Громовая симфония
        Прода, глава 26 от 15 июля.Нет, мы были чересчур оптимистичны. Пятнадцать дней, как отдать. Уважаемые читатели, обращаю внтимание: в предыдущих главах немного текста выделено красным. Это там, где я поправил, следуя вашим затрещинам.
        
        Переяславцев Алексей
        Громовая симфония
        Громовая симфония (Боевой оркестр-4)
        Алексей Переяславцев, Михаил Иванов
        Вниманию читателей!
        В этой книге были использованы некоторые моменты из дальневосточных рассказов Сергея Диковского - замечательного писателя, погибшего в войну. Нарушением авторских прав это не является: прошло намного больше семидесяти лет. Но я хотел этими строками засвидетельствовать перед его потомками и родственниками мое глубочайшее уважение. Соавтор со мною согласен.
        Алексей Переяславцев
        Пролог
        В этом мире не случилась Великая Отечественная война с Германией. Сначала Финляндия потерпела сокрушительное поражение, и Адольф Гитлер не обрел оснований утверждать, что "Советский союз - колосс на глиняных ногах". А потом и сам фюрер умер от инсульта, но успел оставить политическое завещание, в котором отказался от идеи получения жизненного пространства на Востоке.
        Впрочем, европейская война все же разразилась. Французское военное руководство посчитало, что со смертью своего вождя Германия станет легкой добычей - и просчиталось. Поражение Франции произошло по такому же сценарию, каков был реализован в другом мире - том самом, откуда был выходцем Алексей Владимирович Рославлев, инженер по образованию, со способностями к матрикации, которые получил от незнакомца, назвавшегося именем Мефодий Исаевич Тофилев. Для него это было одним из элементов некоей игры.
        Что до Великобритании, то у нее в этой войне дела обстояли совсем иначе. Не случилось панической эвакуации из Дюнкерка. Английский экспедиционный корпус просто вышел из войны и чин-чином уплыл из Кале. И бомбы на английскую территорию не падали, если не считать налета на поместье Блетчли-парк. Как раз в нем размещалась служба радиоперехвата и дешифровки. Там были сосредоточены лучшие умы по этой части и лучшая вычислительная техника. На них-то и был нацелен налет.
        Еще был столкновения на море; в сравнении, например, со сражением у Доггер-банки их можно было счесть боями местного значения, если судить по количеству кораблей. Ну если только не брать во внимание мелкие детали: два сгоревших авианосца, один утопленный линкор, и еще один линкор, полностью потерявший ход, но которого удалось дотащить на буксире до базы. Согласитесь, что в сравнении с этими потерями гибель эсминца даже стыдно упоминать. Правда, в бою линкор "Бисмарк" получил серьезные повреждения, но все же дошел своим ходом до Вильгельмсхафена.
        Стоит упоминания, что и в этом мире немецкий подводник Гюнтер Прин прорвался к английской базе в Скапа-Флоу. Потери англичан оказались внушительными: взорвались погреба линкора "Ройял оук" (как и в другом мире) и линейного крейсера "Худ". Последний не погиб от попадания главного калибра немецкого линкора, как это случилось в другом мире. В результате дальнейшее противостояние Англии и Германии на море было совершенно иным.
        Куда интереснее были события в пределах Советского Союза. Успешно прошли подземные испытания атомных бомб. Во всеуслышание об этом не объявлялось. И все же разведка Рейха сумела получить сведения о самих фактах подземных взрывов и сделала свои выводы. Но другим странам до этого было еще далеко.
        И еще были серьезные подвижки в ракетостроении. Первая версия баллистической ракеты, которая во многом совпадала с известной в другом мире Фау-2, успешно прошла испытания. На подходе была следующая, уже двухступенчатая ракета.
        И еще в районе Тихого океана тихо назревали события, которым лишь предстояло стать значимыми.
        Американская экономика в этот раз не была поддержана обширнейшими заказами из Великобритании. Они были не нужны: боевые действия в Европе закончились перемирием, хотя переговоры о мирном договоре крепко застряли. Перед капитанами, ведущими США сквозь бурные воды двадцатого века, замаячил грозный призрак очередной депрессии. Такое было совсем лишним. И Япония получила предложение, от которого не захотела отказаться: товарный кредит на американское первоклассное вооружение. Оно могло понадобиться лишь на двух театрах военных действий: южнее Японских островов или севернее. И окончательное решение пока что не было принято.
        
        Глава 1
        Какой-нибудь восторженный лейтенант - разумеется, не из танкистов - мог бы назвать эти боевые машины красивыми.
        Написав такое, мы могли бы невольно ввести вас, читатель, в заблуждение словами "боевые машины". На самом деле это были две группы бронетехники, и каждая включала в себя подгруппы.
        Первая из групп располагалась на танковом полигоне в штате Невада. Визитеры из Страны восходящего солнца не столько любовались на продукцию военной промышленности США, сколько ее оценивали. А посмотреть и оценить, право, стоило.
        Наиболее представительным, конечно, выглядел танк, который по советской классификации отнесли бы к средним. Продавцы и потенциальные покупатели могли бы отнести его к тяжелым, ибо весил он больше тридцати метрических тонн, но еще до начала показа некий американский полковник справедливо заметил, что наименование "средний" оставляет возможность для дальнейшей рекламы того, что можно будет назвать "тяжелым". Если бы на этом танкодроме вдруг очутился грамотный в части бронетехники человек из иного мира, в котором эти машины также выпускались, то этот эрудит, несомненно, обозвал увиденную модель "Шерман" или (по-американски) "Генерал Шерман". Ну, а если эта персона и вправду оказалась бы многознающей, то дальше могло последовать что-то вроде: "Точно, похож, но все же отличается."
        Пушка была куда более длинноствольной, чем в другой истории, к тому же имела дульный тормоз. Предупреждая ненужные вопросы, сопровождающий от США пояснил:
        - В походном положении башня разворачивается на 180 градусов, при этом пушка опирается вот на этот кронштейн.
        Далее последовали многозначительные слова:
        - Броня толщиной один и три четверти дюйма пробивается на дистанции пятьсот пятьдесят ярдов даже с учетом наклона.
        Японское военное руководство догадалось прислать делегацию, в которую входили господа с хорошими навыками устного счета и с прекрасной эрудицией в части зарубежных танков. Намек был весьма толстым: сорокапятимиллиметровую броню советского Т-34 противотанковый снаряд этой пушки должен был пробить с дистанции в полкилометра. И делегаты это отлично поняли.
        Двигатель, как легко мог определить любой понимающий по звуку, был дизельным, что сопровождающий и довел до сведения гостей, присовокупив:
        - ...запас хода у этой машины составляет сто пятьдесят миль, а дизельное топливо в смысле пожарной безопасности гораздо лучше бензина.
        Но поток рекламы на этом не остановился.
        - Обращаю внимание, господа: траки обрезинены. Это значительно снижает шумность машины. Иначе говоря, в условиях слабой освещенности вы можете получить преимущество внезапности. На это же ориентированы приборы ночного видения, установка которых на танки может быть произведена по особому заказу...
        Американец не упомянул, что указанные приборы должны закупаться в Германии, которая в этой части опережала США.
        Практичные японцы, в свою очередь, отметили слова "по особому заказу" и рассудили, что потребность в этих устройствах совершенно не очевидна, а их цена может оказаться очень высокой. Один из членов делегации переменил тему:
        - Вы указали, что траки обрезинены. Насколько стойким является это резиновое покрытие?
        - Рассчитано на двести миль. Но при передвижении в сильно запыленной местности износ, конечно, будет больше.
        Некий представитель японских военных в чине майора, до этого хранивший молчание, вдруг задал вопрос:
        - Джентльмены, не будут ли гусеницы этого танка недостаточно широки для передвижения по местности со слабым грунтом?
        В похвалу этому майору будь сказано: он применил истинно дипломатический подход. Слабый грунт - понятие до крайности растяжимое. К таковым вполне можно было отнести и глину мерзейших грунтовых дорог в Юго-Восточной Азии, и снега Сибири. Уточнения со стороны названного господина, разумеется, не последовали.
        Однако у американцев был готов ответ:
        - В качестве временной меры мы готовы поставлять специальные соединительные планки на траки. Они увеличивают ширину гусеницы и, понятно, снижают удельное давление на грунт. Но также готовится проект такого же танка с увеличенной шириной гусениц. Через полгода мы будем готовы его поставлять. Отмечаю, господа, что данный танк, как и все предполагаемые к продаже образцы техники, полностью готов к походу и к бою. Боекомплект к вашим услугам! Переодеться в танковые комбинезоны можно вон в том домике. Нужный вам размер, полагаю, подберете сами. Однако вы поедете в сопровождении наших специалистов, поскольку с техникой незнакомы.
        Это было лишь начало. К опробованию предлагались также бронетранспортеры, грузовики разной грузоподъемности и много чего еще.
        Несколько иначе выглядела презентация (так бы это назвали в другое время и другом мире) на полигоне в Кубинке.
        Как и на другом конце земного шара, присутствующие первое и основное внимание уделили танку - тому самому, которому, по замыслу и военных, и конструкторов, предстояло стать "основным боевым", а вовсе не "средним", хотя по совокупности характеристик именно последнее слово подходило.
        Как и ожидалось, первыми посыпались вопросы относительно пушки:
        - Почему такой большой калибр? Выглядит явно избыточно, если сравнить с массовыми немецкими и японскими.
        Замечание имело под собой основу. Основным танком Рейха было то, что в другом мире называли "тройками", они же Panzerkampfvagen III (правда, в Красной армии последнее название было крайне малоупотребительно). У них даже в усиленном варианте толщина брони составляла 30 мм, большинство же техники было бронировано еще слабее. Пушка Т-34 и вправду могла пробить такую броню с любой дистанции и в любой проекции. Японские же машины, как многие помнили по Халхин-голу, были еще хуже.
        Ответ давал уже не конструктор - нет, это был генерал-лейтенант Черняховский, обретший славу в снегах Финляндии. Уж в его боевом опыте никто не посмел бы усомниться.
        - Разведка доложила о возможности массового появления у японцев средних танков с лобовой броней 51 мм, причем с рациональными углами наклона. Пушка калибром 75 мм. Длина ствола - 55 калибров. Оборудована дульным тормозом. Имеется горизонтальная стабилизация. Вот фотографии.
        Вопросы, которые имелись у скептиков относительно толщины брони представленного советскими конструкторами танка (а она составляла 90 мм) почему-то остались невысказанными.
        Зато появились другие вопросы:
        - Крупнокалиберных пулеметов в Красной армии и так не хватает. Зачем было вооружать наш танк пулеметом Владимирова? Для борьбы с пехотой вполне хватает и дегтяревского ДТ. К тому же этот вид крупнокалиберного пулемета только-только поступил на вооружение и может быть сырым.
        Это частично было правдой: в другом мире пулемет, разработку которого оружейник Семен Владимиров начал еще в 1934 году, был принят на вооружение уже после войны. Неправда состояла в том, что здесь он получил в качестве образца оружие с уже отлаженной конструкцией.
        И снова ответил Черняховский:
        - Пули калибром четырнадцать с половиной миллиметров в состоянии работать по дзотам, также они пробивают бруствер окопов. Главное же состоит вот в чем...
        Тут генерал достал другую стопочку фотографий.
        - ...вот тип бронетехники наших потенциальных противников, предназначенный для транспортировки пехоты, в том числе на поле боя. Машина рассчитана на отделение бойцов, броня противопульная, то есть противостоит винтовочному калибру, вооружение - два пулемета, один из которых крупнокалиберный. У этой машины толщина лобовой брони 13 мм, с такой пулемет Владимирова справляется даже на дистанции километр. Боковая и задняя еще тоньше.
        Тут Черняховский допустил неточность, которую, впрочем, никто не заметил. Бронетранспортер на фотографии был рассчитан на десант шесть человек, но не десять. Он не сказал также, что представленные советские бронетранспортеры имеют примерно такое же бронирование, только рассчитаны на большее количество мотопехотинцев.
        Однако въедливость приемной комиссии пределов не знала:
        - Вижу представленные самоходные зенитки. Это понятно, их задача -сопровождение походных колонн. Неясно другое: почему их не разместили в кузовах грузовиков, а вместо того воспользовались дорогостоящей бронетехникой? И почему вместо хорошо освоенных нашей промышленностью счетверенных "максимов" на них установлены те же пулеметы Владимирова?
        Черняховский отбивал атаки мастерски:
        - Опыт финской войны показывает, что грузовики, а также их шоферы крайне уязвимы. Снайперы без усилий могут расстрелять двигатели и кабины грузовиков с дальней дистанции. Утратившая подвижность зенитка не в состоянии защищать воинскую колонну на марше, то есть становится полностью не способной выполнить ту боевую задачу, для которой она предназначена. Что до пулеметов винтовочного калибра, то по данным из германских, японских и американских источников в скором времени ожидается принятие на вооружение самолетов с бронированием.
        В этом месте генерал, сам того не зная, ввел слушателей в заблуждение. Не было данных о начале производства подобных машин. Но Странник рассудил, что само по себе появление бронированных вертолетов над полем боя в Финляндии вполне может простимулировать авиаконструкторскую мысль за рубежом. Черняховский получил информацию именно в этом ключе.
        Тут неожиданно в дискуссию ввязался генерал Павлов. В танках он понимал толк и соответствующий опыт командования имел.
        - Какая скорость у этого танка?
        - По шоссе - шестьдесят, - не задумываясь, отвечал Кошкин, - по пересеченной местности, понятно, меньше. Скажем, двадцать пять или тридцать километров в час.
        - Для быстрого прорыва может быть маловато, - протянул Павлов. Он прекрасно помнил возможности сверхбыстроходных БТ.
        - Танки успешно прорывают оборону лишь при пехотной поддержке, - возразил Черняховский. - Артиллерия и авиация, само собой, также должны участвовать. Но при глубоком прорыве не должны отставать ни пехота, ни тыловые подразделения. Для этого планируется их полная механизация.
        - По данным разведки, противник может применить танковую технику со стабилизированной пушкой, - не унимался генерал Павлов. - У представленного танка таковой нет. Товарищи конструкторы, жду ваших объяснений.
        Кошкин чувствовал себя неуютно, но ответ был уверенным:
        - Надежность системы стабилизации видится нам пока что недостаточной. По требованию заказчика мы решили представить модель, полностью готовую к производству, с безотказным оборудованием. По отладке производства систему стабилизации можно смонтировать в готовый танк. Это по силам дивизионным мастерским.
        Конструктор, в свою очередь, несколько исказил картину. Разумеется, в условиях завода стабилизацию пушки можно было бы обеспечить куда меньшими усилиями.
        Конечно же, следовало ожидать самого фундаментального вопроса. Его задал заместитель наркома обороны, армейский комиссар первого ранга Мехлис.
        - По докладам товарищей, имевших опыт финской войны, самым лучшим из советских танков был и остается Т-72. Меня очень интересует, почему он до сих пор не пошел в массовое производство?
        Отвечать, понятно, пришлось Кошкину.
        - Эта машина чрезвычайно сложна в производстве и потому дорога. Примерные оценки таковы: за счет отказа от производства одного Т-72 можно произвести тридцать Т-44. Это самая минимальная цифра. Для Т-34 она точно больше. Не хватает специальных сталей, смазочных масел, оптических устройств, средств связи и многого чего еще. Множество узлов и комплектующих приходится делать вручную. Самое главное наше отставание вижу в следующем. Опыт массового изготовления подобной техники отсутствует. Промышленности его только предстоит набирать. Мы, конструкторы, в свою очередь, обязуемся совершенствовать модели техники так, чтобы заводы успевали перестраивать под них производственные линии. Полагаться же на импорт материалов, полуфабрикатов и отдельных узлов я считаю неправильным, и в этом заказчики нас полностью поддерживают.
        Возможности бронетехники были, понятно, продемонстрированы на ходу. Танки легко заводились, сравнительно плавно разгонялись, стреляли с коротких остановок. Бронетранспортеры останавливались, из них выбегали пехотинцы и чуть ли не на ходу открывали огонь из укороченных винтовок, а пара бойцов немедленно установила ручной пулемет. Не обошлось без эвакуационного тягача (вообще-то того же Т-44, но без башни с пушкой), который, завывая двигателем, утягивал условно поврежденный танк с поля боя. Для пущей достоверности с машины, якобы подлежащей ремонту, даже сняли гусеницы.
        Но самое большое противостояние было впереди. Высокой комиссии надо было принимать решение о том, сколько производить бронетехники и какого типа она должна быть. Обсуждение могло стать резким - это самое мягкое выражение. И оно им стало.
        - ... так куда же нам такое количество зениток с заведомо малыми возможностями стрельбы по высоколетящим целям?
        - ...если в колонне, то в состоянии ли они прикрыть и от...
        - ...так точно, зенитки могут вести огонь по наземным целям...
        - ...и зачем тогда такое количество ремонтных подразделений, если заводы в состоянии насытить...
        - ...и тогда разумный вопрос. Даже если у нас имеются целые корпуса танков - как их доставить на тот самый ТВД? При общей неразвитости железнодорожного сообщения...
        - ... я сам видел укороченные винтовки! Спрашивается, почему не обычные трехлинейки?
        - Как же, если они по размеру...
        - Так увеличьте высоту корпуса!
        - Можно, но при этом возрастет и вес тонны этак на три, и уязвимость от огня противника...
        Компромиссы перли. А куда ж без них?
        Михаил Афанасьевич Булгаков отставил ручку-самописку - кто что ни говори, а с ней удобнее, пусть даже почерк становится хуже - и улыбнулся. Очередная книга была закончена. Хотя нет, еще предстояла обработка текста. Кто-то с более техническим складом ума мог бы назвать этот процесс шлифовкой. Но главное было сделано.
        Он смог!
        Он проник в суть танца. Вы говорите, это язык со многими смыслами? Да, это так, но точно то же можно сказать и о Библии. Священнодействие во славу Творца? И это тоже. Обмен чувствами? Ну конечно, но лишь часть.
        Язык, конечно, объединяет. Он выражает. Он сообщает. Но не единый лишь механизм передачи заложен в танце - нет, это акт творения, ибо для него и создан человек. И эта часть Вселенной недоступна извечному оппоненту Создателя. А человек - может. Пусть в небольшой степени, да чего там говорить - в ничтожной мере он подобен тому, кто Создавал. Но подобен!
        Теперь лишь бы хватило здоровья на обработку получившихся слов. Михаил Афанасьевич подумал, что все же ему повезло с этим таинственным инженером. Тем, кого он хотел было втиснуть в сюжет предыдущей книги - и не смог. Не получилось. Зато лекарства, о происхождении которых даже задумываться не стоило... нет, они скорее помогали, чем лечили. Но опыт врача и семейные воспоминания вдобавок однозначно говорили: без них было бы куда хуже. Гораздо хуже. А с ними удалось обмануть время и болезнь. Не полностью, но все же... Доктор Булгаков подсознательно отслеживал динамику собственного состояния, и потому знал: при некотором везении он сможет закончить работу. Вслух это не говорилось никому, даже самому себе. Кстати, запас лекарств совсем недавно был пополнен.
        Елена Сергеевна не поняла значения улыбки мужа. Но ведьмино чутье помогло ей проникнуть в смысл. Теперь она точно знала: это была улыбка победителя.
        Писатель, драматург, моралист и мыслитель поднял солидную стопку листов двумя руками.
        - Завтра я начну работать, - торжественно произнес он.
        Некто, случайно услышавший сказанное, мог бы удивиться: из слов следовало, что до этого работы вроде как не было. Но Булгакова не была сторонней зрительницей. И она подтверждающе кивнула.
        
        На календаре было самое начало июля 1941 года.
        Сначала ощутил удовлетворение нарком Берия. Потом эта эмоция передалась Сталину.
        Двухступенчатая ракета вообще полетела, что уже являлось в глазах любого понимающего в деле большим успехом. Впрочем, о нем никто, кроме понимающих, и не знал. Даже члены Политбюро были не в курсе.
        Были и дополнительные причины для подъема духа. Сработала закладка: в руки высшего руководства попал цикл книг Бориса Чертока "Ракеты и люди". Правда, не удалось достать бумажные версии, но с файлов доверенные люди сделали очень качественные распечатки. Все ошибки, сделанные коллективами в другом мире, были проработаны. Именно поэтому в работу пошел "королёвский" подход (слизанный у атомщиков), когда руководитель работ, держа инструкцию в руках, громко командует:
        - Отвернуть пять болтов на крышке такой-то,
        Исполнитель откручивает; контролер после этого громким же голосом объявляет:
        - Пять болтов таких-то отвернуты.
        Но дела с новой ракетой требовали логического завершения. И вот над ним-то Сталин сильно задумался. Показатели по точности могли бы устроить политика, желающего уничтожить чужой город. Ракета с гарантией (так уверяли разработчики) могла бы попасть в квадрат восемь на восемь километров на расстоянии три тысячи километров. Для демонстрации возможностей атомного оружия было бы неплохо... но смысл в этой демонстрации появлялся лишь при показе иностранцам. И Сталин хорошо понимал, гражданам какой страны (или стран?) следует увидеть действие грозного оружия страны Советов.
        В конце концов вождь решил, что это тот самый случай, когда надо бы выслушать совет Странника. Конечно, при сем должен был присутствовать Берия... и кто еще? Жуков как начальник Генштаба и одновременно наиболее хитрый тактик и недурной стратег? Возможно. И еще Кузнецов. Да, так и следует поступить. Хотя человек из другого мира может выдать лишь совет. Решать же придется другим людям.
        О необходимости консультации Странника поставили в известность письменным приказом: вам, дескать, настоящим предписывается подготовить доклад на тему такую-то, сам доклад запланирован на такую-то дату (послезавтра) в такое-то время. Что-то подобное он ожидал, и потому расписался в получении и сел за подборку материалов.
        Сам же доклад начался несколько неожиданно даже для Берия и Сталина.
        - Товарищи, коль скоро речь идет о демонстрации, то надо озаботиться соображениями: кому именно надо это увидеть. Я не буду говорить о том, граждан какой страны допустят увидеть испытание. Это не в моей ответственности. Но мне кажутся полезными вот какие условия. На испытаниях должен присутствовать военный...
        Жуков кивнул. С этим тезисом у него не было никаких разногласий.
        - ... или моряк, если испытание предстоит на море.
        На этот раз выразил согласие адмирал.
        - Но также считаю весьма полезным включение в делегацию политика. Во всех развитых государствах именно за политиками последнее слово. Пусть они не столь эрудированы в военных вопросах - а это не всегда так - но именно они будут докладывать высшему руководству страны... или стран.
        В тот момент нарком внутренних дел был почти уверен: этот тезис понравился Хозяину.
        - Теперь по поводу способа доставки. Сразу скажу: я не уверен в пользе демонстрации ракет любой дальности. Может возникнуть вопрос об их точности. Более разумным видится доставка боеприпаса в виде бомбы. Эта технология отработана, уверяю вас...
        Вообще говоря, ни Сталин, ни Берия не нуждались в уверениях. У этих двоих было твердое знание. Кузнецов лишь слышал о возможностях управляемых бомб, но ни разу не видел их в действии, а Жуков и об этом не был осведомлен.
        - ...а следующим важным вопросом является поле демонстрации. Иначе говоря, надо решить: суша или вода? Обе альтернативы имеют плюсы и минусы. На суше легко расставить, например, танки, иную бронетехнику, артиллерию, здания, чучела солдат. Их поражение будет выглядеть наглядно.
        Слово "солдат" было чуть старорежимным, но по какой-то причине никто не обратил на это внимания. Или слушатели притворились, что не обратили.
        - Это все плюсы. Минусы же заключаются в следующем. Первый состоит в почти полной невозможности сохранить сам факт испытаний в тайне. Огромная площадь радиоактивного пятна и непременное участие больших масс людей делает утечку информации весьма возможной. Второй: заражение местности с необходимостью последующей дорогостоящей очистки. Или же испытание надо проводить в полностью безлюдных краях, а таковых даже на нашей территории не так уж много. Третий: высокая вероятность поражения как гражданских лиц, так и военнослужащих. Избежать его полагаю почти невозможным делом. Увы, разгильдяев хватает везде. Теперь морские испытания. У меня имеется очень небольшой кинофильм. Изображено поражение атолла вместе с эскадрой. Изображение смоделировано с помощью вычислительной техники.
        Файл выводился на экран телевизора. Сам Сталин видел это кино уже многократно; Берия - только один раз, а вот военнослужащие были впечатлены по самое некуда.
        Тут же Странник продолжил ложный ход:
        - К сожалению, из-за нехватки времени мы не успели сделать подобное моделирование для удара по суше. Обращаю внимание: это грибовидное облако по расчетам должно образоваться, даже если суммарная мощность взрыва составляет всего лишь три тысячи тонн в тротиловом эквиваленте.
        - Всего лишь три тысячи... - проворчал кто-то, голос которого Странник не смог распознать.
        - При испытаниях на море возможны варианты. Например, взрыв над уединенной бухтой с эскадрой на якорях даст хорошие основания для... э-э-э... сильных впечатлений морским офицерам в составе делегации. Альтернативным вариантом является взрыв боеприпаса на малой высоте над небольшой скалой в море. Она просто испарится. Это может подействовать на политика, который получит наглядное представление: что подобное оружие может сделать с городом. Думается, что проблема может возникнуть с выбором места испытания: оно должно быть достаточно уединенным, чтобы чрезмерно любопытные господа не смогли бы потом измерить уровень радиоактивности. То же относится и к испытаниям над сушей. Но решать тут, повторяю, не мне. Готов ответить на вопросы.
        Жуков поднял голову.
        - Как экипаж бомбардировщика распознает цель? Должны быть ориентиры.
        Видимо, ответ был подготовлен заранее: докладчик не задумался ни на мгновение.
        - Если испытания будут над сушей, то таковым должен быть ярко окрашенный объект. Например, грузовик красного цвета. Цвет не так важен, гораздо существеннее то, что эта окраска должна составлять как можно больший контраст с фоном. И аналогов рядом, конечно, быть не должно. При испытаниях над морем сам остров и есть ориентир. Или же таковым может быть корабль, но побольше катера.
        Разумеется, тут возникли вопросы уже у Кузнецова:
        - Баржа? Эсминец?
        - Примерно так, но учтите, товарищ нарком, своим ходом баржа может до места испытания и не дойти.
        Адмирал не сдержал смешка.
        - Еще вопросы? Нет? Тогда, товарищи, вот список, в нем перечислены меры безопасности. Особо обращаю внимание на темные очки для всех, кто будет наблюдать, даже если расстояние числится безопасным. Опасность для зрения нешуточная.
        Зашелестели листы.
        - Позвольте, Сергей Васильевич. Тут в качестве защитной меры указывается стакан красного вина...
        - Все так и есть. Даже не спрашивайте, Николай Герасимович, что именно в организме при этом работает. Сам не знаю. Но при небольшой дозе излучения полезно. Даже японцам.
        - Это почему к ним особенно применимо
        -
        - А вот это доказано. У жителей Японии - впрочем, то же относится к чукчам, эскимосам и другим представителям сходных народов - алкоголь плохо усваивается. Поэтому моя неофициальная рекомендация такая: если на испытаниях будет присутствовать японец, то по окончании демонстрации влить в него стакан и в койку.
        Посмеялись все, кроме адмирала - тому случалось бывать на Японских островах, и он был знаком с этой особенностью. Николай Герасимович лично присутствовал на приеме (не самого высокого уровня), когда наши старшие командиры в звании не более капитана первого ранга еще оставались трезвехоньки, а японцы примерно того же ранга, пившие ничуть не больше, уже оказались 'сильно набравшись'.
        
        Глава 2
        Сталин, похоже, задался целью недвусмысленно дать понять присутствующим: товарищ коринженер при всех его знаниях не допущен к принятию решений. По крайней мере, так решили все приглашенные, когда вождь выразил благодарность Сергею Васильевичу (именно так к этому товарищу и обратились), а тот, в свою очередь, пообещал всемерное содействие в пределах своей компетенции. И удалился.
        Дальнейшее легко было предвидеть. Жуков и Кузнецов получили свои поручения. Срок был назначен: не позднее июля 1942 года. Собственно вводные были до чрезвычайности просты: подобрать участок на суше (это к армейцу) и на море (это к моряку). Дополнительные условия выглядели почти одинаково: максимальная удаленность от населенных мест и наименьшая вероятность обнаружения сторонними наблюдателями. У обоих военачальников возник одинаковый вопрос: а насколько далеко видны та самая вспышка и то самое грибовидное облако? И оба пришли к одному и тому же выводу: надо спросить товарища Александрова, ибо как раз он, похоже, самый понимающий. По выходе из Кремля последовал сговор, и оба напросились на совещание с замначальника экономического отдела.
        - Что до высоты облака, тут, вообще говоря, зависит от мощности взрыва. Скажем, километров пятнадцать-двадцать, но лучше брать с запасом. Любой грамотный моряк может прикинуть заметность с учетом кривизны земной поверхности. А вот вспышка... тут данных маловато. Примерно так: в ночное время ее можно заметить, даже находясь на Луне. В яркий полдень солнце будет затмевать вспышку, так что за триста километров свидетели уже ничего не увидят. Но вот с расстояния двести - тут не поручусь. Весьма возможно, вспышку заметят. Потребуется убедительная легенда, и за такой не ко мне, а к спецам от товарища Берия.
        Командиры переглянулись.
        - Как насчет предполагаемого поражающего эффекта? - поинтересовался Жуков нарочито индифферентным тоном.
        - Расчеты дают очень приблизительную оценку. На расстоянии километр танк, вероятно, сохранит боеспособность. Но лишь танк, а за экипаж эксперты не ручаются. То, что не защищено броней, может загореться, а ударная волна вполне в состоянии покорежить, например, грузовик. Нужны опыты. Существует еще один фактор. Вот расчетные данные по радиоактивному облаку.
        Обоим высокопоставленным посетителям были вручены довольно увесистые папки.
        - Если очень коротко: от такого облака лучше всего сматываться как можно скорее. Для личного состава ничего более действенного не назову. Впрочем, ознакомьтесь сами.
        - Как насчет кораблей?
        Сказано было чуть неопределенно, но Странник понял.
        - У нас не было специалистов достаточной квалификации, чтобы точно просчитать возможный ущерб кораблям. Очень приблизительно: на расстоянии... сколько это по-вашему?.. тридцати кабельтовых линкор, вероятно, останется на плаву, хотя все системы управления огнем придут в негодность. Да и за артиллерию наши не ручаются. Башни может сорвать с опор. Все меньшего водоизмещения может и затонуть. Часть, команды, находящаяся на палубе, получит сильнейшие ожоги и тяжелую контузию. Но честно предупреждаю, Николай Герасимович: наши расчеты без натурных испытаний недорого стоят.
        Уточнив кое-какие мелочи, оба высших военачальника откозыряли и удалились. Но уже перед самым уходом адмирал передал довольно толстую папку в руки хозяина кабинета. К папке прилагались туманные слова:
        - Сергей Васильевич, тут проект от моего наркомата. Может быть, ваше управление может чем-то помочь.
        Садясь в машины, люди с ромбами думали о своем.
        Жуков решил, что, вероятно, не удастся подобрать такую площадку, чтобы там произвести испытание в присутствии иностранцев. Впрочем, попробовать можно; на это есть штабные, для которых подобная работа и предназначена. Зато наверняка понадобятся испытания этого оружия на суше и в разных условиях. То есть не одно. Сохранить в тайне само существование атомной бомбы вряд ли удастся. Значит, понадобится полигон, и об этом стоит подумать.
        Кузнецов имел сходное направление мыслей. Подобрать скалистый островок наверняка можно. Испытать взрывное устройство на нем тоже можно. Но потом может понадобиться серия испытаний на море. Еще неизвестно, насколько действенна эта штука против кораблей различных классов. Серия испытаний, пусть даже небольшая. Да, именно так. И уж коль скоро надо произвести впечатление на иностранцев, может быть, стоит опробовать не просто на скале, но и на старом крейсере. Тащить его наверняка придется с Балтики. Только как быть со сроками? Успеть можно, но не без усилий.
        Изменение вектора развития Кригсмарине сказалось самым наглядным образом. Авианосец 'Граф Цеппелин', как и 'тогда', спустили на воду в 1938 году - разумеется, с последующей достройкой. Но если бы некто, знакомый с проектом этого корабля в 'том' мире, проанализировал результат - его ждало сильное удивление.
        Система подачи самолетов на взлетную палубу претерпела кардинальное изменение. Самолетоподъемники оказались сходны с таковыми у японского авианосца 'Дзуйкаку'. Стоит заметить, изначальная немецкая конструкция была намного хуже. Проект в части артиллерийского вооружения также значимо изменился: количество зениток возросло с двенадцати до восемнадцати, добавились мелкокалиберные 'фирлинги' как средство борьбы с торпедоносцами, зато орудий с калибром 15 см осталось всего десять. Палубная броня поправилась в толщине. Но самое главное: изменилась концепция. Теперь с подачи одного стокгольмского шахматиста авианосцы уже не рассматривались в качестве одиночных рейдеров. Собственно, это и было основной причиной упомянутых переделок конструкции.
        Наибольшие изменения произошли в носимой авиации. Истребители 'мессершмит-109Т' были серьезно модифицированы Крылья вместе с их механикой подверглись кардинальной переделке: теперь они были опорой для шасси, а убиралось оно в фюзеляж. Получилось нечто более приспособленное для палубы, поскольку этот вариант палубного истребителя отличался сравнительно широким расположением шасси и, соответственно, повышенной устойчивостью и меньшей вероятностью аварии при посадке. Другим важным отличием было полное отсутствие бомбового боеприпаса. Ну и по мелочи: чуть увеличенная максимальная скорость за счет особо мощного двигателя от фирмы 'Даймлер-Бенц'. Бомбардировщики тоже претерпели изменения в сравнении с оригиналом (Ju-87). У них появилась возможность работать с планирующей бомбой He-293. Если быть точным, пикировщики получили ее модификацию сверх классической фугасной 'пятисотки'. Фирма 'Хеншель' разработала вариант, позволяющий пробивать палубную броню. Иначе говоря, немецкие палубные бомбардировщики получили теоретическую возможность справляться с хорошо бронированными целями. Но Геринг, лично
курировавший проект, поопасался делать ставку лишь на один вид вооружения, а потому каждый бомбардировщик мог за считанные минуты переоборудоваться в торпедоносец. Ради этого запустили в производство авиационные торпеды: более легкие, чем для подводных лодок или эсминцев, и с меньшим запасом хода, но для большинства целей их заряда вполне могло хватить. А вот топмачтовое бомбометание1 не предусматривалось: его попросту никто еще не применял, ибо оно не было изобретено.
        Самое же главное: рейхсминистр приказал жесточайшим образом тренировать летчиков палубной авиации на все мыслимые ситуации: не только взлет-посадка в любых условиях (ну, кроме шторма), но и усиленная штурманская подготовка, а для 'Юнкерсов' отрабатывался скоординированный налет на одну цель. Разумеется, тренировалось применение и бомб, и торпед. Штурманов нагрузили сверх всего прочего обучением работы с планирующими бомбами. Ради оттачивания навыков Кригсмарине пожертвовало парой старых эсминцев, помнивших еще Великую войну. В немецком языке не существует поговорки 'Первый блин комом' ввиду отсутствия традиций блинопечения в русском понимании - аналог оладий у немцев существовал - но сама тенденция была хорошо известна. Правда, корабли-мишени не стояли на месте, а шли себе с порядочной скоростью (аж одиннадцать узлов), но попасть в первую из них удалось лишь с десятой попытки. Дедушка-эсминец не затонул сразу, он всего лишь лишился хода, но атака была признана успешной. Со второй мишенью вышло вряд ли лучше: выяснилось, что близкое и быстрое (всего лишь с пятой попытки) накрытие привело к течи, но
вмешайся хорошо обученный экипаж - и эсминец имел все шансы доковылять до базы. Тут было над чем работать - и немецкие летчики работали.
        Слов нет, Кригсмарине приняло меры против свидетелей. Единственный авианосец Рейха находился в окружении достаточно серьезных кораблей. Англичанам удалось лишь сделать аэрофотоснимки с большой высоты, да и тех было мало: немцы норовили проводить учения в ненастные дни. Впрочем, незваные гости все же возникли на пути эскадры, хотя их никто не видел. Три подлодки серии 'Н' тщательно записали акустические сигнатуры 'Цеппелина', не предпринимая никаких враждебных действий.
        Разумеется, британская разведка имела достаточно подробные сведения и о самом авианосце, и о составе авиагруппы. Скрыть подобные предметы невозможно. Но вот о тренировках экипажей палубной авиации данных было существенно меньше: немцы подбирали для этого самые пустынные морские просторы. Но Адмиралтейство не было особенно уж обеспокоено. Его опыт говорил, что если даже Королевский флот не в состоянии сделать из авианосцев нечто действительно грозное, особенно если цель имеет хорошее зенитное прикрытие, то гуннам такое и подавно не по силам. А с японским флотом близкого знакомства в боевых условиях просто не было.
        Само собой, британское судостроение не бездельничало. Закладывались и строились боевые корабли; что до количества вымпелов, то тут лидировали эсминцы. Это и понятно: еще двадцать пять лет тому назад немецкие подводные лодки заставили себя уважать. Уж в чем-чем, а в противолодочной борьбе англичане полагали себя впереди планеты всей. Бомбометы 'Хеджхог' виделись как бы не самым страшным врагом подводных лодок, и если добавить к ним превосходные средства обнаружения, то, возможно, упомянутая высокая оценка не была преувеличением.
        Но и на солнце имеются пятна. Применительно к противолодочным средствам таковыми можно было смело посчитать плачевное состояние службы радиоперехвата. Сей эпитет стоило отнести не к самой конторе, а к выдаваемым ей результатам.
        Чертежи и прочая документация к вычислительной технике сохранились. Восстановить машинную часть - с этим английская промышленность справилась. Куда хуже дела обстояли с персоналом.
        Простое перечисление имен погибших уже давало все основания для пессимизма. Группа математиков, во главе которой стоял не кто-нибудь - сам Алан Тьюринг! О самых скверных последствиях английская служба дешифровки даже не подозревала: вместе с Тьюрингом погибли и его будущие идеи. А ведь именно он и его группа в другом мире взломала шифр 'Лоренц', которым пользовалось высшее армейское командование вермахта.
        Вторым источником головной боли были таинственные советские подводные лодки - те самые, которые учинили погром эскадре Королевского флота, оставшись при этом незамеченными. Собственно, доказательств участия в этом деле русских - из тех, которые можно предъявить в суде - у Адмиралтейства не было. Главный довод можно было выразить словами: 'Ну не могли же гунны сами такое устроить!' Правда, несколько смущало сообщение агента во Владивостоке. Тот известил нанимателей, что в порт прибыли несколько подводных лодок класса 'Н'. Ничего определенного о них узнать не удалось, кроме содержания диалога в пивной:
        - А чем эти 'энки' отличаются от, скажем, крейсерских 'катюш'?
        - А вот буквой и отличаются.
        Эффектная пауза.
        - 'Н' значит 'немецкая'.
        Конечно, информация подлежала перепроверке. То ли конструкция, то ли изготовление, то ли экипаж - но что-то, связанное с Германией... Впрочем, довольно быстро англичане установили, что экипажи оказались русскими; по крайней мере, командиры всех этих лодок имели русские (Гаджиев явно к ним относился) или еврейские фамилии. Зато остался открытым вопрос о происхождении этих кораблей. Заодно надлежало выяснить, имеется ли нечто подобное в Кригсмарине.
        Корветтен-капитан Люстиг, работавший на разведку Кригсмарине, получил задание раскрутить столь неожиданный заказ Советов на ничтожное количество рения. Мы уже упоминали, что у этого офицера была отменная память. И он вспомнил, что у русских были в ходу реактивные самолеты.
        Материалами, взятыми из русского опыта отражения налета английских бомбардировщиков на Баку, с флотскими поделился абвер. Факты наталкивали на интересные выводы.
        Мастерство летчиков, пилотировавших такие машины у русских, соответствовало, по оценкам специалистов Люфтваффе, налету в двести часов, если не все пятьсот. Анализ картины отражения английского налета на Баку показал: пилотов на аэродроме Кала имелось как бы не на порядок больше, чем самолетов. Это недвусмысленно доказывало надежность как истребителей в целом, так и двигателей. На прямой вопрос моряка специалисты по обслуживанию авиатехники твердо ответили: замена даже одного двигателя (а их, похоже, было два) потребует в самом лучшем случае два часа. И то лишь при наличии немецкой организованности, чего на русском аэродроме быть не могло по определению.
        И тогда корветтен-капитан задал умный вопрос:
        - Господа, какой, по вашему мнению, может быть долговечность таких двигателей?
        В ответ прозвучала фраза, которую техник в звании фенриха2 представил в виде шутки:
        - Уж верно не двадцать часов.
        Но тут же градус юмора был снижен:
        - Исходя из опыта, накопленного на поршневых двигателях, могу предсказать около ста часов. Очень приблизительно.
        Короткая проверка показала, что турбореактивными двигателями занимается фирма Jumo, но долговечность деталей пока что составляет именно двадцать часов. Возможно, это было совпадением.
        Последовал разговор с начальством.
        В один приятный день (погода стояла прямо летняя, хотя календарь указывал на приближение осени) в фирму Jumo заявился любознательный морской офицер с надлежащими полномочиями от флотской разведки. Ему устроили встречу с ведущим конструктором Отто Мадером.
        На создание дружелюбной (или, скажем, благожелательной) атмосферы разведчик потратил с полчаса и не полагал это за пустую потерю времени. В результате он получил подробнейшую консультацию.
        - Так вы считаете, Отто, что рений может увеличить долговечность деталей вашего двигателя?
        - Боюсь давать легкомысленные обещания, Август. Но из... э-э-э... общих соображений могу предсказать, что сравнительно малые добавки рения могут оказать весьма и весьма положительный эффект.
        Разведчик состроил понимающую улыбку.
        - Однако эти предположения надо бы доказать?
        - Вот именно! Уж коль на то пошло... - тут конструктор запнулся, как будто вспомнил нечто важное. - Вы позволите, Август, я сделаю один телефонный звонок?
        - О, конечно. Но я бы не хотел, чтобы предмет нашей беседы стал...
        - Уверяю вас, этого не будет. Доктор Фогт геолог, а не конструктор.
        С этими словами инженер Мадер удалился и вернулся очень скоро: не прошло и пяти минут.
        - Я еще в Гейдельбергском университете кое-что узнал, слушал я там один курс... Доктор Фогт подтвердил то, что я подозревал: Рейх является единственной страной в мире, где имеется значимое месторождение рения. И все равно его добыча обойдется очень дорого.
        Отсюда мог вполне последовать не слишком приятный вывод: русские имеют некий тайный источник рения. Похоже, флотская разведка снова вынуждена будет кланяться абверу. Но вслух это, разумеется, не прозвучало.
        - Простите мое невежество, Отто: сколько потребуется сплава, чтобы оценить степень его пригодности в ваших двигателях? И как долго это исследование будет длиться?
        Инженер напустил на себя важный, даже чванный вид. Сказать правду, он имел для этого некоторые основания: во всей Германии подобных ему специалистов можно было легко пересчитать по пальцам двух рук.
        - Дорогой Август, испытания на прочность при повышенной температуре по самой своей природе длительны. Две недели - наименьший срок, и это без учета затрат времени на изготовление образцов, подготовку испытаний и обработку результатов. Но давайте допустим, что мы получили отменные данные. Сверх того, понадобится время на изготовление деталей двигателя с использованием этого сплава, прибавьте также опробование самого двигателя... короче, в сумме никак не меньше трех месяцев. Жестокий минимум! Что же до количества... будь материал жаропрочной сталью, потребовалось бы с десяток килограмм только на испытания. Но тут есть возможность сэкономить, пустив в дело малые образцы. А вот двигатель... ну, приблизительно... если только турбинные лопатки... круглым счетом, двести килограмм с учетом потерь на механическую обработку.
        Корветтен-капитан Люстиг имел все основания быть довольным собой. Сначала он догадался, каким именно образом русские добились сравнительно высокой долговечности своих турбореактивных двигателей. Потом удалось подтвердить это соображениями от инженера Мадера. Теперь осталось преподнести сведения начальству.
        В группе Олега Владимировича Лосева были не только ученые, но и технологи. Они и придумали не просто схему транзисторного приемника (та была достаточно очевидной), но и как всадить ее вместе с источником питания в совершенно крохотную коробочку, каковую в документации предлагалось делать из полистирола.
        Наибольшие восторги высказывал Николай Толбеев, самый младший в группе. По правде говоря, его инженерный опыт исчислялся одним годом и двумя месяцами. Его радовали все технологические находки: и специальное батарейное отделение в будущем приемнике, и подпружиненная крышка этого отделения, причем пружина была из того же полистирола, и шурупы, которыми крышка корпуса крепилась к нему - а были они, судя по цвету, из нержавеющей стали, к тому же ввинчивались буквально тремя оборотами отвертки.
        Его куда более опытный (пять лет работы инженером!) коллега, которого окружающие звали только по имени-отчеству, был куда меньше склонен к энтузиазму:
        - Никол, так ведь слабыми эти шурупные соединения будут. Долго не выдержат. И пластмасса потрескается.
        - Олегваныч, так ведь и мы на месте не стоим. Вот прям щас можем передать на Яузу3 всю технологическую цепочку. А через каких-то годика три сделаем куда лучше!
        - Еще как могут и не туда передать, скажу тебе. Ты что, полагаешь, что через те самые три года покупатель просто выбросит приемник?
        - Да нет же! Приемничек-то легкий, он будет весить... ну, скажем, с килограмм, ежели с батарейками. Ни граммом боле! А раз легкий - носить его с собой будут, так? А раз будут носить, то рано или поздно уронят либо тюкнут обо что твердое, верно? Во-о-о! А тут новая модель от нас.
        Спорили долго. В конце концов сошлись на том, что все равно в наркомате решат по-своему. Попутно все тот же Толбеев не забыл помянуть добрым словом того, кто разработал подробнейшую документацию и даже озаботился об образцах отдельных деталей и узлов того, что впоследствии стало первым в мире транзисторным приемником 'Ока'.
        Совесть обязывает авторов этих строк особо отметить: неправыми оказались все спорившие. Серийное изготовление приемников взял на себя не государственный завод, а производственные кооперативы 'Бевит' (название пошло от города Витебск) и 'Рог' (этот находился вблизи Рогожской заставы). Правда, ходили разговоры, что разрешение на производство этого высокотехнологичного изделия дал чуть ли не нарком машиностроения и приборостроения. Иные же с битием себя в грудь доказывали, что сам товарищ Сталин заинтересовался и дал окончательное 'добро'. Но кто ж знает, как оно было на самом деле?
        Дни протекали один за одним, соединяясь в недели. Вроде как ничего и не происходило. Ну не считать же за нечто экстраординарное работу Генштаба, командиры в котором трудолюбиво отсеивали один за одним регионы, не подходившие под представленные лично генералом армии Жуковым требования. Порядочную работу делал и штаб РККФ, только что рассматривал он Тихий океан. Атлантический отвергли по причине повышенного риска обнаружения, Индийский виделся чересчур удаленным, а Северный Ледовитый - малодоступным. Впрочем, навряд ли океан, неофициально называемый Великим, был по площади меньше, чем СССР.
        Наверное, сухопутчики имели больший объем работы по сравнению с водоплавающими. Во всяком случае, то, что вышло из-под армейских рук и мозгов, было точно больше по весу. Никто, разумеется, не ожидал, что большое начальство будет от корки до корки читать том толщиной в три пальца. Но главный вывод был сделан: при всей огромности СССР не имеет точки, в которой устройство можно испытать в присутствии иностранных наблюдателей. Хитрый Жуков в отдельном документе особо перечислил те регионы, где такие испытания вполне можно было бы провести, но в отсутствие иностранцев. Таковых набралось не так уж мало.
        Совершенно иная ситуация сложилась у адмирала Кузнецова. Поскольку с самого начала целью были необитаемые территории, то пригодных в Тихом океане оказалось не особо много, но все же такие нашлись.
        Не прошло и недели, как замначштаба мог с уверенностью ткнуть пальцем:
        - Рифы Ингенстрема. Группа безымянных скал. Жить там невозможно, удобных мест для высадки нет. В радиусе пятидесяти миль населенных островов также нет. Просто скалы до двухсот метров в поперечнике. Но понадобится разведка в радиусе от пяти до десяти миль от этих рифов: глубины, местные течения и такое прочее.
        Кузнецов кивнул в знак согласия.
        - Готовьте приказ: произвести картографирование силами двух эсминцев. Эхолокация обязательна. Радарные картинки обязательны. К береговой черте ближе, чем на пять кабельтовых не подходить в любом случае, вообще же при маневрах соблюдать максимальную осторожность. Да, и отслеживать рыбаков... вообще любых случайных свидетелей.
        - Николай Герасимович, уже если скрытность нужна, то лучше подлодок ничего не предложить...
        - Все так, но у нас нет лодок, оборудованных радаром, кроме 'ниночек'. А ими рисковать не дело. Эсминцы 'Сверкающий' и 'Сияющий', насколько помню, к бою и походу готовы?
        То были корабли, корпуса и машины которых имели американское происхождение. Радары и эхолоты на них имелись.
        - Готовы к походу, Николай Герасимович. Учебные стрельбы проведены не в полном объеме.
        Кузнецов принял доклад к сведению, но решил рискнуть - все же полноценный морской бой не предусматривался.
        - Вот их и отправить.
        
        Глава 3
        Первой мыслью, пришедшей в голову, было:
        - Зачем?
        А действительно, зачем вызывать в Кремль без объяснения причин, когда вроде как накануне уже все обговорили? На сей вопрос ответа не нашлось.
        Вторая мысль оказалась не вопросительной, а уважительной:
        - Мастер!
        Этому слову, не произнесенному вслух, предшествовало сталинское:
        - Хотелось бы услышать от вас, Сергей Васильевич, доводы... - последовала пауза, достойная любого актера Художественного театра, - ...в пользу приглашения представителей той или иной державы на демонстрации возможностей ядерного оружия.
        Строить гипотезы о причинах расспросов было, конечно, некогда. Но сам факт, да втайне от соратников... это стоило обдумывания, но потом.
        - Давайте рассуждать логически, товарищ Сталин. Кандидатов на приглашение к испытаниям вижу только четверых: Великобритания, Германия, Япония, Соединенные Штаты Америки. Рассмотрим их поочередно.
        Рославлев успел заметить нечто похожее на одобрение в глазах хозяина кабинета,
        - Великобритания сама ведет соответствующие разработки. До успеха ей еще далеко, если, конечно, отсутствует кооперация с американцами. Скажем, лет пять-семь. Разумеется, наша демонстрация подстегнет англичан к форсированию собственных исследований. Их цель: гегемония в Европе, то есть поражение или, сказать помягче, снижение уровня притязаний соперника. Сиречь Германии. Конечно, обладание ядерным оружием даст, по мысли английского руководства, преимущество. Однако не уверен, что нам стоит столь явно демонстрировать свое превосходство, а особенно это касается испытания над морем. Британия чрезвычайно ревниво относится ко всему, что может поставить под вопрос преимущества Королевского флота. Англичане могут предпринять некие экстраординарные меры.
        На этот раз Сталин и вовсе принялся с великим тщанием раскуривать папиросу, сосредоточив на этом занятии все внимание.
        - Теперь Германия. Как мне кажется, те ближе всех к обзаведению бомбой, пусть даже в одном экземпляре. Уж точно меньше пяти - пока что. Гесс явно намерен получить это оружие, и ни замедлить, ни ускорить это дело мы не можем, если, конечно, не пускать в ход грубые способы, - Сталин изобразил нечто, смахивающее на улыбку, - так что единственной причиной для приглашения немецкого представителя вижу демонстрацию силы, хотя думаю, что немцы и так могут иметь какие-то сведения.
        Реакция вождя начисто отсутствовала Будучи осведомлен, что немецкое руководство имеет на руках нечто большее, чем смутные подозрения, он не был намерен делаться этими знаниями.
        - Далее Япония. Наша цель представляется заманчивой: полностью уверить японцев в том, что война с СССР будет, самое меньшее, сомнительным предприятием. Вижу тут трудность в том, что реакция может быть непредсказуемой, вплоть до недоверия. Особенно это возможно, если на демонстрацию пришлют некое малозначительное лицо - капитана второго ранга, например. Это не нам не поверят, а ему. Или не придадут значения - ну бомба, ну очень мощная, и что? Вполне возможно, что они знают о возможностях нашей дальней бомбардировочной авиации и полагают, что они невелики - хотя бы в количественном аспекте. Единственное, в чем можно быть почти что уверенным: у Японии нет экономических возможностей наладить производство бомбы быстро. Даже если они впрягутся мгновенно - и тогда перспективы не лучше, чем у Англии. И там, и там экономика сильнейшим образом завязана на войну обычными средствами.
        - Ваша мысль ясна.
        Рославлев подумал, что понимание собеседником и его согласие суть разные вещи. И продолжил выкладку:
        - И, наконец, Соединенные Штаты. Если мы покажем им возможности этого оружия, то президент Рузвельт даст громадной силы пинка промышленности. И через пять лет они создадут это оружие. Но у американцев возможности экономики поболее наших. Самое главное: у них превосходно развитая авиационная промышленность. Стань они обладателями атомного оружия - создание гигантского бомбардировочного флота им по силам. Но пока что отсутствие этой большой дубинки является для американских военных сдерживающим фактором. Хорошо бы еще тогда создать впечатление, что носитель был ракетным... но тут не уверен. Впрочем, в любом случае США начнут немедленно уговаривать нас тяпнуть Японские острова с тыла. И еще кое-что, не относящееся впрямую к вопросу. Как понимаю, в результате военных действий СССР должен получить Сахалин полностью, а также все Курильские острова. Насчет Порт-Артура не скажу, по известным мне источникам он весьма неудобен для базирования флота. Но уж тут не мне решать.
        Хозяин кремлевского кабинета поблагодарил вполне вежливо. Уже после ухода посетителя Сталин подумал, что в своем анализе Странник не учел кое-что. Возможно, причиной была недостаточная информированность.
        Рославлев, в свою очередь, не стал докладывать результаты анализа возможных экономических последствий. Если по результатам демонстрации Япония откажется от мысли воевать с Советским Союзом, то, вполне вероятно, ее экономические усилия будут перенаправлены на флот и, соответственно, не понадобятся поставки сухопутного вооружения. А это будет мощным ударом по американской промышленности - если только дела не удастся поправить войной. В 'тот' раз Америка всеми силами уклонялась от участия в европейской бойне вплоть до лета сорок четвертого. Оно и понятно: война с Японией оказалась не столь уж маленькой, хотя и победоносной. Но и она дала возможность избежать очередной депрессии. А здесь... Чего уж там изворачиваться перед самим собой: последствия и варианты просчитывались откровенно неточно. Самое же главное: инженер-матрикатор плохо представлял себе расстановку приоритетов у Сталина.
        Нам хотелось написать фразу вроде 'у Странника выдалось свободное время', но это значило бы погрешить против истины. Не было этого самого свободного. Была прямая служебная обязанность просмотреть предварительный проект. И это было сделано.
        Нечего сказать, молодые и в меру нахальные флотские командиры потрудились на славу. Рославлев пролистал стопку листов и убедился, что все проектировщики были в звании не выше капитана третьего ранга. А большинство щеголяло капитан-лейтенантскими нашивками.
        Проект описывал вертолетоносец. Возможно, в конце XX или в начале XXI веков корабль смотрелся бы сравнительно невеликим - его водоизмещение не дотягивало и до 9000 тонн. Рославлев пробежался по источникам. Так, недостроенный крейсер, как Кузнецов и говорил... должен был достроиться в Комсомольске... там его ввели в строй аж в сорок втором... что там по палубной авиации... хм... шесть Ка-29 в качестве противолодочных... шестнадцать ударных вертолетов... интересно, как они втиснут их в подпалубный ангар; у 'Мистраля' водоизмещение вдвое больше, а состав авиакрыла даже поменьше...
        О, вот это уже интересно. Переделка подвесок под задачи. Чтоб побольше ракет 'воздух-воздух'. Не иначе, авиаторы подсказали. Стало быть, борьба с самолетами противника? Если считать по восемь ракет на ударную машину, а всего их на вертолетоносце, скажем двенадцать - да, в таком варианте можно полностью сорвать налет авиагруппы, а то и вообще оставить авианосец противника без его главного оружия.
        Но вообще-то в этакой конфигурации вертолетоносец идет как корабль поддержки десанта. Ага, вот оно что... Сахалин? Курилы? Тогда понятно...
        Осталось лишь продумать и распечатать список замечаний по проекту.
        Инженер Конрад Цузе был доволен сверх всякой меры. На то была целая куча причин.
        Первой и главной был сам факт востребованности его работы. Конечно, фюрер был гениальным политиком, но в технике его познания были недостаточными. Мало того: и соратники его не блистали эрудицией по этой части. Разумеется, это мнение никогда не было произнесено. Но у нового рейхсканцлера хватило ума прислушаться к трезвым голосам. И вот, пожалуйста: уже вторая модель вычислителя Z2 используется для неких стратегических расчетов. Между прочими, с самого начала ее создатель полагал ее лишь промежуточным этапом, демонстрационной версией. И даже больше того: министерство авиации купило лицензию у него, инженера Цузе, на эту заведомо несовершенную модель. Очень уж им приспичило что-то этакое рассчитывать.
        Второй причиной для эйфории была возможность привлекать в качестве сотрудников великолепные кадры. Чего стоил один лишь Иоганн фон Нейман, которого убедили вернуться в обновленную Германию!
        Третьей же (и весьма вещественной) причиной для приподнятого настроения была почти законченная модель Z3. Не нашлось бы человека, посмевшего усомниться, что эта конструкция уже является настоящей вычислительной программируемой машиной. С записью программ и данных на пленке! Вот только бы этим реле надежность побольше...
        Но инженер не был настроен на остановку и наслаждение успехами. Ну нет! Наклонив лобастую голову, Конрад Цузе напряженно размышлял уже над следующей моделью. Почему бы и не радиолампы вместо реле? Конечно, у них имеется скверное свойство: ухудшение характеристик с течением времени, но зато быстродействие! Да, в этом определенно что-то есть.
        Корветтен-капитан Люстиг работал самым тщательным образом: во-первых, в силу должности, во-вторых, по причине немецкого происхождения. Результаты был доложен начальству. Удалось разумным образом объяснить, зачем русским нужен рений. Само по себе наличие реактивных двигателей у русских диктовало необходимость отслеживать продвижение технологического развития советских моторостроителей.
        И все же наедине с самим собой Август Люстиг выказывал недовольство - себе же. Да, гипотеза была более чем правдоподобна. Но... осталось непроясненным количество рения, заказанное русскими с самого начала. Склад ума и характера разведчика не позволял просто отбросить эту тайну как малосущественную.
        В один прекрасный день, мысленно (в который уже раз!) перебирая все обстоятельства, моряк подумал о работе на аналогиях. Который из химических элементов является близким аналогом рения по тугоплавкости? Таковых имелось два: молибден и вольфрам. Причем последний, пожалуй, ближе по свойствам. А для чего вообще вольфрам применяется?
        Ответ на этот вопрос труда не составил: достаточно было лишь раздобыть в библиотеке фундаментальный учебник неорганической химии Генриха Реми. Так, возможно применение для изготовления сердечников снарядов - ну, здесь рений бесполезен, слишком уж дорог. Еще электроды для сварки в инертной атмосфере - тоже не годится, по той же причине. Нити в лампах... а чем рений тут лучше того же вольфрама? И потом: тоже массовая продукция. Хотя если радиолампы...
        Почти неделя поисков дала отрицательный результат: никто и никогда не применял рений для перечисленных целей.
        Однако нетерпеливых разведчиков не существует хотя бы потому, что ни одна соответствующая служба не потерпит такого в своих рядах. В конечном счете корветтен-капитан вышел на инженера-технолога Акселя Зоммерлинга, отвечавшего за оптимизацию конструкции радиоламп на заводе в городе Тюбинген.
        Обаяние в очередной раз не подвело флотского офицера. В течение каких-то двадцати минут он перешел на 'ты' с заводским специалистом.
        - Вот задача для настоящего технолога! - возглашал умный и образованный моряк. - У тебя считанное количество рения - грамм, скажем - и с ним надо ответить на вопрос: а годится ли он для улучшения показателей катодной нити в радиолампах. Я и задаю вопрос: хватит ли этого количества?
        - Дорогой Август, - отвечал длинноносый, долговязый баварец, - так ведь для решения этой проблемы нужно решить еще одну: получить нить из рения.
        И тут на Зоммерлинга снизошло вдохновение. Во всяком случае, он скорчил рожу, которая, по замыслу владельца, именно эту эмоцию отображала, а именно: скривил рот, приоткрыл его, вылупил глаза и направил длинный нос в небеса (точнее сказать, к потолку).
        - А ведь можно, Густль, клянусь всеми богами, можно. Ведь от катода не требуется освещать что-то или нагревать; он нужен для эмиссии электронов. И если энергия выхода меньше, чем у вольфрама, то достаточно лишь покрытия из рения. Ну, правда, еще вопрос: а надолго ли его хватит? И технология нанесения этого покрытия, само собой, потребуется.
        - Ты какое пиво любишь? - вдруг переменил тему флотский.
        - Скажу, но это секрет, никому ни слова. В протекторате4 пробовал я как-то темное пиво 'Флек'. Лучше ничего нет.
        - А его в бутылках продают?
        - Лишь бочковое видел.
        - Ну так если продают - с меня дюжина. А если нет - то бутылочного столько же, марка на твой выбор. Рений в малом количестве берусь достать по своим каналам.
        Будучи экономным и практичным немцем (в этом смысле он был почти что швабом), Зоммерлинг, разумеется, согласился на сделку.
        Даже предварительный результат, полученный через три недели, мог внушить оптимизм. Катодная нить из чистого рения работала при пониженном токе накала. Иначе говоря, тот же катодный ток получался при меньшей температуре, что автоматически гарантировало повышенную долговечность лампы. Одно это стоило опытных работ.
        Уже этот факт стоил доклада руководству разведки Кригсмарине. Оно, в свою очередь, доложило на более высокий уровень. А начальник абвера полковник Пикенброк, не мудрствую лукаво, вызвал того, кто и раздобыл эти важные сведения.
        Теперь уже догадка о легировании рением лопаток газовых турбин выглядела, сказать осторожно, недостаточно обоснованной. Зато этот злосчастный грамм рения получил очень разумное объяснение.
        Начальство начало с похвал:
        - Ваши сведения и выводы из них, натурально, заслуживают самого пристального внимания. Не так часто приходится видеть умение выжать подобное количество информации из столь скудных сведений. Ваш доклад пойдет наверх и, конечно же, будут выделены силы и средства для продолжения опытных работ.
        Моряк позволил себе легчайшую улыбку.
        - Однако, - с нажимом проговорил глава военной разведки, - также требуется нечто дополнительное: ваши собственные соображения на эти темы, пусть и не подкрепленные фактами.
        Эти слова были знаком высокого доверия. И корветтен-капитан его оправдал:
        - Осмелюсь доложить, герр оберст, если у русских уже имеются долговечные реактивные двигатели, то или они каким-то образом обзавелись рением, или эта долговечность объясняется особенностями конструкции лопаток и других высоконагруженных деталей. Но первой версии противоречит сам заказ на грамм (всего лишь!) этого редчайшего металла. По словам инженера Мадера, на полноценные металлургические испытания нового жаропрочного сплава нужно около десятка килограммов. Если же речь идет о проверке степени пригодности сплава для конструкционных целей - тут потребное количество может составить как бы не пару сотен килограммов. А русские закупили один грамм! Делаю вывод: успехи русских в реактивном двигателестроении не связаны с рением.
        - Иначе говоря, вы согласны с мнением доктора Фогта, упомянутым в вашем докладе? Имею в виду: лишь Германия обладает сколько-нибудь значимым месторождением рения.
        - Не вполне, герр оберст. Территория СССР громадна и притом исследована она крайне неудовлетворительно. Могу представить себе такую ситуацию. Русские геологи нашли месторождение рения. Разработка его стоит дорого. И вполне понятно желание господина Сталина проверить: а так ли нужно добывать этот металл? Оправдает ли добыча расходы? Вот поэтому русские и купили у Рейха этот кусочек.
        Полковник Пикенброк был доволен. Хотя если при докладе он этого не высказал вслух, вещественное доказательство положительной реакции начальства было получено через месяц. Август Люстиг стал фрегаттен-капитаном. Все же влияние абвера было велико даже во флоте.
        Этот посетитель был весьма памятен Михаилу Михайловичу Яншину. При первом знакомстве просьба была не из великих: дать возможность связаться с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым.
        Стоит упоминания, что сам Яншин не упустил возможности порасспросить при случае самого писателя о том человеке, который столь настойчиво искал возможности с ним (Булгаковым) встретиться. Этот товарищ оказался, по словам Елены Сергеевны, доброжелательным гостем, принес с собой вкуснейшие конфеты и даже букет роз. Правда, те оказались очень нестойки и завяли чуть ли не через сутки.
        - Хотел бы попросить нечто аналогичное тому, что в прошлый раз, Михаил Михайлович. Впрочем... - тут гость достал из портфеля черную коробочку, - ...судите сами. Здесь набор женской косметики. Театральным гримом это, вообще говоря, не является. Я подумал, что содержимое может достойно оценить, например, Анастасия Платоновна Зуева.
        Артист самым тщательным образом рассмотрел содержимое коробочки, подумал и спросил:
        - Вы хотите сказать, Сергей Васильевич, что это для любой женщины, не только актрисы?
        Мы тут должны заметить: сам Яншин был с Зуевой не в наилучших отношениях.
        - Вы правильно выразили мысль, Михаил Михайлович.
        Яншин еще раз подумал.
        - В таком случае стоит обратиться к Елене Сергеевне Булгаковой. Ведь вы ей были представлены? - В этот момент актер слегка запнулся. То выражение, которое он допустил, было и несовременным и, откровенно говоря, несвоевременным. Но посетитель, по-видимому, этого вообще не заметил. - У нее, видите ли, обширные связи... э-э-э... в нужных кругах.
        Вместо неудовольствия товарищ из органов выразил самую горячую благодарность.
        Договориться о встрече удалось быстро; назначена она была на послезавтра.
        Как легко догадаться, гость Булгаковых принес с собой угощение: миндальный тортик. По размеру он был на четыре порции. Хозяйка дома чуть удивилась малому размеру, но сделала это молча. К нему хорошо пошло грузинское десертное вино; по словам Сергея Васильевича, он купил его, находясь в отпуске в Грузии.
        Но после угощения начался тот самый разговор, ради которого все и затевалось.
        - Елена Сергеевна, я, правду сказать, к вам. Мне нужна ваша экспертная оценка.
        Не было сказано: 'Вам услуга была оказана, настала очередь отдариваться.' Но именно так Булгакова подумала. Не можем не признать: у нее были на то основания. Однако она изобразила мимикой полное внимание.
        - Требуется, - продолжил гость с самыми учтивыми интонациями, несколько противоречащими содержанию просьбы, - чтобы вы как женщина оценили, насколько это может быть потребно другим. Учтите: это для кожи, это для ресниц, это для бровей.
        При этих словах коробочка была представлена. Пока Елена Сергеевна вглядывалась и пыталась оценить, что тут для чего, гость предугадал дальнейшую реакцию хозяйки:
        - Вот вам примеры применения.
        С этими словами он достал увесистый конверт. В нем были цветные фотографии (правда, не глянцевые) молодых красивых девушек. Среди них были блондинки, брюнетки, шатенки и даже пара рыженьких.
        Елена Сергеевна подавила желание высказаться немедленно. Вместо этого она рассмотрела все до единого портреты. Мало того: она не поленилась сверить некие детали изображений и те краски, которые были внутри коробочки.
        Пока молодая женщина размышляла, гость налил себе и хозяину дома по бокалу густо-красного и духовитого 'Салхино'. Мужчины, не сговариваясь, отошли в сторонку.
        Булгаков втянул носом аромат вина, отпил, прицокнул языком и вымолвил:
        - С этой минуты я начинаю жалеть, что не поехал в Батуми.
        - Хорошо вас понимаю, Михаил Афанасьевич, но уж поверьте на слово: вам туда было никак нельзя. Да, кстати: у вас хороший запас лекарств?
        Врач понял намек:
        - О, мы будем следовать рекомендациям. Что до лекарств: тут распоряжается Елена Сергеевна. Если не ошибаюсь, хватит с гарантией до конца этого года.
        Мужчины отпили еще по глотку.
        - Как полагаю, вы чуть неравнодушны к хорошему коньяку?
        Булгаков серьезно кивнул. Конечно же, он не спросил, откуда сведения.
        - Надеюсь, мы еще увидимся. И тогда я озабочусь... О, кажется, Елена Сергеевна готова высказать мнение. Если позволите, я уделю внимание ей.
        С этими словами инженер повернулся к хозяйке дома со словами:
        - Думаю, вы уже догадались, что вот эта продукция готовится к производству. И ваша оценка будет фактором не из последних, который примут во внимание.
        Ответ был явно хорошо взвешен.
        - Мне кажется, Сергей Васильевич, что этот набор может иметь двоякую функцию. С одной стороны, это средство для того, чтобы приукраситься. И потому может пойти любой женщине.
        Мужчины одновременно кивнули. Этот вывод просто напрашивался.
        - Другую сторону вижу вот в чем. Эта вещь может быть знаковой... хочу сказать, знаком принадлежности к некоему кругу. Узкому кругу.
        - Если позволите, Елена Сергеевна, я чуть уточню терминологию. Подобные предметы принято называть статусными.
        Супруги Булгаковы поняли мгновенно. Михаил Афанасьевич слегка наклонил голову, а его жена энергично кивнула и добавила:
        - Мои слова могут показаться пошлыми5, но к этому набору надо бы некое руководство. Что-то вроде небольшой книжечки, вот такой, - пальцы Булгаковой отмерили нечто толщиной миллиметра три. - И с ней пускать в продажу.
        - Ваша идея стоит самого тщательного обдумывания, - очень серьезно ответил гость. - Но во всяком случае эта вещь ваша, даже если вы не найдете ей употребления. В это, правда, я не верю.
        
