Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Оченков Иван / Взгляд Василиска : " №02 Продолжение Василиска " - читать онлайн

Сохранить .
Продолжение Василиска Иван Валерьевич Оченков
        Продолжение рассказа о великом князе Алексее Михайловиче и его участии в Русско-Японской войне.
        Оченков Иван Валерьевич
        Продолжение Василиска
        С началом войны жизнь семейства Егоровых переменилась совершенно. Призванный в армию Ефим Иванович целыми днями пропадал на службе, Мила все время проводила в госпитале, а Сережа и вовсе неизвестно где. Милейшая же Капитолина Сергеевна осталась одна. Впрочем, скучать ей было некогда. Служившая у них китайская прислуга разбежалась, а необходимость держать в порядке дом, стирать и готовить на всю семью пищу никуда не делась. Будь на месте мадам Егоровой дама другого склада, у нее, возможно, опустились бы руки от свалившихся на нее забот, но уроженка славного города Одессы была не такова. Поэтому каждый вечер, когда члены семьи добирались-таки до дома их ждал вкусный ужин, чистое белье и горячая вода. Вот и теперь, проголодавшиеся за день Сережа и Ефим Иванович с наслаждением работали ложками, и только Людмила отчего-то ела без аппетита.
        - Мила, ты почему плохо кушаешь, тебе, что совсем невкусно?
        - Ну что ты Капочка, очень вкусно...
        - Еще бы невкусно! Ты себе не представляешь, сколько теперь стоят продукты в городе. Посмотри на эту курицу, за нее просили полтора рубля и никак не хотели уступить даже гривенника. Я их спрашиваю, если ваша курочка несет золотые яйца, то зачем вы ее зарезали, а если нет, то почему вы хотите столько денег? Господи, чтобы сказала наша покойная мама, если бы узнала, что я покупаю кур по такой цене! Да она бы заперла меня в доме и никогда не пускала бы больше на Привоз! Мила немедленно кушай или у меня сердце разорвется глядя на тебя.
        - Прости родная, просто я немножко устала.
        - Немножко устала? Да на тебе смотреть больно, ты совсем себя не бережешь в своем госпитале! Только посмотри на кого ты стала похожа, раньше, когда ты шла по улице, на тебя не оборачивались только телеграфные столбы, а теперь никто и не посмотрит. Фима что ты молчишь? На твоей свояченице лица нет, а тебе и горя мало!
        - Много раненых? - сочувственно спросил Ефим Иванович, отставив ложку.
        - Много, - вздохнув, ответила сестра милосердия, - в основном моряки, раненые в Дальнем. Да еще с миноносцев случается, доставляют.
        - Да, миноносцы каждую ночь ходят в дело, - покачал головой глава семьи.
        - Мила, а, правда, что великие князья заходили к вам? - вступил в разговор наевшийся наконец Сережа.
        Услышав вопрос племянника, Людмила Сергеевна нахмурилась. Действительно, быстро ставшие известными на весь Квантун своими кутежами августейшие братцы Кирилл и Борис удостоили своим посещением раненых героев находившихся на излечении. Хуже всего было, что Мила услышала только "великий князь" и, недослушав, выбежала навстречу. Какая бездна разочарования ожидала ее в палате. Вместо неизменно вежливого и деликатного Алексея Михайловича, давно ставшего любимцем всего Порт-Артура, тяжелораненых с нескрываемой скукой осматривали его кузены Кирилл и Борис Владимировичи. Окруженные свитой прихлебателей и госпитального начальства, великие князья награждали раненых георгиевскими крестами.
        - Поздравляю вас, братцы, георгиевскими кавалерами и желаю скорейшего выздоровления, - говорил невыразительным голосом Кирилл, желая очевидно лишь, чтобы все быстрее закончилось.
        - Покорно благодарим ваше императорское высочество, - без малейшего энтузиазма бубнили в ответ награжденные.
        - Как же им не выздоравливать с таким то уходом, - развязно воскликнул Борис, заметивший вошедшую Милу, - я право, не отказался бы получить ранение, если бы за мной стала ухаживать такая красавица!
        Толпящиеся вокруг приближенные дружно захихикали над шуткой своего господина, но услышав ответ тут же замолчали.
        - Нет ничего проще, ваше императорское высочество, - отчеканила девушка звонким голосом, - кругом война и в нашем госпитале выхаживают раненых героев! А вот от алкоголизма лечат в совсем других местах.
        Лицо Кирилла вытянулось, как будто ему пришлось принять касторки, а Борис напротив жизнерадостно захохотал.
        - Ты посмотри братец, мадемуазель не только красива, но и остра на язык!
        - Слишком остра, - кислым голосом промямлил тот и, резко развернувшись, вышел вон.
        - Людмила Сергеевна, голубушка, - почти прошипел на нее начальник госпиталя Суботин, - что вы себе позволяете? Право, не ожидал от вас...
        - Ну что вы, друг мой, - раздался за его спиной голос Бориса Владимировича, - хорошеньким женщинам позволительны и не такие вольности!
        Услышав великого князя, тот едва не подпрыгнул, и выражение лица мгновенно сменилось с сердитого на угодливое.
        - Да-с, ваше императорское высочество, мадемуазель Валеева у нас барышня строгих правил и никому спуску не дает-с!
        - А мне нравятся строгие женщины, - расплылся в похабной улыбке Борис, - особенно такие хорошенькие! Людмила Сергеевна, чаровница, не откажите в любезности, позвольте предложить вам...
        - Сестрица, - раздался рядом слабый голос только что награжденного раненого, - мочи нет терпеть, за ради Христа, позовите санитара, пусть утку принесет!
        - Потерпи голубчик, я сейчас сама принесу, - тут же воспользовалась спасительным предлогом девушка.
        Великий князь Борис, очевидно не зная предназначение "утки" остался стоять, ожидая ее возвращения. Сообразивший в чем дело Суботин подвинулся к высокопоставленному обалдую и горячо зашептал что-то тому на ухо. Переменившись в лице, тот поспешил выйти, вон скривив недовольную физиономию. Когда Мила вернулась с уткой в палату, на ее счастье, никого из начальства уже не было, а раненый неожиданно сам встал и обычным голосом сказал, донельзя удивленной девушке.
        - Да что вы барышня, нешто я сам не дойду! Просто ходют тут всякие, воздух портют...
        - Спасибо вам, - вырвалось у Милы, сообразившей, что матрос просто пришел ей на помощь.
        - Да не за что, - улыбнулся тот и, взявшись за костыль, поковылял в сторону уборной.
        Вся эта картина мгновенно промелькнула перед глазами Людмилы Сергеевны, после вопроса племянника и заставила ее прекрасное лицо нахмуриться.
        - А вы молодой человек, лучше бы рассказали, где целый день шлялись! - строгим голосом спросила у непутевого отпрыска мадам Егорова.
        - Ну что ты маменька, - попытался сделать честное лицо тот, - я просто выходил ненадолго...
        - Так ненадолго что я целый день не могла тебя найти? Фима, ты должен серьезно поговорить с Сережей, он совсем отбился от рук!
        - Сережа, что все это значит? - встревоженно спросил отец.
        - Папа, - поднял на него глаза гимназист, - я не хочу сидеть дома, когда кругом война. Ты служишь, Мила служит, я тоже хочу!
        - Сереженька, но ты еще очень мал.
        - Папа, помнишь, я говорил тебе о мальчике в матросской форме, почему ему можно, а мне нельзя?
        - Боже мой, какой ты еще ребенок!
        - Я уже не ребенок! Я лучше сбегу из дома и поступлю юнгой во флот. Его же взяли, так почему мне нельзя?
        - Сережа, - мягко проговорил отец, положив руку на плечо сыну, - я справлялся об этом мальчике. Он из прислуги великого князя Алексея Михайловича. Кофишенк. Да он носит морскую форму, поскольку находится в услужении у морского офицера, но вся его служба состоит в том, что он готовит и подает господам офицерам кофе.
        - Не может быть! - отшатнулся тот от отца.
        - Увы, мой мальчик. А ты, верно, думал, что он стреляет по японцам из пушки? Ну, прости, я не хотел тебя разочаровать.
        - Я просто желал быть полезным, - потерянно проговорил поникший гимназист.
        - Я знаю, - потрепал его по волосам Ефим Иванович, - но почему бы тебе для начала не помогать маменьке? Ей сейчас тяжело одной, и твоя помощь была бы очень кстати.
        - Но ведь идет война!
        - Послушай Сережа, - обратилась к мальчику тетка, - а хочешь помогать у нас в госпитале?
        - Мила, что ты такое говоришь! - строго воскликнула Капитолина Сергеевна, - разве ребенку прилично видеть такие ужасы...
        - Ну, какие ужасы, не думаешь же ты, что я зову его ассистировать при операциях?
        - А что нужно делать?
        - Видишь ли, Сережа, - мягко улыбнулась она, - большинство наших солдат и матросов совершенно неграмотны, а у них дома есть родные. Они часто просят написать им весточку, а у нас не всегда есть на это время. У тебя хороший разборчивый почерк и ты мог бы быть этим полезен настоящим защитникам отечества.
        - Хорошо, я приду, - воскликнул тот с загоревшимися глазами.
        - Никак не более чем на два часа в день! - решительно заявила мадам Егорова, - и только после того как поможешь мне по дому.
        - Хорошо, маменька.
        - А теперь ступай спать!
        - Спокойной ночи.
        Когда Сережа, награжденный поцелуями всей семьи, вышел, Ефим Иванович подошел к своей половине и негромко сказал:
        - А знаешь Капа, похоже, мы с тобой воспитали хорошего сына.
        ***
        Выйдя из убогого экипажа рикши, Алеша невольно остановился. Странно, но с самого детства, когда они еще жили на Кавказе, у него не было места, которое он с уверенностью мог назвать своим домом. Ни дворец родителей, ни здание морского корпуса, ни снимаемые им виллы и палаццо в Италии не были для него домом. Просто очередное место, где он недолго будет жить. А вот этот маленький китайский домик отчего-то таким местом для него стал. Ему нравилось сюда возвращаться после трудного дня или жаркого боя. В этих стенах у него получалось успокоиться и хорошенько все обдумать. В диковинном кресле, украшенном резными драконами, неожиданно удобно было сидеть, а за ореховым столом хорошо работалось. А может быть, все дело было в... хотя это вряд ли!
        Слуги встретили возвращение хозяина и Архипыча с Ванькой восторженно. Федор Михайлович, не чаявший уже увидеть своего сорванца живым, на радостях устроил грандиозный пир. Прохор, оказывается, не терял время даром и купил замечательную пролетку на резиновом ходу, и пару небольших, но ладных маньчжурских лошадок, так что у великого князя теперь был свой выезд, взамен автомобиля, на котором теперь по Порт-Артур разъезжал Меллер. А Кейко... Кейко стояла и загадочно улыбалась, глядя на Алешу.
        - Как поживаешь? - спросил он ее, но девушка лишь поклонилась ему не переставая улыбаться.
        Перед тем как сойти на берег, Алеша сказал исправлявшему должность старшего офицера Саблину, что вернется на корабль еще до вечера, но посмотрев на ставший для него родным дом, решил, что не будет большой беды, если переночует здесь.
        После гибели Макарова, среди моряков Порт-Артура царило всеобщее уныние. Ни адмирал Алексеев, ни поставленный им начальником эскадры Витгефт ни пользовались среди них должным авторитетом. Младшего флагмана князя Ухтомского тоже знатоком в морском деле никто не считал, так что прибытие имевшего опыт и соответствующую репутацию Иессена все восприняли с надеждой. Присоединившиеся к эскадре корабли и вернувшиеся из трудного и опасного похода с победой крейсера так же внушали определенный оптимизм. Разумеется, все видели повреждения, полученные Владивостокскими крейсерами в бою, но надеялись, что их можно будет скоро исправить.
        На следующее утро, Алеша встал рано и, наскоро позавтракав, отправился во дворец наместника. Прибывший накануне в Порт-Артур адмирал Алексеев собирался устроить в своем дворце заседание, на которое было приглашено все морское начальство, и великий князь хотел переговорить с ним, прежде чем оно начнется.
        - Да вы я смотрю, пташка ранняя! - радушно поприветствовал Алешу хозяин дворца. - Рад видеть вас в добром здравии Алексей Михайлович.
        - Взаимно, Евгений Иванович, я тоже рад видеть ваше высокопревосходительство в добром здравии.
        - Ну что вы, дорогой мой так официально! Кстати, пользуясь случаем, хочу поздравить вас первым.
        - И с чем же?
        - Пришел именной указ его императорского величества о награждении отличившихся во время отражения японской атаки на Дальний. Поздравляю вас георгиевским кавалером, Алексей Михайлович.
        - Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, надеюсь не меня одного?
        - Ну что вы, Шельтингу золотую саблю с надписью "За храбрость", Говорливому "Станислава", Ренгартену, как и вам "Святого Георгия" четвертого класса. Ну и нижним чинам кресты.
        - Отрадно слышать, что людей не забыли.
        - Ах, молодой человек - молодой человек, за богом молитва, а царем служба не пропадают, - назидательно проговорил наместник. - Впрочем, вы верно хотели о чем то поговорить?
        - Именно так, Евгений Иванович, есть некоторые мысли по поводу полученного боевого опыта, которые я хотел бы прежде обсудить с вами.
        - Весьма любопытно, Слушаю вас, Алексей Михайлович.
        - Я полагаю, необходимо тщательно изучить все боевые и небоевые повреждения полученные кораблями во время сражения и по возможности исправить выявившиеся недостатки.
        - Что значит - небоевые?
        - Это значит полученные не от воздействия неприятельского огня, а от общей неудовлетворительности конструкции. К примеру, подъёмные дуги у шестидюймовых орудий. При стрельбе на дистанцию более тридцати кабельтовых на них ломаются зубья секторов и пушки выходят из строя, не будучи повреждены.
        - Возможно это единичные дефекты?
        - Увы, нет. Насколько я знаю, это происходило повсеместно.
        - Хм, вы правы, надо рассмотреть этот вопрос. Деталь то копеечная. Есть что-нибудь еще?
        - Увы, да. Есть основания полагать, что в устройстве броневых рубок допущены серьезнейшие просчеты. Я совершенно убежден, что в гибели контр-адмирала Вирениуса и его штаба виновата, прежде всего, их неудачная конструкция. В особенности чрезмерно широкие смотровые щели и совершенно неудовлетворительная форма крыши.
        - И тут неудовлетворительная? - удивленно поднял брови Алексеев.
        - Так точно, ваше высокопревосходительство, козырек на ней сделан так, что всякий осколок непременно летит внутрь рубки.
        - Что же делать?
        - Мы обсуждали это с офицерами и полагаем, что возможно изготовить и установить на смотровые щели особые козырьки, для отражения осколков. При наличии материалов их можно сделать даже прямо на корабле не прибегая к помощи порта. Расход будет самый минимальный, а пользы много.
        - Казна, расходы, экономия! - Сокрушенно вздохнул адмирал. - Сколько раз был на заседаниях морского технического комитета, все обсуждали как бы без убытка для казны. Вот и до экономились. Хорошо ваше императорское высочество, я приму во внимание ваши соображения. Кстати, как вам командуется "Ослябей"?
        - Это получилось случайно, Евгений Иванович, я вовсе...
        - Да ладно, Алексей Михайлович, видимо судьба у вас такая. Макаров вас с крейсера снял, а вы себе броненосец нашли.
        - Ваше высокопревосходительство, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что у меня мало опыта для такой ответственной должности и готов немедленно уступить место на мостике более подходящему командиру.
        - А вы изменились... нет, пожалуй, я пока не буду заменять вас. В конце концов, сейчас "Ослябе" необходим ремонт, а вы как выяснилось, имеете талант к организации такого рода работ. Единственно, вам действительно необходим опытный старший офицер. Я позабочусь, чтобы он у вас появился.
        - Благодарю за доверие.
        - Да не за что. Как вам Иессен?
        - В каком смысле? - растерялся Алеша.
        - В том голубчик, что у меня сейчас явный избыток контр-адмиралов, при отсутствии командующего. И надо каждому из них найти дело, да так чтобы друг другу не мешались и не грызлись как собаки.
        - Грызлись?
        - Да-с, Алексей Михайлович, грызлись. Ума не приложу, кого старшим назначить. Сам я, как понимаете, не могу. Забот в крае много. Вот пришлют, кого-нибудь из Питера, тогда легче будет, а сейчас хоть разорвись.
        - У меня были кое-какие соображения на этот счет. Я даже имел беседу с покойным Макаровым...
        - Ну-ка, ну-ка, - оживился адмирал.
        Великий князь, пользуясь моментом начал излагать свои мысли, но скоро их прервали.
        - Ваше высокопревосходительство, - заглянул в кабинет адъютант, - с эскадры прибыли на совещание. Прикажете пригласить?
        - Просите, голубчик.
        Приглашенные один за другим заходили в кабинет и, поприветствовав наместника и великого князя принялись рассаживаться. Повинуясь знаку наместника, место председателя занял Вильгельм Карлович Витгефт, а сам Алексеев скромно присел в сторонке, делая вид, что происходящее никак его не касается. Впрочем, его показная скромность никого не обманывала, и собравшиеся время от времени бросали настороженные взгляды на хозяина дворца. Трудно сказать, было ли это сделано нарочно или получилось случайно, но с одной стороны стола сидели адмиралы Ухтомский, Лощинский и совсем недавно произведенный в этот чин Григорович, а также назначенный Макаровым командовать отрядом крейсеров капитан первого ранга Рейценштейн. С другой расположились Иессен, Вирен, и присоединившийся к ним великий князь Алексей Михайлович.
        - Как вам известно, господа, неудача, постигшая наш флот, лишила нас командующего и одного из сильнейших броненосцев, - ровным голосом начал свою речь Витгефт. - разумеется, долгожданное прибытие отряда покойного адмирала Вирениуса до некоторой степени компенсирует эту потерю, однако противник все еще сильнее нас. Поэтому я полагаю, что пока не будет завершен ремонт "Цесаревича" и "Ретвизана", а также прорвавшихся к нам крейсеров, эскадре следуют соблюдать всяческую осторожность и избегать активных действий...
        Вильгельм Карлович Витгефт по свидетельству многих знавших его был человеком, безусловно, честным и благонамеренным. Смолоду его готовили к пасторской стезе, и на морскую службу он попал достаточно случайно. Обладая обширными познаниями и совершенно исключительным трудолюбием, он не имея ни малейшей протекции сумел продвинуться по службе и занять весьма высокий пост в штабе наместника. Один из немногих, он смел спорить со своим всесильным начальником, и, кажется, именно поэтому имел на него влияние. Вместе с тем, настоящим моряком он не был и сейчас поставленный во главе эскадры совершенно растерялся. Младший флагман эскадры адмирал князь Ухтомский, перед своим назначением преподавал астрономию в морском корпусе и был прислан в Порт-Артур, для отбытия ценза. Трудно сказать, чем руководствовались в Главном Морском штабе назначая его на такой пост в преддверии войны, но даже друживший с ним Макаров полагал его непригодным для этой должности и собирался его заменить. Другой младший флагман Николай Карлович Рейценштейн до войны командовал Владивостокским отрядом крейсеров. Именно он водил их в первый,
оказавшийся безрезультатным, поход после которого его и заменили на Иессена. Макаров, впрочем, не считал его неспособным, а всего лишь хотел видеть во главе крейсерского отряда адмирала, а не штаб-офицера. Однако пока Рейценштейн добирался до Порт-Артура, крейсера увел в рейд Вирен и теперь он чувствовал себя обойденным. Третьим был заведующий* морской и минной обороной Порт-Артура Михаил Федорович Лощинский. По старшинству производства он был следующим за Витгефтом и Ухтомским, но на первые роли никогда не лез, довольствуясь начальством над канонерками и миноносцами. Дело свое он, кстати, знал весьма хорошо и был, таким образом, на своем месте. Недавно произведенный в контр-адмиралы Иван Константинович Григорович совсем недавно командовал броненосцем "Цесаревич", который и привел в Порт-Артур перед самой войной. Как это часто бывает с только что введенными в строй кораблями, команда на нем была весьма слабо обучена и дисциплинирована. Это не могло порадовать командующего флотом, однако Макаров зная его как хорошего хозяйственника, поспешил перевести Ивана Константиновича на берег и заменить им
погрязшего в формализме и бюрократии начальника над портом Греве. Тут Григорович оказался на своем месте и вскоре привел порученное ему хозяйство в образцовый порядок.
        --------
        *Заведующий. - Как это ни странно для современного нам человека, но тогда военные должности частенько именно так и звучали. "Заведующий" вместо "командующий" и "начальник" вместо "командир".
        Карл Петрович Иессен приведя объединенный отряд в Порт-Артур, оказался в сложном положении. Дело в том, что выделить в отдельный отряд Владивостокские крейсера принадлежала Витгефту. Вильгельм Карлович полагал таким образом заставить разделиться японский флот, чем облегчить положение главных сил. Наместник целиком и полностью его поддержал, а теперь, когда основные силы крейсерского отряда присоединились к эскадре, они с Витгефтом не очень понимали что с ними делать. К тому же Иессен вернулся в Порт-Артур как победитель в тяжелом бою с Камимурой. Сражение в Восточно-Китайском море было определенно выиграно русскими, чтобы ни писали об этом в иностранных газетах, и не считаться с этим было нельзя. Сидевший рядом с Карлом Петровичем Вирен чувствовал себя особенно неуютно. С одной стороны именно он командовал быстроходными крейсерами, добившимися наибольшего успеха в сражении. Уничтожение практически без потерь с нашей стороны отряда адмирала Уриу, дорогого стоила, и Роберт Николаевич небезосновательно надеялся на награду. С другой стороны, он прекрасно понимал, что еще не выслужил ценз командира
корабля и поставлен командовать отрядом преждевременно. Будь жив назначивший его Макаров, в этом не было бы большой беды, но как к этому отнесется всесильный адмирал Алексеев, он не знал.
        В пол-уха слушая монотонный доклад Витгефта, Алеша напряженно раздумывал над сложившейся ситуацией. Досадуя, что потратил все время на обсуждение технических вопросов и не успел выяснить кого наместник собирается поставить во главе эскадры. Было очевидно, что сам наместник боится ответственности и лично командовать не будет, а между сидящими по разные стороны стола начальниками чувствуется просто физическое напряжение. И надо это напряжение как-то гасить. Мысль эта не давала ему покоя с самого утра, и он никак не мог придумать какой-нибудь выход. "Эх, был бы я адмиралом", - подумал он глядя на себя в зеркале и сам не заметил, как произнес эти слова вслух.
        - Адмиралом и дурак сможет, - не задумываясь, буркнул в ответ услышавший его Архипыч.
        Тогда великий князь, вообразив, что его не так поняли, покраснел до корней волос и, сконфузившись, отправился во дворец наместника, но теперь в словах старого матроса ему послышался совсем иной смысл.
        - Кто-нибудь хочет высказаться?
        - Если позволите я, - поднялся ос своего места Алеша.
        - Не возражаю, ваше императорское высочество, - благосклонно кивнул наместник, и позволил себе пошутить: - Согласно традиции, первыми высказываются младшие в чине. Что вы думаете, по поводу предложенного плана действий?
        - Вы верно хотели сказать, плана бездействий? Я категорически против него.
        - Но мы сейчас гораздо слабее японцев, - несколько более громко, чем обычно, сказал Вильгельм Карлович.
        - Никак нет, именно сейчас, когда отряд Уриу уничтожен, а у крейсеров Камимуры серьезные повреждения мы гораздо сильнее их. И этим надо пользоваться.
        - А что вы думаете Карл Петрович?
        - Я совершенно согласен с мнением его императорского высочества.
        - Вы, князь? - наместник вопросительно посмотрел на Ухтомского.
        - Я, некоторым образом, - начал мямлить тот.
        - Ваша позиция понятна, а что вы скажете, - Алексеев обернулся к Рейценштейну.
        - Ничего мы в Артурской луже не высидим, надо драться.
        - Вы, Роберт Николаевич?
        - Драться! Активные действия вполне доказали свою действенность.
        - Михаил Федорович?
        - Мы люди военные, стало быть, должны воевать.
        - Иван Константинович?
        - Драться!
        - Но как же повреждения? - попытался воззвать к разуму собравшихся Витгефт.
        - Кстати, о повреждениях господа, - перебил его Алексеев, - необходимо собрать комиссию с тем, чтобы детально ознакомиться с полученными повреждениями, а так же возможными недостатками и разработать план по устранению и тех и других. Вы Карл Петрович уже побывали в бою, вам и карты в руки. Назначаю вас председателем этой комиссии.
        - Слушаюсь.
        - Следующее. Хотя ремонтных мощностей у нас крайне недостаточно, я полагаю, что использованы далеко не все резервы. Прекрасный пример тому - деятельность его императорского высочества в Дальнем. Насколько я знаю, тамошние мастера заканчивают переборку машин последней пары миноносцев и могут быть употреблены в других местах. К тому же, совершенно недостаточно используются силы команд. Я сам был свидетелем, как на баке "Цесаревича" собирались матросы, горланили песни, плясали и занимались еще черт знает чем. Между тем, до окончания на нем ремонта еще очень далеко и я уверен, что есть масса работ, на которые можно употребить силы его нижних чинов.
        - Так точно, ваше высокопревосходительство!
        - Погодите, я не закончил. - Сдвинул брови наместник и обернулся к Вирену. - Роберт Николаевич, я знаю вас как строгого и решительного офицера. Поскольку нынешний командир броненосца совершенно очевидно не справляется со своими обязанностями, я полагаю, что вы именно тот человек, который мне нужен. Вы примете "Цесаревича" и я надеюсь, скоро приведете его в божеский вид.
        - Слушаюсь, - заметно помрачнел Вирен.
        - Помимо этого, - продолжал Алексеев, не обращая внимания на его неудовольствие, - вы назначаетесь флаг-офицером к адмиралу князю Ухтомскому, который и поднимет на броненосце свой флаг.
        - Э... это неожиданно, - пролепетал контр-адмирал, не ожидавший от наместника подобной подлости.
        - Я полагаю необходимым разделить наши броненосцы на два отряда. Первый состоящий из "Цесаревича", "Севастополя" и "Полтавы" возглавит князь. Во второй войдут "Ретвизан", "Пересвет", "Победа" и "Ослябя". Этот отряд примете вы, Карл Петрович!
        - Слушаюсь!
        - Теперь о крейсерах, насколько я понимаю, "Россия", "Громобой" и "Боярин" нуждаются в серьезном ремонте. Остальные примет адмирал Рейценштейн. На него и на адмирала Иессена и возложим активные действия против японцев. Старший вы, Карл Петрович.
        - А куда же "Николая I"?
        - Ах да, совсем забыл, - спохватился наместник. - Пока используйте его для охраны рейда, а если в бою, то ставьте к медленному отряду.
        Лицо Ухтомского выражало полное недоумение, но, как обычно князь удержался от возражений или вопросов. Витгефт тоже выглядел, как будто съел лимон, но также помалкивал.
        - Общее руководство эскадрой, - продолжал наместник, - я оставляю за собой. Руководить моим штабом, по-прежнему будет Вильгельм Карлович. На этом, все, господа, Ожидаю от вас тщательно разработанного и детального плана.
        Великий князь слушал Алексеева с немалым удивлением. Евгений Иванович с полуслова понял все, что он хотел сказать и быстро сориентировавшись, выдал мысли Алеши как свои. Между тем, собравшиеся начали расходиться, а наместник снова обратился к нему.
        - Задержитесь, Алексей Михайлович.
        - Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.
        - Ну, что скажете? - спросил адмирал, когда все вышли.
        - Блестящий план, Евгений Иванович!
        - Не сердитесь на старика?
        - Как можно! Наоборот, весьма польщен.
        - Ну и славно, вы сейчас на броненосец?
        - Немного позже, я еще кузена в госпитале не проведал, да и матросы там из Дальнего...
        - Святое дело! Кланяйтесь Борису Владимировичу, я его позже навещу.
        - Непременно.
        Оказавшись в госпитале, Алеша остановился в нерешительности. Где лежит его родственник он не знал, а спросить сразу он не догадался.
        - Ищете кого, ваше высокоблагородие? - обратился к нему солдат санитар.
        - Да, братец, скажи мне, где лежит великий князь?
        - Их апартаменты на втором этаже будут, только его императорское высочество сейчас в саду гуляют. Вон слышите, песни поют.
        - Ему настолько полегчало?
        - Не могу знать!
        - Хорошо, а где тут матросы в Дальнем раненые?
        - А это рядом, извольте, провожу.
        Зайдя в большую палату, Алеша увидел удивительную картину. Подле лежащего на кровати целиком перебинтованного человека сидел мальчик в гимназической форме и старательно писал под его диктовку поклоны многочисленным родственникам. Рядом собрался кружок из нескольких раненых менее тяжело, которые внимательно слушали и давали советы, иногда довольно скабрезные.
        - Чего ты Фрол, куму поклон передал, а куме забыл? Небось, боишься, что он чего догадается?
        - Отстаньте малохольные!
        - Правда, господа матросы, - возмущенно сказал мальчик, - вы мешаете!
        - Ничего вы барчук не понимаете, ему бестолковому не подскажи, так он все перепутает!
        - Гхм, - прочистил горло великий князь.
        Увидев офицера, матросы вытянулись во фронт и нестройно отрапортовали.
        - Здравия желаем вашему высокоблагородию!
        - Вольно.
        Подойдя к кровати Алеша прочитал на табличке фамилию и имя раненого.
        - Бескровный Антип, эко тебя братец угораздило.
        - Так точно, вашескобродие, - отозвался больше похожий на мумию человек, - малым делом японцы не угробили.
        - В Дальнем, или еще где?
        - В Дальнем, господин капитан второго ранга. Атаковали мы значит с их благородием мичманом Ренгартеном, эту, как ее, "Ицукусиму", да едва не загинули все. Кабы не их императорское высочество Алексей Михайлович, как есть, на корм рыбам бы пошли.
        - А мичман жив?
        - А как же, уже ходют, только с палочкой. Навещали даже.
        Стоящий рядом Сережа Егоров, внимательно всматривался в показавшегося ему знакомым офицера. Наконец, в его памяти зарницей вспыхнуло воспоминание о встрече в порту.
        - Я вас узнал, - воскликнул он, - вы великий князь!
        - Услышав его, собравшиеся вокруг матросы на секунду остолбенели, а затем дружно гаркнули приветствие.
        - Ну, полно вам, раненые кругом, - утихомирил их Алеша и обернулся к гимназисту. - Кажется, мы знакомы, молодой человек?
        - Да, я... мы...
        - Погодите, я сам вспомню, - остановил переволновавшегося мальчишку капитан второго ранга. - Ах, да, вы Егоров. Сын Ефима Ивановича и Капитолины Сергеевны, верно?
        - Да, меня зовут Сережа!
        - Прекрасно, а что вы здесь делаете?
        - Письма пишу раненым...
        - Что же, весьма достойное занятие Сергей Ефимович. - Похвалил Алеша гимназиста и протянул ему руку, которую тот с восторгом пожал.
        Великий князь в сопровождении Сережи обошел палату. Ежедневно приходивший сюда мальчик знал всех раненых и подробно рассказывал ему, как кого зовут, на каком корабле тот служил и при каких обстоятельствах и куда ранен. Алеша внимательно выслушивал, спрашивал, нет ли каких надобностей, и желал скорейшего выздоровления. Матросы привычно отвечали, что у них всего довольно, но было видно, что неподдельное внимание великого князя им приятно. Затем он навестил раненых офицеров, но здесь неформального общения не получилось. Услышав весть о посещении госпиталя членом августейшей фамилии, прибежало все местное начальство и принялось ходить за ним хвостом.
        - Прошу простить меня, господа, - обратился он напоследок к раненым, - но мне уже пора. Желаю вам скорейшего выздоровления и возвращения на корабли. Предстоит много дел, и без вас мы не справимся.
        - Алешка! - раздался дикий крик в коридоре и в палату влетел одетый в больничный халат Борис Владимирович. - Слава богу, ты вернулся! Я как услышал, хотел в порт бежать, да эти чертовы эскулапы, мне чакчиры* не отдали. А без штанов, сам понимаешь, гусар может уйти только от дамы!
        - Как ты себя чувствуешь, Боря?
        - Да я то что, Кирилл вот погиб!
        - Сочувствую. Но ты, как я вижу, пострадал не слишком?
        - Тебе скажу, - кузен неожиданно схватил его за руку и зашептал на ухо, - я здоров! Но если я скажу об этом врачам, они тут же отправят меня в Россию. Поэтому всякий раз на осмотре я нахожу у себя какое-то недомогание и они меня лечат!
        - Но зачем?
        - Затем что я не хочу возвращаться! Даже в Маньчжурии я в лучшем случае буду плесневеть в каком-нибудь штабе. А я хочу отомстить, я хочу схватиться с этими узкоглазыми обезьянами в бою! Чтобы слышать, как хрустят их кости под клинком! И я клянусь тебе памятью брата, что пока не сделаю это, не будет мне покоя!
        Говоря это, Борис приходил во все большее возбуждение, глаза его горели неукротимым огнем, перекосившийся рот дергался и Алеша чувствовал себя рядом с ним довольно неуютно.
        - Ну а пока я побуду здесь, - внезапно совершенно успокоился тот. - Кстати, а здесь весьма недурные дамы. Я, право, даже не ожидал. Они милы, обходительны, ну кроме одной. Есть тут такая, мадемуазель Валеева, сущая мегера, но красоты невероятной. Хочешь, познакомлю?
        - Думаю в другой раз, - пробормотал сбитый с толку перепадами настроения родственника Алеша. - Прости Боря, мне пора.
        - Уже уходишь? - почти безразлично отозвался он, - ну и ладно. Ты заходи, тут ужасно скучно.
        
        *Чакчиры. - гусарские штаны.
        Поскольку Прохор ухитрился накануне неведомо где простудиться, а Архипыч застрял на броненосце, выполнять роль кучера пришлось Ваньке. Пока великий князь был в госпитале, парень сидел на козлах и предавался мечтам. Проделанный им вместе с хозяином поход и участие в сражении переполнило его осознанием собственной значимости. Правда, сражение он провел вместе с другими вестовыми в лазарете, помогая фельдшерам перевязывать раненых и ничего толком не видел. Несносный Архипыч пообещал надрать ему уши, если он высунет нос на палубу, а сам ушел вместе с Алексеем Михайловичем и по слухам даже стал к штурвалу, когда все в рубке погибли. Теперь старику, наверное, дадут еще один крест, а на что он ему? Нет, Архипыч конечно герой, но Ванька наверняка справился бы у штурвала ничуть не хуже и тогда бы крестом наградили его. Ну, ничего, теперь у Алешки, как за глаза звали его все слуги, свой броненосец и будут еще бои, в которых он себя и проявит. Будет и на его улице праздник, а на груди крест! Приободрив себя этими мыслями, кофишенк огляделся и заметил старого знакомого - гимназиста, которого он как-то видел
на Ляотешане. Тот вышел из госпиталя погруженный в свои мысли и собирался куда-то бежать, но не тут то было.
        - Не пыли стрюцкий, - поприветствовал его с козлов Ванька, - а то коней распугаешь.
        Гимназист остановился и внимательно посмотрел на глядящего с чувством полного превосходства парня.
        - Выгнали? - ехидно поинтересовался он у Ваньки.
        - Откуда выгнали? - не понял тот.
        - Ну, с флота, - охотно пояснил ему Сережа, - ты же теперь в извозчики подался? Тогда тебе надо форму сменить, а то, что за извозчик в бескозырке. Тебе теперь цилиндр надо лаковый, да кушак красный и бляху с номером!
        - Да ты что такое говоришь, - изумился парень, да я... да ты знаешь кто я такой?
        - Кофе ты подаешь господам! - отрезал Сережа, - моряк липовый.
        - Что ты сказал? А ну как повтори!
        - И повторю!
        - Только попробуй!
        - И попробую!
        Через минуту они схватили друг дружку за грудки, и какое-то время, потолкавшись, сцепились по настоящему и принялись кататься по земле, отчаянно мутузя кулаками. Ванька был старше, на голову выше и сильнее, но гимназист ни за что не хотел уступить и отчаянно сопротивлялся. Наконец, кофишенку удалось взять верх и, оседлав противника, выкрутить тому руку.
        - Сдавайся, - потребовал он.
        - Еще чего!
        - Землей накормлю, - посулил он побежденному.
        - Что это здесь происходит? - раздался над драчунами строгий голос.
        - Ай, тетенька пусти, - заверещал Ванька схватившей его за ухо женщине в одежде сестры милосердия.
        - Гадкие мальчишки! - заявила им она и тут же схватила за ухо и второго, - как вы смеете драться подле госпиталя?
        - Мила пусти, он первый начал!
        - Как бы не так, это ты первый...
        - Ничего не хочу слышать! Кругом война, каждый день умирают люди, а вы нашли себе развлечение - драку! Хороши нечего сказать!
        - Тетенька пусти!
        - Мила!
        - Боюсь, я должен присоединиться к данным мольбам, мадемуазель. - Громко сказал не без интереса наблюдавший за расправой великий князь. - Мне надо ехать, а если вы оторвете ухо моему кучеру, его придется оставить здесь. Кроме того, ваш племянник, как я успел заметить, весьма достойный молодой человек и ему будет крайне затруднительно писать письма раненым, лишившись слуха. Кстати, могу я узнать, чем вызвана ваша к ним немилость?
        - Эти гадкие мальчишки, устроили безобразную драку! - ответила девушка, едва к ней вернулось самообладание.
        - Действительно, серьезная провинность, - покачал головой Алеша, - а можно узнать кто зачинщик?
        - Я... я не знаю.
        - И вы решили наказать обоих? Прелестно! Прямо как наш ротный командир в корпусе. Тот тоже никогда не утруждал себя разбирательствами и наказывал всех скопом, полагая, что таким образом воспитывает в нас товарищество.
        - Но не наказывала я их, Просто попыталась разнять...
        - Понятно, - кивнул великий князь и обернулся к своему слуге, - Иван, что случилось?
        - Ничего, Алексей Михайлович, - пробубнил тот.
        - То есть ты сидел на козлах, никого не трогал, и тут на тебя напали?
        Увидев, что кофишенк насупившись молчит, Алеша продолжил:
        - А может этот мальчик переодетый хунхуз и хотел нашу коляску угнать?
        - Я не хунхуз, - изумленно воскликнул Сережа, - и коляска мне ваша не нужна!
        - Значит, он напал на тебя? - обернулся к нему великий князь, - тогда его надо отдать под суд за нападение.
        - Не надо никого отдавать под суд, - насупился гимназист, - я сказал ему, что он не настоящий моряк. Я первый начал.
        - Вот как? А ты знаешь Иван, пожалуй, что Сережа прав. Настоящие военные моряки должны статских защищать, а не драться с ними. Пожалуй, рано я тебя на корабль взял, надо на кухню к отцу вернуть.
        - Алексей Михайлович, - взмолился от открывшейся перспективы парень, - ваше высокоблагородие, дозвольте доложить. Я виноватый! Дразнил я его стрюцким... Простите, Христа ради, только не прогоняйте!
        - Замечательно, то не было ни одного виноватого, то сразу двое. Что будем делать, Людмила Сергеевна?
        - Мальчики, как вам не стыдно? - укоризненно сказала им сестра милосердия, - устроили драку из-за такого пустяка.
        - Мила, я больше не буду, - повинился Сережа.
        - Разумеется, не будешь! Вот скажу маменьке...
        - Мила, не надо!
        - Людмила Сергеевна, - тихонько обратился к девушке Алеша, - а может действительно не надо? Коль скоро наши архаровцы виноваты оба, то и наказать их надо одинаково, а у моего Ваньки только отец. Сирота он. К тому же зачем волновать милейшую Капитолину Сергеевну?
        - Хорошо, но только в том случае если вы пообещаете не наказывать бедного мальчика.
        - Клянусь!
        - Вы смеетесь?
        - Нисколько... Ну, разве что немного. Просто ваша расправа была так молниеносна и неожиданна... я даже понять ничего не успел, а вы уже их за ухо.
        - Поработайте с мое в школе и не такому научитесь!
        - О, сочувствую вашим ученикам...
        - Вы опять?
        - Ну, простите. Мне пора и... спасибо вам.
        - За что, спасибо?
        - За раненых, за уход за ними...
        - Это моя работа.
        - Честь имею!
        - Прощайте.
        Ванька снова занял место на козлах, а Алеша устроился на сиденье. Мальчишка тряхнул поводьями, и экипаж тронулся. Едва они проехали несколько саженей, великий князь обернулся и встретился с Людмилой глазами. "Какая славная девушка" - подумал он.
        Иван тем временем сосредоточено правил лошадьми, наконец, не выдержав, он обернулся и попросил:
        - Алексей Михайлович...
        - Чего тебе?
        - Архипычу не говорите!
        - О как, а отца, как я погляжу, ты совсем не боишься?
        - Батюшка простит, вы тоже, а вот Архипыч тот спуску не даст.
        - Это верно... Ладно, что я зверь какой, не скажу.
        - Благодарствую!
        - Архипычу, говорю, не скажу. Я только Прохору по секрету, а уж он всем до сведения доведет!
        - Алексей Михайлович, помилосердствуйте!
        Если бы раньше Алеше кто-нибудь рассказал, что став командиром большого броненосца он будет бывать на нем лишь урывками, он бы не поверил. Быть морским офицером, дневать и ночевать на корабле, и служить в таком качестве отечеству было пределом его юношеских мечтаний. Увы, реальность оказалась такова, что великому князю пришлось разрываться между кораблем и Дальним, где у него скопилась куча дел, отдавая явное предпочтение городу и порту. Пока он отсутствовал, там завершили переборку еще два миноносца из второго отряда. Теперь поднаторевшим в ремонте мастеровым предстояла переборка пришедших с Балтики "невок". Проделавшие немалый путь и побывавшие в бою миноносцы порядком поизносили свои механизмы и нуждались в ремонте. Руководить городом, портом и мастерскими с мостика "Осляби" не получалось и Алеша, в очередной раз передав бразды правления лейтенанту Саблину отправился на берег. На вокзале Дальнего его ожидал сюрприз: на одном из запасных путей стояли две железнодорожные платформы с установленными на них орудиями. Рядом с ними, улыбаясь во весь рот, стоял полковник Меллер.
        - Приветствую ваше императорское высочество, - обратился он к великому князю. - Вот, извольте видеть, я свою часть уговора выполнил. Пушки на платформе у вас есть.
        - Здравствуйте, Александр Петрович, вижу-вижу. Ну, что я могу сказать, молодцы. А пушки откуда?
        - Шестидюймовка с безвременно утопшего "Бобра", а девятифунтовая с "Разбойника". Обстрел, как и обещал, круговой. Правда, для первой необходимы домкраты, но они ставятся за десять минут. Мы проверяли.
        - Стрельбой испытывали?
        - Увы, нет!
        - Отчего так?
        - Начальство на себя такую ответственность взять отказалось, так что без вашего на то соизволения, никак нельзя-с!
        - Ну и ладно, зато понаблюдаю за опытами лично. Думаю, сегодня же и испытаем оба орудия.
        - А что третье не будете? - лукаво усмехнулся Меллер.
        - А что есть и третье?
        - Как не быть! Да какое, сто двадцатимиллиметровое Армстронга, конфетка, а не пушка!
        - Но откуда?
        - Детективная история, Алексей Михайлович. Крестница то ваша, "Ицукусима" совсем не глубоко затонула. Обратились за разрешением провести на ней водолазные работы, так начальство не одобрило-с! А работы, против обыкновения начали не дожидаясь соизволения... в общем кормовое орудие и пару десятков снарядов сняли, а как запрет пришел, так и приуныли. Самовольство, он того, наказуемо! Ну и отдали нам от греха, дескать, знать не знаем, видеть не видывали никакой пушки.
        - А ведь там их еще десяток... - задумчиво протянул Алеша.
        - Да просто Клондайк! Ну, так что?
        - Обязательно испытаем, - решительно заявил великий князь, - и не только пушку!
        Закончив с Меллером, молодой, но грозный начальник порта двинулся было дальше, но его тут же перехватил новый проситель. Им оказался лейтенант Рощаковский, с которым они были шапочно знакомы. Именно ему Алеша сдавал башню на броненосце "Полтава" после недолгого командования в памятном бою 27 января.
        - Здравия желаю вашему императорскому высочеству!
        - И вам не хворать, Михаил Сергеевич, что привело вас в наши палестины?
        - Дело, Алексей Михайлович.
        - Вот как? Ну, рассказывайте, что у вас за дело.
        - Дело в том, что я задумал одну диверсию против японцев, но осуществить ее без вашего на то согласия не получится.
        - Вы меня интригуете, и что за диверсия?
        - Я хочу пробраться к японцам на катере и атаковать их минами.
        - Намерение вполне богоугодное, но за чем же дело стало?
        - За катером. К сожалению, один раз я уже попытался, но неудачно и катера мне теперь не дают.
        - Да, катеров у нас маловато, но от меня вы что хотите? Если катер с "Осляби", то они все разбиты в бою, и я очень удивлюсь, если их хоть как-то удастся починить.
        - Нет, Алексей Михайлович, ваши катера паровые, а тут гораздо лучше подошел бы моторный, каким был потерянный мною "Авось".
        - Что простите?
        - "Авось", так я назвал катер.
        - А, понял. Но от меня вы что хотите... хотя постойте, "Ретвизанчик" еще в Дальнем?
        - Да, я хотел вас попросить именно о нем. Катер большой, скоростной и сильно вооруженный. С ним можно попытать счастья и в Чемульпо.
        - В Чемульпо?
        - Так точно! Дело в том, что моторные катера не дают дыма, а прикрытые брезентом, окрашенным в цвет моря, совершенно не заметны. Если на ночь выйти в путь, то к утру можно быть у цели, а там и крейсера японские и транспорты с войсками наверняка есть.
        - Любопытно, но "Ретвизанчик" у нас тут один, а Чемульпо далеко.
        Решивший что получил отказ, Рощаковский вздохнул и собирался откланяться, но Алеша остановил его.
        - Я вам еще не отказал, Михаил Сергеевич. Скажите, как вы смотрите на визит к островам Эллиота?
        - А что там?
        - Честно говоря, не знаю. - Пожал плечами великий князь, но почему то мне кажется, что именно там, у японцев маневренная база.
        - Вы думаете? - Глаза лейтенанта загорелись, - а вдруг там броненосцы Того...
        - Возможно, но в таком случае нам нужна не ваша героическая гибель в атаке на превосходящего противника, а точные сведенья о его местоположении.
        - Сведенья?
        - Они самые. Посудите сами, отмстить японцам за бой в Чемульпо, конечно, заманчиво, но ведь за порт-артурскую побудку еще заманчивее!
        - Это так, - согласился Рощаковский, - но если там маневренная база японского флота, нашим миноносцам ни за что туда не пробраться незамеченными.
        - А вы у меня разве только что миноносец просили?
        Озадачив лейтенанта, великий князь попал, наконец, в мастерские порта. В каждый док, имевшийся в Дальнем, можно было безболезненно поместить два миноносца. Собственно, до сих пор так и делали, но занимали кораблями только один, держа второй на случай экстренного ремонта. К тому же для работы во втором рабочих просто не было, однако после окончания ремонта "Паллады" одна бригада вернулась назад и могла включиться в работу на месте. Подивившись, что для такого несложного дела понадобилась его вмешательство, Алеша отдал необходимые распоряжения и собрался было отбыть восвояси, но неожиданно для себя столкнулся со старшим офицером "Боярина" Семеновым бежавшим к нему со всех ног.
        - Владимир Иванович, дорогой, куда вы так летите?
        - Нашел, - тяжело дыша, пробормотал тот, - слава тебе господи, нашел!
        - Да что случилось?
        - Фух, как сложно оказалось вас найти, ваше императорское высочество.
        - Ну, вам это удалось. Рассказывайте, голубчик, только бога ради без чинов.
        - Извольте, Алексей Михайлович. Я к вам по делу. Извольте видеть, сегодня до нас довели план ремонта и мы в этом плане в самом конце. Сначала броненосцы закончат, потом за "Россию" с "Громобоем" примутся, а уж после и до нас очередь дойдет.
        - Действительно не разумно, - пожал плечами Алеша, - у малых крейсеров всегда есть работа, а "Новик" очевидно не справляется.
        - Вот-вот и я о чем! Так вот, мне командир и говорит, найдите великого князя и попросите по старой дружбе...
        - Посодействовать?
        - Отремонтировать! У вас же целый порт ремонтников, и мы вам совсем не чужие!
        - Это, да, но сейчас предстоит ремонт "невок"...
        - Да, что они навоюют без нас!
        - Понятно, и светлейший князь Ливен послал вас ко мне, как я в свое время посылал к портовым чиновникам...
        - Такова жизнь! - засмеялся отдышавшийся, наконец, Семенов.
        - Ну, хорошо, но мне необходим перечень работ, чтобы согласовать со своими мастерами и инженерами.
        - Пожалуйста, - полез за пазуху офицер.
        - Подготовились, - усмехнулся Алеша, - я даже на "Ослябе" планирую пока только силами матросов обходиться.
        - И мы так же, но кое в чем без мастеровых просто не обойтись.
        - Ладно, уговорили. Вам когда надо вернуться на крейсер?
        - Как только с вами договорюсь...
        - Ну и прекрасно, поедемте со мной, заглянем ко мне домой, заодно и пообедаем. А то мы с вами вместе служили, а так и не пришлось.
        - С удовольствием Алексей Михайлович, офицеры мне о вашем поваре и погребке все уши прожужжали.
        Загодя предупрежденный, что хозяин обедает дома, Федор Михайлович расстарался. Повар великого князя обладал редким умением даже простые блюда готовить с такой изысканностью, что всякий отведавший их становился навсегда поклонником его таланта. Хотя с продуктами в Порт-Артуре становилось все хуже, но изрядные запасы, сделанные предприимчивыми слугами, позволяли смотреть в будущее с оптимизмом и обеспечивать своему хозяину привычный комфорт.
