Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Поротников Виктор / Гладиатор Из Будущего : " №02 Рим Должен Быть Разрушен " - читать онлайн

Сохранить .
  Виктор Петрович Поротников
        
        Гладиатор из будущего. Рим должен быть разрушен!
        
        
        Часть первая
        
        Пролог
        
        Галлы усилили натиск и смогли наконец привести в полное расстройство переднюю шеренгу пренестийской когорты.
        Индутиомар, находившийся подле меня, метнул свой дротик почти одновременно со мной. Его короткое копье, просвистев в воздухе, угодило между глаз римскому центуриону, пробив ему голову навылет. Индутиомар славился среди воинов Крикса своей меткостью и силой. Пущенный мною дротик вонзился в левое плечо римскому трубачу в тот миг, когда тот собирался подать какой-то сигнал своим изогнутым в дугу медным букцином. Трубач осел на землю в двух шагах от сраженного Индутиомаром центуриона с красным гребнем на шлеме.
        Этот устрашающий гул сражения горячил мне кровь и будоражил нервы. Я с поразительной отчетливостью видел перед собой глаза легионеров, блестевшие из-под круглых металлических шлемов, видел их утомленные вспотевшие лица над колеблющейся стеной из прямоугольных щитов. Мой щит то и дело сотрясался от ударов вражеских мечей и копий. Римские легионы - грозная сила! - в этом сражении никак не могли взять верх над полчищами восставших рабов и гладиаторов.
        Раздался свисток оптиона: пренестийская когорта стала перестраиваться, сплачивая ряды и уменьшая интервалы между шеренгами.
        Я бросился на оптиона, который не растерялся и мастерски отбил мои выпады мечом. Затем оптион с такой силой двинул меня нижним краем своего щита, что я с трудом удержался на ногах. Наседая на меня, оптион наносил быстрые колющие удары мечом сверху вниз, норовя поразить меня в лицо или шею. Это оказался весьма опытный воин! Хотя я уворачивался и закрывался щитом, клинок ловкого оптиона все же рассек мне верхнюю губу и подбородок.
        «Ах ты, гребаный капрал! - разозлился я, ощутив во рту солоноватый привкус крови. - Да я сейчас твои кишки на меч намотаю!»
        Убитые и раненые так и валились с обеих сторон прямо под ноги сражающимся. Запнувшись за какого-то убитого легионера, я вновь пропустил довольно опасный удар вражеского меча - этот храбрый оптион отлично владел оружием! Удар его меча пришелся прямо в нащечник моего шлема, едва не выбив мне глаз.
        Задыхаясь от бешенства, я бил и бил своим щитом в щит оптиона, дабы сбить его наступательный порыв. При этом я делал обманные замахи своим мечом, вынуждая римлянина закрывать голову щитом. При очередном таком замахе я изловчился и вонзил острие меча в бедро оптиону повыше колена. Рана была не опасная, однако оптион невольным движением опустил щит книзу, прикрывая раненую ногу. Я мигом воспользовался этим, резко выбросив вперед свой разящий меч, пропоров римлянину горло под самым подбородком.
        «Получай, урод! - с мстительным торжеством возрадовался я. - Думаешь, ты один такой крутой боец! Есть и покруче тебя!»
        Хрипя и захлебываясь кровью, оптион пятился от меня, спеша укрыться за спинами легионеров из второй шеренги. Легионеры чуть расступились, выручая своего военачальника. Двое из них заслонили тяжело раненного оптиона своими щитами.
        Индутиомар, ни на шаг не отстававший от меня, набросился на одного из этих легионеров, в то время как я сошелся в схватке с другим. Легионер, скрестивший со мной свой меч, был выше меня на целую голову. Этот великан сразу дал почувствовать мне мощь своих ударов клинком и напористых толчков щитом. Пот заливал мне глаза, мешая следить за действиями моего рослого врага. Идти напролом я не решился, поэтому стал ловить могучего римлянина на какой-нибудь его оплошности. Удача улыбнулась мне очень скоро. Индутиомар разрубил шлем легионеру, стоявшему против него. Тот с громким вскриком отшатнулся и стал падать навзничь, как подрубленное деревце, толкнув при этом своего товарища-гиганта, который в этот момент пытался поразить мечом меня. Всего на миг невольно замешкался мой грозный противник, обратив взор на своего смертельно раненного соратника. Мне хватило этого мига, чтобы стремительно сблизиться с римлянином и поразить его мечом в живот под нижний край его кольчуги. Мой враг со стоном упал, и я добил его точным ударом в шею, как меня учили в гладиаторской школе. Струя теплой человеческой крови брызнула
мне прямо в лицо, окропив темно-рубиновыми каплями мой кожаный панцирь и овальный щит.
        «Римляне надолго запомнят битву при Амитерне! - мелькнуло у меня в голове. - Сегодня консул Геллий не досчитается многих воинов и знамен! Пусть знают спесивые квириты, как умеют сражаться восставшие рабы!»
        Глава первая Разлады
        Дом, в котором поселился Спартак со своей возлюбленной Ифесой на эти зимние месяцы, находился в самом центре Метапонта. В этом доме на улице Меропис в конце февраля собрался военный совет, положивший начало разладам среди вождей восставших рабов.
        Поскольку с недавних пор я числился среди советников Крикса, меня тоже пригласили на это совещание. Перед Спартаком и его соратниками стояла дилемма, вести ли и дальше войну с римлянами на территории Италии или уйти отсюда через горные Альпийские проходы и рассеяться по соседним землям.
        Открывая этот совет, Спартак первым изложил свою точку зрения. По его мнению, для восставших разумнее всего было бы покинуть Италию, поскольку победить Рим им все равно не по силам.
        «Не нужно обольщаться, братья, - сказал Спартак. - Наши прошлогодние победы над римскими полководцами одержаны по той простой причине, что мы сражались с плохо обученными новобранцами. Закаленные в походах римские легионы пребывают за пределами Италии, воюя в Испании и Азии. Против этих римских войск нам не выстоять, поэтому я настаиваю на уходе из Италии наших отрядов, как только растают снега на Альпийских перевалах».
        С мнением Спартака согласились военачальники, происходившие родом из Фракии, Иллирии и Македонии. Все они, обретя желанную свободу, стремились поскорее уйти из ненавистной Италии в отчие края, до которых было совсем недалеко. Можно было бы избрать и более короткий путь через Адриатическое море, но у восставших рабов не было кораблей.
        Против предложения Спартака высказались военачальники-галлы, мнение которых выразил в своей речи Крикс, второй человек после Спартака в войске восставших.
        - Братья, зачем толковать о грозных римских легионах, которые в данное время воюют где-то за морями и далями, - заявил Крикс. - То, что у римлян не оказалось под рукой надежных войск, есть великая удача для нас! Надо воспользоваться этим и идти прямиком на Рим! В Риме рабов в несколько раз больше, чем свободных граждан. Как только наше войско окажется под стенами Рима, вся эта многотысячная масса рабов переметнется на нашу сторону. Братья, мы утопим Рим в крови! Главное, не медлить и не робеть! Нас же не горстка беглецов, но шестьдесят тысяч вооруженных бойцов, четверть из которых гладиаторы, отлично владеющие оружием!
        На сторону Крикса встали и те из вождей восставших, которые были родом из Италии. Этим людям не было смысла уходить с италийской земли, ведь их родина была здесь. Об этом и завел речь самнит Клувиан.
        - Братья, конечно, можно понять фракиян и иллирийцев, рвущихся из Италии домой, - молвил Клувиан, - но нужно прислушаться и к нам, италикам. Мы сбросили рабские цепи не для того, чтобы навсегда покинуть землю наших предков. Наши счеты с римлянами длиннее, чем у тех же фракийцев и македонцев. В Самнии и Лукании нет ни одного города, который не был бы разорен в прошлом римскими войсками. Некоторые из наших городов подвергались разорению по нескольку раз! По могильным холмам можно читать историю войн самнитов с римлянами. Где теперь самнитская знать? Ее нет, ибо она вся поголовно вырезана римлянами за полтора столетия войн и восстаний. Если Крикс поведет наше войско на Рим, то все самниты и луканцы пойдут за ним!
        Не менее пылко возражали против замысла Спартака перебежчики из римских отрядов, разбитых восставшими в прошлое лето. Этим людям грозила смерть за дезертирство. Поскольку они нарушили воинскую присягу, то по законам Римского государства пощады им быть не могло. Один из таких перебежчиков Гай Каниций тоже взял слово.
        - Друзья, - обратился он к военачальникам, вставшим на сторону Спартака, - если вы приняли решение уйти из Италии, вы вольны это сделать. Однако хочу вам заметить, что если перед уходом отсюда вы поучаствуете в разграблении Рима, то вернетесь в родные края не только свободными людьми, но еще и богатыми. Имея золото, вы обретете почет и уважение на своей родине! А если вы вернетесь домой еще и с плененными римлянками в придачу, тогда и вовсе уподобитесь ахейским вождям, взявшим Трою и поделившим меж собой знатных троянок!
        Я сидел в сторонке, слушая речи других и не собираясь встревать в этот спор, как вдруг Крикс громко объявил собравшимся, что неплохо бы послушать человека, имеющего дар предвидеть будущее.
        - Пусть Андреас объявит нам грядущее, если наше войско пойдет на Рим, - сказал Крикс. - Это подведет логическую черту под нашими прениями, избавит многих из нас от сомнений и укажет нам верный выход из этого затруднения. До сих пор предсказания Андреаса всегда сбывались.
        Посреди воцарившейся мертвой тишины я встал со своего места и, обведя долгим взглядом собрание военачальников, спокойно вымолвил, что в случае нападения войска восставших на Рим - Вечный Город падет.
        - Не будет ни штурмов, ни осады, - сказал я, - рабы в стенах Рима поднимут мятеж и откроют нам ворота.
        После сказанного мною вождей восставших охватила бурная радостная эйфория. Они смеялись и обнимались, как дети. Глаза и лица этих суровых людей, покрытых шрамами и многое испытавших в жизни, светились счастьем, словно эта великая победа была уже одержана ими. Никакие труды и никакие жертвы на пути к этой победе не казались им большими, ибо это было их самым заветным чаянием, самой желанной расплатой римлян за все страдания и унижения.
        Спартак поспешил распустить военный совет, видя, что подавляющее большинство его соратников полны решимости нанести удар по Риму и вовсе не намерены обсуждать, каким путем войску восставших двигаться к Альпам. Даже те из военачальников, кто изначально поддерживал Спартака, после моего предсказания были настроены на то, чтобы сначала разграбить Рим и только после этого покинуть Италию.
        Я вышел из дома на озаренную солнцем широкую улицу вместе с Криксом и военачальниками-галлами. За мной увязался Гай Каниций. Он несколько раз пытался заговорить со мной, но я был вынужден отвечать на дружеские реплики галлов и германцев, которые, выражая мне свою симпатию, наперебой желали мне здоровья и благополучия в делах. Наконец я смог обратиться к Гаю Каницию, желая узнать, что за дело у него ко мне.
        - Друг мой, у меня к тебе очень важный разговор! - понизив голос, проговорил Гай Каниций и крепко взял меня за руку. - Спартак не верит в победу нашего войска над римлянами, а я знаю, каким образом можно сокрушить Рим. Идем к моему приятелю Хрисанфу, Андреас. Я тебе все расскажу.
        - Не лучше ли рассказать об этом Спартаку, все-таки во главе восставших стоит он, - заметил я.
        - Вот, ты и поведаешь Спартаку мою задумку, выдав ее за свою или за некое божественное предсказание, как сочтешь нужным, - с таинственным выражением на лице продолжил Гай Каниций. - От сказанного тобой Спартак не отмахнется, ведь тебе он доверяет больше, чем мне. Андреас, твой дар предвидения возвышает тебя над всеми нами, и даже над самим Спартаком.
        Я дал согласие Гаю Каницию пойти с ним в заведение Хрисанфа, усмехнувшись про себя: «Не я тебе нужен, приятель, а Крикс! Через меня ты хочешь подмазаться к Криксу».
        Заведение Хрисанфа, расположенное на соседней улице, было самым обычным притоном, где можно было выпить вина и купить на ночь проститутку. Поэтому шумная ватага галлов и германцев проводила нас с Гаем Каницием шутками и смехом, узнав, куда мы направляемся.
        Толстяк Хрисанф построил свое благополучие на продаже вина и содержании блудниц. Это был очень хитрый и расчетливый человек, скрывавший под маской добродушия все свои пороки. Он был еще не стар, но неумеренный образ жизни, пьянство и обжорство не лучшим образом отразились на его внешности. В свои тридцать лет Хрисанф выглядел на все сорок.
        С той поры, как войско восставших рабов расположилось на зиму в Метапонте, здесь увеличилось количество лупанаров и продажных женщин. Разграбив множество вилл, а также несколько городов в Кампании и Лукании, воины Спартака имели на руках немало золота и серебра в изделиях и монетах. Сытная и безмятежная жизнь в Метапонте толкала вчерашних рабов в объятия сладострастных удовольствий. И хотя Спартак приказал начальникам когорт и сотен следить за тем, чтобы подчиненные им воины тратили деньги лишь на покупку продуктов и всего самого необходимого, на деле этот приказ никем не выполнялся. Военачальники, как и их подчиненные, предпочитали покупать вино и проводить время с блудницами. Все местные содержатели притонов были лучшими друзьями тех соратников Спартака, кто был падок на вино и женские прелести.
        Я не стал расспрашивать Гая Каниция, когда и как он подружился с Хрисанфом, поскольку догадывался, что, судя по всему, тот умел угождать особо ценным клиентам, в числе которых оказался и этот римский дезертир. Гай Каниций имел отменную военную выучку, поэтому Спартак сделал его командиром когорты. Главными недостатками Гая Каниция были алчность и трусость. Еще он никому не доверял, поэтому держался особняком.
        В шумном многолюдном заведении Хрисанфа для меня и Гая Каниция нашлась отдельная уютная комнатка на втором этаже этого каменного здания, над главным входом которого красовалась большая вывеска с надписью «Аполлон Мусагет». На этой же вывеске внизу был нарисован прекрасный светлокудрый Аполлон, обнимавший двух обнаженных девиц явно легкого поведения.
        Я много раз бывал на этой улице, идущей от агоры к морскому порту, не единожды проходил и мимо таберны Хрисанфа, но зашел сюда впервые лишь теперь, в компании с Гаем Каницием.
        Гай Каниций велел Хрисанфу, чтобы тот принес нам велитернского вина и соленых оливок. Удаляясь, толстяк Хрисанф осведомился, понадобятся ли нам девицы, мол, у него как раз две красавицы сидят без дела.
        - Нам пока не до девиц, - небрежно отмахнулся Гай Каниций, сбрасывая с себя красный военный плащ.
        Сидя за грубо сколоченным столом, я приглядывался к Гаю Каницию, стараясь по его внешности определить, что он за человек. Этот тридцатилетний римлянин имел весьма статное телосложение. Он был мускулист и довольно высок ростом. У него были правильные черты лица, тонкие губы имели волевой росчерк, а в голубых глазах светился ум. Светлые вьющиеся волосы Гая Каниция сильно красили его, по этой причине он не мог не нравиться женщинам. Как и все римляне, мой собеседник был гладко выбрит, тем самым выделяясь среди соратников Спартака, которые в большинстве своем носили усы и бороду.
        - Я никак не пойму, Андреас, ты - эллин или галл? - Гай Каниций посмотрел мне в глаза, усаживаясь за стол напротив меня. - Судя по акценту, с каким ты говоришь на латыни и греческом…
        - Да, я имел несчастье родиться галлом, - натянуто улыбнулся я, - но мать моя была гречанкой.
        - Говорят, ты знатного рода, это правда? - Гай Каниций продолжал сверлить меня пристальным взглядом.
        - Это правда, - кивнул я, не пряча глаз. Я решил максимально возвыситься в глазах этого хитрого пройдохи.
        - Теперь понятно, почему Крикс приблизил тебя к себе, - сказал Гай Каниций с неким удовлетворением в голосе.
        Толстяк Хрисанф принес нам вино и закуску, и только когда его тяжелые шаги затопали по ступеням деревянной лестницы вниз в общий зал, мой собеседник заговорил о том, ради чего он и пригласил меня сюда.
        - Спартак, конечно же, прав в том, что лучшие войска Рима войску гладиаторов не по зубам, - промолвил Гай Каниций, отпив вина из медной чаши. - Однако Спартак заблуждается, полагая, что за пределами Италии войско восставших рабов избегнет возмездия со стороны римлян. Иллирия, Фракия, Македония и Греция давно завоеваны Римом. Беглым рабам не обрести там спокойной жизни, римские власти сделают все, чтобы добраться до них. В этой войне с Римом восставшим рабам нужно идти до конца! Спартаку нужны союзники для полной победы над Римом, и эти союзники: Серторий и Митридат.
        Заметив, что я слегка вздрогнул, услышав это, Гай Каниций взволнованно и обрадованно проговорил, ткнув в меня пальцем:
        - Уверен, друг мой, и тебя посещали эти мысли! Признайся, посещали?
        Я молча покивал головой.
        - Ты же неглупый малый, Андреас, - продолжил Гай Каниций, отправляя в рот две темные оливки. - Я это сразу понял, как только увидел тебя. Поскольку ты обладаешь даром предвидения, тебе известны все расклады наперед. Ты же понимаешь, что даже если Спартак соберет под своими знаменами сто тысяч рабов, в одиночку он Рим не победит. Спартаку необходимо заключить союз с Серторием и Митридатом.
        - Но Митридат сейчас сам ведет трудную войну с римлянами в Азии, до Спартака ли ему, - неуверенно возразил я. - Серторий тоже воюет в Испании с Помпеем. Чем он сможет помочь Спартаку?
        - Дружище, и Митридат и Серторий с великой радостью окажут поддержку Спартаку, как только они узнают об его успехах и численности восставших, - с блеском в глазах заверил меня Гай Каниций. - Митридат может прислать Спартаку корабли и оружие. Серторий может направить к Спартаку опытных военачальников, которые в свое время сражались с Суллой на стороне Гая Мария. И главное, Сертория поддерживают киликийские пираты, флот которых господствует на всех морях от Азии до Ливии. Стоит Серторию пожелать, и киликийские пираты станут союзниками Спартака. Имея свой флот, Спартак сможет перебросить свое войско хоть в Грецию, хоть в Иллирию, хоть на Сицилию, хоть куда!
        - Я обязательно поговорю об этом со Спартаком и Криксом, - сказал я. - Вот только кто пожелает отправиться в Испанию к Серторию и в Азию к Митридату. Тут нужны люди с хорошо подвешенным языком и сметливым умом, а таких в окружении Спартака очень немного.
        - К Серторию могу поехать я, благо мы с ним земляки, - без колебаний заявил Гай Каниций. - Квинт Серторий родом из сабинского города Нурсия, как и я. Уверен, мне удастся столковаться с Серторием. Я смогу расположить его к Спартаку. Рано или поздно Серторий разобьет Помпея, и тогда ему останется только идти на Рим, чтобы отменить все сулланские законы и вернуть Республику квиритов в лоно прежней дедовской демократии. Вот тогда-то Серторию и пригодится Спартак и его отряды.
        - А кто поедет к Митридату? - Я взглянул на своего собеседника, догадываясь в душе, что у него уже имеется кандидат на это дело.
        - К Митридату следует послать Эмилия Варина, - ответил Гай Каниций. - Он смел и неглуп, умеет плавать и ездить верхом, свободно говорит по-гречески. Я уже разговаривал с ним на эту тему. Эмилий Варин дал свое согласие стать посланцем от Спартака к понтийскому царю. Остается только убедить самого Спартака в выгоде для него иметь союзниками Митридата и Сертория.
        - Но ведь для поездки в Испанию и Азию нужны корабли, где их взять? - заметил я, пробуя вино в своей чаше.
        - Об этом я уже позаботился, - угощаясь солеными оливками, промолвил Гай Каниций. - У Хрисанфа есть старший брат, владеющий добротным торговым судном. Его зовут Феокл. За приличное вознаграждение Феокл готов доставить меня в Испанию на своем корабле, благо путь туда ему известен. Для путешествия в Азию я подыскал другое судно. Один местный купец имеет торговые дела в Эфесе и Милете, он-то и отвезет в Азию нашего гонца.
        - А ты зря время не теряешь, приятель, - усмехнулся я. - Все уже продумал, все предусмотрел. С такой хваткой ты далеко пойдешь!
        - Мой жизненный успех будет зависеть от победы Спартака над Римом, поэтому я делаю все, чтобы эта победа случилась, - с серьезным лицом произнес Гай Каниций. - Если тебе не удастся убедить Спартака заключить союз с Серторием и Митридатом, тогда постарайся убедить в этом Крикса.
        «Ну, этот неугомонный забияка согласится заключить союз хоть с самим Аидом, лишь бы разбить ненавистных римлян в пух и прах!» - подумал я.
        * * *
        Влажный южный ветер разносил по всему предместью, утопавшему в садах, запах свежей молодой листвы лавровых и мастиковых деревьев. На фоне багрово-красного закатного неба мрачно темнели вершины невысоких гор, подступавших к Метапонту с северо-запада. Уже умолкли птицы. На соседних виллах окна, занавешенные тонкой тканью, озарились рыжеватым светом масляных ламп.
        Я прогуливался по крытой террасе на втором этаже усадьбы, любуясь закатом и вслушиваясь в песню, которую пели печально-возвышенными голосами две девушки, скрытые от меня высокими кипарисами, растущими в переулке. Там, за кипарисовой аллеей и невысоким каменным забором, стояла вилла какого-то местного богача-грека, который не только не убоялся воинства восставших рабов, занявшего Метапонт, но даже сумел подружиться со многими вождями восставших.
        Этого знатного грека звали Ктесиох. У него имелось двое совсем юных сыновей и две дочери на выданье. Дочери Ктесиоха частенько пели и музицировали на арфах, сидя на скамье в тенистом саду. Чаще всего это случалось по вечерам, как сегодня.
        Песня, которую исполняли две юные гречанки, своим мотивом напомнила мне одну из песен группы «Скорпионе» - «Ветер перемен». Сходство было, конечно, очень небольшое, но и этого хватило для того, чтобы меня вдруг захлестнула волна грустной ностальгии по тем временам, когда я был аспирантом истфака Московского университета, жил на съемной квартире вдвоем с любимой женщиной, писал диссертацию, пытался зарабатывать деньги своим умом и строить свое счастье. Все это рухнуло и исчезло совершенно непонятным мистическим образом после моей встречи с группой итальянских археологов, оказавшихся на деле никакими не археологами, а скорее шайкой авантюристов. Владея устройством, похожим на машину времени, эти лжеитальянцы забросили меня в глубь веков, в эпоху Древнего Рима. Подобно щепке, угодившей в бурный водоворот, я сначала очутился в гладиаторской школе в Капуе, где сдружился со Спартаком и Криксом, а когда эти двое подняли в школе мятеж, то я без раздумий пошел за ними вместе с двумя сотнями отчаянных храбрецов. С первого дня восстания находясь рядом со Спартаком, участвуя в сражениях с отрядами римских
легионеров, я не переставал думать о том, чем же в конце концов закончится этот эксперимент со мной, если это вообще можно назвать экспериментом. Какой во всем этом смысл?
        Завеса над непонятным и таинственным приподнялась здесь в Метапонте всего месяц тому назад, когда я неожиданно столкнулся прямо на многолюдной улице со своим бывшим однокурсником Максимом Белкиным, тоже заброшенным в далекое прошлое теми же лжеитальянцами. Со слов Белкина выходило, что лжеитальянцы на самом деле являются сотрудниками российских спецслужб, которые переместились из 2031 года в
2011-й для выполнения особой миссии. Оказывается, там, в будущем, Россию ожидает ужасная катастрофа в результате ракетных ударов НАТО. Для предотвращения этой катастрофы нужен деятельный человек, знакомый с античным бытом, которому необходимо сделать так, чтобы на каком-то отрезке древней истории случилось кардинальное изменение событий. К примеру, восстание Спартака завершилось победой над Римом. В результате такого коллапса случится цепная реакция по всей спирали грядущих времен, где тоже произойдут неизбежные изменения в исторических событиях. И одним из этих изменений станет крушение замысла натовских генералов по расчленению России.
        По воле случая и замыслу лжеитальянцев, спасителем России и агентом из будущего в окружении Спартака «посчастливилось» стать мне. Выяснив у Белкина цель моего пребывания в древнеримской эпохе, я не успел спросить у него, что будет со мной, если мне не удастся сделать Спартака победителем Рима. Машина времени отправила Белкина обратно в двадцать первый век, прервав наш с ним разговор буквально на полуслове.
        Теперь мне предстояло приложить усилия к тому, чтобы выполнить возложенное на меня задание, иначе… А вот что ожидает меня в случае провала задания - об этом мне оставалось только гадать. В конце концов, бравые ребята из спецслужб могут просто махнуть на меня рукой, оставив на произвол судьбы в этой проклятущей рабовладельческой эпохе.
        С такими невеселыми мыслями в голове я спустился на первый этаж виллы в просторное помещение с очагом, в котором весело потрескивало горячее пламя, пожирая смолистые поленья. Усевшись на скамью возле очага, я собрался было обмозговать свои дальнейшие действия по сколачиванию сильной оппозиции во главе с Криксом, как вдруг мои размышления были прерваны появлением Эмболарии.
        - С каких это пор ты свел дружбу с дезертиром Гаем Каницием? - недовольно промолвила Эмболария, обращаясь ко мне. - Как ты можешь общаться с изменником!
        - Этот изменник, как ты выразилась, весьма неглуп, - сказал я, не глядя на самнитку, стоявшую передо мной. - Он посвятил меня в свой замысел, при осуществлении которого наше войско сможет сокрушить Рим, ни много ни мало. К сожалению, Спартак не одобрил задумку Гая Каниция, объятый желанием поскорее уйти из Италии. Зато Крикс сразу ухватился за предложение Каниция заключить союз с Серторием и Митридатом.
        Эмболария хорошо знала, кто такие Серторий и Митридат. Молва о двух этих мужах, объявивших войну Риму, ходила по всей Италии.
        Присев на скамью рядом со мной, Эмболария тихо и озабоченно спросила:
        - Крикс намерен действовать наперекор Спартаку или втайне от него?
        - Я убедил Крикса вести переговоры втайне, - ответил я, заглянув в глаза самнитке. - Как только утихнут зимние штормы, Гай Каниций отправится послом в Испанию к Серторию, а Эмилий Варин поедет в Азию к Митридату.
        - Если Спартак все-таки уведет часть нашего войска к альпийским горным проходам, ты последуешь за ним? - так же негромко спросила Эмболария.
        - Нет, я останусь с Криксом, чтобы и дальше воевать с римлянами, - без колебаний сказал я, подбросив в огонь пару поленьев.
        - Значит, и я тоже останусь, - твердо произнесла Эмболария, мягко взяв меня за руку.
        Я привлек Эмболарию к себе, поцеловал ее в пунцовые уста и прошептал с улыбкой:
        - Конечно, останешься! Кто же будет согревать меня в постели холодными ночами.
        - Если будешь шляться по притонам, мой милый, то мои любовные объятия могут стать для тебя смертельными, - в тон мне прошептала Эмболария, крепко обняв меня своими сильными борцовскими руками. - Помни об этом!
        * * *
        Вскоре произошли события, ускорившие раскол среди восставших рабов и едва не посеявшие между ними кровавую распрю.
        Двое галлов из отряда Крикса в одном из лупанаров Метапонта учинили кровавую резню. Они убили хозяина притона, его помощника и слугу-привратника, когда с них потребовали деньги за предоставленные им услуги проституток. Два гладиатора-галла находились в хмельном угаре и плохо соображали, когда размахивали оружием и проливали кровь. Немного протрезвев ближе к утру, эти двое попытались было замести свои следы, но разбежавшиеся из лупанара блудницы слишком хорошо знали в лицо и по именам этих двоих завсегдатаев заведения под названием «Веселый Эрос», разнеся весть об их злодеянии по всему городу. Власти Метапонта и родственники убитых сразу же устремились к Спартаку, настаивая на розыске и суровом наказании убийц.
        Спартак прослыл среди граждан Метапонта человеком гуманным и справедливым, всем было известно его непримиримое отношение к любым преступлениям, кровавым и бескровным, бросавшим тень на его войско. Спартаку не составило труда разыскать двух воинов-галлов, запятнавших себя кровью ни в чем не повинных людей. Однако Спартак столкнулся с решительным противодействием со стороны Крикса, который не пожелал выдать ему виновников кровавого преступления. Эти двое злодеев состояли в когорте Брезовира, который был лучшим другом Крикса и у которого совсем не было желания выдавать двух своих лучших воинов на расправу. Брезовир довольно резонно заметил Криксу, что не так давно нечто похожее совершили воины из фракийских и самнитских когорт, которые избили двоих содержателей притонов за то, что те слишком завысили стоимость услуг проституток.
        «Тогда тоже была пролита кровь, поскольку не обошлось без разбитых носов и выбитых зубов, но Спартак замял это дело, - сказал Брезовир. - Так и в нашем случае, я полагаю, что эту шумиху надо замять!»
        Крикс напрямую заявил об этом Спартаку.
        Спартак не пожелал уступать Криксу, сказав ему, что выбитые зубы в одном случае и три трупа в другом явно не одно и то же.
        «Граждане Метапонта оказали нам гостеприимство в эти зимние месяцы, поэтому с нашей стороны является верхом неблагодарности пускать в ход оружие при спорах и размолвках, - сказал Спартак. - Виновники этого тройного убийства должны быть сурово наказаны на глазах у всего войска, чтобы впредь никому из наших людей не пришло в голову совершить такое же зло».
        Спартак собрал военачальников на совет, желая заручиться поддержкой большинства из них при разрешении этого конфликта. На совете разгорелись нешуточные споры. Сторону Спартака приняли многие из начальников когорт и конных отрядов, но и на стороне Крикса оказались все военачальники-галлы, а также германцы и самниты. Взаимные упреки и обличения распалили спорщиков до такой степени, что временами едва не доходило до драки. Наконец Спартак решил прибегнуть к тайному голосованию. Все участники совета должны были опустить в сосуд либо белый камешек, либо черный. Белый камень означал помилование двух воинов-галлов, запятнанных убийством. Черный камень был знаком того, что этих двоих злодеев нужно судить и сурово наказать. Когда камни высыпали из сосуда и разложили в две кучки, то выяснилось, что черных оказалось на пять штук больше.
        Спартак объявил, что решение принято, и распустил совет.
        Суд над двумя злодеями должен был состояться на другой день с утра. Однако до суда дело так и не дошло, поскольку Крикс собрал всех галлов и германцев, которые походной колонной выступили из Метапонта в сторону соседнего городка Анапеста. Военачальники-фракийцы попытались было загородить дорогу воинам Крикса своими конными и пешими отрядами, но галлы и германцы, перестроившись в боевой порядок, силой пробились из Метапонта и ушли в Анапест, до которого было не более пяти миль. Галлов и германцев, ушедших вместе с Криксом, насчитывалось около пятнадцати тысяч. За последующие две недели в Анапест из Метапонта ушли еще около пяти тысяч восставших. Это были все те, кому не нравилась жесткая дисциплина, установленная Спартаком, кому хотелось заниматься грабежами и не нести за это никакой ответственности.
        Крикс и его люди, расположившиеся в Анапесте, занялись своим привычным делом. Рыская по округе, галлы и германцы разоряли виллы и маленькие городки, таща в свой стан все ценное. Беглые рабы шли к Криксу толпами, иные из них приносили отрубленные головы рабовладельцев или просто случайных людей, оказавшихся у них на пути. Таким образом беглые невольники старались доказать Криксу и восставшим рабам свою готовность участвовать в этом грандиозном мятеже. За короткий срок число беглых невольников в лагере Крикса возросло до двух тысяч человек.
        Я тоже ушел в Анапест с буйным воинством Крикса, имея свои далеко идущие цели. Эмболария была вместе со мной.
        Глава вторая Битва у горы Гарган
        В конце марта к Криксу от Спартака прибыл посланец. Им оказался Рес. Понимая, что Рес приехал неспроста и разговор с ним наверняка будет трудным, Крикс пригласил на эту встречу меня и Брезовира. Меня, как некогда дружившего с Ресом и умеющего с ним разговаривать. А Брезовир был нужен, чтобы отвечать за тех воинов-галлов, которых Крикс не выдал на расправу, если речь опять зайдет о них.
        - Завтра Спартак покидает Метапонт, - сказал Рес. - Спартак намерен двигаться к Альпам. Если войско Крикса последует за Спартаком, тогда нужно сразу обговорить условия этого объединения. - Рес посмотрел на Крикса и Брезовира. - Первое условие Спартака - это беспрекословное подчинение ему. Второе условие - выдача вами Спартаку двух ваших воинов, устроивших бойню в притоне «Веселый Эрос». Третье условие…
        - Как, есть еще и третье условие?! - желчно усмехнулся Брезовир, переглянувшись с Криксом. - Не слишком ли много власти взял себе Спартак!
        - Спартак взял себе власти ровно столько, сколько нужно для поддержания дисциплины в нашем войске, - холодно ответил Рес. - Так вот, в-третьих, вам придется отпустить на свободу всех женщин, плененных вашими воинами в соседних с Метапонтом городках. На этом настаивают граждане Метапонта, с которыми вы поступили некрасиво и неблагодарно, - добавил Рес, вновь окинув Крикса и Брезовира неприветливым взглядом.
        - Спартак собрался покинуть Италию, поэтому все его заботы о гражданах Метапонта смахивают на лицемерное притворство, - вступил в разговор я. - Спартак возмущается тем, что галлы обошлись жестоко с друзьями и родственниками метапонтцев, живущих по соседству с ними. Однако Спартака совершенно не заботит то, как обойдутся с гражданами Метапонта римляне, нагрянув сюда. Общеизвестно, что римляне не церемонятся с теми из своих союзников, кто хоть в чем-то помогает их врагам. Если бы Спартак желал блага гражданам Метапонта, то он остался бы на их земле и защитил бы их от гнева римлян.
        - Вот именно! - воскликнул Крикс, одобряя сказанное мной. - Легко обвинять в неблагодарности других и закрывать глаза на собственную неблагодарность! Мои люди не пойдут к Альпам, поэтому мы не собираемся выполнять условия Спартака.
        - Рес, передай Спартаку что мы продолжим войну с Римом, от которой он намерен бежать за Альпы, - запальчиво произнес Брезовир.
        - В таком случае, храбрецы, вам нужно знать следующее, - поднявшись со стула, сказал Рес. - Наши лазутчики, вернувшиеся недавно из Капуи, сообщили, что римский сенат направляет на подавление восстания рабов большое войско во главе с консулами Луцием Геллием и Гнеем Лентулом. Это уже большая сила, намного превосходящая отряды Глабра и Вариния, вместе взятые.
        - А, так вот почему Спартак так заторопился выступить к Альпам! - ехидно рассмеялся Брезовир.
        - Все, что вы должны были услышать от меня, вы услышали, - сухо промолвил Рес. - Теперь прощайте!
        Не прибавив больше ни слова, Рес вышел из шатра.
        Едва Рес покинул лагерь Крикса, вслед за ним выехал я верхом на коне. Вместе со мной отправились в Метапонт пятнадцать конных галлов и две повозки, запряженные мулами, в которые были посажены двенадцать пленных знатных гречанок, захваченных воинами Крикса в окрестных городках. Я уговорил Крикса и Брезовира выдать этих пленниц гражданам Метапонта, дабы не ссориться окончательно ни с ними, ни со Спартаком. Истинная же цель моей поездки в Метапонт была другая. Я вез деньги, которые надлежало заплатить владельцам тех торговых судов, на которых наши послы должны были добраться в Испанию и Азию. Гай Каниций и Эмилий Варин уже ждали эти деньги, они уже были готовы отправиться в путь. Все это делалось втайне от Спартака.
        Спартак при встрече был очень приветлив со мной, радуясь тому, что хотя бы одно из его условий было выполнено Криксом.
        Улаживая все свои дела, я со своими телохранителями расположился в предместье Метапонта в доме, где жил до этого всю зиму. В этом доме поздно вечером я встретился с Гаем Каницием и Эмилием Варином. Я передал каждому из них по триста серебряных драхм и по сто золотых статеров. На эти деньги обоим предстояло совершить неблизкий путь по морю туда и обратно. Выпив по чаше вина за успех задуманного грандиозного дела, мы трое расстались около полуночи.
        Ранним утром, едва открыв глаза, я уже знал, что оба судна с нашими послами вышли из гавани Метапонта на морской простор.
        Собираясь позавтракать, я вдруг увидел перед собой Реса и Лоллию, которые пришли якобы попрощаться со мной, а на деле принялись убеждать меня оставить Крикса и вернуться к Спартаку.
        - Крикс безрассуден и горяч, - молвил Рес. - Ему не выстоять против двух римских армий. Андреас, неужели твоя обида на Спартака сильнее твоего благоразумия?
        - Обида тут ни при чем, - сказал я. - Просто мне хочется отомстить за Фотиду, вот и все. За свою жизнь я совершенно не трясусь. Гибель в сражении будет для меня только в радость, ведь тогда я встречусь с Фотидой в царстве Аида.
        Рес и Лоллия молча переглянулись. По их лицам было видно, что они не согласны с моей точкой зрения, но не смеют ее оспаривать, видя мою непреклонность.
        - Мне жаль с тобой расставаться, Андреас, - обняв меня, промолвил Рес. - Ты был мне как брат и в гладиаторской школе, и на Везувии, и в походах… Прощай! И не держи на меня зла!
        От этих слов Реса у меня вдруг защипало в глазах. Я сказал ему дрогнувшим голосом, что давно уже забыл нашу с ним ссору в ноланском амфитеатре.
        - Прощай, Андреас! - грустно проговорила светловолосая Лоллия и поцеловала меня в щеку. - Поцелуй от меня Эмболарию.
        Отряды Спартака с самого утра выходили из города на дорогу, ведущую на север в Апулию. Конный отряд Реса был замыкающим, поэтому отважный фракиец имел время, чтобы повидаться со мной напоследок.
        У меня был приказ Крикса задержаться в Метапонте еще на день-два после ухода отсюда войска Спартака. Крикс беспокоился, что встречные ветры или штормы могут завернуть корабли с нашими послами обратно в Метапонт. Мне следовало проследить за этим и обезопасить наших послов от возможных нападок горожан, если непогода все же помешает осуществлению нашего тайного замысла. При худшем стечении обстоятельств мне было велено доставить обоих послов в лагерь Крикса. К счастью, погода на море в эти дни стояла благоприятная для путешествий, я вернулся к Криксу с доброй вестью.
        * * *
        Войско Спартака продвигалось по Апулии короткими переходами от города к городу, останавливаясь на долгие стоянки. Эта неспешность объяснялась тем, что восставшие давали возможность своим застоявшимся за зиму коням и мулам откормиться на тучных весенних лугах. Войско Крикса тоже двигалось на север, все время держась в стороне от отрядов Спартака. Самниты и луканцы, видя, что Спартак и впрямь не намерен оставаться в Италии, группами и в одиночку перебегали в стан Крикса, который с радостью принимал всех, обещая поход на Рим. Возле города Луцерии Крикс и его люди отстали от войска Спартака, решив задержаться в этой благодатной местности, где было много цветущих городов, деревень и усадеб.
        Спартак во главе сорокатысячного войска вступил в гористый Самниум, продолжая двигаться теми же короткими переходами.