        Глава 4
        Американский деловой мир в те времена был отнюдь не тождествен современному. Очень большую роль в нем играли не только те, кто производит воздух и торгует таковым. Нет, промышленность США и в самом деле могла дать фору многим, если не всем, в части изготовления сугубо материальных предметов. А там, где изготовление, там и планирование, ибо словосочетание 'стихия капиталистического рынка' даже по тем временам являло собой анахронизм. Но там, где есть планы, имеются и люди, которые их составляют. А людям свойственно ошибаться.
        Надо при этом учитывать: военная разведка США была отнюдь не образцом успешности. Но те, кто принимал решения, на нее и не полагались. У них были объективные источники экономического плана. Аналитики же были вполне хороши. И как раз они доложили: неладно что-то в датском королевстве. И это слово было приложимо для начала к Советскому Союзу.
        Тот самый Дальний Восток, который мог бы представлять интерес для Японии, русские развивали и сами, но странным образом. Не строились гигантские металлургические заводы (а руды в тех краях хватало), вместо них были небольшие заводики, продукция которых шла почти исключительно на потребление в Приморье. Соответственно, электроэнергетика развивалась не семимильными шагами, а ровно настолько, чтобы хватало на местные нужды с небольшим запасом. Золото, слов нет, добывалось, но как-то вяло. Правда, судостроительная промышленность наращивала мускулы, но уж сравнивать ее с тем, что имелось в европейской части, было даже стыдно.
        В конце концов, это было бы целиком внутренним делом СССР, если бы не одно 'но'. Дальний Восток должен был представлять интерес для Японии. Сильный интерес. Вместо того ситуация складывалась так, что война с СССР не давала очевидной и, главное, немедленной выгоды Японии. Выиграть ее японцы могли по формальным признакам (например, полностью забрав себе остров Сахалин), но получить от нее скорую прибыль - нет. А поскольку японская разведка в свое время обзавелась обширной сетью на Дальнем Востоке, которую русские так и не смогли полностью нейтрализовать, то были основания полагать, что подобные выводы японские промышленники, а равно руководство страны могут сделать тоже. И тогда все планы подъема японских военных возможностей за счет американских заказов могли бы кувырком полететь в преисподнюю.
        Но еще хуже было то, что, судя по экономическим данным, Япония не очень-то готовилась к сухопутной войне. Намного большие ресурсы вкладывались в военный флот.
        Нельзя сказать, что та самая коробочка с набором для женской боевой раскраски произвела фурор. Скорее эффект можно было описать словами 'пиковый, но очень локальный интерес'.
        Елена Сергеевна появилась с изрядным эффектом на том, что в будущем назвали бы 'артистическая тусовка'. Таковая состояла в доме Качаловых. Булгакову присутствующие хорошо знали, ибо Михаил Афанасьевич был в этом мире отнюдь не чужаком. Мало того, что его пьеса пользовалась большим успехом во МХАТе (сам Сталин сдержанно, но похвалил), но, сверх того, писатель сыграл в 'Пиквикском клубе' блистательно, хотя роль была эпизодическая. Неофициально Булгакову даже предложили переходить в актерскую труппу, обещая роль Хлестакова - а уж она-то никак не являлась второстепенной.
        Присутствовавшие дамы, часть из которых понимала в гриме профессионально (актрисы), а прочие разбирались в этом просто хорошо (жены, родственницы и любовницы) отлично разглядели макияж и оценили разнообразие. Поскольку великий артист Василий Иванович Качалов был в очень хороших отношениях с Булгаковыми и к тому же хозяином дома, то его супруга Нина Николаевна решилась на активный расспрос.
        Булгакова решила ничего не скрывать:
        - Вот, гляньте, Нина, этот набор мне подарили... нет, не французский... к Европе вообще отношения не имеет... наши выпустили пробную партию, а если будет успех, то пойдет в производство... нет, имя даже не спрашивайте... нет, о цене не было сказано ни слова... вот, поглядите еще...
        Как-то незаметно вокруг Елены Сергеевны сконденсировалась небольшая группа заинтересованных лиц. Комплименты лились густо и много: ну прямо патока из ведра. Интерес был еще более разожжен демонстрацией цветных фотографий ('Мне их дали как примеры') вполне приличного качества - особенно если учесть, что в те годы фотографов, работающих с цветом, можно было перечислить чуть ли не по именам.
        Посторонний мог бы счесть, что Булгакова вела себя легкомысленно. Она извлекла из сумочки маленький, дамского размера блокнот с карандашиком и принялась записывать имена потенциальных покупательниц, хотя цена набора так и не прозвучала. Это было почти что напрасным трудом: куда проще было бы просто занести в этот список всех гостей женского пола. К ним можно было добавить и кое-кого из мужчин; например, Николай Павлович Хмелев явился без супруги, но, как и любой хороший актер, обладал превосходной памятью и житейской мудростью. Посему он приложил все усилия, чтобы попасть в заветный блокнотик. Но, когда запись закончилась, Булгакова во всеуслышание объявила, что ничего не гарантирует; что тот, кто подарил набор, лишь обещал позвонить и узнать ее мнение; наконец, что никаких ручательств ни в части цены, ни по срокам она (Булгакова) не дает. И еще кое-какие соображения не были высказаны вслух.
        Потаенные мысли Елены Булгаковой были правильными по сути: рынок сбыта этого и подобных товаров был достаточно узким в СССР. Но она все же кое-чего не учла: по недостатку фактов, отнюдь не ума.
        Двухступенчатую ракету, которой только предстояло получить имя Р-7, потихоньку дорабатывали. С одной стороны, вылизывали движки. Подход был до некоторой степени новым: изготавливали десяток ракет, осуществляли пробные пуски, ту, на которой испытание проходило штатно, отдавали на матрикацию. Разумеется, никто ни в КБ, ни на полигонах не знал об этом, достаточно было лишь сказать, что, мол, удачный образец будет принят за головной в серии. Ракеты же неудачного исполнения (матрикаты, понятно), подвергались тщательнейшему исследованию. Некоторые оказались разобранными по винтику; иные разбирали до блоков, каковые испытывались на стендах. Но по каким-то соображениями до Рославлева сообщения об успехах и провалах не доходили. Преобладал подход типа:
        - Сергей Васильевич, вот изделие - нам нужно таких десяток.
        Вклад в конструкцию Странник все же внес. Точнее сказать, он сильно улучшил систему управления, памятуя о том, что тот, кто сейчас над этим работал, оставил в другом мире блистательную книгу воспоминаний. Распечатки ее под названием 'Ракеты и люди' попали в руки Тех, Кому Надо, и, отдать им должное, они не ленились подталкивать и напоминать:
        - Борис Евсеевич, немцы предлагают считать изделие идеально жестким телом. Но есть данные, что при длине его в двадцать метров изгибная упругая деформация достаточно велика, чтобы дать сигнал на гироскопы, вследствие чего...
        Конструктор Черток, как и прочие, в свое время получил целую лекцию на тему 'Чего не надо говорить'. В частности, там был раздел 'Чему не надо удивляться вслух'. Но думать про себя запретить было невозможно.
        Странник же озаботился элементами системы управления ракетой. На много лет раньше, чем 'там', будущая баллистическая и (в потенциале) космическая ракета получила возможность, предоставляемые новейшими датчиками и микропроцессорами.
        Как у всякого хорошего руководителя, у наркома Берия имелась в подчинении команда. Среди талантов, которые он собрал под своей рукой, был Павел Анатольевич Судоплатов. Будучи изначально оперативником, он быстро обрел известность умелым, даже искусным планированием операций. И как раз этот человек выложил наркому соображения, не пришедшие в голову инженеру-матрикатору. Ну что вы хотите: профессионал просто обязан обставить дилетанта. Впрочем, любовь к истине требует от нас высказаться определенно: Судоплатов знал о существовании товарища Александрова, знал он и о его необычных возможностях в части доставания нужных предметов в нужных количествах, но о происхождении этого человека Павел Анатольевич точно не был осведомлен.
        И как раз этот план начал без особой спешки осуществляться. В данной операции торопливость была совершенно ни к чему. Во-первых, жесточайшие требования предъявлялись к погоде. Во-вторых, надлежало подготовить систему наблюдения - как ее приборную часть, так и персонал. В-третьих, предусматривалось участие некоего лица, не являющегося гражданином СССР, причем заинтересованными сторонами являлись не только и даже не столько этот господин, но также иностранные организации и учреждения, имевшие в событии свой интерес. Посему известить их предполагалось заранее. Отметим особо: предложение Странника об участии политика было отвергнуто. Только один офицер и притом моряк.
        Некоторое шевеление (не бурление) виделось и в ракетных КБ. Частично оно было связано с успехом очередной модификации двухступенчатой Р-7. Та пролетела почти пять тысяч километров и, благодаря умной навигационной системе (тут следовало благодарить Странника, хотя сотрудники КБ этого не знали), ее сравнительно легко нашли на месте приземления. Этот успех был соответствующим образом отмечен благодарностями от большого начальства, а равно ценными подарками. В частности, фрау Грёттруп получила очередной повод покрасоваться перед подругами и соседками - правда, не в церкви. Муж прислал ей тот самый подарок, который получил в награду. Это оказалось коробочкой с дивным набором всего, что может подкрасить женское лицо; в нем отсутствовала лишь губная помада. С небольшой задержкой подобные и аналогичные наборы были предложены на продажу как в Европе, так и в странах Западного полушария советской торговой фирмой 'Разноэкспорт'. Одновременно без особого шума была создана группа технологов для воспроизведения не особо сложной по составу косметики, получаемой из неведомого источника.
        Источником других течений в КБ Королева был никто иной, как ведущий конструктор Вернер фон Браун. Он чуть ли не потребовал длительного разговора с самим Главным. Королев имел властную натуру - другой и не смог бы управлять столь большим проектом. Но он же был человеком глубоко увлекающимся и, главное, умел увлечь подчиненных. Тогда братья Стругацкие еще не отчеканили лозунг 'Понедельник начинается в субботу', но у него были все основания появиться на свет. Кроме того, он знал, что огонь того же сорта горит и в немецком инженере. Вот почему Королев сильно прошерстил свое расписание, резонно предполагая, что тема пустяковой быть не может.
        Разговор шел по-русски, ибо к тому моменту фон Браун изучил его на вполне приличном уровне (акцент не в счет, конечно).
        - Сергей Павлович, - интонации в голосе немца были более официальными, чем обычно, - следующая модификация нашего изделия планируется с дальностью восемь тысяч километров, не так ли?
        Хозяин кабинета подтвердил, что так дело и обстоит.
        - Мы должны думать о ракете, которая превысит первую космическую скорость.
        Другими словами, предлагалось планировать запуск искусственного спутника Земли. Этот этап новым не был, но в КБ старались не использовать словосочетание. Видимо, это было суеверием.
        Сергей Павлович с чуть холодноватой вежливостью напомнил настырному немецкому инженеру, что такое уже предусмотрено в планах. Но тот продолжал гнуть линию:
        - Сергей Павлович, нельзя использовать наш запуск для бесполезного груза. Он должен быть полезным. И мы должны быть готовы.
        - У вас есть конкретные предложения, Вернер?
        Спрашивая, Королев был уверен, что положительный ответ у фон Брауна в кармане.
        - О да. Мы должны иметь набор вариантов полезной нагрузки. Нужен отдел, который только этим делом занимался бы. Предсказываю, что мощность нашей ракеты будет расти. Надо, чтобы обладать готовыми наборами приборов... оборудования... я хочу сказать, сначала установить и запустить приборы, потом живое существо.
        - Только не кота! - засмеялся Королев.
        - Если кота, то чтобы был... - тут знание русского языка подвело немца. Он забыл, как по-русски будет 'трезвый', чуть запнулся, но тут же ловко вывернулся, - ...не пьяный.
        На этот раз рассмеялись оба. Но атмосфера серьезности тут же вернулась в кабинет.
        - Сергей Павлович, полезная нагрузка на земной орбите - это большая политика.
        Для пущей убедительности немецкий инженер повторил на родном языке:
        - Die Gro?e Politik.
        И палец доктора фон Брауна ткнул в сторону потолка.
        Ответ был максимально серьезным, прямо официальным:
        - Вы правы, Вернер. Я непременно переговорю с... - и, в свою очередь, Главный указал пальцем в зенит. - Но сначала у нас должна быть уверенность в объеме, а также массе полезной нагрузки.
        Разумеется, Королев не рванулся на прием к наркому сразу же. Для начала была создана группа, которая расписывала возможные варианты полезной нагрузки. Приборы подвергались жестоким испытаниям на перегрузки и на радиацию. На последних настоял представитель наркомата внутренних дел. Ссылаясь на неведомые источники, он представил таблицы и графики, на которых детально описывалось радиационные показатели околоземного пространства. Сотрудники кивали, принимали к сведению, но про себя - конечно, не вслух! - пришли к единодушному выводу: где-то в СССР существует параллельное КБ смежного характера, ибо никто и нигде в мире этими проблемами не занимался.
        И продолжалась работа над улучшением характеристик все той же Р-7.
        Нельзя сказать, что гром грянул с ясного неба. Скорее можно было утверждать обратное: советское руководство ожидало подобного хода событий.
        После долгого зондажа, что, впрочем, было обычной дипломатической практикой, японское правительство вышло на советское руководство с предложением заключить пакт о ненападении. Это предполагалось заранее. О этом не говорил, а прямо кричал целый ряд событий. Независимые источники твердили: японские военные не закупают американскую технику огромными партиями. Правда, небольшие объемы закупок все же проходили, но вполне можно было предположить, что это делается скорее ради изучения и копирования, чем для использования на поле боя. Одновременно наращивались объемы военно-морского строительства. И речь шла не только о кораблях. Накапливались на складах стеллажи запчастей, боеприпасов, готовых узлов. Агент 'Орех' особо отметил, что заготавливались батопорты в большом количестве. Это означало, что предстоит оборудовать судоремонтные или судостроительные мощности. Где? На захваченных территориях, поскольку в самой Японии этого добра хватало.
        Но самое удивительное состояло в молчании императора Хирохито. Он просто не высказал никакого мнения о том, кто прав: Госпожа Армия или Господин Флот. Но молчание иным разом бывает весьма красноречивым. А уж в Японии понимать подобные вещи сами боги велели.
        Сначала Эрих Редер подумал, что господин рейхсканцлер чем-то напуган. Эта мысль была отринута как невозможная. Потом моряк решил, что Рудольф Гесс крайне озабочен. Эта идея тоже была сомнительной: ведь если главу Кригсмарине вызвали 'на ковер', то наверняка по делу, касающемуся флота, а Редер по должности обязан быть осведомлен о всех значительных событиях и проблемах. И тем не менее... Третья же версия была совсем уж тривиальной: главе военно-морского флота Германии предстоял разнос за некое прегрешение.
        Последняя версия выглядела маловероятной, но как только глава германского правительства заговорил, то, судя по крайней сухости или даже холодности тона хозяина кабинета, как раз этот вариант сразу стал выглядеть наиболее вероятным.
        - Герр гросс-адмирал, вам предстоит выполнить непростую задачу.
        Редер не был блистательным игроком в покер, но работа командира боевой единицы флота, какой бы та ни была, предусматривает поддержание видимости хладнокровия в любой ситуации. Посему командующий сохранил на лице выражение невозмутимого внимания.
        Рейхсканцлер продолжил:
        - По каналам рейхсминистерства иностранных дел нам пришло предложение от Советов. Они предлагают выделить наблюдателя за испытанием чрезвычайно мощного оружия. При этом не было сказано прямо, но прозвучал намек, что испытание пройдет в море. Мы полагаем, что оружие будет того же типа, для которого роют шахту на атолле Моруроа. По предварительной оценке наши собственные испытания в этой шахте могут осуществиться примерно через год.
        Не было сказано, что речь идет о ядерном взрыве. Редер знал, что шахта роется под испытания сильнейшего взрывчатого вещества, но подробности ему не доложили.
        - Русские заявили, что это приглашение рассчитано лишь на одного наблюдателя...
        Редер молча отметил, что не было произнесено слово 'офицер', хотя оно прямо напрашивалось.
        - ...также запрещены фотографирование, киносъемки, зарисовки на месте...
        На этот раз выдержка адмирала дала трещину:
        - Слава богу, что запоминать не запрещают.
        Гесс сделал вид, что не расслышал, и продолжил:
        - ...защитными приспособлениями русские обеспечат. По крайней мере, меня заверили, что получено твердое обещание: они будут такими же, как для их персонала...
        - ...и еще одно условие: транспортировку до места испытания обеспечивают они сами.
        Это было насквозь понятно.
        - Таким образом, ваша задача сводится к подбору кандидатуры или, лучше, кандидатур - на случай болезни или иных непредвиденных препятствий. Срок - один месяц. Вопросы, предложения имеются?
        - Так точно, герр рейхсканцлер! В каком чине должен быть этот человек?
        Видимо, этот вопрос уже обсуждался, поскольку Гесс не задумался ни на мгновение:
        - В любом. Но на нем должны быть погоны капитана цур зее6 . Еще что-то?
        - Так точно, герр рейхсканцлер. Предвижу, что понадобится помощь абвера в мелких технических вопросах.
        - Полковник Пикенброк в курсе, разрешаю обратиться непосредственно к нему. Еще?
        - Так точно, герр рейхсканцлер. В интересах получения как можно более достоверных и полных сведений считаю возможным назначить для этой задачи командира Кригсмарине в чине контр-адмирала с практическим опытом.
        - Ваша идея видится сомнительной, гросс-адмирал. Данные на всех высших офицеров флота Рейха наверняка имеются в русских картотеках. В этом случае не может быть и речи о сколько-нибудь значимой анонимности.
        - Таковую не считаю необходимой. Нашивки адмирала облегчат установление контакта с командованием русских, а я уверен, что на это дело назначат кого-то из русских высших чинов. Я бы направил к месту испытания целую эскадру.
        - Если полковник не будет возражать, то я поддержу эту часть плана. Но вы сами должны понимать: вся ответственность на вас. Еще вопросы?
        - Никак нет, герр рейхсканцлер.
        - Свободны.
        Идя по коридорам Рейхсканцелярии, гросс-адмирал сохранял на лице выражение полной невозмутимости. Но в данном случае форма не соответствовала содержанию.
        Почему-то самой неотложной и одновременно сложнейшей задачей для Редера было: догадаться или выяснить, почему Гесс был столь официален. Разумеется, версия о дурном настроении была даже не допущена к рассмотрению. Но подходящих версий все равно не нашлось. По этой причине главный командир флота, садясь в служебную машину, начал мысленно выстраивать разговор с Пикенброком. И прежде всего надлежало учесть: при огромной разнице в рангах полковник в данном случае должен себя чувствовать равноправной стороной. Но к этому надлежало привлечь капитана Эриха Менцеля. Начальник флотской разведки - он по должности чуть поменее главы абвера, но по должностным обязанностям достаточно близок. Да, так и надо сделать.
        Разумеется, гросс-адмирал также попытался представить, насколько грозное оружие могут испытывать русские. Фактов было всего ничего, но чутье прямо вопияло, что действие должно быть необычайно мощным.
        - То, что я хочу спросить, отсутствует во всех ваших материалах, Сергей Васильевич. Такое и не могло туда попасть.
        По такому вступлению угадать продолжение было совершенно невозможно. Именно по этой причине Странник волевым усилием запретил самому себе даже пытаться сделать это. Сработала старая шахматная привычка: если некий вариант видится однозначно проигрышным, нельзя терять время на попытки рассмотреть его еще раз. К тому же Сталин явно собирался добавить к сказанному. А что до паузы - так надо же человеку хоть чуточку времени на то, чтобы раскурить трубку.
        - Успехи наших ракетчиков дают основания полагать, что через один или два года будет запущен искусственный спутник Земли. И еще через два года настанет очередь космического аппарата с человеком на борту. Таким образом, стоит заранее продумать кадровый вопрос. У вас есть соображения?
        Может быть, вождь был удивлен, что Странник не ответил сразу. А тот прикрыл глаза, с очевидностью пытаясь найти ответы. Но довольно скоро мысль сложилась.
        - Если рассматривать только вопрос о первых космонавтах, то критерии для подбора видятся вот какими. Это должны быть молодые люди с отличным здоровьем. Умение быстро думать и быстро действовать, соответственно. Летчики-испытатели видятся вполне подходящей категорией. Желательны те, у которых есть хорошая репутация в этом смысле - или была таковая... там.
        Сталин, прохаживаясь с зажженной трубкой, поддерживающе кивал. Недостаточно опытный посетитель мог бы предположить, что говорит он настолько умно, что вождь со всеми мыслями согласен. Но Рославлев прекрасно знал, что это может быть совсем не так.
        - Кадровый вопрос с очевидностью требует двух ответов или, если угодно, двух мнений. Первый - кто должен быть начальником или командиром Центра по подготовке космонавтов. Слово 'начальник' мне видится предпочтительным, поскольку готовиться в космонавты будут и военнослужащие, и гражданские лица, да и сотрудниками Центра будут те и другие. Не уверен, что смогу назвать конкретного человека в качестве кандидатуры. Ясно, что он должен быть авторитетным руководителем. Знания матчасти - обязательны. Осмелюсь высказать мнение: желателен тот, кто хорошо представляет работу летчика-испытателя. В качестве одного из замов медик обязателен. Именно врачи будут иметь один из решающих голосов при допуске. Второй же ответ должен содержать кандидатуры будущих летчиков-космонавтов. Именно летчиков, поскольку время космонавтов-исследователей и космонавтов-врачей настанет позже. Здесь, как мне кажется, предпочтительны сравнительно молодые летчики, скажем, от двадцати пяти до тридцати лет, то есть в звании лейтенанта или старшего лейтенанта. Но женатые. У таких будет стимул вернуться живыми. А еще у молодых точно
меньше проблем со здоровьем. Если не возражаете, буду перечислять по памяти фамилии и имена. Извините, точных данных не имею, ну да найти их, полагаю нетрудно. Итак...
        Глубокий вдох.
        - Алексей Гринчик. Истребитель, в том мире воевал, причем успешно, а потом стал летчиком-испытателем. Звание не помню. Марк Галлай. Тоже истребитель и тоже стал испытателем после войны. Умеет очень грамотно излагать мысли, с хорошим чувством юмора. Степан Супрун. Испытатель в первую очередь, а потом уж истребитель. Не знаю, подойдет ли по здоровью - сейчас ему, кажется, тридцать четыре. Валерий Чкалов - ну, уж его вы знаете, товарищ Сталин, но вижу то же препятствие, что и у Супруна. Амет-хан Султан. Летчик-истребитель, один из лучших в ту войну. Потом стал испытателем, но с образованием у него были проблемы. Не вполне уверен, как его имя должно писаться, ну да найти будет не хитро. Борис Сафонов. Хотя он не стал испытателем, но очень хороший истребитель, погиб в войну. У него было одно важное свойство. Он берег своих ведомых, а ведь многие ведущие полагали их расходным материалом. Учил и наставлял молодняк, как мог, жертвуя зачастую своим личным счетом по сбитым ради того, чтобы чему-то научить подчиненного. Так я слышал. Его упоминаю именно за человеческие качества. Кажется, приписан к какой-то
части на Севере. Дома постараюсь раздобыть еще сведения... Вот дополнительное общее соображение. Как мне кажется, лучше искать кандидатов среди тех летчиков, которые уже освоили реактивные истребители. Уж они точно и учиться способны, и думать быстро. Да, и еще одно. Первым космонавтом должен стать человек с обаянием. Страна наша должна полюбить его так же, как в свое время полюбили Юрия Гагарина. Ну и жители других стран тоже.
        Эту тираду Сталин слушал внимательно и даже кое-что записывал.
        - А что вы скажете о кандидатуре генерал-лейтенанта Рычагова? - небрежно поинтересовался вождь.
        - Могу лишь высказать собственное мнение, не более того, товарищ Сталин.
        - Как раз это мы и ожидаем.
        - Мне кажется, Павел Васильевич, - называя прославленного командира по имени-отчеству, Рославлев ненавязчиво подчеркивал свою личную к нему приязнь, - больше подошел бы в руководящем составе Центра подготовки. У него уже порядочный опыт в командовании немалым подразделением, и он хорошо проявил себя. Мне было бы жаль терять подобные умения.
        - Большое спасибо за помощь, Сергей Васильевич. Жду от вас дополнительные материалы.
        - Постараюсь найти, товарищ Сталин. Но это сделаю не сразу. Понадобится, наверное, десяток дней, учитывая занятость по основному роду деятельности.
        - Этот срок видится приемлемым.
        
        Глава 5
        Происшедшее по линии Наркоминдела так и осталось неизвестным Страннику. Точнее, он знал, что случилось в его мире, но и только.
        Сталин был прагматиком. Зная, как пойдут события (а советники были на сей счет редкостно единодушны), он посчитал, что товарищу Александрову не стоит забивать голову вопросами, на которые он не мог и не сможет повлиять. Но сделать ход на опережение стоило.
        Этот ход состоял в совещании, в котором участвовали заинтересованные лица не только от партийного руководства страной.
        - ...есть основания полагать, что дальневосточный регион может сыграть существенную роль в развитии всей страны, и по этой причине хотелось бы выслушать ваши, Сергей Васильевич, соображения по представленному плану.
        Незнакомый большинству участников совещания седой инженер начал, в свою очередь, спрашивать:
        - Прежде всего хотелось бы знать, какова обстановка с жильем.
        Секретарь Приморского крайкома Полёхин совершенно неожиданно захотел спросить: 'С какой целью интересуетесь?', но это желание он подавил, достал из портфеля бумаги и принялся монотонно зачитывать количество нуждающихся в жилье по причине проживания в бараках... в подвалах...
        Собрание терпеливо выслушало. По окончании выступления седой товарищ из органов подбил итог:
        - Всего, таким образом, необходимо срочно поселить тысячу восемьсот человек с семьями. Как планируете решать проблему?
        - По плану предполагается в этом году сдать жилые дома с возможностью поселения двухсот десяти семей...
        - Этим планом мы пренебрежем.
        Сказанное отдавало если не прямой крамолой, то уж верно дерзким вызовом существующему порядку. Но седой товарищ - судя по реакции Сталина, именно товарищ, а не гражданин - на этом не остановился.
        - Имеется лучший вариант. По линии моего наркомата берусь доставить временные домики для двух тысяч семей в этом году, и еще столько же в будущем. Вот планы их размещения... на вас будет электроэнергия, вода и канализационная сеть.
        Из портфеля вышла на белый свет солидная стопка бумаг.
        - По электроэнергии не потянем, - без малейшего промедления отвечал опытный секретарь, - уже заказывали дополнительные три котла и две турбины для расширения ТЭЦ, но очередь подойдет лишь в конце следующего года, и еще не меньше года прибавьте на монтажные работы.
        - С этим тоже можем помочь. Но монтаж будет за вами. На сучанском угле, надо полагать?
        Владивостокский представитель сделал вид, что совершенно не удивлен эрудицией товарища коринженера:
        - На нем самом. Железная дорога уже проложена, так что проблем со снабжением топливом не будет.
        - Возвращаюсь к объектам соцкультбыта. Повторяю, - в голосе седого появились металлические нотки, - наши возможности относятся к жилью. Но те фонды, которые предусматривались на строительство жилых домов, вы пустите на детские сады, ясли, школы, дороги. Без этого нельзя. Дом культуры, само собой, он должен включать кинозал и игровые комнаты примерно пятьдесят квадратных метров каждая. Это не то, что вы думаете, там не будет плюшевых зайчиков и медведиков. Пока что пустые, но со штепселями, не меньше полутора десятков на комнату.
        При этих словах Сталин и Берия синхронно улыбнулись. Для них все это было узнаваемо. На предшествующем совещании с гораздо меньшим количеством участников товарищ коринженер уже представил им проект. В том числе получил объяснение термин 'игровая комната'. Сейчас же Странник достал из своего неизменного портфеля пухлую папку.
        - Вот проект, Михаил Арсентьевич.
        Секретарь крайкома аккуратно, даже осторожно принял менее увесистый, хотя высокоценный комплект документации.
        - Что касается объектов для флота, то с вами свяжутся их представители уже на месте. В частности, предстоят большие работы по модернизации существующих судоремонтных мощностей.
        Кузнецова на этом совещании не было, но представители Накомвоенмора имелись. Они понимающе кивнули.
        - У меня теперь вопрос к вам, Анастас Иванович. По части торговли вы опытнее любого из здесь присутствующих и уж точно знаете больше меня. Насколько мне известно, Таганрогский и Харьковский заводы и в самом деле не готовы поставить энергетическое оборудование к концу этого года. Тогда резонно спрашиваю: возможно ли быстрое приобретение такового в Германии, предпочтительно у 'Сименса', на условиях бартера?
        Микоян никогда не славился лихостью и безрассудством. Осторожность была проявлена и на этот раз:
        - Товарищ Александров, поясните, какие именно условия поставки выглядят для нас желательными. Другими словами, что немцы должны получить от нас в счет поставок? И второй вопрос: почему вы нацелились на компанию 'Сименс'?
        - На второй вопрос готов ответить немедленно. На Московской ГЭС-1 работает турбина именно от этой фирмы. Была пущена в эксплуатацию еще в девятьсот восьмом году. Никаких нареканий, исключительная надежность. По части котлов у этой компании также большой опыт. Что до бартера, то вот что возможно: Приморский край может поставить рыбу и иные морепродукты в Германию. Соответствующее уменьшение плана поставок внутри Советского Союза берусь пробить. По данным наших людей, в Германии все еще не слишком хорошо с продовольствием. И эта сделка может прийтись ко двору.
        - Вы понимаете, товарищ Александров, мы можем это предложить, но предстоят сложные переговоры...
        Микоян хотел было продолжить, но неожиданно встал с места сам Хозяин.
        - Товарищи, эта торговая операция может стать очень важным шагом. Сделку можно оформить как прямой товарообмен, причем в качестве одной из сторон выступит руководство Приморского края. Уточняю: речь, вероятно, пойдет не только об энергетическом оборудовании. Часть поставок с нашей стороны немцы могут оплатить марками. Следовательно, СССР не только не потратится на закупку ценного оборудования - он даже получит с этого валютную выручку. Наркомат товарища Микояна, конечно, может и должен оказать необходимую помощь как в переговорах, так и в оформлении сделки. При этом Наркомвнешторг должен быть ведущим представителем СССР в этой сделке. Тем самым государственная монополия на внешнюю торговлю не будет нарушена.
        Хитрый армянин принял самый деловой вид, веско заметив без малейшего сомнения в голосе:
        - Если сделка будет заключена, то объем поставок может составить несколько тысяч тонн. Встанет вопрос о транспорте. На сегодняшний день у наркомата нет соответствующих возможностей в части транспортных средств с холодильным оборудованием.
        Сталин чуть заметно наклонил голову:
        - Да, это может стать проблемой. Но у экономического отдела управления государственной безопасности имеются возможности по исправлению положения. Есть мнение, что товарищ Александров нам в этом не откажет.
        - Не откажу, товарищи, - ответил Александров широкой улыбкой шахматиста, имеющего в эндшпиле преимущество в две фигуры. - Это моя работа.
        Многоопытный Микоян тут же вспомнил, что этого человека называли 'инженер-контрабандист'. У наркома внешней торговли возникло множество мыслей по этому поводу. Он твердо положил себе выяснить все возможности товарища коринженера. Уж очень много плюсов сулило подобное знание.
        Из все того же портфеля появилась еще бумага со списком. Тот казался совсем невеликим. Его копия ушла к Анастасу Ивановичу.
        - Вот перечень того, что край должен подготовить к этой дате в части морепродуктов. Все понятно?
        Полёхин вгляделся в бумагу. Ничего экстраординарного в ней не было: треска свежая, мороженая, копченая, соленая... мидии... морской гребешок... камбала... лосось разных видов, икра... В этом же списке были указаны объемы поставок.
        - В вашем списке, товарищ Александров вижу неточность, даже две, - неожиданно подал голос представитель Дальнего Востока.
        - Какие именно? - в голосе у работника органов можно было услышать только нейтрально-вежливые интонации.
        - Чавычу сейчас ловить нельзя. У нее ход раз в четыре года, еще два года осталось.
        - Вы совершенно правы, Михаил Арсентьевич, потому-то в списке она помечена вопросительным знаком. Я просто не знал, когда очередной ход чавычи. Готов ее вычеркнуть под свою ответственность... Какая вторая ошибка?
        - Навага. Вы что, хотите ее продавать?
        - Мы хотим ее включить в поставки, а уж немцы будут ее продавать сами, в своих магазинах.
        - Вы предполагаете, что ее купят?
        - Разумеется. Как мне кажется, вполне хорошая рыба, вкусная; особо отмечаю, что у нее нет мелких костей.
        - Но ведь ее нельзя есть!
        - Почему вы так считаете?
        - Но это же не рыба!
        На лицах участников совещания появились улыбки. Но седой товарищ отвечал вполне серьезно:
        - Михаил Арсентьевич, немецкие покупатели могут с вами не согласиться. Давайте оставим этот вопрос на их усмотрение. Через неделю я появлюсь в ваших краях и лично посмотрю, какой именно товар вы можете предложить, в какой упаковке... всякое такое. Ваша задача: подготовить образцы товаров.
        В течение месяца почти ничего не произошло. Ну не считать же за значимое событие подачу товарищам Сталину и Рычагову некоего списка летчиков, в котором даже цель его составления не была указана. Визит этот к тому же состоялся внешне незаметно.
        И вряд ли стоило повышенного внимания совещание в кабинете замначэкономотдела Александрова. Заседали там флотские (адмиралы Исаков и Дрозд), но эти стены видывали начальство и в более высоких чинах. Чуть необычным мог бы показаться предмет обсуждения. На столе оказались в несколько разбросанном состоянии списки с оборудованием и полуфабрикатами.
        Суть дела оказалась проясненной сразу же. Наркомвоенмор Кузнецов рассудил, что Дальний Восток (а точнее, Тихоокеанский флот) нуждается в судоремонтных и судостроительных мощностях. Это было не благим пожеланием, а суровой необходимостью. Даже если предположить, что корабли вообще в боях не будут участвовать, то и тогда плановые и профилактические ремонты оставались насущной потребностью. Между тем существующие мощности до последней степени не соответствовали потенциальному кругу задач.
        Было бы преувеличением сказать, что обсуждение было горячим. Напряженным? Ну, до некоторой степени.
        - ...нет, Иван Степанович, подобные конструкции достать не могу, даже и не просите...
        - ...мы подумали о другом варианте. Возможно изготовить узлы на месте... вот список полуфабрикатов.
        - Поглядим... стальной лист, швеллера и другой профиль в ассортименте - это пожалуйста. Электроды - сколько запросите. Электродвигатели... вот эти позиции обеспечу без труда, а остальные - только по образцам.
        Дрозд не понял выражение сходу и попросил объяснений. Исаков промолчал.
        - Вы одолжите мне оборудование на время. Моя организация возьмется доставить вам точно такое же, а образцы я, понятно, верну. Тем самым закроются вот эти позиции.
        Синий карандаш отчеркнул нужные строки.
        - Склады, предусмотренные вот здесь, видятся абсолютно недостаточными ни по объему, ни по оборудованию. Могу помочь погрузчиками...
        - ...мостовые краны...
        - ...ну, балки сами сварите...
        - ...тогда вот эти позиции тоже закрываем...
        - ...с краской как раз легко, но обязательны защитные приспособления...
        Этап советско-японских переговоров на не самом высоком уровне вроде как нельзя было посчитать судьбоносным. Правда, в Наркоминделе так не думали.
        Дипломаты с обеих сторон соблюдали этикет. Отчасти по этой причине переговоры шли исключительно через переводчиков, хотя ни та, ни другая сторона, возможно, в их услугах не нуждалась.
        - ...судите сами. На сегодняшний день США являются стратегическим торговым партнером Японии. Но они хотят большего, чем дает или может дать нынешнее состояние дел. Военные поставки - вот первый и главный интерес Америки. Заметьте, господин Ватанабе: Великобритания закупает в США не так много вооружения, материалов, продовольствия и прочих товаров военного и гражданского назначения, как это было во время войны с Германией.
        Советский представитель сделал совсем крошечную паузу, которой многоопытный японский визави немедленно воспользовался:
        - Позволю себе заметить, господин Сергеев, что сейчас Германия и Великобритания находятся в состоянии перемирия.
        Толщина намека измерялась как бы не в метрах. Оба дипломата прекрасно понимали, что перемирие - это далеко не всеобъемлющий мирный договор. А последний не очень-то просматривался.
        - Полностью с вами согласен, господин Ватанабе, но интересы американских промышленников требуют, по меньшей мере, продолжения бизнеса, связанно с военными потребностями. Или, еще лучше, расширения. Между тем на сегодняшний день объемы его падают. И коль скоро на европейской территории покупатели не проявляют активности, то не стоит удивления американское внимание к другому берегу Тихого океана. Пока что эти взгляды сугубо доброжелательные. Полагаю, что производители оружия в США все еще рассчитывают, что японская армия начнет массово закупать их продукцию. До сей поры она этого не практиковала. Представьте себе, что закупки и не случатся.
        - Разрешите со всем почтением не согласиться с вами, господин Сергеев. Флот точно так же нуждается в ресурсах - топливе в первую очередь - как и армия.
        - Я со своей стороны позволю себе небольшое уточнение, господин Ватанабе. Согласен с вами, флоту нужны ресурсы, но чуть иного рода. Вооружение сухопутных войск американского производства - скажем, танки и другая бронетехника, артиллерия, сухопутная же авиация - по меньшей мере, равно по характеристикам японскому.
        Эта фраза содержала в себе грубое преувеличение, а то и лесть. Обе стороны отлично понимали, что сравнение будет в пользу американской продукции, но этикет!
        А господин Сергеев неуклонно гнул линию:
        - Между тем японские корабли уж точно не уступают американским, а японские моряки, в том числе адмиралы, превосходят их американских коллег по знаниям и умению. Напоминаю: японский флот производится на японских же верфях. И количество боевых единиц в нем неуклонно растет.
        В этом пассаже Федор Николаевич Сергеев кое-что пропустил - вероятно, по рассеянности. Он ни словом не упомянул ни о японском подводном флоте, ни о кораблях противолодочного назначения. Между тем как раз они являли собой одну из слабостей японского флота вообще - как по количественным, так и по качественным показателям. Точно так же никак не сравнивался уровень радиолокационного оборудования.
        - Разумеется, Советский Союз не намерен оказывать Японии какие-либо услуги в части судостроения. Однако военный флот любой страны нуждается в горючем, сырье и полуфабрикатах. Таковые мы готовы предоставить. Но не они являются главным пунктом в перечне услуг.
        На этот раз японец, продемонстрировав отменную выдержку, ничем не выказал желания вклиниться в паузу. Наоборот, он изобразил повышение степени внимания, хотя это было задачей из трудных.
        - Анализ развития политической ситуации на Тихом океане подсказывает, что скоро - не более, чем через год, но, вероятно, раньше - американские капитаны бизнеса примут решение о том, что война против Японии жизненно им необходима. И эта война состоится.
        В ответ на демонстративную жесткость этих слов господин Ватанабе Сейити пустил в ход изысканную учтивость:
        - Позволю себе почтительнейше возразить. По имеющимся у нас данным, позиции изоляционистов в американском конгрессе весьма сильны.
        В переводе с дипломатического языка на обычный это означало: конгресс не даст Франклину Рузвельту 'добро' на объявление войны. По тогдашним законам даже президент США не мог этого сделать своей волей. Но в руках у товарища Сергеева было несколько козырей. И он принялся неторопливо их разыгрывать.
        - Американский конгресс может и переменить мнение. У него будут на то причины. Представьте себе гипотетическую ситуацию...
        Последние слова значили очень много. Японский представитель воспринял их как нечто вроде: 'у нас имеется надежная информация'.
        - ...государственный секретарь Корделл Халл выскажет через дипломатические каналы недовольство руководства своей страны торгово-промышленной экспансией Японии в Азии, а того более: активным накоплением возможностей императорского флота. Господин министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ через своих людей ответит чем-то в духе: 'Деятельность японских фирм в Азии ни в какой мере не направлена против интересов США, а развитие флота требуется исключительно ради самозащиты.' И поскольку активность Японии в этом регионе не снизится, то последует грозная нота. Например: 'Вывести войска из французского Индокитая... уважать суверенитет Китая...' Если кратко: кардинально изменить политику. Правительство Японии вполне может воспринять это как ультиматум. И премьер-министр Тодзё вместе со своим кабинетом убедит императора Хирохито принять решение об атаке ключевой военно-морской базы США в Тихом океане. В военно-морском флоте Японии служат два гения: Ямамото Исороку и Гэнда Минору. Благодаря им нападение вполне может пройти успешно, то есть закончится почти полным разгромом американского тихоокеанского флота. Это
может стать тем событием, которое перевернет позицию конгресса. Во всяком случае, наши аналитики полагают такое развитие событий более чем возможным.
        Советский переговорщик не сказал, что подготовка к нападению на Перл-Харбор (а в другой истории это случилось 7 декабря 1941 года) начнется задолго до вручения той самой злополучной ноты, которую предстояло вручить 26 ноября того же года. Но сказанное было понято именно так, как и задумывалось: у русской разведки имеются огромные возможности и в США, и, весьма вероятно, в Японии.
        А господин Сергеев продолжал логическое давление:
        - В этом гипотетическом случае, - в этих словах прослеживалась чуть ли не издевка, - у США появится решимость на длительную войну, а таковая всегда является соревнованием экономик.
        Подобный намек мог понять не только японец. Напрашивалось окончание фразы: 'Ваша экономика изначально проигрывает американской.' Это было чистейшей правдой, и оба собеседника не испытывали в том никакого сомнения.
        Наступил главный момент переговоров.
        - Советская экономическая мощь может поддержать японскую. Но столь же важно разведывательное обеспечение. У нас имеются весьма информированные источники во флоте США.
        Японский представитель сделал вывод: русские читают американские военно-морские шифры. Догадка эта не была высказана в словесной форме, отчего и не была опровергнута.
        Господин Ватанабе сказал нечто другое:
        - Любые услуги требуют оплаты. Японские фирмы, например, могли бы помочь дальневосточным портам Советского Союза с улучшением инфраструктуры или с модернизацией судоремонтных заводов.
        Предложение не несло в себе никакого риска для Японии. Даже если бы тот же Владивосток имел судостроительные возможности, сравнимые с мощностями Кобе - и тогда ни в какие разумные сроки военно-морской флот в этом регионе не мог бы вырасти до угрожающих Японии размеров.
        Но японец на этом не остановился.
        - Кроме того, добрые торговые связи могут получить политическое развитие. Поскольку, как вы уже знаете, у японского правительства нет никаких агрессивных намерений в направлении советского Дальнего Востока, то вполне логичным выглядит заключение пакта о ненападении.
        Эти слова сопровождались улыбкой, которую советский дипломат вернул, даже с процентами. Однако к ней добавлялись слова:
        - Подобный шаг следовал бы в нужном направлении. Однако он один не обеспечивает полностью безопасность дальневосточного региона моей страны. СССР нуждается в свободном выходе в Тихий океан. А потому мы готовы сразу же и немедленно заключить предложенный вами пакт при условии передачи СССР южной половины Сахалина и Курильских островов. Напоминаю, господин Ватанабе: минеральные ресурсы на самом острове Сахалин весьма невелики, а на Курилах их и вовсе нет. Эти небольшие потери Советский Союз с легкостью компенсирует. Но гораздо важнее для Японской империи в случае войны с Соединенными Штатами иметь надежный и мирный тыл на западе.
        Последние слова прозвучали как бы не завуалированной угрозой. Дескать, когда Япония начнет проигрывать войну, мы так и так заберем эти территории себе.
        На подобную неслыханную дерзость Ватанабе Сейити даже не сразу нашелся, что ответить. Первое, что пришло ему на ум: вежливо, но в самых твердых выражениях отвергнуть предложение. Эту мысль дипломат задавил. В результате прозвучало:
        - Вопросы возможного экономического сотрудничества, по нашему мнению, стоят тщательного обсуждения. Уверен, что обмен товарами и услугами может стать взаимовыгодным для наших двух стран. Предлагаю предварительно согласовать место и дату предстоящих экономических переговоров.
        К некоторому удивлению Федора Сергеева, согласование потребовало не пять минут, и даже не час. За ним последовал заключительный аккорд:
        - Что касается ваших политических предложений, то уверяю, что о них будет доложено моему руководству.
        Не было сказано: 'немедленно доложено'.
        Перевод с дипломатического языка на повседневный был однозначен: категорический отказ.
        Переговоры с японским представителем сочли достаточно важными, так что товарищ Сергеев получил распоряжение: по окончании их немедленно доложить, причем лично. В зашифрованном виде сообщение об этом долетело до здания на углу Кузнецкого моста7 немедленно; самому же представителю советской стороны понадобилось два дня на дорогу из Стокгольма.
        Товарищ Молотов, в свою очередь, предстал с докладом перед Самим. Вячеслав Михайлович не преминул захватить с собой подготовленный заранее проект торгового соглашения.
        Реакция Сталина была на этот раз предсказуемой:
        - Мы так и думали, что Япония не согласится с этим предложением. В дальнейшем ее правительство может пожалеть об этом решении.
        Вождь не сказал вслух: 'Но будет поздно', но подумал об этом настолько отчетливо, что Молотов прекрасно понял невысказанное.
        
        Глава 6
        Господин Ватанабе Сейити был достаточно исполнительным чиновником: отчет о переговорах был отправлен диппочтой в японское министерство иностранных дел на следующий день, а попал туда через четыре дня; самому дипломату на это потребовалось вдвое больше, ибо дипкурьер летел в Токио через Хабаровск и Владивосток на новейшем и быстролетном пассажирском лайнере, а переговорщик добирался до Японских островов несколько кружным путем. Но доклад так и так вызвал в правительстве некоторое беспокойство. Результатом явилось совещание в узком кругу: присутствовали лишь руководители армии, флота, их разведок, министр промышленности и шеф дипломатического ведомства. Последний и председательствовал.
        Будем справедливы: среди собравшихся не было ни одного, кто недооценил бы полученное сообщение. Но выводы каждого участника отличались и довольно сильно.
        Руководитель армейской разведки прямо сочился ядом:
        - Насколько мне известно, как раз в настоящее время проводятся секретные учения флота, ориентированные на бой у базы Перл-Харбор. Решение об атаке именно ее еще не принято. И вообще вопрос о военных действиях против США даже не поднимался. Между тем русские недвусмысленно дали понять, что о замыслах нашего доблестного флота они осведомлены. Не кажется ли собравшимся, что наши соседи излишне информированы о планах флота?
        Этот выпад был направлен отнюдь не только в сторону флота. Яд выливался и на голову флотской контрразведки, которая пропустила деятельность шпиона (или шпионов) мимо глаз. Косвенно попало и самому министру иностранных дел, ибо вражеский информатор мог проникнуть и в его ведомство.
        Недоброжелатель флота чуть сбавил обороты:
        - Дело даже не в базе в бухте Перл-Харбор. В конце концов русские аналитики вполне могли вычислить направление удара, зная среднее количество американских вымпелов, постоянно находящихся там. С точки зрения географии атака на эту базу также выглядит почти очевидной. Меня интересует другое. Откуда бы русские могли знать имя Гэнда-сама? И не просто знать - русская разведка явно отслеживает послужной список и притом оценивает способности этого, без сомнения, достойного офицера весьма высоко. Какие у них могут быть на то причины? Делаю вывод: или источник должен быть чрезвычайно информированным, или он не один.
        Министр сухопутных войск Тодзё Хидэки был еще осторожнее в речах:
        - Я не собираюсь порицать работу флотской контрразведки, ибо это не мое дело...
        Эта вроде бы скромная фраза на самом деле заключала в себе замаскированный удар. Применение самого слова 'порицать' на самом деле значило, что оценки другого рода и быть не может.
        - ...однако могу рассмотреть русские предложения с точки зрения командующего сухопутными войсками. Так вот: по моему скромному мнению, соглашаться на передачу южной части острова Карафуто, а равно прилегающей к нему Курильской гряды крайне опасно для империи, какими бы благоприятными не выглядели торговые соглашения и даже пакт о ненападении. У русских войск появляется при этом возможность нанесения удара сразу с двух сторон. Я не вдаюсь в дискуссию, возможно ли вообще добровольно отдать территорию Ямато - это не мой уровень. Однако могу повторить: если такое случится, то в возможном конфликте с Советским Союзом Японии предстоит глухая оборона, а таковой войны не выигрываются.
        Флотская разведка не дала себя в обиду:
        - Что касается высокой значимости Гэнда-сама, то о ней может догадаться даже информатор самого низкого уровня. Достаточно задать самому себе вопросы: почему всего лишь капитан первого ранга так часто навещает министерство флота и с кем он там встречается? Если в этом учреждении у иностранной разведки имеется источник, то сам факт регулярных бесед адмирала Ямамото и капитана Гэнда наводит на интересные мысли. А если учесть, что его шофер каждый раз кланяется и говорит: 'Добро пожаловать, Гэнда-сама', то и личность этого офицера, не сомневаюсь, хорошо известна нашим потенциальным противникам. Список его наград также не является секретом.
        Но про себя офицер разведки задал вопрос: 'Откуда появилась столь высокая оценка русскими способностей Гэнда-сама?' Возможность примитивной хитрости с проталкиванием на высокий уровень заведомой бездарности была осторожно отвергнута.
        Адмирал Ямамото, будучи военным, говорил с чуть избыточной (для японца) прямолинейностью:
        - Да, анализ полученных сведений показывает, что русские имеют достаточное количество информации, чтобы сделать вывод: мы отрабатываем атаку на американскую базу в бухте Перл-Харбор. Конечно, наша контрразведка займется поисками источника утечки сведений. Правда, я совершенно не уверен, что они найдут таковой. Причина тому проста. Коль скоро у русских имеется пассажирский самолет с рабочей высотой полета десять тысяч метров (это было в их газетах), то кто мешал им сделать самолет-разведчик с высотой полета, скажем, двенадцать тысяч? Напоминаю: я неоднократно указывал, что планируемое к монтажу на наших кораблях радарное оборудование не способно засечь цели на подобной высоте. Поэтому совершенно не исключаю возможности результативной авиаразведки. А от нее спрятать наши учения совершенно невозможно.
        Поскольку укол был явно направлен в сторону японской промышленности, то тут же попросил слова министр Тоёда Тэдзиро.
        - Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у русских вообще не имеется в строю ни одного авианосца, не так ли?
        Крыть оказалось нечем: таковых и вправду не было.
        - У меня также есть данные, что у русских на Тихом океане введен в строй единственный корабль, который с натяжкой можно посчитать современным линкором. Он сделан по немецкому образцу, однако ни по весу бортового залпа, ни по защищенности, ни по скорости он не соперник нашим, не так ли?
        И на это заявление внятного ответа не нашлось.
        - Насколько мне известно, палубная авиация наших потенциальных противников на море, то есть США и Великобритании, имеет потолок не более десяти тысяч метров, не так ли?
        И тут господин Тоёда оказался кругом прав.
        - Следовательно, Ямамото-сама, удовлетворение ваших настойчивых просьб не может получить полный приоритет. Что касается ваших заявок на радары, способные обнаруживать самолеты противников как раз на той высоте, на которой они летают, то именно сейчас налаживается их производство. Оборудование начнет поступать во флот не более, чем через месяц. Мы согласны, что радар, способный обнаруживать высотные разведчики, был бы совсем не лишним, но, по нашему мнению, его очередь может наступить не сегодня и не завтра.
        Министр умолчал о том, что и сбивать подобные высоколетящие цели с неясными скоростными характеристиками пока что нечем.
        Стоит отметить, что решительно все участники совещания категорически отвергли предложение о передаче СССР южной части Сахалина и Курильских островов, какие бы торговые или разведывательные возможности не предлагались.
        История оказалась дамой весьма массивной. Во всяком случае инерция у нее была громадна. И все же небольшие изменения случились. В частности, пакт о ненападении между СССР и Японией так и не был заключен. Правда, на этот раз у Советского Союза не было столь настоятельной потребности обезопасить всеми средствами свой Дальний Восток. Конечно, и тогда, и сейчас советское руководство хорошо осознавало, что подобный пакт - не ахти какая защита, но даже такая все же лучше, чем никакая. Но на этот раз играли и послезнание, и данные разведки. Военные не могли иметь полной уверенности в отсутствии агрессивных намерений - собственно, им по должности не дозволялась подобная самоуспокоенность - зато политическое руководство отчетливо видело, что все возможности соседа брошены на достижение победы силами флота.
        Японское командование повторило все ошибки, которые были сделаны в 'тот' раз. Но имелись некоторые отличия, которые вдумчивый аналитик мог бы даже посчитать важными.
        Разработка атомного оружия в Соединенных Штатах на этот раз продвигалась вперед куда более медленными темпами. На то были и кадровые причины (часть европейских физиков так и не переехала в Штаты), и технические (запас природного урана оказался намного меньше, чем в другом мире). Кроме того, госдепартамент не потерял надежды, что японская сторона все же начнет заключать сделки по закупке американского оружия - и это обстоятельство сильно замедлило реакцию США на экономическую и военную экспансию Японской империи в Китае и Юго-Восточной Азии. Замедлило, но не остановило.
        У Рославлева появилось много работы как раз во Владивостоке. Отдать должное председателю краевого исполкома: на складах (с морозильными установками, само собой) к прибытию московского гостя уже были собраны морепродукты согласно договоренности. Придира из органов проверил наличие всего ассортимента самым тщательным образом. Не нашлось никаких оснований для претензий.
        Потом вблизи вокзала вдруг возник вагон-рефрижератор. Вроде бы ничего особенного в нем и не было, но почему-то вокруг появилось оцепление, а в сам вагон зачем-то забрался и тут же вылез товарищ с петлицами коринженера. В уже набранной поездной бригаде появился техник по обслуживанию холодильной установки.
        Из ничего возник микрорайон 'Энергия' - так его назвал тот же коринженер. Название прижилось. Это было накопление стальных очень небольших домиков, стоявших один над одним аж в три этажа. К ним довольно быстро приварили стальные лестницы. Двери пока что были заперты, но очень скоро стали одна за одной отпираться. К жилищам сразу же подвели и водопровод, и канализационные стоки. С электричеством были проблемы; поначалу чуть в стороне тарахтел чуть ли не десяток дизель-генераторов, и хотя их отделили от поселка кирпичной стенкой высоту больше двух человеческих ростов, но шум все же было слышно, особенно по ночам. Впрочем, после ввода второй очереди ТЭЦ ожидалось улучшение комфорта.
        Домики были рассчитаны по два на семью и заселялись довольно быстро. Но самая главная сенсация была впереди.
        Игровая комната в новеньком Доме культуры выглядела в глазах посетителей - а ими были граждане возрастом от пяти до... скажем так, намного больше - чем-то марсианским. И то сказать: игровые машины были делом неслыханным.
        Первыми посетителей встречали две машины, которые всего-то за пятачок позволяли стрелять из почти что настоящего ружья. Эти, понятно, были для самых маленьких, поскольку местные пацанята чуть постарше уже сопровождали отцов и дядьев на настоящую охоту. Другая машина, давала глядеть в почти взаправдашний перископ подводной лодки и даже пальнуть торпедой по кораблям с неопределенным силуэтом. Еще одна - та позволяла ездить на гоночной машине умопомрачительно красного цвета, причем имела руль, педали газа и тормоза, рычала мотором, а на ее экране развертывались гонки с участием других машин. В следующем зале было нечто совсем уж запредельное: кресло летчика-штурмовика, а при нем были штурвал, ручка газа, гашетки пушек и одного пулемета. Да еще выбор цели! А если отважный покоритель боевой машины правильно выполнял задание, то ему или ей (пожалуйста, за штурвал разрешалось и девчонкам - равноправие!) полагалась одна игра бесплатно. И при этом имя счастливца или счастливицы заносилось в особый список на экране с цифрами, указывающими количество набранных очков. Да, представьте себе, по успешном
завершении задания юный летчик сам, своей рукой набирал что-то вроде 'Петя Иванов'. Правда, в зале неукоснительно находились комсомольцы со значками инструкторов, в задачу которых входило не только и не столько обучение, сколько предотвращение беспорядков, поскольку в этой игровой комнате, особенно поначалу, дело доходило мало что не до драк.
        - Это почему ты? Я тут стоял!
        - А моя очередь на самолет!
        - Тихо мне! Как тебя звать? Вовка? А по фамилии? Так вот, товарищ Федотов, в очередь становись и не рви порядок!
        - Почему это у Цоя имя впереди и очков больше?
        - Так у Наташи Цой лучше получается, вот тебе и секрет.
        - У Наташи? Это кто?
        - А вон та девочка с двумя косами.
        - Товарищ инструктор, это нечестно! Почему меня каждый раз сбивают? И очков мало. И вообще машина девчонкам подыгрывает.
        - Думать надо, пионер. На цель кидаешься, как голодный волк, а сперва надобно прикинуть план атаки. Уничтожить цель - полдела, а еще надлежит вернуться на свой аэродром и доложить командиру.
        Несколько особняком стояла комната, где машины умели играть в шахматы. Правда, плата за игру была огромной: целый рубль. Железные партнеры не просто показывали ходы: у них регулировалась уровень игры. Поддавками тут не пахло, хотя в эндшпиле электронные мозги могли предложить ничью. Там толпились не только пионеры. Общее мнение взрослых посетителей можно было суммировать фразой:
        - Это вам не стрелять. Тут думать надо.
        На низшем уровне люди играли с железякой почти на равных. Но с выставленным высшим уровнем машине мог противостоять лишь шестиклассник Мотя Махервакс, мгновенно ставший местной знаменитостью. Он ухитрился, сыграв три партии, свести все вничью.
        И всех присутствовавших поразила небрежно брошенное одним из инструкторов:
        - Нет, в Москве такого еще нет. Только у нас.
        Еще одна комната была 'для девочек' - так, по крайней мере, ее обозвали изначально. Инструктором там была девушка, а представителей мужского пола вообще туда не допускали. Машина из имеющихся там (их было три) брала за услуги дорого - все тот же рубль - но дело того стоило. Посетительница раздевалась до белья, вставала на особую платформу, сколько-то ждала, а потом на экране появлялось ее изображение, на которое можно было примерить наряды - самых разных фасонов и цветов. Правда, сеанс ограничивался лишь десятью вариантами, но умная машина запоминала имя посетительницы и ее фигуру. А за отдельную плату можно было даже напечатать условное изображение себя в том самом наряде. С этим цветным изображением можно было хоть прямо идти к портнихе. Надобно заметить, наибольший процент среди почитателей этого вида развлечений составляли мамы тех, кто радостно визжал в других комнатах. И здесь тоже инструктор терпеливо объясняла:
        - Нет, такое только у нас во Владике. Нет, и в Ленинграде тоже пока не установлено. И вообще нигде больше в нашей стране.
        Утащить детей от этого великолепия можно было разве что за ушки. Со взрослыми ситуация была аналогичной. Очередь занимали с раннего утра. Всеобщее внимание и гордость за Дальний Восток - вот были главные факторы, обеспеченные функционированием этих игровых комнат.
        А возня с морепродуктами и отправление вагона-рефрижератора к западной границе СССР - это прошло мимо внимания широкой публики. И уж точно никому не было известно, что на старом крейсере 'Красный Кавказ' чего-то ради закрасили названия на носу и на корме, а потом тут же эти названия обновили. По совершенно неясной никому причине аналогичная операция с эсминцем проделана не была. И в этом деле - один всемогущий ведает, почему - тоже оказался замешанным тот самый инженер из органов.
        Может быть, в другом мире гений Вернера Гейзенберга недооценили. Эта версия, впрочем, видится авторам этих строк маловероятной.
        Возможно, сыграло роль увеличение ассигнований. Правда, всем известно, что ни за какие деньги нельзя купить то-чего-на-белом-свете-воопче-не-может-быть. Или приобрести то, что быть вообще-то может, но просто еще не создано. Да и дополнительное время прикупить трудновато, даже за наличные.
        Мы совсем не исключаем возможность влияния совсем уж посторонних факторов. Таковым мог стать другой гений Третьего Рейха - великий, без преувеличения, организатор Альберт Шпеер. В чем-чем, а в этой области деятельности он не уступал генералу Лесли Гровсу.
        Прототип изделия, получившего кодовое название 'Прилежная Лизхен', был толково рассчитан. Сие оказалось достигнуто трудами большой группы под командованием Конрада Цузе. Все оценки давали цифру в районе двадцати тысяч тонн тротилового эквивалента. В сущности, проект был готов. Осталось осуществить то, что руководители атомного проекта Германии почитали за легкую часть: воплощение проекта в металл и электрические цепи управления. Полагалось, что уж в создании всякой хитрой машинерии немецкие рабочие и инженеры могли кого угодно поучить. Как бы не так! Доклад рейхсканцлеру мог создать удручающее впечатление: не то, что к концу текущего года - даже к середине следующего готовую бомбу получить не удастся. По самой оптимистической оценке, это событие могло наступить разве что в августе 1942 года.
        Партайгеноссе Гесс, однако, не начал истерически торопить разработчиков. Возможно, именно такой была бы реакция покойного фюрера, но рейхсканцлер, исходя из политической обстановки, решил, что пока что нет абсолютной потребности в этом виде оружия. Вместо этого он начал уточнять:
        - Вы считаете, что главная причина задержки состоит в нехватке материала для атомной взрывчатки?
        Альберт Шпеер понимал, к чему клонит руководитель партии, но было и ясно, что Гесс верно излагает суть дела. И по сей причине ответ был кратким и однозначным:
        - Да, герр рейхсканцлер, именно так.
        - В таком случае нам понадобится ускоренное получение этого материала. Что бы вы порекомендовали?
        Этот вопрос предвиделся, более того, Шпеер его желал, и ответ был готов:
        - Герр рейхсканцлер, для ускорения очистки урана наиболее эффективным, хотя и весьма дорогим способом считался газодиффузионый метод.
        Гесс дураком не был, поэтому лёгкое ударение на нужном слове уловил и даже решил подыграть:
        - Считался? В прошедшем времени?
        - Да, герр рейхсканцлер, можно и нужно предположить, что Советы используют другой метод, ранее считавшийся тупиковым и неэффективным. А именно: многократный прогон вещества через ряд центрифуг. В своё время по линии... э-э-э... разведки пришли неподтверждённые данные про некоторые моменты технологии Советов. Были выбраны несколько заслуживающих доверия лиц, в частности, доктор Макс Штеенбек, который буквально загорелся идеей всего лишь на основании клочка информации, типа "каскад малых докритических центрифуг с использованием корундовой иглы". Замечу, что в своё время эта информация была воспринята как пример очевидной деградации варварской России, пытающейся достичь принципиально невозможного. Однако тут помог гений фюрера, который заставил переоценить их научные достижения. Группа получила дополнительные ассигнования на исследования и достигла определённых результатов. Более того, один из сотрудников, Гернот Циппе, пусть и с оговорками, ручается, что этот метод как минимум на 30% более эффективен и дёшев.
        После мимолётной паузы Шпеер продолжил:
        - Очень желательно, чтобы наша разведка поделилась всей добытой информацией по этому вопросу.
        Подразумеваемое "и продолжала копать в этом направлении" не прозвучало, но было понятно и так.
        
        - А сами вы как оцениваете эту информацию?
        - Можно зайти с другой стороны. Мы просчитали, что Советы не могли не засветиться, если бы применяли газодиффузионные методы обогащения в промышленных объёмах. Тут не нужна разведывательная операция, достаточно анализа внешнеэкономических сношений. Результат: у них есть обогащённый уран не в лабораторных количествах, а получить его газодиффузионным способом они не могли. Никак. Как и успеть получить в реакторе.
        - А этими центрифугами, выходит, могли?
        - Теоретически - да. Вопрос только в тонкостях реализации, хотя сразу скажу, эти тонкости могут, и скорее всего и окажутся очень сложными, в первую очередь количеством расчётов, в чем, как вы знаете, Советы достигли впечатляющих результатов. Даже слишком впечатляющих.
        - Вы получите ресурсы для строительства этого каскада центрифуг.
        На этом разговор завершился.
        Надо признать возможным, что еще один фактор ускорения состоял в успехе советской ядерной программы. На то имелись не только сейсмограммы, которые все же были косвенным свидетельством, но и приглашение на испытания. Целая группа русских кораблей находилась в бухте Золотой Рог. Уж сколько-то из них вполне могли войти в эскадру, которой предстояло идти к пункту испытаний.
        На том, что любой морской офицер посчитал бы флагманом (тяжелом крейсере), как раз и находился приглашенный капитан цур зее Август Люстиг. Документы его были самыми что ни на есть чистыми; послужной список также не мог заронить сомнения в подлинности. Одним из факторов, который сыграл в пользу этого назначения, было недурное владение русским языком (если не считать сильный немецкий акцент).
        Удивило отсутствие сплаванности в эскадре. По правде говоря, корабли выходили каждый сам по себе, без всякой видимой системы. Но герр Люстиг ни на секунду не подумал, что эти телодвижения совершаются лишь по причине истинно русского разгильдяйства.
        Капитан цур зее почти два дня пребывал на борту того, что сильно смахивало на 'обрезанный линкор' серии 'Дойчланд'. Разумеется, отдельная небольшая каюта была предоставлена важному гостю. Тот изображал скуку так, что любой драматический театр Германии, даже берлинский, немедленно предложил бы ангажемент. Исполненный равнодушия взор немца скользнул по тому месту у причала, которое три дня назад занимал морской буксир. Сегодня его не было. Позавчера исчез дивизион эсминцев чуть необычного вида. Их силуэты наводили на мысль об американской конструкторской школе. Но сегодня их уже не стало. Вчера ушли в поход крейсера с виду известной конструкции, в том числе имеющийся в дженовском справочнике 'Красный Кавказ'.
        Флагман наводил на не особо приятные мысли. На первый взгляд он походил, к примеру, на 'Лютцов' - но только на первый взгляд. Разумеется, шляться по кораблю разрешения не было, что, вообще говоря, предвиделось. Но кое-что удалось углядеть, услышать, а главное - запомнить.
        Первое, что бросилось в глаза: обилие решеток, явно относящихся к радарам. Ну хорошо, один нужен для обнаружения кораблей или береговой линии на большом расстоянии и в плохих метеоусловиях. На больших кораблях Кригсмарине были похожие. Еще один радар - тот, вероятно, предназначен для управления артиллерийским огнем. Тоже знакомая деталь оборудования. Они, правда, еще не устанавливались на корабли Кригсмарине, но находились в разработке. Третий... этот, вероятно, следил за воздушной обстановкой. И еще приборы, крайне схожие с радарами, но назначение тех уж и вовсе не поддавалось объяснению. Ладно, для почти что линкора эти средства не выглядели избыточными. Но не только на крейсерах - даже на эсминцах имелось нечто сходное. Тут пришлось сознаться самому себе: в этом отношении русский флот опередил Кригсмарине.
        Результат оглядывания артиллерии главного калибра на сенсацию не тянул. Орудия выглядели точными копиями оригинальных немецких изделий. Услышь это умозаключение кто-либо из русских адмиралов, он бы выдал реплику вроде:
        - Они и вправду немецкие.
        А вот зенитная артиллерия заслуживала самого пристального внимания хотя бы потому, что виделась совершенно не имеющей отношения к немецкой промышленности. Но иностранному офицеру не дали шанса проявить это самое внимание, пусть даже не очень пристальное. Правда, капитан Люстиг сделал про себя вывод, что, возможно, у каждой зенитной установки имеется, как минимум, своя система управления огнем, а то и свой собственный радар, но эту мысль было затруднительно проверить практикой. Удивляло также огромное по меркам немецкого флота количество зенитных стволов. Но это выглядело почти понятным. Все же у очень близкого и не особо мирного соседа Советского Союза в строю значилось аж целых девять авианосцев, если включать легкие - и это только те, о которых имелись надежные данные. На сходные мысли наводила противовоздушная артиллерия эсминцев и крейсеров, которую удалось разглядеть в Золотом Роге - тоже вроде бы избыточная. Но офицер немецкой флотской разведки не поверил в то, что вооружение этих кораблей комплектовалось под влиянием перестраховщиков.
        Но довольно скоро тайны частично стали раскрываться сами собой. Следуя, без сомнений, заранее составленному плану, отдельные корабли собирались в неких определенных точках. Эскадра подобралась солидная: флагман немецкого происхождения, три крейсера, восемь эсминцев и морской буксир. Последний с его-то парадным ходом двенадцать узлов (да и то сомнительно), конечно, был тяжеленной гирей на шее эскадры. Капитан цур зее сделал вывод, что цель близка: не имело смысла тащить этакую разношерстную компанию на сколько-нибудь приличное расстояние. И он оказался прав.
        Еще до того, как нужное место на просторе Тихого океана было достигнуто, эскадра изменила курс. Причину этого Люстиг не мог знать. Его правда, удивило, что за все время похода им не встретилось ничего плавающего. Ни 'купцов', ни рыбаков не оказалось в пределах видимости. Последнее, возможно, не стоило удивления. В рыбном промысле офицер разведки был почти невеждой, но хорошо помнил, что в океане могут быть районы, богатые добычей - и наоборот. Узнать координаты было невозможно, но, поставив себя на место командующего эскадрой, немец догадался, что курс проложен так, чтобы вероятность нежелательной встречи была бы сведена к минимуму.
        Через тройку часов и скорость хода стала заметно уменьшаться. Похоже, цель была совсем рядом.
        Биноклем пользоваться никто не запрещал, и капитан цур зее не выпускал из рук цейсовское изделие. Так... гряда скалистых островков. Назвать их безжизненными значило бы погрешить против истины: какие-то растения на самых больших наблюдались. Но капитан Люстиг мог бы держать пари на недельное жалованье: все они были необитаемы. На этих камнях пропитание не могли найти даже кролики: они бы съели всю растительность меньше, чем за год. Людям же было просто негде отыскать пропитание. Сельское хозяйство в такой местности не завести; рыболовство под большим вопросом. Правда, капитан Люстиг не знал названия этих островков и по этой причине не мог припомнить очертания берегов, но с той стороны, к которой приближалась русская эскадра, ничего даже похожего на удобное место для причаливания было не разглядеть. Про себя офицер Кригсмарине заметил, что в отсутствие наиподробнейшей лоции он сам ни за что не решился бы сближаться с этими подозрительными камнями.
        Но те испытания, на которые его пригласили, явно предстояли именно на этих скалах. И как, хотелось бы знать, на них доставят это оружие?
        Русские не торопились с разгрузкой чего бы то ни было, что могло хоть в небольшой степени смахивать на устройство военного назначения. Они повели себя, как умелые моряки: вообще не стали сближаться... хотя нет. Первыми в сторону острова, который Август Люстиг про себя окрестил Средним (он не был ни самым большим, ни самым малым) с большой осторожностью подвалили эсминцы. Четыре из них обогнули эту скалу и, натурально, пропали из виду. Еще три отдали якоря. На палубах началась суета. Со всех эсминцев спустили на воду катера, в них разместились члены экипажа, после чего людей развезли по другим кораблям. Большую часть принял на себя 'Бойкий' - теперь его название можно было отчетливо прочитать.
        Разумеется, из этого следовало вполне очевидное заключение: предстоящая демонстрация пройдет на пустых кораблях. Эту мысль немедленно подтвердил крейсер 'Красный Кавказ': он тоже собрал экипажи со своих собратьев по классу. Немецкий разведчик не преминул мысленно отметить, что численность экипажей на тех кораблях, которые русские вознамерились бросить на съедение неведомому оружию, с самого отхода явно была намного меньше штатной. Количество людей точной оценке не поддавалось, но любой морской офицер мог бы прикинуть: сколько и кого именно из экипажа нужно иметь на борту, чтобы только-только довести корабль до заданной точки. Но эти расчеты и размышления могли подождать.
        Солнце клонилось к закату, и капитан цур зее подумал, что демонстрация должна вот-вот произойти, иначе скоро наступит темнота - а тогда событие перенесут на завтра.
        Но последнего не произошло.
        
