с желтой реденькой гривой. Сидевший на козлах кучер - осанистый краснолицый детина, дородством своим, пожалуй, превосходивший мясника - тяжело спрыгнул наземь. Следом за ним из фургона выпрыгнул юркий мальчишка-слуга - босой, в коротких, до колен, штанах, кургузой бесформенной курточке и надвинутой на самые глаза круглой суконной шапке, напоминавшей фригийский колпак, знаменитый символ революции.
        Пока краснолицый расплачивался, мальчишка отнес завернутую в тряпицу вырезку в повозку и снова вернулся, встал невдалеке, у цветущей акации, в ожидании дальнейших распоряжений. Большие серые глаза его рыскали по сторонам, словно у человека с явно нечистой совестью, прядь темных волос выбилась из-под шапки. Лицо, да и вся фигурка гавроша как-то не очень-то походили на образ угловатого полростка, скорее на… Ну, конечно же! Узкое милое личико, вздернутый носик, ямочки на щеках, чуть припухлые губки. Не мальчишка это, а девушка! Более того - девушка хорошо знакомая - Настя! Беглая крепостная, разбойница, любовница французского резидента д’Эрувиля!
        Ну, хитра, хитра… И как играет! Настоящая актриса. Ежели бы Денис специально не присматривался, так ничего бы и не заподозрил… Так вон оно что! Значит, господин генерал-майор рассчитал все правильно. Ясно - приговоренную к смерти Жозефину будут спасать… Хорошо бы, чтоб с нею спасли и Софью!
        Между тем возница расплатился с мясником и направился к виноторговцу. Гаврош (Настя!) тут же зашагал следом. Денис чуть замешкался, не хотелось попадаться на глаза сей востроглазой фурии: Настя - девчонка приметливая, неглупая - вполне могла узнать. Эх, надо было сбрить усы… или хотя бы подстричь… Впрочем, теперь - чего уж!
        Лавка виноторговца располагалась сразу напротив фонтана. Краснолицый по пути обернулся и, подозвав Настю, что-то сказал… Девчонка понятливо кивнула и быстро пошла обратно к повозке. Осмотрелась - Давыдов вовремя спрятался за кустом цветущей сирени - уселась на козлы, взяла в руки вожжи:
        - Н-но!
        Повозка неспешно поехала по кругу, объезжая фонтан, а перед широким бульваром, начинавшимся прямо от моста, Настя натянула вожжи, пропуская вереницу щегольских ландо, украшенных разноцветными лентами и цветами. Сидевшие в колясках нарядные и веселые люди на ходу открывали шампанское. Наверное, свадьба…
        - Surement un mariage! (Наверное, свадьба!) - точно так же подумал и вставший рядом с Денисом мужчина во фраке и летнем чесучевом пальто.
        - Мagnifique! - тотчас же улыбнулся Давыдов.
        Француз согласился:
        - Oh, oui!
        Зеваки, все еще толпившиеся вокруг многострадальной колонны и пытающихся ее повалить гвардейцев, тоже переключились на новое зрелище. Кто-то хлопал в ладоши, а кто-то кричал, желая молодоженам счастья.
        Кортеж вскоре проехал, однако же круговое движение на площади Шатле не возобновилось. Мешал фургон. Тот самый. Он как застыл на месте, так и стоял, и на козлах никого не было!
        Возница остановившегося позади фургона омнибуса - местного «маршрутного такси» на конной тяге («Вандомская площадь» - «Лувр» - «Лез-Аль» - «Сите» - «Сен-Жермен» - «Мадлен») поначалу просто покричал. Затем - заругался и, не дождавшись никакой реакции, сошел с козел…
        Сразу же заподозрив неладное, Давыдов бросился к фургону, успев заметить рванувшую в сторону Гревской площади одноколку с поднятым верхом. Поднятый верх… в столь чудесный солнечный день… Возница, кстати, обернулся… Пухлое лицо, вялая детская улыбка, красные, чуть оттопыренные уши… Северский! Ну, вот он, гад! Объявился-таки, да… И зачем-то похитил Настю! Зачем? Наверное, стал вести какую-то свою игру, уже не шпионскую. Или что-то не поделил с д’Эрувилем, или…
        Впрочем, сейчас было не до рассуждений, оглядевшись по сторонам, Денис свистнул извозчика и вмиг запрыгнул в коляску:
        - Вон за той бричкой, любезный. Плачу вдвое!
        Повернув, бричка Северского сбросила скорость, но, миновав Гревскую площадь, вновь прибавила ходу, повернув в сторону площади Бастилии и предместья Сент-Антуан. Проносившиеся по сторонам серые доходные дома и мрачные трущобы быстро сменились истинно сельскими пейзажами - какими-то пустошами и каменными, с огородиками, особнячками, увитыми буйным плющом.
        Около одного из таких домиков бричка остановилась. Северский (ну, точно - он!), соскочив с козел, отворил ворота, взял лошадь под уздцы и завел во двор. Ворота снова закрылись.
        Отпустив извозчика, бравый гусар скрытно обошел ограду и, бросив мешавший цилиндр, ловко перебрался на задний дворик. Там, в сарайчике или конюшне, как раз и начиналось самое интересное! Именно туда похититель притащил девушку со связанными за спиною руками и кляпом во рту. Настя упиралась, извивалась и даже вполне удачно лягнула Северского в пах. Обозленный предатель в ответ ударил девчонку в живот. Несколько раз подряд… и довольно сильно. Настя скривилась и застонала… Толкнув ее в траву, Вольдемар распахнул дверь сарая, нагнулся, схватил деву за шиворот. Затащив пленницу, аккуратно прикрыл за собой дверь… Именно, что прикрыл, не закрыл… да вряд ли там, изнутри, имелся засов - к чему?
        Бравый гусар быстро подобрался к сараю, приник к щели. Прислушался, всмотрелся, не забывая время от времени внимательно оглядываться вокруг. Судя по всему, в доме больше никого не было, да и вообще, сие обшарпанное строение при ближайшем рассмотрении производило впечатление заброшенного, да, верно, таковым и являлось.
        В сарае было темновато, но все же Давыдов сумел кое-что разглядеть и - тем паче - услышать.
        Похититель действовал нахраписто и быстро, похоже, у него совсем не оставалось времени на какие-то уговоры. Привязав пленницу к козлам для пилки дров, наделенный недюжинной силой Северский ловко сорвал с девушки куртку, а затем и блузку. Слышно было, как трещала, рвалась ткань…
        Предатель ухмыльнулся, погладил вздрогнувшую Настю по голой спине… и снял со стены хлыст.
        - Я не буду тебя… - тут Вольдемар добавил нехорошее бранное слово. - Хотя ты, курва, этого, верно, и хотела бы. Но ты получишь другое… То, что давно уже заслужила… Н-на!!!
        С этими словами Северский размахнулся и ударил хлыстом по юному девичьему телу. Ударил хорошо, с оттяжкою, так, что кожа на спине Насти лопнула, закровила… Девушка дернулась, застонала и, наверное, закричала бы, коли бы не кляп…
        Предатель не останавливался - тут же ударил еще, так же хорошо и умело… Потом еще, и еще…
        - Что, курва? Совсем офранцузилась? Забыла, как тебя на конюшне пороли? Сейчас вспомнишь… Н-на!
        Вот тут Денис решил, что пора вмешаться. Этот пухлорукий черт вполне мог забить девчонку до смерти. Нехорошо это, не по-мужски… не по-человечески…
        Вихрем ворвавшись в сарай, Дэн ударил Северского кулаком в левый бок и ловким полицейским приемом «загиб руки за спину» уложил его наземь. Потом подумал, наклонился и ударил предателя в челюсть. Вырубил. Так, на всякий случай.
        - Ну, вот! Так-то лучше будет… Да! Вас развязать, мадемуазель?
        Настя затрясла головой, застонала, и Денис, отбросив ложный стыд, отвязал полуголую девчонку от козел, затем осторожно поднял, уложил в углу на сено, вытащил изо рта кляп…
        - Мне больно, - всхлипнув, застонала дева. - Очень больно… ой…
        Из серых жемчужных глаз потекли крупные слезы, обнаженная грудь задрожала, и Денис поспешно прикрыл девушку ее же курткой.
        - Мне плохо… - тихо промолвила Настя. - Я, верно, умру…
        - Нет, нет, - Давыдов успокаивающе погладил пленницу по голове. - Ты не плачь, Настена. Ну, побили, ну, больно - и что? Не умирать же от этого?