        Крикс три дня стоял под Луцерией, держа в страхе власти этого города. Сначала Крикс взял с горожан в качестве откупа двести фунтов серебра, тридцать фунтов золота и всю имевшуюся у них муку. Потом Крикс, словно в издевку, потребовал, чтобы граждане Луцерии сдали все оружие, которое в стан восставших должны были принести жены, сестры и дочери местной знати. Совет декурионов Луцерии согласился и с этим унизительным требованием Крикса. Однако малодушие мужчин было посрамлено мужеством женщин, которые заявили своим отцам, мужьям и братьям, что они скорее сами лишат себя жизни, чем пойдут на позор в лагерь восставших рабов. Тогда сначала самые смелые из граждан взялись за оружие, а затем и все остальные от мала до велика. Вооружились и многие из женщин. Когда от восставших в город пришли послы, чтобы выяснить, почему так долго не выполняется требование Крикса, то горожане перекололи их копьями.
        Рассвирепевший Крикс бросил на штурм Луцерии все свое войско. Несколько часов на улицах городка, во внутренних двориках и в домах кипели ожесточенные схватки. Около трех тысяч горожан нашли свою смерть в этом побоище. Крикса и его соратников-галлов потрясло то, что граждане Луцерии сами убили своих жен и дочерей, дабы они не угодили на потеху восставшим невольникам.
        От залитой кровью Луцерии Крикс повел свое войско к городу Аргириппе. Этот город был значительно крупнее Луцерии, имел каменные стены и башни, поэтому его жители, принявшие к себе селян из близлежащих деревень, наотрез отказались выполнять любые требования восставших. Крикс не стал тратить время на осаду Аргириппы и повел своих воинов дальше, с ходу захватывая маленькие городки, не имевшие стен, опустошая виллы и селения. Восставшие гнали за собой тысячи коров и овец, отнятых ими у местных землевладельцев.
        На гористом Гарганском мысе воины Крикса взяли приступом небольшой городок Урий, защитники которого заранее натаскали на стены побольше камней, чтобы швырять их сверху в мятежников. Как и в Луцерии, все население Урия было вырезано поголовно галлами и германцами, мстившими таким образом за своих погибших соратников.
        Во взятом восставшими Урии меня поразил один случай. Совсем еще юная девушка, не желая даваться живой в руки галлов, забралась на плоскую крышу высокого трехъярусного дома и бросилась вниз. Внизу у самой стены дома стояли, сбившись в кучу козы и овцы, напуганные криками и звоном оружия. Девушка упала с большой высоты прямо на эту небольшую отару и осталась жива, не повредив себе ни рук, ни ног, ни головы. Мягкие овечьи спины смягчили удар девичьего тела при падении.
        Кто-то из галлов с радостным смехом схватил девушку за черные вьющиеся волосы, посчитав ее своей военной добычей, но я немедленно вмешался и объявил, что эта девушка, спасшаяся столь чудесным образом, явно находится под покровительством кого-то из богов. По этой причине эту девушку нельзя трогать и лучше отпустить ее на все четыре стороны, дабы не гневить богов. Поскольку со мной согласился оказавшийся тут же Брезовир, никто из галлов не стал выражать свое недовольство.
        Я взял испуганную растрепанную девушку за руку и повел за собой, желая поскорее увести ее из охваченного кровавым хаосом городка, где свирепствовали галлы и германцы, добивая последних защитников Урия. Вскочив верхом на коня и посадив девушку позади себя, я поехал по дороге в сторону горного хребта, лиловые вершины которого были облиты красными лучами закатного солнца. Дорога шла сначала по каменистой пустоши, затем углубилась в светлый лиственный лес. Крики галлов и германцев, грабивших Урий, постепенно затихли, затерялись вдалеке у нас за спиной. Моя юная спутница рыдала, уткнувшись лицом в мою спину. Я молча правил конем, вглядываясь вперед. Горячий жеребец то и дело порывался перейти на рысь, и мне приходилось туже натягивать поводья, чтобы вновь перевести его на шаг.
        Когда тень от горных вершин упала на дорогу, я увидел невдалеке небольшое селение, откуда спешно уходили люди, гоня перед собой коз и коров. Кто-то из селян ехал верхом на осле, кто-то верхом на лошади. Маленькие дети тряслись вместе с нехитрыми пожитками в скрипучих повозках, запряженных быками.
        При виде меня какой-то старик в грубом плаще и войлочном колпаке спросил, далеко ли до римского стана. Я ответил, что не знаю.
        - А ты разве не из римского войска, друг? - удивился старик, оглядев меня.
        На мне был панцирь, шлем и поножи с убитого римского центуриона. Калиги у меня на ногах и красный плащ на плечах тоже были взяты мной как трофеи в лагере Клодия Глабра.
        Я молча проехал мимо старика, мимо повозок и каких-то женщин с узлами в руках. Судя по голосам этих беженцев, все они торопились укрыться в военном римском лагере, до которого было рукой подать. Переведя коня в легкий галоп, я преодолел один довольно крутой подъем, затем следующий. С вершины горного кряжа мне открылась зеленая долина, посреди которой гигантским четырехугольником раскинулся стан римского войска, обнесенный по всему периметру рвом и валом. Оттуда долетали протяжные сигналы труб, ржание коней, громкие выкрики военачальников…
        «Это подошел кто-то из консулов, - промелькнуло у меня в голове, - но кто из них Луций Геллий или Гней Лентул? А может, оба консула здесь?»
        Несколько мгновений я пристально разглядывал римский лагерь, мысленно считая длинные ряды палаток. Выходило, что в этом лагере находится не меньше двух легионов. Значит, тут одна из двух консульских армий.
        «Это то самое римское войско, которое должно разбить отряд Крикса, - размышлял я, нервно покусывая ноготь большого пальца на своей правой руке. - Значит, если верить Плутарху и Титу Ливию, это авангард консула Геллия, который преследовал отряды Спартака, но отклонился в сторону чтобы напасть на отколовшееся воинство Крикса. Этим авангардом командовал не сам консул Геллий, а его помощник… Как же его зовут? - Я усиленно копался в своей памяти, стараясь высветить в ней сведения, полученные мною на лекциях и из античных источников. - Это либо легат, либо претор. Ну да, точно, вспомнил! Правой рукой консула Геллия был претор Квинт Аррий. Он-то и уничтожил отряд Крикса. Так было по ходу истории. Но поскольку я - агент из будущего и гибель Крикса не входит в мои планы, стало быть, этот отрезок античной истории мне придется кардинально изменить. С моей помощью Крикс должен не только уцелеть, но и разбить войско претора Аррия! Иначе грош мне цена как агенту!»
        Я помог своей спутнице сойти с коня на землю. Спросив, как ее зовут, я указал ей рукой на загоравшиеся в низине огни римского стана:
        - Прощай, Сильвия! Ступай в римский лагерь, там ты будешь в безопасности этой ночью. А завтра утром уходи в город Левки, это в десяти милях к западу отсюда.
        Сильвия взирала на меня своими большими печальными глазами, прижав согнутые руки к груди и не проронив ни слова.
        Ударив коня пятками, я поскакал на восток по каменистой дороге, идущей резко под уклон. Сумерки быстро сгущались. Оказавшись в ложбине между двумя горными кручами, я оглянулся назад и увидел на гребне перевала на фоне сиренево-розового закатного неба одинокую тонкую девичью фигурку в длинном одеянии. Сильвия продолжала стоять на месте, глядя мне вслед.
        * * *
        Услышав от меня про римское войско, стоявшее станом всего в нескольких милях от Урия, Крикс стал похож на голодного волка, почуявшего желанную добычу.
        - Под нашими знаменами двадцать две тысячи воинов, поэтому два римских легиона - для нас сущий пустяк! - Крикс небрежно сплюнул себе под ноги. - Подберемся к римлянам тихо в темноте и перебьем их сонных, как тогда под Везувием.
        - Возможно, римлян больше, чем два легиона, - сказал я. - Командует ими претор Аррий. Это авангард консульской армии Луция Геллия.
        - Тем лучше, - вставил Брезовир. - Сначала разобьем претора Аррия, потом навалимся на консула Геллия.
        Прочие начальники когорт, упоенные стремительным взятием Урия, были настроены столь же решительно. Всем не терпелось поскорее напасть на римлян.
        Крикс дал войску три часа на отдых и подкрепление сил пищей. Затем отряды восставших без трубных сигналов и пения победных песен выступили к Гарганскому хребту, у подножия которого стоял со своими легионами претор Аррий.
        Дисциплина в войске Крикса была значительно слабее, чем в отрядах Спартака. Галлы и германцы рвались в битву с римлянами, но при этом, двигаясь на марше, многие из них успевали угощаться вином, взятым ими в подвалах разоренного Урия. Кто-то из воинов Крикса шел быстрее, кто-то медленнее, иные из галлов и вовсе сворачивали с дороги в сторону, чтобы пошарить в домах брошенной жителями деревни или поискать какой-нибудь поживы на одиноко стоявшей мельнице. Из-за этого войско восставших неимоверно растянулось на марше. Когда головные галло-германские когорты уже преодолели горный перевал и начали строиться в долине в боевую линию, в это время отставшие отряды Крикса еще только подходили к перевалу.
        Эта неслаженность в действиях галлов и германцев выводила меня из себя. Я был готов хлестать плетью тех нерасторопных воинов, которые со смехом и пьяными шутками все подходили и подходили со стороны перевала, занимая свое место в боевом строю. Утро уже занялось, когда войско Крикса наконец-то было в сборе и готово к битве.
        В римском лагере не могли не заметить полчища восставших рабов, сверкавшего оружием и доспехами. Очевидно было и намерение восставших, спустившихся с гор и расположившихся фалангой в долине. Чуткую рассветную тишину нарушили резкие громкие сигналы римских букцин. Не прошло и получаса, как из лагерных ворот с глухим шумом и лязгом устремились потоки римских легионеров в блестящих шлемах, с поднятыми кверху копьями. Среди копий покачивались на бегу значки манипулов и когорт. Два римских легиона выстроились в боевой порядок с поразительной быстротой.
        - Вот это выучка! - восхищенно обронил самнит Клувиан, переглянувшись со мной.
        В этот миг грянули боевые трубы галлов, подав сигнал к атаке.
        Фаланга восставших пришла в движение. Шаг многих тысяч воинов, слитых в единый монолитный строй, сначала был медленным, затем стал ускоряться, чему способствовал уклон долины в сторону римского лагеря. Римляне сплотили свои ряды, заслонившись большими прямоугольными щитами. Воины Крикса на ходу наклонили свои копья в сторону врага. Вот рати сошлись с треском ломающихся копий и с грохотом сталкивающихся щитов. Боевой клич римских легионеров потонул в громоподобном реве объятых яростью галлов и германцев, которые в хмельном угаре лезли прямо на римские копья, напирали всей своей массой на боевые порядки римлян. Какое-то время легионеры стойко выдерживали мощный натиск восставших рабов, потери которых, особенно в центре, исчислялись многими сотнями убитых и раненых. Однако численный перевес позволил восставшим охватить фланги римской боевой линии. Не прошло и часа ожесточенной сечи, как плотная стена из красных римских щитов подалась назад, захлестываемая звенящей железом волной из многих тысяч галлов и германцев. Вскоре отступление римлян превратилось в повальное бегство. Воины Крикса, надрывая
глотки в торжествующем вопле, преследовали легионеров по пятам, безжалостно закалывая тех из них, кто спотыкался и падал, кто был ранен и не мог бежать.
        Римляне попытались было остановить эту орущую лавину восставших рабов у своего лагерного рва, но наступательный порыв воинов Крикса был таков, что они перемахнули через ров и вал, смели поредевшие римские когорты и рассыпались по всему римскому стану, подобно саранче, упавшей с неба на хлебную ниву. Римлянам пришлось бежать из собственного лагеря на близлежащие холмы и подсчитывать там свои потери, в бессильной ярости взирая на торжество восставших невольников.
        Отчасти столь быстрый успех галлов и германцев при захвате римского стана был обусловлен тем, что в лагере собралось множество беженцев из окрестных сел. Объятые паникой беженцы с женами и детьми метались по лагерю, внося еще большее смятение и в без того расстроенные римские манипулы и когорты. Участь несчастных беженцев была ужасна. Мужчин галлы убивали, а женщин насиловали прямо на земле рядом с окровавленными трупами. Тут же косматые германцы и беспощадные самниты терзали угодивших в плен легионеров, выпуская им наружу кишки, отрубая руки и ноги. Стоны умирающих в муках пленников сливались с жалобными криками женщин и плачем до смерти перепуганных детей.
        Я метался по лагерю, спотыкаясь о мертвые тела, наталкиваясь на торжествующих галлов, деливших имущество римлян, заглядывая в шатры и палатки. Я искал Крикса, но того нигде не было. Меня страшила мысль, что Крикс, возможно, тяжело ранен, а то и вовсе убит, ведь он, по своему обыкновению, находился в самом пекле сражения. Я велел Эмболарии и Клувиану тоже заняться поисками Крикса и как можно скорее привести его ко мне или меня к нему. Эмболария и Клувиан бросились выполнять мое поручение, мигом затерявшись среди этого дикого шумного хаоса, которым был охвачен весь римский лагерь.
        Заглянув в очередную палатку, я увидел двух галлов, раздевающих рыдающую девушку с растрепанными темными волосами. Ее прекрасное бледное лицо показалось мне знакомым.
        - Сильвия! - невольно воскликнул я.
        Галлы, узнав меня, отпустили девушку, неловко комкая в руках обрывки ее одежд.
        - Андреас, мы не знали, что эта девушка твоя, - пробормотал один из воинов, перемазанный кровью с головы до ног. - Не гневайся.
        - Мы уже уходим, - добавил другой, отвесив мне поклон. Этот второй был обнажен по пояс, его мускулистый загорелый торс был весь покрыт шрамами.
        - Найдите Крикса! - строгим голосом повелел я, посторонившись и пропуская обоих галлов к выходу из палатки. - Скажите ему что я ищу его по неотложному делу!
        Прошмыгнув мимо меня, воины выскочили наружу.
        Я задернул за ними тяжелый входной полог и устало опустился на скамью. Я старался не смотреть на Сильвию, которая перестала плакать и пыталась прикрыть свою наготу обрывками столы. Из соседней палатки доносился грубый смех галлов, их голоса и женские рыдания. Неподалеку в проходе между палатками кто-то из германцев ломал кости пленному римлянину который плакал и умолял о пощаде. Другого пленника германцы жгли факелами, запах обгорелой человеческой плоти чувствовался издалека. Сжигаемый заживо пленник буквально надрывался в крике от нестерпимой боли. Не в силах выносить это, я опустил голову, закрыв глаза и заткнув ладонями уши.
        Я просидел так несколько минут, а может, дольше. Неожиданно кто-то встряхнул меня за плечо. Подняв голову, я увидел перед собой Эмболарию, раскрасневшуюся от быстрого бега.
        - Я нашла Крикса, - сказала самнитка. - Он пребывает в преторском шатре.
        - Что он там делает? - спросил я, поднявшись со скамьи.
        - Пьет вино. - Эмболария криво усмехнулась. - Еще Крикс развлекается с женщинами. Впрочем, Крикс там не один, вместе с ним Ганник и Брезовир.
        - Я иду туда! - У выхода из палатки я обернулся к Эмболарии, кивнув ей на испуганную Сильвию. - Позаботься о ней.
        Эмболария молча кивнула, отбросив со вспотевшего лба длинную вьющуюся прядь.
        В большом преторском шатре с пурпурным верхом царила настоящая пьяная оргия. Кроме Крикса здесь находились еще шесть или семь начальников когорт, среди которых особо выделялись Брезовир и Ганник В то время как все прочие военачальники угощались вином и всевозможными яствами, эти двое, раздевшись донага, с блаженными стонами и вздохами утоляли свою похоть. Брезовир на смятой преторской постели насиловал молодую пышнотелую женщину с длинными распущенными волосами, поставив ее перед собой на четвереньки. Длинный детородный жезл Брезовира с чавкающим звуком раз за разом погружался в алую женскую щель, бесстыдно сверкавшую между белыми полными бедрами и округлыми ягодицами. Загорелый дочерна Брезовир казался еще темнее рядом с беспомощной белокожей невольницей, уронившей голову в ореоле распущенных волос на свои согнутые в локтях руки. Женщина тихо стонала, но совсем не от удовольствия, а скорее от боли.
        В другом углу шатра на другой постели похотливый Ганник буравил своим толстым жезлом нежное розовое лоно юной девы с заплаканным лицом и рыжими косами. Рыжеволосая девушка лежала на спине с раскинутыми в стороны стройными длинными ногами. Закрыв глаза и кусая губы, она молча терпела эту муку. Навалившись на девушку сверху, Ганник с удовольствием мял своими жадными руками белые девичьи груди с маленькими сосками.
        Сидевшие за столом военачальники опрокидывали в рот чаши с вином, обсуждая при этом прелести двух насилуемых женщин и посмеиваясь над ненасытностью Ганника и Брезовира.
        При моем появлении в шатре смех за столом утих, взоры военачальников обратились ко мне. Кто-то из них перестал жевать, кто-то так и не донес до рта чашу с вином.
        - Что случилось, Андреас? - озабоченно спросил Крикс, глядя на мое мрачное лицо.
        - Празднуете победу, глупцы, и не ведаете того, что всего в полумиле отсюда претор Аррий собирает свои войска в кулак, чтобы обрушиться на наше войско! - сердито проговорил я, указав рукой на северо-запад в сторону холмистой гряды. - Не пьянствовать надо, а первыми напасть на претора Аррия! Если мы промедлим хотя бы час, то эта наша победа обратится в поражение. Послушай меня, Крикс. Я слов на ветер не бросаю. Вам ведомо, что мои предсказания всегда сбываются. - Сделав паузу, я обвел военачальников хмурым взглядом. - Оставьте чаши, друзья, и возьмитесь за мечи! Я читаю мысли претора Аррия, который не любит проигрывать битвы и собирается отбить у нас свой лагерь.
        Крикс со звоном поставил свою чашу на стол.
        - Братья, - сказал он, - выводите свои отряды из лагеря. Действуйте без промедления! Надо упредить претора Аррия. Пусть трубачи дадут сигнал боевой тревоги!
        Глава третья Смерть претора Аррия
        Я убедил Крикса отдать под мое начало всех самнитов и луканцев, коих было около семисот человек. С этим отрядом я надумал совершить глубокий обходной маневр, чтобы ударить римлянам в спину. Самнит Клувиан, неплохо знавший эти места, должен был провести мой отряд незаметно для римских дозоров.
        Крикс, то ли не доверяя мне, то ли беспокоясь за мою жизнь, присоединил к моему пешему отряду еще пятьсот германцев во главе с Арвинием. Этот Арвиний тоже был некогда гладиатором и обрел свободу прошлой осенью, когда Спартак потребовал у властей Капуи освободить всех гладиаторов и рабов-мужчин в обмен на пленных капуанцев.
        Эмболария тоже хотела отправиться со мной, но я приказал ей остаться в войске Крикса и все время держать Сильвию при себе.
        Клувиан повел мой отряд сначала к перевалу, чтобы ввести в заблуждение римских дозорных, которые наверняка вели наблюдение с холмов за войском восставших. Затем, скрываясь за Гарганским хребтом, мое небольшое войско вышло на лесную дорогу, идущую на запад к городу Левки. Мои воины валились с ног от усталости, но я не давал им ни минуты передышки. Сойдя с коня, я шел пешком наравне со всеми, обливаясь потом и изнывая от жажды. Было начало апреля, но солнце на этих южных широтах уже припекало очень сильно. В моем мозгу, как в калейдоскопе, всплывали тексты античных авторов, давших описание разгрома отряда Крикса легионами претора Аррия. Все античные авторы излагали этот эпизод древней истории таким образом. Сначала восставшие рабы опрокинули войско претора Аррия, загнав его на близлежащие холмы. Ближе к вечеру, когда воины Крикса увлеклись разграблением римского лагеря и празднованием своей победы, римляне напали на галло-германский отряд, истребив его почти поголовно. Пал в этом сражении и сам Крикс.
        «Мне, может, и не удастся довести восстание Спартака до полной победы над Римом, но спасти войско Крикса от разгрома мне вполне по силам, - мысленно твердил я себе. - Поражение претора Аррия сильно ослабит армию консула Геллия, а избежавший смерти Крикс станет настоящим бичом для римлян!»
        После трехчасового перехода мой отряд наконец подошел к холмистой гряде с северо-запада, закончив обходной маневр. Высланные вперед разведчики сообщили мне, что на холмах идет сражение. Отряды Крикса пытаются взойти на вершину холмистой гряды, но римляне всякий раз сбрасывают восставших вниз.
        «Что ж, посмотрим, сможет ли человек из будущего кардинально изменить ход древней истории!» - с азартом подумал я перед тем, как повести свой отряд в атаку.
        Густой орешник и миртовые деревья служили прекрасным укрытием для моих воинов, которые усталым шагом двинулись на врага, сознавая в душе, что с ними сейчас их главный союзник - внезапность. Я взобрался на коня, чтобы быть у всех на виду и в случае чего-то непредвиденного успеть домчаться с одного фланга на другой. Мой измотанный долгой дорогой отряд рассыпался густой цепью, продвигаясь в гору по мягкой траве и шуршащим мелким камням; выше по склону светло-коричневой корой светились высокие стройные сосны, над которыми проплывали белые облака. День уже клонился к закату.
        Мои нервы были натянуты до предела. Шум битвы то усиливался, то затихал. Боевой клич римлян доносился до нас все явственнее и явственнее. Я сильно тревожился за Крикса и его наступающие в лоб когорты. Если римляне обратят войско Крикса в бегство, тогда удар моего отряда в спину легионерам уже не изменит положение восставших к лучшему. Более того, мой немногочисленный отряд будет обречен на гибель.
        Мне казалось, что этот подъем к вершине холма никогда не закончится, что мои воины карабкаются по склону слишком медленно. Крикс наверняка ждет от меня помощи, а мой отряд тащится, как улитка! Погоняя коня, я вырвался далеко вперед, не слушая предупреждающих окриков Клувиана. Проехав через светлый сосняк, я очутился на самой вершине, озаренной закатным солнцем и обдуваемой теплым ветром.
        Неожиданно передо мной, как из-под земли, возникли три римских воина в длинных кольчугах, подпоясанные широкими кожаными ремнями, на которых висели короткие мечи. У всех троих в руках были дротики и небольшие овальные щиты.
        «Велиты! - промелькнуло у меня в голове. - Видимо, тыловые дозорные!»
        Один из воинов окликнул меня, спросив пароль.
        Я спокойно спешился и сбросил щит с левой руки, делая вид, что хочу осмотреть копыто на левой передней ноге своего скакуна.
        Велиты подошли ко мне поближе, наверное, приняв меня за одного из контуберналов претора Аррия. Я мигом воспользовался их беспечностью. Быстрым кошачьим движением выхватив дротик из руки ближнего ко мне велита, я пнул его ногой в пах, а затем с силой вонзил стальное жало короткого копья другому велиту между глаз. Тот вскрикнул и упал навзничь. Третий велит направил на меня свое копье, целя мне в живот, но я парировал этот удар древком своего дротика. После чего я заколол ударом в глаз того дозорного, который корчился, припав на одно колено, после моего удара в пах. Оставшись один на один с последним из дозорных, я выбил копье у него из рук, как меня учили в гладиаторской школе. А когда римлянин бросился наутек, то я уверенно метнул в него свой дротик, пробив ему шею навылет.
        Вскоре на вершину поднялись и воины из моего отряда. Ко мне подбежал Клувиан.
        - Ого! - усмехнулся он, увидев безжизненные тела троих велитов. - А с тобой опасно иметь дело, приятель.
        Я вновь вскочил на коня, решительным жестом увлекая своих людей за собой.
        Клувиан и Арвиний хриплыми усталыми голосами отдавали быстрые приказы, сплачивая самнитов и германцев в плотный боевой строй. Растянутая воинская цепь превратилась в некое подобие железного ежа, ощетинившегося копьями.
        Клувиан крикнул мне, чтобы я спешился и занял место в строю вместе со всеми, но я только отмахнулся. Я дрожал от нетерпеливого желания поскорее вступить в битву с римлянами!
        Мои люди быстро добежали до противоположного, более пологого склона возвышенности, на котором кипело ожесточенное сражение. Восставшие рабы, заслоняясь щитами, шеренга за шеренгой, надвигались снизу вверх. Укрепившиеся наверху римляне забрасывали восставших камнями, разили их копьями и мечами, то и дело сталкивая вниз по склону измотанные отряды Крикса. Мой отряд, врезавшись в боевые римские порядки, вызвал смятение и панику среди легионеров. Позади у римлян стояли когорты вспомогательных войск. Воинов из этих когорт можно было узнать по овальным зеленым щитам с узорами в виде листьев лотоса, по зеленым плащам и круглым шлемам с широким козырьком. Во вспомогательные войска римляне обычно набирали своих союзников из числа италиков, греков и этрусков. Высокими боевыми качествами эти войска никогда не отличались. Я убедился в этом в первые же минуты боя, видя, как легионеры с зелеными щитами разбегаются в разные стороны под напором моего стремительного отряда.
        Лишь столкнувшись с легионерами-триариями, римскими ветеранами, я понял, что такое настоящая воинская выучка. Триариям нужно было спешно спасать положение, пока римское войско не оказалось рассеченным надвое. Ветераны ринулись на мой отряд, выставив вперед копья и сплотившись плечом к плечу. Мой конь, исколотый копьями легионеров, с диким ржанием повалился на бок, затем вскочил и, хромая, ускакал прочь. Мне пришлось сражаться пешим. Синие прямоугольные щиты триариев с золотыми узорами в виде орлиных крыльев надвигались несокрушимой стеной. Самниты и германцы так и падали один за другим перед строем римских ветеранов, медленно, но верно теснивших мой отряд.
        Действуя с безрассудством отчаяния, я вырвался вперед из шеренги своих воинов, набросившись на центуриона триариев. Это был уже немолодой воин, на узком морщинистом лице которого была печать каменного спокойствия. Он хладнокровно отразил удары моего меча, затем нанес удар сам и сразу же ранил меня в левую ногу чуть выше колена. Резкая боль и побежавшая по ноге кровь привели меня в бешенство.
        «Ах ты, старый перец! - со злостью подумал я. - Ты у меня сейчас попляшешь, долбаный индюк! Захлебнешься собственной кровью!»
        Обрушив на центуриона целый град ударов мечом и нижним краем щита, я заставил его податься назад. Во мне не было ни малейшего страха, только бешенство и какой-то свирепый азарт владели мною в этой схватке. Меч-махера в моей руке звенел и лязгал, сталкиваясь с прямым клинком старого легионера. Какой-то ветеран в бронзовом старом шлеме с белыми перьями, стараясь помочь своему центуриону, с силой толкнул меня своим тяжелым щитом и сразу же нанес укол мечом сверху, норовя поразить меня в лицо или шею. Это была обычная уловка римских легионеров в ближнем бою. Я не попался на нее, надежно закрывшись щитом и рубанув легионера мечом по ноге из глубокого полуприседа. Это был уже прием гладиаторов, освоенный мною в школе Лентула Батиата. Мой противник с белыми перьями на шлеме со стоном припал на одно колено, невольно опустив нижний край своего щита на землю. Не мешкая, я тут же рубанул его по шее так, что брызнувшая из рассеченной артерии кровь залила мне лицо и панцирь.
        Издав предсмертный хрип, легионер с белыми перьями на шлеме рухнул прямо к моим ногам.
        «Извини, папаша! - мысленно усмехнулся я. - Зря ты встал на моем пути!»
        Перешагнув через павшего от моего меча легионера, я вновь бросился на центуриона с упорством хищника, наметившего себе жертву.
        Превосходя меня опытом, центурион уступал мне в стремительности, отвечая на два моих удара мечом одним своим. При защите центурион больше полагался на свой щит, нежели на меч. Наседая на своего бывалого врага, я пускал в ход одну уловку за другой, действуя мечом так, что центурион все чаще уходил в глухую защиту, не рискуя переходить в атаку. Всего один раз центурион зазевался, и острие моего меча рассекло ему нос, с хрустом пронзив черепную коробку до самого затылка. Центурион умер мгновенно и без крика.
        Над его телом развернулась беспощадная бойня. В эту маленькую брешь в боевой шеренге триариев скопом устремились германцы, воодушевленные моим смелым выпадом. Теперь уже триарии падали один за другим, громыхая щитами и роняя наземь мечи. Арвиний ударом топора раскроил голову римскому знаменосцу. Подхватив знамя триариев, могучий германец громогласно прокричал боевой клич своего племени.
        На этот громкий вопль Арвиния откликнулись германцы из отрядов Крикса, продолжавшие штурмовать укрепленные камнями позиции римлян на склоне холма. Их ответный пронзительный рев словно вдохнул новые силы в моих усталых воинов, которые все увереннее теснили римлян к крутому откосу, за которым их тоже ждала смерть от мечей и копий восставших.
        Увидев штандарт римского полководца, я рванулся туда, хотя на моем пути стояли вперемежку триарии и гастаты, римские новобранцы. Ряды римлян были расстроены, тем не менее повального бегства среди них не наблюдалось. Римляне смотрели на своего полководца, который храбро сражался наравне со всеми, зычным голосом ободряя своих соратников. Преимущества занимаемой римлянами позиции позволяли им выдерживать вражеский натиск с двух сторон.
        Мой разящий меч окрасился по самую рукоятку кровью убитых мною римлян. Я не знал, сколько легионеров пало от моего меча - неопытных юношей и седых ветеранов, - перед тем, как я оказался лицом к лицу с претором Аррием. Это был грузный плечистый римлянин лет пятидесяти с горбатым носом и властным ртом, в надвинутом на самые брови шлеме с черными перьями на макушке, украшенном позолоченной чеканкой в виде дубовых листьев.
        Было видно, что претор сильно измотан долгой упорной битвой, однако он первым ударил меня копьем, вонзив его в мой щит с такой силой, что древко переломилось, а острый наконечник застрял в середине щита.
        «Ну, держись, черт носатый!» - стиснув зубы, подумал я.
        Чередуя удары от плеча с быстрыми колющими выпадами, я довольно быстро сумел выбить меч из руки претора и в следующий миг рассек ему лицо от лба до подбородка. Претор упал на колени, закрыв окровавленное лицо ладонями.
        «Гуд бай, май френд!» - мысленно воскликнул я, добив знатного римлянина ударом меча в горло.
        Смерть претора Аррия лишила римлян мужества, их боевые порядки распались. Бросая копья, щиты и знамена, легионеры кинулись наутек через сосняк и орешник и дальше вниз по склону холма к близлежащим тенистым дубравам и кипарисовым рощам. Восставшие не преследовали разбитого врага, не имея сил для этого.
        Отряды Крикса понесли серьезные потери. И все же Крикс выглядел очень довольным, расхаживая по широкому гребню возвышенности и разглядывая убитых римлян. С особым интересом Крикс осмотрел убитого претора Аррия, возле которого толпилось множество галлов и германцев.
        Встретившись со мной, Крикс заключил меня в крепкие объятия.
        - Клянусь Гезом, ты настоящий храбрец, Андреас! - промолвил он, обнажив в широкой улыбке свои крепкие белые зубы. - Ты настоящий провидец! Отныне ты будешь моим главным советником!
        Глава четвертая Человек со шрамом
        На следующий день я встал разбитый; после ночи, проведенной в палатке на жестком ложе, у меня ломило спину и плечи. К тому же всю ночь меня мучили кошмары. И во сне я продолжал кого-то рубить мечом, от кого-то отбивался что есть сил, спотыкаясь о груды трупов и топчась в лужах крови. Мои выкрики и стоны мешали спать Эмболарии и Сильвии, которые ночевали в одной палатке со мной.
        Утром Эмболария сменила повязки на моих ранах, заметив при этом, что в Левках есть целебный источник, вода из которого заживляет любые порезы и ушибы.
        «После погребения павших Крикс намерен вести войско в Левки», - добавила Эмболария.
        Спустя три дня отряды Крикса подошли к Левкам, разбив стан вблизи от города.
        В этой местности вздымались отроги Апеннинских гор, здесь повсюду находились каменоломни, заброшенные и разрабатываемые. Здешние горы были богаты прекрасным белым камнем, мрамором и известняком. Из этого белого камня был выстроен небольшой городок Левки, название которого в переводе с греческого означает «Белый». Этот городок был основан греческими колонистами еще пять веков тому назад. За прошедшие столетия кто только не прибирал его к рукам: и местное племя апулов, и этруски, и самниты… В конце концов Левками завладели римляне, победившие все италийские народы.
        Оказалось, что знаменитый целебный источник находится не в самом городе, а поблизости, в горном гроте, куда ведет узкая извилистая тропа. Местные жители почти не ходят к целебному источнику, поскольку с детских лет знают легенду о том, как возник этот чудодейственный ручей. Миф рассказывает, что когда-то Геракл изгнал из Кампании племя гигантов, которых называли левтернийскими. Гиганты бежали сюда и через глубокие пещеры ушли под землю. Там, в недрах земли, все гиганты погибли. С той поры из крови погибших гигантов берут начало зловонные струи левтернийского источника.
        Хозяин дома, пустивший на постой меня, Эмболарию и Сильвию, охотно поведал нам эту легенду об исчезнувших под землей гигантах со всеми не очень приятными подробностями. Хозяина звали Либедий. В его жилах текла апулийская, греческая и самнитская кровь. Он был не стар и хорош собой. У него была кожевенная мастерская, масличная роща и большой виноградник. Рабов в своем хозяйстве Либедий не держал, поскольку, по его словам, труд невольников окупается только в больших поместьях или в каменоломнях. Мелким и средним собственникам земли выгоднее трудиться самим вкупе с ближайшей родней. Поэтому основной рабочей силой в хозяйстве Либедия кроме него самого были его жена и дети. Из четверых детей Либедия от тяжкого труда была избавлена лишь его двухлетняя дочь. Трое старших сыновей вовсю помогали отцу и в мастерской, и на винограднике, и на маслодавильне.
        В первый же день нашего пребывания в Левках Эмболария попросила Либедия, чтобы тот проводил нас к пещере, где бьет левтернийский источник. Либедий не заставил себя долго упрашивать. Когда спала полуденная жара, он повел меня и Эмболарию к знаменитому гроту. Сильвия с нами не пошла, предпочтя отдохнуть в одиночестве от всех тяжелых впечатлений, пережитых ею за последние дни.
        Выйдя из города, из его узких тенистых улиц, мы какое-то время шли по ущелью, заросшему кустарником и диким виноградом, потом стали подниматься в гору. С вершины двуглавой, покрытой трещинами горы белый городок был, как на ладони. Он лежал на широком плато, окруженный скалами, хранившими на себе следы разломов после случившихся здесь некогда землетрясений.
        - Часто ли Посейдон трясет эти места? - обратилась к нашему проводнику Эмболария.
        Древние римляне, как и греки, верили в то, что, если гремит гром, значит, это гневается Зевс, по-римски Юпитер, а если начинается землетрясение, стало быть, пришел в ярость бог морей Посейдон, брат Зевса.
        - На моем веку Левки пока еще ни разу не трясло, - обернулся к Эмболарии шагавший впереди Либедий, - а я уже прожил тридцать шесть лет. Покуда самым большим потрясением для жителей нашего городка является восстание рабов, охватившее юг Италии. Три дня тому назад через Левки проходили разбитые рабами легионы претора Аррия, так на этих легионеров было жалко смотреть. Голодные, грязные, израненные - не войско, а толпа одичавших людей!
        Мы с Эмболарией молча переглянулись.
        - Куда же ушли эти разбитые легионы? - поинтересовался я.
        - К горным проходам, ведущим в Кампанию, - на ходу ответил Либедий. - Вместе с легионерами ушли в Кампанию все зажиточные граждане Левк.
        - Почему же ты со своей семьей не ушел, друг Либедий? - спросила Эмболария.
        - На кого же я оставлю свои маслины и виноградник? - Либедий вновь оглянулся на Эмболарию. - Оливковые деревья и виноградная лоза требуют постоянного ухода, красавица. Все работы нужно делать вовремя, иначе можно остаться без хорошего урожая. К тому же я не патриций и не рабовладелец, чего мне страшиться восставших невольников?
        Тропинка, по которой нас с Эмболарией вел Либедий, вилась среди отвесных белых скал, причем постоянно приходилось идти в гору. Чистый горный воздух, пропитанный ароматом свежей листвы дрока и тамариска, бодрил меня и слегка кружил мне голову.
        Внезапно порыв ветра дохнул нам в лицо таким зловонием, что мы с Эмболарией невольно поморщились.
        - Что это за вонь? - воскликнул я. - Либедий, куда ты нас ведешь? Уж не к могильнику ли для издохшего скота?
        Либедий с усмешкой обернулся к нам.
        - Так пахнет целебный источник Терпите, сами напросились. В пещере вонища будет еще ужаснее!
        Я и Эмболария вновь переглянулись. Во взгляде самнитки я прочитал: «Делать нечего! Надо идти до конца!»
        Наконец нашему взору открылся высокий темный проем в горе, похожий на разверстую пасть чудовища. Оттуда и впрямь изливались отвратительные миазмы, словно во чреве горы находилась мертвецкая, переполненная разлагающимися трупами. Мы с Эмболарией невольно замедлили шаг, а затем и вовсе остановились, не доходя до пещеры.
        - Ну же, смелее! - подбадривал нас Либедий. - Чего вы хотите! Это вам не фиалки на лугу. Так пахнет настоящая кровь богов и титанов, называемая ихором.
        - Ихор - это скорее желчь божественных созданий, нежели их кровь, - возразил я, припоминая курс античной мифологии.
        - Не будем спорить, Андреас, - сказал Либедий, нетерпеливым жестом понуждая меня и Эмболарию не отставать от него. - Старина Гомер называл ихором любую жидкость в телах богов: и кровь, и желчь, и сперму, и даже женское молоко. Богини же тоже рожали детей.
        При последних словах Либедий задержал свой восхищенный взгляд на Эмболарии, вернее, на ее роскошной груди. Самнитка была облачена в короткую тунику, которая пропиталась потом и прилипла к ее статному красивому телу, еще явственнее обозначив ее крупную грудь.
        Я успел заметить краем глаза, что Эмболария покраснела не столько от смелого взгляда Либедия, сколько от его слов.
        «Это неспроста, клянусь Зевсом! - промелькнуло у меня в голове. - Уж не понесла ли от меня Эмболария? Я ведь сплю с ней и не предохраняюсь, а она тем более!»
        Грот, куда мы вошли, зажимая нос рукой, представлял собой довольно величественное зрелище, благодаря высоченному каменному своду, мощным каменным столбам, изваянным самой Природой, и нескольким небольшим озеркам, через которые струился бьющий из стены теплый источник. Пещера была наполнена зловонными испарениями, которые поднимались кверху наподобие легкого тумана или дымки.
        - Я ухожу, - торопливо проговорил Либедий, прикрывая нос ладонью, - а вам, голуби мои, надо раздеться донага и погрузиться ненадолго в любой из этих водоемов. Вода в них теплая и очень целебная, но пить эту воду все же не советую, можно тронуться рассудком.
        После этих слов Либедий, не оглядываясь, выбежал из пещеры. Его торопливые шаги затопали, удаляясь по каменистой тропе.
        - Ну, что ты стоишь столбом, раздевайся! - бросила мне Эмболария, стащив с себя тунику и снимая с ног сандалии.
        Я торопливо разделся, чувствуя, что не просто задыхаюсь от зловония, но понемногу начинаю приходить в невменяемое состояние. Голова у меня шла кругом, меня тошнило. Взяв меня за руку, как маленького ребенка, Эмболария подошла к ближайшему озерцу, вошла в него сама и заставила меня погрузиться в теплую зловонную воду. Озеро было мелкое, воды в нем было чуть выше колен. Лежа по шею в необычной целебной воде среди мельчайших пузырьков, источающих какой-то нестерпимо вонючий газ, я закрыл глаза и зажал пальцами нос. Я решил держаться сколько смогу, чтобы не показаться Эмболарии полнейшим размазней. Мне было даже любопытно, кто из нас двоих продержится дольше в этом зловонном озерце.