        Глава 7
        Нельзя сказать, что торговая делегация Германии была морально раздавлена предложенным ассортиментом морепродуктов. Уж такими товарами, как треска и камбала, удивить немцев было бы трудно. Мидии тоже не являлись невиданным предметом на столах добрых германских граждан; в соседней Бельгии они были традиционным и любимым блюдом, хотя немцы не полагали эти ракушки чем-то изысканным. Правда, рыбаки Рейха добывали не столь много в Северном море, но из Норвегии шел обширный рыбный поток. Однако существовал нюанс, даже не один.
        Лососина! Вот она как раз числилась деликатесом, причем русские предложили виды, о которых немецкие представители и понятия не имели, к тому же не только и не столько в мороженом виде, но и в копченом. Этот вид рыбы сам по себе считался в Рейхе дорогим продуктом, а уж о красной икре и говорить не приходилось.
        Результат можно было предвидеть: соглашение о поставках энергооборудования было достигнуто достаточно быстро. А то, что у Советского Союза нашлись вагоны-рефрижераторы и, что не менее важно, мощные магистральные тепловозы (наличие таковых позволяло доставить дары Тихого океана в рейх за какие-нибудь две недели), немецкие купцы просто приняли к сведению.
        Конечно, это может показаться мелочью, но означенные гражданские лица поделились полученной информацией с разведывательными ведомствами. И вот они-то зачесали в затылках. Судя по всему, парк локомотивов оказался неожиданно велик. И дело не в том, что они взялись вроде как ниоткуда - нет, опытные аналитики стали немедленно прикидывать, насколько быстро с подобными возможностями можно перебросить... ну, скажем, дивизию со всеми средствами обеспечения из Европейской части СССР на дальневосточный фланг. Или в обратном направлении. Не то, чтобы картина получалась тревожащей. Но не располагала она к самоуспокоению, вот как.
        У капитана цур зее появился огромный кусок к размышлению еще до испытания как такового.
        Наличие большого количества гражданских лиц на флагмане - ну ладно, это можно было предвидеть. По данным, полученным Августом Люстигом при отъезде из Гамбурга, испытание подобного сорта в море проводилось впервые. Сведения об источнике подобной информации, понятно, отсутствовали. Следовательно, русские намеревались сами выжать как можно больше научных, технических и военных сведений из этого испытания. Вывод подтверждался уймой всяческих приборов, закрепленных на палубе, из которых знакомой выглядела разве что фото- и киноаппаратура. Да и то: изделий от немецких фирм углядеть не удалось. И дело было даже не в чувствительном щелчке по патриотическим чувствам - русские с очевидностью предпочли германской продукции какую-то другую. Вероятнее всего, та была просто качественнее. Но все остальные приборы так и остались непонятными. Единственное, в чем капитан цур зее мог быть вполне уверен: все они никак не относились к военному флоту. К британскому, американскому, японскому и немецкому военным флотам, мысленно же добавил он.
        Куда менее понятным было отсутствие каких-либо приготовлений на самой скале. В то, что испытываемое устройство могли смонтировать заранее, разведчик не поверил. Это было возможно, но риск какого-то случайного воздействия на устройство... нет, маловероятно. Тогда откуда может появиться устройство? Торпеда с подводной лодки или даже с эсминца? Да, возможно. Артиллерийский снаряд? Пожалуй, тоже. Бомба? И такое возможно, хотя небо заволокло облачностью, и штурману бомбардировщика было бы непросто точно нацелиться. А ведь если оружие по-настоящему мощное, то попасть следовало как можно точнее.
        Далее: немцу выдали темные очки (даже необычно темные) и очень настоятельно порекомендовали надеть их, когда поступит соответствующая команда. Точно такие же Люстиг увидел у некоторых членов экипажа в нагрудных карманах. Ожидается мощная вспышка света? Или лучи смерти с боковым рассеянием? Нет, первое все же вероятнее, но откуда?
        Вызывали недоумение и даже опасение позиции, занятые теми кораблями, на которых еще оставались экипажи. До скалы - больше четырех миль, хотя глубины тут были невелики, судя по тому, что якоря удалось отдать. Но что можно рассмотреть на такой дистанции? Неприятно удивило отсутствие по-настоящему мощных оптических приборов. У членов экипажа были бинокли, но и только. Выходит, что единственным средством фиксации действия оружия будет киносъемка. Ах нет, еще фотокамеры.
        Гражданские действовали весьма сноровисто. Тут как раз объяснение напрашивалось: установленные приборы явно были им хорошо знакомы. Правда, не обошлось без небольшого конфликта: некие молодые люди не сразу подчинились требованию старшего спуститься вниз. Слова были плохо различимы, но уж приказные интонации спутать ни с чем нельзя.
        Тут чуткое уход немца уловило не вполне понятный диалог:
        - Товарищ капитан первого ранга, Медведь на подходе. Пеленги выслали.
        - Трудности?
        - Нет. Цель захвачена.
        - Сколько до нуля?
        - Минута пятьдесят.
        Про себя разведчик решил, что почти наверняка на цель идет подводная лодка. И не стоит удивляться, что перископа не видно: она вполне могла подходить с той стороны, где с флагмана ее было не заметить. К тому же... если это оружие настолько мощное, то на месте командира подлодки он (Август Люстиг) сразу после пуска торпеды скомандовал бы погружение на максимальную глубину. Ну, на двести метров корабль просто не успел бы уйти, но сто метров - это с гарантией. Тем более, если это устройство достаточно тяжелое, то и торпеда вряд ли может пройти такую же дистанцию, которую прошла бы, будь она снаряжена обычным тротилом. Да, подставлять себя под ударную волну вряд ли стоит.
        Эти умные мысли только-только оформились в голове немца, когда ее владелец услышал команду:
        - Очки надеть!
        Отдана она была, разумеется, по-русски, но ее тут же продублировал капитан-лейтенант, приставленный к гостю в качестве переводчика:
        - Die Brille aufsetzen!
        Не было никаких сомнений: этот переводчик наверняка имел вторую специальность (разведывательную, понятно), но поделать с этим было ничего нельзя. И по этой причине Люстиг положил себе быть с этим офицером в рамках строгой официальности.
        Видимость в очках была так себе, но зато они, по всей видимости, усиливали слух, ибо германский моряк подслушал еще менее понятные слова:
        - Отсчет ноль... пошла.
        - По данным от Медведя, до раскрытия минута тридцать пять.
        - Наводка дает полное совпадение... отклонение не превышает сотни... меньше, отклонение шестьдесят... сорок... меньше не получится...
        - Раскрытие!
        И только в этот момент капитан Люстиг перехватил направление взглядов людей на палубе. Сразу стало все понятно: в небе находился и спускался большой белый парашют, на котором было подвешено нечто, очень похожее на бомбу.
        - Подтвердите высоту, - бросил командир через плечо. Отвечал кто-то из гражданских: - Товарищ капитан первого ранга, подтверждаю шестьдесят.
        Интуиция бывалого разведчика включилась. Люстиг мгновенно наполнился уверенностью: это устройство сработает на высоте шестьдесят метров. Уверенность подкреплялась тем, что высота, на которой в тот момент находился парашют с грузом, намного превышала эту цифру.
        - Отставить бинокли!
        Собственно, эта команда была лишней: никто из находящихся на палубе, за них не схватился. Все (гость в том числе) получили предупреждение заранее: любой, кто вздумает любоваться зрелищем в бинокль, рискует остаться без зрения. Человек, не страдавший близорукостью, мог видеть сам парашют невооруженным глазом, хотя груз разглядеть было нельзя.
        Через пятнадцать секунд решительно все наблюдатели поняли: о биноклях говорили не зря.
        Немец проникся убеждением, что чудовищной силы вспышка ощущалась не только глазами, которые все же были хоть как, но защищены, - даже кожей рук. До конца своих дней он твердо держался этой мысли.
        - Ярче тысячи солнц, - негромко сказал кто-то из научных сотрудников. И тут же палуба наполнилась движением. Гражданские, которые все еще не стояли рядом с приборами, ринулись к ним.
        Под воздействием потрясения просыпались реплики, часть из которых, безусловно, не должна была достичь посторонних ушей:
        - ...ручаюсь, что двести...
        - ...не больше пятидесяти, дундук; интеграл по тепловому излучению...
        - ...а вот если ты учтешь также энергию на других частотах...
        - ...товарищ капитан второго ранга, полная непроходимость радиоволн в диапазонах...
        - ...без получения точных данных об уровне радиации я приказ о буксировке не завизирую...
        - ...так все снабжены счетчиками, как и договаривались...
        - ...ударная волна придет через двенадцать секунд...
        - Всем под броню!
        Команда была лишней: весь персонал, не говоря уж о членах экипажа, уже был под броневой защитой.
        Как раз об этом эффекте взрыва и подумал немецкий разведчик, уж он-то знал, как легко схлопотать контузию, но на поверку оказалось, что этот вид воздействия не такой уж сильный. Большая волна ощутимо качнула корабль - между прочим, со стандартным водоизмещением двенадцать тысяч тонн. Зато зрелище было устрашающим.
        Над скалой (точнее, над тем местом, где она была) поднимался чудовищный темно-серый гриб. Ни военные моряки, ни гражданские не знали, что подобной формы облако всегда возникает при взрывах достаточной мощности. Никто из них, по всей видимости, не только не присутствовал в канадском порту Галифакс, когда там рванул корабельный груз взрывчатки - около трех килотонн в тротиловом эквиваленте - но даже не читал подробных отчетов об этом событии. Правда, капитан цур зее помнил о самом факте взрыва, но без подробностей.
        К некоторому удивлению немецкого гостя, русские моряки также активно участвовали в каких-то измерительных работах. Из них оказалось достаточно очевидной сравнительно простая: ряд измерений высоты и других размеров грибовидного облака. И еще одно действие показалось понятным и разумным. Корабли, на которых имелся полный экипаж, спустили на воду катера и те, наращивая скорость, двинулись к кораблям, которые с очевидностью были назначены жертвами страшного испытания. Люстиг отметил, что все люди на борту этих катеров переоделись в явно защитные костюмы из черной резины. Напрашивался вывод: продукты взрыва не были полезны для здоровья. Это, впрочем, не было чем-то новым для немца. Он прекрасно знал, насколько ядовитым может быть дым, остающийся после взрыва тротила или, того хуже, мелинита.
        Пользоваться биноклем уже не запрещалось, и немецкий капитан направил его на ближайший корабль-мишень. Это был эсминец - именно что был, поскольку боеспособность его сделалась очень сомнительной. Даже при скверной видимости представителю Кригсмарине все же удалось разглядеть, что тот, стоя на якоре на расстоянии немного менее двух миль от центра взрыва, получил тяжелые повреждения. Надстройка была буквально смята, носовую орудийную башню сорвало с погона. Правда крена и дифферента увидеть не удалось, что, вероятно, можно было приписать как дымке, так и расстоянию до флагмана.
        Август Люстиг еще не знал, что один из подставленных под удар крейсеров просто перевернуло (он стоял на якоре на расстоянии всего лишь семь кабельтовых от эпицентра).
        - Господин капитан цур зее, прошу вас пройти в кают-компанию на ужин, - раздался над ухом голос переводчика.
        Собравшиеся вели себя несколько скованно. Военные моряки выдавали лишь самые необходимые фразы, ученые говорили чуть больше, но все еще непонятно.
        - Господин капитан цур зее, примите вот это лекарство.
        Немец окинул быстрым взглядом стол. У каждой тарелки стоял стакан, в котором плескалось такое же содержимое, как и в том, что предназначался гостю - по крайней мере, на вид. Больше всего оно смахивало на красный портвейн.
        Люстиг осторожно понюхал.
        - Уверяю вас, это не яд, - улыбнулся переводчик.
        Гость решил рискнуть:
        - Мне кажется, похоже на крепленое красное вино.
        - Вы совершенно правы, это оно и есть.
        - Лекарство???
        - Согласен с вами, редчайший случай. Другого такого и не припомню. Но это не я придумал, а врачи. Вы же видите, все вокруг это принимают.
        Немец со всей осторожностью сделал глоток.
        - Капитан-лейтенант, это церковное вино?
        - Я не специалист в церковных обрядах вообще и винах, в частности. Мне сказали, что это кагор.
        Настроение Августа Люстига поднялось:
        - Это лучшее лекарство из всех, какие я принимал.
        Переводчик преувеличенно тяжело вздохнул:
        - Увы, господин капитан цур зее, действенность этого средства не столь хороша, как нам бы того хотелось. Во всяком случае, предостерегаю от избыточных доз. Мне велели принимать не более двух стаканов в сутки, в течение недели. Вам настоятельно рекомендую ту же дозировку. Завтра в вашу каюту принесут запас, достаточный для курса профилактики.
        - А как насчет рома, шнапса, коньяка, водки...
        - Должен сознаться: как моряк я вообще-то не против перечисленных вами напитков, но ни разу не слышал, чтобы они проявили эффективность. Конечно, не исключаю, что виной тому лишь мое невежество в медицине. Так вам понравилось лекарство?
        - О да!
        - Мы это предвидели. Думаю, в Рейхе могут найтись аналоги, но если вам пришлось по вкусу, то вот подношение от меня лично... - на свет божий появился листок, - ... адрес магазина в Москве, где вы наверняка можете купить или точно такое же вино, или сходное. Информацией со мной поделились товарищи. Повторяю, я не специалист, но слышал, как доктор Раухбергер хвалил портвейн с южного берега Крыма.
        - Весьма вам благодарен, капитан-лейтенант.
        Переводчик как-то вдруг сделался отчетливо официален:
        - Господин капитан цур зее, вам передадут подготовленный для вас отчет по испытаниям. Надеюсь, вас не смутит то, что он будет на русском языке? Причиной тому лишь техническая трудность: наша машинистка не может быстро печатать по-немецки, а у нее и без того много работы.
        Немецкий гость понимающе улыбнулся:
        - Как вы догадываетесь, у нас найдутся знатоки русского. Так что мы нисколько не в претензии. Наоборот, уже сейчас могу высказать благодарность за гостеприимство и за то доверие, которое мне оказали.
        Сказано было со всей искренностью.
        Переводчик, возможно, был столь же искренен, но интонации были чуть холодны.
        - Мне приказано дать вам необходимые разъяснения, господин капитан цур зее. С вашего позволения, бумаги будут переданы вам завтра.
        Немец ответил самой дружелюбной улыбкой:
        - Я с радостью их выслушаю.
        Сказанное не было продолжено фразой вроде: 'Это входит в мои служебные обязанности.' Но переводчик, без сомнений, догадался о невысказанном.
        Переводчик не подвел: за завтраком он молча показал немцу небольшую картонную папку.
        Оба прошли в гостевую каюту. И уже там переводчик, раскрыв папку, начал выдавать пояснения настолько гладкими фразами, что и менее проницательный человек, чем Август Люстиг, мог без труда догадаться: сообщение хорошо подготовлено.
        - Господин капитан цур зее, вот здесь написано, что мощность взрыва эквивалентна восьмидесяти тысячам тонн тротила. Данная оценка является приблизительной, но точную цифру мы вам сообщить не можем: ее просто нет. Обработка результатов продлится не менее недели, и это в лучшем случае. Но начальник измерительной службы нашей экспедиции заверил, что сорок тысяч тонн - минимальная величина и что с вероятностью девяносто пять процентов мощность лежит между шестьюдесятью пятью и девяносто пятью тысячами тонн тротилового эквивалента. В любом случае взрыва данного боеприпаса хватило на полное испарение скалы, которую вы видели.
        Немецкий моряк вскинул руку. Надо заметить, что в немецких школах, как и в русских, именно этот жест использовался учениками для привлечения внимания учителя. Не стоит удивляться, что в ответ русский моряк поднял брови, однако поощряюще кивнул.
        - Капитан-лейтенант, правильно ли я подумал, что существуют устройства еще большей мощности?
        Улыбка русского смахивала на оскал белой акулы:
        - Сожалею, господин капитан цур зее, но я не уполномочен сообщать вам предельную мощность тех боеприпасов, которые в данной момент уже находятся на боевом дежурстве. Скажу лишь, что теоретически возможно устройство с мощностью, эквивалентной пятидесяти миллионам тонн тротила. Расчеты у нас уже есть. Также существуют прикидки результатов его применения. Если говорить кратко: воронка диаметром сорок километров и глубиной сорок-пятьдесят метров.
        Лицо немецкого гостя стало напоминать по цвету шкуру той самой акулы. Намек был куда как прозрачным. Одна такая бомба - и от всего Берлина с ближайшими пригородами не останется ничего, даже линий подземки. Потом разведчик подумал: а сколько времени понадобится русским, чтобы получить подобное изделие в металле? Увы, никаких данных не было.
        - Вернемся к делам морским, господин капитан цур зее. Что касается кораблей, подвергшихся действию устройства, то не все из них затонули. Но решительно все утратили боеспособность. Фотоснимки здесь же. Вы видели морской буксир в составе эскадры?
        Вопрос был риторическим, но немецкий офицер кивнул.
        - К сожалению, он остался не у дел. Проверка показала, что те корабли, которые остались на плаву, все равно подлежат затоплению. Они оказались настолько сильно загрязнены продуктами взрыва, что их очистка была сочтена чрезмерно дорогой и нерациональной. Уже не говорю о механических повреждениях.
        Про себя разведчик решил, что сказано нарочито туманно. Осталось достаточно неясным: то ли повреждения от взрыва так велики, что корабли не выдержат переход до базы, то ли действительно на них осел сильнейший яд. Уж если на расстоянии четырех миль концентрация ядовитых веществ такова, что требуется поить экипаж красным вином...
        Он не успел додумать мысль до конца, когда лицо русского капитана-лейтенанта сделалось полностью бесстрастным. Тот продолжил уже без улыбки:
        - Поверьте, господин капитан цур зее, мы меньше всего хотели бы получить подобную отраву на территории СССР...
        Тут немецкий офицер еще раз поднял руку.
        - Капитан-лейтенант, не могли бы вы пояснить, чем именно опасно воздействие продуктов взрыва?
        Люстиг ничуть не удивился бы, получив отказ на просьбу. Для этого поводов у русских (а те наверняка предвидели подобный вопрос) могло бы найтись не один и даже не пять. Что-нибудь вроде:
        - Простите, эти сведения не подлежат оглашению.
        Или:
        - Я моряк, а не врач.
        Или даже:
        - Наши медики еще исследуют этот вопрос.
        Но ответ все же прозвучал:
        - Организм ослабевает. Резко возрастает утомляемость. Самое же плохое... - тут русский чуть-чуть замялся, но почти сразу же продолжил, - возрастает риск злокачественных опухолей. У нас был печальный опыт. Несколько крепких и совершенно здоровых молодых людей отравились по собственной небрежности. Они вели исследовательские работы и пренебрегли техникой безопасности. Ни один не прожил и двух лет. Рак.
        Слово упало, как топор палача. Немец не рискнул уточнять подробности.
        Переводчик снова заговорил совершенно официальным тоном:
        - Именно по этой причине мы не хотели бы применять это оружие в войне против Германии. Вообще война против Рейха видится нам нежелательной, но именно в этой ситуации оружие представляет собой отчетливую опасность и для СССР. Над Европой господствуют ветры в направлении с запада на восток. И если эту отраву занесет к нам... ну, мы, конечно, справимся, но очистка территории обойдется очень дорого. Как вы сами понимаете, вопрос о применении подобных устройств не в моей компетенции. Только высшее руководство определяет такую необходимость. Мне поручили довести до вашего сведения официальную позицию: применение возможно лишь в случае крайней опасности для СССР. Оставляю вам, господин капитан цур зее, эти документы.
        После ухода переводчика немецкий флотский офицер некоторое время сидел на привинченном к полу стулу и глядел в переборку пустым и ничего не выражающим взглядом. Но полная неподвижность тела не значила, что мозг пребывал в безделье.
        Август Люстиг был патриотом Рейха. Это не означало автоматическое обожание фюрера. Скорее налицо были противоположные ощущения.
        Во-первых, Гитлер не был моряком. Добро бы он просто оставался невеждой по этой части - так ведь нет, его окружение большей частью состояло из политиков, партийных функционеров и сухопутных военных. Слов нет, Редер и Дёниц были осыпаны милостями в виде званий и орденов, но к серьезным решениям их не подпускали, что ясно было видно из публикаций в 'Фелькишер беобахтер'.
        Во-вторых, в глазах думающего аналитика (а именно таким Люстиг и был) Гитлер занимал место гениального дилетанта. Разведчик вполне допускал, что в политике фюрер как раз и проявлял свои наилучшие качества. Но в военных делах вообще и во флотских, в частности, дилентантизм выглядел крайне опасным. Он мог выдать великолепное решение точно так же, как и привести к катастрофе. Ну, может быть, с разной вероятностью.
        В-третьих, расовые теории Гитлера не вызывали душевного порыва у капитана Люстига. Он прекрасно знал, что в Великую войну в Кайзерлихмарине преданно и честно служили и евреи (пусть их было немного), и чехи, и поляки. И ни в одном народе не было изначальной ущербности. В русских тоже, при всех завиральных идеях их вождей.
        Разумеется, у скромного аналитика флотской разведки не было всего набора фактов, которым располагал покойный фюрер. Скорее всего, их количество было недостаточным - любой разведчик знает, что фактов не бывает много - но, как бы то ни было, одно из последних решений Гитлера оказалось гениальным: русские вовсе не являются недочеловеками. Судя же по виденному сегодня (и не только), их гений не уступает истинно немецкому. Пусть в части соблюдения порядка они сильно отстают от жителей Рейха, но блистательные озарения русских ученых и инженеров вполне компенсируют этот недостаток.
        И, выходит, фюрер был прав: даже если Россия теперь именуется СССР и управляется большевиками, воевать с ней ни в коем случае нельзя. Тем более, при таком оружии...
        Немец чуть дернулся на стуле. Его поразила мысль... нет, вывод из слов этого якобы переводчика. Конечно, тот был офицером разведки, но...
        При западном ветре отраву может понести на территорию СССР. Они не хотят такого - ну, это можно понять. Но ведь не все время стоит западный ветер! Бывает и штиль. Или, что ничуть не лучше, ядовитое облако понесет в сторону Франции, Бельгии, Голландии... И, значит, стоит лишь хорошенько подобрать метеопрогноз - и русское оружие вполне может повернуться в сторону Рейха. Безнаказанно.
        Что отсюда следует?
        Первое и самое очевидное действие: прибыть к руководству с подробнейшим докладом. Впрочем, это и так ясно. А что второе?
        Как ни старался аналитик, он не мог придумать ничего толкового. Он даже не смог представить себе: а можно ли применить это дьявольское изобретение не в Европе, а где-то еще? И может ли это понадобиться русским?
        Наверное, у Августа Люстига просто не было нужных фактов.
        Картина происшедшего была бы неполной, не упомяни мы одно интересное событие: Павел Анатольевич Судоплатов вскоре получил орден. И совершенно нельзя исключить простое совпадение по времени, ибо таковые случаются.
        ,
        
        Глава 8
        Было бы непростительным благодушием, а то и глупостью предполагать, что советская эскадра не предприняла никаких мер по обеспечению скрытности испытаний - конечно, до такой степени, какую допускают законы физики. Они это сделали. Четыре подлодки серии 'Н' патрулировали вокруг скальных островков и отслеживали посторонние шумы. В радиусе ста миль от чутких гидрофонов ни одно постороннее судно не могло бы пройти незаметно.
        'Охая-мару' было солидным рыболовецким судном. Даже весьма солидным, ибо оно было оборудовано холодильной установкой, так что улов вполне можно было сохранить аж до прибытия в родной порт. Чего уж говорить: далеко не у всякого рыбака на борту имелся полноценный судовой журнал, а 'Охая-мару' имела их целых две штуки. Первый был в точном смысле слова судовым журналом. В него заносились информация типа: когда отошли от причала... в какую точку пришли... закинули сети... улов составил... выбрали сеть... пошли в пункт... Второй журнал придира и педант не посчитал бы таковым, ибо не содержалось в нем никакой информации вроде описанной. Да и хранился он не в рубке, а в хорошо оборудованном тайничке. Написано там было другое, например: в точке с координатами такими-то встретили группу кораблей военного флота США, включающую авианосец 'Лексингтон', а также сопровождение из крейсеров таких-то... переговоры шли на волне... курс...
        Вахтенный помощник на 'Охая-мару' заметил, а потом и занес в секретный журнал наблюдение: такого-то числа, в такое-то время (по токийскому меридиану) наблюдалась мощнейшая вспышка за горизонтом... пеленг... также показался край черного облака... координаты по счислению были...
        Помощник доложил капитану Сугата. Тот сделал вполне разумное предположение, с которым охотно согласился бы любой японец: непонятное явление, вероятнее всего, являло собой извержение вулкана, сопровождавшееся взрывом и выбросом громадного облака пепла. Но встал вопрос: что с этим делать дальше?
        Будучи капитаном рыболовного судна, господин Сугата не очень-то желал следовать в подозрительный район. Если там был подводный вулкан, то результат его деятельности, несомненно, представлял опасность для 'Охая-мару'. Но даже надводное извержение вполне могло изменить рельеф дна и уж точно не способствовало успеху рыболовства. Впрочем, если верить карте, то единственной сушей, где мог бы вдруг проснуться вулкан, были безымянные необитаемые скалы, до которых было сто восемьдесят миль.
        По хорошем размышлении Сугата-сан принял половинчатое решение. Сети были выбраны, так что судно вполне могло позволить себе небольшой крюк. На десятиузловой скорости 'Охая-мару' двинулась в направлении предполагаемого вулкана. Ввиду нестандартной ситуации капитан лично встал на вахту.
        Полное отсутствие судов в этом районе совершенно не удивляло. Ни один моряк в здравом уме не станет наворачивать круги вокруг действующего вулкана - если не считать специалистов-исследователей. Но последних и не могло быть, поскольку, как всем понятно, предсказать извержение вулкана в совершенно безлюдной части океана немыслимо. Ну некому, да и незачем там предсказывать.
        Разумеется, 'Охая-мару' подходила к скальной гряде с под,ветренной стороны. Если там вправду было извержение, то капитан ничуть не желал своему судну хорошую порцию вулканического пепла с небес. Сначала именно эта перспектива выглядела вполне вероятной, но уже на следующее утро старший помощник вслух в ней усомнился. Дело в том, что это самое черное облако практически полностью развеялось. Неоткуда было выпадать пеплу. Или же пепел был унесен сильным ветром.
        В тот же день в секретном журнале появилась запись, свидетельствующая об предполагаемом извержении вулкана с координатами такими-то; также в журнале отмечалось, что одна из скал в гряде полностью исчезла, будучи уничтоженной взрывом. Будь на месте 'Охая-мару' исследовательское судно, то наверняка на свет появилась бы новая редакция лоции (линии изобат могли сместиться, да и местные течения не остались бы неизменными). Запись попала лишь в секретный журнал хотя бы уж потому, что потребностями рыболовства объяснить такое изменение курса было затруднительно. Капитан Сугата полагал, что описанное событие вряд ли заинтересует флотскую разведку, но исключить такое он, понятно, не мог.
        
        Описанный журнал по прибытии в порт был передан представителю флотской разведки. Дальнейшее было далеко за пределами компетенции капитана Сугата.
        Не стоит сомневаться: отчет капитана Люстига чины из разведки (не только флотской, но и армейской) изучили с величайшим тщанием. Надобно отметить: все не особо многочисленные посвященные были в курсе того, испытание какого именно оружия продемонстрировли русские. И еще одно обстоятельство могло бы показаться чуть странным: сам Август Люстиг, которому, кстати, пришлось расстаться со знаками различия капитана цур зее, почему-то не подвергался расспросам. Возможно, причиной тому был не столько русский, сколько немецкий документ. Флотский разведчик представил свой личный отчет и вложил в него абсолютно все сведения, какие только мог припомнить, и все аналитические соображения, до каких только мог додуматься. Том получился увесистым - прилично больше килограмма - и составлен так, что пользоваться им было необычайно удобно: пошарил себе по индексам и пожалуйста, получи нужные сведения. Но мы не можем исключить, что сыграло роль простое нежелание посвящать герра Люстига в тайны, находящиеся явно за пределами его уровня.
        Но еще до возвращения этого достойного офицера в рейх люди Шелленберга подтвердили сейсмическими измерениями как сам факт испытаний, так и район - примерно, конечно. А там была представлена для изучения часть отчета Люстига - точнее, те бумаги, которые предоставили русские. Тотчас по получении этих документов, а особенно фотоснимков был сделан основной вывод: испытания проводились над крошечными скальными островками. Флотские, в свою очередь, уже имея примерные координаты, без колебаний назвали место: рифы Ингенстрема. По правде сказать, других вариантов не существовало, если учитывать результаты обработки сейсмозаписей. Ну не было вокруг искомой точки других необитаемых клочков суши. В этот момент наступило массовое почесывание затылков.
        При том, что германская разведка была на сто процентов уверена в ядерной природе взрыва (никаких других вариантов не виделось), доказательства этого очень бы не повредили. Таковыми с очевидностью могли бы служить пробы воды или, еще лучше, почвы. Но как их раздобыть?
        Место испытаний находилось очень уж не рядом с ближайшей базой Кригсмарине, то есть атоллом Моруроа: более шести с половиной тысяч миль. Посылать в это место надлежало корабль из больших, не менее крейсера - но тогда ему надлежало выделить сопровождение из эсминцев. Или же то могла быть подводная лодка.
        Слов нет, корабли с надлежащим запасом хода имелись в распоряжении Редера. Увы, все они находились на базах на территории Германии. Иначе говоря, без судна снабжения операция выглядела невыполнимой.
        Долгие прикидки и расчеты дали набросок плана. Таковой включал в себя перегон на атолл Моруроа из Бремена легкого крейсера 'Лейпциг' в сопровождении двух миноносцев и судна снабжения 'Мариенбад'. Последний являл собой американскую продукцию из серии, которую в другом мире позднее поименовали 'Либерти'. Поскольку судно было выкуплено, оно получило истинно немецкое название. Сохранение американского имени сочли нецелесообразным.
        Стоит внимания факт, что в этом мире серия была запущена без большого пафоса: все же в тот момент Великобритания не воевала. В результате англичане выкупили лишь часть серии, остальные же достались на долю СССР и Германии.
        Конечно, вся операция рассчитана была не на один месяц. Но кое-что можно было сделать и без длинных океанических переходов.
        К капитану Люстигу заявился лейтенант цур зее совершенно арийской внешности и почему-то поинтересовался судьбой того самого флотского мундира, которым он (Люстиг) щеголял, будучи гостем русского флота.
        Надо заметить: от лейтенанта на две морские мили разило разведкой. Ради коллеги Август Люстиг постарался быть как можно более предупредительным, насколько то позволял устав:
        - Сожалею, лейтенант, но этот мундир я отдал в стирку и глажку.
        По совершенно невероятному совпадению, упомянутый офицер в малом чине был сведущ в вопросах отыскания следов радиоактивности. По сей причине он мгновенно сделал вывод: никаких серьезных находок по этой части от мундира ждать не следует. Но вдохновение, похоже, не оставило лейтенанта цур зее.
        - А вашу фуражку можете одолжить?
        - Я ее не носил. Русские выдали пилотку, но потом попросили вернуть. Точно такие же были на головах экипажа.
        Эта тропинка тоже повела в тупик. А что еще можно сделать?
        Ботинки выглядели свеженачищенными. И все же лейтенант цур зее сумел изыскать резервы:
        - Вы использовали бинокль во время вашей командировки, господин фрегаттен-капитан?
        - Ну разумеется!
        - А кофр для него?
        - И его тоже. Меня предупредили, что может прийти сильная ударная волна, я побоялся оставлять бинокль висящим на шее.
        - Можно глянуть на то и на другое?
        - Конечно.
        Лейтенант цур зее Фридрих Гёрен сразу же подумал, что гладкая металлическая поверхность бинокля и линзы (то и другое протиралось мягкой замшей) вряд ли сохранили на себе большое количество радиоактивных частиц. А вот мягкая материя, которой кофр был оббит изнутри... это совсем другое дело, господа! Да, и еще...
        - С вашего позволения, я заберу у вас бинокль и кофр на некоторое время. Потом их вам вернут. И еще мелочь: вы сохранили то, чем протирали бинокль, не так ли?
        - Вам эта замша тоже нужна? Сейчас найду... вот.
        В знак благодарности и прощания коллега из разведки наклонил блондинистую голову и щелкнул каблуками.
        Уже после ухода младшего по чину фрегаттен-капитан сделал для себя вывод: отданные им предметы отдадут на анализ в поисках того самого таинственного яда.
        А уж после того, как корветтен-капитан Люстиг представил свой собственный отчет - тут настоящая работа и началась.
        Как ни странно, наипервейшим делом руководители германской атомной промышленности посчитали не технические проблемы и задачи, а безопасность персонала. Виноделы Бадена и Пфальца тихо повизгивали от радости: они получили дополнительные гарантированные заказы от Кригсмарине. Оказалось, видите ли, что красное вино (именно в этих регионах делали лучшие немецкие сорта) требуется на стол морякам Рейха - оно, мол, полезно. Патриоты с берегов Рейна и Мозеля скрежетали зубами: там производили преимущественно белое вино. Само собой разумеется, немецкие медики принялись за исследования - не столько обширные, сколько глубокие, ибо спецслужбы отнюдь не жаждали утечек информации какого бы то ни было сорта. Нашлись забубенные головушки, предложившие скооперироваться с русскими в надежде попользоваться их результатами - ведь ясно, что Советы начали соответствующие исследования намного раньше. Идею зарубил на корню сам Вальтер Шелленберг словами 'Чрезмерная наглость вредна.'
        Впрочем, он без активного неприятия выслушал еще одну идею: попробовать в качестве противоядия белое вино разных сортов, а также крепкие напитки. Русскую водку в перечень потенциальных лекарств не включили - видимо, из нежелания нести дополнительные расходы на закупку аутентичного напитка в СССР. Средства против радиоактивности испытывали на свиньях, хотя многие сотрудники, как гражданские, так и военные из нижних чинов выражали желание стать добровольцами в этих исследованиях.
        Но не только горячительные напитки предлагались в качестве защитных мер. Август Люстиг заметил маленькую шестиугольную пластмассовую пластинку, пристегнутую как к форме военных моряков, так и к одежде гражданских. Умные головы очень скоро пришли к выводу, что внутри нее может находиться фотопленка, которая под действием излучения засвечивается - а это свойство было открыто десятки лет тому назад. С очевидностью, таким образом измеряли дозу излучения, пришедшуюся на долю каждого индивидуума. Сами по себе футлярчики для пленки можно было изготовить в любой мастерской, работающей с пластмассами. Осталось лишь определить соотношения между степень засветки, дозой излучения и тем, насколько таковая вредна. Предполагалось, что еще одному стаду свиней придется пострадать, но оказалось, что для тех же целей вполне годятся кролики и морские свинки. И работы по биорадиологии (в Германии эта отрасль науки получила именно такое название) начались.
        Между тем шахта на атолле Моруроа довольно быстро приближалась к состоянию, которое требовалось для испытания. Одновременно мощные центрифуги медленно, но верно обогащали уран, добытый из богемских рудников, поскольку в этой ситуации Германия не могла позволить себе упустить даже малейшего дополнительного количества расщепляющегося материала. А тяжеловодный реактор нарабатывал тот плутоний, который еще никто в Германии не называл оружейным.
        Явных причин не было - и все же появился вызов в кабинет к наркому. Тот был не просто вежлив, а любезен:
        - Насколько мне известно, вы, Сергей Васильевич, сейчас занимаетесь поставкой линии автоматических станков... ну, вы знаете.
        - Почти что так, Лаврентий Павлович, но в комплект входит также документация, она-то и является самой трудоемкой частью.
        - А еще вы регулярно помогаете конструкторскому бюро Королева.
        - И это верно, но мои услуги в большей степени понадобятся, когда придет пора проектировать искусственный спутник Земли.
        - Что бы вы хотели включить в перечень этих услуг?
        - Систему ориентации спутника. Также в интересах его долговечности, имею в виду как можно большую продолжительность активной работы, стоит продумать солнечные батареи. И подумать о политическом эффекте.
        При этих словах Берия прямо-таки навострил уши.
        - Что вы имеете в виду под этим?
        - Очень просто. В 'тот' раз спутник издавал сигналы, не носившие никакой смысловой нагрузки. Просто 'бип-бип-бип'. На мой взгляд, этого мало.
        - Раскройте ваш тезис, прошу.
        - Пусть спутник передает песенку. На русском языке, само собой. И чтобы она была романтически-космического содержания.
        Нарком, судя по выражению лица, постарался представить себе подобное произведение музыкального искусства. Получилось не очень. И гость начальственного кабинета это заметил:
        - Лаврентий Павлович, давайте действовать по алгоритму, который уже использовался ранее.
        Надо отметить: много из словаря Странника уже было усвоено большим начальством. Во всяком случае, Берия ни единым движением не дал понять, что слово 'алгоритм' ему претит.
        - Напоминаю основной принцип, - продолжил товарищ коринженер, - чтобы что-то критиковать, надо иметь, что критиковать. Я предложу эту песенку. Полномочий, чтобы напрячь наших композиторов и певцов, у меня хватит. Музыканты понадобятся, само собой, но не Большой оркестр филармонии. На выходе, по моему представлению, нужно что-то камерное. Без оглушительных фанфар и грохочущих барабанов. Но, поскольку это дело почти полностью политическое, то решение, полагаю, за товарищем Сталиным и, возможно, Политбюро.
        - Сколько вам времени потребуется?
        Этот сакраментальный вопрос, разумеется, ожидался, и ложь в ответе была совершенно немыслима.
        - Срок не назову, он не только от меня зависит. Судите сами, Лаврентий Павлович: подбор исполнителей может занять как бы не все две недели. По моему мнению, это минимум, а наиболее вероятную цифру даже боюсь вам назвать. Ноты, музыканты, репетиции мелодии - на все про все неделя. Создание записи наивысшего качества - три дня. Организация помещения этой самой записи в отсек оборудования на спутнике - ну, мелочь. Но торможение может возникнуть на любой стадии, и предвидеть этого не могу.
        - Если понадобится подтверждение ваших полномочий, то считайте, что оно у вас есть.
        - Лаврентий Павлович, не хотел бы вас беспокоить и отвлекать на эту задачу без самой крайней необходимости.
        - Спасибо. Что касается космической программы, то вашими трудами у нас есть практически полное описание того, что было. Вы правы: могут понадобиться некоторые переделки как в плане исследований, так и в плане оснащения. Как раз тут видим еще одну проблему, и она как бы не общего характера.
        Гость изобразил улыбкой наивысшую готовность ко всему, что понадобится впредь.
        - Ваша деятельность, Сергей Васильевич, может быть разделена на две части. Одна посвящена работе матрикатора... - Тут Рославлев счел нужным понимающе улыбнуться, - ...вторая же носит информационный характер. Названия условные, как понимаете. Так вот: вторая часть ваших обязанностей может быть выполнена в Москве и только там.
        Тут товарищ Берия, в свою очередь, тонко улыбнулся, тем самым давая понять, что понимание причин этого заявления настолько просто, что пояснений не требует.
        - Что же до матрикации, то нам видится: этим стоит заниматься в достаточно уединенном месте. Что-то вроде закрытого города и малонаселенного притом. Чтобы все подозрительные новинки шли оттуда. Если не ошибаюсь, аналоги существовали.
        - О, кажется, понимаю. Но тут вижу некоторые трудности.
        Последние слова были произнесены с чуть-чуть заметным пренебрежением: дескать, все это преодолимо.
        - Первое, что вижу необходимым: громадные склады с соответствующим оборудованием и, главное, с подъездными путями. Лучше железнодорожными. Все сделанное должно тут же уходить по назначению. И, само собой, город должен быть связан двухпуткой с основными магистралями.
        - Ну, это очевидно, - с отменной (даже чуть приторной) ласковостью произнес нарком. Но Странника таким было не пронять:
        - Это вам очевидно. Это мне очевидно. Но найдутся такие, которым это станет большим открытием.
        У наркома не нашлось возражений.
        - Представляю, что население этого города разделится на две части: постоянные жители и командированные. Последних меньшинство, понятно. Первые будут заниматься чисто транспортными задачами, ну и обслуживанием. Вторые - их бросать на освоение новых изделий и процессов. И совсем чуточку: на улучшение. Например: вот я даю серию авиадвигателей воздушного охлаждения. Хорошие машинки, отработанные, но! Их налаженное производство - одно из главных достоинств, но что хотите, а не верю, чтобы в этих движках совсем ничего нельзя было улучшить хотя бы по мелочи. Пусть специалисты изобретают, рационализируют и всякое такое. Но без потерь в качестве! Никаких попыток удешевления производства. Мой опыт говорит: всякое изменение, нацеленное только на это, неизбежно означает провал в качестве. И еще одна тонкость. Представьте себе, что командированная группа занимается анализом... чего-то. Скажем, производственной линии. Возникают вопросы: откуда изделия? Станки? Приборы? Методы? Ответ же должен быть таким: из Китежа-шестнадцать. Такого города нет. И вопросы на тему: 'Это где ж такой?' или вообще не возникнут, или
получат ответ: 'Секретный город, понимать надо.' А тот город, где все это на самом деле будет возникать, предлагаю назвать хитрым именем. Например: Беловодье. Впрочем, на этом варианте не настаиваю.
        - Почему такое?
        - Вот видите, для вас это тоже не очевидно. Вообще-то в русских народных верованиях это сказочная страна, где нет ни холопов, ни бар, зато все остальное есть. Молочные реки, кисельные берега... Если не ошибаюсь, больше всех верили в Беловодье староверы. Впрочем, на этом варианте не настаиваю.
        - Название стоит обсудить, - нейтрально ответил Лаврентий Павлович.
        - Далее: о бараках и общежитиях забыть! Условия проживания должны быть такими, чтобы угроза увольнения воспринималась бы как ужас кромешный. Это относится не только к жилью, но и к прочим условиям. Снабжение продовольственными и промышленными товарами. Развлечения. Сюда включить стадион, кинотеатры, даже просто театр. Как понимаю, преимущественно город будет заселяться молодежью, так должны быть и ясли, и детские сады, и школы.
        Берия слегка кивал. Его аналитики предвидели подобные требования.
        - Одним словом, требуется план строительства такого города с учетом того, что я сказал, ну и соображений безопасности тоже, но по этой части давать вам советы...
        -Вы зря так думаете, Сергей Васильевич, - со всей доброжелательностью возразил Лаврентий Павлович. - У вас свежий взгляд. Ваши советы могут принести пользу, и ручаюсь, что их нерационально отбрасывать, не глядя. Так что план строительства вам предоставят.
        'Курчатник' работал, не покладая рук. Собственно, классические атомные бомбы - иначе говоря, урановые и плутониевые - уже имелись. Мало того: в арсенал входили боеприпасы различной мощности. Правда, все еще шли споры о том, какие лучше, но руководство предложило решать этот вопрос, исходя из результатов практических испытаний. Между тем обработка данных от испытания на рифах Ингенстрема была куда как далека от завершения.
        Но у разработчиков имелись и другие задачи. Ядерные реакторы энергетического назначения - вот что было выставлено в качестве одного из приоритетов. Назначение таковых находилось под секретом, но ведь людям нельзя запретить думать, верно? Именно это они и делали, а результаты выплескивались в курилках. Стоит упоминания: разговоры, беседы и толковища курировались, хоть и неявно, но целенаправленно.
        - Ну вот скажите, добры молодцы: на кой ляд пятимегаваттный реактор может быть нужен? Гипотезы, а? Версии?
        Среди добрых молодцев было сколько-то личностей в юбках, но это обстоятельство никого не смущало.
        - Энергия!
        - Тривиально! Даже слушать противно.
        - Отработка конструкции!
        - Принимаем? Хорошо. Еще?
        - Энергия специального назначения!!
        От подобного заявления спорщиков малость перекосило. Но мужественный старший инженер Байда нашел в себе силы подать реплику:
        - Юрочка, ты уж сделай божескую милость: объясни мне, дуболому, шо це таке.
        Этот недопонимающий был родом из Белгорода, а его мама - из Полтавы, оттуда и шли (иногда) украинизмы.
        - Пожалуйста! Источник энергии там, куда железную дорогу пробивать накладно, гидроэнергии нет вообще, а часто завозить топливо трудно. Это раз.
        - Заполярье? Пустыня?
        - Насчет пустыни - кретинизм в острой стадии. Раз электростанция - значит пар, то есть источник воды, без которого нельзя. Вот Заполярье... Ладно, твой 'раз' посчитаем. Что там два?
        - Небольшой сравнительно реактор для установки на судах! Ну представьте себе: мощнейший ледокол, который Северным морским путем пройдет туда-обратно, не пополняясь топливом.
        - Что-то в этом есть, - дистиллированным голосом произнесла Ленаванна - старший научный сотрудник из расчетной группы солидного возраста. Ей было больше тридцати пяти, почему и звали ее исключительно по имени-отчеству. Эта дама славилась светлой головой и черным языком. На сей раз уколов и укусов не последовало. Общество молча удивилось, но приняло к сведению этот до некоторой степени положительный отзыв.
        Был среди курильщиков и тот, который помалкивал. Борис Маркович обмысливал то, что ему удалось случайно услышать - мол, готовится задание на реактор в определенных габаритах - и изделие вполне могло служить судовым энергоагрегатом. Но вот насчет ледокола... Между прочим, подобную штуковину вполне можно встроить в линкор. И год по океану без всяких заправок! Только бы узнать, какая мощность может потребоваться...
        Недостаток эрудиции не позволил этому достойному ученому раскритиковать вдрызг свою же идею. Он просто не знал, что, хотя в СССР корабли линкорного класса имеются, но от закладки новых кораблей этого класса пока что отказались. Он также не знал, что слово 'заправка' не употребляется в военном флоте. Впрочем, идею он вслух не высказал, не желая иметь дело с первым отделом.
        И еще одна группа тихо трудилась над дальнейшим развитием бомбы. Собственно, и названия у изделия не было. Но из представленных материалов было ясно: мощность взрыва виделась просто гигантской. Мегатонны в тротиловом эквиваленте! Впрочем, пока что работа шла на уровне уточнения концепций.
        
        Глава 9
        В том, другом мире этого человека назвали бы продюсером. Здесь он носил чин администратора. Зато внешность была совершенно классической: маленький, кругленький, склонный к облысению. Лицо было полностью еврейским, и форма соответствовала содержанию. Практическая словострельность составляла от четырехсот до пятисот в минуту.
        - Если Голимский берется за работу, то он ее делает хорошо! Вам нужна песня по радио? Так имейте в виду: это не просто ля-ля-ля! Это музыка! А где музыка, там музыканты! И певец... или там певица! Но и это не все! Песню надо залитовать! - Термин был скорее из писательско-редакторских, но Рославлев его понял. - И вы не знаете, как это делать! А Голимский знает! Поэтому подавайте сюда ноты и слова - прочее будет моей заботой. У меня зазвучит!
        Налицо было острейшее желание администратора взять руль, педали и рычаг коробки передач в одни руки. А также сесть в водительское сиденье. Но именно это не устраивало странноватого седого товарища.
        Тон посетителя любой незнакомец мог бы посчитать не просто вежливым, а любезным. То же относилось и к словам:
        - Дорогой Соломон Маркович, уверяю вас, что песня совершенно необычная. То, что ее будут исполнять по радио - это так, но аудитория у нее будет не только советская. Поэтому убедительно прошу отнестись серьезно к моим пожеланиям относительно нотной записи и подбора исполнителя.
        Стоявший чуть в стороне второй посетитель (это был младший лейтенант Марат Джалилов, но в штатском) удивлялся долготерпению начальника. В другой ситуации тому хватило бы и меньшего, чтобы добавить жесткости в голос. Но, коль скоро опасности не наблюдалось, то охранник удивлялся молча и бесстрастно.
        - Я не могу полноценно работать, пока не увижу песню! Текст, как понимаю, у вас есть? Так мне нужны слова! И ноты!
        - Вы не дослушали, Соломон Маркович. Это и есть одна из первых проблем. Песня имеется, а нот нет. Текст, правда, тоже имеется. Повторяю: у вас же есть возможность разжиться услугами музыканта, который, услышав мелодию, создаст нотную запись?
        - Хорошо-хорошо, будет вам такой, - с этими словами продюсер схватил телефонную трубку, вертанул диск и завопил:
        - Люся? Это Голимский. Скажите Королю, чтоб немедленно шел ко мне.
        У посетителей сложилось несколько странное ощущение от последних слов. Обычно это короли приказывают, чтоб пред их очи явился такой-то. Однако Рославлев промолчал, рассудив, что в чужое королевство со своими указами не ходят, а второй гражданин не шевельнулся и вообще сохранил полную невозмутимость.
        Через минуту в дверном проеме нарисовался русоволосый молодой человек среднего роста с приятными чертами лица и тонкими, подвижными пальцами скрипача или виолончелиста.
        Товарищ Голимский неким хитрым образом еще ускорил речь. В результате получилось полных шестьсот слов в минуту:
        - Знакомьтесь: это Петр Сергеич Король, он помощник дирижера, это Сергей Васильевич Александров, наш заказчик. Он принес песню без нот.
        - И сейчас вы ее услышите, - встрял седой посетитель. Он достал светло-серую коробочку размером менее портсигара и нажал незаметную кнопку. Тенор запел в сопровождении струнных.
        Седой нажал на кнопку. Песня оборвалась. И тут в голосе странноватого посетителя появились почти незаметные, но жесткие интонации:
        - Петр Сергеевич, не сомневаюсь, что вы сделаете вашу работу быстро и тщательно. Но от вас также потребуется умение молчать. Вы принесете все ваши записи и забудете об их существовании. До того дня, когда эта песня появится в эфире, никто не должен даже знать о ней - кроме тех, кому такое положено по службе. Дело это политическое. Распишитесь здесь и здесь.
        Король бегло проглядел подписку о неразглашении, на которую тут же легли высочайшие автографы.
        - Сколько вам нужно времени?
        Королям безрассудство противопоказано, и, наверное, поэтому Петр Сергеевич поосторожничал:
        - Думаю, что за сорок пять минут управлюсь.
        - Тогда приступайте.
        Его величество изволили удалиться.
        - Теперь до вашего сведения, Соломон Маркович. Утверждать эту песню в эфир будет не кто-нибудь, а... - последовал взгляд в потолок. - Для исполнения потребуются... гитара под вопросом, скрипка... мандолина, может быть. Один из исполнителей: Марк Бернес. Вот его куплет...
        Голос из коробочки был мужским, и Бернесу он вполне подходил.
        - ...а вот эти два должна спеть девочка с заячьим голоском.
        Такое требование Соломон Маркович слышал первый раз в жизни. И, в соответствии с зовом натуры, попытался противоречить:
        - Сергей Васильевич, даже если сам товарищ Сталин будет настаивать, я буду против и скажу это ему в лицо. Никто и никто, и никогда, и ни за что не скажет, что Голимский сделал плохую работу. Я уважаю Марка Наумовича как артиста, но как певец он... у него же голоса нет!
        Возражение последовало в стихах:
        Петь можно с голосом и без.
        И это доказал Бернес.
        - Песня, Соломон Маркович, должна звучать искренне. Бернес так умеет, знаю наверное. И та девочка, которую вы найдете, тоже это сумеет. К вашему сведению: детей и животных на сцене переиграть нельзя. Это не я сформулировал, а Тарханов8 . Так вот, мне видится песня как дуэт отца и дочери. Нет, дочери и отца. Но должно идти от сердца.
        Огромный опыт поддержал Голимского и не дал растеряться. 'Продюсер' отвечал вполне серьезно:
        - Вы имели в виду, Сергей Васильевич, что песню будут слушать большей частью за границей?
        - Очень хотелось, чтобы так и вышло. Но решать, повторяю, буду не я. И даже больше скажу: тот, кто будет решать... кхм... он будет исходить не из критериев художественных, а из политических соображений.
        - Даже при ТАКИХ требованиях, - отдать должное, Соломон Маркович мастерски играл интонациями, - никто не посмеет сказать, что Голимский не приложил все мыслимые усилия. Сколько у меня времени?
        - Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос, - проворчал вроде как себе под нос посетитель. - Месяца два наверняка. Насколько больше - не скажу, просто не знаю. А, да, забыл: может сказаться занятость самого Бернеса. Если он сейчас на съемках...
        - Не может быть на съемках, - уверенность Голимского была сделана из высокоуглеродистой закаленной стали. - Сейчас зимний сезон, на натуру никто не поедет, вот в павильоне снимать - да, могут.
        Последовал кивок странного заказчика в сопровождении вполне ожидаемых слов:
        - С кандидатурами юных певиц - тех, которые пройдут отсев - хотел бы встретиться лично.
        Находит не тот, кто ищет, а тот, кто знает, что именно искать. Сия порядочно избитая истина оправдалась в очередной раз.
        Вопреки распространенным заблуждениям, Япония вовсе не являлась в достаточной мере закрытой страной, чтобы там не действовали зарубежные разведки. С разным успехом - это да, но ведь вели работу!
        Первой добилась - нет, могла добиться - успеха американская военная разведка. В родном мире Рославлева они раскололи японский военной-морской шифр, и эта победа была широко разрекламирована в средствах массовой информации - после войны, как легко понять. Но отсутствие бравурных маршей вовсе не означало, что другие методы извлечения информации пребывали в небрежении. В частности, агентурная разведка тоже была в чести. Но сколь часто великие деяния рассыпаются в прах по причине технического несовершенства или ошибок исполнителей!
        Некий мелкий чиновник (даже не военнослужащий) министерства флота за вознаграждение, которое в Японии сочли бы за приличное, а по американским меркам являло собой полную мизерабельность, сфотографировал материалы, которые поступали от японских рыболовецких и торговых судов. Но времени у этого шпиона было до жалости мало, а потому он выбирал лишь то, что, по его мнению, могло представить интерес для американского флота. Извержение свеженародившегося вулкана, будь оно сколь угодно грозным и величественным, не находилось в первой строке списка американских приоритетов. Воть почему флотская разведка США даже не заподозрила, что на северо-востоке Тихого океана происходит нечто не совсем ординарное.
        В сходной ситуации оказалась и английская разведка. Разница состояла лишь в том, что их американские коллеги в тот момент и не узнали о вулкане, а британцы этот кусочек информации получили, но... не придали значения. Правда, наличие вулкана морского базирования не добавляет спокойствия флотским командирам, ну так не надо лезть в филиал преисподней. Великий океан и сам по себе не очень-то Тихий.
        Совсем другая судьба ждала это сообщение в германской флотской разведке.
        Для начала эта кроха информации попала на стол не особо высокому чину. Тот с полувзгляда на координаты определил, что к атоллу Моруроа вулкан ни малейшего касательства не имеет. Другими словами, событие вроде как не входило в сферу интересов Рейха. Но несколько смутило описание взрыва. Как-то оно не вполне походило на результат вулканической активности. Упомянутый малый чин передал информацию на уровень повыше. А там нашелся офицер, имевший допуск (ограниченный, понятно) к атомным делам. Полетел запрос в соответствующую группу. И надо ж такому случаться: как раз в эту группу пришли результаты по радиоактивной пыли от русского испытания. Тут все кусочки и составили картинку. Координаты взрыва, описание его последствий - короче, стало ясно, что японцы, само того не подозревая, отследили испытание атомного оружия. Следы радиоактивности на предметах, заведомо побывавших на русском корабле во время испытания, не давали никаких оснований для сомнений.
        Этот был тот самый случай, когда пришлось делиться сведениями с военной разведкой. Генерал-майор Пикенброк (это звание он получил два месяца тому назад) отличался широким взглядом на события. И таковой был высказан вслух на совещании, где присутствовали он сам, руководитель внешней разведки Шелленберг, министр промышленности Альберт Шпеер и гросс-адмирал Редер:
        - Господа, из представленных сведений следует, что они суть подтверждение того, что мы и так знали: на рифах Ингенстрема испытывалось атомное оружие. Но нам надлежит подумать о том, как быстро наши потенциальные противники придут к тому же выводу. И, понятное дело, отслеживать их прогресс. Япония, с ее сравнительно небольшим промышленным потенциалом в счет не идет: сейчас они в бешеном темпе наращивают возможности своего военного флота, и на это уходят все ресурсы. Великобритания находится в лучшем положении, но у них в приоритете находятся военно-воздушные силы и флот. Кстати, это следует из ваших же данных, гросс-адмирал. Из значимых противников остаются лишь СССР и США, причем последние сильны потенциалом, а не состоянием дел.
        - Францию вы не рассматриваете?
        - Вальтер, у вас имеются какие-то данные, позволяющие предполагать начало французских разработок в этой области?
        - Да, Ганс, есть сведения о группе французов, которые начали прорабатывать теоретические основы. Но не имеется никаких данных о фактическом обогащении урана, я уж не говорю о строительстве реактора. Такое скрыть трудно.
        - Да, в Европе. Но у французов сохранились колонии.
        - Мы отслеживали грузопотоки. Ничего похожего на масштабное строительство.
        - Допустим. Остались американцы.
        - У них нет своего урана. Точнее, у них больше нет урана. По всем признакам, о нем позаботились русские - просто потому, что больше некому.
        - По нашим данным, его можно раздобыть в Канаде.
        - Да, его там закупили, но пока что мощности по обогащению совершенно недостаточны.
        - В Штатах умеют быстро организовать производство.
        - Это так, но в настоящее время их усиленное внимание ориентировано на нужды флота. И авиации, конечно.
        - Допустим, сегодня они начали разработку. Альберт, сколько им понадобится времени, чтобы получить действующую бомбу? Исходите из нашего опыта.
        Министр ответил не сразу.
        - Слишком много неизвестных факторов, господа. И главный из них: удастся ли американским военным убедить президента в необходимости выделить чертову уйму долларов на проект.
        При этих словах руководитель военной разведки нахмурился:
        - Как только янки узнают об успешном взрыве бомбы - при этом все равно, кто ее испытывал - президент Рузвельт получит сверхубедительную причину для выделения средств.
        - Да, если к тому времени не разразится война между США и Японией, - твердо отвечал Шпеер.
        - Почему вы думаете, что таковая состоится?
        - Экономический анализ, господа. Японцы развивают производство вооружений сами, закупая лишь сырье и полуфабрикаты. Американской промышленности нужны рынки сбыта. Свое правительство будет таким клиентом только в случае войны. Таковая может быть лишь с Японией. Больше не с кем.
        - Вы рано сбросили со счетов Великобританию, господа. По имеющимся у абвера данным, лайми неуклонно наращивают воздушную мощь, а корабельную программу никогда не сворачивали. На кого все это, я спрашиваю?
        Вопрос был риторическим, но на него все же нашелся ответ. Высказался Редер:
        - По данным моей разведки, Королевский флот получает больше возможностей для нападения, чем для защиты. Это касается как кораблей линии, так и авианосцев. У Кригсмарине есть преимущество в числе подводных лодок и в опыте их экипажей, но подводный флот есть скорее средство отражения нападения.
        Не было сказано: 'Подводные лодки десанта не несут.'
        - Вы хотите сказать, Эрих, что нам, вероятно, предстоит столкновение с британским флотом, когда он попытается полностью взять в свои руки контроль над Немецким морем, то есть выходом в Атлантику?
        - Да, я это не исключаю.
        И снова заговорил министр промышленности:
        - Продолжу мысль, с вашего позволения, господа. Американской промышленности нужны военные заказы. Если таковые не последуют со стороны Великобритании, то скорая война с Японией неизбежна. Иначе США грозит еще один спад производства, а на такой риск президент Рузвельт не пойдет. Но даже если конфликт Рейха и Великобритании все же состоится, то и тогда усиление Японии в Тихом океане может быть сочтено нетерпимым. Только война начнется несколько позже.
        Возражений ни у кого не нашлось.
        Все великие державы планировали, прикидывали и уточняли. Япония исключением не являлась.
        В этой стране, как читателям, должно быть, известно, предпочитают действовать по-японски. И в этот раз дело обстояло именно так.
        Некая группа аналитиков в штабе сухопутных войск разработала план. Он был доведен до сведения начальника штаба Квантунской армии генерала Ёсимото Тэйидзи. Тот, обладая известной дозой стратегического мышления, не просто доложил своему непосредственному начальнику, командующему означенной армией Умэдзу Ёсидзиро, но и сопроводил своим личными соображениями. Разумеется, фамилии и должности истинных авторов не прозвучали. Господин начальник штаба, в частности, отметил, что это тот самый случай, когда без согласования с моряками не обойтись. При попытках запустить пробный шар сразу же оказалось, что Господин Флот имеет по многим вопросам собственное мнение. Эти две стороны сошлись в одном: требуется согласование позиций, причем не только с чисто военной, но и с политической точек зрения. Третейским же судьей предстояло стать императору Хирохито.
        Все присутствовавшие на этом совещании имели полное представление о повестке дня. Никто даже не удивился и тем более не возразил, когда слова попросил министр сухопутных войск Тодзё Хидэки.
        Этот господин чуть нарушил традиции. Свое выступление он начал с изложения разведсводок.
        - ...таким образом, дипломатические источники вкупе со сведениями от военной разведки не дают возможности усомниться: готовится атака флота США, нацеленная как на захват плацдармов вблизи Ямато8 , так и на морские торговые коммуникации. Означенное действие будет предварено резким дипломатическим нажимом - ультиматумом, проще говоря. Выполнение условий подставит под удар экономические позиции Японии. Ответить на этот ход мы можем лишь опережающей атакой на военно-морскую базу или базы.
        Все собравшиеся ни на секунду не усомнились в истинном значении последних слов. Более-менее подходящая цель находилась на Гавайях, в бухте Перл-Харбор. Прочие же цели были или недоступны, или достаточно защищены, чтобы атака не причинила значимого ущерба, или просто не представляли достаточной ценности. Но моряки также знали, что все учения были ориентированы на удар именно по этой базе и никакой другой.
        - Однако, - продолжил морской министр, - мы помним, что господин Моротофу10 недвусмысленно дал понять, что не исключает военных действий своей страны с целью отвоевания южной части острова Карафуто и близлежащих островов - Хабомаи, Сикотан, Кунасири, Эторофу и других, расположенных северо-восточнее, с целью обеспечить их флоту свободный проход в Тихий океан. Предложенный нами пакт о ненападении был отвергнут. Следовательно, при конфликте с Соединенными Штатами мы не можем исключить удара в спину, если, конечно, не будут предприняты соответствующие меры. Они должны включать в себя как действия сухопутных сил, так и флота.
        На этот раз собрание зашевелилось. Слово было сказано. Однако речь господина Тодзё на этом не закончилась.
        - По нашим данным, на сухопутном фронте нам противостоят сорок дивизий, сюда включаю три танковых корпуса. Вооружены они большей частью танками БТ-5, БТ-7, Т-26 и Т-34. Первые три типа - легкие, с ними мы встретились при Номонгане. Последние тяжелые, с противоснарядным бронированием, и они сосредоточены на расстоянии от ста до ста пятидесяти километров от границы. Их берегут. Применение возможно на направлении на Мукден, хотя тому препятствует естественная преграда: Большой Хинганский хребет. В сумме эти силы в состоянии доставить нам неприятности, но есть средство остановить русскую волну.
        Со стороны могло бы показаться, что слушатели сохранили полную индифферентность, но докладывающий отлично знал, что это было не так.
        - Диверсионные работы: вот чем сильна наша армия, и это абсолютно необходимо использовать. Тоннели Транссибирской магистрали - первоочередная цель. Вторая: мосты. По мнению штаба, имеются возможности уничтожить стратегический мост через Амур диверсионным ударом. И тогда наши сухопутные силы получат возможность передышки на один год, как минимум.
        После этого настала очередь командующего объединенным флотом адмирала Ямамото. Он начал скучным, почти занудным голосом:
        - Как все вы уже знаете, господа, флот имеет тесные связи с германскими коллегами, а также с их разведкой.
        Это было чистейшей правдой. При том, что немцы отнюдь не рвались воевать с восточным гигантом, они не чурались передачи японцам секретных данных, касающихся СССР. Разумеется, в руки японцев попадали только те сведения, которые сами немцы полагали возможными выдать.
        - В частности, в наши руки попала информация о новейших разработках русских, относящихся к артиллерии, бронетехнике и сухопутной авиации...
        Каждый из присутствующих получил по стопке фотографий. При том, что оценить истинные размеры новейших русских танков было практически невозможно (не было ни единой картинки, на которой машины соседствовали с человеком), но не отметить длину танковых пушек было нельзя. Упоминались и ракетные установки, не оставившие никаких шансов мощным бетонным дотам в войне с Финляндией. С фотографиями летательных аппаратов было похуже, но немецкие специалисты прилежно описали реактивную авиацию и боевые геликоптеры, снабженные броней.
        К чести адмирала Ямамото будь сказано: он упомянул, что, по мнению германских специалистов, количество образцов новейшей техники на момент той войны было весьма мало. Объяснялось это как трудностями производства, так и дороговизной изделий.
        Адмирал с уверенностью продолжил:
        - ...таким образом, делаю вывод, что, применяя эту технику, русские могут вскрыть даже массированную оборону и тем самым поставить под удар всю Квантунскую армию, а в конечном счете выбросить наши войска с континента. Что касается флота, то в наших силах наступать на американские силы в течение года. Мы готовы уничтожить практически все корабли на базе Перл-Харбор. Но я не ручаюсь за успех в течение более длительного срока. Тем более, что, весьма вероятно, сколько-то кораблей нам придется выделить на оборону южной части Карафуто.
        Сказанное не было новостью. Практически ту же информацию до сведения всех присутствовавших уже доводили на предыдущем собрании. Но имелись и нюансы.
        По всей видимости, руководство Госпожи Армии также вошло в контакт с германской разведкой. И не просто вошло, а сделало выводы из предоставленных сведений. Тодзё-сан явно имел домашнюю заготовку на эту тему:
        - Не существует летательных аппаратов, которые могли бы летать в отсутствие топлива, бомбить без бомб и стрелять без патронов. Наша наземная разведка вскрыла местоположение соответствующих складов. Все они расположены на расстоянии до двухсот километров от границы. Воздушная разведка не производилась, дабы не встревожить наших потенциальных противников. В нужный момент склады будут подняты на воздух. Что касается танков и другой бронетехники, то против них будут действовать тэйсинтай11 . В нужный момент они подорвут фугасные заряды, а двадцать килограммов тола под днищем достаточно для того, чтобы вывести из строя любой танк. Это в дополнение к тому, что горючее, масла и боеприпасы для этой бронетехники также попадут под удары диверсантов. Они могут выиграть для наших вооруженных сил год. Как вы должно быть, знаете, Ямамото-сан, - только истинный сын Ямато мог бы распознать в этих словах тщательно замаскированную издевку, - при атаке укрепленной позиции потери нападающей стороны втрое выше, чем защищающейся. В горной местности - тем более. Таким образом, на долю флота останется задача принудить
США к миру в течение этого самого года. Сама же армия будет лишь защищаться.
        В конечном счете и флот, и армия получили приказы императора, которые надлежало исполнить.
        
        Глава 10
        Это был тот самый случай, когда докладчик жертвовал мелкими деталями в пользу краткости и точности.
        - ...и, следовательно, даже без учета поражающего фактора в виде радиоактивных осадков, ядерный взрыв с тротиловым эквивалентом шестьдесят пять тысяч тонн в состоянии вывести из строя эскадру кораблей противника в гавани. В нашем случае три эсминца и один крейсер перевернулись и затонули, остальные же оказались полностью небоеспособны. Повторяю, этот боеприпас был не самым большим из всех имеющихся в нашем распоряжении.
        Хозяин кремлевского кабинета еще раз проглядел фотографии.
        - Результат хорош, Лаврентий, но он, как понимаю, не окончательный.
        Берия уловил неоднозначность фразы, но решил, что понял ее правильно.
        - Вот, - и по столешнице скользнули светло-коричневые папки, - здесь перспективный план испытаний. Здесь исследования по мерам защиты персонала. А тут изложено предполагаемое развитие реакторов, как чисто энергетических, так и судовых. Пока что данных разведки по поводу того, что именно известно другим державам - Германию не считаю, конечно - не имеется.
        Сталин взял нижнюю папку - ту самую, в которой содержался план испытаний. - и неторопливо пролистал содержимое.
        - Здесь кое-чего не хватает, - бесстрастно заметил он.
        Как ни странно, нарком не выказал беспокойства при этих словах. Не читалось на его лице даже простого опасения получить выговор. Вместо этого изобразилось живейшее внимание и желание улучшить собственную работу. А вождь продолжил:
        - Нет плана по испытаниям термоядерного оружия.
        Лаврентий Павлович чувствовал себя, как хороший преферансист, получивший в прикупе семерку на объявленном мизере при своем ходе. Или как шахматист, форсирующий переход в эндшпиль с лишней легкой фигурой на руках, при одинаковой пешечной конфигурации.
        - У нас на сегодняшний день нет термоядерного оружия в буквальном смысле слова. Имеются теоретические наработки и расчеты; они сделаны на основе данных от Странника, но пока что не существует ни одного изделия и, соответственно, не проводилось никаких шахтных испытаний.
        Тут последовала почти незаметная пауза, впрочем, не оставшаяся незамеченной.
        - 'Тогда' нам понадобились четыре года на разработку. Думаю, сейчас мы можем рассчитывать на меньший срок - скажем, три года.
        Кивок Сталина, который в этот момент прогуливался по кабинету, можно было изложить в словах 'Да, я тебя понял' или 'Да, так и надо было сделать'. Но никто, даже проницательный и многоопытный Берия, не мог бы с уверенностью догадаться, что именно имел в виду хозяин кабинета.
        Вождь, не останавливаясь, взял со стола другую папку. Ии содержимое также подверглось просмотру. На этот раз Сталин позволил себе выразить удивление:
        - Что ж, выходит, от радиации спасает красное вино?
        Лаврентий Павлович осмелел настолько, что позволил себе ухмыльнуться:
        - Это было в некотором роде дезой. Странник объяснил, что его знакомые атомщики использовали это средство, но у него не нашлось никаких документальных доказательств действенности... кхм... лекарства. Не имею в виду, что вино вообще бесполезно - возможно, есть данные о его защитных свойствах, просто Странник не отыскал их. К тому же наши корабли вообще не попали под радиоактивные осадки в сколько-нибудь опасном количестве. Так пусть немцы ищут.
        На сей раз кивок носил явно одобрительный оттенок.
        Изучению подверглась третья папка.
        - В мире Странника первым советским судном с реактором стал ледокол.
        Вопросительные интонации в реплике Сталина отсутствовали.
        - Совершенно верно. Научным руководителем проекта тогда был Анатолий Петрович Александров. У нас - тоже. Было множество проблем с материалами. Мы, правда, знаем как состав специальных сталей, так и технологию сварки и термообработки, но вот методы выплавки отстают... несколько. На примере первого атомохода были отработаны конструкторские решения, а уж после того в ход пошли реакторы для подводных лодок. Не вижу причин отказываться от разумного способа разработки.
        Фраза была смелой, но и она была принята благожелательно.
        На этом совещании ни слова не было сказано о космической программе. Ее время было впереди.
        Мы не можем с уверенностью утверждать, что именно подумал Алексей Владимирович Рославлев в тот момент, когда кандидатура женского (девичьего) голоса была, наконец, отобрана. Может быть, это были слова 'Проехали этап!' Или даже: 'Ну, наконец-то!' Смысл же словесной формы заключался в том, что один этап - как бы не самый трудный и уж точно самый долгий - пройден.
        Девочка была... ну что тут сказать, девчонка девчонкой: двенадцать лет, два глазика, два ушка, светлые косички, чуть заметная хитрушечность во взоре, чуть напускная скромность. Ее звали Светлана Семенова, и она прибыла в Государственный дом радиовещания и звукозаписи с компании с бабушкой Ксенией Васильевной. Вообще-то сопровождать должна была мама, но как раз в тот день ей никак нельзя было отлучиться с работ: она работала технологом на фабрике 'Красный Октябрь' и контролировала пуск линии после ремонта. А бабушка отвечала в семье за все домашние дела, в том числе и за внучкино творчество.
        Нельзя сказать, чтобы Света была совсем уж новичком: до этого дня она участвовала не только в записи хора Дома пионеров и школьников на Можайской улице, а еще ее возили на некое загадочное прослушивание, где приказывали петь отрывки из детских песенок. Но у детей интуиция иногда срабатывает получше, чем у взрослых. Девица чуть не на уровне инстинкта понимала, что эта запись (именно для нее вызвали, так было сказано) особенная. Юная певица всеми силами старалась не вертеться на не особо удобном стуле - и как раз поэтому вертелась. Тем более, что осторожная Ксения Васильевна явилась чуть не на сорок минут раньше назначенного времени.
        Прибытие некоего мужчины, явно имевшего отношение к тому же делу, ничуть не успокоило Светлану. Тем более, что бабушка как раз и пришла в сильно обеспокоенное состояние. Она незнакомца узнала сразу. Это был киноартист Бернес. Он уже тогда был достаточно известен, чтобы большинство взрослого населения его узнавало. Девчонке же было достаточно бабушкиного шепота на ухо: 'Сам Бернес!' Имя было знакомо.
        Но думать над особенностями события было уже некогда. Тяжелая дверь открылась. Появился еще один незнакомец. По мнению девчонки, тот с очевидностью был дедом, судя по седой бороде.
        - Здравствуйте, меня зову т Сергей Васильевич Александров. Кто вы такие, я и так знаю, представляться нет нужды. Ксения Васильевна, вам придется подождать здесь. В студию нельзя.
        Изначально бабушка была твердо намерена сопровождать свою любимицу куда угодно. Но тут коса нашла на камень. Сергей Васильевич говорил вроде как мягко, но противоречить ему никто бы не захотел.
        - Потом, после записи попьем чаю, - все так же без особо нажима продолжил пожилой товарищ. - Пойдемте.
        Оборудование студии поразило актера, хотя он этого пытался не показать и даже не сказал то, что напрашивалось: 'Чистый футуризм!' Но, похоже, этот Александров был с некоторым опытом. Во всяком случае, он тут же предложил распеться, что в течение десяти минут и было сделано. Потом из портфеля появились листки.
        - Светлана, вот первый и часть второго куплета. Они твои. Марк Наумович, вот ваша часть текста. Наденьте наушники.
        Седой товарищ с потрясающей ловкостью воткнул штекеры.
        - Сейчас прозвучит музыка.
        И она прозвучала.
        Мы просто обязаны отметить, что Король отработал в части нот по-королевски. Но и записанная группа струнных не подвела. Певцы делали то, что и должны были: намурлыкивали мотив. Отдать должное Марку Бернесу: тот ухватил мелодию мгновенно. Света справилась не так быстро.
        Сама запись песни заняла меньше времени, чем предполагал Рославлев - и полутора часов не прошло, как от того, кто всеми полагался за заказчика, прозвучало: 'Ну, пойдет'.
        Потом произошло то, что Марк Наумович полагал возможным, а Светлана и в мыслях не держала. Всех, даже бабушку пригласили на чай, а сам Сергей Васильевич достал из необыкновенно вместительного портфеля коврижку, миндальные пирожные, шоколад с орешками внутри и еще всякие вкусности сладкого содержания. Девица не была религиозной - сама она носила пионерский галстук, мама тоже сторонилась всего церковного, а папа так и вовсе был кандидатом в члены партии. Если бы не все эти обстоятельства, то Света, без сомнений, решила бы, что попала в рай.
        Еще за столом оказался человек, которого бабушка обозвала бы 'толстИк' - именно так, с ударением на последний слог. За глаза, конечно. А так все его звали Соломон Маркович.
        Но чай пился не вполне себе гладко. И причиной была все та же юная Семенова.
        - Сергей Васильевич, так что, и вправду космонавты будут?
        Седой товарищ вроде как приветливо улыбался, но голос был абсолютно серьезным:
        - Обязательно будут. И они станут глядеть на нашу Землю из космоса.
        Глаза у девчонки прямо полыхали:
        - И на Марс? И на Венеру? У нас кружок астрономический, я все-все планеты знаю. И на Юпитер... хотя нет, там сила тяжести велика.
        - На Венеру люди вряд ли полетят, очень уж жарко в атмосфере. Хорошо, если двести градусов тепла, а то как бы не все пятьсот. На Марс - другое дело; там, правда, с кислородом плохо, но можно купольные дома построить. Вот такие... - из все того же портфеля появилась стопочка бумаги, а на верхнем листе Сергей Васильевич уверенно изобразил то, что можно было принять за поверхность с полукруглым домом. - Вот в таком доме обязательно должны быть растения. Насчет пшеницы с картошкой не скажу, их могут посчитать недостаточным источником кислорода, а вот другие - могут. Но начнут не с этого.
        Тут уже не выдержал Бернес:
        - А с чего тогда?
        - Искусственные спутники Земли - вот что на первых порах самое нужное. И такие будут. Наблюдение за поверхностью. Точнейшее картографирование. Отслеживание погоды в любых районах, даже в труднодоступных. А отсюда точные прогнозы. Надобно сказать, что чем больше точек наблюдения за погодой, тем точнее ее прогноз. Особенно важно для моряков: если они получат предупреждение об урагане за пяток дней, так у них будет возможность либо уйти с его пути, либо подождать в безопасной бухте. И еще множество применений. Конечно, все это дело будущего. Но вот Светлана Евгеньевна, - при этих словах девица запунцовела, - закончит школу. А потом, может быть, в вуз поступит. Станет одной из тех, кто будет создавать такие космические корабли.
        Светланка раскраснелась еще больше. Ей стыдно было признаться, что она хотела стать врачом для кошек и собак. К счастью, бабушка хранила молчание, хотя о внучкиных планах была осведомлена.
        - А что ж песня?
        - Вот спасибо, Соломон Маркович, что напомнили. Кое-что вы и сами знаете, так напомню, вреда не случится. Песня, которую мы записали - она не существует.
        Светлана захлопала глазами. Ксения Васильевна наклонила голову. Актер поднял бровь. Не удивился лишь товарищ Голимский.
        А товарищ Александров продолжал:
        - Мы не можем ее выпустить в эфир. И не только потому, что на это пока что нет разрешения. Кстати, лично я не гарантирую, что такое разрешение будет получено. Мои возможности ограничены. Могу советовать, рекомендовать, даже восхвалить, но решение не за мной. Песня вообще предназначена для другого. Цели раскрыть не могу, но точно уверен, что пока что даже говорить о ней нельзя. Уже молчу о том, чтобы кому-то передавать текст или музыку. Легенда для вас, Светлана, и вас, Ксения Васильевна: песню записали, но представитель заказчика (это я и есть) не обещал, что ее выпустят. Можете добавить абсолютно неофициально: вроде как заказчик не в большом восторге. Как сами понимаете: пока вещь не выйдет на публику, никакого исполнительского гонорара вам не светит. С кем пели - не говорить. Марк Наумович: вы записывались, к вам в компанию подсунули девчонку со слабеньким голоском, так что получилось так себе. Запомнили?
        Про себя артист решил, что тут и врать-то не надо: певица и вправду девчонка, и голосок именно такой. Но вслух, понятно, ничего не прозвучало.
        - Ты, Светлана, дашь честное пионерское под салютом, что никому не расскажешь ни о самой песне, ни о ее словах, пока тебе это не разрешат.
        Девчонка прониклась, послушно повторила обещание и отсалютовала.
        - А вам, Соломон Маркович, говорить ничего не буду. И так все знаете, верно?
        Сказано было с усилением. Продюсер все понял правильно.
        Но сразу же в бочку с дегтем влилась ложка меду:
        - Все бумаги... вы знаете, какие... принесите мне, я подпишу.
        Возьмем на себя смелость констатировать: товарищ Голимский обладал или гигантским опытом, или сверхъестественной интуицией. В скором времени выяснилось: он угадал не только содержание нужных бумаг, но и проставленные там цифры.
        Тем временем девочка пришла в себя до такой степени, что тихохонько стянула со стола пряник. Все сделали вид, что именно в тот момент смотрели в другую сторону. Бабушка тоже промолчала, хотя зоркому человеку хватило бы одного взгляда, чтобы догадаться, о чем именно она промолчала.
        Но почему-то, уже имея крохотную палочку с записью (ширина ее была едва-едва в две папиросы, а толщина и того меньше), товарищ Александров направил стопы не к телефону, по которому он мог бы связаться с секретарем Сталина, а в организацию, возглавляемую Королевым. Разговор был весьма кратким:
        - Сергей Павлович, это Александров беспокоит. Мне понадобится пятнадцать минут вашего времени, Вернер также должен присутствовать. Но никого больше. Когда лучше? Нет, это время у меня уже забито. Как насчет четырнадцати тридцати? Вот и хорошо. Кто меня встретит на проходной? Договорились.
        Сергей Павлович сдержал слово: и на проходной встретили, и в нужную комнату провели. С ведущими конструкторами Рославлев чуть было не столкнулся на входе: те опередили его буквально на секунды. Охранник остался у дверей.
        - Для начала, товарищи, профессиональный вопрос, касающийся будущего искусственного спутника Земли. На нем будет радиопередатчик, это вам уже известно. Частоту вы сами подберете. Допустим, имеется приемник в некоей точке земной поверхности. Сколько времени он будет уверенно ловить сигнал?
        Рославлев мгновенно решил, что отвечать будет немец - и угадал.
        - Параметры предполагаемой орбиты не позволят уверенно ловить передачу длительностью более, чем десять минут. Это максимум. Но, конечно, антенна может сыграть роль, также координаты приемника...
        - Я всегда говорил, что если человек талантлив, то во всем. Ваш русский, Вернер, просто превосходен, - немец постарался не дать самодовольству проявиться на лице и почти преуспел в этом. - Итак, вы дали оптимистическую оценку.
        - Сергей Васильевич, уловить сам факт передачи - это одно, но если она будет содержать некую информацию, дело обстоит иначе. Добавьте: от угла прохождения спутника к горизонту тоже многое зависит. И еще атмосферные условия могут повлиять...
        - Сергей Павлович, я сам на атмосферу воздействовать не могу. Так что давайте предположим, что с ее стороны возражений не случится, - при этих словах конструкторы чуть улыбнулись, - но вы правы вот в чем. Если не появятся возражения со стороны большого начальства, то передача БУДЕТ содержать, например, такую осмысленную информацию. Послушайте.
        Последовали чуть странные манипуляции с коробочкой размером с портсигар. Из нее вдруг зазвучала музыка, а потом вступили голоса.
        - Das ist wunderlich und12... - тут Вернер спохватился и вернулся к русской речи, - я хочу сказать: это... эта... песня зовет к будущему человечества. Да, к будущему.
        Великий немецкий ракетчик был абсолютно искренен, это разом поняли и Генеральный, и посетитель.
        - Благодарю за положительную оценку, Вернер, - седой инженер-куратор уважительно наклонил голову. - Ваше мнение, Сергей Павлович?
        Ответ был исполнен прагматизма:
        - Долго эта мелодия звучать не может, сам искусственный спутник вряд ли продержится на орбите более шестидесяти дней. Да и батареи передатчика - их придется впихнуть в аппарат. И потом: надо дать время радиослушателям настроиться на волну. Сначала однотонные прерывистые сигналы, потом сама песня, потом опять прерывистые... Мои должны прикинуть.
        - Я имел в виду нечто другое, - мягко возразил посетитель. - как вам сама песня?
        - Мне она тоже нравится, - твердо отвечал Генеральный.
        - Иначе говоря, товарищу Сталину можно доложить о вашем положительном мнении?
        Немецкий конструктор отвечал без малейших колебаний:
        - Да!
        Королев чуть-чуть задержался с ответом. Длительный и не всегда приятный опыт приучил его сначала думать, а потом говорить. Но слово все же было сказано:
        - Да, однако предварительно следует продумать полный порядок передачи. Я совершенно не уверен, что ее можно будет прослушать всю с первого раза.
        - Сергей Павлович, предполагаю, что ваша радиогруппа вполне может прикинуть все параметры передачи. Если, повторяю, я получу разрешение на запуск песни в космический эфир. Думаю, вы уже догадались: эти сотрудники не должны знать содержание... того, что вы слышали. Вернер, вы что-то хотели сказать?
        - Да. По плану у нас запуск изделия Р-7 с нагрузкой на дистанцию восемь тысяч километров, только иная траектория. Надеюсь, если все пройдет успешно, нам дадут разрешение на запуск спутника Земли. Просьба принять во внимание: Сергей Павлович создал настоящий немецкий порядок при контроле изделия.
        От этой оценки Королев самую малость поморщился, хотя его первый зам полагал свои слова комплиментом.
        - Уважаемый доктор фон Браун, в который раз повторяю: вы опять преувеличиваете мои скромные возможности. Я могу советовать. Рекомендовать. Спорить. Настаивать. Но НЕ РЕШАТЬ. Вы оба прекрасно знаете, что запуск вашего изделия на орбиту - это не техника, а большая политика.
        Сказано было достаточно официально, чтобы проникся даже немец. А о Королеве и говорить нечего.
        Гайдзины13 полагают японцев вообще и военнослужащих их армии и флота, в частности, очень дисциплинированными. Это не полностью соответствует истине.
        Решение о множественных диверсионных операциях еще не было принято, а подготовка к ним уже началась. Без приказа с самого верха, вот как. И началось все контактами с немецкими конструкторами.
        К середине 1941 года венская компания Donaulandische Apparatebau GmbH разработала радиолокационный взрыватель для зенитных снарядов. Во всяком случае, так думали ее сотрудники.
        У этого изделия имелись недостатки. Во всяком случае, так думали представители Люфтваффе (в Рейхе противовоздушная оборона относилась именно к авиации). У тех были основания для претензий. Во-первых, взрыватель получился настолько большим, что влезал лишь в снаряд пушки Flak-40 калибра 12,8 см. Во-вторых, громоздкий взрыватель снижал полезную нагрузку снаряда, то есть вес взрывчатки, чуть не вдвое. В-третьих, надежность срабатывания оставляла желать лучшего. С очевидностью сие изделие подлежало доработке.
        Но представители японской армии (не флота!) имели другое мнение. Они многословно уверяли немецких коллег, что как раз эти устройства, даже несовершенные, им очень нужны. И это было правдой: полноценных радиовзрывателей в распоряжении японских подрывников не имелось.
        Представитель абвера в немецкой делегации пребывал в недоумении. Имея опыт артиллерийского офицера, он не мог представить себе ситуации, когда подобный снаряд может понадобиться сухопутным, исключая, разумеется, потребности ПВО. Ведь точно такой же фугасный снаряд, оборудованный стандартным взрывателем, явно был более эффективен при стрельбе по наземным целям. Более того: сотрудник германской разведки в силу должностных обязанностей знал: зениток этого калибра у японской армии просто нет. О терках между армией и флотом в Японии он также был осведомлен. Иначе говоря, если заказчиком была армия, то флоту такие взрыватели не могли достаться - и наоборот. Германский разведчик сделал свои выводы, о которых он и доложил начальству. Сущность их была такой: радиолокационные взрыватели японской армии нужны, но использовать их будут не по назначению. В докладе даже появилась мысль: возможно, радиолокационные взрыватели могут применяться в диверсионных целях. Не очень понятно, как; зато показалось очевидным место применения. Только для СССР мог готовиться этот сюрприз.
        Сведения показались настолько важными, что ими заинтересовался генерал Пикенброк. Он же принял решение: Советам об этом выводе знать ни к чему. Дело было даже не в том, что, формально говоря, СССР не числился союзником Рейха. Руководитель абвера счел, что сведения не настолько достоверны, чтоб их передавать. Эту козырную карту, разумеется, можно и должно разыграть, но лишь при благоприятном раскладе. А таковой еще не появился.
        Но не только экзотическими взрывателями озаботились японские рыцари плаща и кинжала. У них впереди была огромная и более чем нудная работа. Надлежало прикинуть, где именно и в каком количестве следует заложить взрывчатку, чтобы с гарантией обрушить и завалить железнодорожные тоннели. И делать это надлежало заранее.
        Надо заметить, что в те годы государственная граница с Китаем была весьма дырявой. Через неё без больших усилий шастали не только и даже не столько шпионы. Большая часть граждан, нарушавших статью 59 Уголовного кодекса РСФСР путем незаконного перехода государственной границы, совершали это без отягчающих обстоятельств. Другими словами, эти лица не вели разведку, не совершали убийств - боже упаси! - нет, всего лишь занимались мелкой торговлишкой: спирт, например, таскали, а в другую сторону - оленьи панты, опять же иные запчасти всякого зверья. Гешефт мог быть и покрупнее, если речь шла о золоте. И таких нарушителей было немало.
        Конечно же, советская власть с контрабандой боролась, но сил не хватало, а китайцев на сопредельной стороне имелось много.
        Беда состояла в том, что наряду с честными (относительно) гражданами Китая через границу просачивались чуть менее честные. Короче говоря, у Японии в этих областях СССР имелась не только обширная, но и квалифицированная разведсеть. Она и была пущена в ход.
        С точки зрения советской контрразведки состояние дел ухудшалось тем, что радиосвязью японские агенты пользовались лишь в исключительных случаях. Если же требовалась информация не особо высокой степени срочности, то курьеры делали дело с хорошей надежностью.
        Самым скверным моментом контрразведывательной работы было существование спирта. Любой разведчик обязательно нес с собой емкость с этой жидкостью. Незаконный пронос спирта, разумеется, был преступлением, но... для очень и очень многих жителей этой части Сибири это был единственный источник высокоценной жидкости. На допросе спиртоносы, как правило, делали круглые (насколько позволяло азиатское происхождение) глаза и сознавались: 'Да, нес. Да, на продажу. Имени покупателя не знаю. Описать? Да вы, русские, все на одно лицо. Где живет? Деревня Ивановка, второй дом с востока.'
        Попытка же раскрутить означенного честнейшего жителя Ивановки также оканчивалась ничем: 'Да, имею дома, но не спирт. Что имею? Самогон. Купил в воскресенье на базаре.' И доказать, что это китайский спирт, было решительно невозможно, ибо таковой разбавлялся именно самогоном. А если говорить совсем уж правду: не так спиртоносов и преследовали. Ну, штраф. Ну, конфискация. Ну, в морду. А товар все же попадал в оборот - не тем путем, так этим. Но порою среди торговцев жидкой отравой (спирт был не сильно высокого качества) попадались и те, которые несли обратно на сопредельную сторону не только деньги за спирт или товары, но и сведения, притом не во фляге, а в голове.
        Японцы методично и терпеливо накапливали сведения о железнодорожных тоннелях - точнее, об их слабых местах. Их минирование еще предстояло.
        И все это, мы повторяем, осуществлялось еще до получения официального приказа. А уж после - сама богиня Аматерасу велела.
        