        - Бо-ольно… бо-ольно… - Настя закусила губу, видно было, что ей и вправду больно, почти невтерпеж…
        - Там, в доме… Там масло… оливковое… в горшочке… очень бы мне хорошо… о-ой… как же больно-то, господи-и-и… Я теперь и ходить-то не смогу… у-у-у…
        Видеть стонущую от нестерпимой боли юную деву Денису было невыносимо.
        - Масло, говоришь? Сейчас, принесу… Так… Этого бы связать… вот так… ага…
        Наскоро связав так и не пришедшего в себя (хороший вышел удар!) Северского, Денис прихватил с собой обломок оглобли - подпереть дверь - и направился к выходу… Он и вышел уже, как вдруг краем глаза усмотрел метнувшуюся в глубине сарая тень… Обернулся… Побежал… Да поздно!
        Стонавшая от боли Настя вдруг преобразилась в один миг! Потянулась и с грацией пантеры прыгнула к лежавшему на полу предателю. Схватила висевший у того на поясе нож и ловко, без всякой жалости, вонзила в сердце!
        - Вот тебе, гадина! Умри!
        Завидев Дениса, девчонка вмиг обернулась к нему, словно разъяренная кошка. Серые глазищи ее сверкали, в руке поблескивал окровавленный нож…
        - Не подходи-и! Не подходи, барин. Убью!
        - Ты - меня? - Давыдов откровенно расхохотался. - Не сможешь. Спорим, я от тебя этот ножик враз отберу?
        Обманное движение… бросок… и все тот же «загиб руки за спину»…
        - Ну, что, съела? Коза!
        Одним движением Дэн поставил обезоруженную девушку на ноги, курточка ее распахнулась, обнажив животик и аппетитную упругую грудь с розовато-коричневыми сосочками…
        Перехватив невольный взгляд Дениса, пленница томно улыбнулась и облизала губы.
        - Не-не, - помня судьбу Северского, бравый гусар был непреклонен. Настя эта, конечно, девка красивая… В другое бы время и в другом бы месте, ух, и оттянулся бы! Но не сейчас. И не здесь. Да и не до того, сказать к слову.
        - Я тебя, милая, пожалуй, свяжу… Больно уж ты шустрая. Давай, протяни-ка ручки…
        - Бить будете, барин? - пухлые губки красавицы изогнулись в презрительной ухмылке. - Вон и хлыст. Только хоть насмерть забейте, а ничего я вам не скажу.
        - А я у тебя ничего и не спрашиваю, - усмехнулся Денис. - А Северского - это ты правильно. Мразь он конченая! Интересно, за что? Вы ведь вроде бы заодно… За то, что бил? Кстати, зачем? Что-то хотел узнать?
        Пленница неожиданно рассмеялась, показав белые зубки:
        - А говорили, что спрашивать не будете… О Северском же - не тайна, а тьфу. Клад Наполеона… Там, в Гродно. Он ведь на самом деле был.
        - И вы его нашли.
        - Нашли. И Северский об этом узнал. Догадался. Он проследил за Жеромом… ну, тот, чернокожий… Пытал его, а затем убил. Мне совсем недавно рассказал об этом… один человек.
        - Ах, вот оно что… - тихо протянул Давыдов. - И, кажется, я этого человека знаю.
        Теперь становилось понятно, зачем предатель похитил Настену, зачем пытал… вернее, только начал пытать.
        - Я понимаю, что там, в Гродно, все было подстроено, - Денис тоже улыбнулся в ответ. - Ничего не скажешь - ловко.
        - Это просто вы - дураки, - откровенно хмыкнула дева. - Кстати, как там Коленька, корнет?
        - Уже подпоручик.
        - Так его не убили?
        - Не убили. Едет себе спокойно домой.
        - Ну, слава те, Господи! - Настя явно обрадовалась и, спохватившись, добавила: - Больше ничего не буду говорить.
        - И не говори. Я скажу! - Давыдов повысил голос. - Ну, то, что гродненская пани Гурджина на самом деле - антильская колдунья Жозефина де Ланж, я догадался. Правда, не сам. Подсказали. И вот в чем, знаешь ли, дело. Эта самая Жозефина, которой вы с д’Эрувилем готовите побег… Готовите, готовите, я знаю… Так вот. Там же, в Консьержери, находится некая Софья Половцева.
        - Софья? Ах да… - В жемчужно-серых глазах заиграли желтые плутоватые искорки. - Северский как-то говорил о ней… Нехорошо говорил, с ненавистью, со злобой… Ага! Так она - ваша возлюбленная, Денис Васильевич? Так?
        - Ну… пусть так, - махнул рукою Дэн. - Так вот. Я хочу, чтобы вы прихватили с собой и ее. Ну, чтоб она бежала вместе с мадам Жозефиной.
        - Ничего себе - просьба! - шпионка удивленно приподняла левую бровь.
        - Я полагаю, не столь уж и невыполнимая, - промолвил Денис.
        Настя дернула шеей:
        - Не в этом дело. Нам-то зачем ее спасать - вот что! А-ах… понимаю… Я ж теперь у вас. А что д’Эрувилю до меня?
        - Так-так и ничего? - Давыдов прищурился. - Не верю! Все же попытайтесь, уговорите его… Ведь, право же, вот этот побег… где одна, там и другая - ведь это же несложно! А уж с моей стороны… нам с вами сейчас нечего делить, и я даю слово…
        - Слово? - пленница вдруг расхохоталась, повысила голос с презрением и некоторой обидою. - Слово, барин, - это для вас, для бар. Для нас, крестьян, нет у вас никакого слова и никакой чести. Мы для вас - нелюди, быдло, скот. Позабавиться помещичьим барчукам с маленькой девочкой? Почему бы и нет? А потом избить… просто так, забавы ради… Ведь не человек же! Имущество. Я помню, как в тринадцать годков рожала в кустах мертвого ребенка… Я много чего помню, барин. И не собираюсь ничего прощать!
        - А прощать тебя никто и не просит, - жестко отозвался Денис. - Просто помоги. Ведь и делать-то ничего не надо! Напишешь записку д’Эрувилю, я передам… Кстати, та, которой ты поможешь - тоже не человек. Да-да, она тоже имущество, быдло… по крайней мере, таковою была… И мстила. Страшно мстила. Думаешь, в чем ее обвиняют? Тебе рассказать? Ну, послушай, изволь…
        Разошедшийся не на шутку Давыдов выложил пленнице все, что знал, что помнил, из тех многочисленных прегрешений, в коих обвиняли Софью. Настя слушала молча, без всякой усмешки. Поверила? Да бог ее ведает.
        - Этой вашей девушке… ей опасно возвращаться в Россию! Вдруг да опознает кто? Снова дознание, а потом - казнь!
        - Она сменит имя, уедет. Даже выйдет замуж за подставное лицо.
        - Даже так!
        - Да, так…
        - Однако…
        Договорились. Труп предателя прикопали здесь же, за сараем, вдали от чужих глаз. Настя написала письмо д’Эрувилю, осталось лишь только передать. Ох, как не хотелось юной шпионке давать адрес, и Дэн ее хорошо понимал. А потому предложил следующее:
        - Я так понимаю, времени у нас почти не осталось. Так что не надо никакого письма! Поедем к д’Эрувилю вдвоем, там и объяснимся.
        - Вдвоем?!
        - Да. Я и ты. На этой вот бричке. Как спина?
        - Ничего… - девушка скривилась. - Терпеть можно, ага.
        - Тогда живо на козлы… И не вздумай бежать. Все равно ведь поймаю, веришь?
        - Верю, господин гусар. С вас станется. Такой уж вы хват.

* * *
        Поехали по набережной Сены, хитрый Давыдов посоветовал девушке переодеться, дабы не привлекать лишних взглядов своим рваньем. На левом берегу Сены - Рив Гош - было много лавок готового платья, пользовавшихся большой популярностью у бедных и средних слоев населения. В одну из таких лавок - невдалеке от эспланады Инвалидов - и заглянул Денис. Оставив Настю в примерочной, выглянул на улицу, подозвал гавроша, протянул денежку:
        - Тут недалеко казаки, да ты знаешь. Найдешь красную палатку… там, на углу. Спросишь Василия Уреева, урядника.
        - Ва-си-лий, - сверкнув глазами, по слогам повторил гаврош. - Базиль. Козак… Ур-ъядник.
        - Скажешь - пускай берет парочку человек и живо к этой лавке. Пусть на улице стоят, ждут знака. Все понял?