        Эмболария не выдержала первая.
        - Довольно, вставай! - Самнитка поднялась из воды, заставив и меня подняться. - Идем отсюда скорее! К Эребу такие водные процедуры!
        Шлепая по камням босыми мокрыми ногами, мы с Эмболарией, шатаясь, как пьяные, выскочили из пещеры на свежий воздух. Похватав свою одежду и обувь, мы поспешили дальше по тропе, стремясь поскорее убраться от этого жуткого зловония. Запинаясь и хватаясь друг за друга, мы голыми трусили по тропе, облитые ласковым солнечным теплом. Наконец отвратительные миазмы остались позади. Я бессильно бухнулся на камень у тропы. Эмболария села рядом, вытянув свои сильные загорелые ноги и прислонившись голой спиной к теплой шершавой скале.
        Не успели мы толком перевести дух, как рядом с нами раздался топот копыт, дробный и торопливый. Остро запахло козьей шерстью. Я открыл глаза. Мимо нас по тропе в сторону города семенили три козы и два козленка. За ними шагала с длинным прутом в руке и с венком из диких цветов на темной кудрявой голове стройная девочка лет двенадцати. Она была босиком, в длинном льняном платьице без рукавов, со шнурком на тонкой талии.
        На миг задержавшись возле нас, юная пастушка назидательно обронила нежным строгим голоском, обращаясь к Эмболарии:
        - Женщине непристойно показывать свою наготу мужчине.
        - Этот мужчина - мой муж, - сказала Эмболария, посмотрев девочке в глаза.
        Девочка остановилась, понимающе покивала головой, совсем как взрослая. Затем пастушка промолвила уже без осуждения в голосе:
        - Вы все же оденьтесь, люди добрые. Вон за той скалой начинается одна из городских улиц. Нехорошо, если вас увидят в таком виде.
        Благовоспитанная девочка в венке из левкоев и крокусов проследовала вслед за своими козами.
        Я и Эмболария вскочили на ноги и, давясь от смеха, принялись торопливо одеваться.
        * * *
        Зловонные воды левтернийского источника и впрямь оказались чудодейственными. Уже на другой день все мои раны и ушибы совершенно зажили, от них не осталось и следа на моем теле. Я словно заново родился. Единственно, что меня тяготило после этого лечебного купанья, так это неприятный запах, будто прилипший к моим волосам и к моему телу. Желая смыть с себя этот запах, я отправился в местную общественную баню, расположенную недалеко от рыночной площади.
        Заплатив при входе в баню одну медную монетку - асс, я очутился сначала в помещении, где посетители оставляли одежду, складывая ее на широкие полки, идущие вдоль стен. Судя по тому, что больше половины полок было занято свернутой одеждой, сумками, шляпами, тростями и прочими личными вещами, сегодня в бане собралось довольно много людей.
        Из раздевалки через узкий коридор я прошел в небольшой круглый дворик, окруженный крытой колоннадой. Здесь стояли на круглых постаментах три мраморные статуи юных полуобнаженных нимф. Рядом с колоннами были расставлены широкие скамьи и плетеные стулья. Дворик был вымощен красивой голубой плиткой. Вдоль колонн под крышей портика медленно прогуливались распаренные и лоснящиеся от пота босые и полуголые местные граждане, пришедшие помыться и посудачить о том о сем. Они шли по кругу по двое и по трое, прикрыв свою наготу широким куском чистого светлого полотна. Их голоса звучали вразнобой, то громко, то тихо, взволнованные и удивленные; иногда голоса прогуливающихся посетителей прерывались коротким смехом или бурным восклицанием. Это были местные торговцы, ремесленники и содержатели харчевен. У всех на устах была одна и та же обсуждаемая тема: разгром римских легионов у горы Гарган, смерть претора Аррия и бесчинства восставших рабов в Апулии. Здешние обыватели пребывали в некотором беспокойстве, ведь в долине под Левками был разбит лагерь восставших, которые покуда ведут себя дружелюбно. Однако кто
знает, что может случиться завтра или послезавтра?
        Не задерживаясь во внутреннем дворике, я проследовал в тепидарий, в этой комнате не было ни ванны, ни бассейна, ни кранов с водой. Тут было очень тепло, но не жарко. Моющиеся обычно приходили сначала в тепидарий, чтобы слегка пропотеть и подготовить свое тело к высокой температуре парной. Они также задерживались здесь вторично при выходе из парилки и перед посещением фригидария, холодной бани.
        Это делалось для того, чтобы переход из сильной жары в холод был не слишком резким.
        Все эти тонкости процедуры омовений в древнеримских термах я уже хорошо знал, побывав за время своих приключений во многих городах и банях.
        Посидев какое-то время в тепидарии на гладкой мраморной скамье, я разнежился и едва не задремал. Оставив на скамье свою чистую свернутую простыню, я зашел в кальдарий, где было очень жарко благодаря проложенным в каменных стенах трубам, по которым прогоняли горячую воду. Рядом, за стенкой, имелся узкий и довольно глубокий бассейн с горячей водой, куда можно было спуститься по мраморным ступенькам. Что я и сделал, как следует пропотев в парильне. Бултыхаясь в горячей воде, я старательно мыл волосы, растирал свои руки, ноги и грудь, дабы окончательно избавиться от прилипшего ко мне неприятного запаха.
        Выбравшись из бассейна, я был красный как рак. Сердце мое гулко стучало в груди, лицо пылало, руки и ноги горели огнем. Я вернулся в тепидарий, набросил на плечи простыню и сел на скамью, привалившись спиной к стене, покрытой мозаикой. Едва я блаженно закрыл глаза, как мой слух вдруг резанула прозвучавшая рядом досадливая реплика. Кто-то на чистом русском языке произнес: «Черт возьми!»
        Я мигом открыл глаза и сразу увидел того, кто это сказал. Напротив меня на другой скамье сидел статный мужчина лет сорока, с мокрыми, не очень длинными волосами пепельного цвета. Его торс был обернут свернутым вдвое белым покрывалом. Внешне незнакомец очень походил на американского актера Джорджа Клуни: тот же прямой открытый взгляд, тот же овал лица и росчерк упрямых губ. Даже изгиб бровей был совершенно такой же, как у этой голливудской звезды. Незнакомец хотел было опереться левой рукой о край скамьи, но ладонь его соскользнула, и он едва не свалился на пол. Тогда-то с его уст и слетела эта раздраженная фраза на русском языке: «Черт возьми!»
        Я, как заколдованный, встал и направился к этому незнакомцу, видя, что и он как-то слишком пристально смотрит на меня. В моей голове стучала одна и та же мысль, наполнявшая меня внутренним волнительным трепетом: «Это неспроста! Нет, неспроста! Этот человек оттуда, из будущего! О боже, неужели он прибыл за мной?»
        Подойдя к незнакомцу, я сел рядом с ним, не спуская с него настороженных глаз.
        - Вы оттуда? - по-русски и очень тихо спросил я.
        Незнакомец молча и выразительно кивнул, при этом чуть заметная ободряющая улыбка коснулась его губ. Этот кивок и полный дружелюбия взгляд незнакомца пробудили во мне дикую радость. Я чувствовал себя приговоренным к смерти, которому вдруг объявили о помиловании! Схватив незнакомца за руку повыше кисти, я крепко стиснул ее, словно боясь, что этот человек не из плоти и крови, а всего лишь видение.
        - Спокойно, друг мой, - сказал незнакомец. - Все страшное и трудное для тебя уже позади. Я прилетел за тобой.
        В этот миг лицо незнакомца, этого двойника Джорджа Клуни, показалось мне самым прекрасным на свете, добрым и благородным. Даже багровый шрам в виде ласточкиного крыла на его правой щеке нисколько не умалил в моих глазах благородную красоту этого человека.
        - Меня зовут Гедеон, - так же по-русски промолвил посланец из будущего. - А как твое имя?
        - А разве там, откуда ты прибыл, не сказали тебе, как меня зовут! - слегка опешил я. - Или ты просто забыл мое имя?
        - Дело в том, друг мой, что тебя использовали втемную очень нечистоплотные люди, которые затеяли крайне опасную игру, завладев машиной времени, - с неким внутренним напряжением проговорил Гедеон, глядя мне в глаза. - Они наверняка изображали себя перед тобой эдакими сотрудниками российских спецслужб, хотя на самом-то деле это просто банда террористов. Поверь мне, дружище.
        Я обалдело хлопал глазами. Только этого мне не хватало!
        - Настоящие российские спецслужбы представляю я, - продолжил мой собеседник. - Гедеон - это мой оперативный псевдоним. Мы давно охотимся за этой шайкой террористов, давно идем по их следу. Скоро с ними будет покончено! Мое руководство понимает, что эти преступники весьма умело вербуют людей для заброски в прошлые века. Мы стараемся спасать этих одураченных людей, возвращаем их назад в будущее. Ты не первый, кто угодил в эти сети, друг мой. - Гедеон похлопал меня по плечу. - Так как твое имя?
        - Андреас, - машинально по-гречески ответил я, совершенно сбитый с толку всем услышанным от Гедеона.
        - Рад познакомиться! - сказал Гедеон, сверкнув приветливой улыбкой. - Андрей, нам нужно поговорить о многих важных делах и о процедуре твоей обратной телепортации. Идем со мной. Здесь слишком много посторонних глаз и ушей.
        Я покорно встал и пошел за Гедеоном, подобно заблудшему страннику, неожиданно обретшему надежного проводника.
        Одевшись, мы вышли из бани и направились в ту часть города, где было много небольших одноэтажных домов, лепившихся один к другому, как соты в пчелином улье. В этом квартале Левк жила беднота.
        Гедеон привел меня к дому, стоявшему в конце переулка. На двускатной крыше этого неказистого жилья ворковали голуби. На двери висел бронзовый замок формой и размерами похожий на школьный пенал. Гедеон достал из небольшой кожаной сумки, привешенной к поясу, длинный ключ с крючком на конце. Открыв замок, он толкнул скрипучую дверь и вежливым жестом пригласил меня первым пройти внутрь дома. Я без колебаний вошел, сразу ощутив запах пыли, нагретого дерева и высушенных трав.
        - Здесь живет вдова, занимающаяся врачеванием скота и домашней птицы, - сказал вошедший за мной следом Гедеон. - С самого утра она ходит где-то по своим делам, а домой возвращается лишь под вечер. Я снимаю тут комнату за два сестерция в день. Плачу, можно сказать, по-царски за пребывание в этом хлеву! - Гедеон желчно усмехнулся и похлопал меня по плечу. - Проходи, приятель, вон туда.
        Комната, где я очутился, имела два выхода: один вел в прихожую, которым воспользовались мы с Гедеоном, войдя сюда, другая дверь вела во внутренний дворик, обнесенный каменным забором и глухими стенами двух примыкавших к забору соседних домов. Единственное окно в комнате выходило во внутренний двор.
        Полупрозрачная занавеска на окне едва заметно колыхалась под легким дыханием теплого ветра. Из мебели в комнате стояли стол, два стула, кровать и сундук в углу. Здесь царил прохладный полумрак, в котором отдыхали глаза после слепящего солнца.
        Подойдя к окну, я увидел во дворе медную ванну под легким навесом из грубой ткани. В ванне плескалась голая загорелая девочка лет двенадцати, черные вьющиеся волосы которой были собраны в тугой узел и закреплены заколками. Несколько непослушных длинных локонов выпали из этой нехитрой прически и змеились вдоль прелестного девичьего лица с большими глазами и прямым точеным носом.
        Я сразу узнал в этой чернокудрой миловидной девочке благовоспитанную пастушку, с которой случайно повстречался вчера вечером на горной тропе.
        - Кто это? - негромко спросил я.
        - Дочь хозяйки, ее зовут Евклея, - ответил Гедеон, снимая с себя плащ и пояс с сумкой. - Обычно эта девчушка по целым дням пасет в горах соседских коз, но сегодня она почему-то осталась дома. Чего ты стоишь? Присаживайся, Андрей.
        Гедеон указал мне на стул, сам уселся на другой, лихо, по-ковбойски закинув ногу на ногу.
        - Итак, дружище, давай обсудим наши дела, - деловым уверенным тоном начал Гедеон. - Ты угодил в очень скверную историю, Андрей. Тобой манипулируют, как марионеткой. Люди, забросившие тебя сюда, злодеи каких поискать! Их замысел состоит в том, чтобы изменить ход событий в далеком прошлом, а такой сбой в кольцевом временном пространстве неизбежно приведет к цепной реакции, то есть события в далеком будущем тоже выйдут из привычной исторической колеи. По сравнению с таким временным коллапсом все злодеяния Усамы бен-Ладена и «Аль-Каиды» - просто детский лепет!
        - Но я же не по своей воле влез в это дело… - пробормотал я.
        - Я понимаю и не обвиняю тебя ни в чем, но еще неизвестно, как отнесется к тебе мое руководство в Москве, - промолвил Гедеон, многозначительно ткнув пальцем вверх. - Ты сравнительно недолго пробыл в этом древнем историческом периоде, но уже успел наломать немало дров. Благодаря тебе ход восстания рабов сбился с истинного курса, описанного в учебниках по истории Древнего Рима.
        Я внутренне напрягся, понимая, куда клонит мой собеседник.
        - Ты заставил восставших рабов атаковать укрепившиеся на холмах легионы претора Аррия, - чеканя слова, продолжил Гедеон. - В результате битва у горы Гарган завершилась не гибелью Крикса и разгромом его отряда, а наоборот, смертью претора Аррия и полнейшим разгромом римских легионов. Теперь одному Богу известно, что может произойти дальше, ведь Крикс не станет сидеть сложа руки. Он может прорваться в Кампанию или обрушиться на войско консула Геллия. В любом случае такое развитие событий чревато худшими последствиями как для Рима, так и для будущей российской истории. Ты понимаешь, что сам поневоле сыграл на руку террористам?
        Я молча сокрушенно покивал головой.
        - Тебе придется отвечать за это перед моим руководством, поэтому для смягчения твоей вины нужны кое-какие показания от тебя, - мягко, почти вкрадчиво заговорил Гедеон. - Андрей, расскажи мне про этих людей, которые одурачили тебя и впутали в эту историю. Опиши их внешность, назови их имена, вспомни все, что они тебе говорили. И главное, расскажи, как эти бандиты поддерживают с тобой связь. Они уже присылали к тебе своего связника?
        - Да, присылали, - не подумав, ответил я. - Это было еще зимой, когда войско Спартака стояло в Метапонте.
        - Кто был этот связник? Мужчина или женщина? - Глаза Гедеона вспыхнули странным холодным блеском. Он даже чуть подался вперед. - Ты раньше видел этого человека?
        - Это был Макс, мой бывший однокурсник, - сказал я. - Собственно, через Макса я и вышел на этих итальянских археологов, которые на деле оказались никакие не археологи.
        Вкратце я пересказал Гедеону историю своего знакомства с Мелиндой и профессором Пазетти, о своей поездке в Орехово-Борисово, где вдруг началась непонятная перестрелка, а меня, как кролика, запихали в машину времени и забросили в первый век до нашей эры, в гладиаторскую школу Лентула Батиата.
        - Так-так, все ясно! - промолвил Гедеон, когда я умолк. - Секретную базу этих террористов в Орехово-Борисово мы уже уничтожили, но у них имеется где-то в окрестностях Москвы еще одна тайная лаборатория, откуда эти бандиты забрасывают в прошлые века своих агентов. Вспомни, Андрей, не говорил ли тебе Макс о том, где он встречается с Мелиндой и профессором Пазетти, где расположена машина времени, посредством которой он смог повидаться с тобой в Метапонте?
        - Нет, ничего такого Макс мне не говорил, - потирая лоб, ответил я. - Мы виделись-то с ним всего несколько минут.
        - Но о чем-то же вы разговаривали! - нетерпеливо бросил Гедеон. - О чем же?
        - Мы говорили о Регине, о Мелинде, о спасении России… - немного растерянно перечислил я.
        - Регина - это кто? - насторожился Гедеон. - Как она связана с Мелиндой и профессором Пазетти? Ты встречался с Региной?
        Я ничего не ответил, поскольку меня вдруг пронзило какое-то внутреннее недоверие к Гедеону. Я вспомнил, что Макс при встрече сказал мне, что его перед заброской в прошлое привозили на усадьбу в Орехово-Борисово. Значит, машина времени этих лжеитальянцев вовсе не уничтожена российскими спецслужбами, ведь Макс телепортировался в прошлое именно из Орехово-Борисово.
        Видя, что я задумался, мой собеседник стал засыпать меня новыми наводящими вопросами, требуя, чтобы я описал Регину и Мелинду.
        - Наверняка эта Регина - очень важная птица среди террористов, как и Мелинда, - разглагольствовал Гедеон, откинувшись на спинку стула. - Каждая из них наверняка имеет свою агентурную сеть в Москве. И твой приятель Макс явно является звеном в этой преступной цепочке.
        - Когда была уничтожена база террористов в Орехово-Борисово? - поинтересовался я.
        - Совсем недавно, а что? - проговорил Гедеон, пронзив меня пристальным взглядом.
        - Много ли было уничтожено террористов? - опять спросил я.
        - К сожалению, немного, - вздохнул Гедеон, - пять или шесть человек. Женщин среди них не было. Когда Макс обещал снова выйти с тобой на связь?
        Я пожал плечами.
        - Мы с ним так внезапно расстались, что об этом даже не успели обмолвиться. Макс просто исчез у меня на глазах, и все.
        - Так действует межвременная капсула. - Гедеон понимающе покачал головой. - Ладно, дружище, главное - вытащить тебя отсюда. Приходи сюда часа через три, в это время ничего не ешь и не пей. Лучше поспи немного. Постучишь в дверь условным стуком, вот так Гедеон несколько раз ударил костяшками пальцев по столу.
        Я кивнул и направился к выходу.
        Глава Пятая Эмболария
        Терзаемый смутными сомнениями, я бесцельно шатался по узким улицам Левк, стремясь уйти туда, где было безлюдно и никто не мешал течению моих беспокойных мыслей. Этот Гедеон, вне всякого сомнения, прилетел сюда из будущего. Он прибыл сюда за мной. Однако что-то меня настораживало в этом двойнике Джорджа Клуни. В его уверенном спокойствии чувствовалось нечто фальшивое. Может - это от недоверия ко мне? Или Гедеон ведет двойную игру?
        «Главное - выбраться поскорее отсюда, а там, в будущем, все встанет на свои места! - успокаивал себя я. - Эти игры мне порядком надоели! Не хватало только, чтобы меня записали в террористы! Что подумает обо мне Регина, если это каким-то образом дойдет до нее!»
        Дав несколько больших кругов по всему городу, я решил, что могу заявиться к Гедеону и немного пораньше. У меня возникли к нему кое-какие вопросы, мне не терпелось задать их ему Я отыскал тот самый переулок и не спеша направился в самый его конец. И тут во мне проснулась присущая всякому агенту осторожность. Я пробрался к каменной изгороди, за которой располагался внутренний дворик дома вдовы-знахарки. Моей атлетической подготовки было вполне достаточно, чтобы без особого труда преодолеть прочный забор из крупных камней, обмазанных глиной.
        Оказавшись во дворике, я прокрался вдоль стены дома к окну, за которым находилась комната Гедеона. Доносившиеся оттуда звуки сразу насторожили меня. В глубине комнаты на кровати происходила какая-то возня или борьба. До моего слуха доносились всхлипы и короткие отчаянные вскрики Евклеи, которой кто-то грубо пытался затыкать рот.
        Я заглянул в комнату через окно, чуть отодвинув занавеску, и поначалу оторопел от увиденного. На кровати Гедеон насиловал дочь хозяйки дома. Девочка пыталась сопротивляться, даже находясь под сильным мужчиной, вдавившим ее в постель своим обнаженным могучим телом. Видимо, Евклее удалось укусить Гедеона, поскольку из него посыпались злобные ругательства. И брань эта звучала на чистом английском языке!
        Мне все стало ясно. Гедеон никакой не фээсбэшник, он из американских спецслужб, которые тоже имеют машину времени и ведут борьбу с российскими спецслужбами.
        Разозленный тем, что американец водил меня за нос и едва не завлек в ловушку, я ворвался в комнату, сбросил Гедеона с кровати на пол, заломил ему руку назад и принялся дубасить его кулаком правой руки. Побывав в гладиаторской школе, я отлично знал, как и куда надо бить, чтобы человек после таких побоев не смог встать на ноги. Вырубив Гедеона, я крепко связал ему ноги.
        Заплаканная Евклея сидела на кровати, сжавшись в комок. Она была не столько напугана, сколько удивлена моим внезапным появлением. По ее глазам было видно, что она узнала меня.
        По кровавым следам на постели можно было понять, что Гедеон успел сделать свое бесстыдное дело.
        - Не бойся, Евклея, - тяжело дыша, промолвил я. - Этот негодяй больше не тронет тебя.
        Не проронив ни слова, девочка спрыгнула с кровати и убежала в соседнюю комнату.
        Дождавшись, когда Гедеон очнется, я взял его под мышки и усадил на стул.
        - Гуд афтенун, май фрэнд! - с язвительной усмешкой проговорил я, легонько похлопав американца по щеке со шрамом. - Ансэ май квэсченс!
        - Да пошел ты!.. - процедил сквозь зубы Гедеон, без страха взглянув мне в глаза.
        Я с такой силой двинул Гедеона пяткой в пах, что его лицо перекосило от сильной боли. Зажимая руками свое интимное место, испачканное девственной кровью несовершеннолетней девочки, Гедеон корчился на стуле, как полураздавленный червяк.
        - Итак, приятель, излагай все о себе и о тех, кто стоит за тобой, - требовательным тоном произнес я, - иначе стану резать тебя на куски. Сначала отрежу тебе уши, потом пальцы…
        Вынув из ножен кинжал, я приставил его острое лезвие к голове Гедеона возле его левого уха.
        - Хорошо, хорошо! Я все тебе расскажу - торопливо вымолвил Гедеон, все еще морщась от боли. - Я из американского спецподразделения «Дельта», из отдела по перемещениям во времени. Мое задание - разыскать тебя и переместить в двадцать первый век. Послушай, парень, давай договоримся. Структура, на которую ты работаешь, обречена на поражение, да и страну твою через двадцать лет постигнет ядерная катастрофа. Я могу помочь тебе спастись, а мое руководство может избавить от этой беды твоих друзей и близких. От тебя потребуется лишь подписать кое-какие бумаги и дать согласие работать на американскую разведку.
        - Как у тебя все просто получается! - мрачно ухмыльнулся я, поигрывая кинжалом перед самым носом у Гедеона. - Продайся врагам и спи спокойно, так, что ли?
        - Не хочешь сотрудничать с американской разведкой - не надо, - продолжил Гедеон. - Это дело добровольное. Ты можешь просто взять деньги и выйти из игры. Поверь, мое руководство готово заплатить тебе кругленькую сумму.
        - Сколько? - Я убрал кинжал в ножны и сел на стул, во мне взыграло любопытство.
        - Скажем, миллион долларов, - чуть помедлив, ответил Гедеон.
        - А если мне мало миллиона? - заметил я.
        - Сумма может возрасти вдвое, если ты предоставишь нам нужную информацию и надолго где-нибудь потеряешься, - сказал американец. - К примеру, уедешь в Европу или в Латинскую Америку. С такими деньгами ты нигде не пропадешь!
        - Мне нужно подумать, - промолвил я, переполняемый самыми противоречивыми чувствами.
        - Ты же неглупый человек, Андрей, - в голосе Гедеона опять прозвучали вкрадчивые нотки. - Ну зачем тебе рисковать головой за просто так? Я уверен, ты уже хлебнул здесь лиха, участвуя в битвах и стычках, а что тебя ожидает в будущем, если ты не примешь моего предложения? Думаешь, твои покровители из ФСБ по достоинству оценят твой жертвенный подвиг во имя спасения отечества? Даже не надейся, приятель!
        - Между прочим, ты очень похож на Джорджа Клуни, - после долгой паузы сказал я, хмуро разглядывая голого Гедеона, прикрывающего руками свое мужское достоинство. - Ты случаем не родственник ему, а?
        - Нет, не родственник, - ответил Гедеон, - но мне уже говорили об этом сходстве с Клуни. Не ты первый подметил это.
        - Какое у тебя воинское звание? - вновь спросил я.
        - Майор, - нехотя проговорил Гедеон. - Какое это имеет значение?
        - Подумать только, майор американских спецслужб, находясь на задании, надругался над маленькой девочкой, - со злой иронией промолвил я. - Стыд-то какой! Ай, как некрасиво! Интересно, это было сделано тобой в нарушение инструкций или моральный кодекс американских спецагентов допускает подобные бесчинства. Что молчишь, майор?
        - Ты еще накатай жалобу моему руководству! - криво усмехнулся Гедеон.
        - К чему эта бумажная волокита, приятель, - с серьезным лицом обронил я. - Можно просто наказать тебя здесь и сейчас. Например, отрезать тебе голову и отправить в таком виде к твоему руководству.
        Вынув из ножен кинжал, я решительно шагнул к Гедеону и схватил его за волосы, делая вид, что сейчас перережу ему горло. Гедеон хоть и побледнел, но не проронил ни звука, на его окаменевшем лице не дрогнул ни один мускул.
        Неожиданно в дверь дома постучали сначала тихонько, потом громче.
        - Кто это может быть? - пробормотал я, опустив кинжал.
        - Наверное, пришла Келена, - сказал Гедеон. - Так зовут хозяйку этого дома. Сегодня она что-то рано вернулась.
        - Твое счастье, майор, что пришла Келена, - проворчал я и пошел открывать двери хозяйке дома.
        Однако меня уже опередила Евклея. Открыв дверь и впустив в дом мать, девочка со слезами на глазах стала жаловаться ей на то, что их постоялец затащил ее в постель, изорвав на ней одежду. Смуглое лицо Келены с большими темно-карими глазами и прямым носом заполыхало гневом.
        - А ты кто такой? - закричала женщина, схватив в руки увесистую палку, служившую засовом для двери. - Что тебе нужно в моем доме? Ты тоже насиловал мою дочь?
        - Мамочка, этот дядя хороший, не кричи на него, - быстро проговорила Евклея, схватив мать за руку. - Он заступился за меня и побил нашего постояльца.
        - Где этот мерзавец? - Келена взглянула на меня уже без гнева в очах.
        Я молча кивнул ей на дверь комнаты, из которой сам только что вышел.
        С палкой в руках Келена бросилась туда. Я и Евклея поспешили за ней.
        Мы изумленно застыли на пороге. В комнате никого не было. Вещи Гедеона и его одежда были на месте, а сам он исчез. Его не оказалось ни под кроватью, ни в сундуке, ни во внутреннем дворике.
        - Негодяй что же, удрал нагишом?! - пробормотала совершенно сбитая с толку Келена. - Однако он голый далеко не убежит. Я сейчас кликну соседей, а они поднимут людей во всем нашем квартале. Сегодня же этот похотливый мерзавец будет схвачен!
        Келена кинулась вон из дома, собираясь немедленно обежать всех соседей.
        Я внимательно осмотрел стул, на котором еще пару минут тому назад сидел обнаженный Гедеон со связанными ногами.
        «Обратная телепортация! - промелькнуло в моей голове. - Теперь этот негодяй уже недосягаем! Его спасла межвременная капсула!»
        * * *
        Как и следовало ожидать, поиски исчезнувшего Гедеона ни к чему не привели. Горожане обшарили все улицы, все дома и закоулки в Левках, потратив на это два дня, но, ко всеобщему удивлению, обнаженный насильник нигде не появлялся, даже ни разу нигде не промелькнул, никто его не видел. И тогда недовольство горожан обратилось на меня. Нашлось немало свидетелей, видевших нас с Гедеоном, мирно беседовавших в бане. Люди видели, как мы с Гедеоном прошли через агору и дальше по улице Медников в сторону бедняцкого квартала. Власти Левк, не оставшиеся в стороне, вызвали меня на допрос в здание городского совета.
        Я подчинился, полагая, что мне просто зададут несколько вопросов. Однако на деле я угодил на настоящее предвзятое судилище. Декурионы принялись выстраивать против меня обвинение, настаивая на том, что скорее всего это я помог постояльцу Келены скрыться и таким образом избежать наказания. Глава декурионов, мерзкий лысый старик, заявлял, что, по-видимому, с моей стороны тоже было намерение надругаться над дочерью Келены, иначе я не пошел бы с Гедеоном туда, где тот снимал комнату.
        - Вполне может быть, что этот человек тоже осквернил лоно ребенка своим членом, - тыкая в меня пальцем, выкрикивал глава совета, - а то, что Евклея говорит обратное, вполне понятно. Девочка боится этого негодяя, ибо знает, что за его спиной стоит войско восставших рабов. Я думаю, второго насильника тоже следует искать в лагере восставших!
        Шумиха, поднявшаяся вокруг этого дела, дошла и до Крикса. Власти Левк отправили к Криксу послов, требуя у него моей выдачи, а также организации поисков другого насильника, который, по мнению декурионов, укрывается где-то в стане восставших.
        Просто отмахнуться от этого инцидента Крикс не мог, поскольку мать Евклеи не раз приходила в лагерь рабов, занимаясь лечением заболевших лошадей и мулов. Многие из людей Крикса хорошо знали эту женщину, видели и ее дочь, которая пасла коз в окрестностях Левк. Среди восставших действовало негласное правило, согласно которому любые насилия над женщинами из знатных семей считались допустимыми, часто закрывались глаза и на насилия в отношении малолетних дочерей знатных матрон. Однако грабить и унижать людей небогатых категорически воспрещалось, за это любому из воинов Крикса и Спартака грозило суровое наказание. По войску восставших прошел слух, будто я и какой-то мой случайный знакомый спьяну надругались над дочерью Келены. Мой прыткий напарник по этому преступлению сумел скрыться, а меня мать Евклеи будто бы застукала в непотребном виде. Поскольку с гражданами Левк у восставших сложились весьма дружеские отношения, поэтому многие из галлов и германцев требовали от Крикса выдать меня местным властям на расправу.
        Прежде чем что-либо решить, Крикс встретился со мной с глазу на глаз в своем шатре. Он потребовал от меня рассказать всю правду. Мне пришлось изворачиваться, отвечая на вопросы Крикса, так как я не мог сказать ему, что мой случайный знакомый - на самом деле человек из далекого будущего. Тем более мне не удалось бы доходчиво объяснить Криксу обстоятельства загадочного исчезновения этого случайного знакомого. То, что я пытаюсь что-то утаить, не раскрывая всей правды, Крикс сразу почувствовал.
        - Случай весьма гнусный, Андреас, - подводя итог, сказал Крикс. - Не пойму зачем ты выгораживаешь этого незнакомца, с которым ты познакомился в бане. Он впутал тебя в такую мерзкую историю, а ты не хочешь даже намекнуть мне, как и где его следует искать. Не сквозь землю же провалился этот странный Гедеон!
        К моей бурной радости, Крикс наотрез отказался выдать меня на суд властям Левк, заявив, что сначала нужно поймать главного зачинщика этого преступления. Келене в качестве морального возмещения Крикс отсыпал двести серебряных монет. Келена деньги взяла, но в лагере восставших больше не появлялась.
        Самым худшим в этой истории для меня стал разрыв с Эмболарией. Самнитка почему-то уверовала в то, в чем меня обвиняли левкийские декурионы. Наше весьма эмоциональное объяснение друг с другом произошло перед моей поездкой в лагерь восставших для встречи с Криксом.
        - О боги, в кого я, глупая, влюбилась! С каким чудовищем спала в одной постели! - выкрикивала Эмболария, швыряя мне под ноги мои вещи. - Наверно, обнимая меня, ты лелеял мысли об обладании какой-нибудь юной девочкой. Признайся, так? Ты сразу запал на Евклею, едва увидел ее первый раз там, на тропе в горах. Я заметила, как заблестели твои глаза, когда ты смотрел на нее. Не будь меня тогда с тобой рядом, ты наверняка не удержался бы и изнасиловал бедняжку Евклею прямо на горной тропе!
        Я пытался возражать Эмболарии, старался ее успокоить, взять ее за руки, но самнитка брезгливо отталкивала меня от себя, не желая слушать мои объяснения.
        - Теперь мне понятно, почему ты каждый день подолгу шлялся по городу, - гневно молвила Эмболария. - Ты выискивал дом, где живет Евклея со своей матерью. Ты медленно, но неуклонно шел к тому, чтобы добраться до Евклеи и надругаться над ней. Похотливый негодяй! Неужели тебе мало взрослых блудниц, коих полно в каждом городе, в каждой захолустной дыре!
        Мне пришлось молча запихивать свои вещи в кожаный мешок, поскольку перекричать разгневанную Эмболарию у меня все равно не получилось бы. Мне ничего не оставалось, как перебраться в лагерь, ибо Эмболария больше не желала жить со мной под одной крышей. Она не желала даже видеть меня.
        Глава шестая Резня в Аргириппе
        Однажды вечером Крикс пришел ко мне тку и заговорил со мной озабоченно-таинственным голосом.
        - Поскольку многие наши соратники смотрят на тебя косо, Андреас, будет лучше, если ты исчезнешь из лагеря на какое-то время, - сказал Крикс, стараясь не смотреть мне в глаза. - Благо подвернулось срочное дело. На днях из города Аргириппы к нам добрались несколько беглых рабов. Они поведали мне, что в Аргириппе созрел заговор из тамошних невольников, которые готовы ночью открыть городские ворота и впустить наши отряды внутрь стен. Заговорщиков больше ста человек, у них имеется кое-какое оружие, поэтому им не составит большого труда перебить стражников у ворот.
        У Крикса возник замысел отправить к Аргириппе отряд в пять тысяч воинов, которому надлежит как можно незаметнее подойти к городу в темное время суток. С этим отрядом восставших выйдут в путь и беглые рабы из Аргириппы, дабы загодя проникнуть в город и известить рабов-заговорщиков о том, что воины Крикса близко. Крикс решил отправить для захвата Аргириппы Ганника с пятью когортами галлов, Арвиния с двумя когортами германцев и Клувиана с двумя когортами самнитов и луканцев.
        - Во главе отряда будет стоять Ганник, но главным его советником будешь ты, Андреас, - продолжил Крикс. - Если ты заподозришь что-то неладное или тебя посетит некое недоброе видение, в твоей власти будет отменить вторжение в Аргириппу. Я знаю, Ганник порой бывает горяч и необуздан, ему не помешает надежная узда.
        Я с большой охотой согласился участвовать в этом походе, поскольку меня самого тяготило отчуждение ко мне многих военачальников и перешептывания воинов за моей спиной.
        Из всех апулийских городов Аргириппа был самым большим после Канусия. Оба эти города лежат на плодородной приморской равнине, расстояние между ними не превышает и двадцати миль. По легенде, Аргириппу основал мифический аргосский царь Диомед, участник Троянской войны. Изначально город назывался Аргос-Гиппион, а нынешнее название ему дали римляне. Диомеду же приписывают и основание города Салапии, расположенного на побережье Адриатического моря примерно в пятнадцати милях от Аргириппы. Салапия считается якорной стоянкой аргириппинов.
        От Левк до Аргириппы всего полдня пути, но отряд Ганника двигался к Аргириппе скрытно, окольными путями, поэтому потратил на дорогу больше суток. Еще сутки отряд Ганника провел в лесу в двух милях от Аргириппы, ожидая возвращения двоих лазутчиков, ушедших в город предупредить рабов-заговорщиков, что пришла пора браться за оружие. Лазутчики вернулись с печальной вестью. Заговор невольников оказался раскрыт, граждане Аргириппы провели дознание с пытками, выявили почти всех заговорщиков и немедленно казнили. Тела казненных были сожжены на пустыре за городской стеной, а обгорелые кости были закопаны в общей яме.
        И все же удача не совсем отвернулась от Ганника и его воинов.
        Нашим лазутчикам удалось случайно подслушать в харчевне разговор двух военачальников. Они узнали, что на днях из Канусия в Аргириппу придет отряд воинов для усиления местного гарнизона.
        Ганник решил устроить засаду на воинов-кануситов, чтобы затем с помощью обмана без помех проникнуть в Аргириппу.
        - Мы перебьем этот отряд, нарядим в доспехи кануситов луканцев и самнитов, которые походной колонной подойдут к Аргириппе, - молвил Ганник на военном совете. - Граждане Аргириппы сами откроют нам ворота. Когда они догадаются, что попались на военную хитрость, будет уже поздно!
        Арвинию и Клувиану понравился замысел Ганника. Одобрил эту хитрость и я, понимая, что это верный шанс взять Аргириппу без больших потерь.
        Засаду было решено устроить милях в восьми от Аргириппы в том месте, где дорога петляет между холмами, поросшими лесом. Выставив дальние дозоры, Ганник расположил своих людей в густом лесу, запретив им громко разговаривать, жечь костры и разбредаться в разные стороны. В томительном ожидании прошло два дня и две ночи. На третий день наши дозорные захватили на дороге всадника, скакавшего из Канусия в Аргириппу. Гонец вез письмо от городского совета Канусия к властям Аргириппы. Из этого послания следовало, что народное собрание кануситов отменило постановление своих властей о посылке воинского отряда в Аргириппу. Обоснованием этого послужило то, что рабов в Канусии было больше, чем свободных граждан, и если невольники отважатся на мятеж, то для его подавления кануситам понадобится все их войско. Рабы в Канусии день ото дня ведут себя все более дерзко, они отказываются подчиняться своим хозяевам и целыми группами бегут из города в лагерь восставших. Власти Канусия пребывают в тревоге, вооружив всех свободных граждан от мала до велика.
        Ганник и Арвиний были неграмотны, Клувиан умел читать только по складам, поэтому перехваченное письмо вслух прочитал я. Мы четверо сидели под развесистым буком на траве, держа военный совет.
        - Проклятье! - сердито произнес Ганник, ломая в руках зеленую лавровую ветвь. - Провалился наш хитрый замысел! Придется возвращаться в лагерь Крикса ни с чем.
        Арвиний досадливо выругался. Клувиан мрачно молчал, жуя травинку.
        - Зачем же возвращаться, друзья, - промолвил я, сворачивая пергаментный свиток в трубку. - Это послание не дойдет до властей Аргириппы, значит, тамошние декурионы и военачальники по-прежнему будут ждать прихода войска из Канусия. - Я сделал многозначительную паузу и добавил: - Мы отправим самнитов и луканцев из нашего отряда в Аргириппу под видом кануситов, благо оружием, доспехами и своим внешним видом воины Клувиана почти не отличаются от римлян.
        Возникла недолгая пауза, во время которой трое моих собеседников взирали на меня, как ученики на педагога.
        - А что, неплохая мысль! - первым подал голос Арвиний. - Бородатых галлов и германцев за воинов-кануситов нам, конечно, выдать не удастся. Зато люди Клувиана вполне годятся на такое дело. Граждане Аргириппы ждут войско из Канусия, и они дождутся его, клянусь Вотаном! - Арвиний усмехнулся. - Наша хитрость должна сработать, братья!
        - Надо попытаться, может, что-то и получится, - задумчиво проронил Клувиан. - Только это нужно делать на рассвете, когда большая часть жителей Аргириппы еще будет спать.
        - Хорошо, - сказал Ганник, - завтра рано поутру предпримем попытку проникнуть в Аргириппу. Клувиан и его воины пойдут впереди, мои люди и германцы Арвиния затаятся где-нибудь поблизости, чтобы одним броском достичь ворот Аргириппы, когда стража их откроет. Где будешь ты, Андреас? - Ганник взглянул на меня.