        Глава 11
        Разведка докладывает точно не только в песнях.
        Нельзя сказать, что разведгруппы Красной Армии ходили косяками на сопредельную сторону. То есть изредка хаживали, конечно, но как исключение, а не правило. Однако глядеть вооруженным глазом со своего берега никто не запрещал. И уж точно самолеты вполне себе позволяли летать над своей землей. А с них было видно далеко. Да и агенты за границей имелись.
        Все собранные сведения ложились аккуратнейшим образом в одну картину: японцы обустраивают оккупированную ими китайскую территорию надлежащим образом, предохраняясь от советского наступления. Именно так. Строящиеся произведения военно-инженерного искусства предназначались исключительно для обороны.
        Доклады были о минных полях, о дотах, предназначенных отнюдь не для поддержки наступления, о линиях окопов, блиндажах, артиллерийских позициях, на которых располагались противотанковые пушки.
        В частности, выжимки их разведсводок и аналитических выкладок ложились на стол к генерал-полковнику Жукову, и от их содержания у того портилось настроение. По всему выходило: готовится немалая война на китайском фронте, а он об этом ни сном, ни духом. Да если бы только это! В распоряжение Георгия Константиновича не поступали части, снабженные самым передовым оружием - те, которые разносили в клочья финскую оборону. Спору нет, перевооружение всех войск на Дальнем Востоке страны шло, но до них доходили не самые лучшие образцы.
        Взять хотя бы танки. В свое время на Халхин-Голе о Т-34 только что слухи ходили, а тут на освоение поступали аж целые батальоны. Мало того: заводчане и конструкторы оперативно устранили недостатки, присущие первым вариантам. Теперь модернизированная модель могла без серьезного ремонта отмотать на гусеницах тысячу километров. И оптика куда как улучшилась, и рация присутствовала на каждом танке.
        Авиация тоже перевооружалась. О старых 'ишачках', по всей видимости, предстояло забыть, ибо в подразделения прибывали новехонькие И-185, а уж те могли без усилий порвать любого противника - если, конечно, за штурвалами сидят не полные неумехи. Да опять же несколько полков получили новейшие штурмовики Ил-2, которым нипочем был огонь из любого стрелкового оружия. И пикирующие бомбардировщики Пе-2.
        Однако хорошее - не значит отличное. Как раз с последним видом вооружений товарищ Жуков имел дело. Именно с таким пробивали отменную, слов нет, финскую оборону. То, что танки Т-72 превосходят по всем показателям даже КВ, ясно было и куда менее грамотному военному специалисту, чем Георгий Константинович. А разведка крохотными беспилотными аппаратами! А установки реактивного огня! А штурмовые вертолеты!
        Но и это не все. Что толку от хорошего вооружения, если его надо еще осваивать? И как раз с этим дела на Дальнем Востоке обстояли не так, чтоб очень. Уровень командиров даже ротного уровня большей частью оставлял желать много лучшего. А уж о командовании батальонами, полками, дивизиями и говорить нечего. С таким уровнем обучения личного состава пытаться наступать можно, но вот достичь успеха - ну нет.
        И ведь были же обученные, вооруженные наилучшим образом подразделения! Да взять хотя бы того же генерал-майора Черняховского - уж ему-то в случае наступления Красной Армии было бы самое место на этом фронте. Так ведь нет: телепается его корпус где-то на Западе, вблизи германской границы. Зачем, спрашивается?
        Жуков не знал причины подобного положения, но уверенно предполагал, что такая должна существовать. Ее начальник Генштаба обязан был знать по должности.
        Причина и вправду была, однако руководство страны держало руку на пульсе.
        Среди членов Политбюро доверчивых не было. И по сей причине вопросы на заседании сыпались потоком.
        - Откуда, товарищ Берия, у вас такая уверенность, что японцы готовятся к обороне, а не нападению?
        - Не только у сотрудников моего наркомата, товарищ Жданов, но и у военной разведки нет ни единого факта, который давал бы основания подозревать готовящееся нападение японской армии. Если у товарища Молотова есть такие сведения, то я хотел бы их заслушать.
        Наркоминдел был вынужден признать, что по дипломатическим каналам не получено ни единого свидетельства о том, что Япония затевает что-то наступательное.
        - Тогда, товарищ Берия, я вынужден поинтересоваться: в предвидении каких событий японцы так усиливают оборону? Какие у них имеются основания полагать, что СССР намерен начать с ними войну?
        - У них нет таких оснований, товарищ Ворошилов, - с показным спокойствием отвечал Лаврентий Павлович, - ибо, насколько мне известно, на всем протяжении государственной границы не проводятся мероприятия, которые могли быть сочтены за подготовку к наступлению. Нет сосредоточения наших войск. Не проводятся учения крупного масштаба - имею в виду, выше дивизионного уровня. Не ведется авиаразведка сопредельной территории. Правда, наш флот наращивает силы, но в данный момент его возможности не сравнимы с японскими. Думаю, имеющаяся у вас по этой части информация совпадает с моей.
        Ту в дискуссию вмешался молчавший до тех пор Сталин:
        - Товарищ Берия, думаю, что товарищей следует ознакомить с теми сведениями, которые вы получили по каналам внешней разведки. Поделитесь, прошу вас.
        Надо отметить: об этой просьбе товарищ нарком знал заранее и, понятное, дело, подготовился к ней.
        - По сведениям, поступившим из Соединенных Штатов Америки, их деловые круги недовольны тем, что Япония медлит в закупке их продукции военного назначения. Кроме того, американское руководство обеспокоено усилившимся японским присутствием в Китае и, в особенности, в Юго-Восточной Азии. В государственном департаменте готовится нота - фактически, ультиматум - с требованием к Японии свернуть свою активность в этих направлениях. В частности, в этой ноте потребуют вывести войска из Юго-Восточной Азии. Для Японии это неприемлемо, ибо из этого региона поступает большое количество сырья стратегического назначения. Предвидя подобные требования, японский флот уже начал тайные учения по отработке атаки на флот США. По получении данной ноты война между этими державами станет неизбежной, ибо после внезапного нападения на американский флот даже изоляционисты в их конгрессе проголосуют за войну. Вполне естественно, что Япония не захочет воевать на два фронта. Мы предполагаем, что демонстративная подготовка Японии к обороне на линии советско-китайской границе даст нам основания удержаться от наступления в этом
направлении. Также мы считаем, что японо-американская война может ослабить обе стороны. У сотрудников моего наркомата есть возможности поддержать ту или иную сторону путем передачи некоторой дозированной информации о противнике. Разумеется, возможна и более материальная помощь, но и то, и другое вне полномочий моего наркомата.
        Последние фразы означали, что Политбюро предстоит непростое решение. Все собравшиеся поняли это тут же. Но Сталин не преминул слегка усилить заявление наркома внутренних дел:
        - Нам с вами, товарищи, предстоит принять решение о том, стоит ли оказать известную поддержку какой-либо из сторон, а если да, то которой именно. Какое ваше мнение по этому вопросу, товарищ Микоян?
        Никому из членов собрания ни на секунду не подумалось, что адресат вопроса выбран случайно. Сам Анастас Иванович составил в уме ответ еще до того, как Сталин завершил свою реплику.
        - Я скорее хозяйственник, чем военный, но с моей стороны видится, что наше вмешательство в этот предполагаемый конфликт на чьей бы то ни было стороне не является необходимым. И я твердо уверен, что нам не следует воевать с Японией, если та, разумеется, не нападет первой.
        Последующий опрос ответственного мнения показал, что никто в Политбюро не настроен оказывать какую-либо помощь Японии, даже информационную. С очевидностью сработал некий стереотип: с Японией Российская империя, а потом и СССР воевали куда чаще, чем с Америкой. А за то, чтобы помогать американцам, проголосовали Маленков, Вознесенский (его ввели в Политбюро вместо Хрущева) и Ворошилов. Обоснование было одно и то же: 'Япония для СССР больший враг.' Впрочем, итоговое решение большинством голосов провозгласило полный нейтралитет СССР в этом предполагаемом конфликте.
        Сталин, однако, уже после голосования внес крохотную поправку:
        - Не исключаю, товарищи, что нам с вами придется еще раз собираться по этому же вопросу, если политическая и военная ситуация изменятся кардинальным образом.
        В процессе переговоров с Германией японские дипломаты не очень-то лукавили. Их армии и в самом деле были нужны радиолокационные взрыватели и притом, как правильно догадался немецкий разведчик, не для создания мощной ПВО.
        Сразу же по получении первых образцов этих устройств их конструкцию творчески переработали. По замыслу немецких инженеров, взрыватель должен был среагировать не на кодированный радиосигнал (именно такова была конструкция радиовзрывателей, созданных в СССР), а на отраженный от цели радиолокационный сигнал. Именно эта часть германского изделия и привлекла создателей оружия для японских диверсантов.
        Разумеется, во взрывателях была возможность настройки на определенную частоту сигнала. Это и понятно: иначе в бою неизбежны были бы ложные срабатывания от радиолокационных сигналов противника. После надлежащей модернизации взрыватель становился совсем уж простым: он реагировал на прием излучения с определенной длиной волны и определенной мощности. Во избежание трудностей с приемом взрыватель присоединялся к детонационному шнуру, а, тот, в свою очередь, к основному заряду.
        Теперь все эти комплекты - а таких заготовили не пару и даже не десяток - надлежало установить вместе с взрывчаткой там, где взрывы с гарантией обрушили бы входы в тоннели. Тол проносили к местам установки по десять-пятнадцать килограммов в рюкзаке, а суммарное количество доставленной взрывчатки исчислялось как бы не десятком тонн. Правда, некоторая доля ее оказалась утерянной. Причины тому были прозаические. Трое контрабандистов или, скорее, диверсантов, сорвались с крутых горных троп и разбились вместе с грузом. Тол, разумеется, не взорвался от удара о камни, но извлечение рюкзаков из ущелий было признано нецелесообразным. Еще трое японцев замерзло во время высокогорного бурана: он застал их аккурат на самой седловине перевала. И все же эту часть операции сочли удавшейся.
        Шпуры под заряды бурили лишь в самую что ни на есть ненастную погоду - и задумка удалась, поскольку никто и ничего не услышал. Взрывчатка и радиолокационный взрыватели были установлены, тщательно замаскированы и теперь лишь ждали сигнала. Все следы подрывной деятельности, понятно, убрали.
        Всего планировалось обрушить полностью или частично, самое меньшее, шесть тоннелей из семи, которые существовали в отрогах Малого Хинганского хребта. Все они были еще царской постройки, и в свое время японская разведка без труда раздобыла документацию на них. Обрушение западного входа в Рачинский тоннель и восточного - в Лагар-Аульский тоннель гарантировало вывод из строя громадного куска магистрали длиной более сотни километров. Ну, а если повредить промежуточные тоннели на этом участке, то железную дорогу вряд ли удалось бы ввести в действие даже через год, ибо тогда в начале века, материалы и машины завозили по грунтовой дороге, шедшей параллельно железной. Но за второй дорогой худо-бедно следили, а вот первая по окончании постройки оказалась в полном небрежении. Ее пропускная способность в сороковые годы была близка к нулю. А потому тоннели пришлось бы восстанавливать один за одним, то есть с минимальной производительностью.
        Также планировалось разрушение огромного моста через Амур в Хабаровске. Вот с ним у японцев возникли трудности.
        В отличие от входов в тоннели, мост охранялся довольно тщательно - по дальневосточным меркам, конечно. Обычные методы, вроде закладки заряда вблизи опор ферм, были признаны невыполнимыми. Не существовало возможности доставить незаметно потребное количество тротила, да еще установить заряд. Тогда в умные головы пришла мысль использовать сверхмалую подводную лодку. Такие у японского флота имелись. Идею несколько подрубили военные инженеры: по их расчетам, даже попадание одиночной торпеды в опору моста не гарантировало ее полное разрушение, то есть вывод моста из строя. Но флотские специалисты были не из тех, кто пасует перед трудностями. Они предложили переоборудовать торпеду типа 93, уменьшив запас хода и скорость и увеличив объем боевого заряда. Подрывники вынуждены были признать: тонна тротила в состоянии обрушить одну опору. Оставались, правда, мелочи: приспособить громадину, намного превосходящую по весу авиационную торпеду, да еще диаметром 610 мм, под торпедный аппарат, рассчитанный на диаметр 450 мм.
        И все это оказалось бесполезным. Нашелся младший офицер, имя которого, конечно, осталось неизвестным, который ухитрился заметить, что автономность подобной лодки составляет 190 км при скорости два узла, а ведь скорость течения даже в нижнем течении Амура может быть и больше.
        Следовательно, база этих лодок не имела ни малейшего шанса подобраться на нужное расстояние к цели атаки. И этот план оказался похороненным без оркестра. А поскольку план авиационной атаки на Хабаровский мост был с самого начала исключен (отчасти по политическим соображениям), то в конечном счете этот элемент плана по выводу из строя Транссиба просто отбросили. Возможно, точнее было бы сказать 'отложили', ибо японское руководство не исключало вероятности военного конфликта с СССР. Но именно в тот момент подобное сочли несвоевременным.
        История - дама упертая, это знают все до единого критики книг, написанных в жанре альтернативок. Но не до такой степени упорная, чтобы ее пути нельзя было поправить, изогнуть, скорректировать. Иногда это, впрочем, выходит как бы само собой.
        На этот раз первопричиной стало перемирие, заключенное между Германией и Великобританией.
        Дело даже не в том, что в другом мире это перемирие умерло, не дав себе труда родиться. В другом мире, где авторы этих строк отслеживали события, Королевский флот получил объективную возможность чуть попристальнее следить за активностью потенциального противника в Тихом океане. Именно противника, поскольку Третий Рейх не смели называть нейтралом даже самые отъявленные английские оптимисты. Короче, британский флот в этой части земного шара чуть прибавил в количестве вымпелов.
        Камнем преткновения стала та самая база на атолле Моруроа.
        Дело было даже не в наличии умных аналитиков в Адмиралтействе - в морском генштабе любой другой великой державы могли найтись не менее знающие. Преимущество англичан заключалось в том, что долгий и не самый приятный опыт навсегда отучил британских морских офицеров считать своих немецких оппонентов дураками. И приняв в качестве вводной это положение, англичане стали серьезно думать: а что же вообще германскому флоту надобно в этом месте, с очевидностью не предоставляющем никаких геополитических, экономических, военных и других выгод? И тогда последовал столь же закономерный, сколь и печальный вывод: 'Мы чего-то важного не знаем.' А из него, в свою очередь, выходило: 'Нам надо это узнать.'
        Конечно, теоретически возможным был десант на остров Моруроа, но уж очень сомнительной выглядела эта операция. Наличие серьезной ПВО на этом клочке суши было доказанной теоремой, так что высадка сколько-нибудь мощного авиадесанта даже не рассматривалась. Стандартные средства десантирования с кораблей выглядели предпочтительнее, но и те нуждались в массированной огневой поддержке чем-то очень серьезным - как бы не линкорным главным калибром. Переброска такого соединения выглядела возможной лишь за счет оголения других участков. Между тем сводки от разных источников указывали на потенциальный (а иногда и реальный) риск нападения японских сил. В Адмиралтействе не верили, что аж целых семнадцать полноценных авианосцев (элегкие не в счет) построены ради устрашительных целей и только против США. А ведь они шли в довесок кораблям линии; линкоров в строю уже было десять (про сверхлинкоры класса 'Ямато' английская разведка на тот момент не знала); сверх того, океанские воды бороздили семнадцать японских тяжелых крейсеров. Так что одни лишь Малайя с Сингапуром прямо-таки требовали хорошей охраны, да Гонконг
впридачу, да вдобавок... Короче, идею с десантом отвергли как таковую.
        Большую помощь могла бы оказать английская разведывательная сеть в самой Германии. Но тут и она уперлась в стену. Да, база на Моруроа существовала; да, она требовала больших строительных работ; да, ради этого туда навезли множество народу; да, защитные силы выглядели впечатляюще (а где вы видели военно-морские базы без охраны?). Не было ответа лишь на один вопрос: на кой это все понадобилось?
        По всем источникам в Кригсмарине прошлись частым гребнем. Не находились факты, указывающие на что-то, отличающееся от базы. И, как всегда, начали поджимать сроки. Другими словами, большое начальство проявило признаки нетерпения, не получая результатов.
        Вот почему началась разработка плана по захвату судов снабжения - а такие ходили на Моруроа с регулярностью, сделавшей бы честь немецкому железнодорожному расписанию. Правду сказать, эта самая база (или что там было) получала все необходимое даже не от отдельных судов, а от конвоев. В два счета было установлен стандартный состав конвоев: одно грузопассажирское судно, один небольшой танкер (в те времена представители этого типа судов еще не были самыми громадными в торговых флотах) и четыре эсминца охраны. Из подобного состава следовало со всей очевидностью: для гуннов наибольшей опасностью видятся подводные лодки, ибо защита даже от отряда легких крейсеров казалась весьма проблематичной.
        Эти соображения и легли в основу стратегии: эсминцы, разумеется, надлежало утопить. Танкер тоже не представлял собой ничего интересного - иначе говоря, захват его допускался только в случае, когда все остальные задачи оказывались выполненными. Однако абордаж грузопассажирского корыта - о, это было совсем иным делом. Офицеры, планировавшие операцию, не имели никаких предпочтений в отношении груза (любая его часть могла указать на тайну базы) или людей, а потому предписывалось взять как можно большее количество пленных, грузовые коносаменты, а по возможности сам груз как таковой. В эскадру включили два крейсера: тяжелый 'Йорк' и легкий 'Глостер', и оба несли по два гидроплана - не столько ради торпедного удара по кораблям, сколько для разведки. Авиационного противодействия британцы не опасались: встреча предполагалась далеко за пределами радиуса действия береговой авиации, базировавшейся на Моруроа.
        Одновременно принимались меры по сокрытию тайны. В идеале весь конвой должен был исчезнуть бесследно. Британские офицеры не хуже любого марксиста знали, что идеал не достижим, но приказ был однозначен: предусмотреть все возможное. Это и делалось. В частности, предполагалось полное глушение радиопередач, ради чего на все корабли, посылаемые в этот район Тихого океана, установили мощные, специально для этого предназначенные радиопередатчики. Кроме того, в состав эскадры включили десяток эсминцев. Бесполезные в этом раскладе корабли, скажете? Как бы не так. Хотя наличие немецких подводных лодок вроде как не предвиделось, но полностью исключить их появление никто и не думал. Наивных среди разработчиков плана перехвата не было. И подозрительность оказалась оправданной, хотя и частично.
        Судно снабжения с громким названием 'Фрайшютц'14 с дедвейтом десять тысяч тонн не имело в трюмах почти что ничего предосудительного. Генеральный груз включал в себя металлопрокат, сварочные электроды, крепеж, запчасти для генераторов и двигателей, цемент, горный инструмент, продукты, питьевую воду и еще порядочную номенклатуру предметов совершенно безобидного свойства. Авиадвигатели вполне могли использоваться для гражданских самолетов. Несколько сомнительным выглядел груз взрывчатки, да и то сказать: ее в теории можно было использовать в проходческих целях. Откровенно подозрительно смотрелись боеприпасы: снаряды для пушек, пулеметов разного калибра и легкого стрелкового оружия. Могли привлечь внимание запчасти к артиллерийским установкам.
        Танкер был куда более занюханным, если судить по имени 'Зеехунд'15 . Зато в его трюмах покоились бочки с маслом разного вида, а в танках плескался авиационный бензин и тяжело покачивались дизельное топливо и мазут.
        Оба судна вышли в свой очень дальний путь из Бремена. И надо ж такому совпасть: буквально на неделю позже из базы подводных лодок в Лорьяне вышел целый дивизион, да не каких-нибудь, а 'девяток'. Любой сколько-нибудь понимающий в морском деле с уверенностью сделал бы вывод: это подразделение Кригсмарине намерено бороздить океанские воды. Остался вопрос: о каком именно океане шла речь. Тут ясности не только не было, но и быть не могло. Каждый командир-подводник получил запечатанный пакет с предписанием вскрыть его по прибытии в точку с координатами такими-то. Сверх того, был выдан и другой приказ о полном радиомолчании вплоть до полного выполнения приказов в тех самых пакетах.
        Поэтому не стоит удивляться, что английская разведка, сопоставив как дату выхода в море, так и повышенные меры безопасности, сделала правильный вывод: этот дивизион полностью или частично направляется к атоллу Моруроа. Увы, никто не мог бы точно сказать, сколько именно лодок двинется в Тихий океан.
        Конечно, предположение о прохождении этого конвоя через Суэцкий канал выглядело диковато. А вот вокруг мыса Доброй Надежды - очень даже могли бы пойти. И коль скоро в составе имелись танкер и судно снабжения, то не предвиделось значимых проблем как со сменными экипажами подводников, так и с бункеровкой.
        Однако гунны продемонстрировали нетривиальное искусство планирования. На поверку их маршрут оказался направленным на Кубу. Правда, портовые власти Гаваны дали понять, что длительная стоянка была бы нежелательна, но все же семьдесят два часа командир конвоя выторговал. Про себя капитан цур зее Фридрих Цайферт решил, что заранее обговорить условия стоянки ведомству Риббентропа не приказывали - очень уж велик был риск утечки информации в этом случае.
        Как бы то ни было, никто не потревожил немецких моряков во время их стоянки в Гаванской бухте, если не считать канадского корвета 'Шамбли'. Не стоило сомневаться: тот просто 'мимо проходил'. Правда, отношение местных было скорее настороженным, чем враждебным.
        А потом немцы сделали ход совсем уж неожиданный: они двинулись к Панамскому каналу. Видимо, какая-то договоренность с властями существовала. Американцы всеми силами показывали, что они-де хранят строгий нейтралитет.
        Но дальше на горизонте стали сгущаться тучи (фигурально, конечно). Хотя конвой хранил радиомолчание, но слушать эфир не запрещалось. Шли передачи от дружественных радиостанций, и содержание их тревожило.
        Эскадра британских кораблей шла за немецким конвоем по пятам. Они чуть опоздали в Гавану, и никто не мог сказать, получилось ли это случайно или нарочно. Из Панамского канала англичане вышли всего на тридцать часов позже немцев. Вышли - и как будто растворились в синеве. На самом же деле британцы планировали оказаться между немецким конвоем и его целью.
        Это удалось. Но в дело вмешалось совсем уж непредвиденное обстоятельство.
        Как ни странно, первым неладное заметил не вахтенный механик, а боцман подводной лодки U-123 Рудольф Мюльбауэр. Именно он учуял запах горелой изоляции и рявкнул в сторону центрального поста: 'Пожар!' И, к сожалению, попал в точку. Из левого электродвигателя тянулся дымок, сгущаясь с каждой минутой.
        Пришлось всплыть и лечь в дрейф. В отсеках стало трудно дышать. Командир спешно открыл рубочный люк и приказал всем выбираться на палубу, а старший помощник тем временем запустил систему пожаротушения. И все равно даже те, которые успели схватить дыхательные приборы, наглотались мерзкого дыма; многие кашляли, а двоих матросов даже рвало.
        Сигнальщик дал знать ратьером другим командирам. Те, впрочем, и так подметили неладное: из рубочного люка шел дым, а сама U-123, похоже, лишилась хода. Командир конвоя, натурально, запросил обстановку. К аварийному кораблю тут же подтянулась подводная лодка U-122. Прочие продолжали идти в направлении к атоллу Моруроа.
        Разумеется, совместными усилиями механиков двух кораблей двигатель тут же частично разобрали. Причина аварии была обнаружена достаточно скоро. Увы, короткое замыкание в обмотке левого электродвигателя поставило крест на возможности его использовать без капитального ремонта.
        Диагноз был тяжелым, но не смертельным: до Моруроа можно было дотянуть. Как только это стало ясно, U-122 в соответствии с приказом пустилась догонять товарищей. Командир конвоя хорошо знал: груз должен сохранен даже ценой гибели сопровождения. Что до пострадавшей лодки, то на одном электродвигателе и, соответственно, на одном винте она сохраняла подводный ход, но лишь с максимальной скоростью три узла против обычных семи с лишком. Это, в свою очередь, значило, что при удачном стечении обстоятельств U-123 даже могла выйти в успешную торпедную атаку. Но вот скрыться после нее - это под большим вопросом, поскольку уменьшилась не только скорость подводного хода, но и скорость погружения. Впрочем, надводный ход остался тем же. В результате всех пертурбаций лодка оставалась без хода в течение почти пяти часов.
        В командирскую каюту набилась куча народу: сам хозяин, старший механик, помощники командира.
        Командир U-123 капитан-лейтенант Рейнхард Хайдеген был необычно официален.
        - Господа, вы все знакомы с положением дел. Нам приказано идти к базе, - По неясной причине то, что построили на острове Моруроа, все моряки упорно называли базой, не называя остров впрямую. - Прошу высказываться, желательно кратко.
        Последовал жест в сторону младшего по званию механика. Вместо обоснованного мнения тот задал вопрос:
        - Имеются ли на базе запасные двигатели SSW-пятьсот?
        - Нет сведений, - твердо отвечал командир.
        - Тогда считаю, что надо полным ходом догонять эскадру и идти к базе. И там чиниться сразу же, если есть движки, или ждать запасных.
        Другой механик поддержал эту точку зрения, а у стармеха было чуть другое мнение: он указал, что, вообще говоря, обмотку можно попытаться восстановить на ходу, но для этого двигатель все равно придется разобрать до нуля. Правда, шансы на успех были малы.
        Неожиданно подробный анализ выдал первый помощник Хорст фон Шрётер.
        - Господа, расчет, который я только что сделал, показал, что мы можем догнать конвой через семь часов. При этом точка нашей встречи окажется примерно в десяти часах ходу от базы. Однако к этому сроку надо прибавить не менее пары часов, если мы все еще будем в режиме радиомолчания, поскольку понадобится резерв на поиски.
        Командир принял решение:
        - Приказываю дать ход, курс двести семьдесят пять, дизеля не перенапрягать, держать скорость не более пятнадцати узлов. Все свободны.
        Капитан-лейтенант знал кое-что, о чем остальные члены экипажа пока оставались в неведении: англичане уже открыли охоту на конвой. У Рейнхарда Хайдегена был приказ, переданный даже не из Лорьяна, а из Берлина: при попытке захвата 'Фрайшютца' торпедировать именно его. Командир U-123 рассчитывал на то, что, подойдя не к самому началу боя, его лодка получит шанс на успешную атаку.
        Точно такой же приказ относительно корабля снабжения получили командиры всех прочих немецких подлодок, входивших в состав конвоя.
        Англичане никак не могли захватить бомбу, ибо ее вообще не существовало. Немцы опасались утечки информации через пленных.
        
        Глава 12
        Без причин приказы не отменяют.
        Любой военнослужащий, даже бывший, подпишется под этой максимой. И будет прав. Другое дело, что причина не всегда угадывается теми, кого эта самая отмена касается - прямо или косвенно.
        На этот раз причина была не одна.
        Командир британской эскадры поднял в воздух все четыре гидросамолета - то есть все, которые имелись в распоряжении. Целью их была разведка и только. По получении докладов от летных экипажей любой вменяемый командир эскадры был бы доволен: задача оказалась выполненной.
        Успеха добился лишь один из гидропланов, но и того хватило: немецкий конвой был обнаружен, а штурман сосчитал все германские корабли, мало того: определил их тип. Разведка велась на максимальной высоте, которую позволил отказ от бомбового вооружения - семь тысяч метров. Сразу же по идентификации всех кораблей, пилот в соответствии с приказом повернул к кораблю-матке (это был тяжелый крейсер 'Эксетер').
        Радаров у немцев не было - это было известно заранее. Судя по тому, что подводные лодки не пытались погрузиться, немецкие сигнальщики не обнаружили разведку. Но вот сведения несколько смутили командира английской эскадры. Подлодок оказалось лишь три, а не четыре.
        Объяснения этому могли найтись, и не одно. Первое, что подумалось: одна из лодок выполняет работу передового дозора. Конечно, видимость с мостика у нее куда хуже, чем, скажем, у эсминца, но зато имеются гидрофоны и акустики. Правда, эсминцы могут выполнить ту же работу с той же эффективностью, а то и получше, поскольку гидроакустические посты у них также имеются. Вторым объяснением напрашивалась некая задача, не связанная с конвоем. Эта мысль была отвергнута. Одинокой субмарине посреди океана просто некого ловить в перископный прицел, кроме разве что кораблей из английской эскадры. Но с военной точки зрения это лишено большого смысла: в одиночку всю корабельную группу не перетопить, а вот британские эсминцы с их лучшим в мире противолодочным вооружением вполне могут обратить охотника в дичь и уж точно способны сорвать попытки дальнейших атак. Нет, дивизион лодок должен дойти до своей базы в первую очередь. Что еще? Авария на одной из подлодок. Вот это выглядело возможным вариантом. И как бы не самым скверным, ибо если повреждение не слишком велико, то лодка вполне способна дойти до базы и не в
составе конвоя. Но вот увидеть и услышать происходящее - это выглядело возможным, а ведь в Адмиралтействе категорически настаивали на сохранении тайны. Искать же беглянку значило разделять силы и, что еще хуже, терять время без полной уверенности в успехе.
        Командующий эскадрой коммодор16 сэр Генри Харвуд принял, как ему подумалось, верное решение: послал радиограмму в штаб. К его огромному удивлению, ответ пришел чуть ли не мгновенно, несмотря на десятичасовую разницу во времени. Приказ был недвусмысленным: атака на немецкий конвой отменялась.
        В любом военном флоте любой страны любого мира приказы принято выполнять. Эскадра взяла курс обратно на Панамский канал, но между командующим эскадрой и командиром флагмана состоялся разговор за бутылкой джина. Первый из собеседников был явно недоволен приказом. Второй держался осторожной позиции. Поскольку оба были очень хорошо знакомы, то беседа шла без околичностей.
        - Не могу понять смысл этого приказа! - горячился и без того подогретый напитком коммодор. - Оливер, ты же и сам понимаешь, что мы вполне могли отправить к Дэви Джонсу всех гуннов до единого. А потом уже спокойно разыскать эту пропавшую лодку и утопить ее тоже. Вот ты понял?
        Несмотря на несколько туманную форму последней фразы, собеседник ее отлично понял.
        - Знаешь, лично мне показалось удивительной та скорость, с которой нам ответили из штаба. Ставлю два фунта десять шиллингов против одного: ответ у них был готов заранее.
        - Пари не приму. Фунты я в саду не выращиваю. Так почему, ты думаешь, пришел такой ответ?
        С этими словами джин был приговорен к смертной казни через выпивание.
        - Есть одна мысль. Мне подумалось, что пришла какая-то информация в Адмиралтейство, которая сделала бессмысленной всю нашу экспедицию. Ты вот будешь смеяться, но...
        - Не буду. Гони ее, эту информацию, на обсуждение.
        - Так вот. Мне подумалось, что там, - палец указал на подволок адмиральской каюты, - получили сведения. Хочу сказать, стало понятно, что это за база у гуннов и зачем она нужна посередь Тихого океана. И весь наш риск оказался ни к чему, понятно?
        Дальше разговор пошел на спортивные темы. По случаю окончания боевых действий был назначен матч по регби: Манчестер против Лидса. При удаче трансляцию можно было бы слушать по радио.
        Догадка кэптена17 Оливера Гордона была верной. Разведка Великобритании и в самом деле получила важную информацию. Ключевым словом в ней было 'рений'.
        Немедленно МИ-6 стала наводить справки. Сведения оказались неутешительными.
        Вроде бы Германия была единственной страной в мире, которая добывала этот элемент, но в каком количестве! Годовая добыча исчислялась не тоннами - килограммами. Но, по всей видимости, требовались именно тонны. Зачем?
        Первое, что удалось установить: сколько-то рения продали Советскому Союзу. Эта история получила некоторую известность, о ней знали многие. Понятно, английские аналитики стали выяснять подробности. Они показались мало что не сенсационными: большевики купили около грамма металла. Эту цифру подтвердили аж целых четыре независимых источника.
        Привлеченные к расследованию (втемную, понятное дело) британские ученые были единодушны: подобное количество годится лишь для исследований, но никак не для изготовления чего бы то ни было. Но вот ведь странное дело: после этого русские не покупали этот металл - во всяком случае, в Германии. А там вся добыча также шла на исследования.
        После долгих проверок и перепроверок наиболее вероятным был признан вывод: рений и вправду нужен в промышленности. Достоверной оказалась информация: Советы выплавляют, хотя и в малых количествах, сплавы с добавками рения. Правда, область применения оставалась темной. И, похоже, СССР не испытывал больших проблем с рением в отличие от Германии, которая также имела потребность в этом сырье, но оказалась не в состоянии обеспечить даже себя. Получается, явно глубокая, судя по объему материалов и ресурсов, шахта на острове Моруроа МОГЛА иметь смысл для добычи рения. Ведь этот остров находится на скальном основании, а в изверженных породах вполне могли оказаться жилы с повышенным содержанием искомого металла.
        Косвенным подтверждением назначения шахты послужила добытая случайно информация: на эту якобы военно-морскую базу завезли хорошую химическую лабораторию. С какой целью? Ответ лежал на поверхности: до сих пор рений находили в других рудах, но в очень малой концентрации. Тогда лаборатория необходима для контроля качества рудного концентрата.
        Сразу же по получении этого вывода был отдан приказ Адмиралтейству (или, скажем так, настоятельная рекомендация): свернуть операцию по перехвату конвоя и возвращаться на базу, то есть в Атлантику. Конечно, слежку за последующими отправлениями в Тихий океан никто не отменял, но это делалось прямо в Европе.
        Но оставалась еще одна, пожалуй, главная проблема: для чего все-таки нужен рений?
        Ход был правильным. Умным. Может быть, даже лучшим из всех возможных. Так полагал тот, кто подтолкнул военное руководство - товарищ Александров. И Георгий Константинович Жуков думал точно так же.
        Заключался он в том, что генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко был приказом назначен на должность командующего Дальневосточным военным округом. По тогдашним меркам это значило многое. Разумеется, многим из его команды также пришлось ехать в далекую Сибирь и еще более далекое тихоокеанское побережье.
        Рубить сплеча новоиспеченный командующий не стал. Первым своим делом он посчитал детальнейшим образом вникнуть в обстановку. Наиглавнейшим элементом оценки были сочтены данные разведки. Все они твердили об одном и том же: оборона японской армии укрепляется. И никаких фактов о готовящемся нападении.
        Генерал Апанасенко задал самому себе тот же вопрос, которым до него озадачивался не один советский командир высшего звена: с какого перепугу японцы так озабочены возможностью советского наступления? Вывод был примерно тот же, к которому пришел начальник Генштаба: предполагается некое событие, после которого СССР будет вынужден объявить войну. Не имея даже начального образования, Иосиф Родионович не только от природы обладал цепким умом: он ничуть не пренебрегал возможностью учиться. Вдобавок у него было развито то самое чутье, без которого в очень многих профессиях до вершин никогда не добраться. К нему стекались данные от пограничников. Кое о чем он просто догадывался. Вот почему все военное командование округа от уровня полка и выше получило приказ не просто наладить связи с пограничниками, но и обеспечить наилучшее взаимодействие. Предвидя возможность диверсий, Апанасенко велел собирать все мыслимые предложения о конкретных мерах. Этим занимались особисты.
        Наибольшую обеспокоенность командующего вызывало железнодорожное сообщение. Лучше любого другого он понимал, насколько округ уязвим по части снабжения. Особые отделы и науськанные погранцы устраивали проверки охраны мостов, железнодорожного полотна и подвижного состава. Большой пинок получили строители: им предписывалось рассредоточить склады, и, что главнее, оборудовать отличные подъездные пути к ним. Иначе говоря, эти объекты должны были сохранять доступность в любую погоду. Разумеется, дороги Апанасенко обустраивал. Тем более, в округ начали поступать в изрядном количестве грузовики, бензин, моторное масло, шины и запчасти. Хуже было положение с шоферами. Пришлось надавить на командиров авторот в части обучения специалистов. Тем самым кадровый вопрос, хотя и не решился, но хотя бы сдвинулся в нужную сторону.
        Чего уж заниматься критиканством: меры были и правильными, и нужными, и решительными. И только один явный недостаток просматривался: они частично опаздывали. Хотя кое в чем результат сказался.
        Требования высокого начальства, как это обычно бывает, оказались противоречивыми. Типичный случай: 'на копейку, с бархатом, чтоб соловьем пела.'
        С одной стороны, командующий Квантунской армией генерал Ямада Отодзо получил приказ всеми силами прервать железнодорожное снабжение всех советских войск на Дальнем Востоке (в первую очередь в Приморском крае). С другой стороны, запрещалось открытое военное воздействие.
        Все донесения от японских диверсионных групп сходились в одном: нападение на железнодорожные мосты возможно, но без большого шума сделать это нереально. Охрана не просто бдила. Видимо, какие-то сведения о возможности диверсий просочились со всеми отсюда вытекающими. Само собой, без приказа никто и ничего взрывать не стал.
        Генерал Отодзо сделал то, что и должен был: суммировал выводы и отправил донесение высокому начальству, в котором со всей почтительностью отмечал: входы и выходы из железнодорожных тоннелей на участках таких-то взорвать можно. Соответствующие подготовительные работы проведены. Уничтожение железнодорожных мостов на том же участке также представляется возможным, но никаких гарантий незаметности этих действий дать нельзя.
        Через некоторое время пришел ответ. Суть его можно было выразить двумя словами: 'Будьте готовы к взрыву тоннелей.' О мостах не было сказано ни слова.
        Генерал-полковнику Жукову этот голос был хорошо знаком.
        - Георгий Константиныч, надо бы встретиться в спокойной обстановке.
        Начальник Генштаба превосходно понимал, что существуют темы, по телефону не обсуждаемые. Кроме того, он знал, что по пустякам этот человек никогда и никого не дергает.
        - Да хоть сегодня, Сергей Василич. В твоем кабинете в... семь вечера, пойдет?
        - А согласен. Чай будет, водку не обещаю.
        Совещание было сугубо неформальным. И причины этого оказались обозначенными с самого начала:
        - Георгий Константиныч, определенные и четкие данные отсутствуют, но косвенные признаки указывают: в скором времени может начаться японо-американская война.
        Жуков хотел было сказать: 'Нам-то что с этого?', но лишь кивнул.
        - Заметь, японцы предложили заключить с нами пакт о ненападении. Им отказали.
        И снова у генерала на языке вертелась очевидная фраза: 'Так вот почему они так крепят оборону.' И опять вслух ничего не прозвучало.
        - Ты наверняка подумал про войну на два фронта, верно?
        - Угадал, Сергей Василич.
        
        - Вот я и подумал, что от такой войны японцы хотят отгородиться всеми средствами. В том числе прерыванием снабжения по Транссибу. Насколько это возможно - ты знаешь как бы не получше моего. Но... смотри, что предложили умные головы - это, правда, в Белоруссии.
        На стол легла карта. На ней изображалась схема одной из самых успешных операций партизанской армии Ковпака: 'сарненский крест', в ходе которой был не только выведен из строя стратегический железнодорожный узел, но и сильнейшим образом задержана возможность его восстановления. Полностью движение возобновилось лишь через полтора месяца. Жуков этого, понятно, не знал, но идею схватил мгновенно.
        Александров энергично продолжал:
        - Это лишь вариант. Однако идея настолько проста, что японцы могут додуматься и сами. И все же есть средство противодействия. Допивай чай, доедай коврижку, и я тебе покажу.
        Чайная подготовка много времени не заняла.
        - Глянь на картинки.
        Как всегда, у товарища картинки были отменного качества: крупные и цветные. На них красовался громадный, явно транспортный самолет.
        - Вместимость у него - до восьмидесяти тонн. Иначе говоря, перевозит тяжелый танк, три боекомплекта, экипаж - и еще место останется. Или артиллерию, скажем. Вот такими можно организовать воздушный мост по снабжению. Но есть и некоторые 'но'. Вот глянь на карты. Здесь обозначены полевые аэродромы. Грунтовые, понятно. Истребители, фронтовые бомберы, штурмовики, вертолеты - все это может там взлетать-садиться. Вообще-то эта машина может использовать грунтовый аэродром, но сам должен понимать: бетон она предпочитает. Да и зависимость от погоды тоже... Летчиков на эти транспортники готовят. Аэродромное обслуживание - тоже. А вот что не готово. Сам понимаешь: мало самолет посадить, мало его разгрузить - то, что прилетело, должно попасть в нужное место. Здесь у нас может возникнуть затык. Предложи Апанасенко поднажать именно в этой части. Нужны дороги к расположению наших частей. А у него есть и люди для этого, и опыт, и, что еще важнее: понимание важности задачи.
        Генерал наморщил лоб, чуть подумал и принялся спрашивать:
        - Что от меня требуется? И чем ты можешь помочь?
        - Ты-то? Твои пчелки со шпалами должны как следует потрудиться и прикинуть, что именно нужно в части МТО18, причем на два варианта: плотно обороняться и наступать. Причем, если речь пойдет о наступлении, то подумай вот об этом направлении.
        Карандаш указал на Большой Хинган - то есть как раз на туда, где в другом мире прошло наступление на Квантунскую армию.
        Коринженер продолжал:
        - Твои сразу же могут сказать: не пройдут танки. Тут постараюсь помочь. Даже если не добуду нечто... э-кхм... очень мощное и резвое, то уже сделан заказ: танки Т-34, модернизированные, со встроенной горной передачей. Ну, она позволяет сильно крутые подъемы брать.
        У Георгия Константиновича с памятью все было в порядке:
        - Это все, что ты можешь?
        Ответом сначала было длинное ругательство, в коем упоминалась, среди прочего, трансцендентная матерь и активно участвовал двойной интеграл по поверхности в четырех координатах. А после товарищ Александров начал излагать:
        - Георгий Константиныч, не все от меня зависит. И более того: не уверен, что корпус Черняховского - уж его-то в деле ты видал - перебросят в те края. Это я думаю, даже надеюсь, что меня подключат, но, сам знаешь, надо мной тоже начальство есть.
        - Нда-а-а... Так ты думаешь, что главный удар будет по мостам?
        - Так это первое, что приходит в голову. А у тебя имеются варианты?
        - Так сходу и не скажу, но я бы подумал вот что. Там у дороги крутые горные склоны. Взять и вызвать мощный камнепад.
        - Думал об этом. Я спец не из великих, но на уборку последствий клади две недели... ну, месяц. Маловато будет.
        Жукову почудилась некая ехидность в голосе хозяина кабинета, но она не выглядела очень уж важной.
        - А если, к примеру, аж целую скалу на путь обрушить? Так, чтоб не десяток тонн камней, а сотню. Да что там сотню - тысячу!
        - Думал и про это. Тут вопрос такой: каким количеством взрывчатки такое можно устроить? Если речь о мосте: тут хватит... ну, сотни килограмм. Ну, полтора центнера. А на скалу даже и не знаю, но тут речь о тоннах может пойти, а то и поболее. Тысяча тонн камней, говоришь? Пригнать по рельсам экскаватор, тот за месяц с этой тыщей справится.
        - Хорошо, а как насчет тоннеля? Такие есть на Транссибе. Вот представь: едет эшелон с взрывчаткой, а в него подложить мину. И в нужный момент она ка-а-ак грёбнет!
        - И опять же: надо знать, когда пойдет эшелон. Подрывник понадобится, смертник. Ну, такого японцы найдут... Я даже и не знаю: взрывчатку эшелонами перевозят? Вообще-то есть у меня знакомства по части тоннелей и подобных сооружений...
        Это было правдой. Знакомство точно имелось.
        Все рассуждения пошли кувырком. У тех, кто решал вопросы по-настоящему, терпение лопнуло. И на свет появилась нота Халла.
        Истины ради мы должны еще раз подчеркнуть: все громкие слова о 'потере лица' были тут ни при чем. И тонкие подсчеты возможных японских проторей и убытков экономического и политического свойства оказались нужными лишь для газет. Эта война готовилась уж давно.
        В другом мире нападение на Перл-Харбор случилось через считанные двенадцать дней после предъявления означенной ноты. Там и тогда, где очутился Рославлев, японскому флоту понадобилось на подготовку атаки точно такой же срок. Но результаты были другими.
        На этот раз СССР оказался намного более заинтересованной стороной.
        Обмен дипломатическими нотами между министерствами иностранных дел двух держав, вообще говоря, является внутренним делом заинтересованных сторон, так что иногда сам факт существования подобных документов может остаться неизвестным широкой публике. Разумеется, такое случается лишь при условии, когда соблюдение тайны взаимовыгодно. В противном случае публикация в газетах практически неизбежна.
        Надо отдать должное людям Судоплатова: текст ноты они раздобыли чуть ли не раньше, чем ее содержание дошло до премьер-министра Тодзё. Во всяком случае, как Молотов, так и Сталин узнали о ее существовании практически одновременно с японским руководством. Впрочем, изложение ноты, она же ультиматум Халла, как ее обозвали в международной прессе, стало достоянием широкой публики очень быстро. После этого Наркоминдел мог отреагировать вполне официально. Реакция советских газет была краткой и достаточно сухой. Только суть, почти без комментариев: предъявлена нота с требованиями такими-то, ожидается обострение японо-американских отношений. И все.
        Сталин собрал Политбюро. Первым докладывал нарком внутренних дел Берия.
        - Разведывательные данные, собранные сотрудниками моего наркомата, однозначно доказывают: японский флот уже почти полгода готовится к полноценному авиаудару по американской военно-морской базе Перл-Харбор. Для нас это не новость. Но буквально на днях появилась информация вот какого сорта. Руководство Соединенных Штатов и, в частности, президент Рузвельт также в курсе этих приготовлений. Однако у нас нет никаких данных для оценки степени готовности базы тихоокеанского флота США к отражению этой атаки. В частности, отсутствует информация по повышению этой готовности.
        По обыкновению, Сталин отнюдь не торопился высказываться. Вместо этого последовало:
        - Товарищ Молотов, как вы можете оценить эту ситуацию с точки зрения Наркоминдела?
        Вячеслав Михайлович оправдал ожидания:
        - Не может быть никаких сомнений в том, что если нападение будет успешным, то это станет превосходным поводом к войне. Конгрессмены и сенаторы США, поддерживающие изоляционистскую политику, останутся в абсолютном меньшинстве. По американскому закону, сам президент не имеет права начать войну без соответствующего голосования. Конгресс же вполне может одобрить объявление войны, даже если в последний момент американские моряки и летчики сумеют отбить воздушную атаку на свою базу. Сам факт нападения крупными силами на важнейший военный объект дает основания США отреагировать именно так.
        - Вопросы, товарищи?
        Клим Ефремович Ворошилов вскинул руку:
        - Товарищ Берия, значат ли ваши слова, что не исключена полная неготовность американцев к воздушному нападению?
        В голосе у наркома внудел отсутствовала даже тень сомнения:
        - Из имеющейся информации следует, что этот вариант развития событий исключить нельзя.
        Зампредсовнаркома и единственный кадровый военный в Политбюро понял правильно: у разведки есть данные, что американцы очень даже могут прошляпить начало нападения.
        И тут Предсовнаркома, наконец, взял слово:
        - Напоминаю присутствующим, что ранее Политбюро приняло решение о полном нейтралитете в этом возможном конфликте. Однако, принимая во внимание, что американская сторона уже знает о предстоящей атаке, возможно передать президенту США дополнительное извещение о возможности нападения японского флота, и это не будет нарушением нейтралитета.
        Согласие было тут же получено.
        Реакция Красной армии и флота была резкой. И там, и там отменили отпуска военнослужащим. Особые отделы информировали личный состав о 'возможности вооруженных провокаций со стороны японской военщины.' Разумеется, слышались призывы к бдительности - как же без них. Особенно это относилось к охране стратегических объектов. Среди таковых Транссибирская магистраль числилась как бы не первой, но не обошли вниманием приграничные аэродромы и места дислокации воинских частей. Выражение 'страна готовилась дать отпор' было бы слишком сильным. Но уж Дальневосточный округ точно готовился.
        У генерала Апанасенко были веские основания на подобные действия. В глухом ущелье нашли не особо свежего покойника. Находка, следует отметить, оказалась случайной: бдительный боец обратил внимание на воронью стайку, и с некоторым усилием разглядел причину птичьего интереса. На разъяснение ситуации направили группу пограничников. Достоверно удалось определить наличие взрывчатки в рюкзаке у неизвестного. Уже потом эксперты констатировали: тол немецкого производства, довольно старый ('Вероятно еще с империалистической остался.'). Документов, как и ожидалось, не нашли. Национальность гражданина определить не удалось: над лицом прожорливые пернатые успели хорошенько поработать. Достоверным фактом оказалось лишь азиатское происхождение.
        Найденного тротила в количестве пятнадцати килограммов вполне хватило бы устроить хорошую железнодорожную катастрофу путем разрушения рельсового полотна на подходящем участке. Эксперты дружно признали, что таким количеством железнодорожный мост можно разве что повредить, но не уничтожить. Но никто не мог утверждать, что этот злонамеренный тип шел через границу в одиночку.
        Японский флот, можно сказать, не особо готовился к боевым действиям. Ему это было без надобности. Он и так был готов. Единственной стороной, не предпринимавшей никаких экстраординарных мер, был тихоокеанский флот Соединенных Штатов.
        
        Глава 13
        Знакомства - большая сила, хотя всевластие через них не получить.
        Студент мехмата старший лейтенант запаса Марк Перцовский не обманул ожиданий товарища Александрова. Ну разве что он попросил две недели сроку. И втихомолку подключил к работе нескольких друзей, которых знавал еще по училищу.
        А через эти самые две недели ответ был дан в виде доклада порядочной толщины. Он оказался вполне однозначным:
        - ...таким образом, при подрыве эшелона со стандартной взрывчаткой (тротил) наибольшая мощность ударной волны ожидается в направлениях к выходам из тоннеля. Распределение энергии см. на фиг. 28. Из него следует, что полное обрушение свода тоннеля выглядит маловероятным. Что касается возможности обрушения входов в тоннель, то оно реализуемо при грамотном минировании по схемам, представленном на фиг. 29-34. Однако следует упомянуть, что минимальное количество стандартной взрывчатки составляет от двух до одиннадцати тонн, как это следует из табл. 8-12...
        Удивительное дело: доклад, в котором доказывалось, что взорвать входы в тоннели возможно, произвел умиротворяющее действие. Как легко понять, именно расчетное количество взрывчатки в наибольшей степени способствовало благорастворению в умах. Генерал Апанасенко с чистой совестью докладывал большому начальству, что при тех мерах безопасности, которые реализовывались по его приказам, доставка десятка тонн взрывчатки ко входам в тоннели, уж не говоря о самом минировании, выглядит невыполнимой задачей для вражеских - читай, японских - диверсантов. И был при этом абсолютно прав. То, что тротил уже был доставлен, заложен и подготовлен к своей адской работе, никто не знал.
        Разумеется, меры по охране мостов не отменяли.
        Нет, не просто отряд кораблей шел в направлении острова Оаху, входящего в Гавайский архипелаг. Это был флот! Целых шесть тяжелых авианосцев (позднее они должны получить наименование 'ударные'), а к ним прочие корабли линии, то есть аж два линкора! И это не считая мелочевки вроде крейсеров и подводных лодок. Как и 'там', командовал контр-адмирал Нагумо Тюити. Разведка японского флота сработала отменно: все командиры кораблей знали не только количественный состав американских кораблей, стоявших на якорях и у причалов базы, но и точное расположение каждого.
        Все, как в другом мире? Все, да не все.
        Дивизион сверхмалых подводных лодок был и тогда, но здесь в него входило не пять, а шесть единиц. И эсминцев было двенадцать, а не одиннадцать. Но главные различия заключались в ином.
        В бухте Пёрл-Харбор в момент атаки находились не только линкоры и крейсера. Там также случились два ключевых американских корабля тихоокеанского флота: авианосцы 'Энтерпрайз' и 'Лексингтон'. Это знали контр-адмирал Нагумо и адмирал Ямамото. Но самое главное: об этом факте был осведомлен капитан первого ранга Гэнда Минору, составлявший изначальный план атаки. В последний момент лучший тактик авианосного флота Японии не поленился подработать замысел с учетом самых свежих разведданных. По плану первая волна самолетов была нацелена именно на авианосцы, которые все бывшие в курсе дел японские военачальники полагали наиболее опасными (в перспективе) противниками. Расчеты Гэнда показали, что намечавшихся ранее двух волн самолетов может быть недостаточно.
        Конечно, имелись совпадения с событиями иного мира - в частности, похожей оказалась прелюдия атаки.
        Командовавший Тихоокеанским флотом США адмирал Хазбенд Киммел ничем не отличался от своего аналога в другом мире. Там и там он был упертым артиллеристом, полагавших авианосцы чем-то вроде легкого салатика к обеду, но никак не первым и не вторым блюдом. Там и там он на прямое предупреждение о возможности воздушного нападения ответил: мол, на его восемь линкоров японцы ни за что не полезут, а если и полезут, то им же хуже будет. Нельзя не признать, что на выучку американских артиллеристов - всех, начиная от старших офицеров и заканчивая последними нижними чинами - грех было бы жаловаться. Но большое начальство поразила русская болезнь, именуемая 'макаки не посмеют'.
        Сторонники страшных заговоров и ужасающих государственных тайн полагают, что адмирал мог получить приказ (секретный, ясно дело) не противодействовать японцам. Авторы этих строк в существование подобного приказа не верят. Во-первых, бумага такого уровня должна передаваться не через обычные каналы, а из рук в руки, притом с участием сверхдоверенной персоны, а таковые просто не посещали базу в то время. Во-вторых, смысл такого приказа - изыскание повода к войне, а им вполне мог стать не полный разгром, каковой и случился, а лишь вооруженное нападение на базу, хотя бы и с ограниченным успехом. Одним словом, не надо искать коварные замыслы и хитрые стратагемы там, где достаточно простого разгильдяйства.
        Еще одно совпадение состояло в дне недели. По случаю выходного почти весь летный состав как базы, так и авианосцев наслаждался увольнительными. Часть его была не вполне трезвой, еще некоторая доля рисковала по пробуждении страдать похмельем. Весьма многие в тот вечер наслаждались прелестями общения с особами противоположного пола, причем они (прелести) были неотъемлемой частью общения. Инженер Рославлев, продвинутый в части русского языка, назвал бы обстановку емким словом 'расслабуха', но на базе Пёрл-Харбор именно в описываемое время данный человек отсутствовал.
        Видимо, у Олега Владимировича Лосева имелись основания быть недовольным собой (в первую очередь) и своими сотрудниками. В самом деле: полученные от немецкой стороны пластины чистейшего кремния были превосходны по всем параметрам. И та схема, которую фотографически наносили на них, вроде как была продумана и отработана. Параметры технологии соблюдали, применяя драконовские методы. И все же выход годного составлял ужасающие три процента.
        Наверное, у товарища Лосева проявилось некое чутье. Он обратился за помощью не к ученым из Оптического института и не к коллегам-инженерам, занимавшимся смежными проблемами. Он позвонил в Москву товарищу Александрову. Тот пригласил в Москву на беседу - товарищ из органов употребил это слово - и попросил, понятное дело, все материалы.
        Первым делом командировочному предложили бутерброды с чаем. Такое начало событий Лосев оценил хотя и молча, но сугубо положительно. Он появился в наркомате внутренних дел сразу с поезда и, понятное дело, не евши. Но завтрак скоро закончился.
        Сперва товарищ Александров просмотрел все присланные документы, а их было не так мало. После начался разговор, причем сперва вопросы задавал отнюдь не разработчик.
        - Олег Владимирович, ваша схема нужна, как вы догадываетесь, не сама по себе. Нужные компоненты вам уже поставили. Потому спрашиваю: вы в состоянии собирать из них готовое изделие? Если нет, то чего вам не хватает?
        Инженер Лосев выдохнул воздух и заговорил решительным голосом:
        - Единичные экземпляры или даже очень мелкую серию мы могли бы собрать. Даже больше скажу - впрочем, нет. Для настоящей серии понадобится производственная линия.
        Последние слова появились в словаре ленинградца сравнительно недавно, но были употреблены со всей решимостью.
        - Но прежде мое руководство поставит вопрос о безобразном проценте брака. А хуже всего: никто, в том числе я сам, не может догадаться, что именно служит его конкретной причиной. На одном блине... то есть хочу сказать на одной пластине... может получиться сплошной брак, а на другой - годная схема, а то и не одна. И вот мы...
        - Не так быстро, Олег Владимирович, - с легкой улыбкой прервал товарищ коринженер. - Кажется, ситуация ясна. У меня для вас две новости: одна умеренно хорошая, другая хуже. Начну с той, которая получше. Ваша группа не одинока. Есть и другие разработчики. Так вот, у всех них процент брака такой же, как у вас... примерно. Теперь о второй новости. Выход годного можно увеличить, и вы с вашими людьми можете сыграть в этом как бы не первую скрипку. Для начала понадобится сверхдетальный анализ картины возникновения брака. Вот что надобно принять во внимание...
        И началось:
        - ...да при чем тут температура? Мы всегда соблюдаем...
        - А если проверить? Думаете, связь не найдется? Включите в число факторов...
        - Минаева не мастер участка! Она лишь оператор, а те...
        - ...у беременных состав пота другой, так что...
        - ...и еще дата изготовления, в немецких сертификатах на...
        - ...это мы поднимем, а еще, может, стоит копнуть по...
        - ...на другом производстве процент брака по понедельникам и пятницам всегда больше, это я сам видел, а чем германские рабочие лучше? Проверьте дни недели...
        Закончился разбор полетов чуть неожиданным образом:
        - Олег Владимирович, признайтесь: попробовали собрать изделие?
        - Ну... было...
        - Ведь работало же, так?
        - Да, но мы пока не проверяли источник питания. Имею в виду, на сколько его хватает.
        - Если не будет пробивать в этих местах... тут и тут... тогда гарантирую два года работы. А то и все три. И еще пользительный совет. На ваш наркомат я выйду и замолвлю за вас слово, это насчет выхода годного. Но даже не думайте трубить о победе, пока не изготовите партию изделий в десять штук. Нет, лучше двадцать. А то знаю ваш партком: непременно захочет отрапортовать.
        В словах заключалась известная неточность: Рославлев знал не конкретно этот партком, а обобщенные законы их поведения.
        - И еще: вот вам список. Перечисленные в нем комплектующие поступают по линии моего наркомата, а не вашего. Но есть основания полагать: эти источники скоро иссякнут. Даже не так важно, сколько продлится снабжение: год, два, десять лет. Важно, что в какой-то момент придется самим делать все, включая кремниевые пластины. Не то, что я - и куда более высокопоставленные товарищи не могут гарантировать, что кооперация с германской стороной продлится десятилетия. Год, правда, у вас есть, это почти наверняка. А вот это - список предприятий, которые могут стать вашими поставщиками. Гляньте. Копия, разумеется, пойдет и вашему руководству.
        - Угу... так... да это кооператив!
        - И что? Деталь не из сложных, но только уж наладьте входной контроль. Эти кооперативные ребята могут гнать брак ничуть не хуже, чем госпредприятия. Впрочем, будьте готовы вот к чему: когда изделие пойдет в большую серию, это производство от вас заберут. Вы же займетесь вот такой схемой, тоже на кремнии.
        На лице у инженера Лосева явственно проступил ужас.
        - Сергей Васильевич, так ведь эта работа не на нашу группу! Тут по уму аж целый научный институт должен трудиться. А мои ребята только что за пять лет смогут...
        - Все верно, - эти слова сопровождались понимающей улыбкой. - Будьте готовы возглавить не лабораторию, а отдел.
        Эра больших интегральных схем приближалась.
        Как обычно, товарищ Сталин проявил выдающуюся дотошность.
        - Из тех материалов, которые вы, Сергей Васильевич, передали в наше распоряжение, следует, - на последнем слове хозяин кремлевского кабинета сделал отчетливое ударение, - что после запуска первого спутника в вашем мире в США возникла страшная паника. Даже не так важно, раздували ее средства массовой информации или нет. Важно то, что зерна уронили в хорошо удобренную почву. При этом широкая американская публика, а не только руководство, активно поддержала этот страх. Вы ожидаете, что на этот раз будет все по-другому.
        По сути это был вопрос. И на него требовался ответ.
        Что бы не говорили о Сталине потомки, он испытывал удовольствие, когда подчиненные оказывались хорошо подготовленными. Вот и сейчас он видел очевидную продуманность ответа и был этим доволен, хотя ничем не проявил такую эмоциональную реакцию.
        - В момент запуска первого спутника США не находились в состоянии войны. Но в этот раз умонастроения будут иными. Другими словами, у населения США в данный момент есть другие темы, о которых очень стоит тревожиться. Второй важный момент: вес самого спутника. Ни один военный или политик не подумает, что восемьдесят килограммов могут нести хоть какую-то серьезную опасность. Я уж не говорю о том, что американские военные могут примерно оценить ту мизерную точность, которой отличается данное устройство, если вдруг кому-то придет в голову его применить в разрушительных целях. Третий момент: все великие державы, кроме Советского Союза и Германии, не уверены, что ядерное оружие вообще можно изготовить. И уж точно никто, кроме Германии, не знает, что оно имеется у СССР. Насколько мне известно, в Берлине осведомлены о наших достижениях, и сейчас немцы всеми силами подгоняют разработку. Спецслужбы США, Британии и Японии, возможно, что-то подозревают. С фактами же дело обстоит слабо. Конечно, эта тайна рано или поздно утечет на сторону, и уже не так важно, произойдет это из Германии или СССР.
        - Вы не вполне правы, Сергей Васильевич. Если данные об атомной бомбе просочатся к нашим противникам через источники в Советском Союзе, товарищ Берия вынужден будет принять меры по предотвращению подобных случаев.
        Сказано было настолько холодным тоном, что не заметить это было нельзя.
        - Но также, - продолжил вождь, добавив небольшую толику калорий в голос, - вы не правы вот в чем. США не находятся в состоянии войны с кем бы то ни было.
        - Вы, товарищ Сталин, недооцениваете Японскую империю.
        Сказано было дерзко, но прохаживающийся по кабинету высокопоставленный курильщик не пожелал отреагировать.
        - Ультиматум Халла уже опубликован, то есть японское руководство его с гарантией получило. 'Тогда' война разразилась через десять дней. Вижу единственную причину, по которой японский флот может придержать коней. В тот раз удар был нанесен в воскресное утро. Уверен, что и здесь японцы примут такое же решение.
        Сталин поднял брови:
        - Но сейчас и есть воскресенье.
        - Примите во внимание разницу во времени. На Гавайях еще ночь с субботы на воскресенье. Думаю, не ошибусь, если скажу, что мы получим из надежных источников сообщение об этой атаке в самом скором времени. Полагаю вполне вероятным, что прямо завтра об этом выступит по радио президент Рузвельт.
        Хозяин кабинета взял паузу. Клубы ароматного дыма поднимались к потолку.
        - Отставим атомное оружие в сторону. Вы полагаете, что пока что космические полеты будут служить чисто пропагандистским целям?
        - Вы абсолютно правы, если брать в расчет внешнеполитический эффект. Но также спутники могут выдать громадную продукцию, если позволите такое выражение, в научном смысле. Ну, а потом, когда полезная нагрузка возрастет - пойдет утилитарная польза. Космическая связь, картографирование, метеопрогнозы... не хочу утомлять вас перечислением.
        - Ваша позиция видится ясной, товарищ Странник. Но ее надо будет изложить перед Политбюро.
        - С вашего позволения, уточняющий вопрос. Коль скоро речь идет о докладе - имелись в виду товарищи Берия и Королев? Или предполагалось мое участие? Первый вариант выглядит предпочтительнее. Я бы не хотел выпячивать собственную роль. Тем более, если товарищи из Политбюро будут задавать вопросы, то не на все я смогу найти хорошие ответы.
        - Полагаю, что вам не стоит об этом беспокоиться. Вашей задачей будет прислушиваться и записывать, - усмехнулся в ответ Сталин.
        Любой шахматист, имеющий опыт турнирных сражений или командных соревнований, знает, что наиболее опасным соперником является не обладатель самых пышных титулов и званий. Отнюдь! Самых скверных сюрпризов следует ожидать от того, кого включили в последний момент - например, если кто-то выбыл по болезни.
        Авторы вынуждены сознаться в невежестве. Они не знают наверняка, что именно является коренной причиной этого эффекта. Возможно, это чисто психологический фактор; например, этот самый, вскочивший на подножку уходящего поезда уже после того, как тот тронулся, понимает, что другого подобного шанса может и не быть, а потому берет себя в кулак и... сами понимаете, читатель. Не можем исключить некоторое пренебрежение к этому слабому (по объективным показателям) сопернику. Возможно также, что стиль, приемы, да просто партии давно известных соперников уже изучены-переизучены, а вот творчество темной лошадки исследовать было некогда и незачем: ведь никто не предполагал заранее участие этого человека.
        Как бы то ни было, в шахматах такое явление известно. Но кто сказал, что оно не может проявиться и в других областях?
        Китидзо Саёда не был даже офицером в строгом смысле слова. Его чин именовался 'кайгун-сю', что в переводе значило 'исполняющий обязанности младшего лейтенанта'. Мало того: он никогда не командовал подводной лодкой типа 'А', хотя соответствующее обучение проходил. И все же ему пришлось, условно говоря, стать на мостик именно этой сверхмалой лодки, поскольку командир в последний момент свалился с приступом аппендицита, а никого более подходящего не нашлось. По правде говоря, пространство вокруг рубочного люка назвать мостиком можно было лишь в состоянии аффекта.
        Само собой, в течение перехода через половину Тихого океана решимость недоофицера Китидзо доказать свою значимость и пригодность к выполнению боевой задачи лишь укреплялась, в то время как его товарищи по дивизиону в вежливой форме (иногда) регулярно объясняли, что и.о. младшего лейтенанта по самой природе не может быть ровней даже младшему лейтенанту, уже не говоря о просто лейтенанте.
        Но все в мире, имеющее начало, имеет и конец. Наступил день, когда весь дивизион покинул лодки-носители.
        Инструкции при получении боевого задания не отличались сложностью. Главнейшим условием была выставлена синхронность атак сверхмалых лодок и первой волны авианалета. Считалось, что преждевременный пуск торпед может поднять тревогу раньше времени, а выход в атаку при активном противодействии эсминцев сводит шанс на успех почти к нулю. В конце концов американские эсминцы как раз и заточены на уничтожение подводных лодок. Отдельным пунктом приказа категорически запрещались атаки линкоров. Особенности их противоторпедной защиты (а они были известны) давали основания полагать, что две малые авиационные торпеды, составлявшие вооружение этих лодок, смогут значимо повредить линейный корабль лишь при необыкновенной удаче, на которую руководство флота не рассчитывало. Зато авианосцы выставлялись приоритетной целью.
        Стоит заметить: вышеупомянутые подводные лодки были отнюдь не так плохи, как можно было бы предположить, исходя из более чем скромного водоизмещения в сорок шесть тонн. Дизель мощностью шестьсот лошадиных сил позволял развивать скорость до двадцати трех узлов. Правда, запас плавучести был сделан мизерным, зато лодка могла погрузиться за считанные секунды. Артиллерийское вооружение, понятно, отсутствовало. Торпедные аппараты перезарядке не подлежали.
        Некоторое время дивизион шел в надводном положении. За двадцать пять миль до входа в гавань - погружение под перископ. За пять миль до входа перископы были убраны, дальше лодки шли по счислению. Тут-то неприятности и начались.
        Мощное локальное западное течение отнесло три лодки на восток. Одна уткнулась носом в пляж; ввиду начавшегося отлива снять ее не было никакой возможности. Вторая попала в залив Кери, долго там блуждала, подняла перископ и, понятное дело, никаких признаков противника не обнаружила. Но к тому времени, как лейтенант Юсима уже был на пути к исправлению ошибки, стало слишком поздно. Командир дал полный ход, и акустики на эсминцах услышали шум винтов. Под бомбежкой лодка была вынуждена всплыть, и экипаж ее покинул. Третья лодка так и не смогла всплыть -она тоже попала под глубинные бомбы, но, похоже, ее повреждения оказались фатальными. Причины гибели четвертой лодки Китидзо так и не узнал. Он не слышал взрывов глубинных бомб, но узнал звук разрушения прочного корпуса. По прикидкам, глубина в месте гибели составляла не менее двухсот метров, так что у экипажа не было ни единого шанса.
        Но дальше начались расхождения с 'той' историей. Пятая лодка сумела выпустить свои две торпеды. Обе были нацелены на авианосец 'Энтерпрайз'. Одна промахнулась и попала в корму эсминца 'Монаган', изуродовав левый винт и заклинив руль. К этому моменту легкий корабль набрал - нет, не полный ход, а всего лишь тридцать узлов. Вахтенный офицер (командир остался на берегу), получая доклады от акустиков об отчетливо слышном шуме винтов подводной лодки, решил рискнуть. Пеленг на вражескую лодку он уже засек. Но близость авианосца сыграла не в пользу американских кораблей. На неуправляемой циркуляции эсминец вписался в борт авианосца - правда, не под прямым углом. Столкновение было бы не смертельным для 'Энтерпрайза', но за считанные секунды до него рванула почти по миделю вторая торпеда. Ее-то как раз хватило для создания полноценного пожара.
        Эсминцу, давшему 'самый полный назад', удалось вырваться. Но к тому моменту на 'Энтерпрайзе' горело хорошо. Имея на борту неполный экипаж, видя, что вся база уже находится под атакой с воздуха и понимая, что своими силами с огнем быстро не справиться, а спасатели могут и не успеть, командир авианосца принял, вероятно, наилучшее решение: расклепать якорные цепи, дать хотя бы минимальный ход и попытаться выброситься на берег. Разумеется, одновременно предстояла битва с огнем.
        Будь эсминец 'Монаган' лошадью, злоязычный свидетель мог бы сказать, что тот 'хромает на все четыре ноги.' Во всяком случае, о каком-либо участии в бою и речи идти не могло. Вместо этого экипаж по приказу с мостика кинулся на помощь в тушении пожара на борту старшего брата.
        Люди сделали все, что было в их силах, и даже больше того. Никто не посмел позднее сказать, что объединенные пожарные дивизионы сдались без боя. Наоборот: огонь был в конце концов побежден. Но тому, что осталось от гордого корабля, предстоял капитальный ремонт на полгода, самое меньшее. Ближайшее предприятие, где могли выполнить такую работу, находилось в Сан-Диего, и дотуда бывший авианосец предстояло буксировать. В условиях, когда японский флот имел преимущество в Тихом океане, это само по себе выглядело нетривиальной задачей.
        Кайгун-сю Китидзо Саёда, ведя лодку в погруженном состоянии, конечно же, не мог слышать по радио боевой сигнал японских летчиков 'Тора! Тора! Тора!'. Но у него был хронометр, на показания которого и приказано было ориентироваться.
        Поднимать перископ высоко было опасно, а у самой поверхности видимость была неважной, и потому издалека подводник лишь мог догадаться, что перед ним вырисовывается авианосец, причем большой. Лодка подкралась ближе, но названия командир так и не увидел. Мысленно и.о. младшего лейтенанта сделал заметку: по силуэту сильно похож на 'Лексингтон'. В любом случае цель однозначно причислялась к приоритетным.
        Торпеды попали точно в цель. Громадный корабль оказался смертельно раненым: взрывами разрушило аж целых две переборки. Именно вода, а не огонь прикончила авианосец. То есть пожар случился, однако его сумели сравнительно быстро задавить, а вот справиться с опрокидыванием не удалось.
        Ничего о дальнейшей судьбе атакованного корабля Китидзо Саёда не знал. В подводном положении он шел малым ходом по счислению - правда, ему помогало отливное течение. И, разумеется, подводник мог лишь догадываться о дальнейшем развитии атаки: не услышать взрывы торпед и бомб было невозможно, и гидрофоны для этого не требовались.
        В итоге пришла к своим лишь одна сверхмалая подводная лодка из всего дивизиона. Из рубочного люка командира пришлось чуть ли не выносить на руках. Китидзо вымотался до такой степени, что его не держали ноги.
        