        Воздав должное наваристому супу и нежнейшей баранине с зеленью, Алеша и его гость попросили чаю. Наступило время Кейко. Принаряженная по такому случаю девушка вошла, держа на вытянутых руках поднос с маленькими чашечками и большим фарфоровым чайником. С поклоном подав господам напиток, она замерла, как будто ожидая приговора.
        - Божественно, - мечтательно протянул Семенов, - давненько я не пил такой чай.
        - И не говорите Владимир Иванович, - согласился с ним Алеша, - я после приезда в Порт-Артур совершенно разочаровался в кофе, хотя мой Иван, право же, недурно его готовит.
        - Совершенно справедливо, - закивал собеседник в ответ, - у вашего кофишенка талант! Скажите, а что он все еще хочет на корабль юнгой?
        - Да, пришлось даже взять его с сбой в последний поход.
        - Офицеры "Осляби" верно в восторге от его умения?
        - Это точно.
        - Ну, что же, Алексей Михайлович, дела мы обсудили. Не смею больше отвлекать вас и прошу простить за назойливость.
        - Ну что вы, общее дело делаем! Впрочем, мне тоже пора. Стыдно признаться, на броненосце бываю реже чем дома. Куда это годится?
        - Да-да, как говаривал покойный Степан Осипович: - "В море дома!"
        Офицеры дружно поднялись и направились к выходу. Ванька в неизменной морской форме уже ждал их, ерзая на козлах, и едва они заняли места, повез их в порт.
        - Ваше высокоблагородие, - обратился кофишенк к Алеше, - дозвольте с вами на броненосец.
        - А лошади домой сами доберутся? - Улыбнулся тот.
        - А я их отведу, да и бегом назад, - нашелся парень.
        - Нет уж, дружок, - не согласился великий князь, - успеешь еще от Архипыча нагоняй получить. Завтра мне все одно в Дальний нужно будет, так чтобы с утра в порту ждал. Понятно?
        - Как прикажете, - тоскливо вздохнул кофишенк.
        - Что Ваньша, - лукаво пожалел его Семенов, - не получается на корабль сбежать? Так давай к нам на крейсер!
        - Нам нельзя-с, мы дворцовые! - Важно ответил ему Иван и взмахнул кнутом.
        - Ну что же, до скорой встречи, - начал было прощаться Алеша.
        - Ваше императорское высочество, - вдруг серьезным и даже строгим тоном обратился к нему старший офицер "Боярина", - позвольте задать вам один вопрос, на первый взгляд личного характера.
        - Что случилось, Владимир Иванович, - удивился тот, - впрочем, извольте.
        - Как давно вы знаете эту девушку?
        - Какую еще девушку?
        - Кейко!
        - Кейко? Странный вопрос.
        - И тем не менее.
        - С момента приезда в Артур. Мой камер-лакей снял мне дом, в котором она была прислугой у местного китайского купца. Тот покинул город по своим делам, а китаянка осталась... а в чем дело?
        - В том, что она не китаянка.
        - А кто?
        - Японка.
        - Господь с вами, вы уверены?
        - Более чем. Разумеется, на Востоке множество народностей, которые только для нас европейце на одно лицо, но ваша Кейко совершенно определенно японка. Я достаточно долго жил в этих краях и в Японии в частности, чтобы суметь отличить. Кстати и имя у нее тоже японское.
        - Не может быть, - помотал головой Алеша, как будто пытаясь отогнать наваждение, - этого просто не может быть! Вы ошибаетесь!
        - Возможно, но все же постарайтесь не брать домой важных документов и не говорить при ней о делах.
        - Благодарю за совет, - холодно ответил ему великий князь и резко развернувшись, ушел.
        Семенов с явным сожалением смотрел ему в след, но останавливать не стал. Алеша же решительно шагал к своему катеру и вдруг остановился как громом пораженный. Зажмурив на секунду до боли глаза, он явственно увидел, как японские корабли идут по свободному от мин фарватеру. Как то ведь они узнали об этом? Но как? И тут тренированная с детства память послушно выдала ему картинку из прошлого. Они возвращаются на поезде из Дальнего. Вершинин с Микеладзе играют в карты, а он... а он наносит на сделанной на папиросной бумаге схеме прохода последние ориентиры. А потом прячет их в портфель и идет домой. Домой. К Кейко. Еще раз, решительно развернувшись, он не видя дороги, пошагал прочь.
        - Ваше высокоблагородие, вы куда? - попытался окликнуть его матрос.
        - Оставь их, дело господское, - лениво протянул сидящий рядом его товарищ.
        Ротмистр князь Микеладзе с нескрываемым сочувствием смотрел на потерянное лицо великого князя, сбивчиво рассказывающего ему о своих подозрениях. Молодой человек был ему симпатичен своей доброжелательностью и полным отсутствием чванства свойственного некоторым представителям офицерства по отношению к жандармам. При этом дело, с которым к нему тот пришел, могло оказаться очень серьезным. Настолько серьезным, что могло запросто погубить и самого Алешу и, что гораздо более вероятно, его - Микеладзе.
        - Алексей Михайлович, - мягко сказал он ему, - все, что вы мне рассказали очень интересно. Скажу прямо, есть большая вероятность того что вы правы в ваших подозрениях, однако вполне может статься что вы ошибаетесь.
        - Не надо меня щадить, - сбивчиво пробормотал Алеша, - если все это правда, то я готов...
        - А если нет? - вкрадчиво спросил жандарм, - вот представьте, что Семенов ошибся. Или даже прав, но дэвушка не шпионка. Ну, мало ли! А мы ее потащим к нам, будем допрашивать... Кстати, вы знаете как проходят допросы? Вот и хорошо, что не знаете!
        - Но надо же что-то делать! Как-то проверить...
        - Алексей Михайлович, дорогой! Конечно, проверим, причем очень аккуратно, так чтобы не только комар, даже блоха ничего не наточила! Кстати, помните наш разговор?
        - Который?
        - Ну, когда мы только познакомились, здесь на вокзале?
        - Да кажется... а о чем он был?
        - О женских ногах.
        - О ногах?
        - Да, дорогой. И не надо так краснеть! Просто вспомните, мы говорили, что китаянки ноги бинтуют, и вы сказали, что у вашей служанки ножки чрезвычайно маленькие. Так?
        - Да, именно так, но что это нам дает?
        - Вах! Японки ноги не бинтуют! Я точно знаю.
        - Вы думаете, это может быть...
        - Ладно, тут у меня в камере рыбак третий день сидит и его матушка столько же под воротами...
        - О чем вы?
        - Да не о чем, так мысли вслух, - поморщился князь и тут же гаркнул находящемуся за дверью унтеру: - Федченко! Ну-ка приволоки с улицы эту старую каргу, у нее точно ноги перевязаны.
        Через минуту дюжий жандарм затащил в кабинет маленькую сухую старушку, едва ковыляющую на своих копытцах. Рывком усадив ее на лавку, унтер схватил за ногу и показал оцепеневшему от ужаса Алеше страшный результат изуверского обычая: изуродованную ступню примотанную к пятке.
        - Понятно, не такая у нашей Кейко ножка, - нахмурился Микеладзе, - Эй Федченко, гони эту старую грымзу!
        - Господи, какой ужас, - передернуло великого князя.
        - Ничего особенного, - пожал плечами жандарм, - кстати, это тоже ничего не доказывает. Она может быть кореянкой, маньчжуркой, дунганкой и еще бог знает кем.
        - Я никогда не смогу смотреть ей теперь в глаза, - страдальчески проронил Алеша.
        - И не надо! У вас что, на броненосце дел мало? Вот и занимайтесь ими, пока мы все не проверим. А как проверим, так и решим, как быть дальше.
        - А что тут решать, если она шпионка, то насколько я знаю у вас разговор короткий...
        - Верно, только это еще не доказано, да и...
        Жандарм резко встал и несколько раз прошел по кабинету туда-сюда. Потом, нахмурившись своим мыслям, вытащил откуда-то фотографический портрет и подал великому князю.
        - Не встречали раньше?
        Тот внимательно посмотрел на ничем не примечательного господина в канотье и пожал плечами.
        - Не встречал.
        - Я тоже не встречал. Просто из управления прислали с ориентировкой. Так на всякий случай. Это Анжей Каминский, поляк, террорист. Да я сильно и внимания не обратил поначалу, откуда ему тут взяться.... Но тут мои архаровцы матроса притащили. По пьяному делу про государя императора ляпнул неподобное. Ну, протрезвел, понятно дело повинился.... И то верно, чего спьяну не наболтаешь.... Ну чего с ним делать, оскорбления величества, конечно, есть, а вот крамолы то особой и нету. И вот как на грех, или на счастье выпала у меня эта карточка. Сроду такого не было, а тут выпала. Матросик то, как ее увидал, так возьми и ляпни, что, дескать, поляк этот, ну вылитый минный кондуктор с "Петропавловска".
        - Как это?
        - А вот так! Я подумал, подумал, да и в порт. Думаю мало ли, чего в жизни не бывает. А Макаров, возьми, да и выведи эскадру. Думаю дождусь, да все и разузнаю... не дождался!
        - Вы полагаете? - изумленно начал Алеша.
        - Да ничего я не полагаю, - отмахнулся жандарм, - показывал карточку уцелевшим. Кто говорит, похож, кто наоборот - непохож! Как тут теперь разберешь...
        - Зачем вы мне это рассказали? - насторожился Алеша.
        - А затем Алексей Михайлович, что шпионы опасны только те, о которых неизвестно, а те, о которых известно, те могут оказаться даже полезны! Только вот узнать о них не всегда получается вовремя. А посему, очень вас прошу, домой пока не ходите и разговоры о Кейко ни с кем не ведите.
        Впрочем, события последовавшие вскоре, совершенно не оставили великому князю времени думать о чем то кроме службы и пылающей вокруг войны. Сосредоточенные к этому моменту в Корее японские войска перешли в наступление и, отбросив русские заслоны на реке Ялу, двинулись дальше. Генерал Куропаткин полагая свои войска недостаточными для отражения вражеского натиска, распорядился отступить. Наместник был, разумеется, против этого и немедленно телеграфировал о своем несогласии государю. Куропаткин, в свою очередь, обратился с жалобой на вмешательство адмирала Алексеева в свою компетенцию и попросил высочайшего разъяснения сложившейся ситуации: кто же является главнокомандующим в действующей армии? Ответ его императорского величества был совершенно не утешителен для наместника. В Маньчжурской армии главным является Куропаткин. Впрочем, сказав "а", царь не сказал "б". Очевидно не до конца понимая важность единоначалия, он оставил адмирала Алексеева на своей должности. Таким образом, вместо сосредоточения всех рычагов управления в одних руках появилось двоевластие. Куропаткин командовал всеми армейскими
частями и гарнизонами Владивостока и Порт-Артура. В руках наместника осталось гражданское управление и флот.
        Однако нашему герою было не до перипетий борьбы за власть. Исправление должности командира броненосца, хотя и занимало большую часть его времени, дало возможность Алеше осуществить ряд мероприятий, которые он считал полезными. Во-первых, с "Осляби" было снято погонное орудие как совершенно бесполезное для боя в линии. Во-вторых, убраны тридцатисемимиллиметровые пушки с марсов и сорокасемимиллиметровые с мостиков и верхней палубы. Предназначенные согласно проекту для противоминной обороны, они совершенно не годились для борьбы с современными миноносцами. В третьих, великий князь приказал сдать в порт все хранящиеся на броненосце мины. Последняя мера вызвала отчаянное противодействие продолжавшего исполнять обязанности старшего офицера лейтенанта Саблина. Если со сдачей мин заграждения он, после катастрофы с "Петропавловском", готов был смириться, то лишение броненосца самодвижущихся мин показалось ему совершеннейшим святотатством. Его протесты возымели некоторое действие и по одной мине на каждый аппарат на "Ослябе" все же осталось. К сожалению, при отсутствии дока не было никакой возможности
починить поврежденную в Средиземном море медную обшивку броненосца, но, тем не менее, ее обследовали с помощью водолазов и по возможности очистили. Кроме того за время стоянки все котлы были выщелочены, а машины перебраны. Отдельной проблемой стала поредевшая в последнем сражении кают-компания. В штабе долго думали, кого же направить на корабль, которым командует пользующийся неоднозначной репутацией великий князь, но постепенно вакансии заполнились.
        Старшим офицером стал только что прибывший в Порт-Артур капитан второго ранга Угрюмов, а исправлявший до того эту должность лейтенант Саблин стал старшим минером. На должность артиллериста с "Пересвета" перевели лейтенанта Черкасова и в качестве вахтенных начальников лейтенанта Рощаковского с "Полтавы" и мичмана Бухе с "Севастополя". "Ослябя", на котором работали мастеровые из Дальнего и не имевший проблем с получением материалов закончил ремонт прежде других кораблей. На стоящих рядом с ним "России" и "Громобое" дела обстояли куда хуже, впрочем, и повреждены в Восточно-Китайском море они были гораздо сильнее. Скорое вступление в компанию броненосца крайне обрадовало адмирала Иессена. Фактически его отряд до сих пор состоял лишь из "Пересвета" и "Победы". Правда, вскоре должен был закончиться ремонт "Ретвизана" и таким образом, весь отряд должен был быть в сборе.
        Карл Петрович был единственным, кто постоянно выводил подчиненные ему корабли в море и несколько раз вел перестрелку с японцами на дальних дистанциях, не добившись впрочем, особых результатов. Несколько удачливее были быстроходные крейсера "Аскольд" и "Богатырь", совершившие совместно с миноносцами дерзкий налет на Чемульпо и потопившие на подходе к нему несколько вражеских транспортов. Японцы были вне себя от наглой выходки русских и попытались перехватить смельчаков, но без особого успеха. Скорость их броненосных крейсеров оказалось недостаточной, а "собачки" Дева не решились атаковать без их поддержки. "Новик" в этом набеге не участвовал занятый переборкой машин, а "Боярин" еще чинился в Дальнем. Великий князь, будучи флаг-капитаном Иессена прекрасно знал о готовящейся операции и решил воспользоваться ею для давно задуманной вместе с Рощаковским авантюры. "Ослябя" заканчивал свой ремонт, и другого случая для выполнения их замысла могло не представиться. Уведомив Угрюмова о том, что у них с Рощаковским дела на берегу, заговорщики покинули броненосец. Даже верный Архипыч, загодя усланный по
какой-то надобности домой, не знал об их намерениях. До Дальнего они добрались по железной дороге, на поезде идущим за материалами на склады КВЖД. После известий о сражении на Ялу содержимое складов решено было перевести в Порт-Артур и такие рейсы стали регулярными. Рощаковский если и удивился нежеланию великого князя появляться дома, то виду не подал. Выйдя из единственного пассажирского вагона, офицеры быстрыми шагами направились в порт. Все необходимые распоряжения были сделаны заранее, и катер должен был ждать их в полной готовности. Но не успели они пройти и нескольких метров, как услышали жалобное: - "Алексей Михайлович, обождите".
        - Что за черт? - очень удивился знакомому голосу Алеша.
        - Ах, ты же паразит эдакий, ты откуда здесь взялся, - раздался совсем рядом крик и с тендера паровоза на платформу спрыгнул какой-то чумазый мальчишка.
        Следом выглянула голова железнодорожника, очевидно ругавшегося на безбилетного пассажира, но тот уже со всех ног бежал к великому князю.
        - Ванька! - Изумился тот, - ты как здесь оказался?
        - Ваше высокоблагородие, дозвольте с вами, - взмолился парень, действительно оказавшийся Ванькой. - Я вас случайно на станции увидал и решил что вы в бой!
        - Ты посмотри, какой паршивец, - засмеялся Рощаковский, - нигде от него не скроешься.
        - Даже если и в бой, - смеясь одними глазами, спросил Алеша, - тебе то какая печаль?
        - Да как же без меня, - искренне удивился кофишенк, - я же фартовый. Вон прошлый раз без меня в Дальнем с японцами сражались, да с каким фингалом вернулись. А со мной в море ходили, так ни царапины.
        - Так это я с тобой ходил? - Решил на всякий случай уточнить великий князь у перемазанного угольной пылью мальчишки.
        - А чего же нынче ваше императорское высочество без разрешения, - жизнерадостно захохотал лейтенант.
        - Алексей Михайлович, - принялся канючить Ванька, - ну возьмите, ну чего вам стоит...
        - Надо взять, - вдруг серьезным голосом сказал Рощаковский, - если оставим, он чего доброго всему Квантуну растреплет.
        - Этот может, - покачал головой Алеша, - ну что с тобой делать пошли.
        В порту их уже ждал снаряженный "Ретвизанчик", пришвартованный к стоящему под парами миноносцу. На сей раз, его вооружение ограничили катерными минами, а тридцатисемимиллиметровую пушку сняли, приняв вместо нее дополнительный запас горючего. А вот стоящий на корме китайский пулемет оставили. Патронов к ним было немного, потому решили, что потеря в случае неудачи большой бедой не станет. Экипаж катера вместе с лейтенантом должен был составлять пять человек: рулевой, моторист, минер и пулеметчик. Для маскировки на него был натянут брезент, выкрашенный в цвет моря, и делавший утлое суденышко совершенно незаметным уже с пары кабельтовых. Увидев готовый к рейду "Ретвизанчик", Ванька бог знает что себе вообразил и тут же принялся канючить:
        - Алексей Михайлович возьмите меня на катер, я вам пригожусь.
        - А что может и правда, - усмехнулся лейтенант, - возьмем мальца, раз он такой везучий как говорит?
        - Господь с вами, Михаил Сергеевич, что я его отцу скажу?
        - Возьмите Алексей Михайлович!
        - Ну что ты будешь делать!
        - Я плаваю хорошо, я даже вас, если что вытащу!
        - Типун тебе на язык! - рассердился великий князь. - Вот что вольнонаемный Хомутов, отставить разговоры, пока и впрямь не накаркал чего.
        - Слушаюсь, ваше высокоблагородие, - насупился парень, поняв, что разговор окончен.
        - Здравия желаю вашему императорскому высочеству, - спустился с "Бедового" его командир капитан второго ранга Баранов.
        - Здравствуйте Николай Васильевич, надеюсь у вас все готово?
        - Так точно, но я не получал приказа...
        - Вот как, а как насчет поступления в распоряжение начальника порта Дальнего?
        - Но мне хотелось бы...
        - Вы ставите под сомнение мои полномочия?
        - Ни в коей мере, ваше императорское высочество!
        - Прекрасно, тогда приказывайте отчаливать.
        Командир "Бедового" отдал честь, и офицеры во главе с великим князем поднялись на борт.
        - А ты чего столбеешь? - оглянулся Алеша на кофишенка, - ну-ка дуй на миноносец!
        Обрадованный Ванька одним духом пролетел трап, пока хозяин не передумал. У штурвала уже стоял присланный Алешей капитан одного из подчиненных ему буксиров. Как удалось выяснить великому князю, он был единственным, кому приходилось ходить на Эллиоты и потому, хоть как-то их знал. Баранов был опытным командиром и сразу почувствовал неладное, однако, он был не только морским офицером, но и придворным. До назначения на миноносец он долго служил на царской яхте "Полярная звезда", а затем заведовал всеми катерами императорской флотилии. Так что возражать члену августейшей фамилии он не стал и отдал все необходимые распоряжения. Машина "Бедового" заработала, и миноносец пошел к выходу из бухты, увлекая за собой на буксире "Ретвизанчика".
        - Ваше императорское высочество, - Баранов снова подошел к стоящему на мостике великому князю, - вы уверены в компетенции вашего лоцмана?
        - Вполне, а что вас беспокоит?
        - Да собственно ничего, - пожал тот плечами, - просто вид у него непрезентабельный.
        Вид у Никодима Селиверстова действительно оставлял желать лучшего. Старая поношенная морская форма, лохматая давно нечёсаная борода и особенно пронзительно красный нос наводили мысль, что лоцман любит злоупотреблять горячительными напитками. В действительности, лоцман был одним из самых опытных и знающих моряков во флоте КВЖД, а цвет носа изменился после одного неудачного падения в шторм. В выпивке, правда, он себе не отказывал, но исключительно на берегу. Так что опасения Баранова были совершенно напрасны и лоцман недрогнувшей рукой провел миноносец по проходам сквозь минные поля и вывел в открытое море, после чего взял курс на острова Эллиота. Замысел великого князя был прост: оставив минный катер как можно ближе к цели путешествия и дав полный ход вернуться обратно.
        - Пора ваше высокоблагородие, - угрюмо заявил Никодим, повинуясь скорее своему внутреннему чувству, а не расчету.
        - Ну, с богом, Михаил Сергеевич! - обернулся великий князь к Рощаковскому.
        - Не поминайте лихом, Алексей Михайлович.
        - Но-но! Приказываю вернуться живым и невредимым!
        - Есть, - шутливо вытянулся тот, - а где ваш Ванька?
        - Я его вниз услал от греха.
        - Ну и хорошо, а то чего доброго...
        - Ох, и не говорите, да что мальчишка, я и сам с вами готов отправиться хоть рулевым, хоть минером...
        - Вам, ваше императорское высочество, нельзя! Без вас мы можем и войну проиграть. - Без тени улыбки заявил Рощаковский. - А вот мы с Ванькой можем и рискнуть.
        - Пусть подрастет сначала.
        К застопорившему ход миноносцу подтащили "Ретвизанчик" и лейтенант с лоцманом ловко спустились на него по штормтрапу. Через секунду затарахтел на малых оборотах мотор, и катер медленно двинулся к цели своего путешествия. "Бедовый" тем временем развернулся и, постепенно набирая ход, двинулся домой. Поскольку идти сквозь минные поля в сгустившихся сумерках было чистым самоубийством, "Бедовый" подошел к острову Сан-шан-тао и притаился в его тени, не включая ходовых огней.
        - Ну что, господа, - обратился Алеша к офицерам, - найдется на вашем миноносце немного кофе? Мой Ванька преотлично его готовит.
        - Кофе это прекрасно! - Оживился вахтенный начальник мичман О?Бриен да Ласси. - Право, я столько не пил хорошего кофе, довольствуясь "адвокатом", что совершенно не могу устоять перед таким соблазном.
        Русское командование давно подозревало, что японцы используют острова Эллиота в качестве маневренной базы. Однако разузнать это наверняка до сих пор не получалось. Посланные туда на разведку миноносцы постоянно натыкались на превосходящие силы противника и, получив повреждения, возвращались не солоно хлебавши. Великий князь, согласившись на эту экспедицию, настаивал, что главной ее задачей должна быть разведка. Получить точные данные о месте стоянки врага, считал он, было бы куда важнее, чем пустить ко дну миноносец или даже малый крейсер. Впрочем, поскольку вероятность встретить вражеский броненосец или другой крупный корабль была совсем не нулевой, Рощаковскому удалось настоять на вооружении катера минами.
        Через пару часов вставший у руля катера лоцман Селиверстов, показал лейтенанту на маленький огонек мерцающий в ночи.
        - Что это, - удивленно спросил тот у Никодима.
        - Деревушка рыбачья, тамошние китайцы, случается, ночами на промысел ходят, а чтобы не заплутать огонь зажигают.
        - Вот оно как. А если они нас японцам выдадут?
        - Беспременно выдадут, ваше благородие, уж больно подлый народ. Только мы к ним не пойдем. Тут рядом бухта есть, в ней укроемся. Там склоны каменистые, рыбакам неудобно, да и пресной воды рядом нет. Не ходят они туда.
        - А что этот маяк, каждую ночь горит?
        - Скажете тоже, маяк! - усмехнулся лоцман, - так фонарь на палке. А зажигают только если на промысле.
        - А ты почем знал, что сегодня они на промысел пойдут?
        - Так откуда мне знать, ваше благородие? - изумился Никодим, - На все воля божья!
        Рощаковский лишь подивился фатализму Селиверстова, но спрашивать, как бы он ориентировался, если бы не случилось такой оказии, не стал. Маленький катер, при неровном свете луны, ловко проскользнул в маленькую, практически незаметную с моря бухточку, где укрылся от волнения.
        - Братец, подай-ка термос, - обратился Рощаковский к матросу мотористу, выглянувшему на свежий воздух.
        - Чего подать, вашбродь? - Не понял тот.
        - Ну, флягу такую толстую, - пояснил лейтенант, - в ней чай горячий, сейчас полагаю самое время почаевничать.
        - А флягу, так на ей малец дрыхнет. Подсунул под голову байстрюк, да так сопит сладко, что и будить совестно.
        - Постой, братец, ты что несешь, какой еще малец с байстрюком?
        - Так этот, Ванька-вестовой, что у их императорского высочества служит.
        - А что он здесь делает?
        - Так, а я почем знаю? Мои дела у мотора, а в господские я не лезу...
        Сладко спящего Ваньку безжалостно растолкали тумаками и поставив на ноги подвергли свирепому допросу.
        - Ты что же это, курицын сын тут забыл?
        - Я это, с их высокоблагородием Алексей Михайловичем хотел...
        - Господи, олух царя небесного! Да с чего ты взял дурья твоя башка, что твой хозяин с нами пойдет?
        - А разве нет?
        - Да что ему делать больше нечего! У него порт, броненосец, он флагманский офицер, великий князь, наконец! Мыслимое ли дело ему в эту дыру соваться!
        - Ой, а где это мы? - опасливо оглянулся мальчишка.
        - Не твоего ума дело, - отрезал Рощаковский, - значит так, сидишь на катере, не высовывая носа! Попробуешь хоть пискнуть без разрешения, я тебя сам утоплю, а их императорскому высочеству скажем, что тебя и не видели. Понял?
        - Понял, - пробубнил Ванька, сообразивший, что дело может плохо кончиться.
        Едва стало светать, лейтенант натянул на себя выцветший от морской соли брезентовый плащ и сделавшись от того совершенно неразличимым на фоне камней, вскарабкался на ближайшую возвышенность и огляделся. Открывшаяся перед ним картина одновременно поразила и восхитила его. В защищенной от ветров бухте стояла на якоре вся первая эскадра японского императорского флота. Шесть могучих броненосцев, крейсера, посыльные суда, миноносцы, транспорты и канонерки являли собой вид величественный и грозный. "Так вот вы где прячетесь" - подумал Рощаковский и достав из кармана блокнот начал на нем черкать карандашом условные значки. Японцы не стояли на рейде без движения: одни миноносцы ушли на дежурство, другие вернулись. Следом за ними побежали крейсера, затем в бухту зашел транспорт и с броненосцев спустили шлюпки, послав их очевидно за углем. С другого транспорта доносились удары металла о металл. Очевидно, на нем была устроена плавучая мастерская. Скоро лейтенант понял, где и как стоят корабли, где ближайший к ним проход в защищающих стоянку минных полях и даже наметил себе жертву. Однако следовало соблюдать
осторожность, и Рощаковский потихоньку спустился к катеру. Поставленный на часах матрос бдительно нес вахту, а остальные коротали время под брезентом, травя по морскому обычаю байки. Заводилой был многое за жизнь повидавший Никодим, а прочие, посмеиваясь, слушали рассказы откровенно прибрехивающего лоцмана . И только Ванька с открытым ртом внимал ему как апостолу новой веры, ни секунды не сомневаясь ни в одном слове.
        - ... тут значитца, кит нашу шхуну как ударит в днище! Думали все, амба нам, проломит. Нет, крепкая оказалась, выдержала. Он еще раз, а нам опять нипочем! Он тогда, хоть и рыба, а сообразил, что так не годится, да как навалится на борт и давай грызть его зубами!
        - А вы чего? - не выдержал паузы, слушавший с горящими глазами парень.
        - А они ему баграми все зубы повыбивали, - улыбаясь сказал незамеченный до сих пор Рощаковский.
        Услышав его, матросы подобрались, но он им махнул, дескать, сидите, не до того. Лоцман, хмыкнув, ухмыльнулся, и лишь разочарованно крутивший головой кофишенк недоверчиво переспросил:
        - А вы откуда знаете ваше благородие?
        - Да я эту байку еще в корпусе слышал.
        Услышав ответ офицера, матросы едва не заржали в голос, но наткнувшись на строгий взгляд сдержались.
        - Извольте откушать, ваше благородие, - протянул лейтенанту банку тушенки и жестяную кружку с чаем унтер.
        - Благодарю, - отозвался тот и, взяв в руки, воскликнул, - ого горячая! Откуда?
        - Да малец на керосинке согрел, он же и чай заварил. - Ответил матрос, - даром, что лопух лопухом, а это дело знает.
        Ванька обидевшись, что его назвали лопухом, нахохлился и отвернулся, а матросы напротив сгрудились вокруг Рощаковского.
        - Ну и чего там вашбродь?
        - Э, братцы, сунулись мы в самую пасть к японцам. Сам адмирал Того в бухте стоит с броненосцами.
        - Эва как! А когда же атаковать?
        - Ночью конечно, а сейчас отдыхать!
        - Есть!
        Глаза лейтенанта скользнули по тощей спине паренька, и ему на секунду стало не по себе. "Эх, Ванька-Ванька, принесла же тебя нелегкая!"
        Когда на миноносце хватились проскользнувшего на катер кофишенка, вокруг была уже глубокая ночь. Поиски поначалу ничего не дали и Алеша с тревогой подумал, что мальчишка свалился за борт. Наконец, вахтенный офицер припомнил, что кочегар второй статьи Агафонов стоял с вечера наказанный под ружьем, а теперь заступил на вахту к котлам. Вызванный на мостик, матрос подтвердил, что видел, как мальчишка по канату пробрался на буксируемый "Ретвизанчик".
        - А ты куда смотрел, сукин сын, - вызверился на него Баранов, - где это видано, чтобы мальчишки с миноносца на буксир лазили?
        - Так он сказал, вашескородие, что, дескать, по вашему приказу, - выпучил глаза матрос.
        - Тьфу ты, - сплюнул с досады великий князь, - вот ведь пострел. Ей богу вернется живым, я сам с него шкуру спущу! Ладно, ступай Агафонов, только впредь и головой думай.
        - Похоже кофе мы сегодня не попьем, - вздохнул О?Бриен де Ласси. Впрочем, это самая малая из наших проблем.
        - Что вы имеете в виду? - пристально посмотрел на него Алеша.
        - Я имею в вид вон те миноносцы, ставшие на якорь совсем не далеко от нас. Они подошли с час назад и пока еще не видят нас, но с утра это положение изменится.
        - Нашим тут делать нечего, - задумчиво проговорил великий князь, глядя на нежданных соседей.
        - Что будем делать?
        Несмотря на ирландско-французскую фамилию и вполне великорусское имя-отчество - Терентий Александрович, мичман О?Бриен де Ласси был чистокровным поляком и, как многие поляки, отчаянным храбрецом. Впрочем, даже ему было понятно, что их миноносец оказался в крайне скверной ситуации. Командир же "Бедового", казалось, оказался просто раздавлен известием о находящемся совсем рядом неприятеле. Губы его задрожали, глаза забегали, и он выпалил что-то вроде: - "мы не можем рисковать жизнью его императорского высочества"! Услышав это, Алеша подошел к нему и, отведя в сторону, пристально взглянул в глаза. Неизвестно что в них увидел капитан второго ранга Баранов, но больше его до возвращения в порт никто не слышал.
        - Как старший по должности, беру командование на себя, - заявил великий князь, развернувшись к остальным офицерам, - немедленно поднять пары! Артиллерию и минные аппараты к бою. И самое главное, все это тихо!
        Что-то в его, внешне спокойном голосе заставило их вытянуться и, щелкнув каблуками, отправиться выполнять распоряжения. Однажды такая ситуация уже случалась. Возвращавшийся с разведки русский миноносец оказался рядом с японцами и, приняв их за своих, встал им в кильватер. Едва занялся рассвет, ошибка выяснилась и миноносец "Страшный" принял свой последний бой. Ошибка дорого обошлась его командиру и всему экипажу, но русские моряки не посрамили своего флага. Однако теперь Алеша знал наверняка, что рядом не может быть своих и собирался предъявить счет уже японцам, за их ошибку. Никогда служившие на "Бедовом" моряки не ожидали рассвета с таким напряжением. Едва начал розоветь восток, на стоящем рядом с ними японце разглядели соседа и ратьером запросили позывные.
        - Пуск, - выдохнул великий князь и махнул рукою в перчатке.
        Звенящую тишину раннего утра разорвал гулко бухнувший звук вышибного заряда, и стальные рыбки самодвижущихся мин скользнули в сторону ничего не подозревающего противника. Хотя изобретениям господина Уайтхеда минуло уже более полувека, они продолжали оставаться крайне ненадежным оружием. Добрая половина из них не попадала в цель, а из попавших половина не взрывалась. Достаточно вспомнить, как восемнадцать японских миноносцев атаковав русскую эскадру в ночь 27 января в почти полигонных условиях, добились всего трех попаданий. Прекрасно зная об этом, Алеша приказал стрелять залпом, справедливо полагая, что другого случая может и не представиться. Но иногда звезды сходятся таким образом, что даже маловероятные события происходят одно за другим. Обе выпущенные мины достигли вражеского миноносца одновременно и, взорвавшись у его борта, практически разорвали маленький корабль в клочья. Пока на остальных японских кораблях пытались понять, что же все-таки случилось, русский миноносец двинулся прочь. Однако чтобы поднять пар в изношенных долгим переходом котлах "Бедового" кочегарам пришлось постараться и из
низких труб скоро полетели искры, а затем стали бить целые факелы. Далеко видимые в утренних сумерках, они тут же привлекли внимание японцев, и те снедаемые жаждой мести бросились за обнаглевшими русскими. Впрочем, поначалу, преимущество в скорости было у русского миноносца. Его кочегары раньше подняли пар в котлах и первое время расстояние между ними почти не сокращалось. Но затем сказалось лучшее техническое состояние японских истребителей начавших постепенно нагонять своего противника, засыпая его снарядами. Отчаянно отстреливаясь из своих сорокасемимиллиметровых пушек, "Бедовый" рвался к своим берегам. Проход в минном поле был совсем близко, а прикрывающие его береговые батареи должны были оказать помощь своим. Правда, стояли на них довольно устаревшие орудия, но маленьким миноносцам должно было хватить и этого. И тут сказалось преимущество японцев в артиллерии. Стоящим у них на носу трехдюймовкам удалось перебить паропровод, и пронзительный свист вырвавшегося наружу пара возвестил что "Бедовый" скоро начнет терять ход. Понимая, что до спасительного прохода он может теперь и не добраться, Алеша
приказал переложить руль направо и двинулся прямо сквозь минные поля. Вообще, обычно мины заграждения ставят с приличным заглублением, чтобы в ловушку попадались глубокосидящие броненосцы и крейсера, а не маленькие миноносцы. Однако, после памятного налета японцев на Дальний, русские решили усилить свои минные поля и накидали сверху еще мин, рассчитанных уже на более мелкую добычу. Правда японцы об этом не знали, как впрочем, и моряки с "Бедового". Алеша же не стал им рассказывать об этой детали, справедливо рассудив, что в случае успеха успеет сделать это позже, а в случае неудачи, рассказывать будет уже некому. Воспользовавшись поворотом русского миноносца, противники сумели еще больше сократить дистанцию и практически засыпали его снарядами. Казалось еще немного и победа у них в кармане, но в этот момент один из них налетел форштевнем на рогатую смерть, караулившую под водой свою добычу. Взрыв шестидесяти килограмм пироксилина в мгновение ока оторвал японскому миноносцу носовую оконечность и тот, продолжая идти полным ходом, зарылся в волну. Корма его еще некоторое время продолжала оставаться на
плаву, а крутящиеся винты рассекали воздух, но затем послышался какой-то удар и маленький корабль тут же скрылся в пучине. Потрясенные мгновенной гибелью уже второго своего товарища, вражеские миноносцы отступили. Черная неделя японского императорского флота началась.
        Ближе к вечеру Рощаковский пошел убедиться, что японцы находятся на своих местах, однако к его досаде на эскадре определенно что-то случилось. Из труб кораблей валил густой дым. Броненосцы и крейсера явно разводили пары и с грохотом поднимали якоря. Наконец, они начали один за другим покидать стоянку и выходить в море. Лейтенант готов был лопнуть от досады, глядя как выбранный им в качестве цели "Асахи" величественно идет к выходу. Он знал, что русские крейсера отправились в набег к берегам Кореи, но никак не ожидал, что японцы сорвут с места для их поимки даже броненосцы. Позже выяснилось, что Иессену удалось крупно обмануть вражескую разведку. Прекрасно зная, что шпионы следят за каждым шагом эскадры, он придумал очень простой, но вместе с тем изящный маневр. Не рискнув пойти в рейд на не слишком скоростных "Пересвете" и "Победе" он решил ввести врага в заблуждение. Как обычно выйдя в море со своим отрядом, он был обнаружен "собачками" и послал "Баяна", "Богатыря" и "Аскольда" их отогнать. Как только те очистили горизонт от вражеских глаз, Карл Петрович тут же увел броненосцы в бухту Белого
волка и встал там на якорь. Прилегающие берега были загодя очищены жандармами от китайцев, а на берегу устроены батареи из малокалиберных пушек. Поставив противоминные сети, русские корабли затаились, а "Аскольд" и "Богатырь" отогнав вражеские крейсера, полным ходом пошли к берегам Кореи. В Порт-Артур вернулся только "Баян", предварительно убедившийся, что броненосцы совершенно незаметны с моря. Получив известия что русские броненосцы-крейсера не вернулись на внутренний рейд Того задумался, а узнав что их быстроходные бронепалубники устроили резню у Чемульпо, ни секунды не сомневаясь вместе с быстроходными броненосцами и крейсерами ринулся на перехват. Таким образом, из броненосцев на Эллиотах остались только не слишком скоростные "Фудзи", "Ясима" и совсем уж тихоходный "Чин-Иен". Поскольку по данным разведки, у русских сохраняли способность к выходу только "Полтава", "Николай I" и погнувший недавно винт "Севастополь" этого должно было хватить для парирования возможной угрозы.
        Когда совсем было отчаявшийся Рощаковский, понял что японские "старички" остаются на месте, он сразу же воспрял духом. "На безрыбье и рак рыба", - подумал он. Жаль было конечно упускать возможность повредить новейший японский броненосец, но с другой стороны, вместе с ними ушли все крейсера кроме "Чиоды", "Мацусимы" и "Хасидате", а также большинство миноносцев, так что шансы улизнуть после удачной атаки даже увеличились. Спустившись вниз, он дождался темноты и "Ретвизанчик" малым ходом двинулся к ближайшему проходу. У руля катера опять стал Селиверстов, и утлое суденышко, повинуясь наитию многоопытного лоцмана, заскользило к ничего не подозревающем врагу. Время казалось застыло, а ночь превратилась какую-то вязкую субстанцию, обволакивающую идущих на верную смерть смельчаков. Нервы русских моряков были напряжены до последнего предела, а опасный путь не был проделан еще и наполовину. Едва "Ретвизанчик" прошел проливом между двумя островами, навстречу ему по какой-то своей надобности двинулись, освещая себе дорогу прожекторами, два японских миноносца. Никодим едва успел отвернуть в сторону, а
моторист сбавить обороты двигателя. Вражеские корабли прошли совсем рядом, казалось, протяни руку и можно будет постучать по их обшивке. Затаивший дыхание Рощаковский и его подчиненные ясно слышали, как японцы переговариваются стоя на мостике. Поднятая ими волна едва не выкинула катер на камни, но в последний момент матросы ухитрились оттолкнуться от них баграми, а моторист снова прибавил ход. Наконец, все преграды были пройдены и перед "Ретвизанчиком" выросла громада вражеского броненосца. Расстояние до него было не более полутора кабельтовых, и лейтенант решил что пора. Глотнув полные легкие воздуха, как будто собираясь нырнуть, он положил руку на рычаг и освободил держащие мины захваты. Одновременно с этим завелись их двигатели, и стальные сигары, оставляя пузырьковый след все ускоряясь, пошли в сторону японского корабля. Рощаковский затаив дыхание смотрел, как они идут, но лоцман, здраво рассудивший, что пора уносить ноги, снова встал к рулю и катер, пользуясь последними секундами спокойствия, двинулся прочь из бухты. Если бы на "Ретвизанчике" стояли трубные минные аппараты, звук вышибного заряда
при выстреле непременно привлек бы внимание японских часовых. Но благодаря тому, что пуск был почти бесшумным, смельчакам удалось уйти. Пущенные с малого расстояния мины не могли пройти мимо такой большой мишени, но как водится, одна из них все же не сработала. Зато вторая, ударила крайне удачно. Два пуда пироксилина содержавшиеся в катерной мине, не могли нанести непоправимого ущерба огромному броненосцу, разделенному водонепроницаемыми переборками на отсеки. К тому же находясь в бухте, японцы всегда могли спасти его, посадив на мель. Однако стальная сигара ударила корабль в корму, где разорвавшись, оторвала винт и повредила дейдвуд, сквозь который вода тут же начала поступать внутрь корпуса. Большая часть экипажа мирно спала в своих гамаках, когда прогремел взрыв. Сотрясение вызванное им было не слишком мощным, однако не успевших понять что случилось людей охватила паника. Многие матросы в чем были выскакивали на верхнюю палубу и тут же, невзирая на пытавшихся их остановить офицеров, бросались за борт. Другие кинулись к орудиям и открыли ураганный огонь. Несколько малокалиберных снарядов от этой
стрельбы даже попало в стоящий неподалеку "Чин-Иен", на котором лишь по случайности обошлось без жертв. На всех японских судах, а также берегу зажглись прожектора. Но на счастье Рощаковского и его людей, никому из японцев не пришло и в голову, что их атаковал русский катер. Когда командованию удалось навести порядок, они пришли к выводу, что на броненосец занесло течением мину сорванную с якоря, а смельчаки тем временем уходили дальше и дальше.
        Едва "Бедовый" пришвартовался к стенке в порту Дальнего, по спущенному с него трапу поднялся флаг-офицер наместника лейтенант Кетлинский.
        - Ваше императорское высочество, - обратился он к Алеше, - его высокопревосходительство срочно требует вашего прибытия!
        - Требует? - удивленно приподнял бровь великий князь.
        - Просит,- тут же поправился лейтенант и неожиданно улыбнулся, - но очень настойчиво.
        - Ну, раз просит, - улыбнулся в ответ Алеша, - значит прибудем. А в чем дело Казимир Филиппович?
        Когда началась война, Кетлинский служил старшим артиллеристом на броненосце "Ретвизан". Наместник обратил внимание на храброго офицера, весьма отличившего при отражении атак японских миноносцев и брандеров, и назначил его флагманским артиллеристом своего походного штаба. Впрочем, в походы этот штаб не ходил, а служба на берегу молодого и инициативного офицера явно тяготила. Наверное, поэтому он с нескрываемой симпатией относился к великому князю, регулярно оказывающемуся в гуще событий.
        - Точно сказать не могу, Алексей Михайлович, но уверен, что Евгению Ивановичу стало известно о вашем отсутствии на "Ослябе" и выходе в море на "Бедовом".
        - Что-то быстро.
        - Помилуйте, вас всю ночь не было! А, кстати, где вы были?
        - Да так, - неопределенно пожал плечами Алеша и обернулся к понемногу приходящему в себя Баранову. - Всего доброго Николай Васильевич...
        - Не прощайтесь, - улыбка Кетлинского стала еще шире. - Господину капитану второго ранга тоже необходимо явиться к Алексееву. Причем на этот раз, его высокопревосходительство действительно требует.
        - Что же прекрасно, вот там вас Николай Васильевич и наградят.
        Снова побледневший Баранов издал утробный звук, а лейтенант явно заинтересовался.
        - Позвольте поинтересоваться, господа, а за что именно наградят?
        - Ну не каждый день, точнее ночь, нашим миноносцам удается утопить два вражеских.
        - Утопить? Два!!!
        - А что вас так удивляет? Впрочем, наши слова довольно легко проверить. Останки первого должны быть видны у восточного берега острова Сан-шан-тао, а подрыв второго должны были видеть на береговых постах.
        - Поразительно!
        Не довольствуясь рассказом великого князя, Кетлинский немедленно связался по телефону с батареей на мысе Энтри, и когда Алеша вместе с Барановым предстал перед светлыми очами наместника, подробности прошедшей ночи стали ему в общих чертах известны.
        - Поздравляю ваше императорское высочество, с достигнутым успехом, - благожелательно улыбаясь, сказал Алексеев. - Надеюсь, что при выполнении ваших прямых обязанностей, они будут не менее впечатляющими.
        Наместник с таким нажимом произнес "прямых", что о его недовольстве догадался бы и менее проницательный человек.
        - Благодарю вас за высокую оценку наших с господином капитаном второго ранга усилий, - ответил ему Алеша самым почтительным тоном, на какой только был способен.
        - Ваших?
        - Так точно! Более того, без содействия господина Баранова эта экспедиция вряд ли бы состоялась, так что именно его и следует поздравлять в первую очередь!
        Командир "Бедового" слушал великого князя с все нарастающим удивлением, пока тот нимало не смущаясь, живописал их героический подвиг. Когда он, наконец, дошел до подрыва вражеского истребителя на мине, Николая Васильевича даже передернуло от воспоминаний. Судорожное движение не укрылось от взгляда Алексеева, и тот счел нужным переспросить.
        - А каким образом японец попал на наше минное поле?
        - Преследуя нас, ваше высокопревосходительство.
        - То есть вы тоже шли по минному полю?
        - У нас не было другого выхода.
        - Что с вами, голубчик? - внимание наместника переключилось на стремительно бледнеющего Баранова, - вам, нехорошо?
        - Мо-можно воды, - прохрипел тот.
        - Конечно-конечно, - переменился в лице хозяин кабинета и лично налил в стакан из графина. Затем взялся за колокольчик и позвонил. - Эй, кто-нибудь!
        В кабинет тут же заглянул Кетлинский и бросился на помощь к командиру "Бедового". Потерявшего сознание офицера уложили на диван и послали за доктором.
        - Ну, что, довольны? - с непонятным выражением лица спросил наместник.
        - Видит бог, Евгений Иванович, я тут не при чем!
        - Конечно-конечно. Кстати, а как дела на "Ослябе"?
        - Завтра намечен выход на пробу машин...
        - Вот и сходите, голубчик. Там Иессен какую-то демонстрацию затеял, так что ваше присутствие просто необходимо.
        - Слушаюсь!
        - Вот и славно, вот и хорошо. Исполняйте!
        На броненосце Алешу ждал невозмутимый Угрюмов с докладом. По словам старшего офицера, выходило, что дела обстоят просто прекрасно, ремонт почти закончен. Необходимые припасы приняты, и команда ожидает лишь приказа о выходе.
        - Полно, Алексей Петрович, так уж и ожидают? - улыбнулся великий князь.
        - Тем, кто его не ждет с нетерпением, выход еще более необходим, - не принял улыбки Угрюмов. - Хотя большинство офицеров "Осляби" весьма ревностно относится к службе, некоторые с гораздо большим удовольствием посещают "Ласточку"!
        Название местного варьете капитан второго ранга произнес так, будто выплюнул.
        - Вот как, - нахмурился Алеша, - и кто же это?
        - Более того, - проигнорировал его вопрос старший офицер, - получая замечания, некоторые из них говорят что берут пример с других, не слишком часто появляющихся на службе.
        - Алексей Петрович, - попытался остаться вежливым великий князь, - мы с лейтенантом Рощаковским не девочек посещали!
        - Мне это известно, ваше императорское высочество, но, тем не менее, я полагаю скорейший выход в море наилучшим решением вопроса.
        Выслушав нотацию от Угрюмова, Алеша помолчал некоторое время, а затем ровным голосом приказал:
        - Готовиться к выходу!
        Карл Петрович Иессен неспроста затеял эту опасную мистификацию с броненосцами якобы ушедшими в рейд. После того как русская эскадра получила подкрепления, японцы утроили усилия в попытках закупорить ее во внутреннем бассейне. Пока, организованная еще покойным Макаровым, оборона рейда справлялась со своими обязанностями, но противник не жалел усилий, чтобы ее преодолеть. Почти каждую ночь японские брандеры, поддерживаемые боевыми кораблями, рвались к проходу, надеясь закрыть его своими корпусами. Дежурный крейсер и канонерки, а также приданные им миноносцы и катера расстреливали их из пушек, топили минами, и бывало, даже брали на абордаж. Противник нёс напрасные потери, но, несмотря на это, не оставлял своих попыток. Было очевидно, что японцы имеют неподалеку базу, где и накапливают силы между атаками. Поиски миноносцами ни к чему кроме потерь не приводили, а послать крупные корабли против превосходящего противника было чистым самоубийством. Но вот если Того уйдет к Чемульпо...
        Разумеется, Иессен не мог наверняка знать, что японский адмирал бросится на поиски русских крейсеров своими главными силами, но почему бы не рискнуть? План был прост: спрятавшиеся до поры "Пересвет" и "Победа" выйдут из своего укрытия и встретятся на внешнем рейде с "Полтавой", "Николаем", "Баяном", "Палладой" и "Дианой". Если японцы, паче чаяния, не разделятся, этих сил будет достаточно чтобы отбиться. Если же план удастся, помешать налету на Эллиоты будет некому. Так все и вышло, за исключением того, что к броненосцам присоединился наконец-то закончивший ремонт "Ослябя".
        С самой гибели Макарова русская эскадра не выходила в море в таком составе. Пять броненосцев, три крейсера и восемь миноносцев, разрезавшие форштевнями волну, являли собой красивое и даже величественное зрелище. "Ослябя" шел третьим в колонне броненосцев и стоявшие на мостике броненосца офицеры не без удовольствия любовались открывшимся перед ними видом, иногда перешучиваясь между собой. Однако стоящий с ними Алеша, казалось, совершенно не разделяет благодушия своих подчиненных. Ласково пригревающее солнышко тоже не радовало его и лишь заставляло морщиться, поднося бинокль к глазам.