        - Уи, месье!
        - Молодец! Приведешь казаков - получишь еще столько же.
        Настя приоделась скромненько, но со вкусом. Зеленое, с рукавами, платье не обнажало плечиков, зато имело треугольный вырез на груди, вырез весьма эротичный, глубиною… ну, почти что до самого пупка! Тонкая полупрозрачная ткань подчеркивала грудь, так что гусар невольно облизнулся… лифчиков Настя не носила. Да никто не носил, лишь некоторые… нечто вроде повязок.
        Пока мерили, пока Давыдов расплачивался, подоспели и трое кубанцев во главе с урядником. Встали, как и было указано, на набережной, поглаживали лошадей, дожидались…
        Забравшись в коляску, Денис швырнул обещанную монетку гаврошу и незаметно кивнул казакам. Поехали.
        Миновав заставленную казацкими шатрами и палатками эспланаду, свернули к Эколь Милитер - военной школе, в коей учился когда-то сам узурпатор Наполеон Бонапарт. Справа величаво проплыл узорчато-золоченый купол Дома Инвалидов, именно там узурпатор вручал своим сторонником первые ордена Почетного легиона. Именно там он в конце концов и упокоится в гробнице из русского карельского порфира.
        Проехав Марсово поле, свернули к Шато де Гренель и двинулись дальше, к Сене, к фешенебельным доходным домам, выстроенным явно не для бедных. Именно там, верно, и квартировал шевалье Анри д’Эрувиль - а что? Ежели гродненский клад Наполеона у него, так вполне мог себе позволить. Как и подкупить тюремщиков, к слову сказать.
        - Здесь, - глянув на один из домов, негромко промолвила Настя. - Идите за мной.
        Выбравшись из коляски, Давыдов обернулся и, мигнув казакам, зашагал следом за юной шпионкой.
        - Имейте в виду, его может не быть дома.
        - Ничего, подождем. Мы ведь сейчас никуда не торопимся.
        - К кому, господа? - открывая дверь, вежливо осведомился консьерж… в коем Денис тут же опознал того самого мордатого возницу, что так глупо потерял Настю.
        - Ой! - на широком лице возницы-консьержа возникла самая радостная улыбка. - Мадемуазель! А мы уж…
        - Шевалье дома?
        - Милости прошу. Проходите. Ох, как же он обрадуется!
        На второй этаж вела мраморная, с шикарными перилами, лестница. Поднявшись по ней, визитеры очутись на площадке перед закрытой дверью… которая тут же отворилась. На пороге, с пистолетом в руках, возник шевалье д’Эрувиль, все такой же чернявый, с легкой небритостью и недоверчиво-желчной ухмылкой человека, повидавшего на своем веку немало всякого рода подлостей.
        - Ваша девушка? - кивнув на Настену, по-французски промолвил Денис. - Забирайте. Да, и уберите пистоль! Конфликтовать с вами я не собираюсь… Наоборот, прошу помощи.
        Шпион хмыкнул:
        - Помогать смертельному врагу?
        - Анри, он спас меня от гибели, - Настя наконец бросилась возлюбленному на шею, и тот не смог устоять - обняв девицу, опустил пистолет и, дождавшись перерыва в жарких поцелуях, пригласил нежданного гостя войти.
        - С вами трое казаков, да? - указав жестом на широкий диван, обтянутый синим крепом, д’Эрувиль покусал губы и усмехнулся.
        Давыдов повел плечом:
        - Так… Прихватил на всякий случай.
        - Казаки?! - серые глаза Насти сверкнули гневом. - Но… как же он смог… Анри! Я сама не понимаю, клянусь.
        - Ну, ну, полно, - француз ласково погладил девушку по спине. - Казаки, не казаки - какая, черт побери, разница? Месье Давыдов, кажется, пришел о чем-то просить? Так пожалуйста, прошу вас. Я готов выслушать.
        - Моя любимая женщина, Софья - в тюрьме Консьержери, - без обиняков пояснил гусар. - Вместе с вашей Жозефиной.
        Француз сообразил сразу. Улыбнулся… задумался… что-то прошептал на ухо Насте, - та покивала…
        - Что ж, так тому и быть - поможем, - наконец промолвил шевалье. - В конце концов, не так уж и много мы на себя берем. Мы! Но вы… вы, полковник!
        - Уже генерал-майор.
        - Генерал? Поздравляю! - месье д’Эрувиль, кажется, говорил вполне искренне. А вот возмущение разыгрывал напускное!
        - Тогда тем более - принимать помощь от врагов?! Как так?
        - А вот так, - цинично отозвался Дэн. - Знаете, есть такая пословица - используй то, что под рукою, и не ищи себе другое. Коль уж вы здесь есть… И у вас все готово…
        - Откуда вы знаете, что готово? - Синие глаза француза вновь стали колючими и недоверчивыми.
        Денис спрятал улыбку:
        - Не ваши ли люди покупали мясо и вино на рынке площади Шатле? Вот, та же Настена…
        - Там меня и похитили, - тут же пояснила девчонка. - Северский. Бил кнутом. Пытал о сокровищах… Если бы не господин генерал, не знаю, что со мной и было бы.
        - Что с Северским? - резидент вскинул левую бровь.
        - Он умер, - с явной издевкою развела руками Настена. - Как говорят - скоропостижно скончался.
        - И черт с ним, - д’Эрувиль махнул рукой и пристально посмотрел на Дениса. - Надеюсь, вы, господин генерал, не претендуете больше на золото императора?
        - Сказать по правде - мне на него плевать! - Давыдов и впрямь чуть было не сплюнул на пол.
        - Верю! - с нежданной улыбкою хлопнул в ладоши француз. - Я знаю, вы из бессребреников, мон женераль. И знаю, что вы отважный и благородный человек, человек чести. Поэтому возьму с вас слово - мы вам поможем, а вы обещаете не преследовать нас больше никогда и нигде. По рукам?
        - По рукам! - Дэн, в отличие от истинного гусара, как и всякий современный человек, отличался здоровым и практичным цинизмом.
        Шевалье д’Эрувиль вполне оценил это:
        - А вы не долго думали, генерал! Видать, и впрямь, та девушка вам весьма небезразлична. Что ж… Вы спасли мою возлюбленную, я спасу вашу. И будем квиты - так?
        Давыдов молча кивнул. Он и впрямь не собирался больше преследовать никаких французских шпионов. Чего ради? «Сто дней» Наполеона обернутся полным крахом, вот в общем-то, и все. Вот бонапартисты и кончились. Ну, может, поднимут еще головы в 1830-м, во время очередной, пусть и небольшой, революции, вновь закончившейся монархией - воцарением герцога Орлеанского Луи-Филиппа. И всё… Даже во время Крымской войны, когда Россия и Франция на краткий исторический миг вновь станут врагами, вряд ли будет хоть какой-то толк от д’Эрувиля. Во-первых - постареет уже, а во-вторых - и в главных - как это он будет помогать роялистам?
        - Что ж, - встав с дивана, вновь повторил д’Эрувиль. - Если уж мы договорились, тогда встречайте вашу девушку уже сегодняшней ночью. Так… ближе к утру. Как, говорите, ее зовут?
        - Софья. Софья Половцева.
        - А впрочем, какая разница - как там ее зовут? - француз неожиданно рассмеялся. - Отыскать в Консьержери русскую - легко. Тем более я, кажется, ее знаю. Так что… пожелайте нам удачи, генерал!
        - Бон шанс, - махнув рукой, Денис поднялся на ноги, но задержался у двери, обернулся: - Быть может, нужна моя помощь?
        - Да полноте! - д’Эрувиль отрицательно покачал головою… и тут же задумчиво прикусил губу. - Хотя… Погодите-ка… Если вы могли бы нанять небольшое суденышко в речном порту. Знаете, как это всегда было модно у русских дворян. Нанять лодку и путешествовать в ней по Сене, наслаждаясь видами Франции! Договаривайтесь подняться вверх по реке до Труа… - француз покусал губу и продолжил с некоторыми оттенками нарочитого высокомерия: - Конечно, мы и сами могли бы… Однако парижский порт всегда кишел осведомителями. И нынче они работают на Бурбона! Так что… можно сказать - вся надежда на вас, месье Давыдофф! Да… как все сделаете - встречайте на площади Шатле черный фургон!
        - Воронок, что ли?
        - «Во-ро-нок»? - рассмеялся француз. - О, нет, нет, никаких ворон. На таких обычно возят свой товар гробовщики. Как подъедет, крикните одно слово - «Гродно».