        Глава 14
        Высокий авторитет и огромная народная любовь - они в соединенном виде являют собой страшную силу.
        Никакому сколь угодно высокому чину, если не считать непосредственного начальства, а также Самого, не пришло бы в голову приказать Чкалову. Странник, разумеется, тоже не стал этого делать. Альтернативой послужило приглашение на ужин. Не в ресторан, конечно: на квартиру, в которой жил товарищ Александров.
        Водка подавалась холодной, коньяк - комнатной температуры, бульон - прозрачным, пирожки - горячими, а баранье жаркое с гарниром в виде жареной картошечки... да еще к ней же грибочки... Наверное, один лишь запах отправил бы стаю волков в тяжелый нокаут.
        Вплоть до появления на столе маленького, литра на два, электрического самовара о делах не было сказано ни слова. А вот потом...
        - Валерь Палыч, ты обучаешь летный состав на тяжелые транспортники?
        - Это те зверюги, которые четырехмоторные и с соосными винтами?
        - Ага.
        - И грузоподъемностью восемьдесят тонн?
        - Они.
        - И в которые влазит тяжелый танк вместе с бронетраспортером, да боезапас впридачу?
        - Вот-вот.
        - Не-а. Тут я лишь руковожу подразделением...
        - Стой, Валерь Палыч. Я как раз об этом. Сам знаешь, приказать тебе никак не могу, не в моей власти. Просить тебя хочу.
        Поскольку прославленный летчик был самую малость пьян, то он позволил себе навести удивление на лицо. В трезвом виде Чкалов сохранил бы невозмутимость.
        - Ну, говори, что за просьба.
        - Может сложиться ситуация, когда этих самолетов будет куда больше, чем готовых экипажей.
        - Халтуру гнать не буду и другим не позволю, - чуть резковато отреагировал собеседник.
        - Нет, ты не дослушал. Машины эти вообще-то рассчитаны и на грунтовые аэродромы. Но если... ну, неважно... короче, в том месте, которое у меня на уме, уже строятся бетонные полосы.
        - И все равно обрезать программу полетов курсантов не стану. А ну как не будет вблизи бетонной полосы, а? Недоучки и сами угробятся, и машину после этого даже на запчасти - и то...
        - Сей момент и не надо резать! Еще раз скажу: приказать не могу. Даже если попрошу уменьшить программу полетов - ты меня не послушаешь и правильно сделаешь. А вот чего ты можешь: втихаря подготовить укороченную программу. Ты же великий летчик, руби тя в салат, и преподают у тебя спецы не из слабых. Ты и никто другой можешь представить: что именно можно исключить из программы без риска катастрофически понизить уровень подготовки. Учти еще: если я окажусь прав, те самые машины будут летать под приличной охраной. Уж на этом-то я настою. Так что пилотажные изыски, если так припрет, можно отставить в сторону. И если вдруг, по каким-то обстоятельствам, понадобится чертова уйма готовых экипажей именно на транспортники - они у нас будут готовы.
        Голос Чкалова звучал настолько трезво, что посторонний мог бы подумать: изначально содержимым графинчика была холодная вода, а вовсе не водка.
        - Подготовить сокращенную программу можно, конечно. Для группы ведущих преподавателей работа на пяток вечеров. Только ты, Сергей Василич, вот что мне скажи: ты просто так соломку стелишь иль есть сведения?
        Хозяин дома раздраженно махнул рукой:
        - То-то и беда: все источники в один голос твердят, что такого... ну, что я тебе говорил... так вот, этакого не должно произойти. Ни под каким видом. А у меня чуйка шепчет злобно: нет, мол, не все ты - я то есть - предусмотрел. Чувствую, а доказать не могу. Ну да ладно. Твой риск минимален. В наихудшем случае я получу репутацию перестраховщика, а ты - лишнюю папку в свой сейф. Которая никому и никогда не пригодится.... И еще имею важное дело. Ольга Эразмовна - она насчет тортов имеет чего против? Ах, не имеет? Ну так вот ей лично от меня гостинец, - с этими словами Александров достал, по своему обыкновению, из ниоткуда небольшую картонную коробочку, куда и упаковал порядочный кусок угощения. - Ну и детям авось чего достанется. Младшенькую целуй. Отменная девчушка растет, уже сейчас красоточка.
        Разумеется, отец упомянутого дитенка растаял мгновенно.
        Но уже сидя в машине на обратной дороге к дому летчик крепко задумался. Вопрос, собственно, был один: где это может понадобиться такой ... полк?.. да, нет, как бы не дивизия транспортников. Только одна гипотеза шла на ум: южная половина Сахалина. Железной дороги на остров нет. На море присутствует японский флот - а Чкалов еще ни разу не слышал о нем сколько-нибудь уничижительных отзывов. То есть остается лишь воздушное снабжение...
        Не стоит и говорить, что догадка эта, какой бы правдоподобной она ни казалась, до поры до времени оставалась лишь догадкой, не подлежащей обсуждению.
        Состав той части американского тихоокеанского флота, который в момент атаки находился на базе Пёрл-Харбор, не особо сильно, но отличался от 'того' состава. И сама атака производилась чуть иными силами. И план тоже, хоть и незначительно, но отличался. Поэтому не стоит удивляться, что результаты, достигнутые императорским флотом, несколько разнились с теми, которые были получены в другом мире. Хотя и совпадений было множество.
        Источником расхождений был фактор времени, сколь ни банально это звучит. Дело даже не в том, что за эти несколько месяцев японцы улучшили свой план - нет, скорее они его усилили. Результаты оказались значимыми.
        Если говорить о расхождениях, то утоплено было не четыре, а пять линкоров, один тяжелый авианосец погиб и еще один выбросился на мель с сильнейшими повреждениями (в той истории они остались целехоньки); два легких авианосца отправились к Нептуну, и сверх того получил сильные повреждения и выбросился на мель тяжелый крейсер. Эсминцы даже не шли в счет.
        Другое расхождение состояло в том, что по настоянию адмирала Ямамото вторая волна самолетов поставила целью подавить зенитную артиллерию. Третья волна добивала.
        Как и 'там', американские военные не сдались без боя. Паника и растерянность присутствовали, конечно, но отдельные американские истребители ухитрились даже взлететь и дать бой. Они были задавлены численным превосходством, но все же плату кровью взяли. Чудеса героизма проявляли зенитчики. Вторая волна атаки нанесла им существенные потери. И все же в сумме не двадцать девять, а тридцать японских самолетов оказались сбитыми.
        Странник оказался прав: очень скоро Берия получил информацию, доложил Сталину, а тот, в свою очередь, известил Политбюро о внезапном нападении на базу американского флота. Сам американский президент узнал об этой новости чуть позже советского руководства, но до того, как об этом раструбили средства массовой информации.
        Вопреки обыкновению, Сталин предварил обсуждение фразой:
        - Похоже, у Японии сложилась традиция: начинать военные действия внезапно, без объявления войны.
        Все присутствующие решили, что поняли подтекст: именно так началась русско-японская война начала века. Правда, Лаврентий Павлович понял высказывание чуть-чуть в расширительном смысле, но воздержался от комментариев.
        Но дальше заседание пошло по обычному пути: председательствующий попросил высказываться.
        Мнения разделились. Позиция Маленкова, Жданова и Кузнецова могла быть изложена в кратком предложении: 'Это двусторонние японо-американские дела, нам туда соваться никак не с руки.' Микоян заметил, что имеется возможность продавать американцам оружие и военное снаряжение, если, конечно, такой запрос будет. Вопрос о продаже чего-то в этом роде Японии никто не поднимал. Ворошилов высказал справедливую мысль:
        - Длительная война для Японии просто убийственна. Ее промышленность не выдержит долгого состязания с американской. Стратегия японцев видится такой: сильнейший удар в расчете на скорое заключение выгодного мира. Для Германии в империалистическую из подобных замыслов ничего путного не получилось. Но пока что японцы как раз рассчитывают на маленькую победоносную войну. Именно поэтому не исключаю удара по нашей территории. Хотя здравый смысл говорит, что такой небольшой стране воевать на два фронта нельзя, но как раз неверная оценка возможностей наших армии и флота может подвигнуть противника на авантюру. Потеря бдительности в расчете на то, что они, дескать, не посмеют, уже привела к поражению Николашку. Мы не должны брать с него пример.
        Надо отметить: финская война многому научила Климента Ефремовича. В частности, он на уровне спинного мозга усвоил, что обороняться на хорошо подготовленных позициях значительно проще, чем наступать. Знал он также об уровне подготовки дальневосточных частей. Все-таки до корпуса Черняховского им было далеко.
        Вот почему прозвучало нечто осторожное:
        - По имеющимся у меня сведениям, уровень дислоцированных на Дальнем востоке частей РККА позволит им сдержать наступление японских войск, если таковое случится. Но для наступления нужна подготовка.
        Сказано было нарочито неопределенно. Кое-кто в Политбюро мог бы не понять: то ли имеется в виду тактическая и стратегическая обученность командиров, то ли недостаточен уровень технического снабжения.
        Сталин не был великим специалистом в чисто военных вопросах. Но чутье на двусмысленности у него было великолепное.
        - Считаешь ли ты, Клим, что есть необходимость перебросить на этот участок особый ударный мехкорпус генерала Черняховского?
        - В этом может возникнуть необходимость, - последовал ответ. - Но прежде командующий Апанасенко должен закончить строительство хотя бы первой очереди дорожной сети.
        Этот изящный ход перекладывал ответственность именно на командующего округом.
        - Еще вопросы? Мнения? Позиция Политбюро понятна, - с ноткой удовлетворения произнес Сталин. - Будем голосовать.
        Преимущества выжидательной тактики получили подтверждение.
        - Что ж, товарищи, все свободны. Завтра будет еще одно заседание по другому вопросу.
        И через десяток секунд последовало сакраментальное:
        - А вас, товарищ Берия, я попрошу остаться.
        Когда в кабинете осталось лишь два человека, был задан ключевой вопрос:
        - Лаврентий, сколько Королеву надо для подготовки к старту?
        Берия, видимо, уже задавал тот же вопрос Сергею Павловичу, ибо не задержался с ответом ни на секунду:
        - Три дня от момента получения команды.
        - Полагаю, завтра соответствующее решение будет принято. Хотелось бы видеть на заседании Странника.
        Конечно, это не было простым пожеланием.
        Информационная бомба рванула без всякого замедления. Президент Рузвельт по радио сообщил нации о нападении. Эту речь, понятное дело, мгновенно напечатали во всех газетах. Реакция последовала. Изначальное потрясение сменилось бешенством. Конгресс чуть ли не в тот же день проголосовал за объявление войны. Если изоляционисты и сохранили свои взгляды, то предпочли держать таковые за семью замками.
        Почти сразу же выявился первый просчет японской стратегии. Эта ошибка в точности повторила ту, которая случилась в другом мире.
        'Там' напавшая сторона точно так же категорически недооценила решимость американского народа сражаться. 'Нация слабаков' на поверку оказалась обладательницей твердого духа. На призывных пунктах собирались огромные очереди. Отказы полагались трагедией; были случаи, когда незадачливый призывник, отвергнутый по состоянию здоровья, кончал жизнь самоубийством.
        Вторым не учтенным в полной мере фактором была мощность американской промышленности вообще и возможностей судоподъема и судоремонта, в частности. В другой истории четыре из восьми линкоров были подняты и восстановлены. Работа ремонтников в том мире могла вызвать лишь восхищение с завистью пополам. Здесь рабочие, инженеры и организаторы производства действовали не хуже. Стоит добавить: если по количественным характеристикам флота Япония могла кое-как тягаться с Америкой, то в прочих видах вооружения имперская промышленность проигрывала вчистую, без малейшего шанса на 'догнать', не говоря уж о 'перегнать'.
        Правда, этот фактор должен был проявиться позднее. Пока что Японская империя в темпе готовилась 'реализовать численный перевес', говоря по-хоккейному. Другими словами, готовился удар по Бирме и Малайе. Противником должен был стать Королевский флот. Похоже, у адмирала Ямамото имелись хорошие основания для уверенности в успехе. Они и в самом деле были.
        Главнокомандующий полагал козырем в рукаве свежепостроенный линкор 'Ямато'. Ни англичане, ни американцы не знали его характеристик - настолько продуманными и эффективными оказались меры секретности. Формально корабль спустили на воду еще в августе позапрошлого года, но в марте нынешнего он все еще не вошел в состав флота. Впрочем, до этого оставались считанные недели19 .
        Вторым весьма важным фактором на пользу Японии был перевес не только в количестве авианосцев, но и в подготовке летного состава. Свирепые тренировки, да еще тот боевой опыт, который уже появился, а в довесок к этому опыт сражений за Бирму и Малайю... Нет, тут заносчивым британцам не равняться с императорским флотом.
        Третий фактор состоял в плохой подготовленности крепости Сингапур к обороне. Артиллерия ориентировалась на противостояние атаке с моря, но никак не с суши. Оборонительные сооружения - не только доты, но и простые окопы - не строились и не отрывались под тем соусом, что-де их будут заливать поземные воды. Эти рассуждения были частично обоснованными: высота над уровнем моря была ничтожной.
        Четвертый фактор заключался в традиционном британском пренебрежении военными возможностями туземцев. К таковым англичане причисляли и японцев. Опыт же русско-японской войны начала века изучался односторонне: более-менее тщательно анализировались действия флота и гораздо хуже - сухопутные события.
        Повестка дня заседания Политбюро была известна. Точнее говоря, известна была формулировка 'Об утверждении космической программы СССР', но высокопоставленные партийные чины пока что довольствовались лишь слухами о том, что такая программа готовится. Также на заседание был приглашен товарищ Александров
        Докладывал нарком внутренних дел. На стене уже была развернута карта мира, исчерченная не вполне понятными кривыми. В неприметную точку на карте Казахстана был воткнут красный флажок. Никаких бумажек с текстом не было. Присутствующие знали, что глава Политбюро предпочитает, чтобы докладчики обходились без письменных речей. Зато была порядочная папка с фотографиями.
        - Товарищи, упорный труд большого коллектива наших ракетчиков при помощи инженеров из Германии дал плоды. На сегодняшний день мы готовы запустить первый в мире искусственный спутник Земли. Это даст гигантский прорыв...
        Политбюро слушало молча. По окончании посыпались вопросы.
        - Вы сказали, что в проектировании участвовали немецкие специалисты. Не таится ли тут опасность утечки ценных сведений в Германию?
        Вопрос Жданова мог показаться бестактным в отношении к куратору космического проекта. Уж кто-кто, а Берия понимал толк в охране государственных тайн. Но более проницательные товарищи посчитали, что Жданов таким образом тонко льстит наркому внутренних дел.
        Как бы то ни было, отвечал именно Лаврентий Павлович:
        - Германские специалисты участвовали и участвуют в гражданском направлении освоения космоса. Размещение оружия на искусственных спутниках Земли пока что технически невыполнимо. Во-первых, полезная нагрузка спутника не превышает сотни килограммов. Во-вторых, имеются большие трудности в точном приземлении спускаемого аппарата. Собственно, таковое вообще пока что невозможно, но даже если и не так: разброс в координатах приземления составляет в самом лучшем случае сотню километров, а скорее все двести. Что до ракет военного назначения, то они в космос не выходят. К их разработке иностранцы не допускаются.
        - В тех материалах, которые были переданы перед заседанием, утверждается, что возможно освоение космического пространства с участием человека. Есть данные, что люди могут выживать в космосе?
        - На ваш вопрос, товарищ Маленков, мы как раз ищем ответ. У нас был опыт по запуску подопытного животного за пределы атмосферы, но не на орбиту. Правда, по недосмотру обслуживающего персонала кот перед стартом напился пьян, - присутствующие дружно рассмеялись, даже те, которые были в курсе истории, - но могу утверждать: после того, как четвероногий испытатель приземлился и протрезвился...
        Последовал еще один взрыв смеха.
        - ...ветеринары обследовали животное и констатировали, что никакого вреда организму нанесено не было. Однако запланирована доставка спутника на орбиту вместе с контрольной аппаратурой, которая должна будет отследить состояние атмосферы внутри полетной кабины с оценкой того, насколько она может подходить человеку. Предполагается запись температуры, давления воздуха, влажности, вибрации. Да, и уровня радиоактивности, поскольку мы пока не знаем, насколько он может быть велик. И еще не менее двух запусков планируется с животными на борту - конечно, с возвращением. По приземлении запланирована всесторонняя оценка состояния их здоровья.
        По некоторому молчанию прозвучал еще один вопрос:
        - Здесь описана программа развития космической отрасли, так сказать, мирного назначения. Хотелось бы получить более подробные сведения о круге народно-хозяйственных задач, которые может решить или помочь решить эта отрасль.
        Сталин повернул голову к задавшему вопрос.
        - Думается, что лучше всего вам, товарищ Вознесенский, ответит присутствующий здесь коринженер Александров.
        Рославлев постарался не проявить изумления. Сталин еще вчера впрямую сказал, что выступать перед Политбюро не придется. А тут...
        - Товарищи, запуск первого в мире искусственного спутника Земли имеет политическое значение, и оно масштабнее экономического или военного. Говоря упрощенно: коль скоро речь идет о внутренней политике, то это событие видится мне вдохновляющим для всего советского народа. В кои-то веки мы можем твердо заявить, что в некоторой области находимся впереди планеты всей. Ни у кого нет - а у нас есть. Внешнеполитический резонанс также может быть весьма сильным. Однако напоминаю присутствующим: я инженер, а не политик. И потому чисто политические выгоды вы, товарищи, можете оценить намного лучше меня.
        Присутствующие закивали: кто слегка, а кто и усиленно. Тезис был не только понятен, но и казался непрошибаемо верным. А коринженер продолжал:
        - Это касается первого спутника, который впрямую никаких экономических выгод не несет. Однако к последующим подобным аппаратам следует подходить с другой меркой. Если говорить кратко, то первейшей и главной функцией последующих поколений спутников вижу наблюдение за земной поверхностью.
        Рославлев окинул быстрым взглядом аудиторию. Она пребывала в некотором недоумении - исключая, понятно, Иосифа Виссарионовича и Лаврентия Павловича.
        - Что дает такое наблюдение? Точнейшее картографирование. И не просто увидеть, где горы, а где реки. Нет, спутник может дать данные, например, о границах лесного пожара, оценить масштабы засухи, прикинуть наилучшие планы для прокладывания дорог. Далее: из космоса прекрасно видна облачность. А это дает весомое добавление к существующим методам прогноза погоды. Другой важный момент: первый спутник будет вращаться вокруг Земли на низкой орбите. Минимальная высота его полета - от двухсот до двухсот пятидесяти километров. Максимальная - от девятисот до тысячи километров. При этом возможно обследование и фотографирование полосы до шестидесяти градусов северной и южной широты. Но если вывести спутник на высоту примерно сорок тысяч километров, он будет висеть над одной точкой поверхности. Такой спутник может стать прекрасным ретранслятором и для радиосвязи, и для телевизионных сигналов. Пока что мы не можем запустить аппарат на столь высокую орбиту. У нас еще нет соответствующей техники. Но она будет! Кроме того, доказана принципиальная возможность точнейшего определения координат любой точки земной
поверхности, причем не имеет значения: на суше она или на море, также точность оценки координат не зависит ни от погоды, ни от времени суток, - при этих словах на лице адмирала Кузнецов отразился живейший интерес. - Но, правда, для создания такой аппаратуры потребуется большой срок: возможно, лет двадцать, а то и все тридцать. Вот еще одна область применения - наука. Например, с орбиты телескоп может наблюдать звезды и планеты куда лучше, чем сквозь атмосферу. Технологическим исследованиям также найдется место. На орбите, в условиях невесомости, возможно получение таких сплавов, которые на земной поверхности немыслимы. Ну, например... - докладчик чуть задумался, - ...сплав алюминия со свинцом. Любой знающий металлург в глаза плюнет, если вы приметесь доказывать, что такое возможно. А в невесомости разница удельных весов вообще не играет роли. То, что на Земле смешать никак нельзя - на орбите можно. Но это тоже дело будущего.
        - Вопросы? Прошу вас, товарищ Молотов.
        - Хотелось бы знать, товарищ Александров, возможно ли применение космических наук в медицине?
        Ответ последовал с некоторой задержкой.
        - Вопрос хорош, Вячеслав Михайлович. Как сами понимаете, таких исследований никто и никогда не вел. Но... разговорился я как-то с одним врачом. Речь зашла о романе Жюля Верна 'Из пушки на Луну'. Правда, там ошибка на ошибке едет и ошибкой погоняет, но кое-что показано правильно. В частности, предсказано, хотя и не особо грамотно, состояние невесомости. Так вот, этот врач предположил, что длительное воздействие невесомости может благоприятно воздействовать на болезненное состояние позвоночника. Я, разумеется, попросил объяснений. Ответ был таков: отсутствие силы тяжести дает возможность снять нагрузку на межпозвоночные хрящевые диски и тем самым дать им шанс восстановиться. Я тогда ответил то же, что сейчас говорю вам. Никто в мире, в том числе я сам, не знает, каково будет действие невесомости на человеческий организм. Возможно, вред от нее превысит пользу. Нужны исследования. Что ж, мы будем их вести.
        - Еще вопросы? Нет? В таком случае вы, товарищ Александров, свободны, а мы с товарищами обсудим космическую программу.
        А заседание Политбюро плавно перешло на обсуждение проблем, связанных с военным делом. Сообщение делал Берия. Перед этим члены Политбюро получили по небольшой брошюрке.
        - Товарищ Александров недостаточно хорошо разбирается в военных вопросах, да ему и не приказывали оценить применимость космической техники в этих целях. Аналитики моего наркомата поработали за него. Товарищ правильно указал, что спутник позволяет наблюдать земную поверхность. Расчеты и опыты показали, что с высоты примерно двести километров можно различить фигуру человека. Это означает, что с орбиты можно легко отслеживать, например, войсковые колонны, артиллерийские позиции, аэродромы, и прочие военные объекты. Вы скажете, товарищи, что то же самое может и авиаразведчик. Но его можно сбить, можно просто отогнать. Со спутником все это не пройдет. Ни у кого сейчас нет средств борьбы со спутниками.
        Эти утверждения также не вызвали неприятия.
        - Товарища Александров упомянул о возможности спутниковой связи. Это так, но мои специалисты также добавили к этому: возможность получить всепогодную, то есть максимально устойчивую радиосвязь. Думаю, товарищи, вы прекрасно понимаете, насколько это важно и для Красной Армии, и для флота.
        Вот это положение оказалось не столь очевидным. Важность надежной связи в те времена сильнейшим образом недооценивалась. Впрочем, возражений не случилось.
        - Теперь о принципиальной возможности точнейшего определения координат любой точки земной поверхности. Подобные схемы уже существуют, и их используют штурманы нашей дальней авиации, но для решения навигационных задач сейчас нужны излучатели на поверхности, причем в достаточно большом количестве. И такие радиоисточники уязвимы к наземным или воздушным атакам. Космические источники нельзя атаковать - просто нечем.
        - Вопросы?
        Поднял руку Маленков.
        - Хотелось бы знать, насколько товарищ Александров вовлечен в военную часть космической программы.
        Сталин поднял руку с карандашом.
        - Лаврентий Павлович, я отвечу на этот вопрос. По своей основной специальности Сергей Васильевич - инженер-контрабандист. Наш опыт говорит, что этот товарищ может благодаря личным связям достать все, что угодно: хоть редкие металлы, хоть уникальные станки. Однако конструирование оборудования не является его сильной стороной. Также он не специалист в военных вопросах, что сам неоднократно признавал. Впрочем, отсутствие военного образования не мешало и не мешает товарищу добывать изделия, востребованные для армии и флота.
        Все повернули головы к адмиралу Кузнецову. Тот коротко кивнул:
        - Да, это так.
        - У кого есть возражения, замечания, поправки к известной вам программе? Нет? Тогда ее принимаем. Товарищ Берия, отдайте команду, чтобы ракетчики готовили запуск. Им ведь хватит трех дней, не так ли?
        По дороге к месту работы (рабочий день еще не закончился) Странник напряженно обдумывал все, что случилось на заседании. Выступление прошло вроде как недурно. Но не давал покоя вопрос: почему же Сталин его так - ну, не подставил, а вывел на первые роли? Ни на четверть копейки не верилось, что сделано было это ради развлечения. Цель точно существовала - но какая? Проверка готовности? Показать Политбюро в качестве фигуры? И не подставной ли фигуры?
        Непонятно.
        
        Глава 15
        - Иван Александрович, решать тут не мне, но, если спросят, я категорически против.
        - Сергей Васильевич, у вас имеются причины так полагать?
        Вопрос непосредственного начальника товарища Александрова был, пожалуй, риторическим. Сам Серов был абсолютно уверен, что мнение его зама возникло не на пустом месте.
        - Иван Александрович, запрос англичан на продажу им рения может иметь под собой две причины. Первая и очевидная: им и вправду нужен этот металл. Они хотят приобрести двести килограммов? Тогда налицо потребность для исследовательских целей. Вторая причина состоит в прощупывании наших возможностей. Рений полагается страшно редким. Это, в общем, правда. И если мы согласимся продать, то тем самым признаем, что у нас существует его промышленная добыча и, что еще хуже для наших островных... кхе... партнеров, мы его добываем в достаточном количестве, чтобы поделиться. Тогда уже я задам вопрос, который у английской разведки непременно возникнет: а для чего это русским нужно столько редкого металла? Где они его используют? И эти ребята начнут копать - а оно нам надо? Конечно, может существовать некая операция, в ходе которой нам понадобится убедить англичан... в чем-то этаком, что точно находится за пределами моих полномочий. Уж не говорю о том, что даже просто знать о такой операции мне также не положено. Одним словом, моя позиция вам известна. Повторяю: я против продажи.
        Комиссар государственной безопасности второго ранга был мягок, словно стокилограммовая штанга, обернутая войлоком, и столь же убедителен:
        - Ваши соображения кажутся обоснованными. Я их доложу по команде. Но вы сами понимаете, Сергей Васильевич: решения принимают не на моем уровне. Вот почему имеется еще вопрос.
        Выражение лица товарища коринженера стало еще более внимательным - по меньшей мере, в полтора раза.
        - Поступи точно такой же запрос от Германии - как бы вы отреагировали?
        Седой собеседник погрузился в раздумья. Наконец, он поднял голову:
        - Подобная просьба со стороны немцев показалась бы мне странной, самое меньшее. Судите сами, Иван Александрович. Германия сама имеет на своей территории... нет, это нельзя полагать месторождением рения, скорее он побочный продукт переработки их медной руды. Именно побочный продукт. Стоимость добытой меди намного превышает цену рения, который там имеется. Так что немцам вроде как и незачем обращаться к СССР и тратить валюту на покупку. Впрочем, никто не запрещает им платить промышленными товарами - станками. например, или прокатным оборудованием... Извините, у меня мало данных. Я просто не знаю, сколько металла добывает Германия и, главное, для чего. Первое, что приходит на ум: рений нужен для какой-то металлургической цели. Конечно, не сам рений, а сплавы, легированные этим металлом. Повторяю, фактов у меня прискорбно мало. Мои возражения против этой продажи в целом те же, что и против сделки с англичанами: нам не нужно давать Германии хоть какие-то сведения о наличии в СССР значимых источников рения и о том, на какие изделия он идет.
        Серов поспешил закруглить беседу:
        - Тут вижу большой объем работы для других управлений. Разумеется, я доложу о ваших соображениях наверх. Но лично от себя добавлю: в них есть рациональное зерно.
        На этом разговор был закончен. Но по уходе зама Серов крепко задумался.
        В отличие от Александрова, он не предполагал, что англичане заинтересованы в самом рении, а знал это наверняка. Знал он и о шахтных работах на атолле Моруроа. А еще ему стало известно, что Германия проявляет интерес к покупке этого металла, хотя прямого предложения пока что не поступало. Так что предположение о том, что британский интерес к рению инспирирован абвером, вовсе не казалось опытному чекисту кретинским. А еще Иван Александрович был твердо убежден, что хотя у товарища коринженера явно отсутствует надлежащее образование, но аналитические способности у него вполне наличествуют. И он (Серов) был намерен воспользоваться ими.
        Проверка систем как ракеты-носителя, так и будущего спутника проводилась максимально тщательно - именно так, как настаивал Сергей Васильевич. Хотя с формальной точки зрения этот товарищ не являлся начальством для ракетчиков, но существовала негласная вроде бы просьба со стороны высокого начальства во всем следовать рекомендациям этого товарища. Сам Королев был полностью солидарен с Александровым в том, что касалось контроля и проверок, а уж о фон Брауне и говорить нечего.
        До старта оставалось двадцать восемь часов.
        Моряки, летчики и ракетчики - народ суеверный.
        В этот раз вместо команды 'Начать заправку' последовала шуточная 'Наливай!'. Слово оказалось прилипчивым. С этого дня все ракеты космического назначения неукоснительно заправлялись только по этой команде - разумеется, за исключением тех, которые летали на ампулизированном топливе. Данная ракета, как и предполагалось, стартовала на керосине и жидком кислороде.
        В бункере наблюдения находились лишь гражданские лица. Все они уже наблюдали старт как таковой. Не то, чтоб зрелище стало для них привычным, но все равно оно никак не причислялось к обыденным.
        Команды запуска звучали по громкой связи:
        - Минутная готовность!
        Посторонний мог бы обмануться смыслом этих слов. На самом деле команда означала, что до поворота стартового ключа осталась минута.
        - Ключ на старт!
        Не то, чтобы Королев не доверял сотрудникам - но именно этот ключ он желал повернуть лично, что и было сделано. Никому из команды, собравшейся в бункере, даже в голову не пришло оспорить это решение. К тому моменту Сергея Павловича еще не называли (за глаза, конечно) Железным Королем, но все предпосылки к тому имелись.
        - Протяжка один!
        Потребность в этой команде была сомнительной. В другом мире она означала, что началась протяжка бумажной ленты, на которой записывалась информация с ракеты. Здесь же информация прежде всего записывалась на электронный носитель, а уж потом на бумагу. И все же электронщики все, как один, бросили очень короткий взгляд на ленту зажужжавшего самописца.
        - Продувка!
        Это означало, что топливные коммуникации продуваются азотом.
        - Ключ на дренаж!
        Исполнение было возложено на фон Брауна. Немец, отдать должное, был с виду холоден и деловит. Каковы были его эмоции на самом деле, никто не узнал. Ключ щелкнул. Вокруг корпуса ракеты появились белые клубы, означавшие, что испаряющийся жидкий кислород сбрасывается в атмосферу. Двигателисты слегка кивнули. Они видели, что пока все идет штатно.
        - Пуск!
        Эта команда также вводила в заблуждение. Она означала лишь подачу компонентов топлива в двигатели. Заметить это по внешнему виду ракеты было нельзя, но индикаторные лапочки дали соответствующий сигнал. Гельмут Грёттруп вцепился пальцами в край столешницы. Рот его сжался в ниточку.
        - Зажигание!
        Вот здесь никакой двусмысленности не было. Топливо и в самом деле воспламенялось в камерах сгорания.
        Дальше последовали уже не команды, а сообщения о состоянии уровня тяги:
        - Есть предварительная! Промежуточная! Главная! Подъем!!!
        Тяжкий рев двигателей проникал сквозь толстенные стены бункера. Ракета окуталась пламенем и клубами того, что можно было принять за дым.
        - Много пыли, Сергей Павлович. Нехорошо. В следующий раз надо будет избавиться от пыли, - заметил фон Браун и черканул что-то в блокноте.
        - Точно, Вернер. Так и сделаем.
        - Есть контакт подъема! - звонко, почти радостно выкрикнул инженер Борис Черток. Он отвечал за электронные и электрические цепи.
        Возглас означало, что сработал датчик, фиксирующий отрыв ракеты от стартового стола.
        Решительно все присутствующие бросили взгляды на часы.
        Могло показаться что могучая ракета поднимается как-то неохотно. Но никто не удивился, когда громадный цилиндр резко ускорился, уходя в небо на столбе пламени.
        Инженер Грёттруп как будто прикипел к тому, что электронщики полушутливо именовали 'приборной доской'. На висках у него выступили капельки пота.
        Терпение было вознаграждено.
        - Die erste Stufe hat die Arbeit beendet, - доложил он, но сразу же смутился, поняв ошибку, и перешел на русский, - первая ступень работу закончила.
        И еще один взгляд на часы дал присутствующим однозначный ответ на один из главных вопросов: что бы потом не произошло с ракетой, первая ступень и вправду сделала дело штатно.
        Сам куратор ракетчиков в свое время настоял, чтобы сигналы от спутника ловил не один радист, а несколько. И все сработали.
        - Есть! - вопль из репродуктора громкой связи заставил бы подскочить памятник Александру Островскому20. - Есть сигнал от спутника! Пищит!
        То, что аппарат вышел на орбиту, в Центре управления и так знали: служба телеметрии трудилась на совесть.
        Почти сразу же пришли доклады от телеметристов и радистов на востоке страны.
        - Еще один виток для верности, - прохрипел Королев, - и можно докладывать наверх.
        Он ошибся. К моменту доклада Берия уже знал об успехе, хотя информант честно присовокупил: дескать, сведения не до конца проверены.
        Лаврентий Павлович умел разбираться в людях. Заслушав не вполне внятную речь Королева (у Железного Короля тоже имелись нервы), нарком поздравил его, велел поздравить также всех разработчиков и испытателей, а засим предписал отдых. Он твердо знал, что специалисты будут отдыхать самым добросовестным образом.
        Шампанского в этих краях отродясь не водилось, так что начальство взяло на себя административную смелость выписать спирт в количестве не чрезмерном, но достаточном, чтобы прилично отметить. Всех удивил Вернер фон Браун. Из каких-то своих закромов он приволок аж целых две бутылки темного стекла.
        - Подлинный кубанский ром! - ткнул он пальцем.
        По правде говоря, ром был, во-первых, настоящим, во-вторых, кубинским, но чуть неверная семантика оказалась понятой совершенно точно. В те времена означенный напиток не пользовался в СССР такой известностью, какую приобрел позднее, поэтому легкая настороженность со стороны советских граждан присутствовала. Однако немецкая часть персонала, видимо, была лучше знакома с подобного рода напитками, ибо по поводу именно этих бутылок ни малейших возражений не возникло.
        Обиженными оказались те, которым по долгу службы предписывалось сохранять трезвость: связисты и телеметристы. Любовь к точности требует заметить, что трезвыми они оставались лишь по причине малого количества употребленных горячительных напитков.
        Авторы этих строк полагают, что внимательные и склонные к анализу читатели и сами догадались, что товарища Сталина известили об успехе запуска в чрезвычайно короткий срок. Вождь немедленно отдал соответствующую команду.
        По каким-то своим соображениям Предсовнаркома не дал 'добро' на экстренный выпуск газет. Но уж выход в эфир радионовостей состоялся через три часа после выхода на орбиту спутника.
        Баритон Юрия Левитана зазвучал из репродукторов и радиоприемников:
        - Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС...
        О Центральном телевидении не было упоминаний по причине отсутствия такового.
        Пропагандистская машина работала на полную мощность. Сразу же после первого сообщения, в котором в число прочего указывалось, на каких именно длинах волн идет перед ча, последовало и второе; в нем упор делался на то, что Советский Союз, дескать, впервые в мире... громадное научное значение... это только первый шаг... В утренний выпуск газет новость, понятно, не попала, но уж вечерние издания расстарались. Ради такого случая в этот день 'Правда' вышла дважды в день: утром и вечером.
        На всей территории страны радиолюбители кинулись ловить сигналы. Увы, успех пришел к ним далеко не сразу. Спутник успел уйти из пространства, где его голос мог бы быть услышан.
        Зарубежная реакция на сообщение ТАСС была неоднозначной.
        В Соединенных Штатах Америки основной темой для газет была война с Японией. Ответственные редакторы крупнотиражных газет в больших городах полагали (и имели на то основания), что сообщение ТАСС, к тому же не до конца проверенное, недостойно места на первых полосах. В провинциальных изданиях (иначе говоря, в тех, которые распространялись лишь в региональном, а не федеральном масштабе) оно и вовсе не удостоилось упоминания. И практически везде наряду с изложением сообщения ТАСС (полная его перепечатка не появилась нигде) выражалось сомнение, что информация полностью соответствует истине. В скороспелых комментариях даже утверждалось, что 'этого не может быть, поскольку СССР вообще такое сделать не мог.'
        Что до официальной реакции госдепартамента, то они никак не проявилась. Госсекретарь не получил на сей счет никаких указаний от президента. Тот распорядился:
        - С комментариями и поздравлениями можно не торопиться. Дождемся независимого подтверждения. Хотя не думаю, что мистер Сталин блефует.
        В Японии новость также не попала в разряд первоочередных. Причина была той же, что в США: война.
        Великобритания отнеслась к сообщению ТАСС куда более напряженно. Солидные издания не поленились перепечатать его дословно - ту часть, где говорилось о самом факте запуска. Солидные же комментаторы сдержанно заметили, что пока что сигналы от спутника никто не поймал, но следить за таковыми должно. Отдать должное руководству флота: они ни на минуту не подумали, что им пытаются впарить блеф. Аналитики спецслужб получили задание: прикинуть, чем подобные аппараты могут навредить интересам правительства Его Величества. Уж в этих организациях с самого начала имели железную уверенность: не только чистая наука двигала разработчиками, пославшими в небо спутник.
        Несколько иным было понимание ситуации в Германии.
        Может быть, в Управлении имперской безопасности существовали сотрудники, посчитавшие заявление ТАСС блефом. Но даже если таковые имелись, не они отвечали за доклады руководству. А оно первым дело спросило не о подтверждении реальности запуска спутника земли, а о том, какое военное значение может иметь вывод на орбиту чего-то с массой около ста килограммов.
        Аналитики генерал-майора Пикенброка расстарались. Доклад был подготовлен с истинно немецкой тщательностью. Из него следовал утешительный вывод: военного значения данный аппарат не имел и не мог иметь. И не только по причине явно небольшого веса для сколько-нибудь значимой бомбы, но ввиду отсутствия каких-либо средств управления. Опубликованные чертежи орбиты спутника указывали на это совершенно явно. И даже больше того: в русских газетах мельком указывалось, что в некоторых условиях спутник (а точнее, вторую ступень ракеты) можно увидеть невооруженным глазом. А из этого следовало, что никаких изменений в параметрах орбиты нет и не предвидится. Впрочем, так и так углядеть этот аппаратик - что в телескоп, что простым глазом - с территории Рейха не представлялось возможным. Пока что.
        Атолл Моруроа де-юре не являлся собственностью Германии - он принадлежал Франции и был арендован. Но именно в этой заброшенной точке акватории Тихого океана присутствовали грамотные офицеры Кригсмарине. Для некоторых из них штурманские обсервации просто входили в круг обязанностей, прочие же ознакомились с таковыми в ходе военно-морского обучения. Морской штаб добросовестно передал все параметры орбиты. В назначенное время все свободные от вахты офицеры вооружились биноклями. Правда, корабельные компасы были частично недоступны, но у лейтенанта цур зее Фридриха Доппелькопфа нашелся маленький наручный компас - вероятно, в силу повышенной запасливости. Этот исполнительный и аккуратный офицер засек направление и даже прикинул высоту объекта с распределением по времени.
        Небольшая группка на берегу перебрасывалась репликами:
        - Ты видишь хоть что-то, Куртхен?
        - По моим часам еще две минуты, не меньше.
        - Так ты успеешь докурить.
        - Думаете так, Генрих?
        - Господа, мне кажется...
        - Это он!!!
        - Вижу! А ведь и без бинокля можно заметить.
        - Да где же?...
        - Правее десять градусов, попробуйте сначала без бинокля, герр корветтен-капитан.
        - Полагаю, через десять минут он уйдет за горизонт.
        - Надеюсь, вы приказали радиовахте слушать эфир?
        - Там Зоммер, он должен был получить частоту.
        - Все, через минуту уйдет за горизонт.
        - Господа, даже если бы я раньше не знал, что фюрер был гением, то последние пятнадцать минут... Вы поняли, что означает запуск такого аппарата? Русские способны на гораздо большее, чем мы полагали.
        - Хотел бы я знать, услышал ли что-то Зоммер.
        - У него превосходный слух. Говорят, что он наполовину еврей и играет на скрипке.
        Радист не подвел и доложил об услышанном вахтенному командиру через сорок минут. В докладе он подчеркнул, что для того, чтобы поймать сигнал, не нужны особые таланты. Хотя атмосферные помехи, конечно, присутствовали.
        - ...то есть на этой частоте ничего, кроме 'бип-бип-бип'.
        По неизвестной причине о второй частоте спутникового вещания Зоммеру никто не сообщил.
        Реакция в других государствах оказалась совсем иной. И началось все с Парагвая.
        Эта небольшая южноамериканская страна получила наилучшие условия для приема спутниковой передачи. Но было еще важное обстоятельство. С двадцатых годов там проживала обширная русская община. Значительную ее часть составляли офицеры, и они существенно помогли плохо обученной и скверно вооруженной армии Парагвая одержать верх над куда более сильной боливийской армией во время Чакской войны. А среди русских эмигрантов были радиолюбители.
        Двое подростков, Саша и Маша Корсаковы, вслушивались в хрипы приемника. О том, что большевики запустили искусственный спутник Земли, им сообщили. Потом эти двое уже самостоятельно поймали 'Радио Коминтерна' и тщательно записали все данные по спутнику, уделив первоочередное внимание частотам - а их было две.
        Их отец, бывший поручик третьего уланского полка, дослужившийся в парагвайской армии до майора, как раз зашел в 'пещеру троллей', как в семье называли каморку на чердаке. Юные радиолюбители устроили и поддерживали там грандиозный беспорядок, в центре которого красовалась старенькая радиостанция. Майор Корсаков считался не бедным гражданином, поэтому он мог позволить детям аж по паре наушников на лицо. В тот момент, когда отец переступил через порог, лица юных троллей осветились торжеством.
        Как всегда, там, где участвовали эти двое охламонов, начался новый беспорядок, на сей раз словесного толка:
        - Сашка, это сигнал! Куда с частоты уходишь!!!
        - Пап, мы поймали со спутника...
        - Погоди, вот на другой волне...
        И тут началась такая передача, что юный парагваец русского происхождения частично перешел на испанский:
        - Песню передает! Maja, escr?belo21 !!!
        Мы должны предуведомить читателей, что в испанском языке шипящие фонемы отсутствуют, поэтому имя 'Маша' в свое время было переделано в испанское 'Мaja', звучащее по-русски как 'Маха'.
        Сестра сцапала со стола огрызок карандаша и листок бумаги, а брат перекинул тумблер, желая, чтобы и отец услышал.
        Из динамика зазвучал девичий голосок:
        Жить и верить - это замечательно.
        Перед нами небывалые пути.
        Утверждают космонавты и мечтатели,
        Что на Марсе будут яблони цвеcти.
        Хорошо, когда с тобой товарищи -
        Всю Вселенную проехать и пройти.
        Звезды встретятся с Землю расцветающей,
        И на Марсе будут яблони цвеcти.
        Следующий куплет пел уже сильный мужской голос:
        Я с звездами сдружился дальними.
        Не волнуйся обо мне и не грусти.
        Покидая нашу Землю, обещали мы,
        Что на Марсе будут яблони цвеcти22.
        Песня стихла.
        - Все записала? Молодец, сестренка. Как старший брат, выражаю благодарность.
        Саша вправду был старше сестры - аж на целых полчаса. В детстве это обстоятельство служило причиной для ссор, но к двенадцати годам превратилось в повод для легкой подколки.
        Но их отец не был расположен к шуточкам:
        - Слушать еще! Возможно, будет другая передача. Или повторят эту и тогда, Машуня, сверь текст. Мелодию запомнили?
        - Ну, па-а-а-ап...
        - Похоже, большевики не теряли времени, - вслух размышлял Николай Андреевич, - вам не понять... Достижение огромное, что и говорить... Тут есть работа для меня.
        - ?
        - ???
        - Вот-вот. Хочу перевести на испанский23 и представить Ивану Тимофеевичу.
        Перевод не занял много времени. Уже через день майор напросился на доклад к генералу Беляеву. Тот не был радиолюбителем, и слушать передачу со спутника ему было недосуг, но слухи дошли: мол, передают песню на русском.
        Дело было насквозь неофициальным, а потому и общение шло на неофициальном уровне.
        - Иван Тимофеевич, мои дети поймали передачу со спутника. Это была песня, мои запомнили мелодию и записали слова. А я перевел на испанский. Может быть интересным.
        - Давайте перевод и оригинал, Николай Андреевич.
        - С вашего позволения, можно сделать лучше. Мои наскоро отрепетировали: и по-русски, и по-испански. Еще взяли парнишку из их класса. Некто Хосе Тресфуэгос, он и с голосом подходящим, и на гитаре аккомпанирует. Если пожелаете, сей же момент представлю.
        - В приемной ждут, что ль? Зовите тогда.
        Ради такого момента Корсаковы-младшие вырядились в лучшие наряды: на этом настояли родители. Саша нацепил светло-серую пиджачную пару (в свое время мама ее перешила из старого, но почти не ношеного костюма мужа), а сестричка красовалась в голубом платье с бантами. Надо заметить, девушке было тринадцать лет, и она с этой песней примеривалась к карьере певицы. Что до Хосе, то, имея крайне ограниченное знание русского, он основной задачей имел аккомпанемент, и по этой части считался лучшим в своем классе. Наряд его выглядел вполне достойно, поскольку сеньора Тресфуэгос думала точно так же, как и госпожа Корсакова.
        Репетиции дали хороший результат. Правда, Машино меццо-сопрано не очень-то подходило к образу, который задумывался изначально, но генерал не обратил внимание на такую мелочь.
        Ради удобства юного Хосе дальнейший разговор велся по-испански, благо все присутствующие свободно на нем говорили. Для начала Иван Тимофеевич вежливо похвалил перевод текста. В этом он понимал толк: сам делал переводы русских солдатских песен на испанский. Потом генерал отдельно поблагодарил молодого гитариста - тот рассыпался в поклонах. Далее настала очередь юных Корсаковых, которым также воздали хвалу - и за оперативность радиоперехвата, и за умелую запись, и за организацию исполнения по-русски и по-испански.
        Дальше последовала ключевая фраза:
        - Мне кажется, эта песня стоит того, чтобы ее исполнили на радио.
        Это означало, что не только русская община Парагвая, но и, возможно, значительная часть населения начнет симпатизировать СССР, восхищаться научными достижениями далекой страны, которая сумела выйти в Космос с исключительно мирными (в этом никто не сомневался) намерениями и в конечном счете проникнется дружественными чувствами.
        И тут же Беляев добавил:
        - Пожалуй, я ее переведу на гуарани.
        Генерал Беляев в ходе Чакской войны в конце тридцатых дослужился до должности начальника Генерального штаба, а до этого был генерал-инспектором артиллерии. Как раз превосходная организация и скоростное обучение многим премудростям этого дела и приносили Парагваю неоднократные победы над боливийской армией, руководимой немецкими и чешскими советниками. Стоит, однако, заметить: генерал Беляев сделался уважаемой фигурой в Парагвае не только ввиду очевидных военных талантов. Будучи незаурядным лингвистом, он составлял словари индейских языков, проследил индо-европейские корни в языках нескольких из них, последовательно выступал в защиту экономических и политических прав индейцев. Хотя официальная статистика не регистрировала этническое происхождение парагвайских граждан, но тогда чуть ли не половина населения считала гуарани родным языком, еще сорок процентов свободно владели и гуарани, и испанским. Так что дружественное (уж точно не враждебное) расположение Ивана Тимофеевича к СССР многого стоило.
        
        Глава 16
        Из всех стран Латинской Америки в кои-то веки Парагвай хоть в чем-то оказался первым.
        Парагвай раньше всех подсуетился в выпуске в эфир испанской версии песни со спутника. Возможно, сыграла роль еще одна радиопередача из Асунсьона, в которой ту же песню пели на гуарани - а этот язык был достаточно известен у населения всех соседних стран. Не исключаем даже такой простой причины: 'Все поют - и я пою.' И люди пели.
        Официального дипломатического представительства СССР просто не существовало в Парагвае. Однако там было отделение акционерного общества 'Южамторг'. С него все и началось.
        Спокон веку купцы вместе с чистой коммерцией занимались и разведкой. Не стал исключением и один из представителей СССР. Он доносил: 'Здание 'Южамторга' оцеплено полицией. Несмотря на это, толпы собираются вокруг здания. Некоторые несут плакаты с надписями 'Ура спутнику!', 'Мы видим спутник!' и подобными. Люди распевают хором песню, транслируемую со спутника, в переводе на национальные языки. Все это происходит при явном сочувствии полицейских...'
        И эта вроде как не коммунистическая, но зараза очень скоро выплеснулась на улицы Буэнос-Айреса, Монтевидео, а позднее и Рио-де-Жанейро. Заметим, что задержка в Бразилии произошла не только потому, что понадобился перевод на португальский. Курьез заключался в том, что самодеятельный переводчик, ничтоже сумняшеся, воспользовался испанским текстом. Это сильно облегчило ему работу ввиду того, что португальский и испанский - близкородственные языки. И лишь потом нашелся знаток русского, который поработал с оригиналом. Разумеется, этот вариант перевода оказался лучше.
        Ирония судьбы состояла в том, что именно всплеск интереса к спутнику в латиноамериканских странах заставил госдепартамент США отнестись к феномену русского успеха с большей серьезностью. Там сочли, что популярность советской науки отстоит от популярности идей коммунизма очень недалеко. Но американские дипломаты чуть опоздали. Спутник пролетел над Европой.
        Конечно, не стоит сомневаться: спецслужбы Франции (точнее, то, что от них осталось) не поставили себе в труд самым тщательным образом перехватить и записать передачи русского спутника. И радиолюбителей там хватало. И русскоязычная колония была не из самых малых в Европе. Переводы текста песни на французский появились мгновенно, причем качество перевода от государственных служащих и в подметки не годилось тому, что выдали самодеятельные переводчики. Первые не стали утруждаться и выдали подстрочник. Вторые постарались, чтобы размер подошел под мелодию.
        Результат сказался сильнее всего на российском эмигрантском сообществе. Реакция, понятно, оказалась со всеми цветами радуги:
        - А вам не приходило в голову, что все эти сигналы - якобы со спутника - суть один грандиозный обман? Вполне возможно, что спутника вообще нет. Фикция!
        - Как можно, monsieur Goreloff! Ваш покорный слуга не далее, как вечор видывал спутник на небе, благо, что погода безоблачная. Такая, знаете ли, быстролетная звездочка. Отчетливо! И моя Natalie тоже. А вы смотрели?
        - Нет. Обманами, знаете ли, любоваться не приучен.
        - Вот как хотите, господа, не верю, чтобы большевики затеяли сей проект ради науки. Не верю-с!
        - Зачем же тогда, Борис Иванович?
        - Пропаганда - вот главная цель! Большевики хотят покраснения общественного мнения в нашей belle France. И песня тому служит.
        - Как бывший авиатор, могу уверить, господа, что оружие этот самый спутник нести не может. Если верить данным от их газеты 'Правда', то управление у него отсутствует вообще. Какое может быть оружие без средств наведения на цель, я вас спрашиваю? Научное значение - другое дело. Да и то сомневаюсь.
        - Никанор Африканович, так вы полагаете, что...
        - Вот именно, Валерий Дмитриевич! Специально, знаете ли, спрашивал: никаких научных сообщений эта штучка не передает. Только 'бип-бип-бип', да песенку.
        - Ничего не значит. Может быть, потом будет передавать.
        - Когда это 'потом'? У аппарата попросту сядут аккумуляторные батареи.
        - Жаль, что батареи сядут. Не знаю, как вам, а по мне, так девица поет недурно.
        - Так что ж, выходит, эта болванка так и будет вокруг земного шара кружить вечно?
        Ответ на этот вопрос пришел в 'Известиях'. В обстоятельной статье сообщалось, что спутник, увы, не рассчитан на очень долгий полет, а функционировать будет и того меньше. Радиосигналы с него прекратятся, как только батареи, питающие радиопередатчик, исчерпают заряд. Сам спутник будет снижать высоту своей орбиты, а когда попадет в плотные слои атмосферы, то сгорит полностью.
        В Великобритании общественное мнение также разделилось. В университетских кругах интерес был в диапазоне от благожелательного до откровенно восторженного. В консервативной части общества преобладала настороженность. Среди спецслужб интерес оказался совершенно искренним и вполне профессиональным. Начальство ставило острые вопросы и хотело получить откровенные ответы.
        - ...проверка показала, что никаких иных сигналов, кроме упомянутой песенки и простых 'бип-бип' спутник не выдает. Даже когда он пролетает над территорией СССР. Три наших агента в разных городах отслеживали это. Кстати, прием сигналов может осуществляться даже простенькой любительской радиоустановкой. Отсюда следует: научная ценность аппарата весьма ограничена. Он просто не передает данных, ибо не имеет никаких средств для этого.
        - А если он спустится на парашюте?
        - Сэр, у нас нет никаких данных, свидетельствующих о существовании парашюта. А без него спутник просто сгорит в атмосфере. Так говорят специалисты по метеоритам.
        - Между прочим, не все метеориты сгорают.
        - Метеориты суть сплошные каменные или железные глыбы, а этот спутник пустотелый. К тому же предсказать точно место гибели аппарата не представляется возможным. Случись разрушение спутника над Центральными графствами Англии, мы могли бы рассчитывать на обломки, да и то сомнительно. Над Тихим океаном - нет и нет, сэр.
        - В таком случае хотелось бы заслушать выводы.
        - Сэр, этот аппарат на орбите не может сам по себе иметь ни военного, ни научного значения. Цель запуска видится в установлении приоритета Советского Союза в Космосе. И, разумеется, отработка ракетной технологии. Эта русская штуковина весит сто семьдесят фунтов. Мой подчиненный Роб Тилдерс предложил поспорить на десять шиллингов, что следующий аппарат будет намного тяжелее. Сэр, я пари не принял.
        Шеф поддержал шутку:
        - Вы правы, я бы тоже отказался. Подождем. Вы свободны, Джонсон.
        Сотрудник ушел. А шеф глянул на календарь и подумал, что пора бы спросить результаты с тех, кто занимался ксеноновыми бомбами. И тоже русская разработка. Опять эти русские!
        Плану не суждено было осуществиться. Появились иные неотложные задачи.
        В Германии русскоговорящая община тоже имелась, и тоже весьма обширная. Поэтому не стоит удивляться, что Вальтер Шелленберг получил подробнейшие сведения о спутнике и его передачах через считанные часы после пролета этого аппаратика над территорией Рейха. Ну, не совсем над территорией, но уж точно на расстоянии, позволяющим радиоперехват. Спутник оказался под вниманием именно внешней, а не военной разведки, поскольку очень быстро появились данные: он не может выполнять никаких военных задач, ибо не приспособлен для этого. Иначе говоря, запуск этого аппарата преследовал исключительно политические цели. Казалось бы, этим делом должно заинтересоваться руководство НСДАП. Но нет, почему-то первым вопросы разведке начал задавать министр промышленности Альберт Шпеер. Ради этого он лично подъехал к Шелленбергу. Тот, надо заметить, был вежлив, но официально вежлив.
        - Герр оберштурмбанфюрер, довожу до вашего сведения, что мне, вероятно, предстоит доклад рейхсканцлеру об этом советском спутнике и о возможных перспективах. Я хотел бы получить доступ к вашим материалам, касающимся этого аппарата. Полагаю, у вас есть информация.
        В последней фразе имелась некоторая неточность. Шпеер не предполагал, а знал, что таковая информация существует.
        - Разумеется, господин министр, у нас имеются сведения. Осмелюсь предположить, вам известно, что в русской космической программе участвуют германские специалисты.
        Шелленберг лукавил в той же степени, что и посетитель. Он был уверен, что господин Шпеер знает самих специалистов чуть не поименно. Тот, понятно, подтвердил:
        - Да, мне о таких доложили.
        - Я не могу предоставить вам полный доступ к сведениям, однако могу ответить на некоторые ваши вопросы. Большей частью информация как раз и пришла от немецких инженеров.
        - В таком случае мой второй вопрос: сколько человек из русского персонала занято в этом проекте?
        - Точных данных нет. По оценкам, никак не менее тысячи. Это не считая тех, которые заняты в производстве как самих ракет, так и полезной нагрузки для будущих спутников. По этому персоналу данные практически отсутствуют.
        Кивок герра Шпеера означал: 'Да, я вас понял.'
        - Еще вопрос, герр оберштурмбанфюрер. Известно ли что-то о программе запусков?
        - Да. Следующий спутник планируется запустить на более высокую орбиту. На нем будет аппаратура для исследования космических излучений, а также система ориентации спутника в пространстве. Мой источник особо подчеркнул: только ориентации, изменение параметров орбиты не запланировано. Передачу научных данных запланировано осуществлять по радио, поскольку этот аппарат также не предназначен для безопасного спуска на земную поверхность. Также предполагается опробовать солнечные батареи для питания электрических схем на борту. Это все появилось в русских открытых источниках. Кроме того, мы планируем расспросить тех специалистов, которые собираются в кратковременный отпуск в фатерлянд.
        У министра была отчетливая цель. Он желал прикинуть, возможно ли вообще в Рейхе вести сразу две амбициозные программы: атомную и ракетную. Рейхсканцлер Гесс мог возжелать и то, и другое сразу. В этом случае Альберт Шпеер хотел иметь данные для обоснованного распределения ресурсов.
        Министр промышленности еще не успел выйти из здания Управления имперской безопасности, когда у него уже созрело мнение: полноценная космическая промышленность пока что не по возможностям для Германии. Но это не относилось к баллистическим ракетам. Если и когда таковые создадут- конечно, при условии, что атомное оружие будет в наличии - врагам Рейха, в первую очередь Великобритании, придется спрятать зубы и втянуть когти.
        Многомудрый Шпеер был прав лишь отчасти. Великобритания и вправду положила в долгий ящик планы относительно Германии, но причина находилась на другой стороне земного шара.
        Королевский флот в этом мире был посильнее, чем в том - во всяком случае, в Тихом океане. Не два, а три английских линкора схлестнулись в битве с Императорским флотом. Как и тогда, Соединение Z включало линкор 'Принс оф Уэлс', получивший тяжелые повреждения при охоте на 'Бисмарка', но к тому времени вышедший из ремонта, и линейный крейсер 'Рипалс', а еще к ним добавился и старый, но вполне грозный линкор 'Резолюшн'. Но и адмирал Ямамото достал из рукава... скажем, это был не туз, но уж верно козырная дама: линкор 'Ямато'. Таким образом, против двух линкоров и линейного крейсера японцы выставили три полноценных линкора. Правда, про себя японский адмирал все еще не причислял к таковым 'Ямато': далеко не все члены его экипажа имели боевой опыт. В плюс англичанам стоит занести наличие корабельных радаров (у японцев их не было) и большую скорость первых двух кораблей линии.
        Совпадения с 'той' историей были. Как и тогда, наибольший вклад в японскую победу внесли японские авиаторы: именно самолеты утопили и 'Принс оф Уэлс', и 'Рипалс'. Но дальнейший ход сражения не походил на прежний хотя бы потому, что в бой ввязались 'Резолюшн' и 'Ямато'.
        Эти два корабля поспешали на помощь к товарищам. Но оба, не будучи сверхскоростными, банально не успели к месту боя. Если точнее, они успели на бой друг с другом.
        Английский линкор отнюдь не выглядел жертвенным барашком. С учетом боевого опыта экипажа он вполне мог бы потягаться с кораблем того же класса и возраста - например, 'Фусо'. Чего уж говорить: в этом случае японскому линкору пришлось бы выдержать битву с более чем сомнительным исходом. Но на сей раз, как это бывает в боксерских боях, опыт налетел на молодость и силу.
        В шахматах это случается, хоть и не часто. Дальновидный игрок, тщательно изучив излюбленные дебютные варианты соперника, разрабатывает ловушку, долженствующую обратить в свою пользу вроде бы равную позицию. И оппонент с разгона влетает в нее.
        'Ямато' с самого начала имел особенные снаряды, специально изготовленные для стрельбы на недолетах. Такой снаряд должен был проникнуть сквозь слой воды и взорваться у подводной части. Несколько таких подарков вполне были в состоянии устроить противнику многочисленные пробоины именно в подводной части. Немалую роль мог сыграть и более крупный калибр (четыреста шестьдесят против трехсот восьмидесяти одного миллиметра) и, соответственно, лучшие баллистика и бронепробиваемость. Зато у японского линкора отсутствовала сторонняя авиаподдержка. Впрочем, ее не было и у англичан.
        По всем этим причинам главный калибр 'Ямато' начал пристрелку с запредельных ста двадцати кабельтовых. Разумеется, командир линкора капитан первого ранга Гихати Такаянаги поднял в воздух гидроплан-корректировщик. И начал он теми самыми хитрыми снарядами. Почти сразу же удача улыбнулась его комендорам.
        Течь на британском корабле была невелика, и водоотливные средства справлялись с ней без больших усилий. Но крайний левый винт начал выдавать такую вибрацию, что его пришлось остановить. И скорость немедленно упала до девятнадцати узлов.
        Почти сразу же японский линкор получил сдачи. Бронебойный снаряд ударил в носовую башню главного калибра. Лобовая броня толщиной шестьсот пятьдесят миллиметров устояла, но все лампочки были убиты на месте. Ну и контузия расчетов, как водится. На некоторое время башня замолчала, артиллеристов частично увели, а частично унесли в лазарет, но резервный расчет встал на их место и продолжил бой.
        Как ни напрягали зрение японские сигнальщики, но увидеть результаты попаданий на недолетах они не могли - слишком велика была в тот момент дистанция. А вот корректировщик находился в куда лучшем положении. И, конечно же, попадания заметили английские офицеры: три японских снаряда один за другим рванули у днища ближе к правому борту. А расстояние между сражающимися кораблями продолжало сокращаться, и это дало результаты.
        Еще один английский тяжеленный снаряд ударил все в ту же носовую башню. Японская сталь выстояла и на этот раз, но башня утратила способность поворачиваться - видимо, сошла с погона. Иначе говоря, три орудия главного калибра выбыли из битвы.
        Нельзя сказать, чтобы 'Ямато' сопутствовала удача. Скорее на его стороне поработала техника. Старший артиллерист рассудил, что дистанция скоро сократится до совсем уж мизерных (по тем временам) сорока пяти кабельтовых, и тогда вес залпа может сказаться. Одна из оставшихся башен получила приказ вести огонь бронебойными снарядами. И через три залпа два японских снаряда взяли верх над английской броней. Первый из них почти что взорвал носовую возвышенную башню. Почти - это потому, что взлетела на воздух лишь ее крыша, но расчеты погибли, а вместе с ними и орудия, настолько их покорежило. И тут же начался пожар. Стоит отметить: 'Резолюшн' на этот раз отделался недорого, поскольку погреба уцелели. Второй же снаряд сработал на недолете, и как раз он принес наибольшие повреждения. Мало того, что второй левый винт вышел из строя: заклинило перо руля. Линкор пошел в неуправляемую циркуляцию. И вот это пропустить мимо глаз было уже невозможно. Такая удача выдается редко, и не воспользоваться ею значило прогневать Аматерасу.
        Следующие полчаса боя можно было охарактеризовать словом 'избиение'. Часть котлов (а их было восемнадцать) уцелела, но снаряды с 'Ямато' вывели из строя все до единой турбины. Водоотливные помпы захлебнулись. Но англичане продолжали биться до конца.
        Линкор 'Резолюшн' уже было не спасти, когда на помощь 'Ямато' пришли японские торпедоносцы. Они и добили противника.
        Надо отдать должное морякам 'Ямато': они добросовестно пытались вытащить из воды уцелевших. Всего выжило более четырехсот британских моряков. Но и победителю крепко досталось. Уже по приходе в Сасебо адмирал Ямамото получил ведомость повреждений: механизм поворота носовой башни предстояло менять начисто, одна из турбин попала под капитальный ремонт, а один турбозубчатый агрегат так и вовсе подлежал замене, и это не считая многочисленных повреждений обшивки. Четыре месяца ремонта, не меньше. Конечно, в распоряжении адмирала еще оставались еще два линкора той же серии, но про себя Ямамото решил, даже в равном бою вероятные повреждения будут неприемлемо тяжелыми. Особенно если учесть, что два корабля линии были утоплены силами береговой авиации с потерями, о которых и упоминать стыдно.
        Но, как и в другом мире, итог сражения оказался в пользу Японии, в этом не приходилось сомневаться. Пусть на Малайю был открыт. Это означало каучук. Осталось справиться с Сингапуром. Тогда уж точно Императорский флот мог рассчитывать на легко покорение голландской Ост-Индии. Это означало нефть. А в ней нужда была очень высока.
        Пропагандистская машина СССР работала на полную мощность.
        Космические новости и комментарии безжалостно вытесняли с газетных полос все остальное. В величайшей спешке готовились ускоренные выпуски научно-популярных журналов. И радио участвовало - как же без него.
        Для начала в радиопередачах слушателям разъясняли, какие именно сигналы могут быть пойманы со спутника. Песню передали тоже - разумеется, не ретранслируя ее из космоса, а со вполне достойным качеством. Вопреки обыкновению, в этой передаче не указывались никакие атрибуты вроде автора слов, музыки, а также имена исполнителей. Голос Марка Бернеса, разумеется, узнали довольно быстро. Дольше продержался секрет той девочки, которая пела вместе с ним. Но и эта тайна не прожила и двадцати четырех часов. Раскрыл ее руководитель хора:
        - Да это поет наша Светочка Семенова!
        На следующее утро девочка узнала, что это такое: проснуться знаменитой. Все участники хора разнесли новость по родителям и одноклассникам. Легко понять, что до класса, где училась юная певица, новость докатилась за часы, даже не дни.
        В класс Светлану вообще сначала не пустили. Ее проводили до кабинета директора Михаила Казимировича. Девчонка робко пискнула, что у нее, дескать, занятия, на что получила строгий ответ:
        - Сейчас есть кое-что поважнее!
        И сразу же последовала грозная лекция по правилам поведения. В основном она содержала информацию о том, чего не надо делать, а именно: зазнаваться, важничать, лениться, требовать особого к себе отношения и прочая, и прочая, и прочая. Нотация включала в себя и то, что как раз требовалось делать: блюсти скромность и не выпячивать свою личность.
        В результате урок русского оказался пропущен полностью. Светлана вышла в коридор как раз в момент, когда прозвучал звонок на перемену.
        Светланку взяли в плотнейшее кольцо только одноклассницы и (отчасти) одноклассники, поскольку в других классах ее никто не знал ни в лицо, ни по голосу. Но уж от своих пришлось натерпеться. Бедняжка три раза дала честное пионерское под салютом, что сама не знала, когда песня будет исполнена; что ей никто не обещал, что песня вообще будет передаваться по радио; что с самого начала она понятия не имела, кто такой мужчина, что пел третий куплет, тот лишь сказал, что его звать Марк Наумович; что к ракетам ее и близко не подпускали, о них даже не говорили; что о том, будут ли ей заплачены какие-то деньги, она и посейчас ничегошеньки не знает, а подавно о том, сколько именно.
        Через три дня вышел указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении. По правде говоря, он состоял из двух частей. В первой части с помпой объявлялось об орденах для группы специалистов, участвовавших в подготовке космического аппарата к полету. О существовании второй части были извещены сравнительно немногие. Там, правда, упоминались ракетчики, но широким массам граждан (и своих, и зарубежных) не полагалось знать об этих товарищах. В число публично награжденных вошли также все немецкие инженеры и ученые. В комментариях, разумеется, расписали это как пример международного сотрудничества в области мирного освоения Космоса.
        Перед награждением с зарубежными специалистами побеседовали. Им в красках поведали, насколько их высоко ценят, рассказали о денежном вознаграждении, объяснили протокол процедуры в Верховном Совете, спросили, не нуждаются ли господа сотрудники в улучшении бытовых условий. В заключение последовало несколько неожиданное заявление:
        - Вам, Вернер, полагается трехнедельный отпуск.
        Не было сказано, что незадолго до этого к наркому иностранных дел напросился на встречу посол Германского Рейха фон Шуленбург. Просьба дипломата заключалась в предоставлении отпуска доктору фон Брауну, ибо этому ученому предстояли вручения наград и премий от лица германских учреждений - государственных и научных. Советский Союз был тут ни при чем.
        Это пожелание отнюдь не было неожиданностью для советской стороны. И Молотов со всей благожелательностью заверил господина посла, что таковой отпуск, разумеется, будет предоставлен, но лишь с небольшой задержкой. Доктору Вернеру фон Брауну предстояло получить орден 'Знак Почета', после чего... Разумеется, предлог для откладывания отпуска германский посол счел вполне благовидным. Интересно, что никто из причастных лиц, включая в первую очередь самого фон Брауна, ни на секунду не предположил, что в Рейхе предстоит лишь вручение наград под оркестр. Уж конечно, так не думала советская разведка.
        И все они были правы.
        Совещание у рейхсканцлера было более чем представительным. Участвовали: сам хозяин кабинета, понятное дело; рейхсминистр авиации Герман Геринг, разведка в лице господ Шелленберга и Пикенброка, министр промышленности Альберт Шпеер, командующий Кригсмарине Эрих Редер. И, натурально, доктор Вернер фон Браун, которого еще до этого совещания хорошенько расспросили о космических делах вежливые и весьма настойчивые господа, не удосужившиеся сообщить о своем роде занятий.
        Ученый сделал доклад на ту тему, о которой его просили: чем он занимался, какие успехи получены и, главное, что ожидать в будущем.
        Гесс предложил задавать вопросы. Начала разведка в лице Пикенброка:
        - Герр доктор, вы обстоятельно изложили круг тех задач, которыми вы занимались в русском космическом центре - так, если не ошибаюсь, его называют. Но нам хотелось бы знать также, к каким темам вы не имели допуска.
        - Как я уже говорил, ракета, которую мы сконструировали, имеет весьма сомнительную ценность для военных. По моим расчетам, процедура запуска, считая заправку топливом, даже на хорошо подготовленной площадке может длиться трое суток. Но из чисто теоретических соображений могу уверить: существуют иные виды топлива, и запуск соответствующих ракет вообще не требует затрат времени на заправку. Но к этой тематике меня не допускали. Также никто из немецких специалистов не участвовал в разработке радиоаппаратуры. Кроме того, русские существенно - нет, в громадной степени - опережают все страны в области хранения и обработки информации. Судите сами, господа. Та песня, что звучала со спутника, была записана на крошечное устройство размером с мизинец. По словам человека, который предоставил его, туда можно было бы записать не одну песню, не десяток - чуть ли не пятьдесят таких. А то и больше. Еще одним доводом может служить скорость расчетов. Способы расчетов, формулы - в этом мои люди и я сам разбираемся не хуже русских, если не лучше. Но скорость проведения самих расчетов просто фантастическая. Там. где
русские тратят пару минут, сто расчетчиков с арифмометрами трудились бы сутки. Я слыхал, правда, о разработках инженера Цузе. По моим далеко не точным прикидкам, его последняя машина потратила бы несколько часов, в лучшем случае. Так вот: даже примерно не могу себе представить, на каком принципе работают эти устройства. Суммируя сказанное: русские не допускали наших специалистов ни к чему, что в потенциале могло бы получить военное применение.
        - В таком случае, доктор фон Браун, с ваших слов выходит, что немецкие специалисты вообще не нужны русским для ведения космических разработок. Так ли это?
        - Я бы не сказал. Отсутствие моих коллег может замедлить прогресс русских, но не остановить его.
        - Поставим вопрос наоборот. Насколько реально для Рейха вести собственную космическую программу?
        - Господин министр, не мое дело оценивать, насколько такая программа реальна с экономической точки зрения. У меня сложилось впечатление, что Рейх вполне может позволить себе разработку военных ракет с дальностью до двух с половиной тысяч километров. Ракеты меньшего радиуса действия, понятно, обойдутся еще дешевле. Но космические исследования требуют намного больших ресурсов, ибо существующая ракета не дает возможности запускать серьезную научную аппаратуру на орбиту. Да вот пример: как раз сейчас приказано начать разработку двухступенчатой ракеты, предназначенной для вывода на орбиту груза до четырехсот пятидесяти килограммов.
        - Вы упомянули ракеты военного назначения. Насколько возможен запуск таковых с кораблей или самолетов?
        - Сразу могу сказать: точный ответ на этот вопрос требует хорошего цикла исследований и испытаний. Но, если прикинуть приблизительно... нынешние самолеты вряд ли потянут нагрузку в десять тонн. Запуск с корабля представляется теоретически возможным.
        - Еще хотелось бы знать...
        С этого совещания прошло десять дней. Доктор фон Браун даже успел покататься на лыжах в Гармиш-Партенкирхене, когда его известили с нарочным, что Министерство промышленности не возражает против продолжения совместной работы с русским космическим центром и желает всяческих успехов в продвижении германской науки. Уже по возвращении в Москву фон Браун узнал, что некоторые из его группы предпочли уволиться. Наверное, длительные разлуки с семьями были для них слишком болезненными.
        