        - Сейчас бы кофейку, - мечтательно протянул мичман Бухе, как бы невзначай поглядывая на великого князя.
        Упоминание о пропавшем Ваньке еще больше испортило настроение командира. Последний успел своим искусством завоевать симпатии офицеров броненосца и те, не подозревая о причине его отсутствия, гадали, почему его на сей раз оставили дома.
        - Вот закончится ваша вахта, мичман, - суровым голосом заявил недолюбливавший Бухе Угрюмов, - попьёте в кают-компании адвоката!
        - Интересно, а куда нас ведет адмирал? - спросил...
        - Похоже к Эллиотам, - отозвался штурман...
        - Вы думаете? - неожиданно проявил интерес Алеша и добавил непонятно, - дай-то бог!
        Офицеры с интересом обернулись к своему командиру, но тот снова ушел в себя и не проявлял более интереса к разговору.
        - А отчего с нами не пошел "Севастополь" - спросил кто-то за спиной великого князя, - вы не знаете, Федор Александрович?
        - Увы, нет, - пожал плечами Бухе, - что-то с винтами очевидно.
        - "Что-то с винтами"! - С раздражением повторил его слова Угрюмов, - вы батенька, будто не на нем служили.
        - А что случилось, Алексей Петрович, - снова проявил интерес к разговору великий князь, - я помню, что при столкновении лопасть погнули, но Кроун кажется, говорил, что удалось поправить?
        - Увы, пока не удалось, вернее не до конца. Более двенадцати-тринадцати узлов он давать не сможет и то не наверное. Да еще при перекидной стрельбе повредили одну из двенадцатидюймовок. Так что боевая ценность "Севастополя" снижается все больше, и что самое отвратительное, пока без участия японцев.
        - А что с пушкой?
        - Слабость конструкции. Не рассчитывали, что будем стрелять на такие дистанции и вот, пожалуйста!
        - Печально, по артиллерийской подготовке "Севастополь" из лучших.
        Эскадра продолжала идти вперед и чем дальше, тем более становилось очевидным, что Иессен идет к островам Эллиота. На траверзе Сан-шан-тао к ним присоединился подошедший из Дальнего "Боярин".
        - Смотрите ка, - воскликнул Бухе, - на крейсере закончили ремонт!
        - А вот это хорошая новость, а то "Новик" совсем загоняли.
        - Что-то сигналят с "Пересвета".
        - Это "Боярину", посылают на разведку.
        - Странно господа, отчего-то японцев совсем не видно, даже непривычно!
        - Как же не видно, вон их миноносец!
        - Где?
        ***
        Произведя столь удачную атаку, Рощаковский снова затаился в знакомой бухте, справедливо полагая, что до утра дойти к своим берегам не успеет, а днем "Ретвизанчик" может стать легкой добычей вражеских миноносцев. Едва рассвело, он снова направился на облюбованную им скалу и с удовольствием наблюдал, что поврежденный им броненосец стоит с явным дифферентом на корму. "Фудзи" или "Ясима"? - задумался лейтенант, но различить с такого расстояния кто стал жертвой его нападения, было решительно не возможно. Пора было возвращаться, и Рощаковский потихоньку двинулся назад. Эта мера предосторожности оказалась не лишней, потому что за стоящим у большого валуна катером пристально наблюдал какой-то человек. Приглядевшись, лейтенант понял, что это японский матрос, которого невесть какая нужда занесла на их остров. Вынув револьвер, русский офицер начал подбираться к незваному гостю, и вскоре был в десяти шагах у него за спиной. Тут следовало быть осторожнее потому что малейший шорох мог выдать его соглядатаю, но по счастью заинтересовавшийся их катером японец решил возвращаться. Едва он сделал несколько шагов,
выскочивший из-за камня лейтенант ударил его рукояткой нагана по голове, отправив, таким образом, в глубокий нокаут.
        - Ну и на хрена вы, ваше благородие, его сюда притащили? - грубовато спросил Селиверстов, когда Рощаковский доставил пленного к "Ретвизанчику".
        - Как это? - опешил тот.
        - А чего с им делать?
        - Допросим.
        - Угу, а по-каковски? Уж вряд ли этот басурманин по-русски говорит.
        - Не знаю, - растерялся лейтенант, - а вы разве не говорите?
        - А как же, десять слов по-кантонски и столько же на мандаринском. А он, вот уж ни разу не китаец, так что допросить этого шельмеца мудрено будет, а вот его к бабке не ходи, хватятся.
        - Что же, надо было дать ему уйти? - разозлился офицер.
        - Да уж, куда не кинь, везде клин! Уходить надо, пока этого узкоглазого антихриста искать не начали.
        - Вашбродь, может, не хватятся пока? Глядишь, досидели бы до темноты, - подал голос унтер.
        - Как же, не хватятся!
        - Японцы! - подал голос Ванька.
        - Где?
        - Да вон они, цепью идут. Наверное, ищут.
        - Час от часу не легче.
        Посмотрев в бинокль лейтенант увидел, что по направлению к бухте идут несколько японских моряков с офицером. Очевидно, не дождавшись пропавшего матроса, они направились на его поиски, и скоро неминуемо обнаружат русский катер. Единственно, что внушало оптимизм, это отсутствие у них винтовок. Правда, его подчиненные тоже были без оружия, но на вертлюге "Ретвизанчика" стоял пулемет. Бывший по натуре авантюристом Рощаковский умел принимать быстрые решения. Едва японцы подошли достаточно близко, русские откинули брезент и по японской цепи ударил град пуль. Не ожидавшие засады японцы падали один за другим, но некоторым все же удалось, бросившись врассыпную, укрыться от свинцового ливня.
        - Трогай! - закричал лейтенант, продолжая обстреливать противника.
        Пущенный мотор довольно заурчал и катер двинулся прочь, уповая на то что рядом не окажется быстроходного противника. "Счастье покровительствует смелым", - говорили древние, и похоже не ошибались. Рядом с бухтой, где скрывались русские диверсанты, не оказалось японских кораблей, а сухой треск пулеметных очередей не был слышен на эскадре. Пока уцелевшим японцам удалось добраться до своих и поднять тревогу, русские были уже далеко. Однако сразу понявший, кто подорвал ночью "Ясиму", адмирал Насиба не собирался спускать им эту дерзость, и шесть японских миноносцев, подобно борзым в поисках зайца, порскнули в разные стороны в надежде найти и покарать наглецов. Правда, почти все командиры истребителей сделали одну и ту же ошибку. Решив, что русские диверсанты пойдут к берегу кратчайшей дорогой, они, раскинувшись неширокой цепью, пошли на перехват. Достигнув же береговой черты и не настигнув вражеский катер, они принялись терять время, осматривая все близлежащие бухточки. Лишь один из них, командир "Сазанами" капитан-лейтенант Кондо, догадался об ошибке и, дав полный ход, пошел к Дальнему. Дойдя до
острова Сан-шан-тао и снова не обнаружив следов русского катера, японцы задумались. Между тем ларчик открывался просто. Рощаковский прекрасно знал, что японские миноносцы как минимум вдвое превосходят "Ретвизанчик" в скорости, и потому описав широкую дугу, направил свой катер в море. Разумеется, поступая так, лейтенант очень рисковал, но его замысел снова увенчался успехом. Как ни быстры японские миноносцы, для того чтобы поднять обороты паровым машинам требуется время, а вот бензиновый двигатель разогнал их маленькое суденышко почти сразу же. Затем сбавив обороты и натянув брезент, русские моряки стали почти невидимыми и потихоньку пошли к Порт-Артуру. Впрочем, Кондо не собирался сдаваться и решив что он просто обогнал вражеский катер, начал описывать своим кораблем большие зигзаги все еще надеясь перехватить диверсантов. И вскоре им почти повезло. Повезло, потому что "Сазанами" все же заметил катер хитрого Рощаковского. А почти, потому что навстречу практически настигнутому "Ретвизанчику" шел "Боярин" с миноносцами и японцы рисковали из охотника тут же превратиться в дичь. Но японцы не были бы
японцами, если бы не попытались добраться до своего врага даже в такой ситуации. Подняв форштевнем бурун, они пошли на маленький катер, рассчитывая потопить его тараном.
        - Что это, Владимир Иванович? - немного грассируя, спросил у Семенова светлейший князь Ливен, рассматривая "Сазанами" в бинокль.
        - Полагаю, японский эсминец.
        - Благодарю покорно за разъяснения, - не без сарказма откликнулся командир "Боярина", - однако какой чертовщиной он там занимается?
        К сожалению, с русского крейсера не сразу заметили пытающийся уйти от японца катер, однако вражеский корабль был уже вполне в досягаемости их пушек и баковое орудие начало пристрелку. Поднявшийся довольно далеко от "Сазанами" всплеск, хоть и не смог сорвать атаку японцев, все же подсказал Рощаковскому, что помощь рядом. Отчаянный лейтенант, тут же развернул "Ретвизанчик" и пошел на приближающегося противника. После атаки японского броненосца, из вооружения на нем оставался только пулемет и аппарат для метательных мин. Принятые на вооружение флотом еще до Русско-Турецкой войны 1877-78 года они давно устарели и мало на что годились. Перед походом аппарат даже собирались снять, чтобы увеличить запас горючего, но отчего-то так и не сняли. И вот теперь, русский катер шел на врага в тщетной попытке продать свою жизнь подороже. Вообще, почти пудовый заряд пироксилина в случае попадания мог нанести японскому миноносцу довольно тяжелые повреждения, беда была лишь в том, что шансов попасть было не так уж много.
        На "Сазанами" сразу же заметили маневр русских, и комендоры тут же открыли огонь по наглому малышу из всех орудий. Однако катер и миноносец так быстро сближались, что пристреляться у них никак не получалось. Наконец приблизившись почти вплотную, Рощаковский дернул рычаг, и десятидюймовая мина вылетела из ствола, подняв целое облако дыма. Стальная сигара, пролетев несколько десятков метров, плюхнулась в воду и, заскакав по волнам подобно лягушке, понеслась к японскому истребителю.
        - Право руля, - закричал Кондо рулевому и миноносец послушно отвернул.
        В этот момент стоящий у руля Селиверстов также резко повернул в сторону и противники разошлись на полном ходу, причем пулемет "Ретвизанчика" щедро полил проходящего мимо "Сазанами" свинцовым дождем. Хотя прицел был не слишком точен, нескольких моряков, стоящих и лишенных щитов орудий, все-таки зацепило. Раненые один за другим падали на палубу, орошая ее своей кровью и проклиная длинноносых варваров. Впрочем, русский катер так же не остался невредимым. Хотя ни один снаряд в него так и не попал, но поднятая японским миноносцем волна едва не опрокинула его и будь он паровым, непременно залила бы топки. Между тем, русские снаряды ложились все ближе, и японцы поспешили выйти из боя.
        - Ничего не понимаю, - с досадой повторил Ливен, - что за чертовщина там творится?
        - Будь я проклят! - изумленно отозвался старший офицер, - да это же тот катер, что ушел накануне из Дальнего, на буксире "Бедового".
        - Так вот кого преследовали японцы. Давайте-ка спросим у них, что такого они совершили этой ночью, что бедняга Баранов слег с нервным расстройством.
        -Насколько я знаю, Николай Васильевич, слег после возвращения по минным полям, - хохотнул старший офицер "Боярина".
        - Сейчас мы все узнаем, - не поддержал его веселья Ливен.
        За прошедшие двое суток Рощаковский и его подчиненные столько раз рисковали жизнью, что даже казавшая уже неминуемой гибель, а затем чудесное спасение, оставили моряков совершенно равнодушными. Только неугомонный Ванька радостно размахивал своей бескозыркой приветствуя спасителей и восторженно вопил: - "ура"!
        - Где это вы странствовали, Михаил Сергеевич? - узнал его Семенов.
        - На Эллиотах, господин капитан второго ранга, - отрапортовал голосом смертельно уставшего человека лейтенант.
        - Вот как, и что, удачно сходили?
        - Японская эскадра ушла вчера вечером. Ночью мы подорвали миной один из трех оставшихся на рейде броненосцев.
        - Черт возьми, да это самая лучшая новость, какую я слышал за последнее время!
        - И эту новость должен как можно скорее узнать адмирал! - прервал Ливен словоохотливость своего старшего офицера.
        Повинуясь его приказу, один из миноносцев принял на борт Рощаковского и быстро развернувшись, побежал к эскадре. Тем временем "Ретвизанчика" подняли на шлюпбалках крейсера и, закрепив по-походному, двинулись дальше.
        - Гляньте-ка, вашскобродие, - привлек внимание Семенова боцман. - Разрази меня гром, если это не Ванька, слуга великокняжеский!
        - А ведь верно, - удивленно протянул тот, - Эй, добрый молодец, ты откуда тут взялся?
        - Так что, ваше высокоблагородие, на авантюру ходил! - бодро отрапортовал кофишенк, отдавая честь.
        - Ишь ты, на авантюру! Это как же тебя Алексей Михайлович отпустил?
        - А он не знает, - потупился мальчишка.
        - Драть тебя не кому, - мрачно заключил стоящий рядом Селиверстов, под общий хохот.
        - Ну, это вы, господин хороший, зря, - ответил, отсмеявшись, боцман, - Никодим Архипыч такого не спустит!
        - Чего напали на мальчонку, - попробовал заступиться унтер с "Ретвизанчика", - он и японцев первым заметил и вообще...
        - Да ты, Ваня, герой? - удивился Семенов и заговорщицки подмигнув, спросил, - а может все-таки перейдешь к нам на "Боярин", мы тогда тебя в обиду никому не дадим!
        - От Архипыча все одно не скрыться, - мрачно ответил мальчишка, снова вызвав приступ всеобщего веселья.
        - Вот что, - распорядился старший офицер, - подвиги ваши потом разберем, а пока ступайте вниз. Вас там покормят, я распоряжусь.
        - Покорнейше благодарим! - вытянулись моряки.
        Через полчаса едва стоящий на ногах Рощаковский был на "Пересвете". Выслушав доклад лейтенанта, Иессен на секунду задумался. Все шло, как он и рассчитывал. Главные силы японцев ушли, оставив без должного прикрытия транспорты и созданные на берегу запасы. И хотя острова защищены минами, но сами они невелики и спрятаться от корабельной артиллерии там негде. Те батареи, что успели поставить японцы, вряд ли имеют тяжелые орудия. А поврежденный броненосец - просто подарок судьбы! Неужели получилось?
        По иронии судьбы, в этот момент адмирал Насиба тоже слушал доклад командира "Сазанами". И это доклад ему очень не нравился.
        - Так вы говорите, сюда идет "Боярин" и миноносцы?
        - Так точно ваше превосходительство!
        - А броненосцы?
        - Но ведь русские броненосцы ушли к Чемульпо!
        - Быстроходные броненосцы, капитан-лейтенант, но у русских по донесению разведки боеспособны еще "Полтава", "Николай" и возможно "Севастополь". Если они идут следом нам придется нелегко.
        - Отдайте приказ, ваше превосходительство, и мы загоним гайдзинов в их нору, в которой они трусливо прячутся!
        - Если бы "Ясима" не пострадал этой ночью, я бы не колеблясь, вышел им навстречу. Но у нас остался только "Фудзи", а "Чин-иен" не справится даже с "Николаем"!
        - Вы хотите отступить? Но есть же еще крейсера...
        - Нет, конечно, просто нашему "Фудзи" придется сегодня попотеть за двоих. Поднимайте пары, сегодня у нас много работы.
        Черная неделя японского императорского флота продолжалась, но Насиба еще этого не знал. Адмирал Того бросившийся искать русские броненосцы там где их не было сделал первую ошибку, а его младший флагман выйдя на встречу приближавшимся русским вторую. И эта роковая ошибка стоила ему жизни.
        Дымы русской эскадры уже появились на горизонте, когда японцы один за другим начали выходить навстречу своей судьбе. Первым шел "Фудзи", на который адмирал перенес свой флаг с поврежденной "Ясимы". Затем почти не уступавшие ему в скорости "Хасидате" и "Мацусима". Более скоростной "Чиода" дымил чуть правее и сзади вместе с миноносцами, а старичок "Чин-Иен" еще только выходил из прохода. Поняв, что у противника пять броненосцев против его двух, Насиба тяжело вздохнул. "Долг тяжелей горы, а смерть легче перышка" - гласила старая самурайская поговорка, и сегодня ему предстояло убедиться в ее истинности. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он приказал крейсерам с миноносцами уходить назад. Атаковать врага днем все равно не получится, а моряки Японии еще будут нужны.
        Было принято считать, что броненосцы типа "Ясима" примерно равны или даже превосходят по мощи русские типа "Полтава". Основания для этого были: при чуть большем водоизмещении и скорости, японцы имели в залпе всего на одну шестидюймовку меньше. Но дьявол, как всегда, кроется в мелочах. Прекрасные английские двенадцатидюймовые орудия стояли в устаревших барбетных установках, колпаки которых имели всего шесть дюймов брони. Что еще хуже, заряжались они, только будучи выставлены в диаметральную плоскость, поэтому реальная скорострельность вполне современных орудий не превышала одного выстрела в пять минут. Другой проблемой было то, что лишь четыре шестидюймовых орудия из десяти, были защищены броней каземата, а остальные стояли открыто на верхней палубе, довольствуясь только щитами. Для примера на "Полтавах" восемь из двенадцати пушек среднего калибра стояли в четырех двухорудийных башнях, а остальные в небронированном бортовом каземате между ними. Впрочем, с началом войны русские моряки смогли прикрыть и эти установки импровизированной броней. Все же японский броненосец был неплохо вооружен, а его
главный броневой пояс, хоть и не закрывал всего борта, был практически непробиваем.
        Первыми пристрелку начали русские броненосцы "Пересвет" и "Победа". Десятидюймовые снаряды, выпущенные их дальнобойными орудиями, понеслись к японской колонне и, поднимая гигантские всплески, падали в воду. Когда расстояние сократилось до семидесяти кабельтовых, "Фудзи" начал отвечать. Несмотря на малую скорострельность, было сразу видно что японские артиллеристы куда лучше подготовлены к стрельбе на дальние дистанции. Хотя попаданий еще не было, их снаряды ложились куда ближе к русскому флагману, а комендоры "Пересвета" и "Победы" лишь мешали друг другу. Поняв это, Иессен приказал задробить стрельбу и решительно пошел на сближение с противником. "Уж на малой дистанции", - подумал он, - "и наши мазать не будут"!
        Тем временем, японские крейсера и миноносцы бросились уходить назад к островам Эллиот. Там, под защитой минных полей и береговых батарей, монструозные пушки "Мацусимы" и "Хасидате" могли попытаться поразить русские корабли, если те попытаются прорваться на их базу. А уж после этого в дело могли вступить и дестроеры. Однако проход в минном поле был занят неторопливо идущим к выходу "Чин-Иеном", и крейсерам пришлось поневоле остановиться, хотя к ним уже приближались их русские визави. Впереди шел, дымя из всех четырех труб, красавец "Баян", а за ним еле поспевали "порт-артурские богини" - "Диана" с "Палладой". Поскольку начальник отряда крейсеров адмирал Рейценштейн в данный момент ловил японские транспорты у Чемульпо, Иессен, не мудрствуя лукаво, назначил старшим командира "Баяна" Эссена, недавно получившего за сражение в Восточно-Китайском море звание капитана первого ранга. И теперь наконец-то получивший свободу действий Николай Оттович занимался своим любимым делом: дерзко атаковал противника. Вышколенный педантичным Виреном экипаж, с назначением нового командира, казалось, обрел крылья.
Прекрасно знавшие свое дело моряки, освободившись от мелочной опеки, старались показать все, на что только способны и были готовы идти за Эссеном хоть в пекло. Обрушив град снарядов на ожесточенно отстреливавшийся "Хасидате", "Баян" неумолимо сокращал дистанцию, прикрывая своим бронированным бортом "богинь". Те, впрочем, старались от него не отставать и вели огонь по "Мацусиме" и "Чиоде". Командир последней капитан первого ранга Мураками первым понял, что внутрь архипелага здесь можно и не попасть и, дав полный ход, решил отойти южнее и зайти через пролив, именуемый на русских картах: - Гайдамак. За "Чиодой" немедленно двинулись "Паллада" и державшийся до той поры в стороне "Боярин". Более быстроходный крейсер второго ранга понемногу обгонял своего противника и вел огонь по японским миноносцам, вынуждая их оставить своего старшего товарища и уходить, а "Паллада" тем временем начала артиллерийскую дуэль с "Чиодой". На едва не ставшей первой жертвой войны "богине" во время стоянки в доке серьезно обновили артиллерию. С верхней палубы были сняты все семидесятипятимиллиметровые орудия, а число
шестидюймовок доведено до десяти. На японском крейсере тоже было десять пушек, но только стодвадцатимиллиметровых. Правда, на нем они были укрыты щитами. Еще одним преимуществом "Чиоды" был сталежелезный пояс, прикрывавший ватерлинию старого крейсера. Впрочем, он был довольно узким и из-за перегрузки возвышался над водой всего на несколько дюймов. Первое время бой шел почти на равных: при практически одинаковом количестве попаданий, японские снаряды были легче, чем у русских, но несли большее количество взрывчатки. Через четверть часа на "Палладе" была повреждена передняя труба, красовалась надводная пробоина в правом борту и бушевал пожар на шкафуте, где японский снаряд поджег барказ. Последний, впрочем, вскоре был потушен, а его обломки выкинуты за борт. На "Чиоде" разбита прямым попаданием одна из пушек, снесена за борт шлюпбалка и пробиты навылет оба борта в корме. Последний снаряд можно было бы считать и вовсе безвредным, если бы он по пути не снес голову боцманмату. В этот момент в бой вступил разогнавший уже вражеские миноносцы "Боярин". Заслуживший в последнее время в эскадре славу отличного
стрелка, крейсер второго ранга уже третьим залпом добился накрытия, а затем перешел на беглый огонь. Один из его снарядов ударил в боевую рубку и хотя и не пробил брони, но на какое-то время контузил всех в ней находившихся. Вторым срезало фор-стеньгу и она, грохнувшись на палубу, покалечила двух артиллеристов. Третье попадание поначалу и вовсе не заметили. Снаряд с "Боярина" проделал аккуратное отверстие в носовой оконечности японского крейсера, прямо над узким броневым поясом, и при полном ходе в полученную пробоину понемногу захлестывало воду.
        А в это время русские броненосцы неотвратимо сближались с "Фудзи". Казалось, что одинокий японский корабль, вынужденный сражаться с пятью противниками, обречен, и те легко его сомнут, однако реальность оказалась совсем не такой. Начнем с того, что японцу удалось дважды поразить двенадцатидюймовыми снарядами флагманский "Пересвет", прежде чем русская эскадра подошла достаточно близко к своему противнику, чтобы ввести в дело свою многочисленную артиллерию. И если первый японский снаряд, разорвавшийся на верхнем поясе и не пробивший его, сделал лишь маленькую вмятину на броневой плите, то второй, угодив в небронированную оконечность броненосца, разворотил ему борт так, что по меткому выражению одного из матросов, в полученную пробоину (слава богу, надводную) можно было на бричке въехать. Поскольку море было довольно спокойным, полученные повреждения никак не снижали боеспособности русского флагмана, но тут произошло еще одно несчастье. На шедшем вторым в колонне броненосце "Победа" случилась какая-то поломка в и тот, выкинув флаг "не могу управляться", выкатился из строя. Позднее выяснилось, что
управлявший рулевым приводом электродвигатель оказался на несколько минут по неведомой причине обесточен. Трудно сказать, что стало тому причиной, общая неудовлетворительность механизмов или неопытность обслуживающего персонала. На устранение неисправности ушло совсем немного времени, но со стороны все выглядело так, будто один японский корабль выбил одного за другим двух своих противников.
        Глядя на то, как строй русской эскадры превращается в кучу, великий князь на мостике "Осляби" скрипнул зубами. Его броненосец до сих пор не открывал огонь, ожидая приказа флагмана, но тому никак не удавалось пристреляться. Первым побуждением Алеши было застопорить ход, но вместо этого он спокойным голосом скомандовал:
        - Восемь румбов влево! Полный ход!
        Рулевой немедля выполнил приказ, и огромный корабль, взбаламучивая воду винтами, покатился из строя. На шедшей следом "Полтаве" не сразу поняли, что случилось и последовали за ним. Натужно гудя, электродвигатели развернули башни в сторону противника. Дальномерный пост замерил дистанцию и передал ее в боевую рубку. Старший артиллерист Черкасов священнодействуя у циферблатов системы Гейслера, передал указания в башни. Наводчики прильнули к прицелам, наводя орудия на противника. Казалось, действует какой-то огромный и совершенно бездушный механизм, люди в котором никак не более чем винтики или шестеренки. Затем последовала команда, и жерла пушек выплюнули огонь. Первый залп дали правые орудия башен главного калибра. За ним тут же последовал второй из левых, но с шагом в несколько кабельтовых. Артиллеристы, внимательно следя за выраставшими на морской глади гигантскими всплесками, корректировали огонь, и наконец "Ослябя", подтвердив репутацию лучшего стрелка в отряде покойного адмирала Вирениуса, третьим залпом артистично вколачивает оба снаряда во вражеский броненосец.
        - Есть попадание, - счастливым голосом выдыхает Черкасов.
        - Какова дистанция? - невозмутимо спрашивает его Алеша.
        - Сорок семь кабельтовых.
        - Передать на "Полтаву"!
        - Есть!
        Пристрелявшиеся артиллеристы "Фудзи" продолжали громить флагман Иессена и не сразу обратили внимания на новую опасность. Между тем "Ослябя" и "Полтава", описав коордонат, обогнули еще остававшуюся неуправляемой "Победу" и обрушили на японский броненосец всю ярость своего сосредоточенного огня. Казалось, что море кипело вокруг него, то и дело, вздымаясь огромными всплесками и обдавая потоками воды надстройки и палубу. Снарядов попавших в корабль пока было относительно не много, но они наносили довольно существенные повреждения. Первое же попадание пришлось в сравнительно тонкую броню каземата шестидюймового орудия. Оснащенный тугим взрывателем русских снаряд легко разворотил броневую плиту, поразив образовавшимися осколками большую часть прислуги, затем также легко пронизал одну за другой все переборки и, достигнув основания трубы, наконец, взорвался. Второй ударил рядом, но с меньшим успехом. Пробив верхний пояс, он угодил в угольную яму и остался, там завязнув в его содержимом. Третий бессильно разорвался на толстой броне главного пояса, но четвертый, ударив в барбет главного калибра, не пробил
его и, отлетев рикошетом в стоящую на спонсоне шестидюймовку, снес ее за борт, по счастливой случайности не задев никого из прислуги, кроме наводчика. Помимо крупнокалиберных снарядов "Фудзи" получил с "Осляби" еще три шести - и два трехдюймовых, не нанесших впрочем, особого вреда. "Полтава" так же не осталась в стороне, добившись двух попаданий своими двенадцатидюймовками. Одно из них пришлось в небронированную часть борта и повреждения от него ограничились сквозным тоннелем от носовой оконечности до броневого траверза, ударившись о который снаряд раскололся не взорвавшись. Зато другой ухитрился поднырнуть под главный броневой пояс достигнуть нижней его кромки и взорваться там, повредив двойное дно. В расположенную там угольную яму немедленно начала поступать вода, незамеченная до поры японскими моряками.
        Тем временем, вернувшая себе управление "Победа" встала в кильватер своему флагману. Иессен заметив, что броненосцы Успенкого и великого князя пристрелялись, не стал сбивать им наводку и приказал перенести огонь на вышедший, наконец, из прохода "Чин-Иен". Стрельба "Пересвета" по-прежнему не отличалась эффективностью, а вот артиллеристы "Победы" неожиданно отличились. Один из их выпущенных ими снарядов угодил прямо в малую башню с шестидюймовым орудием на носу корабля и, хотя его взрыватель не сработал, артиллерийская установка была уничтожена вместе со всем расчетом. Второй срезал фок-мачту старого корабля и разорвался на броне одной из башен, тут же заклинив ее. Поврежденная мачта немедленно рухнула на вторую башню, чем до крайности ограничила ей углы поворота. Сделавший едва ли более пары выстрелов старый китайский броненосец оказался, таким образом, совершенно безоружным. Заметив это, русский адмирал подвел свои корабли как можно ближе и принялся расстреливать противника в упор.
        "Палладе" продолжавшей преследовать "Чиоду" снова не повезло. Как оказалось, японцы расположили на островке Кас-ян-тао две двухорудийные батареи стодвадцатимиллиметровых пушек, одна из которых прикрывала пролив Гайдамак. И как только японский крейсер, дымя пожаром, вошел в проход, она открыла огонь по русскому кораблю. Развив максимальную скорострельность, японцы буквально засыпали "Палладу" снарядами, добившись сразу нескольких попаданий, но за все надо платить. В свое время Наполеон говорил, что одна пушка на берегу стоит пары на корабле и, наверное, был в этом прав. Неизвестно что по этому поводу думал русский адмирал Ушаков, но однажды он, не колеблясь, повел свои парусные линкоры под огонь французских бастионов на Корфу и победил. Теперь морякам на "Палладе" предстояло доказать что они достойные потомки своих великих предков. Шестидюймовки крейсера тут же развернулись в сторону острова и дали один за другим несколько залпов. Когда японцы ставили свои береговые батареи, они не стали возводить мощных укреплений, так как рассчитывали что их противником будут, максимум, русские миноносцы. Теперь
же им пришлось вести артиллерийскую дуэль с крейсером первого ранга, и через несколько минут все было кончено. Даже не слишком хорошо взрывавшиеся русские снаряды вызывали при попадании целый шквал каменных осколков буквально засыпавших японских комендоров.
        Когда "Мацусиме" и "Хасидате" удалось уйти в проход на минном поле, Эссен не стал ломиться следом за ними, а перенес огонь на "Фудзи" избиваемый русскими броненосцами. Главный калибр японца был занят "Ослябей" и "Полтавой", а шестидюймовок хорошо бронированный "Баян" мог не опасаться. Николай Оттович и прежде отличался лихостью и бесшабашностью, достаточно вспомнить, как он бросился на маленьком "Новике" на всю японскую эскадру 27 января. Теперь же имея броненосный крейсер, он сблизился сначала на двадцать, а затем и на пятнадцать кабельтовых и принялся вколачивать в японский броненосец снаряд за снарядом. Русские комендоры впервые за всю войну получили возможность вести огонь на той дистанции, на которую их тренировали. И хотя восьми и шестидюймовые снаряды не могли нанести решающих повреждений японскому кораблю, они дырявили трубы, разбивали надстройки и скоро выбили всю артиллерию с обращенного к ним борта. На "Фудзи" скоро по достоинству оценили вред, наносимый нахальным русским крейсером и в очередной раз, зарядив свои кормовые двенадцатидюймовки начали разворачивать их в сторону "Баяна". На
таком расстоянии его броня могла и не выдержать тяжелого японского фугаса, а на промах после великолепной стрельбы показанной японцами в завязке боя нечего было и надеяться. Но капризная девка Фортуна в очередной раз сменила свои симпатии. Едва артиллеристы броненосца навели свои огромные пушки, восьмидюймовый снаряд с "Баяна" угодил точно в дульный срез японского орудия. Гигантский ствол мгновенно искривился, будто по нему ударили исполинской кувалдой. К тому же один из осколков русского снаряда попал внутрь и, пролетев по его каналу, достиг японского фугаса, заставив тот детонировать. Тридцать семь килограмм чувствительного японского мелинита и почти сотня пороха в заряде исправно разорвались. Только что закрытый затвор вырвало чудовищным давлением образовавшихся газов, и тот, вылетев из своего крепления, выломал заднюю стенку барбета, размозжив по пути всех встречных японских комендоров. Тем, кому не повезло погибнуть сразу, умерли в страшных муках несколькими минутами позже, надышавшись газами, образовавшимися при взрыве шимозы. Будь орудия броненосца повернуты в диаметральной плоскости, огонь мог
бы проникнуть и в артиллерийские погреба, но устаревшая конструкция на этот раз пошла кораблю на пользу. Тем не менее, могучий "Фудзи" мгновенно лишился половины своей артиллерии главного калибра, а русские продолжали наседать.
        - Вы только посмотрите, что вытворяет Эссен! - с веселой злостью в голосе воскликнул Алеша, наблюдая как нахально лезет на вражеский броненосец "Баян".
        - Боюсь, Николаю Оттовичу может не поздоровиться, - отозвался продолжавший священнодействовать у приборов Черкасов, - особенно если японцы обратят на него более пристальное внимание.
        - А я полагаю, он прав! - не согласился с ним великий князь. - Наши снаряды рассчитаны на бой накоротке. Надо сокращать дистанцию, а то мы эдак и до вечера не управимся.
        - Ваше императорское высочество куда-то торопятся? - Сыронизировал его старший артиллерист.
        - Нет, но я полагаю, что лучше драться днем с броненосцами, нежели ночью с миноносцами, а их у японцев должно быть не мало.
        В этот момент на "Фудзи" взорвался кормовой барбет и все русские моряки видевшие это, разразились восторженными криками. Повинуясь приказу командира "Ослябя" решительно двинулся на своего противника, увлекая за собой "Полтаву" и "Николая I". Последний в меру сил помогал своим более молодым товарищам, стреляя из носовой башни, окутываясь, каждый раз при этом, клубами белого дыма. Десять крупнокалиберных орудий против двух это безнадежно и подошедшие в упор русские броненосцы скоро заставили молчать и оставшиеся два, продолжая поражать противника. Однако полыхавший от палубы до клотика японец, несмотря на многочисленные попадания, упорно не желал тонуть.
        - Что-то не так с нашими проклятыми снарядами, - мрачно сказал Алеша, наблюдая картину избиения. - И вообще, где наши миноносцы? Пусть тоже поработают!
        Как раз в этот момент, многострадальный "Фудзи" принявший в многочисленные пробоины много воды, наконец-то сел на мель. Леденящий душу скрежет железа по камню проник в каждое помещение японского броненосца, вселяя ужас в нестойкие сердца и заставляя стиснуть зубы храбрецов. Огромный корабль сильно накренился, сделав почти невозможной стрельбу из немногих уцелевших орудий.
        Прикрытая толстой броней боевая рубка броненосца, словно в насмешку осталась невредимой. Находившиеся в ней вместе с другими офицерами адмирал Насиба, тяжело вздохнул.
        - Аматерасу не была к нам сегодня милостива, - тусклым голосом сказал он собравшимся. - Позаботьтесь о том, что бы наш "Фудзи" не достался гайдзинам.
        Старший минер броненосца торжественно поклонился своему адмиралу и кинулся выполнять его распоряжение. Глупые длинноносые варвары еще не понявшие с кем они воюют, прекратили огонь и принялись сигналить, предлагая японцам почетную сдачу. Что же, тем легче будет выполнить приказ адмирала. Лейтенант Исигава не стал доверять такое ответственное дело своим подчиненным и сам спустился в погреба, чтобы заложить в них взрывчатку. Матросы, понявшие, что именно он делает, в панике бросились прочь и, поднявшись наверх, попытались спастись. Большинство шлюпок было оставлено в базе еще до боя, а остальные были разбиты русскими снарядами и пришли в полную негодность. Но берег был недалеко, и отчаявшиеся люди принялись прыгать за борт, пытаясь достичь его вплавь. А задраившийся в погребе офицер поджег огнепроводный шнур и принялся завороженно следить за бегущим огоньком.
        - Смотрите, что они делают! - закричал вахтенный, увидев прыгающих за борт японцев, - неужели они собираются...
        Взрыв, расколовший корпус броненосца пополам и взметнувший до небес пламя был ему ответом. Русские моряки потрясенно молчали, глядя как гибнет не пожелавший пощады противник. Первым молчание нарушил великий князь, приложив руку к козырьку фуражки и немного так постояв, он обернулся к сослуживцам и тихо, но твердо сказал:
        - Господа, желаю вам навсегда запомнить эту минуту. И если судьба потребует от нас подобной жертвы, принести ее не задумываясь, как это только что сделали наши враги.
        Однако бой был еще не закончен. Лишившийся артиллерии главного калибра "Чин-Иен" сумел развернуться, и отчаянно отстреливаясь из кормовых орудий, двинулся обратно в проход, из которого только что с таким трудом вышел.
        - Ваше превосходительство, - обратился к Иессену лейтенант Рощаковский, - я во всех подробностях видел, как японские корабли маневрируют на проходе и уверен, что смогу провести броненосец в бухту.
        - Вы уверены? - заинтересованно спросил его адмирал.
        - Так точно!
        - Тогда становитесь к штурвалу...
        - Карл Петрович, - прервал его Бойсман, - осмелюсь напомнить, что у нас большая пробоина в носу, а перед нами минные заграждения. Любой подрыв немедленно приведет к затоплению, с которым мы просто не справимся.
        - Пустяки! Сейчас тот самый случай, когда храбрость города берет!
        - Ваше превосходительство, - скрипнул зубами командир "Пересвета", - еще никто и никогда не обвинял меня в отсутствии храбрости! Однако хочу заметить, что для победы мало потопить вражеский корабль. Хорошо бы еще и привести домой свой.
        - Но там сейчас обездвиженный японский броненосец! Лейтенант и его люди чуть не погибли, добиваясь этого успеха!
        - Мы не знаем, каковы его повреждения, но вряд ли его артиллерия сильно пострадала. А на что она способна хорошо видно по нашей носовой оконечности.
        - Черт вас дери, - нахмурился адмирал, - пожалуй, что вы правы. Но у нас не так много времени, чтобы терять его попусту.
        - Лучше потерять время, нежели броненосец.
        - Ваше превосходительство, - горячо заговорил Рощаковский, лихорадочно сверкая глазами, - я готов пойти на любом другом корабле или даже в шлюпке! Отдав приказ сейчас, завтра вы станете более великим, чем Нахимов или Ушаков!
        Однако азарт Иессена уже схлынул, и он сумел взять себя в руки. Немного поморщившись от велеречивости лейтенанта, адмирал приказал:
        - Просигнальте на "Николая", пусть идет первым. Носовой залп у него посильнее нашего, а налетит на мины.... Что поделаешь, все в руце божией.
        Получив приказ, командир старого броненосца капитан первого ранга Юлиан Казимирович Волчанский осторожно двинул свой корабль в пролив Тунгуса. Посмотрев на прибывшего с флагмана Рощаковского, он только покачал головой и приказал не подпускать его к штурвалу.
        - Николай Николаевич, - обратился он к старшему штурману лейтенанту Макарову третьему, - кажется, наш визит оказался для японцев довольно неожиданным и они не успели снять все вешки обозначающие границы минного поля. Ведите броненосец, голубчик.
        Однофамилец покойного командующего флотом отдал честь и занял свое место. Потянулись мучительные минуты ожидания. Немного успокоившийся Рощаковский протянул штурману свою записную книжку с нанесенными ориентирами и тот, сверившись с ними, повел старичка "Николая" между Сциллой и Харибдой вражеских мин.
        Японцы тем временем лихорадочно пытались развернуть "Ясиму" так, чтобы броненосец мог вести огонь по проходу, и когда русский броненосец уже входил на внутренний рейд, носовые пушки японского корабля дали залп. Как оказалось, его артиллеристы знали свое дело ничуть не хуже чем их коллеги на "Фудзи". К тому же враг находился прямо перед ними, и им не было нужды разворачивать свои орудия для перезарядки. Тяжелые двенадцатидюймовые снаряды поднимали огромные всплески вокруг "Николая" захлестывая его высокий нос. Наконец один из них поразил его в правую скулу у ватерлинии. Правда старый русский броненосец, в отличие от своих более молодых собратьев имел полный пояс из, хотя и устаревшей, но довольно толстой брони. Как неоднократно замечали моряки первой эскадры, огромные японские снаряды, производившие страшные разрушения при попадании в небронированные части кораблей, оказывались совершенно беспомощными против даже относительно слабой защиты. Так случилось и на этот раз, эффектно разорвавшийся фугас не сумел нанести своему противнику значительных повреждений. Ответный огонь русских был не слишком
результативным. Древние девяти и двенадцатидюймовые пушки были не слишком скорострельны, да еще и стреляли дымным порохом, каждый раз окутывая корабль густыми клубами дыма, затруднявшими наводку. Японцы успели дать еще несколько залпов и дважды поразить своего противника, но тут случилось то, что никто не ожидал. Артиллеристам "Николая", до сих пор не слишком отличавшихся меткостью, удалось отплатить своим оппонентам. Двенадцатидюймовый снаряд, выпущенный из носовой башни, ударил в бронеколпак японского барбета. Впоследствии говорили, что японцы, пытаясь увеличить скорострельность своих первых современных броненосцев, устроили в подвижных частях барбетов стеллажи для хранения первых двенадцати выстрелов. Таким образом, предполагалось что, по крайней мере, в завязке боя у них будет возможность кругового заряжания. Однако платой за это была более низкая живучесть орудийных установок. Так это или нет, мы уже никогда не узнаем, поскольку оба корабля этого типа погибли в бою у островов Эллиота.
        Без труда пробив относительно тонкую броню, русский снаряд разорвался внутри барбета, заставив детонировать находящиеся внутри японские боеприпасы. Поднятое при взрыве пламя взметнулось выше мачт, а через несколько секунд с ужасным грохотом взорвались погреба. Носовая оконечность японского броненосца была совершенно уничтожена, и некогда красивый и мощный корабль бессильно опустился на грунт. Глубины на рейде были невелики и уцелевшая кормовая часть "Ясимы" продолжала возвышаться над водой. А неожиданно вышедший победителем в дуэли "Николай" двинулся дальше. После гибели японского броненосца его главными противниками остались "Мацусима" и "Хасидате", попытавшиеся обстрелять его из своих монструозных пушек. Однако артиллеристы старичка как видно поймали кураж и быстро добились нескольких попаданий в несуразные крейсера. Особенно эффектным был девятидюймовый снаряд, разорвавшийся в батарее "Хасидате" и очевидно воспламенивший поданные к пушкам снаряды. Серия взрывов последовавших за попаданием мгновенно привела к молчанию многочисленные скорострелки японского крейсера и вызвала пожар. К тому же с
другой стороны минного поля на якорь стали "Ослябя" и "Полтава" и поддержали огнем своего собрата. После этого командиры японских крейсеров попытались вырваться из ловушки, куда они сами себя загнали, но проливы Ермака и Сивуча были перекрыты минами, а у Бобра их поджидал "Баян" и "богини". Уйти удалось только миноносцам и, как ни странно, "Чиоде". Командовавший ей капитан первого ранга Мураками, едва оторвавшись от "Паллады", и не подумал заходить на внутренний рейд, а сразу ушел в открытое море, взяв курс на зюйд, сохранив, таким образом, свой крейсер.
        Тем временем, наступил очередной акт разыгравшейся на островах Эллиота трагедии. Поняв, что уйти не удастся, командиры оставшихся японских кораблей пошли в самоубийственную атаку на русский броненосец. Уже потерявшему половину артиллерии "Хасидате" почти удалось подойти к своему врагу, но новое попадание уже двенадцатидюймового снаряда разворотило ему борт ниже ватерлинии, и многострадальный крейсер тут же начал оседать на него. В этот момент японские артиллеристы дали последний залп по своему противнику из трехсотдвадцатимиллиметрового орудия. Однако быстро увеличившийся крен помешал им прицелиться и тяжелый снаряд лишь бессильно взметнул огромный столб воды у борта русского броненосца. В этот момент от сотрясения, вызванного последним выстрелом монструозной пушки, лопнула с трудом удерживающая напор воды переборка и "Хасидате" стремительно перевернулся. Еще хуже пришлось "Мацусиме", поскольку ее орудие главного калибра находилось на корме и не могло стрелять по противнику во время атаки. Впрочем, японские моряки попытались выйти из положения, пустив в русский броненосец самодвижущуюся мину. Их
затея почти удалась, но на "Николае" вовремя заметили пузырьковый след и сумели отвернуть.
        - Обратите внимание господа, - с веселой злостью в голосе воскликнул Алеша, наблюдая за боем, - кажется, наш противник пошел ва-банк!
        - Расстояние великовато, - поморщился Черкасов, прекрасно понявший, куда клонит великий князь.
        - Это не повод бездействовать Василий Нилович, - отрезал командир. - Начинайте пристрелку!
        Еще не остывшие орудия главного калибра "Осляби" снова пришли в движение, выискивая далекую цель среди островов и остановившись на ней, подобно огнедышащему дракону изрыгнули пламя двухорудийного залпа. Всплески поднялись неожиданно близко к "Мацусиме", а немедленно последовавший за ним второй, с некоторой натяжкой можно было считать накрытием. Обрадованные русские артиллеристы принялись вести огонь с максимальной скорострельностью и скоро их усилия увенчались успехом: один из десятидюймовых снарядов поразил готовый к выстрелу минный аппарат. Всепожирающее пламя вырвалось из-под палубы японского корабля, и ужасный грохот возвестил о его гибели. Великолепная стрельба броненосца не осталась незамеченной и на мачте "Пересвета" взвился сигнал выражающий удовольствие адмирала.
        Следом пришел черед канонерских лодок "Акаги" и "Осима". Этим маленьким кораблям с устаревшей артиллерией было уже более пятнадцати лет и все на что они годились, это патрулирование вокруг островов. Их команды честно попытались выполнить свой долг перед императором, но артиллеристы "Николая" поднаторевшие в стрельбе по шныряющим по внешнему рейду Порт-Артура японским миноносцам не оставили им ни единого шанса. "Осима" получив подряд три попадания, перевернулась и затонула, а "Акаги" удалось выброситься на берег и спасти экипаж.
        И в этот момент, самому старому японскому кораблю, с практически выбитой артиллерией едва не удалось поквитаться за гибель своих собратьев. "Чин-Иен", который все уже сбросили со счетов, вышел из-за мыса, где он до поры прятался и бросился на русский броненосец. На "Николае" увлеченном расстрелом крейсеров не сразу заметили новую опасность, а когда, наконец, увидели, расстояние было уже не более десяти кабельтовых.
        Почти за сорок лет до описываемых событий во время очередной Итало-Австрийской войны случилось сражение при Лиссе. Артиллерии противников не удалось тогда добиться успеха, после чего австрийский адмирал Тегетгоф повел своего флагмана на таран. Его затея увенчалась успехом, после чего умами многих военно-морских деятелей прочно овладела пришедшая из глубины античности таранная тактика. По иронии судьбы и "Чин-Иен" и "Николай" были построены как раз с учетом этой тактики и имели сильный носовой залп. Оборотной стороной этой особенности был слабый огонь в корму, причем, на русском броненосце с ним было особенно плохо. Теоретически туда могли стрелять кормовые шести- и девятидюймовки, но мертвый угол все равно был очень велик. Оборачиваться к противнику, чтобы ввести в дело остальную артиллерию означало подставить борт под удар и Смирнов приказал дать самый полный ход, на который его старый броненосец только был способен. Разогнать махину водоизмещением в десять тысяч тонн дело совсем не простое, но к счастью еще более древний "Чин-Иен" тоже был плохим ходоком. Все же дистанция между ними неумолимо
сокращалась, а попытки поразить японца из казематных орудий не увенчалась успехом. Тогда русские артиллеристы не нашли ничего лучшего как прикатить по палубе десантные пушки системы Барановского и открыть огонь из них. Их маленькие снаряды не могли, разумеется, нанести повреждений бывшему китайскому броненосцу, но бездействовать, ожидая неминуемого тарана, было совсем невмоготу, и палубу противника буквально засыпала шрапнель вперемежку с гранатами. Между тем, "Николай" постепенно разгоняясь, неотвратимо приближался к проливу Бобра. Русским морякам было известно, что он перегорожен минами, но их расположения они не знали. Положение спас Рощаковский, буквально силой оттолкнувший рулевого и направивший броненосец рядом с островком Суи-ли-дао в замеченный им во время наблюдения проход. Днище старого корабля несколько раз зловеще проскрежетало по грунту, но, к счастью, им все же удалось пройти невредимыми. Расстояние между врагами к тому времени сократившееся до минимума начало медленно увеличиваться. В этот момент японцы вспомнили, что их башни хотя и заклинены, но пушки все же заряжены, и можно
попытаться хоть так достать ненавистного врага. Залп из левой башни стал полной неожиданностью для русских моряков. Один из снарядов все же пролетел мимо, а второй ударил прямо в адмиральский балкон, полностью разворотив его и все смежные с ним помещения. Это и стало самым серьезным повреждением старого русского броненосца в том памятном бою. К счастью ни машины, ни винты его не пострадали и "Николай" медленно, но верно отрывался от своего противника, которого уже поджидали русские крейсера и миноносцы.
        Картина русского броненосца на всех парах удирающего от пытающегося его таранить японца была настолько фантасмагорична, что стоящий на мостике "Баяна" Эссен поначалу не поверил своим глазам.
        - Прикажете открыть огонь? - нерешительно спросил его старший артиллерист....
        - Нет, своих зацепим! - скрипнул зубами тот.
        Положение неожиданно спас Ливен - повинуясь его приказу "Боярин" вырвался вперед и, подойдя к японскому кораблю почти в упор, пустил одну за другой две мины из бортовых минных аппаратов. Расстояние было слишком ничтожным, чтобы промахнуться и два взрыва прогремевшие один за другим поставили точку в карьере бывшего китайского броненосца. Получив две подводные пробоины "Чин-Иен" содрогнулся всем своим старым корпусом и стремительно затонул на глазах у ликующих русских моряков.