        Оставив казаков присматривать за сладкой парочкой (так, на всякий случай), Давыдов не мешкая отправился на Монмартр, где, как он знал, еще квартировал его добрый юный приятель Сережа Муравьев-Апостол, будущий декабрист. Муравьев-Апостол несколько лет учился в Париже и много чего знал… вот и в этом вопросе не отказался помочь!
        - Лодка?
        Встретив Дениса со всем возможным радушием, Сергей тотчас же проводил его в гостевую комнату, велев слуге тащить шампанского и «что-нибудь закусить».
        - Вы, Денис Васильевич, вероятно, имеете в виду какой-нибудь фешенебельный ялик, с каютой, столиком и навесом. Из тех, что обычно нанимают для речных катаний.
        - Да, да, - отпивая шампанское, согласно закивал гость. - Вижу, вы лучше меня тут во всем понимаете… Но - тсс! Я хотел бы инкогнито…
        - Понимаю!
        - Вообще, меня тут ни для кого нет. И вы, Серж, никому не говорите.
        - Могила! Чтоб я сдох, - совсем по-детски поклялся Муравьев-Апостол. - К какому сроку нужен ялик?
        Дэн грохнул бокалом:
        - Уже!
        - Тогда едем! Пристань далековато, в Берси, прямо напротив генерального госпиталя…
        Лодка, вернее - целое прогулочное судно - называлась «Роза ветров». Кроме весел, имелась еще и съемная мачта с парусом, а дальше все, как положено: роскошная пассажирская каюта, две небольшие спальни, натянутый над палубным столом тент. Последнее - на случай дождя, ибо в мае - июне погода стояла непредсказуемая. С утра могло ярко светить солнышко, затем внезапно налетал ветер, приносил холодный проливной дождь, а затем - оп-ля! - снова солнышко, и тепло, жарко даже.
        Шкипера и, по совместительству, владельца судна звали Роже. Это был кряжистый малый лет сорока, с окладистой седоватой бородкою и роскошной, такой же седой, шевелюрой а-ля Генрих Наваррский. Короткая, накинутая на полосатую морскую робу, куртка, длинные светлые панталоны, широкий пояс с ножом - все выдавало в сем господине бывалого моряка, верней - речника.
        - Пять человек… До Труа, говорите? Гм-гм… Это обойдется вам, уважаемые господа…
        Шкипер назвал сумму, и опытный в здешних делах Муравьев-Апостол лишь присвистнул:
        - Ого!
        - У меня дюжина матросов, месье, - попытался оправдаться Роже. - Плюс повар и мой помощник. Все хотят кушать, надо сказать. Не кушают - не работают. А работать вверх по реке придется много.
        Что ж, пришлось соглашаться, искать другую лодку, как предлагал Сергей, Давыдову было некогда.
        - Да и черт с ним, - отсчитав задаток, Денис Васильевич хмыкнул в усы. - Пущай супостат наживается.
        - Когда прикажете приготовить судно, месье? - получив аванс, шкипер сразу же стал чрезвычайно вежливым, веселым и обходительным.
        - Будьте готовы уже этой ночью, - подумав, предупредил Дэн. - Возможно, придется отплыть еще засветло.
        - Бьен, - пригладив бороду, месье Роже кивнул со всей возможной важностью, показывая все превосходство старого речника над какими-то сухопутными крысами. - До Марны, по высокой-то воде, и в темноте дойдем… а уж там и солнышко выглянет. Говорите, пятеро вас?
        - Возможно, и шесть, - Давыдов вспомнил краснолицего возницу. - Трое женщин, трое мужчин - такой расклад примерно.
        - За шестого придется доплатить, - предупредил лодочник. - Если будет.
        - Доплатим, - Денис вспомнил про сокровища, ныне, вне всяких сомнений, находящиеся у шевалье д’Эрувиля и его шайки-лейки, и ухмыльнулся. - Не изволь сомневаться, любезнейший. Доплатим!
        Теперь оставалось ждать - и это оказалось самое трудное. Сергей конечно же предложил скоротать вечерок в славной компании господ-офицеров… Но сие вполне могло нарушить инкогнито Дениса, а рисковать не хотелось совсем. Пусть хоть одному доверился, но не все же такие, как Муравьев-Апостол! Есть и господа, невоздержанные на язык. Да еще узнают, знакомых-то полно!
        Так что вечер и добрую половину ночи Денис Васильевич коротал в казацкой палатке на эспланаде Инвалидов. Казаки всю ночь жгли костры да пели протяжные песни. Слышались раскаты грубого хохота и женский смех. Местное женское население казаков весьма жаловало, находя их людьми пусть и грубыми, но добрыми и забавными. Где-то ближе к полуночи вернулся урядник Уреев, доложив, что «хренцуз с девкою» отправился куда-то в коляске:
        - Могли бы, ваш-бродь, проследить. Да вы не велели.
        - Нет-нет, не надо, - замахал руками Денис. - Спасибо и на том, братец. Сильно ты меня выручил… Ты вот… Ты вот что… Возьмико-сь, на!
        С этими словами Давыдов протянул казаку серебряный рубль и никаких отказов не слушал.
        - Как это не возьмешь? А ну-ка, голубчик! Ничего не знаю, ничего не ведаю. Бери! Потом за мое здоровье выпьешь.
        - Ну, ежели за здоровье…
        Примерно через полчаса после упомянутой беседы Денис уже расположился на террасе ночного кафе невдалеке от площади Шатле, где и должна была состояться условленная встреча. Сердце билось так сильно, что Давыдов заказал бутылку вина, хотя пить сейчас вовсе не собирался. Впрочем, вино не водка - что тут пить-то?
        Кафе гордо именовалось «Лютеция» - так называли Париж еще в древние галло-римские времена - и представляло собой особенный тип веселых питейных заведений, днем и примерно до середины вечера вполне приличных, но ближе к полуночи превращавшихся в некое подобие вертепов. Вот и здесь - не успел Денис сделать заказ, как к нему за столик уже подсели две смазливые девицы вполне определенного рода деятельности. Одну - темненькую - звали Николетта, а ее подружку-блондинку - Леопольда! Нет, ну надо же, имечко для девчонки - Леопольда! Что она - кот? «Ребята, давайте жить дружно!»
        Леопольда, кстати, Дэну понравилась. Да и Николетта, сказать по правде, тоже была ничего, только малость пухленькая, а пухленьких… Пухленькие Денису нравились, а вот Дэн их не очень любил. Такая вот шиза - вялотекущая шизофрения - получалась!
        Денис букой не был - девчонок прогонять не стал и даже угостил шампанским - не забывая при этом посматривать на площадь. Кстати, колонну там уже свалили, остался один лишь фонтан, смотревшийся нынче так, словно бы кудрявого молодца вдруг подстригли налысо.
        - Зовите меня просто - Лео, - улыбнулась Леопольда. - А ее - Ники. Она, кстати, румынка.
        - Сама ты румынка! - Николетта неожиданно разозлилась. - Это дедушка у меня был - из Трансильвании!
        - Из Трансильвании! - непритворно ахнул Дэн. - Это где вампиры!
        - Кто-о?
        Разъяснить, кто такие вампиры и при чем здесь Трансильвания, молодой человек не успел - заметил едущую по мосту Менял повозку - забранный черным крепом фургон гробовщика.
        Миг - и бравый гусар уже был у фонтана, а позади, в кафешке, разразилась самая настоящая драка? Девчонки, Николетта и Леопольда, вцепившись друг другу в волосы, орали, визжали и лягались ногами! Зрелище было то еще - все на девок и пялились… Ну, а куда ж еще-то? Уж не на фургон же!
        - Гродно! - выкрикнул Дэн.
        - Забирайтесь внутрь! Быстрее.
        В сидевшем на козлах вознице с длинной черной бородой, явно фальшивой, Давыдов тотчас же признал д’Эрувиля. Не шибко-то тот и замаскировался.
        Прыгнув под тент, гусар ощутил мягкое женское тело, послышался слабый вскрик…
        - Пардон муа, мадемуазель! Прошу извинить.
        Фургон занесло на повороте, и Давыдова вновь кинуло на женщину… на ту же иль на другую - бог весть…
        - Вот ведь черт! - выругался Дэн по-русски.
        - Денис! - послышалось вдруг совсем рядом. Родной такой, знакомый голос! - Денис Васильевич? Неужели…
        - Я, милая Софи! Вот уж точно я.