        Глава 17
        По поводу второго запуска спутника спор был вялым.
        Седой коринженер был спокоен и деловит:
        - Отлично вас понимаю, товарищи, но придется сначала отправить спутник лишь с научной аппаратурой.
        - Но ведь мы могли бы отработать возвращение приборов с записями.
        - Товарищи, приоритеты расставляю не я. Сначала вам предстоит исследовать радиационную обстановку на высоте. Вторая по важности задача: добиться условий на борту, в которых могло бы выжить мелкое животное. Передача всех данных будет идти по радио; методики, насколько мне известно, уже отработаны. Третье - энергопитание. Предстоит опробовать не только и даже не столько сами солнечные батареи, сколько систему ориентации спутника относительно Земли и Солнца. Сами понимаете, только так мы можем добиться более-менее длительной работы системы электропитания аппаратуры. Но также это даст возможность доказать возможность фотографирования земной поверхности из космоса.
        - В каком диапазоне спектра? - встрял кто-то из младших научных сотрудников.
        - Очень хороший вопрос, Александр Ильич. Если бы то зависело лишь от меня! Будьте уверены, снимали бы во всех мыслимых диапазонах. Но сразу могу сказать: ограничения по весу и размеру наверняка сведут наши возможности лишь к видимому диапазону. Мой опыт говорит: драка пойдет за каждый грамм и кубический сантиметр.
        Инженер не договорил очень многое. Он ни словом не заикнулся об улучшенной теплоизоляции внутреннего пространства контейнера с полезной нагрузкой, а ведь та должна была съесть значимую долю как полезной нагрузки, так и объема. Впрочем, приличная экономия веса и энергопотребления ожидалась за счет контрабандных устройств.
        Были и другие трудности. Пришлось выдержать немалую битву с Львом Захаровичем Мехлисом. На тот момент он был главным редактором 'Правды'. Он понимал толк в наиболее прямолинейной пропаганде и проталкивал ее, не жалея сил и возможностей. Таковые у Мехлиса имелись.
        По некоей причине ни Берия, ни Сталин не вмешивались в противостояние. Сам Мехлис упирал на то, что космический полет второго спутника вполне осуществим в ближайшее время - и это было правдой - а тут как раз поспевает круглая дата: двадцатипятилетие Октябрьской революции. Четвертьвековой юбилей!
        При этом Лев Захарович прекрасно знал, насколько велик авторитет седого инженера в космических делах, и был намерен именно этим фактором воспользоваться.
        - Поймите, товарищ Александров, полет первого спутника вызвал неслыханную волну энтузиазма в народных массах, и ее надо поддержать. Лучшего средства для этого, чем успешный запуск второго спутника, не придумать. Конечно, с живым существом на борту. Вы просто обязаны понимать, что такое приоритет и насколько он важен.
        - Прекрасно это понимаю. А еще понимаю то, что спешка в таком деле не просто излишня, но и вредна. У нас имеется программа исследований, утвержденная Политбюро. И мы намерены выполнить ее качественно. В частности, в ней определенно сказано, что собака (мы полагаем, что именно они больше всех подходят для исследовательских задач подобного рода) должна вернуться на Землю и не в виде обугленных останков - нет, живая, здоровая и веселая. Это, если хотите, план, а планы надо выполнять.
        Говоря это, Рославлев полагал, что может предвидеть реакцию собеседника. Она и последовала:
        - Партия стоит за всемерное перевыполнение планов, и уж вы должны это знать. Никто не осудит вас за гибель одной собаки, если это послужит интересам целой страны. Но могу уверить: если вы будете препятствовать политике партии, то осуждение состоится. Незаменимых у нас нет!
        Намек был весьма прозрачным. Но почему-то седой не выразил ни малейшего беспокойства.
        - Совершенно верно, Лев Захарович, незаменимых нет. Но есть те, замена которых неприемлемо дорога. Товарищ Сталин имел, как полагаю, основания дать мне те полномочия, которые у меня имеются. Он, если сочтет нужным, может лишить меня этих полномочий. Но только он и никто другой. Если позволите, неофициальная информация...
        Сказано было так, что Мехлис, при всей своей незаурядной храбрости, подобрался, хотя виду старался не подать.
        - ...все те соображения, которые вы перечислили, товарищам Сталину и Берия уже известны. Тут вам придется поверить мне на слово. И еще кое-что: я не давал им советов, не даю и не намерен давать их впредь. С моей стороны они лишь получают информацию, но решения от меня уже не зависят. Вы можете мне верить или не верить - как хотите. Но есть еще одно обстоятельство.
        Последовала многозначительная пауза.
        - Повторяю: вы были совершенно правы, заявив, что незаменимых у нас нет. В частности, меня тоже можно заменить. Да будет вам известно: мне не суждена долгая жизнь. Зная это, я делаю все, чтобы моя смерть принесла нашей стране как можно меньший ущерб. Иначе говоря, принимаю все меры, чтобы заменить меня было бы можно легче. Как понимаю, наш с вами разговор вы передадите Сталину. Постарайтесь процитировать меня точно. Впрочем, думаю, что и это не станет для него новостью. Вы правильно заметили, что запуск спутников может стать политическим событием. Это так. Но не только для внутренней - также и для внешней политики. Большего вам сказать, извините, не могу. Однако уверяю: я делаю все, что в моих возможностях, чтобы советская космическая программа развивалась успешно.
        Жизнь научила Мехлиса разбираться в людях. Он видел: этот загадочный инженер не врет, но наверняка очень многого не договаривает. Однако еще в большей степени жизнь научила многоопытного пропагандиста чуять события и связи. И как раз сейчас чутье отчетливо говорило: что-то такое связывает Сталина и этого человека, который знает нечто, очень нужное Хозяину. Или же он умеет нечто этакое... Ведь не зря его назвали инженером-контрабандистом. И все то же чутье подсказывало: нет, не только в контрабанде дело.
        Японские вооруженные силы взялись за дело энергично и резво. Еще и месяца не прошло со дня атаки на Пёрл-Харбор, как на английской территории острова Борнео высадился японский десант. Через десять дней был взят Гонконг. Тогда он был британской колонией и представлял собой один из важнейших опорных пунктов Великобритании на Тихом океане. Но мордобой устроили не только англичанам - влетело и американцам.
        Буквально через неделю был захвачен остров Гуам. И на этом дело не кончилось. Филиппины, формально говоря, были независимой страной, но США полагали их подконтрольной территорией и фактически были правы. А японцы через две недели после Пёрл-Харбора захватили остров Минданао, а еще через две недели пала Манила. Стратегический эффект этих ударов был как бы не больше, чем от атаки на Пёрл-Харбор. С захватом Филиппин японский флот обретал потенциальную базу - ее еще предстояло достроить и дооборудовать. Со всей серьезностью встал вопрос, кто будет хозяйничать в Тихом океане.
        Но были отличия от событий в другом мире. Заключались они в реакции Германии. По дипломатическим меркам шаги министерства иностранных дел Рейха вполне могли посчитаться резкими.
        Чрезвычайные и полномочные послы в Токио и Вашингтоне выступили с демаршами: дескать, в архипелаге Туамоту у Германии имеется территория, а именно атолл Моруроа. Означенная территория законнейшим образом взята в аренду у Франции. От французского правительства Рейх получил разрешение в случае необходимости защищать данный остров всеми доступными средствами. Далее шли многословные уверения, что в конфликте США и Японии Германия придерживается политики строжайшего нейтралитета. В заключение же было сказано: германское правительство ожидает, что военно-морские силы Японии и США (нужное подчеркнуть) не будут совершать никаких враждебных действий в отношении как гражданских судов, так и боевых кораблей под флагом Рейха.
        У Риббентропа были причины для принятия воинственной позы. Атолл, о котором шла речь, являл собой большую ценность для немецкого руководства. Но снабжение его могло вестись лишь через Тихий океан, и никого в Германии не радовала возможность атаки на суда с нужными грузами, даже если таковая была бы следствием ошибки. И уж совсем нежелательным в глазах Кригсмарине выглядело нападение на боевые корабли.
        Стоит отметить, что в столицах воюющих стран эти дипломатические залпы большого впечатления не произвели. Ни Япония, ни Америка совершенно не стремились прибрести еще одного врага в довесок к уже имеющемуся. Но были и другие причины не дрожать от страха.
        Что до Японии, то руководство Императорского флота прекрасно знало арифметику и потому имело ясное представление о сравнительной силе германского и японского флотов. Любой понимающий офицер, ходивший под флагом 'солнца с лучами'24, мог бы с уверенностью сказать: в случае надобности весь тихоокеанский флот Кригсмарине будет раздавлен мощью Императорского флота в тот самый день, когда случится немецко-японское столкновение. Правда, в активе немцев были впечатляющие победы над англичанами в Атлантике, но ведь и японские силы хорошо отметились над тем же противником, хоть и в Тихом океане. Целых три корабля линии потоплены, и это при том, что все свои вернулись на базу! Впрочем, после заключения мира с Соединенными Штатами может настать очередь этого ничтожного атолла, но под вопросом. Ни один аналитик из штаба Императорского флота так и не смог придумать, зачем бы Японии мог понадобиться этот ничтожнейший клочок суши.
        У Соединенных Штатов имелись другие резоны для невнимания. Какие-либо враждебные действия против этой военно-морской базы (а что еще могло располагаться на этом островке?) были признаны возможными, но несвоевременными. Моруроа, конечно, следовало взять под американский флаг. Ведь обстоятельные немцы наверняка обустроили для себя неплохую инфраструктуру. Это вам не Таити - номинально французское владение, и даже с портом в Папеэте, только назвать так это убожество значило бы в открытую посмеяться над английским словом port. Следовательно, не нужно это германское недоразумение там, где ходят настоящие хозяева Тихого океана. Но оно вполне могло подождать.
        Адмирал Кузнецов получил приглашение от заместителя начальника экономического отдела ГУГБ НКВД посетить кабинет этого товарища такого-то числа в такое-то время. По правд6е говоря, сначала секретариаты и наркома флота, и вышеназванного сотрудника органов успешно согласовали время визита. У адмирала не было никаких причин отказываться. Более того, из опыта Кузнецов хорошо усвоил: наверняка Александровым что-то такое подготовлено, которое на пользу флоту.
        На рабочем месте выпивка не приветствовалась. Ее хозяин и не предложил. Чай со вкусной ореховой выпечкой в счет не шел. Но сему горячительному напитку очень быстро пришел конец. И начался серьезный разговор.
        - Николай Герасимович, помнишь этот проект?
        Разумеется, память не подвела молодого адмирала. На столе лежала стопка листов, с описанием (без частностей, понятно) того, что уже стояло на стапелях в Ленинграде - первого советского вертолетоносца.
        Кузнецов кивнул.
        - Так вот мой вопрос: сколько понадобится времени до спуска... хотя нет, до введения корабля в строй? Обучение летного состава и обслуги вертолетов не включаю.
        - Год, - твердо отвечал Кузнецов. - И заметь, Сергей Васильевич, без учета затрат времени на обучение экипажа. Корабль потребуется во флоте раньше - так, что ли, хочешь сказать?
        - Скажу иначе: может потребоваться. И есть способ сэкономить.
        Мы не могли тут написать, что адмирал, дескать, притворился, что внимательно слушает. Это было бы неправдой, ибо нарком именно слушал и притом весьма внимательно.
        - Глянь на проект...
        Последовала пауза минут в пятнадцать.
        - Сергей Васильевич, ЭТО ты предлагаешь в качестве вертолетоносца? Без брони? Без вооружения? С парадным ходом одиннадцать узлов? И где ты такое чудо купишь, да за какие шиши?
        Не было сказано: 'В своем ли ты уме?' Но фраза подразумевалась.
        - Все не так, как думаешь, Николай Герасимович. Во-первых, не без артиллерии. Вот сюда и сюда можно воткнуть калибр, скажем, сто двадцать. Против подводных лодок в надводном положении вполне себе пойдет. Но главным вооружением как раз должны стать вертолеты. На какие шиши - моя проблема. Конечно, выгоднее будет приобрести сразу серию. Правда, сколько-то наши уже купили, но в качестве 'купцов'.
        - Да что они против даже эсминца сделают, а о главном калибре крейсера...
        - Стой, не так быстро. Все дело в том, что противником будут японские корабли, а у тех с большой вероятностью радара вообще нет. А от залпа в шесть управляемых ракет с дистанции... по-вашему сказать, пять миль с гаком, причем никакая броня не спасает, даже линкорная. Вот боевой вертолет такое и выдаст.
        - Ну как авианосец этому убожищу повстречается? Схарчат нашу лоханку, да косточки выплюнут. Зенитного вооружения ведь никакого!
        - А вот и нет! Смотри...
        - ...ну, это мои штабисты просчитают...
        - ...только опыт, но здесь твоим и карты в руки...
        - ...а теперь прикинь, сколько времени займет обучение...
        - ...вот если на тренажере да посадку на палубу...
        В конце концов военный моряк и штатский инженер пришли к компромиссу: 'Чтоб прикинуть, надо как следует просчитать.'
        Перманентное недовольство подчиненными и смежниками - это часть служебных обязанностей начальника любой разведслужбы любой страны. Стюарт Мензис не был исключением.
        - Хотелось бы знать, чем вы нас порадуете, доктор Паунд.
        Сам вопрос подразумевал, что хорошая информация подразумевается.
        Очкастый химик с легкими следами ожогов на руках набрал в грудь воздуха:
        - Если бы кто два года назад сказал бы в моем присутствии 'химия ксенона' - обсмеять такого стоило. Но этот раздел химии реально существует! И...
        - Не так быстро, доктор Паунд. Правильно я понял, что вы воспроизвели получение этой взрывчатки?
        - Да, сэр. Воспроизвели. Мы синтезировали трехокись, удалось получить даже четырехокись, а у ней, надо заметить, потенциал еще больше, чем у того порошка, который ваши люди передали. И впридачу трифторид ксенона. В части бризантности трехокись ксенона превосходит тротил в полтора раза, не меньше, а другие соединения этого газа дают еще лучшие показатели. И громадная скорость окисления при взрыве! Один снаряд с этой штуковиной - готовый пожар. Горит даже железо...
        Отсутствие проницательности у руководителя разведслужбы - признак профессиональной непригодности. А Стюарт Мензис был в своем деле не из последних.
        - Как понимаю, у вас есть 'но'?
        - Да, сэр, хотя не мы обратили на это внимание. Специалисты-оружейники, вот кто.
        - Что же обнаружилось? - судя по тону, разведчик обладал истинно ангельским терпением. Так могло показаться постороннему, присутствуй он при разговоре.
        - Нестабильность всех соединений ксенона, пригодных в качестве взрывчатки. И с ней нам не удалось справиться. Чего-то не хватает в рецептуре. То есть мы знаем, что нужен флегматизатор, но не знаем, какой именно. Хочу сказать, пока не знаем.
        Стюарт Мензис недолюбливал покер, но делать непроницаемое лицо умел. Как раз в тот момент это умение оказалось востребованным.
        Исчезновение мелкого агента из завербованных местных - дело в разведке обыденное, даже житейское. Та женщина, которая передала через цепочку посредников образчик советской взрывчатки, уволилась. По крайней мере, это все, что о ее судьбе удалось узнать. Вместе с ней пропала возможность раздобыть взрывчатое вещество, а в качестве источника информации ценность этой пешки была равна нулю - она не имела доступ к нужным сведениям. До поры об источнике флегматизированной взрывчатки можно было забыть.
        Что ж, выходит, надо постараться раздобыть образец в других местах. Из опыта Мензис знал, что полностью сохранить тайны того, что уже находится на вооружении, невозможно. Во всяком случае, секреты в скором времени просто обязаны раскрыться.
        По уходу специалиста в химии ксенона начальник МИ-6 впал в недолгое раздумье. У него на то были причины.
        Неутешительные новости приходили не только из России. В конце концов, пусть даже у русских имеется бомба, взрыв которой с гарантией топит линкор. До подобных кораблей еще добраться надо, а русские все же сильнее на суше... нет, они слабее на море, чем флот Его Величества. Да и противовоздушная оборона морских сил, получив звонкую оплеуху от Императорского флота, как раз по этой причине растет и в умениях, и в возможностях. В следующий раз японская авиация так легко не победит - если вообще победит. Подобных бомб у нее нет, это доказано. Гораздо большую озабоченность вызывали обрывочные сведения из Германии.
        Там, по всей видимости, тоже не дремали в части разработки сверхмощных бомб. Но как раз оттуда подробностей не было. Вроде как намечались испытания вблизи атолла Моруроа. Немцы опасаются соглядатаев вблизи своего побережья? Это понять можно. Остров в Тихом океане - это значит, что бомба морского назначения. Или нет, возможно, ее только испытывают в море. Очень мощная? Ну, германцы всегда славились своей любовью ко всему колоссальному. Но есть неучтенный господином Гессом фактор. Сверхмощная бомба требует тяжелого самолета для доставки к цели. А вот таких у Германии, можно сказать, нет. Их 'Кондор' все же пассажирская машина... ну и дальний разведчик. Только две страны в мире имеют настоящие четырехмоторные бомбардировщики дальнего действия: США и Великобритания. В СССР самолеты подобного класса, как и в Германии, тоже пока что гражданские. Впрочем, вряд ли русских затруднит переделка пассажирской машины в бомбардировщик.
        Начальник разведки Великобритании был в кабинете один, но даже в этой ситуации он обычно не давал эмоциям ходу. И сейчас он от мысли, которая сразу же показалась достойной наивысшего внимания, лишь чуть-чуть расфокусировал взгляд.
        Колоссальная бомба? По долгу службы до Мензиса доходили неподтвержденные сведения от физиков о том, что теоретически для самого мощного взрыва возможно применение энергии атома. Именно теоретически. Не существовало надежных сведений ни о разработке, ни о, тем более, принятии на вооружение. Что, если гунны как раз на нее и нацелены? Тут даже не так важны достижения, как потенциал...
        Мысленный вывод не потребовал и секунды.
        Надлежало выяснить, ведутся ли такие работы в Германии, а если да, то на какой стадии находится разработка. Дать команду специалистам: возможно ли отследить испытания такого устройства инструментальными методами? Если да - что для этого нужно? Вряд ли на крошечном островке посреди Тихого океана осуществляют сборку подобных бомб. Значит, их изготавливают на территории Германии, а испытания, вполне возможно, проводят вблизи него. Пока что никаких признаков наличия этой бомбы нет, но это может означать хорошую работу германской контрразведки. Если готовую бомбу перевозят морем, то есть возможность ее перехватить.
        И золотое перо 'Паркера' полетело по бумаге, набрасывая список распоряжений.
        Удивительное совпадение: министр промышленности Шпеер также пребывал в глубоких размышлениях. Правда причина была иной.
        Из переданного ему спецкурьером секретнейшего меморандума следовало: в принципе Германия может начать сборку своей собственной Бомбы. Атомная взрывчатка была накоплена - минимальное количество, но ее должно было хватить. И господин министр размышлял: а стоит ли начинать это дело?
        В том же меморандуме его автор, а это был гениальный Вернер Гейзенберг, указывал, что накопленного особого изотопа урана хватит на одно взрывное устройство 'без всякого запаса' - написано было именно так. И четко описывался риск: бомба могла взорваться не на полную мощность. Предвидя очевидный вопрос, физик давал на него ответ: мощность взрыва может составить при оптимальном срабатывании пятнадцать тысяч тонн в тротиловом эквиваленте, но если в проект вкралась ошибка, то взрыв окажется раз в десять-двадцать слабее. Не так и мало, сказать правду. Но ожидается-то намного больше! Самое же главное: трата всего наличного запаса урана означает, что следующая бомба получит нужный материал не раньше, чем через полгода. В самом лучшем случае! Однако, если накопить побольше нужного изотопа, то риск получить неудачное испытание может существенно уменьшиться.
        Иначе говоря, предстояло решить, какое именно решение выгоднее: взорвать бомбу с рискованным результатом ради подтверждения возможности обладать собственным ядерным оружием - или же придержать испытание. Кстати, в последнем случае риск утечки информации больше.
        Решение предстояло политическое, а не техническое. Это значило, что конечной инстанцией будет герр рейхсканцлер. Но Шпеер отлично знал, что Рудольф Гесс в ходе принятия самых ответственных решений сперва всегда выслушивал мнение младших по должности.
        Тут министр усмехнулся, вспомнив, что, по слухам, господин Сталин в таких случаях придерживался того же порядка: сначала выслушать подчиненных и лишь потом высказывать суждение.
        Выходит, надо обозначить свою позицию...
        Взвесив 'за' и 'против', доктор Шпеер понял, что рациональное решение задачи отсутствует: не хватает многих кусочков информации. Главным из них была степень потребности Рейха в таком оружии. Не было прямых данных о возможной угрозе и, что еще важнее, не было данных о том, откуда точно она может возникнуть.
        После долгих размышлений Шпеер рассудил: с его (технаря) точки зрения лучше выдать продукт в высокой степени готовности, чем поторопиться и в спешке получить нечто сырое. Да, именно так надо представить дело перед рейхсканцлером.
        Просьбу (не приказ!) прибыть в бюро Королева инженер-контрабандист, разумеется, принял во внимание.
        Дело, по его меркам, было пустяковым: принять узел энергопитания. Это была иссиня-черная солнечная батарея. И если параметры будут соответствовать заданным величинам - сматрицировать. Вообще-то на 'складе' имелись и солнечные батареи начала двадцать первого века, но те, по мнению Рославлева, должны быть пущены в ход для особо важных аппаратов длительного пользования.
        Вроде все шло по плану.
        - Конечно, у нас есть возможность доставить точно такие же солнечные элементы, - уверил Главного конструктора товарищ коринженер. - Давайте прикинем, сколько нам понадобится...
        Но заключительная часть разговора пошла несколько неожиданно для ракетчиков.
        - Как вы знаете, примерно через восемь месяцев нам с вами предстоит запустить в космос собаку и - это очень важно! - вернуть ее живой и здоровой на Землю. Хорошо бы собаке приземлиться в хорошем настроении. Относительно нее у меня возникла мысль.
        Сергей Павлович был несколько на взводе (не очень ладилось с механизмом раскрытия солнечных батарей) и потому отреагировал прямолинейно:
        - А чего думать? Взять любую, только чтоб здоровая и по весу подошла.
        Немецкий заместитель ничего не сказал. Он всего лишь приготовился выслушать.
        - Методика моя краденая, - оба инженера-ракетчика усмехнулись, - и первым ее применил один английский зверолов. Ему понадобилось вывозить из страшной глуши, по бездорожью, яйца птицы редкого вида. Обычной практикой в таких случаях является подкладывание яиц под курицу-несушку, лучше бентамской породы - та помельче. Но кто-то из товарищей-звероловов предположил, что от долгой и тряской дороги курочка может сойти с кладки. В качестве защитной меры поступило предложение: выбирать для дела самых флегматичных и тупых кур. И прошло ведь. Так вот: советую подбирать из всех собачек самую что ни на есть спокойную, и тренировка с дрессировкой тож не повредят. Смысл: чтоб пёска после приземления не устроила спасателям истерику. Ее ведь еще и на кинокамеру снимать будут. Короче: чтобы по внешности и по поведению животинка была бы симпатягой. Еще звездой экрана станет.
        Пока Королев думал, фон Браун высказал самое горячее одобрение идее. Уж он насмотрелся пропаганды от Геббельса. В конечном счете ракетчики согласились, что реализация замысла обойдется недорого, а польза может стать большой. И Сергей Павлович отдал нужные распоряжения.
        
        Глава 18
        Наверное, это один из признаков толкового руководителя - когда его реакция на событие отличается от той, которую предвидели подчиненные. Если судить по этому критерию, рейхсканцлер Гесс был именно таким. Кроме того, он, имея громадный опыт партийной работы, отлично понимал моменты, когда допустимо некоторое отклонение от официального тона. Сегодняшняя тема к такому не располагала.
        - Итак, герр министр, выводы из вашего доклада предполагают два варианта действий: либо испытать прототип устройства немедленно, но с повышенным риском неудачи, либо отложить испытание и тем самым уменьшить риск. Не так ли?
        - Да, герр рейхсканцлер, вы поняли правильно.
        - У меня, тем не менее, возникли вопросы в части реализации второго варианта. Существуют два основных типа активной составляющей устройства. Это изотоп урана с атомным весом двести тридцать пять и изотоп плутония с атомным весом двести тридцать девять. Первый существует в природе, и его можно выделить, хотя и с большими затратами, из природного урана. Второй может быть получен лишь искусственным путем, и для этого применяется специальный реактор. Однако накопление плутония в нем идет весьма медленно, и его выделение сопряжено также со значительными техническими сложностями. Не так ли?
        Альбрехт Шпеер до сего момента не мог понять, к чему клонит руководитель партии (и всей Германии заодно), но было ясно, что Гесс пока что верно излагает суть дела. И по сей причине ответ был кратким и однозначным:
        - Да, герр рейхсканцлер, именно так.
        - В любом случае нам понадобится ускоренное получение материала для атомной взрывчатки. Что бы вы порекомендовали?
        Вопрос предвиделся, и ответ был готов:
        - Герр рейхсканцлер, для ускорения очистки урана наиболее эффективным способом является многократный прогон вещества через ряд центрифуг. Их количество можно увеличить даже втрое, но и тогда это обойдется дешевле, чем строительство второго реактора для производства плутония. По уточненным расчетам, мы сможем получить плутоний в достаточном количестве через десять месяцев, но бомба на его основе не будет готова в этот срок. Год, самое меньшее. Что касается урана, то при утроении количества центрифуг - это само по себе требует времени - мы получим достаточное количество материала через полгода, поскольку центрифуги будут вводиться в эксплуатацию не все разом, а поочередно. Иначе говоря, бомба на этой основе будет создана через примерно восемь месяцев. Однако прошу принять во внимание вот какое обстоятельство. Если верить оценкам доктора Гейзенберга и его группы, то вес уранового взрывного устройства составит около десяти тонн. Оно же на основе плутония будет весить меньше, но пока что у нас нет точных данных на этот счет. Оценки расходятся: от пятисот килограммов до трех тонн.
        Гесс вежливо кивнул. А рейхсминистр авиации Геринг отчетливо напрягся. Уж он лучше, чем кто-либо, понимал, что бомбардировщики, способные доставить бомбу весом в три тонны, имеются. Взять хотя бы дорнье-217. У того, правда, с дальностью полета не очень-то, но уж до Лондона и обратно он бы долетел. А вот машин, способных нести десятитонное взрывное устройство (интересно, каковы его габариты?), можно сказать, и не было. Иначе говоря, конструкторским бюро нужно давать техзадание.
        Тут господин Гесс как раз и повернулся к толстому Герману и задал предвиденный вопрос относительно средств доставки. Разумеется, подготовленный ответ и был озвучен. Тут же был задан и второй вопрос:
        - Сколько времени требуется нашим лучшим конструкторам для запуска в небольшую серию этого сверхтяжелого бомбардировщика?
        Геринг в силу должности хорошо знал о текущих заделах на этот счет. Ответ прозвучал уверенно:
        - Герр рейхсканцлер, с момента принятия решения о создании такой машины и до начала ее серийного производства пройдет не более года.
        Рейхсканцлер еще раз кивнул и бросил взгляд на другую сторону стола:
        - Полковник Пикенброк, как полагает ваша служба: англичане имеют данные относительно наших возможностей в части авиации?
        Вопрос был не вполне корректен, поскольку относился скорее к контрразведке. Но многовековый опыт человечества доказывал: Большое Начальство отнюдь не всегда утруждает себя соблюдением корректности.
        Тем не менее Ганс Пикенброк не замедлился ни на мгновение с ответом:
        - Осмелюсь доложить, герр рейхсканцлер, никакая техника не может сохранить секретность, будучи принята на вооружение. В лучшем случае можно рассчитывать на поддержание противника в неведении в течение некоторого времени. Это относится и к авиатехнике. Например, в военное время новые модели самолетов не могут полагаться секретными уже через месяц после начала их участия в боях - в лучшем случае. Скажу больше: как только новейший самолет собьют, и его обломки попадут к противнику, о секретности можно забыть.
        Рудольф Гесс проявил достойную эрудицию:
        - Как насчет ракетного оружия? Из того, что мне доложили, следует, что русские хорошо продвинулись в космических ракетах, хотя все источники твердят, что военного значения они не имеют. Однако сам доктор фон Браун убежден, что помимо организации Сергея Королева, занимающейся чисто космическими исследованиями, существуют и другие, разрабатывающие ракеты военного назначения.
        - Так точно, герр рейхсканцлер. Полученные сведения указывают, что разработаны ракеты, способные доставить боеголовку весом полторы тонны в любую точку земного шара. Не имеется никаких фактов, указывающих на возможность доставки боеголовок большего веса, даже если речь идет о сравнительно небольших расстояниях.
        - Из ваших слов, полковник, следует, что русские больше полагаются на атомные бомбы с плутониевой начинкой, не так ли?
        - Так точно, герр рейхсканцлер, иного вывода я сделать не могу.
        - Тогда вопрос к вам, герр министр Шпеер. Какие выгоды может получить Рейх, взорвав это сырое, по вашим же словам, изделие?
        Не то, чтобы Альбрехт Шпеер затруднился с ответом. Скорее наоборот: он уже был готов. Но слова предусматривали и тяжкую ответственность. Вот почему министр промышленности раскрыл рот лишь секунд через десять.
        - Герр рейхсканцлер, если я правильно понял доктора Гейзенберга, то даже неудачный испытательный взрыв может дать большое количество научных данных, необходимых для дальнейших разработок. И, разумеется, при этом мы обязательно получим способы улучшения устройства. При удачном испытании появится доказательство того, что Рейх способен спроектировать и изготовить это оружие. Его принципиальную осуществимость уже доказали русские, это неоспоримый факт. И мы можем, в свою очередь, доказать, что монополия СССР на атомное оружие уже не является таковой. Однако не берусь судить о том, насколько велик риск раскрытия самого факта существования подобного оружия у Рейха и насколько выгодна задержка или ускорение испытания в этом аспекте. Такие вопросы вне моей компетенции. Но твердо могу заявить: как только Соединенные Штаты узнают о возможности производства этого оружия, они предпримут все меры для обзаведения таковым. Подчеркиваю: не Великобритания, а именно Америка. Промышленный потенциал этой страны огромен.
        Министр знал, что говорил.
        Бывает так, что человек и сам толком не знает, зачем он делает что-то, не входящее в круг обязанностей. Если это изготовление бумажных цветов, вышивание крестиком или написание авантюрных романов, то, как правило, сие занятие совсем не соотносится с основной работой. Но в тот момент дело обстояло иначе.
        Отслеживание военных действий на Тихом океане совершенно точно не входило в обязанности товарища коринженера. И все же он просиживал вечерами за сводками из открытых источников (по его просьбе таковые ему доставляли). Со стороны занятие могло показаться, скажем вежливо, не очень продуктивным. Рославлев отмечал клетки в некоей загадочной таблице, поглядывал на таинственные цифры в другой графе, хмыкал и... помалкивал. Компетентные товарищи в форме и в штатском, несомненно, обрабатывали те же исходные данные. Ну, почти те же.
        Сравнению подвергался ход войны на Тихом океане 'там' и 'тут'. И оно выходило, с точки зрения инженера, непонятным. События шли по совпадающему графику, если за нулевую точку принимать атаку на Пёрл-Харбор. Вот это удивляло больше всего.
        Поводом для недоумения служил иной материальный расклад. У флота США не хватало двух авианосцев. Это должно было наложить отпечаток на цепь событий - даже на простое продвижение кораблей из точек А, В и С в точки X, Y и Z, уж не говоря о сражениях, которые ну обязательно должны были протекать по иным сценариям. Ан нет. Все совпадало аж до тошноты.
        Уже был взят Сингапур. Одновременно японское флотское соединение устроило разгром соединенной голландско-американкой эскадре. И тут 'не вынесла душа поэта'. Рославлев напросился на разговор с Георгием Константиновичем Жуковым.
        Против обыкновения, генерал армии (тогда он был в этом звании) поначалу разговаривал по-прокурорски. Выражалось это и в тоне повышенной резкости, и в том, что с собеседником он обращался на 'вы', хотя и по имени-отчеству.
        - Сергей Васильевич, вы утверждаете, что в результате масштабной диверсии возможен выход из эксплуатации Транссибирской магистрали с угрозой нападения на Приморский край, а потому может понадобиться масштабная переброска как войск со средствами усиления, так и боеприпасов на угрожаемый участок, и все это средствами транспортной авиации. Мне ни о чем подобном в разведсводках не докладывали. Если у вас имеются факты, поддерживающие эту точку зрения, то прошу сообщить их мне.
        - Георгий Константинович, не мое дело знать о планах Генштаба. Я могу лишь высказать предположение о возможности такой диверсии, исходя из логики вооруженного противостояния СССР и Японии. Также не в моих силах предпринять меры по предотвращению подобной диверсии. Это работа контрразведчиков. Но в мои возможности входит помощь в организации снабжения наших войск, которое может прерваться. И если речь идет о переброске известных вам войск, то тут есть некие сложные моменты, и в организации действий по снабжению вы, Георгий Константинович, можете помочь. Но для этого я должен получить ответ на простой вопрос. Повторяю, никакого раскрытия секретных планов. Всего лишь: может ли подобная транспортная операция стать необходимой? В этом случае надо предпринимать некие дополнительные меры с моей стороны.
        - Какие конкретно?
        - Вы уже знакомы с транспортными машинами, которые обеспечивают снабжение по типу 'воздушный мост'.
        - Да. Их осваивают головановцы.
        - Верно, но работа летного состава такая: взлет, полет по маршруту, посадка. А вот погрузка-выгрузка - процедура, с которой аэродромные службы могут не справиться. Точнее сказать, с нею справятся, но сорвут при этом сроки снабжения.
        - Почему проблемы именно с новейшей техникой?
        - Она самая габаритная.
        - Допустим. Что вы предлагаете?
        - Тренировки людей Черняховского в погрузке - это в первую очередь - и выгрузке. Я бы сделал вот что. Построил макет самолета. В сущности, нужна габаритная модель фюзеляжа и рампа, но та обязательно с точно таким же покрытием, как и в реальном самолете. Выделил группу мехводов и погонял бы на операции 'въезд-выезд'. Поначалу будут задевать за стенки, уж это как пить дать. А то и с рампы может навернуться... что-то неповоротливое. Ну и пусть. Потом отработать погрузку последовательно на несколько бортов. И выгрузку тоже. Замерять скорость погрузки-выгрузки, само собой. И, повторяю, решать вам. Если полагаете, что такая тренировка с новейшей техникой вообще не нужна - значит, ее не планировать. Но поставить задачу отработать погрузку другой, менее габаритной техники, как мне представляется, весьма желательно. И, конечно, то же для грузов типа боеприпасов, продовольствия... да всего, что понадобится.
        - Это штабная работа.
        - Не отрицаю. Но отдать приказ штабу любого уровня - это не ко мне.
        Могло показаться, что генерал армии колеблется. Но вполне могло быть, что в эти мгновения Жуков тщательно взвешивал некое решение. И вот он заговорил:
        - Как понимаю, Сергей Васильевич, у вас, как и у меня, нет фактов, доказывающих агрессивные намерения в части Транссибирской магистрали. В таком случае изложите причины для подобного вывода.
        - Через Наркоминдел японскому правительству было предложено сотрудничество. Экономическое, понятно: поставки нефти, искусственного каучука, металлических полуфабрикатов. Взамен от них хотели получить полностью Сахалин, а также Курилы. Японцы отказали наотрез. Но для них не учитывать возможность удара в спину, когда японские вооруженные силы будут крепко заняты с американцами - тут нужно быть совсем уж дураками. Конечно, могли бы они организовать встречный удар, но на это японской армии идти не хочется: очень уж они наглядный урок получили при Халхин-голе, да и в других местах. Разведка подтверждает: нет никаких фактов, доказывающих подготовку к наступлению, зато полно сведений об организации крепкой обороны. Однако предотвратить наше наступление можно и другим способом: обрезать снабжение по Транссибу. Мера временная, конечно, но, насколько мне известно, за год японское правительство рассчитывает заключить мир или хотя бы перемирие с США. Я сейчас не представляю, какую именно бяку на железной дороге могут устроить японские диверсанты. По правде говоря, первое, что приходит в голову: мосты. Я
пытался подумать за противника. Идеи уничтожения мостов были самыми дикими, но ни одна не выглядела реальной. Однако если каким-то способом цепочка мостов будет уничтожена, то магистраль остановится, по прикидкам специалистов, на полгода, если не больше. Это при условии, что мы не задействуем 'воздушный мост'. Да, и вот одно дополнительное предложение: тренировать на погрузку бронетехники в транспортные самолеты лучше всего младших командиров. Лейтенантов или старших. Но не сержантов. Причина простая: сегодня сержант есть, а завтра он демобилизуется. И все его умения в худшем случае пропадут зазря, в лучшем - его снова призовут, так ведь когда он еще попадет в нужную часть, если вообще попадет. Может показаться все это мелочью, но ежели понадобится быстро сосредоточить силы и средства для удара... А куда нанести этот удар - вопрос уже не ко мне. Это вам, товарищ генерал армии, решать.
        Жуков чувствовал себя польщенным, хотя пытался это скрыть.
        Но уже по возращении товарищ Александров вызвал того, кто числился начальником его охраны, а на деле исполнял и другие обязанности.
        - Николай Федорович, вот тебе документик. Передай наверх по команде. Разрешаю глянуть.
        Полознев глянул. Если говорить правду, он прочитал бумагу внимательно. Лицо его отвердело.
        - Сергей Васильевич, ты полагаешь, что такая диверсия неизбежна? Но ведь это война.
        - То, что диверсия неизбежна - это продукт логики, Николай Федорыч. Но еще вопрос, как СССР следует реагировать. Если военными действиями - то как и когда. И тут решать не мне. Но помочь могу, а для этого надо знать, что там такое случится.
        - Сегодня же перешлю.
        Ход имел двойное дно. Да, матрикатор хотел получать разведсводку (или сводку происшествий). Но главная цель заключалась в другом. И она была достигнута на следующий день.
        Телефонный звонок из секретариата наркома внутренних дел пригласил товарища коринженера на прием в середине дня. Это и предполагалось.
        Лаврентий Павлович вполне вежливо информировал Сергея Васильевича, что его просьбу удовлетворят. Но к этому было добавлено:
        - Поясните, товарищ Странник, чем вы руководствовались, запрашивая вот это.
        И нарком помахал листом, на котором красовалась подпись под резолюцией: 'Не возражаю'.
        - Насторожило то, что мне передали до этого: в районе государственной границы был уничтожен контрабандист, при котором нашли груз старого тола немецкой выделки. Это означало, что отправитель, а равно получатель посылки не был заинтересован в раскрытии источника. Кстати, не факт, что несун был японцем - вполне возможно, для этого наняли китайца. Но для полномасштабной диверсии полагаться на китайцев нельзя. И если в ней заинтересованной стороной является Япония - а я в этом не сомневаюсь, поскольку других нет - то исполнители будут японского происхождения. Именно в этом вижу слабость японского плана.
        Товарищ Берия уже привык, что инженер-матрикатор регулярно подбрасывает тему для реакции удивления. И эту эмоцию он выразил вслух:
        - Развивайте вашу мысль, пожалуйста.
        - При обширной и разветвленной военной операции что-нибудь обязательно пойдет не так. Например, заложенная взрывчатка может не сработать. Уверен, что после наши саперы найдут таковую. И что? Предполагаю, что и взрыватели, и сам тол, и вся околовзрывная начинка ничем не будут указывать на Японию. И все же...
        Странник доказывал свою мысль в течение пятнадцати минут.
        Берия слушал, как всегда, внимательно. Но отреагировал он не совсем так, как ожидал посетитель:
        - Вы вторглись в политические вопросы, Сергей Васильевич.
        - Осмелюсь с вами не согласиться, Лаврентий Павлович. Политические действия - не моя прерогатива, я это всегда утверждал. Но если вы предпримете те меры, о которых я доложил, то в наихудшем случае они окажутся полностью бесполезными, но никоим образом не вредными. В лучшем... вы сами видите выгоды.
        - Понимаю. Но есть еще один вопрос, да. Почему вы именно сейчас выступили с этой инициативой?
        - Вы будете смеяться, но на это меня подтолкнули внешнеполитические обстоятельства.
        - Не вполне улавливаю юмор ситуации, - произнес нарком тоном, которым обычно говорят: 'Не смешно!'
        - Вот факты, которые я накопал из открытых источников, - с этими словами гость кабинета извлек из своего портфеля тощую стопку листков. - Японский флот теснит американский, а также голландский флот в юго-восточной части Тихого океана - правда, США при этом задействовали незначительные силы. В ближайшем будущем предстоят морские сражения японского флота с более серьезной американской эскадрой. Продвижение японских сил на восток и юго-восток сильно растягивает коммуникации. Тем меньше японцам нужен какой-либо конфликт с западной стороны. Любой! Иначе говоря, воздействие со стороны СССР нужно предотвратить и как можно быстрее. Повторяю, наш риск минимален, особенно если в доведенном до начальников погранзастав приказе не будут разъясняться его причины. Такое сообщение в теории можно перехватить, но и тогда в нем никто не увидит ничего особо настораживающего.
        Берия все еще не видел ничего смешного в развитии событий, но ответ был, пожалуй, примирительным:
        - Разумеется, товарищ Сталин будет поставлен в известность, но, возможно, он с вами согласится. Тогда я распоряжусь подготовить соответствующий приказ.
        Возможности советской разведки были велики, но меньше, чем думали высокие чины в разных странах, в том числе и в СССР. В частности, конкретную подготовку нескольких групп диверсантов для выполнения совершенно особого задания она упустила. Или нет, лучше сказать 'не засекла' - ведь как можно упустить то, что и не вылавливали? Будем откровенны: при том уровне секретности, который установили японцы, получение конкретных сведений об этих группах являло собой практически невыполнимую задачу.
        Каждая группа включала в себя троих. Карт никому не дали. Весь маршрут предписывалось заучить наизусть. Оружием снабдили, но оно было не японского производства. Винтовка в снайперском исполнении была немецкой, причем изготовленной аж во время Первой мировой войны. Впрочем, оптический прицел был цейсовского производства, но более свежий: 1938 года. Еще двое членов группы вооружались немецкими МП-38. Пистолеты тоже имелись - старые добрые 'люгеры'. Гранаты также являли собой древность. В СССР подобные называли 'лимонками', а первыми их начала производить Великобритания и тоже во времена Первой мировой. Вот из этого источника они и поступили. Но уж ножи были самые что ни на есть немецкие, из лучшей золингеновской стали. Не новенькие, правда, но претензий никто не предъявлял. Одежда и снаряжение были германскими. Рации немецкого производства были чуть нестандартными. Отличие заключалось вот в чем: помимо обычного коротковолнового контура там имелся другой, рассчитанный на другую длину волны. Это не могло удивить понимающих людей: на этой частоте не предусматривалось ни передача, ни прием сообщений. Те
же понимающие могли бы отметить, что эта частота характерна скорее для радаров. Собственно, в заданный момент этот контур должен был выдать один короткий сигнал - и все. Но и вторая рабочая длина волны не предполагала длительных и приятных бесед. Приказ был однозначен: проследить, при успехе дать кодовый сигнал. Все! Ну, и по возможности уйти. Два контура были нужны, поскольку сигнал на радарной частоте нельзя было принять на базе. Конечно, все члены команд были снабжены наручными часами. Видимо, ответственные за подготовку не доверяли немецкой часовой промышленности: часы имели швейцарское происхождение.
        Диверсантам предстоял путь не из близких.
        Похоже, идея вертолетоносца крепко завладела думами руководства РККФ: адмирал Кузнецов в очередной раз восхотел проконсультироваться с инженером-контрабандистом. На этот раз Рославлеву пришлось удивиться.
        - Помнится, Сергей Василич, ты как-то говорил, что нет у тебя возможности достать вертолетные дальнобойные ракеты, чтобы по кораблям могли вдарить - так?
        Стоит заметить, что адмирал Кузнецов мог говорить на вполне литературном языке, но в сугубо неофициальной обстановке позволял себе сбиться на просторечие.
        - И готов повторить. Нету таких, только противотанковые, но по бронепробиваемости они даже линкорам могут навредить. Ну, еще есть те, которые класса 'воздух-воздух'.
        - То-то, что не очень могут. Вертолетчицы Осипенко наших консультировали, так зенитная артиллерия может создать мощный заградительный огонь для летунов. Море, сам понимаешь, там в овражек не спрячешься. То есть нужно этакое, дальнобойное.
        - Я бы и не против, но нету. Понимаешь, нету!
        - Так вишь ли, Сергей Василич, мои орелики сделали запрос. В КБ,.. ну, неважно... предложили конструкцию корабельной ракеты и даже смастерили прототип. Вещь - во! На твердом топливе, так мне доложили. Летит на расстояние семьдесят миль, взрывчатки несет тонну. И линкору с такой не поздоровится, а уж кому другому так вообще...
        - Погоди-погоди, Николай Герасимыч. Прототип? Говори уж сразу: какие недостатки?
        - Недостатки... Готова сама ракета, двигательная часть ее, но вот средств наведения, как мне пояснили, сейчас нету. Сделать могут, но это когда еще. А моим дай приказ только, они на пупе извернутся, а выход найдут. Случили они кабана с канарейкой в надежде орла получить. На ту самую ракету присандалили наведение от противосамсолетной. Ну, там подшаманили крепко. Не очень надежно получилось, сразу скажу.
        - Опиши, как управляется.
        - А чего тут рассусоливать: корабельный радар ловит противника, выдает пеленг и дистанцию, вертолет в воздух и в этом направлении шмаляет ракетой, та на расстоянии в пять миль ловит цель уже своим радаром. Если поймает, то точно не упустит.
        - На чем испытывали?
        - Нашлись тут старые-престарые 'купцы', в русско-японскую уже на пенсию просились. Парадный ход - девять узлов, а так хорошо, если семь.
        - Результаты давай. У тебя отчет по испытаниям найдется?
        - Да без отчета скажу. Из трех ракет лишь одна цель поймала, на предельном расстоянии. Но уж запендюрила так, что обломков, считай, не нашли.
        - Хорошо, а если дистанция поменьше?
        - Так нет возможностей никаких. Осипенко стоит грудью навыкате, не дам, говорит, больше курочить исправные ракеты. Нужны - так выбивайте у Старого. Тебя это, значит.
        Последовал период задумчивого изучения потолка.
        - Так тебе скажу: права Полина Денисовна. Но и твоим надобно что-то иметь. Сразу же заруби в памяти: ситуация нынче такая, что запросто меня в Ленинград никто не отпустит. А потому вот рецепт: пускай твои каплеи перешлют мне те детали и узлы, что они в крупнокалиберную ракету вставляют. В теории хватило бы одного, но ради гарантии - штуки три. С нарочным или еще как - их проблема. Потребное количество пусть не забудут написать. Заказ оформлять на мое имя, понятное дело. Через Серова, чтоб официально было. Точно такие же достану, дай лишь... мнэ-э-э... с неделю сроку. Это считая с момента получения мною нужных узлов. Но сам знаешь, Николай Герасимович, всякое бывает. Может, и задержка выйти.
        - Контрабанда - это сила! - схохмил адмирал. Но всплеск юмора был немедленно погашен холоднейшей водой:
        - Давай условимся, Николай Герасимович: ни сейчас, ни потом источников раздобывания всякого такого не раскрываю. Секрет принадлежит не мне одному.
        Кузнецов проникся. Но думать ему никто не запрещал.
        
        Глава 19
        Предвидеть событие не мог никто, даже Странник, при всех его возможностях.
        В районе Хинганского хребта прошел дождь, а то и ливень. Сам по себе он не мог повредить детонационному шнуру - у того была резиновая оболочка. Но он смыл набросанный сверху грунт. В результате шнур вылез на поверхность каменистого подслоя - правда, лишь частично; обнажилось менее двух погонных метров. Но и это не поставило под риск начальный замысел: рядом с этим местом никто не проходил.
        Но через несколько дней в районе закладки случилось землетрясение. Слабеньким оно было, в эпицентре мощность составила 2 балла с небольшим по Рихтеру. Будь там жилой дом, его обитатели могли бы вообще ничего не заметить, разве что посуда звякнула бы в шкафу. Люстра - и та качнутся не могла, поскольку этих краях жители подобных домов сроду люстр не имели. Последствия были крошечными: небольшой камнепад, к тому же в стороне от входа в железнодорожный тоннель. В результате никто ничего не заметил, вот только детонационный шнур оказался перебит ударом камня. Если быть совсем точным: ТОГДА не заметил. Но потом нашлись люди, которым результат данного события оказался небезразличен.
        Японские диверсанты сработали отменно. Все группы залегли в заранее присмотренных местах: там, где сигнал от радарного контура радиопередатчика находился в прямой видимости от тщательно замаскированных антенн. Их не заметили.
        В заранее обусловленный момент сигналы ушли. Приемники все, как один, сработали штатно: электрические сигнал воспламенили детонационные шнуры. Те тоже не подвели. Ну, почти все. Вот эти взрывы услышали достаточно далеко. Хотя и не мгновенно, но тревога дошла до пограничников. Реакция командиров была единодушной:
        - Застава, в ружье!!!
        Конечно, не весь личный состав выполнил команду. Часть людей находилась в секретах. Были и те, у которых как раз в тот моменты имелись увольнительные. Правда, таких было немного.
        Каждый командир заставы получил совсем недавно подробные сведения, о том, что может произойти и что надо делать. Единственное, чем ожидания и действительность разошлись - никто не ожидал обрушения входов в тоннели. И, соответственно, часть заранее составленных планов перехвата нарушителей, в которых перекрывались пути отхода от железнодорожных мостов, оказалась бесполезной. Впрочем, каких там, к разэтакой матери, нарушителей - настоящих диверсантов.
        Не все командиры оказались в растерянности. Часть из них отдавали толковые команды:
        - Шепталов! Бери двойку, также Стукалова с Найдой, перекрывай Ягодную. Да осторожней там, под пули не лезь, ты только задержи гадов. Живыми брать по возможности. Сухпай возьми на три дня.
        Сержанту Шепталову не нужно было объяснять, где находится речка Ягодная и по какому ущелью она протекает. Карту он успел вызубрить. Вот жаль, что коней не дали. Были бы они ко двору, а так оружие с боеприпасами и еду тащить на себе. Вода в речке была хорошей, это сержант знал. Уже везение. Что Найда с ними - тоже отлично, у этой молчаливой жилистой суки и нюх, и слух на высоте, на сей счет имелся опыт. Тропочку опытный погранец тоже знал, поскольку сам по ней хаживал. И четверо людей в зеленых фуражках и серая четвероногая тень устремились на юг. Именно там находился один из возможных (заранее продуманных командиром) путей отхода. Чего уж говорить: не самый удобная дорожка и для преследуемых, и для преследователей, но и наряд был не из простых. В те времена еще не знали слова 'салабон'. Но понятие существовало. Так вот, в наряде именно таких не было.
        Но было кое-что, о чем Шепталов не знал наверняка, хотя и догадывался. В вертолетной части была объявлена тревога. Правда, до получения надежных данных о противнике в воздух никого не поднимали, но летный состав уже находился в готовности номер два.
        Система контроля выполнения заданий была продуманной. Наблюдатель, он же радист, находился на возвышенной точке. От него, точнее, от его рации, сигнал должен был не только достичь приемника со взрывателем - отдельный сигнал в другом диапазоне предусматривался в качестве подтверждения успеха - или ради информирования о неудаче. Успех пропустить было невозможно: подрыв нескольких тонн тротила не услышать было трудно, а еще более явным доказательством было бы облако пыли в месте обрушения очередного входа в тоннель.
        Как раз эти радиосигналы и были услышаны. Собственно, слышали те, которым это полагалось по должности. Частично это были японские радисты, находившиеся на сопредельной территории. В их задачу входило подтверждения: в такое-то время услышали такой-то сигнал на такой-то волне. И уже более мощная радиостанция высылала в эфир условный сигнал. Частью сигналы были пойманы напрямую службой радиоразведки японских сухопутных войск, представители которой ждали или прямых сигналов, или ретрансляции. И дождались.
        На столе уже была разложена карта, на которой дежурный отмечал кружочками обрушенные входы в тоннели. Даже в мыслях этот исполнительный офицер не позволял себе оценивать результаты. Он лишь педантично отмечал: вот этому тоннелю конец, оба входа завалены... этому тоже... так, вот дополнительные сообщения... ага, а вот об этом входе пока ничего... хотя нет, он-то и остался неповрежденным...
        Доклад со стороны выглядел полностью соответствующим уставу: тоннели такие-то выведены из строя полностью подрывом входов; тоннель с условным номером два (это был Тарманчуканский) выведен из строя частично из-за несрабатывания заложенной взрывчатки. Что ж, Хинганская группа тоннелей заглушена намертво.
        - Ну, Лаврентий, докладывай, как тебя переиграли японцы.
        Не нужно был гениальный аналитик или великий пророк, чтобы предугадать настроение Хозяина. Достаточно было иметь мозги. У Берия они имелись.
        Доклад тонко, но настойчиво делал упор не на то, что случилось, а на то, как это преодолеть. Само собой, даже нарком внутренних дел не мог представить, сколько времени потребуется на полное восстановление дороги. Соответственно, он, вопреки обыкновению, тщательно избегал называть сколько-нибудь конкретные сроки и несколько раз ссылался на необходимость изыскательских (так и было сказано) работ.
        Заключался доклад словами:
        - Думаю, Коба, что непосредственное участие Странника могло бы сильно ускорить работы. По крайней мере, он в состоянии быстро убрать скальные обломки. Тогда дело пошло бы быстрее. Кстати, он сам рвался ко мне на прием.
        И мгновенно Берия понял, что ошибся. Сталин явно думал уже над этим вопросом, поскольку среагировал без малейшей заминки:
        - Нельзя. Слишком большой риск. Этот человек слишком ценен.
        У вождя ум был целиком прагматическим. Он без раздумий пожертвовал бы любым, если бы посчитал бы такую жертву стоящей неизбежных потерь. Но в данном случае - нет. Во всяком случае, не сейчас. А НКВД уже доказало ограниченность своих возможностей в охране.
        - Собирай сведения, Лаврентий. Нам нужны, во-первых, точные данные о сроках восстановления. Во-вторых... - папироса, пыхнув, испустила клуб ароматного дыма, - ...во-вторых, нужно мнение Странника. Кроме того, по соображениям политики, потребуются железные доказательства того, что тут приложили руки японцы.
        - Да кто ж еще это мог быть?!!
        Голос Наркома был наполнен настолько искренним удивлением и даже возмущением, что даже хорошо знакомый с наркомом человек вполне мог бы принять сказанное за чистую монету.
        В ответ последовала прямо-таки доброжелательная улыбка:
        - Вот и я, Лаврентий, хотел бы знать, кто это мог быть. А еще мне понадобятся те самые доказательства. Так что давай вместе заслушаем Странника. Ты ведь знаешь: у него иногда прорезается нетрадиционный подход.
        Берия ничуть не обманулся теплыми обертонами голоса Хозяина. И отреагировал соответственно:
        - Ему досюда полчаса езды. Отдать распоряжение?
        Сталин кивнул. Посетитель улизнул в приемную. Оттуда никаких звуков не донеслось - собственно, конструкция дверей и была рассчитана на полную конфиденциальность в кабинете Самого.
        Берия не обманул: через полчаса Поскребышев доложил, что коринженер Александров прибыл. Сталин немедленно распорядился пригласить и его, и товарища Берия.
        Сталин взял на себя обязанности председательствующего. Возражений не было.
        - Здравствуйте, товарищ Странник. Вас уже поставили в известность о масштабной диверсии на Транссибирской магистрали. Хотелось бы выслушать ваши предположения о том, кто это мог сделать.
        - Постараюсь сделать все, что в моих силах - тем более, что часть вины я усматриваю за собой. Ведь мог бы догадаться, что целью изберут не мосты, а тоннели - а не догадался.
        В голосе хозяина кабинета зазвучало нетерпение:
        - Мы не против самокритики, но в данный момент больше нуждаемся в ваших оценках.
        - При анализе преступлений любой следователь обязан выделить тех, у кого были причины совершить его. Также он обязан определить тех, у кого были возможности для этого. Принимая во внимание масштаб - по моим далеко не полным прикидкам, задействован был десяток тонн тротила - подобное под силу лишь государству. В теории возможна организация диверсии в пользу третьей страны через китайских контрабандистов, но тут слишком велика возможность утечки информации. Лично я не вижу пользы в этой акции ни для одной европейской державы, а также США. Остаются Китай и Япония. Корею отвергаю: у нее нет в районе Хингана никакой общей границы с Советским Союзом; кроме того, часть корейцев ненавидит Японию, прочие же ее люто ненавидят. Теперь перейдем к мотивам. Я сам не вижу для Чан Кай-ши25 никакого смысла в остановке работы Транссиба. Возможно, у меня просто нет для этого данных. А вот для Японии такой смысл есть. Таким образом, осталось лишь доказать, что среди диверсантов были граждане этой страны.
        При последних словах нарком чуть заметно шевельнулся. Это и ожидалось.
        - Не хочу ставить под сомнение квалификацию пограничников, но ничуть не удивлюсь, если попытки взять диверсантов дадут в итоге лишь трупы. Личный состав этих групп будет особенным. Если им дадут приказ ни при каких обстоятельствах не дать себя взять в плен живым - будьте уверены, они пойдут на все, чтобы его выполнить. Поскольку ранее найденное снаряжение не дает ни единой японской зацепки, то делаю вывод: снаряжение, оружие и боеприпасы будут такими же, исходя из тех же соображений. Другими словами, трофеи, если будут, тоже, вероятно, не дадут никаких оснований думать о причастности Японии. И все же выход есть.
        Тут уже и Сталин проявил признаки интереса.
        - Мы с вами не можем отличить китайца от японца, корейца или монгола по внешнему виду. Сомневаюсь, что даже среди сотрудников разведки, работающих в Азии, найдутся такие люди - все же они большей частью вращаются в среде с единым этносом. Но тут Павел Анатольевич может помочь другим: среди его китайских агентов наверняка могут найтись те, которые контактировали с японцами. Если в ходе задержания диверсант будет убит, но лицо останется целым - стоит сделать фотографию. Процедура опознания простая. Для проверки квалификации дать человеку пять фотографий китайцев и столько же японцев. Желательно, чтобы все были примерно одного возраста. И если он проявит способности к различению - уже проверить его на фотографиях диверсантов. Ради пущей уверенности стоит в довесок к подлинным фотографиям подозрительных лиц добавить фотографии китайцев. Надеюсь, что среди убитых диверсантов найдется сколько-то с непострадавшими в ходе боестолкновения лицами. Но даже если нет - имеется еще один способ, связанный с этнокультурными особенностями. Он может оказаться даже более надежным.
        В эту минуту на лице Сталина проявилось явное любопытство. Как большинство людей с очень хорошей памятью он любил узнавать новое.
        - У японцев есть национальная обувь, называется 'гэта', - тут Странник извлек из портфеля листок бумаги и карандаш. - вот такая...
        На листке появилось изображение чего-то вроде сандалий с плоской подошвой и колодками в области носка и пятки. Верх являл собой ремешки или полоски ткани.
        - В детстве такую носят почти все. А простонародье - просто всю жизнь, поскольку ничего дешевле придумать нельзя. Обратите внимание, товарищи, на эту полоску ткани: она проходит между большим и указательным пальцем на ноге. В результате образуется мозоль, вот здесь... - на листке образовался рисунок стопы с обведенным красным цветом нужным местом - ...и она остается с японцем с детства и навсегда. Ну, если, конечно, не сводить ее намеренно. Результат: даже если от диверсанта, подорвавшего себя гранатой, останется лишь стопа, то и тогда есть возможность узнать кое-что о его происхождении. И это уже вполне материальное доказательство, которое примет любой суд: хоть английский, хоть американский. Не абсолютная гарантия, но уж как смог. Да, вот еще. Если кого-то удастся взять живым - это будет великолепно, но в средние века в Японии лазутчик, попавшийся охране и помещенный под стражу, все же иным разом ухитрялся покончить с собой. Он откусывал себе язык и сидел и с закрытым ртом, глотая кровь.
        На этот раз Берия удостоился короткого взгляда от Сталина.
        - Есть вопросы?
        Берия просто качнул головой. Иосиф Виссарионович не преминул похвалить докладчика:
        - Вопросов нет. Вы предложили несколько неожиданных решений. Благодарю вас.
        - В таком случае у меня есть вопросы по той же теме.
        Хозяин кабинета поощрительно наклонил голову.
        - Не думаете ли вы, товарищи, что мои способности могут принести пользу в расчистке завалов?
        Последовал такой красноречивый обмен взглядами между Сталиным и Берия, что Рославлев мгновенно догадался: это вариант уже обсуждали.
        Ответил Лаврентий Павлович:
        - Не сомневаюсь, что вы могли бы ускорить восстановительные работы, Сергей Васильевич. Вопрос вашего командирования в район Хингана рассматривался, и это было признано нерациональным.
        Никаких других объяснений не последовало.
        Ни один опытный пограничник не мечтает о боестолкновениях со стрельбой, погоней и прочими радостями жизни. Да, они могут принести славу, медали, при большой удаче - орден или даже (чем черт не шутит) отпуск. Но может случиться и другое, и на это самое сержант Шепталов насмотрелся. Доводилось ему отвозить людей в госпиталь, да и похороны были не столь уж исключительным явлением, хотя о таких больше рассказывали, чем показывали. По его мнению, служба на границе была работой: тяжелой, порою опасной и уж точно требующей хорошей квалификации. Но именно работой.
        Как раз по этой причине сержант мысленно матюгнулся, когда проводник собаки подал знак 'Чужие неподалеку'. Ему, в свою очередь, об этом сообщили вздыбившая шерсть на загривке серой овчарки, а той, в свою очередь - нос, а потом и уши.
        Но и тройка подозрительных граждан явно была не из лопухов деревенских. Пренебрегая быстротой перемещения, эти граждане шли по достаточно широкому, не меньше двухсот метров, ущелью, стараясь выбирать тропочку вблизи достаточно густого кустарника. Но теперь им предстояло пересечь пятно, где этого кустарника, считай, не было. Мысленно сержант отметил, что по облику эти трое вполне соответствовали типичным кабэ26 , если бы не оружие, которое они несли без малейшего намерения его скрыть, зато с таким расчетом, чтобы пустить в ход при малейшей надобности. А обычные ходоки через границу, наоборот, с огнестрельными предметами старались не связываться.
        Умная собака не издала ни звука, не шевельнулась, хотя от ошейника проводник ее освободил заранее. Люди затаились не хуже. Табаком от них не пахло: сержант Шепталов всеми, иногда не вполне гуманными способами побуждал подчиненных не огорчать его курением. И все же нарушители (а кто еще это мог быть?) каким-то невероятным способом почувствовали пограничников. Может быть, им местность показалась очень уж подходящей для засады. Или они что-то углядели сквозь листву. Как бы то ни было, тот, кто шел первым, не говоря худого слова, рыбкой нырнул в промоину слева, второй гавкнул нечто невнятное и в два прыжка достиг ямки справа, а шедший сзади и чуть поодаль третий пропал за упавшим стволом черной березы. Ту, похоже, выкорчевало ветром еще в позапрошлом году. Листва, понятно, успела осыпаться, но и спереди, и сзади этого укрытия проросла не особо густая стенка побегов даурского шиповника. Не ах какая, но все же защита. Однако любой зеленый лейтенант, только что из общевойскового училища, оценил бы позицию этой троицы опасной. Уйти можно было лишь по темноте, но никак не на свету.
        Сержантские курсы, конечно, не стоит приравнивать к тактическим изыскам, получаемым курсантами в училище. Но на стороне Шепталова был настоящий боевой опыт. Это правда, что обычные спиртоносы только фляги с горячительным носят, ну еще ножик. Но сталкиваться доводилось и с менее безобидными гражданами. Самым опасным сержант посчитал того, который нес винтовку. Уж верно он понимал толк в стрельбе. Значит, надо задавить огнем двоих передовых, прижать к земле и... обойти с флангов? Нет, с правого фланга, тот в зарослях, а слева, наоборот, лысо. Туда-то соваться не след, снайпер враз снимет. И еще дать знать своим. Рации в наряде не предусматривалось, конечно. А вот ракетница имелась.
        Решение сложилось почти сразу. Кралевского - в части бега он самый лучший - послать на вершину и оттуда запустить две обусловленные красные ракеты. Стукалова с Найдой - направо, по кустикам. А сам сержант вкупе с замкомотделения должен был вести беспокоящий огонь по позициям тех, которые с чем-то вроде складных автоматов, сходных с дегтяревским, только магазин прямой, а не изогнутый. А заодно нужно постреливать в сторону снайпера. И непрерывно менять позицию, как учили.
        Слов нет, Слава Кралевский показал себя молодцом. Правда, он проявил некоторую неосторожность, промчавшись по открытому месту, но ни один снайпер не смог бы произвести прицельный выстрел за считанные доли секунды по бегущему человеку с дистанции почти четыреста метров. Выстрел и вправду был 'в ту степь'. Хрипя, боец погранвойск дошел до вершины сопки, сел на землю
        прислонившись к нагретому солнцем камню, выждал пару-тройку секунд, достал трясущимися руками ракетницу, выбрал из подсумка две красные, не без усилий зарядил, потом взял себя руки и попытался сориентироваться по солнцу - уж этому их учили. Ага, север - вон он, то есть целиться на лапоть левее... там застава. И две красные ракеты одна за другой устремились почти в вертикаль.
        Вячеслав (при крещении он был Вацлавом, но этого никто уж не помнил) проследил глазами за поданным сигналом, предполагая, что ракеты должны быть хорошо видны на фоне темной тучи. Пограничник не сомневался, что наблюдатели их засекут. Так и вышло.
        Верная винтовка, да не мосинка, а самозарядка Токарева, была при бойце, но, хотя с вершины сопки место засады проглядывалось, но стрельба была полностью бесполезной. Дистанция поболее километра, что вы хотите. И Кралевский стал осторожно спускаться по склону, рассчитывая подобраться к снайперу с правого фланга.
        Расчет оказался верен. Доклад наблюдателя командиру заставы был короток:
        - Наряд Шепталова ведет бой. Нужна поддержка.
        - Давай связь с вертолетчицами! Есть? Передавай сообщение...
        Через десять минут один транспортный и один ударный вертолет начали раскручивать винты.
        У самого сержанта дела шли хуже, чем предполагалось. В наряде появились потери.
        Попала под пулю серая Найда. Уже потом, при разборе операции и командир заставы, и сержант Шепталов пришли к мнению: та пуля, вероятно, была шальной. Но от этого не стало легче.
        Слов нет, боец Стукалов сделал все, что было в его силах. Он выхватил свой собственный индпакет и перевязал собаку в меру умений. Найда дышала с трудом и с хрипами. Однако была надежда на помощь: две красные ракеты видели все пограничники.
        Диверсанты их тоже видели. Вывод мог быть только одним: противник вызвал подкрепление. Это означало, что с каждой минутой прорыв в сторону границы становится все менее возможным. К тому же русские, судя по всему, не испытывали недостатка в боеприпасах. Вроде и неторопливая, но продуманная стрельба в буквальном смысле не давала головы поднять. И очень скоро счет по потерям стал изменяться.
        Вячеслав Кралевский прибежал и устроился на позицию позади товарищей. Забег на прошел даром. Ствол самозарядки ходил ходуном. Лишь через полторы минуты боец почувствовал себя готовым к открытию огня. Зрение у него было превосходное (а других в пограничниках и не держат). Вот почему огневая позиция вражеского снайпера тут же выявилась. И сразу же Кралевский подумал о том, что упавший ствол вполне мог подгнить хотя бы в нижней части, а потому являл собой не особо надежное укрытие. И из подсумка после некоторого поиска появились три патрона с черно-красной полоской. Пограничник вроде как и без спешки, но быстро достал пустой магазин и снарядил в него те самые патроны. И приник к винтовке, выискивая малейшие признаки, указывающие на местонахождение цели. Такие признаки нашлись.
        Даурский шиповник, надо заметить, ничуть не уступает своему европейскому родственнику в части колючести. При малейшей возможности вцепиться в ткань он так и делает. И когда тонкий побег растения лишь слегка качнулся, зоркоглазый боец это увидел и выпустил одну за другой три пули, целясь в нижнюю часть ствола. Пограничник так никогда и не узнал, что одна из бронебойных пуль прошила гнилую часть древесины - как и все представители берез, этот вид легко поддавался разложению. Правда, ему при разборе боестолкновения сказали, что попал он 'так, как надо'. Удача выражалась в том, что лицо нарушителя осталось совершенно неповрежденным: оказались перебитыми шейные позвонки.
        На предложения сдаться диверсанты ответили автоматным огнем. Точнее, попытались ответить: пограничники хорошо прикрывали друг друга, сокращая дистанцию. А потом полетели гранаты.
        Командир диверсантов остался в сознании последним. Снайпер группы, судя по молчанию, был убит или тяжело ранен. Относительно радиста уверенность была почти полной: он лежал, скорчившись в позе эмбриона, но, похоже, был жив.
        - Гомэн27, Мурата-кун, - одними губами произнес командир, выдернул чеку из предпоследней гранаты и закинул ее в ту промоину, где лежал радист. Бросок был идеально точен. У лежавшего не было ни единого шанса выжить. Последнюю гранату командир использовал для себя.
        С минуту пограничники прислушивались. А потом это стало невозможным: над ущельем прошли два вертолета. Сержант Шепталов узнал один из них: это был транспортник. Второй был ему знаком только по описанию. Боевая машина, тут сомнений быть не могло.
        То, что осталось от диверсантов, погрузили в темно-серые резиновые мешки. Пограничники в этом не участвовали - не их дело. Военфельдшер второго ранга удостоверился, что никто не пострадал (ссадины и синяки в счет не шли).
        Стукалов сидел возле боевой подруги и гладил испачканную серую шерсть.
        - Приколи ее, чтоб не мучалась, - раздался голос фельдшера.
        Проводник поднял взгляд. Нависло тяжело молчание.
        - Попробуем довезти до заставы, - выдавил из себя медик.
        В вертолете Стукалов устроился рядом с собакой, уложенной на одеяле. Машина тряслась. Стукалов очень осторожно придерживал подругу.
        Найда так и молчала всю дорогу. Это было в сто раз хуже самого отчаянного визга.
        
        Глава 20
        Это был не тот случай, когда молчание - золото. Откровенно говоря, замолчать диверсию подобного масштаба - вещь невозможная. Но сообщения о делах дальневосточных многословием не отличались: да, диверсия на Транссибирской магистрали; да, ведутся восстановительные работы; подробности не разглашаются в интересах следствия. Это было правдой, но не всей.
        Расследование оказалось, как и предвиделось, непростым. Пограничники делали все, что в их силах. Три группы диверсантов ушли на сопредельную территорию. Прочие и не подумали сдаться, а вместо этого открыли огонь. В конечном счете живыми взять удалось лишь двоих диверсантов, да и то сказать: один из них прожил десять минут после захвата, второй - два с половиной часа. Оба умерли, не приходя в сознание.
        Группу саперов доставили вертолетом к уцелевшему входу в Тарманчуканский тоннель. Работы длились не так уж долго: уже утром следующего дня (по московскому времени, конечно) поступил доклад.
        На месте предполагаемого взрыва нашли аккуратно сделанные старые (чуть ли не годовой давности) шпуры с толом германского производства, к ним шел детонационный шнур от радиовзрывателя, который у самих шпуров разветвлялся. Собственно, от самого взрывателя ничего не осталось (он явно сработал штатно), но удалось разыскать куски антенны. Сам детонационный шнур был перебит, видимо, случайным ударом камня. Сопоставить недавнее слабенькое землетрясение и этот самый удар никто не додумался, но это было не так уж важно. Заряды тола находились на такой глубине, на которой слабосильный приемник принять радиосигнал, похоже, не мог. Все это было немецкого производства. Оружие и боеприпасы - тоже. Исключение составляли немногочисленные гранаты-лимонки - те были английского происхождения. На одной алюминиевой ложке различили выцарапанную полустертую надпись: 'Karl M... 15...' - ясно дело, писано предыдущим владельцем.
        И все же кое-что удалось выяснить достоверно. Сработала хитроумная придумка коринженера. 'Эксперты' из этнических китайцев, разысканных в районах, где они сколько-то проживали под японской оккупацией, уверенно различили на фотографиях граждан японского и китайского происхождения. Но умные подчиненные товарища Судоплатова пошли еще дальше. Он подняли антропологические труды, большей частью немецкие, начиная с 19 века. Работа была проведена с тщательностью, сделавшей бы честь германским ученым. Измерения параметров черепов позволяли установить происхождение их владельцев - не с абсолютной достоверностью, конечно. Выводы были примерно следующими: 'образец номер 16 с вероятностью 70 % имеет японское происхождение...' Сбой возник, когда экспертам подвернулось лицо европейской наружности - по крайней мере, таковым оно показалось всем свидетелям. Но антропологи очень скоро заявили, что этот гражданин, вероятнее, всего, был полностью или частично айном, а те отличаются европеоидным расовым типом.
        Подход с мозолями между пальцами ног также оправдал себя. Судмедэксперты констатировали: на всех исследованных фрагментах ног найдены те самые очень характерные мозоли. Контрольные образцы брались как от личного состава пограничных застав, так и от этнических китайцев. Результат оказался вполне однозначным. Именно он и был должен сначала наркому, а через него и самому Предсовнаркома. Решение по результатам доклада было чисто политическим. Но его результаты должны были коснуться и Странника.
        Разговоры в обществе шли, и не только на кухнях, но и в курилках. Мы думаем, не стоит удивляться тому, что диверсию народ приписал исключительно японцам, причем к данному выводу пришли очень быстро. Отдельные высказывания вроде: 'А ведь китайцы тоже могли...' отметались. Ответ большей частью звучал так: 'Да эта железная дорога им и на хрен не сдалась.' И это было правдой. Заключение получалось однозначным: 'Это война.'
        Дипломатическое ведомство, видимо, состояло сплошь из товарищей, которые по курилкам не ходит, а то и вовсе из некурящих. Очень уж неторопливо действовали сотрудники наркомата иностранных дел. Иные горячие головы могли бы назвать эти действия даже нерешительными.
        Как это и полагается, Советский Союз выкатил ноту, в которой потребовал объяснений неспровоцированной агрессии, а также извинений, возмещения убытков и всего прочего, что в таких случаях следует. Японский посол Сато Наотакэ старательно делал круглые глаза, трудолюбиво возмущался проведенной диверсией, после чего с тем же тщанием заявлял, что Японская империя тут, дескать ни при чем. Понятно, тут же Молотов получил заверения, что данная нота будет незамедлительно доведена до сведения императорского правительства.
        Японский ответ на ноту был дан по всем правилам. Суть его состояла в том, что некие неизвестные силы стремятся вбить клин между соседними странами, которым на сегодняшний день совершенно нечего делить и которым поэтому нет никаких причин враждовать... короче, 'Ребята, давайте жить дружно.'
        Хороший преферансист, имея на руках четыре туза при своем ходе и получив двух королей в прикупе, может спокойно разыграть шестерную. Товарищ Молотов обладал превосходным раскладом, каковой и был пущен в дело. Представителю Японии предъявили, наверное, килограмма два бумаг. Там были и фотографии входов в железнодорожные тоннели (точнее, того, что от них осталось), и анализ специалистов, расписывающий, как и куда была заложена взрывчатка, а главное - протоколы экспертиз, из которых, по мнению советской стороны, однозначно следовало, что в диверсии участвовали граждане Японии.
        Все это было благополучно доведено до сведения японского министерства иностранных дел. Оно, в свою очередь, подготовило дипломатический ответ.
        Следует отдать справедливость господину Сато: тот защищался старательно. Он вежливо ставил под вопрос результаты экспертизы в части национальности нападавших, указывая на то, что привлечение в качестве экспертов полуграмотных (это в лучшем случае), а то и вовсе неграмотных (что гораздо вероятнее) китайцев вряд ли служит показателем высокого уровня определения; что антропометрические показатели жителей Японии получены на недостаточно представительной выборке, что мозоли вполне могли принадлежать жителям французского Аннама...
        Но Вячеслав Михайлович в международных отношениях был не новичком. Кроме того, у него были однозначные инструкции.
        Конец беседы сопровождался многозначительными словами:
        - Мы полагаем действия правительства Японии враждебными. Советский Союз оставляет за собой право принять те меры, которые сочтет нужным.
        В переводе с дипломатического языка на обычный русский эти фразы означали:
        - Мы не исключаем применения военной силы.
        По правде говоря, бывший министр иностранных дел Сато Наотакэ ожидал чего-то в этом роде. Уж в решительности господина Сталина он не сомневался. Но, как уверяли военные, до этого должен был пройти, как минимум, год. За это время многое могло изменяться.
        Подобное развитие Странник предвидел. Не представляя деталей, он видел общее состояние дел на Дальнем Востоке. Ему предстояло помогать в восстановлении тоннелей, при этом не выезжая на место происшествия. Но прежде того он предоставил Королеву целый набор оборудования. В него входил хороший цифровой фотоаппарат и средства передачи оцифрованных изображений по радиоканалу. Рославлев прекрасно осознавал, что возможности гражданской техники куда меньше, чем у той, которая изначально предназначена для съемки с орбиты. Но в той ситуации было намного важнее показать принципиальную возможность фотографирования земной поверхности с орбиты и, главное, передачи снимков через станции слежения.
        Но сразу же после решения этой важной задачи появилась другая. Предвиденная. Очень важная. И более трудная, ибо требовала она высокую степень координации возможностей инженера-контрабандиста и специально созданной инженерной части РККА. Ее основной и чуть ли не единственной задачей было скорейшее восстановление движения поездов на Транссибирской магистрали. Возглавил же это подразделение никто иной, как Дмитрий Михайлович Карбышев, пребывавший на тот момент в звании генерал-лейтенанта. Особо наблюдательные из его коллег и подчиненных отметили - про себя, понятное дело - что ему явно благоволил Сам. На это указывал не один признак, а много, как то: огромные полномочия по привлечению ресурсов со стороны, необычность самих ресурсов, включавших в себя необычную технику. Самые же проницательные из окружения генерала взяли на заметку: при малейшей попытке кого бы то ни было со стороны партийного, хозяйственного, военного руководства задержать выполнение приказа, не говоря уж об оспаривании, Карбышев вызывал этого человека к себе, при нем набирал номер по телефону, просил соединить его с товарищем
Петровым или с товарищем Смирновым, передавал трубку гостю, и после недолгого разговора сидевший на приеме у генерала преображался самым волшебным образом. Правда, Карбышеву приходилось и регулярно отчитываться, причем как раз перед Сталиным.
        Однако мало кто знал, что еще до прибытия Дмитрия Михайловича к самому западному из подорванных тоннелей (с него собирались начинать восстановление) состоялось то, что организатор называл 'демонстрацией возможностей'. Происходило это действие на подмосковном полигоне, наблюдателями (или, если хотите зрителями) были сам генерал Карбышев и пятеро его заместителей, а еще там отметился тот, кто все это и устроил: мало кому знакомый коринженер.
        К ознакомлению представлены были элементы дорожной техники: грейдеры, скреперы, катки, экскаваторы, а также самосвалы, причем все это было весьма малого размера. Карбышев ничему не удивился, поскольку еще до демонстрации имел разговор с а товарищем Александровым, а замы лишь поинтересовались причинами таких ограничений в габаритах, на что получили краткий ответ:
        - Все это может влезть в транспортные средства.
        Никаких уточнений насчет типа транспортных средств не последовало.
        Впрочем, Дмитрий Михайлович спросил, что можно сделать с глыбами, вес которых явно превышает возможности крошек-экскаваторов. Коринженер ответил твердо:
        - Дробить, товарищ генерал-лейтенант; других возможностей не вижу.
        Про себя Рославлев подумал, что для всей этой машинерии понадобится как бы не рота водителей, операторов, не говоря уж о ремонтниках. Но кадровые вопросы были не на нем.
        Попытка была с негодными средствами. Но никто не смог бы попрекнуть доктора Альберта Шпеера отсутствием старания. Он приложил все усилия, чтобы ввести в заблуждение собеседника, и неудачу не следовало ставить в вину министру промышленности.
        Третий господин, присутствовавший в кабинете, молчал. Его, собственно, никто не представил, но сам этот факт для хорошего аналитика служил доказательством причастности этого молчаливого к разведывательным - или контрразведывательным? -структурам Рейха. К тому же и внешность у третьего оказалась абсолютно незапоминающейся.
        - Дорогой Вернер, наша разведка сумела раздобыть у англичан то, что вас, возможно, заинтересует. Проглядите эти чертежи... а вот расчеты...
        Любезное обращение не очень-то обмануло многоопытного визави. Справедливости ради заметим: сначала он поверил словам, но у этой доверчивости период полураспада составил не более десяти секунд. У доктора Гейзенберга имелись на то причины.
        Чертежи - ладно, их можно состряпать, даже не имея хорошего понятия о сути вопроса. А вот расчеты...
        Не прошло и минуты, как великий физик проникся убеждением: то, что якобы было украдено в Великобритании, на самом деле имело совсем другое происхождение. Очень уж детальными были сведения. США или СССР - других вариантов доктор не видел.
        - Итак, - в голосе министра чуть заметно прозвучала настойчивость, - может ли эта информация быть полезной? Если да - то чем именно?
        - На первый вопрос ответом будет 'Да', а на второй... если верить выводам вот отсюда, то возможно уменьшить размеры устройства. Но придется создать новый реактор. Впрочем, я бы хотел проглядеть эти бумаги более тщательно.
        - С вашего позволения, герр доктор, я бы хотел внести уточнения, - вмешался тот самый третий господин. - разумеется, вы можете и должны прочитать материалы, но лишь в специально отведенном для этого помещении. Никаких выписок. Кроме того, вы должны представить эти материалы в качестве ваших личных выкладок. Переделайте их в любом порядке, но своей рукой. Повторяю: тот, кто прочитает их, должен быть уверен, что это вы лично выдали превосходные идеи.
        На этот раз подозрение обратилось в уверенность: этот господин явно связан с контрразведкой. Что уж непонятного: если заметки прочитают недружественные глаза, то их обладатель должен подумать на внутренние ресурсы организации доктора Гейзенберга, а не на удачливость разведки Рейха.
        Физик сделал так, как ему рекомендовали. У него была еще одна причина так поступить: прикидки людей из его группы показали, что результатом может стать создание изделия в более короткие сроки. Средств на это господин министр не пожалел.
        Результату предстояло появиться на свет через десять месяцев. За это время расчетчики и экспериментаторы должны были подготовить все, чтобы к моменту накопления материала все остальное было уже в готовности.
        Реактор с графитовым замедлителем для накопления оружейного плутония начал строиться. Но и тяжеловодный реактор не прекращал работу. И обогащение природного урана шло своим чередом.
        Взрывы на Транссибе получили скудное освещение в прессе и радиовещании СССР. Но другим державам хватило и этого.
        Самой краткой была реакция Германии. Правду сказать, немецкие газеты всего лишь перепечатали сообщение ТАСС и сопроводили его кратчайшим комментарием. Упор в этих газетах был сделан на то, что до сих пор неизвестно, кто был виновником этой аварии. Это было правдой. Догадки у Имперского управления безопасности были, но никто не спешил их опубликовать.
        Куда более заметно всплеснула эмоциями французская пресса. Формально говоря, Франция была нейтральной стороной, но многие читатели из эмигрантских кругов имели старые счеты к Японии личного характера. Просочились обзорные статьи, в которых аргументированно доказывалось, что тут даже нечего искать виновных. Кандидат виделся лишь один.
        Великобритания отреагировала более сдержанно. Средства массовой информации выдали сухие факты без дальнейших пояснений. Но Форин-оффис немедленно начал прощупывать позицию СССР. Как-никак, Англия находилась в состоянии войны с Японией, и союзник ей не помешал бы. Никто в британском правительстве не строил иллюзий относительно мощи тихоокеанского флота Советского Союза. Однако Адмиралтейство разумно полагало, что если даже этот флот не в состоянии победить, то уж верно может поклевать. Прямых фактов насчет причастности Японии было прискорбно мало, но косвенные признаки указывали на подобную возможность.
        Самой сильной была реакция США. Это относилось и к возможным сухопутным действиям, и к вариантам войны на море. Уж кому-кому, а американским политикам не надо было объяснять, кто есть враг их врага.
        Предложений в сторону СССР было... не сказать, что масса, но уж точно не одно. Сперва прозвучала настоятельная просьба открыть сухопутный фронт - и как раз примерно в том же районе, где поработали диверсанты. Предложение было отклонено. Во-первых, следствие по взрывам было не закончено. Иначе говоря, отсутствовали неоспоримые доказательства причастности Японской империи к этой диверсии.
        - Но вы же не можете не понимать, что единственным выгодоприобретателем этого акта является японская армия в Китае, которая тем самым в некоторой степени создает себе зону безопасности, - гнул линию американский дипломат. Это был не посол, разумеется: не тот уровень.
        - Не совсем так, - улыбался в ответ советский представитель. - Вы, в свою очередь, должны понимать, что в результате снижения пропускной способности Транссибирской магистрали китайской правительство также получает дополнительную свободу действий.
        Но существовал и второй фактор. Вероятно, он и был главным. В отсутствие полноценного снабжения развязывать войну было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Такое было бы даже не тактической - стратегической ошибкой. Это и было доведено до сведения американского представителя.
        Очень быстро состав предложений США переменился. Теперь уже не ставился вопрос о прямом участии советских вооруженных сил в боевых действиях - о нет! Всего-навсего организация аэродрома или, еще лучше, аэродромов, откуда американские бомбардировщики получили бы возможность пройтись по целям непосредственно на Японских островах. Но и этот, куда более скромный вариант, был отвергнут:
        - Предоставив вам аэродромы для ведения военных действий, СССР тем самым ввязался бы в вооруженное противостояние США и Японии. И в этом случае появился бы ненулевой риск налетов как японской авиации, так и диверсантов на эти аэродромы. Согласитесь, что в условиях ограниченного снабжения наша страна обязана проявить разумную осторожность.
        Все эти уходы и уклоны сопровождались обязательными заклинаниями вроде: 'Надеюсь, вы понимаете, что это сейчас мы не можем себе позволить... но потом, в будущем...'
        Не то, чтобы восстановительные работы шли медленно - наоборот, беспристрастный взгляд со стороны констатировал бы как хорошую их организацию (или, скажем, неплохую), так и порядочное количество необычной техники. Окрашенные в ярко-желтый цвет маленькие экскаваторы вгрызались в кучи битого камня у западного входа в Рачинский тоннель, зачерпывая пусть не всегда полные ковши, но уж точно без особых перекуров. Именно этот тоннель был самым восточным, так что начинать пришлось с него. Каменные обломки оперативно отвозились куда-то в сторону. Сначала это пытались делать железнодорожными платформами, но потом в дело пошли самосвалы. Они были невелики по размерам и грузоподъемности, зато отличались отличной поворотливостью. Временами работы прекращались, и тогда начинались труды взрывников. Крупные глыбы с грохотом и облаками пыли раскалывались, и желтые коробочки снова и с тем же упорством вгрызались в завал.
        Наверняка кого-то заинтересовало происхождение красочной и эффективной техники, да вот беда: пропали все опознавательные знаки, то есть крупные надписи, шильдики на движках и отдельных узлах, да что говорить - даже упоминания об изготовителе начисто исчезли из русских переводов инструкций к технике. Даже ремонт был исключен: в случае отказов машину просто отправляли на вертолетную площадку, а оттуда она улетала в неизвестном направлении. Взамен прилетала такая же, но новехонькая.
        Но этим восстановительные работы не ограничивались. Военные строители спешно доводили до ума грунтовую дорогу, которая ранее шла параллельно железной. А для некоторых участков было бы уместно сказать 'строили заново', поскольку именно так дело и обстояло. Мало того: генерал Апанасенко приказал строить так, чтобы 'эмка могла проехать без застреваний.' Так значилось на бумаге; тот же приказ в устной форме занесению на бумагу не поддавался по причине высокой концентрации матерных слов. По западному участку Транссиба к Хинганским тоннелям шли потоком эшелоны не только с песком, щебнем и цементом - нет, туда же отправили то, что дорожники обозвали 'передвижным асфальтобетонным заводиком'. Смесь привозилась, насыпалась кучами и раскатывалась. Также приказ включал в себя требование: дорога должна строиться не просто с двумя полосами движения - это требование было достаточно очевидным - но и широкими полосами, такими, что два тяжелых грузовика могли бы разъехаться без проблем, да еще надлежало предусмотреть по полтора метра обочин по обе стороны.
        - Не дорога, а сплошное надругательство над нормами строительства, - ворчал кое-кто втихомолку. - Ну чисто шоссе Москва-Ленинград.
        Последняя фраза означала, что к этой, существовавшей уже тогда трассе говоривший испытывал глубокое почтение. Правда, сей недовольный товарищ не видывал германские автострады, выстроенные в тридцатые по приказу тогдашнего канцлера господина Гитлера, не то бы замечание продолжилось фразой:
        - Правда, в Неметчине еще получше строят.
        Одновременно стройбаты споро решали еще одну задачу. Им надлежало устроить перевалочные пункты в начале участка с тоннелями и у восточного входа в Рачинский тоннель. С этой задачей справились в считанные пятнадцать дней.
        Удивляться скорости строительства и его оснащенности, право же, не стоило. Не только высшее военное руководство - сам товарищ Сталин требовал раз в три дня докладывать о состоянии дел. Знающий специалист не поразился бы и тому факту, что по темпам продвижения вперед автомобильная дорога заметно опережала железную. Не прошло и двух недель, как стало возможно приняться за расчистку восточного входа в Рачинский тоннель. Такие успехи автодорожников легко можно было объяснить тем, что изыскательские работы, конечно, полностью исключались за ненадобностью; также можно было применять более мощную технику, чем маленькие экскаваторы, используемые железнодорожниками. Взрывные работы не требовались, а ведь необходимость в них сильно тормозила продвижение в расчистке. Правда, тоннели прорезали горные хребты насквозь, а автомобильная дорога вынужденно петляла, накручивая тем самым километраж работ.
        Но существовала еще одна особенность работ по восстановлению. На ней были приняты прямо драконовские меры безопасности. Пограничники получили приказ при обнаружении нарушителя открывать огонь без предупреждения, причем на их усмотрение оставлялось: стрелять сразу на поражение или стараться брать живым. Кое-кого все же взяли. Немало маралов и изюбрей пало жертвой бдительности личного состава погранзастав. Продовольственные нормы получили серьезное дополнение. Неофициальное, конечно.
        Результат проявился, но на первых порах он стал известен далеко не всем - только лицам, получавшим сводки происшествий в силу должности. Однако 'несуны' с сопредельной стороны очень быстро сообразили, что именно этот участок границы является 'источником повышенной опасности'. В результате государственная граница на протяжении почти трехсот километров стала зоной благолепия и умиротворения. При этом и нарушители с советской стороны поубавились в числе.
        Результат оказался весьма значимым в глазах японских спецслужб. Изничтожить разведсеть Японской империи на территории СССР было, понятно, нереальным делом. Зато уменьшить поток информации о делах вблизи государственной границы в районе Хинганских тоннелей стало вполне возможным.
        По мнению начальника разведуправления штаба Квантунской армии полковника Асада, картина состояния дел на Транссибе складывалась, пусть и не во всех подробностях.
        Русские ведут восстановительные работы на Рачинском тоннеле - но это и предполагалось. Также они ремонтируют автомобильную дорогу, проходившую вдоль железнодорожной линии - тоже понятно. Эта дорога будет готова к использованию раньше, чем восстановят железнодорожное сообщение - это видно из наблюдений, пусть даже они отрывочны и произведены с громадной дистанции. Но аналитики такое предсказывали.
        Могут ли грузовики заменить железнодорожные эшелоны? Если поезд перевозит за раз пять тысяч тонн груза - эта цифра выглядит преувеличенной, но пусть так - то заменить ее может тысяча пятитонных тяжелых грузовиков. Перевозить груз с той же скоростью они не в состоянии: предельная скорость рядового советского грузовика - тридцать километров в час, да и то по превосходному шоссе, а такое русские не сделают. Но допустим именно такую скорость. А вот для железнодорожного состава и пятьдесят километров в час не предел.
        Длину будущей автодороги японская разведка могла лишь примерно представить, но не дать точные данные. Ясно, что таковая должна быть длиннее железнодорожного пути, ведь ей обходить горные образования. Полковник подумал и счел, что коэффициент полтора будет в самый раз.
        Тогда выходило, что заменить один эшелон могут заменить около двух тысяч грузовиков. Нет, полноценное снабжение таким образом не организовать. Вот только если...
        Полковник подумал и отдал распоряжение подчиненным. Те лишь подтвердили то, до чего начальник разведотдела и сам догадался: снабжение может быть достаточным для войск, сидящих в глухой обороне, но не для полноценного наступления. Уже хорошо, но некая мысль не давала повода для полного успокоения. Это было существование Владивостока. Крупный порт по русским меркам, хотя с японскими не равнять. Снабжение может идти и морем. На данный момент это не было проблемой, но в перспективе...
        И на листы хорошей рисовой бумаги начал ложиться проект очень важного документа.
        