        Пока военные моряки японского флота отчаянно сопротивлялись, на скопившихся в японской базе транспортах происходили не менее драматические события. Привлекаемые до сих пор лишь для перевозки войск и дозорной службы вспомогательные крейсера имели слишком слабое вооружение, чтобы противостоять русской эскадре. Несколько выстрелов из малокалиберных пушек в сторону резвящегося на рейде "Николая" они все же сделали, но на ведущем бой русском броненосце похоже этого не заметили. К чести командовавших ими офицеров, сдаваться им в голову не пришло и они приняли меры для уничтожения своих кораблей. Увы, возможностей для этого было немного. Боезапас, имевшийся на мобилизованных пароходах, был слишком ничтожен для подрыва, и потому на них просто открыли кингстоны. К несчастью глубины в бухте были невелики и корпуса "Дайчи-мару" с "Дайнан-мару" остались торчать из воды по верхнюю палубу. В отличие от них, на вспомогательном минном транспорте "Касуга-мару" имелся изрядный запас мин и торпед. Командовавший им кэптеэн* Арикава Тейхаку был решительно настроен не посрамить память самурайских предков и приказав
экипажу спасться подорвал свой корабль вместе с собой. Как это ни странно, его решительность имела скорее негативные последствия. Мощный взрыв, разметавший на мелкие обломки транспорт, вызвал панику на судах снабжения и плавмастерских. Как ни старались офицеры прекратить ее, мобилизованные с гражданского флота матросы, не слушая их, один за другим бросались в море в попытке достичь близкого берега вплавь. Кое где, пришлось даже применить оружие, но пока они пытались восстановить порядок в бухту вошли русские миноносцы и принялись высаживать на японских кораблях абордажные партии. Всего удалось захватить три судна снабжения, плавмастерскую "Миике-мару", буксир и плавкран. Что касается плавучего госпиталя "Кобе-мару", то победители ограничились лишь осмотром и, убедившись, что комбатантов на нем нет, потребовали его немедленного выхода в море. Кроме того, высаженные на берег десантные партии захватили около пятисот пленных и два орудия на импровизированной батарее, после чего приступили к уничтожению возведенных японцами построек, маяков и складов. Адмирал Иессен принимая во внимание полученные
"Пересветом" повреждения принял решение перейти со штабом на "Ослябю". Возможно, причина была еще и в обиде на Бойсмана отказавшегося выполнить его приказ и первому войти на внутренний рейд архипелага.
        Обойдя вместе с великим князем выстроенный для встречи с ним экипаж, Иессен с удовольствием поприветствовал моряков, вид которых после боя был несколько неряшливым, но донельзя бравым.
        - Здорово молодцы! - рявкнул он густым адмиральским басом.
        - Здравия желаем вашему превосходительству! - проревели в ответ луженные матросские глотки.
        - Вы недурно отстрелялись сегодня, Алексей Михайлович, - сдержанно похвалил Алешу адмирал.
        - Благодарю, но это все покойный Михеев, поставивший артиллерийскую подготовку на первое место и добившийся весьма высокого результата.
        - Отдаю должное вашей скромности, ваше императорское высочество, однако полагаю, что и ваша заслуга в этом имеется. Во всяком случае, вам удалось сохранить имеющийся уровень. Чего, к сожалению, нельзя сказать обо всех командирах нашей эскадры.
        - Я полагаю, что имеет место системная ошибка в методике подготовки, как комендоров, так и артиллерийских офицеров.
        - Вот как?
        - Именно так. Посудите сами, и тех и других у нас готовят вроде бы одинаково, но, тем не менее, одни корабли стреляют отлично, другие же... скажем так, менее хорошо.
        - Любопытное наблюдение. И что же вы предлагаете?
        - Ну, я полагаю, было бы полезно собрать артиллерийских офицеров эскадры и выяснить, отчего подготовка на одних кораблях так разительно отличается от других. А затем внедрить самое лучшее из того что у нас есть.
        - Весьма дельная мысль. Что же, раз я снова вернулся на "Ослябю" вы можете вернуться к исполнению обязанностей флаг-офицера. Подготовьте мне докладную записку на эту тему.
        - Есть!
        - Кстати, у меня для вас есть сюрприз. Посмотрите на мой катер.
        Алеша обернулся в указанную сторону и увидел, как вестовые перегружают на палубу вещи адмирала и его штабных. Рядом с ними крутилась щуплая фигурка в матросской форме и у него невольно вырвалось:
        - Ванька?
        - Точно, - усмехнулся довольный Иессен.
        - Но как это возможно?
        - Их в море "Боярин" подобрал. Кстати, то что "Фудзи" дралась с нами в одиночестве их заслуга. И проход они разведали.
        - Поразительно! А где Рощаковский?
        - На "Николае". Полагаю, что одним георгиевским кавалером на вашем броненосце скоро станет больше.
        - Не сомневаюсь. Но в любом случае, спасибо вам за моего Ваньку. Я уже черт знает, что передумать успел.
        - Да не за что. Кстати, а это что?
        Алеша снова посмотрел, куда указывал адмирал и немного потупился.
        - Это шлюпка с "Осляби".
        - Это как раз понятно, а куда вы ее посылали?
        - Некоторым образом на "Фудзи".
        - Ничего не понимаю, а зачем?
        - Трофеи собрать. Наверняка там уцелело некоторое количество орудий и снарядов к ним, а в крепости всему будут рады. Стессель и Белый уже несколько раз намекали, что у них нехватка орудий и было бы не худо снять их с кораблей. Алексеев, к счастью, против этого, но...
        - А ведь мысль совсем не дурна, Алексей Михайлович. Пожалуй, следовало бы заняться этим, но есть ли у нас время?
        - Мне кажется, стоит рискнуть. Тем более что в данном случае одна пушка равна двум.
        - Как это?
        -Ну, на одну больше у нас это значит, что на одну меньше у них.
        - Остроумно. Ну что же, я не возражаю.
        То что его провели, адмирал Того понял далеко не сразу. Разослав во все стороны разведчиков, японский главнокомандующий ждал вестей. Увы, они были неутешительны. Русских броненосцев никто не видел, а крейсера Рейценштейна оказались слишком сильны для "собачек" и слишком быстроходны для японских броненосных крейсеров. Ко всему еще налетел туман, и японским кораблям волей неволей пришлось уменьшать ход. Однако принятые меры оказались все же недостаточны, чтобы предотвратить трагедию. На только что вступившем в строй броненосном крейсере "Касуга" была очень неопытная команда, не овладевшая еще в должной мере искусством управления своим кораблем, что в конечном итоге и привело к катастрофе. Будучи посланными в дозор, он потерял в утреннем тумане свое место и, пытаясь нагнать впереди идущий "Иошино", налетел на него тараном. Гибель легкого крейсера была мгновенной, и спасти удалось всего около пятидесяти моряков. Наконец убедившись, что на этот раз он русских не перехватит, адмирал приказал возвращаться. Только что принявший командование второй эскадрой Катаока запросил разрешение прежде принять уголь,
взамен сожженного во время поисков. Немного подумав, командующий согласился на это, однако сам пополнять запасы не стал и повел свои броненосцы к Эллиотам. На такой переход угля ему должно было хватить. Но не успел он отойти от Чемульпо и на тридцать миль, как навстречу ему попался идущий полным ходом "Сазанами". Полученные известия ошеломили адмирала. Хотя капитан-лейтенант Кондо и не знал всех подробностей, он видел, что все боеспособные русские броненосцы находились у Порт-Артура и готовились атаковать японскую маневренную базу, а вовсе не гонялись за японскими транспортами. Поняв что его провели, Того полным ходом бросился назад. Паровые машины, даже сделанные в Англии, не слишком хорошо переносят полный ход и потому военные корабли дают его только в бою, в остальное время, двигаясь экономическим сберегая тем самым их ресурс. Однако теперь японцам было не до экономии и могучие броненосцы рванули вперед в тщетной надежде успеть прежде чем коварные гайдзины уничтожат их стоянку. Огромные в пятнадцать тысяч тонн водоизмещения японские корабли, идущие полным ходом, являли собой совершенно невероятное
зрелище, вселявшее в каждого японца видевшего их стремительный бег невероятную просто гордость за свою страну. Еще каких-то полвека назад Япония представляла собой отсталое феодальное государство, закрытое от всего мира. Скованная по рукам и ногам тысячью отживших традиций и токугавских запретов страна жила, не подозревая, что мир вокруг нее изменился до неузнаваемости. "Черные корабли" командора Перри залпами своих пушек вывели ее из летаргического сна и возвестили сынам Ямато, что настала новая эра. Надменные длинноносые варвары не желали соблюдать освященных веками японских порядков. Они требовали, чтобы для их кораблей открыли порты. Чтобы их купцы получили возможность открыто торговать, где им заблагорассудится, и когда японцы пробовали возражать, начинали снова стрелять из пушек. Япония тогда пришлось покориться, однако, японцы ничего не забыли и не простили. Поняв, что их страна отстала от остального мира, японцы принялись учиться. Лицемерно улыбаясь своим врагам, они упорно перенимали их знания, учились медицине, военному делу, кораблестроению. Строили фабрики, арсеналы и верфи. И вот,
наконец, настал час бросить вызов первому из своих врагов. Пусть корабли Японии пока строятся за границей, но в бой их ведут японские моряки и горе посмевшим стать на их пути!
        Увы, уже подходя к архипелагу Того понял что опоздал. От канонерок и вспомогательных крейсеров, охранявших проходы остались лишь торчащие кое-где верхушки мачт. О том, что на берегу были батареи, временные маяки и склады напоминали лишь дымящиеся развалины, рядом с которыми сиротливо расхаживали уцелевшие при погроме японцы. Из всех многочисленных судов занимавшихся обслуживанием маневренной базы уцелел лишь плавучий госпиталь "Кобе-мару" командовавший которым лейтенант-командер* Саннохе Иоодзиру лично прибыл доложить командующему о произошедшем.
        - Что произошло? - тусклым голосом спросил его адмирал.
        - Здесь были русские!
        - Это я уже понял. Сколько их было?
        - Пять броненосцев и четыре крейсера.
        - Пять вы сказали?
        - Так точно! "Пересвет", "Победа", "Ослябя", "Полтава" и "Николай". Адмирал Насиба вышел им на встречу на "Фудзи" и погиб. Затем они зашли в бухту и расстреляли крейсера и обездвиженную "Ясиму". Затем подорвали минами "Чин-Иен". После этого они высадились на берег и уничтожили батареи. Захватили все транспорты, оказавшиеся на рейде, а все что не смогли забрать подорвали или сожгли.
        - Когда они ушли?
        - Вчера, господин адмирал. Они не стали задерживаться здесь не одной лишней минуты. Только захватили все что можно было вывезти и уничтожили то, что вывезти не получалось.
        - Они понесли потери?
        - Я не все видел, но один из их броненосцев, кажется "Пересвет" сильно поврежден и имел сильный дифферент на нос. Кроме того, на "Николае" бушевал пожар, но его скоро потушили.
        - Это все?
        - Все что я видел.
        - Как вам удалось сохранить ваш корабль?
        - Мы подняли флаг с красным крестом и русские не открывали по нам огня.
        - А остальные суда?
        - Некоторые успели уничтожить их команды. Другие достались противнику.
        - И много им досталось?
        - Четыре транспорта, буксир и плавкран. Вероятно, они могли бы увести больше, но не стали возиться с подъемом затопленных кораблей. Они торопились снять уцелевшие пушки с "Ясимы".
        - Они еще и пушки снимали?
        - Да, господин адмирал, а еще снаряды. Я сам видел, как они перегружали их с "Ясимы" на "Ямагучи-мару".
        - "Ясимы"? - недоверчиво переспросил Того удивлению которого не было предела. - Но как?
        - Нашим плавкраном.
        - Проклятие!
        - А еще они пытались снять орудия главного калибра, а когда у них ничего не вышло, подорвали погреба.
        ---
        *Командер - примерно соответствует капитану второго ранга. Лейтенант-камандер - капитан-лейтенанту.
        Караван с захваченным на Эллиотах имуществом неторопливо брел вдоль берегов Квантуна. Адмирал Иессен нервничая, расхаживал по мостику, поминутно прикладываясь к биноклю. Великий князь напротив, пребывал в самом благодушном настроении и занимался приблизительным подсчетом захваченного имущества. Одним из самых ценных лично для него трофеев было два новейших дальномера "Барра и Струда" захваченных посланными им людьми на "Фудзи". Один из них, правда, был серьезно поврежден, зато другой совершенно целехонек. На "Ослябе" до сих пор был всего один дальномер и тот предыдущей модели, так что Алеша сразу решил, что никому их по доброй воле не отдаст. Более того, памятуя как с "Боярина" в ту пору, когда он им командовал, забрали пушку Норденфельда снятую с японского брандера, он просто не стал включать дальномеры в список трофеев. Помимо этого, с "Фудзи" сняли три уцелевших шестидюймовки и четыре семидесятишестимиллиметровых орудия и довольно много снарядов к ним. Как обычно бывает в таких делах, не обошлось без эксцессов. Посылая своих людей на вражеский броненосец, великий князь приказал обязательно
добыть хотя бы несколько японских снарядов главного калибра, что иметь возможность сравнить их с русскими. Руководивший этими работами лейтенант Колокольцов подошел к делу со свойственной ему ответственностью. Закончив демонтаж орудий на верхней палубе, и ожидая плавкран, он принялся обследовать то, что осталось от орудийных установок главного калибра. Увы, после взрыва погребов от них мало что осталось и лейтенант принялся ожидать транспорта для того чтобы перегрузить пушки. Занятый этими делами он совершенно упустил из виду нескольких своих подчиненных. Оставшиеся без руководства нижние чины, немедля принялись обыскивать вражеский броненосец, на предмет поиска трофеев, и вскоре обнаружили буфет. Содержимое последнего не слишком поразило бы воображение русских офицеров, но вот простые матросы, найдя пару ящиков дрянного японского коньяка, пришли в полный восторг. И хотя среди них нашлись умные головы предложившие переправить находку на "Ослябю" и припрятать ее там до лучших времен, пара паршивых овец все же нашлась. Украв у своих же товарищей пару бутылок и немедля их выпив, они в таком состоянии
попались на глаза Колокольцову. Мгновенно пришедший в ярость лейтенант тут же устроил расследование, и, обнаружив контрабанду, немедленно отправил виновных в один из чудом уцелевших погребов среднего калибра поднимать снаряды с помощью ручной подачи. Так что когда плавкран все же подошел, на палубе громоздился целый штабель тяжеленных снарядов, а все виновные и невиновные истекали потом.
        Пушки и боеприпасы сейчас находились на захваченном ими с собой трофейном транспорте, вместе с прочим добром захваченным у японцев. С "Ясимы" трофеев было не меньше, если не больше. Там удалось снять все орудия с верхней палубы, включая поврежденные и подключив энергию с плавмастерской привести в действие элеваторы и разгрузить большую часть боезапаса. А вот главным калибром заниматься не стали и просто заложили в его погреба пироксилиновые шашки, после чего окончив работы, подорвали их.
        Надо сказать, что великий князь пытался организовать демонтаж двенадцатидюймовок, полагая, что это не займет слишком много времени, но Иессен с ним не согласился, и потому пришлось ограничиться лишь несколькими снарядами, поднятыми из погребов и прихваченных с собой для сравнения. Тут Карл Петрович возражать не стал и счел полезным доставить их в Порт-Артур и там подвергнуть испытаниям.
        Еще одним приятным трофеем стали два моторных катера, найденных на берегу и приведенные на броненосец неугомонным Рощаковским. Во время последнего своего приключения, отчаянный авантюрист сумел оценить превосходные боевые качества этих маленьких корабликов и при первом удобном случае наложил на трофеи лапу. Теперь его добыча висела на рострах, возбуждая любопытство толпящихся вокруг матросов.
        - А что Иваныч, как назовем катера-то? - озорным голосом крикнул кто-то из них боцману.
        - Нас не больно-то спросят, - добродушно отозвался тот.
        - Лейтенант, что с "Полтавы" переведен, сказывают, назвал один такой "Авось".
        - Рощаковский то? Это верно, только их благородие его потом на камнях разбил, так что вряд ли. Несчастливое название!
        - Зато на другом, который "Ретвизанчиком" нарекли, оне вона как удачно сходили!
        - О, а давайте мы вот этот "Ослябчиком" назовем!
        - А вон тот "Оправчиком"? - хмыкнул боцман, - глупостев то не говорите, пока в рыло не дал.
        - Ну, вот опять в рыло, - вздохнул кто-то из молодых матросов, вызвав смех старослужащих.
        - А ты чего хотел тля худая? - язвительно спросил подошедший Архипыч, - чтобы тебе боцман в рыло не бил, а целовал?
        - Скажете тоже Никодим Архипович, - опасливо отозвался тот, - зачем же целовать, что я девка? Просто хоть немного обходительности...
        - Тебя, убогий, не потому целовать нельзя, что ты не девка!
        - А почему?
        - Да потому, что молодого матроса куды не поцелуй, у него везде задница! - под всеобщий смех заявил старик.
        - Что Архипыч, - проговорил, отсмеявшись боцман, - сам то, как располагаешь катер назвать?
        - А чего там располагать, - не раздумывая ответил тот, - этот "Большой загиб", а вон тот "Малый"!
        - Ребята, - снова раздался чей-то дурашливый голос, - а давайте катер назовем: "Ванька-вестовой". Как-никак, а он на авантюру с лейтенантом ходил.
        Архипыч, к немалому удовольствию матросов, в ответ лишь замысловато выругался, но ничего более говорить не стал. Зато боцман, нахмурился, и внимательно осмотрев присутствующих уже другим голосом скомандовал:
        - Хорош зубоскалить! Разойтись по заведованиям! А если у кого дел никаких нет, так я враз помогу найти.
        Русская эскадра уже подходила к Порт-Артуру, когда Алеша смог, наконец, покинуть мостик и вызвать к себе лейтенанта Колокольцова, с которым у него установились вполне дружеские отношения со времен сражения в Восточно-Китайском море.
        - Петр Александрович, - обратился он к нему, - что там наши архаровцы?
        Молодой офицер сразу понял, что речь об "отличившихся" при погрузке трофеев и поспешил успокоить великого князя.
        - Не беспокойтесь, Алексей Михайлович, наши, как вы выразились, "архаровцы" находятся во вполне надежных руках боцмана и скоро им небо с овчинку покажется.
        - Благодарю, а то хороши бы мы были в глазах адмирала. Только перенес флаг и тут такой афронт.
        - И не говорите, - вздохнул тот, - опозорили бы броненосец, сукины дети!
        - Кстати, вы так и не доложили, кто именно отличился. Ваши или минеры?
        - Мои, - помрачнел лейтенант, - Остапчук и Морозов, вторые номера противоминных орудий.
        - Ну вот, еще и артиллеристы. Я уж хотел, было, всех комендоров лишней чаркой за отличную стрельбу наградить...
        - Позволю себе заступиться за остальных, Алексей Михайлович. Расчеты главного и среднего калибра показали себя в высшей степени похвально. И по "Фудзи" мы первыми пристрелялись, а уж "Мацусима" всяко наша добыча.
        - Это да, - не смог удержаться от улыбки Алеша.
        - Жаль адмирал не согласился поснимать двенадцатидюймовки с "Ясимы", - мечтательно проговорил Колокольцов.
        - По прошествии времени я склонен с ним согласиться, - ответил ему командир. - Ну, чтобы мы с ними делали?
        - На "Севастополь" бы поставили, - не задумываясь, ответил лейтенант. - Или на берегу установили.
        - Боюсь поставить чужеродное орудие в башню не так просто, да и вряд ли получилось бы хорошо. А изготовить лафет для такой большой пушки , чтобы стрелять на суше, не самая простая задача.
        - Но помечтать то можно?
        - Помечтать можно. Впрочем, кое-чем с нами японцы все же поделились.
        - Чем это, - заинтересовался лейтенант.
        - А вот смотрите, - заговорщицки подмигнул ему великий князь и откинул кусок холста с лежащего на столе предмета.
        - Помилуйте, да это же оптические прицелы!
        - Вот именно, причем новейшего образца. Куда более совершенные, нежели наши - системы Перепелкина.
        - Но откуда?
        - С "Ясимы". Рощаковский добыл
        - Каким же образом?
        - Ах, Петр Александрович, не задавайте неудобных вопросов, не получите уклончивых ответов. Да-да, мне Михаил Сергеевич именно так и ответил.
        - Чудны дела твои господи!
        - Да уж, после того как я узнал обо всех обстоятельствах произошедшего, я так же склонен полагать, что без вмешательства высших сил тут не обошлось. Кстати, хотите кофе?
        - Не откажусь.
        Не успел Алеша взяться за звонок, открылась дверь, и на пороге появился Иван с подносом в руках.
        - А вот и наш герой, - воскликнул Колокольцов, глядя на кофишенка.
        - И не говорите друг мой, - улыбнулся великий князь, - я, право, опасался, что поседею раньше времени, переживая за него, а уж что думает его отец, и вовсе не представляю.
        - А вы возьмите вашего повара на корабль, да и дело с концом. И парень под присмотром, и кают-компания в восторге.
        - Придется, а то Архипыч с ним явно не справляется.
        - Не смейтесь Алексей Михайлович, - насупился мальчишка.
        - Эх, Ваня-Ваня, а что с тобой делать прикажешь?
        - Отдайте в комендоры!
        Хмурое лицо кофишенка показалось офицерам таким забавным, что они не сговариваясь, расхохотались. Затем Алеша, видя, что парень закусил губу, ласково потрепал его голову и мягко сказал.
        - Видишь ли, дружок, войны, слава богу, не идут все время и даже очень хорошие артиллеристы нужны далеко не всегда. А вот человек, умеющий так хорошо готовить как твой отец, найдет себе дело всегда. Поэтому подумай хорошенько, чем ты действительно хочешь заниматься в жизни. Ну, а теперь ступай, и... у тебя получается очень хороший кофе!
        - Право, Алексей Михайлович, вы очень сердечны со своей прислугой. - Заметил Колокольцов, когда мальчишка вышел.
        - Да, вы правы, - согласился тот, - просто Ванька рано остался сиротой, а я тогда тоже был совсем один из-за болезни. Врачи, правда, запрещали мне подходить к нему, опасаясь, что я могу заразить ребенка. Так что всякий раз я посылал к нему Архипыча. Так мы его и воспитали втроем: Федор Михайлович, я и мой вестовой. Ну, а у семи нянек, как известно, дитя без глазу.
        - Жениться вам надо Алексей Михайлович, - неожиданно сказал лейтенант, глядя на великого князя.
        - Что простите? - не расслышал его задумавшийся о былом Алеша.
        - Благодарю за кофе, Алексей Михайлович, божественный вкус! Впрочем, мне пора.
        - Да-да, ступайте друг мой, скоро ночь и во внутренний бассейн мы вряд ли успеем. Так что силы нам понадобятся.
        Когда за лейтенантом закрылась дверь, а великий князь задумчиво растянулся в кресле, прекрасно все слышавший Архипыч тихонько пробурчал:
        - Эх, одно слово - Алеша! Тебе человек может за все время первый раз что-то дельное посоветовал, а ты и не расслышал. Если уж жениться не собираешься, так хоть бы до Кейки сходил что ли.
        Знакомые скалы и силуэт Золотой горы показались возвращавшейся с победой эскадре уже в сумерках. До утреннего прилива нечего и думать было заходить на внутренний рейд и потому броненосцы, с опаской протиснувшиеся между минными заграждениями, выстроились на внешнем. Уставшие после боя и перехода команды принялись устанавливать противоминные сети, надеясь обезопасить себя от ночных атак японских миноносцев. Была, впрочем, надежда, что после разгрома японской маневренной базы вражеских минных судов рядом просто нет. Тем не менее, орудия были заряжены, а дежурные расчеты всю ночь находились рядом. Диспозиция была выбрана таким образом, чтобы противник вздумавший атаковать русские корабли сначала прошел мимо крейсеров, затем "Николая", "Полтавы" и лишь после этого мог добраться до современных броненосцев. Трофейные транспорты стояли вперемежку с боевыми кораблями в надежде ввести врага в заблуждение и принять удар на себя. Работы закончились ближе к полуночи и смертельно уставшие люди получили возможность отдохнуть. Державшее их весь день напряжение понемногу уходило, и экипажи понемногу погружались в
сон. Стоявшие у противоминных пушек комендоры все чаще зевали и не смотрели в море, а пытаясь отогнать сон, принялись переговариваться между собой. Офицеры, пытались призвать их к порядку, но внушений сделанных ими подчиненным хватало ненадолго. Враг казался далеким и совсем не страшным. Но между тем, он был рядом. Двое из шести, посланных уже теперь покойным Насибой, миноносцев, "Усугумо" и "Синономе", не успели вернуться на базу до нападения русской эскадры. Понимая, что ничего хорошего из дневной атаки на превосходящие силы противника не получится, их командиры капитан-лейтенант Ояма и лейтенант Осида приняли решение затаиться до ночи в одной из многочисленных у квантунского побережья бухт. Дождавшись темноты, они пошли к Порт-Артуру и не прогадали. Русские броненосцы, не успев укрыться во внутреннем бассейне, стояли на внешнем рейде под прикрытием береговых батарей. Кроме того их защищали минные поля и патрули из миноносцев сновавшие вокруг их стоянки. Подобраться к столь тщательно охраняемым кораблям было совсем не просто, но японцы решили рискнуть. Дело шло уже к утру, и следить за темнотой моря
было совсем уж невмоготу, когда два маленьких дестроера с погашенными огнями двинулись в сторону врага. "Усугумо" поначалу не везло, куда бы он ни пошел, навстречу непременно попадались русские патрули. Правда, идущий малым ходом миноносец оставался пока незамеченным, но это не могло продолжаться вечно. Наконец, хитроумному Ойяма удалось стать в кильватер возвращавшемуся в Артур отряду и таким образом дойти до противника не замеченным. "Синономе", напротив поначалу удалось проскользнуть сквозь русские дозоры и подойти к стоящим в полной темноте крейсерам. Справедливо полагая, что лучше потратить свои мины на вражеские броненосцы, Осида виртуозно проскользнул дальше и вскоре понял, что не ошибся. На поблескивающей в темноте воде чернела громада русского броненосца, и сердце самурая наполнилась радостью. Сейчас он отомстит коварным гайдзинам за все, что они натворили на Эллиотах.
        Дежурившие у малокалиберных пушек комендоры едва не валились с ног, все байки были давно рассказаны, все темы обсуждены, а проклятая ночь все никак не кончалась. Даже командовавший ими мичман Шанявский утомился делать им замечания и, похоже, клевал носом в углу.
        - Эх, когда же рассвет? - с тоской спросил один из матросов, - я уж и с Остапчуком с Морозовым готов поменяться, чай им в карцере спать никто не мешает.
        - Ежели ты, тля худая, таково службу нести станешь, так за тем дело не станет! - Раздался рядом с ним ворчливый голос, - гляди дождешься, боцман тебе постелет, а старший офицер колыбельную споет.
        - Это ты что ли, Архипыч, - воскликнул мечтавший о сне матрос, - напугал проклятый!
        - Смотри, малахольный, как бы тебя японцы не напугали.
        - Тьфу ты, каркаешь старый черт. Шел бы, да и дрых вместе со своим великим князем, коли уж на старости лет в лакеи подался.
        - Потолкуй мне еще, карась! Их императорское высочество, не спит вовсе, а броненосец обходит. Того и гляди увидит как ты на посту стоишь, и будет тебе все о чем мечтаешь: и карцер крепкий, и постель мягкая.
        Действительно вскоре послышались шаги, и показался командир броненосца. Алеша, как и положено морскому офицеру, был безукоризненно выбрит и благоухал вежетелем.
        - Как служба братцы? - дружелюбно спросил он у комендоров, - да не подскакивайте, будет еще время!
        - Рады стараться, - невпопад отвечали они ему, стряхивая с себя липкий сон.
        Подскочивший Шанявский подошел было с докладом, но великий князь жестом остановил его и принялся смотреть в окружающую корабль черноту.
        - Ничего не видно, - вздохнул Алеша, - надеюсь только, что и нас никому не видать.
        В этот момент раздался хорошо всем знакомый и оттого еще более ненавистный звук вышибных зарядов в минных аппаратах.
        - Что за черт! - раздался рядом крик, - да вот он проклятый, рядом совсем!
        Пустивший мины вражеский дестроер лихо развернулся и юркнул в темноту. Бросившиеся к орудиям расчеты принялись суматошно палить ему в след, но того и след простыл. Великий князь, тем временем, напряженно всматривался в воду пытаясь понять куда идут мины, но ничего не видел. Вдруг у борта стоящего между "Ослябей" и "Победой" транспорта вспыхнуло пламя взрыва, и раздавшийся грохот возвестил, что японцы по ошибке подорвали захваченный у них угольщик. На броненосцах немедленно загорелись прожектора и начали безуспешно шарить в темноте в поисках подкравшегося врага. К всеобщей иллюминации вскоре присоединились дежурившие миноносцы и береговые батареи, и стало светло как днем.
        "Усугумо" еще некоторое время оставался невидимым во всеобщей суматохе, зато ему было хорошо видны русские корабли, а также то, что его товарищ ошибся и поразил вместо боевого корабля обычный транспорт. Ну, ничего, он не сделает подобной ошибки, - решил Ояма и направил свой эсминец на ближайший броненосец. На том вскоре заметили атаку, и на маленький японский кораблик обрушился огненный водопад. Впрочем, русские артиллеристы нервничали и лишь мешали друг другу, поднимая своими снарядами всплески заливая водой рвущегося вперед "Усугумо". Наконец, его командир решил что пора и минеры с криком - "банзай" пустили свои мины. Ойяма хорошо видел, как пузырьковые следы тянуться к вражескому броненосцу и уже торжествовал победу, когда в дело вступили шестидюймовки. Для отражения минных атак, в российском флоте применялись так называемые сегментные снаряды. После выстрела они должны были разлетаться на сотни крупных стержней, превращаясь, таким образом, в нечто вроде противокорабельной шрапнели. К сожалению это, по своему, остроумное средство было недостаточно эффективным против юрких и скоростных
миноносцев, но сегодня звезды сошлись таким образом, что взрыватель сработал как положено, дистанция оказалась оптимальной и стальные сегменты подобно рою обезумевших шершней налетели на маленький японский корабль. В мгновение ока они изрешетили тела японских моряков стоящих на верхней палубе, превратив только что живых людей умеющих смеяться и плакать, любить и ненавидеть в кучу кровавых ошметков. Находившиеся в ходовой рубке погибли секундой позже утыканные штырями, проткнувших тонкий металл, будто это всего лишь бумага. Лишенный управления миноносец продолжал лететь вдоль строя русских броненосцев, пока не вылетел на камни и не затих там. Погибшие японские моряки так и не узнали, что пушенные ими самодвижущиеся мины запутались в сетях, поставленных предусмотрительными гайдзинами.
        Прибывшие на "Усугумо" утром моряки с "Севастополя" были настолько впечатлены увиденным, что какое-то время застыли, не решаясь пройти внутрь, где еще оставались уцелевшие из машинной команды японцы.
        Со времен Синопа у русского флота не случалось победы в линейном сражении. Пусть их было пятеро против троих, пусть они обманом вынудили противника разделить свои силы, удача была велика. Когда утром, пользуясь приливом, корабли стали заходить на внутренний рейд их восторженно встречал весь город. На не принявших из-за повреждений участия в бою броненосцах были выстроены экипажи и играли оркестры. Пристань была заполнена ликующей публикой, восторженными офицерами и солдатами гарнизона и даже немногочисленные китайцы казалось рады победе над общим врагом. Сам наместник приехал в порт и вместе со всеми радовался каждому проходящему мимо Тигрового хвоста кораблю. Особый восторг у публики вызывали притащенные с Эллиотов трофеи. Угольщики в воображении досужей публики немедленно превратились во взятые в плен крейсера, буксир стал миноносцем, а уж чем показался затащенный им плавкран и вовсе неудобно повторить в приличном обществе. Во всяком случае, корреспондент "Нового края" Ножин, кропая очередную статью, совершенно не стеснялся в эпитетах и подробностях. Разумеется, осевший на нос "Пересвет" и
обгоревший на корме "Николай" возбудили всеобщее сочувствие, но, как известно, войны без потерь не бывает, и... кричали барышни ура, и в воздух чепчики бросали!
        Но если простые матросы после боя мечтали лишь об отдыхе и нескольких часах разгула в портовых кабаках, а господа офицеры о походе в местное варьете "Ласточка", то командирам кораблей пришлось отправляться во дворец наместника на совещание. Их высокопревосходительство желали знать подробности самого выдающегося одоления супостата за последние пятьдесят лет, совершенного под его руководством. Но и то сказать, под чьим же еще?
        Разряженные в парадные мундиры и сверкающие орденами и золотым шитьем офицеры с гордостью восседали на креслах. Водивший их в бой адмирал Иессен с достоинством рассказывал Алексееву о перипетиях боя, а тот, с благосклонностью слушая, мысленно уже составлял депешу государю. "Итак, герой дня, несомненно, Волчанский, - напряженно размышлял наместник, - шутка ли в одиночку потопить четверых противников! Такое только легендарному "Азову" при Наварине удалось. Хотя нет, тот пятерых одолел. Но все равно, Юлию Казимировичу минимум крест Георгия третьего класса, да и кораблю, пожалуй, георгиевский вымпел. Великий князь, или как его все называют за глаза, Алешка, тоже отличился. На его счету "Мацусима", да и по "Фудзи" его "Ослябя" первым попал. У него правда, Георгий уже есть, так ведь он не кто-нибудь, а член императорской фамилии, понимать надо! Светлейший князь Ливен отличился. Пускай "Чин-иен" уже подбитый совсем был, но ведь именно "Боярин" мину выпустил, которая его на дно отправила. Ему и почет! Теперь Эссен. - По правде сказать, Николая Оттовича Евгений Иванович не жаловал. - Но, ничего не скажешь,
герой! На крейсере подбить башню броненосца, это вам не фунт изюма. За такое в георгиевские кавалеры не жалко! Прочие командиры тоже обиженными не останутся, кому Анну с мечами на шею, кому Станислава с ними же. За богом молитва, а за царем служба не пропадает, а государь у нас щедрый, слава тебе господи. Теперь Иессен, своеволен, конечно, но свое дело знает, того не отнять. Пожалуй, ему Георгия третьего класса... а может, чего и повыше. Охти мне, совсем забыл за заботами, а я как же? Хотя тут никак не менее Невского* с мечами полагается, чего уж там - заслужил! Хотя, а может звезду Владимира**? Ну, это на благовозрение государя.
        -
        *Орден Святого Александра Невского. - Одна из высших наград империи.
        **Орден Святого Владимира первого класса.
        Пока Евгений Иванович предавался таким размышлениям в залу зашел чем-то озабоченный Кетлинский. Быстро подойдя к наместнику, он торопливо что-то ему зашептал. От заметившего этот маневр Алеши не укрылось, как на глазах меняется выражение лица адмирала. Наконец Алексеев встал и торжественно произнес:
        - Господа офицеры, поздравляю вас с выдающейся победой над коварным врагом. Я немедленно составлю всеподданнейшее донесение государю обо всех обстоятельствах дела и уверен, что никто не останется без награды. Однако война еще не окончена, и далеко не все выполняют свой долг так же хорошо, как вы. Увы, мной только что получены прискорбнейшие известия о разгроме корпуса генерала Засулича. Японцы угрожают перерезать Южно-Маньчжурскую железную дорогу и оставить Порт-Артур без связи с Россией. Мой долг, господа, повелевает мне отправиться в Мукден, чтобы не оставлять вверенную мне государем область без руководства. В мое отсутствие старшим морским начальником в Порт-Артуре остается контр-адмирал Иессен. Сухопутным - генерал-лейтенант Стессель. Храни вас бог, господа! Честь имею.
        Когда наместник начал свою речь все присутствующие поднялись и чем дальше слушали его, тем большее недоумение выражали их лица. Витгефт встревоженно озирался, очевидно, не придя еще ни к какому мнению. Адмирал Иессен, напротив, подобрался и принял уверенный вид. У Волчанского вообще выражение лица было как у ребенка, которому показали конфету, но не отдали ее. Гурьбой выйдя из салона, офицеры и адмиралы столпились в вестибюле и негромко переговаривались. Во дворце наместника царила суета, слуги, только что накрывавшие стол для банкета, бросились паковать вещи и не обращали на них ни малейшего внимания.
        - Господа, что же мы будем делать, - немного растерянно спросил командир "Паллады" Сарнавский.
        - Воевать! - немедленно ответил Эссен.
        - Да я не об этом, - поморщился тот в ответ, - я не вообще, я сейчас имею в виду.
        - А я бы выпил, - неожиданно для всех заявил Бойсман. - Во-первых, за победу! Во-вторых, погибших бы помянул. У меня на "Пересвете" их почти полста душ, новопреставленных рабов божьих.
        - Господа, а пойдемте в "Ласточку" - подал голос светлейший князь Ливен. - И то, правда, чего там все мичманцы, да лейтенанты гуляют. Мы, штаб-офицеры тоже люди!
        - Вы серьезно? - не выдержал Алеша.
        - А чего? Который год в Порт-Артуре служу, а еще ни разу не был. Тут может, убьют завтра...
        Далеко не все последовали предложению командира "Боярина", но компания все равно подобралась не маленькая. Великий князь пошел вместе с ними. Возможно из солидарности, а возможно из любопытства. Он ведь тоже никогда не был в "Ласточке". Когда компания почтенных командиров кораблей ввалилась в варьете, дым там стоял коромыслом. Играла музыка, на сцене задирая ноги выше головы, танцевали канкан. Некоторые господа-офицеры, уже подрастеряв лоск, выплясывали вместе с танцовщицами. Шампанское лилось рекой, хотя многие уже "пошли в народ", в смысле перешли на водку. Ошалевший от блеска орденов и эполет половой низко кланялся господам капитанам обеих рангов, не слишком, очевидно понимая, что привело их в эту обитель разврата. За его спиной на столе танцевала полураздетая барышня, вызывая живой интерес у вошедших. Великий князь нашелся первым:
        - Отдельный кабинет есть?
        - Никак нет, ваше высокоблагородие, - заюлил тот, - прошу покорно прощения, а только он зарезервирован за его императорским высочеством.
        - А это, по-твоему, кто? - тут же нашелся командир "Дианы" Иванов 6й, - как это мило с вашей стороны, Алексей Михайлович позаботиться о нашей компании.
        В маленьком домике в Старом Городе тоже царило приподнятое настроение. Хотя Алексей Михайлович и не счел необходимым заглянуть в свое жилище, там появился пропавший Ванька, доставленный под конвоем Архипыча. Федор Михайлович сразу же забыл, что обещался спустить с сорванца три шкуры и кинулся обнимать своего дитятко. Прохор, прознав про приключения мальчишки, только посмеялся, а Кейко, как обычно, ничего не поняла и лишь загадочно улыбалась. Все же, отправившийся к наместнику хозяин вполне мог зайти, возможно, даже не один, а потому все принялись готовиться к приему. Повар занялся готовкой, Архипыч с Прохором принялись наводить порядок, а Иван должен был поспевать всюду. Китаянка, кажется, догадалась в чем дело и тоже готовилась к встрече, хотя и на свой манер. Вскоре дом и без того содержавшийся в полном порядке блестел, а вот Алеши на горизонте все еще не было видно. Наконец, обеспокоенные слуги запрягли пролетку и отправились на поиски, благо резиденция Алексеева была не так уж далеко. Кофишенку вздумавшему отправиться с ними, было отказано в грубой форме с перечислением возможных последствий в
случае ослушания.
        К их огромному удивлению, во дворце царила полная неразбериха, и ничто в творящейся вокруг суете не указывало, что где-то проходит банкет для старших офицеров флота. Камер-лакей успевший завести знакомства среди прислуги наместника отправился на разведку и вскоре вернулся донельзя озабоченным.
        - Не было банкета, - буркнул он старому матросу и взгромоздился на козлы. - Совещание провели, а потом вскинулись как ужаленные, и давай вещи паковать!
        - А господа офицеры, поди по кораблям разъехались?
        - Какое там! Нет, кто может и разъехался, а большинство в "Ласточку" лыжи навострило.
        - Ну, Алешка наш в такие места не ходок...
        - Ага, а ты забыл старый хрен, что в Мессине было?
        Вестовой в ответ только замысловато выругался. Действительно, был в спокойной и размеренной жизни нашего героя один эпизод, заставивший верных слуг всерьез беспокоиться о нравственном облике своего хозяина. Питая страсть ко всему флотскому, Алеша неоднократно бывал на кораблях всех морских наций удостаивавших своим посещением солнечное Средиземноморье. Приходилось ему посещать и корабли итальянского флота, в том числе и базирующиеся в Мессине. В тот роковой вечер, молодые офицеры устроили банкет в честь principe russo *, и проявили подлинное гостеприимство. Беда была лишь в том, что принимающая сторона очень своеобразно представляла себе русские традиции, но при этом очень хотели угодить своему новому другу. Хозяева вечеринки были свято уверенны, что все жители далекой северной страны обожают горячительные напитки, а их аристократы, если чем и отличаются, так только тем, что употребляют оные из золотых самоваров. Потому столы ломились от разнокалиберных бутылок и все хотели непременно чокнуться с синьором Аллесио. Кончилось все тем, что вышеозначенный сеньор, не имея опыта подобных возлияний,
крепко поднабрался, кричал, что любит Италию и весь белый свет, показывал, как надо бороться с медведем и, наконец, упал. К счастью, внимательно державший руку на пульсе событий, Прохор, сумел эвакуировать своего хозяина без потерь для репутации, за что Алеша был ему безмерно благодарен. Что интересно, гостеприимные хозяева не заметили пропажи своего гостя и продолжили попойку, перешедшую в откровенную вакханалию, отчего многие из них проснулись на гауптвахте. Впрочем, к нашему герою это уже не имело отношения.
        --
        * principe russo. - Русский принц (итальянский)
        Подъехав к "Ласточке" Архипыч и Прохор разделились. Нижним чинам вход в подобные заведения был заказан, так что старый матрос остался у экипажа, а прилично одетый камер-лакей, придав лицу значительное выражение, двинулся вперед.
        - Местов нет, господин хороший, - преградил ему дорогу верзила швейцар.
        В ответ на это, господин Сапожников ни мало не смущаясь, протянул отставному матросу серебряный рубль, который тот тут же спрятал в кармане, но проход освобождать не спешил.
        - Барин, - почти с жалостью проговорил он, - шли бы вы, право, отсель. Тут господа офицеры гуляют, а ваше благородие в штатском. Еще нарветесь на скандал, чего доброго...
        Как будто подтверждая его слова, широко распахнулись двери, и из них буквально вылетело тело какого-то господина.
        - Ну вот, извольте видеть, - прогудел привратник, - его благородие господин Ножин нас покинули!
        - Это какой же Ножин, часом, не корреспондент ли "Нового края"?
        - Они самые. И то сказать, господа офицеры его жалуют и даже сами и пригласили, а вот поди же ты. Как подвыпьют, так стрюцкий и шабаш!
        Пока швейцар рассказывал все это внимательно слушающему Прохору, журналист поднялся из пыли и, отряхнув сюртук, принялся возмущаться:
        - Этот черт знает что такое! Я не позволю так обращаться с представителями свободной прессы! Я дворянин! Я на дуэль могу...
        - Господин репортер не извольте шуметь, - прервал его излияния отставной матрос, - у нас тут приличное заведение-с!
        Газетчик внимательно посмотрел на его пудовые кулаки и заметно стих.
        - А что, братец, их императорское высочество сегодня не появлялись? - тихонько спросил швейцара камер-лакей.
        - А вам бы это за какой надобностью? - насторожился верзила.
        - Ты тля худая отвечай, коли тебя спрашивают, - строгим голосом спросил незаметно подошедший старый матрос.
        - Чего, - недоверчиво протянул швейцар в ответ, - ты чего старинушка, ополоумел?
        - Это ты Пантюшка ум последний пропил в своем кабаке, - немедленно ответил великокняжеский вестовой, добавив для образности пару крепких выражений.
        - Архипыч? - выпучил глаза тот в ответ, - живой еще старый черт!
        - Не дождешься, паскуда. А теперь говори, а то пока я тут с тобой лясы точу, у нас, чего доброго, лошадей уведут.
        - Не, не уведут, - осклабился верзила, - у нас тут не озоруют. А что до их императорских высочеств, так они оба у нас нынче. А потому опасаемся, как бы чего не вышло. Все-таки один по кавалерии, а другой по морскому ведомству, сами понимаете, всякое бывает.
        - Что? - воскликнул подслушавший их репортер, - так они оба тут! Немедля пропусти меня обратно! Боже мой, такая удача, а меня выш... как они могли!
        - Ваше благородие, - строго посмотрел на него швейцар, - людским же языком говорю, не извольте шуметь!
        - А как бы узнать, Алексей Михайлович в порядке? - спросил Прохор, дождавшись пока представитель свободной прессы затихнет.
        - А чего им сделается? Сидят в отдельном кабинете, да...
        Рассказ привратника прервал звук бьющегося стекла и резанувший по ушам истошный женский крик. Следом из выбитого окна вылетел, отчаянно при этом матерясь, какой-то субъект и покатился туда, где пару минут назад валялся Ножин.
        - Тьфу ты, пропасть! - вздохнул отставник и опрометью ринулся внутрь заведения.
        Великокняжеские слуги, переглянувшись, побежали за ним, а следом воровато озираясь, направился репортер. В зале дым стоял коромыслом, со всех сторон слышалась ругань перемежаемая визгом дам местного полусвета. Откуда-то сверху двое лакеев тащили офицера в расхристанной гусарской венгерке, а еще один кавалерийский штаб-ротмистр прикрывал их отход, размахивая бутылкой шампанского. Друзья немедленно направились наверх, но как ни старались, отыскать хозяина им не удавалось. Какой-то прапорщик по адмиралтейству*, увидев Архипыча попытался дать тому в ухо, но камер-лакей, походя ткнул его в бок, после чего он не удержался на ногах и рухнул. Поняв что ничего не больше не найдут друзья развернулись и так же организованно покинули поле боя. Тем временем, "соленый прапор", недоуменно озираясь, сумел-таки поднять свое бренное тело и, наткнувшись на Ножина, с самой искренней улыбкой дал ему по физиономии.
        Покинув варьете, Прохор покрутил головой и немного удивленно спросил у старого матроса.
        - Сколь служу с тобой, Никодим Архипович, а все не надивлюсь, нешто ты и впрямь всех флотских знаешь?
        - Эх, Прошка-Прошка, сопля ты береговая, - спокойно отвечал ему тот, - зачем мне всех знать-то? Главное, чтобы они меня знали, так-то вот! Ты мне другое скажи, где наш сокол ясный летает, Алексей свет Михайлович?
        
        *Прапорщик по адмиралтейству. - Низшее офицерское звание в морском ведомстве. Присваивалось обычно морякам торгового флота при призыве на службу во время войны.
        Алеша открыл глаза и тут же зажмурился как от боли. Тусклый свет, едва пробивавшийся через занавешенное окно казался совершенно нестерпимым, а голова болела так, как будто они вчера... а что, кстати, было вчера?
        - Как вы себя чувствуете, Алексей Михайлович? - раздался рядом знакомый голос с легким кавказским акцентом.
        - Что? - недоуменно отозвался великий князь и обернувшись отпрянул в испуге от заросшего густой бородой лица.
        - Я спрашиваю, как вы себя чувствуете? - невозмутимо повторил Микеладзе.
        - Александр Платонович?
        - Значит уже лучше, - обрадованно заключил порт-артурский жандарм.
        - А где это я?
        - В тюрьме, мой дорогой! - с нескрываемой иронией ответил ему ротмистр.
        - Как? - почти вскочил Алеша, но тут же со стоном опустился обратно.
        Тем временем грузинский князь заботливо протянул ему какой-то сосуд с питьем, которое тот с благодарностью выпил.
        В голове его сразу же прояснилось, и он смог более подробно осмотреть окружающую его обстановку. Обведя глазами стены обвешанные коврами и задержавшись на столе со стоящим на нем граммофоне, великий князь уже более уверенным тоном сказал.
        - Я как то иначе представлял себе обстановку в пенитенциарных заведениях российской империи.
        - Это хорошо, что к вам вернулась способность шутить, ваше императорское высочество. Что до обстановки, то все зависит от того, в каком именно качестве вы очутились в нашем заведении.
        - А как я вообще здесь оказался?
        - Вам подробно или в общих чертах?
        - Пожалуй, в общих.
        - Ну, если коротко, вас доставили сюда мои люди с целью избежать скандала.
        - Скандала?
        - Ну, да, вы, дорогой мой, некоторым образом собирались ударить по физиономии своего кузена.
        - Я? Борису? По лицу?
        - По крайней мере, именно так доложили мне мои осведомители. Сами понимаете, времени провести дознание у меня еще не было.
        - Господи, какой стыд... как я теперь буду смотреть в глаза...
        - Если вы о Борисе Владимировиче, то не стоит беспокоиться. Он к тому времени уже лыка не вязал и вряд ли что помнит. Что до прочих, то откровенных дураков там не было, а то что были, проспавшись, несомненно догадаются, что некоторые подробности лучше забыть.
        - А как же...
        - Сейчас придет цирюльник и поможет вам привести себя в порядок.
        - Право, не знаю, как вас и благодарить.
        - Не стоит, мой дорогой. Забота о членах императорской фамилии одна из обязанностей офицеров отдельного корпуса жандармов.
        - А вы за мной следили?
        - Ну, не то чтобы следили.... Вообще, у меня к вам было дело.
        - Слушаю вас.
        - Э... может быть, отложим его до другого раза?
        - Я в порядке, Александр Платонович. Тем более, полагаю, ваше дело как-то связано с моей ситуацией...
        - А вы проницательны. Да, я хотел поговорить с вами о Кейко.
        - Говорите.
        - Она шпионка, это совершенно точно. И ее бывший хозяин господин Генри Вонг тоже.
        - Боже мой.
        - Ну, не стоит приходить в такое отчаяние. Я вам, кажется, говорил, что вред бывает только от неизвестных шпионов, а из известных вполне можно извлечь пользу. У меня есть план, как это сделать.