        - Ах… ну что же… Я и не сомневалась!
        Отчалив от причала в Берси, шестивесельный ял месье Роже неторопливо и, можно сказать, величаво, поплыл вниз по течению Сены. Да, да, именно вниз, а не вверх, к Труа! Едва взойдя на суденышко, шевалье Анри д’Эрувиль сразу же изменил маршрут. Конечно, пришлось доплатить - ведь путь стал гораздо длиннее, однако резидент предпочитал понадежней запутать следы, тем более насчет дальнейшего пути у него имелись свои планы… с которыми он и поделился с Денисом, когда впереди показался освещенный приглушенными огнями ночных кафе островок Сен-Луи. Расположенный впритык к Сите, он все же не считался таким уж центром, больно уж тихо там всегда было, спокойно.
        - Этот чертов бородач-шкипер точно уже успел разболтать, куда вскоре отправится, - накинув на плечи плед, месье д’Эрувиль уселся в плетеное кресло под тентом. Рядом с ним, в точно таком же кресле, сидел и Давыдов, покинувший каюту для того, чтобы осмотреться и выкурить трубку.
        Вокруг еще было темно, однако в реке отражались уличные фонари и огни бесчисленных кафешантанов, многие из которых не закрывались до самого утра. Позади, на востоке, алела надвигающимся рассветом узкая полоска неба. Светало прямо на глазах, и шкипер, прикрикнув на гребцов, велел увеличить скорость.
        - Что же до вас, уважаемый месье Давыдов… Предлагаю вам добраться со мной до Гавра. А там сядете на судно, идущее в Санкт-Петербург… или в любой немецкий порт, как вам будет угодно.
        Повернув голову, резидент невольно понизил голос и затем и вообще замолк. Да и Денис Васильевич забыл про свою трубку. Ял как раз проплывал мимо мрачных башен Консьержери! На берегу суетились-бегали какие-то люди в мундирах и в сюртуках, по всему - побег уже был раскрыт! И как только так быстро успели? Вероятно, помог какой-нибудь случай, коими так полна жизнь.
        - Ну, вот! - д’Эрувиль зябко потер руки. - Что я вам говорил? Сейчас перекроют все дороги, вышлют агентов на почтовые станции. Да, верно, уже послали. И - да, порт тоже не останется без внимания. К утру - ну, или к полудню - станет известно и о русском богаче, нанявшем прогулочное судно до Труа. Вполне возможно, этой информации значения не придадут - мало ли в Париже русских?.. А может - и придадут, кто знает?
        Судно миновало уже Новый мост, и Денис обернулся, глядя на тающий в полутьме остров Сите, на сквер Вер-Галант и конную статую доброго короля Генриха Четвертого.
        - Гавр, - выпустив клубы табачного дыма, задумчиво промолвил гусар. - Что ж - пусть Гавр. Кораблей там много, выберемся. Не самый плохой вариант.
        Небо уже стало совсем светлым, и первые лучики солнца заиграли на башнях оставшегося позади Нотр-Дама. Мрачные трущобы Берси сменились изящными особняками, хорошо видимыми с реки. Весна, май - половодье.
        «Гавр… - глядя на проплывающие мимо берега, подумал Денис. - Наверное, все-таки можно сойти и раньше. Где-нибудь в Иль-де-Франс. Нанять карету… И распрощаться поскорей со всеми этими авантюристами… Ах ведь, черт. Жозефина! Она ж должна остановить смерть…»
        У Марсова поля Сена крутой излучиной уходила влево. В окнах домов, выстроенных справа, на холме Шайо, золотом сверкнуло отраженное солнце. Еще немного и Париж кончился, начался Иль-де-Франс - центральная провинция, полная зеленых заливных лугов, засеянных пшеницей полей, дубовых и буковых рощиц. Местность была холмистой, река сильно петляла, извивалась, словно змея.
        Выкурив трубку, Дэн почувствовал вдруг навалившуюся усталость и, кивнув собеседнику, отправился в каюту, спать. Узенькое помещение позволяло разместить лишь одну кровать - на ней и спала сейчас Софья, измученная и бледная. Выпила вина - и спала.
        Сбросив башмаки и сюртук, Денис прилег рядом. Однако сон что-то не шел, все лезли в голову какие-то тревожные мысли, и Давыдов, осторожно натянув штиблеты, вновь вышел на палубу, невольно любуясь проплывающими по берегам цветущими зарослями.
        В кресле, под навесом, кто-то сидел… Нет, не д’Эрувиль… Жозефина! Та, что так нужна была Дэну, та, с которой обязательно нужно было поговорить. Да не просто поговорить - убедить. Убедить помочь… если она, конечно, может помочь, если не солгала гадалка.
        - Доброе утро, месье! - завидев Давыдова, антильская красавица повернула голову. Пушистые ресницы дрогнули, в густо-карих, цвета крепко заваренного чая, глазах, золотистыми искорками отразилось солнце.
        - Хотите попросить меня кое о чем, да?
        - Хм… - слегка поклонившись, Денис уселся напротив, искоса поглядывая, как матросы управляются с мачтой и парусом.
        - Вы правы, мадам. Мне нужна ваша помощь, - глядя в дерзкие карие очи, твердо промолвил Денис. - Мне… и не только мне.
        - Чем же я могу помочь такому мужчине? - Пухлые губки красавицы растянулись в самой обворожительной улыбке. - Я, слабая женщина…
        - Вы, верно, знаете, чем, - тихо продолжил гусар.
        - Знаю, - Жозефина неожиданно кивнула, тряхнув иссиня-черными локонами, и, скинув плед, подставила голые плечи солнцу. - Знаю. Знаю про вас все… или почти все… Знаю… Но не понимаю! Вы хотите обмануть смерть?
        - Обмануть? - молодой человек вздрогнул. - Скорей, отдалить. Пусть идет себе своей дорогой. Скажите, мадам Жозефина, вы это можете?
        - Вы знали мадемуазель Ленорман? - женщина сверкнула глазами. - Это она вам про меня рассказала?
        - Она… Да вы ж все знаете!
        - Хорошо, - беспечная улыбка вдруг покинула смуглое лицо красавицы, взгляд ее блестящих чайных глаз стал совершенно серьезным, а голос - дрогнул.
        - Я помогу вам… чем смогу. Но и от вас потребую ответную услугу.
        Денис вскочил на ноги и выпятил грудь:
        - Я готов на всё!
        - Очень хорошо, - весело засмеялась Жозефина. - Очень! Я скажу вам, когда… когда наступит момент расплаты.
        - Надеюсь, вы не выпьете из меня всю кровь? - Давыдов попытался пошутить, но тут же увидел, что шутки не вышло.
        В карих глазах вдруг промелькнул страх, пушистые ресницы дрогнули.
        - Никогда не шутите так, - покусав губу, строго произнесла колдунья. - Никогда-никогда, слышите? С кровью - не шутят.
        - Прошу извинить, - щелкнув каблуками, гусар склонил голову.
        - Да полноте! - Жозефина вновь улыбнулась. - Я помогу вам, да. Но… все имеет свое время, свой срок. Этот срок - первое июня. Начало лета.
        - Думаю, к этому времени мы уже будем в Гавре.
        - Да. Еще нужно место - ну, это я выберу. И - три женщины, - склонив голову набок, колдунья посмотрела на собеседника с лукавым прищуром. - Одна уже есть - я. Осталось еще две. За время плавания уговорите мадемуазель Насти… и вашу возлюбленную.
        - Что они должны будут делать?
        - Ничего страшного. Пить их кровь я уж точно не буду!

* * *
        Через пару дней по правому берегу показались серые башни Вернона, слева же расположилась живописная деревушка с цветущими садами, прелестной рябиновой рощицей и пасущимся на заливном лугу стадом.
        - Живерни, - раскурив трубку, кивнул месье Роже. - Причалим, постоим до полудня. Наберем воды и продуктов. Вы пока можете погулять - места здесь красивые. Но, как услышите колокол в местной церкви, возвращайтесь на судно.
        Живерни… Это название Дэн уже когда-то слышал… Вот только сейчас никак не мог вспомнить, с чем оно связано… Да, красивая деревушка, очень. Зеленая до боли в глазах трава, цветущие каштаны, клонящиеся к воде ивы, кувшинки… Клонящиеся к воде… Кувшинки! Ну, конечно же! Клод Моне! Знаменитый художник-импрессионист, по МХК в Академии проходили. Он еще так нравился Ольге… и Леночке. Как раз здесь, в Живерни, Моне купил дом… и разбил красивейший сад с прудами. То есть… не купил… купит еще. Лет через сто… да нет, уже поменьше…
        Весть о прогулке сильно обрадовала всех пассажиров, без исключения. Еще бы - ноги-то надо было размять. Тем более в таком обворожительно красивом местечке.