        Глава 21
        Диверсия на тоннелях аукнулась японцам не одним событием.
        Последовало безукоризненно вежливое по форме и твердое по содержанию уведомление. Будучи атакованным японскими вооруженными гражданами, СССР не считает себя более связанным условиями договора от... вследствие чего японской стороне предлагается... в частности, прекращается... а также отныне запрещается вести деятельность...
        Дипломаты - тоже люди. И если они не умеют или не хотят излагать мысли по-человечески, то отсюда вовсе не следует, что у них нет дара речи - как устной, так и письменной. Так вот, если вышеупомянутый документ переложить на человеческий язык, то он прозвучало бы так: сахалинской нефти вам, господа, более не видать; ежели какие у вас ценности в северной части острова имеются, то можете их забрать в недельный срок; то же относится и к персоналу. Сверх того, запрещается ловля рыбы и добыча морепродуктов в территориальных водах СССР.
        Но дипломаты - они такие, словечка в простоте не скажут, все с вывертом, да увертками. Последовало ответное заявление, где предлагалось немедленно начать консультации по деталям советских требований.
        Этот ход предвиделся. Переговорщики сделали то, что от них и ожидалось: выторговали увеличение срока на вывоз оборудования и материалов. Русские без больших возражений согласились на это.
        Потеря сахалинской нефти ожидалась и, в общем, не являла собой катастрофы. К этому моменту пошли чередом танкеры с нефтью от голландской Ост-Индии, то есть от Индонезии. И провала в снабжении горючим никто в Японии не ожидал. Тогда еще американские подводные лодки не развернулись во всю широту, уничтожая грузовой тоннаж японского флота.
        Но вот рыба - дело другое.
        Ранее существовал договор, по которому рыбная ловля осуществлялась в пределах квот там-то и там-то. О том, что эти квоты нарушались сплошь и рядом, и говорить не стоило.
        Но лишь наивные люди могли бы предположить, что японские кораблики ловили рыбку в Охотском море на предмет ее скушать. Отнюдь! В дело шли самые мелкоячеистые сети, и большая часть улова перерабатывалась в рыбную муку, а та, в свою очередь, шла на удобрение рисовых полей. Предстоящее обрезание этого источника грозило подрывом пищевого рациона Японии. И еще одно обстоятельство существовало. Каждая рыболовная калоша независимо от ее состояния имела в составе оборудования рацию. В результате никакой русский корабль не мог появиться в своих собственных территориальных водах без того, чтобы через очень короткое время об этом не стало известно Тем, Кому Надо. И вот этому источнику информации с очевидностью предстояло иссякнуть. Но это само по себе не являлось катастрофой, пока и поскольку между СССР и Японией не было состояния войны. Вот именно, пока что.
        Примерно таким выглядел анализ, проделанный начальником разведотдела штаба Квантунской армии. Разумеется, выводы ему как истинному японскому офицеру не понравились. В качестве ответной меры полковник Асада стал продумывать некую операцию. План ее оказался изложенным в меморандуме.
        По правде говоря, такой ход выглядел, самое меньшее, неслыханной дерзостью. Судите сами, читатель: сухопутный офицер не самого высокого ранга предлагает что-то этакое - да что угодно! - проводить, причем с очевидностью в интересах не армии, а флота. Конечно, подобная наглость достойна побиения ногами со стороны своих же, армейских. Что до флотских, то в наилучшем случае означенному полковнику полагалось бы презрительное невнимание. В худшем - опять же побои.
        Надобно заметить, среди руководителей разведки армейских штабов дураки встречаются редко. Читатель может сделать вывод, что с высокой степенью вероятности полковник Асада таковым не являлся. И это умозаключение было бы верным.
        Будучи искушен не только в сугубо разведывательных делах, но и в политике, этот офицер не послал свой меморандум вверх по команде. Не направил он его и в какую-либо из флотских канцелярий. Вместо этого он задействовал родственника в одной из этих канцелярий, зная, что при случае тот может замолвить словечко перед самим адмиралом Ямамото.
        Тонкий расчет не подвел. Адмирал не только выслушал, но и прочитал. Уж он-то дураком не был.
        Будь в плане сухопутного офицера хоть намек на использование надводного флота - план так и остался бы на бумаге. Но нет: полковник Асада правильно уловил тенденцию. И Ямамото-сама приказал своим штабистам проработать план операции.
        Запуск второго спутника прошел с технической точки зрения успешно. Во-первых, удалось доказать, что внутри контейнера, в котором предстояло лететь живому существу, поддерживаются сносные условия для существования. Мало того: успешно прошла испытание система мягкой посадки. Это означало, что третий спутник, в полном соответствии с планом, может вознести на орбиту подопытную собаку. Сработала также система ориентации спутника в пространстве относительно звезд. Ну, почти сработала. По правде говоря, остаточное вращение полностью погасить не удалось. Из-за этого солнечные батареи не могли работать на всю мощность. И все же их хватило, чтобы поддерживать полное функционирование всех систем спутника в течение пятнадцати суток.
        Кроме того, испытывался как специальный фотоаппарат, предоставленный товарищем коринженером, так и система передачи изображения по радиоканалу. По нему же шла информация от всех приборов и датчиков. Тут сбои были куда серьезнее.
        В то время еще не была развернута система слежения на морских судах. Чего уж там: и количество этих, весьма специализированных судов было мизерным. Что такое три судна на весь Мировой океан? Ну хорошо, Северный Ледовитый можно было вычеркнуть, все равно над ним спутник не пролетал; Индийский под вопросом, поскольку далековат; Тихий - тоже не без трудностей, там все же война. Но уж в Атлантике тишь да гладь (шторма в счет не идут), хотя даже туда следовало посылать никак не меньше шести судов на хорошее отслеживание орбиты и получение данных. Правда, передатчик ухитрялся передавать всю информацию, в том числе изображение 'пакетом'. При этом ничего из нужных данных не упускалось, но все же слежение шло не 'в реальном времени'. Оба термина принес с собой товарищ Александров; они были понятны и сразу прижились.
        Но ни сам Королев, ни фон Браун не могли полностью оценить политическое значение информации со спутника. Зато высшее руководство СССР в этом разобралось очень быстро.
        Надо отдать должное Лаврентию Павловичу. Специальная программа на счетных машинах в 'Энергомаше' оперативно раскодировала все сигналы, относящиеся к изображениям, и отправила на цветное печатающее устройство. Результатом явилась пачка снимков очень хорошего качества. И эти фотографии, если их так можно назвать, попали на стол к Сталину. В качестве вишенки на торт Берия притащил небольшой глобус на предмет сравнения картинок с тем, что можно увидеть на физической карте.
        Реакция вождя была предсказуемой лишь отчасти. Он перебрал изображения, полученные из космоса, покрутил глобус, сравнивая его с распечатками, после чего начал спрашивать.
        - Скажи, Лаврентий, вот это белое - облака?
        - Да, Коба.
        - Так что, выходит, не всю поверхность Земли можно увидеть?
        - Снималось в видимом диапазоне, - эти слова Берия произнес с особым вкусом, - но также в теории возможна съемка в инфракрасных лучах, тогда облака представляют собой меньшее препятствие. Это дает также возможность снимать ночью. Съемка велась гражданским фотоаппаратом, его предоставил Странник.
        - Качество снимков хорошее, - похвалил Сталин. - А что, и людей, выходит, можно снимать этим аппаратом?
        - Разумеется. Но Странник сразу предупредил, что для портретов качество печати недостаточное. Нужно другое печатающее устройство. С ним сложнее работать, и оно медленнее печатает.
        - Думается, что для снимков с орбиты качество вполне приемлемое. Наверняка наши пропагандисты найдут применение этим картинкам.
        Это было приказом, а не пожеланием. А товарищ Берия не достиг бы своей должности, не умея слышать между слов.
        Конечно, США являлись заинтересованной стороной в тихоокеанских сражениях. Так бываете, знаете: тот, кто в драке получает по морде, непременно оказывается заинтересованным лицом. Но СССР следил за развитием событий не менее пристально.
        Коралловое море, как и в 'тот раз', стало свидетелем морского сражения между Четвертым флотом японских ВМС и Тихоокеанским флотом США. Ну, не всем флотом, там большей частью действовало Семнадцатое оперативное соединение. Как и тогда, командовали Иноуэ Сигэёси и Фрэнк Флетчер. Как и в другом мире, американцы уже частично читали сообщения, закодированные военно-морским шифром Ро. Только исходный расклад был несколько другим. Итог сражения тоже изменился.
        Семнадцатое оперативное соединение завершило бункеровку раньше, в результате обнаружение состоялось в иных условиях. Не было в составе американского флота авианосца 'Лексингтон'. В результате японцы получили возможность навалиться на 'Йорктаун' большими силами, и тому не удалось уйти. За отсутствием 'Леди Лекс' некому оказалось атаковать авианосец 'Сёхо', и тот даже не получил значимых повреждений. Но крейсер
        Самое же главное изменение оказалось в том, что японское наступление на Порт-Морсби не удалось остановить. Адмирал Иноуэ не получил того встречного удара, который 'там' заставил его отказаться от высадки. И если в другом мире потери сражающихся сторон по кораблям были примерно равноценны, то 'здесь' японское руководство флотом получило порядочную долю уверенности в своих силах. Или, если хотите, некоторую порцию нездоровой самоуверенности.
        Еще одно значимое изменение случилось, но его в СССР не заметили. Точнее, предположили, что оно могло существовать, но доказательства отсутствовали. Самым невосполнимым ресурсом японского флота являлись подготовленные морские летчики с боевым опытом. В том сражении в Коралловом море их погибло существенно меньше, чем в 'той' истории. И это уменьшение потерь могло сказаться на ходе войны.
        Но невмешательство в японо-американскую войну вовсе не означало, что тихоокеанский флот бездельничал. Шло совершенно незаметное для посторонних, но значимое накопление данных по кораблям флота Японской империи. Эту работу выполняли 'ниночки'.
        Конечно, задачу по боевой учебе с экипажей никто не снимал. Но делать это старались с умом. Ради отработки маневрирования штаб выбирал наиболее пустынные участки Тихого океана. Сами же подлодки серии 'Н' и гарантировали отсутствие ненужных глаз и лишних ушей. На этих же участках проводились учебные торпедные стрельбы. Налицо был тот самый не особо частый случай, когда можно было не экономить на торпедах.
        Но основной задачей контр-адмирал Дрозд полагал сбор акустических сигнатур всех кораблей японского флота, даже малых. Уж ему-то не надо было доказывать ключевую роль разведки в предстоящих сражениях - а в том, что таковые обязательно будут, у Валентина Петровича не имелось ни малейших сомнений.
        Весь подплав полагал 'ниночек' неслышными - и это, в общем, так и было. Но назвать их невидимыми значило бы погрешить против истины. На перископной глубине любой авиаразведчик мог бы обнаружить черную подводную тень. Вот почему имелся соответствующий строгий приказ: не давать себя обнаружить. Средство для выполнения было простым: всплывать под перископ лишь ночью.
        - Легко сказать 'лишь ночью', - ворчал капитан третьего ранга (уже) Фисанович. - А как прикажете опознавать? Ночью они, поди, без огней ходят.
        С этим тезисом все командиры подлодок особого дивизиона были согласны, только некоторые из них не выражали свое мнение вслух. И не стоит удивляться, что сначала малое, а потом и большое начальство услыхало эту критику. К сожалению, мало что можно было сделать. Ну, приказали командирам блюсти наивысшую осторожность. Однако против законов природы не попрешь, как известно. Были случаи, когда лодка, шедшая под перископом в светлое время суток, видела чуждой самолет - а в тех регионах любая авиатехника по определению была не своей - но командиры тут же погружались метров на сто и уходили на малой скорости. Один раз на 'Н-3' даже начали охоту два японских эсминца, но, понятно, найти ее не смогли.
        Под напором подводников флотское начальство слегка напряглось. Даже мозговой штурм при штабе был организован, но силами младших офицеров, званием не более капитан-лейтенанта
        Первой идеей, выдвинутой этой группой, была организация взаимодействия между надводными силами, пусть даже невеликими, и подводной лодкой. Предлагалось идти походным ордером мимо японской эскадры и передавать по радио данные о том, кто у японцев есть кто. Лодка же, находясь на перископной глубине, эти данные должна была принимать.
        Эта идея, будучи перворожденной, оказалась и первоутопленной. Конечно, можно было держать в этом самом походном ордере лодку на перископной глубине, но критикам, которые думали за японцев, сразу же подумалось: по обнаружении русского контакта любой вменяемый командир просто обязан выслать самолет-разведчик. Тот, не предпринимая никаких явно враждебных действий, вполне мог обнаружить лодку. После короткого обсуждения риск признали неприемлемо высоким. Дополнительной торпедой в борт плана послужили политические соображения. При том, что отношения между СССР и Японией находились вблизи точки замерзания, нарком Кузнецов отдельным приказом подтвердил необходимость тщательно избегать действий, которые можно было бы посчитать за провокацию. Об изысканиях штабных доложили адмиралу Дрозду. Тот отметил, что план и вправду авантюрный, но про себя решил отложить его в ящик стола с целью достать в нужный момент.
        Мысли у резвых младших командиров на этом не остановились. Второй выдвинутый план предусматривал действия авиаразведчика. В качестве такового сразу же предложили вертолет, упирая на то, что в случае обнаружения ударная машина вполне может за себя постоять, но вместе с тем одиночный аппарат японцы не должны посчитать за угрозу. Запуск же этого авиаразведчика предполагали с борта вертолетоносца - а тот уже был условно боеспособен.
        Идея печально булькнула. Главный довод ее противников состоял в том, что в результате не просто раскрывался сам факт наличия ударного вертолета на вооружении советского флота (японцы об этом наверняка могли вязнать хотя бы через свои германские контакты), но также внимательные наблюдатели вполне могли оценить боевые возможности винтокрылой машины. Никудышная затея, это в конце концов признали все.
        Вполне осуществимой показалась затея послать на разведку нечто высоколетящее и достаточно скоростное- хотя бы военную версию Ил-18. Но для этого надобно было иметь такую машину, а их просто не существовало. То есть имелись планы переоборудования сугубо гражданской машины в дальний разведчик с мощным бортовым радаром, но пока что эти замыслы не облеклись в металл. По крайней мере, флотскому руководству ничего на этот счет не докладывали. Однако адмирал Кузнецов решил при первом же удобном случае разузнать у инженера-контрабандиста, нет ли среди в его запасах дальнего морского разведчика.
        Результатом было продолжение сбора разведданных силами дивизиона 'ниночек'. Пока что дело шло медленно, но успешно.
        Реакция советских людей на второй спутник оказалась иной.
        Первым откликнулся журнал 'Огонек'. У него были кое-какие возможности (весьма чахлые) в части цветной печати. И на его страницах появились снимки Земли с орбиты. Часть из них была посредственного качества в том смысле, что большая часть снимаемой территории оказалась закрыта облаками. Именно это посоветовал товарищ Александров. Он же порекомендовал не давать в подрисуночных подписях никаких указаний, где что снималось. И оказался прав.
        Во всех школах СССР глобусы пошли нарасхват. На переменах собирались кружки, в которых уже порядочно затертые снимки сравнивались с круглым учебным пособием. Оказалось, что занятие это носит в себе порядочную долю соревнования. Юг Италии с очертаниями Сицилии раскололи практически мгновенно: эта страна оказалась солнечной, то есть над ней практически не было облаков, мешающих фотографированию. Куда медленнее пошла Южная Америка, поскольку там небо было не полностью безоблачным. Семиклассник из Ленинграда Юра Звонаренко в два счета оказался школьной знаменитостью. Он догадался притащить карту этого материка и сравнить со снимком.
        Африка тоже шла с трудностями. Например, вид пустыни Сахары с орбиты на поверку оказался чем-то зеленым вроде весенней степи28 .
        Даже взрослые ввязались в увлекательную игру 'Угадай местность'. Но особенный азарт проявили великовозрастные дяди за пределами СССР, имевшие своей профессией сбор информации. Их любопытство разыгралось до наивысшей степени после того, как ТАСС сообщило о мягкой посадке спутника 'в заданном районе'.
        Качество печати цветных снимков в 'Огоньке' было, скажем прямо, не выдающимся. Но коль скоро снимки появились еще до приземления спутника, то вполне резонным показалось предположение о передаче изображения по радиоканалу. Аналог телевидения, пусть и не особо выдающийся по показателям. А вот возможность получить пленки с орбиты - о, это было другим делом. В части разрешения фотопленка давала сто очков вперед самой лучшей из существующих телекамер. Эксперты быстро вычислили, что эти снимки делались сравнительно короткофокусной камерой, чуть ли не на уровне гражданской техники. Однако налицо была возможность вывести в космос технику с мощной оптикой. Специалисты подсчитали, что объект размером с автомобиль в видимом диапазоне должен фотографироваться без особых усилий.
        Но в беспросветном мраке русских успехов просматривались и лучики света. Их отметила американская разведка. Президенту Рузвельту об этом доложил ее начальник полковник Донован.
        - К перечисленным преимуществам космической разведки относительно авиационной следует также упомянуть ее недостатки. Главный из них тот, что орбита спутника предсказуема, поскольку до сего дня средств маневрирования на орбите у спутников не имеется. Другими словами, нельзя произвольно выбирать цель фотосъемки. Определение орбиты спутника является не особо трудной задачей, к тому же таковая может уточняться по результатам наземных наблюдений. Для их второго спутника мы отслеживали орбиту как могли. Никаких признаков маневрирования, сэр. Следовательно, возможны в принципе меры противодействия, как то: усиленная маскировка тех объектов, над которым намечается пролет спутника, перемещение этих объектов из зоны видимости. Второй недостаток заключается в слабости связи. Спутник не может передать изображение в тот момент, когда оно зафиксировано...
        Тут полковник имел в виду термин 'в реальном времени', который к тому моменту в английском языке не появился.
        - ...и, следовательно, разведданные обязательно будут опаздывать. Таким образом, сэр, можно сделать вывод: о целенаправленной космической разведке у русских речи пока не идет.
        По окончании доклада Рузвельт начал задавать вопросы. Доновану они показались весьма острыми.
        - Вы, полковник, употребили слово 'пока'. Что именно понадобится русским, чтобы наладить полноценную космическую разведку?
        Ответ был подготовлен:
        - Проблемы тут технические, сэр. Нужны очень мощные ракеты-носители, дабы доставить спутник-шпион на высокую орбиту. Согласно расчетам, запущенный на высоту двадцать пять тысяч миль спутник будет висеть над одной точкой планеты и, следовательно, сможет вести непрерывное наблюдение. Если предусмотрено изменение орбиты, то спутник должен попасть на орбиту, имея ракетные двигатели и топливо для них. Но даже без учета маневрирования требуются долговечные источники тока. Это дополнительный вес. Русские пробовали как химические аккумуляторы, так и фотоэлектрические батареи. Пока что ни то, ни другое не обеспечивает функционирования электрического оборудования в течение даже трех недель. Это проверено перехватом радиосигналов с орбиты. Далее: в принципе возможна съемка не только в видимом свете, но и в инфракрасных лучах. Пока что русские ничего в этом роде не демонстрировали. Но эти технологии имеются у Германии.
        Намек был куда как не тонкий. Скорее откормленный, толщиной с хорошего свина. Немцы и вправду вполне могли поделиться с русскими - за приличное вознаграждение, понятно.
        Но президент не исчерпал своей жажды знаний:
        - Какие у нас возможности в части доступа к ракетным технологиям?
        - Мы сейчас занимаемся этим направлением, сэр...
        В переводе с бюрократического языка это означало: 'Мы прошляпили начало работ русских по этой теме и сейчас срочно пытаемся наверстать упущенное.'
        - ...но тут ожидаю большего успеха у разработчиков. Нам нужны свои технологии, причем обращаю ваше внимание, сэр: описанные в открытых источниках русские спутники явно нацелены на гражданские потребности. Во всяком случае, в военных целях их применить нельзя. Но у нас пока что нет данных об их военных космических разработках. Возможно, нам следует выделить соответствующие ресурсы для авиастроительных компаний, поскольку тематика ближе всего именно к ним.
        На это президент ничего не сказал, но само по себе отсутствие реакции было красноречивым ответом. Изготовители самолетов уже были загружены работой: авиация требовалась не только на Тихом океане. Объемный заказ почти что был подписан, а заказчиком была Великобритания. Англичане желали получить бомбардировщики различного класса, а также истребители. Разумеется, об этом полковник Донован был осведомлен. Что до Франклина Рузвельта, то он лишь черкнул строчку в еженедельнике.
        Не стоит сомневаться: президент Соединенных Штатов Америки являлся на тот момент одним из самых занятых людей на планете. Но у него по этой части имелись конкуренты или, если хотите, соперники.
        К таковым можно было смело причислить начальников штабов как Приморского края, так и Тихоокеанского флота. Обрыв снабжения по Транссибирской магистрали заставил крепко чесать головы под фуражками их владельцев.
        Наименьшей проблемой виделось горючее всех сортов. Все же переключение сахалинских месторождений на внутренние нужды с полным отказом от экспорта позволило не просто снабжать текущие потребности армии и флота, но и создавать запасы (а как же без них).
        Удовлетворительно дела обстояли с продовольствием. И опять же: большую его часть край обеспечивал из внутренних ресурсов.
        С тротилом проблем почти что и не было. Исходные материалы имелись в достаточном количестве. Уж чего-чего, а угля в Приморье хватало. А толуол был побочным продуктом при производстве каменноугольного кокса. С азотной кислотой было и того проще. Заводы соответствующего профиля также существовали.
        Куда хуже складывалась ситуация со смазочными материалами. Возможности сахалинской нефти были в этом смысле ограничены. Специалисты, разумеется, знали, что для самых качественных масел пригодна отнюдь не всякая нефть. Например, нефть для трансформаторного масла, требующего наивысшей очистки, добывали лишь три страны в мире: СССР, США и Румыния. Для производства хороших двигательных масел в СССР применялась грозненская нефть. На Сахалине и в Приморском крае производство смазочных материалов отсутствовало вообще.
        Но когда речь заходила о снарядах и патронах, командиры производств мрачнели. Производство как раз имелось, и латунь была своя, но вот порох... Хлопок в Приморском крае, как известно, не растет. Если завтра война, то именно боеприпасы станут наиважнейшим из расходных материалов, и это понимали все, вплоть до младшеклассников. А руководство СССР было не глупее.
        Разумеется, предпринимались меры. Тоннели ремонтировали и с востока, и с запада. По Северному морскому пути, насколько позволяли навигационные условия, шли караваны сухогрузов и танкеров. Но арктическое лето коротко. Поэтому суда под флагом СССР шли и кружным путем, по Суэцкому каналу, Зондскому проливу, мимо корейского побережья - к Владивостоку. Однако воздушный мост, сколько ни пытался доказать его полезность товарищ Александров, так и не развернули.
        А через три недели звякнул первый звоночек.
        
        Глава 22
        - Ее зовут Жунька. Или Жуня.
        Этими словами заведующая биолабораторией 'Энергомаша' Елизавета Николаевна Шацкая, которую за глаза именовали 'виваркой', представила кандидатуру на космический полет. Одновременно на свет появилась фотография кандидатки: чуть лохматой особы женского пола, а также объективные данные на нее в отдельной папке. Стоит заметить, что будущая космонавтка сильно отличалась внешностью от своей нынешней начальницы, телосложение которой смело можно было бы поименовать мощным или, самое меньшее, крупным. Уж по весу дама точно не прошла бы в космонавтки.
        - Странно зовут, - индифферентно заметил Генеральный. Вообще-то вникать в подобные мелочи было ему не по чину, но тут он проявил необычную степень въедливости.
        Этот вопрос затруднений не вызвал:
        - Вообще-то ее Жулькой называли, но потом мы с девочками решили, что Жунька звучит лучше. Да и Жуля - как-то не особенно хорошо для добропорядочной... э-кхм. Вес: три восемьсот, нрав очень дружелюбный и спокойный. Это запасные, то есть хочу сказать: дублеры. Это Ужик, а это Рыжка. Но у черного вес великоват - полных шесть с половиной. А рыжая чуть больше нервничала в модуле. И возраст, опять же. Ей четыре года. Все трое привиты от болезней.
        - Доверяю вашей оценке, Елизавета Николаевна. Считайте, кандидатуры утверждены.
        Тут мимика Шацкой стала смущенной и даже робкой, если подобное вообще было возможно.
        - Товарищ Королев... вот только... личная просьба...
        Если Генеральный и удивился, то никак этого не показал. Наоборот, в реплике звучала доброжелательность и ничего более:
        - Какая, Елизавета Николаевна?
        - Нельзя ли меня включить в состав... группы... ну, которая встречает...
        Видимо, женщина почувствовала, что некое обоснование просьбы необходимо, и ускорила речь:
        - Понимаете, Жуня, она ко мне привыкла, она мой запах с детства знает, чует с двадцати шагов, радуется, ей будет спокойнее, когда я ее встречу...
        И все дальше в том же духе.
        Королев никогда не страдал избытком сентиментальности. Если бы речь шла просто о собачьих чувствах, он ими запросто пренебрег. Но сейчас делу предстоял поворот, о возможности которого его предупреждали.
        - Думаю, это возможно, Елизавета Николаевна. Постараюсь пробить через нашу службу.
        Почему-то Генеральный не уточнил вид службы. А 'виварка' неожиданно и полностью утратила женское любопытство.
        - Но учтите, Елизавета Николаевна, встречать будем - даже не скажу точно, в каких краях. Так что готовьтесь к командировке. Да, и список всего нужного по ветеринарной части проверьте, он будет у Арсения Палыча.
        Этот момент был настолько очевиден, что сотрудница даже не сочла нужным вставить слово.
        - Детей есть на кого оставить? - при известной всем высочайшей требовательности Королев никогда не проявлял жестокости. И о преодолении возможных бытовых трудностей сотрудников он заботился.
        В ответ Шацкая надулась и выпятила свою и без того немалую грудь. Получилось столь же сексуально, сколь и комично.
        - Обижа-а-а-аете, Сергей Павлович. Я об этом подумала. Свекровь только рада будет посидеть с внуками. И потом, командировка же ненадолго.
        На том вопрос был решен.
        Руководство любого флота любой страны в любом мире всеобязательно старается представить свои действия в наилучшем свете перед Большим Начальством. И, конечно, Фрэнк Флетчер исключением не был.
        Итоги сражения в Коралловом море даже при самом благожелательном освещении на победу не тянули. Но вот ничья - да, за нее стоило побороться. Главным достижением адмирал полагал не чисто военные итоги - сколько там повредили, сколько утопили - а гигантский успех на базе Пёрл-Харбор. Выражался он в том, что целых четыре линкора и можно ввести в строй, скажем, за год. Авианосец 'Энтерпрайз' с громадным трудом удалось дотащить до Сан-Диего, причем главная опасность заключалась не в японских кораблях, а немилосердной погоде. 'Лексингтон', по докладу специалистов, можно было поднять и тоже (при удаче) дотащить до судоремонтных доков в Сан-Диего.
        Большой своей заслугой адмирал Флетчер полагал применение отработанной системы спасения сбитых летчиков. Он пребывал в твердейшей уверенности, что эта система лучше японской хотя бы потому, что вряд ли можно было придумать что-то худшее, чем японский подход. Такая точка зрения была обоснованной, но еще на пользу американской морской авиации сыграло вот что: бой большей частью шел вокруг авианосцев под американским флагом, а там хватало маломерных кораблей, которые и занимались спасением.
        Однако также американским морякам подыгрывал факт, о котором ни одна из заинтересованных сторон не подозревала. В другом варианте истории шла не особо заметная, но суровая борьба на просторах Атлантического океана. С потерями, понятно. Но здесь и сейчас Флетчер обоснованно предположил, что некоторое количество боевых единиц можно перебросить с восточного побережья. Это он и получил, хотя в меньшем количестве, чем хотелось. Но тут сработал фактор, присущий всем армиям и флотам мира: заявки на что бы то ни было никогда не выполняются в полном объеме. И все же свежепостроенные 'Боуг' и 'Блок айленд' готовились к прорыву в Тихий океан.
        С крейсерами положение было не ах. Тяжелые корабли только-только строились. Зато из Атлантики предполагалось перевести целых два дивизиона подводных лодок. Им предстояло сыграть важную роль в прерывании снабжения - ведь Японская империя была островной державой и ввозила практически все.
        Опытную партию продукции представлял не руководитель разработчиков инженер Лосев - тот, разумеется, чином не вышел, хотя и присутствовал - а лично нарком общего машиностьроения товарищ Паршин. Именно из этой организации вырос позднее наркомат машиностроения и приборостроения. Изделия аккуратно разложили в рядок - все двадцать пять штук. Демонстрация состоялась в кабинете товарища Берия, а еще на ней присутствовал незнакомый наркому седой немолодой товарищ в гражданском. Правда, Лосев был лично знаком с этой непонятной личностью, но помалкивал.
        Хозяин кабинета говорил вполне вежливо, но без большой теплоты. Прежде всего он представил пожилого как инженера, специалиста по приборам.
        - У Сергея Васильевича по этой части обширные знания, - небрежно заметил Берия. - Итак, товарищи, я слушаю.
        - В этой партии представлены изделия только высшего класса...
        Вопреки обыкновению Берия перебил докладчика:
        - Поясните, товарищ Паршин, откуда взялась данная классификация и, в частности, чем отличаются изделия высшего класса от таких же, но первого класса.
        Нарком Паршин слегка изменился в лице и сделал не слишком заметный кивок головой в сторону Лосева.
        - Если позволите, я дам пояснения, - вступил в дело начальник опытно-исследовательского участка (так именовалась должность Лосева). - Пока что производство синтетического кварца не налажено, и потому для кристаллов-резонаторов мы применяем натуральный кварц. Он сильно варьирует по свойствам. Для изделий высшего класса точность хода гарантируется в пределах плюс-минус пять секунд в сутки, то есть на уровне очень дорогих механических аналогов. Но это только для изделий высшего класса. Первый класс - это когда точность от пяти до восьми секунд. Второй - от восьми до двенадцати. Выше двенадцати - брак, который, впрочем, можно исправить прямо на производстве, заменив резонатор.
        Лаврентий Павлович изобразил мимикой удовлетворение. Паршин почувствовал, что теперь можно перехватить нить доклада.
        - На опытном участке можно произвести не более пятидесяти изделий в сутки, если установить две дополнительные сборочные линии. Это при условии бесперебойной поставки всех комплектующих от смежников. А поскольку мы полагаем, что данные изделия нужны как военнослужащим - в первую очередь командному составу, понятно - так и гражданским, то запланировано передать сборку на производственные мощности в Чистополе, Великом Устюге, а также...
        На этот раз докладчик никем не перебивался. Но без вопросов не обошлось.
        - Много ли вы используете комплектующих иностранного происхождения?
        И снова отвечал Лосев:
        - Для этих изделий - ни одного, товарищ Берия...
        - Можете называть меня по имени-отчеству, Олег Владимирович.
        Паршин попытался сохранить невозмутимость. Лосев с азартом продолжил:
        - Слушаюсь, Лаврентий Павлович. Импортные пластины кремния идут у нас на исследовательские цели и только.
        Берия обратился к старшему в должности:
        - Товарищ Паршин, считаете ли вы необходимым сохранить производство представленной продукции на участке?
        Тот направление мысли наркома внутренних дел почуял:
        - Исключительно в экспериментальных целях. Крупносерийное - только на предприятиях, которые уже упоминались.
        - Насколько заводы готовы?
        - Вся документация уже передана. Но мы понимаем, что поначалу это будет чистая сборка. Ну, кроме корпусов, их можно делать на месте. А потом комплектующие тоже там будут производить. Отмечаю также: у нас уже имеются в большом количестве заказы на поставку механизмов, измеряющих время, в качестве комплектующих в приборах. В том числе от военных и от флота.
        - Еще вопросы?
        - Имеются такие, Лаврентий Павлович, - замедленно и вроде как мягко промолвил гражданский инженер. - Относятся к часам как таковым. Из чего делаете корпуса, Олег Владимирович?
        Лосев, похоже, был удивлен.
        - Латунь. Ну, сверху гальваническое покрытие никелем. Вот получим фонды - и хром попробуем.
        - Не совсем с вами согласен, - тон пожилого инженера сильно смахивал на интонации учителя, заметившего небольшую ошибку стоящего у доски ученика и показывающего намерение снизить оценку с чистой пятерки до пятерки с минусом. - Если речь пойдет о часах для военных, то у них на службе удары и царапины на корпусе - обычнейшая вещь. Покрытие будет повреждаться, а латунь подвержена коррозии. В результате часы будут пачкать и руки, и детали формы. Рекомендую нержавеющую сталь, ей царапины нипочем. Название моделей для военных и гражданских должны быть разными. Насколько мне известно, сталь менее технологичный материал, чем латунь. Так пусть такие будут подороже. Но есть еще вопрос. Он скорее к вам, Петр Иванович. Планируете ли вы пускать в продажу изделия различных классов по различным ценам?
        Опытный нарком проявил осторожность:
        - За розничные цены мы не отвечаем.
        - Но вы можете использовать некоторые рычаги влияния на Бюро цен.
        Ответное мычание было, пожалуй, утвердительным.
        А седой товарищ продолжал:
        - Мы вас поддержим.
        Подобные слова, сказанные в присутствие самого Лаврентия Павловича, означали не просто поддержку со стороны могущественного ведомства. Они также указывали на огромное влияние товарища Александрова, кем бы он ни был. Паршин сделал зарубку в памяти.
        - И еще один вариант изделия, товарищи, - продолжил седой. - Вы, Олег Александрович, должны разработать конструкцию для женщин. Они, мы уверены, заслуживают подобного знака внимания.
        Ни нарком Паршин, ни начальник участка Лосев на это ничего не сказали, хотя много чего подумали.
        - И еще стоит закинуть пробные шары на продажу подобных изделий за границу. Например: на дипломатическом приеме супруга советского представителя щегольнет этакой игрушкой. Уверяю вас: женщины насчет этого имеют глаз-алмаз.
        Среди присутствующих не было никого женского пола. Но воображение нарисовало картину вполне отчетливо.
        - В дополнение, - все также невозмутимо продолжил Александров, - вот в этом ящичке образцы корпусов изделий примерно того же класса. Работа ваших... зарубежных конкурентов. Пока у них в серию не пошло. Можете разобрать полностью, можете копировать.
        Фанерный ящичек, окрашенный в зеленый цвет (лака, что ли, не нашлось?) перешел из рук в руки.
        Тут снова подал глолос Лаврентий Павлович:
        - Такая работа достойна награждения. Подготовьте список сотрудников, принимавших участие. Мы поддержим.
        - Уже готов, - радостно откликнулся Лосев. - Вот.
        - Официальное представление за вами, товарищ Паршин, - добавил Берия.
        - Минуточку... - седой специалист взял в руки список и пробежал его взглядом. - Попиванов? Занятная фамилия.
        Лосев без малейшего колебания ринулся на защиту своего человека.
        - Вы не подумайте плохого, Николай Михайлович, фамилии не соответствует. Его не то, что пьяным - даже выпившим на рабочем месте не видели. И работник превосходный, хотя и без образования. Все инструкции до точки знает, соблюдает и другими нарушать не дает. Всегда в суть вникает, даже подал предложения по улучшению технологии - целых три. Думаю в будущем году на должность технолога его выдвинуть.
        - Что ж, товарищи, первый этап пройден, вам предстоит и развивать производство, и разрабатывать новые изделия. Все свободны.
        Приборостроители шумно поднялись с мест. Александров остался на месте.
        - Осмелюсь попросить еще пять минут вашего времени, товарищ Берия.
        Нарком внутренних дел слегка удивился, но, хорошо зная Странника, ни на секунду не усомнился: по пустякам тот беспокоить не станет.
        Товарищ коринженер заговорил лишь после того, как остался наедине с наркомом. Вот тут Лаврентий Павлович удивился по-настоящему: на лице у Странника читались смущение и нерешительность.
        - Я относительно этого замтехнолога Попиванова... меня насторожила его фамилия.
        
        Физиономия наркома являла собой не то, что гамму - целую сонатину чувств. Тут присутствовали и удивление, и вежливая просьба развивать мысль, и ожидание сюрприза.
        - Фамилия эта не русская, а болгарская. У них и у русских сходно происхождение фамилий: Иванов - сын Ивана, Попов - сын попа.
        Берия мысленно отметил, что обе фамилии произнесены были с ударением на предпоследний слог.
        - Но есть и отличия. Фамилия Попиванов означает, что ее владелец происходит от сына попа Ивана. И вот такого словообразования в русском языке нет. Само по себе болгарское происхождение фамилии подозрений не вызывает. Ну, правда, все окружающие воспринимают этого товарища как потомка того, кто был не дурак выпить. Лосев тому первый пример. Но из характеристики, данной руководителем, следует, что товарищ активно изучает технологию данного производства. Вполне возможно, что Попиванов - честный человек, всеми силами старающийся продвинуться по службе. Но явно болгарское происхождение в моих глазах есть повод, скажу так, для дополнительной проверки. Просто я помню, что дважды в истории Болгария воевала против нашей страны, и германское влияние там отнюдь не нулевое. Если я не прав, то терять такого грамотного и мотивированного сотрудника никак нельзя. Не хотел бы учить ваших сотрудников работать, да и права такого не имею, но... хорошо бы проверить связи этого товарища. Втихую. Не вызывая шума и подозрений. И если я не прав, то готов немедленно извиниться перед кем угодно - перед вами, перед Лосевым,
перед самим Попивановым. В противном случае посоветовал бы перевербовку. Кстати, у меня ощущение, что разведка эта может идти от фирмы, а не государства.
        Берия очень серьезно кивнул и поблагодарил.
        Голос был узнаваемым. Принадлежал он наркомфлота Кузнецову.
        - Сергей Васильевич? Нужна консультация. Да хоть сегодня. Семнадцать сорок? Устроит.
        Адмирал прибыл с истинно военной точностью. Разговор сразу же стал деловым.
        Инженер-контрабандист слушал внимательно. Пропали полностью, с концами два грузовых судна. Одно везло боеприпасы в Александровск-на-Сахалине. Другое шло во Владивосток. Груз большей частью состоял из разных сортов машинного масла. Оба шли Северным морским путем. В Беринговом море караван разделился.
        - И что, никаких следов?
        - Почти никаких.
        - Переведи на русский, Николай Герасимович. Что такое 'почти никаких'?
        - От того, что пропало в Охотском - просто ничего. То, которое огибало Курилы - оно выдало радиограмму открытым текстом: 'Погибаем от...' Самое плохое: никому подобные действия невыгодны. Ни американцам, ни японцам, ни англичанам. Они ж воюют друг с другом, к чему им напрягать отношения с нами? О других державах и не говорю.
        Кузнецов умел различать эмоциональные реакции, хотя навряд ли знал это словосочетание. Правда, Александров быстро прикрыл глаза, но все же недостаточно быстро.
        - Так что ты хочешь от меня, Николай Герасимович? Я не разведка и не контрразведка.
        - Рассчитываю, что ты мог что-то разузнать по своим каналам, Сергей Васильевич.
        Раздумия старого инженера длились не более минуты. Заговорил он непривычно медленно.
        - Запоминай, Николай Герасимович.
        Это было недвусмысленным указанаием на недопустимость записей.
        - Никаких доказательств у меня нет. Есть лишь косвенный след, ведущий к японскому флоту. Скорее всего, торпедная атака, иначе могли бы пробиться последние радиограммы в более... кхм... полном виде. Мотивы у японцев есть: максимальное ослабление советской армии в Приморье. Ну и флота тоже. Пусть это временно, до восстановления Транссибирской магистрали, но японцы рассчитывают за год склонить Америку к миру. Заметь: в случае пропажи лишь одного судна лично я бы приписал этакое морской случайности, но вот два... И опять же это машинное масло. Нужнейшая там вещь, поскольку в Приморском крае не производится и не может производиться. Сахалинская нефть для этого не очень-то подходит.
        Сказанное было почти правдой. В другой истории на трансокеанском переходе японская подводная лодка торпедировала советскую Л-16. По крайней мере, эта версия была признана наиболее вероятной, но темные пятна не пожелали пропадать.
        - ...что касается методов противодействия, то, сам понимаешь, я никаким боком не моряк. Тут твоему штабу карты в руки, хотя... можно попробовать применить возможности лодок серии 'Н'.
        Тут голос инженера-контрабандиста обрел весьма жесткие интонации.
        - Повторяю, ссылаться на меня нельзя. Во-первых, железных доказательств, повторю, нет. Но имеется 'во-вторых'. Никто не должен знать, что у меня есть некие недокументированные возможности.
        Термин был необычным, но интуитивно понятным. Адмирал кивнул и тут же продолжил:
        - Еще небольшой вопрос имеется. Был у меня разговор с летчиками, так говорили, что они пользуются для обучения тренажерами. Удобная вещь, как я понял. А нельзя такое для подплава придумать? Чтоб 'ниночек' побыстрее осваивать.
        И снова Александров погрузился в мысли.
        - Почти уверен, что нет. Суди сам, Николай Герасимович, и поправь, если ошибки видишь. Тренажер для летчиков - он рассчитан на одного человека, то бишь пилота. А лодку в подводном положении ведут рулевые, они держат курс и следят за дифферентовкой. Командир принимает решение о выходе в атаку. Это значит, что задействовать надлежит шесть тренажеров сразу. Дело даже не в аппаратах. Главная засада в программах, которые этим всем управляют, для их создания не только специалисты-математики нужны, но и подводники-практики. То есть сделать это можно, но время... Как раз сейчас программисты заняты, у них новые модели самолетов на подходе. Да и морские вертолеты тож. Может, на отладку этих тренажеров для подводников два года уйдет, а ну как все четыре? Впрочем, тот и другой вариант не выглядит приемлемым. Валентин Петровичу уж точно не захочется столько ждать. Ему боеготовность нужна здесь и сейчас. Так что придется по старинке... штурвалом, перископом и показаниями акустиков. Извини, Николай Герасимович, больше ничем не могу.
        - Ну, а на перспективу? Что, если как раз через два года такие тренировки понадобятся - во как? - и моряк чиркнул себя пальцем по горлу.
        - Не уверен, что успеют. Еще прими во внимание: разработчиками распоряжаюсь не я один. И если будет приказ все силы бросить на, скажем, освоение новой авиатехники - все, от меня помощи не будет. Вот если только маломерное что-то - к примеру, торпедный катер, выходящий в атаку. Да и то...
        Про себя Странник решил, что, возможно, для управления подлодкой эта задача вообще не имеет решения, поскольку лишь читал о тренажерах для капитанов надводных судов, но о подлодках не было сказано ни полслова.
        Наркомфлота, в свою очередь, подумал, что полученной информации, конечно, мало, а все больше, чем ничего. И, уже сидя в машине, начал мысленно набрасывать приказ командующему Тихоокеанским флотом. А тренажеры... что ж, опыт Кузнецова говорил, что этот инженер порою делает даже больше, чем обещает.
        Но наркомовская 'эмка' даже не успела доехать до дома, где была квартира Кузнецова, когда адмиралу пришла в голову новая и неприятная мысль. Если осуществить план, который, в общем, составился, то это означало атаку, пусть и скрытую, на корабли иностранной державы. Дело тогда оказывалось насквозь политическим. И нарком положил себе добиться приема у Сталина. Разумеется, с надлежащей подготовкой. На таковую ушло целое утро.
        В уже хорошо знакомом кремлевском кабинете присутствовало трое: хозяин, нарком Берия и адмирал Кузнецов.
        Доклад наркомвоенмора завершался словами:
        - ...мы предполагаем, что нападения корабля любого иностранного флота на наши торговые суда нетерпимы. Поэтому видим первым средством против этого организацию конвоев, а вторым - слежение за потенциальной угрозой силами наших подлодок. Но в этом году организация конвоев будет затруднительна. Причина этому вот какая. Ожидаем, что караван, идущий сейчас в районе Северной Земли - последний в этом году. Близится пора осенних штормов. Имеющиеся сейчас эсминцы вряд ли будут в состоянии эффективно противодействовать подводным лодкам.
        Берия молчал. А Сталин высказался, причем тон его голоса был по температуре подобен водам Берингова моря:
        - Вы осознаете, товарищ Кузнецов, что атака корабля чужого флота нашими подлодками может способствовать развязыванию военного конфликта?
        Кузнецов никогда не был трусом:
        - Осознаю, товарищ Сталин, однако полагаю, что в данный момент ни одна из иностранных держав не заинтересована в полномасштабной войне с Советским Союзом. В его ослаблении - это да. Никто из командиров, работающих в наркомате, не верит, что выбор целей был случайным. И я тоже.
        Некоторое время предсовнаркома потратил на неторопливую ходьбу по своему кабинету.
        - В данной ситуации приоритеты видятся следующими.
        Пауза.
        - Первый и главный: не давать никаких возможностей доказать, что именно Советский Союз, точнее, корабли Тихоокеанского флота причастны к гибели какого бы то ни было корабля иностранного происхождения.
        Очередная пауза показалась Кузнецову долгой - уж точно подлиннее предыдущей.
        - Отсюда следует: если выяснится, что успешная атака нашей подводной лодки ради предотвращения атаки противника может быть выполнена с риском раскрыть себя - отказаться от такой попытки. И второй приоритет: защитить наши суда и наших людей. Третий важный момент.
        На этот раз пауза была заметно короче.
        - По имеющимся данным, сам факт существования подлодок серии 'Н' нашим вероятным противникам известен. Однако пока что остаются неизвестными их возможности. Отсюда вывод: раскрывать их можно только при полной уверенности, что эти тайны не уйдут на сторону. Вам понятно, товарищ Кузнецов?
        Не стоит думать, что товарищ Кузнецов страдал недостаточной понятливостью.
        
        Глава 23
        Кто сказал, что лучшая из новостей - это отсутствие новостей? Вранье гнусное, беспардонное, в лучшем случае - невежественное! Отсутствие новостей означает лишь, что эти новости вы проглядели, прохлопали, прошляпили. Но даже наличие добрых вестей не означает, что дела и в самом деле идут хорошо.
        Поистине, командование японским флотом недостойно снисхождения. Во всяком случае, авторы этих правдивых строк именно так полагают. Но судите же сами, читатели.
        Прошел чуть ли не месяц со сражения в Коралловом море. Обе воюющие стороны терпеливо накапливали силы, стараясь не ввязываться в серьезные схватки. Однако...
        Мы даже не будем учитывать действия японских подводных лодок в северной части Тихого океана. Право, если использовать сухопутные аналогии, то их смело можно было бы обозвать боями местного значения. Ну что такое торпедирование одного... двух... да хоть десятка грузовых судов даже не противника, а, извините, Советского Союза? Однако ни японский военно-морской штаб, ни сам адмирал Ямамото не обратили должного внимания на тревожные сигналы.
        Те два дивизиона американских подводных лодок, переброшенные на тихоокеанский театр военных действий, не стояли у причалов, а их экипажи не попивали с ленцой пиво в портовых барах. Отнюдь!
        Конечно, юго-восточные осенние муссоны вполне могли нашалить и пустить ко дну пару-тройку трампов. 'Неизбежная на море случайность', как справедливо было сказано задолго до описываемых действий. Но уже в начале сентября, эсминец 'Хатикадзе', получив панический радиопризыв о помощи с трехтысячетонника 'Сёго-мару', рванул на призыв, обнаружил качающиеся на волнах обломки, снизил скорость в надежде подобрать уцелевших и услышал шумы, которые ничем не отличались от шума винтов подводной лодки - а своих в этом районе не было. Командир эсминца не пожалел серии глубинных бомб, но американцу, видимо, удалось уйти - во всяком случае, никаких доказательств гибели вражеского корабля эсминец не обнаружил. Правду сказать, американская подлодка получила повреждения, но все же доковыляла до базы на Гуаме на одном винте (второй заклинило).
        Это было лишь первой ласточкой, которая, как все знают, весны не делает. Тем более, груз 'Сёго-мару' не имел стратегической важности. Он состоял из риса, мясных и рыбных консервов, а также пальмового масла. Но с течением времени потери грузового тоннажа совершенно не собирались уменьшаться - совсем наоборот. И это при том, что за половину сентября оказались утопленными, по меньшей мере, две американские подлодки. По крайней мере, такими они числились в японском штабе.
        Но, как всем известно, подводные лодки друг с другом не воюют. Ну разве что при случае. Вот почему адмирал Ямамото не стал отзывать одиночных подводных охотников, выслеживающих русские гражданские суда. Это мнение подкреплялось еще и тем, что в дальних планах адмирала рассматривались Алеутские острова.
        Вице-адмирал Дрозд получил приказ: обезопасить грузовые перевозки в Тихом океане. Основной причиной головной боли командующего был большой грузовой конвой, которому через какой-нибудь месяц предстояло проходить Берингов пролив. А при удачной ледовой обстановке - через две недели, что все специалисты по северной навигации считали крайне маловероятным событием. Валентин Петрович посчитал (правильно), что выполнение приказа вполне тянет на военную операцию. А таковые обычно начинаются с разведки и продолжаются штабной работой.
        Штабисты рассчитали маршруты грузовых судов. Они же дали несколько вариантов задач для особого дивизиона. Таковые включали слежение за потенциальным (или даже фактическим) противником вблизи баз, встречу советских судов с 'ниночками' в условленных точках и конвоирование их на пути в родные порты.
        Нет, не напрасно моряки столь суеверны! И летчики, кстати, тоже.
        Случайности играют в их делах большую роль. И не говорите, читатели, что удачу командира корабля определяет лишь его (командира) умение просчитать все ситуации, варианты и выходы. Возможно, сам господь, создав законы теории вероятности, дал столь деликатным способом понять человеку, что не все он может предусмотреть. И подчеркиваем: сделано это было задолго до того, как великий Гёдель доказал свою теорему, из которой следует, что всего предусмотреть вообще невозможно.
        В ходе выполнения приказа о перехвате возможного противника старший лейтенант отклонился от предписанного маршрута. Случайность, знаете ли, сыграла. Позже он на прямой вопрос: 'На каком основании вы самовольно скорректировали курс так, чтобы принять почти сотню миль к западу от заданной точки?' командир лодки Н-11 не смог дать сколько-нибудь убедительного ответа. Ну не считать же таковым выдавленное: 'В такую штормовую погоду обсервацию провести невозможно, штурман 'Боцмана Ведеркина' вел судно по счислению, так что при сильном западном ветре вполне мог себе отклониться.' Короче, сложилась классическая ситуация, когда повезло. Да чего там: дважды повезло.
        Первым элементом удачи был доклад вахтенного акустика:
        - Есть контакт! По сигнатуре наш, грузовое судно, тысяч на шесть. Азимут... дистанция на пределе, это примерно...
        - Лево десять, прибавить скорость до двенадцати узлов.
        Очень скоро на свет божий появился и второй элемент:
        - Еще контакт. Подводная лодка, японка класса И-15, идет под дизелями.
        Еще через пять минут акустик выдал расчетный курс вероятного противника, а также дистанцию. И этих данных было достаточно, чтобы сыграть боевую тревогу.
        Штурман высказал предположение, что командир японки увидел дым ('Боцман Ведеркин' шел на угле), но командир резонно заметил, что с дистанции тридцать с лишком миль в такую погоду дым не заметить, даже если бы там шел старинный броненосец.
        - Похоже, тот на шум винтов нашего идет, очень уж уверенно, - предположил старпом.
        А еще через четверть часа сомнений не осталось ни у кого в центральном посту. Противник не просто знал о существовании и курсе цели - он явно выходил в атаку.
        Разговоры шли почти шепотом:
        - Наш идет не зигзагом. Почему?
        - Может, запас топлива хреновый, только-только дотянуть до Владика....
        - На десяти милях японец погрузится на перископную, ради невидимости, а шноркеля немецкого у них нет. Дождь вроде как стихает.
        Все присутствующие в центральном посту знали, что под дизелями на перископной глубине могли идти лишь 'ниночки' и немецкие лодки - да и те не всегда.
        - Зарядить двумя, глубина двенадцать.
        Маринеско имел вполне однозначный приказ 'Не упускать!' А потому, углядев сомнение на лице подчиненного, добавил:
        - Приказано не дать уйти.
        - Есть двумя, глубина двенадцать.
        - К норду пять. Так держать! Погрузиться на двадцать!
        Старший лейтенант не желал даже небольшого риска, что его перископ заметят, к тому же прекрасно знал, что торпеды 'ниночки' вполне в состоянии навестись на цель по шуму винтов и с этой глубины. Еще через минуту последовало сакраментальное:
        - Аппараты на товсь!
        И вскоре:
        - Залп!
        Торпеды были электрические и якобы бесшумные. То есть услышать их было можно, но лишь в самый последний момент, когда у цели шансов на спасение не было никаких.
        Маринеско совершенно невероятным образом оказался прав. Одной торпеды было бы мало.
        Первая ударила в румпельное отделение. Точнее сказать, она взорвалась под днищем, но результат оказался вряд ли лучшим для И-17 (это была именно она). Повреждения, возможно, были не фатальными. И у японской лодки были некоторые шансы дождаться помощи, и если даже буксировка оказалась бы невозможной, то уж точно имелись шансы спасти часть экипажа. Но тут сделала свое дело вторая торпеда. Прочный корпус разломило пополам, и обе половины ушли на дно в считанные минуты.
        До последнего момента японский вахтенный акустик не докладывал о шуме торпедных винтов. Вот почему первой версией командира была невероятная идея о столкновении с плавающей миной. Но эта в корне неверная мысль улетучилась от второго взрыва. Радист не мог успеть передать ничего, даже если бы приказ последовал - а его не было.
        Н-11 все еще оставалась на глубине двадцать метров. Акустик монотонно докладывал:
        - ...звук разрушения корпуса... пузыри воздуха вырываются... еще переборка не выдержала...
        Стоит отметить: по возвращении на базу запись звуков была проанализирована. Старшему лейтенанту Маринеско засчитали уничтожение корабля противника, но... командир особого дивизиона капитан 2 ранга Колышкин в личной беседе подтвердил то, что старлей и так знал:
        - В личное дело этот эпизод приказано не заносить. Но от себя добавлю: если будет война с Японией, - по интонации с чистой совестью можно было заменить 'если' на 'когда', - учтем это в записях.
        Что на такое возразишь? Результатом боевого похода была грандиозная пьянка, а заводилой оказался все тот же Маринеско.
        До поры до времени события на Тихом океане шли 'как и тогда'. И здесь дешифровщики американского флота раскололи японские планы. По данным разведки следующая японская атака должна была последовать на объект AF. Аналитики вычислили, что возможно нападение либо на Пёрл-Харбор, либо на атолл Мидуэй. В эфир ушли сведения о том, что на Мидуэе мало воды. Очень скоро радиоразведка США перехватила сообщение: на объекте AF нехватка воды. И к атоллу стали стягиваться силы под командованием адмиралов Спрюэнса, Нимица и Флетчера. С этого момента дела пошли не так, 'как там'.
        У американцев не было в распоряжении аж трех ударных авианосцев. 'Лексингтон' лежал на дне бухты Пёрл-Харбор, и его подъем отложили, поскольку более нужными сочли работы на утопленных линкорах. 'Энтерпрайз' доволокли до Сан-Диего, но там разгорелись споры чуть ли не до драки: стоит ли вообще восстанавливать сгоревший дотла корабль. Решение еще не было принято, ибо оно было столь же политическим, сколь и техническим. 'Йорктаун' лежал на дне Тихого океана, и подъем его был операцией абсолютно невозможной. Взамен с Атлантики прибыли корабли эскортного класса 'Боуг' и 'Блок айленд'. Они сильно уступали по возможностям старшим товарищам: по двадцать четыре самолета на каждом, а ведь один лишь 'Энтерпрайз' нес семьдесят девять! Но командование рассудило, что авиационное соединение в сорок восемь машин - это намного больше, чем ничего. Вдобавок у контр-адмирала Спрюэнса был в распоряжении 'Хорнет', а тот нес семьдесят две машины. Максимальная скорость эскортных авианосцев только-только дотягивала до крейсерского хода ударного собрата - и все же их включили в эскадру. И еще флот пошел на хитрую уловку:
пожертвовал частью пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев в пользу истребителей. На это были причины. Группа адмирала Флетчера получила в свой состав дополнительные линкоры с Атлантики: 'Колорадо', 'Индиана', 'Техас', 'Айдахо', 'Нью-Мексико', 'Алабама'. Правда, часть линкорной группы была представлена отнюдь не новейшими и не грознейшими кораблями, но в количественном отношении американский флот имел серьезное превосходство над японским именно по линкорам.
        Валетом в рукаве у американца были те самые два дивизиона подводных лодок. Ну хорошо, пусть десяткой, но уж точно козырной.
        И еще один момент учел адмирал Нимиц.
        Что касается плана Ямамото, то он учитывал состав американских эскадр. И по этой причине в единый кулак оказались собранными не только ударные авианосцы (четыре), но и средние (два), а также легкие (три). Иначе говоря, по авианосцам японский флот имел явное преимущество. Правда, внезапность атаки, на которую возлагались большие надежды, налетела на внезапность защиты.
        Можно сказать, что в ходе сражения ни одна из сторон не добилась желаемого. И больше того: ни одна из сторон не достигла ожидаемого.
        Адмирал Нимиц, разумеется, ожидал поражения японского флота. Адмирал Ямамото ожидал противоположного.
        Если же мы займемся нудным подсчетом очков, то японцы вроде как были ближе к победе. Судите сами, читатель. Американский флот лишился всех задействованных авианосцев, а японский - лишь одного тяжелого и одного легкого. Правда, еще два оказались повреждены, но все же дошли до базы своим ходом. Флот США уменьшился аж на три сильно поврежденных линкора, а японский - только на один, но того утопили. Правда, надлежит оговориться: американские линкоры, пострадавшие в бою, все, как один, были постройки начала века; ни по скорости, ни по вооружению, ни по защите они никоим образом не являлись достойными конкурентами японским оппонентам. Добавим к этому: еще трем японским линкорам предстоял длительный и весьма непростой ремонт.
        Но были и другие факторы, которые стоит принять во внимание.
        План адмирала Нагумо (он командовал японскими силами) предусматривал атаку авианосцев как приоритетной цели. И тут сыграла свою роль предусмотрительность Нимица. На подлете торпедоносцев встретили американские истребители, количество которых превысило все предварительные оценки. В результате первая волна японской авиации была разгромлена: ее истребительное прикрытие оказалось сначала связано боем, но Спрюэнс выделил на эту задачу 'всего лишь' тридцать две машины - оставшиеся двадцать навалились на самую опасную для кораблей цель: торпедоносцы. Слов нет, американские летчики бились насмерть и почти выполнили задачу. Почти - это означает, что из японской истребительной группы лишь двое ушли, да и те с дымами, однако одиннадцать торпедоносцев все же прорвалось к 'Хорнету'. Ни одна торпеда не попала в цель. На защиту 'Хорнета' бросились также крейсера, эсминцы, а также часть самолетов с эскортных авианосцев. Тяжелый авианосец отбился, но цена оказалась немалой: двадцать три истребителя были сбиты. И тут пошла в плюс предусмотрительность Нимица: удалось поднять с поверхности океана восемнадцать
пилотов.
        Вторая волна торпедоносцев оказалась более удачливой. Главным ее итогом был заметный крен 'Хорнета', из-за чего его и без того изрядно пощипанная палубная авиация оказалась почти что не у дел. Почти - это потому, что часть самолетов удалось посадить на 'Блок айленд'. Тот просто был ближе. Но потом за дело взялись пикирующие бомбардировщики.
        Важным событием был прорыв американской ПВО торпедоносцами и пикировщиками Страны Восходящего солнца. На этот раз 'Хорнет' не смог уйти от сразу восьми авиаторпед. Правда, две из них явно промахнулись, и еще одна повела себя непонятным образом (уже потом, при разборе боя японские штабисты посчитали, что та, вероятно, нырнула слишком глубоко и прошла под килем), но и пяти оставшихся хватило. 'Хорнет' продержался на поверхности Тихого океана тридцать пять минут.
        Оставшиеся два авианосца вполне смогли приютить на себе всю наличную авиацию, ибо осталось ее не то, чтоб много, а попросту мало. Но американцы, большинство которых даже не знало, что японцы полагают их слабаками, всеми силами пытались доказать обратное.
        Третья волна японских бомбардировщиков (торпедоносцы к этому моменту были почти полностью выбиты) потрудилась изрядно. К моменту окончания атаки 'Боуг' имел крен чуть не двадцать градусов вкупе с пятиградусным дифферентом на нос. Ни выпускать, ни принимать самолеты он был не в состоянии. 'Блок айленд' горел, но как раз для него шансы еще существовали. Однако...
        Бывает в жизни так: шулер рассчитывает на добычу, но в ходе игры вдруг выясняется, что за столом сидит его коллега. И когда оба достают из рукавов припрятанное...
        'Блок айленд' погиб от дальноходной японской торпеды типа 93, выпущенной с подводной лодки И-10. Возможно, и ее одной хватило бы, но уж на без того поврежденный корабль такой торпеды было достаточно с запасом. Однако доложить об успехе не удалось: эсминец 'О'Брайен' ухитрился точно положить серию глубинных бомб. Японская авиация тоже не могла похвастаться полной удачей. Из этого налета вернулись лишь два бомбардировщика. Они получили сильнейшие повреждения осколками зенитных снарядов с радиовзрывателями и с трудом держались в воздухе, даже избавившись от бомбового груза. Те же из японских экипажей, которые добились успеха, уже никому и ничего не могли рассказать.
        Но и американская козырная десятка сыграла.
        Лодка 'Сэйлфиш' ухитрилась добраться до атакующей позиции, оставшись необнаруженной. Целей было - хоть отбавляй. Командир Роберт Уорд перед выходом в поход получил письменный приказ: уничтожать в первую очередь авианосцы.
        В перископ можно было различить лишь тип корабля. Большой авианосец, разумеется, был бы приоритетной целью, но он оказался прикрыт эсминцами. Внимание Урода переключилось на линкоры, они как раз вошли в поворот 'все вдруг', и цели при этом должны были соствориться. Заранее зная о низкой надежности магнитных взрывателей торпед 'Марк-14', командир приказал выставить уменьшенную глубину 3 м. И оказался прав.
        Из носового залпа в четыре торпеды до цели дошли, похоже, все, но... две из них не взорвались. Уже после войны оказалось, что одна из дефектных 'Марк-14' просто пробила корпус. Зато другая из этих двух ударила в самое слабое место.
        Уорд мгновенно оценил ситуацию. Эсминцы только-только разворачивались к предполагаемой позиции вражеской подводной лодки. А линкор... тот терял ход прямо на глазах. И командир счел возможным рискнуть. У него оставались четыре торпеды в кормовых аппаратах.
        Последняя торпеда не успела пройти и двадцати ярдов, а Уорд уже тихо рычал, приказывая уходить на глубину триста футов. Разглядывать результат атаки он не собирался.
        Разумеется, лодку бомбили. Разумеется, та пыталась уйти на самом малом ходу. И ушла. Везение, скажете вы? Да, но оно оказалось возведенным в куб.
        Первым счастливым шаром оказалось попадание одной из кормовых торпед. Та не просто попала в тушу линкора и к тому же сработала - от этого взрыва сдетонировал погреб. Подводный удар был знатным. Экипаж лодки вплоть до возвращения на базу пребывал в убеждении, что рванули запасы снарядов главного калибра. Уже позже по результатам радиоперехвата американский штаб сделал вывод: уничтоженными оказались погреба среднего калибра, но одновременно начался сильнейший пожар, и вот он-то добрался до самого чувствительного места любого артиллерийского корабля. Второй веский фактор в пользу подлодки состоял в превосходном опыте боцмана Льюиса Мак-Карти. Он отвечал за дифферентовку; в результате маневрирование и стрельба торпедами прошли так, что на поверхности не показалось ничего крупнее перископа. А третьим элементом удачи была атака 'Наутилуса'. Его командир Уильям Брокман выбрал целью крейсер 'Микума'. Вот у него самое невезение и стряслось. Из четырехторпедного залпа в цель попали две. Одна торпеда прошла стороной, а еще одна непостижимым образом исчезла, причем в горячке боя на это никто не обратил
внимания. Но две-то попали - и не взорвались. Что самое плохое: в лодку вцепились аж четыре эсминца, поскольку ее позицию сигнальщики заметили по перископу. Хотя 'Наутилус' в конце концов ушел от преследования, но ни о каких успешных атаках и речи идти не могло. Да и то, если сказать правду, эсминцы прекратили выискивать и бомбить не по воле их командиров, но лишь подчинившись приказу об отходе. Однако, сосредоточившись на одной лодке, надводные охотники ослабили интенсивность поисков другой. 'Сэйлфиш' дошла до базы без повреждений. А вот 'Наутилуса' ждал сухой док.
        И тут сказали слово американские линкоры. По иронии судьбы авиация - в теории злейший враг линейного флота - оказалась не у дел в бою линкоров с линкорами и авианосцами. Нагумо волевым решением приказал авиации не обращать внимания на линейные силы США, рассудив, что его линкоры уж как-нибудь не дадут себя в обиду. Но пока самые старые американские корабли затеяли маневренный бой с японскими тяжеловесами, 'Монтана', 'Индиана' и 'Южная Дакота' использовали то, чего не было у японских визави: артиллерийские радары. Именно они сделали возможным прицельный огонь орудий главного калибра с совершенно немыслимой дистанции, превышающей сто кабельтовых. И пятьдесят четыре шестнадцатидюймовых чудища полыхнули огнем. Не все разом, понятное дело: залп даже части орудий мог бы силой отдачи сбить прицел, а то и повредить набор.
        Если придерживаться правды (авторы этих строк следуют именно этому принципу), то никто из командного состава этой троицы не знал, по какому из авианосцев ведется огонь. Артиллеристы получили приказ: целиться 'по самой яркой отметке'. Поскольку японские корабли шли строем фронта, то таковые различались для различных радаров. В результате под раздачу попали 'Акаги' и 'Сорю', причем по первому били сразу два американца.
        У трех линкоров на артиллерийский бой было отведено чуть больше четверти часа, но японским авианосцам и того хватило. Снаряд главного калибра попал в посадочную палубу 'Акаги', искорежил броневое покрытие так, что о ни о какой посадке авиация и думать не могла, да к тому же взрыв деформировал бимс. Теперь уже и о взлете пришлось забыть. Пожар - ну, это само собой.
        Вероятно, у господа бога имеется чувство юмора, хотя и черноватого оттенка. Или же подшутил кто-то другой. Как бы то ни было, 'Акаги' при всех своих повреждениях не утратил (до поры) боевые возможности ни в малейшей степени. Причина тому была проста и печальна: вся его палубная авиация шла добивать американские авианосцы. Именно добивать: из-за неточных докладов от летчиков как вице-адмирал Нагумо Тюити, так и командир авианосца Аоки Тайдзиро были уверены, что 'Хорнет' уже получил повреждения. Тем временем пожарный дивизион 'Акаги' бился из последних сил, стараясь спасти то, что осталось от гордого корабля.
        'Сорю' повезло куда больше. Во-первых, попадание снарядом главного калибра было лишь одно; во-вторых, оно пришлось в надстройку. Некоторое время авианосец был весь в дыму, но с пожаром удалось справиться. Правда, боевая рубка была полностью уничтожена вместе со всеми, кто был внутри, но старпом принял на себя командование. Поскольку палубы так и остались без существенных повреждений, то 'Сорю' даже выпустил очередную группу пикировщиков.
        Линкоры же успели выпустить сколько-то снарядов и по другим авианосцам, посчитав, что два столба густого дыма суть знаки небоеспособности авианосцев.
        И тут события рванули в карьер. Японские линкоры отреагировали на якобы хладнокровные сообщения типа 'Нахожусь под обстрелом линкорными снарядами, имею повреждения', ринулись на помощь и открыли огонь - даже результативный. Но наглые янки не пожелали устраивать длительный артиллерийский бой и начали отход под защиту своей эскадры, метко отстреливаясь и к тому же попадая. А так как японские корабли имели примерно ту же эскадренную скорость, что и американские, то их командиры очень скоро получили приказ прекратить погоню. Нагумо был весьма впечатлен эффективостью загоризонтной стрельбы линкоров противника.
        Да, сражение у атолла Мидуэй закончилось не совсем так, как 'там'. Меньше были потери в кораблях у японского флота, больше у американского. Но в итоге кое-что повторилось. Большинство своих летчиков американцы спасли. У японцев потери в летном составе зашкаливали.
        - Еще одна такая победа - и уцелевшие авианосцы нам больше не понадобятся, - с мрачной лаконичностью резюмировал ситуацию Гэнда Минору. При некоторой склонности японского национального характера к поэтическим преувеличениям, этот выдающийся стратег был в целом прав. Самые опытные, самые умелые, самые-самые... почти все погибли. Заменить их в короткое время было решительно невозможно.
        Бой закончился... тут авторы хотели написать 'при взаимном непротивлении сторон', но это было бы неправдой. Американский адмирал не знал точно, какие силы остались в распоряжении японского оппонента. Между тем ПВО его эскадры пребывала в плачевном состоянии: не только все авианосцы оказались утопленными, но и погреба с зенитными боеприпасами показывали дно, а три эсминца даже прямо доложили (ратьером, понятно), что снарядов хватит минут на пять-десять боя - в самом лучшем случае. У других кораблей дело обстояло немногим лучше.
        Адмирал Нагумо, в свою очередь, опасался огня линкоров. Получив неприятный опыт от американских снарядов и хорошо зная, что своя палубная авиация выбита почти полностью, он не решился атаковать атолл Мидуэй.
        На подводные силы не рассчитывал ни тот, ни другой. Все же глубинных бомб оставалось достаточно для отражения почти любой попытки атаковать из-под воды. И корабли двух громадных эскадр разошлись - противолодочным зигзагом, понятно.
        В 'тот' раз сражение закончилось американской победой. Здесь налицо была скорее ничья, хотя ни один из участников не знал этого наверняка. Правда, американская разведка перехватила и расшифровала радиоприказ адмирала Нагумо уходить от атолла курсом на норд-норд-ост. Иначе говоря, захват Мидуэя японским флотом не состоялся.
        В свою очередь, в штаб Нагумо поступила радиограмма от подводной лодки И-11, выдвинутой в дальний дозор. Из нее однозначно следовал отход американского флота, там же упоминалось, что в американской эскадре чуточку не хватает трех авианосцев.
        Каждая сторона заявила в прессе и на радио, что добилась победы.
        