        Могучая российская гвардия отправлялась на фронт. Последний раз она участвовала в боях почти тридцать лет назад, во время Русско-Турецкой войны и вот теперь снова пришел ее черед. Части, сформированные из запасников, явно не справлялись с обученными по прусским уставам японцами, и им на помощь решено было отправить элиту элит. Возможно, в этот раз обошлось бы и без них, но трагическая гибель великого князя Кирилла Владимировича возбудила в высших кругах желание решительных действий. Особенную энергию в этом вопросе проявляли родители несчастного Кирилла, командующий войсками гвардии великий князь Владимир Александрович и его супруга. Разумеется, не все в старой гвардии горели желанием отправляться в далекую Маньчжурию, но после того, как генерала N, публично выразившего сомнение в необходимости посылки гвардии, с повышением перевели в Туркестанский военный округ, отказников более не находилось. Впрочем, отправлять всю старую гвардию не стали. Надо же кому-то охранять и священную особу государя. Выход был найден одним из молодых свитских генералов, наблюдавших за проходившими в столице
патриотическими манифестациями. Надо сказать, что вероломное нападение японского флота пробудило во многих подъем верноподданных чувств. Купцы и промышленники жертвовали "на одоление супостата" немалые суммы. Армейские офицеры, а иной раз и нижние чины, заваливали начальство прошениями о переводе в действующую армию. Да что там говорить, патриотизм просыпался иной раз даже в тех людях, от которых его было совершенно невозможно ожидать. Бывало, студенты, прежде известные лишь своим нигилизмом, ходили к Зимнему дворцу, распевая "Боже, царя храни". По донесениям полиции, радикальные элементы при попытках вести антиправительственную пропаганду иногда встречались с таким отпором, что впору было их самих защищать. Многие из патриотически настроенных молодых людей записывались добровольцами в армию, и вот из них и армейцев решено было сформировать добровольческие части. От каждого полка старой гвардии был выделен один батальон, к которому присоединяли сводный батальон армейцев и разбавив их определенным количеством волонтеров, получали, таким образом, стрелковый полк, подлежавший отправке в Маньчжурию.
Примерно так же поступили с гренадерами и молодой гвардией, получив на выходе стрелково-гренадерские полки.
        Таким образом, был сформирован корпус, который придворные остряки называли лейб-бурбонским*, а в народе нарекли Добровольческим. Командовать этим корпусом, к всеобщему удивлению, вызвался сам великий князь Николай Николаевич младший. Обстоятельства последнего назначения заслуживают отдельного описания. Когда началась эта война, и встал вопрос о главнокомандующем, государь спросил у Николая Николаевича, не примет ли тот Маньчжурскую армию, на что последний ответил, что не желает воевать с макаками. Император тогда назначил главкомом Куропаткина, но, как видно, не забыл ответа своего августейшего дяди. Потери понесенные царствующей фамилией, а более всего успехи достигнутые сыновьями великого князя Михаила Николаевича, возбудили ревность в командующем императорской гвардией. Однако когда он выразил желание отправиться на фронт, государь вместо ответа посетовал, что никак не может найти командира для добровольцев. И даже подумывает, не удовлетворить ли просьбу о возвращении на службу опального Павла Александровича**. Намек был более чем прозрачным, и Николай Николаевич, заручившись обещанием
племянника оставить пост командира гвардейского корпуса за ним, объявил, что никому не уступит чести командовать новообразованным соединением.
        ----
        *Бурбон. - Прозвище армейских офицеров в гвардейской среде.
        **Великий князь Павел Александрович. - Командовал гвардейским корпусом, пока в 1902 году не женился на разведенной женщине.
        После сражения, вошедшего в историю как "Бойня у Эллиотов", в войне на море наступило затишье. Японцы были заняты восстановлением своей маневренной базы, а русские ремонтом поврежденных кораблей. Впрочем, работы на "Ретвизане" уже подходили к концу. Пробоина в корпусе броненосца была заделана, машины перебраны, котлы выщелочены и один из самых мощных русских кораблей готовился вступить в кампанию. Как ни странно, но великий князь Алексей Михайлович ожидал этого события без всякого энтузиазма. Пока он одновременно был командиром флагмана эскадры и флаг-офицером адмирала Иессена, ему было легче проводить в жизнь намеченные им мероприятия. Так, поближе ознакомившись с модернизацией "Осляби", Карл Петрович немедленно настоял на проведении таких же работ на вставшем на ремонт "Пересвете". Другой инициативой, поддержанной начальником эскадры, был ремонт разбившегося на скалах "Усугумо". Назначенная по инициативе Алеши комиссия пришла к выводу, что, хотя корпус японского миноносца сильно пострадал, машины его в полном порядке и этим было бы глупо не воспользоваться. Снятый с мели корабль запеленали в
пластыри и, не переставая откачивать воду, оттащили к находившемуся на Тигровом хвосте филиалу Невского завода. Созданное для крупносекционной сборки миноносцев предприятие имело достаточно оборудования и рабочих, чтобы отремонтировать трофей. Также ускорился ремонт "Цесаревича". Назначенный на него командиром Вирен взял экипаж в ежовые рукавицы и сумел организовать работу по исправлению повреждений. При этом, будучи флаг капитаном князя Ухтомского он не забывал и о других кораблях отряда. На "Севастополе" наконец-то исправили погнутую лопасть винта и броненосец, хоть и не полностью, но вернул себе боеспособность.
        Сильно избитые в Восточно-Китайском море крейсера "Громобой" и "Россия" было не узнать. Давшийся дорогой ценой опыт подсказал их командирам и экипажам, на что следует обратить особое внимание при ремонте. Первым делом были переставлены на верхнюю палубу погонные шестидюймовки, а ретирадные, до того почти бесполезные в эскадренном сражении, установили так, чтобы они могли присоединиться к бортовому залпу. Для орудий, до сих пор стоявших на верхней и батарейной палубе без всякой защиты, соорудили траверзы, устроив, таким образом, подобия казематов. Так же были сняты, оказавшиеся неэффективными, многочисленные малокалиберные пушки, что позволило несколько скомпенсировать возникшую перегрузку и высвободить немалое количество людей. Принятые меры, повышали боевые качества русских кораблей, экипажи которых рвались в бой.
        С потерей двух броненосцев японский флот утратил свое преимущество, поскольку в ближайшем будущем, на каждый корабль линии русские могли выставить два. Оставалось, впрочем, еще превосходство в броненосных крейсерах. Даже с учетом выделенных для парирования "Рюрика" и "Авроры", "Адзумы" и "Токивы", у японцев оставался двойной перевес над своим противником. Иными словами, в борьбе на море наступило шаткое равновесие и от того кто нанесет первый удар, зависела судьба войны. Противники, однако, не спешили пока ставить все на карту. Того занимался обустройством разгромленной маневренной базы, а Иессен ограничивался тем, что раз в неделю, выводил сохранившие боеспособность корабли для обучения эволюциям. Минная обстановка у Порт-Артура несколько улучшилась, поскольку после бойни у Эллиотов и потери "Касуга-мару" выставлять японцам было пока нечего, а уже установленные мины активно тралились. Единственным активным действием, стоящим упоминания был поход крейсеров Рейценштейна к Инкоу, откуда они привели канонерскую лодку "Сивуч", которую все уже считали потерянной.
        Все это время ни один японский перворанговый корабль не появлялся рядом с Порт-Артуром и лишь изредка мелькавшие миноносцы напоминали о том, что война продолжается. Впрочем, как оказалось, пассивность врага была лишь кажущейся. После разгрома корпуса Засулича, японское командование стало перед дилеммой: Развивать ли наступление вглубь Маньчжурии или двинуться вдоль побережья к русской военно-морской базе. Поскольку доставлять подкрепления и припасы по корейским дорогам было крайне неудобно, предвоенным планированием была предусмотрена высадка крупных десантов на китайском побережье. Очевидно, японский генштаб предполагал, что русский флот к этому времени будет заблокирован в своей базе, однако возросшая активность последнего поставила на их планах жирный крест. Было очевидно, что любая подобная попытка может быть легко парирована Порт-Артурской эскадрой, и потому чревата разгромом. Тем не менее, что-то было нужно делать, и японцы решились высадить тактический десант в Дагушане. На флот была возложена задача: любыми способами защитить транспорты с войсками. Именно это и послужило причиной долгого
отсутствия Того у Порт-Артура. Могучие броненосцы и крейсера, которого шли рядом с караваном пароходов в полной готовности к отражению любой атаки. Операция, предпринятая крайне ограниченными силами, неожиданно имела значительный успех. Выделенная для этой цели одна-единственная бригада, не встретив сопротивления, заняла город и прилегающие к нему высоты. Русское командование слишком поздно получило сведения об этих действиях противника, к тому же численность десанта была безбожно преувеличена. Будь на месте Куропаткина более решительный главнокомандующий, он, возможно, узнав о высадке вражеского корпуса с артиллерией, послал бы туда свой корпус с приказом сбросить неприятеля в море. Увы, для Алексея Николаевича, это было лишь поводом дать приказ русским войскам оставить удерживаемый ими Фунхуанчен и отступить к главным силам. Полагая, что высадка главных сил японцев уже состоялась, русское командование не стало ставить перед своим флотом задачи противодействовать ей, поэтому японцам удалось быстро нарастить свою группировку и их небольшие отряды начали продвигаться вперед к Сюяню и далее к
Далиньскому перевалу.
        Один из таких отрядов, бывшим в отличие от остальных конным, смог даже перевалить через перевал и обозначить угрозу станции Ташичао, гарнизон которой был крайне невелик. Имея крайне преувеличенное мнение о японских силах, начальник этого гарнизона был готов оставить станцию и отступить. Говорили даже, что был отдан приказ об уничтожении имущества и порче путей, лишь по счастливой случайности не выполненный. Положение спас командовавший Уссурийской конной бригадой генерал-майор Самсонов. Получив сведения о прорыве вражеской кавалерии, он немедленно выступил вперед с Нерчинским казачьим полком и в яростной схватке начисто истребил весь отряд противника. Молниеносному успеху особенно способствовало вооружение казаков пиками, против которых не смогли выстоять японские кавалеристы, имевшие только сабли.
        Все же известия о том, что неприятелю удалось перерезать железную дорогу, довольно широко распространились, и лишь через несколько дней стало ясно, что эти слухи безбожно преувеличены. Поскольку то, что рано или поздно Порт-Артур будет отрезан от основных сил, было ясно с самого начала войны, эти новости не произвели на гарнизон крепости и экипажи эскадры удручающего впечатления. Бодрому настрою способствовал так же указ государя императора о награждениях отличившихся в последних боях. Николай Александрович в этот раз не поскупился на награды и проявил истинную щедрость к героям войны. Перечислить всех отмеченных нет никакой возможности, скажу лишь, что Волчанский не только получил орден святого Георгия, но стал еще и кавалером Белого Орла, а его броненосец украсился георгиевским вымпелом. Лейтенант Рощаковский за проявленную храбрость стал не только георгиевским кавалером, но флигель-адъютантом, что, принимая во внимание его молодость и звание, было совершенно беспрецедентно. Рейценштейн за налет на Чемульпо стал, наконец, контр-адмиралом, а Иессену за "Бойню на Эллиотах" и "Сражение в
Восточно-Китайском море", помимо всего прочего, на эполеты прилетел второй орел*. Эссен и великий князь Алексей Михайлович были награждены золотым оружием с надписью "За храбрость", причем у великого князя сабля была с бриллиантами. Так же их обоих повысили в чине, приведя, таким образом, в соответствие с занимаемой должностью. Не были обойдены наградами и прочие участники, а на отличившихся матросов просто пролился дождь из крестов. На "Ослябе" награждение нижних чинов производил лично командир. Вручая награду Алеша, старался припомнить имя каждого из своих подчиненных и сказать при этом что-нибудь приятное или ободряющее. Матросам было лестно внимание, и они отвечали великому князю с искренней приязнью. Наконец награды были вручены, но командир не торопился закончить церемонию. Угрюмов, сверкая новеньким Станиславом с мечами, вопросительно взглянул на него, но Алеша с непроницаемым лицом кивнул стоящему рядом Рощаковскому.
        - Шкипер Селиверстов! - выкрикнул лейтенант.
        Вперед вышел, прячущийся до поры на "шкентеле**" лоцман и немного недоуменно уставился на великого князя. Тем временем, Рощаковский зачитал приказ с описанием подвига и Алеша вручил моряку большую серебряную медаль "За храбрость" на георгиевской ленте.
        - Поздравляю Никодим Матвеевич, - пожал он ему руку и тихонько добавил, - а вступил бы в службу, получил бы орден.
        - Да на что мне, - отозвался растроганный моряк, - староват я уже для классного то чина. А за почет, спасибо, ваше императорское...
        - Тебе спасибо, если бы не вы с Рощаковским, куда больше крови пролилось в последнем деле!
        Лоцман вразвалочку вернулся на свое место, а лейтенант вызвал еще одного награжденного.
        - Вольнонаемный Хомутов!
        Изнывающий от долгого стояния в строю Ванька даже не понял, что его зовут, пока Архипыч не ткнул его в бок.
        - Заснул, тля худая? Ну-ка шагом марш вперед!
        Растерянный кофишенк неловко вышел из строя, начав не с той ноги, да еще и едва не запнулся, подходя к великому князю. Алексей Михайлович так строго посмотрел на него, что у мальчишки похолодело сердце и по коже табуном промчались мурашки. Не слыша, как зачитывается приказ, парень во все глаза смотрел на своего хозяина, не понимая чего тот от него хочет. Наконец, Рощаковский замолчал, а командир наклонился к Ваньке и что-то приколол ему на голландку***.
        - Носи с честью, Иван, - сказал он ему и, наконец, улыбнулся уголками губ.
        Скосив глаза, мальчишка увидел, что на его груди красуется малая серебряная медаль "За храбрость" и расплылся в растерянной улыбке. Как вернулся в строй он не помнил, и лишь только голос несносного Архипыча вернул кофишенка в реальность.
        - Ирой, едрить твою через якорь! Ну, разве моряки эдак ходят? Опозорил меня на старости лет, тля худая. Ничего-ничего, я тебя маршировать-то выучу!
        ---
        *Второй орел. - То есть, произведен в вице-адмиралы.
        **Шкентель. - Оконечность строя. (Жарг.)
        ***Голландка. - Матросская рубашка с синим форменным воротником.
        Помимо всего прочего, "Бойня за Эллиоты" значительно увеличила количество раненных в госпитале, где служила Мила. Работы сразу прибавилось, и девушка совершенно перестала бывать дома. Единственным связующим звеном с семьей оставался Сережа. Хорошо воспитанный, приветливый мальчик скоро полюбился и раненым и персоналу. У раненных довольно мало развлечений, а потому готовый написать письмо или прочитать "Новый край" гимназист, был как находка. Впрочем, порт-артурская сплетница, как называли все эту газету, не пользовалась особой популярностью. И тогда Сережа стал приносить с собой книги и читать их матросам. Подобные чтения пользовались неизменной популярностью у нижних чинов. Большинство из них были неграмотными в своей массе вчерашними крестьянами и даже не подозревали, что в их стране есть великая литература. Он читал им "Вечера на хуторе близ Диканьки" и благодарные слушатели с восторгом внимали приключениям гоголевских героев. Затем наступил черед "Евгения Онегина", но шедевр классика не вызвал большого успеха.
        - То о господах, - пожав плечами, говорили они, - нам бы чего попроще...
        Беда была еще и в том, что библиотека Егоровых была, не слишком велика, но тут гимназиста выручила Лидия Чарская. "Храбрая дружина" или приключения Пелагии, были ближе к простым людям, чем любовные переживания помещиков. Чтения, набиравшие все большую популярность, вызвали даже определенные опасения у госпитального начальства. Однако убедившись, что ничего запрещенного молодой человек нижним чинам не читает, чиновники от медицины успокоились. Кто-то, впрочем, счел своим долгом донести обо всех этих делах жандармам, так сказать, на всякий случай, но разрывающийся на части Микеладзе, велел не докучать ему ерундой.
        В тот день, в госпиталь прибыло морское начальство во главе с адмиралом Иессеном. Карл Петрович со свитой обошли все палаты, награждая отличившихся и желая им скорейшего выздоровления. Сопровождавший адмирала великий князь, узнал Сережу и приветливо ему кивнул, наполнив сердце мальчишки гордостью. Впрочем, случившийся рядом начальник госпиталя Суботин сделал страшные глаза, и гимназист поспешил ретироваться. Выйдя из здания, он собирался было идти домой, как вдруг глаза его наткнулись на "старого друга". Несносный слуга Алексея Михайловича сидел на козлах, а на груди его блестела медаль. Выдержать это зрелище было выше сил человеческих, и Сережа невольно сделал несколько шагов к своему неприятелю. Однако тот, увидев гимназиста, не стал его задирать, а лишь кивнул поздоровавшись. Мальчишке ничего не оставалось, как ответить ему тем же.
        - Здравствуй, - невольно вырвалось у него.
        - Здорово, - не стал чиниться Ванька и спрыгнул с козел на землю.
        Ребята некоторое время постояли друг против друга, обмениваясь взглядами.
        - Это что? - не выдержал первым Сережа.
        - Медаль, - правильно понял тот его вопрос. - Давеча награждали всех кто с их благородием лейтенантом Рощаковским на авантюру ходил. Ну и меня тоже.
        - Тебя взяли на авантюру? - изумился гимназист, как и все порт-артурцы хорошо знавший значение этого слова.
        - Нет, - покачал головой кофишенк, - я сам увязался. Когда меня матросы нашли, прогонять уж поздно было.
        Авторитет Ивана в глазах Сережи мгновенно взлетел на недосягаемую высоту. Ослушаться запрещения взрослых и сбежать на войну, разве это не героизм? А еще и получить за это медаль на георгиевской ленте, это уж и вовсе эпический подвиг, который вряд ли кто совершал с тех самых пор, когда Геракл укокошил лернейскую гидру, укротил эрифманского кабана, ощипал стимфалийских птиц и утащил яблоки Гесперид. А великодушный, как все герои, Ванька тут же добил своего недавнего врага.
        - Хочешь посмотреть? - спросил он, показывая на медаль.
        Конечно же, Сережа хотел, но не успел он взяться за награду, как рядом раздался строгий голос.
        - Что здесь происходит?
        Как и прошлый раз мальчишек заметила Мила и, очевидно, решила, что те снова собираются подраться. Опасливо покосившийся на строгую сестру милосердия Иван тут же взлетел на бричку и уже оттуда поприветствовал девушку.
        - Доброго здоровичка, тетенька!
        Очаровательная Людмила Сергеевна не удостоила его ответом, а повернувшись к племяннику, повторила вопрос:
        - Сережа, что здесь происходит?
        - Ничего, - с видом оскорбленной невинности заявил он ей, - мы просто разговариваем!
        - Правда? - недоверчиво протянула она.
        - Святой истинный крест, тетечка! - подтвердил из своего убежища Ванька, для убедительности перекрестившийся.
        - Смотрите мне! - строго заявила она мальчишкам, собираясь уходить.
        - Мадемуазель опять воспитывает наших сорванцов? - раздался совсем рядом голос великого князя.
        - Ничего подобного! - вспыхнула девушка, которой показалась насмешка в голосе Алексея Михайловича. - Просто...
        - Ваше высокоблагородие, - подал голос кофишенк, - дозвольте доложить! Мы с господином гимназистом ничего худого не делали, и барышня нам так же.
        - Уже хорошо, - улыбнулся Алеша, и поприветствовал Сережу. - Здравствуйте Сергей Ефимович. Я вижу, нынче вы с Иваном не прогневали вашу тетушку?
        - Здравствуйте, - отозвался мальчик, глядя на него во все глаза.
        - Вы смеетесь надо мной? - попробовала возмутиться Мила.
        - Ну что вы, мадемуазель, просто припоминая прошлую нашу встречу у экипажа, я немного волновался за судьбу своего кучера.
        Людмила Сергеевна, растерянно слушала великого князя и чувствовала себя полной дурой. Вряд ли она отдавала себе отчет, что подошла к экипажу и мальчишкам с единственной целью - увидеть его, но теперь готова была провалиться от стыда сквозь землю. Тот впрочем, смотрел на девушку без малейшей насмешки или предубеждения, а скорее с сочувствием.
        - У вас усталый вид, - сказал Алеша, - может отвезти вас домой?
        - Нет, что вы! - возразила она ему с испугом, - мне надо в госпиталь.
        - Тогда позвольте вас проводить.
        Госпожа Валеева не нашла что ему возразить и они пошли рядом. Больше всего на свете Мила боялась, что он предложит ей руку, поскольку в этом случае ей пришлось бы показать ему свои загрубевшие и ставшие совершенно некрасивыми ладони, которые она прятала под передником, а это было бы хуже смерти. Впрочем, великий князь проявил свойственную ему деликатность и, не допустив ни малейшей фамильярности, проводил девушку до входа в здание госпиталя, после чего приложив два пальца к козырьку попрощался.
        - Красивая, - протянул Ванька, наблюдая как его хозяин провожает сестру милосердия.
        - Да, - согласился с ним Сережа, - Мила самая красивая и добрая!
        - Добрая..., - сомнением протянул кофишенк, потерев себе ухо, - ну не знаю...
        Мальчишки переглянулись и неожиданно, прежде всего, для самих себя, засмеялись. В сущности, они были еще детьми, в том прекрасном возрасте, когда сословные или социальные границы между людьми еще просто не существуют. А для того чтобы крепко подружиться, иногда надо не менее крепко подраться.
        Проводив девушку, Алеша быстрым шагом вернулся к пролетке и, заняв место на кожаном диване, коротко распорядился:
        - Трогай.
        - Куда прикажете, Алексей Михайлович? - развернулся к нему исполняющий обязанности кучера кофишенк.
        Великий князь на секунду задумался. Эскадра пока не предпринимала активных действий, к тому же на "Ослябе" все еще исправляли полученные в бою повреждения. Последние были не слишком значительны, однако требовали к себе известного внимания со стороны специалистов. Впрочем, с этим могли вполне справиться и без него. Пока выдалось свободное время, можно было посетить Дальний, хотя там тоже прекрасно справлялись без его участия. Наконец, можно было наведаться домой, где он давно не был, занятый делами службы, тем более что адмирал разрешил ему отлучиться для устройства личных дел.... Все эти мысли вихрем пронеслись в голове и, мотнув головой, будто отгоняя наваждение, Алеша неожиданно для себя самого приказал:
        - Домой!
        Верный Ванька тут же взмахнул кнутом, и лошадки резво покатили экипаж к маленькому домику в Старом городе. Двери оказались закрыты, и мальчишка принялся колотить в них висящим на цепи молотком. Те, впрочем, вскоре отворились, и на пороге показалась Кейко. Это была так неожиданно, что у слуги и его хозяина тут же пропал дар речи. Девушка же, ничуть не удивившись возвращению долго отсутствующего господина, отошла в сторонку и склонилась в глубоком поклоне.
        Раздираемый на части охватившими его противоречивыми чувствами, Алеша шагнул за порог и ... счастливо улыбнулся. Он был дома. Прохор, как оказалось, ушел по каким-то делам. Федор Михайлович, как всегда, занят на кухне, а Архипыч остался на корабле.
        - Не изволите ли отобедать? - спросил его кофишенк, - или может быть кофею?
        - Пожалуй, лучше чаю, - машинально отозвался великий князь.
        Не успел он договорить, как на пороге появилась Кейко с подносом и принялась священнодействовать. Приготовленный ей напиток был выше всяких похвал и, выпив чашечку, молодой человек с блаженством откинулся на спинку кресла.
        - Еще? - вопрос девушки звучал как "иче", но он понял и покачал головой в ответ.
        - Не сейчас.
        Мнимая китаянка послушно кивнула и собиралась выйти вон, но Алеша остановил ее вопросом.
        - Ты не скучала без меня?
        - Я знать, - проговорила она с лукавой усмешкой, - ты вернуться.
        - Я был занят на службе, - он почему-то счел необходимым объяснить свое долгое отсутствие.
        - Моряки так, - подтвердила девушка, - уходить море, потом возвращаться.
        - Ты стала хорошо говорить по-нашему, - похвалил ее Алеша.
        - Я учиться.
        Собрав посуду на поднос, служанка вышла из комнаты, оставив немного смущенного великого князя одного. Когда Микеладзе рассказал ему о том, что его служанка шпионка, молодой человек поначалу воспринял это как трагедию. Второй раз в жизни он открыл свое сердце женщине, но снова потерпел фиаско. Но если Франческе были от него нужны лишь деньги, то Кейко была врагом. Сведения, полученные от него, она передавала своему командованию, и они уже стоили жизни немалому количеству русских моряков. Поначалу он даже хотел пойти и убить ее, но жандарм, видимо понявший, что у него на душе, почти что, силой отправил его на броненосец. Однако теперь столкнувшись лицом к лицу, он совершенно не чувствовал вражды к ней. Наоборот, его никогда так сильно не влекло к ней, как сейчас. Резко встав, Алеша несколько раз прошелся из угла в угол, не зная, что делать. Наконец, что-то для себя решив, он собрался выйти, но в дверях едва не налетел на повара.
        - Чего тебе, Федор Михайлович?
        - Здравствуйте, Алексей Михайлович, степенно поклонился ему Ванькин отец.
        - Здравствуй.
        - Я это, не прогневайтесь, хотел с вами о сорванце моем поговорить.
        - Хорошо, а что-то случилось? Хотя чего это я, случилось столько, что другой раз бы на год, а то и на всю жизнь хватило бы!
        - Вот-вот, Алексей Михайлович, не в обиду будь сказано, а только волнуюсь я за него. Все же один он у меня остался. За все, что вы для нас сделали, я буду вечно бога молить, но как же мальчишку на броненосец? Ведь убить могут!
        - Ох, Федор Михайлович, даже не знаю чего тебе и сказать. Сам знаешь, война кругом и убить везде могут. А то, что он в авантюру на катере подался, за то прости, не доглядел.
        - Да разве же за ним углядишь, - тяжело вздохнул повар, - он же, как пар в кастрюле, сколько крышку не закрывай, а все одно улетит.
        - Чего же ты от меня хочешь?
        - Алексей Михайлович, явите божескую милость! Возьмите и меня на броненосец. Все же он там у меня на глазах будет.
        - Хм. А если...
        - Ну, а если судьба такая, так что же... на все воля божья! Если суждено живот свой положить, так от того нигде не спрячешься. А так, хоть вместе будем.
        - Н да, - немного растерялся от такого поворота Алеша, - впрочем, если есть желание, то так тому и быть.
        - Благодарствую.
        В этот раз, великий князь ночевал дома, ибо покинуть дом и маленькую служанку оказалось выше его сил. Как обычно, когда все домашние отправились спать, Кейко неслышно пробралась к нему в спальню. Однако на этот раз он ждал ее не в постели, а сидя на кресле и услышав слабое шуршание шелка, вскочил и, встретившись глазами на мгновение застыл, а потом подхватил девушку на руки и, счастливо смеясь, кружил по комнате. Они были молоды и отдались страсти так, что звуки ее были слышны по всему дому.
        - А, кричали где-то? - подскочил было, привыкший спать чутко Иван.
        - Да уймись ты, малахольный, - одернул его отец.
        - А чего это? - не понял парень.
        - Чего-чего, - передразнил его тот, - а ничего! Это вы с Архипычем только с японцами воюете, а их высочество еще и с китаянками. Так что спи, давай!
        Ночь прошла беспокойно не только в великокняжеском доме. На внешнем рейде произошли события куда более важные и драматические. Первое время после погрома учиненного японцам на Эллиотах, русские моряки ожидали ответного удара и елико возможно усилили бдительность. Однако время шло, враги не появлялись и рвение людей, охранявших подходы к Порт-Артуру, начало постепенно падать. Поскольку "Николай" был занят исправлением полученных в бою повреждений, его место у входа занимал какой-нибудь из крейсеров. Обычно "Диана" или "Паллада", а иногда и "Боярин". Количество дежурных канонерских лодок сократили с трех сначала до двух, а потом и до одной. В ту роковую ночь это был только что вернувшийся в родную базу "Сивуч". Несколько лучше обстояли дела с миноносцами, но и тут как оказалось не все в порядке. Дежурили они обычно парами и как на грех той несчастной ночью в одной паре оказались "Бедовый" и "Буйный", командирами которых были назначены только что прибывшие офицеры. Вместо списанного по болезни Баранова, миноносец принял лейтенант Павел Дурново, сын небезызвестного генерала Петра Павловича Дурново*
бывшего некогда московским губернатором. Молодой человек так рвался на войну, что оставил весьма почетное и выгодное в смысле дальнейшей карьеры место адъютанта генерал-адмирала. Все это делало ему честь, но, увы, не могло заменить знаний местных условий плавания. Место на мостике "Буйного" занял лейтенант Николай Коломейцев, человек в своем роде ничуть не менее замечательный. Широкую известность ему принесло командование яхтой "Заря" в полярной экспедиции барона Толля, а также связанный с этим скандал**. Перед войной он командовал ледоколом "Ермак", но как только начались боевые действия, засыпал начальство прошениями об отправке в Порт-Артур, одно из которых и было удовлетворено. В отличие от Дурново, Коломейцев служил ранее в Сибирской флотилии и бывал на Квантуне, но, к сожалению, довольно давно. Не обладая достаточным опытом, они неудачно расположили свои корабли, подставив их под удар вражеских минных катеров. Убедившись в высокой эффективности этого вида оружия, японцы так же решились на их применение. Конечно, у них не было возможности проникнуть на внутренний рейд, как это сделал Рощаковский,
однако импровизированные миноноски сумели подойти незамеченными в темноте и занять удачную позицию. После этого им оставалось лишь ждать, пока какой-нибудь из русских кораблей окажется в пределах досягаемости и атаковать. В ту ночь судьба им улыбнулась, но это было только началом.
        
        *Не следует путать с другим Петром Дурново - министром внутренних дел.
        **Повздорив с начальником экспедиции Коломейцев покинул ее... и пешком отправился на большую землю.
        Как ни странно, лучше всех о произошедшем поведал небезызвестный военный корреспондент Ножин. Разумеется, ему не удалось избежать неточностей, а иные эпизоды были, прямо скажем, вымыслом почтенного борзописца, но тем не менее, Евгению Константиновичу первому удалось составить более менее связное описание произошедшего, которое и вышло буквально на следующий день в газете "Новый край".
        Нынешней ночью, японцы совсем было утихомирившиеся, предприняли очередную попытку закупорить русскую эскадру на внутреннем рейде Порт-Артура. Раздосадованный следующими одно за другим поражениями адмирал Того на сей раз собрал совершенно беспрецедентные силы. Четырнадцать пароходов, груженных балластом, с экипажами из смертников на борту, вышли в последний поход. Операция была тщательно подготовлена.
        Ко всеобщему несчастью, на этот раз в дежурстве был крейсер "Диана", а не поднаторевший в борьбе с их легкими силами могучий "Николай I". По странному стечению обстоятельств, дежурной канонеркой в эту роковую ночь был только что пришедший в Порт-Артур "Сивуч", команда которого оказалась не готовой к отражению такой массированной атаки. Находящиеся в море миноносцы так же не справились со своей задачей, не заметив приближения врага. К тому же, два из них "Бедовый" и "Буйный" были в самом начале атакованы японскими минными катерами.
        "Бедовый" получил попадание в носовую оконечность и непременно затонул бы, но командовавший им лейтенант Дурново мгновенно сориентировался и, дав задний ход, сумел выбросить свой корабль на берег. "Буйному" повезло больше, японские мины, выпущенные по нему, не взорвались или прошли мимо. Отважный лейтенант Коломейцев, тут же начал маневрировать и открыв огонь, сумел отбить атаку и даже потопил одного из диверсантов. Однако это было всего лишь отвлекающим маневром. С моря уже один за другим шли брандеры, в очередной отчаянной попытке загородить узкий проход на внутренний рейд Порт-Артура. Обреченные на заклание пароходы полным ходом двигались к своей цели, когда, наконец, их заметили. Луч прожекторной станции Электрического утеса, будто нехотя скользнул по борту одного из них, но тут же вернулся и принялся освещать вражеское судно. Одно за другим загрохотали орудия батареи, а через минуту к ним присоединился весь Приморский фронт. Следом огонь открыли "Диана" и "Сивуч", но врагов шло слишком много. Нескончаемым потоком шли они к русской базе, и казалось, нет такой силы, которая могла бы их
остановить. Впрочем, нельзя сказать, чтобы русский огонь был совершенно неэффективен. Вот удачным попаданием чугунной бомбы топит врага батарея Электрический утеса. Затем удача улыбается "Сивучу" и очередной японец вспыхивает от прилетевшего с него снаряда. "Диана" ведет огонь со всей возможной скорострельностью, расстреливая своих противников из всех орудий. Несколько вражеских транспортов подрываются на минах и опускаются в пучину вместе со своими экипажами. Бросается в атаку "Буйный" и еще один брандер тонет, получив в борт самодвижущуюся мину. На помощь бьющимся на внешнем рейде товарищам приходят сначала катера, а затем и успевшие поднять пары миноносцы. Первый из подоспевших катеров, совсем еще недавно был японским. Захвативший его Рощаковский успел вооружить трофей только пулеметом и аппаратом для метательных мин, но, тем не менее, решительно атакует. Подойдя практически в упор, бесстрашный лейтенант дергает за рычаг, и десятидюймовая сигара летит в обреченный пароход. Взрыв гремит с такой силой, что у храбреца уносит взрывной волной фуражку, но тот не обращая внимания, ведет свой утлый
кораблик на нового врага. Длинная пулеметная очередь сметает с борта всех находящимся на нем, и через минуту катер оказывается у него под бортом. Закинув на него кошку, зацепившуюся на леера, отчаянные моряки один за другим лезут на палубу противника. Поднявшись, они, не обращая внимания на валяющиеся кругом вражеские трупы, бегут к ходовой рубке. Ворвавшись туда, Рощаковский стреляет из нагана в рулевого и офицера и, добравшись до штурвала, перекладывает его в сторону берега. Обреченный пароход послушно идет к скалам и с ужасным скрежетом вылетает на камни, но русских на нем уже нет. Лейтенант и его матросы успели спрыгнуть в море, где их подбирает катер. Все это потом вспоминается как непрерывный кошмар, но пока остервеневшие люди бьются не на жизнь, а на смерть. Японцы ничуть не уступают своим противникам в смелости идут на верную гибель и один за другим находят ее в кипящих от разрывов водах. И все же их слишком много. Хотя добрая половина вражеских судов гибнет на подходе к цели, остальные рвутся вперед и достигают ее. Вот один из них застывает, наткнувшись на специально затопленный русскими
пароход, но прочие обходят его и, добравшись, наконец, до фарватера открывают кингстоны. Их расстреливают в упор с "Кинжальной батареи", но дело сделано и избиваемые снарядами пароходы, вздрагивая при каждом попадании, опускаются на дно, закрывая своими телами вожделенный проход.
        Сражение было описано Ножиным достаточно точно, если конечно не считать того, что катера все же дежурили на рейде, а не подошли после начала боя. Рощаковский в ту ночь был вахтенным начальником на "Ослябе" и потому никак не мог находится на катере, а описанный им абордаж и вовсе был не возможен.
        Наступившее утро, словно в насмешку осветило рейд ласковыми лучами восходящего солнца. Море как никогда спокойное, поглотило в себе и брандеры и ведущих их моряков и теперь безмятежно плещет волнами, как и сто и тысячу лет до этого. Лишь кое-где у прибрежных скал виднеются остовы неудачников не смогших добраться до цели своего последнего путешествия. На них еще есть живые японцы и подходящие к останкам их кораблей русские моряки попытались спасти их. Те, впрочем, совершенно не желали спасения и при приближении своих врагов открывали огонь, если было из чего, а если нет - бросались камнями или кусками железа, а то и кидались драться врукопашную. Не решившиеся драться, прыгали в воду стараясь отплыть как можно дальше, только бы не попасть в руки своих врагов. Однако и русские, после ночной бойни оказались не слишком миролюбивы и убедившись, что противник продолжает сопротивление открывали по ним безжалостный огонь. Кое-где офицеры попытались остановить бойню, не слишком, впрочем, настойчиво. Наконец, в проход вошел "Силач" и начал промеры глубины. Даже издали видно, что результаты не слишком
утешительны и в сердца моряков постепенно заползло глухое беспокойство. Через некоторое время буксир возвращается, и Балк виртуозно пришвартовал его к борту флагманского "Осляби". Вахтенный начальник немедленно попросил поднявшегося по трапу лейтенанта, пройти для доклада в адмиральский салон. Через некоторое время, тот вышел и буквально наткнулся на только что прибывшего с берега великого князя.
        - Как дела Сережа, - обеспокоенно спросил его тот.
        - Хреново, Леша! - пробасил в ответ старый приятель. - Закупорил нас Того, проспали сволочи!
        - Что ты такое говоришь?
        - Что есть, то и говорю! Расслабились, победителями себя почуяли, вот нас нашим же салом, да и по сусалам! А то взяли моду, службой не занимаются, ночуют на берегу.... Эх!
        Махнув рукой, сгорбившийся Балк пошел к выходу на верхнюю палубу. Алеша, почувствовавший, что упрек командира "Силача" относится и к нему не решился остановить друга и лишь виновато посмотрел ему в след.
        - Ваше императорское высочество, - обратился к нему подошедший флаг-офицер. - Его превосходительство просит вас зайти к нему.
        Весть о том, что японцам удалась диверсия и флот надежно заперт в ловушке Порт-Артура, вихрем облетела сначала эскадру, а затем и весь гарнизон. После удачных для русского оружия сражений в Восточно-Китайском море и Эллиотах, в сердцах и головах порт-артурцев появилась твердая уверенность, что как только ремонт поврежденных кораблей будет закончен, победоносный русский флот выйдет в море и непременно разгромит коварного противника. И вот, пожалуйста! Из-за случайного стечения обстоятельств все усилия пошли прахом и все что могут сделать могучие броненосцы и крейсера, это бессильно дымить в луже внутреннего бассейна. Даже у самых смелых и предприимчивых от этого известия опустились руки.
        Японцы, несомненно, своевременно получившие от шпионов известия о своей неслыханной удаче, далеко не сразу поверили в нее. Однако ставшие каждый день появляться у Порт-Артура японские корабли не вызвали у русских ни малейшей реакции. Только канонерки и миноносцы, да еще "Новик" с "Боярином" рисковали выходить в море, но и они ни под каким видом не приближались к противнику, лишь изредка обмениваясь с ним залпами с предельных дистанций. Обрадованные японцы немедленно высадили в уже захваченном Дагушане свою третью армию, которая начала наступление на Далиньский перевал.
        В это время в Порт-Артуре происходило очередное совещание. На этот раз его собрал начальник Квантунского укрепленного района генерал-лейтенант Стессель. От флота на него прибыли Иессен, Витгефт, Лощинский и флаг-капитан начальника эскадры великий князь Алексей Михайлович. От крепости, сам Стессель, недавно назначенный комендантом генерал Смирнов, начальники дивизий Фок и Кондратенко и начальник крепостной артиллерии Белый. Немного в стороне, от генералов сидел со скучающей физиономией великий князь Борис Владимирович. Докладчиком выступал начальник штаба крепости полковник Рейс.
        - Последние прискорбные события поставили русскую армию в крайне сложное положение. Высадившаяся в Дагушане японская армия угрожает перерезать железную дорогу связывающую Порт-Артур с остальной Россией. Кроме того, вне всякого сомнения, японцы скоро высадят еще войска и возьмут крепость в осаду. Причем, возможно, они сделают это прямо в Дальнем!
        - Скажу прямо, - счел возможным усилить впечатление Стессель, - я просто не вижу причин, почему бы японцам не сделать это, а так же и возможности им в этом помешать!
        - Вынужден согласиться с мнением его превосходительства, - подтвердил Рейс. - Все это не только возможно, но и вероятно.
        - Я тоже согласен с генералом, - осторожно выбирая выражения, проговорил Витгефт. - В сложившейся ситуации, мы мало чем сможем противодействовать японской высадке.
        - Простите господа, - вступил в разговор великий князь, - но у меня сложилось впечатление, что говоря о невозможности помешать вражескому десанту, вы говорите на самом деле о своем нежелании ему противодействовать.
        - Кстати, мне тоже так показалось! - подал голос, развалившийся в кресле Борис.
        - Ну, что вы, ваши императорские высочества, - всполошился Рейс, - вы неверно нас поняли! Разумеется, мы станем всеми силами противостоять японской армии, однако, я считаю необходимым принимать во внимание худший сценарий.
        - Ваша позиция понятна, - наклонил голову молчавший до сих пор Иессен, - я не вполне с ней согласен, однако полагаю ваши опасения обоснованными. Очевидно, господа у вас есть план действий в сложившейся ситуации?
        - Совершенно справедливо, ваше превосходительство, - льстиво улыбаясь, подтвердил Рейс. - И если позволите, я немедленно его оглашу.
        - Сделайте такое одолжение, - хмыкнул великий князь.
        - Итак, - начал начальник штаба, - тщательно проанализировав ситуацию, командование Квантунского укрепрайона полагает полезным немедленное оставление города Дальнего с эвакуацией всего, что можно вывезти и уничтожением всего остального. Затем, оставив небольшие заслоны, отвести войска в укрепления Порт-Артурской крепости. К сожалению, эти укрепления еще не совсем закончены, а кроме того в ней недостает значительной части артиллерии. И с тем и с другим, нам бы мог помочь флот.
        - Полковник, - пристально взглянул на него Иессен, - правильно ли я понимаю, что вы не собираетесь оборонять Цзинчьжоу?
        - Боюсь, что в сложившейся ситуации это невозможно, - сокрушенно вздохнул тот. - Но мы могли бы задержаться на Зеленых и Волчьих горах, до той поры пока не будут готовы основные позиции.
        - Иными словами говоря, оборона Дальнего в ваши намерения не входит? - снова подал голос Алеша.
        - Увы, ваше императорское высочество, - не без яда в голосе проворковал Стессель, намекая на причину его заинтересованности, - как ни благотворно сказалось на городе Дальнем ваше руководство, но очевидно, что ему приходит конец.
        - Да уж, - простодушно улыбнулся тот в ответ, - тут мы с вами в одинаковой ситуации.
        - Что вы имеете в виду? - чуть не поперхнулся генерал.
        - Ну, а как же, - любезно пояснил свою мысль великий князь, - если войска отойдут в крепость, ваша должность начальника укрепленного района станет такой же фикцией, как и моя - градоначальника. Правда, я останусь командиром броненосца, а вам придется сдать командование коменданту крепости генералу Смирнову. Не так ли?
        Пошедший пятнами Стессель явно затруднялся с ответом, но ему на помощь пришел начальник четвертой стрелковой дивизии генерал Фок.
        - Я полагаю, господа, - медовым голосом проворковал он, - вопросы командования можно обсудить после, а теперь было бы правильно говорить о предложенном плане?
        - Совершенно согласен с генералом, - подал голос, молчавший до поры Витгефт.
        - О, ни малейших возражений, - воскликнул Алеша, - план предложенный полковником просто превосходен! Правда, преждевременное оставление позиций попахивает предательством, но к этому мы еще вернемся. Я, например, не слышал в озвученном нам плане ни слова о принудительном выкупе или изъятии у местного населения продовольствия и скота.
        - Позвольте, - возмущенно закричал Фок, - но мы не можем заниматься конфискациями у иностранных подданных!
        - Это еще почему?
        - Но...но... но потому что у нас нет на это права!
        - Ну, господа, это уж совсем не аргумент, - усмехнулся великий князь, - у нас не было ни малейших прав на Порт-Артур и прилегающие к нему земли, но это совершенно не помешало нам занять его. Так что я не вижу ни одной причины, чтобы не изъять теперь у подданных богдыхана еще и скот. Тем паче, что в противном случае его конфискуют японцы, ни мало не заботясь о правовой стороне этого деяния.
        - Я полагаю, его императорское высочество, совершенно правым в этом вопросе, - решительно заявил Иессен. - Блокада дело долгое, так что запас продовольствия нам не помешает.
        - А что с привлечением на строительство укреплений корабельных команд, а так же орудий?
        - Полагаю, у вас есть план и на этот счет?
        - Совершенно верно, ваше превосходительство. Но его лучше зачитать адмиралу Витгефту, тем более что он разрабатывался при его непосредственном участии.
        - Что это значит, Вильгельм Карлович?
        - Таков был приказ наместника, - пожал плечами тот и, достав из папки лист бумаги, прокашлялся и принялся читать монотонным голосом.
        Некоторое время его слушали молча. Первым не выдержал великий князь.
        - Что это за ерунда?
        - Простите? - возмущенно спросил адмирал.
        - Ну, а как еще прикажете назвать этот сон разума? Что означает это ваше: "для строительства укреплений ¦3 привлечь двести человек с "Полтавы", орудия взять с "Пересвета", а обслуживать их будут расчеты с "Паллады", оставляя общее руководство работами за крепостными инженерами"?
        - А что вас не устраивает?
        - Бардак! А ничем другим подобное разделение труда не кончится!
        - Что же вы предлагаете?
        - Ну, это же очевидно! Если мы оказались в той же ситуации, что блокированный во время Крымской кампании в Севастополе Черноморский флот, то было бы полезно воспользоваться его опытом. А именно закрепить за каждым кораблем определенное укрепление, чтобы моряки с самого начала знали, что они будут его не только строить, но и воевать на нем. Это, вне всякого сомнения, мотивирует их строить укрепления как можно тщательнее и качественнее. Кроме того, мне абсолютно точно известно, что в арсеналах крепости содержится немало различных пушек, в том числе вывезенных после взятия Таку и достаточное количество боеприпасов к ним. Полагаю, что до израсходования этого резерва, снимать артиллерию с кораблей преждевременно!
        - Вы полагаете, что эскадре, все-таки удастся выйти в море?
        - Я уверен в этом!
        - Может, еще и японцев побьёте один на один? - не без ехидства осведомился Фок.
        - На что это вы намекаете, ваше превосходительство?
        - Да какие уж тут намеки, ваше императорское высочество, то, что вы впятером двоих побили, конечно, недурно, да только какой в том прок, если наша победоносная эскадра заперта на внутреннем рейде?
        Все услышавшие это невольно заерзали, поскольку генерал хотя и перешел границы, но в главном то был прав. Японцам удалось их заблокировать, и винить в этом было некого, кроме самих себя. А генерал с постным видом продолжал:
        - Оно конечно, имей ваши кораблики свободу, не видать бы японцам Квантуна, да только пока вы проход освободите, они черта, где захотят там и высадят, не то что десант. Вот и выходит, что придется всю тяжесть войны армии нести, прямо как в последнюю компанию с турком. Кораблики построили, денежки потратили, фитанец* выписали, а как воевать так тю-тю...
        
        *Фитанец. - Генерал перефразировал Салтыкова-Щедрина. (Баланец подвели, фитанец выдали, в лоро и ностро записали, а денежки то тю-тю, плакали-с!)
        Лица моряков, пока генерал вел свои речи, наливались кровью, но первым среагировал все-таки великий князь. Одним движением руку он стащил с руки лайковую перчатку и, немного покрутив ее в руках, положил на стол. Затем пристально посмотрев немного побледневшему Фоку в глаза, ледяным тоном ответил:
        - Любезнейший Александр Викторович, хочу обратить благосклонное внимание вашего превосходительства, что наши корабли с начала войны уже четырежды сходились с японскими и лишь раз, в Чемульпо, их превосходящим силам удалось взять верх. В бою 27 января вражеское нападение с уроном отбили, а сражение в Восточно-Китайском море и бой на Эллиотах закончились убедительной победой нашего флота. Что же касается нашей доблестной армии, то пока кроме оставления Кореи и разгрома корпуса Засулича у Ялу, ей похвастаться нечем! Посему ваши намеки, абсолютно беспочвенны.
        Фок под действием взгляда великого князя опускался все ниже, пока, наконец, не оказался снова в кресле. Лишь когда Алеша отвел глаза, генерал смог перевести дух.
        - Господа! - подскочил как ужаленный Стессель, - право, никто не ставит под сомнение доблесть Российского флота, однако ситуация, что не говори, сложилась весьма неприятная.
        - Мы, ваше превосходительство, полностью отдаем себе в этом отчет, - вступил в разговор Иессен, - а так же никоим образом не отрицаем своих упущений. Однако враг у нас общий и, полагаю, действовать против него надобно сообща!
        - Золотые слова, ваше превосходительство, - обрадованно закивал начальник укрепрайона.
        Генералы и адмиралы с облегчением заулыбались, но тут снова подал голос Борис Владимирович.
        - Планы, диспозиции... воевать надо!
        Все обратились в слух, но великий князь замолчал так же внезапно, как и заговорил, оставив присутствующих в недоумении. Ставшее неловким молчание, разрушил генерал Белый.
        - Господа, все же в крепости не хватает значительного количества артиллерии, не говоря уж о недостроенных укреплениях.
        - Василий Федорович, - вежливо ответил вице-адмирал, - к сожалению с боевого корабля нельзя снять ни одной пушки, без того чтобы он не потерял часть свой боеспособности.
        - Однако вы захватили на Эллиотах немалые трофеи, в том числе и пушки. К тому же, насколько я знаю, старые корабли вроде "Забияки" почти не имеют боевой ценности, а на берегу даже их устаревшие орудия были бы весьма полезны.
        - Ваше превосходительство, - вмешался Алеша, - если как следует укрепить наши позиции у Цзинчжоу, фронт может задержаться там довольно долго, а для обороны семи верст перешейка потребуется куда меньше стволов, нежели для обводов крепости.
        - А если противник высадит десант прямо на полуостров в тылу наших позиций? - быстро спросил Кондратенко.
        - Роман Исидорович, высадка десанта не самая простая операция. Хотя эскадра не может пока выйти из гавани и дать бой, наши миноносцы, канонерки и "Новик" с "Боярином" вполне на это способны. За один световой день японцы просто не успеют высадить достаточные силы, а ночью вражеские транспорты с десантом превратятся в легкую добычу. Так что вряд ли высадка будет ближе, чем в Быдзево или даже в Дагушане.
        - А поддержать наши позиции на перешейке флот сможет?