        - Ой-ой-ой! Как славно! - радуясь, закричала, захлопала в ладоши Настя. - Эй, господа мои! А ну-ка, живенько собирайтесь гулять. Анри! Да где ты там запропастился? Анри!
        - Я здесь, любовь моя! - заспанная физиономия д’Эрувиля выглянула из двери каюты. - Ах, как здесь красиво! А какой запах…
        - Гулять! - поддержала Софья. - Скорее гулять!
        Их было всего пятеро. Пятеро беглецов, бывших врагов, ныне вынужденных быть вместе. С одной стороны - Денис Давыдов и Сонечка, а с другой - опальный резидент бонапартистской разведки шевалье Анри д’Эрувиль, его любовница, юная шпионка Настя и антильская колдунья мадам Жозефина де Ланж! Такой вот паноптикум образовался. Впрочем, сейчас все были счастливы… или, по крайней мере, таковыми казались.
        У самого берега клонились к воде плакучие красавицы ивы. На мостках, с обеих сторон заросших камышом и рогозом, местные крестьянки деловито стирали белье, бросая любопытные взгляды на приезжих.
        - Ну, может быть, прогуляемся до деревни? - предложила неугомонная Настя. - А там - поглядим.
        Ее идею поддержали все, тем более что именно в деревню и вела широкая тропинка, даже целая дорога - от реки, от причала. Местные рыбаки, похоже, вышли на промысел еще ранним утром, лишь трое уже успевших загореть мальчишек чинили развешенные для просушки сети.
        - Ах, какие смугленькие! - восхитилась Настя. - Жози! Ну, верно, прям как у вас.
        - У нас не смугленькие, - Жозефина расхохоталась. - У нас все больше черненькие. Но все свободные, не рабы.
        - Как это не рабы? - Настена недоверчиво прищурилась. - Что, и крепостных нет? Нет, я знаю, что рабов во всей Европе нет, но чтоб у вас?
        - Мы - единственные такие! - с невероятной гордостью сообщила колдунья. - Сам Туссен-Лувертюр, наш вождь, наш герой и борец за свободу - мой родной дядя! У нас, на Гаити, тоже была революция. Свобода, равенство, братство! И никакой король ее не задушил… и даже император! Извините, месье Анри. Так что вот… У вас, в России, есть рабство, а у нас, на Гаити - нет. У нас - республика. И свобода для всех!
        - Славно! - д’Эрувиль взмахнул рукой и с важностью сообщил: - Вот именно туда мы и уедем! Да, да, Жозефина. Я же тебе говорил.
        - Я думала, вы шутите…
        - Да уж какие шутки! - француз весело расхохотался. - Коль есть на земле хоть одно свободное и справедливое государство - так почему бы там не жить? Пусть это и Гаити. Кто там у вас президент, Жозефина?
        - Месье Александр Петион. Но это на юге - на севере острова пока что монархия.
        - А мы ее свергнем! - убежденно отозвался д’Эрувиль. - Обязательно свергнем, Жози. И везде будет республика! На всем Гаити. Дай только добраться.
        - Так вы и впрямь… туда? Не шутите, нет? - Карие глаза гаитянки расширились, по смуглым щекам потекли слезы. - Ай, как славно, месье д’Эрувиль… ах, как славно. Настя, тебе понравится у нас! Непременно понравится.
        - Конечно, понравится, - щурясь от солнышка, согласилась Настена. - Коль, говоришь, нет у вас ни бар, ни рабов крепостных. Чего бы в такой свободе не жить? Чай, не Россия!
        Давыдов не вступился за Родину. Промолчал. А что он мог сказать-то? О величии, об имперскости, патриотизме и славной победе? Да за такие слова Настена свободно могла и в морду. Что толку крепостным рабам в величии и славной победе? Это многие понимали, не только Настя… и сие понимание родило, в конце концов, декабристов. Ах, жаль Сережу, и Пашу Пестеля жаль!
        К слову сказать, все дамы выглядели довольно прилично, о чем позаботился галантный шевалье д’Эрувиль. Нагруженный в судно багаж составляли три огромных дорожных сундука и с десяток баулов, в которых, кроме наполеоновских сокровищ, нашлось место и для дамских платьев.
        К примеру, Настя надела светло-зеленое, с сероватым отливом, что очень шло к ее жемчужным глазам. Сонечка же выбрала, как всегда, голубое, а Жозефина - ослепительно-белое. Француз тоже обрядился в парадное, на выход: серый двубортный сюртук, белая сорочка с ярким синим галстуком. Что же касается Давыдова, то он и так был одет, как лондонский денди.
        Не хватало разве что зонтиков от солнца - парасолей, - но и так компания выглядела внушительно и беспечно. Богатые столичные снобы отправились в путешествие по Сене. Так часто бывало, не мешала и война. Правда, еще был не сезон, холодновато, да и ветрено. Самый сезон для загородных прогулок - в августе, в сентябре, когда уже и не жарко, и не холодно, и нет проливных дождей, когда пышная природа щедро делится с людьми всеми своими дарами и по всей реке пахнет печеной рыбой и жареными каштанами.
        Впрочем, и сейчас тоже было вполне даже ничего. Налетевший было ветерок разогнал облака, да, расчистив до синевы небо, и сам утих, словно по заказу. Сразу стало тепло, но знойно - градусов двадцать. Ярко и ласково светило солнышко. Благоухали расцветающие яблони и вишни, а на самой околице деревни пышно цвели магнолии.
        - А вот, кажется, местная харчевня, - выйдя на площадь, шевалье д’Эрувиль указал рукой на приземистое беленое здание с выкрашенными в голубой цвет ставнями. Прямо под ставнями, на улице, были выставлены столики и стулья.
        - Чего пожелаете, господа? - завидев гостей, выскочил из харчевни обходительнейший гарсон с длинными черными усами.
        Господа пожелали десерт и шампанского. Правда, потом соблазнились и жареной рыбой, и устрицами, и даже лягушачьими лапками. Все это запили еще и отменным бордо, удивляясь, и откуда ж такое в обычной деревенской таверне?
        После завтрака компания разделилась: д’Эрувиль и его дамы отправились прогуляться в чудесной рябиновой рощице, а Денис с Софьей спустились к реке, надеясь отыскать какую-нибудь уединенную отмель. После несколько дней, проведенных в тюрьме Консьержери, Сонечке очень хотелось если не вымыться, то хотя бы выкупаться, окунуться с головой в прохладную воду. Впрочем, не в такую уж и прохладную, Дэн трогал рукой - восемнадцать-двадцать градусов точно было.
        Подобная отмель отыскалась довольно скоро, Софья первой увидела узенькую полосу песка и свесившиеся к воде ивы. Вполне себе миленько, уютно и, главное, без лишних глаз.
        Денис Васильевич был тотчас же послан за пледом, а, когда вернулся, обнаружил девушку плавающей метрах в десяти от берега.
        - А водичка-то теплая! - завидев Дениса, с довольной улыбкою на устах сообщила дева. - Давай-ка ко мне! Поплаваем наперегонки.
        - Наперегонки? А запросто!
        Бравый гусар не заставил себя упрашивать, наплевал на ложный ханжеский стыд, быстро скинул с себя всю одежду и вошел в воду:
        - Брр! Не такая уж она и теплая… Ой! Только не брызгайся! Я кому сказал? Ой…
        - Ага-а-а! Попался!
        - А вот я сейчас кого-то отшлепаю!
        - Сначала догони!
        Сена в этом месте была не очень широкой, и молодые люди пустились вплавь аж до того берега, почти до Вернона, по крайней мере - до его пригорода. Несколько домиков, яблоневые сады, небольшая дощатая пристань с рыбачьим судном. У пристани плескались ребятишки, некоторые из них старательно разрисовывали мелом борт стоящего суденышка, не такого уж, впрочем, и маленького.
        Пловцы между тем выбрались на берег чуть ниже и, отдыхая, укрылись за росшей почти у самой воды ветлою.