        - Я пойду вместе с отрядом Клувиана.
        - Крикс запретил тебе рисковать головой, - возразил Ганник, - лучше будь при мне или с людьми Арвиния.
        - Я буду впереди вместе с Клувианом. Это не обсуждается! - В моем голосе и взгляде было столько железной непреклонности, что Ганник не осмелился настаивать на своем.
        * * *
        Две неполные когорты Клувиана насчитывали восемьсот воинов, среди которых подавляющее большинство составляли самниты, треть от этого числа состояла из греков и луканцев.
        К Аргириппе наше небольшое войско выступило около полуночи. К рассвету наш авангард уже находился вблизи от южных городских ворот. Основная часть отряда во главе с Ганником и Арвинием затаилась в лощине неподалеку, около сотни германцев залегли в густой озимой пшенице всего в нескольких сотнях шагов от крепостной стены Аргириппы.
        Я шел в голове колонны бок о бок с Клувианом, беззаботно поглядывая по сторонам на расстилавшиеся вокруг поля и луга с редкими купами деревьев.
        Тяжелые капли росы испарялись на солнце, и над травой у дороги висела легкая туманная завеса; солнечный свет пробудил птиц, которые наполнили своим пением чистый утренний воздух.
        Две наши когорты двигались походной колонной, разбившись на сотни. Воины шли по четыре в ряд, держа копья на плече, а щиты за спиной, как и полагалось на марше. Их шлемы сверкали металлическим блеском в лучах восходящего солнца. Клувиан выдвинул самых опытных бойцов вперед, а самых молодых поставил позади.
        Показавшиеся на гребне холма каменные стены и башни Аргириппы постепенно вырастали у нас на глазах, заслоняя горизонт и упираясь узкими бойницами в голубые небеса. На башнях маячили одинокие фигурки часовых, закутанные в плащи. Ровный монотонный шум идущей пешей воинской колонны показался мне зловещей прелюдией к тому, что станет с жителями Аргириппы, когда восставшие рабы ворвутся к ним в дома. Я гнал от себя эти мысли, стараясь переключиться на другое.
        Вот колонна остановилась перед самыми воротами города, которые были наглухо закрыты в этот ранний рассветный час.
        - Эй, стража! - громко крикнул Клувиан, задрав голову кверху и придерживая шлем рукой, поскольку ремешок под подбородком у него был развязан. - Просыпайтесь, во имя всех богов! Встречайте войско из Канусия!
        Наверху раздалась торопливая беготня, между каменными зубцами стены высунулся до пояса сначала один стражник, потом другой. Кто-то призывал начальника стражи поскорее подняться на стену.
        Я оглянулся на свою пешую колонну застывшую на месте с идеально допустимыми интервалами между рядами и сотнями. Меня вдруг посетило беспокойство, ведь над нашим отрядом не вздымалось ни одного знамени, это может насторожить здешнюю стражу. Свои значки когорт мы оставили в лесу, так как по ним аргириппины вмиг сообразили бы, что за воинство стучится к ним в ворота.
        Появившийся в проеме бойницы начальник стражи вступил в разговор с Клувианом.
        Я с замирающим сердцем слушал, как находчиво отвечает Клувиан на довольно каверзные вопросы главы местного караула. При этом Клувиан насмехался над подозрительностью фрурарха и над его заспанным видом.
        - Ладно, - фрурарх махнул рукой своим стражникам, - открывайте ворота. Живо!
        Я облегченно перевел дух и переглянулся с Клувианом. «Похоже, наша хитрость удалась!» - прочитал я в его быстром взгляде.
        Раздался скрип и стук внутренних запоров вперемежку с приглушенными голосами стражей, толкающих изнутри высокие тяжелые створы ворот, обитые железными полосами. С гулким звуком дубовые ворота распахнулись. Я увидел просторную воротную арку, закругленную наверху, перегороженную точно посередине опущенной сверху железной решеткой. Стражники, открывшие ворота, - их было пятеро, - отошли в сторону, уступая дорогу нашей колонне. Один из них крикнул кому-то наверх, чтобы поднимали решетку. Через несколько секунд решетка медленно поползла кверху под ржавый скрежет ручек подъемного механизма.
        Я вновь переглянулся с Клувианом, теперь мною овладел азарт и волнительное чувство стремительно надвигающейся опасности. Удача пока на нашей стороне!
        Едва решетка поднялась на высоту всадника, Клувиан властно отдал команду и наша колонна стала втягиваться в город. Я чуть приотстал от Клувиана, чтобы в нужный момент возглавить вторую сотню, идущую в затылок первой. Сигналом к тому, чтобы обнажить мечи и перебить стражу, должен был стать условный свист Клувиана.
        Миг торжества в моей душе вдруг сменился отчаянием и досадой, когда рядом кто-то истошным голосом закричал: «Тревога! Это не кануситы, а мятежники!» Этот вопль и стал для нас сигналом к действию. Две наши передовые сотни, сломав строй, схватились за оружие. Войны яростно и торопливо закалывали копьями стражников. Я вместе со всеми бегом устремился к сонным городским улицам, над которыми разносилось громыхание тревожного набата с одной из крепостных башен. В тон звенящему железному билу на другой башне заиграла боевая труба, в хриплых протяжных сигналах которой звучал настойчивый призыв: «К оружию! К оружию! Враг в городе!»
        Среди этого шума и топота ног я расслышал у себя за спиной, как с грохотом упала вниз воротная решетка. Оглянувшись, я увидел, что две наши головные сотни оказались отрезанными от основных сил нашего авангарда. Железная решетка закрыла проход в город, разделив наш отряд на две неравные части. Ко мне подбежал Клувиан, требуя объяснить, по какой причине наш обман открылся раньше срока, кто поднял тревогу и что теперь делать.
        - Мы оказались, как перепелки в сетке! - орал Клувиан мне прямо в лицо. - Если по-быстрому не сломаем решетку, то нас здесь перебьют, как оленей, угодивших в западню! Надо подать сигнал Ганнику и Арвинию, чтобы они живее выручали нас из беды!
        Наши воины принялись с двух сторон рубить железную решетку мечами и топорами, пытались поднять ее хотя бы немного от земли, но все было тщетно. Толстая решетка была прочна и тяжела, она не шла кверху поскольку где-то наверху ее заблокировали специальными запорами.
        - Выход один: нужно пробиться в верхнее помещение воротной башни и поднять решетку с помощью рычагов, - сказал я Клувиану. - Это нужно сделать как можно быстрее, покуда граждане Аргириппы не собрались с силами. Бери полсотни бойцов и рвись с ними наверх. - Я хлопнул по плечу Клувиана. - Остальные воины под моим началом встанут стеной у решетки и будут сдерживать натиск здешнего гарнизона.
        Клувиан молча кивнул.
        На верхнюю площадку крепостной стены вела каменная лестница, по которой могли подниматься лишь три воина в ряд. Стражников на стене было не больше двадцати, но у них имелось преимущество в том, что они сражались с людьми Клувиана, наседая на них сверху. Высота стены достигала примерно двадцати локтей, поэтому наверх вело около ста ступеней, которые сразу окрасились кровью самнитов Клувиана, вынужденных атаковать местную стражу в крайне невыгодных условиях.
        В еще более тяжелом положении оказался мой отряд, вставший широким полукругом возле арки ворот. Поднятое по тревоге войско аргириппинов стекалось к южным воротам быстрыми густыми ручейками. Вооруженные граждане Аргириппы выбегали из всех ближних улиц и переулков, блестя щитами и шлемами на солнце, поднимая пыль и выкрикивая боевой клич. Этих ратников с изображенным на щитах солнцем становилось все больше и больше, сначала их было несколько сотен, потом численность их перевалила за тысячу.
        Я сражался в передней шеренге, отражая удары вражеских мечей и копий, которые выкашивали самнитов и луканцев справа и слева от меня. Мой отряд редел на глазах, хотя и убитых аргириппинов становилось все больше. Среди криков, стонов и лязга оружия я ощутил холодное дыхание смерти, которая нависла надо мной, как и над всеми моими соратниками, очутившимися в этой западне. Меня охватило такое чувство, словно жизнь моя пролетела впустую и вот наступила последняя попытка совершить нечто невозможное, покрыть себя не меркнущей славой, подобно спартанскому царю Леониду, павшему у Фермопил.
        Не прошло и получаса ожесточенной схватки, а из полутора сотен моих воинов в живых осталось не больше сорока. Натиск врагов немного ослабел, поскольку мои соратники, отбиваясь от аргириппинов, навалили перед собой груды мертвых тел. Изнемогая от усталости и полученных ран, я продолжал двигаться, как заведенный, действуя мечом и щитом, отражая удары вражеских клинков, пробивая вражеские панцири, разрубая вражеские шлемы… Из моей груди вырывалось хриплое дыхание, как у загнанного коня. Враги стеной надвигались на меня. Я убивал и калечил аргириппинов одного за другим, а их не становилось меньше. Я был забрызган кровью с головы до ног, мои ноги ступали по трупам, как по опавшим осенним листьям.
        И вдруг враги отпрянули от меня в стороны, словно исчерпав свое мужество до дна. Я огляделся, еле держась на ногах от изнеможения, и увидел, что рядом со мной никого нет, все мои соратники лежат мертвые вперемежку с поверженными врагами. Я посмотрел на голубое небо у себя над головой и как-то особенно глубоко осознал его прелесть и бесконечную ценность своей жизни, которой вот-вот предстояло оборваться.
        Внезапно у меня за спиной раздался лязг - это поползла кверху железная решетка. Этот скрежет отозвался бурной радостью в моем сердце. Оглянувшись, я увидел озлобленные лица галлов и германцев, которые хлынули в город через освободившийся проход, подобно неудержимому весеннему потоку. Толпы восставших рабов пробегали мимо меня, потрясая оружием и сотрясая воздух бешеным криком. Граждане Аргириппы торопливо сплачивали свои ряды, дабы остановить эту лавину безжалостных людей, объятых желанием мстить за своих погибших соратников. Битва, начавшаяся у южных ворот, очень скоро переместилась в глубь города, растекаясь кровавой рекой по улицам и площадям.
        Упав на колени, я закрыл лицо окровавленными руками и залился слезами, которые текли по моим щекам, как два горячих соленых ручья. Я избежал смерти и, сознавая это, все же никак не мог поверить в то, что жив.
        Кто-то со смехом встряхнул меня за плечо.
        Я поднял голову и сквозь пелену из слез увидел улыбающегося Брезовира, длинные светлые волосы которого были растрепаны ветром.
        - Ты как здесь? - изумился я. - Откуда?
        - Крикс дал мне половину войска и велел спешно идти сюда, к вам на подмогу, - ответил Брезовир. - Как видишь, мои люди подоспели вовремя!
        * * *
        Клувиан со своими воинами сумел-таки прорваться в верхнее помещение воротной башни, перебив всю стражу на стене. Самниты Клувиана, уцелевшие в яростной схватке, с помощью подъемного ворота втянули решетку наверх, открыв доступ в город отряду Ганника и подошедшему войску Брезовира.
        Весь день в Аргириппе творились насилия и кровавые ужасы. Истребив всех граждан, кто мог держать в руках оружие, восставшие рабы, разозленные дорогой ценой этой победы, принялись вымещать свою злость на беззащитных женщинах и детях из свободного знатного сословия. Бедноту восставшие не трогали, хотя и в небогатых кварталах Аргириппы не обошлось без грабежей.
        Особенно свирепствовали местные невольники, мстившие своим господам и их родственникам за былые унижения, за жестокость при раскрытии недавнего заговора рабов. Месть эта принимала порой совершенно отталкивающие формы. Раздетых донага матрон и их дочерей рабы заставляли ползать в пыли у своих ног с мольбами о пощаде, после чего несчастных женщин подвергали изощренным пыткам и насилиям. Раздетые догола трупы, мужчин, женщин и детей, лежали повсюду на улицах и во дворах, на ступенях храмов и в здании городского совета. Женский плач и крики о помощи не смолкали в Аргириппе до самых сумерек. Вечером победители, пресыщенные жестокостью и пролитой кровью, разбрелись по самым роскошным домам в городе, чтобы за пиршественным столом отпраздновать свой очередной успех.
        Приняв ванну и переодевшись в доме, куда меня привел Клувиан, чтобы перевязать мои раны, я долго лежал на ложе в совершенно опустошенном состоянии. Клувиан что-то говорил мне, восхищаясь моим мужеством, наливал в чаши вино, желая выпить за мое спасение. Я с безразличным лицом внимал Клувиану, опоражнивал раз за разом кубок с вином, но ни хмель, ни похвалы Клувиана не могли вывести меня из того апатичного состояния, в каком пребывал мой разум. Мое сознание, находившееся на грани полудремы и бодрствования, было подавлено перенесенным потрясением, близостью смерти, уже дышавшей мне в лицо и отступившей благодаря счастливому стечению обстоятельств.
        Наконец, видя мое состояние, Клувиан велел мне вздремнуть, а сам удалился. Однако сон не шел ко мне, так как с улицы и из соседних домов неслись крики пытаемых и насилуемых женщин, заглушаемые пьяным хохотом восставших рабов. Опять все повторялось на этой безжалостной войне между свободными гражданами и рабами: бесчинства и кровь, страдания и смерть - все повторялось, громоздясь одно на другое. И конца этому ужасу не было видно!
        Чувство голода заставило меня подняться с постели и пройти в поварню, где пылал очаг, над огнем которого трое самнитов жарили баранью тушу, поливая ее вином и напевая песню в честь Бахуса. Мое появление только прибавило самнитам веселого настроения. Мне протянули чашу с вином. Я осушил ее, не особо вдаваясь в смысл прозвучавшего тоста. Самниты пили за чью-то смерть и за торжество обездоленных рабов над их угнетателями.
        Отрезав себе кусок сыра, я вышел из поварни и стал прохаживаться по комнатам этого большого светлого дома. Повсюду были следы торопливого грабежа. В триклинии на столе виднелись остатки поспешной трапезы, тут же на полу были раскиданы обрывки окровавленного плаща - это люди Клувиана перевязывали здесь свои раны. Заглянув на женскую половину, я увидел там в опочивальне еще двух самнитов. Один с пыхтеньем насиловал на постели красивую белокожую женщину со связанными руками и распущенными длинными волосами. Заплаканное лицо несчастной с закрытыми глазами походило на скорбную театральную маску, из ее прокушенных до крови губ стекали по нежному округлому подбородку две тоненькие струйки крови. Голый волосатый насильник, пропахший потом и забрызганный засохшей кровью, с привычной деловитостью двигал своим крепким задом, расположившись между полными, раздвинутыми в стороны, беспомощными женскими бедрами. Меня он даже не заметил.
        Другой самнит только что утолил свою похоть, надругавшись над девочкой лет тринадцати, которая лежала нагая без сознания на ковре у его ног. Желая привести девочку в чувство, самнит помочился ей на лицо, широко расставив ноги в бронзовых поножах до колен. Насильник был пьян, его слегка пошатывало, поэтому желтая струя мочи окатила не столько лицо девочки, сколько ее волосы и шею. Меня внутренне передернуло от этого мерзкого зрелища. Не сдержавшись, я велел этому пьяному воину прекратить это скотство. В ответ я услышал брань и совет убираться вон отсюда.
        Я удалился, хлопнув дверью. Во мне закипал гнев. Этот мерзкий паноптикум, наглядно убеждающий меня в том, что все в мире меняется с течением веков, не меняется лишь грубая низменность людских пороков, приводил меня в озлобленное отчаяние. Что мне делать? Куда скрыться от всего этого?
        Мои бесцельные метания привели меня во внутренний дворик, где бил маленький фонтан в мраморной чаше и благоухали кусты белых и пунцовых роз.
        В небесах еще разливался солнечный свет, игравший багряными бликами на белых облаках, но грешную землю и опустошенный город уже окутала вечерняя тень.
        По улице мимо дома проходили какие-то галлы с пьяным гомоном. Внезапно среди этих развязных голосов в латинской и кельтской речи явственно прозвучала раздраженная фраза на чистом русском языке:
        - Да пошел ты в задницу, урод!..
        Я, как пришпоренный конь, рванулся на этот голос. Толкнув плечом створки ворот, я выбежал со двора и очутился среди большой группы галлов, направлявшихся куда-то в сторону городских ворот Галлы на ходу угощались вином из глиняных кувшинов и тискали каких-то полуголых женщин с завитыми волосами и вызывающе накрашенными губами. Видимо, это были блудницы из какого-то здешнего притона. Я сразу узнал Макса, хотя на нем была римская тога. Один из галлов, прижав Макса к стене соседнего дома, грозил ему кинжалом.
        Я поспешил вмешаться, заслонив своего бывшего однокурсника собой.
        Узнав меня, галлы утихомирили своего разошедшегося приятеля, отняв у него кинжал. Вся эта пьяная толпа с шумом и смехом двинулась дальше по улице, запинаясь о тела убитых горожан.
        Я бесцеремонно потащил Макса за собой. Оказавшись с ним во внутреннем дворике с фонтаном, я закрыл ворота, потом схватил Макса за плечи, не веря своим глазам, что снова встретился с ним наяву.
        - Привет, старик! - молвил я, охваченный радостным волнением. - В прошлую нашу встречу ты исчез так внезапно, мы даже не успели толком поговорить. Я чертовски рад тебя видеть, старина! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!
        - А вот мне что-то не слишком радостно, Андрюха, после всего увиденного здесь! - сердито бросил Макс, освобождаясь от моих рук. - Эти вонючие пьяные варвары чуть не зарезали меня! Одному из этих волосатых уродов не понравилось, как я на него посмотрел. Таких дебилов я еще не видел! Это же отъявленные скоты и убийцы! Что тут творится, не описать словами! Весь город завален трупами, залит кровью! Где благородный Спартак? Почему он допускает такие зверства?
        Я отступил на три шага, присел на скамью под кровлей портика, любуясь искренним возмущением Макса, прическа которого выдавала в нем человека, заброшенного сюда из двадцать первого столетия.
        - Благородный Спартак со своим войском ныне пребывает где-то на севере Италии, здесь его нет, - сказал я, когда Макс сделал паузу, чтобы перевести дух. - Этот город взят войсками Крикса, который не погиб в битве у горы Гарган благодаря мне. Это не кино, приятель. Это реальное восстание рабов со всеми сопутствующими ужасами и насилиями.
        - Почему Крикс не наведет порядок среди этой толпы головорезов? - продолжал возмущаться Макс.
        - Потому что Крикс сам падок на насилия и убийства, - холодно ответил я. - К тому же Крикса здесь тоже нет. Главенствуют тут Ганник и Брезовир, которым в нашем с тобой времени впаяли бы пожизненный срок в тюрьме за грабежи, изнасилования и убийства многих лиц с особой жестокостью. Пойми, Макс, это очень жестокая эпоха, и люди здесь безжалостные. Рабы, сбросившие цепи, порядком натерпелись от рабовладельцев, поэтому бесполезно взывать к их милосердию.
        Макс внимательно посмотрел на меня, потом сел на скамью рядом со мной.
        - Андрей, а как можешь ты, человек из цивилизованного мира, спокойно мириться с творящимися вокруг бесчинствами! Ты же, как я понял, не простой воин, а военачальник. Вонючие галлы сразу присмирели, когда ты вступился за меня. Почему ты не пресекаешь эти кровавые злодеяния?
        - Я не располагаю такой властью, чтобы повелевать всем этим множеством восставших рабов, - сказал я, подавив раздраженный вздох. - Я просто советник Крикса. Я выполняю какие-то его поручения, командую небольшими отрядами. По сути дела, я вообще чужой в этом мире древних римлян. Мне бы самому хоть как-то уцелеть в этой бойне, не говоря уже о наведении суровой дисциплины среди рабов и беглых гладиаторов.
        Макс с сочувствием оглядел мои руки и ноги перевязанные окровавленными тряпками.
        - Похоже, Андрюха, тебе сильно досталось, - проговорил он. - Где это тебя так изранили?
        - А ты думаешь, жители этого города добровольно впустили нас к себе? - криво усмехнулся я. - Восставшим рабам пришлось сломить яростное сопротивление граждан Аргириппы. И я, как военачальник, не мог стоять в стороне.
        - Ты тоже убивал?! - На лице у Макса появилась гримаса изумления и разочарования.
        - Да, убивал, - резким голосом подтвердил я, - но не женщин и детей, а вооруженных мужчин. Это не игра в бирюльки, а настоящая война! И я здесь не какой-то наблюдатель из ООН, а участник этой войны на стороне восставших рабов.
        - Да, конечно, - каким-то упавшим голосом промолвил Макс, отведя взгляд. - Я все понимаю, старик. Ты не по своей воле ввязался в эту свару.
        - Давай ближе к делу, Макс. Зачем ты здесь? - спросил я.
        - Профессор Пазетти очень доволен твоей деятельностью в этой древней эпохе, - заговорил Макс, чуть понизив голос и сделав серьезное лицо. - Небольшой сбой в глобальной временной спирали уже случился, это обеспокоило американские спецслужбы, которые заслали специальных агентов из 2031 года в 2011-й, чтобы уничтожить машину времени, имеющуюся у наших лжеитальянцев. Поэтому профессор Пазетти и его сообщники перебазировались из Орехово-Борисово в Люблино. Им предстоит нешуточная схватка с этими американскими агентами, которые, кстати, могут добраться и до тебя, Андрей. Американцы из будущего тоже владеют машиной времени, им не составит труда вычислить твое местонахождение в далеком прошлом по тем сбоям в исторических событиях, которые случились при твоем участии.
        После непродолжительной паузы Макс добавил:
        - Мне велено передать тебе инструкции, чтобы ты смог отличить американского агента от своего связника.
        - Инструкции профессора Пазетти немного запоздали, - заметил я с невеселой улыбкой. - Совсем недавно у меня состоялась встреча с одним американским агентом, внешне очень похожим на Джорджа Клуни. Сначала я купился на его болтовню, но потом разобрался что к чему. Перед расставанием с американцем я даже немного намял ему бока.
        - Ты это серьезно? - насторожился Макс.
        - Вполне. - Я посмотрел в глаза Максу. - Передай профессору Пазетти, что я устал от этой кровавой вакханалии, что я на грани нервного срыва. Мне не справиться в одиночку с этим делом. Мне это не по плечу. Если меня не убьют в каком-нибудь очередном сражении, значит, меня прикончат американские агенты, которые, конечно же, займутся мной всерьез после своей первой неудачи. Еще меня интересует, причитается ли мне какой-нибудь гонорар за то, что я рискую головой в этой бойне между римлянами и восставшими рабами. Если гонорар мне не светит, а светит только орден посмертно, тогда я умываю руки и ноги. Так и скажи профессору Пазетти.
        При последних словах я в сердцах слегка ударил кулаком по гладкой мраморной колонне, возле которой стояла скамья.
        - Я все передам, старик, - ободряюще произнес Макс. - Ты на всякий случай знай, что твоими связниками являемся мы с Мелиндой. Любой другой человек из будущего, вышедший на тебя, может быть только недругом.
        Глава седьмая Битва при Амитерне
        Залечивать свои раны я опять приехал в Левки. Люди Крикса подыскали мне небольшой домик на окраине Левк, который приобрел как возмещение за долги один местный ростовщик. Во время повального бегства из Левк здешней знати ушел в Кампанию и этот ростовщик, бросив все свое имущество, которое немедленно расхитила местная беднота.
        Домик, где я временно обосновался, тоже носил следы грабежа. Два телохранителя, приставленные ко мне Криксом, приобрели на рынке кое-какую мебель, посуду, занавески и ковры, дабы хоть как-то обустроить мое неказистое жилье. Эти же два воина-галла каждое утро сопровождали меня на прогулках по горам и до пещеры, где струится зловонный левтернийский источник.
        Однажды, покупая мясо и фрукты на агоре, я столкнулся с Эмболарией. Я хотел было пройти мимо, полагая, что она не пожелает со мной разговаривать, но Эмболария остановила меня, взяв за руку.
        - Привет, Андреас! - сказала самнитка, дружелюбно глядя мне в глаза. - Отойдем в сторонку нам надо поговорить.
        Я отдал корзину с покупками своим телохранителям, велев им идти домой и приготовить мне обед.
        Воины удалились, раздвигая толпу своими могучими плечами.
        Мы с Эмболарией дошли до здания суда с колоннами у входа и уселись на самой верхней ступеньке под кровлей портика. Рядом по ступенькам прыгали с чириканьем юркие воробьи. Мимо спешили люди: кто-то на базар, кто-то с базара.
        Я помалкивал, предоставляя Эмболарии первой начать разговор.
        - После разговора с Евклеей и ее матерью мне стало ясно, что я зря обвиняла тебя в низменной похоти, - заговорила Эмболария после долгой неловкой паузы. - Даже не знаю, что нашло на меня тогда. Не сердись на меня, Андреас. Разлука с тобой мучительна для меня. Давай снова соединим наши сердца!
        Я невольно улыбнулся в душе, слушая Эмболарию. Эта грубоватая молодая женщина, прошедшая суровую гладиаторскую школу, порой вставляла в свою речь довольно поэтические обороты. При своем атлетическом сложении и высоком росте Эмболария в душе тем не менее была более чутка и романтична, нежели любимая мною Регина, ныне недосягаемая для меня. При своей сексапильной внешности и при всех своих утонченных манерах Регина в душе своей была цинична, прямолинейна и довольно грубовата. Ей и в голову не пришло бы в объяснениях со мной вставлять в свою речь высокий слог, хотя при ее образованности это несложно было бы сделать.
        Я слушал Эмболарию, а сам думал о Регине. Во время моей встречи с Максом в Аргириппе я узнал, что Регину опять видели в каком-то ночном клубе с длинноволосым юношей, который не то художник, не то дизайнер… При встрече с Максом Регина призналась, что сильно обижена на меня за то, что я вот так скрытно сбежал от нее в Италию. И хотя Макс пытался выгораживать меня, придумывая разные небылицы, Регина не сменила свой гнев на милость. Она сказала Максу, что поживет в моей квартире до моего возвращения из Италии, выслушает мои объяснения и уже тогда решит, как ей поступить.
        Голос Эмболарии вывел меня из глубокой задумчивости.
        - Что же ты мне скажешь, Андреас? - Эмболария теребила меня за локоть. - Согласен ли ты забыть о нашей размолвке?
        - Конечно, согласен, - без колебаний ответил я, обняв самнитку за плечи.
        Из дальнейшего разговора с Эмболарией я выяснил, что она перебралась из Левк в военный лагерь восставших, не желая стеснять добряка Либедия и его шумное семейство. Сильвия осталась в доме Либедия, поскольку к ней привязалась его жена.
        - Я изредка встречаюсь с Сильвией здесь в городе, она довольна тем, как относятся к ней Либедий и его супруга, - сказала Эмболария.
        На мое предложение поселиться вместе со мной в захудалом домишке на окраине Левк Эмболария ответила радостным согласием. «Уж лучше нам с тобой обниматься при двух твоих телохранителях, чем на глазах у всего лагеря», - с усмешкой заметила самнитка.
        * * *
        Вечером того же дня мы с Эмболарией прибыли в лагерь восставших, чтобы забрать ее оружие и кое-какие вещи из палатки, принадлежавшей самнитке. Один из посыльных Крикса, увидев меня, тут же сообщил, что военачальники собрались на совет, что Крикс послал гонца за мной.
        Я велел Эмболарии дождаться меня в палатке, а сам направился к шатру Крикса.
        Военачальники, сгрудившись вокруг стола, на котором была расстелена нарисованная на пергаменте карта Италии, о чем-то громко спорили, поэтому мое появление в шатре было замечено далеко не всеми.
        - Тише, друзья! - воскликнул Крикс, поманив меня к себе. - К чему эти споры, если у нас имеется провидец, знающий все наперед. Сейчас Андреас скажет нам, как вернее всего поступить.
        Крикс кратко изложил мне суть дела.
        - В Самнии неподалеку от нас находится консул Геллий, который может устремиться вслед за войском Спартака, который стоит на реке Атерн, а может напасть на наше войско. Брезовир и его сторонники предлагают атаковать легионы Геллия и тем самым облегчить Спартаку задачу по разгрому консула Лентула, который идет на него со стороны Умбрии. Ганник предлагает выждать, чтобы узнать, куда повернет свои легионы консул Геллий. Если Геллий двинет против нас, мы тоже пойдем на него. Но ежели Геллий пойдет на Спартака, тогда…
        - Тогда нашему войску будет открыта дорога на Рим! - не выдержав, вскричал Ганник. - Погнавшись за Спартаком, Геллий оставит Рим без защиты!
        Сторонники Ганника дружными голосами поддержали его.
        Крикс с трудом восстановил тишину и обратился ко мне:
        - Андреас, стань третейским судьей в этом споре. Куда нам идти, на помощь к Спартаку или прямиком на Рим?
        Я подошел к карте и попросил показать мне, где находится лагерь Спартака, где стан Геллия и где наш лагерь. Брезовир показал мне все это, а также дороги, ведущие из Самния к Риму, водя по карте ножнами от кинжала. Мои размышления были недолги, самый верный ход был очевиден.
        - Братья, нам нужно спешно выступать на консула Геллия, - сказал я и повернулся к Криксу: - Сколько у него легионеров?
        - По слухам, около шестнадцати тысяч, - ответил Крикс.
        - А сколько воинов у нас?
        - Тридцать тысяч.
        - Братья, как провидец я говорю вам: Геллий обречен на поражение, - медленно и весомо произнес я. - Но на Рим нам следует идти только вместе со Спартаком. Без войска Спартака нам Рим не взять.
        - Спартак не пойдет на Рим, - сердито проговорил Ганник - Он хочет уйти из Италии! Вы же все знаете это!
        Военачальники молчали, взирая на меня и ожидая, что я отвечу на реплику Ганника.
        - В конце лета случится событие, которое изменит замыслы Спартака, - промолвил я, таинственно понизив голос. - В конце лета Спартак повернет войско на Рим.
        Крикс сам грезил мыслями о походе на Рим, в глубине души поддерживая горячего Ганника. Криксу не хотелось делить славу взятия Вечного Города со Спартаком.
        По окончании военного совета Крикс задержал меня в своем шатре, заведя разговор издалека и постепенно перейдя к тому, что волновало его сильнее всего. Криксу не терпелось выступить на Рим. Этого он жаждал сильнее всего. Не будь в грубоватом вспыльчивом Криксе страха перед богами и благоговейного трепета перед таинственным Роком, от которого зависят судьбы людей и государств, то он не стал бы и беседовать со мной, а двинул бы войско восставших рабов прямой дорогой на город Ромула.
        Я без труда убедил Крикса не идти наперекор судьбе и воле богов, которые уже предопределили участь легионов Геллия и Лентула. Нельзя также дразнить судьбу, торопя события, говорил я. Плод должен созреть, лишь после этого его можно сорвать. Рим слишком крупная добыча, этот город необходимо брать соединенными силами всех восставших рабов.
        В палатку к Эмболарии я пришел уже затемно. В палатке горел масляный светильник, подле которого на низенькой скамеечке сидела Эмболария в короткой серой тунике, штопая грубыми нитками свой старый гладиаторский плащ. Темные кудрявые волосы живописно обрамляли ее сосредоточенное румяное лицо.
        - Что решили на совете? - спросила Эмболария, оторвавшись от своего занятия.
        - Завтра на рассвете выступаем на консула Геллия, - ответил я. - О домике в Левках нам пока придется забыть. Марс трубит в свой рог, заглушая дивную мелодию лиры, на которой играет Венера.
        Эмболария отложила шитье и, приблизившись ко мне, обвила мою шею своими сильными руками.
        - Не забывай, - с улыбкой прошептала она, - именно Венера стала женой Марса. Любовь и война всегда идут рука об руку в этом мире!
        Эмболария чуть склонила голову набок, а ее сочные, чуть приоткрытые уста устремились навстречу моим губам. Выпивая в долгом поцелуе дыхание друг друга, мы услышали прозвучавшие по всему стану сигналы труб, повелевающие воинам расходиться по палаткам и отходить ко сну. Одновременно это был сигнал для часовых, заступающих в караул в первую ночную стражу. В течение ночи часовые сменялись четыре раза, поэтому ночь делилась на четыре стражи. Так было принято в римском войске. Такой же порядок был заведен и в войске восставших рабов.
        * * *
        Консул Геллий стоял лагерем возле города Анагнии, запасаясь продовольствием для своего войска. Крикс двинул свои отряды к Анагнии самой прямой дорогой через горный проход у самнитского города Бовиана. Проходя через Самний, войско Крикса увеличилось еще на три тысячи бойцов за счет беглых рабов и сельской бедноты, потерявшей свои земельные наделы. Оружия восставшим по-прежнему не хватало, но Крикс и его ближайшие сподвижники надеялись восполнить нехватку в доспехах и вооружении, разгромив легионы Геллия.
        После трехдневного марша войско Крикса вышло к городу Анагнии, но римлян в его окрестностях не оказалось. Консул Геллий ушел в сторону реки Атерн, видимо, намереваясь вкупе с консулом Лентулом уничтожить войско Спартака.
        Крикс устремился вдогонку за легионами Геллия по дороге, вымощенной камнем. Эта дорога тянулась от побережья Адриатики до Рима. Ганник и его сторонники возмущались тем, что Крикс пренебрегает возможностью напасть на беззащитный Рим и пытается помогать Спартаку, который уже устал от войны с римлянами и помышляет только о бегстве из Италии. Однако после разговора со мной Крикс был полон решимости сначала разбить обоих консулов, соединиться со Спартаком и лишь затем двигаться на Рим.
        На одном из переходов авангард Крикса настиг идущие походной колонной легионы Геллия. Это случилось неподалеку от города Амитерна. Во главе авангарда восставших стоял Брезовир, который без раздумий навязал римлянам сражение. Крикс с основными силами бросился на помощь Брезовиру, оставив на дороге растянувшийся обоз и отставшие замыкающие отряды.
        Консул Геллий оказался смелым и находчивым полководцем. Понимая, что отряды восставших рабов вдвое превосходят по численности его легионы, Геллий стал маневрировать, отбиваясь от наседающих воинов Брезовира и одновременно отступая к местности, изрезанной лощинами и впадинами. В результате подоспевшее войско Крикса было вынуждено атаковать легионы Геллия, преодолевая топи и овраги. В таких условиях галлам и германцам было непросто выдерживать боевой строй и с успехом использовать свое численное превосходство. Фланги римского войска были надежно прикрыты болотами, а с тыла римлян прикрывала река Лерн.
        Наступая в лоб и неся ощутимые потери, галлы и германцы очень скоро растеряли свой боевой пыл. К Криксу, находившемуся в центре боевой линии, один за другим прибывали посыльные от фланговых командиров и от начальников когорт. Все донесения звучали одинаково: римляне занимают прочную позицию, прямым ударом их не опрокинуть, а охватить с флангов невозможно.
        Военачальники предлагали Криксу прекратить сражение, выманить римлян на ровное поле и уже тогда спокойно разделаться с ними.
        Крикс, терзаясь сомнениями и раздумьями, обращался за советом то ко мне, то к Брезовиру.
        - Лучше, конечно, нам отступить сегодня и победить завтра, чем без толку топтаться на месте, не имея возможности зажать римлян в прочные тиски, - высказал свое мнение Брезовир, который всегда был излишне прямолинеен в словах и действиях.
        Уныние военачальников вроде Брезовира и Ганника, которые громко похваляются своей храбростью, но при малейшей неудаче теряются и опускают руки, выводило меня из себя. Поэтому я позволил себе гневную тираду в их адрес.
        - И эти люди толкают тебя к походу на Рим! - сердито молвил я, обращаясь к Криксу и тыча пальцем в Брезовира. - Эти люди хотят взять Рим, обнесенный рвами и каменными стенами, а сами на деле не в состоянии преодолеть неглубокую лощину и ручей, в котором не утонет даже маленький ребенок Эти люди заявляют, что без труда вырежут сто тысяч римлян, стоит им только ворваться в кварталы Вечного Города, а сами бессильны перед войском Геллия, вдвое меньшим по численности нашего войска. На что вообще годны эти горе-воители, если на пути к победе они споткнулись не об оружие и храбрость легионеров Геллия, но об овраги, топи и колючие заросли.
        Задетый за живое Брезовир выкрикнул мне в лицо, мол, если я такой умелый и отважный полководец, то он готов уступить мне начальство над пятитысячным авангардным отрядом.
        - Бери моих воинов и покажи нам, горе-воителям, как надо преодолевать овраги и топи, как надо побеждать римлян не числом, а умением, - заявил мне Брезовир, гневно размахивая руками. - Ругать других легко, гораздо труднее самому найти выход из замкнутого круга!
        - Отлично! - воскликнул я, вскинув подбородок. - Там, где бессильны военачальники, за дело берется провидец. Я немедленно поведу твоих воинов в наступление, Брезовир.
        - Э, нет! Так дело не пойдет! - вмешался Крикс. - Андреас, тебе нельзя рисковать головой.
        - Оставь его! - Брезовир схватил Крикса за руку. - Пусть Андреас покажет себя в деле. Пусть он почувствует, что предсказывать победу и вырвать эту победу у врага - не одно и то же.
        Поколебавшись, Крикс все же уступил Брезовиру.
        Очень скоро я горько пожалел, что в запальчивости ввязался в это труднейшее дело. Проезжая верхом на коне вдоль боевой линии римского войска, отделенной от боевой линии восставших рабов в одном месте извилистой лощиной, в другом месте ручьем, в третьем - топким болотом, я убедился воочию, что ни скопом, ни яростным наскоком легионеров Геллия не одолеть. Обходной маневр был тоже невозможен из-за реки, надежно прикрывавшей тыл консулу Геллию.
        «Ну что, старичок, похоже, ты в полнейшей заднице! - мысленно обращался я к самому себе. - Назвался груздем - полезай в кузов!»
        Проехав на коне вдоль позиций римских легионов от одного фланга до другого, я двинулся обратно уже медленнее, внимательно вглядываясь в римские когорты, вытянутые в две линии шагах в трехстах от боевых шеренг галлов и германцев. Мне хорошо было видно, что в передовой линии у римлян стоят отборные войска, а союзники и легкая пехота собраны во второй линии. Внезапно мой взгляд различил среди длинной стены из прямоугольных римских щитов отряд с ромбовидными щитами, на обитой кожей поверхности которых сверкали на солнце металлические украшения в виде лент и лавровых венков. На шлемах воинов из этого отряда топорщились коротенькие гребни из черного конского волоса. А военный значок, видневшийся среди копий этого отряда, был увенчан серебряным кентавром.
        «Пренестийская когорта! - подумал я, остановив коня. - Что ж, пришло время поквитаться за Фотиду!»
        Смерть Фотиды, к которой я питал сильное чувство за ее поразительное сходство с Региной, камнем лежала на моем сердце. Я чувствовал себя виноватым в том, что допустил небрежность и позволил себе выпить лишнего во время одного из разведывательных рейдов, когда Спартак гнался за отступающим войском претора Вариния. Благодаря моей небрежности мы с Фотидой угодили в плен к римлянам. Претор Вариний приказал привязать меня ремнями к кресту, а Фотиду отдал на потеху легионерам из пренестийской когорты. Легионеры поочередно насиловали Фотиду у меня на глазах. Благодаря ночному нападению восставших на лагерь Вариния мне удалось избежать смерти на кресте, но Фотида после перенесенного жестокого насилия вскоре скончалась. С той поры прошел почти год, все это время я разыскивал негодяя Вариния и пренестийскую когорту среди римских войск и гарнизонов, разбитых восставшими рабами за последнее время. Вариния мне пока найти не удалось, зато судьба наконец-то вновь свела меня с пренестийской когортой.