        Глава 24
        Восстановительные работы на тоннелях Транссиба продвигались ожидаемо: быстрее, чем докладывали с самого начала, но медленнее, чем хотелось бы. Но ответственные товарищи - а среди них был и наркомвнудел, в ведении которого находились погранвойска, и нарком обороны - даже не дожидаясь вежливых напоминаний со стороны предсонаркома, уже предпринимали меры к предотвращению попыток подобных диверсий. Но если начальство пограничников предприняло экстенсивные меры ('Улучшить!', 'Предотвращать!', 'Не допускать!' и прочее в том же духе), то товарищи военные подошли к делу творчески, то есть интенсивно. Да, с высшим командным составом бывает и такое.
        Генерал-полковник Апанасенко рассудил, что наилучшим средством борьбы с диверсантами будет привлечение тех, кто мыслит аналогично, то есть самих диверсантов. После сглаживания некоторых разногласий было принято решение: наилучшими диверсантами и притом в должном количестве являются десантники дивизии полковника (пока что) Маргелова. Предполагалось дать боевое задание повзводно, причем зоной ответственности каждого взвода являлся вход в тоннель.
        Стоит отметить: с момента окончания финской войны ротный Борисов подрос и в должности (до комбата), и в звании (ему присвоили майора). Он и получил приказ от Маргелова.
        Поначалу задача комбата не выглядела очень трудной трудной. Расчищены и отремонтированы были семь входов в туннели. Его бойцам предстояло отточить средства охраны именно этих объектов, после чего взвалить данную работу на армейцев.
        Борисов сделал для начала то, до чего додумался бы самый что ни на есть зеленый Ванька-взводный: стал изучать карту. Но майор, да еще с боевым опытом - это совсем не то, что лейтенантик, который только что из училища. Борисов затребовал все материалы, относящиеся к диверсии на тоннелях, включая фотоснимки, получил их и провел аж целых два дня за изучением. Еще один день ушел на составление рапорта. А потом майор отправился к непосредственному начальнику подполковнику Родимцеву. Тот был диверсантом не из последних и опытным командиром. Предложения подчиненного он выслушал внимательно.
        - ...и потому понадобится оценка не только фактического состояния объектов возможной диверсии, но также прикидка вот какого вида. Скажу так: если надобно причинить наибольший ущерб, то где закладывать взрывчатку и в каком количестве. Считаю, что для решения данной задачи понадобится инженер, специалист по скальным грунтам.
        - Как понимаю, у вас есть на примете такой, - проявил догадливость подполковник.
        - Имеется. У него военно-инженерное образование, а сейчас заканчивает мехмат университета.
        - То есть он не военнослужащий.
        - Мы воевали вместе в финскую, он там был ранен, комиссован. Прыгать с парашютом не может, но это ему и не нужно. Воюет не руками-ногами, а головой. Орденоносец. Прекрасный расчетчик; сам видел, как он в бою рассчитывал мостовые конструкции на предмет возможности перехода танков по ним. И притом считает быстро.
        - Выходит, сейчас гражданский. В каком звании уволен в запас?
        - Инженер-капитан.
        - Тогда вижу вот какой вариант...
        В армии любой страны в любом из миров распоряжения, команды и приказы вышестоящего по рангу выслушиваются внимательно. В этом отношении майор Борисов исключением не являлся.
        Университет на Моховой уже тогда, в начале сороковых, был не только стар, но и тесен. Поэтому не стоит удивляться, что нужного человека там было найти очень непросто. Не стоит удивляться, что товарищ Перцовский был выловлен не как студент, а как научный сотрудник ВИОСа29 и притом по служебному телефону, ибо домашнего семейство Перцовских, натурально, не имело.
        Разговор был недолог:
        - Слушаю.
        - Марк Моисеевич? Это майор Борисов.
        Потрясенное молчание. Потом неуверенное:
        - Игорь Иваныч?
        - Я самый. Марк, есть разговор. Желательно, чтоб посторонних не было.
        Раздумие длилось около секунды. Ну уж никак не более двух.
        - Тогда у меня на работе. Ты ведь знаешь адрес нашего?.. Я так и думал. Как тебе... да хоть и сегодня, но не раньше трех. Сможешь подъехать?
        - Приеду. Бутылку не обещаю. Разговор непростой.
        Майор сдержал слово. Бутылкой он не запасся, и разговор получился непростой. Хотя сначала прозвучали стандартные вопросы:
        - Как сам? А ты женат? И кто? Дочка?
        Гордый отец предъявил фотографию себя с малышкой (ей тогда было четыре месяца) на руках.
        - Летчицей будет или штурманом, в маму. У нее игрушка в виде вертолетика, сам сделал. Так из рук не выпускает.
        - Что ж Валентина?
        - Неодобрения не высказывает - при мне, конечно.
        Но светские разговоры закончились очень быстро.
        Видимо, у майора Борисова имелись недурные лекторские задатки: суть проблемы он обсказал быстро. Закончил он словами:
        - Мы тебя можем призвать временно, вроде как на учебные сборы. До месяца запросто.
        - Не запросто. Приказ наркома должен быть.
        - Не обязательно. Начальник части - да ты его знаешь, Василий Филиппович Маргелов - взялся пробить и без наркома. Будешь в звании капитана, как и был. Оклад на это время, довольствие - ну, все, как положено. И заметь: без проблем и на факультете, и в твоем институте.
        На этот раз бывший десантник думал чуть ли не с минуту.
        - Бумаги?
        Сообразительный майор извлек требуемое.
        - Та-а-ак... Вот что: я сам пойду к профессору Герсеванову. Николай Михайлович - он понимающий. Надеюсь через него получить документацию по тоннелям, который ты здесь перечислил. Ну и еще по мелочи. Оставь мне вот это, - палец ткнул на копию приказа комдива.
        Как-то незаметно подкатила осень. Видимо, все по-настоящему влиятельные лица были в летних отпусках, поскольку именно в сентябре начали накапливаться события.
        Первым из них стала подготовка к запуску спутника с живым существом на борту.
        Королев осторожничал. Он не поставил себе в труд добиться аудиенции сначала у Берия, а потом вдвоем с наркомом у Сталина.
        - ...таким образом, товарищи, будет достигнута первая из целей: доказать, что собака, пусть и маленькая, может выжить в спутнике. Второй целью предлагаю сделать дальнейшую отработку системы ориентации в пространстве. Отсюда появляется третья цель: подробное фотографирование всего участка, над которым будет пролетать этот спутник. При удачном приземлении весь собранный материал можно будет тщательно изучить. Особо отмечаю: если на втором спутнике была задействована гражданская фотоаппаратура - правда, превосходного качества - то на этот раз запланирована установка камер с повышенными возможностями.
        Против ожидания, первым стал спрашивать сам предсовнаркома:
        - Вы сказали, товарищ Королев, что запланировали всего один виток спутника с последующим спуском. Предлагаю вам подробно объяснить ваш выбор плана полета .
        Королев, будучи проницательным руководителем, предвидел этот вопрос. А если бы и не догадался о такой возможности - Сергей Павлович имел встречу с товарищем Александровым, который не вполне понятным образом не только был в курсе состояния ракетных исследований (хотя это как раз можно было объяснить родом работы), но и предвидел события на несколько ходов вперед. В частности, он предугадал именно эту фразу вождя.
        - Один виток - самое большее, два - это примерно три часа, тот предел длительности полета, при котором некоторые изменения в организме испытуемой собаки могут случиться, но они не предполагаются смертельными. Следовательно, специалисты-биологи могут по приземлении провести обширный цикл исследований. Второй аспект, который надо учитывать: необходимость скорейшего поиска спускаемого аппарата. Нам совершенно не нужно, чтобы спутник нашли лица без надлежащих полномочий...
        Берия скромно опустил глаза. Этот аспект прямо касался его ведомства. Мало того: сотрудники НКВД подробно обсудили план запуска с самим Сергеем Павловичем и с его ближайшими помощниками.
        - ...вот почему мы приняли все меры, чтобы спускаемый аппарат приземлился на территории Советского Союза. Даже после двух оборотов вокруг Земли это требование обеспечивается.
        Сталин слегка кивнул и достал один лист из лежавшей перед ним папки.
        - Вот здесь вы предложили ряд дат, наиболее удобных для запуска. Чем был обусловлен выбор?
        Ответ был готов и в этом случае.
        - Метеорологическими соображениями. В эти дни над наиболее вероятными местами приземления ожидается ясная погода. Будет легче искать спускаемый аппарат.
        - Как вы сами понимаете, товарищ Королев, заранее о запуске мы никого извещать не будем. Газеты и радио получат материалы только после приземления...
        В этот момент Берия с Королевым подумали синхронно: 'Если получат.' Тут же случилось и второе совпадение: ни тот, ни другой не допустили эту мысль до языка.
        Событие не очень-то тянуло на важное. Не соответствовало оно критериям. Хуже того, события вообще, в строгом смысле слова, не произошло.
        Всего-то и было: все командиры разведывательных военно-морских подразделений Королевского флота получили секретный приказ: при малейшем подозрении, что немцы собирают группу кораблей для океанского похода, сообщать прямиком Куда Надо. Не стоит удивляться, что поток информации в Том Направлении резко увеличился. Но дело, по мнению высочайшего начальства, того стоило.
        У аналитиков Ми-6 были основания. Шеф уже пришел к выводу: немецкая сверхбомба, из чего бы она ни была сделана, может быть испытана на атолле Моруроа. Особенно же насторожила английскую разведку новость о некоем только что созданным полностью закрытом производстве. Настолько закрытом, что туда не шли эшелоны с сырьем, материалами и механизмами. И оттуда тоже не было значимых грузовых потоков.
        Физики не исключили, что на этом предприятии действует реактор для производства атомной взрывчатки. Доказательств, понятно, не было, но наблюдались события, добавлявшие кусочки в складывающуюся картину.
        Агенты доложили об идущей полным ходом разработке фирмой 'Дорнье' тяжелого бомбардировщика. Примерная грузоподъемность: от десяти до четырнадцати тонн. Для чего бы подобный аппарат мог быть задействован, а? Дальше-больше: фирма 'Юмо' ничуть не сбавила прыти в разработке реактивных двигателей. Правда, до сей поры выходило так себе: моторесурс у них составлял твердых десять часов, самое большее - двадцать. Мизер, скажете вы? Да, если только данный самолет не является носителем для сверхмощной бомбы, а ее одной может оказаться достаточно для крупного города. Реактивные двигатели означают повышенную скорость самолета. Отсюда следует, что истребительное прикрытие наземных целей окажется, в самом лучшем случае, неэффективным.
        В сумме получалось, что прямых доказательств нет, косвенных - даже не одно. И тут еще раз вспомнилось то, что проявилось из анализов военно-морской разведки.
        Не так уж важно, кто это придумал. Куда важнее была суть предложения. Отследить за отправкой самого большого конвоя в сторону Тихого океана. Причем у конвоя должно быть самое что ни на есть мощное охранение. Задача не из трудных. Вот это и будет самым угрожающим признаком того, что к Моруроа направляется груз, включающий в себя сверхбомбу. Именно его и надо перехватить. Как? Пусть болит голова у Адмиралтейства. Она и болела.
        Любовь к правде требует уточнения: тот вид спорта, в котором сражались за чемпионский титул в городе Владивостоке, не был внесен ни в один официальный документ Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта при СНК СССР. И в документах спортивных обществ других стран не было ни словом упомянуто даже о существовании этого благородного вида состязаний.
        Да, уважаемые читатели, так бывает: имени нет, а предмет есть.
        С некоторого момента увлечение, потребовавшее официальных состязаний, охватило не только мужскую, но и женскую часть школьного населения славного приморского города. Состязательный азарт имел под собой вполне материальную причину. Именовалась она 'авиационные тренажеры', а изначально было их во Дворце пионеров ровно две штуки.
        Началось дело скромно: любой желающий мог за бесплатно пройти курс начального обучения пилота тренажера. Чего там терзаться: три урока по сорок пять минут, как в школе. И никаких ограничений! Допускались все, кто умел читать и был в состоянии понять летные инструкции.
        А вот после освоения начального курса и сдачи экзамена по теории желающие допускались до кресла пилота. Плата взималась доступная: по двадцати копеек за десять минут пилотажа. Ну, с малой оговоркой: в эти десять минут входили затраты времени на то, чтобы подняться по лесенке в кабину, надеть настоящий шлем и пристегнуться настоящими ремнями.
        После трех часов налета желающие могли рискнуть на еще один экзамен. И вот тогда... о, вот тогда сдавшие получали звание летчика пятого класса и право на воздушные бои. В качестве противника выступал не человек (это выяснили очень быстро), а машина, которая могла думать. Так, по крайней мере, полагали сами юные пилоты, хотя товарищи инструкторы честно разъясняли, что машина пока что думать вообще не умеет, а лишь в состоянии ставить стандартные задачи и стандартно же их решать.
        Ну, а летчик четвертого класса получал право на поединки со своим же товарищем, сидящем в соседнем тренажере. Такое можно было заслужить успешной сдачей экзамена, но до него допускались лишь после налета аж целых двадцать часов.
        Очень скоро выяснилось, что личных денег на полноценное обучение у школьников, как правило, не хватает. Но тут на выручку пришли как руководство школ (у них имелись небольшие деньги), так и те, кому в будущем предстояло обрести наименование спонсоров.
        Но и руководство Дворца пионеров не дремало. Пошли в ход связи и контакты. Дошло до властей на уровне горкома и даже крайкома, и те смогли неким таинственным способом пробить поставку еще двух тренажеров. Дело оказалось поставленным на поток, а там и до чемпионата уж было недалеко. К самым умелым бойцам присматривались военные.
        По пути отсеялась часть претендентов. Увы, тренажер предъявлял некоторые требования к физическому развитию пилота, ибо усилие на штурвале и педалях было ненулевым. Да и скорость реакции явно влияла на успешность в воздушных поединках.
        Система прохода к чемпионскому званию сильно напоминала чемпионат мира по футболу XXI века. Сначала круговые турниры, а потом кубковая система или, как тогда говорили, 'на вылет'. По общему мнению болельщиков, существовали два реальных претендента: Степа Хоменко и Наташа Цой. Оба не проиграли ни одного поединка. Обоим было по пятнадцати лет. Оба рвались к финалу. Но...
        Уже потом посвященные молча удивились гладкости, с которой прошла вся операция. Или действо, если угодно. Правда, доброму результату предшествовала хорошая подготовка.
        Задействовали возможности товарища Александрова, а именно: тот известными ему одному путями раздобыл радиолокационные станции. Все они были советского производства. Не особо мощные, как говорил товарищ коринженер, но зато их было столько, что оказалось возможным 'перекрыть всю зону подлета'. Это выражение принадлежало ему же и было интуитивно понятно.
        Ресурс времени на разворачивание, подключение и наладку уделили с неслыханной щедростью: аж целых двадцать четыре часа. Операторы работали посменно.
        Удивительное дело: все специалисты по радиолокации, как один, догадались, какого рода цель им предстоит ловить. Но поскольку особисты злобствовали, то догадка оставалась таковой и не обсуждалась вплоть до момента, когда одна из станций вышла на связь.
        - Здесь Точка-одиннадцать, вызываю Гору, прием.
        Здесь стоит заметить, что, как ни старались спецы адмирала Берга, но автоматизация захвата цели все еще оставляла желать много лучшего. Так что каждая станция работала практически в одиночку.
        - Здесь Гора. Докладывайте, Точка-одиннадцать. Прием.
        - Есть отчетливый сигнал, азимут... скорость... высота непрерывно меняется, - тут лейтенант Салинов, командовавший станцией, сообразил, что докладывает несколько не по форме и поправился, - уменьшается непрерывно, в данный момент сто сорок...
        - Есть! - хором выдохнул командный центр, он же Гора, а фон Браун ткнул кнопку селектора и рявкнул: - Илья, быстро рассчитай приземление координаты, очень быстро!
        Королев не обиделся за нарушение субординации. Он, в свою очередь, взял наизготовку трубку телефона, дабы передать как можно быстрее координаты вертолетчикам.
        Никто из старших товарищей не видел группу расчетчиков в тот момент. А поглядеть стоило бы.
        За работу взялся лично руководитель группы. Почему-то изначально он не только лучше всего разбирался в алгоритмах и тонкостях программного обеспечения, но и быстрее всех работал на вводе данных. Конечно, это было чистым совпадением.
        Илья с ошеломительной скоростью кидал пальцы вдоль и поперек клавиатуры. Длинный (по последней моде) светлый чуб мотался направо-налево вслед за движениями головы хозяина. Разумеется, никому и голову не пришло вести хронометрах работы, но можно с уверенность сказать: Королеву не пришлось ждать чрезмерно долго.
        - Оценочные координаты точки приземления... жду уточнения от радаров.
        - Так, это недалеко от Чебоксар...
        Координаты еще уточнялись раз восемь, а по радио уже неслись указания. Товарищ Берия велел немедленно установить связь с горотделом милиции и приказал иметь грузовики (три штуки) с сотрудниками на предмет выставления оцепления 'того, что будет спускаться на парашюте'. А через час начали раскручивать движки вертолеты звена, которым номинально командовала старший лейтенант Бершанская. К шести машинам добавилась седьмая, а командиром ее была подполковник Осипенко. Лететь предстояло, разумеется, транспортным машинам. В шести вертолетах рассаживались десантники, старательно изображая полное равнодушие и к самому факту полета, и к его цели. Им предстояло образовать внешнее кольцо оцепления. В одном Ми-26 разместились те, которым и было предназначено встречать. Помимо 'научников', которые отвечали за получение данных от приборов и самописцев, туда же влезли биологи. Эти отвечали за физическое и душевное здоровье первой космонавтки. Наконец, к ним присоединилась группка корреспондентов, из которых не все были вооружены карандашами и блокнотами. В вертолете разместились и фотографы, и киношники.
        Правда, кое-какой аспект работы со спутником не предавался широкой огласке. Спускаемый аппарат вместе с парашютом предполагалось погрузить на один из вертолетов и выгрузить на ближайшем военном аэродроме, откуда тяжелый транспортный самолет должен был доставить его на 'фирму'. Название было, как можно догадаться, совершенно неофициальным.
        Операторов радаров никто и не подумал освобождать от служебных обязанностей. Те со всею добросовестностью докладывали:
        - Здесь Точка-семь, наблюдаю сигнал от объекта, высота двадцать шесть тысяч пятьсот, координаты...
        - Здесь Точка-девять, скорость упала до четырех тысяч километров в час, продолжает снижаться...
        - Докладывает Точка-десять. Скорость уменьшается очень сильно, сейчас не более пятисот километров в час...
        Про себя оператор решил, что, по всему видать, раскрылся парашют, но вслух ничего этакого не произнес. Во-первых, на то не было приказа; во-вторых, оператор отчаянно опасался сглазить.
        У всех вертолетчиц зрение было превосходным. Просто Лидии Литвяк больше повезло. Во всяком случае, она первой выкрикнула:
        - Вижу парашют!!!
        Разумеется, Центр мгновенно получил соответствующее сообщение. Но операторы связи могли особо не трудиться, так как все доклады от командиров вертолетов были слышны по громкой связи.
        Осипенко оценила успех своих подчиненных как полный. У нее были на то основания: пусть даже с подсказками от радаров ее девочки первыми достигли точки предполагаемого приземления. И даже больше того: они успели посадить тяжелые машины, а десантники резво рванули по рампам и тут же начали формировать оцепление. Правда, вертолетчицы опередили спускаемый аппарат на какие-то семь минут, но ведь они же это сделали!
        Побегать пришлось и штатским. Все же истинное место, где спускаемый аппарат плюхнулся наземь - именно плюхнулся, посадка лишь числилась мягкой - оказалось на расстоянии чуть не трехсот метров от вертолета. Чудеса ловкости при этом проявили фотографы: они снимали на бегу.
        Чемпионат города Владивостока оказался сорванным напрочь. Не явились не только участники и зрители - не пришли даже судьи. Большое спортивное событие оказалось отложенным на неопределенное время
        Прошло сообщение, сначала по радио. Впервые живое существо летало на орбите и благополучно вернулось. Это само по себе вызвало ажиотаж, но опытный народ принялся ждать подробностей и дождался таковых очень скоро. Через сутки, как и полагается, матрицы центральных газет попали во Владивосток и пошли в печать. Собственно, выпускался не только очередной номер, но и специальный, который посвящался исключительно космическому событию. С подробными репортажами и фотографиями. В числе фотографов был тот, кому, видимо, уже не было суждено прославиться съемками в поверженной Германии - Евгений Халдей. Он и сделал фото, впоследствии ставшее известным всему Союзу: с сияющей собачьей мордой и с такой же физиономией чуть полноватой женщины, держащей героиню на руках.
        Славный город Владивосток захлестнула волна преступности. Мы ответственно предполагаем, что и в других сибирских городах было то же самое.
        Все деяния, подпадающие под Уголовный кодекс, относились к одной и той же статье 162, пункт 'а'. Означенная статья описывала ответственность за кражу без применения технических средств и без иных отягчающих обстоятельств. Несознательные граждане воровали газеты, ибо тираж раскупили в течение считанных пары часов. Крали прессу из библиотек, заводских читален и просто со стендов. Абсолютное большинство злоумышленников, отдать справедливость, не пыталось извлечь из краж денежную выгоду. Фотографии аккуратно вырезались, вставлялись в самодельные рамочки и вешались на стены.
        А в Москве спешно готовились копии исторических кинопленок с места приземления. Их предстояло развозить по всему Советскому Союзу, а также в зарубежные страны. Те, кто отдавал распоряжения на копирование, были твердейше убеждены, что успех в кинопрокате гарантирован.
        Владельцы фотоателье во всей стране, не сговариваясь, решили, что фотокарточки, посвященные первой космонавтке мира, будут ходовым товаром. И приняли соответствующие меры.
        Какой уж там чемпионат по авиаспорту во Владивостоке... Не до него.
        
        Глава 25
        На первый, не особо внимательный взгляд производство вооружений В СССР испытывало сильнейшее влияние тех, кого неофициально именовали 'инициативниками'. Судите сами, читатель.
        Проект первого в Союзе (и в мире тоже) корабля-вертолетоносца разрабатывали безбашенные лейтенанты и капитан-лейтенанты. Ну, правда, там еще участвовали авиаторы. Еще маленечко подработали инженеры-корабелы. Но совсем немного; все же работа основывалась на проекте крейсера.
        Чистой инициативой снизу выглядела работа над ракетой класса 'воздух-вода'. Именно так (против всяких правил) ее именовали люди из команды Александра Давидовича Надирадзе. По правде говоря, к классу 'воздух-земля' это изделие относить было бы неправильно. Не было на земной поверхности целей, которые могли бы оправдать применение того, что вырисовывалось. Ракета с очевидностью предназначалась для запуска с авианосителя, попадать же она должна была в корабли. И с самого начала работ негласно, но твердо соблюдалось начальное условие: носителем ракеты должен стать в первую очередь не самолет, а вертолет. Просто потому, что строительство настоящего авианосца, рассчитанного на палубные самолеты, могло элементарно не поспеть к сроку. Да и степень подготовки летных экипажей оставляла желать много лучшего, а ведь система обучения и тренировок предусматривала практику взлета-посадки в открытом море.
        Подобной же авантюрой выглядела попытка создания того, что товарищ Александров называл загадочно и неблагозвучно: 'аваксоид'. Разумеется, коринженер из органов был вполне в курсе разработки и даже оказывал материальное содействие. В частности, именно он пробил решение, по которому в распоряжении разработчиков оказался аж целый самолет Ил-18, да не просто так, а с экипажем и с аэродромным обеспечением. И на эту машину мерзавцы-радиоконструкторы регулярно навешивали самые что ни на есть уродские внешние устройства. Правда, подобные работы сопровождались выкриками вроде:
        - Да вы что, братцы, с этой фигней мы теряем всю развесовку.
        - Да, нос малость перетяжелен. Так что ж, возьмем и перенесем точки крепления вот сюда.
        - Толик, ты хоть представляешь, насколько эта хреновина испортит аэродинамику??? Вот те расчет по скорости, потеряем не менее сотни, сюда ж прибавь дальность, она тоже упадет...
        - А выигрыш по весу? На одном лишь отсутствии прочего груза мы получаем...
        - А расход горючего? Я прикинул: за пять часов работы твоя машинища сожрет дополнительных... короче, намного больше тонны. Твои же данные! Да прибавь также дополнительный экипаж для обслуживания. Сам же говорил, что никак не меньше троих, а то и все пятеро.
        - Додик, ты думаешь головой или где? Вот на какого тебе нужно трехкратное резервирование?
        И все же кое-что выходило. Группа Надираздзе получила в распоряжение самонаводящиеся ракеты класса 'воздух-воздух' и неуправляемые ракетные снаряды крупного калибра с разрешением делать с ними все, что заблагорассудится.
        Боковые источники намекнули, что с вертолетов боеприпасы и сняты. Лихие добры молодцы без особых сомнений разобрали подарки по винтику - правду сказать, винтиков там было не так уж много. Молодые спецы попытались масштабировать как габариты модели, так и заряд взрывчатки. Правда, они учли, что будущая цель будет по уровню бронирования чуток повыше классом: не самолет, а немножечко линкор. Посему боеголовку сначала сделали условно бронебойной. Заряд уменьшили до пятисот килограммов.
        Стоит отметить, что товарищ Александров принял живое участие в этой проекте. Правда, вначале у него не имелось на складе готовых противокорабельных ракет. Причина была простой: из-за нехватки времени на подготовку он главное внимание уделил сухопутному вооружению. Зато группа Надирадзе получила столько управляемых и неуправляемых ракет разного класса, сколько запросила. Запросы на баллиститный порох также удовлетворялись без задержек. Ну и подсказки, куда ж без них. В частности, именно коринженер посоветовал предусмотреть боеголовку как кумулятивно-фугасного, так и осколочно-фугасного действия.
        Первый блин, как водится, вышел сами-знаете-чем. Расчеты показывали, что дальность полета прототипа ракеты должна быть примерно пятьдесят морских миль. Так, по крайней мере, утверждали моряки; авиаторы полагали, что она должна составить не менее девяноста километров. Ошиблись те и другие: на первой пробной стрельбе в Белом море ракета зарылась в бурные волны, пролетев четыреста метров. Возможно, дальность составила три кабельтовых с небольшим. Слабым утешением оказалась реакция боеголовки: та взорвалась добросовестно. Неудача не обескуражила: работы над системой управления полетом продолжились с неиссякаемым упорством.
        Это дело и ему подобные стоили удивления. Другим разом подобные работы, проводимые на свой страх и риск, могли повлечь последствия - если, конечно, результатом не был немедленный и полный успех. И все же на самом верху, казалось бы, не замечали самодеятельности. Некоторые нахальные личности в группе Надирадзе делали вывод:
        - Нас пока не замечают. Вот и отлично: когда мы представим работоспособный образец, то...
        Наиболее проницательные, разумеется, догадывались о том, что наверху наблюдают. Вывод в этом случае звучал иначе:
        - Там все знают, но не препятствуют. Значит, идем правильной дорогой.
        Запах был совершенно незнакомым. Может быть, это были местные цветы (хотя и не ко времени) или дерева. Инженер-капитану Перцовскому не стоило удивляться: все же в этих краях он оказался впервые в жизни.
        Позади осталась ... даже не дорога, а сверхдлинный перелет с пересадками. Слов нет, дальний магистральный лайнер оказался довольно комфортным, но до Хабаровска лететь надо было в два этапа, то есть почти что шестнадцать часов. А уж последний этап включал в себя тряску и с трудом переносимый шум вертолета. Это транспортное средство вряд ли кто мог бы назвать удобным для пассажиров. Собственно, для них Ми-26 и не предназначался; все знали, что эта машина ориентирована изначально для перевозки личного состава и груза.
        Последний элемент очень даже присутствовал. Чемоданы и ящики поддавались переноске с некоторым усилием, хотя трудились крепкие десантники. Содержимое было и тяжелым, и секретным, и, главное, очень нужным: документы и бумаги, которыми поделился профессор Герсеванов. И лишь один предмет производственного назначения предусмотрительный Марк не доверил никому. Он покоился в командирском планшете.
        День ушел на стандартные процедуры: встать на довольствие, познакомиться с командиром, устроиться на постой. Жилище являло собой громадный металлический ящик объемом с хорошую комнату, в котором, впрочем, было все, что нужно для приличного дома, даже крохотный письменный столик.
        Формально говоря, командовал группой десантников, занимавшими позиции вблизи Рачинского тоннеля, взводный Сергей Марулов в звании лейтенанта. Он чувствовал себя неудобно, поскольку в подчинении (пусть и формальном) у него находился аж целый капитан. Но тот, похоже, совершенно этим не смущался. Этот чернявый, черноглазый, чуть хромающий командир производил совершенно непонятные манипуляции: лазал по горным склонам, ковырял камни, даже откалывал кусочки молотком, записывал и хмыкал. Лишь под вечер товарищ инженер-капитан подошел к взводному и очень тихо что-то ему сообщил. Тот кивнул, а потом вызвал командиров отделений. Приказ был четким:
        - Товарищ инженер-капитан будет производить расчеты. Возможно, ему понадобится весь завтрашний день. Не беспокоить. Сержант Кареев, назначьте для него порученца.
        Тем же вечером с большой осторожностью, даже нежностью Перцовский достал из планшета то, что он так берег: настоящий инженерный калькулятор, да не абы какой, а с батарейкой, подзаряжающейся от солнечных лучей. Прибор был передан из рук в руки самим товарищем Александровым с напутствием:
        - Марк Моисеич, сам должен догадаться: машинка секретная. И дело даже не в том, как она устроена. Сам факт ее существования не должен дойти до кого бы то ни было из посторонних: хоть японцев, хоть китайцев, хоть марсиан.
        Почему-то именно последнее слово произвело на инженер-капитана неприятное впечатление. Вроде и нелепость... но роман Уэллса был в свое время прочитан.
        Через день порученцу вручили пакет с приказом доставить майору Борисову. Тот, хорошо зная инженер-капитана, не поленился самым тщательным образом изучить расчеты и, главное, подробный план местности. По всему выходило: повторная атака именно на этот вход в тоннель требует гигантского расхода взрывчатки ('Не меньше семи с половиной тонн тола, да и то без гарантии'), так что имеет смысл переместить товарища Перцовского на следующий участок. Соответствующие тренировки погранцов, разумеется, никто не отменял.
        А через еще два этапа оценок случилось нечто, хотя ожидаемое, но неприятное. Инженер-капитан лично напросился на разговор к майору Борисову. Гостю был предложен не просто чай, а прямо-таки полноценный обед с щами и тем, что Перцовский мысленно обозвал 'кулеш'. Короче, вполне сытно получилось.
        - Выкладывай, Марк Моисеевич.
        - Смотри, Игорь Иванович, на этот план. Вот здесь седловина - видишь? - так она мне сильно не понравилась. Если пробурить шпуры вот в этих красных точках, да заколотить туда тротил, даже не особенно много, семисот килограммов через глаза хватит, то может обрушиться свод тоннеля, вот тут. Широкой полосой, заметь, десять метров гарантирую.
        Борисов кивал, поддакивал, а сам про себя отмечал, что, получи он соответствующий приказ, без труда просочился бы аж двумя отделениями, и нужное количество взрывчатки его молодцы доволокли бы. Очень уж удобные подходы были к этой седловине. Конечно, с точки зрения диверсанта. Сам Перцовский или просто их не рассмотрел, или не придал должного значения, или (что скорее всего) положился на опыт десантников.
        - И еще кой-чего заметил.
        - У?
        - Это как работали над закладками эти ребята - ну, над первыми, которыми входы рушили. Оч-ч-ч-чень грамотно, скажу тебе. Я сам, со всей документацией, что выдал мне профессор, и то лучше бы не сделал. Вывод такой: нельзя рассчитывать, что вражьи диверсанты, кто бы они ни были, могут упустить важные подробности в планировании операции.
        - Ты хочешь сказать, что противник мог заполучить документацию по тоннелям? И они знают то же, что и ты?
        - Именно! - последовал вздох. - Ладно. Мне хорошо бы за остаток дня успеть к западному входу в Касаткинский тоннель.
        - Так я тебе выделю вездеход. Доедешь за два часа, ручаюсь. Бывай, Марк Моисеич. Надеюсь, что других таких заковыристых объектов не будет?
        - Плюю через плечо, стучу по дереву - а все без гарантий, Игорь Иваныч. Есть у меня подозреньице... но это после хорошего обследования.
        Борисов послал приказ зампотеху, а заодно быстро набросал еще одну бумагу.
        - Раз уж ты едешь, то отдай комвзвода.
        - Есть.
        Комвзвода исполнил приказ до точки. А в нем требовалось вооружить товарища инженер-капитана нештатным оружием: складным автоматом Судаева, и еще выделить личную охрану из двоих десантников. Майор Борисов резонно предположил: пусть полноценная диверсия выглядит маловероятной, но уж более мелкая вполне возможна. И командир, обследующий что-то в районе входов в тоннели, выглядит привлекательной целью.
        Благополучная посадка спутника, доставившего симпатягу Жуньку, ставила целью не только доказательство доброго здравия живой космонавтки после пребывания на орбите. В спускаемой капсуле имелись пленки со снимками земной поверхности в разных диапазонах спектра. Их обработали и изучили. Самому тщательному обследованию подверглись все записи приборов. Изучили даже то немногое, что осталось от солнечных батарей. И уж точно повышенное внимание уделили сравнению образцов снимков, сделанных традиционным пленочным аппаратом и переданных по радиоканалу.
        Не отклоняясь от истины, можем смело утверждать: этот космический полет вызвал пристальный интерес не только у советских граждан. С не меньшей (а то и большей, если такое могло быть) пристальностью изучали все доступные материалы иностранцы.
        Руководитель американской разведки докладывал лично президенту. Уже один этот факт был явным доказательством повышенного любопытства руководства США.
        - ...нами получены из трех независимых источников данные о весе спускаемого аппарата. Оценки варьируют: от шестисот до восьмисот восьмидесяти фунтов. Главным же выводом полагаю вот что: этот орбитальный аппарат не предназначен для длительного пребывания в нем человека. Мы консультировались у известного специалиста по ракетам Роберта Годдарда. Его оценка была такой: полет астронавта возможен в течение не более недели. При этом он учел возможность отказа в какой-либо из систем управления, что затруднит посадку в смысле предсказуемости времени и места. Это, в свою очередь, может вызвать непредвиденную задержку со сходом с орбиты. При этом никаких возможностей для маневра с сохранением высоты, поскольку весовые возможности аппарата крайне ограничены. Другими словами, налицо выбор: или астронавт на орбите, или возможность маневра. Разумеется, до тех пор, пока русские не создадут ракету-носитель с большей грузоподъемностью. Да, и еще одна деталь. Наши источники в Германии убеждены, что большие успехи СССР в их космической программе тесно связаны с той помощью, которую русские получили от немецких
специалистов. Но Германии не в состоянии развивать ракетостроение самостоятельно по чисто экономическим причинам.
        Президент Рузвельт с его незаурядным умом мгновенно произвел оценку. Полеты с астронавтами пока что не имели выраженной военной направленности. Собачка весом едва ли с десяток фунтов - не угроза. И даже человек в отсутствие возможности прицеливания с орбиты - тоже. А вот маневрирующий космический аппарат - другое дело.
        - Пока что, вы говорите. Пусть так... Полковник, сколько весят самые мощные бомбы?
        - По британским данным, русские ксеноновые бомбы могут иметь вес до двух тонн. По взрывной мощности они эквивалентны, круглым счетом, двадцати тоннам тротила.
        - У нас такие, как понимаю, отсутствуют?
        - Так точно, сэр. Британцы плотно занимаются этим вопросом. Им даже удалось получить ксеноновую взрывчатку, но пока что она выходит слишком нестабильной.
        - Если не ошибаюсь, есть и другие возможности.
        Вопросительная интонация в этих словах президента Рузвельта отсутствовала полностью.
        - Так точно, сэр, имеются. Атомная бомба. Но у нас разработка ее только-только началась.
        - А у британцев?
        - По имеющимся данным, работы ведутся слишком медленно. Вопрос в финансировании. Королевский флот сейчас в темпе восстанавливает свои возможности, а это стоит больших денег. Оценки варьируют, но ни один аналитик не предсказывает появление у них этой бомбы раньше, чем через пять лет.
        - Немцы?
        - Достоверно известно, что они над этим работают. Но до уровня готовой бомбы не добрались. Если бы проводились испытания, то утаить их трудно. Мы бы знали.
        - Что у дядюшки Джо?
        - Сведения противоречивы, сэр. Один из наших источников утверждал, что испытания бомбы у русских уже проводились. Но имеются основания предполагать обратное. Лично мне наиболее веским доводом в пользу последней гипотезы видится демонстративная сдержанность господина Сталина в отношениях с Японией. Реакция СССР на взрывы на Транссибе, в сущности, ограничилась дипломатическими демаршами. Будь у них готовая бомба, разговор с японцами шел бы иначе. Добавьте также: наши люди осторожно опросили русских - правда, то были лица невысокого уровня власти и полномочий. Так вот: все единогласно полагают, что недавняя впечатляющая диверсия на Транссибирской железной дороге - дело рук японцев. Просто ни у кого больше не просматривается выгоды. И все уверены, что войны с Японией не избежать.
        - Вы учли возможную степень готовности Советского Союза к морской войне?
        - По всем имеющимся данным, о готовности речи не идет, сэр. Но даже по самым пессимистическим оценкам, русские уже сейчас готовы отразить любое мыслимое сухопутное нападение со стороны Японии.
        Другие державы анализировали события с неменьшим интересом. В некоторых аспектах аналитические оценки совпадали. Наиболее часто повторяющимся словосочетанием было 'пока что'.
        Анализируя результаты запуска третьего спутника, британское Адмиралтейство наткнулось на крайне тревожный результат. По крайней мере, так им это показалось.
        Часть пейзажа на одном из снимков, опубликованных в СССР, являла собой кусок побережья Ирландии. Но не это сочли самым интересным. На море, причем на самом краешке фотографии, был виден корабль вместе с кильватерным следом. Даже на этом снимке не лучшего качества можно было различить нечто, очень похожее на орудийные башни. Сверка с данными от Королевского флота недвусмысленно показала: да, это корабль Его Величества, эсминец 'Кодрингтон'. На маневрах он был, разумеется, не один, но другие, видимо, просто не попали в кадр.
        Встревожил английское морское руководство не сам факт фотографирования с орбиты. Эта новость была не из свежих. Но из документов, опубликованных в открытой печати, следовало: эта и ей подобные фотографии были переданы по радиоканалу. И все это могло добываться крайне оперативно. Последнее обстоятельство выглядело наиболее угрожающим. Если потенциальный противник (а СССР таковым и рассматривался) в состоянии в любой момент отследить флотские эскадры, то планирование успешных морских сражений становится затруднительным, если не сказать сильнее.
        Лорды Адмиралтейства первым делом запросили мнение экспертов: возможно ли сбить спутник? Ответ был столь же единодушен, сколь и отрицателен. Следующим методом борьбы виделся перехват и искажение радиосигнала с орбиты. Но и это было признано технически неисполнимым. Вполне разумной виделась третья возможность: использование облачного покрова и ночной темноты. К сожалению, никто в английской разведке не знал, насколько хорошо русские умеют фотографировать в инфракрасных лучах. Осуществимость этой методики никем под сомнение не ставилась, но аналитики из английской разведки не хуже своих коллег из СССР знали, кто именно прячется в деталях.
        Что же касается обнаружения подводных лодок с орбиты, то тут специалисты были настроены оптимистично: многократные опыты с участием авиаразведчиков четко показали: с высоты увидеть врага на перископной глубине вполне возможно, на глубине двадцати метров - сомнительно; а уже на сорока метрах об этом и думать не стоило.
        Наибольший успех, как это часто бывает, принесла нудная и трудоемкая работа расчетчиков. Те, хорошо зная все параметры орбиты первого спутника, просчитали, над какими участками Земли тот мог бы пролетать. И фотографировать, само собой.
        Результаты были в некоторой степени обнадеживающими. Выходило, что, зная параметры орбиты, вполне возможно дать указания эскадрам Королевского флота, чтобы те держались подалее от недружественных глаз на орбите. Но это все имело смысл именно 'пока что'. До тех пор, пока спутники не смогут произвольно изменять орбиту и тем самым нацеливаться туда, куда им заблагорассудится. Вторым утешительным моментом была невозможность или, по крайней мере, затрудненность фотографирования чего бы то ни было в высоких широтах. По чисто физическим причинам запустить спутник на подобную орбиту было можно, но со значительными потерями в полезной нагрузке.
        В Германии реакция публики на полет четвероногой космонавтки была самой положительной, а фотографии Gro?e Dame mit kleinem Hund а30 стали модным и продаваемым товаром. Спецслужбы тоже отметили это событие, хотя чуть по-своему. Им предстоял вызов на ковер.
        Разумеется, рейхсканцлер не преминул внимательно выслушать доклады представителей разведки. Вместе с ним в кабинете находился министр промышленности.
        Вальтер Шелленберг делал упор на технические возможности спутника и их ограничения.
        - Герр рейхсканцлер, существующая модель космического аппарата ориентирована на живой груз. Хотя снимки с орбиты делались, но приоритет отдавался не им. У наших источников сложилось впечатление, что наибольшее внимание уделялось отработке благополучного приземления аппарата и сохранения здоровья подопытной собаки. Доктор фон Браун не скрывает, что одним из очередных этапов будет запуск на орбиту человека. Правда, он не сообщил, когда это событие ожидается. Однако по косвенным признакам можно сделать вывод: ракета-носитель будет той же самой. Отсюда следует важный вывод...
        Собственно, вывод был тот же самым: либо человек на орбите, либо возможность маневров. Но, по убеждению руководителя внешней разведки, первенство было явно за космонавтом.
        Доклад генерал-майора Пикенброка был построен иначе. Хотя сам руководитель военной разведки пришел (независимо от конкурента) к тому же выводу, он все же больше упирал на военные возможности спутника.
        - Обращаю внимание, господа: мягкая посадка этого аппарата могла решить сразу две задачи. Первая очевидна: приземление живого существа без вреда для здоровья. Вторая менее заметна: из аппарата вполне могли достать пленки с результатами фотографирования земной поверхности. Правда, русские утверждают, что и по радиоканалу они могут получить снимки вполне достойного качества. Но расчеты наших радиоинженеров показывают, что с пленкой можно достичь большего. Еще один важный аспект, господа. В теории эта ракета вполне в состоянии доставить на орбиту атомную бомбу. По соображениям веса этот вариант выглядит вполне допустимым. Но сама по себе бомба столь же важна, как и точность ее доставки. По данным из русских источников, район приземления был определен лишь приблизительно, с радиусом сто километров, да и то с уточнением в самый последний момент по радарам. Нацеливать бомбу с наведением плюс-минус сотня километров - несерьезно. Повторяю: в этом случае возможности для маневра у космического бомбардировщика нет. Вывод: пока что космическая программа герра Сталина ориентирована на гражданские, а не военные
цели.
        - Вы выбрали точное выражение, генерал-майор: пока что. И вы забыли про разведывательные возможности спутников.
        Произнося это, Рудольф Гесс был уверен, что контрдоводы у начальника абвера уже готовы - и не ошибся. Правда, перечисляя причины малой пригодности существующего космического аппарата для разведки, Пикенброк, сам того не зная, полностью повторил доводы руководителя английской разведки.
        Совсем другие рассуждения владели умом командующего Императорским флотом Японии адмиралом Ямамото. И у того были причины.
        Разведка флота была в курсе, что тоннели Транссиба, временно выведенные из строя армейскими диверсантами, скоро будут восстановлены. И даже дело не в том, что событие это планировалось на более поздний срок. Русские работать умеют, если правильно выбрать кнут и пряник, это адмирал хорошо знал. Не наблюдалось ни малейших признаков того, что американское правительство согласно пойти хотя бы на переговоры, и это было скверно. Все пробные шары, забрасываемые через посредников на нейтральной территории, в лучшем случае получали недвусмысленный отказ. В худшем они просто игнорировались. Другими словами, Империя сохраняла все тот же не слишком надежный тыл. Адмирал полагал, что СССР неукоснительно станет наращивать военно-морские силы на Дальнем Востоке. Собственно, это уже происходило, хотя и малыми темпами. Неприятным выглядело учащение гибели подводных лодок в районе Охотского моря и вблизи Курил. Достоверно там не было никаких противолодочных соединений. А потери шли. И адмирал, справедливо полагая, что подводные силы будут куда полезнее южнее и восточнее, уже подготовил приказ о полном прекращении
атак на русские суда на северо-западе Тихого океана.
        Еще одним нехорошим моментом виделось давление Госпожи Армии. Большей частью именно из армейских источников поступали разведданные о прогрессе в деле восстановления движения по Транссибирской магистрали. Оттуда шел поток информации о состоянии дел в Красной Армии на Дальнем Востоке. Императорская Армия, а не флот слали доклад за докладом о наращивании военной мощи Советского Союза, хотя усилия ориентировались исключительно на оборону. Наконец, именно армейские аналитики выдвинули совсем уж неожиданное предположение: коль скоро СССР в состоянии развивать очевидно весьма дорогую космическую программу, причем явно не военного назначения, то он точно не настроен на наступательную войну.
        Были, правда, сигналы другого сорта. Готовился к вводу в строй перестроенный крейсер. По замыслу это должен был быть вертолетоносец. Непосредственно на поле боя никто из армейцев и моряков с русскими боевыми вертолетами не сталкивался. Но у Ямамото были источники в Германии. Те, правда, тоже не воевали против вертолетов, зато имели полные сведения на этот счет от финских военных, которые и были первой пострадавшей стороной.
        Итак, что есть боевой вертолет в понимании русских? Бронированная машина, достоверно противостоит огню пулеметов и пушек калибра до 20 мм. Изумляющая маневренность: способен лететь в любом направлении, хоть хвостом вперед; хороший вертикальный маневр; может очень быстро разворачиваться в воздухе и встречать противника огнем... чего? Вот тут абсолютно достоверных сведений не было. Пушка калибром 30 мм, на этом сходилось большинство источников. Для летательного аппарата мощное вооружение. Также ракетные снаряды в большом количестве: больше полусотни. Дальность? Точно не установлена, но достоверно больше полутора километров. Скорость этого вертолета не из великих: чуть более трехсот километров в час, так что любой японский истребитель в состоянии догнать эту машину. Известны три боевые модели и одна транспортная. Ну, последнюю можно не считать, у нее целей на море не будет. Две боевые машины сухопутного базирования были продемонстрированы финнам, транспортник также. И еще одна модель, о которой вообще ничего неизвестно, даже немцам.
        Как бы то ни было, открывать военные действия против СССР адмиралу Ямамото отнюдь не желалось. Но бывают случаи, когда поступает недвусмысленный приказ.
        
        Глава 26
        Все когда-нибудь случается впервые.
        На сей раз не советский шахматист выслал (кружным путем, как легко понять) немецкому партнеру приглашение сгонять партию-другую. Наоборот, немец был инициатором. И дебют он выбрал необычный: защиту Каро-Канн.
        В свою очередь, и русский вел себя не так, как раньше. Для начала он с треском продул первую партию и, понятно, возжелал отыграться. Но между ходами, как всегда, завязался разговор, и он уж точно касался нетривиальных предметов.
        - Мы хотели бы, чтобы Советский Союз оказал нам транспортную услугу.
        Русский шахматист даже не утрудился спросить: 'Какую именно?' Этот вопрос был до тошноты очевиден.
        - Мы хотели бы, чтобы немецкое судно прошло Северным морским путем. С вашей помощью, понятно. Точнее сказать, с вашим караваном. То есть это будет, если мы договоримся, в мае-июне следующего года.
        Раздумье советского игрока длилось долго: четыре хода.
        - Тут надо бы разобрать варианты. Очень тщательно.
        - Могу вас обрадовать: они имеются вот здесь.
        С этими словами немец протянул партнеру нетолстую и совсем не новую книгу, на обложке которой значилось имя автора: Эммануил Ласкер. Издание было редким, поэтому русский со всем бережением спрятал подарок в папку. Тут же последовал отдарок в виде совета:
        - Рекомендуем вам менять ротора на ваших машинах почаще. У них может выявиться конструктивная ненадежность.
        Немецкий шахматист имел звание капитана и потому не знал о событиях в Блетчли-парке. Он также был вполне невежественен в криптографии - ну разве что знал самые начала. Да что говорить: само слово 'Энигма' для него значило нечто туманное, имеющее отношение к шифрованию. Вот почему фразу о роторах он, как и полагается обученному сотруднику абвера, запомнил накрепко, а уж ее значение предстояло доложить тем, у кого уровень допуска намного выше.
        Этим интересным играм с необычным дебютным вариантом предшествовала очень тщательная подготовка. И не думайте, что те, кто планировали операцию, полезли в фундаментальный Jahrbuch des Deutschen Schachbundes а31 или иное, столь же солидное издание.
        Группа была создана под эгидой управления разведкой германского военно-морского штаба. Туда же привлекли особо доверенных сотрудников абвера. Задача заключалась в организации доставки особо ценного груза весом до десяти тонн на атолл Моруроа.
        Правду молвить, сам груз еще не существовал. Но немецкие атомщики были твердо уверены, что через полгода, самое большее, первое взрывоопасное изделие будет готово к испытаниям. И, следовательно, его надлежало доставить на атолл Моруроа. Тамошняя шахта как раз для такого рода действий и была предназначена изначально.
        Первое, что предложили моряки, было: собрать эскадру, придав ей мощные силы - авианосец и пару линкоров - и под гром оркестра двинуться в теплые моря. Скептики тут же отметили, что англичане наверняка будут в курсе события. Спрятать или хотя бы замаскировать подобную эскадру мгновенно было признано невозможным, а сил на перехват у Королевского флота может оказаться в достаче. Какая там эскадра: даже выход в открытое море одного линкора или авианосца неукоснительно отслеживалось зоркими глазами на службе Королевского флота
        Вторым вариантом явилась подводная лодка. Расчеты показали, что, загрузившись доверху топливом и продовольствием за счет торпед и боеприпаса к палубным орудиям, каковые при этом подлежат демонтажу, можно на самом пределе дойти до атолла. Без малейшего запаса, стоит отметить. Попытка ввести в уравнение судно снабжения подверглась жестокому обсуждению, после чего признана возможной, но лишь при условии, что сам факт бункеровки останется неизвестным противнику. Этот план выглядел выполнимым. Впрочем, любой сотрудник германских спецслужб хорошо знал, кто именно прячется в деталях.
        Третьим, абсолютно безумным вариантом было привлечение СССР. Не в смысле доставки, конечно. Предложение заключалось в прохождении судна с этим грузом деликатного свойства Северным морским путем в Берингово море. Минусы плана виделись до тошноты очевидными. Для начала: никто не мог гарантировать, что господин Сталин даст на это согласие. Но даже при положительном ответе груз было нужно доставить до Мурманска ради присоединения к советскому каравану. И если только англичане заподозрят Германию в попытке перевозки этакой ценности - можно быть уверенным, что, не считаясь ни с какими осложнениями, судно утопят. Сам факт появления такой просьбы означал гигантский риск, что русские догадаются о характере груза. Правда, на это пришло возражение от представителя абвера:
        - Имейте в виду, господа, русские наверняка в курсе наших разработок. А поскольку они намного нас опередили, то не верю, что детали конструкции были так уж им интересны. Разве что в плане: на сколько именно мы отстаем.
        Как это часто бывает в ходе мозгового штурма, кому-то в комнате пришла в голову идея:
        - Господа, а если замаскировать груз под рений?
        - Помилуйте, Зейдель, какой рений? Зачем на этом атолле рений? Скорее наоборот, он там может добываться. Оттуда его надо везти.
        - Тогда на атолл можно доставить некие химикаты для очистки руды или... как там его... обогащения, вот! Чем плоха легенда?
        - А знаете, господа, что-то в этом есть. Вот хорошее название: операция 'Чистый металл'. И запустить дезу, что мы продаем русским металлургическое оборудование и компоненты для очистки.
        - Тогда понятен Мурманск. У Сталина в этом районе много металлургических предприятий...
        - Однако предостерегаю: не стоит ставить банк на одну карту.
        - Почему же на одну? В этом варианте мы можем отправить в Мурманск не одно судно, а, скажем, три.
        - Франц, вы можете назвать срок: когда устройство будет готово к отправке?
        Тот, кого назвали Францем, скроил самую непроницаемую физиономию:
        - У вас в запасе четыре месяца, господа. Это с гарантией. Точнее срок не укажет никто.
        - Все равно раньше мая в Мурманск идти смысла нет. Хочу сказать, раньше мая караван на Владивосток не пойдет. Даже скорее в начале июня.
        - По-любому в Северном море этим судам понадобится охрана.
        - Ну, разумеется, но не слишком большая, чтобы не заподозрили...
        - Господа флотские, вопрос к вам. Как противник отличает одну подводную лодку от другой той же серии?
        Представители Кригсмарине озадаченно переглянулись. Потом один из них, в звании фрегаттен-капитана, принялся перечислять:
        - Во-первых, для этого существует номер на боевой рубке...
        - А по силуэту?
        - Невозможно, - это было произнесено с ударением. - Правда, очень хороший акустик может попробовать уловить мельчайшие различия в шумах винтов.
        - Сомневаюсь. Это прошло бы для разных серий лодок, но не для одной.
        - Хороший радист может отследить радиоопочерк...
        - А в режиме молчания? А если на лодке сменится радист?
        -Тогда этот метод отпадает.
        - Хорошие слухачи у англичан найдутся. Но это я к чему: можно в открытом море нанести на рубку другой номер. Тогда при бункеровке не угадать, которую из лодок пополняют топливом и припасами...
        Сошлись на том, что прорабатываться будут как вариант с подлодкой, так и северный. На всякий случай. Но уж точно для второго сначала нужно получить согласие советских властей, хотя бы предварительное.
        Получив необычное немецкое предложение, Берия (а именно его люди сделали первый доклад) отнюдь не поспешил к Хозяину с новыми сведениями. Вовсе нет!
        Наипервейшим делом советская разведка посчитала выяснение того, что именно стало известным британскому Адмиралтейству насчет этого интересного груза.
        Очень скоро пришел ответ. Адмиралтейство имеет сведения, что в шахте на атолле Моруроа имеется месторождение рения. Но как же так? Если там и вправду добывается этот сверхредкий металл, то его руду вывозят на территорию Германии, но не ввозят обратно на тихоокеанский атолл. Правда, консультант, специалист по редким металлам, уточнил: возможно, вывозят не руду как таковую, а лишь ее концентрат. Но все равно грузопоток должен идти из Тихого океана в германские порты, никак не наоборот.
        И тут пришел очень кстати еще один кусочек информации. На эту германскую базу должен попасть некий реактив, дающий возможность добычи или обогащения руды. А заодно и оборудование - впрочем, не столь уж объемный и тяжелый груз. В сумме немцы запросили содействие в транспортировке пятнадцати тонн груза. Ну и сопровождающих до кучи, а это восемь человек.
        В своей заявке немцы запросили возможность вооружить охрану стрелковым оружием. Вообще-то обычной практикой в подобных операциях является предоставление услуг охраны от транспортной организации.
        Не прошло и трех дней с момента получения материала, как аналитики выдвинули гипотезу: рений тут ни при чем, а перевозке подлежит атомная бомба. И ее собираются испытать на атолле Моруроа, для чего, собственно, и была вырыта шахта.
        Результатом анализа был обширный доклад, подготовленный НКВД. Сталин, по обыкновению, выслушал внимательно, после чего стал спрашивать:
        - Скажи, Лаврентий, тот метод оценки колебаний земной коры от взрывов, который используют немцы - им можно уловить испытание изделия в шахте на Тихом океане?
        Аналитики наркома сделали хорошую работу: они предвидели этот вопрос, поэтому Берия отвечал без всяких колебаний:
        - Да, это возможно. И если немцы будут испытывать изделие, то мы об этом узнаем в считанные часы. Мало того: специалисты по землетрясениям, - Берия нарочно не стал употреблять слово 'сейсмологи' как чрезмерно книжное, - уверили меня, что берутся с точностью до трехсот километров вычислить точку испытания. Это в минимуме, а если задействовать дополнительные приборы, то точность может быть и выше.
        - Почему немцы запрашивают наши услуги? Разве нет других способов доставки?
        - Этот вопрос не ко мне, а к штабу наркомвоеномора. Соответствующий запрос мы сделали. Наиболее вероятно: германский флот посчитал, что риск при этом будет наименьшим. Кузнецов пообещал, что его штабисты предоставят варианты действий немецкого военного флота через три дня.
        - Сейчас Тихий океан - зона военных действий, - эта фраза была произнесена небрежным тоном.
        - На данный момент Германия придерживается строго нейтральной позиции в этом конфликте. Нет никаких признаков, что она собирается ее менять. Кроме того, договор предусматривает четкое разграничение зон ответственности. По прохождении Берингового пролива охрана груза (и судна тоже) возлагается на немецкую сторону. Это они и предложили. Хотя следить, разумеется, будем. Нам не нужно, чтобы немцы двинули к Владивостоку.
        Сталин обозначил улыбку и продолжил:
        - Есть ли возможность подмены груза со стороны Германии с целью направить разведку противника... или, скажем лучше, разведку любой другой державы по ложному следу?
        Надо отдать должное умным головам из НКВД: они предвидели и этот вариант.
        - Да, такая возможность есть. Однако у СССР имеется средство противодействия. Это прибор, умещающийся в небольшом чемоданчике - сорок на тридцать на пятнадцать сантиметров. Схему предложили у Курчатова, а мои люди сделали сам прибор. Он вообще-то ничего не измеряет, а только дает сигнал, что мимо него провозят нечто радиоактивное. Легенда для Курчатова: НКВД принимает меры, чтобы никто не смог незаметно провезти опасный материал в СССР.
        - Очень нужный прибор.
        Увы, так часто бывает в жизни (не берем в рассмотрение обучение на военной кафедре): все правильно рассчитали, все вводные приняли во внимание, но тут бац - и гадюка-жизнь подкидывает совсем новые исходные условия, да с изменением их во времени... Да разве это жизнь?
        У самих немцев крыша и протекла. И пошел ручеек сведений к англичанам. А от них к американцам.
        В результате полковник Донован напросился на прием к президенту Рузвельту.
        - Как понимаю, у вас плохие новости, полковник.
        - К сожалению, сэр. У русских есть атомная бомба.
        - Откуда сведения?
        - От немцев через кузенов. Офицер абвера наблюдал испытание бомбы в Тихом океане. Координаты пока неизвестны.
        - И вы поверили?
        Вопрос был почти риторическим. Президент США очень хорошо знал начальника разведки: тот вряд ли бы осмелился давать недостаточно проверенную информацию.
        - Из другого источника пришли данные, что найдены следы радиоактивности на одежде этого человека. Ничтожные, но их хватило.
        - Мощность взрыва?
        - Имеются лишь приблизительные данные. Эквивалент десяти тысячам тонн тротила, не меньше.
        Франклин Рузвельт умел думать быстро.
        - Не спрашиваю вас, на какой стадии разработки находимся мы, это не ваша область. С Лесли Гровсом я еще поговорю. Но у меня появился другой вопрос: как насчет немецких успехов?
        - Никаких данных об успешных испытаниях англичане не предоставили. У нас тоже сведений нет. Но мои люди не исключают, что та самая база военно-морского флота Германии в Тихом океане - место для будущих взрывов.
        - Основания?
        - Немцы обустраивают там шахту. Ее вполне можно использовать для испытаний атомной бомбы.
        - Почему не на поверхности воды?
        - Возможно, опасаются заражения продуктами взрыва. А им эта база еще понадобится.
        - Другие версии?
        - Англичане полагают, что немцы крайне заинтересовались рением. Предположительно, как раз в этой шахте он добывается.
        - У меня сведения, что этот металл крайне редко встречается.
        При себя Донован отметил сказанное как лишнее доказательство того, что президент США имеет не один источник разведывательной информации.
        - Так точно, сэр, нам известно лишь одно месторождение этого металла, и оно на территории Германии. Но там годовая добыча не составляет и четверти тонны.
        - Я вас понял, полковник Донован. Оставьте доклад, я его изучу. Вы свободны.
        Одновременно с доделкой корабля-вертолетоносца шло обучение вертолетчиков. Именно них, а не вертолетчиц: не очень долгая, но жесткая закулисная борьба Полины Осипенко и командира будущей вертолетной части Василия Павловича Храмченко закончилась победой последнего. Тот, собственно, предлагался на должность командира вертолетной части еще до финской войны. Споры решились аргументом от товарища коринженера. Хотя тот не был ни летчиком, ни штурманом, ни авиаконструуктором, но почему-то пользовался громадным авторитетом у авианачальства.
        - Полина Денисовна и ее красавицы, - при этих словах Осипенко скорчила недовольную мину, но вслух ничего не сказала, - имеют громадное достоинство: опыт сухопутных боевых действий.
        На это никто не возразил.
        - Но в части морского опыта они в равном положении с вашим летным составом, Василий Павлович. Обучать с нуля, сами знаете, намного легче и быстрее, чем переучивать.
        Майор Хромченко усиленно закивал. Он-то это знал на личном опыте, поскольку ранее был начальником Черниговского авиаучилища.
        И на этот тезис возражений не нашлось.
        Участники совещания уже расходились, когда Старый как-то незаметно оказался рядом с подполковником Осипенко.
        - Твоим еще предстоит драться над сушей.
        Сказана было на ухо и очень тихо. Но товарищ подполковник отлично знала, что этот человек никогда и ничего не говорит просто так.
        Что до Хромченко, то он хорошо представлял, для какого применения обучают его пилотов и штурманов, а также наземный (или подпалубный?) состав. Но он также понимал, что если затея с вертолетоносцем кончится пшиком, то все равно полеты над морем более чем вероятны. Очень уж неустойчивым виделся мир на Дальнем Востоке. Приморье понадобится защищать от всех и в любых условиях. И, весьма вероятно, от противника на море.
        Премьер-министр Великобритании Клемент Эттли в сравнении со своим предшественником не выглядел гигантом воли. Но и слабаком его могла бы посчитать разве что бульварная пресса.
        На секретном совещании - а присутствовали на нем лишь сам премьер, начальник разведки, командующий Королевскими военно-воздушными силами и Первый лорд Адмиралтейства - первое слово взял председательствующий.
        - Джентльмены, перед нами стоит задача не победить Германию, а сделать так, чтобы она не победила нас. В настоящий момент там ведутся работы по получению оружия огромной разрушительной силы. Наша задача: сорвать эту разработку.
        Основным докладчиком был сэр Стюарт Мензис. Отдать справедливость: подготовился он неплохо.
        - ...можно считать твердо установленным, джентльмены: интересующий нас центр находится вот здесь, - на карте появился красный кружок. - Разумеется, это не здание, а комплекс. Кстати, меры безопасности поистине драконовские, и это само по себе указывает на точность агентурных сведений. Наземная операция исключается. Остается сосредоточенная и массированная бомбардировка. Вот сведения о ПВО этого района. Между прочим, соответствующие подразделения зенитной артиллерии переведены от бывшей резиденции Гитлера, но их нынешнее расположение установить не удалось.
        - Истребительное противодействие?
        - Совсем рядом аэродромы с бетонным покрытием. Здесь и здесь. На них базируются истребители, в сумме от сотни до ста двадцати. Но также могут подключиться истребители, базы которых находятся ближе к побережью.
        Командующий бомбардировочными силами Британии Харрис Трэверс, он же Бомбер Трэверс, высказался со всей определенностью:
        - Бомбардировщикам понадобится истребительное прикрытие. Двести единиц, никак не меньше, лучше - триста. Не возражаю, если это будут птички с авианосцев.
        Про себя главбомбер подумал, что те истребители, которые базируются на Островах, смогут оперировать над целью, лишь имея подвесные баки. Да и то шансов на возвращение будет крайне мало. А еще Трэверс сделал пометку в блокноте для своих штабистов: прикинуть потребность как в самих бомбардировщиках (своих и купленных в США), так и в особых сверхмощных бомбах, изначально рассчитанных на поражение хорошо заглубленных целей. Предположить, что немцы не закопаются как следует... Никто из присутствующих не был склонен к недооценке противника, а уж командующий бомбардировочной авиацией - в наименьшей степени.
        Идея об оружии, специально предназначенном для поражения подземных, хорошо заглубленных целей была высказана конструктором Бэрнсом Уоллесом еще в сорок первом. Тогда армейцы ее отвергли. Но времена меняются, и потребности вместе с ними. Осталось воплотить мысль конструктора в металле и взрывчатке. И понадобится таких бомб много, уж точно не менее одной на каждый бомбардировщик.
        Но виделись и светлые стороны. Главной из них были сами бомбардировщики. 'Ланкастер' был именно там, что надо. Настоящий стратегический бомбардировщик, и притом в большом количестве. Поставленные из США Б-17, хвастливо именуемые 'Летающая крепость', тоже выглядели совсем недурно, если учесть их огневую мощь в оборонительном строю. Кстати, вооружены были только крупнокалиберными пулеметами, в отличие от британцев, имевших для самозащиты лишь винтовочный калибр. Да, с бомбардировщиками проблем быть не должно.
        Первый морской лорд думал совсем о другом. Для подобного удара нужны были не просто авианосцы - они у Британии имелись. В этой операции вся палубная авиация должна состоять из истребителей и только из них, поскольку морские бомбардировщики для решения поставленной задачи не подходили от слова 'совсем'. Триста истребителей можно было набрать, хотя и с трудом. Правда, у летчиков опыт с новейшим 'Супермарин сифайр' был маловат: все же эти прекрасные самолеты проступили на вооружение совсем недавно. И, что хуже, у летного состава не было никакой практики борьбы с 'мессершмиттами'. Что делать: не набрали эти пилоты кровавый опыт в 'Битве за Британию'.
        Совсем иные мысли бродили в умной голове премьер-министра. В отличие от соратников он обязан был думать и о политической стороне дела. Впрочем...
        - Правильно ли я понимаю, маршал Трэверс, что мы уже в состоянии сформировать армаду для уничтожения этой цели?
        Такое обращение было своего рода комплиментом. Главнокомандующий бомбардировочными силами Великобритании на тот момент являлся всего лишь 'временно исполняющим обязанности маршала'.
        - Нет, сэр. У нас имеется достаточно бомбардировщиков и экипажей для них. Но нам понадобятся специальные бомбы для поражения объектов на большой глубине. Разработка их начата.
        - В таком случае назовите потребность во времени для завершения конструкторских работ и изготовления нужного количества этих боеприпасов.
        - Эту цифру я могу выдать через неделю, сэр. Но просьба учесть, что нам понадобится время на испытания бомб.
        - У вас есть шесть месяцев, маршал Трэверс. Но не на планирование, а на выполнение работы.
        Сказано было холодно и жестко. Комплименты тут и рядом не проходили.
        - Слушаюсь, сэр.
        А что еще можно было ответить?
        Премьер повернул взгляд к Первому лорду.
        - На Адмиралтейство возлагаются две задачи. Первая и основная: организация перехвата транспорта с грузом по пути к атоллу Моруроа. О действиях в районе Панамского канала можете не беспокоиться: переговоры с кузенами беру на себя. В любых других районах Мирового океана действовать без колебаний... и не считаясь с возможными потерями. Срок на планирование: месяц и ни минутой больше.
        Сказано было сильно. Лорд Альберт Александер сощурил и без того узкие глазки.
        - Второй задачей вижу проработку операции уничтожения того опасного производства, о котором уже шла речь. Вам, джентльмены, - тут премьер-министр бросил взгляды на главного авиатора и главного моряка - придется наладить взаимодействие. Здесь сроки более растянутые, но только потому, что пока что нет ни характеристик боеприпасов для бомбардировщиков, ни даже самих боеприпасов. Но не более полугода!
        Оба деятеля дружно кивнули.
        - Ваша задача, Стюарт: держать в руках все потоки информации... и своевременно извещать меня.
        Сказано было так, как будто эта задача была самой легкой. Но никто из присутствующих не обманулся фальшивой небрежностью тона премьера.
        - Джентльмены, я вас не задерживаю.
        Самому Клементу Эттли предстояли непростые переговоры с представителями США. Вполне возможно, состоянию перемирия с Германией (а ведь мирного договора все еще не было!) предстояло рухнуть. И такое развитие событий могло сильно повлиять на интересы Америки - как в положительном, так и отрицательном смысле.
        1 - сброс бомбы на большой скорости при малой высоте полета; при этом бомба рикошетирует от воды. Метод считается более эффективным, чем атака торпедами, поскольку топмачтовое бомбометание труднее для отражения силами ПВО, также у цели при этом меньшая возможность для уклонения.?
        2 - в РККА соответствует званию лейтенанта. ?
        3 - имелся в виду электромеханический завод, и вправду выходящий на Яузу, который работал большей частью на военных, но также делал гражданскую продукцию.?
        4 - здесь имеется в виду протекторат Богемии и Моравии - то, во что превратилась Чехия после вторжения немецких войск. ?
        5 - здесь слово выступает как синоним термина 'тривиальный', 'самоочевидный'. Ныне в этом смысле почти не употребляется. ?
        6 - соответствует званию капитана первого ранга. ?
        7 - именно там в описанное время находился Наркомат иностранных дел. ?
        8 - имелся в виду популярный артист Художественного театра Михаил Тарханов. Высказывание подлинное. ?
        9 - в данном контексте - Японские острова. ?
        10 - именно так на японском языке транскрибируется фамилия Молотова. ?
        11 - добровольцы-смертники; в РИ служили как в японской армии, так и во флоте. ?
        12 - 'Это удивительно и...' (нем.)?
        13 - варвары, иностранцы (яп.) ?
        14 - в буквальном переводе 'Вольный стрелок' (нем.), здесь аллюзия на оперу Вебера с таким же названием; в русскоязычной культуре она больше известна под названием 'Волшебный стрелок'. ?
        15 - буквально: 'морская собака' (нем.); здесь имеется в виду более распространенный перевод 'тюлень'.?
        16 - звание выше капитана первого ранга, но ниже контр-адмирала; обычно присваивается командующему соединением кораблей. ?
        17 - соответствует званию капитана первого ранга в других флотах. ?
        18 - материально-техническое обеспечение. ?
        19 - так полагало руководство японского флота. На деле полноценной боевой единицей 'Ямато' стал лишь в мае. ?
        20 - имелась в виду статуя возле Малого театра в Москве. Великий драматург увековечен в сидячем положении. ?
        21 - в вольном переводе: 'Маша, записывай' (исп.). ?
        22 - музыка Вано Мурадели, слова Евгения Долматовского. ?
        23 - в РИ майор Корсаков перевел несколько кавалерийских песен с русского на испанский. ?
        24 - имеется в виду военно-морской флаг Японии. ?
        25 - в те годы была принята именно такая транскрипция. Современное написание 'Чан Кайши' стало нормативным в семидесятые годы двадцатого века. ?
        26 - на тогдашнем жаргоне пограничников - 'контрабандисты'. В документах было принято писать 'к/б'. ?
        27 - прости. (яп.) Этот тип извинения носит фамильярный оттенок. ?
        28 - еще в семидесятые годы так и было. У одного из авторов есть свидетель. ?
        29 - Всесоюзный институт по сложным основаниям и фундаментам, существует по сей день. ?
        30 - крупной дамы с маленькой собачкой (нем.) ?
        31 - Ежегодник Немецкого шахматного общества. В РИ издание существовало до 1945 года. ?