        - Что-то здесь очень уж людно, - взяв Сонечку за руку, прошептал Дэн. - Отдохнула, солнышко? Тогда давай обратно… Там и тихо. И пледы…
        Сказав так, Давыдов нежно погладил девушку по спине, и даже чуть ниже… Софья отреагировала правильно: обернулась с лукавой улыбкою, сверкнула синими глазищами и, чмокнув гусара в щеку, бросилась в реку.
        Софья-то бросилась, а вот Денис задержался. Отвлекся - и было на что. Со стороны пристани вдруг послышался злобный рык, ругательства и детский визг:
        - А ну пошли вон, недоноски! Ишь, удумали… Вот я вас сейчас!
        Кто-то из рыбаков прогонял детей. Тех, кто разрисовывал судно. И этот «кто-то» показался выглянувшему из-за ветлы Дэну весьма знакомым. Где-то он уже видел эту широкую красную физиономию… Ну, конечно! Это ж этот… привратник… возница… Тот самый, что был с д’Эрувилем… и там, на площади Шатле.
        Что он тут делает, интересно? Наверняка преследует своего бывшего компаньона. Ну, точно, преследует - а что же еще-то? В подобные совпадения Денис что-то не очень верил.
        Что ж… В задумчивости нырнув в воду, гусар быстро добрался до того берега… Где его уже ждала Софья. Девушка улеглась на пледе, подставив ласковому солнышку плечики, спинку… и кое-что еще…
        - Ах, Денис! Ты что так долго?
        - Так…
        Не тратя времени даром, Дэн улегся рядом и погладил девушку по плечам… Та повернулась, томно прикрыв глаза и подставив губы для поцелуя…

* * *
        - Что за лодка? - уже после отплытия шевалье д’Эрувиль принялся выяснять все подробности. - Какого размера? Сколько на ней человек? И… это точно был Мажерон? Ну, мой бывший слуга и привратник… едва не укравший все наши деньги!
        - Лодка как лодка, - пожал плечами Денис. - Большая, рыбацкая. А сколько там человек… Да черт его знает. Я видал троих. Одного - этого, как его… Мажерона. И еще двое стирали детские рисунки с борта. Мажерон их и послал. Видать, он у них там за главного.
        - То, что вы рассказали - плохо, мон женераль, - глядя за корму, задумчиво протянул француз. - То есть не так чтоб очень плохо, но… Нужно быть осторожными… и готовыми ко всему.
        - Интересно, как это ваш слуга вас вычислил?
        - Так он же знал почти все… До самого последнего момента. А в парижском порту у него каждая собака в знакомцах.
        Больше резидент о своем бывшем слуге ничего не рассказал, да Денис и не спрашивал, раздумывая - может, и впрямь сойти от греха подальше в Руане? Впрочем, нужно было выжидать, ждать указанного антильской колдуньей срока. Да! Еще уговорить участвовать в мистерии Сонечку и Настю.
        - Не мистерии, а в сантерии, - негромко поправила мадам Жозефина, кою Денис, улучив удобный момент, вновь терзал вопросами.
        Было раннее утро, судно еще стояло у пристани небольшого города Лез Анделиза, и все еще спали. Кроме вахтенного и вот, Жозефины с Денисом. Гаитянская красавица вообще привыкла подниматься рано, и ушлый Давыдов этим пользовался для приватных бесед.
        - Так что там, в этой сантерии, будет-то? - не отставал гусар. - На что мне девчонок-то звать? Не страшно им там будет? И… как бы это сказать… для их чести…
        - Для их чести там никакого урона нет, смею вас уверить! - сверкнув шоколадными глазами, гаитянка широко улыбнулась, показав ослепительно белые зубы. - Просто надо будет немного поплясать обнаженными при луне… И, может быть, обмазаться куриной кровью. Да там несложно все и весело, я покажу им.
        - Обнаженными, говорите? - озадаченно переспросил Денис. - Ну что ж… посмотрим…
        Девушек он спросил прямо, сразу обеих, пока д’Эрувиль что-то втолковывал лодочнику на корме. Прихватив бутылку вина, гусар подсел за столик и, наполнив бокалы, хитро прищурился:
        - А что, девчонки, слабо вам танцевать при луне голыми?
        - Голыми?
        - При луне?
        - А… кто смотреть будет?
        - Да никто, - помогла Денису колдунья. - Мы с вами втроем и будем. Это такой красивый обряд. Наш, гаитянский. На счастье!
        - Ну… ежели на счастье, тогда, наверное, можно, - подозрительно посмотрев на Давыдова, протянула Настя. - Тем более, если мы только втроем… Я бы - да.
        - И я бы, наверное… - Сонечка задумчиво покрутила локон.
        - Да что вы, девы! - азартно подмигнув, Жозефина вскочила с креслица и обняла за плечи обеих девчонок. - Весело будет, вот увидите! Вам понравится… Жалко, зрителей - никого.
        - А… где все будет-то? И при чем тут господин генерал?
        - Где будет - я вам скоро скажу, - заверила гаитянка.
        Денис же лишь скромно потупился:
        - Так это ведь и на мое счастье тоже.
        Слава богу, уж ему-то никто плясать голым не предложил, а то бы Денис, верно, смутился. Лишь мадам Жозефина украдкой бросила на гусара томный пламенный взгляд… полный какой-то уверенной затаенной надежды.
        Между тем впереди вскорости должен был показаться Руан, а за ним - и конечная цель путешествия. Преследователи, однако же, не выказывали пока никакой активности. То ли чего-то ждали, то ли и не было их вообще. Показалось все Дэну, обознался. Хотя… рыбацкий кораблик Давыдов все же видел еще пару раз. Тот самый, с так и не оттершимся меловым солнышком и цветочками.
        - Выжидают, - уверенно пояснил д’Эрувиль. - Видите ли, мон женераль, движение по Сене большое. Вы, верно, заметили.
        - Ну да, ну да, - Денис согласно кивнул.
        Движение и впрямь было большое - поднимались навстречу тяжелые баржи, тащимые медлительными быками, подтягивались на канатах неторопливые кабестаны, караваном тащились на цепях туеры. А один раз, уже под вечер, прокатил, прошлепал бортовыми колесами, самый настоящий пароход! Небольшой, но дымный и быстрый. И это не считая всякой рыбацкой и прогулочной мелочи.
        - Думаю, Мажерон и его люди прекрасно знают, сколько нас, - задумчиво глядя на реку, продолжал резидент. - Вот и опасаются. Скорее всего, они нападут, когда мы сойдем на берег. Или - сразу после Руана, наняв подкрепление.

* * *
        В Руане путешественники сменили судно! Хитрый и предусмотрительный д’Эрувиль распрощался с месье Роже и тотчас же нанял быстроходную лодку - шестивесельный ял с мачтой и парусом. На сем суденышке, скорость коего ограничивалась тяжестью взятого на борт груза, беглецы безо всяких приключений добрались до городка Кудбека, а еще через пару-тройку дней впереди показалась безбрежная синь речного разлива и два города - Гавр и Онфлер.
        Заиленная протока не позволяла подходить к Онфлеру крупным судам, что же касаемо яла… Туда вот, к Онфлеру-то, и свернули. Как сказал шевалье - «осмотреться и отсидеться». До Гавра - к океанским воротам Франции - отсюда было рукой подать.
        Онфлер, старинный пиратский городок, расположенный на живописнейшем побережье Кот-де-Флери, беглецам очень понравился. Старинные дома, узенькие, мощенные булыжником улочки, уютные дворики, утопающие в цветах. А еще - многочисленные таверны, постоялые двора и прочие портовые забегаловки, предназначенные для моряков - небольшие каботажные суда в Онфлер все ж таки заходили.
        В одном из таких постоялых дворов, невдалеке от старинной церкви Святой Катерины, путешественники сняли целый этаж. Впрочем, не такой уж он казался и просторный, едва-едва повернуться. Слава богу, хоть клопов не было, но уж кровати скрипели, как ураган!
        Между прочим, близилось указанное колдуньей время. Да что там - близилось, первое июня наступало уже завтра. Да, да, завтра - начало лета, июнь.
        - Я нашла место, - уже ближе к вечеру сообщила Жозефина. - Сразу за городом, на плато де Грас. Нам надо быть там сегодня в полночь. Вам, вам, девушки! Что же касается месье Давыдофф, то с ним я поговорю отдельно.
        Отдельно с Денисом Васильевичем поговорила не только гаитянка, но и шевалье д’Эрувиль. С последним Дэн посидел за кружкой сидра на террасе небольшого кафе на набережной.