        Я спешился и призвал к себе начальников когорт из вверенного мне авангардного отряда.
        - Наступать будем здесь! - объявил я. - При переходе через лощину наши задние шеренги должны двигаться медленнее, забрасывая римлян дротиками. Наши передние шеренги, наоборот, должны преодолеть эту лощину как можно стремительнее. Наступать приказываю молча, без боевого клича, чтобы не сбивать дыхание при беге.
        Военачальники, изумленные моей решимостью начать прорыв боевых римских порядков в самом неудобном для этого месте, не осмелились возражать мне, видя, что я намерен сам возглавить передовую сотню.
        Галлы из отряда Брезовира давно знали меня, кто-то из них познакомился со мной еще в гладиаторской школе Лентула Батиата, кто-то на вершине Везувия, куда к Спартаку сбежалось немало рабов со всей Кампании. За все время восстания я постоянно находился то в окружении Спартака, то среди приближенных Крикса. Я всегда был на виду, многие из восставших знали, что Спартак и Крикс частенько прислушиваются к моим советам. Многие знали, что мне дано предвидеть будущее. Поэтому воины из авангардного отряда безропотно пошли за мной в лобовую атаку на римлян через колючие заросли и через глубокую лощину, веря, что со мной поражения быть не может. Глядя на мое спокойствие, галлы воспрянули духом, решив, что божественное провидение уже шепнуло мне на ухо, как и где следует сокрушить легионы консула Геллия.
        Со своей стороны я не думал о том, что мне нужно обязательно победить римлян в этой битве. Я просто решил любой ценой добраться до легионеров из пренестийской когорты, чтобы отомстить им оружием галлов и своим мечом за смерть Фотиды. Я был настроен на то, чтобы убивать и убивать пренестийцев, не щадя ни себя, ни тех, кто идет за мной.
        Стоял месяц май. День угасал, но было еще очень жарко.
        Исколов ноги и локти в зарослях колючего терновника и барбариса, я шел вперед, закрываясь щитом, по которому громыхали камни, летящие из пращей. Рядом со мной шли, держа строй, около сотни галлов, облаченные в римские кольчуги и шлемы, с римскими щитами и копьями в руках. Все шли молча, подняв щиты над головой. С этим же зловещим молчанием наша передовая сотня спустилась на дно лощины и под свист пролетающих над нашими головами дротиков со стороны наших задних шеренг вскарабкалась по глинистому склону наверх. Там, наверху, на краю откоса стояли стеной легионеры с ромбовидными щитами и с короткими гребнями на шлемах. Идущие впереди галлы и я вместе с ними лезли по откосу прямо на острия копий пренестийцев, направленные на нас сверху.
        Это безумие, затеянное мною, - иначе это никак нельзя было назвать! - сразу обернулось множеством убитых и раненых со стороны наступающих галлов, которые скатывались вниз по склону, сбитые щитами и пораженные копьями римлян. Я тоже был отброшен вражеским щитом назад, упав спиной на скопище взбирающихся следом галлов. Чьи-то сильные заботливые руки подхватили меня, не дав мне скатиться дальше на самое дно лощины. Я попытался снова прорваться наверх и опять наткнулся на стену из вражеских щитов. Вражеский меч обрушился на мой шлем, так что у меня зазвенело в голове. Я покатился вниз, кого-то придавив, с кем-то столкнувшись… Скрипя зубами от злости, я вновь карабкаюсь по склону бок о бок с кем-то из галлов. Мне наконец-то удалось ударить копьем во вражеский щит, но при этом я потерял равновесие и выпустил из руки древко копья. Меня опять сталкивают вниз вместе с другими галлами, раненными и убитыми. В этой мешанине из тел, щитов и копий, среди живых и мертвых стремительно угасал наступательный порыв храбрых галлов. Сверху неслись крики торжествующих римлян.
        Обуянный бешенством, я орал на толпившихся вокруг меня галлов, объясняя им, как вернее всего взять это препятствие. Образовав две живые цепочки, двадцать галлов ринулись наверх, упираясь друг другу в спину. Двух передних галлов римляне сразу же убили, едва те оказались наверху, толкаемые своими соратниками. Однако эти убитые галлы не скатились на дно лощины, их мертвые тела повисли на римских копьях. И вот сначала четверо галлов врезались в плотный римский строй, а через несколько мгновений уже десяток длинноволосых воинов вклинились в пренестийскую когорту.
        Вскоре целая волна галлов перемахнула через лощину, тесня пренестийцев и грозя рассечь центр римского боевого строя. В гуще этих свирепых, воспрянувших духом бойцов оказался и я. Применяя все навыки, полученные мною в гладиаторской школе, я разил пренестийцев одного за другим. Без лишних замахов, без ненужных движений я действовал мечом, как опытный мясник, отрубая головы и отсекая руки, вонзая клинок кому-то в горло, а кому-то в глаз. Раненых пренестийцев я не добивал, спеша разделаться с теми из них, кто еще был на ногах, кто еще сражался. Не чувствуя жалости, я убивал и калечил этих насильников Фотиды, устилая их телами примятые травы низменного луга. Мне хотелось верить, что душа Фотиды с высот верхнего эфира видит торжество моей мести и радуется этому.
        Глава Восьмая Мелинда
        Битва при Амитерие закончилась полным поражением консула Геллия, который с трудом спасся бегством. Римлян полегло больше шести тысяч, остальные бежали кто в Лациум, кто в Умбрию, кто в Этрурию. Эта победа прославила Крикса настолько, что к нему потянулись рабы и обездоленные селяне со всего Самния и даже из соседнего Пицена. Разбив лагерь возле Амитерна, Крикс занялся вооружением и обучением своего войска, в котором было уже сорок тысяч бойцов.
        Всех своих раненых восставшие перевезли в Амитерн, обязав местные власти приставить к ним лекарей. Для поддержания порядка и предотвращения грабежей Крикс разместил в Амитерие гарнизон из шестисот самнитов и луканцев, назначив меня начальником над этим отрядом.
        Я поселился в большом доме вместе с Эмболарией. Владелец этого дома бежал в Рим вместе с семьей, когда прошел слух о разгроме консула Геллия. В эти майские дни Амитерн выглядел довольно безлюдным, так как больше половины его жителей в страхе перед восставшими рабами разбежались кто куда. Оборонять Амитерн от мятежников местные власти и не пытались, поскольку городские стены были в ветхом состоянии. Врагов на этой земле всего в трех переходах от Рима не бывало со времен Союзнической войны, закончившейся шестнадцать лет тому назад.
        На меня свалилось столько забот, что дни пролетали незаметно. Утром я уходил из дома на Френтанской улице, когда Эмболария еще нежилась в постели, а обратно возвращался уже под вечер, еле волоча ноги. Мне приходилось самому вникать во множество городских проблем, которых стало еще больше в связи с тем, что все местные рабы ушли в лагерь восставших, большая часть свободных граждан уехала в Рим и другие города, поэтому поддерживать городское хозяйство в надлежащем состоянии стало некому. Налоги больше не собирались, все судебные тяжбы были приостановлены до лучших времен, всякая торговля пришла в упадок.
        Для начала я принял меры для пресечения мародерства и возобновил работу городских пекарен, чтобы местная беднота могла получать бесплатный хлеб. Я лично разбирал все возникающие тяжбы между жителями Амитерна и стоящими здесь на постое воинами Крикса. Улицы города днем и ночью патрулировались стражей из числа воинов гарнизона, а начальники караулов ежедневно отчитывались передо мной, сообщая о любых малейших происшествиях.
        Однажды вечером я, как обычно, возвращался домой по длинной и узкой Френтанской улице, стесненной по обеим сторонам высокими каменными домами в два-три этажа. Из-за того, что дома вплотную лепились друг к другу, улица напоминала извилистое мрачное ущелье. Под каменными плитами у меня под ногами негромко журчали грязные помойные ручьи, из узких отверстий в мостовой, оставленных для стока дождевых вод, вырывался тяжелый запах человеческих испражнений. Канализация в эпоху античного Рима имела точно такие же зловонные миазмы, как и в двадцать первом веке.
        Прохожих в этот вечерний час всегда было мало. Мне навстречу попались двое ремесленников, направлявшихся по домам из своих мастерских, старик-водонос и мальчик верхом на осле, который явно прибыл в город из сельской усадьбы, судя по корзине со свежей зеленью у него за спиной.
        Я шел, погруженный в свои думы, когда меня окликнул молодой женский ГОЛОС:
        - Как мне пройти на Френтанскую улицу, гражданин? - Это было сказано на латыни. Когда я остановился и взглянул на стройную незнакомку в длинном желтом одеянии до пят, с белым покрывалом на голове, стоявшую у стены дома, мой слух поразила другая фраза, произнесенная ею по-русски: - Я приехала издалека и совершенно заблудилась в этом городе.
        Я невольно вздрогнул, как после удара плетью.
        Видя, что я остолбенел, незнакомка легким движением руки сбросила с головы покрывало. Это была Мелинда.
        - Здравствуй, Андрей! - тихо произнесла она на русском языке, протянув мне руку. - Я уже давно выслеживаю тебя здесь.
        Я молча пожал протянутую нежную ладонь, пребывая в некотором ошеломлении.
        - Идем! - сказала Мелинда, уверенно взяв меня под руку. - К тебе домой нам нельзя, поэтому заглянем ко мне. Я обосновалась тут неподалеку. Меня приютила одна добрая зеленщица.
        - Случаем, не Жерма, что имеет овощную лавку в Мельничном переулке? - спросил я, подчинившись Мелинде.
        - Она самая! - Мелинда удивленно взглянула на меня. - А ты неплохо знаешь этот городок и его обитателей!
        - Я же, как-никак, начальник местного гарнизона, - не без гордости в голосе обронил я. - Мне по статусу положено знать здесь все и всех.
        До Мельничного переулка было совсем недалеко. Овощная лавка Жермы находилась на первом этаже приземистого двухэтажного дома, довольно неуклюже втиснутого между двумя более высокими и добротными домами из белого камня. Недавно овдовевшая Жерма выкупила весь первый этаж дома и арендовала второй этаж, где она поселила своих родственников, а пустующие комнаты сдавала всем желающим за весьма умеренную плату. Объявления о сдаче комнат в наем Жерма писала углем или мелом прямо на стенах домов на всех главных улицах Амитерна, выходивших на рыночную площадь и к трем городским воротам.
        Мелинда, прибывшая в Амитерн из будущего для встречи со мной, прочитала одно из объявлений Жермы и вселилась в одну из ее комнат два дня тому назад. Меня удивило и восхитило то, насколько свободно владеет латынью Мелинда. Конечно, ей не составляет труда войти в доверие к любому здешнему человеку, расспросить кого угодно о чем угодно, выдав себя за приезжую из Рима или любого другого города.
        По каменным ступеням темных лестничных пролетов мы с Мелиндой поднялись на второй этаж, слыша шум из женских и детских голосов, звучавших на весь дом. Где-то совсем рядом за стеной происходило бурное выяснение отношений каких-то женщин со своими непослушными чадами. Оказавшись в узком коридоре с закругленным потолком, куда прорывался тусклый вечерний свет через большое круглое окно, Мелинда быстро юркнула в одну из четырех находившихся здесь комнат. Толкнув дверь плечом, она потянула меня за собой.
        В комнате было темно, так как два узких окна были завешаны кусками плотной материи. Здесь пахло пылью, луком и благовониями, которые люди этой эпохи часто используют в повседневной жизни, воскуряя ароматный фимиам на домашних алтарях в честь Ларов и Пенатов, хранителей домашнего очага. Я услышал, как Мелинда заперла дверь на засов, потом она подошла к окнам и отдернула грубые занавески. Стало заметно светлее. В комнате у одной стены стояла кровать на высоких ножках, у другой стены стояли стол и скамья, возле одного из окон стоял длинный узкий сундук для хранения одежды. В углу за занавеской виднелись чан для омовений, сосуд для воды, умывальные принадлежности на полке и еще одна скамейка.
        На столе стояла бронзовая масляная лампа. Мелинда зажгла ее с помощью горячих углей насыпанных в круглую глиняную миску с крышкой. Она сунула в угли пучок сухой травы и легонько подула на них, через мгновение жгутик из травы вспыхнул, по нему запрыгали маленькие рыжие язычки пламени. Мелинда плавным движением поднесла крошечный факел к фитилю масляной лампы. Родился новый огонек, еще более яркий; запахло оливковым маслом.
        Мелинда пригласила меня сесть на скамью у стола, сама села рядом со мной.
        Я разглядывал Мелинду с каким-то детским жадным любопытством, она была какая-то другая, словно разлука, разделившая нас столь внезапно, сделала ее еще серьезнее, напитала некой умудренной взрослостью.
        - Что? Я сильно изменилась, да? - промолвила Мелинда с какой-то несмелой улыбкой. Она тут же добавила: - Просто на мне парик, а эта одежда не очень подходит для моей фигуры.
        - По-моему, ты выглядишь прелестно, - сказал я. - Настоящая римлянка эпохи поздней Республики!
        - Ты тоже смотришься великолепно в этой военной тунике, кожаном панцире и красном плаще! - в тон мне проговорила Мелинда. - Настоящий римский военачальник из знатного сословия! И на латыни ты уже изъясняешься свободно. Я слышала, как ты общаешься со своими воинами и с гражданами этого города.
        - Как поживает профессор Пазетти? - спросил я. - Передал ли ему Макс мои условия?
        - Да, мой шеф в курсе твоих проблем, - ответила Мелинда. - Он просит тебя крепиться и довести начатое дело до конца. Конечно, Андрей, ты рискуешь жизнью не за просто так. После выполнения задания тебе причитается соответствующее вознаграждение.
        - Сколько же мне причитается, если я уцелею в этой мясорубке? - Я посмотрел Мелинде в глаза.
        Она отвела взгляд и негромко произнесла:
        - Пятьдесят тысяч евро.
        У меня вырвался короткий нервный смех. Мелинда взглянула на меня с легким беспокойством.
        - Чертовски щедрый гонорар! - язвительно воскликнул я, облокотившись на стол. - А не желает ли сам профессор Пазетти поучаствовать в этом деле за такие же деньги? Или, может, бакалавр Паоло Пикарди согласится на это?
        - Андрей, пойми, все мы делаем одно общее дело, каждый на своем месте, - сказала Мелинда, мягко взяв меня за руку. - Тебе, конечно, труднее, нежели всем нам, кто пребывает в будущем. Однако иного выхода нет ни у тебя, ни у нас! Андрей, надо идти до конца!
        - Почему же нет иного выхода? - Я изобразил на лице наивное недоумение. - К примеру, американский агент, с которым я встречался в Левках, предлагал мне миллион долларов за мой выход из игры. Ни много ни мало!
        - Не обольщайся, Андрей, - промолвила Мелинда, убрав свою ладонь с моей руки. - Американцы могут пообещать тебе и пять миллионов, лишь бы вытащить тебя отсюда и спутать все наши планы. На деле же ты этих денег не увидишь. Люди из ФБР просто припрут тебя к стенке. Они либо заставят тебя переметнуться на их сторону, либо уничтожат. Андрей, из этой игры просто так не выходят, всякий агент должен определиться в конце концов, на чьей он стороне.
        - Не забывай, Мелинда, что я оказался в этой заварухе не по своей воле! - резко обронил я. - Покуда я верчусь здесь, как уж на сковородке, в это самое время моя любимая женщина, пребывающая в Москве, собирается порвать со мной. Регина возмущена тем, что я так внезапно исчез. Она-то полагает, что я просто сбежал от нее на раскопки в Италию!
        - Да, да, я понимаю твое душевное состояние, Андрей, - сочувственно произнесла Мелинда. - Я сама поговорю с Региной, если ты не против. Я сумею убедить ее, чтобы она не бросала тебя.
        - Не вздумай этого делать! - рассердился я и стукнул по столу кулаком. - Я не нуждаюсь ни в твоей заботе, ни в сочувствии с твоей стороны. Раз уж ты здесь, дорогая моя, поговорим начистоту. - Я встал и нервно заходил по комнате. - Я не гожусь в спасители России. Меня уже тошнит от этой крови, которая потоками льется вокруг. Меня уже трясет от римлян и гладиаторов, от всей этой древнеримской дребедени! Я сыт этим по горло! - Метнувшись к Мелинде, я решительно провел ладонью у себя под подбородком. - Мне не нужны ни деньги, ни слава, ни ордена, ни почетные грамоты! Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорее! Надеюсь, я понятно излагаю?
        Застыв на месте, я бросил взгляд на Мелинду. Она молча покивала головой, увенчанной пышной прической из завитых локонов.
        - Вот и отлично! - Я уселся на сундук возле окна. - А теперь я готов выслушать тебя, моя дорогая.
        - Андрей, немедленно выйти из игры тебе не удастся, - заговорила Мелинда после долгой паузы. - Мой шеф это не одобрит, и тебе лучше с ним не ссориться. Могу предложить тебе план действий, который ускорит твое возвращение в будущее.
        - Что еще за план? - угрюмо спросил я.
        - Тебе нужно проникнуть в Рим и убить Красса, - сказала Мелинда. - Смерть Красса неизбежно приведет римлян к целой череде поражений от войск Спартака, поскольку стоящих полководцев в данное время в Риме нет, а Помпей и Лукулл вернутся в Италию лишь через год. За этот год восставшие рабы смогут поставить Римскую республику на край гибели. Понимаешь?
        Мелинда посмотрела на меня с воодушевлением и надеждой в глазах.
        - Да ты совсем спятила, предлагая мне такое! - фыркнул я. - Красс самый богатый человек в Риме! Он наверняка повсюду ходит с толпой клиентов и телохранителей. У меня руки коротки для такого дела.
        - В одиночку ты, конечно, не справишься, Андрей, - спокойно сказала Мелинда. - Тебе понадобятся помощники, два-три надежных человека. И подыскивать их надо не в Риме, а среди восставших рабов. Я сама охотно пошла бы с тобой на это опасное дело, но, к сожалению, меня ожидает телепортация в будущее через несколько часов.
        - А ты поговори со своим шефом, убеди его вновь заслать тебя сюда, - сердито вымолвил я. - Почему бы тебе и впрямь не потрудиться вместе со мной во имя спасения России? Я буду убивать кинжалом Красса, а ты будешь держать его за руки или зажмешь ему рот.
        Мелинда всматривалась в меня испытующе, словно чувствовала себя оскорбленной моей колкой язвительностью. Она помолчала и сказала отрывисто:
        - Хорошо, Андрей. Я поговорю с шефом… Думаю, мне удастся убедить его в том, что моя помощь тебе очень пригодится в деле покушения на Красса. Заодно я постараюсь убедить шефа увеличить твое вознаграждение до ста тысяч евро. - Мелинда грустно вздохнула. - Наши возможности, к сожалению, не столь велики, как у американцев.
        Мне вдруг стало неловко перед Мелиндой за свой нервный срыв, за свой недружелюбный тон. Интересно, а за какую корысть она-то участвует во всем этом? Я спросил об этом у Мелинды.
        - Зарплату я, конечно, получаю, что-то около пятисот евро в месяц, - ответила Мелинда с какой-то смущенной улыбкой на устах. - На большее я и не рассчитываю. Нам ведь не до жиру, быть бы живу.
        - А сколько получает Макс за каждую телепортацию в прошлое? - поинтересовался я.
        - По четыреста евро, - сказала Мелинда не очень охотно.
        - Мне он заявил, что участвует в этом не за деньги, а ради высокой цели, - сквозь зубы процедил я. - Вот перец хитрозадый!
        За дверью по коридору протопали чьи-то торопливые шаги, прозвучали раздраженные голоса на латыни: две женщины из-за чего-то переругивались между собой.
        Эта латынь, звучавшая для меня уже так привычно, вернула меня к действительности, от которой я невольно отдалился, беседуя с Мелиндой на русском языке. Я задумался: не о том, смогу ли я совершить удачное покушение на Красса, - на этот счет у меня был готов отрицательный ответ, - а о том, как мне переубедить Мелинду не запускать в действие этот безнадежный план.
        Проницательная Мелинда, видимо, прочитала все это у меня на лице, и, желая подбодрить меня, она подошла ко мне неслышными шагами. Ее прохладные пальцы коснулись моей щеки, моих волос. Склонившись ко мне, Мелинда прошептала:
        Коль плохо нам теперь, не то же обещает
        Грядущее: подчас пленяет цитры звон
        Камену смолкшую, и лук свой напрягает
        Не вечно Аполлон…
        Это были стихи римского поэта Горация.
        «Гораций еще не родился, а его стихи уже звучат! - усмехнулся я про себя. - Гораций появится на свет лишь спустя шесть лет после подавления восстания Спартака. А если Спартак сокрушит Рим, как это повлияет на судьбу Горация? Станет ли он поэтом? От таких мыслей можно сойти с ума!»
        Часть вторая
        Глава первая В трущобах Вечного города
        Прежде чем затеять с Криксом этот разговор, я два дня предавался раздумьям. Я не очень-то поверил в сказанное мне Мелиндой, будто она в скором времени опять вернется сюда, чтобы помочь мне в покушении на Красса. Хотя наше расставание с Мелиндой завершилось именно на этой ноте, тем не менее я прекрасно сознавал, что успех этого опаснейшего замысла процентов на девяносто будет зависеть только от меня одного. Нервы мои в эти дни совсем сдали, постоянно пребывая в подавленном состоянии, я днем и ночью старался представить, что меня ожидает в Риме. Этот город и манил и страшил меня одновременно.
        Приняв наконец решение, я встретился с Криксом и изложил ему свой замысел по захвату Рима. Из этого замысла следовало, что еще до наступления осени отрядам Крикса надлежит соединиться с войском Спартака. Для этого Крикс должен совершить бросок на север Италии к реке Пад. Я не знал, какая именно причина вынудит Спартака повернуть от Альп обратно на юг Италии, объяснений этому не было ни в античных анналах, ни в исторических монографиях двадцать первого века, однако я был уверен, что именно так и будет. В этом же я убедил и Крикса, впутав сюда неизбежность рока и волю богов.
        Я сказал Криксу, что намерен проникнуть в Рим, чтобы наладить связи с тамошними рабами. Когда две армии восставших рабов соединятся и двинутся на Рим, а это случится не раньше конца лета, к тому времени мною и моими помощниками будет составлен заговор рабов. Заговорщики откроют какие-нибудь из ворот Рима ночью или на рассвете, впустят в город войско Спартака и одновременно поднимут на восстание всю римскую бедноту и тысячи невольников.
        Крикс выслушал меня с широко открытыми от изумления глазами. Он взирал на меня так, словно я был не смертный человек, но некое божественное существо наделенное сверхъестественными способностями. Крикс не пытался меня отговаривать от этой крайне рискованной затеи, полагая, видимо, что моя уверенность в успехе обусловлена моей способностью заглядывать в будущее. Если я так рвусь в Рим, значит, божественное предопределение сулит мне удачу, ведь навстречу гибели я не стал бы так стремиться.
        Крикс поинтересовался, кого я намерен взять с собой на это дело.
        Я сказал, что возьму себе в помощь Клувиана и Эмболарию, так как они оба бывали в Риме и внешне вполне похожи на жителей этого города. Крикс одобрил мой выбор, заметив, что никто из галлов и германцев, конечно же, для такого дела не годится из-за своего внешнего вида и сильного акцента в речи.
        По моему плану, я и мои помощники должны были проникнуть в Рим одетыми и подстриженными, как истинные римляне. Я и Клувиан должны были изображать зажиточных плебеев, а Эмболария должна представлять из себя жену торговца или богатого вольноотпущенника. Нам предстояло действовать в Риме порознь, встречаясь только в ночное время в каком-нибудь неприметном съемном жилье. Крикс отсыпал мне из награбленных сокровищ десять тысяч сестерций и еще несколько горстей различных безделушек из золота и драгоценных камней. Эти драгоценности при случае можно было обменять на продукты или на любые нужные вещи.
        Эмболария была на четвертом месяце беременности, и я поначалу не хотел брать ее с собой. Однако самнитка все же уломала меня, приведя немало доводов в пользу ее участия в этом деле. Главный довод заключался в том, что как женщина Эмболария могла внушить меньше подозрений римским властям и соглядатаям, поставленным надзирать за государственными невольниками.
        Клувиан без колебаний согласился составить компанию мне и Эмболарии, сразу загоревшись желанием организовать крупный заговор рабов прямо под носом у римского сената.
        От Амитерна до Рима была проложена прекрасная мощенная камнем дорога, размеченная милевыми столбами. Однако осторожный Клувиан настоял на том, чтобы мы сделали большой крюк по проселочным дорогам и выбрались на Аппиеву дорогу, протянутую в Рим из Кампании. Путники и караваны, идущие в Рим из Кампании, наверняка вызывают у римских властей меньше подозрений, нежели всадники и пешеходы, прибывающие из местности, захваченной мятежниками, резонно рассудил Клувиан.
        Мы трое ехали верхом на мулах, одетые подорожному, изображая из себя плебеев, возвращающихся в Рим с загородной виллы. Сесть на мулов, а не на лошадей опять-таки предложил нам Клувиан, заявивший, что мулы более неприхотливы и их будет легче продать в Риме на Бычьем рынке.
        Я очень беспокоился, удастся ли нам с первого раза и без помех проникнуть в Рим, ведь все городские ворота наверняка находятся под усиленной охраной из воинов столичного гарнизона. Мои опасения оказались напрасными. Проезжая через Капенские ворота, мы действительно увидели много стражников, которые осматривали все повозки и поклажу на вьючных животных. Однако пеших путников и всадников без поклажи стража у ворот не обыскивала и не задерживала. По сути, это было и невозможно, так как в Рим через Капенские ворота валом валили толпы людей, мужчин, женщин и детей. В основной массе это был местный плебс, имевший усадьбы и земельные участки поблизости от столицы; многие из плебеев отлучались по делам и к родственникам в небольшие соседние городки, разбросанные по всему Лацию. Некоторые из этих городков были расположены всего в трех-четырех милях от Рима, иные лежали значительно дальше, но не настолько далеко, чтобы оттуда нельзя было обернуться за день.
        Клувиан знал Рим, поскольку некогда прожил здесь полгода, пребывая в рабстве у одного местного патриция. Разгромив во время Союзнической войны самнитов и луканцев, римляне безжалостно обошлись с этими непокорными италийскими племенами, обратив в рабство население многих сел и городов в Самнии и Лукании. Отец и старший брат Клувиана погибли в сражениях с римлянами, а его самого, тогда еще подростка, римляне пленили вместе с сестрой и матерью. На рабском рынке в Капуе Клувиан видел мать и сестру последний раз. Его купил богач из Рима и увез с собой.
        Клувиан был очень непокорным рабом, постоянно норовил сбежать, дрался с надсмотрщиками. Хозяину Клувиана это надоело, и он продал его какому-то ланисте, владельцу одной из римских гладиаторских школ. Ланиста тоже натерпелся от непокорного нрава Клувиана и очень скоро перепродал его в одну из капуанских гладиаторских школ. Там-то на Клувиана обратил внимание ланиста Лентул Батиат, забравший его к себе. Таким образом, Клувиан оказался в одной гладиаторской школе вместе со Спартаком, Криксом и Эномаем, которые организовали массовый побег гладиаторов, со временем переросший в грандиозное восстание рабов.
        За Капенскими воротами пролегала довольно широкая и очень многолюдная Капенская улица, тянувшаяся мимо высокого Делийского холма и далее по склону Палатина до самого форума. Я был поражен теснотой и толчеей, царящими в этом огромном городе. Наши мулы едва-едва продвигались вперед, стиснутые толпой, которая текла в двух направлениях: к воротам из города и от ворот в глубь города. Вздымавшиеся по сторонам улицы дома из белого, желтого и серого камня примыкали так плотно один к другому, что между этими трех-четырехэтажными громадами с длинными рядами окон не было ни единого просвета. Вся Капенская улица была укрыта тенью от домов, сюда не проникал ни один луч солнца.
        Клувиан сказал, что нам нужно до захода солнца продать мулов, которые будут только обузой в тесноте городских кварталов. Для этого нам следовало добраться до Бычьего рынка, то есть сначала предстояло доехать до форума, затем по Этрусской улице выехать к Велабру, кварталу между Палатином и Авентином, где и был расположен Бычий рынок.
        Проделывая этот неблизкий путь, я имел возможность увидеть воочию обширность и величие Рима, его многолюдность, пыль и отбросы рядом с великолепными зданиями и храмами, нагромождения из жалких лачуг соседствующие с роскошными домами знати, гигантский каменный акведук, мощенные камнем мостовые и площади, тенистые парки и журчащие фонтаны… Все увиденное мною прежде в Капуе, Ноле, Метапонте и Аргириппе меркло рядом с римскими трущобами и римским архитектурным великолепием. Этот резкий контраст между нищетой и богатством в Риме бросался в глаза особенно отчетливо. И конечно же, поражала обширность Вечного Города, раскинувшегося на десятки миль в окружности, замкнутого в кольцо каменных стен, возведенных легендарным римским царем Сервием Туллием.
        Добравшись до Бычьего рынка, мы продали мулов по сходной цене какому-то торговцу-греку. Затем мы уже пешком вернулись на Этрусскую улицу, где стали читать объявления о сдаче помещений и целых домов в наем, написанные мелом на стенах домов. Читали объявления мы с Клувианом, поскольку Эмболария читать не умела. Меня поразили цены на съем жилья в Риме, они втрое превосходили цены на съемное жилье в той же Капуе и Амитерне. К тому же владельцы жилья сразу выставляли сумму оплаты за полгода вперед. Клувиан, видя мое недоумение, пояснил мне, что такие правила действуют по всей Италии. Никто из собственников жилья не пускает на проживание постояльцев сроком на месяц или два, но обычно на полгода или год. Из соображений обычной выгоды, сказал Клувиан.
        Я спросил у Клувиана, как быть людям, прибывшим в Рим всего на несколько дней или на полмесяца. Клувиан ответил, что такие люди поселяются у знакомых или на постоялых дворах.
        - Постоялый двор нам не подходит, - заметила Эмболария, - там грязно, полно вшей и клопов. Там постоянно случаются грабежи и поножовщина, невозможно толком ни помыться, ни выспаться.
        Клувиан согласился с Эмболарией.
        - Нам нужно чистое светлое помещение где-нибудь в центре Рима, ведь мы же будем изображать из себя зажиточных плебеев, - сказал он. - Мы никоим образом не должны попасть в поле зрения эдилов и их помощников, которые ведут скрытое наблюдение за всеми подозрительными личностями.
        Я сказал Клувиану, что нам не придется жить в Риме слишком долго, максимум месяц-два, поэтому не имеет смысла переплачивать за съем жилья три тысячи сестерциев. Клувиан пообещал мне уладить дело с оплатой таким образом, что нам не придется платить за жилье слишком много вперед. Выбрав два подходящих, на его взгляд, дома, расположенных неподалеку от форума, Клувиан повел нас с Эмболарией осматривать комнаты в этих домах.
        Трудность поиска нужного адреса в Древнем Риме заключалась в том, что названия улиц, площадей и переулков здесь были на слуху, а табличек с надписями не было и в помине, как не было на домах и никакой нумерации. Местные жители прекрасно знали, где какая улица расположена и как отыскать такой-то дом. Приезжему человеку приходилось заниматься расспросами случайных людей, чтобы отыскать нужный ему дом или переулок в этом огромном лабиринте улиц и немыслимом скопище домов. Мы с Клувианом потратили больше часа на расспросы прохожих, когда искали наш первый адрес на Яремной улице. Саму улицу мы отыскали довольно быстро, а вот нужный нам дом мы нашли, только опросив на улице человек двадцать прохожих, мужчин и женщин.
        Этот большой четырехэтажный дом был из разряда таких, которые римляне называли инсулами. Иными словами, это был обычный доходный дом, не имевший ни атриумов, ни внутренних двориков, ни алтарей, разбитый на множество больших и маленьких комнат, которые владелец дома сдает за плату всем желающим через своего доверенного человека - инсулариуса.
        С инсулариусом мы и разговаривали, когда осматривали сдаваемые комнаты, этот
«управдом» проживал в этом же доме на первом этаже. Древнеримские многоквартирные дома отличались от таких же домов двадцать первого века тем, что на каждый этаж с улицы вела отдельная лестница, каменная или деревянная. Стекол в окнах инсул не было, они либо закрывались дощатыми ставнями, либо завешивались занавесками в плохую погоду. Вода в таких домах была проведена далеко не везде, чаще всего за водой приходилось ходить к ближайшему колодцу или фонтану Уборные в таких домах тоже отсутствовали. Жильцам приходилось справлять естественную нужду в общественных уборных, которые имелись на всех улицах Рима, или же держать под рукой специальные ночные горшки с крышками. Содержимое из этих горшков жильцы сливали в особый большой глиняный чан. Такие чаны стояли возле всех многоэтажных домов.
        Осмотрев комнату в доме на Яремной улице, мы затем отправились осматривать другое помещение в инсуле на площади Сатурна. В результате комната в доме на площади Сатурна нам понравилась больше, но ее владелец затребовал оплату за полгода вперед. Нам пришлось вселиться в дом на Яремной улице, так как здешний инсулариус согласился взять с нас деньги лишь за три месяца вперед.
        Снятая нами комната находилась на третьем этаже, два ее окна выходили на Яремную улицу Поскольку это была солнечная сторона, с утра и до полудня солнце светило в наши окна. Этаж под нами выходил всеми окнами на другую сторону дома, где пролегал узкий мрачный переулок, чуть больше двух метров в ширину. На другой стороне этого переулка тоже возвышались каменные многоярусные дома. Римские архитекторы для большей прочности домов прорезали окна в многоэтажных инсулах только с одной стороны, поэтому если один этаж такого дома смотрел окнами на улицу, значит, другой этаж непременно выходил окнами на другую сторону, где был пустырь или другая улица. Угловые комнаты зачастую вообще не имели окон.
        Крыши домов были покрыты черепицей или тонкими досками, на чердаках тоже оборудовались тесные низкие комнатушки, куда вселялись самые бедные постояльцы, согласные ютиться в тесноте и духоте под самой кровлей. Таким образом, каждая римская инсула представляла собой подлинный людской муравейник. Все этажи таких домов, а также чердаки и подвалы, как правило, были забиты жильцами. В коридорах инсул стоял шум и гвалт, там был слышен смех, детский плач, песни и перебранки. Римская знать в таких домах не жила, здесь обитали завсегдатаи трущоб: бедные плебеи, вольноотпущенники, проститутки, поденщики, приезжие ремесленники, разорившиеся мелкие земледельцы, приехавшие в Рим в поисках счастья. Патриции жили в больших высоких домах, внешне напоминавших виллы. Знать Рима имела свои кварталы, которые раскинулись на высотах холмов Палатина, Авентина и Целия. Воздух там был намного чище, а зелени было гораздо больше. Своими западными склонами Авентин и Палатин примыкали к реке Тибру, берега которого тоже были покрыты густыми зарослями.
        Я не стал говорить Клувиану и Эмболарии об истинной цели нашего приезда в Рим, понимая, что объяснить им целесообразность убийства Красса мне вряд ли удастся. Чтобы заводить об этом речь с ними, для начала мне хотелось выяснить, где живет Красс и возможно ли к нему подобраться на такое расстояние, чтобы нанести удар кинжалом.
        К налаживанию тайной сети из рабов-заговорщиков я приступил по принципу итальянских карбонариев времен Мадзини и Гарибальди. Мы с Клувианом с раннего утра и до позднего вечера порознь шныряли по кварталам Рима, изучая город, приглядываясь к местным жителям на рынках и в бедняцких районах, прислушиваясь к разговорам на форуме, где каждый день собирались патриции. Дабы уверенно действовать в Риме, нужно было знать этот город как пять своих пальцев, уметь общаться с квиритами и приезжими италиками, быть в курсе всех происходящих здесь событий. Очень скоро мы с Клувианом выяснили, что римский сенат с недавних пор стал собираться на заседание практически через день. Такого не случалось со времен Союзнической войны. Из разговоров на форуме и на торговых площадях я узнал, что Спартак разбил римского консула Лентула в битве при Камерине. Войско Спартака продолжает двигаться на север Италии, следом за ним двигаются отряды Крикса, по пути разоряя Пицен.
        Покуда мы с Клувианом пропадали на улицах и площадях многолюдного Рима, в это время Эмболария занималась ведением нашего хозяйства. Она прибиралась в комнате, ходила за продуктами на рынок и за водой к колодцу, готовила обед и ужин, занималась стиркой одежды. Роль загруженной работой хозяйки не очень-то нравилась Эмболарии, но она терпеливо сносила это, понимая, что так надо.
        По моим наставлениям, Клувиану следовало присматриваться в первую очередь к тем невольникам, которые имеют на себе следы какого-нибудь увечья или рубцы от недавних побоев. Вступая в беседу с этими людьми, Клувиан сначала должен удостовериться, что рядом нет посторонних глаз и ушей. Не следовало сразу лезть в душу к своим случайным собеседникам, для начала нужно было их расположить к себе, оказывая им некую мелкую услугу или просто выражая сочувственное внимание, которое приятно любому человеку. Я сам действовал по такому же принципу, ставя во главу угла осторожность. Многие здешние рабы, живущие главным образом в богатых домах, вовсе не горели желанием мстить своим господам и переходить на сторону восставших. Не все патриции обращались с рабами жестоко, к тому же городские рабы не знали тяжелой работы, какой были загружены их собратья по неволе в сельских имениях, на рудниках, на верфях и строительстве дорог. Многие невольники в Риме совсем не тяготились своей неволей. Стоило мне или Клувиану заговорить с таким вот рабом о заговоре против господ, как этот человек мигом донесет о нас эдилу или
городской страже.
        Очень скоро я выяснил, что в темное время суток шастать по улицам Рима небезопасно. Никакого освещения по ночам на улицах и площадях Вечного Города не было и в помине. С наступлением сумерек улицы пустели, все жители прятались по домам, запираясь на все запоры. По ночам в Риме орудовали шайки грабителей, которых было так много, что власти предпочитали не бороться с этим злом, а закрывать на это глаза. Отчасти это объяснялось тем, что многие из воров и грабителей являлись клиентами и негласными соглядатаями некоторых весьма влиятельных граждан, заседавших в сенате. Патриции имели надежную охрану из слуг и телохранителей, поэтому их дома крайне редко подвергались набегам ночных злодеев. Богатые плебеи тоже проживали в Риме компактными общинами, организуя коллективную защиту своего имущества от разного рода посягательств. Жертвами грабителей чаще всего становились в Риме жители трущоб, самая многочисленная и самая разобщенная часть населения столицы.
        Прожив в Риме две недели и обзаведясь кое-какими знакомствами среди водоносов, мелких торговцев и ремесленников, я выяснил, где живет Красс и даже разыскал его мраморный особняк на Палатине. Несколько раз я видел крытые носилки Красса, в которых он следовал из своего дома на форум или на заседание в сенат, покачиваясь на могучих плечах рабов-носильщиков. Занавески на носилках всегда были плотно задернуты, поэтому увидеть самого Красса мне никак не удавалось.
        Глава вторая охота за Крассом
        Пронырливый Клувиан свел знакомство с одним беглым рабом, который был гребцом на торговом судне, но сумел удрать с корабля во время его стоянки в римской гавани Остии. Остия лежит в пятнадцати милях от Рима в том месте, где Тибр впадает в Тирренское море. Этого беглого раба звали Ксенон, его родиной был остров Сицилия. Ксенон был силен и жесток. Вступив в одну из грабительских шаек, он убил ее главаря и занял его место. Шайка Ксенона враждовала с другой грабительской шайкой за преобладание на Этрусской улице и в прилегающих к ней переулках. Однако обе эти шайки выражали покорность банде ночных грабителей, державших в страхе весь Велабр.