        - Полагаю - да! По крайней мере, правый фланг наши канонерки и вооруженные для охраны Дальнего пароходы прикрыть смогут.
        - А левый?
        - С этим сложнее, однако, мы могли бы помешать японцам обстреливать наши укрепления. Скажем, выставив мины. А вот непосредственная поддержка огнем с западного побережья представляет известные трудности, но это вам лучше объяснит Михаил Федорович.
        К общему удивлению адмирал Лощинский услыхав свое имя, сделал недовольное лицо и сердито пробурчал:
        - Попрошу не вмешивать меня господа, в то, что не имеет ко мне касательства!
        Воцарилось неловкое молчание, и лишь уже вполне пришедший в себя Фок злорадно хмыкнул.
        - Да уж, с таким отношением к обороне немудрено японские брандеры проворонить!
        - Господа-господа, - Стессель попытался затушить, готовую снова вспыхнуть перепалку, - давайте о деле! Если флот гарантирует невозможность высадки противника в Дальнем...
        - О да, целостность прохода они уже гарантировали...
        - Ваше превосходительство, - не выдержал Алеша, - если генерал Фок не будет тщательнее подбирать слова, ему придется подбирать себе секундантов!
        На какое-то время все собравшиеся замолкли, пытаясь осознать слова великого князя, но тут тишину разорвал совершенно сатанинский хохот Бориса Владимировича, которого это происшествие привело в совершеннейший восторг!
        - Браво Алешка! Так его крысу в лампасах!
        - Борис Владимирович, как вы можете, - попытался урезонить его растерявшийся начальник укрепрайона.
        Однако успокаиваться член императорской фамилии явно не собирался, а, наоборот, впав в аффектацию, принялся выкрикивать брызгая слюной.
        - Трусы! Драться надо, а не в крепости отсиживаться!
        Бедлам продолжался еще некоторое время, пока Борис так же внезапно не успокоился и не впал в апатию. Совещание было скомкано, и адмиралы сухо откланявшись, вышли вон. За ними двинулись некоторые генералы, а следом вывели почти несопротивляющегося лейб-гусара, и Фок и Стессель, наконец, остались одни. Довольно долго прослужив на Дальнем Востоке, генералы прежде были мало знакомы, но оказавшись в Порт-Артуре неожиданно сошлись. Трудно сказать, что их свело, общие воспоминания о войне на Балканах или Китайском походе, но отношения довольно скоро стали вполне приятельскими, если не дружескими.
        - Право, Александр, что на тебя нашло, - принялся было выговаривать хозяин своему, - зачем ты так?
        - Да ладно тебе Анатоль, - крутнул шеей Фок, - скажи лучше, зачем ты позвал этого клоуна в венгерке?
        - Как ты можешь так говорить? - выпучил глаза Стессель, - это же оскорбление члена...
        - Если бы этот член, - генерал сделал паузу, и почти выплюнул - императорской фамилии не вмешался, все вполне можно было обратить эти слова против его августейшего дядюшки.
        - Но Алексей Михайлович практически сделал тебе вызов!
        - Велика беда! Сам знаешь, на проституток и великих князей не обижаются! К тому же они не могут участвовать в дуэли без разрешения государя, и вряд ли он его получит. Ну, а уж коли получит, то пусть пеняет на себя. Я вообще не понимаю, чего вы носитесь с ним как дурак с писаной торбой? Ах, Алексей Михайлович то, ах Алексей Михайлович сё!
        - Однако его заслуги неоспоримы...
        - Какие еще заслуги! Оказаться в нужном месте в нужное время - невелика заслуга. А что награждают его паче всякой меры, так, когда это великих князей наградами обходили? Давай лучше поговорим о нашем деле.
        - Каком деле? - Испугался Стессель.
        - Брось Анатоль! Ты прекрасно знаешь о каком. Грядет осада, как бы не выпендривались наши морячки, вместе с их... кстати, знаешь как его зовут матросы? Алешка! А ты заслуги! Так вот, грядет осада, слава от которой может превзойти Севастопольскую. И кто будет героями этой осады нужно решить сейчас. Флоту довольно и былой славы, а эта должна достаться армии, а конкретно - нам!
        - Ты думаешь это возможно?
        - Послушай, дорогой мой, ты немного моложе, а мне уже скоро шестьдесят. Еще немного и мы выслужим ценз после чего отправимся в отставку на половинном жалованье. Имений у нас нет, богатой родни тоже. Кем мы будем? Отставниками, которых в России столько, что ими можно улицы мостить. А вот герои войны это совсем другое. Тут и чин при отставке очередной могут пожаловать, и аренду, а может, чем черт не шутит, в сенат!
        - Эко хватил, сенат! Мы, брат, с тобой туда рылом не вышли!
        - Сейчас - да! А вот после героической осады, как знать.... Многие ли слышали о Тотлебене до Крымской войны? Кто он был, инженеришка - тьфу, а вот, поди же ты, полный генерал и член государственного совета! Это тебе не фунт изюму!
        - И что ты предлагаешь?
        - Во-первых, нужно любой ценой подчинить флот армии! Ни за что нельзя соглашаться на план, предложенный этим "Алешкой". Пусть дают людей, пушки, снаряды, но не смеют ни во что вмешиваться!
        - Но великий князь никогда с этим не согласится!
        - А вот для этого есть следующий пункт. Во-вторых, его императорское высочество надо бы спровадить отсюда. Порт-Артур слишком мал, для двух великих князей. Сказать по правде тут и одного много.
        - Осмелюсь заметить, - осторожно подбирая слова, принялся размышлять Стессель, - но и без великого князя моряки вряд ли согласятся на полное подчинение. Иессен конечно не столь авторитетен, как погибший Макаров, однако он уже одержал две победы и отмечен за них...
        - А вот для этого есть и в третьих! - ничуть не смутившись, парировал Фок. - Если мы не задерживаясь отступим к крепости, Иессену ничего не останется, как самому увести эскадру отсюда.
        - Но как же он выйдет, - растерянно спросил Анатолий Михайлович, - проход то закрыт?
        - Так не вечно же ему быть закрытым, - кротко вздохнул начальник четвертой дивизии. - Ясно же что морячки будут землю носом рыть, а освободят проход! Вот как освободят, так пусть и убираются.
        - Но ты же говорил, что флот надобно подчинить...
        Фок посмотрел на своего начальника с жалостью, как на слабоумного, но все же решил объяснить.
        - Послушай меня, Анатоль, - вкрадчиво сказал он глядя приятелю в глаза, - но ведь адмиралы то наши тоже не дураки. Это пока им с японцами везло, но ведь в открытое столкновение один на один они не полезут. Так что Иессен, не будь дурак, возьмет только самые быстроходные броненосцы и крейсера, да и будет таков. Нам же и тех что останется, с лихвою хватит!
        - А если все-таки сцепятся с Того...
        - А вот чтобы не сцепились, надо с эскадры снять как можно больше людей и пушек. Пусть тогда идут куда хотят, хоть во Владивосток, хоть еще куда и требуют пополнений. Ничего, флот у нас большой, пришлют им еще корабликов, пусть играются. Мы же тем временем, дело сделаем!
        - Но вот как спровадить-то, нашего Алексея Михайловича?
        - Всему тебя учить надо, - снова вздохнул тот, - садись и пиши всеподданнейшее донесение государю, о поведении Алешки! Дескать, покуда был полезен, терпели его выходки, а теперь совсем распоясался, и как бы чего не вышло. И дегтю то не жалей, расписывая!
        - Боязно, - честно признался Стессель, - отец то у него с братцами уж больно большие посты занимают.
        - А у этих братцев кузены есть, - тут же парировал Фок, - коим засилье Михайловичей поперек горла! Не веришь мне, у жены спроси, она в этих раскладах хорошо разбирается.
        Начальник укрепленного района поохал, но решил все же последовать совету приятеля и отправился поговорить с супругой. Фок тоже засобирался, но выходя из зала совещаний, наткнулся на Рейса. Рассеянно скользнув взглядом по его лицу, генерал тут же понял, что тот подслушивал и на минуту застыл на месте.
        - Вы что-то хотели, ваше превосходительство?
        - Да так, - неопределенно пожал плечами генерал, - хотелось бы предостеречь вас полковник.
        - Предостеречь?
        - Ну, да. Вы ведь, верно, думаете, что припомните хорошенько все, что услышали, глядишь, когда и пригодится... так вот, категорически не рекомендую-с!
        - О чем вы?
        - Да так, об одной истории приключившейся с вами в прежние времена на минеральных водах. Не забыли еще? Вижу-вижу, помните. Да не тушуйтесь вы так, дело то молодое, с кем не бывает... закончилось, правда, скверно. Если кто прознает... Ладно, пора мне, не провожайте голубчик.
        Оставив смертельно побледневшего Рейса в кабинете, генерал вышел мурлыкая себе под нос шансонетку. Полковник с ненавистью посмотрел ему вслед и пробормотал:
        - Чертов жандарм!
        Едва моряки вышли из здания штаба крепости, Иессен развернулся к великому князю и обеспокоенно спросил:
        - Что на вас нашло, Алексей Михайлович?
        - Не могу сказать, Карл Петрович, - поразмыслив, ответил Алеша, - просто этот генерал меня отчего-то бесит. Я вот нутром чую, что от него следует ждать неприятностей.
        - Право, не ожидал от вас.
        - Ох, я и сам от себя не ожидал.
        - Ну ладно, что сделано, то сделано. Вот что дальше делать?
        - Надо самим браться за укрепление позиций на перешейке. Иначе Фок после первых выстрелов отведет войска к крепости и ничего хорошего из этого не выйдет.
        - Но что мы можем, не снимать же в самом деле с броненосцев и крейсеров пушки? Сразу говорю, ваше мнение о полной бесполезности малокалиберной артиллерии я не разделяю!
        - Воля ваша, но даже и без этого можно кое что предпринять. На каждом перворанговом корабле есть две пушки для корабельного десанта. А всего их никак не менее трех десятков. Плюс трофеи, захваченные на Эллиотах. Этого вполне хватит, чтобы надежно укрепить перешеек.
        - Кстати, а что за опыты вы проводите в Дальнем на пару с Меллером? До меня дошли слухи о неких диковинных железнодорожных установках...
        - А хотите посмотреть? - вопросом на вопрос ответил Алеша.
        - Не откажусь.
        На следующий день Иессен и Алеша в сопровождении нескольких артиллерийских офицеров прибыли в железнодорожные мастерские Дальнего. Поначалу адмирал хотел, чтобы изготовленные по заказу великого князя установки доставили в Порт-Артур, но тому удалось настоять на посещении вверенного ему порта. Встречал прибывшее на поезде начальство капитан второго ранга Шельтинг. Тепло поздоровавшись с последним командиром "Бобра", адмирал велел показывать ему пушки. Железнодорожные платформы с установленными на них орудиями уже ждали, и офицеры с интересом принялись их осматривать. Первой была уже знакомая нам шестидюймовка с погибшей канонерки. Затем, две армстронговские стодвадцатимиллиметровые пушки с японского крейсера.
        - Платформы выдержат? - заинтересовано спросил кто-то из офицеров.
        - За наши не поручусь, - охотно пояснил великий князь, - но техники использовали американские четырехосные. Их немного, но для подвижной батареи хватит. Правда перед стрельбой надобно выставлять домкраты, но много времени это не занимает.
        - А отчего, такой разнобой в орудиях? Неудобно же...
        - Увы, господа, что есть то и ставили. Впрочем нет худа без добра, полагаю испытания в боевой обстановке помогут выяснить какой из вариантов является наилучшим.
        - А это еще что? - удивился адмирал, узрев стоящий на путях паровоз, обшитый котельным железом, на тендере которого красовалась трофейная двенадцатифунтовка*.
        - Небольшая импровизация, - усмехнулся Алеша, - на случай если японцы прорвутся к батарее, прежде чем ее оттащит паровоз.
        - Остроумно, - не то похвалил, не то пожурил Иессен, - а это как прикажете понимать?
        Следующая платформа, очевидно, прежде была четырехосным паровозным тендером с которого сняли бак и срезали наполовину борта. Вместо устаревшего орудия образца 1877 года, на ней стояла вполне современная шестидюймовка системы Канэ с щитом трапециевидной формы.
        - Я так понимаю, - хмыкнул флагманский артиллерист барон Гревениц, - это и есть пропавшее неизвестно куда погонное орудие с "Осляби"?
        - Надеюсь, у вас есть этому объяснение, - нахмурился командующий эскадрой.
        - Видите ли, Карл Петрович, - с самым невинным выражением лица отвечал ему Алеша, - я давно ставил вопрос об испытании наших снарядов для того, что бы наши артиллеристы точно знали о возможностях своего оружия. Подобное испытание санкционировал еще покойный Степан Осипович, но, к сожалению, не дожил до его осуществления.
        - Так вот вы зачем нас сюда тащили, - улыбнулся адмирал, - но что послужит целью?
        - Здесь спокойнее, - пожал плечами великий князь, - и глаз чужих меньше. А мишенями послужат... благоволите!
        С этими словами он показал собравшимся небольшую площадку, с одной стороны примыкавшую к порту, а с другой к невысокой скале, на которой был свален разный хлам, оставшийся от ремонта судов: котлы, детали машин и обшивки. Венчал эту кучу мусора неизвестно откуда взявшийся паровоз с взорвавшимся котлом.
        - Надеюсь, этот локомотив не испорчен специально ради испытаний? - осторожно пошутил лейтенант Черкасов.
        - Нет, что вы, - невозмутимо отозвался Алеша, об этом паровозе позаботились хунхузы.
        - Ну, что же, приступим, - скомандовал Иессен.
        Расчет из моряков с надписью "Бобр" на бескозырках занял места у пушки. Домкраты были установлены, цель отлично видна, а расстояние известно до аршина. По команде Шельтинга один из комендоров произвел выстрел. Установка показала себя выше всяких похвал. Немедленно произведенный осмотр показал, что все соединения выдержали испытание без малейших повреждений. Зато результаты выстрела оказались обескураживающими.
        - Промазали что ли? - недоуменно спросил адмирал.
        - Да нет, попали, - нахмурился Алеша.
        Действительно, осмотр показал, что бронебойный снаряд угодил прямо в середину котла, проломил его насквозь и полетел дальше, застряв в скальной породе. Поработав немного кирками и гандшпугами, ** матросы извлекли снаряд на свет божий и артиллеристы с удивлением увидели, что он абсолютно цел, если не считать расколовшегося запального стакана.
        - Может с изъяном попался? - с надеждой в голосе спросил Черкасов.
        - Сейчас посмотрим, - отозвался Шельтинг и велел продолжать.
        Увы, результаты дальнейшего обстрела были ничуть не утешительнее. Из семи выпущенных снарядов взорвалось всего два, да и те в двадцати саженях от обстреливаемого ими котла, то есть на расстоянии, в любом случае, превышающем обычную ширину корабля. Случившееся как громом поразило собравшихся. Иессен и офицеры растерянно смотрели друг на друга, не зная что сказать. Первым из ступора вышел Черкасов.
        - Так может оно и к лучшему, что нас японцы закупорили... как с таким в бой идти?
        - Лейтенант, - одернул его Шельтинг, - держите себя в руках!
        Подождите, должно же быть какое-то разумное объяснение, - разволновался великий князь, - мы же испытывали платформу со старой пушкой. Снаряды вполне исправно взрывались!
        - Там трубка системы Барановского, - машинально ответил Черкасов.
        - Что?
        - Трубка одинарного действия системы Барановского, - пояснил старший артиллерист "Осляби".
        - А на новых... - продолжил его мысль Алеша.
        - А на новых - двойного действия системы Бринка! - подхватил стоящий рядом барон Гревенниц.
        Не сговариваясь, офицеры кинулись мимо изумленных матросов и принялись выкручивать из очередного снаряда взрыватель.
        - Вашбродь, - попробовал обратиться к ним унтер.
        - Да не лезь ты! - отмахнулись господа офицеры.
        Наконец трубка была извлечена на свет божий и внимательно осмотрев ее и не найдя видимых изъянов, артиллеристы задумались где взять взрыватель другой системы.
        - Вашбродь, - снова подал голос нижний чин.
        - Отстань, не до тебя! - снова отмахнулись их благородия и, кинувшись к стоящей в конце платформе, совместными усилиями разрядили еще один снаряд.
        С этой добычей они вернулись к шестидюймовке Канэ и переснарядив один бронебой передали его матросам. Те более не пытаясь привлечь внимание господ офицеров, поспешно зарядили орудие и выстрелили. На этот раз снаряд сработал, как положено и без проблем выдержавший семь попаданий котел наконец-то разлетелся на части. Эффект от попадания несколько успокоил разнервничавшихся офицеров и те дружно заулыбались. Все же, проблема показавшаяся поначалу катастрофой оказалась решаемой.
        - А ты, братец, чего сказать то хотел, - спросил у унтера Черкасов.
        - Дык это, вашбродь, - помявшись, ответил он, - вон там, в полувагоне есть снаряды без взрывателей. Ага, всяких видов и ко всем пушкам, что тут есть. А то вы кинулись снаряд разбирать, а далеко ли до беды!
        - Ты что же молчал скотина! - изумленно выпучил глаза лейтенант, - ведь мы же... да как же это!
        - Виноват вашбродь! - гаркнул унтер, поедая глазами разбушевавшееся начальство.
        - Отставить лейтенант! - остановил Черкасова Иессен, - что делать, если унтер оказал умнее нас всех. Держи братец, на всех. Заслужили.
        С этими словами адмирал полез в портмоне и достал оттуда десятирублевый билет.
        - Покорнейше благодарим! - дружно прокричали комендоры.
        Великий князь, которого ответ унтер-офицера рассмешил до того, что он не успел вмешаться, отозвал лейтенанта в сторону и тихонько спросил:
        - Василий Нилович, неужели вы собирались...
        - Ударить матроса? - удивился тот, - ну что вы Алексей Михайлович. К дантистам я никогда не относился. Он меня, вправду сказать, ошарашил, но поразмыслив, я понимаю, что мы все выглядели крайне смешно и глупо в этой ситуации.
        - Ваше императорское высочество, - отвлек его голос Гревеница, - уж коли мы тут все собрались, так может, испытаем заодно и японские снаряды?
        - Прекрасная идея, Владимир Евгеньевич, но пока могу предложить вам только стодвадцатимиллиметровые. Никаких других мы на платформы не устанавливали.
        - Ничего, на первый случай сойдут и такие, - поддержал своего флагарта адмирал.
        Сказано - сделано. Артиллеристы быстро убрали домкраты и маневровый паровозик запыхтев, передвинул на позицию артустановку с трофейной пушкой.
        - А ведь она изрядно легче, - заметил Черкасов, - и дульная энергия у нее значительно уступает нашим пушкам того же калибра, может попробуем без домкратов?
        - Нет уж, Василий Нилович, давайте без сюрпризов, они как выяснилось, бывают не только приятными.
        Наконец орудие было готово, и после тщательной наводки Шельтинг скомандовал: - "огонь!" Грянул выстрел и выпущенный из него снаряд через мгновение разорвался в предназначенном для расстрела старом огнетрубном котле. Густые клубы дыма окутали место попадания, а поднятые взрывом осколки почти долетели до офицеров, внимательно наблюдавших за происходящим. Некоторое время все молчали. Первым в себя пришел Гревениц.
        - Черт подери! Да ведь японский взрыв гораздо мощнее нашего шестидюймового!
        - Не может быть! - выдохнул Черкасов. - Этого просто не может быть!
        - Зато, дульная энергия значительно уступает, - не без сарказма в голосе отозвался великий князь.
        - Зачем вы так? - хмуро спросил Алешу Иессен.
        - Господа, мы воюем не первый день и всякий раз во время боя наблюдали то, что увидели сегодня. Просто на сей раз, закрыть на это глаза не получится.
        - Но надо же что-то делать? - почти с отчаянием воскликнул флагарт.
        - Ну что же Владимир Евгеньевич, - остановил его адмирал. - Вы у нас флагманский артиллерист - вам и карты в руки. Для начала напишите подробнейший отчет о проведенных испытаниях и сделанных выводах. Мы все подпишем его и копию немедля отправим в артиллерийский комитет. Затем подумаем, как сложившуюся ситуацию можно исправить. Все, господа, мы здесь закончили.
        Матросы, наблюдая, как уходят прочь понурившиеся офицеры, молчали пока один из них, недавно призванный, не поинтересовался у старослужащих.
        - А чего это они, дяденька? То ругаться, а то вон красненькую дали. У нас в деревне таких деньжищ и не видывали!
        - Сатрапы, чего с их взять, - сплюнул унтер, - давай собираться братва, а то их скобродие Шельтинг сейчас вернется, чего доброго, да за бардак фитиля то и вставит!
        Начальству, впрочем, было совсем не до того. Закончив с испытаниями "железнодорожной батареи", Иессен направился в порт, где сиротливо стояли переведенные из Порт-Артура корабли. После того, как туда пришел объединенный отряд Иессена и покойного Вирениуса выяснилось, что его внутренний рейд не вмещает такое количество больших судов. То есть помещаться-то они помещались, но настолько плотно, что об удобстве приходилось забыть. Поэтому большинство транспортов решено было по мере выгрузки перевести в Дальний. Сюда же притащили и большую часть захваченных трофеев.
        Надо сказать, что эти меры, хотя и несколько улучшили ситуацию, все же не могли решить проблему кардинально. Пока находящиеся в ремонте корабли стояли у стенок, места еще хватало, но что делать, когда они вернутся в строй, было решительно не понятно. Великий князь даже предлагал перевести сюда часть крейсеров, но до поры не находил поддержки у адмирала. Ситуация изменилась после "Бойни на Эллиотах". Господство японцев на море казалось поколебленным, и русское командование рассудило за благо перевести туда для окончания ремонта крейсер "Россия". Тем более что среди трофеев оказалась плавмастерская "Миике-мару" с довольно значительным станочным парком. А чтобы у противника не возникало глупых мыслей по этому поводу, оборону усилили, отправив туда "Севастополь". В последнее время устаревший броненосец преследовали неприятности, приводившие в отчаяние командовавшего им Кроуна. Вышедшее из строя орудие главного калибра так и не удалось починить, так что его огневая мощь снизилась на четверть. Погнутую лопасть винта выправить пока так и не удалось, что ограничило скорость корабля десятью узлами.
Впрочем, для охраны рейда и водолазных работ на месте гибели "Ицукусимы" старичка еще вполне хватало. А теперь в Дальний пришлось перевести и застрявшую на внешнем рейде "Диану", оставаться которой на прежнем месте было опасно.
        - Как обстоят дела на крейсерах-купцах? - неопределенно спросил Иессен Шельтинга.
        - Ведем перевооружение, - доложил в ответ он. - "Рион" и "Печора" практически готовы, а вот с "Монголией" хуже.
        - Долго! - нахмурился адмирал.
        - По настоянию великого князя работы ведутся скрытно, иногда даже по ночам, да и людей не хватает.
        Командующий эскадрой в ответ только вздохнул. Когда они только прорвались в Порт-Артур, Алексей Михайлович горячо настаивал на скорейшем введении в строй вспомогательных крейсеров и отправке их на вражеские коммуникации, но все что-то мешало. То времени не хватало, то людей. Разумеется, большинство команд пароходов Добровольного флота составляли военнообязанные и отставники, но большой некомплект на эскадре заставил раздергивать экипажи и переводить людей туда, где они в этот момент казались нужнее. Так что, когда после "Бойни на Эллиотах" действия на торговых путях противника стали особенно актуальны, посылать оказалось некого. А теперь удачная диверсия японцев грозила поставить крест на планах русского командования. Впрочем, все было не так плохо, "Смоленск" и "Орел", ставшие при мобилизации "Рионом" и "Печорой" несли в своих трюмах необходимое вооружение. Команды в спешке доукомплектовали, и после недолгой подготовки их можно было выпускать в море. Гораздо хуже дело обстояло с "Монголией", поскольку пушек для нее в Порт-Артуре не было. Правда неугомонный великий князь и тут нашел выход. На
свежеиспеченный вспомогательный крейсер, названный "Колыма", установили по четыре стодвадцати и семидесятишестимиллиметровых орудия поднятых с затонувшего японского крейсера. Но теперь возникла новая проблема. Японцы в любой момент могли предпринять новую атаку на Дальний, и только что введенные в строй вспомогательные крейсера могли быть потеряны. А на них у русского командования были большие планы.
        -------
        *Двенадцатифунтовка. - В данном случае 76 мм орудие Армстронга. Вообще, у англичан крайне запутанная система калибров.
        **Гандшпуг. - Лом.
        Орудийные выстрелы и оцепление вокруг порта не остались незамеченными в китайском квартале Дальнего. Продолжавший гостить в доме купца Тифонтая господин Генри Вонг, переодевшись бродягой, попытался подойти поближе, но был обнаружен патрулем и, получив пинка, вынужден был ретироваться обратно. Вернувшись, он застал только что приехавшего хозяина, смотревшего на него с видом крайнего неодобрения.
        - Вы очень рискуете, господин Вонг, - покачав головой, заметил он.
        - Что мне остается, - покачал головой шпион, - если ваши люди плохо исполняют свою работу.
        - Мы делаем все что возможно.
        - От моей племянницы есть известия?
        - Пока нет. Русский принц в последнее время редко бывает дома, а когда бывает, документы с собой не берет.
        - Он что-то заподозрил?
        - Вряд ли, - пожал плечами китаец, - просто у него много дел.
        - Каких еще дел? Эскадра никуда не выходит!
        - Да, похоже, вам все же удалось закупорить ее на внутреннем рейде.
        - Это точно?
        - Я думаю да. Их корабли уже давно стоят на месте. Кроме канонерок и легких крейсеров никто на рейд не выходит.
        - Я не могу отправить своему командованию только ваше мнение, - ледяным тоном заявил ему Вонг.
        - Еще в проходе каждый день работают водолазы и "Силач" с "Япончиком".
        - С кем?
        С "Япончиком", - не без злорадства пояснил ему Тифонтай, - так они назвали захваченный на Эллиотах буксир. Говорят, они очень довольны своим приобретением.
        - Это уже лучше, - обрадовался японец, - но мне все равно нужно больше сведений. Постарайтесь, разве их водолазы не ходят по кабакам и гулящим девкам?
        - Может быть, ваша "гулящая девка" тоже хоть немного постарается? А то принц не слишком стремится ночевать в своем уютном домике...
        - Замолчите! - почти прошипел разозлившийся Вонг.
        - А разве вы не подобрали ее в одном из борделей в Нагасаки?
        - Еще одно слово...
        - И что? Вы захотите остаться без моих связей?
        Какое-то время выдававший себя за китайца японец сверлил своего собеседника взглядом, но затем, взяв себя в руки, как ни в чем не бывало, улыбнулся.
        - Как обстоят дела на больших русских пароходах?
        - Тут тоже нет никаких новостей, - сразу понял, о чем речь Тифонтай, - похоже на них остался лишь самый минимальный экипаж. Работ никаких не производится, уголь не принимают...
        - Надеюсь, вам не надо объяснять, что эти суда могут быть легко переоборудованы во вспомогательные крейсера? Империя и так понесла достаточно убытков от действий русских пиратов.
        - Думаю, вы сильно преувеличиваете, господин Вонг. Совершенно точно могу вам сказать, что "Маньчжурия" и "Саратов" имеют проблемы с машинами, а "Казань" слишком тихоходна для подобной миссии.
        - А вы видите только то, что вам показывают русские! На "Смоленск" и "Орел" ваши люди так и не попали, а потому вы не имеете достоверных данных об их состоянии. Возможно, как раз сейчас они готовятся выйти в море.
        - Разумеется, такой возможности нельзя исключать, однако по последним данным на этих судах недостаточно людей для дальнего похода. Кроме того ничто не указывает что они готовятся к выходу. Впрочем, если они и рискнут выйти, то императорский флот их перехватит, не так ли?
        - Господин, - послышался голос слуги из-за двери. - К вам пришел русский офицер.
        - Что?
        - Хозяин, я говорю, что русский офицер хочет вас видеть!
        - Моряк или инженер?
        - Моряк. Он уже приходил к вам.
        - Чего вы ждете? - прошипел Вонг, - немедленно пригласите его, а я буду подавать вам чай!
        - Сначала переоденьтесь, - усмехнулся Тифонтай, - а то русские подумают, что я совсем обнищал!
        Пока японец переодевался, офицера проводили к купцу и тот с удивлением узнал в нем великого князя.
        - Приход вашего императорского высочества большая честь для моего скромного жилища, - склонился в поклоне купец.
        - Добрый день, Николай Иванович*, - вежливо отозвался Алеша, - а у меня к вам дело.
        - О, приказывайте мой принц, и старый Тифонтай отдаст за вас жизнь!
        - Ну что вы, оставьте вашу жизнь себе уважаемый, она вам еще понадобится. Мое дело вовсе не такое большое, как вы думаете.
        - Я вас слушаю.
        - Как вы, наверное, знаете, укрепления Порт-Артура еще не закончены. Там не хватает рабочих, а китайские подданные не слишком охотно нанимаются на работы.
        - Увы, мой принц, как ни прискорбно мне говорить вам такие вещи, но русские инженеры не слишком исправно платят им за тяжелую работу. А даром не хотят трудиться даже китайцы.
        - К сожалению, вы во многом правы, однако я полагаю, что эту ситуацию можно исправить. Сейчас решается вопрос о привлечении флота на строительство укреплений. Офицеры не чиновники, мы не станем обманывать бедных китайцев. Они получат свою плату.
        - Вы будете платить им из средств флота или же собственных? - оживился китаец.
        - А для вас это принципиально?
        - Нет, ну что вы. Хотите чаю?
        - Не откажусь.
        В комнату мелко семеня, прошел уже переодетый Вонг с подносом в руках. Глядя на него китаец в очередной раз изумился искусству с которым шпион перевоплощался. Всего несколько минут назад отсюда вышел нахальный бродяга-оборванец, а назад вернулся услужливый и тщательно одетый слуга богатого господина. Низко кланяясь, он поставил гостю и хозяину чашки и принялся разливать ароматный напиток.
        - Божественно пахнет, - мечтательно проговорил Алеша, учуяв аромат.
        - Я смотрю вы стали большим ценителем чая?
        - Не только чая, Николай Иванович, меня вообще заинтересовала культура Востока и в частности Китая. В другое время я бы с удовольствием принялся за ее изучение, но, увы, идет война. О... а вкус ничуть не уступает запаху! Превосходно, право же, просто превосходно!
        - Так значит, за строительство укреплений взялся флот? - спросил Тифонтай, которому Вонг из-за спины Алеши делал страшные глаза. - Не обращайте внимания на моего слугу, он не понимает по-русски.
        - Увы, так уж сложилось, что без нас не обойтись.
        - Значит это правда.
        - Что именно?
        - Что японцам удалось закупорить нашу эскадру на рейде.
        - Ну вот, даже вы об этом знаете.
        - Прошу прощения, мой принц, но я, прежде всего купец. А такие вещи очень серьезно сказываются на торговле.
        - Понимаю. Что же мне нечем вас утешить.
        - Это очень печально. Но скажите мне, вы ведь пришли поговорить не только о китайских рабочих?
        - А вы проницательны. Да, совершенно верно, мне нужна ваша помощь в одном деликатном деле. Я хотел бы сделать подарок одной даме... или скорее барышне, а все лавки с началом войны закрылись.
        - Она русская?
        - Нет... она... она, некоторым образом, ваша соотечественница.
        В этот момент Вонг, которого просьба великого князя крайне удивила, сделал неловкое движение и едва не уронил миниатюрный чайник, но тут же перехватил его и поставил на место. Сидевший к нему спиной великий князь ничего не заметил, но от внимательного взгляда китайца не укрылась его оплошность.
        - Понимаю-понимаю, что же вы пришли по адресу, - слащаво улыбаясь, заявил Тифонтай и что-то сказал повелительным голосом "слуге".
        Тот немедленно вышел и вскоре вернулся с большой обильно изукрашенной шкатулкой. Открыв ее купец с улыбкой стал показывать великому князю ее содержимое. Наконец Алеша, сделав свой выбор, откланялся и Тифонтай с Вонгом остались снова одни.
        - Надеюсь, этого подтверждения вам достаточно? - с бесстрастным видом осведомился купец.
        - Более чем, - отозвался шпион, а затем, немного подумав, добавил, - у нас такие подарки делают на обручение.
        - По слухам русские великие князья делают своим любовницам еще и не такие подарки, - пожал плечами Тифонтай, а про себя подумал: "должен же бедной девушке хоть кто-то сделать такой подарок".
        --
        *Хотя Тифонтай (Цзи Фэнтай) и оставался буддистом, русское имя он все-таки получил, а еще крестил детей и отправил их учиться в центральную Россию.
        Несмотря на то, что совещание у Стесселя едва не закончилось скандалом, Иессен все же отдал распоряжение отправлять матросов на строительство укреплений. Крепостные инженеры, надо сказать, восприняли подобную помощь без энтузиазма. Злые языки говорили, что они предпочитали иметь дело с китайскими рабочими, поскольку тех было легче обворовывать. Так что Тифонтай тут не соврал. Впрочем, флотское начальство не стало выяснять эти подробности, а, поскольку контакт с инженерами так и не заладился, принялось работать так, как это с самого начала предлагал великий князь Алексей Михайлович. За каждым соединением кораблей был закреплен объект, который должен был быть возведен его силами. Причем это к огромному удивлению крепостного начальства были не только батареи или люнеты, а укрепления на трех вершинах, господствующих над всей прилегающей местностью. По странному стечению обстоятельств, эти горы не были включены в крепостные обводы, и впоследствии противник мог бы легко ими овладеть, а затем корректировать огонь осадных батарей. Бригаде броненосцев князя Ухтомского досталась гора Угловая. Бригаде
крейсеров Рейценштейна - Большое орлиное гнездо. А отряду Иессена - гора Высокая. В самое короткое время следовало провести туда дороги, окружить укрепления рвами и оборудовать надежными блиндажами с запасами воды и продовольствия. Также предполагалось устроить там батареи из снятых с кораблей малокалиберных орудий. Это была единственная уступка артиллерии для сухопутного фронта, на которую пошел командующий эскадрой.
        Еще одним объектом для приложения сил флота стали укрепления у города Цзинчжоу. Генерал Фок, командовавший дислоцированными там войсками, отнесся к подобному вмешательству не очень благожелательно, но курировавший эти работы великий князь Алексей Михайлович его мнением не интересовался. Собственно непосредственно на укреплениях участие моряков ограничилось установкой нескольких противоштурмовых пушек. Главные работы развернулись в тылу, где подчиненные Алеше моряки и железнодорожники начали строить небольшую железнодорожную ветку. Времени на подсыпку подушки не было, а потому шпалы укладывали прямо на грунт, сверху ставили рельсы. Несколько тщательнее работы велись на двух площадках в низинах. С одной из них предполагалось вести огонь по атакующему противнику, а со второй держать под огнем залив Цзинчжоу. Для того чтобы корректировать огонь были устроены наблюдательные пункты и проведена телефонная связь. Поскольку последняя не отличалась надежностью, в состав расчетов должны были входить сигнальщики с кораблей.
        Возвращаясь из очередной поездки в Дальний, великий князь приказал Прохору завернуть домой.
        - Да какой это теперь уж дом, - вздохнул правящий экипажем камер-лакей, - Федор с Ванькой совсем на "Ослябе" застряли, там, поди, и есть нечего.
        - Ничто, Кейка чаем напоит, - буркнул сидящий рядом Архипыч.
        - Ну, разве что чаем, - отозвался тот.
        - Кстати, а провизия-то в доме осталась? - заинтересовался их разговором Алеша. - А то заморите бедную девушку.
        - Обижаете, Алексей Михайлович, чай мы не звери какие. Есть в доме запас всякий, все же это великокняжеская резиденция!
        - Ничто, не отощает твоя Кейка, - тихонько буркнул старый матрос, и тут же громко спросил: - где ночевать изволите, ваше императорское?
        - Пожалуй, здесь, а с утра на броненосец.
        - Так может в ресторацию послать за обедом? - оживился Прохор, - а то одним рисом сыт не будешь!
        - Как знаешь, - рассеянно отозвался великий князь и, подхватив портфель, спрыгнул с остановившейся пролетки.
        Слуги внимательно проводили глазами скрывшегося в доме хозяина и переглянулись.
        - Ты чего на девку взъелся, старый? - спросил у Архипыча камер-лакей, - ну милуются, так дело молодое!
        - Не знаю, - пожал плечами вестовой, - чего то неспокойно на душе. А ты чего хозяйские деньги не бережешь? Послать, да еще в ресторацию!
        - Всех денег не потратишь и не скопишь, - философски заметил Прохор, - это Алешке нашему в радость китайскую стряпню из ее рук поесть, а нам с тобой тоже чего-то жрать надобно.
        - Скажешь тоже, в радость! - нахмурился матрос, - еще отравит, чего доброго.
        - Да типун тебе на язык! - рассердился тот в ответ. - Ступай в дом, да жди меня, я скоро.
        В душе Алеши царил полный раздрай. Доподлинно узнав, что Кейко шпионка, он попытался выкинуть ее из своего сердца, но так и не смог. Пока он был вдали от нее, все было нормально, но едва он видел вновь ее лукавую улыбку, душа его замирала. Это было подобно химии: пока два реагента были далеко друг от друга, они находились в покое, но стоило их слить в одну пробирку, как начиналась реакция. Казалось бы, чего проще, держись от нее подальше и все, но стоило ему пробыть несколько дней вдали от нее и его вновь неудержимо тянуло в маленький домик в Старом городе. Утром же, покинув ее, он мучился угрызениями совести и чувствовал себя совершеннейшим негодяем. На некоторое время этого хватало, а затем все начиналось снова. Приезжая к ней он старался не брать с собой никаких документов, а также не говорить о важных вещах. Но девушка почти не знала по-русски, да и до разговоров ли им было? Но в этот раз с ним был портфель. Содержимое его состояло из причудливой смеси документов, каждый из которых был подлинным, разве что не совсем полным. Там был черновик стенограммы заседания у Стесселя и планы некоторых
укреплений, а также график работ по подъему брандеров и снаряжению вспомогательных крейсеров. Содержимое его было составлено им вместе с Микеладзе, так что японцы могли хотя бы часть этих сведений проверить. Прощаясь с ним, ротмистр с участием спросил:
        - Алексей Михайлович, может, сделаем это как-то иначе? Скажем, вас срочно вызовут, а портфель останется?
        - Я никогда ничего не забываю Александр Платонович, - покачал головой Алеша, - а если и забуду, то слуги напомнят. Полагаю, их-то точно не следует посвящать в наши обстоятельства.
        - Да, вы правы, но вы уверены, что справитесь? Все же обманывать женщин не самое простое дело, особенно любимых.
        - О чем вы, - вскинул голову Алеша.
        - О той милой безделушке, что вы купили для нее у Тифонтая. Кстати, зачем вы вообще туда пошли?
        - Вы и об этом знаете?
        - Помилуйте, это моя работа. Так зачем?
        - Хотел сделать подарок. Прощальный. Еще не отдал.
        - Хотите я отдам?
        - То есть...
        - Когда все кончится.
        - Вы ее арестуете... ах, да, понимаю. Глупый вопрос, простите.
        - Так что?
        - Пожалуй, нет. Возможно, я вообще не решусь его отдать.... И вы не правы! Это страсть, морок, наваждение, в конце концов, но не любовь. Это пройдет!
        - Как знаете.
        Узнав о том, что атака брандеров увенчалась успехом, японское командование поначалу не слишком поверило в такую неслыханную удачу. Однако дни шли, а русская эскадра до сих пор достаточно активная продолжала оставаться на внутреннем рейде. Крейсера и броненосцы каждый день подходили к Порт-Артуру, но никто кроме "Новика" с "Боярином" и нескольких миноносцев, не показывался им. Разведка раз за разом докладывала о том, что с кораблей снимают пушки, а команды работают на строительстве береговых укреплений и адмирал Того, понукаемый приказами из Токио решился. Огромный флот из семи десятков транспортов сосредоточенный в северных портах Кореи был готов перевезти армию для высадки ее на побережье Квантуна. Единственные кто могли хоть как-то этому помешать были базирующиеся в Дальнем русские крейсера "Россия" и "Диана". Соединившись с легкими силами из Порт-Артура и вспомогательными крейсерами, они вполне могли, пусть даже и ценой собственной гибели, добраться до груженных войсками пароходов и если не сорвать, то серьезно осложнить высадку. Подобный риск был совершенно неприемлем, и японский флот пришел в
движение.
        О том, что операция началась, русские узнали от дозорных пароходов патрулирующих минные поля. Несколько устаревших миноносцев идя малым ходом, тралили русские мины под прикрытием пары крейсеров. Вооружение сторожевых судов, как их все называли с легкой руки великого князя, было слишком ничтожно, чтобы помешать им, однако они немедля вызвали на помощь канонерские лодки. Первым к месту предполагаемого прорыва подошел "Гиляк" и сходу обстрелял вражеские тральщики из стодвадцатимиллиметрового орудия. Хотя ни один снаряд так в японские корабли и не попал, но работы все же приостановились. Впрочем, посланные для прикрытия крейсера не собирались оставаться сторонними наблюдателями и открыли ответный огонь по русской канонерке. Когда вокруг него стали подниматься всплески от снарядов, "Гиляк" был вынужден отойти, но едва тральщики снова принялись за дело, в бой вступил "Отважный". Держась в тени острова Сан-шан-тао, он стал посылать в японцев один крупнокалиберный снаряд за другим. Не желая получить девятидюймовый гостинец, противник бросился врассыпную. Впрочем, им на помощь вскоре подошли "Ниссин" и
"Касуга", а со стороны Дальнего к месту боя торопился "Севастополь". Настоящий броненосец, пусть даже с одним неисправным орудием главного калибра, был слишком серьезным противником для не слишком хорошо бронированных броненосных крейсеров, если бы не одно "но". Противников разделяло минное поле, а носовое десятидюймовое орудие "Касуги" могло вести огонь на сто кабельтовых, в то время как пушки "Севастополя" стреляли максимум на восемьдесят. Отойдя на безопасное расстояние, японцы могли безнаказанно обстреливать русский броненосец. Разумеется, пристреляться одним стволом на такой дистанции, да еще и по движущейся мишени не самое простое дело, но и терпеть обстрел, не имея шанса ответить, Кроун не стал, а потому отвел свой корабль назад.
        О том, что японцы рвутся сквозь минные поля к Дальнему скоро узнали в Порт-Артуре. Нервничающий Стессель немедленно послал нарочного к командующему эскадрой с приглашением прибыть на экстренное совещание. На сей раз от флота прибыли только сам Иессен и великий князь Алексей Михайлович, зато сухопутный генералитет присутствовал почти в полном составе, за исключением находившегося в Цзинчжоу Фока.
        - Здравствуйте господа, - поздоровался с присутствующими адмирал.
        - Хотел бы пожелать вам доброго дня, но, боюсь, не могу назвать его таковым, - сокрушенно вздохнул начальник укрепрайона.
        - Вас что-то беспокоит? - бесстрастным голосом спросил Иессен.
        - Да, черт возьми! Меня крайне беспокоит японская эскадра атакующая Дальний. И я, ваше превосходительство, желаю знать, что вы намерены по этому поводу предпринять?
        - Мы намерены отразить это нападение, господин генерал-лейтенант, - голосом великого князя можно было морозить свиные туши на рынке.
        - Но, ваше императорское высочество, - растерялся Стессель, - каким образом?
        - Осмелюсь напомнить, что Талиеваньский залив защищен минными полями.
        - Однако японцы их тралят...
        - У микадо много.
        - Простите?
        - Я, Анатолий Михайлович, говорю вам, что у японского императора много кораблей и что потеря некоторого их количества на наших минах не должна его слишком уж опечалить.
        - Вы, что, издеваетесь? Какое мне дело до переживаний Муцихито! Я хочу знать, что намерен предпринять флот в ответ на действия неприятеля?
        - Я же сказал, отразить нападение. Кстати, а нам предложат сесть?
        - О, прошу прощения ваше императорское высочество! Разумеется, садитесь.
        - Благодарю. Итак, господа, командование эскадрой склонно полагать, что задействованные в этой ситуации японские силы не так велики, как кажутся на первый взгляд. Пока доподлинно известно лишь об участии в прорыве двух броненосных и двух бронепалубных крейсеров. Имеющихся в Дальнем сил вполне достаточно, чтобы отбиться от них.
        - А если они введут в действие броненосцы?
        - Вряд ли Того пойдет на подобный риск. Он уже потерял два из них, а залив, как я уже говорил, просто нашпигован минами.
        - Но наш броненосец там ходит?
        - Верно, но на "Севастополе" знают, где можно ходить, а где нельзя.
        - Так вы полагаете, опасности нет?
        - На данный момент, ни малейшей.
        Генералы зашушукались между собой. Никто из них не решился высказать сомнения в словах великого князя, однако лица выражали определенное недоверие.
        - Что же, - поразмыслив, начал говорить Стессель, - раз флот считает, что опасности нет, я полагаю возможным повременить с отходом частей четвертой дивизии от перешейка.
        В этот момент дверь в зал заседаний открылась, и к генералу подошел его порученец поручик князь Гантимуров. Наклонившись к своему начальнику, он стал негромко что-то говорить, заставляя присутствующих вытягивать шеи в надежде что-нибудь разобрать. Лицо Анатолия Михайловича по мере того как он слушал князя, все более вытягивалось. Наконец, дослушав, он откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул. Все превратились в слух, но тут дверь снова отворилась, и в зал просто ворвался великий князь Борис Владимирович.
        - Заседаете? - почти изумленно воскликнул он, - вы тут заседаете? Японцы высаживают десант, а вы тут...
        - Какой десант, где? - дружно загалдели присутствующие вопросительно глядя то на Бориса, то на Стесселя.
        Но вошедший в раж, великий князь и не думал отвечать на их недоуменные расспросы, а лишь выкрикивал что-то, размахивая руками. Наконец, немного успокоившись, он сел в подставленное ему кресло и замолчал. Генералы обратили свои взоры на своего начальника и тот, прокашлявшись, начал говорить:
        - К моему глубокому сожалению, его императорское высочество прав. Нашими наблюдателями замечены скопления японских транспортов в бухте Быдзево. Похоже, они все-таки высаживаются.... Спаси и сохрани нас царица небесная!
        Молчавший до сих пор Иессен быстро переглянулся с Алешей. Затем они почти синхронно поднялись и откланялись, сославшись на дела. Дождавшись, когда они выйдут, генералы разразились в их адрес недовольными возгласами:
        - Заторопились! Хороши нечего сказать, проворонили японские брандеры и в кусты! Куда побежали то? Загорожен проход, не убежите!
        - Попрошу сохранять спокойствие, господа! - попробовал призвать их к порядку Стессель, но затем просто махнул рукой.
        Алеша и адмирал, выйдя из здания штаба, вскочили в великокняжеский экипаж и поспешили в порт. Правивший им Прохор сохранял поистине олимпийское спокойствие, а вот увязавшийся с ними любопытный Ванька несколько раз оборачивался, но так и не решился ничего спросить.
        - Много ли у вас людей на береговых укреплениях? - нарушил молчание Иессен.
        - Пятьдесят шесть человек с двумя офицерами, - четко доложил великий князь.
        - Не так уж и много, а кто именно?
        - Кочегары, мастеровые и комендоры противоминных орудий.
        - Немедленно вернуть!
        - Есть.
        - А в Цзинчжоу или Дальнем никого нет?
        - Нет, Карл Петрович, там задействованы местные и "севастопольцы".
        - Что же, надеюсь, и на других кораблях так же.
        - Вы полагаете, началось?
        - А у вас есть сомнения? - вопросом на вопрос ответил адмирал.
        - Рановато, - вздохнул Алеша, - снаряды только начали переснаряжать новыми трубками.
        - Много успели?
        По тридцать снарядов на ствол у десятидюймовых и по два десятка для шестидюймовок.
        - Мало, - согласился Иессен, - а что это на вас опять в порту жаловались?
        - Не могу знать, - сделал непроницаемое лицо Алеша.
        - Полноте, так уж и не знаете, - усмехнулся командующий эскадрой, - а мне Гревениц сказал, что вы отправили на берег все сегментные и чугунные снаряды, заменив их фугасными.
        - К сожалению, не все, хотя кое-что удалось. Сами знаете, что эта архаика годится только для стрельбы по берегу.
        - Кстати, как вам это удалось?
        - О чем вы?
        - Ну, о замене снарядов и вообще.... У меня есть серьезное подозрение, что если бы приказ отдал я, портовые чиновники нашли бы возможность его если не проигнорировать, то хотя бы не сразу выполнить. А вы, раз - и заменили все снаряды! Скажите, это правда, что вы их магнетизируете?*
        - Что, простите?
        - Ну, мне рассказывали, уж не обижайтесь, что вы будто бы особым образом смотрите на чиновников, и они ни в чем не могут вам после этого отказать?
        - Какой вздор! Неужели в это может кто-то поверить?
        - Еще как верят, во всяком случае, я слышал этот рассказ не единожды и от разных людей.
        - Н-да, огорошили вы меня, Карл Петрович. Просто дьявольщина какая-то получается!
        - Ну, отчего же, дьявольщина, может напротив - дар божий!
        Пока они так разговаривали, экипаж доставил их на место. Ванька первым высочил на мостовую, и приготовился было занять место в катере, но Алеша остановил его.
        - Погоди Иван, у меня есть для тебя дело.
        - Слушаю, ваше высокоблагородие, - вытянулся во фронт кофишенк.
        - Вот тебе записка к мичману Бухе, он с матросами на горе Угловой. Отвезешь ее туда как можно скорее, они должны до вечера вернуться на корабль.
        - Есть!
        - Славный морячок получился из вашего слуги, - усмехнулся адмирал.
        - Да уж, хочет комендором стать сорванец.
        - Что вы говорите?