        - Там, на плато, есть небольшая часовня, мон женераль. Так вот, вам надобно знать, что…
        - Вы полагаете, они нападут? - выслушав, тревожно переспросил гусар.
        - Всенепременно! - француз нервно покусал губу и продолжил, периодически осматриваясь: - Я видел Мажерона и его людей. Они не зря здесь, в Онфлере. Их много. Они следят за нами… и я даже не могу сказать - кто.
        - Отобьемся, - улыбнулся Денис. - Где наша не пропадала!
        Резидент неожиданно расхохотался и хлопнул собеседника по плечу… чего раньше никогда не делал:
        - А вы храбрец, месье женераль! Или, как у вас говорят - «хват». Впрочем, кто бы сомневался?

* * *
        Три обнаженные грации встали друг против друга в серебристом свете полной луны! Одна из них, Жозефина, покачивая полной грудью, принялась медленно раскачиваться в танце и петь:
        Папа Легба, отвори ворота-а-а!
        Папа Легба, отвори ворота-а-а-а!
        Остальные две девушки, Настя и Сонечка, принялись подпевать, прихлопывая в ладоши. Валькирии с распущенными по плечам волосами, прекрасные в своей наготе и серьезности.
        Папа Легба, отвори ворота-а-а!
        Папа Легба, отвори ворота-а-а-а!
        Потом красавицы взялись за руки и принялись водить хоровод вокруг воткнутого в землю шеста. О, как они покачивали бедрами, ка-а-ак…
        Сидевший в укрытии, за большими камнями, Денис невольно сглотнул слюну. Этот танец, чувственный и эротичный, действовал на него, как взгляд удава на кролика.
        Дай мне пройти, папа Легба-а-а!
        Дай мне пройти!
        Отвори ворота!
        Отвори ворота!
        Чтобы я смог возблагодарить лоа!
        Чтоб я смог возблагодарить лоа…
        Чтоб мы смогли возблагодарить лоа…
        Возблагодарить…
        Лоа - это, верно, какой-то бог… Хотя нет - Жозефина же говорила: лоа - помощники бога, духи. А бог - Бонди - отстранился от всего мирского. Именно поэтому колдунам - мамбо - приходится иметь дело с духами… Бонди… интересное слово. По-французски - bon Dieu, «добрый бог»…
        Глядя на обнаженных граций, извивающихся в колдовском танце вуду, Денис еще подумал… Хотя нет, не успел подумать… Вдруг, откуда ни возьмись, в голове его застучали, взорвались барабаны! Потом ухнул бас, и голос Боба Марли запел в ритме реггей…
        Дай мне пройти, папа Легба-а-а!
        Дай мне пройти!
        Отвори ворота-а-а-а…
        И ворота открылись…

* * *
        Дэн очнулся у себя в кабинете. Из стоящей на сейфе магнитолы доносилась песня Боба Марли. No-o women no cry! Реггей.
        Черт побери! Враз сообразил Денис. Жена! Лена! Замыкание и…
        Генерал-майор… да нет, на этот раз - просто майор, майор СКР - выхватил из кармана мобильник:
        - Алло… Лена!.. Ух, слава богу… Да обычный у меня голос… У вас там как? Аппарат уже подключили? А пожар? Как какой пожар, там же… Не было никакого пожара? Да не пил я! А ты, вообще, где? Едешь уже? И детей забрала? Ну, ты у меня и молодец! Я тоже сегодня пораньше буду.
        Дэн все равно опоздал - Лена, жена, приехала домой раньше. Зато Денис купил хорошего вина, букет роз и мороженое - детям. Взбежав по лестнице, звякнул в дверь… волнуясь, как никогда…
        - Вот и папа пришел… Ой! - открыв дверь, супруга удивленно вскинула брови. - Это… это ты что? У нас сегодня праздник какой-то?
        - Папа пришел! Папа! - выбежав из детской, загалдели, бросились на шею девчонки… дочки, девочки-погодки… Настя и Сонечка.
        - Папа, а мороженое - нам, да? А нам мама разрешит?
        - А куда она денется?
        Лена же, супруга, не отрывала глаз от букета и вина:
        - Это что… мне?
        - А то кому же, любимая?
        Вручив букет, Дэн обнял жену и крепко поцеловал в губы…
        - Задавишь… - тихо прошептала та. - Ну, уйди, дети же…
        Поморщилась… однако в карих глаза заплясали уже золотистые чертики!
        - Ой, я переоденусь пойду… Раз ж вино и розы… Платье надену… То, черное…
        - Не-не-не! - открывая вино, запротестовал Денис. - Ты мне в таком виде куда больше нравишься… Вот, как есть - в шортах, в маечке… такая домашняя, родная…
        Супруги едва дождались, когда дети наконец-то улягутся… Поглаживая жену по бедру, Дэн прислушался:
        - Вроде угомонились.
        - Ага…
        - Тогда и мы…
        Встав, молодой человек подхватил жену на руки - та только ойкнула! - и понес в спальню. Осторожно опустив женщину на кровать, прилег рядом… погладил бедра, задрал маечку, целуя пупок и поднимая все выше и выше… Вот уже погладил грудь, накрыл губами сосочек… Сорванная майка полетела на пол… Туда же отправились шорты… и трусики…
        Золотисто-каштановые локоны любимой рассыпались по подушке и голым атласным плечикам, большие светло-карие глаза горели просто невероятной страстью…
        - Знаешь, милый… я давно не видела тебя таким…
        - Тсс…
        Омут карих глаз затянул Дэна с головою, два тела сплелись в одно, заскрипела кровать, и томные стоны унеслись высоко-высоко…

* * *
        …высоко-высоко в небо, к прятавшейся за деревьями серебристой луне… Невероятно обворожительная женщина с густо-карими глазами и большой упругой грудью стонала и извивалась так, что, казалось, ее пытают отцы-инквизиторы!
        - О, Бонди-и-и… О, Бонди-и-и… Папа Легба… отвори ворота…
        Пылкая, по-настоящему огненная страсть оказалась вдруг прервана выстрелом! Вернее сказать, выстрелами, порвавшими ночь в клочья.
        - Где девчонки? - натянув штаны, быстро спросил Денис.
        - Спят в кустах… обессилели… Не бойся, их вряд ли найдут…
        - Да уж, если захотят - сыщут… Ладненько! Давай-ка к часовне. Бегом!
        В часовне, выстроенной еще в начале семнадцатого века во спасение душ моряков, как и предупредил д’Эрувиль, оказалось оружие: заряженные солдатские ружья, две пары пистолетов…
        Давыдов и голая Жозефина улеглись с мушкетами на пороге, у раскрытых дверей, уже начинало светать, и появившиеся из кустов гопники были видны как на ладони. Дэн узнал возницу, Мажерона, прицелился…
        - Подпустим поближе… ага… Пли!
        Два выстрела прозвучали разом. Два тела упали в траву. Денис и колдунья схватились за пистолеты…
        Где-то в кустах вновь послышались выстрелы, звон клинков, крики… А затем у часовни возник д’Эрувиль.
        - Эй, не стреляйте! - шевалье замахал шляпой. - С ними все кончено. Ах, какая вышла ловушка! Пальчики облизать.

* * *
        Попутный ветер надувал паруса почтового брига, пенил набегающую на берег волну.
        - Вон, видишь, река? - обняв Сонечку, указал рукой Давыдов. - Это Эльба. А дальше - домики… церкви… Гамбург. Приплыли уже.
        - Быстро.
        - Да что тут и плыть-то? Теперь - на почтовых… И скоро - Санкт-Петербург!
        - Так, может, карету наймем? - щурясь от утреннего солнышка, девушка улыбнулась и, подумав, добавила: - И, верно, лучше, не в Петербург, а в Гродно… ну и там дальше…
        - По старой Смоленской дороге? - в ответ улыбнулся гусар.
        - По старой Смоленской…
        - Не боишься, что тебя там узнают? Ну, помещики там… слуги…
        - Узнают? Меня? - Софья обиженно фыркнула и притопнула каблучком дорогой туфли, сшитой из крокодиловой кожи. - Меня, модную и дорого одетую мадам, спутать с нищей крестьянкой?! Да вы с ума сошли, мон шер.
        - Л-а-адно, - протянул Денис. - Смотри, какое небо красивое!
        - Да-а… Интересно, на Гаити такое же?
        - На Гаити, на Гаити… - Давыдов вдруг громко расхохотался и свистнул, сгоняя присевшего на рею баклана. - Не были мы ни на каком Гаити. Нас и здесь неплохо кормят, ага!