        Я очень сильно сомневался, что грабители вроде Ксенона захотят встать на путь заговора среди невольников, целью которого будет сожжение Рима войском Спартака. Я пытался доказывать Клувиану, что ночные злодеи вовсе не заинтересованы в уничтожении Рима, ведь они существуют за счет грабежей на римских улицах. Но Клувиан почему-то был уверен, что кое-кто из сообщников Ксенона, включая его самого, охотно примет участие в разграблении Рима восставшими рабами.
        - Многие из этих людей находятся вне закона, они держат по ночам Рим в страхе, но и сами ходят по лезвию ножа, - молвил мне Клувиан. - Каждый год сотни ночных злодеев погибают от рук городских стражников и в стычках между собой, их нанимают для разных грязных дел патриции и римские магистраты, затем избавляясь от них с помощью яда или петли. К примеру, Ксенон признался мне, что он сыт по горло такой жизнью, однако идти ему некуда, как беглого раба его в любой день могут схватить и распять на кресте. В многолюдном Риме Ксенону легче затеряться, чем в провинции, вот он и выживает здесь, как может.
        Тогда мне в голову пришел хитрый план. Я решил дать понять Клувиану, что готов привлечь Ксенона и его людей к заговору, но сначала хочу устроить им проверку.
        - Это будет очень серьезная проверка, - сказал я. - Людям Ксенона нужно выследить и убить сенатора Красса. Этим убийством Ксенон и его люди смогут доказать, что они готовы в нашем деле идти до конца, то есть готовы превратить Рим в пепелище.
        Клувиан не скрывал своего изумления, выслушав меня.
        - Вряд ли Ксенон и его люди отважатся на такое рискованное дело, - промолвил Клувиан, с сомнением покачав головой. - Красс очень богатый патриций, почти половина домов в Риме принадлежит ему одному. Без охраны Красс нигде не появляется, а его дом полон слуг и телохранителей. Понадобится сто человек, чтобы взять приступом дом Красса. У Ксенона в шайке наберется едва ли человек тридцать, не больше. Я думаю, не нужно устраивать грабителям такие проверки, это только отпугнет их от заговора!
        Но я стоял на том, что убить Красса все равно надо, если не руками людей Ксенона, то нам самим.
        Это мое заявление удивило и взволновало не только Клувиана, но и Эмболарию, которая находилась рядом с нами во время наших вечерних бесед. Пристально глядя на меня, Эмболария попросила меня объяснить, почему я так сильно желаю смерти Крассу. По глазам Клувиана можно было прочесть, что и его мучает этот же вопрос.
        Пришлось мне, нагнав на себя таинственный вид, наговорить моим отважным помощникам про якобы посетившее меня пророческое видение.
        - Это видение посетило меня еще в лагере Крикса, - сказал я. - Знаки, посланные мне богами, говорят о том, что лишь одному из римлян будет сопутствовать успех в войне с восставшими рабами. И римлянин этот - Марк Лициний Красс.
        Далее, я наговорил Клувиану и Эмболарии, что рассказал о своем видении Криксу, который предложил мне попытаться убить Красса прямо в Риме и попутно организовать здесь заговор из рабов, чтобы заговорщики в нужный момент открыли ворота войску Спартака.
        - Так значит, наша главная цель - не заговор, а убийство Красса! - воскликнула Эмболария, переглянувшись с Клувианом. - Втроем мы точно с этим не справимся! Без шайки Ксенона нам никак не обойтись.
        Клувиан заявил, что обязательно постарается привлечь к этому делу злодеев Ксенона, однако за успех не ручается.
        Встреча Клувиана с Ксеноном произошла уже на другой день.
        Мы с Эмболарией ждали возвращения Клувиана, объятые беспокойством, поскольку от грабителей можно было ожидать всего. Ксенон и его люди могли заподозрить Клувиана в чем угодно, даже в намерении стравить шайку Ксенона с другими сообществами воров и преступников, контролирующих районы Рима, где проживает Красс и его родственники. Клувиан долго не возвращался.
        Наконец, он появился в нашей комнате с побеленными стенами и потолком, когда солнце уже стало клониться к закату. Видя, что мы с Эмболарией совершенно извелись от томительного ожидания, Клувиан без долгих предисловий сразу перешел к делу.
        «Ксенон и его люди готовы убить Красса за вознаграждение в пятьдесят фунтов золота, - с довольным видом объявил Клувиан. - Негодяи запросили было шестьдесят фунтов золота, но я сделал вид, что смогу найти людей на это дело и за меньшую плату. Мерзавцы живо умерили свои аппетиты. Я наплел этим злодеям, что за моей спиной стоят знатные нобили, которым Красс перешел дорогу. Мое вранье произвело впечатление на Ксенона, который давно мечтает о сильном покровителе из патрициев».
        Я заметил Клувиану, мол, чему он радуется, ведь у нас нет и трех фунтов золота, а Ксенон и его злодеи наверняка потребуют задаток. Клувиан успокоил меня, сказав, что достиг соглашения с шайкой Ксенона на условиях без выплаты задатка.
        «Негодяи согласны получить все вознаграждение разом после убийства Красса», - сказал Клувиан.
        Однако и такой ответ Клувиана меня не успокоил, ведь расплачиваться нам все равно было нечем. О чем я и сказал ему.
        Клувиан с хитрой усмешкой поведал мне, что между ним и Ксеноном достигнуто некое тайное соглашение. Люди Ксенона об этом соглашении ничего не знают Суть этого тайного сговора заключается в том, что Ксенон намерен загрести все вознаграждение себе, оставив свою шайку с носом. После убийства Красса Ксенон собирается уехать из Рима.
        - Для нас главное, чтобы злодеи Ксенона прикончили Красса, - подвел итог Клувиан. - Потом мы без лишнего шума уберем Ксенона и исчезнем из Рима. Пусть грабители думают, что Ксенон обвел их вокруг пальца и скрылся вместе с золотом.
        Я понимал, что доверять таким людям, как Ксенон, крайне опасно, но иного выхода не было. События развивались стремительно, в скором времени римский сенат должен будет решить, кого поставить во главе войск, действующих против Спартака, и выбор сенаторов падет на Красса. Так было в реальной истории. Нам нужно было спешить, чтобы покончить с Крассом до его назначения верховным полководцем.
        * * *
        Клувиан устроил мне встречу с Ксеноном в одной из харчевен Велабра. К моему удивлению, на эту встречу Ксенон пришел не один, а с девицей легкого поведения, которая, как оказалось, была его любовницей и телохранителем одновременно. Девицу звали Глория. На вид ей было около двадцати пяти лет. Она была превосходно сложена, невысока ростом, с правильными чертами лица, с волнистыми светло-пепельными волосами, в которых блестели почти белокурые отдельные пряди, напоминавшие раннюю седину. Глория была серьезна и молчалива. Сидя сбоку от меня и Клувиана, она сверлила нас пристальным взглядом, словно желала постичь наши потаенные мысли. На ней было длинное льняное платье без рукавов, закрепленное на плечах медными застежками. Стан Глории пониже груди и до колен был укутан тонким женским плащом-паллой лилового цвета. Поскольку на узких улицах Рима гуляли сквозняки, поэтому многие женщины из простонародья чаще носили паллу не на плечах, как знатные матроны, а плотно оборачивали ее вокруг стана, закрепляя тонким поясом. Простолюдинкам, одетым таким образом, было легче пробираться через толпу, подниматься по
ступеням и нести в руках покупки с рынка.
        Женщины вроде Глории имели обыкновение прятать под паллой длинные иглы и маленькие ножи для самозащиты. Я был уверен, что и на эту встречу Глория наверняка пришла с кинжалом под одеждой.
        Ксенон был статен и красив как Аполлон. Ему было всего двадцать семь лет, но, судя по тому, как он держится, можно было понять, что этот крепыш-сицилиец уже повидал немало зла и что с ним лучше не шутить.
        Клувиан представил меня Ксенону как личного телохранителя одного влиятельного римлянина, имя которого должно было оставаться в тайне. Поскольку в делах такого рода имя заказчика убийства чаще всего остается неизвестным, поэтому Ксенон не стал проявлять излишнее любопытство.
        С самых первых слов нашей беседы я дал понять Ксенону, что он и его люди должны беспрекословно подчиняться мне, что золото за проделанную кровавую работу Ксенон получит от меня. Я же буду главным организатором и координатором покушения на Красса.
        В этот же день я показал людям Ксенона дом Красса на Палатине, повелев им вести постоянное наблюдение за этим домом. Я уже изучил улицы и переулки, ведущие с Палатина к форуму, поэтому мог рассчитать место нападения на Красса и его свиту. В шайке Ксенона было достаточно людей, чтобы одолеть слуг и телохранителей Красса, обычно сопровождающих его в прогулках по городу В свите Красса было не больше шести-семи человек, не считая носильщиков. Частенько наблюдая за свитой Красса со стороны, я уже запомнил в лицо всех его носильщиков и некоторых слуг.
        Нападение на Красса я решил осуществить утром, когда тот отправится в своих крытых носилках на форум. Людей Ксенона я разбил на две группы. Одна группа должна была следить за домом Красса с утра до вечера, другой предстояло провернуть главное дело - убить Красса - в одном из переулков между Палатином и форумом. По запасному плану, я был готов осуществить покушение на Красса и днем и вечером. Если Красс вдруг вздумает отправиться не на форум, а в другой квартал Рима, злодеи Ксенона устроят засаду у него на пути хоть на Авентине, хоть на Целии, хоть на улицах Велабра. Для этого я и держал дом Красса под постоянным наблюдением.
        Долго ждать мне не пришлось. Уже на следующий день после моей встречи с Ксеноном мои наблюдатели оповестили группу головорезов, затаившуюся в соседнем квартале, о том, что крытые носилки Красса двинулись в путь в сторону Капитолия. Ксенон быстро перебросил своих убийц в Змеиный переулок. Это было самое удобное место для нападения. Я не мог поверить в такую удачу - Красс сам сует голову в петлю.
        Сидя в харчевне на Галльской улице, я разглядывал план Рима, нарисованный мною на клочке пергамента. На этом плане крестиками были помечены места, где чаще всего бывают носилки Красса и где удобнее всего совершить покушение на него. Клувиан, сообщивший мне о том, что Красс направляется из дома в сторону Капитолийского холма, сидел за одним столом со мной, попивая из оловянной чаши дешевое вино.
        - Ну вот, - негромко приговаривал он, - скоро дело будет сделано! Уже совсем скоро!
        Я не успел допить свою чашу с вином, как в харчевне появился запыхавшийся Ксенон, закутанный в шерстяной темно-коричневый плащ, несмотря на жару. Он прятал под плащом короткий меч. В харчевне было довольно много народу, почти все места за столами были заняты. На вспотевшего взлохмаченного Ксенона, одна рука которого была вымазана кровью, никто не обратил внимания. В харчевне стоял гул от множества громких мужских голосов.
        Ксенон бухнулся на скамью рядом с Клувианом и стал торопливо стирать кровь с руки краем плаща.
        - А, наконец-то! - приветствовал я его. - Говори, приятель! Как все прошло?
        - Хвала богам, все прошло гладко, - тихо проговорил Ксенон, чуть наклонив голову ко мне. - Мы перебили всех людей, сопровождавших носилки, умертвили и носильщиков. Только Красса в носилках не оказалось.
        - Как не оказалось? - удивился Клувиан.
        - Кто же был в носилках? - нетерпеливо спросил я.
        - Какая-то матрона, наверное, жена Красса, - ответил Ксенон, утирая пот со лба. - Она упала в обморок, поэтому мы не стали ее убивать, только сняли с нее золотые украшения.
        Клувиан досадливо ударил себя кулаком по колену.
        - Где вы совершили нападение на носилки? - Я посмотрел в глаза Ксенону. - Много ли оказалось рядом случайных прохожих?
        - Все случилось в Змеином переулке, - сказал Ксенон. - Нам повезло, прохожих в том месте не было вовсе. Из окон домов, конечно, не могли не заметить эту бойню, но вряд ли кто-то из живущих там плебеев смог запомнить наши лица. Я был в капюшоне, а мои люди заранее вымазали щеки и лбы сажей.
        - Какое-то время сидите в своих норах и не высовывайтесь! Я сообщу тебе через Клувиана новый план действий. - Вынув из сумки кожаный мешочек с серебряными монетами, я протянул его Ксенону. - Это твоим людям за труды. А это награда тебе. - Я снял с пальца золотой перстень с изумрудом и положил его на стол перед Ксеноном.
        Коротко бросив слова благодарности, Ксенон тут же удалился.
        Мы с Клувианом, оставшись вдвоем, подвели неутешительные итоги. Нам было ясно, что теперь Красс будет начеку, удвоит число своих телохранителей и, конечно же, станет избегать малолюдных неприметных улиц и переулков. Красс непременно тщательно расследует это кровавое дело, постарается выйти на исполнителей и на заказчиков этого покушения. Обладая столь несметными богатствами, Красс может нанять целую армию соглядатаев, наводнив ими весь Рим. Пребывая в унынии и досаде, мы с Клувианом ломали голову над тем, как нам теперь подобраться к Крассу, но ничего толкового не могли придумать.
        * * *
        В последующие три дня мы с Клувианом сосредоточили свои усилия на том, чтобы завязать полезные знакомства среди вольноотпущенников и клиентов, входивших в окружение знатных нобилей. У Красса должны быть недоброжелатели среди сенаторов и всадников, рассудил я, ведь богатство Красса не может не вызывать зависть у римской знати. Если бы нам удалось выйти на одного такого завистника через его клиентов, то этот патриций, возможно, стал бы орудием против Красса в наших руках. Я полагал, что там, где не справился кинжал, вполне может справиться яд.
        И тут удача улыбнулась нам с совершенно неожиданной стороны.
        Гуляя по Риму, Эмболария однажды столкнулась с одним из местных ваятелей по имени Исидор. Внешняя стать самнитки восхитила ваятеля, который искал натурщицу для изготовления из мрамора статуи богини Юноны. Исидор осыпал Эмболарию таким обилием комплиментов, что она невольно растаяла и согласилась позировать ему, благо за это ей причитались кое-какие деньги.
        По верованиям древних римлян, Юнона была царицей неба и женой Юпитера. Юнона почиталась римлянами как заступница и покровительница женщин, устроительница браков и как дарительница семейного счастья. Главное святилище Юноны находилось в Капитолийском храме Юпитера, где ей был отведен особый придел. Главным празднеством в честь Юноны были Матроналии, отмечавшиеся ежегодно первого марта. И вообще Юноне были посвящены Календы, то есть первое число каждого месяца, когда полагалось приносить ей жертвы.
        Ваятели и художники изображали Юнону в виде молодой статной женщины с пропорциональной фигурой, с густыми волосами, с лицом, выражающим твердую волю, с диадемой на голове и скипетром в правой руке. Если богиню Венеру зодчие и живописцы изображали обнаженной, а богиню Диану в очень короткой тунике, то Юнона всегда изображалась на фресках и в мраморных статуях облаченной в длинные одежды.
        Эмболария стала ходить в мастерскую ваятеля Исидора, позируя ему по несколько часов в день. Сведя знакомство с другими натурщиками и со слугами ваятеля, Эмболария выяснила, что Исидор - весьма известный в Риме зодчий, к нему постоянно поступают заказы на бюсты и статуи как от различных италийских городов, так и от частных лиц. К примеру, статую Юноны Исидору заказали власти города Ланувии для тамошнего храма, посвященного супруге Юпитера.
        Однажды Эмболария вернулась из мастерской Исидора, с трудом скрывая свое волнение.
        Мы с Клувианом чистили рыбу, собираясь пожарить ее на раскаленных углях, вид взволнованной Эмболарии заставил нас ненадолго прервать это занятие.
        - Сегодня в мастерскую к Исидору приходил Марк Красс! - с горящими глазами вымолвила Эмболария. - Я видела его вот как вас! Красс пожелал, чтобы Исидор изготовил из мрамора его бюст. С завтрашнего дня Красс тоже станет позировать Исидору.
        - Красс был один или со свитой? - сразу же спросил Клувиан, переглянувшись со мной.
        - С ним было всего два телохранителя, - ответила Эмболария. - Красс пришел в мастерскую пешком. И так же удалился.
        - Мастерская Исидора находится на Авентине, а на этом холме у Красса имеется еще один дом, где живет его старший сын с женой, - проговорил я, размышляя вслух. - Значит, этот дом стоит неподалеку от мастерской Исидора, коль Красс пришел туда пешком и без свиты. Нам нужно убить Красса прямо в мастерской ваятеля. - Я взглянул на Эмболарию. - Как думаешь, это возможно?
        - Вполне, - кивнула Эмболария. - Я сама смогу это сделать. Спрячу под одеждой кинжал и заколю им Красса. Его телохранители не смогут мне помешать.
        - Нет, на это дело мы пойдем все вместе, - твердо сказал я. - Нужно действовать наверняка! Сейчас ты набросаешь план мастерской и мы придумаем, как и где нам будет сподручнее прикончить Красса и его телохранителей.
        Достав из бронзовой жаровни погасший черный уголек, я протянул его Эмболарии, жестом велев ей рисовать схему дома ваятеля прямо на полу. Сбросив с головы покрывало и опустившись на колени, Эмболария уверенно принялась за дело, чертя углем на деревянном полу короткие прямые линии, образующие квадраты и прямоугольники.
        Глава третья Цена ошибки
        Авентинский холм был излюбленным местом жительства римских зодчих. Причина этого была проста: рядом находилась река Тибр, по которой в Рим на кораблях доставляли глыбы мрамора из Этрурии и Лигурии. Дом ваятеля Исидора стоял на перекрестке Мраморной улицы и Голубиного переулка. Собственно дом ваятеля находился на Мраморной улице, а примыкавшая к дому мастерская выходила на узкий Голубиный переулок В мастерскую можно было попасть как прямо из дома Исидора, так и по отдельному входу со стороны переулка. Планируя покушение на Красса, мы с Клувианом и Эмболарией решили использовать этот запасной выход, чтобы быстро ускользнуть с места преступления по узкому извилистому переулку в сторону многолюдного Велабра.
        Эмболария отправилась в дом ваятеля, как обычно, с утра. У себя под одеждой она спрятала короткий гладиаторский меч. Мы с Клувианом должны были появиться в доме Исидора, только когда туда пожалует Красс. До поры до времени нам предстояло выжидать, держа под наблюдением дом зодчего. Эмболария описала нам внешность Красса. По ее словам, это был коротконогий, довольно грузный человек с квадратной головой. У него были короткие светлые волосы, широко поставленные глаза, небольшой прямой нос, маленький, как у женщины, рот. Ни усов, ни бороды у Красса не было.
        Спрятав под плащами кинжалы, мы с Клувианом заняли выжидательную позицию на другой стороне улицы напротив дома Исидора, делая вид, что читаем объявления написанные мелом на каменной стене. По Мраморной улице в обоих направлениях двигались люди, в основном это были слуги и клиенты проживающих на Авентине богачей, спешившие куда-то с поручениями. Я был весь на взводе, пребывая в сильнейшем нетерпении. Клувиан же держался спокойно и невозмутимо.
        Меня не покидала мысль о том, что если сегодня утром Красс умрет благодаря моим усилиям, то я разом убью двух зайцев. Во-первых, обеспечу Спартаку победу над Римом. Во-вторых, наконец-то смогу вырваться из глубин прошлого и вернусь к Регине, в милый моему сердцу двадцать первый век.
        Наше ожидание растянулось на целый час, если не больше.
        Вдруг Клувиан осторожно тронул меня за руку кивком головы указав мне на трех человек, идущих к дому Исидора со стороны храма Прозерпины. Случайные прохожие почтительно уступали дорогу этой троице. Впереди важно вышагивал невысокий толстый вельможа в длинной белой тоге с пурпурной полосой по нижнему краю. За ним следовали два плечистых молодца в коротких туниках и плащах.
        Я впился глазами в широкое круглое лицо вельможи покрытое легким загаром. Густая тень от домов слегка скрадывала черты знатного римлянина. Я глянул на Клувиана, спрашивая его взглядом: «Ну что, это Красс?» Молчаливый выразительный взгляд Клувиана гласил: «Да, это Красс!»
        - Хвала богам! - чуть слышно прошептал я одними губами.
        Повернувшись лицом друг к другу, мы с Клувианом изображали беседу двух приятелей, обсуждающих одно из прочитанных объявлений. Сами же искоса наблюдали за тем, как Красс и двое его телохранителей постучались в дверь дома Исидора, окрашенную в темно-красный цвет. Дверь отворилась, и эти трое вошли в дом.
        Пока все шло по плану.
        Выждав еще несколько минут, мы с Клувианом перешли улицу и остановились возле заветной красной двери, за которой скрылась наша долгожданная добыча. Клувиан ударил кулаком в дверь. Лязгнул засов, дверь приоткрылась, голос раба-привратника поинтересовался у Клувиана, что ему нужно.
        - Я помощник навкрара Зенона, который обещал в прошлом месяце доставить твоему хозяину белый мрамор из Этрурии, - уверенно проговорил Клувиан. О поставщике мрамора Зеноне нам поведала Эмболария, прознавшая о нем в доме Исидора. - Судно Зенона причалило к пристани на Тибре. Зенон послал меня узнать, куда ему выгружать доставленный мрамор.
        Раб-привратник сказал, что немедленно сообщит об этом своему хозяину.
        - Тут еще один посыльный к ваятелю Исидору, - промолвил Клувиан, чуть посторонившись и шире приоткрывая дверь, чтобы слуга мог увидеть меня.
        - Я прибыл с устным посланием к зодчему Исидору от сенатора Валерия Флакка! - воскликнул я. - Дело срочной важности!
        Слегка растерявшийся слуга пригласил нас в вестибул, сказав, что его хозяин сейчас сильно занят.
        - Вы подождите здесь, а я схожу в мастерскую и сообщу хозяину о вашем приходе, - продолжил раб-привратник, указав нам рукой на скамью в глубине вестибула.
        - Зачем тебе беспокоиться, дружок, мы и сами наведаемся к твоему господину - обронил Клувиан, схватив привратника за грудки и ударив его затылком о каменную колонну, подпиравшую потолочную балку.
        Старый привратник без чувств свалился на пол.
        Уложив оглушенного раба на широкую скамью и заперев дверь на засов, мы с Клувианом устремились в атриум, откуда вела дверь в мастерскую ваятеля. План всех помещений этого большого дома благодаря Эмболарии был перед нашим мысленным взором. Вынув кинжалы из ножен, мы держали их наготове спрятанными под плащами.
        Клувиан, бесшумно ступая, двигался впереди. Я следовал за ним, внутренне превратившись в сжатую пружину Я был готов не просто убить Красса, но порубить его на куски! Так мне опостылела жизнь в Древнем Риме, так мне хотелось поскорее вернуться в эпоху электричества и мобильной связи!
        Из атриума по короткому коридору мы с Клувианом вышли в квадратное помещение без окон, где у стен стояли готовые статуи из белого мрамора, какие-то из этих изваяний были в рост человека, какие-то значительно крупнее. Тут были мужские и женские статуи, по их внешнему виду и различным атрибутам можно было догадаться, что это изваянные в мраморе - античные боги. В следующем помещении, озаренном солнечным светом, льющимся из узких окон под самым потолком, нашему взору предстали мужские и женские бюсты из мрамора, установленные на невысоких каменных столбиках рядами вдоль двух стен.
        «Ого! - невольно восхитился я. - Этот Исидор и впрямь завален заказами!»
        Впереди скрипнула дверь. И сразу же раздался громкий окрик, адресованный Клувиану:
        - Ты кто? Что тебе здесь нужно?
        Клувиан что-то быстро ответил, а затем нанес удар кинжалом человеку, преградившему ему путь. Незнакомец с громким стоном упал на пол. Клувиан еще дважды поразил упавшего кинжалом в область сердца. Обернувшись ко мне, Клувиан негромко воскликнул:
        - Это один из телохранителей Красса!
        В следующий миг Клувиан исчез в дверном проеме, взяв окровавленный кинжал на изготовку. Я чуть ли не бегом последовал за ним, бросив мимолетный взгляд на распростертого на каменном полу мертвеца в тунике и синем коротком плаще, из-под которого выглядывал короткий меч в ножнах. Несчастный даже не успел им воспользоваться. Да, это был один из людей Красса! Значит, где-то рядом сам Красс!
        Услышав, что Клувиан наткнулся еще на кого-то и уже без предисловий вступил с ним в схватку, я поспешил к нему на помощь, запнувшись о высокий порог и едва не упав. Я подоспел вовремя, поскольку противник Клувиана сумел выбить кинжал из его руки. Это был второй телохранитель Красса, молодой и ловкий, с большими буграми мускулов на обнаженных руках. Этот малый явно был обучен приемам рукопашного боя. Обезоружив Клувиана, он швырнул его через бедро и уже хотел огреть сверху локтем, но мое появление помешало ему сделать это.
        Помещение, в котором я сцепился с телохранителем Красса, было разделено надвое плотной занавесью. Здесь пахло пылью и мелкой мраморной крошкой, свет проникал сюда через окна, расположенные очень высоко в двух противоположных стенах. На шум из-за пыльного полога выглянул какой-то лысый пожилой коротышка в длинном кожаном переднике, перепачканном чем-то белым похожим на известь. В одной руке он держал долото, в другой молоток.
        - Что здесь происходит? - сердито взвизгнул коротышка в переднике, глядя на то, как я пытаюсь поразить кинжалом мощного слугу Красса, а тот, в свою очередь, старается сразить меня своим коротким мечом.
        Два отточенных клинка звенели, сталкиваясь. Мы кружили друг против друга, не замечая ничего вокруг.
        Клувиан, вскочив на ноги, метнул нож в ваятеля, поразив его точно в горло. Коротышка с грохотом выронил из рук молоток и долото. Хрипя и вытаращив глаза, он осел мешком возле тонкой колонны, зажимая руками кровоточившую смертельную рану.
        Мне удалось вонзить кинжал телохранителю Красса прямо в живот, Клувиан ударил его кинжалом сзади под сердце. Тренированный боец выронил меч и боком свалился на грязный пол, в агонии дергая ногами. Мы с Клувианом ринулись за занавеску, услышав там чей-то стон.
        Это стонал Красс, лежа на полу и истекая кровью. В двух шагах от Красса лежала среди мелких мраморных обломков Эмболария, под левой грудью которой торчала костяная рукоять небольшого ножа. Эмболария, внезапно напав на Красса, пробила ему кинжалом живот и печень, но и Красс успел-таки вытащить нож и ударить им самнитку.
        Я бросился на колени рядом с Эмболарией, стола которой на груди густо пропиталась кровью.
        - Как же так, милая! - в отчаянии бормотал я, приподняв голову Эмболарии и заглядывая в ее широко раскрытые глаза. - Как же это получилось! Как же так?..
        Эмболария молчала, не подавая признаков жизни. Ее большие прекрасные глаза глядели куда-то в потолок мимо меня. Чуть приоткрытые уста самнитки не шевелились.
        Я несколько раз окликнул Эмболарию по имени. Подошедший Клувиан тронул меня за плечо.
        - Андреас, она мертва, - тихо и печально сказал он. - Нам надо уходить. Дело сделано!
        Мое сердце едва не разорвалось от боли, от нестерпимого отчаяния. Слезы хлынули у меня из глаз. Я сотрясался от рыданий, прижавшись лицом к груди Эмболарии, сжимая пальцами ее бессильные руки.
        Вдруг до моего сознания дошли негромкие протяжные стоны Красса, терзающегося в предсмертных муках. Схватив кинжал, я бросился к Крассу, распростертому на полу в луже собственной крови.
        - Ах ты, мразь! - процедил я сквозь зубы. - Ты не сдох еще, мерзавец!
        Нависая над умирающим Крассом, я с широкими замахами принялся вонзать кинжал в его тело, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть к этому человеку, повинному в смерти Эмболарии. Красс уже испустил дух, а я продолжал кромсать его рыхлое тело кинжалом не в силах остановиться.
        Наконец Клувиан успокоил меня, силой оттащив от изрезанного тела Красса.
        Уходя из мастерской ваятеля по запасному выходу, мы с Клувианом забрали с собой тело Эмболарии, завернув его в широкий плащ Красса. Остановив в переулке двуколку, запряженную двумя ослами, мы погрузили на нее тело самнитки, велев владельцу повозки ехать прочь из города. Взяв деньги из рук Клувиана, бородатый селянин безропотно согласился, сказав, что он и сам уже собрался обратно в свою деревню.
        Схоронив Эмболарию в буковой роще на берегу Тибра в полумиле от Рима, мы с Клувианом заночевали в близлежащей деревне в хижине селянина Терпна, оказавшего нам своевременную услугу. На другое утро я отправился обратно в Рим, велев Клувиану купить коня и скакать к Криксу с известием, что задуманное мною дело удачно завершено.
        «Пусть Крикс всячески подбивает Спартака к походу на Рим!» - сказал я на прощанье Клувиану.
        * * *
        По возвращении в Рим я первым делом отправился на форум, это средоточие деловой и политической жизни местной гражданской элиты. Убийство Красса не могло не всколыхнуть здешнюю знать, всадников и патрициев. Об этом неизбежно должны начаться пересуды как на форуме, так и в сенате. Друзья, родственники и клиенты Красса, конечно же, не оставят это громкое убийство без расследования. Под их давлением сенаторам придется запустить процедуру следствия по этому делу, назначить следственную коллегию, которой надо будет объявлять ежедневные отчеты через глашатаев о проделанной работе. Так велит закон республиканского Рима.
        На форуме я долго толкался среди граждан в чистых белых тогах и среди самого разнообразного делового люда: купцов, ростовщиков, домовладельцев, ланист, мелких чиновников… Форум был местом, где в присутствии свидетелей производились различные сделки, как торговые, так и юридические, когда стороны разрешали некий спор без обращения в суд. Граждане на форуме в первую очередь обменивались новостями, общаясь со знакомыми, слушая глашатаев и читая различные объявления на стене базилики, примыкавшей к зданию сената.
        Глашатаи делали свои объявления с возвышения возле ростральных колонн, украшенных носами захваченных в бою боевых карфагенских кораблей еще в пору Первой Пунической войны. Эти объявления касались всех более или менее значительных событий, происходивших в римской гражданской общине.
        Вот и сегодня мне пришлось довольно долго торчать возле ростральных колонн, прислушиваясь к гудению многоголосой толпы и к зычным выкрикам глашатаев, объявляющих о последних постановлениях сената, о ближайших предстоящих праздниках, о гладиаторских играх и даровой раздаче хлеба бедноте, о мировом соглашении двух каких-то патрициев, повздоривших из-за спорного участка земли в пригороде Рима, о казни каких-то преступников…
        Наконец я услышал то, что хотел услышать.
        На возвышение поднялся очередной глашатай, тучный и неповоротливый, с лоснящимся от пота мясистым лицом. День выдался жаркий и душный, было видно, что этому разжиревшему глашатаю трудно дышать и двигаться, взбираясь по ступеням на трибуну.
        - Славные квириты, да будет вам известно, что отцы-сенаторы назначили дуумвиров Азеллия Сабина и Валерия Потита для расследования подлого убийства патриция Марка Лициния Красса Муциана! - громко провозгласил толстяк-глашатай, высоко подняв правую руку. - Кровь благородного Красса Муциана взывает к отмщению, и гнусные убийцы непременно будут найдены, как и те негодяи, толкнувшие их на это зло! Уголовная коллегия по этому делу будет заседать в курии Домиция на форуме. Всякий человек, мужчина или женщина, свободный или раб, может явиться туда и дать показания, способные пролить свет на это темное дело. За особо ценные показания дуумвиры готовы заплатить от пятисот до пяти тысяч сестерциев.
        Жирный глашатай еще что-то вещал толпе, делая различные красивые жесты руками, но я его уже не слушал. Мною овладели досада и отчаяние. Человек, убитый нами в доме ваятеля Исидора, оказался не тем, кого следовало убить. Патрицианский род Лициниев состоит из нескольких больших семейств, объединенных общим когноменом Красс. Таким образом, в Риме проживает несколько патрициев по фамилии Красс. Получается, что я изначально устроил охоту за Крассом Муцианом, купившись на то, что его звали Марком Лицинием, как и будущего победителя Спартака.
        «Кретин! Недоумок! - мысленно ругал я себя. - Прежде чем хвататься за кинжал, мне сначала следовало выяснить, каков Марк Лициний Красс с виду, тогда я не спутал бы его с Крассом Муцианом. По моей вине погибла Эмболария. Вся моя затея пошла прахом из-за глупой спешки!»
        Лавируя в толпе, я зашагал прочь с форума. На душе у меня было мерзко и гадко, от ненависти к самому себе я был готов биться головой о стену Неловко задев кого-то плечом, я даже не обратил на это внимания. Однако человек, которого я толкнул, остановил меня, схватив сзади за край плаща.
        - Эй, друг, мы, кажется, знакомы! - прозвучал голос на русском языке. - Хорошая погода, не правда ли!
        Я резко обернулся. Передо мной стоял Гедеон, одетый в римскую тогу.
        - Глазам не верю! - мрачно ухмыльнулся я. - Май фрэнд! Какими судьбами?
        - Вот, прибыл по твою душу, приятель, - в тон мне ответил Гедеон. - Надо поговорить, обсудить кое-что. В прошлый раз мы не договорили, как ты помнишь.
        - Да уж, - я криво усмехнулся, - в прошлый раз ты смылся как-то внезапно, майор. Я ведь хотел отрезать тебе голову, но не успел.
        - Не будем вспоминать о плохом, Андрей, - примирительно проговорил Гедеон. - Идем отсюда, а то на нас уже косятся римские граждане. Их можно понять, ведь русский язык здесь в диковинку.
        - Хорошо, идем, - согласился я.
        Гедеон уверенно двинулся через толпу. Я шел за ним, стараясь не отставать и одновременно вслушиваясь в разговоры патрициев, кучками стоявших по всему форуму Главной темой обсуждения было убийство Красса Муциана.
        Выбравшись с форума на Этрусскую улицу, мы с Гедеоном заметно сбавили шаг. В этот час прохожих было довольно много, но они не мешали нам, занятым серьезным недружелюбным разговором. Мы по-прежнему разговаривали по-русски.
        - Зачем ты убил Красса Муциана? - спросил Гедеон.
        - Это тебя не касается! - отрезал я.
        - Ошибаешься, приятель! - зло прошипел Гедеон. - Это касается моей конторы, которая находится в Лэнгли, а значит, и меня тоже. Ты что, совсем соскочил с резьбы, тупица? Что ты здесь вытворяешь! Ты теперь подрабатываешь наемным убийцей, так, что ли?
        - Пошел к черту! - проворчал я, не глядя на Гедеона. - Плевать я хотел на тебя и на твою контору!
        - Не плюй против ветра, приятель, - с угрозой промолвил Гедеон. - Я с тобой разговариваю лишь потому, что твоя персона пока еще интересна моему руководству в Лэнгли. В противном случае тебя просто убрали бы, стерли, как ненужный файл.
        - Значит, ты прибыл сюда, чтобы опять вербовать меня в свою разведку, - сказал я, прислонившись спиной к стене дома и пропуская проплывшие мимо крытые носилки, которые несли на плечах восемь мускулистых рабов.
        - Я уполномочен изложить тебе новые условия, если прежние тебя не устраивают, - произнес Гедеон, как и я, уступивший дорогу носилкам. - Давай зайдем в одну уютную квартирку, которую я снял, пока разыскивал тебя в Риме, и спокойно все обсудим. Идет?
        Я молча кивнул.
        По пути мы с Гедеоном купили небольшой сосуд с фалернским, сушеной рыбы, хлеб и сыр.
        Переулок, куда привел меня Гедеон, назывался Грязным, здесь не было каменной мостовой и сточных канав, поэтому повсюду были лужи и грязь. Ширина переулка была чуть больше двух метров. Двух- и трехэтажные дома стояли здесь очень плотно, из-за этого солнечные лучи не могли пробиться в переулок, где царили сырость и полумрак. Снятая Гедеоном квартирка состояла из двух смежных меблированных комнат и еще одного помещения с ванной. Находилась эта квартирка на третьем этаже довольно ветхого каменного дома с деревянными лестницами, полами и перекрытиями.
        В коридоре было темно, поэтому Гедеон долго возился с висячим дверным замком. Наконец от открыл его и пригласил меня в свои неказистые апартаменты.
        - В Левках ты снимал помещение получше, - заметил я, осматривая комнаты, где век никто не убирался. - И охота тебе жить в такой грязи!
        - Зато отсюда десять минут ходьбы до форума, - отозвался Гедеон, откупоривая кувшин с вином. - Иди сюда, порежь сыр и хлеб. Я что-то сильно проголодался!
        Я вынул из ножен кинжал, с которым никогда не расставался, и быстро нарезал тонкими дольками белый козий сыр, а хлебную лепешку просто разломил пополам.
        - Ну-с, за встречу! - Гедеон поднял медную чашу с темным виноградным вином.
        Не говоря ни слова, я залпом опорожнил свой кубок.
        Затем, уплетая за обе щеки хлеб, сыр и сушеную рыбу, Гедеон сугубо деловым тоном изложил мне условия, на каких его руководство в Лэнгли готово завербовать меня.
        - К сожалению, больше чем на два миллиона долларов тебе рассчитывать не приходится, друг мой, - подвел итог Гедеон, вновь наполняя чаши вином. - Но ведь и с этими деньгами можно неплохо устроиться в любой точке земного шара! Андрей, я пью за твое правильное решение! - Гедеон подмигнул мне и поднес свой кубок к губам.
        Я не притронулся к чаше, медленно жуя кусок сушеной макрели.
        - Пойми, приятель, - вновь заговорил Гедеон, - с людьми, забросившими тебя в эту древнюю эпоху, скоро будет покончено. А если ты будешь упрямиться, то будет покончено и с тобой.
        Слушая Гедеона, я незаметно оглядывал комнату, в которой мы трапезничали, сидя за столом напротив друг друга. Я вдруг понял, что Гедеон живет здесь не один. Посуды на полке явно рассчитано на двух человек, одежды на вешалке тоже многовато для одного Гедеона, к тому же стоптанные башмаки в углу под вешалкой размером явно не по ноге Гедеону. К тому же в соседней комнате стоят две кровати и обе тщательно заправлены. Грязного белья в корзине тоже многовато для одного человека.
        - А напарник твой где? - спросил я, глядя в глаза Гедеону.
        Тот осекся на полуслове, затем попытался улыбнуться.
        - Ишь, глазастый какой! Все-то видит и подмечает! - обронил Гедеон, снова наливая себе вина. - Гуляет мой напарник где-то, набирается впечатлений.
        Неожиданно входная дверь скрипнула и в комнату вступил верзила в тунике и сером плаще с капюшоном.
        - А вот и мой напарник! - усмехнулся Гедеон. - Легок на помине!
        - Это же Джон Траволта! - изумленно воскликнул я. - У вас там что, все агенты похожи на голливудских актеров?
        Напарник Гедеона поразительно смахивал на Джона Траволту. У него был такой же крупный прямой нос, такие же широкие скулы, такой же большой рот с толстыми губами.
        - Познакомься, Андрей, это Элвгрен, - сказал Гедеон, сделав широкий жест в сторону вошедшего верзилы. - Не спорю, он сильно похож на Джона Траволту Мы в нашем секретном подразделении за глаза так его и называем.
        Элвгрен усмехнулся краем рта, снимая с себя плащ и вешая его на вешалку. Этой усмешкой и взглядом проницательных холодных глаз он только добавил себе сходства с Джоном Траволтой.