        - Кстати, наш доктор его осматривал и нашел что у парня совершенно уникальное зрение.
        - То есть?
        - Он абсолютно одинаково видит обоими глазами.
        - А разве это редкость?
        - Говоря по совести, не знаю, однако доктор утверждает, что такое встречается не часто. И что еще интереснее, как раз такое зрение нужно чтобы хорошо управляться с дальномером.
        - Что вы говорите!
        --
        *Магнетизм. - Так в ту пору называли гипноз.
        Получив приказ, окрыленный доверием хозяина Ванька кинулся его исполнять. Оставив Прохора возле дома, он взялся было за вожжи, но камер-лакей на секунду задержал их в руках.
        - Коней не загони, оглашенный!
        - Как можно, Прохор Никодимыч!
        Быстро добравшись до Угловой, кофишенк принялся искать мичмана, но тот где-то пропадал. Когда, наконец, тот появился, парень бросился к нему и, четко отрапортовав, подал записку. Бухе прочитал ее с недовольным видом и, вызвав к себе унтеров, велел тем собираться.
        - Ваше благородие, - обратился один из них к офицеру, - сказывают, японцы Дальний атаковали.
        - Кто сказывает? - насторожился тот.
        - Да так...
        - Больше слушай разные глупости, скотина! - вызверился на него мичман, - собирай людей, да и отправляйтесь на броненосец.
        - Слушаюсь, - вытянулся тот, поедая начальство глазами, но тот уже не смотрел на своих подчиненных.
        - Эй, дружок, - обратился он к Ваньке, - а не подбросишь ли ты меня до города?
        - Извольте, вашбродь, - отозвался тот, и офицер проворно занял место в пролетке.
        Назад они добрались еще быстрее, но в городе Бухе попросил доставить его не в порт, а к госпиталю. Кофишенк, не имея от своего хозяина других поручений охотно согласился и скоро доставил его до места.
        - Прикажете обождать?
        - Нет, братец, я сам доберусь.
        - Как прикажете, - отозвался парень и уже взмахнул, чтобы щелкнуть кнутом, но заметил выходящего из дверей Сережу Егорова.
        - Здорово, - поприветствовал он его.
        - А, Ваня, здравствуй, - отозвался гимназист, - ты как здесь, Алексея Михайловича опять привез?
        - Нет, господин мичман попросил завести.
        - Понятно, а что, правда, будто японцы на Дальний напали?
        - Правда.
        - А наша эскадры не может выйти и помочь, - сокрушенно вздохнул мальчик, - а то бы мы им...
        - Ничто, - беспечно отозвался его новый приятель, - Алешка чего-нибудь да придумает!
        - Алешка?
        - Ну-да, - смутился кофишенк, - мы его так иногда за глаза называем, ты только не говори никому.
        - Хорошо, не буду, только ты его тоже так не называй!
        - Почему?
        - Как это почему? - возмутился Сережа, - он же герой! Мила даже говорила, что без него Порт-Артур может... нет, японцы нас, конечно, никогда не победят, но без него было бы намного хуже. Так что, какой он тебе Алешка?
        - Это верно, - согласился тот, - просто я привык. Ну, хорошо, больше не буду. А ты сейчас куда?
        - Домой.
        - Хочешь, подвезу?
        - А можно? - спросил гимназист с загоревшимися глазами.
        - Спрашиваешь!
        Приятели устроились вдвоем на козлах, и лошади весело понесли пролетку по улицам Порт-Артура и скоро доставили приятелей к жилищу Егоровых.
        - Вы только посмотрите, как его доставляют домой, - удивленно встретила прибытие сына Капитолина Сергеевна, - Сереженька, что такого важного случилось с утра, что тебя произвели в генералы и теперь у тебя есть свой экипаж?
        - Скажете тоже, тетечка, - не полез в карман за словом Иван, - где же это видано возить генералов в пролетке запряженной всего парой лошадей? Для такого дела нужно никак не менее тройки!
        - Мама, ну что ты такое говоришь, - растерялся гимназист, - это мой друг, и он любезно согласился меня подвезти.
        - Как это мило с его стороны, тогда может он согласится с нами пообедать?
        В животе кофишенка предательски буркнуло, и он с сомнением посмотрел на мадам Егорову.
        - Я вижу, твой друг не всегда такой бойкий?
        - Спасибо тетенька, да только мне...
        - Ничего не знаю, - прервала его Капитолина Сергеевна, - извольте немедленно мыть руки и садиться за стол!
        Пришлось привязывать лошадей и отправляться к умывальнику. Затем Сережина мама усадила их за стол и накормила такими вкуснейшими щами, какие только можно было себе вообразить. Пока мальчики работали ложками, Капитолина Сергеевна с грустной улыбкой смотрела на них. Затем, когда ребята насытились, она принялась расспрашивать кофишенка о том кто он такой и кто его родители. Иван без утайки рассказал свою немудреную историю, растрогав своих слушателей. Когда он, наконец, вернулся домой, было довольно поздно. Прохор разозлился на него из-за долгого отсутствия и не разрешил отправляться на броненосец. Ванька хотел было сбежать, но, поразмыслив, решил, что успеет попасть на "Ослябю" утром.
        Японцы, медленно, но упорно продолжали прогрызать оборону Талиенваньской бухты, пока, наконец, их тральщики не миновали первую линию заграждений. В протраленный проход немедленно двинулись "Касуга" и "Ниссин" и тут их ожидал сюрприз. Как оказалось, Кроун только этого и ждал и, как только броненосные крейсера оказались внутри, решительно двинул вперед свой броненосец. Японские артиллеристы, увидев перед собой цель, тут же открыли огонь, но никак не могли пристреляться. Русские же молчали, пока не сократили дистанцию до пятидесяти кабельтовых и только тогда башни главного калибра "Севастополя" дали залп. Всплески, поднявшиеся не так уж далеко от крейсеров, показали, что их противник настроен решительно и их командиры сразу же почувствовали себя крайне неуютно. Ожесточенно отвечая они двинулись обратно к проходу, и дав полный ход вышли из под обстрела. Попаданий с обеих сторон было немного. В русский броненосец угодило по одному десяти и восьмидюймовому фугасу, разорвавшихся на броне и не причинивших особых повреждений. Японцы в ответ получили одно-единственное попадание, чугунным снарядом.
Боеприпас, обычно используемый русскими при пристрелке, легко проломил небронированный борт и, ударившись о траверз, раскололся на части. Хотя на "Севастополе" не заметили своей удачи, но увидев, что японцы отступают, справедливо сочли себя победителями. Бой, впрочем, не был еще окончен. Броненосцы Того держались рядом и тут же пришли на помощь своим товарищам. Увидев вражескую эскадру, Кроун снова не стал лезть на рожон и отступил.
        Пока большие корабли были заняты друг другом "Гиляк" и "Отважный" немедленно обратили свое внимание на тральщики противника и тут же их разогнали.
        Заставив отойти русский корабль, Того не стал заходить в бухту, рискуя своими броненосцами, а снова послал вперед броненосные крейсера, добавив к ним "Якумо", рассчитывая что втроем они справятся. Но как только те снова вошли в бухту, перед ними помимо "Севастополя" оказалась еще и "Россия", а чуть в стороне держалась "Диана", два вспомогательных крейсера и три миноносца. Впрочем, превосходство в артиллерии все равно оставалось за японской стороной, и ожесточенный бой разгорелся с новой силой. К вечеру, несмотря на упорное сопротивление русских кораблей, противнику удалось оттеснить их и заставить зайти за вторую линию заграждений. Однако было уже довольно поздно, и адмирал Того отдал приказ отложить операцию до утра.
        Береговое побережье Квантуна охранялось крайне незначительными отрядами русской стражи. По сути, они осуществляли не оборону, а только наблюдение за морем, имея задачу лишь вовремя предупредить своих о появлении противника. В районе Быдзево этим занималась конно-охотничья команда во главе с подхорунжим Нестроевым, сменившая там ранее находившуюся конно-охотничью команду штабс-капитана Войта. Состояла эта команда из двух десятков кубанских казаков, еще до войны занимавшихся охраной железнодорожных путей от хунхузов. Давно служившие в Манчжурии казаки, некоторые из которых успели поучаствовать еще в подавлении Боксерского восстания, хорошо знали местные условия. Как только появились корабли противника, подхорунжий тут же послал нарочного к ближайшей телеграфной станции, чтобы известить командование о высадке десанта, оставшись с остальными наблюдать. Японцы, поначалу обстреляли берег из пушек, но убедившись, что противодействия нет, послали шлюпки с солдатами. Возле берега было довольно мелко, так что пехотинцам пришлось под конец брести к суше по пояс в воде, держа над головами оружие. Высадившись,
они рассыпались по окрестностям в поисках возможной засады, но, не обнаружив ее, вернулись к морю и принялись валить лес и разжигать костры. Наутро к ним должны были присоединиться саперы и начать строить причалы. Все это время казаки внимательно наблюдали за ними, оставаясь невидимыми. Наконец, ближе к ночи вернулся посланный на телеграф казак и принес приказ об отходе. Подхорунжий, мрачно выслушав его, покачал головой и тихонько буркнул:
        - Отойти тоже по-разному можно.
        Едва стало вечереть, он обернулся к своим подчиненным и с озорной усмешкой спросил:
        - Ну что, станичники, гульнем напоследок?
        Скинув черкески и заправив полы бешметов за пояс, казаки с обнаженными шашками и кинжалами крадучись двинулись вперед. Маскируясь на местности они, где пригнувшись, а где и на корточках осторожно подбирались вперед. Японцы, выставив часовых, постепенно начали укладываться. Палаток еще не ставили, поэтому солдаты, спасаясь от морской прохлады, жались к кострам. Два пехотинца поставленные в караул напряженно вглядывались в окружающую их темноту. Та казалась просто вязкой на ощупь и таящей в себе множество опасностей, поэтому рядовые крепко сжимали свои винтовки в руках, готовые в любую секунду открыть огонь по неведомому врагу. Однако время шло, а коварные северные варвары все не появлялись. Ужасно хотелось спать, поэтому солдаты, чтобы хоть как-то отвлечься стали негромко переговариваться, хотя это и было запрещено.
        - Сайто, - спросил один из них своего товарища, - а у тебя невеста есть?
        - Нет, - коротко отвечал тот.
        - Почему это нет, - удивился спрашивающий, - в городе же много девушек?
        - Мне было некогда, я учился. Ты лучше бы не болтал, а смотрел по сторонам, а то если господин подпоручик Аригава-сан услышит, нам не поздоровится.
        - Как это не было время на девушек, - не унимался словоохотливый солдат. - Слушай, ты может просто не любишь девушек, говорят у вас в городе много таких!
        - Это у вас в деревне все такие, - разозлился в ответ Сайто, - а я учился, и мне было не до глупостей!
        - Видно не очень хорошо учился, раз тебя призвали в армию.
        - Забери тебя заморские демоны! - выругался выведенный из себя бывший студент. - Сколько тебе раз говорить, что я пошел добровольцем.
        - Конечно добровольцем, - не стал перечить донимавший его, - зачем тебе дорожить жизнью, раз даже невесты нет!
        Какое-то время они молчали. Сайто от обиды, а его приятель напряженно думал, чем бы еще поддеть своего товарища. Наконец, придумав, он снова обернулся к нему.
        - Сайто, а, правда, что все русские носят бороду? Сайто, ты что молчишь, обиделся?
        Бывший студент молчал и солдат подвинувшись, толкнул его в бок. Тот, все так же молча, повалился на землю, уставив в темноту остекленевшие глаза. Однако его словоохотливый напарник так и не успел понять, что произошло. Чья-то жесткая ладонь зажала ему рот, а острая сталь чиркнула по горлу, раскроив его от уха до уха. Упав к ногам убившего его казака, захлебывавшийся кровью японский солдат успел лишь удивиться отсутствию у того бороды.
        Два десятка казаков это очень мало, чтобы противостоять в открытом бою, высадившемуся японскому батальону. Однако вполне достаточно, чтобы сняв в темноте часовых, вырезать несколько десятков уставших после тяжелой высадки и заготовки леса солдат. Когда на востоке начало всходить солнце, кубанцы уже были в седле и уходили в сторону Порт-Артура, а через седло одной из заводных лошадей висел связанный по рукам и ногам строгий подпоручик Аригава.
        Солнце, каждый день освещающее землю, может быть разным. Оно может сжигать своими палящими полуденными лучами изнемогающих от жары людей, а может ласково греть их замерзших после прохлады ночи. А еще оно может разбудить, как случилось этим утром с Ванькой. Вообще, в последнее время он вставал как весь экипаж "Осляби" ни свет ни заря, но оказавшись дома, он бессовестно продрых, пока пробивающиеся сквозь оконное стекло солнечные лучи, не разбудили его. Сладко потянувшись, кофишенк спустил ноги с кровати и блаженно улыбнулся. Прохор куда-то усвистал с самого утра и не стал его поднимать, а Кейко не было до него никакого дела. Но тут его голову как молния пронзила мысль, и мальчишка, подскочив как ошпаренный, принялся лихорадочно одеваться. Быстро натянув штаны и голландку, он выскочил из дома. Конюшня была пуста, значит, несносный камер-лакей не стал его будить, и сам отправился в порт.
        Впрочем, ничего еще не потеряно, броненосец с великим князем никуда из Порт-Артура не денутся, а за экипажем он еще может успеть. Припустив со всех ног по улице, Иван направился в порт но, завернув за ближайший угол, остановился как громом пораженный. Даже отсюда было видно, что внутренний бассейн пуст. Каким-то невероятным волшебством запертые в ловушке могучие броненосцы и крейсера оказались в открытом море. "Так вот зачем, Алексей Михайлович собирал команду" - запоздало подумал мальчишка и вдруг отчетливо понял, что эскадра отправилась в бой, а он остался на берегу. Осознание этого факта так придавило его, что он без сил прислонился к ближайшему дереву и зарыдал. Он прекрасно знал, что он уже большой и, что матросы не плачут, но ничего не смог поделать с собой и лишь размазывал кулаком текущие по лицу слезы. На подкашивающихся ногах, он вернулся домой и, войдя за дверь, едва не упал на пол. Это привлекло внимание Кейко, и она мелко семеня, подошла к нему и вопросительно взглянула в глаза. Девушка, почти совсем не говоря по-русски, умела задавать вопросы одним лишь взглядом и плачущий Ванька с
трудом простонал:
        - Эскадра ушла...
        По лицу китаянки мелькнула тень, и она почти бегом бросилась к лесенке ведущей на чердак. Иван с недоумением посмотрел на нее, а затем вспомнил, что из слухового окна на крыше хорошо видна часть гавани. Обратно девушка возвращалась со странным выражением лица на фарфоровом личике. Кофишенк по-своему поняв ее горе, шмыгнув носом, добавил:
        - И Алексей Михайлович ушел.
        - Ушел, - согласилась с ним Кейко.
        Пока мальчишка пытался сообразить, сказала ли она это по-русски или ему почудилось, входная дверь скрипнула, и послышались чьи-то шаги. Думая, что вернулся Прохор, Ванька встал и, шагнув навстречу, едва не налетел на бородатого жандармского ротмистра, тихонько ступающего в мягких кавказских сапогах. За его спиной виднелся камер-лакей с хмурым лицом и мордатый унтер.
        - Вы чего это? - изумился парень.
        - Тс, - приложил палец к губам Микеладзе и, отодвинув его, проскользнул дальше.
        В комнате послышался какой-то шум, и когда ничего не понимающий Иван смог заглянуть туда его глазам предстала совершенно удивительная картина. Кейко стояла, прижавшись к стене и размахивая рукой с маленьким кинжалом, а жандарм целился в нее из револьвера.
        - Положи ножик, - почти ласково сказал он ей, взводя курок.
        Девушка затравленно оглянулась и вдруг попыталась полоснуть себя по горлу лезвием своего оружия. Однако ротмистр, казалось, ожидал чего-то подобного и немедленно выстрелил. Стрелял он, впрочем, лишь чтобы отвлечь внимание и через секунду уже выкручивал ей руки, стараясь, при этом, не слишком помять.
        - Федченко, твою мать! - крикнул он унтеру, - ты, где застрял?
        - Здеся я ваше благородие, - прогудел здоровяк унтер, подбежав к нему и перехватывая руку служанки.
        - Вы чего это? - повторил кофишенк, когда к нему вернулся дар речи.
        - Ванька не лезь! - прикрикнул Прохор.
        - Да как же это не лезь...
        - Не смей, говорю, не твоего ума дело!
        Видя, что сопротивление бесполезно, Кейко обмякла и безропотно позволила себя связать. Затем жандармы вывели ее и, посадив в экипаж, увезли. Камер-лакей, тяжело вздохнув, присел в кресло и махнул парню рукой, садись мол.
        - Это чего было? - спросил все еще ничего непонимающий мальчишка.
        - Вот что я тебе скажу, Иван, - твердо сказал Прохор пристально глядя на него, - Христом-богом тебя прошу, забудь все, что ты сейчас видел! Потому как, ежели ты кому-нибудь хоть слово об сем вякнешь, я тебя сам как щенка утоплю! Понятно?
        - Почему ее арестовали?
        - Шпионка она Ваня.
        - А ...
        - Знает все Алексей Михайлович, - предупредил его вопрос камер-лакей.
        - А если Архипыч спросит?
        - Архипычу я сам скажу. Да он, старый хрыч, и так догадывался, я уж не знаю и как.
        - А если батя...
        - Слушай, Вань, она вам что, родня? Кума, али может сватья.... Вот чего твоему отцу об ей интересоваться? Ежели спросит, так скажи, дескать, не знаю. И весь сказ! Пойми ты, дурилка, мы с тобой не простому человеку служим. Оно только кажется, что таким как он ничего не бывает, чего бы не случилось. На самом деле, им карьеру испортить, как высморкаться. Ты помнишь брат нашего Алешки, Александр Михайлович в отставке был?
        - Сандро?
        - Я тебе покажу, Сандро! Ладно, при мне можно, а при Архипыче коли жизнь дорога не смей! Так вот, его в отставку отправили, потому как рапорт царю, помимо Алексея Александровича подал. А ить он, ни много не мало, а государю зять! А про Николая Константиновича слыхал?
        - Нет, а кто это?
        - Бывшего генерал-адмирала сын.
        - А, тот, который камень драгоценный с оклада у иконы украл, - вспомнил Ванька.
        - Ты что совсем дурак? Вот на хрена ему этот камень! Просто папенька его многим дорогу перешел, так ему и устроили, даром, что великий князь, а тачку на Сахалине катает*!
        - Да ну!
        - Вот тебе и ну! А шпионка в дому, это куда хужее камня, а потому добром прошу, помалкивай!
        - Ой, - вспомнил Иван, - а эскадра то в море вышла!
        - Знаю.
        - А ты почто меня не разбудил?
        - А чтобы ты на "Ослябю" не попал, - отрезал Прохор. - Алексей Михайлович так велел.
        - Да как же он без меня...
        - Тьфу ты пропасть! На броненосце почитай тысяча душ народу, а без тебя, видишь ли, нехватка!
        - Я фартовый, без меня с ним непременно что-то случится...
        - Да типун тебе на язык, - рассердился камер-лакей, - накаркаешь еще, избави боже!
        ----
        *Николая Константиновича, строго говоря, отправили не на каторгу, а в ссылку. Впрочем, эта информация была засекречена, и слухи ходили самые дикие. Хотя нельзя исключать, что Прохор нарочно сгущает краски, чтобы нагнать на мальчишку жути.
        С рассветом японская эскадра снова двинулась в бой, но тут ее ожидал сюрприз. Ночью русские миноносцы проскользнули к протраленному накануне проходу и набросали там мин. Разумеется, маленький дестроер это не большой минный транспорт вроде "Амура", и много мин взять не может, но шедшему впереди вспомогательному крейсеру "Синано-мару" мало не показалось. Взрыв от русского гостинца разворотил ему борт напротив кочегарного отделения и несчастный пароход, мобилизованный на военную службу, стремительно затонул. Делать нечего, пришлось тральщикам снова распускать свои снасти и утюжить море. Взбешенный очередной задержкой Того решил, что броненосец, пусть даже и устаревший, слишком опасный противник для броненосных крейсеров и на этот раз двинулся вперед сам с главными силами. Четыре броненосца, вне всякого сомнения, легко расправятся с одним "Севастополем" и "Россией", а на тот случай если русские крейсера попробуют сбежать через какой-нибудь одним им известный ход в минных полях, у острова Сан-шан-тао остался отряд из четырех броненосных ("Асама", "Якумо", "Ниссин", "Касуга") и двух бронепалубных
("Касаги", "Читосе") крейсеров. Еще два малых крейсера ("Чиода" и "Акицусима") дежурили у на всякий случай у Порт-Артура вместе с миноносцами. На тот случай если русским, каким-нибудь невероятным способом, все же удастся пробиться к транспортам, высадку прикрывали "Токива" и "Идзумо", а оставшиеся "Адзума" и "Иватэ" караулили в Цусимском проливе "Рюрик" с "Авророй".
        Увидев, кто на него двигается, командир "Севастополя" лишь коротко перекрестился. То, что шансов у него нет, было понятно сразу, но капитан второго ранга Кроун был не из тех, у кого опускаются руки, и русский броненосец, подняв боевые флаги на стеньгах, отважно двинулся в свой, возможно, последний бой. Адмирал Того, увидев, как одинокий русский корабль идет прямо на его отряд приказал открыть огонь. Могучие японские орудия обрушили на своего противника сотни килограмм стали и взрывчатки, но "Севастополь" шел среди огромных всплесков как заговоренный. Ответного огня не открывал, пока не приблизился к противнику до сорока пяти кабельтовых. Примерно в это время случилось и первое попадание фугасным снарядом в боевой марс русского броненосца. Малокалиберные пушки были давно сняты, а их место занял дальномер. Увы, все, что успели обслуживающие его моряки, это передать в последний раз дистанцию старшему артиллеристу. Взрыв, снесший фок-мачту, буквально испепелил их, оставив "Севастополь" без дальномерной станции. Однако его башенные орудия были уже заряжены и наведены на цель. Получив приказ наводчики,
затаив дыхание, нажали на педали пуска, и тяжелые снаряды полетели во врага. Впрочем, цели достиг только один из них, угодивший прямо в середину плиты верхнего пояса и не взорвавшийся. Тем не менее, удар был такой силы, что закаленная броня не выдержала и в ней образовалась довольно большая пробоина. Но море было тихим, ватерлиния далеко и боеспособность "Микасы" никак не пострадала. В ответ японцы просто завалили русский броненосец снарядами. Попадания стали происходить один за другим. Вслед за сбитой мачтой, за борт отправилась еще и труба, и скорость и без того не великая еще больше упала. На шкафуте вспыхнул пожар, носовая шестидюймовая башня замолчала, однако, остальные орудия его продолжали ожесточенно отстреливаться.
        Прошло, наверное, не более получаса, когда русский броненосец оказался совершенно разбит. Мачты и трубы его были сбиты, артиллерия приведена к почти полному молчанию и лишь одна казематная шестидюймовка упрямо продолжала вести огонь. Казалось еще немного и японцы уничтожат корабль, но неожиданно их огонь утих, и вражеские корабли один за другим стали разворачиваться и уходить в сторону протраленного прохода. Кроун не веря своим глазам вышел из боевой рубки и его глазам предстала картина ужасного разгрома. Казалось, не было не единой железной детали, которую не покорежило бы попаданием снаряда или осколка. Все что могло сгореть - горело, все, что могло быть разбитым - было разбито. Но, по какой-то неведомой причине, противник уходил, не добив их. Впрочем, бой был еще не окончен. Того уведя свои броненосцы не забыл отдать приказ миноносцам атаковать поврежденный русский корабль и те дружно бросились на показавшуюся им легкой добычу. Но тут выяснилось, что "Севастополь" все-таки не один. Наперерез вражеским дестроерам выскочили русские миноносцы, а из Дальнего на помощь спешила "Россия" и "Диана".
Японская атака была отбита и к почти потерявшему надежду на спасение броненосцу подошли буксиры начавшие заливать огонь на нем водой. Но отчего же Того решил отойти?
        Все о чем мечтал Алеша, осуществилось. Он стоял на мостике своего броненосца, право командовать которым, заслужил в бою. Пусть впереди сражение, может быть гораздо более тяжелое и кровавое, чем все предыдущие, но это и была та жизнь, которую он всегда хотел. Все что в его недолгой жизни не сложилось, он оставлял на берегу. Высокопоставленную родню и дворцовый этикет, разбитое сердце и несостоявшуюся любовь. Штабные дрязги и мелочные интриги... к черту! Есть только море и противник впереди. Делай что должно и будь что будет!
        - Как настроение Алексей Михайлович? - окликнул его стоящий рядом Иессен.
        - Превосходно Карл Петрович.
        - Ну-ну, как скажете.
        Выход дался русской эскадре не просто. Вынужденная стоянка плохо отразилась на боевом духе русских моряков. Ослабло рвение к службе, участились случаи нарушения дисциплины, причем не только со стороны матросов, но и офицеров. Полученный приказ "разводить пары и быть готовыми к выходу", казалось, никто поначалу не воспринял всерьез. Лишь на "Ослябе" и других кораблях первого броненосного отряда сразу же задымили трубы. На запрос о готовности к выходу, с "Цесаревича" и "Ретвизана" ответили нечто невразумительное, и обычно спокойный адмирал немедленно приказал сообщить им о своем неудовольствии. Начальника второго броненосного отряда адмирала Ухтомского это так удивило, что он лично прибыл на катере получить разъяснения. Неизвестно, что ему ответил Иессен, но князь выскочил из его салона как ошпаренный. А "Новик" и "Боярин" тем временем уже выходили в море. Несмотря на то, что проход считался закупоренным, тральные работы продолжались с прежней интенсивностью. Впрочем, японцы с той же энергией выставляли мины обратно. Так что во избежание подрывов впереди русских кораблей шли землечерпалки и грузовые
шаланды с тралами. Выход броненосцев прошел без эксцессов, а вот с крейсерами случилась беда. На только что вышедшем из ремонта "Громобое" случилась неполадка в машине, и он был вынужден застопорить ход. Идущий следом "Богатырь" едва не протаранил ему корму, но Стеманн оттолкнувший растерявшегося рулевого успел в последний момент переложить штурвал и крейсер вывалился из строя. Увы, из-за этого он покинул безопасное место и налетел на сорванную с якоря мину. Последовавший за этим взрыв поведал эскадре, что перед решительным боем она осталась без одного из лучших крейсеров. К счастью, несмотря на полученные им повреждения, "Богатырь" не погиб. Дав задний ход, его командир сумел выбросить свой корабль на берег и предотвратить катастрофу. Это происшествие также не способствовало поднятию духа, но, тем не менее, Иессен смог вывести оставшиеся корабли без потерь и двинулся дальше. Впереди шли разогнавшие японских разведчиков "Новик" и "Боярин" и миноносцы первого отряда. За ними сильно растянувшаяся колонна броненосцев. Первым шел "Ослябя", за ним "Пересвет", "Победа" и немного отстав "Ретвизан". Затем
"Цесаревич" под флагом Ухтомского? "Полтава", и "Николай" концевым. Параллельно им шли крейсера. Головным "Баян" под флагом Рейценштейна, затем "Громобой", "Аскольд" и "Паллада" и второй отряд миноносцев.
        - Я полагал, ваше превосходительство, - негромко сказал великий князь, - что вы перенесете свой флаг на "Ретвизан".
        - Я вам так надоел? - обернулся к нему Иессен.
        - Он гораздо лучше бронирован и вооружен, а потому куда лучше подходит для того чтобы возглавлять колонну, - не принимая его шутливого тона ответил Алеша.
        - Вздор! - отрезал адмирал, - я хочу идти в бой с людьми, в которых уверен. Право, Щенснович меня сильно удивил. И пренеприятно-с!
        - Наша затея с фиктивной закупоркой прохода удалась, - пожал плечами командир "Осляби", - причем настолько, что в это поверили не только японцы, но и наши.
        - Да уж, - усмехнулся в ответ командующий эскадрой, - прямо не знаю как вы меня и уговорили на такое. Просто, какое-то византийское коварство! Признайтесь честно, это все-таки ваша идея или Микеладзе?
        - Какая разница, - вздохнул Алеша, - главное, что она удалась.
        - Удалась ли? Столько времени сиднем просидели в гавани, что выходить разучились.
        - Неизбежная на войне случайность. Могло быть хуже.
        - Вы прямо как Плевако* заговорили!
        Эскадра, постепенно разгоняясь, шла вдоль побережья Квантуна. Иессен знал, что вчерашняя попытка противника прорваться в Талиенваньскую бухту была отбита. Но также он прекрасно понимал, что сегодня японцы попробуют снова и, возможно, куда большими силами. И теперь нужно было успеть, прежде чем они уничтожат оказавшиеся там по воле случая корабли. Для себя Иессен давно решил, что сосредоточение в Порт-Артуре большинства наличных сил было ошибкой. Слишком уж неудобной и тесной базой был этот порт. Практически беззащитный Дальний также не мог исправить этой ситуации. Все, решено, как только позволит обстановка часть крейсеров отправится в рейд, а затем уйдут во Владивосток. В первую очередь, "Россия" и "Громобой". Слишком большие, но при этом мало подходящие для эскадренного боя. И вспомогательные крейсера с ними. Только бы их не потопили, только бы успеть.
        -
        *Плевако. - Известный адвокат, начинавший свои речи в суде: - "Господа, а ведь могло быть и хуже!"
        Из-за того, что русские глушили радио искрой, разведчики слишком поздно донесли командовавшему японскими броненосными крейсерами адмиралу Катаока о том, что вражеская эскадра в полном составе вышла из Порт-Артура и младший флагман Того оказался в крайне щекотливом положении. Сражаться вчетвером против семи он не мог, но уйти, воспользовавшись преимуществом в скорости, тоже не имел права. Поскольку в этом случае, коварный враг мог запереть японские броненосцы в Талиенваньском заливе и либо расстрелять их, когда они попытаются выйти протраленным проходом, либо, дождавшись темноты атаковать их миноносцами. Впрочем, авизо с донесением уже послано к командующему, и броненосцы скоро покинут ловушку расставленную им хитроумными гайдзинами. Надо продержаться совсем немного и тогда русские заплатят сполна за свое вероломство. Вот только нельзя подходить слишком близко, подставляя свои корабли под ужасные бронебойные снаряды северных варваров.
        На протяжении всей войны, сражение обычно первыми открывали японцы, прекрасно стрелявшие на дальние дистанции. Однако на сей раз, первыми тишину разорвали пушки начавшего пристрелку "Осляби". Снаряды русского флагмана легли довольно далеко от идущей головной "Асамы", но Гревениц с Черкасовым нимало не смутившись, продолжали колдовать у приборов. Противник немедленно ответил, впрочем, с тем же успехом.
        - Ваше превосходительство, не пора ли перейти в рубку? - обратился к Иессену вахтенный офицер.
        - Из нее плохой обзор, - поморщился тот, - право же, эти отражатели, установленные на смотровых щелях, ничего не дают рассмотреть.
        - Ваше императорское высочество, может быть вы...
        - Успеем еще, - равнодушно отозвался Алеша, - расстояние великовато для их восьмидюймовок.
        Впрочем, всплески вставали все ближе к "Ослябе" и первые осколки от разрывающихся от удара об воду снарядов зазвенели по борту русского корабля.
        - Барон, вы скоро? - с некоторой ленцой в голосе спросил у флагарта адмирал.
        - Не извольте беспокоиться, - пробурчал сквозь зубы Гревениц и действительно, следующие русские снаряды подняли водяные столбы совсем рядом с противником.
        - Есть накрытие! - восторженно воскликнул Черкасов.
        - Передать дистанцию на "Пересвет"!
        - Есть!
        Идущий следующим за флагманом броненосец немедленно присоединился к ним, дав два полузалпа главным калибром. Затем его орудия замолчали, но тут же загрохотали пушки "Осляби". Так чередуясь, они вели пристрелку и вскоре наблюдатели доложили:
        - Есть попадание!
        - Ну, наконец-то, - тяжело вздохнул Алеша.
        Пока его корабль стоял в гавани, великий князь сделал все, чтобы расчеты его орудий главного и среднего калибра продолжали тренироваться. Он даже едва не поругался с Угрюмовым, настаивая, чтобы их не назначали на работы на берегу, а занимали боевой учебой. Правда, кроме стволиковых стрельб, польза от которых в бухте довольно сомнительна, других упражнений для наводчиков не было. Но что поделаешь, за неимением гербовой пишут и на простой. Зато подача снарядов и наводка орудий была доведена до совершенства и теперь люди действовали как живые механизмы, давая в сторону противника залп за залпом.
        - Какие снаряды? - поинтересовался он у Черкасова.
        - Пристреливались чугунными, - отозвался тот, - а сейчас стальные фугасы с трубками Барановского.
        - Хорошо.
        - Алексей Михайлович, - изогнул бровь адмирал, - да вы ведь, эдак, все модернизированные снаряды израсходуете и Того ничего не останется.
        - Его броненосцы слишком хорошо бронированы, - немного нервно возразил Алеша, - а вот с этими плавучими недоразумениями вполне можем сладить.
        - Эко, вы пренебрежительно о крейсерах противника, батенька, а ведь итальянцы совсем новые.
        - Так себе корабли, Карл Петрович, имел я возможность с ними ознакомиться. Мореходность низкая, экипажу тесно, скорость тоже не поражает. Броненосцы для бедных! Недаром их так в Южной Америке любят.
        - Зато вооружены недурно, - возразил Иессен, - и, кстати, мы их вполне могли приобрести. Чего-то главный штаб заартачился, по типу они нам, видишь ли, не подходят!
        - Соглашусь с Зиновием Петровичем*, по типу они нам и впрямь не подходят, хотя купить их все же следовало.
        - Как это так, ведь противоречите сами себе?
        - Вовсе нет, корабль, перекупленный у вероятного противника равен двум**. У нас на один больше, а у него на один меньше.
        - Остроумно, кстати, а давайте все перейдем в рубку, похоже, становится жарко.
        Противоборствующие эскадры все больше сближались, однако Катаока не собирался расходиться с русскими на контркурсах. Да и терпеть неожиданно точный огонь врага ему как-то не хотелось, а потому его крейсера отчаянно маневрировали, выходя из строя всякий раз, как снаряды противника начинали ложиться рядом. От попаданий его это все же не спасало, но серьезных повреждений пока удавалось избежать. Поравнявшись с "Победой", японский адмирал приказал повернуть все вдруг, что его корабли и проделали с немалым изяществом.
        - Вы только посмотрите, что они творят? - с веселой злостью воскликнул Иессен, - ведь до чего слаженно маневрируют сукины дети! Нет, не я буду, если не научимся так же.
        Очевидно, японский адмирал рассчитывал, что пользуясь превосходством в скорости, сможет сделать русской эскадре палочку над "Т", но тут в дело вмешался случай. Едва все японские крейсера закончили поворот и легли на обратный курс, на "Асаму" обрушился целый ливень снарядов. По нему и так вел огонь "Победа" и начал пристрелку "Ретвизан", а тут еще присоединился имевший репутацию отличного стрелка "Полтава". Сейчас трудно сказать чей снаряд нашел цель, но, как видно количество перешло в качество и один из стальных гостинцев вместо того чтобы поднимать высоченный всплески рядом с вражеским кораблем ударил его в кормовую башню. Тяжелый русский снаряд проломил гарвеевскую броню и исправно разорвался внутри, заставив детонировать сложенные там снаряды. Сила взрыва была такова, что восьмидюймовую башню подбросило вверх, как пробку из бутылки шампанского, а еще через несколько секунд огонь достиг погребов и ужасный взрыв возвестил о доблестной кончине храбрых японских моряков. Обреченный крейсер, мгновенно лишившись хода и доброй половины кормовой оконечности, начал быстро оседать на нее, а хлынувшая
внутрь котельных отделений вода поставила точку в разыгравшейся трагедии.
        Когда японцы заказывали фирме Армстронга "Асаму" и "Токиву", во многих флотах мира уже применялись новейшие водотрубные котлы системы Бельвиля, но склонные к консерватизму англичане остановили свой выбор на устаревших огнетрубных. Отчасти их можно было понять, новинка еще только начала применяться и даже в английском флоте у механиков с ними была куча проблем. Что уж тут ожидать от азиатов, только начавших свой путь к прогрессу. Впрочем, эти корабли стали последними в японском флоте с огнетрубными котлами, и следующая пара крейсеров получила таки свои бельвили. Но вот сегодня для многих японских моряков эта особенность оказалось роковой. Когда забортная вода достигла раскаленных котлов, они немедленно разорвались, выпустив находящийся под чудовищным давлением пар и разломав при этом днище обреченного крейсера. "Асама" стал стремительно погружаться и скоро только водоворот показывал место его последнего упокоения.
        - Вот это, да, - только и смог проговорить потрясенный Иессен, пока его подчиненные дружно орали - "Ура!"
        ------
        *Зиновий Петрович Рожественский. Контр-адмирал, начальник МГШ.
        **Через тридцать с небольшим лет эту фразу в нашей истории сказал ИВС.
        Японские крейсера, лишившись командования, какое-то время продолжали идти прежним курсом. Заметив это, русский адмирал приказал последовательно повернуть на четыре румба влево, чтобы сблизиться с дезорганизованным противником и расстрелять его. Впрочем, японцы быстро сообразили, что он хочет и, увеличив скорость, разорвали контакт. Понимая, что враг уходит, русские обрушили всю ярость своего огня на оказавшийся концевым "Якумо", но торопясь лишь мешали друг другу пристреливаться. Виляя меж вздымающихся вокруг всплесков подобно зайцу, убегающему от лисицы, японский крейсер, густо дымя из труб, вырвался из огненного мешка, получив все же несколько попаданий.
        Тем временем Того оставив недобитым "Севастополь" уже выводил свои броненосцы из едва не ставшим ловушкой залива. Похоже, русские опять его обманули, заставив играть по своим правилам. Но ничего, сейчас он все исправит! Впрочем, кажется, противник настроен более чем серьезно. Колонна броненосцев идет прямо на него, рассчитывая, очевидно, зажав его между собой и минными заграждениями, сойтись накоротке. Посмотрим, что у них получится, ибо превосходство в скорости за японцами!
        А на русском флагмане, Алеша немного раздраженно выговаривал артиллеристам.
        - Право, господа, ну что это была за стрельба? К чему мы столько тренировались, если при первом же удобном случае вся эскадра бросилась палить, "кто в лес, кто по дрова"!
        - Полно вам Алексей Михайлович, - возразил Гревениц, - отстрелялись мы весьма недурно. А самое главное метод пристрелки проверен и, как выяснилось, вполне работоспособен! Ну, а что первый блин комом, так без этого никак.
        - Ну, хорошо, хотя "Асама" явно не наша заслуга.
        - Наша не наша, какая разница? Главное за "Варяг" поквитались.
        - Тоже верно, кстати, мне кажется, кое в чем мы, все же ошиблись.
        - И в чем же?
        - Отрядную пристрелку надо вести не с головного, а со второго корабля в линии. Так мы смогли бы сосредоточить на противнике огонь не двух, а трех броненосцев.
        - Хм, в этом что-то есть. Впрочем, это мы попробуем в следующий раз, а сейчас нам предстоит торжественное рандеву со старым знакомым.
        Увидев японскую колонну, осторожно идущую в протраленном от мин проходе, Иессен азартно приказал прибавить ход, чтобы успеть занять выгодное положение и расстрелять анфиладным огнем лишенного маневра противника. "Ослябя" тут же начал разгоняться, увлекая за собой более быстроходные броненосцы и почти успел. Когда русский броненосец открыл огонь, "Микаса" был уже у самой границы минного заграждения. У Гревеница и его подчиненных было от силы десять минут пока идущий как по нитке флагман Того мог отвечать лишь из носовой башни и они сделали все что могли. Идущие на полном ходу русские корабли обрушили на японца целый шквал огня. Огромные всплески, поднимающиеся вокруг него, достигали верхушек мачт. Увы, было совершенно невозможно определить, где чей всплеск, для корректировки стрельбы, ясно были лишь что враг находится под накрытием, так что комендоры просто посылали в противника снаряд за снарядом, надеясь что количество перейдет в качество. Однако огромный броненосец был забронирован куда лучше погибшего только что крейсера и спокойно выдержал все пришедшиеся на его долю попадания. Покинув опасную
зону "Микаса" повернул на шесть румбов влево и немедленно ввел в дело свою многочисленную артиллерию. На "Ослябе" подняли сигнал остальным кораблям отряда вести огонь по способности и сосредоточили все внимание на вышедшем из огненной ловушки вражеском флагмане.
        Идущему вторым "Асахи" повезло гораздо меньше. Пристреливаясь по "Микасе" русские броненосцы дали несколько залпов с перелетом и один из снарядов по счастливой случайности угодил ему в носовую оконечность, разбив при этом якорную лебедку и подняв пожар. Пока его тушили, дым и огонь мешали японским артиллеристам стрелять. Впрочем, серьезных повреждений он так же не получил, так что выйдя из прохода броненосец повернув вслед за флагманом сцепился в артиллерийской дуэли с "Пересветом".
        Как это ни странно наиболее пострадал, идя по русским огнем третий японский броненосец "Сикисима". Возможно, дело было в том, что расстояние к тому времени сократилось, а может быть артиллеристы "Победы" и "Ретвизана" после утопления "Асамы" поймали кураж, но противник в короткое время получил четыре крупнокалиберных снаряда и почти десяток шестидюймовых. Один из них пронизал трубу японскому кораблю, значительно уменьшив тягу. Другой угодил в башню, заклинив ее.
        Третий проломил броню каземата и разорвавшись, заставил детонировать складированные рядом с пушкой снаряды и заряды. Последовавшие за этим взрывы уничтожили и два соседних орудия, а вырвавшееся на свободу пламя казалось, испепелит весь броненосец. Тем не менее, и он вышел из опасного коридора, после чего обрушил всю мощь уцелевшей артиллерии на "Победу". По "Хатцусе" огонь вели уже только "Ретвизан" с "Цесаревичем" и добились на двоих одного единственного попадания. Более тихоходные "Полтава" и "Николай" совсем отстали, но тоже время от времени пытались достать японского концевого ведущего перестрелку с "Ретвизаном".
        - Какой у нас ход? - мрачно спросил Иессен.
        - Шестнадцать узлов, - тут же ответили ему, сверившись с лагом.
        - Сейчас Того прибавит ход и начнет нас опережать.
        - Надеюсь, мы успели нанести ему немало повреждений, - с надеждой в голосе высказался Черкасов. Я видел не менее трех крупнокалиберных попаданий.
        - Надежда дело хорошее, но только не похоже чтобы японец сильно пострадал. Вон как жарит из всех стволов!
        - Это так, - согласился с адмиралом великий князь, - вот только скорость прибавлять он отчего-то не торопится. Впрочем, в артиллерии у него и так и преимущество.
        Действительно, у японских броненосцев главный калибр был калибром в двенадцать дюймов, против десяти на большинстве русских кораблей первого отряда и семь шестидюймовок в залпе против пяти. Не говоря уж о том, что они были лучше бронированы, а их комендоры лучше стреляли. В несколько лучшей ситуации был "Победа" ухитрившийся вывести носовую башню и половину шестидюймовок правого борта у своего соперника.
        - А не слишком ли мы от Ухтомского оторвались? - проронил кто-то из офицеров.
        - Князь то, как раз на "Цесаревиче" не отстал, - усмехнулся Алеша, а вот наши старички за колонной явно не поспевают.
        - Все таки, а почему Того не прибавляет ход? - задумчиво спросил Иессен не обращая внимания на разговоры.
        Причина этого выяснилась много позднее. Как оказалось, один из русских снарядов, опровергая известную поговорку, угодил в броневую плиту уже поврежденную "Севастополем". Будучи треснувшей, она не смогла противостоять новому удару судьбы и раскололась, причем изрядный кусок выпал в море, оставив вместо себя довольно большую пробоину. Так что теперь когда "Микаса" разгонялся, поднятая его форштевнем вода начинала поступать внутрь корпуса броненосца. Узнав об этом, японский адмирал был вынужден сбросить ход и противоборствующие эскадры шли практически с одной скоростью, обмениваясь друг с другом ударами. И тут русские моряки в который раз обратили внимание, что японские снаряды производя ужасные разрушения при попадании в небронированные части кораблей, совершенно беспомощны против защиты даже умеренной толщины.
        После гибели адмирала Катаока, командование тремя уцелевшими броненосными крейсерами принял командир "Ниссин" - капитан первого ранга Такеноучи. Не желая оставаться праздным во время сражения, он попытался вернуться и взять колону русских броненосцев в два огня, но тут дорогу ему преградил отряд Рейценштейна. Недурно бронированные "Баян" и "Громобой" могли не бояться своего противника, и смело пошли на сближение, связав его боем. А бронепалубные крейсера, напротив, сначала держались в стороне, а затем, развив максимально возможный ход, ринулись вместе с миноносцами первого отряда в сторону Быдзево.
        А в это время сильно избитый "Севастополь" входил на буксире в гавань Дальнего. Пожар на нем почти потушили, но все равно, исковерканные и закопченные борта показывали, насколько тяжело дался броненосцу этот бой. С берега за ним наблюдало немало любопытных глаз. Но если русские мастеровые, смотрели на покалеченный корабль с нескрываемой тревогой, то китайцы равнодушно или даже со злорадством. Среди последних был и господин Вонг нарядившийся на этот раз как средней руки торговец. Полюбовавшись на повреждения "Севастополя" и погадав о судьбе прочих русских кораблей, он собрался было идти домой, как к нему подошел оборванный китаец с грязной косой и подобострастно поклонившись, передал записку. Прочитав накарябанные на обрывке бумаги иероглифы, лжекитаец нахмурился и быстрыми шагами направился к дому Тифонтая. Оглядевшись перед калиткой и не заметив ничего подозрительного, Вонг вошел внутрь и скоро стоял перед купцом внимательно читавшего какую-то толстую книгу.
        - У вас есть для меня новости? - обеспокоенно спросил он, погруженного в чтение Тифонтая.
        - Да, - неопределенно махнул головой китаец.
        - Говорите.
        - Русская эскадра вышла из внутреннего рейда в открытое море.
        - Но... каким образом? Вы же утверждали, что до окончания работ по освобождению прохода еще не менее трех недель!
        - Как видите, я ошибался, - сокрушенно вздохнул тот.
        - Непростительная ошибка, надо немедленно сообщить нашему...
        - Я думаю, все ваши уже знают.
        - Что-то вы не выглядите слишком уж расстроенным, - протянул Вонг подозрительно глядя на своего собеседника.
        - С чего бы мне расстраиваться? - удивился тот, - я не являюсь подданным вашего микадо, и мне нет дело до его удач или поражений.
        - Негодяй, - процедил японец, - ты пожалеешь об этом!
        Выпалив это, он бросился на купца, но тот неожиданно проявив несвойственную его возрасту сноровку увернулся и бросил в шпиона первое, что подвернулось ему под руку - толстый фолиант Конфуция. Не ожидавший такой подлости Вонг растянулся на полу, но тут же вскочил.
        - Я всегда считал, что китайская философия выше японской, - покачал головой Тифонтай.
        - Надеюсь, в потустороннем мире эта мысль придаст тебе успокоения, - прохрипел лжекитаец, вытаскивая нож.
        - Поигрались и будет, - решительно заявил за его спиной, вышедший из соседней комнаты с двумя жандармами ротмистр Познанский.
        Вонг резко обернулся, одновременно замахиваясь ножом, но увидев, что на него смотря дула трех револьверов сник.
        - Я буду носить цветы на вашу могилу, - пообещал ему купец, - какие предпочитаете?
        - Не думаю, что у вас будет на это время, ибо мы скоро там встретимся, - отвечал шпион.
        - Ну, хорош, по-басурмански говорить, - прервал его унтер, отбирая нож и скручивая руки за спиной.
        - Рекомендую вам с самом скором времени покинуть Квантун, - сказал китайцу Познанский, дождавшись когда Вонга выведут. - Похоже, что здешний климат может оказаться вам весьма вредным.
        - Не премину воспользоваться вашим советом, господин ротмистр, - поклонился ему китаец, - если у достопочтенного господина Микеладзе нет для меня других поручений...
        - Я как раз передал вам слова Александра Платоновича.
        - Я думал, он лично придет за господином Вонгом, вероятно его задержали какие-то очень важные дела? Возможно, он наносил визит к племяннице...
        - Господин Тифонтай, - из голоса жандарма мгновенно исчезла вальяжность, - у его сиятельства князя Микеладзе действительно есть важные дела, о которых вам знать не обязательно. Мы очень благодарны вам за оказанное содействие и настоятельно рекомендуем покинуть наш богом спасаемый город, а так же как можно крепче забыть о некоторых известных вам обстоятельствах. Если вы в точности исполните эти наши рекомендации, то мы в свою очередь забудем о том, что ваше содействие было не совсем добровольным и ранее вы вполне исправно служили нашим врагам. Это понятно?
        - Более чем, господин Познанский.
        - Честь имею!
        ***
        На японских бронепалубниках, разумеется, заметили маневр проделанный крейсерами противника и попытались преградить им путь, но не тут то было. Красавец "Аскольд" подняв бурун упрямо рвался вперед, увлекая за собой своих товарищей, так что даже тихоходная "Паллада" сегодня почти не отставала от него. Два русских шеститысячника легко разогнали собачек адмирала Дева и ринулись вперед прокладывая дорогу более легким собратьям и миноносцам. Через два часа стремительного бега они достигли островов Эллиота и обогнув их ринулись к месту высадки японского десанта. Все это время их радиопередатчики продолжали забивать искрой японские переговоры, и охранявший караван транспортов адмирал Мису никак не мог понять, что же случилось. Увидев идущие на полном ходу вражеские крейсера, он очень удивился, но тут же двинулся им на пересечку. Имевшихся у него сил должно было хватить, чтобы надежно защитить своих подопечных, от прорвавшихся легких сил противника. Но, тем не менее, бой получился тяжелым. Большие русские крейсера, отчаянно маневрируя, атаковали японцев, заставляя их концентрировать огонь на себе и
проложили, таким образом, дорогу остальным. "Боярин" и "Новик" тем временем сцепились с "Сумой" и "Акицусимой" и "Тацута".