        - Садись, дружище, - Гедеон взял с полки еще одну чашу. - Выпей с нами, сегодня есть повод.
        - Что обмываем? - проговорил Элвгрен, садясь на табурет у стола.
        - Два миллиона долларов и счастливую перемену в судьбе Андрея, - ответил Гедеон, дружески похлопав меня по плечу.
        - Вообще-то, я еще не дал своего согласия сотрудничать с вашей конторой, - сказал я, поправив кинжал у себя на поясе, так чтобы его легко и быстро можно было выхватить из ножен.
        - Брось, Андрей! - улыбнулся Гедеон. - Пораскинь мозгами, это лучший выход для тебя. Неужели ты все еще не понял, что тебя втянули в грязное дело? Тобой играют, как марионеткой. Тебе предоставляется прекрасный шанс оставить в дураках этих кукловодов.
        - Верно подмечено! - по-русски воскликнул плечистый Элвгрен. И тут же по-латыни добавил: - Нота бене!
        - Вот за это и выпьем! - промолвил Гедеон.
        Видя, что я пить не собираюсь, Гедеон и Элвгрен переглянулись.
        Этот быстрый взгляд, каким обменялись мои собеседники, породил во мне недоброе предчувствие. Мне стало ясно, что эти двое так просто от меня не отстанут. У них задание: либо завербовать меня, либо…
        Дабы ускорить развязку и окончательно убедиться в своих худших предчувствиях, я встал и заявил, что вынужден откланяться, поскольку не вижу смысла продолжать этот разговор. Работать на американскую разведку ни за два миллиона долларов, ни за двадцать я не собираюсь. Но едва я сделал шаг к выходу, как Элвгрен вскочил из-за стола, преграждая мне путь.
        - Послушай, Андрей, - заметно волнуясь, заговорил Гедеон, тоже поднявшись со стула. - От тебя требуется только согласие с нашими условиями. В противном случае нам придется тебя убить. Третьего не дано.
        - Соглашайся, приятель, - миролюбиво вставил Элвгрен, уперев мускулистые руки в бока. - И сегодня же мы телепортируем тебя в будущее. Ты можешь работать на нашу разведку, и живя в Москве.
        - Ну, Андрей, каков будет твой ответ? - после краткой паузы спросил Гедеон.
        - Ответ отрицательный, - промолвил я, мысленно прикинув, как мне выпутаться из этой сложной ситуации.
        Гедеон открыл было рот, собираясь сказать что-то еще, но я решил действовать без промедления и стремительно метнулся в соседнюю комнату. Элвгрен ринулся за мной, выхватив из-за пояса нож. Оказавшись в спальне, я сдернул одеяло с одной из кроватей и, развернув его наподобие гладиаторской сети, швырнул прямо под ноги набегавшему Элвгрену. В следующий миг я резко дернул одеяло на себя. Элвгрен, уже замахнувшийся на меня ножом, с шумом грохнулся на пол. Сорвав одеяло с другой кровати, я набросил его сверху на поверженного Элвгрена. В дверях спальни возник Гедеон с коротким мечом в руке. Я запустил в него подушкой. На Элвгрена, пытающегося подняться с полу, я накинул сначала простыню, потом тонкий стеганый матрац, попутно запустив в Гедеона другой подушкой.
        Прорываясь из спальни, я перескочил через Элвгрена, запутавшегося в простыне. Затем, отразив выпад Гедеона, я резанул его кинжалом по локтю левой руки, так что брызнула кровь. Вновь оказавшись в трапезной, я схватил табурет и швырнул его в Гедеона, но тот ловко увернулся, и табурет прилетел прямо в голову поднявшемуся на ноги Элвгрену.
        Рассвирепевший Элвгрен бросился на меня, оттолкнув Гедеона. Я рывком сдвинул с места стол, так что Элвгрен в спешке налетел на него. Схватив кувшин с недопитым вином, я с размаху разбил его на мелкие черепки о голову Элвгрена. Осев на пол, здоровяк Элвгрен тупо мотал головой из стороны в сторону, по его волосам и по лицу текли красные винные струи.
        - А ты здорово наловчился в гладиаторской школе, Андрей, - с восхищением в голосе заметил Гедеон, наступая на меня с мечом в руке. - С тобой приятно иметь дело! Извини, но ты сам выбрал свой жребий.
        Провоцируя Гедеона на очередной прямой выпад, я стоял перед ним, широко разведя руки в стороны. Гедеон нанес колющий удар, и в тот же миг я сделал свой выпад из полуприседа, поразив Гедеона в колено. Гедеон вскрикнул, отпрянув от меня. И тут же я вонзил ему кинжал между ребер. Гедеон согнулся пополам, выронив меч.
        Видя, что Элвгрен очухался и встал на ноги, я схватил толстую палку, которой ворошат угли в жаровне, и обрушил на напарника Гедеона целый град тяжелых ударов, сломав ему руку, нос и челюсть. Элвгрен свалился без чувств на пол, его волосы были мокрые от вина, а лицо было залито кровью.
        - Не убивай, - простонал Гедеон, увидев, что я подобрал с полу его меч. - Мне жаль, что так получилось.
        - Мне тоже, - усмехнулся я, перешагнув через бесчувственного Элвгрена и направляясь к двери.
        Глава четвертая Фабия
        Из Грязного переулка я отправился к себе домой на Яремную улицу Поднявшись в свою комнату на третьем этаже, я ощутил еще острее горечь утраты. На столе в большой глиняной миске лежали купленные Эмболарией овощи и зелень, уже помытые и приготовленные для нарезки в салат. Тут же стоял маленький сосуд с оливковым маслом, тоже купленный Эмболарией в лавке на соседней улице.
        На скамье лежала аккуратно свернутая длинная туника, в которой Эмболария обычно ходила дома, под скамьей стояли ее сандалии и кожаные башмаки для сырой погоды. Рядом на вешалке висели плащи, покрывала и пояса Эмболарии. В маленькой шкатулке на полке лежали ее украшения. На этой же полке стоял маленький стеклянный флакончик с любимыми благовониями Эмболарии. В комнате до сих пор витает аромат этих благовоний, напоминая об Эмболарии, которая жила здесь и которая уже больше никогда не придет сюда.
        Сев на скамью, я взял в руки тунику Эмболарии, перебирая пальцами складки мягкой ткани и роняя тяжелые горькие слезы. Я не знал, чем себя утешить, как искупить эту свою вину Мне было тоскливо и одиноко, словно я остался один-одинешенек во всем мире. Вспомнив про Клувиана, я подумал, когда примерно он встретится с Криксом и Спартаком, если уже сегодня двинется в путь. Даже при самом лучшем раскладе на дорогу в Умбрию у Клувиана должно уйти не меньше трех-четырех дней. Если войско восставших немедленно повернет на Рим, то дней за пять-шесть Спартак и Крикс окажутся перед воротами Вечного Города.
        Значит, у меня есть еще время, чтобы добраться до того самого Марка Лициния Красса и убить его. И тут меня осенило, зачем привлекать к этому делу каких-то помощников, если все можно сделать самому? Красс каждый день бывает на форуме, наверняка и сейчас он там. Я спрячу меч под одеждой, выслежу Красса и убью его прямо на форуме. Мне, конечно, живым не уйти после этого. Но меня это уже не волновало, главное, я отомщу за Эмболарию и обеспечу победу Спартаку. А в перспективе смерть Красса расстроит планы натовских генералов и избавит Россию в далеком будущем от ядерной катастрофы.
        «Что ж, игра стоит свеч, - подумал я, выбирая плащ побогаче. - Решено, иду на форум, выслеживаю Красса и валю его, как жертвенного быка! А потом будь что будет!»
        Дав себе такую установку, я быстро собрался, запер комнату на замок и поспешил на форум.
        Над Римом уже опускался вечер, поэтому людей на форуме стало гораздо меньше. Все сегодняшние сделки были завершены, все постановления сената и властей были объявлены. Почти все знатные граждане уже разошлись по домам или в гости друг к другу. По форуму слонялись клиенты всадников и патрициев, выполнявшие мелкие поручения своих покровителей, с кем-то встречаясь и ловя различные слухи. В этот вечерний час на форуме не было ни ростовщиков, ни торговцев, ни судебных исполнителей.
        Объятый досадой, я несколько раз прошелся по форуму из конца в конец, приглядываясь к тем немногим из патрициев, кто пришел сюда с опозданием. Это были в основном молодые щеголи в тонких одеждах, с завитыми, как у женщин, волосами, увешанные золотом. Я знал, что Крассу на данное время должно быть не меньше сорока пяти лет, поэтому и высматривал в первую очередь вельмож примерно такого возраста. Подойдя к какому-то небогатому плебею, добротно одетому и тщательно причесанному, я завел с ним разговор, назвавшись клиентом патриция Квинта Бебия. Так звали владельца инсулы на Яремной улице, где я снимал комнату. Мой случайный знакомый оказался клиентом сенатора Тита Скрибония. Его патрон повелел ему дождаться на форуме одного должника, который обещал сегодня погасить свой долг.
        В разговоре со своим случайным собеседником я выяснил, где чаще всего бывает Марк Лициний Красс, где находится его дом, где живет его сын и племянники. Теперь мне оставалось только выследить Красса, чтобы знать его в лицо.
        Перед тем как уйти с форума, я прошелся вдоль стены с объявлениями в Гостилиевой базилике. Живя в древнем Риме, я привык читать различные объявления на стенах, которые заменяли местным жителям газеты и журналы. В объявлениях порой имелась полезная информация, иногда встречались различные курьезы, иногда довольно тонкий юмор.
        Бегло пробегая глазами неровные строчки букв, написанные мелом, я то улыбался, заметив нелепую грамматическую ошибку, то сдерживал рвущийся из меня смех при виде мелькающих в тексте объявлений площадных ругательств. Внезапно мой взор уперся в объявление, написанное по-русски крупными печатными буквами. Надпись гласила:
«Мелинда ждет встречи с Андреем! Мой адрес: Эсквилинский холм, Миртовая улица, дом Гая Туберона, что напротив храма Фавна. Моя комната находится на третьем этаже, вторая справа по коридору».
        Мое сердце сильно забилось в груди. Мелинда в Риме! Она ищет меня! Она обещала вскоре вернуться и сдержала свое слово!
        Я решил немедленно разыскать Мелинду. Сумерки быстро сгущались, но от форума до Эсквилина было недалеко, поэтому на поиски Миртовой улицы и дома Гая Туберона у меня ушло не более часа. Эсквилинский квартал был самый обширный в Риме, здесь сплошь жила беднота, теснясь по холодным комнатам в огромных многоярусных домах, тут было много блудниц, воров и мошенников всех мастей.
        Поднимаясь по каменной лестнице на третий этаж нужного мне дома, я слышал, как с первого и второго этажей долетают развязные голоса и смех девиц легкого поведения, пьяная мужская ругань, грохот разбиваемой глиняной посуды. В полутемном коридоре я столкнулся с совершенно обнаженной нетрезвой девицей, которая мочилась в глиняное ведро, присев над ним с широко расставленными ногами.
        - Ты не меня ищешь, дружок? - немного гнусаво промурлыкала незнакомка, прекратив свое занятие и распрямляясь. - Хочешь, отсосу у тебя всего за один асс. За два асса можешь трахать меня всю ночь. Хочешь? - Холодные липкие пальцы девицы вцепились в мою правую руку.
        Я молча отстранил от себя блудницу, двинувшись дальше по коридору и отыскивая нужную мне дверь.
        - Захочешь, приходи, - бросила мне вслед незнакомка, - моя дверь на ночь не запирается. Могу отдаться тебе просто за кувшин вина.
        Я был так поглощен своим нетерпением от предстоящей встречи с Мелиндой, что болтовня этой проститутки пролетела мимо моих ушей, а она сама была сродни мраку этого мрачного коридора, воспринималась мною как нечто неодушевленное.
        На мой стук из-за двери раздался голос Мелинды, спросивший на латыни кто пришел. Я ответил по-русски, что пришел тот, кого она ждет Затем дверь отворилась. Я переступил порог и оказался лицом к лицу с Мелиндой, одетой в длинную тунику.
        Довольно большая комната была озарена желтым пламенем масляной лампы, стоявшей на подставке, прибитой к стене. Стены комнаты были выбелены известью, деревянный пол застелен старыми дырявыми коврами. Два окна были закрыты ставнями из тонких реек. У одной стены располагалась кровать, у другой стол и два стула. В одном углу стоял сундук, в другом большой медный чан с водой, рядом - скамья, а на ней бронзовый таз и черпак.
        Быстро оглядев комнату, я шагнул к Мелинде и взял ее за плечи.
        - Ну, здравствуй! - сказал я. - Если честно, я не верил, что ты вернешься сюда, чтобы помогать мне. Давно ты в Риме?
        - Четвертый день, - ответила Мелинда, глядя мне в лицо. - Хожу по городу и пишу мелом объявления на русском языке. Ты где наткнулся на мое объявление?
        - На форуме, - ответил я. - Как только прочитал, сразу примчался сюда. Ты выбрала не лучший квартал для проживания, на Эсквилине полно злачных мест.
        - Зато съемное жилье здесь самое дешевое, - заметила Мелинда. - Что мы стоим как вкопанные. Проходи, садись. Расскажи, как идут твои дела.
        Я снял с себя плащ и пояс с коротким мечом, сел на стул у стола.
        Мелинда поставила на стол небольшую корзинку с ядрами от орехов, изюмом и сушеными абрикосами. В два кубка она налила медовой воды, которая заменяла в Древнем Риме лимонад и пепси-колу.
        - Андрей, рассказывай же, что у тебя случилось? - промолвила Мелинда, сев за стол напротив меня. - Я же вижу, ты сам не свой.
        - Сегодня на меня опять вышли американские агенты, - сказал я, жуя орехи и изюм. - Разговор у нас не получился, эти шустрые янки попытались прикончить меня, но у них ничего не вышло… на этот раз.
        - Сколько их было? - спросила Мелинда.
        - Двое. - Я усмехнулся. - Один очень похож на Джорджа Клуни, другой - вылитый Джон Траволта.
        - Ты… убил их? - негромкий голос Мелинды стал еще тише.
        - Нет, только покалечил немного, - ответил я. - На мне и так много крови.
        - Это война, Андрей, - тихо и сурово произнесла Мелинда, - а на войне без крови не обходится, сам знаешь.
        Осушив наполовину свой кубок, я перевел разговор на убийство Красса Муциана, ошибочно принятого мною за будущего триумвира Марка Лициния Красса.
        - Теперь я остался без помощников и ума не приложу, как мне в одиночку прикончить богатейшего из римлян, - сетовал я.
        - Я помогу тебе, - серьезным голосом сказала Мелинда. - Времени у нас мало, поэтому нам нужны самые радикальные методы.
        - Какие именно? - поинтересовался я.
        - Тебе нужно раздобыть сильный яд и передать мне, - принялась излагать свой замысел Мелинда. - Я вступлю в корпорацию местных проституток, в самую привилегированную ее часть. Услугами этих блудниц пользуется вся римская знать, можешь мне поверить. Работая ночной бабочкой, я смогу завести знакомства как среди других проституток и сводников, так и среди знатных клиентов. Всю полезную информацию я буду передавать тебе. Ты же должен быть готов нанести смертельный удар Крассу днем или ночью, в любом квартале Рима. Красс не может постоянно находиться в плотном окружении охраны. Нам нужно подловить Красса в такое время и в таком месте, когда он будет совершенно беззащитен, подловить и прикончить его. Если Красса не уничтожит мой яд, значит, до него должен дотянуться твой кинжал!
        При последних словах голубые глаза Мелинды сверкнули безжалостным холодным блеском.
        Я взирал на Мелинду с невольным изумлением, пораженный ее готовностью втоптать в грязь свое целомудрие ради того, чтобы отыскать лазейку, через которую нам удалось бы добраться до Красса.
        - Ты сама идешь на это или по заданию своего руководства? - спросил я, пытливо вглядываясь в сумрачно-задумчивое лицо Мелинды.
        - Мне поручено помочь тебе уничтожить Красса, каким образом я стану это делать, мое руководство не интересует, - жестким голосом ответила Мелинда. - Как только Красс умрет, нас с тобой телепортируют в будущее. Твоя миссия на этом закончится, Андрей. Кстати, мой шеф готов заплатить тебе двести тысяч евро.
        - А каков твой гонорар за участие в этом деле? - не удержавшись, спросил я.
        - Гораздо меньше твоего, но я на большее и не рассчитываю, - сказала Мелинда, - ибо спасение России - вот моя главная награда! Извини за пафосные слова, Андрей.
        Слегка смутившись от моего пристального внимания, Мелинда спросила с неловкой улыбкой, неужели она так подурнела с момента нашей последней встречи.
        - Извини, я же привык видеть тебя брюнеткой, а со светлыми волосами я вижу тебя впервые, - пустился я в объяснения. - По-моему, ты правильно сделала, перекрасив волосы. Такой цвет волос тебе очень к лицу.
        Мелинда польщено улыбнулась, промолвив:
        - Я не красила волосы, это мой естественный цвет. Просто я всегда носила темные парики. Они и сейчас у меня есть. Оказавшись в Риме, я первым делом купила парочку отличных париков, благо здесь их продают повсюду. Мне как агенту надо уметь изменять внешность.
        Мы условились с Мелиндой, что жить будем порознь: она - в доме на Миртовой улице, я в доме на Яремной улице. Встречаться будем каждый день либо у меня, либо у нее, как получится. С моей стороны должна быть постоянная денежная помощь, поскольку средств у Мелинды почти не осталось, а ей необходимо покупать богатые наряды и украшения, благовония и косметику, чтобы сразу выделиться на фоне прочих дорогостоящих куртизанок.
        * * *
        Желая избавить Мелинду от торговли своим телом, я с удвоенным рвением занялся поисками Красса. Этого богача мне удалось увидеть на форуме уже на другой день после моей встречи с Мелиндой. Наблюдая со стороны за Крассом, я старался получше запомнить облик этого человека, судьба которого неизбежно должна была пересечься с судьбой Спартака. Так было предопределено ходом истории. Мне предстояло попытаться нарушить это историческое предопределение.
        Красс имел крупное телосложение, он был дороден, но не обременен излишним весом. Во всем его облике, во всех движениях, в прямой осанке и гордо поднятой голове чувствовались властность характера и деятельность натуры. У Красса были проницательные глаза, широко поставленные и завешанные низкими густыми бровями, светлыми, как и его густая вьющаяся шевелюра. Большой нос Красса имел заметную горбинку, а его квадратный тяжелый подбородок сильно выступал вперед. Высокий загорелый лоб Красса был изрезан продольными морщинами, еще две глубокие морщины залегли в уголках его рта.
        Когда Красс говорит, то все вокруг сразу умолкают, поскольку у него был громкий и сильный голос. К тому же сразу было видно, что Красс не из тех людей, кто потерпит невнимание к своей персоне. По тому, как Красс держит себя в обществе других патрициев, можно было понять, что он отлично знает себе цену и прекрасно сознает, что при его баснословном богатстве никто в Риме тягаться с ним не в состоянии.
        Даже клиенты Красса, люди совершенно незнатные, и те держатся с вызывающей надменностью, когда сопровождают своего патрона в его деловых поездках по Риму и при посещении им форума.
        Устроив слежку за Крассом, я очень скоро выяснил, где живет он сам, где живет его старший сын Публий, где живут родственники Красса со стороны жены. Причем осуществлять слежку за Крассом было совсем несложно: его повсюду сопровождала толпа клиентов и просителей, затесаться в которую мне не составляло никакого труда. Слушая разговоры в этой толпе, я попутно узнавал сведения о пристрастиях Красса, о его друзьях и недругах, даже о его недугах. Однако, чем лучше я узнавал окружение Красса, его привычки и распорядок дня, тем яснее понимал, как непросто мне будет в одиночку совершить покушение на этого человека.
        Тогда я разыскал Ксенона, желая прибегнуть к помощи его грабительской шайки. Моя встреча с Ксеноном произошла на чердаке четырехэтажного дома, стоявшего на углу Этрусской улицы и мрачного безымянного переулка. Ксенон поведал мне о том, что кто-то из его людей, будучи во хмелю, проболтался где-то в харчевне о своей причастности к убийству Красса Муциана. На этого болтуна живо вышли клиенты покойного Муциана и судебные следователи, которые без особых церемоний запытали его до смерти, сумев вырвать у этого несчастного нужные им сведения.
        «Родственники Муциана и судебные следователи устроили на мою шайку настоящую охоту, за два дня перебив семнадцать человек, - жаловался мне Ксенон. - Судебным следователям в этом деле рьяно помогают воры и злодеи из соседних кварталов, с которыми у нас была вражда за преобладание на Этрусской улице. Эти негодяи знают почти всех моих людей в лицо, с их помощью власти живо расправились с моей шайкой. Я сам сижу на этом чердаке, как таракан в щели. О месте моего пребывания знает только Глория. Она же носит мне сюда воду и еду».
        Я сказал Ксенону, что могу предоставить ему убежище понадежнее этого чердака за пределами Рима, но с условием, что Глория какое-то время поработает на меня. Ксенон без колебаний принял мое предложение, понимая, что в его положении выбирать не приходится. Я помог Ксенону выбраться из Рима, поселив его в деревне у селянина Терпна.
        Глорию я познакомил с Мелиндой, а точнее, приставил ее к Мелинде на всякий случай. Глория устроилась в тот же лупанар в Субуре, что и Мелинда. Перед этим Глория, по моему поручению, купила где-то сильного яду. Ядовитый порошок Мелинда зашила в потайной карманчик на своей тунике, чтобы использовать его при встрече с Крассом.
        Мне не очень-то верилось, что Красс будет шляться по злачным притонам, поэтому я изыскивал любые способы для умерщвления Красса не ядом, а холодным оружием. Для этого мне нужно было затесаться в ближайшее окружение Красса или же найти себе сообщника в этом окружении. С этой целью я каждый день с утра ходил на форум, чтобы узнавать последние новости и заводить полезные знакомства.
        Однажды, как всегда, направляясь на форум, я услышал, что меня кто-то окликнул по имени. Это было на Этрусской улице. Я увидел двух богато одетых женщин возле лавки торговца благовониями. Одна из них поманила меня к себе рукой. Перейдя улицу, я приблизился к этим матронам, полагая в душе, что скорее всего они по ошибке приняли меня за кого-то другого.
        - Здравствуй, Андреас! - сказала матрона в розовой столе, сбросив с головы белое покрывало. - Узнаешь меня?
        Я чуть не ахнул от неожиданности и изумления. Передо мной стояла прекрасная патрицианка Фабия, которой я в свое время помог бежать из стана восставших рабов на Везувии. С той поры миновал целый год. Произнеся ответное приветствие, я слегка поклонился Фабии.
        - Я помню добро, какое ты мне сделал, Андреас, - продолжила знатная римлянка. - В какой-то мере я перед тобой в долгу. Расскажи мне о себе. Давно ли ты в Риме? Чем ты здесь занимаешься?
        Стоя под полотняным навесом возле парфюмерной лавки, я кратко изложил Фабии лживую от начала до конца историю своих скитаний. Мне хотелось расположить Фабию к себе, поэтому я наплел ей, будто сбежал из войска мятежников еще прошлой осенью, устав от зрелищ грабежей и кровопролитий. Мол, какое-то время я жил в Кампании, переходя из города в город, теперь вот перебрался в Рим.
        - Живу здесь на случайные заработки, госпожа, - в заключение добавил я.
        - По твоему внешнему виду не скажешь, Андреас, - усмехнулась Фабия, окинув взглядом мою добротную одежду. - Ты выглядишь как зажиточный человек. Видать, твои случайные заработки приносят тебе неплохой доход!
        - Согласен, госпожа, платят мне неплохо, - вздохнул я, опустив глаза, - только это грязные деньги. Я ведь зарабатываю на крови.
        Отогнув край плаща, я показал Фабии рукоять кинжала, спрятанного у меня под одеждой.
        Фабия понимающе покивала головой, а ее более молодая спутница сразу изменилась в лице, отпрянув от меня на шаг.
        - Андреас, - Фабия взяла меня за руку, заглянув мне в глаза, - хочешь, я избавлю тебя от такой жизни? Мой муж - сенатор, как ты знаешь. Я замолвлю за тебя слово, и он возьмет тебя к себе на службу. Ты же бывший гладиатор, хорошо владеешь оружием. Из тебя получится отличный телохранитель!
        - Госпожа, я же беглый гладиатор… - начал было я.
        Однако Фабия решительно прервала меня:
        - Об этом не беспокойся! Мой муж проведет необходимую процедуру, и ты официально станешь перегрином.
        Перегринами римляне называли свободных людей, не обладавших гражданскими правами. Перегрины не могли участвовать в народном собрании и не имели права быть избранными на любую должность в Римском государстве, зато они имели право жениться на коренных римлянках, заниматься ремеслами и торговать на всей территории, подвластной Риму.
        Фабия предложила мне немедленно пойти к ней домой, чтобы я мог без промедления обговорить с ее мужем все формальности, неизбежные в делах такого рода. Я согласился, хотя в душе сильно робел, зная, что сенатор Гней Корнелий Долабелла очень дружен с ланистой Лентулом Батиатом, от которого я сбежал вместе с группой других гладиаторов. По закону, все беглые рабы и гладиаторы подлежат поимке и возвращению к их прежним хозяевам. За укрывательство беглого раба любого из римских граждан ожидает огромный штраф.
        По дороге к своему дому Фабия вслух рассуждала, как бы ей получше устроить мою судьбу.
        - Андреас, может, тебе жениться на моей служанке Галерии, а? - Фабия кивнула на свою юную спутницу - По-моему, ты ей сразу приглянулся! Галерия милашка, и ты недурен собой, у вас могли бы родиться красивые дети. Подумай над этим, Андреас.
        Я сказал, что обязательно поразмыслю над этим, бросив взгляд на смутившуюся Галерию. Она и впрямь была неотразимо красива. В ее правильных тонких чертах лица не было ни малейшего изъяна. Мягко закругленный подбородок, пухлые чувственные уста, прямой точеный нос, большие серо-голубые глаза с изогнутыми ресницами, длинные темные брови, высокий белый лоб - в облике этой служанки было немало сходства с прекрасными ликами нимф и богинь, мраморные статуи которых можно было видеть в здешних храмах, парках и портиках.
        Глава пятая Гней Корнелий Долабелла
        Дом сенатора Долабеллы находился на Авентине на Царской улице, названной так, поскольку здесь когда-то жил легендарный царь Тит Таций. Вся Царская улица была застроена большими домами знатных римлян, утопавшими в густой зелени деревьев. От Царской улицы было совсем недалеко до Мраморной улицы, где в доме ваятеля Исидора нашел свою смерть Красс Муциан.
        Шагая вместе с Фабией и ее служанкой по Царской улице, я мысленно поражался тому, что не столкнулся с Фабией раньше в этом квартале Рима, где я часто бывал, выслеживая Красса Муциана.
        Я не знал, какими словами мне оправдать свое участие в мятеже гладиаторов, породившем мощное восстание рабов, если в разговоре с супругом Фабии речь зайдет об этом. Я вообще не представлял, как мне себя вести и что говорить в присутствии сенатора Долабеллы. В душе я уповал на то, что Фабия все скажет за меня и мне вовсе не придется открывать рот.
        Сенатор Долабелла мне сразу не понравился, едва я увидел его. Видимо, Фабия оторвала мужа от какого-то важного дела, вызвав его из таблинума во внутренний дворик, где пышно цвели кусты роз и журчали струи небольшого фонтана. На узком морщинистом лице сенатора Долабеллы было написано угрюмое недовольство.
        Покуда Фабия объясняла супругу, кто я такой и зачем предстал перед ним, во мне стремительно нарастало сожаление и беспокойство по поводу моего столь спонтанного визита в этот дом.
        На вид сенатору Долабелле было лет семьдесят, это был совершенно седой, но еще крепкий старик с прямой осанкой. У него был недружелюбный взгляд, разговаривал он громким, как труба, голосом. Все, что он услышал от Фабии, не просто рассердило его, но привело в неистовое состояние. Он говорил о женской глупости, которая, по его мнению, лишь добавляет хлопот мужьям и правителям государства, ибо женщины не в состоянии отличить истинную добродетель от показного благородства. Все душевные порывы женщин есть сплошные эмоции, начисто лишенные здравого смысла.
        - Ты выступаешь заступницей этого злодея, место которого на кресте, а не в моем доме! - гневно молвил сенатор Долабелла, тыча в меня пальцем. При этом его взгляд метал молнии на Фабию. - Ты твердишь мне об унижениях, перенесенных тобою в стане восставших рабов, от которых тебе помог спастись этот юноша. Мне непонятно, в чем его заслуга? В том, что он не насиловал тебя, как прочие гладиаторы? Насколько мне известно с твоих слов, дорогая, ты смогла сбежать из лагеря рабов на Везувии в тот момент, когда гору начали штурмовать легионеры претора Глабра. Вдобавок, тогда же случилась сильная гроза, это и помогло тебе незаметно выскользнуть из логова мятежников. В таком случае, милая моя, твоим спасителем является Юпитер-Громовержец, а не этот раб! - Сенатор снова ткнул в меня пальцем.
        Я чувствовал себя крайне неловко. Мне было неприятно слышать все это еще и потому, что здесь же во дворике находилась служанка Галерия, переводившая свой недоумевающий взгляд то на меня, то на Фабию, то на своего грозного господина. Было видно, что речь сенатора Долабеллы произвела на нее сильное впечатление.
        Фабия держалась с невозмутимым видом, не сводя своих лучистых глаз с лица рассерженного мужа; морщинка досадливого недоумения прорезала ее чистый белый лоб. Время от времени она поводила плечами, как будто ее слегка знобило. Она не пыталась перебивать супруга и как-то возражать ему, видимо, сознавая, что это бесполезно.
        А сенатор Долабелла между тем продолжал:
        - Беглые гладиаторы раздули невиданное по размаху восстание рабов на юге Италии, спалив дотла сотни латифундий, разорив десятки сел и городов! Тысячи римских граждан и италиков погибли от рук этих гнусных злодеев за прошедший год. Даже римские войска оказались бессильны перед этим злом, подобным чуме. Оба консула этого года, стыдно сказать, разбиты наголову мятежниками, претор Аррий пал в сражении, а на днях пришло известие, что Спартак разбил под Мутиной Гая Кассия Лонгина, наместника Цизальпинской Галлии. Отцы-сенаторы надеялись на то, что Спартак уберется со своей стотысячной армией насильников и убийц из Италии через Альпийские горные проходы, но не тут-то было! Гонцы, прибывшие от Гая Кассия, сообщили, что Спартак повернул свои гнусные полчища на Рим! - Сенатор Долабелла вскинул руки кверху. - Боги окончательно отвернулись от нас! Римские знамена покрыты позором! Я сочиняю речь, с которой должен сегодня выступить в сенате, а ты, дорогая, отвлекаешь меня от этого. - Сенатор Долабелла вновь сердито воззрился на жену. - Да еще смеешь просить меня, чтобы я взял под свое покровительство беглого
гладиатора, сподвижника Спартака! Ты просто спятила, милая!
        - Андреас порвал с мятежниками, - заметила Фабия, смело глядя в глаза мужу. - Я же сказала тебе об этом с самого начала, дорогой.
        - Кто может поручиться, что твой Андреас вновь не примкнет к Спартаку, как только войско восставших рабов подступит к Риму. Кто? - Сенатор Долабелла сделал паузу, взирая на супругу.
        - Я могу поручиться, - произнесла Фабия, не желая уступать мужу.
        Сделав небрежный жест рукой, сенатор Долабелла направился в атриум, всем своим видом показывая, что он не желает продолжать этот бессмысленный разговор.
        Повернувшись ко мне, Фабия в отчаянии всплеснула руками. На ее прекрасном лице отразились досада и разочарование.
        Я уже собрался уходить и стал прощаться с Фабией и Галерией, как вдруг во дворик выбежали пятеро крепких молодых рабов и окружили меня плотным кольцом. Я не решился схватиться за кинжал, поскольку мне совершенно не хотелось проливать чью-то кровь на глазах у Фабии и Галерии. Я позволил слугам сенатора Долабеллы разоружить себя. Меня отвели в подвал и заперли там.
        Стоя возле маленького зарешеченного окошка под самым потолком, я расслышал гневную перепалку между Фабией и ее супругом. Фабия настаивала, чтобы меня немедленно выпустили на свободу, на что сенатор Долабелла громко и властно заявил, мол, за укрывательство беглого гладиатора его могут отчислить из сената. «Наша республика ведет труднейшую войну с полчищами восставших рабов, и твои благородные порывы теперь совершенно неуместны, моя милая!» - заявил Фабии суровый сенатор.
        Я оглядел место своего заточения. Это было небольшое помещение с каменными стенами и потолком, с земляным полом, густо посыпанным древесными стружками и опилками. Свет проникал сюда через два небольших оконца, выходивших на внутренний дворик. У одной из стен стоял верстак, на котором недавно явно строгали доски, тут же стояла новенькая скамья, сколоченная из белых свежеоструганных кленовых досок и брусьев. В углу справа от двери стояли три толстые необработанные доски, распространявшие смолистый запах сосны. В этом подвале, судя по всему, была столярная мастерская.
        Сняв плащ, я свернул его в скатку, которую подложил себе под голову, улегшись на скамью. Мои мысли крутились вокруг того, что я услышал из уст сенатора Долабеллы. Значит, Спартак дошел до Мутины, разбил наместника Гая Кассия и повернул отряды восставших на Рим! Если численность войска Спартака, по слухам, достигла ста тысяч человек, стало быть, с ним соединился отряд Крикса. Теперь армия восставших рабов и впрямь представляет смертельную угрозу для Римской республики!
        Я не заметил, как уснул, поскольку совершенно не выспался в прошлую ночь. Мне приснилась моя московская квартира, где я пил чай с пирожными в обществе Регины и ее экзальтированной подруги Майи. Мы обсуждали что-то совершенно обыденное и будничное, не то пейнтбол, не то кого-то из наших общих знакомых, при этом смеясь и подшучивая. На экране включенного телевизора мелькали, сменяясь, музыкальные клипы. Сон был так осязаем, так реалистичен для моего сознания, что, пробудившись от какого-то постороннего толчка, я сильно растерялся при виде подвальных стен, густого полумрака, пропахшего древесными опилками, и склонившейся надо мной стройной девичьей фигуры в длинном светлом одеянии со множеством складок.
        Девичий голос что-то тихо произнес на латыни, но я не уловил смысла фразы, так как в моих ушах еще звучали голоса Регины и Майи. Кроме этого в моей голове назойливо крутился отрывок из клипа Глюкозы с бесшабашным попсовым мотивчиком:
        «Гуляй, Россия! Танцуй, Европа!
        А у меня самая, самая, самая
        красивая попа!..»
        Галерия - а это была она - вновь коснулась моего плеча. Ее голос прозвучал чуть громче:
        - Проснись, Андреас! Я принесла тебе поесть.
        Я сел, свесив ноги на земляной пол. Окружавшая меня действительность наполнила мою душу неизбывной тоской. До каких же пор мне еще мыкаться в этой древнеримской эпохе!
        Присев рядом, Галерия постелила на скамье кусок плотной ткани, разложив на нем какие-то фрукты, пирожки, сыр и свежую зелень. Посреди этих яств Галерия водрузила маленький сосуд с каким-то напитком.
        Я первым делом поднес ко рту сосуд, сделав из него несколько глотков. В лекифе оказался гранатовый сок.
        - Моя госпожа велела передать тебе, что она сделает все, чтобы ты вновь оказался на свободе, - негромко промолвила Галерия. - Еще моя госпожа велела мне спросить у тебя, Андреас. Имеется ли у тебя в Риме надежное убежище?
        - Имеется, - тихо ответил я, надкусив спелое яблоко. - Передай своей госпоже, что я очень признателен ей за ее доброту.
        - Завтра начнется заседание сената, на котором будет решаться вопрос о смещении с должности нынешних консулов и о назначении одного полководца для ведения дальнейшей войны с восставшими рабами, - сказала Галерия. - Выборы верховного военачальника не обойдутся без беспорядков на форуме, поскольку одним из претендентов на эту должность является Марк Лициний Красс, у которого много недоброжелателей среди сенаторов. Супруг моей госпожи намерен поддержать Красса на этих выборах. Завтра он отправится на форум в сопровождении своих преданных слуг. Тогда-то моя госпожа и поможет тебе бежать отсюда, Андреас.
        Я жевал яблоко и молча кивал головой, внимая Галерии.
        Когда служанка ушла из подвала, заперев дверь снаружи на засов, я принялся нервно прохаживаться по своему застенку от стены до стены.
        Завтра Красс станет верховным полководцем, в этом можно не сомневаться, думал я. Красс кого надо подкупит, кого надо запугает, его главный соперник Помпей ныне далеко от Рима, поэтому исход завтрашнего голосования в сенате предрешен. Обретя высшую военную власть, Красс и вовсе станет недосягаем для меня, ибо он переберется из Рима в военный лагерь. Мне поневоле приходилось признать, что для убийства Красса у меня уже не осталось ни времени, ни возможностей.
        Глава шестая Эхо грозных побед
        Фабия сдержала свое слово. На другой день под вечер ко мне в подвал пришла Галерия со свертком в руках, это оказалась женская одежда. Галерия велела мне набросить на себя поверх мужской одежды женскую столу и на голову накинуть покрывало. В таком виде я вышел из подвала. Фабия отвлекла разговором раба-привратника, и в этот момент я выскользнул из дома на подернутую сумерками Царскую улицу Галерия, закрывавшая за мной главную дверь, сунула мне в руки кожаный мешочек, туго набитый деньгами.
        С Авентинского холма я отправился прямиком на Яремную улицу По пути, остановившись в каком-то переулке, я сбросил с себя женское одеяние.
        Едва я переступил порог своей комнаты, снял с себя плащ и пыльные сандалии, как в мою дверь негромко постучали. По привычке взяв в правую руку короткий меч, я левой рукой передвинул деревянную щеколду на двери. На мой возглас: «Входи! Открыто!» в мое уютное обиталище вошла Мелинда. На ней был длинный серый плащ с капюшоном.
        - Привет! - устало промолвила Мелинда, сбросив с головы капюшон. - Где пропадаешь? Я вчера приходила сюда, но так и не дождалась тебя.
        Усевшись на стул, Мелинда подняла на меня свой пытливый взор. Она явно ждала моих объяснений.
        Я рассказал Мелинде о своей встрече с патрицианкой Фабией, которой некогда помог бежать из постылой неволи, и о своем заточении в доме сенатора Долабеллы, откуда мне удалось вырваться только благодаря Фабии.
        - При прощании Фабия еще и одарила меня деньгами, - сказал я, показав Мелинде кожаный мешочек с монетами.
        - Что ж, теперь вы с ней квиты, - заметила Мелинда. - Теперь послушай мои последние новости. Сегодня я сосала член Фавсту, сыну Суллы, и узнала от него, что Марк Лициний Красс назначен сенатом верховным полководцем в звании проконсула. Крассу будет дана армия из восьми легионов, с которой он со дня на день должен выступить против Спартака. - Мелинда помолчала и мрачно добавила: - Похоже, Андрей, наш замысел пошел ко всем чертям! Ни с ядом, ни с кинжалом мы до Красса добраться так и не смогли.
        - Еще не все потеряно, Мелинда, - проговорил я. - Красс вполне может сложить голову и в битве. Войско Спартака идет на Рим!
        - Да, но при таком раскладе, Андрей, ты не сможешь вернуться в будущее, - сказала Мелинда. - Тебе придется и дальше рисковать жизнью здесь, в далеком прошлом. Наша главная цель - победа Спартака над Римом.
        - Если восставшие рабы ворвутся в Рим, можно ли считать тогда, что моя миссия выполнена? - спросил я после долгой паузы.
        - Я думаю, можно, - ответила Мелинда. - Падение Вечного Города за четыреста восемьдесят лет до нашествия готов не может не изменить всю последующую римскую историю.
        Я стал убеждать Мелинду, чтобы она поскорее встретилась со своим шефом и обговорила с ним условия моей телепортации в двадцать первый век Если взятие Рима войском Спартака станет главным условием моего перемещения в будущее, значит, профессор Пазетти должен сам подтвердить это.
        Мелинда изъявила готовность отправиться в будущее уже через пару часов. По ней было видно, что она с большой радостью сделает это, до того ей опостылела роль здешней куртизанки.
        * * *
        Внезапное исчезновение Мелинды огорчило и насторожило Глорию, которая успела с нею подружиться. Мне пришлось наговорить Глории небылиц о том, что Мелинде пришлось срочно уехать из Рима, спасаясь от домогательств одного патриция с садистскими наклонностями.
        Понимая, что иных сообщников, кроме Глории и Ксенона, мне в ближайшее время не найти, я решил открыть им истинную причину своего пребывания в Риме. Сначала я рассказал Глории о том, что являюсь беглым гладиатором и сподвижником Спартака, потом об этом же поведал Ксенону, вызвав его из деревни обратно в Рим. Ксенон и Глория с большой охотой согласились помогать мне в деле создания заговора среди римской бедноты и рабов. Они были наслышаны о победах Спартака над римлянами и с восторгом поддержали мою затею создать отряд заговорщиков, дабы в нужный момент, перебив стражу, открыть одни из городских ворот и впустить отряды Спартака в Рим.
        Глория и Ксенон жили в комнате, где еще совсем недавно жила Мелинда, там же они устроили склад оружия, которое мы покупали в разных кварталах Рима, стараясь не привлекать к себе внимания. Живя на Эсквилине, где обитало немало разных отщепенцев и просто обездоленных людей, Ксенон за короткий срок сколотил новую шайку, используя мои деньги и свои старые связи в местной преступной среде.
        Шумиха вокруг убийства Красса Муциана постепенно улеглась. Теперь население Рима будоражили слухи о надвигавшихся из северной Италии полчищах восставших рабов и о новых поражениях римских войск. Спартак разбил под Аскулом претора Гнея Манлия, а через три дня нанес поражение Муммию, легату Красса.
        Римская знать, каждый день толпившаяся на форуме, со страхом и негодованием слушала объявления глашатаев о неудачных попытках Красса задержать войско Спартака в Пицене, о панике, царящей в городах Пицена и Лация, о толпах беглых рабов, стекающихся отовсюду к Спартаку…
        Сенаторы постановили объявить набор в новое войско, которому предстояло оборонять Рим в случае, если армия Красса тоже будет разбита Спартаком. Во главе этого спешно набираемого римского войска было решено поставить претора Луция Кальпурния Пизона.
        С некоторых пор я стал гораздо реже появляться на форуме, опасаясь сенатора Долабеллы и его людей, но если и приходил туда, то непременно старался изменить свою внешность. Либо я цеплял на себя парик и фальшивую бороду, либо надевал повязку на один глаз. Так было и в тот день, когда в сенате закончилось голосование по поводу избрания начальника столичного гарнизона. Я стоял у колоннады крытого портика, поглаживая свою фальшивую бороду и слушая выступления ораторов, которые во время голосования поддерживали Луция Кальпурния Пизона. Эти ораторы выступали довольно долго, сменяя друг друга на трибуне, порядком утомив меня своим напыщенным красноречием.
        Внезапно на возвышение у ростральных колонн поднялся патриций лет пятидесяти в длинной белой тоге с пурпурной каймой по нижнему краю. Редкие светлые волосы, взъерошенные ветром, не могли скрыть две большие залысины на его голове с морщинистым приплюснутым лбом. Едва он открыл рот, начав свою речь, как меня словно ткнули шилом. Этот громкий надменный голос мигом пробудил в моей памяти самое ужасное из приключений, пережитых мною на этой войне между римлянами и восставшими рабами. Мне сразу вспомнилась дождливая осенняя ночь и то, как я висел, распятый на кресте, посреди римского стана, голый, беспомощный и продрогший. Вспомнился мне и допрос в шатре римского полководца, который и приказал привязать меня ремнями к кресту, дабы продлить мои мучения, а мою возлюбленную Фотиду отдал на потеху воинам из пренестийской когорты.
        Этого римлянина звали Публием Варинием. Неоднократно разбитый Спартаком и растерявший во время бегства всех своих легионеров претор Вариний каким-то чудом сумел ускользнуть от восставших рабов, которые преследовали его по пятам.
        Счастливчик Вариний стоял теперь на трибуне и вдохновенно изливал похвалы в адрес Луция Кальпурния Пизона. Сколько раз я мысленно представлял, какой лютой местью отплачу Варинию, если вдруг где-то случайно повстречаюсь с ним! Я уже отчаялся отыскать Вариния в огромном многолюдном Риме. И вот, судьба все-таки свела меня с ним!
        Поскольку я теперь повсюду ходил с Ксеноном или с кем-то из его людей, мои спутники, проследив за Варинием, выяснили, где он живет. Дом Вариния находился на Целийском холме, недалеко от Капенских ворот. Люди Ксенона, ведя постоянную слежку за Варинием, через два дня сообщили мне кое-какие подробности из его жизни. Оказывается, Вариний пользовался услугами сводника Паккия, плебея, занимающегося похищениями юных девушек для притонов Эсквилина и Субуры. Деятельность Паккия была противозаконной, однако его покровителем был сам Марк Лициний Красс, поэтому грязные делишки Паккия постоянно сходили ему с рук.
        Я встретился с Паккием, пообещав ему щедрое вознаграждение, если он заманит Вариния в ловушку. Присутствующий при этом Ксенон пригрозил Паккию смертью в случае его отказа. «Твой покровитель Красс сейчас за пределами Рима, - сказал Ксенон, - поэтому тебе лучше не ссориться с нами!»
        Паккий дрожащим голосом изъявил готовность сделать все, что мы от него требуем, но при этом он пожелал получить половину денег вперед. Я отсыпал Паккию двадцать тысяч сестерциев, полученных мною от знакомого ростовщика, которому я время от времени сдавал имеющиеся у меня золотые безделушки в обмен на серебряные монеты.
        Спустя несколько дней Ксенон, Глория и я затаились в засаде на одной из кривых и мрачных улиц Эсквилина поблизости от притона, куда частенько любил наведываться Вариний, чтобы потискать и поласкать в постели юных девочек. Этот притон, как и многие другие заведения такого рода, имел вульгарную и красноречивую вывеску над входом - «Лобок Венеры». Неподалеку на другой стороне улицы был другой лупанар под названием «Сладкая щель».
        Проститутки Эсквилина и Субуры делились на разные категории. Самые старые и некрасивые внешне путаны обычно обслуживали клиентов прямо на улице, беря за свои интимные услуги очень небольшую плату, всего одну-две медных монеты. Более молодые и привлекательные блудницы «работали» или на съемных квартирах, или в лупанарах, беря с клиентов от четырех до десяти ассов. Самые привилегированные блудницы, чистые и ухоженные, обычно встречались только с богатыми людьми, беря за свой
«труд» исключительно серебряные деньги. Эти путаны могли встречаться с клиентом в притоне, но могли и прибыть к нему домой, о чем заранее договаривался сводник, который и брал деньги с клиента.
        Выше всех стояли гетеры, то есть богатые и образованные проститутки, имевшие собственные дома и слуг. Каждая римская гетера имела одного или нескольких богатых покровителей. Между гетерами порой вспыхивали склоки и раздоры из-за дележа состоятельного патриция или молодого наследника какой-нибудь знатной фамилии. Ночь, проведенная с такой куртизанкой, обходилась клиенту очень недешево, от тысячи сестерциев до тысячи золотых денариев. В эпоху поздней Римской республики один золотой денарий равнялся четыремстам серебряным сестерциям.
        В отличие от путан двадцать первого века древнеримские блудницы никогда не назначают клиенту почасовую оплату. По здешним правилам, блудница сразу обговаривает с клиентом, за что она возьмет с него деньги, за одно семяизвержение или за проведенную с нею ночь.
        Прожив в Риме почти два месяца, исходив этот огромный город вдоль и поперек, я убедился в том, что два главных здешних бедствия, болезни и преступность, неискоренимы по причине беспорядочной застройки кварталов Вечного Города, раскинувшихся в болотистых низинах между несколькими холмами. Убийства и грабежи происходили в Риме ежедневно, поскольку воры и злодеи всегда могли укрыться в лабиринте из узких кривых улиц, в переходах и комнатах многоэтажных скученных домов. Не меньше смертей было в Риме от малярии, простуды и других болезней, так как полгорода жило среди сквозняков, болотистых миазмов, употребляя в питье плохую воду.
        Если патриции вроде Красса и Долабеллы жили как цари, на высотах Палатина и Авентина, где всегда был чистый воздух, а в источниках текла чистая вода, то в Субуре, Велабре и на Эсквилине так же вольготно себя чувствовали главари местных злодейских шаек, не принимавшие участия в политической жизни Римской республики и регулярно грабившие римских граждан.
        Примерно с такими мыслями я прохаживался в полутемном грязном тупике между глухими каменными стенами многоярусных домов, ожидая условного свиста. На город уже опустился душный августовский вечер, но было еще довольно светло. В этот час прохожие спешили по домам, сделав все необходимые покупки и завершив свои дела. А воры, грабители и проститутки, наоборот, выходили на работу, ища себе поживы.
        Наконец я услышал негромкий протяжный свист Ксенона. Это означало, что Вариний идет по улице, направляясь к притону «Лобок Венеры». Отбросив с правого плеча край темного плаща, чтобы освободить свою правую руку, я уверенным шагом вышел из вонючего тупика и двинулся навстречу Варинию. Я узнал его еще издали, несмотря на то что Вариний нацепил на себя плащ-пенулу, какие носят простолюдины. Вариний сосредоточенно глядел себе под ноги, стараясь ступать туда, где почище. Его сопровождали два плечистых телохранителя в таких же неброских плащах.
        Укрываясь за фигурой идущего передо мной какого-то пьяницы, я быстро извлек из-за пояса нож и короткий меч. Нож я уложил в ладони своей правой руки так, чтобы его можно было с ходу метнуть. Меч я держал в левой руке опущенным вдоль бедра. Когда пьяница поравнялся с Варинием, уступая ему дорогу я уверенным заученным движением метнул нож, поразив одного из спутников Вариния точно между глаз. Тот рухнул без стона и вскрика, как подкошенный, прямо в зловонную лужу. Другой телохранитель бросился к своему товарищу, желая поддержать его и еще не понимая, что произошло. Увидев рукоять ножа, торчащую из переносицы мгновенно умершего гиганта, телохранитель схватился за меч, который был у него под плащом. Однако извлечь меч из ножен он не успел: мой клинок вонзился ему прямо в сердце. Второй телохранитель упал в эту же лужу рядом с первым.
        Вариний шарахнулся от меня, прижавшись спиной к грязной стене дома. Враз протрезвевший пьяница, испуганно вытаращив глаза, тоже отскочил в сторону спеша поскорее убраться отсюда по другой стороне улицы.
        Выхватив из-под плаща кинжал, Вариний выставил его перед собой, глядя то на меня, то на подошедших сюда же Ксенона и Глорию, закутанных в темные плащи, с капюшонами на головах.
        - Кто вы? Что вам от меня нужно? - сердито воскликнул Вариний. - Я - римский патриций! Дайте мне пройти или…
        - Заткнись, собачий сын! - с угрозой обронил я, кинувшись на Вариния.
        Двумя ударами меча я выбил кинжал из его руки, затем резанул римлянина острием клинка от уха до подбородка. Брызнула кровь. Вариний вскрикнул, зажав ладонью кровоточащий рубец.
        - Узнаешь меня, мерзавец? - Я шагнул поближе к Варинию. - Мы ведь с тобой прежде встречались в военном стане под Казином. Это случилось прошлой осенью. Я был твоим пленником. Вместе со мной была молодая женщина, с которой ты, мразь, обошелся по-скотски! По твоему приказу эту женщину изнасиловали скопом легионеры из пренестийской когорты. Меня же ты велел распять на кресте. Ну, вспомнил?
        Вариний задрожал, как в лихорадке, испуганно мотая головой.
        - Нет, не помню! - бормотал он, отступая от меня вдоль стены дома. - Ты что-то путаешь, друг. Это был не я, а кто-то другой.
        - Но ведь Публий Вариний - это ты! - сказал я.
        - Нет-нет, ты ошибся, друг!
        - Паккий подтверждает, что Вариний - это ты, - с безжалостной усмешкой продолжил я, вонзив меч римлянину в бедро. - Долги надо платить, приятель.
        Вариний со стоном упал в грязь, но тут же вскочил и бросился наутек, припадая на раненую ногу. Я легко догнал его, подрезав ему жилы под коленом правой ноги. Вариний снова упал, умоляя меня о пощаде.
        - Так ты вспомнил меня или нет? - опять спросил я, вогнав меч Варинию в живот.
        Вариний торопливо закивал головой, корчась от боли. Он вынул из под плаща кошель с деньгами и протянул мне дрожащей рукой.
        Я взял кошель и молча кинул его Ксенону, стоявшему у меня за спиной.
        Потом я схватил Вариния за волосы и, наклонившись к нему, негромко произнес:
        - Это тебе расплата за твою жестокость! Недрогнувшей рукой я вспорол Варинию горло от уха до уха.
        Глава седьмая Битва у Эсквилинских ворот
        До своего убежища на Яремной улице я добрался уже за полночь. Меня одолевала какая-то сонливая усталость, поэтому, едва добравшись до постели, я мигом заснул, словно провалился в темную пустоту. Утром я пробудился не от обычного шума соседей за стенкой, но от устремленного на меня чьего-то взгляда. Резко открыв глаза и оторвав голову от подушки, я невольно издал удивленный возглас, увидев сидящего на стуле Клувиана, лузгающего тыквенные семечки. Он был одет, как римский легионер, только без поножей, шлема и панциря.
        - Привет, брат! - радостно воскликнул я, отбрасывая с себя одеяло. - Как ты вошел сюда, дверь же заперта?
        - В том-то и дело, что не заперта, - проворчал Клувиан, бросив мешочек с семечками на стол. - Теряешь бдительность, приятель.
        Я встал с кровати и заключил Клувиана в крепкие объятия.
        Покуда я умывался, брился и приводил себя в порядок, Клувиан готовил нехитрый завтрак, нарезая хлеб, сыр и ветчину наливая в глиняные кружки козье молоко. Попутно он рассказывал мне о своих приключениях с момента нашего расставания месяц тому назад. Клувиан довольно быстро добрался до войска Спартака, который к тому времени уже соединился с отрядом Крикса. Неудачное для римлян сражение под Мутиной Клувиану довелось увидеть своими глазами.
        - Это ты убедил Спартака повернуть армию рабов на Рим или это целиком заслуга Крикса? - спросил я, не поворачиваясь к Клувиану и разглядывая свою побритую физиономию в бронзовое зеркало на тонкой ручке.
        - Ни я, ни Крикс тут, пожалуй, ни при чем, - ответил Клувиан. - После разгрома наместника Кассия под Мутиной войско отказалось уходить из Италии, воины и военачальники потребовали, чтобы Спартак вел их на Рим. Под Мутиной был произведен подсчет наших сил, и оказалось, что под знаменами Спартака собралось сто тысяч человек! К тому же к Спартаку прибыл Эмилий Варин, который побывал в Азии и встречался там с царем Митридатом. Понтийский царь заключил союз с Серторием для совместной войны с Римом. Митридат готов на тех же условиях заключить союз и со Спартаком. Митридат согласен помогать восставшим рабам золотом и оружием, но для этого Спартак должен захватить и удерживать какой-нибудь порт на юге Италии, куда смогут заходить понтийские корабли.
        Со слов Клувиана выходило, что Спартак и сам уже передумал уходить из Италии, видя, сколь мощное войско оказалось под его началом. Митридат тоже посоветовал Спартаку использовать удобный момент и нанести удар по Риму, покуда лучшие римские войска пребывают за пределами Италии. От Мутины Спартак повернул обратно в Умбрию, где разбил наголову претора Гнея Манлия, а в Пицене нанес поражение легату Муммию.
        - Послушай, Андреас, - озабоченно проговорил Клувиан, - римским войском, вступившим в Пицен, командует проконсул Красс. Как так? Мы же его убили! Не воскрес же он в самом деле!
        - Мы убили не того Красса, брат, - с печальным вздохом пояснил я, садясь за стол. - В этом моя вина. Мы прикончили Красса Муциана. Я понял это, уже отправив тебя к Спартаку. Ну да, это теперь уже не важно! Спартак идет на Рим - это главное! Кстати, как далеко войско Спартака от Рима?
        - Всего в трех переходах, - ответил Клувиан. - Я пробрался в Рим по поручению Крикса, чтобы разыскать тебя и узнать, как обстоят дела с заговором среди здешних невольников.
        - У меня имеется десяток верных людей, скоро их станет еще больше, - уверенно промолвил я, жуя хлеб с ветчиной. - Думаю, нам удастся перебить стражу у каких-нибудь городских ворот и впустить войско Спартака в Рим.
        После завтрака мы с Клувианом отправились осматривать городские ворота, ведущие из Рима на юг и восток. Стража у всех ворот сменялась через каждые три часа. В наряд заступало не меньше десятка легионеров во главе с деканом. Потом я привел Клувиана в Эсквилинский квартал, где собрал в одном из тамошних закоулков всю разбойную шайку Ксенона. Всего под моим началом оказалось, считая Ксенона и Глорию, двенадцать человек В основном это были преступники и беглые рабы.
        Клувиан коротко растолковал Ксенону и его людям, что не сегодня завтра войско Спартака подступит к стенам Рима, что в этой связи нашей главной задачей является захват одних из городских ворот. Ксенон тут же заметил, что, по его мнению, удобнее всего напасть на стражу у Эсквилинских ворот.
        Слушая Клувиана, который рассказал о многочисленности восставших и о военном таланте Спартака, Ксенон и его люди не скрывали своей радости в предчувствии своими глазами увидеть падение Рима.
        Затем мы с Клувианом двинулись на форум, желая узнать последние городские новости. Мы еще не дошли до форума, как все вокруг неожиданно наполнилось смятением. Этот переполох переливался из улицы в улицу, из переулка в переулок вместе с толпами напуганных кричащих людей. Мужчины и женщины валом валили в сторону форума и Священной улицы. Повсюду из уст в уста передавался слух о том, что армия Красса разбита полчищами восставших рабов, которые совсем скоро окажутся под стенами Рима. Где-то раздавались горестные стенания, где-то звучала брань в адрес сената и римских полководцев, допустивших разрастание мятежа рабов до таких угрожающих масштабов.
        Нам с Клувианом ничего не оставалось, как влиться в этот поток народа, в котором перемешались знать и беднота, граждане и перегрины, взрослые и дети. Людская река с шумом катилась от окраинных кварталов к центру Рима, где возвышались самые великолепные храмы, базилики, ростральные колонны и триумфальные арки. Форум был плотно забит людьми, поэтому нам с Клувианом не удалось протолкаться ни к возвышению для ораторов, ни к зданию сената, ни к Гостилиевой базилике. Взобравшись на пьедестал, на котором возвышалась мраморная статуя древнего римского царя Нумы Помпилия, мы с Клувианом узрели вокруг море из людских голов, десятки тысяч римлян сошлись на площадь перед курией Гостилия, обступив ростральные колонны и трибуну для ораторов.
        На трибуне стоял какой-то военачальник в кожаном панцире и красном плаще. Он что-то говорил, но голос его заглушался гулом толпы. К тому же ветер уносил куда-то в сторону слова военачальника, по лицу которого было видно, что он сильно устал, спеша доставить в Рим столь неутешительную весть. Громкоголосые глашатаи, стоя на трибуне, повторяли сказанное гонцом по несколько раз.
        Голоса глашатаев раздавались над форумом, полным народа, как тревожный набат:
        - Легионы Красса разбиты Спартаком под Карсиолами, это в двух переходах к востоку от Рима. Красс с остатками своей армии ушел в Этрурию. Дорога на Рим для полчищ Спартака открыта!
        Потом стали выступать сенаторы, предлагая меры по защите Рима от нашествия восставших рабов. Претор Луций Кальпурний Пизон стал призывать граждан и перегринов вступать в войско, говоря, что только мужество спасет римлян от полного разгрома. Сенатор Долабелла, успокаивая граждан, напомнил им о временах, когда грозный Ганнибал стоял у ворот Рима, но так и не смог взять стены, возведенные царем Сервием Туллием. Тем не менее панические настроения в толпе нарастали, отовсюду неслись крики, что нужно вызвать из Испании Помпея с его легионами, послать гонцов к Марку Лицинию Лукуллу, наместнику Македонии, призвать на помощь проконсула Луция Лициния Лукулла, который ныне воюет в Азии с Митридатом.
        Сенаторы удалились в курию Гостилия, чтобы начать экстренное заседание. Претор Пизон в сопровождении ликторов и нескольких военных трибунов удалился в здание суда, где немедленно началась запись добровольцев в римское войско. Глашатаи стали призывать народ расходиться по домам, приниматься за свои повседневные дела.
        Люди с неохотой стали покидать форум, растекаясь по Священной улице, по Велабру и по улицам, ведущим к Целийскому холму, к Авентину и Эсквилину. Никто не спешил возвращаться в лавки, мастерские, школы, торговые ряды… По домам расходились очень немногие. Жители Рима толпились в портиках, на площадях и возле городских ворот, жадно ловя любой новый слух о недавней битве при Карсиолах, расспрашивая путников, входивших в город со стороны Пицена и Кампании, о восставших рабах.
        После полудня ситуация в Риме окончательно вышла из-под контроля властей. Огромный город наводнили беженцы из близлежащих сел и городов, причем многие ехали на повозках, многие гнали коров и коз. Из-за узости улиц в Риме законом был введен запрет на передвижение в пределах городских стен любых повозок, кроме колесниц некоторых магистратов и весталок, да и то по большим праздникам. Сотни повозок беженцев, въехав в город, заполонили улицы у Капенских, Аппиевых, Соляных и Коллинских ворот. Стража у ворот оказалась бессильна перед таким наплывом сельского люда, стекающегося в Рим со всего Лация.
        Одновременно с этим бедствием другая волна людей, наоборот, торопилась покинуть Рим. В первую очередь из Рима бежали купцы, ростовщики, домовладельцы, бросая товары и имущество, спасая семьи и нажитые деньги. Осада Рима войском Спартака не сулила этим людям ничего хорошего, а в том, что эта осада неизбежна, уже почти никто не сомневался.
        Вслед за купцами и ростовщиками Рим стали покидать всадники, патриции и богатые плебеи.
        Знать навьючивала золото и наиболее ценные вещи на лошадей и мулов, вооружала слуг и клиентов, уходя из столицы вместе с женами и детьми. Знатные граждане уходили в Остию, а также в Этрурию и Кампанию. Многие спешили укрыться в Пренесте и Норбе, расположенных неподалеку от Рима и обнесенных прочными стенами.
        К вечеру людей на улицах Рима стало намного меньше.
        Претору Пизону с помощью войск удалось вытеснить из столицы беженцев с их скотом и повозками, после чего все городские ворота были заперты. Проклиная римские власти, селяне ушли кто на другой берег Тибра, кто к морскому побережью, кто к близлежащим горам.
        Ночью по улицам Рима передвигались воинские патрули, пресекавшие случаи мародерства, поскольку оставшаяся в городе беднота начала грабить опустевшие дома знати. Всю ночь на стенах Рима дежурила усиленная стража. Всех воров и грабителей, застигнутых на месте преступления, стражники убивали без суда. Таково было распоряжение претора Пизона.
        На следующее утро, выйдя из дома за водой, я услышал разговоры о том, что войско Спартака разбило стан напротив Коллинских ворот. Об этом переговаривались женщины у колодца, толпившиеся тут же водоносы, просто прохожие на улице, хватавшие за одежду всякого, кто имел возможность увидеть со стены лагерь рабов или слышал на рынке последние новости. Помимо того, что все вокруг обменивались известиями о полчищах Спартака, подступивших к Риму, также ходили слухи о бесчинствах невольников, оставленных в городе уехавшей отсюда знатью. Где-то рабы взломали лавку ювелира, где-то изрубили топорами запертую дверь в доме какого-то ростовщика, где-то изнасиловали знатную матрону и ее малолетнюю дочь… Немало грабителей из Велабра и с Эсквилина этой ночью были убиты городской стражей, и все равно много домов было ограблено, немало горожан пострадало от бесчинств преступников. Рим был слишком велик, стража и воинские караулы не могли успеть всюду.
        - Пора и нам приниматься за дело! - сказал я, вернувшись от колодца и передав Клувиану последние слухи. - Надо собрать людей Ксенона, раздать им оружие и установить скрытное наблюдение за Эсквилинскими воротами. С Яремной улицы нам с тобой придется перебраться на Эсквилин.
        Клувиан выслушал меня без возражений.
        Численность рабов в Риме втрое превосходила количество свободных граждан, а после того как почти половина граждан и перегринов ушли отсюда кто куда, перевес в численности рабов над свободными римлянами и вовсе стал подавляющим.
        Шагая с Велабра к Эсквилинскому холму, мы с Клувианом видели, как дерзко ведут себя невольники по отношению к гражданам, если рядом нет стражи и воинских патрулей. Рабы, оставленные своими хозяевами оберегать дома и имущество, занимались тем, что тащили из храмов и общественных мест все, что только можно утащить. Пьяные невольники слонялись по улицам, оскорбляя прохожих, срывая с них плащи и украшения. На наших глазах двое чернокожих рабов раздели догола двух женщин из плебейского сословия, со смехом позволив им идти дальше по улице в таком виде. В другом месте из окна пятого этажа был выброшен обнаженный, изрезанный ножами мужчина.
        Тут и там нам на глаза попадались взломанные двери и оконные ставни в лавках и мастерских, расположенных на первых этажах домов. На каменной мостовой улиц почти повсюду были разбросаны вещи, обломки мебели и черепки посуды, выкинутые грабителями за ненужностью из окон верхних этажей инсул. В разгар дня улицы Рима были пустынны, изредка где-то мелькали редкие прохожие да шастали шумные ватаги полупьяных рабов. Раза два нам с Клувианом пришлось взяться за мечи, чтобы охладить пыл каких-то распоясавшихся молодчиков, пожелавших раздеть нас.
        На Эсквилине и вовсе творился сущий хаос. Преступные группировки, пользуясь случаем, развязали резню между собой, вспомнив какие-то старые обиды. Были разграблены все лавки, мастерские, бани и притоны. На тесных улицах среди грязи и отбросов лежали трупы, на стенах домов алели пятна крови. Блудницы разбегались из лупанаров босые и полуодетые, с бледными испуганными лицами. Содержатели харчевен, бань и притонов тоже спасались бегством, утратив свой обычный развязно-самодовольный вид. Мужские и женские крики о помощи неслись со всех сторон. Группы каких-то злодеев с кинжалами, дубинами и топорами в руках вламывались в дома или дрались стенка на стенку на перекрестках улиц.
        На Миртовой улице к нам с Клувианом пристали четверо незнакомцев с палками и кинжалами, требуя с нас деньги за проход. В завязавшейся потасовке нам с Клувианом пришлось применить свои навыки, полученные в гладиаторской школе, и переколоть мечами четверых вымогателей.
        Ксенон и его люди, собравшись в доме Гая Туберона, были вынуждены отбиваться от грабителей всех мастей, искавших здесь поживы. Здешний инсулариус и прочие жильцы этого дома помогали шайке Ксенона как могли, видя в ней свою единственную защиту. При нашем с Клувианом появлении Ксенон вздохнул с облегчением, будучи уверенным, что уж мы-то знаем, что надлежит делать. Однако мы с Клувианом пребывали в некоторой растерянности от всего увиденного на улицах за сегодняшний день.
        - И это великий Рим?! - с горькой язвительностью молвил Клувиан, сидя у окна и глядя на то, как внизу по узкой улице носятся ватаги пьяных убийц. - Это город Ромула, покоривший почти всю Ойкумену?! Да это же разбойничий вертеп, иначе и не скажешь!
        Я ничего не ответил Клувиану, подумав про себя: «Это закат великого Рима! В этом есть и моя заслуга!»
        То, о чем мы так часто совещались с Клувианом по вечерам, ради чего прибыли в Рим, свершилось совершенно внезапно и без нашего участия. Толпы рабов, вооруженные чем попало, на закате дня напали на римскую стражу одновременно у Эсквилинских, Соляных и Коллинских ворот. Претор Пизон направил все свое войско к этим воротам, дабы не допустить восставших в город. Со своей стороны Спартак тоже бросил к трем распахнутым воротам свои отряды. Римляне, действуя стремительно и храбро, отразили натиск восставших у Соляных и Коллинских ворот. И только возле Эсквилинских ворот римские когорты не смогли сдержать напор воинов Спартака. Битва там была долгой и упорной. В трущобах Эсквилина легионеры не имели возможности ни толком развернуться в боевой строй, ни вовремя подтянуть резервы. Ворвавшиеся в город галлы и самниты оттеснили римлян к тесной Африканской улице, загнав несколько сотен легионеров в храм Матери-Земли и прилегавшую к нему узкую улицу Сапожников. Местные рабы нападали на римлян сзади, хорошо зная все местные закоулки. К ночи претор Пизон отвел свои когорты к форуму и на высоты Палатина и Целия,
поняв, что сражение за Эсквилин им проиграно. Во мраке ночи отряды Спартака с зажженными факелами длинными колоннами входили в Рим через Эсквилинские ворота, без боя захватив кварталы Виминал и Субуру.
        Глава восьмая Смерть на улицах Вечного города
        Едва заря окрасила небо на востоке розовато-багряными красками, как сражение на улицах Рима возобновилось. За ночь претор Пизон вооружил всех, кого только смог, из числа оставшихся граждан, перегринов и сенаторских слуг. Римские когорты начали наступление со стороны Делийского холма на Эсквилин и Субуру, захваченные отрядами Спартака, а также со стороны форума на Виминальский холм, где тоже закрепились восставшие рабы.
        Шум сражения растекался над огромным городом вместе с черным и сизым дымом пожаров, охвативших южную окраину Эсквилина, подходившую к крепостной стене. Это местные рабы, примкнувшие к войску Спартака, жгли дома римских граждан, храмы и портики, таким образом вымещая свою накопившуюся злобу. Вскоре пожары охватили Виминал и соседний с ним Квиринальский квартал.
        Если натиск воинов Спартака легионы Пизона еще как-то могли сдерживать, то перед яростной огненной стихией легионеры были бессильны. На какое-то время огонь разделил враждебные стороны. Римляне отступили к форуму, Палатину и Целию. Отряды Спартака стояли на высотах Эсквилина и в Субуре.
        Паника среди жителей Рима, усиленная пожарами, привела к тому, что толпы людей, мужчин, женщин и детей, устремились прочь из города через Марсовы и Фламиниевы ворота. Фламиниева дорога, ведущая в Этрурию, была забита десятками тысяч беженцев.
        Через выжженные огнем улицы воины Спартака стали наступать на Целийский холм, двинулись к форуму и Палатину. Битва за город Ромула развернулась с новой силой.
        Самое кровопролитное сражение кипело на форуме. Римляне стояли живой стеной на пути у восставших рабов. Уступая рабам численно, легионеры тем не менее превосходили их в доблести. Дважды прорываясь до ростральных колонн и до ступеней курии Гостилия, где обычно заседают сенаторы, восставшие в конце концов были выбиты легионерами с форума.
        Столь же упорное сражение происходило и на Целийском холме. Римляне, теснимые восставшими рабами с трех сторон, с мужеством отчаяния дрались за каждый переулок, за каждый дом. Лишь после того, как восставшие взломали Капенские и Аппиевы ворота, через которые в Рим ворвались новые толпы воинов Спартака, сопротивление римлян на Делийском холме угасло.
        Едва стемнело, римляне и рабы разошлись в стороны, подсчитывая понесенные за день потери. Большая часть Вечного Города была уже в руках восставших.
        Третий день битвы за Рим стал решающим. Сначала римские когорты были вытеснены воинами Спартака с Авентина, потом восставшие наконец-то захватили форум, завалив его грудами трупов. Остатки римского гарнизона укрылись на Капитолии и на Палатине, оба этих холма имели обрывистые склоны и вдобавок были обнесены стенами. Капитолий изначально являлся цитаделью Рима, где находились государственная казна, арсенал, несколько древних храмов, много алтарей, мраморных статуй богов и знаменитых римлян.
        С Палатинского холма, собственно, когда-то начинался город Рим, основанный легендарным Ромулом. Здесь возвышался великолепный храм Аполлона и были расположены дома самых знатных римлян. Низину между Палатином и Капитолием занимали квартал Велабр и форум.
        Спасаясь от восставших рабов, многие римляне переплывали Тибр на лодках и вплавь, прячась в густых рощах на его правобережье.
        Штурмовать Палатин и Капитолий воины Спартака даже не пытались. Одного взгляда на эти твердыни было достаточно, чтобы понять всю тщетность их штурма. К тому же восставшие рабы были опьянены своей неслыханной победой - Рим был в их руках! Вечный Город погрузился в пучину грабежей и насилий.
        * * *
        Когда на Миртовой улице развернулось побоище между легионерами и восставшими гладиаторами, мы с Клувианом повели Ксенона и его людей на помощь к своим. Наступавшим здесь отрядом галлов командовал Индутиомар, который сразу узнал меня, будучи приближенным Крикса. Индутиомар приказал своим воинам заслонить меня щитами и поскорее увести в безопасное место.
        - Андреас, ступай в наш лагерь, - сказал мне Индутиомар. - Крикс пребывает в беспокойстве за тебя. Клувиана и всех своих людей ты можешь взять с собой. Римлян мы разобьем и без вас!
        Я не стал противиться и отправился на встречу с Криксом.
        В стане восставших меня и Клувиана сразу привели в шатер Спартака. Там, несмотря на поздний час, происходил военный совет.
        Спартак в присутствии прочих военачальников воздал мне хвалу за то упорство, с каким я постоянно призывал вождей восстания идти на Рим.
        - Наш авангард уже сражается на улицах Рима, - сказал Спартак, похлопав меня по плечу. - Похоже, Андреас, твои пророчества о падении Вечного Города были не пустыми словами.
        В последующие два дня я находился в лагере Спартака, теша себя мыслями о том, что теперь-то ни Красс, ни Помпей уже не в состоянии изменить ход войны с восставшими рабами. С падением Рима моя миссия в этой древней эпохе подошла к концу, и в скором времени меня должны переместить обратно в будущее.
        Когда закончились схватки на улицах Рима, Спартак и его соратники собрались в курии Гостилия, чтобы отпраздновать свою оглушительную победу. Круглый зал заседаний римских сенаторов превратился в место пиршества победителей. Меня и Клувиана на этом застолье посадили рядом с Криксом, который первым произнес хвалебную речь в честь Спартака, не забыв при этом и себя самого.
        - Братья, - горделиво обращался к присутствующим Крикс, - все вы должны помнить, что я предлагал идти на Рим сразу после наших первых побед над Глабром и Варинием. Я настаивал на этом в захваченной нами Ноле и потом на зимних квартирах в Метапонте. Далеко не все мои соратники прислушивались к моим словам, не веря в успех при походе на Рим. И все же смелость одного одолела нерешительность многих! - Крикс самодовольно усмехнулся. - Рим повержен нашим воинством! Презренные рабы и гладиаторы втоптали в грязь гордыню и величие римского народа! Давайте же выпьем за это!
        Эту здравицу Крикса с радостным шумом поддержали все собравшиеся в курии военачальники восставших.
        После Крикса выступил Ганник, предложивший отметить вступление восставших в Рим грандиозными играми в здешнем амфитеатре.
        - У нас полным-полно пленных римлян, - молвил Ганник, - отберем из них самых молодых и крепких, дадим им гладиаторское оружие, пусть квириты потешат нас поединками на арене. Разве мы не заслужили такое зрелище, братья?
        Слова Ганника потонули в реве из одобрительных возгласов и криков. Его задумка понравилась почти всем военачальникам.
        Со своего места вскочил подвыпивший Каст и выкрикнул:
        - Братья, зачем выбирать для поединков самых молодых римлян? По-моему, надо гнать на арену всех римлян подряд: и молодых, и старых. В первую очередь пусть убивают друг друга нам на потеху сенаторы, эдилы, квесторы, ликторы и прочие знатные римляне. А кто из них откажется сражаться на арене, тех следует распять на крестах, как беглых рабов!
        Предложение Каста было встречено горячим одобрением многих его соратников, в первую очередь галлами и самнитами. Немедленно было проведено голосование, и большинством голосов Каст был избран устроителем этих игр.
        Потом начался дележ знатных римских пленниц, которых галлы и германцы бесцеремонно пригнали в здание сената. Все происходило так же, как на обычном рабском рынке. Пленниц раздевали догола, тщательно осматривали и ощупывали. Самых молодых и красивых военачальники разобрали очень быстро. Всех немолодых жен сенаторов и патрициев было решено поместить в соседнем здании суда, превратив его в лупанар. Плата за вход в этот притон была установлена самая низкая, всего одна медная монета.
        Во время дележа пленниц я увидел Фабию, которую Брезовир тащил за косы.
        - Эй, Крикс! - воскликнул Брезовир. - Помнишь эту красотку? Она некогда сбежала от тебя, но боги снова даруют ее тебе.
        Когда Фабию подвели к Криксу и поставили перед ним на колени, она была бледна, но внешне спокойна. Одежда на ней была разорвана, через дыры и прорехи виднелось нежное белое тело знатной матроны.
        - Вот, мы опять свиделись с тобой, Фабия, - с торжествующей усмешкой промолвил Крикс, глядя на коленопреклоненную патрицианку и запуская свою пятерню в ее густые волосы. - Далеко же ты убежала от меня! Но от судьбы не убежишь, красавица.
        Подняв голову, Фабия хотела что-то ответить Криксу, но в этот миг она увидела меня и изменилась в лице. В ее больших темных очах вспыхнуло презрение ко мне. Смутившись от этого взгляда Фабии, я отвернулся.
        Взявший слово Спартак заговорил о том, что не пристало невольникам и гладиаторам, сбросившим цепи, уподобляться римлянам, устраивая бои на арене и открывая лупанары. Победив римлян, говорил Спартак, восставшие рабы не должны стремиться к вину и постыдным удовольствиям, иначе они растеряют все плоды своих побед.
        Военачальники выслушали Спартака, не перебивая, но не скрывая своего неудовольствия. Едва Спартак умолк, как с разных сторон зазвучали голоса тех, кто был согласен с Кастом и Ганником. Эти люди говорили Спартаку, что всякое славное деяние издавна отмечается пиром и праздником. И в том, что на нынешних торжествах на арене прольется кровь римских граждан, нет ничего зазорного. Пусть римляне пожинают то, что посеяли!
        Спартак не стал спорить со своими соратниками, видя их единодушное желание ощутить себя полными хозяевами в захваченном Риме.
        У меня вдруг испортилось настроение. Я покинул это пиршество, одолеваемый мрачными мыслями.
        «Вот он, итог победы рабов над римлянами! - думал я. - Декорации останутся прежние, лишь квириты поменяются местами с гладиаторами. Римлянки обращены в рабынь и блудниц. Бывшие рабы стали господами! Рим залит кровью и завален трупами. Что же будет дальше?»
      
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к