        А вот миноносцы, совершенно не обращая внимания на бой, подобно саранче ринулись истреблять японские пароходы, мобилизованные для перевозки войск суда. Японские вспомогательные крейсера и миноносцы пытались защитить своих подопечных, но все было тщетно. Русским удалось потопить три больших и пять маленьких транспортов, заставив остальных разбежаться в разные стороны. Капитаны тех судов что уже начали разгрузку приняли решение выбрасывать их на берег попытавшись спасти хотя бы людей. На некоторых транспортах офицерам удалось сохранить хотя бы подобие порядка и организованно спустить шлюпки, на других солдаты в панике прыгали за борт и пытались достичь берега вплавь. Многие утонули, но большинству все же удалось спастись, однако их испытания на этом не закончились. Вездесущий "Новик" ухитрился-таки прорваться сквозь завесу японских крейсеров и, пустив по транспортам несколько мин, принялся обстреливать берег из своих орудий. Прогремевшие взрывы так сильно подействовали на переживших высадку людей, что многие из них бросились искать спасения в окружающих лесах, где их потом долго отлавливали        Узнав, что моряки все это время просто морочили ему голову и в любой момент могли выйти в море, Стессель пришел в состояние бешенства. Грязно обругав всех имеющих отношение к флоту и вообще воде, генерал немного выпустил пар и крепко задумался. За этим занятием его и застала его супруга. Злые языки в Артуре приписывали мадам Стессель неограниченное влияние на своего супруга, что было почти правдой. Умная и волевая дама, действительно многое могла, но вот в чисто военные вопросы никогда не лезла, по крайней мере, напрямую. Вот и в этот раз, выслушав своего раздраженного мужа, она лишь кротко вздохнула и поинтересовалась.
        - А что Анатоль, раз наши моряки пошли в бой, так верно у них будут потери?
        - Да чтобы их всех потопили! - прорычал в ответ генерал.
        - Бедные матросики, - с жалостью проговорила Вера Алексеевна и тут же снова спросила: - а, как ты думаешь, если эскадра схватится с японцами, так они прекратят высадку и не смогут взять Порт-Артур в осаду?
        - С теми силами, что они успели высадить вряд ли.
        - А много ли они успели?
        - Точно не знаю, душа моя, - отвечал успокоившийся генерал, - но судя по донесениям четыре - шесть батальонов с артиллерией высадили. Может немного больше.
        - Ну, это совсем немного. В Китайском походе ты и больше громил.
        - Что, ты сказала, - немного удивленно спросил Стессель, - а ведь верно, если высадившиеся японцы останутся без поддержки, то их можно будет легко разгромить. Так ты советуешь...
        - Ах, о чем ты говоришь, Анатоль, - защебетала Вера Алексеевна, - как я могу тебе советовать, если я ничего в этом не понимаю! Просто если моряки победят с большими потерями, а ты победишь с малыми, то неизвестно кого еще объявят большим героем!
        - Ну, разгромить несколько батальонов противника, невелика победа...
        - Так напиши в донесении, что разгромил несколько дивизий! - в голосе генеральши зазвенел металл. - Только теперь немедленно отправляйся в Цзинчжоу и скажи этому бывшему жандарму, чтобы он оторвал свой зад от кресла и атаковал противника!
        Под напором супруги Анатолий Михайлович едва не вытянулся во фронт и не щелкнул каблуками, но мадам Стессель уже спрятала клыки и подарила ему самую обворожительную улыбку.
        - Просто мне кажется, мой дорогой, что Фок в последнее время слишком много о себе думает. Ведь это ты тут самый главный, не так ли, и если тебе в голову пришел такой хороший план, так пусть он пойдет и исполнит его.
        - Ты совершенно права Верочка, я немедленно отправлюсь к Фоку и прикажу ему действовать по разработанному мной плану.
        Сказав это, генерал заторопился, вызвал адъютанта и приказал ему готовиться к отъезду, не забыв прихватить в качестве конвоя единственную оказавшуюся в гарнизоне кавалерийскую часть - сотню Верхнеудинского казачьего полка. Не прошло и часа, как Вера Алексеевна провожала своего ненаглядного в поход. Помахав мужу рукой и перекрестив его на прощание, она грустно улыбнулась и тихонько сказала про себя:
        - Езжай уж, стратег!
        Чтобы ни говорили сторонники Дарвина, человек создан по образу и подобию божьему. Иначе как бы он смог создавать величественные здания, прекрасные картины, и другие произведения искусства? Впрочем, судя по всему, без какого-то животного тоже не обошлось. Вряд ли, конечно, это была обезьяна, скорее какой-то хищный зверь. Потому что, чтобы не создавал один человеческий разум, другой непременно приспосабливал к убийству себе подобных. Люди овладели металлами, но лишь для того чтобы ковать себе мечи. Они одомашнили лошадей, чтобы на войну можно было ехать, а не идти. Наконец, они подчинили себе силу пара и электричества, но все на что их хватило это построить огромные броненосцы способные закинуть тяжеленный снаряд на совершенно невообразимое расстояние.
        Вот и теперь тысячи людей, совсем недавно еще не очень-то хорошо знавших о существовании друг друга были заняты своим любимым делом - воевали.
        Закованные в стальную броню корабли обменивались с противником ударами стараясь нанести как можно больший вред. И преимущество, увы, опять было за японцами. Их корабли были больше, они были лучше бронированы и вооружены. Наконец их артиллеристы лучше стреляли. Иессен вероятно не раз уже пожалел, что не перенес свой флаг на мощный и хорошо защищенный "Ретвизан". К сожалению, высокобортный красавец "Ослябя" был совсем не так крепок, как броненосец построенный в далекой Америке. Его лишенные защиты оконечности, казалось, притягивали к себе вражеские снаряды, наносившие огромные разрушения. Впрочем, пока корабль сохранял боеспособность и вел ожесточенный бой со своим противником. Японцы, принужденные к бою на короткой дистанции буквально заваливали своих противников снарядами, впрочем, так же получая в ответ. Но русские корабли, к сожалению, были хуже защищены и потому получали куда более тяжкие повреждения. "Ослябя" еще как-то держался, а вот его собрату "Пересвету" приходилось туго. Половина его артиллерии бездействовала, небронированные участки борта разбиты. Одна из труб разорвана пополам и сбита
стеньга. Получившая при строительстве несколько лучшую защиту "Победа" куда легче перенесла огонь противника, лишенного к тому же доброй половины своей артиллерии. Лучше всех дела обстояли и на "Ретвизане" и "Цесаревиче". Хорошо забронированные, они безболезненно переносили японский обстрел, вполне успешно отвечая ему. Командир "Хатсусе" капитан первого ранга Накао увидев адмиральский флаг на "Цесаревиче" приказал стрелять по нему. На деле это привело к тому, что носовая его башня и большинство шестидюймовок вели огонь по "Ретвизану", а на долю флагмана Ухтомского пришлось лишь то, что осталось. В результате самые мощные русские броненосцы вели стрельбу практически в полигонных условиях. Увы, как не старался Вирен, ему все же не удалось совершить чуда и сделать из не слишком опытных артиллеристов виртуозов своего дела, но все же прогресс был налицо. Идущему концевым в японской колонне "Хатцусе" было совсем неуютно под огнем двух противников. А к ним потихоньку приближался третий. Механики "Полтавы" сделали невозможное, раскочегарив свой корабль до шестнадцати узлов, и самый лучший стрелок русской
эскадры, отыгрывая кабельтов за кабельтовым, догонял своего противника. Едва дистанция сократилась, носовая башня русского броненосца дала залп, легший с недолетом, но хорошо по целику. Следующие два легли гораздо ближе, а четвертый и вовсе, скорее всего, привел бы к накрытию, но тут события понеслись вскачь.
        В этой борьбе не желавших уступать друг другу соперников все должен был решить случай. Кто первым выбьет противника из строя, тот и победит!
        Адмиралу Того совсем не нравилось, что его колонна никак не может опередить своего соперника. Проклятая пробоина в носу все более захлестывалась водой, не давая кораблю развить полный ход. К тому же, русские все больше прижимали японскую колонну к берегу, вынуждая их сокращать дистанцию, на которой их проклятые снаряды становились все более действенными. Нужно было, во что бы это стало вырваться и смертельных клещей и вернуть себе свободу маневра.
        Впрочем, аварийные партии уже задраили носовые отсеки и подкрепили переборки, так что час гонки "Микаса" должен был выдержать. Получив заверения от командира корабля, что все возможное сделано, японский командующий приказал просигналить эскадре: прибавить ход до полного. Огромный японский броненосец, не дожидаясь ответа, ускорился, увлекая за собой своих собратьев. И тут японцам улыбнулась удача. Очередной двенадцатидюймовый снаряд угодивший в "Пересвет" разбил броневую крышку люка, а его осколок попал в подшипник левого вала и тот начал греться, угрожая расплавиться и лишить броненосец значительной части хода. Пришлось уменьшать обороты левой машины, и компенсировать поворот рулем. Скорость тут же упала и корабль начал терять место в строю. Сбитые стеньги не давали возможности просигнализировать о случившемся на "Ослябю" и командовавший "Пересветом" Бойсман не нашел ничего лучше как выкатится из колонны вправо, чтобы не подставляться под огонь всей эскадры японцев.
        - А вам не кажется, что огонь "Микаса" несколько ослабел? - поинтересовался у Алеши адмирал, за несколько минут до этого.
        - Так точно, - отвечал он ему, - одна из его двенадцатидюймовок перестала вести огонь.
        - Славно.
        На языке великого князя вертелось, что столь малое повреждение противника после почти полуторачасового боя мало чем может помочь, но он промолчал.
        - Есть попадание! - восторженно закричал Черкасов, увидев как на шкафуте японского флагмана вспыхнул пожар.
        - Ура! - поддержали его крик осиплыми голосами присутствующие.
        Но их крики тут же прервал полный отчаяния голос:
        - "Пересвет" вышел из строя!
        - Что?!!
        И действительно идущий вторым русский броненосец окутанный дымом от пожаров стремительно выкатился из строя. На японских кораблях тот успех встретили дружными криками "банзай!", а "Асахи" тут же перенес огонь на "Ослябю". Впрочем, ответ русских не заставил себя ждать. Броненосец "Победа", уже добившийся немалого успеха, продолжал выбивать артиллерию "Сикисимы", разбивая один за другим казематы с пушками. Вдобавок к этому, расчет кормовой башни, пытаясь вести огонь с максимальной скорострельностью, совсем перестал банить стволы и, как и следовало ожидать, при очередном заряжании произошел разрыв ствола. Все это привело к тому, что вполне исправный корабль практически лишился артиллерии и почти не мог стрелять по врагу. Японская колонна тем временем прибавила ход, и "Ослябя" оказался один против двоих противников. Мгновенно засыпанный снарядами русский флагман, отчаянно огрызался, и даже вколотил в "Микасу" напоследок один за другим три снаряда, но ужасные японские фугасы подобно исполинским тесакам располосовали ему трубы и он потихоньку начал отставать. Того мог торжествовать, его эскадра
вырвалась таки из огненного мешка и почти уничтожила при этом два вражеских корабля. Однако довольно оглянувшись назад, японский адмирал похолодел. За его флагманом шло всего три броненосца, причем на последнем из них "Сикисиме" бушевал пожар, а артиллерия молчала. Но это еще было полбеды, а где же "Хатцусе"? Увы, догнавшая-таки японскую колонну "Полтава" в последний момент сумела найти в защите своего противника "ахиллесову пяту". Двенадцатидюймовый русский снаряд с хирургической точностью ударил в единственное незащищенное у японского броненосца место - корму. Проломив борт, он проник в румпельное отделение и разорвался, уничтожив рулевую машину. К несчастью для японских моряков, как раз в этот момент в боевой рубке переложили штурвал, чтобы хоть немного сбить прицел пристрелявшимся, наконец, русским броненосцам. И поврежденный "Хатцусе", вместо того чтобы пойти вслед за своим флагманом покатился к русскому строю. На "Победе", с которой уже почти поравнялся японский броненосец, в первый момент подумали, что японец решился идти на таран, и Зацаренный приказал даже переложить руль, чтобы увернуться.
Однако скоро стало ясно, что противник потерял управление. Упускать такой момент было никак нельзя, и русские пушки перенеся огонь на нового противника загрохотали с максимально возможной скорострельностью. Дистанция сократилась сначала до пятнадцати, а затем и десяти кабельтовых. Промахнуться на такой растоянии было довольно затруднительно, и попадания следовали одно за другим. Вскоре весь нос японского корабля был разбит, а к "веселью" присоединился корабль Вирена. Башенная артиллерия построенного во Франции "Цесаревича" была не слишком скорострельна, однако ее огонь было легко сосредоточивать на курсовых углах.
        Таким образом, получилось, что лишившийся управления японский корабль с трех сторон расстреливали практически на пистолетной дистанции, правда, нельзя сказать, чтобы безнаказанно. Разворот позволил японцам ввести в дело артиллерию неповрежденного борта и русские броненосцы тут же почувствовали на себе, что противника рано списывать со счетов. Тем не менее, их превосходство было подавляющим. И хотя русским снарядам пока не хватало мощности пробить главный пояс или башни, но более тонкие траверзы и казематы не могли служить им преградой и они, пробив броню, калечили внутренности своего врага. Все это время японские моряки лихорадочно пытались поставить перо руля прямо, чтобы поврежденный броненосец мог управляться хотя бы машинами и когда он практически развернулся, им это удалось. Однако лучше бы они этого не делали, потому что теперь к нему на полном ходу приближались "Полтава" и несколько отстававший "Николай", а "Хатцусе" шел к ним навстречу будто агнец на заклание.
        Тем временем, на увлекшихся расстрелом потерявшего управление японца броненосцах заметили бедственное положение своего флагмана. Князь Ухтомский не был не то что хорошим, а вообще каким-нибудь флотоводцем, что, в общем-то, знали все на эскадре. Однако в данной ситуации он поступил совершенно верно. Просигналив на "Полтаву", чтобы они добивали подранка, "Цесаревич" вышел из строя и поспешил на помощь "Ослябе", ведя за собой вставших ему в кильватер "Ретвизана" и "Победу".
        На японском броненосце, получив небольшую передышку, не обольщались.
        Повреждения полученные им от трех противников были слишком велики, а приближавшиеся к нему "Полтава" и "Николай" несмотря на устарелость, славились своими артиллеристами. К тому же державшиеся до сих пор в стороне русские миноносцы, перестали изображать статистов и начали кружиться все ближе к ним, как будто прикидывая, созрел этот плод и можно ли его уже сорвать. Впрочем, на их счастье самые лучшие и скоростные миноносцы у русских были в первом отряде, ушедшем вместе с крейсерами к месту высадки десанта. Те же что подбирались у "Хатцусе", были из второго, в который собирали тихоходов склонных к поломкам.
        Идущий отдельно от главных сил бой броненосных крейсеров так же поначалу шел при явном преимуществе японцев. Будучи втроем против двух они массировали огонь то на одном, то на другом русском крейсере, старясь выбить его из строя. Однако те вовсе не собирались терять ход или управление и, отчаянно маневрируя, отвечали ударом на удар. "Баяну" удалось несколько раз поразить "Ниссин" и получить несколько попаданий в ответ. Самое тяжелое повреждение было от десятидюймового снаряда с "Касуги", но пока флагман Рейценштейна держался. Следующий за ним в кильватер "Громобой", пока не получил значимых повреждений возможно потому, что "Касуга" вел огонь в основном по "Баяну", а от восьми и шестидюймовых снарядов он был защищен достаточно надежно. Так продолжалось, пока японцам не удалось выбить из строя "Пересвет" и сосредоточить огонь на "Ослябе". Эссен первым сообразил, чем это грозит оказавшемуся в одиночестве флагману и указал на опасность Рейценштейну. Адмирал на секунду задумался, а затем отрывистым тоном отдал приказ, и русские крейсера, задымив из всех труб, ринулись на помощь.
        Хейхатиро Того с каменным лицом наблюдал за избиваемым русским броненосцем. Было очевидно, что тот получил тяжелые повреждения, однако тонуть упрямый корабль совершенно не собирался. А к нему с двух сторон уже спешили на помощь, и если крейсера не вызвали у него ничего кроме презрительной усмешки, то идущие на всех парах броненосцы могли доставить немало неприятностей. Дело было в том, что русские снаряды оказались вовсе не такими малодейственными, как казалось поначалу. Изрядно нахватавшись еще под анфиладным огнем выходя из Талиенваньского залива, "Микаса" немало получила от "Осляби" и вовремя линейного сражения. Его артиллеристы оказались настоящими специалистами своего дела, и даже прекрасная крупповская броня не смогла избавить японский флагман от повреждений. Но хуже всего была проклятая пробоина в носу. Через нее броненосец принял уже более пятисот тонн воды и трюмные механики не могли гарантировать, что поступление прекратится. Расшатанные от стрельбы подкрепления ослабли, и вода то тут, то там находила лазейки, чтобы проникнуть внутрь. Однако бросать недобитым русский флагман было выше
его сил и адмирал, скрепя сердце, приказал продолжать бой.
        Пылающая развалина, некогда бывшая красавцем "Ослябей", медленно брела по морю окутанная клубами дыма и избиваемая противником. Артиллерия его была приведена к молчанию, и лишь кормовая башня время от времени огрызалась по врагу, напоминая, что русский флагман еще жив и ведет бой. По странному стечению обстоятельств, единственным его неповрежденным местом оставалась броневая рубка. Несмотря на творившийся вокруг ад попаданий в нее почти не было и лишь несколько случайных осколков проникли внутрь, так никого и не задев. Все приборы в ней были исправны, все люди живы, а броненосец медленно умирал. Тягостное молчание людей все понимающих, но не могущих ничего предпринять повисло в тесном помещении. Внезапно всеобщее уныние прервал крик сигнальщика: - "Наши!" Действительно на помощь к обреченному кораблю спешили его товарищи, и в сердцах простившихся уже было друг с другом людей, радостно застучало: - "Не бросили, не забыли!" Первыми подоспели крейсера и отчаянный "Баян" выскочив перед японским флагманом начал по нему пристрелку.
        - Вы только посмотрите, что вытворяет Рейценштейн! - радостно воскликнул Иессен, - Право даже не ожидал от него...
        - У него там Николай Оттович, - хрипло отозвался Алеша, - с ним и не такое вытворишь!
        - А вон "Цесаревич" ведет колонну, - загомонили с другой стороны, - видать, они "Хатцусе" уже добили! Сейчас раскатаем японцев, как пить дать раскатаем.
        - Боюсь уже без нас, - грустно проронил великий князь, не разделявший отчего-то всеобщего воодушевления.
        - Да что с вами, Алексей Михайлович? - удивленно спросил командующий, - ну, да, попало нам знатно, так мы рядом с базой. Господь не без милости доведем броненосец до Порт-Артура, да и починим.
        - Вам надо перейти на другой корабль, - не слушая его, продолжал говорить Алеша, - лучше всего на "Ретвизан"...
        Лицо командира "Осляби" все больше бледнело, и с трудом договорив, он вдруг вынужден был схватиться за амбушюр*. Все присутствующие с недоумением обернулись к нему и вдруг горнист, заметивший как на белоснежном мундире великого князя расплывается красное пятно, с ужасом закричал:
        - Его императорское высочество ранен!
        --------
        *Амбушюр. - Переговорное устройство на корабле.
        Когда Стессель появился в штабе четвертой дивизии, их превосходительство генерал Фок изволили обедать. Александр Викторович с утра находился в превосходном расположении духа и никакие мелкие неприятности, вроде высадки японцев в шестидесяти верстах от него, не могли испортить ему настроения. Во всяком случае, он так думал. Впрочем, поначалу визит начальника Квантунского укрепленного района не показался ему чем-то неприятным. Ну, подумаешь, посетил, дело то житейское. Но, дальше все пошло совсем не так как он рассчитывал. Анатолий Михайлович, с которым у него успели сложиться вполне приятельские отношения, был сегодня настроен крайне нелюбезно, присоединиться к трапезе отказался и потребовал точных сведений о нахождении японцев. Услышав это Фок почувствовал себя немного неловко. Дело в том, что выставив караулы вокруг своей позиции он совершенно не озаботился разведкой. Однако бывший жандарм скоро нашелся и приказал позвать подхорунжего Стражи КВЖД Нестроевого, недавно притащившего со своими казаками пленного японского офицера. Японского языка никто в дивизии Фока не знал, а по-китайски он общаться
отказывался. Так что генерал решительно не мог себе представить, что с ним делать. Бравый подхорунжий явился через несколько минут и четко доложил обо всех обстоятельствах дела.
        - Что говорит пленный? - важно осведомился Стессель.
        - Не могу знать, ваше превосходительство, - гаркнул казак, - не говорит по-нашему!
        - Что же переводчика не сыскали?
        - По-китайски тоже молчит анафема!
        - Так прислали бы его в Артур, - рассердился генерал, - уж у нас бы ему язык развязали!
        - Их превосходительство генерал Фок не велели!
        Впрочем, начальник укрепрайона уже сообразил, что такое решение вне компетенции казака и сменил гнев на милость.
        - За взятие пленного полагается тебе братец крест. Но может, кто еще отличился, так ты доложи, за богом молитва, а за царем служба не пропадает!
        - Так все и отличились, ваше превосходительство, - усмехнулся подхорунжий, - мы к ним ночью, когда наведались все кинжалы и шашки кровушкой напоили.
        Стессель, взглянув в глаза казаку сразу понял, что тот не лжет и немного поежился.
        - Ну, все так все, ступай пока братец! А пленного приказываю доставить в Порт-Артур и передать ротмистру Микеладзе.
        - Слушаюсь!
        - Анатолий Михайлович, - снова подал голос Фок, - может, все-таки перекусишь с дороги?
        - Боюсь, господин генерал-майор, - процедил тот в ответ, у нас нет на это времени! Вы может, не обратили внимания, но вокруг война-с! А у вас противник под носом творит что хочет. Приказываю немедленно выдвинуться вперед и атаковать!
        - Анатоль, какая муха тебя укусила, да там их, наверное, дивизия уже высадилась. А если их флот поддержит? Нет, я решительно тебя не понимаю...
        - Их флот сейчас сражается с нашим, - нетерпящим возражений тоном прервал его Стессель, - и если мы не поторопимся, то все лавры достанутся опять морякам. Посему извольте выполнять!
        - Как сражается? Ведь проход загорожен...
        - А так! Ничего эти черти узкоглазые не загородили, это наши флотоводцы доморощенные притворились, будто их закупорили. А теперь дождавшись пока японцы сами с транспортами придут им в руки, перетопят их и прямиком в спасители отечества!
        - Черт возьми! - только и смог проговорить Фок.
        - Вот именно! А потому приказываю вам генерал, немедленно выступайте и рассейте тех, кто успел высадиться!
        - Но ведь туда более шестидесяти верст...
        - Так чего же ты ждешь? - Стессель перестал говорить официально и перешел к обычной при разговоре между ними манере. - Пошли для начала хоть разведку и выдвигайся!
        ***
        Дивизия генерала Фока была создана совсем недавно из бригады, которой он командовал прежде. Правда, как это часто бывает при реорганизациях, в ходе ее от исходной части мало что осталось. Каждый из четырех батальонов бывших в бригаде прежде развернули в полк, изъяв перед тем по одной роте для формирования других частей.
        В результате в новообразованной дивизии кадровых солдат оставалась едва ли треть, щедро разбавленных как безусыми новобранцами, так и запасными - степенными бородатыми дядьками, давно забывшими солдатскую премудрость. Ситуация несколько улучшилась когда к дивизии присоединили пятый Восточносибирский стрелковый полк полковника Третьякова, который по счастливой случайности как раз и располагался в Цзинчжоу. Казалось бы, раз под рукой хорошо обученный кадровый полк, так его и надо послать в наступление. Однако генерал Фок, движимый какими то своими резонами приказал первым выдвинуться одному батальону из числа расквартированных в Талиенване, усилив его полубатареей. На что он рассчитывал, сказать трудно. Возможно на то, что пока будет происходить перегруппировка, ситуация разъяснится и приказ отменят. Однако время шло, приказа оставался в силе и русский авангард, растянувшись длинной колонной, двинулся навстречу своей судьбе.
        Японцы после ночного налета казаков быстро сделали выводы и помимо караулов вокруг лагеря выслали по всем дорогам усиленные дозоры и выставили охранение. Самый дальний из них дошел до деревни Сяготунь примерно в половине пути от Быдзево до Цзинчьжоу, где и занял позицию, незадолго до того, как туда подошли первые две русские роты. У японского командира было под рукой вполовину меньше людей, однако он не растерялся. Заняв своими солдатами прилегающие к дороге высоты, он дождался, когда русский отряд оказался перед ним как на ладони и приказал отрыть огонь.
        Ситуация усугубилась тем, что Фок посчитавший что казаки и командовавший ими подхорунжий подвели его, не стал брать их с собой. Вместо этого впереди русского авангарда гарцевали на конях несколько стрелков из охотничьей команды во главе с подпоручиком Николаенко. Недавно закончивший училище офицер успел составить себе репутацию требовательного и придирчивого начальника, быстрого при том на расправу. Последнее очень импонировало генералу Фоку, весьма поощрявшему своих "дантистов*", несмотря на то, что в последнее время в армии подобные вещи стали редкостью. Метивший в адъютанты подпоручик был плохо знаком с местными реалиями, а его солдаты более следили за тем, чтобы держать в порядке амуницию, нежели смотрели по сторонам и потому, японская засада осталась ими незамеченной.
        Скрывавшиеся на заросших кустарником холмах японцы дождались, когда русская колонна окажется между ними открыли самую частую стрельбу, на какую только были способны их винтовки.
        Попав под плотный огонь, стрелки разделились. Одни взялись за оружие и принялись отвечать своему противнику. Другие же растерялись и побежали, в панике бросая амуницию, и устилая при этом землю телами в белых рубахах.
        Положение спас командир полубатареи приказавший снять пушки с передков и немедленно начав обстреливать близлежащие склоны шрапнелью. Противник, впрочем, не стал дожидаться, пока не слишком опытные русские артиллеристы нащупают его позиции, и стал организованно отходить, потеряв всего несколько человек.
        Едва прогремели первые выстрелы, подпоручик Николаенко поначалу немного растерялся, не зная за что хвататься, за револьвер или шашку. Затем, он вздумал было галопом скакать обратно, но тут японцы принялись стрелять и по ним. Одна из пуль попала в офицерского коня и тот, взвившись от боли, упал набок, придавив подпоручику ногу. Подчиненные его, недолго думая, дали стрекача бросив своего начальника одного. Неожиданно для него самого, голова молодого офицера попавшего в безвыходное положение начала мыслить чрезвычайно ясно. Стараясь не выдать себя движением, Николаенко буквально кончиками пальцев расстегнул кобуру и, взведя курок, притворился мертвым. Как он и ожидал, японцы не могли оставить без внимания такую добычу как вражеский офицер и несколько солдат короткими перебежками двинулись к нему. Увидев, что он лежит, не подавая признаков жизни, они перестали осторожничать и кинулись к нему гурьбой и в этот момент подпоручик выстрелил. Расстояние было смешным и, несмотря на неудобство, подпоручик расстреливал их одного за другим как в тире. Некоторые пытались палить из винтовок в ответ, но тут
лошадиная туша из обузы превратилась в защиту и приняла на себя вражеские пули. Наконец барабан опустел, и офицер откинулся на землю. Больше он ничего сделать не мог, ведь даже если бы ему и удалось дотянуться до сумки с запасными патронами, вряд ли он успел бы перезарядить казенный наган. Послышались осторожные шаги, и к нему вышел невысокого роста кривоногий японец с винтовкой наперевес. Радостно ощерившись при виде беспомощного состояния Николаенко, он замахнулся, как будто примеряясь куда ловчее воткнуть штык. Подпоручик не был трусом, но в этот момент нож, закрепленный на винтовке, показался ему таким страшным, что молодой человек невольно зажмурился. Однако с закрытыми глазами ждать неминуемой смерти было еще страшнее, и он прикусил губу, чтобы не закричать от ужаса. Выстрел прозвучал хлестко как удар плети по обнаженной плоти и на почти простившегося с жизнью офицера мешком свалился собиравшийся заколоть его японец. Через некоторое время, ничего не понимающий Николаенко почувствовал, как кто-то пытается вытащить его из-под лошади. Открыв глаза, он с удивлением увидел, что ему пытается помочь
Фролов, самый бестолковый солдат в команде, которому больше всех доставалось от строгого молодого начальника. Невысокого роста, кряжистый с некрасивым грубым лицом он плохо маршировал, отвратительно выполнял ружейные приемы и органически был неспособен запомнить хоть что-нибудь на занятиях словесностью. Держали его в команде только за умение обращаться с лошадьми. В этом Фролов был абсолютным кудесником, буквально чувствующим каждую даже самую малую надобность своих четвероногих подопечных. Те отвечали ему полной взаимностью и тянулись к неуклюжему и вечно замызганному солдату, проводящему с ними все свое время. Это было его единственным достоинством, не спасавшим, впрочем, от кулака подпоручика, за исключением одного. Фролов прекрасно стрелял.
        - Эх, какую коняку загубили, черти узкоглазые, - приговаривал он, вытаскивая своего командира из-под лошадиной туши.
        - Спасибо тебе братец, - пролепетал спасенный.
        Николаенко вдруг очень захотелось сказать ему что-то любезное и он сбивчиво стал говорить, что теперь Фролову за спасение офицера непременно дадут крест, а затем отчего-то спросил, откуда у того кровоподтек на скуле и тут же сконфужено замолчал, припомнив что сам его и ударил поутру. Солдат в ответ внимательно посмотрел на смутившегося офицера и неожиданно ухмыльнувшись, ответил:
        - Коняку ковал бестолковую, ваше благородие, вот и лягнула сволочь!
        -------
        *Дантист. - Прозвище офицеров злоупотреблявших рукоприкладством.
        Узнав, что его авангард попал в засаду, генерал Фок остановил наступление, доложив, что встретил превосходящие силы противника и ведет с ними бой. Однако Стессель уже знающий результаты сражения эскадр, оставил его донесение без внимания и послал очередной приказ - атаковать! Начальнику четвертой дивизии ничего не оставалось делать, как подчиниться, тем более что приказ был привезен не князем Гантимуровым, как обычно, а лично его императорским высочеством Борисом Владимировичем.
        Великий князь не смог усидеть в штабе и узнав, что начались бои на сухопутье, вызвался отправиться с приказом. Генерал Стессель отнёсся поначалу к этой идее без энтузиазма, однако его порученец опять был отправлен в маньчжурскую армию, и ему пришлось скрепя сердце согласиться. Тем более что лейб-гусар обещался вести себя осмотрительно и на рожон не лезть. Отправив с ним для охраны высокой персоны и собственного успокоения сотню верхнеудинцев, Анатолий Михайлович принялся ждать известий и они не заставили себя ждать.
        Пока войска Фока стояли, японцы так же успели подтянуть подкрепления, включая несколько, с большим трудом выгруженных с выброшенных на берег пароходов, полевых пушек. Так что теперь русский авангард встретили не только винтовочные, но и орудийные залпы. Стрелковые цепи, осыпаемые вражескими гранатами, сначала остановились, а потом, устилая землю телами в белой форме, отошли на исходные позиции. Ответ не заставил себя ждать, на ближайшую пологую вершину вихрем влетела русская полубатарея и, мгновенно сняв орудия с передков, выпустила по вражеской артиллерии несколько снарядов. Противник немедля начал отвечать и между ними завязалась ожесточенная перестрелка. Японским наводчикам первым улыбнулась удача и угодившая в одну из русских пушек граната, снесла ее с вершины, проредив осколками расчеты соседних. Однако этот успех оказался последним и над стоящей открыто японской артиллерией вспухли облачка разрывов шрапнели. Вырвавшиеся на свободу из тесных снарядов чугунные пули в мгновение ока выкосили японскую обслугу, и пушки лишенные артиллеристов беспомощно замолчали. Пехота, ободренная поддержкой,
снова пошла в атаку, но встреченная густыми винтовочными залпами залегла. Русские пушки несколько раз прошлись огненной косой по занятым японцами склонам, но без особого успеха. Таким образом, на фронте воцарилась шаткое равновесие, готовое в любой момент рухнуть. Мрачно наблюдавший за ходом боя Фок, недовольно покривился. Генерал считал наступление на Быдзево сущим безумием, грозящим русскому отряду, далеко удалившемуся от основных сил, окружением и разгромом и был готов после первых японских залпов повернуть обратно. От этого шага его останавливал только находящийся при нем великий князь Борис Владимирович. Гусарский поручик, казалось, просто упивался видом сражения и готов был в любую минуту кинуться в самую гущу схватки. "Черт бы тебя взял!" - неприязненно думал Фок, имея в виду не то члена императорской фамилии, не то капитана Гобято заставившего молчать японские пушки.
        - Разрешите доложить, ваше превосходительство, - выскочил как черт из табакерки подхорунжий Нестроевой. - Осмелюсь доложить, что японцев можно обойти правым флангом. Там у них только дозор - человек двадцать. Возьмем по-тихому в ножи, ни один и не пикнет.
        - Молчать! - взвился не терпевший инициативы подчиненных генерал, - я, кажется, не отдавал никаких приказаний! Кругом марш! Пшел вон, каналья!
        Немного опомнившись, Александр Викторович оглянулся в сторону великого князя, но тот всецело занятый происходящим на поле боя не обратил внимания на разнос устроенный им казаку. Подхорунжий, скрипнув зубами, отошел прочь и снова исчез, как будто и не появлялся. Борису, тем временем, очевидно, наскучило смотреть в бинокль и он, одернув мундир, повернул коня.
        - Прошу прощения господа, - заявил он обернувшимся на него офицерам штаба, - кажется, третья бутылка вчера была лишней.
        Штабные понимающе переглянулись и не обращали более внимания на направившегося к кустам гаоляна великого князя. Однако тот не стал спешиваться возле зарослей и направился прямиком к стоящим неподалеку верхнеудинцам.
        - Здравия желаем вашему императорскому высочеству, - поприветствовали его забайкальцы.
        - Сотник, казаков в седло, - коротко приказал ему Борис Владимирович.
        - Их превосходительство отдали приказ? - обрадованно спросил казачий офицер.
        - Отдали-отдали, - улыбнулся великий князь.
        - Казаки на конь!
        Поддерживаемая артиллерией русская пехота снова поднялась в атаку. Выставив вперед штыки, солдаты бежали на врага, надрывая глотки в надсадном крике превращавшимся в жуткий вой. Казалось, ничто не сможет их остановить, но гордые сыны ямато нисколько не уступали своему противнику в воинской доблести. Их офицеры схватились за сабли и подняли своих подчиненных навстречу врагу. Примкнув ножевидные штыки к своим арисакам японцы неудержимо рванули вперед и скоро две волны белая и синяя схлестнулись посреди неширокой долины. Несколько тысяч человек, до сих пор не подозревавших о существовании друг друга, с упоением дрались, кололи штыками, стреляли один в другого. Поначалу бегущим под гору японцам удалось несколько смять цепи сибирских стрелков, однако скоро выяснилось, что в среднем русские выше и сильнее низкорослых японцев, а их винтовки со штыками куда длиннее, чем у их противников. Подпоручик Николаенко вместе со своей командой тоже участвовал в том бою. Когда японцы контратаковали, он ринулся вперед, ужом вертясь между противниками, стреляя в одних из нагана и отбивая штыки других шашкой. Как будто
мстя японцам за пережитый в прошлом деле страх, молодой офицер целый день бравировал своей храбростью, не кланяясь пулям и раз за разом, поднимая оробевших солдат в атаку. Налетевшие гурьбой японцы едва не сбили его с ног, но расстрелявший барабан наган подпоручик сумел-таки вырваться и пластал саблей так, как былинные богатыри мечами. Вскоре справившиеся с первым замешательством стрелки догнали его и, круша врагов штыками и прикладами, рванули вперед. Японцы, впрочем, не собирались уступать и отчаянно контратаковали, стараясь достать своих противников. Давно распрощавшийся с жизнью Николаенко продолжал азартно рубить врагов, но в какой-то момент понял, что рядом никого кроме своих нет. Немного растерянно он оглянулся и понял, что сражаясь, поднялся со своими солдатами на вершину холма.
        - Казаки, - коротко пояснил недоумевавшему офицеру, находившийся целый день рядом с ним Фролов и неопределенно махнул вперед рукой.
        Подпоручик посмотрел в ту сторону и увидел, как бегущих японцев преследует по-разбойничьи гикающая и свистящая казачья лава. Впереди забайкальцев скакал молодой офицер в приметной венгерке и азартно рубил отставших врагов.
        - Ваше благородие, - подал голос кто-то из солдат, - а чего дальше делать то?
        - А вон видите, пушки японские стоят, - нашелся офицер, - добежите до них первыми и все с крестами будете.
        Охотники тут же двинулись к брошенным орудиям и, окружив их, принялись убирать трупы и собирать валяющуюся вокруг амуницию. За этим занятием и застал их объезжающий поле боя генерал Фок. Приняв доклад от Николаенко, он сдержано похвалил его и приказал штабным не забыть в реляции о захвате вражеской батареи.
        - Героев всех к крестам! - выкрикнул он напоследок и тронул поводья.
        - Покорнейше благодарим ваше превосходительство, - гаркнули в ответ повеселевшие солдаты, но генерал уже двигался дальше.
        Скоро к нему подскакали великий князь и сотник с подхорунжим. Борис Владимирович громко доложил об успешной атаке и преследовании неприятеля, и Фоку волей неволей пришлось благодарить за службу его казаков. Командир верхнеудинцев сотник Григорьев , кажется, так и не понял что произошло, а вот хитрое лицо кубанца не оставляло сомнений - знает подлец! Знает и втихомолку смеется над генералом. Настроение было испорчено окончательно, и Александр Викторович дернул поводьями. В этот момент, один из лежавших до сих пор на земле без признаков жизни японец вскочил и, подхватив винтовку, выстрелил в генерала. Конь, испуганный выстрелом, взвился на дыбы, и раненый Фок кулем вывалился из седла, лишь по счастливой случайности не запутавшись в стременах. Все произошло настолько быстро, что никто не успел среагировать ни на выстрел, ни на падение начальника.
        --------
        *Охотничья команда. - Подразделение в полках Русской Императорской армии примерно соответствующее нынешней разведроте. По штату в восточно-сибирских полках должны были составлять 144 человека. Были как пешие, так и конные охотничьи команды.
        Людмила Сергеевна Валеева и прежде проводила большую часть своего времени в госпитале, а в последнее время и вовсе забыла дорогу домой. Прошедшее между русским и японским флотами сражение имело последствий, но для врачей и сестер милосердия главным было огромное количество раненых поступивших в береговые госпитали. Хирурги сбились с ног от усталости, извлекая из тел бесчисленные осколки, отрезая поврежденные конечности и зашивая рваные раны, но, несмотря на все их усилия, многие умирали, пополняя христианское кладбище Порт-Артура. Раненых было так много, что даже офицерские палаты были переполнены паче всякой меры и только один пациент был удостоен отдельной - великий князь Алексей Михайлович. Когда Мила узнала, кого именно с такими предосторожностями привезли в их госпиталь дюжие моряки, сердце ее оборвалось. Каждый день она видела ужасные раны и даже смерти, но он - он казался ей неуязвимым, подобно древним героям. Увы, у этого Ахиллеса тоже нашлась своя пята и случайный осколок, влетевший в тесноту рубки и никем поначалу незамеченный, едва не лишил его жизни. Однако и сейчас после операции
жизнь его продолжала висеть на тоненьком волоске. Состояние великого князя было стабильным, но он никого не узнавал, да и вообще было не совсем понятно в сознании ли его императорское высочество. Разумеется, столь высокопоставленный пациент был окружен всей возможной заботой и вниманием. Врачи по нескольку раз в день навещали его, всякий раз устраивая консилиум, но все было тщетно. Наконец, по госпиталю стали ползти слухи, что Алексей Михайлович и вовсе не жилец. Впрочем, Людмила Сергеевна относилась к подобным слухам с крайним недоверием. То, что благородный спаситель, занимавший без остатка все её сердце и все ее помыслы, находится рядом, наполняло девушку удивительным чувством. Она не была восторженной дурочкой и прекрасно понимала, что ей не суждено быть с ним и, поправившись, великий князь, скорее всего, и не вспомнит о ней на следующий день. Но быть рядом с ним, заботится о нем, разве возможно большее счастье? А когда он поправиться... Господи, да только бы он поправился! Да она влюбилась, может быть, первый раз в жизни. Нельзя же, в конце концов, воспринимать за настоящую любовь, то мимолетное
чувство к лопоухому мальчику из их двора, ходившего в мужскую гимназию и танцевавшего с ней на новогоднем балу. Однако заботы сестры милосердия не могли ограничиваться одним пациентом, и всякий раз к вечеру Людмила валилась с ног от усталости. Но нужно было еще обойти все палаты, проверить все ли в порядке и лишь потом, можно было немного отдохнуть. Наконец все дела были закончены, и девушка в изнеможении присела на стул в сестринской. "Немного посижу" - подумала она и незаметно для себя провалилась в беспокойный сон. Трудно сказать, сколько она спала, но услышав совсем рядом шаги, мгновенно проснулась и, одернув платье и платок с крестом, вышла в коридор. В коридоре на нее немного обалдевшим взглядом смотрел слуга великого князя, некогда подравшийся с ее племянником. Кажется, его звали Иван. Вид у мальчишки в последнее время был неважный. В госпитале он появился почти одновременно со своим хозяином, прибежав из порта. Следом за ним приковылял старый матрос с георгиевским крестом на фланельке и с тех пор оба они дневали и ночевали у кровати своего молодого господина. То, что он никак не может прийти в
себя вызывало и обоих такое неподдельное горе, что вид их мог вызвать жалость даже и привычных к виду страданий служащих госпиталя. Лихорадочно глядя на Милу умоляющими глазами, Ванька жалобно сказал:
        - Барышня, сделайте божескую милость, пойдемте с со мной...
        - Что случилось, Ваня?
        - Алексей Михайлович... тама... зовут...
        - Да конечно, пойдем.... Погоди, что ты сказал, Алексей Михайлович очнулся?
        - Да, пойдемте скорее!
        - Господи, да что же это! Надо же доктора...
        - Архипыч сказал не надо доктора! - отрезал внезапно ставший серьезным кофишенк, - Раз вас зовет, стало быть, вас надо и звать.
        - Он звал меня?
        Смог бы кто сохранить хладнокровие, узнав о том, что любимый человек, находящийся при смерти зовет ее? Людмила Сергеевна тоже не смогла и опрометью бросилась в палату великого князя. Тому, похоже, действительно было лучше и взгляд его, обыкновенно глядевший в пустоту, остановился на девушке вполне осмысленно.
        - Ты пришла, - спросил он еле слышно.
        - Могла ли я не прийти? - так же тихо ответила ему Мила.
        - Я скучал...
        - И я тоже...
        Алеше было трудно говорить, взор его временами туманился, но им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Так она и просидела рядом с ним, держа его за руки, пока он снова не забылся, но уже не тяжелым беспамятством, а спокойным сном дающим отдых душе и телу и способствующим выздоровлению.
        Наутро, когда делавший операцию его императорскому высочеству хирург Гюбюнет зашел проведать своего высокопоставленного пациента, он застал там удивительную картину. Славящаяся своей строгостью сестра Валеева сидела подле Алексея Михайловича и кормила его с ложечки крепким куриным бульоном. Пациенту, очевидно, было гораздо лучше, и он ел хоть и с трудом, но не без удовольствия. Пораженный этой картиной врач некоторое время пробыл в ступоре, но затем довольно покивал головой и махнул рукой, дескать, не буду вам мешать. Дождавшись конца кормежки, он осмотрел Алешу и нашел его состояние превосходным. Выйдя из палаты, он застал прелюбопытнейшую картину, которой впрочем, не придал значения. Старый матрос, как видно делал внушение молодому слуге, слушавшему того с немалым недоумением.
        - Архипыч, - не выдержав спросил старика мучимый любопытством Ванька, - а почто ты меня ночью за этой сестрой послал?
        - А что, худо получилось? - усмехнулся тот в ответ.
        - Да не худо, да только он ведь не ее звал?
        - Вот что я тебе скажу, тля худая, - нахмурился старик, - ежели ты когда, хоть словом, хоть взглядом обмолвишься при барышне, что он Кейку звал, так я тебе богом клянусь - не доживешь до моих седин!
        - Да как же...
        - Да никак!
        На третий день состояние Алеши настолько улучшилось, что к нему пустили приехавшего его навестить адмирала Иессена.
        - Лежите-лежите, голубчик, - воскликнул Карл Петрович, увидев, как заерзал его флаг-капитан.- Ох и напугали вы нас, ваше императорское высочество!
        - Чем закончился бой? - тихо, почти шепотом, спросил великий князь.
        - Как, - удивился командующий эскадрой, - вам ничего не сказали?
        - Увы, даже Ванька с Архипычем молчат.
        - Это им, верно, доктора запретили, - засмеялся Иессен.
        - Мне уже лучше и я вполне могу выдержать любые известия, даже самые ужасные.
        - Ну уж, совсем ужасных-то у меня и нет! Извольте, после вашего ранения, к нам на помощь подошли броненосцы ведомые "Цесаревичем" и прикрыли от японского огня. Того впрочем, тут же развернулся, чтобы ввести в бой артиллерию другого борта и эскадры еще раз разошлись контркурсами. Но вот ему то, поддержать "Хатцусе" не удалось. "Полтава" и "Николай" измочалили ее в хлам, а затем Коломейцев на "Буйном" вогнал ему в борт две торпеды.
        - Что с "Ослябей"?
        - Не волнуйтесь, ваш броненосец, хоть и с трудом, но доковылял до Дальнего. В Порт-Артур мы его тащить поостереглись.
        - Неужто в кораблях совсем потерь нет?
        - Ах, если бы, Алексей Михайлович! Увы, "Пересвет" дотащить не удалось. Впрочем, затонул он на мелководье, бог даст, после войны поднимем. "Севастополь" тоже до конца войны вряд ли в строй введем. Еще "Паллада" и считай что треть первого отряда миноносцев. Дорого нам эти транспорты обошлись.
        - Как же японцы не добили еще и нас?
        - Не поверите, когда "Россия" с "Дианой" подошли к месту сражения, противник, очевидно, решил что это чересчур и прервал бой.
        - Невероятно!
        - Иногда самому не верится.
        Разволновавшийся Алеша откинулся на подушки и, увидев это, Иессен чертыхнулся про себя.
        - Кажется я вас утомил, простите великодушно!
        - Ну что вы, Карл Петрович, отсутствие новостей было для меня сущей пыткой. Слуги молчат, Мила, кажется, ничего и не знает...
        - Мила?
        - Да, мадемуазель Валеева, мой ангел хранитель.
        - Что же, раз у вас есть свой персональный ангел, стало быть, я могу быть за вас совершенно спокоен. Честь имею, ваше императорское высочество.
        - Заходите еще, не забывайте меня.
        - Непременно, Алексей Михайлович, непременно.
        Едва адмирал вышел, в палате снова появилась девушка, о которой только что говорили. При взгляде на нее у Алеши на губах невольно появилась улыбка и та с искренней приязнью ответила на нее.
        - Как вы себя чувствуете?
        - Глядя на вас все лучше и лучше.
        - Вы снова смеетесь надо мной!
        - Ничуть.
        - Право, какой же вы насмешник, ваше императорское высочество.
        - Фу, как я не люблю это титулование! Ей богу, Людмила Сергеевна, зачем вы так меня зовете?
        - Но как же мне вас называть?
        - Да зовите просто - Алешей. Я прекрасно знаю, что меня так все зовут за глаза, включая слуг.
        - Хорошо, но если вы будете в ответ звать меня Милой!
        - Клянусь, не назвать вас никак иначе!
        - Вы опять?
        - Да нет же! Ну, разве что чуть-чуть... Лучше расскажите мне, где вы были?
        - В палатах тяжелораненых. Все, а в особенности простые матросы очень интересуются вашим здоровьем и искренне обрадовались, узнав, что вам лучше.
        - Так уж и обрадовались?
        - Представьте себе, Алексе... Алеша, и даже говорят, что если с вами что-то случится, то Россия непременно проиграет эту несчастную войну.
        - Бог мой, какой вздор!
        - Вы думаете это вздор? Не знаю, но мне почему-то кажется, что они правы и пока вы живы все будет хорошо.
        - Ах, Мила, - вздохнул великий князь, - да разве же можно представить себе, чтобы великая Россия проиграла войну, да еще и Японии? Нет, мы, конечно, долго раскачиваемся и совершаем много глупостей в начале каждой войны, но потом находим в себе силы организоваться и побеждаем. Такой уж мы народ. И именно потому совершенно невозможна ситуация, чтобы все зависело от одного человека, будь он хоть трижды великим князем или даже самим... ну, право, что за ребячество?
        КОНЕЦ.
        Р.S. Возможно, уважаемые читатели заметили, что последние эпизоды идут очень туго. Не думал, что будет так трудно заканчивать первую (?) книгу. Есть мысль, что сражение у Дальнего надо довести до логического конца, а не вкладывать сжатое перечисление событий в рассказ Иессена. Но пока, сил нет :)). Немного позже возьмусь за вычитку и попытаюсь причесать книгу, чтобы можно было отправить в издательство (а вдруг возьмут?) Скорее всего подправлю некоторые эпизоды и сокращу количество заклепок (в сноски?)
        Ну и к Новому году (а может и раньше) обещаю читателям подарок:)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к